«100 великих афер»

100 великих афер (fb2) - 100 великих афер [с иллюстрациями] 7167K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Анатольевич Мусский

Игорь Анатольевич Мусский 100 великих афер

Тюльпаномания

Тюльпан… Кто бы мог подумать, что этот красивый цветок станет причиной невиданных страстей, невероятных историй и приключений. Самые ранние сведения о тюльпанах относятся к литературным произведениям Персии. Здесь цветок был известен как «дульбаш» или «тюльпан» – турецкая чалма. В 1554 году посланник австрийского императора Ожье Жислен де Бусбек увидел тюльпаны в саду турецкого султана. Посол закупил партию луковиц и отправил в Вену. Цветы попали в Венский сад лекарственных растений, которым заведовал голландский ботаник, садовод Клюзиус. В 1570 году он привез луковицу тюльпана в голландский город Лейден.

В Нидерландах тюльпаны быстро вошли в моду и стали пользоваться большим спросом, особенно у богачей. Купцы и лавочники стремились собрать как можно больше редких сортов диковинных цветов и покупали их по безумным ценам. Так, некий торговец из Харлема заплатил за одну луковицу половину своего состояния только для того, чтобы посадить ее в оранжерее и похвастаться перед знакомыми.

Когда луковицы тюльпанов стали доступны среднему голландцу, цветы превратились в объект финансовых спекуляций. Страну охватило безумное увлечение, позже названное тюльпаноманией. Купцы за бесценок спускали свои товары, чтобы на вырученные деньги купить вожделенные луковицы.

К 1634 году тюльпановая афера захватила крупнейшие города республики: Амстердам, Утрехт, Алкмар, Лейден, Энкхейзен, Харлем, Роттердам, Хорн… Спекуляция луковицами приносили больший доход, чем перепродажа акций или облигаций.

Быстрый рост цен стимулировал приток на голландский цветочный рынок все новых покупателей, мечтавших быстро разбогатеть. В 1636 году спрос на тюльпаны редких сортов вырос настолько, что они стали предметом большой биржевой игры. Современник так описывал сценарий подобных сделок: «Дворянин покупает тюльпаны у трубочиста на 2000 флоринов и сразу продает их крестьянину, при этом ни дворянин, ни трубочист, ни крестьянин не имеет луковиц тюльпанов, да иметь и не стремится. И так покупается, продается, обещается больше тюльпанов, чем их может вырастить земля Голландии».

Акварель неизвестного художника, XVII век

Деревенские постоялые дворы и таверны превратились в цветочные биржи. Завершение торговых сделок отмечалось шумным застольем. Главным же центром ценообразования была Харлемская биржа, где за три года торгов по спекулятивно-завышенным ценам общая сумма цветочных сделок достигла астрономической цифры – 10 млн гульденов. Для сравнения: в такую же сумму оценивалась биржевая стоимость знаменитой Ост-Индской компании.

Цены на луковицы постоянно росли. Самым дорогим сортом считался «Семпер Август». В 1623 году его луковица стоила 1000 флоринов, а в разгар тюльпаномании один из экземпляров был продан за 4600 флоринов, новую карету, пару серых лошадей и полный комплект сбруи. Для сравнения корова в то время стоила 100 флоринов. Рекордной можно считать сделку в 100 тысяч флоринов за 40 тюльпановых луковиц.

Спрос постоянно превышал предложение. Чтобы привлечь людей среднего достатка, продавцы начали брать небольшие авансы наличными, а в залог остальной суммы – имущество покупателя. Мантинг, плодовитый автор той поры, написавший о тюльпаномании фолиант объемом в тысячу страниц, сохранил для потомков следующий перечень различных предметов, за которые была куплена луковица редкого сорта «Вице-король»: 2 ласта пшеницы, 4 ласта ржи, 4 откормленных быка, 8 откормленных свиней, 12 откормленных овец, 2 хогсхеда вина, 4 бочки пива, 2 бочки сливочного масла, 1000 фунтов сыра, кровать с постельными принадлежностями, мужской костюм, серебряная чаша. Всего добра на 2500 флоринов.

Существует рассказ об одном редком экземпляре, за который покупатель отдал целую пивную в 30 тысяч флоринов. Живописец Ян ван Гойен предложил гаагскому бургомистру за десять луковиц аванс в размере 1900 флоринов, а в залог остальной суммы – полотно Соломона ван Руйсдаля, а также обязался написать картину.

Среди народа сложилось мнение, будто тюльпаны – гарантия обогащения. Надо только купить побольше луковиц, а когда цена поднимется, выгодно продать. «Дворяне, горожане, фермеры, механики, моряки, лакеи, горничные, трубочисты, торговцы старьем, – писал французский психолог Б. Садис, – все завязли в торговле тюльпанами. Дома и земли продавались за разорительную низкую цену или шли в уплату покупок, сделанных на рынке тюльпанов. Так заразительна была эпидемия, что иностранцев поразило то же безумие, и деньги текли в Голландию отовсюду».

Тюльпановая лихорадка породила легенды. В «Путешествиях» Блейнвилла приводится забавный случай. Богатый купец, гордившийся своими редкими тюльпанами, получил большую партию товара. Эту весть ему принес в бухгалтерию некий моряк. Купец наградил его за хорошую новость крупной копченой селедкой. Моряк, заметив на конторке торговца луковицу, очень похожую на луковицу репчатого лука, незаметно сунул ее в карман в качестве закуски к селедке.

Едва он ушел, как купец обнаружил пропажу драгоценной луковицы тюльпана «Семпер Август» стоимостью три тысячи флоринов. Все домашние были подняты на ноги, драгоценную луковицу искали повсюду, но тщетно. Горю купца не было предела. Наконец кто-то заподозрил моряка.

Моряк и не думал прятаться. Его обнаружили мирно сидящим на бухтах каната и пережевывающим последний кусочек «лука». Он и не помышлял, что ест завтрак, на деньги от продажи которого можно было кормить экипаж целого корабля в течение года или, как утверждал ограбленный купец, «устроить роскошный пир для принца Оранского и целого двора штатгальтера». Моряк провел несколько месяцев в тюрьме по обвинению в краже в особо крупных размерах.

Тюльпаномания не могла продолжаться вечно. Как только цены на луковицы стали чуть снижаться, торговцы сразу запаниковали и принялись сбрасывать свой товар. Предложение резко превысило спрос. Тысячи голландцев вдруг обнаружили, что являются обладателями нескольких луковиц, которые никто не хочет покупать даже за четверть первоначальной цены. Состоятельные купцы были доведены чуть ли не до нищеты, а многие дворяне разорились.

Особенно туго пришлось тем, кто пытался спекулировать в кредит. Допустим, некий продавец Хиддинг договаривался с покупателем Эйкеном о поставке через два месяца пяти «Семперов Августов» по четыре тысячи флоринов за луковицу. В оговоренный срок Хиддинг был готов продать луковицы, но к тому времени цена падала до трехсот-четырехсот флоринов за штуку, и Эйкен отказывался выплачивать разницу. Таких случаев невыполнения договорных обязательств с каждым днем становилось все больше.

Владельцы тюльпанов провели в ряде городов общественные собрания. После бурных дебатов в Амстердаме делегаты пришли к соглашению, по которому договоры, заключенные в разгар мании, то есть до ноября месяца 1636 года, объявлялись потерявшими законную силу, а те, что были заключены позднее, считались расторгнутыми после уплаты покупателями десяти процентов стоимости контракта. Но это решение никого не удовлетворило.

Судьи, заваленные исками о нарушении условий договоров, отказывались принимать к рассмотрению спекулятивные сделки. В конце концов поиском выхода из тупика занялся Совет по делам провинций в Гааге. Члены совета после трехмесячных дебатов объявили, что не могут вынести окончательное решение, поскольку… не обладают всей полнотой информации. Они предложили следующий выход: если покупатель отказывается приобретать тюльпаны по договорной цене, продавец может продать луковицы с аукциона, а разницу между фактической и договорной ценами обязан компенсировать покупатель. Подобные рекомендации оказались абсолютно бесполезными. В Голландии не было суда, который мог бы заставить покупателей платить за тюльпаны. Споры по тюльпановым сделкам разбирали специальные комиссии. В итоге большинство продавцов согласилось получить по пять флоринов с каждой сотни, полагавшейся им по договорам.

К началу 1640-х годов тюльпаномания в Голландии навсегда отошла в историю, оставив после себя разве что забавную книгу «Взлет и падение флоры». Трехлетний застой в экономике дорого стоил стране. Однако важно другое: Нидерланды и поныне считаются страной тюльпанов. Здесь ежегодно производится 3 миллиарда луковиц тюльпанов, из которых две трети идет на экспорт, а треть остается в стране для выращивания цветов и последующего разведения.

Джордж Псалманасар: «История Формозы»

Одна из самых грандиозных мистификаций XVIII века связана с именем загадочной личности – Джорджа Псалманасара. Он впервые появился в Лондоне в 1703 году; кто он и откуда, в ту пору было неизвестно, впрочем, неизвестно это и по сей день.

Псалманасар утверждал в своих «Мемуарах», что «вне пределов Европы я и не родился, и не жил, и даже не путешествовал, пребывая в южных ее краях вплоть до шестнадцатого года жизни». Судя по всему он появился на свет около 1679 года, детство провел на юге Франции. В шесть лет Псалманасар поступил в школу к монахам-францисканцам. Благодаря исключительным способностям к языкам Джон был записан в класс, где учились дети намного старше его. Свое образование он завершил у иезуитов и доминиканцев.

Псалманасар попытался найти место учителя, но безуспешно. Тогда-то он и вступил на долгий путь мошенничества: стал выдавать себя за ирландского пилигрима, гонимого на родине и страстно желающего добраться до Рима.

Его жизнь была богата на приключения. Псалманасар завербовался в полк герцога Мекленбургского как некрещеный японец по имени Салманасар (так звался один из библейских персонажей из Четвертой книги Царств). Притворившись язычником, он спорил до хрипоты с товарищами о религии, об их верованиях, а во время службы поворачивался лицом к солнцу и что-то бормотал, вероятно, молился на своем родном языке.

В 1702 году его полк перевели в Слейс, где губернатором был шотландец, бригадир Джордж Лоудер. Услышав о японском язычнике, губернатор пригласил его к себе в гости вместе с несколькими офицерами и Александром Иннесом, капелланом шотландского полка. Псалманасар вновь затеял спор о религии, и ему удалось взять верх над священником Исааком д’Амальви. Капеллан Иннес решил обратить язычника в истинную веру и взять его в Англию.

Псалманасар рассказал капеллану, как миссионеры забрали его с Формозы (территория современного Тайваня) и доставили в Авиньон, где пытались обратить в католичество. Он бежал и завербовался в армию. Александр Иннес попросил Псалманасара перевести отрывок из речи Цицерона на формозский язык. Псалманасар выполнил просьбу. Спустя некоторое время капеллан дал ему перевести тот же отрывок и обнаружил в этих двух переводах множество расхождений. Вместо того чтобы разоблачить обманщика, Иннес присоединился к нему и поддержал все его дальнейшие мистификации. Именно капеллану принадлежала мысль о том, что Псалманасару лучше выдавать себя за жителя Формозы, чем за японца.

После «обращения» в христианство Иннес устроил крещение Псалманасара. Джордж Лоудер стал его крестным отцом, и даже дал новообращенному свое имя.

Иннес тем временем написал епископу Лондона, доктору Комптону, о своем «новообращенном» язычнике. Епископ похвалил Иннеса и пригласил его в Лондон вместе с Джорджем Псалманасаром, чтобы тот обучил формозскому языку нескольких лиц, которые затем отправятся на этот остров обращать в христианство жителей далекой страны.

В 1703 году Псалманасар в сопровождении Иннеса приехал в Роттердам, где был введен в общество. Голландцы с изрядной долей сомнения отнеслись к его рассказам, и тогда Псалманасар принялся у всех на глазах есть сырое мясо, коренья и травы, утверждая, будто это обычные кушанья жителей Формозы.

Наконец Псалманасар и Иннес прибыли в Лондон, где их принял епископ Лондонский. Жители туманного Альбиона были настроены не менее скептически, чем жители Роттердама, и «формозцу» при подробных расспросах едва удалось избежать разоблачения. К счастью, в то время европейцы мало знали о жизни далекой Азии.

Псалманасар стал знаменитостью. Леди и джентльмены воспринимали посланца далекой Формозы как экзотическую диковину. Даже королевский двор заинтересовался им.

Иннесу не терпелось извлечь выгоду из этой аферы: он убедил Джорджа перевести на «родной» язык катехизис и написать историю Формозы. Благодаря своим исключительным лингвистическим способностям Псалманасар овладел шестью языками, в том числе и латинским, на котором он и задумал сочинить «Историю Формозы». Используя книгу Варениуса «Описание Японии» и труд Кандидия «Сообщение об острове Формоза», он принялся за работу и завершил ее за два месяца. Книга, переведенная на английский язык неким Освальдом, в 1704 году была опубликована под названием «Историческое и географическое описание Формозы, составленное Джорджем Салманасаром, уроженцем вышеозначенного острова, ныне обитающим в Лондоне». В следующем году ее напечатали во Франции, а затем и в Германии.

Псалманасару бросил вызов иезуит отец Фонтеней, проведший на Формозе восемнадцать лет. В начале февраля они встретились на публичном заседании Королевского общества, и Псалманасар вышел победителем: ему даже удалось убедить членов общества в том, что Формоза принадлежит Японии, а не Китаю, как утверждал Фонтеней. На вопрос, почему у него светлая кожа, а не смуглая, как у всех азиатов, Псалманасар ответил, что его семья принадлежит к элитному сословию Формозы, поэтому они жили под землей, не видя солнца.

Книга «История Формозы» – весьма искусное художественное произведение. Псалманасар рассказывал о том, как на Формозу прибыл под видом японца иезуит отец де Род, чтобы обучать местных жителей латыни. Иезуит убедил его отправиться в Европу. Псалманасара продержали пятнадцать месяцев в Авиньоне, пытаясь обратить в христианство, но ему удалось бежать до вмешательство инквизиции. Далее Псалманасар повествовал о своих путешествиях и военной службе, судьбоносной встрече с преподобным Иннесом и обращением в англиканство.

Карта острова Формоза

При описании Формозы автор дал волю буйной фантазии. Псалманасар утверждал, например, что ежегодно в жертву верховному божеству там приносят 18 тысяч мальчиков, не достигших девятилетнего возраста. Чтобы восполнять такие потери, жители Формозы вынуждены придерживаться полигамии. Мужчины на острове ходят обнаженными, а любимая пища островитян – змеи.

Самым невероятным в этих выдумках было полное их несоответствие рассказам побывавших на Формозе миссионеров. Да и Георг Кандидий, чью книгу Псалманасар положил в основу повествования, утверждал, что, кроме риса и фруктов, иных «жертвоприношений» ему видеть не доводилось. И все же люди предпочитали захватывающие истории, сочиненные Псалманасаром. По его словам, грабителей и убийц на Формозе вешают вверх ногами и стреляют в них из лука до тех пор, пока не пронзят все тело стрелами; за другие преступления виновных сжигают заживо, отрубают руки и ноги, бросают на съедение собакам… Кандидий же, напротив, писал, что жители Формозы – миролюбивый народ и преступлений там, похоже, вовсе нет.

Епископ Лондонский отправил Псалманасара на полгода в Оксфорд для подготовки второго издания книги. Джордж и там наделал немало шума. На вопрос о том, что происходит с телами принесенных в жертву мальчиков, Псалманасар ответил, что их съедают священники. На Формозе практикуется людоедство, хотя сам он этот обычай не одобряет. Да, ему приходилось есть человеческое мясо, но он нашел его безвкусным и жестким.

Через полгода Псалманасар возвратился в Лондон и узнал, что вдохновитель аферы Иннес получил пост Главного капеллана британских войск в Португалии как признание его заслуг в деле обращения «формозца»! Псалманасар был взбешен вероломством сообщника и обвинил Иннеса в «неодолимом пристрастии к вину и женщинам…»

В 1705 году вышло в свет второе издание «Истории Формозы». В предисловии Псалманасар объяснял ошибки и неточности, замеченные читателями в первом издании, давностью событий и тем, что покинул Формозу в юном возрасте. Он добавил в книгу несколько жутких историй о каннибализме.

Постепенно интерес к Джорджу Псалманасару и его Формозе начал угасать. Только в 1728 году Псалманасар вновь объявился, но на этот раз полный раскаяния. В беседах с друзьями и знакомыми Джордж впервые затронул вопрос о достоверности «Истории Формозы» и прочих своих трудов. Он признался, что все в них – сплошной вымысел, что это он сам изобрел «формозский» язык и что все подробности об острове не более чем плод его воображения. Окончательная ясность была внесена в 1747 году, когда Псалманасара попросили написать главы о Китае и Японии для «Полной систематической географии» Боуэна, и он описал Формозу в точности по Кандидию.

Псалманасар безжалостно карал себя за обман. Написав «Всеобщую историю книгопечатания» для Сэмюэла Палмера, он настоял на том, чтобы почести достались одному Палмеру.

Остаток жизни Псалманасар зарабатывал писательским трудом и редактурой. Его доходы были скромными. В конце жизни Джордж снискал уважение у таких людей, как писатель Сэмюэл Джонсон, часто посещавшего Псалманасара на склоне лет и питавшего к нему глубокую привязанность.

Джордж Псалманасар прожил долгую, бурную жизнь и умер 3 мая 1763 года в своем доме на Айронмангер-роу в почтенном возрасте. Опубликованные через два года «Мемуары» не пролили свет на то, кем он был на самом деле.

Крах системы Джона Лоу

В 1715 году умер французский король Людовик XIV. Его наследнику было всего пять лет лет, поэтому править страной стал регент герцог Филипп Орлеанский. За каждым шагом регента следил его противник – могущественный и гораздо более близкий по родству малолетнему Людовику XV герцог Бурбонский.

Финансы королевства находились в плачевном состоянии: «король Солнце» оставил после себя национальный долг 3 миллиарда ливров (это при годовом доходе страны 145 миллионов). Торговля замерла, непосильные налоги не платились.

Филипп Орлеанский пытался выйти из кризиса, используя старые проверенные способы: подделка монеты, пересмотр государственных обязательств, продажа поставок и откупов (сбор косвенных налогов), наказание спекулянтов и ростовщиков. Но положение не улучшалось. Французское государство находилось на грани финансового краха.

В этот критический момент во Францию прибыл шотландский финансист Лоу, с которым герцога Орлеанского связывали дружеские отношения. Он обещал спасти положение и укрепить государственные финансы.

Джон Лоу

Джон Лоу (его фамилию часто произносят на французский манер – Ло) родился 21 апреля 1671 года в Эдинбурге, в семье потомственных банкиров и ювелиров. К семейному бизнесу он начал приобщаться с четырнадцати лет, а после смерти отца в 1688 году его заставили изучать банковское дело. Но молодой повеса все больше увлекался азартными играми и светскими красавицами. В Лондоне он проиграл в карты значительную часть своего состояния. 9 апреля 1694 года Джон убил на дуэли дворянина Эдварда Уилсона (причиной спора была дама). Лондонский суд обвинил Лоу в убийстве и приговорил его к смертной казни. Джона вызволил из тюрьмы брат Уиллсона, но дуэлянту пришлось бежать на континент.

В Нидерландах Лоу познакомился с деятельностью Амстердамского банка, славящегося своей кредитной системой. Затем он перебрался в Италию, где был развит банковский капитал, особенно в Генуе и Флоренции. Вернувшись домой, Джон представил парламенту план реорганизации Шотландского банка. Получив отказ, Лоу предложил свои услуги английскому правительству. И снова неудача. Посетив несколько европейских столиц, шотландец в 1716 году оказался в Париже.

Прибыв ко двору Людовика XV, Джон Лоу предложил простой выход из кризиса: наряду с золотыми и серебряными монетами при торговых расчетах использовать банковские билеты, так называемые банкноты. Правда, для того чтобы новшество завоевало доверие народа, необходимо поручительство самого Филиппа Орлеанского. Кроме того, кредитные билеты должны обмениваться по первому требованию на золото или серебро.

Доводы финансиста были настолько убедительны, что 5 мая 1716 года королевским указом регент разрешил Лоу учредить частный банк, бумажные билеты которого предписывалось принимать в уплату государственных повинностей наряду с монетой. Новый банк быстро приобрел популярность у публики; уже спустя год банкноты обращались по курсу на 20 процентов выше номинала.

Через несколько месяцев Филипп Орлеанский до того уверовал в систему шотландца, что подписал указ, по которому все подати и налоги в государственную казну отныне следовало платить только билетами банка Лоу.

Когда шотландский финансист решил восстановить Вест-Индскую компанию, Филипп Орлеанский предоставил Лоу монопольное право на торговлю с Луизианой – французской колонией в Америке, расположенной на берегах Миссисипи.

В 1718 году банк Лоу стал «Королевским банком», то есть государственным учреждением. Все частные и казенные платежи во Франции теперь должны были осуществляться только билетами банка. Звонкая монета сохранялась как разменная мелочь. Компания Лоу получила табачные откупа, затем под ее контроль перешли сборы различных податей. Объединившись с Китайской, Ост-Индской и Гвинейской компаниями, с 23 мая 1719 года она получила название «Компания всех Индий». Таким образом Лоу приобрел исключительное право на всю заморскую торговлю Франции.

Шотландец распорядился выплатить по акциям дивиденды в размере 120 процентов, что привело к ажиотажному спросу на бумаги компании. Лоу расхваливал несметные богатства далекой Луизианы. В рекламных целях были изданы многочисленные картинки с изображением райской жизни американских поселенцев. Бывшего губернатора Луизианы, вздумавшего опровергнуть этот вздор, сразу отправили в Бастилию. Лоу разработал грандиозные планы заселения и освоения Луизианы. «Компания всех Индий» продавала всем желающим огромные участки заокеанских земель. Лоу выплатил по акциям дивиденды за год вперед, рассчитывая покрыть эти расходы за счет выпуска новых акций.

В спекуляции пустились чуть ли не все жители Парижа – от аристократии до бедняков. Банк Лоу располагался на окраине французской столицы, в Сент-Антуанском предместье, на улице Кенкампуа. Именно здесь велась спекулятивная торговля акциями. Днем и ночью на подъездах к улице стояла целая вереница роскошных карет. Ловкие спекулянты за несколько часов сколачивали себе состояние. Один из игроков, например, уже не зная, куда девать деньги, предлагал крупную сумму тому, кто привезет ему в середине лета снег с вершин Овернских гор.

Сам Лоу прикупил себе несколько замков и поместий. Но более всех доволен был регент. Он быстро расплатился с долгами и теперь мог тратить любые суммы по своему усмотрению, быстро забыв о том, как всего два года назад ему приходилось выпрашивать деньги у парламента.

Джон Лоу теперь продавал акции только за кредитные билеты «Королевского банка». Как отмечают экономисты, именно тогда заработали первые бумажные деньги. Недаром Карл Маркс назвал Лоу «главным провозвестником кредита». Филипп Орлеанский назначил шотландца генеральным контролером финансов, сделал его членом Королевской академии.

Все были так довольны, что Джон Лоу поначалу не придал значения первым признакам надвигавшегося краха. «Компания всех Индий» не имела коммерческого успеха. Доходы от колониальной торговли не оправдывали даже постройки кораблей. Во Франции нашлось немного желающих отправиться на освоение американских земель. На берегах Миссисипи полуголодные переселенцы построили небольшой поселок. Придворные льстецы в Париже предложили назвать его Новым Орлеаном в честь регента Филиппа Орлеанского.

Государство с готовностью расплачивалось с кредиторами бумажными деньгами. Соблазн делать деньги из бумаги заставил правительство потерять всякое чувство меры, и в результате количество бумажных ливров во много раз превысило весь золотой запас королевства. Герцог Бурбонский и его советник кардинал Флери поняли – настало время нанести Орлеанскому дому сокрушительный удар, покончить с его влиянием на короля и взять власть в свои руки. Они предъявили к оплате в золоте большую сумму банковских билетов, рассчитывая, что Лоу не сможет расплатиться. Но тот, опустошив хранилище банка, выполнил обязательства, и герцог увез золото в трех каретах шестьдесят миллионов ливров!

Пытаясь подорвать доверие к звонкой монете, Филипп Орлеанский издал указ о ее «порче». Французам предписывалось сдать государству для обмена старые золотые и серебряные монеты и взамен получить на ту же сумму новые, худшей пробы. За первым указом о «порче монет» последовали другие, столь же непопулярные. За несколько месяцев вес золотой монеты менялся двадцать восемь раз, а серебряной – тридцать пять.

Когда курс акций начал падать, Лоу велел своим людям покупать акции на одном конце улицы Кенкампуа, а продавать на другом конце. Однако возродить спрос на акции не удалось. После безудержной спекуляции бумажными деньгами и акциями теперь все стремились от них избавиться. Владельцы банковских билетов бросились скупать земли, поместья, ювелирные украшения, дорогую мебель и посуду. Цены достигли астрономических высот.

Все больше билетов стало предъявляться в банк для оплаты золотом. Тогда появился указ, запрещавший под угрозой огромного штрафа производить выплаты свыше десяти ливров серебром и свыше трехсот ливров золотом. Кроме того, все векселя должны были оплачиваться только билетами банка. Лоу добился издания еще ряда указов. Отныне запрещалось держать серебряную посуду и носить дорогие украшения, а также покупать драгоценности и иметь при себе более пятисот ливров звонкой монетой. Весной 1720 года Лоу объявил банкноты единственным денежным средством для платежей свыше 100 ливров. Для того чтобы выбить почву из ног спекулянтов, был установлен твердый курс акций – 9 тыс. бумажных ливров.

Уступая общественному мнению, регент приказал арестовать Джона Лоу. Однако документация банка и компании оказалась в полном порядке, чего нельзя было сказать о финансах королевства. Лоу через два дня отпустили, но пост генерального контролера финансов занял его давний противник – канцлер Д’Агессо. Первым делом он восстановил хождение золотой и серебряной монеты без всяких ограничений.

Понимая, что дни кредитных билетов сочтены, люди бросились в банк в надежде обменять их на золото. По распоряжению Лоу банк чинил всяческие проволочки в обмене, тем не менее золотые запасы банка таяли с поразительной быстротой. И тогда шотландец принял решение, ставшее для него роковым.

Утром 17 июля 1720 года на дверях банка появилось объявление, что обмену на золото подлежат только билеты самого мелкого достоинства – десять ливров. Возле банка собралась огромная толпа народа. Люди кричали, толкались, размахивали над головами пачками билетов. Все боялись, что обмен может прекратиться вовсе. Началась страшная давка. Толпа требовала повесить шотландца, которого еще недавно превозносила до небес. Его дом подвергся нападению. Сам Джон Лоу счастливо избежал расправы, спрятавшись во дворце Пале-Рояль.

Париж охватила паника. По городу прокатилась волна самоубийств. Система шотландца завершилась грандиозным банкротством. Иначе и быть не могло: при 700 млн ливров наличности государство выпустило бумаг на 3 млрд ливров!

Известие о том, что Лоу удалось избежать расплаты, вызвало в парламенте разочарование. После бурного заседания было принято решение лишить «Компанию всех Индий» привилегий. Несмотря на то что регент продолжал защищать шотландца, и даже отправил весь парламент заседать в пригород Парижа, было ясно, что система Лоу потерпела крах.

7 апреля 1721 года «Компания всех Индий» была ликвидирована. Фактически власть перешла к герцогу Бурбонскому. Регенту пришлось признать все долги банка и компании акционерам и вкладчикам государственным долгом и еще больше увеличить налоги. Ликвидация дел «Королевского банка» и образовавшегося дефицита была поручена известным финансистам братьям Пари, которые хорошо нажились на этой операции.

Главный виновник обвала Джон Лоу в декабре 1720 года бежал из Парижа. Его имущество было конфисковано. Обосновавшись в Венеции, Лоу пытался зарабатывать карточной игрой в Копенгагене, Риме, Лондоне, но полностью разорился. Шотландец представил несколько финансовых проектов Венецианской республике, но их отвергли. Умер он 21 марта 1729 года от пневмонии, оставив семье несколько картин и бриллиант, оцененный в 40 000 ливров.

Мыльный пузырь южных морей

На рубеже ХVII и XVIII веков Британская империя переживала тяжелые времена. Финансовый кризис, религиозные смуты, раздоры ведущих политических партий усугубились в годы войны с Францией. При королеве Анне возникли сложности с выплатой жалованья морякам королевского флота: вместо денег они получали особые билеты.

Государству было необходимо срочно обеспечить погашение долговых обязательств армии и флоту и некоторых других статей текущей задолженности, составлявших и сумме около 10 млн фунтов стерлингов. Тут-то и посетила светлую голову Роберта Харли, графа Оксфордского, известного коллекционера и мецената, гениальная мысль. В 1711 году он предложил организовать особую торговую компанию с целью возрождения национальной кредитной системы. За идею графа ухватились. Компания, учрежденная несколькими известными коммерсантами, взяла государственный долг на себя, а правительство гарантировало ей вознаграждение в размере шести процентов в год. Для обеспечения выплат этого вознаграждения, составившего 600 тыс. фунтов, было решено направлять поступления от пошлин на вина, уксус, товары из Индии, обработанные шелка, табак, китовый ус и ряд других товаров. Компания, получившая монополию на торговлю в южных морях, присвоила себе соответствующее название.

Компания южных морей. Гравюра XIX века

В этот период истории британцы грезили фантастическими планами освоения месторождений золота и серебра на западном побережье Южной Америки. Слухи о том, что Испания скоро откроет для свободной торговли четыре порта на побережьях Чили и Перу, вызвали всеобщую эйфорию, и акции Компании южных морей поднялись в цене. На самом деле испанский король Филипп V не собирался позволять англичанам торговать в портах Латинской Америки.

20 мая 1718 года Компания южных морей и Банк Англии внесли свои предложения в парламент по поводу уменьшения государственного долга. Компания была готова взять на себя государственный долг, составлявший 30 млн 981 тыс. 712 фунтов, за вознаграждение в размере пяти процентов в год. На сумму долга предполагалось выпустить акции.

2 февраля 1720 года стало окончательно ясно, что прошло предложение Компании южных морей. Роберт Уолпол предостерег, что этот план поощряет «опасную практику биржевых спекуляций и отвлечет нацию от торговли и промышленности. Он вызовет опасный соблазн завлечь и разорить легковерных, принеся их сбережения в жертву перспективе иллюзорного богатства». Некоторые пэры также возражали против предложенного плана, но их никто не услышал. 7 апреля 1720 года законопроект Компании южных морей получил королевскую санкцию и стал законом страны.

Руководители компании, и прежде всего ее управляющий сэр Джон Блант, не брезговали никакими средствами, чтобы поднять курс акций. Прежде всего распускались слухи, будто граф Стэнхоуп получил от испанского правительства предложение обменять Гибралтар и Порт-Мэйхон на территории побережья Перу под гарантию обеспечения и расширения торговли под эгидой Компании южных морей; будто за изделия из хлопка и шерсти жители Мексики обещали золото в немыслимых количествах; будто компания получила право строить и фрахтовать столько судов, сколько пожелает, и не выплачивать проценты испанскому монарху. Все это не соответствовало действительности, но курс акций неуклонно повышался.

12 апреля руководство компании объявило новую эмиссию на сумму миллион фунтов при ставке дохода в 300 фунтов на каждые вложенные 100 фунтов. Доход подлежал пятикратной выплате частями, по 60 фунтов на каждую акцию номиналом 100 фунтов. Подписка превысила вдвое заявленный объем, и еще спустя несколько дней акции продавались уже по 340 фунтов.

Тогда было объявлено еще об одном выпуске акций по цене 400 фунтов. Страстное желание представителей всех социальных слоев спекулировать этими акциями оказалось настолько велико, что в течение нескольких часов было подписано акций на полтора миллиона фунтов.

Казалось, что все англичане только тем и занимаются, что покупают и продают бумаги Компании южных морей. Но одной компании им показалось мало. «Каждый дурак стремился стать мошенником», – распевали на улицах. Одна за другой открывались акционерные компании. В народе их метко прозвали «мыльными пузырями». Эти предприятия образовывались с единственной целью – спекулировать акциями на фондовом рынке. Учредители использовали первую же благоприятную возможность выгодной продажи ценных бумаг, а на следующее утро предприятие переставало существовать. О характере деятельности «мыльных пузырей» можно судить по названиям: «Компания по созданию вечного двигателя», «Компания по поощрению разведения лошадей в Англии, благоустройству церковных земель, ремонту и перестройке домов приходских священников и викариев», «Компания по страхованию всех господ и дам от убытков, которые они могут понести по вине прислуги». Владельцем одной из подобных компании являлся сам принц Уэльский, получивший в результате спекуляций 40 тыс. фунтов прибыли. Герцог Бриджуотер основал компанию, обещавшую вложить собранные деньги в благоустройство Лондона.

29 апреля курс акций Компании южных морей поднялся до 500 фунтов, и примерно две трети получавших государственную ренту обменяли государственные ценные бумаги на акции компании Бланта. В начале августа за акцию давали более 1000 фунтов! «Мыльный пузырь» должен был вот-вот лопнуть.

Многие выражали недовольство директорами компании, обвиняя их в пристрастном составлении списка акционеров каждого выпуска. Стало известно, что Джон Блант, председатель правления компании, и другие руководители начали распродавать свои акции и фиксировать прибыль. Курс снизился до 900 фунтов. Правлению пришлось срочно созывать собрание акционеров, на котором высшие должностные лица компании старались превзойти друг друга в восхвалении достигнутых результатов и описании блестящих перспектив. Не помогло. В начале сентября курс акций упал до 700 фунтов.

К тому времени Компания южных морей заняла столь важное место в финансовой системе и общественной жизни страны, что ее крах грозил перерасти в банкротство самого государства. По настойчивой просьбе секретаря Крэггза состоялось несколько встреч между директорами Компании южных морей и Банка Англии. В итоге банкиры объявили подписку на облигации на три миллиона фунтов для поддержания национальной кредитной системы на обычных условиях: задаток 15 фунтов на сотню, надбавка 3 фунта на сотню, доход 5 фунтов. Ранним утром собралось так много людей, что подписка, казалось, должна была растянуться на весь день, но к полудню очередь исчезла.

Теперь ни у кого не оставалось сомнений, что Компания южных морей находится на грани банкротства. Стоимость ее акций упала до 130 фунтов. В крупных городах Британской империи прошли стихийные собрания, на которых звучали угрозы в адрес руководителей Компании южных морей, поставивших страну на грань разорения. В толпе обманутых вкладчиков оказался ученый Исаак Ньютон. В начале 1720 года Ньютон, в то время управляющий Королевским монетным двором, сказал: «Я могу рассчитать движение небесных светил, но не степень безумия толпы». И продал за 7 тыс. фунтов стерлингов принадлежавшие ему акции Компании южных морей, получив прибыль порядка 100 процентов. Летом, кода ажиотаж достиг пика, Ньютон поддался общему настроению и вновь купил ценные бумаги – теперь уже по более высокой цене. После краха компании он потерял 20 тыс. фунтов.

Вина директоров компании еще не была доказана, а парламентарии жаждали крови. Лорд Мосворт предложил казнить ее директоров тем же способом, которым в Древнем Риме карались отцеубийцы: зашив в мешок, их бросали в Тибр. «Чем Темза хуже Тибра?» – вопрошал он. Герцог Уортонский заявил, что палате общин не следует выказывать никакого уважения к виновным и что он отрекся бы от лучшего друга, окажись тот вовлеченным в аферу.

Руководителей Компании южных морей, включая Эдварда Гиббона, деда знаменитого историка, было решено заключить в тюрьму. Правда, казначей компании Найт, прихватив бухгалтерские книги и документацию, успел скрыться во Франции. Король объявил награду в две тысячи фунтов за поимку беглеца.

Председатель правления Блант, начинавший свою карьеру простым писцом, был известен как человек аскетического образа жизни, непримиримый критик роскоши. При аресте у него обнаружили купчие на шесть особняков. При допросе в палате общин выяснилось, что Блант, как и другие директора, брал в компании льготные ссуды под залог своих акций, которые ему ничего не стоили. Подтвердилось также, что, когда цена достигла пика, директора тайно продали часть своих ценных бумаг. На допросе в палате лордов Блант отказался отвечать на ряд важных вопросов и его бросили в тюрьму.

В отношении канцлера казначейства Эйлсби и члена кабинета министров Крэггза было начато специальное расследование.

16 февраля 1721 года тайный комитет представил первый отчет палате общин. Оказалось, что еще до принятия законопроекта о Компании южных морей сэр Джон Блант, Гиббон и Найт распространяли акции среди членов правительства и близких им людей с целью привлечь их на свою сторону. Среди тех, кто получил бесплатные акции, – граф Сандерлендский, секретарь Крэггз, секретарь казначейства Чарльз Стэнхоуп, герцогиня Кендальская и графиня Плейтенская. Канцлер казначейства Эйлсби имел 794 415 фунтов на счету в посреднической фирме, принадлежащей директорам Компании южных морей.

По завершении следствия палата общин начала судебный процесс над лицами, замешанными в махинациях с акциями Компании южных морей.

Вина Эйлсби была столь очевидна, что палата единогласно признала: «Канцлер поощрял разрушительные действия Компании южных морей с целью извлечения большой прибыли для себя, вступил в сговор с директорами в их пагубных делах к ущербу для торговли и кредита королевства». Депутаты постановили: Эйлсби изгнать с позором из палаты общин и заключить в тюрьму Тауэра. Его имущество должно быть конфисковано для возмещения потерь рядовых акционеров. Этот вердикт вызвал бурю восторга у англичан. В Лондоне люди поздравляли друг друга, словно они только что избежали великого бедствия.

В то же время Чарльз Стэнхоуп и граф Сандерлендский были оправданы. Бедняга Крэггз умер от апоплексического удара, его имущество, оцененное в 1,5 млн фунтов, конфисковали. Всех директоров Компании южных морей заочно приговорили к огромным штрафам и конфискации, унесшим львиную долю их имущества.

После громкого скандала законодательная власть приступила к восстановлению национальной кредитной системы. У Компании южных морей были изъяты акции на сумму свыше 8 млн фунтов и распределены среди пайщиков и подписчиков. В итоге на каждые 100 фунтов, вложенных в компанию, акционеры получили 33 фунта 6 шиллингов и 8 пенсов. В британской истории этот кризис получил название «Мыльный пузырь южных морей».

«Поэмы Оссиана». Мистификация Макферсона

«Ныне я убежден, что “Оссиан” Макферсона – великое оригинальное творение, написанное именно в то время, когда и было опубликовано – в 60-е годы XVIII столетия, и что гэльский вариант 1807 года – один из многих переводов», – писал в 1872 году в предисловии к сборнику гэльских баллад «Книга фениев» Дж. Ф. Кемпбелл о «Сочинениях Оссиана», якобы собранных, переведенных на английский язык и изданных в 1763 году Джеймсом Макферсоном.

Обратимся к биографии автора этой знаменитой литературной мистификации. Джеймс Макферсон родился в шотландском Ратвене 27 октября 1736 года в семье фермера. Он учился в Королевском колледже в Абердине, изучал богословие в Эдинбургском университете. Сочинять стихи Джеймс начал рано – за время учения он написал 4000 стихотворных строк.

По возвращении в Ратвен двадцатилетний Макферсон получил в свое ведение приют. Затем он работал частным учителем Томаса Грэма, сына лаэрда (шотландского помещика). Именно тогда Макферсон и познакомился с Джоном Хьюмом, автором «Дугласа», и доктором Александром Карлайлом из Инвереска. Он нередко читал им наизусть гэльскую поэзию; восхищенный Хьюм попросил Джеймса перевести на английский язык фрагмент под названием «Смерть Оскара». Первый опыт оказался удачным, и Макферсон написал еще 16 стихотворений, выдав их за фрагменты большой поэмы. Он утверждал, что почти дословно перевел шотландские легенды, передававшиеся из поколения в поколение.

«Фингал», древняя поэма, сочиненная Оссианом.

Издание 1765 года

В 1760 году стихотворения были опубликованы под заглавием «Отрывки из древней поэзии, собранные в Горной Шотландии и переведенные с гэльского, или шотландского гэльского языка». Книга произвела настоящую сенсацию, литературный мир встретил ее с восхищением.

Макферсон отправился в путешествие по Шотландии. После длительных поисков он объявил, что обнаружил эпическую поэму о жизни Фингала. Герой «найденной» Макферсоном поэмы Фингал жил в III веке и был королем древнего государства Морвен на западном берегу Шотландии. Макферсон утверждал, что поэмы к тому времени, как он их услышал и записал, возрождались и пересказывались более пятнадцати веков.

В 1762 году произведение было издано под заглавием «Фингал, древняя эпическая поэма, в шести книгах, и некоторые другие стихи, сочиненные Оссианом, сыном Фингала; переведенные с гэльского языка». Поэма, написанная мелодичной ритмизованной прозой, рассказывала о вторжении в Ирландию Сварана, короля Лохлина (Дании), и победе над ним Фингала. Герои поэмы идеализированы: Фингал не знал поражений ни у врагов, ни у прекрасных дам; любовных историй в поэме не счесть, юноши славно погибали в боях, а возлюбленные горестно их оплакивали.

Мнения критиков разделились, особенно в Англии, где многие сочли поэму подделкой. Несмотря на резкую критику, «Фингала» Оссиана с восторгом приняли читатели. О таком успехе Макферсон и не помышлял, переиздания книги пользовались все большим спросом.

Вскоре появились переводы «Фингала» на немецкий, французский, испанский, итальянский, голландский, датский, русский, польский и шведский языки. Стихи эти взволновали самого Гёте, и он перевел многие из них, чтобы прочесть своим друзьям. Гёте зашел столь далеко, что ввел упоминание о «Поэмах Оссиана» в своего «Вертера», где они в сердце юноши вытесняют Гомера. Все это принесло Макферсону невиданную известность.

Имена героев Оссиана вошли в моду, у ног гордых родителей играли многочисленные Оскары и Мальвины. Характерный пример популярности поэмы Оссиана – сын шведского короля Бернардота был назван Оскаром в честь сына Оссиана. Позже он унаследовал шведский престол под именем Оскара I.

Желая умножить свой успех, Макферсон опубликовал в 1763 году еще одно эпическое произведение: «Темора, древняя эпическая поэма, в восьми книгах, и некоторые другие стихи, сочиненные Оссианом, сыном Фингала; переведенные с гэльского языка». Публикацию Макферсон снабдил пояснительным текстом, в котором утверждал, что материал для поэмы был собран во время путешествий по горам и западным островам Шотландии. В пояснительный текст Макферсон включил и отрывок из «оригинала», дабы развеять все сомнения в подлинности работы. Именно в этом отрывке и обнаружили впоследствии многие огрехи и современные слова и выражения. «Темора» потерпела полный провал, и многие из тех, кто еще сомневался, подлинна ли поэма «Фингал», теперь не сомневались, что оба произведения – фальсификация.

В 1762 году английский священник доктор Уорнер в своем памфлете перечислял ряд серьезных ошибок, допущенных Макферсоном. Вождь или король, воспетый в эпосе под именем Фингала, был на самом деле Финн, ирландский герой. Уорнер заметил, что Макферсон, изменив имена действующих лиц и названия мест до неузнаваемости, внес в ирландскую историю полную неразбериху.

В 1766 году Чарлз О’Коннор в своих «Рассуждениях об истории Ирландии» отметил и то, что Макферсон не силен в географии: Мойлена оказалась в Ольстере вместо графства Кингс, а Тара (Темора) в Ольстере вместо Мита. На континенте критики начали сопоставлять отрывки из «Фингала» с отрывками из произведений Мильтона, Исайи и других авторов.

От Макферсона постоянно требовали оригиналы, с которых он делал переводы своих поэм; многие предлагали, чтобы он собрал все рукописи воедино, дабы их изучили специалисты, выяснили их подлинность и раз и навсегда покончили с разногласиями. Однако Макферсон хранил упорное молчание.

Один из самых рьяных критиков мистификатора доктор Сэмюэл Джонсон писал: «Макферсон выискивал имена, истории, фразы, более того, обрывки старых песен и сплел из всего этого свои собственные сочинения, и теперь всю эту мешанину он всему свету выдает за переводы древних поэм… Ни издатель, ни автор так и не смогли предъявить подлинник, да и никому другому это не удастся…».

Возмущенный Макферсон отправился к Бекету, своему издателю, и тот поместил в газетах следующее объявление: «Настоящим я удостоверяю, что оригиналы “Фингала” и других поэм Оссиана в 1762 году были на несколько месяцев выставлены в моей лавке на обозрение любопытствующим. Публика получила возможность ознакомиться с ними; более того: предложения опубликовать оригиналы поэм Оссиана были доведены до сведения читателей по всему Королевству, в газетах были помещены соответствующие объявления. Желающих, однако, оказалось немного, и я, убедившись, что для издания стихов достаточно средств собрать не удастся, вернул рукописи владельцу, в чьих руках они находятся и по сей день. Томас Бекет, Адельфи».

Макферсон послал официальный вызов Джонсону, на который тот охотно ответил, заявив, что противник его негодяй, шарлатан и мистификатор. После этого Джонсон купил массивную дубовую трость с набалдашником; палка была необходима ему для защиты: пусть только вздумают на него напасть. Ссора Джонсона с Макферсоном мгновенно была подхвачена газетами и журналами, поддерживающими ту сторону, в правоту которой они верили.

В начале 1770 годов Макферсон опубликовал ряд трудов по истории Англии, за три месяца перевел «Илиаду». От имени суда он осуществлял надзор за газетами, получая 600 фунтов в год. Макферсон был неплохо обеспечен, что позволило ему переехать в дом в Вестминстере, но при желании он мог удалиться в собственную виллу на Патни Коммон.

Макферсон по-прежнему утверждал, что поэмы Оссиана подлинны. Правда, он оказался перед дилеммой. Красотой и совершенством поэм, приписываемых Оссиану, восторгалась вся Европа – и было уже почти доказано, что это мистификация и автор ее сам Макферсон. Признай он поэмы своими, он встал бы в один ряд с лучшими поэтами современности, ведь автора поэм уже причислили к гениям. И все же он не мог признать их мистификациями и пожать лавры сочинителя, поскольку в этом случае его противники немедленно отпраздновали бы победу, а его главный враг доктор Джонсон просто светился бы от счастья. И Макферсон отделывался намеками: «Скажу без всякого тщеславия: по-моему, я способен писать сносные стихи, и уверяю моих противников, что не стал бы переводить то, чему не смог бы подражать». Мистификатор не раз умудрялся петь себе дифирамбы в анонимных письмах в газеты, подписанных псевдонимами, такими, например, как «Беспристрастный».

В 1785 году Босуэлл отметил, что интерес к спору иссяк. Сам Макферсон во время американской войны за независимость поступил на службу к лорду Порту и сочинял пропагандистские статьи. После этого Джеймс занял выгодную должность лондонского агента некоего набоба Аркотского. На новом посту он необыкновенно разбогател. В 1780 году Макферсон был избран членом парламента и сохранял за собой место в течение шестнадцати лет.

Последние годы жизни Макферсон провел на родине; он купил большой участок земли в Баденохе и построил дом на холме с видом на Спей. Джеймс вел праздную жизнь среди родных и близких. Умер Макферсон 17 февраля 1796 года в возрасте 59 лет. Согласно завещанию он был похоронен в Вестминстерском аббатстве.

Несмотря на утверждения и увещевания Босуэлла, яростные споры продолжались и после смерти Макферсона. Завершились они лишь в 1886–1887 годах, после появления в «Селтик мэгэзин» серии статей, написанных редактором журнала Александром Макбейном. По его мнению, историческая канва поэм убедительно показывает, что сочинитель их был совершенно несведущ в истории древних кельтов. Многие собственные имена – чистой воды выдумка, даже имя Фингал вызывает сомнения. Жизнь, описываемая в творениях Оссиана, полностью расходится со всем тем, что известно об обычаях и нравах кельтов. По книгам Макферсона разбросаны подлинные фрагменты из Оссиана, которые ему в самом деле удалось обнаружить, так что подделка не избежала прикосновения подлинника. Гэльские стихи, без сомнения, переведены с английского, а не наоборот, как того следовало ожидать.

После смерти Макферсона был обнаружен написанный его рукою английский вариант поэм, но никаких следов подлинника гэльской рукописи или гэльского варианта, записанного во время путешествия, найдено не было. Приверженцы Макферсона утверждали, что рукописи поэм утеряны или случайно погибли, когда он жил во Флориде…

Механический шахматист Фаркаша Кемпелена

В конце XVIII века Европа переживала очередное увлечение «автоматами» – так тогда называли механические устройства, копирующие некоторые действия людей и животных. Особенно широкую известность приобрел механический шахматист Фаркаша (Вольфганга) Кемпелена, венгерского изобретателя и механика, служившего при дворе австрийской императрицы Марии-Терезии. Кроме того, он построил чудесные фонтаны в парке Шенбрунн в Вене, составил проект грандиозного канала Дунай – Адриатическое море, изобрел паровой насос, пишущую машинку для слепых, говорящую куклу…

В 1769 году Кемпелен продемонстрировал механического шахматиста, облаченного в экзотический турецкий наряд. Автомат вызвал всеобщий восторг и изумление, так как побеждал даже сильных игроков. Шах королю «турок» объявлял троекратным кивком головы. Если противник грубо ошибался, «турок» немедленно прекращал игру и оставался без движения.

Кемпелен проехал с чудо-автоматом по нескольким городам, после чего размонтировал механического шахматиста. Однако после смерти Марии-Терезии ее сын и наследник, император Иосиф II, принимая в 1780 году в Вене великого князя Павла, сына Екатерины II, приказал вновь продемонстрировать чудо-автомат. Кемпелен быстро восстановил машину. При этом он не только усовершенствовал конструкцию, но и дополнил автомат говорящим приспособлением, подражающим звуку слова «шах»! Восхищенный Павел пригласил изобретателя в российскую столицу.

Механический шахматист

По дороге в Петербург механический шахматист сыграл несколько партий в Варшаве. Восторженная публика пыталась раскрыть секрет действия механизма. Чаще всего делались догадки о спрятанном внутри карлике, но они опровергались Кемпеленом; ходили также слухи, что механизмом управляет изобретатель на расстоянии. Все это подогревало интерес к механическому игроку.

Российской императрице, большой любительнице шахмат, не терпелось сразится с чудо-автоматом. В назначенный час двери распахнулись и в зал с поклоном вошел Кемпелен. Четверо слуг осторожно внесли его машину. «Турок» сидел, поджав ноги, перед ящиком размером 120 на 80 сантиметров, на котором лежала шахматная доска. Внутри помещалась сложная система колес и рычагов, а в выдвижном ящике – комплект шахматных фигур.

Перед началом сеанса Кемпелен раздел «турка», давая возможность зрителям убедиться, что это механическая кукла. Он открывал одну за другой дверцы ящика, показывая, что там только рычаги и колеса. Затем Кемпелен торжественно завел машину большим ключом, и та благодарно кивнула ему головой.

Придворные дамы ахнули от изумления. Кемпелен расставил на доске фигуры, нажал какую-то кнопку, и машина сделала первый ход: медленно деревянной рукой взяла пешку, переставила ее на две клетки вперед.

Говорить машина не умела, и поэтому ее действия комментировал Кемпелен. Партия развивалась довольно быстро, и уже после дюжины ходов с каждой стороны над Екатериной нависла угроза поражения.

Кемпелен не мог допустить позора императрицы. И вот он, как бы поправляя одежду «турка», коснулся его плеча. После этого кукла вдруг странно дернулась, заскрипела, взмахнула рукой и сбросила шахматные фигуры с доски на пол. «Ваше Величество, – с глубоким поклоном сказал изобретатель, – в виду мелкой поломки машины ваша партия не может быть доиграна».

Екатерина с облегчением вздохнула. Ее честь была спасена. Она тут же захотела купить чудо-автомат за любую цену. Но изобретатель ей отказал, поскольку машине нужен каждодневный и очень профессиональный уход.

На следующий день щедро одаренный милостями императрицы Кемпелен со своим «турком» покинули Петербург. Начались многолетние путешествия «шахматного игрока» по дворам Европы, по столицам и городам Германии, Франции, Англии, США…

Многие пытались открыть секрет машины Кемпелена. Фокусник-иллюзионист Жан-Этьен Робер-Уден утверждал, что загадочным шахматистом был некий Воровский, потерявший в бою ноги и руку. Кемпелен задумал аферу с «механическим шахматистом» после того, как проиграл инвалиду несколько партий. Воровский сразу согласился на предложение изобретателя, и в 1767 году Кемпелен создал свою пустотелую куклу, внутри которой мог скрываться Воровский. Тогда и началось их триумфальное шествие по миру.

Когда мошенники заработали достаточно денег, Кемпелен купил себе титул барона и зажил в свое удовольствие, занимаясь изобретательством. Следы же Воровского теряются. Возможно, ему надоела роль «кукольного шахматиста», и остаток жизни он провел в инвалидном доме. Через несколько лет какие-то умельцы раздобыли чертежи Кемпелена и по ним создали вторую шахматную машину. Но они не смогли найти второго Воровского, который смог бы ее оживить.

На самом деле никакого Воровского не существовало. Подобные мифы возникали, развивались и существовали по таинственным законам жизни выдумок, со временем уходя в небытие и вновь возрождаясь.

Во времена Кемпелена были модны гравюры, по которым можно было восстановить не только внешний вид, но и многие детали механизмов. Есть и рисунки, раскрывающие секрет механического шахматиста. Оказывается, в шкафчике под шахматной доской сидел карлик. Он, видимо, глядел на доску через зеркальный перископ и приводил в движение куклу посредством сложной системы рычагов.

Рассказывали, что во время демонстрации автомата в Филадельфии начался большой пожар. От криков пришла в замешательство и машина: ящик открылся и оттуда вылез человек небольшого роста. Где Кемпелену и его преемникам удавалось находить превосходных шахматных игроков-карликов, никто не знал.

С механическим шахматистом Кемпелен объездил всю Европу, побывал в Англии, и даже заехал в Америку. И везде его кукла выигрывала. Народ валом валил, чтобы посмотреть на «дьявольскую машину», и не жалел денег на билеты.

После смерти Кемпелена в 1804 году турка-шахматиста приобрел импрессарио Малзел, который продолжал показывать его в германских городах.

В 1809 году в Шенбрунне автомат имел честь играть с Наполеоном. В одном из рассказов сообщается, что игра проходила в торжественной обстановке. В салоне собралось много зрителей. Наполеон умышленно сделал неправильный ход. Турок поправил фигуру и сделал свой ход. В ответ на это – опять неправильный ход. Автомат вторично исправил ошибку. Но, когда в третий раз были нарушены правила игры, турок сбросил рукой фигуры на пол. Наполеон был очень доволен тем обстоятельством, что даже машину смог вывести из равновесия. Однако в следующей партии автомат легко победил императора. В этом не было ничего удивительного, ведь внутри ящика находился один из лучших в то время венских шахматистов Альгейер.

Вольфганг Гёте, а позднее молодой Эдгар Аллан По, видевшие «шахматиста», оказались правы, когда утверждали, что внутри автомата скрыт нормальный человек – не карлик и не инвалид. Но лишь в 1821 году, через семнадцать лет после смерти Кемпелена, истина была наконец установлена окончательно.

Секрет заключался в том, что внутри ящика с шахматной доской, за которой сидел «турок», находился игрок, управлявший хитроумным механизмом. В течение почти семидесяти лет за машину играли поочередно несколько знаменитых шахматистов. О больших способностях и мастерстве этих игроков свидетельствует тот факт, что из трехсот сыгранных ими партий они проиграли только шесть. Собрание пятидесяти партий, сыгранных «турком», вышло в Лондоне в 1820 году. Имена шахматистов теперь известны: это Альгейер, Вейле, Уильямс, Льюис, Александр, Муре и Шлумбергер. И все они были рослыми мужчинами.

Кемпелен рассчитал последовательность показа устройства куклы и ящика таким образом, чтобы его помощник оставался незамеченным для публики. Человек, находящийся внутри автомата, не был виден, даже если кто-то открывал и заглядывал внутрь дверцы. По одной из версии, это происходило благодаря системе зеркал, расставленных под соответствующими углами и маскирующих перегородки.

В автомате помимо замаскированной механической системы, обслуживаемой спрятанным игроком, находилась еще и другая, преувеличенно сложная система, рассчитанная на зрительный эффект и показ публике. Имитируя работу механизированного процесса мышления, там вращались шестеренки, двигались рычаги, крутились валики. После каждых двенадцати ходов Кемпелен заводил машину большим ключом, давая, таким образом, спрятанному шахматисту время для анализа создавшейся на шахматной доске ситуации.

Долгое время считалось, что последний экземпляр механического шахматиста сгорел в июне 1854 года во время пожара в Филадельфии. Между тем в 1945 году французский солдат из союзнических оккупационных войск случайно обнаружил в подвале старого дома в Вене фигуру «турка» вместе с ящиком, полным механизмов. Происхождение куклы точно не установлено, вероятно, это был один из вариантов автомата Кемпелена. Солдат привез механического шахматиста в Париж и отдал в ремонт.

Средневековые поэмы Томаса Чаттертона

Юного Томаса Чаттертона называли величайшим гением, каких не рождала Англия со времен Шекспира, и, судя по немногим дошедшим до нас стихам, оценка эта вполне справедлива. И вместе с тем он был самым одаренным и самым несчастным из литературных мистификаторов. Подделками рукописей XV века он хотел всего лишь привлечь к себе внимание публики.

Томас Чаттертон родился 20 ноября 1752 года в Бристоле, в бедной семье. Отец его, учитель, умер за три месяца до того, как Томас появился на свет. Мать содержала семью, зарабатывая шитьем и вышиванием.

В семь лет Томас нашел старую Библию, выучился грамоте, и с тех пор читал запоем, и матери приходилось даже отбирать у него книги. Томас много времени проводил в близлежащей церкви Св. Марии Рэдклиффской, где его дядюшка был помощником священника. Они часами беседовали на разные темы.

В 1760 году Томаса отправили в Колстонский приют. Он стремился к одиночеству, много читал и, наконец, начал писать стихи. Его первое сатирическое стихотворение появилось в местной газете 7 января 1764 года. Юному поэту было всего одиннадцать лет.

Томас Чаттертон решил подписывать свои мистификации именем приходского священника Томаса Раули, жившего в XV веке в Бристоле. Чаттертон показал несколько рукописных пергаменов, якобы принадлежащих перу Раули, помощнику учителя Томасу Филлипсу. Внимание Филлипса привлекла поэма «Элиноур и Джуга», написанная необычным, старинным почерком, разобрать который было очень трудно. Это была история двух молодых дам, скорбящих о гибели возлюбленных на войне Алой и Белой роз. Поэма будет опубликована в мае 1769 года в «Таун энд кантри мэгэзин», и доктор Грегори назовет ее «историей на редкость прекрасной и трогательной».

Томас Чаттертон

Филлипс был потрясен находкой. Соученики прониклись к Томасу уважением и нередко просили его сочинить сатирическое стихотворение. Чаттертон демонстрировал им, как можно состарить пергамен, натерев его землей и подержав над горящей свечою.

В последние школьные месяцы Чаттертон подружился с врачом Уильямом Барреттом, знатоком истории Бристоля. Томас нередко радовал своего старшего друга «найденными» старинными пергаменами, планами и документами по бристольской истории.

Чаттертон много общался и с эрудитом Джорджем Кэткотом, самодовольным эгоистичным человеком. В расчете на него Чаттертон создал несколько произведений, в том числе балладу «Бристоуская трагедия, сиречь смерть Чарлза Бодена». В основе ее сюжета – смерть Чарлза Бодена, сторонника Ланкастерской династии, который замыслил убить графа Уорика, но был схвачен, заключен в тюрьму и затем повешен в Бристольском замке. Чаттертон также сочинил «Эпитафию Кэнингу» – историю Уильяма Кэнинга, главы городского магистрата Бристоля в XV веке. Томас наткнулся на его имя в церкви Св. Марии Рэдклиффской и, сознавая значительность этой фигуры, решил сделать его «покровителем Раули».

Через Кэткота юный мистификатор познакомился с Генри Бергемом, человеком тщеславным, но не лишенным воображения; он хотел с помощью Чаттертона проследить свое генеалогическое дерево, у которого, по глубокому убеждению Бергема, были благородные корни. Томас отыскал родословную семейства Де Бергем, восходящую ко временам норманского завоевания. Более того, Чаттертон «обнаружил» принадлежащую перу Раули рыцарскую поэму «Турнир, интерлюдия», в которой среди участников турнира упоминался рыцарь по имени Джоан де Бергамм. К генеалогическому древу Бергемов Томас добавил ветвь и своей семьи, породнившейся якобы с семьей Бергем много лет назад.

Чаттертон понимал, что одно дело изготовить фальшивые документы, а другое – объяснить их происхождение. Гуляя по церкви Св. Марии Рэдклиффской, он обнаружил ларец, взломанный еще в 1735 году, хранилище приходских документов. В ларце осталось множество документов, книжиц, рукописей XV века времен царствования Эдуарда IV, когда главой магистрата был Уильям Кэнинг. Чаттертон будет утверждать, что именно в этом ларце он и обнаружил стихи и прочие труды Раули. Для своих подделок юноша, как правило, использовал пергамены из ларца, предварительно выведя с них старые тексты.

В июле 1767 года Чаттертон окончил школу, и его отдали учеником в контору Джона Ламберта, бристольского адвоката. Ламберт оказался суровым хозяином: он велел Томасу даже в свободное время читать книги по юриспруденции. Но юноша продолжал сочинять. Чаттертон, когда ему не мешали, переписывал целые кипы каких-то рукописей в конторе Ламберта. Томас продолжал снабжать Барретта материалами для задуманной им книги по истории Бристоля.

В 1769 году Чаттертон послал несколько работ в разные журналы, в том числе в «Таун энд кантри мэгэзин», и тот их и опубликовал. Томас отправил издателю Додели «копии нескольких старинных стихотворений и интерлюдию (возможно, древнейшую из дошедших до нас), написанные неким Раули, священником из Бристоля, жившим во времена Генриха VI и Эдуарда IV». Додели не ответил ни на это письмо, ни на следующее, в которое Чаттертон вложил отрывок из «Аэллы», поэмы об Аэлле Саксонском, страже Бристольского замка.

Чаттертон вспомнил о Хорасе Уолполе, родоначальнике готического романа, который написал и опубликовал в 1764 году «Замок Отранто», утверждая, что это – перевод найденной им старинной рукописи. Томас отправил Уолполу несколько сочинений «Раули», в том числе «Возрастание живописных ремесел в Англии, писанное Т. Раули в лето 1469 для Мастера Кэнинга». Чаттертон уверял, что перевел поэмы Раули со списка, принадлежащего одному джентльмену, совершенно уверенному в их подлинности.

Хорас Уолпол благосклонно отозвался о творениях Раули, особенно об их гармонии и настроении. Он обратил внимание на одну из древних картин маслом, упомянутую в работе Чаттертона. По словам писателя, это укрепило его убеждение, что технику масляной живописи открыл не Ян ван Эйк, что она существовала задолго до него. Уолпол спрашивал Чаттертона, нет ли у него и других материалов.

Обрадованный Томас отослал и другие свои работы, но совершил промах, упомянув о стесненных обстоятельствах и намекая Уолполу, что хотел бы приискать для себя более подходящее место. Писатель тут же заподозрил неладное и решил посоветоваться со своими друзьями, поэтами Грэем и Мейсоном. Оба в один голос заявили, что рукописи поддельные и написаны недавно.

Чаттертон потерял последнюю надежду, что Уолпол поможет ему опубликовать его творения. Впрочем, через восемь лет после смерти юного поэта Уолпол раскаялся, что не помог Чаттертону, и признал его гением. Он считал почти чудом, что в таком возрасте Чаттертон мог писать такие стихи, совладав со столькими трудностями языка и стиля. Выбор сюжета, ритмическая гармония и точность метафор просто великолепны.

Вскоре Чаттертон пережил еще один удар – гибель своего друга Томаса Филлипса. Он сочинил «Элегию на смерть Томаса Филлипса», стремясь выразить в ней скорбь и нежность к тому, кого он так любил.

В конце апреля 1770 года Чаттертон покинул Бристоль и отправился в Лондон – деньгами его великодушно снабдили друзья. Статьи, посланные в журналы за последние полтора года, принесли ему приличный доход, переписка с издателями, казалось, многое обещала.

Чаттертон довольно легко приспособился к новому образу жизни. Томаса везде привечали из-за его разящего сатирического пера. Он подружился с Джоном Уилксом, и тот дал ему работу в журнале «Фрихолдер мэгэзин». Издатели охотно принимали и публиковали работы Чаттертона, но, к сожалению, не спешили с выплатой гонораров.

Чаттертон решил еще раз попытать счастья с помощью какого-нибудь поддельного произведения Раули. Он сочинил романтическую «Сиятельную балладу о милосердии, каковую сложил добрый священник Томас Раули в лето 1464». Сюжет этой великолепной поэмы взят из притчи о добром самаритянине. Томас послал балладу редактору «Таун энд кантри мэгэзин», но, вопреки ожиданиям, ее тут же вернули с отказом – ни Раули, ни его мнимые сочинения редактора не интересовали.

К августу 1770 года Чаттертон понял, что дела его в ужасном состоянии. Он написал в Бристоль Барретту и просил помочь ему в занятиях медициной. Барретт, однако, уже не испытывал прежних дружеских чувств к Томасу: ведь вскоре после приезда в Лондон Чаттертон написал сатирическое стихотворение «Зрелище», где нападал на бристольское духовенство и врачей, а среди них были и уважаемые люди.

Лондонские приятели предлагали юноше помощь, но Чаттертон был горд и не хотел признаться, что умирает с голоду. Он не вынес унижения. 24 августа 1770 года семнадцатилетний Томас поднялся к себе в мансарду в доме № 39 по Брук-стрит недалеко от Лондонского района Холборн. Чаттертон лег на кровать, налил себе вина, всыпал изрядную дозу мышьяка и залпом выпил. Перед смертью он уничтожил все остававшиеся у него бумаги, в том числе и стихотворения Раули.

Чаттертона знали немногие, поскольку большая часть его сочинений в журналах того времени печаталась под псевдонимами, и смерть молодого поэта некоторое время оставалась незамеченной. Те же, кто знал о «найденных» им сочинениях Раули, считали Чаттертона скорее исследователем и переводчиком, нежели поэтом. Похоронили его на кладбище для бедных при работном доме близ Шоу-лейн; впрочем, предполагают, что позднее прах его был перенесен в церковь Св. Марии. Там до сих пор сохранился памятник со строками из «Завещания»: «В память о Томасе Чаттертоне. Читатель! Не суди его, Коль ты христианин, Поверь, его осудит Высший суд, Лишь этой силе Ныне он подвластен».

Большинство рукописей Чаттертона были сохранены Барреттом и затем использованы им в книге «История Бристоля». В 1800 году наследник Барретта передал рукописи в Британский музей, еще несколько произведений Чаттертона хранятся в Бристольской публичной библиотеке.

Многие были совершенно убеждены, что рукописи подлинные: ведь Чаттертон завоевал бы куда большее признание, будь это его собственные стихи, рассуждали они; к чему было столь исключительные творения выдавать за чужие?

К сожалению, Чаттертон совершил целый ряд оплошностей. Например, из-под его пера вышел труд «Битва при Гастингсе, писана монахом Турготом, саксонцем, в десятом столетии и переведена Томасом Раули, священником церкви Св. Иоанна в городе Бристоле в лето 1465». Но каким образом можно в десятом веке писать о событии, происшедшем в веке одиннадцатом?!

Сочиняя стихи Раули, Чаттертон пользовался англо-саксонским словарем, составленным неким Кёрзи. В словаре было немало ошибок, которые Томас невольно перенес в свои произведения.

Чаттертон не делал серьезных попыток извлечь выгоду из поэм Раули. Все ранние произведения достались его бристольским друзьям – Барретту, Кэткотту и Бергему. А то, что он отправлял под псевдонимом в журналы, было написано в сатирической манере того времени. Из стихов Раули Томас ничего не предлагал для печати, кроме «Элиноур и Джуги» и «Баллады о милосердии».

«Чаттертон – идеальный герой романтической литературы, – считает британский историк Джон Уайтхед, – гениальные способности, нужда, страдания, ранняя смерть, театральность поведения, наконец, сама маска, которую он по доброй воле надел на свое лицо, тайна, окружавшая его».

Многие романтики были заворожены этой яркой, трагической и загадочной личностью. Блейк написал балладу «Король Гвин», сюжет которой он позаимствовал у самого Чаттертона, Альфред де Виньи – знаменитую драму «Чаттертон». Трогательные строки посвятили мистификатору Колридж, Водсворт, Китс. В 1819 году Китс отметил: «Чаттертон – самый совершенный поэт, писавший по-английски…» Природа наделила Чаттертона обостренной восприимчивостью. Судьбе его нельзя не сочувствовать.

Остафий Трифонов: человек, обманувший всех

Как известно, императрица Екатерина II запретила писать или собирать любые сведения об истории бунта Емельяна Пугачева. Минули почти четыре десятилетия, прежде чем были преданы гласности протоколы допросов Пугачева и его сподвижников.

Записки сенатора Павла Степановича Рунича, составленные в 1824 году, пролежали в семейном архиве почти полстолетия. И лишь в 1873 году альманах «Русская старина» опубликовал этот документ, раскрыв тем самым историю одного из самых необычных отечественных мошенников – Остафия Трифонова – Долгополова, умудрившегося обмануть всех: и Пугачева, и императрицу, и графа Орлова, и Секретную комиссию.

…Во втором часу ночи 18 июля 1774 года к петербургскому дому Григория Григорьевича Орлова явился пожилой бородатый человек, одетый в длиннополый кафтан, и потребовал встречи с его сиятельством графом по государственному делу. Несмотря на поздний час, Орлов принял таинственного незнакомца. Им оказался Остафий Трифонов, житель городка Курмыша на реке Яик. В столицу он приехал по наказу своих земляков – яицких казаков. Казацкий отряд в количестве 342 человек, подчинявшийся Пугачеву, принял решение прекратить сопротивление императрице, поймать мятежника и выдать его властям. Казаки молили о прощении и награде в размере 100 рублей каждому. В подтверждение своих слов, Трифонов извлек из потайного кармана послание казаков с их подписями.

Емельян Пугачёв в тюрьме. «История пугачёвского бунта», 1834 г.

Григорий Орлов тут же распорядился закладывать карету, чтобы ехать к императрице в Царское Село. По дороге Остафий рассказал, что казаки обманом были вовлечены в бунт и когда убедились, что их вожак «Государь Петр III» на самом деле дончанин Пугачев, то на общем сходе решили «искупить свои вины». Поскольку Емелька уже готов в случае разгрома отступить в Керженские леса, где его никто не сыщет, казаки решили предупредить подобное развитие событий. Они, по словам Трифонова, отделились от основной армии Пугачева и в настоящее время участия в боевых действиях не принимают, дожидаясь в условленном месте возвращения Остафия из столицы. Пугачеву свое отсутствие они объяснили необходимостью откормить на пойменных лугах лошадей, чтобы осенью присоединиться к мятежникам. Если императрица одобрит их план похищения бунтовщика, то Трифонов возвратится назад и вместе с упомянутым казачьим отрядом присоединится к основным силам Пугачева. Ночью они выкрадут из лагеря Емельку и передадут его Остафию, который доставит пленника людям императрицы.

В шесть часов утра Орлов с Трифоновым прибыли в Царское Село. Императрица довольно долго и обстоятельно расспрашивала Трифонова о событиях на Яике, настроениях бунтовщиков. После аудиенции Орлов вручил гостю подарок – кошелек с 200 золотыми червонцами и отрезы дорогих тканей.

Результатом поездки Орлова и Трифонова в Царское Село явилось учреждение императрицей Секретной комиссии по поимке Пугачева. В ее состав вошли: лейб-гвардии лейтенант Галахов, Остафий Трифонов и майор Рунич, тяжело контуженный во время турецкой кампании.

Секретной комиссии были даны самые широкие полномочия. Галахов имел право получать паспорта на любое имя, он мог останавливать курьеров штабов любого уровня и знакомиться с перепиской должностных лиц. Членам комиссии дозволялось требовать от высших офицеров выделения в их распоряжение любых сил, необходимых для организации вооруженного конвоя.

Деятельность комиссии Галахова была обставлена чрезвычайными мерами секретности. Граф Петр Иванович Панин, назначенный Главнокомандующим «низовым» краем, был проинформирован о направлении в район мятежа Секретной комиссии, но даже он не знал какую цель она преследует.

5 августа 1774 года небольшой конный отряд – три члена Секретной комиссии и двенадцать преображенских гренадеров – выехал из Москвы по Рязанской дороге. В специальном ящике они везли 43 тысячи рублей; казначеем комиссии являлся Рунич.

Секретная комиссия миновала Арзамас, Апоченск, Саранск, Пензу, Камышин. Движение с каждым днем становилось все более опасным, и 15 августа маленький отряд пополнился двенадцатью гусарами и шестью гренадерами под командованием поручика Дидриха.

В конце августа 1774 года Секретная комиссия в полном своем составе прибыла в Саратов и разместилась в архиерейском доме. Остафий Трифонов получил паспорт, в котором указывалось, что он следует из Саратова в Яицкий городок. Генерал-майор Мансуров распорядился выделить комиссии трех надежных сотников – донских казаков. С ними Трифонову предстояло отправиться в глубь степи.

Галахов собрал совещание. После продолжительного обсуждения решили, что Галахов и Рунич с деньгами комиссии и конвоем Дидриха едут в Сызрань, где они ждут сигнала от Трифонова о поимке Пугачева. Сам Трифонов в сопровождении трех сотников переправляется через Волгу в районе Сызрани и в заволжской степи розыскивает свой отряд.

Галахов собирался выдать Трифонову тысячу рублей, но тот потребовал двенадцать тысяч, дескать, у него была на сей счет договоренность с императрицей. Галахов распорядился отсчитать Остафию три тысячи рублей из казны, а на остальные девять тысяч он написал расписку, пообещав выдать деньги в степи при встрече с казаками.

Комиссия разъехалась: Галахов отправился в Сызрань, Трифонов – в степь, а Рунич – в Пензу, на доклад графу Панину. Главнокомандующий «низовым» краем сообщил Руничу, что в ближайшие дни перенесет свою штаб-квартиру в Симбирск, и предложил именно туда доставить Пугачева.

Но Секретную комиссию опередили. 14 сентября 1774 года Емельян Пугачев был пойман и передан на руки генералу Александру Васильевичу Суворову. С этого момента необходимость в Секретной комиссии отпала. Выполняя приказ Галахова, поручик Дидрих догнал Трифонова на симбирской дороге и сообщил ему, что Пугачев пленен и они вместе должны прибыть в Симбирск.

По пути отряд заночевал в деревне. Утром Дидрих обнаружил, что Остафий Трифонов исчез, прихватив три тысячи рублей казенных денег. Лошадь его была на месте, поэтому Дидрих и казаки сначала искали Трифонова в деревне и лишь потом бросились к тракту. Местный староста отрядил сотских и десятских старшин с крестьянами для поисков в соседних селениях и на проселочных дорогах. Но Трифонова словно след простыл.

Поручик Дидрих отправился в Симбирск. На четвертый день после бегства Трифонова туда же прибыли Галахов и Рунич. К сожалению, поручика в живых они не застали: тот скончался накануне «от разрыва сердца» – сказались переживания минувших дней.

При расследовании преступлений Пугачева члены сыскных комиссий пристальное внимание уделяли связям бунтовщиков со столицами и иностранцами. Афанасий Перфильев, ближайший помощник Пугачева, на допросе в Яицком городке, показал, что к восставшим приезжал гонец от Великого князя Павла Петровича и уверял Пугачева в полной поддержке его мятежа. Перфильев дал описание этого человека: «…башкир привез к Пугачеву какого-то купца-старика; росту он был среднего, лицом сухощав и рябоват, волосы – темно-русые с сединою, говоря пришамкивает, а лет ему около шестидесяти. Пред всем войском Пугачев заявил, что этот старик прислан от Великого князя Павла Петровича к нему с письмом».

Упомянутый в показаниях Перфильева башкирец был не кто иной, как плененный еще в августе 1774 года Канзафар Усаев – один из самых жестоких сподвижников мятежника. Канзафар рассказал, что действительно привозил в лагерь Пугачева некоего петербургского купца, который лично знал Петра III, поскольку занимался поставкой сена в дворцовые конюшни. Купец этот якобы был уполномочен цесаревичем Павлом Петровичем познакомиться с главарем восставших, дабы убедиться в том, что это именно император Петр III.

Наконец, сам Пугачев показал на допросе, что в его лагерь являлся посыльный цесаревича, был им обласкан и впоследствии отпущен обратно в столицу. Он хотел привлечь на свою сторону наследника и чтобы произвести своей щедростью впечатление на гонца, вручил тому при отъезде три тысячи рублей. Пугачев назвал имя и фамилию человека, приехавшего от наследника – Осташка Долгополов, из ржевских купцов.

Осенью 1774 года совершенно неожиданно гонец цесаревича был опознан рядовыми мятежниками в Казанской тюрьме. Один из яицких казаков, задержанный в окрестностях Казани без паспорта, и был тем самым Остафием Долгополовым, с которым так хотели пообщаться члены Секретной следственной комиссии. И можно понять их удивление, когда в доставленном для допроса Долгополове они узнали… того самого Трифонова, сбежавшего с казенными деньгами от поручика Дидриха! Задержанный дал показания перед следственной комиссией в Москве.

Остафий Трифонович Долгополов, выдаваший себя за посыльного цесаревича, происходил из купцов города Ржева. Он родился в 1720 году. По делам торговли много путешествовал по России, часто бывал в Санкт-Петербурге. Одно время поставлял овес для конюшни будущего императора Петра III. Разорился на винных откупах и, не погасив долгов, скрылся. Весть о мятеже Пугачева окрылила Долгополова: продав в Москве партию краски, в марте 1774 года он отправился в Казань, где купил на 500 рублей шляпу с золотым позументом, «сапоги, строченные мишурой», перчатки, шитые шелком. Кроме того, Остафий имел при себе четыре драгоценных камня, которые вместе с одеждой хотел преподнести Пугачеву как подарок цесаревича Павла отцу Петру III.

Из Казани Долгополов выехал в заволжскую степь. В сопровождении Канзафара Усаева он добрался до городка Осса, под которым и повстречал в степи Пугачева. Своим спутникам он заранее сообщил, что является посыльным цесаревича, потому Пугачев был подготовлен к встрече с ним.

Долгополов признал в бунтовщике императора Петра III и преподнес ему дары от сына-цесаревича; Пугачев также сделал вид, что узнал Долгополова. Купец напомнил главарю мятежников, что овес, который он поставил Петру III, остался неоплаченным. Речь шла о каких-то трех тысячах рублей, поэтому Пугачев заверил гостя: «Все получишь!» Позже Долгополов утверждал, что обещанные деньги от мятежника так и не получил, что противоречило показаниям Пугачева.

При подходе мятежной армии к Казани Долгополов был отпущен. Повидавшись с женой в конце июня 1774 года, он устремился в Петербург, задумав грандиозную аферу. Еще в Чебоксарах он написал письмо за подписью пугачевского помощника Перфильева и 342 яицких казаков, в котором предлагал осуществить поимку главаря мятежников.

В ночь на 18 июля Долгополов постучал в двери петербургской резиденции графа Григория Орлова. Назвался он яицким казаком Остафием Трифоновым «для того, чтобы больше поверили письму»…

Долгополов пытался разжалобить членов следственной комиссии рассказами о долгах и преследованиях кредиторов. Купец говорил, что немало натерпелся страха в обществе лютого душегуба Пугачева и постоянно боялся за собственную жизнь. В протоколе его допроса сделана следующая запись: «Долгополов, по его признанию, злого умысла против государства и Ея Величества никакого не имел и действовал совершенно самостоятельно».

Башкир Канзафар Усаев клялся на допросах, что всегда был верным слугой «Царю и Отечеству», а к мятежникам присоединился потому лишь, что поверил купцу Долгополову, признавшего в Пугачеве императора Петра III. В приговоре о наказании Пугачева и его сторонников можно прочесть следующие строки: «Ржевский же купец Долгополов, разными лжесоставленными вымыслами приводил простых и легкомысленных людей в вящее ослепление так, что Канзофер Усаев (мещерякский сотник), утвердясь больше на его уверениях, прилепился вторично к злодею. Долгополова велено высечь кнутом, поставив знаки и, вырвав ноздри, сослать на каторгу и содержать в оковах».

Долгополов понес наказание, определенное приговором, и отправился в Сибирь. Сведений о его дальнейшей жизни нет.

Ожерелье королевы

Если бы в XVIII веке было принято давать громкие титулы выдающимся представителям различных профессий, то графиня Жанна де Ламотт могла бы с полным правом называться «самой ловкой мошенницей галантного века».

Она родилась в 1756 году. Дочь разорившегося дворянина и опустившейся служанки росла без присмотра. После смерти кормильца ее мать стала проституткой, а Жанна – нищенкой. Но в судьбу девочки вмешался случай. Маркиза Буленвилье растрогалась при виде красивой черноглазой Жанны, просившей милостыню на улице небольшого городка Бар-сюр-Об и уверявшей прохожих, что принадлежит к королевскому роду Валуа. Будто бы «случайно» оказавшийся рядом священник подтвердил, что эта брошенная родителями девочка действительно дочь Генриха де Сен-Реми, наследного сына Генриха II, и госпожи Николь де Савиньи. Маркиза устроила сиротку в пансион.

В мемуарах аббата Жоржеля сохранилось описание Жанны Валуа. Ее лицо не отличалось особой красотой, но нравилось всем свежестью и молодостью. Она обладала необыкновенным даром слова. Под маской внешней привлекательности скрывалась душа и наклонности Цирцеи. Но это неприятное открытие аббат сделал гораздо позже.

Жанна вышла замуж за офицера Николаса де Ламотта. Представительнице рода Валуа безумно хотелось блистать при королевском дворе. Осуществить заветную мечту ей мог помочь кардинал де Роган, сиятельный член Французской академии, его высокопреосвященство епископ Страсбургский. Он видел себя первым министром, но королева Мария-Антуанетта презирала Рогана еще с тех времен, когда он был послом Франции в Вене и нелестно отзывался об императрице Марии-Терезии.

Кардинал оправдывается перед королевской четой

Де Роган был идеальной жертвой. Молодая страстная графиня де Ламотт ласками и нежными словами воздействовала на его сердце. Она убеждала кардинала, что королева питает к ней дружескую симпатию. Затем предложила написать несколько строк Марии-Антуанетте. Легковерный кардинал сочинил письмо и вскоре – о, чудо! – получил ответ. С этого момента де Роган ни в чем не отказывал Жанне, и наивно верил всему, что она говорила якобы от имени королевы.

На самом деле аферистка воспользовалась услугами своего друга и любовника Рето де Вилета. Этот малый славился умением подделывать чужие почерки. Вместе они быстро состряпали текст благосклонного письма королевы опальному кардиналу, после чего Вилет переписал его на золоченой бумаге с геральдической лилией – гербом Людовиков – и подписался «Мария-Антуанетта Французская». На этом афера могла закончиться. Королева всегда подписывалась только именем. Удивительно, как не обратил на это внимание де Роган.

В июле 1784 года Жанна де Ламотт сообщила кардиналу, что Мария-Антуанетта ждет его вечером на террасе в Версале. «В назначенный час я увидел женщину в черном парике с веером в руках и решил, что это королева, – вспоминал де Роган. – Я сказал, что был счастлив видеть ее в здравии и ее доброта служит доказательством того, что она перестала сердиться на меня. В ответ она произнесла несколько слов и внезапно ушла, как я после объяснил себе, из-за того, что в двух шагах от нее появились граф и графиня д’Артуа. Больше я ее не видел».

Итак, кардинал был уверен, что в версальском парке он тайно встречался с королевой и свидание организовала мадам де Ламотт. Кого же в действительности он там встретил? Модистку Николь Лаге, внешне очень похожую на королеву! За участие в этой забаве ей заплатили 1000 экю.

После тайной встречи с Марией-Антуанеттой кардинал уже ни в чем не отказывал любовнице. Жанна от имени королевы беззастенчиво вытягивала у него деньги. На средства кардинала она приобрела и роскошно обставила особняк в Париже, хотя Роган был убежден, что его приятельница чуть ли не нищенствует.

Между тем Жанна затеяла грандиозную аферу. Десять лет назад придворные ювелиры Боммер и Бассанж изготовили для фаворитки Людовика XV мадам Дюбарри ожерелье из 647 бриллиантов чистейшей воды. Но 5 мая 1774 года сраженный жестокой оспой король неожиданно скончался.

Через несколько лет ювелиры предложили ожерелье Людовику XVI в качестве подарка Марии-Антуанетте. Они оценили украшение в миллион восемьсот тысяч ливров. Король отказался от дорогой покупки. И это было не только самым большим просчетом в его личной карьере, но и, по мнению историков, послужило причиной… одной из самых мощных и результативных буржуазных революций – Великой французской!

21 января 1785 года Жанна де Ламотт приехала на Вандомскую улицу к Боммеру и Боссанжу. Представившись доверенным лицом королевы, графиней де Ламотт Валуа, она под большим секретом сообщила ювелирам, что Мария-Антуанетта готова приобрести бриллиантовое ожерелье, правда, в рассрочку. Ее интересы будет представлять один высокопоставленный господин. Графиня просила Боммера и Боссанжа хранить тайну переговоров.

Озадачив ювелиров, де Ламотт поспешила к Рогану и попросила его купить ожерелье от имени Марии-Антуанетты. Кардинал был польщен. Его последние сомнения развеял граф Калиостро. Де Роган являлся восторженным почитателем великого мага. Калиостро не хотелось впутываться в эту историю, но его уговорила жена Лоренца, водившая дружбу с Жанной де Ламотт. Впрочем, Калиостро ничем не рисковал. Он должен был поинтересоваться у подвластных ему духов, стоит ли кардиналу браться за это дело. Оракул дал самый ободряющий ответ: «Да, дело выгодное и непременно увенчается успехом».

Роган отправился на Вандомскую улицу и сказал ювелирам, что готов участвовать в сделке. В подтверждение своих слов Роган показал Боммеру и Бассанжу письма королевы. Он договорился с мастерами, что Мария-Антуанетта купит ожерелье с рассрочкой на два года. Ему удалось сбить цену на двести тысяч ливров. Первый взнос в размере 400 тыс. ливров королева должна была внести 1 августа 1785 года.

Вернувшись домой, довольный собой Роган написал подробное письмо королеве. Он поблагодарил ее за ночное свидание и сообщил, что побывал у ювелиров и договорился с ними не только о рассрочке, но и о снижении цены. Однако последнее слово остается за королевой. Роган попросил Жанну, чтобы ответное послание Мария-Антуанетта обязательно скрепила своей подписью.

Первого февраля кардинал показал документ, из которого следовало, что королева согласна на все условия, внизу стояла ее подпись: «Мария-Антуанетта Французская». Для Бомера и Бассанжа это был залог гарантии платежа. Кардинал получил черный футляр с ожерельем. Роган оказал неоценимую услугу Марии-Антуанетты и теперь надеялся снова попасть в Версаль.

Конечно, Жанна не собиралась отдавать ожерелье королеве. Ее сообщники разобрали украшение на отдельные камни. Граф де Ламмот отправился продавать бриллианты в Лондон.

Между тем приближался срок уплаты первого взноса. Жанна вернулась в Париж и написала для ювелиров очередное письмо от имени Марии-Антуантты с просьбой перенести срок оплаты с августа на октябрь, причем она обещала выплатить в октябре не четыреста, а семьсот тысяч ливров. Бомеру и Бассанжу ничего не оставалось, как согласиться на отсрочку платежа.

Так и не дождавшись приглашения в Версаль, Роган заволновался. Сравнив почерк королевы с почерком автора писем, переданных ему мадам де Ламотт, он сделал страшное открытие: письма поддельные! Однако обольстительной Жанне удалось его успокоить. В качестве доказательства того, что Мария-Антуанетта помнит о своем долге за ожерелье, она передала кардиналу 30 тысяч ливров якобы от королевы и заверила, что остальная сумма будет выплачена в октябре.

Понимая, что обман вот-вот раскроется, Жанна встретилась с ювелиром Бассанжем и сообщила ему, что кардинал попал в ужасную переделку – он подтвердил и подписал фальшивые документы королевы. Мария-Антуанетта никакого ожерелья не получала. Все они стали жертвами ловкого мошенничества. Их надул человек в королевской ливрее, который представился доверенным лицом королевы. Он забрал ожерелье у кардинала и скрылся с ним. Королева в отчаянии.

Жанна рассчитывала, что ювелиры надавят на Рогана и тот, под угрозой скандала, заплатят за ожерелье. Но Боммер и Бассанж решили отдаться на милость Ее Величества и рассказали всю правду об этих переговорах королеве.

Мария-Антуанетта была поражена, и, говорят, даже вскрикнула от ужаса, когда узнала, в какую историю ее втянули. Королева настояла на том, чтобы придать дело огласке.

Через несколько дней за решеткой оказались все участники аферы. Несмотря на чистосердечное раскаяние де Роган также был арестован и препровожден в Бастилию. На этом настояла королева. И только граф де Ламотт припеваючи жил под чужой фамилией в Лондоне, потихоньку сбывая бриллианты.

Жанна де Ламотт давала противоречивые показания. Во-первых, она никогда не разговаривала с королевой. Во-вторых, Роган никогда не передавал ей никакого ожерелья, а лишь попросил ее продать несколько бриллиантов ростовщикам. В третьих, Калиостро был злым гением кардинала, это граф изготовил подложные письма, а затем обманом завладел ожерельем и камни продал. Тень подозрения пала и на Калиостро. На всякий случай его тоже заключили в тюрьму.

В ночь с 29 на 30 августа 1785 года арестованных перевели из Бастилии в тюрьму Консьержери. 5 сентября был издан королевский указ, согласно которому дальнейшее расследование дела должен был вести парижский парламент.

Вся Франция следила за ходом скандального процесса. Еще до слушания дела речи защитников публиковались в печати. Книжные лавки брали штурмом, приходилось вызывать полицию.

Кардинал был не только обманут, но и оклеветан. Поскольку оказалась затронута честь духовного и светского Парижа, за Рогана вступилась столичная знать. В глазах народа он выглядел жертвой, ему сочувствовали. Королева, потребовавшая арестовать Рогана, и не предполагала, какой симпатией пользовался в народе добродушный кардинал, щедро раздававший милостыню во время церковных праздников.

31 мая 1786 года суд приговорил Жанну де Ламотт к наказанию кнутом, клеймению в виде буквы «V» (что означало воровка) и пожизненному заключению в Сальпетри. Ее муж Ламотт заочно приговаривался к пожизненной каторге. Граф Калиостро и его жена Лоренца, а также мадемуазель д’Олива (Николь Лаге) были оправданы. Рето де Вильету предписывалось срочно покинуть пределы Франции. Кардинал де Роган после многочасовых споров был оправдан двадцатью шестью голосами против двадцати двух.

Как только новость покинула стены суда, огромная толпа на улице начала скандировать: «Да здравствует парламент! Да здравствует кардинал!». Несколько тысяч человек провожали Рогана в Бастилию, где он должен был провести еще одну ночь.

Возмущенный решением суда Людовик XVI отдал письменный приказ барону Бретелю. Кардинал Роган лишался своего высокого поста и фактически ссылался пожизненно в отдаленное аббатство. Жесткий авторитарный шаг короля дал повод многочисленной критике в адрес абсолютизма.

Гёте назвал «дело об ожерелье» прологом революции. И хотя на суде никто из обвиняемых не упомянул имя Марии-Антуанетты, ее репутации был нанесен непоправимый урон. О королеве распространяли дурные слухи, сочиняли ядовитые памфлеты, ей приписывали всевозможные грехи. И так будет до конца дней Марии-Антуанетты. Французская революция принесла гибель королевской чете. В январе 1793 года вместе с семьей был схвачен и после короткого суда казнен Людовик XVI. Спустя десять месяцев нож гильотины отсек голову его супруге.

Вот уже более двух веков история о похищении ожерелья вдохновляет романистов, драматургов, режиссеров на новые произведения. Дюма написал «Ожерелье королевы», Гёте – нравоучительную комедию «Великий Кофта», а Шиллер роман «Духовидец». Но ни один из европейских авторов не попытался проследить судьбу главной героини этой громкой аферы.

Жанна де Ламотт находилась в тюрьме всего десять месяцев. В апреле 1791 года она подкупила охранника и с его помощью совершила побег. Жанна тайком пробралась к своему мужу в Лондон. Французы потребовали ее выдачи. Графиня узнала об этом от друзей. 23 августа 1791 года лондонские газеты сообщили о трагической гибели графини де Ламотт. Несчастная якобы выпала из окна своего дома и разбилась (по другой версии она погибла во время пьяной оргии). Смерть была зафиксирована в Ломбертской церкви Лондона, а на кладбище появилась свежая могила…

Знаток русской старины М.И. Пыляев в книге «Замечательные чудаки и оригиналы», опубликованной в 1898 году, рассказал о некой графине де Гаше, прибывшей в конце XVIII века в Петербург и подружившейся с камеристкой царицы Елизаветы Алексеевны, Марией Бирх. Дама вела довольно скрытный образ жизни, лишь изредка появлялась в высшем обществе. Ходили упорные слухи, что под именем Гаше скрывалась знаменитая авантюристка Жанна де Ламотт.

Таинственной графиней заинтересовался император Александр I, пригласивший ее на приватную беседу. О чем он говорил с графиней – неизвестно. Но после тайной аудиенции Гаше срочно отбыла в Крым, где прожила до самой смерти, наступившей в 1826 году. Ее служанка сообщила властям, что незадолго до кончины хозяйка сжигала бумаги из своего ларца и бормотала о каких-то бриллиантах…

Поддельный Шекспир Уильяма Айрленда

Шекспировские пьесы всегда привлекали к себе внимание. Надо ли говорить, какой царил ажиотаж 2 апреля 1796 года перед премьерой его пьесы «Вортигерн и Ровена», якобы найденной молодым человеком по имени Уильям Генри Айрленд. Предложений о постановке пьесы было немало, но проворнее всех оказался Ричард Бринчли Шеридан, согласившийся заплатить Сэмюэлу Айрленду, отцу Уильяма, триста фунтов и пятьдесят процентов прибыли от первых шестидесяти представлений.

Желающих попасть на первое представление неизвестной пьесы гениального драматурга оказалось значительно больше, чем мог вместить зрительный зал. В спектакле были заняты ведущие актеры. Афиша прямо-таки блистала именами звезд: королевская любовница, миссис Джордан, великий Джон Филип Кембл в заглавной роли, миссис Пауэлл и мисс Миллер.

Наконец представление началось. В первые минуты все шло как будто бы гладко. Однако отдельные эпизоды и фразы насторожили публику. Затем раздались смешки. Вскоре всем стало ясно, что Филип Кембл (в театре он был одновременно управляющим) не считает пьесу подлинной. Развязка наступила в 5-м акте, когда актер произнес: «Да пресечется дерзкая забава!» Без сомнения, эти слова Кембл относил к самой пьесе, и по театру прокатился взрыв хохота. Когда зал затих, Кембл повторил ту же строку еще более многозначительно, и судьба «Вортигерна и Ровены» была решена – пьесу просто высмеяли. Первое представление оказалось и последним. Шеридан был до того возмущен выходкой Кембла, что актеру пришлось распрощаться с театром Друри-Лейн.

Представление «Вортигерна и Ровены» привлекло внимание публики к фантастической карьере девятнадцатилетнего Уильяма Генри Айрленда как мистификатора. Молодой человек работал клерком в Нью-Инн у стряпчего мистера Бингли. Отец Уильяма слыл знатоком литературы и искусства. Сэмюэл Айрленд торговал книгами, картинами и антиквариатом. В его лавке любители редких книг вели беседы о старинных фолиантах.

В своем лондонском доме на Норфолк-стрит, в Стренде, Сэмюэл Айрленд жил с сыном Уильямом и дочерью Джейн. По вечерам он читал семье любимого Шекспира. Уильям сделался страстным поклонником великого драматурга. Однажды зашел разговор о жизни и злоключениях Томаса Чаттертона, автора подделок под Раули. Молодой Айрленд живо заинтересовался судьбой Чаттертона и вскоре решил последовать его примеру, но только более хитро и искусно.

В конторе стряпчего Бингли Уильям снял копии с единственных известных подписей Шекспира (на его завещании и закладной 1612 года), доступных по факсимильным публикациям Джорджа Стивенса. Потом он обратился к своему приятелю, работнику типографии, и тот научил его делать нужные чернила. Уильям позаимствовал чистые листы из многочисленных документов, хранившихся у мистера Бингли. Завершив подготовку, Айрленд составил договор об аренде дома между Шекспиром и Джоном Хемингом с одной стороны и домовладельцем в Стратфорде-на-Эвоне Майклом Фрезером и его супругой с другой. Приложив старинную печать к состряпанному контракту, 16 декабря 1794 года Уильям Генри поспешил домой и вручил «раритет» отцу. Сэмюэл пришел в восторг и готов был поклясться, что документ подлинный. В этом его поддержал Фредерик Иден, известный филантроп.

Молва о находке облетела Лондон, и все литераторы ринулись на Норфолк-стрит. Молодой Айрленд ликовал: ему удалось ввести в заблуждение самых искушенных знатоков.

Уильям Айрленд

Уильям рискнул написать протестантский трактат «Исповедание веры». Документ тщательно изучили специалисты и признали его подлинным; более того, они с похвалой отозвались о литературных достоинствах работы. На орфографию трактата, видимо, не обратили внимания. Айрленд просто удваивал некоторые согласные и прибавлял окончание «е», например: «wee», «didde», «Prettye», «fromme», «us-se», «butte».

Старому Айрленду казалось невероятным, что он вдруг стал обладателем таких богатств. Уильям сказал отцу, что им следует благодарить актера Монтегю Толбета (он был посвящен в аферу Уильяма). 10 ноября 1795 года после появления «Исповедания веры», Айрленд опубликовал следующее объяснение: «Я находился в конторе, когда ко мне зашел Толбет и показал деловую бумагу, подписанную Шекспиром. Я был весьма изумлен и заметил, что отец мой очень обрадуется, если сможет взглянуть на сей документ. Толбет сказал, что даст мне такую возможность. По прошествии двух дней документ был мне вручен. Я стал допытываться, где он был найден. Через два-три дня Толбет представил меня некоему господину. Будучи со мной в комнате, он, однако, не спешил принять участие в поисках. Я обнаружил второй документ, третий и две-три небрежные записи. Мы наткнулись также на документ, подтверждающий право этого человека на земельную собственность, о коем он до того и не ведал. Последствием сей находки явилось то, что он позволил нам забрать любые документы, включая даже клочки бумаги, если те имели отношение к Шекспиру. Немногое, однако, удалось найти в его городском доме сверх того, что было упомянуто выше, остальное же отыскалось в деревне, куда много лет назад бумаги были вывезены из Лондона».

Узнав о страсти Айрленда-младшего к старинным документам, незнакомец буквально разорил для него свой семейный архив. Передавая материалы, джентльмен действовал абсолютно бескорыстно, поставив лишь одно условие: его имя не должно нигде фигурировать. Единственное, что он разрешил, – упоминать инициалы – М. X. Сэмюэл Айрленд предположил, что мистер М. X. – потомок Джона Хеминга, которому Шекспир завещал свою обстановку и рукописи.

Айрленд принялся штамповать одну подделку за другой – от любовных писем Шекспира к Анне Хэтеуэй до писем к его друзьям-актерам. Очередной невероятной находкой было письмо Елизаветы I Шекспиру. Он сфабриковал несколько театральных контрактов, расписку Шекспира на пятьдесят фунтов графу Лестеру. Сэмюэл Айрленд не верил своему счастью. Когда же из одного письма выпал локон Шекспира, старик едва не лишился чувств.

Между тем молодого Айрленда предупредили, что наследники Шекспира могут заявить о своих правах на эти находки. В ответ Айрленд состряпал документ, по которому Шекспир завещал все свои рукописи и письма некоему «Мистеру Уильяму Генри Айрленду», который-де спас тонувшего поэта. И эту смехотворную историю проглотили, хотя прекрасно знали, что все рукописи Шекспир завещал Джону Хемингу!

Вскоре не только Лондон, но и вся Англия заговорила о чудесных открытиях Айрлендов. Знатоки заявляли о том, что неизвестные автографы Шекспира – находка века, во многом восполняющая скудные сведения о драматурге. Шестнадцать писателей и ученых подписались под свидетельством подлинности автографов. Слух о необыкновенной находке достиг королевского дворца. Отец и сын Айрленды были приглашены на аудиенцию с членами королевской семьи, где продемонстрировали свои богатства.

Не оставил без внимания Уильям Айрленд и пьесы Шекспира. Он подделал рукопись «Короля Лира» и внес туда ряд изменений, полагая, что улучшил подлинные строки. Затем изготовил несколько страниц «Гамлета», однако скоро убедился, что ему не под силу переписать гениальную пьесу, сохранив стиль автора. Положив в основу пьесы холлиншедские хроники, которыми в свое время пользовался Шекспир, Айрленд приступил к сочинению пьесы «Вортигерн и Ровена» – о валлийском короле-воителе. Не закончив произведение, Уильям намекнул о ее существовании отцу, и тот потребовал показать ему находку. Уильяму пришлось дописывать пьесу в спешке, что не могло не сказаться на качестве произведения.

Когда к рукописи «Вортигерна и Ровены» был открыт доступ на Норфолк-стрит, Сэмюэл Айрленд пригласил всех и вся, но прежде попросил доктора Парра, поэта-лауреата Пая и Д. Босуэлла негласно изучить находки и подписать документ, подтверждавший их подлинность. Взяв рукопись в руки, Босуэлл едва не лишился чувств, и даже преклонил колени и почтительно поцеловал реликвию.

Директора театров, взбудораженные появлением «Вортигерна», принялись охотиться за пьесой, сражаясь за честь и удовольствие поставить ее на сцене. Удача сопутствовала Шеридану, искренне поверившему, что это одна из ранних пьес Шекспира.

Айрленд продолжал писать: вслед за «Вортигерном» появился «Генрих II» и часть пьесы «Вильгельм Завоеватель». Более того, Уильям задумал целую серию пьес, охватывающих историю Англии с норманнского завоевания вплоть до правления Елизаветы I.

Сэмюэл Айрленд пожелал сам взяться за публикацию рукописей, ибо не сомневался в их подлинности. Томик появился в 1795 году и был озаглавлен «Некоторые рукописи и деловые бумаги за подписью и печатью Уильяма Шекспира…» В него вошли факсимиле почти всех подделок Айрленда кроме «Вортигерна» и «Генриха II».

Однако среди общего хора похвал и восторгов раздавались и критические голоса. В газете «Монинг геральд» вышла язвительная статья о «пожирателях чепухи», а Босуэлл, ранее уверовавший в подлинность документов, теперь засомневался и предоставил страницы своей газеты «Орэкл» в распоряжение скептиков.

Видный шекспировед Эдмунд Мэлоун заявил, что они имеют дело с грандиозной литературной мистификацией. Он изложил свои выводы в книге «Изыскания о подлинности некоторых рукописей, приписываемых Шекспиру». Перед премьерой «Вортигерна» Мэлоун выпустил памфлет, добиваясь отмены спектакля.

Представление пьесы стало крушением мечты Сэмюэла Айрленда о славе. У всех на устах был один вопрос: «Кто же написал “Вортигерна” да и все прочие вещи?» Подозрение пало на старика Айрленда, ведь он долгие годы изучал творчество Шекспира, а у его девятнадцатилетнего сына не хватило бы знаний и способностей провернуть подобную аферу.

Сэмюэл Айрленд потребовал от сына объяснений и сведений о том, где прячется таинственный мистер М.X. Но все эти попытки оказывались бесплодными. Уильям стоял перед выбором: либо честно во всем признаться, либо бежать куда глаза глядят. 5 июня 1796 года он покинул отцовский дом на Норфолк-стрит.

Сэмюэл, узнав о бегстве сына, был вне себя от гнева. Вскоре он получил от Уильяма письмо, в котором тот утверждал, что сам подделал все рукописи, и молил о прощении. Старик не пожелал внять голосу разума и упрямо продолжал настаивать на подлинности шекспировских документов. Он говорил, что его сын «слишком ограниченн чтобы написать хотя бы десять рифмованных строк».

В «Подлинной истории рукописей Шекспира» Уильям Айрленд рассказал о своем обмане и попытался восстановить доброе имя отца. Сэмюэл счел это предательством, публично отрекся от сына, продавшегося «врагам», и написал ответ – «Мистер Айрленд в свою защиту». Он цитировал письма своего сына и Толбета и перечислял ряд других документов, которые, по его утверждению, вне всяких сомнений доказывали его невиновность.

Оправдания Сэмюэла Айрленда никого не интересовали. Газеты без конца донимали старика язвительными нападками, по Лондону ходили едкие карикатуры. Айрленд даже стал персонажем комедии – на сцене театра Конвент-гарден была поставлена пьеса «Любимец фортуны», где автор высмеял антиквара под именем Бэмбера Блеклеттера. Сэмюэл Айрленд окончательно порвал с сыном и больше с ним не виделся.

После нескольких лет безвестности Айрленд-младший поселился во Франции. Он занимался переводами, написал ряд исторических сочинений и четырехтомную «Жизнь Наполеона Бонапарта». Во Франции Уильям прожил девять лет, после чего возвратился на родину, где ему удалось получить место у лондонского издателя Трипхука. Айрленд продолжал писать – пьесы, романы, политическую сатиру. Его перу принадлежит поэма «Отвергнутый гений». Однако и через тридцать лет после появления «Вортигерна» ему не забывали прежних грехов, называя «бесстыдным и беспомощным» фальсификатором.

Уильям Айрленд умер в 1835 году. Фальсификация произведений Шекспира принесла этому талантливому человеку славу великого обманщика, его имя можно встретить на страницах Британской энциклопедии.

Творец истории Александр Сулакадзев

Историк-любитель Александр Иванович Сулакадзев, живший в Петербурге в начале XIX века, составлял описания древнерусской культуры – быта, торговли, обрядов, ловко сочетая почерпнутое из подлинных списков с собственными домыслами, для подтверждения которых изготавливал фальсификаты. Cулакадзев нередко выдавал свои сочинения за произведения древнерусской литературы. Делал он это не для заработка. Мистификатор хотел ввести в научный оборот рукописи, на основе которых можно было бы ответить на вопросы, не дающие покоя историкам.

Александр Сулакадзев был человеком материально обеспеченным, собирал старину и редкости. Он проявлял особый интерес к историческим событиям Древней Руси, внимательно следил за последними достижениями науки, хиромантии, был поклонником графа Калиостро. «В Петербурге, – вспоминал один из его современников, – было одно не очень благородное общество, члены которого, пользуясь общею тогда склонностью к чудесному и таинственному, сами составляли под именем белой магии различные сочинения, выдумывали очистительные обряды, способы вызывать духов, писали аптекарские рецепты курений и т. п. Одним из главных был тут некто Сулакадзи, у которого бывали собрания, и в доме его висел на потолке большой крокодил».

Имеющиеся в литературе биографические сведения о Сулакадзеве крайне скупы. Известно лишь, что предки его, грузинские дворяне, прибыли в Россию вместе с царем Вахтангом VI при Петре Великом и здесь окончательно обрусели. Фамилию писали по-разному: Салакатцевы, Салакадзевы, Суликадзевы, Сулакадзевы. Отец Александра Ивановича проходил по статской службе в Санкт-Петербурге, затем занимал должность губернского архитектора в Рязани и вышел в отставку титулярным советником. Там, в Рязани, он женился на дочке местного полицмейстера С.М. Боголепова. От этого брака и появился на свет в 1771 году будущий мистификатор.

Александр Иванович Сулакадзев служил одно время в гвардии, потом женился и вышел в отставку. Он имел собственный дом в Семеновском полку.

Деятельность Сулакадзева, как мистификатора, началась еще в конце XVIII века. Во всяком случае, в первом десятилетии XIX века он был уже известным коллекционером, обладателем целого ряда «редкостей» и большой библиотеки. «Искусство ради искусства» – вот принцип собирания редкостей, который исповедовал Сулакадзев. Собирал он все – вещи, рукописные книги, и даже слухи. В архивах сохранилась его записная книжка со слухами, ходившими в Петербурге в 1824–1825 годах. В этой книжке, кстати, зафиксирован слух, послуживший Гоголю сюжетом его «Шинели».

В марте 1807 года Гавриил Романович Державин рассказывал друзьям об антикваре Сулакадзеве, владельце уникальной коллекции. Алексей Оленин, которого поэт пригласил осмотреть собрание, сообщил, что уже с ним знаком. Вот что писал Оленин о посещении «музея» Сулакадзева (в оригинале – Селакадзев): «Мне давно говорили о Сулакадзеве, как о великом антикварии, и я, признаюсь, по страсти к археологии, не утерпел, чтобы не побывать у него. Что же вы думаете, я нашел у этого человека? Целый угол наваленных черепков и битых бутылок, которые выдавал он за посуду татарских ханов, отысканную будто бы им в развалинах Сарая, обломок камня, на котором, по его уверению, отдыхал Дмитрий Донской после Куликовской битвы, престрашную кипу старых бумаг из какого-нибудь уничтоженного богемского архива, называемых им новгородскими рунами; но главное сокровище Сулакадзева состояло в толстой уродливой палке, вроде дубинок, употребляемых кавказскими пастухами для защиты от волков: эту палку выдавал он за костыль Иоанна Грозного, а когда я сказал ему, что на все его вещи нужны исторические доказательства, он с негодованием возразил мне: “Помилуйте, я честный человек и не стану вас обманывать”».

Однако Сулакадзев был известен не только как собиратель древностей, но и как ловкий мошенник. Он работал «на заказ», ориентируясь на спрос со стороны не очень сведущих, но богатых коллекционеров, желающих заполучить те или иные «древние письмена». Сожалея о том, что в столь известном произведении, как «Слово о полку Игореве», интригующая фигура Бояна упомянута лишь вскользь, Сулакадзев, обладавший незаурядным литературным талантом, сотворил «Боянову песнь Словену» («Гимн Бояна») – «предревнее сочинение от 1-го века или 2-го века». В древнеславянском гимне Бояна князю Летиславу, писанном на пергаментном свитке красными чернилами, буквами руническими Боян довольно подробно рассказывает о себе, что он потомок Славенов, что отец его был Бус, что старый Словен лично видывал его…

Полёт Крякутного

В то время считалось, что русский народ до христианства не имел письменности. Рукопись «Бояновой песни» опровергала общепринятое мнение. В письме от 6 мая 1812 года археограф и библиограф Болховитинов сообщал Городчанинову: «О Бояновом гимне и оракулах новогородских хотя спорят в Петербурге, но большая часть верит неподложности их… Дожидаются издания – тогда в публике больше будет шуму о них».

Сулакадзев сочинил также не менее поэтичное произведение «Перуна и Велеса вещания в Киевских капищах жрецам Мовеславу, Древославу и прочим». Вот как Сулакадзев описал этот памятник в своем каталоге: «Века в точности определить нельзя, но видимы события V или VI века… Писана стихами, не имеющими правила. Пергамент весьма древний, скорописью; и, видимо, не одного записывателя; и не в одно время писано, заключает ответы идолов вопрошающим – хитрость оракула видна – имена множества жрецов, и торжественный обычай в храме Святовида, и вся церемония сего обряда довольно ясно описана, а при том вид златых монет, платимых в божницу и жрецам. Достойный памятник древности».

Сулакадзев развернул свою «деятельность» в то время, когда существовали весьма доверчивые собиратели. И все-таки успех подделок Сулакадзева объясняется не только доверчивостью собирателей, но и состоянием науки того времени. Ведь о русском язычестве почти ничего не знали, так же мало знали о истории русской письменности. Имена Мовеслав, Древослав, жрец Имир времени Олега, Олгослав, Угоняй, Стоян, Оаз, Вадим, Урса, Володмай, Жирослав, Гук и прочие, якобы древнерусские, придумал Сулукадзев. Это было в духе того времени. Державин, Нарежный, Чулков и другие писатели широко пользовались в художественных произведениях как подлинными старорусскими именами, так и сложенными по образцу этих имен.

В 1810 году Гавриил Державин все-таки решил посетить Сулакадзева – вместе с Н. Мордвиновым, А. Шишковым, И. Дмитриевым и А. Олениным. Известие о визите столь важных особ несказанно обрадовало коллекционера. «Так этот Дмитриев – министр юстиции? Так этот Мордвинов – член Государственного совета?» – спрашивал он.

Внимание Державина особенно привлекли «Изречения новгородских жрецов» («Новгородские руны») и «Боянова песнь». В «Рассуждении о лирической поэзии или об оде» он отметил следующее: «Если справедливо недавнее открытие одного славено-рунного стихотворного свитка I века и нескольких произречений V столетия новгородских жрецов, то и они принадлежат к сему роду мрачных времен стихосложения. Я представляю при сем для любопытных отрывки оных; но за подлинность их не могу ручаться, хотя, кажется, буква и слог удостоверяют о их глубокой древности».

Далее Державин привел рисунок «славено-рунного» свитка, его чтение и перевод и указал, что «подлинники на пеграмине находятся в числе собраний древностей у г-на Сулакадзева».

«Боянова песнь» и «Изречения новгородских жрецов», «как оказалось несколько лет спустя, были археологическим подлогом, но первое время ему придавали веру». Подлог этот был сделан Сулакадзевым. Рукопись «Бояновой песни», которую мистификатор датировал I или II веком не могла быть отнесена к этому времени уже хотя бы потому, что упоминаемый в «Слове о полку Игореве» Боян жил не в первом и не во втором веке, а во второй половине XI – начале XII века.

Некоторые подделки Сулакадзева появлялись как своеобразные подарки влиятельным лицам. Так, в 1819 году перед поездкой в Валаамский монастырь Александра I вышел труд «Опыт древней и новой летописи Валаамского монастыря», где Сулакадзев, ссылаясь на несуществующие рукописи из своего собрания, поведал о посещении Валаама апостолом Андреем Первозванным. Если верить автору, кроме острова тот почтил своим вниманием место, на котором впоследствии возникло село Грузино. Весьма полезное открытие – ведь именно там находилось имение графа Аракчеева!

Сулакадзев имел богатую библиотеку, около двух тысяч названий, в том числе 290 рукописей. Александр Иванович составил «Книгорек», то есть каталог «Древним книгам как письменным, так и печатным, из числа коих по суеверию многие были прокляты на соборах, а иные в копиях сожжены…».

В собрании Сулакадзева находилось немало подлинных старинных рукописей. Но были и такие, как «Таинственное учение из Ал-Корана на древнейшем арабском языке, весьма редкое – 601 года». Если учесть, что работа над составлением канонического текста Корана была завершена к 650 г., можно понять «ценность» экземпляра Сулакадзева.

Обнаруживая интерес покупателей к тем или иным диковинкам из каталога, петербургский книгописец фабриковал необходимые древности. Некоторые его подделки были очень хороши по исполнению, довольно точно передавая графику древних славянских почерков.

Стремясь увеличить ценность своей коллекции, Сулакадзев снабжал подлинные документы приписками, якобы сделанными современниками описываемых в рукописях событий. В этих приписках часто упоминаются исторические лица. Одна из задач таких приписок была в том, чтобы снабдить рукописи точной датировкой и притом отнести ее как можно к более древнему периоду.

Анализируя эти «приписи» Сулакадзева, академик М.Н. Сперанский отмечал, что с внешней стороны они бросаются в глаза элементарностью подделки: «Сулакадзев выработал себе какой-то особенный почерк для приписей, похожий на уставной рукописный; в общем, видимо, он считал его соответствующим той древности, которую он разумел в своих “приписях”».

Исследователи литературы относились к Александру Ивановичу скорее доброжелательно, чем негативно. А.Н. Пыпин писал о Сулакадзеве: «Едва ли сомнительно, что это был не столько поддельщик, гнавшийся за прибылью, или мистификатор, сколько фантазер, который обманывал и самого себя. По-видимому, в своих изделиях он гнался прежде всего за собственной мечтой восстановить памятники, об отсутствии которых сожалели историки и археологи…»

Фальшивки Сулакадзева вызывали живой интерес не только у современников. В 1901 году в журнале «Россия» была опубликована его рукопись «О воздушном летании в России с 906 лета по Рождестве Христовом», датированная 1819 годом.

Это произведение представляет собой свод встречающихся в древнерусских текстах упоминаний о попытках полетов на искусственных крыльях. Причем первым русским воздухоплавателем оказывается Тугарин Змеевич – ближайший родственник Змея Горыныча. Настоящей сенсацией стало сообщение о том, что в 1731 году подьячий нерехтец Крякутный сконструировал воздушный шар и первым из людей поднялся на нем в воздух. В рукописи Сулакадзева эта история представлена так: «…фурвин сделал, как мяч большой, надул дымом поганым и вонючим, от него сделал петлю, сел в нее и нечистая сила подняла его выше березы, а после ударила о колокольню, но он уцепился за веревку, чем звонят, и остался тако жив. Его выгнали из города, он ушел в Москву, и хотели закопать живого в землю или сжечь».

В той же рукописи приводятся сообщения о полетах с помощью самодельных крыльев приказчика Островкова, кузнеца Черная Гроза и других. Сулакадзев в подтверждение приводимых им фактов ссылался на записки Боголепова и воеводы Воейкова. Однако первоисточников сообщений найти не удалось.

Таким образом Крякутный на полвека опередил братьев Монгольфье, долгое время считавшихся пионерами воздухоплавания. Полет Крякутного описывался в школьных учебниках, а в Нерехте ему был поставлен памятник. Во втором издании «Большой советской энциклопедии» Крякутному посвящена отдельная статья, основанная на все тех же данных Сулакадзева. В 1956 году в связи с 225-летним юбилеем исторического полета была даже выпущена почтовая марка.

По окончании юбилейных торжеств рукопись наконец подвергли текстологической экспертизе. В книге академика Д.С. Лихачева «Текстология» указано, что полет Крякутного на воздушном шаре – подделка фальсификатора Сулакадзева. Выяснилось, что на месте слова «нерехтец» первоначально читалось «немец», вместо «Крякутный» было «крещеный», а вместо «фурвин» (что переводили как «мешок» или «шар») – Фурцель, то есть фамилия крещеного немца. Кто именно внес исправления в «О воздушном летании…» – сам Сулакадзев или кто-то из защитников приоритета России в области воздухоплавания, – сказать трудно.

С именем Сулакадзева связывают появление знаменитой Велесовой (Влесовой) книги, текст которой публиковали в 50—70-е годы XX века. В 1919 году некий полковник белой армии обнаружил в разоренной помещичьей усадьбе деревянные дощечки с непонятными знаками. Позже с ними ознакомился историк Миролюбов, он же переписал, расшифровал и издал текст.

Велесова книга рассказывает о потомках Даждьбога – руссах, их великих вождях Богумире и Оре, о том, как пришедшие из Центральной Азии славянские племена расселились по берегам Дуная, о битвах с готами, гуннами и аварами. Историки и лингвисты говорят о Велесовой книге как о фальсификации, однако многие любители славянской истории восприняли это произведение всерьез. Несомненно одно: Сулакадзеву принадлежит по крайней мере идея «Велесовой книги».

Посмертное явление другого труда Сулакадзева состоялось в 1923 году, когда архиепископ Винницкий Иоанн (Теодорович) при объезде своей епархии обнаружил пергаменную рукопись, датированную 999 годом. На полях рукописи имелись многочисленные приписки, из коих следовало, что в IX–XVII веках ею владели киевский князь Владимир, новгородский посадник Добрыня, первый Новгородский епископ Иоаким, патриарх Никон и другие не менее почтенные личности. Однако древнейшим этот список считался недолго: палеографический анализ показал, что сам документ относится к XIV, а приписки – к XIX веку. Споры о подлинности рукописи прекратились после того, как удалось доказать, что она когда-то принадлежала Сулакадзеву.

Какова же судьба собрания Александра Ивановича Сулакадзева? В 1832 году, после смерти коллекционера, его вдова пыталась продать коллекцию рукописей за 25 тысяч рублей. Это была фантастическая сумма по тем временам. В результате удалось продать лишь небольшую часть собрания. Спустя полвека вещи из коллекции Сулакадзева предлагались в лавке петербургского книготорговца Шляпкина по бросовым ценам. Значительная же ее часть бесследно исчезла.

«Монетный двор» Карла Беккера

В начале XIX века все большее число европейцев увлекалось коллекционированием различных предметов старины, в том числе и монет, что неизбежно породило и армию фальсификаторов монет, не находящихся в обращении, имеющих только нумизматическую ценность. Среди тех, кто особенно преуспел в этом сомнительном бизнесе в прошлом, в первую очередь следует назвать немца Карла Беккера, в течение длительного времени вводившего в заблуждение не только коллекционеров, но и экспертов музеев. Его продукция – преимущественно античные золотые монеты – признавались подлинными даже авторитетными экспертами.

Кем же был этот надворный советник, еще при жизни заслуживший прозвище «пекарь античности» («Беккер» в переводе с немецкого означает «пекарь») и вошедший в историю как самый крупный фальшивомонетчик всех времен?

Карл Вильгельм Беккер родился 28 июня 1772 года в семье члена городского совета и виноторговца Иоганна Вильгельма Беккера в Шпейере. Карл хотел стать скульптором или заниматься художественным промыслом, но отец послал его учиться виноделию в Бордо. Именно там Беккер начал изучать и рисовать старые монеты, а также получил первый опыт в искусстве гравировки.

Первый коммерческий опыт – торговля вином и сукном – не принес Карлу успеха. В 1803 году он обратился к художественному промыслу (вероятно, это были работы по золоту). Поступив в Мюнхене на имперский монетный двор, Беккер совершенствовал свое мастерство в изготовлении монетных печатей. Барон фон Шеллерсгейм однажды продал ему фальшивую золотую монету времен Римской империи. Беккер сразу распознал подделку и отправился к Шеллерсгейму. Барон не удивился: «Все правильно. Если чего-то не понимаешь, то не следует этим и заниматься». С этого момента, как признался много лет спустя сам Беккер, он стал фальшивомонетчиком.

Одна из монет Карла Беккера

Карл отдавал предпочтение золотым монетам, скупая те из них, которые имели широкое хождение и достать которые можно было без особого труда, а затем переплавлял их по античным образцам. Изучив приемы древних мастеров, Карл чеканил монеты вручную, то есть использовал так называемую двойную чеканку. Древние греки, когда чеканка получалась слишком слабой, прибегали к повторному использованию штампа, что приводило к появлению двойного контура. Изготовленная таким образом подделка выглядела как подлинная. И тем не менее нашелся человек, разоблачивший фальшивомонетчика. В 1806 году Георг Фридрих Кройцер, автор трудов об искусстве и литературе античности, «благодаря случаю» получил в руки доказательство того, что «искусный Беккер копирует греческие королевские монеты».

Беккер не внял предупреждению и спустя год настолько осмелел, что изобрел новую древнегреческую монету – антипатер. Карл много путешествовал по Швейцарии и Италии. Он гостил у Гаэтано Каттанео – директора миланского «монетного кабинета» Брера и умудрился продать ему свои монеты на 6986 лир. Беккер открыл в Мангейме антикварный магазин для «повышенных запросов». В числе его клиентов был князь Карл Фридрих Мориц фон Изенбург-Бирштейн. Князь нашел приятным общество удивительно образованного любителя античности. В 1814 году он пригласил Беккера в Оффенбах на должность библиотекаря и вскоре сделал его надворным советником.

К тому времени Беккер располагал надежной сбытовой сетью, в которой важная роль отводилась банкирским и торговым домам, среди них – Коллины в Оффенбахе, Джованни Рикарди в Венеции, Оппенгеймеры, и даже Ротшильды. Так, в 1806 году Беккер взял ссуду у фирмы «Мейер Амшель Ротшильд и сын» и погасил ее через пять лет фальшивыми монетами. Ротшильды подтвердили получение золотых монет словами: «Мы видим, что имеем дело с честным человеком».

Надворный советник Беккер считался блестящим собеседником с неисчерпаемыми знаниями в самых различных областях, и прежде всего, в истории искусств и нумизматике. К тому же он владел французским, итальянским, латынью и древнегреческим языками, что для фальшивомонетчика было необходимо.

В 1815 году Беккера навестил Иоганн Вольфганг фон Гёте, известный собиратель монет. В своем дневнике великий поэт сделал запись: «Надворный советник Беккер в Оффенбахе показал мне значительные картины, монеты и геммы, и при этом он никогда не отказывал в подарке гостю полюбившейся ему вещи». В книге «Искусство и древность» Гёте отметил: «Господин Беккер, высоко ценимый знаток монет и медалей, собрал значительную коллекцию монет всех времен, поясняющую историю его предмета. У него же можно увидеть значительные картины, бронзовые фигурки и другие древние произведения искусства различных видов».

Карл Вильгельм Беккер ни разу для своих подделок не использовал отливки с настоящих монет, каждый раз чеканя монеты заново. А это значит, что для 330 монет ему требовалось свыше 600 штампов.

Долгое время Беккер работал в одиночку. Только в 1826 году, когда он стал хуже видеть, что начало сказываться на качестве работы, фальшивомонетчик взял себе помощника – Вильгельма Циндера. К этому времени чеканка Беккера уже не была тайной. Над самыми трудными штампами, особенно для древнегреческих монет, он работал по 12 недель. Его серия фальшивых, или, как Беккер сам позднее говорил, «скопированных», монет охватывала период с VII века до Р.Х. до XVIII века. Среди них были монеты из Сицилии, Греции, Древнего Рима и его итальянских провинций, из Карфагена, Фракии, Македонии, Крита, Пергамона, Сирии, Финикии, Египта, монеты вестготов, Меровингов, Каролингов, германских императоров и епископов из Майнца.

Для того чтобы состарить монеты, Беккер разработал собственную технологию. На рессорах своей двуколки он разместил открытый бак, в котором вместе с металлической стружкой, пропитанной маслом, лежали монеты. Когда двуколка проезжала по брусчатке или по проселочной дороге, монеты покрывались пылью ли грязью и быстро старились. В дневнике Беккера часто встречается запись: «Опять вывозил свои монеты».

Продукция «пекаря античности», как стали называть Беккера, по тем временам представляла собой совершенные подделки. «Ему подвластно все: элегантная грация греков, строгая красота римского искусства, оригинальность и причудливость средневековых монет» – писал о Беккере Поль Эдель, французский эксперт-криминалист XIX века, специализирующийся в области искусствоведения.

Как отмечают эксперты, копии «пекаря античности» имели лишь один дефект: они были слишком совершенны, слишком правильны. Кроме того, его серебряные монеты имели сине-черный оттенок, который их как бы слегка затуманивал. Тем не менее многие современники Беккера были введены им в заблуждение.

Образцы для своих подделок надворный советник заимствовал из богатой коллекции князя фон Изенбург-Бирштейна. При этом нередко происходила подмена подлинников. Настоящие монеты Беккер продавал по весьма высоким ценам. Аналогичный прием Карл использовал, общаясь с другими, ничего не подозревавшими коллекционерами. Часто доверчивый партнер получал взамен своих подлинников подделки Беккера.

Юлиус Фридлендер, директор берлинского «монетного кабинета» с 1854 года, человек авторитетный в мире нумизматики, в посвящении отцу И.Г. Бенони Фридлендеру несколько строк написал о Беккере: «Он нашел в коллекции моего отца “свои” серебряные монеты, обрадовался и сказал, что это, наверняка, хорошие копии, раз в них поверил такой знаток! А на следующий день в качестве “доказательства” он прислал бронзовые экземпляры тех же монет, потому что тогда обстоятельства вынудили его признать, что изготавливает он античные монеты якобы для того, чтобы коллекционеры, которые не могут достать настоящие монеты, получили хотя бы их копии».

В 1820 году умер его хозяин, князь Карл фон Изенбург-Бирштейн. Для Беккера начались трудные времена. Все чаще он сталкивался с разоблачением своих подделок. Но никто не выдвигал против него официальных обвинений. В 1824 году Беккер выставил на продажу серию своих серебряных монет за 300 дукатов, а венскому кабинету министров предложил купить у него 510 штампов, заявив о том, что никогда не преследовал корыстных целей, что он является жертвой алчных торговцев, это они выдавали его копии за оригиналы. Однако австрийский министр финансов на сделку не пошел. И Карл Беккер продолжил изготовление штампов для новых монет. В Вене он встретился с неким Данцем, который предложил свои услуги в качестве продавца монет «на Востоке». В этом и кроется объяснение того, почему Беккер предложил венскому кабинету 510 штампов, в то время как позднее у него было обнаружено свыше 600 штампов.

В 1825 году появляется прокламация с предупреждением о фальшивках Беккера, а через несколько месяцев выходит в свет книга итальянца Доменико Сестини, посвященная современным фальсификациям монет. Для Беккера Сестини находит такие слова: «Этот человек обладает глубокими знаниями, к тому же он чрезвычайно одарен, талантлив и умел как гравер. Он изготовлял штампы для монет различных римских императоров и чеканил их из золота для того, чтобы поставлять английским коллекционерам. После этих первых операций Беккер продолжал изготовлять штампы редких монет, которые оказывались в королевском собрании в Париже. Во всех европейских музеях имеются беккеровские монеты».

По-видимому, в Оффенбахе обстоятельства складывались против бывшего надворного советника. В 1826 году он переехал в Бад-Хомбург, где жил весьма скромно. После того как торговцы отвернулись от Беккера: на его монетах уже нельзя было заработать. Даже штампы именитого мастера не находили покупателей. В 1829 году Беккер собирался предложить штампы за 5 тыс. дукатов прусскому королю. Но и эта попытка не удалась, так же как и предложение о продаже штампов русскому царю за 6 тыс. дукатов. В апреле 1830 года гениальный фальшивомонетчик скончался от инсульта.

Огромные цены, которые любители нумизматики готовы выплачивать за раритетные монеты, способствуют расширению бизнеса фальшивомонетчиков. В свою очередь, и уже известные подделки становятся раритетами. Есть специальная отрасль нумизматики: коллекционирование поддельных монет. Продукция известных мастеров-фальшивомонетчиков продается по вполне приличным ценам. Так, на проходившем во Франкфурте-на-Майне в 1972 году аукционе 11 монет, изготовленных Беккером, были проданы по цене от 180 до 800 немецких марок каждая.

Грегор Макгрегор – принц несуществуюшей страны

В середине 1820 года в Лондоне объявился шотландец Грегор Макгрегор. Без малого десять лет он провел в Южной Америке, героически сражаясь за независимость испанских колоний. В благодарность король Москитового берега провозгласил его касиком (или принцем) независимой страны Пояис и подарил ему более восьми миллионов акров земли.

Приехав в Англию, Макгрегор объявил, что собирается построить процветающую демократическую страну с государственными институтами и армией европейского образца. Но для осуществления грандиозных планов ему требуются люди и инвестиции. Он надеется на помощь британцев.

Высшее лондонское общество было заинтриговано яркой личностью Макгрегора. Вместе с женой Джозефой его принимали в лучших аристократических домах. Лорд-мэр английской столицы Кристофер Мэгней устроил официальный прием в честь высокого гостя в Лондонской ратуше. Леди и джентльмены с интересом слушали захватывающие рассказы Макгрегора о том, как он вместе с генералиссимусом Франциско Мирандой и Симоном Боливаром воевал за свободу Южной Америки.

Зимой 1821 года Макгрегор назначил майора Уильяма Джона Ричардсона полномочным послом Пояиса в Великобритании. Сэр Грегор переселился в Оук-Холл, владение Ричардсона в Эссексе. Касик устраивал званые обеды и принимал сановников, иностранных послов, министров и генералов. В лондонском районе Сити открылось представительство Территории Пояис (так официально называлось государство Макгрегора).

Сведения о заморской стране можно было почерпнуть из объемистого путеводителя «Заметки о Москитовом береге» с картой Пояиса. В нем говорилось, что бывшая испанская колония расположена на берегу Гондурасского залива, в трех-четырех днях плавания от Ямайки, тридцати часах от британского Белиза и восьми днях от Нового Орлеана. Пояис – это настоящий тропический рай. Страна богата плодородными землями, ценными породами деревьев, месторождениями золота и серебра. Здесь выращивают хлопок, кофе, сахарный тростник и другие теплолюбивые культуры. Дружелюбное, хотя и немногочисленное население, с уважением относится к британцам, ведь столицу Сент-Джозеф основали в 1730-х годах английские колонисты.

Макгрегор выпустил государственный займ в размере 200 тыс. фунтов стерлингов. На рынок ценных бумаг поступило 2000 облигаций Пояиса по 100 фунтов за штуку (в то время рабочий на лесопилке получал 20 фунтов в год). Британские финансисты охотно приобретали облигации Пояиса. Рынок Южной Америки после ухода испанцев становился все более привлекательным для инвестиций.

Грегор Макгрегор

Сэр Грегор утверждал, что принадлежит к старинному роду Макгрегоров, славящегося неукртимостью духа и упорством. Среди его предков – благородный разбойник Роб Рой. Еще один дальний родственник Грегора принимал участие в колонизации Панамы в конце XVII века. Отдавая ему должное, сэр Грегор решил большую часть колонистов набрать именно в Шотландии. Представительства Пояиса в Эдинбурге, Стирлинге и Глазго призывали жителей отправиться искать счастье к Москитовым берегам. В свободной продаже появились земельные сертификаты Территории Пояис. В отличие от облигаций они стоили не так дорого и были доступны простому шотландцу. Макгрегор разбогател.

10 сентября 1822 года судно «Гондурас пэкит» порта с 70 пассажирами на борту вышло из лондонского порта и взяло курс на Москитовый берег. Среди колонистов были доктора, юристы, клерки, и даже банкир. Макгрегор обещал им высокие государственные посты в своей стране. У многих переселенцев в сундучках лежали пачки долларов Пояиса. Эмигранты охотно меняли свои фунты на валюту загадочной страны. Самые дальновидные прикупили на всякий случай патенты офицеров.

22 января 1823 года еще одно судно – «Кеннерсли Касл» – готово было отправиться в плавание к дальним берегам. В шотландском порту близ Эдинбурга его провожал лично сэр Грегор. Взрывом ликования был встречен указ касика об отмене дополнительной платы за проезд женщин и детей. У всех было приподнятое настроение. Когда Макгрегор садился в шлюпку, чтобы вернуться на берег, эмигранты провожали его восторженными криками. Шотландцы гордились тем, что страной Пояис правит их соотечественник, боевой генерал сэр Грегор Макгрегор.

На борту «Кеннерсли Касл» находилось более 200 колонистов. Путешествие заняло два месяца, но время пролетело незаметно – в разговорах о новой жизни. Среди пассажиров было много фермеров, вложивших все свои сбережения в покупку земельных сертификатов Пояиса. Молодой шотландец Эндрю Пикен надеялся получить место директора национального театра и расспрашивал всех о городе Сент-Джозеф. Парень выяснил, что столица Пояиса расположена в нескольких милях от Черной реки, это типично европейский город: с ухоженными бульварами, красивыми зданиями, большой церковью, национальным и оперным театрами. Британские купцы не раз посещали Сент-Джозеф. Торговля хлопком, кофе, табаком, древесиной приносила им хороший навар. Сапожник из Эдинбурга поведал по секрету, что приглашен в Сент-Джозеф в качестве личного обувщика принцессы Пояиса, жены сэра Грегора. Семью он оставил в Шотландии, но как только построит дом, обязательно заберет ее к себе. Мечты, мечты, если бы они только осуществились…

Темной ночью 20 марта судно «Кеннерсли Касл» прибыло к месту назначения, бросив якорь у входа в лагуну. Матросы на шлюпках перевезли пассажиров и багаж на Москитовый берег. Странно, но колонистов никто не встречал.

На следующее утро переселенцы не нашли ничего из того, о чем так долго мечтали. Ни красивых домов, ни золотых приисков, ни плантаций, ни дружелюбного населения. Страны Пояис просто не существовало! Колонисты стали жертвой грандиозной аферы, которую провернул не кто иной, как уважаемый сэр Грегор Макгрегор. Невозможно даже вообразить, каким страшным ударом было для них это открытие.

На Москитовом берегу шотландцы повстречали собратьев по несчастью, прибывших из Лондона на судне «Гондурас». Они устроились под навесами из тростника и бамбука. Лондонцы рассказали, что столица Сент-Джозеф представляет собой несколько полуразрушенных хибар, сохранившихся с прошлого века после неудачных попыток британских колонизаторов освоить побережье. Никаких поселений поблизости нет. Правда, в джунглях обитает племя индейцев москито. Климат здесь тропический, земля заболочена, вода отвратительного качества. Полчища мошкары разносят болезни.

Единственным «официальным» лицом среди колонистов был подполковник Гектор Холл из Лондона. Макгрегор удостоил его громкого титула барона Тинто и назначил на должность вице-губернатора Сент-Джозефа и его окрестностей. Конечно, титул и должность теперь ничего не значили, но эмигранты видели в Холле своего спасителя. К сожалению, «Кеннерсли Касл» уже отправился в обратное плавание, так что на скорое возвращение домой рассчитывать не приходилось. Гектор Холл выставил на берегу наблюдательный пост, чтобы вовремя подать сигнал проходящему мимо судну.

Условия для европейцев были просто невыносимые. У многих колонистов не выдерживали нервы, начались раздоры. Свирепствовали тропические болезни. Люди умирали семьями. Один ослабевший джентльмен, понимая, что дни его сочтены, предпочел застрелиться. Другой поселенец погиб, переплывая через лагуну, – его схватил за ногу крокодил.

Лишь в конце мая 1823 года судно «Мексикан Игл» британской колонии Белиз обнаружило несчастных переселенцев. Выслушав печальный рассказ измученных людей, генерал-губернатор Белиза Беннет заметил, что никогда не слышал о Пояисе. Он распорядился доставить пострадавших в британскую колонию. Судно приняло на борт шестьдесят человек. Позже забрали остальных.

В тропическом Белизе положение колонистов было немногим лучше. Больницы оказались переполнены, не хватало лекарств. Тем не менее несколько эмигрантов пожелали остаться в Южной Америке, среди них – Гектор Холл. Большинство же предпочло вернуться на родину на судне «Оушн», отплывшем в Британию 1 августа 1823 года.

Через 72 дня «Оушн» причалил в порту Лондона. Изнурительное морское путешествие выдержали далеко не все. Домой вернулись живыми и невредимыми лишь 50 человек. На следующее утро британские газеты рассказали о злоключениях переселенцев.

Самое удивительное, уцелевшие колонисты продолжали верить Макгрегору. Так, Джеймс Хасти, потерявший во время экспедиции двоих детей, в книге воспоминаний всю вину возложил на окружение касика, а также журналистов, распространявших ложную информацию. Если бы сэр Грегор отправился вместе с ними, уверял Хасти, все бы сложилось иначе.

Кем же был Грегор Макгрегор? В разное время он выдавал себя за португальского аристократа, шотландского баронета, непревзойденного военного стратега, испанского рыцаря древнего рода и главу правительства независимой Флориды. Грегор родился 24 декабря 1786 года в Эдинбурге в семье капитана Дэниэла Макгрегора и Энн Остин.

Грегор действительно участвовал в войне на полуострове в Испании, после чего вернулся в Эдинбург. Он был прирожденным искателем приключений. В 1811 году Макгрегор перешел на сторону венесуэльских повстанцев и героически сражался в Латинской Америке за независимость испанских колоний. Легендарный Симон Боливар был настолько поражен отвагой и военным искусством шотландца, что произвел его в генералы. Позже он разрешил Грегору взять в жены его племянницу Джозефу.

В 1820 году, когда кровопролитные сражения остались позади, Макгрегор вместе с ближайшим окружением поселился на Москитовом берегу. Он втерся в доверие к местному королю Джорджу Фредерику Огастусу. Во время пира с обильными возлияниями правитель не глядя подмахнул дарственную, по которой Макгрегор получал в вечное пользование более восьми миллионов акров земли Карибского побережья! Шотландец вместе с женой отбыл в Британию. Поселившись в Лондоне, Макгрегор провозгласил себя Грегором Первым, касиком Территории Пояиса, как он назвал придуманную им страну.

По-видимому, Макгрегор и сам начал верить в реальность Пояиса. Так, он обвинил генерал-губернатора Белиза в незаконном вмешательстве во внутренние дела независимого государства и присвоении чужих земель.

В 1839 году, после смерти жены, Макгрегор вернулся в Венесуэлу. Здесь его встретили как героя освободительной войны, назначили хорошую пенсию. Жил он безбедно, даже написал автобиографию, в которой, конечно, многое приукрасил. Грегор Макгрегор умер в ночь с 3 на 4 декабря 1845 года. Его имя было увековечено на гигантском монументе, воздвигнутом в Каракасе в честь героев, сражавшихся за независимость Венесуэлы.

«Слово о полку Игореве» Антона Бардина

В 1812 году в огне Московского пожара погибло уникальное «Собрание российских древностей» графа А.И. Мусина-Пушкина. В состав этого собрания входил замечательный памятник древнерусской книжности – Спасо-Ярославский хронограф, содержавший величайшее произведение «Слово о полку Игореве».

Через три года неизвестный экземпляр рукописи «Слова…» удалось приобрести Алексею Федоровичу Малиновскому, бывшему в то время начальником Московского архива коллегии иностранных дел, членом-редактором Комиссии по печатанию Государственных грамот и договоров, членом Российской Академии наук. Надо ли говорить о той радости, какую испытал Малиновский, еще недавно горевавший, что подлинник утрачен навсегда. Он сразу же начал готовить приобретенный список «Слова» к изданию.

Малиновский писал графу Николаю Петровичу Румянцеву: «Случай доставил мне другой древнейший список “Слова о полку Игореве…” В последних числах мая сего 1815 года московский мещанин Петр Архипов принес мне харатейный свиток и продал за сто семьдесят рублей; на вопрошения мои, откуда он достал его, я получил ответ, что выменен иностранцем Шимельфейном на разные вещицы в Калужской губернии у зажиточной помещицы, которая запретила ему объявлять о ее имени. Сей древний свиток заключал в себе “Слово о полку Игореве”, переписанное в 1375 году, в Суздале, монахом Леонтием Зябловым, на одиннадцати пергаментных листах».

Далее сообщалось, что «Пергамент очень цел… Весь столб удивительно сохранен и через четыреста сорок лет ни малейшего повреждения не потерпел от времени», что чернила, которыми написан текст рукописи, уже выцвели, «но четкость удержана через миндальное масло, которым весь столб напитан».

Титульный лист первого издания «Слова о полку Игореве»

Характеризуя «находку», Малиновский отмечал: «Почерк букв настоящий, уставный… По сличению сего текста с изданною в печати песнею, не оказывается никакой действительной в смысле разницы, ниже прибавки, кроме изменения в правописании и выговоре; но много есть писцовых ошибок и недописок. После же аминя приписано следующее: Написася при благоверном и великом князе Дмитрие Константиновиче Слово о походе плъку Игореве, Игоря Святъславля, внука Ольгова, колугером убогим Леонтием, по реклу Зябловым, в богоспасаемом граде Суздале, в лето от сотворения мира шесть тысящь осьм осемьдесят третьего».

Однако к приобретению Малиновского государственный канцлер Николай Петрович Румянцев отнесся с недоверием и скептицизмом. Историк и писатель Николай Михайлович Карамзин также полагал, что найденный список подложный. Сам Малиновский, будучи хорошим палеографом и археографом, в подлинности рукописи не сомневался.

В ноябре 1815 года еще один неизвестный науке список «Слова» приобрел на московском книжном рынке граф А.И. Мусин-Пушкин. Восторженный граф приехал в Общество истории и древностей российских при Московском университете и не скрывал своего торжества. «Драгоценность, господа, приобрел я, драгоценность!..» – «Что такое?» – «Приезжайте ко мне, я покажу вам». О том, что произошло дальше, рассказал историк Михаил Петрович Погодин: «Поехали после собрания. Граф выносит харатейную тетрадку, пожелтелую, почернелую… список “Слова о полку Игореве”. Все удивляются. Радуются. Один Алексей Федорович Малиновский показывает сомнение. “Что же вы?” – “Да ведь и я, граф, купил список подобный!..” – “У кого?” – “У Бардина”. При сличении списки оказались одной работы».

Два известнейших московских коллекционера и знатока древностей приобрели поддельные списки «Слова о полку Игореве», выполненные известным московским антикваром Антоном Ивановичем Бардиным. Причем Мусин-Пушкин, как и Малиновский, был абсолютно уверен в подлинности своего приобретения.

Московского купца Бардина, торговца стариной, хорошо знали в ученых и собирательских кругах Москвы. Отзывы его современников дают возможность утверждать, что он был знатоком рукописного и книжного наследия, старинных вещей, икон. В его антикварную лавку захаживали практически все российские историки. Антон Иванович не только торговал старинными манускриптами, но и изготовлял их копии. О том, когда начал промышлять подделками московский купец, можно только догадываться – вероятно, в начале XIX века. В то время знатоков были единицы, а собирателей старины – множество. Собиратели по большей части всегда были дилетантами, вынужденными доверять знатокам, а имея дело с любителем, трудно удержаться от соблазна и не воспользоваться своим профессиональным превосходством.

Спрос на древние рукописи заметно вырос после войны 1812 года, и Бардин поставил дело на поток – специальная мастерская занималась изготовлением «состаренного» пергамена (особым образом обработанная телячья кожа), соответствующих переплетов и застежек. Антон Иванович подделывал рукописи не ради забавы, а для извлечения доходов.

В начале XIX века были обнаружены десятки произведений древнерусской литературы, причем многие – в достаточно поздних списках. А исследователи и публикаторы мечтали найти рукопись, относящуюся к эпохе создания памятника. Бардин держал нос по ветру. Он не создавал текстов, которые «ранее не были известны», как это делал Сулакадзев, но для своего времени мастерски подделывал рукописи уже известных памятников, выдавая их за «варианты», и выгодно сбывал их. В начале XIX века изготовление фальшивых рукописей стало доходным делом.

Почти все подделки Бардин писал на пергамент, который предварительно обрабатывал, чтобы придать ему древний вид. Антон Иванович знал, что до конца XIV века пергамен господствовал в рукописях. Древнерусские сочинения «Слово о полку Игореве», «Русская правда», «Поучение Владимира Мономаха», «Сказание о Борисе и Глебе» относились к XI–XII векам, поэтому мистификатор смело писал их на пергамене. Только одна подделка Бардина была сделана на бумаге – «Устав о торговых пошлинах 1571 года». Антон Иванович использовал для его изготовления старую бумагу XVII века, позаимствовав ее из подлинной рукописи.

Бардин применял в работе как новый пергамен, предварительно обработанный и состаренный, так и старинный, со смытым текстом. Для большего удревнения вида рукописи Бардин придавал ей форму свитка или столбца. Рукописи книжной формы имели переплет из досок, обтянутых кожей.

Антиквар-книгопродавец нередко украшал свои книги заставками и миниатюрами. Для письма вязью он использовал как киноварь (окись ртути), так и золото. Бардин наносил буквы особыми, «выцветшими» чернилами. Почерки того времени удавались фальсификатору лучше всего. Антон Иванович использовал все типы древнерусских почерков: устав, полуустав и скоропись. Однако он не видел разницы между уставом XII и XIV веков. А ведь устав менялся с течением времени, в каждом веке приобретая свои отличительные признаки. Бардин допускал серьезную ошибку, смешивая разновременные начертания букв.

Отсутствие необходимого образования и хорошего уровня знаний в области лингвистики стали причиной целого ряда описок, допущенных Бардиным при создании поддельных списков, в том числе и «Слова о полку Игореве». Так, например, он написал «Славою» вместо «славию», «жита» вместо «живота», «Клим» вместо «кликом» и т. п. Все это позволило филологу Михаилу Сперанскому вывести его на чистую воду.

Выдающийся филолог Михаил Нестерович Сперанский полагал, что в этом нельзя видеть «развязанность фальсификатора, уверенного, что его подделка не будет раскрыта покупателем». Бардин «делал копии в старинном стиле с рукописей и потому не стеснялся выставлять на них свое имя. Тут, стало быть, никакого желания обмануть не было, а был только антикварный курьез, который так или иначе окупал его труд и давал ему прибыль» и при этом позволял ему оставаться честным человеком.

Все созданные Бардиным рукописи нашли своих владельцев. Среди его клиентов были ученые, государственные деятели, купцы, коллекционеры, представители разных социальных групп и слоев. Многие, подобно историкам и археографам К.Ф. Калайдовичу и П.М. Строеву, знали, что приобретают подделку, но покупали ее как материал, как курьезные и любопытные вещи, отражающие общественное настроение, отношение и интерес к отечественной старине. Немало рукописей приобрел у антиквара историк Михаил Погодин, оставивший самые полные сведения о знаменитом московском фальсификаторе.

Московский купец Антон Иванович Бардин умер в 1841 году. В некрологе в журнале «Москвитянин» Михаил Погодин отметил, что «покойник А.И. Бардин был мастер подписываться под древние почерки».

Афера камергера Александра Политковского

В начале февраля 1853 года в Петербурге хоронили тайного советника, камергера Двора Его Императорского величества Александра Гавриловича Политковского. Гроб с телом покойного был выставлен для прощания в самом большом зале его дома. Отдать последнюю дань коллеге пришли члены комитета о раненых, чиновники военного министерства. Около дома постоянно дежурила толпа людей. Многие плакали.

Все было чинно до того момента, когда один из бывших подчиненных Политковского, циник и прожигатель жизни Путвинский, склонившись над гробом, вдруг не хлопнул усопшего по животу и не воскликнул: «Молодец, Саша! Пировал, веселился и умер накануне суда и каторги! А нам ее не миновать!» Слова его в тот же день разлетелись по всему Петербургу. Многие решили, что Путвинский находился в сильном подпитии, и даже чуть ли не в белой горячке.

Для отпевания гроб с покойным чиновником перевезли в Никольский морской собор. На роскошном катафалке, окруженный орденами на атласных подушечках, гроб был оставлен открытым в ожидании церемонии отпевания, запланированной на 4 февраля. Однако следующий день произошли события, взбудоражившие весь Петербург. Около полудня полицейский отряд прибыл в Николаевский собор и освободил его от публики. Гроб сняли с катафалка, покойника переодели в обычный фрак и перевезли на отпевание на Выборгскую сторону, в храм на окраине. Камергерский мундир и ордена тайного советника Политковского были отправлены в резиденцию полицмейстера. Распоряжением властей была запрещена публикация большого некролога Политковского в газете «Русский инвалид».

Меры, направленные на забвение памяти усопшего, показались обществу того времени неслыханными. Что же произошло и чем провинился перед государством чиновник?

Александр Гаврилович Политковский родился в 1803 году в дворянской семье среднего достатка. После учебы в пансионе при Московском университете, он поступил на службу в цензурный комитет Министерства внутренних дел. Его современник В. Инсарский так отзывался о Политковском: «…это был небольшой, пузатенький, черноватый господин, не представлявший в своей наружности ничего замечательного, за исключением манер, самоуверенных в высшей степени».

В начале тридцатых годов Политковский оказался в числе любимцев генерала Александра Чернышева, вскоре получившего пост военного министра. Политковский был назначен директором канцелярии комитета «18 августа 1814 года», призванного заботиться о ветеранах и инвалидах Отечественной войны 1812 года. Этот комитет оплачивал проезд раненых и больных солдат и офицеров, назначал пенсии военным инвалидам и приходовал деньги, поступавшие от благотворителей.

Политковский оказался самым молодым работником комитета о раненых. Он был деятелен, энергичен, всегда откликался на беду людей. Александр Гаврилович получил звание камергера, был награжден орденами. Со временем Политковский сделался тайным советником, в 1851 году он удостоился особого нагрудного знака за 30-летнюю безупречную службу.

Директор канцелярии жил открытым домом. Молодые люди искали протекции, купцы подходили с разнообразными коммерческими предложениями, люди богемы просили помочь деньгами, наконец, родовитые дворяне находили в доме Политковского серьезную карточную игру. Карты были общей страстью того времени. Политковский выигрывал иногда до 30 тысяч рублей за вечер.

Казалось, ничто не угрожало благополучию Александра Политковского. Его покровитель, генерал Чернышев, в 1848 году был назначен председателем Государственного совета. За все время пребывания Чернышева на посту военного министра Государственный контроль ни разу не проверил отчетность комитета о раненых. Кассу комитета и отчетную документацию проверяли только аудиторы самого министерства. У них претензий никогда не возникало.

Проблемы у Политковского начались лишь в конце 1852 года в связи с отставкой Чернышева от должности министра. Передача дел требовала проверки всего министерства, находившегося под управлением одного человека двадцать лет. Теперь никто не мог защитить Политковского от ревизии Государственного контроля.

В канун 1853 года аудиторы неожиданно пришли в комитета о раненых и изъяли для проверки кассовые книги. Они обнаружили недостачу в 10 тыс. рублей. Разгневанный Политковский обвинил Государственный контроль в умышленном манипулировании цифрами; дескать, годовой баланс на момент проверки сверстан не был, а отсутствие кассовых книг, изъятых проверяющими, не позволяет этого сделать. А без сведения баланса говорить о недостаче нельзя, поскольку деньги постоянно находятся в движении. Он запретил аудиторам входить в помещения комитета до тех пор, пока они не вернут кассовые книги. В свою очередь, аудиторы добивались допуска для проверки всех финансовых документов. Политковский, ссылаясь на материалы внутренних проверок министерства, доказывал, что такая масштабная проверка остановит работу комитета.

В Военном министерстве никто не допускал умышленной кражи «инвалидных денег». Если Политковский и в самом деле был виновен в пропаже денег, он мог спокойно возместить недостачу из своих средств, и все на этом бы закончилось. Но аудиторы, подозревая, что в случае возврата кассовых книг в них будут сделаны исправления, призванные подогнать результат к правильной цифре, отказались вернуть документы в комитет. Фактически, бухгалтерия комитета оказалась под арестом и не могла продолжать работу. Между Государственным контролем и комитетом о раненых возникла переписка о путях выхода из сложившегося тупика.

В течение января 1853 года шла официальная переписка по этому вопросу, конец которой положил председатель комитета о раненых генерал-адъютант Ушаков, заявивший, что проверка должна пройти в полном объеме. Политковский был вынужден подчиниться, но попросил день для подготовки к встрече проверяющих. Генерал ему в этом отказал.

Проверка была назначена на 30 января 1853 года, но утром Политковский известил запиской, что заболел и не может явиться на службу. Ключи от архива и кассы находились у него. Аудиторы сообщили генералу Ушакову, что взломают замки, если им не обеспечат допуск к финансовым документам. Председатель комитета отправил к Политковскому курьера с письмом, в котором обязал директора канцелярии либо явиться на службу, либо передать дежурному офицеру ключи. Утром следующего дня стало известно, что Александр Политковский скончался.

В столице скандал с проверкой кассы комитета живо обсуждался. Политковского жалели, к его телу началось настоящее паломничество ветеранов и инвалидов, которые считали себя обязанными этому прекрасному человеку. О причинах смерти говорили разное. Политковский был гипертоником и часто жаловался на сердце. Вместе с тем появилась версия о самоубийстве ядом.

Утром 3 февраля начальник счетного отделения комитета о раненых Тараканов и казначей Рыбкин сами пришли к начальнику комитета генералу Ушакову и сделали заявление о существующей в инвалидном фонде недостаче. Во всех грехах они обвинили Политковского, побуждавшего их к подлогу; в поданной генерал-адъютанту докладной записке обосновывалась величина похищенного – до 1 млн 100 тыс. рублей серебром.

Генерал Павел Николаевич Ушаков

Генерал-адъютант опечатал денежный сундук и помещение кассы. Вместе с членами комитета он устроил обыски в квартирах проворовавшихся бухгалтеров. У Рыбкина изъяли 47 120 руб., а в кабинете Тараканова нашли всего 30 рублей.

В конце дня генерал явился в министерство и написал доклад. Утром 4 февраля военный министр доложил императору о чрезвычайном происшествии. Разгневанный Николай I потребовал немедленного разжалования всех членов комитета о раненых, их ареста и предания суду. Для выяснения всех обстоятельств дела император повелел генерал-адъютантам Игнатьеву и Анненкову провести тщательное дознание. Император отдал распоряжение отменить все траурные мероприятия в Никольском соборе, конфисковать ордена покойного, лишить его камергерского мундира.

Суть махинаций Александра Гавриловича Политковского с деньгами комитета о раненых состояла в следующем. Движение сумм, выделенных на лечение раненых, их проезд, расчет по увольнению, пенсии, определялось документацией, подготовкой которой занималась канцелярия комитета. Иными словами, все необходимые для начисления денег справки, отношения, выписки, требования было сосредоточено в руках Политковского. Еще в самом начале своего руководства канцелярией он обнаружил, что можно безнаказанно забирать из кассы деньги, которые выдавались под любой официально оформленный и правильно поданный документ. Сами же документы, совершив круг по канцеляриям министерства, в конце концов возвращались к Политковскому. То есть Александр Гаврилович сам оформлял документы, сам их проверял и сам себе вручал на хранение.

Поначалу мошенник действовал осторожно и лишь завышал расходную часть. То есть в документах, предназначенных для внутреннего оборота в Военном министерстве, он указывал денежные суммы, более тех, что реально следовало перечислить нуждающемуся. В дальнейшем его росписка в получении денег фальсифицировалась, либо попросту изымалась из дела, в результате чего любая проверка показала бы, что пенсионер-инвалид получил всю причитающуюся ему сумму.

Но для того чтобы украсть подобными приписками даже 100 тыс. рублей, потребовалось бы сфальфицировать тысячи документов. И Политковский принялся фабриковать пенсионные дела на инвалидов от начала до конца. Обращений самих инвалидов никогда не существовало, и деньги для них никуда не отсылались. Но по документам комитета дело выглядело таким образом, будто человек был ранен, затем лечился, уволился из армии с выходным пособием и за счет казны вернулся к себе на родину. Канцелярия комитета о раненых вступала в переписку с другими службами Военного министерства по поводу судьбы инвалида, и все начисления производились официально.

Понятно, что такую грандиозную аферу Политковский не мог совершить один. Ему помогали заместитель директора канцелярии комитета титулярный советник Путвинский, который заводил липовые персональные дела; начальник счетного отделения коллежский советник Тараканов, закрывавший глаза на нарушения в оформлении дел и производил начисления денег до подписания военным министром приказа об увольнении военнослужащего; и, наконец, казначей – надворный советник Рыбкин, непосредственно выплачивавший деньги. Задача самого Политковского сводилась к четкой организации процесса, устранению угроз со стороны аудиторов, распределению ворованных денег и визированию документов у начальника комитета.

По велению императора председателем судной комиссии был назначен генерал-фельдмаршал Паскевич. Суд признал доказанной величину растраты, выявленной независимыми аудиторами, равной 1 млн 120 тыс. рублей серебром. Лица, виновные в хищениях, лишились дворянского звания и имущества. Тараканов и Путвинский были разжалованы в рядовые и зачислены на военную службу, Рыбкин, несмотря на сотрудничество со следствием и судом, подвергся «гражданской казни» и сослан в Сибирь на поселение.

«Портрет Бенивьени» Джованни Бастианини

…Генеральный директор Императорских музеев граф де Ньеверкерк мог быть доволен собой: он выиграл торг, назначив цену 13 912 франков за превосходный бюст поэта и философа Джироламо Бенивьени, друга Савонаролы и последователя Петрарки. Бюст неизвестного итальянского скульптора эпохи Ренессанса прекрасно сохранился, и на аукционе вокруг него разгорелись нешуточные страсти. Последним сдался барон де Трикети, доверенное лицо герцога де Омаль.

Итак, в 1866 году Лувр обогатился еще одним первоклассным произведением итальянского искусства. Через некоторое время «Портрет Бенивьени» был выставлен в одном из парадных залов Лувра в серии произведений крупнейших мастеров скульптуры эпохи Возрождения. Эта «безусловно подлинная» работа неизвестного мастера XV века вызвала восторг публики и специалистов. Вот как описывали шедевр искусствоведы: «Терракотовый бюст пожилого мужчины в одеянии итальянского ученого эпохи Ренессанса. Высокий лоб прекрасной энергичной лепки, умные, пытливые и в то же время какие-то вопрошающие и скорбные глаза с припухшими веками и приподнятыми к переносице бровями, очень характерное лицо, отмеченное яркой, неповторимой индивидуальностью, – все говорит о незаурядной личности изображенного. С тыльной стороны, внизу виднеется выдавленная еще по свежей глине надпись: HIER mus BENIVIENI».

Бюст Бенивьени

Этот портрет хорошо знали все парижские ученые, критики, антиквары и любители искусства. В 1864 году де Ноливо, собиратель и агент многих парижских коллекционеров, приобрел его у флорентийского антиквара Джованни Фреппа всего за 700 франков.

Именно в доме де Ноливо многие знатоки познакомились с портретом Бенивьени. Летом 1865 года портрет-шедевр демонстрировался на выставке старинного искусства во Дворце промышленности. Рецензенты парижских газет и журналов не скупились на похвалы. Известный историк искусства Ренессанса Поль Манц в своем отзыве о выставке особо выделил портрет флорентийского поэта, как произведение несомненной подлинности и высоких художественных достоинств. Иностранные журналы опубликовали сообщения своих парижских корреспондентов и фотографии скульптуры.

По поводу «Портрета Бенивьени» было написано множество статей и научных исследований, в которых делались различные гипотезы о возможном авторе скульптуры. Назывались имена крупных итальянских ваятелей XV века – Донателло и Вероккио, Мино да Фьезоле и Антонио Росселлино. Но на портрете изображен пожилой человек, а все эти художники умерли, когда Бенивьени не достиг пятидесятилетнего возраста. Поль Манц упомянул имя живописца Лоренцо ди Креди, доброго знакомого Бенивьени. Однако никаких доказательств в защиту своей версии не представил, да и вообще неизвестно, занимался ли ди Креди когда-нибудь скульптурой. Решение вопроса затруднялось и тем, что до нашего времени не сохранилось ни одного изображения Бенивьени.

После первых недель шумного успеха неожиданно пошли гулять слухи, будто «Портрет Бенивьени» – фальшивка. Неизвестно, как долго бы это продолжалось, если бы в декабре 1867 года в «Хронике искусств» не появилось сообщение из Флоренции: «Антиквар Джованни Фреппа заверяет, что бюст Бонивьени исполнен по его заказу в 1864 году итальянским скульптором Джованни Бастианини и что он, Фреппа, заплатил ему за работу 350 франков. Моделью послужил рабочий табачной фабрики Джузеппе Бонаюти. При продаже скульптуры г-ну де Ноливо антиквар якобы и не пытался убедить покупателя, что это скульптура XV века, хотя, с другой стороны, и не сказал ничего о ее подлинном авторе».

Возмущенный граф де Ньеверкерк заявил, что утверждение синьора Фреппы – ложь и злобная клевета итальянских националистов, которым не дает покоя тот факт, что выдающийся памятник итальянского искусства принадлежит Лувру.

Журналисты подхватили эту версию: выпад Фреппа не что иное, как хитрая интрига и акт мести итальянских торговцев древностями. Дело в том, что де Ноливо обещал при перепродаже «Бенивьени» доплатить Фреппа тысячу франков, но не сдержал слова. Правда, некоторые искусствоведческие издания осторожно обмолвились, что слова флорентийского антиквара заслуживают если не доверия, то хотя бы проверки. Но большинство пребывало в уверенности, что портрет Джироламо Бенивьени исполнен рукой выдающегося скульптора эпохи итальянского Возрождения.

А между тем настоящий автор бюста Джованни Бастианини был их современником и творил во Флоренции. Его отец работал на каменоломнях в Камерата близ Фьезоле. В пятнадцать лет Джованни покинул родной дом и поступил в ученики к флорентийскому ваятелю Джироламо Торрини, а затем помогал Пио Феди. Постигнув азы мастерства, молодой скульптор приступил к самостоятельной работе, но, несмотря на все старания, его творчество никого не интересовало. Лишь изредка Джованни удавалось подработать реставрацией старинных памятников.

В 1848 году на него обратил внимание известный во Флоренции торговец древностями Джованни Фреппа. Он сразу же оценил талант Бастианини и, самое главное, увлечение молодым скульптором искусством Ренессанса.

В первой половине и середине XIX столетия художники-романтики, критики, коллекционеры, любители искусства, а вслед за ними антиквары и торговцы «открыли» для себя искусство XV века, ранний Ренессанс. Цены на произведения этого периода резко подскочили; собиратели и музеи усиленно разыскивали картины и скульптуры полузабытых, а ныне возрожденных мастеров. Практичный торговец Джованни Фреппа почуял здесь возможность наживы и, поскольку стесненное положение Бастианини было очевидным, предложил ему аванс и заказ на небольшую статуэтку в стиле кватроченто.

Бастианини великолепно усвоил приемы художников XV века. За первым заказом антиквара последовал другой, третий… Скульптор трудился без выходных. Фреппа и некоторые другие торговцы сумели авансами и посулами будущих заработков крепко привязать к себе молодого скульптора. Из мастерской Бастианини выходили статуи, портретные бюсты и камины «в стиле Ренессанс». У него практически не было времени для работы над портретами, статуями или декоративными скульптурами, которые он подписывал своим настоящим именем.

Торговцам антиквариатом не составляло труда «пристраивать» его фальшивки в крупнейшие музеи и частные собрания Флоренции, Рима, Лондона, Парижа, Вены, Будапешта и других городов Европы. Большую часть выручки торговцы, конечно, оставляли себе, а скульптору платили жалкие гроши…

Итак, заявление Фреппа о том, что «Портрет Бенивьени» сотворил Бастианини, вызвало грандиозный скандал. Особенно были возмущены специалисты. Известный скульптор Эжен Луи Лекен публично поклялся: «Я готов до конца дней своих месить глину тому, кто сумеет доказать, что он – автор бюста Бонивьени». Генеральный директор Императорских музеев де Ньеверкерк пообещал: «Я заплачу пятнадцать тысяч франков тому, кто создаст парный к “Бонивьени” бюст». Лекен опубликовал большую статью, в которой совершенно «научно» доказал, исходя из особенностей старинной и новой техники скульптуры, что обсуждаемая скульптура «безусловно древняя».

В своих самонадеянных заявлениях Лекен и Ньеверкерк были, однако, не очень осторожны. Бастианини легко опровергнул Лекена, пытавшегося, исходя из особенности старинной и новой техники скульптуры, отрицать авторство своего современника.

Нетрудно предположить, чем кончилась бы эта полемика, но судьба неожиданно спутала все карты. 29 июня 1868 года Джованни Бастианини скоропостижно скончался. Лишь после его смерти выяснились многие обстоятельства его трудной жизни.

Что же касается дискуссии о «Портрете Джироламо Бенивьени», то смерть Бастианини уже не могла повлиять на ее исход. Рабочие табачной фабрики подтвердили, что на портрете изображен их товарищ Джузеппе Бонаюти. Один из флорентийских художников засвидетельствовал, что застал в 1864 году Бастианини во время работы над «Портретом Бенивьени». Наконец, последним доводом в пользу авторства Бастианини мог служить эскиз головы «Бенивьени», обнаруженный после смерти скульптора в его мастерской.

«Загадка Бенивьени» перестала существовать. Портрет флорентийского философа был перенесен из Лувра в Музей декоративного искусства, где занял место рядом с другими знаменитыми подделками.

Дело о фальшивом лорде

Об этой удивительной истории в свое время много писали английские газеты. История казалась столь невероятной, что обыватели еще долго обсуждали ее перипетии.

Роджер Чарльз Дугти Тичборн родился в 1829 году в Париже в семье англичан, сэра Джеймса и леди Генриетты Фелисити Тичборн. До пятнадцати лет наследник одного из старейших британских аристократических родов воспитывался во Франции, где жил вместе с матушкой.

По возвращении в Англию Роджера сразу отдали в иезуитский колледж Стоунхерста. Наследнику была уготована жизнь, полная роскоши и удовольствий. В 1849 году он вдруг поступил на службу в армию, в шестой гвардейский драгунский полк. Однако суровая военная дисциплина Тичборну не понравилась, и он вышел в отставку.

А потом Роджер влюбился в свою кузину Кэтрин Дугти. Чувство осталось безответным и, вопреки воле родителей, двадцатипятилетний Тичборн отправился путешествовать по Южной Америке. Он охотился на диких животных и посылал на родину чучела птиц и шкуры зверей. В письмах матери Роджер подробно рассказывал о своих приключениях.

Утром 30 апреля 1854 года Роджер отплыл из Рио-де-Жанейро в Нью-Йорк на шхуне «Белла». Во время путешествия судно попало в жестокий шторм и затонуло. Все произошло настолько стремительно, что спастись никому не удалось. Лишь шлюпку «Беллы» выбросило на берег.

Компания Ллойд в Лондоне заплатила семье Тичборнов большую сумму, полагавшуюся по страховому полису Роджера, и заказала церковную поминальную службу о трагически погибшем молодом человеке.

Но Генриетта Тичборн отказалась поверить в смерть сына. Она утверждала, что общается с Роджером на высшем, мистическом уровне. По требованию леди Тичборн парадная лестница усадьбы по ночам ярко освещалась, для того чтобы Роджеру было легко найти в темноте дорогу. Джеймс Тичборн по мере сил боролся с недугом жены, но в 1862 году он умер. Через четыре года скончался последний ребенок леди Генриетты. Она посвятила себя поискам пропавшего сына.

Леди Тичборн наняла сыщиков, которые рыскали по портовым тавернам разных городов и стран, собирая любые сведения о пропавшей шхуне «Белла». Она разместила объявления в газетах по всему миру, обещая щедрое вознаграждение за любую информацию о пропавшем сэре Роджере, наследнике огромного состояния семьи Тичборнов, девятого по богатству в Англии.

В мельбурнской газете промелькнула информация, будто нескольким членам экипажа «Беллы» удалось спустить шлюпку на воду и дойти на веслах до берегов Австралии. В начале 1865 года леди Тичборн отправила письмо в Сидней мистеру Кьюбитту, специалисту по поиску пропавших моряков. Он разместил в австралийских газетах объявления о сэре Роджере.

И вот 9 октября того же года Кьюбитт получил письмо от мистера Гиббса, адвоката из Вагга-Вагга, сообщавшего, что один из его клиентов, Томас Кастро, возможно, является разыскиваемым Роджером Тичборном, правда, живет он под чужим именем.

В городке Вагга-Вагга все друг друга знали. С Томасом Кастро, разорившимся владельцем мясной лавки, Гиббс частенько выпивал в местном кабачке. Когда адвокат прочел в газете объявление о пропавшем сэре Роджере, он сразу вспомнил о своем приятеле Кастро. Мясник как-то признался, что происходит из очень знатной семьи, но вынужден это скрывать.

Томас Кастро особой честностью не отличался. Он крал лошадей, продавал ворованное мясо. Поэтому Гиббсу не составило труда убедить его откликнуться на объявление леди Тичборн. Кьюбитт оповестил английскую аристократку о том, что ее сын нашелся, но ему нужны средства, чтобы вернуться на родину.

Для Кастро первым мотивом его самозванства было желание как можно быстрее получить деньги и потом с ними скрыться. Но леди Тичборн не спешила высылать деньги. Прежде она хотела убедиться, что Томас Кастро действительно тот, за кого себя выдает. Она отправила Кьюбитту письмо, в котором подробно описала своего сына и сообщила об обстоятельствах исчезновения шхуны «Белла». Кьюбитт передал послание адвокату Гиббсу, а тот, по простоте душевной, зачитал письмо Кастро.

Узнав, что сэр Роджер был католиком, Кастро с молодой женой Мэри Энн, неграмотной служанкой, венчался по католическому обряду. Томас посетил несколько библиотек, где ознакомился с книгами о старинных аристократических родах Англии, из которых почерпнул немало полезных сведений о семье Тичборнов.

На встрече с Кьюбиттом Кастро заявил, что прибыл в Мельбурн 24 июля 1854 года после того, как затонула «Белла», а его спасла команда шхуны «Оспри».

Леди Генриетта предложила Кьюбитту организовать встречу Кастро с выходцем из Африки Эндрю Боглом, который когда-то был слугой в доме Тичборнов и хорошо знал юного сэра Роджера. Несколько лет назад Боглу по семейным обстоятельствам пришлось перебраться в Сидней.

И такая встреча состоялась. Самое удивительное, что Богл признал в самозванце сэра Роджера, о чем тут же написал леди Тичборн. Неужели старик обознался и принял мясника за отпрыска древнейшего дворянского рода? Конечно нет! Просто Богл и Кастро заключили сделку. Бывший слуга пообещал Томасу подробно рассказать о Роджере Тичборне, его семье и обучить самозванца аристократическим манерам. За свои старания и помощь Богл хотел стать компаньоном Томаса и в роли доверенного слуги сопровождать его в Англию.

В начале аферы Кастро собирался разжиться за счет леди Тичборн несколькими сотнями фунтов стерлингов и переехать вместе с женой и сыном в Панаму, где жил его брат. Но роль сэра Роджера ему так понравилась, что он решил довести аферу до конца. В Сиднее наследнику огромного состояния был оказан поистине королевский прием. Да и его молодой супруге Кастро Мэри Энн затея с английским наследством тоже пришлась по душе. В Сиднее ее называли леди Тичборн, и бывшей служанке это очень льстило.

2 сентября 1866 года самозванец с группой сопровождения отбыл на корабле в Британию, оставив в Австралии кредиторов и долг в двадцать тысяч фунтов стерлингов, промотанных за три месяца сиднейских каникул.

Компания прибыла в Англию под Рождество и поселилась в одной из лондонских гостиниц. Кастро не спешил наносить визиты своим «английским родственникам». Из гостиницы он выходил, надвинув шляпу на глаза и прикрывая лицо платком. Самозванцем овладела настоящая мания преследования, ему повсюду мерещились агенты, нанятые кланом Тичборнов.

10 января 1867 года Томас Кастро наконец-то отправился на свидание с «матерью» во Францию. Историческая встреча состоялась в парижском отеле на площади Мадлен. Когда леди Генриетта вошла в номер, Кастро, притворившись больным, лежал на кровати полностью одетым. В комнате царил полумрак. Леди Тичборн склонилась над Томасом, поцеловала его в лоб и произнесла: «Как ты похож на отца, а уши – совсем как у дядюшки». Кастро дрожал от страха, ожидая, что обман вот-вот раскроется. Но леди Тичборн, обеспокоенная болезнью сына, послала слугу за доктором, и потом, в его присутствии, подтвердила, что больной – это не кто иной, как ее сын Роджер.

Позже Кастро признается, что был поражен, с какой легкостью ему удалось обмануть старую женщину. В последующие несколько недель они много гуляли. Когда леди Тичборн задавала «неудобный» вопрос, Кастро жаловался на частичную потерю памяти после падения с лошади и проклинал свою неумеренную тягу к спиртному.

Слуги заметили, что впервые за много лет на лице хозяйки появилась улыбка. Даже тот факт, что сын совершенно не знает французский язык, не смущал счастливую леди Генриетту. Однажды она пригласила в гости месье Шатийона, французского учителя Роджера. Шатийон вошел в комнату и хотел обнять любимого ученика, но замер в изумлении. «Мадам! – произнес он. – Это не ваш сын!»

Шатийон задал Кастро через переводчика несколько вопросов. Оказалось, что «сэр Роджер» ничего не помнил ни о каникулах в Нормандии, ни о забавных случаях своего детства, ни любимых книг, ни кличек собак. Все объяснялось просто: старина Богл ничего не знал о жизни сэра Роджера во Франции.

Несмотря на множество фактов, указывавших на то, что ее обманывают, леди Тичборн объявила, что назначает любимому сыну ежегодную ренту в одну тысячу фунтов и что они отправляются в родовое поместье в Кройдоне, чтобы «сэр Роджер вступил в свои права старшего мужчины и наследника рода Тичборнов». Она выразила надежду, что вскоре станет бабушкой.

Пораженный Кастро написал в дневнике: «У одних есть деньги, но нет мозгов. У других – есть мозги, но нет денег. Разумеется, те, у кого нет мозгов, но есть деньги, созданы для тех, у кого есть мозги, но нет денег».

К такому повороту событий члены аристократической семьи Тичборнов не были готовы. Они уже получили огромные счета по сиднейским кредитам Кастро, но платить по ним наотрез отказались до тех пор, пока не будет доказано, что чудесным образом воскресший сэр Роджер не является самозванцем. Под различными предлогами Кастро избегал встреч с близкими родственниками и приятелями настоящего сэра Роджера. Вскоре стало ясно, что ему придется доказывать свое право на обладание огромным наследством через суд. Тичборны отправили сыщиков в Австралию, чтобы узнать о прошлом самозванца.

Но и противная сторона не дремала. Богл посоветовал стряпчим Кастро, собиравшим доказательства в пользу права на наследство своего клиента, отправиться в Гэмпшир, где семейство Тичборнов владело землями и пользовалось авторитетом. Поскольку леди Тичборн признала в Кастро своего сына, жители Гэмпшира также подтвердили, что представленный им мужчина действительно является сэром Роджером.

Тичборн когда-то служил в шестом гвардейском полку драгун. Узнав о его счастливом спасении, бывшие сослуживцы напомнили о себе. Кастро сразу смекнул, что их можно использовать в качестве свидетелей. Ему не составило труда уговорить (разумеется, за определенное вознаграждение) Картера, Маккэнна и еще нескольких однополчан настоящего сэра Роджера дать показания в свою пользу. Затем объявился еще один важный «свидетель» – доктор Липскомб, который осматривал сэра Роджера за несколько дней до отъезда в Южную Америку.

К тому времени история чудесного возвращения блудного сына в лоно одной из богатейших семей Англии стала излюбленной темой для газет. В них описывались необыкновенные приключения сэра Роджера, его амнезия и счастливое воссоединение с семьей.

В родовое поместье Тичборнов потянулись авантюристы всех мастей, готовых за определенную плату засвидетельствовать подлинность «сэра Роджера» или же, напротив, обвинить Кастро в самозванстве. Все это требовало новых расходов. 12 марта 1868 года леди Тичборн, не выдержав нервного напряжения, скончалась от сердечного приступа.

Кастро остался без средств к существованию. Представители древнейшего рода Тичборнов объявили ему открытую войну, лишив самозванца даже ренты в тысячу фунтов. У Кастро не было средств, чтобы платить адвокатам и подкупать свидетелей.

Целая армия сыщиков, нанятых Тичборнами, высадилась в городке Вагга-Вагга, расспрашивая всех подряд о Томасе Кастро. Они выяснили, что прежде самозванец жил в Тасмании под своим настоящим именем – Артур Ортон. Он родился в Лондоне 20 марта 1834 года в многодетной семье мясника. По настоянию отца Артур пошел юнгой на шхуну, но суровая морская жизнь ему не понравилась. В 1851 году он вернулся домой. В Викторианскую эпоху профессия мясника не считалась престижной. С раннего детства Ортон фантазировал, что принадлежит к старинному дворянскому роду и когда-нибудь получит огромное наследство.

Детективам не составило большого труда разыскать его брата Чарлза и сестер. Правда, на суде они дружно показали, что этого человека никогда раньше не видели. Впрочем, и без их свидетельств, указывающих на то, что Артур Ортон все-таки самозванец, было более чем предостаточно. В частности, эксперт-графолог удостоверил тождественность почерков воскресшего сэра Роджера и Артура Ортона.

Артур Ортон

Газетная шумиха вокруг этого дела привела к тому, что в глазах народа Ортон превратился в борца за справедливость, которого преследуют богачи. Артур создал добровольный фонд в свою защиту. Полученные деньги позволили ему продолжить защиту на процессе.

Суд над самозванцем вошел в историю английского правосудия как один из самых долгих и дорогих. Три с половиной месяца ушло только на допрос свидетелей. Судебное разбирательство продлилось 188 дней. Ортон был признан виновным в мошенничестве и приговорен к четырнадцати годам каторжных работ.

В этом деле не было победителей. Конечно, больше всех пострадал Артур Ортон. На свободу он вышел лишь в 1884 году. Друзья и семья исчезли из его жизни. В тюрьме Ортон обратился в христианство, и теперь много времени проводил в молитвах. Впрочем, это не мешало ему за гроши выступать на сцене с жалкой пародией на себя в ревю «Лже-Тичборн». Зрители забрасывали его фруктами. Умер Ортон в нищете, по иронии судьбы – 1 апреля 1898 года. Похоронили самозванца в безымянной могиле на Паддингтонском кладбище. Согласно легенде, на его гробу были выведены инициалы Роджера Тичборна.

Историки сходятся в одном: Ортон-Кастро был гораздо более интересной личностью, нежели настоящий сэр Роджер. Не случайно Марк Твен наделил главного героя романа «Приключения Гекльберри Финна» чертами Артура Ортона.

Тайна Кардиффского великана

В середине октября 1869 года жители долины Онондага, что в штате Нью-Йорк, были взбудоражены сенсационной находкой. Рабочие Гидеон Эммонс и Генри Николс, копавшие колодец на ферме под Кардиффом, наткнулись на… окаменевшего человека. «Это же древний индеец!» – вскричали они. Это был настоящий великан ростом 3,2 метра и весом 1,35 тонны. Он лежал на дне двухметровой ямы. Черты его были грубы, тело скрючено словно в агонии, правая рука прижата к животу. Фигура покоилась на огромном камне и снизу омывалась грунтовыми водами.

Новость мгновенно облетела округу. К ферме устремились толпы людей, каждому хотелось хоть краем глаза взглянуть на «Кардиффского великана» – так окрестили находку репортеры.

Предприимчивый хозяин фермы Уильям («Стаб») Ньюэлл раскинул шатер над ископаемым и стал продавать билеты по 25 центов. Через два дня ведущая газета города Сиракузы опубликовала репортаж с места событий. Поднялся неописуемый ажиотаж. Желающих посмотреть на великана оказалось так много, что железнодорожная компания направила к Кардиффу специальные поезда. Дилижансы, и даже городские омнибусы, доставляли публику прямо на ферму Ньюэлла. Цена за билет увеличилась вдвое.

Через десять дней о Кардиффском великане заговорила вся Америка. Джордж Халл, двоюродный брат Ньюэлла, продал три четверти прав на публичный показ гиганта банкиру Дэвид Ханнуму и его компаньонам. Сумма сделки составила по разным оценкам от 35 до 37,5 тысячи долларов.

Кардиффский великан был перевезен в музей города Сиракузы. Покупая билеты за один доллар, обыватели с благоговейным трепетом, а некоторые и с ужасом рассматривали могучее создание природы и спорили о том, сколько ему требовалось еды, был ли он разумным.

Вокруг Кардиффского великана развернулся научный спор. В США археологические раскопки только начинались, и в стране было мало квалифицированных специалистов, способных без труда определить подлинную ценность необычной находки.

Кардиффский великан

Вначале господствовала гипотеза, будто Кардиффский великан – доисторический человек. Газеты выходили с громкими заголовками: «Цивилизация гигантов жила на Американском континенте», «Мы – потомки великанов?», «Историю человечества придется пересмотреть!». Приверженцем этой теории был философ Ральф Эмерсон, писавший: «…вне всяких сомнений, мы имеем дело с подлинным человеческим существом, превратившимся в камень». А художник и скульптор Сайрус Кобб говорил, что любой, кто назовет гиганта подделкой, «по существу, объявит себя дураком».

Видный палеонтолог профессор Джеймс Холл отрицал версию «окаменения», но не сомневался, что статуя пролежала в земле несколько столетий. Более того, он назвал Кардиффского великана самой потрясающей археологической находкой XIX века в Америке.

Противоположного мнения придерживался его коллега, профессор Иельского университета Отниэл Марш. После беглого осмотра великана он сказал, что это современная гипсовая статуя и ее закопали совсем недавно. «Мы имеем дело с грандиозным надувательством», – вынес Марш свой приговор.

Ученый и дипломат Эндрю Диксон Уайт из Корнуэллского университета также считал, что это современная статуя, отдаленно напоминающая знаменитую работу Микеланджело «Ночь и День». Он обнаружил на поверхности фигуры тщательно замаскированные следы резца скульптора.

Однако никакие доводы ученых не могли образумить толпу! Массовая истерия продолжалась. Эксцентричная леди кричала, что гигант действительно существовал и никто не сможет переубедить ее – она своими глазами видела вены на ногах у окаменелого человека! Репортер популярной газеты написал, что нет такого скульптора на земле, который смог бы передать «величие и трагическую мощь, источаемые великаном».

Не прошли мимо каменного изваяния священники, тут же вспомнившие слова из Библии: «На земле когда-то жили великаны». В церквях по всей Америке были прочитаны сотни проповедей, посвященные Кардиффскому великану. Доктор богословия, настоятель сиракузского храма, объявил прихожанам: «Только не имеющий глаз может отрицать очевидное, – перед нами, дети мои, окаменевший библейский великан, совершенное создание Господа нашего…»

Миф развивался и обрастал деталями. Писали, что некая индейская женщина преклонных лет убеждала окружающих: «Кардиффский великан – это древний индейский пророк. Он предсказал нашествие бледнолицых в Америку и то, что через много лет его самого откопают потомки».

Доктор Джон Бойнтон, лектор местного научного общества, назвал статую высочайшим образцом искусства, творением христианских миссионеров, около двух веков назад прибывших в Америку с целью обратить индейцев в истинную веру. Несколько джентльменов сразу согласились с Бойнтоном и постарались развить его теорию.

Словом, страсти вокруг Кардиффского великана кипели нешуточные. Естественно, этим феноменом заинтересовался король шоуменов Фимеас Барнум, великий мастер устройства различных выставок и представлений. Он тайно послал на выставку своего агента, и тот сообщил, что за воскресенье на великана приехало поглазеть более трех тысяч американцев со всех концов страны.

Барнум тут же предложил Ханнуму 60 тысяч долларов за трехмесячную аренду великана (в своих мемуарах шоумен утверждал, что хотел купить статую за 50 тысяч). Однако банкир ответил отказом.

Уязвленный Барнум нашел оригинальный выход из положения. По его заказу скульптор Карл Отто изготовил точную копию Кардиффского великана. Когда в 1871 году синдикат Ханнума, выкупивший все права на показ великана, собирался демонстрировать его в Нью-Йорке, Барнум выставил свою копию в Бруклине и объявил, что Ханнум продал ему свой экспонат. Тысячи сбитых с толку людей шли посмотреть на великана Барнума, и вскоре копия стала пользоваться большей популярностью, чем оригинал. Ситуация складывалась анекдотичная. Марк Твен описал ее в своем сатирическом рассказе «Таинственный призрак». Ханнум произнес с досады: «Каждую минуту рождается по олуху». Он имел в виду тех «олухов», которые не жалели денег, чтобы посмотреть на фальшивку Барнума, а не на настоящего великана. Позже эта фраза стала в Америке крылатой, но ее авторство приписали… Барнуму.

Ханнум пытался противостоять козням конкурента. Он, к примеру, выпускал огромные афиши следующего содержания: «Настоящий Кардиффский великан. Оригинал. Ф. T. Барнум предлагал за него 150 000 долларов. Единственная и неповторимая выставка». Но это Ханнума не спасло, тогда он подал на короля шоуменов в суд.

10 декабря 1869 года табачник Джордж Халл из Бингемптона (штат Нью-Йорк) сделал сенсационное признание: Кардиффский великан вовсе не окаменелый человек, а современная гипсовая статуя. Затеять эту мистификацию Халла вынудил странствующий проповедник, безапелляционно заявлявший, что когда-то на земле жили великаны, и в качестве доказательства цитировал Библию. Халл вступил с ним в горячий спор. Некоторое время спустя в его голове созрел план закопать современную скульптуру и затем выдать за окаменелого человека. Таким необычным способом он хотел подшутить над сторонниками слепой веры.

В июне 1868 года Халл отправился в поселок Форт-Додж (штат Айова), где были залежи гипсового камня. Местный гипс идеально подходил для мистификации: в своей структуре он имел темно-голубые жилки, напоминающие вены человека. Рабочие вырубили огромную глыбу и доставили ее на ближайшую железнодорожную станцию. Халл говорил, что из этого камня будет сделан памятник Аврааму Линкольну в Нью-Йорке.

Глыбу с трудом погрузили на железнодорожную платформу и перевезли в Чикаго. Немецкий каменотес Эдвард Бургхардт и его помощники – немецкий художник Эдвард Залле и американский каменотес Маркхэм – приступили к изготовлению статуи. По замыслу Халла, великан должен был выглядеть так, будто он умер в страшных мучениях. Каменотесы справились со своей задачей блестяще. Бургхардту удалось передать малейшие детали строения человеческого организма, даже «поры» были нанесены на «кожу» с помощью стальных вязальных иголок. Серная кислота и красители придали скульптуре древний вид. В итоге получилась фигура, внушающая суеверный страх.

В ноябре 1868 года Халл упаковал великана в огромный ящик с надписью «машины» и отправил по железной дороге в Кардифф. Вечером ящик привезли на ферму Ньюэлла. Под покровом ночи Халл, Ньюэлл и его старший сын закопали скульптуру между домом и амбаром. План заключался в том, чтобы оставить статую в земле по крайней мере на год. Подготовительная операция обошлась Халлу от 2200 до 2600 долларов. Он и подумать не мог, что мистификация принесет ему десятки тысяч долларов.

По счастливому стечению обстоятельств, спустя полгода на одной из соседних ферм были обнаружены окаменелые кости. Ученые предположили, что они принадлежали представителям давно исчезнувшей индейской цивилизации. Об этом сообщили почти все американские газеты.

15 октября 1869 года операция вступила в решающую стадию. Ньюэлл, часто жаловавшийся соседям на нехватку воды, нанял двух рабочих, показал им, где нужно копать колодец. Некоторое время спустя раздались громкие крики рабочих: окаменелый великан был найден!

Признания Халла оживили угасающий интерес к Кардиффскому великану. Раскрывшийся обман сделал посмешищем многих ученых, поверивших в реальность существования доисторических гигантов.

Со временем Кардиффский великан стал национальной достопримечательностью и продолжал приносить немалые доходы своим владельцам. После Второй мировой войны он был приобретен Историческим обществом штата Нью-Йорк и выставлен в качестве экспоната в Фермерском музее Купперстауна, штат Нью-Йорк.

Дело о великом подлоге Врэн-Люка

К началу XIX века исторические автографы приобрели особую ценность и стали предметами коллекционирования. Среди страстных собирателей старинных редкостей был известный геометр и астроном Мишель Шаль, возглавлявший кафедру геометрии Королевского Политехнического института в Париже. В 1850 году Мишель Шаль стал членом Парижской академии наук.

Трудно понять, как такого знатока могли ввести в заблуждение подделки Дени Врэн-Люка. Хотя это был, пожалуй, наиболее поразительным из всех литературных мистификаторов, причем изумляют не столько сами его творения, сколько их несметное число и то, что все эти бесчисленные подделки принимали за подлинники.

Дени Врэн-Люка родился в 1818 году в Шатодене, в семье поденщика. Дени с детства увлекался чтением и много времени проводил в библиотеке. В 1852 году «сам себя образовавший» Врэн-Люка уехал в Париж, где поступил на службу к некоему Летелье, владельцу конторы, имевшей дело с редкими рукописями. За большие деньги Летелье изготовлял фальшивые документы о титулах и знатном происхождении.

Врэн-Люка научился подделывать старинные письма и любые подписи. Так, для маркиза Дюпра он сфабриковал документы, подтверждавшие его родство с кардиналом Дю Пра, который жил в XIV столетии; документы эти изучили и признали подлинными виднейшие французские специалисты.

Поддельное письмо Врэн-Люка

В 1861 году Дени Врэн-Люка завязал знакомство с Мишелем Шалем, который в академии наук оказался в довольно затруднительном положении. Его предшественник, граф Либри, спешно покидая свой пост, прихватил с собой изрядное количество старинных книг и рукописей, являвшихся собственностью академии. Шаль счел делом чести собрать коллекцию старинных редкостей возможно более обширную. Врэн-Люка сказал ученому, что у него есть знакомый старик – обладатель богатой коллекции автографов, писем и рукописей, некогда принадлежавших графу де Буажурдену.

Шаль чуть не поверил своему счастью, когда Люка предложил ему письмо Мольера всего за 500 франков, а также письма Рабле и Расина по 200 франков каждое – любой другой продавец взял бы во много раз больше. Академик пожелал купить всю коллекцию сразу, но Врэн-Люка охладил его пыл: старик расстается с рукописями, только в те дни, когда подступает крайняя нужда.

Шаль попросил Дени принести все бумаги, какие только удастся раздобыть. И Врэн-Люка принялся пачку за пачкой изготовлять фальшивые бумаги, письма, рукописи и продавать своему благодетелю. Впрочем, Дени неизменно следил, чтобы в каждой порции бумаг, передаваемых Шалю, был хотя бы один подлинный старинный документ.

В июле 1867 года Шаль сделал доклад в Парижской Академии наук, посвященный ее 200-летию. Он прочитал два письма: в первом, адресованном кардиналу Ришелье, поэт Ротру высказывал мысль о необходимости учреждения в Париже Академии наук; в ответном послании кардинал одобрял эту идею, из чего следовало, что Кольбер, министр Людовика XIV, считавшийся основателем академии, лишь реализовал мысль, высказанную Ротру за тридцать лет до этого.

Врэн-Люка всегда предлагал свои подделки обдуманно: он дотошно изучал психологию того, кому собирался их сбывать, и выведывая его интересы и пристрастия. Расчет фальсификатора был точен: история основания академии много лет была предметом догадок и споров, а письма разрешали их со всей очевидностью. Тем не менее участники заседания сразу же выразили недоумение по поводу слога писем. Отмеченные странности Шаль объяснил промахами, не такими уж редкими в частной переписке XVII века. Письма были напечатаны в юбилейном сборнике академии, правда, в сноске высказывались определенные сомнения насчет их подлинности.

Врэн-Люка встречался с Шалем раз в неделю, и последний, как правило, доверительно сообщал ему обо всех критических замечаниях, высказанных о его «находках». Через некоторое время Врэн-Люка приносил документы, подтверждающие подлинность прежних подделок.

На очередном заседании Шаль прочитал в Академии два письма Паскаля химику Роберту Бойлю, датированные 1652 годом и провозглашавшие закон земного тяготения еще до открытия Ньютона в 1687 году.

Эта новость вызвала бурные отклики в научном мире; многие не сомневались, что письма фальшивые. В письмах Паскаля обнаружились грубейшие грамматические ошибки, невозможные для такого образованного человека. К тому же в одном из посланий упоминался кофе, появившийся в Европе много позже даты, которой было отмечено письмо. Но самое главное почерк Паскаля не совпадал с другими известными рукописями ученого. Врэн-Люка нашел этому самое простое объяснение: с годами почерк сильно меняется и что именно такие изменения как раз и произошли у Паскаля.

Не менее занимательной была переписка еще одного великого ученого Галилео Галилея, также представленная ученому миру Шалем. В послании к Паскалю, датированном 1641 годом, Галилей упоминает, что зрение его становится все хуже и хуже. Затем появились письма Галилея на французском языке от 1643 года, и эти новые находки вызвали самые резкие возражения. Во-первых, Галилей никогда не писал письма по-французски; во-вторых, указывали, что Галилей был слеп уже в 1637 году.

Мишель Шаль принялся спешно защищать свои позиции, заявив, что в то время Галилей еще не был слепым, а страдал от переутомления глаз и временной потери зрения. Он придумал объяснение и тому, что письма были написаны по-французски. Любой ученый муж, возражал он своим критикам, знал по меньшей мере два языка, и письма, как правило, писал на родном языке адресата. В среде французских ученых у Шаля были не только противники, но и сторонники. К последним относились знаменитый Тьер, Эли де Бомон и другие.

Следующая сенсация – письмо Паскаля Ньютону – вызвала активные протесты сэра Дэвида Брюстера из Эдинбурга, слывшего лучшим ньютоноведом. Оказалось, что если верить дате в конце письма, то Паскаль обращался к одиннадцатилетнему мальчику! Кроме того, мать Ньютона, письма которой тоже представил Шаль, в то время не подписывалась Ханной Смит, а своим первым именем – Эн Эйскотт.

Но Врэн-Люка не растерялся и на этот раз: он принес Шалю письмо, доказывающее, что Ньютон переписывался с Паскалем под чутким руководством своего ученого-наставника.

Наконец, в 1869 году некий Вернер обвинил Шаля в том, что он пиратски извлекает фрагменты из сочинений различных авторов и затем помещает их в свои «письма», при этом упоминались труды Вольтера, Фомы Аквинского и Декарта. Академия была вынуждена образовать особую комиссию для исследования документов.

Комиссии подтвердила выводы Вернера: письма, приписываемые Паскалю, Ньютону, Ротру, Монтескье, Лейбницу, Людовику XIV и т. д., на самом деле представляют собой отрывки из сочинений других авторов и все без исключения подложны.

Академик Шаль отказывался в это верить. По поводу письма, приписываемого Галилею, он обратился во Флорентийскую академию, но получил категорическое заключение: «…письмо подложно, заимствовано из сочинений Галилея, изданных Альбери в 1856 г.». Тогда Шаль послал во Флоренцию еще один запрос и второй экземпляр того же письма. И лишь после того, как флорентийские ученые подтвердили подложность письма, Шаль признался, наконец, у кого он приобретал исторические документы.

К тому времени Врэн-Люка подделал более двадцати семи тысяч писем, автографов, за что доверчивый Шаль уплатил ему 140 тысяч франков. Врэн-Люка нашел и другую, тоже весьма доходную сферу деятельности: он снабжал редкие книги надписями их «прежних владельцев», как правило, очень известных в стране людей, таких, как, например, Лафонтен и Рабле. Он продал академику Шалю пятьсот подобных «бесценных» сокровищ.

Но как могли ученые принять измышления Врэн-Люка за произведения Паскаля, Ньютона, Галилея и других глубоких мыслителей? Самое поразительное, что именно содержание и слог поддельных рукописей признавались учеными мужами за несомненные доказательства их подлинности.

Нельзя не отдать должное выдумке и работоспособности Дени Врэн-Люка. За день ему удавалось иногда сфабриковать до тридцати автографов. Для этого требовалось обладать не только упорством и настойчивостью, но и большими знаниями. Дени немало часов проводил в библиотеках, изучая материалы, в которых черпал столь необходимые в его «работе» сведения и подробности, позволявшие придать его творениям видимость подлинных.

Врэн-Люка предстал перед судом и сразу во всем признался; однако большую часть вины он переложил на Мишеля Шаля, мол, академику следовало бы серьезней отнестись к делу, за которое он взялся. Он просил суд о снисхождении – и не без успеха. Штраф в 25 фунтов и два года тюремного заключения – так было наказано мошенничество.

Эта в высшей степени поучительная история стала основой романа Альфонса Доде «Бессмертный».

Великая алмазная афера 1872 года

Во второй половине XIX века было открыто несколько крупных месторождений алмазов в Южной Африке, рубинов в Бирме, сапфиров в Шри-Ланке. И только Северная Америка не могла похвастаться богатым месторождением драгоценных камней. И вдруг… Впрочем, обо все по порядку.

Февральским утром 1871 года в Сан-Франциско прибыли на поезде старатели Филипп Арнольд и его кузен Джон Слэк. Они сразу направились в «Бэнк оф Калифорния», где попросили взять у них на хранение холщовую сумку, набитую необработанными рубинами, изумрудами, алмазами. Поймав удивленный взгляд банковского клерка, Арнольд сказал: «Нам просто чертовски повезло. Искали золото, а нашли камушки». О необычных клиентах тут же доложили президенту банка Уильяму Ралстону, крупнейшему финансисту Сан-Франциско. Свое состояние он сколотил на смелых инвестициях и рискованных сделках.

Это одна версия развития событий. Сам Арнольд рассказывал, что они отдали драгоценные камни местному бизнесмену Джорджу Робертсу, причем взяли с него слово хранить тайну. Хотя старателям хорошо было известно, что Робертс не умеет держать язык за зубами. Одним из первых узнал о драгоценной находке Уильям Ралстон, тут же приказавший разыскать старателей. Арнольд и Слэк согласились на встречу не сразу. Могущественный банкир внушал им благоговейный страх.

Ралстон подвел старателей к подробной карте Америки и попросил показать, где они нашли алмазы. Арнольд и Слэк замялись, мол, плохо разбираются в географии, хотя дорогу к алмазам запомнили хорошо. В каком штате они сделали свое открытие? Возможно, это Аризона, или Колорадо, или Вайоминг. До «поля чудес» отсюда примерно тысяча миль.

Старатели заявили, что не собираются отдавать разработку месторождения кому-либо на откуп, но компаньон, особенно с деньгами, им не помешает. Разумеется, этим компаньоном захотел стать Ралстон. Слэк и Арнольд взяли время на размышление. Через несколько дней они вернулись и сказали банкиру, что принимают его предложение. Для начала они готовы показать месторождение двум посланникам Ралстона. Единственное условие: заключительную часть пути инспекторы должны проделать с повязкой на глазах.

Через несколько дней посланцы Ралстона вернулись домой, их лица светились восторгом: столько драгоценных камней им видеть прежде не приходилось. Повсюду разбросаны алмазы, изумруды, сапфиры, рубины… «Там их на миллионы долларов!» – возбужденно говорили они.

Ралстон отправил срочное сообщение в Лондон, где его старый друг Эсбери Харпендинг занимался биржевыми спекуляциями. Он имел опыт работы в горном бизнесе и лучшего партнера найти было трудно. Получив телеграмму, Харпендинг удивленно вскинул брови: алмазы на западе США? Уж не сошел ли Ралстон с ума? Он поделился своими соображениями с бароном Ротшильдом. «Не следует быть столь категоричным, – сказал мудрый барон. – Америка – великая страна. Она уже преподнесла миру немало сюрпризов. Почему бы в ее земле не быть алмазам? Если это окажется правдой, дайте мне знать». В мае 1871 года Харпендинг решил вернуться в Сан-Франциско.

Тем временем Ралстон выяснил, что Филип Арнольд и Джон Слэк – опытные золотоискатели. Арнольд родился в Элизабеттауне в 1829 году (штат Кентукки). Он участвовал в войне с Мексикой. Золотая лихорадка привела двадцатилетнего Филипа в Калифорнию. Домой старатель вернулся не с пустыми руками, он купил ферму, обзавелся семьей.

В 1870 году Филип Арнольд снова подался на Запад, где работал рудокопом и старателем. Кстати, однажды его нанял Джордж Робертс и остался им доволен. Хорошо знал Арнольда и Харпендинг. Так что в порядочности золотоискателя сомневаться не приходилось. Его двоюродный брат Джон Слэк также имел репутацию честного человека. Выходец из провинции, он вряд ли мог пуститься в авантюру.

Но у Ралстона все еще оставались сомнения. А вдруг месторождение не очень богатое? Для того чтобы привлечь инвесторов, ему надо хотя бы знать, где находятся эти алмазные россыпи. Арнольд и Слэк предложили ему беспроигрышный вариант: они привезут Ралстону драгоценные камни на несколько миллионов долларов и банкир покажет их своим партнерам. Получив аванс 50 тысяч долларов, старатели пообещали обернуться в кратчайшие сроки.

Через несколько дней, уже на обратной дороге, Арнольд и Слэк повстречали возвращавшегося из Лондона Харпердинга и передали ему холщовый мешочек с драгоценными камнями, чтобы бизнесмен показал их потенциальным инвесторам.

Поздним вечером в биллиардной Харпендинга на Флемонт-стрит собралось избранное общество: Ралстон, лондонский друг хозяина дома Альфред Рабери, горный промышленник Уильям Лент, генерал Джордж Додж. Харпендинг развязал тесемки мешка и с победоносным видом высыпал его содержимое на зеленое сукно. Все так и ахнули: на биллиардном столе засверкали великолепные изумруды, сапфиры, рубины, алмазы. Долгое время никто не мог вымолвить ни слова, настолько это было завораживающее зрелище.

Насладившись произведенным эффектом, Харпендинг заметил, что еще один мешок с алмазами старатели потеряли во время переправы через реку, когда разыгралась страшная буря. Разумеется, все захотели участвовать в этом беспроигрышном деле. Однако истинную ценность камней мог определить только специалист. Ралстон решил поручить экспертизу Чарлзу Льюису Тиффани, основателю знаменитой ювелирной фирмы.

В октябре 1871 года представитель Ралстона в Нью-Йорке юрист Самуэль Барлоу собрал в своем доме на Мэдисон-авеню заинтересованных лиц. Среди приглашенных выделялись два генерала, участника Гражданской войны, – Джордж Маклеллан и Бенджамин Батлер. Одно имя Маклеллана, имевшего безупречную репутацию, способно было сделать алмазный проект привлекательным для инвесторов. Батлер, юрист с именем, конгрессмен, мог протолкнуть необходимый законопроект, если, к примеру, земля с алмазами окажется в федеральной собственности. Каким образом попал в эту компанию Хорас Грили, редактор «Нью-Йорк трибьюн», остается только догадываться.

Все напряженно ждали вердикта Тиффани. Ювелир внимательно рассматривал через увеличительное стекло привезенные Харпердингом драгоценные камни. «Поздравляю вас, господа. Камни подлинные и очень дорогие, – наконец произнес Тиффани. – Но для полной уверенности мне надо еще показать их гранильщику». Через пару дней ювелир прислал заключение: камни настоящие, примерная стоимость 150 тысяч долларов.

Получив сообщение от Тиффани, Ралстон был ошеломлен. Ведь он отправил ювелиру только десятую часть драгоценных камней. Значит, вся коллекция тянет на полтора миллиона! Банкир выплатил Арнольду еще 50 тысяч долларов.

Ралстон побеспокоился, чтобы алмазные копи оказались в его безраздельной собственности. Он потратил немало денег на подкуп лоббистов из Вашингтона, чтобы протащить необходимый билль через Конгресс. Неоценимую помощь Ралстону оказал конгрессмен Бенджамин Батлер. Соответствующие поправки в закон были приняты Конгрессом 18 мая 1872 года.

Оставалось провести геологическую разведку месторождения. Ее должен был провести опытный горный инженер Генри Жанин, славившийся тем, что никогда не ошибается в своих оценках. Генри запросил за работу 2500 долларов.

В июне 1872 года старатели провели к алмазам Жанина, Доджа, Харпендинга и Рабери. Они высадились на железнодорожной станции Роулайнс (штат Вайоминг), а потом еще несколько дней ехали на лошадях.

Добравшись до места, эксперты сразу приступили к обследованию территории. Через несколько минут послышался радостный крик Рабери, нашедшего алмаз. Камушков было очень много: сапфиры, рубины, изумруды, но чаще встречались алмазы. Генри Жанин горел энтузиазмом. Кроме гонорара ему пообещали 1000 привилегированных акций новой горной компании по цене 10 долларов. Геолог не сомневался, что вскоре акции подоражают до 40 долларов, тогда он продаст свой пакет и получит 30 тысяч долларов чистой прибыли. Поэтому Жанин в докладе намеренно преувеличил площадь месторождения до 3000 акров, хотя на самом деле драгоценные камни встречались в пределах одного акра.

Геологическая разведка района продолжалось восемь дней. Жанин обрадовал инвесторов: они стали владельцами богатейшего месторождения драгоценных камней в истории Америки. По его оценкам, в каждой тонне породы содержится алмазов, сапфиров, рубинов, изумрудов на 5000 долларов. Таким образом, двадцать рудокопов за месяц смогут добывать драгоценных камней на миллион долларов! Запасы месторождения неисчерпаемы!

Получив доклад Жанина, Ралстон пришел в полный восторг. На радостях он выплатил Арнольду и Слэку еще 150 тысяч долларов, а сам приступил к созданию грандиозной алмазодобывающей компании. Ему советовали зарегистрировать фирму в Нью-Йорке, но Ралстон сразу решил, что необработанные алмазы будут доставляться в Сан-Франциско, где опытные ювелиры, выписанные из Амстердама, превратят их в бриллианты.

Двадцать пять известных бизнесменов, цвет делового мира Америки, пожелали стать пайщиками «Сан-Францисской и Нью-Йоркской горной и коммерческой компании». Даже Ротшильд через своего представителя в Калифорнии вошел в долю. Первоначальный капитал в размере 2 миллионов долларов осел на счетах «Бэнк оф Калифорния». Горный бизнесмен Лент был избран президентом компании, Уиллис – секретарем, а Ралстон – казначеем. Генерал Дэвид Колтон, оставив высокий пост в «Саутерн Пасифик», принял на себя обязанности генерального менеджера. В Сан-Франциско и Нью-Йорке распахнули двери офисы алмазодобывающей компании.

Тем временем Арнольд и Слэк неожиданно решили продавать свою долю за 300 тысяч долларов и выйти из дела. Акулы бизнеса ничего не имели против: ведь месторождение будет приносить им ежемесячно миллион долларов. Получив причитающуюся им сумму, Арнольд и Слэк исчезли из Сан-Франциско.

Все шло прекрасно, пока Генри Жанин случайно не повстречал геолога Кларенса Кинга. Выпускник Йельского университета, Кинг работал на правительство Соединенных Штатов. Жанин с восторгом поведал коллеге о месторождении алмазов в штате Аризона, которое можно считать величайшим за всю историю Америки.

Геолог Кларенс Кинг

Кинг был заинтригован. Алмазы, сапфиры, изумруды и рубины никогда не залегают рядом. Вместе с топографом Кинг попытался определить, где может находиться «поле чудес», описанное Жанином. Скорее всего, месторождение располагалось где-то на северо-западе Колорадо. В этом районе работала изыскательская группа Кинга.

На поиски месторождения у него ушло пять дней. Действительно, кругом все было усыпано драгоценными камнями. Но Кларенс Кинг сразу понял, что здесь не обошлось без человеческих рук. Алмазы были чуть присыпаны землей или лежали на поверхности. Его помощник нашел обработанный рубин. Горная порода оказалась пустой. Через несколько дней у Кларенса не оставалось сомнений, что он имеет дело с грандиозным мошенничеством. Кстати, до ближайшей железнодорожной станции Блэк Баттс (штат Вайоминг) было всего 45 миль.

10 ноября 1872 года Кинг вернулся в Сан-Франциско и первым делом зашел в отель к Жанину. Они проговорили всю ночь, а утром вместе появились в офисе Ралстона, где их ждали встревоженные инвесторы «Сан-Францисской и Нью-Йоркской горной и коммерческой компании». Кларенс зачитал им свое заявление для печати. В нем, в частности, говорилось, что месторождение алмазов никакой ценности не представляет, а руководство горной компании стало жертвой невиданного мошенничества.

Для того чтобы расставить все точки на «i» Кинг согласился возглавить новую экспедицию. В ее состав вошли Жанин и несколько специалистов со стороны Ралстона. Близилась зима. Холод был такой, что, по выражению одного из геологов, виски замерзало в бутылке.

25 ноября экспедиция благополучно вернулась назад. Выводы Кларенса Кинга полностью подтвердились. Алмазодобывающую компанию было решено ликвидировать. На следующий день газета «Сан-Франциско кроникл» вышла с огромными заголовками: «Маски сорваны», «Раскрыта грандиозная афера», «Поразительное разоблачение». Больше всего от журналистов досталось одураченным бизнесменам, над которыми все откровенно смеялись.

Арнольду и Слэку постоянно сопутствовала удача. Им даже удалось избежать наказания за мошенничество, в результате которого они получили по разным оценкам от 550 до 660 тыс. долларов (сегодня это примерно 8–9 млн долларов).

Филип Арнольд вернулся домой в Элизабеттаун, купил двухэтажный кирпичный дом и 500 акров земли. Через год он стал владельцем банка. Дела шли неплохо, пока в 1878 году в его офис не ворвался обанкротившийся конкурент и не разрядил коль в бывшего старателя. Арнольд получил ранение в плечо. Через шесть месяцев он умер от пневмонии в возрасте 49 лет, оставив семье в наследство несколько сот тысяч долларов.

О судьбе Джона Слэка ходили разные слухи. Говорили, будто он устроился в Сент-Луисе гробовщиком, а потом переехал в Уайт-Оакс (Нью-Мексико), где открыл собственное похоронное бюро. Он умер в одиночестве в 1896 году в возрасте 76 лет.

Репутация банкира Уильяма Ралстона была безнадежно испорчена. Его враги торжествовали: имя могущественного финансиста теперь ассоциировалось с мошенничеством. В 1875 году полиция выловила тело Ралстона из залива Сан-Франциско. Следствие установило, что он покончил жизнь самоубийством. В его банке была выявлена недостача в 5 миллионов долларов.

Истинным героем этой «великой алмазной аферы» можно считать геолога Кларенса Кинга. Он стал международной знаменитостью, гордостью нации. Как писала газета «Сан-Франциско кроникл», «только благодаря Богу и Каренсу Кингу нам удалось избежать грандиозной финансовой катастрофы».

Клуб червонных валетов

В конце семидесятых годов XIX года по всей России гуляли слухи, что не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и по всей стране, и даже в Европе, действует шайка ловких аферистов. Называют они себя «Клуб червонных валетов», и якобы состоит этот клуб из «людей общества». Аферы их были столь ловкими, порою даже остроумными, что в газетах о них писали с едва скрываемым восхищением.

А началась эта история осенью 1867 года в Москве, на улице Маросейке, дом № 4, где собиралась компания богатых повес. Молодой купец Иннокентий Симонов устроил у себя фешенебельный бордель для избранных, а чтобы приумножить доходы, открыл еще и подпольный игорный дом.

В один из веселых вечеров Симонов предложил создать «клуб мошенников» – как в модных романах Понсона дю Тюррайля, рассказывающих о похождениях Рокамболя. Компания встретила предложение хозяина с восторгом. Для названия решили использовать случайно оказавшиеся под рукой четыре одинаковых подтасовочных червонных валета. Так новое сообщество аферистов получило название «Клуб червонных валетов». Тайный опознавательный знак был взят у австралийских каторжников – они стучали кончиком согнутого указательного пальца по переносице, что означало: «я – свой».

Председателем клуба и его бессменным руководителем избрали служащего Московского городского кредитного общества, сына артиллерийского генерала Павла Карловича Шпейера. Несмотря на молодые годы, приличное происхождение и положение в обществе, он уже успел провернуть несколько афер. Говорили, что когда-то Шпейер служил в крохотном заштатном банке кассиром и банк этот неожиданно лопнул после того, как была обналичена крупная сумма по подложному векселю. Шпейер оказался в числе подозреваемых, но прямых улик против него не нашлось. Вскоре Павел Карлович объявился в Москве.

Под руководством Шпейера объединились жаждавшие острых ощущений завсегдатаи борделя: Симонов, сын тайного советника Давыдовский, богатый нижегородский помещик Массари, бухгалтер Учетного банка Щукин, молодые светские щеголи Неофитов, Брюхатов, Протопопов, Каустов, игрок и кутила Алексей Огонь-Догановский (кстати, его отец однажды обыграл на двадцать с лишним тысяч рублей самого Александра Пушкина).

Постепенно число членов клуба увеличивалось. Какое-то время в него входила знаменитая мошенница Софья Ивановна Блювштейн, больше известная как Сонька Золотая ручка.

Среди «червонных валетов» было немало чиновников и бухгалтеров – именно они отыскали наконец способы проведения крупномасштабных афер. Одной из них стала операция с почтовыми отправлениями и страховками.

22 августа 1874 года через «Российского общества морского, речного сухопутного страхования и транспортировки кладей» в Смоленск были отправлены два сундука. Товар, проходивший по документам как готовые платья и оцененный в девятьсот пятьдесят рублей, благополучно прибыл к месту назначения, но никто за ним не явился.

По прошествии определенного законом срока, сундуки вскрыли как невостребованные адресатом. По установленным правилам вскрытие производили почтовые служащие в присутствии чинов полиции. И каково же было удивление чиновников, когда вместо одежды в большом сундуке оказался другой сундук, меньший по размеру. Вскрыли и его, а там снова сундук, в нем находился еще один небольшой сундучок, в котором лежали брошюры «Воспоминание об императрице Екатерине Второй по случаю открытия ей памятника».

Дом московского губернатора. Середина XIX века

Во всех конторах, куда поступили подобные сундуки, эту выходку сочли чьей-то странной шуткой или недоразумением, а потому никаких расследований проводить не стали. Впоследствии же, когда дело раскрылось, пришлось спешно изменять многие правила учета и обращения русских ценных бумаг.

Афера, придуманная «червонными валетами», была остроумна и в то же время проста: в ее основе лежало правило, позволявшее принимать в залог расписки страховой конторы, оформлявшиеся на гербовой бумаге. По правилам, сумму, причитавшуюся за пересылку и страхование, разрешалось переводить на место получения товара. Выгода была в том, что, пока сундуки путешествовали по России да пылились в конторах, отправители могли закладывать оставшиеся у них страховые «гербовые расписки» и получать по ним деньги. Именно так и поступили «червонные валеты».

Сундуков они накупили для увеличения веса страхуемой отправки и пущей загадочности при вскрытии. Брошюру, посвященную императрице, подложили потехи ради: столичная типография издала это произведение в надежде на верноподданные чувства народа, но просчиталась и в итоге даже заплатила «червонным валетом» за то, чтобы они вывезли весь тираж со склада.

Шпейер с компаньонами, поселившись в гостинице «Караван-сарай», свозили в свой номер десятки сундуков, составляли их один в другой и отправляли через местную транспортную контору в разные концы империи. Присвоив несколько тысяч рублей, компания перебралась в Санкт-Петербург, откуда продолжала рассылать сундуки по всей России.

А тут не замедлила последовать и новая громкая афера, беспрецедентная по своей наглости. Ее не оставил без внимания знаменитый писатель Владимир Гиляровский.

«Червонные валеты» разделились на три группы. Первая занялась устройством фиктивной нотариальной конторы на 2-й Ямской улице. Вторая группа мошенников свела близкое знакомство с англичанами, приехавшими в Россию для ведения торговли. Многие «червонные валеты» служили в различных финансовых учреждениях Москвы и занимались коммерцией, поэтому, когда в присутствии иностранцев они повели между собой разговоры о продающемся за бесценок огромном доме на Тверской улице, англичане конечно же заинтересовались. Им объяснили, что владелец дома, отпрыск древнего рода, остро нуждается в наличности и по этой причине готов продать городскую усадьбу за небольшие деньги. «А ежели этот дом нынче купить, а потом его продать уже “за настоящую цену”, то прибыль будет весьма значительна», – снова как бы меж собой рассуждали москвичи. Разговор был проведен так умно и тонко, что один из лордов тут же захотел совершить выгодную сделку.

Выставленный на продажу дом на Тверской улице был построен по проекту знаменитого архитектора Казакова в 1782 году московским генерал-губернатором графом Чернышевым. Век спустя в этом доме устраивал торжественные приемы и блестящие балы князь В.А. Долгоруков, правивший столицей в патриархальном порядке. Павел Шпейер под видом богатого помещика бывал не только на приемах у Долгорукова, но и в его кабинете. Однажды Шпейер попросил разрешения показать дом генерал-губернатора гостившему в Москве английскому лорду. Не ожидавший подвоха князь согласился.

А в это время в гостинице во всю шел торг: «червонные валеты» сообщили лорду, что хозяин дома поручил им роль посредников в деле купли-продажи, и они просили за дом князя Долгорукого полмиллиона рублей. Однако англичанин пожелал увидеть чудо архитектуры собственными глазами.

На другой день Шпейер привез лорда на Тверскую улицу и показал ему дом, двор, и даже конюшни и лошадей. Сопровождавший их дворецкий все время молчал, поскольку ничего не понимал по-английски.

Громадный, великолепно благоустроенный и меблированный дом лорду очень понравился, но он стал торговаться и сбил цену до четырехсот тысяч рублей. На том и сошлись. Осталось только официально оформить покупку. Это было сделано в той самой фиктивной нотариальной конторе, которую «червонные валеты» ловко организовали.

Два дня спустя, когда Долгоруков отсутствовал, у подъезда дома на Тверской остановилась подвода с сундуками и чемоданами, следом за ней в карете приехал лорд с личным секретарем и приказал вносить вещи прямо в кабинет князя. В ответ на недоуменные вопросы прислуги он предъявил… купчую крепость, заверенную у нотариуса, по которой и деньги уплатил сполна.

Заявили в полицию. В конце концов дело кончилось в секретном отделении генерал-губернаторской канцелярии. Англичанин скандалил и доказывал, что он купил этот дом за сто тысяч рублей со всей обстановкой и собирается в нем жить. Возник дикий скандал, разгоревшийся еще пуще, когда о сути произошедшего доложили князю Долгорукому.

Полиция, давно следившая за преступным сообществом, не упустила удобного случая провести обыски и задержания, благо «червонные валеты» не заботились о конспирации. В руки следствия попали неопровержимые доказательства их преступлений. Полиция за несколько месяцев выловила практически всех членов «клуба», за исключением Шпейера и успевшей сбежать в Румынию Софьи Блювштейн.

В начале 1877 года на скамье подсудимых оказались сорок восемь мошенников, причем тридцать шесть из них принадлежали к высшим слоям общества. Всего на суд присяжных были представлены пятьдесят шесть преступлений, совершенных с 1867 по 1875 год. Обвинение поддерживал опытный прокурор Н.В. Муравьев. Триста свидетелей были приведены к присяге. «Червонные валеты» держались свободно, по ходу дела весело обмениваясь репликами. Многие из них были молоды и красивы. Это обстоятельство привлекло в зал суда юных барышень.

Присяжные Московского окружного суда признали «червонных валетов» виновными. Давыдовский, Верещагин, Массари, Плеханов, Неофитов, Дмитриев, Меерович, Огонь-Догановский, Протопопов, Каустов и многие другие на долгие годы отправились в Сибирь. Симонова поместили в работный дом, а «царя армян» – в дом смирительный. Другие получили арестантские роты. Лишь несколько раскаявшихся «валетов» отделались общественным порицанием и очень крупными штрафами.

Джеймс Ривис – барон Аризоны

Июньским утром 1883 года жители Центральной Аризоны были потрясены известием: земля, которую они еще вчера считали своей, больше им не принадлежит. Некий джентльмен с громким именем – барон де Аризоньяк и кабальеро де лос Колорадос – заявил, что по наследственному праву вступает во владение территорией штата общей площадью 18,750 квадратнной мили.

Кто же он, этот таинственный джентльмен, нарушивший тихую жизнь провинциалов? Его настоящее имя – Джеймс Эдисон Ривис. Он родился в 1843 году в штате Миссури в семье разнорабочего Фентона. Воспитанием Джеймса занималась мать – красавица-испанка Мария. Она часто вспоминала о своей второй родине Иберии.

Во время Гражданской войны восемнадцатилетний Ривис оказался в рядах конфедератов. Здесь у него обнаружился дар копииста – сначала он подделывал увольнительные, потом занялся изготовлением фальшивых документов на списание амуниции и провизии со складов. Полученное добро Джеймс сбывал по дешевке другим снабженцам.

После войны Ривис открыл агентство недвижимости в Сент-Луисе. Осенью 1871 года к нему обратился за консультацией доктор Джордж Виллинг. Он рассказал, что семь лет тому назад купил у старого мексиканца старинные испанские дарственные бумаги Мигеля Пералты на обладание части территории современного штата Аризона. Поражал размер земли Пералты: более 2000 квадратных миль! Все бы хорошо, но у Виллинга не было денег, чтобы дать законный ход своим дарственным.

Джеймс Ривис

Ривис задумался. Однажды в городском архиве ему попался договор 1848 года между США и Мексикой. По этому договору, названному Гваделупе Идальго, подтверждались права собственности старых испанских фамилий на земли, отошедшие после войны США. Так что Виллинг вполне мог стать законным владельцем части Аризоны.

Джеймс Ривис пожелал ознакомиться с документами, но в этом ему было отказано. Дело застопорилось. А в конце 1873 года в Америке разразился очередной экономический кризис, разоривший мелких предпринимателей. Ривис закрыл свое агентство и перебрался в Сан-Франциско, где устроился в газету «Сан-Франциско экземинер». Перед отъездом он встретился с доктором Виллингом и пообещал ему не забывать о дарственной Мигеля Пералты. Увы, это была их последняя встреча: вскоре доктор скончался.

Ривис оказался в Северной Калифорнии в то время, когда там совершались десятки земельных приобретений по договору Гваделупе Идальго. Каждая вторая такая сделка имела сомнительное происхождение. «Почему бы и мне не подделать жалованную грамоту испанского короля», – подумал Джеймс Ривис.

Первым делом он заручился поддержкой местного железнодорожного магната Коллиса Хантингтона. Ривис сообщил ему, что совсем скоро станет обладателем дарственной Пералты, по которой ему отойдут земли штата Аризона. Он готов предоставить Хантингтону концессию на строительство железнодорожной магистрали на всей территории Аризоны за символическую сумму – 50 тысяч долларов. Магнат, разумеется, не поверил странному гостю, но на всякий случай – чем черт не шутит! – предложил ему две тысячи долларов в качестве аванса. Хантингтон опасался, что, получив категорический отказ, Ривис отправится к его конкуренту Джею Гулду, железнодорожному магнату с Восточного побережья.

Прежде чем Ривис выступил с публичным заявлением и дал ход юридическому рассмотрению своих территориальных претензий, он проделал огромную подготовительную работу.

В мае 1880 года Ривис посетил Прескотт, родину покойного Виллинга. Он выкупил у наследников документы. Увы, его ждало страшное разочарование: дарственные бумаги Мигеля Пералты оказались грубой подделкой. Вместо подписей свидетелей стояли крестики, как выяснилось впоследствии, принадлежавшие двум безграмотным неграм-чернорабочим.

В сентябре Ривис отправился Мексику. В течение нескольких недель Джеймс изучал в архивах Мехико и Гвадалахары старинные испанские документы. Он читал и перечитывал тысячи дарственных, королевских эдиктов, всевозможных актов, докладов и карт. Когда архивист отлучался, Ривис крал нужные ему бумаги, а те, что не удавалось выкрасть – старательно переписывал. Ривис усваивал все тонкости ведения бюрократической документации в старинном испанском стиле.

Основная работа развернулась в Сан-Франциско. Используя поддельные печати, специально состаренную бумагу, тщательно подобранные чернила, Ривис приступил к фабрикации документов. В результата на свет появилась мифическая дворянская династия дона Мигеля Немесио Сильва де Пералта и де ла Кордоба. Каждый поворот биографии дона Мигеля-старшего и дона Мигеля-младшего сопровождался соответствующим документом, виртуозно сфабрикованным великолепным копиистом Джеймсом Ривисом.

Мистификатор «восстановил» историю трех поколений старинного испанского рода, начиная от дона Мигеля-старшего, прожившего 116 лет, и заканчивая Доном Мигелем-младшим. Последний из рода Пералты разорился, и нужда заставила его продать за 1000 долларов свои права на землю Аризоны Джорджу Виллингу. Наследники американца за 30 тыс. долларов уступили эти права Джеймсу Ривису. Отныне он с полным правом мог именовать себя бароном де Аризоньяком и кабальеро де лос Колорадос.

В марте 1883 года Ривис объявился в городе Таксон с двумя помощниками. Один из них – Сирил Барратт, юрист-алкоголик, был изгнан из калифорнийской адвокатуры за взятки, другой – Педро Куэрво, зловещего вида мексиканец, выполнял роль телохранителя.

27 марта они принесли ящики, набитые документами, в офис Джозефа Роббинса, главного землемера штата Аризона, и подали официальную заявку на рассмотрение территориальных претензий. Роббинс и его помощники потратили несколько часов на беглое ознакомление с документами. Главный землемер выглядел растерянным: Ривис претендовал на территорию площадью 18 750 кв. миль (48 500 кв. км)! На горы и речные долины, пустыни и вечнозеленые леса, ранчо и фермы, индейские резервации. В его собственности могли оказаться крупнейшие города штата, а также месторождения меди и серебра.

Пытаясь выиграть время, главный землемер сказал Ривису, что должен подготовить доклад Федеральному правительству, которое и примет окончательное решение по данному вопросу.

Ривис удалился в Каса Гранде, отыскал развалины в пригороде, объявил их бывшим владением дона Мигеля-старшего и принялся отстраивать десятикомнатную из красного камня асьенду Аризола.

В Сан-Франциско Ривиса поддерживали влиятельные покровители – Коллис Хантингтон и миллионер Джордж Херст, новый владелец газеты «Сан-Франциско экземенер». Херст опубликовал несколько анонимных статей, в которых дарственные Пералты признавались подлинными.

В июне 1883 года полковник Джеймс Барни, хозяин крупнейшей добывающей компании штата «Силвер Кинг» неожиданно признал законными притязания Ривиса и заплатил ему 25 тысяч долларов отступных. Для Барни эта сумма была сущим пустяком – серебряные копи приносили ему более шести миллионов долларов в год. Капитуляция Барни вызвала настоящую панику среди жителей Аризоны. Если богатейший человек штата заплатил этому таинственному барону, то что остается делать мелким бизнесменам и землевладельцам? И многие предпочли последовать примеру полковника.

Ривис понимал, что далеко не все готовы платить. Для выбивания денег он нанял громил, настоящих бандитов. Его «агенты» появлялись на фермах и ранчо и предлагали хозяевам раскошелиться. Любое сопротивление подавлялось оружием и огнем. Все знали, что за погромами стоят люди Ривиса, но никто не решился выступить свидетелем.

Ривис обзавелся влиятельными друзьями среди политиков. Его поддерживал Роско Конклинг, влиятельный сенатор-республиканец из Нью-Йорка. В случае победы республиканской партии на выборах 1884 года Ривис мог бы и дальше жить припеваючи, но к власти пришли демократы, чей ставленник в Аризоне Маркус Смит решил покончить с Ривисом раз и навсегда.

Новый главный землемер Ройал Джонсон назначил восемнадцатимесячное изучение дарственных бумаг Пералты, а своему непосредственному начальству сообщил, что представленные Ривисом документы являются фальшивкой. Слухи об этом с быстротой молнии распространились по штату, и вся отлаженная система Ривиса рухнула в один миг. Его криминальный отряд разбежался. Сам аферист под покровом ночи подался в Сан-Франциско.

Ривис подумал, что его позиции значительно усилятся, если он породнится с родом Пералты. И вот он уже супруг Доньи Кармелиты Софии Микаэлы де Пералты, внучки дона Мигеля-младшего, единственной наследницы громадного состояния. Для этого Ривису пришлось сфабриковать огромное количество документов. Он наведался в Сан-Бернардино, где в 1862 году якобы родилась Кармелита. В местной церкви аферист подделал запись в книге регистраций рождений. Испанскую дворянку сыграла безродная официантка салуна. Девушку обучили письму, чтению, светским манерам.

В 1886 году барон и баронесса де Аризоньяк совершили путешествие по Европе. В Испании супруги были удостоены аудиенции королевы-регентши Марии Кристины и инфанта короля Альфонсо XIII. Кармелита была просто великолепна в бархатном платье с глубоким вырезом. Ее прекрасную головку украшала усыпанная бриллиантами диадема.

Ривис воспользовался своим громким титулом и особым положением, чтобы попасть в архивы Мадрида и Севильи. Ночью он подделывал документы, днем подкладывал их в архивы. Он подсунул очень важное дополнительное распоряжение к завещанию дона Мигеля-младшего, согласно которому Кармелита оказывалась единственной наследницей состояния, хранящегося в Банке де Испания.

Свое путешествие новобрачные завершили в Великобритании, где благодаря знакомству с лордом Дерби и лордом Гренвиллем они были удостоены аудиенции королевы Виктории в Букингемском дворце. На приеме красавица Кармелита оказалась в центре внимания, за ней ухаживал сам барон Альфред Ротшильд! Ривису удалось пообщаться с представителями деловых кругов. Вершиной европейского турне четы де Аризоньяк стал юбилейный бал 21 июня 1887 года, на котором присутствовали монархи и правители всего мира.

И тут в Лондон пришла телеграмма о том, что отец доктора Виллинга, престарелый Джордж обвинил Ривиса в обмане и заявил в судебном порядке о своих правах на землю Пералты.

Ривис вернулся домой и быстро уладил дело с Виллингом. Барон Аризоны был полон радужных планов. Он превратит свои земли в цветущий рай – построит плотины и дороги, фермы и ранчо, разведает богатейшие месторождения полезных ископаемых. Он откроет акционерную компанию «Каса Гранде» с уставным капиталом 50 млн долларов. Пятьсот тысяч акций «Каса Гранде» пойдут нарасхват. В этом он не сомневался. А между тем закат его карьеры был уже не за горами.

В 1889 году главный землемер Аризоны Ройал Джонсон завершил шестилетнее расследование, начатое его предшественниками. 12 октября в Вашингтон был отправлен подробный отчет, в котором дарственные Мигеля Пералты объявлялись поддельными. Надо ли говорить, что в глазах большинства жителей Аризоны Ройал Джонсон стал настоящим героем.

В 1891 году Федеральное правительство учредило Претензионный суд земельной собственности. Вынести окончательный вердикт по дарственным Пералты было поручено разобраться Мэттью Рейнольдсу. Десятки экспертов, разосланные по архивам Мексики и Испании, сошлись во мнении, что все документы в деле Пералты сфабрикованы. Их автор использовал современные чернила и бумагу, писал стальным пером, которого не существовало в XVIII веке, в документах обнаружены исправления и подчистки. Ко всему прочему, Ривису не удалось избежать грубейших грамматических и стилистических ошибок. Затем всплыл подлог церковных книг в Сан-Бернардино…

Джеймс Ривис не собирался сдаваться. Он продолжал собирать свидетельства того, что род Пералты действительно существовал. В Калифорнии барон Аризоны подкупил несколько человек, согласившихся под присягой показать, что они знали Кармелиту еще маленькой девочкой, и даже дружили с ее отцом.

Слушание дела Ривиса началось 3 июня 1895 года в Санта-Фе, штат Нью-Мексико. Неожиданно объявились 106 наследников настоящего Пералты – некоего дона Педро де Пералты, умершего триста лет назад. Они требовали свою долю в аризонской земле…

Суд признал притязания Ривиса на часть территории штата Аризона необоснованными. Мигеля Пералты никогда не существовало, его дарственные сфальфицированы. На этом неприятности Ривиса не закончились. Сразу после суда он был арестован полицией по обвинению в мошенничестве.

Ривис находился в отчаянном положении. Влиятельные друзья покинули его. Кармелита несмотря на все уговоры и посулы дала признательные показания. В это трудно поверить, но барон Аризоны не смог найти 10 тысяч долларов, чтобы выйти на свободу под залог, и был вынужден томиться в камере предварительного заключения. В июне 1896 года суд приговорил его к двум годам тюрьмы и штрафу 5 тысяч долларов.

Барон Аризоны провел последние годы жизни на скромной ферме в Дауни, где ныне располагается Медицинский центр «Ранчо Лос-Амигос». Ривис кормился своим огородом и перебивался случайными заработками. Большинство его биографов отмечает, что барон Аризоны часто захаживал в городскую библиотеку, где перечитывал заметки, написанные о нем в дни триумфа. Джеймс Ривис умер в 1914 году и похоронен на кладбище для бедных.

Финансовая пирамида Ивана Рыкова

После отмены крепостного права в России повсеместно стали открываться коммерческие банки, кредитные общества. Первая русская «финансовая пирамида» не заставила себя ждать. Она появилась в семидесятых годах XIX века в Скопине, небольшом уездном городке Рязанской губернии.

Когда Скопин пришел в большой упадок, местные купцы для выправления ситуации решили организовать в городе Общественный банк. 15 января 1863 года они получили на то разрешение от министра финансов. Директором банка собрание избрало Ивана Гавриловича Рыкова, не подозревая, что имеет дело с гениальным финансовым мошенником.

Иван Рыков родился в 1833 году в семье небогатого мещанина Оводова. Родители рано умерли, и осиротевшего мальчика усыновил родственник – богатый купец Андрей Федорович Рыков, давший ему свою фамилию. Ване было пятнадцать лет, когда его благодетель отошел в мир иной, оставив приемному сыну солидное состояние – 200 тысяч рублей. О преумножении полученных в наследство капиталов молодой человек не заботился и к тридцати годам все состояние промотал.

Иван Рыков пошел служить по местному городскому общественному управлению. Вскоре ему удалось получить должность бургомистра. Он широко жертвовал на благоустройство Скопина из личных капиталов и совершенно покорил местное общество тем, что выстроил на собственный счет церковь на городском кладбище.

В первые годы своего существования Скопинский городской общественный банк был весьма полезен для местной промышленности и торговли. Треть доходов от банковской деятельности предполагалось направлять на нужды города, треть использовать на благотворительность и треть – на приращение основного капитала.

Рыков в короткий срок довел дела банка до миллионных оборотов. Тогда в России еще не было ни одного земельного банка и «Скопинской общественный» стал давать кредиты под залог имущества. Молодому банкиру не терпелось пуститься в более рискованные предприятия, но ему мешал городской голова, купец Михаил Леонов, честнейший человек.

В 1865 году Рыков выставил свою кандидатуру на должность городского головы и легко победил Леонова. Но поскольку совмещать два ответственных поста было запрещено, то должность городского головы он уступил купцу Николаю Афонасову, чьи финансовые дела были в большом расстройстве, он задолжал банку около полумиллиона рублей. В общем, свой был человек.

В столичных и провинциальных газетах появились объявления «Скопинского общественного банка», сулившего большие проценты приращения по вкладам (до 7,5 % вместо обычных 3–5 %). Рядом были опубликованы отчеты о блестящем состоянии его дел. На первых порах обещанные проценты выплачивались аккуратно. В маленький городок хлынул поток денег. Скопин превратился в торговый город «под стать губернскому». К нему проложили провели железную дорогу. Открыли ряд учебных и благотворительных учреждений. «Все веровали в Ивана Гавриловича всё равно как в Бога и трепетали перед ним», – скажет потом один из горожан.

Крах банка. Владимир Маковский

Иван Рыков строго следовал правилу: не принимать вклады от жителей Скопина и Рязанской губернии. Из числа вкладчиков, доверивших Рыкову 11 миллионов 618 тысяч 79 рублей, только шестнадцать человек оказались жителями Рязанской губернии.

Для привлечения новых клиентов Рыков выпустил процентные бумаги банка по вкладам. Они не были обеспечены капиталом банка и не имели правительственной гарантии. Впрочем, это уже никого не волновало. Бумаги котировались среди клиентов банка, покупались и продавались, и новые жертвы охотно несли свои сбережения Рыкову.

Скопинский банк имел две бухгалтерии – официальную и внутреннюю. Перед ежегодной публикацией отчетов об активах банка его служащие писали заявления от анонимных вкладчиков на значительные суммы, а через несколько дней – расписывались в получении мифических вкладов.

Но была еще и третья бухгалтерия – рыковская. К ней имел доступ только один человек – бухгалтер Матвеев. Он увольнял и набирал на работу сотрудников, устанавливал размеры жалованья и взяток. Для поддержания видимости жизни приходилось идти на новые аферы, совершать фиктивные сделки, оформляя их на банковских сторожей и извозчиков, фальсифицировать отчеты.

Иван Рыков был настоящим хозяином в Скопине. Ни один важный вопрос не решался без его участия. Накануне очередных выборов в городскую думу по домам ходили люди Рыкова и называли имена тех, кого он «назначил» в гласные.

Ревизии в банке не проводились. Члены ревизионной комиссии подписывали необходимые документы прямо у себя дома. Один из проверяющих выразился предельно откровенно: «Что проку было проверять пустой сундук».

Рязанский губернатор и вице-губернатор пользовались скопинскими кредитами. На содержании рыковского банка состояли даже сотрудники Министерства финансов. Действительный статский советник Бернгард получал от Рыкова 150 рублей в месяц, поставляя ему всевозможные сведения о «течениях в министерстве». А надворный советник Сапиенц пробивал в Государственном банке кредиты для скопинского предприятия.

Особое внимание предприимчивый провинциал уделял газетам. У него брали ссуды статский советник Никита Гиляров-Платонов, редактор «Современных известий» и редакторы разнообразных провинциальных «Ведомостей» и «Вестников».

В самом Скопине телеграфисты, секретарь полицейского управления, судебные приставы, почтмейстер, мировой судья, секретарь городской управы и прочие чиновники получали от банка ежемесячно дополнительное «жалованье» от 15 до 50 рублей за разные услуги. По просьбе Рыкова, например, изымались на почте крамольные письма. «Так было заведено, когда я вступил в службу», – заявил скопинский почтмейстер.

От неугодных людей Рыков избавлялся традиционным российским способом – на бунтовщиков заводились уголовные дела, либо их просто выпроваживали из города. В неугодные можно было попасть по самой непредсказуемой причине: один из сотрудников банка провинился тем, что «свистал в городском саду», другой пострадал из-за того, что слыл «франтом».

В соседнем Ряжском уезде находились Чулковские угольные копи. По инициативе Рыкова в трех селениях Скопинского уезда была проведена разведка угольных месторождений. Уголь был обнаружен, но его оказалось недостаточно для начала промышленной разработки.

Тем не менее Рыков учредил и возглавил «Акционерное общество Скопинских угольных копей Московского бассейна». Учредителями компании кроме инициатора стали помещики, купцы и мещане, чьи имения и дома были заложены в Скопинском банке. В документах общества фигурировал фиктивный складочный капитал в два миллиона рублей, и на эту сумму были выпущены акции.

Вскоре о разработке угольных копей стали писать газеты, в них же печатались отчеты и балансы общества, сообщалось об уплате акционерам дивидендов. И все же акции почти никто не покупал. Тогда Рыков отправил своих агентов на Московскую и Петербургскую биржи изображать торговлю. В течение целого года люди Рыкова продавали и покупали друг у друга бумаги угольного общества, заявляя о сделках биржевым маклерам. В газетах публиковались котировки акций. К концу года стоимость акций выросла до 103 рублей.

Рыков получил разрешение у министра финансов Рейтерна принимать эти акции в залог за акцизные марки на алкоголь, выпускаемый частными винокуренными заводами по курсу 75 рублей за 100. То есть получать 75 реальных рублей за 100 дутых. В случае реализации этого дела Рыков мог бы без особых проблем продать ценные бумаги несуществующих копей и получить до миллиона рублей, а казна могла лишиться 1,5 млн руб. Но осуществить грандиозный замысел помешал мелкий чиновник – старший ревизор Рязанского акцизного управления Хросницкий, который не поленился съездить на место добычи угля. Он обнаружил там только засыпанные землей шахты, оставшиеся от изыскательских работ. Благодаря свои связям в столице Рыкову удалось замять дело.

К началу 1880-х годов долги Скопинского банка достигли совершенно фантастических размеров, средства вкладчиков растаяли, а вовлечь в игру новых клиентов не удавалось. В газетах появилось сообщение, что 12 миллионов рублей вкладов в Скопинском банке обеспечены лишь одним миллионом, к тому же в ненадежных бумагах. Встревоженные вкладчики стали присылать требования вернуть им деньги (банк обязан был возвращать средства почтой, в день получения требования).

В 1882 году в Скопин начали съезжаться акционеры. Чтобы заплатить нежданным гостям, приходилось продавать ценные бумаги. Наконец касса банка вообще прекратила выплаты. Скопинский банк был объявлен несостоятельным должником. «Когда я в качестве понятого в день краха пришел со следователем в банк, – рассказывал на суде один из свидетелей, – то целый угол был завален кипами неоплаченных вкладных билетов, перемешанных со множеством просительных и угрожающих писем и телеграмм». Рыкова взяли под стражу. Следствие по делу о крахе Скопинского банка растянулось на два года.

Поздней осенью 1884 года в Екатерининском зале здания Судебных установлений началось слушание дела. В Москве скопинский процесс вызвал огромный интерес. Подсудимых вели в зал заседаний по коридору «среди сплошной живой стены любопытных, обращавших исключительное внимание свое на героя дня, Рыкова, скромно шедшего, опустив голову, между двух вооруженных солдат». Исключительность процесса подчеркивала усиленная охрана: у каждой двери был выставлен тройной караул – полицейский, судейский, жандармский. Даже у подъезда здания находился особый пост.

По рыковскому делу проходило 26 человек. Среди них – городские головы, гласные думы, члены городской управы, члены правления банка, банковские служащие. Организатор аферы – Рыков. Все они были признаны неплатежеспособными. Один из должников банка, кредитовавшийся на 118 тыс. рублей, располагал имуществом всего на 330 рублей, другой, с долговыми обязательствами на полмиллиона, имел «паршивенький домишко где-то у черта на куличках».

После долгого разбирательства пятерых подсудимых оправдали. Основные фигуранты дела были осуждены на поселение в Сибири, «мелкие сошки» и прочие присные получили сроки в арестантских ротах и тюремное заключение. Сам Рыков, тоже лишенный особых личных прав, отправился отбывать наказание в Сибирь.

Выражение «рыковское дело» стало нарицательным. Константин Маковский написал картину «Крах банка», где отложились его впечатления о разорении Московского ссудного и Скопинского банков – это были два самых громких финансовых дела по тем временам.

Загадка Шапиры

В августе 1883 года Лондон был взбудоражен сообщением об открытии самых древних иудейских рукописей «Второзакония», выполненных древним финикийско-еврейским письмом. Рукописи, датирующиеся IX веком до Р.Х., состояли из пятнадцати длинных кожаных полос размером 18 на 9 сантиметров. В них рассказывалось о странствии евреев по пустыне после исхода из Египта. Приехавший из Палестины антиквар Мозес Шапира предложил свитки Британскому музею за невиданную сумму – миллион фунтов стерлингов! Современник Шапиры писал: «В течение недель “открытие” этих драгоценных рукописей было темой для бесед за обеденным столом во всех слоях общества».

Английская пресса ежедневно освещала все подробности дела. Толпы лондонцев осаждали Британский музей, где под стеклом были выставлены фрагменты рукописей. Экспозицию посетил премьер-министр Уильям Гладстон, обладавший глубокой эрудицией в истории Древнего мира. Высокий гость побеседовал с Шапирой, а также со знатоком древнееврейских текстов доктором Кристианом Гинзбургом, которому Британский музей доверил экспертизу кожаных свитков. Переводы текстов, выполненные Гинзбургом, регулярно публиковались в «Таймс» и «Атенеуме». Оттуда их перепечатывали многие провинциальные газеты. Семья Шапиры в Иерусалиме принялась сорить деньгами, предчувствуя скорое богатство.

Между тем появились слухи, будто музей не располагает необходимой суммой для покупки фрагментов «Второзакония». Назывались имена частных лиц, готовых внести пожертвования. Говорили также, что казначейство выделяет Британскому музею огромную сумму из «фонда на непредвиденные общественные нужды».

Разумеется, в центре всеобщего внимания находился Мозес Шапира. В его биографии осталось немало темных мест. В прошении германскому консулу в Иерусалиме, датированном 1860 годом, антиквар написал если и не всю правду о себе, то по крайней мере место рождения указал точно: «Я родился в 1830 г. в Каменец-Подольске, где получил в юности соответствующее образование. В возрасте 25 лет я присоединился к своему деду, который собирался эмигрировать в Израиль. Из-за политической ситуации, которая ограничивала миграцию евреев моего социального положения, мы вынуждены были отказаться от своих паспортов и после пересечения границы утратили свои права как граждане России… В Бухаресте я приблизился к евангелической вере и был обращен в христианство… Три года назад я приехал в Иерусалим, где присоединился к общине англиканских новообращенных. Поскольку я не имею гражданства, то прошу покровительства прусского консулата и предоставления паспорта как свидетельства этого покровительства».

Гражданство ему дали. Мозес Вильгельм поступил на учебу в мастерские при Церкви Христа. В 1861 году Шапира женился на немке-лютеранке Розетте Йокель, сестре милосердия. От этого брака родились две дочери.

Шапира открыл лавку древностей на Христианской улице и в течение многих лет торговал древностями и манускриптами в Иерусалиме. Он снабжал библиотеки Берлина и Лондона ценными древнееврейскими текстами, главным образом из Йемена. Мозес Вильгельм нашел и впоследствии продал Германии комментарий к Мидрашу, принадлежавший перу Маймонида.

В 1868 году в Месопотамии была обнаружен камень с надписью моавитского царя Меши (IX век до Р.Х.). Вскоре на рынке в Иерусалиме появились глиняные изделия, которые выдавались за древние предметы, найденные у Моавского камня. Именно продажей «моавских идолов» – грубой подделки – Берлинскому музею была запятнана репутация Шапиры. За 1700 глиняных предметов немцы заплатили 22 тысячи талеров. Французский консул в Иерусалиме Шарль Клермон-Ганно выяснил, что эти «древности» были изготовлены в мастерской Селима, приятеля Шапиры.

Нанесенный «моавскими идолами» ущерб Шапира в какой-то мере компенсировал другими, бесспорно подлинными древностями. Несколько его рукописей купил Альфред Сутро, мэр Сан-Франциско для Публичной библиотеки.

Моавитский камень

Каким образом у антиквара оказались кожаные свитки «Второзакония»?

Противники Шапиры рассказывали следующую историю. В 1877 году он обходил еврейские общины Йемена, представляясь странствующим раввином. Шапира уверял окружающих, что собирает старинные манускрипты и свитки Торы якобы для создания хранилища рукописей в Иерусалиме. Многие манускрипты ему дарили, некоторые он покупал, а иногда – отбирал силой с помощью подкупленных мусульманских шейхов. Вернувшись в Иерусалим, Шапира нанял каллиграфов из Еврейского квартала. Они стирали со старинных свитков древние надписи, а затем наносили новый текст библейского «Второзакония», придуманный гениальным фальсификатором.

А вот рассказ самого Шапиры. В июле 1878 года он попал в дом арабского шейха Махмуда ал-Араката, где разговорился с бедуинами. От них он узнал, что арабские пастухи использовали в качестве убежища пещеры в Вади-эль-Муджиб, у восточного берега Мертвого моря. В одной из пещер они наткнулись на «несколько тюков ветхого тряпья». Разорвав полотняную обертку, арабы обнаружили внутри «колдовские заклинания».

Пещеры, по словам бедуинов, были сухими, и это навело Шапиру на мысль о благоприятном стечении обстоятельств, которое могло бы способствовать сохранению древних текстов столь же действенно, «как и почва Египта». Теряясь в догадках над тем, что за «колдовские заклинания» это могли быть, Шапира, по его словам, заручился поддержкой шейха и в результате заполучил фрагменты «набальзамированной кожи», в которых он впоследствии распознал пересказ «последней речи Моисея на равнине Моава».

В отличие от канонического текста во «Второзаконии» Шапиры отсутствовали последние строки, касающиеся смерти Моисея. Антиквар предположил, что речь идет о собственноручной, автографической версии величайшего из пророков, ибо, несмотря на величие пророческого дара, своей смерти он описать еще не мог, и строки эти появились в Писании в последующих копиях!

Шапира держал у себя рукописи «Второзакония» несколько лет, прежде чем надумал их продать. Он утверждал, что повез их в Европу только после того, как профессор Шредер, консул в Бейруте, в середине мая 1883 года подтвердил подлинность рукописей. Шапира был убежден, что в его распоряжении оказался один из источников Библии. В финансовом отношении такое открытие означало даже нечто большее, чем роскошную жизнь. Дочь Шапиры вспоминала наивные мечты, которым предавались члены ее семьи: они не только будут жить во дворце, но еще и построят прекрасную лечебницу с садом для прокаженных или даже купят всю Палестину.

Шапира повез кожаные свитки в Лейпциг, чтобы снять с них копии. «Их смотрели тамошние профессора. Доктор Герман Гуте, собирающийся о них писать, вполне в них верит, – отмечал Шапира. – Первоначально рукописи в качестве бальзамирующего вещества были покрыты битумом. Впоследствии они еще более потемнели в результате обработки их маслом и спиртом. Масло употреблялось арабами, с тем чтобы рукописи не становились ломкими и не страдали от сырости».

Но Шапира умолчал об одном существенном обстоятельстве: во время своей предыдущей поездки в Германию он передал свитки на экспертизу в Королевский музей в Берлине, и комиссия под председательством профессора Рихарда Лепсиуса объявила манускрипты «хитроумной и бесстыдной подделкой». Тем не менее берлинцы выразили готовность за незначительную цену приобрести рукописи. А может, они таким нечестным способом хотели завладеть древними текстами? По крайне мере Шапира увидел в сделанном ему предложении знак того, что хитрые немцы считают рукописи подлинными.

В Лондоне Шапиру встретили доброжелательно, хотя не все считали кожаные свитки «Второзакония» подлинными. Мозес Вильгельм показал свитки секретарю Общества палестинских исследований, писателю Уолтеру Безанту. Тот сразу обратил внимание, что рукопись написана черными чернилами, через две тысячи лет все еще столь же свежими, как и в момент написания. Многие удивлялись тому факту, что свитки были захоронены в сухой пещере в Моаве. Капитан Клод Р. Кондер, занимавшийся картографированием Западной Палестины, убеждал всех, что все пещеры Моава глинисты и сыры, и он никогда не поверит, что рукописи на подверженной тлению коже могли более двух тысяч лет пролежать погребенными в стране, где средний уровень осадков достигает 20 дюймов.

Еще более серьезные сомнения вызвала другая упомянутая Шапирой деталь – то, что рукописи были обернуты в полотно. Лондонская «Таймс» отмечала: «Упоминание о полотне было, видимо, ошибкой, поскольку люди, верящие в долговечность кожи, вряд ли признают способность столь же долго противостоять действию времени за обыкновенным льном». Однако лейпцигский эксперт все же признал древними кусочки льняной ткани, приставшие к рукописям «Второзакония».

Впрочем, скептики на первых порах предпочитали помалкивать. Поэтому после демонстрации рукописей на ученом совете Общества палестинских исследований было принято решено выставить их в Британском музее.

Примчавшийся из Парижа выдающийся французский специалист в области библейской археологии Шарль Клермон-Ганно вынужден был ограничиться осмотром свитков «на общих основаниях» – через стекло. Но даже через стекло он разглядел все, что ему требовалось для однозначного вывода: это фальшивка! По версии археолога, Шапира взял один из больших синагогальных кожаных свитков трехсотлетней давности, отрезал нижний край свитка и таким образом получил несколько узких полос кожи, на вид довольно древних, причем это впечатление было в дальнейшем усилено с помощью химических реактивов. На полосах кожи фальсификатор написал чернилами свой вариант «Второзакония», используя шрифт Моавского камня и вводя в библейский текст «разночтения», какие только диктовала ему фантазия.

Ряд английских газет опровергли выводы Клермон-Ганно – кожа рукописей Шапиры была значительно толще, чем используемая обычно для синагогальных свитков. А вот на специалистов изящные доказательства Клермон-Ганно произвели глубокое впечатление. В библиотеке Британского музея были обнаружены несколько старых свитков Торы с обрезанными краями, приобретенных в 1877 году у иерусалимского торговца Шапиры.

Гинзбург внезапно изменил свое мнение и завершил серию публикаций в «Таймс» статьей, изобличающей находку Шапиры как фальсификацию. Доктор Гинзбург привел внушительный перечень внутренних несоответствий самого текста. Именно на этих основаниях фрагменты были окончательно заклеймены как поддельные. Большинство ученых в 1883 году признали рукописи грубой подделкой, а самого Шапиру – аферистом.

23 августа Шапира написал письмо Гинзбургу из своего лондонского отеля, укоряя последнего в неожиданном предательстве: «Вы сделали из меня дурака, опубликовав и выставив на обозрение рукописи, которые, оказывается, считаете фальшивыми. Не думаю, что я смогу пережить этот позор».

Антиквар понял, что отныне ни один коллекционер, а тем более музей не пожелает иметь с ним дело. У Шапиры не хватило смелости вернуться в Иерусалим. Полгода он переезжал из одной европейской страны в другую, пока не решился на роковой шаг.

11 марта 1884 года, взломав по просьбе хозяина роттердамской гостиницы «Блоумендал» дверь комнаты, снятой подозрительным постояльцем, голландские полицейские обнаружили труп мужчины. Это был торговец древностями Мозес Вильгельм Шапира. Он застрелился 9 марта. Вместе с собой антиквар унес тайну происхождения рукописи. Так и не удалось узнать, сам ли Шапира изготовил рукопись или поручил подельнику. Но факт его самоубийства как будто говорит о том, что антиквар стал жертвой фальсификаторов.

16 июля 1885 года лондонское общество антикваров опубликовало список вещей, проданных на аукционе. Под номером 302 числились пятнадцать свитков, названных «Рукопись Шапиры», которые за 18 фунтов и 5 шиллингов приобрел торговец древностями Бернард Куариц. Новый хозяин выставил печально известные свитки на англо-еврейской исторической выставке в Альберт-Холле в 1887 году. В каталоге он описывал данный экспонат как «подлинную книгу «Дварим», написанную рукой Моше Бен-Амрама около 1500 года до Р.Х.», но при этом оценил его в 25 фунтов стерлингов. Куариц продал свитки сэру Чарлзу Николсону, профессору Сиднейского университета. Потом следы свитков Шапиры теряются. По одной из версий, рукописи сгорели во время пожара в лондонском доме Николсона в 1899 году.

Бурные споры по поводу рукописей Шапиры вспыхнули с новой силой после того, как в 1947 году в Кумране были найдены «рукописи Мертвого моря» – древние еврейские манускрипты, рассказывающие об исторических событиях времен Второго Храма. Свитки из кумранской пещеры прекрасно сохранились и были обернуты в полотно! Форма и внешний вид этих несомненно подлинных манускриптов были необыкновенно похожи на пергаменты Шапиры; они в основном датируются I веком до нашей эры, но были написаны в особом архаичном стиле еврейского алфавита с начертанием букв, вышедшим из общего употребления за сотни лет до этого.

В свете Кумранских находок многие ученые взглянули на «дело Шапиры» под другим углом. Основным поборником реабилитации Шапиры был профессор Менахем Мансур, заведующий кафедрой гебраистики и семитологии Висконсинского университета. Он считал «Второзаконие» Шапиры подлинным. Однако проверить это утверждение невозможно, так как свитки пропали.

Британский музей в каталоге для выставки подделок 1990 года признал, что случай с Шапирой является классическим примером ошибки экспертов. Что касается манускриптов, они, вероятно, являются именно тем, чем их считал Шапира: древнейшими фрагментами Ветхого Завета. Но пока их не найдут – обнаружат, возможно, плесневеющими на каком-нибудь чердаке, – загадка Шапиры так и останется неразгаданной.

Грандиозная «Панама»

17 ноября 1869 года был торжественно открыт Суэцкий канал. Гениальный создатель первого международного канала граф Фердинанд де Лессепс был избран членом Французской академии наук и получил звание инженера, хотя и не учился в техническом вузе. Лессепс, родившийся в семье выдающегося французского дипломата, пошел по стопам отца, но дипломатическая карьера у него не сложилась. Выйдя на пенсию, Лессепс стал крупным землевладельцем, а на склоне лет, – героем Суэцкого канала.

Всемирная слава Лессепса докатилась и до далекой Колумбии. В 1878 го-ду в Боготе появились два французских морских офицера, Арман Реклю и Люсьен Наполеон-Бонапарт Виз. Они привезли заманчивое предложение от героя Суэца: построить через Панамский перешеек канал, соединяющий Атлантический и Тихий океаны. После бурных обсуждений колумбийское правительство именно французской компании поручило осуществить этот грандиозный проект.

В 1879 году Фердинанд Лессепс вместе с единомышленниками основал акционерное общество Международная компания по постройке межокеанского канала. В своей торжественной речи, посвященной вступлению в должность президента компании, Лессепс заверил инвесторов, что строительство займет не более двенадцати лет и обойдется в 600 миллионов золотых франков. Герой Суэца рассчитывал привлечь средства миллионов мелких вкладчиков – ремесленников, торговцев, лавочников, парикмахеров, офицеров, врачей и чиновников. И его расчет оправдался: благодаря блестящей рекламной кампании подписка на акции в течение короткого времени принесла вдвое больше ожидаемой суммы.

По настоянию Лессепса было решено строить канал на уровне моря, без шлюзов, с туннелем длиной от шести до девяти километров. Поскольку трасса канала в нескольких местах пересекалась с американской железной дорогой, французской компании пришлось ее выкупить со всем оборудованием, зданиями, строительными материалами, складами, причем по тройной цене.

В феврале 1881 года началось строительство канала. Почти сразу возникли непредвиденные трудности. Наибольшие бедствия приносила Крокодилья река – Чагрес. В сезон тропических дождей уничтожалось то, что в невероятно тяжелых условиях удавалось сделать в сухую погоду. Неудача следовала за неудачей. Работать приходилось в невероятно тяжелых условиях. На французской стройке погибло от желтой лихорадки и малярии более 25 тысяч человек.

Однако в Париже об этом не знали, и акции компании пользовались большим спросом. Подкупленная Лессепсом пресса скрывала истинное положение вещей и пророчески предсказывала панамскому проекту великое будущее.

Но так долго продолжаться не могло. С 1881 по 1884 год при строительстве канала было вынуто всего лишь 7 миллионов кубических метров грунта из 120 миллионов, а истрачено более половины подписанного капитала. В Париже акционерами овладело беспокойство. Спрос на ценные бумаги компании резко упал.

Лессепс, оказавшийся в отчаянном финансовом положении, решил поправить дела выпуском облигаций выигрышного займа, фактически лотереи. На это, однако, требовалось разрешение правительства и одобрение парламента.

Прекрасно понимая, что без крупных взяток подобные вопросы не решаются, руководители компании обратились за помощью к барону Жаку де Рейнаку. Подкуп министров, парламентариев, журналистов планировалось вести через него. Когда банкир Рейнак занялся делами Панамской компании, его самого шантажировал другой прожженный делец, также сыгравший большую роль в Панамском скандале, – Корнелиус Герц.

Авантюрист мирового масштаба Герц был вхож в самые высшие сферы, от него часто зависела карьера руководителей буржуазных партий, парламентариев и министров. Герц субсидировал нужных людей не бескорыстно: он знал, что в нужный момент сможет извлечь выгоду из их услуг. Политическая интрига шествовала под руку с финансовыми спекуляциями.

Рейнак и Герц поделили между собой тех политиков, которых следовало подкупить: одним давал деньги сам Рейнак, другим – Герц. Прямые контакты с компанией поддерживал Рейнак. Он получал деньги для подкупа непосредственно от Лессепса, Герц же знал только тех деятелей, которым он сам вручал деньги. Между ними часто возникали конфликты. Герц считал, что Рейнак присваивает часть выделенных для подкупа сумм. Стремясь вырвать побольше, он шантажировал барона, грозил разоблачениями, писал ему: «Лучше платите, иначе и вы, и ваши друзья взлетите на воздух».

В бумагах Рейнака после его смерти был обнаружен счет с припиской «шантаж Герца». Из него следует, что Герц изъял у него громадную сумму – 9 млн 382 тыс. 175 франков и настаивал на новых выплатах. Кстати, депутат Жорж Клемансо и премьер-министр Флоке в 1888 году убеждали Лессепса повлиять на Рейнака, чтобы тот удовлетворил требования Корнелиуса Герца.

Размеры взяток депутатам зависели от степени заслуг. Например, депутат Мишель получил 10 тысяч франков за то, что вторично выдвинул законопроект в парламенте. Бывший министр сельского хозяйства Барбье, предводитель группы депутатов, завалившей в 1886 году один из законов, получил полмиллиона. Чеки выписывались бароном Рейнаком на имена депутатов, иногда на их агентов. В общем списке значилось 104 фамилии.

В июне 1888 года необходимый Лессепсу законопроект был одобрен депутатами. Но победа оказалась пирровой. Вместо планируемых 720 миллионов франков лотерейные билеты принесли лишь 254 миллиона. К этому времени была прорыта едва ли четвертая часть Панамского канала. Уже давно была отвергнута идея построить канал без шлюзов и пропускных плотин. Лессепсу не помог даже инженер Гюстав Эйфель.

В 1889 году работы на Панамском перешейке были приостановлены. «Тысячи брошенных вагонов всех типов стоят на подъездных путях и строительных площадках, – описывал немецкий географ Полаковский трассу Колон – Панама. – Они гниют и ржавеют либо завалились, как и прочие механизмы, в песок и топь. Все здесь уже не дороже металлолома, продающегося по 12–15 франков за тонну. Рельсы утонули в песке и грязи…»

Международная компания по постройке межокеанского канала прекратила платежи, и Парижский трибунал, признав факт банкротства, 4 февраля 1889 года вынес постановление о ее ликвидации. Это известие вызвало панику среди держателей акций и облигаций. Ценные бумаги компании имели на руках 800 тысяч человек, преимущественно люди небогатые, для которых ее крах означал разорение.

Панамский канал

Ликвидационная комиссия установила, что из общей суммы 1 млрд 335 млн франков, истраченных компанией, непосредственно на работы по сооружению Панамского канала ушло всего 612 млн, а 718 млн осталось в Париже, и оправдательных документов на эту сумму в бухгалтерских книгах компании не оказалось. Всем было ясно, что речь идет о крупной афере. Акционеры требовали вернуть им деньги и наказать виновников банкротства. На улицах толпы вкладчиков кричали депутатам: «Долой жуликов!»

После краха Панамской компании в течение более чем двух лет проходила ликвидация ее дел под контролем лиц, назначенных правительством. Руководители компании во главе с Фердинандом Лессепсом объясняли свои «сомнительные» поступки желанием спасти от краха предприятие, столь важное не только для сотен тысяч акционеров, но и для национальных интересов страны, поэтому им приходилось тратиться на рекламу в печати и удовлетворять денежные аппетиты политиков.

В июне 1890 года палата депутатов приняло решение провести расследование скандала. Однако только через два года генеральный прокурор возбудил дело против ее руководителей – Фердинанда де Лессепса, его сына Шарля, Мариуса Фонтана, барона Коттю и инженера Гюстава Эйфеля, создателя знаменитой башни. Они обвинялись в мошенничестве, но и после этого формального обвинения власти не давали хода делу, что вызвало возмущение общественности, и прежде всего вкладчиков, пострадавших от банкротства.

6 сентября 1892 года газета «Либр пароль» («Свободное слово») начала печатать серию статей о Панамском деле, подписанных псевдонимом Микрос. Под этим псевдонимом, как выяснилось, скрывался банкир Фердинанд Мартен, обиженный на компанию Панамского канала за то, что не проявила к нему достаточной щедрости. Автор утверждал, что банкир Жак де Рейнак и его ближайший помощник Артон по поручению компании Панамского канала подкупили многих депутатов, проголосовавших потом за выпуск гарантированного государством займа. Сразу после публикации первых статей Артон сбежал за границу.

Разоблачения «Либр пароль» напугали Рейнака. В обмен на обещание, что его имя не появится на страницах этого издания, барон назвал редактору имена нескольких депутатов-республиканцев, чьи голоса он покупал по поручению компании. В начале ноября 1892 года «Либр пароль» опубликовала список коррумпированных чиновников без указания источника.

Не успел Рейнак перевести дух, как в разоблачительную кампанию включилась другая газета – буланжистская «Кокард». Ее редактор находился под влиянием бывшего министра внутренних дел Эрнеста Констана, уже ознакомившегося со списком 104 депутатов, замешанных в афере. По просьбе барона Рейнака, 19 ноября 1892 года министр финансов Рувье и лидер радикалов Клемансо нанесли визит Констану и умоляли его пощадить Рейнака, но тот на уступки не пошел. Добиться прекращения газетной травли вполне мог и Корнелиус Герц, однако он еще раньше ответил отказом. Прощаясь с Клемансо, поникший Рейнак произнес: «Я пропал». На следующее утро барон был найден мертвым в своей спальне. По официальной версии он умер от кровоизлияния в мозг.

Позже покончили жизнь самоубийством депутат Ришар, в свое время докладывавший Национальному собранию законопроект об издании лотерейных билетов, и несколько других депутатов.

Смерть Рейнака устранила последние сомнения, если они у кого-то еще оставались, относительно масштабов Панамской аферы. Теперь каждый старался обелить себя, разоблачения следовали одно за другим. Газета «Кокард» назвала в числе взяточников председателя палаты депутатов радикала Шарля Флоке, и даже указала полученную им сумму – 300 тысяч франков для покрытия расходов своих сторонников во время избирательной кампании.

21 ноября началось обсуждение этого обвинения в палате депутатов. Правый депутат Жюль Делаэ заявил с трибуны, что компания Панамского канала подкупила 150 депутатов, в том числе многих министров. На возгласы из зала: «Имена! Назовите имена!» – он ответил: «Назначьте следственную комиссию, а доказательства она найдет в бумагах Рейнака».

Ему поверили. Следственная комиссия потребовала широких полномочий, но правительство Эмиля Лубе не захотело их предоставить и поплатилось за это вотумом недоверия. Новый кабинет сформировал бывший министр иностранных дел Александр Рибо, а отставной премьер получил портфель министра внутренних дел. Комментируя эти перемены, германский посол в Париже граф Мюнстер докладывал своему начальству: «Правительство Лубе – Рибо, утонувшее в Панамском канале, немедленно воскресло в форме правительства Рибо – Лубе».

Следственная комиссия установила, что квартиру Рейнака «забыли» опечатать, а его труп похоронили без вскрытия. Министр юстиции Леон Буржуа распорядился провести судебно-медицинское исследование трупа банкира. Результат оказался неопределенным – нельзя было ни признать, ни отвергнуть предположение, что смерть последовала от отравления.

Сенсационные разоблачения продолжались. При обыске у банкира Тьерре обнаружили корешки чековой книжки, где были обозначены имена парламентариев, получивших взятки. Рейнак выписал 26 чеков на сумму 3,4 миллиона франков: два на 2 миллиона – на имя Корнелиуса Герца, два – на имя брата бывшего президента Франции Альбера Греви, один – на имя некоего Власто, человека близкого к Рувье; остальные чеки были помечены инициалами.

Следственная комиссия установила имена еще нескольких лиц, получивших чеки от Рейнака, и на заседании палаты 20 декабря 1892 года обратилась с просьбой лишить депутатской неприкосновенности пятерых депутатов и пятерых сенаторов, из которых один (Рувье) был в прошлом председателем Совета министров, а пятеро – министрами. В списке фигурировал также Альбер Греви.

Рувье своей вины не признал. Да, он получал деньги, но не от компании, а от «друзей финансистов», и ничего плохого в этом не видит. «Здесь все претворяются, – сказал он, – будто только теперь, в конце XIX века, впервые узнали, что для управления страной нужны деньги. Если же парламент не дает их в достаточном количестве, то политический деятель, который находит их благодаря своим личным связям, заслуживает всяческой похвалы». Все это, разумеется, делалось для зашиты Республики!

Депутат Арена, оказавшийся в числе пятерки, с юмором заметил: «Впервые я оказался в министерском списке». С трибуны же Арена допытывался депутатов, с каких это пор запись на корешке чека является юридическим доказательством.

Однако палата проголосовала за лишение неприкосновенности названных комиссией лиц. Председательствующий Флоке облегченно вздохнул – его имени в списках не оказалось.

Как сложилась судьба участников Панамского дела? Следствие велось крайне медленно. В начале 1893 года Шарль де Лессепс выдал очередную порцию разоблачений: он сообщил, что в 1885 году министр общественных работ Байо получил от компании 375 тыс. франков, а по настоянию председателя Совета министров Флоке 300 тыс. франков были выплачены пяти журналистам. Огласке эти факты преданы не были – Флоке лишился поста председателя палаты депутатов, – и все.

7 января 1893 года начался первый процесс над руководителями компании – Шарлем Лессепсом (Фердинанд Лессепс, которому было 88 лет, уже не мог отвечать за свои поступки), бароном Коттю, Фонтаном и инженером Эйфелем по обвинению в мошенничестве. Их защищали самые лучшие адвокаты. Один из них Барбу, прославляя планы компании как крестовый поход во имя цивилизации, уверял, что раздача взяток парламентариям при таком предприятии столь же неизбежна, как дань, которую купцы в Средние века вынуждены были платить пиратам и разбойникам с большой дороги. Барбу часто цитировал Катона, Вольтера, Гумбольта и Гёте. И, как едко заметил один из газетчиков, создавалось впечатление, будто эти великие чуть ли не лично благословляли финансовые махинации подсудимых.

Суд приговорил обвиняемых к различным срокам тюремного заключения и денежным штрафам. Однако кассационный суд отменил это решение, и все обвиняемые были освобождены.

Вскоре состоялся второй процесс, на этот раз по обвинению в коррупции. На скамье подсудимых – те же лица и пять членов парламента. Рувье среди них не оказалось: хотя он публично признал, что брал взятки, его дело было прекращено «за отсутствием улик». Четыре депутата из пяти виновными себя не признали, утверждая, что получали не взятки, а «гонорары за консультации и советы». Покаялся только Байо. Представители компании отрицали свою виновность в коррупции: они-де добивались законных вещей, но те люди, от которых зависело соблюдение законов, требовали за это денег, и компании приходилось платить. И вот, наконец, объявлен приговор: все оправданы кроме бедолаги Байо, который поплатился за свое признание пятилетним тюремным заключением и штрафом в 750 тысяч франков.

Комиссия по расследованию отправила Корнелиусу Герцу вызов приехать из Англии для дачи показаний, но он этот вызов просто проигнорировал. Артон в течение трех лет скрывался за границей. Остальных взяточников не трогали. Большинство из них в 1893 году были вновь избраны в палату депутатов. Из политических деятелей, замешанных в Панамском скандале, больше всех пострадал Клемансо: он потерял депутатский мандат, приобрел репутацию иностранного агента, подвергся жестокой травле. Позднее Клемансо скажет: «Надо признать, что Корнелиус Герц был законченным мошенником. К сожалению, это не было написано на кончике его носа».

Но и на этом дело не закончилось. В Лондоне был арестован Артон. В ноябре 1896 года он получил по окончательному приговору восемь лет тюрьмы. Артон сообщил новые подробности того, сколько было денег у Рейнака, сколько ушло на взятки, а сколько он получил в качестве комиссионных. Правда, сам он никого не подкупал, а просто раздавал подарки дружески настроенным лицам и просил их пропагандировать важность и полезность строительства Панамского канала. Артон даже создал для этой цели своего рода консультативный комитет депутатов.

В марте 1897 года палата депутатов и сенат лишила парламентской неприкосновенности группу членов парламента и привлекла к ответственности пятерых бывших депутатов. Впрочем, из 26 парламентариев, о которых говорил Артон, судили лишь шестерых, и в декабре 1897 года все они были оправданы (по этому обвинению на всякий случай оправдали и Артона).

Очередная парламентская комиссия ничего нового не выявила. Расследование продолжалось вплоть до смерти Корнелиуса Герца в июле 1898 года. Это было как бы концом Панамы. Деньги вкладчикам вернуть не удалось. Как отметил один из публицистов, изъять украденные сотни миллионов из пасти опытных хищников было столь же безнадежным делом, как искать их на дне котлована, который все же успели вырыть на Панамском перешейке.

Тиара скифского царя ювелира Рухомовского

В конце XIX века открытия российских археологов в области античной культуры Северного Причерноморья вызывали большой интерес научной общественности, любителей и коллекционеров древностей. Едва ли не каждый год совершались поразительные открытия новых городов и дворцов, богатейших погребений и кладов, чудесных скульптур и расписных ваз. Конечно, большинство находок оседало в музеях России, и тем более желанными казались они работникам европейских музеев.

Разумеется, тут же появилось множество фальшивок, якобы найденных при раскопках. Среди торговцев «древностями», славившихся на всю Россию, выделялись очаковские купцы братья Гохманы. Доверчивых любителей античных надписей они снабжали большими мраморными досками, украшенными пространными надписями.

К 1894 году Гохманы свернули эту торговлю по причине резкого падения спроса. Находчивые братья перешли на «античные» ожерелья, перстни, диадемы, серьги и другие украшения. Один из Гохманов делал рисунки будущих «древностей», по которым ювелиры изготавливали предметы из золота и серебра. Клиентами братьев были музеи России, Германии, Франции, Англии, Греции, Италии. Товар распространялся через подставных лиц. Гигантское количество «древностей» из золота и серебра продала музеям и коллекционерам крестьянка Анюта из села Перутино, расположенного на месте Ольвии. Предлагая «древности», Анюта обстоятельно излагала историю находок. Особо недоверчивым коллекционерам фирма Гохманов предоставляла возможность самим найти «древность» в якобы раскопанных при них могилах (это считалось аргументом несомненной подлинности находки).

Среди ювелиров на особым счету у Гохманов был одессит Израиль Рухомовский. Он являлся автором целой серии «античных» реликвий. Именно Рухомовский изготовил чудесную по красоте и изяществу тиару. Гохманы сказали ему, что собираются подарить тиару знаменитому харьковскому профессору. Форма тиары не была известна ни в греческих, ни в скифских древностях, поэтому в своей работе Рухомовский руководствовался атласом по истории культуры. Он постарался на славу. Красота и утонченность рисунка заставляли сравнивать тиару с классическими произведениями ювелирного искусства.

Тиара Сайтоферна

В начале 1896 года Шепсель Гохман предложил приобрести тиару скифского царя Сайтоферна директорам венского Императорского музея Бруно Бухеру и Гуго Лейшнингу. «Прошлым летом ученые работали в Ольвии и неподалеку от нее раскопали скифскую могилу с богатым кладом, – рассказывал Гохман. – Там были похоронены Сайтоферн и его жена. Вот откуда и тиара, и другие украшения. Достались они мне за большие деньги. Но ведь надо, чтобы хоть раз в жизни повезло бедному коммерсанту».

Дирекция Императорского музея пригласила в качестве экспертов крупнейших венских археологов и искусствоведов – Бенндорфа, Бормана, Шнейдера и других. Они подтвердили: да, это действительно тиара скифского царя Сайтоферна. Однако у Императорского музея не нашлось денег, чтобы купить шедевр.

Вскоре в доме венского антиквара Антона Фогеля состоялось секретное совещание, в котором помимо хозяина принимали участие венский маклер Шиманский и Шепсель Гохман. О характере совещания остается только догадываться, но наутро Гохман отбыл в родной Очаков.

В марте того же 1896 года Шиманский и Фогель объявились в Париже. Они показали тиару директору Лувра Кемпфену, руководителю отдела античного искусства Эрону де Вилльфоссу, авторитетным ученым. Казалось, восторгам не будет конца. Конечно, тиару нельзя упускать, она станет украшением коллекции Лувра!

За тиару Шиманский и Фогель запросили двести тысяч франков. По тем временам это были большие деньги, отпустить которые могла только палата депутатов. Продавцы ждать не хотели. На помощь дирекции Лувра пришли богатые меценаты Корройе и Теодор Рейнак.

Первого апреля 1896 года профессор Эрон де Вилльфосс публично объявил, что руководство музея приобрело «чудо греческого ювелирного искусства» – тиару царя Сайтоферна. Тиара была обнаружена при раскопках могильного кургана в Крыму и датируется третьим веком до Рождества Христова. Находка в «превосходной сохранности» и декорирована «неслыханно богатыми художественными мотивами». «Это само Искусство в своем наиболее тонком и чистом виде», – с восхищением заключил профессор.

Тиара Сайтоферна представляла собой куполообразный парадный шлем, разделенный на несколько горизонтальных поясов, чаще всего орнаментальных. Но главное место занимала широкая полоса с изображениями сцен из гомеровских «Илиады» и «Одиссеи». Красивой чеканкой был покрыт и нижний, второй по ширине фриз со сценами из повседневной жизни скифов – кочевников и скотоводов, населявших северные районы Причерноморья. А между этими фризами по кругу шла древнегреческая надпись, гласящая о том, что эту тиару преподносят в дар Сайтоферну жители Ольвии, крупнейшей греческой колонии на берегу Бугского лимана.

Ученые ликовали, не подозревая, что вскоре станут героями одного из самых крупных провалов в истории музеев мира, что «чудо ювелирного искусства древности» – всего лишь искусная подделка.

Итак, афера, начатая купцами из Очакова, увенчалось полным успехом. Шепсель Гохман получил 86 тыс. франков, посредники Шиманский и Антон Фогель – соответственно 40 и 74 тыс. комиссионных. Парламент задним числом утвердил ассигнование на покупку шедевра. А тиара Сайтоферна заняла почетное место в постоянной экспозиции Лувра, вызывая восхищение специалистов, знатоков и многочисленных посетителей крупнейшего в Западной Европе музея.

Правда, некоторые эксперты уже тогда считали, что тиара – подделка. Крупнейший исследователь того времени Адольф Фуртвенглер из Мюнхена нашел прототипы целого ряда персонажей тиары, они оказались на произведениях разных эпох и из разных мест: на ожерелье V века до Р.Х., найденном в Тамани, и на вазах из Южной Италии, изделиях из Керчи и так называемом щите Сципиона, хранящемся в Лувре, и других изделиях античных мастеров.

На X археологическом съезде директор Одесского археологического музея Э.Р. Штерн выступил с докладом «О подделках классических древностей на юге России» и подробно рассказал о деятельности Гохманов и других фальсификаторов.

Эти тревожные сигналы, конечно, доходили до Парижа. Однако в Лувре больше прислушивались к благоприятным высказываниям видных ученых Франции, Германии и других стран.

В марте 1903 года в парижской газете появилось короткое сообщение: художник с Монмартра Майянс, известный под именем Элина, утверждает, что именно он сотворил тиару Сайтоферна. Французская пресса тут же подхватила сенсацию.

23 марта в печати было опубликовано открытое письмо парижского ювелира Лифшица, в котором он называл автором тиары Сайтоферна одесского ювелира и чеканщика Израиля Рухомовского, получившего за восемь месяцев работы две тысячи рублей. Лифшицу не поверили, дескать, в России просто нет искусных ювелиров, способных сотворить такое чудо.

Толпы любопытных повалили в Лувр, но тиару Сайтоферна сотрудники музея успели убрать в запасник. Скандал набирал силу. Правительство назначило специальную комиссию для расследования всех обстоятельств дела. Возглавил ее Клермон-Гаммо, член Академии наук, профессор Колледж де Франс одного из старейших учебных заведений Франции.

Через два дня после появления письма Лифшица русский корреспондент парижской газеты телеграфировал из Одессы: «Гравер Израиль Рухомовский, проживающий в Одессе, Успенская, № 36, объявляет с полной уверенностью, что он творец тиары. Он сообщает, что выполнил ее по заказу одного человека из Керчи в 1896 году. Рухомовский готов приехать в Париж, чтобы доказать свои слова, если ему дадут средства на поездку в размере 1200 франков».

5 апреля 1903 года Рухомовский прибыл в Париж. Для того чтобы не нагнетать страсти, он остановился в скромной гостинице под вымышленным именем Бардеса. Но не тут-то было. Гостиницу взяли в осаду толпы репортеров, охотники за автографами и просто любопытные. Портреты одесского ювелира и фотографии тиары обошли все газеты. А какой-то богатый американский импресарио предложил двести тысяч франков за турне Рухомовского по Америке, конечно, вместе с тиарой Сайтоферна, но при условии, что это «настоящее фальшивое» произведение.

Правительственная комиссии пожелала убедиться в том, что тиару сделал именно Рухомовский. Ювелир продемонстрировал свои изделия, в частности ритон (рог для питья), золотую группу из двух фигур, Афины и Ахиллеса. Одесский мастер показал эскизы и рабочие чертежи, по которым он делал тиару, и подробно описал процесс ее производства. Но это не убедило работников Лувра. Тогда Рухомовский изготовил часть фигурного фриза, которая при сравнении с тиарой оказалась полностью ей идентичной. Дирекция Лувра признала свое поражение.

Рухомовского попросили назвать имя организаторов аферы. В ответ ювелир рассказал туманную и малоправдоподобную историю о неизвестном господине из Керчи, заказавшем ему тиару в качестве юбилейного подарка какому-то русскому ученому-археологу. Этот же заказчик приносил Рухомовскому в качестве образцов «Русские древности» И. Толстого и Н. Кондакова, атлас к «Древней истории» Вейссера, репродукции с щита Спициона и гравюры Джулио Романо с фресок Рафаэля.

Шепсель Гохман и его венские компаньоны Фогель и Шиманский скромно держались в тени.

Тиара была передана из Лувра в Музей декоративного искусства и там нашла свое место как прекрасный образец ювелирного искусства конца XIX столетия.

Франсуа Фурнье – «король» фальшивых марок

Однажды некий молодой человек во Франции нарисовал марку с портретом генерала де Голля. Недолго думая, он наклеил свое произведение на конверт и опустил его в почтовый ящик. Он хотел просто подшутить над почтой. Но служащие французской почты сразу же оповестили полицию. После расследования молодого человека, кстати, талантливого графика, арестовали и обвинили в изготовлении фальшивых знаков почтовой оплаты. Ему грозил большой тюремный срок, и только благодаря красноречивому адвокату и умному судье дело легкомысленного «творца марок» было прекращено.

Уже на этом примере видно, что почтовые ведомства всего мира энергично охраняют себя от подделок. Но, несмотря на суровые приговоры, время от времени кто-либо из «любителей» решается на риск производства фальшивых марок «в ущерб почте». Именно «в ущерб почте», так как фальсификаты «в ущерб коллекционерам» появились почти одновременно с возникновением филателии.

Аферы, связанные с подделкой марок, зачастую достигают миллионных сумм и наносят колоссальный ущерб как фирмам, так и коллекционерам. Некоторые фальшивки изготовлены столь искусно, что даже лучшие эксперты становятся жертвами ошибок.

Подделки марок появились почти одновременно с оригиналами – в 1840-х годах. Первые фальшивки были обнаружены в Италии – грубые подделки, заменявшие знаки почтовой оплаты (впрочем, сейчас они стоят больших денег у коллекционеров). В 1862 году вышла первая книга Луи Франсуа Гансо о фальшивых марках, а через год англичане Торнтон Левис и Эдвар Пембертон опубликовали работу «Поддельные почтовые марки и как их обнаружить».

История филателии знает «великих мастеров», некоронованных «королей» фальшивых марок. Их «произведения» многие годы наводили страх на состоятельных филателистов, приобретавших дорогие марки без уверенности в их подлинности. «Королем» фальсификаторов и поныне считается Франсуа Фурнье.

…В конце XIX века на филателистическом рынке неожиданно появились многочисленные подделки самых старых и одновременно самых ценных марок. Создателем их был некий Л.Х. Мерсье, который основал в 1891 году в Швейцарии небольшую типографию и начал легальное производство фальшивых марок. Для того чтобы не вступать в конфликт с законом, Мерсье называл свою продукцию «факсимиле» и иногда даже делал такую надпечатку на обратной стороне выпускаемых им марок. Подавляющая же часть его продукции не имела таких надпечаток, и многие филателисты приобретали марки Мерсье, не подозревали, что заполняют свои коллекции фальшивками.

Марка, напечатанная в типографии Франсуа Фурнье

Хотя Мерсье не был знатоком филателии, его типография процветала, и дела шли прекрасно. Одной из причин успеха был низкий уровень филателистических знаний коллекционеров того времени.

В 1903 году типографию возглавил Франсуа Фурнье, человек безграничной фантазии и необычайной предприимчивости. В отличие от Мерсье он хорошо разбирался в филателии. Несколько лет назад Фурнье основал в Женеве небольшую фирму по торговле марками, однако дело не принесло заметных доходов, и он стал компаньоном Мерсье. С приходом Фурнье в типографии начали печатать копии редких марок старогерманских и староитальянских государств, английских и германских колоний, Австрии, Швейцарии, Китая и других стран. Копии были столь совершенны, полностью совпадали не только рисунки, но виды печати, бумаги, зубцовки, что отличить подделки от подлинных марок было чрезвычайно трудно.

Некоторым оправданием Фурнье служит то, что он никогда не выдавал свои имитации за настоящие марки. В своих объявлениях он всегда писал, что предлагает копии марок, называя их, как и Мерсье, «факсимиле» (точное воспроизведение). В ответ на обвинения в подделке марок он даже издавал в 1910–1913 годах собственный филателистический журнал «Факсимиле», тиражом до 25 тысяч экземпляров, и прейскуранты выпускаемых им копий.

Фурнье выдвинул своеобразную «теорию», что делает большую услугу филателистам, снабжая их по весьма низким ценам имитациями марок. В то время были модны альбомы с изображениями марок всех государств мира. Так вот Фурнье писал в журнале, что каждый филателист должен заполнить свободные места в альбоме любыми доступными способами и что помещение в него копий не является постыдным. Коллекционеры приобретали его копии, вклеивали их в свои альбомы в качестве временной замены, пока им не попадалась подлинная марка.

Фурнье часто принижали тем, что его подделки покупают только несведущие люди, начинающие филателисты, а настоящие знатоки ими пренебрегают. Фальсификатор говорил, что подобная критика продиктована завистью и отсутствием понимания его творческого труда.

Статьи Фурнье вызвали волну протестов, но раздавались и голоса одобрения. Именно этого он и добивался, поскольку как протесты, так и одобрение способствовали рекламе и успеху фирмы. Всем, кто проявлял интерес к его работе, фальсификатор посылал марочные эмиссии, филателистические пособия и литературу.

Фурнье выпускал свою продукцию легально, не нарушая действующего в то время законодательства. Другое дело, что его подделки часто продавались как оригинальные марки – о происхождении этих копий знали лишь те, кто получал их от Фурнье. К тому же он отказывался обозначать на самых редких марках или хотя бы на их оборотной стороне, что это копии, факсимиле, что вводило в заблуждение даже опытных филателистов и широко использовалось спекулянтами. С переходом коллекций из рук в руки сведения о происхождении марок терялись, и они начинали «жизнь» подлинных. Неопознанные изделия Фурнье не раз попадали на выставки.

«Король» фальшивых марок подделывал почти все, что в филателии заслуживало внимания и, разумеется, приносило доход. Как отмечают специалисты, он осуществлял полные и частичные подделки, подделывал надпечатки, его перфорационные машины наносили на марки размеры зубцовки, на которые был наибольший спрос на рынке, а дополняли перечень его «способностей» – поддельные штемпеля на фальшивых марках. Следует также добавить, что Фурнье всегда заботился о запасах соответствующей бумаги, чтобы быть ко всему готовым, и его подделки стояли на сравнительно высоком уровне по технике исполнения.

О том, каким виртуозом своего дела был Фурнье, может свидетельствовать такой пример: в 1884 году в России была выпущена в обращение серия марок, одним из элементов которых были почтовые рожки, расположенные на марках под орлом-гербом государства. В серии имелись и марки с высоким номиналом – 3, 5 и 7 рублей. Они считались редкими уже во времена Фурнье, а теперь они стоят сотни, если не тысячи евро. Они печатались с водяными знаками, и самой трудной задачей для фальсификатора являлся подбор сорта бумаги. Фурнье решил и эту задачу. Листы 3-, 5– и 7-рублевых марок имели очень широкие поля. Поэтому Фурнье стремился достать побольше обрезков полей. Таким образом он получал оригинальную бумагу, на которой мог печатать фальшивые марки. На этих марках он еще ухитрялся ставить фальшивые штемпеля!

Кроме того, Фурнье основал реставрационную мастерскую или «клинику», которая всегда была готова восстановить поврежденные редкие марки: заделать тонкие места, устранить надрывы, приклеить недостающие зубцы. Следует заметить, что в филателии «восстановление» недостающих зубцов считается подделкой.

И дела фальсификатора процветали до самого начала Первой мировой войны, после чего интерес к филателии на время угас. Франсуа Фурнье умер в 1918 году в возрасте 71 года.

«Золотые прииски» Ольги Штейн

Когда в августе 1894 года профессор Петербургского университета Цабель привез из пригородной Стрельни молодую жену, едва ли кто мог предугадать в этой миловидной провинциалке задатки удачливой аферистки государственного масштаба.

Отец Ольги – мещанин Сегалович был добропорядочным отцом семейства и законопослушным гражданином. Он организовал в Царском Селе филиал известной парижской ювелирной фирмы и стал поставщиком украшений для всего высшего общества Петербурга. У него было четверо детей, получивших прекрасное образование. Когда дела фирмы Сегаловича пошатнулись, друг семьи – профессор консерватории Цабель из чувства сострадания начал материально помогать Сегаловичам. На этом же основании он женился на старшей дочери Ольге, годившейся ему по возрасту в дочери.

Красавицу Ольгу постоянно окружали поклонники. Она любила повеселиться и все глубже залезала в долги. Прижимистый Цабель пытался ее утихомирить, но все без толку. Конфликт завершился разводом.

Ольга Штейн

В марте 1901 года профессора Цабеля в роли мужа сменил старый генерал Алексей Михайлович Штейн. Он был участником многих военных кампаний, но Ольгу больше привлекал его трехэтажный дом на Литейном. Особую ценность представляла дружба Штейна со всемогущим Победоносцевым, обер-прокурором Святейшего синода и духовным пастырем покойного императора Александра III. Казалось, Ольга получила все, что хотела. Она жила в роскошном особняке с огромным штатом служащих и прислуги, имела собственные выезды. В гости к генеральше захаживали сенаторы фон Валь и Маркович, петербургский градоначальник Клейгельс и другие высокопоставленные чиновники. Но и этого ей оказалось мало.

Просматривая газеты, Ольга Григорьевна обратила внимание на колонку с объявлениями о найме на работу. Многие коммерческие компании и лучшие дома Санкт-Петербурга, принимая работника, использовали принцип залога. То есть служащий, устраиваясь на работу, обязался внести за себя денежный залог, размер которого зависел от уровня претензий кандидата и престижа компании.

В мае 1902 года Ольга Штейн поместила в столичной газете «Новое время» объявление о найме на работу: требуется опытный и честный управляющий с рекомендательными письмами. Одним из первых на него откликнулся Иван Николаевич Свешников. Оговаривая с ним условия, генеральша заметила, что сумма залога должна соответствовать уровню ответственности за порученное дело. Свешников не возражал. Ну а поскольку, продолжала Ольга Григорьевна, ее состояние довольно внушительно и включает в себя три дома в Петербурге, а также сибирские золотые прииски и каменоломни, то ей хотелось бы получить от своего будущего управляющего сорок пять тысяч рублей. Взамен она обещала Свешникову четыреста рублей ежемесячно и определенный процент с прибыли сибирских предприятий. На том и порешили. Через несколько дней Свешников отбыл в Благовещенск, чтобы на месте ознакомиться с делами золотых приисков и каменоломен.

Вслед за Свешниковым пришло еще несколько служащих. Вскоре в особняке на Литейном ожидала приема целая очередь соискателей на должность управляющего сибирскими предприятиями. В изысканных интерьерах посетители подчас теряли самообладание. Надворный советник Зелинский, отставной фельдфебель Десятов, мещанин Сорокин и другие безропотно вносили свой вклад в процветание генеральского дома.

Десятов получил должность заведующего хозяйства небольшого лазарета, который якобы находился под опекой Ольги Штейн. Предложенная работа старика устраивала. Отдав в качестве залога все свои сбережения, Десятов совершенно случайно узнал, что Штейн «наняла» на эту работу еще несколько человек. Старик бросился к хозяйке и буквально на коленях умолял вернуть деньги, но все было напрасно. Понеся такую тяжелую потерю, бывший вояка заболел, стал быстро худеть, а через месяц отдал Богу душу.

Ольга Штейн развернулась вовсю. Однако слух о ее делишках широко распространился в столице, и ей стало трудно проводить мошеннические операции. Нужно было придумать нечто новое и оригинальное для обмана, и тогда появилось «наследство» в миллион шестьсот тысяч франков, которое она якобы получила от дорогой тетушки Соколовой-Сегалович, скончавшейся в Париже.

Все удавалось ловкой мошеннице. Лучшие столичные магазины охотно отпускали ей товары в кредит, доставляя по указанному адресу. Ольга Штейн часто устраивала шикарные приемы и сама была желанной гостьей у сановных знакомых.

Когда поток состоятельных претендентов на пост управляющего оскудел, Ольга Григорьевна пустила в продажу должности доверенных лиц, рассчитанные на представителей мелкопоместного дворянства.

В это время вернулся первый «управляющий сибирскими предприятиями» Иван Николаевич Свешников. Он исколесил почти всю Сибирь, разыскивая прииски генеральши Штейн. Доехав до Читы, Свешников целый месяц добирался до Благовещенска на перекладных. Однако в местной администрации ему заявили, что никаких приисков и каменоломен нет на сотни верст вокруг. Тогда Свешников предпринял собственные поиски. Наконец у него закончились деньги и, чтобы вернуться домой, ему пришлось устроиться грузчиком.

Приехав в Петербурге, обманутый управляющий поспешил в особняк на Литейном. Но его не пустили даже на порог. Спустя несколько дней Свешников пробрался в дом генеральши через черный ход, попытался учинить скандал, грозил прокурором, но был с позором изгнан слугами.

Несмотря на угрозы, Свешников, как, впрочем, и другие пострадавшие, не спешил обращаться в суд. Одни опасались, что навлекут на себя гнев высоких покровителей генеральши. Другие не хотели выставлять себя на посмешище, прослыть скандалистами, так как это могло сказаться на будущей карьере. Более изворотливые и искушенные предпочли вернуть часть своих денег по взаимному согласию, не прибегая к суду.

В случае же, когда потерявшие терпение кредиторы являлись к Штейн за деньгами, то они, как правило, уходили от нее с пустыми руками, более того, давали в долг новые суммы, настолько их поражала шикарная обстановка в особняке генеральши, особенно зимний сад с редкими растениями и цветами, где хозяйка принимала высокопоставленных гостей и нужных ей посетителей в весьма откровенных для того времени нарядах.

Ольга Штейн могла соблазнить любого. До знакомства с генеральшей у 65-летнего Федора Федоровича фон Дейча были дом, семья и адвокатская практика. Но стоило ему свести знакомство с Ольгой Григорьевной, как все в его жизни пошло наперекосяк. Генеральша беззастенчиво выманивала у своего воздыхателя огромные суммы. Когда же Дейч разорился и бросил семью, Ольга Штейн продолжала давать ему поручения. Дейч разносил по ломбардам вещи, купленные им в кредит, и повсюду занимал для нее деньги. Своим знакомым он показывал телеграмму, в которой говорилось об огромном наследстве, якобы оставленном парижской теткой обожаемой Олюшке.

Дейч долго отказывался верить слухам о похождениях его возлюбленной, пока его знакомый директор акционерного общества Бентковский не выяснил, что знаменитая телеграмма была отправлена не из Парижа, а из… Павловска. При этом известии бедного Дейча хватил удар…

Разоблачить аферистку помог скромный мещанин Кузьма Саввич Марков. В 1905 году он оказался в числе людей, ослепленных великолепием убранства дома Ольги Штейн, недавно получившей придворное звание гофмейстерины высочайшего двора. Кузьма Саввич передал генеральше пятитысячный залог, после чего отбыл в Вену с заданием купить особняк, подобающий положению гофмейстерины. На поездку в австрийскую столицу ему выдали заграничный паспорт и 100 рублей командировочных.

Марков взялся за дело энергично. Он нашел несколько подходящих зданий, выставленных на продажу. Все дома Марков сфотографировал и подробно описал, а отчеты отправил в Петербург. Но напрасно Кузьма Саввич ждал ответа. Через два месяца он был вынужден освободить гостиничный номер. Оставшись без средств к существованию, посланец гофмейстерины нелегально перешел две границы, отсидел месяц в бухарестской тюрьме, наконец, русский консул в Румынии помог ему вернуться в Петербург.

Марков сразу обратился в прокуратуру. Дело поручили вести Михаилу Игнатьевичу Крестовскому, бывшему гусару и дуэлянту. Записав показания Маркова, он заказал журналисту «Петербургского листка» материал о похождениях Ольги Штейн.

Но генеральша, узнав о готовящейся публикации, обратилась за помощью к влиятельным покровителям. В результате из готового к печати номера разоблачительная статья попросту исчезла. Редактор Василий Бобриков провел внутреннее расследование, но виновника не нашел. Он взял под личный контроль публикацию материала о мошенничестве генеральши. Бобрикову позвонил петербургский градоначальник Клейгельс и потребовал прекратить трепать имя почтенной дамы недостойными сплетнями. Несмотря на угрозы, материал был напечатан.

Увы, публикация не возымела желаемого действия, пострадавшие от аферы Штейн в прокуратуру обращаться не спешили. Крестовскому пришлось заняться поиском пострадавших самому. Вскоре он затребовал у начальства помощников, так как запротоколировать показания всех жертв мошенницы было не по силам одному человеку.

Крестовский вновь обратился за помощью к журналистам. «Петербургский листок» опубликовал путевые заметки Свешникова; «Новое время» – признания чиновников, которых Штейн взялась продвинуть по службе; «Слово» намекнуло на высокие связи генеральши, позволявшие ей вести себя безнаказанно. Уличные продавцы газет, подкупленные хитроумным Крестовским, выкрикивали названия разоблачительных статей на Литейном и у дома градоначальника.

13 августа 1906 года Ольга Григорьевна была арестована и препровождена в дом предварительного заключения. Однако по протекции Победоносцева ее выпустили на свободу под поручительское письмо. Это была первая и последняя услуга, оказанная Штейн любимцем государя – вскоре пневмония свела его в могилу.

Первое заседание суда состоялось 30 ноября 1907 года. Несмотря на серьезность выдвинутых обвинений, Ольга Штейн выглядела не обвиняемой, а важной барыней. Для такого поведения у нее имелись веские основания: ее защищали самые известные адвокаты. Рассчитывала она и на свои великосветские связи.

Обвинительный акт содержал солидный список ее преступлений. По данным судебных протоколов, только свидетелей и потерпевших набралось более ста двадцати человек. Ее жертвами были весьма состоятельные, и даже богатые люди. Не брезговала Ольга обманом и бедняков, доверивших ей последние сбережения. Генеральша поняла, что ее ждет суровое наказание, и по совету депутата Государственной думы Пергамента сбежала за границу.

Полиция долго не могла напасть на след аферистки. Тайно вскрывали письма ближайшего окружения Ольги Григорьевны. Наконец сыщики обратили внимание на письмо из Нью-Йорка депутату Пергаменту от некоей Амалии Шульц, которая просила выслать деньги по указанному адресу. Письмо было внимательно изучено. Почерк сличили с имеющимися образцами. Сомнений не оставалось: письмо писала Штейн. Аферистка была арестована американской полицией 25 февраля 1908 года в одной из гостиниц Нью-Йорка. Штейн доставили в Испанию, а затем переправили в Петербург.

Судебный процесс по ее делу возобновился 4 декабря 1908 года. На этот раз он не вызвал ажиотажа. Число свидетелей уменьшилось. Свешников умер. Надворный советник Зелинский сошел с ума. Поредели ряды зашитников Ольги Штейн. Депутат Пергамент, обвиненный в подготовке побега, накануне ареста покончил с собой.

Несмотря на огромный материальный и моральный ущерб, нанесенный петербургскому обществу, приговор аферистке был достаточно мягким, в чем немалая заслуга адвоката Бобрищева-Пушкина. В результате были сняты статьи наказания за мошенничество и бегство с заседания суда. Ее обвинили только в присвоении денег и растрату чужих средств. За все свои многочисленные преступления Штейн получила 16 месяцев тюрьмы.

Дело супругов Эмбер

«Величайшим мошенничеством XIX века» назвал дело супругов Эмбер видный юрист и политический деятель Вальдек Руссо. Главную роль в этой финансовой афере играла «великая Тереза». Здесь проявился ее «несравненный гений», как сказал на суде прокурор, восхищенный необыкновенной ловкостью кампании, которую с таким успехом вели в течение двадцати лет мошенники.

Тереза родилась в 1854 году в семье богатого крестьянина. Отец Терезы, носивший скромную фамилию Гильом Огюстен, преобразился сначала в Огюста Дориньяка, потом в д’Ориньяка и, наконец, стал подписываться «граф д’Ориньяк». Родители любили поговорить о мифическом наследстве, столь же колоссальном, сколь и таинственном: не то сам Дориньяк, не то его жена должны были получить громадное состояние от какого-то загадочного старца с седой бородой или испанского изгнанника. Мечты, мечты…

В 1871 году умерла жена старого Дориньяка, оставив дочь Марию и сыновей Эмиля и Романа на попечение старшей дочери Терезы. Продав с публичного торга свое имение, семейство переехало в Тулузу.

Осенью 1878 года Тереза вышла замуж за студента юридического факультета тулузского университета Фредерика Эмбера. Его отец, Густав Эбер, был человек известный: профессор права, сенатор, генеральный прокурор контрольной палаты, а с 1882 года – министр юстиции Франции. Он не возражал против брака сына по любви. Тем не менее Тереза сочла нужным намекать тестю на то, что ее ждет богатство. Прежде всего она должна наследовать после госпожи Беллак капитал в бумагах и замок Маркот.

После свадьбы Тереза и Фредерик поселились в скромной квартире на улице Монж. В первое время им приходилось нелегко. Молодожены занимали деньги у родных, брали кредиты, долги возвращали с трудом. И вдруг, в начале 1882 года, все чудесным образом переменилось. Эмберы снимают роскошный особняк на улице Фортюни. В мае 1882 года приобретают за 245 тыс. франков замок «Живых вод» под Парижем. Через два года покупают за миллион франков огромную ферму в Орсонвилле. На Сене строят пристань за 150 тыс. франков. В 1885 году супруги выкладывают 300 тыс. франков за отель на Аллее Великой Армии. Чуть позже становятся владельцами замка Селеран на юге Франции стоимостью 2 млн 300 тыс. франков.

Мадам Эмбер превратила свой особняк на Аллее Великой Армии в модный светский салон. В ее гостиной можно было встретить самых влиятельных людей Третьей республики. Достаточно сказать, что Феликс Фор, будущий премьер-министр, а в то время министр торговли, фигурировал в списках Терезы как «запасной гость».

Тереза Эмбер

Эмберы ни в чем себе не отказывали. В год они тратили по 400–500 тыс. франков. Тереза держала ложу в «Гранд-опера». Но пользовалась ею редко. Она любезно предлагала ложу знакомым и друзьям. Лучшие преподаватели по вокалу были к услугам дочери Эмберов. А когда в их домашнем театре давались спектакли, известные актеры считали за честь оказаться в числе действующих лиц и помогать своим талантом и сценическими знаниями семье просвещенных любителей.

Возникает резонный вопрос: откуда же полились золотой рекой на Эмберов эти миллионы франков?

Несколько лет назад в далекой Америке скончался бездетный миллионер Генри Роберт Кроуфорд. По странному капризу, в один и тот же день – 6 сентября 1877 года – он написал сразу два завещания. В первом Кроуфорд передавал свое состояние – более 100 миллионов франков! – Терезе Дориньяк за то, что она ухаживала за ним во время его болезни. Во втором делил наследство на три равные части и отдавал лишь третью часть Терезе, а две другие оставлял своим племянникам Генри и Роберту Кроуфордам (по другим источникам, он отдавал третью часть не Терезе, а ее младшей сестре Марии Дориньяк, наследство она могла получить по достижении совершеннолетия). В любом случае, братья Кроуфорды должны были держать во Франции в бумагах государственного банка капитал, достаточный для того, чтобы пожизненно выплачивать Терезе Эмбер ежемесячное содержание в размере 30 тысяч франков (то есть 360 тысяч годовых).

Каждые три месяца сонаследникам вменялось в обязанность тратить все набегающие за это время проценты с капитала на покупку новых бумаг, непременно в форме французской ренты на предъявителя, и присоединять их к капиталу, который должен оставаться все время нетронутым и как бы совместно секвистированным. Если бы Тереза использовала хотя бы сантим из секвестированной суммы, то она лишалась права на наследство и ей оставалась только пожизненная рента – 30 000 франков в месяц.

Слухи о наследстве Эмбер распространились по Парижу. Капитал, ожидавший Терезу в Америке, был так велик, что банкиры охотно кредитовали ее под баснословные проценты, доходившие до 65 процентов годовых. Тереза не только не возвращала кредиты, но и проценты по ним платила крайне нерегулярно, лишь прижатая к стенке необходимостью и угрозами, да и платила новыми займами, добытыми на тех же условиях.

Тем временем племянники Кроуфорда выразили желание отказаться от своих прав на наследство, если Тереза выплатит им по три миллиона франков. Супруги Эмбер размышляли недолго, и в декабре 1884 года сделка между наследниками была оформлена юридически, причем из-за огромной суммы, составлявшей предмет соглашения, только на гербовые пошлины было потрачено 75 тыс. франков!

Несравненный гений Терезы проявился в том, что акт сделки получал как бы самостоятельную жизнь и служил свидетельством подлинности огромного наследства, отодвигая на второй план противоречивые завещания старого Кроуфорда. Кредиторы Эмбер убедились, что отдали миллионы франков в надежные руки. Все шло к тому, что братья Генри и Роберт получат свои отступные, а Тереза, став полноправной хозяйкой наследства, щедро оплатит долги.

Все были довольны. И вдруг Кроуфорды заявили, что отказываются от денег Терезы, так как Эмберы не включили в соглашение важный секретный пункт, согласованный ими во время переговоров: Мария Дориньяк, сестра Терезы, по достижении совершеннолетия должна выйти замуж за влюбленного в нее Генри Кроуфорда.

Известнейший французский адвокат мэтр Лабори, взявшийся представлять в суде интересы супругов Эмбер, заявил журналистам, что дело это для братьев Кроуфорд абсолютно безнадежное. Затевая новый процесс, Генри и Роберт преследовали одну цель: утомить всевозможными юридическими маневрами, проволочками и сутяжничеством Эмберов и довести их до того, чтобы злополучный пункт был включен в соглашение. Начался длительный процесс между соискателями наследства.

Что оставалось Эмберам? Бороться с племянниками, отрицающими юридическую состоятельность сделки. Тереза также подала исковое заявление в суд, обвиняя Кроуфордов в нарушении договора.

Между тем стороны, стремясь разрешить противоречия, сделали несколько шагов навстречу друг другу. В частности, наследство Кроуфорда, состоявшее, за исключением замка Маркот в Испании, в процентных бумагах и спрятанное в несгораемом шкафу, было отдано на хранение Эмберам, с тем чтобы Тереза могла отрезать купоны на 360 тысяч франков ежегодно.

Дело передавалось из одной инстанции в другую, однако суд не мог вынести вердикт по той простой причине, что в результате этих компромиссных соглашений изменялись как матримониальные, так и финансовые отношения между сторонами.

Кроуфорды часто путешествовали по Америке, и о том, где они находятся, порой не знали даже их адвокаты. Это также замедляло ведение процесса. В результате судебная тяжба, которую с обеих сторон вели лучшие адвокаты Франции, растянулась почти на двадцать лет!

Тем временем банкиры, поддавшись обаянию Терезы, продолжали кредитовать ее. Никто из них не удосужился проверить ни факт существования старого Кроуфорда, который, обладая громадным состоянием, не мог жить и умереть совершенно незаметно, ни факт существования миллионов, ни реальность таинственных племянников Кроуфорда, ни, наконец, реальность замка Маркот, который, по словам Терезы Эмбер, в составе прочего наследства был ею получен от Кроуфорда.

«Великая Тереза» обладала психологической магией, даром внушения, она была гениальная комедиантка. С иными просителями Эмбер практиковала испытанный мошеннический прием – вела в их присутствии деловые переговоры по телефону якобы с банкиром, а на самом деле с сообщником. Другим она морочила голову патетическими сценами о неудавшемся сватовстве Генриха Кроуфорда. Для третьих приберегала самые тонкие финансовые комбинации и юридические хитрости.

H. Кудрин писал в «Русском Богатстве» за 1903 год: «Чтобы дать читателю понятие о размахе этого своеобразного финансового предприятия, скажу лишь, что Эмберы в течение неполных 15 лет, с 1888 по 1902 год, пропустили через руки колоссальную сумму в 700 миллионов франков, т. е. гораздо больше, чем бюджет второстепенных европейских государств вроде Швеции и Норвегии, Бельгии и Голландии и т. д. Этому обороту соответствовал номинальный долг, достигавший чуть ли не 180 миллионов, а цифра действительно полученных авантюристами капиталов, несмотря на фантастическую лихву ростовщиков, простиралась до 50 миллионов».

В мае 1893 года Тереза Эмбер основала анонимное общество «Пожизненная рента». Общество платило 12–15 процентов с капитала, то есть больше, чем любое другое общество во Франции. Тереза Эмбер превратилась в светскую львицу, перед которой стелились банкиры и политики, желавшие вложить свои деньги в ее сверхдоходную «пожизненную ренту». Основной капитал этого общества был заявлен в сумме 10 миллионов франков, разделенных на 2000 акций по 5 тысяч франков каждая. Капитал этот, как сообщалось, внесли братья Эмиль и Роман Дориньяк, а также другие доверенные лица.

На деньги вкладчиков Эмберы скупали недвижимость, по большей части дома в Париже. Дело было поставлено на широкую ногу. Когда удача отвернулась от Эмберов и возник вопрос о ликвидации предприятия, выяснилось, что обществу «Пожизненной ренты» принадлежат 180 домов.

Среди кредиторов были и те, кто отдал мадам Эмбер почти все свои сбережения. Они не могли ждать завершения бесконечной тяжбы с Кроуфордами и вступили в борьбу с должницей. И для двух или трех из них эта схватка закончилась самоубийством.

Но тучи сгущались на ловкими мошенниками. Еще в 1897 году адвокат Вальдек Руссо, будучи представителем одного из кредиторов Эмбер, высказал предположение, что капиталы Кроуфорда, его завещание и сам миллионер с его племянниками придуманы богатым воображением Терезы Дориньяк. Тогда к его словам не прислушались, ведь в течение двух десятилетий суд, рассматривая вопрос о наследстве, ни разу не подверг сомнению сам факт его существования.

В апреле 1902 года газета «Ле Матэн» развернула кампанию против Эмберов, опубликовав ряд документов, разоблачающих аферистов. В мае судом были окончательно признаны права Терезы на наследство, но вместе с тем для удовлетворения претензий кредиторов суд постановил вскрыть несгораемый железный шкаф с документами и произвести осмотр и опись ценных бумаг, составляющих наследство Кроуфордов.

В назначенное время судебные исполнители вошли в особняк Эмберов, но хозяев дома не оказалось. 7 мая, прихватив кассу «Пожизненной ренты», супруги исчезли в неизвестном направлении. Шкаф был вскрыт без них – там оказались итальянская медная монета и пуговица. Немедленно было назначено административное управление имуществом беглецов и объявлена несостоятельность «Пожизненной ренты».

В Мадриде супруги Эмбер скрывались под чужой фамилией. Через несколько месяцев их арестовали и выдали Франции.

В августе 1903 года Тереза и Фредерик Эмберы и братья Дориньяк (Роман и Эмиль разыгрывали роль племянников Кроуфорда), предстали перед лицом парижского ассизного суда. Удивительно, но к суду не были привлечены ни нотариусы, ни адвокаты, которые вели процессы Эмберов и Кроуфордов или удостоверяли их сделки, ни финансовые дельцы, помогавшие заключать займы. Между тем большинство из них хорошо знало положение вещей, но щедрые гонорары заставляли их молчать.

Эмберов защищал знаменитый адвокат Лабори. Он утверждал, что завещание и миллионы действительно существовали, или по крайней мере их «несуществование» не доказано обвинением.

На суде Тереза грозилась разоблачить многих влиятельных лиц, которые ей покровительствовали за определенную плату, и утверждала, что ее погубили Вальдек Руссо и Валле (министр юстиции в кабинете Комба), по соображениям ничего общего с правосудием не имеющим. Однако ни одно из своих заявлений она не подтвердила фактами. Тем не менее через несколько дней после судебного приговора палата депутатов назначила следственную комиссию для расследования степени виновности в этом деле лиц, которые были знакомы или близки с семьей Эмберов. Увы, следственная комиссия не раскрыла в этом деле ничего важного.

Суд приговорил Терезу и Фредерика Эмбер к пяти годам тюрьмы, Романа и Эмиля Дориньяк – соответственно к трем и двум годам лишения свободы.

Выйдя на свободу, Тереза Эмбер эмигрировала в США. Она умерла в Чикаго в 1918 году.

Миссис Чедвик – мнимая дочь Карнеги

Кесси Чедвик – самая известная аферистка Кливленда начала XX века. Прославилась она тем, что в течение нескольких лет успешно выдавала себя за внебрачную дочь американского богача Эндрю Карнеги.

Элизабет Бигли родилась 10 октября 1859 года в канадском Иствуде (провинция Онтарио). Отец ее работал на железной дороге. С раннего детства за девочкой были замечены незаурядные способности к копированию почерков и рисунков. Однажды маленькая Лиз пыталась купить у парикмахера накладные усы, предложив взамен золотые часы отца. А когда ей исполнился 21 год, она велела напечатать визитные карточки с надписью «Элизабет Бигли, наследница состояния 15 тысяч долларов».

Впервые она была арестована в Вудстоке (провинция Онтарио) по обвинению в мошенничестве. Лиз набрала большое количество товаров в мелочной лавке и пыталась расплатиться поддельным чеком. На суде Элизабет притворилась душевнобольной. Присяжным она говорила, что родилась в Англии и канадскому правосудию не подчиняется, и почти тут же уверяла, что появилась на свет в открытом море, на корабле, и потому вообще никто не имеет права ее судить. Трюк удался, ее признали невменяемой и выпустили на свободу.

Элизабет переехала в американский город Кливленд (штат Огайо), где вышла замуж за доктора Уоллеса Спрингстина, но уже через 11 дней, узнав о криминальном прошлом своей спутницы, он подал на развод.

Элизабет не пала духом и под именем Лидия Скотт стала зарабатывать на жизнь весталкой. Некоторое время спустя она взяла более подходящий псевдоним для предсказательницы судьбы – мадам Лидия де Вер. Об этом периоде ее жизни сведений сохранилось немного. В городе Толидо она кружила головы доверчивым мужчинам. Некий Джозеф Лэм был арестован вместе с мадам за то, что получил в банке 10 тысяч долларов наличными по ее фальшивым чекам. Лэма оправдали, поскольку он ссылался на гипнотическую силу «гнусной фурии» как причину его согласия на обман, а Лидия де Вер в 1889 году получила за мошенничество девять с половиной лет исправительных работ.

Миссис Чедвик

Через четыре года ее освободили условно-досрочно, чему в немалой степени поспособствовал губернатор штата республиканец Уильям Мак-Кинли, будущий президент США. Элизабет вернулась в Кливленд, где уже под именем миссис Гувер открыла публичный дом. Обслуживала ли она клиентов сама? История об этом умалчивает. Элизабет родила сына Эмиля Гувера, которого оставила на попечение женщине из борделя.

В 1897 году аферистка вышла замуж за Лероя Чедвика, уважаемого кливлендского доктора. По одной из версий, они познакомились в публичном доме, причем Элизабет уверяла доктора, что всего лишь обучает девочек хорошим манерам. Большинство же сходится во мнении, что она представилась Чедвику состоятельной вдовой, хозяйкой пансиона для благородных девиц. Когда же доктор заметил, что этот «пансион» – самый известный в округе бордель, Элизабет упала в притворный обморок. Придя в себя, она сказала, что ничего об этом не знала, и принялась умолять Чедвика забрать ее к себе. Слабовольный доктор сопротивлялся недолго. Так Элизабет стала Кесси Л. Чедвик. Что означает буква «Л.», никто не знал. Аферистка переехала в дом мужа в престижном районе миллионеров.

Миссис Чедвик очень хотелось блистать в высшем обществе, но там поклонялись прежде всего золотому тельцу, а финансовое положение доктора Чедвика как назло сильно пошатнулось. В общем, все звезды были за то, чтобы Элизабет провернула самую грандиозную аферу в своей жизни.

Во время поездки в Нью-Йорк она как бы случайно повстречала в холле отеля «Холланд Хаус» Диллона, знакомого банкира из Огайо. В афере этому почтенному джентльмену отводилась едва ли не главная роль. Миссис Чедвик поведала ему, что собирается нанести краткий визит одной знатной особе и не согласится ли мистер Диллон составить ей компанию. Банкир с радостью принял предложение. Кесси Чедвик обладала гипнотическими способностями. Ее взгляд заставлял людей трепетать и покоряться.

Экипаж остановился на Пятой авеню у дома самого богатого холостяка Америки Эндрю Карнеги. Мистер Диллон с удивлением наблюдал, как его спутница входит в особняк миллионера через парадный вход.

Миссис Чедвик вернулась через полчаса. Подойдя к экипажу, она обернулась и помахала рукой показавшемуся в окне особняка элегантному джентльмену. В этот момент у нее из рук выпал листок бумаги. Галантный мистер Диллон поднял его и передал даме. Краем глаза он заметил, что это была долговая расписка на два миллиона долларов, заверенная самим Карнеги.

По дороге в отель Диллон, снедаемый любопытством, забросал миссис Чедвик вопросами. Она сначала отделывалась ничего не значащими фразами, а потом под большим секретом сообщила ему, что является внебрачной дочерью Эндрю Карнеги, но он вынужден скрывать этот факт. Пытаясь загладить свою вину, отец обещал ей выплатить семь миллионов долларов, а после смерти оставить наследство в 400 миллионов долларов! Надо ли говорить, какое впечатление произвело это признание на беднягу Диллона! Он и не догадывался, что джентльмен, мелькнувший в окне особняка Корнеги, был всего лишь привратником, с которым миссис Чедвик провела время в непринужденной беседе.

Афера набирала силу. В Огайо Диллон по просьбе Чедвик положил ее ценные бумаги в сейф банка «Уэйд Парк». Конечно, он не мог не поделиться сногсшибательной новостью с близкими друзьями. Вскоре почти все банкиры северо-востока Огайо были в курсе того, что миссис Чедвик является внебрачной дочерью Эндрю Карнеги и должна получить огромное наследство. Алчные финансисты, ослепленные именем богача, тотчас выразили готовность ссудить ей деньги под грабительские 25 процентов годовых. В надежде заработать миллионы они, сами того не ведая, кредитовали коварную аферистку.

Чуть позже Кесси Л. Чедвик осуществила еще одну дерзкую операцию. Явившись в один из банков с большим пакетом, она арендовала под него сейф. Миссис Чедвик составила список ценных бумаг, сданных на хранение, на общую сумму пять миллионов долларов, и удалилась. Через несколько часов она позвонила управляющему банком и сказала, что забыла сделать для себя копию списка, и попросила переписать для нее вышеназванную бумагу на фирменном бланке банка и заверить его печатью. Ее просьбы была выполнена. Таким образом миссис Чедвик получила официальный документ, подтверждающий ее богатство. Конечно, никаких ценных бумаг в пакете не было…

Кесси Чедвик стала некоронованной королевой Огайо. Она скупала драгоценности и наряды. Тридцать шкафов в ее доме были забиты одеждой. В коллекции миссис Чедвик встречались настоящие раритеты. Например, старинное кресло из горного хрусталя, когда-то принадлежавшее епископу. Гости восхищались золотой птицей в золотой клетке. Когда хозяйка нажимала на тайный рычажок, птичка начинала выводить трели. Еще больше поражал серебряный сервиз из девятьсот предметов, также с музыкальным секретом.

За нескольких лет миссис Чедвик набрала кредитов на огромную сумму (по разным оценкам от 2 до 20 млн долларов). Точных данных нет, так как после разоблачения аферы многие состоятельные люди предпочли не обращаться в суд. Самое удивительное, что банкиры продолжали ссужать внебрачную дочь Карнеги, несмотря на то, что она не рассчиталась по прежним кредитам. Вероятно, они тешили себя мыслью, что Эндрю Карнеги, человек чести, рано или поздно оплатит огромные долги внебрачной дочурки.

И все-таки нашелся смельчак – Херберт Ньютон, банкир из Бостона (по другим сведением антрепренер), попавший в стесненное положение и по этой весьма прозаической причине обратившийся к миссис Чедвик с просьбой вернуть ему долг в размере 190 тыс. 800 долларов. Аферистка была искренне возмущена, что ее побеспокоили по такому пустяку, ведь у нее только ценных бумаг на десять миллионов в банке «Уэйд Парк». Однако Херберт Ньютон проявил настойчивость и, когда его просьба осталась без ответа, 2 ноября 1904 года обратился с иском в суд.

Далее все происходило по знакомому сценарию. Вскрыли банковский сейф, в котором якобы хранились ценные бумаги Кесси Л. Чедвик. Экспертиза показала, что долговые расписки – ловкая подделка. Оставалась еще слабая надежда, что госпожа действительно является внебрачной дочерью Эндрю Карнеги. Вскоре газеты напечатали заявление адвокатов мультимиллионера: «Мистер Карнеги не имеет никакого отношения к миссис Чедвик из Кливленда… Мистер Карнеги вот уже более тридцати лет не подписывает никаких долговых обязательств…»

Многие кредиторы разорились. В Оберлине президент Гражданского банка Чарльз Т. Беквит заявил, что находится на грани банкротства. Беквит одолжил ловкой мошеннице 200 тыс. долларов… под честное слово. «Необъяснимой глупостью» назвали кливлендские газеты этот опрометчивый шаг президента банка. Свои действия не мог толком объяснить и сам Беквит. Он только ссылался на «женские чары» и «невозможность отказать существу с таким неземным голосом». Еще бы, ведь миссис Чедвик жила в элитном районе и, по ее словам, хотела сделать анонимное пожертвование колледжу Оберлина. Беквит умолял «дочь Корнеги» вернуть деньги. Аферистка осталась холодна к его мольбам.

Кесси Чедвик была задержана 7 декабря 1904 года в номере люкс отеля «Бреслин» города Кливленда. Другие источники утверждают, что ей удалось бежать в Нью-Йорк. Полиция настигла мошенницу в отеле «Холланд Хаус» и доставила аферистку в Кливленд. Говорили, будто во время ареста на ней был шикарный пояс, в котором нашли сто тысяч долларов наличными. Доктор Чедвик, чья роль в этом мошенничестве остается неясной, спешно отбыл в Европу, успев подать перед отъездом документы на развод.

10 марта 1905 года суд признал Кесси Л. Чедвик виновной по семи пунктам и приговорил к 14 годам лишения свободы и штрафу в размере 70 тыс. долларов. Всем была известна любовь аферистки к нарядам, поэтому в виде исключения ей разрешили взять с собой в камеру сундуки с одеждой.

На свободу Кесси не вышла. После нескольких лет роскоши и веселья оказаться за решеткой… подобный психологический удар способны выдержать немногие. Миссис Чедвик лишилась сна, за несколько месяцев похудела на 15 килограммов. Здоровье ее было подорвано. 10 октября 1907 года Элизабет Бигли, она же Кесси Л. Чедвик, скончалась в возрасте 48 лет в тюремной больнице. Сын Эмиль, вызванный из Кливленда, попрощаться с матерью не успел – он опоздал всего на четверть часа. Согласно последней воле усопшей ее похоронили на родине – в канадском Иствуде.

Афера с гашеными марками

В 1908 году московской сыскной полицией была раскрыта крупнейшая филателистическая афера. Все началось с того, что чиновники почтамта обратили внимание на падение спроса на марки, хотя объем корреспонденции отнюдь не уменьшился. Московский почт-директор обратился в полицию с просьбой провести расследование. Недавно заступивший на пост начальника московской сыскной полиции Аркадий Францевич Кошко попросил предоставить для экспертизы сотню марок с конвертов писем, проходящих через почтамт.

Кошко не сразу догадался о способе подделки. Ни следов старых штемпелей, ни одного обломленного или загнутого зубчика, даже заново нанесенная клеевая масса была аккуратно наложена специалистами государевых типографий. Единственный нюанс, который после тщательного изучения подделок обнаружил сыщик, – краска на фальшивке казалась слегка выцветшей. Старых, проштемпелеванных марок на руках у частных лиц и в канцеляриях учреждений накопилось очень много. И вот кому-то из мошенников пришла в голову гениальная мысль: подчищать старые марки и продавать их как новые.

Партию фальшивых марок направили на официальную экспертизу, и уже через несколько дней Кошко получил подтверждение своей версии: более половины марок оказались поддельными, точнее, искусно «отреставрированными».

Сыщики прошли по табачным и мелочным лавкам, изъяли все подозрительные марки и доставили их Кошко. Несколько марок, купленных в колониальной лавочке на Страстной площади, оказались поддельными. Тут же был проведен обыск лавки, полицейские нашли еще 400 подчищенных марок различных номиналов. Хозяин и приказчик были арестованы, и на первом же допросе показали, что получали марки от торговца Константина Дмитриева с Маросейки.

Менее чем через час Дмитриев был доставлен в полицейский участок. Он сообщил, что марки ему поставляет приказчик Куликов по шести рублей за сотню. Сам Дмитриев перепродавал их лавочнику со Страстной по десяти рублей за сотню, а тот предлагал марки по номинальной стоимости: от пяти копеек до рубля за штуку.

Аркадий Францевич Кошко

Кошко распорядился установить наблюдение за Куликовым. И вскоре сыщики сообщили, что приказчик чуть ли не каждый день посещает лавки, торгующие марками. В воскресенье вечером приказчик отправился в дачное местечко Ново-Кучино, где зашел в дом некоего господина. Примерно через час приказчик вышел из дома с подозрительным свертком в руках.

Дача принадлежала пенсионеру Касаткину, бывшему экспедитору московского почтамта. Выяснилось, что отставной чиновник – страстный филателист, собравший огромную коллекцию русских и зарубежных марок. Оставив службу, он целиком посвятил себя любимому занятию: торговал марками, менял их, покупал, а также давал платные консультации по вопросам филателии.

Когда-то Куликов дружил с почтовым экспедитором. Потом их пути разошлись, они не виделись несколько лет, пока Касаткин не разыскал товарища и не предложил поучаствовать в прибыльном деле. Приказчик охотно согласился.

Кошко распорядился задержать Куликова. В подозрительном свертке оказалось более тысячи почтовых марок разного достоинства, уже приготовленных к продаже. Куликов не стал отпираться. По его словам, дело по торговле марками достигло таких масштабов, что он едва успевал сбывать их.

В Ново-Кучино отправился сам Аркадий Кошко. При обыске в доме пенсионера Касаткина было обнаружено несколько десятков тысяч ординарных, бывших в употреблении почтовых марок, уложенных в пакеты по 1000 штук. Касаткин объяснял, что пакеты предназначались для отправки варшавским коллекционерам. Все началось с того, что он поместил в нескольких газетах объявление о продаже, обмене ценных экземпляров марок и предлагал свои услуги в качестве эксперта-филателиста.

Вскоре за консультацией к нему обратился варшавянин Лейбус Бергер, представившийся торговцем марок. Господин, показав себя настоящим знатоком филателии, неожиданно спросил: «Нет ли у пана марок для продажи?» Узнав, что имеются, он осведомился, а нет ли у «пана знатока» бывших в употреблении ординарных марок? У отставного почтовика таковых оказалось огромное количество. Бергер похвастался, что за две поездки в Петербург и Москву ему удалось купить полтора миллиона экземпляров бывших в употреблении марок. В итоге Лейбус Бергер приобрел у пенсионера тридцать тысяч марок с гашением, причем тут же рассчитался наличными.

При обыске у Касаткина сыщики нашли квитанцию варшавского банкирского дома Мендеца, по которой следовало получить в Московском учетном банке ценную посылку из Варшавы. Прямо из Ново-Кучино Кошко отправился в банк и потребовал предъявить ему посылку. В ней оказались подчищенные марки.

На допросе Касаткин показал, что через некоторое время Бергер снова объявился у него. На этот раз гость продемонстрировал марку, прошедшую «реставрацию» в варшавской подпольной мастерской, и предложил Касаткину, известному филателисту, покупать подобные марки за половину цены, а затем перепродавать их по более высокой стоимости. Пенсионер клюнул на это предложение, сулившее ему дополнительный доход.

Как выяснило следствие, Лейбус Бергер также покупал марки с гашением у эстонца Карлинга, жителя Москвы, а сбывал подчищенные марки с помощью вышедшего в отставку почтового чиновника Дембовского. Последний продавал марки у старого здания московского почтамта.

Аркадию Кошко удалось установить канал поступления подчищенных марок в Москву – оказалось, что марки отправлялись не по почте, из-за возможного вскрытия посылки, а через Московский учетный банк, так называемым наложенным платежом, то есть с выдачей посылки получателю после оплаты установленной стоимости. Фальшивые марки, как обыкновенные копеечные, так и царские номиналом от 5 до 40 рублей, исходили из варшавской «Переплетной мастерской Я. Гриншпана».

Завершив расследование в Москве, Аркадий Кошко выехал в Варшаву. Аресты и обыски он начал с некоего Давида Мокржинского, активного участника преступной организации. В его квартире нашли несколько тысяч старых и уже подчищенных марок. Мокржинский выдал всю организацию из 20 человек во главе с семейством Бергеров. В результате обысков было обнаружено огромное количество старых использованных марок и миллионы марок подчищенных, уложенных в пакеты по 1000 штук и подготовленных к отправке.

Заправляли производством братья Гриншпаны. Дело было поставлено на широкую ногу. В подполе мастерской «омолаживались» содранные с конвертов знаки почтовой пересылки. Один угол мастерской занимал специальный котел, в котором отпаривались и отклеивались от конвертов «гашеные» марки. В центре цеха находился стол с чертежными досками, на которых марки высушивались и заново обмазывались клеем. Но помимо «отпаренного старья» в руки сыщиков попали и несколько тысяч самопальных марок. Они были в листах, разрезать их преступники не успели.

«Вычищенные, даже несколько влажные марки, – описывает мошенническое производство Аркадий Кошко, – раскладывались клеевой стороной на чертежном столе по 10–20 штук в зависимости от желаемого размера квадрата. Укладывались эти марки чрезвычайно тщательно, а именно так, чтобы краевые зубчики одной входили в промежутки зубчиков другой и образовывали этим самым как бы непрерывную общую массу. После этого бралась узенькая (не шире миллиметра, а может, и меньше) ленточка тончайшей папиросной бумаги длиною во весь лист и осторожно наклеивалась по сошедшимся зубчикам между рядами марок.

Затем брался особый инструмент (тут же лежавший), напоминающий собой колесико для разрезания сырого теста, но отличавшийся от кухонного инструмента тем, что по краям этого колесика (перпендикулярно периферии) торчали частые и острые иголочки. Если взять этот инструмент за ручку и прокатить колесико по обклеенному междурамочному пространству, то на нем опять пробьются дырочки, но ряды марок благодаря оставшейся папиросной бумаге окажутся плотно связанными друг с другом, и разве с помощью чуть ли не микроскопа вы различите эту поистине ювелирную работу…»

Преступники были арестованы в марте 1908 года. Всего мошенники изготовили и частично продали более шести миллионов самых ходовых марок стоимостью от пяти копеек до рубля. Отмечалось, что мошенничество с марками наносило серьезный ущерб казне, а также вред обывателям, так как письма с подчищенными марками часто не доходили до адресатов. И если бы не Кошко, аферисты наводнили бы фальшивыми марками всю Россию.

Суд над мошенниками состоялся в Варшаве в марте 1911 года, когда об афере с гашеными марками стали забывать. По сообщениям московских и варшавских газет, в зале суда присутствовали в основном только родственники и друзья подсудимых. В качестве истца выступала Государственная казна, чьи интересы защищали ее представители в царстве Польском.

На заседании суда прокурор потребовал для всех обвиняемых высшей меры наказания. Однако приговор суда был мягким. Только муж и жена Бергер были приговорены к 2 годам лишения свободы, а шесть человек получили сроки от 6 до 8 месяцев. И, наконец, семь человек были оправданы. На такое решение суда отчасти повлиял эксперт по маркам Пишон. Он доказал, что за границей марки продаются миллиардами штук в год. Следовательно, подделка нескольких миллионов марок не могла нанести заметного ущерба Государственной казне.

Пилтдаунский человек

В 1859 году Чарлз Дарвин опубликовал работу «О происхождении видов». Ученые всего мира бросились на поиски ископаемых свидетельств, которые бы соединили человека разумного с древнейшими обезьянами и решили бы проблему «промежуточного звена». А после открытия Эженом Дюбуа в девяностых годах XIX века яванского человека охота за древними костными останками стала еще более активной.

Один из энтузиастов поиска промежуточного или недостающего звена геолог-любитель Луис Аббот предположил, что в долине реки Узы на юге Англии, где залегают геологические пласты возрастом несколько миллионов лет, могли остаться следы обитания древнейших людей. Об этом он рассказал своему знакомому Доусону.

Юрист по образованию, Чарлз Доусон с юности проявлял интерес к геологии, палеонтологии и археологии, позднее увлечение переросло в серьезное любительское занятие этими науками. Будучи членом Королевского геологического общества, он на протяжении многих лет поставлял Британскому музею научные образцы в качестве «почетного собирателя». Доусону всегда сопутствовал успех, поэтому друзья прозвали его «джентльменом удачи».

Теплым днем лета 1908 года мистер Доусон прогуливался вдоль проселочной дороги вблизи общины Пилтдаун, что расположена в Флэтчинге графства Сассекс. Он обратил внимание на рассыпанные по дороге кремни, необычные для этого района Сассекса. Чарлз выяснил, что гравий для дороги добывают на земле мистера Кенварда, арендующего ферму Баркхам Манер. Доусон отправился к месту разработок гравия и в полутора километрах от русла реки Узы обнаружил карьер.

«Во время одного из моих посещений карьера рабочий протянул мне небольшую часть теменной кости ископаемого черепа человека. Обломок поразил меня необыкновенной толщиной, – рассказывал Доусон. – Я немедленно начал поиски, но мои старания не принесли результата, в гравии ни в этот, ни в последующие дни никаких костей найти не удалось. Прошло несколько лет, и осенью 1911 года, во время моего очередного появления в карьере, в груде добытого гравия я нашел другой, больший по размеру, фрагмент лобной кости этого же массивного ископаемого черепа человека». Всего «джентльмен удачи» отыскал пять фрагментов черепной коробки. Для укрепления он вымочил их в растворе бихромата калия.

В феврале 1912 года Доусон известил о своем открытии ведущего палеонтолога сэра Артура Смита Вудворда, члена Королевского научного общества, сотрудника департамента геологии Британского музея.

24 мая Доусон прибыл в Лондон. Вудворд потом часто вспоминал, какое ошеломляющее впечатление произвели на него пять массивных обломков черепа, найденных вместе с двумя зубами гиппопотама, зубом южного стегодонового слона и несколькими кремнями со следами обработки. Обломки черепа были минерализованные, темно-коричневые по цвету, что свидетельствовало об их древности.

Череп Пилтдаунского человека

Вудворт организовал на свои средства раскопки в Пилтдауне. Работы проводились в течение всего лета 1912 года. Вудворд, Доусон и палеонтолог-любитель, слушатель местной иезуитской семинарии Пьер Тейяр де Шарден тщательно исследовали карьер. Ни один из участников раскопок не покинул Пилтдаун без потрясающей находки. Доусон наткнулся на обломок нижней челюсти с двумя коренными зубами. Вудворд нашел рядом небольшой фрагмент затылочной кости черепа человека. Тейяр де Шарден извлек из гравия обломок зуба стегодонового слона, а затем обнаружил заостренное, темно-коричневое кремневое изделие, напоминающее по форме рубило. Луис Аббот оценил это открытие как «величайшее».

Фортуна не оставляла исследователей до самого конца сезона раскопок – им посчастливилось откопать еще три обломка черепа человека, четыре зуба животных, в том числе мастодонта, носорога и бобра, а также еще один кремень со следами обработки. Кроме того, на поверхности прилегающего к карьеру поля обнаружили зуб лошади и обломки рога оленя.

Первое сообщение о сенсационных находках появилось в газете «Манчестер гардиан» в конце ноября 1912 года, а уже 18 декабря пилтдаунский человек был официально представлен членам Королевского геологического общества. В переполненном зале Барлингтон-Хаус царило радостное настроение: наконец-то и Англия внесет свой вклад в решение проблемы происхождения человека!

Особое внимание привлекла реконструкция черепа, выполненная Вудвордом. Обломки черепной крышки и челюсть были искусно составлены вместе, а недостающие части восполнены гипсом. «Пилтдаунский человек» явился для ученых подлинным сюрпризом. Череп у него был совсем как у современного человека, а челюсть – как у шимпанзе или орангутанга, только коренные зубы были стерты так, как у людей. К сожалению, главный признак, по которому можно точно определить, какому существу принадлежит челюсть, – клык – отсутствовал. Также не сохранился небольшой отросток кости в том месте, где челюсть сочленяется с черепом.

Вудворд торжественно объявил, что имеет честь представить новый род и вид человека. Его возраст – около миллиона лет. Следовательно, в Пилтдауне обнаружен человек третичной эпохи, то самое «недостающее звено»! По сути дела, это подлинная заря человеческой истории. Почему бы не назвать человека из Пилтдауна Eoanthropos dawsoni – «человек зари Доусона»? По древности ни одна из находок не может сравниться с «эоантропом», он – «самый первый англичанин».

Триумф Доусона и Вудворда был полным. И лишь профессор анатомии Королевского колледжа Уотерстон удивился, как можно всерьез обсуждать вопрос о сочетании чисто обезьяньей по типу челюсти и черепа, который вполне мог принадлежать «рядовому лондонцу». Уотерстон настаивал, что в Пилтдауне обнаружены кости животных разных эпох.

Раскопки в Баркхам Манер возобновились летом 1913 года. В конце августа Тейяр де Шарден нашел клык правой половины челюсти эоантропа! Его кончик был стертый и плоский, как у человека. К этому времени Пилтдаун уже превратился в мекку для туристов. Баркхам Манер посещали известные специалисты по геологии, палеонтологии, анатомии и археологии. На месте раскопок часто бывал Артур Конан Дойль, работавший над фантастическим романом «Затерянный мир».

Пилтдаун оказался щедр на сенсационные находки. В 1914 году Доусон и Вудворд откопали дубинкообразное изделие из кости гигантского древнего слона со следами сверления и обработки! А ведь до сих пор считалось, что человек научился обрабатывать кость лишь 50 тысяч лет назад, а здесь речь шла о миллионе лет!

В Англии в реальность существования эоантропа поверили практически все, а вот зарубежные ученые придерживались «дуалистической позиции» Уотерстона – они предпочитали говорить о двух, а не об одном существе, открытом в Пилтдауне. Антропологи и предположить не могли, что в 1915 году Доусон найдет останки еще одного эоантропа в нескольких километрах от карьера в местности Шеффилд Парк, среди груды камней, собранных граблями со вспаханного поля.

Чарлз Доусон прославился на весь мир. Ни одно из открытий останков предков не обходилось без сравнения с «промежуточным звеном» из Сассекса, а следовательно, и без упоминания имени первооткрывателя. Но судьба распорядилась так, что 10 августа 1916 года Доусон скончался в возрасте 52 лет. Его жена Елена передала в Британский музей обломки черепа, найденные в речном гравии Узы около местечка Баркоумб Миллз. Ученый Роберт Брум охарактеризовал обломки черепа как останки третьего эоантропа.

Эоантроп занял свое место в научной систематике эволюции человека. Открытие Доусона вошло в учебники как наиболее важное из сделанных в области антропологии. Пилтдаунский человек, сочетающий полностью развитую черепную коробку с очень примитивной челюстью, доказывал, что увеличение размеров мозга было определяющим фактором в эволюции человека. Ископаемые останки людей с маленьким мозгом из Африки были оставлены без внимания как принадлежащие к тупиковой ветви эволюции гоминидов.

Многочисленные открытия костей обезьянообразных предков, ставших известными антропологам после 1912 года, отнюдь не нарушили уникальности эоантропа. Он явно выбивался из общего ряда. На международных симпозиумах и конгрессах все чаще вспыхивали споры между сторонниками и противниками «человека зари Доусона».

В 1949 году доктор Кеннет Окли из Британского музея решил проверить обнаруженные в Пилтдауне костные останки с помощью теста на содержание фтора. Проведенный анализ дал неожиданные результат: в черепе и челюсти оказалось примерно одинаковое содержание фтора, но их возраст не превышал… 50 тысяч лет!

Страсти в последующие три года накалились настолько, что пришлось запретить обсуждение вопросов, связанных с эоантропом. К такому соглашению пришли участники состоявшегося в июне 1953 года в Лондоне конгресса палеонтологов.

За разгадку тайны пилтдаунского человека взялись оксфордские антропологи доктор Джозеф Вейнер и Уилфред Ле Грос Кларк. По их просьбе Окли достал из хранилища Британского музея пилтдаунские образцы. Вейнер положил рядом зуб шимпанзе, который он отшлифовал и покрасил под цвет окаменелостей. Сходство этого зуба с пилтдаунским зубом оказалось просто потрясающим; возникла необходимость проведения физических, химических, радиологических и биологических тестов на образцах, найденных в Пилтдауне.

После осмотра клыка, коренного зуба из Шеффилд Парка и коренных зубов пилтдаунской челюсти ученые пришли к единодушному мнению, что все зубы имели достаточно отчетливые следы искусственной обработки, призванной имитировать естественный износ.

Но как объяснить, что пилтдаунские находки выглядели как настоящие ископаемые? В большинстве случаев мошенник использовал краску, содержащую соли железа (бихромат поташ). После искусственной обработки кремни были подброшены в гравиевую яму Пилтдауна. Судя по всему, они датировались не миллионом, а 2–3 тысячами лет. Бихроматом были также окрашены обломки зубов стегодонового слона и зуб гиппопотама, взятых из коллекций, собранных в Северной Африке и на острове Мальта.

А вот останки мастодонта и носорога имели естественный темно-коричневый цвет. Такие кости часто находили на востоке Англии. Аферист подбросил их в карьер, чтобы гравии Баркхам Манер датировались временем около миллиона лет!

Далее выяснилось, что знаменитая пилтдаунская «дубинка» обрабатывалась с помощью… железного ножа.

Наконец, был произведен радиокарбоновый анализ челюсти и черепа эоантропа на предмет определения их абсолютного возраста. Тесты принесли шокирующие результаты: челюсть датировалась временем 500 ± 100 лет, а череп – 620 ± 100 лет! Челюсть принадлежала орангутангу, который еще пятьсот лет назад резвился в тропиках Явы или Суматры, а черепная коробка – англичанину, но не «первому», как утверждал Вудворд, а средневековому, возможно, современнику Уильяма Шекспира.

После проведенных анализов изумленные ученые поняли, что в действительности никакого эоантропа в природе не существовало и они столкнулись с грандиозной мистификацией.

Но кто осуществил беспрецедентный в археологии и палеоантропологии подлог? Может, это «компания дьявольски хитрых шантажистов», ловко предусматривавшая каждый шаг Доусона, Вудворда и Тейяра де Шардена и подбрасывавшая в нужный момент очередные находки? Или «сумасшедший эволюционист», вознамерившийся поддержать доктрину Дарвина о развитии человека? Наконец, просто «человек удивительной амбиции», охваченный болезненной жаждой славы?

Кто бы ни затеял фальсификацию с пилтдаунским человеком, ему не откажешь ни в специальных знаниях, ни в богатом воображении, ни в отчаянной дерзости. Среди подозреваемых оказались геолог-любитель Луис Аббот, Чарлз Доусон, Артур Смит Вудворд, Тейяр де Шарден, антрополог Эллиот Смит, палеонтолог и зоолог Мартин Хинтон, антиквар Артур Кит и даже… Артур Конан Дойль.

Может, аферу придумал Вудворд? Ведь он нашел несколько фрагментов черепной коробки пилтдаунского человека. Если они были преднамеренно и заранее заложены в грунт, он как специалист обязательно должен был бы это заметить.

Майкл Кремо и Ричард Томпсон, авторы книги «Неизвестная история человечества», предложили свою версию событий. Рабочий действительно нашел в карьере череп эпохи среднего плейстоцена. Фрагменты находки были переданы Доусону, а тот сообщил об этом Вудворту. Последний, в то время занимавшийся разработкой собственной теории эволюции человека и очень озабоченный отсутствием научных свидетельств в ее пользу, замыслил и осуществил подлог. Но он действовал не в одиночку, а вместе с группой связанных с Британским музеем ученых, которые помогли ему получить и таким образом подготовить необходимые образцы, чтобы те смогли выдержать обследование со стороны других ученых, в их тайну не посвященных…

Остается еще иезуит Тейяр де Шарден, чья подготовка в области естественных наук, особенно химии, навлекает на него сильные подозрения. Несмотря на то, что воссоединение эволюционной теории с доктринами христианства стало делом всей его жизни, он удивительно мало писал о Пилтдауне, и это интерпретировалось почти как молчаливое признание вины. С другой стороны, это могло означать, что он сам сомневался в подлинности находок.

И все же большинство исследователей, в том числе Вейнер и Окли, придерживаются мнения, что мистификатором является палеонтолог-любитель Доусон. Из всех подозреваемых именно он получал наибольшую выгоду от находки. В качестве любителя-энтузиаста он стремился к научному признанию, и открытие «недостающего звена» само по себе было отличным способом повысить его статус. Вудворд лично обессмертил имя Доусона, назвав его именем «пилтдаунского человека». Палеонтолог-любитель имел доступ к ископаемым находкам и обладал достаточными знаниями анатомии и химии, чтобы надлежащим образом обработать фрагменты, найденные в Пилтдауне. То обстоятельство, что после смерти Доусона в 1916 году находки в Пилтдауне полностью прекратились, едва ли можно считать простой случайностью.

В палеоантропологии нередки случаи неосознанного обмана, однако пилтдаунская история является примером преднамеренного и хорошо подготовленного мошенничества. Она нанесла науке значительный ущерб. Люди по крайней мере двух поколений считали пилтдаунского человека дарвиновским «промежуточным звеном».

«Заменитель бензина» Луиса Энрихта

Луис Энрихт почти всю свою сознательную жизнь занимался мошенничеством, но стал известен всему миру только в 1916 году, когда ему было за семьдесят. Энрихт предложил заменить бензин на обычную воду с добавлением некоего секретного химического вещества. Смесь, по его утверждению, стоила не более цента за галлон.

В полдень 11 апреля 1916 года шумная толпа репортеров собрались на небольшой лужайке перед домом Энрихта на Лонг-Айленд. Они уже успели обменяться едкими замечаниями по поводу импозантной внешности изобретателя (роскошные седые усы) и высказать сомнения в здравости его рассудка.

«Я научился делать то, о чем химики мечтали многие годы, – заявил Луис Энрихт скептически настроенной аудитории. – А именно: нашел заменитель бензина, который дешевле обычного горючего в десятки раз».

Изобретатель позволил недоверчивым репортерам обследовать автомобиль. Они убедились, что бензобак пуст и в нем нет второго дна. Затем Энрихт дал им попробовать воду из ведра, после чего залил два галлона воды в бензобак, добавил какую-то зеленоватую жидкость из пузырька, сел за руль автомобиля, завел мотор и поехал.

Пораженные журналисты застыли, раскрыв рот. На следующий день все газеты написали о сенсационном открытии, благодаря которому автомобиль может ездить на воде. Новость потрясла всю Америку и вскоре докатилась до Европы. Словом, гениальное изобретение наделало много шума по обе стороны океана. Во-первых, бензин в то время продавался по 30 центов за галлон, во-вторых, из-за войны в Европе его поставки были нерегулярными. За «секретной формулой» стали охотиться воюющие державы. Телефон в доме Энрихта не замолкал ни на минуту. Ему звонили представители крупнейших фирм и предлагали контракты на невероятные суммы. Он вежливо отклонял все предложения, а в интервью охотно объяснял суть своего открытия: «Я нашел вещество, способное отбирать кислород у воды, оставляя чистый атомарный водород. Вот он-то и взрывается в цилиндрах моего автомобиля, соединяясь с кислородом воздуха».

Ученые подняли его на смех. Томас Фриз, знаменитый профессор химии из Колумбийского университета, объяснил: «Нет такого химического соединения, которое способно отделить водород от кислорода в воде. Это можно сделать только с помощью электролиза, но в данном случае количество затраченной энергии будет равно количеству энергии, полученной… Возможно, правда, выделение из воды водорода при добавлении металлической соды, но она стоит слишком дорого и должна добавляться в огромных количествах…» Словом, ученые-химики выступили против Энрихта единым фронтом.

Изобретатель только усмехался: «Хорошо, что я не использую металлическую соду в своей формуле, не правда ли? После каждого крупного открытия всегда объявляются теоретики, объясняющие, почему это невозможно…»

Энрихта посетил корреспондент газеты «Чикаго гералд» Уильям Хаскелл, страстный автолюбитель. Он сразу заявил хозяину, что не верит в его открытие. Изобретатель ответил, что тоже не верит Хаскеллу, поскольку тот может оказаться шпионом нефтяной компании, которого подослали выведать секрет магической формулы. Хаскелл попросил показать ему чудо-топливо. Энрихт протянул ему пузырек с темной жидкостью. Смесь отдавала миндалем. Поймав удивленный взгляд репортера, изобретатель пояснил: «Это синильная кислота. Я добавляю ее, чтобы замаскировать формулу. Она отбивает все другие запахи. Моя формула поддается простому химическому анализу. Любой химик легко определит ее составляющие. Однако ему не удастся синтезировать вещество, не зная технологического процесса».

Хаскелл написал об изобретателе восторженную статью. Он признался, что никогда не поверил бы, что мотор может работать на воде, если бы сам не принимал участие в эксперименте.

Правда, от дальнейших демонстраций изобретения Энрихт упорно отказывался, ссылаясь на отсутствие необходимых компонентов. «Я хотел купить их в Нью-Йорке, – поведал он журналистам, – но по дороге обнаружил за собой слежку, и счел за благо вернуться домой».

Заменителем бензина заинтересовался автомобильный король Генри Форд. После приватной беседы с Энрихтом магнат выразил желание купить патент на производство заменителя, но при условии, что вещество пройдет испытание в заводской лаборатории.

Автомобиль «форд»

Через три дня нью-йоркская газета обнародовала скандальные факты из жизни Луиса Энрихта. Журналисты выяснили, что никакой он не изобретатель, а прожженный аферист. В 1890 году Энрихт собрал с доверчивых жителей штата Колорадо деньги якобы на строительство железной дороги от Каньон-сити до Крипл-Крик, после чего пытался скрыться, но был задержан. В тот раз суду не удалось доказать его вину. За плечами Энрихта целая серия афер. К примеру, он продал 45 тыс. акров чужой земли; в другой раз убедил английскую фирму приобрести у него патент на производство сверхпрочного искусственного камня.

Громкие разоблачения в прессе не смутили Генри Форда. Для него не имело значение прошлое человека, поэтому деловые переговоры с Энрихтом продолжались. Магнат подарил изобретателю новейшую модель автомобиля «форд» и пообещал финансировать дальнейшие его исследования.

И тут в газетах промелькнуло сообщение, будто оружейная фирма «Максим» купила права на секретную формулу за миллион долларов, причем Энрихт получил стотысячный аванс. Генри Форд заявил, что патент на заменитель бензина давно принадлежит ему. Хирам Максим обвинил его во лжи. В конце концов автомобильный король, положившийся на честное слово изобретателя, вынужден был признать свое поражение. Он порвал все отношения с Луисом Энрихтом. Во время скандала биржевой курс акций «Максима» заметно повысился. Оружейная фирма заработала миллионы долларов, когда Хирам Максим признался, что никакого контракта с Энрихтом он не подписывал.

Несмотря на то что и Форд, и Максим публично отказались иметь дело с изобретателем чудо-топлива, Энрихт не испытывал недостатка в средствах. Он начал строить дом для своей семьи, оборудовал лабораторию. В перспективе собирался открыть химический завод по производству нового горючего. Однако демонстраций заменителя бензина больше не проводилось, и постепенно интерес к топливу начать угасать.

Об изобретении Энрихта вспомнили в конце Первой мировой войны в ноябре 1917 года, когда финансист Бенджамин Йоакум, разбогатевший на строительстве железных дорог, обвинил Энрихта в измене родине. Йоакум подписал с изобретателем тайное соглашение, по которому приобретал все права на заменитель бензина. Финансист заплатил ему аванс в размере ста тысяч долларов, а взамен получил запечатанный конверт, в котором якобы находилась магическая формула. Вскрыть конверт Йоакум обязался в установленный соглашением срок. А пока, чтобы не терять времени даром, он начал переговоры с правительствами США и Англии о поставке им нового вида топлива. Подозрительный Йоакум на всякий случай нанял частных детективов, чтобы те понаблюдали за Энрихтом. Они выяснили, что изобретатель тайно встречался с бывшим военным атташе германского посольства, капитаном Францем фон Баттеном.

«У нас появились серьезные подозрения, – заявил Йоакум, – что Энрихт раскрыл свой секрет германской разведке. Немцы начали производить топливо в промышленных масштабах. Только этим можно объяснить, что Германия, не имея нефтяных месторождений, не испытывает недостатка в бензине».

Йоакум вскрыл запечатанный конверт, нарушив тем самым договорные обязательства, но там была лишь пара двухдолларовых облигаций Займа свободы.

Луис Энрихт был задержан. На следствии изобретатель заявил, что Баттен предлагал ему десять тысяч долларов за предательство, но он указал ему на дверь. «И вообще, – заявил Энрихт, – моего заменителя бензина больше нет. Я сжег единственный экземпляр формулы вещества, чтобы она не досталась врагу».

Окружной прокурор в действиях Энрихта состава преступления не нашел, и Йоакуму пришлось отказаться от всех обвинений и смириться с финансовыми потерями.

В начале двадцатых годов Энрихт объявил, что нашел способ производства бензина из… торфа. И снова объявились инвесторы, поверившие мошеннику. Среди них оказался даже окружной прокурор Нассау. Впрочем, именно он и вывел Энрихта на чистую воду. По распоряжению прокурора была устроена проверка банковских расходов изобретателя, в результате чего выяснилось, что Энрихт, вместо того, чтобы разрабатывать новый вид топлива, просаживал деньги инвесторов в игорных заведениях.

На этот раз суд приговорил мошенника к семи годам лишения свободы. Он отбывал наказание в тюрьме Синг-Синг, пока не был освобожден условно досрочно по состоянию здоровья. В 1924 году аферист скончался в возрасте 79 лет.

До сих пор остается тайной, каким образом Луису Энрихту удалось обмануть репортеров в апреле 1916 года. Возможно, «секретной жидкостью» была смесь на основе ацетона и жидкого ацетилена. Синильная кислота использовалась для того, чтобы отбить запах ацетона. А трубку бензопровода Энрихт установил так, чтобы она брала горючее с поверхности бензобака. Это позволило мотору «форда» проработать несколько минут. Другие предполагают, что где-то был спрятан тайный бензобак. А некоторые до сих пор верят, что весной 1916 года гениальным Энрихтом было продемонстрировано великое открытие, однако изобретателю не дали развернуться нефтяные монополии.

Схема Чарлза Понци

Чарлз Понци – скромный итальянский иммигрант считается одним из самых знаменитых мошенников в криминальной истории США. О так называемой «схеме Понци» слышали многие, но даже те, кто о ней не слышал, знакомы с ее современной версией: схема «Make Money Fast» («Сделай деньги по-быстрому») была очень популярна в Интернете, пока ее не сменили более хитроумные мошеннические комбинации.

Карло (Чарлз) Понци родился 3 марта 1882 года в городе Луга, недалеко от Равенны на севере Италии. После окончания школы он поступил в Римский университет. Нужда заставила его бросить учебу и отправиться на заработки за океан. В ноябре 1903 году Карло с несколькими долларами в кармане ступил на американскую землю. Все деньги он проиграл в карты во время трансатлантического путешествия. Понци был небольшого роста (158 сантиметров), но никогда не комплексовал по этому поводу. Он верил в свою звезду и рассчитывал заработать в Америке миллион долларов.

Карло, ставший за океаном Чарлзом, быстро научился говорить и писать по-английски. Но до первого миллиона было еще далеко. Он брался за любую работу, мыл посуду в ресторане, убирал в гостиницах.

В 1907 году Понци объявился в Монреале. Здесь он угодил в тюрьму по обвинению в подлоге. Понци работал помощником кассира в монреальском банке «Заросси», и, вероятно, его сделали козлом отпущения. Карло не унывал и писал на родину жизнерадостные письма, мол, у него все в порядке, он устроился помощником тюремного надзирателя.

Освободившись всего через двадцать месяцев (награда за примерное поведение), Понци решил вернуться в США, и вместе с еще пятью итальянцами пытался нелегально пересечь канадо-американскую границу и тем самым нарушил закон об иммиграции. Следующие два года Чарлз провел в тюрьме Атланты (штат Джорджия)

В 1912 году Понци обосновался в Бостоне. Итальянская община приняла его очень тепло. Чарлз женился на юной красавице Розе Гуэкко, дочери торговца фруктами дона Альберто. Единственное, что смущало Понци, так это отсутствие постоянной работы. Наконец ему удалось устроиться торговым агентом в солидную компанию мистера Дж. Р. Пула.

В одном из писем испанского торгового посредника Понци обнаружил почтовый обменный купон. Эти купоны были введены в обращение Международной почтовой конвенцией 1906 года и подлежали обмену на почтовые марки. Их выпускали для того, чтобы получатель не тратился на ответное послание. Минимальная цена купона составляла 28 сантимов либо эквивалент этой суммы в валюте страны, где продавались купоны.

В течение нескольких лет система работала бесперебойно, однако после Первой мировой войны во многих странах началась инфляция, отсюда – разница валютного курса в Европе и Америке. Почтовые ведомства не внесли соответствующие изменения в обменный курс между купонами и марками. В результате в Испании купон стоил в пересчете на американскую валюту один цент, а в США на купон можно было получить шесть одноцентовых марок.

Понци вдруг озарило: международная торговля купонами может принести до 400 процентов прибыли и вправе рассматриваться как форма арбитража! В данном случае арбитраж означает определенную сделку, которая предполагает одновременную покупку и продажу какого-то товара. Главное условие арбитража – купля и продажа должны проходить далеко друг от друга.

Понци обсудил с друзьями идею обогащения за счет почтовых купонов. Итальянцы его поддержали. Так родилась афера, которая войдет в историю под названием «схема Понци». 26 декабря 1919 года Чарлз зарегистрировал в муниципалитете Бостона «Компанию по обмену ценных бумаг». Первые акции были разных цветов – в зависимости от номинала, но уже с марта 1920 года все акции стали желтого цвета с указанием стоимости в долларах. Понци обещал своим инвесторам 50-процентную прибыль за 45 дней и удвоение капитала за 90 дней. При этом утверждалось, что деньги вкладываются в почтовые операции, приносящие 400-процентную прибыль, но их технология разглашению не подлежит.

Когда первые счастливчики получили обещанную прибыль, слухи о чудо-компании быстро распространились по городу. Число желающих стать ее акционерами росло с каждым днем. В феврале 1920 года Понци получил 5 тысяч долларов, в марте 30 тысяч, а в мае – 420 тысяч долларов! Средний вкладчик расставался с 300 долларами, а самые богатые вносили до 50 тысяч долларов!

Чарлз Понци

Понци принял на работу помощницу – восемнадцатилетнюю мисс Мели (настоящее имя – Люси Мартелли). Через месяц штат сотрудников «Компании по обмену ценных бумаг» расширился до тридцати человек. Понци арендовал еще два офиса. Деятельность фирмы вскоре распространилась на всю Новую Англию и штат Нью-Джерси.

В мае 1920 года Понци открыл депозитный счет в Ганноверской трастовой компании. Он надеялся стать ее президентом. И эта мечта уже не казалась несбыточной.

Чарльз Понци приобрел за 35 тысяч долларов 12-комнатный особняк в престижном квартале Лексингтон. Он одевался у самых дорогих портных, носил массивную трость, инкрустированную драгоценными каменьями, а его жена сгибалась под тяжестью бриллиантов. Из Италии приехала порадоваться за Карлито его престарелая матушка.

В июне 1920 года Понци стал миллионером. Сбылась мечта итальянского бедняка. Как писали газеты, подобный успех к иммигранту мог прийти только в Америке: «Понци превращает один доллар в миллион и делает это, закатав рукава. Вы просто даете ему доллар, и Понци прикручивает к нему шесть нулей». Его называли «любимцем фортуны», «современным царем Мидасом», «парнем, делающим миллионы на двухцентовых марках».

Офисы компании были завалены деньгами. В некоторые дни Понци получал до 250 тысяч долларов. Банкноты лежали в ящиках столов, в картонных коробках в коридорах, и даже в туалетах. И с каждым днем их становилось все больше и больше.

У Понци было немало завистников. В конце июня мебельщик Дэниэлс, у которого Понци когда-то занял 200 долларов, вдруг заявил, что Чарлз обещал поделиться с ним половиной прибыли компании, именно на этих условиях он кредитовал итальянца. Понци выставил вымогателя за дверь, а Дэниэлс подал на него в суд. Конечно, мебельщик не имел ни малейшего шанса выиграть дело, но эта история попала на страницы газет и многие задумались, каким образом Понци удалось так быстро разбогатеть? Свое расследование начала газета «Бостон пост». Кроме того, согласно законам штата Массачусетс, на время рассмотрения иска Дэниэлса были заморожены банковские счета Понци на общую сумму 500 тыс. долларов.

В начале июля «Компанией по обмену ценных бумаг» заинтересовались местные власти. Окружной прокурор Джозеф Пеллетье сообщил Понци, что готовится масштабная аудиторская проверка его компании и с 26 июля придется приостановить прием новых вкладов. Чарлз согласился, хотя не мог не понимать, что проверка для него закончится крахом. Или он настолько уверовал в свою счастливую звезду?

Понци и Пеллетье выступили с совместным заявлением, в котором уверяли общественность в непременном возобновлении работы «Компании по обмену ценных бумаг» сразу после окончания финансовой проверки и подтверждения законного статуса предприятия.

Надо ли говорить, что происходит после таких заявлений? Сотни вкладчиков кинулись забирать свои деньги. Вот как описывал последующие события журналист «Нью-Йорк таймс»: «Весь Бостон взорвался после объявления о том, что аудиторы приступают к проверке дел Понци, этого “финансового волшебника”, который обещает своим вкладчикам удвоение капитала за 90 дней. События на улице вокруг офиса “Компании по обмену ценных бумаг” напоминают баррикадные бои: четыре женщины потеряли сознание во время очередного штурма конторы, предпринятого после многочасового ожидания в очереди. При попытке проникнуть в помещение были разбиты стеклянные двери, несколько человек получили ранения».

26 июля 1920 года газета «Бостон пост» начала публикацию серию разоблачительных статей о «денежной машине Чарлза Понци». Обозреватель Кларенс Бартон с издевкой спрашивал, почему сам Понци не вкладывает деньги в свою компанию, если она приносит бешеную прибыль? Или в ней не все чисто? Бартон привел поразительные цифры: для того чтобы рассчитаться со всеми вкладчиками, в обращении должно находиться не менее 160 миллионов (!) почтовых купонов, а на самом деле таковых, по официальным данным, не более 27 тысяч. Масла в огонь добавили и почтовики, пообещавшие внести изменения в Международную почтовую конвенцию, после чего спекуляция купонами будет невозможна.

Понци еще 28 июля лично принимал перепуганных клиентов, угощая их кофе и бутербродами. Чарлз успокаивал вкладчиков, говорил, что у компании временные трудности, надо просто подождать, поэтому деньги лучше не забирать. За три дня он выплатил два миллиона долларов, прослыв национальным героем, несправедливо пострадавшим от властей и оттого заслуживающим еще большего доверия.

Но вскоре волна разоблачений накрыла Понци и его компанию с головой. 2 августа Джеймс Макмастерс, недолго работавший у Понци рекламным агентом, дал интервью бостонской газете. Он назвал бывшего шефа профаном в области финансов и предрек компании скорое банкротство: «Понци – мыльный пузырь. Если он выплатит все дивиденды, от него ничего не останется, кроме мокрого места».

12 августа Чарлз Понци был арестован, а на следующий день – в пятницу, тринадцатого, – его препроводили в тюрьму. Понци признали банкротом. Аудиторская проверка не выявила ни одной сделки с почтовыми марками и обменными купонами! Иными словами, Понци выплачивал дивиденды за счет новых поступлений. Многие инвесторы, получившие в итоге лишь 10 процентов от суммы вкладов, не хотели верить, что стали жертвой мошенника, и проклинали местную власть. На суде всплыл прелюбопытнейший факт: 80 процентов всего полицейского управления города Бостона являлись клиентами «Компанией по обмену ценных бумаг».

Состоялось несколько судебных процессов, обанкротилось несколько компаний (в том числе Ганноверская трастовая) и пять солидных банков. Чарлза Понци приговорили к пяти годам тюрьмы, из которых он отсидел три с половиной. Тем временем Верховный суд штата Массачусетс вынес свой приговор итальянскому аферисту – девять лет лишения свободы.

Понци находился в это время во Флориде, где под именем Чарлза Барелли проворачивал очередную аферу. Вместе с женой Розой и супругами Альванти он организовал некий земельный синдикат. Мошенники скупали заброшенные земли по бросовой цене, затем разбивали весь участок на несколько лотов и продавали втридорога. При этом инвесторов убеждали, что через два года их десятидолларовый участок будет стоить… 5 миллионов 300 тысяч долларов! Самое смешное, что многие участки земли были затоплены водой.

Понци был арестован властями Флориды в Джексонвилле, но отпущен под залог 5 тысяч долларов. В начале июня 1926 года аферист бежал в Техас, где взял билет на пароход, следующий в Италию, но был схвачен в порту Нового Орлеана. Понци отправил прошение на имя президента США Кулиджа с просьбой о депортации на родину. Однако только 28 сентября 1927 года, когда Понци уже отбывал срок в массачусетской тюрьме, иммиграционные власти США удовлетворили его просьбу. Сразу после освобождения в 1934 году Понци выслали в Италию.

На родине ему развернуться не удалось, и он уехал в Бразилию, где возглавлял отделения государственной авиакомпании «Ала Литория». Во время Второй мировой войны Бразилия примкнула к антигитлеровской коалиции, и полеты итальянских самолетов были запрещены. Понци остался без работы.

Последние годы жизни Карло прошли в бедности. Карло (Чарлз) Понци скончался в благотворительном госпитале Рио-де-Жанейро 15 января 1949 года. Его мемуары с красноречивым названием «Падение мистера Понци» остались незавершенными…

Оскар Хартцель и наследство Дрейка

Имя сэра Френсиса Дрейка известно всем – легендарный пират, адмирал флота королевы Елизаветы I Английской… Но мало кто знает, что он был одним из богатейших людей своей эпохи. В пересчете на современные деньги капитал Дрейка составил бы десятки миллиардов долларов.

В январе 1596 года во время очередного налета на испанские колонии сэр Френсис Дрейк заразился дизентерией и умер. Пират не оставил прямых наследников, хотя был дважды женат, поэтому богатства Дрейка поделили между собой его брат и племянники.

С завидным постоянством на протяжении столетий аферисты всех мастей пытались выдать себя за прямых наследников Дрейка и заполучить наследство, но никто в этом деле не преуспел.

Новое развитие «афера с наследством Дрейка» получила за океаном в конце XIX века. Мошенники предлагали обитателям американской глубинки включиться в борьбу за наследство пирата. Всякий, кто вложит деньги в «фонд», говорили они, получит невиданное вознаграждение, когда потомки Фрэнсиса Дрейка унаследуют богатства своего предка. Деньги же нужны для того, чтобы уладить юридические формальности. Среди тех, кто подался на уловку мошенников, оказался Оскар Мерилл Хартцель. Он родился в Монмуте в 1876 году в семье фермера. Занимался какое-то время земледелием и скотоводством, потом работал помощником шерифа.

В 1915 году Хартцель познакомился с супружеской парочкой, выискивающей «наследников» Френсиса Дрейка. Они обещали вкладчикам невероятную прибыль – тысячу процентов! Оскар уговорил матушку заложить дом. Выручив шесть тысяч долларов (огромные по тем временам деньги!), Оскар отдал их заезжим агентам и стать ждать, когда ему принесут обещанные шесть миллионов долларов. Но так и не дождался и решил тоже подзаработать на наследстве Дрейка.

Сэр Френсис Дрейк

В Чикаго Хартцель сошелся с авантюристами Льюисом и миссис Уайтекер. В начале 1919 года троица объявила о создании ассоциации сэра Френсиса Дрейка. Ее главной задачей было возвращение наследства пирата его потомкам. Ассоциация, по сути, представляла собой акционерное общество. Хартцель призывал фермеров купить долю в наследстве Дрейка всего за 50 долларов. Он обладал даром убеждения, и ему охотно верили. Хартцель говорил, что по самым скромным подсчетам эти 50 долларов принесут им более 100 тыс. долларов дохода и, кроме того, несколько домов в одном из английских городов.

Хартцель предостерег членов ассоциации от разглашения общей тайны. «Банкиры и другие богачи, – говорил он, – будут препятствовать нашему делу всеми возможными способами, поскольку выдача наследства Дрейка может пошатнуть весь финансовый порядок в мире и подорвать могущество толстосумов». Болтунов решили немедленно исключать из списков вкладчиков. В результате журналисты узнали о существовании ассоциации только через три года.

Хартцель открыл филиалы ассоциации в городах и поселках Среднего Запада. Его агенты призывали жителей вложиться в беспроигрышное дело. От желающих войти в долю не было отбоя.

Следующий шаг, предпринятый Оскаром Хартцелем, можно назвать гениальным: он переехал в Лондон. Якобы для того, чтобы прямо на месте проталкивать дело Дрейка и утрясать нюансы перераспределения имущества пирата. Одним выстрелом Хартцель убивал двух зайцев: во-первых, оказывался вне досягаемости конкурирующих фирм и американской полиции, во-вторых, создавал видимость реальных действий по получению наследства Дрейка. Вместе с ним отправились его компаньоны Льюис и миссис Уайтекер.

Приехав в Лондон, Оскар Хартцель круто взялся за дело: снял роскошную квартиру на Бэйзил-стрит, приоделся у самых дорогих портных на Севил-роу и отправился ужинать в ресторан «Савой». Денег он не считал. Ежемесячно на его счет из Америки поступало не менее 6 тысяч долларов.

Хартцель регулярно отправлял телеграммы своим агентам в Америке с отчетом о проделанной работе и продвижении сложного процесса по пересмотру завещания сэра Фрэнсиса Дрейка. Эти отчеты доводились до вкладчиков «фонда».

Безусловно, авантюрист обладал богатой фантазией. «Козни, которые строят нашему делу толстосумы, могут отсрочить решение дела и потребуют больших вложений, – сообщал он. – Но, я думаю, победа будет за нами».

В 1921 году Оскар заявил, что король Джордж и палата лордов дали ему гарантии, что уже в ближайшее время он получит миллиарды долларов наследства Дрейка. Общее состояние пирата, по предварительной оценке Хартцеля, составляло 22,5 млрд долларов. Кроме денег и драгоценностей наследство Дрейка включало часть Лондона, доки «Канард» в Ливерпуле, секвойные леса в Орегоне, хлопковые плантации в Египте, а также железные дороги американских северо-западных штатов.

В начале 1922 года Хартцель был вынужден признать, что его компаньоны оказались мошенниками, присоединившимися к ассоциации только из-за личной выгоды. Как ни странно, Льюис и мисс Уайтекер не протестовали.

9 августа 1922 года Министерство внутренних дел Великобритании письменно уведомило американское посольство в Лондоне, что «никакого невостребованного имущества сэра Фрэнсиса Дрейка не существует». Хартцель тут же уцепился за слово «невостребованный» и с триумфом отбил телеграмму вкладчикам: «Совершенно верно – невостребованного имущества Дрейка не существует, поскольку британский суд уже зарегистрировал мою заявку на наследство!» Вкладчики тут же воспрянули духом.

А потом появились новые препятствия. Возвращение наследства якобы могло разрушить всю финансовую систему Британии, а значит, и промышленность, и торговлю этой страны. И не только британские. Наконец глава ассоциации сообщил, что встретился с премьер-министром и тот вынужден был признать законность претензий наследников. Но предстоит большая архивная работа по выяснению всех обстоятельств дела, кроме того, лучшие английские математики и экономисты получили задание подсчитать точную сумму наследства с учетом банковских процентов.

Во второй половине 1920-х годов Хартцель сообщил своим вкладчикам, что ему удалось выйти на прямого наследника пирата – некоего полковника Дрекселя Дрейка. Глава ассоциации встретился с полковником и договорился, что после получения сокровищ половина наследства отойдет британскому правительству, четверть возьмет себе Дрексель, и четверть достанется членам ассоциации. Естественно, никакого Дрекселя не существовало

Хотя Оскар Хартцель, как всегда, ничего не обещал, в США начался настоящий бум среди вкладчиков. Люди несли последние сбережения в кассы ассоциации, желая увеличить свою долю. В ноябре 1927 года Хартцель телеграфировал: «Наследство будет передано мне, как только Его Величество подпишет соответствующий указ». В июне 1928 года пришла телеграмма следующего содержания: «Хотели выдать деньги 29 мая, но кое-кто из ответственных лиц заболел. Лорд-канцлер выявил ошибку в расчетах, которая стоила мне одного миллиона 200 тысяч фунтов, но это сущие пустяки».

Схема работала безотказно – Хартцель исправно получал деньги от агентов и жил в свое удовольствие. Он обзавелся несколькими домами, щедро одаривал многочисленных любовниц.

В конце 1929 года разразился мировой биржевой крах, явившийся предвестником самого глубокого за всю историю мирового хозяйства экономического кризиса. Хартцель был этому только рад. «Сведения о будущей выплате гигантского наследства просочились в мир банкиров, и это вызвало панику и биржевой крах, – сообщал он в очередной телеграмме, – поэтому Банк Англии не может выплатить деньги сейчас. Но дело мое верное – решение уже принято».

Все попытки разоблачить аферу Хартцеля заканчивались провалом. Тем неожиданнее был арест пяти его агентов. На допросе они покаялись и рассказали о мошеннической сути ассоциации. Газеты подняли невероятный шум. Хартцель вновь обвинил во всем богачей, пообещав купить весь штат Айова и раздать землю вкладчикам. Многие заложили свои фермы, чтобы сделать очередной взнос. Глава ассоциации призвал ужесточить конспирацию и развернуть кампанию протеста. Каждый вкладчик должен был написать письмо лично президенту и своему конгрессмену. Отказавшиеся писать немедленно исключались из ассоциации.

Наконец скандал докатился до Великобритании. Его даже вынесли на обсуждение парламента. В связи с новыми трудностями Хартцель потребовал увеличить размер его командировочных в четыре раза. Возражений не последовало.

На все требования американских властей выдать Оскара Хартцеля британская сторона отвечала, что формальных поводов для этого нет, преступлений на территории Англии он не совершал.

В январе 1933 года Оскар Хартцель был все же выслан из Лондона под надуманным предлогом, а уже в ноябре в Сиу-Сити (Айова) начался суд над ним. Общая сумма полученных Хартцелем денег под «сокровища Дрейка» по разным оценкам составляла от 700 тыс. до 1,35 млн долларов. Число обманутых вкладчиков превысило семьдесят тысяч человек.

Многие не могли поверить, что оказались втянутыми в грандиозную аферу. На улицах проходили многочисленные митинги в защиту Оскара Хартцеля: вкладчики «фонда» требовали его немедленного оправдания и возвращения в Англию, где бы он мог довести процесс наследования до логического завершения. Энтузиасты образовали фонд в поддержку Хартцеля (всего за несколько дней было собрано более 100 тысяч долларов!), из которого покрывались судебные издержки и оплачивались услуги адвокатов.

Во время суда Хартцель хранил гордое молчание, как будто происходящее его совсем не касалось. 15 ноября 1933 года он был признан виновным по 12 пунктам, оштрафован на две тысячи долларов и приговорен к десяти годам тюремного заключения в Левенворте. Публика в зале встретила приговор криками протеста.

Но даже после ареста Хартцеля ассоциация Френсиса Дрейка продолжала функционировать. Только за полгода ее агенты собрали 500 тысяч долларов.

В 1936 году Хартцель прошел психическое освидетельствование, был признан невменяемым (он говорил, что его зовут Оскар Дрейк) и переведен в психиатрическую лечебницу, где и скончался от рака горла 27 августа 1943 года.

Письмо Зиновьева

Так называемое «письмо Зиновьева», председателя Исполкома Коминтерна, от 15 сентября 1924 года, адресованное ЦК Коммунистической партии Великобритании, считается едва ли не самым знаменитым политическим подлогом в мировой истории.

Письмо за подписью Григория Зиновьева и члена президиума Макмануса провозглашало курс на вооруженную борьбу с британской буржуазией, «против идеи эволюции и мирного уничтожения капитализма». В этом послании рекомендовалось «расшевелить массы британского пролетариата и привести в движение армию безработных пролетариев» с целью давления на парламент страны накануне намечавшегося в нем обсуждения вопроса о ратификации договора между СССР и Великобританией и предоставлении кредита Москве.

Григорий Зиновьев

25 октября 1924 года, за четыре дня до выборов в британский парламент, письмо Зиновьева было напечатано в газете «Дейли мейл». Публикация произвела эффект разорвавшейся бомбы. Поднятая шумная кампания напугала английского обывателя, и консерваторы получили на выборах большинство голосов. Первое в британской истории лейбористское правительство Рамсея Макдональда, признавшее советское правительство и вступившее с ним в переговоры, подало в отставку.

К власти пришли консерваторы во главе со Стэнли Болдуином. Уинстон Черчилль, занявший в новом кабинете пост канцлера казначейства, обрушился с критикой на руководителей Советского государства: «Они отдают письменный приказ о подготовке восстания, о начале гражданской войны… Я утверждаю, что такое положение никогда не имело места в истории Англии».

Правительство Болдуина отказалось представлять на ратификацию торговые договоры с Россией, подписанные в августе 1924 года лейбористами.

Министерство иностранных дел Великобритании направило специальную ноту полномочному представителю СССР Христиану Раковскому, в которой «письмо Зиновьева» квалифицировалось как прямое вмешательство Советского государства во внутренние дела Великобритании.

В ответном послании Раковский категорически отрицал подлинность «письма Зиновьева» и приводил ряд доказательств того, что оно «является работой преступных личностей, недостаточно знакомых с деятельностью Коммунистического Интернационала». Во-первых, в своих документах Коминтерн никогда не называет себя «Третьим Коммунистическим Интернационалом», как сказано в «письме», в силу того, что не существовало ни первого Коммунистического, ни второго Коммунистического Интернационалов. Во-вторых, «письмо» подписано Зиновьевым в качестве «председателя Президиума Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала», тогда как он официально является Председателем Исполкома Коминтерна. Кроме того, «все содержание документа с коммунистической точки зрения состоит из ряда нелепостей, имеющих целью просто восстановить британское общественное мнение против Советского Союза и подорвать усилия, которые были приложены обеими странами для установления длительных и дружеских отношений».

Григорий Зиновьев заявил в интервью журналистам, что 15 сентября 1924 года находился на лечении в Кисловодске и, следовательно, официальных писем подписывать не мог. Касаясь рекомендации «письма» о создании военной секции в британской компартии, Зиновьев назвал это «сплошным вздором» и подчеркнул: «Никакой военной секции в британской компартии пока не существует. Привлечение “талантливых военных специалистов” британская компартия, конечно, вполне еще может отложить».

Публикацию «письма» Зиновьев рассматривал как провокацию накануне выборов вождей либерально-консервативного блока Великобритании с целью вызвать замешательство среди избирателей, сочувствующих англо-советскому договору. «Заметьте, как выбраны были сроки, – говорил Григорий Зиновьев. – “Разоблачение” мнимого письма ИККИ сделано было с таким расчетом, чтобы наш ответ не мог уже успеть вовремя, так как до выборов в Англии остается всего пара дней».

Дискуссия вокруг «письма Зиновьева», или, как его стали называть, «красного письма», продолжалась на всех уровнях. Его не раз обсуждали в парламенте Великобритании.

Лидер лейбористской партии Рамсей Макдональд, выступая в парламенте, обвинил консерваторов в использовании «письма» для достижения своих политических целей – «для создания паники в сознании старых дев» и потребовал продолжения расследования обстоятельств его появления. В ответ новый премьер-министр Болдуин заявил, что созданный правительством специальный подкомитет пришел к выводу, что не может быть сомнений «в аутентичности» письма. Однако каких-либо доказательств не привел, ссылаясь на их агентурный характер.

Объяснение Болдуина не удовлетворило многих членов парламента. Если письмо подлинное, заявил полковник К. Кенуорти, то почему не возбуждается судебное дело против Артура Макмануса, британского подданного, чья подпись также стоит под письмом? Министр внутренних дел консерватор Д. Хикс был вынужден сообщить фамилии членов подкомитета, проводивших изучение письма. «За нашей ответственностью как кабинета, мы находим, что письмо подлинное, – заявил Хикс. – Таким оно и является в действительности. Уважаемые члены должны выбрать – верят ли они словам Зиновьева или утверждению комитета британского кабинета».

15 декабря 1924 года с речью по этому вопросу выступил министр иностранных дел Великобритании Остин Чемберлен. Он отметил, что новое расследование позволило установить «весь пройденный письмом путь, от начала до конца» и убедило членов подкомитета в его подлинности. Касаясь подписи Макмануса, Чемберлен заметил: «Это совершенно несущественно, была ли подпись Макмануса действительна или нет. Я знаю, что он находился в то время в Москве. Я также знаю, что и Зиновьев был в то время в Москве, хотя он это и отрицает. Макманус нам сказал: “Разве мог Зиновьев мне писать письмо, когда я находился все время у него под рукой в Москве?” Вы видите, что Зиновьев находился в это время в Москве, а не на Кавказе, и Макманус – свидетель, который это подтверждает». Далее, касаясь аргумента Зиновьева о том, что Коминтерн никогда не назывался «Третьим Коммунистическим Интернационалом», Чемберлен указал на два номера газеты «Известия», вышедшие в свет за несколько дней до и после обозначенной в «красном письме» даты, в которых именно так назывался Коминтерн. «Я отказываюсь от дальнейшего обсуждения этого вопроса и заявляю, что документ настоящий», – заключил Чемберлен.

Тем временем продолжался обмен нотами на официальном уровне. Раковский настаивал на создании независимой комиссии, организации «третейского суда» по вопросу о подлинности «письма Зиновьева». Англичане оставили это предложение без внимания, и правительство Советов посчитало переписку по данному вопросу законченной.

В ноябре 1924 года Москву посетила английской делегация в составе трех представителей Конгресса тред-юнионов. Они должны были изучить документы Коминтерна и установить правду относительно письма Зиновьева. Айно Куусинен впоследствии рассказывала о «трех днях и трех ночах лихорадочной работы», направленной на то, чтобы до приезда делегации изъять из архива Коминтерна секретные инструкции английским коммунистам, а также другие «компрометирующие документы». Даже книга, в которой регистрировалась ежедневная корреспонденция, была тщательно обработана и надлежащим образом переписана: «В результате это трио удалось ввести в заблуждение, а Коминтерн очистился от обвинений в секретной подрывной деятельности в Великобритании. После того как делегация уехала, все вздохнули с облегчением и хорошо посмеялись над тем, как им легко удалось одурачить англичан».

В результате британская делегация тред-юнионов сделала вывод, что «письма Зиновьева» не существовало. Никаких данных об этом документе не было и в делах, относящихся к деятельности британской компартии. Следовательно, посчитали профсоюзные деятели, письмо Зиновьева «есть подлог, а британский МИД и британская пресса пользовались фальшивым документом для нападок на иностранную державу и для нанесения ущерба британской рабочей партии».

Оригинал письма Зиновьева исчез, поэтому невозможно сказать наверняка, было ли оно поддельным или нет. Но попытки установить истину продолжались.

В 1998 году министр иностранных дел в кабинете лейбористов Робин Кук поручил главному историку «Форрин оффис» Джил Беннет провести расследование и пролить свет на эту загадочную историю. Беннет получила доступ к архивам британских спецслужб, изучила советские документы того времени. После года работы она представила объемистый доклад, в котором вынуждена была признать, что письмо Зиновьева по-прежнему остается загадкой.

Джил Беннет предположила, что за «красным письмом», скорее всего, стояли белые эмигранты, жившие в Риге. Им очень не нравилось сближение Лондона и Москвы. Зиновьев вряд ли мог написать подобное письмо, поскольку советская Россия остро нуждалась в британских кредитах.

Беннет продолжила свои изыскания. В 2006 году вышла ее книга «Секретный человек Черчилля», посвященная Десмонду Мортону, большому другу Уинстона Черчилля еще со времен Первой мировой войны. Позднее Десмонд стал офицером Секретной разведывательной службы. Исследовательница установила, что именно Мортон получил от своего агента из Риги письмо, якобы написанное Зиновьевым, а затем обеспечил его «утечку» в газету «Дейли мейл».

Португальская афера: «Банкноты для Анголы»

Американский писатель Мюррей Т. Блум, исследовавший эту аферу во всех деталях, сравнил ее с землетрясением, разрушившим Лиссабон в 1755 году. Конечно, сравнение несколько преувеличенное, но большая доля истины в нем есть. Но обо всем – по порядку.

В первой половине 1920-х годов экономика Португалии находилась в плачевном состоянии. За семь лет в стране сменилось 26 правительств, причем каждый кабинет министров успевал ввести в обращение новые банкноты. Типографии Банка Португалии уже не справлялись с заданиями, заказы размещались на зарубежных предприятиях. В таких условиях мало кто из португальцев отваживался инвестировать развитие колониальных владений, таких, например, как Ангола и Мозамбик.

В этой обстановке развернулась уникальная афера, духовным отцом которой стал Артур Виргилий Альвеш Рейс.

Португальская банкнота номиналом 500 эскудо

Он родился в 1896 году. Отец его был не только гробовщиком, но и ростовщикам – ссужал деньги под большие проценты. Когда во время Первой мировой войны Альвеша хотели призвать на военную службу, он скрылся в Анголе. Рейс основательно подготовился к поездке в Африку: взял с собой очаровательную жену и поддельный диплом инженера. Существовал только один изъян – факультета, который он якобы окончил, в Оксфорде вообще не существовало. Тем не менее он получил в Луанде место сначала в железнодорожной компании, а затем – в Министерстве общественного труда. Потом Рейс занялся бизнесом и вернулся в Лиссабон, где открыл фирму по продаже автомобилей. Но инфляция поставила его фирму на грань разорения. В июле 1924 года Рейса был арестован по обвинению в финансовых махинациях. Почти два месяца он провел в следственной тюрьме Порту.

Выйдя на свободу, Рейс приступил к осуществлению грандиозного плана. Он решил завладеть Португальским государственный банком и всеми национальными финансами! Первым делом Рейс обзавелся официальными бланками и сфабриковал договор, согласно которому он уполномочивался колониальным управлением Анголы на выпуск в обращение денежной суммы, номинированной в португальских эскудо, эквивалентной одному миллиону фунтов стерлингов. Эти деньги колониальное управление якобы получало в кредит от некоего международного консорциума, не называемого в целях сохранения коммерческой тайны. Первый лист договора Рейс украсил белым бантом и сургучом печати с гербом Португалии. Гербовая печать была заказана аферистом для гимнастического союза, так и не зарегистрированного. На третьей странице бланка появились подписи управляющего Банка Португалии Камачо Родригеса и его заместителя Жозе да Мотта Гомеша. Рейс умудрился заверить этот договор в британском, германском и французском посольствах.

Аферист также подделал контракт между правительством Португалии и колониальным управлением Анголы.

4 декабря 1924 года его сообщник Карел Маранг ван Иссельвеере, владелец фирмы «Маранг э Коллиньон», когда-то процветающей, а ныне стоявшей на грани банкротства, приехал в Лондон для размещения заказа на печатание денег в типографии «Уотерлоу и сыновья», постоянного партнера португальского банка. Он передал президенту фирмы Уильяму Уотерлоу доверенность, выданную Артуром Рейсом голландской фирме «Маранг и Коллиньон» (Гаага, Королевство Нидерланды) на размещение заказов, право подписи контрактов от имени Рейса и «ведение организационной работы».

Маранг описал нищенское положение португальской провинции – Анголы. С целью ее возрождения в Нидерландах и создан синдикат, к которому принадлежит Маранг. Синдикат готов для эмиссии банкнот предоставить кредит в сумме одного миллиона фунтов стерлингов. Банк Португалии согласен. Фирма «Уотерлоу и сыновья» должна отпечатать соответствующую сумму денег в португальских банкнотах, переправить их в Лиссабон, откуда деньги с середины февраля 1925 года будут поступать в Анголу. Именно там деньги получат соответствующую пометку «Ангола».

Уотерлоу ухватился за выгодный заказ. Стороны договорились печатать банкноты номиналом 500 эскудо с изображением портрета Васко да Гамы. Эти банкноты год назад лондонская типография изготавливала для Банка Португалии. Соответствующие типографские пластины лежали в сейфе. Но пластины – собственность Банка Португалии, поэтому без его официального и юридически заверенного разрешения заказ не мог быть выполнен.

Маранг сразу согласился, но попросил сохранить сделку в тайне. В курсе дела только президент Банка Португалии сеньор Родригес и его заместитель сеньор Гомеш.

Через две недели Маранг вручил Уотерлоу два нотариально заверенных договора: один – между Банком Португалии и колониальным управлением Анголы, второй – между колониальным управлением Анголы и Артуром Виргилио Артуром Рейсом. Согласно последнему договору, Рейс получал полномочия на организацию эмиссии новых ангольских денег.

По просьбе Уотерхауса лондонский нотариус перевел эти документы на английский язык и заверил. Нотариус подтвердил, что все документы в полном порядке. После этого сэр Уильям написал доверительное письмо президенту Банка Португалии, в котором запросил полномочия на изготовление банкнот. В силу своего конфиденциального характера письмо надо было отправить в Лиссабон со специальным курьером. По предложению Маранга курьера подыскал секретарь Жозе душ Сантуш Бандейра, еще один участник аферы, чей брат служил португальским консулом в Гааге.

6 января 1925 года Маранг доставил тщательно запечатанное и подписанное Камачо Родригесом, управляющим Банка Португалии, ответное послание. Естественно, сфабрикованное Рейесом. Все проблемы, таким образом, были решены.

«Уотерлоу и сыновья» и «Маранг и Коллиньон» подписали договор, согласно которому лондонская типография обязывалась до 31 января 1925 года напечатать 200 тыс. ассигнаций достоинством 500 эскудо и предоставить их своему контрагенту для последующей переправки их в Анголу и допечатки на лицевой стороне банкноты надписи: «Деньги для Анголы». Стоимость выполнения заказа – 1500 фунтов стерлингов.

10 февраля 1925 года Карел Маранг получил в Лондоне первую партию из 20 тысяч банкнот на общую сумму 10 млн эскудо. Он упаковал деньги в чемодан и отбыл в Лиссабон. Документы Маранга, заверенные Антонио Бандейрой, португальским консулом в Гааге, освободили его от таможенного досмотра.

Артур Рейс вместе с Марангом и еще двумя подельниками Адольфом Хеннисом и Адриано Сильвой решили учредить собственный банк и осторожно скупать акции Банка Португалии, пока в их распоряжении не окажется контрольный пакет. Аферисты открыли «Банк Анголы и метрополии» с уставным капиталом 20 млн эскудо.

Появление в большом количестве новых купюр достоинством 500 эскудо встревожило португальское общество. В мае 1925 года руководство национального банка выступило с официальным заявлением: «Администрация Банка Португалии доводит до всеобщего сведения, что для беспокойств по поводу якобы появившихся в обращении фальшивых ассигнаций в 500 эскудо нет никаких оснований». Доверие к банкнотам оказалось восстановленным.

25 июля 1925 года Карел Маранг вновь обратился в лондонскую фирму «Уотерлоу и сыновья». «Я привез письмо сеньора Камачо Родригеса с просьбой отпечатать еще 380 тысяч банкнот с изображением Васко да Гамы по 500 эскудо каждая, – сказал он сэру Уильяму. – Вы могли бы использовать те же пластины». Уотерлоу рад был ему помочь.

К ноябрю в сейфах Рейса и Хенниса уже находилась 31 тысяча акций Португальского государственного банка. Если бы они скупили еще 14 тысяч акций, то получили бы в свои руки контрольный пакет и возможность распоряжаться банком и контролировать его операции.

4 декабря 1925 года управляющий Банком Португалии Камачо Родригес принял банкира из Порту Кондельса. Визитер был обеспокоен тем фактом, что в стране в огромном количестве циркулируют новые банкноты с изображением Васко да Гамы, хотя официально они уже три года не выпускаются. Кондельса рассказал о ювелире, клиенте своего банка, который расплачивается исключительно банкнотами в 500 эскудо.

На следующий день отряд криминальной полиции отправился в Порту. Подозрительный ювелир был задержан и допрошен. Выяснилось, что деньги он держал в местном отделении «Банка Анголы и метрополии». Судья Дирейто выписал ордер на обыск помещений этого банка в Порту и арест его управляющего Адриано Сильвы.

В ночь с 5 на 6 декабря было вскрыто хранилище «Банка Анголы и метрополии». Следователи обнаружили в нем 40 пачек новых банкнот достоинством 500 эскудо – всего 4000 ассигнаций. После тщательного изучения эксперт Банка Португалии Педросо пришел к выводу, что деньги в хранилище – настоящие. Полицейские старательно переписали номера всех банкнот достоинством в 500 эскудо. Группа работников проделала ту же операцию в хранилище Банка Португалии в Лиссабоне.

Сверка номеров банкнот дала неожиданный результат: четыре пары подлинных ассигнаций достоинством 500 эскудо имели одинаковые номера и находились одновременно в двух разных хранилищах! Полиция предположила, что типографские пластины похищены. Однако специалисты Банка Португалии отвергли эту версию: деньги печатались в Лондоне солидной фирмой «Уотерлоу и сыновья» и клише вряд ли могло попасть в руки злоумышленников.

Судья Дирейто выписал ордера на арест учредителей «Банка Анголы и метрополии», членов его Совета директоров и высших администраторов. 6 декабря был задержан Артур Рейс, только что вернувшийся из Анголы, где он вместе с Хеннисом проворачивал свои делишки. Хеннису удалось сбежать в Германию.

Правление Банка Португалии распорядилось об изъятии из обращения всех банкнот номиналом 500 эскудо. 7 декабря 1925 года португальские вечерние газеты вышли с заявлением государственного банка: «…до 22 декабря необходимо в любом банке обменять имеющиеся на руках 500-эскудовые банкноты на любые другие».

По стране поползли слухи о неких документах, доказывающих причастность высших государственных чиновников к подделке денег. Президент Камачо Родригес и вице-президент Банка Португалии Жозе да Мотта Гомеш были задержаны полицией. Правда, уже через два дня они оказались на свободе. Руководство банка к этой афере действительно не имело никакого отношения.

В январе 1926 года был арестован в Голландии Карел Маранг ван Иссельвеере. 26 ноября он предстал перед судом в Гааге и получил 11 месяцев лишения свободы, которые он уже отсидел во время предварительного следствия. Маранг вместе с женой и четырьмя детьми спешно уехал из Голландии. С приговором суда второй инстанции – два года тюрьмы – он ознакомился в Брюсселе, где ухитрился получить второе гражданство – бельгийское.

В Португалии расследование аферы вышло на финишную прямую. Активно помогал полицейским Жозе Бандейра, который по указанию Рейса отслеживал ситуацию на биржевых площадках Европы и осуществлял скрытую скупку акций Банка Португалии. Он назвал свои банковские счета в Португалии, Великобритании и Нидерландах.

Но только 6 мая 1930 года начался суд над основными обвиняемыми. Дело рассматривала специальная судебная коллегия, процесс проходил в помещении военного суда Португалии. Заговор, подделка договоров и писем, использование фальшивого диплома, незаконное изготовление 580 тысяч банкнот и их частичная эмиссия – вот далеко не полный перечень важнейших обвинений, предъявленных Артуру Рейсу и его сообщникам.

На суде Артур Рейс выступал в течение пяти часов. Он уверял, что стремился всего лишь оживить экономику Португалии и Анголы и не преследовал цель личного обогащения. Ему помогали Карел Маранг и Адольф Хеннис, но их следует рассматривать как невинных жертв его махинаций.

19 июня 1930 года суд приговорил Артура Рейса, Адольфа Хенниса и Жозе Бандейру к 8 годам заключения в каторжной тюрьме и 12 годам ссылки в колонии. Суд разрешил по желанию приговоренных заменить данное наказание 25 годами ссылки в колонии. Остальные обвиняемые получили менее длительные сроки заключения.

Судьба вдохновителя этой единственной в своем роде аферы в истории фальшивых денег известна. Артур Рейс вышел на свободу 7 мая 1945 года. Как и Жозе Бандейра, он предпочел весь срок отсидеть в Лиссабоне. В тюрьме Рейс обратился к Богу. До конца своих дней он помогал братьям по протестантской вере в качестве проповедника. Его редкие возвращения в бизнес сопровождались сплошными неудачами. Рейс умер 8 июля 1955 года от инфаркта. Газета «Диарио популар» откликнулась на его смерть следующими строками: «Человек, придумавший и осуществивший самую фантастическую из известных денежных афер, наводнившую страну банкнотами в 500 эскудо, не имел в конце жизни даже нескольких сентаво».

Виктор Люстиг: человек, продавший Эйфелеву башню

Виктор Люстиг, один из самых знаменитых аферистов XX века, прославился дерзостью, бесстрашием и тонким знанием человеческой психологии. Люстиг имел 45 псевдонимов и свободно говорил на пяти языках – чешском, английском, французском, немецком и итальянском. В историю мошенничества он вошел как человек, ухитрившийся продать… Эйфелеву башню.

Виктор Люстиг родился в 1890 году в городке Гостинне Австро-Венгерской империи, в ста километрах к северо-востоку от Праги. По одним сведениям, отец Виктора был мэром города, по другим – средним буржуа. Недолго проучившись в парижской Сорбонне, Виктор Люстиг стал странствующим игроком и мошенником. В преступном мире он был известен под кличкой Граф. Респектабельный, с обворожительной улыбкой, всегда элегантно одетый, Люстиг заводил знакомства в фешенебельных ресторанах, на бегах, на выставках и в театрах. Он прекрасно играл в бридж, преферанс, увлекался бильярдом. Основным местом его работы были шикарные океанские лайнеры, курсирующие между Европой и Америкой. Он без труда обыгрывал богатых клиентов в азартные игры, а при случае продавал им мифические земельные угодья в Америке.

Целое состояние Люстиг заработал на продаже так называемого «румынского ящика». Согласно легенде его придумал некий румын, эмигрировавший в конце XIX века во Францию. «Румынский», он же «денежный ящик» представлял собой деревянную или металлическую коробку, оснащенную различными рычажками, регуляторами и циферблатами.

Люстиг сообщал потенциальной жертве, что изобрел аппарат, способный копировать банкноты, и тут же демонстрировал его способности. Достаточно заправить в машинку листы чистой бумаги, нарезанной по размерам денежных купюр, сунуть в щель настоящую банкноту как образец для копирования, повернуть рукоятку сбоку машинки, и из другой щели появится копия денежной купюры. Она будет абсолютно точной, за исключением серии и номера банкноты. Их машина изменяет для того, чтобы все изготовленные фальшивки не имели один и тот же номер, что было бы опасно при сбыте произведенных банкнот. Правда, сетовал изобретатель, машинка работает очень медленно и ей требуется шесть часов, чтобы выдать одну купюру. Но покупателя это не останавливало, и он умолял продать чудо-машинку.

Люстиг сначала отказывался, но потом говорил, что работает над более скоростным вариантом машинки, и, пожалуй, уступит действующую модель, но за хорошие деньги (обычно запрашиваемая цена составляла от четырех до пятидесяти тысяч долларов, хотя себестоимость аппарата не превышала пятнадцати долларов). Люстиг сбывал «румынские ящики» бизнесменам, банкирам, гангстерам и заработал на этой афере более миллиона долларов. Кстати, первые банкноты, выползавшие из «румынского ящика», были настоящими – на тот случай, если покупатель захочет испытать действие аппарата еще раз.

Осудить продавца «румынского ящика»» судье было бы очень трудно. Он не фальшивомонетчик. Деньги, появлявшиеся из его машинки, были настоящими. Главный же расчет афериста был на то, что обманутый им человек не обратится в полицию.

Весну 1925 года Люстиг встретил в Париже. Однажды утром, просматривая газеты, он обратил внимание на статью, посвященную проблемам городского хозяйства. В ней утверждалось, что на содержание Эйфелевой башни выделяется все меньше средств, и если так пойдет дальше, то ее придется снести. В голове Люстига моментально созрел гениальный план.

На это раз аферист решил выдать себя за ответственного чиновника Министерства почт и телеграфов. Подделав правительственные бланки, он разослал письма шести торговцам металлоломом с предложением принять участие в конфиденциальной встрече с заместителем министра в фешенебельном парижском отеле «Крийон». Этот роскошный отель был выбран неслучайно – в шикарных номерах часто обсуждали свои проблемы дипломаты, велись секретные переговоры.

В назначенный час торговцев (откликнулись все!) встретил в холле отеля секретарь министра, он проводил их в роскошный номер. В роли секретаря выступал Робер Артюр Турбийон, бывший укротитель львов в бродячем цирке. В Америке этого мошенника знали под именем Дэн Коллинс.

Люстиг тепло приветствовал бизнесменов и сразу приступил к делу: «Я пригласил вас по очень важному вопросу, а именно возможной продажи Эйфелевой башни». Гости удивленно переглянулись. Выдержав эффектную паузу, Люстиг пояснил: содержание башни обходится казне слишком дорого, поэтому правительство решило демонтировать ее и продать на металлолом. Как известно, общий вес металлических конструкций башни – 7,3 тысячи тонн. Контракт получит тот из коммерсантов, кто сделает лучшее предложение.

«Я полагаюсь на ваше умение хранить секреты, – сказал в заключение “заместитель министра”. – Дело весьма деликатное. За тридцать пять лет многие парижане привыкли к башне, и слухи о ее сносе могут вызвать стихийный протест. Потому я и пригласил вас не в министерство, а в этот отель. Мы подготовимся к демонтажу втайне, а когда работы пойдут полным ходом, протестовать будет уже поздно». Кстати, в те времена Эйфелева башня еще не являлась незыблемым символом Парижа, и даже раздавались голоса избавить город от этого чудовища.

На шикарных машинах торговцы металлоломом отправились на осмотр трехсотметровой башни, построенной по проекту инженера Эйфеля для Всемирной выставки 1889 года как символ достижений техники. Люстиг был сама любезность, охотно отвечал на вопросы дельцов, много шутил, умело разжигая энтузиазм доверчивых покупателей.

После осмотра Эйфелевой башни торговцы пообещали прислать свои заявки в запечатанных конвертах заместителю министра на его адрес в отеле «Крийон». Люстиг еще раз напомнил им о соблюдении тайны. Разумеется, он не собирался устраивать конкурс и сразу наметил жертву – Андре Пуассона. Этот наивный провинциал всерьез полагал, что покупка Эйфелевой башни сделает его знаменитым и поможет пробиться в элиту парижского делового мира.

Эйфелева башня

Люстиг проводил операцию стремительно, поскольку обман мог раскрыться в любую минуту. И действительно жена Пуассона заподозрила подвох: кто этот чиновник, чем вызвана столь спешная продажа и вообще, что это за тайны Мадридского двора?

Люстиг предвидел подобный поворот событий и сделал сильный психологический ход. Он сообщил Пуассону, что тот близок к победе в конкурсе, и тут же, как бы между прочим, пожаловался на свою низкую зарплату, мол, государственные чиновники едва сводят концы с концами. А вот коммерсанту одна сделка с Эйфелевой башней принесет целое состояние.

Поняв, что у него вымогают взятку, Пуассон вздохнул с облегчением. Теперь он не сомневался, что имеет дело с настоящим заместителем министра, а не мошенником. Ему часто приходилось иметь дело с коррумпированными чиновниками. Пуассон быстро понял, почему столь важные переговоры происходят в отеле. Для государственного служащего вымогать взятку в стенах министерства было бы очень опасно.

Таким образом, помимо аванса в размере пятидесяти тысяч франков по «официальному» контракту за металл Эйфелевой башни Люстиг получил еще и крупную взятку. Завершив операцию, он вместе со своим секретарем Робером Турбийоном сразу отправился на железнодорожный вокзал. Когда Пуассон понял, что его обманули, аферисты уже распивали шампанское в Вене.

Сняв номер в шикарном отеле австрийской столицы, Люстиг в течение месяца просматривал французские газеты, но сообщение о мошенничестве, которым обернулась для Пуассона секретная «сделка века», так и не появилось. Значит, Пуассон решил не позориться и скрыл факт надувательства.

Люстиг вернулся в Париж и попытался повторить трюк и продать башню другому торговцу металлом. На этот раз бизнесмен оказался более сообразительным и сразу обратился в полицию. Люстигу и его компаньону пришлось спасаться бегством в Америку.

«Не могу понять так называемых порядочных людей, – говорил Люстиг, обожавший рискованные предприятия. – Их жизнь скучна и однообразна. Да и можно ли назвать их прозябание жизнью!».

Однажды Люстигу каким-то образом удалось попасть на прием к знаменитому гангстеру Аль Капоне. Виктор попросил у него в долг пятьдесят тысяч долларов, пообещав через два месяца вернуть мафиози уже не пятьдесят, а сто тысяч.

Известный своей маниакальной подозрительностью Аль Капоне, тем не менее, решил выдать «графу» деньги, не забыв предупредить, что любой, кто вздумает его обмануть, долго не проживет.

Люстиг согласно кивнул. Он положил деньги на депозитный счет в банке Чикаго, а сам отправился в Нью-Йорк, проворачивать свои делишки.

Через два месяца Люстиг вернулся в Чикаго, забрал деньги из банка вместе с набежавшими процентами и снова пришел к Капоне. «Прошу прощения, мистер Капоне, но мой план не сработал, – сказал он. – Признаю свое поражение, вот ваши деньги». С этими словами он положил на стол пятьдесят тысяч долларов.

Капоне был так поражен честностью мошенника, что тут же отсчитал ему пять тысяч долларов. Люстиг был очень тонким психологом, именно на такую реакцию мафиози он и рассчитывал.

В начале 1930-х годов Люстиг неожиданно связался с фальшивомонетчиком Уильямом Уоттсом. Они наладили производство стодолларовых банкнот. Виктор занимался их распространением. За несколько лет компаньоны изготовили фальшивок на несколько миллионов долларов. Эксперты отмечали, что поддельные банкноты были высокого качества. Но агенты ФБР все же напали на след фальшивомонетчиков, и в мае 1935 года «графа» задержали, Это был его сорок восьмой арест.

Виктор Люстиг ухитрился совершить побег из камеры предварительного заключения нью-йоркской тюрьмы Томбс. Связав девять разорванных на полосы простынь, он спустился из окна тюремного туалета. Побег произошел средь бела дня. Прохожие обратили внимание на человека, спускающегося с верхнего этажа на веревке. Люстиг по пути вниз останавливался на каждом этаже и делал вид, будто протирает оконные стекла. Оказавшись на тротуаре, он бросился бежать.

Но уже через месяц его отловили в Питтсбурге. В декабре 1935 года суд приговорил гениального афериста к двадцати годам лишения свободы – пятнадцать лет он получил за фальшивомонетничество и еще пять за побег. Отбывать наказание ему предстояло в печально знаменитой тюрьме на острове Алькатрас близ Сан-Франциско.

На свободу Виктор Люстиг больше не вышел – 11 марта 1947 года он умер от воспаления легких в тюремном госпитале города Спрингфилд и был похоронен в общей могиле.

«Античные» скульптуры Альчео Доссены

Западноевропейским королем античной фальсификации считается Альчео Дюссена, много лет поставлявший на мировой рынок поддельные древности. Однако лишь избранные переступали порог его просторной мастерской на окраине Рима.

Судьба никогда не баловала Альчео Доссену из Кремоны. Ни в ранней юности, когда он учился делать скрипки, а потом поступил подмастерьем к каменотесу, ни впоследствии, когда делал надгробия и камины. Уже в зрелом возрасте Доссена отправился в Рим, но через год началась Первая мировая война, и Альчео попал на фронт.

На Рождество 1916 года Доссена получил несколько дней отпуска. В Риме он познакомился с антикваром и ювелиром Альфреде Фазоли, который купил у него за сотню лир небольшой рельеф в стиле Возрождения. Правда, Альчео из скромности сказал, что рельеф сделал его приятель, но антиквар сразу понял, чья эта работа.

В январе 1919 года Доссена демобилизовался, и вскоре его мастерская заполнилась превосходными скульптурами, могильными барельефами, крышками «древних» саркофагов в стиле мастеров Возрождения и классической Греции. Доссена не пытался продать свои произведения, для этого он был слишком скромен. Но в один прекрасный день к нему в мастерскую заглянул старый приятель Фазоли. Осмотрев скульптуры, антиквар предложил продать несколько «этих посредственных копий» за небольшие деньги каким-нибудь простакам.

Конечно, в голове Фазоли родился совсем другой план. Он поспешил к своему приятелю Палесси, имевшему хорошие связи среди торговцев предметами искусства. Компаньоны предложили несколько статуй Доссены одному из римских музеев. На всякий случай они заявили, что сомневаются в подлинности работ. Тщательная экспертиза подтвердила – только Ренессанс, только мастера XIV или XV века могли создать подобные шедевры. Фазоли и Палесси получили кругленькую сумму, и уже на следующий день навязали Доссене кабальный контракт, по которому они получали исключительное право продажи его «посредственных копий». Скульптор получал чисто символическое вознаграждение, но он был доволен уже тем, что его труд кем-то востребован.

Легко представить, какой находкой явился Доссена для алчных антикваров. Снабжая его произведения фальшивыми сертификатами и заключениями авторитетных экспертов, они торговали ими с немалой выгодой. Уже первая статуя, которую они приобрели у Альчео за 200 лир, была перепродана ими в пятнадцать раз дороже. Всего за несколько лет Фазоли и Палесси выручили на фальшивках не менее 70 миллионов лир!

Альчео Доссена создавал скульптуры, каждая из которых становилась сенсацией. Только ни на одной из них не значилась его фамилия. Рим, Берлин, Мюнхен, Нью-Йорк, Кливленд, Бостон, музеи всех крупных городов цивилизованного мира считали за честь иметь работы Доссены, не зная не только истинного имени скульптора, но и даже не подозревая о его существовании.

Скульптура Альчео Доссены

Доссена не имел себе равных именно как фальсификатор, как мастер подделок. Врожденный дар и тонкое чутье сочетались в нем с виртуозной техникой и неистощимой изобретательностью. Как никто другой, он умел придать своим творениям поразительную патину древности, а фактуре мраморных скульптур – полную иллюзию старения. Фальсификатора мог выдать характер повреждений, слишком обдуманных и осторожных. Древние статуи часто находят без рук, ног, носа, подбородка или даже без головы. А Доссена, как и всякий мастер, дорожащий своим созданием, всегда отбивал какие-то второстепенные детали. Кроме того, сильно изуродованная скульптура могла упасть в цене. Антиквары были весьма предусмотрительны, никогда не продавая клиенту больше, чем одну работу Доссены.

Как же так получилось, что сотни экспертов в десятках стран мира не смогли распознать подделки? Причин тому множество: мрамор из римских развалин, своеобразная техника владения резцом и многое другое, однако самое главное – творения итальянца были по-настоящему гениальны.

Доссена был фальсификатором необычайно широкого диапазона. Как отмечают авторы книги о поддельных шедеврах М. Либман и Г. Островский, по всей Европе и Америке в антиквариатах, частных собраниях и музеях можно было встретить скульптуры, рожденные в мастерской Доссены. В Нью-Иоркском музее Метрополитен – прекрасная статуя коры, приписываемая греческому мастеру VI века до Р.Х.; в музее Сан-Луи – этрусская Диана, в Кливленде – архаическая Афина, в Вене – фронтонная группа из Велии, «реконструированная» известным специалистом по античному искусству Ф. Студницки, во многих иных собраниях – готические статуи в духе Джованни Пизано, десятки статуй, саркофагов и портретов, принадлежащих, якобы резцу Донателло, Верроккио, Мино да Фьозоле, Росселлино, Дезидерио да Сеттиньяно и других корифеев ренессансной пластики,

Кстати, об упомянутой выше «реконструкции» Ф. Студницки «фронтонной группы из Велии». Дело в том, что в «подлиннике» Доссены были только две фигуры, нижние основания которых он аккуратно отбил – «для древности». После того, как фронтонная «группа из Велии» приобрела мировую известность, Студницки на основании научных соображений дополнил скульптуру более чем наполовину. В частности, приделал к ней еще одну – третью фигуру.

Всю жизнь Доссена изучал наследие мастеров Ренессанса. Он боготворил итальянского живописца XIV века Симона Мартини. Альчео считал, что не было более «скульптурного» художника, и поэтому решил воплотить его работы в камне. Использовав картину Мартини «Благовещение», Доссена сделал по ней две статуи Мадонны и ангела, а Фазоли их благополучно сбыл с рук, «обогатив» попутно биографию знаменитого живописца.

Подгоняемый постоянной нуждой, Альчео трудился, не покладая рук. Подачки антикваров только поддерживали скромное существование скульптора, хотя из его мастерской выходили все новые и новые произведения. Доссена, не читавший газет и редко выходивший из мастерской, ничего не знал об успехе своих работ. Тем временем нью-йоркский «Метрополитен» за сотни тысяч покупал его «Греческую девственницу» – скульптуру под VI век до Р.Х., а Кливлендский музей – его Мадонну из дерева, приписанную Джованни Низано. Бостонский музей изящных искусств выдержал многочасовую аукционную схватку с конкурентами, чтобы стать владельцем мраморного саркофага Екатерины Сабелло, сделанного Доссеной в стиле флорентийского скульптора XV века Мино да Фьозоле. Антиквары получали сотни и сотни тысяч долларов! Кстати, когда обман наконец открылся, руководители Бостонского музея заявили, что не уберут саркофаг из экспозиции, поскольку «независимо от времени создания это – творение гениального мастера и достойно находится рядом с делами рук великих художников».

Развязка наступила неожиданно. В мае 1927 года у Альчео Доссены умерла жена. Для скульптора потеря близкого человека была тяжелым ударом. Доссена попросил денег у Фазоли и Палесси, но те высокомерно отказали ему. И тогда скульптор решил отомстить проходимцам, выступив с саморазоблачением. Впрочем, бояться ему было нечего: ведь сам он никогда не выдавал свои работы за произведения других художников. Это делали за него антиквары. Позже Доссена говорил: «Да, я выполнил все эти бесчисленные работы – саркофаги, мадонны с младенцами, рельефы и прочие вещи. Но я ничего не подделывал и никого не обманывал. Я никогда не копировал, я всегда занимался реконструкцией».

Фазоли и Палесси сделали роковую ошибку, когда предложили одну из подделок в коллекцию Фрика в Нью-Йорке. Эксперты Фрика усомнились в кое-каких деталях и решили проверить источники поступления работ из Италии.

Тем временем Доссена случайно повстречал старого друга, который рассказал скульптору о новых приобретениях ведущих музеев. По описаниям Доссена понял, что в основном речь идет о его работах. Он без колебаний подал в суд на Фазоли и Палесси.

На суде выяснилось, что предприимчивые итальянцы заработали на скульпторе не менее двух миллионов долларов. В тюрьму их не посадили, так как, продавая скульптуры, они никогда не утверждали, что предлагают подлинники, за них это делали эксперты…

Все европейские газеты подхватили самую громкую сенсацию года. Журналисты и критики окрестили Доссену «гением фальшивок». Фотографии его работал обошли журналы и газеты всего мира.

Крупнейшие коллекционеры и работники ряда музеев Европы и Америки испытали настоящий шок: мало того, что огромные деньги пустили на ветер, теперь они стали объектом насмешек и карикатур. Каждый репортер считал своим долгом поиздеваться над высокомерными знатоками искусства.

Многие специалисты не могли поверить, что они приобрели подделки. Из Нью-Йорка в Рим прибыл крупнейший американский антиквар Якоб Гирш, купивший у Фазоли за очень большую сумму статую Афины «архаической» эпохи. В мастерской Доссена представил ему убедительное доказательство – отбитую им мраморную руку богини. Гирш признал свое поражение. Последних неверующих убедил фильм, снятый в мастерской Доссены доктором Гансом Кюрлихом. Перед объективом кинокамеры скульптор создавал свою последнюю подделку – «античную» статую богини.

Популярности Доссены мог позавидовать любой художник. Великий, гениальный… Этими и подобными эпитетами щедро награждали Доссену. О нем сняли фильм, журналисты умоляли об интервью, его произведениям посвящали обстоятельные статьи в солидных искусствоведческих журналах. В 1929 году галерея Корони в Неаполе организовала большую выставку его работ. В следующем году такие выставки состоялись в Берлине, Мюнхене, Кельне.

«Черный принц»

«У человека может быть любой характер. Главное – чтобы был характер! Не обязательно выть вместе с волками! Необходимы убеждения! Убеждения необходимы!» Этими словами 38-летний отпрыск известного австро-венгерского княжеского рода Людвиг Альбрехт фон Виндишгрец завершил книгу своих ранних мемуаров под названием «От красного принца к черному».

Род Виндишгрецов древний. Во времена Австро-Венгерской монархии его представители были крупнейшими земельными собственниками и влиятельнейшими военными. С последним императором Карлом I (он же король Венгрии Карл IV) принца связывала тесная дружба. После смерти в апреле 1922 года отлученного от власти Карла принц Людвиг поклялся сделать все возможное для восстановления монархии. У него было немало единомышленников даже в окружении правившего страной контр-адмирала Миклоша Хорти, называвшего себя «наместником империи». В Венгрии возникла целая сеть тайных монархических обществ и союзов. К их лидерам относились премьер-министр граф Телеки и его преемник граф Бетлен – оба владели землей на тех территориях, которые отошли от Венгрии.

Регент Хорти

Но где взять деньги? Кутежи, непомерные расходы подорвали состояние Виндишгреца. В один из зимних дней 1921 года принцу позвонил его старый друг Габриэл Барош, управляющий Государственной почтовой сберегательной кассой, и предложил Людвигу заняться печатанием фальшивых французских денег.

Виндишгрец уже имел опыт в делах с поддельными банкнотами. При попытке пустить в оборот чешские кроны в обращение сначала был арестован его соучастник Юлиус Мешарош, а потом и сам принц. Арест помешал ему принять участие в перевороте, предпринятой в октябре 1921 года королем Карлом.

Барош свел принца с человеком, ставшим душой преступного предприятия, – авантюристом Артуром Шультце, на счету которого было немало успешных афер. Шультце дал понять, что в Германии при поддержке влиятельных сил уже начато изготовление фальшивых французских банкнот.

Виндишгрец договорился с начальником политической полиции Надоши, а также с военным министром графом Чаки, графом Телеки, директором государственного военного картографического института генералом Ладиславом Гере и рядом других видных государственных деятелей о мерах по обеспечению безопасности и организации «дела». Господа охотно поручили Людвигу фон Виндишгрецу организовать аферу с фальшивыми деньгами, и принц тотчас выехал в Германию «перенимать опыт».

В начале 1923 года Людвиг посетил типографию под Кельном, где печатались фальшивые деньги. Там ему показали типографские пластины и пробные экземпляры изготовленных франков. Полковник Макс Бауэр определил качество печати как отличное, а вот бумага оставляла желать лучшего. Виндишгрец договорился с ним, что, как только будут улажены все формальности, машины и типографские пластины переправят в Будапешт.

Принц Людвиг вернулся в Венгрию, связался с графом Телеки. Тот, в свою очередь, проинформировал премьер-министра Бетлена о планах Виндишгреца. В результате было принято решение разместить типографию в двухэтажном здании Военно-географического института на улице Ретек. Главой предприятия Бетлен назначил верховного полицейского страны Эммериха Надоши, а заведовать производством поручил майору Ладиславу Гере.

В апреле 1923 года в Будапешт прибыли машины и типографские пластины в сопровождении Артура Шультце и двух экспертов. Никаких перебоев в снабжении бумагой и красками не было. Работа велась с большим размахом, при тайной и явной поддержке многих членов правительства. Любопытный факт: в число активных участников этой преступной организации входил личный секретарь главы государства адмирала Хорти – Барта. Он согласился держать в своем кабинете чемодан, набитый фальшивыми французскими банкнотами. Правда, его попросил об этой любезности сам шеф полиции.

К началу 1925 года были отпечатаны первые 1000-франковые банкноты. Юлиус фон Мешарош приступил к выполнению задания: проверить фальшивые деньги за рубежом. Епископ Задравец согласился устроить на своей вилле склад «готовой продукции». Сбыт денег контролировал президент почтовой сберегательной кассы Барош. Он обратился к директору Национального банка Хорвату с просьбой проверить качество банкнот. Выяснилось, что деньги из-за плохого качества использованной бумаги легко отличить от настоящих и сбыт их во Франции невозможен. Необходима сеть агентов по сбыту фальшивых денег за пределами Франции.

За выполнение этой задачи взялся полковник Генерального штаба Аристид Янкович фон Есцениц. Он должен был под защитой дипломатического паспорта доставить фальшивые деньги за рубеж и там организовать их сбыт. В декабре 1925 года полковник отправил в Гаагу. Багаж Янковича, состоящий из нескольких больших чемоданов, был опечатан в Министерстве иностранных дел. Когда чиновник спросил Янковича, что же такое таинственное он вывозит из страны, тот не без юмора ответил: «Фальшивые деньги».

Янковичу предписывалось сдать декларированные как «курьерская почта» поддельные деньги в венгерское посольство в Гааге. Однако полковник нарушил инструкции и вместо Гааги отправился в Роттердам. Там он встретился с двумя подчиненными ему агентами и в их присутствии в гостиничном номере вскрыл чемоданы. При этом он незаметно переложил в свой карман 4 тыс. франков – на мелкие расходы.

На следующий день после прибытия в Роттердам полковник пришел в банк и протянул кассиру 1000-франковую банкноту с просьбой обменять на гульдены. Кассир взглянул на купюру, извинился, сказав, что у него кончились наличные, и попросил немного подождать, пока он принесет очередную партию разменных денег. Через минуту рядом с Янковичем возникли два господина, которые попросили прогуляться с ними до ближайшего полицейского участка.

В полиции с полковником особо не церемонились: после того как в его бумажнике нашли еще несколько фальшивых купюр, ему предложили раздеться. Напрасно Янкович протестовал, угрожал политическими осложнениями, апеллировал к дипломатической неприкосновенности, «не отмененной и в Нидерландах», заявлял, что фальшивые деньги он с чистой совестью купил у голландца. Ничего не помогло. Аристид Янкович фон Есцениц снял свои офицерские брюки и остался… в шелковых дамских чулках с подвязками, под которыми оказалось еще несколько купюр.

Тут же был выписан ордер на обыск гостиничного номера Янковича. Голландская полиция вскрыла «курьерскую почту» и конфисковала 10 миллионов фальшивых франков.

Венгерское посольство узнало об инциденте в Роттердаме еще до официального обращения голландской полиции, по-видимому, от одного из агентов Янковича, которым последний продемонстрировал содержимое чемоданов. Уже через несколько часов об этом стало известно в Будапеште. Виндишгрец негодует: «Непростительная глупость менять деньги именно в банке!» За несколько дней до этого в Гамбурге оказался под арестом другой агент, сделавший ту же глупость в Копенгагене. В Военно-географическом институте и на вилле епископа Задравца деньги были сожжены.

В Будапешт прибыли три полицейских агента из Парижа. Через несколько дней они вышли на главаря банды фальшивомонетчиков – венгерского аристократа князя Людвига Виндишгреца. В первый день нового, 1926 года был арестован секретарь принца Дезидериус Раба. Через три дня его участь разделил 43-летний Виндишгрец.

Мировая печать внимательно следила за происходящим в Венгрии. Газета «Форвертс» сообщала 5 января 1926 года: «В понедельник в Будапеште в связи с аферой с фальшивыми деньгами был арестован принц Людвиг фон Виндишгрец, бывший министр продовольствия Венгрии. Аресту предшествовал непростой разговор между “наместником престола” Хорти и премьер-министром Бетленом, причем Хорти противился аресту Виндишгреца. Французские сотрудники уголовной полиции, которые уже в течение нескольких дней находились в Будапеште, привели, однако, настолько неопровержимые доказательства участия Виндишгреца в афере вокруг фальсификации банкнот, что Хорти в конце концов дал согласие на его арест».

Всего было арестовано 45 человек. За решеткой оказался и шеф полиции Надоши. Артур Шультце и военный министр граф Чаки успели скрыться.

Венгерское агентство печати 7 января 1926 года распространило заявление Бетлена, в котором премьер-министр назвал подделку франков преступлением и подчеркнул, что всеми силами будет содействовать расследованию аферы, он или доведет расследование до конца, или уйдет со своего поста. Через месяц была создана парламентская комиссия с целью полного и всестороннего разбирательства этого дела. Утверждалось, что к подделке банкнот политические партии не причастны.

Процесс против Виндишгреца, Надоши и их сообщников начался в Будапеште 7 мая 1926 года. Председателем суда был доктор Геза Тереки, который с первых шагов был осведомлен об афере с фальшивыми франками. Государственному обвинителю доктору Штрахе было поручено до начала процесса согласовать с подсудимыми показания и изъять из протоколов предварительного следствия все, что бросило бы тень на правительство.

Принц Виндишгрец и шеф полиции Надоши предстали перед судом как герои нации. Виндишгрец заявил: «Мне хорошо известно, что мои действия вступали в противоречие с уголовным кодексом, но перед лицом истории я невиновен. Я действовал в интересах великой Венгрии. Может быть, к суду привлекался премьер-министр Вильям Питт, когда он в свое время наводнил всю Европу фальшивыми ассигнациями, чтобы поставить на колени Францию якобинской диктатуры, врага своего народа? Нет! Нет, господа, британская общественность считала его не преступником, а честным человеком». Надоши тоже сделал громкое заявление: «У нас не должно быть никаких колебаний в отношении Франции. Именно она виновна в том, что Венгрия лишилась двух третей имперской территории».

Премьер Бетлен лестно отозвался о Виндишгреце: «Я знаю принца как человека чести и уверен, что он никогда не пошел бы на подделку денег в целях личного обогащения».

Неожиданно трудности возникли с Дезидериусом Рабой, секретарем принца. Он пытался дать показания, что в афере замешаны Телеки и Бетлен, но судья оборвал его: «Это ваши фантазии. Ни у кого из обвиняемых не хватило наглости их повторить». Правда, некоторые свидетели: граф Сиграи, маркграф Паллавичини, граф Янкович-Безан – также дали понять, что граф Бетлен был посвящен в акцию еще в 1923 году. Но суд их показания проигнорировал.

Виндишгрец был приговорен к четырем годам тюрьмы и денежному штрафу, эквивалентному 600 маркам. Такой же срок получил Надоши, Раба – полтора года тюрьмы. Суд отметил «высокий патриотизм» обвиняемых. Они – «жертвы катастрофического несчастья, следствием которого явилось расчленение Венгрии».

Принц Людвиг не успел толком познакомиться с тюремным режимом, как премьер-министр Бетлен распорядился поместить его в госпиталь ордена иезуитов, где «черный принц» ни в чем не нуждался. Газета «Форвертс» 27 мая 1926 года так прокомментировала приговор: «Что же дальше? Не пройдет, по-видимому, и года, как Хорти амнистирует приговоренных». Газета ошиблась лишь в сроках. Все осужденные, за исключением Виндишгреца и Надоши, в тот день, когда «Форвертс» опубликовала свое пророчество, уже находились на свободе. Двое основных обвиняемых присутствовали на рождественской мессе как свободные граждане, так как 22 декабря 1926 года Хорти амнистировал принца фон Виндишгреца и Эммериха Надоши. За «заслуги перед Венгрией» регент Хорти пожаловал принцу Людвигу Альбрехту фон Виндишгрецу чин майора…

«Общество 164» алхимика Франца Таузенда

В течение многих веков алхимики были заняты поиском так называемого «философского камня» для превращения неблагородных металлов в золото и серебро. Чудо свершилось в 1925 году, когда сорокалетний баварец Франц Таузенд заявил, что нашел «философский камень». К поразительному открытию бывший жестянщик шел очень долго. Как утверждает К. Гофман, посвятивший Таузенду целую главу своей книги об алхимии, он опробовал свои возможности в различных других «видах искусства». Баварец пытался получить морфий из поваренной соли, открыть новый способ переработки стали, изобрести препараты против тли, ящура и язв у животных. А еще он хотел придумать лак, придающий скрипкам звучание инструментов старинных итальянских мастеров. Свои эксперименты Таузенд проводил в амбаре на своем участке в Оберменцинге близ Мюнхена. Кроме того, Таузенд создал систему химических элементов, причем сто из них еще предстояло открыть. Результатом его химических изысканий стала книга, изданная в 1922 году под названием «180 элементов, их атомные веса и включение в гармонически-периодическую систему».

Франц Таузенд дал «единственно правильное» определение элемента: точно так же, как в учении о гармонии, где основной тон вместе с терцией и квинтой образует аккорд, элемент гармонически составлен из трех видов вещества. «Если мы открываем элемент в сегодняшнем смысле этого слова, – рассуждал изобретатель, – то нам просто удалось получить гармоническое сочетание трех видов вещества, которое совпадает с элементом».

Таузенд не скрывал, что его целью является трансмутация элементов. Первого же найденного им инвестора Таузенд обобрал на 100 тыс. марок. Вместо того чтобы тратить средства на химические опыты, он скупал дома, поместья, заброшенные замки, чтобы потом их выгодно перепродать. В апреле 1925 года, когда инвестор стал проявлять нетерпение, Таузенд сообщил ему, что совсем скоро начнется получение золота, ведь тайна «философского камня» им раскрыта. Но для того чтобы построить лаборатории для производства золота в промышленных масштабах, нужны дополнительные инвестиции. А что если сам президент Гинденбург станет гарантом предприятия? Через посредника, государственного секретаря Майснера, шефа президентской канцелярии Гинденбурга, аферист вышел на генерала Людендорфа.

Издатель фашистского листка «Фелькишер курир» Людендорф искал деньги для национал-социалистского движения. Алхимик Таузенд показался «герою мировой войны» посланцем свыше. Людендорф назначил эксперта-химика, чтобы подвергнуть процесс производства золота проверке.

Эксперимент проходил в ванной комнате гостиничного номера. Плавильный тигель Таузенд разогрел на электроплите. А потом на глазах изумленного наблюдателя из расплава свинца, к которому добавил 3 грамма оксида железа (то есть ржавчины), получил 0,3 грамма золота. Итак, показательная алхимическая трансмутация прошла с успехом, и эксперт доложил шефу: «Господин генерал, это невероятно, но он сварил золото!»

Людендорф привлек к «верному делу» несколько финансистов. Благодаря их вложениям Франц Таузенд основал «Общество 164» (в его системе элементов золото имело номер 164). Людендорф заключил с Таузендом соглашение, по которому все права на производство золота отходили к генералу. Алхимик должен был получить пять процентов от прибыли, акционеры и пайщики – двенадцать процентов, ассистенты – восемь, а три четверти прибыли Людендорф забирал себе и на нужды партии национал-социалистов.

Среди членов «Общества 164» были такие крупные промышленники, как Манесман и Шелер, финансовые тузы немецкого рейха, аристократы – князья Шенбург-Вальденбург, но были и простые люди, пенсионеры, которые доверили последние сбережения Таузенду, купив ценные бумаги нового предприятия. Более миллиона марок оказалось в распоряжении Франца Таузенда, «человека с удивительными глазами Христа».

В декабре 1926 года алхимик получил от Людендорфа карт-бланш. «Общество 164», переименованное позднее в «Исследовательское общество Таузенда», оборудовало несколько лабораторий по всему германскому рейху. Для того чтобы не вызывать ажиотажа, лаборатории носили нейтральные названия, например, «Северогерманское предприятие сплавов». Таузенд путешествовал от филиала к филиалу, проводил переговоры «на высшем уровне» и между делом скупал земельные участки и замки. Во время беседы с председателем совета управления казначейства, бывшим министром Ленце, он живо интересовался, куда надежнее всего поместить золото, которое будут производить его фабрики.

Генерал Эрих фон Людендорф

Затем Франц Таузенд отправился в Италию, где убеждал поучаствовать в проекте секретаря фашистского диктатора Муссолини. Он говорил, что благодаря промышленному производства золота Германия и Италия станут самыми мощными державами мира. Прежде чем принять соблазнительное предложение, итальянцы послали к нему с инспекцией профессора химии. Встреча состоялась в замке Эппау «барона» Таузенда в южном Тироле. Профессор настоял на пробном опыте. Франц колдовал, как его предшественники в далеком Средневековье. Но ученому удалось его разоблачить. «Невинный» кусочек свинца, который алхимик хотел добавить в расплав в последний момент, оказался сплавом свинца с золотом!

В начале 1929 года «исследовательское общество» вынуждено было признать себя несостоятельным. Никто не мог объяснить, куда девалось более миллиона золотых марок. Заброшенные фабричные установки, земельные участки для новых мастерских, полуразрушенные замки – все это свидетельствовало о расточительстве Таузенда. Вкладчики обвинили его в мошенничестве. Под фамилией жены алхимик скрылся в итальянском городке Аппиано. Правда, здесь ему не повезло. В январе 1929 года он попал в автомобильную аварию. Власти установили его личность и выслали Таузенда в Германию, где Франца поджидали разгневанные инвесторы.

Полтора года провел Таузенд в тюрьме как подследственный. Дело было щекотливым, ибо в него оказались втянуты влиятельные политики и промышленники. Алхимик настаивал на своей невиновности. Он умеет делать золото в промышленных масштабах и может это доказать. Следователь и прокурор вынуждены были разрешить ему продемонстрировать свое искусство.

Следственный эксперимент проходил в октябре 1929 года на главном монетном дворе Мюнхена в присутствии его директора, полицейских, прокурора, следователя и адвоката. Таузенда раздели, тщательно обыскали, от зубов до ногтей на ногах, даже выворачивали веки. Несмотря на это алхимик ухитрился изготовить золото, чем вызвал замешательство окружающих. Из свинцовой пробы весом 1,67 г он выплавил металлический шарик, который содержал 0,095 г чистого золота и 0,025 г серебра. Слухи об удачной трансмутации распространилась по городу. Директор монетного двора заявил репортерам, что он чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы этого кусочка золота, выплавленного Таузендом, вовсе не существовало.

На следующий день газеты сообщили о сенсационном результате опыта: «Алхимик Таузенд доказывает свое искусство». Газета «Дрезднер нахрихтен» 9 октября отмечала: «Перед нами вещественный результат. Это означает, что найден искусный способ делать золото, если только Таузенд не сделал ловкой подмены, несмотря на все принятые предохранительные меры». Сам Таузенд заявил после триумфа: «Если я буду оправдан, ко мне придут сотни новых инвесторов, готовых дать мне любые деньги, лишь бы я продолжал свои опыты».

Адвокат потребовал немедленного освобождения клиента. Однако суд отклонил это прошение: Таузенд находится под следствием за мошенничество. Его не судят, как алхимика в Средние века.

Основной процесс начался только в январе 1931 года. Судебное разбирательство находилось под пристальным вниманием немецкой общественности. «Чтобы в двадцатом веке человек мог выманивать добро у образованных людей под тем предлогом, что он может сделать золото, это просто не укладывается в голове, – писал репортер газеты “Мюнхер нёйсте нахрихтен”. – И все же у нас достаточно доказательств того, что глупость существовала во все времена».

Во время процесса адвокат Таузенда не раз напоминал об удачном опыте на мюнхенском монетном дворе. Приглашенный в качестве эксперта профессор Гонигшмид из Мюнхена решительно заявил, что превращение элементов путем простой химической реакции, как это практиковал Таузенд, провести нельзя. Этого можно достигнуть только разрушением атомов, для чего потребовались бы энергии, которыми в настоящее время земляне не располагают.

Таузенд и его адвокат утверждали, что превращение элементов происходит на основе «гармонически-периодической системы». Но Гонигшмид был знаком с брошюрой «180 элементов» и назвал ее автора фантазером, весьма далеким от естественных наук, который черпает знания из устаревших учебников.

Превращение свинца в золото, столь убедительно продемонстрированное Таузендом на монетном дворе, получило во время процесса свое объяснение. «Искусственное» золото в количестве 95 милиграммов, состоящее на 80 процентов из чистого золота и на 20 процентов из серебра, вполне могло образоваться… из золотого пера авторучки. Для таких перьев применяли сплав золота с серебром близкого состава. По другой версии, алхимик спрятал тончайшую золотую фольгу в сигарету, пепел с которой во время эксперимента стряхивал в плавильный тигель.

Суд признал Франца Таузенда виновным в мошенничестве и приговорил к 3 годам и 8 месяцам лишения свободы. Адвокат Таузенда пытался убедить суд в том, что виноват не только его подзащитный: на самом деле надо судить Людендорфа и других партийных бонз из нацистской партии, а также тех, кто финансировал аферу. Они так превозносили Таузенда, что тот действительно стал воображать себя гением.

Выйдя на свободу, Таузенд пустился в новые авантюры. Но удача окончательно отвернулась от него. Он умер в тюремной больнице 9 июля 1942 года. Вот так бесславно закончилась карьера великого афериста от алхимии.

Чудо «козлиного хирурга» Джона Бринкли

В декабре 2003 года в России появилась премия самой эпатажной рекламы «Позолоченная муха» имени Джона Бринкли. Откуда взялось столь странное название? Дело в том, что в 1923 году по американскому радио прозвучала первая рекламная передача и провел ее скандально прославившийся врач-шарлатан Джон Бринкли. Сейчас мало кто о нем помнит. А ведь в свое время о «козлином хирурге» говорила вся Америка от Калифорнии до Нью-Джерси.

Джон Ромулус Бринкли родился 8 июля 1885 года в деревне Бета, Джексон Каунти (штат Северная Каролина) в семье лекаря и домохозяйки. Позже Бринкли сменил второе имя Ромулус на Ричард. Он рано осиротел и воспитывался теткой.

Джон Бринкли работал помощником железнодорожного агента, торговал на ярмарках «змеиным ядом», помогал знахарю. Многое почерпнул Джон у доктора Бурка, специализирующегося на лечении сексуальных расстройств с помощью «народных» средств. Наконец он пустился в самостоятельное плавание. В Гринвиле (Южная Каролина) вместе с чикагским мошенником Джеймсом Кроуфордом молодой человек открыл лавку под интригующей вывеской «Электродоктора Гринвиля». Он обещал в кратчайшие сроки решить любые сексуальные проблемы. Самое удивительное, что от пациентов не было отбоя, хотя один укол стоил 25 долларов! Конечно, страждующие не подозревали, что их лечат подкрашенной дистиллированной водой. Через два месяца псевдо-доктора скрылись в неизвестном направлении, не рассчитавшись по кредитам.

Джон Бринкли

Вскоре Джон женился на Минни Джоунс, дочери практикующего врача. Она подарила ему сына. Это был второй брак Бринкли. Первая избранница Салли Уайк родила трех дочерей, но не оценила врачебных перспектив супруга и в 1913 году подала на развод.

Бринкли с детства мечтал о профессии врача, и даже учился в медицинском колледже, но до высшего образования не дотянул. Диплом Джон купил за пятьсот долларов в Медицинском университете Канзас-Сити у профессора Александера. Когда один из журналистов написал, что Александер продает дипломы за двести долларов, профессор искренне возмутился: «Это наглая и беспринципная ложь! Я никогда не продавал дипломы дешевле, чем за пятьсот долларов».

После Первой мировой войны доктор Бринкли поселился в деревушке Милфорд (штат Канзас), где открыл частную практику. Однажды к нему обратился фермер Ститтсворт с жалобой на проблемы интимного характера: «Беда, доктор, беда. Не могу выполнять супружеские обязанности». Бринкли предложил пациенту вживить в мошонку яички козла. И фермер с радостью согласился, хотя понятия не имел, что ему предлагают. Но самое поразительное, к Ститтсворту вернулась мужская сила, о чем вскоре стало известно всей округе. Через девять месяцев в семье Ститтсворта родился сын, названный Билли в честь козла-донора. Такова легенда о первом опыте Джона Бринкли, прозванного «козлиным хирургом».

В августе 1918 года Джон Бринкли бросил в массы лозунг: козлиные железы должны пересадить все уважающие себя мужчины. При этом доктор делал оговорку: эффективность операции напрямую зависит от интеллекта пациента: чем он выше, тем лучше приживаются козлиные детали. Таким нехитрым способом Бринкли застраховал себя от жалоб пациентов: кто захочет признать себя дураком?!

Поток пациентов, хлынувший в клинику, превзошел самые смелые ожидания – в неделю проводилось не менее сорока операций, но очередь все росла, хотя операция стоила дорого – 750 долларов. Для сравнения: средняя годовая зарплата врача в то время не превышала 1000 долларов.

Бринкли построил в Милфорде настоящий медицинский центр на 50 коек. Теперь ему ассистировали родственники и близкие друзья. Что именно пересаживали пациентам от трехлетних козлов породы Тоггенберг, осталось неизвестным, но поговаривали, что в клинике даже кормили козлятиной, мол, такая пища лучше способствует адаптации козлиных частей человеческим организмом.

Бизнес доктора Бринкли процветал: ежедневно в его клинику обращалось до 500 пациентов. Многие ограничивались дорогостоящей консультацией. Те же, кто решался на операцию, сразу вносили в кассу 750 долларов и в течение нескольких недель ждали своей очереди в специально отстроенной гостинице.

Джон Бринкли стал расширять дело и купил радиостанцию. В сентябре 1923 года в эфире раздались позывные его мощной радиостанции «KFKB 1050» («Kansas First, Kansas Best» – «Первая в Канзасе, лучшая в Канзасе»). Бринкли считается одним из отцов радиорекламы. Весь день в эфире посылались его призывы: «Срочно звоните в клинику Бринкли, завтра будет поздно!», «Обращайтесь к доктору Бринкли, воспользуйтесь преимуществом нашей комплексной операции». Любой американец, приславший два доллара и описание симптомов болезни, мог получить от «народного доктора» консультацию по радио. Кроме того, станция «KFKB» передавала джазовые мелодии, библейские проповеди.

Успех радиорекламы был ошеломляющим! Три тысячи писем в день! Бринкли пришлось построить в Милфорде новое почтовое отделение и выплачивать зарплату его сотрудникам. Наконец, он открыл Национальную фармацевтическую ассоциацию доктора Бринкли, объединившую аптекарей по всей Америке. Каждому препарату был присвоен собственный номер, к примеру, «Бринкли-15». Злые языки поговаривали, что во всех таблетках содержались одни и те же ингредиенты: мука, лимонная кислота и мел. Правда, в разных пропорциях, в зависимости от номера таблетки. На самом деле «народный доктор» использовал доступные лечебные препараты, только присваивал им свое имя и порядковый номер. Фокус состоял в том, что лекарства по списку Бринкли стоили гораздо дороже, чем в обычной аптеке.

Ежедневно на «KFKB» приходило несколько тысяч писем от взволнованных радиослушателей, которые описывали свои реальные и мнимые болезни и спрашивали совета у народного доктора. Бринкли говорил вкрадчивым голосом: «Я приветствую своих друзей из штата Канзас, всех, кто сейчас слушает доктора Бринкли из Милфорда. Передо мной лежат сотни ваших писем – трогательные свидетельства любви и доверия… Я смогу ответить сейчас только на некоторые из них. На другие отвечу по почте. Молю вас, не забывайте вложить в письмо два доллара, всего два доллара! Они не сделают мне состояния, но зато позволят ответить вам… Вот я читаю письмо несчастной матери и плачу – о, бедное дитя! Но стоит только отправиться в ближайшую аптеку Национальной фармацевтической ассоциации доктора Бринкли и купить препараты “Бринкли-12” и “Бринкли-9”, как все нормализуется! Принимайте по две таблетки после еды… Джентльмен, страдающий одышкой, пейте “Бринкли-17” три раза в день, и ваши проблемы забудутся, как страшный сон…»

Аптекари, входящие в Национальную фармацевтическую ассоциацию доктора Бринкли, зарабатывали до 100 долларов в день! При этом у обычного фармацевта доход редко превышал 10 долларов в неделю. За каждое проданное лекарство по списку Бринкли получал по одному доллару. По самым скромным подсчетам, этот бизнес приносил ему до 500 тыс. долларов в год.

В Милфорде Бринкли просто боготворили. Он щедро пополнял городскую казну. На его деньги был построен водопровод. Но и противники «козлиного хирурга» не дремали. Американская медицинская ассоциация («АМА») не раз обвиняла его в шарлатанстве и невежестве. Моррис Фишбейн, секретарь «АМА», назвал Бринкли «бесстыдным квэком» (квэком в СЩА именуют врача без диплома, врача-шарлатана). В Канзасский комитет по медицинским регистрациям поступали письма с требованиями лишить лицензии Джона Бринкли. «Козлиный хирург» обвинялся в безнравственности, алкоголизме, непрофессионализме и зловредной медицинской практике. Ученые доказывали, что козлиные яички не могут прижиться в человеческом организме.

Наконец, Бринкли позволил членам Канзасского комитета по медицинским регистрациям побывать на операции по пересадке козлиных желез. Они пришли, понаблюдали и на следующий день отобрали у Бринкли лицензию. В феврале 1931 года Федеральная комиссия по радиовещанию закрыла «KFKB» под тем предлогом, что она является рупором медика-шарлатана.

Бринкли объяснял развязанную против него кампанию завистью врачей-неудачников и высмеивал профессиональную медицину: «Апостол Лука, между прочим, тоже был квэком и не числился в членах Американской медицинской ассоциации». Когда же Бринкли запретили практиковать, он легко вышел из положения, пригласив в свою клинику дипломированных хирургов.

Бринкли пошел в политику и выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора штата Канзас. «Козлиный хирург» провел мощную избирательную кампанию. Церковники в своих проповедях сравнивали жизненный путь Джона Бринкли и Иисуса Христа и находили у них много общего. За доктора голосовали в основном простые люди. Избирательная комиссия забраковала по формальным причинам около 50 тысяч бюллетеней, поданных за доктора. К примеру, если было написано Джон Бринкли или Д-р Бринкли, а не как положено – Д.Р. Бринкли, бюллетень считался испорченным. В результате победил представитель демократической партии, набравший 217 171 голос, у квэка был третий результат – 183 278 голосов. Два года спустя Бринкли снова баллотировался на пост губернатора и опять был третьим, уступив победителю все те же 34 тысячи голосов.

Продав «KFKB» за 90 тыс. долларов, Бринкли открыл новую радиостанцию «XER» на территории Мексики в городке Вилла Акуна, расположенном на берегу реки Рио-Гранде. Со временем «XER» стала самой мощной радиостанцией в мире, она вещала на всю территорию США, Канаду, Мексику и страны Карибского бассейна.

Сам Бринкли в 1933 году обосновался по другому берегу Рио-Гранде – в американском пограничном городке Дель Рио, где снял три этажа в отеле «Росвелл». Его клиника по пересадке козлиных желез обрела мировую известность. На чудо-операции доктора Бринкли по повышению потенции записывались пациенты со всего мира; из Германии и Японии, России и Китая. Для богатых появился свой тариф – 1500 долларов за пересадку от элитного козла. Пациент сам мог выбрать себе донора из стада.

Королевский университет Павии (Италия) выдал доктору Бринкли диплом без экзамена. Не осталась в долгу и Британская ассоциация медиков, разрешившая практиковать «козлиному хирургу» на территории Соединенного королевства.

К 1937 году Бринкли стал богатейшим медицинским работником Северной Америки. Его состояние превысило 12 миллионов долларов. Он был владельцем цитрусовых плантаций, нефтяных скважин, четырех 16-цилиндровых кадиллаков, 115-футовой яхты «Д-р Бринкли III», двух аэропланов. Супруги Бринкли вместе с сыном Джонни Боем объехали весь мир. Повсюду «козлиного хирурга» принимали с большими почестями. Его жена Минни на званых вечерах сверкала драгоценностями. Джон обрастал важными связями в Голливуде, Канзасе, и даже в Вашингтоне.

Представители традиционной медицины продолжали обвинять «козлиного хирурга» в мошенничестве. В 1939 году Бринкли проиграл очередное судебное разбирательство Фишбейну. Через год американские власти оштрафовали доктора на 200 тысяч долларов за сокрытие налогов, а затем убедили мексиканцев закрыть радиостанцию «XER». В судах одновременно рассматривалось несколько исков пациентов, недовольных результатами козлиных операций. Министерство почт США обвинило Бринкли в многолетних махинациях с торговлей по переписке и нанесении ущерба в размере 12 млн долларов.

В феврале 1941 года суд города Сан-Антонио признал Бринкли банкротом. Все эти переживания не прошли бесследно для «козлиного хирурга». Он перенес два сердечных приступа, из-за образовавшегося тромба ему пришлось ампутировать ногу. 26 мая 1942 года Джон Бринкли скончался. Он был похоронен в Мемфисе, штат Теннесси. Один из его бывших пациентов не смог сдержать слез: «Конечно, он обобрал меня… Но вы не представляете, каким удивительным человеком он был!»

Дело «спичечного короля» Ивара Крейгера

12 марта 1932 года между девятью и одиннадцатью часами утра в роскошной парижской квартире на авеню Виктора Эммануила III, дом 5, раздался револьверный выстрел. Один из самых богатых в мире людей, старый холостяк, «спичечный король» Ивар Крейгер пал мертвым на пол. Из сообщений прессы следовало, что смертельный выстрел произвел он сам. Полиция, однако, не внесла Крейгера в учет самоубийц в Париже, как это требовалось по инструкции. Для этого были несомненно основания, так же как и для отказа исследовать отпечатки пальцев на орудии преступления. Дневники и личные записи покойного, изъятые полицией, были затем уничтожены, так что родственникам и друзьям не удалось на них даже взглянуть.

Ивар Крейгер входил в число самых крупных акул международного финансового капитала. Он родился 2 марта 1880 года в Швеции в семье русского консула, владельца транспортной компании и спичечных фабрик. В 1902 году Крейгер успешно сдал выпускной экзамен в Стокгольме по специальности инженер-строитель и на пять лет уехал в Соединенные Штаты. Вернувшись в Швецию, Ивар вместе с партнером основал строительную фирму «Крейгер и Толль», которая за четыре года превратилась в акционерное общество с основным капиталом в миллион шведских крон.

Настоящая карьера Крейгера началась перед Первой мировой войной, когда он решил заняться семейным бизнесом – производством спичек. В 1917 году Ивар Крейгер зарегистрировал в США Международную спичечную корпорацию, которая в основном занималась тем, что скупала недвижимость… у компании «Крейгер и Толль». За недвижимостью последовали леса, шахты, фабрики, заводы по всему миру. Ценные бумаги спичечной корпорации пользовались у американцев большим спросом.

После войны многие государства, обескровленные экономически, оказались на краю гибели. Ивар Крейгер был готов предоставить кредиты любой стране. В период с 1925 по 1930 год он выдал кредитов на 387 миллионов долларов! За низкой процентной ставкой скрывался целый веер услуг по созданию привилегированного и монопольного положения для предприятий Крейгера. Его спичечная империя состояла из ста пятидесяти фабрик в тридцати странах мира, на которых трудилось свыше шестидесяти тысяч рабочих. Ивара стали называть «спичечным королем».

Ивар Крейгер

Все ближе и ближе подбиралась корпорация Крейгера к всемирной спичечной монополии, владея уже по меньшей мере шестьюдесятью процентами мировой спичечной продукции. А это означало, что Крейгер мог теперь практически повсюду устанавливать свои цены на спички.

Однако источником его доходов были не только спички. В конце 1920-х годов концерн Крейгера контролировал 50 процентов мирового производства железной руды и целлюлозы. Он владел пакетами акций в машиностроении, электроиндустрии и многих других отраслях производства. Ему принадлежали железнодорожные и пароходные линии, огромные земельные участки по всему миру, и даже золотые рудники в Боливии.

Крейгер очень любил Париж и держал там постоянную квартиру и офис. В 1927 году, когда франк пошатнулся, Крейгер предоставил пятипроцентный заем Франции на 75 миллионов долларов, который правительство использовало для погашения разорительного кредита Джона Моргана-младшего. Крейгер получил орден Почетного Легиона. Пресса почтительно называла его «Наполеоном мировой экономики», «Принцем Всемирной Финансовой Империи».

23 октября 1929 год Ивар Крейгер предложил выгодный кредит правительству Германии в размере 125 млн долларов. А на следующий день случился крах на Нью-Йоркской фондовой бирже. Крейгеровские акции спасли американские финансисты. «Спичечный король» был тесно связан с крупным банком Ли Хиггинсона, смыкавшегося, в свою очередь, капиталами с группой Рокфеллера. В Европе Крейгер кооперировался с добрым десятком крупных и мелких банков, конкурируя с могущественными кланами Валленберга и Ротшильда.

Два года спустя после обвала на Нью-Йоркской бирже империя Крейгера не только не продала ни единого предприятия, но даже продолжала расширяться по самым разнообразным направлениям, поэтому для многочисленных мелких банков и акционеров револьверный выстрел, оборвавший жизнь Крейгера, стал сигналом о банкротстве.

Расследование обстоятельств гибели спичечного короля было поручено комиссару Манго из мобильной бригады парижской Сюртэ. Парижская секретарша Крейгера, Карин Бокманн, опознала в убитом своего шефа, а вице-президент крейгеровского концерна Литторин подтвердил ее показания. Из прощального письма, адресованного Литторину, следовало, что некий врач в Америке настоятельно советовал Ивару в интересах здоровья полностью устраниться от дел. Он, Крейгер, чувствуя себя бесконечно усталым и не в состоянии более переносить трудности, которые несет с собой кризис, решил уйти из жизни.

Но многие не верили, что миллионер застрелился сам. Ивар Крейгер прибыл во Францию из США на судне «Иль де Франс» всего за день до самоубийства, а точнее – в пятницу утром, и, судя по всему, собирался провести во французской столице не одну неделю. Он позвонил в Стокгольм брату Торстену, рассказал о результатах поездки в США и сообщил, что в Париже ему также предстоят важные переговоры с банкирами. По словам брата, Ивар был настроен чрезвычайно оптимистически и намекнул даже, что теперь-то все неприятности останутся позади.

Крейгер был странным самоубийцей. Перед тем как пустить пулю в сердце, он успел назначить ряд деловых совещаний. На одно из них, намеченное на 11 часов утра в «Отель де Рин», был вызван из Стокгольма вице-президент Литторин.

До вечера смерть «спичечного короля» удалось сохранить в секрете, как раз до того часа, пока в Нью-Йорке не закрылась биржа. Эта отсрочка для определенных финансовых кругов оказалась как нельзя кстати.

В Стокгольме о неожиданной кончине Ивара Крейгера тоже узнали лишь к вечеру 12 марта. Держатели ценных бумаг крейгеровского концерна и его кредиторы еще надеялись, что удастся каким-то образом если не предотвратить, то хотя бы оттянуть падение курса акций «спичечной империи». Партнеры Крейгера, американский банкирский дом Хиггинсона и другие заинтересованные лица опровергли слухи о том, что концерн Крейгера стоит на пороге финансового краха. В доказательство приводили прошлогодний итоговый баланс компании «Крейгер и Толль», по которому его активы составляли сто миллионов крон.

22 марта 1932 года тело Ивара Крейгера было кремировано в Стокгольме. Десять дней спустя пресса сообщила, что отчет о состоянии дел компании «Крейгер и Толль» за 1930 год оказался поддельным. Лондонская посредническая фирма «Прайс и Уотерхауз», которой была поручена проверка деловых бумаг концерна, установила, что Ивар Крейгер неоднократно давал указания приукрасить или фальсифицировать баланс. Завышались активы, вносились фальшивые доходы, исключались пассивы.

«Наполеон мировой экономики» оказался аферистом самого высокого класса, набившим руку на колоссальных ссудных сделках, в которые он вступал, не имея наличных средств. Отчетность всех дочерних предприятий и компаний была заполнена фиктивными лицензиями, концессиями, разрешениями, несуществующими сделками и контрактами. Дивиденды, которые регулярно выплачивались инвесторам, поступали… от самих инвесторов! То есть новые инвестиции покрывали проценты по старым. Большая часть средств оказывалась на личных счетах Ивара Крейгера в Швейцарии и Лихтенштейне.

Казалось, разоблачениям не будет конца. К 1 апреля 1933 года в одной только Англии надлежало выплатить в счет банковских авансов на сумму 6,5 млн фунтов, а в банках США за концерном числилась задолженность в размере 9 млн долларов.

Ряд фактов обнародовала шведская криминальная полиция. В сейфе спичечного треста хранилось сорок два долговых обязательства итальянского правительства на общую сумму свыше ста тысяч английских фунтов. Отпечатаны они были по-английски, гарантированы итальянским государством и подписаны итальянским министром финансов – вполне реальная ценность. Однако итальянское правительство об этих ценных бумагах ничего не знало, поскольку они были отпечатаны… в стокгольмской типографии, причем заказ оформлял сам Ивар Крейгер, он же собственноручно подделал подпись итальянского министра финансов. В том же сейфе хранились и две облигации итальянского правительства, каждая на 1 млн 533 тыс. 700 английских фунтов. Они тоже оказались фальшивыми.

Тут же последовало очередное разоблачение. Как оказалось, еще в 1925 году первое соглашение концерна с польским правительством о спичечной монополии было так «подправлено» Иваром Крейгером, что в бухгалтерских книгах доход показывался завышенным. Далее выяснилось, что концерн Крейгера с целью повышения курса акций через подставных лиц скупал собственные ценные бумаги.

Директора вынуждены были покаяться и признаться в подделках баланса, которые они выполняли по распоряжению шефа. Одновременно в ходе ревизии были разоблачены парочка бывших ответственных служащих компании «Крейгер и Толль», которые присвоили 165 тыс. крон, а в 1931 году основали на них собственную маклерскую фирму.

Не снижая темпа, лавина разоблачений катилась дальше, и складывалось впечатление, что концерн Крейгера давным-давно уже обанкротился и еще существовал исключительно благодаря мошенническим манипуляциям Крейгера. И его последняя поездка в США, и намечаемые переговоры в Париже преследовали одну цель – раздобыть денег для разоренного концерна.

Брат покойного «спичечного короля» Торстен Крейгер был вынужден отвечать за махинации Ивара. В 1936 году шведский Верховный суд приговорил его за ложное банкротство к 12 месяцам тюремного заключения и к возмещению убытков в размере одного миллиона крон.

Гешефты Александра Стависского

«Владелец сего удостоверения Стависский, он же Серж Александр, уполномочен в сношениях с представителями официальной власти ссылаться на мое имя и в случае необходимости требовать от них помощи. Сюртэ Женераль, Париж, подлинно подписал Баяр, комиссар полиции».

Человек, за действия которого один из самых важных чинов Сюртэ с готовностью поручался своим высоким именем, был не только особо способным агентом, заслужившим во французской службе безопасности серебряные шпоры, но и гениальным аферистом, сумевшим уже после своей смерти свалить два правительства, двух шефов полиции и прокурора и стать причиной самого крупного после Панамы коррупционного скандала.

Стависский, он же Серж Александр, обладал, по мнению современников, «чрезвычайно благообразной» внешностью, чутким интеллектом. Он родился в 1886 году в украинской Слободке в семье зубного врача. Позднее Александр переселился вместе с родителями во Францию, где посещал одну из самых солидных парижских гимназий.

Подкуп правительственных чиновников был для Стависского делом столь же обычным, как и продажа фальшивых ценных бумаг. Правда, в 1924 году покровительствующие аферисту шеф парижской полиции Кьяпп и комиссар Сюртэ Баяр были вынуждены наказать своего агента, когда тот переправил банковский чек с шести тысяч на сорок шесть тысяч долларов. После судебного разбирательства Александр был условно освобожден с испытательным сроком.

В 1926 году полиция арестовала двух биржевых маклеров по обвинению в краже крупного пакета ценных бумаг. При расследовании дела выяснилось, что бумаги за пять миллионов франков продал им на лондонской бирже Стависский. Следственный судья Прэнс проявил принципиальность и отдал распоряжение об аресте афериста. Предварительное заключение Стависский отбывал в тюрьме Ла Сантэ. Однако еще до начала процесса он вышел на свободу «по состоянию здоровья». А Прэнса перевели в кассационный суд.

Юстиция побоялась отправить за решетку протеже министров, завсегдатая курортов Довиля, Канн и Биаррица, казино в Монте-Карло, владельца театра-варьетте «Ампир» и скаковой конюшни, обладателя люкс-квартиры в аристократической части Парижа, виллы в Венсенском лесу и двух автомобилей. Если какая-либо газета начинала травить «душку Саша», он покупал ее, а затем закрывал.

Просидев в тюрьме шестнадцать месяцев, Стависский решил, что отныне будет заниматься только миллионными операциями, но уже под именем месье Серж Александр. И начал основывать одну кампанию за другой, сколачивая таким путем первоначальный капитал для своей главной мошеннической комбинации.

В Орлеане, как и во многих других французских городах, существовало коммунальное ссудозалоговое учреждение «Креди мюнисипаль». Месье Александру, которого парижские газеты восхваляли как удачливейшего дельца, не составляло большого труда сделать своим партнером директора орлеанского «Креди мюнисипаль» месье Деброссе. Позже Деброссе оправдывался: «Стависский просто сумасшедший. Когда я отказался от его предложения, он выхватил пистолет, приставил дуло к своему виску и взвел курок. Чтобы предотвратить самоубийство и избежать скандала, я тут же подписал все бумаги».

В «Креди мюнисипаль» Стависский заложил под очень крупную сумму фальшивые драгоценные камни, документы же получил подлинные, о чем позаботилось официальное лицо по имени Кошон.

Деброссе скоро почувствовал вкус к подобного рода махинациям, а когда мошенничество раскрылось, Стависский быстро покрыл убытки орлеанской ссудной кассы, чем унял еще не успевшие разгореться страсти. Деньги он взял из байоннской «Креди мюнисипаль».

В Байонне, городке на западном побережье Франции, расположенном недалеко от испанской границы, был небольшой ломбард и весьма честолюбивый мэр Гара. Стависский воодушевил Гара идеей преобразовать маленькую байоннскую «Креди мюнисипаль» в могучее кредитное предприятие и предложил на это расширение двести тысяч франков. Позаботился он и о том, чтобы директором нового предприятия назначили Шарля Тиссье, а финансовым советником – Деброссе из Орлеана.

По французским законам ссудозакладные учреждения, принимая имущество под залог, получают в свое распоряжение восемь процентов, да еще обладают правом выпуска бон под полученные в заклад ценности. Таким образом, Стависскому оставалось только побеспокоиться о том, чтобы драгоценностей (настоящих или фальшивых) было заложено на достаточную сумму, да подыскать заинтересованных лиц, коим желательно было бы «выгодно» и «надежно» поместить свои капиталы. Весьма помогло ему рекомендательное письмо министра Далимира, в котором тот советовал государственным учреждениям приобретать боны байоннской «Креди мюнисипаль».

Однако байоннское отделение пустило в оборот боны на сумму, значительно превосходящую стоимость всего предприятия. В то же время многочисленные ревизии, которые согласно правилам финансовые органы производили в байоннской «Креди мюнисипаль», ни разу не обнаружили ни малейших отступлений от закона. Все дело в том, что данные о бонах, не подкрепленных гарантией, Стависский и его помощники в бухгалтерские книги просто не заносили. У директора Тиссье имелись два портфеля с бонами: один – с учтенными по всем правилам и состоящими в соответствии с хранимыми драгоценностями, другой – с такими, которые выпускались только на суммы от двухсот тысяч франков, ничем не обеспечивались (о чем получатели их, естественно, не знали) и ни в каких бухгалтерских книгах не фигурировали. Этим портфелем распоряжался Стависский. Тиссье и Деброссе получали от него точные указания, какие суммы переводить на боны.

Так продолжалось до середины декабря 1933 года, когда одна из страховых компаний, встревоженная слухами вокруг байоннской «Креди мюнисипаль», не предъявила директору Тиссье к оплате одну бону с шестизначным числом. Тиссье, у которого требуемой суммы в наличии не оказалось, попытался отделаться от держателей боны многословными обещаниями, чем еще больше их насторожил. Они обратились в финансовые органы, и те немедленно учинили проверку бухгалтерских книг «Креди». Ревизоры, к своему удивлению, боны страховой компании в реестре выпущенных ценных бумаг не нашли и были вынуждены обратиться к следственному судье. Однако не успел он выписать ордер на арест директора байонской «Креди мюнисипаль» Тиссье, как тот явился с повинной и стал давать показания. Бывший директор подробно рассказал о двух портфелях с бонами и о подделке драгоценностей, раскрыл истинную роль эксперта Кошона и назвал имя организатора грандиозной аферы – Стависского.

Александр Стависский

Разразился грандиозный скандал. Начиная с 23 декабря 1933 года, первые полосы французских газет занимали сенсационные разоблачения мошенничества «месье Александра». В тот же день подал в отставку замешанный в этой истории министр колоний Доломье. Байоннский следственный судья едва успевал подписывать все новые и новые ордера на арест. Мэр Гара, финансовый советник Деброссе и множество других персон отправились вслед за своим сообщником Тиссье в камеры предварительного заключения. Однако месье Александр успел скрыться.

Байоннский ломбард обанкротился, и выпущенные им облигации на сумму 200 млн франков превратились в простую бумагу. Парижане были крайне возбуждены, – крах Стависского затрагивал интересы сотен тысяч людей, мелких держателей акций его фиктивных предприятий.

Скандал вокруг «Креди мюнисипаль» приобретал для правительства все более угрожающие формы. Стависский пользовался поддержкой многих депутатов и министров; был знаком с бывшим премьер-министром Лавалем. Девятнадцать раз его предавали суду за мошенничество, но каждый раз – благодаря влиятельным покровителям – ему удавалось уходить от наказания. 8 января 1934 года в Париже собралось правительство, чтобы обсудить в своем кругу события последних недель. Вопрос стоял об отставке кабинета: эта мера должна была утихомирить бушующие в стране страсти.

Накануне детективы парижской полиции узнали о том, что Стависский и его сообщник Анри Вуа скрываются на вилле «Вьё» в Шамони. Но взять месье Александра живым не удалось. Из полицейского донесения следует, что, ворвавшись в дом, они обнаружили только одного умирающего Стависского. Револьверная пуля раздробила ему черепную коробку; ствол револьвера, лежавшего рядом с его правой рукой, был еще теплый.

Стависский умер не сразу. Он жил еще несколько часов и скончался лишь на следующее утро в деревенской больнице. Там же, в Шамони, его и похоронили 10 января 1934 года. Судебный врач написал в своем заключении, что Стависский покончил жизнь самоубийством.

Однако общественность сомневалась, что Серж Александр застрелился. «Стависский слишком много знал, поэтому его убили», – заявила его вдова Арлетт, работавшая когда-то моделью у Габриэль Шанель. Некоторые газеты писали, что это «самоубийство» было заказано в Сюртэ.

Внезапная смерть афериста не облегчила положения правительства, а, напротив, нанесла премьер-министру Шотану и его кабинету смертельный удар. 9 января 1934 года роялистская газета «Аксьон франсэз» призвала своих приверженцев к походу на республику. С лозунгом «Долой воров! Долой убийц!» две тысячи противников парламентской демократии попытались взять штурмом Бурбонский дворец. Полицейские разогнали демонстрантов.

Два дня спустя пресса сообщила об аресте очередных сообщников Стависского, а роялисты получили подкрепление в лице профашистской организации «Патриотическая молодежь». Народ был возмущен тем, что правительство оказалось коррумпированным, а сама государственная система страны порождает таких аферистов, как Стависский и его сообщники.

27 января за участие в жульнических махинациях был лишен занимаемого поста министр юстиции, а день спустя вышло в отставку и все правительство Шотана.

Наследником Шотана в правительстве стал Эдуард Даладье, радикал-социалистский депутат, попытавшийся погасить волну возмущения обещанием призвать к ответу всех виновных в афере Стависского, невзирая на лица. Жертвами справедливого народного гнева должны были стать трое высокопоставленных чиновников: Прессар, Жан Кьяпп и директор Сюртэ Женераль Томэ.

6 февраля, когда премьер-министр Даладье представлял парламенту свое новое правительство, у ратуши, на бульваре Сен-Мишель, на бульваре Сен-Жермен и на Елисейских полях собрались тысячные толпы демонстрантов, подстрекаемых людьми ультраправых организаций. Молодчики из военных формирований фашистского союза «Боевые кресты» шли строем под трехцветным национальным знаменем. Впереди двигались увешанные орденами инвалиды войны. Выкрикивая лозунги: «Долой воров!», «В отставку!», толпа пошла на штурм здания палаты депутатов.

Полиция, усиленная многими сотнями конных жандармов, пожарными командами и республиканской гвардией, была оттеснена на площадь Согласия и смята людской массой. В этот момент жандармерия открыла огонь. Толпа отреагировала взрывом бешенства. Опрокидывали автобусы, поджигали газетные киоски. Камни, бутылки и другие метательные снаряды градом сыпались на стражей порядка. Уличные бои не утихали до позднего вечера, пока полиция не стала хозяйкой положения. 17 убитых и 2319 раненых – таковы итоги этой попытки фашистского путча.

На следующий день кабинет Даладье объявил себя не способным справиться с положением и подал в отставку. К власти пришло правительство, возглавляемое бывшим президентом Франции Гастоном Думергом.

Творческие силы не раз обращались к биографии Сержа Александра. В 1973 году на экран вышел фильм Алена Рене «Стависский» (сценарий Хорхе Семпруна назывался «Империя Александра»). В главной роли снялся Жан-Поль Бельмондо. Робер Шазаль в вечерней «Франссуар» писал: «С обычной своей непринужденностью актер превращает Стависского в большого ребенка с дурными манерами, но открытым сердцем, который покорил весь Париж своим красноречием и улыбкой».

Великий мистификатор Томас Уайз

Томас Джеймс Уайз был последним из великих мистификаторов. Его называли искуснейшим мошенником среди библиофилов и образованнейшим библиофилом среди мошенников. Вне всякого сомнения Уайз был фигурой уникальной – в отличие от других мистификаторов он не создавал новых произведений, приписывая их известным авторам. Он подделывал не тексты, а сами книги. Подозрения он вызвал у немногих, и только благодаря новейшим методам исследования удалось раскрыть самые дерзкие из его литературных подделок.

Томас Джеймс Уайз родился 7 октября 1859 года в Грейвсенде. Его отец называл себя «странствующим коммерсантом», а позднее начал торговать табаком в Лондоне. В шестнадцать лет Томас поступил в торговый дом Германа Рубека. Тогда же Уайз всерьез заинтересовался книгами и скоро стал страстным коллекционером.

Уайз одним из первых собирателей понял ценность первых изданий известных авторов. Экземпляров подобных книг сохранилось немного, со временем достать их будет все труднее и труднее, и поэтому цены на них будут расти. Удача сопутствовала Томасу – в его руки попали так называемые «пробные» или «частные» издания английских писателей середины XIX века Р. и Э. Браунингов, Шелли, Рескина, Теннисона, Байрона, Суинберна, Киплинга, Морриса, Стивенсона, Диккенса, Теккерея, Уордсворта, Карлейля, Йетса и других. Пробными (частными) изданиями называются в западной библиографии книги, выпускаемые автором для близких друзей до того, как осуществляется настоящее издание. Эти истинно первые опыты с годами совершенно исчезали с букинистической сцены, становясь редкостью и ценностью исключительной. Везло Уайзу и в том отношении, что доставшиеся ему пробные издания (свыше 50 номеров) имели превосходную сохранность. Впрочем, как позже выяснилось, в этом не было ничего удивительного, поскольку все эти издания Томас изготовил сам.

В один прекрасный день Уайза осенила гениальная идея – выбрать стихотворения знаменитых авторов из реальных первоизданий и собрать их в мифические, никогда не существовавшие «праиздания», поставив, разумеется, более раннюю дату. В 1886–1905 годах Уайз печатал книги, которые могли быть, но не были изданы в 1820—1840-х годах. Типография «Ричард Клей и сыновья» пребывала в полной уверенности, что выполняет заказ литературного общества (Брайунингов, Шелли), имитируя всем известные редкие книги, да и вообще не вдавалась в детали, поскольку действовала по просьбе и под руководством известного библиофила Томаса Уайза. Тираж определял заказчик. Фальшивки Уайза провозглашались «первыми», «уникальными», «ценнейшими» переизданиями классиков.

Пожалуй, излюбленным методом мистификатора было включение «обманных» изданий наряду с достоверными в превосходные библиографические указатели. Составленные Уайзом указатели (Шелли, Байрон, Браунинг и др.) читаются как своеобразные библиографические романы – в них, наряду с историей реальных книг, завлекательно рассказываются истории изданий, никогда не существовавших. По этой причине в сотни монографий и тысячи статей, принадлежащих самым уважаемым авторам, попали заведомо ложные сведения об истории того или иного издания.

Одна из подделок Томаса Уайза

Почти все фальшивки Уайз включал в каталог своей знаменитой библиотеки Эшли. После смерти коллекционера «Эшли-лайбрери» была передана на хранение в Британский музей, тот самый музей, который на протяжении первого десятилетия XX века Томас Уайз систематически грабил. Он вырезал листы из десятков изданий драматических произведений XVII столетия (так называемой Елизаветинской драмы). Покупая у букинистов и в других местах бракованные экземпляры, Уайз пополнял их за счет превосходных изданий, в основном завещанных британскому народу великими актером шекспировского театра Дэвидом Гарриком. Правда, неопровержимые доказательства по этому пункту обвинения появились через двадцать лет после смерти Уайза.

С 1888 по 1926 год Уайз подарил Британскому музею 17 своих изданий, но отнюдь не из щедрости, а исключительно для того, чтобы они числились в каталоге печатных книг Британского музея. Увидеть издание в каталоге означало удостовериться в его подлинности. Благодаря этому одна из таких книг Уайза была продана по баснословной цене 1250 долларов.

Однажды Уайзу пришло в голову, что у писателей, возможно, остались наследники, хранящие творения своих знаменитых родственников. Всего за 3000 фунтов ему удалось купить библиотеку Суинберна, умершего в 1909 году. Перепродажа рукописей и книг принесла Томасу немалую выгоду.

Если же не удавалось договориться с авторами или их наследниками, Уайз выпускал пиратские издания. С этой целью мистификатор пользовался добытыми правдами и неправдами рукописными архивами писателей, давними журнальными публикациями. В ряде случаев он превращал их в отдельные издания, выпуская малыми тиражами для создания искусственных редкостей.

В 1892 году Уайз познакомился с американцем Джоном Генри Ренном, дельцом из Чикаго. Томас поразил бизнесмена своим литературным кругозором, и знакомство вскоре переросло в дружбу. Уайз продавал Ренну поддельные «раритеты», притворяясь, будто достаются они ему с превеликим трудом. К счастью, Ренн умер, так и не узнав о вероломстве «друга», в течение двадцати лет продававшего ему экземпляры всех сфабрикованных им книг, среди которых было около 70 поддельных изданий XIX века. Уайз как-то признался близким, что Ренн приносит ему 1000 фунтов в год.

В 1921 году Уайз покончил с противозаконной деятельностью. Он был достаточно богат и мог позволить себе выпускать только законные с юридической точки зрения издания: библиографии произведений Лоудера, Китса, Конрада, Суинберна. Много времени он уделил подготовке «Каталога библиотеки Эшли», выходившему в период с 1922 по 1936 год. Каталог еще более укрепил авторитет Уайза как знатока книги. Его избрали президентом Библиографического общества, почетным членом Уорчестерского колледжа в Оксфорде, фамилия Уайза появилась в справочнике «Кто есть кто», он стал членом аристократического Роксберского клуба.

Пытаясь застраховать себя от любых случайностей, Уайз начал выступать с разоблачениями литературных подделок, и снова оказался в центре внимания; более того, успехи в роли литературного детектива привлекли на его сторону новых почитателей.

Но, несмотря на все попытки скрыть следы незаконной деятельности, разоблачение не заставило себя ждать. В 1933 году к Томасу Уайзу явился с визитом книготорговец Грэм Поллард с расспросами о целом ряде первых изданий, которые время от времени появлялись на аукционах и в каталогах книготорговцев и объединялись характерным признаком: они были в отличном состоянии и продавались по очень высоким ценам. Скорее всего, эти книги поступали из одного источника.

Грэм Поллард и его друг библиограф Джон Картер обратили внимание на то, что больше всего этих «прекрасно сохранившихся книг» числится у лондонского книготорговца Герберта Горфина, бывшего друга и помощника Уайза.

Сомнительных первых изданий насчитывалось около сорока. Наиболее интересной из книг этой коллекции были «Сонеты (с португальского)» Элизабет Браунинг, якобы изданные в Рединге в 1847 году (долгое время считалось, что впервые сонеты появились во втором издании «Поэм в двух томах» в 1850 году). Издание продавалось на аукционах по самым высоким ценам, вплоть до 250 фунтов за экземпляр. Высокая цена объяснялась романтической историей книги, рассказанной английским критиком. В 1847 году поэт Роберт Браунинг отправился с молодой женой Элизабет в свадебное путешествие. Как-то утром за завтраком (дело было в Пизе) Элизабет смущенно сунула мужу в карман какие-то листки и выбежала из комнаты. Это были сонеты, в которых она признавалась в любви к мужу. Прочитав их, Роберт пришел в восторг и настоял на том, что рукопись отправили в Англию их общей знакомой Мэри Рассел Митфорд. Мэри напечатала сонеты в небольшом количестве и прислала их Браунингам для раздачи друзьям.

Однако из писем Роберта Браунинга и его близких друзей следовало, что рассказанная критиком история произошла не в Пизе, а на Луккских водах, и не в 1847 году, а в 1849 году. Если Браунинги указывали точную дату, как могло случиться, что книга была напечатана за два года до самого события!

Картер и Поллард подвергли книгу новейшим методам исследования. Химический анализ бумаги показал, что не только для этой книги, но и для других использовалась бумага, которую не изготовляли в 1847 года, ее начали выпускать на 30 или 40 лет позже, чем вышла книга!

Попавшие под подозрение раритеты были набраны современным шрифтом в типографии «Клей и сыновья», разработанным намного позже обозначенных дат издания. Владельцы типографии признали, что книги были напечатаны в их цехах, но имя виновного в афере установить не удалось, поскольку все записи, сделанные до 1911 года, были уничтожены. Факсимильные издания типография «Клей и сыновья» печатала по заказу обществ Браунингов и Шелли (а в этих обществах факсимильными изданиями занимался Томас Уайз!).

Версию Полларда и Картера подтверждал тот факт, что ни одна из книг, датированных начиная с 1842 года, не появлялась на аукционах и не поступила в библиотеку Британского музея ранее 1888 года. Кроме того, в этих книгах за редким исключением не было росчерков владельцев или дарственных надписей авторов.

Картер и Поллард решили дополнить расследование сличением текстов. Авторы часто вносят в более поздние издания небольшие поправки, и найди они поправки в «частных» изданиях, это было бы бесспорным доказательством подделки. Исследователи выявили такие несоответствия в изданиях Рескина.

Книга Картера и Полларда «Расследование происхождения некоторых изданий XIX века», опубликованная в 1934 году, вызвала сенсацию, о ней писали ежедневные газеты. В рекламном проспекте авторы характеризовали аферу с «частными» изданиями как «жульничество», по свои размерам и по ловкости замысла и выполнения не имеющих себе равных в истории библиографии и библиофильства.

К чести авторов, они ни разу не обвинили Уайза прямо, удовольствовавшись едкой фразой: «Трудно поверить, что мистера Уайза так и не осенила догадка, кто же изготовитель подделок; но пока это остается в области догадок, он избрал верный путь – не высказывать никаких предположений».

В газеты посыпались письма, авторы их требовали от Уайза объяснений, а главное – признаний, какие из книг подлинные, а какие фальшивые. Речь шла о крупных суммах, и для многих библиофилов ответ Уайза, будь он неутешителен, мог обернуться катастрофой, если выяснится, что они приобретали за огромные деньги не раритеты, а подделки мистификатора.

Уайз публично называл «Расследование…» «бесчестной книгой», однако на самом деле не мог не понимать, какой ущерб нанесен его чести и репутации. Так и не оправившись от потрясения, Томас Джеймс Уайз скончался у себя дома на Хит-драйв в Хэмпстеде 13 мая 1937 года в возрасте 77 лет.

Тайна фотографии «Несси»

Самое знаменитое чудовище на свете – страшный монстр из озера Лох-Несс. Многочисленные свидетельства очевидцев и нечеткие изображения дают постоянную пищу для газетных сенсаций. На знаменитом фотоснимке Несси, сделанном 19 апреля 1934 года, видны расплывчатые контуры головы и шеи чудовища. Неужели это животное уцелело с доисторических времен в глубинах шотландского озера? Или Несси – плод фантазии, созданный для привлечения туристов? Американские и японские ученые, вооружившись современной фотоаппаратурой и гидролокаторами, провели тщательное исследование озера Лох-Несс, но их усилия оказались тщетными. А в 1994 году газеты сообщили, что самый известный снимок лох-несского чудовища – один из грандиознейших розыгрышей XX века.

В течение шестидесяти лет эта фотография с изображением головы и шеи чудовища была предметом острейших споров. Для многих она служила убедительным доказательством существования в крупнейшем пресноводном озере Великобритании огромного животного, неизвестного науке, далекого потомка таких созданий, как плезиозавры. И вот выясняется, что «чудовище» представляло собой игрушечную подводную лодку, купленную за несколько шиллингов, к которой были приделаны голова и шея, вылепленные шутниками.

В декабре 1933 года член Королевского географического и Зоологического обществ Мармадюк (Дюк) Эрандел Уэзерелл, выдававший себя за «охотника на крупную дичь», подрядился выследить для газеты «Дейли мейл» чудовище в озере Лох-Несс. За несколько месяцев до этого, весной 1933 года, газета «Инвернесс курьер» опубликовала рассказ супружеской четы Маккей, якобы наблюдавшей Несси. Редактор напечатал статью под заголовком «Странное видение на озере Лох-Несс», где впервые описал Несси как доисторическое чудовище. Статья произвела сенсацию и вызвала настоящее паломничество любопытных на озеро. В том же году по северному берегу озера была проложена дорога и вырублены деревья и кустарники. Для английской публики и прессы чудовище пришлось как нельзя более кстати, поскольку люди устали от тревожных политических и экономических новостей.

18 декабря 1933 года с выгодным контрактом в кармане «специальный корреспондент» Уэзерелл и фотограф Густав Паули прибыли к озеру. Едва мистер Уэзерелл оказался на месте, как на южном берегу вытянутого озера у местечка Дорес он обнаружил странные следы. Даже редакторов «Дейли мейл» поразила та оперативность, с какой были получены первые результаты. 21 декабря газета опубликовала сенсационное сообщение: «Лох-несское чудовище – не легенда, а факт!». Особое возбуждение вызвали два отпечатка лап загадочного животного на мягкой почве южного берега озера. По словам «охотника за крупной дичью», это было очень сильное животное, длиною не менее шести метров и несомненно обитающее в воде.

Слепок со следа чудовища отправили на экспертизу в Музей естественной истории. Весь мир – или по крайней мере та его часть, которую взбудоражили сообщения «Дейли мейл», – затаив дыхание, ждал вердикта специалистов. Вскоре он был получен. Следы подлинные, принадлежат молодому гиппопотаму и «скорее всего» оставлены при помощи экзотической африканской тумбы для поддержки зонтиков.

Вся Флит-стрит покатывалась со смеху. Версия «Мейл» о лох-несском чудовище лопнула как мыльный пузырь. Легенде о «Несси» был нанесен серьезный удар. А 18 января Уэзерелл как ни в чем не бывало возвратился в Лондон и заявил, что следы, вероятно, оставили какие-то шутники.

После того как монстр-бегемот канул в Лету, интерес к «Несси» вновь пробудился лишь в апреле 1934 года, когда «Дейли мейл» опубликовала знаменитую «фотографию хирурга», на которой можно разглядеть голову и шею чудовища. Несмотря на позорный провал предыдущей экспедиции фотография служила убедительным доказательством того, что в озере Лох-Несс «что-то есть».

Долгое время считалось, что фотоснимок был сделан ранним утром 19 апреля 1934 года, когда полковник медицинской службы хирург Роберт Кеннет Уилсон вместе с приятелем шли вдоль берега озера. Вдруг товарищ Уилсона увидел какое-то волнение на воде и закричал: «Боже, да ведь это же чудовище». Животное вынырнуло примерно в 200–250 метрах от берега. Уилсон успел сделать четыре снимка. Через две минуты, как повествует история, существо исчезло. Уилсон отдал четыре фотопластинки на проявку в мастерскую. На двух снимках ничего не оказалось, на третьем над водой виднелся небольшой бугорок. Сенсацию вызвало изображение на четвертой фотопластинке – торчащая над водой голова на длинной тонкой шее. Через три дня снимок появился в «Дейли мейл» в качестве «эксклюзивного материала века». Зоологи доказывали, что это либо ныряющая птица, либо выдра. Они подозревали подвох; однако экспертиза подтвердила подлинность фотографий, а детальный анализ указывал, что эта голова под водой держится на крупном туловище.

Фотография Несси, сделанная в 1934 году

И только десятилетия спустя в прессе появилось сообщение, что знаменитый снимок сделал не полковник Роберт Уилсон, а все тот же Дюк Уэзерелл. Об этом рассказали бывший зоолог научного проекта «Лох-Несс» Дэвид Мартин и исследователь Аластер Бойд. Впервые ключ к разгадке они дали в небольшой заметке, появившейся в декабре 1975 года в «Дейли телеграф». В ней сын Уэзерелла 63-летний Ян, владелец паба в Челси, признавался, что давным-давно вместе с отцом сфабриковал фотографию чудовища озера Лох-Несс. Правда, он не пояснил, что это была за фотография. В заметке среди организаторов мистификации был назван брокер лондонской страховой компании Морис Чемберс, друг Дюка Уэзерелла.

Только через восемнадцать лет Мартин и Бойд вышли на след престарелого Кристиана Сперлинга, приемного сына Дюка Уэзерелла. Он жил на южном побережье и был уже слаб здоровьем. Более полувека Сперлинг хранил тайну о чудовище озера Лох-Несс, но на вопросы Мартина и Бойда ответил охотно и предельно откровенно.

В январе 1934 года Дюк Уэзерелл вернулся из Шотландии злой и раздраженный. Газета «Дейли мейл» не простила ему «следов гиппопотама». «Ну что же, прекрасно, – заявил Дюк, – они получат свое чудовище». Так началась эта афера. Двадцатилетнего Яна он послал купить необходимые материалы – игрушечную подводную лодку и несколько банок пластифицированной древесины. Кристиан Сперлинг прекрасно лепил, и Уэзерелл попросил его сотворить чудовище.

«Я решил, что чудовище должно быть с длинной шеей, поэтому создавал что-то похожее на морскую змею», – вспоминал Кристиан. Работа над «чудовищем» заняла восемь дней. Голова, шея и туловище сооружались над башней постепенно, чтобы дать материалу затвердеть, а помещенный внутрь свинец придавал всему сооружению остойчивость. На пруду были проведены первые испытания, а в конце февраля или начале марта Ян и Дюк Уэзереллы отправились на озеро Лох-Несс. На мелководье чудовище запустили поплавать. Ян сделал несколько фотоснимков.

Для того чтобы мистификация удалась, нужно было привлечь человека с безупречной репутацией, которому все бы поверили. Выбор пал на хирурга Роберта Уилсона. Его ввели в курс дела, дали четыре фотопластинки, чтобы он проявил их в мастерской. И грянула сенсация.

Полученная фотография выдержала самые строгие научные экспертизы, была пропущена через компьютер. Одни считали, что на снимке изображен плезиозавр, другие – ствол дерева, третьи – выдра. Без нее ни одна книга о чудовище Лох-Несс не была полной. Высчитали, что длина шеи чудовища от поверхности воды составляла более метра. Эксперты отметили рябь на воде перед существом, однако никому и в голову не приходила мысль о том, что это палуба игрушечной подводной лодки.

Участники мистификации были настолько потрясены шумихой, вызванной фотографией, что поклялись хранить тайну до конца жизни. Никто не предполагал, что к этому снимку имеют отношение Уэзерелл с сыновьями. Позднее Роберт Уилсон говорил, что он всего лишь видел «что-то в воде». Британская медицинская ассоциация попросила его не подрывать престиж профессии и рассказать правду. Пытаясь отделаться от дальнейших расспросов, полковник намекнул, что ничего сообщить не может, так как в то злосчастное утро с ним находилась замужняя дама.

Какова же судьба макета чудовища? Дюк и Ян Уэзереллы бродили по отмелям озера Лох-Несс с фотоаппаратом и моделью, когда заметили неподалеку смотрителя. Дюк быстро потопил модель ногой. Вероятно, она и сегодня лежит на дне озера.

История, рассказанная Мартином и Бойдом, внушает доверие. И все же существует вероятность того, что именно эта история является мистификацией, а знаменитая фотография Несси – подлинной. Увы, подтвердить ее или опровергнуть уже некому: все участники аферы умерли. Хирург Уилсон – в 1969 году в Австралии, Дюк Уэзерелл и Чемберс – в середине 1950-х. Сперлинг скончался в ноябре 1993 года вскоре после того, как сделал сенсационное признание.

Попытки разгадать тайну лох-несского чудовища продолжались. В 2003 году группа ученых, проводившая поиски «Несси» для корпорации «Би-би-си», пришла к выводу, что монстра не существует. Ученые обследовали воды озера Лох-Несс, используя 600 сонаров и систему спутниковой навигации, но ничего не нашли.

Один из ведущих палеонтологов Великобритании Нил Кларк, куратор палеонтологического отдела музея Университета Глазго, в течение двух лет занимавшийся исследованием этого мифа, предположил, что идея о «Несси» возникла как «масштабный рекламный трюк», осуществленный цирковым импресарио после того, как он увидел одного из своих слонов купающимся в озере.

В 1933 году Бертрам Миллс предложил 20 тыс. фунтов (миллион фунтов нынешними деньгами) любому, кто поймает чудовище для его цирка в Лондоне, что вызвало международную сенсацию и пробудило интерес к «Несси».

«Большинство наблюдений чудовища имели место после 1933 года, когда с западной стороны озера завершилось строительство трассы A82, – говорит Кларк. – Все, чем мы располагаем, это нечеткие фотографии, свидетельства очевидцев, видеозаписи, сделанные с большого расстояния, и разоблаченные подделки. Большую часть эпизодов можно объяснить дрейфующими бревнами или волнами причудливой формы, однако есть ряд необъяснимых наблюдений существа серого цвета, с длинной шеей и изогнутой спиной, в особенности относящихся к 1933 году. Мое исследование подтверждает, что все это были цирковые слоны. Цирковые труппы, приезжающие на ярмарки в эту местность, останавливались у озера Лох-Несс, чтобы обеспечить животным необходимый отдых, – продолжает Кларк. – Когда животные купались в озере, из воды виднелись только хобот и два изгиба: первый – голова, а второй – спина животного. В результате вполне могло возникнуть впечатление, что перед вами животное с длинной шеей и двумя горбами – в особенности если в воде находилось в этот момент несколько слонов. Неудивительно в таком случае, что Бертрам Миллс предложил такое большое вознаграждение тому, кто поймает чудовище и доставит его в цирк. Лохнесское чудовище и так уже было в его цирке».

Однако поклонников Несси не смутили очередные попытки развенчать миф – только в 2005 году четыре человека утверждали, что видели «Несси». Настораживает одно: очередное сенсационное свидетельство появляется в тот момент, когда о чудовище начинают забывать. Впрочем, в этом как раз нет ничего удивительного. Озеро Лох-Несс ежегодно посещают около полумиллиона туристов со всего мира, надо же как-то поддерживать интерес.

«Христос в Эммаусе» ван Меегерена

В конце Второй мировой войны в соляной шахте в Альт-Аусзее была обнаружена картина Яна Вермера Делфтского «Христос и грешница», спрятанная там одним из главных нацистов Германом Герингом. Вначале это вызвало радость: шедевр Вермера найден! Но затем возник вопрос: кто из голландцев продал картину фашистам? В нацистских архивах следователи обнаружили следы цепочки, которая привела их к известному художнику Хану ван Меегерену.

В мае 1945 года следователь допросил ван Меегерена. Но все попытки узнать что-либо о происхождении картины «Христос и грешница» наталкивались на стену молчания. Прямой вопрос, имел ли он связи с нацистами, ван Меегерен также оставил без ответа. Художник был арестован по обвинению в коллаборационизме и разграблении художественного и национального достояния Нидерландов.

Хенрикус Антониус ван Меегерен с детства хотел прославиться, мечтал стать великим художником. Он родился 3 мая 1889 года в Девентере в семье школьного учителя. Курс архитектуры Хенрикус Антониус прослушал в Делфтском технологическом институте, он посещал также Школу изящных искусств. Жюри делтфского конкурса живописи для студентов, покоренное традиционным голландским стилем и виртуозностью исполнения, единодушно присудило ему первую премию за акварель «Интерьер церкви Сен-Лоран». Молодой художник продолжил обучение в Академии изящных искусств в Гааге, в двадцать пять лет он был удостоен звания мастера искусств. После первой же выставки ван Меегерен снискал уважение местной знати. Он охотно писал портреты на заказ в манере Рембрандта и Халса и неплохо на этом зарабатывал. Вместе с тем индивидуальность его творчества постепенно обеднялась. Критики начали ставить под сомнение подлинность его творческого таланта. Сам ван Меегерен не сомневался, что рано или поздно его гений будет признан.

Его друг-перекупщик ван Вайнгаарден натолкнул его на мысль взяться за реставрацию малоценных полотен XVII и XVIII веков, продающихся по низкой цене у антикваров. Прекрасное владение техникой позволяет ему придать этим картинам достоинство подлинных произведений искусства.

В 1932 году ван Меегерен поселился на вилле в Рокбрюне, в Провансе. Здесь живописец принял окончательное решение найти выход своим честолюбивым замыслам в создании подделок. Им будут восхищаться через имена знаменитостей, но раскроет он эту мистификацию лишь после того, как она достигнет грандиозного размаха.

Ван Меегерен не сомневался в своих творческих способностях. Его беспокоили лишь технические вопросы. К примеру, как добиться такого затвердения красок, которое было бы идентично нескольким векам их усыхания (а именно это затвердение ведет к образованию знаменитых кракелюр – трещин на картине)? К концу 1934 года ван Меегерену удалось изобрести масляные краски, за два часа затвердевавшие в специальной печи настолько, что их не брал обычный растворитель. Гениальная мысль ван Меегерена заключалась в том, чтобы, очистив прежнее изображение на картине, писать новое, тщательно сохраняя каждую трещинку первоначальной подмалевки. Таким образом, он как бы заставлял время подняться из глубины картины на поверхность.

Ван Меегерен вручную растирал минеральные красящие вещества, из которых получал свои цвета Вермер. Но многие из этих веществ, и в частности ляпис-лазурь, стали редкими и очень дорогими. Художнику с трудом удалось достать их у Виндзора и Ньютона – крупнейших торговцев москательным товаром в Лондоне.

Он отыскал кисти из настоящего барсучьего волоса, какими писали старые мастера. В антикварной лавке приобрел большую картину неизвестного художника XVII века «Воскресение Лазаря»: живопись можно смыть, а старый холст и раму использовать для создания подделки.

Кажется, ничего не забыто, все продумано и проверено, предусмотрена каждая мелочь. В 1935 году ван Меегерен написал одного Франса Халса, одного Терборха, двух Вермеров. Но это это только начало. Он хочет создать не просто картину великого мастера XVII века; он хочет, чтобы за этой картиной было признано решающее место в творчестве мастера. Его восхищали работы замечательного живописца Яна ван дер Меера из Делфта, или, как его называют, Вермера Делфтского. До нас дошло всего сорок картин мастера, поэтому его творчество дает основание для гипотез.

В поисках сюжета ван Меегерен остановился на евангельском рассказе о явлении воскресшего Христа своим ученикам в Эммаусе. А в качестве образца он избрал композицию картины итальянского художника Караваджо, написанную на ту же тему. Ван Меегерен не сомневался, что появление картины Вермера на этот сюжет произведет сенсацию. Вермер в основном был бытописцем – изображал жанровые сцены или аллегории в жанровом обличии. Сохранились также пейзажи его кисти.

Поскольку работа над картиной потребовала полнейшей тайны, в качестве натурщиков ван Меегерен использовал… персонажей самого Вермера, которых воспроизвел в религиозной обстановке. Что касается центрального образа – Иисуса Христа, то его художник писал с итальянского железнодорожника, попросившегося к нему на ночлег. Когда же итальянец понял, что позирует для изображения Христа, он побледнел и перекрестился. Глубоко потрясенный постоялец начал кричать во сне, что он недостоен такой чести, что он грешен, и упрашивал художника помолиться за него, поскольку он боялся навлечь на себя гнев Иисуса Христа.

Семь месяцев напряженной работы потребовала картина «Христос в Эммаусе». Достоинства готового произведения, в том числе с художественной точки зрения, были неоспоримы. Но ван Меегерен по опыту знал, что полное совершенство всегда подозрительно… Взяв шпатель, он поцарапал картину в нескольких местах, и даже позволил себе несколько надорвать полотно. Затем приступил к реставрации поврежденных мест, стремясь сделать так, чтобы это было относительно заметно.

«Христос в Эммаусе» ван Меегерена

Как же преподнести «Христа в Эммаусе» общественности? Прежде всего подлинность картины должен удостоверить какой-нибудь бесспорный авторитет в мире искусств. Выбор пал на крупнейшего знатока голландской живописи доктора Абрахама Бредиуса, проживающего на Французской Ривьере. В качестве посредника выступил доктор Г.А. Боон – юрист, член парламента, знаток искусств, человек с безупречной репутацией.

В начале сентября 1937 года Боон встретился с Бредиусом и сказал ему, что представляет интересы некоей дамы, недавно получившей в наследство от отца несколько картин (легенду придумал ван Меегерен). Осмотрев коллекцию дамы, Боон обратил внимание на полотно «Христос в Эммаусе», подписанное Вермером. Картина просто восхитительна, но есть сомнения насчет ее подлинности, поэтому он решил проконсультироваться со специалистом.

В течение двух дней Бредиус изучал картину и пришел к заключению, что «Христос в Эммаусе» – подлинное и притом первоклассное произведение раннего Вермера Делфтского: «Сюжет картины почти уникален для всего его творчества: в нем заключена такая глубина чувств, подобно которой нельзя найти ни в одной из его других картин. Мне с трудом удалось справиться со своими эмоциями, когда впервые я увидел этот шедевр, и многие, кому посчастливится любоваться им, испытают то же самое. Композиция, экспрессия, цвет – все сливается воедино в этом творении самого высокого искусства, самой подлинной красоты». Бредиус опубликовал восторженную статью, посвященную неизвестному шедевру Вермера в солидном журнале «Берлингтон мэгэзин».

О картине «Христос в Эммаусе» заговорили искусствоведы, критики, антиквары. Крупнейший голландский арт-дилер Хугендайк и директор музея Бойманса, доктор Ханнема, сделали все, чтобы вернуть на родину «шедевр, представляющий национальное достояние».

В 1938 году картина в числе шедевров голландской живописи появилась на выставке в музее Бойманса. Успех был потрясающий. Число посетителей огромно. Искусствоведы и критики объявили «Христа в Эммаусе» одним из лучших и наиболее совершенных творений Вермера, «великим произведением искусства, вырванным из забвения», «самым крупным произведением Вермера Делфтского», и даже «художественным открытием века». Буквально весь мир подключается к безграничному восхищению картиной. «Чудо явления стало чудом живописи», – писал искусствовед де Фрис.

Это был триумф. Цель была достигнута, и теперь ван Меегерен мог раскрыть обман и высмеять искусствоведов и галеристов. Однако он этого не сделал.

Весь обратный путь в Рокбрюн был заполнен дорогими покупками, кутежами в ночных ресторанах, случайными знакомствами. Позже ван Меегерен признавался: «Я считал, что этот метод слишком хорош. Я решил продолжать главным образом не для того, чтобы создавать подделки, а для того, чтобы извлечь наибольшую пользу из чисто технического метода, который я изобрел. Я хотел по-прежнему использовать эту технику. Она просто великолепна».

Летом 1938 года ван Меегерен вместе с женой переехал в Ниццу. Супруги купили роскошную виллу. Ван Меегерен злоупотребляет алкоголем, и даже начинает пробовать морфий. Но разорение фальсификатору не грозит – он пишет две картины в духе жанровых полотен голландского художника XVII века Питера де Хооха и, конечно, не забывает любимого Вермера: «Мне доставляло такое удовольствие писать его картины! Я уже не управлял собой, у меня не было больше ни воли, ни энергии. Я не мог не продолжать».

В начале войны ван Меегерен обосновался в поместье под Амстердамом. Его новые фальшивки по качеству были значительно ниже «Христа в Эммаусе», однако атмосфера военной неразберихи как нельзя более благоприятствовала задуманным аферам. Теперь при заключении сделки присутствовали только посредник, торговец картинами и покупатель. Публика и профессиональные эксперты из процесса были исключены.

Посредником ван Меегерена являлся ван Страйвесанде, тесно связанный с нацистскими оккупационными кругами. Художник передал ему очередной шедевр Вермера – «Христос и грешница» с просьбой найти покупателя в Голландии. Но баварский банкир Алоис Мидль уже прослышал о появлении на рынке неизвестной картины Вермера и сообщил об этом доктору Вальтеру Хоферу, агенту рейхсмаршала Третьего рейха Германа Геринга. Судьба «Христа и грешницы» была решена. За картину «Христос и грешница» Геринг заплатил один миллион 650 тыс. гульденов, из них миллион достался художнику.

Не желая, чтобы еще один «шедевр» попал в Германию, ван Меегерен выбрал другого посредника из числа своих школьных приятелей. На этот раз картину под Вермера «Омовение ног» купил амстердамский «Рейксмузеум» за 1 300 000 гульденов. Совет экспертов почти единогласно рекомендовал государству приобрести полотно великого мастера.

В 1943 году ван Меегерен переехал в Амстердам, в роскошный дом на Кайзерхрахт, где продолжал заниматься своим криминальным промыслом до самого своего ареста – 29 мая 1945 года, когда художник был обвинен в сотрудничестве с врагом.

Через полтора месяца после ареста он сделал сенсационное признание: «Христа и грешницу» написал не Вермер, а я, ван Меегерен». Но ему никто не поверил. Тогда художник бросил вызов: если ему позволят работать в своей мастерской и обеспечат необходимыми материалами (а также морфием), он создаст нового Вермера. В сентябре 1945 года в доме на Кайзерхрахт под постоянным наблюдением полицейских ван Меегерен закончил свою последнюю картину под Вермера – «Молодой Христос, проповедующий во храме». Все были потрясены красотой картины.

По настоянию самого ван Меегерена была проведена радиография его подделок. Авторитетная комиссия под руководством директора брюссельского Института художественного наследия профессора Поля Кореманса провела тщательный анализ шести «Вермеров» и двух «де Хоохов» и сделала заключение: все картины написаны Ханом ван Меегереном. Профессиональная репутация министерских чиновников, экспертов и светил в области искусства, арт-дилеров, признавших эти картины подлинными, оказалась сильно подмоченной.

А еще через несколько месяцев, 28 октября 1947 года, начался процесс над Ханом ван Меегереном. Обвинение в коллаборационизме с него было снято; оставалась только подделка произведений искусства с целью наживы. Подсудимый признал себя виновным. 12 ноября был оглашен приговор: год тюремного заключения. Его подделки не уничтожаются, а возвращаются их владельцам.

В своем последнем слове ван Меегерен просил суд позволить ему писать в тюрьме портреты: ныне он знаменит более, чем когда-либо, и заказчиков – хоть отбавляй. Осужденный отнюдь не выглядел удрученным. Его тщеславию, видимо, льстило внимание прессы и публики, и он, отделавшись довольно мягким наказанием, строил большие планы на будущее, которым, увы, не суждено было осуществиться.

26 ноября 1947 года ван Меегерен почувствовал себя плохо и был доставлен в клинику Валериум. Перед этим художник надписал просьбу о помиловании на имя королевы. Вероятно, его просьба была бы удовлетворена, но 30 декабря заключенный Амстердамской тюрьмы Хан Антониус ван Меегерен скоропостижно скончался от сердечного приступа. Проведенный в декабре опрос общественного мнения, показал, что он был на тот момент самым популярным человеком в стране…

Гений биржи Ричард Уитни

В начале 1930-х годов для многих американцев Нью-Йоркская фондовая биржа ассоциировалась с именем ее президента Ричарда Уитни. Он боролся за «честный бизнес» и равные права для всех. Неистовый Уитни часто выступал с разоблачениями нечистых на руку брокеров. Никто не сомневался в том, что сам он является образцом порядочности и неподкупности.

Ричард Уитни был стопроцентным американцем, его род происходил от первых переселенцев-пуритан. Он родился 1 августа 1888 года в Бостоне (штат Массачусетс). Сын известного бостонского банкира с детства жил в обстановке аристократизма. Он учился в элитных школах, проводил время в престижных клубах, был капитаном бейсбольной и футбольной команд в Гротонском колледже, директором школьного театра и казначеем гребного клуба Гарвардского университета.

В 1910 году Ричард Уитни переехал в Нью-Йорк, где открыл брокерскую фирму. Он женился на Гертруде Шелдон Сэндс, вдове сына Вандербильта. Его тесть, Джордж Шелдон, был очень богатым и влиятельным человеком. Обаятельный Уитни легко влился в высшее общество Нью-Йорка и стал членом правления элитного яхт-клуба.

За несколько лет Ричард сделал прекрасную карьеру. Заняв деньги у своей семьи, он купил место на Нью-Йоркской фондовой бирже и основал фирму «Ричард Уитни энд компани». Напористый бизнесмен стремительно завоевал авторитет среди коллег-брокеров. Ричард возглавил комиссию по борьбе с биржевыми махинациями.

В течение десяти лет Нью-Йорская биржа процветала. На фондовом рынке господствовали «быки», то есть спекулянты, игравшие на повышение. За короткий срок можно было сколотить целое состояние. Управляющие директора вовсю спекулировали акциями собственных компаний. Не удержался от рискованных операций и Ричард Уитни, избранный в 1928 году вице-президентом биржи. Однако инвестиции приносили ему одни убытки. До поры до времени брокеру удавалось скрывать свои провалы.

А все начиналось с крупных инвестиций в фирму по производству удобрений из ила и покупки пакета акции компании по добыче минеральных коллоидов. Для этого ему пришлось одолжить у брата 750 тысяч долларов. Основательный Джордж Уитни, ставший компаньоном банкира Дж. П. Моргана, давал деньги без особой надежды на возврат.

Самолюбивый до крайности, Ричард не хотел признавать поражения. Блистательный финансист и гордость биржи, жаждал реванша. Однако его новые инвестиции лишь усугубляли положение. Для того чтобы спасти себя от финансового краха, Уитни пришлось позаимствовать ценные бумаги из оставленного тестем наследства и использовать их в качестве кредитного обеспечения. Затем Ричард заложил свой особняк в Ист-Сайде за 110 тысяч долларов. С каждым годом задолженность увеличивалась, и Ричард стал прибегать к откровенным махинациям. Внешне же дела его обстояли вполне благополучно. Уитни снял офис из 15 комнат на Уолл-стрит.

Во время биржевого краха 1929 года личные проблемы Уитни отошли на второй план. Неделя паники на рынке привела к разорению многих инвесторов, а также обесцениванию акций, лежавших в банках как залог маржинальных кредитов. По стране прокатилась волна банкротств. Несколько крупных финансистов покончили жизнь самоубийством.

Президент биржи находился в Европе, поэтому остановить обвал фондового рынка банкиры с Уолл-стрит поручили вице-президенту Ричарду Уитни. Заручившись финансовой поддержкой банкиров, он появился на торговой площадке Нью-Йорской биржи. Все вокруг шумели и кричали. С невозмутимым видом Уитни сделал заявку на покупку крупного пакета акций компании «Ю.С. Стил» по цене выше биржевой. Окружающие с изумлением наблюдали, как вице-президент сделал еще несколько заявок на покупку акций «голубых фишек». Эту процедуру он проделал с невозмутимым видом, что ввело в заблуждение биржевых спекулянтов. Многие подумали, что за столь крупной покупкой кроется тонкий расчет. Паника постепенно улеглась, и работа биржи нормализовалась, а вот в стране началась Великая депрессия.

Ричард Уитни стал знаменитостью, о нем восторженно писали газеты и журналы. В мае 1930 года он был избран президентом Нью-Йорской фондовой биржи. Кроме того, ему подарили «биржевой пост № 2» – полированный высокий столик, за которым он работал во время торгов. В качестве ведущего американского финансиста Ричард Уитни был приглашен на прием в Белый дом к президенту Гуверу.

Возглавлять биржу в эпоху Великой депрессии – дело непростое. Новый курс Рузвельта предусматривал государственное регулирование рынка, чему противилась основная масса биржевых дельцов. Уитни стал их признанным лидером. Несколько раз он выступал в конгрессе с гневными речами против любого вмешательства государства в бизнес, обвиняя правительство в симпатиях к социалистам. Но правительство продолжало гнуть свою линию и сформировало с одобрения конгресса Комиссию по ценным бумагам и биржам. В 1935 году под давление реформаторов Ричарду Уитни пришлось оставить пост президента Нью-Йорской фондовой биржи, хотя он по-прежнему входил в ее совет директоров.

Уитни вел роскошную жизнь и занимал видное место в лучших клубах – таких, как «Послин» в Гарварде и «Никкербоккер» и «Линкс» в Сити. У него было восемь автомобилей и сорок семь костюмов, двенадцать тросточек для прогулок и четыре розовых охотничьих костюма для лисьего гона. Он слыл ценителем тонких вин и коллекционного шампанского.

Кроме особняка в Нью-Йорке Ричард владел имением в 495 акров в Фа-Хиллс (штат Нью-Джерси). Только на оплату управляющего, пастухов, конюхов, жокея, садовника и погонщиков он тратил до 1500 долларов в месяц, по тем временам немалая сумма. Ричард Уитни разводил фоксхаундов в Эссекс-Хант, держал лошадей, прекрасных эрширских кур и породистых беркширских свиней.

А между тем Ричард Уитни все больше залезал в долги. После отмены сухого закона он рискнул вложить 225 тыс. долларов в производство яблочного ликера «Джерси лайтнинг» и снова прогорел. Для того чтобы покрыть убытки, Ричард заложил облигации нью-йоркского яхт-клуба, президентом которого являлся. Займ спас его от краха, но теперь появилась другая проблема – где взять 150 тыс. долларов для выкупа облигаций яхт-клуба? Тут Уитни снова повезло: его избрали директором банка зерновой биржи. Ричард собрал совет директоров банка и попросил ссуду в размере 300 тысяч долларов на льготных условиях. Безупречная репутация и должность директора позволили ему получить ссуду без особых хлопот.

К 1937 году «гений биржи» Ричард Уитни задолжал около 5 млн долларов банкам и 1,25 млн брату Джорджу. Ему надо было срочно что-то предпринять.

Ричард являлся председателем биржевого благотворительного фонда, образованного для поддержки вдов и сирот умерших членов биржи. В начале 1937 года руководство фонда решило продать часть своих акций и купить на 175 тыс. долларов ценные бумаги других компаний. Уитни взял операцию на себя, причем новые акции должны были храниться в его банке. Вместо этого Уитни заложил эти акции в другом банке, и через полгода его долг благотворительному фонду достиг 667 тыс. долларов. Когда же руководство фонда потребовало вернуть деньги, Уитни в отчаянии бросился за помощью к брату.

Джордж снова выручил его, уговорив компаньона одолжить миллион долларов. Благотворительный фонд получил назад свои бумаги, а Джордж Уитни решил ознакомиться с делами брата. Вывод был неутешителен: гордость Уолл-стрита регулярно присваивал и использовал чужие деньги. Джордж сказал, что погасит все долги, если Ричард даст слово больше не заниматься биржевыми спекуляциями.

Пообещав исправиться, Ричард тем не менее продолжил игру. Он назанимал денег практически у всех своих знакомых и партнеров, намного превысив возможности Джорджа. Десятки кредиторов стали обращаться с жалобами на Ричарда Уитни в комиссию по борьбе с биржевыми махинациями. В начале 1938 года внутренние аудиторы пришли к неутешительному выводу: Ричард Уитни растратил огромные средства и его брокерская фирма является банкротом.

В субботу, 5 марта 1938 года президент Нью-Йоркской фондовой биржи Чарлз Гэй в течение двух часов беседовал с Ричардом Уитни. Гэй сообщил брокеру, что комиссия обвиняет его в мошенничестве и намерена передать дело в суд. Уитни сказал, что совету директоров лучше отпустить его с миром. Он пообещал погасить долги, если против него не будет возбуждено дело. «В конце концов я – Ричард Уитни. Для миллионов людей мое имя олицетворяет фондовую биржу. Биржа не может позволить мне исчезнуть», – заявил он. Чарлз Гэй на сделку не пошел.

Толпы охваченных паникой людей на Уолл<стрит

Джордж Уитни еще пытался спасти непутевого брата, обратившись за помощью к могущественному Дж. П. Моргану. Однако банкир, принимавший участие в президентской избирательной кампании, отказал компаньону. Когда же Ричард был официально обвинен в мошенничестве, Морган заявил, что этот парень нанес оскорбление всему бизнесу.

Многие думали, что дело мошенника Уитни спустят на тормозах. Каково же было удивление публики, когда 10 марта 1938 года нью-йорский окружной прокурор Томас Девей предъявил Ричарду Уитни официальное обвинение в растрате чужих средств. Гертруда Уитни продала свои бриллианты, чтобы погасить хоть часть долгов мужа, но основную сумму внес благородный Джордж Уитни.

Решением Большого жюри Ричард Уитни был признан виновным. Суд приговорил борца за «честный бизнес» к пяти годам заключения в тюрьме Синг-Синг.

Арест, суд и приговор Уитни буквально потрясли Соединенные Штаты. Судили мошенника только по двум пунктам: злоупотребление положением президента яхт-клуба и растрата наследства покойного тестя, распорядителем которого он являлся.

Однажды судья в Сент-Луисе, определяя наказание для парнишки, стянувшего два доллара с заправочной станции, сказал: «Мистер Уитни украл у яхт-клуба и тестя двести двадцать пять тысяч долларов и получил пять лет. Значит – по сорок пять тысяч долларов за год и по сто двадцать в день. Парень украл два доллара, следовательно, я приговариваю его к двадцати четырем минутам тюрьмы».

12 апреля 1938 года более шести тысяч человек пришли на центральный вокзал Нью-Йорка, чтобы своими глазами увидеть, как поведут в наручниках биржевого «короля». Ричард быстро прошел к вагону в сопровождении родственников и отряда полицейских.

Уитни в тюрьме не унывал, играл в бейсбол, хотя условия за решеткой были далеко не курортные. За примерное поведение он был амнистирован в августе 1941 года. В тюрьме Синг-Синг брокер провел 3 года и 4 месяца.

После освобождения Уитни поселился на ферме Фа-Хиллс. Биржевая игра его больше не привлекала. Впоследствии он работал на фабрике взрывчатых веществ и стал ее вице-президентом. Ричард Уитни умер 5 декабря 1974 года в возрасте 86 лет.

«Война миров» Орсона Уэллса

В наши дни миллионы людей даже не догадываются о том, что произошло на американском радио 30 октября 1938 года. А ведь в тот вечер прозвучала радиопостановка 23-летнего режиссера Орсона Уэллса и театра «Меркюри» по мотивам романа Герберта Уэллса «Война миров», признанная «самой грандиозной мистификацией в истории масс-медиа». Никогда еще радиопередача не вызывала такой бури, как негодования, так и веселья. Хотя сам Орсон Уэллс долгое время утверждал, что все произошло случайно и ни о каком намеренном обмане не может идти речи, на закате жизни он признал, что хотел разыграть слушателей.

«Не забывайте, что это было 30 октября, в канун “Дня всех святых”, – говорил Уэллс. – На Среднем Западе, где прошло мое детство, в этот вечер разыгрывались разные шутки: мазали мылом стекла, звонили в колокола, а мы, дети, замотавшись в простыни и нацепив на голову выскобленные внутри тыквы, бродили под окнами, пугая соседей привидениями».

Орсон Уэллс решил осовременить роман о нашествии марсиан, впервые опубликованный в 1897 году. Он посчитал, что книга безнадежно устарела и что избитая тема «пришельцев с Марса» может отпугнуть слушателей. Воодушевленный его идеями сценарист Говард Кох написал радиопьесу «Война миров».

Действие из Англии было перенесено в современную Америку. Первые корабли марсиан, из которых появлялись боевые треножники, приземлялись на окраине деревни Гроверс-Милл, штат Нью-Джерси. Наконец возникла идея стилизовать спектакль под прямой репортаж о реально происходящих событиях.

Для того чтобы придать постановке подчеркнуто репортажный характер, сцены должны были перемежаться с прогнозами погоды, информацией о биржевых котировках и выпусками «новостей», содержащими изложение развития событий в связи с высадкой марсиан.

Еще более изощренной казалась идея время от времени прерывать радиосигнал, создавать в эфире «помехи» и заполнять паузы минорной фортепианной музыкой. Со всеми этими задачами мастерски справился звукооператор, собравший целую фонотеку специальных шумовых эффектов.

Итак, 30 декабря 1938 года. Восемь часов вечера по нью-йоркскому времени. В эфире американской радиостанции «Коламбия бродкастинг систем» («Си-би-эс») начинается трансляция радиоспектакля «Война миров».

Режиссер «Меркюри тиэтр» и звезда этих передач Орсон Уэллс выступил с небольшим прологом. Он говорит от лица человека будущего, который оглядывается на 1939 (!) год, когда марсиане якобы напали на Землю. «Близился конец октября. Дела в мире поправились. Страх перед войной остался позади. Все больше людей вновь получали работу. Укреплялась торговля. В тот вечер, 30 октября, служба Кроссли подсчитала, что примерно тридцать два миллиона человек сидят у своих радиоприемников».

Программа переключается на диктора, читающего сводку погоды. Затем радиослушатель переносится в зал «Меридиан» отеля «Парк Плаза» в центре Нью-Йорка, где в тот вечер играл оркестр Рамона Ракелло. И вот наконец диктор передает экстренное сообщение о том, что в 8 часов 50 минут вечера огромный, охваченный пламенем предмет, как полагают, метеорит, упал на ферме по соседству с Гроверс-Милл, штат Нью-Джерси, в двадцати двух милях от Трентона. На место происшествия спешит передвижная радиоустановка, комментатор Карл Филлипс и профессор Пирсон из Принстонской обсерватории.

События начинают разворачиваться с калейдоскопической быстротой. Оказывается, что упал не метеорит, а корабль инопланетян. В эфире слышен шум толпы, полицейские сирены. Марсиане пускают в ход тепловые лучи. «Из этого зеркала вырывается поток пламени и устремляется прямо в приближающихся людей, – захлебывается Филиппс. – Он бьет им в головы! Боже милостивый, они вспыхивают, как факелы! Вопли и чудовищные визги и крики. Теперь все поле охвачено огнем. (Взрывы.) Леса… конюшни… бензобаки автомобилей… пламя растекается повсюду. Луч идет сюда, примерно в 20 ярдах справа от меня…» Падение микрофона… Затем мертвая тишина.

Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Рейтинг радиопостановок «Меркюри тиэтр» был невысок – всего 3,6 процента. Между тем на соседней волне в восемь часов вечера началось популярнейшее комедийное шоу Эдгара Бергена и Чарли Маккарти, собиравшее 35 процентов радиоаудитории.

Орсон Уэллс в радиостудии

В 20 часов 12 минут ведущий шоу объявил перерыв, заиграла легкая музыка, и поклонники Маккарти повернули ручки приемников, чтобы узнать, что интересного передают другие радиостанции. И вдруг они услышав голос диктора: «Дамы и господа, мне только что вручили депешу, которая пришла по телефону из Гроверс-Милл… Секундочку… По меньшей мере сорок человек, в том числе шестеро полицейских, лежат мертвыми в поле неподалеку от селения Гроверс-Милл. Их тела обуглились и обезображены до неузнаваемости. Следующим голосом, который вы услышите, будет голос бригадного генерала Монтгомери Смита, командующего национальной гвардией в Трентоне, штат Нью-Джерси».

Смит: «Губернатор штата Нью-Джерси потребовал от меня ввести военное положение в округах Мерсер и Мидлсекс от Принстона на западе до Джеймсберга на востоке. Запрещается входить в эту зону, не имея специального пропуска, выданного властями штата или военными властями. Четыре соединения гвардейцев штата направлены из Трентона в Гроверс-Милл и помогут при эвакуации жителей из района военных действий».

Фрэнк Ридик, исполнитель роли диктора, досконально изучил записи знаменитого радиорепортажа Герберта Моррисона о гибели гигантского немецкого дирижабля «Гинденбург» 6 мая 1937 года и воспроизвел и тон, и лексику, и волнение свидетеля реальной катастрофы.

Пожалуй, именно следующие несколько минут инсценировки более всего повинны в том, что часть слушателей, только что настроивших свои приемники на волну «Си-Би-Эс», охватила паника. Они были уверены, что слушают последние известия.

Диктор продолжал нагнетать напряжение. Марсиане держат под контролем среднюю часть штата Нью-Джерси. Линии коммуникаций уничтожены от Пенсильвании до Атлантического океана. Железнодорожные пути разрушены, и сообщение между Нью-Йорком и Филадельфией прервано. Шоссе забиты беженцами. К нации по поводу этой национальной катастрофы обращается из Вашингтона Государственный секретарь…

Актер Кенни Делмар из «Меркюри» отлично имитировал голос президента США, чем грех было не воспользоваться. Государственный секретарь голосом Франклина Рузвельта призвал американцев действовать спокойно и обдуманно и не впадать в панику: «…уповая на Господа, каждый из нас должен выполнять свой долг так, чтобы встретить этого беспощадного врага единой отважной нацией, преданной делу сохранения превосходства людей на этой Земле».

«Речь Государственного секретаря» придала леденящую душу подлинность всей картине. Именно в этот момент тысячи и тысячи людей бросились на улицу.

«Мы почувствовали что-то неладное, когда студия, из которой велась передача, начала наполняться полицейскими, – вспоминал Уэллс. – Копы были сбиты с толку, потому что не знали, как можно арестовать целую радиопрограмму… Таким образом, передача продолжалась.».

Комментатор вел уже репортаж с крыши Дома радио в Нью-Йорке: «Все средства сообщения с побережьем Джерси закрылись десять минут назад. Защиты больше нет. Наша армия уничтожена… артиллерия, авиация – все погибло. Это, может быть, последняя радиопередача. Мы останемся здесь до конца… Внизу под нами… в соборе… люди молятся…»

Позже Орсон Уэллс не без гордости отмечал: «Должен сказать, что ни один радиокомментатор, повествующий об истинных катастрофах, не был так убедителен и красноречив, как наши актеры, перечислявшие на всю страну мифические ужасы, связанные с появлением марсианских пришельцев».

Наконец настоящий диктор Дэн Сеймур прервал радиопостановку и напомнил, что «Си-Би-Эс» представляет в эфире Орсона Уэллса и театр «Меркюри» в радиопьесе по роману «Война миров» Герберта Уэллса.

Объявление явно запоздало. К этому моменту, после примерно получаса передачи, самое страшное уже свершилось. Последствия оказались самыми неожиданными.

Пять миллионов слушателей быстро сообразили, что передавали не последние известия, а радиоспектакль. Однако более миллиона американцев поверили в реальность происходящего. Они сами дорисовали картину в своем воображении. Один увидел из окна скопление машин на улице и тут же решили, что происходит массовая эвакуация населения. Другой увидел пустую улицу и подумал, что ее оцепила полиция. Обычное движение расценивалось третьим как отсутствие непосредственной угрозы – марсиане, мол, еще только на подходе к городу. Тот факт, что уже через две минуты после интервью в Принстоне профессор Пирсон оказался в одиннадцати милях от университета, в Гроверс-Милл, некоторые объяснили тем, что «комментатор слишком нервничал и оговорился», или, «возможно, передача ретранслировалась, либо еще что-нибудь».

Тысячи перепуганных американцев готовились к эвакуации или горячо молились о спасении. Некоторые считали, что на страну напали немцы или японцы и призывали к себе родных и друзей, чтобы сказать им последнее прости. Другие просто бегали как угорелые, сея панику. В полиции телефон не умолкал. «Мы уже слышим стрельбу, мне нужен противогаз! – кричал в трубку житель Бруклина. – Я аккуратно плачу налоги».

Радиослушатели были в панике, полицейские участки – в осаде, телефонные коммутаторы всего востока страны безнадежно забиты. Тысячи людей сообщали о якобы увиденных кораблях марсиан. Другие спрашивали, как спастись от тепловых лучей. Мужчины требовали выдать им оружие, чтобы вступить в последнюю схватку с проклятыми марсианами.

В штате Нью-Джерси десятки тысяч людей побросали свои дома, дороги были забиты беженцами. Для того чтобы спастись от газовой атаки, многие обмотали головы полотенцами. Кое-кто прихватил с собой противогазы времен Первой мировой войны. Пригодились!

Все это напоминало сцены из радиоспектакля: обезумевшая толпа, вой полицейских сирен, крики о помощи…

От страха люди часто теряют здравый смысл. Жильцы одного из домов высыпали на улицу и, задрав головы, не сводили глаз с человека на крыше – вооружившись биноклем, он комментировал движение марсиан, крадущихся через Манхэттен к Бронксу. Многие слышали орудийную стрельбу, и даже ощущали запах газа или дыма. В полицию Бронкса позвонил мужчина и сообщил, что «он видел дым от бомб, обрушившихся на Нью-Йорк».

Сведения о нашествии марсиан поступали из Лос-Анджелеса, Солт-Лейк-Сити… В полицейское управление Сан-Франциско ворвалась женщина в изодранном платье и со словами: «Это не поддается описанию» – проглотила яд, чтобы избежать позорных последствий. К счастью, ее удалось спасти.

Голливудский актер Джон Барримор тоже внимательно слушал передачу. Он допил виски с содовой, пошатываясь, вышел во двор и направился к псарне, где жили его великолепные датские доги. С криком: «Спасайтесь как можете» – он отворил ворота, выпуская псов на свободу. Прославленный и почтенный кинорежиссер Вуди Ван Дайк, морской офицер в запасе, вскочил в машину и устремился в военно-морское управление, чтобы доложить, что он готов исполнить свой долг. Кстати, о флоте. В Нью-Йоркском порту все увольнения на берег были тотчас отменены.

В самом Нью-Джерси огромные очереди жаждущих причастия и отпущения грехов выстроились перед исповедальнями. Во всех храмах Гарлема прихожане пали на колени.

На Стейтен-Айленде бросилась врассыпную огромная свадебная процессия. В синагогах Бруклина было провозглашено о наступлении часа Армагеддона. В Индианаполисе некая женщина вбежала в церковь, призывая прихожан: «Покайтесь, ибо настал конец света!»

Годы спустя человек, состоявший в обществе Красного Креста, рассказал Уэллсу, что в его обязанности входило успокаивать сограждан, убеждая их вернуться домой, но потребовалось ровно шесть недель, чтобы водворить всех обратно.

Лишь около десяти часов вечера радиостанции начали выступать с разъяснениями происходящего. К этому времени перед зданием «Си-Би-Эс» собралась огромная толпа, в которой раздавались призывы взорвать радиостанцию и линчевать Уэллса, повесив его на ближайшем фонаре.

Для охраны здания пришлось вызвать конную полицию. Между тем находившийся в студии Уэллс спокойно закончил свою передачу, напомнив радиослушателям о празднике Хэллоуин, “Дне Всех Святых”: «Мы на ваших глазах уничтожили мир и полностью разрушили “Коламбия бродкастинг систем”. Я надеюсь, вы успокоитесь, узнав, что мы это сделали понарошку и что и мир, и “Си-би-эс” невредимы. Итак, желаю вам всего хорошего, и, пожалуйста, не забывайте, хотя бы в течение ближайшего дня, тот страшный урок, который вы получили сегодня. Даже если ухмыляющееся, пышущее жаром круглое существо, которое вторглось нынче в ваши гостиные, обитает на тыквенной грядке, а в дверь вам позвонил не марсианин, а ряженый сосед, пожелавший развлечь вас под праздник».

На следующий день все газеты вышли с огромными заголовками на первых страницах: «Орсон Уэллс вызвал панику в стране». Аналитики отмечали, что подобной массовой истерии в США не было с 1898 года, когда испанский флот бомбардировал Новую Англию.

Многие не сомневались, что Орсон Уэллс взялся за инсценировку «Войны миров» только для того, чтобы вызвать скандал. Режиссеру пришлось оправдываться. На пресс-конференции он заявил, что в его планы не входило вызвать панику и что он глубоко сожалеет о случившемся. В любом случае 23-летний мистификатор прославился на всю Америку.

Страсти кипели еще много недель. Возмущенная пресса обвиняла Уэллса в том, что он недостойно сыграл на легковерии публики и, что самое главное, воспользовался для этого радио, «этим механическим приспособлением, которое само по себе поражает в какой-то мере сознание простого человека». Сенатор от штата Айова призвал ввести на радио цензуру. Разумеется, радиотеатр «Меркюри» был закрыт.

С того вечера каждый второй, кому Уэллс попадался на глаза, неизменно окликал его: «Эй, Орсон, что новенького у марсиан? Когда собираетесь постращать нас снова? Ха-ха-ха…»

Орсон Уэллс утверждал, что фантастические слухи о летающих тарелках, распространившиеся позже по всему миру, родились после его знаменитой радиопередачи.

Операция «Бернгард»

О крупнейшей афере всех времен по выпуску фальшивых денег, названной по имени ее организатора гауптштурмбаннфюрера СС Бернгарда Крюгера, написаны книги, сняты документальные и художественные фильмы.

Считается, что подал идею печатать фальшивые фунты стерлингов майор СД Альфред Науйокс, специалист по выполнению особых заданий. Гениальная мысль посетила его в 1939 году. Предложение сразу заинтересовало шефа СД Гейдриха. Однако, скорее всего, эта идея возникла еще задолго до начала Второй мировой войны. Положение рейха в отношении денежного курса и золотого запаса всегда было напряженным, поэтому секретная служба начала выпускать фальшивые фунты, банкноты и золотые рубли.

Фальшивые банкноты на дне озера Топлиц

Почему гитлеровцы остановились именно на фунтах стерлингов? Дело в том, что английская валюта сохраняла определенную устойчивость, ее охотно принимали в банках любого европейского государства. Наличие неограниченных запасов поддельной валюты позволило бы нацистам оплачивать услуги зарубежной агентуры, финансировать диверсии и в какой-то мере подорвать английскую экономику. Об этом писал шеф зарубежной разведки Третьего рейха Вальтер Шелленберг: «Был разработан план, в соответствии с которым на территорию Англии с самолетов должны были быть сброшены целые тонны фальшивых денег. Страна была бы наводнена ими. Можно себе представить, к чему бы это привело. Правительство вынуждено было бы изъять из обращения все денежные знаки, выпущенные государственным казначейством, что помимо огромных расходов вызвало бы еще и огромную перегрузку административного аппарата. Население было бы приведено в замешательство и утратило бы всякое доверие к своему государственному банку. Однако этот план не был осуществлен в связи с тем, что Англия имела очень хорошую систему противовоздушной обороны, а положение с горючим у нас было критическим».

Гитлеровцы поставили перед собой сверхзадачу: поддельные банкноты должны быть высочайшего качества, чтобы британские эксперты приняли бы их за подлинные. Для этого требовалось добиться полного соответствия всех компонентов.

В результате долгих интенсивных исследований удалось абсолютно точно установить, что бумага изготовлена из льняного волокна. Получив, как им казалось, «настоящую» бумагу, немецкие ученые попытались освоить ее механизированное производство, но потерпели неудачу и решили на первых порах ограничиться ручным трудом. Бывший фальшивомонетчик за семь месяцев сделал абсолютно точную матрицу для получения водяных знаков. Но сами знаки не отвечали требованиям абсолютной подлинности. Дело было в том, что местный лен отличался от турецкого, из которого сделаны фунты стерлингов. Пришлось через подставных лиц приобретать холст у тех же поставщиков. Ученые целой лаборатории бились над тем, чтобы найти метод быстрого и эффективного «старения» бумаги и краски.

Но каким номиналом выпускать фунты? После долгих споров решили ограничиться не очень крупными, а потому и наиболее ходовыми: 5, 10 и 20 фунтов. Что же касается крупных купюр, то их изготовили крайне мало.

Немецкие ученые установили с помощью сложных формул систему нумерации английских банкнот. «Каждая фальшивая купюра должна была иметь свой прообраз в английском выпуске. Серия, номер, дата выпуска и подпись – все должно было полностью соответствовать. Любое отклонение тотчас было бы обнаружено экспертом», – вспоминал позже участник аферы Хаген.

Даты выпусков охватывали период более чем в 20 лет. Каждой дате соответствовало несколько номеров серий. «Существовало триста пятьдесят серий, и каждая из них содержала номера от нуля до ста тысяч, – продолжал Хаген. – Уже одно это дает представление об объеме работ».

Выпускаемые нацистами фунты всегда опережали нумерацию английского банка на 100–200 номеров, благодаря чему была достигнута полная синхронность в выпуске поддельной валюты.

После того как были выявлены сто шестьдесят основных опознавательных признаков купюр, самые искусные граверы Германии, дав присягу о сохранении тайны, принялись за работу.

В конце 1940 года были освоены все стадии изготовления фальшивых денежных знаков. Но прежде чем приступить к их массовому выпуску, следовало провести тщательную проверку качества «продукции». Для этого требовался «специалист» со стажем. И он нашелся в лице Фридриха Швенда, отбывавшего срок за мошенничество. При содействии Гейдриха он оказался на свободе. Именно Швенд руководил операцией по проверке, а затем и распространению фальшивых банкнот.

Гитлеровцы отправили ничего не подозревающего чиновника «в отпуск» в нейтральную страну, снабдив его фальшивыми фунтами стерлингов. Гестапо предупредило пограничников о том, что из Германии выезжает подозрительный субъект, и просило тщательно его проверить. Этим субъектом был помощник Швенда Руди Раш, как писал позже журнал «Штерн», – человек «с железными нервами». Но, поскольку все документы у этого чиновника оказались в порядке, его пропустили без проволочек. Деньги, имевшиеся при нем, также осмотрели, не обнаружив в них ничего подозрительного. Чиновник хорошо отдохнул, растратив поддельные фунты. Убедившись в том, что первый этап проверки прошел успешно, нацисты приступили ко второму, более сложному и более ответственному.

В конце 1941 года нацистский агент обменял в Швейцарии значительную сумму пяти– и десятифунтовых подделок. Банк изъял из этой партии около десяти процентов кредитных билетов как фальшивые, подтвердив, что остальные являются подлинными. Швейцарцы запросили англичан: выпускались ли ими банкноты таких-то номеров, серий и подписей? Из Лондона пришел ответ: да, выпускались, деньги эти признаются подлинными, если в них отсутствуют какие бы то ни было отклонения от настоящих фунтов стерлингов. Это было сигналом к тому, что можно переходить к массовому выпуску таких денег.

Фридрих Швенд за свои заслуги получил звание штурмбаннфюрера СС и новое имя – доктор Вендиг.

Совершенно секретные фабрики поддельных денежных знаков, расположенные в одном из блоков концентрационного лагеря в Ораниенбурге, недалеко от Берлина, а также в 18-м и 19-м бараках концлагеря в Заксенхаузене, заработали на полную мощность. В месяц печаталось до двухсот пятидесяти тысяч фальшивых банкнот.

Производственный персонал набирался исключительно из узников. Среди них были типографские рабочие, граверы, художники, банковские служащие, парикмахеры… Эти люди прошли через лагеря смерти. Среди заключенных был только один фальшивомонетчик – Соломон Смолянов. Выходец из России, он еще в 1930-е годы подделывал фунты стерлингов, сбывая их в Персии. В Германии получил большой тюремный срок, потом его бросили в концлагерь Маутхаузен. В начале 1944 года Бернгард Крюгер направил «величайшего и опытнейшего изготовителя фальшивых денег» в Заксенхаузен. После войны Соломон Смолянов получили материальную компенсацию как жертва фашизма. Говорили, что с этими деньгами он осел где-то в Бразилии.

Чех Оскар Скала, назначенный эсэсовцами главным среди заключенных, втайне вел записи об объемах, видах и номерах фунтов стерлингов, сделанных в Заксенхаузене. По его подсчетам, с конца 1942 и по февраль 1945 года было изготовлено 134 610 810 фальшивых фунтов стерлингов. Из этой общей астрономической суммы после тщательной проверки только 10 368 430 фунтов стерлингов. было отнесено к первой группе, к «первому сорту». Во вторую группу попали банкноты с почти неразличимыми дефектами. «Третий сорт» – банкноты, на которых был допущен один слабый печатный дефект. Все остальное считалось браком.

Крюгер представил двенадцать особо отличившихся заключенных к награждению «крестами» за боевые заслуги. За это явно выдуманное «благодеяние» ему пришлось позже отвечать перед Кальтенбруннером (обергруппенфюрер СС д-р Эрнст Кальтенбруннер, с 1942 года шеф полиции безопасности и СД, в частности, отвечал за полицейскую защиту распространения фальшивых денег), у которого, к счастью, все-таки обнаружилось «чувство юмора».

Фальшивые деньги расходовались фашистами очень бережно. На поддельные фунты они покупали стратегическое сырье, золото, драгоценности, меняли на деньги других стран, оплачивали услуги своей зарубежной агентуры, а также контрабандные партии оружия. Благодаря этим деньгам был освобожден и вывезен вместе с семьей в Германию министр иностранных дел Италии граф Чиано, зять Муссолини.

«К сожалению, огромные суммы денег расходовались на пустые фантазии и сумасбродства наших лидеров, которые становились все более фантастичными и сумасбродными по мере того, как военное счастье оборачивалось против Германии», – сетовал Шелленберг. Тот же Кальтенбруннер, к примеру, хотел использовать фальшивые фунты в своих личных целях для покупки товаров на черном рынке. Однако подобные поползновения пресекались, в противном случае имперскому банку пришлось бы покупать фальшивые деньги и обращать их в золото и твердую валюту.

Швенд на фальшивые фунты накупил огромное количество драгоценностей и спрятал в тайнике около деревни Каунерталь. Клад состоял из 80 килограммов золота, 80 тысяч долларов и 100 тысяч швейцарских франков, а также из кожаного чемодана с золотыми украшениями. Кроме того, Швенду принадлежали старинные замки Лаберс и Хохнатурнс, три отеля и шикарная вилла на озере Гарда, он был пайщиком коммерческого банка и имел счета во многих других. Попав в плен к американцам, Швенд был вынужден выдать свой тайник. Тем не менее ему удалось сохранить немалые средства и выехать в Перу.

Фальшивая валюта позволила гитлеровцам не столько сокрушить финансовую систему Великобритании, сколько в значительной степени помочь увеличить свои запасы валюты. План дестабилизации британской экономики был похоронен. И все же в 1945 году в результате операции «Бернгард» Банк Англии был вынужден выпустить новые пятифунтовые банкноты и изъять из обращения старые.

«Команда фальшивомонетчиков» из Заксенхаузена помимо британских банкнот занималась подделкой иностранных паспортов, различных документов и почтовых марок. В конце 1944 года она получила приказ включить в свою «производственную программу» изготовление долларов. После 250 попыток в начале января 1945 года были изготовлены первые 24 стодолларовые банкноты.

Производство, хотя и было начато, вскоре прервалось. Советская армия находилась уже в опасной близости от столицы рейха и от находящегося примерно в 30 км севернее Берлина концлагеря Заксенхаузен. В конце февраля барак 18/19 опустел. Энтони Пири, ссылавшийся на исследования «сикрет сервис», говорит о том, что нацистами было выпущено 5–6 тыс. стодолларовых банкнот.

Перед самым приходом союзников гауптштурмбаннфюрер СС Бернгард Крюгер приказал уничтожить все следы «операции Бернгард»: сжечь банкноты и неиспользованную бумагу для их производства, утопить в озере Топлиц пластины и другие типографские заготовки, всех 140 участников операции ликвидировать. К счастью, положение на фронтах не позволило этим планам осуществиться.

«Батальон оборотней» Николая Павленко

В ноябре 1952 года Главная военная прокуратура СССР возбудила уголовное дело об антисоветской организации «УВС-1» («Управление военного строительства»). Это казалось невероятным: в Советском Союзе более десяти лет под видом государственного военно-строительного ведомства работает… частное предприятие, которое получает строительные заказы от министерств и ведомств на десятки миллионов рублей, имеет счета в Госбанке, а в качестве рабочей силы использует служащих Советской армии! Однако «УВС-1» оказалось отнюдь не мифической конторой.

Организатор этой уникальной аферы Николай Максимович Павленко родился в 1908 году в селе Новые Соколы Киевской области в семье зажиточного мельника. В шестнадцать лет он ушел из дома в город. Два года проучился на автодорожном факультете политехнического института. Павленко не упустил своего шанса, когда сотрудники НКВД Керзон и Сахно привлекли его «к разработке материалов против троцкистов Волкова и Афанасьева». В качестве поощрения его рекомендовали на работу в Главвоенстрой. Павленко успешно справлялся с обязанностями прораба, затем старшего прораба, наконец, начальника стройучастка.

Война застала воентехника 1-го ранга Николая Павленко в Минске. Его стрелковый корпус с тяжелыми боями отходил на восток. Из протокола допроса Павленко: «27 июня 1941 года я был назначен на должность помощника инженера 2-го стрелкового корпуса и отступал вместе с корпусом до самой Вязьмы. А потом был откомандирован в отдел аэродромного строительства ВВС Западного фронта. Но в районе Калинина этого отдела не оказалось, и я решил лично создать военно-строительный участок». На самом деле Павленко вместе с шофером Щеголевым в марте 1942 года попросту дезертировал из стрелкового корпуса.

Решив создать свою строительную воинскую часть, Павленко начал с подготовки документов. В этом ему помог некий Рудниченко, который мог вырезать из резиновой подошвы гербовую печать любой сложности. Он сделал печать и штампы с надписью «Участок военно-строительных работ № 5 Калининского фронта» («УВСР-5»).

Официальные бланки Павленко заказал в калининской типографии за продуктовую взятку. Обмундирование закупали на базарах, кроме того, удалось наладить связи с работниками швейной фабрики имени Володарского и Калининской облпромкооперации.

Первыми «бойцами» строительной части стали отбившиеся от своих частей солдаты и дезертиры. Обманным путем Павленко вовлек в создаваемую им преступную организацию бывших сослуживцев и знакомых. Из проверенных людей он сделал «офицеров». Себе же присвоил для начала звание военного инженера 3-го ранга.

Отношения с местной военной комендатурой становились все более дружескими. Павленко добился того, чтобы к нему для прохождения дальнейшей службы направляли военнообязанных, годных к нестроевой службе, а потом и раненых, выписанных из госпиталя.

Николай Павленко

Первым объектом, «освоенным» «УВСР-5», можно считать здание эвакуационного пункта. Военврач 1-го ранга согласился в обмен на ремонт в эвапункте предоставить служащим «части» помещения и зачислить «бойцов» на все виды довольствия. По сфабрикованным документам Павленко открыл расчетный счет в Калининской областной конторе Госбанка, заключил договоры на выполнение дорожных и строительных работ с различными организациями Калинина. Около миллиона рублей, полученных по подрядным договорам, Павленко и его «офицеры» разделили между собой; рядовой состав питался за счет эвакопункта.

Узнав, что Калининский фронт ликвидируется, Павленко явился к начальнику эвакопункта и доложил, что по распоряжению высшего командования его часть перебрасывается на другой фронт. Начальник распорядился выдать на всю его часть продовольственный, вещевой и финансовый аттестаты. Через несколько дней команда Павленко, которую он из «участка» переименовал в управление» – «УВР-2», прибыла на новое место службы под Тулу, где размещался 12-й район авиационного базирования.

Аэродромы дальней авиации располагались далеко от линии фронта. Красная армия наступала стремительно, требовалось восстанавливать старые и строить новые аэродромы, землянки, дороги. Люди Павленко трудились на совесть, иногда по 16–17 часов в сутки.

Работы было столько, что пришлось расширять штаты. Из показаний в суде «начальника» штаба «УВР» М. Завады: «Людей вербовали, как правило, из лиц, отставших от воинских частей… Шоферов брали вместе с машиной… Когда подходили к советской госгранице, в «УВР» было более двухсот человек. Половина из них – дезертиры и лица, укрывавшиеся от призыва в действующую армию».

Николай Павленко не без гордости говорил, что в составе 4-й воздушной армии его «УВР-2» дошло до Одера, построив немало аэродромов и получая от командования благодарности. Все это так, но даже его сообшники в шутку расшифровывали название своей части «УВР-2» как «Украсть все разом» или «Управление воров-рецидивистов». А еще чаще называли себя просто «грабь-армия». Под видом сбора трофейного имущества «павленковцы» захватывали грузовики и легковушки, тракторы, электромоторы, автоприцепы, лошадей, скот, забирали муку, крупу, сахар и прочие продукты. Для вывоза награбленного «УВР» Павленко «выбил» у коменданта железнодорожный эшелон из 30 вагонов.

Когда жители Штутгарта пожаловались коменданту на бесчинства советских солдат, Павленко был вынужден продемонстрировать решительность в борьбе с «мародерами» и расстрелял двух зарвавшихся подельников.

По фиктивным документам о мнимых подвигах бойцов «УВР» Павленко получил свыше 230 правительственных наград и раздал их наиболее отличившимся «бойцам». По всей форме на вполне официальных бланках на проходимцев составлялись фиктивные наградные листы с изложением мнимых заслуг. Не обидел командир и себя: среди прочих наград на его груди красовались два ордена Отечественной войны I и II степени, орден Боевого Красного Знамени, орден Красной Звезды…

После окончания войны Павленко расформировал свою «часть», а ее «бойцов» демобилизовал. Сам же вернулся в Калинин, где создал гражданскую строительную артель «Пландорстрой», но руководил ею недолго. В 1947 году, прихватив 339 тыс. 326 рублей артельных средств, «инженер-полковник» скрылся. Прокуратура Калинина объявила его во всесоюзный розыск.

Павленко решил создать еще одну фиктивную военно-строительную часть, но на более солидной основе. И такая часть под названием «Управление военного строительства № 1» («УВС-1») действительно была организована в начале 1948 года.

Новый штаб Павленко разместил сначала во Львове на квартире некоего Монастырского. Вскоре подтянулась его «старая гвардия». Самородок Рудниченко за годы службы у Павленко изготовил новые печати.

За нескольких лет «УВС-1» развернуло свою деятельность в поистине всесоюзном масштабе – строительные участки этого «управления» появились на Украине, в Могилевской, Смоленской, Калужской областях России, на территориях Молдавии и Эстонии. Военкоматы поставляли Павленко призывников-срочников, которых он использовал как бесплатную рабочую силу на многочисленных стройплощадках. Штаб «УВС-1» переехал под Кишинев.

Своему ближайшему окружению Павленко присвоил офицерские звания. «Инженер-майор» Допкин был начальником снабжения, «инженер-капитан» Невинский – начальником группы. В офицерских погонах щеголяли Курицын, Завада, Филимонов, Щеголев, главный бухгалтер Клименко. Сам Павленко по-прежнему именовал себя «инженер-полковник», а ведь давно мог стать генералом.

Мифическая воинская часть мало чем отличалась от настоящей. На ее территории строго соблюдался распорядок дня, проводились занятия по боевой и политической подготовке, каждый день назначался оперативный дежурный, нес службу караул, часовой поста № 1 охранял знамя части…

«Павленковцы» строили в основном дороги и подъездные пути к заводам и щахтам. Впоследствии высокое качество сданных «УВС-1» объектов подтвердила специальная судебная экспертиза. «Мы не можем строить плохо, и даже посредственно, – говорил Павленко на совещаниях своего “офицерского состава”. – Если начнут поступать рекламации или жалобы в Министерство обороны, то быстро выяснится, что официально мы не существуем. Поэтому строить надо только на “хорошо” и “отлично”!» После сдачи объекта Павленко выставлял рабочим несколько бочек пива и закуску, а машинисту паровоза и его помощнику лично вручал премии.

В аферу были вовлечены десятки предприятий и организаций, вступивших «в хозяйственные отношения со строительными участками «УВС-1». Для такого размаха работ требовалась тяжелая техника, и управление Павленко ею располагало: грузовые и легковые автомобили, тракторы, бульдозеры, подъемные краны и экскаваторы. Добывали технику самыми разными путями, вплоть до хищения.

Павленко и его окружение присваивали и распределяли «по заслугам» огромные средства, которые должны были бы перечислять в казну государства в виде налогов, если бы «УВС-1» являлось легальной структурой. И конечно, как в любой строительной организации, не обходилось без завышение объема работ, расценок, в том числе стоимости материалов, и так далее.

С 1948 по 1952 год «УВС-1» по подложным документам заключило шестьдесят четыре договора на сумму 38 млн 717 тыс. 600 рублей. Почти половина договоров проходила по линии Минуглепрома СССР. От имени своей «воинской части» Павленко открыл текущие счета в двадцати одном отделении Госбанка, через которые по фиктивным чекам было получено более 25 млн рублей.

Командир части «полковник» Павленко завязал дружеские отношения с секретарями райкомов и другими руководителями. Павленко делал им щедрые подарки, иногда нарочно проигрывал в карты. Неужели это не вызывало подозрений? На допросе один из начальников главка говорил: «Ну как мне могло прийти в голову, что Павленко жулик, если во время праздничного парада он стоит на трибуне рядом с областным руководством, которое его хвалит за работу, ставит в пример хозяйственникам…» Действительно, в Павленко трудно было заподозрить преступника. Преуспевающий солидный человек, ездит на «победе»…

Разоблачить преступную организацию помогли простые рабочие, строчившие жалобы в Москву. Некий Ефременко, к примеру, был возмущен тем фактом, что в течение трех лет офицеры «УВС» ежегодно подписывали рабочих на заем по 1000 рублей; деньги из зарплаты вычитали, а облигаций так и не выдали. Ефременко писал, что в «УВС-1» по три месяца не выдается зарплата, что на работу без документов принимаются уголовники, бывшие полицаи и прочие негодяи. Руководители незаконно присваивают деньги, а тех, кто жалуется, немедленно увольняют.

Над организацией Павленко нависла угроза разоблачения. В сентябре 1952 года Управление треста «Львовуголь» обратилось к прокурору Ровенской области с жалобой на то, что «УВС-1» не возвратило ему двадцать девять автомашин и один экскаватор. «Наряду с указанным, ставим вас в известность, – писали львовяне, – что в ответ на наш запрос Министерство обороны сообщило, что «УВС-1» по его документации не числится и местонахождение подобной воинской части ему неизвестно. Учитывая указанный факт, который вызывает подозрение на законное существование «УВС-1», просим принять срочные меры по розыску «УВС-1», его начальника инженер-полковника Павленко и главного бухгалтера Клименко».

Несколько дней спустя прокуратура Калужской области сообщила о том, что Павленко вместе с начальником треста «Калугашахтстрой» Датуашвили присвоили 72 тысячи рублей. Тогда же Калининская областная прокуратура вспомнила, что разыскивает Павленко по делу артели «Пландорстрой».

5 ноября 1952 года возбужденное военной прокуратурой Прикарпатского военного округа дело о фиктивной организации «УВС-1» было передано в Главную военную прокуратуру.

Захват самозванных военных строителей был осуществлен одновременно во всех пунктах, где находились участки или группы «УВС-1». В операции участвовали не только органы МВД, но и войсковые подразделения, ибо не исключалась возможность вооруженного сопротивления. В результате было задержано свыше 300 человек, из них около 50 так называемых офицеров, сержантов и рядовых. При аресте было изъято 3 ручных пулемета, 21 винтовка и карабин, 8 автоматов, 18 пистолетов и револьверов, 5 ручных гранат, свыше 3 тысяч патронов, несколько ящиков взрывчатки, строительная техника, автомашины, стройматериалы, сотни килограммов продуктов питания и, конечно, печати, штампы и множество документов.

Следственной бригаде потребовалось два с половиной года (включая судебное разбирательство), чтобы полностью восстановить криминальный портрет Николая Павленко и активных соучастников задуманного им предприятия.

На скамье подсудимых оказалось семнадцать человек. Организатор аферы отрицал политический характер своих преступлений: «Я никогда не ставил целью создание антисоветской организации… Заверяю суд, что Павленко еще может быть полезен и он вложит свою лепту в организацию работ…»

Николай Павленко вел себя с удивительным хладнокровием – даже при объявлении приговора. Все свидетели подтверждали, что и в «служебной» жизни командир отличался редкой выдержкой.

Трибунал Московского военного округа 4 апреля 1955 года приговорил «полковника» Николая Максимовича Павленко к расстрелу с конфискацией лично принадлежащего ему имущества. Остальные подсудимые получили от 5 до 25 лет лишения свободы с конфискацией имущества и лишением наград…

В августе 1955 года смертный приговор Павленко был приведен в исполнение. Так закончилась эпопея мифической воинской части, длившаяся более десяти лет.

«Рубенс филателии» Джованни Сперати

«Рубенс филателии» или «убийца филателии». Эти столь разные прозвища получил один и тот же человек. Итальянец Сперати был способным художником, великолепным гравером, знатоком печатной техники, литографом, но прежде всего – гениальным фальсификатором почтовых марок. На родине, в Италии, его звали Джованни Спераччи, а во Франции – Жан де Сперати. Он родился 14 октября 1884 года в итальянском городе Пистоя. Его отец, полковник в отставке, владел небольшой фабрикой. Когда он разорился, Джованни вместе с тремя братьями был вынужден сам зарабатывать себе на хлеб. Один стал военным, другой поступил учеником к фотографу, третий открыл небольшой филателистический журнал «Сан-Марино». Джованни учился технике гравюры, типографскому делу и фотографии в Болонье. Сперати владел бумажной фабрикой, на которой изготовляли не только различные сорта бумаги, но и имитировали старые сорта. Джованни получил подробные сведения по этой части. Затем он вместе с братом-фотографом печатал фотографические и гравированные открытки. Многое Сперати почерпнул у матери Марии и старших братьев Массимо и Мариано, выпускавших марки под вывеской филателистического общества Тосканы. Таким образом, еще в юные годы фальсификатор приобрел необходимые знания и навыки для своего неблаговидного ремесла.

В 1910 году первая подделка Сперати появилась на Берлинском аукционе. Жертвой фальсификатора оказался известный филателист доктор Генрих Кёхлер, ведущий немецкий дилер, владелец солидной фирмы. Обман раскрылся позже, об этом казусе сообщили почти все немецкие газеты.

Перед войной Сперати часто вступал в конфликт с законом – его обвиняли в подделке марок. Он покинул родную Италию, жил в Бельгии и Голландии. Филателистические журналы постоянно предупреждали читателей о распространяемых Джованни (Жаном) Сперати и его братом Мариано опасных подделках.

Переехав во Францию, Сперати поселился в южном городке О-ле-Бон и вскоре увлекся изготовлением копий старых и очень редких марок европейских стран. В этом деле он достиг такого совершенства, что ему мог позавидовать даже прославленный мастер Фурнье. Самые опытные, всемирно известные эксперты не могли разоблачить его подделки и признавали их подлинными марками.

Сперати печатал редкие и дорогие марки, отсылал их авторитетному эксперту. Как правило, марки ему возвращали с сертификатом подлинности, и Джованни, ставший во Франции Жаном, со спокойной душой выставлял их на аукцион или предлагал дилеру. Ни у кого не возникало и тени сомнения в подлинности марок, предлагаемых Сперати, до тех пор пока обстоятельства не заставили его самого признаться в подделке.

Он распространял марки по почте, а во время фашистской оккупации во Франции проверялись все подозрительные послания. В феврале 1942 года Жан отправил в Португалию очередную партию своего товара. На конверте и в сопроводительном письме Сперати указал, что посылает имитации марок. Однако почтовики, обнаружив восемнадцать старых марок, решили, что их обманывают, чтобы не платить высокую пошлину за вывоз больших ценностей из страны.

Когда инспектор криминальной полиции сообщил Сперати, что в его письме обнаружены редкие почтовые марки, филателист возразил: «Вы ошибаетесь, господин инспектор, отправленные мною марки португальскому другу не представляют никакой ценности. Это не настоящие марки, а сделанные мною копии». Полицейский велел ему не покидать город до особого распоряжения.

Сперати подозревался в контрабанде культурных ценностей. По этой статье ему грозил длительный тюремный срок, в то время как за подделку марок по французским законам полагался лишь небольшой штраф. Сперати настаивал, что между его «марочным творчеством» и работой художника, копирующего в Лувре «Мону Лизу», нет никакой разницы, а если какая-нибудь и есть, то заключается лишь в том, что его имитации гораздо совершеннее.

Полиция отправила коллекцию марок Сперати на экспертизу. Целый месяц специалист Эдмонд Локард изучал не только рисунки марок, но и способ печати, краски, фактуру, бумагу, водяные знаки и перфорацию. Наконец, он пришел к заключению: «Марки подлинные, в отличном состоянии, очень редкие и дорогие». Локард оценил коллекцию в 224 тысячи французских франков.

За первой экспертизой последовали другие. Мнения разделились. Одни специалисты признавали марки настоящими, другие – прекрасной имитацией. Марки Сперати исследовал известный шведский коллекционер Имре Вайда. Он был крайне удивлен, получив сразу десять экземпляров редчайшей шведской марки 1855 года. Речь шла о знаменитой трехскиллинговой марке желтого цвета (вместо зеленого). Единственный известный экземпляр был продан на аукционе за 20 тысяч долларов. Вряд ли Сперати смог раздобыть сразу десять настоящих марок, решил Вайда.

Итак, перехваченные марки оказались фальшивыми. Тем не менее Сперати был арестован, а его коллекция конфискована. Выяснилось, что и раньше филателист высылал за границу крупные партии марок.

Сперати предстал перед парижским судом. В ходе разбирательства обнаружилось, что во французском кодексе слово «филателия» вообще не упомянуто. Что же говорить о положениях, касающихся порядка вывоза за границу поддельных марок. В результате суд приговорил Сперати к одному году тюрьмы и штрафу в размере 10 тыс. франков за попытку нелегального вывоза марок, а также к возмещению ущерба на сумму 300 тыс. франков в пользу Союза филателистических торговцев. В конечном итоге штраф был снижен до символической суммы в 5 тыс. франков.

Джованни Сперати

Жан де Сперати убедился, что его копии неотличимы от оригиналов и с энтузиазмом принялся штамповать новые «редкости». Он никогда не подделывал курсирующие марки, а подделка старых марок во Франции не преследовалась по закону. Теперь он сбывал свой «товар» через сеть мелких посредников.

После войны ни у кого не вызывало удивления или подозрений появление на рынке филателистических раритетов в больших количествах. Многие коллекции были разграблены и теперь стали объектом спекуляций. Часто люди сбывали ценнейшие собрания марок, чтобы купить продукты. Для Сперати это было благодатное время. Он расценивал свою продукцию как произведения искусства, считая себя не фальсификатором, а художником, «Рубенсом филателии». Он вкладывал всю душу в подделку редких марок.

Жан скупал дешевые марки того же времени выпуска, что и редкие, которые собирался подделывать. Затем с помощью изобретенного им состава удалял оригинальный рисунок, оставляя нетронутыми бумагу, водяные знаки, и даже гашения. А потом на свободной заготовке печатал, что ему требовалось. О том, как виртуозно работал мастер фальсификации, свидетельствует хотя бы тот факт, что он использовал свыше 500 сортов старой бумаги, а подбирая краски, применял более 100 оттенков только зеленого цвета.

Лишь способ печати помогал филателистам распознать подделки Сперати. Он всегда использовал литографию, в то время как многие оригиналы печатались металлографией. Таким образом, затруднения эксперты испытывали лишь в тех случаях, когда подлинные марки также изготовлялись литографией. Тогда копию от оригинала практически невозможно было отличить.

Свои фальшивки Сперати предлагал филателистам по ценам в 30–40 раз ниже каталожных, уверяя, что делает это из чисто филантропических побуждений, чтобы дать возможность небогатым коллекционерам пополнить собрания редкими марками. Сам он никогда не стремился к обогащению.

Жан Сперати превратился в настоящую грозу филателистов, его подделки попадали в известные коллекции, сбивали с толку экспертов. Наконец, Британское королевское филателистическое общество решилось на беспрецедентный шаг: в 1953 году уплатило Сперати 10 млн франков за то, чтобы он раз и навсегда отказался от изготовления марок и передал в музей общества оборудование, инструменты, клише, фальшивые штемпеля. Из оставшихся марок были составлены альбомы для экспертов. Сперати сдержал слово. В 1954 году фальсификатор написал книгу «Комплексная техника производства имитаций почтовых марок», но не раскрыл в ней тайны своего искусства. В 1957 году он скончался.

Дорожные чеки «Америкэн экспресс»

Январь 1947 года. Париж. Следы фашистской оккупации заметны повсюду. Большинство магазинов закрыто. Массовая безработица. На черном рынке за доллар предлагают 250 франков. Словом, для мошенников самое благодатное время. Подделывается все, что имеет спрос: американские доллары, швейцарские франки, продуктовые карточки, документы.

К числу великих мошенников, способных организовать то или иное сомнительное предприятие, можно смело отнести Збигнева Пославского, поляка в изгнании, бывшего официанта. До войны он подкладывал бомбы, решая таким образом проблемы конкурентной борьбы своих заказчиков. Его услуги пользовались спросом и хорошо оплачивались.

Утром 17 января 1947 года Пославский принял у себя щеголеватого господина средних лет. Гость представился как Джолли. Пожалуй, никто в Париже не знал ни его настоящего имени, ни фамилии. Официально он считался торговцем восточных ковров и табака. Збигнев познакомился с Джолли несколько дней назад, но уже связывал с ним определенные планы на будущее.

Они решили заняться подделкой дорожных чеков «Америкэн экспресс компани». Подобные чеки являются кредитными долговыми обязательствами и одновременно оборотными средствами. По сравнению с наличными деньгами они в большей степени «застрахованы» от воровства: тот, кто получает их в филиале «Америкэн экспресс», туристическом агентстве или в банке, должен расписаться в верхнем углу. Когда же в стране назначения чеки обмениваются на наличные, то служащий банка или гостиницы просит предъявить паспорт или другой документ и повторить подпись. Жизнь мошенников облегчалась тем, что подпись на чеках ставилась не в момент обмена, а заранее.

Джолли посетил филиал «Америкэн экспресс» на рю Скриб, где приобрел десять стодолларовых чеков. Служащий за окошком почти не следил за американцем, и Джолли без труда умыкнул два неподписанных чека.

Збигнев тоже не терял времени даром. У него сохранились связи с преступным миром Парижа. Через 30-летнего рецидивиста Даниэля Бернхайма он вышел на нужных людей, таких, как наборщик Жан и некий Альберт, который, в свою очередь, познакомил Пославского с Анри Перрье, организатором крупных афер с фальшивыми деньгами и документами.

15 марта 1947 года на квартире Пославского собрались все заинтересованные лица. Джолли протянул чистый чек Перрье. Повертев чек в руках, Перрье выдвинул свои условия: 750 тыс. франков, причем треть сразу, треть – во время подготовки производства, треть – когда первая партия дорожных чеков будет готова. «Все остальное – ваше дело, меня это не касается», – закончил он.

Но кто будет финансировать аферу? В конце концов Пославскому согласился помочь Альфонс Луп из Ниццы, владелец небольшой фабрики «щеток всех видов». Пославский поведал ему о сложном положении на Ближнем Востоке. Сейчас там речь идет о праве евреев на национальное самоопределение, и в это трудное время каждый здравомыслящий человек обязан помочь евреям в Палестине. Экскурсы Пославского в международную политику произвели на Альфонса Лупа неизгладимое впечатление. Он просил лишь об одном: чтобы не забыли о его щетках. Альфонс Луп отсчитал на благие цели 160 тыс. франков и скрепя сердце расстался с «гарантированно настоящим» бриллиантом в золотой оправе. Бриллиант, конечно, оказался фальшивый, но Перрье принял в качестве оплаты и его.

Теперь предстояло найти гравера, печатника и, наконец, сам типографский станок. С граверными работами мог прекрасно справиться Мишель Сути, бывший сокамерник одного из друзей Перрье. Но, осмотрев чек, Сути отказался от работы: «Ничего не выйдет. Вот водяные знаки, месье, их нельзя подделать, а без этого все остальное сущая ерунда. Я в этом не участвую».

Перрье обратился за помощью к Пьеру Жанину. Во время оккупации он подделал сотни документов и спас не одну жизнь. Пьер был «гением» в своем деле. Используя только ему известные методы, он искусно копировал водяные знаки. Прежде Жанин не был замечен в связях с уголовным миром, но Перрье удалось уговорить его участвовать в афере.

После войны во Франции осталось немало полиграфической техники. Перрье раздобыл офсетный пресс американского происхождения. Его заказала сразу после войны в США одна из французских государственных организаций, но до адресата он так и не дошел. Хозяин дома, в подвале которого хранился новый пресс, согласился одолжить его на время, конечно, за определенное вознаграждение.

К концу мая 1947 года приготовления были закончены. На окраине Парижа аферисты арендовали подвал продуктового магазина и установили там пресс, завезли бумагу. Мишель Сути сделал четыре типографские пластины. В течение трех недель каждую ночь в подвале кипела работа.

19 июня производство было прекращено. Шесть тысяч чеков по 100 долларов каждый мошенники переправили в багажниках легковых автомобилей на склад хозяйственного магазина, принадлежавшего любовнице Альфонса Лупа из Ниццы. На следующий день Анри Перрье потребовал произвести окончательный расчет. Джолли объяснил ему, что деньги еще не поступили. Тогда Перрье в качестве платы забрал тысячу чеков.

Впереди была самая трудная часть любой аферы с фальшивыми деньгами: проверка на надежность и сбыт. 21 июня Бернхайм и Джолли вылетели в Антверпен, чтобы в этом городе, а затем в Брюсселе реализовать часть чеков. Надо было торопиться, пока полиция не напала на их след. Конечно, реализация идет не в розницу, а оптом, сбытовая сеть уже налажена. Риск быть пойманным у оптового поставщика относительно невелик.

В тот самый день, когда упаковки с фальшивыми чеками были вывезены из подвала магазина с баром, М.И. Седерлунд, шеф отдела детективов «Америкэн экспресс» в Европе, получил сообщение о том, что к оплате предъявлен фальшивый дорожный чек на 100 долларов. Немного спустя подобные сообщения поступили из Ниццы, Брюсселя и Парижа. Седерлунд высоко оценил профессиональное мастерство аферистов. Он телеграфировал в Нью-Йорк: «Высококлассная работа… Краски бледноваты, водяные знаки оттиснуты слегка сильнее, номера серий несколько темнее нормы».

Дорожный чек «Америкэн экспресс»

В начале июля старшие комиссары Эмиль Бенаму из «Сюрте насьональ» и Луи Пуарье из парижской полиции предприняли ряд мер, чтобы разоблачить аферистов. В тесном контакте с ним работали следователь Марсель Фрапье и Седерлунд. Вскоре к ним присоединился Дж. К. Ливингстон, вице-президент компании «Америкэн экспресс».

Первым делом были предупреждены все филиалы Интерпола по Западной Европе. Соответствующие предупреждения появились в прессе.

В «Сюрте насьональ» продолжали приходить сведения о фальшивых чеках «Америкэн экспресс» из Швейцарии, Бельгии, Западной Германии, Скандинавии, Австрии, и даже Чехословакии. 3 июля двадцать фальшивых чеков были обнаружены в одном из нью-йоркских банков.

Со всех сторон поступала информация о поддельных чеках «Америкэн экспресс». 22 июля таможенники швейцарского пограничного городка Валлорб обнаружили 50 чеков, не указанных в декларации. Таможенники не подозревали, что имеют дело с ловкой подделкой, и, сделав замечание их владельцу, пожелали ему счастливого пути. Через две недели в Женеве первый секретарь миссии одной из южноамериканских стран в Париже был задержан швейцарскими полицейскими. Дипломат пытался реализовать в женевском банке 100 фальшивых и заранее подписанных дорожных чеков, которые он приобрел на «черном рынке» в Париже!

В эти же дни наборщик Жан встретил своего старого знакомого Поля Таллендье, с которым он еще до войны проворачивал аферу с фальшивыми деньгами. Поль захотел участвовать в сбыте дорожных чеков и пообещал привлечь к этому своих людей – молодого бездельника Жильбера Хайслера и Антона Берманна. Последний имел опыт в подделке фальшивых денег и числился в розыске Интерпола.

На следующий день, 14 июля, Жан принес в кафе «Аккей» первую партию в 400 чеков. «Аккей» – излюбленное место встреч темных личностей, а также фирмы «Пославский и К°». Таллендье, Хайслер и Берманн, внимательно рассмотрев чеки, отметили высокое качество подделок. Берманн заметил, что для этой партии у него есть покупатель, и предложил заехать к нему.

Жан положил пачку чеков обратно в портфель и вышел вместе с сообщниками к машине, стоящей за углом. «Ситроен» направился к Елисейским полям и остановился на одной из близлежащих улочек. Берманн забрал портфель и дал указание Жану идти за ним на расстоянии.

Берманн зашел в отель «Астория» – штаб-квартиру армии США – и поднялся на третий этаж. Как и было оговорено, Жан следовал за ним немного поодаль. И вдруг двое субъектов в светлых пиджаках схватили Берманна. Полиция! Жан бросился вниз по лестнице, а потом из укрытия наблюдал, как Берманна заталкивали в полицейскую машину.

Жан не подозревал, что его просто разыграли, чтобы завладеть дорожными чеками. В спектакле действительно участвовали полицейские, правда, один из них уже распрощался со службой, а второй находился на грани увольнения. Оба – старые приятели Берманна. И отправились они, конечно, не в комиссариат, а в кафе, где со смехом отпраздновали удачу. Позже к ним присоединился и Хайслер. Расплатились они стодолларовым чеком, конечно, фальшивым.

Точно сказать, сколько чеков из шести тысяч, изготовленных в подвале под баром, разошлось невозможно. За два с половиной года напряженного труда полиции удалось обезопасить 1100 фальшивых чеков. Но и много лет спустя подделки появлялись то на Ривьере, то в Южной Америке.

«Америкэн экспресс компани» получила в качестве компенсации нанесенного ущерба (прежде всего морального, так как была задета репутация фирмы и ее авторитет у клиентов) 20 млн франков.

Таллендье, Жан и Альберт попалась на подделке продуктовых карточек. Берманн настолько уверовал в свою удачу, что рискнул распространять фальшивые доллары в американской зоне оккупации Германии. Военный суд приговорил мошенника к 12 годам заключения. Хайслер увлекся сбытом фальшивых почтовых марок. Он оказался за решеткой после того, как завалил филателистов саксонскими треугольными марками, поддельными, разумеется.

Джолли успел скрыться и следил за судебным процессом издалека. Нигде не фигурировало его настоящее имя, хотя он был прекрасно известен парижской полиции. Збигнев Пославский также избежал наказания. Он обосновался в Израиле. где держал небольшой отель.

В марте 1950 года парижский суд признал по делу о фальшивых чеках «Америкэн экспресс компани» виновными 50 человек. Их приговорили к разным срокам тюремного заключения, от нескольких месяцев до девяти лет, а также к денежным штрафам, до 6 млн франков. Главными обвиняемыми на суде были: Сути, Хайслер, Жан, Перрье, Жанин, Таллендье и Луп. Заочно был осужден Бернхайм – он оказался таким же неуловимым, как Пославский и Джолли.

Поддельные фрески Фея и Мольската

Современный Любек основан в 1143 году. Когда-то он был одним из трех вольных ганзейских городов Германской империи. Символом Любека является церковь Св. Марии (Мариенкирхе) – прекраснейший образец кирпичной готики. Ее силуэт с двумя стройными башнями (каждая по 124 метра) и статуями из дерева, металла и камня стал эмблемой старинного города.

Почти семь столетий Любек гордился своим храмом. И вот в ночь на 29 марта 1942 года союзная авиация разбомбила немецкий город. Любек лежал в руинах. На башнях церкви во время налета звонили колокола. Кто звонил в них, так и осталось неизвестным. Потом говорили, что это Пресвятая Дева Мария оплакивала гибель Любека.

Все внутреннее убранство церкви погибло в пламени пожара. Штукатурка на стенах потрескалась от высокой температуры и местами обвалилась. И там, где обнажился слой самой старой штукатурки, показались смутные очертания каких-то лиц и фигур. Много лет спустя пасторы говорили об этом как о чуде, совершенном небесной покровительницей храма.

В 1948 году Любекское церковное управление приступило к восстановлению церкви Св. Марии. Причем было принято решение реставрировать не только старинное готическое здание, но и остатки росписей XIII века. Церковный советник Бруно Фендрих предложил заказ опытному специалисту Дитриху Фею.

Церковь Святой Марии в Любеке

Фей первым делом заручился поддержкой Лотара Мальската, с которым еще в 1937 году реставрировал в Шлезвигском соборе росписи XIII века и, в частности, медальоны с изображениями животных. Тогда не обошлось без курьеза. Во многих местах старая живопись погибла, поэтому несколько медальонов Мальскат переписал заново. В одном из них Лотар изобразил индюка. А вскоре какой-то ученый заметил, что в Европе индюки появились только в XV веке, после открытия Америки, и художник XIII века не мог их видеть. Правда, тут же нашлись и защитники, пытавшиеся на этих индюках обосновать новое «открытие»: дескать, еще за двести лет до Колумба любекские мореплаватели побывали за океаном и привезли индюков.

Война разбросала Фея и Мальската по разным концам Европы. Они встретились случайно осенним вечером 1946 года в кабачке на окраине Любека. Лотар побывал в плену и довольствовался случайными заработками. Фей не без успеха торговал антиквариатом.

Мальскат обладал удивительным талантом виртуозно подражать стилю и технике великих мастеров. Буквально за четверть часа он делал очень эффектные рисунки «под Ренуара» или «под Дега», и часто даже опытные знатоки искусства не могли отличить его фальсификации от подлинника. Дитрих Фей предложил Мальскату продавать копии как подлинники. А еще через несколько дней он принес художнику репродукции с картин старых мастеров и заказ на первые подделки, подкрепив его несколькими банкнотами.

За шесть лет из мастерской Мальската вышло, по его же подсчетам, не менее 600–700 фальшивок – картин, акварелей, рисунков. Репертуар Лотара Мальската был весьма обширным – от Рембрандта до Пикассо. Едва встав на ноги, художник расширил круг своих клиентов. Он работал не только на Фея, но и на других антикваров. Некоему гамбургскому торговцу Мальскат сбыл за два года несколько своих картин на 10 тысяч марок. Тот, в свою очередь, перепродал их в пять раз дороже. Получив предложение принять участие в реставрации церкви Св. Марии, Мальскат сразу согласился.

Лотар и его помощник Беригард Дитрих-Дершау осторожно, чтобы не повредить старых росписей, стали расчищать стены нефа, продольного помещения церкви. Реставраторы постепенно смывали побелку, обнажая нижние, древние слои. И здесь их ждало страшное разочарование: многие фигуры святых, украшавших некогда стены, столбы и своды церкви, погибли совсем или же сохранились в таком виде, что не подлежали реставрации. Еще хуже обстояло дело в хоре, в алтарной части церкви. Внизу время пощадило едва ли три процента старых фресок. Ну а верхнюю часть хора решили даже не расчищать.

Но Дитрих Фей не собирался бросать выгодный заказ – в перспективе маячила обеспеченная жизнь, известность, слава, почет, награды. В реставрации средневекового памятника был горячо заинтересован не только Фей, но и Бруно Фендрих, господа из магистрата и Любекского церковного управления: «Чудо святой Марии», начавшееся в 1942 году, должно иметь эффектное завершение.

Реставрационные работы проходили в обстановке повышенной секретности. Вход в церковь был воспрещен всем кроме главного контролера Фендриха и еще нескольких «наблюдателей» от правительственных и церковных инстанций. Впрочем чиновники не слишком докучали художникам, предоставив им полную свободу действий.

Фей приносил образцы средневековой живописи, а Мальскат с помощником трудился от зари до зари. Каждый святой расценивался в сто марок, а если очень постараться, то в день можно было сделать две-три фигуры. Из-под кисти художников возникали «свободные композиции», сочетавшие в себе остатки фресок церкви с элементами романской и готической живописи разных народов. На стенах алтарной части он заново написал фигуры Марии с благословляющим младенцем Христом на руках и святых по сторонам.

2 сентября 1951 года Любек широко отметил семисотлетие замечательного памятника немецкого зодчества – церкви Св. Марии. На юбилейные торжества съехались знаменитые ученые и высокопоставленные лица со всей Германии.

Первые посетители не смогли сдержать восторга, когда увидели внутреннее убранство церкви. Ее интерьер сверкал яркими, чистыми красками фресок XIII века. Со стен обновленной церкви смотрели одухотворенные лики святых, а в апсиде благословлял прихожан младенец Христос на руках своей девственной матери.

Церемония открытия памятника архитектуры удалась на славу. Руководители Любекского церковного управления принимали поздравления. Искусствоведы готовили статьи, книги, и даже диссертации, посвященные росписям церкви Св. Марии. Когда канцлеру Аденауэру доложили об открытии собора, он сказал, что сложнейшую и прекраснейшую работу реставраторов будут изучать историки искусства. И действительно, фресками заинтересовались многие специалисты. Известный шведский реставратор доктор Бательсон назвал фрески уникальным произведением искусства. Федеральное ведомство связи выпустило большим тиражом две почтовые марки с изображением нескольких фигур фресок с особой доплатой к номинальной стоимости для погашения хотя бы части расходов на реставрацию церкви.

Героем дня был «спаситель национального сокровища» Дитрих Фей. Журналисты не давали ему прохода, требуя все новых интервью и устраивая бесконечные пресс-конференций. За особые заслуги перед церковью и немецкой культурой Фей был удостоен почетного диплома и премии в размере 180 тысяч марок. Не остался, по-видимому, обделенным и господин Бруно Фендрих.

И лишь Лотар Мальскат, фактически своей кистью создавший это великолепие, оставался в тени. Самолюбие художника было задето. Лотар пришел к старшему церковному советнику доктору Гебелю и рассказал, кто настоящий автор изумительных фресок. Назревал грандиозный скандал: «чудо святой Марии» грозило обернуться величайшей аферой искусства XX века.

Газеты с готовностью подхватили сенсацию. Художник подкидывал прессе все новые и новые сенсационные разоблачения, называл имена замешанных в мошенничестве. В ответ Фей и Фендрих обвинили своего недавнего компаньона в клевете. Многие, в том числе видные ученые, реставраторы и сотрудники ведомства по охране памятников старины, не хотели верить Мальскату. Они считали, что художник просто страдает манией величия.

Для разрешения спора любекский суд назначил авторитетную экспертную комиссию искусствоведов и реставраторов во главе с крупным специалистом доктором Грундманом.

В октябре 1952 года комиссия пришла к выводу, что «саморазоблачение Лотара Мальската соответствует действительности по всем пунктам». Попутно были обследованы росписи капеллы госпиталя Св. Духа и церкви Св. Екатерины в Любеке, «отреставрированные» Феем и Мальскатом таким же методом.

Расчистив кусок стены в верхней части хора церкви Св. Марии, реставраторы обнаружили под сравнительно новой штукатуркой первичный слой, до которого Фей и Мальскат даже не добрались. Фигуры, написанные Мальскатом, оказались на поверку плодом фантазии реставратора. Научная экспертиза установила также, что его фрески – это искусная компиляция, в которой элементы романского стиля XIII века сочетаются с подражаниями стилям других эпох.

Не менее убедительно прозвучали выводы химической экспертизы. Контур фигур сделан определенного состава черной краской, изобретенной совсем недавно. Столь же современными оказались и другие краски, которыми написано большинство фигур. Средневековые мастера писали на известковом казеине и пользовались особыми пигментами.

Итак, обстоятельства дела прояснились. Теперь слово принадлежало судебным инстанциям. Однако следствие затягивалось, и совершенно очевидные улики оспаривались. Кое-кто из фактических соучастников аферы из Любекского церковного управления и иных правительственных, городских и церковных учреждений пытался предотвратить судебное разбирательство. Адвокатам удалось отсрочить суд почти на два года, но он все же состоялся.

В августе 1954 года начался знаменитый процесс, приподнявший завесу над одной из самых грязных страниц художественной жизни современной Европы. На скамье подсудимых бывшие компаньоны – Дитрих Фей и Лотар Мальскат. За столом экспертов – крупнейшие ученые и реставраторы. Свидетели защиты, свидетели обвинения… Места для корреспондентов газет, радио, телевидения заполнены до предела.

Почти полгода длился судебный процесс. Приговор был оглашен только в январе 1955 года. Дитрих Фей получил 20 месяцев тюрьмы, а художник Лотар Мальскат – 18 месяцев.

Афера «ХАМАК» Германа Майнке

Портного звали Герман Майнке. Он жил в Восточной Германии и ничем особым не выделялся. Жил как все. Но в один прекрасный вечер он пересек границу в Берлине и отправился искать приключений и богатства в ФРГ.

В голове Майнке созрел хитроумный план. Сегодня уже никто не может точно сказать, как о «гениальном перебежчике» стало известно в Бонне, но Германа Майнке и его подругу доставили на шикарном «мерседесе» в резиденцию министра экономики Людвига Эрхарда. Министр заинтересовался смелым проектом доктора-инженера Майнке – производством алмазов искусственным путем. После короткой беседы Эрхард сказал гостю: «В нашей лаборатории вы изготовите небольшую партию. Алмазы исследуют специалисты и сделают авторитетное заключение. Если эксперимент окажется успешным, можно будет вести речь о промышленном производстве алмазов».

Доктор Майнке производил впечатление человека, абсолютно уверенного в своем изобретении. Он попросил небольшую сумму, всего несколько десятков тысяч марок для проведения первых опытов. Герман оборудовал лабораторию, в которой допоздна творил вместе с ассистенткой. В начале сентября 1951 года он позвонил в министерство и сказал, что готов на глазах специалистов изготовить алмаз.

В лаборатории Майнке собрались заинтересованные лица. Он представил комиссии свою молодую коллегу – ее зовут Эдельтраут, она доктор наук и его племянница.

Эксперимент начался. Ученые наблюдали за каждым движением доктора Майнке и его помощницы. Напряжение возрастало. Наконец Эдельтраут открыла прибор, щипчиками достала огнеупорную прокладку, положила ее на приготовленную асбестовую подставку. Серый порошок, несколько ложечек пепла. Майнке берет пинцет, осторожно разгребает кучку, что-то ищет. Алмаз!

Все склонились над маленьким блестящим осколком. Доктор извлек из золы кристалл алмаза, засверкавший на черной подкладке. Это триумф, победа науки над природой, настоящая современная алхимия!

Искусственный алмаз

В лабораторию заглянул министр Эрхард – решил собственными глазами убедиться в успехе эпохального изобретения. Все были удовлетворены, поскольку эксперты единодушно подтвердили, что алмаз невозможно отличить от настоящих.

Герман Майнке торжествовал. Его ассистентка счастливо улыбалась. После поздравления министра Эрхарда доктор-инженер Майнке произнес срывающимся от волнения голосом: «Уважаемый господин министр! Разрешите мне в этот торжественный момент, который, вероятно, станет переломным в области химического синтеза в общегосударственном, а возможно, и мировом масштабе, позвольте мне, господин министр, назвать свое первое изделие вашим именем. Пусть этот алмаз носит имя Людвига Эрхарда!

Через несколько дней в дюссельдорфском клубе промышленников собралась западногерманская элита. Каждый хотел вложится в производство алмазов. Великий саксонско-веймарский князь Карл Август, барон Гаральд фон Фелькерсамт, Ганнибал фон Люттихау, господин фон Трота и господа министры боннского правительства Эрхард, Лер и Делер… Потом подключились представители рейнской финансовой олигархии во главе с миллиардером Круппом.

Директор вновь созданного акционерного общества доктор-инженер Майнке рассказал о ближайших планах. Нужны деньги, чтобы приобрести земельные участки, построить на них заводские корпуса, закупить оборудование для лабораторий. Со своей стороны он обязуется организовать производство таким образом, что заводы компании «ХАМАК» будут производить два с половиной миллиона каратов алмазов ежемесячно, а это значит, что чистая прибыль составит шесть миллионов марок ежемесячно.

Перспективы открывались сказочные. За несколько дней на банковский счет «ХАМАК» поступило более миллиона западногерманских марок. Богач Ганнибал фон Люттихау, вложивший в дело четверть миллиона марок, произнес здравицу в честь гениального изобретателя.

Верховный американский комиссар в Западной Германии Маклой сообщил боннскому правительству, естественно, секретно, что при искусственном производстве алмазов следует учитывать и американские интересы в этом продукте, и сообщил акционерам, что представители американских военных концернов готовы вложить в предприятие до двадцати миллионов долларов. Маклой объяснил промышленникам, что США заинтересованы в мельчайших камнях, песке, алмазной пыли, то есть скорее в отходах производства алмазов, но в большом количестве. Ведь алмазная пыль – драгоценное сырье для военной промышленности.

И в центре этой грандиозной акции находился Герман Майнке. Федеральный министр внутренних дел отдал распоряжение организовать круглосуточную охрану доктора-инженера. Специальная полицейская группа должна была охранять Майнке, чтобы его не дай бог не похитили.

Компания «ХАМАК» приступила к строительству объектов. Доктор-инженер попросил министра Эрхарда поддержать его проект и получил положительный ответ: «По Вашей просьбе подтверждаю, что, принимая во внимание важность начатой Вами организации производства, а также валютное состояние Федеративной Республики, выражаю заинтересованность в том, чтобы строительство запланированных промышленных объектов было осуществлено как можно скорее, чтобы уже в начале будущего года можно было приступить к производству. Людвиг Эрхард, министр». Федеральный министр труда Шторх получил приказ из высших инстанций позаботиться о найме четырех тысяч рабочих.

Герман Майнке скупал земельные участки, заказывал оборудование, утверждал проекты. Его ассистентка все время находилась рядом с ним. Кто-то заметил, что они даже жили в одном доме. Доктор потребовал для личных расходов шестьдесят тысяч марок из кассы компании.

Так проходили дни и недели. Компания строила производственные цеха, лаборатории и административные здания. Доктор Майнке работал без устали в своих временных лабораториях и пытался найти самый экономный способ производства алмазов. Однако, кроме успешного первого экспериментального образца, никто больше не видел ни единого алмаза. Акционеры забеспокоились. Коммерческому директору «ХАМАК» Вернеру пришлось их успокаивать: «Господа, для столь грандиозной акции необходимо время!»

Руководство фирмы основало специальный социальный фонд доктора Германа Майнке. Для рабочих и служащих будущего концерна был заказан у строительной фирмы целый поселок, который сразу же назвали именем торгового директора «ХАМАК» – «поселок Эрнста Вернера». Фирма превысила смету строительства, и финансисты вынуждены были выплатить пять, а затем еще десять миллионов марок.

Руководство компании позаботилось о квалифицированном персонале. На помощь Майнке и Эдельтраут прибыли опытные инженеры-химики, ассистенты после вузовской практики, известные ученые. Заключив выгодный контракт, к работе приступили доктора Юнгерих и Эверхайм. Через несколько дней они попросили министра Эрхарда о встрече по очень важному вопросу.

Когда пришло время их визита, секретариат вызвал консультанта – боннского профессора Стакельберга, и ученые сделали в его присутствии ошеломляющее заявление: наблюдая за работой изобретателя и беседуя с ним, они пришли к выводу, что у господина Майнке нет необходимых знаний в области химии и физики, что никакой он не доктор, не инженер. Майнке не разбирается в технологии и лабораторной практике, его опыты, проведенные для получения искусственных алмазов, не выдерживают никакой критики, по всей видимости, он – аферист.

Профессор Стакельберг, изучив все обстоятельства дела, вынужден был признать, что Майнке действительно шарлатан, а его грандиозный проект – мошенничество. Дело «ХАМАК» сразу же превратилось в аферу «ХАМАК». Портной более двух лет водил за нос выдающихся хозяйственных деятелей Федеративной Республики: министров, баронов, принцев, директоров банков и председателей правлений крупнейших концернов.

В июле 1953 года Герман Майнке предстал перед сенатом земельного суда в Бонне. Обвиненный в мошенничестве, он получил три года тюрьмы, а его жена и помощница, выдававшая себя за ассистентку и племянницу доктора, – тринадцать месяцев.

Скандал вокруг телевикторины

В середине 1950-х небывалым успехом в США пользовались телевикторины, особенно с крупными денежными призами. Это было поистине захватывающее зрелище. Победители телешоу становились настоящими звездами. А кумиром нации считался тридцатилетний Чарлз ван Дорн, улыбчивый преподаватель из Колумбийского университета.

Все началось 7 июня 1955 года, когда косметическая фирма «Ревлон» представила зрителям канала «Си-Би-Эс» новую программу – телевикторину «Цена вопроса 64 000 долларов». Ее авторы не предполагали, что их шоу в корне изменит жизнь телевидения. Впервые борьба велась за столь крупный денежный приз (по ценам 2006 года около полумиллиона долларов). Идею программы 45-летний продюсер Луис Коуэн позаимствовал из популярной радиопередачи «Играй или выбывай», где победитель получал всего 64 доллара. Не мудрствуя лукаво он увеличил джек-пот в тысячу раз.

Правила игры были простыми и понятными для всех: участник телевикторины отвечал на вопросы из различных областей знаний. За первый правильный ответ полагалась тысяча долларов, в дальнейшем призовая сумма удваивалась. Когда цена вопроса доходила до 32 тысяч долларов, участник мог прервать игру и в течение недели раздумывать, продолжить борьбу за джек-пот или, забрав деньги, прекратить выступление. Самым запоминающимся нововведением стали изолированные кабины, куда ведущий переводил участников, претендовавших на крупный выигрыш. Специально отключали вентиляцию. Лица эрудитов покрывались потом, якобы от напряжения, что фиксировалось телекамерами. Прежде чем ответить на вопрос, игрок смахивал платком капельки пота со лба. Это добавляло передаче драматизма.

Телевикторина быстро завоевала популярность среди американцев. Во время демонстрации шоу «Цена вопроса 64 000 долларов» жизнь в стране замирала. Еженедельно на студию приходило 15–20 тысяч писем с заявками на участие в телевикторине. В пик популярности шоу смотрели 50 миллионов американцев, почти треть населения США!

За шесть месяцев после появления телевикторины объем продаж продукции «Ревлон» вырос на 54 процента, а за год утроился. Цена вопроса – десятки миллионов долларов прибыли. Продюсер Луис Коуэн получил пост вице-президента фирмы «Ревлон».

В шоу пришли большие деньги. Начался хитроумный процесс манипулирования игроками. Отныне представители фирмы «Ревлон» решали, кто из участников должен продолжить игру, а от кого следует избавиться. Например, они говорили: эксперт по Линкольну слишком скучен, у него низкий рейтинг, и он «хочет» уйти. Сделать это было проще простого. Во время отбора каждому кандидату задавали более 200 вопросов, чтобы выяснить слабые и сильные стороны его знаний. Игроку с низким рейтингом подбрасывали вопрос из той области, в которой он плохо ориентировался. Участники шоу «Вопрос на 64 000 долларов» могли с полным правом говорить, что играли честно. Внешне все выглядело именно так.

Пример «Ревлона» оказался заразителен. Как грибы после дождя, появлялись на экране новые телевикторины. За короткое время их число достигло тридцати. Викторины занимали пять верхних строчек в рейтинге самых популярных телепередач. Газеты и журналы публиковали фамилии обладателей самых крупных выигрышей. Победителям завидовали, ими восхищались. Наивные американцы и не подозревали, что их обманывают самым бессовестным образом.

Вершиной надувательства можно считать телешоу «Двадцать один», продюсером которого выступила фирма «Джеритол». Эрудиты превратились в сообщников аферистов от телевидения. В «Двадцать один» соревновались между собой два игрока, и только победитель продолжал бороться за джек-пот. Кандидаты на участие в шоу проходили пробы, как актеры.

Телевикторина «Двадцать один» появилась на экране в 1956 году. Ее организаторы поначалу не собирались манипулировать игроками. Но первая передача провалилась. Скука была смертная. На следующее утро спонсор дал ясно понять, что еще один подобный провал – и передача будет закрыта. И тогда решили делать договорное шоу.

Постоянным участником телевикторины «Двадцать один» стал 29-летний Герберт Стэмпл, студент колледжа, бывший солдат. Он получал от государства скромное ежемесячное пособие в размере 160 долларов. Герберт успешно прошел тестирование, ответив за три с половиной часа на 251 вопрос из 363. Его коэффициент умственного развития IQ равнялся 170. Продюсер Дэн Энрайт попросил Стэмпла облачиться в поношенный костюм, сделать короткую стрижку. Герберт должен был изображать интеллектуала с замедленной реакцией, эдакого «тормоза». В первом же шоу Стэмпл за четыре минуты выиграл 9000 долларов и едва не сошел с ума от счастья. Дома он признался жене: «Это самые легкие деньги в моей жизни».

Герберт Стэмпл был как раз тем игроком, который мог расшевелить зрителя. Дэн Энрайт считал, что любой участник шоу должен вызывать у зрителей эмоции, причем неважно какие – отрицательные или положительные. Стэмпла публика сразу невзлюбила и от души желала ему поражения. А он, как назло, все побеждал и побеждал. Зрители называли его всезнайкой.

Перед началом каждого шоу Стэмпл заходил к Дэну Энрайту и просматривал карточки с заготовленными на вечер вопросами и ответами. Продюсер подробно инструктировал подопечного, когда ему следует сделать паузу, когда смахнуть пот со лба, в какой момент оговориться или попросить повторить вопрос. По признанию Стэмпла, для него самым трудным было следовать рекомендациям продюсера, а не запоминать ответы.

«Шло время. Люди все чаще узнавали меня, – вспоминает Герберт. – Я получал все больше писем от поклонников. Мои товарищи по колледжу гордились мною, учителя – восхищались. Я был переполнен чувством собственной исключительности и буквально купался в лучах славы. Я выигрывал, меня захлестывали эмоции, и казалось, так будет всегда».

Но как только Стэмпл начал публике надоедать, его сменил новый герой – Чарлз ван Дорн, преподаватель английского языка из Колумбийского университета. Обаятельный, эрудированный, с прекрасным чувством юмора, он сразу снискал любовь телезрителей. Как выразился Энрайт, «это был тип милого парня, за которого почтенные папаши с удовольствием бы выдали свою дочь». Ван Дорн получил всестороннее образование, написал три книги. В Колумбийском университете он зарабатывал по 4400 долларов в месяц – хорошие деньги по тем временам. Принять участие в телевикторине Чарлза уговорили друзья.

Чарльз фон Дорн на обложке журнала «Тайм»

Отец будущей телезвезды Марк ван Дорн был поэтом, лауреатом Пулитцеровской премии. Мать Дороти – знаменитой писательницей, а дядя Карл – ведущим американским историком, автором биографии Бенджамина Франклина. Словом, семейство ван Дорн олицетворяло собой интеллектуальную Америку.

Когда ван Дорн узнал от продюсеров о «предварительной подготовке», он искренне возмутился. Чарлза пришлось долго уговаривать, мол, это всего лишь развлекательное шоу, но благодаря его участию в передаче американцы потянутся к знаниям, быть интеллектуалом станет престижно. Последний аргумент оказался решающим.

Ван Дорн держался на сцене скромно. Застенчиво улыбаясь, преподаватель ронял незатейливые реплики, вроде: «Ох, да я же это знаю» или «Мой отец наверняка ответил бы на этот вопрос». После трех ничьих между Стэмплом и ван Дорном рейтинг телевикторины стал запредельным. Всем хотелось знать, чем завершится состязание эрудитов. Акценты были расставлены четко: кто герой, а кто злодей. И кто должен покинуть шоу. Энрайт сообщил Стэмплу, что пришло его время проиграть.

5 декабря 1956 года более 50 миллионов американцев прильнули к экранам своих телевизоров. Продюсер Джек Бэрри назвал эту встречу интеллектуалов «величайшим сражением в истории телешоу». Разыгрывалась невиданная доселе сумма – 111 тысяч 500 долларов.

Сценарий Дэн Энрайт сочинил в лучших традиция Голливуда. Стэмпл бодро ответил на первый вопрос о боксе и повел в счете. По правилам, он мог остановить игру и отправить ван Дорна домой, но Герберт продолжил состязание. В категории «кино» ему надо было назвать фильм, получивший премию «Оскар» в 1955 году. Стэмпл прекрасно знал правильный ответ, это был его любимый фильм «Марти» с участием Марлона Брандо. Однако после мучительной паузы Герберт произнес: «В порту»…

В течение шести недель Стэмпл наслаждался внезапно обрушившейся на него славой и теперь должен был снова уйти в тень. Продюсер Энрайт позже говорил: «Мы все пребывали в эйфории и думали, что ничего дурного не происходит. Теперь я понимаю, что виноват перед Стэмплом, и очень жаль, что так получилось. Мне следовало быть более внимательным к нему, более чутким».

Успеху ван Дорна радовались миллионы американцев. Фотография Чарлза появилась на обложке журнала «Тайм». Ни его знаменитый отец, ни дядя-историк не удостаивались подобной чести. Восхищенные студенты Колумбийского университета развесили указатели, направляя посетителей к месту работы «самого умного человека в мире». Ван Дорн раздал более 500 интервью. Он получал до 500 писем в неделю. Журналисты, продюсеры, книгоиздатели, поклонницы не давали ему покоя, и Чарлзу пришлось даже сменить номер телефона.

В шоу «Двадцать один» ван Дорн господствовал 14 недель, демонстрируя эрудицию в различных областях человеческих знаний – от биографии Джорджа Вашингтона до бродвейских мюзиклов. В середине января 1957 года Чарлз сорвал куш в 90 тысяч долларов.

Со временем счастливчику ван Дорну также пришлось уступить место другому игроку. Вечером 11 февраля 1957 года он замахнулся на 138 тыс. долларов, но его «выбила» юрист Вивьен Ниэринг, чей муж безропотно уступил ван Дорну месяц назад. Впрочем, Чарлз не очень-то и расстроился. Он подписал трехлетний контракт на 150 тыс. долларов с «Эн-Би-Си». Ван Дорн участвовал в шоу Стива Аллена, вел программу «Сегодня», выступал по радио. Он был любимчиком нации.

Тем временем Энрайт и Бэрри продали права на телевикторину «Двадцать один» компании «Эн-Би-Си» за 2,2 млн долларов, и теперь судьба бывших участников шоу их вообще не волновала. Однако обиженный судьбой и продюсерами Стэмпл не мог пережить падения и вынашивал планы мести. Он позвонил Джону О’Брайену из «Джорнэл Америкэн». «Мы беседовали четыре часа, – вспоминает журналист. – Сначала я принял его за чудака и подумал, что его рассказ – плод воспаленного воображения. Но позже я поверил Стэмплу. К сожалению, из-за недостатка фактов мы не могли опубликовать его интервью. Наши юристы не хотели даже касаться этой темы, пока мы не представим веских доказательств».

Интервью со Стэмплом будет опубликовано в августе 1958 года, но только после того, как разгорится скандал вокруг телевикторины «Точки» на канале «Си-Би-Эс». Шоу появилось в эфире в 1958 году, и уже через пять недель его рейтинг достиг рекордной отметки в истории телевидения. Студия получала до двух миллионов писем в неделю! Дела обстояли просто блестяще. И вдруг…

Передача шла в прямом эфире. За кулисами сцены, где разворачивалось действо, скучал запасной игрок Хилгемайер. В гримерной он обратил внимание на девушку, делавшую какие-то пометки в блокноте. Неожиданно ее пригласили на сцену. Через несколько минут ведущий уже представлял участницу «Точек» телезрителям: «Новая чемпионка из Нью-Йорка, мисс Мэри Винн…» Хилдемайеру показалось подозрительным, что девушка отвечает на вопросы без запинки. Он вернулся в гримерную и раскрыл блокнот Мэри. Там были записаны ответы на все вопросы викторины!

Хилдемайер с этим блокнотом обратился к прессе. Руководство «Си-Би-Эс» внимательно просмотрело запись передачи с участием Мэри Винн. Ответы девушки поразительно совпадали с теми, что были выведены ее рукой в блокноте. Сомнений не оставалось: шоу «Точки» – хорошо подготовленный спектакль, и программу сразу сняли с эфира.

Телевикторины были подвергнуты тщательной проверке на предмет подтасовок. Шоу закрывались одно за другим, одураченные американцы отказывались их смотреть. Газеты обвиняли продюсеров во всех смертных грехах. Президент Эйзенхауэр назвал обман телезрителей самым ужасным событием в жизни американского общества.

Окружной прокурор инициировал официальное расследование махинаций на телевидении. Однако дело продвигалось крайне медленно. Продюсеры не только сами лгали, но и заставляли лгать игроков. За девять месяцев Большое жюри Нью-Йорка заслушало более 150 свидетелей. Как выяснится позже, около ста участников и продюсеров телевикторины, образованных и порядочных американцев, лжесвидетельствовали под присягой.

Очень помог следствию участник телевикторины «Двадцать один» Джеймс Снодграсс. Он задокументировал все случаи обмана, в которых ему доводилось участвовать. «Перед каждым шоу я посылал на свое имя заказное письмо с вопросами и ответами, инструкциями, как вести во время передачи. В конечном счете эти запечатанные письма были приняты во внимание». В США подобные свидетельства считаются неопровержимыми доказательствами преступления.

Конгресс США организовал собственное расследование. Руководство «Эн-Би-Си» настоятельно рекомендовало ван Дорну, ведущему шоу «Сегодня», дать показания комиссии Конгресса, ведь Стэмпл твердил на каждом углу, что Чарлз также замешан в подтасовках. Но ван Дорн стоял на своем: обмана не было. Никто не хотел верить в виновность телезвезды. Кумира повсюду встречали аплодисментами, монахини молились за него. Однако ван Дорн давать показания под присягой не спешил. Более того, он начал скрываться. Но вскоре понял, что от себя не убежишь, и 2 ноября 1959 года, через месяц после начала слушаний в Конгрессе США, предстал перед комиссией сенатора Харриса. И здесь прозвучало сенсационное признание любимца нации: «Да, я участвовал в обмане».

Чарлз ван Дорн и еще несколько игроков были формально осуждены, арестованы и признаны виновными в лжесвидетельстве Большому жюри. Все получили условные приговоры.

После саморазоблачения Чарлз ван Дорн пережил не лучшие времена. Компания «Эн-Би-Си» разорвала с ним контракт, ему пришлось уйти из Колумбийского университета. Ван Дорн писал книги под псевдонимом, редактировал статьи для Британской энциклопедии. Только через четверть века, когда скандал вокруг телевикторины стал достоянием истории, он наконец смог публиковаться под своим именем.

Афера техасской легенды Билли Эстеса

В 2003 году в Париже была издана книга француза Уильяма Реймона «Дж. Ф. К., последний свидетель», а по платному телеканалу показан документальный фильм с таким же названием, снятый кинодокументалистом Бертраном Никола. Совместный труд произвел эффект разорвавшейся бомбы. Реймон и Никола утверждали, что Джон Кеннеди стал жертвой государственного заговора, а его непосредственным организатором являлся вице-президент Линдон Джонсон. Убийством Джона Кеннеди техасские нефтяные воротилы разрешали одним махом две задачи: устраняли угрозу своим прибылям и влиянию, а также продвигали на высший в США государственный пост своего человека.

Помимо многочисленных документов французы опирались на свидетельства бизнесмена Билли Сол Эстеса, который в свое время был одним из тех, кто финансировал Линдона Джонсона. Кстати, именно Эстес и стал тем «последним свидетелем», который упоминается в названии книги Уильяма Реймона.

В конце пятидесятых годов прошлого века техасец Эстес считался образцом предприимчивого человека, сколотившего за короткий срок крупное состояние. Он родился в семье фермера в 1924 году. Вся его жизнь прошла в Техасе. В детстве Билли Сол ничем не выделялся среди сверстников. После женитьбы в 1946 году он переехал в городок Пекос. Большие затраты на ирригационные работы не позволяли местным фермерам получать высокие доходы от возделывания хлопчатника. Эстес открыл компанию по поставке ирригационных насосов на дешевом природном газе, чуть позже начал торговать минеральными удобрениями. Все его проекты имели успех, в 37 лет он являлся хозяином или партнером в трех дюжинах фирм. Чем только Эстес не занимался: продавал минеральные удобрения, выращивал хлопок, строил зернохранилища, издавал газету, и даже имел свое похоронное бюро (на всякий случай). Его состояние по самым скромным оценкам достигало 150 млн долларов.

Эстес жил вместе с женой и пятью детьми в просторном доме, под тенью высоких пальм. В одной из комнат был возведен искусственный водопад. Свидетельством того, что Билли Сол пользуется авторитетом не только в Пекосе, служили фотографии на стенах рабочего кабинета бизнесмена с автографами президента Джона Кеннеди, вице-президента Линдона Джонсона, Гарри Трумена, Эдлая Стивенсона и других знаменитых демократов. Сенатор от Техаса, либеральный демократ Ральф Ярборо надписал свою фотографию: «Большому другу, настоящему техасцу, великому американцу – Билли Сол Эстесу из Пекоса, с искренним восхищением».

Билли Эстес на обложке журнала «Тайм»

Несмотря на громкий успех, шикарные вечеринки с барбекю, роскошный «кадиллак», Билли Сол строго следовал библейским заповедям. Он не пил, избегал бранных слов, читал вдохновенные проповеди в церкви не хуже любого священника. В его 45-футовом бассейне было запрещено купаться вместе мужчинам и женщинам (исключение делалось только для супружеских пар). Словом, Эстес слыл примерным семьянином и прихожанином.

И вдруг совершенно неожиданно выяснилось, что у этого богобоязненного человека имеются дурные наклонности. В марте 1962 года агенты ФБР нагрянули в дом Эстеса и задержали его. Через неделю бизнесмена выпустили на свободу под залог, но обвинение в мошенничестве и присвоении чужого имущества с него не собирались снимать. Западный Техас напоминал потревоженный улей. Все были потрясены истинным размером состояния Эстеса. Оказывается Билли Сол имел не 150 миллионов долларов, и даже не 50, а 12 миллионов… долга!

Впервые Эстес испытал трудности в конце 1950-х годов, когда Министерство сельского хозяйства решило взять под контроль цены на хлопок и ввело квоты с целью ограничения размеров посевных площадей. При этом под выделенную долю фермерам полагались государственные субсидии. Билли Сол нашел выход из создавшейся ситуации, если можно назвать выходом мошенническую схему извлечения прибыли. В 1958 году Эстес не только вошел в ближайшее окружение сенатора Линдона Джонсона за счет крупных финансовых пожертвований, но и оказался посвященным в некоторые государственные тайны. За короткое время Эстес получил более 21 миллиона долларов государственных субсидий на выращивание и хранение несуществующего урожая хлопчатника. В этом ему помогли влиятельные покровители.

В 1960 году инспектор Министерства сельского хозяйства Генри Маршалл, следивший за выполнением государственных программ в округе Робертсон, сделал неожиданное открытие: за два года Эстес скупил у 116 фермеров хлопковые квоты на 3200 акров. 31 августа 1960 года инспектор сообщил о вопиющих нарушениях своему руководству в Вашингтон. В ответ ему предложили высокую должность в Министерстве сельского хозяйства. Генри понял, что таким образом его хотят отстранить от расследования аферы и спустить дело на тормозах. Маршалл, человек безукоризненно честный, отказался от повышения, расценив предложение руководства как скрытую взятку.

Маршалл побеседовал с представителями одиннадцати окружных комиссий штата Техас и лишний раз убедился, что Билли Сол Эстес получал государственные субсидии незаконно. Но завершить расследование хлопковой аферы представитель Министерства сельского хозяйства не успел. 3 июня 1961 года его труп был обнаружен на ферме около грузового пикапа. Многозарядная винтовка лежала рядом. Окружной шериф Говард Стегалл в качестве причины смерти Маршалла указал самоубийство. По официальной версии, Маршалл выстрелил в себя пять раз! А потом еще припал к выхлопной трубе пикапа, по-видимому, для того чтобы умереть наверняка.

С таким вердиктом согласились далеко не все. К примеру, местный рейнджер Клинт Пиплз ни минуты не сомневался, что Маршалла убили. Он доложил о своих выводах полковнику Гаррисону, главе техасского департамента общественной безопасности. Пиплз допросил Нолана Гриффина, работавшего на бензозаправочной станции округа Робертсон. Гриффин припомнил, что в день трагических событий в сторону фермы Маршалла направлялся подозрительный мужчина. По описаниям Гриффина художник Тед Джонсон, также техасский рейнджер, набросал портрет незнакомца. Взглянув на рисунок, Пиплс даже присвистнул от удивления: это был знаменитый головорез Малколм («Мак») Уоллес…

Однако власти никак не связывали смерть Маршалла с именем Эстеса и его влиятельных покровителей. Частью аферы вокруг хлопковых квот стали махинации с закладными, причем в качестве заклада использовались цистерны для хранения аммиака.

Еще в 1958 году Эстес уговорил руководство нью-йоркской компании «Коммерциал солвентс» поставить ему крупную партию аммиачных удобрений на 12,7 млн долларов с рассрочкой платежа на пять лет. Бизнесмен покупал удобрения по 90 долларов за тонну, а продавал фермерам по демпинговой цене – 20 долларов, что позволило ему избавиться от конкурентов и стать монопольным поставщиком минеральных удобрений в Западном Техасе. Конечно, Билли Сол терял огромные деньги, но это было частью его плана: полученные от фермеров средства он тратил на покупку и строительство зернохранилищ. Правительство США в рамках программы поддержки цен на сельхозпродукцию дотировало хранение урожая.

Заручившись поддержкой чиновников Министерства сельского хозяйства, Билли Сол постоянно расширял свое складское хозяйство и разработал хитроумную схему получения кредитов, в которую вовлек компанию по производству цистерн и других емкостей «Супериэ мануфактуринг».

Эстес обратился к фермерам: ему требуется очень много цистерн для хранения аммиака, но у него нет свободных денег. Поэтому он предлагает взаимовыгодную сделку: фермеры покупают в кредит цистерны у «Супериэ», подписывают закладные и передают цистерны ему в аренду. Он выплачивает арендную плату равную процентам по закладным и, таким образом, им не придется нести какие-либо расходы. А в конце он выкупит цистерны за 10 процентов их первоначальной цены.

Фермеры ничего не поняли из его слов, но предложение звучало заманчиво. За три года (1959–1961) техасцы подписали закладные на 33 500 цистерн для хранения аммиака по 1000 долларов за каждую, на общую сумму 33,5 млн долларов.

Эстес использовал закладные в качестве кредитного обеспечения. Трюк состоял в том, что цистерны существовали лишь на бумаге. Не заподозрив подвоха, финансовые компании Нью-Йорка, Чикаго, Лос-Анджелеса и других городов США кредитовали его на 22 млн долларов.

Для того чтобы схема работала, Эстес должен был получать большой доход от своих складских операций. Увы, несмотря на благосклонность чиновников Министерства сельского хозяйства, его зернохранилища и элеваторы были заполнены всего на 43 процента.

Эстес сам ускорил свое падение, открыв газету «Пекос интеллиженс» и вступив в конкурентную борьбу с оппозиционными изданиями. Редактор газеты «Индепендент» Оскар Гриффин получил сведения о легких деньгах, которые якобы получают фермеры от Эстеса. Он дал задание своему экономическому обозревателю проанализировать операции по закладным, зарегистрированным в их округе. Через четыре месяца, в феврале 1962 года, Гриффит опубликовал серию материалов о сделках, в которых в качестве заклада фигурировали цистерны с аммиаком. Эти цистерны обладали удивительным качеством: они были невидимы для человеческого глаза.

Разумеется, отыскался «доброжелатель», пославший вырезку из «Индепендент» в Лос-Анджелес, штаб-квартиру компании «Пэсифик финанс», ссудившей Эстесу 3 млн долларов. Вскоре в Западном Техасе высадился целый отряд инспекторов. Билли Сол Эстес оказался под перекрестным огнем финансовых компаний, Министерства сельского хозяйства, ФБР и местных властей. 29 марта 1962 года он был взят под стражу.

Расследование махинаций Билли Сол Эстеса, проведенное одним из комитетов Конгресса, показало, что действия бизнесмена и ранее подвергались многочисленным нареканиям со стороны федеральных ведомств. Несмотря на это, Эстес продолжал нарушать закон. Выяснилось, что Билли Сол добивался расположения чиновников из Министерства сельского хозяйства при помощи взяток и щедрых подарков. Стоит ли удивляться, что 17 ноября 1961 года министр сельского хозяйства Орвилл Фримен утвердил назначение Эстеса членом правительственного Национального хлопкового консультативного комитета, хотя за два месяца до этого министерство оштрафовало Эстеса на 42 тысячи долларов за превышение квот посевных площадей, выделенных под хлопчатник.

Весной 1962 года Билли Сол Эстес был обвинен ФБР в мошенничестве и сокрытии доходов от налогообложения. 4 апреля важнейшей свидетель аферы Джордж Крутилек, главный бухгалтер фирмы Эстеса, был найден мертвым. Коронер указал в качестве причины смерти самоубийство. На следующий день федеральное Большое жюри предъявило обвинение Эстесу и трем его компаньонам в мошенничестве по 57 пунктам. Двое из этих компаньонов, Гарольд Орр и Колмен Уэйд, спустя некоторое время также добровольно ушли из жизни при странных обстоятельствах. Настораживал тот факт, что все «самоубийцы» отравились угарным газом. Позже Эстес будет утверждать, что опасные свидетели были устранены Уоллесом с одной целью – спасти политическую карьеру Линдона Джонсона.

Сам Билл Сол Эстес предстал перед Большим жюри округа Робертсон. Его адвокатом был Джон Кофер, в свое время защищавший Линдона Джонсона, когда того обвиняли в подтасовке результатов голосования во время выборов в Сенат. Эстес провел перед Большим жюри почти два часа, но от дачи показаний отказался, сославшись на Пятую поправку конституции, позволявшей не свидетельствовать против себя. Окружной суд приговорил его к восьми годам лишения свободы.

Федеральный суд приступил к рассмотрению дела в марте 1963 года. В конечном итоге Эстес был обвинен в мошенничестве с закладными на сумму 24 млн долларов и получил пятнадцать лет тюрьмы.

Билли Сол освободился в 1971 году, но вскоре вновь оказался за решеткой по обвинению в мошенничестве с использованием почты и неуплате налогов.

Эстес вышел из тюрьмы в декабре 1983 года. Три месяца спустя, давая показания Большому жюри округа Робертсон, он заявил, что Генри Маршалл был убит потому, что подобрался слишком близко к раскрытию аферы вокруг хлопковых квот. По утверждению Эстеса, в убийстве Маршалла был лично заинтересован Линдон Джонсон – коррупционный скандал мог поставить крест на его политической карьере. Клифф Картер, ближайший советник Джонсона, был очень недоволен строптивцем Маршаллом.

Билли Сол сообщил также Большому жюри, что вместе с Линдоном Джонсоном и Картером обсуждал «проблему Маршалла». Джонсон предложил отправить чиновника из Техаса на повышение. Эстес горячо поддержал его: «Давайте предложим ему хорошее место в Вашингтоне, к примеру, заместителя министра сельского хозяйства». Маршалл не пошел на сделку и отказался покидать Техас. Тем самым он подписал себе смертный приговор.

17 января 1961 года Эстес, Джонсон и Картер собрались, чтобы окончательно решить, как им поступить с неуступчивым Маршаллом. На этой встрече присутствовал «специалист по деликатным поручениям» Мак Уоллес. Узнав, что Маршалл отказался перебраться в Вашингтон, Джонсон мрачно заметил: «Наше предложение действительно выглядело так, будто мы хотим от него избавиться». После этого Уоллес, которого Эстес открыто назвал наемным убийцей, получил карт-бланш…

В 1984 году по распоряжению федерального окружного судьи Петера Лоури в свидетельстве о смерти Маршалла в качестве ее причины наконец-то было названо «убийство с применением огнестрельного оружия».

Долгое время о техасской легенде – Билли Сол Эстесе – ничего не было слышно. Наконец в 2003 году французское издательство «Фламмарион» опубликовало книгу Эстеса и Уильяма Реймонда «Дж. Ф. К., последний свидетель». В ней Билли Сол сделал сенсационное заявление: Линдон Джонсон лично отдал приказ о ликвидации Джона Кеннеди.

Заговор с целью убийства президента США окончательно оформился во время игры в покер в ресторане «Брауниз» на Гранд-авеню в Далласе весной 1963 года. По свидетельству Эстеса, Джон Кеннеди был убит после того, как над Линдоном Джонсоном из-за подозрений в коррупции и связях с мафией нависла угроза отставки, которой добивался брат президента – министр юстиции Роберт Кеннеди. Кстати, Роберт лично занимался делом Генри Маршалла, который собирался предоставить в Белый дом информацию о коррупции и прочих незаконных махинациях в Техасе и о роли в хлопковой афере Линдона Джонсона. Роберт Кеннеди пошел на неожиданный шаг и предложил Эстесу сделку – компромат на Джонсона в обмен на «послабления» со стороны контролирующих финансовых служб. Эстес отказался. «Я не прожил бы и минуты, если бы согласился», – заявил он сорок лет спустя. Министр юстиции также знал о существовании и связях Мака Уоллеса.

Техасские нефтяные бароны были также напуганы разработанным Джоном Кеннеди проектом закона о значительном повышении налогов на нефтяной бизнес. Лично Эстес не участвовал в заговоре, однако многое о нем знал. Так, 22 ноября 1963 года в Далласе были подготовлены три снайперские позиции. При этом убил Кеннеди не Ли Харли Освальд, а, видимо, техасский наемный убийца Мак Уоллес. Именно он оставил отпечаток пальца в помещении на 5-ом этаже, из окна которого якобы стрелял Освальд. Правда, в официальных документах отпечаток числился как «отпечаток неизвестного лица».

Предусмотрительный Эстес еще с начала 1960-х годов записывал на магнитофон наиболее важные разговоры, хранил пленки в тайнике, и они в течение десятилетий были для него своего рода «гарантией от случайной смерти». Среди записей есть и беседа с ближайшим советником Джонсона Клиффом Картером, который за несколько часов до своей смерти в 1971 году сделал признание, что участвовал в организации убийства Кеннеди и что приказ об этом отдал лично Линдон Джонсон. В интервью французским журналистам Эстес заявил, что передаст пленки в руки правосудия «не раньше, чем последние участники заговора уйдут в мир иной». Себя же он назвал последним крупным свидетелем тех трагических событий.

Король фальшивомонетчиков Чеслав Боярский

Старший комиссар отдела по борьбе с фальшивыми деньгами Эмиль Бенаму выиграл не одну кампанию против фальшивомонетчиков. Говорили, что он сохранил Французской Республике как минимум десять миллиардов франков. На этот раз у Бенаму был серьезный противник: неизвестный фальшивомонетчик печатал столь высококачественные банкноты, что они выявлялись довольно редко и по чистой случайности – в парижском банке «Сюретэ насьональ», цюрихском «Банко юнион Сюисс» в Цюрихе, каирском «Мистр бэнк», в «Дойче нотен-банк»…

Деньги появлялись только в единичных, «авторских» экземплярах. Сначала это была банкнота в тысячу старых франков, на которую эксперт Банка Франции обратил внимание в 1951 году. Распознать подделку было так же трудно, как и шесть лет спустя, когда появились вызвавшие подозрения банкноты в 5000 франков. И вот новые 100-франковые купюры (в 1960 году во Франции состоялась денежная реформа).

Один постоянный признак установить все же удалось: автор на относительно крупных партиях своих подделок не менял номера серий. Но так как банкноты поступали в обращение поштучно, проследить за их номерами было практически невозможно.

Неожиданно на помощь комиссару Бенаму пришел Жан Кольбер, кассир банка в Леваллуа под Парижем. Его внимание привлекла 100-франковая купюра. Внешне она была, как настоящая, но на ощупь несколько отличалась, да и хрустела по-особому. Через несколько недель в руках Кольбера оказалась еще одна фальшивка. Получив в свое распоряжение четвертый фальшивый банкнот, кассир установил характерные признаки подделок. У первой звезды в левом верхнем углу отсутствовала очень тонкая и почти незаметная линия. Под единичкой цифры 100 был несколько изменен узор. Волосы на лбу Наполеона выделялись более четко, чем на оригинале, а цифра 100 располагалась на четыре десятых миллиметра ближе к краю, чем на государственных купюрах.

Фальшивомонетчик появлялся в банке всегда в один и тот же день недели. Это был элегантный мужчина лет сорока, каждый раз он покупал валюту и золотые монеты.

Банкнота номиналом в 100 франков

Кассирам почтовых отделений и банков Парижа было предписано обращать внимание на поступающие 100-франковые банкноты четырех поименованных серий и запоминать людей, предлагающих эти деньги к оплате.

В четверг 5 ноября 1963 года управляющий банка в Леваллуа сообщил комиссару Бенаму о появлении подозрительных купюр на его участке. В помещении банка теперь постоянно дежурили два сыщика. Однако подозреваемый не появился здесь ни через неделю, ни через месяц, ни через два. И тут позвонил кассир филиала в Коломбэ, под Парижем: элегантный сорокалетний мужчина расплатился за ценные бумаги 100-франковыми подделками.

Сыщики записали номер машины подозрительного клиента, проследили за незнакомцем до его дома и выяснили, кто он такой. Алексей Шувалов – по французскому паспорту Алексис Шувалофф – родился в 1927 году в Ницце в семье эмигрантов из России. Одно время он был коммивояжером, потом работы лишился, тем не менее продолжал вести безбедную жизнь.

Агенты комиссара Бенаму следили за каждым шагом Шувалоффа. Они наблюдали за тем, как он скупает в банках валюту и ценные бумаги. Среди банкнотов, которыми он расплачивался, всегда было несколько фальшивок. Уверовав в свою безнаказанность, Шувалофф стал расплачиваться только фальшивками. 17 января 1964 года полиция его наконец арестовала. На первом же допросе Шувалофф показал, что деньги получил от кузена Антуана Довгье.

Через час Довгье уже отвечал на вопросы комиссара Бенаму. Задержанный признался, что фальшивыми деньгами его снабжал Чеслав Боярский, проживающий по адресу: Монжероне, авеню Сенар, дом 33.

Полиция прибыла к двухэтажным коттеджу Боярского в Монжероне без ордера на обыск. Хозяин особняка – невысокого роста (1 м 58 см), болезненного вида пятидесятилетний господин – был возмущен столь бесцеремонным вторжением, но его просто отодвинули в сторону. Полицейские нашли пачку новеньких банкнот: «Это фальшивые деньги! Они конфискованы!»

Когда Боярский заявил, что это деньги настоящие, потому что получены из банка, комиссар Бенаму ему не поверил. Он доложил министру внутренних дел о задержании подозреваемого с поличным. Найденные у Боярского деньги повезли на экспертизу, самого Чеслава – на допрос, а в его доме осталась большая группа полицейских для проведения обыска.

Заключение экспертов Банка Франции было для комиссара неожиданным: деньги, изъятые у Чеслава Боярского, – настоящие. Утром 18 января 1964 года пришел доклад от группы, проводившей обыск в Монжероне: типографии не обнаружено.

Даже получив весьма красноречивые и достоверные показания Антуана Довгье, полиция не могла добиться признания Чеслава Боярского. И тут комиссара Бенаму озарило: создавая проект своей виллы на авеню Сенар, архитектор Боярский наверняка предусмотреть тайник для подпольной типографии.

Полицейские снова приехали в Монжероне. В течение восьми часов они пpocтукивали стены и пол. В кабинете Боярского сыщики обнаружили под письменным столом едва приметную щель. Оказалось, что это створ двух половинок раскрывающихся вверх дверей. Замаскированный спуск вел в подвальное помещение. Типография занимала всего шесть квадратных метров!

Чеслав Боярский понял, что дальше запираться бессмысленно и поведал печальную историю своей жизни.

Он родился в 1912 году в польском городке Ланцут в семье коммерсанта. Чеслав учился в политехникуме Львова, потом уехал в Германию. В Данциге он получил диплом архитектора. В начале Второй мировой войны Боярский – офицер польской армии. В 1940 году в Марселе Чеслав вступил в ряды Сопротивления.

После войны Боярский остался во Франции, в надежде, что его инженерный талант здесь оценят по достоинству. Он снял квартиру в Бобиньи, северном пригороде Парижа, и превратил ее в мастерскую. В 1948 году Чеслав женился на молодой француженке из состоятельной семьи. Сюзанна поддерживала честолюбивого мужа, но оригинальными устройствами Боярского никто не заинтересовался.

Его удивительная типография началась с покупки в 1948 году за 200 франков… старого биде. Оказалось, что из биде может получиться прекрасная мельница для переработки бумаги. Затем Боярский построил небольшой пресс. За два с половиной года он достиг потрясающих результатов. Его банкноты практически не отличались от настоящих. Он сам пускал их в оборот, всегда по одной купюре, спрятав ее среди настоящих денег. Покончив с бедностью, Боярский в конце 1954 года остановил свое прибыльное производство и снова занялся изобретательством. Но удача и на этот раз отвернулась от него.

В 1957 году Боярский приступил к изготовлению банкнот в 5000 франков. Инфляция сказывалась и на его преступном промысле. Ему оставалось только расширять производство, но он по-прежнему сбывал фальшивки сам. В 1962 году в подвале своей виллы в Монжероне Чеслав наладил выпуск новых 100-франковых купюр.

Наконец у Боярского появился помощник – Антуан Довгье, которого он часто спасал от неуплаты долгов. Антуан получил четкую инструкцию: никогда не расплачиваться сразу несколькими фальшивыми купюрами. Довгье отдавал Боярскому за 100-франковую банкноту 70 настоящих франков. Довгье втянул в дело Шувалоффа, рассчитываясь с ним по курсу 75 настоящих франков за 100 франков Боярского. Увы, именно потерявшие бдительность сообщники сгубили все дело…

В 1965 году Боярский попал в тюремную больницу со страшным диагнозом – туберкулез и рак костного мозга. Он отказался от операции, не желая оставаться до конца жизни инвалидом.

Судебный процесс открылся 12 мая 1966 года. Прокурор Шарасс назвал Боярского «паразитом в превосходной степени»: вместо того, чтобы приносить обществу пользу, он наводнил страну фальшивыми деньгами. «Низшей точкой его падения, было то, что он ни разу не удосужился уплатить налоги!», – заявил прокурор. Последнее замечание вызвало в зале смех.

Журналистское общество разделилось на два лагеря. Одни изображали Боярского человеком хитрым, изворотливым и нераскаявшимся, который отплатил приютившей его стране черной неблагодарностью. Другие отдавали дань его таланту. «Художник, маг, гений, само лукавство» – так называла Боярского «Юманите». Репортер из «Монд» писал о его «удивительных, необыкновенных способностях», считая Чеслава «самым оригинальным фальшивомонетчиком своего времени». Многие скорбили о потерянном гение, которому общество не смогло предложить ничего иного, кроме карьеры преступника.

Сам Боярский гордился результатом своей работы: «Делать фальшивые банкноты так, чтобы их принимали за настоящие, – это невозможно. Я отрешился от всего и попытался сделать невозможное возможным». Он надеялся, что правительство позволит ему стать экспертом по деньгам. Но Банк Франции не нуждался в услугах фальшивомонетчика.

Суд приступил к допросу Шувалоффа и Довгье. Разумеется, оба и не знали, что имеют дело с фальшивыми деньгами.

Судья Перес: «Месье Шувалофф, вы считали нормальным, что 100 франков вам предлагают за 75 франков?»

Шувалофф: «Я думал, они настоящие, может быть, краденые…»

Антуан Довгье, опираясь на статью 138 Уголовного кодекса («Лицо, замешанное в афере с фальшивыми деньгами, освобождается от ответственности, в случае выдачи правосудию сообщников»), дал подробные показания о деятельности преступной группы.

Банк Франции оценил прямой ущерб от деятельности группы Боярского в 1,1 млн новых франков; общий же – в 3,6 млн франков. Можно предположить, что реальная сумма отпечатанных им и пущенных в оборот денег была существенно больше. Шарасс потребовал для Боярского пожизненного заключения.

14 мая 1966 года оглашается приговор. Довгье оставлен на свободе. Шувалофф получил пять лет условно, Боярский – двадцать лет тюрьмы. Через несколько месяцев гениальный фальшивомонетчик скончался.

«Король масла для салатов» Энтони де Анджелис

Одна из крупнейших афер в истории США связана с обыкновенным растительным маслом, которое используют для заправки салатов. Ущерб от мошенничества составил по различным оценкам от 150 млн до 175 млн долларов (более миллиарда долларов в ценах 2000 года). Один из крупных брокерских домов прекратил свое существование, двадцать могущественных банков и дюжина международных коммерческих компаний потеряли на кредитах десятки миллионов. Виновником всех этих бед был торговец растительным маслом Энтони де Анджелис. Впрочем, не просто торговец. Его называли «Королем масла для салатов» (оказывается, в Америке есть и такие). Во время судебных слушаний он упорно настаивал на своей невиновности, хотя ему грозило страшное наказание – 185 лет тюрьмы.

Внешне Энтони (Тино) де Анджелис мало походил на афериста мирового масштаба – тучный господин невысокого роста. Окружающие гадали, каким образом ему удается втискивать свои 250 фунтов в слегка помятый костюм, приобретенный в магазине готового платья. Трудолюбивый, тихий, богобоязненный сын итальянских эмигрантов – таким его знали друзья. Официально резиденцией де Анджелиса считалась шестикомнатная квартира в доме тестя в Бронксе, где Тино вместе с женой Вирджинией поселился сразу после свадьбы много лет назад. (В последнее время он предпочитал снимать апартаменты в Нью-Йоркском отеле.)

Энтони де Анджелис

Настоящей страстью де Анджелиса были велосипеды. Он покупал велосипеды для детского спортивного клуба и спонсировал велогонки. «Благодаря “железному коню” я окреп физически, – говорил бизнесмен. – Мои руки и ноги налились необыкновенной силой». Трудно судить насчет его физической силы, но вот железной хваткой Тино обладал всегда. Да и амбиции у него были императорские, как у Цезаря. В Америке о таких людях говорят: он «сделал себя сам».

Энтони («Тино») де Анджелис родился в 1915 году. Для того чтобы поддержать бедных родителей, ему пришлось забросить учебу и устроиться помощником мясника на рынке Бронкса. Смышленый парнишка стал истинным мастером своего дела. Он придумал «конвейерный» способ разделки свиных туш, позволявший экономить время и деньги.

Тино едва перевалило за двадцать, когда он открыл фирму по производству свинины, вложив в нее 2000 долларов сбережений и 10 тыс. заемных средств. По его словам, уже через несколько месяцев фирма принесла 100 тыс. долларов прибыли, а через три года прибыль составила 300 тысяч! В конце сороковых де Анджелис располагал капиталом, позволившим ему приобрести контрольный пакет акций компании «Адольф Гобел», которая имела мясоперерабатывающее предприятие в Норт-Бергене, штат Нью-Джерси.

На первых порах Тино сопутствовал успех. Однако в 1952 году у Министерства сельского хозяйства возникли претензии к фирме «Гобел»: 2 миллиона фунтов мяса, проданных де Анджелисом правительству по федеральной программе бесплатных школьных завтраков, оказалось низкого качества. Для того чтобы уладить дело, бизнесмену пришлось выплатить 100 тыс. долларов штрафа. Но на этом неприятности не закончились. Вскоре Комиссия по биржам и ценным бумагам обвинило руководство «Гобел» в том, что в финансовом отчете за 1952 год убытки компании были намеренно занижены на 145 тыс. долларов. В июле 1953 года фирма «Гобел» была признана в суде банкротом.

На этом, собственно, «мясная» карьера де Анджелиса закончилась. Он нашел более перспективную область приложения своего таланта. В середине 1950-х в США резко увеличилось производство растительного масла. Правительство энергично искало рынки сбыта излишков за рубежом. В 1955 году де Анджелис занял деньги и создал компанию «Эллайд» (полное название «Allied Crude Vegetable Oil Refining Corporation»), приобрел за 3 млн долларов здание рафинировочного завода в Байонне. Он планировал покупать неочищенное хлопковое масло у оптовиков Юга и Среднего Запада, доставлять в Байонну, рафинировать его и сдавать экспортерам. Крупнейшими партнерами де Анджелиса стали международные компании с многомиллионными оборотами «Континентал грейн Ко» и «Банг корп.»с пропиской в Буэнос-Айресе. Кроме того, Тино поставлял большое количество шортенинга и другие продукты растительного происхождения в Европу, приходившую в себя после разрушительной войны. Тино активно участвовал в правительственной программе «Продовольствие для мира», по которой Министерство сельского хозяйства США продавало товарные излишки нуждающимся странам за местную валюту, а расплачивалась с американским экспортерами долларами.

Бизнес де Анджелиса развивался по нескольким направлениям. Кроме фирмы «Эллайд» он контролировал дюжину других компаний. К 1962 году объем его торговых операций достиг 250 млн долларов. На долю Тино приходилось 75 процентов национального экспорта США – хлопкового и соевого масла. Торговые партнеры считали, что «Эллайд» предлагает продукты по низким ценам прежде всего благодаря прекрасно организованному производству и новейшему оборудованию. Тино щедро оплачивал труд своих работников, помогал государственным больницам (позже скажут, что благотворительность являлась частью его мошеннической схемы).

Для своих операций Тино выбрал Байонн – небольшой городок с портовыми складами рядом с богатым Нью-Йорком. С его набережной открывается самая красивая панорама на Манхэттен. Фирма «Эллайд» взяла в лизинг 100 цистерн для хранения 500 миллионов фунтов растительного масла и передала их в сублизинг владельцу товарного склада за символическую плату один доллар в год. Продукция, сданная на хранение на склад, обычно оформляется складскими свидетельствами, которые признаются ценными бумагами и могут быть использованы в качестве кредитного обеспечения. После этого уже складская фирма отвечает за наличие и содержимое цистерн, и таким образом выступает гарантом, «третьей стороной» между товаровладельцем и кредиторами. В случае с «Эллайд» третьей стороной стала фирма «Америкэн экспресс веэхаусинг», подразделение известной компании, сделавшей себе имя на дорожных чеках и кредитных картах. Имея такого поручителя, де Анджелис мог не волноваться: складские свидетельства «Амэкс» выглядели столь же безупречно, как и дорожные чеки «Америкэн экспресс».

На самом деле де Анджелис платил «Амэксу» 20 тыс. долларов в неделю, поэтому складская компания относилась к своему самому крупному клиенту очень снисходительно, если не сказать подобострастно. По настоянию Тино, «Амэкс» охотно принимала на работу его сотрудников в качестве хранителей (среди них – Джозеф Ломаскио и Джон Бонгардино). Складская фирма часто доверяла провести инвентаризацию представителям «Эллайда», отправляя своего представителя лишь для записи показаний.

Один из людей Тино, менеджер Фрэнк Вивенцио, показал на суде, что его люди получили прямое указание от начальства максимально завышать объемы хранимого на складах масла. И они старались, как могли.

Сотни цистерн фирмы «Эллайд» соединялись между собой сложной системой подземных и надземных труб и шлангов. Масло хранилось всего лишь в трех или четырех резервуарах, а когда требовалось, перебрасывалось в нужную цистерну или распределялось по всему хранилищу. Мошенники хорошо знали законы физики. Многие цистерны действительно были заполнены на 90 процентов, как полагалось по инструкции. Но не маслом, а водой; растительное масло лишь плавало на ее поверхности.

В других случаях, сказал Вивенцио, люди Тино, снимая показания, специально задерживали мерку в десяти – двадцати футах над поверхностью масла и выкрикивали нужные цифры стоявшему внизу инспектору.

Первое складское свидетельство от «Эллайд» на несуществующее растительное масло появилось на Уолл-стрит в качестве кредитного обеспечения в октябре 1958 года. Всего же от имени «Амэкс» было выписано свидетельств на сотни миллионов фунтов масла. Позже будет подсчитано, что по документам на складах находилось масла больше, чем производилось в США (согласно отчетам Министерства сельского хозяйства).

Де Анджелис постоянно расширял свою империю. Он убедил еще одну складскую фирму в Байонне «Харбор тэнк сторидж» взять на хранение несколько цистерн с растительным маслом и назначить своего друга Ломаскио хранителем. Разумеется, ставленник Тино тут же начал штамповать складские свидетельства на масло, которое в действительности на складах «Харбор тэнк» не было и в помине. По документам значилось, что фирма «Эллайд» передала «Харбор тэнк» на хранение 41 цистерну с маслом – на самом деле таких цистерн было всего лишь десять.

Джо Ломаскио за три года получил от Тино и «Харбор тэнк» в качестве вознаграждения 160 тыс. долларов. Джо приобрел за 38 тыс. долларов ранчо с бассейном и просторным домом, белый «линкольн-континентал», породистую лошадь Кинг Тюдор, и даже основал собственную корпорацию. Де Анджелис умел подбирать ключи к нужным людям. Объясняя происхождение чека на 8800 долларов, выписанного на имя Томаса Кларкина из «Амэкс», Тино произнес бесцветным тоном: «Однажды он признался, что мечтает о новом доме для жены и детей. Я сказал ему: “Томми, ни о чем не беспокойся, я дам тебе деньги и ты купишь хороший дом”».

Собственный годовой доход, подлежащий налоговому обложению, де Анджелис оценивал в 100 тыс. долларов. Эта сумма кажется ничтожной по сравнению с потоком заемных средств, проходивших через «Эллайд».

В 1962 году де Анджелис располагал столь мощной торговой сетью, что решил прибрать рынок растительного масла в Америке к своим рукам, и с этой целью принялся скупать его в немыслимых количествах.

Энтони де Анджелис стал ведущим игроком на рынке фьючерсов. По фьючерсным контрактам продается и покупается определенное количество товара на определенный срок по установленной цене. К примеру, продавец обязуется поставить 60 000 фунтов соевого масла к определенному сроку по текущей цене. Он получит прибыль, если цена на масло за этот срок снизится. Покупатель же напротив заинтересован в увеличении цены, тогда он сможет продать масло с прибылью для себя. Фьючерсные сделки заключаются не только для покупки и продажи реального товара, но также для проведения спекулятивных операций за счет разницы цен на день заключения и день исполнения контракта или с целью хеджирования – страхования от возможного изменения цен.

Де Анджелис постоянно нуждался в кредитах. Он получал ссуды благодаря посредничеству двух старейших брокерских фирм Уолл-стрита – «Айра Хопт энд Ко» и «Дж. Р. Уиллистон энд Бине», которые также занимались его фьючерсными сделками. Брокеры получали от Тино солидные комиссионные – до 100 тыс. долларов в месяц. В качестве кредитного обеспечения для получения денег у таких крупных банков, как «Чейз Манхэттен» и «Континентал Иллинойс», брокеры использовали складские свидетельства на несуществующее масло.

Какое-то время казалось, что лихорадочная скупка фьючерсов принесет Тино дивиденды. Благодаря его активности на рынке фьючерсов биржевые цены на масло постоянно росли. А в сентябре пришло сообщение о неурожае подсолнечника в Советском Союзе. По Уолл-стрит пошли гулять слухи, будто русские помимо пшеницы собираются в огромных объемах закупить хлопковое и соевое масло. Тино принялся заключать фьючерсные контракты с удвоенной энергией.

В течение последующих шести недель де Анджелис увеличил число своих фьючерсов с 2 500 до 15 000. Его контракты оценивались в 95 миллионов долларов. В период с начала октября до середины ноября стоимость соевого масла выросла с 9,2 до 10,3 цента за фунт, а хлопкового масла с 13,25 до 13,86 центов. В начале ноября Тино имел обязательства на поставку 1,2 млрд фунтов растительного масла, что равнялось ежегодному экспорту масла США.

Однако совсем скоро выяснилось, что СССР не намерен покупать в Америке растительное масло, а ряд сенаторов США выступили против продажи пшеницы, и рынок зашатался. 15 ноября Сенат прервал «пшеничные» переговоры с русскими. Продовольственный рынок охватила паника, цены начали катастрофически падать: за два дня стоимость соевого масла снизилась до 7,6 центов, а хлопкового – до 12,32 цента. Де Анджелис должен был срочно внести страховой взнос в качестве гарантии выполнения своих обязательств – падение цены на масло всего на один цент снижало стоимость его контрактов на 12 миллионов долларов. Увы, Тино не смог отыскать нужную сумму, чтобы покрыть долги. 19 ноября компания «Эллайд» была признана банкротом. Брокерская фирма Хопта, имевшая 20 700 клиентов, несмотря на все ухищрения ее хозяина, также разорилась.

Конечно, в США достаточно механизмов контроля разных уровней, которые должны бороться с экономической преступностью. Но, к сожалению, люди, этот контроль осуществляющие, очень часто обманываются внешне солидным и стабильным обликом предприятия, его финансовой мощью и не углубляются в детали, не задаются лишний раз вопросами «а где же, собственно, деньги, оборудование и на чем все это держится?». Афера де Анджелиса – наглядный тому пример.

Лишь когда запахло жареным, обеспокоенные кредиторы нагрянули в Байонн, где, судя по складским свидетельствам, хранилось растительное масло в немыслимых количествах. Увы, ревизия показала, что 161 миллион фунтов соевого масла, принадлежавшего фирме «Эллайд», таинственным образом исчез.

Тем временем несколько коммерческих банков из Лондона отрядили в Байонну группу инспекторов, чтобы те отыскали 21 миллион фунтов рыбьего жира, по документам хранящегося в «Харбор тэнк сторидж», но проверяющие не нашли ни жира, ни даже емкостей, в которых продукт должен был находиться. Дело приобрело неожиданный поворот, к расследованию аферы подключилось ФБР.

Суд приговорил Энтони де Анджелиса к 7 годам лишения свободы. Позже он скажет, что время, проведенное в тюрьме, он считает едва ли не лучшим в своей жизни, поскольку именно за решеткой наконец-то обрел душевный покой.

В 1972 году де Анджелис вышел на волю и вскоре оказался участником новой аферы, построенной по принципу схемы Понци. На этот раз мошенничество власти пресекли в зародыше.

Великий фальсификатор барон де Хори

Величайший фальсификатор живописи Элмир де Хори в течение трех десятилетий подделывал шедевры Шагала, Матисса, Пикассо, Модильяни, Дега, Ренуара и других мастеров. Элмир был настолько точен в деталях, что даже искушенные эксперты-искусствоведы принимали его творения за подлинники. В искусстве копировать чужой стиль ему не было равных.

Элмир Дори-Бутен, известный больше как барон де Хори, родился в 1906 году в Венгрии. Его мать происходила из семьи известных банкиров, отец служил дипломатом. Детство Элмира прошло в окружении нянек и гувернанток. В восемнадцать лет он поступил в мюнхенскую Академию художеств Хейнманна, а с 1926 года изучал живопись у Фернана Леже в Париже. Элмир обладал несомненным талантом, его работы получали высокую оценку преподавателей. Однако молодого художника затянул водоворот богемной жизни. Немало времени он проводил и среди авангардистов – писателей и художников. Так продолжалось до тех пор, пока семейные обстоятельства не вынудили его вернуться в Венгрию.

Во время визита на родину он близко сошелся с британским журналистом, которого местные власти приняли за шпиона. Элмира, как пособника врага, отправили на несколько месяцев в Трансильванскую тюрьму.

На этом злоключения художника не закончились. В Европе началась война. Элмир попадает в фашистский концлагерь. Ему чудом удается бежать из тюремной больницы в Берлине. Друзья переправили бывшего узника в Венгрию. Здесь Элмир узнает, что родители его умерли, все имущество семьи конфисковано. Подкупив пограничников фамильными драгоценностями, художник пробрался в Париж, где снял убогую комнатенку.

Картины его продавались плохо, он прозябал в бедности. Помог случай. Элмир блестяще копировал стиль Пикассо. И даже друзья принимали его творения за работы великого испанца. В 1946 году Элмир сбыл за 40 долларов набросок под Пикассо, а потом случайно узнал, что рисунок был перепродан за тройную цену! Элмир подумал, а почему бы ему не зарабатывать на подделках?

Он запасся солидной пачкой довоенной бумаги для рисования и отправился в путешествие по европейским столицам. Элмир останавливался в самых дорогих отелях, вел жизнь аристократа, а по утрам за чашкой кофе писал стилизации под Пикассо, которыми и расплачивался за номер.

В 1947 году судьба забросила художника в США. У него была трехмесячная виза, но, по утверждению биографа, Элмир проникся к великой стране такой пламенной любовью, что задержался в Америке на одиннадцать лет. Художник сновал между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом. Он заводил знакомства со сливками высшего общества: нефтяными магнатами, промышленниками, банкирами и кинозвездами, не забывая предлагать им свои картины.

Элмир продавал частным коллекционерам и музеям рисунки, гуаши, акварели, при этом не упускал возможности подработать реставрацией картин. Художник стал почетным жителем Нового Орлеана, в 1951 году он получил символический ключ от ворот города. Элмир любил принимать солнечные ванны – в Майами у него были шикарные апартаменты – и путешествовать в компании друга Джимми.

Барон Элмир де Хори

Галеристы часто спрашивали Элмира, нет ли у него рисунков или картин других известных художников помимо Пикассо. Фальсификатор попробовал имитировать стиль Матисса, Модильяни и Ренуара. И с удивлением обнаружил, что подделки даются ему без особого труда. Потом он обратился к творчеству Дега, Брака, Боннара, Лауренсина, Вламинка, Дюфи, Дерена, Шагала… Вскоре Элмир завалил крупнейшие музеи и галереи Америки поддельными рисунками, гуашами, акварелями и небольшими картинами маслом.

Больше всего он боялся, что столкнется с кем-то из своих старых клиентов, разоблачивших его фальшивки, поэтому придумал себе несколько псевдонимов. В историю живописи он вошел как барон де Хори. Элмир отказался от встреч с покупателями и завязал переписку с крупнейшими музеями и галереями, умудряясь продавать им десятки имитаций. Подкупленные эксперты помогали ему оформлять фальшивые документы. Новаторский подход к делу позволил барону экономить время и деньги.

По мнению биографов, пика криминальной карьеры барон де Хори достиг в 1955 году, когда ему удалось продать рисунок под Матисса «Дама с цветами и плодом граната» Художественному музею Фогг Гарвардского университета. Прежде чем приобрести «шедевр», специалисты музея подвергли его тщательной экспертизе и пришли к заключению, что имеют дело с настоящим Матиссом. Впрочем, в этом нет ничего удивительного: подделки Элмира были высочайшего качества. Рассказывают, что однажды де Хори сбыл несколько фальшивых работ Пикассо официальному представителю великого испанца в Нью-Йорке и прилично на этом заработал. Сам Пикассо, живший в Париже, даже не подозревал о своем «двойнике».

Некоторое время спустя в Гарвардском университете все-таки обнаружили, что «Дама с цветами» – ловкая подделка под Матисса. Началось расследование, затянувшееся на долгие десять лет. В него были вовлечены известные арт-дилеры и галеристы.

В середине пятидесятых Элмир продал несколько рисунков и картин чикагскому арт-дилеру Джозефу Фолкнеру. Забавы ради к своим подделкам он добавил несколько репродукций, которые когда-то приобрел в музее Будапешта. Фолкнер раскрыл обман и добился преследования венгерского барона в судебном порядке по обвинению в мошенничестве с использованием почты.

Элмир, используя фальшивые документы, скрылся в Мехико. Но прожил там недолго. Художник неожиданно попал в круг подозреваемых в убийстве гомосексуалиста, хотя Элмир с ним никогда не встречался. Раздав взятки полицейским и адвокатам, барон де Хори вернулся в США, где решил временно переключиться на изготовление литографий. Он не пожалел средств на покупку профессиональной техники и качеством его литографий восхищаются до сих пор.

И все-таки не о такой жизни он мечтал. Элмир, достигнув пятидесяти лет, считал себя чуть ли не стариком. У него было так много планов, и вот теперь он загнан в тупик. Барон впал в глубокую депрессию и пытался покончить жизнь самоубийством, но врачи спасли его. В течение нескольких недель художник проходил специальный курс лечения.

Выйдя из клиники, Элмир познакомился с 25-летним эмигрантом Фернандом Легро, приехавшим из Франции. О его происхождении говорили разное: грек, француз, и даже египтянин. Для того чтобы получить гражданство США, Легро женился на американке, хотя не скрывал своих гомосексуальных увлечений. Фернанд мечтал разбогатеть, и доверчивый барон де Хори стал для него настоящей находкой. Узнав, что художник больше всего на свете ненавидит продавать картины, он изъявил желание взяться за эту «грязную работу» всего за 40 процентов от дохода.

Фернанд Легро обладал несомненным талантом коммерсанта. Казалось, сложилось идеальное партнерство. Де Хори рисовал, а его компаньон вел переговоры с арт-дилерами и галеристами. Однако совсем скоро Фернанду захотелось получать половину прибыли, потом еще больше. К тому же Легро обладал необузданным характером, и его выходки начали беспокоить Элмира. Во время путешествия по Америке Фернанд сблизился с юным франко-канадцем Лессардом. У них завязался бурный роман. Но идиллия длилась недолго. Все чаще вспыхивали ссоры и драки. Наконец терпение у Элмира лопнуло, и в 1959 году он вернулся в Европу. Один. Барон зарабатывал достаточно денег, чтобы вести безбедную жизнь.

Когда Элмир вновь повстречал Легро, то не узнал бывшего компаньона. Фернанд снискал репутацию удачливого арт-дилера и выглядел настоящим знатоком своего дела. Легро и барон де Хори заключили новое соглашение о сотрудничестве. Художник довольствовался ежемесячным оклад в 400 долларов, а также гонораром, размер которого зависел от объема работ, и премией, если торговля пойдет хорошо. Фернанд брал на себя продажу «шедевров» и обеспечение их фальшивыми сертификатами подлинности и провенансом.

Легро и присоединившийся к нему Лессард продали сотни подделок от барона де Хори и, естественно, львиную часть выручки забирали себе. Парочка снимала шикарные апартаменты в отелях Парижа, одевалась в дорогих магазинах и покупала автомобили престижных марок. Алчность Легро и его компаньона не знала границ. В книге «Энигма!» Лессард объяснял, что таким образом они держали Элмира в тонусе, мол, сытого художника не заставишь трудиться с полной отдачей. А для того, чтобы его почаще посещало творческое вдохновение, они купили ему прекрасный дом на острове Ибица.

К 1964 году Элмир начал выдыхаться, ему хотелось спокойной жизни. Подобные пессимистические настроения не могли не сказаться на качестве его подделок. Эксперты сразу отметили появление большого количества небрежно выполненных работ, выдаваемых за произведения выдающихся мастеров. Полиция взялась за дело всерьез и вскоре вышла на след Легро и Лессарда. Парочка укрылась в Цюрихе, а Элмира компаньоны отправили в Австралию. Около года художник прожил в Сиднее, но за это время страсти вокруг его фальшивок не улеглись.

Техасский нефтяной магнат Алгур Х. Медоус, один из клиентов Легро, был очень зол, когда ему объяснили, что сорок шесть картин в его галерее – фальшивки. Как потом шутили в художественной среде, Медоус собрал самую большую частную коллекцию подделок в мире. Подозрения пали на Легро, ведь именно он поставлял картины миллионеру.

Позже говорили, что преступный синдикат погубила алчность. Несравненно более высокие цены за живопись, чем за графику, соблазнили мошенников на создание больших полотен Шагала и Матисса. И на одном из нью-йорских вернисажей Марк Шагал якобы увидел свою картину, которую никогда не писал. Разразился страшный скандал.

Правда это или нет, но Легро и Лессард были арестованы испанской полицией. Криминальный дуэт обвинялся в многочисленных преступлениях, в том числе в подделке чеков и мошенничестве. Меньше других пострадал де Хори. Он заявил, что всего лишь имитировал манеру известных художников. Элмир был обвинен по нескольким статьям, но только не в подделке картин, поскольку не удалось доказать, что хотя бы одну фальшивку он написал на территории Испании. Художник провел в тюрьме всего два месяца.

Элмир вышел на свободу в октябре 1968 года и через несколько месяцев вернулся на остров Ибица. Он стал настоящей знаменитостью. Журналисты брали у него интервью. Клиффорд Ирвинг поведал о бароне в биографической книге «Фальшивка!», а Орсон Уэллс снял его в фильме «Ф. как фальшивка». На киноэкране де Хори делает «рисунок Модильяни». «Вы видели когда-нибудь такого хорошего Модильяни? – улыбается фальсификатор. – Если бы я не сказал вам, чья это работа, вы бы сами догадались?»

Наслаждаясь новообретенной славой, Элмир решил снова взяться за кисть, но теперь он подписывал произведения своим именем. Барон де Хори выставлялся в галереях, его картины хорошо продавались. И вдруг, как гром среди ясного неба: власти Франции предъявили ему обвинение в мошенничестве и потребовали от испанцев экстрадиции художника. Элмир пришел в ужас от одной только мысли, что остаток жизни проведет в тюрьме. И он решился на крайний шаг.

11 декабря 1976 года барон де Хори был найден мертвым в своем доме. Полиция пришла к выводу, что он покончил жизнь самоубийством, приняв огромную дозу снотворного. Кен Тэлбот пишет, что смерть художника окутана атмосферой тайны. Друзья Элмира высказывались в том духе, что художник инсценировал собственную смерть, чтобы избежать экстрадиции. Правда, эта версия не была подкреплена фактами, и, скорее всего, именно Элмир де Хори, а не кто-то другой, похоронен на острове Ибица.

Виртуальные полисы «Экьюити фандинг»

В 1972 году страховая компания «Экьюити фандинг корпорейшн» – чудо Уолл-стрита – была признана авторитетным журналом «Форчун» самой быстроразвивающейся финансовой корпорацией Америки. А уже через год прогремела сенсация: 64 тысячи фальшивых полисов на сумму 2 миллиарда долларов, поддельных облигаций на 25 миллионов долларов и 100 миллионов исчезнувших активов. Таков печальный итог деятельности страховой компании. Махинации в «Экьюити» продолжалось десять лет на глазах аудиторов, независимых регуляторов, журналистов и аналитиков Уолл-стрита.

Основатель компании Стенли Голдблюм родился в бедной семье, учился в колледже, работал клерком в конторе мясокомбината. Наконец, устроился в страховое агентство, где занимался в основном страхованием жизни. Его сослуживец ирландец Гордон Мак-Кормик был горазд на всякого рода придумки, особенно после того, как пропустит рюмочку-другую виски. Однажды он рассказал Голдблюму о новой схеме страхования жизни, простой и гениальной.

Клиент покупает акции во взаимном фонде и выбирает программу страхования своей жизни. Затем берет ссуду под залог этих акций и выплачивает из нее ежегодную страховую премию. Через десять лет клиент погашает ссуду вместе с набежавшими процентами, продав либо свой страховой полис, либо акции взаимного фонда. Все деньги, что удастся получить за счет удорожания акций и страхового полиса, составят дополнительный доход страхователя. По замыслу Мак-Кормика, взаимным фондом, страховыми полисами и выдачей ссуд должна была заниматься одна и та же компания.

Голдблюм ухватился за эту идею и бросился воплощать ее в жизнь. Он развернул бурную деятельность и уже через две недели собрал необходимую сумму для открытия страховой компании нового типа. Ее назвали «Экьюити фандинг корпорейшн». В состав учредителей вошли четыре человека, но уже в 1961 году у руля «Экьюити» остались двое: президент компании Стенли Голдблюм и председатель правления Майкл Риордан.

Новая схема страхования – инвестфонд плюс полис – клиентам понравилась. Но вот парадокс: доходы «Экьюити» росли, а прибыли не было. Более того: каждый год компания заканчивала с убытками! При этом ее штат разрастался, Голдблюм и Риордан себя не обижали. Таким образом «Экьюити» жила в долг и тратила деньги, которые должны поступить только завтра.

Полис «Экьюити фандинг»

Махинациями в «Экьюити» начали активно заниматься в 1965 году, когда акции компания уже продавались на Нью-Йоркской фондовой бирже. Майкл Голдблюм, ознакомившись с проектом очередного финансового отчета, пришел в негодование: показатели оказались хуже некуда. Надо было что-то предпринять. Он вызвал к себе главного бухгалтера и потребовал «улучшить» отчет, иными словами, увеличить доходы и снизить расходы.

Квартальный отчет «Экьюити» произвел сенсацию на рынке. Показатели роста страховой компании впечатляли. Курс акций «Экьюити» заметно повысился. За месяц капитализация фирмы Голдблюма практически удвоилась. Но и бухгалтерские хитрости больших денег не принесли.

В январе 1969 года Майкл Риордан трагически погиб в селевом потоке, смывшем его роскошный особняк в Брентвуде, элитном пригороде Лос-Анджелеса. Голдблюм взял бразды правления в свои руки. Он назначил Фреда Левина исполнительным вице-президентом, ответственным за операции по страхованию жизни. Левин имел скверный характер, но только он мог придумать столь хитроумную аферу. Ее суть в следующем: «Экьюити» продает страховые полисы виртуальным, то есть существующим только на бумаге, клиентам, а затем перепродает эти полисы перестраховочной компании, получая по 80 центов с каждого доллара премии. В последующие годы «Экьюити» выплачивает перестраховщику полагающиеся ему 90 центов с каждого доллара за счет оформления новых поддельных полисов либо оформления страхового случая – «смерти» виртуального клиента. В отличие от махинаций с бухгалтерской отчетностью схема Левина могла принести целое состояние.

Прежде всего следовало решить чисто технические проблемы. Одно дело создать файл для нескольких застрахованных лиц, совсем другое – обработать десятки тысяч фиктивных полисов! В то время компьютерный учет еще не был так распространен, как сейчас. В ноябре 1970 года специалист «Экьюити» написал компьютерную программу для автоматического создания фиктивных страховых полисов на сумму 430 млн долларов в год и 5,5 млн долларов премии. Впоследствии была разработана программа для «ликвидации» виртуальных клиентов, то есть фабрикации свидетельств смерти страхователей.

Наибольшую опасность для мошенников представляли аудиторы. Для борьбы с ними в «Экьюити» было создано особое подразделение – «Бригада Мейпл драйв» (по названию улицы, где базировалась группа).

Сотрудники этого подразделения вели постоянную слежку за аудиторами. В офисах «Экьюити», где работали инспекторы, устанавливались подслушивающие устройства. В домах самых ретивых проверяющих проводились тайные обыски. Цель была одна: узнать номера страховых полисов, выбранных для проверки. Поскольку аудиторы физически не могли проверить всю страховую документацию, общей практикой был случайный отбор полисов. Аудиторы не встречались с клиентами, а довольствовались лишь информацией, содержащейся в компьютерной базе «Экьюити». «Бригада Мейпл драйв» узнавала номера полисов, а затем ночью создавала нужную документацию. Происходило это примерно так.

Днем члены «бригады» распивали шампанское, травили анекдоты, флиртовали с сотрудницами других отделов. С наступлением сумерек игры заканчивались: «бригада» с энтузиазмом бралась за работу: сочинялись биографии виртуальных клиентов, заполнялись фиктивные медицинские карты: рост, вес, группа крови, перенесенные болезни, характер проводимых форм досуга и т. п. Виртуальные клиенты иногда «умирали», причем по самым разным причинам – в автокатастрофах, от сердечных приступов, а некая женщина «скончалась» от… рака матки. Все данные заносились в компьютер. «Совершенно очевидно, что подобную работу могли выполнять только истинные профессионалы, по-настоящему влюбленные в свое дело», – с гордостью говорил на суде Голдблюм.

Иногда аудиторы называли номера полисов в последний момент. В таких случаях работники «Экьюити» сокрушенно разводили руками: «По техническим причинам эти файлы временно недоступны», а ночью «Бригада Мейпл драйв» спешно создавала нужные файлы.

Большинство аудиторов любят порассуждать о своей независимости. Дело «Экьюити» еще раз доказало, что подобные заявления далеки от истины. Один из проверяющих получил 300 акций «Экьюити», причем оформил их на имя жены, а через два года выгодно продал эти акции. Другой финансовый инспектор соблазнился беспроцентной ссудой в несколько тысяч долларов. Третий получил премию 150 тыс. долларов благодаря щедрости «Экьюити», перечислившей на счет его кругленькую сумму. Продажные аудиторы закрывали глаза на нарушения в «Экьюити», от честных старались избавиться под любым предлогом.

За три года деятельности Левина активы компании достигли полумиллиарда долларов против 9 млн долларов на момент выхода «Экьюити» на биржу. Средний годовой доход вырос в 40 раз и составил 26 млн долларов. Биржевые аналитики признавали акции «Экьюити» самой привлекательной инвестицией.

Голдблюм, обогатившийся на 30 млн долларов, занимал пост председателя комитета по этике лос-анджелесского отделения Национальной ассоциации биржевых дилеров. Члены комитета вспоминали, что Голдблюм отличался особой нетерпимостью к махинаторам. Фред Левин также сколотил себе состояние, он был завсегдатаем голливудских вечеринок.

Когда в аферу посвящено слишком много людей, всегда найдутся обиженные судьбой. В случае с «Экьюити» обделенным ощутил себя сотрудник Рональд Сикрист, недовольный размером рождественской премии. 7 марта 1973 года он встретился с биржевым аналитиком Рэймондом Дирксом и рассказал ему о махинациях в «Экьюити». Сикрист утверждал, что менеджеры компании связаны с мафией и рядовые сотрудники фирмы вынуждены молчать под страхом смерти. При этом он не советовал аналитику обращаться в регулирующие органы и в Комиссию по ценным бумагам и биржам. Несколько сотрудников пытались жаловаться в различные инстанции, но над ними там просто посмеялись, а руководство «Экьюити» потом избавилось от них.

Сикрист предложил Дирксу сообщить о мошенничестве своим клиентам, институциональным инвесторам. Они начнут избавляться от ценных бумаг «Экьюити», что приведет к обвальному падению курса акций. Комиссия по ценным бумагам и биржам будет вынуждена провести тщательное расследование деятельности страховой компании и обязательно разоблачит мошенничество.

Биржевой аналитик Диркс решил проверить слова Сикриста и побеседовал с уволенными работниками «Экьюити», а также аудиторами компании – бывшими и настоящими. 12 марта 1973 года он рассказал об афере Уильяму Бланделлу, шефу лос-анджелесского бюро журнала «Уолл-стрит джорнэл». Диркс надеялся, что публикация в таком авторитетном финансово-экономическом издании поможет вывести «Экьюити» на чистую воду. Однако Бланделл не решился опубликовать материал, не располагая неопровержимыми доказательствами. К тому же он сомневался, что проверяющие органы могли пропустить столь грубые финансовые нарушения. Однако на всякий случай Бланделл попросил Диркса держать его в курсе событий.

Несмотря на появившуюся информацию о том, что дела в «Экьюити» обстоят не лучшим образом, акции страховой компании продолжали высоко котироваться на бирже. Диркс решил обратиться в Комиссию по ценным бумагам и биржам. И надо же такому случиться, что именно в этот день, 27 марта 1973 года, произошло резкое падение курса акций «Экьюити» – с 26 до 15 долларов, торговля ими были приостановлена. Началось расследование. При первой же проверке всплыли вопиющие нарушения в страховой компании. Более половины полисов «Экьюити» оказались фиктивными.

В результате аферы пострадали не только акционеры, но и перестраховщики. За одну неделю общая капитализация Нью-Йоркской фондовой биржи сократилась на 15 миллиардов долларов.

Бланделл, основываясь на сведениях Диркса, опубликовал в «Уолл-стрит джорнэл» обширный материал о самой громкой афере в истории США. Через три дня руководство «Экьюити фандинг корпорейшн» подало заявление о банкротстве. Бланделл был номинирован на Пулитцеровскую премию за проявленное мужество при раскрытии мошенничества.

В начале ноября 1973 года федеральное Большое жюри признало виновными в мошенничестве 22 человека. В заключительном слове Левин сказал: «Настанет день, когда весь этот кошмар закончится, и я обещаю: мое поведение будет соответствовать самым высоким этическим нормам, что позволит мне частично искупить свою вину перед обществом». Голдблюм, получивший восемь лет тюрьмы, отсидел половину срока, а Левин – два с половиной года.

Правдоискатель Диркс был обвинен Комиссией по ценным бумагам и биржам в распространении инсайдерской информации для личного обогащения. Аналитик признался, что сообщил о подозрениях Сикриста своим институциональным инвесторам. Многие из его клиентов успели избавиться от ценных бумаг «Экьюити»; те же, кто проявил нерасторопность, или же не был посвящен в тайну, потеряли все. Только через десять лет Верховный суд США оправдал Диркса, признав, что полученные сведения он не использовал в корыстных целях.

«Народный капитализм» Берни Корнфельда

Мало кому удавалось разбогатеть так быстро, как Бернарду Корнфельду. В конце 1960-х его состояние оценивалось в сто миллионов долларов. Он владел виллой в Женеве, старинным замком во Франции, домом в фешенебельном районе Лондона, шикарными апартаментами в нью-йорском отеле. В Беверли-Хиллз Корнфельд жил в особняке Грейхолл, который когда-то снимал легендарный актер Дуглас Фэрбенкс. А еще у него были три самолета и конюшни с породистыми лошадьми; вода в его ванны бежала из золотых кранов, на прогулку он брал с собой гепарда. Берни имел репутацию плейбоя и крутил романы сразу с несколькими красотками. Он дружил с миллионерами и ведущими политическими деятелями. Папа Павел VI удостоил его частной аудиенцией.

Бернард Корнфельд родился 17 августа 1927 года в Стамбуле. Его отец, румынский еврей, был актером. Семья переехала в США, когда Берни исполнилось четыре года. После смерти отца мальчику пришлось подрабатывать на фруктовом рынке и рассыльным. Во время войны он служил в морском флоте США, затем учился психологии в колледже Бруклина и в Нью-Йорской социальной школе при Колумбийском университете. Берни начинал свою карьеру как социальный работник, после чего переключился на продажу акций взаимных фондов для крупной инвестиционной компании.

Бернард Корнфельд

В 1955 году Корнфельд переехал в Париж. Он основал фирму по продаже акций фондов взаимных инвестиций. В дело Берни вложил всю свою наличность – несколько сот долларов. Среди его клиентов были в основном американские военнослужащие. Они имели высокое жалованье, однако держать деньги в банке было невыгодно, ибо вклады быстро обесценивались. Корнфельд предлагал им гораздо лучшие условия и при этом ухитрялся не платить налоги как в США, так и в Европе.

Постепенно дело расширялось. Корнфельд основал компанию открытого типа «Инвесторз оверсиз сервисез» («ИОС»). Открытость таких фондов означает, что акции можно приобрести у фонда и вернуть их в любой момент. Первоначальная стоимость акций обычно составляет один доллар.

Деятельность взаимных фондов в США строго регламентирована, поэтому Корнфельд пошел на маленькую хитрость. Несколько взаимных фондов с разной специализацией он зарегистрировал в Канаде, головной офис компании открыл в Женеве, а операционный центр – во французском местечке Ферне-Вольтер. Сформировав первоначальный капитал, Корнфельд приступил к распространению акций среди мелких инвесторов. Ставка делалась на людей с небольшими доходами. Более 25 тысяч продавцов рекламировали акции взаимных фондов Корнфельда. «Вы действительно хотите разбогатеть? Тогда вкладывайте деньги в “ИОС”». Как отмечали журналисты, такой навязчивой рекламы ценных бумаг не было с середины 1920-х годов.

Клиент вместо того, чтобы держать деньги в банке, отдавал их компании «ИОС», которая проводила операции с его вкладами на правах компаньона, и получал проценты от прибыли фирмы. Это казалось выгодным делом, поскольку проценты были выше, чем при обычных банковских вкладах.

Корнфельд вкладывал деньги своих клиентов в прибыльные дела, проводил торговые операции с акциями, скупал земельные участки, а затем продавал их или строил на них доходные дома, отели, клубы. Среди удачных инвестиций – покупка акций японских и американских компаний высоких технологий.

Однако помимо честных вкладчиков услугами «ИОС» пользовались и теневые дельцы. Собрав так называемые «грязные деньги», агенты Корнфельда возвращали их криминальным авторитетам в виде займов, а те шли на покупку акций «ИОС», которые можно было при случае реализовать на бирже и получить вполне легальный доход. Во многом благодаря Корнфельду так называемая схема взаимных кредитов, стала популярной у отмывателей денег.

В течение десяти лет компания «ИОС» процветала. Ее активы достигли 2,5 млрд долларов, число акционеров превысило миллион человек. Для того чтобы поддерживать энтузиазм вкладчиков, Корнфельд внедрял новые инвестиционные проекты. Так появился «фонд фондов», который занимался инвестициями в другие взаимные фонды. Корнфельд успешно осваивал американский рынок. Компания регулярно выплачивала проценты от прибыли, и в газетах писали о «ИОС» как об экономическом чуде. Журналисты называли Берни Корнфельда финансовым гением, сотрудники компании – королем продаж. Сам Корнфельд именовал свое детище скромно – «народным капитализмом».

Конечно, возможность пополнять инвестиционные ресурсы фондов, постоянно предлагая свои акции, – это большое преимущество. Но обязательство погашать акции по первому требованию налагает на менеджеров взаимных фондов большую ответственность. Особенно трудным оказывается их положение в условиях неблагоприятной биржевой конъюнктуры, когда возникает опасность лавинообразно нарастающего погашения акций.

Бернард Корнфельд стал жертвой веры в собственную непогрешимость – начал выплачивать больше денег, чем мог себе позволить. Он утверждал, что причиной краха компании «ИОС» стала атака «медведей», игроков на понижение. Группа германских банков за короткое время сбросила большой пакет акций «ИОС». Это послужило сигналом для других спекулянтов. Весной 1970 года курс акций компании упал с 18 до 12 долларов. Несмотря на все усилия, Корнфельду и его компаньонам не удалось остановить панику. От своих ценных бумаг поспешили избавиться даже сотрудники «ИОС» и портфельные менеджеры. В конечном итоге цена акция взаимного фонда обвалилась до 2 долларов.

Миллион двести тысяч клиентов, разбросанных по всему свету, узнали, что компания «ИОС» потерпела финансовый крах. Мелкие акционеры успели забрать 82 процента своих вкладов. У Корнфельда были влиятельные друзья, он сотрудничал с ведущими банками, но в трудную минуту ему никто не помог. На Корнфельда ополчились власти сразу нескольких государств. В Швейцарии финансиста обвинили в создании пирамиды: «О, да это же старая добрая схема Понци!». С этим утверждением трудно не согласиться. В последнее время высокие проценты по акциям выплачивались «ИОС» за счет привлечения средств новых клиентов, а не удачных инвестиций.

Спасательный круг бросил Корнфельду американский миллионер и финансист Роберт Л. Веско, возглавлявший многопрофильную корпорацию «Интернэшнл контролс корпорейшн». Он предоставил «ИОС» десятимиллионный кредит. На американском корпоративном жаргоне тот, кто берет под свой контроль проблемную корпорацию в целях ее спасения от банкротства или от приобретения недружественными структурами, юмористически называется «белый рыцарь». В качестве такого «белого рыцаря» и выступил Роберт Веско.

Берни Корнфельду не удалось избежать наказания. В 1973 году швейцарская полиция арестовала финансиста в Женеве, предъявив ему обвинение в мошенничестве. Берни провел в тюрьме одиннадцать месяцев и вышел на свободу под залог 600 тыс. долларов. Разбирательство его дела постоянно откладывалось, и только в 1979 году судья Пьер Фурнье вынес Корнфельду приговор. Оправдательный. К тому времени состояние Берни оценивалось в 1,85 млн долларов. Потеряв почти все свои сбережения, он вернулся в Беверли-Хиллз. Позднее Корнфельд возглавлял фирмы в Аризоне и Лос-Анджелесе. Он умер 27 февраля 1995 года в Лондоне.

А что же спаситель «ИОС» Роберт Веско? Когда обанкротился Корнфельд и журналы печатали фотографии, иллюстрировавшие его прежнюю роскошную жизнь, акционеры с надеждой смотрели на Веско, который считался опытнейшим специалистом мирового масштаба в области финансов. Этот оптимизм зиждился на том, что четыре взаимных фонда «ИОС» располагали пакетами акций таких крупных компаний, как «Дженерал моторс», «Ай-Би-Эм», «Мобил Ойл», «Чейз Манхэттен» и другие.

Через несколько месяцев поползли тревожные слухи: плейбой Корнфельд по сравнению с новым шефом был истинным кладом. Роберт Веско купил инвестиционную компанию с одной целью – распродать ее активы и перевести вырученные деньги на счета подставных фирм в тех странах, где влиятельные связи обеспечили бы ему безнаказанность. Часть денег Веско удалось переправить на Багамские острова, часть – в Коста-Рику.

В сенат Соединенных Штатов начали приходить письменные жалобы на Роберта Веско. Властям не оставалось ничего другого, как поручить специальной следственной комиссии разобраться с деятельностью «ИОС». Три месяца спустя в расчетной ведомости Веско появилось имя племянника президента. Дональд Никсон поступил к нему на службу в качестве секретаря. Что это? Стечение обстоятельств? Или дальновидный расчет?

Роберт Веско был другом семьи президента США Ричарда Никсона и использовал это знакомство в своих целях. Когда началось расследование в отношении «ИОС», Веско бросил все силы на то, чтобы замять скандал. 8 марта 1972 года Роберт лично отправился на прием к министру торговли Морису Станзу и предложил ему выгодную сделку: он заплатит по счету Комитета за повторное избрание президента Ричарда Никсона четверть миллиона, а если позволят обстоятельства, и все полмиллиона долларов, однако за это «содействие» хотел бы добиться благосклонного отношения к себе следственной комиссии. Министр отвел Веско в офис Комитета за повторное избрание президента, где представил его Джону Митчеллу, бывшему министру юстиции.

Веско договорился с Морисом Станзом о том, что он передаст деньги в избирательный фонд до 7 апреля. Но уже 3 апреля в офисе фирмы Веско в Нью-Джерси появился брат президента Эдвард Никсон, чтобы обсудить с ним форму платежей. Одним из условий было выплатить всю сумму наличными в стодолларовых банкнотах.

Роберт Веско снял двести тысяч долларов со своего банковского счета в Нассау на Багамских островах и передал их Гарри Сирзу, отвечавшему за повторное избрание Ричарда Никсона в Нью-Джерси. Сирз явился к министру Станзу и вручил ему коричневый портфель с банкнотами. Министр пересчитал доллары и спрятал их в сейф. Вскоре Веско выписал чек еще на пятьдесят тысяч. Первая половина акции завершилась успешно.

Теперь настала очередь бывшего министра юстиции Митчелла. Он договорился о встрече посредника Сирза с главным советником следственной комиссии сената Бредфордом Куком. Однако все усилия оказались напрасными. Дело о злоупотреблениях в «ИОС» приобрело слишком большую огласку.

Так и не дождавшись прекращения расследования, Веско написал письмо брату президента Никсона. Он совершенно ясно указывал на последствия, которые возникнут, если дело «ИОС» не будет закрыто. Аферист шантажировал президента Соединенных Штатов!

Результаты проверки Комиссии по ценным бумагам и биржам оказались для Веско катастрофическими. В ноябре 1972 года он был осужден за расхищение 224 млн долларов, принадлежавших клиентам компании «ИОС». Позже в прессе называлась и вовсе неприличная сумма, которую Веско умыкнул из взаимных фондов, – около полумиллиарда долларов.

В марте 1973 года перед федеральным судом в Нью-Йорке предстали Джон Митчелл, Морис Станз, Гарри Сирз и заочно Роберт Веско. Бывшие министры обвинялись в серьезных преступлениях: заговоре, оказании давления на должностных лиц и лжесвидетельстве.

Роберт Веско бежал из США в 1972 году. Он постоянно менял место жительства: Коста-Рика, Багамские острова, Никарагуа, Антигуа… Повсюду ему приходилось давать властителям взятки, чтобы его не передали в руки правосудия США или Швейцарии, где финансиста обвиняли в мошенничестве.

В 1984 году Роберт Веско нашел убежище на Кубе. Здесь он владел несколькими домами, личным самолетом и яхтой. Но и на Острове Свободы ему не сиделось спокойно. По данным американских спецслужб, под личным покровительством Фиделя Кастро он занимался организацией наркотрафика из Колумбии в США. В 1995 году Веско вышел из доверия кубинских властей и получил 13-летний тюремный срок, но не за кокаин, а за попытку осуществления финансовой аферы за спиной режима. Речь шла о выпуске на мировой рынок нового чудодейственного лекарства, излечивающего от рака, СПИДа и простуды. Фидель Кастро на все просьбы передать афериста властям США ответил отказом.

Мистификация Клиффорда Ирвинга

Осенью 2006 года состоялась премьера фильма «Мистификация», посвященного легендарной афере писателя Клиффорда Ирвинга. Придумав биографию суперпопулярного в США миллиардера и отшельника Ховарда Хьюза, он умудрился продать рукопись издателям за огромные деньги. В киноверсии роль Ирвинга сыграл Ричард Гир. Только он, по мнению режиссера картины Лассе Хальстрема, мог передать все нюансы психики и поведения афериста.

Главный герой «Мистификации» – писатель, переживающий одну неудачу за другой, сочиняет биографию Хьюза, чтобы заработать денег. Он обладает потрясающим шармом и считает себя эдаким изгнанником в духе Хемингуэя. Настоящий Ирвинг не согласился с подобной трактовкой своего образа. На самом деле мистификация была для него азартной игрой, выходкой хиппи, сумасшедшим розыгрышем.

Клиффорд Майкл Ирвинг родился в Нью-Йорке 5 ноября 1930 года. Он был единственным ребенком в семье дизайнера Джея Ирвинга и его жены Дороти. Закончив престижную школу искусств на Манхэттене, Клиффорд поступил в Корнуэллский университет. В студенческие годы он увлекся сочинительством. Его первая книга успеха не имела, но Клиффорд не отчаялся и продолжал писать.

В 1962 году Ирвинг вместе со своей третьей по счету женой англичанкой Фэй Брук и маленьким ребенком перебрался на остров Ибица. Местная богема встретила его с распростертыми объятиями. На острове отдыхало немало красивых женщин. У Клиффорда завязался роман с певицей датского происхождения баронессой Ниной ван Палландт, что послужило причиной его развода с Фей. Однако в 1967 году он женился не на баронессе, а на художнице Эдит Соммер, имевшей двойное гражданство – Германии и Швейцарии. Родители Эдит подарили новобрачным сто тысяч долларов. «Наконец-то я нашел женщину своей мечты», – пошутил по этому поводу писатель. Эдит родила ему сыновей – Недски и Барни.

На острове Ибица Ирвинг познакомился со знаменитым венгерским художником-фальсификатором Элмиром де Хори, создававшим картины в стиле Пикассо, Модильяни, Матисса… Ирвинг написал о нем биографическую книгу «Фальшивка!», ставшую бестселлером. Таким образом, идея взаимоотношений с поддельным искусством уже присутствовала в жизни Клиффорда.

В декабре 1970 года Клиффорд Ирвинг, просматривая очередной номер журнала «Ньюсуик», обратил внимание на статью «Дело невидимого миллиардера», посвященную 65-летнему Ховарду Хьюзу. Этот мультимиллионер, промышленник, авантюрист и плейбой в молодости вел жизнь бонвивана, снимал кинофильмы и волочился за самыми популярными актрисами; он водил самолеты собственного производства. Но в пятидесятые годы, впав в мизантропию и почувствовав отвращение ко всему миру, Хьюз исчез с горизонта и зажил отшельником, окружив себя гвардией сиделок-мормонов и преданных ему (в большинстве своем) бухгалтеров.

Клиффорд Ирвинг

Для американцев Хьюз был живой легендой, ибо, запершись на все замки, не отказался от управления своей промышленной империей. Любая новость о нем попадала на первые полосы газет, даже о переезде Хьюза из отеля в Лас-Вегасе в резиденцию на Багамах сообщали как о событии вселенского масштаба.

Ирвинга посетила «сумасшедшая идея», которую он поспешил обсудить со своим другом писателем Ричардом (Диком) Саскиндом: почему бы им не устроить грандиозную мистификацию и не сочинить автобиографию Хьюза?

Расчет Ирвинга был прост: миллиардер не унизится до того, чтобы публично опровергнуть фальшивку, даже если это его собственная биография. Одичавший отшельник махнет рукой на обман и только презрительно пожмет плечами. А если он выступит с опровержением, то кто ему поверит? Все можно будет списать на эксцентричную натуру богача.

Друзья ударили по рукам. Клиффорд Ирвинг связался с крупнейшим нью-йоркским издательским концерном «Макгроу-Хилл» и сообщил, что легендарный Ховард Хьюз доверил ему создание своей официальной биографии. Якобы миллиардеру очень понравилась книга Ирвинга «Фальшивка!».

Президенты концерна и редакторы были в диком восторге: у них в руках величайшая сенсация, славная добыча. Уже давно всякая сплетня, а тем паче информация о жизни Хьюза были чуть ли не на вес золота, а тут Ирвинг предлагает ключ от Сезама, реноме и миллионы!

Ирвинг приехал в Нью-Йорк на переговоры. В качестве доказательства серьезности намерений Хьюза он показал руководству «Макгроу-Хилл» несколько писем от миллиардера. В одном из них Ховард признавался, что перед смертью хочет развеять слухи и поведать правду о своей жизни. Главное требование к Ирвингу: об их совместной работе должен знать лишь узкий круг заинтересованных лиц.

Ирвинг столь искусно подделал почерк Хьюза по образцу из старого журнала «Лайф», что лучшее графологическое агентство Осборнов после экспертизы признало, что эти письма на желтой гербовой бумаге действительно написаны… Хьюзом.

В профессионализме самого Ирвинга в «Макгроу-Хилл» не сомневались, они сотрудничали более десяти лет. Осталось обсудить детали контракта. Издательство согласилось заплатить за книгу 500 тысяч долларов, из которых 100 тысяч получал Ирвинг. Подпись Хьюза под договором также подделал Клиффорд.

Работа над биографией проходила в обстановке секретности. Хьюзу было присвоено кодовое имя Октавио, а сама книга получила условное название «Проект “Октавио”».

И вот уже Ирвинг сообщает издателям, что несколько раз встречался с Хьюзом. Миллиардер назначает ему свидания через посредников в самых неожиданных местах. Они общаются тайно (параноидальные черты личности Хьюза сыграли в афере огромную роль), а магнитофонные пленки после расшифровки возвращаются миллиардеру.

На самом деле никаких встреч не было, да и быть не могло. Ирвинг и Саскинд сочиняли интервью по системе Станиславского. Клиффорд удобно устраивался перед микрофоном и, вживаясь в роль, начинал фантазировать. Он имитировал техасский акцент Хьюза, его манеру поведения. Происходило перевоплощение, раздвоение личности. Саскинд задавал «Хьюзу» вопросы, тот отвечал. Потом друзья расшифровывали интервью. «Мне казалось, что одну половину времени я сплю, а другую играю в приключенческом кино», – признавался Дик Саскинд. В следующий раз друзья менялись ролями.

Оригинальную идею подбросила Эдит Ирвинг: почему бы Хьюзу не порассуждать о своем эксцентричном поведении и не заняться самоанализом? И вот уже миллиардер начинает не просто рассказывать о детстве и этапах карьеры, но и рассуждать о кредитных картах и женщинах, о дружбе и одиночестве. Оказывается, Хьюз любит звонить по ночам: застигнутые врасплох люди более покладисты. «Я эксцентричен, странен и не делаю из этого проблемы. Эксцентричность – это признак превосходящего разума», – утверждает он.

Афера набирала обороты. Ирвинг весьма озадачил издателей сообщением, что Хьюз требует удвоить гонорар. Страсть отшельника к деньгам была хорошо известна, однако боссы «Макгроу-Хилл» не хотели платить астрономические суммы за еще не написанную книгу. После мучительных колебаний они все-таки повысили гонорар до 750 тыс. долларов, причем размер вознаграждения Ирвинга остался без изменений. На имя Х.Р. Хьюза был выписан чек на 275 тысяч долларов. Для того чтобы получить эти деньги, Ирвинг выдал жене Эдит поддельный паспорт на имя гражданки Швейцарии Хельги Ренаты Хьюз или сокращенно Х.Р. Хьюз. В Цюрих она полетела под именем Ханны Розенкранц. Эдит обналичила чек в кредитном банке Цюриха.

Мистификаторам сопутствовала удача. В разгар работы – мнимых встреч с Хьюзом, штудирования архивов и библиотек – Ирвингу предложили отредактировать рукопись воспоминаний бухгалтера Ноя Дитриха, в течение тридцати двух лет являвшегося помощником Хьюза. Клиффорд тайно скопировал его рукопись, разжившись бесценным фактическим материалом. Дитрих приводил удивительные факты. Он рассказывал, например, что Хьюз страдал манией преследования и утром ему подавали сразу пять лимузинов с одинаковыми номерами (никто не должен был знать, в какой именно машине он поедет). Со слов Ноя мистификаторы узнали, что у Хьюза было два любимых способа решения деловых проблем: «Увольте этого сукиного сына» и «Возьмите чужие деньги». Позднее Клиффорд Ирвинг вспоминал: «Дитрих мог описать какой-нибудь инцидент одним абзацем, а мы расширяли его до нескольких страниц и переворачивали так, чтобы выставить Хьюза в выгодном свете».

Ирвингу и Саскинду очень помогли архивы «Тайм-Лайф», газет «Лос-Анджелес таймс» и «Нью-Йорк таймс». Кроме того, Клиффорд позаимствовал из Военного архива объемистый том сенатских слушаний за 1947 год – Ховарда Хьюза тогда обвинили в невыполнении военного контракта и в подкупе чиновников из ВВС. Миллиардер произносил в свое оправдание пространные речи.

Наконец рукопись «автобиографии» была сдана на редактуру. Через несколько дней в «Макгроу-Хилл» уже никто не сомневается, что книга будет бестселлером. 7 декабря 1971 года литературный и издательский мир Запада, а также политические, журналистские и финансовые круги, были сражены сенсационной вестью от «Макгроу-Хилл»: совсем скоро выйдет в свет автобиография самого таинственного американца – Ховарда Хьюза.

Журнал «Лайф» приобрел права на серию публикаций за 250 тыс. долларов. Издательство «Делл» предложило авторам 400 тыс. долларов за право издания книги в мягкой обложке. Ирвинг превращался в самого дорогого писателя Америки.

Почти сразу несколько фирм, связанных с Ховардом Хьюзом, заявили, что автобиографии миллиардера просто не существует. Опровержение пришло слишком быстро. Однако Ирвинг отреагировал мгновенно: люди Хьюза просто не в курсе событий. Репортеры, почувствовав запах жареного, тут же подняли шумиху, зачастили на остров Ибица, в прессе замелькали фотографии Ирвинга.

И тут случилось невероятное. 14 декабря 1971 года Ховард Хьюз сам позвонил главе нью-йорского отделения «Тайм» Фрэнку Мак-Каллоку, в конце пятидесятых бравшему у него интервью, и назвал книгу Ирвинга подделкой. Журналист счел своим долгом сообщить об этом руководству издательства «Макгроу-Хилл». Ирвинг был уверен, что звонок подложный. Мак-Каллок, ознакомившись с рукописью, согласился, что в ней есть такие детали, о которых мог знать только Хьюз.

Но бомба все-таки взорвалась. Потеряв терпение, Ховард Хьюз решил положить этой авантюре конец. 7 января 1972 года впервые за четырнадцать лет он дал пресс-конференцию по телефону семи журналистам, собравшимся в Лос-Анджелесе. Ховард уведомил их, что никогда не давал Ирвингу никаких интервью, не был с ним знаком и до недавнего времени не догадывался о его существовании. Все написанное о нем Ирвингом – рассказы о его путешествиях, интимных похождениях, о дружбе с Хемингуэем, – все от «а» до «я» было выдумкой. Кроме того, он давно не покидал свою резиденцию на Багамах, а значит, не мог давать интервью в тех местах, где, как утверждает Ирвинг, проходили их тайные встречи. Пресс-конференцию миллиардера транслировали по телевидению и в радиоэфире.

Тем временем полиция Швейцарии проверила подозрительный банковский счет, открытый на имя Х.Р. Хьюза, и пришел к выводу, что счет ему не принадлежит. Чек был выписан на имя Х.Р. Хьюза, а деньги получила некая Хельга Р. Хьюз. Причем эта женщина по описаниям оказалась удивительно похожа на жену писателя Ирвинга.

Развязка истории была близка. Совершенно некстати для мошенников всплыла рукопись Ноя Дитриха. Всем было ясно, что Ирвинг многое позаимствовал из воспоминаний бухгалтера. Неугомонный журналист Мак-Каллок выяснил, что Клиффорд и вправду никогда не встречался с Хьюзом ни в Лос-Анджелесе, ни на Багамах. На самом деле писатель путешествовал в обществе любовниц. «Успех века» оказался мошенничеством. Легенда породила мистификацию.

Ирвинг понял, что отпираться дальше бесмысленно. 28 января он вместе с женой Эдит публично повинился в том, что является автором литературного подлога. «Я никогда не думал, что участвую в преступлении: для меня вся эта затея оставалась всего лишь мистификацией, – писал Ирвинг в своей книге, посвященной «Проекту “Октавио”». – Деньги являлись скорее возмещением убытков, идея почтового мошенничества и впечатляющей кражи вообще не приходила в голову, и потому моральных проблем не возникало – но чувство вины осталось».

Скандал попал на первые страницы газет. Журнал «Тайм» напечатал фотографию Ирвинга на обложке, называя его «мошенником года». Баронесса Нина ван Палландт, также посвященная в аферу, не скупилась на разоблачительные интервью. Пишущая братия дала волю буйной фантазии. Оказалось, что Ирвинг – алкоголик, домашний тиран, наркоделец, связанный с итальянской мафией. «Если бы репортеры знали, что у меня есть собака, то добавили бы к моим порокам зоофилию», – зло отреагировал писатель.

Организаторам аферы – Клиффорду Ирвингу, его жене Эдит и Дику Саскинду пришлось отвечать за свои действия перед судом. Им был предъявлен целый букет обвинений, включая подделку документов, кражу крупной суммы денег, мошенничество с использованием почты, лжесвидетельство, тайный сговор с целью обмана…

16 июня 1972 года Ирвинг был осужден на два с половиной года, из которых провел за решеткой семнадцать месяцев в трех федеральных тюрьмах. Он вышел на свободу 14 февраля 1974 года. Ричард Саскинд отсидел в тюрьме пять месяцев из шести. Эдит Ирвинг была приговорена окружным судьей к двум годам лишения свободы, но уже через два месяца вышла на свободу. Обвинения Швейцарии, выдвинутые против нее, так и не были сняты, и в марте 1973 года швейцарский трибунал в Цюрихе приговорил ее к двум годам лишения свободы. 5 мая 1974 года она была досрочно освобождена.

Скандал разросся до таких размеров, что дело для них обернулось отнюдь не самым худшим образом. Ирвинг продолжал писать книги. В «Проекте “Октавио”» он обратился к рассказу о важнейшем периоде своей жизни – о том, как готовился к афере. И если «успех столетия» оказался жульничеством, то, однако, и само жульничество стало «успехом столетия». В 1974 году супруги Ирвинги сыграли самих себя в фильме знаменитого американского режиссера Орсона Уэллса «Ф. как фальшивка».

Реклама и шумиха привели к тому, что обман, на который решился Ирвинг, стал жить своей собственной жизнью, он как бы отделился от породивших его сил. Появились книги о несостоявшейся автобиографии Хьюза: «Обман», «Кулисы аферы Хьюз – Ирвинг».

В 1999 году скандальная псевдо-автобиография Ховарда Хьюза, пролежавшая четверть века в картонной коробке, появилась в сети Интернет. Компания Хьюза «Розмонт» пыталась запретить публикацию, но апелляционный суд решил дело в пользу Клиффорда Ирвинга. И вот парадокс: многие выдуманные Ирвингом и Саскиндом подробности жизни Ховарда Хьюза поразительно совпали с действительностью. Может, система Станиславского помогла?

Дело фальшивомонетчика Баранова

Королем фальшивомонетчиков Советского Союза часто называют Виктора Ивановича Баранова. Он стоит особняком среди известных в России изготовителей поддельных денег. Опытные сотрудники милиции признают, что «художников такого уровня больше нет», хотя экспертам приходится сталкиваться и с куда более совершенными фальшивками. В Центральном музее МВД даже был оборудован специальный стенд, посвященный деятельности Виктора Баранова.

Он вырос в Подмосковье, в обеспеченной семье. Мама – торговый работник, отец – сотрудник прокуратуры. В детстве Виктор с восхищением рассматривал ассигнации царской России. Ему было шестнадцать, когда семья переехала на Ставрополье. Виктор учился в художественной школе. «Во мне ведь течет кровь художника, – говорит Баранов. – Мой дядя, сгоревший на фронте в танке, был художником. И я до армии рисовал картины – “Аленушку”, “Три охотника”, выезжал на пленэр, писал с натуры». Отслужив в армии, Виктор устроился экспедитором в Ставропольский крайком партии, который возглавлял будущий президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев.

Работа не приносила Баранову творческого удовлетворения – его незаурядные изобретательские способности не находили применения. Он предложил Комитету по изобретениям при Совете министров СССР оригинальное решение проблемы сортировки картофеля. Ему отказали под надуманным предлогом, мол, заявка оформлена неправильно. Баранов пытался внедрить на винзаводе складывающиеся ящики для перевозки стеклотары, но главный инженер отмахнулся от изобретателя, как от назойливой мухи.

Что побудило его взяться за изготовление фальшивых денег? Многие исследователи «Дела Баранова» считают, что это была жажда наживы, легкого обогащения. Сам Виктор Иванович говорит, что он хотел бросить вызов Гознаку и не собирался заваливать страну фальшивками.

Из показаний Баранова: «Поначалу я решил проникнуть в тайну печати – как высокой, так и глубокой. Я пошел в краевую библиотеку им. М.Ю. Лермонтова, где был записан, и начал брать для чтения, вернее, для просмотра, различные книги по полиграфии. Но ничего нужного для себя не нашел. Потом мне в руки попала книга “Занимательная гальванотехника”. В этой книге было сделано описание светочувствительн ого раствора. Это было примерно в 1971 году. По роду работы мне приходилось бывать в типографии издательства газеты “Ставропольская правда”, там я имел возможность увидать клише высокой печати. Бывая в типографии, я начал собирать там различную бумагу, считая, что она может служить образцами для исследования. Я понимал, что примитивный подход к решению этой проблемы результатов не даст. Поэтому я вскоре выехал в Москву в Библиотеку им. Ленина для изучения полиграфической литературы».

Баранов оборудовал мастерскую в сарае рядом со своим домом. Он понимал, какую сложную задачу поставил перед собой. Но смекалки ему было не занимать. К примеру, печатные формы он пытался выгравировать с помощью… стоматологической бормашины.

Работа была в самом разгаре, когда Баранова вдруг вызвали в милицию! Неужели разоблачен?

Баранов пришел в Ставропольское УВД в ожидании худшего. Но волновался он напрасно. Начальник отдела кадров предложил ему возить генерала, начальника УВД Ставропольского края. Баранов в то время работал шофером на автобазе Ставропольского крайкома КПСС, в числе его ответственных «клиентов» был и первый секретарь Михаил Горбачев. Виктор Иванович от лестного предложения отказался.

После визита в милицию Баранов понял, что его замкнутый образ жизни может вызвать подозрение у товарищей. Он стал чаще бывать с друзьями, больше отдыхать.

Четыре года ему понадобилось, чтобы научиться делать водяные знаки и бумагу, подобную гоcзнаковской, два с половиной – чтобы подобрать краску для глубокой печати, еще год на приготовление состава краски для высокой печати. Детали для оборудования он по частям заказывал у знакомых на ставропольских предприятиях. Химреактивы покупал с рук на трансформаторном заводе.

В Центральном музее МВД Виктор Баранов удостоился персональной экспозиции

Считалось, что воспроизвести защитную сетку на купюрах – сложные орнаменты, наложенные друг на друга – практически невозможно. Внешне узоры выглядели блеклыми разводами. Баранов, «разобрав» слой за слоем защитную сетку, с удивлением обнаружил изображения львов и мифических животных. Он изобрел установку для нанесения водяных знаков, шаровую мельницу для тонкого размола красителей, сконструировал печатный станок, придумал уникальный состав для травления меди. «На мне несколько рубашек просто сгнило за эти двенадцать лет поисков», – рассказывает король фальшивомонетчиков. – Я мог просидеть в сарае и день, и два». Баранов перешел на работу в пожарную часть, чтобы дежурить сутки через трое.

Первая купюра, напечатанная Барановым, была достоинством в пятьдесят рублей. Банкнота получилась очень похожей на оригинал, только вот Ленин был молодой. Он отправился в Краснодар, где без проблем разменял 70 поддельных купюр. Когда технология изготовления пятидесятирублевок была доведена до совершенства, фальшивомонетчик решил заняться подделкой самой ходовой и сложной купюры – 25 рублей. «Вот был бы рубль самый сложный, я бы рубль сделал, – утверждает Баранов. – Меня абсолютно деньги не интересовали, я искал возможность проявить себя».

Защита советских денег была выполнена на высоком техническом уровне. Если у Баранова не получались какие-то технические нюансы, например, не пропечатывался номер, он сжигал купюру. Это был кропотливый труд, помноженный на талант изобретателя. Только в 1974 году фальшивомонетчику удалось наладить выпуск 25-рублевых ассигнаций…

Баранов разменивал поддельные купюры на рынках в ближайших городах, но только не в Ставрополе. Жизнь налаживалась. Он расплатился с долгами, приобрел машину, купил жене украшения. По словам Баранова, он постоянно испытывал угрызения совести из-за того, что обманывает государство. Ему не раз приходила в голову мысль отправить свои заготовки в милицию. Но фальшивомонетчик опасался, что его тут же арестуют и надолго упекут в тюрьму.

Однажды с ним произошел курьезный случай. Баранов с очередной партией денег (по данным следствия, около 5000 рублей) отправился сбывать их в Крым. Купив в Симферополе на улице у какой-то бабушки помидоры, он направился к телефонной будке, забыв портфель с деньгами. Уже отойдя на приличное расстояние, он хватился денег, и бросился назад. Но ни бабушки, ни тем более портфеля на месте не оказалось. Таким образом торговля помидорами принесла шустрой жительнице Симферополя 5000 рублей чистого навара.

Баранов не подозревал, что своими фальшивками вызвал настоящий переполох среди сотрудников МВД и КГБ. Еще бы! В период с 1974 по 1977 год в Москве, Киеве, Кишиневе, Риге, Вильнюсе, Ереване, Ташкенте при вскрытии инкассаторских сумок в банках были выявлены 46 фальшивых купюр 50-рублевого достоинства и 415 поддельных 25-рублевок. Эксперты Гознака и Госбанка пришли к выводу, что купюры напечатаны в одном месте, причем изготовить фальшивки такого уровня кустарным способом невозможно. Заподозрили коварных капиталистов, которые путем вброса поддельных рублей вознамерились подорвать экономическую мощь Советского Союза. Разрабатывалась и другая версия: кто-то из сотрудников Гознака продал «на сторону» технологию изготовления денег.

О том, на чем же все-таки «прокололся» Баранов, ходили самые разные слухи. На самом деле его сгубила элементарная небрежность. Закрепляя клише для создания защитной сетки, фальшивомонетчик не обратил внимания на то, что клише перевернуто, и в том месте, где у волны должен быть подъем, оказался спуск. Баранов не стал браковать партию. Однако в одном из банков кассир это несоответствие заметил.

Основная масса фальшивок с подобными дефектами печати была обнаружена в Ставрополье. Ориентировки разослали по всему краю. В операции принимали участие сотни сотрудников милиции. 12 апреля 1977 года Баранов был задержан на колхозном рынке города Черкесска при сбыте очередной партии подделок. Бдительный торговец, которому он предложил разменять две банкноты, тут же дал знать дежурному оперативнику. При личном обыске у Баранова изъяли 77 фальшивых банкнот на сумму 1925 рублей. Его чистосердечное признание позволило следственному отделу УВД Карачаево-Черкесской автономной области Ставропольского края приобщить к делу № 193 еще сто уголовных дел, заведенных по фактам обнаружения в разных городах фальшивых денег…

Дома у Баранова нашли поддельную купюру в 50 рублей, более трехсот купюр по 25 рублей и около девятисот заготовок. Помимо этого у него изъяли клише, самодельные печатные станки, набор приспособлений для изготовления бумаги, оборудование для нанесения водяных знаков, целую библиотеку литературы по полиграфии и электротехнике. «К моменту ареста у меня было разобрано все оборудование, – рассказывает Баранов. – Собирался проехать по прудам и озерам и разбросать его там по частям. Не выкинул только потому, что апрель, грязь, не проедешь. И слава богу. А то пришлось бы водолазам искать эти части на дне водоемов».

Первые десять дней после задержания Баранов провел в ставропольской КПЗ, затем его перевели в СИЗО. Доклад о долгожданной поимке фальшивомонетчика лег на стол министра МВД Щелокова. Высшие чины отказывались верить, что один человек в домашних условиях мог наладить производство подделок такого качества. В Ставропольском УВД Баранову предложили продемонстрировать свои способности. По словам фальшивомонетчика, во время «работы» его постоянно пытались «подловить». Вместо затребованного раствора приносили другой. Но когда офицеры своими глазами увидели появление водяного знака, сомнения исчезли: это он!

Из Ставропольского СИЗО Баранова перевезли в Москву, в Бутырку. Ежедневно его навещали специалисты, которым он демонстрировал свои изобретения. Технолог Гознака писал: «Изготовленные Барановым В.И. поддельные денежные билеты достоинством 25 и 50 рублей внешне близки к подлинным купюрам и трудно опознаваемы в обращении. Именно поэтому данная подделка являлась очень опасной и могла вызвать недоверие населения к подлинным денежным знакам».

Виктор Баранов выдал секрет раствора, травившего медь значительно быстрее, чем это делалось в типографии Гознака (под именем «барановского растворителя» он будет использоваться в производстве в течение пятнадцати лет). В письме на имя министра МВД Щелокова фальшивомонетчик на десяти листах изложил рекомендации по улучшению защиты рублей от подделок…

Наверное, много полезного сообщил Виктор Иванович компетентным органам, если расстрельную статью ему заменили колонией. 10 марта 1978 года Ставропольский краевой суд приговорил Баранова к 12 годам лишения свободы за изготовление около 1300 единиц фальшивых денежных знаков. Число 12 чудесным образом преследовало его на протяжении многих лет: 12 апреля 1977 года его арестовали, 12 лет трудился над подделками, раньше жил в квартире 12 квадратных метров.

Отбыв срок, Баранов вернулся в Ставрополь. Зная о таланте Виктора Ивановича, к нему потянулись разного рода «деловые люди». Предлагали выпускать поддельные акцизные марки, печати, фальшивые документы. Но Баранов с прошлым напрочь «завязал», ему хотелось заниматься легальными разработками. «Смысл жизни человека – творческий труд, – считает он. – Что мне было дано, я реализовал, пусть даже пришлось вынести много страданий и отсидеть».

Юрген Шнайдер – немецкий Робин Гуд

Юргену Шнайдеру принадлежали самые роскошные дома Германии. На визитных карточках торговца недвижимостью значилось: «частный инвестор». А начинал Юрген Шнайдер с разведения… такс. Доходы от этой деятельности позволили ему в 1981 году переключиться на торговлю недвижимостью в Западной Германии. Шнайдер не гнался за стремительными доходами, он покупал очень дорогие объекты в самых престижных районах, реставрировал и за большие деньги перепродавал или сдавал в аренду.

В 1986–1991 годах доктор Юрген Шнайдер заработал несколько сотен миллионов марок и репутацию солидного бизнесмена. Он приобрел отель «Фюрстенхоф» во Франкфурте, находившийся под опекой Общества охраны памятников, за 40 миллионов марок. Вложил в реставрацию 200 миллионов и продал японскому банку за 450 миллионов.

Шнайдер питал слабость к старой архитектуре и не выносил современных монстров из стекла и бетона. Юрген реставрировал особняки по оригинальными проектам. Качество – превыше всего. Строительные материалы он заказывал не только в Германии, но и за рубежом, например, в Бельгии или Великобритании. Шнайдер приобретал один элитарный объект за другим: отели, торговые центры, апартаменты-люкс в Берлине, Мюнхене, Франкфурте, Гамбурге. За короткое время он создал огромную империю по торговле недвижимостью. В банковских кругах Шнайдера тут же объявили финансовым гением, алхимиком, способным любую рухлядь превращать в золото. Банки никогда не отказывали Шнайдеру в кредитах.

Но в полную силу «гений» развернулся после объединения Германии. Шнайдер стал самым крупным инвестором в недвижимость Восточной Германии. Его фирма только в Лейпциге скупила около шестидесяти процентов всех объектов, выставленных на продажу.

Дороже и роскошнее, чем Юрген Шнайдер, не строил никто. Самым эффектным из его приобретений был дорогой торговый «Медлер-пассаж» в центре Лейпцига с легендарным рестораном «Погребок Ауэрбаха». По преданию именно в этом уютном заведении коварный черт по имени Мефистофель дурил головы беззаботным выпивохам.

Юрген Шнайдер

31 марта 1994 года в «зеленый четверг», день предпасхальной недели, доктор Юрген Шнайдер выплатил праздничные премиальные сотрудникам и отбыл с женой на отдых в Тоскану. Пасхальные каникулы в солидных фирмах принято растягивать подольше. Поэтому, когда шеф не объявился к началу рабочей недели, никто не забил тревогу.

7 апреля поверенный Шнайдера, кстати, его однофамилец, передал в бюро фирмы «Шнайдер АГ» и в правление «Дойче банк» копии одного письма. Юрген сообщал: «К сожалению, из-за внезапного тяжелого заболевания я не могу продолжать руководить фирмой. Надеюсь, что «Дойче банк» проконтролирует завершение строительства начатых мною объектов. Врачи настоятельно рекомендуют мне избегать любых стрессов, поэтому я вынужден скрывать свое нынешнее местонахождение».

Этот текст привел правление фирмы «Шнайдер АГ» и правление «Дойче банк» в замешательство. Самый крупный инвестор за всю послевоенную историю торговли недвижимостью – сбежал, а если точнее «нырнул», залег на дно. Оставалось только догадываться, что толкнуло его на этот шаг. Ведь у Юргена было огромное личное состояние и элитная недвижимость, приносящая ему колоссальные доходы. На Шнайдера работала половина строительных предприятий страны.

Мелкие инвесторы узнали о странном письме Шнайдера по радио из утренних новостей. Самые прозорливые руководители фирм-поставщиков успели отчасти возместить свои убытки. Они бросились на стройки доктора Шнайдера и вывезли оттуда все, что только возможно. Через несколько часов самые важные строительные объекты беглеца были взяты под охрану службой безопасности «Дойче банк».

Сотрудники фирмы «Шнайдер АГ» рассказали полиции, что их шеф опасался шантажа и его круглосуточно охраняли частные детективы. Они не сомневались, что Юргена Шнайдера, это честнейшего человека, похитили какие-то негодяи.

Через неделю прокуратура получила доступ к бухгалтерским книгам и технической документации фирмы. В результате проверки выяснилось, что состояние процветающего бизнесмена Юргена Шнайдера состоит исключительно из долгов, причем он их делал с тем же размахом, с каким реставрировал памятники архитектуры. Он задолжал пятидесяти пяти немецким и европейским банкам. Сумма кредитов, по которым он никогда не смог бы расплатиться, составляла в марте 1992—2,496 миллиарда марок, в марте 1993—3,818 миллиарда, в марте 1994—6,347 миллиарда.

Кроме того, он оставил десятки незавершенных строек и на девяносто миллиардов неоплаченных счетов от фирм-поставщиков, оказавшихся на грани разорения. Канцлер Германии Гельмут Коль в своем телевизионном обращении призвал финансовую элиту списать строителям долги по делу Шнайдера и тем самым предотвратить национальную катастрофу.

Многим не давал покоя вопрос: кем был Шнайдер – мошенником или неудачным бизнесменом? Разорился он по той причине, что переоценил собственные силы и утратил чувство реальности или с самого начала запланировал эту грандиозную аферу? Ответ потребовал нескольких месяцев напряженной экспертизы всех имеющихся в распоряжении следствия документов. Выяснилось, что Шнайдер был не просто мошенником, он был мошенником мирового масштаба.

Полученные им кредиты – около семи миллиардов марок – во много раз превосходили реальную стоимость его объектов. Это достигалось несколькими способами. Во-первых, завышалось общее число метров полезной площади здания, что, естественным образом, повышало предполагаемые доходы от возможной аренды. В торговом центре «La Facettes» во Франкфурте-на-Майне имелось 20 тыс. квадратных метров, сдаваемых в аренду. Так по крайней мере написано в документах, которые Шнайдер предоставил «Дойче банк». В результате Юрген получил 415 млн марок в кредит под реконструкцию. На самом деле торговый центр располагал площадью 9 тыс. кв. метров и стоимость всех работ не превышала 200 млн марок. Кстати, число 9000 было крупно написано на заборе, ограждавшем строительную площадку.

Немецкие банки выдавали кредиты, ориентируясь на последнюю продажную стоимость здания. Шнайдер использовал эту лазейку в банковском законодательстве. Одно и то же здание многократно перепродавалось, всякий раз дорожая. Он основал более пятидесяти мелких фирм, которыми руководил через подставных лиц, и формально перегонял купленные дома с баланса одной фирмы на баланс другой. Небольшую, прекрасно оборудованную виллу в Кенигштайне, в которой располагалась резиденция «Шнайдер АГ», подчиненные босса перепродавали до тех пор, пока ее цена не достигла 37,5 млн марок. Ориентируясь на эту цифру, банк выдал соответствующий кредит под залог виллы. Дорожать-то она дорожала, но на бумаге, поэтому банк, завладевший виллой после банкротства строительной компании, обнаружил, что более 15 миллионов за нее не выручить.

Для того чтобы получить кредит побольше, Юрген Шнайдер указывал в документах завышенную арендную плату. В торговом центре «Le Facettes» аренда двух помещений по документам приносила 57,5 млн в год, а на самом деле – не более 11 млн марок. Ослепленные предпринимательским размахом Юргена Шнайдера банкиры даже не удосуживались проверить документацию, которую он представлял им в обеспечение все новых и новых кредитов.

Шнайдер, разумеется, извлекал прибыль из собственного дарования и для себя лично. Но очень скромную по сравнению с размахом всего предприятия. На его личном счету в марте 1994 года находились сбережения в размере 250 млн марок. Вернее, они должны были там находиться. Юрген перевел деньги в английский банк. Однако он прекрасно понимал, что найти деньги в Англии – вопрос времени, поэтому разбил всю сумму на части и отправил путешествовать по миру. В конце концов миллионы снова оказались вместе, но уже в банках Швейцарии. Отправился путешествовать и владелец этих миллионов. А по его следам – многочисленные сыщики из самых разных организаций.

Услужливые граждане и пронырливые журналисты умудрялись в один и тот же день видеть доктора Шнайдера в разных частях света. 9 мая его заметили в Мюнхене и Парагвае, через неделю – на африканском побережье и в герцогстве Лихтенштейн. Сообщения поступали из Канады, с Карибских островов и Филиппин, из Испании, Швейцарии, Югославии и Ирана. На самом деле Шнайдер загорал на пляже неподалеку от Майами.

Свое бегство из ФРГ Шнайдеры тщательно подготовили. Поддельные паспорта и билеты из Женевы во Флориду им помогли получить близкие знакомые, в том числе египетский коммерсант Мостафа эль Кастауи, подозреваемый в нелегальной торговле наркотиками и оружием, а также в тесных контактах со спецслужбами Ирана. Кроме майамских связей Кастауи у Шнайдера было и несколько близких знакомых, живущих во Флориде.

Долетев вместе с супругой до Вашингтона под собственным именем, он продолжил путешествие с поддельным паспортом. Прикинувшись итальянцем, Шнайдер снял апартаменты в Майами за три тысячи долларов в месяц. В Германии Юрген использовал накладку, чтобы скрыть свою лысину. В Майами он расстался с накладкой и отпустил усики. Время от времени подпольный миллионер был вынужден использовать связников в Европе для пополнения денежных запасов. Один из них итальянец Луиджи Полетти и вывел американских сыщиков прямо к дому, где скрывались Шнайдер с женой.

Беглецы проживали в роскошной квартире в небольшом городке Хелендейл в 24 километрах от Майами. Эта квартира была уже четвертой, снятой супругами в США. В Хелендейле Шнайдеры выдавали себя за итальянцев и в присутствии посторонних разговаривали только на итальянском языке. Никаких контактов с соседями они не поддерживали и в свой дом никого не пускали, взяв на себя даже заботы по его уборке. Домовладельцы, которым Шнайдеры хорошо платили наличными, ни разу не обращались в местную администрацию за подтверждением их личностей.

61-летнего Юргена Шнайдера арестовали агенты ФБР. Как сообщил представитель ФБР Пол Миллер, его ведомство подключилось к поискам Шнайдера по просьбе Интерпола. По словам Миллера, немецкий бизнесмен занимал первую строку в списке преступников, разыскиваемых Интерполом.

Юргена Шнайдера обвинили в мошенничестве и сокрытии доходов от налогов. Надо сказать, что особого сочувствия к обманутым банкам никто в Германии не испытывал. На процессе даже судья не мог удержаться от язвительных выпадов в адрес господ банкиров, а уж газеты и вовсе представляли Юргена Шнайдера чуть ли не жертвой происков крупного капитала.

Приговор оказался достаточно мягким: 6 лет и 9 месяцев. А в действительности Шнайдер отсидел меньше половины срока. Он написал две книги мемуаров, в которых он сам выглядит этаким Робин Гудом, а банкиры – ненасытными пиявками на теле народном. Правда, спросом эти книги не пользовались.

Великий комбинатор Марк Рич

20 января 2001 года за несколько часов до того, как навсегда покинуть Белый дом, президент США Билл Клинтон подписал помилование финансисту Марку Ричу, что вызвало бурю негодования в бизнес-кругах. Житель Швейцарии Рич печально прославился по двум причинам: во-первых, он нарушил международное эмбарго, введенное в 1979 году против Ирана, и подпольно закупал иранскую нефть. Во-вторых, используя мошеннические схемы, он скрыл от налогообложения 48 млн долларов, что считается в США особо тяжким преступлением.

Президентское помилование послужило поводом для отдельного прокурорского расследования и слушаний в Конгрессе США. Билл Клинтон заочно амнистировал не просто афериста, а человека, обвиняемого в государственной измене. Страсти разыгрались нешуточные.

Виновник скандала Марк Дэвид Рич (настоящая фамилия Райх) родился 18 декабря 1934 года в бельгийском городе Антверпен в семье торговца металлоломом. В 1941 году семья Райх, спасаясь от нацистов, переехала сначала во Францию, а затем в США, сменив фамилию на более «американскую» – Рич («Rich» – богатый). Отец Марка открыл в Канзас-Сити ювелирный магазин и весьма преуспел в своем ремесле.

В 1950 году Ричи обосновались в Нью-Йорке. Окончив престижную манхэттенскую школу Родса, Марк поступил в Нью-Йоркский университет. Проучившись семестр, он устроился на работу в крупнейшую в то время в мире фирму по торговле сырьем «Филипп бразерс». Марк Рич поражал окружающих необыкновенной способностью производить в уме сложнейшие математические операции. Он был рожден для игры на бирже, поскольку умел рисковать обдуманно. Провернув несколько удачных сделок, Рич возглавил боливийское представительство «Филипп бразерс».

Обходительный Марк Рич пользовался неизменным успехом у женщин. Во время деловой поездки в Нью-Йорк он познакомился с Денизой Джой Айзенберг, наследницей обувной империи «Флоршайм». В 1966 году они поженились, а через несколько месяцев Марка перевели в Мадрид, где у него появился достойный партнер Пинкус («Пинки») Грин. Они составили превосходный дуэт. Рич, получивший прозвище Матадор, придумывал гениальные схемы, Грин, он же Адмирал, дорабатывал их и проводил в жизнь.

Грандиозным успехом Рича и Грина ознаменовалось заключение прямых контрактов на закупку нефти у арабских шейхов в обход господствующих на рынке «Семи сестер» – крупнейших международных нефтяных компаний. Трейдеры «Филипп бразерс» установили прямые связи с нефтедобытчиками Ближнего Востока, а для взаиморасчетов использовали сложные бартерные схемы, которые удваивали, и даже утраивали прибыль.

Именно нефть явилась причиной разрыва уникального дуэта с «Филипп бразерс»: весной 1973 года Рич и Грин из своих источников в арабских странах узнали о намерении ОПЕК резко поднять цены и благодаря этой информации заработали огромные деньги. Настолько огромные, что руководство компании отказалось выплатить Ричу и Грину премию, которую они несомненно заслужили (трейдеры просили по миллиону долларов на брата).

Сладкая парочка тут же уволилась и в ноябре 1973 года зарегистрировала в Цуге собственную фирму «Марк Рич энд Ко» (в крошечном швейцарском кантоне Цуг было крайне либеральное налоговое законодательство). Рич переманил на свою сторону клиентов «Филипп бразерс» и вскоре превратился в крупнейшего игрока, торгующего нефтью, металлом, газом и другим сырьевым товаром. Он не боялся работать в самых отсталых странах и легко находил общий язык с отвергнутыми миром диктаторами.

Марк Рич купил на юге Франции роскошный особняк, поселил в нем дорогих парижских проституток. В этом особняке проводились переговоры с арабскими шейхами. Позже метод «медовой ловушки» был с успехом опробован на «первом советском миллионере» Артеме Тарасове. В конце 1980-х специально для него был снят люкс в роскошном лондонском отеле, арендована яхта с оркестром. Люди Рича водили его по ночным клубам, предлагая взять в номер любую танцовщицу – фирма платит за все. После такого теплого приема контракты подписывались на любых условиях.

Марк Рич

В 1973 году страны ОПЕК наложили эмбарго на экспорт нефти в США, вследствие чего разразился невиданный нефтяной кризис. Американское правительство, пытаясь сдержать рост цен на бензин, разработало закон, по которому стоимость добываемой в США нефти варьировалась в зависимости от ее происхождения. К примеру, самая дешевая нефть добывалась в Техасе из скважин, пробуренных до 1972 года. Цена на нее устанавливалась в размере 6 долларов за баррель (при рыночной стоимости – от 25 до 40 долларов). Увы, рост цен на бензин сдержать не удалось: по данным Департамента энергетики США, в период с 1973 по 1981 год, более 400 миллионов «дешевой» нефти было продано по рыночной цене.

Марк Рич и Пинкус Грин оказались в родной стихии. Во время нефтяного кризиса партнеры заработали миллионы долларов. Они разработали схему, которая в 1990-х годах с успехом применялась российскими нефтебаронами.

Схема была довольно запутанной. Американский концерн «Вест Техас Маркетинг» («ВТМ») закупал в огромных объемах шестидолларовую нефть на деньги, взятые Ричем в кредит в банке «Париба». Затем нефть прогонялась по фиктивным контрактам через более десятка офшорных фирм и попадала в швейцарскую компанию «Марк Рич», которая продавала нефть обратно в «ВТМ», но уже по рыночной цене. Далее концерн «ВТМ» сбывал нефть по заниженной цене некоей панамской фирме (также открытой Ричем) и фиксировал убыток. Этот убыток компенсировался «ВТМ» после того, как панамцы продавали нефть третьей стороне опять же по рыночной цене. После серии продаж вся прибыль – сотни миллионов долларов! – оседала на банковских счетах Рича и Грина. Офшорные компании создавались для того, чтобы запутать налоговые органы.

Концерн «Вест Техас Маркетинг» на этих операциях заработал свыше 2 млрд долларов. Ежедневный объем продаж составлял 300 тыс. баррелей. Очевидно, что формально эта прибыль не принадлежала американским юридическим лицам, поэтому и налоги с нее никто не платил. Номинальные владельцы «ВТМ» Давид Ратлифф и Джон Тролланд были задержаны полицией. Именно их показания легли в основу обвинений против Рича и Грина, собранных следователем Санди Вайнбергом.

14 ноября 1979 года президент США Джимми Картер объявил о введении эмбарго на любые торговые операции с Ираном. Таким образом, любой американец, сотрудничавший с режимом Хомейни, считался государственным изменником.

Несмотря на запрет, Марк Рич продолжал торговать с Ираном. В условиях эмбарго сделки с Хомейни стали приносить ему бешеную прибыль. Рич продавал иранскую нефть в Израиль, затем на вырученные деньги закупал в Северной Корее оружие, которое нелегально поставлял Ирану. Таким образом, круг замыкался.

Тем временем нью-йоркская прокуратура продолжала расследование деятельности Рича и Грина во время нефтяного кризиса. В начале 1982 года повестки в суд получили 18 сотрудников фирмы «Марк Рич интернэшнл», американского филиала «Марк Рич энд Ко». Более 50 свидетелей дали показания против организаторов аферы.

Адвокаты настаивали, что «Марк Рич» – швейцарская фирма и не обязана подчиняться постановлениям американского суда. Посол Швейцарии в США выразил протест по поводу гонений на мистера Рича. Правительство Швейцарии делегировало в Нью-Йорк лучших юристов – Йозефа Гиттентага и Йорга Лейтерта – для защиты «государственных интересов». В США Лейтерт сделал громкое заявление: «На карту поставлено будущее всей швейцарской системы. Если мы потеряем Марка Рича и ему подобных предпринимателей, Швейцария перестанет существовать».

Между тем опальный Рич воспользовался введенным администрацией Рейгана эмбарго на поставки зерна в Советский Союз из-за войны в Афганистане и продал СССР миллионы тонн пшеницы.

19 сентября 1983 года федеральный прокурор Рудольф Джулиани санкционировал арест Рича и Грина. Финансисты обвинялись по 65 пунктам, главным образом в сокрытии налогов на сумму более 48 млн долларов и незаконной торговле с Ираном во время эмбарго. За подобные преступления им грозило до трехсот лет тюрьмы.

Однако криминальный дуэт успел укрыться в Швейцарии. Марк принял сначала испанское гражданство, затем израильское, а Грин – боливийское. После нескольких лет, проведенных в Цуге, Рич переехал в шикарное поместье Вилла Роза в Меггане (кантон Люцерн).

Сотрудники «Марк Рич» в приватных беседах признавались: «Наша идеология такова: чем мутнее вода, тем крупнее рыба, которую мы поймаем. Как только вода становится прозрачной, нам делать нечего». Рич не оставлял без внимания ни одну страну, подпадавшую под действие эмбарго. Торговал с богатой никелем и цинком Сербией. Предлагал ссуды Саддаму Хусейну в обмен на будущие поставки дешевой нефти. Кредитовал Фиделя Кастро и за это получал фактически за бесценок кубинские никель и золото. Рич продавал «черное золото» ЮАР во время апартеида. Вместе со скандально известными Пьером Фальконом и Аркадием Гайдамаком участвовал в финансировании запрещенных ООН поставках оружия в Анголу. И это далеко не полный список прегрешений Марка Рича. Итальянские следственные органы считали его главным «пауком», который сплел свою сеть во многих странах мира. Сам Рич говорил, что бизнес не терпит сантиментов, а себя именовал «бизнес-машиной».

Россия начала девяностых стала для афериста настоящим Клондайком. Российская нефть и алюминий принесли ему целое состояние. Ричу удалось сосредоточить в своих руках до трети всей мировой торговли алюминием, за что его прозвали «Алюминиевым пальцем» – по аналогии с противником Джеймса Бонда.

В начале 1993 года Рич решил частично отойти от дел. Он отказался от контрольного пакета акций, передал бразды правления торговой компанией «Марк Рич» группе главных трейдеров. Матадор был уже не столь энергичен, он болезненно переживал развод с женой Дениз, которой выплатил 200 млн долларов отступного.

В США отношение к Ричу не менялось. Местная печать по-прежнему именовала его «неплательщиком налогов», «беглецом», «вымогателем», «бизнесменом, наживающимся на чужих несчастьях». Дело дошло до того, что после одобрения Верховным судом США практики похищения лиц, нарушивших законы в США и сбежавших в другие страны, стали раздаваться многочисленные призывы арестовать Рича и переправить его «домой». И такие попытки предпринимались, правда, без особого успеха. Посещение любой страны, имевшей договор с США о выдаче преступников, грозило Ричу экстрадицией. Когда в 1996 году его дочь Габриэлла умирала в Америке от лейкемии, он был вынужден прощаться с ней по телефону.

Наконец, в январе 2001 года президент Клинтон помиловал Марка Рича. За бизнесмена просили премьер-министр Израиля Эхуд Барак, политик Шимон Перес, лауреат Нобелевской премии Визель, король Испании Хуан Карлос и другие деятели. Они считали Рича щедрым филантропом, давно искупившим свои грехи. Действительно, еще в 80-х годах Марк Рич открыл благотворительный фонд своего имени и впоследствии финансировал более 4000 (!) образовательных, культурных, социальных и других программ. Миллионы долларов он перечислил на борьбу со страшным заболеванием лейкемией. Тем не менее подписанное Клинтоном помилование Марка Рича и Пинкуса Грина вызвало такие ожесточенные споры, каких не было с того времени, когда Джералд Форд подписал прощение экс-президенту Ричарду Никсону, замешанному в Уотергейтском скандале.

Американская пресса вспомнила, что бывшая жена финансиста Дениз Рич является близкой подругой Хиллари Клинтон. Она спонсировала избирательную кампанию демократической партии, в частности самой Хиллари и вице-президента США Гора. Кроме того, Дениз пожертвовала на президентскую библиотеку Клинтона 450 тыс. долларов. Уж не купил ли Рич свое помилование?

Клинтон отверг подобные подозрения, объяснив свое решение тем, что Рич и Грин внесли в казну 200 млн долларов и помиловать их просили видные политики. Кроме того, дело Рича является не уголовным, а гражданским.

Рич назвал поступок президента благородным, но возвращаться в США не спешил. Ему и в Швейцарии было хорошо. Из окна его особняка в Меггане открывался прекрасный вид на озеро. Кроме того, Рич владел шале на горнолыжном курорте Сен-Мориц, роскошным домом в испанской Марбелле. В его собрании – редкие полотна Пикассо, Ван Гога, Миро… В 2006 году журнал «Форбс» поставил его на 242 место в списке самых богатых людей Америки (его состояние оценивалось в 1,5 млрд долларов). Ну и, наконец, Марк женился на молоденькой Гизеле. Как говорится, что еще нужно аферисту?

Секретные дневники Гитлера

…По мнению издателей западногерманского еженедельника «Штерн», это была «самая большая журналистская удача за послевоенный период». 25 апреля 1983 года журнал напечатал на 42 страницах выдержки из неизвестных дневников Гитлера, проиллюстрировав отрывками из оригинала. За первой публикацией в течение 18 месяцев должны были последовать еще 28. Самое удивительное, что ни соратники Гитлера, ни историки, изучавшие эту эпоху, не знали, что, начиная с 1932 года, фюрер вел дневник, причем последние записи сделаны им за две недели до смерти. Дневники обнаружил репортер Герд Хайдеман.

На пресс-конференции в Гамбурге шеф-редактор журнала «Штерн» Петер Кох заявил: «История Германии должна быть частично переписана». Его поддержал Харппрехт из «FAZ»: «Один из подчиненных сказал мне, что на страницах дневника он впервые встретил человека Адольфа Гитлера. То есть обыкновенного немца, такого же как мы, одного из нас. Мои чувства были немного иными. Когда я читал дневники, меня охватывал холодный восторг. Я понимал, что передо мной – документ, имеющий невероятное значение для мировой истории».

Первые экспертизы дневников проводили служащие бундесархива и криминалисты из Кобленца. Они пришли к заключению, что дневники подлинные. Знаменитый британский историк Хью Тревор-Ропер провозгласил: «Это невероятно ценная историческая находка и самая большая сенсация со времен Уотергейта».

В тексте дневников не было сногсшибательных откровений. Скорее наоборот (и это повышало доверие к ним) – мемуары Гитлера лишь иллюстрировали предположения или утверждения, уже высказанные историками. Хотя определенные разночтения встречались: фюрер, например, писал, что ничего не знал о подготовке «хрустальной ночи». Несколько строк Гитлер посвятил любовнице Браун: «Еве пришлось много выстрадать. Как мне сообщили тридцатого врачи, у нее была ложная беременность. Ева, однако, думает, что ей сделали аборт. Именно сейчас, когда у меня совершенно нет времени, а она так нуждается в моей поддержке, я должен оставить ее одну…»

Лондонский еженедельник «Санди таймс» заплатил 400 тыс. долларов за право публикации дневников в Великобритании и странах Содружества; уникальным документом заинтересовались французский «Пари матч» и итальянская «Панорама». Американский журнал «Ньюсуик» отвел дневникам Гитлера 13 страниц с анонсом на обложке, однако его издатели воздержались от приобретения прав на публикацию дневников в США. Во-первых, их не устраивали планы «Штерна» печатать рукопись частями в течение восемнадцати месяцев, во-вторых, они хотели получить «более авторитетное заключение относительно подлинности» дневников.

После публикации «Штерна» мир разделился на два лагеря. Одни ученые не сомневались в подлинности дневников. Скептически настроенные историки Эберхард Йекель и Дэвид Ирвинг недоумевали, каким образом Гитлеру удавалось в течение длительного времени скрывать дневники от помощников, слуг и адъютантов. К тому же Гитлер почти все свои письма диктовал секретарю, а сам писал карандашом. С января 1943 года Гитлер страдал тяжелым нервным заболеванием, у него дрожали руки, поэтому фюрер не мог писать разборчиво. На пресс-конференции в Гамбурге англичанин Ирвинг поинтересовался, проводилось ли химическое исследование чернил, чтобы определить возраст документов? Ответ был отрицательным.

Британский ученый Тревор-Ропер, еще недавно восхищавшийся находкой, уже не был столь категоричен. Он заявил, что часть обнаруженных документов, возможно, фальшивка, а затем пошел еще дальше – дневники надо считать подделкой, «пока не будет доказано обратное».

Вскоре в спор включились немецкие историки, и один из них обвинил журнал «Штерн» в том, что его беспокоит лишь увеличение тиража. С этим утверждением было трудно поспорить: тираж еженедельника, составлявший 1,87 миллиона, после первой же публикации дневников увеличился на 300 тысяч экземпляров.

Через неделю «Штерн» опубликовал отрывки из дневников Гитлера, посвященные побегу Гесса. Конкурирующее издание «Шпигель» откликнулось материалом с броским заголовком: «Дневники Гитлера – находка или подделка?», но убедительных фактов, опровергающих подлинность дневников, приведено не было.

Неожиданно изменил свое мнение Дэвид Ирвинг. Репортер Хайдеман сообщил ему по телефону, что в последних тетрадках почерк Гитлера стал прыгающим и менее разборчивым, а в тексте встречаются жалобы на боль, которую причиняет Гитлеру работа над дневниками. Но главное, содержание дневников во многом (например, в отношении Гитлера к еврейскому вопросу) подтверждало выводы, сделанные Ирвингом в книге «Война Гитлера». Влиятельная «Таймс» тут же оповестила читателей: «Ирвинг считает дневники настоящими!». Позже историк будет говорить, что он первым назвал дневники Гитлера фальшивкой. «И последним, кто признал их подлинность», – язвительно добавляли журналисты.

Тем временем специалист-почерковед, привлеченный изданием «Ньюсуик», изучил две тетрадки Гитлера, привезенных «Штерном» в Нью-Йорк на экспертизу. «Это не просто подделка, это еще и плохая подделка», – заключил он.

В Германии ученые определили, что не только бумага дневников, но и чернила, клей в переплетах и искусственная кожа обложек относились к послевоенному периоду. При химическом анализе бумаги в ее составе был обнаружен отбеливатель, который начали применять при производстве бумаги лишь в 1955 году. Ганс Бомс, глава немецкого Федерального архива, объявил дневники примитивной подделкой. Петер Кох подал в отставку; издатель «Штерна» Генри Наннен признал: «Нам есть за что стыдиться».

Один из главных виновников скандала репортер Герд Хайдеман более тридцати лет проработал в «Штерне». Ему поручались самые опасные и скандальные расследования. Со временем Хайдеман увлекся историей нацизма. Он продал свой дом в Гамбурге, купил яхту, некогда принадлежавшую Герману Герингу. Среди приятелей журналиста числилось немало бывших нацистов. Они-то и свели его с Конрадом Куяу (он же Фишер), торговавшим в Штутгарте фашистской символикой.

В начале 1981 года Куяу сообщил Хайдеману, что его брат, офицер восточногерманской армии, переправил на Запад личные дневники Гитлера и теперь ищет покупателя. Как они к нему попали? Дневники вместе с другими ценностями фюрера в конце апреля 1945 года пытались перевезти из Берлина на виллу Гитлера в Берхтесгадене в баварских Альпах. Однако по пути транспортный самолет был сбит недалеко от Дрездена. Местный крестьянин припрятал у себя часть груза, в том числе и тетрадки фюрера.

Хайдеман отправился в ГДР, где нашел немало фактов, подтверждающих историю Куяу. Журналисту даже показали железный ящик, найденный на месте катастрофы. Хайдеман навел справки у бывшего эсэсовца Клаппера, и тот подтвердил, что дневники действительно существовали. Хайдеман убедил издателей «Штерна» заплатить за 62 тетрадки в обложках из искусственной кожи 9,3 млн марок, причем 1,5 млн марок выторговал себе за посредничество. Издателей можно понять: публикация сенсационных документов не только поднимала престиж журнала, но и обещала хорошую прибыль.

«Я возил деньги в пластиковом пакете, каждый раз около миллиона, встречался с ним в условленном месте на автостраде, – рассказывал Хайдеман. – Куяу звонил мне из Штутгарта в Гамбург и просил доставить деньги за три тетради дневника, но каждый раз отдавал только одну, заявляя, что остальные находятся в еще нераспечатанном контейнере с пианино в городке Лебау, где на фабрике музыкальных инструментов столь необычно запрятаны в интересах максимальной сохранности. Я злился, поскольку опасался каждый раз разъезжать с миллионами, но все оставалось по-прежнему. Видимо, он просто не успевал изготавливать фальшивки».

И вот 6 мая 1983 года произошло окончательное разоблачение фальшивки. Через неделю Конрад Куяу сам явился в полицейский участок и честно обо всем рассказал, причем Хайдемана он назвал своим сообщником, в то время как уволенный из «Штерна» журналист утверждал, что сам стал жертвой обмана.

Конрад Куяу обладал редким талантом копииста. Дневники Гитлера отнюдь не являлись дебютом фальсификатора на поприще «нацистского антиквариата»: он и прежде сбывал поддельные реликвии Третьего рейха. Среди его творений – акварели, подписанные Гитлером, рукопись «Майн Кампф». Как зaявил Kуяу, подпись фюрера он ставил тaк же быстро, как свою собственную. Даже письма из тюрьмы после ареста он писал рукой фюрера. В 1980 году Эберхард Йекель издал академический труд «Все рукописи Гитлера. 1905–1924». После ареста Куяу выяснилось, что это собрание содержало не менее 76 сфальсифицированных им документов!

Над дневниками фюрера Конрад Куяу корпел более двух лет. Изначально фальсификатор хотел ограничиться 27 дневниками, но большие деньги, вырученные за первые дневники, привели его к мысли расширить производство. Тетради он покупал на складе канцтоваров. Для того чтобы состарить бумагу, опускал ее в чайную заварку, а потом проглаживал утюгом.

Материал он черпал из открытых источников, в частности многое позаимствовал из книги Макса Домаруса «Гитлер: речи и заявления. 1932–1945», изданной в 1962 году. Слепое копирование приводило к ошибкам. К примеру, Куяу писал от имени Гитлера «получил телеграмму от генерала фон Эппа», на самом деле телеграмму была отправлена Гитлером. И все-таки, несмотря на досадные огрехи, дневники выглядели вполне достоверно. Подлинность почерка и стиля дневников подтвердили эксперты из ведомства по уголовным делам земли Рейнланд-Пфальц, которые, как выяснилось, сравнивали «дневники» с рукописными документами, тоже сфабрикованными мошенником.

Обложка журнала «Штерн» с сообщением об обнаруженных дневниках

После длительного судебного разбирательства, Хайдеман был приговорен к 4 годам и 9 месяцам лишения свободы. Обвинение пришло к заключению, что из 9,3 миллиона марок, выделенных на оплату подделки, он положил в свой карман 6,9 миллиона. Яхта Геринга была продана на аукционе – в счет погашения долгов. Ее купил богатый египтянин. Конрад Куяу активно сотрудничал со следствием и суд приговорил его к 4 годам и 6 месяцам тюрьмы. Самой суровой критике судья подверг руководство «Штерна». В погоне за сенсацией издатели не провели тщательной экспертизы дневников и в результате понесли не только материальные, но и моральные потери.

Через два года Куяу вышел на свободу – у него был обнаружен рак гортани. Он решил зарабатывать на жизнь… подделками. Стены его скромной галереи в Штутгарте украшали полотна Рембрандта, Ренуара, ван Гога, Дега, Пикассо, Дали и других мастеров. И только невысокие цены выдавали секрет – это были имитации. Для того чтобы соблюсти юридические формальности, Конрад Куяу ставил на оборотной стороне холста штамп: «Подлинная подделка, выполненная Конрадом Куяу». Насколько успешным был этот бизнес, можно судить хотя бы по тому факту, что на рынке появились подделки под Куяу. Мистификатор скончался от рака в сентябре 2000 году в возрасте 62 лет.

«Хлопковое» дело

В 1986 году Советский Союз жил в предчувствии перемен. Перестройка была в самом разгаре, руководил страной Михаил Горбачев. На XXVII съезде Коммунистической партии генеральный секретарь объявил курс на демократизацию общества и ускорение социально-экономического развития. На съезде впервые прозвучал термин «рашидовщина», ставший синонимом взяточничества, феодализма, клановости. Делегаты от Узбекистана, будто соревнуясь, докладывали о преступной роли своего вчерашнего кумира – первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Шарафа Рашидова.

Пройдет год или два, и многих из тех, кто с трибуны съезда говорил о рашидовщине и необходимости борьбы с коррупцией, сами окажутся под следствием. А «хлопковое» дело бумерангом ударит по партии и нанесет ей смертельный удар.

Что же на самом деле происходило в Узбекистане? Каков был механизм колоссальной махинации, ускорившей развал СССР? Кто раскрыл эту аферу?

Проблемы, связанные с хищениями и взяточничеством в Узбекистане, возникли в середине семидесятых, когда о хлопке речь еще не шла. Первое уголовное дело, связанное со взяточничеством высокопоставленных должностных лиц, прокуратура возбудила в 1975 году: к уголовной ответственности привлекли председателя Президиума Верховного Совета республики и председателя Верховного суда Узбекистана. Вышли на председателя Совета национальностей Верховного Совета СССР Ядгар Насриддинову. Следствию удалось собрать достаточно серьезные материалы о получении Ядгар взяток, но в самый последний момент из-за вмешательства Брежнева расследование притормозили.

В 1979 году было открыто еще несколько дел. В одном (по обвинению цеховиков объединения «Гузал») фигурировали левые подпольные цеха, в другом, возникшем параллельно, обвинение предъявили начальнику ОБХСС Бухарской области Музаффарову и председателю облпотребсоюза Кудратову. Расследование этого дела поручили старшему следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Тельману Гдляну, который выехал в Бухару. От Музаффарова ниточки мздоимства потянулись на самый верх, к «отцу нации» Шарафу Рашидову, почти четверть века возглавлявшему ЦК компартии Узбекистана.

Можно не сомневаться, что при жизни Рашидова (а он был тяжелобольным человеком, ездил в сопровождении реанимации и скончался прямо на трассе по пути в Джизак), ни при жизни Брежнева «хлопковое дело» не возникло бы. Это стало возможно только при Юрии Андропове, занявшем пост генерального секретаря в конце 1982 года. Андропов готовился к тотальной перестройке Советского государства. От крупных неприятностей номенклатуру спасла его неожиданная смерть, но первый удар он нанести успел.

Выбор Узбекистана под полигон для «борьбы с коррупцией» вряд ли был случайным. Еще будучи председателем КГБ, Юрий Андропов получил подробный доклад известного ученого-хлопковода академика Мирзаали Мухамеджанова. Документ расшифровывал механизм приписок по всей технологической цепочке – от поля до завода. «Хлопковое» дело было задумано как первое в цепочке чисток высшего эшелона власти советских республик. В Узбекистане высадился мощный следовательский десант. В Москве и Московской области работники КГБ арестовали нескольких руководителей хлопкоочистительных объединений Узбекистана и директоров хлопкозаводов.

Сменивший Андропова тяжело больной Константин Черненко не захотел, а вероятнее всего, не смог или не успел свернуть расследование. По инерции андроповская линия была продолжена, хотя борьба с мафиозными группами на периферии осуществлялась уже не столь активно.

Следственная группа возбудила уголовные дела против большой компании узбекских партийных функционеров, включая первого секретаря ЦК компартии Узбекистана, секретарей ЦК, обкомов, горкомов, райкомов, министров, а также руководителей МВД республики и областных управлений внутренних дел. Впервые на скамье подсудимых оказались люди, считавшиеся неприкосновенными. Круговая порука позволяла им чувствовать себя в полнейшей безопасности, какие бы нарушения закона ими ни совершались.

К началу 1984 года группа Гдляна уже четко определилась в приоритетах, методике и тактике следствия. На первом этапе ее внимание занимали две основные персоны: первый секретарь Бухарского обкома партии Каримов и министр внутренних дел Эргашев.

«Белым чистым листом бумаги» именовал себя в первые дни ареста Каримов, твердивший, что раскаиваться ему не в чем. Довольно скоро, правда, обитатель Лефортовской тюрьмы одумался и начал давать показания. Почти ежедневно от него поступали собственноручно написанные заявления с новыми фактами и обстоятельствами получения взяток. И в то же время Каримов твердил, что беден, как церковная мышь.

Бывший первый секретарь лукавил. На его родине в Кашкадарьинской области удалось изъять принадлежащие ему ценности на шесть миллионов рублей. Со дна арыков, под деревьями в заброшенном саду, в гончарной мастерской, из стен – откуда только ни извлекались каримовские богатства. Три 100-литровых молочных бидона, доверху набитые ювелирными изделиями, асбестовые трубы, с упакованными в них золотыми монетами, банки из-под кофе с кольцами и ожерельями.

Позже следователям прокуратуры СССР ставили в вину, что при обысках в Узбекистане они не утруждали себя описанием каждой изъятой из тайника драгоценности, и это бросало тень на честность самих следователей. Однако надо учесть следующее обстоятельство. Под началом Гдляна и его помощника Николая Иванова работало более двухсот следователей, и если бы руководители группы решили сами переписать каждую изъятую вещь, только эта работа заняла бы месяцы! Драгоценности на месте взвешивались и опечатывались, а затем под охраной направлялись в КГБ или прокуратуру, где специальная комиссия снимала печать и тщательно переписывала каждый предмет.

Хлопок – сырье стратегическое, и, видимо, как политик Брежнев хотел пустить пыль в глаза внешним врагам, тем же американцам, показать завидный экономический расцвет СССР. В Узбекистан поступали нескончаемые приказы об увеличении добычи хлопка. В ответ узбекская элита докладывала все более высокие цифры по ирригации полей и урожаям хлопка с помощью «приписок».

Один из обвиняемых, бывший первый секретарь Коммунистического райкома партии (Ташкентская область) У. Мирзакулов поведал следователям о сложившейся системе приписок и хищений: «К началу хлопковой страды обком партии утверждает график сбора хлопка, устанавливает определенный процент ежедневного съема хлопка-сырца и сурово следит за его соблюдением. На основании обкомовского графика партии дает соответствующую разнарядку колхозам и совхозам. Там видят: или темпы нереальны, или положенного планом количества хлопка попросту не набрать. И тогда они идут с поклоном (на этот поклон и был с самого начала расчет) на хлопкозавод – за бумагой о приемке несуществующего хлопка-сырца. Конечно же идут не с пустыми руками – с подарками и деньгами, полученными по фиктивным табелям за выполненные работы».

Приписки хлопка, – а они совершались в республике в потрясающих размерах, – нужно было скрывать, поэтому махинации переносятся в отрасль по переработке хлопка-сырца и в легкую промышленность. Начинается усушка, утруска, угарка на заводах. Под видом хлопка шестого сорта поставлялись его отходы – линт и улюк. И вот по железным дорогам СССР курсируют пустые вагоны (но как бы заполненные по завязку), а в пассажирских вагонах едут представители хлопкозаводов, в портфелях которых – фиктивные документы, где утверждается, что пустые вагоны доверху забиты хлопком, Для того чтобы на фабриках закрывали глаза на качество и количество сырья, давали взятки. За пустой вагон такса была десять тысяч рублей, за полупустой с пересортицей – от пяти до шести тысяч.

На ткацких, швейных предприятиях Ивановской и многих других областей России, Украины и других республик руководители фабрик и комбинатов чемодан с деньгами принимают, взамен дают документы, в которых утверждается, что вагоны получили, и не пустые, а полные. И теперь вал приписок и списаний прокатывается уже здесь.

В результате планы партии, они же социалистические обязательства, выполнены досрочно. Райком рапортует в обком, последний – в ЦК, на всех площадях Ташкента и областных центров вывешиваются огромные транспаранты об очередной трудовой победе – сборе пяти-шести миллионов тонн хлопка. Рашидов рапортует Брежневу об очередной победе и направляет в Москву представление о присвоении званий Героев Социалистического Труда, представления к орденам. Те, кто уже наворовал миллионы на приписках хлопка, получают уже не мнимые, а настоящие награды и почести.

После серии арестов, произведенных в начале 1984 года, «хлопковое» дело поручили вести следователю по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Владимиру Калиниченко. Перед следствием была поставлена задача: выявить механизмы приписок хлопка, установить реальные суммы взяток, которые исчислялись уже сотнями тысяч рублей (разовая достигала 200–300 тысяч и более), выяснить, как эти деньги расхищались, вычленить систему приписок, хищений и взяточничества и завершить расследование в сжатые сроки.

«Когда перед нами поставили задачу выявить главных организаторов приписок, – вспоминает Калиниченко, – мы вышли на министра хлопкоперерабатывающей промышленности Узбекистана Усманова и практически всех его заместителей. Это было отдельное уголовное дело, которое ушло в суд, а всего их закончено несколько десятков».

Было установлено, что ежегодные приписки хлопка составляли не менее миллиона тонн, то есть реально в лучшие, урожайные годы, при хороших погодных условиях в республике могли собрать не более пяти миллионов тонн, а в отчетности было шесть миллионов. И государство платило за шесть. А сколько при этом оседало в карманах? «Я провел планово-экономическую экспертизу за пять лет, – продолжает Калиниченко. – Только за этот период минимальные – подчеркиваю, минимальные! – приписки хлопка составили пять миллионов тонн. За мифическое сырье из госбюджета – то есть из наших общих, всех граждан Советского Союза денег – были выплачены три миллиарда рублей. Из них 1,6 миллиарда потрачены на инфраструктуру, которая создавалась в Узбекистане: на дороги, школы, больницы, а 1,4 миллиарда – заработная плата, которую никто не получал, потому что продукции произведено не было. Иными словами, только на приписках за пять лет похищены, как минимум, 1,4 миллиарда рублей. Эти деньги раздавались в виде взяток снизу доверху».

Часть средств уходило в Москву. По данным следствия, взятки получали ответственные работники из центрального аппарата, из союзного министерства. Но их масштабы не впечатляют. Один получил тысячу, другой – полторы, а третий – золотое кольцо. «Независимо от размера взятки я никого не оправдываю, и тем не менее факты – упрямая вещь, – говорит Калиниченко. – Беря эти мизерные суммы, они подписывали документы, которые позволяли воровать сотни тысяч, миллионы рублей, приобретать золотые изделия килограммами… Я их всегда спрашивал: “Вас чисто по-человечески не унижало, что дельцы, которые гребли миллионы, вам давали копейки? Они же просто презирали вас как законченных мразей, которым достаточно налить бутылку водки, грубо говоря, накрыть стол в кабаке”… По-разному реагировали. Охали, ахали… Я это к чему веду? Баснословные взятки в Москву не поступали…»

К началу 1989 года судами было рассмотрено 790 дел этой категории, по которым значилось более 20 тысяч человек, вовлеченных в преступную деятельность. Эта цифра, конечно, поражает, но из этих двадцати тысяч к уголовной ответственности было привлечено всего 4500 человек, из которых только 700 были арестованы.

Среди осужденных же по так называемым хлопковым делам: 430 директоров совхозов и председателей колхозов и 1300 их заместителей и главных специалистов; 84 директора хлопковых заводов и 340 главных специалистов этих заводов; 150 работников легкой промышленности Узбекистана, РСФСР, Украины, Казахстана, Грузии и Азербайджана; 69 партийных, советских работников, работников МВД и прокуратуры. Среди привлеченных к уголовной ответственности русских и узбеков было практически поровну.

Когда в Узбекистане арестовали всех, кого можно, следователи группы Гдляна – Иванова потянули за ниточку дальше, и она привела в Москву. Арестовав попутно зятя Брежнева, бывшего первого заместителя министра внутренних дел Юрия Чурбанова, следователи занялись представителями самых высших эшелонов власти. Они говорили, что «узбекское» дело – на самом деле только часть дела «московского» и главные коррупционеры сидят в Кремле.

19 октября 1988 года был арестован по подозрению во взяточничестве бывший первый секретарь ЦК КП Узбекистана И. Усманходжаев. На допросах он охотно рассказывал, как давал деньги союзным министрам, руководителям правоохранительных органов, секретарям ЦК КПСС, членам Политбюро. Властям это не понравилось. В результате Гдлян и Иванов были отстранены от дальнейшего ведения дела Генеральным прокурором СССР Сухаревым.

Как по команде хвалебные статьи и репортажи сменились разоблачениями: оказывается, следователи грубо попирали закон, не соблюдали никаких процессуальных норм. А как же золото и купюры в тайниках? Газеты разъясняли: тайники с сокровищами в Узбекистане обнаружили не Гдлян с Ивановым, а аппарат КГБ, который провел за них всю основную работу. Иванов и Гдлян присвоили себе плоды чужого расследования, чтобы спекулировать на чувствах советского народа.

Гдлян Тельман Хоренович

Борьба была долгой. Власти выкидывали строптивцев из прокуратуры, пытались арестовать, народ вставал на защиту своих любимцев, а сам Гдлян грозился выбросить на суд публики чемоданы с «кремлевским» компроматом. В ответ фигуранты «узбекского дела» подали иск на следственную группу, обвиняя ее в «выбивании» показаний.

На трех cъездах народных депутатов СССР это дело находилось в центре внимания, было предметом острых дискуссий и обсуждений. Неоднократно возвращались к нему и на сессиях Верховного Совета.

Все окончилось спокойно: Гдляна с Ивановым не посадили, чемоданы с компроматом, наверное, до сих пор пылятся где-то на чердаке. Несмотря на все громкие заявления, никто из высшего партийного руководства бывшего Советского Союза к уголовной ответственности как взяткополучатель привлечен не был. «Хлопковое» дело развалилось само собой, вместе с распадом Советского Союза и уходом в небытие прокуратуры СССР.

Король «мусорных» облигаций Майкл Милкен

В начале 1970-х годов малому и среднему бизнесу Америки приходилось довольствоваться краткосрочными кредитами коммерческих банков по высоким процентам. Инвесторы старались вложить деньги в облигации крупных компаний, которые, по мнению рейтинговых агентств, являлись достаточно надежными. Но процентные выплаты по этим облигациям были немногим выше выплат по безрисковым облигациям казначейства. Иными словами, на рынке корпоративных долговых обязательств отсутствовали бумаги с высокой доходностью.

Именно против такого положения дел выступил Майкл Милкен из инвестиционно-банковской фирмы «Дрексель Барнем Ламберт». Он решил создать такие условия, при которых малый и средний американский бизнес мог полноценно развиваться. «Сложившееся положение, – говорил Милкен, – представлялось мне очевидной дискриминацией – дискриминацией по отношению к руководству и сотрудникам компаний, которые предлагали пользующиеся спросом товары и услуги. И все только потому, что они не имели соответствующего рейтинга. Это была вопиющая несправедливость».

Милкен задумал организовать параллельный рынок облигаций в обход рейтинговых агентств. И ему удалось, казалось, невероятное: заставить портфельных менеджеров вкладывать деньги в облигации неинвестиционного класса, так называемые «мусорные облигации» или «бросовые». «Мусорные облигации» – это ценные бумаги, которые в силу временных финансовых затруднений либо в результате изменения конъюнктуры рынка теряли высокий рейтинг, поэтому их иногда называли «падшими ангелами».

Один из клиентов «Дрексель» Мешулам Риклис утверждает, что название «мусорные» применительно к низкорейтинговым облигациям родилось во время телефонного разговора с Милкеном в 1970 году. «Он сказал о моих бумагах: “Рик, а ведь это мусор!”. А я ответил: “Не спорю! Но по ним платят проценты, и продаются они дешево”. Майк и стал называть их “мусорными”, пока только в шутку». Правда, в окружении Милкена ценные бумаги никогда не называли «мусорными» – только «высокодоходными облигациями».

В 1978 году Милкен добился перевода своего отделения «Дрексель» из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. В Калифорнии он мог чувствовать себя более независимым. Обосновавшись в Беверли-Хиллз, Милкен установил в своем офисе жесткий распорядок. Рабочий день начинался в половине пятого утра, то есть в семь часов по нью-йоркскому времени, и заканчивался в восемь часов вечера. Милкен не разрешал своим людям общаться с прессой – если они возомнят себя «звездами», их не заставишь приходить в понедельник к четырем тридцати утра.

Фирма «Дрексель» процветала. Благодаря Милкену она стала самой прибыльной инвестиционно-банковской фирмой США. Рынок «мусорных облигаций» поражал стабильностью и уровнем доходов. На «мусорных облигациях» поднялись около тысячи компаний, расцвели целые индустрии, составляющие сегодня гордость экономики США, и прежде всего компании, оперирующие в перспективных сферах – электронном оборудовании, телекоммуникациях, авиастроении, биотехнологии.

Автор этого чуда Майкл Милкен жил с женой Лори Хакель и тремя детьми в скромном доме в Сан-Фернандо-Вэлли, где прошло его детство. Он родился 4 июля 1946 года в семье бухгалтера. После Бирмингемской средней школы Майкл Милкен окончил с отличием Калифорнийский университет в Беркли и Уортонскую школу бизнеса при Пенсильванском университете. Еще во время учебы он начал работать в «Дрексель».

Сотрудники боготворили Милкена, хотя сам он избегал любых внешних атрибутов власти. «Вспомните фильм “Ганди”, – объяснял он. – Трудно воодушевить людей, если едешь в лимузине, а они идут босые». Милкен даже не имел отдельного кабинета. Сотрудники смотрели на Милкена как на мессию и присвоили ему неофициальный титул Короля «мусорных» облигаций.

Майкл Милкен выступил пионером в операциях, которые на Уолл-стрит в середине восьмидесятых называли «коммерческим кредитованием». Фирма «Дрексель» предоставляла собственный капитал для финансирования сделок. В этом не было ничего плохого. Однако со временем «мусорные облигации» все чаще использовались для враждебных захватов. Небольшая агрессивная компания, набрав денег в кредит, покупала контрольный пакет акций гигантской корпорации с миллиардной капитализацией, причем в качестве кредитного обеспечения использовала… акции компании-жертвы. Деньги на кредитный выкуп поступали от «мусорных облигаций».

Майкл Милкен

В «Дрексель» считали, что необходимо искать «баронов-разбойников», готовых в будущем стать владельцами самых крупных компаний, на миллиарды долларов. К числу таких «баронов» относились Карл Айкен и Рональд Перельман, которые провели целую серию приобретений – последовательно сохраняя себя в прибыли, продавая купленное по частям, выплачивая долги и набирая кредиты для очередной покупки.

Главное препятствие: у «Дрексель» не было клиента с банковскими возможностями на миллиард долларов для поглощения. А если «Дрексель» сама достанет миллиард? Или если они скажут, что достали, а достанут потом? А что если фирма сделает такое заявление под свое честное слово, а окружающие поверят и поведут себя соответственно?

«Мы решили объявить, что приготовили миллиард долларов для агрессивного поглощения, – объяснял управляющий “Дрексель”. – Никаких денег в фонде не будет – это просто блеф. “Фонд из воздуха” заменит нам клиента с большой мошной, готовой для поглощения клиента, которого у нас нет. Соответственно этому плану мы решили превратить Карла Айкена из простого раздражителя в крупную угрозу. Карл стал играть роль нашего “фонда из воздуха”. Так буквально из воздуха, почти из ничего, мы создали очень убедительный агрессивный персонаж».

В развязанной «мусорными» поглотителями войне – всерьез она началась в феврале 1985 года с нападения Айкена на «Филлипс» – решающей стала битва за косметический гигант «Ревлон». На декабрь 1984 года активы фирмы составляли 2,3 миллиарда долларов. Завоевание «Ревлона» Рональдом Перельманом ознаменовало конец целой эпохи. Защитники косметической компании до конца боролись за сохранение прежнего образа корпоративной жизни – роскошного и безопасного, где соперником мог выступить только другой гигант. И вот их безмятежному существованию пришел конец. «Мусорщики» одержали сокрушительную победу, и теперь они могли поглотить кого угодно.

Фирма «Дрексель Барнем Ламберт» ответственно заявляла, что может мобилизовать любую сумму, необходимую клиенту для поглощения любой компании. Покупателям надо было только отправить гарантийные письма с обязательством приобрести определенное количество «мусорных» облигаций. На рынке начался ажиотаж. Сформировалась целая когорта «захватчиков корпораций». Каждому из них отводилась отдельная частная функция в большом и сложном механизме, полное устройство которого знал только сам Король «мусорных» облигаций. Милкен двигал своих игроков на поле слияний и приобретений, словно фигуры на шахматной доске. Он контролировал буквально всех и вся. Майкл утверждал, что может поддерживать десять разговоров одновременно: «При этом я выслушиваю процентов двадцать пять того, что мне сообщают… Я отхожу и опять подхожу и во время любого разговора продаю и покупаю бумаги». В показаниях 1982 года, по случаю очередного расследования, Милкен заявил, что проводит 500 телефонных разговоров в день. А в показаниях в сентябре 1986 года речь идет уже «наверное, о тысяче вопросов в сутки».

По оценкам осведомленных людей, состояние самого Милкена превышало миллиард долларов. Однако в «Дрексель» считали, что с помощью брата Лоуэлла ему удавалось скрывать значительную часть накоплений.

Первые поглотители Карл Айкен, Рональд Перельман, Нельсон Пельтц и другие выступали как настоящие покупатели и стремились лично контролировать приобретенные компании. В ряде случаев фирмы с новыми хозяевами начинали работать более эффективно. Журнал «Экономист» в ноябре 1986 года писал, что рейдеры, использующие «мусорные» облигации для поглощений, помогают сделать американский бизнес более экономным и конкурентоспособным, повысить его операционную эффективность за счет лучшего менеджмента. А увеличение задолженности компаний вовсе не расслабляет их, а напротив (как неустанно проповедовал Милкен в течение многих лет), может подтянуть дисциплину.

Однако фирма «Дрексель Барнем Ламберт» на этом не остановилась и весной 1986 года объявила миру, что отныне неважно, кто играет роль покупателя: есть тендерное предложение, есть деньги под него (гарантированные «Дрексель»), а все остальное не имеет значения. В середине 1986 года «Дрексель» владела долей капитала более чем в 150 компаниях, которые профинансировала.

Кредитный выкуп с помощью «мусорных» облигаций вынудил «сильных мира сего» выступить единым фронтом против Майкла Милкена и его компании. В Конгрессе было проведено 30 законодательных инициатив, налагающих ограничения на инвестиции в низкорейтинговые облигации. В двенадцати штатах были приняты законы, запрещающие кредитный выкуп.

В пятницу, 14 ноября 1986 года, деловой мир испытал настоящее потрясение: известный арбитражер с Уолл-стрит Айвен Боэски признал себя виновным в злоупотреблении внутренней конфиденциальной информацией и согласился заплатить штраф в размере 100 млн долларов. Кроме того, Боэски согласился сотрудничать с правительством в расследовании противозаконных сделок на Уолл-стрит.

Всем было известно о давних связях арбитражера с Милкеном. Центральным пунктом обвинения против «Дрексель» стал платеж в размере 5,3 миллиона долларов, который Боэски в марте 1986 года перевел на счет фирмы Милкена. Боэски заявил аудиторам, что заплатил за «консультирование», но не смог представить соответствующие документы. Затем он позвонил в Беверли-Хиллз, и фирма «Дрексель» подтвердила, что деньги получены за «консультирование и прочие подобные услуги». По утверждению сотрудника «Дрексель», отчетная документация была спешно сфабрикована внутри компании.

Боэски и Милкен покупали и «придерживали» акции друг для друга. Когда один инвестор «придерживает» акции для другого, чтобы скрыть их настоящего владельца, ему гарантируется компенсацию убытков. В некоторых случаях Боэски гарантировалось не только возмещение убытков, понесенных при покупке акций для Милкена, но и процент прибыли с последующей продажи акций. Иными словами, сумма 5,3 миллиона образовалась после того, как Боэски сложил убытки и прибыли по акциям, которые держал для «Дрексель», и удержал положенный ему процент за услуги. Предметом платежа были акции фирмы «Фишбах» вместе с акциями семи других компаний.

В сентябре 1988 года Комиссия по ценным бумагам и биржам обвинила Милкена, его брата Лоуэлла и еще несколько руководящих работников «Дрексель» в том, что они проводили сделки с использованием закрытой информации, манипулировали курсами акций, подавали в комиссию заведомо ложные сведения с целью сокрытия настоящих владельцев акций, выпускали проспекты с искаженной информацией, фальсифицировали финансовую отчетность и обманывали собственных клиентов.

Милкену были предъявлены обвинения по 98 пунктам, однако благодаря ловким адвокатам его едва не оправдали. Майкл признал себя виновным по 6 пунктам в обмен на обещание прекратить преследование его брата Лоуэлла. В 1990 году судья Кимба Вуд приговорила Короля «мусорных» облигаций к десяти годам тюрьмы и штрафу 1100 млн долларов (рекорд, занесенный в Книгу Гиннеса). Спустя некоторое время срок заключения был сокращен до двух лет. В итоге Милкен отсидел всего 22 месяца. Условием его досрочного освобождения стал пожизненный отказ от любой деятельности, связанной с ценными бумагами.

На этом злоключения Милкена не закончились: у бизнесмена был обнаружен рак предстательной железы в прогрессирующей стадии. Врачи говорили, что ему осталось жить не больше 18 месяцев. Милкен основал онкологический центр и вложил в него более ста миллионов долларов. Майкл стал вегетарианцем, занялся йогой, медитацией. И произошло настоящее чудо – болезнь отступила. Впоследствии Милкен продолжал поддерживать медицинские исследования, кроме того, он финансировал ряд национальных программ в области образования.

Отбыв тюремный срок, Милкен служил консультантом по деловым стратегиям. Только от бывшего партнера Рональда Перельмана (фирма «Ревлон») он получил 15 млн долларов. Комиссия по ценным бумагам и биржам пришла к выводу, что эта работа Милкена является нарушением прежних договоренностей, и инициировала новый судебный процесс. В 1998 году Милкен добился заключения мирного соглашения с Комиссией. Он выплатил штраф в размере 47 миллионов долларов.

В 2007 году журнал «Форбс» опубликовал очередной список самых богатых людей Америки. Король «мусорных» облигаций занимал в нем лишь 458 место. Личное состояние Милкена оценивалось в 2,1 млрд долларов.

«Настольная книга фальсификатора» Эрика Хебборна

В 1991 году в издательстве «Рэндом хаус» вышла автобиография известного в Европе реставратора Эрика Хебборна. Разразился страшный скандал, так как художник утверждал, что он не только виртуозно реставрировал картины старых мастеров, но и с не меньшим искусством подделывал их. Всего, по словам Хебборна, он подделал около тысячи рисунков и гравюр, которые эксперты с мировым именем признали принадлежащими кисти прославленных художников XVI–XVIII веков. Если это действительно так, то он – один из величайших фальсификаторов всех времен и народов.

Биография Эрика Хебборна полна всевозможных перипетий, но в академическом плане – вполне респектабельна. Он родился 20 марта 1934 года в Лондоне в большой, но бедной семье. Матушка часто поколачивала Эрика. Впоследствии Хебборн шутил, что благодаря этому он на всю жизнь полюбил бокс. В восемь лет Эрик поджег школу, за что его отправили в борстальское исправительное учреждение для подростков. Там учителя обнаружили у мальчика способности к рисованию. Хебборн начал заниматься в арт-клубе Молдена. В пятнадцать лет состоялась первая персональная выставка юного таланта. Именно в этот период у Эрика проявились гомосексуальные наклонности.

В 1955 году Хебборн окончил факультет изящных искусств Эссекского университета, потом с успехом учился живописи в Королевской академии искусств, изучал историю искусства в Институте Куртолда при Лондонском университете. В 1960 году Хебборн получил Римскую премию за гравюры и в течение двух лет работал в Британской академии художеств. В Риме он подружился со многими художниками и искусствоведами. По слухам, у него возникли романтические отношения с сэром Энтони Блантом, ведущим специалистом по античному искусству и, как выяснится позже, шпионом из группы Филби. Однако сам Хебборн уверял, что никогда не имел интимных отношений с Блантом.

В 1964 году Эрик Хебборн открыл в Риме мастерскую-студию на площади Паганика, а три года спустя обосновался в Антиколи Коррадо, небольшом городке художников и натурщиц примерно в пятидесяти километрах от столицы Италии.

Эрик Хебборн

Еще в Молдене Хебборн сошелся с реставратором картин Джорджем Ацелем. Эрик не только открыл секреты материалов, красок, холста, применявшихся великими мастерами прошлого, но и весьма детально изучил их приемы. «Я довел свою технику до такого совершенства, – утверждал реставратор, – что однажды понял: могу сделать картину из ничего».

Хебборн купил у торговца антиквариатом голландский холст XVII века и «восстановил» замечательный пейзаж, приписав его Дэвиду Тенирсу-младшему. «Это был первый опыт, и он не совсем удался, так как я работал современными красками, и поэтому мне пришлось даже подержать полотно несколько часов в духовке, чтобы добиться желаемого эффекта, – вспоминал Хебборн. – В конце концов усилия не пропали даром, и через несколько месяцев мне удалось продать полотно антикварам за цену, которая равнялась нескольким моим годовым зарплатам».

Так началась его карьера художника-фальсификатора. Старинные холсты он приобретал у антикваров, а уж «обработать» их соответствующим образом для профессионала труда не составляло. Эрику удалось раздобыть краски и пигменты XVIII века, чему он был несказанно рад.

Вначале Хебборн копировал работы старых мастеров, а затем начал писать стилизации картин Рембрандта, Рубенса, Кастильоне, Пиранези, Коро, Гейнсборо, Тьеполо, Пуссена и других великих художников. Иногда приобретая для реставрации малоизвестную гравюру или рисунок, Хебборн «приводил это произведение в порядок», то есть создавал совершенно новую вещь, выдавая ее потом за произведение какого-нибудь великого живописца. Позже Эрик начал подделывать и скульптуру.

Первые два рисунка под Гейнсборо Хебборн показал в Британском музее. Эксперт заявил безапелляционным тоном: «Это Гейнсборо». – «Мне кажется, это не Гейнсборо», – попытался возразить Эрик. – «Это Гейнсборо, у меня нет никаких сомнений», – отрезал эксперт.

Хебборн отправился в аукционную фирму «Сотбис». «У меня есть две работы, – сказал он. – Мне хотелось бы узнать, кто их автор». Эксперт Британского музея, кстати, международный авторитет, утверждает, что это Гейнсборо. В результате рисунки были проданы с торгов за 400 фунтов.

Тогда Хебборн сделал рисунок под «Голубого мальчика» и показал его сэру Эллису Уотерхаусу, признанному специалисту по Гейнсборо. Уотерхаус дал письменное заключение, что это этюд к портрету «Голубой мальчик». Хебборн вернулся в «Сотбис» с рисунком и заключением сэра Уотерхауса. За «этюд Гейнсборо» он получил даже больше денег, чем за первые работы.

Окрыленный успехом, Хебборн написал несколько пейзажей в манере Гейнсборо, отличавшейся виртуозной легкостью и воздушностью живописи, и предложил стилизации известному английскому коллекционеру, с которым познакомился в Риме. «Прежде чем сообщить о своем решении, покажите их вашим экспертам, – посоветовал ему Хебборн. – У меня есть сомнения, что работы принадлежат Гейнсборо».

Маститые коллекционеры, прежде чем приобрести какую-нибудь вещь, всегда консультируются со специалистами. Эксперт фирмы «Кристи» Брайан Сенет и Тони Кларк из музея в Миннеаполисе посоветовали англичанину приобрести пейзажи, поскольку их автором бесспорно является Гейнсборо.

Дела Хебборна шли прекрасно. Он приобрел 14-комнатный особняк на площади Паганика и назвал его «Панинин галлериес». От имени этой галереи художник публиковал фотографии своих подделок в специализированном журнале «Берлинг-тон-мэгэзин».

От клиентов не было отбоя. Со всего мира к Хебборну в Рим приезжали торговцы, коллекционеры, галеристы. Среди его постоянных покупателей значился известный английский арт-дилер Колнаги Кэлманн. Именно от Колнаги в 1978 году эксперт Национальной галереи в Вашингтоне Конрад Оберхубер получил работы Савелли Сперандио и Франческо дель Коссы. Оберхубер разоблачил подделки. Вскоре об этом стало известно в крупнейших музеях мира. Провели инвентаризацию. В результате был выявлен еще один поддельный Косса – в Библиотеке Пирпонта Моргана в Нью-Йорке. Правда, искусствоведы поспешили заявить, что «Юноша с копьем» был подделан в прошлом веке.

Все картины поступили от Колнаги, а тот, в свою очередь, приобрел их у Хебборна. Эрик свою вину не признал: если это не подлинники, значит, ошиблись эксперты, с них и спрос. К счастью для фальсификатора, Колнаги слишком дорожил своей репутацией, и не в его интересах было раздувать скандал.

Хебборн сделал определенные выводы из этой истории. Он стал более придирчиво подходить к подбору материалов, красок, с особой тщательностью копировать технику старых мастеров. Все это помогло ему избежать разоблачений в будущем.

У Хебборна появились излюбленные приемы сбыта подделок. Так, он приносил картину эксперту с просьбой установить подлинность работы. Эксперт изучал картину и выносил вердикт: это фальшивка. Затем, на всякий случай, проверял ее в рентгеновских лучах. И – о чудо! – под «фальшаком» находилась еще одна картина. Реставраторы снимали слой за слоем, пока их взору не открывался настоящий шедевр старого мастера. Трюк состоял в том, что «шедевр» также написал Хебборн.

В искусстве есть такое понятие, как «провенанс». Это история картины: где она выставлялась, в каких коллекциях была, кем и куда передавалась. На провенансе обычно строится и атрибуция (подтверждение авторства). Если у картины с провенансом все в порядке, на аукционе она оценивается значительно дороже. Для того чтобы создать безупречный провенанс для своих стилизаций, Хебборн проникал в закрытые архивы музеев, где занимался откровенным подлогом. Ему с завидной легкостью удавалось обманывать экспертов, арт-дилеров, коллекционеров. Все это потому, уверял он, что весь художественный мир пронизан духом наживы. Одни при покупке картин полагались на солидность известных торговцев. Другие, продавая, знали, что картины поддельные, – им нечего было проверять. Сам Хебборн творил, разумеется, творил не ради материального удовлетворения. «Деньги – это последняя из побудительных причин моей мистификации, – скромно замечал он. – Я занимался подделками, чтобы доказать некомпетентность экспертов, нечестность торговцев и тупоумие искусствоведов».

Настоящей сенсацией стала автобиографическая книга Эрика Хебборна, в которой он разоблачал дельцов от искусства. Телевизионная компания «Би-Би-Си» сняла об фальсификаторе документальный фильм.

Громкие саморазоблачения художника вызвали переполох в Лондоне и Нью-Йорке, Копенгагене и Париже. Еще бы, ведь реставратор утверждал, что его работы находятся в крупнейших музеях и галереях мира, а количество коллекционеров, которые любуются его творениями, просто не поддается учету. Он якобы является настоящим автором таких произведений, как «Христос в терновом венце» Ван Дейка (Британский музей), «Храм Венеры и Дианы в Байе» Брейгеля Старшего (Метрополитен-музей), этюда Пиранези (Национальная галерея в Копенгагене).

«У нас есть большие сомнения в правдивости его слов, – сказал куратор музея Метрополитен. – Мы провели несколько экспертиз с участием признанных специалистов, и они сделали заключение о несомненной подлинности этих работ». Искусствоведы были твердо уверены, что скандал необходим Хебборну для того, чтобы привлечь внимание к своей персоне и нажиться на продаже мемуаров.

Вскоре после выхода книги Хебборна его бывший любовник, некий Грэм Смит, выразил удивление, что за все время их продолжительной связи – а они прожили вместе четырнадцать лет – он ни разу не слышал от приятеля о подделках. По словам Смита, автобиография Хебборна – типичная фальшивка, ничего общего не имеющая с реальностью. К подобному трюку прибегают многие, чтобы подзаработать. «В последние годы доходы Хебборна резко упали, – утверждал Смит, – и он решил поправить свое положение псевдомемуарами».

Однако Хебборн и не думал отказываться от своих слов. Он говорил, что музейщики, дилеры и коллекционеры сговорились, чтобы не признавать его невероятного достижения – более пятисот качественных подделок, украшающих лучшие коллекции мира. «В противном случае арт-дилерам придется признать, что их дилетантизм нанес убытки на миллионы долларов десяткам клиентов», – подчеркнул Хебборн.

Словом, он не терял присутствия духа и пообещал написать новую книгу. «Это будет нечто вроде учебника по изготовлению фальшивых произведений искусства, – объяснял он свой замысел, – я думаю, при росте спроса на произведения живописи, это пособие вызовет интерес у многих талантливых молодых художников и позволит им не только проявить себя, но и прилично заработать на жизнь, что порой совсем нелегко, когда честно занимаешься творчеством».

Эрик Хебборн сдержал обещание и написал «Настольную книгу фальсификатора живописи», в которой давал практические советы своим последователям. Он, к примеру, советовал тщательнее подбирать бумагу при подделке графических работ, именно на нее в первую очередь обращают внимание эксперты. Для этого необходимо приобрести у букинистов старинную книгу и вырезать из нее чистые листы. В крайнем случае можно состарить обычную бумагу при помощи кофе или чайной заварки.

Жизнь Эрика Хебборна оборвалась трагически. 8 января 1996 года, вскоре после публикации итальянской редакции «Настольной книги фальсификатора», его нашли на одной из улиц Рима с проломленной головой. Говорили, что его ударили сзади молотком. 11 января художник не приходя в сознание умер в больнице. По одной из версий, Хебборну отомстила арт-мафия, над которой он откровенно издевался, по другой, фальсификаторы не простили ему того, что он раскрыл их секреты. Итальянская полиция рассудила иначе: произошел несчастный случай, в тот вечер Хебборн был сильно пьян и просто неудачно упал. Но далеко не всех удовлетворило такое объяснение, и версия убийства до сих пор жива.

Барри Минков и «“Дженерал моторс” чистки ковров»

Согласитесь, редко кому удается открыть свое дело в пятнадцать лет, а девятнадцать стать миллионером. Но именно такое удалось Барри Минкову, обаятельному юноше из местечка Резеда, что между Сан-Фернандо Вэлли и Лос-Анджелесом.

Он родился 17 марта 1967 года в небогатой еврейской семье. Учеба давалась Барри с трудом. Еще школьником он решил открыть фирму для чистки ковров – надоело клянчить деньги у родителей. Осенью 1982 года Минков взял кредит в 1600 долларов и арендовал у отца гараж. Компания свою он назвал претенциозно – ZZZZ Best (произносится «З-з-з-зи бест»), то есть «самая-самая лучшая».

Барри быстро понял, что одной чисткой ковров много не заработаешь. Юный предприниматель не брезговал мелким мошенничеством, выписывал фиктивные чеки, воровал деньги с кредитных карт клиентов.

Для успешного ведения бизнеса нужны связи. Минков вступил в элитный фитнес-клуб Лос-Анджелеса. Обаятельному и общительному юноше удалось завязать знакомства с влиятельными бизнесменами. Говорят, на первых порах Минкову помогали члены могущественного мафиозного клана Дженовезе. В это же время он подружился с Томом Пэджеттом, сотрудником страхового агентства. Том был диспашером, то есть специалистом по оценке убытков, понесенных в результате различных аварий. У Минкова возникла гениальная идея: заняться восстановительными работами по подрядам страховых компаний. Но в этом бизнесе без солидного кредита не обойтись. Как его получить? Большинство банковских проверок осуществляется формально, чем и воспользовался Барри. Он провел несколько фиктивных операций через свою бухгалтерию, получив на бумаге солидную прибыль.

Приняв к рассмотрению документы «Зи бест», проверяющий из кредитного банка решил навести справки в страховой компании, с которой якобы сотрудничала «Зи бест». Он набрал телефонный номер и ему ответил… Том Пэджетт. Между ними состоялся разговор следующего содержания.

«Вам знакома компания «Зи бест» и получает ли она у вас страховые подряды?», – спросил клерк. Том Пэджетт бодро ответил: «Конечно! Фирма “Зи бест” действительно получает подряды на отделочные работы и уборку помещений, пострадавших в результате пожаров, затоплений и прочих страховых случаев. Это надежный партнер».

В результате Барри Минков получил несколько кредитов на миллион долларов. За год он превратился в преуспевающего бизнесмена, а Том Пэджетт стал его младшим партнером.

Минков не собирался почивать на лаврах. Он решил сделать свою компанию публичной. Задача сложная. Фирма, желающая получить котировку на фондовой рынке, должна предоставить массу документов и сведений, пройти ряд банковских, аудиторских проверок, утверждение Комиссией по ценным бумагам и биржам. По признанию Минкова, для достижения заветной цели ему пришлось сфабриковать более 22 тысяч различных документов!

Барри Минков

На уровне бухгалтерской отчетности у «Зи бест» проблем не возникало: Барри Минков давно указывал такую прибыль, какую ему хотелось, – благо почти все контракты были липовыми. Он учредил две фиктивные страховые компании, которые снабжали «Зи бест» необходимыми подрядами на восстановительные работы. За это направление отвечал Том Пэджетт.

Именно на фирму Пэджетта вышел независимый аудитор Джордж Гринспан. В шести различных источниках, включая платежные ведомости по результатам выполненных работ, Гринспан отыскал доказательства того, что подряды «Зи бест» настоящие.

Теперь требовалось заключение известной аудиторской фирмы. В сентябре 1986 года года Минков подписал договор с «Эрнст энд Уинни». Молодой бизнесмен предусмотрительно внес в договор пункт о неразглашении информации: «После проведения инспекций на местах аудитор обязуется не совершать никаких проверочных звонков контрагентам, страховым компаниям, владельцам зданий и любым лицам, связанным с подрядом на восстановительные работы».

Фирма «Эрнст энд Уинни» решила проверить один из крупнейших объектов, на которых, согласно документации, «Зи бест» вела восстановительные работы. Ответственный за проверку Лари Грей выбрал участок в Сакраменто, где у «Зи бест» числился самый большой объект. Разумеется, у Минкова там ничего не было, поэтому он под различными предлогами оттягивал визит аудиторов.

В Сакраменто срочно выехали два его агента с поручением подобрать подходящее здание, которое можно выдать за объект для восстановительных работ. Они нашли многоэтажный дом, где капитальный ремонт подходил к концу. Агенты дали охранникам по пятьдесят долларов, чтобы они подобающим образом встретили аудиторов. Накануне проверки сотрудники Минкова развесили повсюду плакаты: «Восстановительные работы ведет фирма “Зи бест”».

Проверка объекта состоялась в субботу 23 ноября 1986 года. Охранники тепло приветствовали гостей. Аудиторам объяснили, что страховой случай возник в результате прорыва на крыше нескольких цистерн с водой, входящих в противопожарную систему. В результате было затоплено несколько этажей. Комиссия отметила работу «Зи бест» – проведена уборка помещений, покрашены стены, расстелены новые ковры.

«Это было как в Голливуде, все роли у нас были расписаны. Мы потратили много сил и нервов, чтобы обман удался. И он нам удался», – вспоминает Барри Минков.

По итогам визита Лари Грей составил восторженный отчет. Аудитор даже не поинтересовался у владельцев здания, подавали ли они заявку в страховую компанию на возмещение убытков.

Это был первая инспекция со стороны «Эрнст энд Уинни». За ней последовали другие. В начале 1987 года аудиторы преподнесли Минкову неприятный сюрприз: запросили разрешение на посещение еще одного объекта «Зи бест». В течение недели Барри удалось совершить невозможное: он нашел и арендовал недостроенное здание в деловой части Сан-Диего. Объект решили представить так, будто верхние этажи здания пострадали от пожара.

Минков тщательно подготовился к проверке. Во дворе стояли машины с надписью «Зи бест» на борту, суетились рабочие в фирменной одежде. Ну и конечно, было много ковров – Минков приобрел их за бесценок у обанкротившейся фирмы. Инспекторы и на этот раз не нашли никаких изъянов в работе «Зи бест», что и было отражено в документах.

Через три месяца аудиторы захотели вновь посетить объект в Сан-Диего, чтобы оценить конечный результат. Минкову пришел в отчаяние. Когда он в первый раз арендовал здание в Сан-Диего, то обещал домовладельцам выкупить его, а сам внезапно исчез. И главное, фирма «Зи бест» никаких работ на этом объекте не вела и вести не собиралась.

Барри спешно вылетел в Колорадо, чтобы уладить дела с хозяевами недостроенного здания в Сан-Диего. Он извинился за свое внезапное исчезновение и заплатил 500 тысяч долларов наличными за шестимесячную аренду объекта. После этого Минков нанял архитекторов, которые в рекордные сроки разработали план реконструкции здания. Тут же строители принялись воплощать этот план в жизнь. Для того чтобы обмануть аудиторов, Минков потратил за две недели более двух миллионов долларов! «Это было настоящим безумием», – признавал он впоследствии. К его счастью, мистификация удалась. Когда аудиторы приехали в Сан-Диего, они обнаружили полностью восстановленный объект, что и было отражено в отчете.

Дела фирмы Минкова шли просто блестяще. В конце весны 1987 года курс акций «Зи бест» поднялся с 4 до 18 долларов. Рыночная стоимость компании превысила 280 миллионов долларов. Состояние самого Минкова оценивалось в 100 миллионов долларов. Он купил самый дорогой автомобиль «феррари» и виллу в Вудленд-Хиллз.

Звезда Минкова засияла на небосклоне американского бизнеса. Его фирму «Зи бест» в шутку называли «”Дженерал моторс” чистки ковров». Авторитетное издание «Уолл стрит джорнэл» короновало его как самого успешного бизнесмена-тинейджера всех времен. Мэр Лос-Анджелеса Том Брэдли устроил в городе День Барри Минкова. И юный миллионер всячески поддерживал свой звездный статус. Он рассказывал о своей успешной карьере с экранов телевизоров, страниц газет и журналов, снимался в шоу Опры Уинфри. Барри читал лекции в переполненных аудиториях престижных школ бизнеса. Не забывал и о благотворительности, к примеру, он пожертвовал крупную сумму на лечение наркоманов. Юных предпринимателей он призывал мыслить глобальными категориями и следовать принципу: «Выше нас – только небо!».

Деятельность «Зи бест» тщательно изучали Комиссия по ценным бумагам и биржам, ФБР, частные детективы, юристы, аудиторы, кредиторы. Самое поразительное, что никто из них даже не заподозрил, что в случае «Зи бест» они имеют дело со знаменитой схемой Понци. Слепо следуя инструкциям, инспекторы просто не могли разоблачить гениальное мошенничество Минкова. Крах «Зи бест» начался с чистой случайности.

В мае 1987 года газета «Лос-Анджелес таймс» опубликовала историю двухлетней давности о махинациях с кредитными картами в цветочном магазине Минкова. В декабре 1986 года, перед тем как вывести компанию на фондовый рынок, Барри уже давал объяснения по этому поводу. В мошенничестве был уличен один из продавцов, а пострадавшие клиенты получили компенсацию. Казалось бы, конфликт давно улажен. Но негативной информацией в прессе воспользовались биржевые игроки на понижение, так называемые «медведи», и цены на акции «Зи бест» пошли вниз.

Стремясь поправить положение, Минков сделал опрометчивый шаг. Не посоветовавшись с аудиторами из «Эрнст энд Уинни», он опубликовал 28 мая пресс-релиз, в котором провозгласил о рекордной прибыли своей компании. Последствия были фатальными для него. Фирма «Эрнст энд Уинни» подала в отставку, отказавшись проводить полный аудит финансового года «Зи бест».

В июне 1987 года Минков уже не мог переломить ситуацию, хотя сопротивлялся отчаянно. Он заключил соглашение с другой аудиторской фирмой «Прайс Уотерхаус». Воспользовавшись лазейкой в законодательстве, позволявшей в течение сорока пяти дней не информировать инвесторов и Комиссию по ценным бумагам о смене аудиторской компании, Барри Минков получил кредиты сразу у четырех инвестиционных компаний, а также одолжил миллион долларов у близкого друга на восстановление несуществующего объекта.

Как и следовало ожидать, сразу после публикации пресс-релиза о смене аудитора акции «Зи бест» обесценились. За три месяца рыночная стоимость компании «Зи бест» упала с 220 млн долларов до 62 тысяч! Минков подал заявление о банкротстве и защите от кредиторов в связи с реорганизацией по статье 11 соответствующего закона.

По-видимому, юный Барри рассчитывал и на этот раз уйти от ответственности. Однако за молодого миллионера взялись всерьез.

Выяснилось, что контракты фирмы «Зи бест» были фиктивными. Свое состояние Минков сколотил на махинациях с кредитами, подделке документов и счетов на несуществующие заказы. ФБР начало расследование на предмет связи афериста с мафиозной семьей Дженовезе и движением белых сепаратистов. Минков был арестован.

Конгрессмен Джон Динджелл, председатель Комитета по энергетике и коммерции, негодовал: «Эмиссионный проспект “Зи бест” рассказывал общественности об умопомрачительной прибыли и доходах от страховых подрядов на восстановительные работы, однако никому и в голову не пришло, что все эти подряды существуют лишь на бумаге. Где были все эти независимые аудиторы, которым платят огромные деньги за то, чтобы они предупреждали общественность о мошенничестве и аферистах?»

Суд оценил убытки от аферы Минкова в 26 миллионов долларов, признал бизнесмена виновным по 57 пунктам и приговорил его к 25 годам тюрьмы. Всем аудиторам, включая Гринспана и «Эрнст энд Уинни», удалось оправдаться. Том Пэджетт отсидел по этому делу шесть лет.

В тюрьме Минков принял христианскую веру. Он вышел на свободу в апреле 1995 года. Отныне его жизнь будет связана с евангелической церковью и… разоблачением мошенников. Минков написал две книги, получил степень магистра теологии. В 1997 году он был назначен старшим пастором в общинной библейской церкви Сан-Диего. Барри и его жена Лиза взяли на воспитание двух детей из Гватемалы.

Минков охотно читал лекции о том, как бороться с мошенниками. Среди его слушателей были агенты ФБР, аудиторы государственных фирм, бизнесмены, и даже сотрудники Пентагона.

«Одиссея» афериста Георгиоса Коскотоса

…В один прекрасный день 1979 года на улицах Афин появился молодой человек. Его звали Гсоргиос Коскотас, он вернулся из Америки вместе с женой и четырьмя детьми. Денег у него не было, это точно. Коскотас родился в 1954 году, в шестнадцать лет вместе с родителями переехал в США. «Георгиос крайне честолюбивый человек, – говорила о нем жена Кати. – Он постоянно что-то придумывает».

Однажды студент Коскотас заказал в типографии целую пачку официальных бланков Нью-Йорского университета. Когда у него потребовали объяснений, молодой человек сказал, что просто хотел разыграть сокурсников, отправив им приказы об отчислении. Однако в университете рассудили иначе: бланки он хотел использовать для подлога. Коскотас был арестован, оштрафован на 200 долларов, исключен из университета. Георгиос пошел работать маляром. Но даже здесь грек умудрился нарушить закон. Используя поддельные документы, он пытался получить деньги по социальному страхованию для маляров-нелегалов. В 1980 году правительство США заочно обвинило его в краже 40 тысяч долларов из государственной казны. Коскотас в это время уже трудился на скромной должности в небольшом афинском банке.

В Греции ему удалось сделать карьеру столь же стремительную, сколь и загадочную. Всего за несколько лет Коскотас стал не только владельцем 85 процентов акций Критского банка и его президентом, но и одним из самых богатых людей Греции. Издательская компания «Грамми» (пять журналов и три газеты), радиостанция, футбольный клуб «Олимпиакос»… О Коскотасе говорили: скоро скупит всю страну!

Откуда такие деньги? Секрет был раскрыт осенью 1988 года, когда судебные органы обвинили Коскотаса в крупных финансовых махинациях – от растраты до нарушения правил валютных операций. Проверка показала, что из сейфов банка исчезли 210 млн долларов. Жизнь богата на сюрпризы. Кто бы мог подумать, что глава Критского банка и газетный магнат – ловкий жулик и отчаянный авантюрист? Коскотасу запретили на время следствия покидать страну. В Греции вокруг этой аферы разгорелся не только финансовый, но и политический скандал, поскольку не в меру общительный банкир дружил со многими политическими деятелями.

Георгиос Коскотас перешел в контрнаступление, угрожая обнародовать «разоблачительные документы» о переводе рядом деятелей правительства крупных долларовых сумм на счета в американский банк. Но документы так и не были им представлены. К прежним обвинениям против Коскотаса добавилась попытка шантажа правительства. За домом банкира и за компанией «Грамми» было установлено круглосуточное наблюдение. Более сорока специальных агентов в штатском следили за каждым его шагом.

Георгиос Коскотос

Вскоре по Афинам пополз слух: аферист исчез. Одни говорили, что опальный банкир в Южной Америке, другие – что убит. Когда в присутствии понятых вскрыли дверь его кабинета, глазам полицейских и журналистов, ожидавших увидеть труп, предстала такая картина: на столе – недопитый стакан апельсинового сока, развернутые газеты, кресло чуть отодвинуто, будто хозяин ненадолго вышел из комнаты и вот-вот вернется. Но самого Коскотаса, увы, не дождались. Он в самом деле исчез. Это вызвало не меньшую сенсацию, чем сам факт обвинения его в махинациях. Коскотас готовил побег заранее: продал принадлежавшую ему газету, а семью переправил в Швейцарию.

С резкой критикой на правительство обрушились как левые, так и правые партии. Оппозиция требовала объяснить, почему государственные структуры пользовались услугами частного Критского банка, вместо того, чтобы держать деньги в государственном банке Греции.

Своих постов лишились министр общественного порядка Сехьотис и министр юстиции Куцоергас, против которого раздавались наиболее резкие обвинения в причастности к скандалу. Расследованием аферы занялась специальная парламентская комиссия. Премьер-министр Андреас Папандреу сформировал новый кабинет.

Тем временем Георгиос Коскотас объявился в США. Его арестовали 23 ноября в аэропорту Бостона. Банкир сказал, что просто счастлив оказаться в Америке, поскольку на родине его могли убить без суда и следствия. Он был отправлен в тюрьму Салем (штат Массачусетс).

Скандал в самой Греции набирал силу. Телохранитель Коскотаса показал, что лично передавал коробку с ассигнациями одному из друзей премьер-министра. Затем была опубликована расшифровка телефонного разговора между бывшим адвокатом Коскотаса и его женой о передаче денег «дяде» (газеты предположили, что под псевдонимом «дядя» скрывался один из лидеров правящей партии).

Премьер-министр Андреас Папандреу заверил, что правительство делает все возможное для того, чтобы расследовать аферу и наказать виновных. Он подчеркнул, что «дело Коскотаса» создает условия для заговора иностранных или местных кругов, направленного на дестабилизацию государства.

Однако правящей партии Всегреческое социалистическое движение (ПАСОК) замять скандал не удалось. Громкий резонанс вызвало сообщение о внезапной кончине временного уполномоченного по расследованию махинаций в Критском банке Спироса Пападатоса. Хотя врачи установили, что он скончался от сердечной недостаточности, в это никто не верил. Ведь Пападатос умер в тот день, когда планировалось опубликовать результаты расследования. В его квартире были найдены неизвестно кем установленные подслушивающие устройства.

Кульминационной точки скандал достиг после публикации в американском журнале «Тайм» интервью с Георгиосом Коскотасом. В изложении банкира вся эта история напоминала остросюжетный детектив.

Все началось с того, что в 1984 году Критский банк был выставлен на продажу за 9 миллионов долларов. Коскотасу удалось добыть нужную сумму и стать главным акционером банка. Он назначил генеральным менеджером ветерана правящей партии ПАСОК Панайотиса Вакалиса, старого друга Андреаса Папандреу. Премьер-министр обратил внимание на энергичного банкира и предложил ему сотрудничество.

По словам Коскотаса, в первое время деньги Критского банка использовались исключительно на нужды ПАСОК. Все изменилось в октябре 1987 года, когда он оказался по делам в Америке. Георгиос был приглашен на прием в Белый дом. Служба безопасности выяснила, что шесть лет назад он был обвинен федеральными властями в мошенничестве. Через несколько часов банкир был задержан в отеле Вашингтона. Однако ему удалось освободиться под залог в миллион долларов. В Грецию Коскотас вернулся по фальшивым документам.

Через несколько дней его пригласил к себе Папандреу. Премьер-министр выглядел мрачнее тучи. Он сказал банкиру, что пересечение границы по фальшивому паспорту – серьезное преступление, за которое полагается несколько лет тюрьмы. Но все можно уладить, если Коскотас согласится оказать кое-какие услуги партии ПАСОК. «Я стал жертвой грубого шантажа», – будет позже оправдываться банкир. На самом деле он и не пытался возражать.

В детали мошеннической схемы Коскотаса посвятил заместитель премьер-министра Агамемнон Куцоергас. На чем строилась афера? По распоряжению министра финансов несколько государственных структур (муниципальный транспорт, почта, медицинские учреждения и т. п.), переводили крупные суммы на счета в Критском банке, причем под невероятно низкие проценты – всего 2–3 процента годовых, вместо обычных для коммерческих банков 15 процентов и выше. Вот эта процентная разница и поступала на тайный счет ПАСОК в Критском банке.

Вскоре Папандреу запросил у Коскотаса 200 млн драхм (1,3 млн долларов) якобы на организацию молодежного фестиваля. Банкир безропотно отсчитал необходимую сумму. Ежемесячно доверенные лица премьер-министра забирали из Критского банка по 10–20 млн долларов наличными. Коскотас выполнял любой каприз премьер-министра и его сподвижников. За государственный счет он построил целую медиа-империю. Издательская компания «Грамми» открыто выражала интересы правящей партии и никогда не критиковала ПАСОК. Перед Коскотасом была поставлена задача скупить все крупнейшие оппозиционные газеты.

По прихоти премьер-министра Коскотас стал владельцем популярного футбольного клуба «Олимпиакос». Отныне название клуба должно было ассоциироваться с партией ПАСОК. В преддверии выборов Папандреу собирался объявить болельщикам о строительстве нового стадиона и таким образом заручиться их поддержкой. Эта затея стоила Коскотасу 4 млрд драхм (26 млн долларов).

Критский банк пользовался особыми привилегиями. Коскотас за четыре года открыл пятьдесят филиалов по всей стране. Папандреу всячески поощрял Георгиоса: «Пока я премьер, ты можешь ни о чем не беспокоиться». Все попытки аудиторов проверить банк беспощадно пресекались. И, надо сказать, Георгиосу Коскотасу нравилось играть роль всемогущего банкира. Он любил рискованные предприятия.

Папандреу все чаще использовал деньги Критского банка для решения личных проблем. Когда его первая жена Кристин, по профессии психиатр, захотела опубликовать откровенные мемуары, Коскотас приобрел все права на издание книги, чтобы только она не вышла в свет. Затем Папандреу узнал, что в распоряжении еженедельника «Эвдоми» оказались откровенные фотографии его любовницы Димитры Лиани. Коскотас купил еженедельник, а через три месяца закрыл издание. А тут еще новая напасть: вторая жена Папандреу Маргарет подала на развод, затребовав с супруга 100 млн долларов. Коскотас назвал ее претензии абсурдными.

Разоблачить аферу помог случай. В августе 1988 года Андреас Папандреу спешно вылетел в Лондон, где ему предстояла внеплановая операция на сердце. За день до его отъезда в Критский банк наведался бизнесмен и близкий друг премьера Георгиос Ловарис и забрал из сейфа Коскотаса 90 млн драхм (около 600 тыс. долларов) якобы на партийные нужды.

Вернувшись в Афины, 70-летний Папандреу стал появляться на публике в обществе бывшей стюардессы национальной авиакомпании «Олимпик эруэйз» Димитры Лиани. Необычная пара – избраннице политика было всего 34 года – стала излюбленным объектом газетных карикатур и язвительных комментариев в бульварной печати. Пикантность ситуации заключалась в том, что Папандреу еще был женат на Маргарет, кстати, уроженке США.

Воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, оппозиция настояла на аудиторской проверке Критского банка. Коскотас бросился к своим покровителям. Однако Агамемнон Куцоергас только развел руками: дело зашло слишком далеко и он не в силах помочь. В ответ банкир пригрозил: «Погибну я – погибнут все» и… сбежал в Америку, где начал давать признательные показания, в том числе против правительственных чиновников. Коскотас свидетельствовал, что передавал крупные суммы денег лидерам ПАСОК и лично премьер-министру Папандреу.

Скандал приобрел международный характер. Андреас Папандреу объявил о решении подать в суд на журнал «Тайм», в котором было напечатано интервью с Коскотасом. Выступая по телевидению, он обвинил США в попытке накалить обстановку в Греции (на июнь 1989 года были намечены парламентские выборы). Цель этих атак – вернуть страну к зависимости от Америки. Премьер-министр категорически отверг все обвинения в свой адрес и назвал Коскотаса «троянским конем», которого пытаются использовать против греческих социалистов. Некий Том Маилис, бывший торговец наркотиками, завербованный ЦРУ, показал, что жена Коскотаса Кати – агент ЦРУ, а сам банкир бежал в США с американской военной базы в Греции при помощи заокеанских спецслужб.

Самый популярный лозунг противников Папандреу состоял всего из одного слова: «Очищение!» Речь, конечно, шла не об уборке улиц после забастовки мусорщиков. Оппозиционная газета «Катимерини» поместила фотографию мужчины, что-то выискивающего среди отбросов и пустых картонных коробок. «А вдруг попадется коробка из-под “памперсов”?» – гласила подпись. Коробка из-под детских бумажных пеленок «памперс» не случайно стала символом аферы Коскотаса. По показаниям свидетелей, именно такая коробка, битком набитая ассигнациями, была передана банкиром бизнесмену Луварису, другу Папандреу.

Коррупционный скандал и ухудшение экономической ситуации в стране привели к поражению ПАСОК на выборах и победе Новой демократической партии. Правда, Папандреу так и не был привлечен к суду, а в 1993 году он снова пришел к власти. Греция получила очередную социально-политическую встряску.

В июне 1991 года виновник коррупционного скандала Георгиос Коскотас был депортирован на родину. В аэропорту Афин его встречала толпа журналистов и целая армия стражей порядка. Суд приговорил Коскотаса к 25 годам лишения свободы за мошенничество и растрату государственных денег (132 млн долларов).

В марте 2001 года Коскотас досрочно вышел на свободу. Он явно соскучился по настоящему делу. Увы, торговля недвижимостью принесла ему одни убытки. Тогда Георгиос, получивший прозвище «буйвол», открыл консалтинговую фирму. На этот раз удача улыбнулась Коскотасу. Греческих журналистов больше поразил тот факт, что человек, когда-то потрясший все греческое общество до основания, появлялся на улице без охраны.

«Милли Ванилли» – дуэт, не умевший петь

Большие артисты всегда поют вживую. И по телевидению тоже. На Западе, если выясняется, что исполнитель всего лишь открывает рот под фонограмму (по-английски это называется lip-synching), разгорается страшный скандал.

В конце восьмидесятых настоящую сенсацию в мире поп-музыки произвел экзотический поп-дуэт «Милли Ванилли». Два темнокожих мускулистых парня за несколько месяцев завоевали сердца меломанов своими ритмичными мелодиями и зажигательными танцами. Их дебютный альбом «Все или ничего», появившийся на прилавках европейских магазинов в середине 1988 года, попал в число самых продаваемых за всю историю поп-музыки. Такие песни, как «Дождь тому виной», «Девочка, ты знаешь, что это правда», «Детка, не забудь мой номер», «Девочка, я без тебя скучаю» попали в хит-парады нескольких стран. Сразу пять композиций дуэта оказались в «чарте» американского издания «Биллборд», причем три из них взлетели на самую вершину! Подобными результатами в восьмидесятых мог похвастаться лишь король поп-музыки Майкл Джексон с альбомом «Триллер».

К успеху дуэта «Милли Ванилли» приложил руку маститый продюсер Фрэнк Фариан, тот самый, что стоял у истоков диско-группы «Бони М». Он одним из первых понял, что с появлением музыкальных телеканалов, решающую роль в успехе ансамбля будет играть внешность певцов, их манера держаться на сцене, умение заводить толпу.

Фариан закупил самое современное оборудование для видеомонтажа. Его цифровая аудиостудия в предместье Франкфурта превратилась в аппаратно-студийный комплекс «Фар-студио» с полным циклом производства, включая изготовление матриц для промышленного тиражирования дисков.

На запись первого альбома «Милли Ванилли» Фариан пригласил профессиональных музыкантов: 46-летнего Брэда Хоуэлла и 36-летнего Джона Дэвиса (оба прекрасные вокалисты, аранжировщики и композиторы), талантливую певицу Джину Мохаммед, рэппера Чарлза Шоу, а также бэк-вокалисток сестер Рокко – Джоди и Линду.

Материал для дебютного альбома был записан за три месяца. Ритмичная танцевальная музыка рассчитана в основном на молодежную аудиторию, поэтому возрастные вокалисты Дэвис и Хоуэлл вряд ли могли стать ее кумирами. Поэтому Фариан решил сделать «лицом группы» сексапильных Фабриса Морвана и Роба Пилатуса, приглашенных из танцевального клуба. Эти гибкие парни прекрасно освоили модный брейк-данс.

Роб Пилатус родился в 1965 году в Нью-Йорке в семье американского военного и немецкой стриптизерши. Он вырос в Мюнхене. У Роба было трудное детство. Какое-то время он провел в сиротском приюте в Баварии.

Фабрис Морван был на год старше своего партнера. Он родился на острове Гваделупа, жил в Майами, потом переехал с матерью в Париж, где увлекся прыжками на батуте. Нелепая травма оборвала его спортивную карьеру.

В 1984 году судьба свела Пилатуса и Морвана в Мюнхене. Оба мечтали покорить вершину шоу-бизнеса и для этого пели, танцевали, позировали в качестве моделей. Фариан давал им шанс, и грех им было не воспользоваться. В «Милли Ванилли» ребятам предстояло петь на сцене под фонограмму, сниматься в клипах, давать интервью. Что касается вокальных данных, то преподаватель Сет Риггс оценил их как средние, хотя оба брали верхнюю ноту «си».

В 1988 году дуэт дебютировал на телеэкранах. Клип «Девочка, ты знаешь, что это правда» был отмечен публикой и музыкальными критиками. Получив «раскрутку» сначала в Германии, а затем в Англии, поп-дуэт становится любимцем английского канала MTV. Частое появление на телевидении позволило группе занять лидирующие позиции в европейских «чартах». Памятуя о злобных нападках критиков по поводу того факта, что в «Бони M» экзотический солист Бобби Фаррэлл пел голосом самого Фариана, продюсер решил не раскрывать тайну дуэта «Милли Ванилли».

Обложка диска дуэта «Милли Ванилли»

Толпы репортеров и поклонников следили за каждым шагом Морвана и Пилатуса. Они хотели знать о своих кумирах буквально все: чем увлекаются, что едят, с кем спят. Любопытство меломанов удовлетворялось в полной мере. Фаб и Роб участвовали в многочисленных пресс-конференциях, любезно приглашали репортеров в студию, где имитировали запись очередного хита. Настоящая же работа в «Фар-студио» начиналась поздним вечером, когда туда съезжались настоящие герои проекта «Милли Ванилли», профессиональные музыканты.

Оставалось совсем немного времени до покорения консервативного американского музыкального рынка. В США первый альбом «Милли Ванилли» вышел в начале 1989 года под названием «Девочка, ты знаешь, что это правда». Успех оглушительный: продано семь миллионов копий. Сингл с заглавной песней альбома взлетел на второе место в горячей сотне самых популярных мелодий. Эффект от легкой танцевальной музыки усиливался видеоклипами. Роб и Фаб часто появляются на американском MTV, участвуют в многочисленных телешоу и радиопередачах.

Внезапно проект оказывается под угрозой. В декабре 1989-го, когда сингл «Все или ничего» штурмовал вершины хит-парадов, рэппер Чарлз Шоу, получивший 7,5 тыс. долларов за участие в записи дебютного альбома «Милли Ванилли», сделал сенсационное заявление: Пилатус и Морван поют чужими голосами.

Фрэнку Фариану удалось замять скандал. Он выплатил рэпперу 150 тыс. долларов, и Шоу отказался от своих обвинений, мол, бес попутал, он просто хотел привлечь внимание к своему новому диску.

Американская музыкальная пресса практически единогласно признала дуэт Пилатуса и Морвана сенсацией 1989 года. Альбом «Милли Ванилли» стал шестикратно «платиновым» в США. 22 февраля 1990 года Пилатус и Морван были удостоены престижной премии «Грэмми» за лучший дебют, а также трех премий Американской музыкальной академии. Церемония чествования музыкантов проходила в нью-йорском Всемирном торговом центре. В Англии альбом «Милли Ванилли» также получил «платиновый» статус.

От успеха у парней закружилась голова. Фаб и Роб купались в лучах славы. У них было все, о чем вчера они могли только мечтать, – много денег, шикарные машины, сногсшибательные девушки… И вот уже Пилатус заявляет, что вместе с Фабом он сделал для поп-музыки больше, чем Боб Дилан, Элвис Пресли, Пол Маккартни и Мик Джаггер вместе взятые. В другом интервью он скромно провозгласил себя «новым Элвисом».

Смуглые парни из «Милли Ванилли» становились все более заносчивыми и неуправляемыми. В то время как профессиональные музыканты без устали работали над очередным альбомом «Милли Ванилли» в Германии, Роб и Фаб вели в Америке разгульный образ жизни, позволяя себе шокирующие выходки. Пилатус пристрастился к кокаину. В ноябре 1990 года он был арестован по подозрению в сексуальных домогательствах. Обвинение ему не было предъявлено из-за недостатка доказательств. Роб отделался легким испугом.

Пилатус и Морван начали шантажировать своего продюсера. В январе 1990 года они направили Фариану письмо, в котором заявляли, что в новом альбоме будут петь сами. Получив отказ, Роб и Фаб подписали за спиной Фариана контракт на съемки в порнофильме. Некоторое время спустя они уведомили продюсера о том, что собираются совершить самостоятельное гастрольное турне по США. Кто такой Фариан и почему они должны делится с ним доходами?

Терпение Фрэнка лопнуло. Месть его не заставила ждать. 12 ноября 1990 года он собрал пресс-конференцию в Мюнхене и объявил, что Пилатус и Морван выступали под фонограмму, записанную другими исполнителями. При этом Фариан пытался выйти сухим из воды – он ведь сам раскрыл секрет, так в чем его вина?

Скандал, последовавший за этим саморазоблачением, стал, пожалуй, самым громким в истории поп-музыки и потряс ее до основания. Диски «Милли Ванилли» уничтожались мощными дорожными катками. Через несколько дней у дуэта отобрали премию «Грэмми». Красавчики Роб и Фаб были подвергнуты обструкции. Вчерашние кумиры выглядели растерянными, они не понимали, что происходит. Еще недавно Пилатус говорил о Фариане: «Я никогда не забуду, как много Фрэнк сделал для меня». Теперь же роль продюсера в его судьбе виделась иной: «Мы продали души дьяволу».

Если Морван стоически переносил крах, то Пилатус как всегда был не сдержан. Накачавшись наркотиками и виски в номере лос-анджелесского отеля, он перерезал себе вены. Подоспевшая полиция и репортеры застали его на балконе, с которого Пилатус грозил прыгнуть. На этот раз врачам «скорой помощи» удалось его спасти.

Тем временем суд постановил, что все желающие могут вернуть диски с записями «Милли Ванилли» фирме «Ариста», занимавшейся тиражированием и распространением записей дуэта на территории США. К счастью, таковых оказалось немного. «Ариста» изъяла все диски дуэта из продажи. Возмутитель спокойствия Фрэнк Фариан выплатил несколько сотен тысяч долларов штрафа по судебным искам.

Но безумный мир шоу-бизнеса часто преподносит удивительные сюрпризы. Скандальная слава «Милли Ванилли» вызвала новый всплеск интереса к записям дуэта. И даже когда страсти немного улеглись, альбом «Все или ничего» продолжал хорошо продаваться в Северной Америке. В 1991 году он был признан «бриллиантовым» в Канаде; Фариан и его музыканты получили очередную награду.

Фрэнк Фариан тяжело пережил эту историю – он получил второй сердечный приступ и много времени провел в больнице. Тем не менее он решил продолжить работу над проектом. Пообещав, что впредь ни один его артист не будет «безголосой марионеткой», продюсер вывел на сцену группу «Настоящие Милли Ванилли». В 1991 году вышел альбом «Момент истины». Его записали 25-летний Рой Хортон и музыканты, принесшие славу «Милли Ванилли». Увы, диск раскупался плохо.

Провалом закончилась и попытка Пилатуса и Морвана запеть собственными голосами. Они организовали группу «Роб и Фаб» и в 1993 году записали одноименный альбом. Было продано всего две тысячи копий.

Необузданный Пилатус пускается во все тяжкие: ему не хватает остроты ощущений. Он ведет себя агрессивно: бросается на людей, разбивает машины, занимается уличным грабежом. В 1996 году суд приговорил Роба к нескольким месяцам тюрьмы.

Вскоре у Пилатуса появился шанс вернуться к нормальной жизни. Фариан пригласил его и Марвина для записи нового альбома. На этот раз Фаб и Роб пели своими голосами. Однако Пилатус снова сорвался. Фариан оплатил его шестимесячное лечение от наркотической зависимости. Но Роба спасти не удалось. 2 апреля 1998 года, незадолго до начала гастролей, во время которых планировалась представить новый диск, 32-летний Пилатус был найден мертвым в номере гостиницы Франкфурта. Он принял слишком большую дозу наркотических таблеток и алкоголя.

Оставшись без партнера, Фабрис Морван решил не сдаваться: «Что бы ни случилось, ты должен петь, ведь об этом ты мечтал с детства». Он работал сессионным музыкантом в американских группах и на радио ди-джеем, снимался в документальном фильме «Би-Би-Си» о «Милли Ванилли». Наконец в 2003 году вышел сольный альбом Морвана «Любовная революция». Его он распространял через свой вэб-сайт в Интернете. За первым альбомом последовал второй… «Фабрис обладает настоящим талантом, – утверждает старший редактор популярного музыкального журнала «Хитс» Рой Тракин. – И его красивая музыка способна покорять сердца…».

Крах империи Абеди

Крах всемирной банковской империи – «Международного банка коммерции и кредита» («МБКК») – самый громкий финансовый скандал не только 1990-х годов, но, возможно, и всего XX века. Ведь речь идет не просто о несостоятельности и растрате клиентских средств, а о создании одной из крупнейших в мировой истории преступной организации, действовавшей в десятках странах и оперировавшей миллиардами долларов. Структура «МБКК» была настолько запутанной, что даже спустя десятилетие после ликвидации банка в ней так и не разобрались до конца.

А ведь долгое время этот банк считался одним из флагманов мировой индустрии финансов! Во времена расцвета «МБКК» имел 400 филиалов в 78 странах мира и 1,3 миллиона вкладчиков, в его штате было 14 тысяч сотрудников. На момент закрытия активы банка составляли 25 млрд долларов, причем значительная их часть бесследно исчезла.

Основатель финансовой империи пакистанец Ага Хасан Абеди родился в 1922 году в мусульманской семье в северной Индии. Несмотря на университетский диплом, он не имел никаких шансов пробиться в высшие слои общества, поскольку принадлежал к религиозному меньшинству. Абеди был принят клерком в индийский банк, который в 1947 году переехал в только что образовавшееся государство Пакистан.

Своей карьерой Абеди обязан умению заводить и использовать связи и знакомства с богатыми и влиятельными персонами. Его восхождение на финансовый Олимп началось в 1959 году. Абеди убедил представителя семейства Сайгол, богатейших текстильных магнатов Пакистана, взять его на работу в качестве управляющего фабрики в самой отсталой Пакистанской провинции Белуджистан. Через полтора года Абеди перешел на службу к главе клана Юсуфу Сайголу, который выдал ему чек на 10 миллионов рупий на организацию «Юнайтед бэнк лимитед».

В конце 60-х годов у Абеди произошла встреча, определившая его дальнейшую судьбу. В Белуджистан прилетел поохотиться на песчаных дроф правитель крупнейшего из арабских эмиратов Абу-Даби шейх Зайед бен Султан аль-Нахайян. Нефтяной бум был еще впереди, поэтому шейх в Пакистане никого не знал, и все почести, оказанные ему, свелись к услугам «Юнайтед бэнк» в лице Абеди. «С того времени, – говорит Сайгол, – этот банк постоянно принимал и обслуживал Зайеда и других шейхов».

Через десять лет «Юнайтед бэнк», имевший филиалы по всей стране, стал вторым в Пакистане по объему операций. В 1972 году все банки в стране были национализированы правительством Али Бхутто. Абеди приступил к созданию банка нового типа, действующего по всему миру и неподвластного ни одному правительству. Международный банк коммерции и кредита (Bank of Credit and Commerce International – «МБКК») был зарегистрирован в Люксембурге, а чуть позже и на Каймановых островах. Головной офис Абеди открыл в Лондоне.

Поначалу мыслилось, что банк Абеди будет существовать на средства богатых арабов из стран Персидского залива. В то же время близкие к «МБКК» источники утверждают, что с первых же дней Абеди предлагал арабам с хорошими связями любое количество акций банка, ссужая их деньгами и не требуя возмещения.

Начальный капитал в размере 2,5 млн долларов предоставил Абеди «Бэнк оф Америка», подписавшийся на 25 процентов акций «МБКК». Остальные акции были оформлены на шейха Зайеда бен Султана аль-Нахайяна. Через несколько лет «Бэнк оф Америка» выйдет из состава акционеров, а контрольный пакет акций таинственным образом перейдет к группе компаний, зарегистрированных на Каймановых островах и управляемых Абеди.

Основные принципы операций «МККБ», утверждал его основатель, сводились к «доброте и вере в то, что все религии и народы едины в своей сути. У нас в банке работали представители 87 национальностей. Потому и дело пошло так быстро. Я заложил основы его философии, а банк уже рос сам по себе».

В «МБКК» работали в основном пакистанцы, безоговорочно преданные своему лидеру. В самом банке царил культ личности Абеди, руководители высшего ранга подражали ему в манере одеваться, повторяли его изречения. На рабочих столах шефов отделений красовались взятые в рамки девизы «МБКК» и фотографии лидера.

Абеди – личность непредсказуемая, гипнотическая, из года в год он жертвовал миллионы на благотворительность, обхаживая многих мировых лидеров, которых сумел привлечь к участию в деятельности по оказанию помощи «третьему миру». В числе близких знакомых Абеди был генсек ООН Перес де Куэльяр. Бывший премьер-министр Великобритании лорд Каллагэн занимал пост экономического советника «МБКК» – с соответствующим вознаграждением. Банк числил среди своих верных сторонников пакистанского президента Зия-уль-Хака. Будучи премьер-министром Индии, Индира Ганди вручала премию, учрежденную «МБКК».

Ага Хасан Абеди на приеме у Папы Римского

Абеди добивался политического влияния столь же простыми и безотказными методами, что и в чисто финансовых делах. Рецепт один – деньги. После того как Джими Картер покинул Белый дом, Абеди «преподнес» бывшему президенту США реактивный самолет, пожертвовал полмиллиона долларов на Картеровский центр при Университете Эмори в Атланте и начал регулярно перечислять деньги созданному президентом «Глобальному фонду 2000» (проблемы здравоохранения в «третьем мире»). Абеди перечислил миллионы долларов. В знак признания Картер рекомендовал пакистанца своим друзьям – правителям развивающихся стран.

С каждым годом империя Абеди расширялась. Он купил швейцарский банк, учредил финансовые компании в различных странах мира, а также создал целую сеть офшорных компаний для проведения «особых» операций. В 1980 году Банк Англии выдал Абеди разрешение на прием вкладов от населения, хотя и отказал ему в полноценной банковской лицензии. По всем меркам Абеди оказался блестящим банкиром-мыслителем, а его финансовая империя постоянно расширялась, чтобы замаскировать процесс перемещения денег.

Документы внутренней отчетности «МБКК», изученные журналом «Тайм», и беседы с его сотрудниками свидетельствуют, что этот международный банк вел двойную, причем глобальную бухгалтерию. Через подставных лиц «МБКК» располагал собственностью во многих странах. Расчетливо используя политическое влияние чуть ли не по всему свету, банк вовлекал в сомнительные финансовые комбинации правительства суверенных государств. «МБКК» сотрудничал с центральными банками более чем 30 стран «третьего мира»: предоставляя щедрые кредиты, он превратился, по сути, в монопольный источник финансирования сотен национализированных компаний.

«МБКК» охотно «проглатывал» крупные суммы сомнительного или даже заведомо преступного происхождения, а благодаря своей всемирной филиальной сети стал идеальным инструментом для финансирования деятельности наркодилеров, торговцев оружием, террористов. Панамский диктатор Мануэль Норьега держал на счетах «МБКК» 33 миллиона долларов. С помощью банка Абеди осуществлялись поставки оружия колумбийскому Меделинскому наркокартелю и боснийским боевикам. Через «МБКК» тайно финансировались ядерная программа Пакистана, палестинская террористическая организация «Абу Ниджал». По оценкам бывших служащих банка, от 15 до 20 процентов многомиллиардного банковского оборота составлял «беглый» капитал – «неофициальные средства», как предпочитали именовать его там. Экономисты назовут «МБКК» банком кокаина и международных преступников.

Спецслужбы США активно использовали империю Абеди для проведения секретных операций, таких, как знаменитая операция «Иран-Контрас» (нелегальная операция Белого дома по продаже оружия Ирану с использованием вырученных средств на финансирование боевиков в Никарагуа).

Настоящим золотым дном для Абеди стала советско-афганская война. Именно через пакистанское отделение «МБКК» осуществлялась финансовая помощь афганским моджахедам. Один только саудовский принц Турки переправил повстанцам около миллиарда долларов. Банк Абеди обслуживал и афганский героиновый бизнес.

В 1988 году Абеди перенес сердечный приступ. Джимми Картер лично хлопотал о донорском сердце для банкира. Операция по пересадке сердца прошла успешно, но после нее Абеди удалился от дел. И почти тут же гигантская империя начала разваливаться. «МБКК» были предъявлены обвинения в отмывании наркодолларов во Флориде. Заплатив 14 млн долларов штрафа, банк избежал дальнейшего расследования, признав факт нарушения, но представив его как исключительный случай.

После вывода советских войск из Афганистана иссяк главный источник дохода «МБКК». Западные службы потеряли к банку всякий интерес. В 1990 году правители Абу-Даби шейх Зайед бен Султан аль-Нахайян и его сын, принц Халифа, приобрели 77 процентов акций банка. Штаб-квартира «МБКК» переехала из Лондона в Абу-Даби, и туда же перебрались сотрудники головного офиса вместе с документами.

Неожиданно выяснилось, что «МБКК» долгие годы тайно владел крупнейшим вашингтонским банком «Ферст Америкэн». Граждане Соединенных Штатов были в шоке: никому не подконтрольный международный банк сумел уйти из-под надзора американских аудиторов и хозяйничал в крупнейшем американском банке с 297 отделениями по всей стране, от Нью-Йорка до Флориды. В марте 1991 года «МБКК» признал факт приобретения 25 процентов акций «Ферст Америкэн» без разрешения регулирующих органов. По требованию Федеральной резервной системы «МБКК» пришлось вернуть эти акции.

Тем временем аудиторская фирма «Прайс Уотерхаус» обнаружила 600 млн долларов, внесенных на депозит клиентами «МБКК», но не нашедших отражения в отчетности. Вывод был однозначен: «масштабное мошенничество и подтасовки». Причем махинации, направленные на завышение прибыли банка, велись с 1976 года, а их масштаб измерялся сотнями миллионов долларов. Получив доклад от аудиторов, Банк Англии в начале июля 1991 года закрыл «МБКК».

Власти нескольких стран хотели судить Абеди, однако благодаря связям финансового мага с политическим и военным руководством Пакистана он так и не был выдан другой стране. Пережив два сердечных приступа и удар (была нарушена мозговая деятельность, повреждены голосовые связки), Ага Хасан Абеди в моменты просветления вспоминал времена, предшествовавшие болезни, когда он завтракал с президентами, а обедал с арабскими шейхами. Ага Хасан Абеди скончался в 1995 году в возрасте 73 лет.

Дело «Голден АДА» о похищении алмазов

Экономические реформы, проводимые правительством России в начале 1990-х годов, требовали все больше и больше денег. Вот и «Роскомдрагмет» («Российский комитет по драгоценным металлам и драгоценным камням») во главе с Евгением Бычковым искал на Западе солидных посредников для получения Россией кредитной линии. Деньги срочно требовались для модернизации и развития отечественной алмазодобывающей промышленности.

Кредиты искали через своих людей в богатых зарубежных странах. Тогда-то и появился в кабинете Бычкова напористый Андрей Козленок. Он заявил, что крупнейшее финансовое учреждение США «Бэнк оф Америка» готово предоставить кредит в размере 500 млн долларов. Залоговым обеспечением кредита могли бы стать алмазы, ювелирные изделия и прочие драгоценности из российских государственных хранилищ.

«Россия торговала алмазами через южноафриканскую компанию “Де Бирс”, которая контролирует более 60 процентов мирового рынка, – говорил впоследствии Козленок. – Я считал, что на этом Россия теряет ежегодно миллиарды долларов, и предложил создать собственную компанию, которая сама занималась бы огранкой и продажей российских алмазов. У меня было только два условия: компания должна была располагаться в США – крупнейшем в мире потребителе алмазов – и должна быть частной. Потому что на свободном рынке государственная компания не может работать успешно. Господин Бычков согласился с моим предложением и получил на это “добро” от Гайдара – тогдашнего главы правительства».

Кто же такой Андрей Козленок, главный фигурант «бриллиантовой аферы века»? Успешно закончив институт народного хозяйства в Москве, он работал бухгалтером в МНТК «Микрохирургия глаза» Святослава Федорова. После этого неожиданно стал генеральным директором фирмы «Сов-Кувейт инжиниринг», едва не поглотившей одно из крупнейших в России гранильных производств – московский завод «Кристалл».

В начале девяностых Козленок был не только частым гостем в кабинете начальника ГУВД Москвы Петра Богданова, но даже заимел на Петровке, 38, личный кабинет. Под крылом ГУВД он организовал производство для ГАИ автомобильных номерных знаков.

Руководитель «Роскомдрагмета» Бычков говорил, что с Козленком его познакомил заместитель министра финансов Анатолий Головатый. По распоряжению Бычкова московский гранильный завод «Кристалл» перевел в Сан-Франциско 1 млн 296 тыс. долларов. Через тринадцать дней, 29 октября 1992 года, Козленок зарегистрировал в Сан-Франциско фирму «Голден АДА». Вероятно, необходимый для регистрации фирмы капитал составили именно кристалловские деньги. Бизнесмен Козленок получил в «Голден АДА» 60 процентов акций, а рекомендованные Бычковым американские граждане, выходцы из СССР Ашот и Давид Шагирян, – по 20 процентов. Братья-армяне до этого перебивались случайными заработками: один красил бордюры на улицах Сан-Франциско, другой играл на флейте в ресторане. Кстати, буквы «АДА» в названии – от имен ее соучредителей. Бычков вошел в совет директоров фирмы.

22 апреля 1993 года заведующий отделом финансов, бюджета и денежного обращения российского правительства Игорь Московский обратился к вице-премьеру Борису Федорову с просьбой разрешить вывоз и реализацию российских бриллиантов и ювелирных изделий на рынке США в обмен на кредитную линию «Бэнк оф Америка» в размере 500 млн долларов. И уже на следующий день на документе появилась резолюция вице-премьера: «В принципе согласиться. Нужно обоснование, в том числе юридическое по всем участникам, проекты договорных документов. Засекретить всю переписку».

Продажа алмазов из России в США ограничивалась договором между Россией и мировым алмазным монополистом – фирмой «Де Бирс». Для того чтобы обойти это положение, в декабре 1993 года в России было создано акционерное товарищество «Звезда Урала» во главе с Николаем Федоровым.

Фирме «Голден АДА» были отправлены пять тонн (!) золотых монет царской чеканки, уникальная коллекция алмазов, другие ценности из Гохрана на общую сумму более 180 млн долларов. Правда, следователи полагают, что общий ущерб от всех незаконных сделок превысил 1,2 миллиарда долларов! Показательно, как проводилась оценка алмазов. Для этого в Россию специально приехала команда оценщиков из Израиля. В выходные дни они работали в хранилище «Роскомдрагмета», отбирая лучшие алмазы для вывоза за рубеж. При этом стоимость отдельных камней занижалась в десятки раз! Но в суде ущерб все равно оценивается по официальным документам.

В Сан-Франциско Козленок прибыл с подписанными контрактами и гарантийными письмами, из которых следовало, что «Голден АДА» будет получать российские алмазы и проводить их огранку в Америке.

Вертолет «К-32» был в центре внимания на открытии офиса «Голден АДА» в Сан-Франциско. Среди сотен почетных гостей – мэр Фрэнк Джордан, шеф городской полиции, представители властей штата, крупные бизнесмены. Они наслаждались икрой и потягивали коллекционное шампанское, слушая речи о том, как Сан-Франциско превратится в центр мировой торговли бриллиантами. Козленок подарил вертолет полиции Сан-Франциско, но в любой момент мог использовать его для доставки бриллиантов из аэропорта в свой шикарный офис.

Фирма «Голден АДА» купила в Сан-Франциско пятиэтажный дом и открыло предприятие по огранке российских алмазов. Работали на фабрике командированные кристалловцы. По словам Козленка, фирма работала успешно до тех пор, пока ему не предложили использовать средства «Голден АДА» для нужд российских спецслужб за границей. Он отказался, тогда его заманили в Мексику, где под угрозой расправы с семьей заставили письменно отказаться от всех акций фирмы «Голден АДА». Потом американский суд признал этот отказ под угрозой незаконным.

Что происходило в действительности? Козленок и братья Шагирян швыряли российские миллионы направо и налево. Среди дорогостоящих покупок – реактивный самолет «Голфстрим-4», вертолет, автомобили престижных моделей, шикарные яхты и катера, недвижимость в Северной Калифорнии (в том числе пять коттеджей на озере Тахо)…

Козленок уверял, что все операции «Голден АДА» на территории США санкционировались главой «Роскомдрагмета». «Бычков и Козленок были, как отец и сын», – подтверждает Джек Иммендорф, бывший советник мэра Сан-Франциско, приглашенный возглавить совет директоров «Голден АДА».

Андрей Козленок

В Сан-Франциско Козленок жил в престижном пригороде. Побывав у него в гостях, Иммендорф испытал потрясение. «Вам что, удалось ограбить музей “Метрополитен”?!» – воскликнул он, восхищенно рассматривая картины Рембрандта и Пикассо, яйца Фаберже, золотые статуэтки. Его поразили полутораметровые напольные часы в золотых футлярах и шахматы из золота и серебра с фигурами, украшенными бриллиантами.

С успехом обхаживал Козленок и американский высший свет. Улыбчивого молодого человека с приятной внешностью, с неизменным галстуком-бабочкой принимали в лучших домах Сан-Франциско, Лос-Анджелеса, Нью-Йорка. На нескольких фотографиях он запечатлен вместе с вице-президентом Альбертом Гором и первой леди Хиллари Клинтон.

Для того чтобы отвлечь внимание от своих махинаций, Козленок передал в Москву сенсационное сообщение: наследник ботсванской короны африканский кронпринц Кгодумо I готов продавать алмазы не через «Де Бирс», а через российские организации. Ботсвана согласна выделить на совместные с Россией проекты до двух миллионов долларов. Этой новостью руководители Роскомдрагмета поспешили порадовать первого заместителя председателя Совета министров России Егора Гайдара.

Почти год московским чиновникам морочили голову с «принцем», пока в «Роскомдрагмете» не убедились, что никакого принца Кгодумо I в Ботсване не было и нет. Все это – выдумка.

В конце 1994 года в Сан-Франциско отправилась делегация во главе с заместителем председателя «Роскомдрагмета» Борисом Поздняковом. На месте выяснилось, что фирма «Голден АДА» перешла к перекупившему ее бизнесмену. Российские ценности были проданы в Нидерландах и Бельгии, а деньги осели на счетах «Голден АДА» в швейцарских банках.

В середине 1995 года об алмазной афере доложили Контрольному управлению администрации президента России. Генеральная прокуратура возбудила уголовное дело против учредителей «Голден АДА» и руководителей «Роскомдрагмета».

Евгений Бычков был отправлен в отставку и почти сразу получил место вице-президента банка «Российский кредит». Бычков виновным себя не признал, мол, он всего лишь совершил неудачную сделку, которых в истории Советского Союза да и России было немало. Бычкова пытались обвинить в должностных преступлениях, но очередная амнистия позволила бывшему главе «Роскомдрагмета» уйти от ответственности.

С 1993 года фирма «Голден АДА» находилась под пристальным вниманием со стороны ФБР. Его агенты собирались раскрутить алмазную аферу до конца, однако неожиданно вмешалась местная прокуратура, позволившая налоговой службе США арестовать счета компании «Голден АДА». Во время обыска в офисе фирмы в Сан-Франциско нашли десятки единиц автоматического оружия, тысячи упаковок патронов, пуленепробиваемые жилеты и 25 фунтов взрывчатки. Налоговая служба объявила «Голден АДА» банкротом. Интерпол объявил всех фигурантов бриллиантовой аферы в розыск.

Андрей Козленок сбежал в Европу, бросив яхты, машины, виллы, которые позже были арестованы по требованию российской стороны. Он изменил внешность, купил поддельный паспорт на имя гражданина Греции Андреаса Илиадиса. Несмотря на все ухищрения сотрудники американского сыскного бюро «Пол Чемберлейн» выследили его в Антверпене.

Козленок был арестован бельгийской полицией, но выпущен под залог. Аферист вылетел в Афины, где 6 января 1998 года его задержала греческая служба безопасности. Недолго гулял на свободе и Ашот Шагирян. Его отловили в Англии с паспортом Доминиканской Республики, после чего депортировали в США. Ему было предъявлено обвинение в неуплате налогов на сумму 63 млн долларов.

Тем временем руководитель московского офиса «Голден АДА» Сергей Довбыш был найден повесившимся в конвойной камере Мещанского суда Москвы. Хорошо знавшие его люди сразу же подвергли сомнению официальную версию – самоубийство. Так или иначе, но оказался устраненным человек, который слишком много знал. И случилось это по странному совпадению именно тогда, когда Верховный суд Греции (Ареопаг) решал вопрос, выдавать или нет Козленка России.

Козленок всерьез опасался за свою жизнь, поскольку он располагал важной информацией в отношении многих высокопоставленных лиц из правительства и ближайшего окружения президента. «Я не мог украсть деньги, даже если бы хотел: у меня не было права финансовой подписи, – втолковывал грекам Козленок. – Ее имел лишь генеральный директор компании: сначала один из братьев Шагирян, а потом – американец Питер Майклз». Ареопаг принял решение выдать мошенника России.

Дело о хищении фирмой «Голден АДА» из Гохрана России крупной партии алмазов и драгоценностей на сумму более 187 млн долларов рассматривал Мосгорсуд. 17 мая 2001 года Козленок был признан виновным в совершении мошенничества в особо крупных размерах и приговорен к шести годам лишения свободы. Однако 14 ноября Верховный суд России смягчил Козленку наказание до четырех лет.

Евгений Бычков и Игорь Московский получили по 3 года тюрьмы, но оба попали под амнистию. Николай Федоров был приговорен к 3,5 годам лишения свободы и тут же освобожден из-под стражи определением Верховного суда.

Козленок вышел из тюрьмы 8 января 2002 года. Его адвокат Виктор Семенов заявил, что намерен добиваться «полной реабилитации» подзащитного: «Бриллианты ни из России, ни из Америки не похищались, они реализовывались в соответствии с контрактом, который был подписан “Роскомдрагметом” и “Голден АДА”. Он действителен до 2008 года, и до сих пор его никто не расторг».

Золотая афера века: «Клондайк в Бусанге»

Громким скандалом завершилась афера вокруг «крупнейшего золоторудного месторождения XX века», якобы обнаруженного в джунглях около реки Бусанг на острове Борнео в Индонезии.

Сага о новом Клондайке восходит к 1988 году, когда группа австралийских геологов из компании «Монтегю» начала изыскания в Индонезии. Результаты девятнадцати геологических проб оказались, как говорят специалисты, «мучительными», то есть двойственными, поэтому ни одна солидная фирма не решилась продолжить исследования. Австралийцы покинули район Бусанга. И только опытные геологи Майкл Гусман и Джон Фельдерхоф были убеждены, что в зонах землетрясений обязательно присутствует золото, и Бусанг в этом плане не является исключением.

Фельдерхоф вернулся на родину в Канаду, где провел переговоры с дельцами фондовых бирж. Джон был известен как первооткрыватель одного из крупнейших в мире месторождений золота и серебра в Папуа Новая Гвинея. Он быстро нашел общий язык с президентом геологоразведочной компании «Бре-Экс минералс» Дэвидом Уолшем. Бывший брокер Уолш основал свою фирму в 1989 году, но дела у него не заладились с самого начала. Захватив с собой последние сбережения, он вылетел вместе с Фельдерхофом в Индонезию. В марте 1993 года Дэвид Уолш приобрел лицензию на право разработки месторождения в районе реки Бусанг.

Когда на бирже в Торонто узнали, что в непроходимых джунглях индонезийского острова Борнео специалисты «Бре-Экс минералс» обнаружили богатейшее месторождение золота, акции этой фирмы сразу подскочили в цене.

Вскоре пришла еще одна потрясающая новость: запасы золота в недрах местности Бусанг сравнимы с теми, что были обнаружены на Клондайке во времена золотой лихорадки. Пробы золотоносной породы из разведочной шахты «Бре-Экс» были проверены в лаборатории. Сомнений не оставалось – содержание золота в ней фантастически велико, в три раза выше, чем на самом известном из месторождений ЮАР.

Месторождение Бусанг

В октябре 1995 года руководители «Бре-Экс» официально сообщили, что после начала промышленной добычи золота месторождение в Бусанге даст не менее 30 млн унций (850 тонн) драгоценного металла. В феврале 1996 года министр горнодобывающей промышленности Индонезии говорил уже о 40 млн тройских унций. Затем было заявлено, что подтвержденные резервы месторождения составляют 71 млн тройских унций, а вероятные – 200 млн унций. В неофициальных разговорах называлась и вовсе сногсшибательная цифра – 400 миллионов! Стоимость такой кладовой получалась просто астрономической – от 30 до 100 млрд долларов.

Месторождение Бусанг сделало «Бре-Экс» суперзвездой в мире геологии. На бирже в Торонто акции фирмы подорожали в десятки раз. В спекулятивную игру включились крупнейшие горнодобывающие компании из США, Канады, Индонезии. Бостонский фондовый гигант «Фиделити груп» инвестировал 15 млн долларов, три самых больших (и очень осторожных!) пенсионных фонда Канады – 73 миллиона. Помимо крупных фирм акции охотно раскупали и простые люди. Некий бухгалтер из Цинциннати приобрел акций на 50 тыс. долларов, причем большую часть денег взял в долг, – так поступали сотни тысяч людей.

Президент Индонезии Сухарто не хотел отдавать разработку крупного месторождения малоизвестной фирме. Наивысшие шансы на победу были у американской «Бэррик голд», имевшей таких советников, как экс-президент США Джордж Буш и бывший премьер-министр Канады Брайан Мальруни. Используя личное знакомство известных политиков с семьей Сухарто, «Бэррик» привлек на свою сторону дочь президента Индонезии. Интересы «Бре-Экс» отстаивал старший сын Сухарто, которому за содействие пообещали ежемесячно выплачивать миллион долларов и десять процентов от всех золотых запасов.

Президент поручил разрешить спор своему приближенному, мультимиллионеру Мохамаду Хасану, по прозвищу Боб. Хасан рекомендовал в компаньоны «Бре-Х» американскую фирму «Фрипорт МакМоРэн коппер энд голд», которую возглавлял еще один друг Сухарто. Компания «Бре-Экс» оставляла за собой 45 процентов акций. Сам Хасан рассчитывал обогатиться на миллиард долларов.

17 февраля специалисты «Фрипорта» выехали на Борнео. Первые пробы показали небольшое содержание золота в породе. Сразу поползли слухи о том, что золотые запасы в Бусанге не так велики. Президент «Бре-Экс» Дэвид Уэлш и главный геолог Джон Фельдерхоф выступили с гневными опровержениями, сославшись на происки конкурентов.

Одной из ключевых фигур в этой афере считается геолог Майкл Гусман. Филиппинец принимал деятельное участие в открытии месторождения и оценке его золотых запасов. Гусману помогала группа проверенных специалистов, причем часть зарплаты геологи получали стремительно растущими в цене акциями «Бре-Экс». Гусман слыл общительным человеком, любил веселые компании и петь караоке. У него была в Маниле жена и шестеро детей. В Индонезии любвеобильный Майкл взял на содержание еще трех жен. Самой привлекательной он подарил дом за 123 тыс. долларов.

Молодые геологи считали Гусмана своим учителем и брали с него пример. Он был трудоголиком: просыпался в три часа утра и сразу шел на склад, где готовил образцы проб для отправки на экспертизу в независимую лабораторию города Самаринда.

Бусанг стал звездным часом Гусмана. В начале марта 1997 года он выступал в Сан-Франциско с докладом на ежегодном собрании геологической ассоциации. Гусман наслаждался обрушившейся на него славой. Майкл сыпал шутками, хвастался очередной женой и все свободное время проводил в стриптиз-клубах. Когда ему позвонили из «Фрипорта» и попросили срочно вернуться в Индонезию, Майкл не подозревал, что специалисты этой фирмы разгадали тайну чудо-Бусанга.

19 марта 1997 года Майкл Гусман вылетел из Баликпапана в Бусанг на встречу с геологами «Фрипорта». Когда вертолет находился на высоте 250 метров, филиппинец выпал из кабины и пропал в болотистых джунглях. Только на четвертый день нашли его тело, изъеденное дикими животными и насекомыми. Вопреки национальной традиции Филиппин Гусмана похоронили в плотно запаянном гробу. Майкла опознали по отпечатку большого пальца и коренному зубу. Тест на анализ ДНК не проводился. Все делалось в такой спешке, что у полиции остались сомнения, был ли это действительно Гусман.

По официальной версии геолог покончил жизнь самоубийством: как выяснилось, у него была тяжелая форма гепатита. Гусман даже оставил предсмертную записку. Но его родственники сразу заявили, что жизнерадостный Майкл не мог покончить с собой.

Вскоре появилось и другое объяснение самоубийства Гусмана. 26 марта 1997 года руководство фирмы «Фрипорт» сообщило, что очередные пробы из Бусанга показали ничтожное содержание золота в породе. Биржа отреагировала мгновенно: курс акций «Бре-Экс» упал до 6 канадских долларов, хотя еще недавно достигал 286,5 долларов. Президент Сухарто отложил подписание договора о разработке месторождения в районе реки Бусанг. Руководители «Бре-Экс» утверждали, что произошла досадная ошибка и необходимо взять новые пробы. Однако их результат также оказался плачевным.

А чуть позже, 9 апреля, стало известно, что Дэвид Уэлш продал за 35 млн долларов свой пакет акций «Бре-Экс». Многие недоумевали, зачем он это сделал? Через несколько дней был получен ответ: разговоры о баснословных запасах золота в районе Бусанга не соотвествуют действительности.

Развязка наступила 4 мая, когда приглашенная в качестве независимого эксперта фирма «Стрэчкона минералс» обнародовала результаты контрольных проб, взятых бурением в шести точках юго-восточной зоны месторождения Бусанг. Три независимые австралийские лаборатории вынесли вердикт: «В пробах не содержится достаточного количества золота для коммерческой эксплуатации месторождения». В тот же день руководство «Бре-Экс» признало, что проведенное внутреннее расследование подтвердило факт фальсификации ранее взятых проб.

Каким образом компании «Бре-Экс» удавалось так долго скрывать мошенничество? Образцы скальных пород имеют форму цилиндров. Геологи разрезают цилиндры надвое – одну половину крошат для анализа, другую маркируют и сохраняют для подтверждения идентичности пробы. «Бре-Экс» никогда не сохраняла контрольные пробы – настолько ей доверяли.

Порода в образцах грунта, взятых «специалистами» фирмы «Бре-Экс» из шахт их разработок в Бусанге, была скального происхождения, а содержащиеся в ней крупинки драгоценного металла – из золота, намытого из речного песка. Именно такое золото добывали вручную люди из племени дайак. Иными словами, регулярно бравшиеся геологами «Бре-Экс» на Бусанге пробы «подсаливались», то есть в них добавлялось золото из других источников. Эксперты единодушно определили масштабы аферы как беспрецедентные.

В понедельник, 5 мая, Торонтская фондовая биржа объявила о прекращении всех операций с акциями «Бре-Экс». Канадские власти пообещали провести тщательное расследование золотой аферы века.

Акционеры, успевшие продать ценные бумаги «Бре-Экс» до скандала, остались в выигрыше, ведь за последние годы рыночная капитализация скромной фирмы «Бре-Экс» выросла более чем в 700 раз и составила на февраль 1997 года почти 6 млрд долларов, обогнав по этому показателю даже «Бэррик голд» – крупнейшую в мире (за пределами ЮАР) золотодобывающую компанию.

Во вторник, 6 мая, вкладчики избавились от 58,3 млн акций «Бре-Экс», что составило более трети от общего объема продаж на бирже. «Погорели» как мелкие держатели акций, так и крупные инвесторы, например, пенсионный фонд провинции Квебек, вложивший в «открытие века» 70 млн канадских долларов. Их коллеги из провинции Онтарио потеряли еще больше – 100 миллионов. Дилеры язвительно называли происходящее «торговлей сувенирами». За несколько дней компания «Бре-Экс» подешевела на бирже в сотни раз, курс акций упал до 8 центов. Было подорвано доверие к самой Торонтской фондовой бирже.

Ральф Клейн, премьер правительства канадской провинции Альберта, где была зарегистрирована «Бре-Экс минералс», назначил специальное расследование мошенничества.

Оставалось выяснить, кто был организатором гигантской аферы – президент фирмы «Бре-Экс» Дэвид Уэлш, его друг Джон Фельдерхоф или Майкл Гусман?

В прессе появилось несколько версий. Возможно, аферу затеял Гусман. В расчете на быструю наживу он начал «солить» речным золотом образцы пород, затем, испугавшись разоблачения, он выпрыгнул из вертолета.

По другой версии, Гусмана убрали некие влиятельные лица, заработавшие на афере большие деньги и заинтересованные в том, чтобы геолог навсегда замолчал.

Наконец, Гусман мог инсценировать собственную смерть и, прихватив несколько миллионов долларов, поселиться на каком-нибудь тропическом острове. В мае 2005 года одна из жен Майкла сделала сенсационное признание: она получила от Майкла перевод на 25 тыс. долларов. Деньги были отправлены из бразильского отделения «Сити-банк».

Дело о вскрытии трупа инопланетянина

В субботу 5 июля 1947 года Джонни Макбойл, репортер и совладелец радиостанции в Росуэлле, штат Нью-Мексико, передал в эфир сообщение о падении НЛО. «Объект похож на помятую лоханку для мытья посуды… – срывающимся голосом комментировал он. – Военные уже здесь и собираются ее забрать. Вся территория оцеплена. Они что-то говорят о каких-то человекоподобных существах, находившихся на борту».

За шесть часов все обломки были собраны. По слухам, на месте падения неизвестного объекта были обнаружены пять тел пришельцев, военные упаковали их в герметические мешки. Инцидент в Росуэлле в течение многих лет был окутан завесой строжайшей секретности.

В июле 1991 года капитан военно-воздушных сил США Кевин Рэндл и его соавтор Дональд Шмит опубликовали книгу, в которой привели многочисленные свидетельства, подтверждающие внеземной характер катастрофы.

Американское правительство инициировало официальное расследование инцидента в Росуэлле. В сентябре 1994 года появилось сообщение, что в Росуэлле действительно произошла катастрофа, но разбился не инопланетный корабль, а секретный шпионский шар «Могул», запущенный военно-воздушными силами США.

А через несколько месяцев грянула новая сенсация: британский продюссер итальянского происхождения Рей Сантилли объявил, что в его распоряжении оказалась кинопленка, запечатлевшая аутопсию, то есть вскрытие инопланетян из Росуэлла.

Сразу возникли вопросы. Каким образом засекреченная пленка попала к Сантилли? Продюсер рассказал следующую историю. Летом 1993 года он отправился в Соединенные Штаты в поисках редких кадров пятидесятых годов. В Кливленде (штат Огайо) он познакомился с пожилым кинооператором, в архиве которого сохранились записи выступлений Элвиса Пресли. Неожиданно выяснилось, что восьмидесятилетний Джек Барнетт (имя и фамилия вымышлены) когда-то служил по контракту в американской армии. Летом 1947 года он был вызван на военную базу в Росуэлле для съемки особо секретных объектов. Барнетт думал, что речь идет о фрагментах советского самолета-шпиона, но оказалось, что снимать придется обломки НЛО, а также процесс вскрытия трупов инопланетян.

Джек отснял около сотни катушек. Большую часть материала он сразу же отправил в Вашингтон, однако несколько пленок требовали дополнительной обработки. Закончив над ними работу, оператор связался с начальством, но никто за пленками не приехал.

Барнетт умел хранить секреты, он был истинным патриотом Америки, и только крайняя нужда вынудила его продать уникальный киноматериал. Причем он заломил такую цену, что Сантилли расплатился с ним лишь в ноябре 1994 года. Оператор попросил сохранить его настоящее имя в тайне. Позже журналисты пытались встретиться с загадочным Барнеттом, но эти попытки не увенчались успехом.

В распоряжении продюсера оказались двадцать одна пленка по три минуты, одна – на восемь минут и еще фрагменты, не связанные сюжетом. Большая часть материала была в очень плохом состоянии. Первый семиминутный ролик был восстановлен лишь к началу 1995 года. На видеопленку Сантилли перевел два эпизода – «Вскрытие трупа инопланетянина» и «Обломки».

5 мая состоялся предварительный просмотр фильма в Британском музее в Лондоне. При входе в зал всех обыскивали, дабы никто не пронес фотоаппарат или видеокамеру.

Вскрытие трупа инопланетянина

И вот долгожданный сеанс начинается. На столе операционной – тело существа, напоминающего человека, ростом около 140–150 сантиметров, со вздутым животом и огромной головой. Рот приоткрыт, но зубов не видно. У существа по шесть пальцев на руках и ногах. И, что очень странно, отсутствует пупок. На правом бедре заметна огромная рана, возможно – ожог. Существо без волос на голове и на теле, вероятно, женского пола, хотя ничего, кроме характерных признаков, не указывало на данное обстоятельство.

В комнате находились оператор и два «патологоанатома» в белых защитных плащах с прозрачными окошками. Вскрытием занимался один специалист. Он подошел со скальпелем к телу и сделал надрез от горла вниз. Появилась кровь. «Патологоанатом», не прилагая заметных усилий, извлек из тела внутренние органы.

Многие обратили внимание на то, что оператор будто обладал даром предвидения. Когда «патологоанатом» проводил разрез, камера не последовала за скальпелем к животу, а намеренно задержалась на шее, пока не выступила кровь.

По-видимому, вскрытие проводил специалист широкого профиля, по крайней мере он знал толк и в офтальмологии. Он снял темную пленку с глаза существа и положил в раствор. Аналогичная процедура была проделана с другим глазом инопланетянина.

Заканчивался ролик трепанацией черепа. «Патологоанатом» ручной пилой удалил верх черепа и извлек мозг. Как при всяком вскрытии был составлен «перечень» изъятых органов. Вся процедура аутопсии заняла 2,5 часа (судя по часам на стене).

Во втором сюжете военный демонстрировал обломки разбившегося НЛО. Предметов было немного: две панели (приборы управления?) с отпечатками шестипалых рук и большая двутавровая балка с какими-то иероглифами.

Побывавший на просмотре Жак Прадель, продюсер телеканала «ТФ-1», вспоминает: «Когда в зале вспыхнул свет, воцарилась тишина. Абсолютная тишина, а в помещении было более трехсот человек. Потом шепот. Потом тишина и шепот чередуются. Я в каком-то столбняке. Что-то выше моих сил. Потом суматоха, и начинается обмен мнениями. От суматохи – к обсуждению. Хочу знать и информировать других».

Кто-то предположил, что это труп человека, подвергнутого воздействию очень сильного излучения. Но ни один патологоанатом не встречался с подобными аномалиями. Да и внутренние органы совершенно не похожи на органы человека. Хирург Патрик Браун заметил «трупные посинения», появляющиеся обычно в нижней части тела. И если это подделка, то весьма искусная, ибо нужно иметь высокую квалификацию, чтобы разместить посинения в нужном месте.

В августе 1995 года фильм был показан на шеффилдском конгрессе уфологов и по четвертому каналу Британского телевидения. Позже его демонстрировали крупнейшие телекомпании мира – американская «Fox TV», немецкая «ZDF», итальянская «RAI-1», французская «TF-1» и более двадцати других компаний. Продажа прав на показ фильма принесла Сантилли миллионы долларов. Только от «Fox» он получил 125 тыс. долларов. Видеокассеты с записью эпизодов «Вскрытие» и «Обломки» продавались по 70 долларов!

Тут же появились люди, готовые поклясться на Библии, что видели фильм Сантилли раньше. Старший сержант Роберт Аллен, когда-то отвечавший за безопасность на секретном полигоне около Тонопа, штат Невада, утверждал, что во время инструктажа им показывали целую программу из таких фильмов. «Я наблюдал три вскрытия, – уверял сержант. – Во время одного из них за стеклом операционной стоял президент Гарри Трумэн. Его лицо скрывала хирургическая маска, но я не мог ошибиться: это был Трумэн».

Майк Мэлони, ведущий фотограф «Миррор», поведал, что в семидесятых годах он познакомился в Калифорнии «с одним человеком», который предложил ему посмотреть несколько «весьма необычных фильмов». На этом сеансе для избранных демонстрировалась документальная лента об НЛО, а также кадры вскрытия инопланетянина.

Зрители разбились на два враждебных лагеря – одни считали фильм Сантилли подлинным, другие – искусной подделкой. К примеру, много споров вызвал телефон с витым шнуром. Говорили, что таких аппаратов в то время еще не было, но потом выяснилось, что эту модель начали выпускать еще в 1946 году, а витой шнур поставляли по заказу.

Затем попали под подозрение хирургические инструменты, которые использовал в фильме «патологоанатом». Но и здесь скептики потерпели поражение: именно такие инструменты использовали американцы пятьдесят лет назад.

Сантилли настаивал, что фильм снят в 1947 году и в качестве доказательства приводил результаты экспертизы кинопленки. Действительно, несколько кадров он передал для анализа в лаборатории США, Англии и Дании, и там подтвердили: кинопленка произведена в 1947 году. Однако переданные Сантилли кадры были без изображения. Фирма «Кодак» предложила Сантилли провести независимую экспертизу всей пленки. Продюсер отказался, сославшись на то, что она уже продана какому-то таинственному коллекционеру за большие деньги.

Неоднозначную оценку получила работа оператора. Он выбирал отнюдь не лучшие ракурсы, а при крупных планах у него сбивался фокус. Противники фильма настаивали, что оператор делал это намеренно, иначе все бы поняли, что патологоанатом работает не над трупом, а над куклой.

Кстати, большинство голливудских мастеров по спецэффектам не сомневалось, что «инопланетянин» сделан из латекса. Стэн Уинстон, известный по фильмам «Чужие» и «Парк Юрского периода», сказал: «Уверен ли я, что это мистификация? Абсолютно!» Поддержал коллегу Гордон Смит из Торонто: «Мы не сомневаемся, что фильм сделан в Англии на второсортной студии».

Когда же Сантилли прямо спросили, кого же все-таки вскрывают в фильме, он ответил: «Я думаю, существуют только два варианта. Первый – это существо действительно прилетело к нам из другого мира на космическом корабле. Второй – это был биологический эксперимент, проводившийся после войны американцами, и в фильме показан мутант, созданный с целью проведения испытаний некоего секретного оружия. По-моему, возможны только эти два варианта».

Но оказалось, что существует еще и третий вариант, о котором тогда скромно умолчал Сантилли.

4 апреля 2006 году по британскому телеканалу «Скай» был показан сюжет «Расследование Иммона: «Вскрытие инопланетянина». Сантилли вынужден был признать, что его фильм не является подлинным. Во время интервью ведущий передачи Иммон Холмс постоянно называл фильм «подделкой», и каждый раз гость поправлял его – «реконструкция». По словам Сантилли, он был вынужден пойти на этот шаг, поскольку настоящие пленки погибли от влаги и жары. По сохранившимся остаткам Рэй вместе со своим другом продюсером Гари Шуфилдом восстановили фильм. Позже Сантилли уверял, что в видеоверсии есть несколько кадров (5 процентов метража) из оригинала. Правда, какие именно, он не уточнил.

«Реконструкция» проходила в жилой квартире на Рочестер-сквер в Лондоне. Джон Хамфриз, художник и скульптор, сделал за три недели двух «инопланетян». Все необходимое для создания пришельцев – мозги овцы, куриные потроха, ножки ягненка и прочий «материал» – привезли с мясного рынка. Хамфриз использовал также алюминий (скелет) и латекс (кожа). Потом он изготовил панель управления инопланетного корабля. Именно Хамфриз сыграл роль главного «патологоанатома». Несмотря на то, что у съемочной бригады было всего два дубля, команда справилась со своей задачей просто блестяще. После съемок «инопланетян» разрезали на мелкие кусочки и разбросали по мусорным контейнерам Лондона.

6 апреля 2006 года состоялась премьера английской кинокомедии «Вскрытие инопланетянина», в которой все описанные выше события рассказываются в юмористическом ключе. Причем Рэй Сантилли и Гари Шуфилд выступили в нем в качестве продюсеров.

Фараоны финансовых пирамид: «РДС»

В начале девяностых годов XX века в России появились тысячи фирм-однодневок, занимавшихся мошенническим выкачиванием денег у населения. У истоков российских финансовых пирамид стояли бывшие комсомольские вожаки из Волгограда – 30-летний Александр Саломадин и 23-летний Сергей Грузин. В 1992 году они зарегистрировали финансовую компанию АОЗТ «Русский Дом Селенга» (сокращенно «РДС»). Термин «селенг» – придумали сами. Он означал заем денег у населения для вложения в будущие предприятия «РДС».

Грузин и Саломадин обещали волгоградцам вложить их средства в строительство жилья и коммерцию, но потом решили упростить схему – и стали просто брать деньги под огромные проценты. «Я не говорю вам, дорогие волгоградцы, что я работаю для вас, – выступал Александр Саломадин. – Мне нужны ваши деньги. Я готов вам за них платить. Вас устраивает вклад – давайте. Нет, – я буду искать деньги в другом месте».

Александр Саломадин и Сергей Грузин

Почти сразу деятельностью «РДС» заинтересовались волгоградские чекисты. Они предупредили правоохранительные органы и администрацию области, что обещанные селенгом проценты нереальны, и подобная игра может закончиться катастрофой. Однако прокуратура сослалась на несовершенство законодательства, а губернские власти сами были втянуты в эту финансовую аферу. Первые лица области говорили: «”РДС” – хорошие ребята, не мешайте им работать». Более того, на определенном этапе деятельность фирмы была выгодна государству. «РДС» выкачивал из карманов населения миллиарды инфляционных, ничем не обеспеченных рублей.

В начале 1993 года арбитражный суд Волгоградской области все-таки признал деятельность «РДС» по сбору денег у населения незаконной. «Учредители ТОО Саломадин и Грузин внесли в его уставный капитал всего по 5 тысяч рублей, – объясняла позже свое решение судья Светлана Глушкова. – А счет собранных денег уже тогда пошел на сотни тысяч. Закономерен вопрос: под какие же гарантии берут эти деньги?»

«Русский Дом Селенга» продолжал строить свою империю, хотя Высший арбитражный суд дважды отклонял поданные руководством фирмы кассационные жалобы и тем самым дважды подтверждал законность первоначального решения. Государство позволило мошенникам прокручивать аферу.

Когда у волгоградских вкладчиков деньги кончились, Саломадин и Грузин начали собирать деньги в других областях России. «РДС» открыл 73 филиала и 800 агентств в 72 городах России.

Наличные средства привозили в подвал дома на окраине Волгограда. По полу были разбросаны мелкие купюры, их часто за ненадобностью сжигали. Клиентами компании становились не только рядовые граждане. Здесь отмывали взятки чиновники, приумножали общаки преступные группировки.

«Русский Дом Селенга» заключил 2,4 миллиона договоров на сумму 2 триллиона 837 миллиардов рублей. На эти деньги была основана целая империя под общим названием «Союз-С». «Прибыль зарабатывается не в самом “РДС”, – пояснял Саломадин. – “РДС” входит в систему предприятий “Союз”. Это огромная система, которая объединилась общей целью зарабатывания денег».

Первое время «РДС» функционировал исключительно как финансовая пирамида. Проценты первым вкладчикам выплачивались за счет вновь прибывших. На чем держалась «пирамида»? Деньги «перекачивались» через инвестиционную компанию «Союз-С» в банки и коммерческие структуры. Более сорока супермаркетов входили в сеть «Русской торговли». Под эгидой «РДС» возникали транспортные предприятия, издательства, казино, туристические фирмы, были организованы двадцать четыре банка, и даже авиакомпания «РДС-АВИА» с четырьмя самолетами. Немалые деньги вращались в фирме «Гражданская безопасность». В нее входила фельдъегерская служба и охрана руководителей «Союза-С». Инвестиционный план «РДС» был расписан на несколько лет вперед. Саломадин и Грузин хотели распространить свою деятельность не только на ближнее зарубежье, но и на Китай, Аргентину, Конго.

Александр Саломадин уже не хотел размениваться по мелочам: «Большие деньги можно делать только большими деньгами и в больших объемах. Поэтому “РДС” не занимается проектами менее пятидесяти миллиардов». Он издал указ, в котором «РДС» провозглашался империей с собственным флагом, гимном, гербом, конституцией. Причем конституция «Союза» предусматривала главенство собственных законов над российскими. Вводилась система чинов, учреждались ордена из золота и драгоценных камней. По этому указу любой из учредителей «РДС» мог войти в хранилище и взять столько денег, сколько ему требовалось. В офисах, куда вход простым смертным был заказан, царила богемная обстановка. Внутри империи «Союз-С» существовала своя расчетная единица – так называемый рес.

В «РДС» и пяти своих дочерних фирмах Саломадин и Грузин сами себя назначили руководителями и сами установили себе зарплаты, премии, и даже «спецнадбавки за особо сложную и ответственную работу». Так, только в ТОО «Русская торговля» они получали «спецнадбавки» по 20 тысяч долларов ежемесячно, а затем увеличили их до 64 тысяч… И вели себя как небожители. «Я Саломадина видела лишь раз, – говорит бывший бухгалтер “Русской торговли”. – Да и то не живьем, а по телевизору». По официальным данным Саломадин и Грузин получили более 14 миллиардов рублей. По их словам, большая часть денег уходила на взятки.

Солидные средства тратились на покупку дорогих иномарок, квартир и другой недвижимости, ювелирных изделий, переводились под проценты на личные счета. А когда аналогичная волгоградская фирма «Заря России» начала переманивать вкладчиков к себе, Саломадин и Грузин тут же «благородно» предупредили население: «Вы подвергаетесь опасности стать жертвами мошенников!» Через прессу и телевидение они также объясняли преимущества вложения денег по договорам селенга по сравнению с существующими процентными ставками Сбербанка РФ. Граждане забирали вклады из Сбербанка и несли их в «Русский Дом Селенга». Это вызвало озабоченность государственных финансовых структур. И не только финансовых.

21 июня 1994 года вооруженные налоговые полицейские ворвались в офис нижегородского филиала «РДС». Уложив сотрудников на пол, они вскрыли автогеном двери хранилища. Все наличные, не пересчитывая, рассовали по мешкам. Забрали документы, списки вкладчиков, и увезли в неизвестном направлении. Только на следующий день стало известно, что деньги, собранные «РДС» со всего Поволжского региона, а это около 6 миллиардов рублей, были доставлены в банк «Прогресс». Именно в этом банке имела счета нижегородская администрация.

Губернатор Борис Немцов публично заявил, что победит в конкурентной борьбе с «РДС». Проверив конфискованные документы, налоговые органы не нашли никаких нарушений. Но деньги не только не вернули, а еще и потребовали выплатить 14 миллиардов рублей штрафов. Силовое изъятие денег вкладчиков, наверное, и было результатом конкурентной борьбы. Средства «РДС» навсегда растворились в бюджете нижегородской области.

Весть о погроме в денежном хранилище «РДС» мгновенно разнеслась по Нижнему Новгороду. Вкладчики ринулись к офису, чтобы забрать свои сбережения. Но хранилища были пусты.

Атаки налоговой полиции продолжались. В августе 1994 года инкассаторский самолет «Як-42», принадлежавший авиакомпании «РДС-АВИА» должен был вылететь из Иркутска в Волгоград. Подразделение налоговой полиции перекрыло взлетную полосу. Службе безопасности, сопровождавшей груз, было приказано не сопротивляться. Полицейские вынесли из салона самолета двадцать восемь мешков с деньгами. Две тонны плотно перевязанных купюр. Это были деньги вкладчиков из разных городов Сибири – более семи миллиардов рублей.

Чиновник налоговой полиции Лесков заявил, что таким образом полицейские воплощали в жизнь президентский Указ «О своевременном внесении налогов в бюджет». Правда, у налоговой полиции был и свой интерес. Значительная часть конфискованных денег доставалась полицейским в виде премии. И чем больше они изымали средств, тем больше зарабатывали.

В сентябре 1994 года исполняющий обязанности директора налоговой полиции России Ямпольский подписал инструкцию, в которой определил способы и методы изъятия наличных денег из филиалов «РДС». По всей стране покатилась волна конфискаций. В Ростове было изъято и наложено штрафных санкций на общую сумму – 68 млрд рублей, в Хабаровске – 7 млрд, в Астрахани – 17, в Башкортостане – 13, в Твери – 3,6. Всего в бюджет перекочевало более 200 млрд рублей. Империи Саломадина и Грузина зашаталась.

К началу 1995 года налоговые органы конфисковали у «Русского Дома Селенга» более двухсот миллиардов рублей. Деятельность фирмы была прекращена решением суда. Предприятия «РДС» не работали, а вкладчики штурмовали офисы компании. Саломадин с Грузиным спрятались в своем особняке. Сотрудники региональных филиалов лихорадочно растаскивали то, что осталось от могущественной империи.

В мае 1995 года в отношении руководителей АОЗТ «РДС» прокуратурой Волгоградской области были возбуждены уголовные дела. Со всех концов страны поступали иски вкладчиков. Люди умоляли вернуть вложенные ими деньги, а еще «премии-селенги» по ним, и еще, желательно бы, и компенсировать моральный ущерб. Однако подавляющее большинство вкладчиков даже не были признаны потерпевшими. А из 15 тысяч поданных исков суд удовлетворил только первые триста.

В октябре 1996 года Саломадин и Грузин явились добровольно на допрос к следователю. Они и представить не могли, что на них наденут наручники. Основателей «РДС» арестовали прямо перед выборами губернатора. И многие в ту пору расценили этот акт как политический: «Вот посмотрите, пройдут выборы – отпустят».

Не отпустили. Более трех лет архитекторы финансовой пирамиды отсидели в душных, переполненных камерах СИЗО. Грузин попал в камеру, где вместо десяти человек обитало более тридцати. Саломадину сокамерники предложили самому выбрать нары. Уважили.

Тем временем имущество «РДС» продавалось за бесценок. Известно, например, что часть принадлежащих компании автомобилей приобрел по бросовым ценам председатель суда, выносивший решения о распродаже имущества пирамиды. С молотка ушли 48 автомобилей, пять квартир, три особняка. Семь компьютеров, в которых хранился реестр вкладчиков, отдали военкомату. Четыре самолета «РДС-АВИА» стоимостью около пятидесяти миллионов долларов нижне-волжская таможня арестовала якобы за нарушение таможенных правил. А затем, без решения суда, их просто конфисковала и за бесценок продала Газпрому. Деньги ушли государству, а о вкладчиках никто не побеспокоился.

Саломадин и Грузин обвинялись в мошенничестве в крупном размере, включая совершенное организованной группой присвоение и растрату вверенного им имущества. Масштабы уголовного дела впечатляют. Только обвинительное заключение составило солидный том в 300 страниц. А для хранения 413 томов с материалами, отражающими деятельность фирмы, суду пришлось даже выделить специальное помещение. Саломадин и Грузин осилили несколько десятков томов, после чего отказались от законного права знакомиться с материалами до процесса и попросили направить дело в суд. Саломадина обвинил в крахе «РДС» государство. «Мы прошли все – от кремлевских кабинетов до волгоградских казематов, – сказал он. – Законы в государстве позволяли создать такую структуру, как “РДС”».

Вкладчики также были недовольны властью. Владимир Назаров, представившийся на процессе как «типичный рядовой вкладчик», выразил мнение большинства пострадавших: «В зале нет главного обвиняемого – государства. Или, если точнее, представляющих его чиновников. Ведь они в отличие от нас наверняка понимали, что дело закончится обвалом финансовой “пирамиды”».

2 февраля 2000 года в Краснооктябрьском районном суде Волгограда процесс над руководителями АОЗТ «РДС» Грузиным и Саломадиным завершился обвинительным приговором и лишением их свободы на девять лет с конфискацией имущества и отбыванием наказания в колонии общего режима. Из приговора суда: «…Саломадин с Грузиным в период с 1992 по 1996 годы завладели денежными средствами вкладчиков в размере 2 триллионов 837 миллиардов рублей, из которых 2 триллиона выплатили гражданам по договорам “Cеленга”, а оставшуюся сумму растратили на открытие и содержание филиалов, банковско-коммерческих структур и выплату зарплаты обслуживающему персоналу…»

Саломадин и Грузин отсидели (с учетом времени, проведенного в СИЗО) лишь половину срока, и в июле 2001 года вышли на свободу.

Крах банка «Берингс»

История «Берингс», одного из самых старинных банков Европы, восходит к 1717 году, когда Френсис Беринг переехал из Германии в Британию, чтобы заняться торговлей шерстью. В 1762 году его внуки, использовав накопленное семейное состояние, основали торговый банк. Благодаря безупречной репутации «Берингс» вскоре стал настоящим казначеем Британской империи. Наибольшего финансового могущества банк достиг во времена войны с Наполеоном, кредитовав военные операции Великобритании и России. Именно в эти годы один из известнейших политических деятелей Франции герцог де Ришелье сказал: «В мире есть только шесть великих держав: Англия, Франция, Россия, Пруссия, Австрия и “Берингс”». Банк упомянут в произведениях таких писателей, как Чарльз Диккенс, Жюль Верн и Александр Дюма. Последний, кстати, в сейфы именно этого банка поместил сокровища графа Монте-Кристо.

Банкирский дом Берингов соблюдал консервативные деловые принципы на протяжении двенадцати поколений. С 1985 года им управлял член старинной финансовой династии Питер Беринг. Под его началом трудилось более четырех тысяч сотрудников.

В 1989 году, принимая на работу 22-летнего Ника Лисона, Питер Беринг, конечно, не подозревал, что подписывает своему банку смертный приговор. Действительно, кто бы мог подумать, что молодой энергичный финансист приведет к краху величайший британский банк, в одночасье покончив с семейным бизнесом Берингов…

Ник Лисон родился 25 февраля 1967 года в Уотфорде, пригороде Лондона. Его отец Уильям был простым штукатуром и видел Ника инженером-строителем. Сын же выбрал стезю финансиста, хотя в школе математика ему давалась с большим трудом.

Ник Лисон

После окончания университета Лисон недолго стажировался в банковской группе Моргана, затем перешел в «Берингс». Ник взялся за дело засучив рукава и уже в 1992 году получил место трейдера Сингапурского отделения банка «Берингс», занимавшегося спекуляциями на биржах Юго-Восточной Азии. У Ника появилась возможность проявить себя на крупнейшем финансовом рынке мира.

Лисон выполнял заявки клиентов на покупку и продажу ценных бумаг и арбитражные операции с фьючерсными контрактами на японский фондовый индекс Никкей-225 на фондовой бирже в Осаке (OSE) и Сингапурской международной финансовой бирже (SIMEX). Арбитраж здесь подразумевает получение дохода за счет разницы в цене фьючерсов Никкей-225 на OSE и SIMEX, возникающей за счет разницы во времени работы этих торговых площадок. Иными словами, Лисон сначала покупал фьючерсы в Осаке, а потом продавал их подороже в Сингапуре.

Внешне дела обстояли просто блестяще. В 1993 году Лисон принес банку 8,83 млн фунтов, что составило около 10 процентов всей прибыли «Берингс» в Сингапуре. В следующем году Ник заработал уже 28,53 млн фунтов – больше половины прибыли филиала. А только за первые два месяца 1995 года – 18,57 млн фунтов. Казалось, деньги повиновались ему, словно искусному заклинателю змей, говорил коллега Лисона по бирже. Люди стремились заключить с ним сделки, ибо на Востоке принято верить в судьбу и каждый хотел иметь дело с человеком, отмеченным ее счастливой печатью. К годовому окладу 200 тыс. фунтов «Берингс» добавил своей «сингапурской звезде» 750 тыс. премиальных (в феврале 1995 года их размер увеличится до миллиона фунтов!).

А между тем дела «Берингс» на азиатских площадках шли все хуже и хуже, но знал об этом только Лисон. Он был слишком амбициозен, чтобы делать небольшие деньги на сделках с гарантированной доходностью. Буквально сразу после перевода в Сингапур Ник попытался провести несколько несанкционированных начальством биржевых операций и… проиграл.

Однако в глазах руководства Лисон оставался восходящей звездой финансового рынка. Вскоре он стал главным трейдером, а заодно и управляющим службы оформления сделок сингапурского отделения «Берингс». Ник Лисон сам совершал операции, сам вел всю бухгалтерско-учетную документацию. Его практически никто не контролировал. Он умел так запутать аудиторов, что те предпочитали не задавать лишних вопросов, чтобы не выглядеть глупцами. Почти три года никто из тысяч сотрудников банка и внешних аудиторов не замечал, что банк несет многомиллионные потери.

Система Лисона основывалась на встречных сделках банка с самим собой. Подобные сделки разрешены правилами бирж. Если трейдер получает заявки на покупку и продажу одинакового числа контрактов по одинаковой цене, он может провести взаимозачет по счетам своих клиентов. Ник проводил такие сделки между счетами по операциям с ценными бумагами.

Убытки от неудачных сделок он переводил на забалансовый счет 88888 «Невыясненные ошибки» (китайцы считают этот номер счастливым). В реальности задача Лисона была сложнее. Чтобы приписки не бросались в глаза, он дополнительно разносил параллельные операции по счетам во времени и представлял их неравными суммами. А внешним аудиторам он показывал так называемые представительские письма за подписью своего непосредственного руководителя Саймона Джонсона. Эти письма подтверждали легитимность проводимых Лисоном операций. Письма были поддельными, но это выяснится лишь после краха банка.

В 1992 году Лисон спрятал убытки на 2 млн фунтов. В 1993 году пришлось скрывать уже 21 млн фунтов, в 1994-м – 185 млн фунтов. Трейдер пытался побыстрее отыграться, но чем больше он рисковал, тем больше терял.

Лисон вначале осуществлял сделки только за личный счет клиентов. Через некоторое время он получил право на «очень большие деньги» и мог уже самостоятельно заключать контракты от имени банка. Пакеты с миллионами акций, на которые он делал ставку, были всегда крупными, а его предложения – рискованными.

Когда японский рынок покатился вниз, Лисон, стремясь восстановить его и компенсировать свои потери, решился на рискованную игру. Он начал скупать в огромном объеме фьючерсы на индекс Никкей-225. Поначалу казалось, что его расчет оправдался. Индексные арбитражеры бросились продавать дорогие фьючерсы и скупать дешевые акции. Причем в таких объемах, что цены на акции значительно повысились. То есть рынок стал восстанавливаться. В случае успеха Лисон получил бы очень большую прибыль.

Но он недооценил слабость японского рынка. Арбитражеры действительно толкали рынок вверх. Но как только арбитраж заканчивался, рынок снова устремлялся вниз. Ник Лисон напоминал неудачливого игрока в рулетку – пытался возместить потери за счет все больших ставок. Он опять ставил на растущий Никкей, но индекс после некоторого роста снова падал. И так день за днем.

В качестве гарантии для выполнения обязательств при операциях на основе индекса Никкей-225 требовалось внести залог в размере 3,25 процентов стоимости контракта. Если же гарантийный взнос не вносился, биржевые правила предусматривали ликвидацию контракта. Ник запросил у «Берингс» дополнительное финансирование. Значительные суммы, по крайней мере 550 млн фунтов стерлингов, путем комбинированных операций втайне были переведены Лисону в Сингапур для обеспечения фьючерсов.

Были ли у Лисона шансы выиграть? «Да, такой шанс у него был, – считают ведущие экспертов лондонского Сити. – Если бы в феврале индекс Никкей превысил 19 пунктов, то Лисон бы выиграл. В начале декабря появились признаки того, что ставка Лисона выигрывает – индекс Никкей пошел вверх, но вдруг вмешался Сам Господь Бог».

17 января в японском городе Кобе произошло страшное землетрясение. В результате был разрушен один из наиболее индустриально развитых районов Японии. Катастрофа в Кобе вызвала падение индекса Никкей. Лисон оказался в положении летчика, который пытается вывести самолет из крутого пике. Ник продолжал покупать контракты, надеясь переломить рынок. И это ему почти удалось, но тут у «Берингс» кончились деньги.

В четверг 23 февраля 1995 года глава сингапурского отделения «Берингс» получил факс от своего главного трейдера Ника Лисона. В нем было всего два слова: «Сожалею, шеф». Связаться с Лисоном не удалось. За неделю до этого Питер Беринг распорядился провести предварительное следствие по сделкам Лисона в Сингапуре. Выяснилось, что трейдер проводил несанкционированные руководством операции, убытки от которых превысили собственный капитал банка (в итоге общая сумма потерь составила 830 млн фунтов стерлингов или 1,38 млрд долларов!).

Из-за разницы во времени в Лондоне узнали о критическом положении в Сингапурском отделении банка в начале восьмого утра пятницы. А буквально через час правление «Берингс» уже собралось на экстренное совещание. Питер Беринг, говорят, не мог вымолвить ни слова и горько плакал на глазах своих подчиненных. Немного успокоившись, он информировал о катастрофе заместителя управляющего Банка Англии Рупера Пеннат-Реа. Вечером неприятную новость узнал министр финансов Кеннет Кларк.

К концу дня убытки удвоились. В субботу, 25 февраля, «Берингс» выпустил официальное заявление для прессы. Питер Беринг еще надеялся на помощь Банка Англии, но ему было отказано в прямой финансовой поддержке, так как никто точно не знал, сколько именно потерял «Берингс». Порой речь шла об убытках до 4 млрд фунтов стерлингов (около 7 млрд фунтов по курсу 2007 года). Долговые обязательства могли возрасти в любой момент, и Банк Англии не хотел рисковать.

Беринг готов был вести переговоры о продаже банка на любых условиях. В шесть вечера субботы пришло предложение от султана Брунея. Но через четыре часа султан отказался от сделки.

В понедельник 26 февраля 1995 года Высший суд Британии признал банк «Берингс» банкротом. А еще через неделю, 5 марта, разорившийся «Берингс» за символическую сумму в один фунт стерлингов был продан голландской финансовой группе «Ай-Эн-Джи» (ING), которая продолжила торговлю фьючерсами на финансовом рынке Сингапура.

В итоге вкладчики потеряли более 2,5 млрд фунтов стерлингов. По сведениям лондонской газеты «Гардиан», у королевы Елизаветы II и принца Чарльза «сгорел» миллион фунтов стерлингов. Приблизительно 500 тысяч фунтов лишилась и управляемая престолонаследником благотворительная организация «Принц-траст».

Старейший британский банк «Берингс» исчез в черной дыре «потенциально неограниченных убытков, связанных со сделками», – писали английские газеты. Министр финансов Кеннет Кларк назвал причиной краха «мошенническую деятельность биржевиков».

Как же складывалась судьба главного виновника скандала? Отправив факс «Сожалею, шеф», Лисон вместе с женой Лайзой Симс вылетел в малайзийскую столицу Куала-Лумпур, где поселился в роскошном отеле, причем за номер они расплатились кредитной карточкой «Берингс». 25 февраля Лисон отметил свой день рождения. О банкротстве «Берингс» он узнал из газет.

Через неделю Лисоны отправились через Бруней, Бангкок и Дубаи в Германию, откуда собирались вылететь в Лондон. Однако 2 марта в аэропорту Франкфурта-на-Майне Лисон был арестован в транзитном зале федеральной пограничной службой. Трейдера доставили в камеру следственной тюрьмы и спустя некоторое время переправили в Сингапур.

Лисон обвинялся в мошенничестве и подделке документов. «Финансовому гению» грозило до 14 лет тюрьмы. Суд принял во внимание то обстоятельство, что Лисон нанес ущерб банку и его акционерам неумышленно, и в декабре 1995 года приговорил трейдера к шести с половиной годам лишения свободы. Его имущество было конфисковано в пользу кредиторов «Берингс».

Жена Лисона устроилась стюардессой, чтобы чаще навещать Ника в тюрьме. Когда он слишком откровенно описал их личную жизнь в опубликованной в 1997 году автобиографической книге «Жуликоватый трейдер» (другой перевод: «Трейдер – мошенник»), разозленная Лайза подала на развод. Книга стала бестселлером, на ее основе в 1998 году в Голливуде был снят одноименный фильм с участием Эвана Макгрегора. Авторский гонорар трейдер перечислил кредиторам банка «Беринг».

В тюрьме у Лисона был обнаружен рак, он перенес тяжелую операцию. В конце 1999 года Ник досрочно вышел на свободу по личному распоряжению президента Сингапура, который сам страдал онкологическим заболеванием.

Лисон обосновался в Ирландии. В апреле 2005 года он стал коммерческим директором футбольного клуба «Гэлвей Юнайтед», а в ноябре его генеральным директором.

У «МММ» нет проблем

Сергей Пантелеевич Мавроди построил финансовую пирамиду под названием АО «МММ», которая неизбежно должна была рухнуть. И рухнула. Конечно, ускорили крах правительство и пресса, арест самого архитектора пирамиды, но крах был неотвратим, поскольку выплаты вкладов и процентов производились за счет поступления средств от новых клиентов. В эту игру можно было играть долго, поскольку население в России – сто пятьдесят миллионов. Играть до тех пор, пока рынок вкладчиков не придет к насыщению…

Сергей Мавроди родился 11 августа 1955 года в Москве в обычной советской семье: отец – монтажник, мать – инженер. Он окончил факультет прикладной математики Московского института электронного машиностроения, работал инженером-математиком в НИИ. Потом занялся нелегальным изготовлением и продажей пиратских звуко– и видеозаписей. Мавроди так увлекся бизнесом, что уволился из НИИ. В 1983 году его арестовали за противозаконное распространение видеозаписей, отсидел всего 10 суток. Повезло.

Аббревиатура «МММ» появилась в 1989 году – Мавроди с двумя приятелями зарегистрировал кооператив с таким названием. Собственно говоря, приятелей он привлек исключительно для регистрации. Торговали компьютерами и оргтехникой. Вскоре Мавроди арестовали за нарушение закона при обналичивании денег. Правда, и на этот раз он отделался легким испугом.

Акционерное общество открытого типа «МММ» было зарегистрировано 20 октября 1992 года. Руководителем компании был Мавроди Сергей Пантелеевич. Идея поработать с акциями возникла у него с началом чековой приватизации. В декабре 1992 года Сергей и Вячеслав Мавроди учредили ЧИФ «МММ-инвест». Юридически этот фонд не был связан с остальными блоками пирамиды. На ваучеры приобретались акции АвтоВАЗа, Томского нефтехимического комбината, УАЗа и других крупных предприятий.

Тем временем у Сергея Мавроди окончательно оформились идеи «проведения альтернативной приватизации». 16 июня 1993 года в Департаменте финансов правительства Москвы он зарегистрировал выпуск 991 тыс. обыкновенных акций АООТ «МММ» номинальной стоимостью 1000 рублей. Действовавшее на тот момент законодательство запрещало одной компании владеть более 35 процентами акций проспекта эмиссий, поэтому Мавроди создал три организации: «Объединение МММ», «МММ-Фонды», «МММ-Курс». Именно между этими организациями был распределен весь проспект эмиссий, а они уже занимались продажей акций на вторичном рынке в городах России: Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Туле и других. Акционеров завлекали высокими дивидендами – до 1000 процентов годовых.

В конце 1993 года Мавроди заказал 2,79 млн бланков сертификатов, примерно на 27 млн акций. Причем в качестве эмитента было заявлено АООТ «Торгово-финансовая компания МММ», а не зарегистрированное АООТ «МММ». Фактически эти акции ценными бумагами не являлись.

Мавроди предлагал всем обогащаться. Из рекламы следовало, что АООТ «Торгово-финансовая компания «МММ» с 1 февраля 1994 года приступает не только к широкой свободной продаже своих акций, но и их свободной покупке. При этом «МММ» будет покупать акции дороже, чем они продавались накануне. Разница между продажей и покупкой, которая останется в кармане акционера, будет зависеть от времени, в течение которого акция находится в его руках. Иначе говоря, акция «МММ» станет чем-то похожа на доллар, ее стоимость будет неуклонно расти. Мавроди пообещал также, что к концу года цена акции увеличится примерно на 3000 (!) процентов. Вложив тысячу рублей в акцию «МММ» же через неделю можно получить прибыль в 400 рублей!

Сергей Мавроди

Сначала в Москве, а потом и в других городах России начали создаваться специальные пункты, где любой человек в любое время мог купить акции «МММ» и вновь продать их по объявленным ценам. При этом договоры о купле-продаже ценных бумаг с вкладчиками не составлялись, записи об отчуждении и смене владельцев в сертификаты не вносились, реестр акционеров не велся. Выпуск и распространение акций ТФК «МММ» существенно превысили разрешенное проспектами эмиссий количество акций АООТ «МММ». На одном сертификате могло быть вписано разное количество акций, вплоть до 10 тысяч.

Что не запрещено, то разрешено. Именно по такому принципу действовал Мавроди. «А если я законов никаких формально не нарушал, так это просто потому, что я “дырки” в них умело использую. Издеваюсь, в общем, над законом. Это же всем известно. Законы у нас дырявые, как швейцарский сыр. Вот этим я и пользуюсь…» – говорил Сергей Пантелеевич.

Мавроди не жалел денег на рекламу своего детища. Каждый вечер миллионы россиян, включив свои телевизоры, могли наблюдать все новые и новые 30-секундные рекламные ролики из жизни простого россиянина Лени Голубкова и его дородной жены. Еще недавно Леня не знал, как свести концы с концами. Случайно он купил акцию «МММ» и уже через неделю смог приобрести пару зимних сапог для жены. Затем прикупил костюм для себя и шубу для спутницы жизни. И вот уже Голубков рисует график благосостояния семьи и в своих фантазиях доходит до покупки дома в Париже – и все благодаря прибылям, полученным за счет операций с акциями «МММ».

Леня Голубков – это Иванушка-дурачок, классический фольклорный образ, перенесшийся в конец XX века. Старший брат Иван называет его халявщиком, но Леня возражает: «Я не халявщик, я партнер». И брат Иван, разумеется, тоже решает строить свое счастье на акциях «МММ».

Потом появились на экране одинокая Марина Сергеевна, молодожены Игорь и Юля, обедневшие пенсионеры. Благодаря акциям «МММ» их жизнь устраивается. Все вместе телегерои воплощали в жизнь народную мечту: лежать на печи и получать деньги. Появление в этих роликах бразилианки Вероники Кастро, «просто Марии», придало рекламному «сериалу» режиссера Бахыта Калибаева трансконтинентальный размах.

Компания «МММ» была рекламодателем щедрым и изобретательным. Мавроди не стал ограничиваться изображением трех бабочек на рекламных плакатах и лозунгами: «У “МММ” нет проблем!», «Из тени в свет перелетая…», «Нас знают все!». Он помещал в прессе целые послания, и даже объявил конкурс на лучшее письмо «Что изменило в моей жизни АО “МММ”». А каких денег стоила знаменитая акция в московском метрополитене, когда в течение суток москвичи и гости столицы катались за счет Мавроди?!

Миллионы россиян поверили в то, что «МММ» поможет сбыться их мечтам. «Надо же, не обманули», – говорили потрясенные акционеры. Многих посещала шальная мысль: «Положу деньги в “МММ”, провернусь, через месяц выдерну и все проблемы решу».

Клиентов у Мавроди с каждым днем становилось все больше и больше. Фирма развивалась динамично. Деньги текли рекой, их даже зачастую не успевали считать, контроля не было практически никакого. Воровство процветало. Комнаты были забиты деньгами, взять их мог любой сотрудник. Сумму обычно прикидывали «на глаз» – по комнатам. «Сколько комнат? Две? Три? А сколько в комнате? На какую сумму?!»

Мавроди почувствовал себя властителем дум миллионов вкладчиков. Сергей Пантелеевич пользовался бешеной популярностью. Его даже прочили в президенты.

Пока «МММ» выполняло полезную задачу отвлечения горячих денег с потребительского рынка, компании Мавроди для правительства словно не существовало. В разгаре была приватизация, растаскивалось за бесценок государственное имущество. Но вот финансы стабилизировались. Это резко снизило спекулятивные возможности на финансовом рынке. Проблемы у «МММ» появились именно после замедления темпов инфляции.

Многие считали, что причина успеха Мавроди – результат удачного размещения капитала. Однако даже управляющие «МММ» затруднялись объяснить, каким образом они могли гарантировать доходность в 3000 процентов в год. В стране просто не было легальных отраслей, инвестирование которых приносило бы подобные дивиденды.

Кроме того, Мавроди тратил немалые деньги на поддержание разросшейся структуры, оплату типографских расходов, а также на рекламную кампанию, создавая у обывателей ложное впечатление о своих предприятиях как о ликвидных и надежных. Часть полученных от вкладчиков денег Мавроди зачислял на счета АООТ «Объединение МММ», АООТ «Компания МММ» и АОЗТ «МММ-Курс» в коммерческом банке «Национальный пенсионный банк», где обналичивал и свободно распоряжался ими, не отражая движение денежных средств в бухгалтерской документации и запутывая учет…

Очень скоро понадобился третий проспект эмиссии акций на триллион рублей. Мавроди нашел решение радикальное, позволяющее уйти от любых ограничений. В июне 1994 года появились билеты «МММ». Сергей Пантелеевич взял за образец обычный советский червонец и скромно заменил портрет Ленина на свой собственный.

Из рекламного текста следовало, что билету придается функция одной сотой акции АООТ «МММ». На самом деле билет не давал его владельцу никаких прав и являлся обычной полиграфической продукцией (Мавроди называл их «фантиками»). В типографиях было отпечатано более 200 млн билетов.

22 июля 1994 года Министерство финансов наконец предупредило граждан, что покупка бумаг «МММ» связана с повышенным риском. Правительство решило взять спокойный тон, и если и душить детище Мавроди, то медленно, чтобы его не винили и стремительном крахе компании. «Ничего не имеем против “МММ”, но порядок есть порядок». От Мавроди требовали регистрации компании в Министерстве финансов, аудиторской проверки, уплаты налогов, контроля за эмиссией акций и нормальной процедуры котировки – на основе биржевого спроса.

Кризис назревал и внутри финансовой структуры, построенной Мавроди. Пирамида стремительно разрасталась. Пункты «МММ» испытывали проблемы с наличными деньгами. Повышение котировок на время сняло проблему. Однако вскоре цена за акцию поднялась до 125 тыс. рублей. Пирамиду просто некуда было строить дальше. Необходимо было как-то сбить курс акций.

Мавроди пригласили на расширенное заседание правительства, посвященное деятельности АО «МММ». На заседание пирамидостроитель не явился и стал ждать дальнейшего развития событий. Шестнадцать дней Сергей Пантелеевич не выходил из собственной квартиры. Он не думал сдаваться и вынашивал коварные планы по смене правительства. Мавроди собирался провести через референдум закон об «МММ» как о неприкосновенной фирме (в связи с ее совершенно исключительной общественной значимостью). После чего, накопив сил, приступить к главной части плана – к прорыву на западные рынки…

Мавроди затеял второй виток своей эпопеи и выпустил указ о снижении стоимости акций в 125 раз, чтобы затем снова начать подъем. «Что цены на акции рано или поздно опускать придется, мне было ясно с самого начала. Просто надо было продержаться как можно больше, чтобы аккумулировать как можно больше средств. И, опустив цены, использовать свободные средства для организации референдума», – писал Сергей Пантелеевич.

События развивались стремительно. 26 июля 1994 года по приказу Мавроди все отделения «МММ» в Москве, за исключением центрального офиса на Варшавском шоссе, 26, прекратили покупку акций. Люди стали спешно избавляться от сертификатов и билетов «МММ», для этого им приходилось сутками стоять в очереди. Газеты сообщали о беспорядках вокруг главного офиса и о сожжении чучела Лени Голубкова. Мавроди обещал вернуть деньги инвалидам и пенсионерам. Но затея провалилась. Сразу пошли подставки: что ни пенсионер, то обладатель кучи акций. Акции-то были безымянные. Пойди проверь, чьи это акции.

Мавроди пригрозил Министерству финансов, чтобы оно оставило его в покое, иначе он обратит на него гнев своих вкладчиков, а это десять миллионов человек. Правительство прокомментировало это заявление как безответственное: столь крупномасштабный шантаж был чреват глубочайшей дестабилизацией в стране.

3 августа по настоянию Департамента налоговой полиции Сергей Мавроди был взят под стражу. На задержание выезжал генерал Вячеслав Панкин. Первым делом он спросил у Мавроди: «Зачем же вы сами позакрывали все обменные пункты? Что, хотели вызвать народную революцию?»

На следующий день сотрудники Московского управления налоговой инспекции при помощи ОМОНа штурмом взяли центральный офис «МММ» на Варшавском шоссе. Вся финансовая документация и счета компании были изъяты надзорными органами. Пошли слухи, будто деньги с черного хода вывезли на семнадцати машинах.

В действительности претензии были не к «МММ», а к одной из новых структур Сергея Мавроди АОЗТ «Инвест-Консалтинг», где он числился генеральным директором. Компания утаила от государства выручку на 24,5 млрд рублей. Позже выяснилось, что срок уплаты налогов «Инвест-Консалтинга» еще не истек. Ну и самое главное: спор о налогах по законам того времени должен был разбираться в гражданском суде.

Как ни странно, скандал был выгоден и Мавроди. Он тут же обвинил во всех грехах правительство. Дескать, пока не вмешались власти, все шло хорошо. «…Они откровенно давили на психику людей: “Это пирамида! Афера. Она вот-вот рухнет. Пока не поздно, забирайте свои деньги!..” И после этого мне заявляют: пирамида рухнула! Разумеется, рухнула. А что вы хотели? Вы же сами ее и обрушили, спровоцировав чудовищную и невиданную по размерам панику!»

А вот еще один из его пассажей: «По сути, нас приостановили накануне грандиозного прорыва, после которого Россия, по нашим прогнозам, должна была в самом ближайшем будущем стать богатейшей страной мира, практически все россияне, акционеры “МММ” – обеспеченными людьми, а акции “МММ” росли бы теми же темпами в валюте».

Временное пребывание под стражей сделало Мавроди мучеником. Он говорил своим акционерам: «Давайте вместе биться за нормальные условия для нашей совместной деятельности, чтобы от нас отвязалось государство». Мавроди пообещал инвестировать 100 миллионов долларов в экономику Мытищенского района, если его там изберут депутатом Государственной думы. В октябре 1994 года Сергей Пантелеевич вышел на свободу в связи с изменением меры пресечения и в конце месяца стал депутатом.

На новом месте работы Мавроди появлялся редко. В октябре 1995 года по предложению Мандатной комиссии Государственная дума досрочно прекратила депутатские полномочия своего скандального коллеги.

В январе 1997 года Генеральная прокуратура вынесла постановление о возобновлении расследования всех дел по деятельности «МММ». Но Мавроди не пришел на допрос, ударился в бега, и его объявили в международный розыск. Шутили, что он подался в южные страны ловить бабочек. На самом деле мошенник снимал квартиру в Москве.

Задержали Мавроди лишь 31 января 2003 года. Дверь оперативникам он не открыл, притворившись, будто никого нет дома. Пришлось вырезать замки из укрепленной двери болгарками. При себе у мошенника оказался паспорт на фамилию некоего Юрия Зайцева, жителя Санкт-Петербурга, в который была вклеена фотография Мавроди. За использование поддельного паспорта Хамовнический суд Москвы 2 декабря 2003 года приговорил строителя пирамиды к 13 месяцам лишения свободы.

Прокуратура признала пострадавшими от участия в финансовой пирамиде 10 366 человек – тех, кто обратился в следственные органы. Сумму причиненного ущерба следствие оценило примерно в 110 млн рублей (эксперты называют другую цифру – от 100 до 150 млн долларов). Отследить все финансовые потоки «МММ» и его фирм, как рассказал председатель Объединения вкладчиков «МММ» Левон Сарвазян, крайне сложно. По некоторым данным, «наследство» пирамиды разбросано по всему миру.

Суд выслушал сотни свидетелей, пострадавших вкладчиков – обманутые люди приезжали со всех концов страны. Кто-то проклинал афериста, кто-то считал его невинной жертвой властей. 28 апреля 2007 года Чертановский суд приговорил Мавроди к 4,5 годам лишения свободы в колонии общего режима. Основатель «МММ» был признан виновным в мошенничестве. В качестве дополнительной меры наказания суд взыскал с Мавроди 10 тысяч рублей в пользу государства, а также удовлетворил иски вкладчиков на 20 млн рублей.

Учитывая срок, проведенный в предварительном заключении, Сергей Пантелеевич Мавроди вышел на свободу в конце мая 2007 года и тут же дал несколько интервью, появился в телевизионном ток-шоу. Мавроди отметил, что не нарушал никакой закон. По его словам, он разработал принципиально новую схему торговли. «Это просто перераспределение средств. Коммунисты говорили: у всех отнять и разделить. Но насильственные методы приводят к катастрофе. А это можно сделать экономическими методами. Многие у нас не пользуются имеющимися деньгами, и это можно использовать. Главное – создать структуру и сделать так, чтобы люди верили, что у компании есть миллиарды и она всегда сможет выплатить деньги. Сегодня люди понесли бы деньги в “МММ” еще охотнее, так как я действительно им платил», – заявил он.

Мавроди подчеркнул, что если с ним что-то случится, то вкладчикам денег уж точно никто не вернет. А так остается надежда…

Дело Доминиона Мельхиседека

Доминион Мельхиседека – «экклезиастическое» церковно-государственное образование, обладающее ограниченным международным признанием. Доминион владеет рядом островов в Тихом океане, а также имеет определенные территориальные претензии к другим государствам. У него есть президент, правительство, центральный банк. Но самое интересное, что Доминион Мельхиседека не найти на картах мира и на его территории никто не живет.

Идея создания необычного государства принадлежит Дэвиду Педли, проповеднику из Калифорнии. Он родился 8 апреля 1929 года, образование получил в Калифорнийском университете. Педли создал свой вариант Библии, в которой центральной фигурой стал Мельхиседек. В преданиях иудаизма и раннего христианства Мельхиседек – современник Авраама, царь Салима (будущего Иерусалима), священнослужитель предмонотеистического культа Эльона (в русском переводе – «Бога Всевышнего»). Библейские упоминания об этом персонаже скудны и загадочны. В качестве идеального явления царского и первосвященнического достоинства Мельхиседек – прототип мессии. Уфологи же считают его посланцем внеземного разума.

Новая Библия, снискавшая в США определенный успех, пригодилась Дэвиду Педли для создания собственного государства. С этой целью он приобрел остров в Тихом океане. Остров – громко сказано. Крошечный коралловый риф рядом с необитаемым атоллом Клиппертон (Франция). Во время прилива он полностью скрывался под водой, что впоследствии стало поводом для шуток в отношении действующих с его территории офшорных банков.

Коммерческая деятельность Дэвида Педли носила мошеннический характер, за что он был неоднократно судим. По официальной версии, Педли, сменивший фамилию на Веллингтон, умер в мексиканской тюрьме и похоронен в 1987 году в Альтадене (Калифорния). Впрочем, многие считают, что Дэвид Педли жив, а собственные похороны инсценировал для того, чтобы избежать судебного преследования.

Дэвид Педли(в центре)

Дело Педли-старшего продолжил его сын Марк (родился 19 июля 1953 года в Лос-Анджелесе). Отсидев пять лет за мошенничество, он вышел на свободу в 1990 году. Приняв имя Бренч Вайндрессер (что в переводе с древнееврейского означает «Ветвь виноградаря» или «Побег Иеговы»), он организовал веб-сайт нового государства – Доминиона Мельхиседека, сокращенно ДоМ. Как оказалось, в этой виртуальной стране есть правительство, конституция, законодательство, совет старейшин, дипломатический корпус, университет, фондовая биржа и президент – «космическая жена» Педли, филиппинка по имени Перлазия, известная также как Эльвира Гамбоа (в 2003 году пост президента занял юрист из Калифорнии Ричард Дж. Макдональд).

В государственной символике Доминиона присутствуют знаки христианства, иудаизма и ислама, но Педли считает свою страну национальным образованием русинов – славянского народа, обитающего в Закарпатье и Восточной Словакии. Столицей государства заявлен Иерусалим, так как, согласно библейской истории, Мельхиседек был его первым правителем. Большинство руководителей и чиновников Доминиона одновременно являются гражданами Израиля и США.

Государство без собственной территории не вызывает доверия, поэтому Педли объявил о присоединении к своей территории еще нескольких необитаемых островков Тихого океана. Кроме того, ДоМ претендовал на Антарктиду, к счастью, не на всю, а только между 90 и 150 градусами западной долготы.

Доминион Мельхиседека с момента своего образования повел активную внешнеполитическую деятельность. Назначались министры, послы и консулы, завязалась переписка с ООН и МИД нескольких стран на предмет международного признания. Пожалуй, крупнейшей дипломатической победой стал положительный ответ на просьбу о признании из Центрально-Африканской Республики 3 июня 1993 года. Письмо, подписанное генералом Андрэ Колингом, преемником императора Бокассы и президентом ЦАР, сразу стало национальной реликвией Доминиона.

Не подлежит сомнению, что Доминион Мельхиседека создавался с целью наживы путем афер. Марк Педли сразу начал регистрировать на острове офшорные компании, печатать почтовые марки и продавать гражданство ДоМа всем желающим. Всего за тысячу долларов предлагалось приобрести собственную Мельхиседекскую компанию, а тысяч за пять – банк. Статус «почетного консула» обходился клиенту в пять тысяч долларов США. Паспорт стоил дешевле – две тысячи (через несколько лет его цена подскочит до десяти тысяч). При этом оговаривалось, что правительство Доминиона Мельхиседека не несет ответственности в случае непризнания его документов другими государствами. Тем не менее спрос и на паспорта, и на компании ДоМа был велик. Появилось множество посредников, сколотивших на продаже мельхиседекских документов целые состояния. Конечно же покупатели подчас и не подозревали, что приобретают документы виртуальной страны.

В США сразу несколько банков, зарегистрированных и лицензированных в Доминионе, выпустили на сотни миллионов долларов мельхиседекских облигаций. Самым ловким мошенникам удалось обменять их на настоящие ценные бумаги или использовать в качестве залога для получения кредита.

В 1995 году человек, представившийся кронпринцем Мельхиседека, попытался открыть несколько счетов в гонконгских банках, депонировав на них чеки, выпущенные Азиатско-Тихоокеанским банком Мельхиседека, на общую сумму 500 тыс. долларов. «Его светлостью Джеральдом-Деннисом Сейн-Витгенштейн-Гогенштейном» оказался 22-летний безработный пекарь из Австрии, который ночевал в пассажирском терминале гонконгского аэропорта. По мельхиседекскому дипломатическому паспорту он объездил половину Азии. Суд отверг доводы адвокатов, что это была всего лишь неудачная шутка, и приговорил «кронпринца» к шести месяцам тюрьмы.

В следующем году власти Техаса пресекли деятельность группы мельхиседекских страховых компаний, действовавших из офиса в Хьюстоне и успевших собрать около 145 тыс. долларов страховых премий. Финансовое состояние компаний подтверждалось перед клиентами депозитным сертификатом мельхиседекского же банка.

Американские власти призвали к ответу Бренча Вайндрессера. Но создатель виртуального государства заявил, что банки и корпорации Доминиона – это самостоятельные юридические лица, за деятельность которых его правительство ответственности не несет. Правда, пообещал отобрать у недобросовестных банков лицензии. Каково же было удивление американских полицейских, когда выяснилось, что Бренч Вайндрессер не кто иной, как находящийся в розыске Марк Педли. Его продержали в тюрьме восемь месяцев за нарушение условий досрочного освобождения (выезд из Калифорнии без разрешения властей).

Между тем аферы, связанные с Доминионом Мельхиседека, продолжались. В 1998 году полиция Филиппин арестовала «официальных лиц» виртуального государства, вовсю торговавших мельхиседекскими паспортами. Сборы мошенников превысили миллион долларов. Сотни граждан Филиппин, Бангладеш и Китая выложили по 3500 долларов за документы, «признанные на международном уровне». А некоторые даже заплатили по несколько десятков тысяч за обещанную им государственную должность в Доминионе.

По этому делу были арестованы британский адвокат Стюарт Мейсон-Паркер («судебный чиновник» ДоМа), австралиец Деннис Оукли («министр ВМФ и береговой охраны») и малайзиец Чу Чинь И («почетный консул в Гонконге» и «министр общественных работ и игорных заведений»). Их сообщник, австралиец Джон Гиллеспи, ранее судимый за мошенничество на скачках, «губернатор тихоокеанских территорий» Доминиона, был объявлен в розыск.

По всему миру всплывали чеки, выпущенные мельхиседекскими банками: Латинская Америка, Нигерия, Австралия… Названия банков Мельхиседека внушали доверие – «Цюрихский Евробанк», «Морган-гарант», «Кэмбриджский коммерческий банк». Доверчивые бизнесмены принимали от клиентов липовые платежные документы в обмен на настоящие товары. Поиски мошенников обычно ни к чему не приводили.

В середине 1990-х некая английская компания устроила настоящую распродажу Мельхиседекских банков. В Лондоне у компании был лишь почтовый адрес. В международных изданиях размещались объявления следующего содержания: «Продается офшорный банк, от 15 000 долларов». Кроме того, шла активная рассылка рекламы по почте и по факсу. От покупателей не было отбоя…

Реклама мельхиседекских банков публиковались и в российской прессе. В Москве открылась фирма, регистрирующая банки ДоМа, ее офис находился в шикарной гостинице. Руководили фирмой очень солидные калифорнийцы российского происхождения. Клиенты выкладывали мошенникам до сотни тысяч долларов за набор «документов». Как рассказал директор компании «DS Express» Алексей Чанов, многие наши соотечественники в 1990-х годах попадались в сети псевдогосударства: «Зарегистрировав в Мельхиседеке банки, несколько российских граждан, приехав в Люксембург, попытались открыть в местных банках корреспондентские счета. В результате все оказались в тюрьме, где им пришлось провести несколько месяцев, пока не выяснилось, что они ни в чем не виноваты, а их попросту надули». Возмущенные клиенты бросились за разъяснениями к регистраторам, но их уже след простыл…

В 1998 году более двух тысяч инвесторов из Доминиканской Республики и нескольких карибских островных государств, из Португалии, Сингапура, США и Великобритании вложили несколько миллионов долларов в так называемую «Инвестиционную программу 60/40», предлагаемую Международным кредитным банком. Клиентам гарантировалась высокая прибыль по вкладам – 300 процентов за несколько месяцев. Банк был зарегистрирован в Мельхиседеке, а инвестиционная программа являлась разновидностью мошеннической схемы Понци. Деньги вкладчиков – более 1,2 млн долларов – бесследно исчезли.

Всего в ДоМе было зарегистрировано более трехсот банков. Цена банковской лицензии подскочила до 50 тыс. долларов.

Власти США, Великобритании и других стран неоднократно выпускали официальные предупреждения о незаконности деятельности мельхиседекских банков, корпораций, а также их продавцов, и о фиктивности самого Доминиона. Но это не очень-то помогало. Сам же организатор аферы Педли-Вайндрессер и не думал скрываться. Напротив, он всегда готов предоставить любую информацию о своем государстве и лишний раз подчеркнуть, что к мошенникам, действующим под прикрытием Доминиона, не имеет никакого отношения.

Марк Педли принял новое имя – Цемах Бен Давид Нецер Корем («цемах корем» значит «ветвь виноградаря»). Он выпустил акции некоей компании, которой принадлежат все права на разработку полезных ископаемых в прибрежных водах Доминиона. Цемах Корем «управляет делами» своей страны из роскошной плавучей виллы на озере Тахо в Северной Калифорнии, а члены правительства Доминиона или его послы разбросаны по всему миру…

«Властилина»

Импозантная Валентина Соловьева, хозяйка фирмы «Властилина», любила позировать перед фото– и телекамерами вместе со звездами политики и шоу-бизнеса. В газетах отмечали ее организаторский талант. Писали, что она закончила музыкально-педагогическое училище, работала бухгалтером. Впоследствии получила диплом американской школы бизнеса. Так писали. И все верили. Действительность же была куда более прозаичной.

Валентина Ивановна Соловьева, в девичестве Самойлова, родилась весной 1951 года на Сахалине. Ее мать работала на лесозаготовках, а отец проходил срочную военную службу. Позже семья осела в Куйбышеве (ныне Самара). Образование Валентины свелось к восьмилетней школе и году в куйбышевском педучилище. Вместе с мужем Шкапиным она переехала в подмосковную Ивантеевку, где устроилась работать кассиршей в парикмахерской. Родила сына и дочь. В сорок лет подыскала себе другого мужа и стала Соловьевой.

В 1991 году Валентина Ивановна открыла в Люберцах торгово-закупочную фирму «Дозатор». Через несколько месяцев она перебралась в Подольск и заключила с руководством местного электромеханического завода договор о посредничестве по сбыту холодильников и стиральных машин. В 1992 году Соловьева зарегистрировала ИЧП «Властилина». Она предложила работникам подольского завода сдать ей по 3,9 млн рублей и через неделю получить автомобиль «москвич», стоивший в то время 8 млн рублей. И действительно, первых счастливчиков посадили в автобус и привезли в торговый центр АЗЛК. Представитель Соловьевой раскрыл чемоданчик, набитый пачками денег, и расплатился за машины на общих основаниях. Получив ключи от новеньких «москвичей», радостные вкладчики лишних вопросов не задавали.

Слава о подольской волшебнице пошла гулять по всей Руси великой. И потекли к ней деньги все новых и новых вкладчиков. Правда, сроки получения машин были уже иными – месяц, три, полгода. В день Соловьева продавала до 500 машин. Директора заводов и госчиновники привозили ей на «прокрутку» зарплату трудовых коллективов и миллиарды бюджетных денег.

Помимо автомобилей хозяйка «Властилины» предлагала клиентам квартиры и целые особняки. Только с работников подольского электромеханического завода она собрала более двадцати миллионов долларов под обещания построить им дешевое жилье.

Со временем «Властилина» перешла на депозитные вклады – просто собирала деньги, обещая гигантский процент. Но при условии минимального вклада не менее 50 миллионов рублей, чуть позже эта сумма увеличилась до 100 миллионов. С мелочью возиться уже не было ни времени, ни сил. Чтобы набрать нужную сумму, люди скидывались и отправляли в Подольск с деньгами своего представителя – «бригадира».

Соловьева с особым старанием засылала своих «агентов влияния» во властные структуры. Не прошло и двух лет, как по спискам «Властилины» (если бы они велись) можно было составлять адресный справочник административных и правоохранительных учреждений. Деньги привозили не только из городов России, но и с Украины, из Белоруссии и Казахстана.

Валентина Соловьева

За очередью у дверей офиса «Властилины» в Подольске следил специальный наряд милиции. Деньги Соловьева принимала только от коллективов и по очереди с предварительной записью. Ежедневно «Властилина» собирала до 70 миллиардов рублей. Многие удивлялись, что муж Валентины Ивановны работает в ее фирме шофером и грузчиком. Хотя в этом как раз не было ничего удивительного. Он перевозил мешки и коробки с пачками денег. В банке рубли пересчитывали и обменивали на крупные купюры в упаковке.

В подольский концертный зал «Октябрьский» зачастили лучшие творческие силы столицы – сатирики Шифрин и Петросян, актер Лановой, певцы Кобзон, Пугачева, Киркоров и многие другие. Особой любовью Соловьевой пользовалась исполнительница народных песен Надежда Бабкина.

Но к осени 1994 года отлаженный механизм пирамиды Соловьевой начал давать сбои. С высшими чинами силовых структур, которые вкладывали средства по примеру своих подчиненных, «Властилина», разумеется, расплатилась. Простым же клиентам Соловьева говорила, что у фирмы «временные трудности».

В начале октября 1994 года налоговая инспекция вознамерилась проверить бухгалтерию «Властилины». Однако преодолеть барьеры частной охраны фирмы, а также дружеских и деловых связей Соловьевой в кругах власть имущих удалось лишь офицерам налоговой полиции.

Проверка показала, что фирма «Властилина» инвестиционно-коммерческой деятельности не ведет и никогда не вела. Соловьева не имела ни серьезной бухгалтерии, ни полного реестра вкладчиков. Заявления о том, что проценты по вкладам она выплачивает за счет доходов от удачных вложений в производственные и коммерческие предприятия, оказались мифом. Система была предельно проста. Получали деньги от клиентов, часть собранной суммы присваивали, остальное уходило на выплаты тем, кто вложился раньше. 7 октября 1994 года прокуратура Подольска возбудила уголовное дело против фирмы «Властилины» по обвинению в мошенничестве.

Встревоженные слухами о неплатежеспособности «Властилины» вкладчики требовали расчета в установленный соглашением срок. И тут выяснилось, что при подписании договора лишь немногие обратили внимание на пункт следующего содержания: «Все возникающие спорные вопросы при исполнении данного договора решаются сторонами путем переговоров без обращения в органы арбитража и суда». Соловьева была женщиной предусмотрительной.

В ночь с 19 на 20 октября 1994 года Валентина Ивановна вместе с мужем и детьми скрылась в неизвестном направлении. Позже Соловьева будет утверждать, что во время ареста один из оперативников должен был убить ее «при попытке к бегству», чтобы она не дала компрометирующих показаний на верхушку силовых структур. Делом «Властилины» занялась специальная следственно-оперативная группа.

Соловьеву разыскивали семь месяцев. И чего только за это время о ней не сочиняли! Для того чтобы выйти на ее след, МВД якобы привлекало экстрасенсов, по указаниям которых милиционеры в поисках ее трупа перекапывали газоны, дворы и подвалы старых домов. Но искали мошенницу напрасно: труп ее растворили в кислоте.

Существовали и менее драматические версии. Мол, она вместе с семьей под надежной охраной спокойно отдыхает то ли в Париже, то ли на секретной даче МВД под Москвой. Соловьева сделала пластическую операцию и теперь ее не узнать.

На самом деле сразу после побега хозяйка «Властилины» жила в доме своего вкладчика в Сергиево-Посадском районе. Через месяц Соловьева съехала, и ее след теряется вплоть до появления на Кутузовском проспекте, 45. Офис на Кутузовском она получила незадолго до задержания у Белорусского вокзала 7 июля 1995 года.

Соловьева написала письмо председателю комитета по безопасности Государственной думы Илюхину с подробным списком, кто из генералов с полковниками МВД и госсоветников юстиции и сколько миллионов принес ей в надежде быстро разбогатеть. Тогда же она изобразила этих высокопоставленных персон на рисунке, позже приобщенном к уголовному делу.

Своим вкладчикам Валентина-Великомученица (так теперь она себя величала) писала слезные письма: «… С подачи следователей мне приклеили ярлык “мошенницы”, что меня глубоко оскорбляет и нарушает мои права. Я никого никогда не обманывала и не собиралась этого делать ни за что. Если мне дадут возможность продолжить работу, я гарантирую, что рассчитаюсь с каждым из вас в течение недели! Автомашины буду выдавать сама по одной тысяче каждый день. Все квартиры, приобретенные для вас, будут предоставлены вам в течение двух месяцев с момента возобновления работы фирмы и безо всяких доплат. Меня поддерживает только вера в Господа Бога, ваше доверие и сознание того, что я смогу рассчитаться со всеми вами, независимо от положения и ранга. Да храни вас и меня Господь Бог»…

Поразительно, но в ее гений продолжали верить. И даже был создан комитет в защиту Соловьевой, принимавший дополнительные вклады для того, чтобы дело «Властилины» завертелось вновь.

Следователи проверили более двадцати двух тысяч индивидуальных и коллективных заявлений вкладчиков «Властилины» из семидесяти двух регионов России. Проверили данные о связях фирмы с 70 предприятиями и 170 банками и их филиалами по всей стране. Сомнений не оставалось: фирма «Властилина» – классическая финансовая пирамида, мошенническая операция по выкачиванию денег из доверчивых граждан.

Сама же Соловьева убеждала следователей, что ее фирма рухнула лишь потому, что она доверилась управляющим известного коммерческого банка. Коварные финансисты выманили у нее наличными 370 миллиардов рублей якобы для очень перспективного вложения в нефтедобычу и обещали через полгода вернуть три триллиона рублей. Этого хватило бы для рассчета по всем долгам «Властилины». Посредником в этой сделке выступал председатель Совета Федерации Владимир Шумейко, кстати, вкладчик «Властилины». Банкиры ее «кинули» и деньги не вернули. Однако эта версия не нашла подтверждения.

Генеральному директору «Властилины» Валентине Соловьевой было предъявлено обвинение мошенничестве в особо крупных размерах. Следователи опросили свыше 16 тысяч обманутых вкладчиков (общее число потерпевших – 24 тысячи). Сумма причиненного ущерба оценивалась в 536 млрд рублей и 2,6 млн долларов (хотя к моменту обвала подольской «пирамиды» в июле 1995-го задолженность составляла триллион рублей).

Помимо 180 млн рублей, обнаруженных на счетах в четырех банках, следователям удалось найти и описать имущество «Властилины» – в том числе квартиры в Москве и два недостроенных поселка в Подмосковье на 17 и 44 коттеджа – на общую сумму 30 млрд рублей.

В июне 1999 года Реутовский городской суд Московской области приговорил Соловьеву к семи годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима и с конфискацией имущества. Но уже в октябре 2000 года она была освобождена условно досрочно. Помогли влиятельные покровители?

Когда Соловьева пообещала вернуть долги вкладчикам, руководитель следственной группы Владимир Витковский с усмешкой заметил: «Да, я в этом убежден, что вернет. Знаете, каким способом? Построит новую “пирамиду” и совершит еще одно мошенничество. Она говорит откровенную чушь, а все ей почему-то верят».

Владимир Витковский оказался провидцем. Освободившись из Можайской женской колонии, Валентина Соловьева открыла благотворительный «Российский купеческий фонд». Она предлагала всем желающим приобрести автомобили по сниженным ценам или просто сдать деньги под 90—100 процентов в месяц. На этот раз пирамида была построена с учетом всех юридических тонкостей.

Очередное уголовное дело о мошенничестве в отношении Валентины Соловьевой было заведено в ноябре 2005 года. На этот раз суд приговорил ее к четырем годам лишения свободы в колонии общего режима.

Поддельные шедевры Джона Майатта

Жажда обладания уникальными произведениями искусства породила «смежный» бизнес – качественные подделки. Однако лишь немногим фальсификаторам удается создать настоящие поддельные шедевры, которые ценители принимают как самостоятельные произведения искусства. Редким исключением является творчество английского художника Джона Майатта.

Как же случилось, что он стал писать картины под известных мастеров? Все началось с того, что Майатта бросила жена, оставив его с двумя малолетними детьми. Джон работал учителем рисования в школе. Как вспоминает сам Майатт, ему было горько и обидно сознавать, что он весь день обучает чужих детей, а на своих у него не хватает ни денег, ни времени. И тогда Джон вспомнил, что несколько лет назад по просьбе знакомого написал копию картины французского постимпрессиониста Дафи. Копия оказалась настолько удачной, что ввела в заблуждение экспертов. Майатт подал объявление в сатирическую газету, предложив всем желающим купить «подлинные подделки» живописи XIX–XX веков по цене от 150 фунтов. «Мне показалось это легким заработком, – говорит Джон, – ведь многие не прочь приобрести копии картин Моне, Пикассо и других художников».

В один прекрасный день ему позвонил профессор Дрю, физик-ядерщик и сказал, что хочет купить несколько полотен для своей новой квартиры. Во-первых, ему нужен Анри Матисс, затем Пауль Клее, а также две маринистских картины в манере датских мастеров XVII века.

На самом деле звонивший не был ни профессором, ни физиком-ядерщиком. Его настоящая фамилия Кокетт. Прошлое этого авантюриста окутано туманом, многие факты биографии Кокетта нуждаются в проверке. Даже его гражданская жена Бэт-Шева Гудсмит не знала, где на самом деле работает Джон Дрю. То он был советником в управлении по ядерной энергетике, то занимал важный пост в Министерстве обороны, а иногда представлялся почетным членом аэрокосмического ведомства Великобритании. На самом деле в течение нескольких лет Дрю преподавал физику в частной школе. В 1985 году он ушел из школы. Встреча с Майаттом круто изменила его жизнь. Дрю смекнул, что напал на золотую жилу, и начал заказывать Майатту одну картину за другой. Он уверял художника, что копии приобретает министр обороны.

Однажды Дрю спросил художника о его пристрастиях. «Я ответил, что хотел бы написать несколько картин в стиле малоизвестных кубистов, – вспоминает Майатт. – Выполнив заказ, я подумал, что на этом наше сотрудничество закончится. Однако через две или три недели Дрю заглянул ко мне и сообщил, что показал моих кубистов экспертам аукционов Кристи или Сотбис. Они предложили за них 25 тысяч фунтов. Дрю спросил, согласен ли продать эти картины и получить 12,5 тысячи фунтов – половину их стоимости. Почему бы и нет? Идея показалась мне неплохой, по крайней мере выходом из нужды. Так я стал преступником. Я писал картину за картиной, а он их продавал». Майатт научился мастерски подделывать подписи художников.

В конце 1980-х был настоящий бум на художественном рынке. Цены невероятно подскочили. Арт-дилеры стремились заполучить и продать ходовую живопись. В погоне за наживой они не проводили тщательную экспертизу картин, что было только на руку фальсификаторам.

Проблема, с которой «профессор» Дрю столкнулся после продажи первых картин, состояла в том, что покупатели хотели знать легенду картины, или, как говорят в мире искусства, провенанс.

С самого начала было очевидно, что чем современнее картина, тем легче сочинить ее историю. Поэтому фальсификаторам не следовало забираться в глубину веков. Это была главная причина, по которой Майатт не подделывал полотна мастеров XVII–XIX веков. Дрю благоразумно решил сделать ставку на относительно недорогие картины – по несколько тысяч долларов, но таких картин должно быть много. Благо Майатт с поразительной легкостью копировал манеру современных мастеров. Его «репертуар» постоянно расширялся. После Джакометти он начал творить под Бена Николсона, Ле Корбюзье, Матисса, Шагала, Дюбюффе, де Сталя… Каждый из этих художников проповедовал свое направление в живописи. Но Майатта это не смущало. В подделке картин он достиг совершенства. Когда его работу «Nu Debout» под Джакометти Дрю показал нью-йорским арт-дилерам, они пришли к единому мнению, что это лучший Джакометти из тех, что им доводилось видеть.

Джон Дрю подходил к сочинению «провенанса» творчески. Он никогда не говорил покупателям, что картину нашел у бабушки на чердаке. Специалисты знают, что значительных вещей с чердака не бывает. Дрю подобных промашек не допускал. Он втирался в доверие к родственникам художника, выведывал семейные тайны, а затем подделывал переписку мастера, скажем, с родственником или даже любовницей. Разумеется, в одном из писем художник в деталях описывал свою новую картину, которую в действительности много лет спустя напишет Джон Майатт. Старания Дрю были вознаграждены. Так, Алан Боунесс, бывший глава галлереи Тейт, зять Бена Николсона, принял две подделки под Николсона за подлинники прежде всего потому, что они имели безупречный провенанс.

Дрю подкладывал необходимые документы в закрытые архивы музеев, при помощи специального станка изготавливал фальшивые сертификаты подлинности картин, умудрялся вносить изменения в электронные каталоги прошедших выставок. Особенно пострадали от деятельности Дрю собрания музеев «Тейт» и «Альберт и Виктория».

Когда требовалось указать прежних владельцев картин, Джон Дрю прибегал к услугам обнищавших друзей, таким, как спившийся Петер Харрис, чьи познания в живописи ограничивались постерами на стенах пивного бара. Но чаще других в качестве владельца картин фигурировал Даниэль Стоакс. Он развелся с женой, жил где придется. Стоакс сам разыскал своего школьного приятеля Дрю и пожаловался ему на жизнь. В течение нескольких лет за символическую плату Джон использовал фамилию приятеля в своих аферах.

С 1985 по 1993 года Майатт написал около 200 картин. Дрю снабжал картины фальшивыми документами, и никто – ни эксперты аукционов, ни галеристы, ни коллекционеры – не усомнились в их подлинности. Дрю продавал подделки аукционным домам Кристи, Сотбис и Филлипс, а также дилерам в Лондоне, Париже и Нью-Йорке. Это тем более удивительно, что Майатт никогда не писал маслом, а пользовался быстросохнущими эмульсионными красками, изобретенными в середине 1960-х годов (их часто используют для покраски кухонь и спален). Неужели современные эксперты столь некомпетентны?

«Я ведь не писал копии, – неожиданно встает на защиту экспертов Майатт. – Это очень скучное, не доставляющее никакого удовольствия занятие. Намного интереснее создать еще одну картину Ван Гога, которую он мог бы написать, но не написал. Сначала я изучал технику художника, а потом писал в его стиле совершенно новую картину – будь то Джакометти, Бен Николсон или кто-то другой. Когда требовалось, мы “старили” картину, делали кракелюры, придавали ей патину времени, использовали старый холст. Так что на первый или второй взгляд картина могла вас обмануть».

Джон Майатт

В конце 1994 года в отношениях между компаньонами наметился разлад. Майатт начал уставать от однообразной работы, а Дрю требовал от него все новых и новых картин. «После разговора с ним я нуждался в крепкой выпивке», – признается художник. Больше всего ему хотелось заняться собственным творчеством.

Развязка наступила неожиданно. Разбогатевший Дрю сбежал от изрядно поднадоевшей подруги Бет-Шевы Гудсмид и при этом оставил у нее документы, разоблачающие его мошенническую деятельность. Дрю разузнал, что компрометирующие письма она передала на хранение своим знакомым, снимавшим квартиру в Хэмпстеде (район Лондона). На следующий день дом приятелей Гудсмит сгорел до тла. По словам одного из свидетелей, за несколько часов до пожара в подвал дома спускался подозрительный мужчина. Судя по описаниям, он был очень похож на Джона Дрю. Полиция арестовала арт-дилера. В камере предварительного заключения он сбрил усы, коротко постригся, снял очки. В результате свидетель его не опознал. Полиции пришлось отпустить Дрю на свободу.

Однако после того как Майатт чистосердечно раскаялся в том, что изготавливал фальшивки, полиция задержала Дрю по обвинению в торговле поддельными картинами и фальсификации документов. Дрю не признал себя виновным, настаивая на том, что продавал подлинники, а Майатт всего лишь проводил предпродажную подготовку картин. Арт-дилер вышел на свободу под залог и… тут же исчез. Только через три месяца полиции удалось напасть на след беглеца.

На этот раз Дрю заявил, что стал жертвой масштабной международной интриги, в которую вовлечены Скотланд Ярд, Министерство обороны Великобритании, а также правительства по меньшей мере семи государств. По словам Дрю, он продал не двести картин, как установило следствие, а не менее четырех тысяч. Все деньги шли на финансирование тайных поставок британского оружия Ирану, Ираку и Сьерра-Леоне. Сам Дрю выступал в этих сделках посредником.

Не забыл он и своих подельников. Майатт в действительности не «голодающий художник», а один из лидеров вооруженной неонацистской группировки. Спившийся Петер Харрис, чья фамилия не раз фигурировала среди владельцев картин, являлся южно-африканским шпионом и торговцем оружием.

«Вы не представляете, с какими страшными вещами порой связана торговля картинами, – уверял Дрю. – Например, с продажей баллистических ракетных комплексов Ирану в девяносто первом, за что я несу полную ответственность. У меня есть документы на сей счет». Однако предъявить документы суду он отказался, сославшись на государственную тайну. «Меня сделали козлом отпущения», – горестно заключил Дрю.

Суд счел эту историю плодом богатого воображения обвиняемого и приговорил организатора аферы к шести годам лишения свободы. Джон Майатт получил шесть месяцев тюрьмы. По самым скромным подсчетам знаменитый мошеннический дуэт заработал 3,7 миллиона долларов, причем львиную долю присвоил себе Дрю. Художник отсидел в Брикстонской тюрьме Лондона всего четыре месяца. Его соучастник – три года. В тюрьме Майатт получил кличку Пикассо, других художников там просто не знали.

«Когда я вышел на свободу, то решил, что больше никогда не буду заниматься живописью, – рассказывает Майатт. – Но через несколько дней позвонил полицейский, который в свое время арестовал меня и отправил в тюрьму. Он, кстати, послал мне в тюрьму карандаши. Спросил, не соглашусь ли я взять заказ на его портрет с семьей, и предложил хорошие деньги. Он убеждал, что я очень хороший художник и что мне не следует бросать живопись только потому, что совершил ошибку. Я написал его портрет с женой и тремя детьми, и после этого он познакомил меня с юристом, который был на судебном процессе. Он также заказал картину».

У Майатта взяли интервью телевизионщики, о нем написали в газетах. Художник получил хорошую рекламу. Вскоре он создал компанию «Подлинные подделки» и теперь мог на законных основаниях устраивать выставки-продажи своих работ.

Мошенница-«ЧАРАвница»

В декабре 2004 года российские информационные агентства сообщили о том, что расследование дела по факту мошенничества в банке «Чара», одного из самых громких и масштабных дел середины 1990-х годов, прекращено за истечением срока давности уголовного преследования. А вот бывший вице-президент банка «Чара» Францева обвиняется в новом мошенничестве.

Марина Францева родилась в 1960 году в Новосибирске. Ее отец, известнейший кардиохирург, лауреат Государственной премии СССР, пользовался заслуженным авторитетом. В доме профессора Вячеслава Францева в Москве часто бывали Никита Богословский, Роберт Рождественский, Иосиф Кобзон, Юрий Рост, Андрей Вознесенский и многие другие известные люди.

Марина окончила с отличием Московский институт культуры и поступила на работу в Государственную центральную театральную библиотеку. Еще в институте Францева познакомилась с аспирантом Владимиром Рачуком, отец которого занимал видный пост в Госкино СССР. В 1986 году они поженились, причем для Марины это был уже второй брак. У них родилась дочь Анастасия. Денег в семье постоянно не хватало. Владимир писал стихи, преподавал историю в школе, фотографировал и подрабатывал дворником.

Во время перестройки Рачук организовал фирму «Чара», расселявшую гостей в частном секторе Москвы. Бизнес постепенно расширялся. Супруги открыли страховую, строительную, транспортную компании. Дело Рачука окрепло настолько, что 31 декабря 1992 года он зарегистрировал собственный банк «Чара». Через девять месяцев в офисе «Чары» на 2-ой Тверской-Ямской улице начался прием вкладов от населения. В прессе была развернута масштабная рекламная кампания, обещавшая прибыль в 500 процентов годовых. Работа банка строилась по принципу пирамиды – первые клиенты «Чары» получали деньги с баснословными процентами за счет средств последующих вкладчиков.

Банк Рачука называли банком интеллигентов. Среди его клиентов были знаменитые писатели, актеры, режиссеры, музыканты. Многих вкладчиков Францевa знала с детства как друзей родителей. В кабинет Рачука заходили режиссер Петр Тодоровский, шахматист Анатолий Карпов, певица Алла Пугачева, сатирик Михаил Жванецкий… В «Чару» принесли свои сбережения двести артистов Большого театра. Всего за год и два месяца клиентами «Чары» стали более восьмидесяти тысяч человек.

Рачук и Францева

В конце рабочего дня собранные деньги скапливались в комнате главного бухгалтера Надежды Дукачевой – близкой подруги Францевой. В одном углу лежали доллары, в другом – рубли. Суточный оборот составлял миллион долларов и три миллиарда рублей. «Чара» не имела лицензии на проведение валютных операций, но это не мешало Радчуку принимать от вкладчиков огромные суммы в долларах.

Деньги уводились из банка через аффилированные структуры, такие, как индивидуальное частное предприятие «Чара», индивидуальное семейное предприятие «Чара», «Чара-холдинг», «Чара-инвест», «Три-Р», «Трефа», страховая компания «Чара» и другие. На их счета переводились деньги и оформлялись кредиты банка «Чара». На многих документах стояли подписи Рачука со стороны кредитора и Францевой – со стороны заемщика. Или наоборот.

В 1994 году Рачук приобрел пакеты акций Всероссийского автомобильного альянса «АВВА» и Ленинградского оптико-механического объединения (ЛОМО). Банк «Чара» участвовал в различных издательских и кино проектах. К примеру, Рачук финансировал съемки фильмов «Курочка Ряба» режиссера Михалкова-Кончаловского, «Ермак» Краснопольского и Ускова, «Орел или решка» Данелия…

«В какой-то момент, – вспоминает одна из сотрудниц банка “Чара”, – у Францевой от денег просто крыша поехала. Как-то в 1993 году к ней подошел ее заместитель и попросил премию для сотрудника. Францева говорит: “Десять тысяч хватит?” Ей объясняют, что маловато. Тогда она вытащила две пачки по десять тысяч долларов каждая. Она даже не смогла понять, что речь идет о двадцати тысячах рублей… Она могла позвонить из Франции, где отдыхала, и приказать: “Вышлите мне 300 тысяч долларов. Мне на пляж выйти не в чем”».

Чета Рачуков обосновалась в Москве в особняке в Армянском переулке, который им «пришлось купить», потому что жить в доме, где Владимир раньше работал дворником, стало неуютно – соседи косились на его шикарные автомашины.

В начале 1994 года Рачук сделал жену председателем правления «Чары». «Я была одним из учредителей банка, в какое-то время занимала пост председателя правления банка, но организовал и возглавлял банк мой муж Владимир Рачук, – рассказывала в интервью Францева. – При создании “Чары” он ввел меня в состав учредителей. Я думаю, что в этом нет ничего странного, поскольку проще взять близких людей, чем искать кого-то на стороне. Потом он сказал мне, что я должна стать председателем правления, поскольку он сам занимать две должности одновременно не может. Но все это формально. У меня была другая миссия – я была жена своего мужа. В банке же моя основная функция сводилась к приему VIP-клиентов, среди которых было немало людей искусства».

В феврале 1994 года управляющим «Чары» был назначен Эльдар Садыков, сын приятеля Рачука. Свою высокую должность он использовал в корыстных целях. Садыков переводил в различные банки под кредитные договоры деньги, которые так и не вернулись на счета «Чары» – по той простой причине, что в тех банках Садыков являлся либо учредителем, либо входил в директорат.

Не отставал от Эльдара и его младший брат Рустам, начальник фондового отдела «Чары». Весной 1994 года он перечислил 2,7 миллиона долларов на счет фиктивной фирмы в США, которую возглавляли его сообщники Александр Волков и Владимир Волошин. В 1995 году эти деньги попытался вернуть «Чаре» криминальный авторитет Вячеслав Иваньков по прозвищу Япончик, однако был арестован агентами ФБР по обвинению в вымогательстве 3,5 миллионов долларов (долг банку с процентами).

Служба безопасности «Чары» была криминализирована. В банке работал некий Женя Бауманский, входивший в баумановскую преступную группировку и тесно связанный с такими авторитетами, как Отари Квантришвили и Вячеслав Иваньков.

Летом 1994-го Рачук с Францевой отправились на отдых в Испанию. Там супругов захватили люди Сильвестра (делового партнера Япончика). В течение недели супругов удерживали на яхте, пока Рачук не поклялся перечислить в один из банков на Кипре несколько миллионов долларов. Вернувшись в Москву, Рачук написал заявление в РУОП, а его супруга пожаловалась друзьям из спецслужб. Через пару месяцев «мерседес» Сильвестра вместе с хозяином взлетел на воздух. Случайное совпадение?

Тем временем дела «Чары» заметно ухудшились. В июне 1994 года банк задолжал клиентам 90 млрд рублей. На конец сентября сумма задолженности увеличилась до 140 млрд рублей, а 20 октября банк вообще прекратил выплаты и прием вкладов.

Краху пирамиды, как установили следователи, предшествовал разговор между Владимиром Рачуком и руководителем московского отделения Центробанка Константином Шором. Глава «Чары» просил льготный кредит для вывода банка из кризиса, однако понимания не нашел.

25 ноября 1994 года 44-летний Владимир Рачук был найден мертвым в своей квартире. Сотрудники банка утверждали, что незадолго до трагедии он находился как бы в состоянии наркотического опьянения – ничего не понимал, руки дрожали. Для Рачука последняя неделя была изматывающе тяжелая – банк «Чара» уже месяц не проводил операции по счетам своих вкладчиков. «В тот день я была в офисе, – вспоминала Францева. – Мне позвонили из дома и сообщили, что он утонул в ванной. Проводилось расследование, но не особо тщательно. В итоге пришли к выводу, что он покончил с собой из-за банковских проблем. Месяца за три до его смерти в банке стали происходить непонятные вещи – начали появляться посторонние люди. Я знаю, что он хотел получить стабилизационный кредит, но ему отказали. Думаю, что если бы тогда кредит дали, то можно было бы избежать краха “Чары”. Но кто-то хотел погубить банк. Во всяком случае, те, кто нас тогда топил, сейчас чувствуют себя неплохо, у них все в порядке».

После смерти Рачука Францева в банке больше не появлялась. В феврале 1995 года она в третий раз вышла замуж и уехала в Европу. Ее молодой избранник находился в близком родстве с Отари Квантришвили. Любопытно, что при обыске квартиры Францевой в Армянском переулке были найдены ее записи расходов, из которых следовало, что солнцевским бандитам она платила по 450 тыс. долларов в месяц.

Самое удивительное, что лопнувший банк закрыт не был и продолжал вкладывать деньги в различные проекты (киноиндустрию и производство), а также скупать недвижимость. Банковская лицензия у «Чары» была отозвана лишь 14 марта 1996 года. В апреле суд объявил «Чару» банкротом, а в июле началось конкурсное производство. За это время от средств вкладчиков практически ничего не осталось.

По мнению оперативников МВД, банкротство банка притормозили влиятельные клиенты, не желавших терять свои деньги. В «Чару» вкладывали средства сотрудники силовых ведомств: Минобороны, ФСБ, и даже Службы внешней разведки. Кроме того, существовала особая группа «золотых» клиентов, чьи вклады принимались под 500–600 процентов (при ставке рефинансирования Центробанка 200 процентов). Среди них – бывший министр обороны Дмитрий Язов, руководитель ГАБТа Владимир Васильев, писатель Генрих Боровик, режиссер Георгий Данелия и другие. Таким клиентам выдавались именные карточки «Чары». Знаменитым деятелям культуры в суд обращаться не пришлось – им позвонили и вежливо попросили зайти за своими деньгами. Бывший вкладчик «Чары» народный артист России Эммануил Виторган вспоминает: «Мне-то еще повезло. Сумма была маленькая, и мне ее выдали обратно». Так же получил свои деньги из «Чары» и режиссер Никита Михалков. Простые смертные такой возможности не имели.

Куда же делись деньги «Чары»? «Я знаю, что банк потерял десять миллионов долларов на акциях АВВА Бориса Березовского, которые накупили банковские брокеры, три с половиной миллиона долларов оказались в США, – говорит Марина Францева. – Еще два миллиона в свое время взял Андрон Кончаловский под съемки фильма “Королевская дорога” – эти деньги тоже возвращены не были. Когда с ним связались, он признал свой долг, но сказал, что поскольку банка нет, то и возвращать деньги некому. Зато, узнав о бедственном положении моих детей, прислал письмо, куда вложил 1200 долларов».

30 августа 1996 года уголовное дело по факту мошенничества в банке «Чара» было принято к производству Главным следственным управлением ГУВД Москвы, и тогда же Францеву объявили в розыск.

Мошенницу задержали 1 апреля 1997 года в ранее принадлежавшей ей четырехкомнатной квартире в центре Москвы. Оперативники приехали туда, чтобы провести плановый обыск, и неожиданно застали там хозяйку. Она вела себя при задержании спокойно и без истерик. За три года после краха «Чары», проведенных Францевой за границей, ее никто не беспокоил. Следователи полагают, что с криминальным миром она расплатилась полностью. Похоже, спокойная жизнь убаюкала ее настолько, что она, зная, что находится в розыске, все равно приехала в Россию.

В июле 1998 года завершилось расследование дела Марины Францевой (в СИЗО она сидела в одной камере с президентом финансовой компании «Хопер-Инвест» Лией Константиновой). Хозяйка «Чары» обвинялась в мошенничестве организованной группой в особо крупных размерах. Как установило следствие, Францева и компания похитили денежные средства 39 078 вкладчиков «Чары», на сумму 1,23 млрд рублей. Хотя сами пострадавшие считают, что их обобрали на 500 млрд рублей.

Францева вместе с адвокатами начала знакомиться с материалами своего уголовного дела, которое насчитывало аж 1875 томов. В СИЗО банкирша провела два года, после чего ее отпустили под подписку о невыезде.

Главная «ЧАРАвница» знакомилась с делом семь с половиной лет! За это время она несколько раз лежала в больнице, успела родить, но так и недочитала материалы до конца (она изучила 1658 томов). В октябре 2004 года истек десятилетний срок с момента совершения последнего эпизода преступной деятельности Францевой. По действующему законодательству она подлежала освобождению от ответственности, и 27 октября Главное следственное управление прекратило дело.

Но уже спустя месяц Францеву задержали сотрудники МУРа. 8 декабря 2004 года ей были предъявлено новое обвинение в мошенничестве. Суть дела в следующем. Сотрудник антикварного салона Владлен Кузнецов передал ей для продажи полотно Гилисса Мостарта «Избиение младенцев» (XVI век), за которое запросил 17 тысяч долларов. Францева оставила антиквару расписку, но ни денег, ни картины ему не вернула. В ноябре 2004 года Кузнецов обратился в милицию. Картину вскоре добровольно выдал некий банкир. Он рассказал, что еще в 2001 году приобрел картину у Францевой за семь тысяч долларов. Марина Вячеславовна сказала следователям, что действительно получила указанную сумму в качестве предоплаты, но деньги украл таксист. По словам Францевой, банкир окончательного расчета с ней не произвел, а возвращать картину отказался, поскольку она не могла вернуть предоплату. Суд приговорил Марину Францеву к шести годам условно с испытательным сроком четыре года.

Медный король Ясуо Хаманака

Афера Ясуо Хаманака, медного трейдера одной из пяти самых богатых торговых корпораций Японии «Сумитомо», попала на первые полосы мировой прессы. По официальному заявлению руководства «Сумитомо», за десять лет своей деятельности Хаманака нанес компании колоссальные убытки – 2,6 млрд долларов. Большинство рыночных экспертов склоняются к мысли, что реальная цифра убытков значительно выше.

Ясуо Хаманака считался «королем медного рынка», он имел безупречную репутации и пользовался полным доверием компании. Руководство видело в нем профессионала и трудоголика, а самое главное – трейдера, приносящего высокую прибыль. Ясуо нередко засиживался на работе до трех часов ночи, ожидая закрытия рынков цветных металлов в Лондоне и Нью-Йорке. Коллегам Хаманака был широко известен как «Мистер медь» или «Мистер пять процентов» (именно такую долю мирового рынка меди он контролировал).

В начале девяностых годов стараниями Ясуо Хаманаки наблюдался устойчивый рост цен на медь. Это было частью грандиозного плана «медного короля», разработанного, по версии европейской редакции «Уолл-стрит джорнэл», еще в 1989 году вместе с Дэвидом Кэпбеллом (будущим главой «Глобэл метал»). План был прост, как все гениальное: создать на рынке дефицит, скупив огромное количество металла (запасы Хаманака составят в итоге около 2 млн тонн!), а когда цены взлетят, продать его с большой выгодой. Эта грандиозная спекуляция действительно позволяла превращать медь в золото. В течение пяти лет Ясуо Хаманака в одиночку держал искусственные цены на медь во всем мире! В результате некоторые добывающие компании начали разработку новых месторождений с высокой себестоимостью добычи.

Скупая медные контракты, Хаманака затем их придерживал. В результате рыночный спрос опережал предложение, ажиотаж поднимал цены. Разумеется, чтобы удерживать постоянный дефицит, трейдеру требовалось больше металла, чем это было указано в официальных документах. Недолго думая, он принялся скупать медь нелегально. Но чем выше были биржевые цены, тем больше запасов требовалось, чтобы поддержать дефицит на нужном уровне. В конце концов Хаманаке приходилось, продав одну тонну, немедленно покупать две. Речь шла уже не о прибыли, а о том, чтобы афера не выплыла наружу. «Мистер пять процентов» на самом деле был по крайней мере «Мистером восемь процентов».

Ясуо Хаманака

В ноябре 1995 года, когда в результате дефицита наличного металла в очередной раз взлетели цены на медь, а превышение наличных цен над фьючерсными достигло 300 долларов за тонну, Лондонская биржа цветных металлов начала собственное расследование. Появилась версия, что все это результат крупной игры одного трейдера, а дефицит создан искусственно. Руководство биржи попыталось выяснить, действительно ли такое большое количество металла держится в коммерческих целях и не является ли это подготовкой к крупномасштабной спекуляции. Неназванным трейдером, скупившим большое количество меди и спровоцировавшим ноябрьский скачок цен, и был Ясуо Хаманака. Однако менеджеры компании «Сумитомо» никак не отреагировали на многочисленные предупреждения совета Лондонской биржи металлов о слишком больших объемах биржевых операций, проводимых Хаманакой.

В мае 1996 года аудитор компании «Сумитомо» сообщил о подозрительной сделке, проведенной через иностранный банк. Объем сделки был невелик, но следы вели к Ясуо Хаманаке. В корпорации «Сумитомо» поначалу сочли, что речь идет о каких-то мелких финансовых нарушениях. 9 мая Ясуо неожиданно повысили в должности, отстранив от непосредственной биржевой деятельности.

Во многом благодаря усилиям Хаманаки, сотрудничавшего с большим количеством торговых домов и компаний (в первую очередь китайских и американских), цена тонны меди с трехмесячной поставкой на Лондонской бирже металлов в мае месяце достигала невероятных высот: 2700–3000 долларов за тонну. Это по меньшей мере в полтора раза выше ее реальной цены. Разумеется, так долго продолжаться не могло. Вопрос состоял лишь в том, когда начнется обвал котировок и что станет импульсом для его начала. В подобные периоды нестабильности на рынке резко активизируются профессиональные биржевые игроки.

Канадский торговец металлом Херберт Блэк заявил о том, что резкое падение цен на медь 6–7 июня (котировки трехмесячных контрактов всего за несколько часов упали более чем на 300 долларов за тонну) было вызвано его агрессивной игрой на понижение. Блэк начал усиленно сбрасывать медные контракты 17 мая, почувствовав, что рынок морально готов к падению. Побудительным мотивом для него стало желание охладить «чересчур разгоряченный» медный рынок и вернуть цены к реальному уровню. Не встретив ожидаемого сопротивления, он продолжил свою игру 20 мая. Поскольку результат превзошел все ожидания, Блэк продавал до тех пор, пока не случился полный обвал котировок. Однако аналитики главной причиной падения цен назвали заключенную в начале июня крупную сделку, в которой одной из сторон выступили три американских фонда – «Квантум» Джорджа Сороса, «Тайгер» Робертсона и «Америкэн айрон энд метал», а другой – японская компания «Сумитомо» и нью-йоркская «Глобэл метал».

5 июня 1996 года Ясуо Хаманака раскрыл хитрости своей бухгалтерии руководству компании. В течение десяти лет ему удавалось подделывать документацию. Фактически он вел двойную бухгалтерию: в одном журнале отражал прибыль, а в другом убыток, который к моменту разоблачения, летом 1996 года, составлял 1,8 млрд долларов. Спустя три месяца ущерб равнялся уже 2,6 млрд долларов. Правда, в отличие от банка «Берингс» японскому гиганту с общими активами 50 млрд долларов банкротство не грозило.

Самое поразительное, Ясуо Хаманака после своих скандальных признаний какое-то время (а точнее с 5 по 13 июня) продолжать работать в «Сумитомо», а потом хоть и был уволен, но остался на свободе. Британские аудиторы, собирающиеся вылететь в Токио, заявили, что они будут расследовать обстоятельства медного кризиса и пока не намерены брать «интервью» (не говоря уже о проведении допроса) у Хаманаки. Однако они все равно не смогли бы с ним встретиться: трейдер исчез. Исчезновение виновника скандала только накалило страсти вокруг компании – кое-кто предположил, будто руководство «Сумитомо» укрыло Хаманаку в безопасном месте, чтобы не сболтнул лишнего. Одновременно появились слухи о том, что трейдер каким-то таинственным образом оказался в Лондоне (правда, не вполне понятно зачем). Все эти слухи только добавляли нервозности медному рынку, и без того находящемуся в состоянии истерики.

Скандал привел не только к полной дестабилизации медного рынка, но и бросили тень на другие крупные компании, занимающиеся добычей или торговлей медью. Руководство Лондонской биржи металлов обвинили в недостаточном контроле за действиями брокеров, которым позволено практически все.

18 июня 1996 года на пресс-конференции в Осаке вице-президент компании Хашимото опроверг слухи о причастности руководства «Сумитомо» к незаконным сделкам Ясуо Хаманаки, хотя бывшие партнеры медного трейдера – Чарльз Винсент и Эшли Леветт – свидетельствовали об обратном. Отсутствие реакции на тревожные сигналы вице-президент объяснил слишком большим доверием к Ясуо Хаманаке, ведущему менеджеру департамента по торговле цветными металлами.

В октябре 1996 года Ясуо Хаманака был наконец арестован токийской прокуратурой по подозрению в крупных махинациях на медном рынке и манипуляциях ценами на медь. Расследование показало, что на протяжении 1985–1996 годов ему удалось не только в 1,5 раза взвинтить мировые цены на медь, но и контролировать более 5 процентов мировых запасов этого металла.

Скандальная история с рекордными убытками одной из крупнейших японских компаний «Сумитомо», казалось, близилась к логическому завершению. Виновный Ясуо Хаманака найден, признался суду в содеянном и готовился понести заслуженное наказание. Руководство компании осталось незапятнанным. И вдруг неожиданный поворот – в начале 1997 года в отставку подал председатель «Сумитомо» Томиити Акияма. Для принятия сложного решения председателю компании потребовалось почти восемь месяцев.

Как заявил на пресс-конференции новый президент «Сумитомо» Кенджи Мияхара, отставка Акиямы и намерение последовать его примеру, высказанное еще двумя членами совета директоров, свидетельствуют о «чувстве ответственности за скандал». При этом он отметил, что ни Акияма, ни непосредственный начальник Хаманаки, также собирающийся подать в отставку, ничего не знали о махинациях трейдера и безгранично доверяли ему. Сам Томиити Акияма сказал журналистам, что этим шагом он «хочет положить конец скандалу», а не ушел раньше просто потому, что новый глава компании Мияхара нуждался в его поддержке.

В 1997 году токийский суд признал Ясуо Хаманаку виновным в мошенничестве и подлоге и выпустил под залог в 50 млн иен. С тех пор судебный процесс, тянувшийся больше года, состоял исключительно из дебатов по вынесению приговора.

Адвокаты обвиняемого напирали на то, что большую часть своей прибыли от незаконных сделок на Лондонской бирже металлов трейдер использовал для покрытия потерь своей компании. Долгое время операции Хаманаки приносили компании такие огромные прибыли, что корпорация фактически предоставила ему полную свободу действий. В ходе процесса «Сумитомо» отрицала свою осведомленность о махинациях Хаманаки, якобы обманувшем «полное доверие руководства».

Удивительно, но ни следствию, ни суду не удалось выяснить, каким образом почти десять лет Хаманаке, обладающему сверхъестественной интуицией в развитии движения и тенденции рынка, удавалось не только осуществлять, но и безупречно скрывать свои манипуляции. Хаманака настолько умело составлял фиктивные финансовые отчеты и оперировал поддельными документами, что следствию посчастливилось вскрыть лишь одну крупную аферу с его участием на сумму 770 млн долларов. Деньги на ее осуществление он снял со счетов гонконгского представительства «Сумитомо». Хаманака был также признан виновным и в подделке банковских документов в 1993–1994 годах с целью получения незаконных займов для компенсации понесенных «Сумитомо» потерь.

На заключительном слушании суд вынес частное определение деятельности компании, которая оказалась неспособной контролировать своих сотрудников и нанесла урон имиджу японских бизнесменов: «Приоритеты, которых придерживался Хаманака, – это, прежде всего, нажива за счет незаконных прибылей. И весьма прискорбно, что “Сумитомо” не несет за это ни малейшей ответственности».

Обвинение требовало для Хаманаки сначала максимального срока (пятнадцать лет), а затем десять лет тюремного заключения. В 1998 году бывший хозяин медной горы Ясуо Хаманака был приговорен Токийским окружным судом к восьми годам тюремного заключения за подлог и мошенничество.

«Хопер» – отличная компания. От других

7 сентября 1994 года. Пункт «Торфяновка» на границе с Финляндией. Сотрудниками Выборгской таможни задержан гражданин Финляндии Вячеслав Гусев. Под сиденьем его автомобиля обнаружена сумка. В ней – восемь банковских полиэтиленовых упаковок, в каждой по сто тысяч долларов США. Гусев показал, что является охранником и валюту должен был вывезти в Израиль по поручению своего хозяина – Льва Константинова – президента финансовой компании «Хопер-Инвест».

История «Хопра» началась в далеком 1991 году, когда двадцатилетний житель Волгограда Лев Константинов открыл торгово-закупочный кооператив. Его мама – Лия Львовна – энергичная дама, кандидат наук, преподаватель института физкультуры – «выбила» два банковских кредита. Но очень скоро деятельностью «Хопра» и невозвращенными кредитами заинтересовался отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Тогда с помощью связей Лии Львовны скандал удалось замять.

Позже к семейному дуэту Константиновых присоединились еще один родственник Тагир Аббазов, выпускник консерватории, трубач, и Олег Суздальцев, в прошлом слесарь. Всех их объединяло страстное желание побыстрее разбогатеть. Поначалу они поставляли астраханские помидоры в Москву, занимались куплей-продажей различных товаров. В общем, обычный бизнес для начала девяностых. Дело закрутилось, и вскоре «Хопер» уже имел целую сеть магазинов в Волгограде. Появились свободные деньги. Куда их вложить? Однажды Лев Константинов увидел рекламу «РДС» («Русский Дом Селенга» – первая финансовая пирамида в России). Сдал туда 200 рублей и понял: ему это нравится! В отношении «РДС» он построил целую структуру промышленного шпионажа. Внедрил туда людей, перекупил сотрудников.

В 1992 году была зарегистрирована в Волгограде инвестиционная компания «Хопер-Инвест». Ее генеральным директором значился Олег Суздальцев. Позже он будет утверждать, что лишь выполнял указания руководства и подписывал бумаги, не вникая в их суть, за что и получал зарплату. А всеми делами компании заправляла Константинова. Ее называли «мама “Хопра”». Сама же Лия Львовна оценивала свою роль гораздо скромнее: «Мой сын просил меня подписывать документы, когда куда-то уезжал. Я мало разбиралась в делах и скорее занимала должность матери». Как выяснится позже, Лия Константинова прекрасно разбиралась в бизнесе и была настоящим знатоком уголовного права. Эта женщина отличалась редкой принципиальностью.

Благодаря масштабной рекламе в «Хопер» потянулись десятки тысяч вкладчиков. Пенсионеры, военные, рабочие и колхозники несли свои сбережения в инвестиционную компанию, соблазнившись на обещанные 30 процентов прибыли в месяц. В «Хопре» считали деньги мешками.

Константиновы создали широкую «хоперскую» сеть, состоявшую из полусотни структур. Между фирмами заключались договоры о совместной деятельности, что запутывало тех, кто пытался докопаться до истины. В этой сети выделялись три основные структуры – инвестиционная компания (ИК) ТОО «Хопер-Инвест», АООТ чековый инвестиционный фонд (ЧИФ) «Хопер-Инвест-Фонд» и АОЗТ «Хопер-Инвест-Центр».

И почти сразу начались манипуляции с юридическими адресами. Так, офис инвестиционной компании «Хопер-Инвест» перебирается с одной волгоградской улицы на другую. Затем компания переезжает в Москву, а оттуда – в Элисту, где 22 ноября 1994 года перерегистрируется в совместное товарищество «Хопер-Инвест». Подобные метаморфозы происходили и с другими «Хопрами». Все это делалось для того, чтобы как можно надежнее отгородиться от обманутого вкладчика. Обращается жертва аферы по волгоградскому адресу, а ему говорят: «Компания переехала в Москву». Из столицы его отправляют в Калмыкию и так далее…

Два с половиной миллиона россиян сдали в «Хопер» свои ваучеры. По закону ЧИФ «Хопер-Инвест-Фонд» мог приобретать на ваучеры только активы приватизируемых предприятий. Но мошенники вовсю торговали чеками на наличность, да еще по рыночному курсу. Не менее, а скорее более крупные доходы получили они от проведенных с грубейшими нарушениями увеличения уставного капитала фонда и трех эмиссий его акций на десятки миллиардов рублей.

В конце 1993 года руководство «Хопра» решило переехать в Москву, и только Лия Константинова осталась в Волгограде. Компания открыла отделения в 75 регионах России и была преобразована в холдинг «Группа “Хопер”» (в него вошло более 50 фирм).

Лев Константинов

Детище Константиновых на фоне других пирамид выделялось броской рекламой. Каждый вечер на первом телеканале появлялись шоумены Лолита Милявская и Александр Цекало и шутили: «”Хопер-Инвест” – отличная компания. От других». За рекламу только на одном федеральном канале приходилось платить более миллиона долларов в месяц. Многие знаменитости советовали доверять компании «Хопер-Инвест». Поэт-пародист Александр Иванов сочинил такой каламбур: «Иван кивает на Петра, а Петр – акционер “Хопра”».

Лев Константинов – молодой энергичный человек в очках, олицетворял пришедший в Россию западный капитализм. Он перечислял деньги в фонд культуры, спонсировал телепередачу «Клуб веселых и находчивых», гладиаторские бои и соревнования по шахматам.

В «хоперских» компаниях трудились несколько тысяч человек. Отбор производился тщательно, с помощью психологов. Тем, кто прошел экзамены и тесты, давали в первый месяц адскую нагрузку – 16-часовой рабочий день без выходных. Человек справлялся – принимали в штат. Но только если он не был судим или не работал в прошлом в торговле. Зарплата была высокой. Все просматривалось и прослушивалось, поощрялось доносительство. Каждый третий в «Хопре» занимался контролем за деятельностью компании. За малейшую провинность следовало увольнение.

Целый штаб историков и сектологов (от слова секта) прорабатывал идеологию качественного превосходства над другими компаниями. Геральдика, ордена, униформа, вензеля, руны. В перспективе «Хопер» должен был дать жизнь партии либо движению.

Сотни тысяч долларов тратились на содержание службы безопасности «Хопра». Ее возглавляли бывший глава УКГБ по Волгоградской области генерал Гуро, бывший начальник ГУВД Москвы, замминистра внутренних дел России генерал Комиссаров и бывший заместитель председателя КГБ СССР генерал Пономарев. Среди юридических консультантов «Хопра» числился известный адвокат Генрих Падва.

Лев Константинов был просто зациклен на собственной безопасности. Он купил бронированный «роллс-ройс», попавшийся ему на выставке. «Это нормально, – говорил Константинов в интервью “Комсомольской правде” осенью 2007 года. – Я присутствовал во всех регионах, перекрывая кислород многим. Я вообще на тот момент привык конкурентов разорять, мало с чем считаясь. Личные охранники были в основном ребята из маленьких городов, которые имели за спиной множество уличных боев и умели драться до полной отключки. Было также много ребят, вернувшихся из Чечни с медалями. Ежемесячно в Москве устраивались бои без правил. Надо было увидеть, как кандидат на ринге проигрывает: не сломается ли боец психологически. Всего в подразделение личной охраны “Хопра” входили 70 человек».

Масштабных инвестиционных планов у Константинова не было. Два с половиной миллиона приватизационных чеков позволили бы «Хопру» завладеть контрольным пакетом акций таких гигантов, как Газпром или РАО «ЕЭС России». Константинов и его партнеры могли прибрать к рукам всю алюминиевую промышленность страны. Но, увы, они ограничились тем, что вложили небольшую часть полученных ваучеров в Конструкторское бюро «Люлька Сатурн», столичный дом моделей «Кузнецкий мост», Большой Гостиный Двор, мотель «Кемпинг-Ольгино» в Санкт-Петербурге.

Основные средств «Хопра» были выведены за границу по фиктивным договорам с компаниями Италии, Германии, Финляндии, США и других стран на поставку товаров. Но товары до Москвы не доходили, а деньги оседали за рубежом.

Специальная группа «Хопра» занималась скупкой наличной валюты в Москве. Каждую ночь крепкие ребята с тяжелыми спортивными сумками объезжали обменные пункты. Один из скупщиков рассказывал, что только с января по март 1994-го он скупил более 4,5 миллионов долларов. По данным следствия, из поступавших ежедневно 400 миллионов рублей, в банк сдавалось не более 60 миллионов, а большая часть обменивалась на доллары США. Охранники с финским гражданством вывозили валюту в Хельсинки, а оттуда в Израиль. До того момента, как деньги пересекали границу в чемоданах, они хранились либо в банке, либо дома у Льва Константинова.

Осенью 1994 года вице-премьер правительства России Анатолий Чубайс в своем телевизионном обращении предупредил, что все финансовые компании должны пройти перерегистрацию в Федеральной комиссии по ценным бумагам. Он особо отметил, что «Хопер-Инвест» является неблагонадежной компанией.

Константинову, конечно, лицензию на дальнейшую деятельность не дали. Граждане перестали приносить деньги в филиалы его компании. Пирамида закачалась. Когда в декабре 1994 года подошел очередной срок выплаты дивидендов, «Хопер-Инвест» платить отказался, сославшись на то, что Чубайс нанес вред его деловой репутации. В народе о своих потерянных деньгах горько шутили: «Хопер упер».

Вкладчики принялись строчить жалобы во все инстанции. Для анализа и оценки деятельности «Хопра» была создана межведомственная комиссия. Старший следователь по особо важным делам полковник Сергей Николаевич Малышев получил задание заняться «хопрами» вплотную.

В октябре 1995 года, вскоре после возбуждения уголовного дела, о чем было известно лишь узкому кругу людей в правоохранительных органах, Тагир Аббазов позвонил Малышеву: «Поверьте, Сергей Николаевич, вы зря все это затеяли. Только напрасно время потратите свое и наше. А мы чисты перед Богом и людьми. И докажем это…» Потом приезжал к следователю доказывать – не доказал.

Лев Константинов избирался в Государственную думу, но не прошел, и в конце 1995 года вместе со своим партнером по бизнесу и мужем сводной сестры Аббазовым сбежал в Израиль. «Следователь сказал мне открытым текстом, что если я не уеду, то меня посадят, – вспоминает Константинов. – О маме речи не шло, хотя она тоже могла легко уехать. Но мама была человеком принципиальным. Она начала забрасывать МВД жалобами на то, что активы, которые принадлежат вкладчикам “Хопер-Инвеста”, растаскиваются следствием. После этого моя мать была помещена в СИЗО, а в СМИ стала выдаваться информация, что компанию основала и руководила ею Лия Львовна. Легенды следствия. Если бы не ее сопротивление происходившему, ее бы не посадили».

Лия Константинова металась между Москвой, Питером и Волгоградом, сражаясь за каждый кусок имущества холдинга. По мере возможностей ей помогал Олег Суздальцев.

У «Хопра» остались арестованные следствием акции нефтяных предприятий, торговых комплексов, магазинов в Москве и Питере. Однако арбитраж неожиданно снял арест со всего имущества, пустил его на продажу, и акции вместе с недвижимостью разошлись по разным коммерческим структурам. В 1997 году следствие арестовало принадлежавшие «Хопру» 35 процентов акций Гостиного Двора, но другие акционеры тут же провели допэмиссию и размыли этот пакет. Таким же образом исчезали и другие активы. Возможно, за создателями пирамиды стояли гораздо более серьезные люди, которые открывали банковские счета и уводили деньги в офшоры. Версия, что активы разворовало следствие, малоправдоподобна. Все дела такого уровня находились на контроле у Генпрокуратуры, и она следила за тем, чтобы закон нигде не нарушался и ни один адвокат не смог обвинить следствие в подтасовке фактов.

Константинова была арестована 6 августа 1997 года, а с Суздальцева взяли подписку о невыезде. Когда Лии Львовне объявили об аресте, она нашла в себе силы пошутить: «Ну вот я и в тюрьме». Все засмеялись, вспомнив рекламный девиз компании: «Вот я и в “Хопре”».

Почти четыре года триста следователей вместе с оперативниками занимались финансовой пирамидой под названием «Хопер-Инвест». Было допрошено две тысячи вкладчиков, изъяты кипы документов. Вскрывались прелюбопытные факты. К примеру, из Челябинска, Оренбурга, Ставрополя и других городов в Москву поступали из месяца в месяц одни суммы, а оприходовались другие, гораздо меньшие. Речь шла о десятках, сотнях миллионов рублей. В общей сложности такие «недовложения» потянули почти на семь миллиардов. Неучтенная наличность использовалась в основном для приобретения валюты.

В апреле 2001 года Таганский районный суд Москвы признал руководителей «Хопра» виновными в мошенничестве в крупном размере, совершенном организованной группой. В ходе процесса удалось доказать, что учредители холдинга «Хопер» похитили у вкладчиков более двух миллиардов неденоминированных рублей. По оценкам же независимых экспертов, у холдинга было более четырех миллионов вкладчиков, которые инвестировали в общей сложности 500 млрд неденоминированных рублей (от 300 до 500 млн долларов).

Лия Константинова и Олег Суздальцев получили соответственно восемь и четыре года лишения свободы с конфискацией имущества. Поскольку ранее Суздальцев находился под подпиской о невыезде, он был взят под стражу в зале суда.

Лия Константинова вышла на свободу раньше срока – у нее был обнаружен рак груди. В сопровождении судебного пристава она побывала в конфискованных квартирах и забрала личные вещи – шубу, сапоги, платья. Потом Лия Львовна вернулась в Волгоград. Дни ее были сочтены. Похоронили Константинову на православном кладбище Иерусалима.

Уголовное дело в отношении Льва Константинова и Тагира Аббазова было приостановлено в связи с розыском. По финансовым преступлениям Израиль не выдает своих граждан и требует передать документы для рассмотрения в местном суде. Следственный комитет передать материалы уголовного дела в Израиль отказался. Как считает сам Константинов, причина в том, что с юридической точки зрения к нему не могут быть предъявлены никакие претензии.

Мистер джекпот Деннис Никраш

Современные методы мошенничества в казино и особенно с игровыми автоматами отличаются удивительным разнообразием, изобретательностью и поразительным техническим совершенством. Компьютерные и электронные гении ухитряются внедрять в игровые машины программы, обеспечивающие им большой выигрыш.

Одним из самых выдающихся мошенников в этой области до сих пор считается Деннис Никраш, известный также под псевдонимом Мак-Эндрю. Он родился в сентябре 1941 года в городе Финикс, штат Аризона. На заре своей криминальной карьеры Никраш запускал в механический игровой автомат веревочку с просверленной монеткой, блокировал механизм, принимающий деньги, и получал возможность до победного конца сражаться с «одноруким бандитом». С 1976 по 1978 год он собрал таким образом более 250 тыс. долларов.

Деннис Никраш

Никраш постоянно оттачивал мастерство до тех пор, пока не достиг совершенства. Он научился незаметно для охраны казино мгновенно перенастраивать автомат на так называемый «джекпот» – счастливую комбинацию обычно составляли три семерки, в этом случае «однорукий бандит» выбрасывал максимальный выигрыш. Деннис Никраш работал в Лас-Вегасе на пару со своим братом Терри и входил в «большую четверку» грабителей автоматов.

Однако часто выигрывать главные призы даже в разных казино было рискованно. Таких «счастливчиков» охрана заведений сразу брала на заметку. Поэтому Никраш работал с командой, в которой все роли были четко расписаны. Разведчики выбирали «одноруких бандитов», расположенные в безопасных местах. Наблюдатели во время манипуляций Никраша следили за работниками казино и, если требовалось, отвлекали внимание на себя. За посетителями велось также видеонаблюдение, поэтому в команду Никраша входили так называемые «блокираторы» или «заслонки». Они как бы случайно закрывали видеокамере обзор, пока Никраш переналаживал автомат таким образом, чтобы очередному клиенту выпал джекпот. Этим клиентом был, естественно, сообщник Никраша. Сам же организатор аферы, сделав свое дело, быстро покидал казино.

Охранники казино многое знали о группе Никраша, но поймать мошенника с поличным и тем более собрать доказательства его противоправной деятельности, им не удавалось. Задержали Никраша лишь благодаря осведомителю, внедренному полицией в мир нечестных на руку игроков.

В 1984 году Никраш оказался под следствием вместе с братом Терри и сообщником Ричардом Чарлзуортом. Терри Никраш угодил за решетку, но самому Дэннису и Чарлзуорту удалось скрыться от правосудия. Правда, спустя два года Никраша все-таки поймали и, как организатора преступной группы, его приговорили к пятнадцати годам тюрьмы. Судья Говард Маккибен назвал его преступником, «не способным к исправлению».

Тем более удивительно, что уже в 1991 году Деннис Никраш досрочно вышел на свободу – за примерное поведение – и вскоре принялся вновь потрошить казино. Он завоевал славу самого ловкого мошенника всех времен и народов, особенно от него досталось игорным заведениям Невады и Атлантик-Сити. Только с апреля 1995 по ноябрь 1997 года Никраш вытряс из игорных автоматов десять миллионов долларов. Благодаря этим деньгам он жил припеваючи вместе с женой Сьюзан в Южной Калифорнии.

В начале девяностых годов компания «Интернэшнл гейминг технолоджи» получила чуть ли не монополию на игорные автоматы Лас-Вегаса и сконструировала уже не механического «однорукого», а электронного «безрукого бандита». Выигрыш составлял всего три процента. Устройство предусматривало и джекпот, но его величина и частота были совершенно непредсказуемы и определялись генератором случайных чисел. Завершив техническое перевооружение всех казино Лас-Вегаса, палата по азартным играм штата Невада назначила следить за порядком города опытного полицейского Кейта Кофера.

Однако Никраш научился обманывать и электронику. Первым делом он купил слот-машину, установил ее в гараже и в спокойных условиях проводил эксперименты, пытаясь заставить генератор случайных числе выдать нужную комбинацию. В сейфе хранились необходимые приспособления. Вероятно, Никраш покупал компьютерные чипы у фирмы-изготовителя игровых автоматов, а дубликаты ключей от «безруких бандитов» он приобретал за большие деньги у сотрудники казино.

Каким образом он перестраивал автомат, остается только догадываться. В одном из изданий предложили свою версию: «По обе стороны нужного чипа навешивались зажимы, присоединенные к карманному устройству, которое принудительно выставляло чип в режим выдачи кода джекпота – заветной выигрышной комбинации. После чего навесное оборудование тут же отсоединялось, корпус закрывался. На всю операцию затрачивалось меньше минуты. За автоматом в этот момент уже сидел один из сообщников Никраша. Первый жетон, опущенный в щель автомата, вызывал джекпот, возбужденные вопли окружающих (все та же нанятая публика), полуобморочное состояние выигравшего счастливчика».

Деннис Никраш по-прежнему оставался неуловимым для правоохранительных органов. Он вел себя очень осторожно, никогда не играл подолгу в одном казино, выигрыши получали подставные лица, сам он расплачивался только наличными и работал исключительно под псевдонимами, самый известный – Шон Мак-Эндрю. Взять его удалось лишь с помощью внедренного в преступную группировку агента, известного под кодовым именем «CS-1». Тот сообщил, что Никраш готовится провернуть крупную аферу, ФБР и полиция установили за мошенником пристальное наблюдение.

Не сумев собрать доказательств против Никраша, ФБР сосредоточило внимание на его приятелях из Финикса. Главными объектами слежки стали супруги Джоан и Юджин Булгарино, входившие в криминальную группировку Бруно, и Ронни Макэлвин, большой любитель подзаработать на скачках. В сентябре 1996 года в их домах установили подслушивающие устройства и скрытые камеры видеонаблюдения. В итоге агенты записали 400 магнитофонных кассет. Удивительно, но сообщники Никраша ни разу не упомянули об игровых автоматах.

И в то же время начались подозрительные джекпоты. Первый из них случился 28 сентября 1996 года. По донесению агента «CS-1», именно в это время Юджин Булгарино изготовил по заданию Никраша какие-то детали для новых игровых автоматов и добыл у сотрудников компании ««Интернэшнл гейминг технолоджи»» необходимый компьютерный чип.

Джекпоты следовали один за другим. 28 сентября в казино «Цирк, цирк» Никраш выиграл традиционный приз – роскошный автомобиль, который он мог либо взять себе, либо обменять на наличные. Счастливчик предпочел получить 40 тысяч долларов. 18 ноября в «Сахаре» он получил «додж-вайпер» за 50 тысяч, 31 декабря в «Рио» – автомобиль «БМВ», 19 января 1997 года в «Луксоре» – «ягуар» за 73 тысячи, 16 марта там же еще один «ягуар» стоимостью 62 тысячи долларов, 24 марта снова в «Рио» – БМВ за 32 тысячи. Разумеется, призы получал не сам Никраш, а его сообщники.

Затем последовало несколько сравнительно скромных выигрышей и наконец – первый джекпот наличными. Некая миссис Линда Ли Гиллэм из Финикса выиграла в казино «Harrah,s» 3 миллиона 778 тысяч долларов. Это произошло 4 июля 1997 года, а три месяца спустя Дебра Капоцци, также жительница Финикса, «ограбила» многострадальное казино «Луксор» на 1 миллион 743 тысячи фунтов. Осведомитель «CS-1» утверждал, что победительницы передали Никрашу 70 процентов выигрыша. В этом как раз не было ничего удивительного: ведь они являлись дочерьми Юджина и Джоан Булгарино. Все остальные игроки, сорвавшие джекпот, также принадлежали к многочисленному семейству Булгарино, как и «блокираторы» – люди, закрывавшие обзор видеокамерам в залах казино. Ронни Макэлвин отыскивал в игорных домах «удачно» расположенные автоматы. Джоан Булгарино обычно занимала место неподалеку от автомата, который перенастраивал Никраш, и отвлекала служащих казино – просила разменять деньги или заказывала выпивку.

Располагая обширной информацией о группе Никраша, начальник полиции Кофер не имел оснований для его ареста. Однако вскоре такие основания появились.

В каждом казино Лас-Вегаса имелся хотя бы один «безрукий бандит» компании «Мегабакс», причем они были связаны между собой единой компьютерной сетью, и джекпот суммировался. В начале 1998 года джекпот «Мегабакса» составил пять миллионов долларов. К маю сумма выигрыша увеличилась вдвое, побив все рекорды. Ожидалось, что в конце июня главный приз превысит 17 миллионов долларов.

Вокруг фантастического выигрыша газеты подняли невероятный шум, все бросились к автоматам «Мегабакса» в надежде стать именно тем счастливчиком, которому удастся взять главный приз десятилетия. Соблазн сорвать небывалый куш оказался слишком велик и для Никраша. В результате мошенники забыли об осторожности.

Наконец-то пригодились подслушивающие устройства. 1 июня из перехваченного телефонного разговора ФБР стало известно о готовящейся атаке группы Никраша на автоматы «Мегабакс». После многолетней охоты за неуловимым Никрашем можно было взять его группу с поличным. Однако, памятуя об изворотливости гениального афериста и конспиратора, ФБР решило действовать наверняка.

10 июня 1998 года полиция арестовала Никраша, семейство Булгарино и Ронни Макэлвина. В доме организатора аферы были обнаружены электронные считывающие устройства, что вкупе с показаниями внедренного агента и записями телефонных разговоров оказалось вполне достаточно для предъявления ему обвинения в мошенничестве. Агенты ФБР пошли навстречу хозяевам игорных заведений штата Невада, которые предложили снизить срок заключения Никрашу, если он расскажет, каким образом ему удавалось срывать джекпот. Никраш сначала согласился на сделку. Представители ФБР созвали пресс-конференцию и объявили, что отпетый мошенник Лас-Вегаса откроет свои профессиональные тайны.

Но ФБР имело дело не столько с преступником, официально именовавшимся «врагом общества № 1», сколько с народным героем. Телевидение и радио называли Никраша Робином Гудом. Создавалось впечатление, что мошеннику сочувствует вся страна. В питейных заведениях произносились тосты в честь потрошителя автоматов.

Адвокат Стив Стайн заявил, что Деннис Никраш отказывается сотрудничать со следствием, поскольку в любом случае его подопечный получит не более семи с половиной лет лишения свободы.

В январе 1999 года издание «Лас-Вегас ревю джорнэл» опубликовало заявление Денниса Никраша, в котором он откровенно издевался над полицией и властями, захотевшими выведать профессиональные секреты его «работы». Мошенник отказал им, недвусмысленно намекнув, что эти знания ему самому пригодятся в будущем.

Организатор аферы получил семь с половиной лет лишения свободы и штраф в размере 890 тысяч долларов. Булгарино был приговорен к 46 месяцам заключения в федеральном тюрьме.

Никраш заявил, что он не может выплатить штраф, поскольку является банкротом. На его счету действительно не оказалось денег, их кто-то успел снять. На вопрос, что он собирается делать после освобождения, Деннис Никраш ответил коротко: «Поеду в Монте-Карло».

«Матрица» Марка Харриса

Что такое «офшор»? Офшор (от английского термина offshore, который переводится как «вне берега» или «вне границ») – это один из самых известных и эффективных методов налогового планирования, ведь основные преимущества офшора – свобода от налогообложения в стране регистрации, быстрота регистрации, легкость оформления документов, отсутствие отчетности – делают их очень удобными в использовании и способствуют постоянству спроса. Существует десятки стран, законодательства которых предусматривают налоговые льготы для офшорных компаний. К числу самых известных относятся: Панама, Гибралтар, Кипр, Багамские острова, Ирландия, Лихтенштейн.

Однако часто офшорные зоны служат прикрытием для отмывания доходов, нажитых преступной и запрещенной деятельностью. Развитые страны с жесткой налоговой системой пытаются ограничить деятельность офшоров, инициируя антикоррупционные расследования. Соответственно, офшорный способ налогового планирования может повредить имиджу бизнеса в глазах деловых партнеров или привлечь внимание налогового инспектора к тем или иным деловым операциям.

Аферисты встречаются и среди офшорных профессионалов: регистраторов компаний, специалистов по налогам и по управлению средствами клиентов. Для того чтобы пустить пыль в глаза, мошенники организуют дорогостоящие семинары, на которых продают по бешеным ценам литературу, якобы содержащую «конфиденциальные сведения» об офшорных юрисдикциях, берут огромные деньги за составление схем налогового планирования. Бизнесмены, стремясь минимизировать налоги, нередко, сами того не подозревая, отдают крупные средства в управление аферистам.

Аналитик Джей Адкиссон призывает деловых людей к осторожности: «Вы хотите знать, что может случиться с вашими деньгами в офшорах? Спросите у бывших клиентов “Организации Харриса”».

Многие даже не слышали об этой организации до 1997 года, когда ее основатель Марк Мэтью Харрис стал появляться на международных семинарах, представляясь специалистом по офшорам и управлению активами. Молодой человек с прекрасными манерами был всегда одет с иголочки. Марк утверждал, что начинал свой бизнес, имея 5000 долларов, а теперь ворочает сотнями миллионов. На семинарах Харрис разглагольствовал о преимуществах офшорной субкультуры. При этом он называл конкурентов отжившими динозаврами и призывал бизнесменов сотрудничать перспективной «Организацией Харриса», расположенной в Панаме.

Харрис предлагал клиентам, в основном американцам, пакет офшорных финансовых услуг: регистрацию компаний во всевозможных юрисдикциях, а также инвестиционных фондов, страховых компаний и банков, создание трастов, управление активами, открытие неограниченного числа счетов в любых банках мира, разработку налоговых схем и многое другое. При этом «Организация Харриса» обеспечивала и гарантировала конфиденциальную регистрацию офшоров. «Вы можете быть абсолютно уверены, что ваши данные не станут известны налоговым службам, – говорил Марк Харрис. – Кроме того, мы предоставляем услуги номинальных директоров и акционеров для офшоров, позволяющих полностью исключить фигурирование вашего имени в документах офшоров».

«Фирменным блюдом» стала так называемая «Матрица Харриса», набор схем налогового планирования, позволявших создавать для американских корпораций огромные, подтвержденные документами, убытки (естественно, фиктивные) с одновременным выводом денежных средств на офшорные компании, находящихся под контролем самих клиентов (так называемые «черные дыры»).

Марк Харрис имел панамское гражданство, но родился в США, там же получил образование (с отличными оценками) и лицензию аудитора. Помимо дара красноречия он обладал настоящим талантом махинатора: буквально на лету изобретал сложнейшие налоговые схемы. Харрис умел произвести впечатление: сам встречал в аэропорту прилетевших в Панаму бизнесменов, привозил в свой роскошный офис на «ягуаре», угощал в шикарных ресторанах, знакомил с девушками-красавицами, показывал фотографии, на которых был изображен вместе с известными политиками. Харрис увлекательно рассказывал о том, какую выгоду можно извлечь из сотрудничества с его продвинутой фирмой. Пообщавшись с ним, бизнесмены чувствовали себя на вершине финансового мира.

Марк Харрис

Стоимость услуг «Организации Харриса» была в два-три раза ниже, чем у конкурентов. Невысокие цены и умелая рекламная кампания обеспечили успех предприятию: за короткое время фирма Харриса стала одним из крупнейших поставщиков офшорных услуг в мире. Ее штат разросся до 150 человек. Марк сотрудничал с американскими юристами и бухгалтерами, которые за определенное вознаграждение направляли ему своих клиентов. Харриса повсюду сопровождали американские специалисты по налогам и финансам, причем одетые столь же безупречно, как и босс. По данным самой организации, она управляла средствами на сумму в миллиард долларов.

Конкуренты удивлялись, каким образом фирме Харриса удается процветать при демпинговых ценах на предоставляемые услуги. Судите сами: пакет под названием «Осьминог», в который входили несколько офшорных компаний и трастов, страховая компания, офшорный банк, а также панамский фонд – конечный холдинг всей структуры, стоил всего 10 тыс. долларов. Рыночная цена такого пакета по самым скромным подсчетам составляла не менее 50 тыс. долларов. Возникли подозрения, что фирма Харриса использует деньги клиентов в личных целях.

К юристу из Далласа Джиму Беннетту обратился бизнесмен из Техаса с просьбой проверить надежность «Организации Харриса» – прежде чем доверить этой фирме деньги, он благоразумно решил собрать о ней побольше информации. Беннетт, в свою очередь, обратился за помощью к мастеру подобного рода расследований Дэвиду Марчанту, издателю ежемесячного журнала «Офшорная тревога», в котором он предупреждал о разного рода мошенничествах в офшорных зонах. Получив инструкции от Беннетта, репортер начал копать под Харриса.

В марте 1998 года Марчант опубликовал в «Офшорной тревоге» первые результаты расследования. Журналист пришел к выводу, что «Организация Харриса» является величайшей офшорной аферой всех времен и народов. Главная цель мошенничества – обмануть клиентов на миллионы долларов, переданные ей в управление партнерами,

Марчанту удалось разговорить высокопоставленного сотрудника «Организации Харриса», имеющего доступ к бухгалтерии фирмы. Как выяснится позже, этим информаторам был Карл Дилли. По словам Дилли, средства клиентов аккумулировались на объединенном счете Третьей всемирной трастовой компании («Трастко»), владельцами которой являлись Харрис с контрольным пакетом акций и его компаньон Ларри Абрахам. Деньги с объединенного счета они использовали по своему усмотрению, зачастую игнорируя интересы клиентов. По данным Дилли, «Организация Харриса» управляла вовсе не миллиардом долларов, а всего лишь 40 миллионами. Это мизерная сумма для офшорной фирмы со штатом 150 человек. Инвестициями серьезно никто не занимался, деньги клиентов вкладывались в сомнительные предприятия. Так, полмиллиона долларов были переведены в чилийский банк на счета, принадлежащие Харрису и Ларри Абрахаму. Они говорили, что деньги вложены в фирму «Инфра-фит» по производству велосипедов. Но ни один велосипед так никто и не увидел.

Бухгалтерская отчетность велась в «Организации Харриса» «совершенно хаотично» (выражение Делли), отчеты перед клиентами нередко фабриковались, причем за это взимались фантастические комиссии и гонорары (до 5 тыс. долларов в час). Важные документы таинственным образом исчезали, исправления делались наспех, без подтверждающих бумаг. Выплаты партнерам осуществлялись по принципу «схемы Понци», то есть за счет средств других клиентов. Предлагаемые Харрисом схемы минимизации налогов часто противоречили действующему американскому законодательству и были уголовно наказуемы.

По данным весьма информированного Делли, еще в ноябре 1996 года обязательства организации превышали ее активы на 25 млн долларов, то есть фирма фактически была банкротом и вскоре должна была рухнуть как карточный домик. Несколько клиентов Харриса оказались замешаны в торговле кокаином и отмывании денег и отбывали срок в американской тюрьме.

Дэвид Марчант выяснил, что полученная в США аудиторская лицензия Марка Харриса была отозвана еще в 1990 году. Причина – некомпетентность и халатность. После аудиторский проверки флоридского инвестиционного фонда, Харрис не упомянул в отчетных документах, что являлся его владельцем и управляющим. Ко всему прочему, сумма активов в балансе у него не совпала с суммой пассивов, не говоря уже о прочих мелких погрешностях.

И еще один факт из прошлого Харриса был предан гласности: в 1980-е годы он управлял несколькими офшорными банками на карибском острове Монтсеррат. В 1988 году их закрыла британская полиция (Монтсеррат принадлежит Великобритании) за «незаконную и мошенническую деятельность». Банки, к примеру, взимали с клиентов деньги за услуги, которые не предоставляли.

Разумеется, после опубликования выводов Дэвида Марчанта разгорелся скандал. «Организация Харриса» подала иск в американский суд, обвинив журналиста и его издание в клевете, оценив нанесенный ей ущерб в 30 млн долларов. В этом был свой резон: критическая статья в прессе могла разрушить многомиллионный бизнес, и подобных примеров в американской истории немало. Если бы Марчант проиграл суд, ему бы пришлось возместить убытки, причиненные истцу.

Судебный процесс состоялся в июле 1999 года. Харрис предпочел не появляться в США, возможно, опасаясь оказаться в пределах досягаемости американской Фемиды. Дэвид Марчант открыл свои источники информации и доказал, что у него были веские основания считать «Организацию Харриса» крупнейшей аферой в истории офшоров. У адвокатов Харриса контраргументов не нашлось. В результате Марчант праздновал победу. Ситуация складывалась забавная: с одной стороны, судом было косвенно признано, что Харрис – аферист, а с другой, юридически он по-прежнему оставался чист.

Как и следовало ожидать, после скандальной публикации Марчанта дела «Организации Харриса» пошли из рук вон плохо. Штат фирмы вскоре сократился до нескольких человек, ее спешно покинули ведущие менеджеры. Панамская газета «Ла Пренса» сравнила «Организацию Харриса» с тонущим «Титаником», в свое время также поражавшего величием и роскошью.

Многочисленные партнера Харриса требовали вернуть им деньги. Естественно, возникли проблемы с выплатами. Не помогали ни телефонные звонки, ни письма, ни личные визиты разъяренных клиентов в Панаму: денег просто не было. Опасаясь за свою жизнь, Харрис нанял в качестве телохранителей бодибилдеров. Его организация ухитрилась протянуть еще какое-то время. Лишь в июне 2002 года ее выставили из панамского офиса.

Марк Харрис перебрался в Никарагуа и учредил там новую компанию по оказанию трастовых услуг. В июне 2003 года он был арестован в Манагуа и экстрадирован в Майами. Властями США он обвинялся по 13 пунктам, в том числе в присвоении миллионов долларов клиентских средств и в отмывании денег для банды контрабандистов, промышлявшей поставками фреона в США, где это охлаждающее вещество запрещено по экологическим соображениям.

Печально известный «специалист по офшорам» Марк Харрис был осужден на 17 лет тюрьмы и штрафу в размере 26 млн долларов.

Обвал пирамиды ГКО

В августе 1998 года Россию постигла тяжелая финансовая катастрофа, оставившая без средств к существованию более одиннадцати миллионов российских граждан. У тех, кто сохранил за собой место работы, зарплата была урезана в среднем на две трети, со 160 до 55 долларов в месяц. За официальной чертой бедности оказались около 40 процентов граждан России.

Кризис был связан с масштабными спекуляциями, в основе которых лежали государственные краткосрочные облигации (ГКО) – ценные бумаги Министерства финансов Российской Федерации с определенным сроком их погашения и гарантированным процентом доходности. Выпуск подобных облигаций – общепринятый в мировой экономике механизм привлечения денежных средств. Полученные деньги пускаются в оборот, приносят прибыль – она идет на погашение стоимости и выплаты процентов, а также на нужды государства. Но Россия и на этот раз пошла своим путем.

Впервые ГКО появились на ММВБ 18 мая 1993 года, и вскоре эти ценные бумаги стали основой фондового рынка России и главным средством финансирования бюджетного дефицита. ГКО были абсолютно ликвидными облигациями со сроком обращения в 3, 6 и 12 месяцев и номиналом в миллион рублей. Наибольшей популярностью пользовались самые «короткие» ГКО. Банк России продавал облигации существенно ниже номинала, но Минфин выкупал их позднее по номиналу. Разница между ценой покупки и продажи составляла доход держателя ГКО.

При малом числе заявок государство могло снизить цены на облигации, чтобы стимулировать спрос. Когда спрос был велик, цена на облигации повышалась. Доход по ним составлял 30–50 процентов, а порой достигал немыслимых 250 процентов! Таким образом на фоне экономической разрухи в стране, неплатежеспособности половины производственных предприятий на российском финансовом рынке можно было не прилагая усилий получать 100 процентов прибыли, гарантированной государством.

Успех первых торгов побудил Министерство финансов расширить рынок краткосрочных облигаций. «Однако щедро расплачиваясь с держателями выходящих в тираж ГКО, государство отдавало им лишь часть денег, выручаемых от продажи все новых серий, – отмечает видный историк Рой Медведев. – Именно эти признаки – короткие сроки обращения, высокая прибыль при погашении облигаций, средства для которой черпались не из бюджета, а за счет притока все новых и новых покупателей, – придавали операциям по ГКО форму опрокинутой пирамиды. В сущности, это была классическая финансовая пирамида, которую строили не частные лица, а государство».

Уже в 1995 году ГКО появились тревожные симптомы, когда доходов от размещения новых серий не хватало на погашение вышедших в тираж. А между тем впереди были выборы в Государственную думу и на пост президента. Правительству срочно требовалось найти новые источники заимствования. Существовало лишь два пути – повысить доходность ГКО и разрешить участие в этой игре иностранцам.

В первые месяцы 1996 года доходность ГКО поднялась до 100 процентов. За месяц до президентских выборов она возросла до фантастических 250 процентов. При среднем сроке обращения ГКО в 134 дня владельцы облигаций могли удвоить свой капитал менее чем за четыре месяца! Это были сумасшедшие прибыли, и в игру на рынке ГКО втянулись не только крупные банки, но страховые и пенсионные фонды, предприятия и научные институты. Не удержалась и церковь: даже настоятели православных и мусульман охотно покупали ГКО.

В результате правительство добилось не поставленных, а прямопротивоположных целей: вместо того, чтобы финансировать развитие экономики, рынок ГКО, наоборот, вытягивал, словно пылесос, денежные средства из промышленного сектора, обескровливая его. Директора, не заботясь о нуждах своих предприятий, об их перспективах, направляли все средства на рынок ценных бумаг для сверхвыгодной «прокрутки».

Номинал в один миллион рублей мог отпугнуть только рядовых россиян, но не влиятельных людей. При расследовании, проведенном «Новой газетой» по поводу сверхвысоких доходов вице-премьера Анатолия Чубайса в 1996 году, была обнаружена весьма простая схема обогащения «особо важных персон». Еще в начале 1996 года Чубайс получил от банка «СБС-АГРО» беспроцентный кредит в миллион долларов, на которые банк, по поручению Чубайса, приобрел несколько облигаций ГКО. Через три месяца облигации были погашены, и кредит банку возвращен. У Чубайса, однако, осталась прибыль в миллиард 700 миллионов неденоминированных рублей.

В 1996 году иностранные инвесторы вложили в ГКО около 6 миллиардов долларов. Прибыль оказалась столь велика, что на следующий год на фондовом рынке России начался бум. Эксперты международных финансовых корпораций отмечали, что российский фондовый рынок является лучшим в мире по доходности. Один из западных финансистов с удивлением говорил своим коллегам: «Мне кажется, что русские просто дарят мне миллионы долларов». Во многом благодаря иностранным инвесторам пирамида ГКО продолжала расти.

Когда в конце октября 1997 года накатила первая волна кризиса и упали цены на рынке ГКО, Центральный банк России какое-то время пытался одновременно поддерживать и рынок ГКО, и курс рубля. Центробанк покупал краткосрочные облигации, тем самым поддерживая рынок, а инвесторы с полученными от продажи ценных бумаг рублями тут же меняли их на доллары, вынуждая Центробанк продавать валюту. В итоге за ноябрь 1997 года уровень валютных резервов значительно сократился. В дальнейшем Центробанк перестал поддерживать рынок ГКО, что привело к падению цен на краткосрочные облигации и, как следствие, к росту процентных ставок по ГКО. Это привлекло новых инвесторов, но не в тех масштабах, которые необходимы для жизни финансовых пирамид.

В начале 1998 года около 40 процентов, находившихся в обращении ГКО, были частью активов Центробанка и Сбербанка. Выплаты по ГКО превысили доходы страны ровно вдвое. Валютные резервы Центробанка истощались, но полученные от сделок рубли Центробанк сам вкладывал в ГКО. Чиновники, от которых зависели все решения, и игроки в ГКО были одними и теми же персонажами…

Правительство какие-то меры все же принимало. Один из участников событий 1998 года – исполнительный директор Международного валютного фонда от России Алексей Можин рассказывал в интервью: «Последняя попытка выкрутиться состояла из трех элементов. Первый – это антикризисная программа российского правительства, в которой предусматривались меры по сокращению дефицита бюджета. Эта программа была подробно прописана в нашем соглашении с Международным валютным фондом (МВФ). Второй элемент – это крупномасштабный пакет международной финансовой помощи на сумму 22,6 млрд долларов. Только от МВФ Россия рассчитывала получить до конца 1998 года 12,5 млрд долларов, не считая кредитов Всемирного банка и двусторонних кредитов. Наконец, третий элемент, о котором многие забыли, – предложенный Минфином обмен ГКО на долларовые еврооблигации».

Процентные ставки по 7-летним и 20-летним еврооблигациям были установлены на уровне 13–15 процентов, то есть инвесторам предлагалось уйти с рынка ГКО с финансовыми потерями. Почти все держатели коротких бумаг остались на рублевом рынке, понадеявшись на то, что помощь МВФ и программа российского правительства позволят сохранить пирамиду по крайне мере еще на 3–4 месяца. В итоге инвесторы обменяли ГКО на еврооблигации всего лишь на сумму 4,5 млрд долларов, что составляло немногим более 10 процентов общего объема рынка ГКО.

В мае 1998 года продажа ГКО приобрела массовый характер. Председатель Центробанка России Сергей Дубинин во время деловой поездки в Киев заявил, что процессы, происходящие на рынке ГКО, могут привести через 2–3 года к банкротству государства. Это заявление, растиражированное прессой, только усилило бегство инвесторов с рынка ГКО. В брошюре «Фондовый рынок», подписанной в печать в конце мая, профессор Эри предрекал: «Это учебное пособие выходит в свет в тот момент, когда терпит крах величайшее финансовое мошенничество всех времен. Крах пирамиды ГКО неизбежен. Искусственно вырытая стараниями кредиторов и постоянно увеличивающаяся долговая яма многократно превышает российскую денежную массу. В нее упадет правительство. Всеобщая разруха и гражданская война становятся неизбежными. Это произойдет в ближайшие год-полтора».

Положение становилось критическим. Минфин попытался расширить продажу двухгодичных облигаций, а также ГКО с годичным сроком обращения. Однако денег на погашение вышедших из обращения облигаций не хватало. Полученные от МВФ 4,781 млрд долларов были истрачены всего за одну неделю. По официальной версии, Центральный банк продал эти доллары российским и иностранным банкам для того, чтобы защитить курс рубля и тем самым избежать девальвации. Валютные резервы таяли на глазах, инвесторы начали крупномасштабный вывод капитала из страны. Каждую среду Минфин должен был погашать ГКО и размещать новые облигации, чтобы получить средства для погашения старых. Рынок ГКО по номиналу составлял в то время около 40 млрд долларов.

Кредит МВФ был использован для вывода из-под удара влиятельных российских игроков, которые сбрасывали крупные пакеты рублевых облигаций и тут же получали за них доллары по текущему курсу. Иностранные игроки на рынке ГКО также получили возможность обменять рублевые облигации на долларовые и, таким образом, дефолт их не коснулся.

Доктор экономических наук Сергей Глазьев прокомментировал историю с кредитом МВФ следующим образом: «С точки зрения морально-этической, в ситуации, когда рубль падает и никто доллары не продает и вдруг появляется 4,8 миллиарда, которые можно купить по 6 рублей за доллар, а больше нигде на рынке вы этого сделать не можете, ясно, что это разновидность сговора с целью присвоения государственных денег, по сути дела, которые Россия взяла на себя по явно уже к тому времени завышенному курсу рубля. […] А с точки зрения юридической была обычная процедура. Кому-то повезло – я так могу сказать. Конкретные банки – просто так случилось – оказались в нужное время в нужном месте и сумели получить по дешевке доллары».

Развязка приближалась, а все главные лица страны покинули Москву. Президент Ельцин улетел на Валдай ловить рыбу. Глава Центробанка Дубинин и руководитель президентской администрации Чубайс уехали отдыхать за границу. Кириенко отправился с визитом в Пермь и Казань, заявив, что устойчивости рубля ничто не грозит. Но все это не остановило развивавшейся паники на фондовом рынке. Всем лидерам пришлось срочно возвращаться в Москву.

Крах пирамиды ГКО

Последнее слово было за премьером Кириенко, которому Ельцин дал полномочия для окончательного решения. 17 августа после бурного ночного заседания, завершившегося лишь в 4 часа утра, правительство России приняло решение объявить технический дефолт, то есть заморозить текущие выплаты по ГКО и переоформить все ГКО со сроками погашения до 31 декабря 1999 года в новые ценные бумаги, все выплаты по которым будут перенесены в XXI век.

Мнения экономистов разделились: одни считали это решение преступлением, другие – необходимым и своевременным. Характерен диапазон заголовков в российской прессе: от «Кто дал мальцу спички?» до «Мужество Кириенко». Размах и глубина последствий дефолта для российских финансов и банков, для населения и престижа России были столь велики, что Ельцин отправил Кириенко в отставку. Рубль упал в четыре раза. Тысячи предприятий оказались банкротами. Мигом обнищали миллионы людей. Крах получил соответствующую оценку мировой финансовой системы в опустившихся до африканского уровня кредитных рейтингах России. Российский ВВП всего за полгода сократился на две трети – с 422 до 132 млрд долларов. И в то же время сотни чиновников свои капиталы приумножили. В этом – главный итог рухнувшей пирамиды ГКО.

Генеральный прокурор России Юрий Скуратов распорядился расследовать эту аферу. Его подчиненные провели выемку базы данных Межбанковской валютной биржи. Работа колоссальная – всего в реестре значилось 45 тысяч человек. Оказалось, что на рынке ГКО активно играли многие должностные лица. Скуратов назвал фамилии 780 крупных государственных чиновников. Среди них – первый вице-премьер правительства Анатолий Чубайс, вице-премьер Валерий Серов, министр иностранных дел Андрей Козырев (этот вкладывал в ГКО астрономические суммы), министр образования и науки Александр Тихонов, первый заместитель министра финансов Андрей Вавилов, заместитель председателя ЦБ Сергей Алексашенко. Не обошлось без Бориса Березовского и представителей Министерства обороны. В числе азартных игроков числились обе дочери президента – Татьяна Дьяченко и Елена Окулова. Факт этот задокументирован. Если к Окуловой особых претензий не было – она не госслужащая, то Дьяченко – советник президента, не имела права заниматься коммерческой деятельностью.

«Там были криминальные авторитеты, олигархи. Вообще было подозрение, и я убежден, что работала гигантская “стиральная машина”, где отмывались нетрудовые доходы, шла легализация “грязных” денег. Всегда можно было сказать: “Я их выиграл на рынке ГКО”», – рассказывает Юрий Скуратов.

В действиях чиновников следователи усматривали следующий состав преступлений. Во-первых, злоупотребление должностными полномочиями. Они использовали служебную информацию о ситуации на рынке ГКО в корыстных целях. Во-вторых, уклонение от уплаты налогов. В-третьих, незаконное участие в предпринимательской деятельности. Чиновники не могли не понимать, что пирамида рано или поздно рухнет. Но возможность получения гарантированных сверхприбылей была для них важнее интересов страны.

Расследование аферы шло полным ходом, когда в начале февраля 1999 года генеральный прокурор России Скуратов был вынужден уйти в оставку. Его преемник расследование приостановил. Премьер-министр Евгений Примаков пытался вскрыть истинные причины дефолта. «Следует, не откладывая, открывать уголовные дела, – написал он на справке МВД. – Ущерб, нанесенный государству, огромен». Но, как только он пообещал выделить сто тысяч камер для лиц, замешанных в экономических преступлениях, убрали самого Примакова, а дело замяли. Сама же пирамида ГКО вошла во все учебники экономической истории, как пример одной из величайших финансовых афер нового времени.

«Фонд святого Франциска Ассизского» Мартина Френкеля

Американский город Гринвич (штат Коннектикут) известен тем, что недвижимостью здесь владеют в основном банкиры с Уолл-стрит, преуспевающие бизнесмены и знаменитые артисты. И, как часто бывает в подобных местах, в Гринвиче обитало немало странных личностей. Так, весной 1993 года в шикарном особняке стоимостью три с лишним миллиона долларов по адресу: Лейк Драйв, резиденция 889, поселился Мартин Френкель. Правда, соседи знали его под именем Майк Кинг. Небольшого роста, неказистый, в толстых очках он напоминал героев Вуди Аллена. Бизнесмен занимал в своем особняке две комнаты – спальню и кабинет. В других работали сотрудники его компании «Либерти нэшнл секьюритис».

В первый раз полицейские приехали по этому адресу летом 1997 года, когда там повесилась 22-летняя Фрэнсис Бердж. Она была любовницей хозяина особняка и покончила жизнь самоубийством после того, как Френкель отверг ее. Дело было закрыто за отсутствием состава преступления. Полиция установила, что публичного дома Френкель не содержал, а любовниц набирал по рекламным объявлениям. Временами их число доходило до двух десятков. Они жили в резиденции до тех пор, пока не надоедали хозяину. Когда в начале 1998 года соседи выставили свой дом на продажу, Мартин, не торгуясь, выложил за него два миллиона долларов.

Вечером 5 мая 1999 года к особняку Френкеля примчались пожарные. В доме никого не было. Сигнализация сработала на дым из каминов в спальне и кабинете хозяина. В них догорали какие-то бумаги. Среди чудом уцелевших документов оказались платежные поручения компании «Либерти нэшнл секьюритис» о переводе крупных сумм в заграничные банки, а также отчетность некоего благотворительного фонда.

В особняке обнаружили восемьдесят компьютеров. На экраны мониторов непрерывно передавались котировки курсов акций и валют всего мира и прочая бизнес-информация. В списке дел финансиста под первым номером значилось: «Отмыть деньги». Сам Френкель – Кинг, как показала охрана, отбыл накануне в неизвестном направлении.

Полицейские вызвали агентов ФБР. Резиденция 889 на Лейк Драйв оказалась местом проведения одной из крупнейших афер века. Для того чтобы объявить в розыск бежавшего мошенника, нужны его фотографии. С огромным трудом удалось найти снимок Френкеля из школьного альбома, и еще маленькую фотографию на паспорт. Агенты ФБР предположили, что они имеют дело с неординарным человеком. И оказались правы.

Мартин (или Марти, как его звали друзья) родился 21 ноября 1954 года в Толедо, штат Огайо в семье уважаемого судьи Леона Френкеля. Проучившись два года в университете Толедо, он решил заняться торговлей недвижимостью, но в этом деле не преуспел. В январе 1986 года Марти устроился на должность аналитика в брокерскую фирму, принадлежавшую супругам Джону Шульте и Соне Хоу. За несколько месяцев Френкель привлек лишь одного клиента Теда Биттера, да и то умудрился сфальсифицировать учетные записи в его брокерском счете. Шульте уволил нерадивого работника с мотивировкой «отсутствие результатов и нарушение субординации».

Мартин Френкель особо не горевал по этому поводу и на деньги Биттера открыл собственную брокерскую фирму «Уинтроп кэпитал» с офисом в доме родителей. Он взялся за дело энергично, и вскоре уже представлял в Толедо интересы крупной инвестиционной фирмы из Чикаго «Ла Салл стрит секьюритис». В 1986 году Марти уговорил бизнесмена Дугласа Максвелла вложить 50 тыс. долларов в создание инвестиционного фонда имени… Френкеля.

Мартин Френкель

Поняв, что Толедо не место для заключения многомиллионных сделок, Марти перебрался в Палм Бич. В рекламных буклетах он писал о своей исключительной деловой хватке. Френкель собрал около миллиона долларов, но вкладывать в дело не спешил. Ему легко удавалось входить в доверие к людям. Френкеля воспринимали как робкого и застенчивого интеллектуала, возможно, финансового гения, но никоим образом не хваткого мошенника. В 1991 году фонд Френкеля был объявлен банкротом. Федеральная комиссия по ценным бумагам и биржам запретила его основателю проводить операции на фондовом рынке.

И вдруг произошло невероятное: Френкель вернул вкладчикам все их сбережения, а себе купил «мерседес» за 74 тысячи долларов. Марти обожал роскошные машины. Спрашивается, откуда такое богатство? «Члены одной почтенной европейской королевской фамилии инвестировали большую сумму денег в мой бизнес», – скромно замечал он.

На самом деле все обстояло несколько иначе. Кроме обанкротившегося фонда у Френкеля имелся еще один инвестиционный фонд «Креатив партнерс», которым заправляла его любовница Соня Хоу, бывшая жена Джона Шульте. Отчитываясь перед клиентами по итогам финансового 1990 года, «Креатив партнерс» демонстрировали чуть ли не стопроцентную прибыль! За период с ноября 1989-го по сентябрь 1991 года жители Толедо сдали в этот фонд 13 миллионов долларов под обещание инвестировать деньги в ценные бумаги.

Средства из «Креатив партнерс» были переброшены на личный счет Френкеля в Швейцарии и в фонд «Тунор траст», учрежденный неким Эриком Стивенсом в 1989 году. По регистрационным документам фирма «Тунор» располагалась на Уолл-стрит, что придавало ей вес. Как нетрудно догадаться, под вымышленными именем Эрик Стивенс скрывался Мартин Френкель.

В октябре 1991 года бизнесмен Джон Хакни предложил Стивенсу – Френкелю выгодную сделку – приобрести за 3,7 млн долларов крупную страховую компанию «Франклин Америкэн лайф» из Теннеси.

В чем состояла выгода? Все страховые фирмы вне зависимости от их финансового состояния обладают неприкосновенным резервным фондом, обычно в виде ликвидных ценных бумаг. У «Франклин Америкэн лайф» этот фонд, к примеру, составлял 20 миллионов долларов! Почему бы за счет резервного фонда одной компании не купить несколько других убыточных страховых фирм? – подумал Мартин и начал приводить свой гениальный план в жизнь. Он скупал страховые компании, получал доступ к их резервным фондам и спустя некоторое время использовал эти деньги для новых поглощений. Когда аудиторы начинали проверку в одной из его страховых компаний, Френкель быстро пополнял разворованный резервный фонд средствами другой своей фирмы.

Похищенными деньгами он щедро расплатился с вкладчиками инвестиционной фирмы «Креатив партнерс», после чего закрыл ее. Инвесторам разослали фантастические чеки: прибыль получилась более 200 процентов! Френкель переехал в Гринвич, поближе к мировой финансовой столице Нью-Йорку.

Новый президент «Франклин Америкэн лайф» Джон Хакни подписал соглашение о том, что все свободные страховые резервы будут инвестироваться исключительно через трейдинговую компанию «Либерти нэшнл секьюритис», во главе которой стоял Роберт Гайер (еще один псевдоним Френкеля).

Для прикрытия своих финансовых махинаций Френкель решил создать страховую компанию, связанную с католической церковью и Ватиканом. Замысел Франкеля состоял в том, чтобы создать благотворительный фонд при видимом участии церкви, от имени которого и вести последующие операции со страховыми компаниями. Такое солидное учреждение никто не заподозрит в преступной деятельности!

Представившись Дэвидом Россе (так звали одного из его охранников), Марти свел знакомство с 73-летним священником Питером Джейкобсом, имевшим обширные связи в Ватикане, и заручился поддержкой известного адвоката Томаса Болана, одного из основателей консервативной партии Нью-Йорка. Он поделился с новыми знакомыми идеей создать совместно с католической церковью благотворительный фонд с активами в пятьдесят– шестьдесят миллионов долларов. Этот фонд он хотел бы назвать именем средневекового религиозного философа Франциска Ассизского, проповедовавшего бедность и воздержание от мирских благ.

Джейкобс свел Френкеля с президентом благотворительного фонда «Монитор Экклезиаст» («Церковный наставник») монсеньором Эмилио Коладжованни, юридическим советником папы римского Иоанна Павла II. В римских переговорах с Коладжованни участвовали известный менеджер Ли Якокка (корпорация «Крайслер») и популярный телеведущий Вальтер Кронкайт. И хотя Якокка и Кронкайт впоследствии отказались войти в совет директоров, их имена фигурировали в рекламных проспектах фонда.

Во время телефонного разговора с отцом Джейкобсом Марти признался в порыве откровенности: «Разве женщины, если бы я по-прежнему жил в доме матери и занимался разными глупостями, обращали бы на меня внимание? Конечно же нет. А вот за деньги можно купить все, даже любовь». Несмотря на всю очевидность намерений Френкеля, его условия в основном были приняты. Правда, изначальная идея «Фонда святого Франциска Ассизского» претерпела существенные изменения. Учредителем фонда становился сам Россе, то есть Френкель, перечислявший фонду 55 млн долларов. После этого 50 млн возвращались обратно в США на брокерский счет, контролируемый самим Россе. Оставшиеся 5 млн (в качестве первого взноса) переводились на счет, контролируемый Ватиканом. По условиям соглашения, Ватикан должен был оказывать Россе содействие в приобретении страховых компаний.

Благотворительный «Фонд святого Франциска Ассизского» был зарегистрирован на Вирджинских островах, его президентом стал отец Джейкобс, а попечителем – Болан. Юридическую поддержку осуществляла авторитетная фирма Роберта Штрауса. ФБР выяснило, что через «Фонд святого Франциска Ассизского» прошли сотни миллионов ворованных денег из страховых компаний.

В апреле 1999 года аудиторы, проверявшие деятельность страховых компаний в Миссисипи, обратили внимание на то, что многие из них доверили огромные деньги нью-йоркской фирме с Уолл-стрит «Либерти нэшнл секьюритис», во главе которой стоял Роберт Гайер. Кто такой Гайер, в Миссисипи никто не знал, более того, никакой «Либерти» по указанному адресу не было. Когда руководители страховых компаний из штата Миссисипи попросили Френкеля вернуть им более 600 млн долларов, он пообещал уладить все проблемы в кратчайшие сроки. Сам же, накупив бриллиантов на миллионы долларов, 4 мая 1999 года вместе с двумя подружками вылетел в Рим.

Мартин недолго наслаждался свободой. Беглеца, прозванного «Хью Хефнером финансового мира», арестовали в Гамбурге 4 сентября 1999 года. Он проживал в гостинице вместе с красавицей Синди Алисон. «Я тот, кого вы ищете», – сказал Френкель детективу. При обыске нашли девять фальшивых паспортов и 547 бриллиантов, а также четверть миллиона долларов наличными.

В марте 2000 года немецкий суд приговорил Френкеля к трехлетнему заключению и штрафу 1,6 млн долларов за подделку документов и контрабанду бриллиантов. К своему пребыванию в гамбургской тюрьме строгого режима «Холстенгласис» Марти отнесся с видимым спокойствием, он боялся только депортации на родину. В интервью немецкой газете Френкель заявил, что его деятельность была «законной попыткой накормить голодных всего мира». «Вероятно, основная причина того, что я здесь, – доверительно сообщил он журналисту, имея в виду камеру гамбургской тюрьмы, – это то, что я слишком люблю людей».

Тем временем в США против Френкеля и его сообщников было заведено огромное количество гражданских и уголовных дел как на федеральном уровне, так и на уровне штатов. И неудивительно: все семь страховых компаний, попавших в сети мошенников, оказались банкротами.

В начале 2001 года, перед лицом неминуемой экстрадиции в США, Френкель попытался перепилить решетку куском проволоки, чтобы бежать, но его схватили благодаря камере видеонаблюдения. В марте афериста доставили в тюрьму штата Коннектикут.

Мартину Френкелю были предъявлены обвинения по 24 пунктам. Следствие доказало, что он похитил 218 млн долларов, хотя многие финансисты считают, что эта сумма занижена как минимум втрое, а то и вчетверо. По американским законам Мартину Френкелю грозило до 150 лет тюрьмы и штраф 6,5 млн долларов. В декабре 2004 года суд, учитывая все обстоятельства дела, приговорил афериста к 16 годам лишения свободы.

Афера «Флоутекса»

Бизнесмену Манфреду Шмидеру, бывшему главе немецкой фирмы «Флоутекс», повезло, что он родился, жил и занимался сомнительными гешефтами в Германии, а не за океаном. В декабре 2001 года судья отправил его за решетку всего на каких-то двенадцать с половиной лет. А между тем, если суммировать сроки заключения, предусмотренные по всем 244 доказанным случаям мошенничества и обмана со стороны обвиняемого и его компаньонов, «теоретический» срок отсидки составит 978 лет и 9 месяцев тюрьмы. Но в отличие от США немецкие суды не складывают отдельные сроки за каждое из преступлений.

Дело «Флоутекса», очевидно, еще долго будет занимать умы не только немецкого правосудия, но и психологов. Каким образом бывшему скромному и незаметному торговцу подержанными автомобилями Манфреду Шмидеру удалось осуществить самую масштабную аферу в послевоенной немецкой истории?

За тучность (130 килограммов) и алчность журналисты окрестили Шмидера «хомяком». Именно страсть к накопительству подвела 50-летнего миллиардера. Друзья детства утверждают, что Шмидер мечтал разбогатеть и хотел, чтобы ему завидовали. Выходец из скромной провинциальной семьи, будучи еще студентом-экономистом, Манфред начал торговать подержанными автомобилями. Получив диплом, купил автомобильную свалку, потом перебрался в фирму, занимавшуюся недвижимостью, и со временем заработал первый миллион.

Свое «дело» он развернул в 1983 году. Фирма «Флоутекс» из Баден-Вюрттемберга торговала установками для горизонтального бурения, с помощью которых можно прокладывать трубы, не вскрывая асфальтовое покрытие. «Флоутекс» нашла, как отмечалось в рекламе, «революционное решение» – загонять трубы в пробуренные предварительно горизонтальные скважины. Красочные каталоги и буклеты «Флоутекса» предлагали клиентам это «инновационное оборудование» для бурения. Подобная техника действительно существует и с успехом применяется в крупных городах. Кстати, ее создателем является менеджер «Флоутекса», еще в 1981 году описавший принцип горизонтального бурения и заслуженно получивший за сей научный труд докторское звание.

Крупнейшее мошенничество за всю историю экономики Германии строилось по принципу финансовой пирамиды. Банки и лизинговые фирмы не могли заподозрить, что обладатель лицензии на производство специальных горизонтальных буровых систем для прокладки труб, поставщик этого оборудования и сервисная фирма по обслуживанию систем – на самом деле одна и та же корпорация «Флоутекс».

Экономический обозреватель «Немецкой волны» Томас Киршнинг поясняет механизм обмана: «Предприятие “Флоутекс”, то есть руководители группы “Флоутекс”, были заинтересованы в том, чтобы получать все новые и новые банковские кредиты. Собственные дела шли у них неважно. Как это им удавалось? Была создана инкорпоративная система фирм. “Флоутекс” продавал или сдавал в аренду лизинговым фирмам оборудование, – с тем, чтобы сразу же взять его в аренду через подставные строительные фирмы, принадлежащие корпорации. Получается такой круговорот, в котором постоянно появляются все новые и новые буровые установки, которые якобы хранятся на складе, либо продаются, либо сдаются в аренду, но на самом деле почти все эти договоры были липовыми. В общей сложности были заключены сделки о продаже или лизинге 3 411 установок, тогда как на самом деле в распоряжении “Флоутекса” находилось не более 270 единиц оборудования».

Шмидеру и компаньонам с легкостью удалось получить по поддельным счетам кредиты на оплату установок горизонтального бурения у 120 немецких банков и лизинговых компаний. На последних этапах деятельности фирмы, когда расходная часть ее бюджета достигла 60 млн марок, на работу в качестве добытчика новых кредитов был принят Карл Шмиц, прежний шеф мангеймского филиала «Коммерцбанк». Опытный финансист организовал продажу облигаций «Флоутекса» – по полмиллиона марок каждая. Флагманам немецкой финансовой системы, «Коммерцбанк» и «Дрезднер Банк», едва удалось избежать катастрофы. До февраля 2000 года (практически до ареста Шмидера) они предлагали фальшивые облигации «Флоутекса» потенциальным инвесторам. Для этой цели устраивались шоу-распродажи ценных бумаг (на самом деле они стоили меньше, чем бумага, на которой были напечатаны).

Манфред Шмидер

По данным следствия, на собственные нужды Шмидер израсходовал не менее 325 миллионов марок. Он получал баснословное жалованье и держал 13 человек прислуги в своем городском поместье в Карлсруэ стоимостью в 20 миллионов марок.

Вырученные деньги бизнесмен вкладывал в недвижимость в Англии и Франции. Шмидер приобрел фешенебельные виллы в Майами, на Майорке, в Южной Франции и в швейцарском горном курорте Санкт-Мориц по соседству с домами президента концерна ФИАТ Аньелли и главой пивной империи «Хайникен». Манфред имел целый три вертолета и личный самолет, целый парк автомобилей. А у брата султана Брунея – самого богатого человека в мире – он купил океанскую яхту. В его коллекции картин было несколько работ Марка Шагала.

На свой 50-летний юбилей Шмидер пригласил около 500 гостей. Тост в его честь произнес лично земельный премьер-министр Лотар Шпэт. Вечеринка обошлась Манфреду примерно в миллион марок. Говорили, что он и камни может обратить в золото.

За «Флоутексом» наблюдала аудиторская фирма «КПМГ». Проверки в 1997 и 1998 годах прошли безупречно, а дополнительная ревизия в марте 1999-го показала, как явствует из отчета, что «нет никаких признаков того, что права лизинговых фирм нарушаются». Инспекторы не проверяли наличие продаваемых и арендуемых машин. Кроме того, у «Флоутекса» всегда имелось на складе несколько буровых установок, их снабжали новыми фирменными щитками и этикетками. Проверяющим, как правило, вполне достаточно было увидеть несколько десятков машин. Естественно, никто эти установки не пересчитывал.

Почему проверка была столь поверхностной? Многие годы в среде бизнесменов и политиков южногерманской федеральной земли Баден-Вюртемберг фирма «Флоутекс» считалась примером творческого подхода к решению технических проблем и внедрения в производство новых технологий. Шмидер дружил с политиками федеральной земли Баден-Вюртемберг и с руководством многих банков, щедро жертвовал в кассы сразу трех партий – ХДС, СДПГ и либералов, выступал спонсором скачек в Иффецхайме и культурных мероприятий. Его «доброе имя» и репутация человека солидного и делового были лучшим поручительством. Никому и в голову не приходило провести серьезную проверку хозяйства Шмидера..

Бойкая «торговля воздухом», то есть горизонтальными буровыми системами, продолжалась с 1994 по 1999 годы. Общий ущерб от махинаций с липовыми договорами о продаже и лизинге бурового оборудования составил 4 млрд 300 млн марок. В качестве платежей по лизингу были выплачены лишь около половины этой суммы. В итоге убытки от деятельности фирмы составили около 2 млрд марок, значительную часть которых прикарманили босс «Флоутекса» Манфред Шмидер, по прозвищу «Биг Мани», и его сообщники.

В январе 2000 года в ходе аудиторской проверки налоговые органы города Карлсруэ вдруг обнаружили в хозяйстве Шмидера счета на поставку ему испанской фирмой «Ла Макуиниста де Леванте» («Мале») 1553 буровых установок в 1994–1997 годах.

Аудиторы обратили внимание на два обстоятельства. Во-первых, «Мале» еще в 1992 году объявила о банкротстве. Во-вторых, ее прежний владелец немецкий бизнесмен сирийского происхождения Мохаммед Ясин Догмох скрылся в неизвестном направлении. Так возникло подозрение о мошенничестве и подделке счетов в особо крупных размерах, имевших место в фирме «Флоутекс».

Манфред Шмидер получил приглашение явиться к налоговым инспекторам. В ходе беседы с налоговиками, он понял, куда идет дело, и вежливо спросил: «Могу ли я на минутку покинуть кабинет?» Чиновник тоже вежливо ответил: «Конечно, можете. Но только в наручниках». И в мангеймском следственном изоляторе захлопнулись стальные двери за спиной крупнейшего в ФРГ афериста новейшего времени. Его арестовали по подозрению в мошенничестве. Не спасли даже связи с крупными бизнесменами и правительственными кругами Германии.

Шмидер львиную долю наворованных денег сумел перепрятать. Полиция обнаружила лишь «жалкие» 70 миллионов марок. Когда подсудимый принялся рассказывать судьям о том, что владел многочисленными виллами, автомобилями, вертолетами, самолетами (последний он приобрел за 88 млн марок), суд направил его на психиатрическую экспертизу на предмет вменяемости и дееспособности. Предположили, что Шмидер страдает манией величия.

Эксперт-психиатр, в течение двух недель изучавший душу Шмидера, счел его психически здоровым, хотя присовокупил к своему заключению небольшой комментарий: «Вся предыдущая жизнь Шмидера была борьбой с собственными комплексами неполноценности. Он старался преодолеть свой имидж торговца подержанными автомобилями. Шмидер оказался гонимым собственным жизненным лозунгом: все больше, все выше, все дальше. Однако на фоне отдельных проявлений мегаломании патологических душевных нарушений не наблюдается».

Очень скоро финансовый скандал переместился в политическую плоскость и стоил карьеры ряду власть имеющих. Так, министр экономики Баден-Вюртемберга Вальтер Деринг (СДП) вынужден был уйти в отставку, когда выяснилось, что дочерняя фирма «Флоутекс» спонсировала 10 тысяч евро Свободной демократической партии. Эти деньги пошли на оплату социологического опроса, представляющего министра и его экономическую политику в очень благоприятном для него свете. Следователи не зря предполагали: не ведай министр о делишках «Флоутекс», фирма не стала бы оплачивать столь важные для Деринга опросы.

Несколько недель спустя после этой отставки сложил свои полномочия еще один политик земли – министр юстиции Коринна Вервигк-Хертнек. Правда, министрам удалось избежать уголовной ответственности.

Пострадавшие обвинили финансовое управление и налоговые органы земли в том, что еще в 1996 году чиновники прекрасно знали о махинациях «Флоутекс». Адвокат Эберхард Браун вспомнил о морали правового государства. Ведь земля Баден-Вюртемберг получила более 125 миллионов евро налогов от торговли воздухом, но ни один евро не был направлен на возмещение ущерба.

В декабре 2001 года земельный суд в Мангейме вынес приговор по делу о экономических преступлениях промышленной группы «Флоутекс» из Баден-Вюртемберга. Судья Михаэль Майер в своем постановлении отметил, что это мошенничество «беспрецедентно по своим масштабам… Потрясает то, как успешно и как долго действовала налаженная ими система. И чем дальше, тем большие долги им приходилось покрывать».

Земельный суд приговорил Манфреда Шмидера к 12 годам лишения свободы. Его заместитель Клаус Клайзер, присвоивший около 27 млн марок, получил 9,5 лет тюрьмы, а финансовый директор Карл Шмитц – 6,5 лет. Глава дочерней компании «Флоутекс технолоджис» Ангелика Нойманн была приговорена к 7,5 годам лишения свободы.

Раскопки археолога Cинити Фудзимуры

Cинити Фудзимура являлся одним из самых знаменитых японских археологов. Он сделал ряд важнейших научных открытий. Ранее считалось, что первые люди пришли в Японию с территории современной Кореи 30 тысяч лет назад. Фудзимура нашел свидетельства того, что человек разумный строил примитивные жилища в Стране восходящего солнца еще 600 тысяч (!) лет назад. Причем японские доисторические люди были гораздо умнее, чем их современники из других регионов мира. Словом, Фудзимура переписывал историю человеческой эволюции.

Его карьера началась как хобби. После окончания университета Фудзимура трудился на экспериментальном электронном заводе. Добросовестный, трудолюбивый, скромный, – таким он запомнился товарищам по работе. В 1972 году Синити увлекся древней историей Японии и решил посвятить себя археологии. Он самостоятельно занялся поисками артефактов – предметов со следами обработки человеком – на севере префектуры Мияги. Вскоре о его впечатляющих находках эпохи позднего палеолита заговорили в археологическом мире, и с 1975 года Синити начал работать вместе с профессионалами. Фудзимура получил премию Аизавы, как археолог-любитель, достигший наибольший успехов при изучении периода палеолита.

В 1981 году Фудзимура обнаружил фрагмент керамики, насчитывающей более 40 тысяч лет. Это была древнейшая керамика, найденная на территории современной Японии. Синити тотчас возвели в ранг национального героя. Карьера Фудзимуры пошла в гору, его зауважали в научных кругах. В течение последующих двадцати лет он участвовал в 180 археологических экспедициях, с завидным постоянством отыскивая все более древние артефакты. Создавалось впечатление, что его археологический инстинкт просто безошибочен, как будто он всегда шел наверняка. Один, даже самый удивительный археолог, не мог сделать столько открытий. Для этого должно совпасть несколько факторов: упорство, интуиция, удача. Коллеги, восхищенные уникальными способностями Фудзимуры находить бесценные сокровища с точки зрения науки, прозвали его «Рукой Бога».

Сенсационные находки Фудзимуры расширили границы знаний о древних японцах и, естественно, вызвали всплеск интереса к археологии. В книжных магазинах целые секции отводились древнейшей истории Японии. Газеты писали об археологических открытиях на первых полосах. В школьных учебниках появился специальный иллюстрированный раздел, посвященный находкам Фудзимуры. Его открытия обсуждались на научных конференциях с участием ведущих ученых мира. Благодаря великому археологу история Японии становилась все более древней и увлекательной.

Удача была его постоянным спутником. Синити Фудзимура обнаружил стоянку древнего человека в Цукидате, префектура Мияги, в 186 милях к северо-востоку от Токио и сделал во время раскопок ряд потрясающих открытий. Местные власти использовали археологический бум для пополнения оскудевшей после экономического кризиса казны. Под брендом «Древний человек» продавались сладкие булочки, саке, суп с лапшой. Местные магазинчики вовсю торговали «археологическими» сувенирами. И все благодаря Синити Фудзимуре.

Фотография с раскопок Синити Фудзимуры

Но не всех радовали открытия «Руки Бога». Летом 2000 года в ежедневную газету «Майнити Симбун» обратился ученый-археолог Такеока Тошики, скептически относившийся к открытиям Фудзимуры. Он не сомневался, что найденные артифакты, отнесенные к эпохи палеолита, следует датировать гораздо более поздним периодом. Удивляло, что более 90 процентов древних находок эпохи раннего и среднего палеолита были обнаружены археологическими экспедициями Фудзимуры. Подозрительно было и то, что предметы, разнесенные во времени на сотни тысяч лет, мало чем отличались друг от друга, словно за гигантский период времени не происходило никакой эволюции.

Редакция газеты решила провести собственное журналистское расследование археологического мошенничества, если таковое, конечно, имело место.

Первые результаты были получены 6 сентября 2000 года. В распоряжении газеты оказались три фотографии с раскопа Сошин Фудодзака, на которых было видно, как Фудзимура что-то прячет. Таким образом в распоряжении газеты оказались первые свидетельства фабрикации находок, но фотографии получились не очень четкими.

Тем временем Фудзимура продолжал раскопки в Ками-Такамори, что в 300 километрах от Токио. Журналисты установили за участком скрытое видеонаблюдение. 22 октября в 6 часов утра на месте раскопок появился Фудзимура. Камера зафиксировала, как он зарывает какие-то предметы.

Редакторы «Майнити Симбун» решили опубликовать разоблачительные кадры лишь после того, как «Рука Бога» поведает о сенсационных находках прессе.

И действительно, 27 октября Фудзимура объявил на весь мир, что обнаружил остатки сразу двух древнейших не только в Японии, но и в мире, поселений возрастом в 600 тысяч лет. Экспедиции посчастливилось найти несколько камней со следами обработки древним человеком. Вероятно, камни с просверленными отверстиями использовались для постройки примитивных жилищ. О сенсационном археологическом открытии сообщили ведущие информационные агентства мира. Это был звездный час археологического гения, однако длился он недолго.

Утром 5 ноября газета «Майнити Симбун» опубликовала фоторепортаж на шести страницах. Его главным героем был гордость японской археологии Синити Фудзимура. Ни у кого не возникало сомнений: своими «волшебными руками» он прятал каменные орудия, чтобы через несколько дней представить их научному миру как ценнейшие находки.

Понимая, что отпираться бессмысленно, Фудзимура созвал пресс-конференцию и сделал сенсационное признание. По его словам, компрометирующие фотографии были сделаны в октябре. Он приходил на раскопки за несколько часов до начала рабочего дня и зарывал в землю древние предметы намного более позднего происхождения из своей личной коллекции. Потом он «находил» артифакты в присутствии коллег-археологов.

«Я глубоко сожалею o содеянном. Что еще можно к этому добавить?», – произнес 50-летний Синити Фудзимура на пресс-конференции, транслирующейся по телевидению на всю страну. Он сидел низко опустив голову. – Это все происки дьявола. Иного объяснения своему проступку я не нахожу… Ведь я имел славу человека, нашедшего самую древнюю керамику на территории Японии».

Позже Фудзимура признался, что занимался подлогом еще с начала 1980-х и всего сфальсифицировал 42 раскопа из 180, в которых принимал участие. Среди фальшивых находок оказался и артифакт, который, как утверждал Фудзимура, является древнейшим в мире орудием труда, сделанным руками человека.

Скандал попал на первые страницы газет всего мира. Признание авторитетного археолога повергло в шок нацию и вызвало гнев коллег. Под угрозой оказалась вся древняя история Японии. Нужны были новые доказательства в поддержку той теории, что на территории Японии люди жили в эпоху раннего и среднего палеолита. Прежние доказательства основывались на артефактах, найденных Фудзимурой. Как саркастически заметил один из западных журналистов, «Япония потеряла миллионы лет своей истории».

Сразу после скандальной пресс-конференции Фудзимура был изгнан из Палеонтологического института в Тохоку, где он занимал пост вице-президента. Чуть позже его исключили из японского археологического общества. Коллеги, еще вчера восхищавшиеся «Рукой Бога», теперь уверяли общественность, что давно подозревали Фудзимуру в чем-то подобном.

Хранители Токийского национального музея поспешили убрать из экспозиции более двадцати артифактов, обнаруженных в разное время экспедициями Фудзимуры. Издатели спешно вносили изменения в книги по археологии, в которых упоминались его находки.

Вскоре Фудзимура попал в больницу. После смерти матери у Синити появились проблемы с сердцем. В больничной палате с ним могли встречаться только врачи и юристы.

Многие задавались вопросом, что заставило знаменитого археолога пойти на подлог. Тщеславие? Деньги? Карьера? В газетах Фудзимуру обвиняли во всех смертных грехах, но по японскому законодательству состава преступления в его действиях не было. В конце концов он ведь не разрушал, не грабил археологические раскопы, напротив, подбрасывал артефакты, причем делал это безвозмездно.

После первых удачных находок от Фудзимуры ждали новых открытий, и он не мог не оправдать этих надежд. Коллеги вспоминают, что обнаружив артефакт, он был излишне возбужден, тут же бросался к радиотелефону и сообщал о находке друзьям. Высказывались предположения, что Синити страдал редкой формой шизофрении, но медицинских подтверждений тому не нашлось.

Репортеры были поражены, когда после разоблачения многие из тех, кто хорошо знал Фудзимуру, продолжали верить в его порядочность и говорили, что произошло досадное недоразумение. Его ближайший сподвижник Тосиаки Камата заявил: «Это самый честный человек из тех, кого я встречал за свою жизнь. Меня поражало, с каким равнодушием он относился к деньгам и к славе».

Однако вскоре Камата признал, что в течение многих лет находки Фудзимуры ни разу не проверялись – провести научную датировку артифакта и его тщательное исследование не позволял высочайший авторитет археолога, ему верили на слово. Камата высказал сожаление, что под подозрение попали не только находки Фудзимуры, но и другие достижения института.

Для многих коллег разоблачение Фудзимуры поставило крест на профессиональной карьере. Хирози Кадзивара, профессор университета Тохоку Фукиси, выглядел убитым: «Двадцать лет моей исследовательской деятельности оказались бесполезными для науки, ведь в своих работах я отталкивался от артифактов Фудзимуры. В голове не укладывается, как можно было сотворить подобный подлог?»

По мнению же его зарубежных коллег, была поставлена под сомнение работа всей японской археологии, а не только одного института. В каком-то смысле они правы – фальшивые раскопки проводились не только институтом Тохоку, но также и другими организациями, такими, как археологическая исследовательская группа из университета Тохоку Фукиси.

Журналисты жаждали крови. Они начали подозревать в мошенничестве чуть ли не всех известных археологов Японии. В начале 2001 года популярный еженедельник «Сюкан бунсюн» обвинил в подлоге заслуженного профессора в отставке Мицуо Кагаву. Не выдержав травли, ученый покончил жизнь самоубийством, оставив предсмертную записку, в которой утверждал, что не признает себя виновным и уходит из жизни в знак протеста против необоснованных нападок.

Представитель Археологической ассоциации Японии Митсунори Тозава сообщил, что признания ученого должна проверить специальная комиссия. «Мы отнеслись к словам Фудзимуры очень серьезно, и если мошенничество действительно имело место, придется переписать более половины учебников по археологии Японии».

Комиссия изучала обстоятельства дела в течение двух с половиной лет и в мае 2003 года опубликовала доклад, в котором было признано, что деятельность Фудзимуры носила мошеннический характер. Так что учебники пришлось все же переписать.

Дело о «нигерийских письмах»

«Нигерийские письма» – одна из самых масштабных и организованных криминальных афер в мире, получившая условное название «схема 419» или «афера 419», по номеру соответствующей статьи нигерийского уголовного кодекса «мошенничество с предварительным уведомлением».

Нигерия – нефтедобывающая африканская страна с населением около 120 млн человек. Но после обвала цен на нефть в 1980-х годах многие высокооплачиваемые и образованные нигерийцы лишились работы. Они-то и образовали костяк преступного синдиката «схемы 419».

Суть этой почтовой аферы в следующем. По всему миру рассылаются письма от имени бывшего короля, президента, правительственного чиновника или миллионера с просьбой о помощи в переводе денег из Нигерии или другой страны за границу, якобы облагаемых большим налогом или затрудненных по причине преследований в родной стране. В первых письмах мошенники представлялись наследниками многомиллиардного состояния бывшего диктатора Нигерии генерала Сани Абачи.

Потенциальному клиенту за использование его банковского счета гарантируется вознаграждение в размере от 25 до 35 процентов общей суммы перевода. Иностранец вроде бы ничем не рискует, а обещанные миллионы долларов комиссионных кажутся легкой добычей.

Если бизнесмен клюнул на приманку, мошенники отправляют ему пакет документов. При этом используются подлинные печати и бланки крупных фирм и правительственных организаций. Кажется, еще немного – и сделка состоится. Но в самый последний момент выясняется, что для осуществления платежа из африканского банка необходимо заплатить налог на перевод средств за рубеж, каких-нибудь 10 тысяч долларов, причем заплатить его должен именно получатель средств. Бизнесмен переводит требуемую сумму в Нигерию. Ему сообщают, что деньги готовы к переводу, осталось оплатить лишь банковскую комиссию в размере 20 тысяч долларов. Клиент платит вновь и вновь (взнос за открытие счета в африканском банке, различные пошлины, государственный сбор, взятка чиновнику и т. п.), пока, наконец, не признает себя обманутым или не истощит свои финансовые ресурсы.

Иногда потенциальной жертве аферы предлагают тайно приехать в Нигерию под предлогом знакомства с высокопоставленным чиновником. Гостя принимают с распростертыми объятиями, размещают в дорогой гостинице, устраивают деловые встречи. Но за все это ему приходится платить из собственного кармана. Такие визиты порой заканчиваются трагично: иностранца могут похитить или арестовать за незаконное пребывание в стране, а за освобождение потребовать круглую сумму.

В первое время нигерийцы отправляли в Америку и Европу обычные письма и факсы. Электронная почта значительно все упростила. Благодаря сети Интернет «нигерийские письма» в считанные минуты разлетаются по странам и континентам.

Тысячи людей во всем мире получают письма от «бывших диктаторов»

Основным полем деятельности мошенников являются Западная Европа и США. Только за 2006 год общие потери американских компаний от мошенничества в Интернете составили 198 млн долларов. Подсчитано, что средняя жертва «схемы 419» добровольно отдает аферистам 5100 долларов. Президент Клинтон поражался доверчивости своих соотечественников.

Жадность заглушает голос разума. Вот один из характерных примеров. Энн Мэри Поет, бухгалтер юридической фирмы в Беркли, получила факс, подписанный доктором Мбусо Нельсоном, чиновником Министерства горной промышленности ЮАР. За помощь в переводе 18 млн долларов из Африки на банковский счет в Северной Америке чиновник пообещал ей 4,5 млн долларов. В своей фирме Энн Мэри отвечала за банковские проводки и требовала от сотрудников строгой отчетности по каждому чеку. А сама позарилась на легкие деньги. За восемь месяцев Поет перевела в ЮАР и на Тайвань 2,1 млн долларов якобы на оплату «накладных расходов». Естественно, никаких денег от мифического «доктора Мбусо Нельсона» она так и не дождалась…

«Нигерийские письма» приходят из африканских государств, из городов с большой нигерийской диаспорой (Лондон, Амстердам, Мадрид, Дубай). Большую роль в распространении писем сыграли молодые африканские студенты или выпускники университетов, не нашедшие достойной работы. Позже «схема 419» распространилась и на другие страны.

Существуют сотни, а то и тысячи вариантов «нигерийского письма». Вот, например, некий житель Брунея сообщает, что болен раком горла. Он не знает, как лучше распорядиться своим состоянием в 55 млн долларов, и предлагает 20 процентов от этой суммы тому, кто поможет ему направить деньги на благотворительные цели…

Послания часто отмечены литературным талантом. Гарвардский университет присудил Интернет-спаммерам из Нигерии премию по литературе – за творческую смелость, проявленную при сочинении серии коротких, ярких текстов, написанных от лица богатых и знатных персонажей. Правда, эта Игнобелевская (шнобелевская) премия учреждена за самые абсурдные и постыдные достижения.

Мошенники внимательно следят за событиями в мире. Когда разразилась война в Ираке, появились «нигерийские письма» от крупных чиновников свергнутого правительства, беженцев-курдов и военнослужащих антииракской коалиции. Каким-то чудом они стали владельцами золотых запасов или других ценностей Саддама Хусейна. И вот уже капитан подразделения американской армии сообщает о находке в казначействе Хусейна. Во время вывоза ценностей американскими войсками один ящик не был описан и попал в распоряжение капитана. В ящике оказались золотые слитки, монеты и пачки денег в несметных количествах (письмо сопровождается фотографиями золотых слитков). Получателю предлагается поспособствовать вывозу ценностей в США за 25 процентов их стоимости.

Во время урагана «Катрина» «нигерийские письма» поступали от некоего мексиканца-нелегала, принимавшего участие в работе спасательных команд в Новом Орлеане. Аферист сообщал, что в его распоряжении оказались десятки миллионов долларов из коммерческого банка Нового Орлеана. Он хочет передать деньги Федеральному агентству по чрезвычайным обстоятельствам, но ввиду своего нелегального положения нуждается в партнерах. За оказанное содействие готов заплатить…

Нигерийцы не обошли вниманием и жителей бывшего СССР. В течение ряда лет Внешнеторговое объединение «Тяжпромэкспорт» осуществляло строительство в Нигерии сталелитейного предприятия. Сумма контракта составила 2,2 млрд долларов США, из них 900 млн присвоил президент генерал Абачи. Все деньги проходили через комитет, который возглавляет отправитель письма, некий африканский чиновник. После смерти Абачи часть украденных генералом средств, а именно 187,5 млн долларов, осела на счетах комитета, и чиновнику необходимо вернуть их подрядчикам.

В качестве подрядчика и предлагается выступить адресату. Он должен был найти или создать в России или странах СНГ металлургическую компанию, которая выдаст себя за участника работ по контракту Нигерии с «Тяжпромэкспортом». Разумеется, большую часть денег африканец хочет забрать себе, но готов перечислить организатору сделки 25 млн долларов, а посреднику – 5 млн долларов.

Идеально вписался в «схему 419» миллиардер Михаил Ходорковский, приговоренный к длительному тюремному сроку за финансовые махинации.

В письме на русском языке некий Юрий Лагутин, «представитель Михаила Ходорковского, бывшего руководителя компании “ЮКОС”», просил посодействовать «в решении крайне деликатного вопроса» – переводе на зарубежный банковский счет денег олигарха – 450 млн долларов, которые «поступят непосредственно из банка “МЕНАТЕП”». От получателя требовалось только сообщить свой электронный адрес, номер телефона, а также номер банковского счета и пароль к нему. В случае успеха предприятия посреднику гарантировалось 4 процента от общей суммы перевода, то есть 18 млн долларов!

«Нигерийские письма» рассылались и от имени «личного казначея Ходорковского», Ларисы Сосницкой, мечтавшей вывезти 450 млн долларов с целью «переехать на американский континент и разорвать все связи с любым из конгломератов Михаила Ходорковского». А вот «жена» опального олигарха Лейла оказалась скромна в своих желаниях – ей хотелось отправить за рубеж всего лишь 45 млн долларов. «Дорогой друг, я узнала твой адрес из дневника мужа…», – доверительно сообщала она. Далее – по обычному сценарию.

Кристофер Роканкур – мнимый Рокфеллер

Об аферистах, относящихся к своей криминальной «профессии» как к искусству, слагают легенды, о них снимают фильмы. Кристофер Роканкур, самозванец и мошенник, умудрился пробраться в высшие круги богатых и знаменитых и хорошо поживиться за их счет. Во Франции он представлялся князем Голицыным, в Голливуде – сыном актрисы Софии Лорен, племянником дизайнера Оскара де ла Рента или продюсера Дино де Лаурентиса, в Хэмптоне – Рокфеллером, наследником многомиллионного состояния. Он утверждал, что среди его близких друзей – Билл Клинтон, Жан-Клод Ван Дамм и султан Брунея. В его записной книжке можно было найти приватные номера телефонов Дольфа Лундгрена и Роберта де Ниро.

Кристофер Тьерри Даниэль Роканкур родился 16 июля 1967 года в городе Онфлёр на побережье Нормандии. Семьи как таковой не было: родители – 17-летняя проститутка и маляр-алкоголик – поженились за месяц до рождения Кристофера. О своем детстве Роканкур вспоминать не любит. В девять лет он попал в приют Сент-Жермен, потом его взяла на воспитание семья военного, но строптивый Кристофер ненавидел дисциплину и не раз пытался бежать.

Наконец юный Роканкур отправляется покорять Париж. Он выдает себя за отпрыска знаменитого дворянского рода Голицыных. Правда, без особого успеха. Русские эмигранты и вовсе поднимают его на смех. Но начало положено. Под разными именами Роканкур разъезжал по Европе, промышляя мелкими кражами, подделкой чеков и кредитных карт. Швейцарские власти объявили его в розыск как соучастника ограбления ювелирного магазина, имевшего место в сентябре 1991 года в Женеве. Роканкур спешно перебрался в Америку.

В Лос-Анджелесе он общался в основном с выходцами из Франции, так как плохо говорил по-английски. Кристофер с удовлетворением отметил, что калифорнийцы гораздо доверчивее, чем парижане. Торговцу вином Чарлзу Гленну он представился сильнейшим боксером Европы, приехавшим в Америку сражаться за звание абсолютного чемпиона. За небольшое вознаграждение Гленн представил «европейскую знаменитость» завсегдатаям ресторана «Морис», а затем в течение месяца водил «чемпиона» по ночным заведениям.

Роканкура нельзя назвать красавцем, однако он прекрасно разбирался в женской психологии. Ухаживая за дамами, Кристофер не скупился на комплименты и угощения. Особый шарм придавал ему французский акцент. Рядом с таким кавалером любая женщина чувствовала себя единственной и неповторимой. Богиней, одним словом.

Летом 1992 года Роканкур познакомился с юной красавицей Грай Парк, представившись ей племянником знаменитого продюсера Дино де Лаурентиса. Кристофер заинтриговал девушку, послав ей странную записку: «Я читал Библию. Я люблю Всевышнего». Грай была очарована галантным французом, с трудом изъяснявшимся по-английски. В октябре 1992 года они расписались в Лас-Вегасе, где, как утверждал Кристофер, у него должен был пройти боксерский бой с американским чемпионом.

Кристофер Роканкур

Когда «первые восторги страсти нежной» улеглись, Парк вдруг осознала, что почти ничего не знает о своем муже. Шутки ради она позвонила в ФБР и попросила предоставить исчерпывающие сведения о Кристофере Роканкуре. Через несколько минут агент Марк Ириш сообщил, что этого парня разыскивает через Интерпол швейцарская полиция!

Роканкур был арестован и экстрадирован в Женеву. Но доказать, что он принимал участие в ограблении ювелирного магазина не удалось, и Кристофера переправили в Париж. Французы предъявили ему обвинение в мошенничестве. Из тюрьмы Кристофер писал Грай Парк трогательные письма. За время его вынужденного отсутствия она родила дочь.

В середине 1995 года Роканкур вышел на свободу и через несколько месяцев вернулся в Калифорнию. С очаровательной Грай Парк жизненные пути авантюриста разошлись. Он женился на другой красавице Пии Рейс, когда-то признававшейся девушкой месяца журнала «Плейбой». У них родился сын Зевс.

В Голливуде Роканкур снял номер в шикарном отеле «Реджент Беверли Уилшир». Он выдавал себя то за преуспевающего кинопродюсера, то за удачливого биржевого игрока. В первое время Кристофер не знал хлопот во многом благодаря дружбе с иранцем Шахрамом, владельцем бутиков на Беверли-Хиллз, любителем сразиться в трик-трак. Шахрама можно смело назвать личным банкиром Кристофера. Следователь Мюллер из Лос-Анджелеса подсчитал, что выходец из Ирана одолжил Роканкуру более 200 тысяч долларов, а также подарил модную одежду на 25 тысяч и предоставил в его распоряжение автомобиль «феррари». Другой дойной коровой Роканкура стал стареющий французский певец по имени Мишель, проявивший к нему не меньшую щедрость.

С потускневшей голливудской звездой Микки Рурком самозванец познакомился в баре на бульваре Сансет, представившись преуспевающим продюсером. Кристофер сразу очаровал «кумира своей юности». Немного спустя Микки рекомендовал его своим приятелям как парня, который поможет ему вернуться на олимп славы. Роканкур всячески поддерживал эту иллюзию, обещая профинансировать любую картину с Рурком в главной роли.

Роканкур перебрался в просторный дом актера. Вскоре в гости к нему заглянула другая голливудская знаменитость – Жан-Клод Ван Дамм со своей подругой Дарси. Конечно, и у героя боевиков Кристофер не собирался выманивать деньги. Пообещав Ван Дамму 40 миллионов долларов на съемку нового фильма, он рассчитывал на то, что «универсальный солдат» поможет ему проникнуть в узкий круг богатых и знаменитых.

Роканкур умел произвести впечатление на окружающих. Широким жестом француз оплачивал дорогие обеды в роскошных ресторанах, в отеле не скупился на чаевые. Он носил шикарные костюмы, часы «Роллекс» и производил впечатление преуспевающего человека, уверенного в своих силах. По Лос-Анджелесу Кристофер разъезжал на «хаммере», ранее принадлежавшем миллиардеру Доди аль-Файеду. При случае Роканкур небрежно упоминал о знакомстве с сильными мира сего, а потом как бы ненароком замечал, что его инвестиции всегда приносят хорошую прибыль.

Желающих сделать «быстрые деньги» было хоть отбавляй. Аманда Тейлор познакомилась с Роканкуром через старых друзья. В Голливуде она хотела купить реквизиторскую фирму, и ей срочно требовалось внести 4 миллиона долларов. Роканкур сказал Аманде, что готов вложиться в ее проект, но взамен хотел бы получить 20 процентов фирмы и 100 тыс. долларов для улаживания мелких формальностей при получении кредита. Аманда приняла условия, но обещанных инвестиций не дождалась. Получив аванс, Роканкур исчез, на телефонные звонки не отвечал.

Актер Бадди Очоа, подвизавшийся в Голливуде на вторых ролях, передал Роканкуру 15 тысяч долларов. Удачное вложение капитала сулило ему 80 тысяч чистой прибыли. Вскоре Очоа понял, что стал жертвой мошенника, и попытался вернуть свои деньги. Более года он преследовал Роканкура по всему Голливуду. Наконец Кристофер пообещал актеру перечислить деньги на его банковский счет. «Я ему поверил, – говорит Очоа. – Однако через несколько дней, когда деньги на счет так и не поступили, я позвонил в отель “Уилшир”. Мне ответили, что его номер свободен. Тогда я поинтересовался, уж не сбежал ли он. Мне посоветовали обратиться в службу безопасности отеля».

Опасения Очоа подтвердились. Роканкур исчез, не заплатив по счетам 60 тысяч долларов. В его номере полиция обнаружила фотографию Майкла Джексона с дарственной надписью, незарегистрированный пистолет 38-го калибра, фальшивые документы.

Итак, в конце 1998 года Роканкур вместе с семьей сбежал из Лос-Анджелеса. Где на самом деле скрывался аферист, остается тайной, но через год он объявился в Нью-Йорке. Роканкур снял апартаменты на Уайт-стрит в нижнем Манхэттене и приступил к своему любимому занятию – привлечению свободных средств от населения. Он обещал новым знакомым удвоить или даже утроить сбережения при помощи хитроумных инвестиций. Никто не мог устоять против соблазнительного предложения. Бизнесмен передал ему 175 тысяч долларов, владелец магазина – 40 тысяч, хозяин гостиницы – 20 тысяч. Обычная «такса» Роканкура составляла от 20 до 50 тысяч долларов.

Особым успехом Кристофер пользовался у женщин. Ему удалось соблазнить очень богатую даму. Она одолжила любовнику 90 тысяч долларов, а чуть позже из ее дома исчезли драгоценности и часы на общую сумму более 250 тысяч долларов. Однако дама не стала заявлять о пропаже в полицию и запретила упоминать свое имя в связи с делом Роканкура. «Нет, это не Ивана Трамп, – ответил следователь сгоравшим от любопытства репортерам, – но эта женщина так богата, что она не выглядела расстроенной, потеряв триста пятьдесят тысяч долларов».

В мае 2000 года Роканкур перебрался в Хэмптон (штат Нью-Йорк), где поселился в отеле «Пинк-Хаус». Хозяину отеля тут же доложили, что номер-люкс снял международный бизнесмен, представитель одного из богатейших семейств мира. Хозяин распорядился не брать с него плату вперед.

В Хэмптоне Роканкура знали как Джеймса Фокса, Кристофера Рейеса, Фабьена Ортуно. Для того чтобы заявить о своем богатстве, он «случайно» забывал усыпанные бриллиантами часы «Роллекс» в примерочной шикарного магазина или на столике элитного спортклуба. Об этом сразу становилось известно окружающим и перед ним распахивались все двери.

Кристофер появлялся в сопровождении телохранителя – лысеющего Джозефа (на самом деле бруклинца с темным прошлым звали Данте Даниэлло) и ослепительной красавицы Лорен. В ресторане «Палм» эта неразлучная троица всегда занимала столик для особо важных гостей. Роканкур заказывал дорогое шампанское, курил кубинские сигары, знакомился с потенциальными клиентами.

Позже Кристофер будет утверждать, что люди сами приносили ему деньги, умоляя выгодно вложить в дело. Для того чтобы обаять массажистку из фитнес-центра Корин, аферисту понадобилось всего двадцать минут. Он пообещал утроить ее капитал, и девушка безропотно отдала аферисту 14 тысяч долларов. Столь сильное впечатление на нее произвела фамилия нового знакомого – Рокфеллер.

По иронии судьбы, именно Корин невольно помогла разоблачить афериста. 22 июля 2000 года она позвонила своему другу Кевину Мак-Крэри и попросила его передать Рокфеллеру еще 125 тысяч долларов. Кевин сразу заподозрил неладное и попытался выяснить, что за тип скрывается под громкой фамилией Рокфеллер.

Впрочем, не один Кевин проявил прозорливость. Однажды Роканкур в сопровождении Корин посетил художественный салон испанского художника Джина Серрана-Пегана, пресытившегося жизнью философа. Роканкур, продолжавший играть роль Рокфеллера, заявил, что купит дюжину картин Пегана и за ценой не постоит. Испанец быстро раскусил мнимого французского богача: «Эрудированный, много повидавший на своем веку, приятный собеседник, но… мошенник».

Роканкур сменил в Хэмптоне несколько отелей, каждый раз умудряясь не платить по счетам. Гостиничный долг в сумме 19 тысяч долларов стал формальным поводом для задержания в августе 2000 года Фабьена Ортуно (именно на это имя Роканкур предъявил паспорт в полиции). Серран-Пеган пообещал, что его друг вскоре выйдет на свободу. По мнению художника, в тюрьме должен сидеть не Кристофер, а те дураки, которые сами давали ему деньги. Роканкур был выпущен на свободу под залог 45 тысяч долларов. Разумеется, на суд в сентябре он не явился. Полицейские на всякий случай проверили по своей базе данных отпечатки пальцев Фабьена Ортуно и неожиданно для себя выяснили, что упустили международного афериста Кристофера Роканкура. А тот уже промышлял в соседней Канаде.

В Ванкувере Роканкур познакомился с бизнесменом Робертом Бэлдоком и его женой. Канадцы пришли в неописуемый восторг, когда молодой человек признался им по секрету, что является пилотом «Формулы-1» и выступает под именем Михаэль ван Ховен; недавно он заключил контракт с командой «Феррари» на 28 миллионов долларов. «Я еще не могу угнаться за Шумахером, но он уже меня побаивается», – скромно заметил он.

Кристофер также сказал, что его отец очень богат и ему ничего не стоит инвестировать 5 миллионов долларов в фирму Роберта Бэлдока по производству медицинского диагностического оборудования.

Условия сделки уточнялись во время путешествия на горнолыжный курорт Уистлер. Все расходы взял на себя Роберт Бэлдок. В Ванкувере он также оплачивал все счета Роканкура, в том числе аренду автомобиля и проживание в роскошном отеле. Кроме того, в знак признательности Бэлдок подарил молодому другу «Роллекс» за 26 тыс. долларов (по словам Кристофера, именно таких не было в коллекции его отца)

Впоследствии Роберт Бэлдок дважды ездил в Швейцарию к отцу Роканкура за обещанными деньгами. Естественно, вернулся ни с чем, а молодой друг тем временем исчез в неизвестном направлении. Бизнесмен наконец-то понял, что стал жертвой мошенника, и обратился в полицию, оценив ущерб от аферы в 200 тыс. долларов. Бэлдоку пришлось даже сократить штат своей фирмы, чтобы избежать банкротства.

26 апреля 2001 года Роканкур был задержан канадской полицией около отеля в Оук-Бэй, аристократическом пригороде Виктории, в десяти милях от Ванкувера. «Вся операция заняла несколько секунд, – заявил детектив Рон Коул. – Роканкур даже не понял, что произошло».

В канадской тюрьме аферист написал автобиографическую книгу, в которой откровенно высмеивал свои жертвы. «Мне этих людей ни капли не жаль. Их сгубила алчность», – говорил он журналистам. Права на экранизацию исповеди афериста приобрел за миллион долларов голливудский продюсер Томас Лэнгманн.

В мае 2003 года Роканкур был экстрадирован в США, где предстал перед американским правосудием. Его обвиняли в воровстве, взятничестве, контрабанде, лжесвидетельстве, подделке документов, незаконном хранении оружия и еще по нескольким пунктам. Жертвами махинаций Роканкура официально были признаны 19 человек. Большинство пострадавших и прежде всего голливудские знаменитости не стали обращаться в суд. Для того чтобы избежать максимального наказания – двадцать лет тюрьмы – Роканкур признал себя виновным по трем пунктам. В итоге он были приговорен к пяти годам лишения свободы и штрафу в размере 1,2 млн долларов.

Дело концерна «Энрон»

Дело о внезапном банкротстве концерна «Энрон» – седьмой по величине компании США и крупнейшего в мире торговца электроэнергией потрясло Америку. Сообщения о банкротствах, даже крупных, редко попадают на первые полосы газет. Но «Энрон» – особый случай. Его крах стал жизненной катастрофой для многих американских семей. И не только американских. Компания оперировала в двух десятках стран на четырех континентах.

«Энрон» объявил о своей финансовой несостоятельности 2 декабря 2001 года, обратившись в суд Нью-Йорка с просьбой признать фирму банкротом в соответствии со статьей 11 соответствующего закона – она предполагает, что фирма продолжает действовать, пока ее кредиторы реорганизуют финансы компании.

Логотип концерна «Энрон»

Почему вдруг рухнул концерн, еще вчера считавшийся символом надежности? Все началось с того, что «Энрон» совершил крайне неудачную сделку, купив компанию, которая принесла одни убытки. Для сильной корпорации справиться с подобными трудностями – дело чести и профессионализма. Однако если показать в отчетах убытки, это может снизить кредитный рейтинг компании, тогда от нее отвернутся инвесторы, акционеры начнут избавляться от своих пакетов – в итоге компания лишится необходимых оборотных средств.

В 1998 году на должность финансового директора «Энрона» был назначен 36-летний Эндрю Фастоу, проработавший в фирме восемь лет и имевший репутацию финансового гения. Именно он изобрел хитроумную схему, позволявшую компании не только исключать убытки из своих бухгалтерских документов, уклоняться от уплаты налогов, но и привлекать новые инвестиции.

Фастоу установил партнерство с многочисленными компаниями, зарегистрированными по всему миру, как правило, в офшорных зонах. При ближайшем рассмотрении фирмы оказались подставными – они управлялись менеджерами самого «Энрона». Таких «филиалов» у энергетического гиганта насчитывалось более трех тысяч. Только по одному юридическому адресу (Джорджтаун, а/я 1350) на Каймановых островах было зарегистрировано 692 (!) дочерних компании энергогиганта! Фирма-партнер покупала у «Энрона» неликвидную собственность вместе с долгами, расплачиваясь полученными в качестве доли уставного капитала акциями самого «Энрона». Таким способом энергетический концерн не только исключал из своего баланса задолженность, но и показывал в документах пакеты акций, вложенных в товарищества, как активы, хотя на самом деле лишь перекладывал акции из одного кармана в другой и обратно.

Несмотря на сложность схемы Фастоу, ее принцип довольно прост: с одной стороны, сделки с электроэнергией, проводимые через дочерние компании, позволяли по мере необходимости завышать себестоимость, а значит, и продажную цену электричества, с другой стороны, на офшоры оформлялись те долги корпорации, которые она не хотела афишировать.

Публикуя ложную отчетность, руководители «Энрона» искусственно и во много раз завышали рыночную стоимость акций, привлекая новые инвестиции и направляя их в ту же офшорную сеть. То, что поначалу было временной, крайней и вынужденной мерой, постепенно превратилось в основное содержание деятельности ее топ-менеджеров.

Самое удивительное, все офшорные компании были созданы на абсолютно законных основаниях, с подачей соответствующих отчетов в налоговые органы США. Более того, их деятельность была одобрена советом директоров компании «Энрон», адвокатами и внешними аудиторами, знаменитой фирмой «Артур Андерсен». Не вызывает сомнений, что аудиторы принимали активное участие в разработке мошеннической схемы.

Поскольку Фастоу и его коллеги руководили офшорными фирмами-партнерами, они получали там немалое вознаграждение. В частности, Фастоу получил от деятельности только одного из офшоров более 30 млн долларов, а его помощник Майкл Коппер – 10 миллионов.

В налоговую службу все долги и расходы предоставлялись в полном объеме, и в результате корпорация считалась там убыточной. «Энрон» годами не платил налога на прибыль! Вместо этого он даже получал из казны солидные налоговые возмещения: в период с 1996 по 2000 год на счета компании было перечислено в общей сложности 380 млн долларов.

Корпорация национального масштаба «Энрон» имела широкие связи в политических кругах, особенно в республиканской партии. Президент компании Кеннет Лей числился близким другом Джорджа Буша-младшего и его крупнейшим частным спонсором. Только в 2000 году «Энрон» потратил 2,4 млн долларов на лоббирование Белого Дома и Конгресса. Известно, что поддержку от энергокомпании получили 71 сенатор и 188 конгрессменов.

Руководство «Энрона» финансировало не только республиканцев, но и демократов. В этом был свой резон. Если давать достаточно денег обеим партиям, можно сохранять влияние вне зависимости от того, какая партия находится у власти.

В начале 2001 года у «Энрона» появился новый президент – Джеффри Скиллинг. Возглавлявший до него компанию в течение пятнадцати лет Кеннет Лей остался председателем совета директоров. Однако через несколько месяцев Скиллинг неожиданно подал в отставку.

В августе 2001 года к руководству корпорацией вновь пришел Кеннет Лей. Вскоре он получил тревожное письмо от осведомленной сотрудницы компании Шэррон Уоткинс. Она сообщала, что «Энрон» годами ведет «недопустимую бухгалтерию» и теперь близок к краху: «Я боюсь, что мы скоро взорвемся от скандалов». Кеннет Лей поручил адвокатам провести «ограниченное» расследование обвинений, изложенных в письме.

Прекрасно понимая, что скоро бумаги «Энрона» обесценятся, топ-менеджеры начали сбрасывать свои акции. Кеннет Лей продал 1,8 млн акций на сумму 101 млн долларов. Так же поступили 29 членов правления «Энрона», обналичившие акции на сумму 1,1 млрд долларов. При этом Лей уверял рядовых сотрудников «Энрона», что дела фирмы идут просто блестяще и что ее акции в ближайшие десять лет вырастут в цене на 800 процентов.

15 октября 2001 года адвокатская фирма «Винсен и Элкинс» в своем отчете предупредила руководителей «Энрона», что компания вскоре может стать объектом публичных скандалов и ответчиком по судебным искам. За три дня до этого бухгалтеры «Энрона» уже распорядились уничтожать документы, связанные с аудиторской проверкой.

Дальнейшее сокрытие долгов оказалось невозможным. «Энрон» объявил об убытках на сумму 638 млн долларов, а также об уменьшении собственного капитала корпорации на 1,2 млрд долларов. Убытки были списаны на офшорные махинации Эндрю Фастоу, уволенного из компании.

Акции «Энрона» упали в цене. Кеннет Лей безуспешно пытался задействовать свои связи в администрации Буша. Он звонил министру торговли Дону Эвансу и министру финансов Полу О’Нилу, убеждая повлиять на рейтинговые агентства. Но скандал зашел лишком далеко. Комиссия по ценным бумагам начала расследование в отношении возможного конфликта интересов при операциях с офшорами.

В ноябре 2001 года «Энрон» пересмотрел отчетность за последние пять лет. Прибыль за этот период была уменьшена на 586 млн долларов, а долги увеличились еще на 2,5 млрд долларов.

Ведущие агентства, оценивающие кредитный рейтинг корпораций, присвоили «Энрону» так называемый «мусорный» рейтинг. Если в августе 2001 года акция компании стоила 90 долларов, то после объявления о банкротстве цена упала до 42 центов. Многие акционеры, охотно скупавшие бумаги «Энрона», ориентируясь на его радужную отчетность, разорились. Роберт Белфер, один из директоров «Энрона» и самый крупный частный держатель акций электроэнергетической компании, потерял два миллиарда долларов! Среди инвесторов были крупные пенсионные фонды, поэтому десятки тысяч учителей, полицейских и пожарных лишились части своей пенсии.

Банкротство «Энрона» было признано крупнейшим в американской истории. Рыночная цена потерь «Энрона» составила 75 млрд долларов. Работы лишились более четырех тысяч его сотрудников в США и более тысячи в Европе. Среди служащих фирмы был популярен так называемый «пенсионный план 401», по которому все сбережения служащих инвестировались в акции «Энрона». В результате катастрофического падения котировок акций пенсионные активы практически полностью обесценились.

Аудиторская фирма «Артур Андерсен» умышленно покрывала финансовые огрехи «Энрона», желая сохранить выгодного клиента. Ведь только в 2000 году «Андерсен» получил от энергогиганта за свои услуги более 50 млн долларов. Сотрудники фирмы не только участвовали в разработке схем деятельности корпорации, но и в преддверии краха уничтожили огромное количество документации, относящейся к «Энрону».

Руководство аудиторской фирмы «Артур Андерсен» было вынуждено признать «ошибки», допущенные при проверке финансовых операций и отчетности энергокомпании, но попыталось сделать козлом отпущения главу отделения Дэвида Данкана, руководившего уничтожением документов. Он был немедленно уволен из фирмы. Однако адвокаты Данкана доказали, что их клиент действовал по прямому указанию из центрального офиса компании.

Большое жюри признало фирму «Артур Андерсен» виновной в препятствовании правосудию, после чего она фактически прекратила существование. Число ее сотрудников сократилось с 28 тысяч до 250 человек.

25 января 2002 года в деле появился первый труп: бывший вице-президент «Энрона» Бакстер застрелился в своем «мерседесе», припаркованном в двух милях от дома. По сообщению полиции, он оставил предсмертную записку. Бакстер был одним из тех, кто получил повестки конгресса для дачи показаний. Как вице-президент по вопросам стратегии, он имел непосредственное отношение к финансовым пирамидам «Энрона» и заработал на афере 35 млн долларов.

Основные действующие лица отказались от дачи показаний комиссии Конгресса, сославшись на соответствующую статью закона. И только бывший глава «Энрона» Джеффри Скиллинг решился ответить на вопросы конгрессменов. Однако он проявил удивительную забывчивость и неведение: почти на все вопросы законодателей Скиллинг отвечал, что ничего плохого не помнит или не знает.

С особым нетерпением конгрессмены и пресса ждали выступления вице-президента компании по развитию Шэррон Уоткинс. Она назвала главными махинаторами Фастоу и Скиллинга, эти двое держали Лея в неведении. Шэррон рассказала, что Фастоу был просто взбешен, когда узнал о ее встрече с главой компании Леем. «Он потребовал немедленно меня уволить и отобрать компьютер, – утверждала Шэррон. – Компьютер и в самом деле потом пришлось отдать, однако я успела перекачать все ценные файлы на свой ноутбук».

Конгресс США принял закон по борьбе с корпоративным мошенничеством. Новое законодательство предусматривало более строгий контроль со стороны государства и акционеров по отношению к компаниям, их должностным лицам и аудиторам. Тюремные сроки для руководителей-мошенников увеличились вчетверо – до 20 лет, а в особых случаях и до 25.

В 2004 году Эндрю Фастоу был приговорен к десяти годам лишения свободы. Финансист утверждал, что ни разу не нарушил законов. Позже он полностью признал свою вину, выступил свидетелем по делу двух бывших руководителей Лея и Скиллинга. В результате суд сократил срок заключения Фастоу до шести лет.

Кеннет Лей умер 5 июля 2006 года от сердечного приступа. Федеральный суд в Хьюстоне посмертно оправдал его. Джеффри Скиллинг получил 24 года и 4 месяца тюрьмы. Впервые в новейшей истории США столь суровый приговор был вынесен высокопоставленному руководителю.

Крах компании «Энрон» вызвал цепную реакцию в американской экономике. Сотни компаний вынуждены были пересмотреть свою отчетность. Многих это привело к фатальным последствиям.

Великий мошенник «Уорлдком»

В июле 2002 года лавры крупнейшего банкрота в истории США перешли от энергетического гиганта «Энрон» к телекоммуникационной компании «Уорлдком», имевшей вторую по величине долю на американском рынке телефонной связи и обеспечивающей более половины интернет-трафика в США. В результате банкротства инвесторы потеряли 180 млрд долларов, что втрое больше, чем после крушения «Энрона». По американской экономике был нанесен еще один серьезный удар.

Компания «Уорлдком» вознеслась на вершину во время телекоммуникационного бума в начале девяностых прошлого века. Ее основатель Бернард Эбберс родился 27 августа 1941 года в канадском городе Эдмонтон в семье коммерсанта. Жили Эбберсы бедно. В школе будущий миллионер успехами не блистал, несмотря на усердие и примерное поведение. Берни с трудом окончил баптистский колледж в Клинтоне (штат Миссисипи). Там он усвоил непреложную истину: «Тяжелый труд, преданность своему делу, принципам и Иисусу Христу – вот единственный путь к осмысленной жизни».

Эбберс работал тренером по баскетболу в школе, на швейной фабрике кладовщиком. В 1974 году Берни решил круто изменить свою жизнь: одолжив денег у родных и близких, он купил небольшую гостиницу. И не прогадал. Через несколько лет он вместе с компаньонами приобрел еще несколько гостиниц. Одна из них оказывала дополнительно услуги междугородной телефонии. Эбберс начал осваивать сектор дальней телефонной связи и в сентябре 1983 года открыл собственную коммуникационную фирму.

В начале девяностых Эбберс переориентировал свой бизнес на поглощение компаний, владевших оптоволоконными линиями связи. В августе 1994 года он купил четвертого по размеру владельца и оператора оптоволоконной связи – компанию «Уилтел» – за 2,5 млрд долларов, расплатившись собственными акциями. Новый концерн получил название «Уорлдком».

За несколько лет Эбберс «проглотил» более 65 компаний. В 1997 году богатый и процветающий «Уорлдком» приобрел за 37 млрд долларов гиганта междугородной телефонии – компанию «Эм-Си-Ай» (MCI). Сделка произвела впечатление. Биржевые аналитики, брокеры дружно рекомендовали покупать акции «Уорлдкома». 21 июня 1999 года курс акций компании достиг исторического максимума – 64,5 долларов. Президент Билл Клинтон произнес в штаб-квартире «Уорлдкома» прочувственную речь: «Я пришел сегодня к вам потому, что вы символ Америки XXI века. Вы – воплощение всего, что я желал бы видеть в нашем будущем».

Услугами крупнейшего поставщика интернет-услуг и телефонной связи «Уорлдкома» пользовались более 20 миллионов клиентов. В 1999 году рыночная капитализация компании достигла 185 млрд долларов, а Бернард Эбберс по оценке журнала «Форбс» занял 376 место среди самых богатых людей мира. Америка назвала его «телекоммуникационным ковбоем». В свободное время Берни преподавал богословие в воскресной школе при баптистской церкви Истхейвена и подстригал газоны (!) около своего дома. Словом, Эбберс жил скромно, если не считать яхты за 20 миллионов долларов и ранчо «Дуглас Лейк» в Британской Колумбии за 47 миллионов. Берни славился тем, что практически ничего не знал об истинном положении дел в своей компании. Повседневный контроль был передан Джону Сиджмору (бывшему президенту поглощенной «Ю-Ю-Нэт») и Скотту Салливану.

В октябре 1999 года «Уорлдком» заявил о намерении приобрести «Спринт» – второго по величине телекоммуникационного оператора Америки. Сумма сделки – 129 млрд долларов. «Уорлдком» мог стать крупнейшим провайдером в стране, но американские и европейские антимонопольные власти наложили на эту сделку запрет.

После бурного роста, который переживал (во всяком случае, официально) американский рынок телекомуникационных услуг, наметился спад. Биржевой курс акций «Уорлдкома» пошел вниз, а его крупнейший акционер Берни Эбберс начал активно сбрасывать свои ценные бумаги. Пытаясь остановить это безумство, правление «Уорлдкома» предоставило ему кредит на 341 млн долларов под два процента годовых. Разразился страшный скандал, рядовых акционеров особенно возмущала низкая процентная ставка.

29 апреля 2002 года генеральный управляющий компании Бернард Эбберс был вынужден уйти в отставку с пожизненной пенсией в размере 1,5 млн долларов в год. Эбберс заявил в интервью: «Люди спрашивают меня, как я себя чувствую. Знаете, что я отвечаю? Я – сын Царя, а имя Царя остается неизменным – Господь наш Иисус Христос, поэтому я всем доволен и абсолютно счастлив».

Бернард Эбберс

История с Эбберсом была лишь началом громких разоблачений, связанных с телекоммуникационным гигантом. Инициатором расследования аферы выступила внутренний аудитор «Уорлдкома» Синтия Купер. Причем, чтобы не вызвать подозрений окружающих, ей часто приходилось изучать документацию по ночам. Она установила, что руководители компании «улучшали» финансовую отчетность, то есть увеличивали доходы и снижали расходы. Синтия рассказала об этом коллегам. Вскоре ее вызвал к себе финансовый директор Скотт Салливан и под угрозой увольнения велел прекратить играть в детектива. Купер отказалась и довела свое расследование до конца.

25 июня 2002 года руководство «Уорлдкома» объявило о пересмотре финансовых отчетов за 2001 год и первый квартал 2002 года. За допущенные нарушения был уволен Скотт Салливан, ушел в отставку финансовый инспектор Дэвид Майерс. Руководство компании сообщило о грядущем увольнении 17 тыс. сотрудников (28 процентов от общей численности персонала).

Фондовая биржа отреагировала на негативные новости мгновенно. Капитализация компании «Уорлдком» на момент закрытия торгов 25 июня 2002 года упала по сравнению с историческим максимумом (180 млрд долларов) на 99 процентов – до 2,7 млрд долларов. Продажа ее ценных бумаг была прекращена. Последняя зарегистрированная цена за одну акцию «Уорлдкома» составила 83 цента. В ходе внебиржевых торгов в последующие дни акции компании рухнули до неприличных 6 центов.

В результате был нанесен чувствительный удар по сектору телекоммуникаций, а также фондовому рынку в США и за рубежом, и без того находящихся в чрезвычайно сложном положении на фоне еще не завершившегося скандала и расследования, связанных с энергетической компанией «Энрон».

По мнению председателя комитета по финансам палаты представителей конгресса США Майка Оксли, в случае с «Уорлдком» имело место «старое, доброе мошенничество». Текущие издержки – в основном затраты за услуги других компаний – словно по мановению волшебной палочки оказались в графе «капитальные вложения». По правилам финансового учета, текущие затраты должны вычитаться из доходов компании за тот год, когда они получены. Капитальные же затраты могут разноситься во времени на несколько лет, и в этом случае текущая прибыль искусственно завышается.

«Уорлдком» потратил 3,8 млрд долларов на текущие расходы по поддержанию своего бизнеса. Но вместо того, чтобы отчитаться об этих расходах как о затратах, «Уорлдком» заявил, что потратил их на приобретение основных фондов – оборудования и недвижимости. В течение 15 месяцев «Уорлдком» регулярно вносил эти суммы к графу «Капитальные затраты», что позволяло разнести сумму на долгие годы. Это сделало доходы компании «Уорлдком» (до уплаты налогов и сборов) на 3,8 млрд долларов больше, чем они были на самом деле. Размеры аферы не могут не поражать.

Многие задавались вопросом: почему одна из самых известных аудиторских компаний «Артур Андерсен» не выявила очевидных нарушений? Уже не потому ли, что «Уорлдком» ежегодно платил аудиторам 4,4 млн долларов? Представитель фирмы «Артур Андерсен» оправдывался тем, что проверка бухгалтерских документов «Уорлдкома» осуществлялась в соответствии с правилами, установленными Комиссией США по ценным бумагам и биржам, но в самом концерне утаивали информацию о зачислении текущих расходов на счета капитальных вложений. Когда же нарушения были выявлены, «Артур Андерсен» предупредил руководство «Уорлдкома», что финансовая отчетность компании за 2001 год не внушает доверия и может привести к скандалу. Однако подобные объяснения суд не удовлетворили.

Один из запоминающихся персонажей разгоревшегося скандала ведущий аналитик в сфере телекоммуникаций Джек Грубман работал в подразделении «Ситигруп». Он дружил с Эбберсом с начала девяностых, был на свадьбе Берни с молодой сотрудницей «Уорлдкома», посещал заседания совета директоров, куда обычно посторонним вход запрещен. Во время бума в сфере телекоммуникаций Грубман завоевал репутацию одного из самых удачливых игроков на бирже. Как ведущему аналитику в сфере телекоммуникаций, ему платили 20 млн долларов в год лишь за то, что он «страховал» компании вроде «Уорлдкома», которые направляли десятки миллиардов долларов в инвестиционно-банковский бизнес. Грубман до последнего присваивал акциям телекоммуникационного гиганта высокий рейтинг, и лишь 18 марта 2002 года, когда курс акций компании упал на 90 процентов, он отнес их к категории рискованных.

21 июля 2002 года руководство «Уорлдкома» подало заявление о банкротстве в связи с реорганизацией по статье 11, что давало защиту от претензий кредиторов на период перестройки. Официальный представитель Комиссии по ценным бумагам и биржам Дэвид Фиске заявил, что правительство США «использует все имеющиеся в его распоряжении рычаги, чтобы защитить потребителей и целостность телекоммуникационных сетей страны».

Суд приговорил Бернарда Эбберса к двадцати пяти годам тюрьмы. Это был самый суровый приговор, вынесенный в современной Америке по делам о корпоративных мошенничествах. Адвокаты подали аппеляцию. Скотт Салливан получил пять лет тюрьмы, а финансовый контролер Дэвид Майерс и главный бухгалтер Бафорд Йейтс – по одному году лишения свободы. Аналитик Джек Грубман заплатил штраф в размере 15 млн долларов, кроме того, ему было запрещено работать с ценными бумагами.

Крахом крупнейших американских компаний воспользовались редакторы журнала «Плейбой». Вслед за тематическим номером «Женщины “Энрона”» редакторы «Плейбоя» подготовили выпуски, посвященные лучшей половине компании «Уорлдком» и аудиторской фирмы «Артур Андерсен». Претендентки из обеих компаний охотно присылали свои откровенные фотографии и копии документов, подтверждающих, что они действительно работают в «Уорлдкоме». Журналисты шутили, что судя по масштабам скандалов в крупнейших компаниях США, подобная практика может оказаться определяющей в редакционной политике «Плейбоя» на многие месяцы вперед, а выступить в роли эротических фотомоделей получат возможность даже бывшие сослуживицы президента США Джорджа Буша и вице-президента Ричарда Чейни.

Синтия Купер была признана человеком года по версии журнала «Тайм», кроме того, она получила несколько премий за проявленное мужество при разоблачении аферы и профессионализм. Купер выступала с лекциями перед студентами и финансистами. Однако в компании «Уорлдком» ее положение значительно ухудщилось – зарплату ей заморозили, объем аудиторских работал резко сократили, бюджет ее подразделения урезали.

В 2004 году концерн «Уорлдком» выплатил штраф в размере 750 млн долларов и вышел из процедуры банкротства, сменив название на «Эм-Си-Ай» (MCI), а в 2005 году его приобрела крупнейшая американская телекоммуникационная компания «Веризон» за 7,6 млрд долларов.

Питер Фостер и «Черигейт»

В канун Рождества 2002 года в Британии разразился крупный политический скандал. Английская пресса обвинила семью премьер-министра Тони Блэра в том, что ее окружают «слишком много сомнительных личностей». Одна из таких темных личностей (собственно говоря, и ставший причиной всего скандала) – Питер Кларенс Фостер, знаменитый австралийский мошенник, словно сошедший со страниц английского авантюрного романа XVIII или XIX века.

Он родился 26 сентября 1962 года. Бизнесом начал заниматься еще в школе – «загонял» ученикам дешевые азиатские солнцезащитные очки, выдавая их за фирменные. Один из его одноклассников говорил: «Если у Фостера появится возможность продать тарелку десятицентового супа за тысячу долларов, он сделает это с превеликим удовольствием. Но Питер никогда не был вором. Вы могли оставить на его столе кошелек, и вернуться за ним на следующий день в полной уверенности, что он лежит на прежнем месте, в целости и сохранности».

В четырнадцать лет Питер взял в аренду несколько игровых автоматов и вскоре начал зарабатывать больше, чем его учителя. Легкие деньги вскружили юноше голову. Питер забросил учебу и посвятил себя бизнесу.

Впервые он прославился как самый юный боксерский промоутер. Семнадцатилетний Фостер организовал бой между британским чемпионом Банни Джонсоном и австралийцем Тони Мандайном. Любовь к боксу Фостер сохранил на всю жизнь. В 1983 году, представившись кинопродюсером и режиссером, он добился права снимать фильм о легендарном Мухаммеде Али. Фостер завоевал расположение величайшего боксера всех времен и народов, подарив ему бронзовую скульптуру – творение австралийского аборигена.

Какое-то время Питер жил в доме Мухаммеда Али. Однажды жена чемпиона угостила Фостера чаем «Баи-Лин», заметив – то ли в шутку, то ли всерьез, – что замечательный напиток можно использовать как средство для похудания. Фостер сразу же ухватился за эту идею: весь мир страдает от ожирения, рынок для лечебного чая просто неограничен. Отныне чай для похудания станет делом его жизни. Конечно, не сам чудодейственный чай, а надувательство, связанное с ним, – от чрезмерной пухлости Питер будет спасать не клиентов, а кожаные кошельки доверчивых жертв. Он даже найдет себе оправдание: все великие коммерсанты – великие мошенники.

Фостер попробовал продавать «Баи-Лин» в Австралии. Деньги потекли рекой. Правда, его продуктом заинтересовалось австралийское общество потребителей, чьи представители утверждали, что чай «Баи-Лин» не способствует потере веса, то есть имеет место обман покупателя. Но Фостер от них просто отмахнулся. Он начал распространять чай и другие продукты для похудания в Южной Америке и Европе. В середине 1980-х годов его доход составил более 20 млн долларов. Успешному ведению бизнеса способствовала агрессивная реклама. Фостер привлекал для продвижения товара знаменитостей, таких, как фотомодель и певица Саманта Фокс, жокеи Лестер Пиггот и Рон Квинтон, олимпийская легенда Даун Фрэзер, подружка года журнала «Плейбой» Лин Баррон. Все они дружно уверяли, что держать себя в тонусе им помогает чудодейственный чай «Баи-Лин». Питер стал главным спонсором английского футбольного клуба «Челси», в 1987 году логотип «Баи-Лин» появился на форме «аристократов».

Разумеется, его чайная экспансия привлекла внимание властей нескольких стран. Фостера не раз штрафовали за мошенничество, и даже приговаривали к лишению свободы – в США, Австралии и Англии. Впервые Фостер угодил за решетку в 1989 году: четыре месяца он отсидел в американской тюрьме за продажу чая «Чо-Ло», который якобы способствовал понижению содержания халестирина в крови. Фостер разместил рекламные объявления в более чем ста газетах по всей Америке, в том числе в таких авторитетных изданиях, как «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост», и при этом не заплатил ни цента, подсунув издателям фальшивые кредитные обязательства. Из объявлений следовало, что сразу семь ведущих медицинский учреждений Америки рекомендуют пить «Чо-Ло». Кстати, за рекламу ему пришлось все же заплатить, но уже по решению суда – 228 тысяч долларов.

Тем временем Питер вынашивал новые грандиозные планы. Очередной новинкой Фостера стал «замедлитель старения». Чуть позже он был оштрафован в Австралии за распространение таблеток для похудания «Тремит».

Питер Фостер

В начале сентября 2002 года Фостер приехал в Лондон по гостевой визе на десять дней. Проверка паспорта Фостера на таможне показала, что он несколько раз был судим. Кроме того, австралийские власти разыскивают его в связи с обвинениями в мошенничестве. Питера предупредили, что его ждет скорая депортация. В Англии аферист планировал заняться любимым бизнесом – продажей таблеток для похудания. В успехе предприятия он не сомневался, ведь рекламировать чудо-средство предстояло семье премьер-министра Тони Блэра.

Через два месяца о Питере Фостере заговорила вся Великобритания. 2 декабря бульварная газета «Мейл он Сандей» поделилась с читателями сенсационной новостью: некий австралиец с темным прошлым помог Чери Блэр, супруге премьер-министра, купить за 785 тысяч долларов две роскошные квартиры в Бристоле (200 км от Лондона). Благодаря его посредничеству Чери сэкономила 107 тысяч долларов. В одной из квартир должен был жить ее сын Юэн, поступивший в Бристольский университет.

Чери Блэр отрицала, что Питер Фостер являлся ее финансовым советником. К несчастью для нее, в распоряжении британской прессы оказались электронные письма, из которых следовало, что Фостер исполнял именно эти функции. 5 декабря эту переписку опубликовала газета «Дейли Мейл». Супруге премьера ничего не оставалось, как признаться в том, что Фостер действительно помогал ей при покупке квартир.

На следующей день британские таблоиды вышли с огромными заголовками: «Позор Чери Блэр» («Сан»), «Чери поручила мошеннику покупку квартир» («Миррор»). К расследованию подключились издания, рассчитанные на солидную публику. Семья Тони Блэра лишилась покоя.

Как же получилось, что Чери связалась с мошенником? Задавшись этим вопросом, английские журналисты докопались до сенсационных фактов. Оказывается, Чери Блэр считала себя некрасивой и толстой. В начале девяностых она взяла себе нового личного тренера – бывшую топ-модель Кэрол Кэплин. В то время Тони Блэр был всего лишь одним из многообещающих политиков Лейбористской партии. Кэрол быстро удалось нащупать слабое место в характере Чери – сомнения в своей привлекательности, из которых проистекала ее неуверенность в общении с людьми. Как пишет Линда Макдугал, биограф супруги премьер-министра, Кэплин начала оказывать влияние буквально на все аспекты личной жизни Чери Блэр: убедила ее сменить прическу, обновить гардероб, а также проводить больше времени в спортзале. Кэрол пробудила в Чери интерес к альтернативной терапии, массажам, травяному чаю, лечению с помощью магических кристаллов.

Кэрол также познакомила подопечную со своей матерью Сильвией, которая утверждает, что способна слышать голоса с того света. Как пишет газета «Обсервер», Чери Блэр регулярно направляла Сильвии по факсу просьбы прояснить тот или иной вопрос в потустороннем мире. Как выяснится позже, Кэплин пользовалась большим доверием не только Чери, но и ее мужа Тони Блэра.

Тем временем у Питера Фостера возникли проблемы с визой: власти Великобритании собирались депортировать его из страны за криминальное прошлое. Аферисту удалось задержаться в Великобритании только благодаря поданной апелляции. Питер был осведомлен о близких отношениях Кэплин с семьей британского премьера, ведь Кэрол была его… возлюбленной! Они познакомились 8 июля и практически сразу начался их любовный роман. Питер дарил ей небольшие, но дорогие подарки, включая записную книжку за 73 фунта стерлингов. К осени Кэплин была по уши влюблена в Фостера и, кроме того, ждала от него ребенка. Бывшая топ-модель рассказала ему немало интересного о жизни политического лидера Британии и его близких.

Именно Кэрол представила Фостера супруге премьер-министра. Скорее всего, Чери не знала, что австралиец известен во всем мире как мошенник, специализирующийся на торговле сомнительными средствами для похудания. На госпожу Блэр он произвел приятное впечатление, – интеллигентный, остроумный, прекрасный рассказчик.

В октябре 2002 года, находясь на Бермудах, Чери Блэр позвонила Кэрол и попросила ее посмотреть квартиру в Бристоле, которую супруга британского премьера хотела купить для их старшего сына Юэна. В дальнейшем Чери решила приобрести еще одну квартиру в этом же доме.

Звездный час Питера Фостера наступил, когда его беременная подруга переадресовала просьбу Чери Блэр ему. Вскоре Фостер уже вел переписку по электронной почте с женой премьер-министра, докладывая ей о своих коммерческих успехах: австралиец, по его словам, добился скидки в 35 тысяч фунтов (более 50 тысяч долларов) на одну из квартир, оформил бумаги и т. д. «Ты – звезда!» – писала Фостеру Чери в одном из своих посланий.

Пользуясь услугами посредников, Чери Блэр пыталась избежать шумихи, которая неизбежно возникла бы, если бы стало известно о приобретении семейством премьер-министра дорогой собственности. Это вызвало бы негативный политический резонанс, а также могло привести к повышению цен именно на эти квартиры.

Фостер называл себя старомодным романтиком и говорил, что ради любимой готов достать звезду с неба. Он вызвался купить квартиры только потому, что хотел сделать счастливой Кэрол, продемонстрировать ей свой ум и талант. «Чери предложила мне помочь в покупке квартир, и я охотно согласился. Это самая чистая сделка в моей жизни. Она была оформлена через агентство Ллойда. Все остались довольны. Тони (Блэр) позвонил мне и сказал, что наконец-то может спать спокойно. Не понимаю, из-за чего, собственно, разгорелся весь этот сыр-бор».

Однако, как выяснили журналисты, Фостер не изменил своему призванию и собирался развернуть в Англии грандиозную торговлю таблетками для похудания «Тримит». Для пропаганды таблеток он планировал провести специальную «образовательную программу» в британских школах с участием семьи Блэр. Фостер задумал привлечь к этому проекту Чери, 18-летнего Юэна Блэра, а если повезет, то и самого премьер-министра страны. Правда, у австралийца сразу объявились противники. Дэвид Бланкетт, экс-министр внутренних дел Великобритании был возмущен: «Фостер – мошенник и лгун! Я бы ему и чашки чая не дал в своем доме»!

Когда разразился скандал, семья премьер-министра выступила с гневным опровержением информации о том, что они согласились участвовать в рекламной кампании Питера Фостера. Но, по данным компетентных органов Британии, «взломавших» частную переписку по электронной почте, Чери собиралась присвоить новому проекту афериста чуть ли не государственную марку. Кстати, Фостер получил приглашение на встречу Рождества вместе с семьей премьер-министра, а Тони Блэр обещал стать крестным отцом будущего ребенка Питера и Кэрол Кэплин.

В понедельник, 9 декабря, скандал с Фостером разгорелся с новой силой. Выяснилось, что 22 ноября Чери Блэр звонила Кэрол и интересовалась подробностями дела о высылке Фостера из Великобритании. «Почему супруга премьер-министра вмешалась в историю о депортации Фостера?» – под таким заголовком вышла «Дейли Миррор». Как утверждала газета, интерес Чери Блэр к судьбе австралийского мошенника ставит под сомнение искренность ее прежних заявлений о том, что она якобы «ничего не знала о его криминальном прошлом», иначе «вела бы себя более осмотрительно», а также о том, что «она имела дело с Фостером только в течение двух недель переговоров, а именно в конце октября – начале ноября».

Официальный представитель правительства поспешил заверить прессу, что «Чери Блэр ни на каком этапе не вмешивалась в процесс депортации и не имела такого намерения». По его словам, «состоялся короткий разговор по телефону, чтобы выяснить, как обстоят дела, и успокоить подругу. Ничего более».

Чери Блэр нанесла серьезный ущерб репутации супруга. Согласно опросу общественного мнения, более половины британцев придерживались мнения, что жена премьер-министра умышленно ввела общественность в заблуждение по поводу ее отношений с Фостером. После «Черигейта», как окрестили скандал журналисты, 58 процентов опрошенных не испытывали доверия к правительству Блэра. Это не могло не встревожить лейбористов. Даунинг-стрит, 10 выступил с очередным заявлением, в котором отмечалось, что «г-жа Блэр, как и супруги других членов кабинета министров, имеет право на частную жизнь».

В конце концов Чери Блэр признала, что допустила непростительную ошибку, согласившись вести дела с незнакомым австралийским бизнесменом. Она скрывала от газет подробности деловых отношений с Фостером только потому, что хотела защитить свою семью от нападок. Это признание нелегко далось первой леди, Чери даже расплакалась перед телекамерами. Блэр-женщина от такого эмоционального хода, пожалуй, выиграла. Но вот ее карьера – юрист Чери Блэр была кандидатом на пост верховного судьи – оказалась под угрозой.

Главный же виновник скандала Питер Фостер благополучно уехал на остров Фиджи, навстречу новым приключениям и…новым арестам.

Афера «Пармалата»

В конце декабря 2003 года в Италии разразился очередной корпоративный скандал, завершившийся банкротством продовольственного гиганта «Пармалат». На протяжении многих лет эта компания пользовалась репутацией преуспевающего и респектабельного предприятия. По мнению экономических обозревателей, дело «Пармалата» стало самой крупной итальянской аферой нового времени. У ней даже появилось неофициальное название – «европейский “Энрон”».

Учредитель и глава компании «Пармалат» Калисто Танци родился 17 ноября 1938 года в городке Коллеккьо, около Пармы. Семья Танци много лет вялила ветчину прошутто. Фабрику передавали по наследству от отца к сыну, пока в 1961 году после смерти Мельхиоре Танци она не досталась двадцатидвухлетнему Калисто, который неожиданно для всех занялся производством молока. Компания получила название «Пармалат» («latte» в переводе с итальянского языка означает молоко).

Всего за десять лет «Пармалат» стал крупнейшим в Италии производителем молочных продуктов. Превращение семейного бизнеса в глобальный произошло благодаря продуманной маркетинговой стратегии. Танци построил завод для термической обработки молока, и начал поставлять пастеризованный продукт не только в Парму, но и в Геную, Флоренцию, Рим и другие города Италии. В 1963 году Танци заключил контракт со шведской компанией «Тетра Пак», которая предложила новую картонную упаковку и технологию, позволяющую сохранять качество жидких пищевых продуктов в течение полугода. «Мы первыми начали продавать молоко не как товар, а как услугу», – подчеркивал Калисто Танци.

В 1990 году «Пармалат» становится публичной компанией, ее акции продаются на Миланской фондовой бирже. Калисто Танци постоянно расширял свою империю за счет приобретения компаний на пяти континентах. Апофеозом «захватнической лихорадки» можно считать покупку в 1998 году австралийской компании «Паулс» почти за миллиард долларов.

Новое тысячелетие «Пармалат» встретил на мажорной ноте. Компания владела 162 заводами в 30 странах мира, в ее штате числилось 37 тысяч человек. Доход молочной империи в 2002 году составил 7,6 млрд евро, прибыль – 252 млн евро.

Калисто Танци для своих земляков был героем с безупречной репутацией. Он открывал сиротские приюты и раздавал бездомным молоко и печенье. «Пармалат» оплатил реставрацию уникальных фресок в Пармском соборе XII века и восстановление двух часовен. Компания пожертвовала несколько миллионов евро в фонд ООН по борьбе с голодом.

Калисто Танци

Глава «Пармалата» был равнодушен к спиртному, не курил, сам водил «лексус». Он ложился спать в 10.30 вечера, а в 7 утра уже был на работе – и так шесть дней в неделю, в воскресенье – месса в церкви. «Калисто – очень достойный человек и прекрасный христианин», – говорил кардинал Гризенти. Вертолетом «Пармалата» священники из Ватикана пользовались так часто, что итальянцы окрестили его «вертолетом Бога». Танци поучал соотечественников: «Не деньги, а христианские и моральные ценности – вот что важно».

27 декабря 2003 года сказке пришел конец. В этот день Танци был арестован по обвинению в мошенничестве. Один из друзей Калисто, «короля “Пармалата”», горестно вздохнул: «Слишком долго ему везло, и боги решили восстановить справедливость».

Что же случилось с мировым лидером по производству молочной продукции, ведь еще в начале 2003 года, на взгляд сторонних наблюдателей, в компании дела обстояли благополучно?

Одной из причин краха явилась пресловутая экспансия. «Пармалат» скупал компании по всему миру и все глубже залезал в долги. В начале ХXI века в европейской экономике начался резкий спад. Прибыль «Пармалата» значительно сократилась, и компании стало непросто обслуживать гигантский долг, достигший 7 млрд евро. Пришлось прибегнуть к подделке отчетности и сомнительным финансовым операциям – переводу вымышленных сумм подставным фондам.

«Пармалат» создал разветвленную сеть из 200 дочерних фирм в офшорах, куда выводил средства якобы для защиты от возможных кризисных ситуаций на рынке. Но на самом деле эти офшорные компании были фиктивными, и значительные суммы на их счетах существовали только на страницах поддельной бухгалтерской документации (систематические фальсификации велись с начала девяностых годов). Этот внешне благополучный образ позволял привлекать значительные средства от инвесторов.

Первый тревожный звонок для акционеров «Пармалата» прозвучал 27 февраля 2003 года, когда финансовый директор компании Фаусто Тонна неожиданно объявил о выпуске новой серии еврооблигаций на 500 млн евро, но уже на следующий день руководство «Пармалата» отменило это решение, объяснив «неблагоприятными обстоятельствами». Через месяц Фаусто Тонна был отправлен в отставку.

Весной и летом руководство компании предприняло ряд мер, чтобы снизить задолженность перед кредиторами (2 млрд евро в банковских ссудах и 4 млрд евро – по облигациям) и найти источники дополнительного финансирования.

В начале декабря 2003 года молочный гигант не смог отыскать 150 млн евро наличными, чтобы погасить долг по облигациям. Причина – невыполнение обязательств хеджинговым фондом «Эпикурум» с Каймановых островов, деньги которого и предназначались на выплату дивидендов. Как выяснится позже, «Эпикурум» также принадлежал «Пармалату».

Инвесторы могут не беспокоиться, утверждало руководство компании, «Пармалат» ответственно заявляет, что на счету его дочерней фирмы «Бонлат», зарегистрированной на Каймановых островах, находится 3,8 миллиарда евро. В качестве доказательства аудиторам был предъявлен факс от «Бэнк оф Америка», подтверждавший наличие денег на счету «Бонлата».

И тут произошло невероятное. 19 декабря руководство «Бэнк оф Америка» выступил с официальным опровержением заявления «Пармалата» о том, что на счету «Бонлата» имеется 3,8 млрд евро, такого счета просто не существует. Факс от «Бэнк оф Америка» был подделан в офисе «Пармалата» при помощи сканера, клея и чернил. Такое наглого надувательства еще не знала история.

Скандал имел разрушительные последствия. 27 декабря 2003 года курс акций «Пармалата» упал до 11 евроцентов (еще недавно одна акция стоила 2,5 евро), торговля акциями компании была прекращена. Новое руководство «Пармалата» обратилось к правительству с просьбой о защите от банкротства в связи с реорганизацией.

Незадолго до ареста Калисто Танци вместе с женой побывал в Фатиме, португальском городке, который католики посещают в надежде на чудо. Когда же Калисто в конце декабря привезли в миланскую тюрьму, он первым делом посетил тюремную мессу. Через два месяца из-за ухудшения здоровья 65-летний Танци будет переведен под домашний арест.

31 декабря 2003 года финансовая гвардия задержала считавшегося «мозгом» фирмы Фаусто Тонну, бывшего главного бухгалтера Лучано дель Солдато, юрисконсульта Джампаоло Дзини, бухгалтеров Джанфранко Бокки и Клаудио Пессину, финансовых партнеров «Пармалата» Маурицио Бьянки и Лоренцо Пенку. По мнению следователей, именно эти люди предоставляли ложные сведения о бюджете компании и довели компанию до банкротства.

Первоначально размер «черной дыры» в финансах «Пармалата» оценивался в 10–12 млрд евро. Калисто Танци признался в присвоении 500 млн евро из средств компании, которые использовал для финансирования других компаний, принадлежащих его семье. Адвокат Фабио Беллони заявил, что Калисто «ничего не знал о финансах» и понятия не имел о махинациях.

После банкротства концерна Парму поразила депрессия. Один из докторов назвал это синдромом «Пармалат». «Когда рушится такой символ, сразу же наступает состояние тревоги. Ведь Танци был для местных жителей как падре Пио. Нет не хозяин, а добрый и могущественный отец, которого мы все любили», – говорит психиатр Массимо Дженерали. После ареста Танци значительно повысилось употребление транквилизаторов. В аптеки обращались сотрудники «Пармалата», торговцы, акционеры.

«Почему он так со мной поступил? – вопрошала молоденькая продавщица из бутика. – Я верила Танци и его предприятию, а теперь потеряла на акциях 1000 евро. Для меня это большая сумма. Я должна была послушать друзей и купить акции другой компании».

Со счетов молочного гиганта «Пармалат» исчезли 14,2 млрд евро. Львиная часть ушла на приобретение компаний по всему миру, на возмещение убытков, выплату процентов по кредитам и ценным бумагам. Наконец, 2,3 млрд евро получили лица и организации, непосредственно связанные с концерном «Пармалат», либо контролируемые Калисто Танци. К примеру, 500 млн евро были переведены на счета туристической фирмы «Парматур», которую возглавляла дочь промышленного магната Франческа Танци. Фирма так и не встала на ноги. Одни убытки принесли телевидение (канал «Одеон») и футбол. В 1987 году Танци купил клуб «Парма», и вскоре команда превратилась в лидера европейского футбола. Но этот успех обошелся компании в десятки миллионов евро. Президентом клуба, кстати, был Стефано Танци, сын хозяина «Пармалата». Кроме того, молочный гигант спонсировал команду, принимавшую участие в автогонках «Формулы-1».

Новая администрация «Пармалата» обвинила крупнейшие банки, такие, как «Бэнк оф Америка», «Ситигрупп», «Дж. П. Морган Чейз», швейцарский «ЮБС», «Дойче банк», в том, что они, располагая информацией о финансовых проблемах «Пармалата», распространяли искаженную информацию и тем самым вводили в заблуждение не только вкладчиков и акционеров, но и всех участников рынка. Впрочем, банкиров можно понять – они так заинтересованы в максимизации прибылей за счет выгодных займов, что зачастую закрывают глаза на нарушения своих партнеров.

Не на высоте оказались и проверяющие органы. Долгие годы аудитором «Пармалата» была лондонская фирма «Грант Торнтон», а с 1999 года к ней присоединилась «Делойт и Туш» из «Большой пятерки» мирового аудита. В «Грант Торнтон» оправдывались тем, что их ввел в заблуждение оказавшийся поддельным факс от «Бэнк оф Америка». Однако и раньше суды рассматривали дела о подлогах в молочной компании. Отделения «Пармалата» посылали в центр фальшивые балансовые счета, заверяя, что утверждены аудитором. По данным следствия, именно аудиторы вооружали хозяев «Пармалата» мошеннической грамотой, позволявшей им совершать махинации посредством сложных финансовых сделок и налоговых лазеек.

В июне 2005 года суд Милана вынес приговор по делу о банкротстве «Пармалата» в отношении одиннадцати представителей компании, в числе которых оказались бывшие финансовые руководители Фаусто Тонна, Лучиано дель Солдато, Альберто Феррари, а также сын и брат основателя компании Калисто Танци Стефано и Джованни. Никто не получил больше двух с половиной лет лишения свободы.

В течение двух с половиной лет новое руководство «Пармалата» проводило реструктуризацию компании, после чего ее акции вновь появились на фондовом рынке Италии.

Опасная страховка Александра Дюкова

7 ноября 2006 года в аэропорту «Шереметьево-2» при попытке вылететь в Турцию был задержан оперативниками 55-летний Александр Дюков, президент консалтинговой компании SWS. В Турцию он летел с женой для участия в очередном семинаре страховой компании. При задержании Дюков грозил оперативникам высокопоставленными знакомыми, в том числе и на Лубянке. Покровителей у него действительно хватало, поэтому успех операции зависел от фактора внезапности. По данным МВД по Южному федеральному округу (ЮФО), Александр Дюков являлся руководителем крупнейшей в новейшей истории страны мошеннической группы, совершавшей крупные хищения в России, странах СНГ, Европы и Африки. Уголовное дело было заведено в конце октября 2006 года по фактам поступивших заявлений от десятков жителей Дагестана и Чечни, оказавшихся жертвами финансовой пирамиды. Чтобы не искушать судьбу, Дюкова, кстати, являвшегося президентом Московской федерации самбо, переправили в следственный изолятор Махачкалы.

Тогда же задержали его сообщников – брокера канадской страховой компании ISG Замирбека Майсабекова, уроженца Киргизии, и его приятеля, известного самбиста Умара Салимгереева. Им также было предъявлено обвинение в мошенничестве в особо крупном размере.

Первый замначальника Главного управления МВД России по ЮФО генерал Сергей Солодовников заявил, что ущерб от деятельности мошенников только на территории России превысил полтора миллиарда долларов, а в целом эта сумма составляет фантастические 10 миллиардов долларов. «Компания Дюкова была классической финансовой пирамидой, – сказал журналистам Солодовников. – Однако в отличие от “МММ” или “Властелины”, где был шанс что-то получить, в данном случае “лотерейный билет” оказывался заведомо безвыигрышным».

Зарегистрированная в Швейцарии консалтинговая фирма SWS (Saving World System) предлагала долгосрочное страхование жизни и якобы выступала посредником между вкладчиками и канадской страховой компанией ISG (Incomе Strategy Group Insurances). Как потом выяснили оперативники, ISG тоже принадлежала Дюкову. Первоначальный взнос составлял обычно от 3 до 6 тысяч долларов. В дальнейшем эти взносы надо было пополнять. При регулярной оплате взносов уже через пять лет клиент мог получить 180 тыс. долларов.

Часть вырученных средств показательно распределялась между теми, кто привел очередных клиентов. Оставшиеся деньги переводились через банки США и Швейцарии на счет ISG, а затем – на счет SWS, откуда попадали в карман владельцу компаний Александру Дюкову. По словам генерO однако лицензии на осуществление страховой деятельности не имела. Фирма ISG, брокером которой были Дюков и Малайбеков, с их слов, «известная и уважаемая во всем мире компания». Однако следователи через Интерпол выяснили: под названиями SWS и ISG зарегистрированы почтовый адрес и счет в банке физического лица, а не фирмы.

Схема продажи полисов строились по системе многоуровневого сетевого маркетинга. Суть ее заключалась в том, что застраховавшиеся в швейцарской фирме клиенты могли получать определенные бонусы за каждого застрахованного родственника или знакомого.

Для привлечения клиентов «страхователи» устраивали «информационные семинары» с участием состоятельных и уважаемых людей, занимающих важные посты в государственных и коммерческих структурах. В Дагестане, например, это были ректор медицинского университета и несколько крупных чиновников. Семинары проводились в дорогих гостиницах и развлекательных комплексах. Особенно отличившихся продавцов полисов страхования жизни вывозили на зарубежные семинары – на Кипр и в Турцию. Мероприятия поражали роскошью и солидностью.

«Они проводили специальные презентации с привлечением психологов, менеджеров, обещая большую выгоду в короткие сроки, – рассказывает старший оперуполномоченный следственного управления МВД Дагестана Амир Сулейманов. – Многие из участников программы, с кем я говорил, до сих пор убеждены, что получат большие дивиденды. Почти каждый из них вовлекал в программу своих знакомых, родственников. Людям обещали, что их дети получат возможность обучения в престижных европейских вузах, обещали безбедную старость. Нами был собран материал, который позволил нам сделать вывод о том, что мы имеем дело с финансовой пирамидой и что никто никому ничего выплачивать не собирался».

Активная деятельность «мировых лидеров в сфере страхования» в России пришлась на период 2003–2005 годов. За это время фирма SWS оправдала свой лозунг: «Невозможного нет. Нужно только время». Ее представители собирали взносы во многих городах России, а также за рубежом: в Грузии, Казахстане, Узбекистане, Киргизии, Турции, Ливане, Сирии, Индии, Афганистане… Пирамида была рассчитана на состоятельных людей. Эта публика почему-то думала, раз нужно вложиться по-крупному, значит, и фирма серьезная.

В 2005 году Александр Дюков рассказал корреспонденту газеты «Бизнес», что у него два высших образования, при этом один диплом он получил в МВТУ имени Баумана. В 1990-х годах, когда в России наступила «эра бандитского капитализма», Дюков открыл два охранных предприятия. Однако вскоре ему захотелось «более интеллектуального дела». И он решил работать в финансовом бизнесе. В интервью Дюков отмечает, что транснациональной компании SWS, которой он руководит, – это тысячи, если не десятки тысяч людей. Он десять лет изучал фондовый рынок, чтобы средства, которыми он управлял, принесли ему «60 процентов прибыли – это много, очень много». Кроме того, Дюков выпустил несколько книг о своем карьерном росте и бизнес-словарь «Личное страхование».

Александр Дюков

Он был поклонником не только самбо, но и карточных игр. В колоде, изготовленной по его заказу, Дюков видел себя исключительно в роли «джокера». Признательные показания дал «пиковый туз» системы – Замирбек Малайбеков. Сам же Александр Дюков сотрудничать со следствием на первых порах отказался, сославшись на статью 51 Конституции.

Малайбеков заявил, что деньги SWS получала как от физических, так и от юридических лиц. При этом среди клиентов мошенников были компании, работающие в газовой и нефтедобывающей промышленности. Они перечисляли на счета фирмы в Швейцарии миллионы долларов, которые переводились на другие подставные счета и исчезали.

Замирбек Малайбеков работал в SWS с 2001 по 2005 год. По его словам, система продаж строилась на базе многоуровневого сетевого маркетинга. Замирбек достиг восьмого уровня, одного из самых высоких, ему полагался золотой перстень с бриллиантом от SWS, но в это время он покинул компанию.

«Мы работали по поручению Дюкова по всей России, – сообщил следствию Малайбеков. – Однако в декабре 2005 года я понял, что SWS как таковой не существует. Например, два года назад умер один из наших клиентов из Екатеринбурга, Леонид Онищев, внесший двадцать тысяч долларов, а компания до сих пор не произвела страховые выплаты по этому случаю. Когда я узнал об этом и других случаях, я подошел к Дюкову и спросил, почему страховые выплаты не производятся. Потребовал у него адрес офиса компании в Швейцарии или в Канаде, чтобы непосредственно съездить туда и разобраться. Он ответил мне, что компания есть, и я могу не переживать.

После этого у меня возникли первые подозрения, я понял, что здесь какая-то “темниловка”. Кроме того, нам по полгода не выплачивали зарплату. И еще… Были известны несколько клиентов, которые оплатили взносы в апреле, мае, июне, июле, но полисы им компанией выписаны не были. 23 декабря 2005 года я пришел к Дюкову и спросил, почему до сих пор нет полисов. Я ему сказал, что, если полисов не будет, я лично напишу на него жалобу в Генеральную прокуратуру. И тут он с пеной у рта начал мне угрожать, требовать, чтобы я молчал, никому ничего не говорил».

У мошенников в каждом регионе были свои «проводники», пользующиеся доверием населения. К примеру, в Щигровском районе Курской области им стал руководитель ОАО «Охочевское» Михаил Степанов, будущий глава администрации района. Учитывая состояние кошельков курян, первоначальный страховой взнос для них был снижен до полутора тысяч долларов.

«Степанова познакомили с Дюковым и Малайбековым переехавшие в столицу щигровцы, – сообщил корреспонденту газеты “Курская правда” Анне Журавлевой прокурор Щигровского района Сергей Ступаков. – Позже именно Степанов представил Дюкова и Малайбекова щигровцам и жителям Курска, поручившись за порядочность “страховщиков”. Жертвами мошенников стали люди статусные и состоятельные. Есть потерпевшие, которые внесли в SWS пять тысяч долларов, а есть и те, которые получили “страховой полис” за полторы тысячи долларов».

Конечно, Михаил Степанов понимал, что страховая фирма не что иное, как финансовая пирамида и вкладчиков просто обманули. Однако он решил поправить свое материальное положение за счет процентов с каждого нового клиента. Постепенно у «клиентов» появились сомнения, что красивые бумажки так называемых «полисов», которые они получили взамен крупных денежных сумм, чего-то стоят.

С целью проверки, куда уходят деньги курян, следователь по особо важным делам Светлана Кузьмина и сотрудник отдела по борьбе с экономическими преступлениями УВД Курской области Михаил Игнатенко выехали в столицу.

«Вначале следователь и оперативник прибыли по указанному в страховочных документах адресу SWS, – продолжает рассказ прокурор Сергей Ступаков. – Офис представлял собой большой кабинет со столом, стулом и компьютером. Это рабочее место занимала молодая девушка, которая ничего не могла пояснить курским милиционерам. По мобильнику она вызвонила Александра Дюкова. Известный в столице бизнесмен, президент московской федерации самбо Александр Дюков показал себя, мягко выражаясь, не лучшим образом. Главный “брокер” выражался нецензурно, угрожал курянам, обещая “порвать” провинциальных милиционеров на части, а после того, как это «выступление» не произвело впечатления на милиционеров, разыграл отвратительный спектакль сексуального характера, заставив участвовать в нем свою перепуганную секретаршу. Обратив внимание на то, что в кабинете не хранится никаких документов, сотрудники правоохранительных органов удалились, пообещав еще раз встретиться с Александром Дюковым.

После этого они направились в известный благодаря оперативный информации офис SWS. Именно там, за бронированной дверью, хранились документы и ценности. На этот раз куряне приехали с московским СОБРом. А Дюков явился с неким депутатом Государственной думы. Однако, увидев в числе незваных гостей съемочную группу “НТВ”, народный избранник предпочел ретироваться».

Результаты обыска позволили судить о характере деятельности преступного сообщества, лидером которого являлся Александр Дюков, и о роли в преступлении курского «представителя» Михаила Степанова. Последний был арестован летом 2005 года и приговорен к трем годам лишения свободы в исправительной колонии общего режима.

Но наибольшей популярностью долгосрочное страхование жизни пользовалось на Кавказе, где на крючок SWS (ISG) помимо простых граждан попались ректор института, известный спортсмен, судьи, сотрудники прокуратуры. Для последних познакомить Дюкова с Фемидой стало делом чести. По данным следствия, в 2005 году клиентом ISG стал тогдашний первый вице-премьер Чечни Рамзан Кадыров. Кто-то из окружения посоветовал ему надежную швейцарскую фирму, контролируемую борцами, которая выплачивает солидные дивиденды. В итоге господин Кадыров застраховал свою жизнь на 20 млн долларов, внеся взнос в размере 150 тыс. долларов. Однако Кадыров отказался давать следствию показания и категорически возражал против того, чтобы его имя фигурировало в этом скандале. Кстати, сколько на самом деле вложил денег в пирамиду Рамзан Кадыров и люди из его окружения, осталось загадкой для следствия. Во всяком случае, на допросах Малайбеков говорил, что «от Рамзана» деньги приносил не один десяток человек.

Между тем адвокат Дюкова Анатолий Иваниченко утверждал, что деньги в Чечне собирал только Замир Малайбеков, а подозрения в отношении его подзащитного базируются исключительно на его показаниях. Страховой агент Малайбеков провел в Чечне и Дагестане семинары от имени Дюкова, собрал наличные деньги, купил «хаммер» и переехал в Иваново к своей девушке, а когда к нему пришли чеченцы и потребовали вернуть средства, обратился в правоохранительные органы, назвав организатором мошенничества Александра Дюкова. «Я считаю, что мошенничество, если оно и было, то только со стороны Малайбекова, – говорит адвокат Иваниченко. – Он присвоил собранные деньги». По его словам, деньги, которые зачислялись на счета ISG, никуда с них не делись – с них клиентам страховой компании производятся выплаты.

Сам Александр Дюков также отрицал свою причастность к махинациям, заявляя, что он стал жертвой давнего конфликта с Малайбековым, который и организовал махинации.

Обвинение придерживалось другого мнения и в следственном управлении при МВД Чечни на Александра Дюкова завели свое уголовное дело по статье «Мошенничество в особо крупном размере». В рамках этого дела следователи пытались добиться этапирования предполагаемого организатора финансовой пирамиды Дюкова в грозненский СИЗО для проведения следственных действий, однако МВД Дагестана выступило против.

В отношении Александра Дюкова и его ближайшего помощника Замира Малайбекова в различных регионах России было заведено около 300 уголовных дел. Вот только деньги россиян и клиентов SWS из других стран уже вряд ли вернутся в карманы «застрахованных» владельцев.

Банк «Сосьете Женераль»: Финансовая афера ХХI века

«Финансовой аферой ХХI века» сразу же назвали журналисты скандал, который произошел в банке «Сосьете Женераль» в январе 2008 года. Трейдер Жером Кервьель нанес одному из столпов финансовой системы Франции ущерб в размере 4,9 миллиардов евро. А ведь банк страны «Сосьете Женераль» славился прежде всего надежностью. Кервьеля на страницах прессы называли не инае как мошенником века. «Финансовые рынки превратились в казино, которое вышло из-под контроля. Просто невероятно, что какой-то рядовой трейдер потерял пять миллиардов», – сокрушался эксперт по безопасности Боб Льюис.

Итак, в центре скандала оказался 31-летний трейдер Жером Кервьель. Он родился в семье среднего достатка. Отец Жерома, Шарль, работал кузнецом. Мать, Мари-Жозе, владела скромной парикмахерской, где сама обслуживала клиентов. Детство будущего трейдера прошло в провинциальном городке Пон-Лаббе. Жером был вратарем и капитаном футбольной команды, занимался дзюдо.

Способности к финансовым операциям проявились у Кервьеля во время учебы в Лионском университете. В 2000 году он получил степень магистра в области финансовых рынков и поступил в банк «Сосьете Женераль» менеджером среднего звена. В его обязанности входил мониторинг прибылей и убытков банка. На этой должности Жером проработал пять лет. Однако он не терял времени даром: Кервьель не только изучил основные принципы работы банковского трейдера, но и создал собственные схемы игры на фондовом рынке, втайне мечтая применить их на практике.

В 2005 году руководство банка перевело талантливого работника в трейдерское подразделение «Сосьете Женераль» в Париже. Кервьель, с детства страдавший излишним весом, сильно похудел и, по мнению друзей, стал походить на голливудского актера Тома Круза. Однако именно в это время в судьбе Жерома произошли трагические события. В 2006 году после тяжелой болезни скончался его отец. Потом молодой человек расстался с женой. Тетя Кервьеля, Сильвиан Легольф, говорит, что он находился в состоянии постоянного стресса. «Жерому следовало уйти из банка. Он взял на себя слишком большую ответственность».

Выпускник Лионского университета получал в «Сосьете Женераль» скромную зарплату – 100 тысяч евро в год. Кервьель занимался скупкой и перепродажей фьючерсов на европейские фондовые индексы, пытаясь предугадать движение рынка. При этом он работал с деньгами банка, а не клиентов. В его обязанности входило отслеживание незначительных и кратковременных расхождений цен на похожие рыночные инструменты на разных рынках. Банк зарабатывал на этом, вкладывая достаточно большие средства. Риск потерять деньги был невелик, поскольку каждая сделка уравновешивалась противоположной, хотя при успешном исходе за счет небольшой разницы можно было получить незначительную прибыль.

На трейдерской работе Кервьель сразу пошел на риски. «Открыл позицию» по акциям «Алльянца», поставив на падение рынка. Вскоре рынок упал из-за лондонских терактов… Успех возбудил аппетит, желание рисковать нарастало как снежный ком. Кервьель, делая рискованные ставки, значительно превышал разрешенный потолок обязательств. Превышать лимиты ему помогали знакомства в бэк-офисе, чужие пароли и хорошее знание системы контроля банка. Кервьелю удалось обойти сразу пять защитных систем. Открывая торговую позицию, он дублировал ее такой же фиктивной. Даты проверок Жерому были известны, и он научился их опережать.

В конце 2007 года Кервьель, который торговал фьючерсами на европейские фондовые индексы, сделал ставку на значительный рост фондового рынка Европы. Сначала ситуация складывалась в его пользу, Жерому удавалось скрывать свои действия. Но затем удача отвернулась от трейдера – падение рынка в январе привело к серьезным убыткам по открытым позициям и срабатыванию автоматизированной системы контроля достаточности капитала. Кервьель открыл невероятное количество позиций по европейским биржевым индексам на общую сумму в 50 млрд евро (более 73,3 млрд долларов, что превышало капитализацию банка).

Жером Кервьель

Руководству «Сосьете Женераль» о мошенничестве стало известно в пятницу 18 января. В понедельник 21-го числа банк в срочном порядке начал закрывать позиции Кервьеля. Об этом уведомили только французского финансового регулятора. Между тем массовая продажа акций вызвала сильные колебания рынков в Азии и Европе 21 и 22 января. Европейские индексы упали более чем на 5 процентов. В США 21-го числа торгов не было, а за час до их открытия во вторник Федеральная резервная система США объявила о снижении ставки на 0,75-процентного пункта до 3,5 процентов, объяснив свое решение ухудшением экономического прогноза и растущими экономическими рисками. В ФРС утверждают, что не знали о потерях в «Сосьете Женераль». По мнению американского экономиста Эдварда Ярдени, Жером Кервьель, сам того не подозревая, спас американскую экономику от рецесcии и тем самым удержать фондовые рынки на плаву.

Положение «Сосьете Женераль» усугублялось тем обстоятельством, что совсем недавно банк уже списал 2 млрд евро убытков от неудачных вложений в пошатнувшуюся американскую ипотеку. Таким образом, общие потери «Сосьете Женераль» составили почти 7 млрд евро, то есть седьмую часть его капитала. Эксперты заговорили о продаже банка, но премьер-министр страны Франсуа Фийон заверил: «”Сосьете Женераль” – это великий французский банк, и “Сосьете Женераль” останется великим французским банком».

Министерство финансов Франции поспешило заявить по поводу аферы, что контроль над торговыми операциями в «Сосьете Женераль» был очень слабым. Как следует из доклада министерства, не последнюю роль в произошедшем сыграла система внутреннего контроля банка, далекая от совершенства.

Руководство «Сосьете Женераль» объявило о намерении компенсировать потери от мошенничества привлечением 5,5 млрд евро в результате дополнительной эмиссии акций. «Банку придется продавать их с большим дисконтом к их рыночной цене», – отметил аналитик группы «Эн-Си-Би» Саймон Уиллис. И все-таки потеря 4,9 млрд евро не стала для банка критичной, хотя сам скандал сильно повредил его репутации.

В «Сосьете Женераль» начались отставки и увольнения. Покинул свой пост шеф отдела, где трудился Кервьель. Не выдержав позора, объявил об отставке президент банка 67-летний Даниэль Бутон. Однако ее не принял совет директоров. Тогда топ-менеджер отказался от полугодовой зарплаты и бонусов. Примеру Бутона последовал его заместитель Филипп Ситерн.

Руководство «Сосьете Женераль» настаивало, что злой гений Кервьель, этот «бен Ладен парижской биржи», провернул аферу один. «Я вообще-то не юрист, но, похоже, речь идет о мошенничестве. Занимаясь своей обычной работой, в то же время он научился обходить многоступенчатую компьютерную систему безопасности. И это позволяло скрывать факт мошенничества. Конечно, он действовал один», – подчеркнул Даниэль Бутон.

Однако большинство экспертов пришли к выводу, что провернуть такие операции в одиночку мог только гений. Но если Кервьель гений, то почему он получает всего 100 тыс. евро в год? Скрывать от всех гигантские объемы торгов в течение длительного времени, учитывая принятые в глобальных банках процедуры риск-менеджмента, просто невозможно. Французский экономист Марк Туати заметил по этому поводу: «Трудно себе представить, чтобы столь крупный банк, как “Сосьете Женераль”, мог несколько месяцев не замечать, что происходит. И проглядеть потерю пяти миллиардов евро при наличии систем контроля и регулярных проверок».

Хотя «Сосьете Женераль» был приватизирован еще в 1987 году, президент Франции Николя Саркози вместе с членами правительства призвал Даниэля Бутона уйти в отставку и взять на себя ответственность за действия трейдера.

Однако в финансовой сфере даже прямые указания главы ничего не значат, если они противоречат интересам бизнеса. А в данном случае дело обстояло именно так. Видный финансист Бутон договорился с банками «Джи Пи Морган» и «Морган Стэнли» о необходимой поддержке «Сосьете Женераль». Но эти соглашения имели силу лишь в случае, если Бутон останется на своем месте. В итоге французские власти и совет директоров «Сосьете Женераль» оказались перед выбором: уволить человека, допустившего ошибки, но способного вывести банк с персоналом в 130 тысяч человек из кризиса, или пойти на принцип и потерять «Сосьете Женераль». Разумеется, они предпочли второй вариант.

Виновнику крупнейшей аферы Жерому Кервьелю были предъявлены предварительные обвинения в мошенничестве, превышении служебных полномочий и подделке документов. Однако его адвокаты тут же выступили с заявлением, что бесчестных поступков их клиент не совершал. Более того, все сделки он заключал не ради собственного благосостояния. «Обвинив трейдера, банк пытается создать дымовую завесу, чтобы отвлечь внимание от намного более значительных потерь от ипотечного кризиса, которые понес банк в последние месяцы», – утверждали адвокаты Элизабет Мейер и Кристиан Шарьер-Бурназель.

Кервьель сказал следователям, что он хотел всего лишь продвинуться по карьерной лестнице, стать великим трейдером и получить годовой бонус в 600 тысяч евро, хотя начальник Жерома дал ему понять, что он может рассчитывать не более чем на 300 тысяч. Сделки повышенного риска в обход систем контроля Кервьель проводил с 2005 года и, по его словам, подобные махинации с биржевыми ставками практиковали и другие сотрудники банка. Более того, о рискованных операциях обычно знают в вышестоящих и контролирующих звеньях, но смотрят сквозь пальцы, пока банк в выигрыше.

По словам Кервьеля, в его практике гигантские прибыли, достигавшие порой небывалых размеров в миллиарды евро, сменяли такие же убытки. Так, летом 2007 года он был в минусе на 2,5 млрд евро, но к декабрю сумел переломить ситуацию и получить чистый доход в 1,4 млрд евро. Похожая ситуация сложилась и на этот раз. Только вот убытки сильно превысили прибыли, составив в общей сложности 4,9 млрд евро, и банку пришлось сообщить о своих потерях французскому правительству, после чего и произошел громкий скандал.

Между тем Кервьель в одночасье стал всемирной знаменитостью. В сети Интернет появились фан-клубы Жерома, а самые горячие поклонники, как сообщает газета «Либерасьон», предлагали присудить ему Нобелевскую премию по экономике. Французский Че Гевара, Робин Гуд, Джеймс Бонд «Сосьете Женераль» – это далеко не полный список героических «титулов», которыми публика наградила трейдера. Британская «Телеграф» предполагает, что о нем могут снять фильм. По версии издания, главного героя сыграет Бен Аффлек, Дженнифер Лопез снимется в роли бывшей жены.

На доме в престижном районе Нейи-сюр-Сен, где жил трейдер-мошенник, появилась табличка следующего содержания: «Журналисты, квартира Кервьеля на 3-м этаже сдана англоязычным людям азиатского происхождения. Сам Кервьель покинул дом, поэтому, пожалуйста, не беспокойте жильцов».

В США были выпущены майки с красноречивыми надписями «Жером – герой», «Жером – гений», а также специально для девушек розовые футболки с надписью «Подружка Жерома Кервьеля».

«Мошенничество – это самый страшный кошмар любого руководителя компании, – прокомментировал скандал с банком “Сосьете Женераль” президент “Меррилл Линч” Джон Тейн. – У вас могут быть самые совершенные системы защиты, но вы все равно не сможете предотвратить мошенничество».

Оглавление

Тюльпаномания

Джордж Псалманасар: «История Формозы»

Крах системы Джона Лоу

Мыльный пузырь южных морей

«Поэмы Оссиана». Мистификация Макферсона

Механический шахматист Фаркаша Кемпелена

Средневековые поэмы Томаса Чаттертона

Остафий Трифонов: человек, обманувший всех

Ожерелье королевы

Поддельный Шекспир Уильяма Айрленда

Творец истории Александр Сулакадзев

«Монетный двор» Карла Беккера

Грегор Макгрегор – принц несуществуюшей страны

«Слово о полку Игореве» Антона Бардина

Афера камергера Александра Политковского

«Портрет Бенивьени» Джованни Бастианини

Дело о фальшивом лорде

Тайна Кардиффского великана

Дело о великом подлоге Врэн-Люка

Великая алмазная афера 1872 года

Клуб червонных валетов

Джеймс Ривис – барон Аризоны

Финансовая пирамида Ивана Рыкова

Загадка Шапиры

Грандиозная «Панама»

Тиара скифского царя ювелира Рухомовского

Франсуа Фурнье – «король» фальшивых марок

«Золотые прииски» Ольги Штейн

Дело супругов Эмбер

Миссис Чедвик – мнимая дочь Карнеги

Афера с гашеными марками

Пилтдаунский человек

«Заменитель бензина» Луиса Энрихта

Схема Чарлза Понци

Оскар Хартцель и наследство Дрейка

Письмо Зиновьева

Португальская афера: «Банкноты для Анголы»

Виктор Люстиг: человек, продавший Эйфелеву башню

«Античные» скульптуры Альчео Доссены

«Черный принц»

«Общество 164» алхимика Франца Таузенда

Чудо «козлиного хирурга» Джона Бринкли

Дело «спичечного короля» Ивара Крейгера

Гешефты Александра Стависского

Великий мистификатор Томас Уайз

Тайна фотографии «Несси»

«Христос в Эммаусе» ван Меегерена

Гений биржи Ричард Уитни

«Война миров» Орсона Уэллса

Операция «Бернгард»

«Батальон оборотней» Николая Павленко

«Рубенс филателии» Джованни Сперати

Дорожные чеки «Америкэн экспресс»

Поддельные фрески Фея и Мольската

Афера «ХАМАК» Германа Майнке

Скандал вокруг телевикторины

Афера техасской легенды Билли Эстеса

Король фальшивомонетчиков Чеслав Боярский

«Король масла для салатов» Энтони де Анджелис

Великий фальсификатор барон де Хори

Виртуальные полисы «Экьюити фандинг»

«Народный капитализм» Берни Корнфельда

Мистификация Клиффорда Ирвинга

Дело фальшивомонетчика Баранова

Юрген Шнайдер – немецкий Робин Гуд

Великий комбинатор Марк Рич

Секретные дневники Гитлера

«Хлопковое» дело

Король «мусорных» облигаций Майкл Милкен

«Настольная книга фальсификатора» Эрика Хебборна

Барри Минков и «“Дженерал моторс” чистки ковров»

«Одиссея» афериста Георгиоса Коскотоса

«Милли Ванилли» – дуэт, не умевший петь

Крах империи Абеди

Дело «Голден АДА» о похищении алмазов

Золотая афера века: «Клондайк в Бусанге»

Дело о вскрытии трупа инопланетянина

Фараоны финансовых пирамид: «РДС»

Крах банка «Берингс»

У «МММ» нет проблем

Дело Доминиона Мельхиседека

«Властилина»

Поддельные шедевры Джона Майатта

Мошенница-«ЧАРАвница»

Медный король Ясуо Хаманака

«Хопер» – отличная компания. От других

Мистер джекпот Деннис Никраш

«Матрица» Марка Харриса

Обвал пирамиды ГКО

«Фонд святого Франциска Ассизского» Мартина Френкеля

Афера «Флоутекса»

Раскопки археолога Cинити Фудзимуры

Дело о «нигерийских письмах»

Кристофер Роканкур – мнимый Рокфеллер

Дело концерна «Энрон»

Великий мошенник «Уорлдком»

Питер Фостер и «Черигейт»

Афера «Пармалата»

Опасная страховка Александра Дюкова

Банк «Сосьете Женераль»: Финансовая афера ХХI века Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg