«Полина Виардо. Последняя волшебница»

Полина Виардо. Последняя волшебница (fb2) - Полина Виардо. Последняя волшебница 549K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Соня Бергман

Соня Бергман Полина Виардо. Последняя волшебница

Глава 1 Примадонна Итальянской оперы в Париже

Полина Виардо — певица, но знаковой фигурой в русской культуре она стала не только благодаря своему певческому таланту — основная причина русской «популярности» — ее долголетний роман с русским писателем Иваном Тургеневым. Для русского самосознания Полина Виардо стала чем-то гораздо более значимым, нежели просто выдающейся примадонной своей эпохи.

О таланте Полины Виардо говорили многие. Великий Ференц Лист, друживший с ней и учившей ее игре на фортепиано, пишет в своем очерке: «После первого ее выхода на сцену стало понятно, что миру явилась блестящая драматическая певица. И она навсегда заняла место среди прославленных знаменитостей эпохи… Это не просто замечательная певица, чья музыкальная образованность составила бы достоинство и предмет гордости любого маэстро, а божественная колоратура достигала небывалых высот: она была одной из самых красивых и умных женщин, знатоком литературы, не чуждалась даже науки — и всем этим, в сочетании с глубоким знанием языков, в том числе и нескольких мертвых, вызывала непреходящий интерес и дружеское расположение у целого ряда европейских деятелей литературы и искусства».

Похожие хвалебные высказывания выходили из-под пера многих авторитетных людей; имя Полины Виардо нельзя вычеркнуть ни из немецкой, ни из французской истории культуры XIX века — так часто встречалась она на пути композиторов, писателей и художников, участвовала в их жизни и вовлекала их в свою. Самые известные люди — Шопен, Мендельсон, Шуман, Лист, Мейербер, Гуно, Флобер, де Мюссе, Мопассан, Жорж Санд, Доре, Делакруа, Ренан, Мишле, Тургенев — круг ее друзей был очень велик, и не исчерпывается названными именами.

Слушателей очаровывал не только ее голос — как певица Виардо увяла довольно рано, и уже в 43 года покинула сцену. В середине прошлого века она вошла в число выдающихся примадонн, а в Париже стала даже их королевой, стяжав славу не только, как одаренная певица, но и как композитор, и самая, что ни на есть, разносторонняя личность.

Образованность и гений Виардо были почти уникальны: великолепная и вполне профессиональная игра на рояле; удивительное пение и лучшие театральные образы, та же Виардо написала несколько водевилей, опер и два альбома песен; неплохо рисовала и была настолько сведуща в литературе, что салоны экс-примадонны в Баден-Бадене и Париже еще долго оставались центром притяжения, а позже, можно сказать «на закате своего творчества», она стала лучшим педагогом по вокалу своей эпохи.

Полина Виардо являет собой полную противоположность сложившемуся традиционному образу скандальной примадонны. Она брала не эротичностью и чувственностью, источаемыми пленительной красотой голоса, а аналитическим умом и здравым рассудком. Ей сопутствовала репутация не своенравной авантюристки, но внушающей уважение величавой образованной дамы, к тому же, в амурных делах певица не выходила за рамки дозволенного приличиями лояльной крупной буржуазии.

Вступая в зрелую стадию своего развития, опера в лице Полины Виардо заново открыла первообраз певицы, предшествовавший знаменательной эре господства примадонны: ее прародительницей можно считать виртуозную, разностороннюю певицу и музыкантшу флорентийку — Витторию Аркилеи.

Педагогический талант отца и деда Гарсиа унаследовали все его потомки. Его комедиантско-певческое дарование проявилось удочери Марии Малибран с еще более отточенной гениальностью — единственной и неповторимой. Полина Виардо, напротив, соединила в себе многообразие талантов Гарсиа. Ее индивидуальность не в неиссякаемой жизненной силе сестры, а в постепенном совершенствовании мастерства, возводимого до вкусов эпохи. В пении Малибран было что-то демоническое. Голос Виардо же стал явлением культуры.

Как непохоже раскрываются характеры в одном поколении, даже в одной семье! Полина Виардо — младшая сестра Малибран. Способности их обеих — одной, почтенной, хладнокровной и сдержанной, и другой, обожаемой, пламенной и страстной, — переданные им Гарсиа, развернулись в полную силу. Они никогда не выступали вместе за исключением одного концерта, когда Полина аккомпанировала сестре на пианино. Когда Полина дебютировала, Мария Фелисита Малибран, которая была старше нее на тринадцать лет, уже умерла. Младшая из дочерей Гарсиа делила с родителями их тяжелую бродячую жизнь; плавала через океан в Нью-Йорк и Мексику. Отец Полины — Мануэль Гарсиа — тенор, театральный предприниматель и композитор — старался дать ребенку образование, насколько позволяла его занятость. На обратном пути в Париж он в качестве упражнения написал канон для дочери на всех современных языках; позже Полина даже превзошла в многоязычии сестру — она пела на шести языках. Многому научилась и от матери, такой же оперной певицы, которая сначала хотела сделать из дочери блестящую пианистку.

В восемнадцать лет Полина Гарсиа почувствовала себя достаточно зрелой, чтобы решиться выйти на публику в качестве певицы. В 1838 году она показалась на сцене парижского «Театр де ла Ренессанс» сперва в одном концерте. Успех окрылил юную певицу. Год спустя ей уже представился шанс сравняться с обожаемой сестрой, столь рано ушедшей из жизни, чей образ Полина бережно хранила в своем сердце: она выступала с грандиозным триумфом в Лондоне, и в Итальянском театре в Париже в коронной роли Дездемоны из оперы Россини. Сестер поневоле сравнивали, и признавали, что младшая дочь Гарсиа явилась достойной продолжательницей славных семейных традиций.

Альфред де Мюссе воспел Малибран в стансах, добавив вскоре строки, которые приветствовали восходящую звезду: в Полине ему виделся «святой источник», новая «небесная искра». Были критики, отдававшие предпочтение глубоко прочувствованной скромной игре Полины перед страстным темпераментом Малибран.

Ее карьера решилась мгновенно. Итальянская опера заключила с ней договор, после чего уже юная дива имела успех в крупных городах Германии. Полина быстро освоила обычный репертуар: Донна Анна, Розина, Норма, Золушка и все, что тогда пользовалось популярностью у публики. Новые роли давались ей необычайно легко, благодаря тесному сплетению аналитического ума и интуиции. «Всякий раз, когда мне предстоит разучивание новой партии, я погружаюсь в полусознательное состояние. Мне кажется, что в моей голове выстраивается маленькая сцена, по которой движутся маленькие актеры. Даже во сне меня преследует собственный театр, и иногда становится просто невыносимо. Нет никакого средства избавиться от этого; таким образом, мои роли разучиваются сами по себе, и мне не нужно громко петь или проигрывать их перед зеркалом», — рассказывала она.

«Маленькая сцена в голове» подтверждает, насколько сильно проникло музыкальное и драматическое начало в плоть и кровь этой умной женщины, которой, впрочем, также нравилось петь оратории Генделя и Мендельсона, и в 1845 году она участвовала в торжествах Бетховена в Бонне. Мюссе высказался так: «Как отец и сестра, она обладает редким даром черпать трагическое из музыкального».

Бесстрастную виртуозность, чистое мастерство она никогда не признавала, даже при демонстрации гортанных трюков во время исполнения «Дьявольских трелей» Тартини. Лист, преклонявшийся перед «соловьиной трелью» Виардо, особенно заостряет внимание на следующем: «Как у всех великих исполнителей, которые не испытывают недостатка в священном вдохновении, ее безупречная техника служит лишь для выражения идеи, мысли, характера произведения или роли». Как глубоко музыкальна она была, как легко могла все схватывать, певица показала во время своих берлинских гастролей. Когда исполнительница роли Изабеллы в опере Мейербера «Роберт-Дьявол» отказалась выступать, представление спасла Виардо, взяв на себя помимо своей партии Алисы и партию Изабеллы — в одном спектакле она пела за двоих.

Париж, Лондон, Германия, Москва и Санкт-Петербург чествовали ее, как одну из самых выдающихся певиц современности. Правда, появление певицы никогда не приводило к сверхволнениям — она не была похожа на примадонн. В ее голосе не было магического очарования, которое могло бы сделать ее символом чувственности, она не была наделена обезоруживающей красотой, которая бы восполнила этот пробел, создав вокруг нее ореол тайны и любовных похождений.

Генрих Гейне точно описал ее строгое умное лицо с выразительными глазами и широким ртом: «Она не соловей, наделенный обыкновенным талантом к весеннему пению с его бесподобными всхлипываниями и трелями, но и не роза, так как не отличается красотой, но это тот тип благородного и, я почти готов сказать, прекрасного уродства, который приводил в восхищение великого художника Делакруа!».

Желая описать ее низкий, чуть сиплый голос, испанскую терпкость, напоминавшую Малибран и притягивавшую поэта своей «диковинностью», он вознесся до поистине тропической картины: «В действительности Гарсиа имеет мало общего с цивилизованной красотой и укрощенной грацией нашей европейской родины, больше всего ее красота похожа на зловещее великолепие экзотических джунглей, и иногда, во время ее страстного пения, в особенности, когда она слишком широко открывает свой большой рот с двумя рядами белоснежных зубов и улыбается так ужасно сладко, прелестно оскалив зубы, кому-нибудь обязательно кажется, что сейчас появятся невиданные растения и животные Индостана или Африки; возникает чувство, будто вырастают гигантские пальмы, обвитые вокруг лианами с тысячами цветов; — и никто не удивляется тому, что вдруг леопард или жираф, а то и стадо слонят пробегают по сцене».

Из гораздо более сдержанного описания фигуры и голоса Виардо видно, что главное в них — не столько красота, сколько выразительность. Полина Виардо обладала меццо-сопрано. Из альта, уверенно и звучно берущего нижнее фа, оно выросло до универсального инструмента, что, возможно, и погубило его; в партиях Донны Анны или Нормы певица решительно переходила на сопрано, что впоследствии привело к истощению связок.

Зато в роли Розины, из оперы Россини, ей удалось сохранить оригинальное меццо-сопрановое звучание, вдвойне привлекательное от того, что оно столь явственно контрастирует здесь с женской кокетливостью, и создать целый ряд выразительнейших альтовых партий от Фидес Мейербера до Азучены Верди.

Позже перед драматургом и создателем человеческих образов Полиной Виардо стояли другие более важные художественные задачи. Тогда она исполняла партию Орфея в опере Глюка. Эту самую простонародную оперу немецкого реформатора заново переработал Гектор Берлиоз, он же стоял за дирижерским пультом.

Успех превзошел все ожидания. Виардо выходила на сцену в роли Орфея 150 раз, после чего она стала классической коронной партией всех альтисток. Два года спустя Полина Виардо в парижском «Гранд-Опера» успешно воскресила античные трагические персонажи в «Альцесте» Глюка. В эпоху, когда драматизм в музыке был низведен до простого декоративного приема, персонажи Виардо утверждали высокий трагический стиль.

Обычный репертуар примадонн — благодатные партии Россини и Беллини — тем меньше удовлетворяли ее, чем опытнее она становилась. К привычным гортанным трюкам она относилась с ироничным пренебрежением. Оставаясь равнодушной к Вагнеру, певица в качестве творческой родины избрала немецкую классическую школу и ранний романтизм — одухотворенный, наполненный чувствами мир музыкальной поэзии.

Моцарта Виардо ставила выше всех (как драгоценность хранила она оригинал партитуры «Дон Жуана»); на концертах она любила исполнять оратории Генделя и Мендельсона; с Мендельсоном, Шуманом и Листом её связывала дружба. Но самое удивительное — ее увлечение Бахом, которое в Париже того времени могли разделить далеко не все.

Испанка по рождению, француженка по совести и европейка по духу, в 1862 году она решает поселиться за городом, что больше благоприятствовало творчеству. Она переезжает в Баден-Баден. Модный в то время курорт процветал, отовсюду стекались сюда избранные. Место встречи художников, аристократов и дипломатов не в последнюю очередь являлось своего рода культурным мостом между Германией и Францией.

Иван Тургенев в романе «Дым» очень точно передал тамошнюю атмосферу: «10-го августа 1862 года, в четыре часа пополудни, в Баден-Бадене, перед известной «Conversation» толпилось множество народа. Погода стояла прелестная; все кругом — зеленые деревья, светлые дома уютного города, волнистые горы — все празднично, полною чашей раскинулось под лучами благосклонного солнца; все улыбалось как-то слепо, доверчиво и мило, и та же неопределенная, но хорошая улыбка бродила на человечьих лицах, старых и молодых, безобразных и красивых…

Оркестр в павильоне играл то попурри из «Травиаты», то вальс Штрауса, то «Скажите ей», российский романс, положенный на инструменты услужливым капельмейстером; в игорных залах вокруг зеленых столов теснились те же всем знакомые фигуры…

К русскому дереву — a l’Arbre russe — обычным порядком собирались наши любезные соотечественники и соотечественницы; подходили они пышно, небрежно, модно, приветствовали друг друга величественно, изящно, развязно, как оно и следует существам, находящимся на самой высшей вершине современного образования; но, сойдясь и усевшись, решительно не знали, что сказать друг другу, и пробавлялись дрянненьким переливанием из пустого в порожнее…

Тут были даже государственные люди, дипломаты, тузы с европейскими именами, мужи совета и разума, воображающие, что золотая булла издана папой и что английский «poor-tax» есть налог для бедных; тут были, наконец, и рьяные, но застенчивые поклонники камелий, светские молодые львы с превосходнейшими проборами на затылках, с прекрасными висячими бакенбардами, одетые в настоящие лондонские костюмы…».

Такая пестрая картина предстала и глазам певицы. Полина Виардо собиралась наполнить свою жизнь не светскими пустяками, а чем-то большим. Ее вилла у подножия Зауерберг превратилась в настоящий культурный центр. Немецкая императорская чета, Бисмарк, Клара Шуман, Теодор Шторм были гостями на ее знаменитых воскресных утренниках и званых вечерах, молодая поросль певиц стремилась попасть в школу знаменитой дивы и превосходного педагога.

Стареющая, но по-прежнему очаровательная женщина со своим супругом и четырьмя детьми прожила в Баден-Бадене восемь лет. Двадцатилетней девушкой она вышла замуж за искусствоведа Луи Виардо, в ту пору директора Итальянского театра. Ничто не говорило о том, что их союз скрепляла пылающая страсть; однажды она написала, что на любовь своего супруга могла ответить только дружбой. Все же узы эти были достаточно крепки, чтобы выдержать любые испытания, которые не раз угрожали браку Виардо. Как приличествует взрослым порядочным людям, супруги всегда приходили к соглашению.

Так случилось, что и великий Иван Тургенев оказался большим другом дома Виардо. В Баден-Бадене он сначала жил по соседству с виллой Виардо, а потом совсем туда переселился и стал, в известной степени, членом семьи. Луи Виардо, который был старше Полины на двадцать лет, состарился. Тургенев же, напротив, был только на два года старше певицы.

Он познакомился с молодой Виардо в Санкт-Петербурге и всю свою жизнь не мог освободиться от ее чар. Их связь продолжалась четыре десятилетия, в ней была дружба и духовное общение, любовь и ревность. Русский писатель, проведший жизнь между усадьбой Спасское, Парижем и Германией, изводил себя, тоскуя по Полине, когда находился далеко от нее, и напоминал о себе, забрасывая одухотворенными, нежными и меланхоличными письмами. Он писал по-французски, но часто обращался к ней по-немецки «дорогая подруга»: «Дорогая, дорогая, человеческое сердце никогда не наполнялось таким чувством, какое испытываю к Вам. Обожание, но это только самое слабое его определение. Я припадаю к Вашим ногам и остаюсь навсегда, навеки Вашим».

Всю жизнь он оставался преданным рабом Виардо.

«Уже давно она вытеснила все на второй план, и по заслугам! Я счастлив лишь тогда, когда нахожусь под каблуком у женщины, и она тычет меня носом в грязь!» — признался он своему русскому другу в экзальтированной самоистязающей страсти, когда до него дошел слух о романе Виардо с голландским художником Ари Шеффером. Он ревновал и к месье Виардо, что, правда, не помешало их искренней дружбе.

Отвечала ли Полина Виардо ему взаимностью? Кажется, писатель, автор бессмертного романа поколений «Отцы и дети», был для нее больше, чем любовником. Подводя итог своей жизни, Тургенев меланхолично признался: «С первого взгляда, с тех пор, как увидел ее… я принадлежал ей целиком, как собака своему хозяину, но… по правде говоря, она никогда не уделяла мне много внимания».

Обидные и несправедливые слова. Без Полины Виардо его творчество кажется немыслимым. Не только потому, что она переводила его стихи и рассказы на французский — даже на смертном одре он диктовал ей свои последние рассказы; она же помогала ему оттачивать стиль — в скольких рассказах скрывается то, что он переживал с Полиной, о чем беседовал, что узнавал!

В Париже, где супруги Виардо жили в одном доме с Тургеневым, Полина стала сиделкой умирающего от рака писателя. В последние недели жизни из-за нестерпимой боли он терял рассудок, кричал, в то время, как она старалась облегчить мучения уколом морфия, принимал ее за другую и называл своей леди Макбет, которая преследовала его.

В конце концов, он впал в кому и очнулся только, чтобы попрощаться: «Королева королев. В чем она себе отказала!» — ласково прошептал он. То были его последние слова.

Тогда, в 1883 году, Полина, Виардо уже давно покинула Баден-Баден. Франко-немецкая война разожгла национальные страсти, и даже Виардо; искренняя почитательница немецкой культуры, ненавистница Наполеона III, чувствовала здесь себя чужой. С тяжелым сердцем она уехала в Лондон, после войны опять вернулась в Париж. Ее сценическая карьера закончилась еще в Баден-Бадене, но певица продолжала участвовать в концертах, как достойная уважения матрона. Несколько десятилетий она содержала парижский салон, без устали растила новые поколения певиц. Дезире Арто, Паолина Лукка, вагнеровская героиня Марианна Бранд — вот самые именитые из ее учениц.

Полина Виардо, щедро наделенная неистощимой жизненной силой Гарсиа, пережила большинство своих друзей, соперниц и учениц. Она умерла 18 мая 1910 года, дожив почти до девяноста лет.

Глава 2 Семейные тайны Гарсиа

Общеизвестно, что семья певцов Гарсиа, Мануэль Родригес Гарсиа и две женщины-певицы, обе с ребенком, — каждая считала себя его законной женой — приехала в Париж из Испании. Вот что пишет об отце Полины известный английский музыковед Майкл Стин: «Мануэль Родригес, взявший себе имя Гарсиа, был хористом в Севильском Кафедральном соборе. Он не знал отца. Согласно различным мнениям, его семья происходила от мавров, евреев или цыган».

В книге, написанной Барбарой Кендэлл-Дэвис о Мануэле Гарсиа сказано, что он родился в бедной цыганской семье в Севилье, с ранних лет остался сиротой; «имея красивую наружность, шарм, музыкальный талант, стал известным певцом и композитором в возрасте, когда многие только начинают. К семнадцати годам сделал карьеру, когда ему было двадцать с небольшим, его портретировал сам Гойя».

Происхождение матери Полины, Хоакины (Жоакины) Ситчес, также туманно. По ее собственным словам, будучи незаконной дочерью в семье испанских дворян, она воспитывалась в монастыре. В двадцать два года начала петь в Мадридской опере, где Мануэль был «главным тенором». Бракосочетание Мануэля и Хоакины проходило в церкви, но священник не знал, что у новобрачного уже есть жена и дочка. Хоакина также родила ребенка — сына Мануэля.

В 1807 году 32-летний Мануэль Гарсиа-старший, сделавший в Испании блестящую певческую карьеру, покинул страну в сопровождении двух своих жен и двух детей и отправился в Париж. Здесь Хоакина, ставшая Жоакиной, родила второго ребенка — Марию Фелиситу, впоследствии прославленную певицу Марию Малибран. Ситуация с двоеженством разрядилась довольно скоро: «первая жена» Мануэля покинула Францию — на родине ей предложили ангажемент. Правда, дочка осталась с отцом, повзрослев, сделалась профессиональной певицей Жозефиной Гарсиа Руец, иногда выступавшей вместе с Марией Малибран. В кругу семьи отец называл Жозефину «племянницей». Третий ребенок в семье Гарсиа, Полина, родилась только через 12 лет после Марии — 18 июля 1821 года. Она была самая младшая в семье, любимица отца.

Полина верила, что в ее отце текла цыганская кровь. Со стороны матери Полина Виардо имеет, скорее всего, испанские корни.

Любопытные штрихи вошли в книгу Барбары Кендэлл-Дэвис. Когда Полина Виардо осенью 1846 года второй раз приехала на гастроли в Россию, в домах русских аристократов она с большим вниманием прислушивалась к выступлениям цыган, а те завороженно слушали в ее исполнении испанские песни. Интерес был взаимный. Есть еще одно свидетельство. В 1858 году в письме к своему немецкому другу, музыканту и дирижеру Юлиусу Рицу, Полина пишет о «богемской крови, унаследованной от отца и ставшей причиной некоторой (ее) неуравновешенности, неустанной жажды перемен и отвращения к железному закону, гласящему, что дважды два — четыре». Эвфемистическое словосочетание «богемская кровь», как кажется, служит здесь обозначением принадлежности отца Полины к цыганскому племени, издавна кочевавшему по просторам Богемии, расположенной в самом центре Европы. Возможно, до младшей дочери Мануэля Гарсиа дошли какие-то семейные рассказы, а, может быть, она сама домыслила географию скитаний семьи своего отца до того, как тот попал в Испанию.

В России необычная внешность Полины Виардо также вызывала толки об ее цыганском происхождении. Известно, что мать Ивана Сергеевича Тургенева, заочно не любившая Полину, воскликнула после концерта «разлучницы»: «А все же хорошо поет проклятая цыганка!». Авдотья Панаева в своих «Воспоминаниях» считает Виардо еврейкой. По мнению Авдотьи Яковлевны, «в типе лица (Полины) было что-то еврейское; хотя Тургенев клялся всем, что она родом испанка, но жадность к деньгам в Виардо выдавала ее происхождение».

Любопытно, что утверждение о возможных еврейских предках семьи Гарсиа находит некоторые косвенные подтверждения. Так, Александр Яковлевич Звигильский, директор музея Тургенева в Буживале, полагает, что бабушка Полины по отцовской линии, Мариана Агиляр, была еврейкой, так как именно эту фамилию носили испанские марраны.

Полина порвала отношения с Вагнером, когда ей в руки попалась его антисемитская книга «Еврейство и музыка». Возможно, об этой книге Вагнера идет речь в письме Полины к Юлиусу Рицу от 15 декабря 1860 года: «Книга, которую опубликовал Вагнер, вызвала возмущение у всех, кто ее читал».

В ближайшем окружении семьи Виардо были композиторы еврейского происхождения: Мейербер, Галеви, Мендельсон. Произведения всех трех Полина исполняла. Мейербер в расчете на нее написал свою оперу «Пророк», где она с громадным успехом пела партию матери главного героя — Фидес. С Галеви, автором оперы «Иудейка», в которой Полина исполняла роль героини — Рахели, они жили в Париже на одной улице. Полина часто пела в его доме. Существует предположение, что под влиянием одной из ее испанских песен, однажды там исполненной, зять Галеви, композитор Бизе, написал сцену «гадания» трех цыганок в опере «Кармен».

Кстати сказать, в творчестве Тургенева тоже есть еврейская тема, что косвенным образом может служить отголоском каких-то разговоров о происхождении Полины. Об этом повествуют рассказы «Жид» и «История лейтенанта Ергунова», повесть «Несчастная…».

В «Кларе Милич» («После смерти») герой описывает внешность Клары, во многом совпадающую с внешностью Полины Виардо: «Лицо смуглое, не то еврейского, не то цыганского типа…».

Семья Гарсиа, уехав из Испании, первоначально вела по-цыгански кочевой образ жизни. Через несколько лет пребывания в Париже двинулись в Италию. В Неаполе, где Мануэль Гарсиа был принят «главным тенором» в Придворную Капеллу при брате Наполеона Бонапарта Мюрате, им пришлось задержаться. Здесь «великий Гарсиа» встретился с Джоакино Россини, который, как считается, именно для него написал партию графа Альмавивы в «Севильском цирюльнике». Потом снова Франция, где Мануэль Гарсиа пел в Парижской опере; свои выступления на французской сцене он перемежал длительными гастролями в Лондоне. А в 1825 году семья Гарсиа в полном составе — с цыганской бесшабашностью и авантюризмом — отправилась в неизведанную землю — Америку.

В оперной труппе все члены семьи: сам Мануэль — ведущий тенор, жена — вторая солистка, 20-летний сын — главный баритон, 17-летняя Мария — примадонна. Полине 4 года, и она уже знает все вокальные партии «Дон Жуана». Именно этой оперой Моцарта Мануэль Гарсиа собирается начать гастроли «итальянской оперной труппы» в Нью-Йорке, тем паче, что в этом городе им встретился Лоренцо да Понте, бывший проштрафившийся венецианский священник и автор либретто «Дон Жуана». Разочаровавшись в Старом свете, итальянец искал счастья в Новом.

Отец Полины отличался смелостью и необузданностью. Ходили слухи, что в юности он совершил убийство, но за недоказанностью преступления, его оставили в покое. Авантюрная складка сказалась и в том, что Мануэль Гарсиа, попав после Нью-Йорка в Мехико-сити, решился, несмотря на Гражданскую войну, не прекращавшуюся в тех местах, вместе с семьей пройти 300 миль по горам до морского порта Вера Круз на Мексиканском заливе, чтобы оттуда отплыть во Францию.

Во время гастролей семья заработала большие деньги — примерно 600 тысяч франков, Гарсиа перевел их в золото. Путников охраняли солдаты, однако в одном из ущелий эти «солдаты» превратились в разбойников и забрали у путешественников все, вплоть до дорогого шотландского пальто маленькой Полины. Существует легенда, что разбойники заставили Мануэля петь — и так восхитились его исполнением народных испанских песен, что вернули часть золота и даже проводили до порта.

Феноменально талантливый, сочинивший 42 оперы, восхищавший слушателей (его будущий зять Луи Виардо в юности потратил последние 30 су на оперы с его участием), Мануэль не слишком считался ни с людьми, ни с законом. Был наивно ребячлив и одновременно вспыльчив и груб. На пароходе он разучивал с сыном партию Фигаро, но делал это по-своему, с грубой руганью и даже рукоприкладством. Известно, что капитан судна, наблюдавший эту сцену, пригрозил заковать грубияна в кандалы, если тот еще раз тронет кого-нибудь — пассажира или члена своей семьи. Марию, девушку с независимым и своевольным характером, отец учил пению в той же манере. Сохранилось свидетельство, что прохожих, обращавших внимание на громкие женские крики, раздававшиеся из дома, где жила семья Гарсиа, соседи успокаивали словами: «Ничего страшного, это Мануэль обучает свою дочку».

В операх отец и дочь пели любовные дзоты. В «Севильском цирюльнике» были идеальными графом Альмавивой и Розиной. В жизни Мария боялась отца, была скована его волей. То, что старшая дочь Мануэля Гарсиа была подвержена депрессии, страдала бессонницей, Барбара Кендэлл-Девис объясняет сексуальным насилием, которому та подвергалась со стороны отца в детстве и юности.

Как бы то ни было, Мария всеми силами стремилась выйти из-под отцовской власти. В период «завоевания Америки», в 1826 году, в неполные восемнадцать, она выходит замуж за 45-летнего неудавшегося банкира полуфранцузского-полуиспанского происхождения Юджина Малибрана. Через два года она покидает незадачливого мужа, брак с которым дал ей звучную французскую фамилию и свободу; за оставшиеся 10 лет жизни она сделает ослепительную карьеру певицы, своим теплым колоратурным меццо-сопрано будет удивлять и восхищать публику Парижа, Лондона, Венеции, Милана и Брюсселя. Погибнет она всего в 28 лет случайно и странно. Сначала на гулянье в парке упадет с лошади, потом упадет на сцене — это случится в Англии, — и врачи не смогут ее спасти.

В отличие от сестры, Полина отца обожала — восхищалась его внешностью, статной фигурой, скульптурными позами его сценических персонажей. Он также относился к младшей совсем иначе, чем к Марии, говорил, что, если старшая дочь «нуждается в железной руке, то младшую можно вести на шелковой нитке». Позже, когда Полина, уже известная певица, гастролировала в Испании, на одном из концертов ей почудилось, что она видит в оркестре отца. С ней случился обморок, концерт пришлось прервать.

Про Хоакину, жену Мануэля Гарсиа-старшего, известно гораздо меньше, причем только с ее собственных слов. Незаконнорожденная, она была отдана с детства на воспитание в монастырь, обучалась там пению, в 22 года вырвалась на волю и стала солисткой в Мадридской опере, где и встретилась с Мануэлем. Была она исправной католичкой. По-видимому, страдала вначале из-за двусмысленности своего положения «второй жены», затем из-за многолетней внебрачной связи дочери Марии с бельгийским скрипачом Шарлем де Берио. У пары рождались дети, обреченные на участь незаконных. Выйти замуж Мария могла только развязавшись с Малибраном, жившим в далекой Америке.

В конце концов, с помощью «стряпчего» Луи Виардо Марии удалось расторгнуть свой брак с Малибраном, в 1836 году они с де Берио поженились. И в том же году ее не стало. То самое роковое — последнее — выступление Марии Малибран проходило в Манчестере. Один из крупных английских критиков написал: «Англия убила ее».

Не думаю, что Хоакина бы с ним согласилась. Она бы сказала, что жизнь человеческая — в руках божьих. И, возможно, добавила бы, что Мария слишком долго испытывала Божье терпение своими эскападами.

В этом смысле младшая дочь — Полина — была идеальна. До замужества ездила на гастроли только вместе с матерью. И никаких предосудительных связей.

Мария Малибран, сестра Полины, была красавицей. В ее портретах трудно отыскать «цыганские» черты, разве что глаза напоминают отцовские. Другое дело, — ее младшая сестра Полина, чья внешность была далека от общепринятых европейских канонов красоты. Смуглая, худая, с большим ртом. Одно слово — «цыганка».

Глава 3 И плещет музыка в крови

Мишель-Фердинанда-Полина Гарсиа родилась в Париже 18 июля 1821 года. Отец Полины находился тогда в зените славы. Мать — Хоакина Сичес — тоже ранее была артисткой и одно время «служила украшением мадридской сцены». Ее крестной матерью была княгиня Прасковья Андреевна Голицына, в честь которой и назвали девочку. Первым учителем для Полины стал отец. Для Полины он сочинил несколько экзерсисов, канонов и ариетт. От него Полина унаследовала любовь к музыке И. С. Баха. Мануэль Гарсиа говорил: «Настоящим певцом может стать только настоящий музыкант». За умение усердно и терпеливо заниматься музыкой Полина получила в семье прозвище «Муравей». В восемь лет Полина стала изучать гармонию и теорию композиции под руководством А. Рейхи. Затем начала брать уроки игры на фортепиано у Мейзенберг, а затем — как уже упоминалось — у Ференца Листа. До 15 лет Полина готовилась стать пианисткой и даже давала собственные вечера в брюссельском «Артистическом кружке». Жила она в то время у сестры. Еще в 1831 году Мария Малибран говорила Э. Легуве про свою сестру Полину: «Это дитя… затмит нас всех». На протяжении всей своей недолгой жизни Мария не только помогала сестре материально и советами, но и, не подозревая того сама, сыграла большую роль в ее судьбе.

Мужем Полины станет Луи Виардо, друг и советчик Малибран. А муж Марии, Шарль Берио, помог молодой певице преодолеть самые трудные первые шаги на артистическом пути. Имя Берио открывало перед ней двери концертных залов. С Берио она и впервые публично выступила с сольными номерами — в зале брюссельской ратуши, в так называемом концерте для бедных.

Летом 1838 года Полина и Берио отправились в концертную поездку по Германии. После концерта в Дрездене Полина получила свой первый ценный подарок — изумрудный фермуар. Успешно прошли выступления и в Берлине, в Лейпциге и во Франкфурте-на-Майне. Далее артистка пела в Италии.

Первое публичное выступление Полины в Париже состоялось 15 декабря 1838 года, в зале театра «Ренессанс». Публика тепло приняла исполнение молодой певицей несколько технически трудных пьес, требовавших подлинной виртуозности. Первого января 1839 года А. де Мюссе поместил в «Ревю де демонд» статью, в которой говорил о «голосе и душе», о том, что «Полина поет как дышит», закончив все стихами, посвященными дебютам Полины Гарсиа и Элизы Рашель.

Весной 1839 года Гарсиа дебютировала на сцене лондонского Королевского театра в партии Дездемоны в «Отелло» Россини. Русская газета «Северная пчела» писала, что она «возбудила живейшее участие в любителях музыки», «была принята с рукоплесканиями и вызвала в продолжение вечера два раза… Сначала она, казалось, робела, и голос ее при высоких нотах дрожал; но вскоре узнали ее необыкновенные музыкальные дарования, которые делают ее достойным членом семьи Гарсиа, известной в истории музыки с XVI столетия. Правда, ее голос не мог наполнить огромной залы, но надобно знать, что певица еще очень молода: ей только семнадцать лет. В игре драматической она показала себя сестрой Малибран: она обнаружила силу, которую может иметь только истинный гений!».

7 октября 1839 года прошел дебют Гарсиа в Итальянской опере в роли Дездемоны («Отелло» Россини). Писатель Теофиль Готье приветствовал в ней «звезду первой величины, звезду о семи лучах», представительницу славной артистической династии Гарсиа. Он отметил ее вкус в одежде, столь отличной от костюмов, обычных для итальянских артистов, «одевающихся, по-видимому, в гардеробе для ученых собак». Голос артистки Готье назвал «одним из самых великолепных инструментов, какие только можно услышать».

С октября 1839 по март 1840 года Полина — главная звезда Итальянской оперы, она «в зените моды». Об этом говорит тот факт, что стоило ей заболеть, как дирекция театра предлагала вернуть публике деньги, хотя в спектакле оставались Рубини, Тамбурини и Лаблаш.

В этом сезоне она пела в «Отелло», «Золушке», «Севильском цирюльнике», «Танкреде» Россини и «Дон Жуане» Моцарта. Кроме того, в концертах Полина исполняла сочинения Палестрины, Марчелло, Глюка, Шуберта.

Как ни странно, именно успех стал для певицы источником последующих неприятностей и огорчений. Их причина в том, что именитые певицы Гризи и Персиани «не допускали Полину Гарсиа до исполнения значительных партий». И хотя громадный, холодный зал Итальянской оперы большую часть вечеров пустовал, Гризи так и не пустила молодую конкурентку. Полине ничего не оставалось, как гастролировать за границей. В середине апреля она отправилась в Испанию. А 14 октября 1843 года супруги Полина и Луи Виардо прибыли в русскую столицу.

Итальянская опера начинала свой сезон в Петербурге. Для дебюта Виардо выбрала партию Розины в «Севильском цирюльнике». Успех был полным. Особенный восторг у петербургских меломанов вызывала сцена урока пения, куда артистка неожиданно включила алябьевского «Соловья». Показательно, что спустя много лет Глинка в своих «Записках» отметил: «Виардо была превосходна».

За Розиной последовали партии Дездемоны в «Отелло» Россини, Амины в «Сомнамбуле» Беллини, Лючии в «Лючии ди Ламмермур» Доницетти, Церлины в «Дон Жуане» Моцарта и, наконец, Ромео в «Монтекки и Капулетти» Беллини. Виардо вскоре завязала тесное знакомство с лучшими представителями русской художественной интеллигенции: часто бывала в доме Виельгорских, — на долгие годы одним из ее лучших друзей стал граф Матвей Юрьевич Виельгорский. На одном из спектаклей побывал и Иван Сергеевич Тургенев, вскоре представленный приезжей знаменитости. Как писал А. Ф. Кони, «в душу Тургенева восторг вошел до самой ее глубины и остался там навсегда, повлияв на всю личную жизнь этого однолюба».

Через год русские столицы вновь встречали Виардо. Она блистала и в знакомом репертуаре и завоевала новые триумфы в «Золушке» Россини, «Доне Паскуале» Доницетти и «Норме» Беллини. В одном из писем к своей подруге и наставнице Жорж Санд Виардо писала: «Видите, с какой превосходной публикой я соприкасаюсь. Именно она и заставляет меня делать огромные успехи».

Уже в то время певица проявляла интерес к русской музыке. К алябьевскому «Соловью» прибавился фрагмент из «Ивана Сусанина», который Виардо исполняла совместно с Петровым и Рубини.

«Расцвет ее вокального мастерства приходился на сезоны 1843–1845 годов, — пишет А. С. Розанов. — В этот период партии лирико-драматические и лирико-комические занимали доминирующее положение в репертуаре артистки. Из него выделялась партия Нормы, трагичностью исполнения намечавшая новый период в оперном творчестве певицы. «Злополучный коклюш» оставил неизгладимый след на ее голосе, вызвав преждевременное его увядание. Тем не менее, кульминационными пунктами в оперной деятельности Виардо, прежде всего, надо считать ее выступления в роли Фидес в «Пророке», где ей, уже зрелой певице, удалось достичь замечательной гармонии между совершенством вокального исполнения и мудростью драматического воплощения сценического образа, «второй кульминацией» явилась партия Орфея, сыгранная Виардо с гениальной убедительностью, но менее совершенно в вокальном отношении. Менее крупными вехами, но тоже большими художественными удачами были для Виардо партии Валентины, Сафо и Альцесты. Именно подобные, полные трагического психологизма, роли, при всем многообразии ее театрального дарования, более всего соответствовали эмоциональному складу Виардо и характеру ее яркого темпераментного таланта. Именно благодаря им Виардо — певица-актриса — заняла совершенно особое положение в оперном искусстве и артистическом мире XIX века».

В мае 1845 года супруги Виардо покинули Россию, направляясь в Париж. С ними в Париж едет и Тургенев. А осенью вновь начался для певицы петербургский сезон. К ее излюбленным партиям добавились новые роли — в операх Доницетти и Николаи. И в этот приезд Виардо оставалась любимицей русской публики. К сожалению, северный климат подорвал здоровье артистки, и с той поры она вынуждена была отказаться от регулярных гастролей в России. Но это не могло прервать ее связей со «вторым отечеством». В одном из ее писем к Матвею Виельгорскому есть такие строки: «Каждый раз, когда я сажусь в карету и еду в Итальянский театр, я воображаю себя на дороге в Большой театр. И если на улицах немного туманно — иллюзия бывает полной. Но едва лишь карета останавливается, как она исчезает, и я глубоко вздыхаю».

В 1853 году Виардо — Розина еще раз покоряет петербургскую публику. И. И. Панаев сообщает Тургеневу, сосланному тогда в свое имение Спасское-Лутовино, что Виардо «производит фурор в Петербурге, когда она поет — нет мест». В «Пророке» Мейербера она исполняет одну из лучших своих ролей — Фидес. Один за другим следуют ее концерты, в которых она часто поет романсы Даргомыжского и Михаила Виельгорского. Это было последнее выступление певицы в России.

«С большой художественной убедительностью певица дважды воплотила образы библейских женщин, — пишет А. С. Розанов. — В середине 1850-х годов она выступила в партии Мэхалы, матери Самсона, в опере «Самсон» Ж. Дюпре (на сцене небольшого театра в помещении «Школы пения» знаменитого тенора) и, по словам автора, была «грандиозна и восхитительна». В 1874 году она стала первой исполнительницей партии Далилы в опере «Самсон и Далила» Сен-Санса. Исполнение партии леди Макбет в одноименной опере Дж. Верди относится к числу творческих достижений Полины Виардо».

Казалось, годы не властны над певицей: «В один из музыкальных «четвергов» в доме Виардо в 1879 году певица, которой было тогда уже под 60 лет, «сдалась» на просьбы петь и выбрала сцену лунатизма из «Макбета» Верди. Сен-Санс сел за рояль. Г-жа Виардо выступила на середину залы. Первые звуки ее голоса поражали странным гортанным тоном; звуки эти точно с трудом исторгались из какого-то заржавленного инструмента; но уже после нескольких тактов голос согрелся и все больше и больше овладевал слушателями… Все прониклись ни с чем не сравнимым исполнением, в котором гениальная певица так всецело сливалась с гениальной трагической актрисой. Ни один оттенок страшным злодеянием взволнованной женской души не пропал бесследно, а когда, понижая голос до нежного ласкательного пианиссимо, в котором слышались жалоба, и страх, и муки, певица пропела, потирая белые прекрасные руки, свою знаменитую фразу. «Никакие ароматы Аравии не сотрут запаха крови с этих маленьких ручек…» — дрожь восторга пробежала по всем слушателям. При этом — ни одного театрального жеста; мера во всем; изумительная дикция: каждое слово выговаривалось ясно; вдохновенное, пламенное исполнение в связи с творческой концепцией исполняемого довершали совершенство пения».

Значительную часть своей жизни она посвятила педагогике. Среди учениц и учеников Полины Виардо — знаменитая Дезирэ Арто-Падилья, Байлодз, Хассельман, Хольмсен, Шлиман, Шмейсер, Бильбо-Башлэ, Мейер, Роллант и другие. У нее прошли отличную вокальную школу многие русские певицы, в том числе Ф. Литвин, Е. Лавровская-Цертелева, Н. Ирецкая, Н. Штемберг.

Глава 4 Такой останься в памяти моей

В «Воспоминаниях» Авдотьи Панаевой говорится о внешности двадцатидвухлетней Полины Виардо: «Виардо отлично пела и играла, но была очень некрасива, особенно неприятен был ее огромный рот…». Через несколько лет, когда Виардо снова гастролировала в Санкт-Петербурге (1853 год), Авдотья Яковлевна отнеслась к ней все так же сурово: «А о наружности нечего и говорить: с летами ее лицо сделалось еще некрасивее».

Во все времена публика любила красивых певиц. Наше время, кстати, — не исключение. Привлекательная внешность и сейчас служит хорошей «упаковкой» для таланта. Стоит напомнить, что все наши известные оперные певицы — Нежданова, Обухова, Вишневская, Архипова, Синявская, Нетребко, — как правило, красивы или даже очень красивы.

Первоначально в семье Гарсиа не думали, что скромная и трудолюбивая Полина станет певицей, с ранних лет она обучалась игре на фортепьяно. Отец использовал ее в качестве аккомпаниатора на своих уроках пения, когда в пятьдесят шесть лет простился со сценой. Девочке не было в ту пору и десяти лет. Как раз к ее десятилетию отца не стало, нужно было думать о будущем, о том, чтобы помочь матери. Мечтам стать пианисткой сбыться не довелось. Именно Хоакина первая увидела в Полине певицу и начала с нею заниматься. Но и уроки отца пригодились — недаром однажды после его занятий с учениками дочь-подросток, сидящая за фортепьяно, сказала: «Я усвоила больше, чем твои ученики».

Примечательное описание «Рашели» оставил наш соотечественник Александр Иванович Герцен: «Она нехороша собой, невысока ростом, худа, истомлена; но куда ей рост, на что ей красота, с этими чертами резкими, выразительными, проникнутыми страстью? Игра ее удивительна; пока она на сцене, что бы ни делалось, вы не сможете оторваться от нее; это слабое, хрупкое существо подавляет вас; я не мог бы уважать человека, который не находился бы под ее влиянием во время представления… А голос — удивительный голос! — он умеет приголубить ребенка, шептать слова любви и душить врага; голос, который походит на воркование горлицы и на крик уязвленной львицы».

Генри Джеймс отмечал в письме к американским родственникам, что Полина Виардо некрасива, что в понимании французов означает «очень красива»…

Об особой красоте француженок писал Герцен: «Да какая же это исключительно французская красота? Она чрезвычайно легко уловима: она состоит в необыкновенно грациозном сочетании выразительности, легкости, ума, чувства, жизни, раскрытости, которое для меня увлекательнее одной пластической красоты, всепоглощающего изящества породы, античных форм итальянок и вообще красавиц».

Схожим образом пишет о своей «танцовщице» влюбленный в нее Алексей Петрович, близкий автору герой Тургенева: «В ней было много жизни, то есть много крови, той южной, славной крови, в которую тамошнее солнце, должно быть, заронило часть своих лучей».

Но в Полине было еще что-то, кроме «легкости, ума, чувства и жизни». В ней, бесспорно, жило нечто колдовское, действующее на многих мужчин из ее окружения.

— Что думаешь, об этом соловье? — интересовался у своего друга Луи Виардо, «положивший глаз» на начинающую певицу Полину Виардо.

— Ужасно некрасива. Но… если я увижу ее вновь, я в нее безумно влюблюсь, — отвечал мужчина, возраст которого позволял судить об его опыте.

Ари Шеффер был старше мужа Полины на пять с половиной лет, и с ним случилось именно то, что он предвидел: он полюбил жену своего друга; до конца жизни он был ее верным, заботливым рыцарем и конфидентом. Полина видела в нем друга, он заменял ей отца.

Однажды в своих воспоминаниях Афанасий Фет, бывший другом Тургенева, замечает, что Тургенев говорит о Полине Виардо очень резко. Разговор происходит в 1857 году во Франции, в летней усадьбе Виардо — Куртавнеле. В пересказе Фета слова Тургенева звучат так: «Боже мой! — воскликнул он, заламывая руки над головою и шагая по комнате. — Какое счастье для женщины быть безобразной!». Допустим, что Тургенев так именно и выразился. Это время, когда после долгой — шестилетней — разлуки он снова оказался в семье Виардо и только осваивался с новой реальностью. Он отдавал себе отчет, какой Полина представляется окружающим, тому же Фету, для него же самого понятия красоты-безобразия существовали в преломлении к личности артистки, к сложному комплексу связанных с нею чувств.

Тургенев прослыл эстетом, любителем красоты. Аратов, герой написанной за год до смерти писателя повести «Клара Милич» (1883), — alter ego автора, — характеризуется им так: «Сердце имел очень нежное и пленялся красотою… Он даже приобрел роскошный английский кипсэк — и (о позор!) любовался «украшавшими» его изображениями разных восхитительных Гюльнар и Медор…». И вот этот герой на протяжении повести проходит путь постижения новой красоты, красоты, прежде ему незнакомой и чуждой. Вместо «нежного профиля», «добрых светлых глаз», «шелковистых волос», «ясного выражения лица» той идеальной девушки, «которой он даже еще не осмеливался ожидать», он увидел «черномазую», «смуглую», «с грубыми волосами», «с усиками на губе», к тому же предположительно «недобрую» (без улыбки) и «взбалмошную».

Этот второй женский образ Аратов обозначил словом «цыганка», так как «не мог придумать худшего выражения». Однако лицо этой «цыганки» в какой-то момент кажется ему «прекрасным» и вызывает «нечто вроде испуга, сожаления и умиления». Затем наступает следующий этап: «Не красавица… а какое выразительное лицо! Неподвижное… а выразительное! Я такого лица еще не встречал. И талант у нее есть…».

Если Андзолето, герой «Консуэло», скоро и без особых мук признает свою подругу красивейшей женщиной, то у Тургенева показан процесс перерождения человека, кардинальной смены его эстетических вкусов под влиянием захватившего его чувства.

В ранней повести «Переписка» (1854) герой Тургенева умирает от завладевшей им любви к «танцовщице». Автор-рассказчик сам удивлен тому, что влюбился: «Это было тем более странно, что и красавицей ее нельзя было назвать».

Но при этом герой не может «отвести взора от черт ее лица… наслушаться ее речей, налюбоваться каждым ее движеньем». Срабатывает «магия любви»: некрасота любимой в глазах влюбленного перевоплощается в красоту. Герой «Переписки» сравнивает свое состояние с «оцепенением», в которое впадают рыцари из немецких сказок. На Востоке таких влюбленных безумцев называют «меджнунами», и их любовным страданиям посвящена целая россыпь поэм на арабском и фарси.

Сюжет превращения Золушки в принцессу, гадкого утенка в лебедя предполагает некое внешнее изменение, происшедшее с самим героем. Так, Золушка благодаря фее поменяла свой бедный наряд и отправилась во дворец в роскошной карете. Утенок повзрослел — и оказался лебедем, его не за того принимали. Есть у Куприна сказка «Синяя звезда». Там девушка считается уродливой в чужой стране, куда ее занесло случайно. В своем родном краю она — красавица, и там в нее влюбляется принц. Тургеневский сюжет — иной. У Тургенева что-то происходит с тем, кто смотрит. Его «зрение» чудесным образом меняется. Повторю, что процесс этот происходит под действием любви, замешанной на магии искусства.

В концертах Полина в силу своего редкого голоса, необычного репертуара, темперамента и певческого мастерства, как правило, имела перед ними преимущество, в оперных же спектаклях, где зритель привык к примадоннам-красавицам, она довольно часто выступала в «мужских партиях», например, как уже упоминалось ранее, Орфея в опере Глюка, принесшей ей колоссальный успех. Кстати говоря, были случаи, когда, увидев Полину Виардо в роли Орфея, зрители не верили, что эта партия исполняется женщиной. В опере «Пророк» Мейербера композитор специально писал для еще молодой Виардо партию матери героя. Роль Фидес стала коронной в карьере певицы.

Глава 5 Ранний дебют Полины Гарсиа

Первый выход на сцену в роли певицы оказался для Полины чрезвычайно удачным.

На концерте скрипача Шарля де Берио, бывшего вначале возлюбленным, а затем мужем умершей к тому времени Марии Малибран, Полина исполнила вокальный номер. Было это в Брюсселе, в зале сидела бельгийская королевская чета, присутствовал дипломатический корпус. В отличие от де Берио, признанного музыканта, 16-летняя Полина была никому не известна, единственное, что о ней знала публика: она «сестра Малибран». И случилось чудо — слушателям показалось, что Малибран воскресла.

У Полины не было победительной внешности сестры, но было меццо-сопрано похожего тембра — редкой красоты и силы голос, с диапазоном в три октавы, было очарование юности и еще был тот кураж, который овладевает артистом в минуты вдохновения. Предубежденная и едкая Панаева, о которой Фет отзывался в воспоминаниях как о «безукоризненно красивой», злорадно отмечала в Полине «не-красоту». Однако эта «некрасота» в сочетании с уникальным голосом, артистизмом и какой-то особой магией, исходящей от певицы, могла заворожить как на сцене, так и в жизни.

На первом выступлении Полины Виардо в Париже побывал Генрих Гейне. Случилось это 15 декабря 1838 года. Полине было 17 лет. Она выступала на сцене Театра де ля Ренессанс. «… Она больше напоминает нам грозное великолепие джунглей, чем цивилизованную красоту и прирученную грацию нашего европейского мира, — писал немецкий поэт. — В момент ее страстного выступления, особенно, когда она открывает свой большой рот с ослепительно белыми зубами и улыбается с жестокой сладостью и милым рычанием, никто бы не удивился, если бы вдруг жираф, леопард или даже стадо слонят появились на сцене».

Гениальное описание! Сразу становится ясно, что явление необычное, что певица принесла с собой пряный экзотический мир, далекий от пресной скуки и рутины.

Другой критик, смотревший то же самое представление, — это был молодой Альфред де Мюссе — писал: «Она поет как дышит… она слушает не свой голос, но сердце». В своем ревю Мюссе выделил и благословил двух начинающих свою карьеру актрис — Полину Виардо и Элизу Рашель. Обе были современницами и обе — с легкой руки Мюссе — вошли в историю французского театра. Любопытно, что та и другая представляли собой схожий тип актрисы. Рашель, как и Виардо, была некрасива, но силой таланта воспламеняла публику.

С 1837 года Полина начала выступать как певица сначала в гостиных, а затем и на концертах. После первого большого успеха шестнадцатилетняя певица отправилась в концертное турне по Германии. Вскоре судьба занесла ее в Париж, где ее старший брат преподавал музыку в консерватории.

В 1839 году Полина дебютировала в Лондоне в партии Дездемоны. Там ее и услышал друг старшей сестры Луи Виардо, бывший одним из директоров Итальянской оперы в Париже. Он предложил Полине петь в парижском театре, и она с радостью согласилась.

Полина Мишель Фердинанд Гарсиа всей своей жизнью будет опровергать расхожие штампы. В частности, тот, что «на детях великих родителей природа отдыхает». Как известно, она родилась в семье известнейшего в свое время певца Мануэля Гарсиа, любимого тенора великого Россини, который, впервые услышав виртуозное пение испанца, воскликнул: «Ну, наконец-то, я нашел своего певца!» — и в скором будущем именно для Мануэля писал арии «Севильского цирюльника». Мать была превосходной драматической актрисой, звездой мадридских театров, но после рождения троих детей притягательному миру сцены предпочла мир семьи. Гарсиа перебрались в Париж, где карьера главы семейства складывалась удачно, а сам он обрастал все большим количеством сиятельных поклонников и поклонниц.

Одной из таковых была русская княгиня Голицына, ставшая крестной матерью появившейся в 1821 году в семье девочки. Малышку нарекли в ее честь Полиной. Дитя с малолетства проявляло ярко выраженное музыкальное и лингвистическое дарование. Полина так усердно занималась, — что уже в четыре года исполняла сложные фортепианные пьесы и говорила на французском, испанском, итальянском и английском. Позже она легко выучит русский, немецкий, будет штудировать греческий и латынь, мечтая тем не менее стать пианисткой — как ее знаменитый учитель — Ференц Лист. Но в 1831 году на одном из семейных вечеров Полина станет петь, и ее старшая сестра, великолепная Мария Малибран, вошедшая в историю как дива оперной сцены, скажет пророческие слова: «Это дитя… затмит нас всех!».

Не испугавшись соперничества, Мария Малибран, как и ее муж — скрипач и композитор Шарль Берио (чьи произведения и сегодня не сходят с классической сцены), — всячески поддерживали талант юной певицы. В 1838 году начались первые публичные выступления, и перед Полиной открылись двери всех парижских концертных залов. Унаследовав драматический талант матери и прекрасный голос отца, девушка вызвала восторженные отклики. Писатель Теодор Готье, приветствовал в ней «звезду первой величины», а о ее голосе сказал как об «одном из самых великолепных инструментов, какие только можно услышать».

Глава 6 В «дикой стране»

Уже не не раз, с начала этой книги, «пелись» дифирамбы о великом творческом таланте Полины Гарсиа — Виардо. Казалось, эта женщина, эта «дива сцены», насквозь была проникнута искусством — искусство это опиралось, разумеется, на страстный женский темперамент. На сцене она воспламенялась. И через черты своего лица, не отличавшегося особой красотой, излучала свое обаяние.

Древняя кровь, древние страсти таились в ней. Марию Малибран считали лирической певицей, Полину же — трагической. Гейне видел в Полине Виардо некую стихию, саму природу: море, лес и пустыню. Может быть, и действительно, она сберегла она в себе первозданное. Может быть, странствия юности, океаны, леса Мексики, плоскогорья Испании навсегда оставили на ней отпечаток.

Такова была молодая звезда, облетевшая Европу, всюду побеждавшая. Россия находилась далеко, но слава ее шла и на Запад: император, двор, Петербург, фантастические снега, фантастические гонорары. Направляясь туда, вероятно, считала Виардо, что будет чуть ли не ездить на белых медведях и жить среди царей и рабов. В действительности попала в пышный императорский Петербург 1843 года, со всей тяжеловесной и великолепной придворной жизнью, с барством и блестящими театрами.

Ведь это время высшей силы Николая I! Фридрих Вильгельм склоняется пред ним, вся Европа трепещет.

Виардо не ошиблась, конечно, в расчетах (она вообще отлично понимала жизнь): прием оказался редкостным. В Петербурге итальянскую оперу только что возобновили, после многолетнего перерыва. Певица открыла гастроли «Севильским цирюльником» в партии Розины и успех имела протрясающий. По окончании первой же арии все в зале неистовствовало, кричало, стучало, хлопало — пронеслась буря вроде тропической, хоть и под северным небом. Одна экзотика встречалась с другой. После спектакля толпа ждала певицу у выхода. Растаскивали цветы из букетов, целовали руки, провожали карету до дома все, как полагается в «дикой» стране.

Глава 7 «Блестящее образование» и сила воли

Много было разговоров и о «блестящем образовании» Полины Виардо, она была увлекательным собеседником… (по высказываниям И. П. Генераловой, исследователя жизни и творчества И. С. Тургенева). И с этим утверждением нельзя не согласиться. Полина знала много языков, была разносторонне развита и могла поддержать любую тему. Где же могла получить такое образование постоянно странствующая со своей семьей девочка, какие школы или пансионаты дали Полине Виардо столь «блестящее образование»? Как правило, образование — это результат обучения. В отличие от Тургенева, учившегося в университетах Москвы, Петербурга и Берлина и получившего в Петербургском университете степень кандидата философии, Полина университетов не кончала. Нет и сведений о каких-либо образовательных учреждениях, которые бы она посещала.

Другое дело — музыка и пение. Семья Гарсиа в период детства Полины еще не окончательно закрепилась в Париже, не имела никакой материальной поддержки со стороны, благосостояние ее зависело исключительно от семейного ремесла, каковым являлось пение. Других источников дохода у Гарсиа не было.

Может быть, потому Полина, воспитанная певцами-профессионалами, с самого начала взяла за правило петь только за вознаграждение и никогда не сорила деньгами? Ей, однако, было не жаль впоследствии потратить громадные деньги на рукопись моцартовского «Дон Жуана», ради которой она продала свои драгоценности, позднее певица подарила ее Парижской консерватории. Не жалко было ей денег и на два уникальных органа работы Аристида Каваль-Коля, стоявших в парижской гостиной на улице Дуэ.

Про обучение музыке младшей дочери Мануэля Гарсиа нам кое-что известно. Мы знаем, что в пять лет, во время «американских гастролей», она брала уроки фортепьяно у кафедрального органиста в Мексико-Сити, в десятилетнем возрасте, уже после смерти отца, обучалась композиции у старого чеха Антона Рейха, учителя Берлиоза и Листа, игре на фортепьяно — у известного в то время Шарля Мейзенберга. Как пианистка — совершенствовалась под руководством Листа, бывшего на десять лет ее старше, красавца и баловня судьбы; подростком Полина была в него влюблена.

Пению Полину учили как отец, так и мать. Отец, последние годы жизни занимавшийся преподаванием вокала, стал родоначальником той певческой школы, методы которой в дальнейшем использовали и усовершенствовали его дети — Мануэль Гарсиа-младший, изобретатель ларингоскопа, живший в Англии и ставший там известным учителем пения, и Полина Виардо.

Глубоким знанием музыкальной теории Полина удивляла музыкантов-современников. Дирижер, которому она написала письмо о необходимых изменениях в партитуре оперы Верди «Макбет» — ее партию нужно было транспонировать, и Полина в точных музыкальных терминах обозначила, что следует сделать, — был удивлен ее теоретическим багажом. Знание музыкальной теории помогало ей и в собственной композиторской работе. Можно сказать, что в подходе к музыке Полину отличали глубина и добросовестность. И еще она обладала уникальными способностями, позволявшими моментально осваивать и запоминать партитуру; это ее качество поражало Гуно, писавшего для Полины оперу «Сафо».

Виардо отличалась от большинства современных ей певиц своей редкой музыкальностью, умением играть на фортепьяно, владением музыкальной теорией. И вот тут нужно сказать, что, занятая с детских лет своим ремеслом, она не замкнулась на своей профессии. Ее сверстница и тоже музыкант Клара Вик (Шуман), узнавшая Полину еще до того, как та стала Виардо, завидовала ее всесторонней образованности. Откуда эта образованность взялась? Исключительно — плод самообразования. Можно сказать, что Полина Гарсиа сделала себя сама.

Чтение, помимо музыки, было ее страстью, и если Марию Малибран в перерывах между выступлениями легко представить верхом на лошади, в виде темпераментной всадницы, то ее младшая сестра — притом, что тоже любила лошадей: свободное время охотнее всего проводила за книгой.

Необыкновенные способности Полины позволяли ей легко осваивать языки. Уже на «американском пароходе» пассажиры и команда удивлялись четырехлетней девчушке, отвечавшей на их вопросы на четырех языках: французском, немецком, итальянском и испанском. Позднее к четырем добавился английский. Русского языка Полина не знала, хотя многие в России думали, что знает: так чисто, совсем без акцента, пела она свой «русский репертуар»: «Соловья» Алябьева, арию «О мой Ратмир» из «Руслана и Людмилы». Приходилось ей петь по-русски и «Боже, царя храни» вместе с другими солистами Итальянской оперы в присутствии Николая Первого.

Знала Полина и древние языки. Уроки древнегреческого ей давал известный немецкий ученый Германн Мюллер. Ее любимым автором был Гомер. Дети в семье знали истории из «Илиады» и «Одиссеи» лучше, чем сказки. Гете и Шиллера Полина читала по-немецки. Гетевского «Германа и Доротею» они читали вместе с Тургеневым в Куртавнеле.

Сен-Санс, начавший посещать дом Виардо еще в отроческом возрасте в качестве переписчика нот и ученика Гуно, писал о хозяйке дома: «…без сомнения, ее личность — одна из наиболее удивительных из встреченных мною. В совершенстве владея устным и письменным испанским, французским, итальянским, английским и немецким, она была знакома с литературой всех стран и переписывалась со всей Европой».

А вот свидетельство самой Полины в письме к немецкому дирижеру Юлиусу Рицу (в маленькой студии, снятой ею в Париже): «…на полках хранятся книги Шекспира, Гете, Шиллера, Байрона, четырех великих итальянских поэтов Вергилия, Данте, Петрарки и Тассо, Дон Кихот, Гомер, Эсхил, Уланд, Библия, Гейне, «Герман и Доротея» и два тома Гете издания Левиса. За исключением Гомера, которого я читала в переводах Жакоба и Монже (я предпочитаю последнего), все эти произведения — как вы поняли — на языках оригинала». Получается, что, кроме перечисленных языков, Полина владела еще и латынью и древнееврейским, во всяком случае, могла на них читать…

Корреспонденты Полины Виардо жили в разных странах и говорили на разных языках, и ей нетрудно было писать то на немецком, то на английском, но интересно, что даже в письмах к Тургеневу, кроме французского, звучат слова и фразы из английского, немецкого, испанского, итальянского. Любопытная подробность: во время гастролей в Англии Полина служила «переводчиком» для оперной пары — красавицы сопрано Джулии Гризи и выходца из семьи итальянских графов знаменитого тенора Марио, не знавших английского языка. Хотя именно Гризи ранее не уступила место на сцене Полине Виардо.

Тургенев, как и Полина, владел всеми европейскими языками; со временем в их переписке выработались определенные речевые привычки, так все лирические места писались по-немецки, что, конечно, было связано с тем, что Луи немецкого не знал. Оба в своих письмах друг к другу употребляли одно и то же испанское выражение «Si Dios quiere», обозначающее «если Бог даст». Английские словечки мелькают в их письмах то тут, то там. Читая эту переписку, поневоле думаешь, как нелегко было встать вровень с этой женщиной, соответствовать ее уму, начитанности, разносторонним интересам. Тургеневу эта мысль тоже приходила в голову: «Знаете ли вы, сударыня, что ваши прелестные письма задают весьма трудную работу тем, кто претендует на честь переписываться с вами?». Мне кажется неосновательным мнение одного из мемуаристов, что именно Луи Виардо «образовал» Полину: «Он из простой цыганки создал Полину Виардо великой артисткой и дал ей всестороннее образование…». Она бесспорно доверяла художественному вкусу мужа, историка и искусствоведа, собирателя картин, автора книг о музеях мира. Но центром притяжения ее парижского салона, собираемого по четвергам, даже для художников — а на улицу Дуэ приходили и Эжен Делакруа, и Камил Коро — был не Луи, а она, Полина.

Самообразованию способствовали острый, быстро все схватывающий ум и огромная сила воли, о которой сама певица говорила так: «Когда я что-то должна сделать, я это сделаю, несмотря на воду, огонь или противодействие общества».

Глава 8 Удачное замужество «Консуэло»

Полина начала выступать с шестнадцати лет, вскоре после трагической гибели старшей сестры Марии Малибран, но настоящий дебют состоялся двумя годами позже. Тогда юная актриса исполнила партию Дездемоны на сцене Итальянской оперы в Париже. Затем она вышла на сцену Театра Королевы в Лондоне в партии Дездемоны — и вот он — настоящий триумф. Восприятие Полины Гарсиа обычными людьми было таким: уродливая красота или чарующее уродство. Но голос, ах этот голос…. Он пленял, он затягивал в сети! Он заставлял покоряться ему! Первое публичное выступление Полины состоялось в театре «Ренессанс» в Париже в 1836 году. Она исполняла арии из опер и музыкальные пьесы. Публика встретила ее тепло. Затем последовали гастроли в Лондоне. Ее талант получает признание. Известный писатель и критик Т. Готье пишет похвальную рецензию. Композитор Г. Берлиоз восхищается ее вокальным мастерством.

В 1840 году Полина знакомится с известной французской писательницей Жорж Санд (псевдоним Авроры Дюпон), у которой был в это время бурный роман с композитором Ф. Шопеном. Знакомство переросло в настоящую дружбу. Они стали подругами, возможно, почти сестрами. Полина делилась с Жорж Санд самым откровенным. Молодость и некая наивная открытость Полины умиляли Жорж, и она на правах старшей и более опытной подруги позволяла себе давать советы. Позже, под впечатлением от Полины Виардо, Жорж Санд использует образ Полины в главной героине романа «Консуэло». И, когда Полине делает предложение писатель и поэт Альфред де Мюссе, то по совету Жорж Санд Полина откажет ему.

— О, девочка моя, ты — трепетная лань, он не пара тебе, — Жорж Санд не понаслышке знала неуравновешенный характер Альфреда де Мюссе.

— Но он меня любит! — восклицала юная Полина, выделяя из поклонников именно Альфреда.

— Поверь, в твоей жизни появится человек, который даст тебе многое, если не все. Твой талант привлекает в твою жизнь мужчин, не с каждым из них можно заводить роман, кто-то просто останется твоим почитателем, но все они должны быть полными впечатлений от тебя. Ты молода, у тебя еще все впереди, не стоит останавливаться на полпути — нашептывала подруга и советчица в делах любовных.

В Лондоне ее услышал один из директоров Итальянской оперы в Париже — Луи Виардо. Луи знал Полину и раньше, он был поклонником и другом ее сестры, роскошной, сверкающей Марии Малибран, но в ту пору младшая из «девочек Гарсиа» не впечатляла его. И вот тут-то он понял, что перед ним воистину алмаз не ограненный, неотшлифованный… и задумался: а почему бы ему, Луи Виардо, не сделать бриллиант из этого алмаза? Она была слишком хрупка для жестокого мира сцены. Эта чуткая, удивительно воспринимавшая окружающий мир девушка нуждалась в постоянной защите, в броне, которая уберегала бы ее от боли и внешнего неблагоприятного воздействия. Через год близкого знакомства, сорокалетий Людвик Виардо сделал певице предложение — стать его женой. Вскоре, опять по совету Жорж Санд, Полина принимает предложение Луи Виардо, литератора и журналиста, человека старше ее на 20 лет.

— Да, Полли, скажи ему, что ты согласна. Он — человек твоего круга. Он образован, с его помощью тебе откроются новые горизонты, ты будешь счастлива! — Жорж Санд пыталась приукрасить будущую жизнь молодой певицы, советуя надежную опору и защиту, а непросто флирт и влюбленность.

— Аврора, я увлечена им, но почему именно он? Мы знакомы уже много лет и раньше Луи не обращал на меня должного внимания, может со временем он снова охладеет… — сомневаясь в правильности выбора, парировала Полина.

— Милая, Луи, прежде чем сделать выбор, сто раз подумал, он видит в тебе свое будущее, видит тебя не просто певичкой, он рассмотрел в тебе огромный потенциал и желание — конечно соглашайся на его предложение.

И, едва дебютировав на сцене, Полина вышла замуж — за директора Итальянской оперы в Париже Луи Виардо. Супруг был старше, но Полину это нисколько не волновало — уверенность и жизненный опыт Луи были той самой поддержкой, в которой она нуждалась. Она искренне и горячо любила мужа, а Луи, что случается очень редко в аристократических семьях, абсолютно доверял жене. Он восхищался не только ее голосом, но и умом, тактом, интуицией… Под его крылом многогранный талант Полины распустился, словно волшебный цветок. Медовый месяц супруги Виардо провели в Италии, где на вечере в их честь пению Полине Виардо аккомпанировал молодой Ш. Гуно.

Начало брачного союза Гарсиа-Виардо было романтичным, но со временем Полина призналась Жорж Санд, что ее сердце устало от изъявлений любви мужа. Человек весьма достойный во всех отношениях, Луи был полной противоположностью талантливой и темпераментной Полине. И даже, расположенная к нему Жорж Санд находила его унылым, «как ночной колпак».

Хотя Полина ни разу не пожалела о своем замужестве. Луи Виардо был ее покровителем и защитником, он исполнял все ее прихоти, на многие ее поступки и выходки закрывал глаза.

Проницательная Аврора не могла не видеть последствия этого брака… Впрочем, если бы он стал счастливым, в жизнь Полины Виардо никогда бы не вошел Иван Тургенев.

Полина Виардо поначалу не обратила внимания на красивого русского, посчитала его одним из многочисленных своих поклонников и воздыхателей. Луи Виардо, человек умный и с деловой хваткой, понимал, что, несмотря на щедрые гонорары и дорогие подарки, его Полина остается в глазах высшего общества всего лишь актрисой, и что неплохо заполучить молодого и богатого русского аристократа в свое окружение. Скоро Иван Тургенев начал давать Полине уроки русского языка, она оказалась очень способной ученицей и вскоре пела на концертах русские романсы.

В 1840 году отчасти благодаря своему таланту, а отчасти благодаря замужеству с директором Итальянской оперы в Париже, Полина Виардо становится главной звездой Итальянской оперы и находится, как писали газеты, в зените моды.

Блистая в операх «Отелло», «Золушка», «Севильский цирюльник» Россини, «Дон Жуане» Моцарта, в произведениях Глюка и Шуберта, блистала она и в высшем свете. Вот как пишет об этом один из современников Виардо: «Она была образованной как самая высшая аристократка, говорила на многих языках и отличалась чрезвычайным изяществом. В салонах и на сцене ей прощали все, никто будто и не видел, что она далеко не красавица…».

Под впечатлением от встречи с юной Полиной Виардо, Жорж Санд начинает работу над романом «Консуэло», который еще принесет ей еще больше славы. Отчасти благодаря этому роману своей подруги ее им навсегда будет овеяно ореолом тайны и останется в веках…

Роман «Консуэло» — увлекательная история жизни молодой певицы, которой приходится преодолевать нелегкие испытания, даря людям свое искусство. Это книга о судьбе истинного художника, о тяжелом бремени таланта, дарованного судьбой, о сложном, а порой даже трагическом выборе между славой и личным счастьем.

Многие факты списаны из реально рассказанных эпизодов жизни самой Полины Виардо, удивляет, как много из придуманных историй сумела угадать в своей героине мудрая и страстная Жорж, знаток женских сердец. Однако угадала она не все, и, хотя впоследствии Полина любила указывать на Консуэло как на свое отражение, портрет не был полностью идентичен оригиналу, но на выдуманное и реальное так и не была приоткрыта завеса тайны. В действительности, что-то было предсказано Жорж Санд удивительно верно. Многочисленные произведения Жорж Санд отличаются идеями освобождения личности и сочетаются с талантливым психологическим воссозданием идеально-возвышенных характеров, сложных любовных коллизий.

Умело в романе описываются и сами действия — можно настолько увлечься происходящим, что и пыльные дороги, и холодные северные леса, и жаркая Венеция, и театральные подмостки покажутся реалией. Достойнейший роман. Темпераментная и романтичная женщина — Жорж Санд щедро поделилась со своей героиней воспоминаниями и плодами вдохновенных раздумий…. А литературная встреча со смуглянкой Консуэло — это прекрасная возможность погрузиться в полную опасностей и подлинной страсти атмосферу галантной эпохи, когда люди умели жить в полную силу и умирать с улыбкой на устах.

Глава 9 Жизнь до заветной встречи

Иван Сергеевич Тургенев родился в 1818 году в городе Орле, откуда довольно скоро семья переехала в свое главное имение Спасское-Лутовино. У четы Тургеневых уже подрастал сын Николай, а спустя год после рождения Ивана на свет появился его младший брат Сергей. Мать мальчиков, Варвара Петровна, была очень богатой, но не отличалась красотой. Она вышла замуж за красавца-офицера Сергея Николаевича Тургенева, неисправимого донжуана и пьяницу. Всю нерастраченную в браке силу любви Варвара Петровна перенесла на сыновей. Но ее чрезмерная строгость, а порой даже жестокость уничтожили в детях даже чувство уважения к матери. Варвару Петровну, не покривив душой, можно было назвать «Салтычихой».

В 1827 году Тургеневы перебрались в Москву, купив там просторный дом. После того как отец заболел желчно-каменной болезнью, родители выехали в Европу, определив старших детей: Ивана — в пансион, а Николая — в артиллерийское училище.

Воспитание, которое Иван получил в пансионе, сделало его изящным и благовоспитанным, но вместе с тем чувствительным, жестоким и высокомерным. По отношению к женщинам он отличался двойственным поведением. От матери он перенял страдание, без которого не представлял себе чистой, преданной любви. Возможно, поэтому он неосознанно выбирал женщин властных, чью благосклонность было очень тяжело завоевать, отчего радость победы и обладания перерастала в истинное блаженство. От отца юноша перенял донжуанство, позволившее легко расставаться с недавним объектом страсти и поклонения.

Первую физическую близость Иван познал с крепостной девушкой. По признанию самого писателя, ему едва исполнилось 15, когда Варвара Петровна по собственной инициативе направила ее в парк, где прогуливался сын…

Несколько лет спустя юноше приглянулась другая крепостная — Авдотья Иванова, тоже красивая и статная. В апреле 1842 года она родила от Ивана дочь, которую назвали Пелагеей.

Первая любовь Ивана Тургенева оставила в его душе горький осадок. Дочь жившей по соседству княгини Шаховской, прелестная юная Катерина, покорила сердце 18-летнего юноши своей свежестью и непосредственностью. Но девушка оказалась не так чиста и непорочна, как рисовало влюбленному юноше его воображение. С горечью ему пришлось узнать, что у Катеньки уже давно есть постоянный любовник. Причем «сердечным другом» девушки стал его отец, Сергей Николаевич Тургенев. Катенька преподала юному влюбленному жестокий урок: «Я таких любить не могу, на которых мне приходится смотреть сверху вниз. Мне надобно такого, который сам бы меня сломил».

Окончив Петербургский университет, юноша путешествовал по Германии и Италии. Там же он познакомился с Михаилом Бакуниным. Вернувшись в Россию, Иван часто бывал в его доме, покорив сердце младшей сестры друга — Татьяны. Их роман оказался быстротечным. В это время Иван Тургенев написал свою поэму «Параша», которой потом стеснялся и называл откровенно слабой. Однако поэму одобрила даже Варвара Петровна, которая в то время относилась к увлечению сына писательством как к глупости. А Белинский опубликовал это произведение в «Отечественных записках», поместив там же свой положительный разбор произведения.

1843 год стал поворотным в жизни Ивана Сергеевича. На одном из оперных концертов в Петербурге он увидел на сцене женщину своей мечты — Полину Виардо. Чудесный голос певицы заворожил не только Тургенева, но и всех слушателей, пришедших на ее выступление. Одна из петербургских газет так рассказывала о впечатлении, которое произвела на концерте оперная дива: «Восторг уже не мог вместиться в огромной массе людей, жадно ловящих каждый ее звук, каждое дыхание этой волшебницы… Кто сказал «некрасива»? — нелепость!.. Это было какое-то опьянение, какая-то зараза энтузиазма, мгновенно охватившая всех снизу доверху».

Молодой русский писатель без памяти влюбился в певицу. Он не скрывал своей страсти, и скоро о его чувствах судачил весь Петербург. Вспоминая о том времени, А. Панаева писала: «Такого крикливого влюбленного, как Тургенев, я думаю, трудно было найти другого. Он громогласно всюду и всех оповещал о своей любви к Виардо, а в кружке своих приятелей ни о ком другом не говорил, как о Виардо».

Кем же была женщина, так легко покорившая Ивана Сергеевича Тургенева, превратив его жизнь в постоянное ожидание встречи с ней, полное обожания и поклонения?

Глава 10 Иван Тургенев и Полина Виардо — самая долгая история любви

Их отношения длились 40 лет — с 1843 по 1883 годы. Вероятно, это самая продолжительная история любви. Гастроли по Европе приносили Полине огромный успех, но французская пресса неоднозначно оценивала талант Виардо. Некоторые восторгались ее пением, а некоторые подвергали ее дарование уничтожающей критике, ставя ей в вину и голос, и некрасивую внешность.

Настоящее признание своего таланта Виардо получила в Петербурге, куда она прибыла в 1843 году. До ее появления в Петербурге в России о ней почти ничего не было известно. Дебют Виардо в опере «Севильский цирюльник» имел обещанный успех. Триумфальная популярность Полины дала ей возможность познакомиться со многими представителями высшего света и творческой интеллигенции России. Меломаны, музыканты, писатели собирались в семье Виардо. На одном из представлений оперы, певицу впервые увидел и услышал молодой поэт Иван Тургенев, служивший в должности коллежского асессора в Министерстве иностранных дел. Он влюблен в Полину Виардо, влюблен с первого взгляда. Очень часто в Петербурге устраиваются частные музыкальные вечера. Горячие поклонники музыки братья Михаил и Матвей Виельгорские приглашают Полину Виардо принять в них участие:

— Вы так популярны, из ваших уст льется не просто песня, это необычайной красоты музыка души. Будьте почетными гостями нашего вечера — братьям очень хотелось одним из первых «захватить» этот кусочек триумфа молодой певицы.

— Будут только люди, почитающие музыку, все они хотят рукоплескать Вам не только в зале, но и лично прикоснуться к Вам, как к «богине сцены» — на разрыв, братья умоляют присутствовать Полину Виардо на их музыкальном вечере.

— Ну, хорошо, хорошо… благодарная русская публика, я приду — заочно любя широтой своей души русских, соглашается Виардо.

Так же она участвует в музыкальных вечерах в Зимнем дворце. Тургенев — постоянный участник подобных вечеров и встреч. Они впервые встретились в доме поэта и преподавателя литературы майора А. Комарова. Сама же Виардо никак не выделила Тургенева из многих других. Позднее она писала: «Мне его представили со словами: «Это молодой русский помещик, славный охотник и плохой поэт». В это время Тургеневу исполнилось 25 лет. Виардо — 22 года. С этого момента Полина стала владычицей его сердца. Негласно возникает союз двух ярких талантливых личностей.

По мере их сближения Полина становится невольным исповедником Ивана Сергеевича. Он откровенен с ней. Доверяет ей все свои тайны. Она первая читает его произведения в рукописи. Она вдохновляет его творчество. Нельзя говорить о Тургеневе, не упоминая Виардо. Нельзя говорить о Виардо вне связи с Тургеневым. С мужем Полины — Луи — Тургенев сильно сдружился, страстью обоих была охота.

В 1844 году Виардо едет в Вену, в 1845 году она — снова в России, стране, давшей ей настоящую славу, стране, которую она называла своей Родиной. Весной чета Виардо, Полина и Луи, приезжают в Москву. Их встречает Тургенев:

— Как же я рад Вас видеть, все ждут вашего выступления, только и говорят, что о мадам Виардо, — Тургенев старается быть сдержанным, хоть чувства и переполняют его.

— Мы рады вновь вернуться, чтобы почувствовать всю любовь и благодарность русских. Месье Тургенев, вы оказываете нам честь, встречая нас! — Луи Виардо, опередил жену своим приветствием.

— Я лично покажу Вам Кремль, а на Ваш концерт я пригласил свою матушку и родственников, все с нетерпением ждут Вашего появления на сцене — не устает «осыпать трелями» и приветствиями радостный и предвкушающий от встречи с Полиной нечто особенное Тургенев.

— Я безумно рада встрече с Вами… — загадочно улыбаясь, Полина подает ему руку.

В мае 1845 года супруги Виардо едут в Париж, куда вскоре приезжает Тургенев. Лето они живут в Куртавнеле, своем имении под Парижем. Тургенев для свидания с Виардо также приезжает туда. В 1846 году супруги Виардо вновь приезжают в Россию. Они привезли с собой маленькую дочь — Луизетту. Случилось так, что дочь заболела коклюшем. Ухаживая за ней, сильно заболела сама Полина. Злокачественная форма коклюша могла привести к потере голоса. В результате этого все концерты в России отменены и супруги выезжают на Родину, где лечение гомеопатией и более мягкий климат помогли справиться с болезнью.

Динамику развития отношений между Виардо и Тургеневым можно наблюдать лишь по письмам Ивана Сергеевича. Письма Виардо к Тургеневу не сохранились. Виардо изъяла их из архива писателя после его смерти. Но, даже читая письма только одной стороны, письма Тургенева, можно почувствовать силу и глубину его любви к этой женщине. Первое письмо Тургенев пишет сразу же после отъезда Виардо из России в 1844 году. Переписка налаживалась не сразу. Видимо, Виардо отвечала неаккуратно и не давала свободы выражения Тургеневу. Но она не оттолкнула его, она приняла любовь писателя и позволила ему любить себя, не скрывая и своего чувства. Письма Тургенева наполнены обожанием Виардо. Тургенев начинает жить ее жизнью, ее талантом. Он разбирает недостатки в ее творчестве. Советует изучать ей классические литературные сюжеты, дает советы и по совершенствованию немецкого языка.

— Я потрясен, последняя Ваша опера, поставленная на немецкий, будет потрясающе звучать на большой сцене — с восторгом в голосе, после очередной репетиции Полины, заявляет Тургенев.

— Ну что Вы, право, это классика, она на любом языке звучит красиво, — Полине явно нравится этот русский, посвящающий ей так много времени.

В течение трех лет (1847–1850) Тургенев жил во Франции, находясь в тесном общении с семейством Виардо и лично с Полиной. В имении Куртавнель в это время поселился композитор Ш. Гуно, с которым Тургенев подружился. Именно там, в Куртавнеле, были задуманы и написаны основные рассказы «Записок охотника». Некоторые называли Куртавнель «колыбелью» литературной известности Ивана Сергеевича.

Природа этого местечка была необыкновенна. Перед главным входом в замок — зеленая лужайка с цветами. На ней же располагались роскошные тополя и каштаны, немного далее был разбит дивный яблоневый сад. Впоследствии Тургенев с замиранием сердца вспоминал платье Полины Виардо с коричневыми разводами, ее серую шляпку и ее гитару. На зиму семья Виардо выезжала в Париж. Туда же ехал Тургенев, снимая квартиру. Виардо также часто выезжала на гастроли. Все современники отмечают, что, будучи внешне некрасивой, а, может быть, даже безобразной, на сцене она преображалась. После начала пения по залу будто пробегала электрическая искра, зрителями овладевал восторг и никто не помнил о ее внешности — она всем казалась прекрасной. Великие композиторы — Берлиоз, Вагнер, Глинка, Рубинштейн, Чайковский и многие другие восхищались ее умом и талантом.

В середине 1850 года Тургенев вынужден был уехать в Россию. Мать писателя сильно ревновала сына к «проклятой цыганке» и требовала разрыва с Виардо и возвращения сына домой. Позднее Тургенев использует материнские черты для изображения жесткой помещицы-крепостницы в рассказе «Муму».

Сама Варвара Петровна Тургенева ни в грош ни ставила литературные занятия сына. Кончилось тем, что она перестала высылать сыну деньги, необходимые для жизни за границей. В имении Спасское Тургенев имел очень тяжелое объяснение с матерью. В результате ему удалось забрать у нее свою внебрачную дочь Полину, родившуюся от связи писателя с крепостной белошвейкой А. И. Ивановой и отправить 8-летнюю девочку на воспитание в семью Виардо.

В ноябре 1950 года мать Тургенева умирает. Иван Сергеевич тяжело переживает эту смерть. Ознакомившись с дневником матери, Тургенев в письме к Виардо восхищается матерью и одновременно пишет: «…мать моя в последние минуты не думала ни о чем, как (стыдно сказать) о разорении меня и брата».

Пока Тургенев жил в Спасском, улаживая свои дела и гуляя по тенистому парку имения, в 1851 году у него завязывается реальный земной роман с крепостной девушкой Феоктистой. В письмах этого времени к Виардо, Тургенев много пишет о делах, о смерти Гоголя, об изучении русского народа, но нет ни слова о связи с крепостной девушкой. Можно ли это рассматривать как лицемерие и неискренность писателя по отношению к любимой женщине? Скорее всего — нельзя. Просто в душе Тургенева существовали противоречия, происходило столкновение высших и низших стихий. А связь с Феоктистой была не любовью, а всего лишь барской податливостью чувственному влечению к крепостной девушке, полностью зависящей от своего барина. Эти отношения никак не могли повлиять на романтическую любовь к Виардо. Видимо, сам писатель не придавал этой связи никакого значения, и поэтому эпизод не нашел места в переписке.

В 1852–1853 годах Виардо приезжает петь в Россию. Она успешно выступает на сцене Петербурга. Тургенев трепещет от надежды на встречу, очень беспокоится о ее здоровье. Сам же он не может приехать в Петербург, т. к. правительство подвергло его ссылке в родовое имение за резкую статью по поводу смерти Н. В. Гоголя в «Русских ведомостях». Тургенев приглашает Виардо в Спасское, но, видимо, музыкальные обязательства не дают ей такой возможности. Весной 1853 года Виардо выступает в Москве. Тургенев по чужому паспорту выезжает в Москву, где проводит 10 дней, встречаясь с Виардо.

1854–1855 годы странный перерыв в письмах Тургенева к Виардо. Скорее всего, причина в том, что Иван Сергеевич пытается устроить свою личную жизнь. Тургенев увлекается своей дальней родственницей Ольгой Александровной Тургеневой. Тургенев часто бывал в доме ее отца. Это была кроткая и привлекательная девушка, крестница В. Жуковского, музыкантша. В 1854 году ей исполнилось 18 лет. Они очень сблизились, и Иван Сергеевич думал о том, чтобы сделать «Тургеневой предложение. Но, как вспоминал друг Тургенева П. В. Анненков, эта связь длилась недолго и мирно затухла. Но для Ольги Александровны разрыв оказался тяжелым ударом — она заболела и долго не могла оправиться от потрясения. Затем она вышла замуж за С. Н. Сомова и вскоре умерла, оставив несколько детей. Тургенев очень горевал о ее кончине.

В 1856 году Тургенев снова едет за границу. Шла Крымская война, и было непросто получить заграничный паспорт. Проезд во Францию, с которой Россия воевала, был для русского закрыт… Тургенев едет в Париж через Германию. Он снова встречается с Виардо и проводит конец лета и часть осени в Куртавнеле — союз дружбы и любви восстановлен. Вероятно, этот период был тяжелым испытанием для любви Тургенева и Виардо. В Куртавнеле Тургенева посещает поэт А. Фет, которому Тургенев дает откровенно признание, вырвавшееся у него в момент отчаяния: «Я подчинен воле этой женщины. Нет! Она заслонила от меня все остальное, так мне и надо. Я только тогда блаженствую, когда женщина каблуком наступит мне на шею и вдавит мне лицо носом в грязь».

Друживший с Тургеневым поэт Я. П. Полонский вспоминал, что Тургенев по своему характеру не смог бы любить долго простую невинную женщину, хотя бы и с достоинствами. Что ему нужна была такая женщина, которая заставила бы его сомневаться, колебаться, ревновать, унывать — одним словом мучиться. Тургенев любил Виардо бескорыстно, всеми силами души, кладя к ее ногам всю свою жизнь. Полина, женщина властного темперамента и непомерной гордости, обладающая трезвым практическим умом, хотя и отвечала на чувства писателя, но практически держала его на расстоянии, часто доставляя Тургеневу непомерные страдания. Это была, несомненно, любовь высшего типа, когда сущность не в обладании телом, а в объединении жизней, в объединении душ. Эти два противоположных характера то сходились, то отталкивались друг от друга, но многие годы оставались вместе.

Конечно, Виардо была не та женщина, которая была способна окружить Тургенева атмосферой нежности, в которой он так нуждался. Но любовь Тургенева, общение с ним были необходимы Виардо. Постоянное присутствие Тургенева не было для нее обузой или удовлетворением ее тщеславия. Такая самостоятельная сильная, отчасти необузданная натура не смогла бы переносить рядом с собой человека, любящего ее, если бы она была к нему равнодушна. Да и сам Тургенев вряд ли бы стал терпеть постоянное унижение односторонней любви.

Свою любовь к Виардо Тургенев переносит на всю ее семью. Он с такой любовью отзывается в письмах о дочерях Виардо — Клаудии и Марианне, что некоторые исследователи не без оснований утверждали, что это были две родные дочери писатели. А во внешности Марианны даже находили орловские черты Тургенева. Однако просто хронологические сопоставления показывают, что эти домыслы не подтверждаются.

Весной 1857 года начинается очередное охлаждение отношений Тургенева и Виардо. Она заметно отдаляется от Тургенева. Писатель плохо себя чувствует и лечится в Германии. В августе он пишет письмо поэту Н. А. Некрасову, что так жить нельзя: «Полно сидеть на краюшке чужого гнезда. Своего нет — ну и не надо никакого».

Точно неизвестно, что явилось причиной охлаждения отношений. Хотя известно что порвать отношения с Тургеневым Виардо советовали ее муж, а также многолетний друг А. Шеффер. Из писем Виардо к Ю. Рицу видно, что это решение далось ей не без труда. Через некоторое время Виардо уезжает на гастроли по Европе, а Тургенев — в Россию. Летом 1858 года Виардо пишет Тургеневу письмо, первое после длительного перерыва — она сообщает о смерти А. Шеффера. Их отношения в этот период носят дружеский характер. Осенью 1860 года между Тургеневым, приехавшим в Куртавнель, и Виардо произошло какое-то серьезное объяснение. Они расстались с Виардо. Тургенев писал графине Ламберт: «Прошедшее отделилось от меня окончательно, но, расставшись с ним. Я увидел, что у меня ничего не осталось, что вся моя жизнь отделилась вместе с ним…».

В 1861 году между ним и Виардо нет переписки. В 1862 году отношения возобновляются — семья Виардо приезжает в Баден-Баден для покупки дома — к ним присоединяется Тургенев. Виардо покупают в этом курортном месте дом. Кругом — обилие лесов и горы. Среди отдыхающих видное место занимают русские. Здесь на водах мог лечиться муж Виардо, а в Шварцвальдских лесах и горных лугах была прекрасная охота: водились перепела, зайцы, фазаны и даже вепри.

В Баден-Бадене Тургенев поселился недалеко от виллы Виардо. Последние 20 лет жизни Иван Сергеевич прожил за границей, став членом семейства Виардо. В 1863 году Виардо прощается с большой сценой, хотя в свои 43 года она полна энергии и обаяния, а ее вилла становится музыкальным центром, где собираются знаменитости, где Полина поет, а также аккомпанирует на рояле. Виардо сочиняет комические оперы и оперетты для домашнего театра — Тургенев пишет пьесы, которые используются для либретто оперетт. В 1871 году семья Виардо переехала во Францию. С ними уехал Тургенев. В доме Виардо в Париже Тургенев занял верхний этаж. Дом наполнился звуками музыки. Виардо занимается преподавательской работой. И на домашних вечерах она по свидетельству современников прекрасно поет, в том числе и русские романсы.

Летом Виардо снимали дачу в Буживале. Белая вилла располагалась на холме, кругом старые деревья, фонтан, по траве бежали ручейки с ключевой воды. Несколько выше виллы высился изящный, украшенный деревянной резьбой двухэтажный домик-шале Тургенева, украшенный по фундаменту растущими цветами. После занятий с ученицами Виардо прогуливалась с Тургеневым по парку, они обсуждали написанное им, и она никогда не скрывала своего мнения о его творчестве. К этому времени относится рассказ Тургенева о жизни во Франции, записанный Л. Н. Майковым, где писатель говорит: «Я люблю семью, семейную жизнь, но мне не суждены было создать собственное семейство, и я прикрепился, вошел в состав чужой семьи… Там на меня смотрят не как на литератора, а как на человека, и среди нее мне спокойно и тепло…» Конечно, нельзя обвинять Виардо, что она оторвала Тургенева от Родины. Это не так. Любовь к Виардо заставила писателя жить за границей. Сколько могла Виардо поддерживала в нем энергию литературного творчества, хотя вряд ли она по-настоящему могла оценить русский дух произведений Тургенева. По-видимому, она не прочувствовала до конца трагедию отрыва писателя от Родины.

Парижско-буживальский период жизни писателя можно назвать тихой пристанью последних лет жизни Тургенева.

Дом Виардо стал и его домом: их сожительство приняло характер «семейноподобного» существования. Прежние ссоры, конфликты и непонимание преодолены. Дружба и любовь укрепились, верность Тургенева Виардо дождалась заслуженной награды, но при этом душа Тургенева оставалась раздвоенной, ее терзали безысходные противоречия. На этом фоне у него появлялись припадки уныния. Так в письме к Полонскому в 1877 году Тургенев писал: «Полночь. Сижу я опять за своим письменным столом…. Внизу бедная моя приятельница что-то поет своим совершенно разбитым голосом…, а у меня темнее темной ночи. Могила словно торопиться проглотить меня: как миг, какой пролетает день, пустой, бесцельный, бесцветный, бесцветный».

Приезды в Россию были кратки, но радостны и знаменательны. В 1880 году на пушкинском празднике Тургенев произнес речь, в 1881 году в имении Спасское Тургенев встречается с Л. Толстым. В 80-х годах здоровье Тургенева ухудшается — он страдает частными приступам подагры. Умирает Жорж Санд. Это было сильное переживание, как для Виардо, так и для Тургенева. Сильно болел и дряхлел Луи Виардо.

Врачи долгое время лечили Тургенева от грудной жабы, приписывая ему свежий воздух и молочную диету, а на самом деле у него был рак позвоночника. Когда исход болезни стал ясен, то Виардо, желая избавить Тургенева от переутомления, стала всячески оберегать писателя, не пуская к нему посетителей. Когда в начале 1883 года к Тургеневу приехал французский писатель А. Доде, то дом Виардо был весь в цветах и пении, но Тургенев сошел на первый этаж в картинную галерею с большим трудом. Там же был Луи Виардо. Тургенев улыбался, окруженный работами русских художников. В апреле 1883 года писателя перевозили в Буживаль. Тургенева сносили с лестницы, а навстречу ему покатили в кресле умирающего Луи Виардо. Они пожали друг другу руки — через две недели Виардо умер. После смерти Луи все внимание Полины Виардо было направлено на Тургенева.

Виардо продолжала музыкальные уроки с ученицами — ей приходилось делить свое время между парижской квартирой и Буживалем. Летом здоровье Тургенева немного улучшилось. Его по-прежнему окружали теплом и заботой члены семьи Виардо. Прикованный к постели писатель попросил перенести его кровать в кабинет: он теперь мог видеть небо и зелень, а главное — он мог видеть ниже по склону виллу Виардо. Но уже в июне врачам стала ясна безнадежность положения больного Тургенева. В середине августа у Тургенева возобновились приступы ужасных болей. Умирание было тяжелым, он лежал весь ослабевший, накачанный морфием и опиумом. В бреду говорил только по-русски. Полина, две ее дочери и двое сиделок неотступно находились при умирающем писателе. Уже незадолго до смерти он узнал наклонившуюся над ним Виардо. Он встрепенулся и сказал: «Вот царица из цариц, сколько добра она сделала». В начале сентября Тургенев умер. Виардо пришла в отчаяние. Она пишет Л. Пичу два письма, которые дышат горем. Она обещает быть в трауре до конца дней. «Никто его не знал, как мы, и никто не будет его так долго оплакивать», — писала дочь Виардо Марианна.

Полина Виардо надолго пережила Тургенева, как он предсказывал в стихотворении «Когда меня не будет…» и она не ходила на его могилу, что тоже было предсказано писателем…

Глава 11 Безусловная любовь

1843 год в писательской и человеческой судьбе Тургенева оказался роковым: это был год начала его литературного успеха, год знакомства с Белинским и одновременно встречи писателя с «центральным светилом» его жизни — молодой двадцатидвухлетней певицей Полиной Виардо-Гарсиа, выступавшей осенью в Петербурге в составе Итальянской оперы. Тогда еще никто не знал, что России она будет обязана своей славой и своим успехом, что Россию она назовет «вторым отечеством», испытывая к ней «вечную признательность».

Шел «Севильский цирюльник», в котором Виардо исполняла партию Розины. Началась картина первого акта. «Комната в доме Бартоло. Входит Розина: небольшого роста, с довольно крупными чертами лица и большими, глубокими, горячими глазами. Пестрый испанский костюм, высокий андалузский гребень торчит на голове немного вкось. «Некрасива!» — повторил мой сосед сзади. «В самом деле», — подумал Тургенев.

Вдруг совершилось что-то необыкновенное! Раздались такие восхитительные бархатные ноты, каких, казалось, никто никогда не слыхивал… По зале мгновенно пробежала электрическая искра… В первую минуту — мертвая тишина, какое-то блаженное оцепенение… но молча прослушать до конца — нет, это было свыше сил! Порывистые «браво! браво!» прерывали певицу на каждом шагу, заглушали ее… Сдержанность, соблюдение театральных условий были невозможны; никто не владел собою. Восторг уже не мог вместиться в огромной массе людей, жадно ловивших каждый звук, каждое дыхание этой волшебницы, завладевшей так внезапно и всецело всеми чувствами и мыслями, воображением молодых и старых, пылких и холодных, музыкантов и профанов, мужчин и женщин… Да! Это была волшебница! И уста ее были прелестны! Кто сказал «некрасива»? — Нелепость!

Не успела еще Виардо-Гарсиа закончить свою арию, как плотина прорвалась: хлынула такая могучая волна, разразилась такая буря, каких я не видывал и не слыхивал. Я не мог дать себе отчета: где я? что со мною делается? Помню только, что и сам я, и все кругом меня кричало, хлопало, случало ногами и стульями, неистовствовало.

Это было какое-то опьянение, какая-то зараза энтузиазма, мгновенно охватившая всех с низу до верху, неудержимая потребность высказаться как можно громче и энергичнее!

Это было великое торжество искусства! Не бывшие в тот вечер в оперной зале не в состоянии представить себе, до какой степени может быть наэлектризована масса слушателей, за пять минут до этого не ожидавшая ничего подобного.

При повторении арии для всех стало очевидно, что Виардо не только великая исполнительница, но и гениальная артистка… Каждое почти украшение, которым так богаты мотивы Россини, явилось теперь в новом виде: новые, неслыханно-изящные фиоритуры сыпались как блистательный фейерверк, изумляли и очаровывали, никогда не повторяясь, порожденные минутой вдохновения. Диапазон ее голоса от сопрано доходил до глубоких ласкающих сердце нот контральто с неимоверной легкостью и силою. Обаяние певицы и женщины возрастало «кресчендо» в продолжение всего первого акта, так что, под конец каждый с нетерпением ожидал возможности поделиться с кем-нибудь из близко знакомых переполнившими душу впечатлениями. И действительно, последовавший затем антракт не походил на обыкновенные: началось сильное передвижение, но довольно долго почти никто не выходил из партера: отовсюду слышались горячие восклицания восторга и удивления. Вызовам, казалось, не будет конца…

Иван Сергеевич Тургенев считал 1 ноября 1843 года самым прекрасным днем своей жизни и всегда его праздновал. В этот день он был представлен Полине Виардо-Гарсиа. Счастливый случай помог Тургеневу приблизиться к своему идеалу. Один из близких знакомых писателя пригласил его на охоту в обществе мужа Полины, Луи Виардо, а затем Ивана Сергеевича познакомили и с самой певицей. С тех пор Тургенев в течение многих десятилетий всегда отмечал эту дату как священный праздник. В этот день писателя представили как «молодого великорусского помещика, хорошего стрелка, приятного собеседника и плохого стихотворца». Подобная аттестация, разумеется, не произвела должного впечатления на певицу, обладавшую утонченным вкусом и ценившую в людях одаренность, а не умение прожигать жизнь: «Когда он вошел в комнату, он мне показался гигантом — ужасно высокий, удивительно красивый, с голубыми и умными глазами… Но не могу сказать, чтобы он поразил меня сразу. Я долго не обращала на него внимания…».

А Тургенев в автобиографическом «Мемориале» отметил этот день Так: «Встреча с Полиной». Рядом поставил крест, чем-то похожий на кладбищенский, за которым нет уже ни прошлого, ничего, как будто он разом перечеркнул все, что было до этого, и в то же время, как будто впереди для себя он тоже не видел ни будущего, ни надежд.

Вскоре молодой писатель предложил Полине Виардо свои услуги в качестве учителя русского языка. Ей это было необходимо, так как по желанию здешней публики приходилось петь на сцене русские песни и романсы. И с того момента почти ежедневно они начали встречаться. Тургенев давал Полине уроки…

Восторженные отзывы о Полине Виардо оставили многие ее современники, среди них — основатель Русского музыкального общества и первой консерватории в России А. Г. Рубинштейн: «Никогда, ни прежде, ни после не слыхал я ничего подобного. Берлиоз назвал Виардо «одной из величайших артисток прошлой и современной истории музыки». По признанию Сен-Санса, великого французского композитора XIX века, «…ее голос, не бархатистый и не кристально-чистый, но скорее горький, как померанец, был создан для трагедий, элегических поэм, ораторий».

В репертуаре певицы были романсы на музыку Глинки, Даргомыжского, Верстовского, Кюи, Бородина, Чайковского, исполняемые ею на русском языке. Будучи ученицей Листа и Шопена, она изумительно играла на рояле. Полина Виардо сама сочиняла музыку к романсам, среди которых многие были написаны на стихи русских поэтов. Русский стал одним из шести европейских языков, которыми владела Полина.

Для Тургенева Полина была красавица. И такого мнения он оставался до конца своей жизни. Панаева пишет: «Не припомню через сколько лет, Виардо опять приехала петь в итальянской опере. Но она уже потеряла свежесть своего голоса, а о наружности нечего и говорить: слетами ее лицо сделалось еще некрасивее. Публика принимала ее холодно. Тургенев же находил, что Виардо гораздо лучше стала петь и играть, чем прежде, а петербургская публика настолько глупа и невежественна в музыке, что не умеет ценить такую замечательную артистку».

Когда они познакомились, ей было двадцать два, а ему двадцать пять лет. Современники считали Тургенева одним из красивейших людей своей эпохи. Родовитый барин, настоящий русский великан под два метра ростом. И вместе с тем — мягок, добродушен, нежен, порой даже капризен, как ребенок. Он был завсегдатаем модных салонов Петербурга, блестяще владел французским языком. Отсюда и поразительный успех у женщин. Не устояла перед тургеневскими чарами и Полина Виардо. В одном из своих многочисленных писем к ней Тургенев как бы, между прочим, признался: «А вы будьте вполне уверены, что в тот день, когда я перестану нежно и глубоко любить вас, я перестану и существовать».

Эта любовь длилась сорок лет, до самой смерти писателя. Практически в каждом тургеневском произведении, созданном после 1843 года, можно в большей или меньшей степени найти отголоски этого необыкновенного чувства. По определению матушки Варвары Петровны Тургеневой, он как безумец гонялся «по всей Европе за этой цыганкой».

Он тенью сопровождал семейство Виардо, куда бы оно ни отправлялось. Был в Париже, Берлине, Лондоне, Дрездене, Баден-Бадене, в Куртавнеле и Буживале. В доме Виардо в Ле Френе он и скончался… Сочинял тексты для оперетт мадам Виардо, искал издателей для альбомов ее романсов, а если не находил — под строгим секретом от нее… печатал за свой счет.

Ее пение он слушал, закрыв лицо ладонями, по которым подчас струились слезы восторга и обожания. Аплодировал же ей с такой горячностью, что обращал на себя внимание зрителей из соседних лож. Интересное свидетельство о поведении Тургенева в театре во время выступления его любимой певицы оставила А. Я. Панаева: «…он, не имея денег абонироваться в кресла, без приглашения являлся в ложу, на которую я абонировалась в складчину со своими знакомыми. Наша ложа в третьем ярусе и так была набита битком, а колоссальной фигуре Тургенева требовалось много места. Он бесцеремонно садился в ложе, тогда как те, кто заплатил деньги, стояли за его широкой спиной и не видели ничего происходившего на сцене. Но этого мало; Тургенев так неистово аплодировал и вслух восторгался пением Виардо, что возбуждал ропот в соседях нашей ложи».

По словам А. Ф. Кони, «привязанность к Виардо обессилила и связала его волю, ввела его в заколдованный круг неотразимого влияния властной и выдающейся женщины. Он отдал себя, свое время и сердце всецело ей и всей ее семье».

После закрытия сезона супруги Виардо уехали во Францию. Вслед за ними отправился и Тургенев. Дети по-домашнему звали его «Туржель». Он привык к своему особенному, несколько удивительному для французов положению — постоянного гостя семьи Виардо…

Воистину это был едва ли не самый странный писательский роман XIX века! В перерывах между встречами Виардо и Тургенев погружались каждый в свою суету. Оба, причем, вели отнюдь не монашеский образ жизни. Ивана Сергеевича любили и крепостные девушки, и актрисы, и представительницы родовитых семейств. Среди поклонников Виардо — известные композиторы, их менее знаменитые собратья по искусству. И даже несколько наследников европейских престолов сходили с ума по «несравненной» Полине.

Виардо то привлекала, то отталкивала, но была именно той властной, заставляющей страдать и творить, женщиной, которая, по мнению друзей Тургенева, и нужна была ему. Полина Виардо была первой слушательницей всех произведений. Она ввела Тургенева в литературный мир Франции, где его талант был живо оценен и поддержан. На родину он вернулся уже известным и признанным писателем. Во Франции же жил в доме Виардо, охотился вместе с Луи Виардо, их детей любил как своих. Кстати, Полина взяла в свою семью и 8-летнюю незаконнорожденную дочь писателя (от крепостной-белошвейки), узнав о жестоком обращении с ней матери Тургенева…

Тургенев делал попытки вырваться, искал другие объекты для любви, но ничем, кроме изломанных судеб и страданий для девушек (одной из которых была сестра Льва Толстого), это не заканчивалось. Полина была полноправной хозяйкой в его сердце. А он — членом их странной семьи. Нигде он не был счастлив, но только здесь находил душевное успокоение. Для исследователей жизни и творчества этих двух ярчайших людей своего века и сегодня есть вопросы, остающиеся без ответов. Долгое время существовала версия платонической любви этих двух гениев. Но это не так. Полина Виардо ответила на чувства писателя (и даже более того: есть основания полагать, что сын Поль — сын Тургенева), но держала его на расстоянии, заставляя страдать. Вопреки всем преградам: семейному положению возлюбленной, запрету и отказу в содержании своей матери, Тургенев следует по пятам за Полиной, становится тенью певицы в европейских турне. Несколько лет подряд и Виардо приезжает в Петербург, но северный климат и коклюш подорвали здоровье певицы. Она возвращается во Францию, за ней отправляется и влюбленный Тургенев, для которого Виардо стала не просто музой, она заменила все: родных, друзей, семью.

По завершению гастролей, Полина Виардо приглашает Тургенева во Францию. И тот, против воли своей матери, без денег, еще никому не известный, уезжает со своей возлюбленной и ее мужем в Париж. Там он познакомился и подружился с семьей Виардо, жившей в Куртавнеле. В ноябре 1845 года он возвращается в Россию, чтобы в январе 1847 года, узнав о гастролях Виардо в Германии, вновь уехать: Берлин, затем Лондон, Париж, турне по Франции и опять Санкт-Петербург. Он мечется по Европе за тенью своей любимой: «Ах, мои чувства к вам слишком велики и могучи. Я не могу жить вдали от вас, — я должен чувствовать вашу близость, наслаждаться ею, — день, когда мне не светили ваши глаза, — день потерянный».

Жизнь в Куртавнеле текла интересно и весело: читали вслух, разыгрывали домашние спектакли, встречали гостей… Тургенев был счастлив, находясь рядом с любимой женщиной. И в тоже время это счастье вносило в его душу смятение: ведь он любил госпожу Виардо, и его мучило, что приходится жить на «краешке чужого гнезда». Русские друзья, навещавшие его во Франции, находили такое положение прискорбным. Одному из них он признался: «Она уже давно навеки затмила в моих глазах всех других женщин. Я заслужил то, что со мной происходит». Толстой, повидавши его в Париже, писал: «Никогда не думал, что он способен так сильно любить».

В 1864 году Полина Виардо оставила подмостки и вместе с мужем и детьми переселилась в Баден-Баден. Тургенев последовал за ними, построив себе дом по-соседству. С хозяином дома, месье Луи Виардо, Ивана Сергеевича связывала общая страсть — охота. Кроме того, они вдвоем переводили на французский произведения русских писателей, а впоследствии — и самого Тургенева.

Существует легенда о том, что любовь Тургенева была платонической, однако отдельные его письма не оставляют сомнений в достаточно близких взаимоотношениях Виардо и Тургенева: «Здравствуй, моя любимая, самая лучшая, самая дорогая моя женщина… Родной мой ангел… Единственная и самая любимая…».

Некоторые исследователи творчества писателя, и в их числе директор музея И. С. Тургенева в Бужевиле А. Я. Звигильский, связывают рождение у Полины Виардо в 1856 году сына Поля именно с такими близкими взаимоотношениями. Никогда рождение детей в семействе Виардо не вызывало у Тургенева такой бури восторга как при рождении Поля. Но мадам Виардо не разделяла его ликования. Уже осенью 1856 году она явно «за что-то» прогневалась на своего друга. И эта опала длилась почти пять лет.

Вопрос об отцовстве Тургенева до сих пор остается не выясненным. В тот период у Полины был еще один любовник — известный художник Ари Шеффер, писавший ее портрет. Большинство западных исследователей творчества Тургенева полагают, что все-таки это был его сын, кстати, и потомки рода Виардо склоняются к тому же. Видимо, есть на то основания.

Но, несмотря ни на что, и в то время, и позже, с годами, чувство Тургенева к Полине не ослабевало:

— Уверяю Вас, что чувства, которые я к Вам испытываю, — нечто совершенно небывалое, нечто такое, чего мир не знал, что никогда не существовало и что вовеки не повторится! — Тургенев по-прежнему и неустанно твердил своей возлюбленной обо всех чувствах, которые испытывал к ней. Полина, глядя ему в глаза, казалось, слегка охладила его пыл, фразой:

— Что я могу предложить Вам в ответ? Лишь дружбу, крепкую дружбу без обязательств.

— О мой горячо любимый друг, я постоянно, день и ночь, думаю о Вас, и с такой бесконечной любовью! Каждый раз, когда Вы будете думать обо мне, Вы спокойно можете сказать: «Мой образ стоит теперь перед его глазами, и он поклоняется мне». Это буквально так — подводил итог встречи Тургенев, увлеченный Полиной Виардо навечно, — Как я был счастлив, когда читал Вам отрывки из своего романа («Дым»). Я буду теперь много писать, исключительно для того, чтобы доставить себе это счастье. Впечатление, производимое на Вас моим чтением, находило в моей душе стократный отклик, подобный горному эху и это была не исключительно авторская радость — переводя разговор в более деловое русло, писатель верил, что когда-нибудь, «его богиня» все же примет его чувства, гораздо большие, чем просто дружба.

Любовь Тургенева доставляла ему не только душевные радость и страдания. Она была источником его творческого вдохновения.

Полина Виардо всегда проявляла живой, неподдельный интерес ко всем произведениям, выходившим из-под пера писателя. Сама Виардо заметила однажды: «Ни одна строка Тургенева не попадала в печать прежде, чем он не познакомил меня с нею. Вы, русские, не знаете, насколько вы обязаны мне, что Тургенев продолжает писать и работать».

А что же Полина Виардо, как сама относилась к такому положению в своей семье? Так называемую «дружбу» Полина дарила еще многим мужчинам. Говорят, что у нее был роман даже с сыном своей ближайшей подруги — Жорж Санд.

Интересно, что именно по рекомендации Гуно учителем музыки дочери Тургенева стал проживавший в Буживале мало кому тогда известный композитор Жорж Бизе. Именно в Буживале он и создал свою бессмертную оперу «Кармен». Дом, в котором жил Бизе, сохранился до нашего времени. Он расположен на улице, которая здесь названа в честь И. С. Тургенева.

А Полина… Она была просто счастлива, когда удавалось на какое-то время ускользнуть и от Виардо, и от Тургенева. Им двоим доставалась только ее дружба: «Я способна на постоянную дружбу, свободную от эгоизма, прочную и неутомимую».

В 60-е годы Тургенев постоянно в разъездах, маршрут почти всегда один: Россия — Франция — Россия. И все же после выхода в свет романа «Отцы и дети» (1862) писатель почувствовал, что теряет связь с молодым поколением своей страны. По воспоминаниям современников «большая часть молодежи приняла роман «Отцы и дети» с громким протестом. Многие видели в нем карикатуру на себя. Это недоразумение сильно огорчало Тургенева». Ко всему прочему, в тот период у Тургенева разладились отношения с Толстым, Достоевским и со своим старинным другом Герценом. В итоге, он все больше привязывался к семейству Виардо.

Однако, и до знакомства с Виардо, и во время своих приездов в Россию, Тургенев ни раз проявлял интерес и к другим женщинам. И все же, Полина Виардо безраздельно властвовала над ним. Даже в те минуты, когда Тургенев, казалось, бывал особенно счастлив в России, он мог неожиданно заявить друзьям: «Если госпожа Виардо сейчас позовет меня, я должен буду уехать». И уезжал…

Главным интересом Ивана Сергеевича по-прежнему оставалась семья Виардо. Как пишет Андре Моруа в своей монографии «Тургенев», «если бы ему предложили выбор быть первым в мире писателем, но никогда больше не увидеть семью Виардо или служить у них сторожем, дворником и в этом качестве последовать за ними куда-нибудь на другой конец света, он предпочел бы положение дворника».

Но все чаще им овладевало меланхоличное настроение: «Мне стукнуло шестьдесят лет: это начало «хвоста» жизни». Все больше тянуло на родину. Однако приезды его сюда были только для того, чтобы вновь и вновь возвращаться к Ней. По словам его близких друзей, ни раз «Тургенев начинал заговаривать о том, чтобы подольше остаться в России, пожить у себя в Спасском. Но достаточно было малейшего подозрения там, в Париже, довольно было одного письма оттуда — и все завязавшиеся связи мгновенно разрывались, Тургенев бросал все и летел туда, где была Виардо…

Тургенев — один из тончайших певцов первой любви во всей мировой литературе и в первую очередь в прозе. Он создает очаровательные женские образы, вошедшие в золотой фонд русской литературы под романтическим названием «тургеневских девушек»: самоотверженных, искренних, решительных, не боящихся любить.

Однако, знакомясь ближе с его произведениями, замечаешь, что многие тургеневские герои-мужчины — прекрасные, тонкие, чуткие — не могут найти себе дело по плечу, по натуре, по убеждению совести. Они безынициативны, пасуют перед действительностью, боятся ответственности в делах семейных. Сфера их деятельности, как правило, ограничивается кругом личной жизни. Прежде всего, любви.

Такими мы видим Рудина и Шубина из «Накануне», Лаврецкого из «Дворянского гнезда», анонимного господина Н. Н. из «Аси», Санина из «Вешних вод», Нежданова из «Нови»… И в этом, без всякого сомнения, заключается отражение писателем личного опыта, личной драмы, личных переживаний.

Сгорая от страсти, Тургенев писал любимой: «Я ничего не видел на свете лучше Вас… Встретить Вас на своем пути было величайшим счастьем моей жизни, моя преданность и благосклонность не имеет границ и умрет только вместе со мной». Всю свою жизнь писатель остался верен этому чувству, многое принеся ему в жертву. Иван Сергеевич любил всей душой, ему нравилось даже просто произносить ее имя. Она же позволяла себя любить.

Их встречи возобновились, когда Полина Виардо снова приехала на гастроли в Петербург зимой 1844–1845 года. Варвара Петровна писала из Москвы: «Иван уехал отсюда дней на пять с итальянцами, располагает ехать за границу с ними же или для них». После окончания гастролей в Петербурге и Москве итальянская опера стала готовиться к отъезду из России.

Тургенев ушел со службы в департаменте Министерства внутренних дел, получил заграничный паспорт отставного коллежского секретаря, отправляющегося в Германию и Голландию для лечения, и уехал за границу. Он много путешествовал, и однажды получил приглашение погостить в семействе супругов Виардо.

Начиная с конца 1840-х годов Тургенев постоянно живет во Франции. Эти годы биографы назовут «счастливым трехлетием». Именно искренность и глубокое уважение писателя к любимой женщине, основанное на принципе: я могу быть счастлив только потому, что она счастлива в своем браке, сделали возможным их отношения, переросшие в роман-дружбу. Русский писатель много путешествует, согласовывая свой маршрут с гастролями Полины Виардо. Семья Виардо постепенно стала частицей его жизни. В те годы Иван Тургенев практически жил в семье возлюбленной: он то снимал дома по соседству, то подолгу гостил у нее. С мужем знаменитой певицы у писателя сложились ровные приятельские отношения, несмотря на значительную разницу в возрасте. Луи Виардо, казалось, не замечал влюбленности русского писателя. Он полностью полагался на благоразумие жены, не изводя ее ревностью и подозрениями.

Полина Виардо, слывшая умной женщиной, сумела сохранить семью. В том, что это решение было продиктовано здравым смыслом и железной волей, нет никаких сомнений: «Я могла совершить большую ошибку — потому что лишилась воли… Понемногу мой разум вернулся ко мне, а с ним и воля. Обладая ею, я была сильнее всех». Она понимала, что на Тургенева — человека творческого — нельзя было положиться в жизни, поэтому держала его на расстоянии. Она даже ни разу не навестила измученного писателя, когда он, находясь в Париже, слег от желудочных колик. К тому же, дружба с Тургеневым имела и вполне ощутимые материальные выгоды: вопреки воли матери, Иван Сергеевич тратил на семейство Виардо крупные суммы денег.

Прожив в тесном общении с семьей Виардо около 40 лет, он все-таки чувствовал себя глубоко и безнадежно одиноким. На этой почве выросло тургеневское изображение любви, столь характерное даже для его всегда меланхоличной творческой манеры. Тургенев — певец любви неудачной по преимуществу. Счастливой развязки у него почти ни одной нет, последний аккорд — всегда грустный. Герои Тургенева всегда робки и нерешительны в своих сердечных делах: таким был и сам Иван Сергеевич. Вместе с тем, никто из русских писателей не уделил столько внимания любви, никто в такой мере не идеализировал женщину как он. Это было выражением его стремления забыться в мечтах, грезах, иллюзиях…

После смерти Полины Виардо в ее столике нашли рукопись, которая называлась «Тургенев. Жизнь для искусства». Рассказывают, что речь в ней шла о том, как эти два любящих друг друга человека все свои чувства, мысли, страдания, скитания мятущихся душ переплавляли в искусство. Роман пропал. Весь XX век пытались найти его в странах Европы. И не только Европы. Но пока безуспешно…

Глава 12 Эпистолярный роман

Особую нотку в отношения любящих людей привносят письма. В то время эпистолярные романы были очень модны. Письма играли особую роль в жизни и творчестве И. С. Тургенева. Все письма он бережно хранил, рецензировал и в дальнейшем издавал, как книгу мемуаров, здесь были любые письма: интересные, деловые, письма друзьям и от друзей, письма к матери, а иногда это были письма «дамам сердца»… Не сохранилось лишь писем от Полины Виардо. Как же так случилось, что ценная для истории целой эпохи информация не стала всеобщим достоянием? К большому сожалению публики, мадам Виардо не хотела никоим образом компрометировать себя, после смерти Тургенева всю переписку Полина Виардо бережно перебрала, лично сделала выборку для публикации и отредактировала в переводе с французского и немецкого языков. В результате из писем почти исчезла любовь, письма сохранили лишь настроение теплых дружеских отношений двух хорошо знающих друг друга людей. Полностью и без купюр письма были опубликованы сразу же после смерти Виардо. Во многих из них имеются вставки на немецком языке. Есть основания предполагать, что Луи — муж Полины, читал письма Тургенева к жене и Тургенев знал об этом, но в то же время Луи совсем не знал немецкого языка. Тургенев пишет: «Прошу, позвольте мне, в знак прощения, пламенно поцеловать эти дорогие ноги, которым принадлежит вся моя душа…. У ваших милых ног хочу я вечно жить и умереть. Целую вас целыми часами и остаюсь навек вашим другом». Глубокую привязанность нельзя назвать обыкновенной влюбленностью. До последних дней жизни Иван Тургенев остался верен этому чувству, многое принеся ему в жертву… Его привлекали редкое богатство ее натуры, блестящий ум, начитанность, внутренняя тонкость и восприимчивость.

Полине Виардо, 1846, Петербург.

«Пишу Вам накануне отъезда в деревню… Собираюсь провести 4 месяца в полнейшем уединении, среди степей, которые я так люблю. Беру с собой несколько хороших книг; надеюсь, что воспоминания, планы насчет будущего, труд и охота помогут мне довольно приятно провести время. Смею думать, что вы не забудете сообщать мне время от времени, что у вас делается. Будьте здоровы и счастливы, насколько возможно. Работайте много и думайте немножко о тех, кто вас любит…. Вот уже скоро 3 месяца, как вы уехали, сколько остается еще до вашего возвращения?.. Вернетесь ли вы?.. Прощайте пока. Возвращайтесь к нам такой же, какой уехали… Здесь вы найдете все так же, как вы оставили. Итак, до свидания, рано или поздно.

Весь Ваш, И. Тургенев».

Слова этих писем лучше всяких объяснений передают отношения Тургенева к Полине Виардо. Исполненные нежной любви, грустью разлуки, проникнутые заботой о здоровье и счастье любимой. Он умеет справляться с чувствами, он восхищенно пишет о блаженстве уединенного размышления, тихого чтения у камина, радости труда и охоты. Кстати, герой его книг, некто Базаров от несчастной любви лечится работой: ставит опыты, наблюдает, исследует.

«По всей вероятности, я буду иметь счастье увидать вас около половины января, будущего года… Я был очень занят все это время, занят и до сих пор благодаря нашему новому журналу. Но я постараюсь устроиться так, чтобы можно выехать из Петербурга с наступлением нового года. Потому и работаю изо всех сил. Я взял на себя некоторые обязательства, хочу их выполнить и выполню. А в конце этих двух месяцев упорной работы мне видится масса очаровательных вещей, ожидающих меня и придающих мне бодрость. Ведь какая превосходная вещь — уже одна возможность сказать вам до свидания!

Преданный вам И. Тургенев».

Подкупает трогательная преданность, переданная фразой: я буду иметь счастье. Эти письма к Полине Виардо Тургенев писал в момент творческого подъема в работе над «Записками охотника». Даже здесь он использует художественный образ бедняка-трактирщика, которого застигает лавина гостей, рассказывая о себе и писательских идеях. «Я ничего не видел на свете лучше Вас. Встретить Вас на своем пути было величайшим счастьем моей жизни, моя преданность и благодарность не имеют границ и умрут только вместе со мною». Какой «крик души» в этих письмах, радость встречи в письме выражается монологом, посвященном возлюбленной, которой он должен быть всего лишь другом. Вот благородство! Вот удивительная сила благородства!

Париж, воскресенье вечером, июнь 1849.

«Добрый вечер. Как вы поживаете в Куртавенеле? Держу тысячу против одного, что вы не угадаете того, что… Но хорош же я, держа тысячу против одного — потому что вы уже угадали при виде этого лоскутка нотной бумаги. Да, сударыня, это я сочинил то, что вы видите — музыку и слова, даю вам слово! Сколько это мне стоило труда, пота лица, умственного терзания, — не поддается описанию. Мотив я нашел довольно скоро — вы понимаете: вдохновение! Но затем подобрать его на фортепиано, а затем записать… Я разорвал четыре или пять черновых: и все-таки даже теперь не уверен в том, что не написал чего-нибудь чудовищно-невозможного. В каком это может быть тоне? Мне пришлось с величайшим трудом собрать все, что всплыло в моей памяти музыкальных крох; у меня голова от этого болит: что за труд! Как бы то ни было, может быть, это заставит вас минуты две посмеяться.

Впрочем, я чувствую себя несравненно лучше, нежели я пою, — завтра я в первый раз выйду. Пожалуйста, устройте к этому бас, как для тех нот, которые я писал наудачу. Если бы ваш брат Мануэль увидел меня за работой, — это заставило бы его вспомнить о стихах, которые он сочинял на Куртавенельском мосту, описывая конвульсивные круги ногой и делая грациозные округленные движения руками. Черт возьми! Неужели так трудно сочинять музыку? Мейербер — великий человек!».

Куртавенель, среда.

«Вот, сударыня, вам второй бюллетень.

Все вполне здоровы: воздух Бри положительно очень здоров. Теперь половина двенадцатого утра, мы с нетерпением ожидаем почтальона, который, надеюсь, доставит нам хорошие вести.

Вчерашний день был мене однообразен, чем позавчера. Мы сделали большую прогулку, а затем вечером, во время нашей игры в вист, произошло великое событие. Вот что случилось: большая крыса забралась в кухню, а Вероника, у которой она накануне съела чулок (какое прожорливое животное! Куда бы ни шло, если б еще это был чулок Мюллера), имела ловкость заткнуть тряпкой и двумя большими камнями дыру, которая служила отступлением крысе. Она прибегает и сообщает нам эту великую весть. Мы все поднимаемся, все вооружаемся палками и входим в кухню. Несчастная крыса укрылась под угольный шкаф; ее оттуда выгоняют, — она выходит, Вероника пускает в нее чем-то, но промахивается; крыса возвращается под шкаф и исчезает.

Ищут, ищут во всех углах, — крысы нет. Напрасны все старания; наконец, Вероника догадывается выдвинуть совсем маленький ящичек… в воздух быстро мелькает длинный серый хвост, — хитрая плутовка забилась туда! Она соскакивает с быстротой молнии, — ей хотят нанести удар, — она снова исчезает. На этот раз поиски продолжаются полчаса, — ничего! И заметьте, что в кухне очень мало мебели.

Утомившись войной, мы удаляемся и снова садимся за вист. Но вот входит Вероника, неся щипцами труп своего врага. Вообразите себе, куда спряталась крыса! В кухне на столе стоял стул, а на этом стуле лежало платье Вероники, — крыса забралась в один из его рукавов. Заметьте, что я трогал это платье четыре или пять раз во время наших поисков. Не восхищаетесь ли вы присутствием духа, быстротой глаза, энергией характера этого маленького животного? Человек, при такой опасности, сто раз потерял бы голову; Вероника хотела уже уйти и отказаться от поисков, когда, к несчастью, один из рукавов ее платья чуть приметно шевельнулся… Бедная крыса заслуживала того, чтоб спасти свою шкуру…

Это последнее выражение напомнило мне, что в National я прочел прискорбное известие: по-видимому, арестовали несколько немецких демократов. Нет ли в числе их Мюллера? Боюсь также за Герцена. Дайте мне о нем известие, прошу вас. Реакция совсем опьянена своей победой и теперь выскажется по всем своем цинизме.

Погода сегодня очень приятная, но мне хотелось бы чего-нибудь другого, вместо молочного неба и легкого ветерка, который наводит на мысль, не слишком ли он свеж. Вы привезете нам хорошую погоду. Мы не ждем вас раньше субботы.

Мы покорились этому… Маленькая заметка от дирекции в газете не оставляет нам насчет этого никаких иллюзий. Терпение! Но как мы будем счастливы снова увидеть вас!

P.S. Мы, наконец, получили письмо (половина четвертого). Слава Богу, все шло хорошо во вторник. Ради Бога, берегите себя. Тысячу дружеских приветствий вам и прочим.

Tausend Grusse. Ihr Ив. Тургенев».

Куртавенель, четверг, 19 июня 1849.

«Нет более тростника! Ваши канавы вычищены, и человечество свободно вздохнуло. Но это не обошлось без труда. Мы работали, как негры, в продолжение двух дней, и я имею право сказать мы, так как и я принимал некоторое участие. Если бы вы меня видели, особенно вчера, выпачканного, вымокшего, но сияющего! Тростник был очень длинен, и его очень трудно было вырывать, тем труднее, чем он был хрупче. В конце концов, дело сделано!

Уже три дня, что я один в Куртавенеле; и что же! Клянусь вам, что я не скучаю. Утром я много работаю, прошу вас верить этому, и я вам представлю доказательство.

Кстати, между нами будь сказано, ваш новый садовник немного ленив; он едва не дал погибнуть олеандрам, так как не поливал их, и грядки вокруг цветника находились в плохом состоянии; я ему ничего не говорил, но принялся сам поливать цветы и полоть сорную траву. Этот немой, но красноречивый намек был понят, и вот уж несколько дней, как все пришло в порядок. Он слишком болтлив и улыбается больше, чем следует; но жена его — хорошая, прилежная бабенка.

Не находите ли вы эту последнюю фразу неслыханною дерзостью в устах такого величайшего лентяя, как я?

Вы не забыли маленького белого петуха? Так этот петух — настоящей демон. Он дерется со всеми, со мною — в особенности; я ему подставляю перчатку, он бросается, вцепляется в нее и дает нести себя, как бульдог. Но я заметил, что каждый раз, после битвы, он подходит к дверям столовой и кричит, как бешеный, пока ему не дадут есть. То, что я принимаю в нем за храбрость, может быть только наглость шута, который хорошо знает, что с ним шутят, и заставляет платить себе за свой труд! О, иллюзия! Вот как тебя теряют… г. Ламартин, воспойте мне это.

Эти подробности с птичьего двора и из деревни заставят вас, вероятно, улыбаться, вас, которая готовится петь «Пророка» в Лондоне… Это должно вам показаться «очень идиллическим»…. А, между тем, я воображаю себе, что чтение этих подробностей доставит вам некоторое удовольствие.

Заметьте — какой апломб!

Итак, вы решительно поете «Пророка», и все это делаете вы, всем управляете… Не утомляйтесь чрезмерно. Заклинаю вас небом, чтобы я знал наперед день первого представления… В этот вечер в Куртавенеле лягут спать не раньше полуночи. Сознаюсь вам, я ожидаю очень, очень большого успеха. Да хранит вас Бог, да благословит Он вас и сохранит вам прекрасное здоровье. Вот все, что я у Него прошу; остальное зависит от вас…

Так как, впрочем, в Куртавенеле в моем распоряжении находится много свободного времени, то я пользуюсь им, чтобы делать совершенно нелепые глупости. Уверяю вас, что время от времени это для меня необходимо; без этого предохранительного клапана я рискую в один прекрасный день сделаться, в самом деле, очень глупым.

Например, я сочинил вчера вечером музыку на следующие слова:

«Un jour ипе chaste bergere Vit dans un fertile verger Assis sur la verte fougere, Un jeune et pudique etranger. Timide, ainsi q’une gazelle Elle allalt fuir quand, tout a coup, Aux yeux eflrayes de la belle S’offre un epouvantable loup: Al'aspect de sa dent qui grince La bergere se trouva mal. A lors pour la sauver, le prince Sefit manger par l'animal».

Предложите знаменитому автору Offrande сочинить на это музыку. Я пришлю свою, и посмотрим, кто одержит верх, вы будете судьей.

Кстати, я у вас прошу извинения, что пишу вам подобные глупости».

Пятница 20-го, 10 часов вечера.

«Здравствуйте, что вы делаете сейчас? Я сижу перед круглым столом в большой гостиной… Глубочайшее молчание царствует в доме, слышится только шепот лампы.

Я, право, очень хорошо работал сегодня; я был застигнуть грозой и дождем во время моей прогулки.

Скажите, что в этом году очень много перепелов.

Сегодня я имел разговор с Jean относительно «Пророка». Он мне говорил очень основательные вещи, между прочим, что «теория есть лучшая практика». Если бы это сказать Мюллеру, то он, наверно, откинул бы голову в сторону и назад, открывая рот и поднимая брови. В день моего отъезда из Парижа, у этого бедняка было только два с половиной франка; к несчастью, я ничего не мог ему дать.

Послушайте, хотя я и не имею denpolilischen Pathos, но меня возмущает одна вещь: это возложенное на генерала Ламорисьера поручение для главной квартиры императора Николая. Это слишком, это слишком, уверяю вас. Бедные венгерцы! Честный человек, в конце концов, не будет знать, где ему жить: молодые наши еще варвары, как мои дорогие соотечественники, или же, если они встают на ноги и хотят идти, их раздавливают, как венгерцев; а старые наши умирают и заражают, так как они уже сгнили и сами заражены. В этом случаев можно петь с Роджером: «И Бог не гремит над этими нечестивыми головами?» Но довольно! А потом, кто сказал, что человеку суждено быть свободным? История нам доказывает противное. Гете, конечно, не из желания быть придворным льстецом написал свой знаменитый стих:

Der Mensch ist nicht geborenfrei zu sein. (Человек не рожден для свободы — пер. с нем. — С. Бергман) Это просто факт, истина, которую он высказывал в качестве точного наблюдателя природы, каким он был.

До завтра.

Это не мешает вам быть чем-то чрезвычайно прекрасным… Видите ли, если бы там и сям на земле не было бы таких созданий, как вы, то на самого себя было бы тошно глядеть… До завтра».

Вторник, 1 (13) ноября 1850, Петербург.

«Willkommen, theuerste, liebste Frau, nach siebenjahriger Freundschaft, willkommen an diesem mir heiligen Tag! Дал бы Бог, чтобы мы могли провести вместе следующую годовщину этого дня и чтобы и через семь лет наша дружба оставалась прежней.

Я ходил сегодня взглянуть на дом, где я впервые семь лет тому назад имел счастье говорить с вами. Дом этот находится на Невском, напротив Александринского театра; ваша квартира была на самом углу, — помните ли вы? Во всей моей жизни нет воспоминаний более дорогих, чем те, которые относятся к вам… Мне приятно ощущать в себе после семи лет все то же глубокое, истинное, неизменное чувство, посвященное вам; сознание это действует на меня благодетельно и проникновенно, как яркий луч солнца; видно, мне суждено счастье, если я заслужил, чтобы отблеск вашей жизни смешивался с моей! Пока живу, буду стараться быть достойным такого счастья; я стал уважать себя с тех пор, как ношу в себе это сокровище. Вы знаете, — то, что я вам говорю, правда, насколько может быть правдиво человеческое слово… Надеюсь, что вам доставит некоторое удовольствие чтение этих строк… а теперь позвольте мне упасть к вашим ногам».

Петербург, четверг 26 октября (7 ноября) 1850.

«Дорогая моя, хорошая m-me Виардо, theuerste, liebste, beste Frau, как вы поживаете? Дебютировали ли вы уже? Часто ли думаете обо мне? Нет дня, когда дорогое мне воспоминание о вас не приходило бы на ум сотни раз; нет ночи, когда бы я не видел вас во сне. Теперь, в разлуке, я чувствую больше, чем когда-либо, силу уз, скрепляющих меня с вами и с вашей семьей; я счастлив тем, что пользуюсь вашей симпатией, и грустен от того, что так далек от вас! Прошу небо послать мне терпения и не слишком отдалять того, тысячу раз благословляемого заранее момента, когда я вас снова увижу!

Работа моя для «Современника» окончена и удалась лучше, чем я ожидал. Это, в добавление к «Запискам охотника», еще рассказ, где я в немного прикрашенном виде изобразил состязание двух народных певцов, на котором я присутствовал два месяца назад. Детство всех народов сходно, и мои певцы напомнили мне Гомера. Потом я перестал думать об этом, так как иначе перо выпало бы у меня из рук. Состязание происходило в кабачке, и там было много оригинальных личностей, которых я пытался зарисовать a la Teniers… Черт побери! какие громкие имена я цитирую при каждом удобном случае! Видите ли, нам, маленьким литераторам, ценою в два су, нужны крепкие костыли для того, чтобы двигаться.

Одним словом, мой рассказ понравился — и, слава Богу!».

Зачем люди пишут друг другу письма? Во-первых, наверное, потому, что переписка — это второй способ общения между людьми, а во-вторых, в письме можно написать словами то, что трудно высказать, глядя человеку в глаза. Письмо несет в себе те чувства и мысли, которые испытывает человек, письмо является частичкой его души, именно излагая свои мысли на бумаге, человек полностью открывается.

Наверное, письма, заставляли этих людей помнить друг о друге. Полина Виардо не так проста, как кажется по истории ее жизни, пусть не осталось ни одного письма от нее к Ивану Тургеневу, можно только догадываться, что писала в них «черноглазая бестия», если он бросал все и шел к ней, бежал к ней. Бросал все, для того, чтобы быть рядом с ней, чтобы быть преданным и верным, чтобы показать всю любовь, которую не мог проявить при всех.

Глава 13 Любовный треугольник

Страстность и неистовство игры на сцене — вот в чем был залог ее успеха у северной — сдержанной, но отнюдь не хладнокровной, — русской публики. Возможно, планы Жорж Санд и Полины Виардо насчет того, что пост одного из директоров Grand Opera откроет юной мадам Виардо путь на сцену Большой Оперы, были задуманы неплохо, но они с треском провалились. В знаменитом театре началось яростное противодействие явлению новой звезды, которая обещала, походя, заткнуть за пояс всех примадонн вместе и каждую по отдельности. Луи подал в отставку, но и это не помогло. И именно в это нелегкое время пришло приглашение от тенора Рубини, который формировал состав Итальянской оперы в Петербурге. И тогда в их жизни появился Иван Тургенев — молодой русский дворянин, безумно влюбленный то ли в Полину, то ли в ее талант. Впервые он увидел ее на сцене, когда Итальянская опера гастролировала в Санкт-Петербурге. Увидел — и «пропал». Иван в это время окончил курс Берлинского университета. Год провел у матери в Спасском, пережил сначала плотский роман со своей белошвейкой, потом «идеальный» — с Татьяной Бакуниной и был уверен в своей мужской неотразимости. Начал писать: издал рассказ «Параша», подруживший его с Белинским и Некрасовым. Поступил на службу в канцелярию Министерства иностранных дел, но вскоре подал в отставку: он искал службы легкой, которая давала бы ему возможность заниматься литературой и ездить за границу, а начальник (им был Владимир Иванович Даль, будущий автор «Толкового словаря живого великорусского языка») требовал и впрямь дело делать. В обществе, впрочем, Тургенева успели полюбить («Что за человек!.. Поэт, талант, красавец, богач, умен, образован, двадцать пять лет — я не знаю, в чем природа отказала ему!» — отзывался о встрече с ним Достоевский). Казалось бы, жизнь улыбалась ему, но… В своей «Переписке» он совершенно четко обрисовал то состояние, в которое повергла его любовь к Полине: «С той самой минуты, как я увидел ее в первый раз, — с той роковой минуты я принадлежал ей весь, вот как собака принадлежит своему хозяину… Я… я уже не мог жить нигде, где она не жила; я оторвался разом от всего мне дорогого, от самой родины, пустился вслед за этой женщиной…. В немецких сказках рыцари часто впадают в подобное оцепенение. Я не мог отвести взора от черт ее лица, не мог наслушаться ее речей, налюбоваться каждым ее движением; я, право, и дышал-то вслед за ней…». И так будет всегда, всю оставшуюся жизнь…

Кто бы мог подумать, что этот заурядный и посредственный «охотник и стихоплет» вскоре станет великим писателем, известным всей Европе? Войдет в историю? Что он напишет либретто к нескольким операм Полины Виардо? Что из-за него Полина выучит русский язык, и в камерные концерты будет обязательно включать русские романсы?

Портрет Тургенева, написанный ее рукой, показывает отнюдь не тот образ, который приличествовал бы солидному классику. На этом портрете можно рассмотреть совершенно другого Тургенева — красавца — мужчину, с узким нервным лицом, благородными чертами и пылающими глазами. Могла ли совсем молодая женщина — ей тогда не было двадцати пяти — устоять перед ним? Она была доброй и по-настоящему человечной.

Узнав, что дочь Тургенева, плод его юношеского увлечения крепостной крестьянкой, подверглась унижениям со стороны бабушки, Полина предложила взять девочку к себе. В ее семье Пелагея, переименованная в Полину, и прожила до своего совершеннолетия. А Тургенев… Тургенев так никогда и не женился, хотя мечтал о собственном доме. Много раз он пленялся юной свежестью девиц на выданье, но всякий раз остывал, не обнаружив в них и следа того мистического пламени, которое так красило Полину… Того священного огня, который превратил посредственного стихоплета в великого писателя. Ей было тридцать шесть, когда страсть перешла в мучительную дружбу…

В том же 1850 году Тургеневу пришлось после трех с половиной лет пребывания за границей отправиться в Россию, где тяжело болела его мать. Вернется он во Францию не скоро — через шесть лет.

На прощание Тургенев пишет письмо Луи Виардо: «Я не хочу покинуть Францию, мой дорогой хороший друг, не выразив мои чувства и мое уважение к вам и не сказав, как я сожалею, что мы должны расстаться. Я оценил совершенство и благородство вашего характера, и вы должны верить мне, когда я говорю, что никогда не буду по-настоящему счастлив до тех пор, пока с ружьем в руке, рядом с вами снова не пересеку любимые равнины Бри».

Читая эти строчки признания Тургенева, становится не по себе. Сразу ощущается неестественность в отношениях между Луи и Тургеневым, преувеличенность или даже наигранность его чувств к адресату, сквозь буквы и слова проступает нечто другое, невысказанное или высказанное в лукавой и превратной форме. Конечно же, автор письма мечтает вернуться на любимые равнины Бри, то есть в Куртавнель. Но манит его туда не «дорогой хороший друг», а его жена. И без нее он действительно никогда не будет «по-настоящему счастлив».

Между тем, отношения Тургенева с мужем Полины претерпевали изменения.

«Во взаимных отношениях совершенно седого Виардо и сильно поседевшего Тургенева, несмотря на их дружбу, ясно выражалась приветливость полноправного хозяина, с одной стороны, и благовоспитанная угодливость гостя — с другой». Понятно, что прибывший в Париж за год до того Тургенев еще только осваивал новую ситуацию, искал себе места «на краешке чужого гнезда» — напишет об видимых отношениях Тургенева Фет, побывавший в Куртавнеле в 1857 году. Иная картина вырисовывается из письма Луи, обращенного к жене и написанного в Баден-Бадене 26 ноября 1865 года. В нем обиженный муж говорит, что ему кажется, что Полина уважает русского писателя больше, чем его, что он, Луи, становится для нее лишним. «Я желаю всем моим существом, — пишет он дальше, — чтобы мое сознание отключилось, чтобы мое сердце было спокойно и полно тобой…» И дальше звучит отчаянный призыв «прогнать этих порочных разноцветных дьяволов, восстановить мой покой и веселость, наполнить меня счастьем и гордостью за тебя, мою жену и подругу». Ощущение того, что в отношениях мужа и жены наметилась трещина, что в баденский период Луи уже не видит себя в сравнении с Тургеневым «полноправным хозяином», да и тот уже не «угодливый гость». В это время Луи — старик, ему шестьдесят пять лет, тогда как Полине — сорок четыре, Тургеневу — сорок шесть. В отличие от того, куртавнелевского Тургенева, баденский — всемирно известный писатель, друг и сотрапезник столпов французской литературы: Флобера, Золя, Мопассана, братьев Гонкуров.

Полина Виардо, готовя к изданию переписку с Тургеневым — а из пятисот его писем к ней сегодня известны лишь триста, — изъяла из нее все компрометирующие факты, зачернила все «неудобные» места. Из ее собственных писем к Тургеневу в прессу попали всего двадцать — ничтожно мало, если учесть, что переписка была регулярной. Полина не собиралась открывать публике свои личные тайны. Оба — она и Тургенев — хранили эти тайны от чужих глаз, видимо договорившись — один раз и на всю жизнь. От Тургенева друзья могли слышать только жалобы на недосягаемость возлюбленной. И не в последнюю очередь связано это было с Луи Виардо, которого бы травмировало иное, кроме дружески-влюбленного, отношение к его жене.

Случилось так, что, несмотря на огромную разницу в возрасте с Тургеневым, Луи Виардо умер в том же самом 1883 году, что и русский писатель, опередив его лишь на несколько месяцев. Так что Полине и Ивану не пришлось пожить практически ни минуты на положении «свободных людей». Нужно было молчать, скрываться и таить.

До сих пор остается загадкой лаконичная запись в «Мемориале» за 14 июня 1849 года: «… я в первый раз с П».

Тургенев прошел долгий и сложный путь «воспитания чувств» — если воспользоваться точным выражением тургеневского друга — Флобера. Известно, что молодой Тургенев, направо и налево трубил о своих победах, все окружающие знали и о его чувстве к Полине Виардо. Но прошло несколько лет — и вот в кругах общения Тургенева говорят: «…вообще он избегал произносить ее имя; это было для него вроде святотатства».

Другая загадочная запись Тургенева в «Мемориале» за 1845 год: «Самое счастливое время моей жизни». Фраза выделена курсивом, и это «счастливое время» приходится на двухмесячную одинокую поездку по Пиренеям (Он проводил Боткина до испанской границы и отправился в путешествие по границе Франции). Скорее всего, словосочетание «счастливое время» употреблено здесь в пушкинском значении — а Пушкина Тургенев любил — как время «покоя и воли». В последующие годы у Ивана Сергеевича уже не будет ни того, ни другого. Он будет следовать за семьей Виардо, добровольно подчиняя себя воле и желаниям Полины, и какой уж тут покой?!

По свидетельству самого же Тургенева, письма Полины были скромны, но очень нежны и приветливы. И «вечно влюбленному» писателю казалось, что Полина отнюдь не пренебрегала им, а относилась к нему как к любимому человеку. Вот такие обрывки из писем Полины дошли сегодня до нас, кому, как не Тургеневу можно было написать такое: «До свидания, до свидания. Какое счастье думать об этом!» (Баден-Баден, 8 июля 1865 года). Или: «Очень горячо, неизменно, очень… желаю вам доброй ночи» (Веймар, 16 февраля 1869 года).

Письма с той и другой стороны идут под номерами, иногда пишутся по два в день, телеграммы поджидают путешественника на месте прибытия как подарок и напоминание о любимой: не грусти, я с тобой. В Полининых письмах не только нежность и забота, бывает, что и ревность тонкой иглой уколет. (Ревность вызвала, например, «эта толстая украинка» Марко Вовчок, — и опасение, что писатель, «именно по этим причинам» может не вернуться из России…).

За два года до смерти Тургенев напишет странную мистическую повесть, названную им «Песнь торжествующей любви». Название не случайно, так же как и сюжет. Музыкант и художник борются за любовь Валерии, побеждает художник, и музыкант отправляется в дальнее путешествие. Приехав, силой волшебства он добивается любви Валерии. В минуту своей победы он играет на скрипке песнь торжествующей любви. Музыкант-колдун изгнан, но под пальцами Валерии неожиданно возникает его песнь, и возникает именно тогда, когда после долгих лет бесплодного брака она чувствует в себе зарождение новой жизни…

20 июля 1857 года в Куртавнеле у супругов Виардо родился сын Поль, в будущем известный скрипач. В разное время выдвигались предположения, что ребенок мог быть сыном русского писателя. И это происходило на фоне того, что этот период считался временем охлаждения отношений и осознанного расставания певицы и «влюбленного безумца» на довольно долгий срок…

Одни отмечали, что Поль похож на Тургенева больше, чем на «родного» отца, что отъезд Тургенева был связан с желанием «избежать слухов и сплетен», потому-де в момент рождения Поля писатель находился не во Франции, а в Берлине. (Эти сомнения не давали покоя людям, желающим знать все тайны семьи Виардо, подтверждает это следующая история: в двадцать лет Поль серьезно заболел пневмонией, врачи полагали, что возможен летальный исход. Тогда Полина попросила Тургенева, находящегося в это время в Германии, срочно приехать. Сторонники отцовства Тургенева сделали из этого свой вывод: Полина хотела, чтобы он увидел сына перед смертью и простился с ним. Но Полина могла позвать Тургенева совсем по другой причине — как своего ближайшего друга, на которого можно опереться в тяжелый час).

Существуют записи рассказов самого Поля, косвенно свидетельствующие о том, что Тургенев мог быть его отцом. Известен факт, что Тургенев подарил юноше скрипку Страдивари.

С другой стороны, оппоненты утверждают, что из-за проблем со здоровьем Тургенев не мог иметь детей. В книге Майкла Стина приводится фраза из письма Тургенева к Павлу Анненкову: он поздравляет друга, ставшего «отцом ребенка, данного ему женщиной, которую он любил». И добавляет: «Я никогда не испытал подобного счастья». Но и на это можно возразить. Тургенев после определенного возраста никогда не открывал перед друзьями своих интимных тайн. Во всяком случае, о характере своих отношений с Полиной Виардо он помалкивал.

Как бы то ни было, при всей невозможности говорить прямо Тургенев оставил нам свое свидетельство — «Песнь торжествующей любви». Все что заложено душой в слова — да будет услышано!

Глава 14 «Тургеневская девушка»

Тургенев оказался в числе четырех избранных поклонников Полины Виардо. Первым считался сын директора императорских театров С. А. Гедеонов. По воспоминаниям современников, «он приказал устроить возле сцены Большого театра особую комнату, где Виардо проводила несколько часов после каждого спектакля среди своих друзей, число которых сначала было неограниченно, но потом в волшебный покой допускались только четверо»: С. А. Гедеонов, А. А. Комаров, И. П. Мятлев, И. С. Тургенев. Все — начинающие поэты и охотники. Однажды на охоте, они убили медведя в лесных окрестностях Петербурга и «привезли в подарок своей богине редкую по красоте и величине шкуру». «Полина Виардо, всякий раз после спектакля покоилась на этой шкуре, а друзья помещались у лап, занимали артистку рассказами о своих похождениях, читали стихи. Вскоре счастливцев прозвали четырьмя лапами: первой, второй, третьей и четвертой». Тургенев к числу первых «лап» не принадлежал, но и последней, скорее всего, не был. Он был для мадам Виардо одним из многочисленных поклонников, не лишенных, впрочем, определенной ценности. Редкий мужчина мог развеселить артистку занятной историей, рассказанной так умело, что приглашение его в гримерную комнату казалось уже не столь напрасным.

Со временем преданность Тургенева-поклонника была вознаграждена: ежевечерне после спектакля его стали допускать в уборную певицы наравне с избранными почитателями таланта. Каждый из них должен был во время антракта рассказывать госпоже Виардо какую-нибудь забавную историю. Молодой писатель легко затмил своих соперников, к тому же он взялся давать ей уроки русского языка. Благодаря этим занятиям певица часто пела на сцене русские песни и романсы.

Чем же притягивала к себе эта неприметная сутулая женщина, с глазами навыкат и цыганскими, южными чертами лица, явно доставшимися ей от отца, испанского певца Мануэля Гарсиа. «Она отчаянно некрасива, но если бы я увидел ее во второй раз, непременно влюбился бы», — говорил один бельгийский художник о певице ее будущему мужу Луи Виардо.

Темперамента талантливой певице было не занимать: в юности ее первым увлечением был Ференц Лист, у которого Полина брала уроки фортепиано, позже она увлекалась композитором Шарлем Гуно, к которому Тургенев ее сильно ревновал. Остальные романы мадам Виардо останутся малоизвестными истории, оставив лишь имена, но, судя по парадоксальной привлекательности примадонны, многочисленными.

Удивляет, сколь многое сумела угадать в своей героине мудрая и страстная Жорж, знаток женских сердец. Однако угадала она не все, и, хотя Полина любила впоследствии указывать на Консуэло как на свое отражение, портрет не был полностью идентичен оригиналу, о чем я еще напишу. Но что-то было ею предсказано удивительно верно.

Например, в романе Андзолето, молодой итальянец, влюбленный в Консуэло, после недолгих сомнений в красоте любимой девушки, зародившихся в нем под влиянием окружающих, восклицает: «Консуэло — лучшая певица во всей Италии, и я ошибался, сомневаясь, что она к тому же и красивейшая женщина в мире». Похоже, что так могли воскликнуть многие, знавшие Полину Виардо.

В разное время ее чарам поддались Морис Санд (сын писательницы), Ари Шеффер, Шарль Гуно, Гектор Берлиоз — все они были влюблены в Полину, это можно сказать с почти уверенностью, так как остались воспоминания и отрывки документов, свидетельствующие о неких «тесных отношениях».

Этот список был бы не полон без Ивана Сергеевича Тургенева. Но с Тургеневым случай особый. Все перечисленные выше персонажи были сильно увлечены Полиной какое-то время, потом их чувства или ушли, или были перенесены на других женщин, ставших их женами или подругами. Иное дело, Тургенев. Любовь к Полине определила его жизнь, перевернула ее, дала ей новое наполнение.

Он был помешан на красоте. И Полина об этом знала. Знала, что всегда, со времен первой влюбленности, лицо ее казалось Тургеневу таким совершенством красоты, что он не хотел бы изменить ни единой точки. И она хотела, чтобы это восприятие сохранилось навсегда. О, умная женщина много может способствовать этому! Любимый мужчина не только не мог увидеть Полину непричесанной и в заношенном капоте (к слову, она ненавидела старые вещи — при всей своей бережливости). Он даже не знал, что ее пение — это тяжелый труд. То есть знал, конечно… однако, видя ее всегда счастливое лицо, думал, что ошибается, что она, его красавица, поет как птица — от природы.

Если Андзолето, герой «Консуэло», скоро и без особых мук признает свою подругу красивейшей женщиной, то у Тургенева показан процесс перерождения человека, кардинальной смены его эстетических вкусов под влиянием захватившего его чувства.

Она — невысокого роста, сутулая, с выпуклыми черными глазами и большим ртом. Настолько некрасива, что Гейне сравнивал ее внешность с экзотическим и чудовищным пейзажем. Казалось невероятным, что этот чернявый лягушонок способен блистать и покорять сердца. Но стоило Полине выйти на сцену — и происходило чудо. Она словно сбрасывала толстый панцирь, под которым прятала нежную и тонкую душу, — и ошеломленная публика вместо гальки видела россыпи жемчугов. Темные глаза вспыхивали, лицо озарялось внутренним светом. А голос… Голос обладал непередаваемым волшебством.

Художник Боголюбов, знаток и ценитель женской красоты, свои впечатления о Полине Виардо описал так: «была нехороша собой, но была стройна и даже худощава, у нее до старости были чудные черные волосы, умные бархатистые глаза и матовый цвет лица… Рот ее был большой и безобразный, но только она начинала петь — о недостатках лица и речи не было, она божественно вдохновлялась, являлась такой красавицей могучею, такой актрисой, что театр дрожал от рукоплесканий и браво, цветы сыпались на сцену, и в этом восторженном шуме царица сцены скрывалась за падающим занавесом…».

Даже Жорж Санд, узнав об увлечении сына Полиной Виардо, как бы оправдывала его, что он так откровенно потерял вдруг голову, а про себя не переставала презрительно повторять: «Вот уж полюбится сатана пуще ясна сокола… Ну что он в ней нашел?!». Именно этот вопрос будет задавать себе каждый, увидевший певицу Полину Виардо и знающий о неугасимой любви, которую питает к ней Иван Тургенев. Этот вопрос задаст себе и каждый, кто посмотрит на ее портрет. Впрочем, ни один портрет никогда не дает истинного представления о красоте женщины, потому что подлинная красота заключена не в классике черт, а в их гармонии, чаще вообще в выражении лица. Это выражение и есть очарование, которое составляет суть красоты. Тот самый огонь, мерцающий в сосуде! Поймать игру того огня, а главное — запечатлеть его на полотне почти невозможно.

Более или менее передает колдовскую игру ее черных глаз портрет Неффа, где Полина изображена двадцатидвухлетней. Она уже была знаменита в это время, она уже знала себе цену… она уже привыкла к тому впечатлению, которое производит ее голос… голос сирены. А между прочим, сирены, девы-птицы, были тоже неприглядны, если не сказать больше — страшны, однако их чарам, магии их пения никто не мог противиться. В 1843 году, когда в Петербурге устроили Итальянскую оперу и на роль примы пригласили молодую певицу Полину Виардо, не то француженку, не то испанку, не то и впрямь цыганку, знаменитый французский поэт Теофиль Готье еще не написал своего стихотворения «Кармен». Однако полное впечатление, что портрет Кармен списан им с Полины:

«Она худа. Глаза как сливы; В них уголь спрятала она; Зловещи кос ее отливы; Дубил ей кожу сатана! Она дурна — вот суд соседский. К ней льнут мужчины тем сильней. Есть слух, что мессу пел Толедский Архиепископ перед ней. У ней над шеей смугло-белой Шиньон громадный черных кос; Она, все маленькое тело, раздевшись, прячет в плащ волос. Она лицом бледна, но брови чернеют и алеет рот; Окрашен цветом страстной крови Цветок багряный, красный мед! Нет! С мавританкою подобной Красавиц наших не сравнять! Сиянье глаз ее способно Пресыщенность разжечь опять. В ее прельстительности скрыта, Быть может, соль пучины той, Откуда, древле, Афродита Всплыла прекрасной и нагой!».

Глава 15. Театральная карьера

Поэт и переводчик Н. В. Берг так описывал произведенное Полиной Виардо впечатление: «Сверх необыкновенного голоса и высокой драматической игры эта артистка обладала такими достоинствами, которые даются немногим: она была образованна, как самая высшая аристократка, обладающая большими средствами; говорила на многих языках и отличалась чрезвычайным изяществом приемов. В салонах и на сцене ей прощали все; никто не видел, что она далеко не красавица, худощава, сутула, что черты ее лица чересчур резки. Пройди она по улице тысячу раз мимо самого наблюдательного ловеласа — он бы ее не заметил. А в театре, когда она играла, стоном стонал весь партер; большего сумасшествования и восторгов, казалось, до сих пор не видано. В особенности действовала на зрителей необыкновенная страстность ее игры… Известно высказывание Рубини, обращенное к ней после одного из спектаклей: «— Не играй так страстно. Умрешь на сцене…».

Русский поэт Н. Плещеев написал в 1846 году стихотворение «Певице», посвященное Виардо Гарсии. Вот его фрагмент:

Она являлась мне… и пела гимн священный, — А взор ее горел божественным огнем… То бледный образ в ней я видел Дездемоны, Когда она, склонясь над арфой золотой, Об иве пела песнь и прерывали стоны Унылый перелив старинной песни той. Как глубоко она постигла, изучила Того, кто знал людей и тайны их сердец; И если бы восстал великий из могилы, Он на чело ее надел бы свой венец. Порой являлась мне Розина молодая И страстная, как ночь страны ее родной… И, голосу ее волшебному внимая, В тот благодатный край стремился я душой, Где все чарует слух, все восхищает взоры, Где вечной синевой блистает неба свод, Где свищут соловьи на ветвях сикоморы, И кипариса тень дрожит на глади вод!

Полина всегда мечтала о собственном театре, где она обучала бы своих учениц — Иван Тургенев, желая потакать капризам любимой, устроил его в собственном доме, который приказал построить в Баден-Бадене по соседству, чтобы быть с ней рядом. Она желала ставить оперы и водевили по-своему — он писал для нее тексты, а она сочиняла музыку. В 1863 году известная певица открыла школу вокального искусства, а затем — театр, задумав самостоятельно писать музыку к его спектаклям. Тогда в Европе только входил в моду жанр оперетты. Иван Сергеевич охотно помог любимой в ее композиторском дебюте, создав либретто к нескольким комическим операм.

В письмах Тургенева, написанных осенью 1867 года, ощущается атмосфера праздника, царившая в домашнем театре Виардо: «С утра до вечера — дым коромыслом. Ставятся балетные сцены, примеряются костюмы». Сам писатель с огромным удовольствием участвовал в репетициях, играл главные роли.

Глава 16 Музыкальная карьера

Как относились к внешности Полины Виардо зрители оперных театров? Был ли облик певицы препятствием для ее выступлений в партиях лирических героинь? Отчасти был. Соперницами Полины на сцене выступали такие признанные красавицы, как Джулия Гризи, Розина Штольц, Генриетта Зонтаг…

В концертах Полина в силу своего редкого голоса, необычного репертуара, темперамента и певческого мастерства, как правило, имела перед ними преимущество, Обладая великолепным меццо-сопрано чрезвычайно обширного диапазона и большим сценическим талантом, Виардо с 1837 г. стала выступать в концертах, а через два года сразу завоевала себе выдающееся положение на лондонской и парижской оперных сценах, отличаясь, главным образом, в репертуаре России. В 1840 г. она вышла замуж за Луи Виардо, а в следующие годы посетила Мадрид, Вену, Берлин, Эдинбург, Дублин, Лондон, Москву, Петербург (1843), везде имея блестящий успех. В Петербурге она познакомилась с Тургеневым, ставшим навсегда ее другом и связавшим свою судьбу с жизнью Виардо и ее семьи. В 1849 году она исполнила партию Фидес в «Пророке» Мейербера, в 1851 году — заглавную партию в «Сафо» Гуно. В 1860 году она имела громадный успех в возобновленной старинной опере Глюка «Орфей». Написала три комические оперы на либретто Тургенева («L’ogre» («Людоед»), «Le dernier magicien» (Последний волшебник), «Тгор de femmes» («Слишком много жен»)), серию романсов на французские тексты, двенадцать романсов — на русские (слова Пушкина, Фета, Тютчева, Лермонтова, Кольцова), переложила для пения шесть мазурок Шопена. Виардо выступала в концертах, часто исполняя произведения русских композиторов. Благодаря ей, между прочим, на западе заговорили о Чайковском. Под ее руководством получил музыкальное воспитание целый ряд русских и иностранных певиц.

В начале 1851 года над Полиной Виардо сгустились первые тучи. Европейские газеты в той или иной форме сообщали, что госпожа Виардо больше не поет, а каждая нота, исходящая из ее горла, — это раздирающий крик; что певица, которой столько восхищались, почти умерла для искусства.

Летом этого же года — провал в лондонском театре оперы «Сафо». Виардо вышла из труппы. В мае 1852 года у нее родилась дочь Клоди. Весной 1853-го — концерты в России и встреча с Тургеневым в Москве после трехлетней разлуки. Нетрудно представить, как они встретились. Он написал ей 17 апреля, вернувшись в Спасское: «Вы знаете то чувство, которое я Вам посвятил и которое окончится только с моей жизнью…».

Гастроли прошли без былого блеска, но, правда, и без громких европейских скандалов. Но мадам Виардо лучше всех знала состояние своего голоса и впервые начала задумываться о профессиональном будущем. Уже оставив театральную сцену, Виардо проявляет себя как великолепная камерная певица. Человек на редкость многогранного дарования, Виардо оказалась и талантливым композитором. Сборники ее романсов выходили в Петербурге и пользовались широкой известностью. На либретто Тургенева она написала также несколько оперетт — «Слишком мною жен», «Последний колдун», «Людоед», «Зеркало». Любопытно, что в 1869 году представлением «Последнего колдуна» на вилле Виардо в Баден-Бадене дирижировал Брамс.

Приехав из России, она стала давать первые уроки пения. А позже даже открыла школу, посещая которую, ученицы платили по 100 франков за урок.

Глава 17 Жизнь — это маленький театр

Полина Виардо — одна из самых интересных женщин своего времени. Где жизнь ее была настоящей — семья, подмостки или мужчины? Можно ли с уверенностью сказать, что она состоялась как певица и актриса, счастливы ли были ее муж и дети, счастлива ли была сама Полина? Эти факты своей жизни Полина Виардо пыталась тщательно скрыть. Ее привлекала сцена, она была безумно влюблена в образы, которые исполняла на сцене, с помощью прекрасной актерской игры ее талант раскрывался на сто процентов и публика это чувствовала. Это магия актерского мастерства. Может быть, это и была настоящая жизнь Полины Виардо. Семья, муж и дети — Полина постаралась дать детям большее, из того что умела и знала сама, старалась привить им дух творчества, что у нее получилось, и все дети были музыкально одаренными. Она старалась быть для них другом и наставником. Муж Полины, Луи Виардо был, казалось, доволен тем, что имел. Да и сама Полина понимала, что потеряет, если уйдет от верного, преданного, прощающего ей все капризы Луи, и всеми силами старалась избежать компрометирующих обстоятельств. Так, может быть, семья была для Полины смыслом жизни? А все остальное лишь прилагалось… Как же умела эта женщина все расставить на свои места — и сохранить семью, и с успехом перевоплощаться на сцене, гастролируя по странам, одновременно имея кучу поклонников. Любая женщина хочет любви и обожания, хочет, чтобы малейшие капризы ее исполнялись, Полина Виардо — не исключение.

В Луи Виардо не было той энергии, какая требовалась Полине для жизни, Луи был человеком посредственным, предсказуемым и «слишком» положительным. Для творческих порывов Полина черпала вдохновение в своих поклонниках, в тех мужчинах которые принимали ее творческий образ, обожали и боготворили ее. Со временем, когда театральные баталии стихли, и Полина Виардо выступала лишь в кругу друзей, ей для выплеска эмоций уже не требовалась та, скажем современным языком, — «сексуальная энергия». Достаточно было время от времени подтверждать, что есть мужчины, сердце которых занимает она лишь одна… И она это знала, по крайней мере, двое мужчин — с разным темпераментом и разными судьбами, сделали ее жизнь счастливой.

Полина Виардо по-матерински ровно держалась как с мужем, так и с Тургеневым. Но верность пылкая итальянка не хранила никому. Она поддерживала отношения с другими мужчинами, одним из которых стал известный немецкий режиссер Юлиус Риц. В 1856 году она родила сына, вопрос об отцовстве которого так и остался открытым. Мужу и вечному возлюбленному Полина предложила только дружбу, «свободную от эгоизма, прочную и неутомимую».

Но Тургеневу недостаточно было лишь дружбы. Он стал часто болеть, ездил от одного врача к другому. В свои 40 он считал, что жизнь прожита. Осенью 1860 года произошло очень серьезное объяснение между Тургеневым и Луи Виардо: «На днях мое сердце умерло… Прошедшее отделилось от меня окончательно, но, расставшись с ним, я увидел, что у меня ничего не осталось, что вся моя жизнь отделилась вместе с ним…».

Глава 18 Роковая женщина или ангел во плоти?

В литературе о Полине Виардо преобладают два противоположных мнения. Первое состоит в том, что певица весь свой пылкий темперамент и все свои силы отдала искусству, оставаясь холодно спокойной по отношению к тем мужчинам, которые добивались ее взаимности. Следуя этой версии, можно сказать, что единственным мужчиной в жизни Полины был ее муж и отец ее детей, Луи Виардо. Такое толкование характера и натуры певицы опирается на ее «литературный» образ, воплощенный в романе Жорж Санд «Консуэло», где показана целомудренная и чистая девушка, преданная своему искусству, уклоняющаяся от излишних эмоций, органически чуждая «порочным страстям».

В своей книге о Полине Виардо Майкл Стин проводит именно этот взгляд: последовательно рассматривая каждого из претендентов на любовь певицы, он приходит к выводу, что она была верна Луи.

С другой стороны, из Полины делают Цирцею, приписывая ей многочисленные и порой странные связи. Камил Сен-Санс, частый гость в доме Виардо, писал в мемуарах об ее «бесчисленных изменах». В распространении слухов о певице преуспели и русские мемуаристы — беллетрист Боборыкин и художник Боголюбов. Боборыкин, рассказывая о своем посещении Дюма-старшего в Париже, приводит диалог с ним относительно Полины Виардо и Тургенева: «Знаете что, — сказал мне Дюма тоном бывалого и в точности осведомленного человека, — отзыв господина Берга меня нисколько не удивил бы (Н. В. Берг говорил, что вряд ли было между Тургеневым и Виардо что-нибудь серьезное).

— Почему? — остановил его я.

— А потому, — Дюма даже не понизил тона, — что Полина всегда имела репутацию любительницы… женского, а не мужского пола, (Типе… И он употребил при этом циническое слово парижского арго».

Слухи о «лесбийских» пристрастиях Полины, скорее всего, возникли в связи с ее необыкновенной и нежной дружбой с Жорж Санд. Но надо сказать, что, кроме Боборыкина, ссылающегося на Дюма, на эту тему ввиду ее неправдоподобия, серьезно никто не пишет. В единственном экземпляре встретился мне и слух, приводимый А. П. Боголюбовым (в Бадене): «…горькое испытание для Тургенева. M-me Виардо уступила своему цыганскому темпераменту и временно жила с принцем Баденским, от которого, как говорят, родился в свет известный скрипач Поль Виардо». (Эта смешная сплетня, подхваченная русским художником, курьезна еще и тем, что Поль Виардо родился летом 1857 года, то есть за пять лет до начала «баденского периода»).

Но следует сказать о муже Полины — Луи Виардо. Невысокого роста, с большим крючковатым носом, не красавец. Происходил из провинциальной семьи, его отец был либеральным адвокатом из Дижона, рано умерший, он оставил жену с пятью детьми в бедности. Луи должен был сам пробивать себе дорогу в жизни — сначала на адвокатской тропе, потом — на журналистской. В двадцать три года он уже служил в армии в Испании — французская армия реставрировала в Испании власть короля. Узнал язык, познакомился с испанской историей и культурой — впоследствии перевел на французский «Дон Кихота» Сервантеса. По своим политическим взглядам он был республиканцем, в бога не верил, но обожал охоту и охотничьих собак. Говорил, что слова «Да здравствует король!» произнес только однажды — при получении приглашения на королевскую охоту.

Тургенев написал о Луи в старости миниатюру в прозе под красноречивым названием «Эгоист». С добродушной иронией он отзывался о Луи Виардо и его непререкаемых (но замшелых) художественных вкусах Илья Репин, в молодости обретавшийся в Париже и сталкивавшийся с семьей Виардо во время работы над портретом Тургенева.

Полина, скорее всего, относилась к мужу очень уважительно. В одном из писем о Луи она рассказывала своему немецкому другу Юлиусу Рицу: «Луи и Шеффер (Ари Шеффер был лучшим другом Луи Виардо) были моими самыми дорогими друзьями, и печально, что я никогда не была способна ответить на горячую и глубокую любовь Луи, несмотря на всю мою волю». Удивительное признание. В сущности, Полина признается здесь в том, что никогда не любила мужа, ибо воля — плохой помощник в любви.

Вспоминая обстоятельства замужества Полины, а случилось так, что сосватала ее и Луи Жорж Санд, которой Виардо помогал в денежных делах после разъезда с мужем, до этого Луи успешно хлопотал о разводе для Марии Малибран, следовательно, семья Полины его хорошо знала. Восемнадцатилетняя певица только начинала свою карьеру, Луи был директором Итальянской оперы. И хотя, по-видимому, сердце девушки молчало, разум говорил, что Луи будет хорошей опорой как в жизни, так и в певческой карьере.

Луи Виардо, по мнению Жорж Санд, был идеальным супругом для Полины, чье сердце ко времени замужества еще не пробудилось. Сама Полина в письме тому же Рицу писала, что у ее мужа есть только один недостаток — отсутствие ребячливости, излишняя серьезность.

В этой связи прямой противоположностью «серьезному» Луи Виардо был «несерьезный» Тургенев. Он принимал самое непосредственное участие в шарадах, разыгрываемых в доме по вечерам, в домашних театральных представлениях: надевал на себя смешные лоскутья, ползал на четвереньках, в общем, входил в раж наравне с детьми. Луи Виардо во время представлений просто сидел среди публики, один лишь раз он сыграл Альцеста, главного героя комедии Мольера «Мизантроп».

В воспоминаниях старшей дочери Виардо Луизы рассказывается, как они с мамой подшучивали над «Туржелем», могли, например, с раннего утра подбросить в его комнату в Куртавнеле кур с ближайшей фермы. Такую шутку можно себе позволить, если рассчитываешь на понимание, на дружеский смех в ответ на проделку. Луи Виардо был лишен этой детской веселости и непосредственности, столь свойственной русскому писателю.

Случались ли в жизни певицы, которая, по собственному признанию, «неустанно жаждала перемен» и не хотела признавать над собой железного закона арифметики, душевные бури? Действительно ли брак Полины и Луи Виардо на всем своем протяжении не был ничем омрачен?

И опять обратимся к самопризнанию Полины. Она как-то написала Юлиусу Риду (после смерти Ари Шеффера он сменил его в качестве конфидента), что, если он хочет лучше ее узнать, пусть прочтет первую часть романа «Консуэло». Риц это сделал и спросил, кто скрывается за фигурой Андзолето.

И вот что ответила Полина: «Что до Андзолето… без Ари Шеффера я бы совершила великий грех, так как лишилась воли. Я вовремя опомнилась, чтобы с разбитым сердцем выполнить свой долг. И была вознаграждена позже — о! Мне надо было победить свои цыганские инстинкты — убить страсть — я чуть не умерла от этого. Я хотела убить себя, что было малодушием. Шеффер, который наблюдал за мной как отец, остановил меня. Он привел меня домой — в полусознательном состоянии. И мало-помалу мой разум вернулся — а с ним и воля. Как только ко мне вернулась воля, я опомнилась. Я не совершила греха и благодарю Бога за это, но мой бедный дорогой любимый Шеффер очень страдал, поверьте мне, видя мои страдания».

О ком здесь речь? Страсть к кому на время лишила певицу воли? На этот вопрос отвечают по-разному. Майкл Стин считает, что «виновником» выступил сын Жорж Санд Морис, влюбленный в Полину еще до ее замужества, но по слухам и домыслам на это место часто ставят Шарля Гуно.

Тогда Гуно был никому не известным начинающим композитором, выбирающим между карьерой священника и музыканта, когда Полина, тогда уже известная певица, услышала его первые сочинения. По этим еще не совершенным композициям она поняла, что перед ней — гений, и вдохновила его на написание оперы «Сафо», в которой ей предназначалась заглавная роль. Они с Луи пригласили Гуно и его мать к себе в Куртавнель, чтобы композитор, у которого в это время умер старший брат, мог сочинять в спокойной обстановке.

В перерывах между гастролями Полина активно помогала работе своего протеже, радовалась удачам, браковала неудавшиеся куски. Премьера «Сафо» состоялась на сцене парижской «Гранд-опера» весной 1851 года. Успеха не было: французам не понравилось, что в опере отсутствовали привычные танцы. Полина посоветовала Гуно дописать балетную часть, и они отправились на оперный сезон в Англию. Певицу, как обычно, сопровождал муж. В Лондоне после представления Гуно пишет Полине записку: «Лондон, вторник, четверть первого, я люблю вас нежно, я обнимаю вас со всей силой моей любви к вам».

Полине нравился Гуно, она с восторгом отзывалась о его таланте. Но ответила ли она на его чувства? Возможно, с нею произошло то, о чем говорилось в письме к Рицу: она «лишилась воли», ею овладели «цыганские инстинкты». Как бы то ни было, рождение дочери Клаудии у четы Виардо злые языки связывали с именем Гуно.

Клаудия (Клоди) родилась 21 мая 1852 года. Старшей — Луизе — было к тому времени десять лет. Был ли Гуно отцом Клоди — остается загадкой. Вел он себя странно, что, впрочем, соответствовало его натуре полумонаха-полусовратителя. Тургенев называл его по-французски «эротический святой отец».

Однажды Гуно неожиданно явился в дом к Полине и объявил о своей помолвке. Невестой оказалась Анна Циммерман, одна из четырех бесцветных дочерей Пьера Циммермана, известного французского пианиста и педагога, учителя Бизе.

Полина знала семью Циммерманов с детства, тем удивительнее было то, что новобрачные не пригласили супругов Виардо на свадьбу, а затем Анна отказалась от присланного ей Полиной подарка — золотого браслета. Луи был взбешен, он не знал, что Циммерманы получили анонимное письмо о связи Полины и Гуно.

Дело улаживал Ари Шеффер, это он рассказал Луи об анонимном послании, он же разговаривал с Гуно и отцом невесты. Гуно было отказано от дома, знакомые семьи Виардо — Жорж Санд, Ари Шеффер — прервали с ним отношения.

В своем письме к Рицу Полина несколько раз повторила, что ей удалось избежать греха. Но подумаем: могла ли она написать иначе? В переписке с Жорж Санд Полина в сердцах сравнивала Гуно с Тартюфом, в ее письме есть такие строки: «Он великий музыкант, возможно, один из величайших в наше время. Но мыслимо ли, чтобы такой гений имел неверное сердце?»…

Глава 19 Иван Тургенев и другие женщины

Для того чтобы быть полезным своей возлюбленной, Иван Сергеевич Тургенев — тогда еще никому неизвестный и небогатый помещик — отправился за Полиной и ее мужем во Францию, когда гастроли артистки по России окончились. С Луи Виардо писатель нашел общий язык на фоне страсти к охоте и интересу к переводам русских литераторов на французский язык. Он часто бывал в семейной усадьбе Куртавнель, что под Парижем, принимал участие в домашних спектаклях, сборе гостей и артистических вечерах. Когда Полина Виардо отправлялась на гастроли, Тургенев следовал за ней: «Ах, мои чувства к вам слишком велики и могучи, — пишет Тургенев в одном из своих многочисленных писем возлюбленной. — Я не могу жить вдали от вас, я должен чувствовать вашу близость, наслаждаться ею. День, когда мне не светили ваши глаза, — день потерянный».

Дружившие с писателем люди отмечали, что ему нужна была именно такая любовь — приносящая страдания, порождающая движения души, безответная.

Нужна ли была Ивану Тургеневу такая любовь? Он часто задавал себе вопрос: кто же он для нее? В такие минуты он искренне ненавидел свою возлюбленную, называя ее «безобразной». Часто ему приходилось ловить на себе косые взгляды знакомых и друзей, которые недоуменно пожимали плечами, когда певица, представляя им Тургенева, говорила: «А это наш русский друг, познакомьтесь, пожалуйста!». Но ничего поделать со своим сердцем он не мог, и любовь становилась с каждым днем все сильнее и сильнее.

В эти годы их переписка была особенно нежной: «Любимая моя, самая лучшая, самая дорогая моя женщина… Родной мой ангел… Единственная и самая любимая».

В эти годы он много работает. Из-под пера Тургенева вышли знаменитые «Записки охотника», принесшие ему писательскую славу. В своей любви Иван Сергеевич Тургенев почти забыл родину. Чета Виардо, между тем не лишенная своих детей, в конце концов, заменила Ивану Тургеневу семью.

Сам того не желая, Тургенев сыграл роковую роль в судьбе многих женщин, искренне любивших его, но не познавших взаимности.

В это время популярность Тургенева как писателя и драматурга была огромной. Во всех столичных театрах ставили его пьесы. Известный в свое время актер Щепкин познакомил Ивана Сергеевича с Гоголем, перед которым тот благоговел.

В феврале 1852 года на смерть писателя Тургенев написал некролог в «Московских ведомостях». Цензура усмотрела в статье нежелательное вольнодумство. Тургенева арестовали по личному приказу Николая II и продержали месяц в полицейской части. За это время Иван Сергеевич написал одно из своих лучших произведений — «Муму». Затем опальному писателю было приказано уехать в Спасское и жить там, не покидая пределов имения. Ссылка очень тяготила Тургенева. Больше всего он боялся, что если его любимая приедет на гастроли в Россию, он не сможет увидеть ее.

В Спасском Тургенев не жил затворником. С охоты он возвращался в дом, где его ждала Феоктиста — горничная, которую он за большие деньги купил у своей двоюродной сестры Елизаветы Алексеевны Тургеневой. От барыни Феоктиста перешла к барину, стала его любовницей, нарядно одевалась и сытно ела, вела спокойную жизнь. «Сад мой великолепен, — писал он Виардо, и взгляд писателя невольно останавливался на спящей у раскрытого окна Феоктисте, — зелень ослепительно ярка — такая молодость, свежесть, что трудно себе представить». В каждом письме Иван Сергеевич вновь и вновь признавался певице в своей любви: «Я должен сказать Вам, что Вы — ангел доброты и Ваши письма сделали меня счастливейшим из людей…».

Вскоре слоилось то, чего так боялся Тургенев. Полина Виардо приехала на гастроли в Петербург. Чтобы встретиться с ней, писатель отправился в Москву с поддельным паспортом. Это была их первая встреча за несколько последних лет. Своим друзьям и близким великий писатель не раз говорил, что такова его судьба, и по-другому быть просто не может, как только царь ему позволит, он сразу же вернется к ней.

Весной 1854 года Иван Сергеевич стал часто бывать у одного из своих кузенов, Александра Тургенева, где познакомился с его 18-летней дочерью Ольгой. Пленившись ее грацией и юной свежестью, он не смог скрыть своего восхищения. Они часто встречались на даче у ее родителей в Петергофе. Писатель был влюблен, Ольга отвечала ему взаимностью. Иван Сергеевич начал задумываться о женитьбе, перспектива которой и захватывала, и одновременно пугала его. Однако все чаще и чаще он снова вспоминает о Полине. Когда разлад в его душе становится невыносимым, он решает удалиться. В последнем письме к Ольге Тургенев не пытается оправдываться, он обвиняет себя, откровенно признаваясь, что его пугает разница в возрасте и ответственность, которую он не готов на себя взять. Девушка очень болезненно перенесла этот разрыв. Позднее Ольга стала прототипом Татьяны в романе Тургенева «Дым».

Спустя некоторое время Иван Сергеевич познакомился с сестрой Льва Николаевича Толстого, Марией. В ноябре 1854 года в письме к Анненкову он писал: «Она очаровательна, умна, проста… На старости лет (четыре дня назад мне исполнилось 36) я едва не влюбился. Не буду скрывать от вас, что поражен в самое сердце». Это чувство так и осталось лишь платоническим, а Мария Толстая стала прообразом Верочки из рассказа «Фауст», написанного позднее писателем.

У многих близко знавших Тургенева складывалось впечатление, что, бросаясь в новые отношения с головой, он старался вытеснить из своей души царствовавшую там мадам Виардо. Это же почувствовала и Мария Толстая, написавшая уже после смерти Ивана Сергеевича: «Если бы он не был в жизни однолюбом и так горячо не любил Полину Виардо, мы могли бы быть счастливы с ним, и я не была бы монахиней, уйдя от нелюбимого мужа, но мы расстались с ним по воле Бога…».

В этот период, для которого характерны неудачные попытки устроить свою личную жизнь, Тургенев написал самые знаменитые свои произведения: «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Первая любовь», «Отцы и дети». Им была создана галерея женских образов, вошедших в золотой фонд русской литературы под названием «тургеневских девушек».

Роковая любовь к Полине Виардо, по-прежнему господствующая в его сердце, заставляет Тургенева в конце 1856 года выехать во Францию. Еще до отъезда он познакомился с графиней Елизаветой Георгиевной Ламберт, ставшей поверенной в его сердечных делах.

В одном письме к ней Тургенев так описал свое чувство к Виардо: «Дон Кихот, по крайней мере, верил в красоту своей Дульцинеи, а нашего времени донкихоты и видят, что Дульцинея урод, а все одно бегут за нею».

Приехав в Париж, Тургенев вновь зажил в тени любимой женщины и ее семьи. Он был счастлив, но это счастье вносило в душу полное смятение, страдания от того, что он «сидит на краешке чужого гнезда». «Своего нет — ну и не надо никакого», — в отчаянии говорил писатель. Многие друзья, посещавшие Тургенева во Франции, считали его положение очень прискорбным.

Под конец жизни он напишет: «Ты сорвала все мои цветы, не придешь на мою могилу…». На его могилу в Петербурге она точно не пришла, но когда он в муках и страданиях умирал от рака позвоночника в Буживале, как уже упоминалось ранее, записывала под диктовку его подлинные последние рассказы и скрашивала его последние дни. Надо полагать, он был счастлив и этой малостью.

Но почему этот всячески достойный, человек был так несчастлив в личной жизни? Ведь он вполне мог бы составить себе любую партию и быть счастливым. Среди влюбленных в, него дальняя родственница сестра Л. Толстого Мария, впоследствии ушедшая в монастырь, артистка Савина. Он каждый раз вроде бы шел навстречу счастью, но снова и снова в самый решительный момент оборачивался Рудиным, Лаврецким, Саниным. Похоже, Тургенев избегал ответной любви. Плюс магическая власть над ним Виардо. Если вспомнить его речь «Гамлет и Дон Кихот» о том, что все человеческие типы склоняются к одному из этих из двух, то можно сказать, что Дон Кихотом он становился, лишь с Виардо — в отношении к остальной женской части человечества пребывал Гамлетом. Стало нарицательным словосочетание «тургеневские девушки» — самоотверженные, искренние, цельные, скромные. Почему-то не возникло выражения «тургеневские мужчины» — нерешительные, боящиеся ответственности и больших чувств, все время ускользающие и дающие «задний ход» в самый ответственный момент. И все же, не зная любви счастливой, доживая век бобылем в чужой стране, Тургенев утверждал: любовь сильнее смерти.

После смерти Ивана Тургенева Полина Виардо забрала из архива писателя все свои письма. И остается только предполагать, скольким прекрасным женским образам и трагичным историям любви в произведениях великого писателя дала жизнь эта страсть, продлившаяся целых сорок лет.

Глава 20 И вот, его не стало

Когда меня не будет, когда все, что было мною,

рассыплется прахом, — о ты, мой единственный друг,

о ты, которую я любил так глубоко и так нежно, ты,

которая, наверно, переживешь меня, —

не ходи на мою могилу…

тебе там делать нечего.

И. С. Тургенев

Меркантильный момент в отношениях Тургенева и Виардо многие исследователи ставят далеко не на последнее место. Писатель мировой величины, Иван Сергеевич Тургенев, приносил в дар своей богине, конечно, не только цветы. Не потому ли, старея, терпела она и его бесконечные похождения, о которых свидетельствуют современники?..

А когда писателя не стало, представители семьи Виардо с исключительной поспешностью отвезли гроб в русскую церковь и исчезли, добавив, что если соотечественники не повезут его прах на родину, то его похоронят на городском кладбище по третьему разряду, как простого горожанина. После завершения всей этой, мягко говоря, некрасивой истории гроб с телом писателя все же был отправлен в Россию. Завещание, которое оставил Тургенев, составленное в трех вариантах, представлялось весьма спорным. На карту было поставлено огромное наследство Ивана Сергеевича, и Виардо предпочли занять выжидательную позицию. Луи Виардо, как мы знаем, к тому времени уже не было в живых: Полина похоронила его за два месяца до кончины Тургенева. Тело Тургенева поместили в свинцовый гроб, перевезли в Париж и поставили в подвал русской церкви.

Ка отпевании 7 сентября собралось много народу, речей не было, запретили русские власти, так как церковь была посольской. Согласно завещанию, он хотел быть похоронен в России. 19 сентября тело писателя было отправлено в Россию. Виардо отправила на похороны двух дочерей — Клаудию и Марианну.

Грандиозные похороны состоялись 27 сентября на Волховом кладбище в Петербурге. Тургенев был похоронен не в любимой им Москве и не в своем имении в Спасском, а в Петербурге — городе, в котором он был лишь проездом, в некрополе Александро-Невской лавры.

«Сорок два года я прожила с избранником моего сердца, вредя разве себе, но никому другому, — говорила певица уже на исходе своего жизненного пути. — Если русские дорожат именем Тургенева, то с гордостью могу сказать, что сопоставленное с ним имя Полины Виардо никак его не умаляет».

Она пережила его на 30 лет, войдя в историю и как выдающийся вокальный педагог, композитор и пропагандист русского искусства. А в конце жизни на вопрос об отношениях с Тургеневым сказала художнику Боголюбову: «Мы слишком хорошо понимали друг друга, чтобы заботиться о том, что о нас говорят, ибо обоюдное наше положение было признано законным теми, кто нас знал и ценил. А отвечая, почему она не приехала в Россию на похороны писателя (его прах, согласно завещанию, предали земле в Петербурге), Полина прочла посвященные ей белые стихи «Когда меня не будет…» (и сегодня вызывающие трепет), из которых ясно, что такова была его воля. Российская пресса еще долго обвиняла Виардо во всех грехах, забыв, что именно ей были посвящены и эти слова, и вся его жизнь: «Мое чувство к ней является чем-то, чего мир никогда не знал, чем-то, что никогда не существовало и что никогда не сможет повториться».

Первое время после смерти Тургенева Полина Виардо была настолько сломлена, что даже не выходила из дома. Как вспоминают, окружавшие ее люди, на Виардо невозможно было смотреть без жалости. Немного оправившись, она постоянно сводила все разговоры к Тургеневу, редко упоминая даже недавно умершего мужа. После смерти Тургенева Виардо переехала в другую квартиру. Стены гостиной она увесила портретами живых и умерших друзей. На самом почетном месте она поместила портрет Тургенева. С 1883 года и до конца жизни она писала письма на бумаге с траурной каймой и запечатывала их в траурные конверты.

Были оглашены два завещания Тургенева — по одному из них он оставил Виардо все свое движимое имущество, по другому — право на все свои изданные и неизданные сочинения. Когда после судебных разбирательств, завещания вступили в силу в пользу Виардо, она начала приводить в порядок наследство писателя. Пушкинское золотое кольцо-талисман с сердоликом и медальон с волосами поэта, подаренные Тургеневу П. Жуковским, Виардо передала в дар Пушкинскому музею при Петербургском лицее. Кресло, письменный стол, чернильницу, перо, рабочую блузу и тогу и берет доктора Оксфордского университета, она передала в Саратов для Радищевского музея.

Последние годы жизни Виардо занималась по-прежнему преподаванием. К ней съезжались ученицы из разных стран, в том числе и из России.

В 1801 году Полина Виардо была награждена орденом Почетного легиона. С годами силы все больше и больше покидали ее. Она плохо видела, не выходила из дома. Несмотря на это, она продолжала преподавать до последних дней жизни. За два дня до смерти, она сказала, что проживет еще двое суток. Полина Виардо скончалась тихо и без страданий — теплой весенней ночью с 17 на 18 мая. Ей было почти 89 лет. Похоронена она в Париже на Монмартском кладбище.

Виардо сильно пережила Тургенева, как он предположил в стихотворении «Когда меня не будет…» и она не ходила на его могилу, что тоже было предсказано писателем.

Глава 21 Отцы и дети

Полина Виардо родила четверых детей: три ее дочери — Луиза, Клаудиа и Марианна, стали певицами, а сын Поль был известным скрипачом. Девочки Виардо при замужестве сменили фамилию и судьбу их можно проследить лишь по иностранным записям, в России о них мало что известно. Более знаменит оказался сын Полины Виардо — Поль Виардо — французский скрипач, дирижер и композитор. Согласно некоторым сообщениям (твердым сторонником этой версии был, в частности, Евгений Семенов — российский журналист и политический деятель), отцом Поля был Иван Сергеевич Тургенев, но этот факт не подтвержден, и опираться на него не стоит.

Учился Поль Виардо в лицее в Карлсруэ, затем во время Франко-прусской войны жил с матерью в Лондоне. Окончил Брюссельскую консерваторию, был учеником Юбера Леонара и Шарля де Берио, вошедшего в состав семьи Гарсиа путем женитьбы на тете Поля — Марии Малибран.

Начало музыкальной карьеры приходится на 1875 год. Именно тогда Поль Виардо дебютировал в концерте под управлением Жана Этьена Падлу. В 1876 году в качестве второй скрипки он принял участие в струнном квартете под руководством Эрнесто Сивори, исполнившем в Париже премьеру квартета Джузеппе Верди. В 1880 году совершил гастрольное турне по Испании и Португалии вместе с Камилем Сен-Сансом, затем некоторое время работал в Лондоне как первая скрипка камерного оркестра «Музыкальный союз» и примариус струнного квартета (чередуясь в этом втором качестве с Леопольдом Ауэром), вызвав неудовольствие музыкальной критики. В 1881 году — гастролировал в России. И. С. Тургенев снабдил его по этому поводу несколькими рекомендательными письмами и рядом советов: «Делай вид, что очарован Россией, потому что они там все обидчивы, не полагайся на погоду, одевайся тепло и никогда не пей из Невы. В 1891–1897 гг. концертмейстер оркестра в Лилле, организовал также серию концертов с участием местных музыкантов, знакомя городскую публику с музыкой Иоганнеса Брамса, Габриэля Форе, Сезара Франка.

Как дирижер он дебютировал в 1893 году в Парижской опере в «Самсоне и Далиле» Сен-Санса; в 1902 г. дирижировал первым исполнением музыки Сен-Санса к пьесе Жанны Дьелафуа «Паризатис». Вел также преподавательскую деятельность в парижской Школе Нидермейера.

В 1902 году Поль Виардо записал ряд коротких пьес для звукозаписывающей компании His Master’s Voice, в том числе «Воспоминание о Гайдне» своего учителя Леонара, несколько сочинений Шарля Гуно, Генрика Венявского и т. д.

Написал две сонаты для скрипки и фортепиано и ряд других скрипичных пьес. Автор «Истории музыки» (1905, предисловие Камиля Сен-Санса) и книги «Музыка в Скандинавии» (фр. La musique еп Scandinavie; 1908), написанной в качестве отчета о личной поездке по скандинавским странам. Опубликовал также книгу воспоминаний (фр. Souvenirs d’un artiste; 1910) и ряд других мемуарных публикаций.

Полю Виардо посвящены Колыбельная для скрипки и фортепиано Сен-Санса (1871) и соната для скрипки и фортепиано ля мажор дружившего с ним Габриэля Форе (1876), в 1878 году они вместе исполнили ее премьеру. Кроме того, мать Поля написала для него шесть пьес для скрипки и фортепиано.

В доме Луи и Полины Виардо воспитывалась и незаконнорожденная дочь писателя И. С. Тургенева. То, что Тургенев является нашим соотечественником, дало право Полине Виардо не скрывать правду об этом факте и оставить неизменными следующие сведения, так или иначе, касающиеся семьи Виардо: 26 апреля 1842 года у известного русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева родилась дочь Пелагея. С матерью девочки Авдотьей Ермолаевной Ивановой Иван Сергеевич познакомился в Спасском-Лутовино. Варвара Петровна, мать писателя, привезла девушку из Москвы работать белошвейкой. Молодые люди испытывали симпатию друг к другу, и вскоре это переросло в бурный роман. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания Варвары Петровны: молодая мастерица была уволена и отправлена в Москву, где и родила дочь от Тургенева. Варвара Петровна не признала новорожденную своей внучкой, но девочку у матери вскоре забрала и отправила в Спасское.

Жизнь Пелагеи началась в семье прачки на барском дворе. Маленькая девочка оказалась в тяжелом положении. Все дворовые насмешливо называли ее «барышней», а прачка заставляла выполнять тяжелую работу. Варвара Петровна не испытывала к внучке родственных чувств, иногда приказывала привести ее в гостиную и с притворным недоумением спрашивала: «скажите, на кого эта девочка похожа» и… отправляла обратно к прачке.

Иван Сергеевич, по его собственному признанию, узнал о рождении дочери, когда ей исполнилось восемь лет. Первое упоминание о дочери встречается в письме Тургенева от 9/21 июля 1850 года, адресованном к Полине и Луи Виардо:

«…скажу Вам, что я нашел здесь — догадайтесь что? — свою дочку, 8 лет, разительно на меня похожую… Глядя на это бедное маленькое создание, <…>, я почувствовал свои обязанности по отношению к ней, и я их выполню — она никогда не узнает нищеты, я устрою ее жизнь, как можно лучше…».

Вернувшись домой, он обнаружил, что его дочь — маленькая Пелагея — в имении бабушки несчастна. Варвара Петровна обращалась с ней очень грубо и жестоко, так, если бы та была обычной крепостной.

«Дайте мне совет — все, что исходит от Вас, исполнено доброты и такой искренности <…> Итак, не правда ли, я могу рассчитывать на добрый совет, которому слепо последую, говорю Вам заранее».

Тургенев также писал Полине Виардо о своих страхах: «Моя собственная 8-летняя дочь говорит: «Я никому не верю и никого не люблю, потому что меня никто не любит». Знаменитая певица сразу же ответила: «Присылайте ее ко мне, она будет моей дочерью». Понимая всю двусмысленность и трудность будущего положения в России своей незаконнорожденной дочери, писатель с радостью согласился. Иван Сергеевич увез девочку во Францию, где она воспитывалась с детьми Виардо. В 1850 году в восьмилетием возрасте Пелагея Тургенева, которую отныне отец называет Полинет, в честь Виардо, навсегда покинула Россию. После смерти матери братья Тургеневы разделили огромное наследство: Ивану Сергеевичу досталось Спасское имение.

В семье Виардо ее обучение велось на французском языке. И когда после долгих лет разлуки Тургенев приехал во Францию, то свою дочь он уже увидел четырнадцатилетней барышней, практически полностью забывшей русский язык. «Моя дочка очень меня радует. По-русски забыла совершенно — и я этому рад. Ей не для чего помнить язык страны, в которую она никогда не возвратится».

Иван Сергеевич принимал большое участие в воспитании Пелагеи. Его письма показывают, с какой нежной любовью, вниманием, заботливостью он относился к Полинет, мягко, но серьезно давал советы и наставления. И. С. Тургенев советовал дочери «упорно работать и размышлять», «быть послушной». Порой указывал на серьезные недостатки: «Ты обидчива, тщеславна, упряма и скрытна. Ты не любишь, чтобы тебе говорили правду… Ты ревнива… Ты недоверчива…».

Указывая на отрицательные черты в характере дочери, отец все же при этом подчеркивал: «.. если даже мои упреки в какой-то степени преувеличены, ты должна не обижаться на них, но видеть в них лишь новое доказательство моей любви к тебе. Прими то, что есть полезного в моих советах, а что до остального, то знай, что нет никого на свете, кто бы любил тебя больше, чем я».

Тургенев часто указывал дочери на ошибки в орфографии. По мнению писателя: «Настаивать так на орфографии кажется мелочью, но помимо того, что мы совершенно вправе судить о чьем-нибудь образовании по тому, как он пишет, мы можем справедливо предполагать, что, если внимания недостает в мелочах, его должно еще более недоставать в больших делах».

Тургенев познакомил дочь со многими русскими друзьями. Некоторые из них потом в течение долгих лет поддерживали с ней дружеские отношения, оказывали помощь, принимали активное участие в ее судьбе. В их числе О. А. Сомова (Тургенева), семья Трубецких, графиня Е. Е. Ламберт, семья Н. И. Тургенева, П. В. Анненков.

Под влиянием русских друзей отца Полина пожелала брать уроки Закона Божьего. Иван Сергеевич поддерживал стремление дочери: «…я не только «не отнял Бога у нее», но я сам с ней хожу в церковь. Я бы себе не позволил такое посягательство на ее свободу, и если я не христианин — это мое личное дело, пожалуй, мое личное несчастье. Полинька, напротив, очень религиозна».

Несмотря на большую любовь, Тургенев в то же время не скрывал от себя и от друзей недостатков Полины, отсутствия у них с дочерью общих интересов. Графине Е. Е. Ламберт он писал: «Я довольно много видел мою дочь в последнее время — и узнал ее. При большом сходстве со мною она — натура совершенно различная от меня: художественного начала в ней и следа нет; она очень положительна, одарена здравым смыслом: она будет хорошая жена, добрая мать семейства, превосходная хозяйка — романтическое, мечтательное все ей чуждо: у ней много прозорливости и безмолвной наблюдательности, она будет женщина с правилами и религиозная… Она, вероятно, будет счастлива… Она меня любит страстно».

Огорчали Тургенева сложные отношения дочери с Полиной Виардо. Вначале все было как будто бы благополучно. Виардо была довольна своей воспитанницей. Но вскоре Тургенев понял, что все не так просто, как казалось. Полина не прижилась в чужой семье, ощущала свое сиротство, ревновала отца к Виардо. Он пытался повлиять на дочь, доказывал ее неправоту, неблагодарность по отношению к Виардо. Замечания делал то в мягкой, а то и в более резкой форме: «Ты будешь рада вновь ее (П. Виардо) увидеть, не правда ли? Я хочу дать тебе поручение, которое тебе будет приятно: …поцелуй ей покрепче обе руки за меня». В этих строчках, скорее всего, звучит собственное желание Тургенева. Писателю очень хотелось, чтобы его дочь испытывала подобные чувства. Но дочь не разделяла мнения отца. Свое отрицательное отношение к Виардо Полина не только не могла, но и не хотела скрывать. Порой это выражалось в самых незначительных, мелких вещах.

В одном из писем Тургенев откровенно выговаривал дочери за то, что она жаловалась ему на Виардо, что та не любит ее и даже испытывает к ней отвращение, потому что однажды не пригласила на прогулку: «Я нашел в твоем письме признаки недостатка, для искоренения которого ты должна приложить все усилия; я говорю тебе о твоей чрезвычайной обидчивости, которая может сделать тебя раздражительной и даже неблагодарной. Эта манера себя умалять, унижать — тоже не что иное, как самолюбие. Предполагать, что другие люди злы, — это значит признаваться, что сам не чувствуешь себя добрым». Несмотря на поучительные речи отца, неприязнь Полины к французской певице возрастала с каждым днем, и даже годы разлуки, которые Полина провела в пансионе, не смягчили их отношений…

После выхода Полины из пансиона Тургенев поселился на отдельной квартире вместе с ней и гувернанткой — англичанкой госпожой Иннис. Для Полины началась новая, более счастливая пора ее жизни — рядом был горячо любимый отец. Вскоре она познакомилась с преуспевающим молодым человеком — Гастоном Брюэром. Иван Сергеевич был доволен выбором Полины, будущий зять произвел на писателя самое благоприятное впечатление. 13 (25) февраля 1865 года состоялась свадьба, которая потребовала от Тургенева больших затрат. В качестве приданого Иван Сергеевич выделил дочери 150 000 франков.

Первое время семейная жизнь Полины складывалась вполне благополучно. Ее омрачали лишь неровные отношения со свекровью, женщиной властной. В 1872 году в семье Брюэр появился долгожданный ребенок — дочь Жанна, а в 1875 году — сын Жорж Альбер. Тургенев был рад рождению внуков, но вместе с тем прибавилось и забот. В это время семья дочери переживала серьезные материальные затруднения: стекольная фабрика мужа находилась на грани банкротства. Гастон Брюэр не прилагал должного усилия, чтобы поправить материальное положение, а денежная помощь писателя не могла спасти семью от разорения.

О сложившейся ситуации Тургенев писал П. В. Анненкову: «Он (Гастон) умудрился пустить на ветер даже те деньги, которые я полагал упрочить за моими внуками, стал пьянствовать, грозить то себя убить, то ее — и теперь я ежедневно ожидаю, что она прибежит сюда со своими детьми, я должен буду ее прятать…». Иван Сергеевич видел, что жизнь дочери и внуков с каждым днем становилась все более невыносимой, и настаивал на том, чтобы Полина оставила мужа. По совету отца она покинула Г. Брюэра и уехала в Швейцарию. Немногие знали о том, где скрывается дочь Тургенева, посвящены в это были лишь самые близкие друзья.

В августе 1882 года писатель благодарил мадам Делессер за внимание к его дочери и восхищался мужеством и стойкостью Полины: «Все испытания она переносит с большим мужеством, продолжая неустанно заботиться о детях — что, впрочем, делала всегда, ибо она превосходная мать». Подобная секретность была необходима для того, чтобы муж по французским законам не смог потребовать возвращения жены домой. Писатель взял на себя все расходы по устройству дочери на новом месте, выплачивал постоянное содержание. Тургенев тогда уже был болен, но переписку с дочерью поддерживал постоянно.

Писатель никогда не забывал о своих внуках. Справлялся о здоровье, радовался успехам, давал добрые советы, присылал подарки: чаще всего это были детские книжки. С раннего возраста Тургенев пытался привить внукам любовь к чтению, поощрял стремление к учебе, к изучению иностранных языков. «Все, о чем ты пишешь, очень меня позабавило и заинтересовало, и я нашел очень мало ошибок в английском. Теперь ожидаю письмецо на немецком языке. В жизни очень важно знать иностранный язык. Это развивает ум и может оказаться весьма полезным. Ты должна быть благодарна маме за все то, что она делает в этом отношении», — писал Иван Сергеевич маленькой Жанне. Ее письма, написанные неуверенным детским почерком, доставляли Тургеневу огромную радость.

Тем временем болезнь писателя прогрессировала. Иван Сергеевич уже не мог отвечать на письма, но продолжал заботиться о Полине и детях, об их будущем. По воспоминаниям С. Г. Щепкиной: «…он перед смертью намеревался продать Спасское, капитал передать в руки Виардо, чтобы она по мере надобности удовлетворяла нуждам его внучат, <…> его желание не состоялось вследствие его скорой смерти».

О безнадежном состоянии отца Полина узнала лишь за несколько часов до его смерти, но приехать на похороны не имела возможности. После смерти Тургенева его законной наследницей стала П. Виардо. Полина пыталась оспорить права Виардо, но проиграла судебный процесс. Дочь писателя осталась с маленькими детьми без средств к существованию. Полина вынуждена была давать уроки музыки, чтобы прокормить своих детей и дать им образование.

Умерла Полина Брюэр в 1918 году от рака. В Парижском архиве сохранилось свидетельство о ее смерти: «12 октября тысяча девятьсот восемнадцатого года в 7 часов 30 минут скончалась в своей квартире… Пелагея Полина Тургенеф… без определенных занятий, дочь Ивана Тургенева…». Так закончилась жизнь дочери знаменитого русского писателя, на долю которой выпало немало горя и страданий…

Не менее трагично сложилась судьба его внука. Жорж Альбер умер в 1924 году. После смерти матери и брата Жанна осталась на свете совсем одна. На жизнь она зарабатывала тем, что давала уроки. Внучка писателя свободно владела английским, французским и немецким языками, писала по-французски стихи, многие из которых были положены на музыку; играла на фортепиано, рисовала. Вероятно, творческие задатки ей достались от великого деда, который был для нее кумиром.

Ведя скромную трудовую жизнь, Жанна берегла дорогое для нее наследие: бюст Ивана Сергеевича работы Антокольского, семейные фотографии, пианино, когда-то подаренное Тургеневым ее матери, французские переводы произведений. Но самым главным богатством для нее были сохранившиеся письма Тургенева, адресованные ее матери и ей самой.

Последняя представительница рода Тургеневых по линии писателя Жанна Брюэр-Тургенева умерла в 1952 году в Париже.

Глава 22 Подводя итоги

Эта женщина — одна из немногих, которая не просто занимала совершенно особое положение в искусстве XIX века, не просто послужила героиней и в жизни, и в творчестве выдающихся писателей, композиторов, художников.

Эта женщина сделала свою жизнь историей красивой и необычной любви, которая стала легендой при жизни и волнует романтически настроенные сердца до сих пор.

В концертах певицей исполнялись и старинная религиозная музыка и народные песни Испании, и романсы П. И. Чайковского. Она обладала талантом перенести слушателей не просто в разные страны — в разные эпохи! Для того времени пение ее было необычным, но глубина постижения музыкального содержания, редкий склад ума и разностороннее образование помогли ей достигнуть высокой одухотворенности и мастерства. Помогли ей и мужественная воля, настойчивость и требовательность к себе. Один из современников Полины Виардо сказал, что она была «из рода орлов, а не соловьев». Великий композитор и пианист Ференц Лист, будучи ее первым учителем, отзывался о ней, как о «гениальной и вместе с тем ученой артистке». Жорж Санд мечтала, что Виардо возглавит парижскую оперную сцену, но закулисные и политические интриги воспрепятствовали этому замыслу. Глубоко осмысленному искусству, которое пыталась донести до публики Полина Виардо, пресыщенная оперная публика Парижа предпочитала бездумную «игру звуками» итальянских певиц. Это предпочтение нередко высказывалось и в прессе. Во Франции торжествовала монархия, и Полине Виардо не могли простить ее республиканских убеждений. Ей не могли простить кантату для хора, которую Виардо написала в честь революции 1848 года. Все это привело к тому, что в годы расцвета своего дарования певица не смогла занять прочного места на французской сцене. И выступала она в других странах Европы гораздо чаще и с большими успехами, чем в «родной» ей Франции.

Как уже упоминалось, к концу пятидесятых годов у Полины Виардо стал пропадать голос. В глюковском «Орфее», которого она некогда создавала, теперь ей больше приходилось играть, чем петь. Это кажется странным. Виардо нет еще сорока. При силе ее натуры, при всем правильном, спокойном складе бытия она довольно рано выбывает из строя. Как женщина, долго еще хранит обаяние. Как мать — щедра, плодовита. Может быть, у нее появилась седина. Но женщина, о которой в шестьдесят лет говорили, что в нее можно еще влюбиться, в глубокой старости не потерявшая бодрости, живого блеска выпуклых, черных, редкой красоты глаз, раньше всего сдала именно в искусстве. Она чуть не на тридцать лет пережила своего мужа… и так рано отцвела в пении.

Она встретила судьбу мужественно, играть в прятки не стала. В унизительное положение себя не ставила и свистков не дожидалась. Пока могла — гремела славою. Когда инструмент ослабел, отступила. Что при этом переживала — понятно. Но вряд ли ныла, плакалась. Действия Полины Виардо был всегда разумны, ясны и решительны. Оставаться в Париже, видевшем ее триумфы, не хотелось. Если меняется жизнь, пусть изменится место, люди, даже язык.

Она выбрала Баден. Был и хороший предлог бросить Францию: она не любила Наполеона, отрицала его режим (как и муж, как Тургенев), могла объяснить переезд преимуществами Германии. В небольшом, изящном городе-курорте можно жить тихо, но среди светского общества. Зелень, музыка, чудесные окрестности — для людей, перешагнувших некий возраст, очень подходяще. Полина верно рассчитала: светские и просто зажиточные девицы, съезжавшиеся со всей Европы, будут дорого платить за уроки.

Все же сначала они предприняли как бы разведку: в 1862 году семья Виардо жила в Бадене еще в наемном помещении. Через два года купили в Бадене виллу и переехали окончательно — устроились широко и удобно.

Вилла стояла на прекрасном месте, у подошвы лесистой горы Зауерберг. Просторно, зелено, благородный и мягкий пейзаж с невысокими холмами, луга…

Перед Тургеневым стал выбор: он мог остаться жить с дочерью во Франции или поехать вслед за возлюбленной в Баден. Иван Сергеевич выбрал Полину, объяснив, что между ним и дочерью нет ничего общего. В своем письме к графине Ламберт он так объясняет свой выбор: «Она не любит ни музыки, ни поэзии, ни природы, ни собак — а я только это и люблю».

Полина Виардо была для Тургенева не просто боготворимой женщиной, идеалом, но и музой, проявлявшей живой, неподдельный интерес ко всем произведениям писателя. Он не мог отречься от нее.

Осенью 1862 года он погостил в Бадене у Виардо. Жил там хорошо. Встречался со старинными приятелями, охотился, серьезного ничего не делал. Местность очень ему понравилась. Он радовался он солнцу, чудесным осенним дням — и, очевидно, у Виардо вновь пришелся ко двору. Что-то вновь между ними произошло, что сблизило их с новой силой. Годы, его великий ум, великая любовь превозмогли многое. Как будто бы увенчивалось его терпение.

Весной 1863 года Тургенев снял квартиру в Бадене и покинул Париж. Этот шаг его оказался очень удачным. Как в свое время Куртавенель, Баден тоже ему подходил: благородством своим, зеленовато-золотистым покоем, природой мирной и мягкой, голубыми горами на горизонте. И Тургенев подходил к Бадену. Его здесь полюбили. Ему удобно и покойно было тут работать. Своей седою, барской фигурой украшал он скамейки близ Конверсационсгауза, под столетними деревьями, одно из которых называлось «русским». Живописно слушал музыку, живописно прогуливался по Лихтенталевской аллее, раскланиваясь с принцессами и герцогинями.

Итак, Виардо рядом — Виардо в хорошей полосе, как-то «отвечающая» как-то «позволяющая» себя любить. Природа, леса, зелень, довольство, охота. Медленно возводящийся, но, наконец, готовый собственный дом. В нем бывает прусский король. Есть и верные друзья — Полонский, Фет. Есть и немецкие: Людвиг Пич, литератор, критик, восторженный обожатель Тургенева.

В то время Тургенев близко знакомится с Флобером, Золя, Мериме, Мопассаном, Доде, Готье, Жорж Санд, братьями Гонкур. Одна из знакомых писателя, Нелидова, писала: «Простое письмо с известием о состоянии желудка маленького ребенка Клоди (дочери Полины Виардо) для него несравненно любопытнее самой сенсационной газетной или журнальной статьи».

В последние годы во Франции Тургенев вел огромную и разнообразную общественную деятельность, став активным пропагандистом русской литературе на Западе. В 1875 году в Париже была открыта русская библиотека-читальня. Писатель не раз жертвовал в ее фонд книги, оказывал помощь деньгами.

В конце 1879 года Тургенев вынужден был приехать в Россию: умер его брат. На родине писателя встретили с восторгом. Однако своим друзьям он объявил: «Если госпожа Виардо сейчас позовет меня, я должен буду срочно ехать».

Иван Сергеевич активно участвует в чтениях пьес, сопровождаемый молодой талантливой актрисой Марией Савиной. Влюбившись в Савину, Тургенев привез ее в свою квартиру во Франции, где уже поселилась семья Виардо. Она позволяла Тургеневу любить себя, дарить подарки, заботиться. Писатель же закрывал глаза на ее романы с Всеволжским и легендарным генералом Скобелевым. Мария не смогла смириться с рабским поклонением великого писателя какой-то мадам Виардо и скоро вернулась в Россию.

В эти годы болезнь Ивана Сергеевича начала прогрессировать. Как-то раз он полушутя, полусерьезно спросил Полину Виардо:

— Угадайте, чего я всего более желал бы?

— Может быть, вы желаете хорошего вина, а может быть вам сейчас ближе всего ваше перо и бумага? — мадам Виардо начала строить догадки, но все оказывалось не то.

— Я желаю лишь видеть Вас, а еще хоть пять минут постоять и не ощущать боли, — терпеливо и ласково, глядя ей прямо в глаза, отвечал Тургенев.

Болезнь развивалась стремительно. Как уже упоминалось, пресловутая грудная жаба на самом деле оказалась раком позвоночника. Когда боль становилась совершенно невыносимой, Иван Сергеевич умолял Полину Виардо, заботливо ухаживающую за ним, выбросить его в окно. На что та неизменно отвечала: «Вы слишком большой и тяжелый, и потом, это может вам повредить». В такие минуты писатель не мог сдержать улыбки.

За два месяца до кончины Тургенева умер Луи Виардо. «Как бы я хотел соединиться уже со своим другом», — сказал писатель, узнав о его смерти. В последние месяцы жизни он очень хотел вернуться в Россию…

22 августа 1883 года Иван Сергеевич Тургенев умер на руках у своей возлюбленной.

Существует легенда, что на столике возле кровати Полины Виардо лежал написанный ею роман о Тургеневе, как последняя дань человеку, который сам себя не понимал, а порой ненавидел, возвращаясь к единственной на Земле женщине, перевернувшей всю его жизнь. Ему не удалось «свить гнездо», но судьба подарила Полине Виардо и Ивану Сергеевичу Тургеневу идеальную, роковую, страстную и необъяснимую разумом любовь, о которой мы, простые смертные, можем лишь мечтать…

Оглавление

Глава 1 Примадонна Итальянской оперы в Париже

Глава 2 Семейные тайны Гарсиа

Глава 3 И плещет музыка в крови

Глава 4 Такой останься в памяти моей

Глава 5 Ранний дебют Полины Гарсиа

Глава 6 В «дикой стране»

Глава 7 «Блестящее образование» и сила воли

Глава 8 Удачное замужество «Консуэло»

Глава 9 Жизнь до заветной встречи

Глава 10 Иван Тургенев и Полина Виардо — самая долгая история любви

Глава 11 Безусловная любовь

Глава 12 Эпистолярный роман

Глава 13 Любовный треугольник

Глава 14 «Тургеневская девушка»

Глава 15. Театральная карьера

Глава 16 Музыкальная карьера

Глава 17 Жизнь — это маленький театр

Глава 18 Роковая женщина или ангел во плоти?

Глава 19 Иван Тургенев и другие женщины

Глава 20 И вот, его не стало

Глава 21 Отцы и дети

Глава 22 Подводя итоги Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg