«Николаевский Борис Иванович - Об авторе»

Николаевский Борис Иванович

(псевд. А. Андреев, Н. Борисов, Г. Голосов, Е. Николаев и др.) (8.10.1887, Белебей, Уфимской губ. - 1966, Нью-Йорк) - историк, политический деятель.

Сын священника.

Обосновавшись в Берлине, выступал со статьями и обзорами в журнале "Новая русская книга" (1922-23), печатался также в сборниках С.Мельгунова "На чужой стороне" (1924-25) и "Голос минувшего на чужой стороне" (1926), в журналах "Современные записки" (1938-40), "Русские записки" (1938-39).

Один из создателей журнала "Летопись революции" (1923), участвовал в редактировании одноименной мемуарной серии, выходившей в издательстве З. Гржебина. Тогда же начал собирать книги, газеты, рукописи, фотографии, документировавшие политическую историю России. Представитель Русского заграничного исторического архива (Прага) в Берлине, с декабря 1924 по 1931 заграничный представитель Института К. Маркса и Ф. Энгельса, собирал по поручению его директора, Д. Рязанова, документы и печатные издания по истории международного рабочего движения.

Продолжал сотрудничать в выходивших в СССР журналах "Каторга и ссылка" (1922-31) и "Летописи марксизма" (1926-30), главным образом, как рецензент советской и эмигрантской исторической литературы.

После того, как осудил коллективизацию и репрессии сталинского режима, был лишен в феврале 1932 в числе других эмигрантов-меньшевиков советского гражданства.

Приход к власти в Германии нацистов вынудил Николаевского, переехать в 1933 в Париж; сумел вывезти из Берлина архив Германской социал-демократической партии, переданный затем Международному институту социальной истории в Амстердаме: возглавлял парижское отделение института.

В феврале-апреле 1936 по поручению меньшевистского руководства вел переговоры с Н. Бухариным и др. представителями ВКП(б) о продаже СССР архива К. Маркса: высказывания Бухарина о борьбе в большевистской верхушке привел (в переработанном виде и не называя его имени) в анонимной статье "Как подготовлялся московский процесс. Из письма старого большевика" (опубл. в дек. 1936- янв. 1937 в "Социалистическом вестнике"), более полно и точно -в 1965, в интервью "Бухарин и оппозиция Сталину" (на англ. яз., в сб. "Власть и советская элита"; на рус. яз" в "Социалистическом вестнике"), а также в письмах Н. Валентинову, Б. Суварину, Л. Фишеру и др. Общался в Париже с сыном Л. Троцкого - Л. Седовым, консультировал Троцкого в связи с его работой над "Историей русской революции".

В 1940 переехал в США. Сотрудничал в русских эмигрантских изданиях ("Новый журнал", 1942-51; "Народная правда", 1948-50; "На рубеже", 1951-52: "Новое русское слово", 1952-59), в еврейском социал-демократическом журнале "форвертс", издавал журнал "За рубежом".

Занимал должность директора Американского рабочего архива в Нью-Йорке.

В 1948 основал Лигу борьбы за народную свободу, оказывал помощь новым советским эмигрантам, в том числе бывшим солдатам армии А. Власова; подготовил вместе с Д. Далиным книгу о принудительном труде в СССР (1948). Входил в редакцию "Социалистического вестника", в марте 1952 подписал обращение группы меньшевиков и эсеров, в котором декларировался отказ от мировоззренческого характера социализма и от традиционного для России деления его на марксистский и народнический.

Оспаривая мнение Валентинова, объяснявшего политику Сталина психической болезнью, утверждал, что Сталин - "исключительно преступная натура, полностью отвечающая за свои действия". Большая часть архива и библиотеки Николаевского, захваченная в Париже нацистами, по-видимому, погибла в Германии; в США он возобновил сбор материалов, но отказывался открыть доступ к ним, что вызвало трения с другими меньшевиками - участниками американского проекта по изучению истории меньшевизма.

В конце 1963 продал коллекцию (более 250 фондов) Гуверовскому институту войны, революции и мира при Стэнфордском университете, оставаясь ее хранителем.

Литературное наследие Николаевского насчитывает свыше 500 книг, статей и документальных публикаций, изданных на 10 языках. Среди них работы по истории РСДРП и партии эсеров, биографические очерки о лидерах этих партий А. Потресове (1937), П. Гарви (1946), В. Чернове (1953), И. Церетели (1963), комментарии к сборникам писем Г. Плеханова, П. Аксельрода, Ю. Мартова, Потресова, а также статьи о текущей советской политике и деятелях СССР.

Старые меньшевики ставили эти статьи ниже исторических работ Николаевского: "Он очень много знает и очень жаль, что он вылезает из прошлого и лезет в настоящее, которого он не знает и о котором судит по-суздальски" (Л. Цедербаум-Дан).

Преобладало, однако, иное мнение: "Такого знания истории русского революционного движения, истории КПСС и истории Советского Союза, какое было у Б.И., не было ни у кого в мире" (Р. Гуль).

Рассматривая "историко-партийную" литературу, выходившую в СССР, Николаевский. постоянно указывал на искажение фактов в угоду политике правящих кругов. Помимо исключительной эрудиции, современники отмечали свойственную ему безукоризненную точность ("он мог увлекаться, мог быть несправедливым в своих оценках, но выдумщиком он не был") и "феноменальную, почти "фотографическую" память".

Наиболее значительное историческое исследование Николаевского - книга об Азефе; в деле Азефа он видел классический пример полицейской провокации, которая сложилась в царской России "в стройную, законченную систему". Использовал, наряду с архивными документами и воспоминаниями, записи бесед с теми, кто знал Азефа: подобным же образом собирал с конца 20-х свидетельства эмигрантов о русском масонстве начала XX в" но отказался от публикации записей, как и подготовленной статьи, подчинившись возражениям своих информаторов - бывших масонов.

Своей деятельностью историка и архивиста Н. способствовал распространению интереса к новейшей российской истории в США. По словам Р. Такера, для многих англоамериканских историков он "был и остается в полном смысле слова наставником". После смерти Николаевского издано несколько сборников материалов из его коллекции и книг, основанных на этих материалах.

Источник: Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть ХХ века. Энциклопедический биографический словарь. М.: Российская политическая энциклопедия, 1997. - С.458-459.

Источник:

2000-2002, РОО "Мир Науки и Культуры". ISSN 1684-9876

=%F2%F3%E4%F2%F0

24.06.2002 17:35 | Русское Зарубежье

Его страстью был архивизм

Крылов В.В. Его страстью был архивизм (о Б.И. Николаевском)

Отечественные архивы. 1995. - 3.- С. 25-36

В современной России об этом удивительном человеке до сих пор мало написано, хотя в 1991 г. его книга об Е. Азефе "История одного предателя", впервые изданная в Берлине в 1932 г., увидела свет в СССР массовым тиражом, а в 1992 г. появились первая отечественная библиография его трудов и литература о нем.

В США он хорошо известен - С. Коэн, Р. Такер. Л. Хеймсон, А. и Ж. Рабиновичи посвятили его памяти составленный ими сборник статей, изданный Индианским университетом (США), в котором, в частности, помещены статьи К. Кристофа и Ф. Мосли о жизни и деятельности русского историка, избранная библиография его трудов.

Автор девяти книг, статей научного и публицистического характера, критико-библиографических обзоров, рецензий, составитель и редактор шести сборников документов, десятков документальных журнальных публикаций (всего более 500 названий), он написал биографические очерки о К. Марксе, А.Н. Потресове, И.Г. Церетели,

А.А. Власове, И.С. Коневе, Н.А. Булганине, М.А. Суслове и др. Кроме того, он принимал активное участие в общественно-политической жизни России. Германии, Франции и США. Все вышесказанное относится к Борису Ивановичу Николаевскому (20.10.1887 - 21.02.1966) - русскому социал-демократу, политическому деятелю, публицисту, историку-архивисту, политологу. Но главным в его жизни были архивы, которым отдано полвека.

Б.И. Николаевский родился в г. Белебее (Башкирия) в семье православного священника, где кроме него росли еще три брата и две сестры. В 1898 г. он поступает в Самарскую гимназию на полный пансион. В гимназические годы Николаевский с увлечением читал А.С. Пушкина, Н.А. Некрасова, Н.А. Добролюбова, Д.И. Писарева, Н.Г. Чернышевского, Н.Г. Помяловского, журналы "Нива", "Русская мысль", а также изучал труды К.А. Тимирязева, Г.В. Плеханова и др. Он проявлял живейший интерес к истории и журналистике.

Либеральная атмосфера Самары, круг чтения и общения привели его к социалистическим идеям. За принадлежность к молодежному революционному кружку, хранение и распространение социал-демократической литературы в январе 1904 г. он был арестован и провел в тюрьме около полугода.

Выйдя оттуда. он вошел в РСДРП и вскоре примкнул к ее меньшевистскому течению, оставаясь верным своим идеям до конца жизни. Он не получил высшего образования, не окончил даже гимназию, но был на редкость образованным человеком.

Приняв на себя "сан революционера-интеллигента" (Р. Гуль), Николаевский активно участвует в социал-демократическом движении. Охранные отделения Самары, Уфы, Екатеринослава, Баку, Петербурга внимательно следили за его агитационной и практической революционной деятельностью, прерывая ее арестами. В октябре 1904 г. Николаевский становится репортером "Самарского курьера", позже печатается в различных журналах и газетах - "Наше слово" (Баку), "Луч", "Новая рабочая газета" (Петербург) и др.

В статьях его ярко проявился талант публициста и аналитика. Одна из них - "За единство думской фракции", направленная в защиту Н.С. Чхеидзе, вызвала бурную негативную реакцию В.И. Ленина. В эти же годы ярко раскрылась еще одна грань дарования Б. И. Николаевского. Находясь с 1908 по февраль 1910 г. в ссылке в Архангельской губернии, он изучает сельское хозяйство и промышленность края. Уехав оттуда, он регулярно посылает в "Известия Архангельского общества изучения Русского Севера" свои очерки, которые составили три книги, изданные в Архангельске. Две из них завершены в ссылке под Иркутском, куда он вновь был выслан с началом первой мировой войны.

В 1913 г. в Петербурге Николаевский включается в общественно-политическую жизнь столицы. Он становится помощником депутата IV Государственной думы и секретаря меньшевистской фракции М.И. Скобелева, входит в состав редколлегии "Новой рабочей газеты", возглавляемой Ф.И. Даном, являвшимся также руководителем меньшевистской фракции Думы, с которым Николаевского связывали многие годы совместной работы и дружба. После Февральской революции Б. И. Николаевский возвратился в Петроград и поселился на квартире Ф.И. Дана и его жены Л.О. Дан-Цедербаум (сестра Ю.О. Мартова), где жил приехавший из эмиграции Мартов.

Николаевский избирается членом В ЦИК, входит в редколлегию "Рабочей газеты" - центрального органа меньшевиков, в группу меньшевиков-интернационалистов во главе с Мартовым. Он с увлечением работает в Комиссии для ликвидации дел политического характера бывшего Департамента полиции при Министерстве юстиции, созданной в марте 1917 г. во главе с В. Л. Бурцевым, а после ее ликвидации в июне - в Особой комиссии для обследования деятельности бывшего Департамента полиции и подведомственных ему учреждений за время с 1905 по 1917 г. при Чрезвычайной следственной комиссии для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц, которую возглавил П.Е. Щеголев.

Как комиссар ВЦИК он многое сделал по сохранению архива Департамента полиции. 28 октября 1917 г., после захвата большевиками власти. Николаевский, ссылаясь на постановление своей партии, заявил об отказе от мандата Петроградского ВРК, гарантировавшего ему поддержку в этом деле. Он приступает к изучению социально-политической истории России и остается верен своему предмету в течение полувека.

В его руки попали некоторые секретные документы из архива Департамента полиции о Р.В. Малиновском, подтвердившие предположения Каменева, Бухарина и его собственные о том, что член ЦК РСДРП, депутат IV Государственной думы являлся одновременно секретным сотрудником царской охранки, о чем он пишет большую статью "Дело Малиновского". Материалы этого архива легли в основу и многих документальных публикаций, подготовленных им для возродившегося в июле 1917 г. журнала "Былое".

Разбирая документы архива Департамента полиции, он обнаружил 46 писем народовольцев, участников покушения на царя 1 марта 1881 г. Наиболее интересные письма А.Д. Михайлова, А.И. Баранникова и М.В. Тетерки, раскрывавшие их духовный мир, впервые опубликованы в одном из номеров журнала под выразительным заголовком - "Кладбище писем". Там же Николаевским напечатаны и документы о казни первомартовца Н.Е. Суханова, "Проект программы русских социал-демократов" и другие материалы Благоевского кружка, документы Департамента полиции о Л.Н. Толстом и об истории первого ареста М. Горького в 1889 г. с комментариями самого писателя, с которым познакомился в 1917 г.

Вместе с П.Е. Щеголевым он издает "труд" чиновника петербургского охранного отделения П.С. Статковского о деятельности столичной охранки в 1895-1901 гг. В "Былом" регулярно печатались и его обзоры литературы по истории революционного движения в России, внесшие весомый вклад в отечественную историографию. Для В.Г. Короленко Николаевский подготовил обзор дела, заведенного в Департаменте полиции 27 сентября 1897 г. по доносу, обвинявшему либеральный журнал "Русское богатство" в социал-демократической направленности. Когда началась реформа архивного дела в России, Николаевский принимает участие в выработке проекта создания Главного управления архивным делом, а затем Д.Б. Рязанов приглашает его на должность инспектора Главархива. С 1919 по февраль 1921 г. Николаевский возглавлял Московский историко-революционный архив.

Он налаживает государственную архивную службу, спасает брошенные архивы; им, в частности, был найден личный архив министра внутренних дел А.Е. Тимашева. Николаевский сотрудничал с Военно-исторической комиссией, созданной в августе 1918 г. для выявления и сбора документов российской армии, а с августа 1919 г.- документов Красной Армии.

Б.И. Николаевский не оставлял и политическую деятельность, являясь членом ЦК меньшевистской партии (1920 г.). По поручению своей партии он в 1918-1919 гг. выезжал в Сибирь для изучения обстановки в этом регионе, посещал сибирские архивы. По материалам архивов канцелярий генерал-губернаторов Степного края и Восточной Сибири пишет очерки о пребывании декабристов С. Волконского, Е. Оболенского, С. Трубецкого в Иркутске, на Александровском и Николаевском заводах в 1827-1829 гг.

Большая их часть напечатана в иркутской газете "Новая Сибирь", а также в журнале "Сибирские записки" (Красноярск) (1919. 3). Этим же сюжетам посвящены очерк "Отклики событий 1825 г. в Сибири", изданный культурно-просветительским союзом Алтайского края, его статья в "Дальневосточной окраине" (Владивосток, 1919). В иркутских газетах "Сибирь" и "Сибирский рабочий" увидели свет статьи Николаевского о пребывании Чернышевского в Вилюйске и об иркутских провокаторах.

Как исследователь он начал изучение документов Московского охранного отделения, находившихся во вверенном ему архиве. Здесь его ожидала удача. Он нашел новые документы об Азефе, позволившие уточнить биографию анонимного "доброжелателя", предложившего в марте 1893 г. Департаменту полиции свои услуги в раскрытии кружка русских социал-демократов в Карлсруэ (Германия). Письмо Азефа было найдено Николаевским еще в 1917 г. в двухтомной переписке Департамента полиции за 1883-1902 гг.

Все документы о деятельности Азефа были подготовлены  Николаевским  к печати, вероятно, для журнала "Исторический архив", а позднее использованы при написании книги " История  одного  предателя ". Однако опубликованы они лишь в 1921 г. в книге, изданной Главархивом и редакцией "Исторического архива" вскоре после закрытия последнего.

В рубрике "Из записной книжки архивиста" представлены 4 подборки документов, составленные Николаевским на основе материалов Департамента полиции и Чрезвычайной следственной комиссии. Это - уже упоминавшаяся переписка Азефа с Департаментом полиции, а также письма начальника летучего отряда филеров С.П. Медникова литератору И.Ф. Манусевичу-Мануйлову о П.А. Столыпине, В.Н. Коковцева Николаю II и переписка министра иностранных дел С.Д. Сазонова с министром внутренних дел Н.А. Маклаковым (1914).

Книга вышла в свет, когда Николаевский находился в Бутырской тюрьме, арестованный ВЧК вместе с другими членами ЦК РСДРП. В результате ареста остались нереализованными многие творческие замыслы Николаевского, а руководство архивом было поручено другим. Это были звенья одной цепи, наброшенной на неугодных руководителей архивной службы. Так, уже осенью 1920 г. от руководства Главархивом отстранен Рязанов, а на его место назначен М.Н. Покровский, считавший архивную работу чисто марксистской. Московские архивы перешли под контроль В.В. Максакова.

На базе Московского историко-революционного архива в сентябре 1920 г. создало III отделение Госархива РСФСР, которому передавались все материалы учреждений дореволюционного сыска. Оно стало своего рода преемником III отделения с. е. и. в. канцелярии. Задуманная в 1921 г. и полностью осуществленная в 1926 г. концентрация в одном месте всех материалов политического сыска преследовала далеко идущие цели. На это обратил внимание и Николаевский, который в письме Бурцеву 10 декабря 1925 г. сообщал, что ГПУ и истпарты взялись за "историческую работу" - составляют списки всех лиц, имевших когда-либо отношение к эсерам и меньшевикам.

"Все когда-либо к таким делом причастные "выясняются" насчет их теперешних связей и пр., затем их вызывают в ГПУ и требуют подписки. В случаях отказа бывают высылки лиц даже совсем отошедших - чуть ли ушедших еще до революции, черт знает что такое! Пойти в ссылку за то, что уже раз был в ней лет 15-20 тому назад по меньшевистским или с.-р. делам?".

Бывшему руководителю Московского историко-революционного архива меньшевику Николаевскому большевики нашли место при реорганизации лишь в Бутырской тюрьме. А причину этого Максаков изложил предельно откровенно: "Огромный интерес проявляли к этим фондам (политического сыска.- В. К.) и историки революционного движения, среди которых было много представителей мелкобуржуазных партий - эсеров, меньшевиков и т. п., стремившихся использовать документы органов политического розыска для фальсификации истории классовой борьбы в России, роли рабочего класса и его авангарда Коммунистической партии".

В борьбу за спасение Николаевского и его коллег включились Рязанов и, вероятно, А.И. Рыков (на сестре Рыкова был женат брат Бориса Ивановича Владимир; родство последнего использовано в 1988 г. на процессе по делу так называемого антисоветского "правотроцкистского блока"). Да и сами арестованные активно боролись за свое освобождение. После длительной голодовки Б.И. Николаевскому, Ф. Дану, Л. Дан и другим административная высылка была заменена высылкой из страны. 19 января 1922 г. в день отъезда в Берлин Борис Иванович, обращаясь к Щеголеву, писал: "В Германии я буду, конечно, нуждаться в заработке. Нельзя ли чего-нибудь через Музей революции? Я мог бы великолепно наладить собирание заграничных изданий - новых и старых, мог бы поставить дело обыска эмигрантских архивов и пр. Связей для этого у меня будет достаточно. Но, конечно, нужны деньги. Может ли и захочет ли музей что-нибудь сделать? Затем я продолжу и в Берлине считать себя Вашим сотрудником ("Былого". - В. К.).

Думаю, что обзоры белой литературы будут для Вас не лишними". 11 февраля Б. И. Николаевский прибыл в Берлин и начался новый этап его жизни, насыщенный активной политической, организационной и научно-публицистической деятельностью. Германия в это время была крупнейшим европейским центром русской эмиграции - 250 тыс. не ассимилированных русских беженцев, а Берлин - средоточием представителей образованной элиты. Здесь с осени 1920 г. жил уехавший из России Мартов, создавший Заграничную делегацию (ЗД) - ЦК меньшевиков за рубежом и вместе с Р. Абрамовичем основавший центральный орган ЗД РСДРП - журнал "Социалистический вестник" (1921-1965).

Берлин был центром русской культуры: здесь жили и работали М. Горький, 3. Гржебин, Р. Гуль, А. Ященко, основавший в 1921 г. критико-библиографический журнал "Русская книга", преобразованный в "Новую русскую книгу". В этом журнале стал сотрудничать Б.И. Николаевский. Позже он становится постоянным автором, а затем членом редколлегии "Социалистического вестника", прекратившего свое существование со смертью Никола-евского. За публикациями журнала, заложившего методологический фундамент науки, которую позднее назовут "советологией", бдительно следили ВЧК - НКВД, постоянным его читателем был Сталин.

В феврале или марте 1922 г. Николаевский приехал в санаторий под Берлином к М. Горькому и предложил ему принять участие в редактировании основанного по его инициативе историко-революционного журнала "Летопись революции". В редколлегию журнала, в котором предполагалось печатать материалы о Февральской и Октябрьской революциях, вошли Ю.О. Мартов, Н. Суханов, Б.И. Николаевский, а с осени и М. Горький. Журнал, по словам Николаевского, преследовал "исключительную цель изучения истории революционных движений и собирания материала", а потому не "связывал себя в выборе сотрудников никакими партийно-политическими рамками". Гржебин, предполагавший издавать журнал в Берлине, а продавать в России, писал, что он готов "печатать от Ленина до Шульгина и еще правее, если это будет талантливо и правдиво (вернее искренно)". К моменту выхода первого номера 15 января 1923 г.- в редколлегии остались лишь Мартов и Николаевский, готовивший практически его к печати.

Но первый номер стал и последним вследствие краха издательства Гржебина, инициированного Москвой. Николаевский приобретает права на издание воспоминаний некоторых известных представителей русской эмиграции, которые печатает как приложение к журналу. В 1922-1923 гг. под редакцией Николаевского при участии Горького изданы записки и дневники П. Аксельрода, Ю. Мартова, Г. Покровского, Н. Русанова, В. Чернова. Н. Суханова (7 т.), С. Мстиславского, М. Маргулиеса (3 т.), В. Войтинского (2 т.).

Он располагал также правами на издание второго тома мемуаров Мартова, Русанова, Аксельрода. Позднее он, стремясь донести книги до широкого круга советских читателей, предложил Н. С. Ангарскому, директору издательства "Недра", представлявшему, однако, за рубежом интересы Института Ленина и поддерживавшему с Николаевским регулярные связи, купить у него все вышедшие и находившиеся на складе тома воспоминаний либо отдельные книги серии вместе с правами на их дальнейшее издание, вплоть до замены заглавий и марки Гржебина.

Это предложение было принято московским издательством "Красная новь", выпустившим, например, книгу Ю. О. Мартова "Записки социал-демократа" (1924). В Берлине Николаевский вновь "окунулся" в архивный мир. Здесь в здании Правления СДПГ располагался Русский социал-демократический архив, основанный в начале 10-х годов князем И.Д. Бебутовым и находившийся в то время на попечении студента-медика Г.М. Вязьменского, тяготевшего к меньшевикам.

Последний предложил Б. И. Николаевскому взять на себя заботу о Русском архиве. Он согласился и многие годы своей жизни отдал этому архиву, который благодаря его стараниям к началу 30-х годов стал крупнейшим архивом русской эмиграции. Летом 1923 г. в Берлине в очередной раз появился директор Института Маркса и Энгельса (ИМЭ) Б.Д. Рязанов, который вел с правлением СДПГ переговоры о получении у Э. Бернштейна прав на издание сочинений Маркса и Энгельса.

Еще с 1910 г. Рязанов по рекомендации А. Бебеля начал работать в немецком партийном архиве, вел собирание, научную обработку и публикацию наследия классиков научного социализма на языках оригинала. В 1917 г. в Штутгарте вышли первые два тома статей Маркса и Энгельса, но в связи с возвращением Рязанова на родину работа осталась незавершенной. И вот теперь, благодаря сближению России и Германии, своим личным связям с руководителями германской социал-демократии, он получил принципиальное согласие правления СДПГ на продолжение работы. Для этого ему потребовался в качестве научного корреспондента ИМЭ такой профессионал, как Б.И. Николаевский.

23 октября 1924 г. правление СДПГ приняло решение допустить Николаевского к работе в своем партийном архиве для подготовки к изданию наследия Маркса и Энгельса и привлечь в качестве научного консультанта П. Кампфмейера. Между Николаевским как уполномоченным ИМЭ и Бернштейном как распорядителем архива Маркса и Энгельса, а также А. Брауном и Р. Гильфердингом как представителями правления СДПГ в ноябре был подписан официальный договор, по которому Бернштейн уступал все свои права на издание наследия Маркса и Энгельса, ИМЭ предоставлялось также право приобрести его в виде фотокопий.

В декабре Браун, уполномоченный правлением СДПГ вести дела по копированию документов, известил ИМЭ и Николаевского о согласии руководства партии на реализацию плана издания полного собрания сочинений Маркса и Энгельса на языках оригинала (МЭГА) и о разрешении начать фотокопирование рукописей. Николаевский вместе с Мехрингом начал прежде всего научное описание, систематизацию и каталогизацию рукописей, отправляя один экземпляр описи в ИМЭ. Здесь в зависимости от плана издания определялась очередность копирования материалов. Для этого во Франкфурте при Институте социальных исследований была создана специальная лаборатория, приобретено новейшее оборудование - фотостат, позволявший получать до 400 копий за 3 часа.

Но рукописей были десятки тысяч. В течение трех лет Николаевский регулярно курсировал между Берлином и Франкфуртом, переправляя во Франкфурт автографы, а обратно - копии, которые вскоре оказывались в Москве, пополняя фонд документов Маркса и Энгельса. Наряду с этим Николаевский проводил выявление рукописей Маркса и Энгельса в Прусском государственном архиве, снимал копии, просматривал подшивки газет и журналов, выявлял их работы, книги, которыми они пользовались. Рязанов подробно проинструктировал о направлении дальнейших поисков Николаевского, который уже в 1924 г. получил у Бернштейна и перевез в архив СДПГ большую часть хранившегося у него архива Энгельса.

В письме в ИМЭ 23 ноября, сообщая об этом, он указал, что Бернштейн, однако, отказался передать рукописи двух крупных работ и 6 писем Энгельса, адресованных издателю Р. Фишеру, ценных тем, что в них речь идет о цензурных сокращениях в известном предисловии к "Классовой борьбе во Франции". В личном архиве самого Бернштейна, к которому тот никого не допускал, он обнаружил письма П. Б. Аксельрода, Г. В. Плеханова, П. Б. Струве и др. В июле 1925 г. Николаевский ездил в Вену и вывез оттуда рукописи Маркса и Энгельса, оставленные Рязановым у Адлера в 1917 г. при возвращении на родину.

Среди них были 10 тетрадей с "Математическими рукописями" Маркса, переписка Маркса и Энгельса времен I Интернационала и др. К началу 30-х годов Николаевский - один из лучших знатоков наследия Маркса и Энгельса. Через его руки прошли все их рукописи, скопированные в Германии для ИМЭ, часть из них подготовлена им к печати. Он прекрасно знал биографию Маркса и создал с О. Маенхеном-Хельфом книгу "Карл и Женни Маркс: Жизненный путь" (Берлин, 1933. На нем. яз.), а затем монографию "Карл Маркс: Человек и борец" (Лондон, 1936. На англ. яз.).

Огромную исследовательскую работу провел Николаевский по изучению библиотеки Маркса и Энгельса, составив полный каталог, с указанием страниц книг, на которых имеются их маргиналии. Как научному корреспонденту ИМЭ Николаевскому поручалось также снимать копии рукописей, приобретать архивы, библиотеки или отдельные книги у деятелей русского социал-демократического движения, находившихся в эмиграции, европейских социал-демократов, ученых.

Его хорошо знали в Европе, что помогло решать эти задачи. Известные русские политические деятели, их родственники, нуждавшиеся в средствах, ученые и коллекционеры предлагали ему свои архивы, отдельные документы, книги, целые библиотеки. Он был частым посетителем крупнейших антикварных фирм.

Николаевский приобрел и отправил в Москву письма М. Бакунина, В. Засулич, Г. Плеханова, архив Азефа за 1908-1918 гг., уникальную коллекцию рукописей (в том числе Ф. Энгельса) и библиотеку из 1200 книг М. Штирнера с материалами о нем, собиравшимися около 30 лет в Англии историком Дж. Маккаем, материалы по истории французской революции конца XVIII в. и др. Среди тех, кто предлагал ему архивные документы, оказался Э. Дран, работавший ранее в архиве СДПГ и похитивший оттуда рукописи Маркса и Энгельса. Благодаря Николаевскому они были скопированы и отправлены в Москву. Как хранитель Русского архива Б.И. Николаевский пополнял его новыми документами, вел поиск материалов для издававшегося в Москве Д. Рязановым и В. Тер-Ваганяном собрания сочинений Г. В. Плеханова (им составлены комментарии к ряду томов), для сочинений Аксельрода, Засулич, а также для Института Ленина.

В бумагах Потресова он обнаружил тетради с записями заседаний II съезда РСДРП, что позволило осуществить полную публикацию его протоколов. В декабре 1926 г. он, получив предложение на приобретение архива организатора Каприйской школы Н.Е. Вилонова, запрашивал: "Сообщите, интересуетесь ли?". В этой связи становится понятным успех поездки Н. Буренина в Швецию в 1928 г. за этими документами. Николаевский был одержим поиском новых документов Маркса и Энгельса, материалов по социально-политической истории России вообще и истории социал-демократии в особенности. Но это не было самоцелью.

Он стремился как можно быстрее познакомить с ними широкий крут читателей, в первую очередь у себя на родине. Научная работа давала ему также возможность зарабатывать средства на жизнь, пополнять личный архив и библиотеку.

Здесь уместно привести сюжеты, ранее не фигурировавшие в отечественной литературе. Речь пойдет об авторском праве публикатора и правах автора или владельцев издаваемого документа. Работая в германских архивах. Николаевский руководствовался законами этой страны, гласившими, что "лицо, разыскавшее путем архивных раскопок ту или иную вещь, в случае если эта вещь не издана с надлежащим об удержании прав, располагает теми же авторскими правами, как если бы оно было автором".

Заключая с советскими издательствами договоры на выпуск сборников документов, он обязательно оговаривал особым пунктом положение о том, что право публикации материалов принадлежит авторам-владельцам или их наследникам. При подписании договора с Ангарским, представлявшим, как уже упоминалось, интересы Института Ленина, кроме этого, но при непременном соблюдении вышеназванного пункта, предусматривалась передача оригинала документа в архив института. Николаевский считал, что автору публикуемого документа необходимо платить гонорар. И он добивался этого, отстаивал данное право, когда оно нарушалось советской стороной.

В письмах Николаевского Ангарскому нередко звучали требования выплатить гонорары Аксельроду, Потресову, сестре Мартова за публикацию их писем в "Ленинских сборниках" и других изданиях, да и ему самому за подготовленные им к печати документы. Часть денег он регулярно передавал родственникам, оставшимся в Москве, прежде всего матери. В 1924-1930 гг. в Москве, как уже отмечалось, издано четыре сборника документов по истории русской социал-демократии и два в Берлине. В основе их лежат неизвестные ранее документы.

В 1923 г. Николаевскому удалось уговорить Аксельрода перевезти из Цюриха в Берлин весь свой архив. Разбирая его вместе с владельцем, он обнаружил письмо Маркса В. Засулич от 8 марта 1881 г., которое Аксельрод впервые увидел вместе с Николаевским, вскрыв пакет, оставленный у него Засулич весной 1884 г.

С согласия Аксельрода и Дана Николаевский готовит на основе вышеназванного архива для берлинского издательства "Русский революционный архив" двухтомник по истории революционного движения в России за 1881-1916 гг.. вышедший в свет под редакцией Дана. Л. Дан, Войтинского и самого Николаевского.

В него вошли как письма, предоставленные Аксельродом. так и письма, полученные от Института Ленина в обмен на письма Ленина Аксельроду. А в 1928-1930 гг. в Москве изданы еще два тома сборника документов по истории социал-демократического движения в России в 1885-1914 гг. Один из них, полностью подготовленый Николаевским, содержит доклады искровских комитетов II съезду РСДРП.

Оба тома изданы под редакцией Ангарского, Лепешинского и самого составителя. Впервые в научный оборот введен большой комплекс документов, отражающий создание группы "Освобождение труда", РСДРП и ее деятельность с конца XIX в. до 1916 г. В сборнике "Переписка Ю. Мартова и П.Б. Аксельрода" впервые факсимильным способом опубликовано письмо К. Маркса В. Засулич о путях развития России и общинного землевладения. Их дополняла публикация переписки Ленина с социал-демократическими организациями России, осуществлявшаяся во второй половине 20-х годов Институтом Ленина, включавшая и отдельные письма, обнаруженные Николаевским.

В июне 1924 г. Николаевский вместе с П.А. Берлиным, действуя по поручению владельцев авторских прав - Аксельрода и Р.Г. Плехановой, заключили с Ангарским договор на издание двухтомной переписки Плеханова и Аксельрода за 1885-1909 гг. В кратчайший срок была проведена работа по подготовке сборника и осуществлено на высоком научном уровне его издание. Многие источники, найденные Николаевским в архивах, публиковались в зарубежных и отечественных изданиях, таких, как "Каторга и ссылка", "Летописи марксизма", а также "Архив К. Маркса и Ф. Энгельса", "Ленинские сборники" и др. В них впервые увидели свет письма В. Засулич, А. Герцена, П. Кропоткина, П. Лаврова, Ж. Санд, стихотворение И. Тургенева и др. При издании в СССР сборников документов Николаевский отстаивал свое видение их состава и содержания, право быть научным редактором.

В ответ на усиление в СССР в конце 20-х годов политического контроля за научной сферой он требовал от издателей не подвергать подготавливаемые им сборники политической и идеологической цензуре. Он отверг предложение издательства "Международная книга" проверить качество подготовки к печати публикуемых докумен-тов путем их сверки с оригиналами. Усиление идеологических элементов в предисловиях, предупреждал ученый, Приведет также к отказу политических деятелей Европы предоставлять свои документы для издания в СССР.

В частности, указывал Николаевский, Адлер заявил, что он предоставит документы по истории II Интернационала лишь в том случае, если они не будут сопровождаться при их публикации комментариями, направленными против каких-либо партий или отдельных лиц, входивших во II Интернационал. Это предупреждение оказалось своевременным, так как Сталин объявил, что "нынешний социал-демократизм есть идейная опора капитализма", а "гг. Адлеры и Бауэры, Вельсы и Леви, Лонгэ и Блюмы" являются социал-предателями.

Позиция Москвы привела к свертыванию контактов с зарубежными владельцами архивов. Возникли трудности в копировании и публикации документов Маркса и Энгельса, которые обусловили сокращение масштабов копирования, а в 1930 г. Правление СДПГ расторгло договор на использование партийного архива ввиду того, что публикации работ Маркса и Энгельса в СССР сопровождались "антисоциал-демократическими предисловиями и комментариями".

Николаевскому было запрещено работать в немецком партийном архиве как представителю ИМЭ. Завершился короткий, но весьма интенсивный и результативный этап сотрудничества русского историка-архивиста с ИМЭ, Институтом Ленина.

В СССР на рубеже 20-30-х годов формируется тоталитарная система. Независимый прежде ИМЭ взят под партийный контроль, а в апреле 1931 г. ликвидирован. Не у дел оказался и Б.И. Николаевский, которого перестают печатать в СССР, а в феврале 1932 г. лишают советского гражданства.

Тем не менее его многочисленные публикации в советских изданиях не утратили научного значения и сегодня. "Мне, конечно,- писал Николаевский, приходилось считаться с цензурными условиями, но я всегда писал только то, что считал правильным, и никогда не написал ни одной фразы, которая содержала бы элементы прославления диктатуры"

В 1933 г. с приходом Гитлера к власти почти все русские эмигранты покинули Берлин. Николаевский остался. Остался, чтобы спасти Русский архив. На заседаниях ЗД РСДРП неоднократно обсуждался план спасения архива и библиотеки при нем. Первоначально было принято предложение Николаевского передать все материалы в Прусский государственный архив, директор которого, однако, не желая неприятностей, отказался принять документы. Николаевский до окончательного решения о судьбе архива с риском для жизни стал выносить наиболее ценные материалы и переправлять их в Париж.

Большую помощь в этом ему оказали соратники по партии Т.И. Вулих, И.Г. Церетели и его жена А.М. Бургина, принимавшие на хранение посылки, поступавшие в Париж через Прагу, куда их переправлял дипломатической почтой советник Чехословацкого посольства Гофман. Николаевский обратился к правлению СДПГ с предложением вывезти Русский архив и архив партии за границу. В результате переговоров с О. Вельсом и П. Гертцем Николаевскому вначале запретили выносить из здания какие-либо материалы партийного архива, но затем Вельс лично дал указание не препятство-вать его работе.

Один из руководителей французской компартии В. К. Суворин предложил перевезти Русский архив в Париж. При поддержке министра культуры А. де Монзи был разработан план: продать его Национальной библиотеке, которая брала на себя расходы по его вывозу из Берлина. Николаевский принял этот план легального вывоза Русского архива как якобы купленного Францией, дабы избежать трений по дипломатическим каналам. Посол Франции в Берлине А. Франсуа-Понсе и атташе по культуре Вайтц помогли его осуществить. По свидетельству Николаевского, 27 или 28 апреля он встретился с Вайтцем и обсудил все детали вывоза архива. Незадолго до этого Вельс от имени правления СДПГ обратился к русскому архивисту с просьбой взять в Париж и немецкий партийный архив. 29 апреля на встрече О. Вельса, П. Гертца и А. Фогеля Николаевский получил все полномочия на реализацию плана вывоза архивов. Заведующему партийным архивом И. Хинрихсену было поручено выдать руководителю Русского архива все те материалы, которые им будут отобраны.

Николаевский прежде всего взял все рукописи и печатные материалы Маркса и Энгельса, оставшиеся после их вывоза в марте-апреле в Копенгаген, архив I Интернационала, документы Бебеля, Бернштейна, а также архив СДПГ. Ему помогали Хинрихсен, П. Кампфмейер, П. Пойман. 8 мая 1933 г. автомашины, груженые ящиками с документами, выехали из ворот здания по Линденштрассе, 3 и взяли курс на Рутельсберг (пригород Берлина). "Я не помню,- писал Николаевский,- теперь точного количества ящиков, тюков и мешков разных материалов, знаю лишь, что из Берлина мною тогда было отправлено два больших жел. дор. вагона, полностью набитых материалами, причем материалы немецкого партийного архива, тщательно упакованные в небольшие пакеты (их было свыше ста), были заложены внутрь ящиков с материалами Русского архива, так, чтобы гитлеровский контроль, если бы он был проведен, найти эти немецкие материалы смог бы лишь в том случае, если бы гитлеровцы стали опоражнивать до дна ящики с русскими материалами...".

А 11 мая в здание правления СДПГ, где до этого были документы, ворвался отряд штурмовиков. Архив в это время был уже на пути в Париж, где его вскоре разместили в двух комнатах, специально освобожденных по распоряжению директора Национальной библиотеки Ж. Кена. В Париж прибыл и хранитель Русского архива. Он работал в Институте исторических исследований и одновременно являлся официальным представителем Международного института социальной истории (МИСИ), продолжал поиск новых документов. К вывезенным Николаевским архивам проявили интерес в Москве.

Летом 1933 г. французские газеты сообщали о предстоящем якобы обмене историческими документами между СССР и Францией. Москву, точнее Институт Маркса - Энгельса - Ленина (ИМЭЛ) при ЦК ВКП(б), интересовало прежде всего наследие Маркса и Энгельса в обмен на документы Наполеона. Но этого не произошло, хотя в Кремле и не оставляли надежду получить интересующие документы. В апреле 1934 г. к архиву СДПГ проявил интерес МИСИ. И сразу же поступило предложение от ИМЭЛ купить архив за значительную сумму либо принять его на хранение, предоставив Заграничному центру СДПГ в Праге "Сопаде" крупную беспроцентную ссуду.

Николаевский советует руководству "Сопаде" в августе 1935 г. потребовать за архив 200-250 тыс. долларов. В сентябре правление "Сопаде" приняло решение не продавать большевикам свой архив. Узнав об этом, заведующий Центральным партийным архивом ИМЭЛ Г.А. Тихомирнов по поручению ЦК вступил в контакт с Николаевским с целью возобновить его сотрудничество с институтом. Вскоре ЗД РСДРП получила от ЦК ВКП(б) предложение начать переговоры о судьбе архива и выделила для этого своих представителей - Дана и Николаевского. В феврале 1936 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление о покупке архива СДПГ, прежде всего наследия Маркса и Энгельса, и направило в Париж специальную делегацию в составе: Н.И. Бухарина, директора ИМЭЛ В. В. Адоратского, председателя ВОКС А.Я. Аросева и Г.А. Тихомирнова.

Сталин, по свидетельству Николаевского, с самого начала был в оппозиции этим переговорам, которым Адлер намеренно придал политический оттенок, включив в состав немецкой делегации Р. Гильфердинга, Дана, Л. Блюма, Модильяни, Пернстофера, а также в качестве эксперта Николаевского. Более двух месяцев шли напряженные переговоры, которые завершились безрезультатно. Немецкие социал-демократы отказались продавать архив. Приказ из Москвы прекратить переговоры пришел около 10 апреля. 19 мая 1938 г. по поручению Вельса и Фогеля был подписан договор о продаже социал-демократической партией Германии Международному институту социальной истории всего архива, в том числе находившегося в Копенгагене.

Б. И. Николаевский проработал в нем около 10 лет и с риском для жизни спас архив от уничтожения нацистами. В Париже за Николаевским и Русским архивом продолжали следить агенты ОГПУ-НКВД. Их заинтересовали контакты русского архивиста с сыном Троцкого Л. Седовым и самим Троцким, которому Николаевский оказывал помощь.

"Пользуюсь случаем,- писал Троцкий сыну ,- чтобы поблагодарить через твое посредничество Б. И. Николаевского за его обстоятельные и серьезные замечания. С некоторыми из них я не могу, правда, согласиться... Во всяком случае замечания Б.Н., без сомнения, помогут мне уточнить текст (биографии Ленина. - В. К.) для всех других изданий. Еще раз благодарю его".

Накануне депортации в 1936 г. из Норвегии в Мексику Троцкий передал часть своего архива Николаевскому. Однако в ночь с 6 на 7 ноября из парижского отделения МИСИ, где хранился этот архив, агентами НКВД была похищена часть материалов. Как считали И. Дойчер и Н. А. Васецкий, взломщики забрали только газетные вырезки и "относительно неважные бумаги".

Сам Николаевский объяснял кражу тем, что Сталину нужны были документы для предполагавшегося процесса Бухарина - Рыкова и конкретные доказательства связей Бухарина с троцкистами за границей. Этим, вероятно, объясняется и тот факт, что архивист уничтожил в конце 1936 г. записи своих бесед с Бухариным, которые вел в течение двух месяцев. Они легли в основу его статьи "Как подготовлялся московский процесс?".

В настоящее время известно, что пропавшая часть архива содержала ценнейшие рукописи статей, письма и др. Среди них, в частности, 103 письма Троцкого - его переписка с американским публицистом М. Истменом и его женой Е.В. Крыленко за 1929-1933 гг. 7 ноября агент НКВД Зборовский докладывал в Москву об успешно проведенной операции, а также о фотографировании и второй части архива Троцкого, хранившейся у Л. Седова.

Наряду с заботами по сохранению и пополнению архивных коллекций, Николаевский выступил в качестве свидетеля вместе с П.Н. Милюковым, В. Л. Бурцевым и другими на Бернском процессе 1934-1935 гг., признавшем подложность известных Протоколов сионских мудрецов, и на основе этих показаний пишет статью "Современный антисемитизм и Протоколы сионских мудрецов".

В 1940 г. в связи с угрозой захвата фашистами Парижа Николаевский переправил архивную коллекцию в Гаагу и США (в этом ему оказал большую помощь посол США во Франции У. Буллит), а часть закопал в предместье французской столицы. (После войны он вернулся в Париж и откопал чемодан с рукописями). Во время оккупации Парижа фашистскими войсками вместе с другими культурными ценностями захвачен был Русский архив и библиотека. Специальный отряд А. Розенберга, не найдя ни самого Николаевского, ни большей части архива, изъял его богатейшую библиотеку и оставшиеся рукописи, передав их в Институт иудаизма и большевизма во Франкфурте-на-Майне, затем они бесследно исчезли. В США Николаевский приехал в ноябре 1940 г., где продолжил научно-публицистическую и политическую деятельность.

Он создает Лигу борьбы за народную свободу, издает журналы "За рубежом", "Грядущая Россия". В 1947 г. выходит вызвавшая большой общественно-политический резонанс книга, раскрывшая историю ГУЛага.

В известной серии издателя Прагера "Русская история и мировой коммунизм" появился сборник избранных произведений Николаевского с предисловием историка Дж. Кеннана, бывшего посла США в СССР. Он сыграл важную роль в понимании американскими и европейскими учеными закулисной стороны власти в CCCP.

В Нью-Йорке Николаевского знали как директора Американского рабочего архива и исследовательского института. С конце 50-х годов он принимает активное участие в реализации научного проекта по истории меньшевизма под руководством Л. Хеймсона, пишет очерки-воспоминания по истории РСДРП в 1917-1921 гг., подбирает архивные документы. Наряду с этим внимательно следит за публикациями советских археографов.

Рецензируя сборники, изданные ИМЛ, он приходит к выводу, что институт остается "фальсификаторским центром". Б.И. Николаевский продолжает готовить к изданию новые документы, собранные в Европе и в США.

Но, как и прежде, он не издавал документы, вызывавшие у него недоверие.

Это касается, например, документов о провокаторстве Сталина, которого Николаевский знал лично. Он внимательно следил за его восхождением на политический Олимп. "Мне он представляется человеком с большой волей, писал ученый М. Алданову в октябре 1927 г., - хорошо разбирающимся в людях и умеющим их себе подчинить, играя преимущественно не на хороших сторонах характера.

Чтобы стать большим политиком, ему не хватает широты кругозора и гибкости в большом; гибкость в малом, умение лавировать среди людей у него, как мне кажется, имеются".

В 1945 г. у Николаевского появились документы о провокаторстве Сталина, ныне широко используемые в сенсационных целях. Но, по его свидетельству, он знал о них еще с 30-х годов, когда его просили напечатать их, сопроводив соответствующими комментариями.

"Я отказался,- писал Николаевский Н. Валентинову 20 апреля 1956 г., заявив, что "Сталин был провокатором, но документ - поддельный, и только скомпрометирует разоблачение. Это же думаю и теперь"".

А затем заявляет еще более категорично: "От документа, пущенного в обращение Дон-Левиным, за десять километров несет такой фальшью, что нужно быть просто слепым или дураком, чтобы ее не заметить".

В течение почти сорока лет Николаевский собирал документы по истории русского масонства, в результате чего сделал заключение о существовании свыше 20 лож, в которые "входили большевики, через их посредство масоны давали Ленину (в 1914 г.)"

Уже в начале 30-х он предлагает опубликовать, но в письме М. Алданову 23 января 1931 г. замечает: "...Пожалуй, еще рано: многие живут в России, а там ГПУ теперь особенно внимательно интересуется масонством и может пытаться искать непосредственные нити от прошлого к настоящему".

И лишь в начале 1960 г. заявил: "О русском масонстве у меня имеются интереснейшие материалы - показания Галызерна, Чхеидзе, Гегечкори (члены Верховного совета русских лож), воспоминания кн. Бебутова (основатель) и ряда других. На целый том: устав, история обоих "конвентов", история "усыпления" ложи Маргулиеса - Бебутова (подозревали в провокации) и пр. ... Есть материалы о переговорах, которые Бебутов в 1909 г. вел с Плехановым, эсерами и т. д. Многих звеньев все еще не хватает, и я ждал с публикацией, надеясь получить...

К сожалению, не получаю - придется публиковать так". Но силы его уже были подорваны: "Моя работоспособность сильно упала", - сообщает он 31 августа 1963 г.

Понимая это. Николаевский передает основную часть своего архива Гуверовскому институту войны, мира и революции и становится его хранителем. Он умер, не увидев свой последний труд - библиографический указатель "Социал-демократическая меньшевистская литература" (Стэнфорд. 1968), составленный им вместе с А.М. Бургиной (супруга Николаевского), к которому обращаются и еще долго будут обращаться историки, черпая ценнейшую информацию.

Жизнь Б.И. Николаевского - яркий пример служения архивам и истории. "Сжигающей страстью Бориса Ивановича,- писал в некрологе Р. Гуль,- был архивизм, собирание документов".

Copyright (C) 2000-2002, РОО "Мир Науки и Культуры". ISSN 1684-9876

Альберт Ненароков

"Письма - исторический документ...их нужно печатать как таковые"

Overcoming of established stereotypes and notions related to evaluation of the past events is a very complicated undertaking. It requires the same sensitivity and creative effort as the work of restoration master. Only by removing all attempts to the past smooth and depositions in characterization of actual and chronological sequence of events and their actors one may escape that impersonal "resultant" against which Boris Nikolaevski, one of the leading investigators of the Russian political history, protested so vigorously.

Весной 1923 года Л.О. Дан[1][1] и А.А. Югов[2][2] образовали в Берлине социал-демократическое издательство, "ставящее себе целью издание всякого рода материалов" по истории революционного движения в России, "окрестив" его "Русский Революционный Архив"[3][3]. Публикаторами, редакторами и комментаторами выступали П.А. Берлин [4][4], В.С. Войтинский [5][5], Л.О.и Ф.И. Даны, Б.И. Николаевский [6][6].

Любопытно, что одними из заказчиков и потребителей готовящихся сборников выступали большевики. Те, по воле которых были высланы из страны и помянутые организаторы, и сотрудники "Русского Революционного Архива", и другие видные деятели меньшевизма.

Да и сама партия, которую они представляли, честно пытавшаяся с момента октябрьских событий 1917-го играть роль официальной оппозиции в системе ленинской "пролетарской диктатуры", осенью 1922 г. вынуждена будет принять решение о переходе на нелегальное положение и начале подпольной борьбы с антидемократическим однопартийным режимом в России.

Заинтересованность весьма весомых, хотя и очень разнородных, групп среди большевиков в поддержании контактов со своими бывшими коллегами-оппонентами по РСДРП диктовалась рядом чисто утилитарных обстоятельств.

2

С одной стороны, это было необходимо руководству Института Маркса и Энгельса (Д.Б. Рязанов [7][7]), Института Ленина и Комиссии по истории Октябрьской революции и РКП(б) (т. н. Истпарт, Л.Б. Каменев [8][8]), которое прекрасно понимало, что без подобных контактов им не удастся решить главных задач, поставленных перед ними. А именно: обеспечить сбор и публикацию творческого наследия К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина, а также документов, касающихся начальных этапов революционного движения в России.

Дело было не только в том, что значительная часть последних, включая ленинские письма, находилась на руках у известных деятелей меньшевизма. Основная трудность заключалась в том, что немецкая социал-демократия, в партийном архиве которой, равно как и во многих т. н. частных коллекциях, хранились документы и рукописи Маркса и Энгельса, не желала идти на прямое сотрудничество непосредственно с большевистскими архивно-научными и публикаторскими центрами.

С другой стороны, в контактах с меньшевиками, образовавшими в Берлине Заграничную делегацию (второй, наряду с вновь избранным на сентябрьском (1922) партийном совещании ЦК, общепартийный центр) нуждалось и высшее политическое руководство российских коммунистов.

Оно стремилось подобным образом установить контроль за деятельностью РСДРП, перешедшей с осени 1922 г. на нелегальное положение и сохранить определенное влияние хотя бы на ту ее часть, которая все еще не теряла надежд на всемирную революцию и возможность совместного выступления за демократизацию политического строя Советской России с одной из групп и объединений РКП(б), уже втягивавшихся в ожесточенную внутрипартийную борьбу.

3

Немаловажное значение имело и то, что, сосредоточивая в своих руках необходимый документальный материал, влияя на подготовку и план изданий "Русского Революционного Архива", коммунистические лидеры стремились обеспечить таким образом и возможность сохранения влияния на формирование таких представлений по истории революционного и освободительного движения в России, что обосновывали их претензии на особую роль в нем большевизма и прежде всего В.И. Ленина.

Первый зондаж в поиске нужных связей сделал Каменев. Именно по его поручению в 1923 г. начинались переговоры о возвращении в Россию ленинских писем, адресованных П.Б. Аксельроду [9][9], Г.В. Плеханову [10][10], Ю.О. Мартову[11][11].

Специальный представитель Института Ленина за рубежом, правда без каких-либо официальных мандатов, Н.С. Ангарский [12][12] вел их с членом Заграничной делегации РСДРП Б.И. Николаевским, некогда, в первые годы своей революционной юности, большевиком, затем одним из активнейших деятелей меньшевизма.

В годы Первой мировой войны он входил в группу т.н. "сибирских циммервальдистов", группировавшихся вокруг И.Г. Церетели[13][13].

В 1917-м перешел на позиции меньшевиков-интернационалистов, сторонников Ю.О. Мартова, стал членом ЦК, выполнявшим в годы революции и гражданской войны тяжелейшую миссию по приему и транспортировке в центр денег в партийную кассу из самых отдаленных регионов, находящихся нередко далеко за линиями регулярных фронтов: в Поволжье, Сибири, Приморье, Грузии и др. В 1921 г. Николаевского в числе других членов ЦК арестовали. Через год, одиннадцать месяцев из которого он провел на Лубянке и в Бутырке, его выслали за границу.

Каменев выбрал для переговоров Николаевского не только потому, что хорошо знал лично, а еще и по просьбе А.И. Рыкова [14][14], чья сестра была замужем за одним из братьев Николаевского - Владимиром [15][15]. И сделал это тем более охотно, что и к тому времени вклад Бориса Ивановича Николаевского в создание архива РСДРП, собирание самых разномасштабных и разнохарактерных исторических документов, да и в сохранение архивных ценностей на государственном уровне в годы российской революции был уже значителен и хорошо известен.

4

Почти в одно время с Ангарским на связь с Николаевским вышел и Д.Б. Рязанов. Он сделал это сам во время одной из своих многочисленных зарубежных командировок, не доверяя никому. Дело в том, что на переговорах с немецкими социал-демократами по поводу научного издания сочинений Маркса и Энгельса ему дали ясно понять, что хотели бы видеть представителем Института кого-либо не связанного с правящей в России партией.

Кроме того, согласно решениям XI съезда РКП(б), на Институт Маркса и Энгельса было возложено издание трудов Г.В. Плеханова и т. н. "Библиотечки марксиста", которую Рязанов не представлял себе без трудов основоположников российской социал-демократии. Во всем этом он, человек прагматичный, не привыкший решать никаких сложных вопросов исключительно с узко партийных позиций, искренне рассчитывал на помощь Николаевского, предложив тому взять на себя представительство Института за рубежом.

Впрочем, состоявшиеся ранее переговоры с Ангарским позволяют предположить, что подобное весьма рискованное для него предложение даже независимый и самостоятельный Рязанов, вероятно, согласовал предварительно с тем же Каменевым. Ни тот, ни другой, естественно, и представить себе не могли, как изменится внутрипартийная обстановка в ближайшее время и какую мину замедленного действия они себе подкладывают.

Между тем Николаевский принял оба предложения, как только они поступили, смекнув, что они облегчат не только его личное положение, но и послужат реализации задуманных "Русским Революционным Архивом" издательских проектов: переписки П.Б. Аксельрода и Ю.О. Мартова за 1901-1916 гг. и документов из архива П.Б. Аксельрода за 1881-1896 гг.

5

Он надеялся и на предоставление издателям необходимых документов в обмен на ленинские письма, и на выделение средств для выявления и копирования работ Плеханова, пропущенных в уже подготовленных и вышедших томах, и на согласие включить в план работ Института Маркса и Энгельса подготовку и издание сочинений В.И. Засулич[16][16] и П.Б. Аксельрода и т. д. Вот почему Николаевский, не раздумывая, ответил Рязанову вскоре после отъезда того в Москву:

"Многоуважаемый Давид Борисович!

В закрепление наших с Вами личных разговоров настоящим я сообщаю, что в принципе я вполне согласен занять место представителя "Института Маркса и Энгельса". В мои задачи должно войти отыскание и собирание всех материалов, имеющих тот или иной интерес с точки зрения изучения жизни и деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса, равно как и основоположников российской с[оциал]-д[емократ]ии, Г.В. Плеханова, В.И. Засулич и П.Б. Аксельрода.

В качестве ближайших, конкретно мыслимых работ я представляю сейчас работы в Берлине в архиве Vorstand'a герм. С[оциал]-д[емократической] партии, а также в частных архивах ряда деятелей германского социалистического движения.

Кроме того, мне кажутся крайне желательными поездки в ряд других пунктов Европы для приобретения тех интересных для Института архивов, сведения о которых у меня имеются; из их числа я здесь могу упомянуть:

Архив Драгоманова[17][17], где должны быть письма Бакунина[18][18] к Герцену[19][19].

Архив Степняка[20][20], где, как мне недавно сообщено, найдены письма Энгельса и др.

Архив Кропоткина[21][21].

Архив Турского[22][22] и др.

Поездки для розыска этих архивов я охотно готов взять на себя.

Едва ли нужно оговаривать, что все приобретенные мною в качестве уполномоченного Института материалы будут мною отсылаемы в распоряжение Института. В тех случаях, когда для приобретения материалов встретятся неодолимые препятствия, я буду стремиться получить возможность фотографировать интересные Институту документы.

Вопрос о вознаграждении я оставляю на Ваше усмотрение, но хочу лишь обратить Ваше внимание на теперешнюю дороговизну жизни в Берлине; как Вы знаете, представительством СССР в Берлине оклады напр. для делопроизводителей и старших машинисток установлены в размере 110 дол. Мне кажется, что от меня будет требоваться работа не менее интенсивная и квалифицированная.

Уважающий Вас Б. Николаевский" [23][23].

6

Николаевский действительно был надежным и наиболее подходящим партнером для налаживания обоюдовыгодных совместных публикаций и поиска новых документов по истории революционного движения в России. Все знали его как страстного собирателя всевозможных документов по данной проблематике и открывали перед ним то, что не решались, по разным причинам, показывать другим.

Только Николаевскому удалось уговорить П.Б. Аксельрода перевезти из Цюриха в Берлин свой архив. Больше того, именно он, выделив из этого архива письма Ленина к Аксельроду, получит в обмен на них от Института Ленина необходимые материалы и осуществит великолепное издание серии документальных публикаций по значительно пополненным и приобретшим большую значимость документам аксельродовского архива [24][24].

С того же самого времени он начнет и свою плодотворную работу в качестве представителя Института Маркса по выявлению и приобретению либо фотокопированию для Института рукописей Маркса и Энгельса [25][25].

Публикуемое ниже письмо Николаевского Ангарскому было написано зимой 1924 г., почти тут же после выхода в свет сборника писем Аксельрода и Мартова за 1901-1916 гг. Оно интересно тем, что определяет некие расхождения между большевистскими и меньшевистскими участниками в подходах к важнейшим принципам подготовки публикации эпистолярного наследия российских социал-демократов и свидетельствует о нарушении со стороны первых неких четких предварительных договоренностей.

Свое представление об особой значимости "партийно-политической переписки" между различными деятелями российского социал-демократического движения Николаевский раскрыл в предисловии "От редакции", написанном к сборнику "Социал-демократическое движение в России. Материалы".

Он писал: "Такого рода переписка является в высшей степени ценным и важным источником, не только давая основной материал для точного установления фактической и хронологической канвы событий, но знакомя нас с действительным, но часто не высказанным нигде в печати отношением этих деятелей к тем событиям, участниками которых им быть приходилось, - с теми внутренними разногласиями и спорами, которые позднее, при вынесении вопросов в литературу, были сглажены и стерты, но точное выяснение которых чрезвычайно важно для историка, пытающегося разложить эту выявившуюся в печати равнодействующую на ее составные части, выяснить индивидуальную роль каждого деятеля"[26][26].

7

Различия в подходах к тому, что является первостепенным, а что второстепенным, в такого рода публикациях, проявившиеся у Ангарского и Николаевского, были далеко не личного характера. Они отражали прежде всего различия в оценках принципиальных моментов истории российской социал-демократии и характеристиках ее деятелей, которые имелись у большевиков и меньшевиков.

Так, в своем предисловии к упомянутому выше сборнику известный деятель российского революционного движения большевик П.Н. Лепешинский[27][27], один из организаторов и руководителей (1921-1924) Истпарта, соглашаясь с оценкой Николаевского данной группы документов[28][28], в то же время подчеркивал: "...Разговоры prodomosua (домашние) между П.Б. Аксельродом, В.И. Засулич, Ю.О. Мартовым и А.Н. Потресовым, характеризующие на 3/4 их личные настроения и захватывающие вопросы их частной жизни, не смогут, конечно, вызвать очень жгучего интереса к ним со стороны читателя, который склонен главную дань своего внимания отдавать интересам из истории ВКП(б)"[29][29].

Действительно, в России скоро наступили времена, когда вся история РСДРП сведется к победоносной истории большевизма, а источники, не поддерживающие данного мифа, перестанут представлять "жгучий интерес" и для абстрактного читателя, помянутого Лепешинским, и для историка-профессионала, призванного обслуживать и утверждать официоз.

Вскоре время похоронило и надежды Николаевского и других издателей на широкое распространение в России сборников, выходивших под эгидой "Русского Революционного Архива". Бульшая часть закупленного советской стороной тиража[30][30] была уничтожена, и лишь считанное число экземпляров оказалось надежно запрятанным в спецхраны крупнейших книгохранилищ России.

8

А.М., упоминаемая в первой же строке письма Николаевского, - Анна Михайловна Бургина[31][31], двадцатипятилетняя девушка, за два года до того бежавшая в Берлин из Киева. Это юное взбалмошное существо никак не могло приспособиться к эмигрантской среде, а тем более найти себе занятия по силам.

Симпатизировавший ей Николаевский попытался использовать ее в качестве секретаря, но все возраставший объем работ, необходимость постоянных контактов и даже самостоятельных переговоров с его обширными корреспондентами не оставляли Бургиной времени для учебы. Тогда Николаевский обратился к И.Г. Церетели, намеревавшемуся в это время писать воспоминания, порекомендовав взять ее в помощницы, учитывая, что та не так уж плохо печатала на пишущей машинке.

Предполагалось также, что после переезда и обустройства в Париже Бургина начнет и более систематические занятия. С тех пор в переписке Николаевского и Церетели имя Бургиной начинает появляться все чаще и чаще. К тому же и в Париже она продолжала выполнять отдельные поручения Николаевского, в частности, контактировала с жившим тогда там Ангарским.

Именно ей Ангарский, когда ему пришлось в начале 1924 г. выехать по своим делам в командировку в Лондон, развернуто изложил все свои замечания по поводу только что вышедшего тома переписки Аксельрода с Мартовым, где его не устроили сохранившиеся в мартовских письмах выпады против Г.Е. Зиновьева и нелицеприятные характеристики его.

9

Письмо Церетели Николаевскому от 9 августа 1924 г., с которым он переслал и очередную информацию от Бургиной, содержит также сообщение о поддержке им нового николаевского замысла опубликовать материалы из архива Аксельрода совместно с Д.Б. Рязановым. Письмо интересно и шутливой характеристикой Бургиной: "...Гром и молния, как говорят французы. Клянусь, я не выдумываю - появилась Lensexmachina моих писем - Анна Михайловна, да и еще с огромной эпистолой для Вас в руках. Нечего делать, надо кончать"[32][32].

Впрочем, шутливое сообщение Церетели о Бургиной на этом не заканчивалось. "...Не могу удержаться - продолжил он, чтобы не рассказать Вам о последнем нашем конфликте, закончившемся одним гениальным изречением. Мы шли по улице, где было много французов. А.М., по обыкновению, разглагольствовала без умолку, очень громко.

Я попросил ее помолчать, хоть на время, пока мы пройдем мимо публики, которую поражала русская речь. А.М. промолчала секунд пять и опять заговорила. Я опять повторил просьбу, и тогда она, с мимикой, Вам знакомой, выражающей, что посягнули на самые священные ее права, сказала: "Что Вы мне все мешаете. Никто не обращает на нас внимания: что же я буду зря молчать!"

Слышал я на своем веку выражение "зря говорить", но чтобы это "зря" прибавляли к глаголу "молчать" - в первый раз довелось узнать.  Напишите Ваше мнение - у меня все понятия перевернулись". И тут же еще: "... Вы спрашиваете о здоровье А.М. Боюсь ее рассердить, но, по-моему, она здорова". Далее следовала приписка Бургиной: "Не могу молчать!" - должна я воскликнуть вслед за нашим великим моралистом. Ир[аклий] Георг[иевич] настолько искажает истину, что трудно в письме определить границы его фантазии.

Об одном предупреждаю: не верьте, хотя фраза эта и была произнесена, но тон был совершенно иной. Всего хорошего"[33][33]. В последующей переписке Николаевского и Церетели Бургиной будет уделяться все больше и больше внимания, но это уже совсем другой сюжет.

Кроме проблем, связанных с подходами к публикации частных писем партийных функционеров, интерес представляют и замечания Николаевского о перспективных планах издательства "Русский Революционный Архив", его предложениях о подготовке хрестоматий по истории революционного движения в России для московско-ленинградских издательств, о сомнениях по поводу ленинского авторства некролога, посвященного Энгельсу, напечатанного в сборнике "Работник" (1896. №1, 2), о необходимости использования при подготовке собрания сочинений В.И. Ленина комплекта "Искры", размеченного Ю.О. Мартовым, с ехидным примечанием: "...Он в России и запрятан далеко, так что без меня его не найти".

Данное письмо дает представление о том, каким самостоятельным и чрезвычайно важным источником является переписка Николаевского с дирекциями Институтов Маркса и Энгельса и Ленина. Представляется, что при хорошем отборе и комментировании она могла бы заинтересовать не только специалистов, но и самые широкие группы читателей.

10

В подготовке публикации приняли участие Г.Д. Головина, М.Д. Дворкина

Б.И. Николаевский - Н.С. Ангарскому

8 февраля1924 г.

Многоуважаемый Николай Семенович!

Крайне удивили меня переданные мне А.М. ваши замечания о "Письмах"[34][34]. Мне трудно даже понять, на чем они основаны. Если вспомните наши с Вами разговоры, то Вы должны будете вспомнить, что я Вам тогда говорил: я указывал, что письма - исторический документ; что их нужно печатать как таковые, но возможно ближе к оригиналу, избегая всех сокращений, кроме самых необходимых; я указывал, что эти сокращения совершенно недопустимы там, где речь идет об оценке политической деятельности фракций или отдельных лиц; что только там, где затрагивается человек как человек, - только там возможно (и то сугубо осторожное[35][35]) сокращение текста.

Говорили мы с Вами и о том, что в письмах МАРТОВА[36][36], так долго боровшегося с больш[евиками], будет много неприятного для последних; если вспомните, Вас это беспокоило, но Вы в конце концов согласились с моими доводами, что КАМЕНЕВ, давая согласие на заказ и зная, что мы на цензуру в этом отношении не пойдем, - не мог не понимать, что такие неприятные для больш[евиков] места останутся, что он, очевидно, считался с тем, что книга эта будет изданием - академическим, сухим, доступным для историков и старых партийных деятелей, а не для широких читательских кругов и что для этой категории книги и в "доброе старое время" существовали иные правила, чем для мелких брошюр (помните: книга, размером свыше 20 п.[37][37][ечатных] листов и т. д.).

Мне казалось, что мы на этом сошлись, именно так я редактировал свое письмо к Вам[38][38] (прочтите его), перенеся центр тяжести на примечания, требуя от них "объективизма" и "академизма". Насколько мне передала А.М., в своем письме Вы о примечаниях не говорили, очевидно, они Вам кажутся удовлетворительными с этой стороны.

Таким образом, с точки зрения формальной[39][39] я ни в коем случае не могу принять Вашего упрека. Еще меньше могу я принять его по существу, как один из редакторов сборника исторических материалов. В качестве последнего я признал бы Вас правым - независимо от формальной правильности или неправильности Ваших замечаний, - если бы мы дали письма односторонне[40][40] ретушированными, т[о] е[сть] если бы мы оставили в них все неприятное для большевиков, выкинули бы места, неприятные для меньшевиков.

Если Вы внимательно читали книгу, Вы знаете, что дело обстоит не так: из писем МАРТОВА не выкинуто ни одного места, содержавшего что-либо неприятное для меньшевиков вообще или к[ого]-л[ибо] из них в частности. Все пропуски касаются семейных дел; только одно является исключением: редакция устранила две-три строки, где Ю.О.[41][41] коснулся личной жизни двух с[оциал]-д[емократических] деятелей (теперь один из них в рядах большевиков, другой - вне с[оциал]-д[емократии] вообще).

Больше, если Вы будете внимательным читателем, Вы должны будете признать, что в письмах М[артова] (об Акс[ельроде] я не говорю, - он пожелал, и имел н[а то][42][42] все права, проредактировать свои письма, но эта редакция отнюдь не носила[43][43], т[ак] ск[азать], "историко-фракционного характера") резких отзывов о меньшевиках, или быв[ших] тогда меньшев[иках] более, чем о большевиках. Я не говорю уже о репликах Ю.О. по поводу ПЛЕХАНОВА (кстати сказать, Р.М. ПЛЕХАНОВА очень недовольна письмами за это) -т[ак] что Вы не один в этом вопросе) и ТРОЦКОГО, - возьмите более частные замечания - об ЕРМАНСКОМ, ПАНИНЕ и др.

Их Ю.О. по-настоящему бранит, а из большевиков даже о ЗИНОВЬЕВЕ, котор[ый], по вполне понятным причинам, все время принадлежал к числу наименее любимых Ю.О. фигур, - даже [о] Зиновьеве, говорю я, у Ю.О. ни разу не срывается ни одного "не парламентарного" возражения. Я сейчас просмотрел все страницы, где фигурирует его имя, вот они:

стр. 233 "не надо отвечать на каждую трескучую статью ЛЕНИНА и ГРИШКИ..."

стр. 235 "Есть подозрение, что Г. ОТРЕПЬЕВ отправлен в Россию..."

стр. 266 "Гришкино говоренье".

11

Вот все упоминания ЗИНОВЬЕВА, кот[орые] носят, т[ак] с[казать], "криминальный" характер. Если считать это "недопустимым", то вообще нельзя печатать никаких документов той эпохи. Я уверен, что если Вы будет печатать письма ЛЕНИНА, то и в них Вы найдете о ЗИНОВЬЕВЕ даже более нелестные места, - неужели же Вы за это подвергнете ЛЕНИНА цензуре.

Впрочем, что гадать о письмах ЛЕНИНА, - возьмите его сочинения, и Вы найдете в них гораздо более злую, чем отзывы М[артова], фразу: "...я никогда не был особенно высокого мнения о храбрости этого тов[арища]" (цит[ирую] на память - в связи с выступлением 25/X - 1917 г.).

Довольно на эту тему. Повторяю, по моему глубокому убеждению, я прав и формально и по существу. Думаю, что и Вам не трудно будет отговориться, если к[то]-л[ибо] будет выражать за это недовольство книгой.

Теперь другое: А.М. передала, что Вы хотели получить корректуру[44][44]. Из ее слов (она мне звонила по телефону) я не вполне понял, в каком порядке Вы хотите ее получить: для к[акого]-л[ибо] просмотра, хотя бы отдаленно напоминающего цензуру, или просто для того, чтобы прочесть первому и дать прочесть кое-кому еще. О первом мы ведь уже говорили при заключении договора, и тогда же мы это Ваше желание отвели. Т[ак] ч[то] если Вы поднимаете вопрос в этой плоскости, то нам придется дать тот же ответ.

И это вовсе не потому, что мы в к[акой]-л[ибо] степени считаем этот том "рискованным" в отношении цензурном, - как раз наоборот, - в нем нет ни одного документа позже 1896 г., с этой стороны самый строгий цензор ничего не найдет. И о ЗИНОВЬЕВЕ в нем нет упоминаний. Но лучше будем держаться договора. Если же Вам просто хочется первому прочесть книгу, то мы, конечно, готовы дать Вам корректурные оттиски.

Она у нас несколько запоздала, т[ак] ч[то] сейчас прислать ничего не могу, но к тому времени, когда придет Ваш ответ, наверное, будет в значительной части уже набрана, и тогда мы сможем послать ее Вам.

Неделю тому назад я послал Вам письмо о дальнейших издательских планах[45][45]. Я очень рад, что написал его до звонка А.М. о Ваших замечаниях, - после них мне было бы труднее говорить на эту тему. Но теперь Вы знаете, что мы еще до Вашего письма пришли к выводу о необходимости от "покупки кота в мешке" перейти к разговорам о конкретных представляемых Вам на ознакомление рукописях. М. б., это изменит "ситуацию", которая, по-видимому, складывается пока для Рус[ского] Рев[олюционного] Арх[ива] неблагоприятно.

А.М. звонила мне еще по поводу некролога ЭНГЕЛЬСА в т. I "Работника". Я говорил с Акс[ельродом], он не помнит точно, кто был автором, но утверждает категорически, что им не был ЛЕНИН[46][46]. У меня почему-то сохранилось смутное воспоминание, что этот некролог написан КОЛЬЦОВЫМ[47][47], но я не могу припомнить, на чем это воспоминание основано.

Прочел в газетах о подготовке нового научного издания сочинений ЛЕНИНА. В тех томах старого издания, кот[орые] я видел, есть кое-какие пропуски, из "Искры", напр[имер], не взято ни одной заметки из отдела "Из партии" и др., а там кое-что есть любопытное, напр[имер], в том же №1. Вообще для "Искры" у меня была великолепная вещь, без которой по существу нельзя составлять библиографию этого органа: комплект "И[скры]", подробно со всеми мелочами размеченный МАРТОВЫМ.

Память МАРТОВА Вы ведь знаете, поэтому поверите, что в этом комплекте имеется немало ценных указаний, не использованных в "Указателе" КАМЕНЕВА. К сожалению, пользоваться этим комплектом я сейчас лишен возможности, он в России и далеко запрятан, так что без меня его не найти. А он был бы нужен и Вам для сочинений ЛЕНИНА, и нам для сочинений МАРТОВА.

Пока всего хорошего.

Б.Николаевский

P.S. Не подошли ли бы для Вашего издательства сборники-хрестоматии по истории русск[ого] револ[юционного] движения. Я наметил составление целой серии их, по эпохам, - от декабристов до "первых шагов с[оциал]-д[емократического] движения". Если бы заинтересовала идея (я думаю, читатель будет, декабристы, напр[имер], поспеют как раз к юбилею), я мог бы прислать более подробный план. Задача: дать широкому читателю сборник наиболее редких отрывков из воспоминаний, документов и исследований, рисующих разные стороны революцион[ного] движения за соответ[ствующий] период.

Российский государственный архив социально-политической истории.

Ф.71. Оп.50. Д.116. Л.1, 1 об., 2, 2 об.

Машинописный оригинал[48][48]

----------------------------------------------------------------------

[1][1] Дан (Цедербаум) Лидия Осиповна (1878-1963) - сестра одного из основателей российской социал-демократии Л. Мартова (Цедербаума Юлия Осиповича) (1873-1923) и жена одного из его соратников Дана (Гурвича) Федора Ильича (1871-1947).

[2][2] Югов (Фрумсон) Арон Абрамович (1886-1954) - социал-демократ, меньшевик с 1903 г., работал нелегально в Ростове-на-Дону, Мариуполе, Одессе, Севастополе, Петрограде, Москве. За революционную деятельность четыре раза был арестован, более года провел в тюрьмах, затем подчинен гласному надзору и выслан последовательно в Ригу, Харьков, Саратов. С мая 1917 г. - член Бюро Комитета Московской организации РСДРП. Делегат августовского (объединительного) и декабрьского (чрезвычайного) 1917 года съездов РСДРП(о). Секретарь ЦК после майского (1918) Всероссийского партийного совещания. В 1921 г. выслан из большевистской России, секретарь Заграничной делегации, сторонник Ф.И. Дана. Автор книг и статей об экономике СССР. С конца 40-х гг. - сотрудник большевистской прессы в Канаде.

[3][3] International Institute of Social History (Amsterdam) (далее IISH). Pavel B. Axelrod Collection. Folder 15. Письмо Л.О. Дан П.Б. Аксельроду от 16 августа 1923 г. Оригинал, машинопись с автографом.

[4][4] Берлин Павел Абрамович (1877-1962) - исследователь общественного движения в России, стоявший близко к российской социал-демократии.

[5][5] Войтинский Владимир Савельевич (1885-1960) - социал-демократ, с 1903 г. большевик, в 1906 г. председатель Совета старост российских университетов, с 1908 г. работал в Екатеринославле, где и был арестован. Приговорен к 4 годам каторжных работ, сослан в Сибирь. В 1912-1916 гг. участвовал в литературных начинаниях ("Сибирское обозрение" и др.) группы т.н. "сибирских циммервальдистов" во главе с Церетели. С февраля 1917 г. меньшевик , входил в редакцию Известий ЦИК, являлся членом ВЦИК и комиссаром Северного фронта. После октября 1917 г. - арестован. В 1918 г. уехал в Грузию, затем представлял Грузинскую республику в дипломатических организациях за рубежом. Известный статистик. В 1929-1933 гг. вел исследовательскую работу в Союзе тредюнионов Германии, в 1933-1935 гг. работал в Международном отделе труда при Лиге Наций. В 1935 г. эмигрировал в США, где работал в Вашингтоне (1936-1947) с учреждениями по социальной политике, до 1955 г. состоял директором ряда научных исследований.

[6][6] Николаевский Борис Иванович (1887-1966) - в социал-демократическом движении с 1901 г., в 1903-1904 гг. - большевик, затем меньшевик. Исследователь политической истории России, основатель партийного архива РСДРП, видный знаток, собиратель и публикатор исторических документов.

[7][7] Рязанов (Гольдендах) Давид Борисович (1870-1938) - в революционном движении с 1889 г., организатор и руководитель группы "Борьба", выступавшей накануне II съезда партии (1903) за объединение всех направлений российской социал-демократии. В последующем находился вне фракций и группировок, один из крупнейших исследователей литературного наследия К. Маркса и Ф. Энгельса. В 1917 г. с группой межрайонцев вступил в большевистскую партию. В марте 1918 г. - комиссар по реорганизации и ликвидации архивов в связи с эвакуацией правительства из Петрограда в Москву, затем председатель Центрального комитета по управлению архивами (ЦУКА), который возглавлял до 1920 г. Директор Института Маркса и Энгельса (1921-1931). Лауреат Ленинской премии (1927) за научную деятельность по истории общественной жизни и участие в подготовке к изданию первых томов сочинений Маркса и Энгельса. Академик (1929).

[8][8] Каменев (Розенфельд) Лев Борисович (1883-1936) - один из лидеров большевизма. С весны и до конца 1917 г. занимал по ряду важнейших вопросов, определявших перспективы российской революции, отличную от ленинской позицию: отстаивал необходимость поддержки Временного правительства, "пока оно борется с остатками старого режима", оказывая на него необходимое давление и контролируя его действия; склонялся к революционному оборончеству, объявив лозунг "долой войну" бессодержательным, а призыв к социалистической революции неприемлемым для партии, если она хочет "до конца остаться партией революционных масс пролетариата, а не превратиться в группу пропагандистов-коммунистов". На Демократическом совещании выступил за создание власти, ответственной перед Советами, когда же Ленин, выразив недовольство этим выступлением, предложил начать немедленную подготовку к вооруженному восстанию, добился того, что ЦК РСДРП(б) отверг это предложение.

На расширенном заседании президиума Демократического совещания с представителями групп, фракций и ЦК политических партий 20 сентября поддержал идею создания однородного демократического правительства и призвал большевистскую фракцию покинуть совещание лишь после того, как стало ясно, что наметившееся соглашение о порядке конституирования предпарламента (Временного Демократического Совета Российской Республики) сорвано. Однако и после этого на заседании ЦК большевистской партии 5 октября голосовал против решения уйти из предпарламента.

10 и 16 октября на проходивших нелегально заседаниях ЦК РСДРП(б) вместе с Зиновьевым открыто выступил против курса на вооруженное восстание. 18 октября, от своего имени и имени Зиновьева, изложил свои доводы в газете "Новая Жизнь". Во время восстания по собственной инициативе добивается поручения ЦК вести переговоры с левыми эсерами о совместных действиях. II съезд Советов, зная его желание расширить партийный состав правительства за счет других советских партий, избирает его председателем ВЦИК нового созыва. Участник совещания представителей восьми партий и нескольких межпартийных организаций, проходившего в конце ноября - начале декабря под патронажем Викжеля (Исполнительный Комитет Всероссийского союза железнодорожников), основной целью которого являлось создание однородного социалистического правительства. В знак протеста против ленинской решимости не допустить реализации данной идеи, вместе с пятью другими членами ЦК подает в отставку со всех партийных и государственных постов.

С сентября 1918 г. - член Президиума ВЦИК, с октября - председатель Московского Совета. VIII съезд большевистской партии (1919) вновь вводит его в состав ЦК, избирает членом Политбюро и Оргбюро ЦК. С 1922 г. - заместитель председателя правительства (Совнарком) РСФСР, с июля 1923 г. - и СТО (Совет Труда и Обороны). Короткое время (1924-1926) - председатель СТО СССР. С 1923 по 1926 гг. - директор Института Ленина, редактор его первого собрания сочинений.

На процессе, сфабрикованном по делу об "объединенном троцкистско-зиновьевском террористическом центре", согласился дать лживые показания на себя и других. Вопреки обещаниям, казнен. Реабилитирован в 1988 г.

[9][9] Аксельрод Павел Борисович (около 1850-1928) - один из основоположников российской социал-демократии, признанный идеолог меньшевизма.

[10][10] Плеханов Георгий Валентинович (1856-1918) - видный деятель российского и международного социал-демократического движения. С 1875 г. народник, один из руководителей "Земли и Воли", затем "Черного передела". С 1880 г. - в эмиграции, один из инициаторов создания группы "Освобождение труда". После II съезда РСДРП - один из лидеров меньшевизма. В Первую мировую войну - оборонец, один из руководителей группы "Единство".

[11][11] См. подробнее: Корреспондент Института Ленина / Публикация И.А. Кондаковой и Н.А. Сидорова // Советские архивы. 1990. №5. С.52-62.

[12][12] Ангарский (Клестов) Николай Семенович (1873-1941) - в социал-демократическом движении с 1902 г., член парижской группы содействия "Искре", большевик, сотрудник газеты "Донская Речь" (1904-1905), с января по декабрь 1905 г. на нелегальной партийной работе в Харькове, с января по апрель 1906 г. - арест и ссылка в Омск, после побега по август 1909 г. на нелегальной работе в Москве, затем повторный арест и ссылка в село Богучаны Енисейской губернии, где пробыл до декабря 1911 г.

С января 1912 г. в Москве - редактор Издательства писателей, с февраля 1917 и до конца 1922 г. - член Московского Совета, в разное время заведовал финансовым отделом, отделом печати и социального обеспечения. С декабря 1922 г. - председатель правления Московской Центральной рабочей кооперации, член президиума Московского Союза потребителей, с февраля 1923 г. на дипломатической и хозяйственной работе в системе внешней торговли, одновременно выступал в роли первого заграничного корреспондента, а затем и официального представителя Института Ленина, а затем и Института Маркса, за границей. С марта 1935 г. - председатель Всесоюзного объединения "Международная книга", затем старший научный сотрудник Института Маркса-Ленина. Арестован 12 мая 1940 г. Обвинен в том, что являлся агентом царской охранки и немецкой разведки, а также участником контрреволюционной вредительской организации. Расстрелян 27 июля 1941 г. по приговору Военной Коллегии Верховного суда СССР. Реабилитирован 12 декабря 1956 г.

[13][13] Церетели Ираклий Георгиевич (1881-1959) - социал-демократ, меньшевик, лидер социал-демократической фракции Второй Государственной Думы, отбывал каторгу, после Февральской революции 1917 года один из руководителей Совета рабочих депутатов, министр Временного правительства, главный разработчик и инициатор реализации идеи "единения живых сил страны".

[14][14] Рыков Алексей Иванович (1881-1938) - в революционном движении с 1898 г., большевик, с 1905 г. член ЦК РСДРП, затем РСДРП(б), РКП(б), ВКП(б). После октября 1917 г. - нарком по внутренним делам, председатель ВСНХ, заместитель председателя Совнаркома и Совета Труда и Обороны, председатель Совнаркома СССР и РСФСР, член Политбюро.

[15][15] Николаевский Владимир Иванович (1899-1938) - в социал-демократическом движении с 1904 г., несколько раз арестовывался, в ссылке женился на сестре Рыкова. После Февральской революции от партийной работы отошел, занимался вопросами кооперативного строительства.

[16][16] Засулич Вера Ивановна (1849-1919) - член революционного движения в России с 60-х гг. XIX в., член группы "Освобождение труда", после 1903 г. - меньшевичка, в феврале 1917 г. - член плехановской группы "Единство".

[17][17] Драгоманов Михаил Петрович (1841-1895) - украинский историк, фольклорист, либерал, с 1876 г. - эмигрант. Издатель и редактор журнала "Громада".

[18][18] Бакунин Михаил Александрович (1814-1876) - идеолог революционного народничества, теоретик анархизма.

[19][19] Герцен Александр Иванович (1812-1870) - революционер, писатель, философ.

[20][20] Степняк-Кравчинский Сергей Михайлович (1851-1896) революционный народник, писатель.

[21][21] Кропоткин Петр Алексеевич (1842-1921) - князь, географ и геолог, теоретик анархизма. В 1872-1874 гг. член кружка "чайковцев". В 1876-1917 гг. - в эмиграции, участник анархических организаций, член научных обществ.

[22][22] Турский Каспар Михайлович (1847-1926) - деятель русского и польского революционного движения.

[23][23] Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГАСПИ). Ф.71. Оп.50. Д.103. Л.13-14. Рукопись, оригинал, чернила.

[24][24] Из архива П.Б. Аксельрода (1881-1896). Берлин, 1924; Письма П.Б. Аксельрода и Ю.О. Мартова. 1901-1916. Берлин, 1924; Переписка Г.В. Плеханова и П.Б. Аксельрода. Т.1-2. М., 1925; Письма Аксельрода // Ленинский сборник II, III, IV; Письма Аксельрода к Дейчу, Засулич, Ленину, Мартову и Потресову // Социал-демократическое движение в России. Материалы. М.; Л., 1928; Переписка Плеханова, Аксельрода и Засулич с Лео Иогихесом (Грозовским, Тышкой) // Пролетарская революция. 1928. №82-83.

[25][25] См. подробнее: Крылов В.В. Д.Б. Рязанов и Б.И. Николаевский // Д.Б.Рязанов - ученый, государственный и общественный деятель. М., 2000. С.89-97.

[26][26] Социал-демократическое движение. Материалы. С.5. Любопытно, что инициатором подготовки и издания данного сборника также выступил Б.И. Николаевский.

В его письме в Институт Маркса и Энгельса от 6 июня 1925 г. под пунктом 6 отмечено: "Очень интересные материалы оказались у А.Н. Потресова, - много писем Плеханова, Засулич, Парвуса, Р. Люксембург, Ленина и др. Потресов предполагает их издать отдельной книгой, - я с ним говорил о передаче по напечатании писем Плеханова и Засулич в Институт. Потресов против этого не возражал" (РГАСПИ. Ф.71. Оп.50. Д.113. Л.66. Рукопись, оригинал, карандаш). Данный пункт отмечен с двух сторон синим карандашом и имеет отметку красным: R, что означало, что этот пункт готовился на доклад Рязанову. После разговора с последним было принято решение о подготовке данной рукописи для Госиздата, где она и вышла в 1928 г. с указанием - т.1. Второй том, содержащий переписку Потресова и Мартова, был своевременно подготовлен Николаевским и Потресовым к печати, но так до сих и не опубликован.

[27][27] Лепешинский Пантелеймон Николаевич (1868-1944) - в революционном движении с 1898 г., агент "Искры", большевик, активный участник всех российских революций, с 1927 г. - директор Музея революции, доктор исторических наук.

[28][28] Социал-демократическое движение. Материалы. С.9.

[29][29] Там же. С.10.

[30][30] Согласно договору от 8 октября 1923 г., подписанному между Госиздатом РСФСР (его представлял Зиновий Григорьевич Гринберг) и "Русским Революционным Архивом" (Л.О. Дан и А.А. Югов), издатели продавали, а Госиздат покупал для распространения и "Письма Аксельрода и Мартова 1901-1916", и "Из архива Аксельрода". Из выпускаемых 5325 экз. Госиздату, за 3 тыс. 700 долларов, переходил практически весь тираж - 5 тыс. экземпляров. - См.: HooverInstitutionArchives. Boris I. Nikolaevsky Collection. Series 279. Box 833. Folder 29.

[31][31] Бургина Анна Михайловна (1899-1982) - эмигрировала в 1922 , была помощницей И.Г. Церетели, а затем ассистентом Б.И. Николаевского.

[32][32] Hoover Institution Archives. Boris I. Nikolaevsky collection. Series 284. Box 504. Folder 40. Рукопись, чернила.

[33][33] Там же.

[34][34] Речь идет о сборнике: Письма П.Б. Аксельрода и Ю.О. Мартова (1901-1916). Берлин, 1924.

[35][35] В оригинале - "усторожное".

[36][36] Здесь и далее фамилии даны строчными буквами в оригинале.

[37][37] В оригинале ошибочно вместо буквы "п" стоит "т".

[38][38] Данное письмо не найдено.

[39][39] Здесь и далее все подчеркивания в тексте сделаны Б.И. Николаевским.

[40][40] В оригинале ошибочно "односторонние".

[41][41] В оригинале ошибочно - "П.О."

[42][42] В оригинале "не", что явно не соответствует тексту.

[43][43] В оригинале - "не нашла".

[44][44] Речь идет об еще одном, готовящемся по совместным планам, томе: Из архива П.Б. Аксельрода (1881-1896). Берлин, 1924.

[45][45] Данное письмо пока не обнаружено.

[46][46] См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.2. С.5-14.

[47][47] Кольцов Д. (псевдоним Гинзбурга Бориса Абрамовича) (1863-1920) - народоволец, затем социал-демократ, играл видную роль в российской социалистической эмиграции 1890-х - начала 1900-х гг. С 1903 г. меньшевик .

[48][48] Это было одно из первых писем, напечатанных Б.И. Николаевским на пишущей машинке, которую, по сообщению М.Д. Дворкиной, он в это время приобрел у вдовы Е. Азефа. Почти тут же он передал ее Бургиной, и она печатала на ней свои переводы и некоторые письма и статьи Церетели. Во время поспешной эвакуации из Марселя в Нью-Йорк (1940) Бургина бросила машинку, как и многое другое, в Париже.

И по окончании войны Церетели почти два года пытался, наряду с библиотекой, частью архива Б.И. Николаевского и личными вещами Бургиной, отыскать и машинку. Наконец, 3 марта 1947 г. он сообщил: "Нашлась и Ваша русская машинка". (Hoover Institution Archives. Boris I.Nikolaevsky Collection. Series 253. Box 550. Folder 33. Оригинал, рукопись, чернила).

Именно на этой пишущей машинке, некогда принадлежавшей Азефу и пережившей немецкую оккупацию Франции, причинившей столько хлопот Церетели и благополучно пересекшей в конце 40-х гг. океан, Анна Михайловна и подготовит к печати оба тома известных воспоминаний Ираклия Георгиевича о Февральской революции.

Они выйдут в свет в Париже через четыре года после смерти их автора, перебравшегося в 1948-м к друзьям, Бургиной и Николаевскому, в Нью-Йорк. Получив сигнальный экземпляр издания, Анна Михайловна и Николай Иванович отметят это столь важное для них событие, спустив большой венок из роз в волны Атлантического океана, над которым после кремации развеяли прах друга.

А через год после этого оба покинут Нью-Йорк навсегда, переехав в Калифорнию. И машинка Азефа переедет вместе с ними. Следы ее затеряются лишь после кончины Бургиной.

Куда подевался этот раритет, никто из сотрудников Гуверского архива не знает

"Россия XXI" 2002. № 6. С. 146