«Годуновы. Исчезнувший род»

1235

Описание

Годуновы – известный русский дворянский род, прекративший свое существование три столетия назад. Представители этого рода были царями, дворянами, дьяками, входили в Боярскую думу, возглавляли основные полки во время военных походов. По мнению известного историка-исследователя С. Б. Веселовского, Годуновы отличались «совершенно исключительной сплоченностью и верностью старым боярским традициям» и сумели «сохранить на протяжении трех веков родовую дисциплину». Существует множество связанных с этой династией мифов, и по сей день будоражащих исследователей и интересующихся историей страны людей. С абсолютной уверенностью можно сказать, что Годуновы занимают в русском национальном сознании особое место.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Годуновы. Исчезнувший род (fb2) - Годуновы. Исчезнувший род (Династии) 682K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Екатерина Левкина

Екатерина Левкина Годуновы. Исчезнувший род

Происхождение рода Годуновых

Род Годуновых, согласно старинным преданиям, происходит от татарского мурзы Чета. В конце XIII в. он выехал из Орды на службу к русским князьям, правившим в Костроме. Вероятно, это были сыновья великого князя Дмитрия Александровича, Александр или Иван. Легенда гласит, что, уже подъезжая к Костроме, мурза тяжело заболел и потому вынужден был остановиться на отдых на берегу Волги, где ему во сне явилась Пресвятая Богородица в сопровождении апостола Филиппа и священномученика Ипатия Гангрского.

Под впечатлением от этого чудесного сновидения Чет крестился с именем Захарий и построил в этом месте каменный храм Святой Живоначальной Троицы, к которому стали относиться еще и приделы апостола Филиппа и священномученика Ипатия. Таким образом, был основан монастырь, ныне известный как Свято-Троицкий Ипатьевский, навечно связанный в отечественной истории с другим известным родом – Романовыми. Впоследствии и сам Захарий, и все грядущие поколения его потомков нашли здесь свое последнее пристанище, и Ипатьевский монастырь стал фамильной усыпальницей Годуновых. Данным обстоятельством объясняются и более поздние вклады представителей рода Годуновых (например, Якова Афанасьевича в 1594 г., Ивана Ивановича в 1603 г.) в этот монастырь.

В русских летописях тех времен сведений о Чете не найдено, но под 1304 г. записано, что в Костроме было восстание против местных бояр, во время которого был убит боярин Александр Захарьевич по прозвищу Зерно. По родословной Годуновых он считается сыном Чета-Захария.

Официальные поколенные росписи нового времени ведут родословную бояр и дворян Годуновых от внука Захария Дмитрия Александровича по прозванию Зерно. После возвышения с 1328 г. Московского княжества при Иване Калите и переноса столицы Северо-Восточной Руси в Москву костромской боярин Дмитрий Зерно, сын Александра, со своими сыновьями, Иваном Красным, Константином по прозвищу Шея и Дмитрием, перебрался в столичный город. В Москве все они получили боярские чины уже при тамошнем великокняжеском дворе. А Константин Шея стал настолько близок Василию I, что подписал его духовную грамоту. Правда, детей Константину бог не дал, и род пошел от сыновей Ивана Красного – Федора Сабура и Ивана Годуна. Первый стал родоначальником старшей ветви – Сабуровых, потомки второго от брака с некой Агриппиной (в иночестве Александра, похоронена в Ипатьевском монастыре) стали именоваться Годуновыми.

Однако не все историки считают, что Годуновы – потомки татарского мурзы. Известный исследователь С. Б. Веселовский опровергал легенду о Чете, полагая, что монахи Ипатьевского монастыря выдумали ее для того, чтобы доказать княжеское происхождение своих покровителей – Годуновых. В действительности же Захарий являлся одним из представителей боярства, появившегося в Костроме еще при великом князе Василии Ярославиче (правил в Костроме с 1247 по 1276 г.).

Веселовский отмечал хронологическую несообразность легенды о выезде и крещении Чета. Так, в некоторых родословцах выезд мурзы происходил при Иване Калите и митрополите Петре, в других – при митрополите Феогносте и с благословения Петра. При этом известно, что Петр скончался в 1325 г., а Феогност стал митрополитом в 1328 г. Вероятно, эти персоналии упоминались в летописи лишь с целью украсить ее страницы своими именами, но если даже не брать во внимание эти временные нестыковки, получается, что если Чет действительно существовал, то в 1330 г. его не было уже в живых.

В продолжение своих рассуждений Веселовский приводит хронологию жизни поколений рода Захария, начиная с его пра внука Константина Шеи. Когда в 1406 г. Константин подписывал духовную грамоту великого князя Василия Дмитриевича, он был уже в преклонном возрасте и вскоре после этого умер. Немного позже Константина Шеи жил его племянник боярин Федор Сабур, старший праправнук Захария, в 1380 г. упомянутый на Куликовом поле как храбрый воин в полку Ивана Квашни. Получается, что Дмитрий Александрович Зерно жил примерно во второй и третьей четвертях XIV в., а его дед Захарий (Чет) – во второй половине XIII в. Но такие ранние выезды из Орды на Русь малоправдоподобны, по мнению историков. Дело в том, что в Орде власть в конце века упрочилась, и в 1299–1313 гг. при хане Тохте, а с 1313 г. при его племяннике Узбеке наблюдался период полного расцвета Золотой Орды, а «великая замятня» началась только после смерти Узбека (1340). Таким образом, полагает Веселовский, легенда о выезде Чета не выдерживает самой снисходительной критики ни с хронологической, ни с генеалогической, ни с общеисторической точки зрения.

При этом Веселовский считает вполне возможным то, что Александр Зерно являлся сыном Захария (Чета) и отцом Дмитрия Зерна, с которого Государев родословец начинает род Сабуровых-Годуновых. Вот как он это аргументирует.

Бархатная книга начинает род Сабуровых-Годуновых с Дмитрия Зерна, без указания его отчества. Некоторые частные родословцы начинают род с Захария и говорят о наличии у него сына Александра и внука Дмитрия Зерна. О том, что Захарий и Александр существовали, свидетельствует также монастырские синодики. В синодике Ростовского Успенского собора род Годуновых записан так: Захарий, Александр, Дмитрий (Зерно), Иван, Константин (Шея), Дмитрий, Федор (Сабур), Данило (Подольский), Иван (Годун), Григорий (Иванович Годунов) и т. д.

Далее известно, что Дмитрий Иванович Годунов в третьей четверти XVI в. построил в Ипатьевом монастыре каменную усыпальницу, гробы в которой укрывались покровами с вышитыми надписями. В переписных книгах монастыря есть информация о почти четырех десятках покровов – от относящихся к Захарию и Александру и до тех, кто жил на протяжении трех последующих веков. Записи эти не вызывают никаких сомнений, ибо к таким вещам, как запись в синодики на вечное поминание, относились чрезвычайно серьезно, и о выдумывании несуществующих имен и речи быть не могло.

Выше уже приводились доказательства того, что жизнь Захария, Александра и Дмитрия можно по времени отнести приблизительно к середине XIII в. – третьей четверти XIV в. Это заставляет задуматься об одном моменте в летописях костромской жизни. В начале XIV в. в связи с борьбой князя Михаила Ярославича Тверского и князя Юрия Даниловича Московского за великое княжение во многих городах имели место столкновения сторонников и противников споривших в Орде князей. Князь Михаил послал в Великий Новгород своих наместников, но там их не приняли и заключили перемирие до возвращения князей из Орды и решения их спора ханом. В Нижнем Новгороде ситуация приняла критический оборот: вечники восстали против бояр покойного великого князя Андрея Александровича и перебили их, за что князь Михаил, возвратившись из Орды, отомстил мятежникам. Тверской боярин Акинф Великий с тверской ратью пытался занять Переяславль и захватить находившегося там князя Ивана Даниловича, но был убит в битве, а тверская рать бежала. Тогда же Кострому заняли бояре князя Михаила, и здесь против них восстали местные вечники.

Показания летописей о последнем происшествии довольно неясны, и текст повествования во многих списках исковеркан переписчиками. Правильное толкование дано в Симеоновской и Ермолинской лето писях. В Симеоновской сказано: «Того же лета бысть вечье на Костроме на бояр на Давида Явидовичя да на Жеребца и на иных. Тогда же и Зерня убили Александра». В Ермолинской летописи это же сообщение заканчивается словами: «…и убиша тогда Зерна Александра». В Никоновской, Воскресенской и Львовской летописях приведен испорченный текст: «…и убиша тогда Зерна и Александра». В Новгородской IV летописи присутствуют вставки, сделанные для прославления рода Квашниных. Под 1335 г. можно найти известие о том, что великий князь Иван Калита пошел ратью через Торжок на Литовскую землю и послал Родиона Нестеровича (отца Ивана Квашни) «и с ним Александра Зерна». Не столь важно, что эти сведения сомнительны, главное, что летописец вообще знал об Александре Зерне.

По мнению историка А. Е. Преснякова, Давид и Жеребец были великокняжескими боярами, но все же неясно, можно ли к ним причислить Александра Зерно. В списках всех летописей об убийстве Александра говорится как о событии хотя не отделимом от мятежа вечников против Давида и Жеребца, но особом: вечники восстали против Давида и иных бояр, и тогда же был убит Александр Зерно. То есть летописец, несомненно, хотел отделить смерть Александра от участи других бояр.

Веселовский полагает, что исследование землевладения Сабуровых и Годуновых помогает уяснить разбираемые свидетельства летописей. Получается, что Александр Зерно, равно как и его потомки, относился к роду очень крупных костромских вотчинников. Мятеж вечников был направлен против великокняжеских бояр, перешедших на сторону тверского князя Михаила Ярославича. Непонятно только, за что был убит Александр Зерно – или он был сторонником князя Михаила, или пытался вести политику компромисса. При этом летописи не позволяют причислить его к сторонникам московского князя.

Вследствие всех этих выводов вполне возможным, по мнению Веселовского, представляется считать боярина из Костромы Александра Зерна, убитого в 1304 г. вечниками, сыном Захария и отцом Дмитрия Зерна. На это указывает, с одной стороны, неоспоримый факт существования лиц, от которых пошли фамилии Сабуровых, Годуновых и Вельяминовых (Захарий, Александр, Дмитрий), владевших с XIV в., или даже раньше, большими вотчинами в Костроме, сохраненными ими частью даже в XVII в. С другой стороны, об этом же говорят одинаковые прозвища Александра и Дмитрия – Зерно. И наконец, это предположение, как считает Веселовский, более убедительно с хронологической точки зрения и представляется более естественным, нежели предположение о выезде из Орды татарского мурзы Чета в 1330 г.

Опровергая легенду о выезде Чета, Веселовский считает единственным достойным внимания сведением, которое из нее можно почерпнуть, – указание на время «выезда» Дмитрия Зерна. Известно, что в 1328 г. Иван Калита вернулся из Орды с ярлыком на половину великого княжения – Кострому и Великий Новгород. Другая половину княжения – Владимир и Поволжье – досталась князю Александру Васильевичу Суздальскому. Когда Суздальский в 1332 г. скончался, Калита стал обладателем всего великого княжения, и к этому времени (1328–1332) относится приезд в Москву на службу многих великокняжеских бояр.

Когда Иван Калита стал великим князем, местным боярам, и костромским в том числе, необходимо было определить свое отношение к нему. И доподлинно известно, что эти моменты присоединения княжеств к Москве протекали для местных землевладельцев отнюдь не безболезненно. Те, кто медлил с решением или отказывался поступать на службу к новому государю, мог даже лишиться вотчины. Когда к Москве была присоединена половина Ростова, это сопровождалось применением силы и разорением многих местных вотчинников. В более легкой форме то же было проделано и с ярославскими вотчинниками, когда в 1463 г. к Москве было присоединено Ярославское княжество. Однако, помимо возможного насильственного присоединения, сам факт утверждения за Иваном Калитой великокняжеской власти должен был, как всякий успех, привлекать к нему людей. Ведь годы спустя Калита лишил многих тверских князей возможности рассчитывать на великое княжение, и большое количество тверских бояр тогда выехало служить в Москву. Следовательно, разумно предположить, что и Дмитрий Зерно после 1328 г. стал задумываться о выезде в Москву и около 1330 г., как и гласит легенда, отправился служить к московскому великому князю.

Количество земель, которыми владели потомки Захария в Костроме позволяет говорить о том, что его род был исконным многовотчинным костромским родом, которому в лице Годуновых удалось сохранить часть своих вотчин на протяжении более 350 лет. Большинство владений находилось в лучших частях Костромского уезда, в станах, прилегающих к городу Костроме, и ниже по Волге, преимущественно на левом берегу.

Костромское происхождение рода Сабуровых-Годуновых, по мнению Веселовского, можно считать несомненным. Историк считает, что легенду о мурзе Чете могли выдумать сами Годуновы или Сабуровы. В те времена родовитые люди нередко приписывали себе в предки знатных иноземцев. Правда, не до конца ясно, зачем такая выдумка понадобилась и без того знатным и богатым Сабуровым и Годуновым.

Понятно, что наиболее небывалые и красочные легенды о выездах сочиняли не старые, всем и каждому известные роды, которым такие легенды в общем-то ничего не прибавляли к их признанной славе, а рядовые роды, особенно те, которым посчастливилось подняться в верхние слои служилого класса и приходилось сталкиваться с именитыми людьми, смотревшими на них свысока как на безродных. В подобном положении оказался в ряду старых монастырей Ипатьевский монастырь, стремительно разбогатевший в последней четверти XVI в. благодаря вкладам Годуновых, царицы Ирины и царя Федора. Тогда-то, считает Веселовский, и была сочинена легенда о знатном Чете, о его болезни, чудесном сновидении, о его исцелении, крещении и об основании в ознаменование этого чуда монастыря. Да, Чет не был ни почитаемым святым, ни русским князем, но в чем-то это было даже лучше и того и другого. Ведь мурза являлся родоначальником Годуновых, предком царя Бориса и царицы Ирины, которые своей щедростью создали самый крупный монастырь с добротнейшей крепостью.

С. Б. Веселовский полагал, что Ипатьевский монастырь поначалу был вотчинным. Исходя из того, что в нем были погребены Захарий и его сын Александр Зерно, который был убит в 1304 г., монастырь был основан в конце XIII в. (а не в 1330 г., как гласит легенда), вероятно, на вотчинной земле Захария. Ко времени обогащения монастыря благодаря вкладам Годуновых относится возникновение в монастырской среде легенды о знатном татарском выходце Чете. В связи с могуществом рода Годуновых и восшествием на престол Бориса эта легенда возмещала отсутствие привычного для истории всякого монастыря святого подвижника, основателя, и объясняла всем причины почитания таких малопопулярных святых, как Ипатий Гангрский и апостол Филипп.

Таким образом, Веселовский в противовес легенде о происхождении Годуновых от татарского мурзы Чета, выдвинул мнение, что род Годуновых был исконным костромским родом, перешедшим на службу в Москву в 30-х годах XIV в., во время правления Ивана Калиты. Сначала на службу в столице поступил Дмитрий Александрович Зерно, с которого пошел род Сабуровых-Годуновых. Он и его ближайшие потомки заняли в боярской среде очень высокое положение. Велика вероятность того, что и сам Дмитрий, и его сыновья, и двое из четырех внуков были боярами.

Свято-Троицкий Ипатьевский монастырь

Свято-Троицкий Ипатьевский монастырь занимает особое место среди всех монастырей нашей страны. Он по праву считается одним из древнейших в России, поскольку его стены помнят и период «собирания» Руси в XIV–XV веках, и времена Великой Смуты, грозившей уничтожением российской государственности, и начало трехсотлетнего царствования династии Романовых.

Монастырь расположен в одном из самых живописных уголков страны. Место, где река Кострома впадает в Волгу, костромичи испокон веков называли стрелкой, а с возведением здесь монастыря оно получило название Ипатьевский мыс. Монастырь был окружен высокими дубовыми стенами, в центре двора возвышался храм, освященный во имя Живоначальной Троицы, а вокруг находились деревянные жилые и хозяйственные постройки.

Основатель Ипатьевской обители, татарский мурза Чет, после крещения Захарий, и его потомки – род Годуновых – стали попечителями монастыря. Их стараниями к концу XVI века монастырь приобрел особую значимость в политической и духовной жизни средневековой Руси. Современники называли обитель «Преименитой лаврой», а игумену Иакову (настоятелю монастыря) в 1599 году был пожалован сан архимандрита, что говорило об особой церковной и государственной значимости обители.

В XVI в. благодаря Годуновым монастырь начали отстраивать из камня. Деревянный Троицкий собор был заменен каменным, с приделами во имя апостола Филиппа и священномученика Ипатия Гангрского. В 1564 году было завершено строительство зимней церкви Рождества Пресвятой Богородицы с приделом святителя Иоанна Златоуста. Над святыми вратами в 1595–1597 годах возводится храм, посвященный священномученикам Феодору Стратилату и Ирине – небесным покровителям царя Федора Ивановича и его супруги царицы Ирины Федоровны Годуновой. В это же время строятся каменные звонницы и кельи.

Многие из рода Годуновых принимали иноческий постриг, некоторые потомки Захария доживали свой век в Ипатьевском монастыре. Все они желали быть похороненными в родовом монастыре. Существовало три годуновских усыпальницы – «гробовые палаты». Внутри висели древние родовые образа в драгоценных ризах, перед ними всегда горели лампады, а на надгробных плитах лежали расшитые золотом, серебром и жемчугом покрова. На протяжении долгих столетий звучали здесь молитвы монастырской братии, которым суждено было прерваться лишь в 1919 году, когда монастырь был закрыт, а его послушники разделили трагическую судьбу всего русского монашества.

До наших дней в подклете западной галереи Троицкого собора сохранилось только три надгробные плиты с погребений из годуновских усыпальниц: Никиты Васильевича (ум. 1560), Василия Осиповича (ум. 1622) и младенца Тимофея Дмитриевича (ум. 1575) Годуновых.

Годуновы, и главным образом Дмитрий Иванович Годунов, заложили в монастыре традицию бесценного собрания древностей. Дмитрий Иванович Годунов – родной дядя и воспитатель царицы Ирины Федоровны и царя Бориса Федоровича Годуновых, опричник и постельничий царя Ивана Грозного, наместник в Великом Новгороде при царе Федоре Ивановиче, конюший при царе Борисе Годунове. С его именем связана значительная часть вкладов «годуновского данья» в Ипатьевский монастырь. Дмитрий Иванович, вне всякого сомнения, был человеком тончайшего художественного вкуса, являлся знатоком и ценителем прекрасного.

Удивительным совершенством композиций и изумительной цветовой гармонией отличаются произведения, созданные в мастерских при его доме и лучшими иконописцами, ювелирами, мастерами книжных лицевых миниатюр и писцов-книжников Московского Кремля.

До нынешних времен дошли потрясающие, выполненные в редчайшей технике золотой наводки на меди, храмовые двери от первого каменного «годуновского» Троицкого собора. Они были изготовлены в конце XVI века по заказу Дмитрия Годунова в мастерских Московского Кремля, и заказ этот не был случайным. Дмитрий Иванович приказал использовать для него в качестве образца двери царского Благовещенского собора Московского Кремля, чем еще раз обозначил особый статус Троицкого собора как царского храма. Все остальные вклады Дмитрия Ивановича в Троицкий собор – золотой оклад на храмовый образ Пресвятой Троицы, золотой комплект богослужебных сосудов и другие – подчеркивали его намерения максимального возвышения древней родовой обители.

На особом месте среди даров Дмитрия Ивановича Годунова находятся книжные вклады. Украшенные драгоценными окладами, разнообразными лицевыми миниатюрами и изящнейшими орнаментами напрестольные Евангелия, Псалтыри, Служебники были изготовлены лучшими московскими мастерами. К примеру, напрестольное Евангелие 1605 года украшает драгоценный оклад, где на серебряных дробницах выгравированы изображения небесных покровителей семьи Годуновых, а внутри самой книги написано более ста лицевых миниатюр, лучшими кремлевскими иконописцами и орнаменталистами исполнены многочисленные заставки и буквицы. Во вкладной записи на серебряной дробнице Дмитрий Годунов сам обращается к Господу с молитвой о здоровье своем и жены, о вечной памяти умерших и погребенных в Ипатьевском монастыре родителей. Это Евангелие – последний вклад Дмитрия Ивановича, поскольку в 1605 году, после смерти царя Бориса Федоровича, Годуновы были отстранены от управления государством, многих из представителей рода отправили в ссылку. Дмитрий Иванович завершает свой жизненный путь в ссылке в городе Свияжске в 1606 году. Перед смертью он принял монашеский постриг с именем Дионисий. После смерти, согласно завещанию, тело инока Дионисия было перевезено в Ипатьевский монастырь и погребено в усыпальнице рядом с покоившимися там родственниками.

Смутное время пошатнуло благоденствие Ипатьевского монастыря – впрочем, как и всей России. Восстание в Костроме, последовавшая за ним осада монастыря, его взятие и уничтожение сторонников Лжедмитрия II… это было невероятно сложное время. После этого для Ипатьевского монастыря на несколько лет наступил период покоя от политических баталий.

Но уже в 1613 году Ипатьевская обитель вновь заняла одно из ведущих мест в отечественной истории. Земским собором был избран на русский царский престол Михаил Федорович Романов, сын пострадавших от годуновского гнева боярина Федора и боярыни Ксении Романовых. С восшествием на престол нового государя завершилась многолетняя Смута и начался новый период в истории нашей страны.

Ипатьевский монастырь всегда особо почитался царской династией. Экономическое положение обители укреплялось многочисленными жалованными царскими грамотами. В Троицкий собор из Московского Кремля в знак особой царской милости было прислано Царское место. Также из Московского Кремля государь передал в Ипатьевский монастырь сохранившийся до наших дней Тихвинский образ Божией Матери. Почти четыреста лет он считается одной из главных святынь Ипатьевского монастыря. В 1626 году, по велению патриарха всея Руси Филарета, в монастырь привезли ковчег с частью Ризы Господней.

Последние два вклада особо почитались не только в самом монастыре, но и во всей Костроме. Любовь костромичей к Тихвинской иконе Божией Матери была так велика, что во время главного Крестного хода, совершающегося и поныне, в день летнего почитания чудотворной Федоровской иконы Божией Матери (29 августа по новому стилю), Тихвинский образ выносили из монастыря и вслед за Федоровским образом проносили по всему городу.

«Романовский» период в истории архитектурного ансамбля монастыря ознаменован значительными работами по ремонту и перестройке «годуновского строения». Надстраиваются крепостные стены и башни, территория монастыря увеличивается почти вдвое (за счет присоединения к Старому городу земельного участка, названного Новым городом), перестраиваются настоятельский и казначейский корпуса. Одним из самых красивых сооружений Нового города стала Зеленая надвратная башня, расположенная в центре западной крепостной стены. Она была возведена в ознаменование того, что Михаил Федорович «сим местом изшел на царство Московское».

К сожалению, первому каменному «годуновскому» Троицкому собору не суждено было дожить до наших дней. Официальной причиной его разрушения считается несчастный случай, вызванный ураганным вихрем, разрушившим купола и верхнюю часть стен собора. В 1652 году по разрешению царя Алексея Михайловича на месте старого был возведен новый Троицкий собор, росписи которого являют собой вершину русской монументальной духовной живописи XVII века.

С начала XVIII века, вследствие реформ Петра I, хозяйство Ипатьевской обители постепенно пришло в упадок. Однако в 1744 году по решению Святейшего синода была учреждена Костромская епархия, и архиерейская резиденция разместилась в Ипатьевском монастыре, а Троицкий собор получил статус кафедрального. Таким образом, древняя обитель стала административным центром Костромской епархии, и в истории Ипатьевского монастыря начался новый период.

В монастыре возобновились ремонтно-восстановительные и строительные работы. В 1760–1762 гг. на месте сильно обветшавшей церкви Рождества Богородицы был возведен новый храм, а в подклете южной галереи Троицкого собора устроена «погребальная церковь во имя Лазарева Воскресения», которая впоследствии стала усыпальницей для почивших костромских архипастырей. В 1766 году, в преддверии визита императрицы Екатерины II, в северной стене Старого города были устроены новые ворота, получившие название Северных или Екатерининских.

В 1800–1811 гг. в монастыре разбивается Архиерейский сад. Через десять лет был расширен Архиерейский корпус, в несколько диссонирующем с древней монастырской архитектурой XVI–XVII вв. стиле классицизма оформляются его каменный третий этаж и восточный фасад.

Во второй четверти XIX века государь вновь посетил Ипатьевскую обитель и распорядился о реконструкции всех поврежденных зданий и о придании обители статуса «колыбели» царской семьи. С этого знаменательного во всех отношениях императорского визита представители династии Романовых стали постоянно бывать в Ипатьевском монастыре.

В 1913 году Кострома и Ипатьевский монастырь явились центром празднования 300-летнего юбилея Царственного Дома Романовых. Все семейство во главе с императором Николаем II, императрицей Марией Федоровной, наследником цесаревичем Алексеем, великими княжнами Ольгой, Татьяной, Марией и Анастасией, многочисленными родственниками – великими князьями и княгинями прибыло на празднование в Кострому. Древняя Ипатьевская обитель предстала перед собравшимися гостями во всем своем великолепии.

Но уже в 1919 году Ипатьевский монастырь был закрыт: наступил страшный богоборческий период. Большая часть монастырской ризницы была вывезена в Москву, остальное – отправлено на хранение в Костромской краеведческий музей. В монастыре разместили детский приют, военные казармы, стадион, танцплощадку, общежития для костромских текстильщиков.

В начале 1930-х годов был уничтожен храм Рождества Пресвятой Богородицы. Однако милостью Божией Ипатьевскую обитель миновала страшная участь полного разрушения.

В 1958 году советское правительство присвоило вконец обветшавшему монастырю статус музея-заповедника, было решено начать его восстановление, на которое ушло более 20 лет.

В 1991 году была зарегистрирована Свято-Троицкая Ипатьевская монашеская община, а в 1993 году в пользование монашеской общины была передана территория Нового города.

В 2002 году полностью сгорел главный экспонат музея деревянного зодчества внутри Нового города – церковь Спаса Преображения 1628 года постройки, привезенная из села Спас-Вежи.

С 2004 года в стенах Ипатьевского монастыря был возрожден Церковный историко-археологический музей Костромской епархии.

Ныне Свято-Троицкий Ипатьевский монастырь является поистине уникальным объектом культурного наследия нашей страны, пережившим несколько смен политического режима, войны, упадок и расцвет, и, конечно, просто одним из красивейших монастырей России.

Возвышение рода Годуновых

Возвышение всего рода Годуновых началось после того, как Соломония Сабурова, дочь Юрия Сабурова, стала женой великого князя Василия III. Это произошло в 1505 году. После этого Сабуровы, ближайшие родственники Соломонии, получили боярские чины, а Годуновых стали назначать воеводами главных полков во время военных походов Василия III. Они прекрасно проявляли себя в ведении военных действий, их успехи, зафиксированные в Разрядных книгах, в дальнейшем помогли Борису Годунову выйти победителем из нескольких местнических споров с представителями титулованной знати и занять довольно высокое место при дворе Ивана IV.

В середине XVI в. Годуновы представляли собой уже более многочисленный и разветвленный род: в третьем колене от Ивана Годуна уже насчитывалось 16 человек. Среди известных представителей можно назвать Ивана Ивановича Черемного, родного дяди Бориса Годунова, который в 1551 г. являлся одним из воевод Смоленска, считавшегося в то время одним из крупнейших городов и важным стратегическим пунктом. Также одним из воевод Смоленска был Михаил Васильевич Толстый, участвовавший в Полоцком походе 1563 г. и значившийся на Земском соборе 1566 г. как дворянин 1-й статьи. Примерно в 1561 г. Григорий Васильевич Годунов, известный как высоконравственный, набожный и хорошо образованный человек, был назначен дядькой царевича Федора, которому Григорий позднее, видимо, сосватал сестру Бориса Годунова Ирину.

Также добился успехов на службе при царском дворе еще один дядя Бориса Годунова, Дмитрий Иванович. Поначалу он входил во двор Юрия, брата царя, но после его смерти в 1564 г. попал в состав царского двора. В 1567 г. Дмитрий Иванович получил должность постельничего, благодаря которой он все время рядом находился с царем Иваном Грозным. Тогда же Дмитрий взял к себе на службу на должность стряпчего осиротевшего племянника Бориса, которому было в то время 15 лет. Очевидно, проворный молодой человек, помогавший одеваться и подносивший одежду, понравился царю Ивану, и он стал назначать его во время военных походов на должность рынды. В 70-е годы XVI в. Борису вместе с родственниками удалось выиграть местническую тяжбу с князем Ф. В. Сицким, с его родственником князем И. В. Сицким, князем П. И. Хворостиным, окольничим В. И. Умным-Колычевым, Р. Д. Бутурлиным, окольничим В. Ф. Воронцовым и другими представителями знати. Благодаря этому Годуновы основательно продвинулись по иерархической лестнице.

В 1573 г. окольничество было пожаловано Дмитрию Ивановичу Годунову и Степану Васильевичу Годунову, троюродному брату будущего царя Бориса, неоднократно участвовавшему в Ливонских походах. В 1577 г. Дмитрий Иванович стал боярином, Борис получил чин кравчего. Теперь его обязанностью было подавать государю напитки во время обеда. Возможно, это возвышение было связано с женитьбой Федора на Ирине Годуновой. В источниках дата этого события не зафиксирована.

В последний период правления Ивана Грозного продолжалась успешная служба представителей Годуновых. В 1580 г. Борис Федорович получил чин боярина. Степан Васильевич начал заниматься дипломатическими делами, а его брат Иван принимал участие в успешной обороне Пскова от Стефана Батория и за это получил чин окольничего. Годуновы неоднократно приглашались на царские свадьбы, исполняя почетные должности. Например, Дмитрий Иванович часто бывал боярином за столом, Борис – дружкой, остальные родственники – поезжанами, свечниками, каравайниками и т. д.

1584 год – год восшествия на престол Федора Ивановича – вознес всех Годуновых на небывалую высоту. Пятеро представителей рода становятся членами Боярской думы, а во время военных походов возглавляют главные полки: Борис Федорович – Большой, Степан Васильевич – Передовой, Иван Васильевич – Правой руки, Яков Михайлович – Разведывательный. Ситуацию в столице во время военных походов контролировали Дмитрий Иванович и Григорий Васильевич. Таким образом, царские родственники держали в своих руках все нити по управлению страной и обеспечивать успех царствованию Федора Ивановича.

Особому возвышению и выдвижению Годуновых, вне всякого сомнения, способствовали брак Бориса Федоровича и дочери всесильного и ужасного Малюты Скуратова, Марии, и женитьба Федора Ивановича на сестре Бориса, Ирине. В частности, Борис Годунов, безусловно, своей головокружительной карьерой, довольно быстрому восхождению от малоприметного царского телохранителя до звания боярина и чина конюшего, наместника Казанского и Астраханского, а после и до самых заоблачных высот – царского трона обязан именно этим двум событиям. Понятно, что эти же самые обстоятельства спасли Годуновых, державшихся в то время в тени, в тяжкие годы опричнины. Надо принять во внимание также и участие самих представителей этой семьи в этом ужасном, но вместе с тем уникальном явлении.

Самой вершины иерархической лестницы – российского престола – Годуновы в лице Бориса достигли только к 1598 году, хотя фактически Борис правил страной уже с 1585 года. И чем все это закончилось, сколь стремительным было потом падение Годуновых и насколько разрушительными были последствия этого падения для всей Руси и нескольких последующих лет отечественной истории, хорошо известно всем и каждому.

Ирина Федоровна Годунова

Царица Ирина Федоровна Годунова – сестра Бориса Годунова и супруга царя Федора Ивановича.

Неизвестно, где и в каком году родилась Ирина. Ее взяли в царские палаты в возрасте семи лет, там она и воспитывалась до брака. Скорее всего, во дворец Ирина попала в 1571 году, когда ее дядя Дмитрий Иванович был пожалован в думу в чине постельничего. В царских покоях Ирина воспитывалась вместе со своим братом Борисом, находившимся «при его царьских пресветлых очах всегда безотступно по тому же не в совершенном возрасте, и от премудрого его царьского разума царственным чином и достоянию навык».

В 1575 году Ирина выходит замуж за царевича Федора Ивановича, а Борис достаточно рано (в 28 лет), получает боярство (за 10 лет до этого он женился на дочери Малюты Скуратова). Брак Ирины с Федором был заключен по воле Ивана Грозного и, разумеется, послужил новым этапом возвышения Годунова, ведь влияние Бориса на царевича Федора зиждилось на любви последнего к Ирине. Свадьбе также способствовал дядя Дмитрий Иванович Годунов.

Ирина ухаживала за находящимся при смерти Иваном IV и делала все для того, чтобы Годунов не впал в глазах умирающего государя в немилость, несмотря на то, что бояре старались очернить Бориса. Интересно, однако, что Ирина Мстиславская, которая назначалась по завещанию Ивана Грозного женой царя Федора в случае отсутствия у них с Годуновой детей, в результате интриг Бориса похищена из дома отца и насильно пострижена в монахини.

В 1584 году Иван умер, и на престол взошел муж Ирины, Федор. Ирина стала царицей. К несчастью, она так и не смогла подарить Федору наследника. Их единственный ребенок, дочь Феодосия, родилась 29 мая 1592 года и умерла младенцем.

В общественно-политической жизни государства Ирина всегда была значимой фигурой. Она сильно отличалась от привычного образа царицы, проводившей почти все время в тереме. Напротив, Ирина участвовала в заседаниях Боярской думы и принимала иностранных послов.

Исследователи обнаружили ряд документов, где наряду с подписью царя Федора возникает и имя Ирины. К тому же известно, что царица переписывалась с королевой Елизаветой Английской, которая называла ее «любезнейшею кровною сестрою», и александрийским патриархом. Ирина прилагала усилия для того, чтобы Русская православная церковь стала патриархатом. Она посылала патриарху всевозможные дорогие подарки, и в июле 1591 года он прислал царице дары в ответ – часть мощей Марии Магдалины («от руки перст») и «венец царской золот, с каменьем и с жемчюги».

В январе 1589 года в Москву прибыл константинопольский патриарх Иеремия. Он собирался учредить в России патриаршую кафедру и поставить на нее первого русского патриарха – Иова. Ирина приняла Иеремию в Золотой царицыной палате. До нас дошло описание этого события руки епископа Арсения Елассонского, который сопровождал патриарха в Россию: «Тихо поднялась царица с своего престола при виде патриархов и встретила их посреди палаты, смиренно прося благословения. Вселенский святитель, осенив ее молитвенно большим крестом, воззвал: „Радуйся благоверная и любезная в царицах Ирина, востока и запада и всея Руси, украшение северных стран и утверждение веры православной!“».

Затем московский патриарх, митрополиты, архиепископы, епископы и все присутствующие благословили Ирину и произнесли ей приветственные речи. Царица выступила с ответной речью. После этой «прекрасной и складной», по словам епископа Арсения, речи Ирина, отойдя немного, стала снова между своим мужем, царем Федором, и братом Борисом. Это был первый случай публичного выступления российских государынь, известный нам по письменным источникам. Гости были потрясены богатым нарядом царицы. Арсений писал, что будь у него даже десять языков – и тогда он не смог бы рассказать обо всех богатствах Ирины. «И все это видели мы собственными глазами. Малейшей части этого великолепия достаточно было бы для украшения десяти государей».

После обмена приветственными речами Дмитрий Иванович Годунов передал обоим патриархам дары от цaрицы – по серебряному кубку и «бархату черному», по «две камки», по «две объяри и по два атласа», по «сороку соболей и по 100 рублей денег». Вручая богатые подарки, он сказал патриарху: «Великий господин, святейший Иеремия цареградский и вселенский! Се тебе милостивое жалованье царское, да молишь усердно Господа за великую государыню царицу и великую княгиню Ирину и за многолетие великого государя и о их чадородии». Иеремия благословил правительницу и помолился о том, чтобы Бог дал ей дитя. Когда всем остальным участникам приема тоже были вручены подарки, Ирина, «печальная о своем неплодии», вновь обратилась к патриарху и сопровождавшим его священнослужителям с просьбой усерднее молиться о даровании ей и царству наследника. После чего государь Федор Иванович и царица проводили патриархов до дверей Золотой палаты и еще раз приняли от них благословение.

Большинство историков полагают, что царь Федор был не способен к государственной деятельности, по некоторым данным, это был человек слабый здоровьем и умом. Он находился под опекой сперва сове та вельмож, а затем своего шурина Бориса Годунова, который фактически стал соправителем государства. В начале 1585 года Борис Годунов направил нескольких доверенных лиц в столицу Австрии на тайные переговоры с венским двором. По словам историков, «не рассчитывая на то, что Ирина Годунова сохранит трон после смерти мужа, Борис тайно предложил Вене обсудить вопрос о заключении брака между нею и австрийским принцем и о последующем возведении принца на московский трон. Правитель не видел иных способов удержать власть. Но затеянное им сватовство завершилось неслыханным скандалом. Царь Федор выздоровел, а переговоры получили огласку». Это событие нанесло сильный удар по репутации Бориса, однако он смог выпутаться.

В том же году Борис вызывает из Англии акушерку для помощи сестре. «Еще 15 августа 1585 года Борис прислал к Горсею своего конюшего с запиской, в которой настоятельно просил, чтобы доктор прибыл, „запасшись всем нужным“». Через Горсея же Борис обратился к лучшим английским медикам с просьбой осмотреть царицу Ирину и предложить подходящее лечение. Государыня за все время своего замужества довольно часто бывала беременна, но всякий раз неудачно разрешалась от бремени. Горсей пообщался с лучшими врачами в Оксфорде, Кембридже и Лондоне. Королеве Елизавете сказали, что царица Ирина уже на пятом месяце беременности, и попросили поспешить с исполнением ее просьбы. И вот, в конце марта 1586 г., Горсей получил от Елизаветы письма к царю Федору и вместе с королевским медиком и повивальной бабкой отплыл в Россию. Акушерка была задержана в Вологде. Замысел Бориса раскрылся, и это принесло ему много неприятностей. Ему пришлось приложить немало усилий и даже прибегнуть к хитрости, чтобы не допустить обсуждения этих событий в Боярской думе. Противники Годунова были взбешены тем, что Борис обратился за помощью к «иноверцам» и «еретикам». Сама мысль о том, что «еретическая дохторица» может быть причастна к появлению на свет православного царевича, приводила их в неистовство.

Позиции Ирины (и следовательно, позиции ее брата при дворе) были весьма сильными, и это вызвало негодование и зависть бояр, которые видели в ней верную помощницу Бориса Годунова. Последние неудачи Бориса только усугубляли ситуацию, и бояре стремились использовать зыбкое положение Годунова, чтобы окончательно избавиться от него.

В 1587 году был организован боярский заговор против Ирины. Заговорщики во главе с Дионисием, московским митрополитом и князем Шуйским, хотели, чтобы царь Федор оставил Ирину, которая не в состоянии подарить ему наследника. Они явились во дворец и подали Федору прошение, «чтобы он, государь, чадородия ради второй брак принял, а первую свою царицу отпустил во иноческий чин». По словам историков, «прошение равнозначно было соборному приговору: его подписали регент князь Иван Шуйский и другие члены Боярской думы, митрополит Дионисий, епископы и вожди посада – гости и торговые люди. Чины требовали пострижения Ирины Годуновой, а следовательно, и удаления Бориса. Выступление земщины носило внушительный характер». Однако Федор оказался категорически от того, чтобы разойтись с Годуновой. Они принял решительные меры против сторонников заговора. 13 октября 1586 года митрополит Дионисий был лишен сана, пострижен в монахи и сослан в Хутынский монастырь в Новгороде, крутицкого архиепископа Варлаама Пушкина заточили в новгородский Антониев монастырь, Василий Шуйский сослан в Буйгород.

Русские писатели XVII в. старались не упоминать о бесплодии благочестивой Ирины Годуновой и угрозе развода. Однако и в их произведениях можно найти намеки на сложившуюся в те времена ситуацию. Московский дьяк Иван Тимофеев в весьма туманных выражениях повествует о том, что Борис силой постригал в монастырь знатных девиц – дочерей первых после царя бояр, потому что опасался, что в одной из них Федор найдет замену Ирине: «…яко да не понудится некими царь принята едину от них второбрачием в жену неплодства ради сестры его». Иван Тимофеев не назвал имен «неких» лиц, понуждавших Федора ко «второбрачию». Умолчал он и о том, существовала ли угроза «понуждения» царя к разводу или «некие» лица привели ее в исполнение.

7 января 1598 года государь Федор Иванович умер, не оставив после себя завещания. В ходе избирательной борьбы на Земском соборе выстраивались разнообразные версии относительно его последней воли. Официальная версия Годуновых, по утверждению историков, была такой: «Как значилось в утвержденной грамоте ранней редакции, Федор „учинил“ после себя на троне жену Ирину, а Борису „приказал“ царство и свою душу в придачу. Окончательная редакция той же грамоты гласила, что царь оставил „на государствах“ супругу, а патриарха Иова и Бориса Годунова назначил своими душеприказчиками. Наиболее достоверные источники повествуют, что патриарх тщетно напоминал Федору о необходимости назвать имя преемника. Царь по обыкновению отмалчивался и ссылался на волю Божью. Будущее жены его тревожило больше, чем будущее трона. По словам очевидцев, Федор наказал Ирине „принять иноческий образ“ и закончить жизнь в монастыре».

После смерти царя бояре, страшась бедствий междуцарствия, решили присягнуть Ирине, тем самым они одновременно собирались и помешать вступлению на трон Бориса Годунова. По словам историков, «преданный Борису Иов разослал по всем епархиям приказ целовать крест царице. Обнародованный в церквах пространный текст присяги вызвал общее недоумение. Подданных заставили принести клятву на верность патриарху Иову и православной вере, царице Ирине, правителю Борису и его детям. Под видом присяги церкви и царице правитель фактически потребовал присяги себе и своему наследнику (…) Испокон веку в православных церквах пели „многие лета царям и митрополитам“. Патриарх Иов не постеснялся нарушить традицию и ввел богослужение в честь вдовы Федора. Летописцы сочли такое новшество неслыханным. „Первое богомолие (было) за нее, государыню, – записал один из них, – а преж того ни за которых цариц и великих княгинь Бога не молили ни в охтеньях, ни в многолетье“. Иов старался утвердить взгляд на Ирину как на законную носительницу самодержавной власти. Но ревнители благочестия, и среди них дьяк Иван Тимофеев, заклеймили его старания как „бесстыдство“ и „нападение на святую церковь“».

Впрочем, самостоятельное правление царицы продлилось недолго. Уже через неделю после смерти мужа Ирина объявила о решении постричься. В день ее отречения в Кремле собралась толпа. Как стало известно позже из официальных источников, люди, преисполнившись верноподданническими чувствами, слезно просили царицу остаться на троне. Подобный настрой народа внушал беспокойство властям. Голландец Исаак Масса отмечал, что отречение Ирины носило вынужденный характер: «Простой народ, всегда в этой стране готовый к волнению, во множестве столпился около Кремля, шумел и вызывал царицу». «Дабы избежать великого несчастья и возмущения», Ирина вышла на крыльцо и объявила о намерении постричься. Австриец Михаил Шиль свидетельствует, что выступавший после сестры Борис в свою очередь заявил, что берет на себя управление государством, а князья и бояре будут ему помощниками.

На 9-й день после смерти Федора царица удалилась в Новодевичий монастырь и постриглась там, приняв имя инокини Александры. Таким образом она освободила брату дорогу к трону. «С погребения не ходя во свои царские хоромы, повеле себя <…> отвести простым обычаем в пречестный монастырь <…> еже зовется Новый девич монастырь», где ее постригли и нарекли «во иноцех имя ей Александра, и пребываша она в келий своей от пострижения до преставления своего, окроме церкви божий нигде не хождаше».

Перед тем как избрать нового царя, шествие просителей от населения отправилось к Новодевичьему монастырю, где находился Борис, сопровождавший Ирину. Толпа убеждала Годунова принять корону, он же отказывался. Перед выборами «Ирина вела агитацию за брата среди духовенства, бояр, купечества, простого люда». Историки говорят о наличии свидетельств о том, что Годуновы прибегали к подкупу знати. Так, по словам шведского дипломата и историка П. Петрея, Ирина «хорошо помнила, что куда подается большинство, туда потянутся и остальные… Большими подарками она тайно склонила полковников и капитанов, чтобы они уговорили подчиненных себе воинов подавать голоса в пользу брата».

21 февраля 1598 года Ирина благословила брата на царство. 27 февраля 1598 года Земский собор избрал Годунова царем.

Умерла Ирина в 1603 года в монастыре, за два года до смерти брата.

Отношения с церковью

От имени царицы было сделано большое количество щедрых вкладов в духовные обители. В частности, есть свидетельства о вкладах, сделанных в Троице-Сергиев монастырь в 1593 году: «…сентября в 26-й день государь же царь и великий князь Федор Иванович всея Руси пожаловал по своей царевне и великой княжне Феодосье вкладу 500 рублев». В 1603 году «…октября в 31-й день блаженные памяти по государыне царице и великой княгине Ирине, во иноцех Александре, пожаловал прислал вкладу государь царь и великий князь Борис Федорович всея Руси денег 1000 рублев». В 1598 году и сама царица внесла вклад в развитие монастыря: «Преставися <…> государь царь и великий князь Федор Иванович всея Руси и по нем <…> пожаловала его благоверная царица и великая княгиня инока Александра прислала на сорокоусты и на церковное строение денег 3000 рублев».

В те времена на Руси получила распространение двойная икона «Феодор Стратилат и великомученица Ирина». Нетрудно догадаться, что причина подобной популярности состояла в том, что эти мученики являлись тезками царя и царицы. По всему государству были возведены многочисленные церкви в честь святых Феодора и Ирины, открыты приделы в храмах. В храме Успения Троице-Сергиева монастыря был учрежден придел святых Феодора и Ирины, и для него были написаны иконы. В 1580–1590-е годы было создано большое количество христианских памятников, связанных с именем Феодора Стратилата. Стоит отметить также, что образы святых были и среди произведений, вышитых в «светлице» Ирины Годуновой. В Государственном Эрмитаже хранятся созданный в 1592 году шитый иконостас, на котором запечатлен большой парный образ святых, и пелена конца XVI века с изображением великомученицы Ирины. Эта пелена предназначалась для устроенной в честь патрональной святой надвратной церкви в Кирилло-Белозерском монастыре, где родился отец Федора, Иван Грозный.

После того как в конце мая 1592 года родилась царевна Феодосия, Федор и Ирина в честь «разрешения неплодства царицы» разослали еще более богатые дары не только российским монастырям и церквям, но и православным монастырям Палестины. На полях написанных в те времена икон стала появляться преподобномученица Фео досия Константинопольская.

Исследования захоронения

Московский Кремль – многовековой центр размещения двух основных ветвей власти средневековой Руси: светской и духовной. Чаще всего в письменных источниках мы можем найти публичную сторону жизни знатных людей, живших в то время. О семейной же жизни сказано очень мало. И личные пристрастия и увлечения великих людей этой эпохи, их отношения с близкими людьми для нас остаются покрытыми тайной. Поэтому мы так немного знаем о женской половине царского двора, о судьбах великих княгинь и цариц, до конца XVII века проводивших все время в тени своих мужей, в пространстве, ограниченном теремом и храмом, за исключением, пожалуй, выездов на богомолье.

Но в настоящее время появляется все больше возможностей узнать подробности жизни женской половины государева двора, проследить судьбу русских великих княгинь и цариц. Особенно много новых сведений получено при изучении находящихся в музее-заповеднике «Московский Кремль» захоронений, перенесенных сюда из бывшего Вознесенского монастыря, существовавшего на территории московской крепости с начала XV века. В 1407 году великая княгиня Евдокия Дмитриевна, вдова великого князя Дмитрия Донского, заложила возле Фроловских (ныне Спасских) ворот Кремля церковь Вознесения, ставшую усыпальницей великих и удельных княгинь.

Судьба усыпальницы довольно трагична. После трехсот лет существования некрополь перестал действовать, поскольку столица была перенесена в Петербург. Но усыпальница в церкви Вознесения сохранялась до 1929 года, до момента, когда Вознесенский монастырь был разорен. Исторические захоронения были сначала перенесены в Архангельский собор Кремля, а затем в подземную палату рядом с ним. Тогда же впервые были вскрыты некоторые саркофаги.

С наибольшим размахом работы по изучению захоронений стали вестись в начале XXI века. С использованием современных технологий удается узнать много нового о женщинах, оставивших заметный след в отечественной истории, но чьи судьбы, однако, практически не отражены в письменных источниках.

В частности, исследования захоронения государыни Ирины Годуновой открыли новые подробности из жизни этой великой женщины.

Тело Ирины Федоровны покоится в белокаменном монолитном саркофаге, имеющем антропоморфную форму – полукруглое оголовье и плечики. Никакой эпитафии на крышке гроба нет, и в этом, вероятно, проявился акт «смирения и уничижения, свойственный монашеству».

Сохранившиеся детали погребального инвентаря из саркофага и фрагменты черной шерстяной схимы имеют отношение к монашескому облачению. Головной убор царицы украшен нашитым широким равноконечным крестом из тесьмы, который хорошо сохранился. Также в саркофаге находились осколки стеклянного сосуда, оставшиеся там после того, как сам сосуд вынули из гроба в 1929 году.

Во время вскрытия захоронения Ирины Годуновой, проведенном в 2001 году, был изучен скелет царицы. Его состояние оказалось удовлетворительным. Ученые НИИ и Музей антропологии МГУ и Бюро судебно-медицинской экспертизы Москвы выяснили, что заболевание, которым страдала Ирина, вероятно наследственное, привело к значительной патологии костных тканей, что, скорее всего, сказалось на работе опорно-двигательного аппарата этой еще так и не дожившей до старости женщины. В конце жизни она, возможно, испытывала трудности при ходьбе. Усугублению хода болезни способствовали и суровые условия жизни в монастыре – аскетизм монашеского бытия, холод каменных палат. Немаловероятно, что именно патология в области таза повлияла на способность Годуновой вынашивать детей.

Следующим выдающимся шагом в исследовании захоронения Ирины Годуновой стало восстановление ее внешнего облика по черепу. Оно было выполнено московским экспертом-криминалистом С. А. Никитиным. При взгляде на получившийся портрет видно, что у Ирины Федоровны были красивое лицо: большие глаза, правильные черты.

Также ученые провели рентгено-флюоресцентный анализ кусочка мозга царицы, обнаруженного в ее черепе при подготовке к реконструкции портрета. Стараниями кандидата химических наук E. И. Александровской удалось установить, что Годунова, скорее всего, длительно лечилась ртутными, свинцовыми и другими мазями. На это указывает повышенное содержание в мозге царицы некоторых металлов (железа, меди, свинца) и минералов (ртути, мышьяка). Этот вывод подтверждает также и рентгено-флюоресцентный анализ костной ткани останков царицы.

Благодаря неоценимым результатам этих исследований мы смогли увидеть лицо женщины, имя которой всем известно еще из школьных учебников, и понять хотя бы некоторые стороны ее недолгой и непростой жизни, прошедшей в средневековой России рубежа XVI–XVII веков.

Новодевичий монастырь

Основал Московский Новодевичий монастырь в 1524 году великий князь московский Василий III Иванович, в память присоединения Смоленска (1514), более века находившегося под властью Литвы. Присоединение этого города в свое время стало событием, завершившим формирование единого и независимого Московского государства. Василий III, сын принцессы царской крови Софии Палеолог, снискавший славу последнего собирателя Русских земель, считал себя не просто родственником, но после падения Константинополя в 1453 году и наследником византийских императоров, то есть защитником и хранителем православия, как пред лицом крепнущей Османской империи, так и пред идущим с Запада католичеством.

Василием III овладела идея преемства двух царств: Византии и Руси. Идея эта проявилась в посвящении главного соборного храма Новодевичьего монастыря Смоленской иконе Божией Матери Одигитрии, ведь именно этот образ Богоматери, написанный апостолом Лукой, являлся одной из главных святынь Константинополя и священным оплотом Византийской империи. Исследователи считают, что личная семейная драма Василия III также повлияла на решение основать Новодевичий монастырь. Как известно, бездетность послужила причиной его развода с великой княжной Соломонией Сабуровой после двадцати лет брака, и как раз в 1524 г. Василий III наконец добился разрешения на вторую свадьбу.

Как только не именовался монастырь в царских и патриарших грамотах и летописях XVI–XVII вв. – и Дом Пречистой Богородицы, и Великая обитель Пречистой Богородицы Одигитрии, и Новый Девичий монастырь. Эта духовная обитель сразу получила высокий статус Царского богомолья, а вместе с ним и соответствующие льготы, огромные земельные вотчины, щедрые денежные вклады и приписных крестьян. В 1525 году сюда из Благовещенского собора Кремля был торжественно перенесен чудотворный образ Богоматери Одигитрии Смоленской. И с тех самых пор на протяжении 400 лет совершался ежегодный Крестный ход из Кремля в Новодевичий монастырь. В этом важном священном событии всегда участвовали русские правители и московское духовенство (до 1917 г.), а само шествие, являвшееся одним из любимейших столичными жителями праздников, всегда сопровождали широкие народные гуляния на Девичьем поле.

По повелению Василия III первой игуменией Новодевичьего монастыря стала известная среди современников подвижница, старица суздальского Покровского монастыря, прп. Елена «благоговейная и благочинная схимонахиня», «всеизрядная учительница девственного чина и вождь ко спасению известный». Вместе с Еленой из Суздаля прибыли 18 монахинь. Так в Новодевичей обители было положено начало монашеской жизни на основах строгого общежития. После игумении Елены остался уникальный документ, «Духовная грамота с наставлением о монастырском уставе», которая ныне являет собой единственный известный рукописный Устав женского монастыря первой половины XVI века.

С второй половины XVI и до кон. XVII века история Новодевичьей обители очень тесно связана с судьбами знаменитых царских династий. В стенах монастыря принимали постриг как представительницы царского семейства, так и знатных боярских родов. В 1549 г. Иван Грозный крестил, а через год похоронил в обители своего первого ребенка, младенца Анну. Здесь в 1564 году была пострижена княгиня Иулиания Дмитриевна Палецкая (в инокинях Александра), вдова великого князя Юрия Васильевича, младшего брата царя Ивана, а в 1582 году – Елена Ивановна Шереметева (в инокинях Леонида), вдова царевича Ивана, его убитого сына.

В 1598 году после кончины царя Федора Ивановича, в Новодевичий монастырь из Кремля переселилась овдовевшая царица Ирина Федоровна Годунова (в инокинях Александра). Здесь же с января по апрель 1598 года находился ее брат Борис Годунов, когда народ трижды приходил к нему с молением и просьбой взойти на российский престол. В этом же году в Смоленском соборе Борис был наречен государем. Стараниями Годунова был полностью обновлен Смоленский собор: сооружен новый иконостас, обновлены росписи, написаны несколько икон праздничного, деисусного, пророческого и праотеческого рядов. Эти иконы сохранились до нынешнего времени. Для вдовствующей царицы-инокини Борис Годунов возвел широкие палаты, которые получили название Ирининских, с домовой церковью Рождества Предтечи, сейчас именуемой Амвросиевской, а саму обители опоясал мощными каменными стенами с башнями, превратив тем самым монастырь в сильную крепость-заставу на западных подступах к столице.

В Смутное время Новодевичья обитель была довольно сильно разорена. Во время осады столицы в 1610–1612 годах стены монастыря повидали и поляков, и немцев, и стрелецкие отряды, и шайки разбойников. 21 августа 1612 года на Девичьем поле произошло решающее сражение, где русское ополчение встретилось с поляками. Именно отсюда Дмитрий Пожарский повел потом к Кремлю победоносные русские дружины. В это время для царственных особ обитель по-прежнему была убежищем. В 1610–1611 годах в его стенах пребывала дочь Бориса Годунова, царевна Ксения Годунова (в монашестве Ольга), постриженная по повелению Лжедмитрия. Вместе с ней в обители находилась ливонская царица Мария (в инокинях Марфа), дочь князя Владимира Старицкого, двоюродного брата Грозного, которую привезли из Риги еще в начале 80-х годов XVI века и считали ближайшей престолонаследницей. В 1615 году в стенах монастыря поселилась царица Мария Петровна Буйносова-Ростовская (в монашестве Елена), вдова свергнутого в 1610 году с престола царя Василия IV Шуйского.

Усердием первых представителей династии Романовых – царей Михаила, Алексия и Феодора – в середине XVII века монастырь был полностью восстановлен, наделен вотчинами и абсолютно освобожден от податей в казну. Патриарх Никон, когда в 1656 году показывал обитель антиохийскому патриарху, заметил, что во всей России не найдется монастыря богаче, чем этот. Периодом наибольшего расцвета стали для Новодевичьей обители годы правления царевны Софьи Алексеевны (1682–1689). Именно при Софье сложился уникальный, не похожий ни на какой другой архитектурный ансамбль, который и по сию пору изумляет гармонией пропорций, восхищает разнообразием форм и изысканностью убранства.

По повелению царевны стены обители были значительно укреплены, расширены и украшены зубцами, а двенадцать сторожевых башен увенчались изящными декоративными навершиями в виде корон. Четыре угловые башни были круглыми: Напрудная, Никольская, Чеботарная, Сетуньская, а остальные восемь – четырехугольными: Лопухинская, Царицынская, Иоасафовская, Швальная, Покровская, Предтеченская, Затрапезная и Саввинская.

Над северными и южными вратами выросли церкви Преображения Господня и Покрова Божией Матери с прилегающими к ним парадными постройками дворцового типа. Эти двух– и трехэтажные постройки предназначались для царевен Екатерины и Марии. Вдоль северной стены были построены просторные каменные кельи для монахинь-«крылошанок», которые получили название Певческого корпуса. Пятиярусный иконостас Смоленского собора был украшен роскошной сквозной резьбой с позолотой. Эта потрясающая резьба была выполнена мастерами Оружейной палаты.

Наряду с надвратными храмами была сооружена обширная трапезная палата с Успенской церковью (1685–1687), на ее втором этаже располагался небольшой храм Сошествия Святого Духа. В последний год правления Софьи была построена семидесятидвухметровая колокольня. Она стала главной композиционной вертикалью архитектурного ансамбля монастыря. В основании колокольни находилась Иоасафовская церковь, которая соединялась с покоями царевны Евдокии Алексеевны, на втором этаже располагался придел святого апостола Иоанна Богослова, на третьем и пятом ярусах – звонницы.

После семилетнего регентства и произошедшего в 1698 году стрелецкого бунта царевна Софья была заключена в Новодевичью обитель, превратившись из ктитора в узницу. Впрочем, и в стенах обители она казалась своему венценосному брату опасной, и вскоре Софью обвинили в организации нового заговора. После этого в монастырь попали еще две ее сестры: царевны Евдокия и Екатерина. Сама же Софья по приказу Петра была пострижена в монашество с именем Сусанна. Ее поместили в стрелецкую караульню у Напрудной башни под строгий надзор. Вместе с Софьей в опалу попала и ее любимая обитель. В 1704 году царевна скончалась, а за год до этого она приняла постриг в схиму со своим прежним именем София. После ее обитель еще около двадцати пяти лет стояла закрытой под охраной солдат-преображенцев.

В 1727 году в монастыре поселилась царица-инокиня Елена, в миру – Евдокия Федоровна Лопухина, первая жена Петра I, которую по его повелению постригли еще в 1699 году и содержали сначала в Суздальском Покровском монастыре, а с 1725 года – в Шлиссельбургской крепости. Лопухина тихо преставилась в 1731 году и была похоронена в южном нефе Смоленского собора. Здесь же расположены гробницы опальных царевен Софии, Евдокии и Екатерины.

В 1812 году Новодевичью обитель в течение месяца занимали французские войска. Монастырь каким-то чудом уберегся от разорения. В его стенах каждый день совершалась литургия. Когда французы стали отступать, они захотели подорвать Смоленский собор и Успенскую церковь и заложили под них огромное количество пороховых бочек. К счастью, монахиням удалось предотвратить взрыв. Монахиня-казначея Сарра разбудила сестер и служителей, и вместе они потушили уже занимавшийся пожар, и запаленные неприятелем фитили погасли.

В результате екатерининских реформ в XVIII века Новодевичий монастырь стал первоклассным штатным монастырем. У него отобрали все вотчины и назначили денежное и хлебное жалованье. В XIX– начале XX века число монахинь достигало трехсот человек. Инокини трудились в церкви, просфорной, хлебной, трапезной, живописной и рукодельной мастерских, ухаживали за кладбищем. Своим трудом славились монастырские бело– и золотошвейки. За монастырскими стенами находились сады, огороды и небольшой скотный двор. В конце XIX – начале XX века были произведены реставрационные работы в Смоленском соборе, а за южной стеной обители началось обустройство Нового кладбища.

На территории монастыря действовали благотворительные заведения: Филатьевское училище для девочек-сирот, Елисаветинский приют для малолетних девочек-сирот и церковно-приходская школа. Также здесь находились больница и две богадельни для престарелых монахинь. В годы Первой мировой войны монастырь принимал участие в возведении и содержании лазарета при Покровской общине. Одни монахини служили сестрами милосердия, другие – шили белье для солдат и собирали посылки для фронта.

Октябрьская революция прервала многовековой уклад жизни древнего монастыря. В 1918–1919 годах декретами совет ской власти были закрыты благотворительные и учебные заведения, а банковские сбережения и земля были конфискованы. В монашеских кельях стали жить красноармейцы и рабочие. В 1922 году монастырь был упразднен. В его стенах открылся Музей эпохи царевны Софьи и стрелецких бунтов. Монахини держались вокруг Успенского храма, ставшего приходским. Они стали работать реставраторами, хранителями, уборщицами, дворниками, сторожами в музее. В 1929 году власти закрыли храм и отдали его под Гохран (Государственное хранилище музейных ценностей).

Последнюю настоятельницу, игумению Веру, и четверых клириков в 1922 году арестовали и осудили по обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей. В 1938 году на полигоне Бутово был расстрелян клирик обители, священномученик Сергий Лебедев. Ныне он прославлен в лике святых новомучеников российских. В это же тяжкое время пострадали за веру во Христа пять сестер обители: преподобномученицы Матрона, Мария, Наталия, Ирина и Наталия.

В конце Великой Отечественной войны в стенах Новодевичьей обители возобновились богослужения и открылись Пастыр ско-богословские курсы. С 1964 года Успенский храм и Лопухинские палаты стали кафедральным собором и резиденцией митрополитов Крутицких и Коломенских, которые управляли Московской епархией. С 1977 г. и по настоящее время на кафедре находится Высокопреосвященнейший митрополит Ювеналий. С января 2011 года комплекс зданий Новодевичьего монастыря передан в безвозмездное и бессрочное пользование Московской епархии РПЦ.

Осенью 1994 года в Новодевичьем монастыре наконец возобновилась монашеская жизнь. Первой настоятельницей стала игумения Серафима, в прошлом она была видным ученым-химиком. При ней и ее стараниями были отреставрированы Амвросиевская и Успенская церкви, а также сестринский корпус. 10 августа 1995 г., впервые после семидесятилетнего перерыва, Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II совершил литургию в Смоленском соборе. С того времени летом здесь проводятся воскресные и праздничные богослужения. Сейчас в монастыре подвизается тридцать сестер во главе с игуменией Маргаритой. Сестры каждый день участвуют в богослужении, выпекают просфоры и хлеб, проводят экскурсии по монастырю, обслуживают церковь, трапезную, архиерейскую резиденцию, епархиальное управление, несут послушания на загородных подворьях. В обители старательно возрождаются традиционные ремесла, работают иконописные и швейные мастерские.

В 2004 году архитектурный ансамбль Новодевичьего монастыря был включен в список памятников Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО.

Ознакомившись с историей возникновения Новодевичьей обители, проследив основные вехи его существования, можно смело утверждать, что этот монастырь – выдающийся памятник архитектуры XVI–XVII веков. Его историко-культурное значение невозможно переоценить. Это один из старейших и красивейших монастырей России. Всякий ступающий на его земли человек стремится найти здесь исцеление, успокоение или же ответы на самые важные вопросы из истории России и по сей день тревожащие умы современников.

Борис Федорович Годунов. Восшествие на престол

Династия Рюриковичей, правившая Россией почти 736 лет, закончилась 7 января 1598 года со смертью царя Федора Ивановича. Страна оказалась в растерянности: подобное в истории Руси случилось впервые. Ирина Годунова, вдова Федора, удалилась в монастырь, хотя тысячи людей умоляли ее остаться на троне и не бросать их в неведении и страхе перед будущим. Так государство осталось без главы, а столица – в тревоге и волнении.

Народ в прямом смысле слова почувствовал себя осиротевшим. Ведь в ментальности русского человека тогда было заложено, что царь – Бог на земле, защитник, отец, а не просто руководитель государства. Цари на Руси правили подолгу: Иван III правил страной тридцать три года, Василий III – двадцать восемь лет, Иван IV Грозный – пятьдесят один год… Что бы ни происходило, какие бы беды и невзгоды ни обрушивались на страну, людям было важно знать, что царь-батюшка по-прежнему с ними – уж он-то всегда заступится и защитит своих детей. Даже лютого Ивана Грозного народ страшился, но самоотверженно любил, как любят дети своих строгих родителей.

Живущим в настоящее время людям весьма трудно осознать, что творилось в умах и душах тогдашних россиян. По всей стране различные ведуны и блаженные стали предсказывать неминуемый конец света, наблюдать всякие знамения, которые, вне всякого сомнения, приведут к мировой катастрофе. Поэтому и кинулись люди к Ирине, понимая, что это их последняя надежда. Именно последняя, ведь бездетная царица никак не могла продолжить династию. Но с уходом Ирины надежда исчезла совсем.

И тогда россияне осознали: быть новой династии. Быть новому царю, который утешит людей в их сиротстве. И этот царь появился – Борис Годунов. Правда, никакого утешения и никакой радости это не принесло. К сожалению, все вышло иначе, и итогом стала одна из самых трагичных страниц в отечественной истории – Смутное время.

Борису Годунову историки много раз давали и положительную, и отрицательную оценку, но в одном мнении они сходились. Человек он был умный, расчетливый, деятельный, грамотный, хороший оратор. Он много сделал для страны и мог бы сделать еще больше. Он был прекрасным кандидатом в основатели новой династии русских царей. Но Борис остался в памяти народа в совсем другом образе. Современники говорили о нем: «Короновался как лисица, правил как лев – и умер как собака!»

И как юному, неопытному Михаилу Романову удалось сохранить трон и положить начало новой царской династии, так зрелому, знающему науку управления государством и науку выживания среди бояр Борису Годунову этого сделать не удалось. Почему же его судьба, равно как и судьба его жены и детей, была так трагична?

Борис Федорович Годунов родился около 1551 года. В 1567 году юноша начал службу стряпчим при дворе Грозного. Уже в 1570 году он упоминается в Серпуховском походе как один из оруженосцев царя. В 1571 году Борис был дружкой на свадьбе царя с Марфой Васильевной Собакиной. Около 1571 года Борис женился на дочери царского любимца опричника Малюты Скуратова-Бельского, Марье Гри горьевне, и тем самым заметно упрочил свое положение при дворе. С 1576 по 1579 год Борис занимал должность кравчего. В 1580 году, когда Грозный выбрал сестру Бориса Ирину Годунову в супруги царевичу Федору, Борис был пожалован в бояре. В 1581 году государь в порыве гнева убил своего старшего сына Ивана, благодаря чему Федор сделался единственным наследником престола. По некоторым данным, Борис Году-нов присутствовал при этом трагическом событии и даже пытался встать на защиту несчастного царевича, но был ранен разбушевавшимся Грозным. После осознания царем того, что он натворил, отношение его к Годунову изменилось, ибо тот пытался оградить любимого сына от свирепого отца. Благодаря своему уму Борис не только сохранил свое положение, но и приобрел доверие Грозного, который, умирая, назначил его одним из опекунов царевича Федора, который, хоть ему и предстояло вступать на престол в 27 лет, по способностям был сущий младенец. Кроме Годунова опекунами Федора, или членами Верховной думы, которая должна была помогать царевичу в управлении государством, были: Никита Романович Юрьев, родной дядя Федора по матери, князь Иван Федорович Мстиславский, князь Иван Петрович Шуйский, прославившийся обороной Пскова от Батория, и Богдан Яковлевич Бельский. Известно, что последнему Иван поручил в опеку своего младшего сына, Дмитрия, родившегося от его пятой венчанной жены, Марии Нагой. Начало царствования Федора ознаменовалось смутой в пользу царевича Дмитрия, последствием которой была ссылка его с матерью и ее родственниками в Углич – удел, назначенный Дмитрию отцом. Бельский, которого считали негласным виновником этой смуты, был удален в Нижний Новгород.

Во время царского венчания 31 мая 1584 года Борис Годунов, будучи шурином нового царя, был осыпан милостями: он получил знатный чин конюшего, звание ближнего великого боярина и наместника царств Казанского и Астраханского. Помимо этого Годунову были пожалованы земли близ реки Ваги, луга, расположенные на берегах реки Москвы, а также разные казенные сборы. Поначалу положение Бориса среди советников Федора ослаблялось влиянием на дела боярина Никиты Романовича, но вскоре Никита Романович тяжело заболел и скоропостижно скончался. Его смерть дала Борису возможность выдвинуться на первый план. Царь Федор искренне и беззаветно любил свою жену, Ирину Годунову, а Борис, будучи ее братом, имел на нее неограниченное влияние. То есть он становился для царя ценным советчиком и делался фактическим руководителем государства. Однако властолюбивые идеи Бориса не встретили поддержки со стороны тех, кто признавал за собой большие права стоять у кормила правления в силу знатности происхождения. Князья Иван Федорович Мстиславский, Воротынские, Шуйские, боярские роды Головиных, Колычевых составили враждебную Борису оппозицию. Против Бориса был настроен также митрополит Дионисий, который, впрочем, старался примирить Годунова с его противниками и считал своим долгом докладывать царю о притесняемых и гонимых Борисом людях. Чтобы нивелировать могущество Годунова, враждебная ему партия, имея в своих рядах многих московских купцов, собралась подать царю челобитную о его разводе с бесплодной Ириной и вступлении в новый брак «царского ради чадородия». Но Борис, используя силу своего влияния на царя и силу любви Федора к Ирине и, конечно, благодаря своей ловкости, поборол своих противников, и дело завершилось пострижением князя Мстиславского, ссылкой Шуйских, в том числе Ивана Петровича, свержением митрополита Дионисия и опалой их сторонников. На место Дионисия в митрополиты был посвящен ростовский архиепископ Иов, довольно преданный Борису человек. Таким образом, у Бориса больше не было соперников: он достиг такой власти, какой не было ни у кого из подданных. Все, что предпринимало московское правительство, осуществлялось по воле Годунова: он принимал иностранных послов, переписывался с иностранными государями – австрийским императором, английской королевой, крымским ханом обменивался с ними дарами. Теперь Борис был уже не просто фаворит и временщик, а властитель в стране. Он с рвением устремился к великой цели: делами во имя общественной пользы он хотел оправдать доверие Федора, заслужить любовь народа и признательность отечества. Можно сказать, что Годунов стал фактическим правителем. Он завладел государственным рулем, повелевал именем царя, но действовал по своему усмотрению. Именем царя сменились неугодные воеводы, увеличилось жалованье чиновникам. Следовало восстановить честь оружия и спокойствие отечества.

Первым делом Годунов взялся за Казань. Он больше умом, нежели мечом, успокоил мятежных черемисов. Усмирив Казань, Борис вторично покорил Сибирь. Также продолжались отношения с Литвой и Англией, велись переговоры с Персией. Так, в течение первых лет царствования Федора – и фактического правления Годунова – проводилась внешняя политика. Скорее осторожно, чем смело, не без хитрости и не без успехов, с помощью угроз и обещаний. Внутри страны все было относительно спокойно. Была проведена перепись людей и пашенных земель, заселялись пустующие земли, возводились новые города. Ко времени правления Бориса при царе Федоре относят состоявшееся в 1589 году учреждение патриаршества, сравнявшее первосвятителя русской церкви со вселенскими восточными патриархами и давшее ему первенство перед киевским митрополитом. Еще одним важным событием отечественной истории стала отмена Борисом Юрьева дня, то есть права свободного перехода крестьян от одного владельца к другому. Указа о прикреплении не сохранилось, но он, судя по всему, должен был относиться к первым годам царствования Федора, как видно из царского указа 1597 года. Целью отмены Юрьева дня было обеспечить государственную службу помещиков и платеж повинностей, что как раз и требовало оседлости земледельческого класса. Прикрепление совершилось в интересах мелких служилых людей, которые при праве свободного перехода не могли выдерживать конкуренции с крупными светскими и духовными землевладельцами – те могли предложить крестьянам более выгодные условия. Однако не стоит считать Годунова основателем крепостного права. Оно было создано скорее жизнью, нежели законодательным актом.

В 1591 году произошло событие, сильно повлиявшее на судьбу всей Росси и на ее дальнейшую историю: 15 мая в Угличе при невыясненных обстоятельствах погиб царевич Дмитрий. Всех, кто был заподозрен в совершении этого преступления, жители Углича собственноручно перебили. Следствие, произведенное на месте особой, присланной из Москвы комиссией, выяснило, что, так как у царевича случались припадки, он, скорее всего, был не убит, а случайно зарезался во время игры с ножом. Народная молва же обвинила в убийстве Бориса Годунова. Виноват ли Борис в преждевременной смерти царевича и насколько он причастен к этому страшному преступлению, до сих пор не ясно. Но так или иначе, препятствия между Борисом Годуновым и царским троном больше не было, поскольку наследников царского рода не осталось. Поэтому, когда умер царь Федор Иванович, а овдовевшая Ирина постриглась в монахини, отказавшись от трона, народ обратился к Борису Годунову.

Узнав о пострижении Ирины, духовенство, чиновники и простые граждане потянулись в Кремль, где государственный дьяк и печатник Василий Щелкалов, напугав их возможными последствиями анархии, требовал, чтобы они целовали крест, присягая Боярской думе. Но люди не спешили слушать дьяка. Они кричали: «Не знаем ни князей, ни бояр; знаем только царицу: ей мы дали присягу и другой не дадим никому; она и в черницах мать России». Печатник посоветовался с вельможами, после вновь вышел к собравшимся и сказал, что Ирина более не занимается делами царства и что народ должен присягнуть боярам, если не хочет видеть государственного разрушения. Однако в ответ единодушно прозвучало: «И так да царствует брат ее!» Ни один человек не дерзнул ни возразить, ни промолчать, все восклицали: «Да здравствует отец наш, Борис Федорович! Он будет преемником матери нашей царицы!» Немедленно всей толпой направились в Новодевичий монастырь, где патриарх Иов, обращаясь к Ирине от имени Отечества, заклинал ее благословить брата на царство, которое она сама оставила из любви к Господу, и исполнить тем самым волю Божью и народную. Люди плакали, плакала и Ирина. Иов обратился к самому Борису: предлагал ему корону, называл его «свыше избранным для возобновления царского корня в России, естественным наследником трона после зятя и друга, обязанного всеми успехами своего владычества Борисовой мудрости». Годунов клялся, что никогда в жизни не мечтал о троне и никогда не дерзнет сменить на нем усопшего царя-ангела, его отца и благотворителя; говорил, что в России предостаточно бояр и князей куда знатнее и достойнее его; но из признательности к народной любви обещался вместе с русскими людьми пуще прежнего радеть о государстве. На эту заранее подготовленную речь патриарх ответствовал подобной, насыщенной историческими примерами; упрекал Годунова в излишней скромности и даже в неповиновении воле Божьей; доказывал, что Господь готовил Борису и его роду на веки веков державу Владимирова потомства.

17 февраля в Кремле собралась Земская дума, или Государственный собор, где присутствовало, кроме высшего духовенства, не менее пятисот чиновников и людей выборных из всех областей. Целью собрания было небывалое со времен Рюрика дело – назначение венценосца России. Никто не мог не ручаться за спокойствие народа в столь важном действии. Однако выработанный навык повиновения и годуновская хитрость сотворили чудо: в Кремле царила тишина, а среди людей – единомнение. Было ощущение, что все желали одного: как сбившиеся в кучу осиротевшие птенцы, найти скорее родителя – и знали, в ком искать его. Гражда не смотрели на дворян, дворяне – на вельмож, вельможи – на патриарха. Объявив на весь Собор, что Ирина не возжелала ни царствовать, ни благословить брата на царство и что Годунов также не принимает венца Мономахова, Иов рек: «Россия, тоскуя без царя, нетерпеливо ждет его от мудрости Собора. Вы, святители, архимандриты, игумены, вы, бояре, дворяне, люди приказные, дети боярские и всех чинов люди царствующего града Москвы и всей земли Русской! Объявите нам мысль свою и дайте совет, кому быть у нас государем. Мы же, свидетели преставления царя и великого князя Феодора Иоанновича, думаем, что нам мимо Бориса Федоровича не должно искать другого самодержца». И все бояре, духовенство, воинство и весь народ единодушно ответствовали: «Наш совет и желание то же: немедленно бить челом государю Борису Федоровичу и мимо его не искать другого властителя для России».

Наконец 22 февраля Ирина произнесла: «По изволению Всесильного Бога и Пречистой Девы Марии возьмите у меня единородного брата на царство, в утоление народного плача. Да исполнится желание ваших сердец, ко счастью России!» Люди повалились к ногам царицы, которая, с грустью взглянув на смиренного Бориса, дала ему повеление властвовать над Россией. Но он все еще изъявлял нежелание, страшился тягостного бремени, просил избавления, втолковывал сестре, что она из милосердия не должна предавать его в жертву трону. Он вновь клялся, что никогда не помышлял возноситься до подобной, пугающей для простого смертного высоты. Ирина после его слов уже более решительно настояла на своем. Тут уже Борис, словно сокрушаясь, воскликнул: «Буди же святая воля Твоя, Господи! Настави меня на путь правый и не вниди в суд с рабом Твоим! Повинуюсь тебе, исполняя желание народа».

Вельможи, святители, люд – все упали к его ногам. Осенив животворящим крестом Бориса и Ирину, патриарх поспешил возвестить дворянам, приказным и всему народу, что Господь даровал им нового царя. Всех обуяла неописуемая радость. Люди славили Бога, плакали, обнимались, повсюду слышалось: «Слава! Слава!» Борис в окружении вельмож и народа проследовал за духовенством в храм Новодевичьего монастыря, где Иов, пред иконами Владимирской и Донской Божьей Матери, благословил его на государство Московское и всея России, нарек царем и возгласил ему «первое многолетие».

26 февраля 1598 года столица встречала нового государя. Патриарх вторично благословил Бориса на царство, осенил крестом его жену – Марию, юного сына Федора и дочь Ксению. 30 апреля царь торжественно въехал в Москву. Этот день остался в памяти народа как один из торжественнейших праздников. Борис представил народу жену, давно известную благочестием и добродетелью, 9-летнего сына и 16-летнюю красавицу дочь. По всему городу были расставлены длинные столы, ломившиеся от яств, и все – от патриарха до нищего – были желанными гостями царя. Подобной роскоши Москва не знавала даже при Иване Грозном.

1 сентября Борис Годунов торжественно венчался на царство, церковь утвердила престол за ним и его родом.

Борис Федорович Годунов – правитель

Итак, 26 февраля 1598 года столица приветствовала нового государя. Царь был неслыханно милостив: сидевшие в тюрьмах обрели свободу, опальные – прощение, вдовы, сироты и нищие – помощь. Фактически были отменены казни. Смертью прекратили наказывать даже разбойников и воров.

Современники единодушно считали Годунова крупным государственным деятелем. Он практически всегда сам вел дипломатические переговоры, активно участвовал в проведении внутренней политики, отвечавшей интересам основной части дворянства. Как заметил один из крупнейших российских историков С. Ф. Платонов: «Борис вступил в правительственную среду и начал свою политическую деятельность в очень тяжелое для Московского государства время. Государство переживало сложный кризис. Последствия неудачных войн Грозного, внутренний правительственный террор, называемый опричниной, и беспорядочное передвижение народных масс от центра к окраинам страны расшатали к концу XVI века общественный порядок, внесли разруху и разорение в хозяйственную жизнь и создали такую смуту в умах, которая томила всех ожиданием грядущих бед. Само правительство признавало „великую тощету“ и „изнурение“ землевладельцев и отменяло всякого рода податные льготы и изъятия, „покаместа земля поустроится“. Борьба с кризисом становилась неотложною задачею в глазах правительства, а в то же время и в самой правительственной среде назревали осложнения и готовилась борьба за власть. Правительству необходимо было внутреннее единство и сила, а в нем росла рознь, и ему грозил распад. Борису пришлось взять на себя тяжелую заботу устройства власти и успокоения страны».

Годунов вступил на престол в 1598 году, но в действительности управлял государством фактически все годы царствования Федора Ивановича, то есть с 1584 по 1598 год. Поэтому представляется целесообразным рассматривать политику этого правителя начиная не с момента восшествия на престол, а за несколько лет до этого. Введение в 1589 году патриаршества стало великим триумфом Бориса Годунова. После падения Царьграда, еще при Иване III, наряду с идеей «Москва – третий Рим», появилась и мечта о «патриаршем великом чине». Патриаршество на Руси было призвано не только подтвердить великий авторитет русской церкви в православном мире, но и положить конец постоянному вмешательству константинопольских патриархов в дела русских епархий. Когда Иван Грозный взошел на престол, константинопольский патриарх написал ему, что венчание, совершенное митрополитом Макарием, «некрепко», поскольку по закону венчать на царство мог только он, патриарх. Тут же в Константинополь были направлены богатейшие дары, и в ответ была получена грамота о разрешении «Ивану зваться царем и Государем православных христиан законно и благочестно». И вот, впервые за всю историю русской церкви в Россию прибыл один из восточных патриархов – Иоаким Антиохийский. Годунов встретил его великими почестями. В Кремль Иоакима привезли волоком, в золотых царских санях. В роскошной Подписной палате его принял царь Федор в окружении бояр. Привыкшего к скромности и даже нищете патриарха буквально осыпали дарами.

Начались переговоры о введении патриаршества на Руси. Но тогдашний московский митрополит Дионисий – противник Годунова – всячески препятствовал этому, ибо осознавал, что в случае успеха переговоров пост патриарха ему не занять. Впоследствии Годунов сменил митрополита на своего сторонника Иова. И когда в Москву прибыл уже патриарх константинопольский Иеремия, его встречал новый митрополит Иов. Годунову наконец удалось добиться успехов в переговорах. Утром 26 января 1598 года посреди Успенского собора состоялась церемония. На возвышении были поставлены три сиденья: на позолоченном сидел царь Федор, справа от него – патриарх Константинопольский Иеремия, а слева – благословленный Иеремией патриарх Московский Иов. Потом, разумеется, был пир в царских хоромах, как всегда поразивший гостей размахом и богатством. Независимость русской церкви – великая заслуга Бориса Годунова и одно из важнейших мероприятий конца XVI века.

Продолжая дело Ивана Грозного по укреплению самодержавной власти, Борис Годунов опирался на служилых дворян и верхи посада. В пользу последних проводилось так называемое «посадское строение», то есть возвращение в посад беглых тяглецов, приписка к посаду владельческих крестьян, занимавшихся торговлей и промыслами и так далее. Году-нов продлил действие заповедных лет.

В 1592 году была закончена перепись населения, которую затеял еще Грозный. Ее результатом оказалось окончательное закрепление крестьян за их владельцами. Примерно в 1592–1593 годах указом о запрещении крестьянского выхода крестьяне фактически окончательно были закрепощены. В 1597 году были изданы указы об установлении 5-летней давности для сыска на беглых крестьян и указ о холопах, по которому кабальные люди лишались права выкупаться на свободу. В это же время «вольные холопы» стали кабальными. Важным актом закрепощения крестьянства было введение в южных районах страны «государевой пашни», к которой прикреплялись беглые крестьяне. В 1601 году переход крестьян был снова разрешен во всей России, кроме Московского уезда, но уже лишь от мелких владельцев к мелким.

При Борисе Годунове началось активное строительство городов в Сибири. Были возведены Верхотурье (1598), Мангазея и Туринск (1600), Томск (1604). Население Сибири стремительно возрастало, причем за довольно короткий период. Годунов надежно и прочно закрепил эти огромные, богатейшие земли за Россией, которые Ивану IV достались случайно.

Внешнюю политику Годунов вел весьма успешно. Он продолжал курс Грозного в балтийском вопросе. Однако его правительство воздерживалось от особо активных действий в Прибалтике, пока существовала опасность союза Польши и Швеции. Впрочем, стоило этой опасности утратить реальный характер, Россия сразу же нанесла Швеции удар. Она намеревалась вернуть себе захваченные шведами русские земли и главным образом возродить «нарвское мореплавание». В январе 1590 года русские войска заняли Ян, блокировали Копорье и подступили к Нарве. Осадой вражеской крепости руководил сам Году-нов. Недоброжелатели заподозрили его в предательстве, хотя распоряжения Бориса в ходе осады ни в коем случае нельзя объяснять его возможными симпатиями к неприятелю, все дело лишь в том, что у Годунова не было никакого боевого опыта. 19 февраля российские войска, находясь в гигантском численном превосходстве, предприняли генеральный штурм и атаковали крепость сразу в семи точках. Казалось бы, стремительный натиск мог решить судьбу шведской крепости в считаные часы. Однако Годунов не чувствовал уверенности в своих силах и предпочел решить дело путем переговоров, надеясь склонить шведов к капитуляции. По условиям перемирия, заключенного под стенами Нарвы, шведы очистили захваченные ими ранее русские крепости Иван-город и Копорье. России вновь отошло морское побережье между реками Нарвой и Невой. Хотя овладеть портом Нарвой и восстановить «нарвское мореплавание» Годунову не удалось. То есть основная цель так и не была достигнута.

Шведский король Юхан III, не желая признать свое поражение в войне, готовился к реваншу. Он заключил союз с Крымским ханством, и целью вражеского вторжения стала столица России. 4 июля 1591 года татары по серпуховской дороге подошли к Москве и заняли Котлы. Русские войска расположились под Даниловым монастырем в подвижном укреплении – гуляй-городе. Ночью, после боя, татары были вынуждены отступить. Борис Годунов, как и при осаде нарвской крепости, не проявил в этот раз ни решительности, ни энергии. Но при этом вся слава после победы досталась ему, вся Москва чествовала его как героя.

Годунов искал славы великого военачальника. Его восточная политика ознаменовалась большими успехами. Нападки татар были отражены, безопасность южных рубежей укреплена. С невиданной скоростью возводились новые пограничные крепости: Воронеж (1585), Ливны (1586), Елец (1592), Белгород, Оскол, Курск (1596). Оборонительная линия отодвигалась все дальше на юг, в «дикое поле». Именно в период правления Годунова расширяются связи России с Грузией. Была построена крепость в устье Терека, и русские полки дважды выступали против дагестанского шамкала. В 1591 году Москва испытала новую тревогу. Крымский хан Казы-Гирей вероломно вторгся в русские пределы. В это время как раз закончилось перемирие со Швецией, и большинство военных сил было сосредоточено на севере. Хан настолько стремительно двинулся на Москву, что русские думали только о защите своей столицы. Борис решил не рисковать и не стал брать на себя руководство войском, оборонявшим Москву, а поручил его князю Федору Мстиславскому. 4 июля татары подошли к селу Коломенскому, русские сдерживали их у самых стен столицы. Началось сражение, в ходе которого татары потеряли нескольких мурз. К вечеру хан приблизился к горам села Воробьева. Годунов велел безостановочно палить из пушек. Русские пленники объяснили хану, что это в российской столице так радуются приходу подкрепления из Новгорода и других мест, а значит, Россия готова на другой день утром перейти в наступление. Хан, не задумываясь, покинул поле боя со всеми своими людьми. Мстиславский и Году-нов стали преследовать врага и разбили остатки татарских войск около Тулы.

Однако хана нагнать не смогли: он унесся в простой телеге в Бахчисарай, растеряв по дороге множество своих воинов. Казалось бы, вот она – блистательная победа, но, как водится, успех Годунова в народном сознании волшебным образом обращался ему во зло. После бегства Казы-Гирея стали ходить толки, что Борис навел хана сам, с целью отвлечь российский народ от убийства царевича Дмитрия.

Едва вступив на престол, Годунов стал подыскивать жениха для своей дочери Ксении. Без сомнения, выгодный брак был бы очень кстати для России. Выбор Бориса пал на датского принца Иоанна, воевавшего в то время под знаменами Испании. Годуновы ждали Иоанна в Кремле. Завидев потенциального жениха, они встали, обняли его и завели долгую беседу. Борис уже видел в нем своего сына. Ксения была невероятно красивой девушкой, она завладела сердцем Иоанна сразу же. Свадьбу назначили на зиму. Однако ее так и не случилось. Неожиданно принц заболел и скоропостижно скончался. В возрасте всего двадцати лет. Все были безутешны. Русский народ, по традиции, приписал смерть Иоанна Годунову. Поиски жениха для Ксении возобновились. Одновременно присматривались и к девушкам – надо было искать невесту и Федору, наследнику престола. Наконец, после долгих поисков выбор пал на грузинского принца Хоздроя, а невестой Федору была избрана 10-летняя сестра Хоздроя – Елена. Русский посол хотел было забрать в Москву и жениха и невесту, но их отец отпустил лишь сына. Семьи условились, что невесту отправят позднее. Но и Хоздрою не суждено было добраться до Москвы, поскольку в Дагестане произошло столкновение русских отрядов с турецкими и путь на север был перекрыт врагом.

Будучи мудрым человеком, Борис видел отсталость русского народа в образовании по сравнению с народами Западной Европы и осознавал пользу науки для государства. Ряд историков утверждает, что Борис хотел учредить в Москве высшую школу с иностранными учителями, но духовенство этого не одобрило. Годунов намеревался завести в стране даже университеты. В 1600 году в Священную Римскую империю за профессорами и докторами был послан Иоанн Крамер, но русское духовенство противилось и этому. Годунов первым послал нескольких молодых людей учиться в Западную Европу, но эта отправка оказалась неудачной, потому что все они там и остались. Борис посылал своих людей в Любек – приглашать в царскую службу врачей, рудознатцев, суконников и разных мастеров. Приезжавших в Москву немцев царь принимал весьма ласково, назначал им хорошее жалованье и одаривал поместьями с крестьянами. Из иноземцев был организован особый отряд царской гвардии, при Годунове состояло шесть иностранных медиков, получавших щедрое вознаграждение. Немцам даже разрешено было построить в Москве лютеранскую церковь. В некоторых источниках есть сведения о том, что некоторые из русских, желая подражать по внешности иностранцам, стали брить бороды. Конечно, подобная признательность не осталась незамеченной. В 1602 году вся Европа читала похвальное слово, сочиненное ученым Фидлером.

Потрясающими темпами шло строительство городов и крепостных сооружений. Во многих городах России были открыты типографии, проявлялся повышенный интерес к книгопечатанию. Заимствовав псковский опыт, Борис устроил первые в Москве богадельни. В жизни столицы появились невиданные новшества. К примеру, в Кремле был сооружен водопровод, по которому вода поднималась мощными насосами из Москвы-реки по подземелью на Конюшенный двор. Возле Архангельского собора Кремля Годунов приказал построить просторные палаты для военных приказных ведомств, а в Китай-городе – каменные лавки. Обветшавший мост через Неглинную заменили новым, широким, по краям которого располагались помещения для торговли. На Красной площади появилось каменное Лобное место с резными украшениями и решетчатой дверью.

Строительство превратилось в настоящую страсть царя Бориса. По его приказу были достроены колокольня Иван Великий, Архангельский собор, Успенский собор. Годунов покровительствовал талантливым строителям и архитекторам. Благодаря его поддержке раскрылся талант Федора Коня, под началом которого зодчие окружили Белый город в Москве внушительными каменными стенами с двадцатью семью башнями. Федор Конь руководил возведением великолепных крепостных сооружений в Смоленске в 1595–1602 годах. Годунов сам участвовал в закладке Смоленской крепости. Искусные мастера отлили для колокольни Ивана Великого огромный колокол, впрочем, тяжелый настолько, что его так и не смогли поднять наверх и соорудили для него особую деревянную колокольницу. С размахом осуществлялось и церковное строительство.

Первая пара лет правления Годунова казались лучшими временами России XV века. Борис старательно исполнял обет царского венчания и справедливо хотел именоваться отцом народа. Однако он ощущал нелюбовь народа и своего окружения. Он становился подозрительным, перестал доверять приближенным, ввел систему доносов. Первым пострадал Богдан Бельский, который лучше всех знал Бориса, – его послали строить отдаленную крепость Борисов на берегу Северского Донца, затем заточили в темницу. В опалу попал и род Захарьиных-Рома новых: боярина Никиту Романова выслали из Москвы, его сыновей и их родственников обвинили в попытке отравить царя, взяли под стражу, пытали, а затем выслали по приговору в отдаленные места и постригли в монахи. Вне сомнения, это было одно из гнуснейших дел Бориса. Подобным образом, безосновательно, схватили, пытали и мучили Черкасских, Репниных, Карповых, Сицких и других. Князей насильно высылали в самые отдаленные уголки России. Илье Милославскому и Василию Шуйскому было запрещено жениться, ибо Борис опасался, что их знатные потомки займут престол. Ненависть к Годунову усиливалась.

Итак, начало царствования Годунова выглядело удивительно благополучным. Но то была лишь видимость. Прямые попытки навязать народу крепостнический режим усиливали сопротивление масс. Признаки недовольства можно было заметить повсюду. Льготы, обещанные при вступлении Бориса на трон и предоставленные отдельным местностям, быстро исчерпали себя. Налоговый гнет разорял деревню. В начале XVII века сельское хозяйство пришло в упадок под влиянием стихийных бедствий. В аграрной России сельскохозяйственное производство было нестабильным и в значительной мере зависело от погодных условий. Изучив климатические изменения того времени, ученые пришли к выводу, что на протяжении последнего тысячелетия самое крупное похолодание произошло именно во второй половине XVI – начале XVII века. Похолодание, нарушение погодного цикла, длительные дожди – все это мешало созреванию хлебов во время холодного лета 1601 года. Последней каплей стали ранние морозы. В 1603 году деревне нечем было засевать поля. Наступил жуткий голод. Правительство бросило огромные средства на борьбу с голодом. Борис повелел продавать народу зерно из царских житниц. Но все равно запасы истощались довольно быстро. Появились хлебные скупщики. Царь, в рамках борьбы с хлебной спекуляцией, даже велел казнить несколько столичных пекарей-мошенников. Но эти меры не возымели должного эффекта. Крестьяне из года в год кормили государство, оброками наполняли царские житницы. Однако, по феодальным меркам это не имело никакого значения. Умиравшие с голоду крестьяне если и получали хлеб, то не безвозмездно, а на условиях заемной кабалы. Обнищавшие и пришлые крестьяне не могли рассчитывать на заем и были обречены на голодную смерть. Все это привело в начале XVII века к смуте. К тяжелому неурожаю 1601–1603 годов, страшному голоду добавилась разразившаяся вслед за этим эпидемия чумы.

В 1603 году вспыхнуло восстание Хлопка Косолапа, охватившее многие уезды страны. В стране начались разбои. Под Москвой разыгралось настоящее сражение между воеводой Иоанном Басмановым и атаманом Хлопкой. В результате Басманов погиб, а Хлопка был пленен, а затем погиб от ран или пыток. С большим трудом бунт удалось подавить. Невзирая на то что в эти тяжелые времена Годунов закупал хлеб на свои личные деньги и раздавал бедствующему населению, недовольство населения росло. Грозный, когда случился большой неурожай, не предпринял ничего для спасения народа. Борис поступал совершенно по-другому. Он не жалел казны, помогая голодающим, раскрыл перед голодающими царские житницы. Однако же не Борис, а именно Иван оставил о себе в народе добрую память. У Годунова были все основания сетовать на черную неблагодарность своих подданных. Особенно когда он узнал о массовой поддержке объявившегося в 1603 году самозванца – Лжедмитрия I. Жестокость стала неизбежным спутником гражданской смуты. Тысячи казаков и комарицких мужиков, попавших в плен к воеводам после битвы под Севском, были повешены. Множество мирных крестьян, их жен и детей в Комарицкой волости были умерщвлены. По словам современников, стоило человеку просто произнести имя Дмитрия, как царские слуги хватали его и убивали вместе с женой и детьми: «…и вот день и ночь не делали ничего иного, как только пытали, жгли, и прижигали каленым железом, и спускали людей в воду, под лед». Массовые гонения все больше ожесточали народ. Правительство стремительно утрачивало популярность и в конце концов лишилось поддержки большинства. Несмотря на все репрессии, Борису не удавалось поменять мнение народа. Люди ждали пришествия «доброго» царя, и с этим ничего нельзя было поделать. Было создано сыскное ведомство, обладавшее большими политическими функциями. До нынешних времен дошли сведения о том, что глава этого ведомства Семен Годунов настаивал на казни заподозренных в измене руководителей Боярской думы.

До той поры деятельный и энергичный, Годунов в конце жизни все чаще устранялся от дел. Он практически не покидал дворца и не показывался народу. Позади было то время, когда царь Борис благотворил сирым и убогим, помогал им найти справедливость и управу на сильных. Теперь он показывался на людях лишь по великим праздникам, а когда челобитчики пытались передать ему свои жалобы, их разгоняли палками. Неудачи во внутренней политике подстегивали подозрительность, столь чуждую Годунову в прежние времена. Он совсем перестал доверять своим приближенным, подозревал в интригах своих придворных и все чаще обращался за советами к прорицателям и юродивым. Один из членов польского посольства в Москве в 1600 году писал: «Годунов полон чар и без чародеек ничего не предпринимает, даже самого малого, живет их советами и наукой, их слушает…» Однажды царь пригласил в Москву некоего астролога, ливонского немца, и попросил составить ему гороскоп. Немец порекомендовал Годунову «хорошенько открыть глаза и поглядеть, кому же он оказывает доверие, крепко стеречь рубежи». Борис обращался к известной в тем времена в Москве юродивой Олене, и она предсказала ему скорую смерть. Английские послы, видевшие Годунова в последние месяцы его жизни, отмечали многие странности в его характере. Будучи сказочно богат, Борис стал выказывать скупость в сущих мелочах. Живя отшельником в кремлевском дворце, государь иногда покидал хоромы, чтобы лично проверить, закрыты ли и запечатаны входы в погреба и в кладовые для съестных припасов. По словам современников, скупость существенно влияла на его популярность. Многие признаки в поведении Бориса указывали на его преждевременно наступившее одряхление. На торжественной аудиенции во дворце в честь посла английского короля Якова I Годунов, говоря о почившей королеве Елизавете, разрыдался.

В конце жизни государь, беспокоясь о будущем сына, постоянно держал его при себе и крайне неохотно отказывался от его присутствия. Один из ученых иностранцев попытался втолковать Годунову, что ради нормального развития царевича и просвещения его ума ему надо предоставлять некоторую свободу и самостоятельность в занятиях. Однако Борис о подобном и слышать не хотел, говоря, что «один сын – все равно что ни одного сына» и он не может и на секунду с ним расстаться.

В последние дни Годунова более всего мучили два вопроса. Будучи уверенным, что младший сын Грозного мертв, Борис иногда впадал в сомнение, «…почти лишался рассудка и не знал, верить ли ему, что Дмитрий жив или что он умер». Второй же вопрос заключался в том, достоин ли он того, чтобы душа его после смерти вознеслась в Царство Небесное. По этому поводу он советовался и со своим духовником, и с учеными немцами. Не обращая внимания на различие вер, Борис умолял их, «чтобы они за него молились, да сподобится он вечного блаженства». После подобных бесед Годунов нередко приходил к мысли, что для него в будущей жизни нет блаженства. Под влиянием неудач последних лет и тяжелой болезни царь все чаще находился в состоянии апатии и уныния. Физические и умственные силы его быстро угасали.

Борис Федорович Годунов. Отношение народа к царю

Начало Смутного времени

Слух о том, что последний сын Ивана Грозного, Дмитрий, все еще жив, появившийся в 1603 году, поверг россиян в шок. В скором времени они узнали, что имя лжецаревича Юрий Отрепьев. Это был сын бедного галичского боярина Богдана-Якова, стрелецкого сотника, убитого в Москве пьяным литовцем, когда Юрий был еще совсем ребенком. Отрепьев-отец служил у князя Бориса Черкасского. Юра был умным, грамотным мальчиком, но благоразумием наделен не был. Последовав примеру деда – Замятина-Отрепьева, он стал иноком. Вятский игумен Трифон постриг его, и этот юный чернец, отныне названный Григорием, скитался по России. Он жил в Суздале, в Галицкой области и был лучшим книжником того времени. Григорий часто бывал с патриархом Иовом в Москве, и царская роскошь пленила его. Когда Григорий узнал об убийстве Дмитрия, все решилось само собой. Изучая русские летописи, он нередко в шутку говорил своим друзьям монахам: «Знаете ли вы, что я буду царем в Москве?» За эту ересь его хотели было сослать в Белоозеро, но вместе с двумя другими иноками Мисаилом и Леонидом Григорий бежал из монастыря.

Среди историков о личности Лжедмитрия I споры идут по сей день. Существует версия, что Григорий Отрепьев и объявившийся Лжедмитрий I – это разные люди. По другой версии, самозванец мог и не являться самозванцем, то есть Лжедмитрий мог действительно быть и настоящим, спасшимся царевичем. Впрочем, все это, конечно, недоказуемо, и существует большое количество разнообразных гипотез.

В те времена иноки-бродяги были обычным явлением. Григорий с товарищами благополучно добрался до Новгорода-Северского, где оставил записку архимандриту Пафнутию: «Я, царевич Дмитрий, сын Иоаннов, и не забуду твоей ласки, когда сяду на престол отца моего!» Архимандрит пришел в ужас, совершенно не понимал, что делать, и решил смолчать.

Получается, в первый раз открылся самозванец еще в России. Он избрал вернейший путь к цели – Литву! Там всегда благосклонно относились к российским неприятелям, а особенно к тем, кто России изменял. Здесь помнили князей Иоанна Шемякина, Иоанна Верейского, Михаила Тверского, Андрея Курбского.

До Литвы Григорий добрался благополучно. В Киеве он обрел защиту в лице знатного воеводы Василия Острожского. Сперва Отрепьев жил в Печерском монастыре, а затем в Никольском, везде состоял дьяконом, но постепенно нарушал устав воздержания и целомудрия. Он пустил слух о спасении и тайном нахождении Дмитрия в Литве. Сам в это время учился воинскому мастерству у донских казаков. Вскоре он перешел на службу к князю Адаму Вишневецкому, жившему тогда в Брагине, и поведал князю, что является спасенным сыном Ивана Грозного, а в доказательство показал дорогой крест, возложенный на него при рождении князем Иоанном Мстиславским. Заручившись поддержкой влиятельного князя, самозванец начал осуществлять свой план. Григория нарядили в богатые одежды, ему построили великолепный дом, и по всей Литве разнесся слух о чудесном спасении сына русского царя. У Лжедмитрия, как у настоящего Дмитрия Ивановича, одна рука была короче другой, а на лице – бородавка. Королю Польши Сигизмунду III стало известно о «чудесном воскрешении» Дмитрия. Вместе с сандомирским воеводой Юрием Мнишеком и князем Вишневецким Отрепьев в 1603–1604 годах явился в Краков. Сигизмунд принял его, и Лжедмитрию было выделено жалованье размером сорок тысяч золотых в год. Григорий написал Папе Римскому Клементу VIII письмо, в котором просил быть его искренним покровителем.

Отрепьев начал собирать войско. Первым его поддержал Мнишек, чью дочь, Марину, самозванец пообещал взять в жены. Он дал письменное обязательство исполнить обещание по восхождении на российский престол.

Донские казаки уже седлали коней, чтобы присоединиться к толпам Лжедмитрия. Между тем, преданный слуга Лжедмитрия, пан Михайло Ратомский, остергский староста, через своих лазутчиков и двух русских монахов (возможно, это были друзья Отрепьева Мисаил и Леонид) поднимал на защиту Лжедмитрия юг России. Всюду подкидывали грамоты от имени царевича Дмитрия. Борис Годунов все чаще слышал о самозванце из разных источников. С невыразимым удивлением выслушивал он сообщения своих тайных агентов из Литвы. Изворотливый Борис не мог не оценить успехов Отрепьева – человека без рода и племени, который сумел заставить поверить в себя польских вельмож. Разумеется, сам Борис ни на секунду не верил в чудесное спасение царевича. Тот был зарезан днем, при свидетелях, и его тело было выставлено в церкви, где к нему приходило множество людей, часто видевших мальчика при жизни. Никаких сомнений никто тогда не высказывал. Но от бояр не укрылся тот факт, что могущественный Борис начал нервничать. Слух о призраке его пугал, и Годунов начал искать измену. В Москву доставили инокиню Марфу, мать Дмитрия, бывшую царицу. Царь попросил ее рассказать народу, что Дмитрий мертв, но Нагая отвечала весьма уклончиво. Видимо, до нее уже дошли слухи о самозванце. Тогда выступить перед народом было приказано Василию Шуйскому. Он объявил с Лобного места, что собственными глазами видел убитого царевича, и весь Углич видел его мертвым во время отпевания, а Гришка Отрепьев – попросту разбойник. Убеждал народ и патриарх Иов. Однако люди угрюмо молчал. Они хотели чуда. Была обнародована история беглеца Отрепьева. К вельможам Сигизмунда был послан дядя Григория, чтобы разоблачить самозванца на месте. К донским казакам из России с той же целью послали воеводу Хрущева. Ни грамоты, ни слова не действовали. Хрущева казаки заковали и привезли самозванцу. Когда пленник глянул на Григория, он тут же зарыдал и бросился на колени, воскликнув: «Вижу Иоанна в лице твоем – я слуга твой навеки!» Это был первый изменник среди высших чинов России.

16 октября 1604 года Лжедмитрий въехал в Россию, имея в распоряжении полторы тысячи исправных воинов, около двух тысяч казаков и большую толпу кое-как вооруженных людей. Он шел с мечом и манифестом. Он сулил спокойствие и мир, убеждал россиян оставить хищного Годунова. Мнишек в это время от имени короля и вельможных панов оповестил всех, что они, убежденные доказательствами, признали Дмитрия истинным князем московским.

На Украине многие поверили Лжедмитрию. Самозванец, презирая смерть и опасности, всегда был впереди. 11 ноября он с людьми подступил к Новгороду-Северскому. Здесь ему дали хороший отпор, но пришли и добрые вести, утешившие его: Григорию сдались Путивль, Рыльск, Борисов, Белгород, Валуйки, Оскол, Воронеж, Кромы, Ливны, Елец. Была перехвачена московская казна, которую использовали для набора дружины.

Столь быстрые успехи Лжедмитрия шокировали Годунова и всю страну. Борис стал совершать одну ошибку за другой. Проявляя непонятную робость, он не решился пойти с войском навстречу Лжедмитрию. В результате в 1604 году никто хоть и не сомневался в смерти Дмитрия, однако нелюбовь к Борису стала настолько сильной, что мысль о живом царевиче всех очень воодушевляла. И мнимое стали выдавать за действительное. Мать Дмитрия Ивановича, Марию, опять увезли в монастырь. Борис решил прибегнуть к двум средствам – церкви и строгости. Но, к сожалению, Годунов смог собрать всего лишь пятьдесят тысяч воинов. Шведы предложили Борису свою помощь, но он ответил отказом. 21 декабря сошлись войска Лжедмитрия и Дмитрия Шуйского. Значительное численное преимущество было на стороне Шуйского. Однако после битвы не оказалось ни победителей, ни побежденных. На следующий день к двенадцатитысячному войску Лжедмитрию присоединились еще четыре тысячи запорожцев. Одновременно с этим Лжедмитрия покинули поляки. Годунов стал опираться на Басманова. Военные действия продолжились. Царских войск насчитывалось около шестидесяти – семидесяти тысяч, у Лжедмитрия было лишь пятнадцать тысяч. В одном из сражений царские войска одержали безоговорочную победу. Борис уже с нетерпением ждал, когда же самозванца добьют. Но происходит немыслимое: к Лжедмитрию присоединяются очередные четыре тысячи донских казаков, ему сдаются новые города. Он пишет письмо Борису Годунову, предлагая ему добровольно покинуть престол, обещая царскую милость.

В 1605 году Борису Годунову исполнилось 53 года. Это был еще крепкий и здоровый мужчина, хотя его уже частенько мучили недуги. Еще весной, 13 апреля, он принимал гостей и вершил государственные дела. Историки обращают внимание на один фактор, оказавший заметное влияние на ход политической борьбы в годы царствования Годунова. Это физическое состояние государя.

Еще до коронации за рубеж стали поступать сведения о его тяжелой болезни. Врачи не могли исцелить его недуг, и царь искал спасения у Господа. К осени 1600 года здоровье Бориса резко ухудшилось. Обстановку династического кризиса усугубляли слухи о скорой смерти Годунова. Царю удалось потушить мгновенно вспыхнувший конфликт и выровнять политическую обстановку в стране. Однажды внезапно после обеда он почувствовал себя плохо: из ушей, носа, рта у него хлынула кровь. Как ни старались, лекари не могли ее остановить. Больной стал терять память, но успел благословить своего сына на царство. Годунов скончался в жутких муках. Некоторые из его современников уверяли, что якобы он сам в отчаянии принял яд. Вероятна, впрочем, и версия, что его смерть очень нужна была некоторым людям, присутствующим на обеде. В некоторых источниках современники описывают смерть Годунова совсем по-другому: «Царю Борису, вставши из-за стола после кушанья, и внезапу прииде на нево болезнь люта и едва успепоновитись и постричи, в два часа в той же болезни и скончась». Как свидетельствует автор Хронографа, Борис скончался после обеда «по отшествии стола того, мало времени минувшю: царь же в постельной храмине сидящу, и внезапу случися ему смерть». Государь скончался скоропостижно, и монахи лишь «успели запасными дары причастить» умирающего.

Члены английского посольства описали последние часы Годунова со слов лечивших его врачей. Лекари, как всегда, находились при царе в течение всего обеда. Годунов очень любил сытно и плотно поесть и часто допускал излишества в еде. Убедившись, что здоровью государя ничего не угрожает, медики разъехались по домам. Но через два часа после обеда Борис почувствовал себя плохо, переместился в спальные хоромы, лег в постель, велев вызвать докторов. Тем временем бояре, собравшиеся в спальне, спросили царя, не желает ли он, чтобы Дума в его присутствии присягнула наследнику. Умирающий, содрогаясь в агонии, успел вымолвить: «Как Богу угодно и всему народу». Затем у него отнялся язык, и духовные особы в спешном порядке совершили над умирающим обряд пострижения. Близкий к царскому двору Я. Маржарет свидетельствовал, что Борис скончался от апоплексического удара.

Россияне погребли Бориса с честью в храме Святого Михаила Архангела, среди могил других правителей государства.

Отношение российского народа к Борису Годунову

Казалось бы, народ должен был возрадоваться, когда после смерти Федора Ивановича на престол взошел Борис. Ведь до этого он являлся фактическим правителем при сидящем на троне Федоре, и это время было весьма благодатным для России. Но никакой радости не было и в помине. Народ откровенно не любил Годунова. Борис не был родовитым боярином, за ним не было природного права на царство. Но даже это не главное. В глазах народа Борис Годунов всегда был убийцей. Молва приписала ему смерть трех невинных младенцев, и не просто младенцев, а младенцев настоящей царской крови. Еще до убийства царевича Дмитрия, в 1585 году появились слухи о привезенной из-за границы девочке Евдокии – последней кровной представительнице династии Рюриковичей. Ее мать, Мария Владимировна, прямая правнучка Ивана III, в 1573 году была выдана Иваном Грозным замуж за ливонского короля Магнуса, и от этого брака родилась Евдокия. Когда Магнус скончался, Годунов уговорил Марию Владимировну вернуться в Москву, пообещав ей богатую и обеспеченную жизнь. Но как только Мария прибыла в Москву, разлучил ее с дочерью и заключил в Пятницкий монастырь близ Троицы под именем Марфы, где она и умерла через несколько лет. О судьбе Евдокии ничего неизвестно, но, скорее всего, она умерла где-то в 1589 году. В причастности Бориса Годунова к ее смерти мало кто сомневался. А уж после гибели царевича Дмитрия народ был в этом уверен. Стало понятно, что Борис Годунов таким образом расчищает себе путь к престолу. Хотя в настоящее время многие историки полагают, что к смерти царевича Борис Годунов отношения не имел. Существует даже мнение, что вся эта трагедия лишь спектакль, поставленный матерью наследника, Марией Нагой, с целью спасти своего сына. Однако очень уж на руку оказалась эта смерть Борису Году нову, поэтому у русских людей сомнений в том, кто настоящий убийца, практически не было. А в 1592 году по Москве разлетелась долгожданная радостная весть – царица Ирина наконец-то носила ребенка. Это означало, что у Федора Ивановича будет наследник или наследница и династия не закончится. Народ замер в восторженном ожидании. И когда Феодосия родилась, а затем, прожив всего несколько месяцев, умерла, народная молва незамедлительно обвинила в случившемся Годунова. Кто-то считал, что у Ирины родился мальчик, а Борис выкрал его, умертвил и подменил больной девочкой, а кто-то полагал, что Борис выкрал и убил Феодосию. Скорее всего, к этой смерти Годунов не имел абсолютно никакого отношения, но сомнения поселились в умах людей. Благодаря этому во время Смуты, кстати, то и дело возникали самозванцы, выдававшие себя за сына царя Федора.

Получается, каким бы хорошим Борис Годунов ни был царем, в глазах своего народа он всегда был убийцей. «Природный» царь, то есть настоящий, не избранный, мог убивать и при этом не считаться убийцей, ведь он был практически Богом, и наказание царя – это Божье наказание, даже если он лишает жизни собственного сына. Казнимые жесточайшими способами и умиравшие в тяжелых мучениях жертвы прославляли своего мучителя-царя, ведь они принимали Божье наказание. Годунов же был самым грешным из убийц, так как на его совести была кровь «природных» царевичей. Русскому народу казалось, что приход к власти навлечет на Московское царство гнев Божий.

Не прибавляла Борису Годунову популярности и супруга. Мария Григорьевна была дочерью Григория Лукьяновича Бельского (Малюты Скуратова), самого любимого опричника царя Ивана Грозного. Одно только его имя наводило на людей панический ужас. И невзирая на то, что дочь не имела ничего общего с отцом, а, напротив, была добропорядочна, сердечна, очень много внимания уделяла благотворительности, народ сомневался в ее искренности. Таким образом, имя Бориса Годунова было связано со страшным Малютой Скуратовым, и хотя последнего давно не было на этом свете, он приходился родным дедом детям Бориса, а главное новому наследнику – Федору Борисовичу Годунову. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в летописях и других письменных документах периода после Смуты правление Годунова описывалось следующими словами: «После смерти Ивана Грозного, Борис Годунов сослал царевича Дмитрия и Нагих в Углич, Богдана Бельского подговорил устроить покушение на Феодора Ивановича, потом сослал его в Нижний, а И. Ф. Мстиславского – в заточение, где повелел его удушить; призвал жену Магнуса, „короля Ливонского“, дочь старицкого князя Владимира Андреевича, Марью Владимировну, чтоб насильно постричь ее в монастырь и убить дочь ее, Евдокию. Далее он велел перебить бояр и удушить всех князей Шуйских, оставив почему-то Василия да Дмитрия Ивановичей; затем учредил патриаршество, чтобы на патриаршем престоле сидел „доброхот“ его Иов; убил Дмитрия, подделал извещение об убийстве, подтасовал следствие и постановление собора об этом деле, поджег Москву, призвал Крымского хана, чтобы отвлечь внимание народа от убийства царевича Дмитрия и пожара Москвы; далее он убил племянницу свою Феодосию, отравил Фео дора Ивановича, чуть ли не силой заставил посадить себя на царский трон, подтасовав земский собор, и плетьми сбивая народ кричать, что желают именно его на царство; ослепил Симеона Бекбулатовича, после этого создал дело о заговоре „Никитичей“, Черкасских и других, чтобы „извести царский корень“, всех их перебил и заточил; наконец, убил сестру свою царицу Ирину за то, что она не хотела признать его царем; был ненавистен боярам за то, что грабил, разорял и избивал их, народу – за то, что ввел крепостное право, духовенству – за то, что отменил тарханы и потворствовал чужеземцам, лаская их, приглашая на службу в Россию и предоставляя свободно исповедовать свою религию, московским купцам и черни – за то, что обижал любимых ими Шуйских и Романовых и пр. Затем он отравил жениха своей дочери, не смог вынести самозванца и отравился сам. Вот и все». Подкрепленный точными ссылками, этот список обвинений не вымышлен и даже, в общем-то, не преувеличен. Он просто объединяет все то, чему верили и чему не верили исследователи, что они излагали как факты, и что считали домыслами. Беда Годунова состояла в том, что в те времена писавшие о нем не заглядывали дальше преданий и клевет, внесенных в летописи и мемуары.

Таким образом, судьба правителя Бориса Годунова связана с поразительным парадоксом – государь, стремившийся повысить благосостояние народа, укрепить военную мощь страны и ее положение в мире, в народе не просто не был популярен, он был ненавидим. Бориса Годунова обвиняли во всех мыслимых и немыслимых грехах: ему приписывали смерть царя Ивана, царевича Дмитрия, царя Федора и даже сестры-царицы Ирины Годуновой. Не говоря уже об обвинениях в поджоге Москвы, сговоре со шведами и крымским ханом, ропоте на царя за опалы на бояр, масштаб которых не шел ни в какое сравнение с тем, что творил Грозный. Вероятно, причина столь негативного отношения к Борису кроется в том, что народ так и не смог простить ему стремительное возвышение до царского престола. В русских исторических повестях начала XVII века Бориса Годунова часто называют рабоцарем. Его восхождение на престол впервые поставило под сомнение незыблемость и недосягаемость царской власти.

Суждения дворянского историографа о Годунове не отличались глубиной, гораздо лучше историческое прошлое понимал А. С. Пушкин. Он видел истоки трагедии Бориса в отношении народа к власти. То есть Годунов погиб потому, что от него отвернулись собственные подданные. Крестьяне так и не простили ему значительно ограждавшей их свободу отмены старинного Юрьева дня. Многие историки считают именно Годунова инициатором создания крепостного режима. Правда, В. О. Ключевский полагал иначе: «…мнение об установлении крепостной неволи крестьян принадлежит к числу наших исторических сказок». Обвинения Годунова во многих кровавых преступлениях Ключевский считал попросту клеветой. Историк видел Годунова человеком, наделенным умом и талантом, но всегда подозреваемым в двуличии, коварстве и бессердечии. Загадочная смесь добра и зла – таким виделся ему царь Борис. Исследователь С. Ф. Платонов написал о Годунове книгу, которая не утратила значения и в наши дни. Он тоже не видел в Борисе инициатора закрепощения крестьян. По словам Платонова, Годунов в своей политике выступал как поборник общегосударственной пользы, связавший свою судьбу с интересами, если так можно выразиться, среднего класса.

Таким образом, хоть многочисленные обвинения против Бориса Годунова так и не были никем доказаны, они навсегда запятнали правителя в глазах потомков.

Федор Борисович Годунов

Незадолго до рождения Федора его отец Борис Годунов взошел на российский престол, и довольно рано, начиная с 1594–1595 годов, подобные царским почести стали оказываться и малолетнему Федору. Будучи еще совсем ребенком, он уже «писался» в грамотах рядом с отцом, от его имени отправлялись дипломатические подарки, его имя называлось в церемониалах приема послов. Известный историк С. Ф. Платонов полагает, что подобное возвышение Федора было связано со смертью малолетней царевны Феодосии Федоровны в 1594 году, в результате чего очевидным стало угасание рода московских Рюриковичей, и Борис Годунов принялся готовить свою династию в преемники Федору Ивановичу.

В 1598 году Борис стал царем, а Федор – царевичем и наследником. Он даже принимал участие в торжественном вступлении отца в Москву. В 1599 году десятилетний царевич сам, собственноручно написанным письмом оповестил монахов Троице-Сергиева монастыря о болезни Бориса, по причине которой тот не смог к ним прибыть. В девятилетнем возрасте у Федора уже была своя государственная печать. Он неоднократно привлекался к государственным обязанностям, регулярно заседал в Боярской думе, принимал послов, включая потенциальных женихов своей сестры Ксении. Также юный царевич вовсю участвовал в судебной и благотворительной деятельности отца, в частности, во время голода 1601–1603 годов.

Воспитанием царевича занимался дядька Иван Чемоданов. Сам Годунов был умен и грамотен, однако никакого книжного образования не получил. Однако он позаботился о том, чтобы Федор получил прекрасное образование, он готовился отцом в «просвещенные государи». По словам Н. М. Карамзина, царевич Федор – «первый плод европейского воспитания в России». Впрочем, все это не мешало оппозиции распускать как в России, так и за рубежом слухи о болезненности и слабоумии престолонаследника.

В некоторых источниках есть сведения, что в 1603 году английская королева Елизавета I предлагала Федору руку одиннадцатилетней знатной англичанки, но из этого ничего не вышло по причине скорой смерти Елизаветы. После этого и по мере приближения совершеннолетия Федора Борис наряду с женихом для Ксении принялся искать для сына невесту – в православной Грузии, в царстве Картли. Отбывший из Москвы в мае 1604 года и прибывший в Грузию в августе того же года дворянин Ближней думы Михайло Татищев имел важное поручение – привезти в столицу дочь карталинского царя Георгия X (у Карамзина это «князь Юрий») и его жены Мариам, царевну Елену, или Гульчар, а также убедить Георгия X перейти в подданство России. До наших дней дошло оставленное Татищевым описание царевны, приводимое в XI томе «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина: «Елену видел я в шатре у царицы: она сидела между матерью и бабкою на золотом ковре и жемчужном изголовье, в бархатной одежде с кружевами, в шапке, украшенной каменьями драгоценными. Отец велел ей встать, снять с себя верхнюю одежду и шапку: вымерил ее рост дерев цом и подал мне сию мерку, чтобы сличить с данною от государя. Елена прелестна, но не чрезвычайно: бела и еще несколько белится; глаза у нее черные, нос небольшой, волосы крашеные, станом пряма, но слишком тонка от молодости: ибо ей только десять лет; и в лице недовольно полна».

Георгий X присягу дал, однако царевну оставил у себя до следующего российского посольства. Но к этому времени Федора уже не было в живых. «Татищев хотел везти в Москву невесту… говоря, что <она> будет жить до совершенных лет у царицы Марии, учиться языку и навыкать обычаям русским. <Но Георгий X> удержал Елену до нового посольства царского и тем избавил себя от слез разлуки бесполезной: ибо Елена уже не нашла бы в Москве своего жениха злосчастного!»

Царевич Федор вошел также в историю русской картографии: под его руководством или даже им самим была составлена одна из первых собственно русских карт России. До этого существовали лишь карты, изготовленные иностранными специалистами. Карта была издана в Амстердаме по рукописям в 1613 году видным картографом того времени Гесселем Герритсом. Издание 1613 года – библиографическая редкость; второе издание с поправками и дополнениями было выпущено в 1614 году. Лист, отпечатанный Герритсом, включает также врезку с планом Москвы. Правда, по поводу того, принадлежит ли авторство плана столицы Федору, среди историков картографии до сих пор ведутся споры.

Карта царевича составлена не по геодезическим данным и содержит искажения расстояний. К примеру, участок течения Волги от Нижнего Новгорода до Казани растянут вдвое, а участок Киев – Путивль дан в полуторном масштабе. Вероятно, это было связано с различной трактовкой в разных регионах единиц измерения расстояния или, в случае с Волгой, попросту малой известностью этого региона в то время. Несмотря на все это, карта явилась огромным вкладом в картографию России того времени.

Академик Б. А. Рыбаков в своей книге «Русские карты Московии» высказывает предположение, что при составлении своей карты царевич переработал и дополнил ранний русский чертеж, датированный примерно 1523 годом. Историк картографии Лео Багров полагает, что карта была выполнена Федором в качестве учебного задания и могла попасть на Запад после разгрома дома Годуновых в 1605 году. По всей вероятности, ее привез в Голландию дипломат и путешественник Исаак Масса. По словам Багрова, в этой карте мало использовались русские источники, «кроме нескольких названий», а в основе ее лежит карта России руки фламандского картографа Герхарда Меркатора. К примеру, конфигурация Дона, Днепра и Десны говорит о том, что царевичу был недоступен составлявшийся в то же время Большой чертеж. Кроме того, карта, изданная Герритсом, не воспроизводит в точности чертеж Годунова, а привлекает дополнительно ряд западных источников начала 1610-х годов. Багров полагает, что первоначальная карта царевича была ограничена на севере Волгой от Мологи до Нижнего, на западе – меридианом Новгорода и Смоленска, на юге – Диким Полем к югу от Засечной черты до слияния Оскола и Донца, на востоке – меридианом Пронска, а остальные регионы были добавлены на карту Исааком Массой и самим Герритсом на основании других источников.

«Карта Годунова» пользовалась популярностью в Европе. С 1632 года граверная доска карты Герритса перешла к голландскому картографу и издателю Виллему Блау, и в дальнейшем карта неоднократно переиздавалась с его подписью без каких-либо изменений вплоть до 1665 года, а также включалась в несколько изданий «Путешествия» известного немецкого путешественника Адама Олеария.

Федор – правитель

Правление Федора Борисовича Годунова считается самым коротким в истории России – оно длилось всего сорок девять дней.

Хоть народ и считал, что Борис достигнул венца сомнительным путем, царем он все же был законным, поэтому его сын Федор унаследовал право на престол тоже вполне законно. Сразу после своего избрания Борис Годунов принялся заботиться о продолжении своей династии. Федор стал практически соправителем и именовался государем «царевичем всея Руси». Борис позаботился и о том, чтобы заблаговременно подготовить всю процедуру передачи власти наследнику. Когда патриарх после кончины Бориса обратился к народу, он сообщил, что царь, умирая, после себя приказал на царство своего сына Федора и благословил его крестами, которыми венчаются на царство. Высшее духовенство благословило нового царя, а дворяне, бояре, приказные люди, купечество и гости в присутствии патриарха принесли присягу на верность Федору Борисовичу. По словам очевидцев, действительно все вышеупомянутые категории населения, включая купцов и простой люд, были вызваны в Кремль и приведены там к присяге.

Столичные жители присягнули Федору, целовали крест: «Государыне своей царице и великой княгине всея Руси Марье Григорьевне, и ее детям, государю царю Федору Борисовичу и государыне царевне Ксении Борисовне». Форма присяги была та же самая, что и Борису Федоровичу, только прибавлено: «И к вору, который называется князем Дмитрием Углицким, не приставать, с ним и его советниками не ссылаться ни на какое лихо, не изменять, не отъезжать, лиха никакого не сделать, государства не подыскивать, не по своей мере ничего не искать, и того вора, что называется царевичем Дмитрием Углицким, на Московском государстве видеть не хотеть». Фамилия Отрепьева здесь не указана не потому, что вдруг поменялось мнение о происхождении Григория, а чтобы у изменников не было возможности использовать оговорку в нарушении присяги и чтобы они не могли присягнуть кому-то другому, оправдавшись тем, что это не Отрепьев и, значит, они ничего не нарушают. Введена была и особая присяга для дьяков: «Мы, будучи у ее государынина и государева дела, всякие дела делать вправду, тайных и всяких государевых дел и вестей никаких никому не сказывать, государыниной и государевой казны всякой и денег не красть, дел не волочить, посулов и поминков ни у кого не брать, никому ни в чем по дружбе не норовить и не покрывать, по недружбе ни на кого ничего не затевать, из книг писцовых, отдельных и из дач выписывать подлинно прямо». То, что в присяге Федору Борисовичу имя матери, Марьи Григорьевны, поставлено на первое место, отнюдь не означает, что Фе-дор вступил на престол под опекою матери. Иначе и упоминание Ксении нужно было бы расценивать как назначение ее соправительницей брату, а это, конечно, было не так. И присяга при вступлении на престол Бориса Годунова также давалась целой семье: самому Борису, его жене, царевичу Федору, царевне Ксении и тем детям, которых им еще может дать Бог. Интересно, что в грамотах владыкам о молебствии за нового царя церемония вступления Федора на престол описывается абсолютно так же, как рассказывалось о вступлении на престол Бориса: «По преставлении великого государя нашего, святейший Иов и весь освященный собор и весь царский синклит, гости и торговые люди и всенародное множество Российского государства великую государыню царицу Марью Григорьевну молили со слезами и милости просили, чтобы государыня пожаловала, положила на милость, не оставила нас, сирых, до конца погибнуть, была на царстве по-прежнему, а благородного сына своего благословила быть царем и самодержцем; также и государю царевичу били челом, чтобы пожаловал, по благословению и приказу отца своего, был на Российском государстве царем и самодержцем. И великая государыня слез и молений не презрела, сына своего благословила, да и государь царевич, по благословению и по приказу отца своего, по повелению матери своей нас пожаловал, на Московском государстве сел». Скорее всего, написавшие это хотели продемонстрировать, что, кроме отцовского благословения, Федор принял престол в результате единодушного желания и слезного народного моления.

В столице народ присягнул безо всякого сопротивления, в крупных городах – Новгороде, Пскове, Казани, Астрахани, – в городах Замосковья, Поморья и Сибири все также прошло без затруднений. Составленные там книги были сразу присланы в Москву. В царском архиве хранилась «связка, а в ней записи целовальные… после царя Бориса царице Марье и царевичу Федору всяким людям по чином». Православные охотно целовали крест, но что творилось в умах жителей областей, было не до конца понятно, и потому в грамотах, разосланных к воеводам с приказанием приводить жителей к присяге, было прибавлено: «Берегли бы накрепко, чтоб у вас всякие люди нам крест целовали, и не было бы ни одного человека, который бы нам креста не целовал». Текст подкрестной записи царя Федора в точности копировал текст, который был составлен при восшествии на престол Бориса Годунова. Текст этот содержал бесконечно длинный список обязательств, ограждавших безопасность царской семьи.

Неблагоприятные обстоятельства, при которых Федор вступил на московский престол, не сулили ничего хорошего, ничто не могло гарантировать, что его царствование будет долгим и счастливым. Поэтому шансы на то, чтобы уцелеть в обстановке внутреннего кризиса и гражданской войны, у династии Годуновых были очень малы. Безусловно, Федор обладал всеми необходимыми правителю навыками, но ему на тот момент было всего шестнадцать лет. Разумеется, ему не хватало политической опытности и самостоятельности. Царица Мария Григорьевна была фигурой крайне непопулярной. Ей постоянно припоминали родство с Малютой Скуратовым, пугавшим в свое время всю столицу страшными казнями и массовыми избиениями. По Москве ходила молва о крайней жестокости и самой царицы.

В Боярской думе числилось большое количество Годуновых, Борис делал для этого все. Но к началу 1605 года практически все наиболее значительные деятели из рода Годуновых покинули Думу, а оставшиеся уже не не пользовались никаким авторитетом, хоть и обладали внушительными титулами. Когда тучи начали сгущаться, рядом с Федором не оказалось никого, кто мог бы поддержать пошатнувшуюся власть и остановить кризис. Прошло всего несколько дней после присяги, и бессилие правительства обнаружилось с полной очевидностью. Краху годуновской власти немало способствовало то, что в нужный момент у Федора попросту не оказалось достаточных военных сил: в течение многих месяцев Борис отправлял в действующую армию всех способных носить оружие, включая стольников, дворцовую охрану, конюхов и псарей.

Само собой, у царя Федора не было абсолютно никакого опыта командования войсками, поэтому он был вынужден положиться на семейство Басмановых, которое уже однажды сумело дать отпор Лжедмитрию, нанеся ему серьезные поражения. В войсках под крепостью Кромы, где засели сторонники Лжедмитрия во главе с атаманом Корелой, остались также Василий и Иван Голицыны, Михаил Глебович Салтыков и Иван Иванович Годунов. В правительство вошли князья Федор Иванович Мстиславский, Василий и Дмитрий Ивановичи Шуйские, которых новый царь вызвал обратно из действующей армии в Москву. Сыскными делами, как и при царе Борисе, ведал Семен Годунов. Чтобы заручиться поддержкой населения, правительство Федора раздавало огромные подарки «на помин души» царя Бориса и даже объявило амнистию всем, кто был сослан при Борисе. Среди амнистированных, вернувшихся в Москву, был двоюродный дядя Федора, Богдан Бельский, который потом сыграл решающую роль при его аресте. Однако все меры, предпринятые правительством Федора, к сожалению, не возымели должного эффекта. К примеру, старейшина Боярской думы Федор Иванович Мстиславский, как выяснилось, изначально вел двойную игру, из-за чего Семен Годунов даже распорядился тайно убить его, но это уже не суждено было осуществить из-за быстрого краха династии.

За все время правления царя Федора была предпринята лишь одна значительная внутригосударственная мера: учрежден Каменный приказ – аналог министерства строительства, который ведал каменным строительством в Московском государстве. Каменному приказу подчинялись все известковые и кирпичные заводы в Москве и мастера каменных дел. Орган контролировал бюджет городов, где осуществлялась добыча белого камня. Доподлинно не известно, начал ли Федор чеканку своей собственной монеты. Есть мнение, что для его монеты было использовано уникальное сочетание аверса чекана начала правления Федора Ивановича, где было указано только имя: «Царь и великий князь Федор всея Руси», и реверса чекана времен Бориса Федоровича. Если это правда, то Федор является единственным правителем, для монет которого не был изготовлен специальный штемпель. Впрочем, абсолютной уверенности в том, что эти монеты относятся именно ко времени царствования Федора, нет, поскольку на некоторых монетах с реверсом времен Бориса Годунова на аверсе указано имя «Федор Иванович».

Воевода Петр Федорович Басманов, фактически ставший верховным командующим царской армией, прибыл в ставку под осажденными Кромами 17 апреля вместе с митрополитом новгородским Исидором, чтобы войска присягнули новому государю. Поскольку Басманов не являлся родовым боярином, формально главным воеводой был назначен князь Михаил Катырев-Ростовский. Царь Федор обещал щедро вознаградить войска по истечении, как записал иностранец, «шестинедельного траура» по отцу. Однако не все войско приняло присягу. Часть армии сразу же перешла к самозванцу. В лагере начались внутренние стычки, стороны использовали боевые кличи «Дмитрий» и «Федор».

На сторону самозванца перешли алексинские, каширские, рязанские, тульские и севские дворяне, и прежде всего рязанцы Прокопий и Захарий Ляпуновы, которые после стали известными деятелями Смуты. 7 мая Басманов предал царя Федора. Вероятно, причиной тому была, в частности, тяжба с родственником царя Семеном Годуновым из-за местничества. Вместе с Басмановым на сторону Лжедмитрия перешли также Голицыны и Михаил Салтыков. Правда, согласно другим источникам, Салтыков был пленником, Василий Голицын велел связать себя, обыграв все так, будто бы его берут в плен. Те войска, что остались верны царю Федору, были в итоге разбиты изменниками в союзе с казаками. Иван Иванович Году-нов был пленен и отправлен в ставку самозванца в Путивль, а Михаил Катырев-Ростовский, Андрей Телятевский и Семен Чемоданов бежали к Москве. Писатель о России тех времен Конрад Буссов в «Московской хронике» пишет, что верными новому царю остались только немецкие наемники, которых он по возвращении в Москву якобы щедро одарил за преданность и публично объявил «самыми верными и постоянными».

После этого события в Москву было направлено «прелестное письмо», в котором Лжедмитрий, величая себя уже даже не царевичем, а царем, называл Федора своим «изменником». Распространителей послания самозванца предавали пыткам и казни. По словам голландского дипломата Исаака Массы, семья Годуновых после поражения при Кромах закрылась в Кремле, опасаясь жителей столицы больше, «нежели неприятеля или сторонников Дмитрия».

Убийство Федора и Марии Годуновых

Из Тулы в подмосковное Красное Село приехали сторонники надвигавшегося на столицу Лжедмитрия Никита Плещеев и Гаврила Пушкин. Заручившись поддержкой красносельцев, восстание которых перекинулось на Москву, Плещеев и Пушкин прибыли в столицу, на Лобное место, и с него прочли послание самозванца. Это случилось 1 июня. В тот же самый день жители столицы, при попустительстве боярского правительства, арестовали Федора Борисовича, а также его мать и сестру Ксению в Кремле, причем находилось семейство не в царских палатах, а «на собственном дворе Бориса». Новым государем был провозглашен Лжедмитрий под именем Дмитрия Ивановича. Наряду с царской семьей были арестованы и остальные представители Годуновых, а также их родственники Сабуровы и Вельяминовы. Столицу, тут же воспользовавшись возникшей ситуацией, от имени «Дмитрия Ивановича» фактически контролировал двоюродный брат Марии Годуновой, Богдан Бельский. Он при всем народе поклялся москвичам, что это именно он спас от смерти царевича Дмитрия в Угличе. Однако самозванец не мог ему доверять, так как Бельский приходился Годуновым родней, а потому Богдана вскоре заменили на присланного из Тулы Василия Васильевича Голицына.

Прямо перед самым вступлением Лжедмитрия в Москву Федор и его мать были задушены в своем кремлевском доме. В «Московской хронике» Конрада Буссова говорится, что находившийся в этот момент в Серпухове самозванец отказывался повляться в столице до тех пор, пока не будут ликвидированы Годуновы. Причем нельзя сказать, чтобы это распоряжение Лжедмитрия было секретным. Напротив, его передали жителям столицы в открытом послании. Когда арестовывали патриарха Иова, на подворье Годуновых возник Василий Голицын со стрельцами и приказал убить царя Федора. Рядом с Голицыным находились также князь Мосальский, дьяки Молчанов и Шерефединов. Но, как свидетельствует бывший в то время в Москве шведский дипломат и историк Петр Петрей, непосредственным убийцей был подьячий Иван Богданов, якобы тайно присланный для этого в Москву.

Царь Федор был крепким и сильным юношей. Он оказал сопротивление пытавшимся его убить мужчинам. Вчетвером они едва одолели молодого государя. И хотя впоследствии был озвучена официальная версия смерти Федора и Марии – отравление, их тела, выставленные на всеобщее обозрение, имели явные следы насильственной смерти. По словам П. Петрея, «следы от веревки, которой они были задушены, я видел собственными глазами вместе со многими тысячами людей». Тела Федора и Марии, а также извлеченное из гробницы в Архангельском соборе тело Бориса Годунова по приказу Лжедмитрия захоронили безо всяких почестей, без отпевания, как самоубийц, во второстепенном московском женском Варсонофьевском монастыре.

В 1606 году по распоряжению царя Васи лия Шуйского останки царского семейства торжественно перенесли в Троице-Сергиев монастырь, где в особой усыпальнице, возведенной в 1783 году, они покоятся и поныне.

Современники молодого царя, равно как и многие исследователи, считали Федора, его мать и сестру невинными жертвами преступного, хищного властолюбия Бориса Годунова, которого господь наказал за убийство царевича Дмитрия. Подобная точка зрения возникла уже в анонимном «Ином сказании» времен Василия Шуйского: «О, ослепление, о его неистовства, о многие окаянства… Где его супруга и любимые чада? Кто может его жену и чад отнять у палача?» Выдающийся историк Н. М. Карамзин писал: «Сын естественно наследовал права его, утвержденные двукратною присягою, и как бы давал им новую силу прелестию своей невинной юности, красоты мужественной, души равно твердой и кроткой; он соединял в себе ум отца с добродетелию матери и шестнадцати лет удивлял вельмож даром слова и сведениями необыкновенными в тогдашнее время: первым счастливым плодом европейского воспитания в России; рано узнал и науку правления, отроком заседая в Думе; узнал и сладость благодеяния, всегда употребляемый родителем в посредники между законом и милостию. Чего нельзя было ожидать государству от такого Венценосца? Но тень Борисова с ужасными воспоминаниями омрачала престол Феодоров: ненависть к отцу препятствовала любви к сыну… „Святая кровь Димитриева, – говорят летописцы, – требовала крови чистой, и невинные пали за виновного, да страшатся преступники и за своих ближних!“ Многие смотрели только с любопытством, но многие и с умилением: жалели о Марии, которая, быв дочерью гнуснейшего из палачей Иоанновых и женою святоубийцы, жила единственно благодеяниями и коей Борис не смел никогда открывать своих злых намерений; еще более жалели о Феодоре, который цвел добродетелию и надеждою: столько имел и столько обещал прекрасного для счастия России, если бы оно угодно было Провидению!»

В наши дни, когда Борис Годунов уже во многом исторически «реабилитирован», подобный подход представляется слишком упрощенным. Впрочем, тот факт, что Федор, будучи всесторонне подготовленным к правлению государством, образованным и талантливым молодым человеком, заслуживал лучшей участи и, возможно, стал бы одним из выдающихся русских правителей, вряд ли стоит ставить под сомнение.

Ксения Борисовна Годунова

Трагическая судьба выпала на долю этой, пожалуй, одной из самых обворожительных русских красавиц. Пора ее юности пришлась на эпоху самых колоссальных надежд для ее родителей. В 1598 воду отец Ксении Борис Годунов был избран царем России. Подобное невиданное возвышение сироты, начавшего свою службу в качестве постельничего при дворе Ивана Грозного, до государя сулило всему роду Годуновых блистательное будущее. Даже неприятели отдавали должное Борису, ведь он мог заслужить славу одного из лучших правителей мира и совершить много достойных дел, если бы не помешали ему стихийные бедствия и трагические события.

По словам современников, помимо внешней красоты Ксения обладала тонкой душевной организацией. И если считалось, что красоту и манеры она унаследовала от отца, то о матери царевны, дочери опричника Малюты Скуратова Марии Григорьевны, подобные лестные отзывы услышать было чрезвычайно трудно. Напротив, народ часто приписывал ей неблаготворное влияние на мужа.

Души в детях не чаявший отец, Борис Годунов, окружил дочь Ксению и сына Федора добром и лаской и дал им лучшее для того времени образование. Хоть Ксения и не являлась царевной с детства, воспитание она получила более чем соответствующее этому титулу. В семнадцать лет единственная дочь царя превратилась в самую образованную, красивую девицу на Руси.

Нежный, трогательный образ Ксении запечатлен в литературных произведениях и народных песнях XVII века. До наших дней дошли описания внешности царевны, и, по всей видимости, Ксения являла собой воспетый в народном поэтическом творчестве тип русской красной девицы. Русский писатель XVII века И. М. Каты рев-Ростовский, находясь под впечатлением от очаровательной девушки, так описывал ее: «Царевна же Ксения, дщерь царя Бориса, девица сущи, отроковица чюдного домышления, зелною красотою лепа, бела вельми и лицом румяна, червлена губами, очи имея черны велики, светлостию блистаяся, бровми союзна, телом изобильна, млечною белостию облиянна, возрастом ни высока, ни ниска, власы имея черны велики, аки трубы, по плечам лежаху». Впрочем, внешность не являлась единственным достоинством юной царевны, Ксения, по свидетельствам современников, была еще и «воистину во всех делах чредима», «во всех женах благочиннийша и писанию книжному навычна».

Если сына Федора Борис Годунов готовил быть просвещенным царем, то дочь Ксению намеревался выдать замуж за какого-нибудь иностранного принца, согласившегося принять православие и поселиться в России, в удельном владении, выделенном ему. Удачным замужеством Годунов желал не только устроить счастье любимой дочери, но и избавиться от всяческих препятствий, мешающих ученым и мастерам, желавшим работать в России и пытавшимся пробраться в Москву. Препятствия эти были делом рук государей европейских стран, страшащихся усиления могущества России. Очень хотелось Борису, чтобы по всей стране заработали учебные заведения с приглашенными зарубежными учителями, которые бы могли «облагодетельствовать» Россию «своими познаниями».

По словам летописца-современника, Ксения «поучению книжному со усердием прилежаще» и «зело научена премудрости и всякого философского естественнословия». Царевна изучала древнюю историю, как византийского государства, так и отечественную, получила знания о различных уголках мира, о странах и народах. Вдумчиво и основательно постигала Ксения смысл «семи мудростей»: грамматики, диалектики, риторики, числительницы (арифметики), геометрии, звездозакония (астрономии), а также музыки, под которой понималось и собственно пение. Отдельной строкой летописцы подчеркивают музыкальность царевны и ее прекрасный голос: «Гласы воспеваемыя любляше и песни духовныя любезне желаше». Ксения также сама сочиняла песни. До наших времен даже дошли строки сочиненных царевной песен, которые она написала в самый трагический период ее жизни. В 1619 году священник и переводчик Ричард Джеймс, опоздавший на свой корабль, провел зиму в Холмогорах. Именно здесь в его записной книжке, благодаря какому-то русскому человеку, появились две песни Ксении Годуновой, которую можно считать первой известной на Руси поэтессой.

На Руси все девочки в обязательном порядке обучались рукодельному искусству, в том числе вышиванию. Ксения была одаренной художницей-вышивальщицей. И не случайно Ксения в своих песнях вспоминает о расшитых ею золотом вещах. В те времена художественное лицевое шитье обрело особую популярность и поражало совершенством исполнения. Золотыми и серебряными нитями, разноцветными шелками, жемчугом и драгоценными камнями по бархату и плотному шелку вышивали девушки из знатных семей целые сюжетные картины со множеством персонажей. Порой вышитые на пяльцах красочные композиции русских рукодельниц воспроизводили сюжеты живописных фресок и икон. Тетка Ивана Грозного, Евфросиния Андреевна Старицкая, считается основательницей самобытной школы лицевого шитья в русском искусстве. Ксения Годунова стала одной из самых замечательных продолжательниц традиций лицевого шитья, по сложности не уступающего ювелирному искусству. Уже около четырех столетий в Троице-Сергиевой лавре хранятся две работы, созданные руками Ксении, относящиеся к 1601–1602 годам, когда Ксению сватали за герцога Иоанна, брата датского короля Христиана IV.

Первая работа Ксении – покровец для изголовья гробницы Сергия Радонежского, на котором царевна-мастерица изобразила рублевскую «Троицу». Мелким жемчугом по малиновому атласу вышиты фигуры, одежды, стол, палаты, горы и деревья. Растительный орнамент выполнен крупным жемчугом и самоцветными камнями. На полях находятся серебряные и позолоченные пластины-дробницы с изображениями Богоматери, Иоанна Предтечи, Сергия Радонежского и святых, соименных членам царской семьи Годуновых: Бориса, Марии, Федора, Ксении.

Вторая работа царевны, хранящаяся в Троице-Сергиевой лавре, – это красочная композиция, исполненная на бархате, предназначавшемся для покрывания «жертвенника». На картине изображен сидящий на троне Христос, рядом с ним расположились Богоматерь и Иоанн Предтеча, у их ног – Сергий и Никон Радонежские. В работе Ксения умело скомбинировала пятнадцать различных узоров и швов, добилась удачного сочетании жемчужного и золотого шитья, ее произведение отличается особой выразительностью, объемностью фигур, изяществом и гармонией цветов драгоценных камней.

Эти две чудом дошедшие до нас изумительные работы царевны призваны напоминать людям о самой Ксении, о ее трагической судьбе, о том, сколько радости и красоты могла эта восхитительная мастерица подарить своим современникам и потомкам, если бы не страшные события Смутного времени.

Царевна мечтала о счастье и счастливом замужестве. Отец Борис Годунов продолжал поиски жениха, во всех отношениях достойного руки Ксении. Но судьба сулила царской дочери лишь горести и утраты.

В конце XVI в. сын низложенного шведского короля Эрика XIV, герцог Густав, скитался по Европе. Он бежал из своей страны, от родственников, захвативших его наследственное право и пытавшихся его убить. Наконец он поселился в городе Гданьске. Но не все заладилось у Густава и в Польше, и он тайно отправил письмо московскому царю. Переписка шведского принца с Борисом Годуновым началась почти сразу же, как он вступил на русский престол.

В скором времени принца-скитальца пригласили приехать в Москву. Летом 1599 года Густав бежал из Польши и, несмотря на погоню, благополучно добрался до столицы России. Ему навстречу были послано несколько придворных с немецкими переводчиками, а также повозки, лошади и все необходимое для дороги. 19 августа Густав торжественно въехал в Москву, его встречали с небывалой пышностью, словно короля. На приеме царь Борис и царевич Федор выразили принцу сожаление обо всех его невзгодах и в присутствии всех бояр обещали ему покровительство Московского государства.

К Густаву в Москву на службу стали прибывать молодые дворяне из-за рубежа. Однако все переменилось в одночасье. Тщеславный и самонадеянный Густав, разбалованный столь милостивым отношением и думающий, что ему все теперь дозволено, вызвал из Польши жену своего бывшего хозяина Христиана Катера, некую Катерину. С ней он состоял в любовной связи еще в Гданьске, и у них даже уже были дети. В Москве он велел возить ее в карете, запряженной четверней белых лошадей, подобно тому, как ездят царицы. Стали поговаривать, что Катерина оказывала на него дурное влияние, и Густав превратился в надменного, вспыльчивого и жестокого человека.

Мало-помалу все придворные принца и иноземные дворяне стали отходить от него, многие из них поступили на службу к русскому царю, который благосклонно принял их, назначив хорошее жалованье и дав отличные поместья. Раскрыв подлинный характер принца Густава, царь Борис передумал отдавать за него свою дочь и повелел объявить принцу, что его поведение недостойно звания королевского сына. Впрочем, несмотря на то, что Борис перестал видеть в Густаве будущего зятя, государь не прогнал его и не обрек на нищенское существование. Годунов пожаловал Густаву город Углич с уездом, с которого принц мог получать ежегодный доход. Управлял уделом назначенный от царя дворянин, а принцу на его содержание доставлялись доходы. В 1601 году Густава разлучили с его сожительницей Катериной и отвезли в Углич. Там его содержали по-княжески до самой его смерти в 1607 году. Уже лежа на смертном одре, Густав, много скитавшийся по Европе и живший там в большой нужде, очень сожалел, что в свое время попал под влияние своей сожительницы, нежели следовал воле русского царя. Шведский принц умер при Василии Шуйском, через два года после того, как царский престол захватил самозванец Лжедмитрий I. И кто знает, если бы Густав в свое время женился на Ксении, то, возможно, спас бы не только царевну, но и ее брата, Федора, и всю династию Годуновых…

Через год после неудавшейся попытки выдать дочь за шведского принца Годунов через послов получил согласие датского короля Христиана IV на брак своего брата Иоанна с русской царевной Ксенией. Датский принц герцог Иоанн должен был прибыть в Россию и навсегда поселиться в Тверском княжестве.

6 августа 1602 года датский принц на нескольких кораблях в окружении многочисленной свиты, доходившей числом до четырехсот человек, прибыл в Ивангород. Отсюда его путешествие до столицы было настоящим праздничным шествием, с многочисленными остановками, где процессию встречали пушечными выстрелами, хлебом-солью и богатым столом. Принц Иоанн ехал через Новгород, Торжок, Старицу, его сопровождали боярин Михаил Салтыков и дьяк Афанасий Власьев, хорошо знакомые с иноземными обычаями. Иоанн беседовал с сопровождавшими его боярином и дьяком, узнавал от них о гражданском и церковном устройстве в Московском государстве.

19 сентября 1602 года принц Иоанн прибыл в столицу. Перед въездом в город посол Михаил Татищев привел Иоанну в подарок от царя Бориса прекрасную серую лошадь со сплошной серебряной сбруей и с позолоченным, украшенным драгоценными камнями оплечьем на шее. На ней принц подъехал к Москве, где его встречала толпа и десять тысяч русских всадников в парадной форме. По словам очевидцев, казалось, будто поле за Москвой превратилось в «золотую гору, покрытую различными цветами», а прибывшие иноземцы «с великим удивлением взирали на пышность и великолепие московитов».

Когда принц и его свита въехали в город через Тверские ворота, раздался звон колоколов и на улицы высыпали празднично разодетые люди. Принца проводили в Китай-город и поместили в лучшем доме. Царь Борис с сыном Федором наблюдали за торжественным въездом герцога Иоанна в Москву с кремлевской стены.

А 28 сентября 1602 года, когда гости уже отдохнули после долгого путешествия, Иоанн со всей свитой был приглашен на обед в Грановитую палату. Царь Борис и царевич Федор обняли принца Иоанна как родного. Во время обеда царь восседал на золотом троне, за столом рядом с ним были его сын Федор и принц Иоанн как будущий зять. Рядом с государем могли сидеть только члены царской семьи. Остальные сидели за столами вокруг, и каждый занимал место по своему чину. Пир длился до самой ночи. Борис долго расспрашивал принца о его брате-короле и других государях и трижды пил за здоровье герцога Иоанна. По окончании пира царь и царевич сняли с себя золотые цепи и возложили на датского принца. Тогда же было решено в начале зимы справить свадьбу Иоанна и Ксении.

Самой же царевны на обеде, конечно, не было, ведь по русскому обычаю того времени невеста ни в коем случае не могла видеть своего суженого до свадьбы. Но Ксения все же не утерпела и выглянула из тайной «смотрильной палатки», специально устроенной в Грановитой палате для царских особ женского пола. Все современники как один свидетельствовали, что Иоанн был красивым, статным юношей. Это был умный, скромный, обходительный молодой человек. Понравился он и Ксении.

После семья Годуновых отправилась в Троице-Сергиевскую лавру – молиться о счастье Ксении. Принц Иоанн остался в Москве и с усердием взялся за изучение русского языка. Он был настолько вдохновлен происходящим, что даже говорил, что хочет принять православие. Невеста Ксения, бывшая с родителями на богомолье, прислала в дар жениху, по русскому обычаю, богато убранную постель и белье, расшитое серебром и золотом.

На обратном пути к столице Борис узнал о внезапной болезни принца. Прибыв в Москву, царь стал умолять врачей спасти дорогого будущего зятя, сулил за его исцеление щедрое вознаграждение. Государь даже дал обет, что дарует свободу четырем тысячам узников, если принца вылечат, а также повелел раздавать нищим богатую милостыню.

Врачи уверяли Бориса, что Иоанн в скором времени поправится, что болезнь не опасна. Но принцу становилось все хуже. Когда царь навестил больного, он нашел его очень слабым. Борис принялся горько плакать у его постели. Один из членов датской свиты услышал и записал в дневник слова русского царя: «Заплакала бы и трещина в камне, что умирает такой человек, от которого я ожидал себе величайшего утешения, – восклицал Годунов. – В груди моей от скорби разрывается сердце».

Борис навестил нареченного зятя и на следующий день. Принц был без сознания и метался в бреду. Царь не отходил от его постели. К вечеру жар усилился, и 29 октября в два часа ночи, не приходя в сознание, принц скончался. Царевна была безутешна, а Борис сказал ей: «Погибло, дочь, твое счастье и мое утешение». В знаменитой трагедии А. С. Пушкина скорбящая Ксения, целуя портрет умершего жениха, произносит:

Милый мой жених, Прекрасный королевич, Не мне ты достался, Не своей невесте, А темной могилке На чужой сторонке…

Так Ксения стала невестой-вдовой. В дальнейшем судьба царской семьи сложилась так трагически, что Борису было уже не до поиска женихов.

В 1603 году в Российском государстве начался невиданный по масштабам голод, наступивший после череды неурожайных лет. Цена на рожь поднялась в двадцать раз. Богатеи, имевшие запасы старого хлеба, отказывались продавать его, взвинчивая цены до небес. Никто не мог себе позволить покупать такой хлеб. Правительство Бориса Годунова не смогло заставить богатых поделиться хлебными излишками в условиях неурожая. Не удалось ему и ввести твердые цены на хлеб и обуздать бешеную спекуляцию зерном. Но сам царь Борис не жалел никаких средств в борьбе с массовым голодом. Он организовал оплачиваемые общественные работы в Москве и приказал каждый день раздавать нуждавшимся денежную и хлебную милостыню. Конечно, народ, узнав об этом, хлынул в столицу, лишь усугубив ситуацию. За два года голода умерли сто двадцать семь тысяч человек. Современники утверждали, что за это страшное время вымерла треть царства Московского. Разбои и грабежи, ознаменовавшие начало голода, переросли в голодные бунты неимущих, восстания и междоусобные войны.

В это время в Польше объявился самозванец – Лжедмитрий. Стремительному распространению легенды о чудом спасшемся царевиче Дмитрии способствовали не только покровительство самозванца польского короля Сигизмунда III и поддержка политических противников Бориса, но и настроения и ожидания русского народа, возрадовавшегося появлению «прирожденного государя» и верящего в «доброго царя». Слух о возвращении царевича Дмитрия распространилась со скоростью света. А между тем «добрым царем» на самом деле был неразборчивый в средствах изменник, который еще до вступления на Русскую землю заключил тайные соглашения с Сигизмундом III о передаче Речи Посполитой обширных территорий Московского государства. Помимо этого, перейдя веру, он обещал своим польским покровителям, что обратит в католичество все православное царство Московское в католичество за один год. Также он обещал жениться на подданной польского короля, Марине Мнишек, дочери Юрия Мнишека, который представил Лжедмитрия Сигизмунду III.

Очень быстро московским властям стало известно настоящее имя самозванца. Им оказался беглый монах-расстрига Григорий Отрепьев. В августе 1603 года Борис Годунов через Посольский приказ обратился к первым польским покровителям самозванца с требованием выдать «вора». В России в это время старательно пресекались слухи о самозванце, ведь они порочили царя Бориса Годунова, объявляя его причастным к гибели царевича Дмитрия, который умер за семь лет до того, как Борис взошел на престол. Но когда Лжедмитрий вторгся в Россию, слухи об объявившемся царе-избавителе уже невозможно было искоренить.

Первое вторжение Лжедмитрия, организованное при поддержке польского короля, потерпело полный крах. Можно предположить, что династия Годуновых так и не была бы сброшена с трона, если бы не внезапная кончина Бориса. Злостная клевета, обвинения в убийствах, измены и предательства подданных, – все это сильно подорвало здоровье царя.

Кончина царя Бориса усугубила смуту в Российском государстве, расчистила путь самозванцу, погубившему династию Годуновых. Преемник Бориса, его сын Федор, «подавал народу твердую надежду, что будет добрым, благочестивым царем», но, как известно, правил после смерти отца лишь два месяца. Таким образом, царевна Ксения стала свидетельницей внезапного и трагического падения своего рода и предательства тех, на кого Годуновы возлагали свои надежды.

Когда по приказанию Лжедмитрия I были убиты молодой Федор и его мать-царица, Ксению изменники не тронули. Оказалось, что самозванец, наслышанный о необычайной красоте Ксении, «дщерь повелел в живых оставити, дабы ему лепоты ея насладитися». 10 июня 1605 года князья-убийцы Василий Голицын, Василий Мосальский, Михаил Молчанов и Андрей Шерефетдинов в сопровож дении отряда стрельцов ворвались на подворье Годуновых, захватили царицу Марию Григорьевну и ее детей и развели «по храминам порознь». Отчаянно вырывавшуюся Ксению увезли в дом к одному из убийц ее матери и брата, князю Мосальскому. Позже она узнала, что народу объявили, что царь и царица совершили самоубийство, «испиша зелья», а «царевна едва оживе». Хотя этому никто не поверил, так как люди собственными глазами видели странгуляционные борозды на шеях Федора и Марии Григорьевны, бояре запретили традиционный обряд погребения и велели закопать царя и царицу как самоубийц.

В это время осиротевшую Ксению продолжали удерживать в доме князя Василия Мосальского. О чем думала несчастная царевна? Догадывалась ли она, что ее поведут на поругание к авантюристу-само званцу? Надеялась ли на чудесное избавление?

Летом 1605 года Лжедмитрий вступил в Москву. Попытка Василия Шуйского в первые дни пребывания самозванца в столице «не дать ему сесть на царство» не удалась и едва не стоила ему жизни. 18 июля в Москву из ссылки вернулась вдова Ивана Грозного, Мария Федоровна Нагая, и во всеуслышание объявила Лжедмитрия I своим сыном. Признание мнимой матери окончательно убедило тех, кто все еще сомневался в царском происхождении самозванца. В обстановке неумолкающего ликования по поводу обретения истинного государя Гришка Отрепьев был венчан на царство.

По приказанию Лжедмитрия I князь Василий Мосальский привел Ксению к нему во дворец. Русский художник Н. Неврев написал картину, изображающую этот момент. На ней царевна рыдает, закрыв лицо рукою. Невозможно даже представить себе, что чувствовала она, понимая, что ее отдают на поругание самозванцу, по приказу которого убили ее родных, человеку, внушавшему ей омерзение и своими поступками, и своей наружностью. По словам современников, Лжедмитрий был приземистым, небольшого роста, широким в плечах, почти без талии, с короткой шеей и огромными руками разной длины. Лицо у него было грубое, желтое, безусое, глаза маленькие, взгляд колючий, толстый нос по форме напоминал башмак, а возле носа росли две большие синие бородавки.

По свидетельствам отечественных и иностранных современников, Лжедмитрий продержал Ксению у себя наложницей целых шесть месяцев. Голландский дипломат Исаак Масса, живший в то время в Москве, рассказывал, что самозванец предавался безудержному разврату. Ему тайно приводили хорошеньких девушек и монахинь, к которым, если ни уговоры, ни деньги не помогали, применялось насилие. Исаак Масса писал о самозванце: «Он был распутником, ибо всякую ночь растлевал новую девицу, не почитал святых инокинь и множество их обесчестил по монастырям, оскверняя таким образом святыни».

Нахождение у самозванца Ксении весьма тревожило будущего тестя Лжедмитрия I, Юрия Мнишека. Он прекрасно пони мал, что его дочь уступает по красоте русской царевне. Марина не обладала ни женской привлекательностью, ни обаянием.

Спустя полгода после вступления на престол Лжедмитрий так и не пригласил Марину к себе в Москву. Наконец в декабре 1605 года Юрий Мнишек обратился к самозванцу с письменным выговором: «Так как известная царевна, дочь Бориса Годунова, живет вблизи вас, то по моему и благоразумных людей совету благоволите ее удалить и отослать подалее». Лжедмитрий, получив письмо, спорить не стал и сослал Ксению в глухой Горицкий монастырь на Белоозере, где она была пострижена в монахини под именем Ольги. Уже не надеялась царевна когда-либо возвратиться в столицу и поплакать на могилах своих родных, постоянно горевала о своем прошлом, печалилась о судьбе своей семьи и всей России. Тогда-то и сочинила Ксения песни, некоторые из которых были найдены в записной книжке английского священника и переводчика Ричарда Джеймса. Вот одна из них:

А светы вы, наши высокие хоромы! Кому вами будет владети после нашего царьсково житья? А светы, браные убрусы! береза ли вами крутити? А светы, золоты ширинки! лесы ли вам дарити? А светы, яхонты-серешки! на сучье ли вас задевати, — после царьсково нашего житья, после батюшкова представленья а света Бориса Годунова? А что едет к Москве Рострига да хочет терема ломати, меня хочет, Царевну, поимати, а на Устюжну на Железную отослати, меня хочет, Царевну, постритчи, а в решетчатый сад засадити. Ино охте мне горевати: как мне в темну келью ступити, у игуменьи благословитца?

Лжедмитрий I был убит 17 мая 1606 года в результате дворцового переворота, организованного дворянами-заговор щи ка ми и поддержанного народом. Новый царь Василий Шуйский перевел Ксению Годунову во Владимирский Княгинин монастырь. Дабы укрепить авторитет власти и дискредитировать идею «доброго царя Дмитрия», по приказанию Шуйского останки семьи Бориса Годунова были торжественно перенесены из Варсонофьевского монастыря в Троице-Сергиевский. Гробы с прахом царского семейства бояре и монахи несли на руках, а царевну Ксению везли следом в закрытых санях. Она громко плакала и причитала. Очевидец Конрад Боссов приводит в «Московской хронике» ее причитания: «О горе мне, бедной покинутой сироте! Самозванец, который называл себя Димитрием, а на самом деле был только обманщиком, погубил любезного моего батюшку, мою любезную матушку и любезного единственного братца и весь наш род, теперь его самого тоже погубили, и как при жизни, так и в смерти своей он принес много горя нашей земле. Осуди его, господи, прокляни его, господи!»

К тому времени многие в народе стали сожалеть о том, что Борис Годунов так бесславно закончил свое царствование. Многие говорили, что лучше бы он и сейчас бы еще жил и правил. А умная и проницательная Ксения уже тогда предчуствовала, что за убитым самозванцем явятся новые злодеи, которые принесут России много страданий. В одной своей песне царевна слезно вопрошает: «За что наше царьство загибло?»

Ксения не ошиблась. За Лжедмитрием I появился Лжедмитрий II, а затем и Лжедмитрий III… В 1609 году началась открытая польская и шведская интервенция.

Когда в 1609 году Ксения отправилась в Троице-Сергиевский монастырь на могилу своих родных, она была застигнута полчищами поляков, осаждавшими монастырь, в котором укрывались жители многих окрестных деревень. Осада длилась полтора года, и Ксения вместе с осажденными стойко переносила все трудности и мучения. Закончилась осада полным поражением поляков, которым так и не удалось сломить мужество и смелость защитников монастыря.

До наших дней дошло письмо, написанное Ксенией из осажденного монастыря, предназначенное жившей в Москве тетке, княгине Домне Богдановне Ноготковой, родной сестре Евдокии Богдановны Сабуровой, одной из жен царевича Ивана, убитого отцом Иваном Грозным. В этом письме от 29 марта 1609 года Ксения сообщает: «Я у Троицы в осаде в своих бедах чуть жива, конечно, больна со всеми старицами, и впредь, государыня, никако не чаем себе живота, с часу на час ожидаем смерти. Да у нас же за грех за наш моровое поветрие, всяких людей измяли скорби великия смертныя, на всякий день хоронят мертвых человек, по двадцати и по тридцати и больши…» Когда же лютующий в обители мор закончился, то «не осталося людей ни трети».

После завершения осады Троице-Сергиевского монастыря Ксения Борисовна Годунова вместе с племянницей Ивана Грозного, Марией Владимировной, переехала в московский Новодевичий монастырь. Однако и здесь ей не было покоя. В августе 1611 года казаки Ивана Заруцкого взяли монастырь приступом и разграбили его. Одна из грамот того времени свидетельствует: «Когда Ивашко Заруцкий с товарищами Девичий монастырь взяли, они церковь Божию разорили, и черниц, королеву, дочь князя Владимира Андреевича, и Ольгу, дочь царя Бориса, на которых прежде и зрети не смели, ограбили донага, и иных бедных черниц и девиц грабили и на блуд имали, а как пошли из монастыря, и церковь и монастырь выжгли».

После несчастную Ксению вместе с другими монахинями отправили обратно во Владимирский Княгинин монастырь. И с тех пор о ней не было ничего слышно вплоть до 1622 года, когда наконец прекратились все ее страдания. Ксения Годунова завещала похоронить себя рядом с родными, и последнее желание ее было исполнено: ее тело перевезли в Троице-Сергиевский монастырь и погребли рядом с могилами отца, матери и брата у входа в Успенскую церковь.

На долю Ксении Годуновой выпало чудовищное, непомерное количество страданий и испытаний, она стала безвинной жертвой страшных преступлений. Несправедливость ее страданий вызывало неподдельное сочувствие у современников. Трагическая судьба царевны нашла отражение в летописях, исторических повестях и записках соотечественников, а также в дневниках и воспоминаниях иностранцев. Ее образ не оставил равнодушными русских художников – В. Сурикова, Н. Неврева и К. Маковского. Утонченную натуру Ксении потрясающе изобразил А. Пушкин.

Сама многострадальная царевна оставила потомкам память о себе песенно-поэтическими сочинениями и живописно вышитыми картинами.

Троице-Сергиева лавра

Троице-Сергиева лавра – главный монастырь Подмосковья, одна из двух обителей в России, имеющих статус лавры. Примечательна и насыщенна история этой великой святыни, неоценима роль, которую сыграла она в судьбе нашего Отечества. На протяжении столетий Троице-Сергиева лавра, основанная Сергием Радонежским в 1337 году, является одной из самых почитаемых общерусских святынь, крупнейшим центром духовного просвещения и культуры.

На центральной площади лавры расположен необычный, привлекающий внимание обелиск. Он был установлен в 1792 году знаменитым ученым и церковным деятелем митрополитом Платоном. «Три были несчастливыя для России времена, – написано на обелиске, – и в оных сия обитель к сохранению отечества содействовала». На каждой грани обелиска находится медальон с текстом, рассказывающим, какую именно роль играла лавра в ту или иную эпоху.

Обитель святого Сергия Радонежского известна как духовный центр русского православия и собрание замечательных памятников архитектуры. Однако не каждый знает, сколь важную роль обитель играла на крутых поворотах российской истории. Трудно представить, в каком государстве и как жили бы россияне сегодня, если бы не этот монастырь.

Южная грань обелиска посвящена эпохе основателя монастыря. Преподобный Сергий Радонежский (1314 или 1322–1392) всегда отказывался от почестей и больших должностей. В свое время он даже отверг предложение сменить на посту московского митрополита Алексия. Однако поразительным образом именно преподобный Сергий, который всю жизнь провел в молитве и общении с учениками, сыграл ключевую роль в истории своего времени.

Середина XIV века – время, когда Русь сотрясали непрекращающиеся бои междоусобных войн. Полки князей шли друг на друга, и сами князья тоже не раз участвовали в битвах, обагряя свои руки кровью таких же, как они сами князей Рюрикова рода. На главные культурные центры государства обрушивались ордынские набеги. Русский народ пребывал во тьме духовной, не хватало ни книг, ни грамотных людей. И даже искусных ремесленников оставалось очень мало. Оскудела и монашеская традиция.

Орда правила Русью около ста лет. Иногда русские князья наносили ордынским отрядам тяжелые поражения, иногда русские города восставали, и ордынский гнет слегка ослабевал. Однако чтобы окончательно подняться с колен и сбросить иго, у Руси сил пока не хватало. И посему ханы продолжали собирать дань, организовывали карательные походы в случае неповиновения, а русские князья, не выказывая особого стремления избавиться от власти Орды, использовали ордынцев в политических играх, устраняя своих соперников их руками.

В те времена монастырь преподобного Сергия практически весь помещался там, где сегодня расположена его центральная площадь. Обитель представляла собой скромные монашеские кельи, несколько хозяйственных построек да небольшую деревянную церковь. Плотной стеной окружали монастырь глухие радонежские леса, в которых не было ни души, а условия проживания были столь аскетичными и тяжелыми, что Стефан, старший брат преподобного Сергия, не выдержал испытаний и ушел жить в московскую Богоявленскую обитель. Но со временем к отшельнику Сергию присоединились другие монахи, и у него появились ученики. Слава о святом начала распространяться по всей Руси и даже за ее пределы.

Монахи зарабатывали на жизнь только своим трудом, милостыню не собирали. Сам Сергий каждый день ходил за два километра за водой, не брезговал тяжелой плотницкой работой, хоть и являлся сыном знатного человека – ростовского боярина. Помимо труда, монахи получали образование. Преподобный полагал, что монаху не подобает быть безграмотным неучем, поэтому в первую очередь в обители приобретались книги. Также здесь покровительствовали иконописцам.

Мудрость и простота привлекали к Сергию народ со всей страны. К нему за советом обращались князья, которых он всегда стремился заставить прекратить междоусобные войны. Однажды он даже отказывался на время от своего отшельничества и с миротворческими миссиями посещал Нижний Новгород (1365) и Рязань (1385), а также в качестве миротворца участвовал в княжеском съезде в Переславле-Залесском (1374).

Преподобный Сергий учил людей смирению, любви, всепрощению. Он и сам подавал пример смирения в сложных ситуациях. К примеру, однажды среди монахов началась борьба за право первенства, и Сергий тайно покинул монастырь, чтобы ни в коем случае не становиться источником интриг и раздора. Монахам пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуть своего игумена обратно в обитель.

Впрочем, не всегда Сергий столь решительно выступал против применения силы. В те дни московский князь Дмитрий Иванович стоял перед нелегким выбором. Нужно было решать: или вновь покориться ханам и жить в ожидании еще более незавидной участи для Руси, или рискнуть и дать Орде наконец отпор. Приехав к Сергию, князь Дмитрий не получил совета о смиренном принятии своей доли, а, напротив, был благословлен на сражение. После благословления преподобный поручил двум своим монахам, Пересвету и Ослябе, пойти вместе с войском.

Князь тогда одолел большое ордынское войско на реке Воже в 1378 году. Но главное столкновение произошло в 1380 году, на Куликовом поле. Дмитрий Иванович перешел Дон и вступил в бой с ордынцами. Победа в этой битве стала началом процесса освобождения русских земель, а сам князь получил прозвище Дмитрия Донского…

Многие знают и говорят об этом моменте из жизни Сергия. А вот другой его вклад в будущее государства известен гораздо меньше. После смерти преподобного ученики его разъехались по всей стране, проникли на земли на севере, тогда еще заселенные весьма слабо. Братья возводили новые монастыри, возрождали ослабевшую было традицию русского монашества. Их духовный пример оказал едва ли не большее влияние на общество, нежели знаменательная победа на Куликовом поле, ибо ученики оказались вполне достойны своего учителя и заслужили среди русского народа не меньшее уважение. Семьдесят последователей и учеников преподобного Сергия причислены к лику святых. Монастыри, основанные ими, выросли во многие русские города. Многие северные земли были освоены в первую очередь монахами Троице-Сергиева монастыря.

Смутное время

В боковых воротах Троицкой церкви, рядом с ракой с мощами Сергия Радонежского есть отверстие. Это след от некогда попавшего в храм ядра. Отверстие специально не стали заделывать, оно напоминает о событиях XVII века, которым на обелиске митрополита Платона отведены восточная и северная грани.

В период Смутного времени монастырю вновь предстояло сыграть важную роль и стать не только центром консолидации русского общества, но и частью военной истории. С октября 1608 по январь 1610 года – целых шестнадцать месяцев – обитель отражала осаду вражеских войск.

В то время в Москве правил государь Василий Иванович Шуйский, которого русская церковь признала и венчала на царство. Троице-Сергиев монастырь оказывал царю поддержку.

На подступах к столице, в Тушине, с довольно большой армией расположился самозванец Лжедмитрий II. В его войско входили поляки, литовцы, русские «воровские» казаки, изменники из числа московских дворян, «перелетевших» в стан авантюриста-самозванца за почестями.

Для Лжедмитрия II захват Троице-Сергиевой обители представлялся одной из важнейших задач, поскольку это позволяло ему окружить столицу с северо-востока, где продолжал обороняться Василий Шуйский. Но еще главнее было идейное значение захвата. Самозванец прекрасно понимал, что за тем, кого поддержат в монастыре, пойдет вся страна. Особенно на фоне гражданской войны и безвластия позиция троицких иноков.

Если Лжедмитрий II строил планы по вступлению на российский престол, то польские паны и казачьи атаманы мечтали разграбить обитель, вынести все сокровища из монастырской ризницы. Они предвкушали сказочное обогащение, и дело оставалось за малым: просто попасть внутрь обители и разорить ее.

Монастырь окружило громадное войско, в которое входили польско-литовские военные под управлением гетмана Яна Сапеги, а также «тушинцы», то есть отечественные сторонники Лжедмитрия, возглавляемые ловким и дерзким командиром, паном Александром Лисовским. Точное число людей, участвовавших в осаде, неизвестно, по подсчетам ученых у самозванца могло быть от десяти до пятнадцати тысяч ратников, то есть на каждого защитника монастыря приходилось по четыре – семь осаждающих.

Число же тех, кто держал оборону обители, было совсем невелико. Тех, кто мог держать оружие, оказалось две-три тысячи человек. Также в монастыре находились стрельцы, опытные военачальники из дворян и крестьяне из окрестных сел. Но в то же время, несмотря на численное превосходство войска самозванца, у лавры была артиллерия, о которой Сапега с Лисовским могли только мечтать.

Главное, на что надеялись осаждающие, – это на то, что никто не будет рисковать жизнью ради непопулярного царя Василия, ибо многие полагали, что он тоже не задержится на престоле надолго. Поэтому союзники самозванца ожидали, что монастырь признает Лжедмитрия законным царем и отдаст свои сокровища. Но братия, стрельцы, дворяне и прочие участники обороны не собирались уступать и стояли насмерть, совершенно не желая покоряться.

Находящиеся в обители видели в своем сопротивлении не только политический, но и христианский смысл. Согласно одному из исторических источников того времени, они молились, проводили службы и ходили за помощью к преподобному Сергию: «Первыми воеводы князь Григорий Борисович Долгорукий и Алексей Голохвастов целовали животворящий крест Господень у раки чудотворца, а затем также и дворяне, и дети боярские, и слуги монастырские, и стрельцы, и все христолюбивое воинство, и все православные христиане. И с той поры было… братолюбие великое, и все с усердием без измены бились с врагами».

К лету 1609 года в обители осталось около двухсот боеспособных ратников и лишь сорок монахов из прежних трехсот. Шедшим на поддержку обители отрядам редко удавалось попасть за ворота, в то время как войско осаждавших периодически получало подкрепление. В монастыре начался мор, голод. Ежедневно умирало до пятнадцати человек, а стены, которые раньше были намного ниже нынешних, не могли служить надежной защитой. Ядро, пробившее ворота Троицкой церкви и оставившее отверстие, сохраненное до наших дней, попало в двери Троицкого храма прямо во время богослужения Но, надо сказать, и сторонники самозванца несли огромные потери. Их выматывали боевые вылазки монастырских стрельцов, несколько неудачных штурмов, а также отменная работа артиллерии и нападения извне. Все попытки осуществить подкоп под стены обители не удавались. Мечты о несметных богатствах монастыря все дальше отодвигались перестрелками, мелкими стычками и большими боями. Вдобавок ко всему русские союзники Лжедмитрия II все больше задумывались о том, что из осады ничего не выходит только потому, что сам Господь против этого, а значит, они совершают тяжкий грех.

Наконец 7 августа 1609 года состоялся большой штурм. Казалось бы, шансов у немногочисленных защитников обители совсем не было, но тут произошло настоящее чудо. Осаждающие запутались в темноте в своей сложной системе сигналов. Иностранные солдаты, услышав русскую речь своих союзников, приняли их за врага и перешли в наступление на свои же войска. В итоге, обреченная на победу армия Лжедмитрия II сама себе нанесла тяжелейшее поражение, а артиллерия защитников обители позднее добила ее.

Тем временем к лавре двигалось огромное войско князя М. В. Скопина-Шуйского, сильнейшего сторонника царя Василия. Оно не сулило ничего хорошего осаждающим отрядам.

И вот 12 января 1610 года «…гетман Сапега и Лисовский со всеми польскими и литовскими людьми и с русскими изменниками побежали к Дмитрову, никем не гонимые, только десницей Божией. В таком ужасе они бежали, что и друг друга не ждали, и запасы свои бросали. И великое богатство многие после них на дорогах находили – не худшие вещи, но и золото, и серебро, и дорогие одежды, и коней».

Сапега довольно бесславно отвел свои войска, понесшие большие потери. Но гораздо сильнее был моральный урон от поражения. Русское общество восприняло случившееся вполне однозначно: пример стойкости лавры изменил отношение к неспокойной ситуации в стране, пробудил у людей силы и желание бороться.

Уже через два года монастырь стал одним из центров консолидации сил, благодаря которым ополчение Минина и Пожарского смогло добраться до Москвы и положить конец Смуте.

В чем же причина провала многомесячной осады? Помимо стойкости, которую продемонстрировали защитников обители, конечно, помогло тем, кто укрывался в лавре и чудо. Участники той обороны и даже некоторые осаждавшие говорили, что видели по ночам на стене самого преподобного Сергия, который с молитвой обходил свою обитель…

Эпоха Петра Первого

Четвертая и последняя сторона обелиска, расположенного на центральной площади лавры, посвящена эпохе Петра Великого, еще одному поворотному моменту в истории. Хотя, стоит только вдуматься, если бы не Троице-Сергиева лавра, то ни петровских реформ, ни Санкт-Петербурга, ни русского флота могло бы не быть. Ведь именно здесь, в обители Сергия Радонежского, будущий царь в юности дважды находил убежище, спасаясь от восставших стрельцов.

Необходимо отметить, что великий реформатор никогда не забывал о том, сколько сделала для него лавра. При Петре в монастыре преподобного Сергия выросло сразу несколько важных строений, определивших нынешний облик обители. Это трапезный храм с расположенной на втором этаже просторной монастырской библиотекой, надвратная церковь и здание царского дворца, где сейчас проводятся занятия Московской духовной академии.

Архитектурный стиль тех лет поистине уникален. Русское или, как его еще называют, нарышкинское барокко – своего рода переходный этап между старой московской Русью и новой мощной империей с ее державным петербургским блеском. Именно барочный стиль эпохи правления Петра I придал обители преподобного Сергия ее запоминающийся внешний облик.

Революция 1917 года

Разумеется, на эпохе митрополита Платона история Троице-Сергиева монастыря не завершилась. И если бы памятный обелиск был установлен не в конце восемнадцатого века, а в нынешнее время, то граней у него было бы значительно больше.

К примеру, еще одна важная страница летописи – это время Октябрьской революции, с которым связана почти детективная судьба мощей преподобного Сергия Радонежского, ведь как раз тогда голова святого была похищена. Правда, как бы странно это ни звучало, лишь из самых наилучших побуждений.

К 1917 году обитель являла собой крупнейший духовный центр государства. Вокруг монастыря вырос большой город, рядом была проложена железная дорога. От прежнего пустынного захолустья и дремучих лесов не осталось и следа. В самой лавре проживало около четырехсот монахов, а также студенты семинарии, паломники и работники-миряне. Все существование появившегося вокруг монастыря Сергиева Посада зависело от обители. Но, к сожалению, страшные перемены были уже не за горами…

В 1918 году обитель превратили в трудовую артель, а в 1919-м и вовсе закрыли. Как раз тогда среди работников созданной при монастыре Комиссии по охране памятников истории и старины созрел заговор. Когда им стало известно, что власти планируют вскрыть раку с мощами преподобного Сергия, с тем чтобы, скорее всего, уничтожить их, работники комиссии набрались смелости и похитили голову святого, чтобы сохранить ее до лучших времен.

Знаменитый ученый и священник Павел Флоренский и член комиссии, известный реставратор Юрий Олсуфьев, притворившись сотрудниками музея, вошли в храм и смогли отделить от тела, а затем и вынести голову преподобного Сергия. После этого в течение многих лет святыня сохранялась заговорщиками, переходя от одного из них к другому. В монастырь она вернулась лишь после войны, когда обитель вновь передали церкви.

Советский Союз

В лаврских стенах расположены московские духовные школы – один из крупнейших центров подготовки православного духовенства.

После войны отношения между церковью и советской властью значительным образом изменились. В 1943 году Сталин, стремясь заручиться поддержкой верующих, ослабил некоторые запреты в отношении церкви. В частности, впервые с 1920-х годов было разрешено избрать патриарха, также власти вернули некоторые храмы и даже разрешили выпускать церковное издание – «Журнал Московской патриархии».

И что не менее, а может, и более важно: было позволено возобновление легальной подготовки священников. До этого любое собрание с целью просто изучать Библию признавалось незаконным и каралось по всей строгости тех лет. А теперь церковь наконец обрела возможность подготовить новое поколение священников. После репрессий и многолетнего насаждения ненависти к духовенству она нуждалась в этом как никогда. Уже в 1949 году в Троице-Сергиевом монастыре вновь заработали Московская духовная семинария и академия. Помимо этого, в обители начала возрождаться и монашеская жизнь, и за три года открытия академии в обители состоялась первая за двадцать шесть лет литургия.

Для советской власти Троице-Сергиева лавра стала «образцово-показательным» монастырем. Все иностранные делегации привозили сюда, чтобы продемонстрировать им якобы существующую в Советском Союзе свободу вероисповедания. По этой причине даже в годы особенно жестоких хрущевских гонений на церковь, получивших в церковной среде название «черная оттепель», лавра не была закрыта, что, в свою очередь, помогло сохранить и укрепить в ней монашескую традицию.

В конечном итоге история времен Сергия Радонежского повторилась снова. Когда в конце 1980-х началось возрождение церковной жизни, именно из братии обители преподобного Сергия вышли многие епископы, священники и настоятели новых монастырей. Монастырь снова стал той точкой, из которой пошло духовное возрождение России и церкви.

Нынешнее время

Сегодня Троице-Сергиеву лавру ежедневно посещают тысячи паломников. Но больше всего приехавших в монастырь людей спешит в Троицкий храм, где хранятся мощи преподобного Сергия Радонежского. Все время, пока храм открыт для посещения, поток людей, идущих в него, не прекращается. Все паломники спешат поклониться мощам основателя обители. И все время, пока тянется эта нескончаемая очередь, монахи, сменяя друг друга, непрерывно читают молитву-акафист основателю обители. Таким образом, в центре главного монастыря России разговор с Богом не прекращается ни на секунду.

Мифы о Годуновых

По наблюдениям историков, существует определенная закономерность в жизни России рубежа XVI–XVII вв. и начала XX в. Ведь и перед Смутным временем, которое современники назвали «конечным разорением Московского государства», и перед Смутой, во время которой была убита семья последнего русского царя, были умерщвлены дети – наследники престола: сын Бориса Годунова царевич Федор и сын Николая II цесаревич Алексей. При этом если относительно цареубийства начала XX столетия мы все же начинаем добираться до исторической правды, то в отношении событий, происходивших четыре века этого сказать нельзя.

Интересный и абсолютно новый взгляд на судьбу рода Годуновых был представлен современным исследователем, кандидатом исторических наук Максимом Емельяновым-Лукьянчиковым. Нынешние историки полагают, что ему удалось «поднять новые вопросы, остававшиеся неразработанными у „четырех классиков“, и предложить на них продуманные ответы», «соблюсти баланс между теоретическим осмыслением» и яркими примерами. Проследим же некоторые из его рассуждений относительно мифов о династии Годуновых.

Литература и живопись

Перед вами два небольших отрывка из двух литературных произведений. В первом из них действие происходит в начале XIV века в Костроме: «Коням дали овес, ратные, теснясь к котлам с горячими щами, жрали, сопя и толкаясь ложками. … [Бориса] ввели в высокий терем, где представили четырем незнакомым боярам, [и он] тоже наконец оказался за обеденным столом и сейчас уписывал за обе щеки мясные пироги и кашу, давясь, краснея, что не может оторваться от еды, и виновато взглядывая на старого боярина Захарию, что молча, без улыбки, ждал… (В недавней замятне у Захарии убили взрослого сына, Александра…)».

Место действия во втором отрывке – Москва начала XVII века:

Воротынский Ужасное злодейство! Слушай, верно Губителя раскаянье тревожит: Конечно, кровь невинного младенца Ему ступить мешает на престол.

Шуйский Перешагнет; Борис не так-то робок! Какая честь для нас, для всей Руси! Вчерашний раб, татарин, зять Малюты, Зять палача и сам в душе палач, Возьмет венец и бармы Мономаха…

Воротынский Так, родом он незнатен; мы знатнее.

Первый из приведенных отрывков взят из романа Д. М. Балашова «Великий стол», а второй – из драмы А. С. Пушкина «Борис Годунов». События одного предваряют возникновение рода Годуновых, другого – описывают то, что было, когда род приблизился к своему угасанию.

М. Емельянов-Лукьянчиков относится к числу исследователей, полагающих, что Годуновы – одно из самых значительных родовых сообществ России, потомки известного костромского боярина XIII века Захария-Чета, основателя Костромского Троицкого Ипатьевского монастыря. Историк отмечает, что монастырь был основан в честь явления Захарии Божией Матери с предстоящими апостолом Филиппом и священномучеником Ипатием, епископом Гангрским, и «этот знаменательный факт весьма важен для традиционного русского сознания, как он был важен и для потомков боярина – Сабуровых, Годуновых, Пешковых, Вельяминовых-Зерновых. Его потомство дало России не только двух царей (Бориса и Федора Годуновых), трех цариц и великих княгинь (Соломонию Сабурову, Евдокию Сабурову и Ирину Годунову), но и целую плеяду выдающихся государственных деятелей – дипломатов и военачальников, бояр, думных дьяков, сынов боярских». При таком количестве знатных, успешных, несомненно вызывавших доверие и пользовавшихся поддержкой царствовашего дома Рюриковичей, Годуновых и Сабуровых уже никак нельзя назвать «вчерашними рабами». Однако, подчеркивает Емельянов-Лукьянчиков, слова о «незнатности» Сабуровых и Годуновых, которые умудрились в местнических тяжбах побороть представителей самых знатных столичных княжеских и боярских родов продолжает кочевать из книги в книгу, из фильма в фильм, из учебника в учебник…

Если брать во внимание научную достоверность двух цитируемых произведений, то выяснится, что роман Балашова основан на источниках, в то время как произведение Пушкина во многом – на слухах и мифах. Это же явление можно проследить и в творениях знаменитых русских художников: они также имеют совершенно разное отношение к реальности. Это, подмечает Емельянов-Лукьянчиков, в очередной раз заставляет нас задуматься о величине служения и ответственности живописца. Известный отечественный философ и мыслитель К. Н. Леонтьев писал об этом следующее: «Люди, поставленные особым Божьим даром на ту степень славы, на которой стоит творец „Войны и мира“, должны помнить, что всякая книга, изданная ими, всякая статья, ими подписанная, может судиться не только как произведение мысли и поэзии, но и как нравственно-гражданский поступок».

Царь Борис и царевич Дмитрий

Невзирая на яркие образы, созданные литературными творцами и живописцами, а также выдержки из публицистики Смутного времени и историографии XIX–XX веков, Емельянов-Лукьянчиков полагает, что версия об убийстве царевича Дмитрия властолюбивым Годуновым лишь клевета. Ведь в момент гибели царевича у Бориса не было ни «прав», ни возможностей воцарения, так как престол занимал молодой и дееспособный Федор Иванович. Историк уверен, вероятность наследования царского престола царевичем Дмитрием, сыном Ивана Грозного от седьмого брака, в результате заключения которого Церковь отлучила царя от причастия и наложила на него епитимью, стремилась к нулю.

Выдающийся русский писатель и историк Н. М. Карамзин писал о трагической гибели царевича Дмитрия: «Для вероятности сего злодейства надобно доказать связь его с пользой властолюбия». Впрочем, несмотря на влиятельное положение в Русском государстве, Годунов, как справедливо заметила известная современная исследовательница годуновского наследия Л. Е. Морозова, никаких возможностей для наследования трона у семисотлетней династии Рюриковичей не имел и, разумеется, не мог предвидеть, что наследница царя Федора умрет в младенчестве, а сыновей Ирина ему так и не подарит. Поэтому, считает Емельянов-Лукьянчиков, «преступления» Годунова, среди которых стоит выделить «романовское дело», представляются «нелепостями, достойными грубых невежд, которые хотели злословием льстить царствующей фамилии Романовых».

Убийство Годуновым царевича Дмитрия не является объективно установленным фактом, это, скорее, следствие политической борьбы, ведь миф об этом убийстве чаще всего встречается в зарубежных и проромановских источниках Смутного времени. Подробное исследование данного вопроса, считает Емельянов-Лукьянчиков, позволяет прийти к выводу, что «представление о Борисе-убийце не осталось всего лишь одной из басен, а попало в историографию именно благодаря упорному и своевременному повторению – с целью обоснования воцарения как безусловно нелегитимных Лжедмитриев, так и всенародно избранной династии Романовых».

Н. М. Карамзин в черновиках «Истории государства Российского» не был до конца уверен в оценке убийства царевича, но слишком буквальное восприятие этой работы, как, впрочем, и произведения не имевшего отношения к исследованию истории А. С. Пушкина, послужило причиной того, что образ Бориса Годунова как соправителя якобы слабоумного и безвольного царя Федора Ивановича, а затем и жестокого убийцы царевича Дмитрия явился наиболее распространенной оценкой годуновского наследия как среди историков, так и среди всего общества.

Н. М. Карамзин в своих трудах вопрошал: «Что, если мы клевещем на сей пепел, если несправедливо терзаем память человека, веря ложным мнениям, принятым в летописи бессмыслием или враждою?» Емельянов-Лукьянчиков, принимая во внимание эти слова русского классика, лишь удивляется вслед за выдающимся отечественным историком и политическим публицистом М. П. Погодиным: «Сам Карамзин был расположен защищать Бориса и первый, к славе своей, заметил несправедливость летописей, – удивительно, что после в „Истории“ он переменил свое мнение, не показав причин, которые его к тому побудили».

Как возник род Годуновых?

Далеко не все подробно изучавшие этот вопрос исследователи сходятся во мнении. К примеру, один из крупнейших национальных ученых С. Ф. Платонов писал о Годунове, что «его моральная реставрация есть… прямой долг исторической науки», еще один российский историк С. Б. Веселовский настаивал на серьезном монографическом исследовании потомков Захария-Чета, причем с сильным апологетическим настроем.

В самом деле, выдающиеся личные качества и великие цивилизационные заслуги царя Бориса в значительной мере предопределены общими родовыми качествами потомков Захария. До сих пор непревзойденным исследованием о роде Годуновых является труд С. Б. Веселовского «Из истории древнерусского землевладения. Род Дмитрия Зернова (Сабуровы, Годуновы и Вельяминовы-Зерновы)», завершенный им в 1938 году. Тщательно изучив все имеющиеся источники, ученый, возродивший генеалогический подход в советской историографии, сделал поистине знаменательные выводы.

Во-первых, им было установлено исконное русское, костромское происхождение Захария, то есть называть Годуновых татарами нет никакой необходимости, ибо легенда о выезде татарского мурзы Чета возникла довольно поздно и отражает привычное для XVII века падение национального самосознания: вся столичная знать с многовековой родословной вдруг начала вести свои роды «от прус» и «от немец».

Во-вторых, Веселовский заключил, что хотя «в истории боярских и княжеских родов мы можем нередко наблюдать вековые связи родичей с тем или иным монастырем», все же «ни один род не превзошел в этом отношении Годуновых, которые более трехсот лет всем родом, а не отдельные лица, оставались верными Ипатьеву монастырю» и проявили себя как благочестивые представители русской знати.

Предок Годуновых уже при Иване I Калите выехал из Костромы в Москву, но вплоть до XVII века род продолжал всячески поддерживать и развивать родовую обитель, основанную пращуром. Бояре Сабуровы и Годуновы, разбогатев на службе отечеству, сделали небольшой Ипатьев монастырь общеизвестным и всеми почитаемым. И чем богаче становились представители родов, тем щедрее были их вклады в развитие обители. Веселовский отмечал, что отношения представителей разных ветвей единого потомства Захария на протяжении четырехсот лет (XIII–XVI вв.) были «скреплены не только кровными узами, но и осознанным ощущением единого монолитного родового тела, служившего России всем богатством данного им таланта, воли и ума, своей жизнью». Вот что Веселовский писал по этому поводу: «Удивительно… род имеет свое лицо (как человек?). Впечатление, что род [живет] (через века!) как будто организм… дух захватывает от поступи в веках, повадки, общего духа, основных линий поведения – множества отдельных людей одного рода…»

Возвышение рода Годуновых

XVI век стал логичным завершением отношений двух родов – Василий III женился на Соломонии Сабуровой, которая впоследствии была канонизирована как преподобная София Суздальская, а его внук, царевич Иван, женился на Евдокии Сабуровой. Емельянов-Лукьянчиков отмечает, что «трагическая судьба царевича Ивана, отложившаяся в массовом сознании через призму картины И. Репина „Иван Грозный убивает своего сына“, остается всего лишь частью художественного вымысла – кто стал виновником его смерти, неизвестно, а так как никто не мог ее предвидеть, то можно говорить о том, что Ивана прочили в цари, а Евдокию, соответственно, в царицы».

Наряду с возвышением Сабуровых улучшилось и положение их близких родичей – Годуновых. Таким образом, поднялся род, который, по мнению Веселовского, «из всех боярских родов отличался совершенно исключительной сплоченностью и верностью старым боярским традициям, а после пресечения династии Рюриковичей – воцарился».

Не последней причиной воцарения средней ветви потомков Захария являлся тот факт, что Годуновы сумели «сохранить на протяжении трех веков родовую дисциплину и верность родовым традициям», а государь Борис «не только не боялся соперничества своих сородичей, как это часто бывало, но, очевидно, был уверен в их родовой дисциплинированности и неизменной поддержке не за страх, а за совесть».

Царь Борис Годунов не «почивал» на троне, а напротив, самоотверженно трудился, служил Церкви и жаждал образования для народа. Подобно тому, как в 381 году Константинополь на Вселенском соборе был назван Новым, Вторым Римом, так в 1589 году, еще не взойдя на престол, Борис поспособствовал тому, чтобы в Уложенной грамоте Московского освященного собора, где утвердили патриаршество, о котором так давно мечтала русская церковь, была официально закреплена идея России как последнего, Третьего Рима. Именно во время правления Бориса велось массовое церковное строительство. Будучи благочестивым и глубоко верующим человеком, царь делал внушительные пожертвования монастырям.

В этот период, отмечает Емельянов-Лукьянчиков, продолжилась «характерная для времен Стоглавого собора симфония духовной и государственной властей». Во время коронации нового царя, по словам доктора искусствоведения А. Л. Баталова, происходила «сознательная ориентация на чин византийских василевсов», и Борис стал первым русским правителем, которого венчал на царство один из пяти патриархов Вселенской церкви. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в Посольской книге по связям России с Грецией присутствует обращение к русскому царю как к царю России – Третьего Рима («Богом поставленному и Богом избранному самодержцу святому царю всеа Руси и всех благоверных христиан»), а иерусалимский патриарх Софроний V в письме Борису говорил, что «кроме Бога, инаго помошника не имеем и заступника и покровителя во днях сих, и на тебя возлагаем все наше упование и надежду».

«Годуновский стиль»

Борис Годунов, рассуждает Емельянов-Лукьянчиков, не только «достойно нес свое служение, но и совершил деяния, к которым его, казалось бы, никто не обязывал и которые, вместе с тем, демонстрируют всю глубину личности царя Бориса Федоровича, равно как и глубокое проникновение им в суть русской национальной идеи». Он хотел создать в Москве новый, главный собор в честь Воскресения Христова – святая святых. К сожалению, с пришествием Лжедмитрия I материалы святыни, которая должна была стать центром сакрального мира, разграбили и уничтожили поляки. Все, что осталось от этих материалов, это похожие по исполнению миниатюрные макеты рак русских чудотворцев, выполненные при царе Федоре и царе Борисе. Со святая святых был также связан проект переустройства Кремля, который Годунов так и не успел воплотить в жизнь. Получается, приходит к выводу Емельянов-Лукьянчиков, что именно Борис Годунов был первым русским царем, который намеревался «внутреннее, духовное осознание сакрального преемства Иерусалим – Рим – Константинополь – Россия закрепить внешне – посредством грандиозного архитектурного проекта».

В архитектуре, иконописи, стенописи, ювелирном искусстве и книжной миниатюре в период царствования Бориса Годунова происходил бурный расцвет, который назван «годуновским стилем». Государь боролся с питейными заведениями, всячески покровительствовал книгопечатанию и развитию сферы образования, вел грамотную хозяйственную политику (к примеру, запретил беспорядочную рубку леса, регламентировал добычу «мягкой рухляди», пресек вывоз детей из родных мест), Борис регулировал демографию и запретил отбирать землю у аборигенов Урала, Сибири и Дальнего Востока, взимать подати с больных и увечных, он продолжил освоение Сибири, развивал городскую инфраструктуру, и это далеко не полный перечень его дел и заслуг.

Внешняя политика при Борисе не изобиловала войнами, он строил отношения с соседями исключительно при помощи дипломатии. Эпоха его правления характеризуется поощрением торговли и отодвиганием русской границы мирным способом все дальше на юг. Годунов искусно использовал борьбу Речи Посполитой и Швеции за Ливонию и ослабление Крыма, не упуская при этом из виду и турецкое направление.

Итоги правления царя Бориса

Результаты проводимой Борисом внутренней и внешней политики и в духовной, и в культурной, и в государственной жизни поражали. По словам Л. Е. Морозовой, «все посещавшие Москву иностранцы отмечали, что никогда прежде русский царь и его дворец не были столь великолепны». И здесь, как считает Емельянов-Лукьянчиков, усматривается «залог будущего извращения образа Годунова – это печальный закон геополитики – сильный и процветающий сосед вызывает опасения».

«Сложность и многогранность его деятельности, – писал о царе Борисе историк С. Ф. Платонов, – обнаружили во всем блеске его правительственный талант и его хорошие качества – мягкость и доброту; но эти же свойства сделали его предметом не только удивления, восторга и похвал, но и зависти, ненависти и клеветы» которые «обратились в средство политической борьбы и интриги».

Приводит Емельянов-Лукьянчиков и слова митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна: «Есть все основания считать Годунова человеком благонамеренным… Настойчивые попытки многих исследователей найти в характере Бориса одну из причин обрушившихся на Россию бед объясняются довольно просто: не умея или не желая вникнуть в духовную подоплеку событий, историки искали „виноватого“».

В чем причина Смутного времени?

Характеристикой русского общества перед Смутным временем, полагает Емельянов-Лукьянчиков, можно считать характеристику, данную доктором исторических наук С. В. Перевезенцевым сознанию Ивана Грозного времен опричнины. Емельянов-Лукьянчиков приводит присутствующее в трудах Перевезенцева «закономерное разделение личности Грозногоцаря (негативная во второй части жизненного пути, который характеризуется гордыней: «справившись с многочисленными врагами-изменниками, он не справился сам с собой») и его служения как государственного предстоятеля единственной православной цивилизации (всецело положительно), идеала Ивана Васильевича (положительная формулировка идеи Третьего Рима) и реального воплощения этого идеала (отрицательные методы воплощения: царь был не самодуром, а человеком, неверно интерпретировавшим свой идеал и веру)». Получается, царь Иван Васильевич предстал Грозным царем опричнины, в личности которого «произошел крах лелеемой им идеи Третьего Рима».

Так и Россия, достигнув пика развития, реализовав свою национальную идею, не уделила должного внимания тому, что эти достижения не только гордость и достоинство, но и громадная ответственность, налагающая соответствующие духовные, культурные и государственные обязательства на каждого русского человека. Кризис в начале XVII века, считает Емельянов-Лукьянчиков, стал «кризисом несоответствия высокого служения и личностного уровня многих представителей русской нации».

К началу XVII века Российское государство, переживавшее эпоху своего расцвета, при этом вступало в период предвозвещенного надломом опричнины упадка. И наряду с величайшими достижениями во внутренней и внешней политике наличествовал регресс общего духовного уровня народа. В этом состояла духовная подоплека Смуты, убежден Емельянов-Лукьянчиков. Историк обращает внимание на то, с какой легкостью люди отказались от собственной веры и своей, русской династии, от национальной самобытности. Достигнув небывалых высот в развитии, считает Емельянов-Лукьянчиков, Россия не сумела в должной мере оценить то, что имела. Иван Грозный осознал свою ошибку, свидетельством чего является знаменитый синодик. Русский народ также покаялся, и свидетельством тому стало избавление России от интервентов, а затем избрание Михаила Романова и Разрешительная грамота 1607 года.

«Реабилитация» Годуновых

Почти через полгода после канонизации царевича Дмитрия, 3 февраля 1607 года, царь Василий Шуйский послал патриарха Ермогена с митрополитом Пафнутием и архиепископом Арсением к «прежебывшему» патриарху Иову с прошением о том, чтобы тот разрешил «всех православных крестьян в их преступлении крестного целования и во многих клятвах».

В сопровождении преподобного Дионисия Радонежского Иов отправился в столицу. 16 февраля 1607 года в Москве состоялся представительный церковный Собор, на котором «прежебывший Иев Патриарх да Святейший Ермоген, Патриарх Московский и всея Русии, советовав с Митрополиты, и со Архиепископы и Епископы» о преступлении всеми православными христианами крестного целования на верность царю Борису Годунову, а затем царю Федору Борисовичу, царице Марии и царевне Ксении, «презельне согласующе, изложиша прощальную грамоту».

Суть этой грамоты состояла в том, что царевич Дмитрий «прият заклание неповинно от рук изменников своих», при этом Борис в тексте не упоминался; династия Годуновых была законно избрана на царство, но незаконно свергнута с престола. При этом царь Василий тоже не сказал ни слова против своего предшественника.

Таким образом, делает вывод исследователь Н. Гринев, род Годуновых еще в 1607 году был «реабилитирован», и русский народ покаялся в своих прегрешениях, послуживших причиной Смутного времени, тем самым очистив от домыслов и клеветы царское семейство.

Однако, отмечает Емельянов-Лукьянчиков, и четыре века спустя осознание того, что обвинение Бориса Годунова в убийстве царевича Дмитрия было исключительно делом рук тех, кому нужно было расчистить путь самозванцу Лжедмитрию, – невероятно редкое явление в историографии и публицистике.

Историческая правда

В завершение своих рассуждений Емельянов-Лукьянчиков констатирует, что если в отношении «реабилитации» Романовых (особенно семьи Николая II, ставшей жертвой нового режима), во многом удалось воссоздать подлинный облик представителей этой династии, то «в отношении Годуновых массовое сознание продолжает мыслить абсолютно неаргументированными, происходящими из уст „клеветников России“ мифами». Историк с грустью признает необъяснимую легкость, с которой «позднее русское сознание поддается соблазну осквернения своей истории, своих правителей и своего национального достоинства». Опечален исследователь и несправедливым отсутствием в современном сознании связи «Ипатьевский монастырь – Годуновы»: «Обидно и горько, слыша справедливое именование Ипатьевского монастыря „колыбелью дома Романовых“, о тех, кто основал и на протяжении четырехсот лет оберегал этот монастырь, не слышать аналогичного: Ипатий – „колыбель дома Годуновых“. Народ по-прежнему безмолвствует…»

Впрочем, «разрешать» означает «прощать», а потому, полагает Емельянов-Лукьянчиков, разрешительная грамота 1607 года словно «подвела черту в истории династии Годуновых – они никогда больше не вступали на русский престол».

Завершение династии Годуновых

После событий в Кромах в столице царило всеобщее смятение. Народ в открытую говорил о скором пришествии «природного» царя, каковым для него не являлся Федор – самозванец и сын Ирода. Агрессивную толпу можно было удержать только жестокостью. Но что мог поделать шестнадцатилетний царь, не имея никакой поддержки? Он предпринимал отчаянные усилия, чтобы удержать контроль над положением в столице. Из казны были розданы огромные суммы на помин души царя Бориса. Конечно, главная цель этих мероприятий была успокоение народа. Но и щедрая милостыня не помогла Федору. Грозный мятеж сопровождался паникой среди столичных жителей. Прошел слух, что атаман Корела уже стоит под стенами Москвы. Знатные люди лихорадочно прятали свои сокровища, ибо они одинаково боялись и казаков и черни. Правительство все же как-то пыталось организовать оборону, вооружая стрельцов, устанавливая батареи по стенам. Но все было бесполезно: приказания исполнялись из рук вон плохо, а толпа смеялась над ними.

10 июня 1605 года два гонца самозванца Лжедмитрия I, Наум Плещеев и Гаврила Пушкин, появились на подступах к столице – в Красном Селе, где жили извечные враги Годуновых – купцы и ремесленники. Гонцов тут же препроводили в город. Стрелецкий отряд попытался было загородить им путь, но сделать этого не смог и быстро рассеялся. Оба гонца таким образом без проблем добрались до Лобного места. Их тотчас же окружил народ. Все столичные жители собрались, чтобы послушать письмо самозванца к боярам. Этим все и закончилось: судьба Годуновых была решена. Патриарх слезно молил бояр вступиться и помочь, но Василий Иванович Шуйский отрекся от своих слов и объявил, что царевич Дмитрий жив. Последующие события указывают только на быстро установившееся соглашение между мятежниками и теми, кому поручали их усмирить. Народ понесся в Кремль; захваченные народными толпами бояре явились туда же, и даже руководили арестом Федора. Царевича вместе с матерью и сестрой заключили в доме Бориса, где они жили до его восшествия на престол.

Лжедмитрий под именем Дмитрия Ивановича был провозглашен царем. Годуновы – и царское семейство, и другие представители рода, а также их родственники Сабуровы и Вельяминовы были арестованы. Столицу в это время фактически контролировал Богдан Бельский, двоюродный брат Марии Годуновой. Бельский поклялся при всем московском народе, что именно он спас царевича Дмитрия в Угличе. Правда, самозванец решил для себя, что доверять Богдану не может, ведь тот родня Годунову, и Богдана сменил присланный из Тулы Василий Васильевич Голицын.

Но разгоряченную толпу этим было не удовлетворить. Людей обуревала страсть к насилию. Мужики разграбили и разорили дома заключенных, а после накинулись на иностранцев, в частности на немецких врачей царя. У лекарей были довольно богатые погреба. Народ опустошил их и загорелся жаждой новых бесчинств. Бояре могли проявить свою власть только тем, что отправили посольство в Серпухов, в стан Лжедмитрия. В состав посольства вошли представители высшей московской знати – князь Федор Иванович Мстиславский, князь – Иван Михайлович Воротынский, князь – Василий Иванович Шуйский с братьями Дмитрием и Иваном.

Находясь еще в Туле, Лжедмитрий узнал о том, что Москва полностью в его власти, подчинена ему, признала его царем. Он выслал часть своих людей под начальством Басманова, чтобы они заняли стольный град. Заведование делами он поручил князю Голицыну с князем Василием Рубцом-Мосальским и дьяком Сутуповым, которые в свое время выслужились тем, что сдали ему Путивль. Отправляясь в Москву раньше своего предводителя, они, вне всякого сомнения, уже получили указания, что и как нужно сделать с Годуновыми.

Сначала Голицын с командой схватили патриарха Иова – единственного, кто оставался верен царю Федору. Иова забрали прямо во время службы в Успенском соборе и простым монахом отправили в монастырь города Старицы. Представителей рода Годуновых отправили в ссылки по самым разным городам. А самого предприимчивого из Годуновых, Семена Никитича, «правое ухо царя» Бориса, задушили в Переславле-Залесском.

По поводу того, что на самом деле произошло в доме, где находился низложенный царь, существует несколько различных версий. Но смысл ясен – там была осуществлена жестокая расправа над невинными людьми. 10 июня 1605 года в дом, когда-то принадлежавший Малюте Скуратову, ворвались князья Голицын и Мосальский с подручными стрельцами. Царицу Марию Григорьевну задушили сразу, она от ужаса не смогла оказать никакого сопротивления. Юный Федор, наделенный поистине богатырской силой, еще поборолся с четырьмя убийцами, и едва они смогли бы одолеть его, если бы не дьяк Шерефетдинов, который размозжил царевичу голову. Потом Федора додушили. Несчастнее всех оказалась дочь Бориса Годунова Ксения, поскольку ее оставили в живых.

Столичным жителям объявили, что Федор и Мария отравились, сами приняли яд, чтобы уйти из жизни. Однако их выставленные напоказ тела с наличием явных следов борьбы говорили о том, что царевич и его мать погибли не своей смертью. Тела имели без сомнения все признаки насильственной смерти. Люди хмуро толпились у простеньких гробов, в которых лежали царские особы, и смотрели на тела. Многие смотрели не только с любопытством, но и с сожалением. Жалели Марию, но еще больше жалели юного Федора, совершенно безвинную жертву, который подавал большие надежды для народа и будущего страны. И, конечно, жалели бедную Ксению, которую, как все понимали, ждала незавидная доля.

Обезумевшие мятежники не успокоились и на этом. Выкопав останки тела Бориса, они и его положили в дешевый гроб и вместе с телами его жены и сына, без отпевания и прочих обрядов похоронили в Девичьем монастыре Святого Варсонофия на Сретенке. Народ посмертно осквернил «худородного» царя Бориса Годунова.

В 1606 году останки Годуновых, наконец, обрели покой. По распоряжению царя Василия Шуйского останки царского семейства были торжественно перенесены в Троице-Сергиев монастырь, где в усыпальнице, специально возведенной в 1783 году, они покоятся и по сей день.

Известный историк Э. Радзинский заметил: «В 1918 году великий князь Николай Михайлович Романов сделал горькую запись в своем дневнике о том, как в течении сорока восьми часов буквально все предали Государя всея Руси – вельможи, военачальники и даже двор, еще вчера угодничавший и льстивший… В 1605 году некому было сделать такую запись, но изменили и предали так же – все и сразу».

Так бесславно завершилась династия Годуновых.

Борис Годунов был ненавистен русскому народу: хоть и избранный, но не «природный» он был царь. И Федор просто стал жертвой всеобщей ненависти к своему отцу. Из судьбы царевича можно сделать вывод о том, насколько не любили в России Бориса. Ведь царевича Дмитрия Ивановича, погибшего в Угличе, причислили к лику святых, как невинного мученика, а о канонизации царевича Федора, тоже незаслуженно принявшего мученическую смерть, вопрос даже не возникал. А между тем процедура канонизации на Руси была довольно простой. Для того, чтобы причислить кого-то к лику святых, не нужно было проводить никаких масштабных исследований относительно жизни и смерти человека, достаточно было подтверждения компетентными властями чудесной силы, которой наделены его останки. А сами останки должны были быть нетленными. Правда, и это условие не соблюдалось, достаточно было просто наличие костей с частицей тела. Дмитрия канонизировали еще при Василии Ивановиче Шуйском, хотя это был по большому счету политический ход: ведь нужно было всеми мыслимыми и немыслимыми способами предотвратить появление новых самозванцев. Правда, они все равно появлялись. Но суть в том, что царевич Дмитрий стал святым. Семья последнего русского царя канонизирована полностью, хотя личности и самого Николая II, и его супруги вызывают большие споры. Семья же Бориса Годунова, по всей видимости, разговоров о своей мученической смерти не заслужила.

Оглавление

  • Происхождение рода Годуновых
  • Свято-Троицкий Ипатьевский монастырь
  • Возвышение рода Годуновых
  • Ирина Федоровна Годунова
  •   Отношения с церковью
  •   Исследования захоронения
  • Новодевичий монастырь
  • Борис Федорович Годунов. Восшествие на престол
  • Борис Федорович Годунов – правитель
  • Борис Федорович Годунов. Отношение народа к царю
  •   Начало Смутного времени
  •   Федор Борисович Годунов
  •   Федор – правитель
  •   Убийство Федора и Марии Годуновых
  • Ксения Борисовна Годунова
  • Троице-Сергиева лавра
  •   Смутное время
  •   Эпоха Петра Первого
  •   Революция 1917 года
  •   Советский Союз
  •   Нынешнее время
  • Мифы о Годуновых
  •   Литература и живопись
  •   Царь Борис и царевич Дмитрий
  •   Как возник род Годуновых?
  •   Возвышение рода Годуновых
  •   «Годуновский стиль»
  •   Итоги правления царя Бориса
  •   В чем причина Смутного времени?
  •   «Реабилитация» Годуновых
  •   Историческая правда
  • Завершение династии Годуновых Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Годуновы. Исчезнувший род», Екатерина Левкина

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства