«Император Николай II. Тайны Российского Императорского двора»

Император Николай II. Тайны Российского Императорского двора (fb2) - Император Николай II. Тайны Российского Императорского двора [сборник] 1722K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Константин Константинович Романов (К. Р.) - Владимир Михайлович Хрусталев - Семен Семенович Фабрицкий

ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ II Тайны Российского Императорского двора (сборник)

В. М. Хрусталев. Вместо предисловия Рукописное наследие и жизненный путь великого князя Константина Константиновича Романова (известного поэта К. Р.)

В советские времена «романовская тема» долгое время находилась под идеологическим прессом, а порой под прямым запретом. Только начиная с «хрущевской оттепели» и особенно с «горбачевской перестройки», эта тема явилась предметом общественного внимания. В последние годы стало больше публиковаться статей по поэтическому и литературному творчеству великого князя Константина Константиновича, появились также труды, посвященные его жизненному пути, в том числе в популярной серии ЖЗЛ. (См.: Матонина Э. Е., Говорушко Э. Л. «К. Р.» (ЖЗЛ). М., 2008; Вострышев М. И. «Августейшее семейство. Россия глазами великого князя Константина Константиновича». М., 2001; «Великий князь Константин Константинович Романов». Эксклюзивный памятный фотоальбом. / Сост. В. И. Моцардо. Самара, 2002; Чернышова-Мельник Н. Д. «Баловень судьбы. История жизни Константина Романова». М., 2008 и др.) Однако ничто не может заменить из этой массы популярных работ непосредственной публикации печатных трудов самого К. Р., его обширного архивного рукописного наследия, в том числе воспоминаний об императоре Николае II и других выдающихся деятелях Российской империи.

Вокруг рукописного наследия великого князя Константина Константиновича до сих пор не утихают ожесточенные споры: можно или нет (дословно) публиковать воспоминания, все его дневники и переписку, содержащие многие интимные, а порой шокирующие подробности. Стоит отметить, что сам Константин Константинович предполагал в дальнейшем их публикацию.

Из его последних дневников и писем видно, что великий князь Константин Константинович предчувствовал свою скорую смерть и стремился сделать соответствующие распоряжения. Дневники и часть переписки он завещал Академии наук, оговорив запретный срок их обнародования. Несомненно, что эти дневники яркие — свидетели истории (целого ряда эпох) нашей Родины; К. Р. отдавал себе в этом четкий отчет. Еще в самом конце 1870-х годов он писал: «Возможно, мой дневник лет через 60–70 появится в печати, и мне хочется, чтобы его читали и перечитывали. Слог, правдивость, искренность очень важны для будущих чтецов!»

Известно, что по завещанию К. Р. после своей смерти налагал 90-летний запрет на публикацию своих дневников и рукописей, хотя в советские времена это требование было проигнорировано. После «находки» их в Архиве АН СССР в 1928 г. комиссией Ю. П. Фигатнера (НК РКИ СССР) завещание Константина Константиновича было нарушено. Выдержки из дневников К. Р. за период 1904–1907 гг. (соответственно препарированных редакторами и советской цензурой) были напечатаны в журнале «Красный архив» (1930–1931 гг.). Позднее к этим текстам неоднократно возвращались многие писатели, журналисты и популяризаторы от истории. К тому же при этом допускались произвольное искажение текста и давались своеобразные идеологические штампы марксистской классовой идеологии относительно его государственной деятельности и литературного творчества в ущерб объективности исторических фактов.

Дневники великого князя Константина Константиновича, хотя и своеобразны, но это яркий исторический источник той отдаленной от нас во времени и малоизвестной нам эпохи. Они охватывают хронологический период почти в полвека и составляют 64 единицы хранения. Великий князь вел регулярные поденные записи с мая 1870 года по 11 мая 1915 года (дневник за июнь 1880 — август 1881 гг. был утрачен, а тетрадь за начало 1-й Мировой войны была конфискована немцами при возращении К. Р. из-за границы в Россию). В Государственном архиве РФ (ГА РФ, бывший ЦГАОР СССР) в личном фонде великого князя Константина Константиновича находится 1393 дела. Наряду с материалами его общественной и служебной деятельности сохранились: стихи, дневниковые записи, многочисленная переписка, критические заметки и рецензии, переводы художественных произведений, воспоминания К. Р., уникальные фотографии и иллюстративные материалы. Кроме того документы и письма Константина Константиновича хранятся в составе ряда личных архивных фондов Царской семьи и родственников династии Романовых, с которыми он поддерживал постоянный контакт.

Все дневники К. Р. похожи между собой по своему формату и переплету, по манере ведения обстоятельных записей (порой философского плана) на протяжении многих лет жизни. В своих поденных записях К. Р. нередко помещал иллюстративный материал: вырезки из газет, объявления, вклейки документов, программки вечеров, поздравительные открытки, небольшие фотографии. Он никогда не регламентировал себя в записях на определенный ограниченный сжатый текст, а писал, то кратко, то пространно, в зависимости от событий и настроения. Тетрадь дневника далеко не всегда соответствует определенному году, а могла начинаться по мере того, когда кончалась предыдущая. Правда, хотя он и вел регулярные записи, но иногда не каждый день, а спустя какой-то период. Он постоянно возвращался к поденным записям и пытался восстановить пропущенные события уже задним числом. Порой он делал это по памяти, иногда несколько дней спустя, вновь обращался к ним и дополнял их. Бывало, что он что-то упускал из виду или до поры умалчивал, но часто искренне делился в дневниках (как на исповеди) самым сокровенным. Некоторую сложность для восприятия исследователя составляют в его дневниках записи о путешествиях за границей (с употреблением иностранных текстов), что в силу его своеобразного почерка, а также разнобоя в написании ряда фамилий и географических наименований, не всегда можно быть уверенным в их правильности прочтения и передачи.

Рукописные воспоминания К. Р. отличаются своей детальностью, благодаря тому, что он мог пользоваться при их написании своими многочисленными дневниковыми записями.

Следует учитывать, что для дневников, писем и воспоминаний, более чем для других документальных источников, характерна известная тенденциозность и оценок, и восприятия событий, участниками или очевидцами которых были их авторы. Только в сопоставлении различных архивных и печатных первоисточников — залог объективности.

Несколько штрихов к портрету К. Р

Константин Константинович, второй сын и четвертый ребенок в семье великого князя генерал-адмирала Константина Николаевича (1827–1892) и великой княгини Александры Иосифовны (1830–1911), урожденной немецкой принцессы Саксен-Альтенбургской; правнук императора Павла I, внук императора Николая I, племянник императора Александра II, двоюродный брат императора Александра III, двоюродный дядя императора Николая II.

Всего в великокняжеской семье Константина Николаевича было шесть детей: Николай (1850–1918); Ольга (1851–1926), замужем (с 1867) за королем Греции Георгом I; Вера (1854–1912), замужем (с 1874) за принцем Вильгельмом Евгением Вюртембергским; Константин (1858–1915); Дмитрий (1860–1919) и Вячеслав (1862–1879). По линии своей матери великой княгини Александры Иосифовны великий князь Константин Константинович являлся потомком шотландского короля Роберта Брюса (1274–1329).

Родился Константин Константинович 10 августа 1858 г. под Петербургом в Стрельне, в красивейшем Константиновском дворце, расположенном на берегу Финского залива, окруженном водной гладью искусственных каналов, великолепным парком и цветниками. В свое время Петр I Великий (1672–1725) при его проектировании и строительстве намеревался превзойти знаменитый Версальский дворец во Франции. Крещение новорожденного великого князя состоялось 26 сентября 1858 г. Восприемниками были: император Александр II (1818–1881) и его супруга императрица Мария Александровна (1824–1880). Нарекли младенца, как и его отца, в честь равноапостольного царя Константина. По вековой заведенной традиции, при крещении новорожденный член Императорского Дома получил ордена: Святого апостола Андрея Первозванного, Св. Александра Невского, Белого орла, Св. Анны 1-й степени.

Сын генерал-адмирала с детства был предназначен к службе в Российском Императорском флоте. С семилетнего возраста и до совершеннолетия его воспитателем был капитан 1-го ранга Илья Александрович Зеленой (1841–1906). С рождения Константин был назначен шефом 15-го Тифлисского гренадерского полка, которому с этого времени было присвоено его имя. Он был зачислен в списки лейб-гвардии: Конный и Измайловский полки, 3-ю гвардейскую и гренадерскую артиллерийскую бригады, Гвардейский экипаж, Гвардейскую пешую артиллерию. Он 11 июня 1865 г. был записан в лейб-гвардии 4-й стрелковый Императорской Фамилии батальон (в список 2-й роты), и в этот же день ему вручили орден Святого Станислава 1-й степени. Великий князь Константин Константинович получил домашнее разностороннее образование, обладал с малолетства многими природными способностями и талантами. Большую роль в формировании личности великого князя сыграли его родители, сама атмосфера дворца и Императорского Двора.

Преподавателями великого князя Константина Константиновича были известные люди своего времени: историки С. М. Соловьев, К. Н. Бестужев-Рюмин и О. Шиховский, знаменитый писатель И. А. Гончаров (словесность), профессора консерватории, композиторы: пианист Р. В. Кюндингер и виолончелист И. И. Зейферт, профессор теории и истории музыки Г. А. Ларош; английский язык преподавал англичанин К. И. Хит (К. О. Хис), лекции по истории государственного права читал профессор И. Е. Андреевский, по политической экономии — В. П. Безобразов, по русской словесности — Н. А. Соколов, по всеобщей истории — В. В. Бауэр, по физике и математике — Петр Павлович (морской офицер). Первые уроки рисования дает С. Никитин. Для проведения собеседований по истории и законоведению приглашался писатель Ф. М. Достоевский. Великий князь блестяще знал иностранные языки: французский, английский, немецкий, латинский, греческий, любил музыку и поэзию, хорошо рисовал. Ему близки были (как и отцу) взгляды славянофилов.

Великого князя воспитывали в духе православного христианства, и он отличался глубокой религиозностью. 23 марта 1876 г., когда ему было еще 17 лет, он записал в дневнике: «Я так люблю Господа, так мне хотелось бы изъявить Ему свою любовь. Тут внутренний голос говорит: „Занимайся астрономией, исполняй свой долг…“ Неужели в астрономии долг? Ах, если б я был учеником Спасителя! Как бы я тогда ходил за Ним, как бы я хотел быть на месте ученика „его же любяще Иисус“, который возлежал у Его Груди. О, как бы я слушал все Его слова! Чего бы я не сделал для Него».

В дневниковых записях имеются многочисленные свидетельства набожности великого князя Константина Константиновича и стремления к самопожертвованию на общее благо Отечества. Так, например, в поденной записи от 6 ноября 1877 г. имеются по-юношески пылкие и в чем-то наивные искренние строки: «Высшая добродетель есть самопожертвование. Пример ее нам показал Христос Своей смертью… Быть может, когда мне удастся исполнить свое желание и я научусь жертвовать собой в пользу других, на том свете Господь вспомнит о моем старании подражать Ему и простит меня».

У Константина Константиновича периодически появлялось, как некоторым покажется, странное желание: уйти в монастырь, посвятить свою жизнь улучшению быта простого народа и духовенства. Вот еще одна запись из дневника великого князя от 10 сентября 1890 г.: «…Я давно уже, чуть ли не ребенком, мечтал когда-нибудь занять место Обер-прокурора Синода, чтобы послужить нашей Церкви и духовенству».

В своем поэтическом творчестве он часто обращается к Богу. Приведем одно из его самых эмоциональных стихотворений «Молитва» от 4 сентября 1886 г.

Научи меня, Боже, любить Всем умом Тебя, всем помышленьем, Чтоб и душу Тебе посвятить И всю жизнь с каждым сердца биеньем. Научи Ты меня соблюдать Лишь Твою милосердную волю, Научи никогда не роптать На свою многотрудную долю. Всех, которых пришел искупить Ты Своею Пречистою Кровью, Бескорыстной глубокой любовью Научи меня, Боже, любить!

Служба в военно-морском флоте для великого князя началась в 1870 г. ежегодными плаваниями на судах Морского училища: «Громобое», «Пересвете», «Гиляке» и «Жемчуге». Практикой руководил начальник Морского училища контр-адмирал В. А. Римский-Корсаков (брат композитора Н. А. Римского-Корсакова). Пройдя службу от матроса до гардемарина (произведен в 1874 г.), Константин Константинович в 1875 г. отправился в дальнее плавание по Средиземному морю и Атлантическому океану на фрегате «Светлана», которым командовал его двоюродный брат, великий князь Алексей Александрович (1850–1908). Молодой гардемарин (или на флоте уменьшительно: гардик) Константин побывал на Мальте, в Неаполе и на Мадейре, посетил в Америке Норфолк и Нью-Йорк, через французский Брест и немецкий Киль вернулся в Кронштадт.

В августе 1876 г., после сдачи экзамена по Программе Морского училища в присутствии особой комиссии моряков-специалистов, Константина Константиновича в день 18-летия призвали в Зимний дворец, где он был произведен в первый офицерский морской чин мичмана. Вскоре после этого он должен был вновь отправиться в очередной поход. Фрегат «Светлана» 19 июня 1877 г. возвратился из дальнего плавания, а 4 июля 1877 г. Константин Константинович уже отбыл на театр военных действий начавшейся Русско-турецкой войны. В ночь на 3 октября 1877 г. на Дунае близ Силистрии великий князь Константин Константинович отличился — лично спустил брандер (зажигательное судно) против большого вооруженного турецкого парохода у острова Гоппо. Константин Константинович скептически относился к своим героическим действиям, что видно из его дневниковых записей. А дело было так! В конце третьего месяца пребывания в военном лагере его отправили на катере по ночному Дунаю для рекогносцировки местности. Молодой мичман заметил какие-то вспыхивающие на турецком берегу то тут, то там и тут же гаснущие огоньки. Бывалые моряки объяснили ему, что это по ним стреляют. Когда он вернулся, то командир поздравил его с боевым крещением. По этому случаю великий князь записал в большой растерянности в своем дневнике: «Я и теперь не могу верно определить, был ли я или не был под пулями». Читателям стоит напомнить, что по существовавшему установленному порядку, если член Императорской Фамилии находился в сфере огня неприятеля, то подлежал награде. Начальством был подан рапорт к соответствующему отличию участников операции. На этот раз Константин Константинович 4 октября записал в дневнике: «Что же, я не прочь получить награду, только бы не Георгия, это только унизит достоинство Креста». За проявленную храбрость 15 октября 1877 г. его наградили орденом Святого Георгия Победоносца 4-й степени, который ему вручил командир (впоследствии адмирал) Ф. В. Дубасов (1845–1912). Однако, по-видимому, это не принесло большой радости обладателю заветной боевой награды. В его дневнике от 15 октября читаем следующую запись: «Когда увидел белый крестик, внутренне сконфузился».

21 мая 1878 г. Константин Константинович получил очередной чин лейтенанта, а 9 августа того же года был пожалован званием флигель-адъютанта свиты императора Александра II. В этот памятный для него день молодой великий князь по-юношески откровенно записал в дневнике: «Я — флигель-адъютант, сегодня Государь пожаловал меня этим званием. Чего мне больше, за двадцать лет я получил все, чего может добиваться самый честолюбивый человек, даже Георгиевский крест есть у меня. Не знаю, как отблагодарить Господа Бога. Я прошу у Него только помощи и поддержки на честную и достойную жизнь».

Служба во флоте своей изводящей монотонностью все-таки тяготила Константина Константиновича. В дневнике великого князя от 11 октября 1881 г. имеются такие строки: «Вечером в бильярде получил письма. Прежде всего, распечатал письмо Мама; оно меня в высшей степени озаботило и огорчило. До нее дошли слухи о моем желании изменить морской службе; она забыла, что я ей давно уже говорил об этом, и очень недовольна, что узнает это стороной, после того как все знают. Говорит, что Государь на меня гневается, что я огорчу Папа. Потом она тоже недовольна тем, что я не с фрегатом в Триесте». Это обстоятельство подтолкнуло великого князя к более активным и решительным действиям. В письме отцу 13 октября 1881 г. он признавался: «Я пламенно рвусь в Тихий океан, считая кругосветное плавание полезным и необходимым. По возвращении я мечтаю всеми силами души и тела служить на пользу Родины, продолжать начатое тобою дело освобождения и просвещения и посвятить всю жизнь на труд по улучшению быта нашего православного народа и духовенства. […] Я старался насильно привязать себя к морю, заставить себя полюбить флот — но, к великому моему разочарованию, не успевал в этом. Вот уже 3 года, что я стал осмысленно смотреть на жизнь и на вещи, три года я думал и раздумывал и пришел к убеждению, что все мои чувства и стремления идут вразрез с положением моряка. В последних моих плаваниях я, скрепя сердце, старался честно исполнять свой долг и, кажется, ни разу не изменил ему. Вместе с тем, думая, что если придется всю жизнь служить немилому предмету, к которому не имею влечения, — жизнь моя будет одна мука и страдание. Разумеется, пока я свято буду продолжать служить во флоте, во что бы то ни стало хочу совершить кругосветное плавание, считая, что только морская служба может служить мне подготовкой к другому рода деятельности, может выработать мне знание жизни и людей и дать мне некоторую опытность…» В этот же день, вечером, он с чувством выполненного долга записал в своем дневнике: «После греческого урока написал Папа длинное, откровенное, обстоятельное письмо. Как будто гора с плеч свалилась». В очередном письме родителям от 20 января 1882 г. он писал все в том же духе:

«…Если судьбе будет угодно задержать меня в морской службе — конечно, я покорюсь. Но тяжело будет всю жизнь уложить на нелюбимое дело». В конце 1881 г. Константин Константинович заболел плевритом, затем воспалением легких. Диагноз лейб-медика С. П. Боткина о вредном влиянии морской службы на здоровье великого князя решил вопрос о его дальнейшем будущем. По болезни он был списан с военного корабля и 22 февраля 1882 г. в письме к отцу сообщал: «…Какого рода буду я впоследствии нести службу — не знаю, хотел бы по М[инисте]рству народн[ого] просвещения». Однако обстоятельства порой часто складывались вопреки его пожеланиям и чаяниям родителей.

«Измайловские досуги»

30 августа 1882 г. великий князь Константин Константинович перешел на службу в Военное ведомство в чине лейб-гвардии штабс-капитана. 15 декабря 1883 г. он прибыл для несения службы в лейб-гвардии Измайловский полк, в котором в итоге прослужил 7 лет, командуя с 15 февраля 1884 г. ротой Его Величества («Государева рота»). Состоял он одновременно также в должности члена полкового суда с 10 декабря 1885 г. по 11 июня 1886 г., с которой был отчислен, как пробывший в ней установленный срок. Великий князь Константин Константинович постепенно стал приглашать офицеров полка на обеды в Мраморный дворец, после которых за бокалом вина и курением сигар в дружественной атмосфере велись разговоры об изящной словесности и благотворной силе искусства. Эти «офицерские посиделки» со временем переросли в нечто большое.

Весьма любопытны наблюдения Константина Константиновича за наследником престола цесаревичем Николаем Александровичем (будущим императором Николаем II), сделанные в разные годы в дневнике великого князя. Так, например, 21 декабря 1888 г. он записал: «Из беседы с милым Цесаревичем после обеда я опять, как и всегда, вынес самое отрадное впечатление. Он одарен чисто русскою, православною душой, думает, чувствует и верит по-русски. Мы говорили про отечественную историю и про восточный вопрос. Говорили про Иоанна III, про царевича Дмитрия и Самозванца, про кончину Павла I и про последнюю Турецкую войну…»

Проходя службу в лейб-гвардии Измайловском полку в должности командира «Государевой роты» (1884–1891), великий князь организовал в нем литературно-художественный кружок «Измайловские досуги». В Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ), в личном фонде великого князя Константина Константиновича сохранился любопытный документ — «Положение об Измайловском досуге». Девизом этого объединения были слова «Доблесть. Доброта. Красота», а эмблема состояла из меча и лиры, обвитых цветами. Целью «Измайловского досуга» было: «…Доставить участникам возможность знакомить товарищей со своими трудами и произведениями различных отечественных и иностранных деятелей на поприще науки и искусства, но непременно на русском языке. Поощрить участников к развитию их дарований. Соединить приятное препровождение свободного времени с пользою. Посредством обмена мыслями и мнений способствовать слиянию воедино полковой семьи и, наконец, передать Измайловцам грядущих поколений добрый пример здравого и осмысленного препровождения досужих часов…» На Досуге «допускалась музыка, а чтения и сообщения непристойного содержания исключались». Первое заседание объединения, основанного «во имя доблести, добра и красоты», состоялось 2 ноября 1884 г. в помещении Офицерского собрания л.−гв. Измайловского полка. Иногда эти мероприятия проходили во дворце у великого князя. Члены кружка читали и слушали литературные произведения не только сами, но и в исполнении известных поэтов и писателей, которые приходили к ним. Офицеры полка музицировали, ставили пьесы. «Измайловские досуги» были своего рода умственным и художественным островком военной культуры в Санкт-Петербурге. Пожалуй, основную мысль устава «Измайловского досуга» Константин Константинович сумел выразить в стихотворной форме, что было прочитано 9 января 1888 г. на одном из очередных собраний гвардейских офицеров.

Сбираясь, как жрецы на жертвоприношенья, Перед художества священным алтарем, Служа искусству, мы свои произведенья На суд товарищей смиренно отдаем. Не ищем мы, друзья, ни славы, ни хвалений, Пусть безыменные в могиле мы уснем, Лишь бы измайловцы грядущих поколений, Священнодействуя пред тем же алтарем, Собрались, как и мы, стремяся к той же цели В досужие часы чрез многие года, Те песни вспомнили, что мы когда-то пели, Не забывая нас и нашего труда. Гремите, пойте же, Измайловские струны, Во имя доблести, добра и красоты, И меч наш с лирою, неопытной и юной, Да оплетут нежней художества цветы.

К тематическим вечерам Досуга порой печатались специальные программки с перечислением мероприятий и исполнителей. Приведем дневниковую запись великого князя о проведении Досуга, посвященного поэту М. Ю. Лермонтову, где Константину Константиновичу довелось исполнять последние монологи из «Демона», отрывки из «Мцыри» и стихи. В поденной записи им было записано: «Я был в ударе и читал с чувством и увлечением, особенно в заключение неизданное стихотворение „Смерть“. Я сказал его наизусть, весь проникшись мыслью поэта, так что дух у меня захватывало, голос дрожал и мороз пробегал по коже».

Здесь на Досуге впервые были поставлены «Гамлет» в переводе великого князя и его драма «Царь Иудейский», в которых он исполнил роли Гамлета и одного из учеников Христа — Иосифа Аримафейского. Участие в любительских спектаклях принимали и другие члены Императорской Фамилии. Тесные связи великого князя Константина Константиновича с Измайловским полком и его «Досугами» не прерывались до самой смерти, несмотря на то, что он стал командовать л.−гв. Преображенским полком, а позднее находился на других ответственных должностях. В частности, сохранилось письмо императора Николая II от 14 сентября 1912 г. по поводу постановки драмы «Царь Иудейский». Государь в нем сообщал своему двоюродному дяде:

«Дорогой Костя,

Давно уже собирался тебе написать после прочтения вслух Аликс твоей драмы „Царь Иудейский“.

Она произвела на нас весьма глубокое впечатление — у меня не раз навертывались слезы и щемило в горле. Я уверен, что видеть твою драму на сцене, слышать в красивой перефразировке то, что каждый знает из Евангелия, — все это должно вызвать в зрителе прямо потрясающее чувство. Поэтому я всецело разделяю мнение Св. Синода о недопустимости постановки ее на публичной сцене. Но двери Эрмитажного или Китайского театров могут быть ей открыты для исполнения участниками „Измайловских Досугов“».

Товарищ министра внутренних дел и шеф жандармов В. Ф. Джунковский (1865–1938) позднее делился воспоминания о впечатлении по просмотру постановки «Царь Иудейский» в Петербурге в январе 1914 г.:

«В этот же день в Эрмитажном театре Зимнего дворца состоялось первое представление трагедии „Царь Иудейский“, на котором в числе приглашенных был и я. Среди приглашенных преобладали военные, но было и много лиц высшей администрации и представителей мира искусств и литературы. В числе исполнителей был великий князь Константин Константинович — автор пьесы — в роли Иосифа Аримафейского, князья Константин и Игорь Константиновичи, некоторые артисты C[анкт]-петербургских театров и офицеры Лейб-гвардии Измайловского полка.

Не без волнения и какого-то внутреннего страха, не совершаю ли я что-то антирелигиозное, идя смотреть эту пьесу из жизни Спасителя, поехал я на этот спектакль. К счастью, когда открылся занавес, мои сомнения за содержание драмы-мистерии, по мере хода действий этой трагедии, явившейся плодом искренней веры, постепенно рассеялись. Местами трагедия даже высоко поднимала религиозное настроение, вызывая благоговейное чувство. Поставлена она была с огромной роскошью, строго исторически, костюмы, грим — все было выдержано. Особенно хороша была постановка в 4 акте, изображавшая сад Иосифа Аримафейского.

Я вернулся домой под сильным впечатлением и не пожалел, что присутствовал на этом представлении. Но в то же время я не мог не сознавать, что если б эта трагедия была поставлена в другой обстановке, в обыкновенном общественном театре с заурядными актерами и для платной публики, трудно было бы сохранить то религиозное чувство, которое не покидало присутствующих в зале Эрмитажного театра и заставляло смотреть пьесу именно с этим чувством».

(Джунковский В. Ф. Воспоминания. Т. 2. М., 1997. С. 268–269.)

В дневнике императора Николая II от 9 января 1914 года имеются следующие строки с отзывом от просмотра постановки:

«В 7 1/2 поехал в город прямо в Эрмитаж. Шла драма Кости „Царь Иудейский“. Впечатление она производит потрясающее. Постановка редкая по красоте. Этот вечер считался Измайловским Досугом. Вернулся в Царское усталый в час с 1/2».

(Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 442.)

Князь императорской крови Гавриил Константинович (второй сын К. Р.) делился позднее в эмиграции своими воспоминаниями об этом неординарном событии:

«Этой же зимой ставился в Зимнем дворце в Эрмитажном театре „Царь Иудейский“, драма, написанная моим отцом. Мои братья Константин и Игорь были в числе артистов. Иоанчик принимал в пьесе косвенное участие, так как в ней участвовал его хор певчих. Я же в пьесе участия не принимал. Артистами были офицеры лейб-гвардии Измайловского полка, потому что пьеса шла под флагом „Измайловского досуга“.

Мой отец играл Иосифа Аримафейского. […]

Конечно, самым торжественным днем был спектакль в Высочайшем присутствии. Государь с великими княжнами приехал из Царского Села. Государь надел жетон „Измайловского досуга“, который Измайловцы ему поднесли, когда, будучи еще наследником, он посетил Досуг в Офицерском собрании Измайловцев.

Спектакль прошел очень удачно. Громадное впечатление производила музыка Глазунова. Он прекрасно изобразил бичевание Христа. Императорский оркестр играл очень хорошо. После спектакля Государь пошел за кулисы говорить с отцом. Отец был чрезвычайно взволнован, с его лица тек пот, он тяжело дышал. Я никогда не видел его в таком состоянии. Когда он играл, он священнодействовал. На этом спектакле были также некоторые члены Семейства. Говорили, что прежде, чем ехать на спектакль, великая княгиня Мария Павловна спросила священника, можно ли ехать, так как Синод был против постановки пьесы. Великий князь Николай Николаевич и Петр Николаевич с женами на спектакле не были. Должно быть, они были одного мнения с Синодом».

(Великий князь Гавриил Константинович. В Мраморном дворце: Из хроники нашей семьи. СПб., Дюссельдорф, 1993. С. 141.)

Княгиня О. В. Палей (до 1915 г. графиня Гогенфельзен, морганатическая супруга великого князя Павла Александровича), которая после гибели сына Владимира в Алапаевске в июле 1918 г. и расстрела супруга в Петропавловской крепости в январе 1919 г., эмигрировала из России во Францию, делилсь также воспоминаниями:

«Впервые драма великого князя Константина была поставлена в 1913 г. (правильно в январе 1914 г. — В. Х.) в Петербурге, в Эрмитаже, и играна многократно. Смотрели ее по очереди все члены Императорской Фамилии, Двор, посланники, высшие чиновники. Декорации стоили неслыханных денег, актеры играли талантливо. И все ж в центре внимания был сам сочинитель. Великий князь Константин исполнял роль Иосифа Аримафейского, кстати, благоговейно и искренне».

(Палей О. В. Воспоминания о России. М., 2005. С. 91–92.)

Нам стоит отметить, что в то время об «Измайловских досугах» ходили разные, неоднозначные отзывы в светском обществе и в гвардейской среде. В других гвардейских полках такое начинание практически не привилось, хотя были отдельные попытки. Так, например, известный генерал от инфантерии Н. А. Епанчин (1857–1941) о них писал следующее:

«…Такие вечера устроил великий князь Константин Константинович, когда он командовал ротой в л.−гв. Измайловском полку, для офицеров полка, под названием „Измайловские досуги“. На эти собрания иногда приглашались и посторонние лица, так, например, я несколько раз получал приглашения на эти вечера.

В так называемом „обществе“ на эти вечера смотрели с „усмешечкой“; приходилось слышать, что это „не великокняжеское дело“. Константин Константинович был выдающийся поэт, но по излишней скромности не печатал своих стихотворений и даже, чтобы не дразнить гусей, таил про себя свой дар, пока о нем не узнал император Александр III и не разрешил великому князю печатать его стихотворения. Они вышли в свет под инициалами К. Р. (Константин Романов)».

(Епанчин Н. А. На службе трех Императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 76.)

По подсчетам историков и искусствоведов было всего проведено 223 «Досуга» и исполнено 1325 различных произведений. За весь период существования этого любимого детища великого князя Константина Константиновича, который со дня основания его и до своей кончины являлся несменяемым председателем военно-театрального кружка, присутствовали 9348 человек.

Великий князь Константин Константинович обладал весьма заметными артистическими способностями. Впервые «Трагедия о Гамлете, принце Датском» в выдающемся авторском переводе К. Р. была поставлена 17 января 1897 г. офицерами Измайловского полка, совместно с некоторыми приглашенными петербургскими артистами в полковом зале офицерского собрания в рамках «Измайловского досуга». Главную роль, разумеется, играл Константин Константинович. Для ее исполнения он брал даже специальные уроки по фехтованию и прислушивался ко всем замечаниям режиссера. В дневнике К. Р. описал свое состояние во время представления спектакля: «И вот я вышел. Первые слова и извлечения меча, кажется, удались; но, тем не менее, я чувствовал, что у меня даже ноги дрожат от волнения. Впрочем, это скоро прошло, и я вполне овладел собой…» Постановка имела большой успех. Спустя лишь месяц некоторые сцены из «Гамлета» были поставлены на сцене домашнего театра в Мраморном дворце. На представлении присутствовали некоторые члены императорской фамилии, в т. ч. вдовствующая императрица Мария Федоровна. И опять грандиозный успех. Спектакль решили продемонстрировать еще два раза. На последней демонстрации присутствовал император Николай II, который выразил свое восхищение Константину Константиновичу и предложил поставить «Гамлет» на сцене Императорского Эрмитажного театра. Это знаменательное событие состоялось 17 февраля 1900 г. На спектакле присутствовали почти все члены императорской фамилии, многие министры, представители аристократии и высшего света. Наконец, «Гамлет» (все с тем же грандиозным успехом) 30 ноября 1900 г. впервые прошел на сцене Императорского Александринского театра. Спустя почти четыре года после премьеры «Гамлета» на Измайловском досуге мы находим запись в дневнике К. Р. от 16 декабря 1900 г., где имеется признание автора: «Роль Гамлета настолько сильно действует на мое воображение, несмотря на привычку к ней; невзирая ни на что, что я вот уже четвертую зиму ее играю, что, если задумаюсь о ней, лежа в кровати, сон бежит, и я долго не могу заснуть».

Многие современники восхищались разносторонними талантами Константина Константиновича. Известная графиня М. Э. Клейнмихель (1846–1931), в частности, в своих эмигрантских мемуарах отмечала:

«Лично я мало знала Государыню. За всю мою жизнь я имела у нее только три аудиенции… Часто я ее видела на театральных представлениях в Эрмитаже и в Зимнем дворце. Между прочим, великий князь Константин Константинович играл там Гамлета, прекрасно им переведенного на русский язык. Дочь моя играла Офелию. Царица приходила часто на репетиции. Всегда холодная и равнодушная, она, казалось, была только тем занята, чтобы в шекспировском тексте не было ничего, могущего показаться ей оскорбительным. Ни к кому не обращалась она с приветствием. Как лед, распространяла она вокруг себя холод. Император, наоборот, был очень приветлив и очень интересовался игрою артистов, всех ему известных гвардейских офицеров. Постановка „Гамлета“ стала почти официальным событием — на нее была потрачена большая сумма денег из личных средств Государя. Трудно описать роскошь этой постановки. Я уверена, что ни мать Гамлета, ни король, ее супруг, никогда не имели такой блестящей свиты, какую им устроил русский двор. Даже пажи королевы были настоящие пажи императрицы, сыновья лучших русских фамилий.

Этот спектакль был повторен три раза — в первый раз он был дан для двора и для дипломатического корпуса, во второй — для родственников исполнителей и в третий — великий князь Константин Константинович, бывший прекрасным артистом, получил разрешение выступить в роли Гамлета перед артистами императорских театров — русского, французского и итальянского. Я хотела бы подчеркнуть, что ни при каком режиме искусство и артисты не пользовались таким почетом и не играли такой роли, как во времена монархии. […]

Я часто встречала Государыню у великого князя Константина, в его прекрасном дворце в Павловске, в те вечера, когда его дети устраивали концерты и живые картины. Она сидела, держа на коленях наследника, молчаливая, грустная, совершенно равнодушная к происходившему вокруг нее. Время от времени она ласкала своего сына, сдерживая его подвижность. Затем она вдруг вставала, говоря Государю: „Ники, теперь время уходить“. Государь старался ее удержать, но обыкновенно это кончалось тем, что он следовал за нею».

(Клейнмихель М. Э. Из потонувшего мира. / За кулисами политики. М., 2001. С. 483–484.)

В воспоминаниях князя императорской крови Гавриила Константиновича (второго сына К. Р.) читаем по этому же поводу следующее: «В феврале 1900 года в Эрмитажном театре был поставлен „Гамлет“, и я помню, как в вечер спектакля, когда отец уехал в театр (он играл самого Гамлета), лакей Крюков с большим трудом внес в гостиную родителей мраморный бюст Офелии: это был подарок матушки — отцу. Он должен был увидеть его, вернувшись со спектакля.

В офицерском собрании Измайловского полка театральные представления происходили на складной сцене — подарок знаменитого актера Александринского театра В. Н. Давыдова. Давыдов почти всегда режиссировал спектакли „Досугов“». (Великий князь Гавриил Константинович. В Мраморном дворце: Из хроники нашей семьи. СПб., Дюссельдорф, 1993. С. 12.)

Со своей же стороны отметим, что в 1900-е гг. великий князь Константин Константинович выступал главным образом как переводчик пьес классического репертуара и драматург. Его перевод шекспировского «Гамлета» многими специалистами был признан классическим. Он создал три крупных произведения на библейскую тему: драматический отрывок «Возрожденный Манфред», поэму «Себастьян Мученик» и драму «Царь Иудейский» (замысел последней был подсказан П. И. Чайковским). Сам великий князь играл заглавные роли на сценах дворцовых театров (Китайского — в Царском Селе, Эрмитажного — в Санкт-Петербурге). В любительских спектаклях, где участвовали также его дети, придворные, гвардейские офицеры, сыграл роли Гамлета, Генриха IV, Иосифа Аримафейского и др.

Творческая и служебная деятельность К. Р

В поэтическом творчестве Константина Константиновича особняком стоит его военная лирика. В его дневниковых записях имеется масса свидетельств того, как он знал, любил и понимал суть рядового солдата. Великий князь занимается с неграмотными новобранцами, обучая их составлять отдельные слова, читает солдатам книги, проявляет заботу об их здоровье, пробует солдатскую пищу, ходит с ними на стрельбище и т. п. В его дневнике от 7 февраля 1884 г. имеются строки с выражением заветной мечты: «Когда-то я добьюсь, что и солдаты будут видеть во мне не только начальника, но и своего человека?» Он пытается достичь этой цели всю свою жизнь. Известно, что великий князь Константин Константинович подал Всеподданнейшую записку императору Николаю II «О доверии к солдату», пытаясь всеми своими силами облегчить положение рядовых, порой замордованных целым рядом запретов и вековых условностей. В частности, он подчеркивал: «„Солдат есть имя общее, знаменитое. Солдатом называется и первый генерал, и последний рядовой…“ Так учили 50 лет назад. Теперь учат, что „звание солдата высоко и почетно“.

Из этого видно, что взгляд на важное значение и благородство признания солдата как был, так и доныне остается возвышенным и полным достоинства. Такой взгляд обязывает воспитывать в новобранце возвышающие и облагораживающие душу чувства и возвращать его из армии народу просвещенным и проникнутым твердыми и сильными убеждениями…

Высокому взгляду на значение солдата должны, казалось бы, отвечать доверие, уважение и почет…

То ли мы видим?

В действительности солдат не только не окружен уважением и почетом, но и не пользуется хотя бы самым ограниченным доверием даже ближайших своих начальников…»

К таким выводам приходит великий князь Константин Константинович, имея за плечами собственную долголетнюю военную службу, знание ее деталей повседневности и обыденности. Это нашло отражение в его литературном творчестве, в «Очерках полковой жизни» и «Солдатских сонетах». Стоит отметить, что его знаменитое стихотворение «Умер, бедняга…» стало народным. Его пели многие инвалиды войны и простые солдаты как народную песню. До революции в России это произведение стояло в программе многих знаменитых хоров, выступающих на известных театральных сценах. Эта песня была любимой в репертуаре популярной эстрадной певицы Надежды Васильевны Плевицкой. (1884–1941). Даже Царская семья Николая II, находясь под арестом в далеком Тобольске и Екатеринбурге, часто грустно напевала эти слова, которые трогали душевные струны каждого простого смертного человека до слез. Спустя много лет, уже после Второй мировой войны, можно было услышать в электричках или на базарах знакомый напев калек и нищих: «Умер, Бедняга! В больнице военной долго родимый лежал, эту солдатскую жизнь постепенно тяжкий недуг доконал».

Сам Константин Константинович критически относился к своему творчеству, что видно по его дневниковым записям: «Иногда меня берет сомнение… не впадаю ли я в сентиментальность, не выйдет ли у меня игрушечный, пасторальный солдатик? Страшно! Я придаю этим стихам немалое значение».

Великий князь получил известность как талантливый поэт, переводчик, драматург. Собственные стихи он начал писать еще в юношеском возрасте. Во время поездки в Крым (в Ореанде) в мае 1879 г. он сочинил первое удачное (хотя были и более ранние 1876–1878 гг.) стихотворение, которое было опубликовано в августовском номере 1882 г. журнала «Вестник Европы»:

Задремали волны, Ясен неба свод; Светит месяц полный Под лазурью вод. Серебрится море, Трепетно горит… Та к и радость горе Ярко озарит.

Оно было подписано криптонимом К. Р. (Константин Романов). Заметим, что впоследствии это стихотворение положит на музыку знаменитый композитор Сергей Васильевич Рахманинов (1873–1943). Таким образом, Константин Романов незаметно вошел в русскую поэзию и литературу. Однако его отец, великий князь Константин Николаевич, не одобрял увлечение сына. Это выяснилось при следующих обстоятельствах свидания отца и сына в Италии в октябре 1882 года.

Встретившись в Венеции, Константин Константинович осторожно спросил отца, ожидая, возможно, заслуженной похвалы:

— Ты читал мои стихи о Венеции?

То, что произошло дальше, Константин Константинович с горечью записал в своем дневнике: «Он отвечал, что видел в „Вестнике Европы“ стихотворения К. Р., между прочим, „Баркароллу“, и что каждый раз эти стихотворения возбуждали в нем самое неприятное чувство, что стыдился меня».

Сын в большом смущении и недоумении промолчал, потупив глаза в землю. Константин Николаевич назидательно объяснил сыну, что в детстве также баловался сочинением стихов под впечатлением всемирно известных баллад Иоганна-Фридриха Шиллера (1759–1805). Сестры и мать его поэтические наклонности одобряли. Однако когда об этом узнал его отец, император Николай I (1796–1855), то он впал в гнев и сделал ему строжайший выговор, выразившийся словами: «Mon fils — mort plus tot que poete» («Мой сын — лучше мертвый, чем поэт»). По мнению Николая I: «Великий князь не имел права заниматься ничем, кроме государственной службы». Самодержца Российской империи, по большому счету, понять было можно. Ему, вероятно, хватало и без того своих забот, что делать с неугомонными и строптивыми поэтами А. С. Пушкиным (1799–1837) и М. Ю. Лермонтовым (1814–1841).

С тех пор эта «больная тема» была закрыта для обсуждения с отцом, но от своего намерения стать поэтом К. Р. не отказался. Он в этот период попытался отпечатать типографским способом маленькую книжку своих сочинений в Греции, направил несколько стихотворений в «Русский вестник». Его талант заметили. Так, например, граф Сергей Дмитриевич Шереметев (1844–1918), председатель Археографической комиссии, в мемуарах об императоре Александре III отмечал: «Я помню завтрак в Гатчине, на котором был великий князь Константин Константинович. Он был дежурным флигель-адъютантом и провел сутки в Гатчине. Перед тем только что вышло его произведение „Факир“, в котором воспевается человек, служащий идее, уже устарелой и всеми забытой. Но он все верит в нее и стоит непоколебимо с протянутой рукой в ожидании прилета птиц, но ждет их напрасно. Но он не изменяет себе и таковым умирает. На этом стихотворении было обозначено „Гатчина“, такого-то числа. Говорили о поэтах. Чуть ли не тогда Государь высказал особенное сочувствие новому стихотворению А. Майкова „Грозный“. Сам Государь перешел на стихи в[еликого] к[нязя] Константина и заговорил о них. Он похвалил автора и добавил: „А ты написал это в Гатчине?“ Я невольно взглянул на него, когда он это сказал, и что-то неуловимое промелькнуло в его выражении. „Да, в Гатчине, — ответил Константин Константинович, — у меня было много свободного времени“». (Шереметев С. Д. Мемуары. // Александр Третий: Воспоминания. Дневники. Письма. М., 2001. С. 335–336.)

Прошло некоторое время. В 1886 г. в Санкт-Петербурге в количестве 1 тыс. экземпляров был выпущен первый в России сборник — «Стихотворения К. Р.». Константин Константинович ждал этого момента с нетерпением и записал в дневнике 26 июня 1886 г. следующее: «Из Государственной типографии прислали два первых экземпляра моих стихотворений, всю тысячу пришлют на днях. Обертка удалась прекрасно». Небольшой по формату сборник был напечатан на лучшей бумаге и насчитывал 228 страниц. Стихи были расположены в хронологическом порядке за 1879–1885 гг. В начале августа великий князь выкупил из типографии весь тираж. Книга практически в продажу не поступала, а была разослана им по списку: августейшим родственникам, друзьям и людям искусства, которых Константин Константинович ценил и мнение которых ему было дорого (в том числе поэтам А. А. Фету, Я. П. Полонскому, Ап. Н. Майкову, композитору П. И. Чайковскому и др.). Константин Константинович в памятный день своего тридцатилетия (10 августа 1888 г.) сделал запись в дневнике: «Жизнь моя и деятельность вполне определились. Для других — я военный. Для себя же — я поэт. Вот мое истинное призвание». Стоит отметить, что до конца жизни он сохранил привязанность к поэзии. Позже еще выходили поэтические сборники и отдельные произведения великого князя: «Новые стихотворения К. Р. 1886–1888)» (СПб., 1889); «Себастьян-мученик: Стихотворение» (СПб., 1898); «Третий сборник стихотворений К. Р. 1889–1899» (СПб.,1900); «Стихотворения, 1879–1885» (СПб., 1909), «Кантата на двухсотлетие со дня рождения М. В. Ломоносова» (СПб., 1911); «Стихотворения 1900–1910)» (СПб., 1911); «Стихотворения, 1879–1912» (в 3-х томах. СПб., 1913). В 1915 г. в Петрограде были изданы: сборник великого князя «Избранные лирические произведения» и «Критические отзывы: Литературно-критические статьи о русской поэзии за 1905–1913». Многие стихи «К. Р.» привлекли внимание известных композиторов (П. И. Чайковского, А. К. Глазунова, С. В. Рахманинова, Ц. А. Кюи, Р. М. Глиэра и др.), были положены на музыку и стали любимыми романсами в России. Среди них: «Сирень», «Повеяло черемухой», «О дитя, под окошком твоим я тебе пропою серенаду», «Растворил я окно». П. И. Чайковский, с которым Константин Константинович был дружен долгие годы и которому посвятил стихотворение, написал на его стихи 8 романсов. Всего же на музыку было положено около 70 его произведений.

Сам великий князь (по мнению многих современников) был способным композитором и талантливым музыкантом, основательно знакомым с теорией музыки. Сохранились воспоминания об исполнении великим князем в Мраморном дворце в Санкт-Петербурге (его семейном доме) концерта Моцарта и Первого концерта Чайковского; он написал три романса на слова графа А. К. Толстого, Ап. Н. Майкова и Виктора Гюго. Константин Константинович был хорошо знаком с композитором А. Г. Рубинштейном, уговаривал П. И. Чайковского написать оперу на сюжет «Капитанской дочки» А. С. Пушкина.

С 1887 г. Константин Константинович почетный член, а с 3 мая 1889 г. и до конца жизни Президент Санкт-Петербургской Императорской Академии наук. Великий князь сделал в это время (2 мая 1889 г.) следующую любопытную запись в дневнике: «Мое тщеславное самолюбие было в высшей степени польщено, но вместе с тем я немало смутился при мысли о таком высоком положении. Отказываться я не имею причин. Вечером, после обеда, я улучил минуту поговорить с Государем с глазу на глаз. Я спросил его, как он смотрит на сделанное мне предложение. Государь ответил мне, что он ему рад, сказал, что президент — великий князь может стать выше всяких интриг, выразил желание, чтобы я принял это звание, и пожал мне руку. Величие, истинно духовное величие, сопряженное с внешним почетом, всегда имело для меня обаяние и само осеняет меня. С Богом, в добрый час. С Богом». На следующий день, 3 мая император Александр III подписал соответствующий указ. Константину Константиновичу довелось находиться во главе Императорской Академии наук долгих 26 лет. При содействии великого князя в Академии наук осуществлен ряд крупных научных и культурных проектов: был открыт Зоологический музей в Санкт-Петербурге, новые лаборатории и обсерватории, организованы научные экспедиции, в том числе Шпицбергенская экспедиция для градусного измерения (1898), полярная экспедиция для исследования архипелага, лежащего к северу от Новосибирских островов. Экспедиции в Монголию, на Памир и в Тянь-Шань вызывали у англичан опасения о проникновении Российской Империи на Тибет. По ходатайству К. Р. была учреждена академическая комиссия по распределению пособий и пенсий между нуждающимися учеными, их вдовами и сиротами (50 000 рублей в год). По его просьбе в 1911 г. правительство выкупило имение «Ясную Поляну» у наследников писателя графа Л. Н. Толстого, сохранив его для России. Великий князь Константин Константинович обладал большим чувством такта, особенно когда в Академии наук намечались разногласия между ее членами. Порой бывали и неприятные ситуации. Так, например, генерал от инфантерии Н. А. Епанчин писал в своих мемуарах: «Когда я однажды спросил великого князя Константина Константиновича, Президента Академии наук, почему Менделеев не избран членом Академии, то он сконфузился и, по своему обыкновению, сказал что-то неопределенное». (Епанчин Н. А. На службе трех Императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 72.) Известно, что знаменитый ученый-химик Д. И. Менделеев (1834–1907), профессор Петербургского университета ушел в отставку в знак протеста против притеснения студенчества. Он с 1876 г. являлся членом-корреспондентом Академии наук. Еще в 1880 г. Менделеев выдвигался в академики, но был забаллотирован, что вызвало резкий общественный протест. В дневнике великого князя Константина Константиновича от 21 ноября 1889 г. имеется запись: «Бекетов приходил хлопотать по своей лаборатории. Я заговорил с ним об избрании Менделеева, которое до сих пор представляет большие затруднения после того, как его года три-четыре назад забаллотировали. Но теперь многое изменилось, хотя еще нельзя поручиться, что две трети голосов первого отделения будут за него. Я всячески буду стараться провести Менделеева в Академию, что значительно подняло бы ее в глазах общественного мнения». Стоит отметить, что не все зависело только от пожеланий и действий Константина Константиновича.

Важными начинаниями великого князя являлись: организация празднования 100-летия со дня рождения А. С. Пушкина, учреждение фонда великого поэта для издания сочинений русских писателей, словаря русского языка и других трудов. В 1899 г. он возглавлял Пушкинский юбилейный комитет. По его инициативе был создан Пушкинский Дом (ныне — Институт русской литературы РАН). Он возглавлял несколько академических комиссий, и прежде всего комиссию по реформе русской орфографии. Еще с 1904 г. комиссия начала разрабатывать проект реформы, позднее практически полностью скопированный большевиками и известный как советский декрет «О введении новой орфографии». На самом деле у истоков этого проекта стоял великий князь Константин Константинович. По его инициативе в Академии наук был учрежден разряд (отделение) изящной словесности и в 1900 г. избраны первые 9 почетных академиков разряда (в их числе сам Константин Константинович, граф Л. Н. Толстой, А. П. Чехов, А. Ф. Кони, В. Г. Короленко и др.).

Обязанности по Академии наук великий князь Константин Константинович продолжал совмещать, по-прежнему, с военной службой. Его 21 апреля 1891 г. произвели в полковники, а уже 23 апреля назначили командующим лейб-гвардии Преображенским полком. В этом старейшем гвардейском полку проходил офицерскую службу наследник цесаревич Николай Александрович (Николай II), вплоть до восхождения в 1894 г. на Российский престол. Великий князь Константин Константинович был дружен с Ники и посвятил службе цесаревича в Преображенском полку свои интересные воспоминания, которые даются нами ниже в данном сборнике.

История лейб-гвардии Преображенского полка — это история Российской империи и всей Российской армии. Преображенцы стояли на самых близких, самых почетных местах у Императорского Трона. Будущие высшие чины в государстве Российском часто начинали свою карьеру военной службой в этом полку. Та к было при Петре I, так было после него.

Сама по себе служба в Преображенском полку была великой честью. Не было войны, в которой не участвовали бы преображенцы. В шведских, турецких, наполеоновских, балканских войнах покрыли они знамя полка неувядаемой славой.

Назначение командующим л.−гв. Преображенским полком для Константина Константиновича было неожиданным, да он даже и не стремился на этот ответственный пост. Он не мог поверить, что ему, ротному командиру л.−гв. Измайловского полка, могут предложить такую высокую должность. К тому же он не хотел покидать своей прежней службы. Однако его позвал к себе великий князь Владимир Александрович, командующий войсками Гвардии и Петербургского военного округа, для деликатного разговора. Константин Константинович 8 марта 1891 г. записал в дневнике суть беседы с двоюродным братом: «Владимир передал мне предложение Государя принять от Сергея [Александровича] Преображенский полк и предоставил мне откровенно высказаться. Я положительно ответил, что отказываюсь, и привел доводы: трудность принять на себя такую ответственность, усиливаемую моей деятельностью по Академии, желание командовать Измайловским полком, а перед тем одним из стрелковых батальонов… Владимир горячо опровергал меня, но я стоял на своем, и он обещал передать мои сомнения Государю на другой день и сообщить мне ответ как можно скорее».

Уже вечером того же дня, посоветовавшись в своей большой семье с братьями и родителями, Константин Константинович с досадой осознал свою допущенную оплошность, что «от службы не отказываются и на службу не напрашиваются». Он отправился во дворец великого князя Владимира Александровича и со смущением сообщил, что готов принять л.−гв. Преображенский полк.

Своеобразным получилось и передача командованием полком от великого князя Сергея Александровича, с которым К. Р. был дружен с юношеских лет. В Фомино воскресенье, 28 апреля 1891 г., л.−гв. Преображенский полк был выстроен на своем плацу в парадной форме. Бывший командир Сергей Александрович скомандовал «на плечо», «на караул», пошел навстречу новому командующему, держа шашку под высь, отрапортовал о сдаче полка и удалился. Константин Константинович несколько «опешил» от такого неожиданного приема своего друга. Однако, ничего уже не изменишь, но спасительно грянул Преображенский марш, и надо было обходить строй, что он и сделал.

В Преображенском полку более, чем в других частях, чувствовалась непреодолимая и глубокая пропасть, разделявшая солдат и офицеров. Великому князю Константину Константиновичу многое казалось странным на новом месте, по сравнению с «измайловцами», но он не решался изменять установившийся порядок. Из Преображенского полка офицеров не удаляли за нерадивость к службе, неумение найти общий язык с солдатами. Удаляли только за нарушение кодекса «офицерской чести», которая порой понималась своеобразно.

В 1892 г. цесаревич Николай Александрович достиг полного совершеннолетия, т. е. 24 лет. Вскоре 23 августа 1892 г. ему разрешили служить в гвардии, в Преображенском полку, и командовать первым батальоном. Константин Константинович, узнав об этом, записал 24 августа в своем дневнике: «Я всей душой надеялся на это счастье и для полка, и для меня. У меня лежит душа к Цесаревичу с тех самых пор, как он из мальчика сделался юношей. Но эта радость и пугает меня также. Мне надо будет постоянно помнить, как себя держать относительно своего нового подчиненного и в то же время Наследника Престола».

Цесаревич поступил на службы в лейб-гвардии Преображенский полк 1 января 1893 г. Он со всеми был учтив, ровен и сдержан в общении, не допуская ни малейшей фамильярности. По всему этому отношению к службе и однополчанам уже тогда чувствовалось, какой характер должен быть у будущего императора Николая II. Именно этому периоду совместной службы были посвящены воспоминания, написанные К. Р. в марте 1896 г.

Многие великие князья в разное время служили в Преображенском полку или состояли в его почетных списках. Император Николай II вспоминал годы службы в нем как самое счастливое время своей жизни.

Великий князь Константин Константинович командовал лейб-гвардии Преображенским полком с 1891 по 1900 г. В этот период он неустанно заботился об улучшении быта нижних чинов и ветеранов, о высоком моральном облике офицеров. Всеобщая любовь преображенцев была ему лучшей наградой за его труды.

Прощаясь с полком, Константин Константинович сказал:

«…Смело выражаю уверенность, что и вы, господа офицеры, перестав быть моими подчиненными, сохраните ко мне чувства товарищеского расположения, всегда рассчитывайте на мое к вам сердечное участие. От полноты сердца спасибо и вам, молодцы нижние чины, от старейшего из фельдфебелей до последнего молодого солдата. Вы знаете, как я люблю вас. Не прощаюсь и с вами, братцы, если вперед уж не как командир ваш, то все же буду как однополчанин всегда следить за вами, на вас радоваться и вами любоваться. Мне хорошо известно, что вы гордитесь честью Преображенского солдата и сумеете научить и младшие поколения, как надо служить верою и правдою Царю и Отечеству, но не за страх, а за совесть, не щадя жизни своей до последней капли крови. Я знаю, вы твердо помните, что „Потешные былые, рады тешить мы Царя“, как поется в нашей старинной полковой песне, и что „Счастьем всяк из нас считает умереть в Его глазах“. Столько лет живя радостями полка и деля его печали, я привык видеть в нем родную семью и надеюсь, что все чины и впредь будут считать меня своим. Если кого обидел или неведомо для себя причинил кому огорчение, прошу простить мне невольную вину и не поминать лихом».

Константин Константинович не забывал отмечать в дневнике и события, касающиеся всего Императорского Дома Романовых. В частности, он описал процедуру добровольного принятия великой княгиней Елизаветой Федоровной православия:

«1891 год. Санкт-Петербург.

14 апреля.

Вчерашний день был знаменателен для нашего Дома: Элла присоединилась к Православию. Она сделала это не из каких-нибудь целей, а по твердому убеждению, после зрелого двухлетнего размышления. Трогательный обряд присоединения совершился у Сергея [Александровича] в его домовой церкви, рано утром. Присутствовали Государь, все семейство (кроме Михен и моей жены, которым как лютеранкам неудобно было присутствовать) и некоторые близкие знакомые. За обедней Элла причастилась…»

Константин Константинович еще в 1884 г., при появлении великой княгини Елизаветы Федоровны (1864–1918) в России, посвятил ей замечательное стихотворение:

Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно: Ты так невыразимо хороша! О, верно под такой наружностью прекрасной Такая же прекрасная душа! Какой-то кротости и грусти сокровенной В твоих очах таится глубина; Как ангел, ты тиха, чиста и совершенна; Как женщина, стыдлива и нежна. Пусть на земле ничто средь зол и скорби многой Твою не запятнает чистоту, И всякий, увидав тебя, прославит Бога, Создавшего такую красоту!

Великий князь продолжал успешно продвигаться по ступеням военной карьеры. Константин Константинович 6 декабря 1894 г. был произведен в очередной чин генерал-майора с утверждением в должности командира лейб-гвардии Преображенского полка. В свиту императора Николая II был зачислен генерал-майором 5 апреля 1898 г. С 4 марта 1900 г. — он Главный начальник военно-учебных заведений Российской Империи (с ежегодным окладом в 12 тыс. рублей). В его ведении находились кадетские корпуса и военные училища. С этого момента и до конца жизни он стал (по меткой характеристике современников) «отцом всех кадет». В приказе великого князя Константина Константиновича по ведомству от 24 февраля 1901 г. к обязательному руководству было рекомендовано: поднимать в воспитанниках «сознание человеческого достоинства и бережно устранять все то, что может оскорбить или унизить это достоинство». В 1907 г. благодаря трудам великого князя были введены новые учебные программы в его ведомстве с целью «приблизить военные знания юнкеров к войсковой жизни и подготовить их к обязанности воспитателя и учителя солдат и к роли руководителя вверенной ему малой части». В Российской Империи в 1909 г. приступили к введению новых программ и в кадетских корпусах, которые превратились в полноправные средние учебные заведения, готовившие молодое поколение как к военной службе, так и к высшей школе.

В январе 1901 г. Константин Константинович был произведен в генерал-лейтенанты и назначен генерал-адъютантом свиты императора Николая II. С 6 декабря 1907 г. — генерал от инфантерии с оставлением в звании генерал-адъютанта свиты.

Стоит подчеркнуть, что с момента восхождения Николая II на Российский престол отношение Константина Константиновича к своему теперь царствующему двоюродному племяннику несколько изменилось. В частности 14 ноября 1894 г. он зафиксировал в дневнике: «Сегодня Государева свадьба. Пройдет несколько дней, и царь сдержит данное мне обещание и приедет в полк. Мне очень недостает наших простых отношений с Ники; мы видались чуть не каждый день за те два года без малого, что Он служил у нас в строю. Теперь о милом прошлом не может быть и помину. Я не стану к Нему ездить без приглашения, считая это непочтительным и неприличным, а Ему и без меня дела довольно, и, конечно, я не жалуюсь на то, что меня не зовут. Говорю это искренно. — Болтают будто бы дяди Государевы стараются иметь влияние на царя, не оставляют Его без советов. Но я думаю, что в этих слухах говорит зависть и что это пустые сплетни».

Четыре месяца спустя, 1 марта 1895 г. Константин Константинович в своем дневнике, говоря о великом князе Николае Михайловиче (1859–1919), приходит к следующему выводу о новом сложившемся взаимоотношении между представителями большой Императорской Фамилии: «Николай [Михайлович] прислал мне свою брошюру „Последние дни жизни Государя Императора Александра III“, отпечатанную в типографии командуемого Николаем [Михайловичем] Мингрельского полка в Тифлисе. Брошюрка написана наскоро, нервно, порывисто, много лишнего, часто существенного недостает, недостаточно обдуманно, местами бестактно. Николай со мной очень приветлив, приписывает мне большое влияние на молодого Государя и упрекает меня за то, что я этим вниманием не пользуюсь. Он заблуждается. Влияния нет, а если б и было, я не считал бы себя вправе им не только злоупотреблять, но и пользоваться, пока меня не спрашивают».

Несколько лет спустя, 4 сентября 1903 г. Константин Константинович, вновь говоря о великом князе Николае Михайловиче, невольно соглашается с некоторыми его наблюдениями: «Он всегда мрачно смотрел на жизнь. Настоящее положение России представляется ему роковым, он ожидает от ближайшего будущего чрезвычайных событий. Я не могу не согласиться с ним, что причиной нашего настроения — слабоволие Государя и Его бессознательное подчинение влияниям то одного, то другого. Последний из докладывающих всегда прав». Судя по дневниковым записям, с возрастом К. Р. все более становится внимательным к великосветским слухам: «Говорят, что Николаша, Петюша, Милица и Стана получили при Дворе большое значение» (5 ноября 1905 г.). Постепенно меняются некоторые его взгляды на жизнь и отношение к отдельным личностям. В дневниковой записи от 26 января 1906 г. он уже в другом ключе характеризует великого князя Николая Михайловича: «Зашел к Николаю Михайловичу. Он держится передовых взглядов, меня называет реакционером, все критикует, бранит и, по-моему, просто зло болтает».

Вот еще одна интересная и характерная запись К. Р. от 27 февраля 1912 г. в его дневнике: «В городе, как я знаю по доходящим до нас отрывкам слухов, — мы сплетен не любим и мало к ним прислушиваемся, — сильно заняты странником-сибиряком, который, говорят, вхож к Их Величествам и молвою приплетен к мероприятиям, принятым Св. Синодом по отношению к саратовскому архиепископу Гермогену и Царицынскому монаху Илиодору. — Говорят, что этот странник Григорий Распутин оправдывает свою фамилию, принадлежит к хлыстам, что его собираются выслать, но что его прикрывают в Царском Селе. Мы живем рядом, но ничего не знаем».

Такое неведение Константина Константиновича, что делалось в Александровском дворце Царског Села или чем жило «великосветское общество», можно понять, если обратить внимание на короткую фразу в его дневнике от 6 августа 1913 г.: «Увидел Государя после полутора лет».

С 13 февраля 1910 г. великий князь Константин Константинович был назначен, как мы отмечали выше, на новую должность — генерал-инспектор военно-учебных заведений, на которой оставался до конца жизни. Он много уделял внимания улучшению постановки как учебной части, так и физического воспитания в кадетских корпусах и военных училищах. В дневниковых записях он неоднократно признавался: «Нет мне большей радости, как толкаться, путаться среди кадет… Совсем был счастлив, проведя весь день среди моей милой молодежи». Он был весьма популярен среди воспитанников военных учебных заведений, покровительствовал многим будущим офицерам, тепло вспоминавшим о нем спустя многие десятилетия.

Среди кадет и молодых офицеров были на слуху, например, истории, связанные с именем своего любимого «венценосного» покровителя. Об одном из подобных случаев было поведано в журнале «Кадетская перекличка» (1972 г., № 2) со слов дочери К. Р. княжны императорской крови Веры Константиновны:

«…Один кадет, по фамилии Середа, за „тихие успехи и громкое поведение“ был выставлен из двух корпусов — Полтавского и Воронежского.

Тогда он решил обратиться за помощью к моему отцу. Отправился в Павловск. Швейцар его не пустил. Тогда, недолго думая, Середа обошел парк, влез на дерево, чтобы произвести разведку. Увидев, что мой отец находится в своем кабинете, он туда вошел. Услышав шорох, отец поднял голову и, сразу узнав мальчика, спросил:

— Середа, ты здесь что делаешь?

Середа, сильно заикаясь, ответил:

— Ввв-аше Иии-мператорское Ввв-ысочество, — ввв-ыперли!

— Так, — сказал отец. — Что же ты теперь думаешь делать?

На это Середа, не задумываясь, воскликнул:

— Ввв-аше Иии-мператорское Ввв-ысочество — д-д-думайте В-в-вы!

Мой отец „подумал“, и шалун был назначен в Одесский кадетский корпус, который окончил. Он вышел в кавалерию. В I Великую войну отличился, заслужил Георгиевский крест и пал смертью храбрых…» Стоит отметить, что, несмотря на существовавший в то время запрет приема в другие военные учебные заведения исключенных кадет, тем более дважды, великий князь Константин Константинович добился продолжения обучения Середы в Одесском кадетском корпусе. В подобных случаях великий князь предпочитал «казнить нельзя, помиловать» своих подопечных. Некоторые занятные истории из жизни кадет были зафиксированы на многих страницах и в самом дневнике Константина Константиновича.

По заведенной традиции новобранцам кадетских корпусов вручалось (в черном коленкоровом переплете, изящное издание) Евангелие. На первой его странице было напечатано, как напутствие и дарственная надпись, факсимиле стихотворения великого князя с подписью «К. Р.»:

Пусть эта книга священная Спутница вам неизменная Будет везде и всегда. Пусть эта книга спасения Вам подает утешение В годы борьбы и труда. Эти глаголы чудесные, Как отголоски небесные В грустной юдоли земной, Пусть в ваше сердце вливаются, И небеса сочетаются С чистою вашей душой.

Великий князь Константин Константинович откровенно признавался в поденной записи от 1 сентября 1900 г.: «Моя бы воля, я бы все время свое отдавал исключительно кадетским корпусам и военным училищам. Как, бывало, командуя ротой, я не знал большего удовольствия, как оставаться среди своих солдат по возможности без офицеров, так теперь меня тянет в среду юнкеров и кадет, причем начальство мне мешает, и хотелось бы оставаться в кругу этой молодежи без посторонних свидетелей».

Однако не всем это нравилось, часто и начальникам кадетских корпусов. Один из них генерал от инфантерии Н. А. Епанчин делился педагогическим опытом по воспитанию кадет и критиковал великого князя в своих мемуарах:

«Вступив в управление военно-учебными заведениями, великий князь Константин Константинович в отношении своих подчиненных держался той же тактики, как это было в Измайловском и Преображенском полках: „Surtout pas d’histoires“ („Лишь бы никаких неприятностей“), а среди пажей, юнкеров и кадет искал особой популярности, ставя нередко воспитателей и начальников в весьма неприятное, а вернее, совершенно недопустимое положение в глазах молодежи.

Так, посещая кадетские корпуса, великий князь прибегал к такой мере: он приказывал собрать кадет в зале и беседовал с ними, но начальникам и воспитателям не полагалось присутствовать при этих беседах.

Я не хочу сказать, что великий князь делал так, чтобы от молодежи что-нибудь такое услышать, чего он не мог узнать из бесед с начальниками и воспитателями, но можно было думать, что и это могло быть. Главная причина таких „общих исповедей“ была та, как я по многим основаниям думаю, что великий князь глубоко был убежден, что его „слово“ производит огромное влияние на молодежь.

Пренебрегая изучением образцовых трудов выдающихся педагогов, великий князь Константин Константинович считал, что все дело воспитания сводится к тому, чтобы поговорить по душе с молодежью; конечно, беседы „по душе“ — могучее воспитательное средство, но не единственное.

К этому надо добавить, что великий князь Константин Константинович в беседах с молодежью всегда подлаживался к ней, стараясь льстить ей, внушить ей, что он всецело на ее стороне. Дело было щекотливое и ставило воспитателей и начальников в ложное положение, колебало их авторитет». (Епанчин Н. А. На службе трех Императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 294.)

Военные училища, Пажеский и кадетские корпуса в годы Первой мировой войны продолжали готовить, но ускоренным курсом молодых офицеров. Как и прежде, в мирные годы, Государь присутствовал на их выпуске. Так, например, 1 октября 1914 г. император Николай II записал в дневнике: «В 2 часа в Большом дворце было производство пажей и юнкеров в офицеры — здесь около 700 чел., а по всей России 2400 ч.». (Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 489.) Сохранилась и более пространная запись, отражающая это торжественное мероприятие. В камер-фурьерском журнале Александровского дворца Царского Села за 1 октября 1914 г. мы читаем:

«К 2 час. дня, в Большом зале, Большого Царскосельского дворца, были выстроены пажи Пажеского Его Величества корпуса и юнкера Павловского и Владимирского военных училищ и Николаевского кавалерийского.

Ровно в 2 часа, изволил прибыть в Большой дворец Государь император.

По прибытии, Его Величество обошел фронт пажей и юнкеров, здоровался с ними и милостиво с некоторыми из них разговаривал.

После обхода, Его Величество обратился со следующими Высоко милостивыми словами:

„Помните, пажи и юнкера, что вы в знаменательную и историческую войну России производитесь в офицеры. Перед вступлением вашим в офицерскую службу даю вам свой отеческий завет: веруйте в Бога и особенно перед боем творите Ему молитву; служите честно и преданно Родине и мне, так же, как служат ваши старшие товарищи на радость мне и на славу моей могучей армии. Относитесь с уважением к вашим начальникам, будьте искренними товарищами между собой, к какому роду оружия вы бы ни принадлежали. Относитесь внимательно и строго отечески к подчиненным вам нижним чинам, сближаясь с ними возможно больше и вникая в их мелкие нужды. Будьте уверены, что малейшее ваше внимание к ним свяжет неразрывными узами боевое товарищество. Помните еще, что я вам скажу: Я нисколько не сомневаюсь в вашей доблести и храбрости, но мне нужна ваша жизнь, так как напрасная убыль офицерского состава может повести к тяжелым последствиям. Я уверен, что, когда нужно будет, каждый из вас охотно пожертвует своей жизнью, но решайтесь на это только лишь в случае исключительной необходимости, иначе прошу беречь себя.

Благословляю вас и в вашем лице всех дорогих моих детей — будущих офицеров моей славной армии. Поздравляю вас с производством в офицеры“.

Для пажей, юнкеров и начальствующих лиц накрывался в Большом дворце фуршет до 620 персон.

Прощаясь с вновь произведенными офицерами, Его Величество изволил сказать: „Дай вам Бог, господа, здоровья, отличий и всякого благополучия“».

Заметим, что на этом торжественном мероприятии не было великого князя Константина Константиновича. Тому была своя веская и трагическая причина. Он находился в госпитале в Вильно, где на его глазах скончался от тяжелого ранения немецкой пулей (полученной в лихой кавалерийской атаке на фронте) его сын князь императорской крови Олег Константинович. За проявленную храбрость Олег был награжден боевым орденом Св. Георгия Победоносца 4-й степени.

Жандармский генерал-майор А. И. Спиридович (1873–1952) следующим образом описал гибель князя Олега Константиновича: «27 сентября после полудня гвардейская кавалерийская дивизия наступала по направлению к Владиславову. В авангарде шли два эскадрона гусарского полка. Проходя близ деревни Пильвишки, передовые части столкнулись с немецкими разъездами. Началась перестрелка. Князь Олег Константинович стал просить эскадронного командира разрешить ему с взводом захватить неприятельский разъезд. То т сперва не соглашался, но все же отдал приказание. Князь рванулся с взводом преследовать немцев. Кровная кобыла Диана занесла его далеко вперед. И когда победа была уже достигнута, когда часть немцев была уже перебита, а часть сдалась, один из раненых немецких кавалеристов лежа прицелился в князя. Раздался выстрел, князь свалился тяжело раненный. Потом его на арбе перевезли в Пильвишки, где он причастился. Затем доставили в Вильно, куда приехали на другой день в 19 часов утра. Исследование раны показало начавшееся гнилостное заражение крови. […]

Князь перенес операцию хорошо. Когда днем была получена телеграмма от Государя о пожаловании ему ордена Святого Георгия, он был счастлив […]. Состояние князя Олега ухудшалось: начался бред, силы угасали. Стали давать шампанское. Вливали в руку соляной раствор. Когда вечером приехали родители, князь узнал их и сказал: „Наконец, наконец!“

Великий князь-отец привез крест Святого Георгия, деда раненого, который прикололи к рубашке. Раненый очень обрадовался, целовал крестик. Стал рассказывать, какой была атака, но опять впал в забытье. Начался бред. Пригласили священника.

Полная тишина. Чуть слышно шепчет священник отходную. На коленях у изголовья отец бережно закрывает глаза умирающему. Мать безнадежно старается согреть ему руки. В ногах, еле сдерживая рыдания, стоят брат Игорь и старый воспитатель-друг. В 8 часов 20 минут князя не стало. Императорский дом в лице юного героя понес первую жертву.

3 октября князя похоронили в родном имении Осташево. Общество и пресса отнеслись участливо к смерти князя. В нем видели начинающего талантливого поэта. Изданный князем к юбилею лицея в 1912 году выпуск четырех рукописей Пушкина, представляющих собой факсимиле гениального поэта, сохранившийся в музее лицея, останется в память о нем». (Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Мн., 2004. С. 17–19.)

У великого князя Константина Константиновича в эти годы, кроме военно-учебных заведений, появляются и дополнительные ответственные обязанности. В феврале 1911 г. он был назначен сенатором. 16 февраля 1912 г. Константин Константинович по инициативе рядовых казаков и атаманов был зачислен в Оренбургское казачье войско.

Великий князь Константин Константинович, как член Российского Императорского Дома, принимал участие в делах государственного управления, являясь председателем многочисленных комитетов и комиссий, членом Государственного Совета. 3 марта 1895 г. он был назначен членом Комитета финансов. Он также был представителем императора Николая II на многих официальных мероприятиях.

Константин Константинович как человек, склонный к нравственному анализу, часто записывал в своем дневнике критические замечания. Он не приемлет многие новые явления бурного XX века: забастовки, террор, революционные выступления, учрежденную Государственную Думу и т. п. Он в ужасе, что самодержцу в собственной стране приходится ездить под усиленной охраной.

В дневнике императора Николая II от 4 февраля 1905 г. появляется краткая запись: «Ужасное злодеяние случилось в Москве: у Никольских ворот дядя Сергей, ехавший в карете, был убит брошенною бомбою, а кучер смертельно ранен. Несчастная Элла, благослови и помоги ей, Господи!» (Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 249.)

Константину Константиновичу не откажешь в смелости и благородстве, когда пренебрегая явной опасностью, отправился (в единственном числе от Императорской Фамилии; великий князь Павел Александрович прибыл из Франции в Москву только ко дню отпевания и захоронения) на похороны великого князя Сергея Александровича, погибшего от бомбы эсера-террориста И. П. Каляева 4 февраля 1905 г. На следующий день 5 февраля был открыт доступ к гробу Сергея Александровича. Прибыв на место, великий князь Константин Константинович в этот же день записал в дневнике: «Под сводами храма, арками отделенного от церкви, где покоятся мощи святителя Алексия, посередине стоял на небольшом возвышении открытый гроб. Видна была только грудь мундира Киевского полка с золотыми эполетами и аксельбантом; на месте головы была положена вата, задернутая прозрачным покрывалом, и получалось впечатление, что голова есть, но только прикрыта. Сложенные накрест пониже груди руки, а также ноги были закрыты серебряным парчовым покрывалом, гроб дубовый, с золочеными орлами. Подле него на коленях стояли Элла, Мария и Димитрий, все в белом…»

Личный адъютант убитого великого князя Сергея Александровича полковник В. Ф. Джунковский, впоследствии генерал и товарищ министра внутренних дел, делился воспоминаниями об этих трагических событиях:

«Было возложено много венков, гроб утопал в зелени, народ ежедневно (с 5 по 10 февраля), в известные часы, допускался поклониться праху; пропускали зараз по 100 человек. Панихиды служились все время, почти без перерыва, с утра до вечера. Великая княгиня пожелала, чтобы народу не делали какие-либо стеснения, и Кремль был открыт для свободного прохода всем; только когда съезжались на официальные панихиды, проезд частным лицам прекращался. […]

Я не покидал дворца все время до похорон, и в течение всего дня мне приносили разные предметы из одежды великого князя, а также и частицы его тела, костей… Все это складывалось мной, вещи передавались великой княгине, а частицы останков были помещены в металлический ящик и положены в гроб. Сила взрыва была так велика, что части тела и костей найдены были даже на крыше здания Судебных установлений». (Джунковский В. Ф. Воспоминания. Т. 1. М., 1997. С. 42–43.)

Константин Константинович 6 февраля 1905 г. кратко и печально констатировал в дневнике: «Здесь, в Москве, странное и тяжелое впечатление производит отсутствие ближайших родных». Здесь же имеются такие его строки: «На месте гибели бедного моего Сергея 5-й Гренадерский Киевский полк поставил железный крест с образом преподобного Сергия, преображенцы соорудили лампаду. Место огорожено деревянной решеткой. Ужасное событие представляется мне каким-то сном… В России дела идут все хуже… — просто не верится, какими быстрыми шагами мы идем навстречу неведомым, но неизбежным бедствиям. Всюду разнузданность, все сбиты с толку…»

Великая княгиня Елизавета Федоровна после гибели мужа 7 февраля посещала в тюрьме убийцу, пытаясь обратить душу преступника к Богу и раскаянию, но, увы, безуспешно, хотя он принял от нее иконку и поцеловал ее руку. Она ходатайствовала перед императором Николаем II о великодушном помиловании преступника. Ее смиренная христианская просьба также не была удовлетворена.

Поездка великого князя Константиновича на похороны в Москву вызвала разные толкования, слухи и интриги. Генерал от инфантерии Н. А. Епанчин делился воспоминаниями об этом событии:

«Это сердечное влечение отдать последний долг двоюродному брату и лично выразить сочувствие несчастной вдове так понятно и делает честь великому князю Константину Константиновичу.

Но не так посмотрели на его поездку в Москву в Царской фамилии — никто из Августейших Особ не поехал на похороны великого князя Сергея Александровича, даже родные братья, и мало того, они считали, что великий князь Константин Константинович их подвел, ибо своим присутствием на похоронах как бы подчеркнул их отсутствие». (Епанчин Н. А. На службе трех Императоров. Воспоминания. М., 1996. С. 218.)

Личный адъютант великого князя Сергея Александровича полковник В. Ф. Джунковский делился воспоминаниями:

«В этот же день прибыл великий князь Константин Константинович представителем Государя императора. Говорят, что в первый момент Государь хотел ехать в Москву на похороны своего дяди, но благодаря влиянию Трепова не поехал. То же было и с великим князем Владимиром Александровичем, старшим братом Сергея Александровича, который, как говорят, со слезами на глазах умолял Государя отпустить, но Государь не позволил ему ехать. А между тем, я думаю, если бы Государь не послушался Трепова и приехал бы в Москву, то это произвело бы колоссальное впечатление и подняло бы ореол царя среди народа. […]

10 февраля происходило отпевание тела великого князя по особому, Высочайше утвержденному церемониалу. Была масса народа; после отпевания гроб с останками был перенесен в Андреевскую церковь Чудова монастыря и поставлен посреди на небольшом возвышении, покрыт чехлом, обшитым парчой, и сверху покровом, так он оставался до устройства склепа церкви-усыпальницы под храмом Чудова монастыря, где покоятся мощи Святителя Алексея». (Джунковский В. Ф. Воспоминания. Т. 1. М., 1997. С. 42, 43.)

Великий князь Константин Константинович, анализируя Русско-японскую войну и революционные события, еще 2 декабря 1904 г. отмечал в дневнике: «У нас точно плотину прорвало, в какие-нибудь три месяца Россию охватила жажда преобразований, о них говорят громко… Революция как бы громко стучится в дверь. О конституции говорят почти открыто. Стыдно и страшно». Революционная волна нарастала (не без помощи влияния внешних и внутренних враждебных сил) в условиях неудачного хода военных действий на Дальнем Востоке, что угнетающее действовало на настроение элиты Российской Империи. Всего год спустя, 4 октября 1905 г. К. Р. записал в дневнике: «Правительство утратило еще с прошлого года всякое значение, власти нет, и общий развал все более и более расшатывает бедную Россию. На днях Николай Мих[айлович] напугал мою жену, что всех нас — Императорскую Фамилию — скоро прогонят прочь и что надо торопиться спасать детей и движимое имущество. Но я не могу и не хочу с ним согласиться и считаю ниже своего достоинства принятие таких мер предосторожности».

Царский Манифест 17 октября 1905 г. о даровании свободы совести и собраний великий князь Константин Константинович характеризовал в день его появления следующим образом: «Новые вольности — не проявление свободной воли Державной власти, а лишь уступка, вырванная у этой власти насильно». Великий князь с удивлением и возмущением отмечал предательски подстрекательную роль интеллигенции в этой кутерьме событий и 19 октября зафиксировал в дневнике: «Вчера бегали по улицам с красным флагом, сегодня — с портретом Государя. Не одного ли порядка эти явления?»

Уступки либералам и демократам со стороны Государя не сбавили стихийной, а порой умело направляемой народной волны революционных выступлений и только добавили «масла в огонь». В Москве дело дошло до вооруженного восстания и баррикад. В золотоглавую древнюю столицу Российской Империи на усмирение мятежников была направлена лейб-гвардия. Великий князь Константин Константинович 10 декабря 1905 г. сделал запись в дневнике: «Мне кажется, войскам следовало бы действовать решительнее, тогда бы и неизбежное кровопролитие окончилось скорее». Анализируя ход событий, К. Р. приходит к неутешительным выводам и с горечью 7 апреля 1906 г. записывает в дневнике: «Когда-нибудь историк с изумлением и отвращением оглянется на переживаемое время. Многих, к прискорбию, слишком многих русских охватила умственная болезнь. В своей ненависти к правительству за частые его промахи они, желая свергнуть его, становятся в ряды мятежников и решаются на измену перед родиной».

Наконец, казалось бы, общими усилиями был найден компромисс в созыве Государственной Думы, что означало некоторое ограничение самодержавия. Первые же заседания Думы разочаровали Константина Константиновича, о чем можно судить по его критической дневниковой записи от 29 апреля 1906 г.: «О, какое томление духа и сколько опасений за будущее возбуждает эта Дума! Не будет ли она терять время в пустозвонной болтовне крайнего направления, пренебрегая делом? Чего доброго ждать от так называемых „лучших людей“, от якобы представителей народа, от деланной Государственной Думы, когда немедленно по ее открытии, когда был ею избран в председатели Муромцев и еще до его вступительной речи, по его приглашению взошел на кафедру мерзавец Петрункевич, потребовал от правительства амнистии всем находящимся в заключении политическим преступникам, и когда это требование не только принято единогласно, но и покрыто рукоплесканиями? Если бы Дума занялась вопросами благоустройства крестьянства и нуждами просвещения, можно было бы надеяться, что она будет делать дело. Поначалу уж видно, что этого не будет». Два месяца спустя (28 июня 1906 г.) по поводу Государственной Думы великий князь записал в дневнике: «Люди положительно монархического направления ждут разгона Г. Думы, диктатуры, крутых мер, казней, насилия, террора в ответ на террор. Другие, и я к ним присоединяюсь, полагают, что Думу лучше не трогать и дать ей самой провалиться в обществ[енном] мнении». Указом императора Николая II от 8 июля 1906 г. Дума была распущена и назначены новые выборы. Однако отношение великого князя к Государственной Думе второго, третьего и четвертого созывов мало чем изменилось. Он не видел никакой значительной пользы от деятельности депутатов.

Когда революционные волнения по России пошли на спад, великий князь 1 января 1907 г. с некоторым удовлетворением сделал запись в дневнике: «Чувство верности Престолу, по-видимому, начинает торжествовать над призывами к революции. По крайней мере, замечается то, чего и следа не было год назад: в различных собраниях, если появляются на кафедрах революционеры, их выгоняют или заставляют молчать, чаще раздается народный гимн. Но политические убийства и грабежи продолжаются».

Несмотря на роковые события, Константин Константинович все такой же сторонник самодержавной власти, однако сколько оговорок, критики, возмущения, несогласия и даже боли выплескивается на страницы дневниковых тетрадей. Каждая из 64 тетрадей (с мая 1870 г. по июнь 1915 г.) имеет желто-коричневый кожаный переплет и небольшой замочек, закрываемый ключиком, что гарантировало тайну и неприкосновенность их содержания от посторонних глаз.

В этих поденных записях можно встретить и нелицеприятные строки о некоторых членах Императорской Фамилии. Великий князь Константин Константинович 6 ноября 1906 г. с укоризной записал в дневнике: «Узнал с ужасом от жены, которая была на гусарском празднике, что Стана Лейхтенбергская разводится с Юрием и выходит замуж за Николашу!!! Разрешение этого брака не может не представляться поблажкой, вызванной близостью Николаши к Государю, а Станы к молодой Государыне; оно нарушает церковное правило, воспрещающее двум братьям жениться на двух сестрах».

Вот еще один из подобных случаев. Так, например, против воли Государя и канонов Православной церкви 8 октября (25 сентября) 1905 г. великий князь Кирилл Владимирович (1876–1938) женился в Баварии на своей разведенной двоюродной сестре великой княгине Виктории Федоровне (1876–1936), урожденной принцессе Виктории Мелите Саксен-Кобург-Готской. Император Николай II лишил его титула и званий, запретив въезд в Россию. Однако через короткое время титул великого князя Кириллу Владимировичу был возвращен. Брак был признан Императорской Фамилией 15 июля 1907 г. По этому случаю великий князь Константин Константинович 15 июля 1907 г. с возмущением записал в своем дневнике: «„Снисходя к просьбе Владимира…“, — так сказано в указе Сенату, — Государь признал брак Кирилла. Жену его повелено называть великой княгиней Викторией Федоровной, а их дочь Марию княжной императорской крови. Странно все это! При чем здесь просьба Владимира? И как может эта просьба узаконить то, что незаконно? Ведь Кирилл женился на двоюродной сестре, что не допускается церковью… Гд е же у нас твердая власть, действующая осмысленно и последовательно? Страшнее и страшнее становится за будущее. Везде произвол, поблажки, слабость».

В дневнике К. Р. от 2 мая 1911 г. в адрес своих родственников имеется еще одна критическая запись: «Я с женой обедал в Чаире у Николаши и Станы. Они очень любезны, но нам с ними не очень по себе. Она выставляет мужа за человека, крайне необходимого для Государя и за единственного могущего Его выгородить из беды. Едва ли это так в действительности». Автор дневника оказался недалек от истины, т. к. великий князь Николай Николаевич оказался замешан в заговор против Государя в дни Февральского переворота 1917 г., что явилось одной из причин крушения Императорского Дома Романовых.

Неординарная личность Константина Константиновича привлекала внимание многих современников, оставивших в целом доброжелательные отзывы о нем. По свидетельству начальника канцелярии Министерства Императорского Двора, генерал-лейтенанта А. А. Мосолова (1854–1939), великий князь, «человек весьма красивый, высокого роста, элегантный, Константин Константинович, поэт, писавший под псевдонимом „К. Р.“, был женат на принцессе Саксонской. У них было девять человек детей. Великий князь любил искусство и особенно увлекался литературой. Назначенный начальником военно-учебных заведений, он много сделал для молодого поколения наших офицеров и был ими очень любим». (Мосолов А. А. При дворе последнего императора. Записки начальника канцелярии министра двора. СПб., 1992. С. 136.)

Великий князь Александр Михайлович (1866–1933) более пространно отзывался о своем двоюродном брате:

«…Константин Константинович был талантливым поэтом и очень религиозным человеком, что, до известной степени, и суживало и расширяло его кругозор. Он был автором лучшего перевода шекспировского „Гамлета“ на русский язык и любил театр, выступая в главных ролях на любительских спектаклях в Эрмитажном театре Зимнего дворца. Он с большим тактом нес обязанности президента Императорской Академии наук и был первым, кто признал гений биолога Павлова. Он писал поэмы, драматические произведения и рассказы, подписываясь псевдонимом К. Р., и его талант признавался даже органами печати, враждебными существовавшему в России строю. В л.−гв. Измайловском полку он создал свои знаменитые „Измайловские досуги“ и, таким образом, заменил обычные кутежи офицерских собраний интересными вечерами, посвященными современной русской литературе. Хорошо разбираясь в тайниках души русского простолюдина, великий князь Константин Константинович значительно преобразовал методы воспитания молодых солдат. Для него не было большего удовольствия, как провести утро в казармах, где он занимался с ними словесностью. Будучи в течение многих лет начальником Главного управления военно-учебных заведений, он сделал многое, чтобы смягчить суровые методы нашей военной педагогики.

Все это следовало также приветствовать. Казалось бы, что такой гуманный и просвещенный человек, как великий князь Константин Константинович, был бы неоценимым помощником Государя в делах управления Империей. Но, к сожалению, Константин Константинович ненавидел политику и чуждался всякого соприкосновения с политическими деятелями. Он искал, прежде всего, уединения в обществе книг, драматических произведений, ученых, солдат, кадетов и своей счастливой семьи, состоявшей из жены, великой княгини Елизаветы Маврикиевны (принцессы Саксен-Веймарской), шести сыновей и двух дочерей. В этом отношении воля великого князя была непреклонна, и поэтому престол лишался в его лице ценной опоры». (Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. М., 1999. С. 137–138.)

Кончина великого князя К. Р

В трудные времена и счастливые минуты великий князь Константин Константинович находил поддержку и силу в вере в Бога, в постоянных творческих трудах. Он перечитывал иногда свои стихи. Одно из них уместно привести здесь:

Когда креста нести нет мочи, Когда тоски не побороть, Мы к небесам возводим очи, Творя молитву дни и ночи, Чтобы помиловал Господь. Но если вслед за огорченьем Нам улыбнется счастье вновь, Благодарим ли с умиленьем, От всей души, всем помышленьем Мы Божью милость и любовь?

В дневнике К. Р. от 15 апреля 1915 г. имеются строки, которые говорят о печальном настроении великого князя, страдающего длительное время тяжелым недугом: «На дворе холодно и неприветливо. Старания к приведению в порядок письменного стола, бумаг и писем начинают удаваться. Решил более не хранить переписки с некоторыми лицами, которая, полагаю, особой ценности не имеют, и жгу эти письма. — Павел [Александрович] написал мне, что его Володя окончил перевод [на французский язык] „Царя Иудейского“ и предлагает прочесть у нас свою работу».

Последний дневник обрывается записью великого князя Константина Константиновича 11 мая 1915 г.:

«Нездоровилось. За день было несколько приступов спазматических болей в груди, действующих удручающим образом на настроение. Несколько раз появлялась и одышка. Италия объявила войну Австрии. Это большой важности событие, ожидавшееся с нетерпением всеми, кто [на] стороне тройственного согласия. — Вести о боях в Галиции более успокоительные. Австро-германцы вынуждены нами перейти к обороне. […]».

В дневнике императора Николая II имеется запись от 2 июня 1915 г. о печальном событии: «После доклада вошел маленький Георгий Конст[антинович] и сообщил о кончине Кости. В 9 1/4 поехали в Павловск на первую панихиду. Та м были: т. Ольга, Мавра и Митя; из взрослых сыновей никого. Вернулись домой в 10 3/4». (Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 532.) Последующие три дня в дневнике Государя имеются краткие упоминания о посещении им и его семьей панихид по К. Р. в Павловске. Более пространная запись сделана 6 июня: «К 2 час. прибыл с Ольгой, Татьяной и Мари в Павловск к панихиде. После нее гроб был перенесен вниз и поставлен на лафет. Проводил шествие до угла дворца и возвратился Царское. Погулял. В 4 ч. отправились в город. Мама и остальная часть семейства ожидали прихода траурного поезда, кот. подошел через десять минут. Шествие направилось мимо собора Семеновского полка по Гороховой, по набережной Фонтанки, через Марсово поле на Троицкий мост. В крепость пришли в 7.10. После панихиды вернулись в Ц. С. в 8 1/2 час. довольно усталые». Через день, 8 июня 1915 г. еще одна печальная запись: «В 10.10 отправился с Эллой, О[льгой], Т[атьяной] и М[арией] в город прямо в Петропавловский собор. Заупокойная литургия и отпевание продолжались два с половиною часа. Грустно было смотреть на т. Ольгу, Мавру и в особенности на бедную Татьяну Конст[антиновну], когда опускали тело Кости в могилу!» (Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 532–533.)

По поводу смерти великого князя Константина Константиновича известный генерал-адъютант свиты императора В. Ф. Джунковский писал в воспоминаниях:

«2 июня в Павловске, в своем загородном дворце, скончался великий князь Константин Константинович, президент Академии Наук и главный инспектор всех военно-учебных заведений. Это было большой потерей и для Государя, и для всей царской семьи, потерявших в лице покойного благороднейшего великого князя, преданного и самоотверженного слугу Престола. Все, знавшие его и имевшие счастье общаться с ним, не могли не оплакивать этого великого князя-рыцаря. Имя его оставило глубокий след в русской литературе; первые его произведения появились в печати в 1882 г. в журнале „Вестник Европы“: „Псалмопевец Давид. К. Р.“. Затем последовал ряд стихотворений, печатавшихся в разное время, пока не вышло „Полное собрание лирической поэзии К. Р.“ в трех томах. Помимо этого, разновременно, появились и его переводы: „Мессинская невеста“ Шиллера, трагедия Шекспира „О Гамлете — принце Датском“ и „Ифигения в Тавриде“ Гете и, наконец, последнее его произведение — драма „Царь Иудейский“, о которой я уже говорил, описывая ее постановку в Эрмитажном театре.

Я лично хорошо знал великого князя, который всегда был очень добр и внимателен ко мне; это был редкий семьянин, держал он себя всегда просто, скромности и деликатности был необычайной. Он оставил по себе особенно добрую память среди воспитанников военно-учебных заведений, для которых он был настоящим любящим отцом, очень часто посещал училища и корпуса, проводя целые дни среди воспитанников и интересуясь не только их успехами, но и условиями их семейной жизни, приходя на помощь каждому нуждающемуся.

Хоронили его 8 июня в Петропавловском соборе, в новой усыпальнице с обычным церемониалом». (Джунковский В. Ф. Воспоминания. Т. 2. М., 1997. С. 572.)

Известный жандармский генерал-майор А. И. Спиридович (1873–1952) в своих воспоминаниях также с большим почтением отметил кончину великого князя Константина Константиновича: «Ушел из жизни человек большого ума, редкого поэтического таланта, хорошей души, доброго сердца. Ушел человек, принесший родине много пользы, особенно в педагогической области, по воспитанию нашей военной молодежи — будущих офицеров Русской императорской армии. Такой молодежи, какую выпускали наши кадетские корпуса, не имела ни одна из европейских армий. Вероятно, с ней могла соперничать только германская, но у нашей было заложено больше добра и сердца». (Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Мн., 2004. С. 120.)

Для Императорского Дома Романовых смерть великого князя Константина Константиновича оказалась большим ударом, так как он был близок и дорог многим и никогда не конфликтовал с родственниками.

В Царском Манифесте от 2 июня 1915 г. о смерти великого князя Константина Константиновича было в частности сказано: «Покойный Великий Князь Константин Константинович посвятил свою жизнь отечественной науке и положил много труда и забот по высшему руководству делом военного образования юношества, давшего столь доблестный состав офицеров, геройские подвиги коих в настоящую войну навсегда запечатлеются в истории русской армии».

Этим Монаршим Манифестом был подведен итог всему жизненному пути великого князя и его заслуг перед Отчизной.

От себя с надеждой добавим, что обновленная Россия, наконец, окончательно воспрянет от затяжного летаргического сна и забвения многовекового исторического наследия, патриархальных традиций Отечества и вспомнит с благодарностью Константина Романова (К. Р.) за его многочисленные труды во благо Родины.

Великий князь Константин Константинович Романов (К. Р.) Воспоминания о Государе Императоре Николае II

Воспоминания о службе Государя Наследника Цесаревича Николая Александровича, ныне благополучно царствующего Государя Императора, л.−гв. в полку (2 января 1893 г. — 20 октября 1894 г.)

Записано командиром полка генерал-майором великим князем Константином Константиновичем в 1896 году.

6 августа 1892 г. Государь Наследник Цесаревич Николай Александрович был произведен в полковники. Его Высочество выразил командующему полком в[еликому] к[нязю] К[онстантину] К[онстантиновичу] желание вступить в ряды Преображенцев[1] и принять командование 1-м батальоном, на что намеревался испросить разрешение Государя Императора.

23 августа в Стрельне[2] команд[ующий] полком получил от Е[го] Высочества следующую записку из Александрии[3] (близ Петергофа[4]): «Дорогой Костя, спешу разделить с тобой мою искреннюю радость: у меня только что произошел с Папа разговор, содержание которого так давно волновало меня! Мой милый, добрый Папа согласился, как прежде, охотно и разрешил мне начать строевую службу с зимы! Я не в состоянии выразить тебе испытываемые мною чувства; ты вполне поймешь это сам. Как будто гора с плеч свалилась! Итак, я буду командовать 1-м батальоном под твоим начальством. Целую крепко нового отца-командира. Твой Ники».

Нечего распространяться о том, какую радость вызвало это известие в полку, и с каким нетерпением ожидалась зима 1892–1893 года. Цесаревич Николай Александрович, прослужив летом 1887 года субалтерн-офицером[5] в роте Его Величества[6] и командовав ею в лагерное время следующего, 1888 года, успел оставить в сердцах своих сослуживцев самые отрадные воспоминания. Для всестороннего изучения строевой службы трех родов оружия Е[го] В[ысочества] два года сряду (1889 и 1890) пробыл л.−гв. в Гусарском полку[7], а в лагерную пору 1892 г. командовал батареею Его Величества[8] л.−гв. Конно-артиллерийской бригады[9]. Но в зимнее время Цесаревич еще ни разу не находился в строю ни в одной из воинских частей, и эта честь впервые выпадала на долю Преображенцев.

26 августа Наследник Цесаревич отбыл с Их Величеством в Иван-город на маневры.

В конце августа заведующий конторой Его Высочества начал вести с заведующим в полку хозяйством полковником Галлером[10] переговоры о постройке дома для Цесаревича в лагере полка под Красным Селом[11]; выбор места под новый дом Цесаревич предоставил ком[андующему] полком, и оно было выбрано за прудом, между участками 2-го и 3-го батальонов. Вскоре началась и постройка дома.

Цесаревич вернулся из путешествия в декабре. В день праздника Рождества Его Высочество сказал ком. полком в Гатчине[12], что желал бы начать службу в полку с 2 января наступавшего года. 27-го числа Цесаревич прислал сказать ком. полком с его братом вел[иким] кн[язем] Дмитрием Константиновичем[13], бывшим в Гатчине дежурным флигель-адъютантом, что 2-го января прибудет в полк. 30 декабря на дежурстве в Гатчине ком. полком докладывал Наследнику о предположенном порядке встречи Его Высочества в полку, и Цесаревич, одобрив предположения, высказал, что радостно волнуется, ожидая возвращения в строй. В новый год, после Высочайшего выхода в Зимнем дворце, Наследник окончательно условился с ком. полком насчет часа прибытия в полк и принятия 1-го батальона; при этом Его Высочеству угодно было узнать имена офицеров батальона; при перечислении их ком. полком забыл назвать поручика Старицкого[14] (бывшего в то время в учебной команде) и поспешил вслед за уходившем Цесаревичем, чтобы доложить об этом.

В приказе по полку от 1 января 1893 г. значится: «Во исполнение Высочайшего повеления предписываю флигель-адъютанту полковнику Его Императорскому Высочеству Государю Наследнику Цесаревичу и великому князю Николаю Александровичу вступить в командование 1-м батальоном».

Наконец настал ожидаемый с таким нетерпением день 2 января. С 11 часов утра в казармы на Миллионной улице[15] стали собираться все офицеры полка в парадной форме и столпились в передней и на лестнице, ведущей в роту Его Величества. Офицеры 1-го батальона находились при своих ротах. Ровно в 11 1/2 [ч.] прибыл в санях Государь Наследник Цесаревич в парадной форме и был встречен командующим полком. С верхней площадки лестницы, где поместились оба хора полковой музыки, раздались звуки Преображенского марша. Выслушав рапорт дежурного по полку и по 1-му и 4-му батальонам поручика Шлиттера[16], Его Высочество поздоровался с офицерами, подав каждому руку. Доведя Его Высочество до дверей Государевой роты, ком. полком, а за ним и офицеры 2-го, 3-го и 4-го батальонов, удалились в офицерское собрание. Батальон был выстроен поротно, каждая рота в своем помещении (Его Величества и 2-я во втором, а 3-я и 4-я в нижнем этаже). На левых флангах своих рот стояли новобранцы в гимнастических рубахах. Поздоровавшись с людьми Царевой роты, Цесаревич опросил претензии и, зайдя в образной покой, осенил Себя крестным знамением. Обойдя 2-ю роту и потом спустившись в 3-ю и 4-ю Его Высочество здоровался с каждой и опрашивал претензии. После этого Цесаревич пожаловал в офицерское собрание. Оно помещалось в здании казармы на Миллионной в квартире командира полка, в которой следующие после князя Оболенского[17] два полковых командира не жили, предоставив ее офицерскому собранию. Гостиная, прихожая и биллиардная выходили шестью окнами на улицу, а столовая, кабинет командира полка, его уборная и дежурная комната во дворе. Ком. полком ожидал Его Высочество и полковника Огарева[18] в своем кабинете и принял их рапорты о принятии и сдаче 1-го батальона. Цесаревич переоделся в сюртук и остался завтракать в собрании среди счастливых и ликующих Преображенцев, сидел Он по правую руку командующего полком, занимавшего за столом среднее место. Чтобы не докучать новому дорогому Сослуживцу, никаких тостов на этот раз произнесено не было; но так как каждому всей душой хотелось выпить за здоровье Августейшего командира 1-го батальона, то поставили на стол большой серебряный позолоченный жбан — подарок бывшего командира полком в[еликого] к[нязя] Сергея Александровича[19]. Из этого жбана всем налили по стакану вина и, по издавна заведенному в полку обычаю, принялись петь застольные песни и, между прочим: «Николай Александрович, здравствуйте!» (на мотив Ach du liber Augustin). Цесаревич оказал внимание 4-м ротным командирам Своего батальона, послав каждому по стакану шампанского.

Когда встали из-за стола, Его Высочество приказал, чтобы фельдфебеля 1-го батальона ежедневно являлись к Нему в Аничков дворец[20] с утренними рапортами, а один из унт[ер]-офицеров или ефрейторов по очереди приносил приказы по полку. В заключение, утвердив все распоряжения на другой день почетному караулу по случаю крещения новорожденного сына ком-го полком князя Олега Константиновича[21], Цесаревич пожаловал нижним чинам Своего батальона по чарке водки и отбыл из офицерского собрания в 4 часа пополудни.

В тот же день было отдано в приказ по полку: «Прибывшего в полк и вступившего в командование 1-м батальоном флигель-адъютанта полковника Его Императорское Высочество Государя Наследника Цесаревича и великого князя Николая Александровича числить на лицо с сего числа. Предписываю полковнику Огареву исполнять должность младшего штаб офицера 1-го батальона».

Начав службу в полку, Цесаревич с искренней любовью к военному делу и с полным усердием отдался командованию батальоном; Он не желал, чтобы для Него делались какие-либо исключения и строго исполнял все обязанности наравне с прочими батальонными командирами. Почтительный со старшими по служебному положению, безукоризненно учтивый, приветливый и обходительный с младшими, Он всех очаровывал простотой, искренностью и ровностью Своего обхождения. В расположении полка, даже и не при исполнении служебных обязанностей, Он первый отдавал высшим начальникам и ком[андующе]му полком подобающую им честь, вставал при их появлении, раньше их не закуривал, пропускал их вперед, в их присутствии рапорта дежурного не принимал и, вообще, оказывал полное уважение. С равными же в чине и младшими держал Себя всегда непринужденно, но со скромным достоинством, исключавшим и возможность какого-либо неуместного или слишком смелого по отношению к Нему поступка.

Когда до Цесаревича доходила очередь наряда на службу, полковой адъютант докладывал о том Его Высочеству, испрашивая, не встретится ли к тому каких-нибудь препятствий вследствие лежавших на Нем многочисленных обязанностей, и в случае утвердительного ответа доводил до сведения ком-го полком для отдания в приказе по полку.

3 января Наследник Цесаревич был восприемником от купели князя Олега Константиновича.

5 января Государь Наследник в первый раз прибыл в 1-й батальон на утренние строевые занятия и пожаловал людям на шапки мерлушку, поднесенную Его Высочеству бухарским эмиром. По окончании занятий Цесаревич завтракал в офицерском собрании.

Носил Он сюртук, непременно темно-зеленого сукна. С Владимирским крестом[22] в петлице, с аксельбантом и двумя вензелями на погонах (флигель-адъютантским Александра III и шефским Александра II), бывал всегда в высоких сапогах шагреневой кожи с пристегнутыми шпорами; коротких сапог и брюк на выпуск Он не любил, и никто Его в них не видал.

7 января праздновалась серебряная свадьба бывшего командира полка принца Александра Петровича Ольденбургского[23] и принцессы Евгении Максимилиановны[24]; Цесаревич заезжал за команд[ующим] полком и вместе с ним прибыл в Ольденбургский дворец[25], где присоединился к офицерам полка, подносившим принцу и принцессе икону.

В приказе по полку от 11 января значится: «Отбывшего согласно Высочайшему повелению в Берлин флигель-адъютанта полковника Е.И.В.Г.Н.Ц. и в[еликого] к[нязя] Н[иколая] А[лександровича] полагать в командировке с сего числа; впредь же до возвращения Е.И.В. 1-м батальоном командовать полковнику Огареву».

Цесаревич уезжал за границу на свадьбу младшей сестры императора Вильгельма[26]. Офицеры провожали Его Высочество на Варшавском вокзале[27]. Через неделю Цесаревич вернулся и вновь вступил в командование батальоном.

Спустя несколько дней ком[андующее]му полком надо было отлучиться на короткое время в Москву по делам; рождался вопрос: кому в его отсутствие временно командовать полком? Из полковников старшим по службе был Огарев, который, несмотря на свое старшинство, уступил командование батальоном Наследнику Цесаревичу. Не следовало ли Его Высочеству на этом основании заменить ком-го полком во время его отсутствия? Разрешить этот вопрос путем рапорта по команде представлялось затруднительным и потребовало бы долгого ожидания, ввиду чего ком-ий полком на балу в Аничковом дворце обратился за разъяснениями непосредственно к Е.И.В., главнокомандующему войсками гвардии и Петербургского военного округа. В[еликий] к[нязь] Владимир Александрович[28] решил, что Наследник Цесаревич служит в полку для ознакомления с обязанностями командира батальона и командование полком временно должно быть передано Огареву, как старшему полковнику. Такое решение вполне согласовалось и с взглядами самого Цесаревича.

Для отдания воинских почестей телу скончавшегося генерал-адъютанта Тимашева[29] 23 января от полка было наряжено два сводных батальона, из которых первым был назначен командовать Наследник Цесаревич. По случаю сильного мороза наряд был отменен.

26 января полк заступал в караулы по 1 отд. и дежурным по караулам впервые был Наследник. Он распускал караулы во дворе казарм на Миллионной и раздавал караульным начальникам лично Им подписанные пароли. В Собственный Его Величества (Аничков) дворец шла 14 рота при караульном начальнике поручике принце Петре Александровиче Ольденбургском[30]. Во время пребывания Их Величеств в Аничковом дворце при тамошнем карауле полагалось присутствовать дежурным по караулам, что и было исполнено Цесаревичем. На этом дежурстве Он зашел в караульный дом, поместился там на лавке с караульным начальником, позволил людям сесть вокруг стола, а караульному унтер-офицеру Варламову[31] велел читать вслух про походы Суворова из журнала «Чтение для солдат». Потом Он выслал караульным целый ящик папирос.

Его Высочество почти ежедневно бывал на утренних занятиях в ротах батальона, а по понедельникам, вторникам и средам (дням заседаний Государственного Совета[32], Комитета министров и Сибирского комитета[33]) обыкновенно завтракал в офицерском собрании. В столовой не было стенных часов, и в понедельник 25 января, засидевшись за завтраком, Его Высочество немного опоздал в Государственный Совет к 1 ч. дня. На следующий день Он записал в книге заявлений офицерского собрания: «26 января. Желательно завести стенные часы в столовой. Флигель-адъютант полковник Николай». Затем, передав перо одному из бывших тут офицеров, Он предложил им тоже подписаться, т. к. они сочувствовали такому заявлению; но они отвечали, что подписи Его Высочества совершенно достаточно и что заявление, разумеется, будет принято к сведению. Он засмеялся и сказал: «Нехорошо так подводить».

Стенные часы в столовую, конечно, были немедленно приобретены. При каждом посещении казарм Цесаревич непременно заходил на ротные кухни пробовать пищу, внимательно следя за тем, чтобы она была хороша. Он часто беседовал с фельдфебелями и прочими нижними чинами и знал по фамилиям унтер-офицеров и многих из ефрейторов и рядовых. Его простое и доброе с ними обращение сделало то, что они скоро к Нему привыкли, невольный страх перед лицом Наследника престола у них прошел, заменившись обыкновенной почтительностью нижнего чина перед начальником. Цесаревич часто бывал в столовых во время обеда людей и, застав их за столом, приветствовал их: «Хлеб да соль, братцы!»; нередко брал он ложку из рук одного из обедающих и отведывал пищу. Если она была особенно вкусна, Цесаревич благодарил кашеваров.

В офицерском собрании Цесаревич охотно и весьма искусно играл на бильярде; однажды, проиграв партию полковнику Огареву, Он на другой день прислал ему вместо долга ковер — подарок Эмира Бухарского.

В карты Цесаревич не играл.

Во второй половине января, в ожидании зимнего парада производились побатальонно на Дворцовой площади[34] репетиции прохождения церемониальным маршем, и Его Высочество лично обучал свой батальон.

31 января Цесаревич прислал в офицерскую столовую несколько бочонков свежей икры, поднесенной Его Высочеству уральскими казаками.

10 и 12-го февраля в офицерском собрании под руководством Цесаревича производилось офицерами 1-го батальона устное решение тактических задач группами.

На первой неделе поста 1-й батальон говел и в субботу, 13 февраля, приобщался Св. Тайн. Цесаревич приказал выдать людям на Свой счет просфоры. В этот же день в казарме на Миллионной были крестины сына фельдфебеля Государевой роты Соколова[35]. Августейший батальонный командир сам вызвался быть крестным отцом и держал младенца на руках. Крестною матерью была жена ротного командира кап. Коростовца[36]. Крестил настоятель Преображенского всей гвардии собора о. Петр Зиновьевский[37]. При этом присутствовали офицеры и нижние чины Государевой роты. Цесаревич был в обыкновенной форме, при Андреевской ленте[38]. После крестин Он выпил за своего крестника фельдфебельской наливки, закусил медовым пряником и пожаловал родителям ребенка серебряный сервиз, а бабке полуимпериал.

15 февраля Цесаревич присутствовал в соборе Спаса Преображения[39] на панихиде отслуженной полком по случаю смерти бывшего, однополчанина, генерал-лейтенанта барона Корфа[40].

19-го исполнилось 25 лет непрерывной службы в полку в офицерских чинах полковника Огарева; узнав, что офицеры чествуют старшего товарища завтраком, Его Высочество принял в нем участие, а, кроме того, был в офицерском собрании и в тот же вечер, вместе с бывшим командиром полка в[еликим] к[нязем] Сергеем Александровичем.

23 февраля состоялся Высочайший смотр войскам на Дворцовой площади; Его Высочество был во главе Своего батальона.

Для разбора письменных тактических задач Цесаревич собирал офицеров 1-го батальона поротно в офицерском собрании. Задания писались Его рукою и подписывались: флигель-адъютант полковник Николай. Эти задания офицеры сохранили себе на память; представлялись только копии с них. Исполнение задач, предварительно рассмотренных Его Высочеством, поочередно докладывались каждым офицером; подвергнув задачу общему обсуждению, Цесаревич делал замечания и давал указания.

25 февраля в офицерском собрании разбирались задачи Государевой роты.

3 марта ком[андующ]ий полком, уезжая за границу, выразил желание, чтобы офицеры не ездили провожать его на Варшавский вокзал, чтобы не обеспокоить Цесаревича, который неуклонно появлялся всюду, где бывали в сборе офицеры полка. Тем не менее, Его Высочество приехал на вокзал проводить ком-го полком, хотя там и не было офицеров, кроме старшего полковника Огарева, заведующего хозяйством Галлера и полков[ого] адъютанта Мирковича[41].

5 марта было отдано в приказе по полку: «Флигель-адъютанту полковнику Е. И. В. Государю Наследнику Цесаревичу и в[еликому] к[нязю] Николаю Александровичу, капитану Вельцину[42] и поручику Крейтону[43] завтра в час дня произвести в хозяйственной канцелярии поверку денежных сумм, хранящихся в полковом денежном ящике и об оказавшемся мне (этот приказ подписан временно командовавшим полком Огаревым) донести с представлением кладовой записки». — Хозяйственное отделение полковой канцелярии помещалось в казарме на Миллионной в нижнем этаже, окнами на улицу, направо от подъезда офицерского собрания. — Цесаревич лично проверил денежный ящик и расспросил полкового казначея поручика Коростовца о порядке приема, хранения и расходования сумм, внимательно войдя во все подробности возникновения, образования и назначения различных капиталов, как гласных, так и не гласных.

Того же 6 марта в 2 часа, в помещении полкового суда (в нижнем этаже казармы на Миллионной, подле 3-й роты) Наследник начал занятия с унтер-офицерами Своего батальона. Эти занятия (на основании § 14 Инструкции для ведения зимних занятий в пехоте) лежали на обязанности командиров батальонов и состояли в ознакомлении унтерофицеров и, вообще, начальствующих нижних чинов с необходимыми для них сведениями, преимущественно по тактике. Инструкция не приводила программы обучения, а потому в полку был составлен полковником Гартонгом[44] и поручиками К. Гольтгоером[45] и Мансуровым[46] «Опыт руководства для ведения зимних занятий с унтер-офицерами». Это руководство (123 стр.), напечатанное по распоряжению командующего полком в типолитографии Штремера (С.-Петербург. 1893) в ограниченном числе экземпляров, послужило Цесаревичу при занятиях с начальствующими нижн[ими] чинами 1-го батальона. В помощь Себе Цесаревич к этим занятиям привлек Своего батальонного адъютанта поручика князя В. Оболенского[47]. Наследник сам прочитывал вслух несколько параграфов из упомянутого руководства; ученики повторяли прочитанное, а Обучающий объяснял непонятное. Иногда читались краткие примеры из военной истории. Любя солдат, Цесаревич любил и эти занятия, представлявшие возможность более близкого общения с нижними чинами.

11-го числа Цесаревич участвовал во главе Своего батальона в маневре, целью которого была атака деревни Коломяги; полк входил в состав отряда из трех родов оружия. Во время привала у Строгонова моста Наследник с полковыми охотниками спустился на лед и вместе с ними упражнялся в ходьбе на лыжах.

16 марта Цесаревич уезжал с Их Величествами в Крым и брал туда с собою фельдфебеля 3-й роты Ижболдина[48], у которого начиналась чахотка. Перед отъездом Его Высочество неоднократно выражал офицерам сожаление по поводу предстоявшей разлуки.

Вот извлечения из письма Наследника к командующему полком.

«Ливадия[49], 10 апреля 1893 г.

Дорогой мой отец-командир… Я хотел тебе писать уже давно, но непременно после разговора с Папа относительно моего возвращения в полк… Желают, чтобы я здесь остался до конца…* (* т. е. до мая месяца). Большим утешением для меня, что я хожу в нашей форме и вижусь с Ижболдиным часто, ему, слава Богу, гораздо лучше, доктора говорят, что еще ничего опасного нет, видно, что даже крымский воздух повлиял на него благотворно. Я приказал выписать для него станок и необходимые для работы инструменты* (*Ижболдин был искусный столяр) и, надеюсь, бедный человек не будет очень скучать. Каждого приезжающего фельдъегеря я поджидаю с великим нетерпением, потому что всякий привозит мне новую нить от связи с дорогим полком — в виде трех приказов. Уж, конечно они перечитываются по несколько раз и до последней буквы. Грустно то, что чувствуешь себя так далеко и как бы в стороне в данное время — потому что никакого упоминания о себе в них не находишь! — А мои занятия с унтер-офицерами! Только что они пошли как следует и я страстно полюбил это дело — как нужно оторваться от того, что близко лежит к сердцу и дать другому заступить свое место и довести дело до конца. Что могут думать о моей долгой просрочке — офицеры — люди? Ведь они совершенно правы подумать, что я главною виною этому, что я упросил взять меня с собою и продержать меня на берегу Черного моря полтора месяца, вдали от службы и занятий в полку!! Вот та мысль, которая с убийственной назойливостью преследует меня повсюду.

Не откажи мне, милый Костя, в одной просьбе, а именно, отписывать сюда иногда о том, что делается у нас и как идет полковая жизнь? Я тебе буду искренне сердечно благодарен. — Извини, что так надоел этим письмом, но все сюда вылилось от души! Если можешь, то передай поклон всем товарищам, а также моим 4-м фельдфебелям. Обнимаю.

Твой Ники».

В апреле полковник Огарев был назначен командиром 7-го гренадерского Самогитского генерал-адъютанта графа Тотлебена полка[50]; офицеры 1-го батальона благословили его иконой.

Наследник Цесаревич писал командующему полком 25 апреля из Ливадии следующее:

«От души благодарю тебя за милый и скорый ответ. Ужасно сожалею, что не присутствовал на прощании Огарева с полком, именно А.Н.* (*Александра Николаевича), который был батальонным командиром в продолжение двух лет.

В день его отъезда в Москву я получил депешу от Обухова[51] (Командир 2-й роты, временно командовавший 1-м батальоном) о том, что он поместил меня в список подносивших Огареву икону от 1-го батальона.

Такого рода догадливость я люблю и остался ему очень благодарным!..

У Ижболдина дня три горло было не совсем в порядке, но зато он прибавился в весе на 12 фунт[ов][52] и говорит, что чувствует себя совсем здоровым. — …С нетерпением считаю я дни, когда мы отсюда двинемся на север, к месту моего служения. К сожалению, придется застрять на несколько дней в Москве, так как насколько слышно там предполагаются кое-какие празднества!..».

6 мая, в день рождения Наследника Цесаревича от полка были посланы поздравительные телеграммы:

«Его Величеству.

Преображенский полк, невыразимо счастливый видеть Государя Наследника Цесаревича во главе 1-го батальона, осмеливается повергнуть к стопам Вашего Императорского Величества, как Державного своего Шефа и незабвенного Отца-Командира, всеподданнейшие поздравления по случаю двадцать пятой годовщины рождения Его Императорского Высочества.

Командующий полком Вашего Величества флигель-адъютант полковник Константин».

«Его Высочеству.

Празднуя двадцать пятый день рождения Вашего Императорского Высочества, неподдельно и задушевно преданные командиру своего 1-го батальона Преображенцы горды и счастливы сознанием, что Августейший их сослуживец целую четверть столетия носит славный Петровский мундир. Да продлит Всевышний дорогие дни Ваши, даруя беззаветно любящим Вас однополчанам радость видеть в Вашем Высочестве успех и надежду России.

Командующий полком флигель-адъютант полковник Константин».

Государь император осчастливил полк следующим ответом из Ливадии:

«Командующему л.−гв. Преображенским полком.

Тронут поздравлением и памятью дорогих Преображенцев, счастлив, что Сын служит в рядах их. Благодарю полк от души.

Александр».

Наследник Цесаревич ответил из Крыма телеграммой:

«Великому князю Константину Константиновичу.

Не имею слов достаточно выразить Мою благодарность Вашему Императорскому Высочеству и горячо любимому полку за выраженные пожелания. Счастлив, что этот день совпал с моей службой в полку, хотя на время вдали от него.

Николай».

На поздравление от 1-го батальона Его Высочество телеграфировал:

«Капитану Коростовец* (*Командир Государевой роты, временно командовавший в то время 1-м батальоном).

Прошу передать дорогому 1-му батальону Мою сердечную благодарность за поздравление. Радуюсь на днях вернуться и вступить в командование им снова.

Николай».

Эти последние слова скоро сбылись; вернувшись в Гатчину, Его Высочество 18 мая приехал в Петербург, явился ком[андующе]му полком и вступил в командование Своим батальоном.

Вечером 21-го поднимали флаг на полковом катере «Потешный»[53]. В 7 ч. катер стоял в Зимней канавке[54] под стенами казармы на Миллионной; на руле был командир 3-й роты, бывший моряк, капитан Порецкий[55] с фельдфебелем; на веслах сидели солдаты в белых рубахах морского покроя с красными откидными воротниками и надписью «Потешный» на ленточках фуражек — все 3-й роты, к которой причислен катер. Вдоль решетки над Зимней канавкой и на Дворцовой набережной расположились 1-й и 4-й батальоны. Цесаревич с ком. полком и другими штаб-офицерами сели в катер и отвалили от берега. Когда, пройдя под Эрмитажным мостом, катер очутился в Неве и приблизился к целой флотилии паровых катеров с офицерами полка и хором музыки, на «Потешном» взвился флаг; все сняли фуражки, гребцы взяли весла на валек, грянул Преображенский марш, и с берега раздалось ура. Яхта «Голубка» взяла катер на буксир и все поплыли к Елагину острову[56]. Обогнув Стрелку, буксир бросили. Солнце садилось; сыграли повестку, потом зорю, фельдфебель на «Потешном» прочел «Отче наш» и над водой полились звуки молитвы «Коль славен наш Господь в Сионе». Вечер закончился ужином всех офицеров у Фелисиена на Каменном острове[57]. Наследник провозгласил тост за ком[андующе]го полком, бывшего в тот день именинником. Позднею ночью на «Голубке» вернулись на Миллионную.

24 мая полк переходил в лагерь под селом Красным. Утром Цесаревич прибыл в казармы на Миллионной, где на дворе перед выступлением отслужил молебен[58]. 1-й батальон, предводительствуемый своим Августейшим командиром, в 9 ч. выступил на Балтийский вокзал. Полк был перевезен в Красное Село по железной дороге.

В это же утро в лагере полка освятили вновь выстроенный в лагере полка барак Цесаревича.

По прибытии полка в Красное Село служили молебен в только что оконченной и еще не совсем отделанной новой офицерской столовой. На ее башне подняли красный флаг с желтым вензелем Петра I, Основателя полка. За завтраком Цесаревича сел, а потом и всегда садился по правую руку командующего полком, занимавшего место в середине накрытого покоем стола. По правую руку Цесаревича сидел полк. Кашерининов[59]. Его Высочество провозгласил тост за ком-го полком, как за виновника возникновения новой лагерной столовой.

В 8 часов вечера сели обедать. Цесаревич угощал фруктами из придворных оранжерей.

Переселяясь в лагерь, Он стал еще ближе к полку; Он жил в Своем бараке постоянно, за исключением праздничных дней. Только по субботам и накануне праздников, по окончании занятий уезжал Он из Красного, а возвращался, когда кончался праздник, вечером.

Вечером 31 мая, после обычной игры на бильярде, Цесаревич зашел с несколькими офицерами в погребок при офицерской столовой; пили вино и пели полковые застольные песни. В память этого вечера Наследник написал карандашом на стене погребка: «Первое сиждение. 31 мая 1893. Флигель-адъютант полковник Николай».

«Сиждениями» в полку назывались товарищеские беседы за стаканом вина. Оставаясь по целым неделям в лагере, ежедневно завтракая в офицерской столовой, проводя много свободных часов в саду, вновь разбитом вокруг собрания, участвуя в играх и беседах с офицерами, Наследник настолько сжился с полком, что окружающие не чувствовали ни малейшего стеснения и скоро совсем привыкли к присутствию в своей среде Августейшего товарища. Можно сказать положительно, что никого из сослуживцев Он не приближал к Себе преимущественно перед другими. Разговоры в Его присутствии велись совершенно свободно, часто касаясь вопросов серьезных и даже государственных. Цесаревич охотно выслушивал различные мнения и нередко сам высказывался откровенно. К службе Он относился необыкновенно ревностно, любил ее и всегда возмущался, слыша или видя нерадивое или даже равнодушное к ней отношение. Строгость исполнения служебного долга легко уживались в нем с непринужденным, ласковым и приветливым обращением с нижними чинами. В этом выражался его простой и ясный, чисто русский взгляд на дисциплину. Цесаревич как-то рассказывал, что за время Его службы в лейб-гусарах[60] там однажды принимали принца Неаполитанского; были позваны песенники, и кто-то из офицеров под лихую солдатскую песню пустился отплясывать трепака. Принц очень удивился и, обратившись к Наследнику, спросил его: «Неужели в России дисциплина допускает, чтобы офицер плясал с простыми солдатами?» — «В этом-то и есть наша сила», — ответил Цесаревич.

11-го июня, узнав, что у командира Государевой роты родился сын Андрей, Цесаревич пожелал быть восприемником и передал капитану Коростовцу наперсный крестик и икону Казанской Божией Матери для новорожденного и браслет с изумрудом для его матери, бывшей тогда в деревне.

15 июня Его Высочество отбыл в Англию на бракосочетание герцога Йоркского с принцессою Те к[61].

22 числа бригадный командир генерал-майор Васмундт[62] производил смотры батальонных учений. Временно командующий 1-м батальоном телеграфировал об удачном смотре Его Высочеству в Виндзор[63] и получил ответ:

«Рад, что смотры отбыли удачно. Передайте офицерам Мою благодарность, людям Мое спасибо и чарку.

Николай».

Цесаревич вернулся из Англии 1-го июля и, к общей радости, приехал в лагерь около 12 ч. к завтраку. После завтрака происходили выборы членов суда общества офицеров. Цесаревич спросил наедине ком-го полком, нужно ли ему участвовать в этих выборах? Вел. князь ответил, что так как Его, Наследника, избирать нельзя, то и Ему от выборов лучше уклониться; Цесаревич на них не присутствовал и ушел к Себе в барак.

3 июля в полку был смотр стрельбы; из 1-го батальона вызывали стрелять Государеву и вторую роты, причем первая из них особенно отличилась; Цесаревич благодарил и хвалил роту Его Величества, сказав, что ей и подобает во всем быть лучше других.

5 числа Цесаревич был вызван к Их Величествам в Финляндские шхеры и вернулся в лагерь 8-го, поздно вечером.

На другое утро начальник дивизии (бывший командир полка) генерал-лейтенант князь Оболенский[64] производил смотр л.−гв. Семеновскому полку[65]. Преображенские 1-й и 4-й батальоны под общим начальством полковника Кашерининова (командира 4 батальона) обозначали противника. Цесаревич был во главе Своего 1-го батальона; всегда сдержанный и спокойный, Он на этот раз не мог не выразить своего крайнего неудовольствия по поводу сбивчивости и неясности расположений штаба дивизии, следствием которых была непомерная растянутость позиции, указанной обозначенному противнику.

12 июля в 8 часов в офицерской столовой состоялся бригадный обед: были позваны все офицеры л.−гв. Семеновского полка. У Цесаревича была пестрая, с синими полосками рубашка, рукавчики которой были заметны из-под рукавов сюртука; этот синий цвет, конечно, был случайностью, но офицеры шутя говорили Цесаревичу, что такая рубашка надета нарочно для Семеновцев, под цвет их воротников и околышей.

Стол на 110 приборов был накрыт, как и всегда, покоем; его только удлинили. Ком-ий полком сидел на обыкновенном своем месте, между начальником дивизии и командиром Семеновского полка, бывшим Преображенцем, генерал-майором Пенским[66], а Цесаревич поместился напротив, в выемке стола, имея подле себя бригадного командира и старшего полковника Семеновского полка Рамзая[67]. Когда разлили шампанское, командующий полком сказал: «Давно не собиралась за одним столом наша двухвековая Петровская бригада. Сегодня, как потомки бывших Потешных, сошлись мы единою семьею нашего Державного Основателя. Если б мог он встать из гроба и увидать нас здесь, за этой братской трапезой, как бы возрадовалось Его сердце тому, что полки, Им созданные, пережили Его на 168 лет, ни разу не запятнав славы своих знамен. Да живет же навеки эта слава, завещанная нам великим Петром. Я пью, и заодно со мною выпьют и Преображенцы, за дорогих наших гостей, братьев Семеновцев. Ура». — На хорах грянул Семеновский марш. Когда встали из-за стола и расположились на балконах пить кофе и ликеры, Цесаревич весело и любезно разговаривал с гостями.

По примеру прежних лет в июле избиралась комиссия по установлению правил для состязательной стрельбы нижн[их] чинов полка; председателем комиссии вызвался быть Наследник Цесаревич, а в члены были избраны ротные командиры: 2-й капит[ан] Обухов, 7-й шт[абс]-капит[ан] Гарденин[68], 9-й шт[абс]-капит[ан] Корнилов[69] и 13-й шт[абс]-капитан Палибин[70]. Состязание состоялось 13 июля.

4-й роты рядовой Залесский[71], отдыхая в палатке после обеда, свалился с нар и занозил себе глаз. Командир 1-го батальона принял в больном сердечное участие: отправил его в Красносельский военный госпиталь и послал сказать окружному окулисту, что просит его обратить внимание на Залесского и сообщать о состоянии его здоровья. При этом случае Его Высочество высказал полковому казначею мысль об образовании из Своего содержания, по должности батальонного командира, капитала, проценты с которого выдавались бы людям, пострадавшим подобно Залесскому.

14-го числа в 2 часа дня Цесаревич крестил в лагерной дивизионной церкви дочь фельдфебеля 2-й роты Трунова[72] Ольгу и благословил младенца золотым крестиком и иконою Казанской Божией Матери в серебряной ризе, а родителям пожаловал серебряный сервиз. Восприемницей была жена шт[абс]-капитана Палибина, жившая на даче в Дудергофе[73].

Вечером того же дня, после Высочайшего объезда лагеря, когда Государь возвращался верхом от правого фланга полка к Царской ставке, офицеры бросились бежать за Державным Шефом; многие, запыхавшись, отстали, а Цесаревич первым добежал до ставки.

На заре с церемонией Государевой роты унт[ер]-офицер Уласенко[74], подходя на ординарцы к Его Высочеству, позабыл все «чему его долго учили» и, после приема на караул, взял ружье по-старому на плечо, а не по-новому, как только что было заведено. Увидев это, Цесаревич старался извинить Уласенко перед ротным командиром и сказал, что неудивительно, когда привычка берет свое.

16-го платя любезностью за любезность, Семеновцы позвали Преображенцев к себе в лагерь на обед. Перед тем как идти в Семеновский полк, офицеры стали собираться на средней линейке между бараками Цесаревича и ком-го полком. Когда вышел из Своего барака Цесаревич, помощник дежурного по полку подпоручик Тилло[75], увидав Его в Семеновском сюртуке, подошел с рапортом, уже не как к командиру 1-го батальона, а как к Наследнику Престола. Дорогой кто-то из офицеров заметил, что у Его Высочества на этот раз рубашка с красными полосками, как бы под полковой цвет, и сказал Ему: «Своя рубашка к телу ближе»; Цесаревич от души этому смеялся. — После веселого обеда, когда возвращались домой, Семеновцы, провожая Наследника, подхватили Его на руки, донесли до барака и качали.

18-го июля начались подвижные сборы; входивший в состав Пудостьского отряда 1-й батальон под начальством Наследника выступил из лагеря в 3 ч. пошел в Показенпурсково, на р. Пудости. Командующий полком был руководителем. По прибытии на бивак, расположились на просторном лугу, на берегу быстрой, прозрачной речки. Палатки Цесаревича и командующего полком, обе пирамидальной формы, были разбиты рядом. На следующий день был назначен двухсторонний маневр. Полковник Гартонг командовал Пудостьским отрядом (1-й и 3-й батальоны), занявшим позицию западнее Старо-Гатчинской дороги[76]. Полковник Кашерининов во главе Дудергофского отряда (2-й и 4-й батальоны) наступал из Красного Села. По пробитии отбоя весь полк стал биваком у Показенпурскова. Стоял очень жаркий день. Под вечер офицеры купались в речке Пудости; Цесаревич также купался с ними. Вода была холодная, не более 8 градусов, в ней нельзя было долго оставаться; к тому же было очень мелко. Купающиеся, окунувшись в студеную речку, вылезали на противоположный берег и, раздетые, грелись на солнце, лежали на траве, бегали, прыгали в чехарду; нашлись фотографы-любители, между прочими подпоручик герцог Лейхтенбергский[77], которому удалось взять несколько снимков с купальщиков, в том числе и с Цесаревича. На руке у Него несколько ниже локтя заметили изображение дракона, художественно нататуированного в Японии. — На следующий день полк покинул бивак и после двухстороннего маневра, в самую жаркую пору удушливо-знойного дня, по пыльной дороге пошел в Гатчину. Люди еще не успели втянуться в ходьбу, с некоторыми делались обмороки и солнечные удары. Чтобы ободрить людей, Цесаревич слез с лошади и все 14 верст шел во главе 1-го батальона.

В Гатчине люди поместились в казармах л.−гв. Кирасирского Ее Величества полка[78]; Наследник не желал остановиться в Своих покоях во дворце, а велел разбить свою палатку в рощице у Кирасирских казарм, неподалеку от офицерского шатра-столовой. Офицеры большою толпой ходили за Его Высочеством купаться в одном из прудов Гатчинского парка[79], где устроены две общественные купальни.

21 июля в 4 ч. утра полк выступил из Гатчины по Двинскому шоссе. После удачного двухстороннего маневра расположились биваком у села Никольского, в парке мызы Сиворицы.

Вечером Цесаревич уехал в тройке на станцию Суйда, где Его ожидал экстренный поезд, в котором Он отправился в Петергоф, чтобы провести день Ангела императрицы в Своем семействе; Его Высочество предложил ехать с Собою в царском поезде командующему полком, принцу Петру Александровичу [Ольденбургскому] и нескольким офицерам, которые, пользуясь наступившим праздничным днем, собрались к своим родным. Цесаревич и Его спутники вернулись на бивак в ночь на 23 июля, около 2 часов.

Ранним утром предстоял бригадный маневр. После отбоя полк перешел на станцию Сиверское[80] (Варшавской ж. д.) и расположился биваком на скошенном лугу, подле дачи шталмейстера генерал-лейтенанта Фредерикса[81]. Гостеприимный хозяин пригласил Цесаревича и всех офицеров полка к себе на дачу, где они нашли самый радушный прием и обильное угощение. Командующий полком позвал барона ужинать в полк. Приходил и проводивший лето в Сиверской поэт Аполлон Николаевич Майков[82]. Местные крестьяне поднесли Цесаревичу хлеб-соль.

Утром 24 июля барон Фредерикс предложил всем офицерам пить чай и кофе на своей даче. В 10 ч. полк выступил на второй бригадный маневр.

Следующий бивак был в дер. Старое Заречье. Тут полк оставался все 25-е число на дневке. 26-го июля был первый дивизионный маневр; поднялись в 5 ч. утра. Ночью лил дождь и воздух посвежел; люди успели втянуться в ходьбу и шагали бойко; на всех переходах Цесаревич шел во главе Своего батальона. Маневр окончился у дер. Лисино[83], после чего полк пошел на бивак к станции Волосово[84] (Балтийской жел. дор.), куда прибыл во 2-м часу дня. Цесаревич с офицерами ходил на станцию смотреть на проходящие поезда. На другое утро полк покинул бивак в 8 утра. Командующий полком был начальником авангарда, пехотой которого (1-м и 2-м батальонами полка) командовал Цесаревич. Шли на Рогатино, Ославье и мызу Моллера; тут у церкви при звоне колоколов Наследника встретил священник с крестом и св. водою; Его Высочество слез с лошади и подошел под благословение; крестьянские дети бросали цветы. Оттуда Цесаревич с начальником авангарда выехал на рекогносцировку; пробравшись к опушке густого леса, по очень дурной дороге, наткнулись на полковую охотничью команду, от которой узнали, что близ выхода из лесу засел в засаде весь л.−гв. Кирасирский Ее Величества полк, а неприятельская пехота очистила впереди лежавшую дер. Пежовицы. Рекогносцирующие, опасаясь быть взятыми в плен, на рысях вернулись к авангарду. Вскоре пришло донесение, что Кирасиры заняли дер. Пежовицы и баррикадировали ведущую к ней дорогу. Против них были высланы 4 роты, и Кирасиры, сев на коней, ускакали. Авангард миновал Пежовицы и проследовал далее, на Бедные Горки, где стал привалом на полчаса у мызы Строгонова. Хозяева угощали Цесаревича и офицеров молоком и хлебом. — Начальник отряда, генер[ал]-майор Баумгартен[85] приказал авангарду пройти мызу Рекова, свернуть налево и занять позицию против Коноховиц, где расположился неприятель — Измайловцы. После второй рекогносцировки выяснилось, что дебушируя среди засеянных полей и не имея возможности развернуться, авангард дал бы себя даром расстрелять. Надо было прибегнуть к обходу одного из флангов противника, и решили воспользоваться лесной дорогой, по которой авангард и совершил неприметное неприятелю, обходное движение. Штыковой удар произошел у Малой Вруды, откуда весь полк пошел на бивак в Большую Вруду, в версте от полустанка Балтийской жел. дороги. И здесь Цесаревич был встречен духовенством с колокольным звоном, при большом стечении народа, Его Высочество зашел в церковь.

Отдохнув немного, Наследник отправился погулять с несколькими офицерами, зашли довольно далеко, а приближалось время обеда. Случайно навстречу попался извозчик, и Цесаревич нанял его, чтобы вернуться на бивак. Дорогой извозчик, принимая Его за простого офицера, сказал, что слышал, будто при войске находится Наследник и живет в палатке; он просил хоть издали показать ему эту палатку, потому что близко к ней его, наверное, не допустят. Цесаревич обещал показать ему палатку, а когда приехали, спросил извозчика, не хочет ли он видеть самого Наследника; тот отвечал: «Еще бы не хотел…» Тогда Цесаревич говорит ему: «На, смотри». Извозчик упал на колени. Его Высочество подарил ему целковый.

В среду 28 июля была дневка; так как в воскресенье из Ст. Заречья не удалось съездить в церковь, то Цесаревич заказал обедню в Б. Вруде. Жители узнали об этом и украсили церковную ограду гирляндами зелени, а дорогу к церкви усыпали цветами. К обедне пришли Преображенцы и стоявшие биваком по соседству Семеновцы и артиллеристы. Нельзя было не заметить, как примерно Цесаревич стоял в церкви: во время богослужения он всегда стоял неподвижно, точно в строю, ни с кем не заговаривал, держался прямо и по сторонам не оборачивался.

После завтрака Цесаревич сел к столику у Своей палатки и занялся чтением; в этом положении изобразил его акварелью поручик Шипов[86]. На заднем плане акварели видна прислуга Цесаревича, сопровождавший Его на маневрах урядник Собственного Его Величества Конвоя и унтер-офицер Государевой роты Дроницын[87], входивший в состав нижн. чинов полка назначенных для охраны барака Наследника в лагере и Его палатки на маневрах. — Привезли почту; Цесаревич читал офицерам вслух «Новое время»[88] и «Петербургскую газету». Его Высочество ходил с офицерами гулять и играл с ними в домино. — 29-е число было вторым днем отдыха. Опять прогулки, веселые беседы, игра в домино, чтение газет и журналов. Вечером явился разносчик с ручным фейерверком; все было тотчас же куплено, зажглись бенгальские огни, взлетели ракеты, с треском рассыпались в вышине римские свечи.

30 июля утром полк покинул бивак у Большой Вруды и походным порядком направился через Черенковицы и Негодицы к мызе Гомонтово, на Нарвском шоссе, куда прибыл к 5 часам вечера, сделав переход в 17 верст. Бивак был разбит на выгоне, под самой мызой. Ее владелец, барон Велио[89], предлагал Цесаревичу остановиться в усадьбе, но Его Высочество, поблагодарив, поместился в палатке. После веселого обеда, оживленного звуками полковой музыки, Цесаревич с офицерами упражнялся в бросании палаточных кольев: эта игра состояла в искусстве забросить кол как можно дальше, и притом так, чтобы он острием воткнулся в землю. Потом перешли на устроенную около дома гимнастику. Начальник дивизии князь Оболенский, расположившийся со своим штабом в доме барона Велио, вышел к офицерам, чтобы посоветовать им оставить это упражнение, и немало смутился, увидав среди них Цесаревича.

На другой день полк шел по шоссе. В Бегуницах был привал. К 1 ч. дня пришли к мызе Сельцо, имению барона Мих. Ник. Корфа[90] и стали биваком. Офицерские палатки были разбиты под деревьями на лужайке, скатом к пруду. Цесаревич и несколько офицеров ходили пить чай к барону Корфу, но отказались от предложенного им гостеприимства под его кровом.

1 августа Цесаревич уезжал в Ропшу[91] к Их Величествам, а к вечеру вернулся на бивак. 2-го числа, находясь в глубоком резерве, полк продолжал походное движение по шоссе до Кинепи. В этот день погода, бывшая с 18 июля очень жаркою и все время благоприятною, изменилась: стало заметнее холоднее. К вечеру пришли на бивак в Большие Горки[92], под Ропшей. Обоз запоздал. Усталые и прозябшие офицеры, завернувшись в бурки, уселись в кружок, в ожидании палаток; у кого-то нашлась книжка Лескова: «Сказ о тульском оружейнике и стальной блохе»[93]. Цесаревич почти всю прочитал ее вслух офицерам. — Наконец, пришел обоз. После ужина офицеры зажгли костер и расселись вокруг, чтобы согреться, многие прыгали через огонь. Долго не поспевал солдатский обед; Цесаревич сам несколько раз ходил смотреть, готова ли пища в котлах 1-го батальона, и только около полуночи, когда началась раздача, удалился в Свою палатку на ночлег.

3-е августа было последним днем больших маневров. Накрапывал дождь, дул холодный ветер, термометр показывал не более +6°. Боялись, чтобы Цесаревич, бывший в одном кителе, не простудился. После сквозной атаки близ Русского Капорского[94] послышался отбой, но оказалось, что он был дан ошибочно. Полк находился в резерве, Государя императора не видали. Наконец, пришло известие, что отбой действительно дан и все потянулись в лагерь под Красное [Село].

Их Величества, переехавшие по окончании маневров из Ропши в Красное Село, 4-го августа посетили Цесаревича в Его бараке в полку. К 4 часам офицеры собрались на средней линейке, на левом фланге полка, а нижние чины построились шпалерами по обе стороны дороги. Государь и императрица прибыли в коляске, запряженной парою, с казачьим урядником на козлах. За Их Величествами ехали в двух колясках великая княжна Ксения Александровна[95] с великим князем Михаилом Александровичем[96] и великий князь Владимир Александрович с супругой. Поравнявшись с офицерами, Государь велел кучеру приостановиться, спросил, как проехать к дому Цесаревича, и сказал командующему полком, что желает заглянуть в офицерскую столовую. Напившись чаю у Цесаревича, Государь с императрицей и Августейшими гостями сели в экипажи (так как шел дождь и дорога была грязна) и проехали к столовой. Офицеры поднесли императрице и великой княжне букеты цветов из лагерной теплицы. Дорогие и редкие гости подробно осмотрели все здание и разговаривали с офицерами; Ее Величество почти каждому сказала доброе слово. На обеденном столе, украшенном цветами и фруктами в золотых и серебряных сосудах, было приготовлено шампанское. Императрица взяла стакан, чтобы чокнуться с командующим полком, но Государь выхватил из ее руки стакан, обратился к офицерам и сказал: «За ваше здоровье, господа!». Когда Их Величества уезжали, офицеры и нижние чины долго бежали за Их коляской с криком ура.

5 августа начальник 37-й пехотной дивизии Е.И.В. герцог Евгений Максимилианович Лейхтенбергский[97] делал полку репетицию предстоящего на другой день в Высочайшем присутствии церковного парада[98]. По обыкновению впереди лагеря служили всенощную[99]. К ней прибыла супруга командующего полком и осталась обедать в офицерской столовой; Цесаревич провозгласил тост за ее здоровье.

6 августа утром Цесаревич со всеми офицерами пришел поздравить командующего полком с полковым праздником. Потом команд. полком с офицерами ходил поздравлять Наследника Цесаревича к подъезду Его барака. В полдень полку, впереди его лагеря, вместе с 147 Самарским полком[100] и Гвардейской артиллерией, Государь император произвел церковный парад. Погода стояла ненастная, было холодно, дул ветер, по временам накрапывал дождь. После парада все офицеры были приглашены к Высочайшему столу в большую красносельскую столовую палатку. Цесаревич сидел подле Государя и испросил у Него позволение еще на год остаться в полку. Получив разрешение, Его Высочество тут же за столом сообщил об этом знаками командующему полком, сидевшему несколько далее; радостная весть быстро распространилась между офицерами; вернувшись в лагерь, многие из них собрались у подъезда барака Наследника. Когда, после завтрака, посетив больных солдат полка в Красносельском военном госпитале, Цесаревич вернулся к Себе, офицеры встретили Его криками ура и качали Его.

В 11 ч. в офицерской столовой командующий полком давал ужин. На председательском месте сидел старейший Преображенец генерал-фельдмаршал в[еликий] к[нязь] Михаил Николаевич[101]; справа от Него сели великий князь Главнокомандующий [Владимир Александрович], в[еликий] к[нязь] Сергей Александрович и герцог Евгений Максимилианович [Лейхтенбергский], а слева от генерал-фельдмаршала[102] генерал-адмирал[103] в[еликий] к[нязь] Алексей Александрович[104], в[еликий]

к[нязь] Павел Александрович[105] и герцог Георгий Максимилианович [Лейхтенбергский][106], все в Преображенских сюртуках. Цесаревич, как командир батальона, сидел напротив, подле командующего полком. Когда при криках ура было выпито за здоровье Державного Шефа и Государыни императрицы, ком[андую]щий полком провозгласил здравицу «нашего дорогого сослуживца и возлюбленного товарища Государя Наследника Цесаревича и Августейших наших однополчан, почтивших своим присутствием наш полковой праздник». Вскоре после ужина почетные гости разъехались. Последним уехал бывший командир полка в[еликий] к[нязь] Сергей Александрович. Пели цыгане, товарищами было спето много полковых застольных песен. Совсем рассвело, взошло солнце, отпустили цыган и музыку, но все еще не расходились. В 7-м часу утра пили из братины по выпускам: командующий полком подавал братину старшему в каждом выпуске, она переходила от одного к другому по старшинству и от младшего возвращалась опять к командующему полком, который продолжал то же самое со всеми выпусками по очереди. При этом пелась песня:

«Подноси сосед соседу, Сосед любит пить вино, Выпивай сосед любезный, Сосед лихо пьет вина, Оботри сосед соседа, Сосед любит пить вино, Поцелуй сосед соседа, Сосед лихо пьет вино».

Песня сопровождалась в ней изложенным и действием. По окончании этого застольного обряда офицеры подхватили Цесаревича на руки и отнесли Его в барак. Но спать никому не хотелось, да и не стоило ложиться: в 8 1/2 [ч.] полку надо было выступать на Военное поле на парад всем войскам лагерного сбора. Цесаревич с несколькими офицерами пошел гулять в Никулино, ближайшую к правому флангу главного лагеря деревушку. — Во время парада 7 августа непрерывно шел дождь. Полк проходил мимо Государя так называемою «александровскою» колонною, уставом не предусмотренною. Для этого батальоны построились в сомкнутых двух взводных колоннах справа в общую полковую колонну, причем получился длинный фронт в 8 взводов; впереди всех ехали в один ряд все батальонные командиры, жалонерный офицер и батальонные адъютанты; за ними полковой горнист верхом; потом шли в две шеренги горнисты и барабанщики; далее ехал командующий полком, имея за собою полкового адъютанта, и, наконец, перед серединою полка шло знамя между двумя ассистентами офицерами. Когда командующий полком, сделав заезд, остановился в нескольких шагах от Государя, Его Величество, улыбаясь, обратился к нему с вопросом: «Трудно с похмелья?» Потом, поблагодарив полк, Государь сказал Главнокомандующему: «Великолепно прошли Преображенцы».

10 августа Цесаревич отбыл с Их Величествами в Данию. 7 сентября он писал из Фреденсборга[107] ком[андующее]му полком:

«Дорогой мой Костя,

Пользуюсь уходом милой тети Ольги* (*Королева Эллинов на „Дмитрии Донском“[108] отправилась в Россию), чтобы начертать несколько любовных строк моему отцу-командиру. Я очень благодарен тебе, что получаю здесь приказы по полку, благодаря чему связь с товарищами и моей частью не прерывается. Ты не знаешь, как по временам находит тоска на меня по всем знакомым лицам…»

«Фреденсборг. 29 сентября 1893 г.

…Теперь скоро я снова буду наезжать по прошлогоднему в милые казармы на Миллионной с приятным для меня чувством ответственности перед 300 чел. моего батальона. Недели через две, Бог даст, и увидимся, и опять жизнь и служба пойдут по-старому тесно рука об руку. Все это время я с тревогой просматривал ведомость холерных заболеваний в наших газетах, особенно в военных госпиталях, боясь, что между ними могут быть и мои бедняги. Но, с другой стороны, приказы по полку значительно успокаивают меня в этом смысле… Привет нашему полку и, по Драгомировскому выражению, — всей меньшей братии. Крепко обнимаю моего любимого отца-командира.

Всей душой твой Ники».

По возвращении из-за границы Цесаревич 18 октября приехал из Гатчины в полк, на Миллионную, и вступил в командование батальоном. На другой день Его Высочество приезжал на занятия и завтракал в офицерском собрании. Как и в предыдущую зиму, Наследник руководил решением офицерами своего батальона тактических задач. С унтер-офицерами Он занимался обыкновенно по субботам. Устных решений тактич[еских] задач под руководством Наследника в зиму 1893–94 гг. было семь, а именно: 19 окт., 1 ноября, 15 и 22 дек., 10, 17 и 31 января. Письменные тактические задачи разбирались Его Высочеством 21 и 28 марта.

С унтер-офицерами своего батальона Цесаревич занимался по субботам в помещении полкового суда или в казарме Государевой роты. Этих занятий в описываемую зиму было одиннадцать: 30 октября, 20 и 27 ноября, 4, 11 и 23 декабря, 15 и 29 января, 5 февраля, 26 и 31 марта. Однажды, а именно 26 марта, Цесаревич в 10-м часу утра прибыл на занятия с унт[ер]-офицерами бодрый и свежий, как всегда, несмотря на то, что накануне провел весь вечер и ночь в Конной Гвардии, по случаю полкового праздника и оставался там до 6 утра.

23 ноября — праздник 4 батальона; по обыкновению офицеры батальона условились собраться на ужин в один из ресторанов. Цесаревич изъявил согласие быть при этом. Ужин состоялся у Кюба[109] 24-го числа. После этого в течение зимы офицеры 2-го и 3-го батальонов тоже справляли ужином свои праздники, и Наследник не отказался быть у них гостем.

Праздник 1-го батальона совпадал с днем Ангела его командира — 6 декабря. Утром в казарме роты Его Величества, в присутствии Цесаревича, числящихся в рядах батальона офицеров, состоявших на лицо и многих прежде служивших и всех нижних чинов первых четырех рот, был отслужен молебен. Офицеры прочих батальонов собрались в подъезде казармы на Миллионной, поздравить однополчанина-именинника. Николин день завершился ужином офицеров 1-го батальона в ресторане Кюба. Ужин начался только в 1-м часу ночи, так как перед тем Цесаревич и командующий полком обедали в Гвардейском Экипаже. По близости от Кюба на углу Кирпичного пер. и Мойки[110] был открыт для публики «Византийский лабиринт», комната вся заставленная зеркалами, расположенными в таком порядке, что входивший, встречая на каждом шагу свое собственное изображение, сбивался с пути и находил выход лишь с большим трудом. Туда, после ужина, уже поздно ночью, или вернее под утро, направилась веселая толпа. Вернувшись из лабиринта в ресторан, застали там известного рассказчика И. Ф. Горбунова[111], который до утра потешал все общество.

19-го декабря, в годовщину боя под Ташкисеном[112], за который полк получил отличие на шапки, по заведенному обычаю бывал товарищеский обед, на который приглашались и бывшие преображенцы, участники боя. На этот раз 19-е число приходилось в воскресенье, день, когда Цесаревичу было неудобно отлучаться из Гатчины, где жили Их Величества; в виду этого ташкисенский обед был перенесен на 20-е. Погода была морозная и ветреная; приехав на обед, Цесаревич отморозил себе правое ухо.

28 декабря Цесаревич устроил своему батальону елку в учебном зале на Миллионной; каждый нижний чин получил из рук своего командира подарки: фельдфебеля в 10 р., унтер-офицеры в 5, ефрейтора в 4, а рядовые в 3.

Назначенный в Новый Го д Высочайший выход, был отменен по случаю нездоровья императрицы. Для принесения поздравлений офицеры расписывались у Цесаревича.

2 января исполнился год со дня, когда Он вступил в ряды полка; хотели отпраздновать годовщину, и заблаговременно у ювелира Фаберже[113] был заказан золотой портсигар с вензелем Петра Великого… На другой день был назначен товарищеский обед. Но 2-го числа празднование не могло состояться по той причине, что Цесаревич был еще в Гатчине. Он переехал в Аничков дворец с Их Величествами 5-го. На другой день был назначен товарищеский обед[114]. За стол село 65 человек; на этот раз не были позваны ни бывшие офицеры, ни врачи. Играл полковой струнный оркестр. Когда разлили шампанское; командующий полком встал и произнес: «2 января исполнился год со дня, когда Ты вступил в наши ряды командиром батальона. Как ни осыпан полк Царскими милостями, нам прежде и не верилось, что настанет время, когда Ты и зимой, и летом будешь делить с нами служебные труды и часы досуга. И вот, это счастливое время не только настало, но и продолжается непрерывно более целого года. Конечно, никто из нас в отдельности не заслужил необыкновенного благоволения нашего Державного Шефа, благоволения, выразившегося в Твоем пребывании среди нас; только более чем двухсотлетним заслугам полка и обязаны мы этой небывалой милостью. Каждый из нас по гроб жизни свято сохранит в сердце память о службе вместе с Тобою под родными нашими знаменами. Мне не высказать словами, как все мы дорожим тем, что, будучи нашим однополчанином со дня рождения, Ты пожелал стать и сослуживцем нашим. Прими же (при этих словах ком[андующий] полком вручил Цесаревичу портсигар) это воспоминание от Преображенской семьи и верь, что любовь ее, самая задушевная, горячая и беззаветная, принадлежит Тебе не только как потомку нашего Великого Основателя, как Сыну нашего Царя и Наследнику Его Престола, но и как нашему доброму, милому, дорогому и бесценному Товарищу. — Господа, в подтверждение того, что я выражаю мысли и чувства каждого из вас, выпьем за здоровье нашего Августейшего батальонного командира и дружно крикнем Ему ура!» Раздалось громкое, долго не смолкавшее ура. Через несколько времени Цесаревич встал и ответил: «Господа, нет слов, которыми я бы мог выразить, как я глубоко тронут словами Е.И.В. командующего полком. Этот год Моего командования батальоном был самым счастливым временем Моей жизни. Пью от всей души за ваше здоровье».

Этот вечер прошел особенно оживленно и весело[115]. Цесаревич много играл в бильярд и беседовал с офицерами. Та к долго засиделись, что снова проголодались, и Наследник послал за устрицами.

13 января, когда Цесаревич прибыл в Свой батальон на занятия, в полку уже знали о помолвке[116] великой княжны Ксении Александровны, и офицеры 1 батальона поспешили поздравить командира. На следующий день вечером Наследник слушал песенников роты Его Величества в казарме[117].

С 15-го числа начали ходить слухи о болезни Государя. Вызвали из Москвы профессора Захарьина[118], который 16-го был у Государя и определил воспаление легкого. В полку перепугались, офицеры ходили унылые[119]. В понедельник 17-го утром вышел тревожный бюллетень. В полдень Цесаревич прибыл в офицерское собрание и сообщил успокоительные известия. Те м не менее, в 4 1/2 [ч.] было созвано общее собрание и полковник Кашерининов от имени ком. полком предупредил, чтобы никто из офицеров не ездил на балы и в театры до улучшения здоровья Государя. Как раз в этот день был бал у княгини Щербатовой, куда было позвано много офицеров, но никто не поехал. — Дежуривший у Государя д-р Вельяминов[120], бывший младший полковой врач, трижды в сутки сообщал по телефону о состоянии Больного. Офицеры беспрестанно заходили в собрание осведомляться о ходе болезни. 18-го Цесаревич был в полку на занятиях, остался завтракать и привез более утешительные известия: Государю было лучше, настроение духа веселее, воспалительный процесс остановился, но всасывание еще не начиналось. Несмотря на наружное спокойствие Цесаревича, в глазах Его читалось внутреннее тревожное состояние души. После завтрака, когда Он уезжал в заседание Комитета Министров, офицеры выбежали провожать Его на подъезде. 19-го узнали, что опасность миновала, и Преображенцы опять начали посещать театры и вечера.

22-го Цесаревич дежурил по караулам и целые сутки провел в караульном помещении собственного Его Величества (Аничкова) дворца; он не смыкал глаз всю ночь, беседуя с караульным начальником поручиком Шлиттером.

13 февраля бал в Николаевской зале; Государь настолько поправился, что присутствовал на балу в нашем мундире, но был заметно бледен[121].

29 марта, по случаю предстоявшей свадьбы подпоручика герцога Лейхтенбергского с графиней Марьей Николаевной Граббе[122], молодые офицеры устроили ему мальчишник в ресторане Контана. Та м был и Цесаревич и предложил тост: «Пожелаем герцогу Лейхтенбергскому долголетнего и счастливого супружества. Ура!»

1 апреля в церкви Мраморного дворца[123] Цесаревич и супруга командующего полком были восприемниками дочери командира 13 роты капитана П. Палибина, названной Ириной[124].

2 апреля Цесаревич отбыл в Кобург[125] на свадьбу своей двоюродной сестры принцессы Саксен-Кобургской Виктории-Мелиты[126] с великим герцогом Гессен-Дармштадтским.

1-й батальон послал в Вержболово[127] своему командиру телеграмму, прося на рубеже родной земли принять от подчиненных пожелания счастливого пути. 3 апреля пришел ответ: «От всей души благодарю родной 1-й батальон за пожелания. Сам надеюсь скоро вернуться к нему. Николай».

Ходили неопределенные слухи о том, что Цесаревич найдет в Кобурге и свое семейное счастье; в полку с нетерпением ждали радостной вести; офицеры чаще стали заходить в собрание. Наконец, 8 апреля узнали о помолвке Цесаревича с принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской[128]. На другое утро в Соборе Спаса Преображения собрался весь полк на благодарственный молебен; тут были и полковые дамы. В Кобург отправили поздравительные телеграммы:

«Наследнику Цесаревичу.

Преображенцы повергают к стопам своего Августейшего полковника горячие верноподданнические поздравления и молят Всевышнего о ниспослании Вашему Имп. Высочеству и Высоконареченной Невесте Вашей всех благ, какие могут пожелать беззаветно любящие сердца. Ваше счастье — счастье полка.

Принцессе Алисе.

Le régiment Preobrajensky depose aux pieds de Votre Altesse ses voeux les plus sincères et Vous prie, Madame, de croire au bonheur dont chacun des camarades de Votre Auguste Fiance est penetre.

От 1-го батальона.

Государь наш великий князь Наследник Цесаревич!

Примите наши усердные поздравления и горячие мольбы о грядущем счастье Вашем.

Ваш верноподданный первый батальон».

Их Высочества отвечали:

«Сердечное спасибо Моему дорогому батальону за его участие в Моей радости. Выдать нижним чинам по две чарки от Меня. Николай».

«Прошу передать 1 батальону Мою благодарность за его пожелания. Алиса».

Вел. кн. Сергея Александровича, находившегося в Кобурге, по телеграфу просили передать принцессе букет цветов от полка.

11 апреля Цесаревич телеграфировал ком. полком, прося прислать в Кобург на наступавшую Страстную неделю несколько человек полковых певчих. Пять певчих были отправлены в тот же вечер.

17 апреля, в Пасху, на поздравление, командующий 1-м батальоном капитан Обухов получил от Цесаревича ответ: «Моя невеста и я сердечно благодарим родной батальон за поздравление и молитвы. Выдать нижним чинам по чарке».

22-го числа ожидали возвращения Цесаревича. Все офицеры полка выехали встречать Его[129] в Лугу[130]. Он вышел из вагона счастливый и радостный и каждому пожал руку. На правой Его руке заметили кольцо с сапфиром — подарок невесты; раньше Он колец не носил.

25 апреля, впервые после помолвки, Цесаревич прибыл из Гатчины в полк. Для встречи и поздравления 2-й, 3-й и 4-й батальоны выстроились шпалерами по Миллионной от казарм до Дворцовой площади, а 1-й внутри двора казарм, на четыре фаса.

28-го состоялся подъем флага на катере «Потешный» и катанье по Неве, заключившееся ужином у Фелисьена[131]. Пили за здоровье Августейшей невесты и послали ей телеграмму. Она ответила: «Votre télégramme nous a bien touché et je m’empresse de vous en remercier ainsi que tous les officiers. Alice».

Цесаревич был назначен в число членов комиссии по экзамену учебной команды. 4 мая в 2 ч. дня после погребения вел. княгини Екатерины Михайловны[132] в учебном зале происходил экзамен из научных предметов. Цесаревич сам спрашивал многих учеников. На другой день экзамен продолжался из гимнастики и фехтования.

6 мая, в день рождения Цесаревича[133], Его в полку не видали. Он провел этот день в Гатчине.

Ввиду перевооружения полка 3-линейными винтовками образца 1891 г. требовалось устроить новое стрельбище в Красносельском лагере. Для этой работы были отправлены в лагерь 11 мая роты Его Величества, 3-я, 4-я, 5-я, 8-я, 11-я и 15-я, под общим начальством Наследника Цесаревича. На Миллионной и в Таврических казармах перед отправлением были отслужены молебны. Цесаревич сам повел три роты 1-го батальона и 15-ю на вокзал. И ввиду ненастной погоды велел их поставить под навес, где и был сделан расчет по вагонам. На установленные льготные офицерские билеты было взято место и Цесаревичу, и уплачено за провоз Его лошади. По прибытии в лагерь Цесаревич озаботился, чтобы немедленно было преступлено к постановке солдатских палаток, и, только обойдя их расположение, укрылся в бараке. С этого дня и до прибытия в лагерь полка, т. е. до 28 мая, все офицеры, прибывшие с ротами в Красное Село, были раз навсегда приглашены завтракать и обедать за столом Наследника, в Его бараке. С этого же дня по распоряжению Цесаревича было установлено постоянное дежурство по лагерю с ежедневной сменой в 9 утра и кроме того приказано безотлучно находиться в лагере по одному из ротных командиров и субалтерн-офицеров в каждом батальоне; остальные же офицеры могли беспрепятственно уезжать, не стесняясь приглашением к столу.

17-го в приказе по полку значится: «14 мая Мною были опрошены унт[ер]-офицеры и отдельные начальники 1 батальона по обязательным для начальствующих нижн[их] чинов сведениям из тактики. Мне отрадно отметить, что зимние занятия, веденные под руководством Августейшего командира 1 батальона, вполне достигли желаемой цели. Все полученные мною ответы свидетельствуют о прекрасном понимании нижн[ими] чинами действий младших начальников в бою. Чтение карт и планов усвоено, равно как совершенно ясное представление о назначении различных родов оружия. Главнейшие условия наступательного и оборонительного расположений на биваке и сторожевое охранение изучены отлично. Прошу Е. И. В. Государя Насл. Цесаревича и вел. князя Николая Александровича принять мою самую искреннюю душевную благодарность за труд приложенный Им к делу подготовки начальствующих нижн. чинов и увенчавшийся столь утешительным успехом».

Унт[ер]-офицеры и отдельные начальники 1 батальона действительно отличились на экзамене, перещеголяв своих товарищей прочих батальонов.

Несмотря на постоянное ненастье, непрерывные дожди и холод, работы по устройству нового бригадного стрельбища были почти окончены к прибытию полка в лагерь. Цесаревич ежедневно обходил работы, не исключая и самых дальних участков, и подолгу останавливался около работавших людей, ободряя их. Взрывы попадавшихся в грунту довольно больших камней делались в Его присутствии. Он часто заходил в хлебопекарню, в лагерный лазарет, обращая заботливое внимание на санитарное состояние вверенных Его начальству нижн[их] чинов, ежедневно по два раза в день пробовал солдатскую пищу и часто жаловал людям по чарке водки. Однажды перед своим завтраком, отведав обед нижн[их] чинов, Он сказал сопровождавшему Его дежурному офицеру: «Вкуснее, чем там дадут». — Завтракали у Цесаревича в 12, а обедали в 7 часов. Теплое, уютное помещение, весело пылавший камин, прекрасный стол. хорошие вина, а в особенности непринужденная, откровенная беседа давали забывать ненастье и навсегда оставили неизгладимо отрадное впечатление в сердцах офицеров, на долю которых выпало счастье находиться под командой Августейшего начальника.

По субботам вечером Цесаревич уезжал в Гатчину и возвращался в лагерь в воскресенье к ночи.

Полк прибыл в Гатчину 28 мая.

29 мая, по случаю рождения у командующего полком сына князя Игоря[134], Цесаревич послал в Стрельну в[еликому] к[нязю] Константину Константиновичу телеграмму:

«Полковая семья пьет единодушно здоровье князя Игоря и Его обожаемых Родителей.

Флигель-адъютант полковник Николай».

Как бы поздно ни вернулся Цесаревич из собрания в свой барак, в окнах его еще долго виден был свет: это Наследник писал невесте; и ни одного дня не проходило, чтобы Он не послал ей письма.

По старому обычаю по четвергам за обедом играла музыка, прибавлялось лишнее блюдо, офицеры приглашали своих знакомых. В один из четвергов кто-то пригласил уже знакомого Цесаревичу председателя Императорского Русского Технического Общества Михаила Ильича Кази[135]. После обеда вокруг него образовался целый кружок офицеров, хотели послушать необыкновенно умные и увлекательные речи этого истинно русского человека. Был при этом и Цесаревич и принимал живое участие в беседе. Откровенно говорили и горячо спорили о различных вещах: о задачах и положении флота, о возможности возникновения военного и промышленного порта на Мурманском берегу, о развитии русской промышленности, о сельском хозяйстве, о пошлинах и пр.

7 июня Наследник отбыл из лагеря и на другой день, прямо из Петергофа морем отправился в Англию на свидание с Августейшей невестой.

Вернувшись в Петергоф к 22 июля, Наследник в ночь на 23-е приехал в лагерь вместе с греческим королевичем Николаем[136]. Королевич, 22-летний стройный и красивый юноша, третий сын короля Георга I[137] и королевы Ольги Константиновны[138], прибыл в Россию с матерью, сестрою и младшим братом Христофором[139] в конце июня и с 3 июля поселился в бараке у командующего полком, своего родного дяди. С целью познакомиться с порядком службы в русском войске и в особенности с артиллерией. Королевич прожил в лагере несколько более месяца и ежедневно ездил на ученья и маневры. Он постоянно завтракал и обедал и проводил многие свободные часы в офицерском собрании полка, где привыкли считать его своим.

23-го после Высочайшего объезда лагеря в полку обедали и провели вечер королева эллинов, королевна Мария[140], в[еликий] к[нязь] Сергей Александрович с в[еликой] к[нягиней] Елизаветой Федоровной[141], супруга командующего полком и вел[икие] князья Павел Александрович и Дмитрий Константинович. — В[еликая] к[нягиня] Елизавета Федоровна с королевной Марией по недоразумению оставались в собрании до поздней ночи: они предполагали вернуться в Петергоф с в[еликим] к[нязем] Павлом Александровичем, но оказалось, что он уехал один. Королева с командующим полком и его супругой уехали в Стрельну, Цесаревич с королевичем в Петергоф, а в[еликий] к[нязь] Сергей Александрович намеревался подолее остаться в полку. Время проходило очень весело и оживленно в кругу офицеров, а между тем становилось очень поздно. Когда недоразумение разъяснилось, великую княгиню и королевну увез в[еликий] к[нязь] Сергей.

29-го был отрядный маневр, в состав которого входил полк. Поздней ночью накануне Цесаревич привез в лагерь Своего двоюродного брата принца Христиана, старшего сына датского наследного принца. И королевич, и принц Христиан последовали за полком на маневр, а по окончании его[142]…. (так в рукописи. — В. Х.)[143].

ГА РФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 5. Л. 1–72 об. Автограф.

Великий князь Константин Константинович (К. Р.) Воспоминания 1898 г.

9–10 января 1898 г.

Бюкебург[144] 12 февраля [18]98 г.

Уже 5 января в полку узнали, что 9-го числа в 7 часов Государь Император прибудет обедать в новое офицерское собрание (л.−гв. Преображенского полка. — В. Х.) в Тавриде. Это собрание было готово и открыто 19 ноября 1896 г. Еще тогда Государь пообещал взглянуть на него и под предлогом осмотра принять обед. Это посещение предполагалось по приезде Их Величеств из Царского Села в Петербурге, но вследствие болезни императрицы Александровны Федоровны переезд в зиму 1896–97 г. не состоялось. Мраморная доска, вделанная в стену зала над статуей Александра I в ожидании надписи, которою хотели увековечить память о первом посещении Государем нового собрания, оставалась пустою, и многие у нас уже потеряли надежду увидать когда-нибудь эту надпись.

1 января 1898 после Царского выхода к обедне в большую церковь Зимнего дворца[145], командир полка напомнил Его Величеству об обещании посетить офицерское собрание по переезде в город. Государь помолчал, подумал и сказал: «Дай мне несколько дней осмотреться. Не бойся, я не забуду и непременно буду к вам. Но смотри, чтобы не было издержано ни одной лишней копейки, чтобы был простой „четверговый“ обед. Я не хочу вводить офицеров в расход».

В воскресенье 4-го на семейном обеде у императрицы Марии Федоровны[146] в Аничковом дворце Государь сказал командиру полка: «Да, я обдумал, и хотел бы обедать у вас в пятницу, если только в этот день полк не занимает караулов». Командир полка ответил, что караулы не помешают, что если очередь и за полком, можно подсмениться. — «А в котором часу?» — «Когда Вашему Величеству будет благоугодно». — «У вас, помнится, обедают в 6 1/2 [ч.]. Но нельзя ли 7 [ч.]? Мне так удобнее. Только помни, чтобы не было лишних расходов». — «А в какой быть форме?» Государь полустрого, полушутливо сказал: «Конечно в полной парадной» и прибавил: «Разумеется, просто в сюртуках». Командир полка напомнил, что годом раньше Его Величеству благоугодно было выразить согласие при посещении собрания осмотреть и полковой лазарет, находящийся под той же кровлей, чтобы не огорчить больных, которые, отделенные от собрания только одною стеной, конечно, были бы очень опечалены, не увидав Державного Шефа. Государь согласился. Затем командир полка испросил разрешение пригласить к обеду всех офицеров, служивших в строю в 1893–1894 году (в бытность Его Величества командиром 1-го батальона) и с тех пор вышедших из полка, а также корпусного командира кн. Оболенского, бывшего в то время начальником дивизии и постоянного участника всех полковых торжеств. Государь соблаговолил согласиться и на предложение командира полка по прибытии в собрание прямо проследовать в лазарет, потом сесть за стол и уже после обеда обходить нижние и верхние комнаты собрания, чтобы тем временем офицеры успели разойтись по всему помещению, а не толпились в которой-нибудь комнате. Государь сказал, что можно этим воспользоваться и поиграть на бильярде по старой памяти. Командиром полка было еще испрошено позволение выстроить нижних чинов в саду перед собранием, а также выпить за здоровье Шефа во время обеда.

(Альтенбург[147]. 3 марта 98.)

Оставалось пять дней до девятого числа. Всем прежде служившим одновременно с Государем, а также выбывшим из полка разослали приглашения на обед, кому письменно, кому по телеграфу. Командир полка обсуждал со старшим полковником подробности приема; желательно было все предусмотреть, устранить какие бы то ни было неловкости и шероховатости, обдумать каждую мелочь, чтобы не погрешить против благоговения к Высокому дорогому Гостю, предугадать все, что могло бы показаться Ему неприятным или скучным и что нарушило бы порядок.

9 января в 7-м часу вечера офицеры полка и гости были в собрании. От угла Потемкинской улицы, по Кирочной и в саду до самого подъезда собрания расположились шпалерами по обе стороны пути все нижние чины полка, кроме роты Его Величества и старших нижн. чинов 1-го батальона, которых расставили внутри на ступеньках лестницы, от подъезда вверх до лазаретной церкви. Остальные же фельдфебеля, старшие в командах и сверхсрочные поместились на лестнице, ведущей из верхнего этажа лазарета в средний. Дежурному по 1-му батальону офицеру было разрешено отлучиться из казарм на Миллионной и находиться в собрании.

Ровно в 7 часов раздались на улице крики.

Государь, подъехав, поздоровался с солдатами, которые, ответив на приветствие, закричали ура[148]. В подъезде Государь был встречен дежурным по полку шт[абс]-капитаном графом Лорис-Меликовым[149], отрапортовавшим Его Величеству по новой, осенью 1897 г. утвержденной форме. Улыбнувшись ему, Государь сказал: «Трудно рапортовать по-новому?», снял с себя и отдал вестовым фуражку, перчатки и шашку и протянул руку командиру полка, корпусному командиру и каждому из полковников. Тут мы в первый раз увидали Государя в нашем сюртуке с белым кантом на обшлагах, незадолго перед тем введенным в полках 1-й гвард[ейской] дивизии. Подымаясь по лестнице, Его Величество поздравил толпившихся ему навстречу офицеров с новым годом и поздоровался с фельдфебелями и сверхсрочными 1-го батальона и людьми Своей роты. Сперва была осмотрена церковь, а оттуда Государь прошел в полковой лазарет, куда за ним последовали корпусной командир, командир полка, полковники; (Альтенбург. 4 марта 98) дежурный по полку и заведующие лазаретом шт[абс]-капитан Коростовец и казарменными зданиями поручик Вильчковский[150]. Встреченный в лазарете врачами и сестрой милосердия Государь обошел больных и каждого, а особенно более трудным, заботливо спрашивал о здоровье и о том, как и где заболел. — Вернулись в собрание по парадной лестнице. В гостиной Государь подал руку генер[ал]-майору Огареву (командиру л.−гв. Стрелкового Е. В. батальона[151]), в должности шталмейстера Гартонгу и Генерального штаба подполковнику Ванновскому[152], сыну бывшего военного министра. Увидав в зале обильную закуску, накрытую на двух длинных столах у большого бюста Петра Великого, Государь спросил, не роскошнее ли она обыкновенного? Было отвечено, что такая же закуска подается перед каждым товарищеским обедом. — Обеденный стол был накрыт покоем. Среднее, председательское место, спиной к мраморной статуе Александра I (работы известного ваятеля начала XIX в. Рауха) предполагалось для Державного Шефа, но отведав закуски и подойдя к столу, Государь не пожелал занять этого места, предоставил его командиру полка, а Сам сел рядом правее, как бывало садился, когда еще командовал батальоном. Перед царским прибором было поставлено тепи, нарочно к этому случаю нарисованное акварелью командиром 12 роты, шт[абс]-капитаном Шиповым* (*Командир полка получил разрешение Государя отпечатать это тепи на память участникам обеда 9-го числа. По наведенным справкам оказалось, что печатание в красках может быть исполнено только в Экспедиции Заготовления Государственных Бумаг за 500 р., но что на это потребуется месяца полтора работы. При этом офицеры выразили желание, чтобы тепи было отпечатано в первоначальном виде по числу участников обеда и чтобы, кроме того, заготовили и другие снимки, без обозначения блюд с тем, чтобы это же тепи служило на будущее время в полковые праздники. Через несколько дней ком. полка испросил разрешения Государя императора удержать тепи на срок необходимый для напечатания, на что Его Величество изъявил желание принять расходы по заказу Экспедиции Загот. Госуд. Бумаг на Себя), а также стояли два серебряные стакана, заведенные к 6-му августа 1897 г. в память десяти лет, прошедших со времени командования Государем 1-й полуроты Его Величества. Остальные два стакана (с вырезанным на них именем Цесаревича Николая Александровича и годом Его зачисления в списки полка [1868]), по желанию Государя, выраженному Им в день полкового праздника 1896 г. ежедневно подающиеся на стол, на этот раз очутились перед приборами шт[абс]-капитана Коростовца и поручика Шлиттера, которые по заведенному 7 августа 1896 г. обычаю оба встали и осушили стаканы.

Обед был нарочно заказан самый простой и состоял из след. блюд: рассольника, говядины с гарниром, жаркого из дичи и мороженого.

Соседом царя справа был кн. Н. Н. Оболенский; Государь предложил ему мадеры из своей бутылки, но не отдал князю, который хотел ее взять, а сам налил ему в рюмку; затем Он протянул бутылку через стол старшему полковнику Коростовцу, сидевшему напротив командира полка. Шампанское было всем разлито уже после второго блюда с тем, чтобы если после тоста командира полка Государю было бы угодно отвечать, оставалось Его Величеству время обдумать Свои слова. Ком. полка попросил позволения у Государя выпить [за] Его здоровье; Он поморщился, не сразу ответил, но потом сказал: «Нечего делать, надо покориться». — Тогда ком. полка встал и как только прекратился шум отодвигаемых стульев (Альтенбург 5 марта 98) и смолкла музыка, начал говорить, постепенно возвышая голос: «Ваше Императорское Величество! С радостным, нетерпеливым трепетом ждали мы обещанного Вашим Величеством дня, когда впервые увидим Вас в этих стенах. И желанный день настал. Отложив царственные труды и заботы, Ваше Величество вспомнили тех, на чью долю выпал завидный жребий несколько лет прослужить с Вами под одними знаменами. Если и всегда, и во всякую воинскую часть посещение Верховного Вождя вносит великую радость, то какое невыразимое счастье даруете Вы нам, не только вступая в наш круг, но и деля с нами эту товарищескую трапезу. Государь! Преисполненные любви, благодарности и восторга, наши сердца рвутся к Вам навстречу, сливаясь в единый заветный клик: Да здравствует Державный Преображенец!»

Раздалось такое ура, что мороз подирал по коже и казалось, что стены не выдержат. Царь поклонился на все стороны, постоял немного, потом взял за руку командира полка, обнял его, поцеловал и сел, сделав и ему знак садиться. Но ура не прекращалось; Государь снова встал, опять поклонился и сел; тогда ура смолкло — не хотели слишком утомлять дорогого Гостя.

Кофе подавали за столом, а Государю вместо кофе по старой памяти подали чашку чаю, что Он заметил и похвалил. Допив чай, царь встал и раньше чем выйти из-за стола, взял стакан и стал говорить: «Господа, Мне трудно выразить вам то волнение и ту радость, которые Я испытываю, находясь в первый раз вновь среди вас. Поверьте, что в течение последних 3-х лет Я постоянно всеми помыслами стремился к вам, но не мог этого исполнить по разным причинам. Наконец, Мне удалось быть с вами среди этой незнакомой, хотя роскошной обстановки. Я бесконечно счастлив видеть дорогие, Мне знакомые лица. Надеюсь и уверен, что Преображенский дух будет всегда жить и окрылять Преображенцев. Пью ваше здоровье. Ура!»

Жадно ловилось каждое слово; шт[абс]-капитаны граф Татищев[153] и Коростовец и поручик кн. Оболенский втихомолку наскоро записывали Государеву речь, а потом записи были сличены. За царскими словами не раздался ни один хотя бы слабый крик: такова дисциплина обычая.

Выйдя из-за стола, Государь прошел в арсенал и осматривал хранящиеся в нем предметы, при чем объяснения давал заведующий арсеналом и библиотекой шт[абс]-капитан гр[аф] Татищев. За арсеналом была осмотрена читальная комната, где внимание Государя привлекли манекены, одетые в полковую форму различных эпох. Тут пробило 9 часов. Дежурный по полку подошел с рапортом. Этот рапорт заранее обдумали, и он был произнесен так:

«Ваше Императорское Величество, л.−гв. в Преображенском полку больных в лазарете 33, в госпиталях 22, арестованных не имеется*. (*Их было велено выпустить по случаю посещения полка Его Величеством.) В течение дежурства Ваше Величество изволили осчастливить полк Своим посещением». (Новая форма рапорта требует упоминания о всех случившихся происшествиях.) (Альтенбург. 6 марта 98.)

Зайдя в кабинет командира полка, Государь поднялся в верхний этаж и осмотрел бильярдную, дежурную комнату, карточную и библиотеку. В бильярдной собралось очень много офицеров; игра на бильярде не состоялась. Ком. полка испросил позволение устроить «сиждение»; Государь согласился и сошел вниз в залу, где сел у подножия бюста Петра Великого, пожелав, чтобы все сели в кружок. Перед Его Величеством был стол, заставленный стаканами, среди которых возвышался золотой жбан (подарок в[еликого] к[нязя] Сергея Александровича), наполненный шампанским с ананасами и персиками. Офицеры поместились вокруг стола; в другом конце залы играл 2-й музыкантский хор. — Князя Оболенского, сидевшего по левую руку Государя, попросил запевать старые полковые застольные песни: Державинскую «Краса пирующих друзей», «Пчелка златая», «У нас в питье считается три класса» и пр. Князь запел, офицеры подхватили, и сам царь подтягивал. После, когда отпустили музыкантов, запели хором Его Величеству: «Без полковника не пьется и вино не веселит, песня звонко не поется и стакан пустой стоит»; при этом все вскочили с места, Государь встал, опорожнил свой стакан и потребовал, чтобы под эту же песнь пили и другие полковники. Потом Он потребовал стакан содовой воды, поставил его на тарелку, подал кн. Оболенскому (которому запрещено пить вино, что было известно Государю) и запел, как водится: «Николай Николаевич, здравствуйте, здравствуйте!» В ответ на это князь подал Государю на тарелке стакан шампанского, припевая: «Ваше Величество, здравствуйте, здравствуйте!»

Государь пожелал, чтобы пили по выпускам; начал князь Оболенский, а Государь причислил Себя к выпуску не 1868 г., когда был зачислен в списки, а 1887, летом которого впервые начал службу в рядах полка. Старшим в выпуске 1887 г. оказался Ванновский; когда дошла до него очередь, он поднес наполненную вином серебряную стопу Его Величеству, а кругом пели: «Поднеси сосед соседу, сосед любит пить вино, выпивай сосед любезный, оботри сосед соседа, поцелуй сосед соседа» и т. д. Конечно, Ванновский не посмел утирать губы царю, но держал салфетку в руке, вытянувшись в струнку. Государь взял у него салфетку, обтер Себе усы и трижды облобызал Ванновского, подал братину следующему по старшинству в выпуске поручику барону Зедделеру[154]; когда тот выпил, царь обтер ему губы и тоже три раза с ним поцеловался.

Во время «сиждения» Государь пожелал сказать два слова командиру полка в его кабинете и пройти туда так, чтобы никто не вставал; командир шепнул направо и налево, чтобы все сидели смирно и, когда Государь встал и вышел, ни один человек не тронулся с места. Оставшись с командиром с глазу на глаз, царь обнял его, провел рукой по груди и сказал: «Как хорошо!» Он был, видимо, доволен, а как счастливы были в полку, того как говорится ни словом сказать, ни пером описать. Как-то не верится даже, что все это наяву, что Тот, которому мы присягали, за Кого готовы сложить свои головы — находится тут между нами, пьет с нами и песни поет.

Когда Он вернулся в залу из кабинета командира, запели песню, введенную в обычай русским хором в Москве во время коронации: «За дружеской беседою»; припев мы изменили так: «К нам приехал наш родимый, Государь наш дорогой!» При последних словах все повскакали с мест и грянуло восторженное, оглушительное ура. У многих глаза были влажны от избытка чувств.

Государь приказал командиру полка назвать Ему потихоньку офицеров, поступивших в полк после 1894 г.; Он знал их из приказов по полку по фамилиям, но не в лицо.

В 2 часа царь собрался уезжать. Когда Он вышел из залы, офицеры подхватили Его на руки, донесли до подъезда, одели и усадили в коляску. Многие бежали за экипажем, некоторые даже до угла Сергиевской и Воскресенского проспекта.

Та к кончился этот незабвенный вечер, или вернее ночь с 9-го на 10-е января, оставив по себе невыразимо светлое воспоминание в сердце каждого Преображенца.

ГА РФ. Ф. 660. Оп. 2. Д. 6. Л. 1–18 об. Автограф.

С. С. Фабрицкий Из прошлого. Воспоминания флигель-адъютанта Государя Императора Николая II Берлин 1926

В. М. Хрусталев Жизненный путь автора воспоминаний флигель-адъютанта Свиты Императора Семена Семеновича Фабрицкого (Краткая биографическая справка)

Фабрицкий Семен Семенович (14.II.1874–3.II.1941) — из дворян, родился в Одессе, сын судьи. Окончил Морской корпус (1894). В сентябре 1894 г. произведен в мичманы и выпущен во 2-й Балтийский флотский экипаж. В 1894–1910 гг. служил на кораблях Балтийского флота. В 1895–1896 гг. совершал плавания на эскадренных броненосцах «Император Александр III» и «Наварин». Во время плавания в Средиземном море был послан из Пирея во Владивосток, где назначен на крейсер «Адмирал Нахимов». Некоторое время находился в Порт-Артуре. После возвращения в Кронштадт в 1898 г. поступил в Минный офицерский класс, а по окончании учебы в 1903 г. назначен минным офицером на канонерскую лодку «Ерш», а затем на императорскую яхту «Полярная Звезда», на которой часто плавали за границу вдовствующая императрица Мария Федоровна и брат царя великий князь Михаил Александрович. Осенью 1907 г. императорская яхта «Штандарт», которой обычно пользовались император Николай II с семьей для своих плаваний во время летнего отдыха, наскочив на камни в финских шхерах, отправилась на ремонт. Царская семья перешла на яхту «Полярная Звезда», где старший лейтенант Фабрицкий был старшим офицером. Плавание с Царской семьей продолжалось до глубокой осени. С этого времени имя С. С. Фабрицкого упоминается в дневниках и переписке Царской четы. В ноябре 1907 г. Фабрицкий был произведен в капитаны 2-го ранга и пожалован в флигель-адъютанты Свиты императора. В 1909 г. он участвовал в юбилейных торжествах в Полтаве (посвященных 200-летию Полтавской битвы), а затем до декабря нес дежурство как флигель-адъютант при Государе в Ливадии. В 1910 г. он был назначен командиром эскадренного миноносца «Амурец», а затем начальником 2-го дивизиона эскадренных миноносцев Балтийского флота. В 1913 г. Фабрицкий был произведен в капитаны 1-го ранга и принял командование 3-м дивизионом эскадренных миноносцев на Балтийском флоте. Участник Первой мировой войны. В феврале 1915 г. Фабрицкий был назначен начальником отдельной морской бригады, сформированной для обороны Моозундских островов. Он некоторое время являлся начальником морской бригады сухопутного фронта морской крепости Петра Великого. В июне 1916 г. за отличия по службе был произведен в контр-адмиралы и в октябре того же года назначен командующим 1-й отдельной Балтийской дивизией, в которую была развернута его бригада. В письме императора Николая II к своей супруге Александре Федоровне от 17 октября 1916 г. из Царской Ставки (Могилев) сообщалось: «За обедом появился Фабрицкий, я был рад его видеть — огромный, здоровый, загорелый и энергичный. Его морская бригада переформировывается в дивизию в Николаеве, где я намереваюсь посмотреть их позднее». В начале 1917 г. контр-адмирал Фабрицкий продолжал командовать Морской дивизией, которая была переброшена на Черноморский флот и заняла оборону в устье Дуная. После Февральской революции 1917 г. он был отстранен от командования и назначен в резерв чинов Морского министерства, а 22 июня 1917 г. (согласно прошению) уволен от службы с правом ношения мундира и назначением пенсии. В мае 1918 г. Фабрицкий пробрался из г. Николаева, где он скрывался до немецкой оккупации, на Дон и принял командование Донской речной флотилией, входившей в состав Донской армии генерала П. Н. Краснова. В 1918 г. он некоторое время находился в гетманской армии П. П. Скоропадского на Украине. Участник Белого движения. Летом 1918 г. командир корпуса морской обороны Черного моря, затем в Донской армии; начальник речного отряда, командир Донской речной флотилии. Во ВСЮР и Русской Армии до эвакуации Крыма. Помогал контр-адмиралу И. А. Кононову в вооружении морских и речных судов, а также бронепоездов орудиями, которые ему удавалось доставлять из Севастополя. Эвакуирован на корабле «Рашид-паша» (по др. данным — «Лазарев»). В эмиграции с 1920 г. К лету 1921 г. проживал в Константинополе, где состоял членом Союза морских офицеров. С 1935 г. Фабрицкий постоянно поселился в Бельгии и там же был избран председателем Союза морских офицеров. Умер он 3 февраля 1941 г. в Брюсселе на 67-м году жизни. Похоронен был на кладбище Юксель. Был женат и имел на начало 1918 г. двух сыновей, которые обучались в Императорском Училище Правоведения в Петрограде и о судьбе их почти ничего неизвестно. Его сын Георгий Семенович Фабрицкий (1901–1945) родился в Санкт-Петербургской губернии. Учился в Императорском Училище Правоведения (не окончил; 7-й класс). Участник Белого движения. В Донской армии вольноопределяющийся в л.−гв. Казачьем полку, с 2 ноября 1919 г. хорунжий в 3-й сотне того же полка до эвакуации Крыма. Ранен в октябре 1920 г. Позднее находился среди белогвардейцев на о. Лемнос. Осенью 1925 г. в составе Гундоровского полка служил в Болгарии. Сотник. В эмиграции находился в Прибалтике. Пропал без вести в 1945 г. В эмиграции С. С. Фабрицкий женился второй раз. Жена Вера Константиновна (1898–1947) проживала с ним до последних дней в Бельгии, где и скончалась. В эмиграции опубликовал книгу мемуаров «Из прошлого. Воспоминания флигель-адъютанта Государя Императора Николая II» (Берлин, 1926).

С. С. Фабрицкий Воспоминания о Государе Императоре Николае II и его семье

Предисловие

Потеря всех документов, дневника, записей и фотографических снимков, сделанных большей частью Государыней Императрицей Александрой Федоровной, лишают меня возможности составить подробные воспоминания. В настоящих я описываю по памяти только то, чему был сам свидетелем.

Пускай читатель судит сам, есть ли доля правды в той гнусной клевете, которая говорилась и писалась про Государя Императора Николая II, Его Августейшую Супругу, Великих Княжон и Наследника Цесаревича людьми, принимавшими непосредственное или косвенное участие в революции.

Многолетнее соприкосновение с Их Величествами, при различных обстоятельствах, составляет для меня одно из самых драгоценных воспоминаний в жизни, и я счастлив, что обстоятельства позволяют мне в данное время поделиться этим с широкой публикой.

I

Родился я в 1874 году в зажиточной, но скромной семье. Отец мой, юрист, отдался с молодых лет общественному служению, пробыв долгие годы выборным мировым судьей, а затем членом Городской Управы красавицы юга России г. Одессы[155].

С раннего детства, проводя целые дни на берегу Черного моря, я почувствовал к нему влечение и всегда мечтал сделаться моряком, но по воле родителей, озабоченных мыслью дать мне серьезное образование, мне пришлось поступить в гимназию. Только по окончании четырех классов удалось убедить родителей, и то с помощью наших хороших знакомых, неожиданно ставших защитниками моих вожделений, отправить меня в Петербург и отдать в Морское Училище[156].

После долгих колебаний, видя мое упорное и страстное желание отдаться морской карьере, отец согласился, наконец, отвезти меня в Петербург для участия в конкурсных экзаменах для поступления в Морское Училище.

В начале июня 1888 года мы вдвоем с отцом тронулись в Петербург, снабженные несколькими письмами от наших друзей морских офицеров к их приятелям, служащим в Морском Училище.

По приезде в Петербург выяснилось, что я просрочил возраст, так как полагалось поступать в Училище исключительно в низший класс, обязательно по конкурсному экзамену, и в возрасте от 12 до 14 лет, а мне было 14 и несколько месяцев. Пришлось обращаться с прошением к Начальнику Морского Ведомства о разрешении мне держать экзамен в старший класс.

Начальником Морского Ведомства состоял в то время Генерал-Адмирал[157] Великий Князь Алексей Александрович[158], любимый брат Государя Императора Александра III[159]. Помощником его по управлению ведомством был генерал-адъютант[160] вице-адмирал[161] Н. М. Чихачев[162], лично знакомый с отцом по Одессе, в бытность его директором Русского О-ва Пароходства и Торговли.

В описываемое мною время адмирал[163] Чихачев для исполнения требований ценза командовал практической эскадрой Балтийского Флота, держа свой флаг на крейсере «Генерал-Адмирал»[164]. Поэтому мне с отцом пришлось проехать через Выборг на Транзундский рейд, где стояла на якоре вся эскадра. Мы пробыли несколько часов на «Генерал-Адмирале», и я с мальчишеским восторгом любовался блестящим видом судов эскадры, тогда еще почти сплошь рангоутной[165], а также жизнью на корабле.

На прошении отца вице-адмирал Чихачев положил благоприятную для меня резолюцию, но просил отца обратиться к временно заменяющему его в морском ведомстве вице-адмиралу Тыртову[166], который должен был доложить ходатайство отца Великому Князю Генерал-Адмиралу.

Вернувшись в Петербург, отец обратился к Тыртову, и через несколько дней нами было получено разрешение Великого Князя держать мне конкурсный экзамен в самый младший класс, причем Великий Князь выразил свою надежду, что я оправдаю Его разрешение на поступление «вне правил» и буду хорошо учиться.

Получив разрешение, оставалось устроить меня куда-нибудь на жизнь до экзаменов и для специальной подготовки к ним, так как нам стало известным, что на 32 вакансии было подано 300 прошений, вследствие чего можно было ожидать очень строгих экзаменов.

Воспользовавшись имевшимися письмами, отец обратился к лейтенанту В. И. Матвееву[167], состоявшему отделенным начальником в Морском Училище. Оказалось, что написавший письмо был личным другом Матвеева, почему последний охотно принял меня в свою семью, предупредив, однако, отца, что репетировать со мной он не будет, а берется лишь следить за моими занятиями. На это, зная меня и мое желание поступить в Училище, отец легко согласился, и я через несколько дней, простившись с отцом, уезжавшим в Одессу, перебрался в Гатчино, где семья лейтенанта Матвеева жила в это время на даче.

С чувством глубокого уважения и сердечной благодарности вспоминаю я милейших Владимира Ивановича и жену его Зинаиду Ивановну. Они приняли меня как родного сына, ласкали и даже баловали. Почти сразу я почувствовал себя членом семьи, и нужно отдать справедливость, что Владимир Иванович буквально заменил мне отца, проявив полную заботу и внимание до последних мелочей.

Целые дни проводил я за книгами, подготовляясь к особенностям программы. Пришлось перерешать массу алгебраических задач, так как это был главный предмет и на решение задач во время экзамена давалось определенное время.

Живя в Гатчино, почти постоянной резиденции Государя Императора Александра III, мне пришлось неоднократно видеть Государя Императора и всю Его Семью, а также гулять по паркам Гатчино, кататься на шлюпках по озерам и осмотреть скромный дворец, который так любил Государь.

Воспитанный в строгой семье абсолютно монархического направления, я не мог не восторгаться всем, что касалось Царя, Императрицы и Августейших Детей, поражаясь скромностью их жизни, простотой обращения, ласковыми поклонами при встречах, и с понятным интересом слушал рассказы служащих во дворце. Нет сомнения, что Государь Император Александр III пользовался не только огромной популярностью, но и вполне заслуженной любовью, уважением и даже поклонением своих подданных без различия рангов. Все трепетало перед милостивым, но подчас грозным Царем, который умел держать Свое Царственное слово и им не шутил. Молодой Наследник Престола Цесаревич Николай[168] пользовался всеобщей любовью, и всюду говорили о Его простоте, ласковости и чарующем взоре, который невольно проникал прямо в душу человека, на котором случайно или нарочно останавливался.

Наконец, в первых числах сентября наступили долгожданные экзамены и я впервые попал в стены Морского Училища, в котором потом провел 6 лет.

Экзамены оказались далеко не такими страшными, как представлялись раньше, и я, окончив 4 класса классической гимназии, был очень хорошо подготовленным. Из 280 державших экзамены я выдержал десятым, т. е. попадал в число вакансий. Но каков был мой ужас, когда я прочел по окончании экзаменов список принятых, в котором не нашел своей фамилии. Оказалось, что для меня, как сына штатского, мало было выдержать экзамен, так как преимущество отдавалось сыновьям моряков, затем внукам, потом военным, а мы, сыновья штатских, попадали в 4 категорию. Ниже в списке уже принятых я прочел и свою фамилию с отметкой, что может быть принят только своекоштным. Пришлось телеграфировать родителям, упрашивая их согласиться платить ежегодно по 800 рублей, на что вскоре, к моей радости, я получил согласие и был принят в число воспитанников младшего отделения 5-й роты Морского Училища.

Настал желанный день явки в Училище, где нас сейчас же переодели в казенное белье и обмундирование, выдали книжки, отвели место в дортуаре и дали отдельную маленькую конторку, в которой каждый воспитанник имел свое отделение для хранения книг, тетрадей и других учебных пособий.

Величественное здание Морского Училища помещалось на Васильеостровской набережной между 11-й и 13-й линиями.

В главном фасаде помещались: квартира директора и его помощника, аванзал, Николаевская академия, канцелярия Училища, 1-я, 2-я Гардемаринские[169] роты, музей, церковь и несколько квартир офицеров-воспитателей. В здании по 12-й линии, служащим продолжением фасада в глубину, находились: квартиры воспитателей, продолжение музея, знаменитый по своей величине столовый зал и помещение 5-й роты. Помещения 3-й и 4-й рот находились в поперечном здании, параллельном фасаду. Классные помещения были расположены в специальном здании, соединяющем фасад, параллельно линиям с помещением 5-й роты. На 11-ю линию выходили часть 1-й и 2-й рот, квартиры воспитателей, лазарет, баня и электрическая станция. Благодаря продольным и поперечным зданиям получалось несколько самостоятельных дворов, в которых мы, воспитанники, в свободное время играли в игры или занимались строевыми учениями.

Директором корпуса состоял свиты Его Величества контр-адмирал Д. С. Арсеньев[170], бывший воспитателем Великих Князей Сергея[171] и Павла Александровичей[172]. Помощником директора по строевой части был генерал-майор флота Н. М. Большев[173], а по учебной части или инспектором классов генерал-майор Вальронд[174]. Всех трех нельзя не вспомнить с добрым чувством, невзирая на многие недостатки, которыми они отличались. Все же это были вполне честные люди, отдававшие всю свою душу делу воспитания и внесшие много весьма полезных реформ в Училище, из которых одна из самых главных — образцовая чистота, во всех отношениях гигиена и хорошая пища.

Оба отделения 5-й роты находились в одном помещении, состоящим из двойного дортуара, залы дежурного офицера перед цейгаузом, большой умывальни и огромного зала для занятий и препровождения свободного времени.

Традиционно старшее отделение должно было воспитать в кратчайший срок новичков, внушив им сознание важности ношения формы Морского Училища и приобщения, таким образом, к семье моряков, правил товариществ или дружбы, взаимной поддержки и т. п. Эта традиция, нося в себе хорошие начала, зачастую давала повод к возмутительным поступкам юношей старшего отделения по отношению к своим младшим товарищам, переходящим всякие границы допустимого. Как всегда, лучшие из воспитанников имели мало времени уделять надзору за младшими, и это возлагали на себя добровольно худшие элементы, доставляя себе этим своего рода развлечение и занятие. Го д спустя это явление было в корне уничтожено разделением 5-й роты на 5-ю и 6-ю и сведением для совместной жизни 1-й и Гардемаринской рот.

Со мной в Морское Училище поступило около 60 человек, так что с оставшимися на 2-й год в младшем отделении получилось около 65 человек, разделенных для учебных занятий на 3 параллельных класса в среднем по 20 учеников в каждом.

На другой же день начались правильные занятия. День начинался побудкой в 6 1/2 часов утра и до 7 час. давалось время на умывание и одевание. В 7 час. рота ставилась во фронт и пелась утренняя молитва, после чего строем шли в столовый зал пить чай. В столовом зале все были распределены по столам, причем за каждым столом сидел за старшего унтер-офицера воспитанник 1-й или Гардемаринской роты.

В 7 1/2 часов строем возвращались в ротное помещение, откуда переходили в классы, где нужно было быть уже к 8 часам утра.

От 8 до 9 час. 25 мин. продолжался первый урок, а с 10 час. 35 мин. до 11 час. второй урок. В 11 час. шли снова в ротное помещение, где каждому воспитаннику выдавалась копеечная булка. С 11 1/2 до 12 1/2 были занятия: строевые, гимнастика, сборка и разборка винтовки и т. п. В 12 1/2 занятия оканчивались и давалось 1/2 часа на умывание и приведение себя в порядок для следования в столовую на обед, который давался всегда ровно в час дня. Обед продолжался 1/2 часа, после чего воспитанники имели свободное время до 3 часов, когда могли играть, учить уроки или принимать посетителей.

С 3 до 6 час. снова были 2 урока по 1 час. 25 мин. каждый. В 6 часов по окончании классов шли ужинать, после ужина в младших ротах давалось время на подготовку уроков. В 8 часов вечера шли в столовую на вечерний чай, после чего разрешалось ложиться спать. Во всяком случае, в 10 часов вечера все воспитанники должны были быть в кроватях.

По субботам было только два утренних урока, а затем, если не мешала погода, производилось батальонное учение. По возвращении с учения давали обед, а потом увольняли воспитанников до 8 часов вечера воскресенья в отпуск к родным или родственникам, давшим письменное обязательство начальству корпуса следовать и поддерживать требования Училища. Мальчики, не имевшие близких, к которым они могли бы пойти, оставались в стенах Училища. В число таковых попал и я, но с той разницей, что лейтенант В. И. Матвеев раз навсегда пригласил меня к себе и я мог, пользуясь тем, что его квартира находилась на одной же лестнице с входом со двора в помещение нашей роты, но только этажом выше, ходить к нему в гости в любое время дня в субботу и воскресенье.

Командиром нашей роты был капитан 2 ранга Сорычев[175]. Это был тип морского офицера старой школы, воспитанного еще во времена парусного флота, когда главные учебные пособия были: ругательство и линек.

Вместе с тем он был добрым честным человеком и в душе хорошо относился к юношеству. Бывало, накричит, нашумит из-за пустяка, а затем сейчас же улыбнется и гроза прошла. Помощниками его были 4 лейтенанта, которые дежурили посуточно и, что называется, не сводили глаз со своих воспитанников. Среди них во всех отношениях выдающийся был лейтенант С. В. Мешков[176]. Это светлая личность, которой могло гордиться Морское Училище, был редко образованный офицер, исключительно трудолюбивый, энергичный, готовый всегда всем оказать помощь, отдававший все свои силы на воспитание и обучение будущих морских офицеров. Он же преподавал много общих и специальных наук, и нужно только удивляться, как хватало его здоровья на всю эту беспрерывную работу. Летом он брал к себе на дачу нескольких мальчиков, желающих поступить в Морское Училище, и все лето шла подготовка их к экзаменам, причем все жили на полном пансионе и находились под строгим надзором супруги его.

Нужно принять во внимание, что в описываемое время оклады содержания во флоте и морском ведомстве были далеко не соответствующими времени. Так, например, отделенный начальник (иначе воспитатель) получал за свою тяжелую службу 100 рублей в месяц жалованья и казенную квартиру. Этих денег едва хватало на нищенскую жизнь в г. Петербурге, где все было так дорого. Понятно, что все офицеры Училища должны были искать других источников доходов, чтобы содержать свои семьи, и находили их в преподавании и подготовке мальчиков к поступлению в Морское Училище.

Таким образом, день за днем шло время в скучных классных занятиях и внеклассных в помещении роты. Первое время трудно было привыкнуть к 11/2 часовым урокам и к постоянному шуму в ротном помещении, где находились около 250 мальчиков от 12– до 14-летнего возраста. Необходимо было приспособиться к подготовке уроков в такой обстановке. Лично мне было легко, так как оказалось, что по знаниям своим после окончания 4-х классов гимназии я много был впереди моих сверстников и могу смело сказать, что первые два года я почти не открывал книг, хотя и шел первым по классу.

Преподавателями были у нас частью офицеры, частью гражданские учителя, состоящие в штате Морского Училища. Среди них были редкостные экземпляры, пахнувшие такой стариной, что в результате получалось нечто комичное. Таковым был, например, преподаватель алгебры и геометрии Павел Константинович Гейлер[177], праздновавший в первый год моего поступления 44-ю годовщину пребывания в стенах Училища. Это был человек или никогда не знавший своих предметов, или же позабывший их совершенно. У меня в классе он читал геометрию. Урок начинался обыкновенно балаганом и шалостями; заранее готовились бумажные петушки и ставились на пороге дверей в класс; Павел Константинович, подойдя к двери, всегда одинаково невозмутимо останавливался и приказывал дежурному по классу убрать петушков. Это исполнялось, и они переставлялись на подоконник. Затем начинался преувеличенно громкий рапорт дежурного по классу, затем в таком же виде молитва, после чего разрешалось нам сесть. Немедленно кто-либо из очередных шалунов обращался к П.К., называя его нарочно Константином Павловичем. Этого было достаточно, чтобы отнять еще минут 10 от урока, так как совершенно однообразно, сколько бы раз это не повторялось, Гейлер начинал объяснять, что не нужно путать его имя отчество и это легко запомнить, так как был Император Павел, а у него сын Великий Князь Константин.

После этого разъяснения, слышанного нами в сто первый раз, отдавалось приказание вынуть тетради по геометрии и приступить к записыванию новых теорем. После проверки, всеми ли приготовлено все нужное для записывания, Гейлер брал мел, особенно обертывал его специально нарезанной бумагой и начинал чертить на доске чертеж, касающийся новой теоремы, что мы должны были точно копировать. Одновременно шло пояснение и записывание, причем указывалось, когда начинать с новой строчки, где ставить знаки препинания, что подчеркивать и сколько раз и т. д. Таким образом, все внимание учеников было обращено на запись, а совсем не на содержание теоремы. Продиктовав так около часу, Гейлер садился за свой стол и начинал вызывать учеников для ответа. Он требовал точного повторения того, что диктовал предыдущий раз, и чем точнее была передача, тем был полнее балл. Задавать вопрос или углубляться в сущность его запрещалось. Видно было, что сам преподаватель перестал понимать преподаваемый им предмет, запомнив, однако, курс свой наизусть, что и требовал от учеников. С таким преподавателем наш класс шел 3 года, и, к сожалению, можно сказать, что курс геометрии мы не прошли, что и сказалось впоследствии.

В числе таких же курьезных преподавателей был и преподаватель истории Иван Иванович Васильев[178], который знал свой курс немного лучше среднего ученика.

Наравне с этим были и выдающиеся педагоги, как, например, капитан 1 ранга Странолюбский[179], лейтенант Бригер[180], Мешков, Безпятов[181], Шульгин[182] и штатские Филонов и Калмыков.

На Рождественские каникулы нас обыкновенно отпускали в 2 очереди: 1) дальних, которых увольняли числа 18-го декабря, и 2) местных, распускаемых числа 22-го.

Принадлежа к числу первых, все 6 лет пребывания в Училище уже 18-го числа я был в поезде, увозившем меня к родным в Одессу с тем, чтобы вернуться в Училище только 6-го января вечером.

Нужно отдать справедливость, что насколько мы все радовались поездке домой к своим близким, с тем же чувством глубокой любви к своему учебному заведению возвращались мы из отпуска. Было приятно очутиться снова среди своих многочисленных друзей, окунуться в свои особые интересы и т. д. Получалась довольно дружная морская семья, где воспитатели и начальники были одновременно лицами одной корпорации, спаянные в одну большую семью. На Пасху ввиду кратковременности каникул и предстоящих экзаменов ездить домой не приходилось, но в первый же год мне удалось получить приглашение на Пасхальные каникулы от одного из моих товарищей по роте, и я провел праздники очень весело в Кронштадте[183] в семье всеми уважаемого контр-адмирала Федора Алексеевича Геркена[184], бывшего тогда Начальником Штаба Кронштадтского порта. Это была на редкость гостеприимная и хлебосольная семья, где ежедневно садились за стол много случайно зашедших по делам или же просто знакомых и для всех находилось ласковое слово милейшей хозяйки Марии Петровны и гостеприимного Федора Алексеевича.

У них мне пришлось познакомиться с такими столпами русского флота, как адмиралы Серков[185], Шанц[186], Авелан[187], Гирс[188], Кознаков, Андреев, Бутаков[189] и т. п.

В то время все эти лица при встречах между собой почти всегда сводили разговор на больную тему для флота — новое положение о цензе, что для меня тогда было не совсем ясно, но впоследствии я сам лично убедился, как эта мера губительно подействовала на личный состав флота.

Зимой ежедневно Морское Училище ожидало посещения Государя Императора, и волнений по этому поводу не было конца. Как ни хорошо было в Училище, хоть и всюду был образцовый порядок, чистота, строгая дисциплина и т. д., все же начальство наше, начиная от директора Училища, волновалось в ожидании Высочайшего посещения. Очень уж грозен был Царь и трудно было скрыть от Него недочеты, а таковые всегда были. Волнение передавалось и нам — воспитанникам, но нужно отдать справедливость, что мы волновались не от страха, а от счастья видеть вблизи обожаемого Царя, а может быть и Царицу.

В смысле политическом, настроение у всех юношей было одинаковое. Сердца всех горели неподдельной любовью к Своему Монарху и Родине. Среди нас не было иначе мыслящих, а если бы такой сказался бы, то сами товарищи выдали бы его начальству немедленно и безжалостно. Никакая пропаганда не могла бы иметь успеха.

В первый же год моего пребывания в Училище Государь Император с Императрицей Марией Федоровной[190] осчастливили нас посещением, приехав в Училище как раз в большую перемену после обеда, когда не было классных занятий. Обойдя все Училище, Высочайшие Гости спустились и к нам в помещение 4-й роты, где мы, малыши, ожидали Их, стоя во фронте. Величественный и могущественный вид Государя привел нас в трепет и вместе с тем в какое-то блаженное состояние. Их Величества медленно обходили фронт наш, задавая ласковые вопросы отдельным мальчикам и интересуясь всеми мельчайшими подробностями нашей жизни, обучения и воспитания. Прощаясь с нами, Государь приказал отпустить нас на три дня в отпуск.

Старшие роты провожали Их Величеств до выхода из стен Училища и, присутствуя при одевании верхних одежд, упросили Государя дать что-нибудь на память. Тогда Государь дал Свой платок, который тут же был изорван в мелкие клочья и разобран воспитанниками.

Когда открыли выходные двери и Их Величества начали садиться в сани, воспитанники выбежали на улицу с криками «ура», окружили сани и провожали Их Величеств до Николаевского моста, где Государь категорично приказал вернуться домой.

Экзамены для перехода из младшего отделения 5-й роты в старшее оказались пустячными, тем более для меня, первого ученика по классу. В середине мая месяца я уже спокойно сидел в вагоне и ехал на все лето домой, везя в кармане приятный для самолюбия документ — акт о сдаче мной переходных экзаменов с баллами по каждому предмету. Средний балл был почти 12.

Незаметно прошло лето, и должен сознаться, что в середине его я начал уже тосковать по Училищу и товарищам. В начале сентября все мы вновь собрались в своем прежнем помещении, ожидая прибытия на другой день вновь поступивших в младшее отделение, когда неожиданно нам объявили о переводе нашем в другое помещение, так как вышел приказ о разделении 5-й роты на 5-ю и 6-ю, причем наш командир роты капитан 2 ранга Сорычев остался командиром 6-й роты, а нам назначили капитана 2 ранга Клеопина[191].

На другой же день начались классные и практические занятия, и через неделю мы забыли, что мы недавно были в отпуску дома. Человеческая натура так странна, что почти все воспитанники, радовавшиеся возвращению в Училище, вскоре начали считать дни, остающиеся до Рождественских каникул. Прошло Рождество, затем Пасха и переходные экзамены в 3-ю роту и наступил, наконец, давно желанный день отправки нас в первых числах мая на суда Отряда Морского Училища для 3-месячного учебного плавания.

Нашу роту посадили на набережной на колесный пароход Гвардейского Экипажа[192] «Онега», который и доставил нас в Кронштадтскую гавань почти к борту бронированного фрегата «Князь Пожарский»[193], на котором мы должны были проплавать это лето совместно с 3-й ротой, бывшей раньше нашим старшим отделением, почему и находившейся с нами в дружеских отношениях.

Итак, мы впервые на военном корабле. Каждому из нас дали номер по судовому расписанию, указали маленький ящик (рундук) для хранения вещей, разбили роту на 4 отделения, перекликнули различные корабельные расписания, выдали парусиновую койку с матрасом, набитым мелкой пробкой, и мы сразу же почувствовали себя старыми морскими волками.

Фрегатом «Князь Пожарский» командовал капитан 1 ранга Владимир Павлович Мессер[194], бывший впоследствии вице-адмиралом и главным командиром Кронштадтского Порта. Это был выдающийся моряк, суровый и грубый с виду человек, но вместе с тем редкой честности и большой доброты. Встретил он нас краткой речью, что-то вроде того, что учитесь и ведите себя хорошо, а не то заставлю. По старинной школе только плохой моряк не извергал ежеминутно бранных, нецензурных слов, чего придерживался и Владимир Павлович, уснащая свою речь или приказания зачастую такими трехэтажными выражениями, что мы, воспитанники, только удивлялись красоте и мощности русского языка. Старшим офицером или помощником командира был капитан 2 ранга Михаил Андреевич Невинский[195], поляк по происхождению и далеко не соответствовавший по своим морским качествам командиру. Он очень мягко стлал, но приходилось спать жестковато. Офицерский состав состоял из 5 солидных лейтенантов, ревизора, двух штурманских офицеров корпуса флотских штурманов, одного капитана морской артиллерии, двух механиков, нескольких мичманов[196] и двух офицеров Морского Училища, из которых один был отрядным, т. е. заведовал воспитанниками на всех судах, а другой нами.

На фрегате «Князь Пожарский» держал свой флаг и адмирал, командовавший отрядом судов Морского Училища. Штаб его состоял из 2-х флаг-офицеров.

В отряде судов Морского Училища входили: фрегат «Князь Пожарский», корветы «Генерал Скобелев», «Баян» и «Богатырь». Последние оба были исключительно парусные.

С первого же дня нашего размещения на судне начались работы по вооружению судна, т. е. по оснастке мачт, вытягиванию такелажа, привязыванию парусов, сборке машин и других механизмов, сборке артиллерии, окраске гребных судов и вообще всех судовых помещений, так как в описываемое мною время все суда плавали всего несколько месяцев в году, а остальное время стояли в гавани на швартовых[197] совершенно разоруженными, сдав все имущество в специальные судовые магазины, команда же находилась в береговом экипаже.

Таким образом, каждую весну приходилось затрачивать массу энергии и денег на вооружение судов, чтобы через 3 или 4 месяца снова все разоружать и завозить в магазины.

Только злой гений русского флота мог придумать этот ужас и бросание денег зря. А какой толк был от четырехмесячных плаваний? Не успевала команда, состоявшая отчасти из новобранцев, хоть немного привыкнуть к морю, парусам и т. п., как приходилось все забывать и переходить на 8 месяцев в казармы.

Согласно расписанию и выраженному мною желанию я попал топовым на крюйсель-рей, почему с первого же дня мне пришлось принимать горячее непосредственное участие в оснастке корабля. В те времена это была особая школа, священнодействие, так как суда ходили почти всегда под парусами, пользуясь машинами в исключительных случаях.

Тут же в гавани вооружались Практическая эскадра, Артиллерийский и Минный отряды, т. е. все силы Балтийского флота[198]. Практическая эскадра состояла из одного броненосца[199] «Петр Великий» (в Петербурге около заводов достраивались два новых броненосца «Император Александр II» и «Император Николай I»), 4-х башенных фрегатов «Адмирал Грейг», «Адмирал Лазарев», «Адмирал Спиридов» и «Адмирал Чичагов»; 2-х броненосных фрегатов «Генерал-Адмирал» и «Герцог Эдинбургский» и 2-х или 3-х клиперов[200] вроде «Разбойник», «Наездник», «Пластун» и т. п.

Артиллерийский отряд состоял из фрегатов: «Не тронь меня», «Первенец» и канонерских лодок[201] «Смерч» и «Русалка».

Минный отряд — из учебных судов: «Африка» и «Европа», бывших пароходов, переделанных специально под минную школу.

Были еще небольшие отряды, как: Водолазный, Технического Училища, миноносок[202] и т. п.

Приходилось с 6 часов утра и до 6 часов вечера проводить на воздухе и почти все время на мачте, накладывая такелажи, проводя снасти, привязывая паруса и т. п. Работа была очень интересная и увлекательная. Руки целый день были вымазаны в смоле или краске, так как весь такелаж «тировался» жидкой смолой, а все дерево и железо красилось для предохранения от ржавчины и гниения.

Кроме работы, мы воспитанники стояли вахты наравне с командой. Вахты распределялись следующим образом: с 12 дня до 6 1/2 часов вечера, с 6 1/2 вечера до 12 час. ночи, с 12 ночи до 4 час. утра, с 4 час. утра до 8 утра и с 8 утра до 12 час. дня. Таким образом, если 1 отделение вступало сегодня на вахту с 12 час. дня до 6 1/2 час. вечера, то на другой день оно стояло с 8 час. утра до 12 час. дня. И так шло беспрерывно во все время плавания. Обязанности на вахте были разные: человека 2 находились при вахтенном начальнике-офицере, 2 сигнальщиками, 4 рулевыми, 8 дневальными и рассыльными, 7 гребцами на шестерку[203], 3 прислугой парового катера, а остальные вахтенными на баке[204], шканцах[205], юте[206] и у снастей.

Кроме того, ежедневно выставлялся смешанный караул от команды и воспитанников на сутки для охраны денежного ящика, крюйт-камер, гюйса и флага и трапов.

Вооружение наших судов продолжалось дней 10, после чего весь отряд вытянулся на портовых буксирах на Большой рейд, откуда на другой день снялся под парусами для следования в первый по расписанию рейд Биоркэ-Зунд[207].

Как нарочно ночью начался довольно свежий противный ветер, усилившийся вскоре до 6–7 баллов, что заставило наши суда лавировать между узкими берегами Финского залива[208], почти не подвигаясь вперед. На другой день утром ввиду не изменившейся погоды адмирал приказал развести пары «Кн. Пожарскому» и «Генералу Скобелеву» и взять на буксир «Баяна» и «Богатыря». Впервые пришлось видеть, как корабль подает буксир другому на довольно большой волне. Маневр этот лихим командиром был выполнен довольно быстро, и мы, таким образом, вскоре оказались на якоре в проливе Биоркэ-Зунд против деревни Коивисто[209].

Начались рейдовые учения. Команда и воспитанники будились в 5 1/2 часов утра, вязали свои койки и по команде вахтенного начальника выносили их наверх и укладывали в специальных коечных сетках; после этого пелась молитва и давался завтрак. У нас завтрак состоял из чая с хлебом, а команде давалась жидкая гречневая кашица, куда они всыпали толченые сухари.

После завтрака начиналась уборка корабля по особому расписанию, которая и продолжалась до 7 3/4 часов.

В 7 часов 55 минут команда и воспитанники ставились во фронт, вызывался также караул и офицеры для отдания чести при подъеме флага. Если же накануне были спущены брам-реи и стеньги[210], то в то же время вызывались «все наверх брам-реи и стеньги поднять».

Минуты за 3 до 8 выходил командир и принимал рапорт от старшего офицера и специалистов, после чего уже выходил адмирал, которому рапортовал командир. Оба начальника при выходе здоровались с офицерами, воспитанниками и командами.

За одну минуту до 8 часов, одновременно с командой на «флаг и гюйс», посылались люди на мачты и начинался подъем брам-стенег и брам-рей, что полагалось делать не более одной минуты, так как подавалась команда: «Ворочай, флаг и гюйс поднять». Вся задача состояла в том, чтобы немедленно же после подъема рангоут судно имело вид такой, будто рангоут не был спущен.

Незаметно прошло лето первого плавания, полное интереса для нас новичков, и морская служба еще сильнее захватила большинство из нас, как всякий спорт. А тогда служба во флоте была сплошным спортом, так как плавали почти всегда под парусами, разводя пары только в исключительных случаях. И в море и на якоре беспрерывно шли парусные учения, захватывающие весь судовой состав стремлением обогнать в скорости исполнения маневра другие корабли отряда. Придумывались всевозможные ухищрения и приспособления, изобретались новые способы, все только для этого соревнования. Часто люди жертвовали или рисковали своей жизнью, только чтобы не осрамить свой корабль перед соперником. Все это невольно сплачивало состав команд корабля, и между офицерами, унтер-офицерами и рядовыми матросами общность интересов порождала крепкую спайку.

Наравне с этим во флоте царила еще жестокость в обращении с подчиненными, процветали линьки и рукоприкладство, и шла беспрерывная, виртуозная ругань.

В первом же плавании мы узнали, что флот делится на две части: корабли заграничного плавания и внутреннего. На первых все было блестяще, начиная с организации службы и кончая формой одежды и пищей команды и офицеров. На вторых же, наоборот, и служба шла скверно, и пища была ниже средней.

Корнем зла было знаменитое положение о морском цензе для офицеров, благодаря которому офицеры не плавали, а цензовали. Большинством судов внутреннего плавания командовали штаб-офицеры, имевшие мало шансов на движение вперед, почему они старались отбыть лишь положенный ценз для выслуги возможно большей пенсии. Командиры заграничных кораблей принуждены были поневоле проплавать по 2, 3 года подряд, но за то у них была полная надежда на движение вперед.

Стоило собраться двум, трем морским офицерам, как невольно разговор переходил на больную тему о цензе. И мы юноши с первых же наших шагов во флоте вне Училища наталкивались на уродливые условия ценза и начинали понимать то зло, которое он приносил флоту.

После плавания был трехнедельный отпуск к родным, а затем снова зимние занятия и жизнь в Училище с ежедневными ожиданиями Высочайшего посещения.

Незаметно, тихо, без волнений или каких-либо событий прошли 6 лет моего пребывания в Училище, переименованном вскоре в Морской Кадетский Корпус[211].

Это звучит почти как Пажеский Корпус[212], говорил неоднократно наш директор вице-адмирал Арсеньев, добивавшийся цели сделать Морской Корпус самым модным учебным заведением. И нужно отдать ему справедливость, что в этом отношении он преуспел, так как раньше Морской Корпус питался, главным образом, детьми моряков, а в его время начали поступать со всей России сыновья зажиточных семейств и даже высшей знати.

В мое время воспитывались в Корпусе два Великих Князя Алексей Михайлович[213] и Кирилл Владимирович[214] и сыновья русской знати, как генерал-адъютанта[215] графа Воронцова-Дашкова или князя Барятинского.

Наступили дни выпускных экзаменов перед комиссией от флота под председательством одного из старейших адмиралов, когда шел не только экзамен выпускным, но и всему Корпусу, а затем последнее так называемое гардемаринское плавание, продолжавшиеся не 3, а 4 месяца, причем четвертый месяц полагалось проводить почти в беспрерывном крейсировании под парусами.

Плавание это мы проделали на корвете «Генерал Скобелев» под командою выдающегося командира капитана 1 ранга барона Штакельберга[216], благодаря опыту которого мы благополучно вышли из редкого по силе шторма, расшатавшего настолько сильно старый полу деревянный корвет, что это плавание для него оказалось последним. Такой силы шторма я не видал больше за всю мою многолетнюю службу во флоте.

Настал, наконец, и радостный день производства в офицеры[217], когда нам прочли и роздали Высочайший об этом приказ.

После торжественного акта нас уволили в двухмесячный отпуск, из которого мы должны были вернуться в свои экипажи.

В это время во флоте была проведена оригинальная реформа, принесшая только отрицательные результаты. Ввиду утверждения усиленной программы судостроения, имевшиеся раньше экипажи были развернуты в 20 экипажей по 10 в дивизии в одном только Балтийском флоте. По мысли реформаторов в каждый экипаж должны быть зачислены все имеющиеся уже на лицо корабли и зачисляться по мере закладки вновь строящиеся.

Экипажи должны были формировать команды судов, которые и жили в экипажах до переборки на суда.

Практически получалось следующее: все новые суда уходили на Дальний Восток, где усиливалась Тихоокеанская эскадра, и плавали там по много лет беспрерывно, получая пополнения из новобранцев, обучающихся непосредственно в Сибирском экипаже. Экипажи Балтийского моря в буквальном смысле слова пустовали и занимались обслуживанием самих себя за исключением 2 и 3, где были суда, плавающие в ближайших или внутренних морях. Образовался колоссальный недохват офицеров, так как все посылалось на Восток. Экипажи обслуживались чиновниками или офицерами, списанными с судов с протестом.

В один из таких экипажей по номеру второй вышел и я по вдохновению, имея право выбора по желанию, но не зная, какому из экипажей отдать предпочтение.

Находясь в отпуску у своих родных в г. Одессе, я узнал о безвременной кончине Государя Императора и о вступлении на Престол Императора Николая II; перед кончиной Августейшего Отца Он был обвенчан с принцессой Алисой Гессенской, названной при Св. Крещении Александрой Федоровной[218]. Присутствуя на панихидах в Одесском соборе, я видел, как все граждане без различия чинов или положения искренно плакали, убитые тяжелым сознанием невозвратимой потери мощного и непоколебимого Царя, к словам которого прислушивались все державы. Одновременно все радовались вступлению на престол молодого, милостивого и ласкового Государя Императора Николая II.

Таким образом, служба моя офицером фактически началась уже в царствование Императора Николая II.

II

2-й Балтийский Флотский Экипаж, куда я явился из отпуска, помещался в 1-м флигеле Морских казарм совместно с 9 экипажем. Командовал экипажем капитан 1 ранга Павел Степанович Остелецкий[219], впоследствии капитан над Кронштадтским портом. В экипаже числились два строящихся корабля и несколько мелких судов старых типов исключительно внутреннего плавания или лишенных права плавания, но оставленных в списках для выдачи столовых денег командирам.

Немедленно по явке я получил в командование 6-ю роту, которая несла хозяйственные обязанности и состояла вся из мастеровых, писарей, портных и т. п. Одновременно мне поручили помогать лейтенанту Ергольскому обучать новобранцев. Всего в экипаже команды было человек 400 при 5, 6 офицерах.

Вступив в командование ротой прямо со школьной скамьи, я чувствовал себя первое время отвратительно, так как Морской корпус не мог дать практики и опыта сразу быть начальником. Поневоле пришлось прислушиваться к указаниям старого опытного сверхсрочного фельдфебеля и многому учиться от него на практике. Люди моей роты целые дни проводили на работах, а я при новобранцах, где мною руководил опытный и выдающийся во всех отношениях мой начальник.

Раза два в неделю производились батальонные учения, так называемые десантные, для чего из всех 10 экипажей 1-ой дивизии составлялся 1 батальон[220] четырехротного состава.

Когда Генерал-Адмирал Великий Князь Алексей Александрович пожелал сделать строевой смотр экипажам, то батальоны представились ему отвратительно. Чтобы исправить в следующем году этот недочет, начальство решило составить один батальон из всей дивизии и специально его обучать под руководством назначенных штаб-офицеров от Каспийского пехотного полка, нисколько не стесняясь фактом обмана Великого Князя.

Таким образом, ежедневно я начинал службу с 8 часов утра и оставался в экипаже до 6 часов вечера, пользуясь обеденным перерывом с 12 до 2 часов, чтобы пообедать в Морском собрании.

С 6 часов я посещал знакомых и товарищей или проводил время в Морском собрании, где имелись: читальня, библиотека и бильярды.

В феврале вышел приказ о моем назначении в плавание на предстоящее лето вахтенным офицером на броненосец «Император Александр II»[221], входивший в состав Практической эскадры Балтийского моря. В конце марта месяца закончилось обучение новобранцев и началось вооружение судов к предстоящему плаванию, почему мне пришлось прекратить посещение своего экипажа, а к 6 часам утра быть в гавани около броненосца.

Как и все суда, броненосец «Император Александр II» простоял всю зиму под охраной вахтенных матросов, назначаемых посуточно из команды броненосца, совершенно пустой с разобранными машинами и механизмами, разобщенными трубами, без мебели и всего инвентаря, завезенного на всю зиму в специальный склад. Теперь предстояло все собрать и опробовать, продернуть и основать все снасти, поставить на место мелкую артиллерию, крупную очистить от зимней смазки и т. д. Словом, работа нешуточная, кропотливая и ответственная, а кроме того весьма дорогостоящая, так как очевидно, что при такой полной разборке ежегодно и новой сборке многое невольно портилось и легче изнашивалось. Весь апрель месяц и начало мая было посвящено этой работе, а также окраске броненосца, после чего он вышел на рейд, где и стал на якорь.

За время вооружения мне пришлось познакомиться с составом г.г. офицеров и матросов броненосца, который состоял флагманским кораблем в Практической эскадре и плавал ежегодно. Выяснилось, что кроме специалистов все остальные офицеры были случайные, назначенные только на плавание этого года. Команда состояла из небольшого кадра, уже плававшего раньше на корабле, а остальные были все люди, назначенные с других судов и даже других экипажей. Кроме того было до 30 % новобранцев.

По выходе на рейд сразу выяснилось, что броненосец не только небоеспособен, но даже плавать может с трудом, так как опытной команды почти не было и вся ответственность ложилась исключительно на офицеров и унтер-офицеров. Дисциплина отсутствовала, организации внутренней службы не было никакой, так что судовой караул был просто фикция и часовые не знали и не исполняли своих обязанностей, зачастую садясь на что попало и кладя винтовку где-либо сбоку. Грести не умел никто. С большим трудом набрали гребцов на командирский шестивесельный вельбот[222].

Немедленно по выходе на рейд начались беспрерывные учения, начиная от обучения гребле.

В это время получен был приказ о назначении броненосца в особый отряд под командой контрадмирал Скрыдлова[223] для участия в празднествах по случаю открытия Кильского канала[224]. В отряд вошли еще: крейсер «Рюрик» и канонерская лодка «Грозящий».

На другой же день из Петербурга прибыл адмирал Скрыдлов и, сделав смотр судам отряда, остался очень недоволен состоянием их. Часы занятий и число их утроились, а тут пришлось вновь подкрашиваться для заграничного да еще такого показного плавания. Было известно, что на Кильские торжества должны прибыть военные суда всех государств и, конечно, как это принято всегда, все пошлют свои самые новейшие корабли.

Подготовившись, насколько позволяло время, мы тронулись в путь и, подходя к г. Килю[225], встретили в море французский отряд, шедший с той же целью и состоявший из подходящих к нам по типу трех судов.

Оба отряда вошли одновременно на Кильский рейд и стали на бочки[226] согласно диспозиции недалеко друг от друга и вблизи бочки Императорской яхты «Гогенцоллерн».

4 дня продолжались торжества, а мы 4 дня праздновали встречу с французским флотом и делали это демонстративно перед всеми судами других иностранных держав. Директива эта дана была свыше, и нам оставалось только быть ее исполнителями.

В это время Германия не имела флота. О нем только мечтал Германский Император и подготовлял все для создания могучего флота, который мог бы соперничать с английским.

Вернувшись с Кильских торжеств, броненосец наш был снова зачислен в Практическую эскадру и удостоился счастья Высочайшего Смотра[227] — первого смотра флоту молодого Императора Николая II и Императрицы Александры Федоровны, которую почти никто еще не знал.

За несколько дней до смотра началось нервничание и волнение начальствующих лиц на броненосце, не знающих, как Государь Император будет делать смотр. Все хорошо знали, что Государь любит морское дело и знает его хорошо. Невольно мучил вопрос, а что если Государь пожелает сделать настоящий смотр со всеми учениями и вдруг броненосец осрамится, так как короткое плавание не дало возможности подучить личный состав и привести броненосец в надлежащий вид.

В назначенный час с моря со стороны Петергофа[228] показалась Императорская яхта «Александрия»[229] под брейд-вымпелом[230] Государя Императора. Немного впереди нее шли два Императорских парадных паровых катера «Петергоф» и «Бунчук». Яхту «Александрию» сопровождали яхта «Марево» и два охранных катера.

Весь этот маленький отряд прошел на Большой Кронштадтский рейд, где яхта «Александрия» стала на якоре вблизи броненосца. Немедленно к трапам яхты подошли катера с начальствующими лицами, а затем оба Императорские катера. Приняв Высочайших посетителей и их свиту, катера отвалили от яхты и направились к броненосцу, на котором офицеры и команда были выстроены во фронт для встречи согласно устава.

На палубе броненосца, когда по приказанию командира оркестр перестал играть, было слышно, как Царский катер плавно подошел к трапу и дал ход назад, чтобы остановиться. Затем послышались шаги многих лиц по наружному трапу и на палубу вошли Государь Император и Императрица. Отрапортовал адмирал и подошел с рапортом командир броненосца капитан 1 ранга Никонов[231] — гроза своих подчиненных. И вдруг мы видим, что командир, держа дрожащую руку у треуголки, силится выговорить слова несложного рапорта, но дальше слов «Ваше Императорское Величество», повторяемых им несколько раз, у него ничего не выходит.

Государь, ласкового улыбнувшись, протянул ему руку и представил Государыне адмирала и командира.

Начался обход Государя по фронту офицеров, когда командиру надлежит называть фамилию, чин и должность на корабле каждого представляющегося. И тут волнение не дало командиру возможности выполнить свою обязанность, хотя он отлично знал, конечно, каждого офицера и его должность на корабле. Пришлось каждому из нас представляться Государю непосредственно, чтобы выручить бедного, смущенного командира, идущего сзади Государя со слезами умиления и восторга на глазах.

Обойдя офицеров, Государь повернулся к фронту караула и команды и, поздоровавшись, пошел по фронту, смотря своим поразительным взором каждому прямо в глаза и проникая как бы в душу каждого. После этого начался детальный осмотр корабля до машин и кочегарок включительно.

Императрица в обществе нескольких лиц свиты оставалась все время на верхней палубе и таким образом дала возможность всем нам любоваться Ее Царственной красотой.

Поднявшись после осмотра на верхнюю палубу, Государь пожелал посмотреть артиллерийское учение, что и было немедленно исполнено. Этим был закончен смотр. Поговорив немного с адмиралом и командиром, к тому времени совершенно успокоившимся, Их Величества, поблагодарив за службу, простились с нами и спустились на катер.

Как только катер отвалил от борта и отплыл на небольшое расстояние, броненосец начал салют[232], а офицеры и команда, стоя по бортам, провожали Их Величеств бесконечными и громогласным «ура».

Та к прошел первый морской смотр молодого Императора, возбуждавшего к себе всеобщую любовь и восторг. Много и долго спустя жили мы воспоминаниями о ласковости Государя и Императрицы и пережевали чувство восторга, который испытывали мы в Их присутствии.

После смотра броненосец присоединился к Практической эскадре в Гельсингфорсе[233] и к нам переехал начальник эскадры вице-адмирал Геркен.

Тихое, спокойное плавание продолжалось до середины сентября месяца, когда вся эскадра вернулась в Кронштадт, вошла в гавань и приступила вновь к разоружению.

К радости моей я был переведен на броненосец «Наварин»[234], предназначенный к уходу в заграничное плавание после окончания всех заводских испытаний.

На броненосце «Наварин» шли спешные сборы к заграничному плаванию. Броненосец этот строился уже 8-й год и все еще не был окончательно достроен. Закончены были лишь машины и котлы, и по этой части оставалось только произвести все положенные испытания. Поэтому мы несколько раз выходили в море и развивали полный ход, промеряя скорость по мерной миле. Одновременно шла достройка броненосца по всем частям.

Главная задержка была в неготовности башен, которые почему-то не давались заводу.

Наступали заморозки, и опасаясь, что броненосец замерзнет в льдах Кронштадта, было приказано идти в Ревель[235], где и зимовать. В Ревеле производились испытания башен и первые стрельбы, причем опытным путем были выяснены недочеты в башенных установках, исправить которые, видя бессилие завода, взялся помощник старшего механика Винтер.

В середине декабря, когда и Ревельский рейд начал замерзать, броненосец втянулся в гавань и, отправив часть офицеров и команд в Кронштадт в экипаж, только с необходимыми специалистами остался зимовать, не только ничего не разбирая, а наоборот, продолжая заканчивать сборку и вооружение по всем частям. Это был первый опыт зимовки судов с личным составом и в полном вооружении и опыт, удавшийся блестяще.

Вернувшись в конце марта месяца на броненосец, мы застали его в полной готовности к заграничному плаванию. Оставалось получить личный состав, состоявший почти целиком из не плававших матросов, и принять все необходимые запасы для предстоящего плавания, для чего броненосец вернулся в первых числах мая в Кронштадт.

В это время решено было послать в Средиземное море постоянный отряд судов, почему в отряд этот был зачислен в первую голову «Наварин», затем броненосец «Император Александр II», на котором я плавал первое лето, один минный крейсер[236] и два миноносца[237]. Начальником отряда был назначен контр-адмирал Андреев[238].

В первых числах августа отряд тронулся в путь с заходом в Портланд, Кадикс, Алжир и Пирей[239], где и предназначалась главная стоянка. Та м к отряду присоединились две канонерские лодки, находящиеся стационерами в греческих водах.

Перед уходом отряда, после целого ряда смотров всевозможных начальствующих лиц, состоялся и Высочайший прощальный смотр[240], причем главное внимание Государя было обращено на новый для России броненосец «Наварин», построенный по английскому типу. Произведен был детальный осмотр корабля, во время которого произошел следующий инцидент: подошли к носовой башне в батарейной палубе, где имелся единственный весьма узкий и низкий вход в башню, проделанный в броне. Командир корабля капитан 1 ранга Безобразов[241], крупный и грузный человек, с большим трудом пролезавший в такое маленькое отверстие, видя желание Государя войти в башню, замялся и доложил Его Величеству, что навряд ли возможно войти внутрь из-за неудобства входа. На это Государь Император ласково и спокойно ответил: «Идите, командир, вперед, а я за вами всюду пройду». Сконфуженный командир немедленно юркнул в узкое отверстие, а за ним легко и свободно вошел стройный и молодой Государь и пробыл в башне очень долго, интересуясь в подробностях действием всех приборов и управлением башней, на счастье и радость башенной прислуге, не ожидавшей видеть у себя Такого Высокого Гостя.

Императрица, видимо, чувствовала себя нехорошо и провела все время на верхней палубе, спустившись только на короткое время в каюту командира.

После осмотра, ласково пожелав счастливого плавания, Их Величества в сопровождении свиты отбыли установленным порядком на другие суда отряда, где даже на миноносцах Государь делал детальный смотр, спускаясь через горловины. Трудно описать те блаженные минуты, которые мы пережили все, осчастливленные ласковым обращением к нам Государя и Его вниманием к каждой мелочи нашей повседневной жизни и службы Ему и Родине.

Благодаря летнему времени переход наш был совершен при благоприятных условиях и нас не качало даже в таких местах, как Бискайская бухта или около мыса Матапана, где, по преданию, считалось необходимым встретить свежую погоду. В Греции встретили нас весьма ласково, как долгожданных гостей, что неудивительно, так как в то время царствовал король Георг[242], женатый на Великой Княгине Ольге Константиновне[243], дочери покойного Генерал-Адмирала и Главного Начальника флота и морского ведомства Великого Князя Константина Николаевича[244], которому так много был обязан флот.

Любовь отца к флоту и его чинам передалась и Августейшей Дочери, и Королева Ольга Константиновна встречала русские суда, как свои родные.

После официальных визитов и представлений, а также посещений отряда Королем и Королевой, начался ряд частных приемов, во время которых Королева Ольга Константиновна очаровывала нас своей простотой и ласковостью. Совершенно так же Она относилась и к нижним чинам, которые имели к Ней доступ через Ее камер-фрау и постоянно беспокоили Ее всевозможными просьбами. Это вызывало иногда даже некоторого рода конфликты между бесконечно доброй Королевой и начальствующими лицами, так как матросы зачастую злоупотребляли доступностью Ее и иногда позволяли себе обращаться с жалобами, например, на строгость наказаний или требований. По своей доброте Королева обыкновенно не разбиралась, где правда, и обращалась с просьбой о смягчении к начальству, которое не всегда было довольно такими ходатайствами. Особую заботливость проявляла Королева к больным, которые размещались в специальном госпитале и пользовались редким уходом.

Через несколько дней после нашего прихода в Грецию неожиданно было получено приказание от Главного Морского Штаба[245] списать с отряда 4-х офицеров и отправить их на Тихоокеанскую эскадру. Результатом этого по жребию попал и я в число посылаемых. Трудно передать, как тяжело было покидать свой корабль, на котором я уже состоял второй год, где я всех знал и меня все знали. Но пришлось покориться судьбе и на прощальном обеде, данном мне и другому компаньону по путешествию, я сквозь слезы сказал пророческие слова: «Вот увидите, когда я буду возвращаться в Россию, вы только тронетесь на Восток». Сказано это было как самоутешение, но я случайно оказался правым.

Королева приняла в нас четверых горячее участие и пригласила нас гостить до прихода Русского О-ва Пароходства и Торговли, идущего в Александрию, к Себе в имение «Татой», где обыкновенно Королевская Семья проводила лето и осень.

В «Татое» мы имели счастье познакомиться с принцессой Марией Георгиевной[246] и представиться Ее жениху Великому Князю Георгию Михайловичу[247], гостившему в то время в Греции.

Четыре дня, проведенные в «Татое», останутся навсегда у меня в памяти, так как благодаря простоте и ласковости Августейшей Хозяйки, полному невмешательству Короля и дружескому к нам отношению редко симпатичного Великого Князя и Его невесты мы вскоре почувствовали себя как бы в России в богатом помещичьем доме. Этикет соблюдался лишь за объединенным столом и то мало стеснительный, остальное же время мы проводили в обществе Королевы и Ее семьи, не чувствуя никакого стеснения. В один из вечеров Королева потребовала записать что-нибудь в Ее альбом и нам, скромным офицерам флота, пришлось внести свои записи в альбом, где я лично прочел собственноручную запись Императора Александра III с Его характерным росчерком следующего содержания: «Очень часто вспоминаю Тебя, дорогая Ольга, в особенности последнее время. Александр». Запись эта была внесена незадолго до кончины Государя.

Как-то сидя в саду после завтрака, Великий Князь обратил внимание на прекрасную обувь у одного из нас. Все невольно опустили глаза на счастливого обладателя и заметили, как принцесса быстро спрятала свои ножки под стул и переконфузилась. Великий Князь поддержал нашу просьбу объяснить в чем дело, после чего Принцесса тихонько высунула снова свои ножки и показала нам свои старые, престарые, совершенно сношенные туфельки, что и возбудило всеобщий смех.

Пришел очередной пароход, и нам пришлось покинуть Королевский гостеприимный дом.

Почти 2 месяца тянулось наше путешествие до встречи с Тихоокеанской эскадрой в Нагасаки. Не обошлось без тяжелой аварии, стоившей жизни 23 человекам, так как на переходе от Сингапура до Сайгона на нашем старом французском пароходе взорвало сухопарник и обварило людей, а нас оставило без паров и машин на целые сутки. Слава Богу, что была тихая погода и шторм разразился двое суток спустя, когда мы стояли уже в Сайгоне, до которого мы дошли с большим трудом по приведении части уцелевших котлов и машины в порядок. Радио-телеграфа не было, и дать знать о несчастии не было никакой возможности. Разразись шторм дня на два ранее, были бы мы все на дне океана, так как пароход неминуемо выкинуло бы на берег.

В Сайгоне пришлось пересесть на небольшой пароход, совершавший рейсы вдоль берега ИндоКитая, и идти на нем до Шанхая, где мы пересели снова на океанский пароход уже английского общества, идущий в Японию. Благодаря этим переменам пароходов, мы остались совершенно без денег, но зато узнали на практике, как высоко стояло на Дальнем Востоке русское имя, так как, кто бы не узнал о нашем стесненном материальном положении, все предлагали взаймы любую сумму денег без расписок, доверяя слову офицера.

III

Еще будучи в России, приходилось слышать много рассказов в морской среде о нашей Тихоокеанской эскадре, о блестящем состоянии судов ее, о редком порядке службы на ней и т. д. Поэтому понятно, что мы прибыли на флагманский корабль эскадры крейсер «Рюрик», чтобы представиться вице-адмиралу Алексееву[248], не без некоторого трепета. После представления флаг-капитану и чинам штаба нас в столовую адмирала и к нам вышел грозный начальник эскадры. Поздоровавшись с нами довольно сухо, адмирал поразил нас оригинальным вопросом: «Зачем Вы приехали?» На это старший из нас доложил, что мы командированы из отряда Средиземного моря на пополнение некомплекта офицеров на судах эскадры. «У меня нет вакансий, и я ни о какой присылке не просил», — заявил нам адмирал, точно нас могло это каким бы то ни было образом касаться. Такая встреча нас крайне удивила. Несмотря на такое категорическое заявление адмирала, все же штаб его немедленно расписал нас на различные корабли, причем я попал на крейсер 1 ранга «Адмирал Нахимов», считавшийся в то время одним из лучших кораблей флота. Каково же было мое удивление, когда, явившись на крейсер, я узнал, что мало того, что есть еще свободные вакансии для офицеров, но многие из них плавают по 5, 6 лет и жаждут вернуться в Россию, но их не отпускают. Это была своеобразная система адмирала Алексеева считать, что офицеры могут плавать на эскадре бессменно, а корабли без ремонта, почему после замены его контрадмиралом Дубасовым[249] последнему пришлось поставить чуть ли не всю эскадру в глубочайший ремонт и списать большое количество офицеров, переутомившихся от беспрерывного плавания.

То же самое было и с организацией службы и внутреннего порядка на отдельных судах эскадры. Все было показное, и наружный вид эскадры был довольно грозный и красивый. На кораблях же царил большой беспорядок, дисциплины не было, командиры были часто неподготовленные к должности, а помощники начальника, младшие флагманы, не имели права голоса. Адмирал делал все сам, не доверяя никому.

В частности, крейсер «Адмирал Нахимов»[250], в состав которого вошел я, имел командиром капитана 1 ранга Небогатова[251], занятого исключительно хозяйственными соображениями, а старшим офицером капитана 2 ранга Добротворского[252], не признающего уставов и законных положений и руководствующегося лишь своими желаниями. Старший механик плавал 7 лет и занимался больше заведованием столом в кают-компании. Большинство старших офицеров плавали тоже около 7 лет и все были переутомлены и мечтали только об отбытии домой на родину. Котлы и машины, а также все вспомогательные механизмы крейсера требовали капитального ремонта, о котором не хотел слышать начальник эскадры.

Служба на корабле поставлена была ужасно, и во всем царил полный хаос и самоуправство. Каждый вахтенный начальник делал, что ему вздумается, так как общее руководство отсутствовало.

В таком же приблизительно положении были почти все суда эскадры.

К счастью, через несколько месяцев закончилось командование эскадрой адмиралом Алексеевым, и он отбыл в Россию, сдав свою должность грознейшему из адмиралов в то время в русском флоте контр-адмиралу Дубасову, герою еще Турецкой кампании.

Первой мерой нового начальника было производство ремонта на судах, а второй — замена уставшего личного состава свежим из России. Около 6 месяцев эскадра была небоеспособна, но, к счастью, это совпало с нашей стоянкой во Владивостоке. Осенью эскадра перешла в Японские воды уже в полном порядке, подчищенная и подтянутая, так как новый начальник эскадры иначе понимал дисциплину и порядок, чем его предшественник.

Нужно отдать справедливость, что адмирал Дубасов был во всех отношениях полной противоположностью адмиралу Алексееву, не допуская обмана даже ради шутки, изучая сам все до мелочей, требуя от своих подчиненных работы и несения ответственности за вверенные им части, не скрывая правды от высшего начальства.

В это время эскадра Тихого океана проводила лето во Владивостоке, а остальную часть года в японских водах, имея стационеров в корейских бухтах. Небольшие суда посылались на север для охраны котиковых промыслов и обхода наших портов.

Владивосток представлял из себя большое село, в котором лучшими домами были: дом командира порта, губернатора, морское собрание и магазины «Купера и Альберса» (правильно «Кунста и Альберса». — В. Х.). Коммерческий порт и док только начали строиться. Железная дорога не была соединена, и по ней проехать можно было всего несколько станций. Порт и мастерские его работали слабо, и ремонт судов велся своими судовыми командами. Центром жизни были эскадра и морское собрание, в котором во время стоянки судов давались еженедельные балы. Общество было очень небольшое, главным образом семьи служащих, офицеров, инженеров. Частных лиц и фирм почти не было. Единственным развлечением для офицеров эскадры было морское собрание и небольшие охоты в окрестностях города и на ближайших островах.

Второй стоянкой эскадры был японский порт Нагасаки, где японцы принимали нас исключительно радушно. За неимением дока во Владивостоке, судам приходилось пользоваться японскими доками и мастерскими, почему японцы отлично были в курсе состояния нашей эскадры. Кроме того, на суда свободно допускались в часы отдыха японские торговцы разной мелочью, портные, сапожники и т. д., среди которых, очевидно, было много специальных агентов.

Сам город Нагасаки был просто небольшой деревней, очень красиво расположенной на склоне гор среди садов. Напротив города на другом берегу бухты находилась деревня Инос, где, главным образом, и проводили свободное время офицеры и матросы эскадры. Здесь две японки открыли два небольших ресторана в русском стиле, где офицеры чувствовали себя как дома, играли на бильярде или в карты, могли вкусно пообедать и, кроме того, познакомиться с молодыми японками, на которых женились гражданским браком. Последние совершались часто и сплошь да рядом были очень счастливыми и продолжительными.

Вообще, в это время у нас были самые лучшие отношения с японцами и мы все пользовались у них большим уважением и полным доверием. Камнем преткновения служила Корея, в которой Россия добивалась иметь преобладающее влияние, вытесняя японское. Поэтому суда нашей эскадры стояли стационерами в корейских портах и эскадра часто заходила в различные порты, изучая входы и выходы и вместе с тем поддерживая связь с корейским Королем, которому начальствующие лица делали визиты, для чего ездили в город Сеул. В то время Корея была страна исключительно бедная, полудикая, населенная малоразвитым и ленивым населением, относящимся ко всему безразлично.

Трудно было решить, зачем нужна была России Корея, когда у самой был непочатый край свободных земель, несметные богатства, никем не разрабатываемые, и недостаток в энергичных людях с инициативой и денег для финансирования предприятий.

Те м более было непонятно, когда мы неожиданно получили приказ идти в Порт-Артур[253] и Талиенван[254] и узнали, что предполагается оккупация Квантунского полуострова.

Перед самым выходом в море я был переведен вахтенным начальником на канонерскую лодку «Отважный», на которой и прибыл в Порт-Артур в составе небольшого отряда из крейсеров «Адмирал Нахимов» и «Адмирал Корнилов» и лодки.

Придя на рассвете к Порт-Артуру, мы стали на якорь по диспозиции, данной контр-адмиралом Реуковым[255], державшим флаг на крейсере «Адмирал Нахимов». Часа через два после нашего прихода пришел английский отряд также из 2-х крейсеров и одной лодки и стал по точно такой же диспозиции, но так, что очутился между нашими судами и берегом, т. е. как бы прикрывая берег от нас.

Контр-адмирал Реуков получил от начальника эскадры сведения о сильном возбуждении в Англии против предполагаемого захвата нами Порт-Артура и о возможности начала военных действий. И действительно, вопреки обычаю, старший английский командир не счел нужным сделать визит нашему адмиралу, что подтверждало на практике натянутость отношений между Россией и Англией.

Через несколько дней положение разъяснилось и адмирал Реуков получил извещение, что острый момент миновал, так как Англия согласилась на захват нами полуострова, и немедленно от английского крейсера отвалил вельбот с командиром, решившим сделать, наконец, традиционный визит. По входе на палубу командир английского крейсера был очень любезен, объяснив, что срочные дела помешали ему иметь удовольствие познакомиться немедленно с адмиралом, но теперь он освободился, и закончил свой визит приглашением устроить на этих днях увеселительный пикник на берегу, так как стоять на этом рейде очень уж тоскливо.

Через несколько дней англичане ушли и мы остались единственными хозяевами положения.

Вскоре в Порт-Артур подтянулась вся эскадра с начальником ее, который приказал крейсеру «Адмирал Нахимов» приготовиться к переходу в Россию, куда крейсер вызывали для капитального ремонта и перестройки.

Перед самым уходом крейсера, не запрашивая моего согласия, приказом начальника эскадры я был переведен снова на крейсер «Адмирал Нахимов», что означало скорое возвращение на родину.

После сурового адмиральского смотра, на котором начальник, не скрывая, высказал командиру нашему свое неудовольствие плохим состоянием крейсера во всех отношениях, мы ушли в Нагасаки за углем, а затем тронулись в дальний путь через Гонг-Конг, Сингапур, Коломбо, Аден и Суэц на родину.

По пути мы встречали несколько раз наши боевые корабли, подтягивающиеся на усиление Тихоокеанской эскадры, и в том числе и броненосец «Наварин». Таким образом, оправдалось мое пророчество. Плавание наше было отличное в смысле морском, так как шли мы почти все время при дивной погоде, что обыкновенно бывает ранней весной, но очень тяжелое в нравственном отношении, так как и командир и старший офицер, воспользовавшись дальностью расстояния до высшего начальства, перестали стесняться и на крейсере творились дивные дела, благодаря которым я твердо решил по приходе в Россию уйти из флота, где командиры могли заниматься хозяйственными оборотами, приносящими пользу их собственному карману, а в строевом отношении руководствоваться не уставами и положениями, а тем, «чего моя левая нога захочет».

В первых числах мая месяца 1898 г. мы, наконец, увидели родной Финский залив и, не доходя Кронштадта, свернули в Биоркэ-Зунд с целью простоять там несколько дней и привести крейсер в полный порядок к предстоящим смотрам.

Не успели мы, по постановке на якорь, начать чистку, мытье и окраску, как пришла телеграмма от Главного Морского штаба с приказанием следовать немедленно в Кронштадт, так как Главный Начальник флота Великий Князь Алексей Александрович собирается ехать на отдых за границу, а перед отъездом желает сделать смотр крейсеру.

На другой же день на рассвете мы снялись и к 9 часам утра стояли уже на якоре на Большом Кронштадтском рейде. Как только мы прошли входные бочки, к борту подошел катер Штаба Порта с адъютантом штаба, который, войдя на палубу, поздравил с приходом и сообщил, что Великий Князь вчера уехал за границу, а главный командир сейчас в Петербурге у Государя и неизвестно, когда вернется. Поэтому было условлено, что крейсер будет ожидать посещения главного командира вплоть до сигнала на мачте Штаба Порта с разрешением иметь сообщение с берегом, что будет означать о невозможности главному командиру посетить крейсер в этот же день.

Благодаря этому, по постановке на якорь крейсер спустил только паровой катер, на котором командир в полной парадной форме поехал на берег для явки по начальству, а мы все остались на крейсере в ожидании возможного смотра.

Около 5 часов вечера после бесплодного и нудного ожидания, когда у большинства офицеров на берегу были семьи, ожидавшие их по три и больше года, с вахты прислали сообщить радостную весть, что поднят сигнал с разрешением иметь сообщение с берегом, т. е., что означало, что смотр откладывается на другой день.

Немедленно было приказано снять парадную форму, а матросам первосрочное обмундирование, затем спустить второй паровой катер, на котором все свободные офицеры отправились на берег. В том числе был и я. Подходя к воротам гавани, мы встретили наш же катер с командиром, который по свойственной ему вежливости на наше отдание чести отвернул голову в другую сторону. Идя дальше, мы встретили катер с главным командиром генерал-адъютантом Казнаковым[256] и двумя дамами, направляющимися, по-видимому, на рейд. Это заставило нас остановиться и обсудить вопрос, что делать, но, приняв во внимание, что командир прошел мимо, ничего нам не передав, а главный командир идет с дамами, было решено, что последний просто делает частную поездку по рейду, где в это время собралось несколько кораблей из заграничного плавания. Таким образом, решили идти дальше и сойти на берег.

На другое утро мы узнали, что, рассуждая логично, мы оказались неправыми и что главный командир сделал смотр крейсеру, оставшись крайне недовольным отсутствием офицеров. Командир наш, вместо того, чтобы правдиво изложить начальнику, почему это произошло, взвалил всю вину на гг. офицеров, заявив, что большинство уехало самовольно. Кроме того, оказалось, что подход катера главного командира не был своевременно замечен вахтой, почему чуть-чуть не спустили на него баркаса, а, заметив ошибку, растерялись и бросили баркас в воду с большой высоты, почему переломалась стрела и чуть не убила гребца на баркасе. Главному командиру пришлось самому первому подать помощь раненому. Дамы на катере главного командира оказались женами наших офицеров, которые стояли на пристани в ожидании съезда мужей.

Главный командир, увидя их, предложил им проехаться с ним и раньше увидеть мужей своих, на что они, конечно, с радостью согласились. А мужья их шли на нашем катере и прошли мимо своих жен, не узнав их после трехлетней разлуки.

Та к встретила наша главная база корабль, проплававший около 7 лет за границей.

Начался ряд смотров всевозможных начальствующих лиц, перед окончательным смотром особо назначенной комиссии, производящей смотр по особой установленной программе.

С этой целью наш крейсер и еще три корабля, тоже возвратившиеся из заграничного плавания, перешли в Биоркэ-Зунд, имея на своем борту комиссию. На переходе от Кронштадта до Биоркэ был произведен ряд учений одновременно на всех кораблях, как, например, спуск шлюпки для спасения упавшего за борт человека и т. п. На якоре в Биоркэ всем кораблям то всей комиссией, то отдельными ее членами делался самый точный экзамен по всем отраслям. Закончился смотр боевой стрельбой в открытом море по плавающему щиту. Здесь наш крейсер отличился особенно, расстреляв три щита, которые адмирал не приказал даже подымать, настолько они были избиты.

Таким образом, только через 5 дней мы вернулись в Кронштадт, чтобы после последнего смотра Государя Императора ввести крейсер в гавань и там его разоружить.

Царский смотр состоялся в один день всем 4 судам, вернувшимся из заграничного плавания, и прошел обычным порядком. Больше часа пробыл у нас Государь[257] с Императрицей, осматривая корабль до мельчайших подробностей и произведя целый ряд учений.

После бессчетных смотров, Высочайший смотр показался самым легким, а Государь и Императрица были как всегда бесконечно милостивы и ласковы, благодаря личный состав за службу и долгое заграничное плавание.

На другой же день крейсер ввели в гавань, и началось разоружение и завоз всего инвентаря по магазинам, на что было дано определенное время.

IV

Совершенно неожиданно для себя я получил срочное предписание Штаба Порта выехать в г. Либаву[258] для явки на учебное судно отряда Морского Кадетского Корпуса «Князь Пожарский», на котором я когда-то сам плавал кадетом.

Пришлось немедленно выехать в Либаву, где я и явился к своему новому месту службы.

Учебное судно «Князь Пожарский» когда-то было грозным бронированным крейсером, вооруженным 8 орудиями 8’’ калибра и 2–6’’. Теперь же орудия были сняты, судно давно не ремонтировано и плавало только 3 месяца в году специально для практики кадет Морского Корпуса.

Оказалось, что судно задержалось в Либаве специально ради меня, так как настолько был велик некомплект в офицерах, что затруднительно было плавать. Немедленно после моей явки мы снялись и вышли в море, направляясь в Финский залив.

Как ни был стар корабль, не имеющий даже электрического освещения, как ни было скучно плавание с кадетами после кругосветного плавания на одном из лучших судов русского флота, все же я почувствовал себя снова в нормальной морской обстановке, в товарищеской среде морских офицеров и под начальством достойных командиров, что и побудило меня переменить мое решение о выходе из морской службы.

Вернувшись осенью в Кронштадт и разоружив «Князь Пожарский», на котором я был уже ревизором, мне надлежало зиму служить в береговом экипаже. Но, ознакомившись с положением дела в экипажах и увидев всю кошмарную в них разруху и неразбериху, я испугался такой службы и на зиму прикомандировался к учебной команде унтер-офицеров, т. е. к школе, где воспитывались будущие унтер-офицеры флота. Можно смело сказать, что это была единственная часть в Кронштадте, находящаяся в большом порядке, где руководствовались строго уставами и приказами.

На следующий год я решил идти слушателем в минный офицерский класс, что я и исполнил, проплавав еще одну летнюю кампанию на «Князе Пожарском».

К концу плавания, когда весь отряд Морского Корпуса стоял на якоре в Балтийском порту, с моря совершенно для нас неожиданно показалась яхта Главного Начальника флота Великого Князя Алексея Александровича «Светлана» под брейд-вымпелом Великого Князя, направляющая свой путь явно к нам на рейд.

Действительно, через каких-нибудь полчаса яхта стала на якорь недалеко от отряда и начальник отряда, он же директор Морского Корпуса, контрадмирал Кригер[259] отбыл на яхту со строевым рапортом.

Через несколько минут после этого на яхте подняли сигнал: «Князю Пожарскому» ожидать немедленного посещения Генерал-Адмирала, после чего от яхты отвалил паровой катер с Великим Князем и Свитой Его. Вступив на палубу, приняв рапорт, поздоровавшись с личным составом, Великий Князь приказал распустить фронт и произвести кадетам парусное учение. Началось со спуска и подъема брам-рей и брам-стенег, а затем произвели смену марселя. Мне, как не принимающему непосредственного участия в учении на бизань-мачте[260], удалось спокойно любоваться кошмарной картиной этого учения, во время которого произошло буквально все, что может видеть моряк в кошмарном сне. Обычно спуск или подъем брам-рей и стенег занимает 1 1/2–2 минуты и производится быстро, плавно и бесшумно. Слышны только слова команды начальника и трение снастей или топот ног. Здесь же меньше всего было слов команды, так как стояла сплошная ругань, от Великого Князя начиная и кончая последним кадетом.

После учения кадет поставили во фронт, и Великий Князь вместо обычной благодарности сказал: «Отвратительно, хуже быть не могло». Повернувшись затем к начальнику отряда контрадмиралу Кригеру, Великий Князь спросил: «А их сечь нельзя?» На отрицательный ответ Кригера Великий Князь сказал: «Жаль, очень жаль».

Та к неудачно закончился этот смотр кадетского отряда, который все же прошел бесследно для всех.

А это было еще только начало падения дисциплины во флоте, дошедшее потом до геркулесовых столбов, когда офицер не мог ходить по улицам в Кронштадте во избежание целого ряда инцидентов. Как известно, все это закончилось революцией 1905 г.

Поступив в октябре месяце слушателем в Минный Офицерский класс, я снова очутился в положении ученика. Занятия начинались в 8 часов утра и тянулись с небольшими перерывами до 8 часов вечера, когда, придя домой, приходилось немедленно садиться за лекции и заучивать объясненное. Необходимо пояснить, что в это время во флоте был уже острый недохват офицеров и нельзя было найти достаточного количества желающих поступить в Артиллерийский или Минный Офицерские классы. Поэтому принимались все без экзамена, а повторный экзамен производился в конце декабря месяца. Не выдержавшие экзамена отчислялись от класса в наличие своих экипажей. Вот к этому-то экзамену и приходилось готовиться с первых же дней, так как в 6 месяцев зимних занятий нам должны были прочесть курсы, которые проходят в специальных институтах в продолжение 4 лет. Много раз подымался вопрос о прохождении того же курса в двухгодичный срок, но высшее начальство не могло утвердить этой меры за крайним недохватом офицеров во флоте.

После успешной сдачи окончательных экзаменов перед специальной комиссией от флота мы, слушатели, были распределены по судам Минного Отряда, находящегося под командованием капитана 1 ранга Дабича[261].

Отряд имел свою постоянную стоянку на Транзундском рейде, где и производились все стрельбы, опыты и т. д.

Каждый слушатель должен был сам лично собрать мину Уайтхеда и затем произвести ею же выстрел, а затем пробыть некоторое время в должности минного офицера своего учебного судна. Тут же попутно обучались и матросы на звание минера и минного унтер-офицера. Каждый слушатель имел свою группу слушателей-матросов, с которой и проходил все учения.

Что было очень трудно и неправильно — необходимость, ввиду недохвата офицеров, нести одновременно корабельную общую службу. Это сильно утомляло слушателей, занятых целый день всевозможными учениями, а затем ночью не досыпающих из-за вахт.

Осенью после 4-месячного плавания вновь был произведен экзамен особой комиссией от флота, после чего мы получили право на знак и звание минного офицера 2-го разряда.

Мне, как окончившему одним из первых, начальство предложило остаться при Минной школе для преподавания нижним чинам, на что я охотно согласился и был назначен минным офицером учебного судна «Европа».

Дальнейший план моей службы состоял в том, чтобы, пробыв немного при Минной школе, выбрать себе какой-нибудь вновь строящийся корабль и уйти на нем в заграничное плавание. Но человек предполагает, а Бог располагает. Та к случилось и со мной.

Совершенно независимо от меня флаг-капитан Его Величества генерал-адъютант вице-адмирал Ломен[262] категорично потребовал об учреждении должности минного офицера на Императорской яхте «Александрия» специально для заведования моторными катерами Государя и Великих Князей.

Оказалось, что три катера, находящиеся в Петергофе — летней резиденции Государя, не были в порядке и почти каждое плавание на них оканчивалось каким-либо инцидентом. Министерство отказывалось от утверждения такой должности; шел бесконечный спор, а тут наступило лето, и катерам нужно было быть готовыми. Тогда адмирал Ломен настоял на назначении на канонерскую лодку «Ерш»[263], несшую ежегодно морскую охрану Петергофского рейда, минного офицера, которому и поручить заведование катерами. На канонерской лодке «Ерш» в штате офицеров по какому-то курьезному недоразумению полагался минный офицер, хотя на лодке по этой специальности был всего только один прожектор.

Совершенно случайно выбор начальства выпал на меня, и я попал на Петергофский рейд на все лето на стоянку прямо против собственного дворца Государя. Мне же были заодно поручены катера.

Работа была несложная, и катера, приведенные в несколько дней в полный порядок, начали ходить безукоризненно. По роду же службы на лодке «Ерш» мне приходилось в день дежурства неотлучно наблюдать за морем около дворца и за береговой чертой. Невольно приходилось наблюдать отчасти за жизнью всей Царской Семьи, проводившей часть времени на берегу около дворца. Государь почти ежедневно выезжал в море на байдарке и совершал довольно продолжительные морские прогулки. Тогда нам приходилось вызывать из гавани дежурный охранный катер и иметь наготове судовую шлюпку.

Государь свободно управлял капризной шлюпочкой, пренебрегая часто довольно свежей погодой. Часто Его Величество подходил очень близко к лодке «Ерш», здоровался с командой и с офицерами. Почти ежедневно Государь купался и подходил к купальне, поставленной довольно далеко по берегу от дворца, на байдарке, посадив на нее же свою любимую собаку. Возвращение во дворец совершалось таким же образом.

Как-то раз Государь выехал на большой байдарке, посадив на нее Великого Князя Михаила Александровича[264] и собаку. Не доходя до купальни, Великий Князь, раздевшись на байдарке, кинулся в воду, а за ним собака. Государь, привязав к купальне байдарку, тоже начал купаться, и я лично в бинокль наблюдал купанье двух Августейших Братьев, поражаясь их ловкостью и лихостью. Они и ныряли и кувыркались, боролись, брызгались и т. д.

В тот же день вечером после дежурства я был на музыке. Ко мне подошел один близко знакомый офицер полка, занимавшего это лето караул в Петергофе, и среди разговора о различных обычных светских пустяках сообщил, между прочим, под большим секретом сенсационную придворную новость, состоящую в том, что Государь окончательно поссорился с братом Великим Князем Михаилом Александровичем, на почве, как бы неправильного, его объявления Наследником Престола. Когда я невольно усомнился в правильности этой новости, мне было заявлено, что можно удивляться моему неверию, так как новость эту сообщило ему весьма влиятельное лицо, близко стоящее ко двору. Тогда пришлось мне рассказать ему то, что я видел сегодня лично во время купания. Моя новость была принята весьма сухо, скорее с большим неудовольствием, как явно опровергающая такую интересную вещь, как ссора двух Августейших Братьев… и думаю, что рассказчик продолжал верить в ссору и в этот вечер и в последующие дни многим поведал свою сенсационную новость, не отдавая себе отчета в своем проступке.

Описав этот случай, не могу умолчать о слухах вообще, пускаемых про Государя Императора, Императрицу и даже Августейших Детей. Все знают, как упорно держался слух о пьянстве Государя, говорили также о Его любовных связях, не пощадили и Государыню Императрицу, называя по именам Ее любовников, не щадили и Великих Княжон — очаровательных и скромнейших девушек, приписывая Им маловероятные вещи.

Лично я могу засвидетельствовать о ложности и злонамеренности таких рассказов, так как Государь пил иногда перед обедом одну или две рюмки водки и во время еды рюмку любимого портвейна или на парадных обедах один бокал шампанского. О любовных похождениях Государя не может быть и речи, так как трудно найти лучшего семьянина и мужа и человека, так глубоко любившего свою супругу. В тех немногих случаях, когда Государю приходилось говорить с дамами, всегда чувствовалось, что Он конфузится, стесняется и тяготится разговором.

Что касается Императрицы и ее отношений к Своему Супругу, можно сказать смело, что идеальнее отношений к мужу трудно было себе представить. Императрица не только глубоко любила Государя, но и глубоко Его уважала, дрожала за Него во время Его различных поездок, мучилась за Него, зная Его волнения, заботы и неприятности, и только и жила Им и для Него и своих детей. Все остальное было долгом, исполнением обязанностей Императрицы, а Государь и Семья были счастьем жизни.

Здесь кстати можно вспомнить о грязной клевете, пущенной в публику по поводу отношений Императрицы к генералу свиты Его Величества Александру Афиногеновичу Орлову[265], бывшему командиру лейб-уланского Ее Величества полка[266].

Государь Император познакомился близко с Орловым во время своей службы в лейб-гусарском[267] Его Величества полку, где последний командовал эскадроном и тогда уже был на особенно блестящем счету за свое знание службы и лихость. С тех пор отношения Государя к Орлову ни разу не изменялись, и можно утверждать, что это был единственный действительный друг Государя, с которым Его Величество весьма часто говорил наедине, высказывая свои мысли и предположения. Известно, что Государь просил генерала Орлова всегда жить где-либо поблизости резиденции Его, дабы можно было приглашать его во дворец в случайную свободную минуту.

Вполне понятно и естественно, что Императрица, будучи первейшим другом своего Августейшего Супруга, знала об этих отношениях и не могла не уважать такого человека, как А. А. Орлов. С физической красотой Господь соединил в нем и красоту душевную, редкую нравственность, огромную силу воли, редкие военные дарования, такт и молчаливость. Государь мог быть спокоен, что никто никогда не узнает ничего из Его разговоров с Орловым. Тайна эта ушла в могилу, так как генерал Орлов скончался в сорокалетнем возрасте от горловой скоротечной чахотки в расцвете своей карьеры и, к сожалению, не завершив того, к чему он как бы был призван от рождения, т. е. к командованию крупными войсковыми соединениями.

И вот, такого человека в обществе и вообще в России считали близким к Императрице, не считаясь даже с тем, что тогда уже Ее Величество была совершенно больной и только силой воли заставляла себя нести обязанности жены и матери. А упорные слухи о том, что Ее Величество назначает свидания на квартире Анны Александровны Вырубовой[268], основанные на том, что Ее Величество, во избежание этикета, неизбежного при дворе, поручала иногда своему другу — Анне Александровне пригласить несколько лиц вечером, с которыми Государыне было приятно встретиться, не сознавая, что это вызывает нежелательные разговоры в обществе, в особенности высшем, где так ревниво относились к лицам, попадающим в небольшой кружок приближенных лиц ко Двору.

Лично мне неоднократно пришлось слышать и от Государя и от Императрицы ту же фразу, произносимую всегда с тоской: «Мы хорошо знаем, что стоит нам приблизить к себе кого-нибудь, кто нам так или иначе понравился, чтобы про этого человека начали бы говорить гадости».

Не буду ничего говорить о знаменитом Григории Распутине[269], так много нашумевшем на весь мир, раз я задался целью писать только о том, чему был свидетелем сам. Ограничусь только одним и думаю, что беспристрастному читателю будет этого достаточно; подтверждаю, что с 1905 по 1914 г., в годы моей большой близости ко Двору, в чем читатель убедится из дальнейшего моего описания, я ни разу не слыхал при Дворе из уст Государя и Его Семьи имя Распутина и ни разу не видал его при Дворе, несмотря на то, что вся Россия говорила о его какой-то особой близости к Высочайшим Особам. Когда, пораженный этими упорными слухами и бесконечными рассказами в обществе, я спросил флигель-адъютанта полковника А. А. Дрентельн[270], состоявшего в походной канцелярии Его Величества и сопровождавшего по роду службы всюду Государя, кто это такой Распутин и какая его роль при Дворе, последний ответил мне, что это какая-то загадочная личность, весьма подозрительная, что-то вроде странника или юродивого, с которым, к сожалению, познакомили у Анны Александровны Вырубовой Государыню Императрицу. По-видимому, человек этот произвел на Императрицу сильное впечатление, после чего Государь и пожелал его видеть. Свидание произошло также у Вырубовой. Вскоре Государь пожелал его видеть вторично, очевидно, не разобравшись в нем за первое свидание, но после второго Государь получил о Распутине отрицательное впечатление и больше о нем никогда не говорил и не вспоминал. Императрица же изредка продолжает его видеть у Вырубовой.

Повторяю, что это все, что я лично знал о положении Распутина при Дворе, и бывая там часто, я так никогда в жизни и не видал эту темную личность, выдвинутую вперед злонамеренными лицами, по-видимому, исключительно с целью иметь через него влияние на Императрицу, а, следовательно, и на Государя.

Толки о пьянстве Государя Императора возникли вскоре после Его посещения так называемых месячных обедов в некоторых полках гвардии[271]. Такие обеды традиционно устраивались полками приблизительно один раз в месяц, чтобы дать возможность бывшим офицерам полка, потерявшим связь со своим полком, в рядах которого прошла вся молодость, знакомиться с настоящим составом. На эти обеды приезжали почтенные старики, занимающие ответственные должности и находящиеся в отставке, и приезжали с радостью, чтобы провести время в давно знакомой обстановке, в стенах собрания, где каждая вещь была памятна по прежней службе в полку еще в молодые годы после выхода в офицеры.

Полки Царскосельского гарнизона[272], в которых Его Величество числился, просили Государя оказать им счастье посещением таких обедов, на что Государь и дал Свое согласие. Таким образом, изредка Государь за несколько минут до 8 часов вечера уезжал из Дворца в один из полков, чтобы пообедать среди столь любимой Им военной обстановки в обществе старых, испытанных генералов[273], с которыми зачастую связывали Его воспоминания прежней Своей службы в этом полку.

Сначала такие обеды тянулись недолго и по окончании их Государь, поговорив немного с различными лицами, отбывал во Дворец. Постепенно, как-то незаметно, под предлогом, что Государя необходимо немного повеселить, так как, мол, жизнь Его протекает слишком монотонно и почти как в монастыре, на такие обеды начались приглашаться артисты и артистки, которые после обеда выступали со своими лучшими номерами. Конечно, никто из них участия в самом обеде не принимал. Частенько такие представления затягивались далеко за полночь, и нужно отдать справедливость, что они очень развлекали Государя, ведшего всегда такой скромный образ жизни и всегда заваленного срочной работой.

Как-то раз, вступив в дежурство при Его Величестве, при первой утренней встрече с Государем мне пришлось услышать от Него сожаление и признание, что Ему было сегодня очень стыдно возвращаться в 7 часов утра, не помню теперь из какого полка, после месячного обеда. «Могли подумать еще, что я пьян», — добавил Государь.

Проводя время на таких обедах, Государь не менял Своей привычки почти никогда не пить и просиживал целые вечера, а несколько раз и ночь над одним бокалом шампанского, любуясь от души радостными лицами молодежи, которую Он так любил и которой так верил.

К сожалению, это-та молодежь, конечно, невинно рассказывая на другой день близким своим об обеде, невольно может быть, преувеличивала и выходило так, что Государь пьянствовал всю ночь. Считаю долгом добавить, что такие обеды начались очень незадолго до войны и в общем в год Государь бывал на них возможно раз 5–10, так как нужно вычеркнуть время пребывания Их Величеств в Крыму, все лето и Великий пост, когда Их Величества говели три раза (на 1, 4 и 7-й неделях) и, конечно, в это время ни о каких развлечениях не могло быть и речи.

V

Лето 1902 г. я, как прикомандированный к Гвардейскому экипажу, плавал на Императорской яхте «Александрия», служащей для поездок Государя в Петербург и Кронштадт и стоявшей всегда в Петергофе в специально построенной маленькой гавани. Яхта была колесная и служила со времени царствования Императора Николая I. В этом году она праздновала свою 54-летнюю службу Царям. Одновременно я заведовал электрическими катерами, которые были тогда сравнительно новостью. До моего назначения катерами заведовали просто минеры унтер-офицерского звания, сменявшиеся почти ежегодно. Отсюда и происходили частые недочеты в исправном действии катеров, так как унтер-офицеры при своей малой опытности и развитии часто пренебрегали точным исполнением ухода за аккумуляторами и двигателями. При моем наблюдении они, понятно, подтянулись и катера легко и просто пришли в полную исправность. Таким образом, Высокие Хозяева катеров могли спокойно совершать на них прогулки, не рискуя как прежде попасть в неприятное положение.

В конце лета, на одном из переходов яхты с Государем в Петербург, Его Величество лично осчастливил меня милостивыми словами: «С тех пор, как вы заведуете катерами, я совершенно спокойно ими пользуюсь. Благодаря вас». Это была первая благодарность Его Величества мне.

За лето яхте пришлось 11 или 12 раз возить Своего Державного Хозяина в Петербург и в Кронштадт. Иногда Государя сопровождала Императрица.

Все мы искренно поражались и восхищались простотой и любезностью Их Величеств. Лица свиты держали себя гораздо важнее и были далеко не так любезны.

Как редкий пример исключительной доброты и снисходительности Государя, приведу следующий случай. Яхта «Александрия» идет полным ходом из Петергофа в Петербург. Не прошло 1/2 часа, как мы вышли из Петергофской гавани, когда я, стоя на вахте, почувствовал сильный запах гари. Осмотревшись, я увидел дым, идущий из кожуха левого колеса, о чем немедленно доложил командиру и сообщил старшему механику. Когда открыли дверцу кожуха, из него повалил вовсю дым. Стало ясно, что загорелся левый упорный подшипник. Пришлось [с. 59] остановить машину, после чего горение прекратилось. Подшипнику дали масла, и яхта пошла снова. Было ясно, что, приготовляясь к походу, просто забыли дать масла подшипнику, почему он и загорелся.

Государь присутствовал при открытии дверей кожуха и отлично понял причину горения. Когда бледный, как скатерть, пожилой офицер, старший механик яхты, доложил Государю о причине горения, сделав предположение, что, вероятно, случайно попал какой-нибудь мусор, Государь ласково сказал, что всяко бывает и, слава Богу, что кончилось пустяками. Та к никто и не пострадал за эту небрежность.

Осенью Государь уехал в Крым, а мы вернулись в Петербург для несения службы в казармах Гвардейского экипажа.

Гвардейский экипаж ведет свое начало от гребцов на шлюпках, имевших счастье возить Основателя русского флота Императора Петра I[274]. Когда появились первые Императорские яхты, то команды их зачислялись в команды гребцов. Постепенно такие команды превратились в отдельный экипаж, названный при Императоре Александре I[275] Гвардейским в отличие от других номерных экипажей.

Экипаж состоял из 4-х рот, которые составляли один батальон, входящий в зимнее время от конца плавания и до начала в состав Гвардейского корпуса. Личным составом Гвардейского экипажа укомплектовывались все Императорские яхты, катера, Царские пристани и загородные места, где были озера или пруды. Офицеры его никакими преимуществами или привилегиями в сравнении офицеров флота не пользовались и производились в чины наравне со своими сверстниками во флоте.

Для того чтобы офицеры не забывали строевой службы во флоте и не отставали, плавая только на яхтах, от своих сверстников в знаниях и морском опыте, в экипаж зачислялись и боевые суда, которые, таким образом, укомплектованные Гвардейским экипажем, плавали в составах боевых отрядов действующего флота.

Матросы набирались из общего набора новобранцев для флота за исключением 25 человек, которые специально, как гребцы Царской парадной баржи[276], ежегодно брались от гвардейского набора.

Таким образом, в экипаже состояли: командир экипажа в чине контр-адмирала, все штаб-офицеры командиры и старшие офицеры с судов, состоящих в экипаже, и обер-офицеры, числящиеся все на каком-либо из судов.

В зимнее время, когда суда прекращали плавание и становились в резерв, офицеры и команды переходили в казармы и составляли батальон, несший всю службу наравне с полками гвардии.

Существуя свыше 200 лет, имея славное боевое прошлое и Георгиевское Знамя, пожалованное Императором Александром I за Кульмское сражение[277], экипаж представлял из себя сплоченную воинскую часть с определенными славными традициями, дающими всегда прекрасные команды на корабли, зачисляемые в экипаж.

Можно смело сказать, что это был единственный экипаж во всем флоте, содержавшийся в порядке.

По необъяснимому курьезу еще в царствование Императора Александра II флот в виде особой милости испросил разрешение комплектовать яхту «Царевна» командами от флота, точно Гвардейский экипаж не был тем же флотом. А в начале царствования Императора Николая II на том же основании была укомплектована и новая большая морская яхта «Штандарт»[278].

В 1906 г. эта аномалия прекратилась, и обе яхты были зачислены в состав Гвардейского экипажа.

Здесь считаю своим долгом вспомнить еще одно весьма странное обстоятельство, сопровождавшее службу офицера, пожелавшего проводить ее в рядах Гвардейского экипажа. Несмотря на то, что все суда, укомплектованные командами экипажа, состоя в боевых отрядах или эскадрах, были всегда без исключения в редком и в блестящем состоянии, все же на офицерах Гвардейского экипажа морским министерством[279] ставилось что-то в роде «крестика», т. е. секретная пометка о непригодности к службе в действующем флоте. Практически это не играло почти никакой роли, но, во всяком случае, в Русском Императорском флоте вопреки здравому смыслу плавания офицеров на Императорских яхтах не считались в выполнении ценза на повышение, а командиры яхт, согласно особого примечания к «Правилам прохождения службы офицерами флота», могли быть производимы в адмиралы без права на командование отрядами или эскадрами. Во всех же иностранных флотах служба на Императорских яхтах, а тем более командование ими уже само по себе было отличием и открывало широкую дорогу на движение по службе.

Таким образом, зимой, по мере окончания судами плаваний, назначенных им по ежегодно утвержденной программе плавания, последние ставились в резерв, имея на борту часть офицеров и команды, а остальные офицеры и матросы возвращались в свои роты в экипаж, где несли службу, обучая новобранцев, подготовляя унтер-офицеров и повторяя пройденное со старослужащими. Зимняя служба продолжалась до середины апреля, когда опять все возвращались на свои суда, укомплектованные еще новобранцами призыва этого года. Императорские яхты комплектовались на одинаковом основании со всеми судами флота, почему в большинстве случаев яхты в начале лета были не готовы к плаванию. Требовалось около двух месяцев, чтобы сплотить команду яхты и выучить молодых матросов, зачастую ранее никогда не видавших моря.

Английская яхта «Виктория и Альберт»[280], подходящая по типу к яхтам «Полярная Звезда» и «Штандарт», укомплектовывались матросами, прослужившими уже в боевом флоте не менее 5 лет и имеющими лучшую аттестацию. Прослужив на яхте остальные 7 лет до контрактного срока 12 лет, большинство оставалось служить и дальше, почему яхта имела почти постоянный состав матросов. Наши же яхты имели ежегодно около 1/4 команды новой, совершенно неопытной. Узнав как-то от меня о таком комплектовании, командир королевской английской яхты, с которой мы встречались ежегодно в Копенгагене, долго расспрашивал меня, каким образом мы достигаем в таком случае возможности плавать и иметь вид не хуже его яхты.

В этом году я впервые был на Высочайшем выходе в Зимнем дворце, т. е. на большом балу, на котором бывало несколько тысяч приглашенных. Все приглашенные должны были собраться в определенном зале дворца к указанному времени, после чего дверь из покоев Их Величеств открывалась и начинался большой выход, повторяющийся 3 раза. Первый раз Государь шел с Императрицею Матерью, за ним в следующей паре Императрица Александра Федоровна с Великим Князем Михаилом Александровичем, а потом все Великие Князья по своему старшинству в паре с Великими Княгинями. Государь, Императрицы и Высочайшие Особы, делая круг по залу, раскланивались с гостями, которые приветствовали шествие низкими поклонами. Второй и третий выход совершался таким же порядком.

После этого музыка начинала играть по расписанию вальсы и контр-дансы. Танцевали, главным образом, Великие Князья и Великие Княгини и самое высшее общество, причем Императрицы и Великие Княгини сами выбирали себе кавалеров, посылая с приглашением церемониймейстеров. Ее Величество танцевала только контр-дансы, приглашая обыкновенно кого-либо из посланников.

После танцев гости приглашались к ужину, накрытому в нескольких залах. Места не указывались и можно было садиться небольшими группами, что придавало еще больший интерес ужину, так как он проходил среди знакомых людей.

Во время балов Государь никогда не танцевал, проводя время в разговорах с высшими чинами Империи или с чинами дипломатического корпуса, а за ужином все время обходил залы, следя, чтобы гости Его все были правильно обслужены.

После ужина Государь прощался с приближенными, а остальным делал общий поклон, и все Высочайшие Особы снова уходили в покои Их Величеств. Начинался разъезд.

До сих пор не могу забыть, как на одном из таких балов Государь вошел в зал, где ужинал я среди обер-офицеров. Мы все, конечно, при входе Государя встали, и вдруг лучистые глаза Его Величества остановились на мне. Трудно сказать, сколько времени взор Государя был почему-то притянут мною, но у меня было впечатление, что это тянулось очень долго, и я испытал какое-то особенное чувство не то радости, не то предчувствия.

Лето 1903 г. я снова плавал на яхте «Александрия». Это был год визитов чужестранных королей. Приходили морем Император Германский и президент Французской Республики, а сухим путем приезжали короли Итальянский, Сербский и Болгарский.

Осенью я был назначен временно минным офицером эскадренного броненосца «Император Александр III»[281], зачисленного при спуске в Гвардейский экипаж, а в декабре месяце меня назначили на такую же должность на Императорскую яхту «Полярная Звезда»[282], которая как бы находилась пожизненно в распоряжении Императрицы Марии Федоровны. Государевой же морской яхтой был «Штандарт».

Яхта «Полярная Звезда» была построена, для замены старой колесной яхты «Держава»[283], в царствование Императора Александра III на Балтийском судостроительном заводе[284]. Говорят, что заводу было дано сначала задание построить яхту так, чтобы в случае войны ее легко можно было превратить в быстроходный крейсер, и что поэтому яхта не отличалась хорошими морскими качествами. Во всяком случае, яхта была крепко построена, обладала прекрасными котлами и машинами, дающими свободно до последнего дня 18 узлов[285] хода. Отделана яхта была очень красиво, хоть и просто, согласно вкусам Ее Державного Хозяина. В особенности хороша была столовая, где по надобности столы раздвигались «покоем» и можно было накрыть на 80 человек.

Мое вступление на яхту совпало с началом Японской войны, когда экипаж дал возможно больше своего личного состава на укомплектование различных боевых судов, укомплектовав одновременно полностью линейный корабль «Император Александр III» и крейсер «Адмирал Нахимов». Поэтому летом 1904 г. команда яхты была пополнена не только новобранцами, но и запасными, призванными в начале войны. Офицеров тоже состав был уменьшенный, что сказывалось на успешном обучении команды.

Выйдя из Петербурга и сделав пробный пробег для испытания машин, яхта стала на свою бочку на Малом Кронштадтском рейде, и мы предчувствовали, судя по тяжелым известиям с театра войны, бесконечно скучное плавание в этом году. Та к оно и оказалось, так как Государыня Императрица не пожелала выполнить свою ежегодную поездку в Копенгаген, и мы, простояв все лето на бочке, осенью вернулись в Петербург и в экипаж, где несли обычную свою зимнюю службу.

С начала лета 1905 г. яхта снова перешла на свою бочку в Кронштадт. Начало не предвещало ничего хорошего, так как вести с театра войны были тяжелые, если не сказать безотрадные. А тут и в самой стране началось брожение, очень похожее на пробную революцию.

Среди морских команд в Кронштадте, где находилось много призванных из запаса, начались беспорядки, весьма мягко подавляемые начальством.

Дни тянулись однообразно, главным образом, в чтении газет с печальными известиями, как с фронта, так и изнутри страны. Началась революция в полном смысле этого слова. Наши матросы подвергались особой агитации, и нужно было зорко смотреть за ними. А тут, как нарочно, полное безделье.

В середине лета, наконец, мы были порадованы походом с Государем до Биоркэ, где произошло столь нашумевшее свидание с Императором Вильгельмом[286]. Мне лично посчастливилось, так как пришлось два дня возить обоих Императоров по рейду на паровом катере с «Полярной Звезды» то для осмотра германских судов, то на обед или завтрак.

Государь Император, как всегда, был очень милостив и задавал иногда мне вопросы. Германский же Император наградил меня орденом Красного Орла.

Присутствуя по долгу службы на этом историческом свидании, нам и в голову не приходило значение его. Хорошо помню только, что Государь все время подсмеивался над этим свиданием.

Осенью же в этом году яхта «Полярная Звезда» была осчастливлена малым и первым в царствование Императора Николая II шхерным[287] плаванием, продолжавшимся всего 2 недели. За это время посетили снова Биоркэ и Транзунд. На яхте отбыли: Государь, Императрица, Великие княжны, Наследник Цесаревич, министр Двора[288] бар. Фредерикс[289], гофмаршал[290] граф Бенкендорф[291], морской министр адмирал Бирилев[292], флаг-капитан Свиты Его Величества контр-адмирал Нилов[293], флигель-адъютант граф Гейден[294], Чагин[295], Дрентельн и фрейлины[296].

По прибытии Высочайших Особ было приказано назначить ко всем детям дядек из унтер-офицеров, на обязанности которых возложено было следить и охранять Детей от могущих быть случайностей на верхней палубе. В это время и был назначен дядькой к Наследнику тогда еще матрос Деревенько[297], который затем оставался при Его Высочестве вплоть до революции.

Их Величества во время шхерного плавания отдыхали после двух тяжелых предшествующих лет, ожидая прибытия статс-секретаря Витте[298] из Америки после заключения мира[299] с японцами. Дни проходили однообразно в прогулках по безлюдным островам, небольших охотах и катаниях на шлюпках. Заметно было, что Высочайшие Особы все искренно наслаждались чудным морским воздухом, простотой жизни на яхте, где не могло быть дворцового этикета, и плавание это оставило по себе самые лучшие воспоминания[300].

К концу второй недели, когда яхта перешла снова в Биоркэ, туда же прибыл на яхте «Стрела» вернувшийся из Америки статс-секретарь Витте. Немедленно за ним был послан паровой катер, на котором он должен был прибыть на яхту для доклада Государю. После доклада Витте был приглашен к Высочайшему обеду, во время которого подали шампанское и Государь поднял бокал за здоровье Сергей Юльевича. Перейдя после обеда в верхнюю рубку[301], Государь поблагодарил Витте за удачное заключение мира и поздравил его графом.

Всех нас поразила тогда манера С. Ю. Витте держаться при Его Величестве. В ней было слишком много подобострастного и ненужного. Странно было видеть статс-секретаря, бывшего председателя Совета Министров, бывшего министра путей сообщения и финансов, члена Государственного Совета[302], который держал руки по швам, все время низко кланялся, отвечал «так точно» и «никак нет», титуловал Его Величество всегда полным титулом и т. п., что обыкновенно делали только новички при Дворе, а никак не люди с таким положением. Кроме того, ему не трудно было знать, что Государь всегда тяготился таким обращением, раз к этому не вынуждала официальность данного случая.

Зиму опять провели в казармах, обучая новобранцев и борясь с агитацией среди матросов. В конце 1905 г. я был назначен и. д. старшего офицера яхты и остался на ней на зиму с частью состава, командуя в то же время береговой ротой Гвардейского экипажа.

Ранней весной Государь произвел смотр молодым матросам экипажа, на котором и я принял участие.

Следующее лето 1906 г. яхта ходила в конце июня месяца в Норвегию на коронование Норвежского Короля, имея на борту Великого Князя Михаила Александровича, генерал-адъютанта Максимовича[303] и генерала Дашкова[304], заведующего делами Великого Князя, и адъютанта Его Высочества полковника Мордвинова[305].

Путешествие продолжалось всего 10 дней.

В августе же месяце, впервые после двухлетнего промежутка, Императрица Мария Федоровна отбыла на яхте в Копенгаген, как это делалось ежегодно еще со времени Царствования Императора Александра III.

Накануне дня ухода на яхту прибыла дворцовая прислуга и привезла багаж Ее Величества и свиты Ее.

Утром, в день ухода, Ее Величество прибыла на Кронштадтский рейд на яхте «Александрия»[306], сопровождаемая Государем и Императрицей[307]. По переезде на яхту «Полярная Звезда», Государь и Императрица, простившись с Августейшей Матерью, отбыли обратно на яхту «Александрия», а «Полярная Звезда» снялась с бочки и вышла в море, конвоируемая миноносцем «Войсковой».

Ее Величество сопровождал Великий Князь Михаил Александрович, генерал-майор Дашков, свитная фрейлина графиня Гейден[308] и адъютант полковник Мордвинов. Состоящий при Императрице князь Шервашидзе[309], как не переносящий морского путешествия, отбыл за границу сухим путем.

Море встретило нас ласково, и на третий день мы вошли в Норвежские шхеры, направляясь сначала в г. Христианию для посещения молодого Короля Норвегии. На рейде мы встретили английскую королевскую яхту «Виктория и Альберт», пришедшую с английской Королевой Александрой[310].

Простояв 2 дня, обе яхты перешли в Копенгаген, где и стали на свои обычные места против пристани Тальбоден, имея справа от себя яхту «Царевну», пришедшую сюда непосредственно.

Ее Величество чувствовала себя простуженной, почему 28 дней прожила на яхте, принимая у Себя Родственников и делая только необходимые визиты.

Высочайшие посещения начинались с 10 часов утра и прекращались около 11 часов вечера, причем обычно к завтраку и обеду были приглашаемы кто-либо из Августейших Родственников, а также все офицеры яхты. Вечером Ее Величество приглашала обычно на вечерний чай, после которого уже уходила в свою каюту, чтобы лечь спать.

В начале ноября яхта вернулась в Петербург.

Зимой опять обучение новобранцев, ремонт яхты и весной снова Царский смотр молодым матросам.

Таким образом, эти годы мне пришлось очень мало видеть Государя и Императрицу вблизи.

VII

Весна 1907 г. началась обычно, с той только разницей, что яхта перестала стоять постоянно на Кронштадтском рейде, а уходила в шхеры в пустынную бухту около г. Котпи, где легче и удобнее было вести обучение и подготовку яхты к плаванию с Высочайшими Особами.

Осенью, как всегда, Императрица Мария Федоровна отбыла на яхте в Копенгаген. В это время Государь Император с Семьей совершал свое обычное шхерное путешествие на яхте «Штандарт».

Не успели мы простоять несколько дней в Копенгагене, как поставщик как-то утром доставил нам местную датскую газету и указал на телеграмму из Петербурга, в которой говорилось о посадке яхты «Штандарт» на камни в Финляндских шхерах[311].

В этот же день я имел счастье завтракать у Ее Величества на собственной даче, и за завтраком Ее Величество подтвердила мне эту печальную новость, добавив, что все обошлось благополучно и Государь с Семьей перешел на яхту «Александрия», а «Штандарт» будет на днях снят и исправен. Стало ясно, что яхте «Полярная Звезда», которая была почти однотипна с «Штандартом», нужно немедленно идти в шхеры, дабы принять Высоких Гостей, которым фактически нельзя было разместиться не только удобно, но даже сносно на маленькой колесной яхте «Александрия», которая была построена для совершения небольших переходов между Петергофом, Петербургом и т. п.

Несколько дней стояли мы под парами, ожидая вызова, и, наконец, в начале сентября получили приказание Ее Величества идти в Финский залив в распоряжение Его Величества.

На другой же день утром мы подходили к входу в Финский залив, о чем послали радио флаг-капитану Его Величества и получили приказание идти и стать на якорь в Гангэ, что и было нами исполнено.

Через несколько дней на тот же рейд пришла и яхта «Александрия», конвоируемая посыльным судном «Азия» и отрядом миноносцев.

Сейчас же Государь, Императрица с Семьей и свитой перешли на яхту «Полярная Звезда», а через несколько часов привели на буксире яхту «Штандарт» с подведенным пластырем для ввода в док и починки.

Свита Государя состояла из министра Двора генерал-адъютанта бар. Фредерикса, гофмаршала генерал-адъютанта графа Бенкендорфа, флаг-капитана генерал-адъютанта Нилова, свиты генерал-майора Орлова, флигель-адъютанта Дрентельн и нескольких чинов Походной Канцелярии. Обязанности свитной фрейлины исполняла Анна Александровна Вырубова.

По приеме Высоких Хозяев, яхта немедленно снялась и перешла на другой шхерный рейд, так называемый «Штандарт». Находился он между Транзундом и Коткой[312]. Окружающие его острова были мало населены, что давало возможность Высочайшим Особам спокойно сходить на берег для совершения прогулок и охоты и не требовало почти никакой охраны.

Яхту сопровождали: 4 миноносца типа «Украина», 2 миноносца номерных и одно посыльное судно «Азия», на котором жила береговая охрана.

На другой же день по постановке на якорь началась обычная жизнь шхерного плавания. К подъему флага выходил только флаг-капитан Его Величества. Государь Император выходил на палубу около 8 1/2 часов утра, а около 9 часов выходила Ее Величество и Августейшие Дети. До завтрака Его Величество занимался обыкновенно делами; Ее Величество читала или писала письма, а Великие Княжны катались на небольших шлюпках или занимались рукоделием и чтением. Наследник Цесаревич в сопровождении дядьки Своего, произведенного уже в боцманы[313], Деревенько гулял по палубе, разговаривал с матросами и офицерами или играл с юнгами, которых обыкновенно на яхте было от 6 до 8. Завтрак подавался в 1 час дня и к нему каждый день приглашались все офицеры яхты. Обыкновенно в 12 часов 55 минут мы все входили в Царскую столовую и становились свободной группой у входа. К этому же времени собиралась и вся свита. Ровно в назначенное время открывалась дверь Царской каюты и выходила Царская Семья, после чего Государь приглашал всех к закусочному столу, всегда накрытому отдельно. Выпив иногда рюмку водки и закусив чем-нибудь, Его Величество начинал смотреть, чтобы Его гости не стеснялись и ели бы закуски. Ее Величество в это время сидела немного в стороне, окруженная детьми, и обычно разговаривала с министром Двора или графом Бенкендорфом.

Дав достаточно времени всем закусить, Государь переходил к обеденному столу и садился в голове стола, имея Императрицу по правую руку, а по левую кого-либо из Великих Княжон, обычно Анастасию Николаевну, как самую младшую. По правую сторону от Императрицы сажали по очереди распоряжением гофмаршала кого-либо из старших чинов свиты или флота, распределяя остальных приглашенных по старшинству между Великими Княжнами и затем по всему столу.

Немедленно подавался суп с пирожками, и первое блюдо съедалось обыкновенно молча. Хорошо обученные придворные лакеи, большею частью очень пожилые люди, с помощью назначенных к ним расторопных матросов быстро убирали тарелки и в то же время подавали уже следующее блюдо. Завтрак был из 5 блюд, после чего подавалось кофе. Во время завтрака специальный лакей разливал вино обыкновенно 3-х сортов: после супа мадеру, а после второго блюда белое или красное вино по желанию. К кофе подавался коньяк.

Обычно завтрак продолжался не более 40 минут, причем после сладкого Государь закуривал папиросу и неизменно говорил громко: «Господа, не угодно ли курить». После этого лакеи подавали на стол свечи и пепельницы.

По сигналу Государя все вставали, благодарили поклоном Их Величеств, а находящиеся вблизи Ее Величества удостаивались чести целовать Ее руку, а затем Высочайшие Особы выходили с лицами свиты на палубу, а офицеры расходились по делам службы.

Через несколько минут по выходе на палубу получалось обыкновенно через флаг-капитана приказание о подаче паровых катеров или других шлюпок, и Высочайшие Особы со свитой съезжали на какой-либо остров для прогулки, игры в теннис и т. п.

К 5 часам все возвращались и подавался чай, на который приглашались только лица свиты. Продолжался он от 30 до 40 минут; после чаю все расходились по своим делам, а Его Величество уходил в кабинет заниматься.

В 8 часов начинался обед совершенно в том же порядке, как и завтрак, но к нему обыкновенно приглашались командиры и офицеры с судов охраны, которым велась строгая очередь. Обед продолжался 45, 50 минут и отличался от завтрака только прибавлением 6-го блюда.

Как за обедом, так и за завтраком Его Величество среди блюд задавал часто вопрос присутствующим и иногда начинался более или менее общий разговор. Ее Величество обыкновенно тихо разговаривала со своим соседом и Государем и при этом говорила почти всегда на русском языке.

После обеда все выходили на палубу, где составлялись произвольные группы, а Их Величества пользовались случаем поговорить хоть несколько минут с приглашенными к столу офицерами с других судов, перед тем как отпустить их по своим судам.

Около 10 часов подавался вечерний чай, на который приглашались только ближайшие лица свиты. Он продолжался недолго, после чего Их Величества уходили в свое помещение, и день кончался.

Вечером иногда некоторые лица свиты составляли в свитском помещении партии в карты.

Государь ни в какие карточные игры никогда не играл и не любил играть, относясь, однако, вполне снисходительно к любителям такого время препровождения. Лично мне как-то Государь объяснил такую нелюбовь к картам тем, что Ему часто приходилось видеть при жизни Своего Августейшего Отца Императора Александра III, очень любившего и постоянно игравшего в коммерческие игры с близкими лицами свиты, как люди забывались в минуты проигрыша и, не стесняясь присутствием Государя, позволяли себе недопустимые выходки и выражения. Это оставило неизгладимое впечатление у Государя на всю жизнь и отбило у него желание даже познакомиться с карточной игрой.

Впоследствии, во время шхерных плаваний Государь понемногу втянулся и полюбил игру в домино, но никогда не играл и не позволял другим играть на деньги.

Прошло несколько дней нашего шхерного плавания, и командование яхты, впервые участвуя в нем, после неоднократных плаваний Их Величеств на яхте «Штандарт», получило ясное представление о расписании дня, в котором совершенно была забыта судовая команда, состоящая большею частью из молодых людей действительной службы при 25 % молодых неопытных матросов последних призывов. Естественно, что молодые матросы без практики быстро забывали выученное, теряли сноровку и разучивались грести.

Через несколько дней, по постановке на якорь на рейде Штандарта, рано утром, после церемонии подъема флага, командир яхты обратился к флаг-капитану с просьбой разрешить делать шлюпочные учения.

Стоя в это время в нескольких шагах от командира, я с изумлением увидел, как у флаг-капитана выразилось на лице удивление, и я услыхал дословно такой вопрос: «Почему же на яхте „Полярная Звезда“ можно производить шлюпочные учения, а на „Штандарте“ нельзя?» Командир яхты ответил, что он никак не может знать причины, почему на яхте «Штандарт» нельзя было делать шлюпочных учений, но что на вверенной ему яхте это не только можно, но и очень желательно, хотя бы во время съездов Высоких Гостей на берег, для поддержания матросов на должной высоте по обучению, по ловкости и умению обращаться со шлюпками.

Флаг-капитан выразил свое удовольствие и обещал доложить Государю.

Едва успел этот разговор прекратиться, как на палубу вышел Государь и поздоровался с присутствующими на палубе офицерами и командой. Отрапортовав утренний рапорт, флаг-капитан доложил Государю ходатайство командира яхты о производстве шлюпочных учений и, опять-таки, командир яхты и я, стоя в нескольких шагах от флаг-капитана, ясно услыхали, как Его Величество ответил на это генерал-адъютанту Нилову следующим вопросом: «Почему же, Константин Дмитриевич, на яхте „Полярная Звезда“ можно производить шлюпочные ученья, а на „Штандарте“ нельзя?» На это флаг-капитан только и нашелся ответить так: «Ваше Императорское Величество, только потому, что это яхта „Полярная Звезда“, а то яхта „Штандарт“». Очевидно, Государь понял смысл сказанного, улыбнулся и сказал: «Скоро выйдет Ее Величество и тогда Я дам Вам ответ относительно шлюпочного ученья».

В 9 часов вышла на палубу Ее Величество, и Государь, переговорив с ней, приказал сделать ученье сейчас же.

Как только раздались слова команды: «Унтер-офицеры к люкам, всех наверх на все гребные суда», и унтер-офицеры, разбежавшись по люкам, зычным голосом передали на палубу приказание, команда забыла о присутствии на яхте Высочайших Особ и, подчиняясь уже вкоренившейся привычке, бросилась по расписанию к своим шлюпкам, которые через 1 1/2 — 2 минуты уже отваливали от борта яхты.

Таким образом, первая часть ученья прошла отлично.

Катание на шлюпках производилось по сигналам с яхты. Шлюпки ходили то под веслами, то под парусами, огибая яхту, красиво кренясь от полных парусов.

В 11 часов Государь приказал окончить ученье. По сигналу шлюпки вернулись к борту яхты и подошли к своим талям. По моей команде все шлюпки были подняты на свои места в одно мгновенье, и через две минуты снова царила тишина и спокойствие, а шлюпки висели на своих местах, как будто бы их никогда никто и не спускал на воду.

Весь маневр спуска и подъема, а также и само шлюпочное ученье прошли так плавно, люди работали так отчетливо и без лишней торопливости и суеты, что впечатление получилось прекрасное и с тех пор как Высшие Лица, так и свита ежедневно с нетерпением ждали начала шлюпочного ученья, любуясь общей картиной. Ее Величество делала снимки с различных маневров и потом дарила их с собственноручной пометкой, кому предназначен снимок. Недели через две морской министр адмирал Бирилев без предупреждения сделал полный обход всех помещений яхты, приказав, чтобы никто из начальства его не сопровождал. Выйдя на шканцы после 2-часового обхода до киля[314] включительно, адмирал по своей всегдашней привычке громко выражать свое мнение, как только показался из люка, начал так: «Ваше Величество, сейчас сделал пробный смотр яхте. Вот это порядок и чистота, вот это яхта!» Дальнейших подробностей не было слышно, так как в это время он приблизился к Государю и продолжал говорить уже тише. Но от хозяев помещений я получил подробный доклад, где был министр, какие вопросы задавал и что вообще говорил, и, таким образом, узнал, что адмирал всюду нашел все в полном порядке и всех благодарил много раз в самых теплых выражениях.

Дни плавания шли однообразно почти точно по приведенному мною выше расписанию. Погода держалась, несмотря на осень, отличная и без дождей, что давало возможность Высочайшим Лицам съезжать ежедневно на берег для прогулок и охот. Последняя была весьма скромная, но очень нравилась Государю, привыкшему к обычным Царским охотам, где зверя и птицу выгоняли как бы специально на Его номер. Тут же приходилось показывать уже искусство, что и было дорого Его Величеству, как вообще любителю спорта, а не избиения дичи.

Дней через десять после начала плавания меня глубоко тронула милость Их Величеств, начавших вдруг обращаться ко мне, называя меня по имени и отчеству. Это был верный признак милости, так как обыкновенно ко всем обращались, называя просто по фамилии. Не могу не упомянуть здесь два случая, обрисовывающих хорошо характер Их Величеств.

Зная хорошо характер нашего матроса и необходимость постоянно его подбадривать, я иногда (смеха ради) людям, отличающимся неповоротливостью и ленью, поддавал или рукой по затылку или давал пинка, что вызывало обыкновенно взрыв смеха, и потом такого награжденного команда долго дразнила. Очевидно, это было замечено Государем, потому что как-то неожиданно Его Величество, подойдя ко мне и заговорив, вдруг сказал мне: «Семен Семенович, а Вы порядочно поддаете команде». Очень смутившись, я искренно ответил Государю: «Так точно, Ваше Величество, грешен, но делаю это не по злобе, а для подбодрения лентяев и никогда не позволяю себе так обращаться с достойным матросом». Государь ответил мне на это: «Я сам заметил, что Вы делаете это добродушно и весело, и что это вызывает даже одобрение всей команды. Что ж, пожалуй, Вы правы».

Другой раз, как-то рано утром, часов в 6, я разозлился на какого-то матроса, бывшего на шлюпке, стоящей на левом выстреле, и, находясь на площадке левого парадного трапа, забылся, ударил кулаком по поручню и обругал его самыми неприличными выражениями. Через минут 5 инцидент этот был мною забыт. После завтрака Ее Величество начала говорить со мной о чем-то постороннем, как это часто бывало, а потом неожиданно сказала: «Ах да, я не знала, что вы бываете таким сердитым». Удивленный, я в свою очередь сказал: «Ваше Величество, когда же Вы могли видеть меня сердитым?» И вдруг Ее Величество ответила: «Сегодня утром, когда вы стояли на левом трапе и сердились на кого-то. Я услыхала Ваш голос и выглянула в полупортик и увидала Вас во гневе». Все это было сказано с милостивой улыбкой, а не с упреком. Конфузу моему не было конца, и я сейчас же принес свои извинения, так как мне стало ясно, что я своим криком просто разбудил Ее Величество, которая между тем так нуждалась в спокойном сне.

Тут кстати нужно упомянуть, что Ее Величество из чувства деликатности к Императрице Марии Федоровне не занимала Ее каюту-спальню, а спала в каюте на левом борту в бывшей когда-то каюте Великой Княжны Ксении Александровны.

Подходил конец сентября, и ничто не нарушало нашего благополучного плавания. Лично меня, конечно, беспокоила больше всего служба на яхте и порядок на ней, но все шло хорошо, если не сказать образцово. Уже начали поговаривать о возвращении в Петербург, но Их Величества сами оттягивали день ухода с тихого уютного рейда.

Как-то раз, когда мы все подошли по приглашению Государя к закусочному столу, рядом со мной стал генерал А. А. Орлов и, налив две рюмки водки, одну подал мне и сказал: «Семен Семенович, в знак моего глубокого уважения к Вам, разрешите мне выпить с Вами на „Ты“. Конечно, без церемоний». Тронутый глубоко таким вниманием блестящего генерала, достойного во всех отношениях полного уважения и подражания, я поблагодарил за честь и, конечно, согласился. С тех пор генерал усиленно начал подчеркивать свое расположение ко мне, постоянно приходил говорить со мной, расспрашивая про организацию службы во флоте, о прохождении ее и т. д.

Очень часто и Государь Император задавал мне различные вопросы, интересуясь различными подробностями, и разговор иногда затягивался довольно долго.

Несмотря на конец сентября месяца, погода все время держалась отличная, что еще больше скрашивало плавание в шхерах. Из разговоров лиц свиты между собой можно было заключить, что такая погода, пожалуй, позволит еще долго оставаться в шхерах, хотя были некоторые признаки необходимости возвращения. Нам, служащим яхты, наоборот, было дорого пребывание Высоких Хозяев и хотелось продлить плавание возможно дольше, так как служба на яхте без Хозяев была очень монотонна и бессодержательна.

Флаг-капитан Его Величества как-то передал командиру яхты, что ввиду скорого окончания плавания нужно ожидать Высочайшего смотра яхте и что об этом он заранее предупредит. Через несколько дней после этого, совершенно неожиданно днем после завтрака пошел дождь, почему очередной съезд на берег был отложен. Часов около 3-х прибежал ко мне на верхнюю палубу старшина носовой командной палубы и доложил, что морской министр адмирал Бирилев обходит яхту и приказал никому об этом не докладывать, так как желает осмотреть яхту в полном одиночестве. Исполняя такое приказание, я не спустился вниз и вскоре даже забыл об этом, когда вдруг раздался как всегда громкий голос адмирала, выходящего на шканцы: «Ваше Величество, сейчас обошел яхту до трюмов включительно. Вот это действительно порядок. А чистота какая всюду. Прямо поразительно». Дальше он продолжал говорить уже, подойдя вплотную к Государю, который, повернувшись ко мне, ласково посмотрел и улыбнулся. Очевидно, продолжался доклад о виденном им при обходе яхты.

Через несколько дней состоялся Высочайший смотр яхте, окончившийся сердечной благодарностью Государя командиру, мне и всему составу яхты, а затем Государь выразил желание посетить с Императрицей вечером кают-компанию яхты, что означало, согласно традиции, скорое окончание плавания.

В назначенный вечер Государь и Императрица со всеми лицами свиты около 10 1/2 часов вечера сошли в кают-компанию, где был сервирован чай. Высочайшие Гости сели рядом, посадив по правую руку от себя командира, а по левую меня. Лица свиты заняли места произвольно. Начались воспоминания о прежних плаваниях на яхте еще в царствование Императора Александра III, когда Государь часто ходил на яхте со всей Семьей осенью в Копенгаген. Сравнивали удобства новой яхты «Штандарт», причем Государь находил яхту «Полярная Звезда» во многих отношениях удобнее первой яхты, хотя бы уже по столовой, так как на «Штандарте» нельзя было из-за недостатка места сделать большого приема. Около 11 1/2 часов Императрица простилась и с Анной Александровной Вырубовой ушла к себе спать.

Тогда попросили разрешения у Государя подать шампанское, чтобы выпить за здоровье Августейшего Хозяина. Было произнесено много тостов и пожеланий. Пили за здоровье всех лиц свиты в отдельности, почему приходилось все время подливать в бокалы вино, кроме бокала Государя, который пил небольшими глотками. Когда, казалось, все темы для тостов были исчерпаны, флаг-капитан спросил разрешения у Государя произнести еще один, но и последний тост. Получив милостивое разрешение, флаг-капитан начал говорить о блестящем состоянии яхты и о той колоссальной разнице между настоящими и прежними порядками и службой на ней, в чем Его Величество лично сам убедился, плавая теперь и ранее на яхте. Свой тост адмирал Нилов закончил, предложив выпить за мое здоровье и дальнейшую плодотворную службу, так как своим образцовым порядком яхта всецело обязана мне. Сконфуженный, стоял я перед Государем, который в милостивых выражениях подтвердил все сказанное адмиралом. Я невольно подумал о положении командира яхты, командовавшего ею уже 8-й год.

Через несколько дней после этого яхта снялась с якоря и перешла на Кронштадтский рейд, куда к этому времени прибыла из Петергофа яхта «Александрия».

После приема начальствующих лиц Государь пригласил к себе в каюту всех офицеров яхты, где Ее Величество собственноручно подарила каждому по паре запонок, как память о приятном совместном плавании, а затем начался съезд.

Офицеры и команда были поставлены во фронт. Государь с Императрицей вышли на верхнюю палубу и начали обходить по фронту офицеров, начиная с левого фланга, подавая всем руку и произнося слова благодарности. Подойдя ко мне, крайнему с правого фланга, Государь посмотрел своим чарующим, лучистым взглядом мне прямо в глаза и сказал дословно следующее: «Поражен тем, что видел. Твердо верю, что всюду, где Вы будете начальником, будет такая же образцовая служба и порядок. Сердечное Вам спасибо». Затем Государь обратился к команде с несколькими ласковыми словами, благодаря за службу и порядок на яхте, и простился с ней. «Рады стараться, Ваше Императорское Величество» и громогласное, несмолкаемое «ура» было ответом команды яхты, беззаветно преданной своему обожаемому Хозяину. Яхта «Александрия» снялась с якоря, увозя Их Величеств, а команда все продолжала кричать «ура».

Та к кончилось шхерное плавание Их Величеств на Их старой яхте «Полярная Звезда».

Через несколько дней яхта перешла в Петербург на свое постоянное зимнее место и вступила в резерв[315]. Начиналась опять обычная зимняя служба, когда мне предстояло, оставаясь в резерве на яхте по должности старшего офицера, продолжать командовать 2-й ротой в экипаже.

Неожиданно стало известно, что морской министр, ввиду гибели линейного корабля «Император Александр III» и крейсера «Нахимов» под Цусимой, решил зачислить крейсер «Диана» в состав Гвардейского экипажа. Такое известие нас всех очень поразило, так как «Диана» был совершенно устаревший по типу своему крейсер, пригодный только для учебных целей, но приходилось мириться, так как нам всем была известна беспричинная нелюбовь морского министра к Гвардейскому экипажу. Одновременно я получил предложение от вновь назначенного командиром крейсера «Диана»[316] капитана 1 ранга Гирса перейти к нему старшим офицером, на что я, отблагодарив его за честь, ответил, что представляю этот вопрос разрешению начальства, так как не считаю себя в праве делать выбор.

Вскоре на яхту зашел командир ее, которому я и доложил о сделанном мне предложении и моем ответе. На что командир ответил мне, что он считает нужным запросить об этом начальника Главного Морского Штаба и передаст мне его решение. На другой день командир передал мне буквально следующее: «Начальник Главного Морского Штаба сказал, что, если вы желаете продолжать вообще службу во флоте и делать карьеру, то вам необходимо уйти с яхты».

Хотя прошло много лет с тех пор и совершилось то, о чем нельзя было даже видеть в самом тяжелом, я не могу прийти в себя от такого отношения к офицеру, служащему старшим офицером на Императорской яхте Самодержавного Русского Государя.

Та к был решен вопрос о моем переводе на совершенно устаревший крейсер, где служба моя засчитывалась мне в ценз.

Крейсер «Диана» находился в Кронштадте, куда он был приведен на буксирах из Петербурга после двухлетнего стояния в ремонте на заводе. Коренной своей команды на нем почти не было, и лишь только на переходе ему назначили 140 человек. Было также несколько офицеров тоже случайного назначения. Пока я сдавал должность моему преемнику и формировал ядро новой команды для крейсера, командир его успел вступить в должность. Через несколько дней после него прибыл и я с новой командой и вступил в исполнение своих обязанностей.

Крейсер, пребывая два года в полном запущении, находился в ужасном состоянии, команда же его представляла из себя просто мужиков, одетых в форму матросов. Дисциплина, порядок, уставы были слова, непонятные для этой команды. Приходилось заниматься с ними, как с новобранцами, начиная с азов военно-морской службы. Целые дни и часто ночи проводил я в беспрерывной работе, хотя бы только для того, чтобы подготовить крейсер к зимовке на нем.

Наступило 6 декабря — наш экипажный праздник, когда экипаж в полном составе имел счастье представляться ежегодно на смотру Августейшему Имениннику, а вечером в кают-компании накрывался товарищеский ужин, в котором присутствовали все прежде служившие.

4 декабря командир крейсера «Диана» отбыл в Петербург, выразив свое сожаление, что я не могу быть на празднике в экипаже и предупредив, что вернется только 7-го декабря. Вечером 4-го же я получил телеграмму от адъютанта экипажа: «По приказанию командира экипажа вам надлежит присутствовать на параде 6 декабря в Царском Селе, почему сдайте должность следующему по старшинству и прибудьте в Царское Село в манеж к 10 часам утра».

Прочитав такое приказание, расходящееся с полученным приказанием от командира, я отложил, ввиду позднего часа, решение до утра, считая это каким-то недоразумением, так как отсутствие одного из офицеров экипажа на параде было бы даже незаметно. На другой день рано утром мне доложили, что идет наш командир. Не успел я, удивленный неожиданным возвращением командира, доложить ему о полученном приказании, как командир сам заявил мне, что приехал, чтобы оформить мой отъезд. На мое заявление, что мне незачем ехать, командир ответил, что нельзя не ехать, так как Государь собирается объявить какую-то милость экипажу и приказано, чтобы все офицеры присутствовали обязательно.

Таким образом, мне пришлось выехать в Петербург, а 6-го утром сесть на специальный поезд, идущий в Царское Село по особой ветке. Приехав на вокзал, я встретился с адъютантом Великого Князя Алексея Александровича капитаном 2 ранга Веселкиным[317], который поздравил меня с предстоящим назначением флигель-адъютантом[318]. Прошло два месяца с конца плавания в шхерах, и за это время мне ни разу не пришло в голову о возможности такой милости ко мне Государя, тем более, что я даже успел переменить место службы и во всяком случае, не мог гордиться повышением, почему я и отнесся к сообщению капитана Веселкина недоверчиво и, участвуя в манеже на Высочайшем параде, совершенно забыл о полученном предупреждении.

Кончился обычный парад. Наступил момент, когда Государь должен был, простившись с частями, отбыть из манежа. Государь стоял среди манежа и при полнейшей тишине о чем-то разговаривал с Главнокомандующим войсками Петербургского округа[319] Великим Князем Николаем Николаевичем. Вдруг раздался ясный голос Государя: «Капитан-лейтенант Фабрицкий». А Великий Князь, сделав несколько шагов влево, громко вызвал генерал-лейтенанта[320] Иванова. Услыхав вызов Государя, я настолько растерялся, что не мог сойти с места, и лишь чьими-то услужливыми руками был вытолкнут из общей группы офицеров. Как только я оказался перед Государем, последний, глядя на меня своим проникающим в душу взором, сказал: «За вашу выдающуюся службу назначаю вас флигель-адъютантом»[321]. Тронутый такой высокой милостью, взволнованный, я невольно заплакал и не смог даже выразить моих чувств благодарности, ограничившись только бормотанием каких-то отрывочных слов. Государь протянул руку, сильно пожал мою и, повернувшись к подошедшему генералу Иванову, поздравил его генерал-адъютантом и отбыл из манежа в Большой Дворец на завтрак. Ко мне подошел флаг-капитан адмирал Нилов и, поздравив, пригласив следовать за ним, чтобы вместе ехать во дворец. По дороге мы заехали к нему, где я одел приготовленные им для меня золотой аксельбант и новые эполеты, и в зал дворца я вошел одетым по форме флигель-адъютантом. Зал уже был полон приглашенными. Ждали только Высочайшего выхода. Отыскав столы, накрытые для офицеров экипажа, я был поражен холодностью приема, оказанного мне сослуживцами, из которых очень немногие поздравили меня с Высочайшей милостью. Несмотря на переживаемую мной огромную радость, обед прошел для меня тяжело, благодаря недружелюбию и зависти, проявленным друзьями и сослуживцами.

VIII

В тот же день выяснилось, что командиру экипажа удалось уговорить морского министра зачислить в состав экипажа, вместо устаревшего крейсера «Диана», более современный крейсер «Олег», стоявший в Петербургском порту по возвращении из Цусимского боя[322] для производства ремонта. Благодаря этому мне не пришлось возвращаться более в Кронштадт, чтобы непосредственно принять должность старшего офицера на крейсере «Олег»[323].

Последний был в много лучшем состоянии, нежели крейсер «Диана», и имел небольшое ядро своей команды, около 50 человек, которые и были переведены вместе с кораблем в экипаж. Крейсер был быстроходный, почти современный и требовал только капитального ремонта, который уже начали производить, в предположении отправки его осенью в заграничное плавание в составе отряда Корабельных Гардемарин.

Воспользовавшись возможностью не ехать в Кронштадт, я сделал все обязательные визиты лицам Свиты Его Величества, членом которой я стал сам. Посетив, в том числе, и свиты Его Величества генерал-майора Орлова, я узнал от него причины, побудившие Государя осчастливить меня столь великой наградой. Оказалось, что через несколько дней после переезда Их Величеств с яхты «Александрия» на «Полярную Звезду», как-то вечером, разговаривая с Орловым, Государь задал ему следующий вопрос: «Какую разницу находите Вы между яхтами „Штандарт“ и „Полярная Звезда“?» Орлов переспросил, в чем эта разница, в самих яхтах или в составах их, и получил ответ, что яхты очень мало разнятся между собой, а Государя интересует разница в порядках на яхтах и в личных составах, которые оба между тем состоят в одном и том же Гвардейском экипаже. На это генерал Орлов со свойственной ему откровенностью ответил: «Замечаю огромную разницу, так как на яхте „Полярная Звезда“ состав не только правильно дисциплинирован, но и воспитан, а на яхте „Штандарт“ нет ни того, ни другого». На это Государь выразил свое полное согласие и объяснил Орлову, который раньше никогда не бывал на яхте, что это необходимо приписать старшему офицеру.

Вернувшись после плавания в Царское Село, Государь как-то сообщил генералу Орлову, что решил назначить меня флигель-адъютантом. Таким образом, Орлов давно знал, что 6 декабря я буду назначен флигель-адъютантом, но никому этого не сообщил.

За несколько дней до 6-го декабря, Государь вызвал флаг-капитана Нилова и попросил его указать фамилию подходящего офицера из флота для назначения его флигель-адъютантом. На это флаг-капитан доложил Его Величеству, что он может предложить одного лишь кандидата на такую высокую награду, и назвал меня, на что Государь усмехнулся и сказал: «Я и хочу назначить его, но через Вас хотел проверить мой выбор». Визиты лицам свиты прошли благополучно, но представление Великим Князьям и Княгиням оказалось очень затруднительным. Приходилось заранее переговариваться с управляющими Их дворами или адъютантами, которые докладывали Их Высочествам, назначающим день и час приема, о чем я и получал уведомления. Для ускорения я обращался одновременно к нескольким адъютантам и зачастую получалось назначение представления в один и тот же день и час у разных Великих Князей, что вызывало путаницу и необходимость новых шагов с моей стороны.

Одновременно начались дежурства при Государе Императоре, при котором всегда находился один из флигель-адъютантов. Дежурство продолжалось 24 часа и начиналось в 10 1/2 часов утра, чтобы вновь вступающий мог выехать из Петербурга десятичасовым поездом. На вокзале прибытия ожидала тройка, традиционный экипаж дежурного флигель-адъютанта. По приезде во Дворец, вновь вступающий принимал от сменяемого все распоряжения, и получал приказания на будущее через скорохода. Почти всегда смена происходила в приемной дворца, где собирались к этому времени лица, имеющие доклад.

День Государя начинался рано. Около 8 часов Государь выходил из спальни, общей с Императрицей, и купался в бассейне, одевался, завтракал и шел гулять по саду. От 9 1/2 до 10 1/2 Государь принимал имеющих к нему дело Великих Князей и придворных лиц, а также гофмаршала, дворцового коменданта, начальника походной канцелярии и командира сводного полка. С 10 1/2 до 1 часу были доклады министров, из которых каждый имел свой определенный день и час. В 1 или 1 1/2 подавался завтрак, который накрывали так же, как и обед, в одной из гостиных по указанию Их Величеств на специально вносимых столах. Завтрак продолжался не более 45 минут, после чего Государь пил кофе в будуаре Императрицы. После завтрака и до 5 часов были приемы посланников, иностранных гостей, поездки для различных осмотров и т. п. В 5 часов сервировали чай в интимном кругу, а от 6 часов до 8 ежедневно были доклады министров. В 8 начинался обед, после которого Государь обыкновенно проводил часов до 10 в будуаре Императрицы в кругу Детей. После 10 часов Государь уходил в кабинет, где занимался один, иногда до поздних часов.

В первое же мое дежурство[324] я имел счастье завтракать и обедать за Высочайшим столом в обществе Государя и Императрицы, так как Дети были еще малы и к общему столу не допускались.

Войдя в гостиную до прихода Их Величеств, я увидел посредине комнаты стол, накрытый на 3 прибора, а ближе, к двери будуара Ее Величества, маленький стол с несколькими сортами закуски.

Государь вошел в дверь из Своей половины, ласково поздоровался со мной и прошел к Императрице, откуда несколько минут Они вышли вместе, пригласив меня к закуске. Ее Величество, дав мне поцеловать руку, милостиво спросила о здоровье жены и детей и выразила желание скоро познакомиться с первой. После закуски, продолжавшейся несколько минут, перешли за обеденный стол и прислуга начала подавать суп. Все время обеда Императрица поддерживала разговор, обращаясь к Государю на английском языке, а ко мне по-французски. Государь же говорил со мною по-русски. Императрица милостиво объяснила мне, что с Государем она говорит по-английски для практики Его в этом языке, а со мной по-французски, так как сама еще стесняется говорить по-русски, а мне полезно вспомнить французский язык.

После завтрака перешли пить кофе в будуар Императрицы, где Она сейчас же легла на кушетку. Пришли Дети, окружили Августейшую Мать и начали общий разговор по-русски, так как Дети говорили исключительно на родном языке. Оказалось, что Императрица довольно свободно говорит по-русски, делая лишь изредка ошибки.

В третьем часу меня отпустили и я отправился принимать просителей, приносящих прошения на Высочайшее Имя, для чего вне стен Дворца была отведена отдельная комната в помещении Дворцовой комендатуры.

Дежурный флигель-адъютант обязан был ежедневно принимать и выслушивать всех посетителей, а затем, вернувшись в дежурную комнату, составить на особом бланке краткий конспект каждому прошению, приложить все занумерованные прошения, запечатать их в конверт и к 8 часам вечера передать камердинеру Государя, который клал этот пакет на письменный стол Государя.

Вернувшись с обеда, Его Величество первым делом читал прошения и делал условные пометки на полях конспекта для Походной канцелярии, куда немедленно, по прочтении прошений, эти поступали. Походная канцелярия должна была за ночь собрать все нужные справки и на другой день утром доложить.

Обед прошел в том же порядке и в той же комнате. После обеда снова перешли в будуар, куда с Детьми пришла Анна Александровна Вырубова, вышедшая замуж за лейтенанта Вырубова[325].

В 10 часов Их Величества отпустили меня, а Государь удалился в свой кабинет.

На другой день я был сменен новым флигель-адъютантом и уехал из Царского, не видав Их Величеств.

По должности старшего офицера мне приходилось усиленно работать по ремонту и приведению крейсера «Олег» в полный порядок. Рабочий день мой начинался с 6 часов утра, а кончался в 12 или 1 час ночи. Почти весь день я был на ногах в обходе корабля, во всех помещениях которого производились какие-либо работы по ремонту. Отдыхом было только время завтрака и обеда, во время которых тоже приходилось беседовать с офицерами, разрабатывая совместно с ними ход дальнейших работ или занятий с молодой судовой командой. Насколько легко было в армии сформировать какую-либо новую часть, в которую ядром вливали офицеров и солдат из других частей, настолько это было трудно во флоте, где нужно было иметь не только знающих людей, но нужно, чтобы люди эти изучили детально свой новый корабль и его механизмы. На практике же приходилось формировать судовую команду из большей частью неопытных людей или же молодых матросов. Та к было и с командой крейсера «Олег», где к весне, т. е. началу плавания, вместо 540 человек матросов и 28 офицеров на лицо было 420 и 20. Из 420 матросов новобранцев было около 200, а офицеры были собраны отовсюду и по большей части не из состава Гвардейского экипажа. К грусти моей пришлось на практике столкнуться с антагонизмом, существовавшим между офицерами Гвардейского экипажа и флота, хотя здесь он был малопонятен, так как офицеры Гвардейского экипажа никакими привилегиями относительно своих сослуживцев во флоте не пользовались и отличались лишь небольшим изменением в форме одежды.

Одной неосторожной фразой, сказанной кем-либо из офицеров: «у нас в экипаже» было достаточно для выступления с протестом части офицеров от флота, составлявших вместе с тем одну воинскую часть. Мне, как председателю кают-компании, приходилось постоянно успокаивать возникшие ссоры и пререкания.

Между тем весной вернулся из заграничного плавания Гвардейский отряд, на судах которого уходили ежегодно юноши, окончившие курс в Морском кадетском корпусе и произведенные в корабельные гардемарины.

Отряд состоял из лучших в то время боевых судов, оставшихся после неудачной Японской войны, броненосцев «Цесаревича» и «Славы» и крейсеров «Богатырь» и «Адмирал Макаров». Крейсер «Олег», однотипный с «Богатырем», был назначен пятым кораблем в состав отряда.

Все перечисленные корабли плавали уже по несколько лет в этом отряде, проводя каждую зиму за границей, и считались в образцовом порядке и с отличной организацией службы.

Крейсеру «Олег» предстояло вступить в состав уже тренированного отряда и понятно, что командование его невольно волновалось, не будучи уверенным в своем молодом неготовом составе.

В мае месяце к нам перебрались 23 корабельных гардемарина и мы вошли в новый отряд, в составе которого и должно было начаться совместное плавание в водах Финского залива для предварительной практики. Крейсеру «Олег» предстояло войти в док для осмотра подводной части и окраски ее, что не производилось уже около 3-х лет. Ввод в док совпал с уходом остального отряда в Либаву, где мы должны были к нему присоединиться немедленно по выходе из дока.

Окончив в несколько дней работы в доке, крейсер «Олег» в первых числах сентября вышел в море, держа курс на Либаву или Порт Императора Александра III[326]. Море встретило нас ласково и ничто не предвещало катастрофы.

Не принимая согласно устава никакого непосредственного участия в кораблевождении, я получал доклады с вахты о пройденных милях и изменениях курса и спокойно занимался учениями и налаживанием внутренней жизни на корабле. Наступил вечер второго дня и нам оставалось до Либавы около 20 миль, т. е. менее 2-х часов хода, когда, вдруг, с полного хода крейсер ударился обо что-то и затем беспомощно остановился. При первом же толчке я прервал отдачу приказаний кому-то из подчиненных и выбежал на командирский мостик.

Моему удивлению не было границ, когда я увидел при наступающей темноте, что крейсер выкинулся на прибрежную гряду камней и что с обеих сторон крейсера видна береговая черта, а маяк «Стейнворт»[327] находится справа от крейсера в то время, когда он должен был остаться от нас при правильном курсе далеко влево.

В эту минуту не было времени заниматься расспросами, а приходилось думать о снятии с мели, для чего пришлось заводить якорь с кормы, спустить шлюпки, осмотреть тщательно корпус корабля, сделать промер вокруг него, чтобы найти чистый выход в открытое море. По радио дали знать начальнику отряда и командиру Порта Император Александр III контр-адмиралу Григоровичу[328] о положении крейсера[329], прося прислать буксиры для снятия с мели. Погода стала ухудшаться, и после полуночи появилась довольно крупная зыбь с юго-запада. На рассвете к месту нашей посадки подошел Гардемаринский отряд и начальник его перешел к нам. Почти одновременно подошли 4 буксира и подали нам стальные буксиры по два с носа и кормы, предполагая тащить нас логом, так как берег слева шел полукругом и был довольно близко к крейсеру. Подымаемый зыбью крейсер временами был на плаву, но затем, опускаясь, бился о подводные камни.

Буксирам быстро удалось стянуть нос и вывести немного от места постановки, но почти одновременно лопнули все 4 стальные буксира и крейсер оказался брошенным, не имея возможности работать своими машинами. Отдали оба якоря, надеясь задержаться на них, но цепи лопнули как нитки, и крейсер зыбью был выкинут на береговой песок параллельно берегу.

По радио получилось известие, что к нам на помощь вышли транспорты для разгрузки крейсера, если это будет необходимо, и водолазный отряд для работ. Командир же порта от себя вызвал спасательный пароход «Метеор» Балтийского спасательного Общества[330], на котором должен был прийти известный в то время своими спасательными работами еще в Порт-Артуре капитан Горст[331].

По приходе водолазной партии несколько раз пробовали снять крейсер с мели, но все попытки не имели успеха, так как он довольно сильно врезался в песок. В таких бесплодных попытках прошла целая неделя. Необходимо было торопиться, так как стоило разыграться шторму, и крейсер представил бы из себя одни обломки. За это время выгрузили весь боевой запас и перевели часть ненужных людей на присланный транспорт, оставив на борту только необходимое количество матросов, уже плававших ранее и не боявшихся моря.

В это время ночью к борту крейсера подошел пароход «Метеор» с капитаном Горст. Осмотрев крейсер и приняв доклад от своего водолаза, капитан Горст ушел в Либаву, чтобы уговориться с командиром порта об условиях, на каких он мог бы взять на себя спасение крейсера. В 24 часа условия были выработаны и подписаны и «Метеор» вернулся к крейсеру, приведя с собой килектор с новыми якорями и цепями, а также один землесос. Якоря были положены по направлению в море, а землесос начал высасывать песок слева за кормой. Как только цепи от якорей были взяты на палубу, крейсер подал все имеемые стальные буксиры на буксирные пароходы и по команде капитана Горста одновременно буксиры дали ход, а крейсер начал выхаживать цепи.

Более 2-х часов крейсер не трогался, но, наконец, не выдержал и начал понемногу разворачиваться вправо. Вскоре после этого крейсер развернулся совершенно и оказался на двух якорях, положенных далеко в море. Подтянувши якоря, крейсер дал ход и самостоятельно вышел в Либаву, где был введен в док для исправления.

Специально назначенная следственная комиссия приступила немедленно к выяснению причин и обстоятельств, сопровождавших посадку крейсера, а последний подвергся немедленному ремонту, продолжавшемуся 6 недель.

Государь, желая узнать подробно, как произошла авария с крейсером, приказал назначить меня в дежурство, почему я должен был выехать в Царское Село. После завтрака и обеда Их Величества расспрашивали меня во всех подробностях о происшедшем и получили еще раз ясное представление о гибельности для флота положения о морском цензе, когда для повышения по службе было достаточно лишь точного выполнения его, а не серьезного отношения к службе.

В данном случае яснее ясного было видно, что командир крейсера, удовлетворяющий вполне всем требованиям ценза, так как пробыл положенное время и старшим офицером и командиром судна 2 ранга, не был абсолютно подготовлен к самостоятельному командованию кораблем, не приобретя не только опыта за долгую службу, но позабыв все, что знал в молодые годы. Это явление было общим. Офицеры цензовали, а не плавали, заботясь лишь о выполнении нужного количества месяцев в такой-то должности на каком-либо корабле.

За время стоянки крейсера в доке состоялся суд и командир был отрешен от командования, а на крейсер был назначен новый командир, который принял крейсер уже после вывода его из дока.

Сделав необходимые испытания, в конце декабря мы вышли в море на присоединение к своему отряду, находившемуся в это время в Средиземном море.

Благодаря аварии, было утеряно более трех месяцев, потраченных на работы, почему состав команды крейсера при окончательном выходе в море был так же неопытен, как и при выходе из Кронштадта. Время же года было зимнее, когда трудно было ожидать в море хороших погод. И действительно, уже в Немецком море мы встретили сильный шторм от запада. Началась качка и массовое укачивание матросов, не привыкших к морю, а отсюда перерасход угля, заставивший нас зайти в Плимут для пополнения запаса его. Дальше мы вошли в Испанский порт Виго[332], где командир предполагал произвести целый ряд рейдовых учений. Не успели мы приступить к выполнению намеченной программы, как получили приказание начальника отряда идти в Гибралтар, куда должен был подойти и весь отряд. В Гибралтаре мы встретились со своим начальником и после обстоятельного доклада о положении дел на крейсере были вновь отпущены в Виго, а отряд отправился на остров Мадера. Отпуская нас, адмирал предупредил, что через 2 недели в Виго произведет нам самый подробный смотр, к которому мы и должны подготовиться.

Стоя в полном одиночестве в Виго в ожидании возвращения адмирала, весь состав крейсера, проникнутый любовью к своему судну, проявил огромную энергию и трудоспособность, благодаря чему через 10 дней никакой смотр не был страшен. И действительно, когда, по прибытии на рейд, адмирал, окруженный чинами своего штаба, начал производить подробнейший смотр, он был искренно поражен отчетливостью производимых учений, порядком, царившим на крейсере по всем отраслям сложного морского дела, и быстротой выполнения различных маневров. С этого момента крейсер занял нормальное место в составе отряда и к нам снова были переведены гардемарины. Наступило время возвращения в Россию. По дороге нам было приказано зайти в Портсмут, где англичане готовили нам исключительную встречу, желая оттенить нарождающееся англо-русское соглашение.

Во время стоянки отряда здесь был дан ряд парадных спектаклей, торжественных обедов и завтраков, на которых присутствовал Наследный Принц. Адмирал, четыре командира и около 30 офицеров были приглашены в Лондон, где, главным образом, и шли празднества.

Ввиду отъезда командира в Лондон, я вступил во временное командование крейсером, но в первый же день вечером получил телеграмму от командира с приказанием сдать должность моему помощнику и выехать в Лондон для представления Ее Величеству Императрице Марии Федоровне, гостившей в это время у Своей Августейшей Сестры Королевы Александры.

Приехав в Лондон, я посетил командира, который рассказал мне подробно начало празднеств и с грустью упомянул о том, как все поражены отношением к нам нашего посланника, не отдавшего визита даже адмиралу.

Осчастливленный милостивым приемом Ее Величества, во время которого Она вспоминала плавание на яхте «Полярная Звезда», я не утерпел и доложил Государыне о бестактности нашего посланника. Рассказ этот мало удивил Ее Величество, которая обозвала посланника бранным словом и подтвердила, что от него трудно ожидать вежливости.

Из Англии наш путь лежал непосредственно на Либаву, но по приказанию морского министерства пришлось зайти в Киль и сделать визит немцам, сильно встревоженным встречей, устроенной для нас англичанами.

Простояв несколько дней в Киле, отряд снялся с якоря и пошел в Либаву, куда прибыл перед праздником Св. Пасхи. Здесь я получил уведомление, что после праздников я, как проплававший больше четырех лет в должности старшего офицера, буду заменен в своей должности помощником.

IX

По «Правилам прохождения офицерами службы» для дальнейшего движения достаточно было проплавать 4 месяца в должности старшего офицера на судах первого или второго рангов. Я имел 4 года пребывания в должности и более 20 месяцев плавания, т. е. с избытком удовлетворял требованиям Правил и имел полное право рассчитывать на получение в командование судно 2-го ранга.

К сожалению, на последних не было вакантных мест командиров и пришлось согласиться на предложение командира экипажа принять должность его помощника по строевой части, в которую и вступил немедленно. Командовал экипажем бывший при мне командир Императорской яхты «Полярная Звезда», с которым мне пришлось уже ранее прослужить 4 года.

Мое вступление в новую должность совпало с полным затишьем в экипаже, раздавшим почти весь свой состав на суда. При экипаже на лето оставалась лишь одна охранная рота.

Не прошло и двух недель, как неожиданно командир экипажа вызвал меня к себе и предложил или вернее просил не отказать ему и согласиться на принятие должности старшего офицера яхты «Александрия», оставаясь одновременно его помощником по строевой части. Должность старшего офицера была вакантна, и некем было ее заместить. Пришлось волей-неволей согласиться и выехать в Петергоф, где яхта имела свое постоянное местопребывание.

Неся службу в Петергофе, мне пришлось несколько раз за лето дежурить при Государе, жившем в собственном Его Величества дворце на берегу моря. Дежурства протекали совершенно так же, как и в Царском Селе, с той лишь разницею, что помещение для дежурного флигель-адъютанта находилось в свитском флигеле Большого дворца, приблизительно в 30 минутах езды в экипаже до дворца.

В июле месяце (1909 года — В. Х.) мне пришлось принять участие в Полтавских торжествах[333] в качестве одного из представителей Гвардейского экипажа и пережить незабываемые минуты народного энтузиазма, при встрече обожаемого Монарха[334].

Торжества продолжались несколько дней и протекали главным образом на месте битвы. В последний день состоялся парадный завтрак, накрытый в залах Кадетского корпуса, причем в аванзале был накрыт Высочайший стол на небольшую сравнительно группу приглашенных, а в других залах были накрыты столы с завтраком a la fourchette. Музыка была помещена на балконе, выходящем из аванзала на улицу, где собралась огромная толпа народа. Когда за завтраком Великий Князь Николай Николаевич поднял бокал за здоровье Государя Императора, музыка заиграла гимн, подхваченный в других залах приглашенными, а на улице толпой. Пение гимна продолжалось беспрерывно, заставляя таким образом оркестр продолжать игру. Церемониймейстер, выйдя из аванзала, обратился к группе офицеров, находящихся в залах, с просьбою прекратить пение и спуститься на улицу к толпе, чтобы убедить последнюю в том же, так как Высочайший завтрак прерван и Государь может опоздать к поезду.

Выбежав вместе с несколькими офицерами на улицу и смешавшись с толпой, я увидел вокруг себя почти все интеллигентные лица, массу дам, в полном экстазе со слезами на глазах поющих гимн, видимо, ожидая выхода Государя на балкон или к окну. С большим трудом удалось заставить публику понять слова обращения к ним. Наконец, пение гимна прекратилось и все начали ожидать окончания завтрака и выхода Государя на подъезд. По настроению толпы нужно было ожидать небывалой трогательной встречи и глубоко патриотической манифестации. Каково же было разочарование толпы, когда после долгого ожидания она узнала, что Государь Император уехал с другого подъезда. Жаль было глядеть на печальные лица.

Отправившись немедленно на вокзал, я успел еще увидеться с Государем, который высказал мне, как он тронут поведением народа и выражениями горячей верноподданной любви. Можно только пожалеть, что Государю не дали возможности ближе познакомиться с энтузиазмом народа и дать последнему на Себя посмотреть.

Вернувшись в Петергоф, я продолжал свою службу на яхте «Александрия», которая перешла, ввиду отъезда Государя из Петергофа в Ливадию[335], в Петербург к Царской пристани.

В конце сентября я получил приказание Военно-походной канцелярии Его Величества[336] прибыть к 15-му октября в Ливадию для несения дежурства при Государе до 1-го ноября. Было известно, что Государь Император только к 15-му октября должен вернуться из Италии, куда Он ездил для отдачи визита Итальянскому Королю.

14-го октября к вечеру я прибыл в Ливадию, где мне немедленно была отведена комната в свитском доме. Сделав необходимые визиты лицам свиты и фрейлинам, я узнал, что Императрица очень плохо Себя чувствует и почти все время лежит, а Государь ожидается на другой день утром на яхте «Штандарт», вышедшей уже из Одессы.

Все искренно сокрушались над нездоровьем Ее Величества, предупреждая меня, что мое дежурство пройдет скучно и монотонно, так как Государь не отходит от Ее Величества.

На другой день наблюдательные посты на берегу начали извещать о благополучном приближении яхты «Штандарт». Когда яхта прошла Ай-Тодор[337], лица свиты выехали на томобилях на пристань для встречи Государя.

При подходе яхты к пристани начальствующие лица и свита были предупреждены о немедленном отбытии Государя в Ливадию. В это время неожиданно на набережной Ялты показались два автомобиля, на которых на первом находились Государыня Императрица и Августейшие Дети, подъехавшие к яхте как раз ко времени установки сходни.

Государь Император, находясь на мостике, приветствовал Ее Величество и Детей, а также собравшихся для встречи. В это время Ее Величество приказала открыть дверцы автомобиля, вышла с Детьми из него и довольно бодрым шагом поднялась по сходне на яхту, где была встречена Государем и экипажем яхты.

Минут через 10 все ожидающие на пристани были приглашены на яхту к Высочайшему завтраку, во время которого Ее Величество сидела, как всегда, по правую руку Государя.

После завтрака все отбыли в Ливадию, счастливые видеть Государя благополучно прибывшим из путешествия в Италию и выздоровлением Ее Величества.

Жизнь в Ливадии протекала следующим образом: Государь, вставая, как всегда, рано, около 9 часов утра выходил на прогулку по Ливадийскому саду, возвращался часам к 11 и занимался делами или принимал представляющихся. В 12 1/2 часов начинался Высочайший завтрак, к которому ежедневно приглашались все лица, проживающие в Ливадии и составляющие Двор и свиту Их Величеств. Часов около 2-х Его Величество в сопровождении приглашенных лиц совершал прогулку или поездку на автомобиле с прогулкой, возвращаясь во дворец к 5 часам. После чая в интимном кругу Государь принимал доклады министра Двора, гофмаршала, Походной канцелярии и т. д. В 8 часов Их Величества обедали у Себя, а для лиц свиты накрывался гофмаршальский стол в столовой дворца. По воскресеньям и праздничным дням к завтраку после Богослужения приглашались начальствующие лица и офицеры яхты «Штандарт».

Мне, как вновь приехавшему, пришлось ездить представляться Великим Князьям, жившим со Своими Семьями в лично принадлежащих Им имениях недалеко от Ливадии. В это время в Своих имениях жили: Великий Князь Георгий Михайлович, Александр Михайлович[338], Николай Николаевич[339] и Петр Николаевич[340].

На другой день Своего приезда Государь приказал мне через Своего камердинера явиться к 2 часам к подъезду дворца, где и ожидать Его выхода. Не зная цели вызова, я явился в полной дежурной форме. Увидя меня, Государь приказал снять оружие, ордена и шарф и затем спросил меня, люблю ли я ходить пешком. Пришлось чистосердечно признаться, что по роду службы своей мне редко приходилось заниматься прогулками, так как вся жизнь моя прошла или на корабле или в казармах. «Ну, ничего, — сказал Государь, — Мы попробуем первый раз легкую, небольшую прогулку, для чего пойдем по горизонтальной дорожке на „Харакс“, а назад по нижней дороге через „Ореанду“»[341]. С этими словами Государь тронулся в путь спокойным, размеренным шагом, задавая мне по пути различные вопросы, касающиеся, главным образом, флота, службы в нем и т. п.

Прогулка продолжалась 2 1/2 часа без перерыва с одной остановкой у «Харакса» на время закуривания папиросы. К концу прогулки я едва шел, двигаясь лишь силой воли и терпя мучительные боли от мелких камней на дорогах, которые через тонкую подошву парадных сапог, казалось, проникали до мяса.

Когда, дойдя до дворца, Государь, поблагодарив за прогулку, удалился в покои, я едва дошел до своей комнаты, где немедленно переодел обувь.

На другой день повторилась прогулка, но я шел уже сравнительно легко, так как предусмотрительно был в строевых сапогах на толстой подошве и с разрешения Его Величества с палкой.

Прогулки продолжались ежедневно, при чем продолжительность их все время увеличивалась, доходя иногда до пятичасовых. Шли все время безостановочно, останавливались или для закуривания, или же чтобы полюбоваться открывшимся видом.

В Ливадии Государя окружали следующие лица: министр Двора, гофмаршал, дворцовый комендант, флаг-капитан Его Величества, начальник Походной канцелярии, командир Сводного полка, командир конвоя[342], лейб-медик, духовник и дежурный флигель-адъютант. При Ее Величестве — одна дежурная свитная фрейлина и гостила Анна Александровна Вырубова, в то время уже разошедшаяся с мужем.

Утром до завтрака каждый занимался своим делом. После завтрака, если не были приглашены на прогулку, ожидали возвращения Его Величества, чтобы между 5 и 8 часами иметь свой очередной доклад. После доклада все были совершенно свободны и могли уезжать из района «Ливадии», для чего каждому полагался отдельный парный экипаж.

Очень часто вечерами лица свиты в Свитском доме играли в карты или же ездили к знакомым или в театр в Ялту.

Лично я, как дежурный, никогда из дворца удаляться не мог. На двенадцатый день моего пребывания во время утреннего моего доклада Его Величеству о представляющихся Государь задал мне вопрос: «Вас ничего не вызывает срочно в Петербург?» На что я ответил, что личных дел у меня нет, но мое присутствие необходимо в экипаже по занимаемой мною должности. «Это я знаю, — ответил Государь, — в экипаже могут Вас подождать. Прошу Вас остаться после дежурства в Ливадии в Моем распоряжении, о чем Я лично скажу министру Двора». Мне оставалось только выразить свои чувства глубочайшей благодарности. Начался прием представляющихся, а я предался думам, как такая милость Государя будет принята свитой и вообще публикой, с завистью и недоброжелательством которой мне пришлось по опыту хорошо ознакомиться сейчас же после назначения флигель-адъютантом.

Наступило время завтрака. Одним из последних в столовую вошел министр Двора и, как всегда, любезно обошел всех присутствующих, здороваясь с каждым и находя чуть ли не каждому сказать какую-либо любезность.

Через несколько минут открыли двери внутренних покоев и в столовую вошли Их Величества с Августейшими Детьми. Государь, поздоровавшись с министром Двора, что-то ему передал на словах вполголоса, после чего министр направился прямо ко мне и отдал мне следующее приказание: «Его Величество приказал Вам после окончания дежурств остаться в Его распоряжении на неопределенное время». «Слушаю, Ваше Высокопревосходительство», — ответил я.

К 1-му ноября приехал новый дежурный флигель-адъютант полковник граф Шереметьев[343], которому я сдал текущие дела, а сам остался как бы гостем.

Жизнь продолжалась почти в том же порядке. Государь совершал прогулки один, причем дважды, чтобы испытать удобства нового боевого снаряжения для пехоты, сделал большие прогулки в полном снаряжении и с ружьем. После завтрака совершались ежедневные прогулки с приглашенными лицами. Ежедневно во время своего пятнадцатидневного дежурства был приглашаем граф Шереметьев, близкий Государю с детства, очень часто полковник флигель-адъютант Дрентельн, иногда свиты Его Величества генерал-майор Комаров[344], командир Сводного полка, и ежедневно я. В это же время Ее Величество с Августейшими Детьми совершали прогулки в экипажах или в автомобилях. Вечером после обеда иногда Их Величества приглашали к Себе небольшую группу лиц, при чем Государь обыкновенно садился играть в домино с тремя партнерами, а Ее Величество занимала остальных приглашенных разговором, чаруя всех Своей ласковостью, умом, знаниями и красотой. Часов около 11 Их Величества отпускали приглашенных, а сами удалялись на покой.

Несколько раз по утрам от 10 часов до 12 состоялась игра в теннис. К сожалению, среди лиц свиты или окружающих офицеров не было подходящих к Государю по силе игроков. Ее Величество не принимала участия в игре, но сидела около играющих, окруженная Детьми и приглашенными.

Обыкновенно, если дневная прогулка совершалась без приглашенных, я по опыту знал, что Его Величество будет вести беседу о чем-нибудь, касающемся морского ведомства. И действительно, сделав несколько шагов, Государь задавал мне вопрос, на который требовал самого подробного разъяснения. В таком порядке были затронуты вопросы о прохождении службы во флоте, о снабжении судов по материальной части, о подготовке кадет Морского корпуса к офицерству, о положении во флоте лиц свиты и адъютантов Великих Князей, об обучении новобранцев и много других.

Подробный доклад мой о снабжении судов продолжался более двух часов беспрерывно, и Государь, прослушав его до конца с полным вниманием и задав несколько вопросов, сказал: «Вот вы более двух часов обстоятельно докладывали мне этот интересный во всех отношениях вопрос. Морской министр имеет раз в неделю один час для доклада. Он начинается обыкновенно докладом мне Высочайших приказов, о награждении пенсией, об увольнении в отставку по выслуге лет, затем кое-какие текущие дела. Далее мне приходится выпытывать у морского министра ответы на интересующие меня вопросы. Что касается дела снабжения судов, то, хотя Я и Самодержавный Государь, но уверяю Вас, что после предъявления мною требования пересмотреть это положение, морской министр испросил разрешения сформировать специальную комиссию, работа которой затянется до бесконечности. Я буду напоминать, требовать скорейшего окончания работ комиссии, а дело так на этом и замрет».

Из таких неоднократных бесед о различных делах я понял, с каким недоверием Государь относился чуть ли не ко всем министрам или к их докладчикам и в каком одиночестве чувствовал Себя Государь.

Как-то получил я письмо от сослуживцев по Гвардейскому экипажу, в котором они, между прочим, просили меня узнать непосредственно от Государя, верен ли разошедшийся слух по Петербургу об уничтожении чина капитан-лейтенанта, в каковой они предполагали быть произведенными 6 декабря. Во время одной из прогулок я спросил об этом Государя, на что получил такой ответ: «Не думаю, так как об этом мне ничего неизвестно». Вскоре очередной курьер, приехавший с докладами на подпись Государю, привез заготовленный приказ об уничтожении чина капитан-лейтенанта и о введении нового чина старшего лейтенанта.

Во время одной из прогулок зашел разговор о трудности управления большими частями или соединениями и Государь, вспомнив о Своем неожиданном вступлении на Престол, сказал: «Когда мой Отец умер, Я был просто командир Лейб-эскадрона Гусар и первый год царствования только присматривался к управлению страной. В это время статс-секретарь Финляндии генерал фон Д., занимавший эту должность еще при покойном Моем Батюшке, воспользовался Моим доверием к себе и, дав Мне на утверждение доклад, затем подшил к нему многое, о чем у нас не было речи. Прошло несколько дней. Как-то камердинер докладывает Мне, что военный министр генерал Ванновский[345] просит разрешения немедленно прибыть с докладом по экстренному делу. Разрешаю. Через 1/2 часа входит в кабинет взволнованный Ванновский, кланяется и говорит: „За что Ваше Величество изволили обидеть меня, Своего верного слугу“. „Ничего не понимаю, объясните, в чем дело“, — сказал Я. На это генерал Ванновский протягивает Мне готовый печатный лист из Сенатской типографии с утвержденным Мною новым положением о Финляндии, которое должно было на другой день быть обнародованным. Рассмотрев его, Я лично убедился в подлоге, так как на первой странице было то, что Я утвердил, а обо всем остальном никогда у Меня и речи не было со статс-секретарем. После этого пришлось сказать генералу фон Д. о невозможности его службы со Мной».

Мое оставление после дежурства в Ливадии и ежедневные прогулки не остались, как я и предполагал, бесследны для меня. С одной стороны, ко мне обращались с всевозможными просьбами, а с другой все, у кого была какая-нибудь возможность, старались уязвить меня. В последнем, к сожалению, принимали участие даже и Великие Князья, нужно думать по наущению лиц Их свиты.

В один из дней после прогулки Государь приказал мне прийти без четверти восемь к подъезду для поездки на «Штандарт», где должен был состояться обед в кают-компании. Уже факт, что таковой мне не был известен, был довольно знаменательным, так как я сам не только был офицером Гвардейского экипажа, в составе которого состояла яхта, но был флигель-адъютантом Государя и помощником командира экипажа по строевой части.

Обед был сервирован в кают-компании и не носил характера званого, а был лишь немного улучшенного типа против обыкновенного. После обеда играли в лото, при чем выигравшему Императрица дарила какую-либо безделушку на память.

Прошло несколько дней. Вечером у Дворцового коменданта генерал-адъютанта Дедюлина[346] играли в карты: генерал Комаров, контр-адмирал Чагин, командир яхты «Штандарт» и я. По окончании игры генерал Дедюлин выразил сожаление, что нельзя будет продолжать игру на другой день вечером ввиду предстоящего Высочайшего обеда на яхте. На это я сказал, что, наоборот, как не приглашенный на яхту, буду совершенно свободен. Тогда генерал Дедюлин обратился к Чагину с недоумевающим вопросом, правда ли это и как могу я не быть приглашенным? Чагин ответил: «Приглашения делаются Государем».

На следующий день, не получив приглашения от Государя по окончании прогулки, я воспользовался, очевидно, свободным вечером, и уехал в Ялту к знакомым.

На следующее утро поступило приглашение на теннис.

Подойдя к площадке, я застал двух приглашенных на игру офицеров яхты «Штандарт», которые, увидя меня, подошли поздороваться и, взволнованные, рассказали, что вчера меня искали по всему городу, так как Государь и Императрица, приехав на яхту и получив приглашение командира пройти в кают-компанию, спросили, приехал ли я. Получив отрицательный ответ, сказали, что подождут моего приезда. Были немедленно посланы гонцы на мои розыски, и только когда они вернулись без результата, Их Величества пошли обедать.

По окончании игры был сервирован чай, во время которого Государь, посмотрев на меня с улыбкой, спросил, как понравилось мне вчерашнее кинематографическое представление на «Штандарте». «Вчера я не был на яхте, Ваше Величество», — ответил я. «Ах да, я забыл. А почему вы не были?» — спросил Государь. Я ответил, что не был приглашен. На этом разговор закончился.

С этих пор на бывшие еще обеды на яхте меня приглашал Сам Государь.

В то же время ко мне зашел как-то полковник Сводного полка К. и спросил, играю ли я в бридж и смогу ли я освободиться на один вечер, чтобы участвовать в игре на приз, устраиваемой Великим Князем Георгием Михайловичем, так как один из предположенных участников неожиданно заболел. Уверенный, что Их Величества всегда охотно отпустят меня к Великому Князю, я ответил утвердительно. Довольный успехом, полковник К., которому Великий Князь поручил срочно найти заместителя заболевшему, отбыл немедленно в «Харокс» (правильно Харакс. — В. Х.), где и доложил Великому Князю о найденном им в моем лице вполне подходящего игрока. Великий Князь остался вполне удовлетворенным и благодарил полковника К., но в это время раздался голос Великой Княгини Марии Георгиевны: «Нет, флигель-адъютанта Фабрицкого мы не можем пригласить, так как этим могут быть недовольны Их Величества, гостем которых он состоит». Никакие уверения полковника К., что никакого недоразумения быть не может, не имели успеха и приглашение не состоялось.

Задолго до 6-го ноября, день особо празднуемый Великим Князем Николаем Николаевичем, всей свите Государя было известно о приглашении на парадный обед всех из Ливадии. И действительно, 6-го ноября Их Величества и вся свита, кроме меня, провели почти весь день в имении Великого Князя Николая Николаевича. У Великого Князя Александра Михайловича состоялась как-то большая охота, на которую были приглашены Их Величества со всей свитой, кроме меня.

Наступал день 6-го декабря, Тезоименитства Государя и праздник Гвардейского экипажа. В Петербурге обычно в этот день назначался большой парад тем частям войск, которые в этот день праздновали праздник части.

В этом году Государь приказал назначить парад на площадке Ливадийского дворца всем частям войск, находящимся в Крыму, и представить Ему на утверждение офицера, для командования парадом. Для этой цели состоялось небольшое заседание под председательством министра Двора, на котором после распланировки парада приступили к выбору командующего. Флаг-капитан Нилов предложил назначить меня, как имеющего большой опыт и совершенно свободного в данное время от службы и офицера части, празднующей в этот день свой праздник. На это министр Двора, от внимания которого мало что скрывалось, сказал: «Оставим лучше его в покое, хоть он и вполне подходит к этому назначению, и без того достаточно его мучают и о нем говорят». Парадом командовал генерал Думбадзе[347]. Вспоминаю это не по чувству злобы, которой ни тогда, ни теперь ни к кому не испытываю, а лишь с целью показать, в каких трудных условиях жилось Русскому Самодержавному Царю.

«Стоит Нам приблизить к Себе кого-нибудь, чтобы про этого человека начали бы сейчас говорить дурное», — сказал мне как-то Государь в присутствии Императрицы, молча согласившейся с этим. И Они были глубоко правы, так как людской зависти и злобе нет границ, и в этом не щадили даже и Их Величеств, подававших между тем пример исключительного супружеского счастья и почти святой жизни.

Пребывание мое в Ливадии затянулось до 9 декабря, когда, наконец, Государь разрешил мне ехать в Петербург, где мое присутствие становилось уже необходимым.

Прожив в Ливадии с 15 октября по 9 декабря, находясь в беспрерывном общении с Их Величествами и наблюдая Их в различное время и при различных обстановках, мне удалось составить себе ясное представление об Их характерах. Настанет время, когда беспристрастный историк воздаст должное Царю-Мученику и Его многострадальной Семье, положивших жизнь Свою за народ Свой. В своих воспоминаниях я хочу лишь дать самое правдивое описание того, что я видел и слышал.

X

Государь Император Николай II обладал характером ровным, спокойным и при этом был редко выдержанным и воспитанным человеком. Это сочетание производило на людей, мало знакомых с Его Величеством, впечатление как бы мягкости Его характера. В самые тяжелые моменты царствования, в бесконечно тяжелые минуты болезни Супруги или Детей, Его Величество всегда сохранял хладнокровие и кажущееся полное спокойствие, что многие объясняли бессердечием.

Доброты и справедливости Государь был необычайной. Всегда при всех решениях Его Величество руководился желанием не обидеть кого-либо хотя бы случайно, почему и не принимал почти никогда быстрых решений, что и породило слухи о Его нерешительности и о нелюбви Его к людям с решительным характером. Как доказательство противного, могу привести пример беспрерывных ровных отношений Государя к таким людям, как например: генерал-лейтенант барон Фридерикс и граф Бенкендорф, генерал-адъютант Ванновский, генерал-адъютант Ломен, свиты Его Величества генерал-майор Орлов, генерал-адъютант Дубасов, генерал-адъютант Григорович, генерал Думбадзе и т. д. Все эти личности, игравшие видную роль в царствование Государя, обладали исключительными решительными характерами и вместе с тем всегда неизменно пользовались доверием и уважением Своего Монарха.

Как человек исключительно воспитанный, Государь не понимал и не допускал грубости, шумных споров, доходящих до оскорблений, что так свойственно людям, резкостей и т. п. Отсюда пошел слух, что Государь не любит правды и что министры и близкие люди не смели говорить правдиво из боязни впасть в немилость. Это абсолютно неправильно, так как Его Величество не любил фальшивых людей, льстецов, прислуживающихся и вообще не допускал возможности лгать, так как сам абсолютно не был способен на какую-либо малейшую фальшь или ложь. Люди же резкие, мнящие о себе много, думающие спасать Россию грубой и резкой правдой, весьма односторонней и подозрительной, получающие холодный отпор от Государя на свои неуместные и бестактные выходки или выступления, имели потом дерзость распускать слухи о нелюбви Государя к правде. Не допускаю возможности, чтобы такие выдающиеся личности, как военный министр Ванновский, морской — адмирал Григорович, обер-прокурор Синода — Победоносцев[348], Председатель Совета Министров — Столыпин[349] и многие еще в таком же роде позволили себе когда-либо сказать Государю неправду, что не помешало, однако, им пользоваться до смерти полным уважением и доверием Госу]даря. И обратно, такие личности, как С. Ю. Витте, адмирал Алексеев, Председатель Государственной Думы Родзянко[350] и многие, многие, к сожалению, сами фальшивые, не допускающие возможности говорить всегда правду, играющие всегда на несколько фронтов, естественно, не находили сочувствия у Своего Государя, хотя Ему и приходилось, скрепя сердце, пользоваться их услугами, как людьми талантливыми и государственных способностей, что не так просто найти среди массы русских людей.

Как яркий пример любви Государя к людям решительным и правдивым, приведу пример отношения Его Величества к своему единственному близкому человеку, смело можно сказать — другу, к генералу Александру Афиногеновичу Орлову. Кто знал эту светлую личность, этого рыцаря без страха и упрека, преданного Своему Монарху без лести, тот подтвердит, что генерал Орлов неспособен был сказать неправду и обладал исключительно решительным характером, что при его дарованиях и дало ему возможность сделать такую блестящую, вполне заслуженную карьеру.

Как-то раз генерал Орлов и я были приглашены на вечер к Анне Александровне Вырубовой. Вскоре прибыли Их Величества. Встреченные хозяйкой дома в передней, Ее Величество прошла во внутренние комнаты, а Государь вошел в гостиную, где находились мы. Нельзя было не заметить, что Государь быт чем-то очень не то озабочен, не то огорчен. Поздоровавшись с нами, Государь сел и немедленно же поделился своим огорчением, сообщив, что получил недавно донесение, что одна из рот Брестского пехотного полка, выведенная на строевое учение, убила своих офицеров и под влиянием агитаторов имела намерение взбунтовать весь полк. Наступила невольная пауза, так как такое печальное и неслыханное в те времена известие не могло не подействовать на нас удручающе. Не успели мы что-либо ответить, как Государь обратился к генералу Орлову с вопросом: «Александр Афиногенович, как по Вашему следовало поступить с ротой этой?» На это генерал Орлов громким и ясным голосом ответил: «Нужно всю роту до единого человека расстрелять». Трудно было себе представить более решительный ответ. Государь Император подумал немного и ответил: «Да, пожалуй, вы правы».

В действительности, конечно, было поступлено по закону, т. е. назначено следствие, тянувшееся бесконечно долгое время, а за это время было много случаев убийства офицеров и бунтов в войсковых частях, чего, конечно, не было бы, если бы, ввиду особой важности преступления, было поступлено по совету генерала Орлова, как бы ни жестоко было бы такое решение.

Государь был страшно скромен, не любил рисовки, многословных речей, всевозможных тостов, парадных приемов, балов, любил во всем простоту и предпочитал всему на свете тихий семейный уют.

Поэтому все рассказы о властолюбии Государя, о деспотизме Его, о нежелании поступиться Самодержавием ради каких-то личных выгод абсолютно неверны.

Если бы не чувство долга перед Родиной и сознание, что Он должен царствовать на пользу безгранично любимой Им России, должен до последнего дня своей жизни нести все тяготы правления, Государь с радостью передал бы Престол другому лицу и удалился бы для частной жизни. Но сознание долга перед Родиной всосалось с молоком матери и, как часовой на посту, Государь не считал возможным покинуть его.

Не присутствуя лично при отречении Государя Императора Николая II от Престола, не могу себе представить, какими доводами и убеждениями г-да Рузский[351], Гучков[352] и Шульгин[353] смогли поколебать эти убеждения и уговорить Государя на такое кошмарное и гибельное для Родины решение. Как много, по-видимому, пришлось бедному Государю пережить и перенести тяжелых разочарований еще задолго до этого, а главное потерять веру в людей и своих ближайших помощников.

Государь Император обладал исключительным терпением и отличался поразительной снисходительностью к своим подданным, невзирая на их положение.

Государь был страшно трудолюбив. Вставал обыкновенно в 7 часов утра, брал ванну, одевался и в 8 часов был уже на ногах, проводя почти весь день до поздней ночи за работою.

О том, как распределялся день Государя, я говорил уже выше, добавлю лишь, что раз в неделю, по средам, с 11 часов и до 2, Государю Императору представлялись различные лица, получившие какое-либо назначение или приехавшие в отпуск из провинции. Право представления имели все лица, начиная от командира полка и равных должностей в гражданском ведомстве.

Каждую среду Государю представлялось около 45 человек, причем лица, занимающиеся высокие должности, представлялись отдельно с глазу на глаз в собственном кабинете, а остальные в так называемом «новом кабинете» все сразу, хотя, однако, Государь лично с каждым здоровался, задавал вопросы и выслушивал ответы. Много раз мне приходилось лично убеждаться, как представляющиеся поражались памятью Государя на лица и факты и знанием Его различных мелочей.

К этой характеристике Государя Императора Николая II в опровержение слухов и толков чуть ли не о малом развитии Его могу привести рассказ одного моего родственника, сенатора и профессора университета, В. Т. Судейкина[354], при этом человека убеждений политических довольно левых, как многие из нашей интеллигенции.

До назначения сенатором он долгое время был правителем канцелярии у генерал-губернатора Литовского края генерал-адъютанта Троцкого[355]. На его обязанности, между прочим, лежало составление ежегодно годового Высочайшего отчета, который представлялся от всех губерний, областей и краев непосредственно Его Величеству и возвращался обратно уже с Высочайшими пометками и резолюциями. Та к вот он сознавался мне, что неоднократно, перечитывая вернувшийся отчет и знакомясь с Высочайшими отметками, задавал себе вопрос, мог ли он сам так ярко, ясно и точно в кратчайших выражениях выразить свою мысль, сделать указание или замечание или выразить одобрение? И признавал, что в большинстве случаев поражался способностям Государя и Его знаниям, зная, что Государь пишет все эти пометки в тиши Своего кабинета и, следовательно, без чьей-либо помощи.

Та к протекали дни Всероссийского Императора, которого левая печать называла «кровавым». Скромно, незаметно, без театральных эффектов управлял своей многомиллионной страной Император, беззаветно любя Свою Родину и гордясь Ею. Все силы Свои и помыслы отдавал Государь на служение Своему народу, столь горячо любимому и в верности которого Государь никогда не сомневался. Только Семья — единственное утешение и радость Государя вне служения Своего. И этой Семье отдается ничтожная часть дня — часы завтрака и обеда. Все остальное время, расписанное по минутам, отдается исполнению долга перед Родиной и заботе о народе Своем. И тяжело сознание Государя, что нет помощников, что люди, выбранные Им, заботятся больше о собственном благе или о благосостоянии своих близких, а не о порученном им деле. Интриги, подвохи, зависть, сплетни, доносы, подлость и измена — вот что окружает Престол и предает Его вместе с Родиной. И несмотря на ужас одиночества, вполне сознаваемого, несмотря на твердое убеждение в невозможности доверять окружающим людям, Государь бодро, вдохновляемый беспредельно любящей и любимой Супругой, стоит на своем посту, давая возможность народу благоденствовать, богатеть, гордиться могуществом и богатством Своей Родины.

Вот почему злые люди, добивающиеся обезличения Государя и унижения Родины, сеявшие смуту и раздор среди русского народа, так ненавидели Государыню Императрицу Александру Федоровну.

После Родины и Семьи Государь больше всего любил армию и флот. Доклады военного и морского министров были Ему всегда приятны. С особой охотой Государь отдавал время на смотры войск или посещениям флота. Ему казалось, что многомиллионная армия Его искренно Ему предана и благодарна за заботы об ней, а молодой флот горит желанием порадовать Своего Державного Вождя, отдававшего столько труда и времени на заботы о нем. Да оно так и было. Не нужно смешивать настоящую Русскую Армию, доблестную и храбрую, легшую костьми в первые же годы войны, с армией, изменившей Своему Государю, предавшей Его и покинувшей фронт ради мира «без аннексий и контрибуции». Последняя была в сущности не армия, а милиция, созданная требованиями войны. Та к же, как нельзя винить и флот, созданный из ничего после Японской войны, энергией адмиралов Григоровича и Эссена. Последний умер, и флот, потерявший свою голову, в кратчайшее время изменился до неузнаваемости. Ошибка была исправлена, но время было уже утеряно.

После армии и флота Государь любил еще охоту, но не так называемую «Царскую охоту», когда выгоняют на охотников чуть ли не ручных зверей или специально разведенных фазанов, а охоту трудную, когда нужно уметь стрелять и обладать должным хладнокровием.

Помню, как в первое шхерное плавание на яхте «Полярная Звезда» на одном из островов на Транзундском рейде была устроена охота. Все участники вернулись с нее на яхту сильно удрученными, говоря, что за всю охоту только один раз какая-то птица вылетела на Государя и Ему пришлось стрелять всего один только раз. Вскоре сели обедать. Вдруг за обедом Государь начал вспоминать бывшую охоту и высказал Свое полное удовольствие, так как за все время всего-то и была одна птица и Ему удалось ее убить, хотя выстрел и был очень трудный. Засияли от радости организаторы охоты и участники ее.

Государь был искренно верующим человеком и убежденным фаталистом. Ничто не могло поколебать веру Государя в Господа Бога и убеждение, что «ни один волос не упадет помимо Воли Всевышнего». В самые тяжелые минуты жизни Государя, когда, например, был тяжело болен любимый сын, Наследник Цесаревич, или смуты народной, вера в Бога и Промысел Его не покидала Государя и давала Ему силы перенести горе и ужас. И во время царствования Своего, в самые блестящие его периоды, Государь возносил горячие молитвы к Господу Богу и говел три раза в год.

В силу этого Государь не верил в возможность охранить Его какими-то полицейскими мерами и всегда подсмеивался над усиленными охранами, различными предосторожностями и т. д.

Помню, как во время посещения вновь построенного форта Инонеми Государь, выйдя на берег и увидав, что рабочие, принимавшие участие в постройке, поставлены в какое-то особое веревочное оцепление, немедленно приказал уничтожить оцепление и выпустить рабочих на свободу. Мера эта не изменила порядка во все время Высочайшего посещения и глубоко тронула рабочих. Почти такой же случай повторился во время Полтавских торжеств, когда Государь неожиданно, едучи по расписанию на всенощную в храм на месте могилы, по дороге увидел какие-то бараки, оказавшиеся построенными специально для представителей от крестьян, собранных со всей России и находящихся как бы во временном заключении. Государь приказал, несмотря на уговоры губернатора, повернуть к баракам и более 2-х часов провел среди крестьян, разговаривая с ними, расспрашивая их нужды, совершенно без всякой охраны.

В довершение характеристики Государя Императора Николая II необходимо упомянуть о Его исключительном безразличии к удобствам жизни и комфорту, о Его скромности в пище и вине и о Его полном равнодушии к деньгам. Все Свои доходы Государь отдавал русским людям или в виде денежной помощи, когда за этим к Нему обращались, или на воспитание детей, или же на улучшение принадлежащих лично Государю имений, делая из пустынь плодороднейшие пространства. На Себя, Свою Семью, на Свой стол Государь тратил минимум возможного, урезывая Себя во всем, прекратив балы, парадные обеды и т. п.

Августейшая Супруга Императрица Александра Федоровна исключительно подходила к Нему, будучи также очень скромной, трогательной матерью, простой в обращении, заботливой о всех близких и редкой доброты. Муж и дети — в этом вся жизнь и счастье. И ради обожаемого Супруга невольная заинтересованность в делах Государственных настолько, насколько Государю угодно было обращаться за советом или поддержкой к Своему единственному верному другу — Супруге. Можно допустить, что Императрица ошибалась и невольно советовала Государю неправильно, не будучи в курсе всех дел в особенности последнее время, когда состояние Ее здоровья не давало возможности быть всегда в курсе дел, но нельзя не верить, что Ее Величеством всегда руководило чувство любви к России, а никак не к Германии, в чем дерзновенно обвиняли Государыню чуть ли не с Думской кафедры.

Помню, как Их Величества вернулись из Гомбурга[356], куда специально ездили для прохождения курса лечения Императрицей. Сколько было тогда рассказов об немецком этикете, столь чуждом Императрице, воспитанной королевой Викторией, а затем привыкшей к Русскому Двору. Только естественная любовь к брату и связывала Императрицу еще с Германией, но и только. Недаром Император Вильгельм[357] не любил Александру Федоровну, прекрасно понимая, что Она стала настоящей Русской и истинно православной. Государыня обладала довольно вспыльчивым характером, но умела сдерживаться, а затем очень быстро отходила и забывала свой гнев.

Та к же, как и Государь, Императрица была очень застенчива, не любила парадных приемов, балов, раутов и т. п., отдаваясь всецело обязанностям Супруги и матери. Воспитание Детей шло исключительно под Ее личным надзором, т. е. совсем не так, как было принято в России даже в средне зажиточных домах, где воспитание возлагалось на гувернанток и гувернеров.

Императрица любила свой дом больше всего, почему Ей было неприятно принимать в тесный и дружный круг Своей Семьи посторонних людей в лице воспитательниц.

Застенчивость Ее Величества сказывалась на каждом шагу, а в особенности во время торжественных или парадных приемов. Наружно это выражалось каким-то особенным выражением лица. Получалось со стороны впечатление, что Императрица в это время переживала нечто мучительное. Поэтому у многих, кто не знал близко Ее Величества, составлялось впечатление о ней как о женщине нелюбезной и неласковой.

Императрица была исключительно доброй и снисходительной. Как-то раз, накануне ухода на яхте «Штандарт» в шхерное плавание, очередному камердинеру Ее Величества не понравилась отведенная ему по положению каюта. Нужно заметить, что такие каюты должностным лицам были предназначены еще при постройке яхты и обозначены надписями, причем в них были проведены звонки из соответствующих Высочайших кают. Прислуга прибыла накануне, когда на яхте никого еще не было, и камердинер мог свободно осмотреть все помещения. Таким образом, он выбрал себе одну из свитских кают и попросил офицера, заведующего Царскими помещениями на яхте, позволить ему перебраться в выбранную им каюту. Естественно, офицер отклонил такое ходатайство, объяснив, что он не может выбирать себе каюты, так как они все именные. Тогда камердинер заявил, что он не пойдет в плавание. На это офицер ответил, что это его никак не касается, и на всякий случай доложил об этом командиру яхты капитану 1 ранга И. И. Чагину. Командир подтвердил отказ.

На другой день часам к 11 прибыли Их Величества с Семьей и свитой и, конечно, первым делом после встречи спустились в свои каюты, в которых Они так давно уже не были.

Прошло короткое время, когда командиру доложили, что его просит к Себе Императрица. Не успел капитан Чагин войти в каюту, как Ее Величество почти дословно сказала следующее: «Иван Иванович, у меня к Вам большая просьба, надеюсь, что Вы ее исполните». На это капитан Чагин ответил, что просьба Ее Величества есть приказание и, конечно, будет немедленно исполнена. «Я знаю, Иван Иванович, что я делаю неправильно, что я не имею права просить Вас об этом, но если Вы не хотите отравить мне все плавание, то исполните мою просьбу». Такое вступление привело капитана Чагина в полное недоумение и он просил Ее Величество сказать, в чем заключается просьба. «Дайте, пожалуйста, моему камердинеру каюту, которую он выбрал себе, а то он испортит мне пребывание на яхте». Капитан Чагин ответил, что, конечно, желание Ее Величества будет исполнено, но он считает долгом доложить, что это незаконно. «Я знаю, — ответила Ее Величество, — но очень прошу». Поневоле пришлось исполнить каприз камердинера.

Доброта Ее Величества сказывалась во всем, но в особенности в Ее отношениях к людям, в Ее постоянных заботах о всех мало-мальски Ей известных лицах, впавших во временное тяжелое положение, при заболевании и т. п. Помощь оказывалась широкая, как денежная, так и моральная. Трудно себе представить, какой массе лиц Ее Величество помогала выйти из материальных затруднений, скольким детям оказала помощь в воспитании и какую массу больных призрела в различных санаториях.

У многих русских составилось понятие об Императрице как о женщине суровой, с твердым упорным характером, с огромной силой воли, не ласковой, сухой, которая сильно влияла на Своего Августейшего Супруга и руководила Его решениями по Своему усмотрению. Этот взгляд совершенно ошибочен. Ее Величество не только сердечно относилась ко всем окружающим, но скорее баловала всех, волновалась постоянно о других, заботилась о них, а Детей Своих баловала чрезмерно и Ей постоянно приходилось обращаться за содействием к Супругу, так как Наследник Цесаревич Алексей Николаевич признавал волю только Отца Своего и дядьки матроса Деревенько, Мать же Свою совершенно не слушался. Малолетние Великие Княжны тоже мало слушались Мать.

В кругу Семьи Государь имел всегда решающий голос, а если в делах государственных Ее Величество иногда и подсказывала, допустим, решения, то только постольку, поскольку Сам Государь искал этого совета.

Императрица Александра Федоровна была редко образованной и воспитанной женщиной. По своим знаниям Ее Величество была ходячей энциклопедией, при этом отлично рисовала, играла, знала рукоделия и владела несколькими языками в совершенстве. Любимый язык после русского, на котором через несколько лет царствования Ее Величество говорила и писала свободно и читала наших классиков, был английский, а затем французский. По-немецки никогда во Дворце не говорили, хотя Ее Величество, конечно, владела им в совершенстве. Между собой Государь с Императрицей обыкновенно говорили на английском языке с исключительной целью, чтобы Его Величество не мог бы забыть этот язык. С Детьми сначала долгие годы говорилось только по-русски, а затем по очереди по-английски и по-французски, дабы дать возможность Детям изучить практически эти оба языка.

Ее Величество обладала редко развитым чувством долга, и это как бы давало Ей возможность быть упорной во многих случаях, когда по Ее понятиям так требовал Ее долг.

Та к же, как и Государь, Императрица была исключительно верующей и православной, изучив особенности нашей религии до тонкости. Религиозность Ее порой впадала в мистицизм, в особенности в последние годы в связи с Ее серьезным сердечным недомоганием и после пережитых волнений за мужа и сына во время первой революции 1905–1906 годов. Все церковные службы Ее Величество простаивала от начала и до конца, ничем не отвлекаясь и все время усердно молясь. Когда здоровье не позволяло больше Ее Величеству долго стоять на ногах, Она сидела во время служб, но посещала их аккуратно.

К характеристике Государыни Императрицы Александры Федоровны надо добавить, что Она была в полном смысле слова красавицей, в которой соединилось все: царственная осанка, правильные черты лица, большой рост, правильная фигура, изящная походка, грация, большой ум, огромная начитанность и образованность, талант к искусствам, прекрасная память, сердечная доброта и т. п., но у Нее не было искусства очаровывать, не было умения и желания нравиться толпе. А это, по-видимому, для царственных особ необходимо.

В кругу близких людей, когда застенчивость проходила, Ее Величество была центром веселья и с Ней скучать было невозможно. Среди же людей мало знакомых Ее Величество точно уходила в Свою скорлупу и представлялась людям в совсем другом свете. Впоследствии, когда Императрица стала сильно болеть и зачастую проводила лежа целые дни, Ее Величество редко уже веселилась и проводила время большей частью в интимном кругу Семьи, куда допускалась лишь одна А. А. Вырубова. Огромную в этом роль играла также постоянная болезнь Августейшего Сына, обожаемого Ее Величеством. Каждая мать убивается над болезнью ребенка, а здесь же было волнение не только любящей матери, но и Императрицы за Свою Страну, Престол которой должен был унаследовать сын.

По разъяснениям, данным мне по дружбе лейб-медиком Острогорским[358], состоявшим постоянным врачом Наследника Цесаревича, болезнь была опасна лишь до известного возраста, приблизительно до 16, 17 лет.

Бесконечно тяжело было видеть очаровательного во всех отношениях ребенка, отличавшегося большими способностями, огромной памятью, сообразительностью не по летам и физической красотой, страдающим хроническими заболеваниями, происходящими, главным образом, от малейшей неосторожности при играх. Случайный удар по руке или ноге или же резкое движение могло вызвать разрыв кровеносного сосуда и местный разрыв крови, трудно поддающийся излечиванию.

Наследника Цесаревича я знал с пеленок и в выборе няньки Его матроса Деревенько сыграл первенствующую роль, назначив его по Высочайшему приказанию в помощь няне Наследника в первое шхерное плавание на яхте «Полярная Звезда». В дни моих дежурств при Государе Деревенько приходил ко мне, уложив спать своего Воспитанника, и рассказывал о своей жизни при Дворе и о Наследнике.

Я видел Алексея Николаевича на яхте при обходе фронта команды, при играх с юнгами, при различных представлениях Ему, в минуты детских шалостей и т. д. Он всегда прельщал всех своим ясным взором, решительным видом, быстрыми решениями, громким голосом и вместе с тем мягкостью, ласковостью и внимательным отношением ко всем и всему.

Великие Княжны в описываемое время были прелестными девочками, скромно и просто воспитанными, относившимися ко всем с ласковостью и вежливостью, а зачастую с трогательной заботливостью. Все они обожали Наследника и баловали его всячески.

Как Августейшие Родители к Детям, так и Дети к ним проявляли на каждом шагу пример трогательной любви, и искренно можно сказать, что трудно было найти иную, более совершенную семью.

XI

По возвращении из Ливадии в Петербург я получил назначение состоять при герцоге Зюдерманландском[359] и Его Супруге Великой Княгине Марии Павловне[360], приезжающих в Петербург на похороны Великого Князя Михаила Николаевича[361], неожиданно скончавшегося в Ницце.

Пришлось выехать в Або[362], где и встретить Высоких Гостей. При первой же встрече Великая Княгиня произвела самое чарующее впечатление, чего нельзя было сказать про Ее Супруга.

По приезде в Петербург Великокняжескую Чету встретил Августейший Брат Вел. Кн. Марии Павловны Великий Князь Дмитрий Павлович[363], пригласивший до переезда в Царское всех на завтрак к Себе, где присутствовала и Великая Княгиня Елизавета Федоровна[364], которой мне пришлось представляться впервые.

После завтрака переехали в Царское Село в собственный Его Величества Дворец, где были отведены покои для Высоких Гостей, а для свиты и меня в Большом Царскосельском Дворце. Свита состояла из двух лиц: камердинера[365], состоящего при Герцоге, и статс-дамы[366] при Великой Княгине.

Приятно вспомнить, с каким уважением и любовью относились эти лица к своей новой Герцогине, восхваляя Ее всячески, рассказывая, какой популярностью она начала пользоваться среди придворных и народа в Швеции, как быстро выучилась говорить по-шведски и усвоила себе все обычаи и традиции. В то же время они отзывались далеко не симпатично о своем Герцоге, обвиняя его в бессердечии, лености, порой грубости и небрежности по отношению к Своей молодой Супруге.

Пребывание Их Высочеств в Царском Селе продолжалось 15 дней и протекало в интимном кругу Царской Семьи, с редкими выездами в Петербург для отдания необходимых визитов. Мне же пришлось показать свите Петербург и два раза быть с ними в театрах.

На обратном пути 4-й Финский стрелковый батальон, расположенный в Або, воспользовавшись необходимостью Их Высочествам пробыть в городе с утра до вечера в ожидании отхода парохода-ледокола на Стокгольм, приветствовал отъезжающих парадным завтраком в офицерском собрании, на котором молодая Великая Княгиня выказала много такта и умения держать себя в обществе.

Вернувшись в Петербург, я вступил в исполнение своих прямых обязанностей в Гвардейском экипаже, неся приблизительно один раз в месяц суточное дежурство при Государе и получая приглашение по воскресеньям на вечер к Их Величествам.

В этом году Гвардейский экипаж должен был праздновать 200-летний юбилей, почему было особенно много работы. Ввиду неожиданной смерти Английского Короля Эдуарда VII[367], празднование юбилея было перенесено на весну и состоялось лишь в первых числах мая, после чего началось обычное плавание и лично мое снова старшим офицером яхты «Александрия». Еще до юбилея меня вызвал к себе начальник штаба Командующего флотом и предлагал мне получить в командование судно 2 ранга во флоте. Пришлось по просьбе командира экипажа отказаться от предлагаемого назначения ради юбилея, но осенью, понимая, что в экипаже получить в командование судно мне удастся года через два, я решил воспользоваться предложением и в конце ноября был назначен командиром эскадренного миноносца «Амурец», состоявшего в 1-м дивизионе 1-й минной дивизии.

На это решение повлиял также инцидент, случившийся со мной в экипаже, который всецело имел своим основанием с одной стороны людскую зависть и злобность, а с другой стороны сознание безнаказанности в силу бесконечной доброты Государя.

Вскоре после назначения моего флигель-адъютантом я постоянно сознавал и испытывал недоброжелательство очень многих сослуживцев по экипажу, как старших меня в чине, так и равных. Оно все усиливалось по мере большей милости ко мне Двора и повышения моего по службе. После моего пребывания как бы гостем в Ливадии оно дошло до апогея. Сознавалось ясно, что завистники оставят меня в покое лишь до юбилейных торжеств, во-первых, потому, что трудно было заменить меня на моем ответственном посту перед парадом, а во-вторых, была надежда у многих на торжествах быть назначенными флигель-адъютантами и, таким образом, возможно ослабить влияние на Государя, приписываемое мне. Лично я надеялся, что назначением, возможно нескольких лиц сразу, разрядится атмосфера.

Непонятно, по каким причинам Государю не было благоугодно осчастливить кого-либо Своей милостью. Виновным в этом можно считать только адмирала Нилова, который по своей близости к Государю мог ходатайствовать за желательных ему кандидатов.

Обиженные свое неназначение приписали моему влиянию, не понимая, что я, как офицер части, сам был поражен этим фактом, зная среди офицеров вполне достойных награждения, как по своим личным заслугам, так и по положению в обществе.

Все это разразилось некрасивой интригой, поведенной против меня группой офицеров, не знавших, что о моем назначении во флот уже возбуждено ходатайство.

Атака моих личных врагов не увенчалась успехом, но стоила мне много нервов и тяжелых, обидных, ничем не заслуженных переживаний, результатом чего я был вынужден обидеться на всю воинскую часть, столь мне дорогую, хотя девяносто процентов личного состава ее были абсолютно неповинны.

В это время Их Величества с Семьей были за границей для прохождения курса лечения Императрицы.

Немедленно по возвращении Государь потребовал к Себе лично командира экипажа с подробным докладом о происшествии, а я давал пояснения министру Двора, который познакомился уже с делом по письменным документам. Выслушав меня, генерал-адъютант граф Фредерикс сказал приблизительно следующее: «Удивляюсь поведению командира экипажа. Что касается лиц, ведших против Вас интригу, мне давно было ясно, что многие из них мечтали о своем назначении флигель-адъютантами. Не мне судить поступки Моего Государя. Значит, были какие-либо причины, почему никто из них не был назначен. Понятна их зависть к Вам и недоброжелательство. Считаю Ваше поведение вполне правильным и от души поздравляю с окончанием этого дела».

Затем я имел счастье представляться Государю, который в милостивых выражениях передал мне Его сожаление, что меня постигла такая неприятность, просил не волноваться, так как Он вполне одобряет мое поведение.

По Своей доброте Его Величество совершенно упустил из виду, что нельзя было оставлять безнаказанными офицеров, поднявших дело против своего начальника и не доказавших его виновность, и что те же лица распускали всевозможные слухи обо мне, уверяя даже, что я удален из экипажа судом чести. Несмотря на полный абсурд такого заявления, так как офицер, удаленный по суду чести, не мог бы получить повышение и остаться флигель-адъютантом, многие верили всегда охотно всякой грязи и сплетне.

После потери флота в Цусимском бою, благодаря слабо развитой технике и неотпуску денег Думой, Русский флот не имел боевой эскадры. Все прежнее устарело, было расшатано, требовало ремонта и могло служить только для учебных целей. Две дивизии миноносцев, построенные, главным образом, на добровольные пожертвования, также не представляли из себя вполне современных боевых типов.

Адмирал фон Эссен[368], поставленный во главе Балтийского флота, правильно оценил положение и обратил все внимание на обучение и воспитание личного состава. Поэтому фактически весь флот был учебным, на котором личный состав подготовлялся к занятию ответственных должностей в будущем флоте, программа судостроения которого разрабатывалась морским министерством и проводилась в Думе. Одновременно было проведено много капитальных реформ, из которых одна из самых важных было положение о сверхсрочно служащих.

Главное свое внимание адмирал Эссен обратил на Минный флот, образовав две минные дивизии, отряд заградителей[369] и подводного плавания.

Первая минная дивизия, имевшая в своем составе 4 1/2 дивизиона лучших в то время миноносцев, базировалась на Порт Императора Александра III (Либава)[370], использовав для этой цели начатый постройкой бассейн, доки, мастерские и казармы. 2-я минная дивизия состояла из 4-х дивизионов и базировалась на Свеаборгский порт, имея задачей, главным образом, обслуживание и изучение шхер.

Обе дивизии были, насколько это было возможно, в блестящем состоянии, имея во главе выдающихся начальников, лихой личный состав и из года в год лучше налаживающееся снабжение и снаряжение. В особенности выделялась 1-я дивизия, во главе которой стоял особо талантливый начальник контр-адмирал светлейший князь Ливен[371], пользовавшийся во всем флоте популярностью, а в своей дивизии общим уважением и любовью подчиненных.

Сам лихой моряк, князь легко прививал эти необходимые качества своим подчиненным, и при нем 1-я минная дивизия имела своим девизом «вперед», что и было выгравировано сигнальным флагом на дивизионном жетоне.

Урок Японской войны не прошел для русского флота даром, и весь личный состав горел желанием исправить ошибки и не повторить их в будущем. Все, начиная от неутомимого адмирала Эссена, вкладывали массу энергии, терпеливо приобретая опыт, относясь снисходительно к ошибкам и подавая пример сослуживцам и подчиненным.

Миноносец «Амурец» я принял в Риге, где он стоял в капитальном ремонте в составе полудивизиона 1-й дивизии. В короткое время, ознакомившись подробно с порядками в дивизии и с ее духом, я легко забыл уход из Гвардейского экипажа, найдя на новом месте не менее дружную и сплоченную воинскую семью.

В это время город Рига, между прочим, один из красивейших городов в России, переживал еще радость по случаю бывшего летом посещения ее Государем. Жители города приняли меня исключительно ласково и в короткое время я познакомился с русским обществом. Ремонт миноносцев велся заводом «Ланге и сын» с помощью судовых команд интенсивно, и к началу июня месяца миноносцы уже вступили в строй дивизии.

Действующий флот состоял из крейсера «Рюрик», построенного после войны в Англии, на котором держал флаг командующий флотом, одной бригады линейных кораблей, одной бригады крейсеров, двух минных дивизий, одной бригады подводных лодок, одной бригады заградителей и учебных отрядов: Артиллерийского, Минного и Водолазного, а также несколько учебных кораблей, как для корабельных гардемарин, так и для унтер-офицеров.

Сбор всего флота производился на Ревельском рейде, где происходили все артиллерийские стрельбы, ведшиеся беспрерывно по строго выработанной программе. Ежемесячно производились маневры всего флота. Государь неотступно следил за работой во флоте, делая ежегодно смотры новобранцам, посещая эскадры и отдельные суда, присутствуя на смотровых стрельбах флота и знакомясь близко с успехами во время ежегодного плавания в шхерах или в заграничных водах, когда яхту конвоировали эскадренные миноносцы.

Зоркий взгляд Государя ничего не упускал, и начальникам зачастую приходилось давать самые обстоятельные разъяснения даже в мелочах.

Это было время настоящего воскресения русского флота, его полного обновления и возрождения, чему флот всецело обязан Своему Державному Шефу, относившемуся к нему с особой заботой и любовью. При своей колоссальной памяти Государь знал весь личный состав флота и легко мог делать выбор начальствующих лиц, не руководясь только докладами начальства.

Морское министерство было вручено достойнейшему адмиралу Григоровичу, который, если и имел недостатки, как строевой начальник[372], был на исключительной высоте в должности министра. В помощь ему был придан Морской Генеральный Штаб[373], вновь созданный и во главе которого был поставлен светлейший князь Ливен, ушедший, к сожалению, из дивизии.

Весь флот плавал беспрерывно, сохраняя всегда весь свой личный состав, становясь лишь на зимние месяцы, когда море замерзало, в резерв.

Офицеры по окончании корпуса поступали на имевшиеся вакансии на корабли и плавали на них годами, составляя с ними нечто целое, неразрывное. Сверхсрочно служащие дали прекрасный состав судовым командам, сохраняя боеспособность кораблей беспрерывно. Школы для подготовки специалистов были поставлены образцово и дали флоту прекрасный материал. Одновременно были предъявлены требования судостроительным заводам[374], начавшим расширять свою мощность для выполнения новой судостроительной программы, предусматривавшей создание мощного флота в кратчайший срок[375].

Бывшие ранее 20 флотских экипажей были расформированы, и создано было всего два экипажа, кроме Гвардейского в Балтийском флоте, как базы для судовых команд и где должны были начать свое первое образование и воспитание новобранцы.

Поздно осенью, в конце октября, вернулась дивизия в свою базу, продолжая выходы в море для всевозможных учений, когда я получил приказание сформировать отряд новобранцев и подготовиться для приема их в количестве не менее 2000 человек.

Оставаясь командиром миноносца, выходя на нем в море, мне пришлось, приняв от порта пустые здания казарм, произвести полную организацию, чтобы поступающие новобранцы могли бы найти пищу, обмундирование, свою койку и правильное обучение. Необходимый для этого личный состав офицеров, учителей и чинов для хозяйственных надобностей мне дали миноносцы дивизии.

Обучение новобранцев и их воспитание начиналось обычно в ноябре месяце и продолжалось до марта, когда после целого ряда смотров начальников различных степеней отряд отбывал в Царское Село на Высочайший смотр.

Последнее было единственной наградой всему персоналу отряда, несшему зимой всю тяжесть усиленных занятий, в то время как их сослуживцы наоборот отдыхали на миноносцах, находящихся в резерве.

Каково же было мое удивление, когда в первый же год моего командования отрядом новобранцев я получил от своего ближайшего начальника предупреждение, что командующий флотом надеется добиться отмены ежегодных Высочайших смотров, как абсолютно бесцельных и отнимающих только время и оттягивающих время поступления молодых матросов на суда.

В первое же свое дежурство[376], которые я продолжал нести ежемесячно, приезжая для этой цели в Петербург, после обеда я доложил Его Величеству то глубокое впечатление грусти, которое произвело на личный состав отряда известие о предстоящей отмене смотров. «Кто Вам это сообщил?» — спросил взволнованно Государь. Не желая подводить своего начальника, я доложил Его Величеству, что во флоте идет упорный слух о таковой отмене ввиду ходатайства об этом начальствующих лиц. «Ну уж, наверно, не адмирал Эссен будет просить Меня об этом, — сказал Государь. — Передайте всем чинам отряда, что смотры будут обязательно и никто не сможет уговорить Меня их отменить».

Как ни пустячен этот случай, но он показателен тем, что еще в 1911 г. высшее начальство начало подпадать под влияние кругов, ведших пропаганду против Монархии под видом недовольства Царствующим Императором.

Смотр, действительно, состоялся, для чего весь отряд эшелонами был перевезен на несколько дней в Царское Село, где молодые матросы, набранные со всех концов России, впервые видели Своего Государя, а офицеры и матросы, потрудившиеся над обучением, имели счастье удостоиться сердечной благодарности Своего Державного Вождя[377].

Прошел еще один год[378] — летом в плавании, зимой в обучении новобранцев и наступило лето 1913 г., когда моя группа миноносцев была назначена идти в охрану яхты «Штандарт» при шхерном плавании Государя. В этом году все плавание состояло в переходе от Кронштадта до рейда «Штандарт» и обратно. Все время яхта простояла на рейде Штандарт. Проходилось ежедневно видеть Их Величеств и Августейших Детей, а также получать приглашения на обеды и завтраки к Высочайшему столу[379].

По окончании шхерного плавания полудивизион вернулся в свой дивизион, и плавание продолжалось до глубокой осени, при чем весь действующий флот посетил Копенгаген, где простоял несколько дней.

6-го декабря я был произведен за отличие по службе в капитаны 1-го ранга и должен был получить какое-либо новое назначение, соответствующее чину.

За несколько дней до 6-го декабря командующий флотом посетил «Порт Императора Александра III» и, проходя по стенке вдоль стоящих ошвартованных миноносцев, вызвал меня на стенку, поблагодарил за трехлетнее командование и поздравил с предстоящим производством. «Теперь придется вам немного отдохнуть», — сказал мне адмирал.

«Я совершенно здоров, Ваше превосходительство, и в отдыхе не нуждаюсь», — ответил я почтительно, понимая прекрасно, что просто начальство хотело отделаться от меня, весьма неприятного им человека, благодаря непосредственной близости к Государю. «Я просто пошутил, но, к сожалению, нет вакансий командиров, почему Вам и придется подождать назначения». К сожалению, такой курьез мог быть только в русском флоте, когда офицера, прокомандовавшего три года судном 2 ранга, производят за отличие и оставляют без назначения.

Те м более я был удивлен, когда на другой день командующий флотом предложил мне принять в командование вновь строящийся крейсер, на что, конечно, я изъявил свое полное согласие и выразил благодарность. Известно было, что на строящихся четырех сверхдредноутах[380] и четырех крейсерах 1 ранга не было еще командиров, следовательно, было, по крайней мере, 8 вакантных мест.

Несмотря на производство, мне пришлось остаться командиром миноносца до конца января месяца, когда прибыл вновь назначенный командир, а я совершенно неожиданно для себя получил в командование III дивизион эскадренных миноносцев, который одновременно был переведен из состава 1-й минной дивизии во вторую.

Такая перемена очень меня заинтересовала, так как никогда никто мне не предлагал командования дивизионом миноносцев, почему я постарался узнать ее причины. Оказалось, что Государь лично потребовал, чтобы Его флигель-адъютанты командовали плавающими частями, почему за неимением вакантной должности плавающего судна 1 ранга меня назначали на дивизион, что было почти равнозначащим. Приблизительно в это время мне пришлось с удивлением услышать о появлении при Дворе темной личности в лице Распутина и о его влиянии. К счастью моему, мне ни разу не пришлось видеть этого господина, а тем более быть знакомым с ним, что не мешало мне, однако, продолжать пользоваться благоволением Государя.

Категорично подтверждаю, что Распутин, если и писал действительно свои записочки к различным министрам с всевозможными просьбами, то только не к морскому министру адмиралу Григоровичу и никакого влияния во флоте не имел, вызывая среди чинов флота лишь отвращение. Слухи же о его близости ко Двору, о влиянии на Императрицу, о чудесном исцелении Наследника Цесаревича во время кровотечения все усиливались. Воспользовавшись моими приятельскими отношениями с лейб-медиком Острогорским, я лично спросил его, правдив ли разговор об исцелении Наследника Распутиным. Острогорский категорично опроверг это, рассказав в подробностях, как он лично оказывал помощь Наследнику и остановил кровь.

После всех частных расследований для меня стало ясно, что в деле Распутина играет огромную роль Анна Александровна Вырубова, принимавшая постоянно последнего у себя и дававшая, таким образом, возможность Императрице встречаться с ним.

В это время в обществе и печати начали усиленно говорить о неизбежности войны с Германией, которая совместно с Австрией ожидали лишь предлога для открытия военных действий. Бывая ежемесячно целые сутки при Государе, обедая и завтракая с Их Величествами, мне ни разу не приходилось слышать от Них каких-либо опасений на этот счет, так как, по-видимому, Государь верил в благоразумие Императора Вильгельма и его постоянные утверждения о нежелательности войны. Лично Государь, конечно, был ярым противником ее, понимая, как тяжело она сможет отозваться на стране, так мало к ней подготовленной. Русская техника и промышленность еще не были достаточно развиты, армия не была развернута и снабжена всем необходимым, а во флоте только начиналась постройка новых судов.

XII

Ранней весной 1914 г. III дивизион перешел в состав 2-й минной дивизии, базировавшейся на Свеаборгский порт (Гельсингфорс).

Начались плавания по изучению шхер с возвращением на субботу и воскресенье в Гельсингфорс. Обычным порядком производились артиллерийские и минные стрельбы. Известно было о предстоящем посещении России Президентом Французской Республики и английской крейсерской эскадрой под командованием адмирала Битти[381]. Ничего не предвещало скорого начала общеевропейской войны.

Флот продолжал быть все в том же составе, как был после конца Японской войны. Несмотря на то, что прошло почти 9 лет, в строй вошел один быстроходный миноносец «Новик»[382] и ожидалось вступление одного дредноута, почти законченного постройкой. Все остальное было еще на стапелях[383] или еще в проектах.

При частых разговорах среди морских офицеров о возможности войны с Германией, обладавшей уже в то время сильным и новейшим флотом, становилась не ясной роль русского флота, который был ничтожеством перед германским. Было ясно одно, и это сознавалось каждым, что все исполнят свой долг до конца и погибнут геройски.

10-го июля, когда III дивизион находился в Кронштадте для приема новых самодвижущихся мин, получено было радио с приказанием всем судам идти на сбор в Ревель для предстоящих маневров. На другой день утром дивизион был на Ревельском рейде, где застал уже почти весь действующий флот.

Явившись начальнику дивизии, я узнал, что предполагаются большие маневры с участием абсолютно всех отрядов и судов, а на другой день с изменением общего политического положения было объявлено начальникам о возможности начала военных действий и III дивизион получил приказание идти в дозор к выходу из Финского залива для проверки всех входящих в залив судов.

С момента начала войны командующий флотом получил большую самостоятельность и права командующего Армией, а также неограниченные военные кредиты, что дало возможность произвести немедленно много крупных работ по защите Финского и Рижского заливов, входов в шхеры, улучшить и увеличить число наблюдательных постов, построить особую радиостанцию, очистить шхерный проход для линейных кораблей, углубить Моон-Зундский пролив[384] и т. п., т. е. исполнить почти все то, о чем командование флотом ходатайствовало неоднократно до войны, но не могло получить необходимых на это кредитов.

Спустя короткое время, видя разумные распоряжения и принимаемые меры командованием, у всех чинов флота появилась полная уверенность в успехе борьбы ничтожного русского флота с первоклассным германским, который, действительно, за всю войну не рискнул ни разу серьезной операцией в Балтийском и Финском морях.

Получение большей самостоятельности командующим флотом странно отразилось на морских офицерах, имевших счастье быть флигель-адъютантами Государя, и они в кратчайшее время получили всевозможные назначения подальше от Балтийского флота. В строю оставался один я, продолжая командование III дивизионом. Но и на меня скоро без всяких причин посыпались различные немилости, отнюдь не вызванные действиями моими личными или подчиненным мне дивизионом. Это послужило причиной подачи мною рапорта по начальству с просьбой сменить меня с занимаемой должности, ввиду нежелания моего навлекать неприятности на командуемый мной дивизион из-за личной неприязни высшего командования ко мне. Представляя этот рапорт командующему флотом, мой непосредственный начальник доложил, что не может не согласиться с его содержанием, так как сам очень доволен как службой дивизиона, так и моей лично, и удивлен несправедливым отношением ко мне. Результатом этого был выход приказа о моем назначении в распоряжение коменданта Ревельской крепости, которая носила название «крепости Императора Петра Великого»[385].

В ожидании приезда моей смены я продолжал через день выходить в море, базируясь на бухту Л. в финских шхерах, по очереди с 5-м дивизионом неся дозорную службу и постоянную борьбу с неприятельскими подводными лодками, избравшими себе местом крейсирования выход из Финского залива в Балтийское море.

В первые же дни после объявления войны для преграждения неприятельскому флоту входа в Финский залив было поставлено обширное минное заграждение[386] в водном пространстве, впереди укреплений крепости Петра Великого и правого фланга Свеаборгских укреплений, на котором и предполагалось, в случае попытки неприятеля войти в Финский залив, дать генеральное сражение.

Германский флот такой попытки не делал и, наоборот, по малопонятным соображениям поставил под прикрытием мощной эскадры второе заграждение поперек Финского залива, у самого выхода в Балтийское море, оставив лишь по проходу вдоль берегов с севера и юга. Операция эта была произведена днем на виду наших дозорных судов, почему такое заграждение никакой непосредственной опасности для русского флота не представляло и, вернее, послужило помощью, облегчив наблюдение и стеснив действия неприятеля. На этом же заграждении погиб почти целиком отряд быстроходных неприятельских миноносцев, вошедший в Финский залив для того только, чтобы выпустить несколько снарядов по беззащитному маленькому городу, Балтийскому порту.

В ответ на это Балтийский флот беспрерывно в продолжение всей войны, временами небольшими отрядами, имея на палубе мины заграждений, ходил к неприятельским берегам и выставлял минные банки, на которых неоднократно гибли германские боевые и транспортные суда. Главным образом, банки ставились на путях сообщения между портами, на подходах к последним и на открытых рейдах. Операции эти выполнялись флотом настолько удачно, с такой изумительной точностью и быстротой, что ни разу ни один отряд не был застигнут неприятелем во время постановки мин и взрывы своих судов неприятель приписывал действиям подводных лодок.

Одновременно с прибытием в Балтийский флот английских подводных лодок[387], а затем вступлением в действующий флот наших нового типа, они энергично крейсировали на путях сообщения вдоль германских берегов, взрывая неприятельские суда. Лодки старого типа, не имеющие такого большого района плавания, успешно работали вдоль шведских берегов, прерывая подвоз руды в Германию.

Весной 1915 г. флот был обрадован вступлением в строй 4-х дредноутов типа «Севастополь» и нескольких миноносцев типа «Новик».

В январе месяце 1915 г., во исполнение приказа командующего флотом, я сдал командование дивизионом и собирался выехать в Ревель, когда был потребован к командующему флотом. Последний заявил мне, что вынужден был сменить меня с дивизиона, так как я получил особое назначение, во исполнение Высочайшей Воли: сформировать из оставшихся на берегу матросов морские пехотные части. Исполнение этого поручается мне, и впоследствии я стану во главе этих частей.

На мой вопрос, нужно ли исполнить приказ и явиться в Ревельскую крепость, командующий флотом вспылил и заявил, что такого приказа не было, а теперь будет приказ о назначении моем в его личное распоряжение, что было для меня уже повышением, а не наказанием, как предполагалось за мой рапорт.

Благодаря этому мне пришлось вскоре выехать в Петербург в Главный Морской Штаб, где начать работу по формированию с проведения штатов будущих частей. Началось, конечно, недоразумениями, так как, по сведениям Главного Морского Штаба, свободных матросов не оказалось, несмотря на то, что в двух экипажах в Кронштадте и Петербурге было свыше 20 000 человек без назначения.

Воспользовавшись моим пребыванием в Петербурге, Военно-походная канцелярия назначила меня в дежурство при Государе, и благодаря этому мне пришлось после долгого перерыва снова провести сутки в Царском Селе в непосредственном общении с Их Величествами. Вступив в дежурство, я предполагал переговорить с Его Величеством о моем неожиданном новом назначении, которое было мне очень не по душе, тем более, что как бы удаляло меня от действующего флота да еще во время войны. Случилось же иначе. Не успел я войти в гостиную, где был накрыт стол для завтрака, на который я получил приглашение, как туда же вошел Государь, поздоровался со мной и поздравил с новым назначением, сказав, что командующий флотом не мог сделать лучшего выбора. Мне оставалось только покориться и принести Его Величеству благодарность.

Не видав Их Величеств и Семью около 10 месяцев, я поразился переменой, невольно бросившейся в глаза. Государь и Императрица, отдавшая Себя всецело уходу за ранеными, имели очень усталый и озабоченный вид, при чем Государь заметно постарел. Великие Княжны превратились во взрослых девушек, по-прежнему очаровательных и простых в обращении. Наследник Цесаревич сильно вырос, возмужал и перестал шалить, как бывало раньше. Завтрак и обед прошел в семейном кругу тихо, с оттенком грусти и озабоченности, что немудрено при наличии далеко не радостных известий с театра войны.

Государь высказал мне желание, чтобы я сформировал дивизию из матросов и подготовил бы ее к десантным операциям, которые предполагались в большом масштабе в Черном море. Вместе с тем благодаря этому прекратилась бы забота о массе свободных матросов, живших без дела в казармах и подвергавшихся только свободной пропаганде.

Получив как бы одобрение и благословение Государя, я энергично принялся за дело и немедленно выехал в Кронштадт, где, по сведениям, было очень много лишних матросов.

Главный командир Кронштадта вице-адмирал Вирен[388] встретил меня весьма нелюбезно, заявив, что у него свободных матросов нет, а, наоборот, чувствуется недостаток в людях. Чтобы не быть голословным, он приказал собрать в штаб порта командиров экипажа и полуэкипажа, которые могли бы сами пояснить мне невозможность дать людей. Объяснения, данные мне последними, не выдерживали никакой критики и показали мне только, как трудно иметь дело с непонимающими людьми. С большим трудом удалось мне убедить командира полуэкипажа отдать хотя бы часть людей, что дало возможность сформировать лишь один батальон. Думаю, что впоследствии кронштадтское начальство горько раскаивалось в своем непонятном упорстве, когда после революции распропагандированные матросы замучили их до смерти. Второй батальон удалось набрать в Ораниенбауме из рядов Учебной Стрелковой команды и третий из 2-го Балтийского экипажа, расположенного в Петербурге. Это был весь результат моих энергичных хлопот и настаиваний. Та к отнеслись береговые учреждения флота к Высочайшей Воле.

Все формирование вылилось в Отдельную Морскую бригаду четырехбатальонного состава, полагающегося по штату, но имевшую налицо лишь три батальона.

По окончании формирования бригада[389] была направлена на острова Моон-Зундской позиции[390], где до этого не было никаких войск, кроме пограничной стражи, и острова были совершенно открыты для любых действий неприятеля, между тем как они имели огромное значение по своему положению, прикрывая входы в Рижский и Финский заливы. По приказанию Ставки[391] Верховного, обратившей внимание на небольшой состав бригады, когда предполагалась возможность сформировать из свободных матросов не менее дивизии, мне начали присылать пополнения, что дало возможность в скором времени сформировать четвертый батальон, а затем и развернуть батальоны в полки двухбатальонного состава.

В это время к всеобщему горю умер достойный командующий Балтийским флотом адмирал фон Эссен и командование было вручено вице-адмиралу Канину[392], бывшему прямой противоположностью покойному. По своему характеру адмирал Канин был кабинетным работником, обладал отличными техническими знаниями и абсолютно никакими данными для командования большими боевыми соединениями. Балтийский флот начал быстрыми шагами идти к развалу, что чувствовалось и сознавалось каждым. Тут весьма наглядно и ярко сказалась неправильность прохождения службы офицерами в мирное время, когда повышения получали не офицеры, нужные для флота, а лишь те, которые с одной стороны умели угождать начальству, а с другой стороны умели вовремя пройти необходимый стаж.

Для меня настало весьма тяжелое время, так как пехотная бригада была новостью для хозяйственных органов морского ведомства, а сухопутное не признавало ее, и за смертью адмирала Эссена мне пришлось лично добиваться признания за бригадой прав на существование, питание и снабжение. Было очень легко при личном свидании добиться от нового командующего флотом согласия на ту или другую меру, но добиться выполнения ее подлежащими органами было очень трудно, так как приказания командующего просто игнорировались или стремились в крайнем случае к их отмене.

Приходилось много времени проводить в Ревеле у коменданта крепости Петра Великого, которому была подчинена Моон-Зундская позиция, и тратить энергию на бесплодные доказательства необходимости той или другой меры или распоряжения человека, у которого решение зависело от его расположения духа или от влияния на него помощников. Одновременно и в бригаде было немало работы, так как флот снабдил полки бригады офицерами, часто протестованными за какие-либо проступки, а полками командовали так называемые офицеры по адмиралтейству из бывших пехотных офицеров, которые от пехоты отстали и к флоту не подошли. Нельзя не остановиться здесь на одной черте русского характера, приносившей всегда много зла, а во время войны в особенности.

Отдельная Морская пехотная бригада возникла по Высочайшему повелению согласно доклада, сделанного командующим флотом и командующим VI армией, требовавшего применения к делу свободных матросов и вместе с тем доказывавшего необходимость для флота формирования морской пехоты. В начальники ее я был назначен не по моему желанию, а скорее даже против, но, став во главе части, конечно, желал добиться всех прав на ее существование и доведения ее до наилучшего состояния. Вот в этом-то я и встречал препятствия на каждом шагу и почти от каждого начальника, от которого была хоть какая-либо зависимость.

Между тем военные события шли своим чередом и фронт неприятеля приблизился к Риге, заняв весь Курляндский берег. Острова Моон-Зунда начали приобретать еще большее значение, и гарнизон был усилен присылкой одной бригады пехоты. Теперь уже оборона островов была поставлена более или менее правильно и неприятель не мог занять их врасплох. Но тогда появилось другое зло, исходившее уже от командования флотом, начавшего требовать от бригады отдачи матросов на новые формирования во флоте, совершенно забывая о массе свободных матросов в Кронштадте и Петербурге. Ставка Верховного Главнокомандующего, не только не допускавшая мысли о расформировании бригады, но требовавшая ее развертывания в дивизию, отдала приказание пополнить убыль в бригаде ратниками ополчения. Постепенно бригада стала смешанной из матросов и солдат и, по-видимому, судя по потребностям флота, должен был наступить момент полной замены матросов солдатами.

Момент такой наступил сейчас же после смены командующих Балтийским и Черноморским флотом и замене их новыми молодыми и энергичными адмиралами Непениным[393] и Колчаком[394]. Последний не только потребовал морскую бригаду в свое распоряжение, но испросил разрешение Ставки на развертывание ее в дивизию и формирование такой же дивизии в Черном море.

В сентябре месяце 1916 г. я получил приказание о немедленной погрузке бригады в поезда для следования в город Николаев[395], где бригада должна была развернуться в дивизию, и об передаче во флот всех матросов, находящихся в бригаде. Никакие мои доказательства о невыполнимости одновременно обоих приказаний без целого ряда тяжелых недоразумений не имели успеха, и мне пришлось при проходе полков через Гапсаль[396], где была посадка в вагоны, отдавать из них матросов, бросая их в Гапсале почти на произвол судьбы, так как от флота не было никакой организации, которая могла бы принять матросов и разослать их по новым формированиям.

Благодаря этому в город Николаев прибыла не бригада, а жалкие остатки ее.

Лично я был вызван в Ставку по пути и остался в ней на 3 суток, проведя ускоренным порядком новые штаты уже для отдельной дивизии.

С волнением ехал я в Ставку, где надеялся видеть Государя, которого я не видел уже около года. Развал, творящийся повсюду, вакханалия спекуляции и разгула в Петербурге, сплетни и слухи, возмутительные речи в Думе — все это мучительно отзывалось в моей душе, и я болел за Своего Державного Вождя, горя желанием видеть Его и познакомиться с окружающими Его лицами.

Поезд подошел к Могилеву часов около 11 утра. Выйдя на перрон, я заметил какую-то группу встречающих около последнего вагона нашего поезда. Оказалось, в конце поезда шел вагон министра внутренних дел Протопопова[397]. Захотелось взглянуть на эту личность, пользующуюся уже далеко неважной славой, и я остался на перроне, ожидая прохода всей группы мимо меня. Смотрел я на приближающихся людей и не мог понять, где сам министр, так как вся группа состояла исключительно из военных. При приближении ее я понял, что г-н министр из левых октябристов изволил шествовать в мундире жандармского генерала. Для меня одного этого было достаточно, чтобы отнестись к нему уже с полным недоверием. По своей должности он имел право на этот мундир и, понятно, в известных случаях обязан был носить его, но не во время поездки с докладом к Государю.

Явившись Начальнику Военно-морского Верховного Штаба и его флаг-капитанам, я был поражен простотой получения приглашения к Высочайшему столу, так как такого от гофмаршальской части я не получил, а просто было сообщено по телефону, что я буду обедать. Завтракать же пошли в Штабную столовую, где я имел случай познакомиться с Начальником Штаба Верховного Главнокомандующего генерал-адъютантом Алексеевым[398] и его ближайшими сотрудниками. Грустное впечатление произвел на меня худой болезненный генерал, в руках которого была сосредоточена чуть ли не вся полнота власти. Мало было веры в его мощь и размах.

После завтрака я нанес визит в походную Его Величества канцелярию и флаг-капитану Его Величества Нилову, от которого узнал тяжелые новости. По его словам, кругом царила измена и Государь был окружен людьми недостойными или неподходящими. К сожалению, это было близко к истине, так как дворцовым комендантом был опытный царедворец генерал Воейков[399], а начальником походной канцелярии очень симпатичный, но с величайшими странностями человек полковник Нарышкин[400]. Не было ни смелого и решительного князя Орлова, ни правдивого и трудолюбивого полковника Дрентельна.

В 8 часов состоялся Высочайший обед, во время которого я имел счастье сидеть почти против Государя и видеть Его беспрерывно. За обедом был также и министр внутренних дел Протопопов, которого во все время обеда беспрерывно высмеивали Великие Князья Георгий и Сергей Михайловичи.

По окончании обеда Государь долго и милостиво расспрашивал меня во всех подробностях о бригаде, ее нуждах, положении и т. д., пожелав успешного формирования и скорого выхода на фронт.

Простившись с Государем, я поехал с генерал-адъютантом Ивановым[401], бывшим Главнокомандующим Юго-Западного фронта, к нему в вагон, где провел вечер в мирной беседе на текущие дела. Опять пришлось выслушать много жалоб на Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего, на окружение Государя, на принятие неправильных решений и т. п.

Следующий день я провел за работой и в посещении различных лиц Ставки для получения от них необходимого снабжения для дивизии и, нужно отдать справедливость, всюду получал полное содействие.

На третий день, получив утвержденные штаты и выяснив все подробности, позавтракав за Высочайшим столом и простившись с Государем, я уехал в Николаев, куда прибыли в это время последние эшелоны бригады.

Из Николаева, по размещении частей дивизии, мне пришлось проехать в Севастополь[402] для явки новому начальнику, командующему Черноморским флотом, вице-адмиралу Колчаку, моему школьному товарищу и другу детства. За несколько дней до моего приезда произошел кошмарный взрыв и гибель дредноута «Императрица Мария»[403], удручающе подействовавших на адмирала Колчака. Застал его совершенно убитым такой потерей и очень недовольным порядками, царившими в Черноморском флоте, к которому мы, офицеры Балтийского флота, всегда относились критически, зная по опыту прошлого, что флот, стоящий почти все время в своей основной базе, не может быть на должной высоте, так как береговые интересы, в конце концов, перетягивают.

Вернувшись в Николаев, мне пришлось вложить массу энергии для быстрейшего развертывания дивизии и обучения ее чинов, а также получения снабжения. Последнее было в особенности трудно, так как господа интенданты смотрели на это дело своеобразно, заботясь лишь о пополнении магазинов, а не частей, которым они зачастую отказывали в самом необходимом. Та к было и в данном случае, когда главный интендант Одесского округа, имевший телеграфное приказание от Ставки о снабжении дивизии всем необходимым, долго и упорно отказывался выполнить это, заставив меня обратиться к угрозам донести о его действиях в Ставку. Это заставило его приступить к выполнению моих законных требований, но за мою настойчивость и строптивость была придумана им тончайшая пытка, выражавшаяся в том, что, хотя в г. Николаеве целая площадь была заставлена повозками и двуколками разных видов, для моей дивизии был дан наряд на какой-то завод не то в Туле, не то в Калуге, откуда пришлось принимать с большим запозданием. Приходили лошади из Сибири, а повозок не было. Та к было на каждом шагу и даже в пустяках. Каждый мелкий чиновник старался думать не об облегчении, а об затруднениях, доходя в этом направлении до виртуозности. Главное затруднение я встретил в получении упряжи для артиллерии, на заказ которой мне были переведены деньги Главным Морским Хозяйственным Управлением. Ни один из органов снабжения по артиллерийской части не взялся снабдить дивизию, и пришлось самому изыскивать способ ее получения, для чего командировать офицеров на места изготовления. От одного из посланных я получил, наконец, донесение, что лучший упряжной завод в Москве, обязанный поставлять все исключительно Главному Артиллерийскому Управлению, согласен продать мне все требуемое, если будет приплачена некоторая сумма. Пришлось согласиться на это. Словом, за половину октября, весь ноябрь и первые дни декабря дивизии удалось сделать 2 выпуска унтер-офицеров, обучить ратников ополчения, сбить роты и батальоны. Оставалось сделать полковые и дивизионные учения и дополучить снабжение, когда я снова был вызван в Ставку, как оказалось, для обсуждения вопроса возможности выступления немедленно на фронт хотя бы одной бригады. Изложив полностью доводы, делающие невозможным это выступление и доказав, что вина неготовности дивизии ложится, главным образом, на снабжающие органы, так как люди, лошади и все остальное снабжение все время опаздывало, несмотря на мои самые энергичные требования, я получил подтверждение о необходимости выждать полной готовности дивизии.

Сделал визит флаг-капитану Нилову и застал его в отчаянии. Глубоко преданный Государю адмирал хватался за голову и твердил беспрерывно: «Все кончено. Мы погибли. Измена кругом, никто Государя больше не слушает и нет человека, который смог бы доложить об этом Его Величеству и убедить Его в этом». На мой вопрос, что же делают люди, окружающие Государя, Нилов ответил: «Из всех окружающих один лейб-медик Федоров[404] честный человек, но он доктор».

Ушел от Нилова с отчаянием в душе, сознавая правдивость слов адмирала, доказательства чему были чуть ли не на каждом шагу.

За обедом Государь встретил меня, как всегда, милостиво, но с первых же слов я заметил огромную в нем наружную перемену. Он сильно постарел и осунулся. Сидя почти напротив Его Величества и не спуская глаз с Него, я не мог не обратить внимания на страшную Его нервность, чего ранее никогда не было. Видно было, что у Государя тяжело на душе и что Ему плохо удается скрыть от окружающих свое волнение.

После обеда Государь долго и подробно расспрашивал меня о положении в дивизии и, отпуская, повелел доложить Начальнику Морского Генерального Штаба, чтобы дивизии дали бы еще, по крайней мере, месяц времени на окончательную подготовку. Это было 15 декабря 1916 г. Повеление Государя я немедленно передал вице-адмиралу Русину[405], который на это ответил мне: «Вполне понимаю Государя и Вас, но что мы сможем сделать, когда Ставка просто прикажет Вашей дивизии выступить, не считаясь ни с чем, и Вам придется выступить».

Вернувшись через трое суток к дивизии, я застал приказ выступить на фронт с дивизией и занять участок Дунайских гирл, оставленных совершенно свободными при отступлении из Добруджи сухопутных частей.

Только благодаря несвоевременной подаче транспортов для перевозки морем, дивизия задержалась невольно до конца декабря, когда, посаженная на суда, отправилась в устье Дуная, а я переехал в Одессу для свидания с начальником снабжений вновь организованного Румынского фронта[406], для выяснения вопросов по снабжению дивизии.

Боевой участок, данный моей дивизии, представлял из себя низину, всю заросшую камышами и покрытую водой с небольшими песочными островками, с редкой растительностью. Местные жители строили дома на сваях и сообщались шлюпками. При рытье окопов на глубине одного аршина появлялась вода, почему насыпи приходилось делать искусственными. Сообщение между участками поддерживалось по воде и таким же образом шло все снабжение.

Самый тяжелый участок был против г. Тульчи, где рукав реки делал излучину, почему наша позиция подвергалась продольному обстрелу, и, кроме того, наш берег был совершенно плоский с редкими деревьями, а неприятельский возвышенный. Штаб расположился в городе Сулине, построенном на песке при впадении Сулинского мореходного канала в море. Весь город состоял из дворца Международной компании, ведавшей до войны Сулинским каналом, и нескольких десятков деревянных домов. Вскоре, ввиду подчинения меня Командарму VI армии[407], пришлось перенести штаб в г. Измаил, дабы быть в постоянной связи со штабом армии и не находиться на крайнем левом фланге всей позиции.

Боевые силы участка состояли из отдельной Морской Балтийской пехотной дивизии, береговых батарей с орудиями, снятыми с судов, плавучих батарей, 2-х канонерских лодок и 4-х миноносцев и всего Румынского флота. В моем же распоряжении находились все баржи и около 90 буксирных пароходов.

Волей судеб пришлось мне, морскому офицеру, стать сухопутным начальником и познакомиться с крупной военной организацией — Штабом Армии… Воспитанный во флоте со всеми его особенностями, я чувствовал на первых порах себя немного дико, удивляясь порядкам в Армии. Во флоте все живет сигналом или радио. Достаточно адмиралу поднять несколько сигнальных флагов, имеющих значение какого-нибудь приказания, чтобы эскадра начала бой или отступила, словом выполнила бы все беспрекословно. В Армии же все должно быть написано на бумаге и скреплено соответствующими подписями, без чего ни один подчиненный не сделает шага, хотя бы обстановка и вынуждала бы его к принятию какого-либо решения.

Во флоте, если мне нужно спросить что-либо у начальника, то достаточно передать ему мой запрос по семафору и получить таким же способом ответ, равносильный документу. В Армии же мало говорить по телефону непосредственно с начальником и слышать его голос, на все нужно получить еще и письменное приказание. Во флоте начальника можно видеть ежечасно, для чего достаточно перебраться на шлюпке к нему на корабль. В Армии это не так просто.

По переходе штаба участка в г. Измаил, я выехал на автомобиле в город Болград, где находился штаб Армии. До завтрака я успел познакомиться с начальником штаба, генерал-квартирмейстером и дежурным генералом. Командарм каждое утро ездил верхом, почему до завтрака видеть его было невозможно. За завтраком собрался весь штаб, и я увидел впервые за столом такое количество офицеров разных чинов, что хватило бы чуть ли не на замещение должностей целой дивизии. Во время еды служебные разговоры не допускались. После завтрака Командарм очень любезно назначил мне прием в 8 часов вечера, благодаря чему мне пришлось остаться ночевать в Болграде и познакомиться с частной жизнью чинов Штаба. Все чины штаба были размещены по обывательским квартирам соответственно чину и положению. Многие были с семьями и жили как в мирное время. В городском сквере играла военная музыка, гуляла публика, процветал флирт, игра в карты и т. п. развлечения самого мирного времени.

Начальник штаба — красавец мужчина и большой Дон-Жуан заходил в штаб на короткое время слегка ознакомиться с текущими делами, а остальное время проводил в ухаживании за сестрами милосердия. Штаб работал, как в мирное время, занимаясь бесконечной перепиской, отпиской и т. д. и сводкой всевозможных донесений. Последних было бесконечно много. От штаба моей дивизии потребовали доносить три раза в день по особой таблице о числе штыков в полках, отдельно от ружей и вместе с ружьями, о числе гранат различных систем, снарядов и т. п., что было практически абсолютно бесполезно и только отнимало время у чинов штаба и требовало назначения для этого специальных писарей.

Вот почему штабы никогда не довольствовались чинами, положенными по штату, а всегда имели много прикомандированных.

Во флоте все было иначе. Штаб размещался на боевом корабле. Каюта каждого чина штаба служила ему и канцелярией. Писаря размещались в судовой канцелярии, т. е. специально отведенном помещении под канцелярию со времени постройки корабля. Ни один начальник не мог причислить к своему штабу кого-либо сверх штата. Все сношение шло по радио, семафору или сигналами флагами. Один раз в день отдавали приказ, где помещались лишь назначения, перемещения и т. п. Вся организация была много проще и доступнее для каждого, имеющего какое-либо дело к штабу. Что же касается дам, то они допускались на корабли только в мирное время при приемах, устраиваемых не отдельными личностями, а кают-компанией, т. е. всем составом корабля.

Находясь в Измаиле и имея в штабе участка прямой провод со Штабом Армии, так же как и телефон, я много раз пытался говорить с Начальником Штаба или генерал-квартирмейстером и почти всегда получал ответ, что лица эти вышли на прогулку.

Та к работал Штаб Армии в Великую Европейскую войну.

Незаметно прошли два месяца в подготовке общего наступления весной, когда все мысли были направлены к точнейшей разработке плана перехода войск через Дунай.

Одновременно шли мелкие операции на всем фронте, всегда успешные для нас. Работы было так много, что не было времени интересоваться чем бы то ни было вне своего участка и задач, связанных с ним. Поездки по участку отнимали также много времени, так как ввиду его растянутости приходилось тратить не менее трех дней, а за это время накоплялось много кабинетной работы.

Не было буквально никаких признаков надвигавшейся революции, о которой никто и не думал, когда неожиданно ураганом влетел ко мне в кабинет бледный начальник штаба и подал зловещие телеграммы от командующего флотом с известием об отречении Государя и передаче Престола Великому Князю Михаилу Александровичу. Телеграмма была составлена в туманных выражениях, и из нее можно было ясно понять лишь факт отречения и вступления на Престол нового Императора. Поэтому немедленно войска участка были приведены к присяге на верность Государю Императору Михаилу Александровичу. Всюду царил полный порядок, но чувствовалась какая-то общая подавленность, как будто перед грозой.

Получился по телеграфу текст отречения и последний Высочайший приказ по Армии, где Государь приказывал подчиниться новой власти[408]. А какой — не было понятно. Пришло, наконец, отречение Великого Князя Михаила Александровича[409], и спуталось все. Абсолютно невозможно было понять, кому перешла вся полнота Верховной власти, и стало ясно, что наступила гибель.

Хотел бы я знать, что думали и как рисовали себе дальнейшее устроители революции и отречения Государя. По-видимому, им все казалось каким-то праздником, на котором они будут играть первенствующие роли, заливаясь красивыми речами перед плачущей от счастья толпой. Как подумаешь, что устроителями этой «бескровной революции» были не гимназисты, гимназистки и студенты, неопытная безусая молодежь, а маститые генералы, государственные деятели и председатель Государственной Думы, то делаются совершенно непонятными их близорукость и незнание русского народа.

Как же прав был Государь, когда относился к ним всем с недоверием, и как трудно было Государю делать выбор своих помощников, когда не было кругом людей.

Еще хуже! В этом кошмарном деле убеждения Государя отречься и в сочувствии революции приняли участие и Великие Князья.

На мой боевой участок, далекий от агитаторов и от больших центров, с трудом проникали различные сенсационные новости, почему все текло сравнительно спокойно, и вся полнота власти оставалась по-прежнему у меня в руках.

К сожалению, начала получаться из Ставки Верховного Главнокомандующего преступная литература в виде всевозможных телеграмм провокационного характера со странными запросами, вроде мнений начальников о той или другой мере, предположенной ввести в войсках. Телеграфисты, конечно, прочитывали их первыми и немедленно сообщали их в войска и комитеты. Получалось впечатление, что Верховное Главнокомандование перестало быть таковым, а являлось лишь передаточной инстанцией из революционного центра, который всячески стремился развратить войска и разложить фронт.

В середине марта я понял ясно, что все погибло и что никакие силы не удержат войска в порядке и не вернут их в прежнее состояние, раз развал начинается сверху, а не снизу.

Начальники всех степеней перестали делать свое дело, отдавая все свое время на заигрывание с солдатами, переговоры с комитетами, на выборы делегатов на всевозможные съезды и т. п.

В Штабе VI Армии началась полная вакханалия и каждый стремился использовать время, чтобы получше устроиться и быть выбранным на лучший пост. В Болграде все прогуливались с красными бантами на груди и каждый старался перещеголять один другого размерами их. А я продолжал ходить с вензелями Государя на погонах и с золотым аксельбантом, не получая приказа об отмене свиты. Явилась ко мне как-то некая большая персона из военно-медицинского мира для изучения способов борьбы с тифом или холерой и, увидав меня в свитской форме, прямо таки остолбенела. «Как можете Вы так рисковать, — сказал этот профессор, — в Петербурге Вас разорвали бы на части». Я же спокойно ходил по улицам Измаила, ежедневно бывал в штабе, посещал части, и никто из моих подчиненных не дерзнул оскорбить меня или нарушить дисциплину. И во вверенных мне частях было спокойно, и только служба заметно ослабла.

Настал день, когда я пришел к убеждению, что дальше служить становится невозможным или, вернее, что я просто не подхожу под новые порядки, и я решил поехать к Командарму с просьбой об отчислении меня от должности. Генерал Цуриков[410] долго убеждал меня о необходимости подчиниться новым правилам, уверяя, что все скоро войдет в норму и все привыкнут к новым порядкам. В конце концов, после долгих дебатов Командарм согласился уволить меня в месячный отпуск, по окончании которого я обещал ему больше не возвращаться.

Мучительно хотелось знать, что с Государем и Его Семьей, а в далекий Измаил не доходили никакие известия, кроме вздора.

Вернувшись из штаба с отпускным билетом в кармане, я собрал отрядный комитет и сказал ему несколько правдивых слов, объявив, что при создавшейся обстановке, как честный солдат, я служить не могу и что скоро они увидят воочию, каким развалом все кончится. Поэтому я уезжаю в отпуск, из которого больше не вернусь. Из комитета я вышел на улицу, сопровождаемый криками «ура», сел в автомобиль и уехал в нем в Одессу, с мыслью следовать на нем до Севастополя, где мне хотелось переговорить с адмиралом Колчаком, бывшим моим начальником и другом детства.

В Одессе я собственными глазами увидел завоевания революции и создавшийся во всех областях хаос. Между прочим, в Одесском совете рабочих и солдатских депутатов обсуждался чей-то запрос о старорежимном порядке в г. Измаиле и в отряде обороны устьев и гирл Дуная, а также доклад какого-то депутата о моем приезде в Одессу и моих разъездах по городу в автомобиле и стрельбе с него по народу.

Теперь смешно вспоминать об этом, но тогда это пахло кровью и, если я не был арестован немедленно по такому вздорному обвинению, то только благодаря председателю совета, моему личному другу еще с детских времен.

Мой приезд совпал с посещением города двумя маститыми деятелями революции, господами Керенским[411] и Гучковым, которые говорили речи без конца, надеясь кого-то уговорить, и уверяли, что скоро все будет хорошо, а революционная армия, освобожденная от гнета тирана, покажет чудеса героизма. Какие жалкие личности и как я счастлив, что судьба не столкнула меня с ними.

В Одессе же я узнал впервые, что Государь и вся Семья находятся в Царском, как бы арестованными, и что предполагается вывоз Их за границу. Если бы это удалось сделать г-ну Керенскому, то верю, что многие честные русские простили бы ему прегрешения перед Родиной.

Насладившись вдоволь видом «бескровной революции», я выехал на автомобиле дальше через Николаев на Севастополь, но ввиду разлива Днепра переправа через него была прервана. Пришлось снова вернуться в Одессу, отпустить автомобиль в Измаил, а самому на военном транспорте идти в Севастополь.

Здесь я застал полную растерянность. Кое-как сдерживал всех адмирал Колчак, пользовавшийся огромным авторитетом.

Мое появление в штабе произвело сенсацию, и от меня сторонились, как от зачумленного. К адмиралу меня просто таки не пустили, уверяя, что он очень занят. И.д. начальника штаба на мое предложение назначить меня на какой-нибудь пост по флоту откровенно ответил, что это было бы очень желательно, но при настоящей обстановке совершенно невозможно. Не желая смущать чинов штаба своей контрреволюционной фигурой, я покинул штаб, а вечером отправился к адмиралу Колчаку на квартиру, где после обеда мирно с ним беседовал. Он прибыл только что из Петрограда, познакомившись лично со всеми членами Правительства и деятелями революции, а также с положением дел. Впечатление у него создалось кошмарное.

О Государе и Его Семье он знал мало, но сообщил, что Они находятся в полной безопасности в своем дворце в Царском. Лично мне он запретил ехать в Петроград, где шайки убийц бродили по квартирам и приканчивали разных лиц, руководясь списками, и мы совместно решили вопрос об отчислении меня в резерв чинов и временному поселению в г. Николаеве, где революция протекала очень спокойно, несмотря на наличие в городе около 40 000 рабочих. Я так и сделал. В Николаеве я застал полное спокойствие и всех начальников на своих местах. Даже матросы полуэкипажа и те вели себя вполне скромно, а судовые команды двух ремонтируемых судов просто образцово. Объяснялось это очень просто: в г. Николаев еще не прибыли специалисты агитаторы, которые были заняты фронтом, Балтийским флотом, Петроградом и Москвой.

Со времени приезда в Одессу я, естественно, перечитывал ежедневные газеты, удивляясь их изобретательности во лжи и инсинуациях.

Наглость, с которой печатались небылицы про Государя и Его Августейшую Семью, была просто оскорбительна, а писаки, почувствовав свободу, действительно, изощрялись в возмутительных фантазиях.

В Николаеве, к счастью, и этого почти не было. Местная печать вела себя очень прилично, ограничиваясь больше местными интересами.

Вскоре по моему приезду в Николаев начали доходить печальные вести об углублении революции в Балтийском флоте и в армии. Погиб выдающийся адмирал Непенин, командовавший флотом, и с ним лучшие командиры и офицеры. Погибли мученической смертью в Кронштадте адмиралы Вирен и Бутаков.

Произошли, наконец, кошмарные убийства офицеров в Севастополе.

И все это осталось безнаказанным, как бы оправдывая убийство угаром и подъемом.

Какое же это было Правительство, которое все это знало и могло оставлять без наказания убийц лучших сынов Родины? Ясно было, что страна быстро катится в пропасть и ничто не в силах уже удержать ее.

Пришло известие о переводе Государя и всей Семьи в Тобольск[412], как бы для лучшей охраны Их от черни.

Среди общей разрухи и кошмара как солнечный луч проглянуло так называемое Корниловское выступление, закончившееся лишь пролитием лишней крови неповинных генералов и офицеров, заподозренных в сочувствии движению.

Очевидно, что не генералу Корнилову[413] суждено было спасти Родину.

В начале января 1918 г. мне пришлось выехать в Петербург, где находились в Императорском Училище Правоведения[414] два моих сына, чтобы поселиться с ними, так как училище было вынуждено закрыть интернат и из дортуаров устроить общежитие для каких-то крестьянских депутатов.

В это время у власти были уже большевики и страна докатилась до дна пропасти. Дальше идти было некуда. Жизнь человеческая стала дешевле тряпки и людей расстреливали за все или за ничто, оптом и в розницу. Свобод было объявлено так много, что не стало ни одной. Но зато грабили всех и вся, систематично по строго обдуманному плану. Людям и животным запретили питаться, предоставив это право только солдатам и рабочим, но и то впроголодь. Жители начали покидать родной Петроград, где жизнь в промерзших нетопленых квартирах стала невозможна. Тронулся и я на юг России в новые государственные образования, потрясенный известием об убиении всей Царской Семьи[415] и многих из Великих Князей[416]. Хотелось верить, что на юге найду других людей, более сильных духом, испытавших уже всю прелесть революции и поэтому скорее отрезвевших.

К сожалению, героические порывы вождей, пытавшихся собрать вокруг себя всех крепких, еще не потерявших веру в величие своей любимой Родины и отстоять ее от напора интернационала, быстро потонули в вихре вакханалий, так легко народившихся на богатом юге. Все авантюрное и беспринципное крепко присосалось к нарождающейся власти, а неясные лозунги последней легко подрывали ее авторитет.

Это было вторичное и еще более жестокое разочарование, так как можно было понять действия большевиков, выполнявших какой-то определенный план, но вся та дикая свистопляска, которая так быстро расцветала на Украине, Дону, Кубани и в Добрармии и свидетелем которой мне пришлось быть, была абсолютно не понятна.

Да простит мне читатель неумелое и сжатое изложение. Хотелось написать иначе. Написать так, чтобы каждому при чтении стала бы ясна и понятна светлая личность Государя Императора Николая II и Его Супруги, а также наша общая непоправимая вина перед Ними, посвятившими все Свои силы на служение Родине нашей и отдавшими жизнь Свою, Своей Семьи и близких людей за народ Свой.

Настанет время, когда беспристрастная история воздаст должное Величайшему из Русских Царей Дома Романовых, в царствование коего, несмотря на полное отсутствие способных помощников и на ведение двух кровопролитнейших войн, Россия шла колоссальными шагами по пути прогресса и обогащения.

Теперь уже ни для кого не секрет, что Россия была накануне полной победы и, не будь измены ближайших к Трону лиц, Европейская война была бы закончена блестяще и Россия была бы первой Державой в мире и народ ее самым богатым.

Доведением войны до конца Россия была бы обязана одному лишь Государю Императору. Он единственный до последнего дня не терял присутствия духа, не знал усталости или упадка энергии. Все с той же неизменной улыбкой, всегда ласковый и бесконечно добрый, Государь, приняв на Себя всю ответственность, окруженный сплошь недоброжелателями или зазнавшимися рабами, спокойно делал свое дело, как часовой на посту.

Можно смело сказать, что Государь был единственным человеком в России, который упорно желал довести войну до победного конца, что и было одной из причин Его гибели. А злонамеренные люди утверждали, что Государь был безвольным человеком.

Какой-то злой рок висел над Государем, и никто не был в силах предотвратить предопределение судьбы. Это сказывалось даже в пустяках, и стоило Государю что-либо наметить заранее или пожелать, чтобы обстоятельства сделали бы исполнение этого невозможным.

Как-то раз, вступив в дежурство, я получил от скорохода большой запечатанный конверт лично от Их Величеств… Вскрыв его, я нашел фотографическую группу: Государь, Императрица и Наследник, снятые на палубе яхты «Штандарт», с собственноручными подписями.

При выходе Их Величеств к завтраку приношу свою глубокую благодарность за высокую милость, а Государь говорит: «Это на память о наших совместных плаваниях и, надеюсь, не последних». Больше никогда мне не пришлось плавать с Их Величествами, хотя, казалось бы, это должно было быть так естественно.

Когда командир Императорской яхты «Штандарт» свиты Его Величества контр-адмирал Чагин покончил жизнь самоубийством по невыясненным до сих пор причинам, я командовал эскадренным миноносцем в 1 минной дивизии. Неожиданно получил вызов от флаг-капитана Его Величества адмирала Нилова приехать к нему в Царское Село, и при встрече он передал мне о своем последнем разговоре с Его Величеством по поводу назначения нового командира на яхту. Выяснилось, что у Государя я был единственным кандидатом. Правда, я тут же просил адмирала не назначать меня на этот пост, так как он связан с неизбежными лишними расходами, которые естественно обременили бы мой бюджет, почему получилось впечатление, как будто бы я сам отклонил назначение. На самом же деле нет сомнения, что я назначен все равно не был бы, так как нашлось бы много лиц, которые пошли бы против желания Его Величества и настояли бы на назначении другого командира.

22 1/2 года процарствовал Государь Император Николай II, ведя страну к неизменному процветанию и подданных своих к обогащению на зависть всем соседям.

Несмотря на тяжелую политическую обстановку внешнюю и внутреннюю, на интриги Германского Императора, добивавшегося всяческими путями лично влиять на Государя, на отсутствие преданных лиц с государственным опытом, на зловредное поведение Государственной Думы, приносившей гораздо более вреда, чем пользы, на разрушительную работу кадетской партии, на усиленную подпольную работу революционных организаций, Россия благоденствовала под Державным Скипетром Высокомилостивого Царя, обезоруживавшего всех Своей добротой и снисходительностью.

С чувством искреннего восторга и гордости вспоминается колоссальный рост промышленности, такое быстрое развитие техники, великолепные железные дороги, огромный вывоз за границу, широкие внутренние и внешние кредиты, высокое качество зерна и муки, легко конкурирующих на рынке, все улучшающийся административный аппарат, образцовая армия и прекрасно оборудованный флот.

Всем этим Россия обязана не бесталанным министрам или Государственной Думе, проводящей время в пустых разговорах, а исключительно Государю Императору, шедшему наравне с веком и вкладывавшему в Свое служение Родине всю Свою душу, все Свои помыслы и энергию.

Заканчиваю свои воспоминания с глубокой верой в то, что настанет, наконец, час возрождения многострадальной Родины нашей и образумившийся народ русский воздаст должное каждому по делам его, вознесет горячие молитвы к Всевышнему о злодейски убиенном Царе-Мученике и причислит Его к лику Святых.

Примечания

1

Л.-гв. Преображенский полк — старейший (наряду с л.−гв. Семеновским) полк русской гвардии. Начало его формирования положено Петром Великим в подмосковном селе Преображенское в 1683 г. Права старой гвардии полк имел с 1700 г. С 1723 г. расквартирован в С.-Петербурге. В середине XIX в. входил в состав 1-й гвардейской пехотной дивизии и являлся самым привилегированным пехотным полком гвардии, шефами которого традиционно были российские монархи. Полк комплектовался рослыми блондинами, в 3-й и 5-й ротах носили бороды. В полку насчитывалось 2 тыс. солдат и офицеров. Казармы 1-го и 4-го батальонов находились рядом с Императорским Эрмитажем (Миллионная ул., д. 33), а 2-го и 3-го — на Кирочной улице (ныне ул. Салтыкова-Щедрина, дд. 31–39). Каждый гвардейский полк имел свою церковь и полкового священника. Все высокоторжественные акты сопровождались молебнами. Полковой праздник отмечался в день Преображение Господне, т. е. 6 августа. Во время войны брали на фронт с собой походную церковь.

(обратно)

2

Стрельна — поселок в окрестностях Санкт-Петербурга (в 19 км от города), на южном берегу Финского залива, на р. Стрелка. В начале XVIII в. Пётр I задумал создать здесь загородную резиденцию, «русскую Версалию». В петровские времена создан деревянный дворец Петра I (1711–1717), Большой (Константиновский) дворец (начало строительства — 1720), заложен Стрельнинский (Константиновский) парк (архитекторы Ж.-Б. Леблон и Н. Микетти, площадь свыше 140 га). В 1722 г. Петр I подарил дворец своей дочери Елизавете. Роль загородной резиденции переходит к Петергофу, а Стрельне отводится роль «путевой резиденции», однако до 1917 г. она принадлежала императорской семье.

(обратно)

3

Александрия — дворцово-парковый ансамбль в Петергофе. Одна из резиденций российских императоров в 1830–1917 гг. Названа в честь императрицы Александры Федоровны, супруги Николая I. В 1826–1829 гг. по личному указанию императора здесь был построен летний дворец в готическом стиле (так называемый «Коттедж», архитектора А. Менелас).

(обратно)

4

Петергоф — уездный город Санкт-Петербургской губернии. Окрестная местность уже в конце XV в. занята была великокняжескими и помещичьими селениями. Петр I в 1711 г. начал строить здесь дворцовые здания, по образцу версальских. При императоре Николае I построены дача Александрия, церковь Св. ап. Петра и Павла, деревянный театр, павильоны Царицын и Ольгин и др. В 1849 г. в Петергоф переведено из Ораниенбаума уездное управление и уезд переименован в Петергофский. В царствование императора Александра III начата постройка новой придворной церкви. В конце XIX в. двор проводил часть лета в Петергофе.

(обратно)

5

Субалтерн-офицеры являлись ближайшими помощниками ротного командира.

(обратно)

6

Рота Его Величества, или Царева рота входила в состав 1-го батальона л.−гв. Преображенского полка.

(обратно)

7

Лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк вел свою историю с 1775 г. В 1796 г. полку были даны права старой гвардии. В середине XIX в. он входил в состав 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Полк считался одним из самых красивых, но и «дорогих» полков дивизии, так как служба в нем требовала от офицеров больших материальных затрат. Полк был расквартирован в Царском Селе. Полковой праздник 6 ноября, в день Св. Павла исповедника.

(обратно)

8

Его Величества батарея была образована 9 ноября 1786 г. как конная рота л.−гв. Артиллерийского батальона. Шефом батареи являлся император Николай II со 2 ноября 1894 г. по 4 марта 1917 г.

(обратно)

9

Лейб-гвардии Конная артиллерия была образована 25 марта 1805 г. под названием Лейб-гвардии Конной артиллерии. 17 августа 1870 г. переименована в Гвардейскую Конноартиллерийскую бригаду. 17 апреля 1895 г. была разделена на 1-й и 2-й дивизионы.

(обратно)

10

Галлер Карл Фердинандович (1845–?) — окончил Николаевское инженерное училище и Николаевскую инженерную академию. В службу вступил 18 декабря 1859 г. Участник кампаний 1863, 1877–1878 гг. Полковник (1881), заведующий в Преображенском полку хозяйством (1892–1893). Генерал-майор (1902). Начальник инженеров Михайловской крепости (1902–1905).

(обратно)

11

Красное Село (Красное) — местность на юго-западной окраине Санкт-Петербурга, где ежегодно с 1823 г. устраивались летние лагеря гвардейских полков и военно-учебных заведений.

(обратно)

12

Гатчина — город в 45 км на юго-запад от Петербурга, недалеко от Царского Села. Гатчинский дворец был наиболее отдаленной от столицы и любимой резиденцией императора Александра III. Именно там прошла большая часть детства цесаревича Николая Александровича. Александр III и его семья разместились в комнатах антресольного этажа Арсенального каре дворца. После восшествия на престол Николая II в Гатчине продолжали жить члены императорской семьи — младшая сестра великая княжна Ольга Александровна, а также мать императора — вдовствующая императрица Мария Федоровна. Дворец состоит из прямоугольного в плане трехэтажного корпуса. Во дворце, по некоторым свидетельствам, насчитывалось около девятисот комнат. Он в целом представлял собой два огромных каре (они носят название Арсенального и Кухонного), соединенных между собой украшенной пилястрами вогнутой двухэтажной галереей и двумя пятигранными башнями, которые возвышались по углам каре. Эти две высокие башни видны далеко, за сотни метров, с разных концов парка. Здание гатчинского дворца выглядит строго и даже несколько сурово. На плацу перед дворцом в 1851 г. был установлен памятник Павлу I, отлитый по модели скульптора И. П. Витали. В отдельных галереях дворца хранились богатые коллекции предметов искусства. В Китайской галерее помещались бесценные изделия из фарфора и агата, собранные прежними монархами. Чесменская галерея была названа так потому, что в ней висели четыре большие копии с картин Гаккерта, изображавшие эпизоды боя с турками в Чесменской бухте в 1768 г., где русские моряки одержали победу. В Гатчине на рубеже XIX–XX вв. расцвели учебные и благотворительные заведения, частные благотворительные и научные общества, появились фотоателье и кинотеатры, первая в России частная Воздухоплавательная школа.

(обратно)

13

Дмитрий Константинович (1860–1919) — великий князь, внук императора Николая I, сын великого князя Константина Николаевича, двоюродный дядя Николая II. Генерал-адъютант Свиты императора, генерал от гвардейской кавалерии (1915). В 1897–1905 гг. главноуправляющий Государственного коннозаводства. Почетный член императорского Географического общества. Был убежденным холостяком и семьи не имел. В начале 1918 г. большевиками был выслан из Петрограда в ссылку в Вологду. После объявленного побега великого князя Михаила Александровича из Перми, великий князь Дмитрий Константинович вновь был арестован и возвращен под конвоем в Петроград. Находился с лета 1918 г. в заключении и расстрелян в Петропавловской крепости в конце января 1919 г. Канонизирован в 1981 г. РПЦЗ.

(обратно)

14

Старицкий Михаил Иванович (1868–1935) — поручик учебной команды и 1-й роты л.−гв. Преображенского полка (1892–1893), капитан л.−гв. Преображенского полка (1905), затем камергер, подполковник в отставке. С 1920 г. — в эмиграции.

(обратно)

15

Миллионная улица — улица в Центральном районе Санкт-Петербурга. Проходит от Лебяжьей канавки до Дворцовой площади параллельно реке Неве. В первой половине XVIII в. на территории, по которой проходит Миллионная улица, возникло поселение обеспеченных иностранцев (так называемая «Немецкая слобода»). Поблизости от Марсова поля и круглого рынка находилась Греческая слобода. Это определило несколько, существовавших практически одновременно вариантов названия улицы: Немецкая, Большая Немецкая, Греческая. Кроме того, существовали и другие названия: Большая, Троицкая, Дворянская и Луговая. Название Луговая связано с Большим лугом (будущим Марсовым полем). Последним и наиболее устоявшимся названием было Миллионная. Оно традиционно объясняется богатой застройкой улицы, связанной с близостью императорской резиденции — Зимнего дворца.

(обратно)

16

Шлиттер — поручик л.−гв. Преображенского полка (1892–1898).

(обратно)

17

Оболенский Александр Николаевич 2-й (1872–1924) — князь. Родился в Санкт-Петербурге, сын командира л.−гв. Преображенского полка кн. Н. Н. Оболенского, крестник императора Александра II. Окончил Пажеский корпус (1891). Подпоручик (1891) 1-го батальона л.−гв. Преображенского полка. Поручик (1895), штабс-капитан (1899), капитан (1903), командир 1-го батальона лейб-гвардии Преображенского полка (1903–1906). Флигель-адъютант свиты императора (1905). Во время беспорядков в столице 9 января 1905 г. командовал двумя ротами преображенцев, которые открыли огонь по демонстрации возле Александровского сада и на Невском проспекте. В июне 1906 г. в связи с политическими волнениями, возникшими в 1-м батальоне л.−гв. Преображенского полка, был отстранен от должности и лишен звания флигель-адъютанта, а батальон — прав гвардии. В 1907 г. причислен к МВД. Костромской вице-губернатор (1908–1910), рязанский губернатор (с 1910). Генерал-майор (1914). Петроградский градоначальник (2 июля 1914 — 10 ноября 1916). Весной 1915 г. закрыл кабачок «Бродячая собака» за незаконную торговлю спиртными напитками во время «сухого закона», введенного в начале войны. Вместе с сестрой (Оболенской Елизаветой Николаевной (Лили), фрейлиной Александры Федоровны) пытался фрондировать в отношении Г. Е. Распутина, за что был подвергнут опале (обвинен во взяточничестве). 25 октября 1916 г. был уволен от этой должности с зачислением в свиту императора. Оболенский был назначен командиром пехотной бригады на Северо-Западный фронт. Во время Гражданской войны находился в Северо-Западной армии (1919–1920). В 1919 г. участвовал в походе генерала Н. Н. Юденича на Петроград. С 1920 г. во Франции, скончался 14 февраля 1924 г. в Париже.

(обратно)

18

Огарев Александр Николаевич — офицер с 1868 г., старший полковник, командир 1-го батальона л.−гв. Преображенского полка. С апреля 1893 г. назначен командиром 7-го гренадерского Самогитского генерал-адъютанта графа Тотлебена полка. В 1898 г. был генерал-майором, командиром л.−гв. Стрелкового Е. В. батальона.

(обратно)

19

Сергей Александрович (1857–1905) — великий князь, четвертый сын императора Александра II и Марии Александровны, дядя императора Николая II. Флигель-адъютант свиты императора (1876). Генерал-майор (1887). Генерал-адъютант свиты императора (1891), генерал-лейтенант (май 1896), генерал от инфантерии, член Государственного совета (декабрь 1894). С 3 июня 1884 г. муж великой княгини Елизаветы Федоровны (урожденная принцесса Элизабет-Александра Гессен-Дармштадтская), старшей сестры императрицы Александры Федоровны. Участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. в чине капитана, отмечен орденом св. Георгия 4-й степени (1877). Командир лейб-гвардии Преображенского полка (1887–1891). 26 февраля 1891 г. назначен московским генерал-губернатором (1891–1905) и одновременно, с мая 1896 г. — командующим Московским военным округом. Убит на 43-м году жизни 4 февраля 1905 г. эсером-террористом И. П. Каляевым в Москве на территории Кремля взрывом бомбы около Никольских ворот, похоронен в Чудовом монастыре. В 1996 г. останки великого князя были перенесены в усыпальницу бояр Романовых в Ново-Спасском монастыре в Москве.

(обратно)

20

Аничков дворец — резиденция наследников российского престола в Санкт-Петербурге. Дворец построен императрицей Елизаветой Петровной в 1741 г. по проекту архитектора графа Б.-К. Растрелли. Название дворца идет от соседства со слободой, некогда населенной батальоном морской рабочей команды под началом капитана Аничкова. Дворец являлся столичной резиденцией Александра III и его семьи. После переезда императора Николая II со своей семьей на постоянное жительство в Царское Село, во дворце проживала вдовствующая императрица Мария Федоровна и ее младшие дети.

(обратно)

21

Олег Константинович (25.ХI.1892–29.IХ.1914) — князь императорской крови, четвертый сын великого князя Константина Константиновича и великой княгини Елизаветы Маврикиевны, правнук императора Николая I. Крестным отцом его был император Николай II. Тезоименитство 20 сентября. Был зачислен в Полоцкий кадетский корпус, который окончил весной 1910 г. По окончании Александровского лицея Санкт-Петербурга (1913) был зачислен корнетом в лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк, в 5-й эскадрон. 23 июля 1914 г. полк выступил на войну. С начала 1-й Мировой войны на фронте, но был смертельно ранен 27 сентября 1914 г. В Восточной Пруссии и вскоре, 29 сентября, он скончался в госпитале в Вильно. За проявленные мужество и смелость на фронте при стычке и уничтожении германских разъездов был 28 сентября 1914 г. отмечен орденом Св. Георгия 4-й ст. Похоронен в семейном склепе часовни в имении Осташево (Волоколамского уезда Московской губернии), могила не сохранилась. Подавал большие надежды как историк и литератор. Интересовался музыкой. Подготовил к печати издание автографов А. С. Пушкина из коллекции Лицея. После его гибели в печати появился рассказ князя «Ковылин» и несколько стихотворений («Нива», 1914, № 10).

(обратно)

22

Орден Святого равноапостольного Великого князя Владимира был учрежден императрицей Екатериной Великой 22 сентября 1782 г. по случаю 20-летия своего царствования. Он предназначался для награждения за воинские подвиги и государственную службу. Существовало четыре степени награды, низшей из которых была 4-я, которая очень высоко ценилась среди русских офицеров. Причиной особого отношения к ордену 4-й ст. было то, что ее, в отличие от других, даже более высоких степеней, можно было получить за личную храбрость и воинское умение в сражении, и его мог получить за отличие любой офицер. Орден состоял из знака, звезды и ленты. Девиз ордена: «Польза, Честь и Слава». Орденский кавалерский праздник 22 сентября (5 октября — по новому стилю) Свящ. — муч. Фоки. Цесаревич Николай Александрович имел орден Св. Владимира 4-й ст. (30 августа 1890).

(обратно)

23

Ольденбургский Александр Петрович (1844–1932) — принц, с 1868 г. был женат на Евгении Максимилиановне, принцессе Лейхтенбергской. Имел двух сыновей — Петра и Константина. Окончил 1-й кадетский корпус (1864). Определен в л.−гв. Преображенский полк. Поручик (1863). Флигель-адъютант свиты императора (1865). Полковник (1868). Генерал-майор с зачислением в свиту Его Величества (1871). Командир лейб-гвардии Преображенского полка (1870–1876). Генерал от инфантерии по гвардейской пехоте (1895), командующий гвардейским корпусом (1885–1889). Член Государственного совета, генерал-адъютант свиты императора Николая II. В годы 1-й Мировой войны занимал должность главно-начальствующего санитарной и эвакуационной частью. После революции эмигрировал, скончался во Франции.

(обратно)

24

Ольденбургская Евгения Максимилиановна (1845–1925) — урожденная герцогиня Лейхтенбергская, княжна Романовская, дочь великой княгини Марии Николаевны; принцесса, внучка императора Николая I, племянница императора Александра III. Супруга с 1868 г. принца Александра Петровича Ольденбургского (1844–1932). Попечительница Комитета о сестрах Красного Креста, основательница общины Св. Евгения и Максимилиановской лечебницы. Председательница Императорского общества поощрения художеств. Разбитая позднее параличом, проживала в Петрограде. В самом начале революции 1917 г. она была перевезена в Финляндию, а затем во Францию, где в Биаррице и скончалась в 1925 г.

(обратно)

25

Дворец Ольденбургских находится на Дворцовой набережной Санкт-Петербурга.

(обратно)

26

Вильгельм II Гогенцоллерн (1859–1941) — германский император и прусский король с 1888 г. по ноябрь 1918 г. Вступил на престол после смерти своего отца императора Фридриха III (1831–1888). Матерью его была старшая дочь английской королевы Виктории I принцесса Виктория (1840–1901). Женат был с 1881 г. на принцессе Августе-Виктории Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Августенбургской (1858–1921). После свержения с престола бежал в Голландию. Жил в эмиграции. Вильгельм был внуком королевы Великобритании Виктории I, кузеном короля Георга V и императрицы Александры Федоровны.

Крестил одну из дочерей императора Николая II. Его родной брат принц Генрих был женат на сестре императрицы Александры Федоровны, принцессе Ирене. Автор мемуаров.

(обратно)

27

Варшавский вокзал в Санкт-Петербурге — построен в 1852–1853 гг. по проекту архитектора К. А. Скаржинского для железной дороги от столицы до царской резиденции в Гатчине. Длина дороги составляла 44,6 км, дорога была открыта в ноябре 1858 г. В 1857–1860 гг. с целью расширения вокзала построено новое здание (архитектор П. О. Сальманович), два каменных дома для служащих и произведена реконструкция путевого дебаркадера.

(обратно)

28

Владимир Александрович (1847–1909) — великий князь, третий сын императора Александра II. Дядя императора Николая II. Родился 10 (22) апреля 1847 г. С 1874 г. был женат на принцессе Марии-Александрине Мекленбург-Шверинской — вел. кн. Марии Павловне (старшей). Имел сыновей: Александра (1875–1877), Кирилла (1876–1938); Бориса (1877–1943) и Андрея (1879–1956) — и дочь Елену (1882–1957), с 1902 г. замужем за греческим принцем Николаем. Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Награжден орденом Св. Георгия 3-й ст. и золотым оружием с бриллиантами (1878). Генерал от инфантерии (1880), генерал-адъютант Свиты императора. В 1881–1905 гг. главнокомандующий войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа. Член Государственного Совета, сенатор, член Комитета министров. Товарищ президента (1869–1876) и президент (с 1876) Академии художеств. Умер 4 февраля 1909 г.

(обратно)

29

Тимашев Александр (Григорьевич) Егорович (1818–1893) — младший сын уфимского губернского предводителя дворянства, генерал-майора Григория (Егора) Николаевича Тимашева (1791–не ранее 1849) и Екатерины Александровны, урожд. Загряжской (1798–1881), поэтессы. Флигель-адъютант свиты императора (1844).

С 1856 г. начальник штаба Корпуса жандармов и управляющий 3-м отделением col1_0 канцелярией (1856–1861). Генерал-адъютант свиты императора (1859). В 1861 г. временный генерал-губернатор Казанской губернии, министр почт и телеграфа (1867–1868), министр внутренних дел (1868–1878). Генерал от кавалерии (1872). Член Государственного совета (с 1878). Скончался 20 января 1893 г. в СПБ на 75 году жизни и похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

(обратно)

30

Ольденбургский Петр Александрович (1868–1924) — принц, сын А. П. Ольденбургского. Офицер с 1889 г. л.−гв. Преображенского полка. Флигель-адъютант свиты императора (1899). С 19 февраля 1905 г. по 19 декабря 1906 г. командовал лейб-гвардии 4-м стрелковым Императорской Фамилии батальоном. Генерал-майор Свиты императора Николая II (1913). С 1901 по 1916 г. — супруг великой княгини Ольги Александровны, младшей сестры императора. Участник 1-й Мировой войны. Награжден Георгиевским оружием (1914). Находился в распоряжении Верховного главнокомандующего. После революции эмигрировал во Францию. Умер 18 марта 1925 г. в Антибе на юге Франции, похоронен в Каннах на русском кладбище.

(обратно)

31

Варламов — унтер-офицер в 1893–1894 гг. л.−гв. Преображенского полка.

(обратно)

32

Государственный Совет — высший законосовещательный орган Российской империи в 1810–1917 гг. С учреждением 1-й Государственной Думы был преобразован в верхнюю законодательную палату. Председатель и члены его частично назначались императором, частично выбирались.

(обратно)

33

Комитет Сибирской ж. д. учрежден Указом от 10 декабря 1892 г. для общего руководства работами по сооружению Сибирской железной дороги. Председателем комитета с момента его создания был цесаревич Николай Александрович (будущий император Николай II). Комитет был упразднен 15 декабря 1905 г. в связи с окончанием строительства дороги.

(обратно)

34

Дворцовая площадь — главная площадь Санкт-Петербурга. Формирование архитектурного облика дворцовой площади проходило с сер. XVIII в. до середины XIX. Основа площади — запроектированный В. В. Растрелли пятый Зимний дворец (1754–1762). Проект до конца не был осуществлен. С 1780-х гг. противоположная сторона площади по проекту архитектора Ю. М. Фельтена застраивалась по дугообразной линии, среди этих построек особенно замечательны два дома А. Д. Ланского и здание Вольного Экономического общества на углу Невского проспекта. В 1819–1829 гг. арх. К. И. Росси построил по этой дуге здание Главного штаба. В 1830–1834 гг. по проекту архитектора О. Монферрана в центре площади установлена Александровская колонна. Триумфальная арка Росси и Александровская колонна художественно завершили ансамбль площади, выразив идею победы русского народа в Отечественной войне 1812 г.

(обратно)

35

Соколов — фельдфебель в 1893–1894 гг. Государевой роты л.−гв. Преображенского полка.

(обратно)

36

Коростовец Измаил Владимирович (1863–1933) — в службу вступил 1 сентября 1882 г. Окончил Пажеский Его Величества корпус (1884). Офицер л.−гв. Преображенского полка, в 1893 г. капитан и командир Государевой роты. Полковник (6.12.1904). Курляндский вице-губернатор (20.09.1903–11.07.1907). Генерал-майор (6.12.1910). Эстляндский губернатор с 11 июля 1907 г. Генерал-лейтенант, сенатор. В эмиграции в Польше. Скончался 17 марта 1933 г. в Познани.

(обратно)

37

Зиновьевский Петр — настоятель Преображенского всей гвардии собора в 1893–1894 гг.

(обратно)

38

Цесаревич Николай Александрович, как и все великие князья, при крещении награжден орденом Святого апостола Андрея Первозванного (20 мая 1868). Этот первый российский орден был учрежден в 1698 г. по указу Петра I. Орден предназначался для награждения за воинские подвиги и государственную службу «дабы, взирая на сии явные знаки милости и преимуществ, ободрить и других к храбрым и верным услугам и к прочим подвигам в военное и мирное время…». Девиз ордена: «За веру и верность». Орденский кавалерский праздник 30 ноября (13 декабря по новому стилю) Св. Ап. Андрея Первозванного. При награждении вручался знак ордена, серебряная звезда, лента и золотая цепь.

(обратно)

39

Спасо-Преображенский кафедральный собор — сооружен в 1645 г. В подклете собора похоронены бояре Захарьины-Кошкины, предки царского дома Романовых, их родственники князья Черкасские, а также Ситцкие, Ярославские, Оболенские, Троекуровы, Трубецкие и др.

(обратно)

40

Корф Андрей Николаевич (1831–1893) — барон. Окончил Пажеский корпус, выпущен был в 1849 г. прапорщиком в л.−гв. Преображенский полк. Флигель-адъютант свиты императора (1856), генерал-майор свиты, позднее генерал-адъютант (1879), генерал от кавалерии (1889). Генерал-губернатор и командующий войсками Приамурского военного округа (1884–1893). Скончался в Хабаровске 7 февраля 1893 г. на 62-м году жизни.

(обратно)

41

Миркович В. М. — офицер л.−гв. Преображенского полка, в 1893–1894 гг. полковой адъютант.

(обратно)

42

Вельцин — офицер л.−гв. Преображенского полка, в 1893 г. был в чине капитана.

(обратно)

43

Крейтон Сергей Николаевич — в 1893–1894 гг. состоял поручиком, позднее штабс-капитан л.−гв. Преображенского полка (по списку на 1 января 1909 г.).

(обратно)

44

Гартонг Константин Николаевич — капитан л.−гв. Преображенского полка в 1887 г., полковник в 1893–1904 гг. В 1898 г. в должности шталмейстера Высочайшего Императорского Двора. Отставной генерал-майор, управляющий двором великого князя Кирилла Владимировича, шталмейстер. Эмигрант.

(обратно)

45

Гольтгоер Константин Александрович (1865–1933) — окончил Пажеский Его Величества корпус; офицер л.−гв. Преображенского полка. Командовал ротой. Полковник (1904). Командир 92-го пехотного Печерского полка (1909–1910), флигель-адъютант Свиты императора. Генерал-майор (1910), зачислен в Свиту императора (1912). Командир л.−гв. 4-й стрелкового Императорской Фамилии полка (1910–1913). Участник 1-й Мировой войны. Командующий 2-й Гвардейской пехотной дивизии (1916–1917).

(обратно)

46

Мансуров Николай Николаевич (1867–1923) — офицер с 1886 г. Полковник л.−гв. Преображенского полка. Расстрелян большевиками в 1923 г.

(обратно)

47

Оболенский Владимир Николаевич (1865–1927) — князь. Родился в Висбадане (Германия). Старший сын командира л.−гв. Преображенского полка кн. Н. Н. Ооболенского. Окончил Пажеский корпус (1885). Выпущен в л.−гв. Преображенский полк. Адъютант 1-го батальона л.−гв. Преображенского полка (1892–1893). Флигель-адъютант свиты императора (1905). С 1912 по 1914 г. Командовал л.−гв. Преображенским полком. Генерал-майор свиты императора (1913). После 1917 г. в эмиграции во Франции. Скончался 24 октября 1927 г. в Париже на 63-м году жизни.

(обратно)

48

Ижболдин — фельдфебель 3-й роты 1-го батальона л.−гв. Преображенского полка в 1893–1894 гг. Умер от чахотки в начале января 1894 г. в Халиле (Финляндия), где находился на лечении.

(обратно)

49

Ливадия — царское имение в Крыму, в 3 км от Ялты, летняя резиденция императорской семьи. Оно раскинулось на южном берегу Крыма на склоне горы Могаби, обращенном к Ялте и Черному морю. Имение было приобретено императором Александром II для своей супруги императрицы Марии Александровны. Малый императорский дворец был построен в 1862–1866 гг., по проекту придворного архитектора И. А. Монигетти. Большой императорский дворец был сделан придворным архитектором на основе старого дома бывшего хозяина Ливадии графа Потоцкого. Дворцово-парковый ансамбль был создан К. Геккелем. Помимо дворца по проектам Монигетти было построено около 70 зданий различного назначения. После гибели Александра II в 1881 г. Ливадия перешла ее новому владельцу — императору Александру III. С этого времени императорская летняя резиденция на южном берегу Крыма до Первой мировой войны. Новый Ливадийский дворец был построен архитектором Н. П. Красновым в 1911 г. по заказу императора Николая II.

(обратно)

50

7-й Гренадерский Самогитский генерал-адъютанта графа Тотлебена полк — сформирован в 1817 г. как 1-й гренадерский полк. В 1825 г. — гренадерский Самогитский полк. В 1878 г. — 7-й гренадерский Самогитский генерал-адъютанта графа Тотлебена полк.

(обратно)

51

Обухов Сергей Арсеньевич (1856–?) — окончил Павловское военное училище, поступил в л.−гв. Преображенский полк. Капитан (30.08.1888). Командир 2-й роты 1-го батальона л.−гв. Преображенского полка в 1893–1894 гг.

(обратно)

52

Фунт — единица измерения массы, в русской системе мер равен 96 золотникам, и с 1747 г. фунт являлся эталонным весом. В 1747 г. был изготовлен «бронзовый золоченый фунт 1747 года», по которому в 1835 г. был изготовлен платиновый фунт, основа мер веса в Российской империи. 1 русский фунт = 32 лотам = 96 золотникам = 9216 долям = 1/40 пуда = 0,40951241 кг.

(обратно)

53

Л.-гв. Преображенский полк имел Андреевский Галерный флаг, которому отдавались почести как знамени. Каждый год в День поднятия флага 18-весельный катер «Потешный» с командой, состоящей из нижних чинов 3-й роты, шел по Неве к памятнику Петру I, где отдавал почести основателю Преображенского полка и Российского полка.

(обратно)

54

Зимняя канавка — канал в Санкт-Петербурге, соединяющий Большую Неву и Мойку в районе Зимнего дворца. Небольшой канал, соединивший Неву и Мойку, был прорыт в 1718–1719 гг. Работами руководил известный строитель-подрядчик Василий Озеров. В 1783–1787 гг. на месте дворца Петра I было построено классическое трехэтажное здание Эрмитажного театра, автором которого стал выдающийся архитектор Джакомо Кваренги. Чтобы соединить новое здание со Старым Эрмитажем, через Зимнюю канавку была перекинута высокая арка-галерея. В 1782–1784 гг. набережные канавки были закованы в традиционный для города гранит и украшены строгими решетками, выполненными по проекту скульптора И. Ф. Дункера. Набережная Зимней канавки в XVIII в. называлась Почтовой, так как неподалеку, на Миллионной улице, располагался Почтовый двор. В начале XIX в. канал был переименован в Зимнюю канавку.

(обратно)

55

Порецкий — бывший моряк, капитан, командир 3-й роты 1-го батальона л.−гв. Преображенского полка в 1893–1894 гг.

(обратно)

56

Елагин остров (Санкт-Петербург) — самый северный остров в устье Невы. Первоначально назывался Мишиным. При Петре I здесь располагалась дача вице-канцлера Шафирова. При Екатерине II островом владел гофмейстер И. П. Елагин, который и дал ему свое имя. В 1817 г. император Александр I купил остров для императрицы Марии Федоровны и поручил архитектору Росси построить дворец, из окон которого превосходный вид на Финский залив.

(обратно)

57

Каменный остров — остров, расположенный на севере Санкт-Петербурга, между Большой и Малой Невками и речкой Крестовкой. С 1765 г. в собственности императорской фамилии, Екатерина II подарила его наследнику престола цесаревичу Павлу Петровичу. При Александре I и Николае I остров становится центром светской жизни. При Николае II на острове появились многочисленные дачи. Здесь построили свои дома промышленник Путилов и купец Елисеев, профессор Бехтерев и адвокат Плансон, архитектор Р. Ф. Мельцер, инженер С. Н. Чаев и путешественник, основатель Харбина, инженер-путеец С. Н. Свиягин.

(обратно)

58

Молебен — краткое богослужение с молитвенным обращением к Богу, Богоматери или святым. Молебны бывают просительные и благодарственные. Молебны совершаются по просьбе частного лица или церковной общины. Существуют также общественные молебны, которые совершаются по установленным датам, например, молебны, посвященные храмовым и престольным праздникам; благодарственные молебны в памятные дни великих государственных событий (избавление России от Наполеона, в воспоминание победы под Полтавой). До 1917 г. были так называемые царские молебны (в дни именин, коронаций и т. д. членов царской фамилии). Молебны бывают простые и водосвятные, во время которых освящается вода.

(обратно)

59

Кашерининов — полковник, командир 4-го батальона л.−гв. Преображенского полка в 1892–1894 гг.

(обратно)

60

Лейб-гусары — полки, в данном случае гусары, получали приставку лейб, если шефом полков являлись император или императрица.

(обратно)

61

Виктория Мария Те к (1867–1953) — королева Мария, урожденная принцесса Мария Текская, замужем с 1893 г. за внуком королевы Виктории — Георгом (двоюродным братом императора Николая II), ставшим с 1910 г. королем английским Георгом V. Дети: Эдуард-Альберт, принц Уэльский и герцог Корнуэльский (1894–1952), ставший английским королем Эдуардом VIII (1936); Георг (1895–1952), ставший английским королем Георгом VI (1936–1952); Мария (1897–1965); Генрих, герцог Глостерский (1900–1974); Джон (1905–1919).

(обратно)

62

Васмунд Георгий Робертович (1840–1904) — флигель-адъютант свиты императора (1877). Генерал-лейтенант (1898). Из дворян. Образование получил на физико-математическом факультете Ришельевского лицея в Одессе, а затем в Константиновском военном училище, по окончании которого в 1859 г. произведен в прапорщики лейб-гвардии 4-го стрелкового Имп. фамилии батальона с зачислением в Михайловскую Артиллерийскую академию. Вернулся на службу в батальон и в его составе принял участие в подавлении Польского восстания 1863 г. В 1874 г. назначен адъютантом к великому князю Владимиру Александровичу. Участник кампании 1877–1878 гг. Генерал-майор (1887). В 1890–1893 гг. командовал Измайловским полком. С 1893 по 1898 г. командовал 1-й бригадой, а затем — 2-й бригадой 1-й гвардейской пехотной дивизии. В 1898 г. командовал 1-й гвардейской пехотной дивизией. С 1898 г. до конца жизни занимал пост начальника штаба войск гвардии и Петербургского военного округа (при главнокомандующем округом великом князе Владимире Александровиче).

(обратно)

63

Виндзор (Виндзорский замок) — резиденция британских монархов в городе Виндзор, графство Беркшир, Англия. Возвышается на холме в долине реки Темзы. Заложен Вильгельмом Завоевателем на территории королевских охотничьих угодий того времени. Теперь здесь располагается Большой Виндзорский парк. Постепенно замок разрастался, перестраивался и реконструировался последующими монархами — от Генриха II до ныне здравствующей Елизаветы II. В Виндзорском замке у своей бабушки, английской королевы Виктории (1819–1901, королева с 1837 г.) воспитывалась будущая императрица Александра Федоровна.

(обратно)

64

Оболенский Николай Николаевич (1833–1898) — князь. Образование получил в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров в СПБ, по окончании которой в августе 1853 г. был выпущен прапорщиком в л.−гв. Преображенский полк. Подпоручик (1854). поручик (1855), капитан (1864). Флигель-адъютант свиты императора (1866). Полковник (1868). Командир л.−гв. Преображенского полка (1.11.1876–1.01.1887). Герой Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. и золотого оружия. В сентябре 1887 г. был назначен командиром 1-й бригады 1-й пехотной дивизии, а в январе 1888 г. — командиром 1-й гвардейской стрелковой бригады. Генерал-лейтенант (1888). Начальник 1-й гвардейской пехотной дивизии (1889–1896). Генерал-адъютант (1894). С сентября 1896 г. — командир Гвардейского корпуса. Скончался в СПБ. на 65-м году жизни.

(обратно)

65

Лейб-гвардии Семеновский полк, семеновцы — сформирован в 1691 г. в подмосковном селе Семеновском, под названием потешных Семеновцев. С 1687 г. именовались Семеновским полком, а с 1700 г. — лейб-гвардии Семеновским. В 1800–1801 гг. — лейб-гвардии Его Императорского Высочества Александра Павловича полком. Права старой гвардии имел с 1700 г. Полк комплектовался рослыми безбородыми шатенами. Входил в состав 1-ой Гвардейской пехотной дивизии (Гвардейский корпус, Петербургский ВО). Участвовал в Северной 1700–1721 гг., Семилетней 1756–1763 гг., Русско-турецких 1768–1774 гг. и 1787–1791 гг., Русско-французских 1805–1807 гг., Отечественной 1812 г. войнах и Заграничных походах 1813–1814 гг., Польских кампаниях 1830–1831 гг. и 1863 г., Венгерской кампании 1849 г. Место дислокации — Санкт-Петербург. Казармы полка находились в районе Загородного пр. и Звенигородской ул. Полковой праздник отмечался 21 ноября, в день Введение во храм Пресвятыя Богородицы.

(обратно)

66

Пенский Владимир Васильевич (1844–?) — окончил Николаевское кавалерийское училище. В службу вступил 13 июня 1862 г. Участник кампаний 1863, 1877–1878 гг. Полковник (1877). Командир 3-го батальона Преображенского полка. Генерал-майор (1890). Командир лейб-гвардии Семеновского полка (1890–1899). Командир 1-й бригады 1-й гвардейской пехотной дивизии (1899–1900). Генерал-лейтенант по гвардейской пехоте (1900). Начальник 1-й пехотной дивизии (1900–1904). Состоял в распоряжении Е.И.В. командующего войсками Московского военного округа (1904–1905).

(обратно)

67

Рамзай — старший полковник л.−гв. Семеновского полка в 1893–1894 гг.

(обратно)

68

Гарденин — штабс-капитан, в 1893–1894 гг. командир 7-й роты л.−гв. Преображенского полка.

(обратно)

69

Корнилов — штабс-капитан в 1893–1894 гг. командир 9-й роты л.−гв. Преображенского полка.

(обратно)

70

Палибин П. — штабс-капитан, в 1893–1894 гг. командир 13-й роты л.−гв. Преображенского полка. Имел дочь Ирину 1894 г. рождения, крестными которой был цесаревич Николай Александровч и великая княгиня Елизавета Маврикиевна.

(обратно)

71

Залесский — рядовой 4-й роты 1-го батальона л.−гв. Преображенского полка в 1893–1894 гг.

(обратно)

72

Трунов — фельдфебель 2-й роты 1-го батальона л.−гв. Преображенского полка. Его дочь Ольгу в 1894 г. крестил цесаревич Николай Александрович.

(обратно)

73

Дудергоф — местность под Санкт-Петербургом. Известна с XV в. как Дудоровский погост Ореховского уезда Водской пятины Новгородской республики, где располагалась православная Введенская церковь. В шведское время (1624) Дудеровский погост был переименован в Дудергоф. При Николае I был обустроен Нагорный парк. После постройки в 1872 г. железной дороги Красное Село — Гатчина — дачная местность, где в 1890 г. было построено здание Дудергофской подстанции. С этого момента в Дудергофе началось активное строительство дач.

(обратно)

74

Уласенко — в 1894 г. унтер-офицер Государевой роты л.−гв. Преображенского полка.

(обратно)

75

Тилло Павел Эдуардович (1872–1931) — окончил Пажеский корпус (1892). В службе с 1890 г. Служил в лейб-гвардии Преображенском полку. Офицером в 1892 г. Капитан л.−гв. (по списку на 1 января 1909 г.). Полковник л.−гв. Преображенского полка (1913). Участник Первой мировой войны. Генерал-майор. Командир л.−гв. Семеновского полка. Командовал 1-й бригадой 1-й гвардейской пехотной дивизии. Награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. Участник Белого движения. В Добровольческой армии и ВСЮР. Находился в резерве штаба главнокомандующего, с октября 1918 г. командовал Сводно-гвардейским полком, гвардейским отрядом Крымско-Азовской армии. В Югославии с мая 1920 г., затем во Франции. Член полкового объединения. Скончался 19 июля 1931 г. в Сент-Женевьев-де-Буа.

(обратно)

76

Старо-гатчинская дорога или позднее Старо-гатчинское шоссе — царская дорога Гатчина — Царское Село.

(обратно)

77

Лейхтенбергский Николай Николаевич (1868–1928) — герцог, князь Романовский, старший сын герцога Николая Максимилиановича (1843–1890). Выдержал офицерский экзамен при Павловском военном училище. В службу вступил 22 января 1891 г. в л.−гв. Преображенский полк. Полковник (25 марта 1912 г.), флигель-адъютант свиты императора (1912). Участник Первой мировой войны, командовал на фронте 1-м батальоном л.−гв. Преображенского полка, затем 12-м Туркестанским стрелковым полком (26 июня 1915 г.). Кавалер ордена Св. Георгия 4-й степени (1915). Сопровождал императора 23 февраля 1917 г. в Ставку. После Февральской революции в чине генерал-майора вышел в отставку. С июля 1918 г. представитель Войска Донского в Берлине, затем в эмиграции. Женат с 1894 г. на Марии Николаевне (1869–1948), урожденной Граббе. Скончался в Руте в Баварии (Германия).

(обратно)

78

Лейб-гвардии Кирасирский Ее Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны полк был пожалован правами Старой гвардии 22 июля 1884 г. Полк дислоцировался в Гатчине. Полковой праздник — 9 мая, перенесение мощей Св. Николая Чудотворца.

(обратно)

79

Гатчинский парк являлся одним из самых обширных пригородных петербургских парков. В его состав входили: Дворцовый парк или Английский сад; Регулярные сады (Верхний и Нижний Голландские, Ботанический сад и Собственный садик); парки Сильвия, Приоратский и Большой зверинец. Своеобразие ансамбля заключается в том, что он сразу создавался как пейзажный парк на озерах, для которого характерны обилие воды и неожиданная смена пейзажей. Сложная гидросистема, состоящая из озер, речек, прудов и каналов, является одной из особенностей Гатчины. Гладь озер составляет почти четверть территории Дворцового парка. Причем водное зеркало является основным композиционным звеном всего ансамбля, определяющим фактором, влияющим на планировку отдельных его частей. Естественная ярусность территории и резкие перепады высот стали природным мотивом, воздействовавшим на выбор мест для возведения дворца, ворот, мостов и других парковых сооружений. Протяженность и живописность местности позволили организовать ряд видовых просек и прекрасных пейзажей.

(обратно)

80

Сиверская — станция Варшавской железной дороги Санкт-Петербургской губернии, Царскосельского уезда, при р. Ордеже; дачное место.

(обратно)

81

Фредерикс Владимир Борисович (1838–1927) — граф, флигель-адъютант (1871), генерал-майор свиты (1879). Командовал 1-й гвардейской бригадой 1-й гвардейской кавалерийской дивизии (1881–1891). В 1891–1893 гг. шталмейстер и управляющий Придворной конюшенной частью. Генерал-адъютант (1896) Свиты императора. Генерал от кавалерии (1900), крупный помещик (имения в Финляндии и Гатчине), член Государственного Совета. С 1893 по 1897 г. помощник министра, а в 1897–1917 гг. министр Императорского Двора и уделов, кавалер российских и царских орденов, командующий императорской главной квартирой. Один из сановников, наиболее близких к Царской семье. В дни Февральской революции по распоряжению Временного правительства был выслан из Ставки и затем арестован; после Октябрьской революции в эмиграции. Умер в Финляндии в своем имении Монрепо на Карельском перешейке. Автор воспоминаний.

(обратно)

82

Майков Аполлон Николаевич (1821–1897) — русский поэт и переводчик, член-корреспондент Петербургской АН.

(обратно)

83

Лисино — село Санкт-Петербургской губернии, Царскосельского уезда. Здесь располагался императорский охотничий павильон.

(обратно)

84

Волосово, станция — в 1870 г. была построена железная дорога Санкт-Петербург — Ревель, на которой появилась станция Волосово. К концу XIX в. населенный пункт превратился в дачный поселок.

(обратно)

85

Баумгартен — в 1893–1894 гг. генерал-майор.

(обратно)

86

Шипов — поручик л.−гв. Преображенского полка в 1894 г.

(обратно)

87

Дроницын — унтер-офицер Государевой роты л.−гв. Преображенского полка в 1894 г.

(обратно)

88

«Новое время» — консервативная политическая и литературная газета; выходила в Петербурге в 1868–1917 гг. (с 1869 г. — ежедневно). Вначале носила либеральный характер, а с 1876 г., перейдя в руки издателя А. С. Суворина, стала консервативным изданием, пропагандировавшим великорусский национализм. С 1915 г. ее редактором был Б. А. Суворин. После Февральской революции газета занимала контрреволюционную позицию и вела ожесточенную борьбу с большевиками. Закрыта Военно-революционным комитетом при Петроградском Совете 26 октября 1917 г.

(обратно)

89

Велио Иван Осипович (1830–1899) — барон, камергер с 1863 г., директор Почтового департамента (1868–1880), Департамента гос. полиции (1880–1881), сенатор. Член Государственного совета, действительный тайный советник.

(обратно)

90

Корф Михаил Николаевич — барон, петергофский уездный предводитель дворянства Петербургской губ.

(обратно)

91

Ропша — село в Санкт-Петербургской губернии Петергофского уезда в 49 км от столицы. При Петре I в Ропше был построен дворец. В этом дворце в 1762 г. был убит император Петр III.

(обратно)

92

Горки — деревня в районе Ропши.

(обратно)

93

Лесков Николай Семенович (1831–1895) — известный русский писатель, в своем творчестве касался народного быта, трагической судьбы талантливых людей из народа и социальной сатиры.

(обратно)

94

Капорское (Капорская) — деревня между Красным Селом и Петергофом, в Санкт-Петербургской губернии.

(обратно)

95

Ксения Александровна (25.III.1875–20.IV.1960) — великая княгиня, старшая дочь и четвертый ребенок императора Александра III и императрицы Марии Федоровны, сестра императора Николая II. Родилась в Санкт-Петербурге. С 25 июля 1894 г. супруга великого князя Александра Михайловича (1866–1933). Дети: Ирина (1895–1970. В замужестве с 1914 г. Юсупова), Андрей (1897–1981), Федор (1898–1968), Никита (1900–1974), Дмитрий (1901–1980), Ростислав (1902–1977), Василий (1907–1989). Тезоименитство — 24 января (по старому стилю). Покровительница Морского благотворительного общества, Невского яхт-клуба, общества «Ясли». Попечительница школы им. вел. кн. Екатерины Михайловны (бывшей Литейной школы, 1895), счетоводных курсов им. вел. кн. Екатерины Михайловны (1911) и Бюро попечения о бывших воспитанницах школ общества (1911) Имп. Женского патриотического общества (действительный член с 1894 г., член совета общества). После Февральской революции со своей семьей и матерью на положении ссыльных проживали в имении Ай-Тодор в Крыму. Поддерживала переписку с царской семьей. 11 апреля 1919 г. на борту английского броненосца «Малборо» эмигрировала из России. Некоторое время жила вместе с матерью, вдовствующей императрицей Марией Федоровной в Копенгагене (Дания), а затем с семьей переехала во Францию. С 1920 г. проживали раздельно. После развода со своим мужем перебралась в Великобританию, где с 1936 г. наконец окончательно обосновалась в Фрагмор Коттедже в Виндзорском парке, а с 1937 г. — в особняке, подаренном королем Эдуардом VIII в Хэмтон Корт в Лондоне. Она поддерживала связь с матерью и сестрой Ольгой Александровной, изредка приезжая в Данию. Умерла в Лондоне, во дворце Хэмптон-Корт. Похоронена на юге Франции, в Рокбрюне, около Ментоны, рядом с могилой мужа, великого князя Александра Михайловича. Ее архив хранится в Институте Гувера Стэнфордского университета (США).

(обратно)

96

Михаил Александрович (22.ХI.1878–13.VI.1918) — великий князь, младший брат Николая II, генерал-адъютант Свиты императора, генерал-лейтенант (с 1916 г.), член Государственного Совета, в 1899–1904 гг. — наследник престола до рождения цесаревича Алексея Николаевича. В 1898–1911 гг. служил в гвардии. Против воли императора в 1912 г. заключил за границей морганатический брак с Н. С. Вульферт (урожденная Шереметевская, в первом браке Мамонтова, во втором Вульферт), которой позднее, в 1916 г., был дарован титул графини Брасовой. Имел от брака сына Георгия (1910–1935), который унаследовал фамилию и титул матери. Некоторое время был вынужден с семьей проживать за границей, т. к. Николай II запретил ему возвращение на родину, уволил с занимаемых должностей и подписал указ о передаче в опеку его имущества. Благодаря вмешательству матери, вдовствующей императрицы Марии Федоровны, братья помирились. С началом Первой мировой войны ему было дозволено вернуться в Россию. На фронте в Галиции командовал Кавказской (Дикой) конной дивизией, позднее 2-м кавалерийским корпусом. Награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. и Георгиевским оружием за храбрость (1915). В конце 1916 г. назначен генералом-инспектором кавалерии. 3 марта 1917 г. отказался принять российский престол до решения Учредительного собрания; был подвергнут аресту Временным правительством в дни «корниловского мятежа», а также Петроградским ВРК во время Октябрьского переворота большевиков. По постановлению Совнаркома в марте 1918 г. выслан в Пермь, в ночь с 12 на 13 июня 1918 г. похищен и расстрелян чекистами в окрестностях Перми. В периодической печати было объявлено о побеге великого князя. Могила неизвестна.

(обратно)

97

Лейхтенбергский Евгений Максимилианович, князь Романовский (1847–1901) — граф Богарне, герцог. Племянник императора Александра II, второй сын старшей дочери императора Николая I, великой княгини Марии Николаевны. Флигель-адъютант свиты императора (1873). Во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. командовал армейским гусарским Киевским полком. Шеф лейб-гвардии Уланского полка. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. Генерал-адъютант (1897). Женат первым браком в 1869 г. на фрейлине цесаревны Марии Федоровны Дарье Константиновне Опочининой (Долли) (7.III.1845–7.III.1870), с 1869 г. графиня Богарне. Вторым браком с 1878 г. на Зинаиде Дмитриевне Скобелевой (1856–7.VI.1899), с 1878 г. графиня Богарне.

(обратно)

98

Церковный парад — военный парад, который проходил по воскресным или праздничным дням. Проводился, как правило, при храмах. В 1886 г. организация общих и частных церковных парадов в определенные дни была регламентирована специальным указом по Военному министерству.

(обратно)

99

Все́нощная (всенощное бдение) — богослужение, совершаемое вечером накануне особо чтимых праздничных дней. Обычно состоит из великой вечерни с литией и благословением хлебов, праздничной утрени и первого часа. Это богослужение называется всенощным потому, что в древности оно начиналось поздно вечером и продолжалось всю ночь до рассвета. Эта древняя традиция сохранилась лишь в некоторых монастырях, в обычных же храмах всенощная совершается ныне только вечером. На Руси всенощная была введена в XI в. Многие русские композиторы создавали на тексты всенощного бдения произведения концертного характера. Широкую известность обрели «Всенощная» П. И. Чайковского и «Всенощная» С. В. Рахманинова.

(обратно)

100

Самарский полк — 20 августа 1798 г. в Костроме из рекрут сформирован мушкетерский генерал-майора Берга полк в составе 2-х батальонов по 1 гренадерской и 5-ти мушкетерских рот в каждом. 7 февраля 1800 г. — мушкетерский генерал-майора Баклановского полк. 31 марта 1801 г. — Украинский мушкетерский, 22 февраля 1811 г. пехотный полк. 28 января 1833 г. переформирован в состав 6-ти батальонов и назван Украинским егерским полком. 1856 г. — Украинский пехотный полк. 6 апреля 1863 г. из 4-го резервного и бессрочноотпускных 5-го и 6-го батальонов Украинского полка сформированы Украинский резервный пехотный полк в составе 2-х батальонов. 13 октября 1863 г. Украинский резервный пехотный полк переформирован в 3 батальона и назван Самарским пехотным полком. 25 февраля 1864 г. присвоен № 147. Входил в состав 37-й пехотной дивизии (18-й АК, Петербургский ВО). Место дислокации — Ораниенбаум. Участвовал в Русско-японской 1904–1906 гг., Первой мировой 1914–1918 гг. войнах.

(обратно)

101

Михаил Николаевич (1832–1909) — великий князь, четвертый (младший) сын и седьмой ребенок императора Николая I и императрицы Александры Федоровны, дядя Александра III и двоюродный дед Николая II. Женат с 16 августа 1857 г. на великой княгине Ольге Федоровне, урожденной принцессе Цецилии-Августе Баденской (1839–1891). Дети: Николай (1859–1919), Анастасия (1860–1922), Михаил (1861–1929), Георгий (1863–1919), Александр (1866–1933), Сергей (1869–1918), Алексей (1875–1895). В службу вступил 2 июля 1846 г. Участник кампаний 1854–1855, 1863–1864, 1877–1878 гг. Полковник (1850). Флигель-адъютант свиты императора (1850). Генерал-майор (1852). Генерал-лейтенант (1856). Генерал-адъютант (1856), генерал от артиллерии (1860), генерал-фельдмаршал (1877), генерал-фельдцейхмейстер (глава артиллерии с 1852 г.). Участник Крымской войны, за оборону Севастополя и за отличие в сражении под Инкерманом (1854) был награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. С 1863 по 1881 г. — наместник на Кавказе, командующий войсками Кавказского военного округа (1865–1881) и главнокомандующий Кавказской армией во время Русско-турецкой войны (1877–1878). Кавалер ордена Св. Георгия 2-й ст. (1864) и 1-й ст. (1877). С 1881 по 1905 г. председатель Государственного совета, член Комитета министров. Оставил пост по болезни и жил во Франции. Скончался в Каннах, погребен был в Санкт-Петербурге, в Петропавловском соборе.

(обратно)

102

Генерал-фельдмаршал — высшее воинское звание в сухопутных войсках. Впервые введено в русской армии в 1699 г. Всего в России было 64 генерал-фельдмаршала. Соответствовал чинам генерал-адмирала, канцлера и действительного тайного советника 1-го класса.

(обратно)

103

Генерал-адмирал — военно-морской чин 1 класса по «Табели о рангах», соответствовавший чинам генерал-фельдмаршала, канцлера и действительного тайного советника 1-го класса. Занимавших высшую должность на флоте с 1798 г. генерал-адмирала в России было 8 человек. С 1908 г. этот чин оставался незамещенным.

(обратно)

104

Алексей Александрович (1850–1908) — великий князь, четвертый сын и пятый ребенок будущего императора Александра II и императрицы Марии Александровны, дядя императора Николая II. Родился в Санкт-Петербурге. Получил домашнее образование, с момента рождения числился во флоте в списках Гвардейского экипажа. C 1866 г. на морской службе, много путешествовал, командовал Гвардейским экипажем, флигель-адъютант свиты императора (1868). Капитан 1-го ранга (1873). Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., командовал всеми морскими силами на Дунае (начальник всех морских команд на Дунае), произведен в контр-адмиралы свиты императора (1877), награжден золотой саблей и орденом Св. Георгия 4-й ст. Генерал-адъютант свиты императора (1880), генерал-адмирал (1883), вице-адмирал (1882), произведен в чин адмирала (1888). Командир Гвардейского экипажа (1871–1881), член Кораблестроительного и Артиллерийского отделений Морского технического комитета (1874–1881). Участвовал в разработке 20-летней судостроительной программы (1881), последующих планов военно-морского строительства. Главный начальник флота и морского ведомства (1880 — июнь 1905), член Государственного совета (c 1881). Генерал-адмирал (1883). Член Комитета министров (1892–1905). После разгрома российского флота в Цусимском бою в Русско-японской войне подал в отставку 2 июня 1905 г. со всех постов с сохранением чина генерал-адмирала и уехал за рубеж. В молодости был влюблен в дочь поэта В. А. Жуковского княжну Александру Васильевну (1844–1899), с которой тайно обвенчался в Италии, но отец, император Александр II, брак аннулировал. Александра Жуковская имела от великого князя сына Алексея Алексеевича, получившего титул г рафа Белевского (родился в 1871 г. в г. Зальцбурге, был убит в 1932 г. в Тбилиси. У него были две дочери и сын). Великий князь прожил холостяком. Умер 1 ноября 1908 г. в Париже от воспаления легких, похоронен в великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора Санкт-Петербурга.

(обратно)

105

Павел Александрович (1860–1919) — великий князь, младший шестой сын императора Александра II и императрицы Марии Александровны, дядя Николая II. Тезоименитство — 29 июня (по старому стилю). Обладал многими способностями к искусству, в том числе актерскими данными. В службу вступил 21 сентября 1860 г. Во время Русско-турецкой войны находился с отцом при главной императорской квартире в Болгарии, в 1879 г. штаб-ротмистр. Флигель-адъютант (1879). В 1883 г. зачислен в списки лейб-гвардии Гусарского полка, в 1887 г. командующий эскадроном. Полковник (1888). Командовал лейб-гвардии Гусарским полком, а затем лейб-гвардии Конным полком (1890–1896), генерал-лейтенант (1898), командир Гвардейского корпуса (1898–1902). Генерал-адъютант свиты императора Николая II (1897). С 4 июня 1889 г. состоял в браке с греческой принцессой, великой княгиней Александрой Георгиевной (1870–1891), которая приходилась ему двоюродной племянницей. От брака имел дочь Марию (1890–1958) и сына Дмитрия (1891–1942). После смерти супруги, скончавшейся при рождении сына, вступил 27 сентября 1902 г. в морганатический брак с Ольгой Валерьяновной Пистолькорс (урожденной Карнович, по первому браку Пистолькорс, позднее 18 августа 1915 г. получившей титул княгини Палей). Имел от брака троих детей: Владимира (1896–1918), Ирину (1903–1990) и Наталью (1905–1981). В связи с самовольным браком вынужден был жить за границей. Он был уволен со всех должностей, лишен званий, над его детьми от первого брака взята опека императором. Однако в 1905 г. прощен, восстановлен в звании генерал-адъютанта. Генерал от кавалерии (1913). Покровитель Московского Общества музыкального и драматического искусства. Являлся почетным председателем Русского общества охраны народного здоровья и покровителем коннозаводских учреждений в России, множества других обществ. Действительный член Императорского Общества поощрения художеств (1889). Перед мировой войной с разрешения царя вернулся с семьей в Россию. В годы Первой мировой войны: 28 мая 1916 г. был назначен командиром 1-го Гвардейского корпуса (27.5.1916– конец 1916), позже — в ноябре 1916 г. генерал-инспектор гвардейских частей (гвардейской кавалерии). За боевые заслуги в 1916 г. отмечен орденом св. Георгия 4-й ст. В дни Февральской революции посещал Александровский дворец, пытался найти политический компромисс принятием «Манифеста великих князей», в котором предусматривалась уступка некоторых прав в пользу оппозиции. Однако документ запоздал и не смог спасти монархию. С 31 марта 1917 г. уволен от службы. Жил в Царском Селе. Летом 1918 г. Павел Александрович вместе с рядом великих князей были посажены сначала в Дом предварительного заключения, а затем в казематы Петропавловской крепости в Петрограде, где 14/27 января 1919 г. были расстреляны. Его сын князь В. П. Палей (унаследовавший фамилию и титул матери) был убит чекистами в составе группы князей Романовых в ночь с 17 на 18 июля 1918 г. под Алапаевском на Урале.

(обратно)

106

Лейхтенбергский Георгий (Юрий) Максимилианович (1852–1912) — герцог, князь Романовский, сын герцога Максимилиана-Евгения Лейхтенбергского (1817–1852) и великой княгини Марии Николаевны (1819–1876), женат первым браком 11 мая 1879 г. на герцогине Терезии Ольденбургской (1852–1883). От брака имел сына Александра (1881–1942). Вторым браком 28 августа 1889 г. был женат на Анастасии Николаевне (1867–1935), урожденной княжне Черногорской Стане, с которой развелся в ноябре 1906 г. От второго брака имел двух детей: сына Сергея (1890–1974, восприемником был цесаревич Николай) и дочь Елену (1892–1970, в замужестве 1917 графиня Тышкевич). В ноябре 1906 года его брак с Анастасией Николаевной был расторгнут. Флигель-адъютант свиты императора (1876). Генерал-майор свиты императора (1904). Генерал-адъютант (1910). Скончался в Париже, тело было привезено экстренным поездом в Россию. Вместе с гробом приехали из Парижа дети покойного. Похоронен в Петропавловской крепости.

(обратно)

107

Фреденсборг (дат. Fredensborg Slot, букв. «замок мира») — дворец на восточном берегу озера Эсрум (дат. Esrum Sø) на датском острове Зеландия. Фреденсборг являлся весенней и осенней резиденцией датской королевской семьи.

(обратно)

108

«Дмитрий Донской» — первый российский океанский броненосный крейсер (полуброненосный фрегат). Спущен был на воду 18 августа 1883 г. Водоизмещение 5800 т. Наибольшая длина корпуса 93,4 м, ширина 15,8 м. Мощность машин 6737 л. с. Скорость хода 16,2 узла. Вошел в строй осенью 1885 г. Экипаж: офицеров 23; унтер-офицеров и матросов 492. Осенью 1885 г. корабль был отправлен в Средиземное море, где в течение двух лет возглавлял особый отряд Средиземного моря. В 1887 г. вошел в состав Тихоокеанской эскадры под командованием контр-адмирала А. А. Корнилова. В мае 1889 г. вернулся в Кронштадт. С июля 1892 г. крейсер базировался во Владивостоке, составляя главную ударную силу эскадры. 16 марта 1893 года корабль возглавил русский отряд, шедший по приглашению правительства США на торжества по случаю 400-летия открытия Америки. В этом плавании в команде крейсера состояли великий князь Александр Михайлович (вахтенный начальник) и великий герцог Мекленбург-Шверинский. В сентябре крейсер прибыл на родину. 9 октября 1895 г., пройдя приемные испытания, «Дмитрий Донской» и новейший крейсер «Рюрик» вышли в Средиземное море, где намечался конфликт из-за черноморских проливов. 14 февраля 1896 г. крейсера были отправлены на Дальний Восток. 12 декабря 1901 г. «Дмитрий Донской» в составе броненосного отряда под флагом контрадмирала Г. П. Чухнина вернулся из Порт-Артура в Кронштадт, где был переоборудован в учебно-артиллерийский корабль для Тихоокеанской эскадры. В 1904 г. «Дмитрий Донской» вошел в состав 2-й Тихоокеанской эскадры и, проделав с эскадрой весь путь вокруг мыса Доброй Надежды, 14 мая 1905 г. вступил в дневной бой в Корейском проливе в составе колонны крейсеров под флагом контрадмирала О. А. Энквиста. В один из моментов боя «Донской» и «Мономах» прикрыли своими корпусами лишившуюся управления «Аврору», оказавшись под градом снарядов японских крейсеров. Из всех кораблей I ранга, входивших в эскадру, «Дмитрий Донской» сумел ближе всех подойти к Владивостоку. Однако был взят в клещи догнавшими его японскими кораблями. Отказавшись сдаться и отстреливаясь на оба борта, «Донской» сумел подбить два вражеских крейсера («Нанива» и «Отава»), но и сам получил такие повреждения, что продолжать путь не мог. За ночь на остров Дажелет перевезли экипаж. К утру крейсер затонул, не спустив флага.

(обратно)

109

Кюба Пьер — основатель фирмы, владевшей ресторанами и гастрономическими магазинами, названными по его имени.

(обратно)

110

Мойка — река в Санкт-Петербурге, протока невской дельты. С момента постройки Санкт-Петербурга Мойка стала городской границей. В 1720 г. были созданы первые деревянные набережные Мойки, в 1736–1737 гг. углублено дно реки. В 1798–1811 гг. сооружены гранитные набережные от Фонтанки до современного Английского проспекта (левый берег) и Крюкова канала (правый берег).

(обратно)

111

Горбунов Иван Федорович (1831–1895) — прозаик, актер-рассказчик Александринского театра, зачинатель литературно-сценического жанра устного рассказа, пользовался популярностью, писатель, автор «Очерков истории русского театра ХVIII века». Много лет выступал в Александринском театре Санкт-Петербурга.

(обратно)

112

Л.-гв. Преображенский полк отличился во многих боях и сражениях. Был четыре раза награжден Георгиевскими знаменами. Личный состав полка имел почетные надписи на головных уборах: «За Ташкисен 19 декабря 1877 года».

(обратно)

113

Фаберже Карл Густавович (Петер Карл Густавович) (1845–1920) — всемирно известный ювелир, родился в Петербурге. Унаследовал семейное ювелирное дело в Санкт-Петербурге в 1870 г., создал знаменитые пасхальные яйца, заказанные императором Александром III в 1884 г. Стал широко известен после Парижской всемирной выставки 1900 г., где были выставлены его произведения. Являлся придворным ювелиром многих королевских домов Европы, прежде всего дома Романовых. Первая мировая война и революция положили конец искусству Фаберже. В октябре 1917 г. знаменитый магазин на Морской в Петрограде был национализирован. Умер в изгнании в Лозанне.

(обратно)

114

За этот день великий князь Константин Константинович сделал запись в своем дневнике о цесаревиче Николае: «Я был во дворце задолго до начала парада. Полуроты еще не заняли свои места в Николаевском зале. — Обедня тянулась долго, без малого полтора часа; служил митрополит Палладий. Государь вслед за крестным ходом сошел в Иорданский коридор, но на Иордань не выходил: Он кашляет. На воздухе было тепло; таяло. Я с Алексеем [Александровичем] и Николаем Мих[айловичем] выходил на Иордань за Наследником. После завтрака Владимир [Александрович] подозвал меня к Государю и докладывал о Порецком, представленном мною к утверждению в должности командира роты Его Величества. Государь изволил его утвердить, о чем я поспешил отдать приказ по полку…

В 3 1/2 [ч.] собрались мы в офицерское собрание на товарищеский обед. Было решено, что за этим обедом я вручу Ники полковой подарок — портсигар. Он золотой, cannele; с одной стороны, посреди красного эмалевого кружка, в золотом венке из дубовых и лавровых листьев золотой вензель Петра I, как на наших знаменах, а с другой, в таком же венке и тоже на красной эмали числа 93 2/1 94 вступления Ники в наши ряды и годовщины. — Я задолго приготовил слова, которые хотел сказать Ники при поднесении портсигара, и твердо выучил их наизусть. Но когда шампанское разлили, музыка перестала играть, я встал и выждал, чтобы затих шум отодвигаемых стульев, на меня нашло какое-то затмение: я перезабыл выученные слова и сказал следующее: 2-го января исполнился год со дня, когда ты вступил в наши ряды командиром батальона. Как не осыпан полк царскими милостями, нам прежде не верилось, что настанет время, когда ты будешь зимой и летом делить с нами служебные труды и часы досуга. И вот, это счастливое время не только настало, но и продолжается непрерывно целый год. Конечно, никто из нас в отдельности не заслужил необыкновенного благоволения нашего Державного Шефа, благоволения, выразившегося в твоем пребывании среди нас: только больше чем двухсотлетним заслугам полка и обязаны мы этою небывалою милостью. Каждый из нас по гроб жизни свято сохранит память о днях, когда служил вместе с тобою под родными нашими знаменами. Прими же это воспоминание от Преображенской семьи (тут я подал Ники портсигар) и верь, что любовь ее, самая задушевная, беззаветная и горячая, принадлежит тебе не только как потомку нашего Великого Основателя, как сыну нашего Царя и Наследнику Его Престола, но и как нашему доброму, милому, дорогому и бесценному товарищу. Господа! В подтверждение того, что я выражаю мысли и чувства каждого из вас, выпьем за здоровье нашего Августейшего батальонного командира и дружно крикнем ему ура. — Ура долго не умолкало. Ники не мог ожидать подарка, и это его ошеломило. Мне было жалко его; я знаю его скромность, но не мог на этот раз пощадить ее. — Потом не расходились; Ники играл на бильярде, а я в винт. К 12-ти часам Ники велел от себя подать на весь полк устриц, и мы весело ужинали» (ГА РФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 41. Л. 5–5 об.).

(обратно)

115

О несении службы цесаревичем Николаем в л.−гв. Преображенском полку великий князь Константин Константинович отзывался в своей дневниковой записи за 7 января 1894 г.: «За этот год, что мы служим вместе в полку, ни разу не было между нами ни одного недоразумения; отношения у нас самые дружеские, простые и ясные. Ники держит себя в полку с удивительною ровностью: ни один офицер не может похвастаться, чтобы был приближен к Цесаревичу более другого. Ники со всеми одинаково учтив, любезен и приветлив; сдержанность, которая у него в нраве, выручает его. Не было ни одной неприятности, страсти не разжигались, незаметно было ни зависти, ни старания подслужиться, все шло самым мирным и приятным образом» (ГА РФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 41. Л. 6).

(обратно)

116

Имеется в виду сватовство великого князя Михаила Николаевича, просившего руки цесаревны Ксении Александровны для своего сына великого князя Александра Михайловича. По этому поводу Константин Константинович 12 января 1894 г. записал в дневнике: «Дома, когда мы с женой были у Мама, пришел дядя Миша и рассказал о помолвке. Странное чувство овладело мною: я не обрадовался этому известию. Положим, от мечты видеть Митю женатым на Ксении я уже отказался ранее; и все-таки мне было жаль моих несбывшихся ожиданий. Кроме того Михайловичей часто, а может быть не совсем без основания упрекают в наклонности к честолюбию, к заискиванию перед высшими, в стремлении приближаться к Государю и непрошенными. Но скоро дурные чувства во мне улеглись, и я радуюсь счастью Сандро и Ксении» (ГА РФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 41. Л. 8 об.).

(обратно)

117

Цесаревич Николай Александрович 14 января записал в дневнике: «Утром ездил в полк. Папа в том скверном состоянии. К счастью, он дал себя выслушать Г. И. Гиршу, который нашел обширную простуду, запущенную уже с Рождества. Ввиду высокой температуры 39,4 Папа лег в постель. Завтракали: Сандро, Сергей (деж.), Апрак и Фридрихс. Катался с Ксенией в коляске; оттепель продолжается! Закусывали в 8 1/4. Через полтора часа отправился в батальон и слушал песенников Е. В. роты. Их обучает урядн[ик] Конвоя Заика — успехи очень хороши. Сидел у Шлиттера с Порецким в „сакле“. Пили слегка из азарпеши. Ели устрицы, немного поужинали и поиграли в пробку до 3 час.». (Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1 (1894–1904). М., 2011. С. 44.)

(обратно)

118

Захарьин Григорий Антонович (1829–1897) — врач-клиницист, известный врач-терапевт, лейб-медик. Окончил медико-хирургический факультет Московского университета (1852). В 1856–1859 гг. учился за границей. Профессор Московского университета (с 1862), основатель и директор терапевтической клиники Московского университета (1864–1896); один из основателей отечественной клиники внутренних болезней, основатель московской терапевтической школы. Тайный советник. Почетный член Петербургской Академии наук (1885). Часто приглашался для консультаций к членам императорской семьи. Был членом консилиума лечащих врачей, составивших акт о причине смерти Александра III.

(обратно)

119

Великий князь Константин Константинович с тревогой продолжал следить за здоровьем императора Александра III и позднее уделял большое внимание отношению Государя к л.−гв. Преображенскому полку. Так, например, в своей поденной записи 13 августа 1894 г. он зафиксировал: «Захарьин его запугал, сказав, что его болезнь — хронический нефрит — неизлечим. Царь очень упал духом и два дня оставался в подавленном, угнетенном настроении. Ночью он плохо спал, постоянно чувствует слабость и вид у него очень нездоровый». К сожалению, известный врач Г. А. Захарьин оказался прав. Александр III вскоре скончался. В дневнике Константина Константиновича 26 октября 1894 г. появились такие строки: «Царя положили в гроб в Преображенском мундире — как я надеялся. Юный царь не успел даже сдать батальона. Поэтому до свидания с Ним я не назначу никого командиром 1-го батальона, которым продолжает временно командовать полковник Обухов. В летописи полка встречается впервые, что командир батальона становится царствующим Государем. — Думаем — гадаем, как-то мы с Ним встретимся? Мне кажется, что Он приедет в казармы своего батальона. Иные полагают, что он обрежет сразу и более не станет появляться в нашей среде» (ГА РФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 41. Л. 112, 142–142 об.).

(обратно)

120

Вельяминов Николай Александрович (1855–1920) — тайный советник (с 1907), почетный лейб-хирург (1894), лейб-хирург (1897), хирург-клиницист, доктор медицины, профессор (с 1885), академик, инспектор придворной медицинской части (1892–1917), ординарный профессор Военно-медицинской академии. Участник Русско-турецкой войны и Ахалтекинской экспедиции М. Д. Скобелева в 1880 г. Начальник Военно-медицинской академии (с 1910). Академик с 1913 г. С начала Первой мировой войны заведовал санитарной частью 8-й армии, с 1915 г. — начальник санитарной части гвардейских войск. Состоял при Императорской Главной квартире инспектором лейб-хирургом с 1915 г., сверхштатный врач царской главной квартиры; директор и главный врач Петроградских больниц: Мариинской для бедных и Александринской женской. Непременный член медицинского совета министерства внутренних дел и совещательный член Военно-Санитарного Ученого Комитета. Издатель журнала «Хирургический вестник» с 1885 г. Основатель Медико-хирургического общества (1894). Инспектор Придворной медицинской части до Февральской революции. Главный полевой санитарный инспектор при Штабе Верховного главнокомандующего с 7 апреля 1917 г.

(обратно)

121

Великий князь Константин Константинович более подробно описал этот бал в своем дневнике: «Был большой бал в Зимнем дворце. Я не танцевал, а только бродил по залам. Довольно долго просидел с графинюшкой Граббе; я знаю ее с детства. После смерти матери она живет с отцом, все ее братья переженились и поселились особо. Как барышне, ей принимать неудобно, и она все больше одна. Мазурку она танцевала с нашим Лейхтенбергским. Я слышал в полку, что он собирается на ней жениться, только не думаю, чтобы это была правда. Ужинать я пошел с Софьей Викт. Галл; Павел с Варварой Ильиничной, а Ники с графиней Шереметевой, и как условились, мы сели рядом, в Гербовом зале. Паж Костя Зеленой, крестник мой, стоял за мною. Государь всем показался бледным и похудевшим. Он был в нашем мундире» (ГА РФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 41. Л. 26 об.).

(обратно)

122

Граббе Мария Николаевна (1869–1948) — графиня, с 1894 г. супруга герцога Николая Николаевича Лейхтенбергского, князя Романовского (1868–1928).

(обратно)

123

Мраморный дворец — дворец в Санкт-Петербурге, на Миллионной улице. Построен в середине XVIII в. архитектором Антонио Ринальди по заказу императрицы Екатерины для ее фаворита графа Орлова. Последние годы жизни дворцом владел живший в Петербурге последний король Польши (и также бывший фаворит Екатерины) Станислав Понятовский, умерший в 1798 г. В XIX–XX вв. дворец был родовым домом великих князей династии Романовых из ветви Константиновичей. Владельцами дворца были второй сын Николая I адмирал и деятель крестьянской реформы Константин Николаевич, его сын президент Академии наук и поэт Константин Константинович (К. Р.), затем внук, князь императорской крови Иоанн Константинович.

(обратно)

124

Великий князь Константин Константинович 1 апреля 1894 г. записал в своем дневнике: «Да, забыл: в 2 ч. у нас дома, в церкви крестили новорожденную дочь нашего офицера Палибина 1. Крестными были Ники и жена. Девочку назвали Ириной» (ГА РФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 41. Л. 46).

(обратно)

125

Кобург — город на реке Итц (приток Майна), расположенный в центральной части Германии, на севере современной земли Бавария. В 1826–1918 гг. — столица государства Саксен-Кобург-Гота и резиденция герцогов Саксен-Кобург-Готских, которые были связаны браками со многими королевскими династиями Европы. В 1852 г. был основан герцогский строительный техникум (позже — высшее профессиональное училище), в 1854 г. в городе начинает работу газовая фабрика. В 1886 г. в Кобург переезжает Иоганн Штраус. В 1894 г. во время свадьбы Эрнста Людвига, великого герцога Гессенского, и Виктории Мелиты, дочери герцога Саксен-Кобург-Готского Альфреда и великой княжны Марии Александровны, город посетили королева Виктория, император Вильгельм II и Николай II.

(обратно)

126

Виктория-Мелита (Виктория Федоровна, Даки) (1876–1936) — урожденная великая герцогиня Саксен-Кобург-Готская, жена герцога Эрнста Гессен-Дармштадтского. Во втором браке за великим князем Кириллом Владимировичем.

(обратно)

127

Вержболово — пограничный пункт на границе России и Германии.

(обратно)

128

Александра Федоровна (Алиса, Аликс) (1872–1918) — урожденная немецкая принцесса Алиса-Виктория-Елена-Бригитта-Луиза-Беатриса Гессен-Дармштадтская, с 14 ноября 1894 г. Александра Федоровна — российская императрица, жена императора Николая II. Ее матерью была английская принцесса Алиса (дочь королевы Виктории), а отцом — гессенский герцог Людвиг IV. После начала 1-й Мировой войны встала во главе Верховного совета по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов; с мая 1915 г. стояла во главе Особого комитета по оказанию помощи русским военнопленным. В Царском Селе создала лазарет для раненых, где вместе со своими старшими дочерями являлись сестрами милосердия. После Февральской революции содержалась под стражей в Царском Селе. Расстреляна в Екатеринбурге вместе со своей семьей.

(обратно)

129

Великий князь Константин Константинович описал торжественную встречу цесаревича в своем дневнике: «В Луге позавтракали, успели нарядиться в парадную форму. Экстренный поезд цесаревича прибыл в Лугу через 50 мин. после нашего. Ники вышел из вагона и, похристосовавшись со мною, поздоровался со всеми офицерами. С ним ехали Сергей, Элла и Павел. Но Павла мы не видели, он спал. Поезд простоял 10 минут; меня звали с собою, но я воздержался, чтобы не подвести прочих родных, которые условились не быть в Гатчине» (ГА РФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 41. Л. 57 об.).

(обратно)

130

Луга — уездный город Санкт-Петербургской губернии, при Санкт-Петербургско-Варшавской железной дороге. В XVI в. в писцовых книгах упоминается в Шелонской пятине сельцо Луское. В 1777 г. при впадении реки Вревки в Лугу приказано построить город. До 1781 г. он принадлежал к Псковскому наместничеству, затем — Санкт-Петербургской губернии.

(обратно)

131

Великий князь Константин Константинович 28 апреля 1894 г. записал в дневнике: «Обедали в ресторане Felicien на Каменном [острове], против сада Елагинского дворца. Я сидел между Ники и Кашерининовым. Ники напомнил офицерам, что было ровно 3 года со дня, как я вступил в командование полком, и пил за мое здоровье, а я выпил за здоровье его невесты. Послали ей телеграмму в Виндзор. — Я умиляюсь видя, как Ники счастлив. — Шапошников писал мне из Ливадии, что семейное счастье цесаревича отразится на счастье 100 миллионов русских; разве это не хорошо!

Ники много говорил мне о своей невесте. Тяжело ему было первые 4 дня в Кобурге, когда она не решалась на перемену веры. Он два раза, часа по два уговаривал ее с болью в сердце, т. к. такая перемена противна собственной его совести. Но в данном случае она вызвана безусловной необходимостью. Наконец, на другой день после свадьбы брата, оставшись одна на свете, она, побывав у Михен, вышла в комнату, где он сидел на диване, молча села подле него и с минуту они не говорили ни слова. Наконец, собрав остаток сил, чувствуя, что он делает решительный и последний шаг, он спросил ее, согласна ли она? И она ответила да. Тогда они оба заплакали счастливыми слезами.

А уже через неделю она жалела, что еще не принадлежит к его вере и не в ней проводит святые дни Страстной недели.

Он хочет купить у Мити Ореанду. Его тянет к невесте. В июне он поедет к ней в Виндзор» (ГА РФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 41. Л. 60 об. — 61).

(обратно)

132

Екатерина Михайловна (1827–1894) — великая княжна, внучка императора Павла I, дочь великого князя Михаила Павловича и великой княгини Елены Павловны, с 4 февраля 1851 г. герцогиня супруга Георгия Георгиевича Мекленбург-Стрелицкого (1824–1876). От брака были дети: Николай (1854), Елена (Александра-Елизавета-Августа-Екатерина — 1857–1936), Георг (Александр-Михаил-Фридрих-Вильгельм-Франц-Карл — 1859–1909), Мария-Фридерика (1861–1861) и Карл (Михаил-Вильгельм-Александр-Август — 1868–1934). Председательница совета Петербургского женского патриотического общества. Попечительница Екатерининского женского института, Берлинского общества любителей искусств и других организаций. Скончалась 30 апреля 1894 г. в Петербурге.

(обратно)

133

Цесаревич Николай Александрович в этот день записал в дневнике: «Итак, мне сегодня 26 лет! Уже ближе к 30, чем к 20 — но зато, слава Богу, и жених — и чей еще? Такого сокровища, такого дивного существа, как Аликс! Утром лил дождь, и было прохладно. К обедне съехалось только семейство, с которым завтракали в арсенале. Телеграммы сразу полетели после полудня. Погода совсем поправилась. Получил поздравление от Аликс из Виндзора и очередное письмо от нее же. Гуляли вокруг озер и сидели в храме любви. Катались на „Сайме“ с Апрак и Жуковским. После чаю отписывался от пакостных телеграмм и поспел справиться с ними до обеда. Ели внизу в 8 1/2. Вечер провели как всегда». (Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1 (1894–1904). М., 2011. С. 74.)

(обратно)

134

Игорь Константинович (1894–1918) — князь императорской крови, пятый сын великого князя Константина Константиновича (1858–1915) и великой княгини Елизаветы Маврикиевны (1865–1927), правнук императора Николая I. Родился в Стрельне. Был определен в Петровско-Полтавский кадетский корпус. Поступил в Пажеский корпус (специальные классы). Числился один год в Елисаветградском кавалерийском училище (1912). Выдержал офицерский экзамен в Пажеском корпусе. Вышел в лейб-гусары и был определен в 4-й эскадрон (июль 1914). Участник 1-й Мировой войны. Кавалер Георгиевского оружия (1914). Штабс-ротмистр лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка, флигель-адъютант (февраль 1916) Свиты императора Николая II. Кавалер Георгиевского оружия. В апреле 1917 г. вышел в отставку. По решению Советских властей весной 1918 г. выслан из Петрограда. Убит под Алапаевском в ночь с 17 на 18 июля 1918 г. вместе с великой княгиней Елизаветой Федоровной и великими князьями. Похоронен при Свято-Серафимовском храме в Пекине. В ноябре 1981 г. канонизирован РПЦЗ в сонме новомучеников Российских.

(обратно)

135

Кази Михаил Ильич (1839–1896) — капитан 1-го ранга, служил в «Русском обществе пароходства и торговли», директор Балтийского судостроительного завода (1877–1892). Член Совета мануфактур и торговли Министерства финансов (1893–1896), председатель Императорского Технического общества.

(обратно)

136

Николай Георгиевич (1872–1938) — принц (королевич) греческий и датский, третий сын и четвертый ребенок короля Греции Георга I и великой княгини Ольги Константиновны. Правнук императора Николая I, двоюродный брат Николая II. Женат с 16 августа 1902 г. на своей троюродной сестре великой княжне Елене Владимировне (1882–1957), дочери великого князя Владимира Александровича. Скончался в Афинах.

(обратно)

137

Георг I (дядя Вилли, Willy) (1845–1913) — принц Датский Христиан-Вильгельм-Фердинанд-Адольф-Георг из династии Глюксбургов, второй сын короля Христиана IХ Датского, брат императрицы Марии Федоровны и дядя императора Николая II, король Греции с 1863 г.; женат с 15 октября 1867 г. на великой княжне Ольге Константиновне (1851–1926). Дети: Константин (1868–1923. Король в 1913–1917 и 1920–1922); Георг (1869–1957); Александра (1870–1891); Николай (1872–1938); Мария (1876–1940); Андрей (1882–1944); Христофор (1888–1940). Георг I был убит 5/18 марта 1913 г. в Салониках.

(обратно)

138

Ольга Константиновна (1851–1926) — королева эллинов, урожденная великая княжна, внучка императора Николая I, двоюродная сестра императора Александра III, старшая дочь великого князя Константина Николаевича и великой княгини Александры Иосифовны, двоюродная тетя императора Николая II. С 15 октября 1867 г. замужем за принцем Датским Вильгельмом (Георг-Кристиан-Вильгельм-Фердинанд-Адольф), братом императрицы Марии Федоровны, греческим королем (с 1864 г.) Георгом I Глюксбургом (1845–1913). С 1913 г. вдова. Покровительница русского военного флота. Занималась благотворительностью, во время I-й Мировой войны на свои средства устроила, и опекала лазарет в Павловске. В Павловске ее застала революция и она часто навещала царскую семью, находившуюся под домашним арестом в Царском Селе. Она не хотела уезжать из России. Покинула Россию только в мае 1918 г. с помощью Датского Красного Креста, потому что ее сын, греческий король Константин, смещенный с престола союзниками и живший в Швейцарии, заболел. В 1920 г. скончался ее внук греческий король Александр. После его смерти королева Ольга Константиновна стала регентшей Греции, пока король Константин не приехал снова в Грецию. После отречения короля Константина она жила во Франции и в Англии, а затем поселилась в Риме у своего младшего сына принца Христофора. Скончалась в Риме.

(обратно)

139

Христофор Георгиевич (Христо) (1888–1940) — королевич, младший сын короля Греции Георга I и королевы Ольги Константиновны. В 1920 г. женился на Анастасии Лидс-Стефард (1883–1923). Вторым браком в 1929 г. на Франсуаза Орлеанская (1902–1953).

(обратно)

140

Мария Георгиевна (1876–1940) — великая княгиня, правнучка императора Николая I, урожденная греческая принцесса, дочь короля Греции Георга I (1845–1913) и великой княгини Ольги Константиновны. Супруга с 30 апреля 1900 г. великого князя Георгия Михайловича (1863–1919), который был расстрелян чекистами в Петропавловской крепости. Имела двух дочерей Нину и Ксению, во время революции с ними находилась в Англии. С 16 декабря 1922 г. супруга греческого вице-адмирала Перикла Иоанидиса (1881–1965). Проживала в Лондоне и Риме. Скончалась в Греции.

(обратно)

141

Елизавета Федоровна (1864–1918) — урожденная принцесса Элизабет-Александра-Луиза Гессен-Дармштадтская, вторая дочь великого герцога Людвига IV и английской принцессы Алисы. Родилась в Бессунген. Великая княгиня, с 3 июня 1884 г. супруга великого князя Сергея Александровича, который приходился ей дядей. В 1891 г. она приняла Православие. Старшая сестра императрицы Александры Федоровны. Великая княгиня была назначена шефом 51-го драгунского Черниговского полка в 1898 г. и 5-го гренадерского Киевского полка. Отличалась глубокой религиозностью, была учредителем и попечителем благотворительных организаций и комитетов сначала в Санкт-Петербурге, а затем в Москве, куда в 1891 г. был направлен ее муж. Во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. на свои средства оборудовала несколько санитарных поездов, ежедневно посещала госпитали, заботилась о вдовах и сиротах погибших в боях воинов. Вдова убитого 4 февраля 1905 г. эсером И. П. Каляевым великого князя Сергея Александровича. После гибели мужа 7 февраля посещала в тюрьме его убийцу, пытаясь обратить его душу к Богу и раскаянию, но безуспешно. Ходатайствовала перед императором Николаем II о помиловании преступника. Основательница и настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия в Москве (1908), включавшую больницу, амбулаторию, аптеку, приют для девочек, библиотеку, домовый храм. В 1910 г. приняла монашеский постриг. Отрицательно относилась к Г. Е. Распутину, что вносило некоторую холодность во взаимоотношения ее с младшей сестрой — императрицей Александрой Федоровной. Во время 1-й Мировой войны разработала план оказания медицинской помощи фронту, включавший создание санитарных поездов, складов, лазаретов, отправку на фронт походных церквей, комитетов по оказанию помощи семьям солдат. В апреле 1918 г. по распоряжению ВЧК была арестована и выслана сначала в Пермь, а затем в Екатеринбург, где пыталась добиться свидания с царской семьей, но безуспешно. 20 мая 1918 г.

Елизавета Федоровна и ряд князей Романовых получили предписание властей на поселение в Алапаевске. В ночь с 17 на 18 июля (через сутки после расстрела царской семьи) она вместе с великим князем Сергеем Михайловичем, князьями Иоанном, Константином и Игорем Константиновичами Романовыми, князем В. П. Палей и их приближенными были сброшены чекистами в шахту и погибли мученической смертью. Место их гибели было обнаружено белогвардейцами. В 1921 г. ее останки были перевезены из Китая в Иерусалим. «Хлопотами сестры Великой Княгини Елизаветы Федоровны Принцессы Виктории в ноябре 1920 г. гробы Великой Княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары в сопровождении игумена Серафима были отправлены пароходом в Шанхай, а оттуда в Порт-Саид. Здесь, в маленькой часовне при греческой церкви, они находились до 27 января 1921 г., когда поездом последовали в Иерусалим, где и нашли приют в крипте русской церкви Св. Равноапостольной Марии Магдалины в Гефсиманском саду, у самого места страданий и воскресения Спасителя. 21 февраля 1921 г. благолепное погребение тел Св. Мучениц в Гефсимании совершил Патриарх Иерусалимский Дамиан. В праздник Св. Жен Мироносиц, 1 мая 1982 г., мощи Преподобномучениц перенесли в самый храм Св. Марии Магдалины» (Письма святых Царственных Мучеников из заточения. СПб., 1998. С. 395). Великая княгиня Елизавета Федоровна канонизирована в 1981 г. РПЦЗ, а затем Архиерейским Собором Русской Православной церкви в апреле 1992 г. 17 августа 1990 г. на территории Марфо-Мариинской обители в Москве патриархом Алексием II был открыт памятник (скульптор В. М. Клыков) великой княгине Елизавете Федоровне.

(обратно)

142

Великий князь Константин Константинович 30 июля 1894 г. записал в дневнике: «За завтраком у Их Величеств нас село за стол очень много: Валлийская с двумя дочерьми, Фридрих с Анастасьей, Михен, Сергей и Элла, новобрачные, оба Ники, Христиан датский, Минулина, Миша, Ольга, гр. Воронцов и П. В. Жуковский.

С полудня до вечера шел дождь. К чаю меня тоже позвали в cotage.

За фамильным обедом Валлийская была особенно хороша вся в белом с 19 рядами жемчуга на шее. Потом съехались гости, и в Купеческом зале играли румыны. Прямо с концерта Фридрих и Анастасья уехали за границу» (ГА РФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 41. Л. 107 об.).

(обратно)

143

На этом воспоминания великого князя Константина Константиновича обрываются. Вероятно, по каким-то причинам, он не смог их завершить, хотя при написании этого труда использовал свои дневниковые записи и мог ими воспользоваться для окончания труда. По предстоящим событиям, которые бы нашли отражение в воспоминаниях, несомненно, был Полковой праздник л.−гв. Преображенского полка. В этот день, 6 августа 1894 г. великий князь записал в дневнике: «В 11 ч. приехал командующий парадом князь Оболенский. Я дождался возвращения Ники из Красного, и когда он встал в строй, принял знамена. — Теплый, но сильный ветер нагонял тучу за тучей, но погода нас щадила, парад обошелся без дождя; он полил только позже, и то, чередуясь с солнцем. — В 11 ч. 55 м. приезжал царь. Он казался усталым, бледным, и это все заметили. За это лето он страдает бессоницами и слабостью; он решился отказать смоленские большие маневры; из Москвы выписан Захарьин. — В первый раз проходили поротно, а во второй сомкнутым [строем] двух взводными колоннами. После каждого прохождения Государь благодарил меня наклонением головы, а когда батальоны выстроились для относа знамен, протянул мне руку и сказал: отлично. — Когда уже сидели у царя за завтраком, полил проливной дождь. Их Величества очень милостиво говорили с офицерами. Главным событием в день полкового праздника было то, что Ники испросил и получил разрешение Государя остаться в наших рядах вплоть до свадьбы. Это было за завтраком. Проходя к столу, он сказал мне, что, как и в прошлом году, попросит об этом Государя. А среди завтрака я взглянул на Ники, он меня заметил и утвердительно кивнул мне головою; я понял, что разрешение получено, и поспешил передать об этом Кашерининову, сидевшему неподалеку. Еще не успели встать из-за стола, как добрая весть распространилась между офицерами. И как все были счастливы, даже верить не решались» (ГА РФ. Ф. 660. Оп. 1. Д. 41. Л. 110–110 об.).

(обратно)

144

Судя по всему, великий князь Константин Константинович написал эти воспоминания об императоре Николае II, находясь в Германии во время отдыха и лечения.

(обратно)

145

Зимний дворец — императорский дворец в Санкт-Петербурге на Дворцовой набережной, с 1732 г. до 2 марта 1917 г. — официальная зимняя резиденция российских императоров. Здание было возведено в 1762 г., включало в себя около 1500 комнат. При Екатерине в Зимнем дворце был сооружен зимний сад, Романовская галерея и др. Тогда же завершилось формирование Георгиевского зала. В 1764 г. в Берлине Екатерина приобрела коллекцию произведений голландских и фламандских художников..

(обратно)

146

Мария Федоровна (1847–1928) — вторая дочь и четвертый ребенок датского короля Христиана IХ (1818–1906) и королевы Луизы, урожденной принцессы Гессен-Кассельской (1817–1898), урожденная принцесса Датская Дагмар (Мария-София-Фредерика-Дагмар). Родилась в Копенгагене. В 1864 г. была помолвлена с цесаревичем Николаем Александровичем (1843–1865). Приняла православие в Зимнем дворце Санкт-Петербурга 12 октября 1866 г. С 28 октября 1866 г. супруга императора Александра III. Дети:

Николай (1868–1918), Александр (1869–1870), Георгий (1871–1899), Ксения (1875–1960), Михаил (1878–1918), Ольга (1882–1960). Была шефом Кавалергардского полка (1881–1917). В России осуществляла высшее управление учреждениями ведомства императрицы Марии (с 29 мая 1880 г.). По ее инициативе возникли Мариинские женские училища для малообеспеченных девушек-горожанок, являвшихся промежуточной ступенью между начальными низшими школами и средними учебными заведениями. Покровительница Ведомства учреждений Императрицы Марии. Попечительница Комитета Российского Общества Красного Креста по подаче первой помощи в несчастных случаях и помощи в общественных бедствиях, Общества пособий бедным женщинам в С.-Петербурге, Благотворительного общества при церкви Божией Матери «Всех скорбящих Радость» в Обуховской больнице. Покровительница Попечительства о воспитанницах и учительницах в России, Попечительства о семействах воинов, призванных из запаса в ряды армии на Дальний Восток, Варшавского Николаевского приюта для солдатских детей, Общества спасения на водах, Общества покровительства животных, Женского патриотического общества (всего более 120 учреждений). После Февральской революции вместе с семьей старшей дочери великой княгини Ксении Александровны проживали на положении ссыльных в своем имении Ай-Тодор в Крыму. Летом 1918 г. подверглись домашнему аресту и были перевезены в имение Дюльбер. Только случай спас их от гибели. После занятия Крыма немцами императрица поселилась в имении Харакс великого князя Георгия Михайловича. Позднее имение охраняли белогвардейские офицеры. 11 апреля 1919 г. на борту английского броненосца «Малборо» покинула вместе с родственниками, находившимися рядом с ней, пределы России (с дочерью, шестью внуками, правнучкой). На короткое время останавливалась на острове Мальта. Некоторое время пребывала в Англии, у своей сестры, вдовствующей королевы Александры. Проживала и умерла 13 октября 1928 г. на своей даче в Хвидере (на вилле Хуадор), близ замка Клампенборг в окрестностях Копенгагена в Дании, где и умерла. Она была похоронена в королевской усыпальнице в Роскилле под Копенгагеном, в соборе XII в. В 2006 г. перезахоронена в Петропавловском соборе С.-Петербурга.

(обратно)

147

Альтенбург — город в Восточной Германии.

(обратно)

148

Император Николай II записал 9 января 1898 г. в дневнике следующее: «Окончивши свои дела, отправился в Таврические казармы Преображ[енского] полка. Осмотрел полковой лазарет, прекрасно устроенный, и затем вошел в великолепное новое офицерское собрание. Весьма приятно провел вечер в знакомом кругу. Сиждение происходило с песнями и прошло быстро. На несколько часов забыл действительность и окунулся в прошлое. Вернулся домой в 2 1/2». (Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1 (1894–1904). М., 2011. С. 387.)

(обратно)

149

Лорис-Меликов Тариэл Михайлович (1863–после 1938) — граф, офицер л.−гв. Преображенского полка с 1883 г. В 1898 г. штабс-капитан. Полковник (с 1906 г. в отставке). В эмиграции во Франции.

(обратно)

150

Вильчковский Сергей Николаевич (1871–1934) — происходил из петербургских дворян. Паж при Высочайшем Дворе (с 1879); окончил Пажеский Его Величества корпус (1890); распределен в л.−гв. Преображенский полк. В службу вступил — 30 августа 1890 г. Заведовал хором и школой солдатских детей (1897–1898). От имени РОКК оказывал помощь пострадавшему от неурожая населению (1898–1899). Полицмейстер дворцовых зданий Царскосельского дворцового управления (ноябрь 1906–1912). Генеральный комиссар Царскосельской Юбилейной выставки и распорядитель торжеств (март 1909). Полковник (1912). Помощник начальника Царскосельского дворцового управления (июль 1912); числился в списке лейб-гвардии Преображенского полка (1912–1916). Генерал-майор, числился по гвардейской пехоте; председатель Царскосельского эвакуационного комитета (1914). Главный уполномоченный Красного Креста по всем учреждениям Царского Села, Павловска, Гатчины, Луги. Генерал-майор. Автор путеводителя по Царскому Селу (1910). В 1914–1916 гг. совместно с архитектором С. А. Данини и художником С. И. Вашковым занимался устройством в древне-византийском стиле Пещерного храма святых Царей Константина и Елены при Царскосельском придворном госпитале. В 1913 г. за научные труды в области изучения царскосельской старины, в особенности досконального исследования Янтарной комнаты, Императорским Московским археологическим институтом Императора Николая II удостоен звания действительного члена. Коллекционер, знаток царскосельских древностей, участник кружков художника А. Н. Бенуа (с которым состоял в переписке) и известного заведовавшего Архивом Министерства Императорского Двора К. Я. Грота. Уволен был по болезни (20.5.1917). Выехал за границу для лечения. В годы Гражданской войны во ВСЮР. На май 1920 г. в Югославии. В эмиграции во Франции. Директор Русского дома. Умер 17 сентября 1934 г. в Сент-Женевье-де-Буа (Франция).

(обратно)

151

1-й батальон с 25 декабря 1857 г. стал называться Лейб-гвардии Стрелковым Его Величества, а с 20 августа 1871 г. переименован: Лейб-гвардии 1-й Стрелковый Его Величества батальон. С 1874 г. вошел в состав Гвардейской Стрелковой бригады. В 1910 г. батальон был преобразован в Лейб-гвардии 1-й Стрелковый Его Величества полк.

(обратно)

152

Ванновский Борис Петрович (1860 — не ранее 1917) — сын военного министра П. С. Ванновского (1822–1904) и Наталии Александровны, урожденной фон Плетц (1822–1891). Окончил Пажеский корпус и Николаевскую академию Генштаба. Полковник. Военный агент в Токио до 1903 г. Генерал-майор по Генеральному штабу (1903), состоявший в распоряжении начальника Главного штаба. Участник Первой мировой войны. Генерал-лейтенант. Начальник 4-й кавалерийской дивизии (1914–1917).

(обратно)

153

Татищев Дмитрий Николаевич (1867–1919) — граф, в службе с 1889 г. Офицер л.−гв. Преображенского полка. Генерал-майор, позднее генерал-лейтенант, командующий отдельным корпусом жандармов. Расстрелян большевиками в сентябре 1919 г. в московской тюрьме.

(обратно)

154

Зедделер Александр Логгинович (1868–1924) — барон, офицер лейб-гвардии Преображенского полка, полковник; муж Юлии Феликсовны Кшесинской (1865–?) — сестры М. Ф. Кшесинской.

(обратно)

155

Одесса — уездный и портовый город Херсонской губернии, на Черном море. Присоединен к России по Ясскому договору, в 1791 г. С 1794 г. превращен в военно-торговый порт, получил название Одессы. В 1802 г. в городе, причисленном к Николаевской губернии (до того Одесса числилась сначала в Тираспольском наместничестве, а с 1796 г. — в Новороссийской губернии), учреждена должность градоначальника.

(обратно)

156

Морское училище — принято считать, что это учебное заведение было создано в 1701 г. и называлось «Школа математических и навигационных наук». Например, на юбилейном знаке Морского кадетского корпуса, утвержденном 20 марта 1900 г., сделана надпись: «Навигацкая школа/Морской кадетский корпус/1701/1901». Сохранился Указ Петра I от 14 (24) января 1701 г. «Об основании школы математических и навигацких наук». Название Морское училище сохранялось с 2 июня 1867 г. по 11 февраля 1891 г., т. е. до момента переименования в Морской кадетский корпус. С 20 декабря 1906 г. стал именоваться Морским корпусом.

(обратно)

157

Генерал-адмирал — высший военно-морской чин в России, соответствовал чину генерал-фельдмаршала в сухопутных войсках. Звание впервые было дано в 1708 г. Ф. М. Апраксину, поставленному Петром I во главе военно-морского флота. В 1855–1905 гг. генерал-адмиралы (великие князья Константин Николаевич и Алексей Александрович) являлись главными начальниками флота и морского ведомства. После Русско-японской 1904–1906 гг. войны это звание стало только почетным. После 1908 г. в русском флоте оно не значились.

(обратно)

158

Алексей Александрович (2.I.1850–1.ХI.1908) — великий князь, четвертый сын и пятый ребенок будущего императора Александра II и императрицы Марии Александровны, дядя императора Николая II. Получил домашнее образование, с момента рождения числился во флоте в списках Гвардейского экипажа. C 1866 г. на морской службе, много путешествовал, командовал Гвардейским экипажем, флигель-адъютант Свиты императора (1868). Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., командовал всеми морскими силами на Дунае, произведен в контр-адмиралы Свиты императора (1877), награжден золотой саблей и орденом Св. Георгия 4-й ст. Генерал-адъютант Свиты императора (1880), генерал-адмирал (1883), произведен в чин адмирала (1888). Участвовал в разработке 20-летней судостроительной программы (1881), последующих планов военно-морского строительства. Главный начальник флота и морского ведомства (1880 — июнь 1905), член Государственного совета (c 1881). После разгрома российского флота в Цусимском бою в Русско-японской войне подал в отставку 2 июня 1905 г. со всех постов с сохранением чина генерал-адмирала. В молодости был влюблен в дочь поэта В. А. Жуковского княжну Александру Васильевну (1844–1899), с которой тайно обвенчался в Италии, но отец, император Александр II, брак аннулировал. Великий князь прожил холостяком. Умер в Париже от воспаления легких, похоронен был в великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора Санкт-Петербурга.

(обратно)

159

Александр III (1845–1894) — российский император с 1881 г., второй сын императора Александра II. Отец императора Николая II. Царская семья всю свою жизнь ежегодно отмечала день его рождения и день кончины церковной службой.

(обратно)

160

Генерал-адъютант — в XVIII в. в России адъютант при императоре, фельдмаршале и др. С начала XIX в. почетное звание, присваивавшееся генералам (адмиралам), генерал-лейтенантам (вице-адмиралам), включавшимся в свиту императора.

(обратно)

161

Вице-адмирал — воинское звание в военно-морском флоте. Введено Петром I в 1699 г. Второе адмиральское звание или чин во флоте, равное званию генерал-лейтенанта в сухопутных войсках.

(обратно)

162

Чихачев (Чихачов) Николай Матвеевич (1830–1917) — участвовал в Амурской экспедиции Г. И. Невельского, адъютант генерал-адмирала вел. кн. Константина Николаевича (с 1860); директор-распорядитель Русского общества пароходства и торговли; контр-адмирал Свиты императора (1869), генерал-адъютант (1893), адмирал, начальник Главного морского штаба (1884–1888), управляющий морским министерством (1888–1896). Член Государственного совета (с 1896). Председатель Департамента промышленности и торговли (1901–1905).

(обратно)

163

Адмирал — воинское звание (чин) высшего офицерского состава в военно-морском флоте. В России адмиральские чины установлены Петром I в кон. XVII — нач. XVIII в.: генерал-адмирал, вице-адмирал, адмирал, контр-адмирал, соответствовавшие генерал-фельдмаршалу, генералу, генерал-лейтенанту, генерал-майору.

(обратно)

164

«Генерал-Адмирал» — броненосный океанский автономный крейсер. Спущен был на воду в 1873 г. Водоизмещение 4603 т, мощность 4472 л.с., скорость хода 13,2 узла. Длина корпуса наибольшая 87 м, ширина 14,6 м, среднее углубление 6,45 м. Вооружение: шесть 203-мм, две 152-мм и шесть 4-фунтовых пушек; 10 скорострельных пушек. В 1909 г. он был переделан в минный заградитель «Нарова». В 1924 г. переименован в «25 октября». Использовался в качестве вспомогательного судна до 1940 г.

(обратно)

165

Рангоут (от голл. rodhout, буквально — круглое дерево) — совокупность надпалубных частей судового оборудования (мачты, реи, гафели и пр.) для размещения судовых огней, антенн, крепления грузоподъемных средств и т. д.; на парусных судах — также для постановки парусов.

(обратно)

166

Тыртов Павел Петрович (1836–1903) — вице-адмирал (1892), адмирал (1901), начальник Тихоокеанской эскадры (1891), председатель Комитета Добровольного флота (1893), начальник Главного управления кораблестроения и снабжения Морского министерства (1893–1896); управляющий Морским министерством (1896–1903).

(обратно)

167

Матвеев Владимир Иванович — лейтенант флота, в 1891–1894 гг. начальник отделения в Морском училище.

(обратно)

168

Николай II Александрович (1868–1918) — российский император с 1894 г., взошел на трон, имея воинское звание полковника, которое сохранил за собой до конца своего царствования, не считая возможным присвоить себе очередной воинский чин. День рождения — 6 мая (по старому стилю). Следует отметить, что день рождения императора приходится на день чествования Русской Православной Церковью праведника Иова Многострадального, с судьбой которого отождествлял свою участь Николай II. Еще будучи наследником престола, он отправился в длительное заграничное путешествие. Находясь в японском городе Оцу, он подвергся нападению самурая, который нанес ему удар саблей по голове. Только благодаря тому, что рядом находился принц греческий Георгий (кузен Николая II), который успел прийти на помощь, жизнь будущего императора была спасена. Шрам на голове Николая II напоминал ему о «роке судьбы». Во время Первой мировой войны, 23 августа 1915 г. возложил на себя всю ответственность за тяжелое положение армии на фронте, взяв пост верховного главнокомандующего. 18 декабря 1915 г. получил от союзников фельдмаршальский жезл и звание фельдмаршала английской армии. Во избежание гражданской войны отрекся от трона 2 марта 1917 г. (фактически был низвергнут). Вместе с семьей заключен под домашний арест в Александровском дворце Царского Села, а в начале августа 1917 г. выслан в сибирскую ссылку в Тобольск. После прихода к власти большевиков царская семья в конце апреля 1918 г. была переведена на тюремный режим в Ипатьевский дом в Екатеринбурге. В ночь с 16 на 17 июля 1918 г. все были тайно расстреляны, а в печати было объявлено о казни только бывшего императора Николая II. Зарубежная Русская Православная Церковь (31 октября — 1 ноября 1981 г. в Нью-Йорке) канонизировала царскую семью. В августе 2000 г. это сделала также Русская Православная Церковь. В их память в Брюсселе (Бельгия) был построен в 30-х годах храм.

(обратно)

169

Гардемарины — звание в российском императорском флоте, существовавшее с 1716 по 1917 г. С 1716 по 1752 г. и с 1860 по 1882 г. звание гардемарина в российском императорском флоте существовало как строевое, в остальное время гардемаринами называли воспитанников военно-морских учебных заведений. Звание было введено Петром I в 1716 г. для присвоения выпускникам Академии Морской гвардии, зачисленным в гардемаринскую роту (с 1718 г.). На судах гардемарины числились на положении «нижних чинов», носили форму Преображенского полка. После практических плаваний в звании младшего и старшего гардемарина они производились в офицеры. В 1752 г. учебные заведения, готовившие офицеров для флота, были упразднены, и вместо них в Санкт-Петербурге открылся Морской кадетский корпус. Гардемаринами стали называться его воспитанники, проводившие за учением три года. С 1906 г. окончившим Морской корпус или Морское инженерное училище и направленным для прохождения флотской практики присваивалось звание корабельного гардемарина. После годичной практики гардемарины сдавали практические экзамены и производились в мичманы (судостроители и механики — в подпоручики).

(обратно)

170

Арсеньев Дмитрий Сергеевич (1832–1915) — из дворян; флигель-адъютант Е.И.В. (1865), контр-адмирал Свиты императора (1877), вице-адмирал, генерал-адъютант (1896). Адмирал (1900). Окончил Морской кадетский корпус. Директор Морского корпуса (1882–1896), член Государственного совета (1901). Бывший адъютант великого князя Константина Николаевича, бывший директор Николаевской Морской Академии и Морского училища. Воспитатель, попечитель (1864–1885) великих князей Сергея и Павла Александровичей. По многим отзывам современников, Арсеньев был замечательным педагогом, добрым, отзывчивым человеком. Умер 14 сентября 1915 г.

(обратно)

171

Сергей Александрович (1857–1905) — великий князь, четвертый сын императора Александра II и Марии Александровны, дядя императора Николая II. Флигель-адъютант свиты императора (1876). Генерал-майор (1887). Генерал-адъютант свиты императора (1891), генерал от инфантерии, генерал-лейтенант (1896), член Государственного совета (1894). С 3 июня 1884 г. муж великой княгини Елизаветы Федоровны (урожденная принцесса Элизабет-Александра Гессен-Дармштадтская), старшей сестры императрицы Александры Федоровны. Участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. в чине капитана, отмечен орденом Св. Георгия 4-й степени (1877). Командир лейб-гвардии Преображенского полка (1887–1891). 26 февраля 1891 г. назначен московским генерал-губернатором (1891–1905) и одновременно, с 1896 г. — командующим Московским военным округом. Шеф 5-го гренадерского Киевского полка (с 1903). 4 февраля 1905 г. убит эсером И. П. Каляевым в Москве на территории Кремля взрывом бомбы около Никольских ворот, похоронен в Чудовом монастыре. Великий князь был организатором и председателем императорского Православного Палестинского общества (1882). Усилиями великокняжеской четы в Палестине на горе Елеонской была основана русская церковь, посвященная памяти императрицы Марии Александровны. Через 3 года после убийства великого князя, 2 апреля 1908 г., на Сенатской площади у здания Арсенала в Кремле, на том месте, где он погиб, на добровольные пожертвования Киевского гренадерского полка был открыт памятник. Он представлял собою высокий бронзовый с эмалью крест, исполненный по рисунку художника Васнецова, с изображением Распятия и Скорбящей Божией Матери над ним. Надпись на кресте гласила: «Отче, отпусти им, — не ведают бо, что творят». Памятник был снесен 1 мая 1918 г. при личном участии В. И. Ленина. В 1996 г. останки великого князя были перенесены в усыпальницу бояр Романовых в Ново-Спасском монастыре в Москве. В настоящее время Новоспасский монастырь опубликовал: Великий Князь Сергей Александрович Романов: биографические материалы. Кн. 1: 1857–1877. М., 2006; Кн. 3: 1880–1884. М., 2009.

(обратно)

172

Павел Александрович (1860–1919) — великий князь, младший сын императора Александра II, генерал-адъютант (1897) Свиты Николая II, генерал от кавалерии. 28 мая 1916 г. был назначен командиром Гвардейского корпуса, позже — инспектором войск Гвардии. За боевые заслуги награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. С 4 июня 1889 г. состоял в первом браке с греческой принцессой Александрой Георгиевной, у них были дочь Мария и сын Дмитрий. После смерти жены вступил в морганатический брак с Ольгой Валерьяновной Пистолькорс (позднее получившей титул княгини Палей). В связи с этим некоторое время вынужден был жить за границей. Вернулся в Россию в начале Первой мировой войны. С этого времени находился на фронте. В дни Февральской революции периодически посещал Александровский дворец в Царском Селе, пытался найти политический компромисс принятием «Манифеста великих князей», в котором предусматривалась уступка некоторых прав в пользу оппозиции. Однако документ запоздал и не мог спасти монархию. После революции находился в отставке и вел частную жизнь. Летом 1918 г. был посажен большевиками вместе с рядом великих князей в казематы Петропавловской крепости в Петрограде, где в конце января 1919 г. все были расстреляны. Его сын князь В. П. Палей (унаследовавший фамилию и титул матери) был убит чекистами в составе группы князей Романовых в ночь с 17 на 18 июля 1918 г. под Алапаевском.

(обратно)

173

Большев Н. М. — генерал-майор флота, помощник директора Морского корпуса по строевой части.

(обратно)

174

Вальронд — генерал-майор флота, помощник директора Морского корпуса по учебной части.

(обратно)

175

Сорычев — капитан 2-го ранга, командир 2-й и 6-й рот курсантов Морского кадетского корпуса.

(обратно)

176

Лейтенант флота Сергей Владимирович Мешков преподавал в Морском кадетском корпусе. Его брат Мешков Николай Владимирович — лейтенант флота, состоял при наследнике престола, цесаревиче, великом князе Георгии Александровиче.

(обратно)

177

Гейлер Павел Константинович — преподаватель алгебры и геометрии в Морском кадетском корпусе.

(обратно)

178

Васильев Иван Иванович — преподаватель истории в Морском кадетском корпусе.

(обратно)

179

Странолюбский — капитан 1 ранга, преподавал в Морском кадетском корпусе.

(обратно)

180

Бригер Александр Михайлович (1861–1931) — генерал-лейтенант флота. Окончил Морской корпус (1882), Николаевскую Морскую академию (1886). Преподаватель, воспитатель, с 1906 г. инспектор классов и директор Морского корпуса (1916–1918). В эмиграции во Франции. Член Государева совещания, член правления Всезарубежного объединения русских морских офицеров С 1928 г. член парижской кают-компании. Скончался 20 мая 1931 г. в Коломбе, близ Парижа.

(обратно)

181

Безпятов — лейтенант флота, преподавал в Морском кадетском корпусе.

(обратно)

182

Шульгин Григорий Иванович (1855–1923) — преподаватель в Морском кадетском корпусе. Преподавал предмет морской астрономии у великого князя Кирилла Владимировича. Российский военно-морской деятель. В 1910–1917 гг. — штатный начальник Николаевской Морской академии. С весны 1917 г. в отставке, но вплоть до своей смерти продолжал педагогическую деятельность.

(обратно)

183

Кронштадт — город-крепость. Основан в 1703 г. на о. Котлин в Финском заливе, недалеко от устья Невы. База учебно-артиллерийского и учебно-минного отрядов, водолазной и машинной школ Балтийского флота. Гарнизон Кронштадта насчитывал в 1917 г. свыше 30 тыс. матросов и солдат. На нескольких судостроительных и судоремонтных заводах и мастерских работало около 20 тыс. рабочих.

(обратно)

184

Геркен Федор Алексеевич (1835–?) — адмирал. Окончил Морской корпус (1853). Участвовал в обороне Севастополя (1854–1855). С 1878 по 1885 г. командовал броненосными фрегатами «Севастополь» и «Адмирал Лазарев». С 1886 по 1888 г. — начальник штаба Кронштадтского порта, затем командующий шхерным отрядом практической эскадры Балтийского флота. С 1890 по 1892 г. командовал отрядом судов Морского корпуса. С 1893 по 1895 г. — командующий практической эскадрой Балтийского флота. С 1896 г. — член Александрийского комитета о раненых. Адмирал (1904).

(обратно)

185

Серков В. Ф. — капитан над Кронштадтским портом, произведен в контр-адмиралы.

(обратно)

186

Шанц Иван Иванович (1802–1880) — службу начал в 1820 г., офицер (1821). Контр-адмирал (14 ноября 1847). В 1855 г. назначен командующим 1-й флотской дивизией Балтийского флота. Старший флагман Балтийского флота (1860–1861). С 1961 г. командовал практической эскадрой Балтийского флота. Член Адмиралтейств-совета с 1863 г. Адмирал (1 января 1866).

(обратно)

187

Авелан Федор Карлович (1839–1916) — контр-адмирал (1891), вице-адмирал (декабрь 1896), генерал-адъютант (апрель 1903), адмирал (апрель 1905). Закончил Александровский корпус и Морской кадетский корпус в звании гардемарина (август 1855), служил на кораблях Балтийского флота. Мичман (июнь 1857). Лейтенант (январь 1863). В марте 1863 г. переведен в 5-й флотский экипаж, в декабре 1864 г. — в 10-й флотский экипаж, в феврале 1866 г. — в 3-й флотский экипаж. В 1868 г. назначен старшим офицером клипера «Гайдамак», в 1872 г. — старшим офицером броненосного фрегата «Минин», в 1873 г. — старшим офицером броненосного фрегата «Князь Пожарский». Капитан-лейтенант (апрель 1873). В 1878 г. участвовал в так называемой Цимбрийской экспедиции в Северную Америку. С 1878 г. командовал крейсером «Азия», с 1879 г. — клипером «Вестник» (на котором в 1880–1883 гг. совершил кругосветное плавание), с 1884 г. — корветом «Рында», с 1885 г. — фрегатом «Светлана», с 1886 г. — вновь корветом «Рында». Капитан 2-го ранга (1882). Капитан 1-го ранга (1886). В 1890–1891 гг. командир 3-го флотского экипажа. В 1891–1893 гг. занимал должность начальника штаба Кронштадтского порта, внес значительный вклад в организацию подготовки специалистов для флота в учебных заведениях. В 1893–1894 гг. командующий эскадрой кораблей Балтийского флота в Средиземном море. Помощник начальника Главного морского штаба (1895–1896), начальник Главного морского штаба (1896–1903), управляющий Морским министерством (март 1903 — июнь 1905). Член Особого комитета Дальнего Востока. После Цусимского разгрома русских морских сил в войне с Японией подал в отставку. В октябре 1914 г. стал членом Государственного совета (не присутствующие, 1916), оставаясь в составе Адмиралтейств-Совета. Скончался в Петрограде в возрасте 77 лет; похоронен там же на Смоленском лютеранском кладбище.

(обратно)

188

Гирс Владимир Константинович (1861–1918) — вице-адмирал. На службе с 1879 г., окончил Морской кадетский корпус (1881). Командир императорской яхты «Марево» (1898–1899), капитан 2-го ранга (1901). Командир учебного судна «Верный» (1903–1906), капитан учебных судов «Моряк» и «Князь Пожарский» (1906), крейсера «Богатырь» (1906–1908). Командир Ревельского порта (1908–1913), порта Императора Петра Великого (1913–1915). Вице-адмирал (1913), начальник артиллерийского отдела Главного управления кораблестроения с 29 апреля 1913 г., постоянный член Временного морского крепостного совета крепости Петра Великого с 26 сентября 1913 г. Начальник артиллерийского отдела Главного управления кораблестроения в 1915 г. Начальник Главного управления кораблестроения (с 1916). Член Адмиралтейств-совета и Особого совещания по обороне государства. Уволен в отставку в 1917 г. Казнен ВЧК 31 августа 1918 г. потоплением на барже в Финском заливе.

(обратно)

189

Бутаков Алексей Григорьевич (1862–1917) — окончил Морской корпус (1884), капитан 2-го ранга, морской агент русского посольства в Вашингтоне (1902–1905). В 1906–1907 гг. командир минного крейсера «Всадник». Командир крейсера «Паллада» (1908–1912). Контр-адмирал (1913), начальник штаба Кронштадтского порта (1913–1917). Убит матросами в Кронштадте в ночь на 28 февраля 1917 г.

(обратно)

190

Мария Федоровна (1847–1928) — дочь датского короля Христиана IX, принцесса Мария-София-Фредерика-Дагмара. С 1866 г. супруга российского императора Александра III, мать Николая II. Осуществляла высшее управление учреждениями Ведомства императрицы Марии. По ее инициативе возникли Мариинские женские училища для малообеспеченных девушек-горожанок, являвшиеся промежуточной ступенью между начальными школами и средними учебными заведениями. В годы Первой мировой войны на свои средства организовывала санитарные поезда и госпитали в Киеве, была шефом ряда гвардейских полков и частей. После Февральской революции вместе с дочерью великой княгиней Ксенией Александровной и ее мужем великим князем Александром Михайловичем находилась на положении ссыльной в Крыму. В конце марта 1919 г. эмигрировала. Жила и умерла в Дании. Позднее была перезахоронена в Петропавловском соборе Петропавловской крепости Санкт-Петербурга.

(обратно)

191

Клеопин — капитан 2-го ранга, командир 2-й роты курсантов Морского кадетского корпуса.

(обратно)

192

Гвардейский экипаж — образован 16 февраля 1710 г. Петром I, затем сформирован в 1810 г. из команд придворных гребцов и яхт, моряков Балтийского и Черноморских флотов. Права старой гвардии получил в том же году. Был расквартирован в Санкт-Петербурге. Казармы экипажа находились на Екатерининском канале (Екатерингофский пр., д. 22). Праздник экипажа — 6/19 декабря, память Святителя Николая Чудотворца. Храмом Гвардейского экипажа был Никольский Морской собор в Петербурге. Цесаревич Николай числился в списках Гвардейского экипажа. На январь 1917 г. в нем числилось 4400 моряков. Экипаж готовил пополнение для гвардейских кораблей.

(обратно)

193

Фрегат (корабль) — парусное трехмачтовое судно с полным парусным вооружением, несущее на всех мачтах прямые паруса, а на бизань мачте дополнительно — косой. Он отличался от парусных линейных кораблей меньшими размерами и артиллерийским вооружением и предназначался для дальней разведки и крейсерской службы, т. е. самостоятельных боевых действий на морских и океанских коммуникациях с целью захвата или уничтожения торговых судов противника. Рангоутный фрегат «Князь Пожарский» имел водоизмещение — 4500 т, скорость — 12 узлов. Бронирование: 112 мм по ватерлинии и 112 мм казематы. Вооружение: 203-мм орудия — 8 и 152-мм орудия на верхней палубе — 2.

(обратно)

194

Мессер Владимир Павлович — окончил Морское училище, капитан 1-го ранга, позднее контр-адмирал, командующий отрядом судов Морского кадетского корпуса (1894–1895). Вице-адмирал, командующий учебной эскадрой Балтийского флота (1899).

(обратно)

195

Невинский Михаил Андреевич — капитан 2-го ранга, помощник командира фрегата «Князь Пожарский».

(обратно)

196

Мичман — в 1732–1751 и 1758–1917 гг. первое офицерское звание, соответствовавшее поручику в армии. Звание мичмана присваивалось гардемаринам, успешно выдержавшим теоретический и практический экзамены. Мичманы назначались на должности командиров артиллерийских башен кораблей, командирами лутонгов противоминной артиллерии, штурманами малых боевых кораблей и так далее.

(обратно)

197

Швартов — трос или цепь, предназначенные для подтягивания и удержания судна у причала, у рейдовой бочки или у другого судна. Число швартовых, их толщина и длина зависит от размеров судна и условий стоянки.

(обратно)

198

Балтийский флот — создан в 1702 г. В начале 1917 г. насчитывал около 100 тыс. человек (в т. ч. свыше 80 тыс. матросов), до 700 боевых и вспомогательных кораблей (в т. ч. 8 линкоров, 9 крейсеров, 68 эсминцев, 28 подводных лодок и др.). Главные базы: Кронштадт, Гельсингфорс, Свеаборг, Ревель. Штаб командования флота находился в Гельсингфорсе.

(обратно)

199

Броненосец — надводный корабль с усиленной броневой защитой корпуса, вооруженный артиллерией крупного калибра. Предназначался для ведения морского боя и нанесения артиллерийских ударов по береговым объектам. Первый отечественный броненосец «Не тронь меня» построен в 1864 г. С 1892 г. броненосцы стали подразделяться на 2 класса: эскадренные и береговой обороны. Первые предназначались для морского боя в составе эскадры как главная ударная сила флота. Водоизмещение 10–17 тысяч т, скорость до 18 узлов. Бронирование до 450 мм. Вооружение: 2–4 орудия 305 мм (на некоторых броненосцах до 452 мм), значительное число орудий малого калибра (до 76 мм), 4–6 торпедных аппаратов. Все эскадренные броненосцы с сентября 1907 г. были отнесены к классу линейных кораблей (линкоров). Броненосцы береговой обороны использовались для действий в прибрежных районах моря и борьбы с береговой артиллерией противника.

(обратно)

200

Клипер — трехмачтовый парусный или парусно-паровой (винтовой) корабль. Водоизмещение от 1300 до 1650 т, длина 63–70 м, ширина до 10 м, осадка до 10 м. Мощность от 1197 до 1768 л.с. Скорость — до 15 узлов. Вооружение от 15 до 24 орудий малого калибра, на некоторых судах дополнительно устанавливались два-три 152-мм орудия на поворотных платформах.

(обратно)

201

Канонерская лодка — артиллерийский корабль для боевых действий в прибрежных морских районах, на озерах, реках против малых боевых судов (катеров) и для огневой поддержки сухопутных войск и десанта.

(обратно)

202

Миноноска — паровой катер, предназначавшийся для минных атак неприятельских кораблей. Вооружались сначала шестовыми или буксируемыми минами, впоследствии торпедами (самодвижущимися минами). Среднее водоизмещение судна 14–16 т, длина до 20 м, скорость до 14 узлов.

(обратно)

203

Шестерка (шестивесельный ял) — морская корабельная шестивесельная (гребно-парусная) шлюпка с вальковыми веслами.

(обратно)

204

Бак (от голл. bak) — носовая надстройка судна для защиты верхней палубы от захлестывания встречной волной, для повышения непотопляемости (закрытый бак), размещения служебных помещений. На баке находятся якорное и швартовое устройства.

(обратно)

205

Шканцы (от голл. schans) — на военных судах место в средней части верхней палубы, где совершаются все официальные церемонии (парады, встречи и т. п.).

(обратно)

206

Ют (от голл. hut) — кормовая надстройка судна или кормовая часть верхней палубы. Ют, частично утопленный в корпус судна, называется полуютом. Ют как надстройка может быть удлиненным и коротким. В нем располагаются грузовые помещения, или каюты для экипажа и пассажиров, или служебные помещения, а также элементы кормовых швартовного и якорного устройств. На парусных судах ют как часть палубы выделяли от кормы до бизань-мачты (кормовой мачты). Ют как надстройка в этой части палубы служил для укрытия рулевого устройства и рулевого от непогоды, а также для размещения кают капитана и его помощников.

(обратно)

207

Бьорке-Зунд (Бьеркезунд) — пролив, Финского залива, Балтийского моря.

(обратно)

208

Финский залив — восточная часть Балтийского моря, глубоко вдающаяся в материк. На севере залив омывает Финляндию и отчасти Санкт-Петербургскую губернию, с востока и юга — губернии Петербургскую и Эстляндскую. С запада морской границей залива считают линию, соединяющую мыс Гангэудд на берегу Финляндии и маяк Дагерорт на острове Даго.

(обратно)

209

Койвисто — порт в Финском заливе (до 1918 г. Бьерке, ныне г. Приморск Ленинградской области).

(обратно)

210

Стеньга (от голл. steng) — продолжение верхнего конца судовой мачты, служащее для крепления радиоантенн, сигнальных реев, судовых огней, гафелей, парусов.

(обратно)

211

Морской кадетский корпус — под таким наименованием существовал в 1891–1906 гг. Директорами корпуса были за этот период: вице-адмирал Д. С. Арсеньев (1882–1896), контр-адмирал А. Х. Кригер (1896–1901), контр-адмирал А. М. Доможиров (1901–1902), контр-адмирал Г. П. Чухин (1902–1905), контр-адмирал Н. А. Римский-Корсаков (1905–1906). В 1906 г. Морской кадетский корпус стал называться Морским корпусом до 1914 г. Директорами Морского корпуса за этот период были: контр-адмирал С. А. Воеводский (1906–1908) и контр-адмирал А. И. Русин (1908–1913). В 1913 г. директором Морского корпуса стал вице-адмирал В. А. Карцов, который возглавлял его до 1917 г. В 1914 г. это военное учебное заведение стало именоваться: Морской Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича Корпус.

(обратно)

212

Пажеский Его Императорского Величества корпус — элитное учебное заведение России. Он, как военно-учебное заведение, существовал с 1802 г., хотя создан был еще в царствование Елизаветы Петровны в 1759 г. С 1810 г. помещался в комплексе зданий по Садовой ул. дом 26-б дворец графа М. И. Воронцова (архитектор Растрелли, перестроен Кваренги), который до того занимал Капитул Мальтийского ордена. Пажеский корпус состоял в ведомстве Военного министерства и подчинялся главному начальнику военно-учебных заведений. По положению 1889 г., состоял из 7 общих классов, с учебным курсом кадетских корпусов, и двух специальных, с учебным курсом военных училищ. Все воспитанники корпуса носили звание пажей, а по переходе в старший специальный класс те из них, кто удовлетворял определенным требованиям (по успехам в науках и по поведению), производились в камер-пажи. Все воспитанники в период обучения считались причисленными к Императорскому Двору и систематически исполняли обязанности придворной службы, главным образом во время официальных церемоний, где присутствие пажей было обязательным по протоколу.

(обратно)

213

Алексей Михайлович (1875–1895) — великий князь, шестой сын великого князя Михаила Николаевича и великой княгини Ольги Федоровны, внук императора Николая I. Числился и обучался в Морском училище. Умер от туберкулеза 18 февраля 1895 г. в Сан-Ремо.

(обратно)

214

Кирилл Владимирович (1876–1938) — великий князь, внук императора Александра II, второй сын великого князя Владимира Александровича и великой княгини Марии Павловны, двоюродный брат императора Николая II. Тезоименитство — 11 мая (по старому стилю). Родился в Царском Селе. На крещении 7 ноября в Царскосельской дворцовой церкви крестными были император Александр II и великая княгиня Мария Федоровна. По традиции императорской семьи после рождения получил первый офицерский чин и был немедленно и одновременно зачислен в лейб-гвардии 4-й императорской фамилии Стрелковый батальон, лейб-гвардии Преображенский полк, лейб-гвардии Гусарский его величества полк и лейб-гвардии Драгунский полк, а также назначен шефом 52-го Виленского пехотного полка. В службу вступил 30 сентября 1876 г. Произведен в унтер-офицеры Морского кадетского корпуса (1895). Окончил Морской кадетский корпус (1896) и Николаевскую морскую академию (1912). Зачислен мичманом в Гвардейский Экипаж и назначен флигель-адъютантом (1896) Свиты императора. Плавал на корветах «Россия» (1897–1898), «Генерал-адмирал» (1899), «Ростислав» (1900), «Пересвет». Произведен в лейтенанты (1900). В 1902–1903 гг. старший офицер крейсера «Адмирал Нахимов». Капитан 2-го ранга (1904). С (1 января) 9 марта 1904 г. начальник военно-морского отдела штаба главнокомандующего флотом вице-адмирала Макарова в Тихом океане. Участник Русско-японской войны, находился на броненосце «Петропавловск», на котором держал свой флаг вице-адмирал С. О. Макаров в Порт-Артуре. 31 марта 1904 г. при подрыве на мине и гибели броненосца получил небольшую контузию. Кавалер золотого оружия (1904). В 1905–1908 гг. вне службы. В 1905 г. против воли императора и канонов Православной церкви 8 (25 сентября) октября женился на своей двоюродной сестре великой княгине Виктории Федоровне (1876–1936, урожденной принцессе Виктории-Мелите Саксен-Кобург-Готской). Император Николай II лишил его титула и званий, запретив возврат в Россию. Однако через короткое время титул великого князя ему был возвращен. Брак был признан императорской фамилией в 1907 г. Великому князю было позволено в 1908 г. приехать в Россию на похороны великого князя Алексея Александровича, и император снова пожаловал его флигель-адъютантом. Окончательно ему было дозволено вернуться с семьей в Россию после смерти его отца великого князя Владимира Александровича. Имел от брака сына Владимира (1917–1992) и двух дочерей: Марию (1907–1951) и Киру (1909–1967). В 1909–1912 гг. старший офицер, затем с 1 января по 14 сентября 1912 г. командир крейсера «Олег». Капитан 1-го ранга (1910). Окончил Морскую академию (1912). С 25 июля 1914 г. штаб-офицер для делопроизводства и поручений Морского управления штаба Верховного главнокомандующего, с 23 февраля 1915 г. начальник морских батальонов Действующей армии. С 16 марта 1915 г. командир Гвардейского экипажа. Контрадмирал (23 февраля 1915) Свиты императора. Командовал военно-морским отрядом, который вел саперные работы на реках и озерах (1916). Командир Гвардейского экипажа и начальник Морских батальонов и речных флотилий в действующей армии (февраль 1915–1917). В дни Февральской революции 1 марта привел к Государственной Думе Гвардейский экипаж и поддержал ее. В начале марта он, как и ряд великих князей, подписал отказ от прав на трон. С июня 1917 г. переехал с семьей в Финляндию, в имение Эттер, Хайко, возле города Борго. 30 августа 1917 г. у них в Борго родился сын Владимир. С 1920 г. в эмиграции в Швейцарии, Германии, Франции. В эмиграции был одним из претендентов на русский престол. 8 августа 1922 г. провозгласил себя местоблюстителем престола, а в Париже 31 августа (13 сентября) 1924 г. — императором Всероссийским — Кириллом I. Ряд представителей династии Романовых не признавали этот акт законным. Проживал в приморском городке Сен-Бриак, в Британи (Франция). Пытался безуспешно сформировать офицерский корпус. Издавал газету «Вера и верность». Скончался 12 октября 1938 г. от склероза и начавшейся гангрены в Париже. Был похоронен 19 октября в Кобурге (Германия) в фамильном склепе герцогов Саксен-Кобург-Готских рядом со своей женой великой княгиней Викторией Федоровной. В 1995 г. перезахоронен вместе с супругой в великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора в Петербурге. Автор воспоминаний.

(обратно)

215

Адъютант — воинское звание (в некоторых армиях также прапорщик, а на флотах — мичман), а в дальнейшем должность оберофицера, который состоял при военачальнике или при штабе той или иной воинской части (начиная с дивизионного уровня и вплоть до армии, корпуса, фронта) для исполнения служебных поручений или для выполнения штабной работы. Адъютанты состояли также при великих князьях. В русской армии конца XIX — начала XX в. должности старших адъютантов при штабах дивизий, корпусов, армий исполняли, как правило, офицеры Генерального Штаба.

(обратно)

216

Штакельберг Эвальд Антонович (1847–?) — барон, вице-адмирал. Окончил Морской кадетский корпус (1871) и Офицерский минный класс (1876). В 1886 г. плавал старшим офицером на корвете «Аскольд». С 1886 по 1889 г. служит на фрегате «Генерал-адмирал». Капитан 2-го ранга, командир яхты «Полярная звезда» (с 1893–1894), заведующий делами великого князя Георгия Александровича. В 1902 г. — командующий отдельным отрядом судов, направляющимся в Тихий океан. По прибытии в Порт-Артур — второй флагман эскадры Тихого океана. В 1903 году вступил в командование Владивостокским отрядом крейсеров (перешли во Владивосток в сентябре 1903 г.). В 1904 г. сдал командование по болезни. Младший флагман Балтийского флота (1904–1907). В 1906 г. участвует в судебном процессе по делу вице-адмирала З. П. Рождественского. С 1908 г. — в отставке.

(обратно)

217

Фабрицкий С. С. был произведен в мичманы 15 сентября 1894 г. и определен во 2-й Балтийский флотский экипаж.

(обратно)

218

Александра Федоровна (1872–1918) — урожденная принцесса Гессен-Дармштадтская. Родилась 6 июня (25 мая по ст. ст.) в Дармштадте в большой и дружной семье великого герцога Людвига IV и урожденной принцессы Алисы Английской (два сына и пять дочерей). С 1894 г. российская императрица, жена императора Николая II, от брака с которым имела 5 детей. После начала Первой мировой войны встала во главе Верховного совета по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов; с мая 1915 г. стояла во главе Особого комитета по оказанию помощи русским военнопленным. В Царском Селе создала лазарет для раненых, где вместе со своими старшими дочерями являлись сестрами милосердия. После Февральской революции содержалась под стражей в Царском Селе. Расстреляна чекистам в Екатеринбурге в доме Ипатьева вместе с семьей в ночь с 16 на 17 июля 1918 г.

(обратно)

219

Остелецкий Павел Степанович — капитан 1 ранга, с 26 января 1898 г. капитан над Кронштадтским портом (1898–1906), с 4 января 1899 г. — контр-адмирал, с 4 октября 1904 г. — генерал-майор по Адмиралтейству.

(обратно)

220

Батальон — высшее тактическое подразделение полка, бригады. Если батальон входит непосредственно в состав соединения, то он является самостоятельной административной единицей и называется отдельным батальоном. Деление полка на батальоны и учреждение отдельных батальонов происходило в начале XVIII в.

(обратно)

221

Эскадренный броненосец «Император Александр II» — первый броненосец, построенный для Балтийского флота по принятой в 1881 г. 20-летней судостроительной программе. До него в России был построен только один корабль этого класса — «Петр Великий». Фактически начат строительством в эллинге Нового Адмиралтейства в Санкт-Петербурге 17 ноября 1883 г., официально заложен 18 июня 1885 г. в присутствии императора Александра III. На воду корабль был спущен 14 июля 1887 г. Водоизмещение фактическое 9244 т, длина корпуса 105,6 м, ширина 20,4 м, углубление максимальное 7,4 м. Мощность машин 8500 л. с., скорость 15,3 узла. Броня (компаунд): пояс 356–102 мм, барбет 254 мм, палуба 64 мм, казематы 76–50 мм, рубка 203 мм. Вооружение: две 305-мм, четыре 229-мм, восемь 152-мм, десять 47-мм, восемь 37-мм и четыре 64-мм пушки, 5 надводных торпедных аппаратов. 28 августа 1890 г. во время съемки с якоря «Император Александр II» столкнулся со шведским пароходом «Олаф», ударившемся кормой в борт русского корабля. «Швед» получил сильные повреждения, но остался на плаву. Официально корабль достроен в декабре 1891, а фактически — летом 1893 г. Первую свою «настоящую» кампанию 1894 г. «Император Александр II» провел в составе Практической эскадры Балтийского флота, пройдя в сумме 1039 миль. В 1896 г. корабль в составе Средиземноморской эскадры участвовал в блокаде острова Крит, необходимость в которой возникла из-за вспыхнувших на острове столкновений между греческим и турецким населением, грозивших перерасти в войну между Грецией и Турцией. Летом 1897 г. корабль ушел на Мальту для постановки в док. 28 октября на борт поднялся новый командующий — контр-адмирал Н. И. Скрыдлов. В июне-июле 1901 г. броненосец прошел третье докование, на этот раз во французском Гавре, после чего ушел на Балтику. 24 августа 1901 г., во время стоянки в Копенгагене, корабль посетил император Николай II, наносивший в это время визит в Датское королевство. По продолжительности средиземноморский поход «Императора Александра II» не имеет аналогов в истории русского флота. За 61 месяц, проведенный вдали от родных берегов, броненосец прошёл около 36 тысяч миль и сжег 19,5 тысяч тонн угля. За это время на броненосце сменилось три командира. С 1907 г. корабль опять находится в Учебно-артиллерийском отряде. В конце года с введением новой классификации кораблей «Александр II» стал числиться линкором, хотя, конечно, таковым по сути не был. В 1914 г. переклассифицирован в учебно-артиллерийский корабль. 7 мая 1917 г. матросский комитет переименовал старый броненосец в «Зарю Свободы». 25 октября корабль перешел в Петроград, чтобы при необходимости своим огнем не пропустить в город верные временному правительству войска. На зиму корабль вернулся в Кронштадт, где и простоял следующие несколько лет, пострадав в 1921 г. при обстреле во время Кронштадтского мятежа. На следующий год броненосец пошел на слом.

(обратно)

222

Вельбот — быстроходная 4–8-весельная шлюпка с острыми образованиями носа и кормы.

(обратно)

223

Скрыдлов Николай Илларионович (1844–1918) — российский военно-морской деятель. Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.; командовал миротворческой эскадрой на Крите (1898–1900). Командир отдельного отряда судов Балтийского флота (1895–1896), совершившего поход в германский порт Киль. В 1900–1902 гг. начальник эскадры Тихого океана, затем командовал Черноморским флотом (1902–1904). После гибели адмирала Макарова вновь был назначен командующим Тихоокеанской эскадрой (1904–1905). С июня 1906 г. возвращен на Черное море. Адмирал (1909). Казнен как заложник в Петрограде во время красного террора.

(обратно)

224

Кильский канал (до 1948 г. — Kaiser-Wilhelm-Kanal, после 1948 г. — Nord-Ostsee-Kanal) — канал в Германии, соединяющий Балтийское и Северное моря, длиной 98 км. Проходит от Кильской бухты у г. Киль до устья реки Эльба у г. Брунсбюттель. Канал был торжественно открыт 20 июня 1895 г. под именем «канал императора Вильгельма», его строительство под руководством инженера Отто Бенша продолжалось восемь лет. Официально установлено, что Кильский канал — канал с самым интенсивным движением морского транспорта в мире.

(обратно)

225

Киль — портовый город на территории современной немецкой земли Шлезвиг-Гольштейн, расположенный на берегу Кильского залива Балтийского моря. Долгое время город попеременно входил в состав Швеции и Германии (и был местом конфликта двух стран) до тех пор, пока в 1866 г. окончательно не стал прусским. В 1838 г. в Киле было открыто первое большое промышленное предприятие — машиностроительный завод Schweffel und Howaldt. В 1865 г. прусский король распорядился о перемещении военно-морской базы из Данцига в Киль — после этого город начал быстро развиваться и расти. В том же году была открыта Королевская верфь (с 1871 г. — Императорская верфь). В 1867 г. была основана судоверфь «Германия», входившая в концерн Фридриха Круппа. В 1882 г. состоялась первая Кильская неделя — известная парусная регата, частым гостем которой впоследствии стал германский император Вильгельм II.

(обратно)

226

Бочка, стать на бочку — железная или деревянная бочка, служившая для поддержки верхнего конца цепи мертвого якоря. Чтобы бочку можно было увидеть издали, ее красили преимущественно в белый или красный цвет. Отсюда выражения «пройти бочки», «держать на бочку», «стать на бочку», т. е. взять верхний конец цепи мертвого якоря и скрепить его с судовым якорным канатом или судовой якорной цепью.

(обратно)

227

Автор воспоминаний С. С. Фабрицкий, очевидно, ошибся в изложении последовательности событий. В дневнике императора Николая II от 29 мая 1895 г. имеется следующая запись: «Дивный день, море как зеркало! Пили кофе на балконе. В 10 1/4 поехали на пристань и отправились на „Александрии“ на большой рейд. Посетили и подробно осмотрели „Рюрик“ и „Имп[ератор] Александр II“. Они оба уходят в Киль на открытие канала. „Грозящий“ уже отправился вперед. „Рюрик“ поражает своими размерами и радует русскую душу сознанием, что до сих пор из плавающих это самый большой крейсер в мире! Пожелав им счастливого плавания, съехали на „Александрию“ и пошли назад в Петергоф. Завтракали на яхте. Много катался в байдарке и страшно наслаждался погодой! После чая читал и снова ходил в море. Обедали в 8 1/4 ч. Вечером отлично покатался с Аликс». (Дневники Императора Николая II. М., 1991. С. 82.) Спустя несколько месяцев, 10 октября 1895 г. император Николай II вновь посетил военные корабли, что зафиксировал в дневнике: «Около 12 ч. вышел на „Александрии“ из Невы и пошел в Кронштадт. Завтракал с сопровождавшими меня вельможами. Погода стояла отличная, хотя было холодно, но море представляло из себя зеркало. На большом рейде посетил последовательно: эскадр. брон. „Наварин“; крейсеры 1-го р. „Рюрик“, „Дмитрий Донской“, брон. бер[еговой] об[ороны] „Адмирал Ушаков“ и морех. лодку „Грозящий“. Первое и четвертое судна не совсем готовы, остальные на днях уходят в Тихий океан. Душа радовалась видеть таких прекрасных представителей нашего флота! Ушел из Кронштадта в 3 3/4 и пришел в Петербург в 5 1/4 ч.». (Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 107.)

(обратно)

228

Петергоф — уездный город Санкт Петербургской губернии. Окрестная местность уже в конце XV в. занята была великокняжескими и помещичьими селениями. Петр I в 1711 г. начал строить здесь дворцовые здания, по образцу версальских. При императоре Николае I построены дача Александрия, церковь Свв. ап. Петра и Павла, деревянный театр, павильоны Царицын и Ольгин и др. В 1849 г. в Петергоф переведено из Ораниенбаума уездное управление и уезд переименован в Петергофский. В царствование императора Александра III начата постройка новой придворной церкви. В конце XIX в. двор проводил часть лета в Петергофе.

(обратно)

229

«Александрия» — трехмачтовая колесная паровая яхта с железным корпусом. Заложена была 6 мая 1851 г. на верфи Джона Карла Море в Блекуэлле, спущена на воду 5 августа 1851 г. Использовалась для переездов членов Императорского Дома Романовых и высших государственных чиновников между Петербургом и Петергофом, а также как посыльное судно Балтийского флота. Исправно послужила сразу четырем российским императорам. Была списана в начале XX века.

(обратно)

230

Брейд-вымпел (от голл. breedwimpel) — военно-морской флаг уменьшенного размера с полотнищем и косицами различного цвета, присвоенный командирам соединений кораблей, дивизионов и старшему на рейде.

(обратно)

231

Никонов Константин Петрович — капитан 1 ранга, командир броненосца «Император Александр II». Позднее контр-адмирал, командовал отдельным отрядом судов для испытаний на Балтийском флоте (1902–1903).

(обратно)

232

Салют — отдание почести лицу, событию или флагу установленным числом выстрелов. Коммерческие суда при встрече друг с другом или с военными судами салютуют флагом, т. е. приспускают и поднимают до места три раза кормовой флаг.

(обратно)

233

Гельсингфорс — шведское название столицы Финляндии Хельсинки.

(обратно)

234

«Наварин» — эскадренный броненосец, четвертый из построенных подобных кораблей на Балтийском флоте по принятой в 1881 г. «Двадцатилетней программе». В его проект с самого начала закладывалась возможность дальних океанских походов, в том числе и на Дальний Восток. Фактически начал строиться 1 июля 1889 г., официально заложен 21 мая 1890 г., спущен на воду 8 октября 1891 г. Водоизмещение фактическое 10 210 т, длина по ВЛ 105,9 м, ширина 20,4 м, осадка 8 м. Мощность машин 9140 л. с., скорость 15,9 узла. Броня (сталежелезная): пояс 406–305 мм, каземат 305–127 мм, башня 305 мм, карпаксная палуба 76–51 мм, рубка 254 мм. Вооружение: четыре 305-мм, восемь 152-мм орудий, восемь 47-мм и десять 37-мм пушек, две 63-мм десантные пушки системы Барановского, 6 торпедных аппаратов. Реально вступил в строй к лету 1896 г. С началом Русско-японская войны «Наварин» был включен во 2-й броненосный отряд в составе 2-й Тихоокеанской эскадры. Во время Цусимского сражения 14 мая 1905 г. броненосец очень долго оставался без серьезных повреждений: свой огонь японцы концентрировали на более современных кораблях. Однако впоследствии корабль подвергся японской атаке. Одна из вражеских торпед попала в район кормы «Наварина», и корабль, застопорив машины, сильно осел, так что вода доходила до кормовой башни. Позже в среднюю часть правого борта попала еще одна торпеда, и броненосец начал медленно валиться на правый борт. Через несколько минут, когда из-за крена стрельба стала невозможной, с левого борта подошёл миноносец и выпустил еще одну торпеду. Через минуту после третьего взрыва броненосец затонул.

(обратно)

235

Ревель — губернский город Эстляндской губернии, на южном берегу Финского залива, при Ревельской бухте. Военный и торговый порт. В 1710 г. Ревель перешел к России и стал пограничной крепостью; собственно крепостью была возвышенная часть города (Вышгород), обнесенная рвами, каменными стенами и башнями. В XVIII в. в Ревеле основана военная гавань; в начале XIX в. он числился крепостью 1-го класса. Крепость Ревель упразднена в 1867 г.; крепостные валы и стены поступили во владение города.

(обратно)

236

Минный крейсер — большой миноносец с усиленным торпедным и артиллерийским вооружением, предназначавшийся для борьбы с миноносцами противника. Водоизмещение: 600–700 т, скорость: 18–25 узлов. Вооружение: 8–15 орудий 37–47-мм калибра (иногда 2 орудия 77-мм и 4–6 орудий более мелкого калибра), 2–5 надводных торпедных аппарата. Первый в мире минный крейсер «Лейтенант Ильин» был построен в России и вступил в строй в 1887 г. В 1907 г. минные крейсера вошли в класс эскадренных миноносцев.

(обратно)

237

Миноносец — военный корабль, предназначенный для уничтожения кораблей противника торпедами.

(обратно)

238

Андреев Павел Петрович (1843–1911) — окончил Морской корпус (1863). Капитан-лейтенант (1876). С 1877 г. командир императорских яхт «Царевна» и «Держава». Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. С 1893 г. младший флагман Балтийского флота. С 1894 г. начальник штаба Кронштадтского порта. Контр-адмирал П. П. Андреев был назначен начальником эскадры Средиземного моря и 11 июля 1896 г. покинул Кронштадт. В эскадру входили броненосцы «Наварин» (капитан 1-го ранга П. А. Безобразов) и «Император Александр II» (капитан 1-го ранга К. П. Никонов), минный крейсер «Посадник» (капитан 2-го ранга Р. Н. Вирен), миноносец № 119 (лейтенант А. Лебедев) и миноносец № 120 (лейтенант В. Нащинский). 19 сентября 1896 г. эскадра пришла в Пирей. Вице-адмирал (1899), старший флагман и командир практической эскадры Черноморского флота. С 1901 г. старший флагман 1-й дивизии Балтийского флота. С 1907 г. в отставке. Член Строительного комитета Морского Собора в Кронштадте.

(обратно)

239

Пирей — афинская гавань к юго-западу от Афин, на Пирейском полуострове.

(обратно)

240

В дневнике императора Николая II от 27 июля 1896 г. имеются следующие строки: «По временам шел дождь, ветер был довольно сильный и день стоял прохладный. После докладов поехали на напутственный молебен в нашу церковь. Завтракали в Коттедже. В 3 часа отправились на „Александрии“ в Кронштадт с Ольденбургскими и Еленой Ш[ереметевой]. Проводили милую Мама на „Поляр[ную] Звезду“ и после чаю простились с нею, Мишей и Ольгой. Отправились на Большой рейд, где стоял отряд Андреева, готовый к уходу в Средиземное море. Посетили: „Имп. Александр II“, мин. крейс. „Посадник“ и „Наварин“. Пока находились на последнем, „Полярная Звезда“ прошла мимо нас в море. Вернулись в Петергоф в 7 1/2. Обедали и провели вечер одни». (Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 159.)

(обратно)

241

Безобразов Петр Алексеевич (1845–1906) — вице-адмирал. Старший офицер фрегата «Светлана» (1883–1884). Командовал клипером «Крейсер» в составе тихоокеанской эскадры (1888–1890). Командовал крейсером «Генерал-адмирал» и броненосцем «Наварин» (1892–1897). Контр-адмирал (1897). Начальник штаба Кронштадтского порта, младший флагман Балтийского флота (1898–1901). Младший флагман Черноморской флотской дивизии (1901–1903). Произведен в вице-адмиралы 14 января 1904 г., а уже 2 марта назначен командующим 1-й эскадры флота Тихого океана, 10 октября — старшим флагманом Балтийского флота, 2 декабря 1904 г. — исполняющим обязанности начальника Главного морского штаба на время отсутствия З. П. Рождественского. Участник судебного процесса по делу З. П. Рождественского в 1906 г. Умер 17 июня 1906 г.

(обратно)

242

Георг I (1845–1913) — принц Датский Христиан-Вильгельм-Фердинанд-Адольф-Георг из династии Глюксбургов, второй сын короля Христиана IХ Датского, брат императрицы Марии Федоровны и дядя императора Николая II, король Греции с 1863 г.; женат с 15 октября 1867 г. на великой княгине Ольге Константиновне (1851–1926). Дети: Константин (1868–1923. Король в 1913–1917 и 1920–1922); Георг (1869–1957); Александра (1870–1891); Николай (1872–1938); Мария (1876–1940); Андрей (1882–1944); Христофор (1888–1940). Георг I был убит 5/18 марта 1913 г. в Салониках.

(обратно)

243

Ольга Константиновна (1851–1926) — великая княгиня, внучка императора Николая I, дочь великого князя Константина Николаевича, двоюродная тетя императора Николая II. С 1867 г. — королева Греции, с 1913 г. — вдова греческого короля Георга I. От брака были дети: Константин (1868–1923), Георг (1869–1957), Александра (1870–1891), Николай (1872–1938), Мари (1876–1940), Андрей (1882–1944) и Христофор (1888–1940). Занималась благотворительностью, во время Первой мировой войны на свои средства устроила и опекала лазарет в г. Павловске. Умерла в Риме. Захоронена на кладбище Татой близ Афин (Греция).

(обратно)

244

Константин Николаевич (1827–1892) — великий князь, второй (порфирородный) сын и пятый ребенок императора Николая I и императрицы Александры Федоровны, с 30 августа 1848 г. был женат на великой княгине Александре Иосифовне, урожденной принцессе Фредерике-Генриетте-Паулине-Марианне-Елизавете Саксен-Альтенбургской герцогине Саксонской (1830–1911). Дети: Николай (1850–1918), Ольга (1851–1926. Замужем с 1867 г. за королем Греческим Георгом I), Вера (1854–1912. Замужем с 1874 г. за Вильгельмом-Евгением, принцем Вюртембергским), Константин (1858–1915), Дмитрий (1860–1919), Вячеслав (1862–1879). Воспитывался под руководством адмирала Ф. П. Литке. Флигель-адъютант свиты императора (1845). Контр-адмирал свиты императора (1848). Генерал-адмирал (1851) и генерал-адъютант (1852). Ближайший сподвижник своего брата императора Александра II в деле проведения великих реформ. В 1860–1861 гг. председатель Главного комитета по крестьянскому вопросу. Участник Венгерской кампании 1848 г., кавалер ордена Св. Георгия 4-й степени (1848). Адмирал (1855), управляющий флотом и Морским министерством (1855–1881), наместник Царства Польского (1862–1863), член (1850–1865) и председатель (1865–1881) Государственного совета. После гибели императора Александра II вскоре подал в отставку со всех должностей (1884) и вел жизнь частного человека, сохранив почетный титул генерал-адмирала. Состоял в длительной любовной связи с балериной Анной Васильевной Кузнецовой, имевшей от него четверых детей, получивших фамилию Князевы.

(обратно)

245

Главный морской штаб (ГМШ) — одно из учреждений Морского министерства, центральный орган управления российским флотом. Создан был вместо Морского штаба. Ведал разработкой планов боевого использования флота, боевой подготовкой и плаванием кораблей и судов, сбором информации об иностранных флотах, развитием военно-морского искусства, комплектованием кораблей, частей и учреждений флота, вопросами мобилизации, составлением и изданием уставов и наставлений и т. п. После организации в 1906 г. Морского генерального штаба (МГШ) в ведении ГМШ остались комплектация флотов личным составом, подготовка рядового и унтер-офицерского составов, награждения и присвоение чинов, т. е. административно-хозяйственные функции.

(обратно)

246

Мария Георгиевна (1876–1940) — великая княгиня, правнучка императора Николая I, урожденная греческая принцесса, дочь короля Греции Георга I (1845–1913) и великой княгини Ольги Константиновны. Супруга с 30 апреля 1900 г. великого князя Георгия Михайловича (1863–1919), который был расстрелян чекистами в Петропавловской крепости. Имела двух дочерей Нину и Ксению, во время революции с ними находилась в Англии. С 16 декабря 1922 г. супруга греческого вице-адмирала Перикла Иоанидиса (1881–1965). Проживала в Лондоне и Риме. Скончалась в Греции.

(обратно)

247

Георгий Михайлович (1863–1919) — великий князь, внук императора Николая I, третий сын великого князя Михаила Николаевича, двоюродный дядя императора Николая II. Женат был с 1900 г. на Марии Георгиевне, принцессе греческой, дочери своей двоюродной сестры великой княгини Ольги Константиновны и имел от брака двух дочерей. Генерал-адъютант (1909) Свиты императора Николая II, генерал от инфантерии. Участник Первой мировой войны. Состоял при Ставке Верховного главнокомандующего, ездил с особой миссией в Японию (1915–1916). Управляющий русским музеем императора Александра III, нумизмат; почетный член Императорского географического общества. Расстрелян был большевиками 28 января 1919 г. в Петропавловской крепости вместе с великими князьями Романовыми.

(обратно)

248

Алексеев Евгений Иванович (1843–1917) — внебрачный сын императора Александра II. Генерал-адъютант (1903), адмирал (1903). Родился в г. Севастополе в семье капитан-лейтенанта И. М. Алексеева. Окончил Морской кадетский корпус (1863) и зачислен гардемарином в 4-й флотский экипаж. В 1863–1867 гг. участвовал в кругосветном плавании на корвете «Варяг». С 1878 г. командир крейсера «Африка». Морской атташе во Франции (1883–1888). Капитан 1-го ранга (апрель 1886). С 1886 г. командир крейсера «Адмирал Корнилов»; сопровождал наследника престола, будущего Николая II, в путешествии на Дальний Восток (1891). Контр-адмирал (январь 1892). Помощник начальника Главного морского штаба (1892–1895), начальник Тихоокеанской эскадры (1895–1897), вице-адмирал (апрель 1897), генерал-адъютант Свиты императора (1901), адмирал (1903). Кавалер ордена Св. Георгия 3-й ст. (1904), золотой, бриллиантами украшенной сабли (1900). В 1899–1903 гг. был назначен главнокомандующим войсками Квантунской области и морскими силами на Тихом океане. Наместник Его Величества на Дальнем Востоке (1903–1905). В начале Русско-японской войны — главнокомандующий всеми вооруженными силами России, действующими против Японии. Сперва его главная квартира находилась в Порт-Артуре, а в апреле 1904 г. перенесена в Мукден. Между ним и командующим сухопутными силами Куропаткиным скоро начались серьезные разногласия (Алексеев стоял за наступление, Куропаткин за отступление), после битвы при Шахэ его увольняют от должности главнокомандующего и назначают на его место Куропаткина. 13 июня 1905 г. смещен с указанных должностей с назначением членом Государственного совета (1905–1917). Член Государственного совета, присутствующий в Совете по Высочайшему назначению (1916). В 1896 г. именем Алексеева назван полуостров на побережье Японского моря в Корее (ныне Менхебандо). С апреля 1917 г. в отставке. Скончался в г. Ялте в возрасте 74-х лет; похоронен там же.

(обратно)

249

Дубасов Федор Васильевич (1845–1912) — участник Русско-турецкой войны, командир флотилии мелких судов (1877), занимавшихся установкой минных заграждений на Дунае. Георгиевский кавалер. Флигель-адъютант Свиты императора (1878). Впоследствии адмирал (1902), командующий Тихоокеанской эскадрой (1897–1899), вице-адмирал (1899), председатель Морского технического комитета (1901–1905). Генерал-адъютант (1905) свиты императора Николая II. Член Совета государственной обороны (1905). Адмирал (1906). В 1905 г. руководил подавлением крестьянского движения в Черниговской, Полтавской и Курской губерниях. С ноября 1905 по июль 1906 г. — московский генерал-губернатор, организатор разгрома Декабрьского вооруженного восстания в Москве. В 1906 и 1907 гг. подвергался покушениям эсеровских боевиков-террористов и был дважды ранен. С 1906 г. член Государственного совета, с 1907 г. член Совета государственной обороны.

(обратно)

250

Броненосный крейсер «Адмирал Нахимов» был спущен на воду в 1885 г. Водоизмещение 8524 т, мощность машин 7768 л. с., скорость хода 16,74 узла. Длина корпуса между перпендикулярами 101,5 м, ширина 18,4 м, среднее углубление 8,25 м. Бронирование: борт 254 мм, башни 203 мм, палуба 51–76 мм, боевая рубка 152 мм. Вооружение: 8 — 203-мм, 10 — 152-мм, 12 — 47-мм, 6 — 37-мм, 2 десантные пушки, 4 пулемета, 3 минных аппарата. Дальность плавания 4200 миль. Длительное время был в числе самых мощных и быстроходных крейсеров в мире. Геройски погиб в Цусимском сражении 28 мая 1905 г.

(обратно)

251

Небогатов Николай Иванович (1849–1922) — контрадмирал, командующий 3-й Тихоокеанской эскадрой, за сдачу эскадры противнику приговорен в 1906 г. к смертной казни, замененной 10-летним заключением в крепости (1907), в 1908 г. помилован.

(обратно)

252

Добротворский — капитана 2-го ранга на броненосном крейсере «Адмирал Нахимов».

(обратно)

253

Порт-Артур (Люйшунь) — город и незамерзающий порт в Китае, в провинции Ляонин, на южной оконечности полуострова Ляодун, на берегу Желтого моря. По китайско-русской конвенции 1898 г. передан России в аренду сроком на 25 лет. Русская военно-морская крепость, база 1-й Тихоокеанской эскадры. Героическая оборона Порт-Артура во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. (продолжалась с 27 января по 20 декабря 1904 г.) началась с нападения японского флота на корабли эскадры и последующих бомбардировок города. Крепость выдержала 4 штурма японцев. Здесь сохранились кладбища русских воинов.

(обратно)

254

Талиенван (Да-Лань-Вань) — бухта Ляодунского залива Желтого моря в уступленной Китаем в пользование России территории Квантунского полуострова (1898), в южной части Маньчжурии, в 45 в. на СВ от Порт-Артура. Бухта хорошо защищена от ветров и удобна для стоянки больших судов.

(обратно)

255

Реуков (возможно, Реутов) — контр-адмирал, командир отряда крейсеров, посетивших Порт-Артур.

(обратно)

256

Казнаков Николай Иванович (1834–1906) — попечитель великого князя Николая Константиновича, флигель-адъютант свиты императора (1879). Вице-адмирал (1891) и старший флагман Балтийского флота. С августа 1893 г. по 1899 г. главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта. С 1899 г. член Адмиралтейств-совета.

(обратно)

257

Император Николай II в своем дневнике от 13 мая 1898 г. сделал следующую запись: «Дождя не было, стояло холодное серое утро, но ко времени нашего приезда в Петербург погода прояснилась и стала теплее. На „Александрии“ отправились из Невы в Кронштадт, куда прибыли к часу дня. Стали на якорь на Большом рейде и посетили последовательно броненосец „Имп. Николай I“, крейсера — „Адмирал Нахимов“ и „Герцог Эдинбургский“. Первые два вернулись после 4 с половиною летнего плавания. Все суда в щегольском блестящем виде, на каждом встретил по несколько знакомых офицеров по плаванию 1891 г. На рейде было просто жарко! На „Эдинбургском“ было отлично проделано парусное учение. В 3 1/2 ушли обратно в Питер. Пили чай на яхте и в 6 1/4 были дома. Обедал д. Павел, с которым мы покатались. Очень доволен этим приятным и свободным днем». (Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1 (1894–1904). М., 2011. С. 407–408.)

(обратно)

258

Либава — порт в Балтийском море (ныне г. Лиепая, Латвия).

(обратно)

259

Кригер Александр Христианович (1848–1917) — окончил Морской кадетский корпус (1868). Мичман (1870). Служил на военных кораблях. Капитан 1-го ранга (1891). Контр-адмирал (1896), являлся директором Морского кадетского корпуса и одновременно начальником Николаевской Морской академии (1896–1901). Вице-адмирал (1903), главный командир отряда судов в Средиземном море (1901–1903), командующий Черноморского флота в 1904 г. Скончался 24 апреля 1917 г. в Петрограде.

(обратно)

260

Бизань-мачта — кормовая мачта (у судов с тремя и более мачтами).

(обратно)

261

Дабич Николай Дмитриевич (1857–19?) — флигель-адъютант Свиты императора (1904), капитан 1-го ранга, командир крейсера «Громобой».

(обратно)

262

Ломен Николай Николаевич (1843–1909) — окончил Морской корпус (1864). С 1877 по 1878 г. — капитан «Систова». Капитан клипера «Пластун» (1884–1887). В 1888 г. командовал фрегатом «Адмирал-генерал». С 1887 по 1889 г. — капитан строящегося фрегата «Память Азова». Командир фрегата «Память Азова» (1890–1891), на котором путешествовал цесаревич Николай Александрович на Дальний Восток. Заведующий Военно-морским ученым советом Главного морского штаба (1892–1893). Капитан императорских яхт «Полярная Звезда» и «Штандарт». Флигель-адъютант Свиты императора (1893). Контр-адмирал Свиты императора (1894). Флаг-капитан Его Императорского Величества (1893–1905). Вице-адмирал (1.04.1901). Генерал-адъютант Свиты императора (1901). Адмирал. С 1905 г. был прикомандирован к Гвардейскому экипажу.

(обратно)

263

«Ерш» — канонерская лодка, прототип восьми канонерских лодок типа «Дождь». Деревянная винтовая лодка была задумана как один из элементов комплекса средств береговой обороны Балтийского флота в сочетании с башенными броненосными лодками, башенными фрегатами типа «Адмирал Спиридов» и фортами Кронштадта. В мирное время предусматривалось ее использование для нужд портового хозяйства и гидрографии. Проектное задание составила авторитетная комиссия под председательством контр-адмирала С. С. Лесовского. Строительство корпуса было начато 3 декабря 1873 г. в деревянном эллинге Нового адмиралтейства в Санкт-Петербурге. Спуск на воду состоялся 5 августа 1874 г., вооружена была одним 280-мм орудием. В 1892 г. переклассифицирована в канонерскую лодку береговой обороны. Участвовала в учебных плаваниях на Балтике. Исключена из списков флота в 1907 г.

(обратно)

264

Михаил Александрович (1878–1918) — великий князь, младший брат Николая II, генерал-адъютант Свиты императора, генерал-лейтенант (с 1916), член Государственного Совета, в 1899–1904 гг. — наследник престола до рождения цесаревича Алексея Николаевича. В 1898–1911 гг. служил в гвардии. Против воли императора в 1912 г. заключил за границей морганатический брак с Н. С. Вульферт (урожденная Шереметевская, в первом браке Мамонтова, во втором Вульферт), которой позднее, в 1916 г., был дарован титул графини Брасовой. Имел от брака сына Георгия (1910–1935), который унаследовал фамилию и титул матери. Некоторое время был вынужден с семьей проживать за границей, т. к. Николай II запретил ему возвращение на родину, уволил с занимаемых должностей и подписал указ о передаче в опеку его имущества. Благодаря вмешательству матери, вдовствующей императрицы Марии Федоровны, братья помирились. С началом Первой мировой войны ему было дозволено вернуться в Россию. На фронте в Галиции командовал Кавказской (Дикой) конной дивизией, позднее 2-м кавалерийским корпусом. Награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. и Георгиевским оружием за храбрость (1915). В конце 1916 г. назначен генералом-инспектором кавалерии. 3 марта 1917 г. отказался принять российский престол до решения Учредительного собрания; был подвергнут аресту Временным правительством в дни «корниловского мятежа», а также Петроградским ВРК во время Октябрьского переворота большевиков. По постановлению Совнаркома в марте 1918 г. выслан в Пермь, в ночь с 12 на 13 июня 1918 г. похищен и расстрелян чекистами в окрестностях Перми. В периодической печати было объявлено о побеге великого князя.

(обратно)

265

Орлов Александр Афиногенович (1865–1908) — генерал-майор Свиты императора Николая II, командир л.−гв. Уланского полка (с 1902), командир 2-й бригады 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, близкий друг царской семьи. В 1905 г. начальник карательной экспедиции в Прибалтике. Умер от туберкулеза 4 октября 1908 г.

(обратно)

266

Лейб-гвардии уланский полк — Лейб-гвардии Уланский Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полк. 16 мая 1803 г. из эскадронов, отчисленных по два от гусарских полков: Сумского, Изюмского и Мариупольского и рекрутов, сформирован Одесский гусарский полк в составе 2-х пятиэскадронных батальонов. В этом же году преобразован в Уланский Его Императорского Высочества Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича полк. 12 декабря 1809 г. 1-й батальон и половина запасного эскадрона переформированы в Лейб-гвардии Уланский полк. Шефом полка с 2 ноября 1894 г. состоял император Николай II. 13 ноября 1894 г. назван Лейб-Гвардии Уланским Ее Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полком. С 4 марта 1917 г. лейб-гвардии 1-й уланский полк, с 8 июня 1917 г. гвардейский уланский полк. Полк укомплектовывался брюнетами с маленькими усами. Масти коней по эскадронам: светло-гнедые (1-й и 5-й), светло-гнедые белоногие (2-й), гнедые (3-й), темно-гнедые (4-й и 6-й). Входил в состав 2-й гвардейской кавалерийской дивизии (Гвардейский К, Петербургский ВО). Место дислокации — Новый Петергоф, перед Первой мировой 1914–1918 гг. в Варшаве. Старшинство 16 мая 1651 г.

(обратно)

267

Лейб-гусары — полки, в данном случае гусары, получали приставку лейб, если шефом полков являлись император или императрица.

(обратно)

268

Вырубова (Танеева) Анна Александровна (1884–1964) — близкий друг царской семьи; с 1904 г. фрейлина императрицы Александры Федоровны; в 1907 г. вышла замуж за старшего лейтенанта А. В. Вырубова, но вскоре развелась. 2 января 1915 г. пострадала в железнодорожной катастрофе, осталась инвалидом и передвигалась на костылях. Одна из почитательниц Григория Распутина. В дни Февральской революции тяжело болела корью, как и царские дети; находилась в Александровском дворце. 21 марта 1917 г. по доносу была арестована Временным правительством и заключена в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Ее обвиняли во всех смертных грехах, вплоть до шпионажа в пользу Германии. Демократические власти России причисляли ее к «темным силам» старого режима, в связи с чем она претерпела много несправедливых оскорблений, издевательств и унижений. В печати была развернута целая пропагандистская кампания, порочащая династию Романовых и их ближайшее окружение. Многие из этих пасквилей издавались по заказу в Женеве и Берлине. Порой Вырубова была на волосок от смерти. В конце июля 1917 г. она все же была освобождена постановлением ЧСК за «отсутствием состава преступления». Однако 24 августа по решению Временного правительства как контрреволюционерка подлежала высылке из России, но на границе была арестована Гельсингфорским Советом и попала в Свеаборгскую крепость. Только через месяц 27 сентября по ходатайству родственников перед Л. Д. Троцким (как представителем Петроградского Совета рабочих депутатов, являющегося реальной властью) А. А. Вырубова была освобождена из заключения. Находясь на свободе, она сумела установить нелегальную связь с царской семьей и оказывала ей посильную помощь в тобольской ссылке. Ее надежды на спасение венценосных великомучеников не оправдались. В 1919 г. ее опять собирались арестовать (на этот раз чекисты), но Вырубова скрывалась с помощью друзей. В декабре 1920 г. вместе с матерью бежала из Петрограда по льду Финского залива через границу. Позднее приняла монашество под именем Мария. Проживала и умерла в Финляндии. Похоронена была на Русском православном кладбище в Гельсингфорсе. Автор воспоминаний: «Страницы из моей жизни» (Берлин, 1923).

(обратно)

269

Распутин (Новых) Григорий Ефимович (1869–1916) — из крестьян Тобольской губернии. В качестве «старца», «провидца» и «целителя» приобрел значительное влияние на императрицу Александру Федоровну, сумев внушить ей, что сможет спасти больного гемофилией наследника цесаревича Алексея. Весной 1911 г. он совершил путешествие в Иерусалим и затем, вместе с большим числом паломников, в Саров. В Распутине уживались две противоположные натуры: одна — праведника, другая — грешника, которые попеременно одерживали верх. О таких людях великий русский писатель Ф. М. Достоевский сказал, что никогда вперед не знаешь, в монастырь ли они поступят или деревню сожгут. Хвастовством и порочным поведением вне стен дворца он наносил вред репутации царской семьи. Его убийство князем Ф. Ф. Юсуповым, В. М. Пуришкевичем и великим князем Дмитрием Павловичем было вызвано стремлением спасти от дискредитации монархию. Распутин временно был захоронен вне пределов кладбища, около Царскосельского парка. В дальнейшем предполагалось перенести останки на его родину, в село Покровское. В дни Февральской революции это захоронение было уничтожено восставшими солдатами, труп Распутина сожжен, а пепел развеян.

(обратно)

270

Дрентельн фон Александр Александрович (1868–1925) — окончил СПБ университет и выдержал офицерский экзамен при 2-м военном Константиновском училище; поступил в л.−гв. Преображенский полк. Флигель-адъютант (1903) Свиты императора, полковник (1910), штаб-офицер для поручений при Императорской главной квартире (1909–1915), командир л.−гв. Преображенского полка (с сентября 1915), генерал-майор Свиты императора (1915). Остался в СССР. Умер 14 мая 1925 г. в Вологодской губ.

(обратно)

271

Гвардия — привилегированная часть войск. В России создана Петром I в 1687 г. из «потешных» в составе Преображенского и Семеновского полков (официально получили звание гвардейских в 1700). В 1721 г. был сформирован Конный полк, называющийся с 1722 г. лейб-региментом (с 1730 — Конная гвардия, с 1801 — лейб-гвардии Конный полк). В XVIII в. гвардия являлась военной школой, готовившей командные кадры для армии. По табели о рангах 1722 г. ее офицеры получали старшинство в 2 чина перед армейскими офицерами. В 1-й половине XVIII в. комплектовалась преимущественно из дворян и пользовалась значительным политическим влиянием, активно участвуя в дворцовых переворотах. Во 2-й половине XVIII в. количество дворян среди солдат сократилось, а в XIX в. они набирались только из «низших» сословий. В 1813 г. учреждена Молодая гвардия, имевшая старшинство в 1 чин. При Александре III Молодая гвардия лишилась старшинства, а в Старой оно сокращено до 1 чина. В начале XX в. состояла из 12 пехотных, 4 стрелковых и 13 кавалерийских полков, 3 артиллерийских бригад, конно-артиллерийской бригады, саперного батальона, флотского экипажа и нескольких кораблей. Участвовала почти во всех войнах, ведшихся Россией.

(обратно)

272

Гарнизон — войска, занимающие укрепленный пункт для охраны и обороны его в мирное и военное время, военные части, военные учебные заведения и учреждения, расположенные постоянно или временно в определенном населенном пункте или районе с установленными границами для охраны и обороны его в мирные и военные времена. Гарнизон как войска, привязанные к определенному пункту, противопоставляется полевым (активным) войскам, которые предназначены для маневренной войны.

(обратно)

273

Генерал — воинское звание (или чин) высшего офицерского состава в армии. В России впервые упоминается в 1657 г. при Алексее Михайловиче. Первым русским генералом был Аггей Алексеевич Шепелев, который участвовал в заседаниях Боярской думы с титулом «думного генерала» и с 1661 г. командовал Московским выборным солдатским полком. Петр I ввел звание генерала как дополнение к наименованиям высших чинов и должностей в вооруженных силах: генерал-фельдмаршал, генерал-фельдцейхместер, генерал-аншеф, генерал-вагенмейстер, генерал-аудитор и другие. Число этих лиц было определено в 1711 г. в Табели о рангах, неоднократно впоследствии дополнявшейся и изменявшейся. В начале XX в. в вооруженных силах России были чины: генерал от инфантерии, кавалерии, артиллерии, а также инженер-генерал (так называемые полные генералы), генерал-лейтенант, генерал-майор.

(обратно)

274

Петр I Алексеевич, Великий (30.I.1672–28.I.1725) — русский царь с 27 апреля 1682 г. (правил с 1689 г.), император с 22 октября 1721 г. Младший сын царя Алексея Михайловича (1629–1676). Государственный, военный и культурный деятель России. Провел реформы государственного управления, ликвидируя отставание России от стран Запада. Руководил постройкой флота и созданием регулярной армии, открыл многие учебные заведения, Академию наук, принял гражданскую азбуку. Реформы проводились путем крайнего напряжения материальных и людских сил.

(обратно)

275

Александр I Павлович (1777–1825) — император с 12 марта 1801 г., старший сын императора Павла I и его второй жены императрицы Марии Федоровны (Вюртембергской принцессы). Короновался 15 сентября 1801 г. Был женат с 1793 г. на великой княгине Елизавете Алексеевне (1779–1826), урожденной принцессе Луизе-Марии-Августы Баден-Баденской. Дети от брака: Мария (1799–1800), Елизавета (1806–1808).

(обратно)

276

Баржа (от фр. barge) — несамоходное грузовое судно, перемещаемое буксиром и толкачом.

(обратно)

277

Кульмское сражение — имеется в виду разгром 29–30 августа 1813 г. русско-прусско-австрийскими союзными войсками французского корпуса генерала Вандама под Кульмом в Богемии (ныне территория Чехии).

(обратно)

278

Императорская яхта «Штандарт» построена в Дании на верфи «Бурмейстер ог Вайн» по последнему слову тогдашней инженерно-корабельной техники и спущена на воду 26 февраля 1895 г.; вступила в строй в 1896 г. Она обошлась казне в 5,5 млн рублей. Это была самая современная и большая океанская императорская яхта в мире. Состояла в Гвардейском экипаже. «Штандарт» имел следующие параметры: в длину 122,3 м, ширину 15,4 м и осадку 6,6 м; водоизмещение 5557 т. Мощность двух паровых машин, работавших от 24 котлов (неразрывных, системы Бельвиля), составляла 12 000 л. с. Императорская яхта имела две трубы и могла развивать скорость хода до 22 узлов (т. е. до 22 морских миль в час), а запас угля обеспечивал дальность плавания в 1400 миль. (См: Нечаев Г. А. Судьба императорской яхты «Штандарт». М., 1996.) Экипаж: 373 человека. Хотя это не был военный корабль, но на его верхней палубе в носовой части стояли восемь 47-мм скорострельных автоматических пушек системы Гочкиса, а также мощный прожектор. Судно было телефонировано и имело радиостанцию (беспроволочный телеграф). В советские времена, в 1936 г. императорская яхта была переоборудована в минный заградитель и получила название «Марти».

(обратно)

279

Морское министерство — государственный орган, ведавший строительством, материальным обеспечением, подготовкой и деятельностью военно-морского флота. С 1802 по 1815 г. именовалось Министерством морских сил.

(обратно)

280

«Виктория и Альберт» («HMY Victoria and Albert») — королевская яхта в 1855–1901 гг. Корабль Королевского Военно-морского флота Великобритании. Вторая яхта (из трех), названная в честь королевы Виктории и ее супруга Альберта. Судно было построено в Пемброук Док (Уэльс) и спущено на воду 16 января 1855 г. Королева Виктория регулярно использовала яхту для смотров флота и официальных поездок в различные порты Великобритании и на континенте.

7 марта 1863 г. на борту «Виктории и Альберта» прибыла в Великобританию, в Грейвсенд, Александра Датская. По случаю этого события композитор Артур Салливан написал музыку, знаменитый английский поэт Альфред Теннисон сочинил оду в честь Александры, а художник Генри Нельсон О’Нил написал картину («Прибытие Ее Королевского Высочества принцессы Александры в Грейвсенд 7 марта 1863»). 10 марта Александра сочеталась браком с британским престолонаследником, ставшим впоследствии королем Эдуардом VII.

В 1865 г. по образцу «Виктории и Альберта» для Исмаила-Паши, хедива Египта, была построена яхта «Эль Хорриа» («El Horria»), которая по сегодняшний день находится в эксплуатации. В 1868 г. яхта прошла капитальный ремонт. В 1881 г. корабль был запечатлен на полотне художника-мариниста Уильяма Фредерика Митчелла. После снятия с эксплуатации в 1904 г. яхта «Виктория и Альберт» была сдана на слом.

(обратно)

281

«Император Александр III» — эскадренный броненосец, заложен 11 мая 1900 г. в Санкт-Петербурге на Балтийском заводе, 3 августа 1901 г. спущен на воду. 12 октября 1903 г. броненосец был введен в строй. Укомплектован Гвардейским экипажем. Входил в состав 2-й Тихоокеанской эскадры, которая шла на помощь Первой эскадре, запертой в Порт-Артуре. Перед отплытием корабль посетил Государь Николай Александрович. 2 октября 1904 г. вторая эскадра двинулась из Либавы в свой поход через три океана. Ядро эскадры составили однотипные эскадренные броненосцы — «Князь Суворов», «Император Александр III», «Бородино» и «Орел», составившие первый броненосный отряд эскадры. «Император Александр III» принял участие в Цусимском сражении. После выхода из строя флагманского броненосца возглавил боевую колонну русских кораблей. Вскоре сам получил серьезные повреждения в носовой части и переместился в центр эскадры, уступив «Бородино» место головного. Последние полчаса перед гибелью находился под сосредоточенным огнем броненосных крейсеров «Ниссин» и «Кассуга». Затонул 14 (27) мая 1905 г. в 16 ч. 45 мин. Из экипажа перевернувшегося после пожара броненосца не спасся никто. Исключен из списков флота 15 сентября 1905 г.

(обратно)

282

Императорская яхта «Полярная Звезда» была построена на датских верфях в начале 1891 г. После первых ходовых испытаний выяснились серьезные недоделки, и яхта переделывалась на верфях в Ревеле и на Балтийском заводе. При проектировании и постройке особое внимание уделялось архитектурно-эстетическому оформлению судна. Внутренним убранством помещений и кают, изготовлением мебели и оформлением интерьеров занималась мебельная фабрика Н. Ф. Свирского — поставщика двора Е.И.В. в Петербурге. При этом широко использовались: бронза, латунь, никель и дорогие породы дерева (красное дерево, тик, клен, груша, карельская береза, ясень, орех, дуб). Состояла в Гвардейском экипаже. Водоизмещением — 3949 т, мощность — 6000 л. с., скорость — 17 узлов. Вооружение — четыре 47-мм орудия. Экипаж 349 человек. В первый раз императорская семья отправилась на «Полярной Звезде» в августе 1891 г. в Данию. В 1908–1916 гг. командовал яхтой контр-адмирал свиты императора, князь Николай Александрович Вяземский (1857–1925). В период Февральской революции на яхте размещался Центробалт. В 1930-х гг. была переоборудована в плавбазу подводных лодок. Участвовала в Великой Отечественной войне. С 1961 г. использовалась как корабль-цель. Пианино с яхты «Полярная Звезда» было установлено в салоне крейсера-музея «Аврора».

(обратно)

283

«Держава» — последняя и самая большая из балтийских деревянных колесных императорских яхт. Заложена в присутствии императора Александра II и генерал-адмирала великого князя Константина Николаевич 28 апреля 1866 г. в деревянном эллинге Нового Адмиралтейства. Проектировщик и строитель яхты — генерал-майор Корпуса корабельных инженеров И. С. Дмитриев. Яхта строилась по образцу английской королевской яхты «Victoria and Albert». Первоначально предполагалось установить на яхте носовую фигуру, аллегорически олицетворяющую Россию и изображавшую устремленную вперед женщину в развевающихся одеждах и латах с орденом Андрея Первозванного на груди и державой в протянутой вперед руке. Эту фигуру в 1867 г. создал скульптор М. О. Микешин, но император не утвердил ее, а повелел установить на яхте носовое украшение в виде двуглавого орла. В июле 1870 г. Микешин вылепил двуглавого орла на сделанном в натуральную величину деревянном макете носовой части яхты. Однако его орел с распростертыми крыльями и геральдической императорской короной над ним существенно отличался от ранее исполнявшихся в качестве корабельных носовых фигур. 31 июля 1871 г. состоялся торжественный спуск «Державы» на воду в присутствии императора со свитой. Хотя корпус «Державы» строился из дерева, яхта отличалась не только передовым для своего времени техническим оснащением, но и особой отделкой помещений для императора и императрицы. Проект убранства интерьеров корабля поручили придворному архитектору профессору Академии художеств в Санкт-Петербурге И. А. Монигетти. Для императорской четы на верхней палубе «Державы» в кормовой части яхты устроили специальную «царскую рубку», а в носовой — рубку для великого князя генерал-адмирала Константина Николаевича. Большие размеры яхты позволили иметь на ней во время плаваний большой штат свиты и прислуги, не считая экипажа. «Держава» в качестве императорской яхты просуществовала до 1898 г.; затем ее переделали в учебное судно, и под именем «Двина» она плавала до конца 1905 г.

(обратно)

284

Балтийский завод — одно из крупнейших судостроительных и машиностроительных предприятий России. Основан в 1856 г. купцом М. Е. Карром и инженером М. Л. Макферсоном. В 1874 г. завод стал собственностью акционерного общества, с 1895 г. находился в ведении Морского министерства. Предприятие преимущественно занималось строительством военных кораблей. В 1901 г. завод приступил к систематическому строительству подводных лодок (первые попытки предпринимались в 1864–1866 гг.); в 1906 г. организован специальный отдел подводного плавания. В 1917 г. насчитывал около 6,7 тыс. рабочих.

(обратно)

285

Узел — внесистемная единица скорости, применяемая для определения скорости судов. 1 узел соответствует 1-й морской миле в час или 1,852 км/ч.

(обратно)

286

Свидание Николая II с германским императором Вильгельмом II Гогенцоллерном (1859–1941) состоялось 10 и 11 июля 1905 г. Бьеркский договор между Россией и Германией о союзе был подписан 11 (24) июля 1905 г. по инициативе Германии на яхте Николая II у острова Бьерке (Балтийское море). Договор предусматривал взаимную помощь Германии и России в случае нападения третьей державы на одну из сторон. Однако этот договор противоречил русско-французскому союзу и так не вступил в силу. Император Николай II в эти дни записал в своем дневнике: «10-го июля. Воскресенье. Встали в 9 час. [с] жаркой погодой с темными тучами. После ранней обедни простился с дорогой Аликс и детьми на Ферме и отправился с Мишей на „Александрии“ в Кронштадт. Ровно в час вышел на „Полярной Звезде“ в Бьорке, куда прибыл в 4 часа. Стали на якорь у ост[рова] Равица. Были две грозы с сильнейшим ливнем, но температура очень приятная. С 7 час. ожидали прихода „Гогенцоллерна“, кот. запоздал на два с 1/2 часа. Он подошел во время нашего позднего обеда. Вильгельм приехал на яхту в отличном расположении духа и пробыл некоторое время. Затем он отвез Мишу и меня к себе и накормил поздним обедом. Вернулись на „Полярную“ только в 2 ч. 11-го июля. Понедельник. Проспал подъем флага и встал в 9 1/4. Погода была солнечная, жаркая, со свежим SO. В 10 ч. прибыл Вильгельм к кофе. Поговорили до 12 ч. и втроем с Мишей отправились на герм[анском] крейс[ере] „Берлин“. Осмотрел его. Показали арт[иллерийское] учение. Завез Вильгельма к нему и вернулся на „Полярную“. Было полчаса отдыха. В 2 часа у нас был большой завтрак. Слушали музыку Гвар[дейского] Эк[ипажа] и разговаривали все время стоя до 4 1/2. Простился с Вильгельмом с большой сердечностью. Снялись в 5 час. одновременно и до маяка Веркомоталы шли вместе; затем разошлись. Миша пошел на новом минном крейс[ере] „Украина“, кот. перегнал „Полярную“ на 17 1/2 узл. ходу, идя 24 узл. ходом. Пришел в Кроншт[адт] отличным вечером в 9 час. На „Александрии“ прибыл в Петергоф в 10 час. Аликс встретила нас у морских ворот. Вернулся домой под самым лучшим впечатлением проведенных с Вильгельмом часов!» (Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 269.)

(обратно)

287

Шхеры — небольшие, преимущественно скалистые острова близ невысоких сложно-расчлененных берегов морей и озер.

(обратно)

288

Министерство императорского двора — государственный орган Российской империи, учреждено 22 августа 1826 г. под названием «Министерство Императорского Двора и уделов». Министерство объединяло все части придворного управления, вне контроля Сената или какого бы то ни было другого высшего установления. Министерство возглавлялось министром Двора, который состоял под непосредственным ведением императора. Все повеления министр Императорского Двора получал непосредственно от императора и по делам, требующим Высочайшего разрешения, также имел право входить с докладом непосредственно к главе государства. Такое положение министерства Императорского Двора объясняется тем, что предметы его деятельности не имели общегосударственного характера, а касались исключительно Царствующего Дома. В 1858 г. к министерству Императорского Двора была присоединена экспедиция церемониальных дел, а в 1859 г. — Императорская археологическая комиссия. Существенным преобразованиям во всех своих частях министерство подверглось в царствование императора Александра III: коллегиальное начало, господствовавшее до тех пор в учреждениях министерства Императорского Двора, было заменено началом единоличным. Эти преобразования были завершены изданием нового учреждения министерства 16 апреля 1893 г. По новому законодательству, министр Императорского Двора — главный начальник над всеми частями придворного ведомства и вместе с тем министр уделов и канцлер Императорских и Царских орденов. В его главном ведении состояли Императорская Академия художеств и Московское художественное общество.

(обратно)

289

Фредерикс Владимир Борисович (1838–1927) — граф, генерал-адъютант Свиты Николая II, генерал от кавалерии (1900), крупный помещик (имения в Финляндии и Гатчине), член Государственного Совета. В 1897–1917 гг. министр Императорского Двора и уделов, кавалер российских и царских орденов, командующий императорской главной квартирой. Один из сановников, наиболее близких к царской семье. В дни Февральской революции по распоряжению Временного правительства был выслан из Ставки и затем арестован; после Октябрьской революции в эмиграции. Умер в Финляндии в своем имении Монрепо на Карельском перешейке. Автор воспоминаний.

(обратно)

290

Гофмаршал — дворецкий, придворный чин III класса в Табели о рангах, введен в 1726 г. Ведал делами по довольствию двора, организации приемов и путешествий, руководил придворными служителями, содержал стол императорской семьи. Кроме того, Гофмаршальская часть ведала еще тремя классами столов: Гофмаршальский или кавалерский — для дежурных кавалеров и гостей двора, обергофмейстерины — для живущих при дворе придворных девиц, начальника кавалергардских рот (I класс); для караульных офицеров, дежурных секретарей и адъютантов, дежурных пажей (II класс); «общая столовая» для прочих служащих двора (III класс).

(обратно)

291

Бенкендорф Павел Константинович (1853–1921) — граф, генерал-адъютант Свиты императора, генерал от кавалерии (1907), заведующий гофмаршальской частью Императорского Двора. Член Государственного Совета. Принадлежал к ближайшему окружению царской семьи. После Февральской революции до отправки Романовых в ссылку в Тобольск разделял их участь в Александровском дворце Царского Села. После Октябрьского переворота находился в эмиграции. Умер в 1921 г. под Таллином. Автор воспоминаний: «Последние дни Царского Села» (Лондон, 1927, на англ. яз.).

(обратно)

292

Бирилев Алексей Алексеевич (1844–1916) — адмирал (1907), морской министр. Родился в дворянской семье в Тверской губернии. В 1859 г. начал военно-морскую службу юнкером флота. С 1859 г. участвовал в кругосветном плавании. Гардемарин (1862). Окончил Морской кадетский корпус (1864). Мичман (1865). Плавал на кораблях Балтийского флота. Произведен был в лейтенанты (1868). В 1869–1872 гг. находился в кругосветном плавании. В 1873–1880 гг. старшим офицером на ряде кораблей, в том числе на броненосном фрегате «Адмирал Лазарев». Произведен был в капитан-лейтенанты (1878). В 1881–1885 гг., командуя миноносцем «Взрыв» в отряде миноносок, плавал в Финском заливе. Произведен в капитаны 2-го ранга. Командир миноносного крейсера «Лейтенант Ильин» (1886–1887). Капитан 1-го ранга (1889). Командир крейсера 1-го ранга «Минин» (1890–1892). Капитан эскадренного броненосца «Сисой Великий» (1892) и броненосца береговой обороны «Адмирал Ушаков» (1893). Капитан эскадренного броненосца «Гангут» (1893–1894); контр-адмирал (1894). В 1895–1896 гг. прослушал курс в Николаевской Морской академии. С 1897 по 1898 г. возглавлял Учебно-артиллерийский отряд Балтийского флота. Командующий российской эскадрой в Средиземном море (1900–1901); вице-адмирал (1901), командир 3-го флотского экипажа Балтийского флота, старший флагман (1903) Балтийского флота. В 1904 г. назначен главным командиром Кронштадтского порта и военным губернатором города Кронштадта, затем главным командиром флота и портов и начальником морской обороны Балтийского моря с оставлением в должности военного губернатора. Руководил подготовкой 2-й и 3-й Тихоокеанских эскадр. Назначен командующим Тихоокеанским (май 1905) флотом, но во Владивосток прибыл после Цусимского поражения и был отозван в Петербург. Назначен членом Государственного Совета (3.11.1905). Морской министр (29 июня 1905–1907), начальник Главного морского штаба. Под его руководством начаты морские реформы 1905–1914 гг. Приняты меры по снижению возрастного ценза командного состава, увеличению продолжительности учебных плаваний, организована круглогодичная служба на кораблях. В 1907 г. по прошению уволен от должности морского министра с производством в адмиралы (1.07.1907) и оставлением членом Государственного совета. Член Государственного совета (1907–1915) по назначению. После отставки занимался общественной деятельностью, оставался одним из руководителей Русского морского союза. Был близок к Царской семье. С началом Первой мировой войны — один из основателей благотворительного фонда по оказанию помощи раненым и семьям погибших моряков. Умер 19 февраля 1916 г. в Петрограде.

(обратно)

293

Нилов Константин Дмитриевич (1856–1919) — флаг-капитан (1905), адмирал (25.3.1912), генерал-адъютант (5.10.1908). Генерал-лейтенант (1917). Выходец из ярославских дворян. Образование получил в Морском училище в Санкт-Петербурге, которое окончил в 1875 г. гардемарином. Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. (1877). С 1878 г. командир миноносца «Палица». В 1890–1903 гг. адъютант генерал-адмирала великого князя Алексея Александровича. Одновременно в 1894–1899 гг. командовал яхтой «Стрела». Позднее командовал знаменитым крейсером 1-го ранга «Светлана» (1899–1901). Во время плавания на императорской яхте «Штандарт» он отвечал за безопасность Царской семьи. Контр-адмирал, командир Гвардейского экипажа (16.04.1903–21.04.1908). Одновременно в 1903–1905 гг. командовал практическим отрядом обороны побережья Балтийского моря. С 7 октября 1905 г. по 1917 г. — флаг-капитан Его Величества (адъютант по военно-морской части; фактически начальник личного оперативного морского отдела императора). Адмирал (1912). Одновременно был членом Совета РОПИТ и членом Особого комитета по усилению военного флота на добровольные пожертвования. Во время войны постоянно находился при императоре. Близкий друг царя. После Февральской революции был отделен от Николая II и подвергся аресту. С 24 марта 1917 г. в отставке. По словам С. Ю. Витте: «Этот Нилов — прекрасный малый, большой кутила, вечно находится под влиянием паров Бахуса, очень предан Государю и любим им». (Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 3. С. 459.) Умер в 1919 г. в эмиграции (во Франции). По другим данным был репрессирован большевиками.

(обратно)

294

Гейден Александр Федорович (1859–1920) — граф, окончил Петербургский университет. С 1882 по 1883 г. служил в армии. С 1884 по 1885 г. плавал на клипере «Стрелок» в Средиземном море. С 1886 по 1899 г. служил на фрегате «Светлана». В 1895 г. — лейтенант; капитан 1-го ранга за отличие (1903). Флигель-адъютант Свиты императора (1904), помощник начальника Походной канцелярии (1906–1908). Контр-адмирал Свиты императора (1908), начальник Военно-морской походной канцелярии Главной квартиры Императорского двора (1908). В годы Первой мировой войны был помощником начальника Главного морского штаба (1914–1916). 21 июля 1916 г. произведен в вице-адмиралы и назначен в Адмиралтейский Совет.

(обратно)

295

Чагин Иван Иванович (1860–1912) — капитан 1-го ранга (2.04.1906), флигель-адъютант (16.08.1903), контр-адмирал Свиты императора (29.03.1909). Французское правительство дважды награждало его орденом Почетного легиона. Окончил Морское училище в Санкт-Петербурге, служил на Черноморском флоте. Атташе (морской агент) в Японии (1896–1899), в 1900 г. за храбрость был удостоен золотой сабли. Участник Русско-японской войны — командир крейсера 2 ранга «Алмаз», проявивший в Цусимском бою доблесть и отвагу, за что был награжден Георгиевским крестом 4-й степени. Назначен командиром императорской яхты «Штандарт» в ранге капитана 2-го ранга (с 7 ноября 1905 г.), пользовался большой симпатией и дружбой Царской семьи. Получил повышение по службе и неоднократно награждался. Неожиданно застрелился 12 октября 1912 г. в 7 часов утра. Причина самоубийства, очевидно, имела личный характер. По некоторым сведениям и ходившим упорным слухам: Чагин (холостяк) был в связи с женщиной, которая будто бы оказалась эсеркой, и будто бы два матроса со «Штандарта» совершили неудачное покушение на жизнь цесаревича Алексея в саду Аничкова дворца… Узнав о трагической смерти И. И. Чагина, император Николай II с порицанием отозвался на его поступок. Хотя в то время и не принято было с почестями хоронить военных-самоубийц, однако Чагина похоронили с почестями в Александро-Невской лавре, на Никольском кладбище. На большом кресте из черного мрамора были высечены слова: «Свиты Его Величества контр-адмирал Иван Иванович Чагин».

(обратно)

296

Фрейлина — женское придворное звание (появилось в середине XVIII в.), которое жаловалось наиболее часто (1881 год: 189 фрейлин из 203 придворных дам со званиями; 1914 год: 261 из 280). Камер-фрейлинами и фрейлинами могли быть только незамужние. Лишь немногим из них после замужества давалось более высокое звание; остальные по выходе замуж отчислялись от двора. В 1826 г. Николай I установил комплект фрейлин — 36 человек. Часть «комплектных» фрейлин назначалась «состоять» при императрицах, великих княгинях и великих княжнах (эти фрейлины назывались свитными). Из фрейлинской свиты назначались воспитательницы великих княжон.

(обратно)

297

Деревенько Андрей Еремеевич (1878–1921) — боцман (1911), бывший матрос с императорской яхты «Штандарт». Дядька цесаревича Алексея Николаевича с 1905 г.; его два старших сына Алексей и Сергей, которым в декабре 1915 г. было 9 и 7,5 лет, допускались играть с наследником престола. Крестниками троих сыновей Деревенько были члены Императорской фамилии. Его регулярно награждали орденами и медалями. В 1917 г. его заменил матрос Нагорный. Умер от тифа в 1921 г. в Петрограде.

(обратно)

298

Витте Сергей Юльевич (1849–1915) — граф, министр путей сообщения, министр финансов (1902–1903), председатель Комитета министров, Совета министров (1903–1906). Автор Манифеста 17 октября 1905 г. Проводил политику привлечения буржуазии к сотрудничеству с царским правительством. Автор ряда воспоминаний и печатных трудов.

(обратно)

299

В результате подписания Портсмутского мирного договора между Японией и Россией 23 августа (5 сентября) 1905 г. Российская империя понесла территориальные потери. Она уступила Японии аренду военно-морских баз — Порт-Артура и Дальнего, железную дорогу от Порт-Артура до станции Чан-чун (ответвление КВЖД) вместе со всей инфраструктурой и каменноугольными копями и, главное, южную половину (от 500 с.ш.) острова Сахалина со всеми прилегающими островами Курильской гряды, которая без боев была оккупирована японцам уже после отъезда русской делегации на переговоры в Портсмут.

«Главноуполномоченному» на мирных переговорах в Портсмуте (САСШ) С. Ю. Витте «за заслуги» был пожалован императором Николаем II титул графа, что вместе с уступкой Японии половины Сахалина послужило поводом иронически именовать его «графом полусахалинским». Те м не менее, Портсмутский мир, как утверждал Витте в своих мемуарах, был первой победой России после сплошных поражений во время войны (Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 2. М., 1960. С. 391–456.)

(обратно)

300

Морская прогулка и отдых Царской семьи нашли отражения в дневниковых записях Николая II и воспоминаниях приближенных к Их Величествам. Среди записей встречаются и упоминания о молодом лейтенанте С. С. Фабрицком. Например, Государь отметил в своем дневнике: «13-го сентября. Вторник. Чудный тихий день. Утром катались на двойке с лейт. Фабрицким. Заехали и осмотрели миноносец „Гремящий“. В 2 часа пошли на „Разведчике“ к выходу с Транзундского рейда и съехали на материк, где отлично поохотились. Я убил 2-х тетеревей; всего убито: 3 тетерева, лисица и три зайца. К заходу солнца стало холоднее. Вернулись на яхту в 6 1/2 час. Были у всенощной. После обеда читал. Играл в дутье». (Дневники Императора Николая II. М., 1991. С. 280.) Уже после плавания еще одна запись в дневнике императора: «26-го сентября. Понедельник. Погода продолжала быть скверною. Завтракали: Бирилев и Соловой (деж.). Принял пять отставных донских казаков — старшему было 90 лет, а самому младшему 75 лет! Гулял. Занимался до 8 час. Обедали: А. А. Танеева, Гейден, Чагин, лейтенанты: Фабрицкий, Левшин и Лялин с „Полярной Звезды“. Перед чаем опять была усиленная игра в дутье». (Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 282.)

(обратно)

301

Рубка (от голл. roef — каюта) — служебное помещение на главной палубе или надстройке судна (рулевая, штурманская и др.).

(обратно)

302

Государственный Совет — высший законосовещательный орган Российской империи в 1810–1917 гг. С учреждением 1-й Государственной Думы был преобразован в верхнюю законодательную палату. Председатель и члены его назначались императором. Совет подразделялся на департаменты, на которые возлагалось рассмотрение определенного круга вопросов. К 1906 г. в состав Государственного Совета входили 4 департамента: законов, государственной экономии, гражданских и духовных дел; промышленности, наук и торговли. Делопроизводство Государственного Совета вела Государственная канцелярия во главе с государственным секретарем. 20 февраля 1906 г. Государственный Совет был преобразован в верховную палату российского парламента. Половина членов с тех пор избиралась, а другая половина по-прежнему ежегодно назначалась императором. После Февральской революции фактически прекратил свою деятельность.

(обратно)

303

Максимович Константин Клавдиевич (1849–1919) — окончил Пажеский Его Величества корпус и Николаевскую академию Генштаба. В службу вступил 7 августа 1865 г. Определен в л.−гв. Конный полк. Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Кавалер золотого оружия. Генерал от кавалерии (1906), генерал-адъютант (1904) Свиты императора. Военный губернатор и командующий войсками Уральской области (1893); наказной атаман Уральского казачьего войска (1893–1899), Донского казачьего войска (1899–1905). Генерал-губернатор Варшавы с февраля по август 1905 г., командующий войсками Варшавского военного округа (1905–1908).

Помощник командующего императорской главной конторой (с 18 декабря 1915), член особого комитета по усилению военного флота на добровольные пожертвования (1917).

(обратно)

304

Дашков Дмитрий Яковлевич 2-й (1853 — не ранее 1917) — из дворян, сын директора Азиатского департамента МИД, посланника в Швеции, д.т.с. Якова Андреевича Дашкова (1803–1872). В службе с 16 августа 1872 г. Окончил Императорский Александровский лицей и Николаевское кавалерийское училище. Определен был в Кавалергардский Ее Величества полк. Шефом полка с 1881 г. была императрица Мария Федоровна. Однополчанин великого князя Николая Михайловича по Кавалергардскому полку, в котором дослужился до командира 4-го эскадрона (1874–1893), состоял при принце Иоанне Глюксбургском (дядя императрицы Марии Федоровны), назначен состоять при вдовствующей императрице Марии Федоровне (1897). Генерал-майор по гвардейской кавалерии (1904), зачислен в свиту императора (1909). Состоял при великом князе Михаиле Александровиче (25 декабря 1897 — 25 октября 1909), управлял делами великого князя. Генерал-лейтенант, служил в кавалергардском полку, участвовал в ревизиях военных заводов в Петербурге и обследовании военных госпиталей на юге России. Член Главного управления РОКК, попечитель датского госпиталя в Петрограде. Председатель Комитета Исторического музея.

(обратно)

305

Мордвинов Анатолий Александрович (1870 — после 1930) — окончил Николаевский кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище и 2 кл. Николаевской академии Генштаба. Поступил в лейб-гвардии Кирасирский Е. И. В. Марии Федоровны полк. Полковник по гвардейской кавалерии (1908). Адъютант великого князя Михаила Александровича (1904–1913), с 1913 г. флигель-адъютант свиты императора. С 1915 г., в ходе 1-й Мировой войны, постоянно находился при Николае II в Ставке. В дни Февральской революции подвергался аресту Временного правительства. После Октябрьской революции эмигрировал, жил в г. Гарце в Германии. Умер в Англии. Автор воспоминаний.

(обратно)

306

«Александрия» — новая колесная трехмачтовая двухтрубная императорская паровая яхта, спущенная на воду 16 августа 1903 г., построена в 1904 г. на Балтийском заводе корабельным инженером Лидовым. Состояла, как и все императорские яхты, в Гвардейском экипаже. Отличалась роскошным убранством внутренних помещений. Водоизмещение — 544 т. Главные параметры корпуса: длина 68,8 м, ширина 14,9 м. Мощность механизмов — около 1075 л. с., скорость — 14,5 узлов, экипаж — 8 офицеров и 100 унтер-офицеров и матросов. Предполагалось, что «Александрия» должна будет ходить из Петербурга в Петергоф. На «Александрии» Николай II дважды принимал Раймонда Пуанкаре, в первый раз в качестве премьер-министра в июне 1912 г., а во второй раз — как президента Франции в июле 1914 г. В годы Первой мировой войны Николай II только дважды плавал на «Александрии». 7 июля 1915 г. он на ней ходил в Кронштадт для осмотра вышедших из ремонта крейсеров «Олег» и «Богатырь», а 15 июля — для посещения линкора «Цесаревич». С мая 1918 г. яхта стояла в резерве минной дивизии Балтийского флота, а с апреля 1921 г. находилась в распоряжении начальника обороны Ладожского озера. В 1922 г. ее поставили на долговременное хранение в Кронштадтский порт, а в 1927 г. разобрали.

(обратно)

307

В этот день 22 августа 1906 г. император Николай II записал в дневнике: «Имел доклады на полчаса раньше и к 12 час. прибыли на пристань проводить Мама в Данию. Она приехала с Мишей на моторе из Гатчины. Пошли в Кронштадт на „Александрии“. Погода стояла прекрасная и море было тихое. Переехали на „Полярную Звезду“, где был отслужен напутственный молебен. В 2 часа простились с Мама и вернулись на „Александрию“. „Полярная Звезда“ тотчас дала ход и пошла в море с мин[ным] крейс[ером] „Войсковой“. Принял Столыпина. Погуляли. Читал». (Дневники Императора Николая II. М., 1991. С. 330).

(обратно)

308

Гейден Ольга Александровна (1890 — после 1972) — графиня, фрейлина при вдовствующей императрице Марии Федоровне. С 1918 г. замужем за Д. В. Кузьминым-Караваевым (1886–1959).

(обратно)

309

Шервашидзе Георгий Дмитриевич (1845–1918) — князь, принадлежал к роду владетелей Абхазии, действительный статский советник. Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. И.д. чиновника особых поручений при начальнике Главного управления Кавказского наместничества. Камергер (1886), тифлисский губернатор (1888–1898). Обер-гофмейстер (1899), обер-гофмаршал, состоявший при императрице Марии Федоровне (с 1898). Управляющий двором вдовствующей императрицы Марии Федоровны. В 1917–1918 гг. находился в Крыму. Был женат на дочери министра народного просвещения барона А. П. Николаи — племяннице Н. Чавчавадзе, вдове А. С. Грибоедова.

(обратно)

310

Александра (Александра-Каролина-Мария-Шарлотта-Луиза-Юлия) (1844–1925) — английская королева (1901), урожденная принцесса Датская, старшая сестра императрицы Марии Федоровны, дочь короля Дании Христиана IХ. С 1863 г. жена сына английской королевы Виктории наследного принца Валлийского (Уэльского), герцога Уэльского Альберта-Эдуарда (1841–1910), ставшего с 1901 г. английским королем Эдуардом VII. (В семье родилось пятеро детей.) Дети: Альберт-Виктор (1864–1892); Георг (1865–1936) герцог Йоркский, женат (1893) на Виктории-Марии (1867–1953), дочери герцога Текского, английский король Георг V (1910–1936); Луиза (1867–1931), замужем (1889) за герцогом Файфским (1849–1912); Виктория (1868–1935); Мод (1869–1938), замужем (1896) за Карлом, принцем Датским (1872–1957), избранным королем Норвегии в 1905 г. под именем Гаакона VII.

(обратно)

311

Печальное происшествие нашло отражение в дневнике Николая II, где он записал: «29-го августа. Среда. Грустный для всех нас день, начавшийся при веселых обстоятельствах и кончившийся постановкою милого „Штандарта“ на камень!

Встали рано, так как в 7 1/2 утра подошли к Ганге и затем вошли в шхеры по направлению на Або. В 11 час. стали на якорь в Юнгфрузунде, где я был в последний раз с Папа и Мама в 1886 г. на „Царевне“. После завтрака съехали на моторе в бухту, где на скале сохранились надписи с названиями судов, плававших с Папа. Погуляли на противоположном острове с горкою и в 3 часа пошли обратно со всем нашим отрядом по красивому извилистому фарватеру. Уланские трубачи играли на юте, мы сидели и слушали их, солнце сияло во всю и настроение общее было особенно хорошее. В 4 1/2 сели за чай; до якорной стоянки оставалось минут 20. Около 5 час. почувствовали два удара, яхта накренилась на правый борт до 13° и остановилась. Ощущение не из приятных, хотя и знакомое мне по такому же случаю на „Царевне“ в 1893 году!

Паники никакой не было, только несколько горничных бегали по палубе. Офицеры и команда, а также уланы вели себя выше всякой похвалы, исполняя спокойно каждый свое дело. Минные крейсера и миноносцы с поразительною быстротою собрались и стали у борта по два рядом. В 6 час. свезли детей на Элякэн. Крен яхты к счастью постепенно уменьшался и к 7 час. едва доходил до 11° на правую сторону. С болью в сердце съехали с бедного „Штандарта“, лежавшего как раненое существо на боку! Невыразимо жаль было Чагина и офицеров! Когда „Азия“ подошла, переехали на нее с Элякэна. Было уже темно. Вся палуба „Азии“ была завалена вещами быстро собранными и свезенными с яхты. Детей удалось уложить только к 10 1/2 час. всех вместе в большой кормовой; Аликс заняла адмиральскую каюту с Алексеем, а я наверху поместился в командирской рубке. Сели обедать в кают-компании в 11 1/2 час. Очевидно, все здорово устали» (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 251).

(обратно)

312

Котка — порт в Финском заливе Балтийского моря.

(обратно)

313

Боцман (от голл. bootsman) — должность младшего командного состава экипажа корабля, непосредственный начальник палубной команды.

(обратно)

314

Киль (от голл. kiel) — балка, проходящая посредине днища судна от носовой до кормовой оконечности.

(обратно)

315

Лейтенант С. С. Фабрицкий вместе с другими офицерами приглашались Царской семьей на торжественные мероприятия. Так, например, в дневнике императора Николая II имеется следующая запись: «21-го октября. Воскресенье. Солнечный тихий день. В 11 ч. поехали к обедне, завтракали на Ферме и заехали к себе вниз, чтобы мне переодеться в обыкновенную форму. Отправились вдвоем в помещение придворного оркестра на празднование 25-летия его существования. После молебна Аликс раздавала всем жетоны, потом было питие здравиц под звуки труб и литавр, и под конец я сказал хору несколько слов. Вернулись домой в 3 1/2. Пошел гулять. Много читал и отвечал на телеграммы. В 8 час. обедали: кн. Оболенская, Аня В., Орлов, Фабрицкий, Лялин. Лобода, Ширяев, Всеволжский, Микков и Максимов. Опять за обедом играли Уланы. Провели хорошо вечер за играми и чаем» (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 251).

(обратно)

316

«Диана» — бронепалубный крейсер I ранга, был зачислен в списки судов Балтийского флота 9 мая 1896 г. Заложен 4 июня 1897 г. в эллинге Галерного острова в Санкт-Петербурге. Спущен был на воду 12 октября 1899 г. Водоизмещение 6731 т, мощность машин 11 610 л. с., скорость хода 20 узлов. Длина корпуса между перпендикулярами 123,7 м, ширина 16,8 м, среднее углубление 6,4 м. Бронирование: палуба 38–60 мм, боевая рубка 152 мм. Артиллерийское вооружение: восемь 152-мм орудий Канэ в 50 калибров, восемь 37-мм пушек Гочкиса в 23 калибра (2 на катерах); два 64-мм десантных орудия Барановского в 19 калибров. Экипаж: офицеров 19, кондукторов 15, унтер-офицеров и матросов 525. Дальность плавания 10 узлов ходом 4000 миль. Вступил в строй 23 декабря 1901 г. Крейсер «Диана» 17 октября 1902 г. вышел из Кронштадта на Дальний Восток в составе эскадры под командованием контр-адмирала Э. А. Штакельберга. 28 июля 1904 г. участвовал в бою в Желтом море, ушел в Сайгон, где 11 августа был интернирован местными властями до 7 декабря. В 1906 г. крейсер прошёл капитальный ремонт корпуса и механизмов на Балтийском судостроительном заводе, после чего вошел в состав Учебно-артиллерийского отряда Балтийского флота. С 9 октября по 16 декабря 1907 г. состоял в Гвардейском экипаже. В 1907–1909 гг. перевооружен. В 1912–1914 гг. прошел капитальный ремонт. С осени 1914 г. корабль в составе 2-й бригады крейсеров Балтийского моря участвовал в операциях на коммуникации противника, нес дозорную службу, прикрывал действия легких сил Балтийского флота. С 30 сентября по 6 октября 1917 г. участвовал в Моонзундской операции. 7 ноября 1917 г. крейсер вошел в состав Красного Балтийского флота. С 4 по 9 января 1918 г. перешел из Гельсингфорса в Кронштадт. С мая 1918 г. по 9 ноября 1922 г. находился в Кронштадтском военном порту на долговременном хранении. В 1916 г. крейсер «Диана» участвовал в обороне Рижского залива. 1 июля 1922 г. продан совместному советско-германскому акционерному обществу «Деруметалл» как металлолом. Осенью 1922 г. был отбуксирован в Германию для разборки. 21 ноября 1925 г. корабль исключен из состава РККФ.

(обратно)

317

Веселкин Михаил Михайлович (1871–1919) — окончил Александровский лицей (1893), сдал экзамен при Морском корпусе (1894). Участвовал в войне с Китаем (1900–1901). С 1905 по 1906 г. исполнял обязанности старшего адъютанта морской канцелярии главкома сухопутных и морских сил, действующих против Японии. В 1906 г. — адъютант морского министра. С 1907 по 1908 г. — адъютант генерал-адмирала великого князя Алексея Александровича. В 1909 г. — командир эсминца «Инженер-механик Дмитриев». Командир крейсера «Бородино» (1913). Флигель-адъютант свиты императора. Прикомандирован к Морскому генеральному штабу, во время Первой мировой войны заведовал командами в Дунайско-Добружанском районе (Рении). Контр-адмирал Свиты императора (1915). В 1916–1917 гг. — комендант крепости Севастополь (с 1917 в отставке). Расстрелян большевиками 5 января 1919 г. в Архангельске (по другим данным — в декабре 1918 г. в Петрограде).

(обратно)

318

С. С. Фабрицкий 5 ноября 1907 г. был произведен в капитан-лейтенанты (капитан 2-го ранга), а 6 декабря назначен флигель-адъютантом Свиты императора Николая II.

(обратно)

319

Военный округ — территориальное общевойсковое объединение соединений, частей, военно-учебных заведений и различных местных военных учреждений. Учреждены во время реформ военного министра Д. А. Милютина в 1862–1864 гг. Высочайшим Указом от 6 августа 1864 г. было утверждено «Положение о Военно-окружных управлениях», вступившее в действие с 1 сентября 1864 г., предусматривавшее раздел европейской части России на 10 военных округов: Петербургский, Финляндский, Рижский, Виленский, Варшавский, Киевский, Одесский, Харьковский, Московский и Казанский. В каждом округе были созданы Военно-окружные управления. В их состав были введены 7 отделов (управлений): военно-окружной совет, штаб, интендантское управление, артиллерийское управление, инженерное управление, военно-медицинское управление и инспектор военных госпиталей. В Кавказском военном округе в состав управления также входили Военно-топографический отдел, Управление походного атамана казачьих войск и Кавказско-горское управление. К 1914 г. учреждены: Иркутский, Кавказский, Омский, Приамурский, Туркестанский ВО, упразднены Финляндский, Рижский, Харьковский ВО.

(обратно)

320

Генерал-лейтенант — военный чин 3-го класса, второй генеральский.

(обратно)

321

Это событие нашло отражение в дневниковой записи Государя Императора: «6-го декабря. Четверг. После многолетнего раздумывания я решился под конец переменить форму армии, вернуть гвардии прежнюю форму Анпапа и восстановить старые уланские и гусарские полки. Все это объявлено в приказе сегодня. — Пошел к ранней обедне и в 10 1/2 поехал с Мишей в гусарский манеж, где был первый парад пяти батарей. В 11 час. начался церковный парад в экзер-циргаузе. Все части представились в блестящем виде. Назначил ген. Иванова генерал-адъютантом, а кап. — лейт. Фабрицкого флигель-адъют[антом]. Сели завтракать около часа. Долго работал офицеров многочисленных частей с Мама. Вернулся домой около 3-х час. Погулял. Мама уехала в Гатчину в 4 1/4. Только тогда засел за телеграммы. Обедал у Аликс. Поиграл с Дмитрием на бильярде» (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 252).

(обратно)

322

Цусимского боя — речь идет о поражении русского флота 14 (27) — 15 (28) мая 1905 г. в Корейском проливе у острова Цусима во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. Сражение русского и японского флотов завершилось разгромом 2-й и 3-й Тихоокеанских эскадр и гибелью более 5 тысяч русских моряков.

(обратно)

323

«Олег» — бронепалубный крейсер, последний из крейсеров класса «Богатырь». Заложен был на заводе Новое адмиралтейство в Санкт-Петербурге 6 июля 1902 г., спущен на воду 14 августа 1903 г. Водоизмещение 6645 т, мощность машин 19 500 л. с., скорость хода 28 узлов. Длина корпуса наибольшая 134 м, ширина 16,6 м, среднее углубление 6,3 м. Бронирование: палуба 35–79 мм, боевая рубка 140 мм, башни 127 мм, казематы 35–79 мм. Вооружение: 12 — 152-мм, 12 — 75-мм, 8 — 47-мм, 2 — 37-мм орудий, 2 десантные пушки, 2 пулемета, 6 торпедных аппаратов. Дальность плавания 10-узловым ходом 5320 миль. Введен в строй в октябре 1904 г. «Олег» принимал участие в Цусимском сражении Русско-японской войны. Уцелел и интернировался в Маниле. Вернулся на Балтику. Участвовал в гражданской войне (подавление мятежа на форту «Красная Горка» 13–15 июля 1919 г.); входил в состав ДОТ (действующий отряд кораблей). В ночь с 17 на 18 июня, когда восстание уже было подавлено, крейсер «Олег» стоял на якоре в створе кронштадтских маяков. Крейсер охраняли сторожевые корабли, между которыми незамеченным к крейсеру приблизился быстроходный английский торпедный катер, из отряда катеров А. Эгара (en: Augustine William Shelton Agar) и выпустил торпеду, которая попала в крейсер в левый борт в районе кочегарки. Крейсер начал быстро крениться. Погасло освещение. Командир крейсера, Н. Милашевич, отдал приказ пробить боевую тревогу, но так как горнист отсутствовал, это не было выполнено. Был открыт огонь носовым плутонгом, стрельба велась, скорее всего, ныряющими снарядами, использовавшимися при отражении атак подводных лодок. Затопить цистерны правого борта для выравнивания крена не удалось, и через 12 минут крейсер «Олег» затонул. Погибло 5 членов команды, еще пятеро были ранены.

(обратно)

324

В дневнике императора Николая II имеется следующая запись: «16-го января. Среда. Немного погулял. С 11 до половины 2 у меня был большой прием. Завтракал Фабрицкий — дежурный в первый раз. Он посидел у Аликс после завтрака. Гулял — таяло. В 6 час. принял Щегловитова. Занимался долго после обеда». Через месяц еще одна подобная запись Государя: «24-го февраля. Воскресенье. Простоял чудный день; солнце сильно грело. Утром немного погулял. Были у обедни. Завтракал Фабрицкий (деж.). Долго работал с детьми на катке. Аликс сидела там же и снимала нас. В 6 час. принял Хомякова. Читал. Обедал Фабрицкий» (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 252). Дежурства флигель-адъютанта С. С. Фабрицкого у императора во дворце бывали обычно раз в месяц, во время которых он встречал многих военных и государственных деятелей страны, в том числе П. А. Столыпина.

(обратно)

325

Вырубов Александр Васильевич (1880–1919) — лейтенант (6.05.1904), старший лейтенант, чиновник Морского министерства, делопроизводитель Морской походной канцелярии, Полоцкий уездный предводитель дворянства (1913–1917). Бывший супруг (1907–1917) фрейлины Анны Александровны Танеевой (Вырубовой). Венчание состоялось весной 1907 г. и происходило в церкви большого Царскосельского дворца. Шафером был Н. П. Саблин. На венчании присутствовала Царская чета. Скончался 19 февраля 1919 г.

(обратно)

326

Военный порт имени Александра III — значимая военно-морская база Российской империи в регионе Балтийского моря. Строился в 1890-е гг. Официальная церемония закладки состоялась в 1893 г. в присутствии Александра III. После кончины императора вступивший на престол Николай II издал указ от 5 декабря 1894 г., по которому будущей передовой военно-морской базе присваивалось имя его отца.

(обратно)

327

Стейнорт (ныне Акменьрагс) — маяк на одноименном мысу, Балтийского моря.

(обратно)

328

Григорович Иван Константинович (1853–1930) — окончил Морской корпус (1874). Флаг-офицер штаба начальника эскадры Тихого океана (1888–1890). Капитан парохода «Петербург» (1890–1891), ходил между столицей и Кронштадтом. Капитан 2-го ранга (1890). С 1891 по 1893 г. служил старшим офицером на крейсере «Адмирал Корнилов». Командовал различными судами Балтийского флота (1883–1896). В 1895–1896 гг. командовал крейсерами «Разбойник» и «Воевода». В 1896–1898 гг. морской агент (атташе) в Лондоне. Участник Русско-японской войны. Контр-адмирал (11.05.1904), командир Порт-Артурского порта (апрель 1904–1905). Имел контузию. Начальник штаба Черноморского флота и портов (1905–1906), командир порта императора Александра III в Либаве (1906), в 1908 г. и. д. гл. ком. Кронштадтского порта и военный губернатор г. Кронштадта. Представлял Морское министерство в Государственной думе, пользовался поддержкой фракции кадетов. Товарищ морского министра (с 9 февраля 1909), морской министр (19 марта 1911 — 28 февраля 1917). Руководил восстановлением и модификацией русского флота после поражения России в войне с Японией. Генерал-адъютант свиты императора. Во время 1-й Мировой войны защищал необходимость совместной работы царского правительства с Государственной думой. В 1916 г. выдвигался на пост председателя Совета Министров, но из-за либеральных взглядов утвержден не был. Член Государственного совета по назначению (1913). В ходе Февральской революции отстранен от управления морским ведомством. 31 марта 1917 г. уволен от службы «с мундиром и пенсией». После Октябрьского переворота 1917 г. служил в Морской исторической комиссии, затем старшим архивариусом Морского архива. Составил «Мемуары бывшего морского министра». В 1923 г. с разрешения советского правительства уехал для лечения во Францию и в Россию не вернулся. Скончался близ Ментоны (деп. Приморские Альпы, Франция).

(обратно)

329

И. К. Григорович позднее делился воспоминаниями об этой аварии и ажиотаже общественного мнения вокруг нее: «Лично мои отношения к Государственной думе были вполне нормальными, и вызвано это было тем, что я решил ничего от них не скрывать, а говорить только правду, конечно, не в общих открытых собраниях, а в комиссиях. Помню мое первое выступление в общем собрании по поводу аварии крейсера „Олега“ в Балтийском море. Никто в Министерстве не хотел выступать, чтобы толком объяснить причину уплаты Балтийскому спасательному обществу около 400 тыс. руб. Нападки Государственной думы были в свое время против меня, как виновника заключенного с названным обществом контракта на снятие крейсера с камней, а между тем Общество почти ничего не сделало, так как корабль был снят теми работами, которые сделал порт Императора Александра III (Либавский). Выйдя на трибуну и объяснив положение крейсера с момента его постановки на камни и до снятия, я рассказал об ответственности, которую я взял бы на себя, если бы крейсер погиб, а контракт на спасение не был бы заключен. Поддержанный членом-докладчиком, я сошел с трибуны под аплодисменты и только потому, что говорил правду, не боясь никакой критики». (Григорович И. К. Воспоминания бывшего морского министра. Кронштадт-М., 2005. С. 31.)

(обратно)

330

Российско-балтийское спасательное общество функционировало с момента принятия устава (1871) и имело богатую историю по спасению судов.

(обратно)

331

Горст В. И. — капитан спасательного парохода «Метеор».

(обратно)

332

Виго — укрепленный город в бухте того же имени, в испанской провинции Понтеведора. Во времена римлян был одним из главных портов империи; на рубеже XIX–XX вв. служил местом остановки для судов, идущих из Англии в Лиссабон, Вест-Индию и Южную Америку. В 1707 г. близ Виго англо-голландский флот потопил испанский флот, нагруженный значительным количеством серебра и золота.

(обратно)

333

Имеется в виду 200-летний юбилей Полтавского сражения между русскими и шведскими войсками 27 июня (8 июля) 1709 г. в ходе Северной войны 1700–1721 гг. В этом сражении русские войска одержали блестящую победу.

(обратно)

334

По воспоминаниям московского губернатора В. Ф. Джунковского, который отвечал за порядок на торжествах:

«26 июня в 9 часов утра прибыл Государь император. Для Высочайшего пребывания была устроена особая царская Ставка, к которой проведена была особая ветка. Ставка эта была на самом поле битвы, недалеко от братской могилы. Против Ставки размещен был биваком Преображенский полк, а в некотором отдалении и Семеновский. Государь имел пребывание в поезде.

На платформе к приходу поезда собрались великие князья, министры, Свита и местные власти и построен был почетный караул от 33-го Елецкого пехотного полка, постоянно квартировавшего в Полтаве. Обойдя почетный караул, приняв хлеб-соль от города и поговорив с начальствующим лицами, Государь возвратился в вагон, а затем около 10 часов утра сел в коляску с великим князем Михаилом Александровичем, отбыл на братскую могилу, у ограды коей был встречен митрополитом Киевским. На братской могиле была отслужена панихида по павшим на поле брани воинам. Была трогательная картина, когда при провозглашении „вечной памяти“ героям, погибшим на поле брани 200 лет назад, все опустились на колени. По окончании панихиды Государь сел на коня и объехал войска, построенные вокруг могилы. Загремели оркестры, склонились знамена, и русское могучее „ура“, сливаясь с гимном, огласило поле славной Полтавской битвы.

Днем, около 2 часов, Государь отбыл в город в открытом экипаже и проехал в Успенский собор, где, отслушав краткое молебствие, проехал в Спасскую церковь. В этой самой церкви Петр Великий после победы слушал молебствие; около церкви поставлен был особый памятник „Победа“ на том месте, где Петр I отдыхал после сражения. Спасская церковь эта была выстроена за 25 лет до Полтавской битвы, чтобы сохранить ее, она впоследствии была заключена в каменный щит.

Из Спасской церкви Государь проехал в Полтавскую губернскую земскую управу, где был встречен всеми гласными, во главе с председателем управы Лизогубом. Государь обошел выставку кустарных изделий, обратив большое внимание на рукодельные работы малороссиянок и их керамический отдел Гоголевской миргородской школы. Затем состоялось открытие и освящение памятника полковнику Келлину, коменданту г. Полтавы во время Полтавской битвы. Памятник этот — двуглавый орел с лавровым венком в когтях — увенчивал гранитный столб, у подножия которого на монолите лежал бронзовый лев.

После освящения памятника войска и кадеты проходили церемониальным маршем. В 4 часа Государь посетил Дворянский дом. Встреченный у подъезда губернским предводителем князем Щербатовым, поднялся во второй этаж, где в большой зале собрались полтавские дворяне с их семьями, тут же и потомки участников Полтавского боя.

После беседы со многими из присутствовавших, пробыв на дворянском рауте около часу, Государь отбыл в Ставку, а в 7 часов вечера совершенно неожиданно, вне программы, проехал на народный бивуак сельских выборных, которых было около 4000 человек — по 15 крестьян от каждой волости. Государя сопровождали несколько великих князей, Председатель Совета Министров и дежурный флигель-адъютант. Я, к сожалению, не знал об этом посещении и поэтому не был. Государь, как рассказывали, очень милостиво, просто и ласкового говорил со многими выборными, обратил внимание на особенности костюмов некоторых уездов: одни имели синие кушаки, другие — красные, у одних были серые смушковые шапки, у других черные и т. д. Государь отличал легко уезды по этим приметам, что приводило выборных в восторг, и выразил удовольствие тому, что они не бросают своих национальных костюмов. Уж е начинало темнеть, когда Государь возвратился в Ставку, заехав еще на шведский памятник.

27 июня, в день празднования Полтавской победы, с раннего утра шел дождь, к 8 часам утра перестал, и засияло солнце. В церкви Св. Сампсония у братской могилы началось богослужение, к которому прибыл Государь с великими князьями, Столыпиным, министрами и Свитой. По окончании обедни двинулся крестный ход к аналою, поставленному на поле Полтавской битвы, где и началось молебствие. К аналою были вынесены знамена, среди коих были и бывшие в Полтавском бою.

После молебствия Государь в сопровождении Свиты объехал войска, и начался церемониальный марш. Парад был дивный, несметные толпы народа стояли вокруг. После парада Государь заехал к себе в Ставку, а потом направился к памятнику „Славы“, сооруженному на том месте, где полтавский комендант Келлин встретил Петра I при въезде в Полтаву 28 июля 1709 г. Государь подъехал к памятнику в то время, когда депутации возлагали венки к подножию, а соединенный оркестр Преображенского и Семеновских полков исполнял ряд музыкальных пьес. У памятника стояли часовые в прежней петровской форме. Пробыв некоторое время у памятника, Государь проследовал в кадетский корпус, где назначен был завтрак в Высочайшем присутствии на 1000 приглашенных.

Во время завтрака Государь произнес речь: „С чувством глубокого волнения переживал я последние два дня. И вы вместе со мною, вероятно, испытали те же чувства на тех же полях Полтавы, где 200 лет тому назад решалась судьба нашего Отечества и волей Господа Бога, гением Петра и стойкостью русского народа была одержана победа, давшая России величие. Россия только что пережила времена невзгод, но я верю. Что отныне она вступит на путь развития и благоденствия и что будущим поколениям легче будет жить и служить своей Родине, а для этого нужно, чтобы все верные мои подданные помогали своему Государю. Нужна вера в силу своего Отечества, любовь к нему и любовь к своей старине. Я пью за то, чтобы Россия развивалась в духе единения царя с народом и в тесной связи всего населения нашей Родины со своим Государем. Пью за потомков славных героев, которые сражались там же, где сегодня порадовали меня своим блестящим видом здесь собранные войска. Пью за их здоровье, за всю армию и за великую нашу матушку Россию“.

Одновременно с завтраком в здании корпуса был устроен также завтрак и для волостных старшин в особом шатре в саду корпуса. По окончании завтрака Государь удостоил их посещением, причем двое старшин поднесли хлеб-соль на майоликовом блюде, сработанном миргородской школой имени Гоголя, покрытом полотенцем, сотканным местными кустарями.

Побеседовав со старшинами, Государь прошел на корпусной плац, где кадеты проделывали гимнастику, а затем проходили мимо Государя церемониальным маршем. Поблагодарив кадет и обласкав их, Государь, сев в экипаж, отбыл в Ставку, а оттуда в С.-Петербург». (Джунковский В. Ф. Воспоминания. Т. 1. М., 1997. С. 402–403.)

(обратно)

335

Ливадия — царское имение в Крыму, в 3 км от Ялты, летняя резиденция императорской семьи. Оно раскинулось на южном берегу Крыма на склоне горы Могаби, обращенном к Ялте и Черному морю. Имение было приобретено императором Александром II для своей супруги императрицы Марии Александровны. Малый императорский дворец был построен в 1862–1866 гг., по проекту придворного архитектора И. А. Монигетти. Большой императорский дворец был сделан придворным архитектором на основе старого дома бывшего хозяина Ливадии графа Потоцкого. Дворцово-парковый ансамбль был создан К. Геккелем. Помимо дворца по проектам Монигетти было построено около 70 зданий различного назначения. После гибели Александра II в 1881 г. Ливадия перешла ее новому владельцу — императору Александру III. С этого времени императорская летняя резиденция на южном берегу Крыма до Первой мировой войны. Новый Ливадийский дворец был построен архитектором Н. П. Красновым в 1911 г. по заказу императора Николая II.

(обратно)

336

Военно-походная канцелярия Его Величества была учреждена во времена Павла I в марте 1797 г., исполняла и контролировала военные поручения императора. Современное название в эпоху Николая II получила с 10 июля 1904 г.

(обратно)

337

Ай-Тодор — одно из самых крупных великокняжеских имений на южном берегу Крыма в Гаспре, приобретено великим князем Михаилом Николаевичем в 1869 г. Позднее оно перешло по наследству великому князю Александру Михайловичу. Имение занимало территорию более 200 десятин.

(обратно)

338

Александр Михайлович (1866–1933) — великий князь, внук императора Николая I, четвертый сын великого князя Михаила Николаевича и великой княгини Ольги Федоровны (принцессы Баденской), двоюродный брат императора Александра III и двоюродный дядя императора Николая II. Родился в Тифлисе. Тезоименитство — 30 августа (по старому стилю). С 25 июля 1894 г. женат на старшей дочери императора Александра III (своей двоюродной племяннице), великой княгине Ксении Александровне (1875–1960), от брака имел дочь и 6 сыновей. Близкий друг с детства императора Николая II. Флигель-адъютант свиты императора (1886). Капитан 1-го ранга (1900). Контр-адмирал свиты императора (1903). Вице-адмирал (1909), адмирал (6.12.1915), генерал-лейтенант, генерал-адъютант (1909) свиты императора Николая II. Специалист в области кораблестроения. Закончил Морское училище (1885) мичманом. С 1885 г. был зачислен в Гвардейский экипаж и служил на флоте. Служил в лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригаде. В 1886–1889 гг. совершил кругосветное плавание на корвете «Рында». Вместе со своим братом вел. кн. Сергеем Михайловичем в 1890–1891 гг. совершил многомесячное плавание в Индию на собственной яхте «Тамара». Это путешествие описано сопровождавшим их доктором Г. И. Радде (1831–?) (Радде Г. 23 000 миль на яхте Тамара: Путешествие Их Императорских Высочеств Великих князей Александра и Сергия Михайловичей в 1890–1891 гг. СПб., 1892). Они встретились с цесаревичем Николаем 31 января у о. Цейлон, расстались 14 февраля, наследник отправился в Сингапур. В 1892 г. командовал миноносцем «Ревель». В 1893 г. совершил плавание в Северную Америку на фрегате «Дмитрий Донской». С 1895 г. был старшим офицером броненосца «Сисой Великий», в 1899 г. броненосца «Адмирал Апраксин», затем командовал броненосцем «Ростислав» (1900–1903). С 1903 г. младший флагман Черноморского флота; произведен в контр-адмиралы, избран почетным членом Николаевской Морской академии. В 1895 г. представил разработанную под его руководством программу усиления флота на Тихом океане. В 1895 г. представил императору записку о том, что Япония нападет в 1903–1904 гг. после окончания кораблестроительной программы, и предлагал ответные меры. После того как записка была отвергнута, в 1896 г. покинул строевой состав флота. С 1898 г. член и с 1900 г. председатель Совета по делам торгового мореплавания, председатель Особого совещания для рассмотрения вопроса об управлении торговыми портами (1901), в 7 ноября 1902 — 19 ноября 1905 гг. Главноуправляющий торговым мореплаванием и портами; немало сделал для развития торгового мореходства и подготовки кадров судоводителей; председатель Особого комитета по усилению военного флота на добровольные пожертвования (с 6 февраля 1904), а затем в 1909 г. возглавил отдел воздушного флота при этом Комитете. В 1904 г. выступал за предоставление земствам права законодательной инициативы. Младший флагман Балтийского флота (1905–1909), командующий практическим отрядом обороны побережья Балтийского моря (лето 1906). Во время Русско-японской войны категорически возражал против отправки на Дальний Восток 2-й тихоокеанской эскадры. С 1904 г. председатель Особого комитета по усилению флота на добровольные пожертвования; на собранные средства построены 19 минных крейсеров и миноносцев, 4 подводные лодки. Во время Русско-японской войны руководил подготовкой и действиями вспомогательных крейсеров. С февраля 1905 г. начальник отряда минных крейсеров, построенных на добровольные пожертвования. После войны настаивал на ускоренной постройке линкоров новых типов и увеличении ассигнований на флот. В 1909 г. произведен в вице-адмиралы с назначением генерал-адъютантом. Издал несколько справочников по морским вопросам. С 1891 по 1906 г. периодически выходили сборники «Военные флоты иностранных государств». Поддержал в 1906 г. создание Морского генерального штаба. Всю свою жизнь Александр Михайлович собирал книги по морскому делу. К 1917 г. его библиотека насчитывала более 20 тысяч томов. После революции великокняжеский дворец был превращен в комсомольский клуб, где во время пожара книги сгорели. С 1903 г. почетный член Николаевской Морской академии, председатель Императорского русского общества судоходства, Русского технического общества, Общества естествоиспытателей при Петербургском университете. Инициатор создания российской военной авиации. Инициатор посылки в 1909 г. морских офицеров за границу для обучения летному делу. Содействовал развитию в России военной авиации, в том числе учреждению первой в стране военной авиационной школы (1910) на реке Кача (Крым) под Севастополем. С 1913 г. 71-й великий магистр ордена Св. Иоанна (Мальтийского ордена). В 1913 г. представил в правительство «Общий план организации воздухоплавания и авиации в России». В 1910 г. был избран почетным членом Императорского Всероссийского аэроклуба, почетным председателем Севастопольского аэроклуба, в 1911 г. почетным членом Московского общества воздухоплавания и покровителем Саратовского аэроклуба, в 1915 г. покровителем школы Императорского Всероссийского аэроклуба. С начала Первой мировой войны находился при командующем 4-й армией. Во время Первой мировой войны он заведовал организацией авиационного дела с 20 сентября 1914 г. в армиях Юго-Западного фронта, с 10 января 1915 г. заведующий организацией авиационного дела во всей действующей армии (10.1.1915–11.12.1916); в его ведении была Авиационная канцелярия при Ставке Верховного Главнокомандующего, где работали опытные специалисты; также с декабря 1916 г. — полевой генерал-инспектор Военно-воздушного флота (11.12.1916–22.3.1917). В начале 1917 г. выступал за создание правительства с участием общественных деятелей. Уволен со службы Временным правительством 22 марта 1917 г. Его сменил опытный летчик полковник В. Н. Ткачев. Вместе с семьей и вдовствующей императрицей Марией Федоровной находились на положении ссыльных в своем имении Ай-Тодор в Крыму. В конце 1918 г. он отправился на британском эскадренном миноносце «Форсайт» в Европу. Прибыл в Париж для участия в Версальской мирной конференции от имени России. Эмигрант с декабря 1918 г. Политической деятельностью в эмиграции не занимался, посвятив себя археологии. В эмиграции во Франции с 1920 г. Позднее участвовал в деятельности Русского общевоинского союза (РОВС). Почетный председатель Союза русских военных летчиков, Парижской кают-компании и Объединения чинов Гвардейского экипажа, покровитель Национальной организации русских разведчиков, член РОВС. Последние годы он провел в скитаниях по свету, посетил Африку, много ездил по США, где зарабатывал себе на жизнь лекциями, был увлечен спиритизмом; лектор спиритизма. Увлекался археологическими исследованиями, провел ряд успешных раскопок, результаты которых обогатили мировую историческую науку. Читал лекции в Швейцарии и США. Проживал во Франции, в Ментоне. В 1906 г. в Биаррице у великого князя начался роман, растянувшийся на годы. Однако брак с великой княгиней Ксенией Александровной был сохранен. После 1918 г. семью Александр Михайлович фактически утратил. Его жена и дети все же выбрались из России и жили в Англии на попечении у короля Георга V. Великому князю в английской визе было отказано, якобы из соображений внешней политики. Поселившись во Франции, он вновь завел роман, теперь уже с англичанкой. Она была согласна выйти за него замуж, как только он разведется с женой. Но супруга на развод не согласилась. Связь со своей последней возлюбленной великий князь прекратил, но супруги так и продолжали жить врозь. Старый и больной, заброшенный и одинокий, он на закате своей бурной жизни написал мемуары, которые вышли в свет незадолго до его кончины. Умер на руках своей дочери Ирины 26 февраля 1933 г. в городке Рюкбрюне (Рокбюрн), около Ментоны на Французской Ривьере (деп. Приморские Альпы, Франция), где гостил у своего друга офицера лейб-гвардии конной артиллерии Чирикова. Похоронен был там же на местном кладбище. На похоронах присутствовали: Ксения, Ирина, король и королева Датские. Та м же в 1960 г. была похоронена и умершая в Англии великая княгиня Ксения Александровна. Награжден орденами Св. Андрея Первозванного, Св. Александра Невского, Белого Орла, Св. Анны 1-й степени, Св. Станислава 1-й степени, Св. Владимира 2-й степени. Автор мемуаров: «Книга воспоминаний» (Париж, 1933; М., 1991).

(обратно)

339

Николай Николаевич (1856–1929) — великий князь, внук императора Николая I, старший сын великого князя Николая Николаевича (старшего) и великой княгини Александры Петровны Ольденбургской, двоюродный дядя Николая II. Генерал-адъютант Свиты императора (1894), генерал от кавалерии (1901), председатель Совета государственной обороны (1905–1908), командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа (1905–1914). В начале Первой мировой войны и после отречения от престола Николая II являлся Верховным главнокомандующим (20 июля 1914 — 23 августа 1915; 2–11 марта 1917 г.). Награжден орденом Св. Георгия 3-й ст. (за взятие Львова в 1914 г.) и орденом Св. Георгия 2-й ст. (за взятие Перемышля в 1915 г.). Смещен с поста Верховного главнокомандующего Николаем II был в связи с рядом неудач на фронте. Главнокомандующий Кавказской армией и наместник царя на Кавказе (24 августа 1915 г. — 1 марта 1917 г.). После Февральской революции находился в ссылке в имении Дюльбер (Крым). В конце марта 1919 г. эмигрировал и проживал в Италии. С 1922 г. поселился на юге Франции, с 1923 г. — в Шуаньи (под Парижем). С декабря 1924 г. принял от барона П. Н. Врангеля руководство жизнью всех русских военных зарубежных организаций, которые к этому времени оформились в Русский общевойсковой союз (РОВС). Среди части белой эмиграции считался главным претендентом на Российский престол. Скончался 5 января 1929 г. в Антибе (Франция), похоронен в русской церкви г. Канны.

(обратно)

340

Петр Николаевич (1864–1931) — великий князь, второй сын великого князя Николая Николаевича (старшего), внук императора Николая I, двоюродный дядя Николая II. Женат был с 1889 г. на великой княгине Милице Николаевне (1866–1953), урожденной княжне Черногорской. От брака имел сына Романа и трех дочерей. Шеф лейб-гвардии гренадерского саперного батальона. Имел звание генерал-лейтенанта (1908), генерал-адъютант Свиты императора Николая II. В годы Первой мировой войны состоял при Ставке Верховного главнокомандующего, а при переводе великого князя Николая Николаевича на Кавказ последовал за ним. После Февральской революции на положении ссыльного проживал в имении Дюльбере в Крыму. Эмигрировал в марте 1919 г., проживал в Италии и Франции. Скончался в Антибе (Франция), похоронен на кладбище в Каннах.

(обратно)

341

Ореанда — поселок на берегу Черного моря, близ Ялты. Раньше имение принадлежало императору Николаю Павловичу (Николаю I). В нем было решено устроить парк, который получил статус «Императорского сада в имении Ореанда». Парк Ореанды являл тогда собой пример блестящей творческой фантазии архитекторов и садовников. В парке располагались декоративные бассейны, очертания которых повторяли береговую линию южных морей России, чудесные маленькие водопады, скрывающиеся в густой зелени, или фонтан бьющий из дупла огромного дуба — вода в нем была подведена столь незаметно, что создавалось полная иллюзия естественного родника. Растительность парка была подобрана так, что отдельные уголки его представляли различные районы субтропиков всего земного шара.

(обратно)

342

Конвой (Конвой Его Величества) — создан в 1811 г. для личной охраны особы императора. В том же году получил права старой гвардии. Собственный его императорского величества Конвой сформирован 1 мая 1828 г. и первоначально состоял из представителей знатных кавказских горцев. В середине XIX в. в его состав входили команды грузин, горцев, лезгин, мусульман. В 1863 г. в состав Конвоя была включена команда крымских татар. Все команды составили лейб-гвардии Кавказский эскадрон. Постепенно национальные команды расформировались, и с 1891 г. по 1917 г. Конвой представлял собой обычную казачью часть в составе 1-й и 2-й Кубанских, 3-й и 4-й Терских сотен. В марте 1917 г. он был передан в штаб Верховного главнокомандующего и переименован в Конвой Верховного главнокомандующего.

(обратно)

343

Шереметев Дмитрий Сергеевич (1869–1943) — граф, старший сын графа Сергея Дмитриевича Шереметева и Екатерины Павловны. Окончил Московскую частную Поливановскую гимназию и выдержал офицерский экзамен при Николаевском кавалерийском училище; в 1892 г. поступил корнетом в Кавалерградский Ее Величества полк. Император Александр III хотел назначить его адъютантом цесаревича Николая Александровича. Флигель-адъютант (1896), полковник (1906) л.−гв. Кавалергардского полка. Находился в дружеских отношениях с императором Николаем II. Был женат с января 1882 г. на Ирине Илларионовне, урожденной графине Воронцовой-Дашковой (1872–1959). В период Гражданской войны в ходе крымской эвакуации был выборным президентом Русского комитета, который представлял интересы русских беженцев перед английскими и французскими властями. После революции в 1918 г. эмигрировал в Италию. Возглавлял ассоциацию кавалергардов в Париже. В 1926–1929 гг. председатель Союза русских дворян. Автор мемуаров.

(обратно)

344

Комаров Владимир Александрович (1861–1918) — генерал-майор Свиты императора, начальник Петроградского дворцового управления, управляющий Зимним дворцом.

(обратно)

345

Ванновский Петр Семенович (1822–1904) — из дворян Минской губернии. Гофмейстер. Окончил 1-й московский кадетский корпус, прапорщик (1840) лейб-гвардии Финляндского полка. Подпоручик (1842). Поручик (1845). Участвовал в Венгерской кампании (1849). Штабс-капитан (1849). Полковник (1855). Участник Крымской (1853–1856) и Русско-турецкой (1877–1878) войн, в качестве командующего 12-м армейским корпусом, а затем был начальником штаба Рушукского отряда (наследника-цесаревича) и его командир, кавалер ордена Св. Георгия 3-й ст. Начальник Офицерской стрелковой школы (1857–1861). Генерал-майор (1861). Директор Павловского кадетского корпуса (1861–1863), член Особого комитета по устройству военно-учебных заведений (1862), начальник 1-го Павловского военного училища (1863–1868). Генерал для особых поручений при Главном управлении военно-учебных заведений (1868), начальник 12-й (1868) и 33-й (1870–1875) пехотных дивизий. Командир 12-го армейского корпуса (1876). Генерал-адъютант Свиты императора (1878). Генерал от инфантерии (1883). Военный педагог. Почетный член Петербургской академии наук (1888). Военный министр (22.05.1881–1.01.1898), расследовал причины студенческих беспорядков 1899 г., министр народного просвещения (25.III.1901–11.IV.1902), член Государственного совета (1898). Ужесточил дисциплину в высших учебных заведениях.

(обратно)

346

Дедюлин Владимир Александрович (1858–1913) — окончил Пажеский Его Величества корпус (1877) и Николаевскую академию Ген. штаба (1883). В службу вступил 19 мая 1875 г. Определен в л.−гв. Уланский Его Величества полк. Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Полковник (1892). Помощник начальника отд. гл. шт. по передвижению войск и военных грузов (1898–1900). Генерал-майор (1900). Начальник отдела Управления военных сообщений (1900–1903). Начальник штаба отдельного корпуса жандармов (1903–1905). Санкт-Петербургский градоначальник (17.I. — 31.ХII.1905). Зачислен в Свиту императора (1906). Командующий отдельного корпуса жандармов (31 декабря 1905–1906). Генерал-лейтенант от кавалерии (1906), генерал-адъютант Свиты императора Николая II (1909). Генерал от кавалерии (1912). Дворцовый комендант (3 сентября 1906–1913). Принадлежал к ближайшему окружению Николая II. Один из инициаторов создания Союза русского народа. В 1913 г. получил неожиданную и ничем не мотивированную отставку. Скончался в Ливадии от разрыва сердца на 56-м году жизни.

(обратно)

347

Думбадзе Иван Антонович (1851–1916) — из дворян, окончил Кутаисскую классическую гимназию и Тифлисское пехотное юнкерское училище. В службу вступил 30 сентября 1869 г. Командовал ротой 14 л. 10 мес. Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., имел ранение. Полковник (1900), служил в 257-м Потийском резервном полку. Сперва был близок к грузинским националистам, но вначале 1900-х гг. резко порвал с ними и явился сторонником русификации. Командир 16-го стрелкового полка (1903–1907). Во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. был контужен. В 1905 г. был близок с организаторами Союза русского народа. 26 октября 1906 г., когда Ялта была объявлена на положении чрезвычайной охраны, с предоставлением таврическому губернатору (Новицкому) прав главноначальствующего, тот передоверил свои права по Ялте Думбадзе, тогда состоявшему в чине полковника, с тех пор стал главноначальствующим Ялты. Имея сильных покровителей в Петербурге, действовал в Ялте совершенно самостоятельно, не считаясь с законами и требованиями Сената. Лишал свободы и высылал лиц, ничем своей политической неблагонадежности не проявивших. Стремился быть полноценным патриархальным правителем. По поводу незакономерных действий Думбадзе 27 марта 1908 г. в III Думу был внесен запрос за подписями октябристов. Думбадзе в своем письменном объяснении, посланном в Думу, признавал почти все факты и говорил, что не считает нужным миндальничать с либералами и леваками. Генерал-майор по армейской пехоте (май 1907), зачислен в Свиту императора (1912). Начальник гарнизона Ялты (1907). В 1910 г. Думбадзе был уволен, но через несколько месяцев восстановлен в прежней должности. Главный начальник и ялтинский градоначальник (1.7.1914–15.8.1916). Член Союза русского народа. 15 августа 1916 г. был уволен по болезни от занимаемой должности. Умер осенью 1916 г.

(обратно)

348

Победоносцев Константин Петрович (1827–1907) — профессор-юрист кафедры гражданского права Московского университета (1860–1865). Ученый богослов, действительный статский советник (1863), член Консультации при Министерстве юстиции, учрежденной в 1865 г. Сенатор (1868), тайный советник (1868), действительный тайный советник (1883), статс-секретарь Его Величества (1894). Обер-прокурор Святейшего Синода и член Комитета Министров (1880–1905), глава Государственного совета (1872). Учитель права у великого князя Владимира Александровича и наследников престола, будущих российских императоров Александра III и Николая II, их ближайший советник. При императоре Александре III один из влиятельнейших политических деятелей. Автор Манифеста 29 апреля 1881 г. об укреплении самодержавия. Противник западноевропейской культуры, преследовал раскольников, сектантов, выступал против Л. Н. Толстого, притеснял земскую школу в пользу увеличения сети церковно-приходских школ. После опубликования Манифеста 17 октября 1905 г. вышел в отставку. Известен был своими охранительными тенденциями и глубоким консерватизмом.

(обратно)

349

Столыпин Петр Аркадьевич (1862–1911) — потомственный дворянин, землевладелец, помещик Саратовской губернии, действительный статский советник (1904). Родился в Дрездене. Окончил физико-математический факультет Петербургского университета (1885). С 1884 г. служил по ведомству МВД, 1886 г. — Департаменту земледелия и сельской промышленности (1887–1889). Пожалован в звания камер-юнкера Двора (1888), камергера Двора (1896). С 1889 г. — уездный, затем с 1889 г. губернский предводитель дворянства Ковенской губернии. Гродненский (1902–1903) и саратовский (15 февраля 1903–1906) губернатор. Гофмейстер (6 декабря 1906), член Государственного совета по назначению (1 января 1907), министр внутренних дел (26 апреля 1906), председатель Совета министров и шеф Корпуса жандармов (8 июля 1906–1911), сохранив за собой портфель министра внутренних дел. С 1 января 1908 г. статс-секретарь Его Величества. Опираясь на консервативно-либеральное большинство III Госдумы, Столыпин пытался провести в жизнь ряд умеренно-либеральных реформ, продвигал законопроекты о реформе местного управления, введении всеобщего начального образования, веротерпимости. Наиболее был известен попыткой проведения аграрной реформы, направленной на ликвидацию малоземелья и разрушения крестьянской общины. В 1906 г. провел закон о разрешении выхода из крестьянской общины. Вдохновитель избирательного закона 3 июня 1907 г., ограничившего доступ в Государственную думу представителей рабочих и крестьян. Среди революционеров назывался «Столыпин Вешатель». Инициатор применения военно-полевых судов для борьбы с революционным движением. На Столыпина было подготовлено и осуществлено более 10 покушений. Отрицательно относился к Г. Е. Распутину. В начале 1911 г. им был составлен исчерпывающий доклад о «старце» для Государя. То т поручил ему вызвать Распутина и лично убедиться в том, «каков он есть человек». Смертельно ранен 1 сентября 1911 г. во время торжеств в Киеве, посвященных открытию памятника Александру II, агентом охранки, провокатором Д. Г. Богровым на глазах императора Николая II в Киевском оперном театре. Скончался 5 сентября 1911 г. В Киеве был поставлен памятник Столыпину, на котором была надпись: «Вам, господа, нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия». В память гибели Столыпина была выбита медаль с аналогичной надписью. Похоронен был в Киево-Печерской лавре.

(обратно)

350

Родзянко Михаил Владимирович (1859–1924) — политический деятель, один из лидеров партии октябристов, помещик Екатеринославской губернии. В 1906–1907 гг. член Государственного Совета, депутат и с 1911 г. председатель III Государственной Думы (1907–1912), председатель IV Государственной Думы (1912–1917). Участвовал в политических интригах против царской семьи. Во время Февральской революции возглавлял Временный комитет Государственной Думы, позднее один из организаторов корниловщины. Принимал активное участие в организации белогвардейского движения, в 1918–1920 гг. находился при Добровольческой армии А. И. Деникина. В 1920 г. эмигрировал в Югославию, где и умер. Автор мемуаров «Крушение империи».

(обратно)

351

Рузский Николай Владимирович (1854–1918) — генерал-адъютант Свиты императора (1914), генерал от инфантерии (1909). Член Военного совета при Военном министерстве (1909–1914). В Первую мировую войну: командующий 3-й армией Юго-Западного фронта (19 июля — 3 сентября 1914), Северо-Западным фронтом (3 сентября 1914 — 17 марта 1915), 6-й армией (30 июня — 18 августа 1915) и Северным фронтом (18 августа — 6 декабря 1915; 1 августа 1916 — 25 апреля 1917). Кавалер ордена Св. Георгия 2-й, 3-й и 4-й степеней, в том числе за взятие Львова. В Ставке генерала Рузского в Пскове 2 марта 1917 г. императором Николаем II был подписан акт об отречении от престола, что было осуществлено под непосредственным давлением Рузского и при поддержке военных деятелей. После начала проведения в жизнь Временным правительством выборного принципа в армии в апреле 1917 г. подал в отставку и уехал на лечение в Кисловодск. Отказался от участия в Гражданской войне на чьей-либо стороне. В октябре 1918 г. в числе прочих заложников «красного террора» был убит в Пятигорске.

(обратно)

352

Гучков Александр Иванович (1862–1936) — русский промышленник, лидер октябристов; депутат и с 1910 г. председатель Государственной думы III созыва. В 1915–1917 гг. председатель Центрального военно-промышленного комитета. Масон. После Февральской революции первый военный и морской министр Временного правительства. После Октябрьской революции в эмиграции.

(обратно)

353

Шульгин Василий Витальевич (1878–1976) — окончил юридический факультет Киевского университета (1900). Монархист, видный политический деятель правого крыла II–IV Государственных дум. Лидер фракции прогрессивных националистов. Редактор с 1911 г. влиятельной газеты «Киевлянин», основанной его отцом, профессором Киевского университете В. Я. Шульгиным, и впоследствии издававшейся его отчимом, тоже профессором Киевского университета, Д. И. Пихно. Позиция В. В. Шульгина в Думе и вне ее, всегда правоконсервативная и охранительная, но без погромно-черносотенных крайностей, несмотря на антисемитизм, привела его в дни Первой мировой войны к членству в думском «Прогрессивном блоке», к соглашению с либеральной оппозицией и, в конечном счете, — к участию в качестве члена Временного комитета Государственной думы, созданного 27 февраля 1917 г., в принятии отречений от престола Николая II и великого князя Михаила Александровича. Впоследствии Шульгин стал одним из организаторов Добровольческой армии, видным деятелем Белого движения на юге России, а затем — в эмиграции. В 1925–1926 гг. по фальшивому паспорту посетил СССР, несомненно, с ведома ОГПУ. С 30-х гг. жил в Югославии. В 1937 г. отошел от политической деятельности. В 1944 г. был арестован советскими органами при освобождении Югославии. Оставался в заключении во Владимире до 1956 г. После освобождения жил там же. Автор многих книг: «Дни» (1925), «1920-й год» (1927), «Три столицы» (1927) и др.

(обратно)

354

Судейкин Власий Тимофеевич — тайный советник, сенатор.

(обратно)

355

Троцкий Владимир Иоанникиевич (1847–не ранее 1917) — окончил Пажеский Его Величества корпус. В службу вступил 25 августа 1865 г. Определен в л.−гв. Павловский полк. Флигель-адъютант (1875). Участник кампании 1877–1878 гг. Полковник (1882). Командир 134-го пехотного Феодосийского полка (1883–1895). Командир 89-го пехотного Беломорского полка (1895–1900). Генерал-майор по гвардейской кавалерии (1900). Командир л.−гв. Павловского полка (1900–1903). Командир 2-й бригады 2-й гвардейской пехотной дивизии (1903–1904). Командир 2-й гвардейской пехотной дивизии (1904–1905). Генерал-губернатор Литовского края. Генерал-адъютант Свиты императора (1910), генерал от инфантерии по гвардейской пехоте (1912). Санкт-Петербургский комендант (1907–1913). Главный начальник Киевского военного округа (1914–1917). Член Военного совета (1917).

(обратно)

356

Гомбург — город прусской провинции Гессен-Нассау, до 1866 г. главный город ландграфства Гессен-Гомбург. В конце XIX — начале XX в. население составляло более 8 тыс. жителей. Гомбург — один из наиболее посещаемых немецких курортов.

(обратно)

357

Вильгельм II Гогенцоллерн (1859–1941) — германский император и прусский король с 1888 г. по ноябрь 1918 г. После свержения с престола бежал в Голландию. Жил в эмиграции. Его родной брат принц Генрих был женат на сестре императрицы Александры Федоровны принцессе Ирене. Автор мемуаров.

(обратно)

358

Острогорский Сергей Алексеевич (1867–1934) — доктор медицины, профессор, с 1907 г., почетный лейб-медик, был приглашен наблюдать за здоровьем Царских детей. Врач собственной Е.И.В. канцелярии. Член Военно-медицинского ученого комитета. Действительный статский советник. Руководил детской клиникой Рождественских курсов. Товарищ председателя Общества детских врачей в Санкт-Петербурге. В 1916–1919 гг. — директор Петербургских курсов им. П. Ф. Лесгафта. С 1919 г. — директор института физического образования. Позже в эмиграции в Праге. С 1923 г. возглавлял Русский педагогический институт им. Я. А. Коменского. Был первым председателем (1923–1927) Общества русских врачей в Праге. Скончался в Праге, по другим сведениям в Ревеле.

(обратно)

359

Вильгельм (1888–1965) — герцог Зюдерманландский, шведский принц Карл-Вильгельм-Людвиг, сын короля Швеции Густава V. Супруг великой княгини Марии Павловны (младшей) с 20 апреля 1908 по 1914 г., разведены. Морской офицер флота, позднее адмирал.

(обратно)

360

Мария Павловна (младшая, Мари) (1890–1958) — великая княгиня, дочь великого князя Павла Александровича и великой княгини Александры Георгиевны. После смерти матери она и ее брат — великий князь Дмитрий Павлович — воспитывались в семье великого князя Сергея Александровича и великой княгини Елизаветы Федоровны. С 1908 г. в браке с наследником шведского престола герцогом Вильгельмом Зюдерманландским (второй сын короля Густава V), с которым развелась в марте 1914 г. Вынужденная оставить бывшему мужу сына Леннарта, она вернулась в Россию. Во время Первой мировой войны работала сестрой милосердия на фронте, сначала в Восточной Пруссии, а затем — в Пскове. В сентябре 1917 г. вышла замуж за князя С. М. Путятина (1893–1966). После революции она выехала за границу. Разведясь со вторым мужем, она зарабатывала себе на жизнь, став фотографом. Она принимала активное участие в жизни императорской семьи Романовых — посещала благотворительные вечера и дома для русских инвалидов в Болгарии, Сербии, Румынии и др. Ее сын от первого брака граф Леннарт Бернадот (род. 1908) живет в Швеции.

(обратно)

361

Михаил Николаевич (1832–1909) — великий князь, четвертый (младший) сын и седьмой ребенок императора Николая I и императрицы Александры Федоровны, дядя Александра III и двоюродный дед Николая II. Женат с 16 августа 1857 г. на великой княгине Ольге Федоровне, урожденной принцессе Цецилии-Августе Баденской (1839–1891). Дети: Николай (1859–1919), Анастасия (1860–1922), Михаил (1861–1929), Георгий (1863–1919), Александр (1866–1933), Сергей (1869–1918), Алексей (1875–1895). В службу вступил 2 июля 1846 г. Участник кампаний 1854–1855, 1863–1864, 1877–1878 гг. Полковник (1850). Флигель-адъютант свиты императора (1850). Генерал-майор (1852). Генерал-лейтенант (1856). Генерал-адъютант (1856), генерал от артиллерии (1860), генерал-фельдмаршал (1877), генерал-фельдцейхмейстер (глава артиллерии с 1852 г.). Участник Крымской войны, за оборону Севастополя и за отличие в сражении под Инкерманом (1854) был награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. С 1863 по 1881 г. — наместник на Кавказе, командующий войсками Кавказского военного округа (1865–1881) и главнокомандующий Кавказской армией во время Русско-турецкой войны (1877–1878). Кавалер ордена Св. Георгия 2-й ст. (1864) и 1-й ст. (1877). С 1881 по 1905 г. председатель Государственного совета, член Комитета министров. Оставил пост по болезни и жил во Франции. Скончался в Каннах, похоронен в Санкт-Петербурге, в Петропавловском соборе.

(обратно)

362

Або — ныне г. Турку, Финляндия.

(обратно)

363

Дмитрий Павлович (1891–1942) — великий князь, сын великого князя Павла Александровича. Флигель-адъютант (1912) Свиты императора Николая II. Участник Первой мировой войны. С сентября 1914 г. по декабрь 1915 г. ординарец главнокомандующего армиями Северо-Западного, затем Западного фронтов. Штабс-ротмистр (1916) лейб-гвардии Конного полка. С мая 1916 г. ординарец при штабе 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. Принимал участие в заговоре убийства Г. Е. Распутина и за это преступление был выслан в Персию на фронт в отряд генерала Баратова. Это спасло ему жизнь, так как его отец и ряд великих князей были расстреляны чекистами в Петрограде в конце января 1919 г. После революции в эмиграции в Англии, Франции и США. В эмиграции в ноябре 1926 г. женился на очаровательной и богатой американке Одри Эмери, от брака имел сына Павла. Умер в Швейцарии, куда поехал лечиться от туберкулеза.

(обратно)

364

Елизавета Федоровна (Элла) (1864–1918) — великая княгиня, урожденная принцесса Элизабет-Александра-Луиза Гессен-Дармштадтская, вторая дочь великого герцога Людвига IV, сестра императрицы Александры Федоровны. С 3 июня 1884 г. супруга великого князя Сергея Александровича, в 1891 г. приняла православие. 4 февраля 1905 г. от бомбы эсера И. П. Каляева погиб ее супруг. Основательница и настоятельница Марфо-Мариинской обители милосердия в Москве. Отрицательно относилась к Григорию Распутину. В апреле 1918 г. по распоряжению ВЧК была арестована и выслана в Пермь, затем в Екатеринбург и с 20 мая в Алапаевск. Через сутки после расстрела царской семьи в Ипатьевском доме были сброшены в шахту под Алапаевском Елизавета Федоровна, группа князей Романовых, В. П. Палей и их приближенные. В советской периодической печати было объявлено о побеге великих князей. Место их мученической казни было вскоре обнаружено белогвардейцами. Отступающие колчаковцы увозили с собой и гробы с алапаевскими мучениками. В 1921 г. останки великой княгини Елизаветы Федоровны и ее спутницы Варвары Яковлевой были перевезены из Китая в Иерусалим. В апреле 1992 г. причислена Русской Православной Церковью к лику святых.

(обратно)

365

Камердинер (нем. Kammerdiener, букв. — комнатный слуга) — служитель при господине.

(обратно)

366

Статс-дама — женское придворное звание, которое появилось в середине XVIII в., вторая по численности группа дам (1914 год: 14 человек), как правило — жены крупных чинов. Большинство из них было «кавалерственными дамами» — имели орден Святой Екатерины или другие награды. Многие из них числились в отпуску. Никаких определенных обязанностей при дворе не несли.

(обратно)

367

Эдуард VII (1841–1910) — принц Альберт-Эдуард Уэльский, английский король (1901–1910). Сын Альберта принца-консорта (1819–1861), из бельгийской династии Саксен-Кобург-Гота, и Виктории, королевы Великобритании (1819–1901). Брат матери императрицы Александры Федоровны, великой герцогини Гессенской Алисы. Приезжал в Россию в первый год царствования Николая II. Первый британский монарх, побывавший в России (1907). Ему удалось преодолеть стойкие чувства русофобии, царившие в правящих кругах Великобритании большую часть ХIХ в. Содействовал созданию Антанты. Женат с 1863 г. на принцессе Александре, старшей дочери датского короля Христиана IХ, сестре императрицы Марии Федоровны. Дети: Альберт Виктор (1864–1892); Георг, герцог Йоркский (1865–1936), король Георг V в 1910–1936 гг.; Луиза (1867–1931), с 1889 года замужем за герцогом Александром Дуфским; Виктория (1868–1935); Мод (1869–?), с 1896 года замужем за Гааконом VII, королем Норвегии. Скончался 5 мая 1910 г.

(обратно)

368

Эссен Николай Оттович фон (1860–1915) — барон, родился в Санкт-Петербурге, адмирал (14.04.1913). Окончил Морской корпус (1880) и Николаевскую Морскую академию (1886). В 1892 г. участвовал в дальнем плавании на крейсере «Адмирал Корнилов», затем служил на Тихом океане, на крейсере «Владимир Мономах». Артиллерийский офицер 1-го разряда (1896). В 1897–1898 гг. командир миноносца № 120 на Балтике, в 1901–1902 гг. — парохода «Славянка». Одновременно преподавал в Морском корпусе. В 1902–1904 гг. в чине капитана 2-го ранга командовал крейсером «Новик» в составе Тихоокеанской эскадры. Участник Русско-японской войны 1904–1905 гг., флаг-капитан 1-й Тихоокеанской эскадры. С 1904 г. — командир эскадренного броненосца «Севастополь». Капитан 1-го ранга (1904). Участвовал в обороне Порт-Артура. Награжден орденом Св. Георгия 4-й степени (1905) и золотым оружием (1904). В 1905 г. вернулся из плена. По окончании войны был назначен заведующим стратегической частью Военно-морского учебного отдела Главного Морского штаба. В 1906 г. командовал крейсером 1-го ранга «Рюрик». Контр-адмирал Свиты императора (1907). В 1906–1908 гг. начальник 1-й минной дивизии на Балтике, совершенствовал минное дело. Под его руководством был разработан план операций, в том числе минной защиты флота, на случай войны с Германией. Командующий Балтийским флотом (1908–1915). Командовал Действующим флотом Балтийского моря (1909–1911), Морскими силами Балтийского моря (1911–1914) и флотом Балтийского моря (1914–1915). В 1910 г. произведен в вице-адмиралы. С 1909 г. начальник морских сил Балтийского моря, с 1911 г. командующий Балтийским флотом. В 1913 г. произведен в адмиралы. С началом Первой мировой войны 17 июля 1914 г. назначен командующим флотом Балтийского моря. С осени 1914 г. начал ставить у неприятельских портов мины, на которых подрывались германские корабли. Германский флот был скован в боевых действиях. Умер в лечебнице 7 мая 1915 г. в Ревеле от воспаления легких и погребен в Петрограде на Новодевичьем кладбище. Памятник флотоводцу сохранился до наших дней.

(обратно)

369

Заградители Балтийского флота объединялись в отряд минных заградителей и отряд сетевых заградителей, последний состоял из двух дивизионов. В период Первой мировой войны отрядом минных заградителей командовал капитан 1 ранга И. С. Денисов, а сетевых — капитан 1 ранга Л. П. Муравьев. Наряду со старыми крейсерами и торговыми пароходами, переоборудованными в заградители, в отряд минных заградителей входили и суда специальной постройки — «Амур» и «Енисей» (погиб в 1915 г.). Построены Балтийским заводом, вступили в строй в 1909–1910 гг. Тактико-технические данные: водоизмещение — 2926 т, скорость — 17,0 узлов, дальность плавания — 4112 миль; вооружение: пять 120-мм и два 75-мм орудия, 320 якорных мин.

(обратно)

370

Порт Императора Петра Великого в Ревеле строился не только как военно-морская база Балтийского флота, но и как морская крепость, имевшая сухопутную линию обороны. Для руководства строительством крепости в системе Морского генерального штаба был создан так называемый Крепостной совет, в функции которого входили согласование технической документации по строительству, координации строительных работ подрядчиков, вооружение крепости, комплектование ее личным составом, разработка структуры командования. Крепость предполагалось вооружить 305-мм береговыми башенными артиллерийскими установками. К началу Первой мировой войны постройка порта и крепости не была закончена.

(обратно)

371

Ливен Александр Александрович (1860–1914) — светлейший князь, вице-адмирал (1912). В 1878 г. окончил кадетский корпус в Берлине. Зачислен был прапорщиком в л.−гв. Семеновский полк. В 1884 г. был переведен во флот мичманом. Окончил Морскую военную академию (1898). Командир парохода «Ильмень» (1897). Старший офицер на эскадренном броненосце «Полтава» (1898). Командир миноносца «Касатка» (1901–1902), миноносца «Бесшумный» (1902), крейсера 2-го ранга «Разбойник» (1902–1904). Участник Русско-японской войны: начальник минной обороны крепости Порт-Артур, командир 1-го отряда 2-го дивизиона эскадренных миноносцев, капитан канонерской лодки «Бобр» (1904), командир крейсера 1-го ранга «Диана» (1904–1905). Командир крейсера 1-го ранга «Память Азова» (1906). Начальник 1-й минной дивизии Балтийского флота (1908–1911). Вице-адмирал (1912). Начальник Морского генерального штаба (1911–1913). Принимал активное участие в разработке судостроительных программ и планов ведения войны на Балтийском и Черноморском театрах военных действий. Уволен был в отставку в связи с болезнью сердца. Скончался 23 февраля 1914 г., незадолго до начала войны во время лечения в Германии.

(обратно)

372

Морской министр адмирал И. К. Григорович в своих воспоминаниях порой не очень лестно отзывался о ряде морских офицеров, которые являлись флигель-адъютантами Свиты императора: «Вернувшись из Северной экспедиции начальник оной капитан 2-го ранга Б. А. Вилькицкий, принявший руководство ею после заболевшего полковника корпуса флотских штурманов Сергеева, представил очень интересный доклад, который он читал в разных Обществах и был мною представлен Государю. В награду за эти труды и невозможностью дать ему ни чина, ни орденов он был сделан флигель-адъютантом, и я могу сказать, что из всех морских чинов, носящих это звание, вроде С. С. Погуляева, С. С. Фабрицкого, М. А. Кедрова и М. М. Веселовского, это единственный чистый, как хрусталь, человек, далекий от интриг и желания сделать карьеру, он остается таким, каким он был — идейным и честным работником». (Григорович И. К. Воспоминания бывшего морского министра. Кронштадт-М., 2005. С. 84.)

(обратно)

373

Морской Генеральный Штаб (МГШ) — высший оперативно-стратегический орган управления Российского Императорского военно-морского флота. Функционировал с 1906 по 1921 г. Основные функции: разработка планов войны на море, судостроительных программ, планов боевой подготовки флота, изучение иностранных флотов и т. п.

(обратно)

374

Балтийский и Адмиралтейские заводы представляли собой в то время государственные капиталистические предприятия, которые управлялись на коммерческих началах. За постройку каждого корабля Морское министерство выплачивало заводам денежные средства, которые выделялись государственным казначейством на основании утвержденной царем судостроительной программы и законопроектов, принимаемых Государственной думой. Полученные за заказ деньги заводы должны были использовать для компенсации затрат на строительство кораблей, расширение производства и приобретения нового оборудования. Прибыль, получаемая казенными заводами, носила капиталистический характер, но поскольку денежные оклады работников завода не зависели от прибыли, то стимулов лучше работать, естественно, не было, и казенные заводы не вылезали из долгов, затрачивая на постройку кораблей больше средств, чем выделялось Морским министерством. Вопрос о денационализации и приватизации заводов ставился неоднократно и столько же раз отвергался, несмотря на их нерентабельность. Министр торговли и промышленности В. И. Тимирязев, выступая в Государственной думе по этому поводу, откровенно признался, что «казенные заводы имеют одно преимущество перед частными предприятиями — они не могут обанкротиться, и, следовательно, правительство всегда может быть уверено в выполнении важных для него заказов». (Цит. по кн.: Шацилло К. Ф. Русский империализм и развитие флота. М.: Наука, 1968. С. 211.) В системе заводов Морского министерства сложилась определенная кооперация: Обуховский завод поставлял корабельную артиллерию, Ижорский — броню, а Балтийский и Адмиралтейский строили корпуса. При этом Балтийский завод самостоятельно изготовлял также котельные установки и механизмы, а Адмиралтейский заказывал их на частном Франко-Русском заводе, который находился рядом. Артиллерийские башни строились как на казенных заводах (Обуховский), так и на частных (Путиловский, Металлический, завод «Наваль» в Николаеве). В связи со строительством новых линейных кораблей возникла необходимость расширения производства и переоборудования казенных заводов. Эти работы начались еще в 1908 г. на средства, выделяемые заводами из своих капиталов, которые формировались из прибылей, получаемых при выполнении заказов Морского министерства, но прибыли эти были незначительными, и пришлось прибегнуть к сметным ассигнованиям Морского министерства, которое выделило 2,7 млн руб. Однако их тоже не хватало, и Морское министерство могло рассчитывать только на единовременные ассигнования, отпускаемые с согласия Государственной думы. На удовлетворение этой насущной потребности «неотложное расширение и надлежащее оборудование» испрашивались ассигнования в сумме 8,94 млн руб. в течение 1910–1912 гг. (ЦГАВМФ. Ф. 401. Оп. 2. Д. 1. Л. 103–112).

(обратно)

375

К концу 1914 г. на верфях и судостроительных заводах России строилось одновременно более 100 боевых кораблей и вспомогательных судов общим тоннажем более 425 тыс. т. Советская судостроительная промышленность достигла этого уровня только в конце предвоенных пятилеток. Квалифицированный промышленный рабочий Петербурга (Обуховский, Балтийский, Путиловский и другие заводы) накануне Первой мировой войны получал заработную плату в размере около 100 руб. в месяц при наличии в магазинах практически всех продуктов питания и промышленных товаров. Если учесть, что корова в то время стоила от 5 до 7 руб., то названная сумма не представляется слишком малой.

(обратно)

376

В дневнике императора Николая II имеется запись за 1911 г.: «7-го января. Пятница. Утром читал и гулял. Было тепло. Принял два доклада. Завтракал и обедал Фабрицкий (деж.), приехавший из Риги с мин. „Амурец“. Сидел полтора часа у Кустод[одиева]. К чаю приехала Ольга. Татьяне и Алексею лучше; Анастасии нездоровится. Читал до 8 час. Вечер провели вдвоем» (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 256).

(обратно)

377

Император Николай II зафиксировал в своем дневнике: «12-го марта. Суббота. Простоял отличный солнечный лень. Недолго погулял утром. После завтрака поехали на площадку перед дворцом на смотр молодых матросов 1-й минной дивизии из Либавы, в количестве 1700 чел[овек]. Представлял их кап[итан] II р[анга] кн[язь] Трубецкой. Вид и выправка отличные, церем[ониальный] марш очень хорош, учения и гимнастика очень сноровисты. Все закончилось общим пением гимна. Вернулся с Алексеем в 3 1/2. Поработал в саду, солнце сильно пекло. Читал до 7 час. Был у всенощной» (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 256).

(обратно)

378

В дневнике Государя имеется запись от 29 января 1912 г., в которой читаем: «29-го января. Воскресение. Проснулся поздно. До обедни все принимал. Завтракал Фабрицкий (деж.) В 1 1/2 поехал в город и посетил короля Черногорского и т. Михень; сделал впустую визит Аби и его жене. Вернулся в Царское в 3 3/4.

Погулял. После чая оделись в парадное одеяние и поехали вдвоем в Питер. В 7 час. бил, обед королю в Николаевской зале. Представал ему министров и наличных командующих войсками. Приехали в Ц[арское] С[ело] в 10 1/2. Почитал и легли рано» (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 258).

(обратно)

379

В дневнике императора Николая II за 1913 г. имеется несколько записей с упоминанием С. С. Фабрицкого. Приведем только некоторые из них: «4-го марта. Понедельник. День стоял теплый, по временам перепадал снег. Был занят с 10 ч. до часа. После завтрака в 2 1/2 поехал на дворцовую площадку с детьми. Произвел смотр молодым матросам 1-й и 2-й минных дивизий и отряда подводного плавания. Ими командовал Фабрицкий. Остался весьма доволен. Вернулся домой в 3 1/2 и пошел гулять. До чая посидел с Татьяной. В 6 час. принял Щегловитова. После обеда долго занимался». Вскоре еще запись: «6-го марта. Среда. Пришла ошеломляющая весть о смерти д. Вилли — короля греческого, убитого вчера в Салониках во время прогулки. От 11 до часа у меня происходило совещание по военным делам. Завтракал Фабрицкий (деж.). Около 3 час. поехал с Аликс в город и посетил бедную Мама. Пошли с ней к панихиде. Вернулись в Царское в 5 1/2. Погулял немного. Долго читал». (Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 386). Имеются сведения и относительно плавания: «10-го июня. Понедельник. Встал в 8 1/2 чудным утром. В 10 ч. отправился с дочками на Петровскую пристань. [Приветствовал] флотский почетный караул и депутацию гор. Кронштадта. По обе стороны улицы стояли судовые команды и части гарнизона. Освящение нового Морского Собора окончилось в 12 час. Внутренность его производит замечательное впечатление. Вернувшись на яхту, сели завтракать. В 2 1/4 снялись с бочки и ушли в море, пройдя между двум линиями судов. Совершили переход на рейд „Штандарт“ при чудных условиях, придя туда в 7 1/4. Нас конвоировали: „Полярная Звезда“, миноносцы — „Украина“, „Войсковой“, „Страшный“, „Туркменец-Ставропольский“, „Казанец“. На рейде застали „Царевну“ и номерные миноносцы — циклопы. Стало теплее, чем было в море. Вечером поиграл в домино.

11-го июня. Вторник. День простоял отличный, темп, дошла до 14° в тени. Около 10 час. поехал с Кирой Нарышкиным в байдарках вокруг Тухольма к месту тенниса и проливчиком обратно на яхту. Завтракали все командиры судов. В 2 1/2 съехал на Падио с Ольгой, дочерьми, дамами и офицерами. Сделал обычную прогулку насквозь с привалом на берегу пролива. На берегу было жарко, После обеда читал вслух». (Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 405–406.)

Император Николай II лично побывал на многих военных кораблях: «9-го июля. Вторник. В 9 час. со всеми дочерьми отправился на мин[оносец] „Казанец“ и, осмотрев его, переехал на мин[оносец] „Страшный“. Чтобы показать детям большой ход, вышли на нем в море. День стоял чудный со свежим О; встретили порядочное волнение и вернулись через полчаса насквозь промокшие, но очень довольные. Переоделся и затем осмотрел яхту. После завтрака съехали на теннис и хорошо поиграли. Купанье было чудесное. К вечеру стихло, и заходившая сюда зыбь улеглась. Поиграл в кости». (Дневники Императора Николая II. М., 1991. С. 410).

(обратно)

380

Дредноут (от англ. dreadnought — буквально неустрашимый) — тип первых линейных кораблей, пришедших на смену эскадренным броненосцам в начале XX в.

(обратно)

381

Битти (Beatty) Давид (Дэвид) (1871–1936) — граф (1919), адмирал британского флота (1919). В 1913 г. был назначен командиром I эскадры линейных крейсеров, с которой посетил в 1914 г. Россию. Вице-адмирал (1914). Во время войны провел ряд удачных боев с немецким флотом. Участвовал в Ютландском сражении (31 мая — 1 июня 1916 г.). В декабре 1916 г. был назначен главнокомандующим «Большим флотом» (1916–1918). В 1919 г. он был назначен первым морским лордом (начальник Морского генерального штаба). Принял участие в Вашингтонской конференции по разоружению (1923).

(обратно)

382

Особый комитет по усилению военного флота на добровольные пожертвования был учрежден 6 февраля 1904 г. На средства Комитета в 1905–1907 гг. построены четыре подводные лодки и восемнадцать эскадренных миноносцев водоизмещением 500–600 т. Последним кораблем, заказанным Комитетом, был «Новик» — первый русский турбинный эскадренный миноносец нового типа.

(обратно)

383

Стапель (от голл. — stapel) — наклонная к воде площадка, место для постройки судна и спуска его на воду. Постройка (сборка) судна на стапеле начинается с его закладки. Как правило, сборку судна на стапеле осуществляют из готовых блоков и секций, изготовленных в специализированных цехах (возможность изготовления блоков и секций «под крышей» позволяет повысить качество их сборки и сократить время изготовления). Одновременно со сборкой корпуса его насыщают крупногабаритным оборудованием. Процесс постройки судна на стапеле завершается его спуском.

(обратно)

384

Моонзунд (ныне Муху-Вяйн) — пролив Балтийского моря.

(обратно)

385

Морская крепость Императора Петра Великого — комплекс оборонительных сооружений для защиты с моря Ревеля, получивший статус морской крепости накануне Первой мировой войны.

(обратно)

386

План минных заграждений на Балтике предусматривал создание нескольких минных позиций: Тыловая (о. Соммерс — о. Лавенсари), Центральная (Ревель — Гельсингфорс), Передовая (о. Даго — п-ов Гангэ), Ирбенская (у входа в Ирбенский пролив). Позже была оборудована Або-Аландская минная позиция, а также выставлены минные банки на подходах к германским портам на Балтийском море.

(обратно)

387

На вооружении Российского флота были подводные лодки, как отечественного производства, так и купленные за рубежом. Это было современное и эффективное оружие в борьбе с неприятелем.

По воспоминаниям морского министра И. К. Григоровича: «Дабы увеличить число подводных лодок, постройка которых идет успешно, насколько позволяют средства, Англия выслала к нам четыре лодки, из которых три („Е-1“, „Е-8“, „Е-9“. — И.Ц.) благополучно прошли проливы, а четвертая потерпела крушение и была расстреляна немцами. На лодки назначены в помощь английским офицерам наши офицеры подводного плавания. В Ревеле для жилья им отведено старое судно „Двина“, где теперь у них будет база». (Григорович И. К. Воспоминания бывшего морского министра. Кронштадт — М., 2005. С. 103.)

Кроме упомянутых английских подводных лодок, прибывших в Россию в 1915 г., в составе русского флота на Балтике действовали еще несколько английских подводных лодок, поступивших позднее, а именно: «Е-18» и «Е-19», а также четыре малые лодки: «С-26», «С-27», «С-32» и «С-35». Они составляли отдельный дивизион с плавбазой «Двина» (бывший крейсер «Память Азова») и базировались в Ревеле. Английские подводные лодки потопили ряд германских кораблей: крейсера «Принц Адальберт», «Гела», «Ундине» и несколько миноносцев, а также подорвали линейный корабль «Поммерн» и линейный корабль «Мольтке».

(обратно)

388

Вирен Роберт Николаевич (1856–1917) — из дворян, сын учителя истории, директора Омской гимназии. Адмирал (1915). Образование получил в Морском училище (1877), Минном офицерском классе (1884) и Николаевской морской академии (1899). В 1877 г. произведен в гардемарины. В 1878 г. произведен в мичманы. Служил на Балтике. В 1883 г. произведен в лейтенанты. В 1885 г. на фрегате «Адмирал Спиридов» и корабле «Петр Великий» плавал по Балтийскому морю. Лейтенант крейсера «Адмирал Корнилов», преподававший минное дело в 1891–1894 гг. великому князю Георгию Александровичу. В 1894 г. произведен в капитаны 2-го ранга с назначением старшим офицером фрегата «Генерал-Адмирал». Командовал минным крейсером «Посадник» (1896–1897). В 1897 г. назначен старшим делопроизводителем Главного морского штаба. Командовал учебным судном «Верный» (1898–1899), броненосцем береговой обороны «Стрелец» (1900). Командир крейсера «Баян» (1902–1904), отличившегося в Русско-японскую войну в Порт-Артуре. Награжден золотым оружием и орденом Св. Георгия 4-й степени (1904). В ноябре 1904 г. назначен командующим Отдельным отрядом броненосцев и крейсеров в Порт-Артуре. Тяжело ранен и контужен. Контр-адмирал (1904). Руководил уничтожением кораблей перед сдачей Порт-Артура. По возвращении из японского плена состоял младшим флагманом Черноморской флотской дивизии (1906). В 1906–1907 гг. командовал Учебно-артиллерийским отрядом Балтийского флота. Главный командир Черноморского флота (1907), член Адмиралтейского совета (1908–1909), с 1912 г. — командир Кронштадтского порта и военный губернатор г. Кронштадта до 1917 г. Адмирал (1915). Заколот восставшими моряками Кронштадта на Якорной площади 1 марта 1917 г.

(обратно)

389

Бригада — является основным тактическим формированием. Бригада занимает промежуточное положение между полком и дивизией. Структура бригады чаще всего такая же, как и полка, однако батальонов и других подразделений в бригаде значительно больше.

(обратно)

390

Моон-Зундские позиции находились на Моозундских островах (или Западно-Эстонский архипелаг) Балтийского моря.

(обратно)

391

Ставка Верховного главнокомандующего — высший орган управления действующей армией и флотом, местопребывание Верховного главнокомандующего вооруженными силами России во время Первой мировой войны. В Ставке при Верховном главнокомандующем состоял штаб. В нем в начале войны насчитывалось 5 управлений: генерал-квартирмейстера, дежурного генерала, начальника военных сообщений, военно-морское и коменданта Ставки. Первоначально она находилась в Барановичах, а с 8 (21) августа 1915 г. — в Могилеве. В последующем на штаб Ставки были также возложены вопросы материально-технического обеспечения войск. Численность ее постоянно увеличивалась. В состав Ставки в 1917 г. входило 15 управлений, 3 канцелярии и 2 комитета (всего свыше 2 тыс. генералов, офицеров, чиновников и солдат).

(обратно)

392

Канин Василий Александрович (1862–1927) — адмирал (10.4.1916). Родился в Баку. Окончил Морской корпус (1882) и Минный офицерский класс (1891). Командовал миноносцами «Орел», «Глухарь» (1885). В 1896–1897 гг. находился в заграничном плавании на эскадренном броненосце «Император Николай I». Участник кампании 1900–1901 гг., затем флагманский минер практической эскадры Черного моря. В 1902–1903 гг. старший офицер канонерской лодки «Черноморец», в 1903–1904 гг. — эскадренного броненосца «Георгий Победоносец». В 1904–1907 гг. заведующий торпедным складом и пристрелочной станцией Севастопольского порта. В 1907–1908 гг. командовал канонерской лодкой «Кубанец», в 1908–1911 гг. — линкором «Синоп». В январе 1911 г. переведен на Балтийское море, начальник 4-го дивизиона миноносцев и председатель Комиссии по наблюдению за постройкой кораблей (1912). Контр-адмирал (1913). С марта 1913 г. командующий отрядом минных заградителей (1913–1915). Участник Первой мировой войны. В начале войны успешно руководил постановкой минных заграждений на Балтике. Кавалер Георгиевского оружия (1915). Начальник минной обороны Балтийского флота (1915). С 14 мая 1915 г. по 6 сентября 1916 г. — командующий Балтийским флотом. Вице-адмирал (1915). Для обороны Финского залива, Або-Аландского района, Моонзунда и Рижского залива произвел в 1915 г. установку 10 новых береговых батарей на флангах Центральной минно-артиллерийской позиции, создал линию противолодочных сетей. Сформировал Або-Аландскую минно-артиллерийскую позицию. Приступил к созданию противоздушной обороны. Адмирал (1916). Вся ответственность за недостаточную активность флота была возложена на Канина. Он был 6 сентября 1916 г. заменен А. И. Непениным. Член Адмиралтейского совета. В сентябре 1916 г. назначен членом Государственного совета. После Февральской революции в апреле — июне 1917 г. занимал пост 2-го помощника морского министра Временного правительства, в июне — декабре — члена Адмиралтейств-совета. Уволен в отставку в декабре 1917 г. Участник Белого движения. В Добровольческой армии и ВСЮР; в декабре 1918 г. в Одессе. Участник организации десантной армии для захвата Петрограда. С 13 ноября 1918 г. и.д. командующего, с февраля 1919 г. по 21 марта 1919 г. командующий Черноморским флотом, с 21 марта 1919 г. в отставке. С 1920 г. — в эмиграции во Франции. Скончался 17 июня 1927 г. в Марселе (Франция).

(обратно)

393

Непенин Андриан Иванович (1871–1917) — вице-адмирал (28.6.1916), командующий Балтийским флотом (с 6 сентября 1916 г. по 4 марта 1917). Окончил Морской корпус (1892). Служил на Балтийском море и в Сибирской флотилии. Участник Китайской кампании 1900–1901 гг. на канонерской лодке «Манджур». Участник Русско-японской войны 1904–1905 гг. Принимал участие в обороне Порт-Артура, где некоторое время командовал миноносцем «Сторожевой». Награжден орденом Св. Георгия 4-й степени (1905). В 1906–1907 гг. служил старшим офицером крейсера «Адмирал Корнилов». В 1907–1908 гг. командир миноносца «Прозорливый», в 1908–1909 гг. — 2-го дивизиона эскадренных миноносцев Балтийского моря. В 1909–1911 гг. командир канонерской лодки «Храбрый». В 1911–1914 гг. начальник службы связи штаба командующего морскими силами Балтийского моря. Контр-адмирал (1914). С 17 июля 1914 г. начальник службы связи Балтийского моря, организовал на Балтийском флоте службу наблюдения и связи, с использованием радиотехнических средств. Одним из первых в русском флоте оценил значение морской авиации как нового средства разведки. Вице-адмирал (28.06.1916). С 6 сентября 1916 г. командующий Балтийским флотом, сменил на этом посту В. А. Канина. Пытался суровыми мерами поднять дисциплину на флоте. Накануне падения самодержавия телеграфировал в Ставку о необходимости пойти навстречу Думе; после Февраля сразу же заявил о переходе на сторону Государственной Думы и Временного правительства. Отставлен матросами от должности в Гельсингфорсе. В результате Февральской революции на пост командующего Балтийским флотом 4 марта 1917 г. весьма ограниченным кругом лиц был избран начальник Минной дивизии вице-адмирал А. С. Максимов, называвший себя «первым революционным адмиралом», но Непенин отказался сдать ему дела без распоряжения Временного правительства. В тот же день в 13 ч. 20 мин. Непенин был убит неизвестным матросом выстрелом в спину из винтовки в воротах Свеаборгского порта при следовании на митинг.

(обратно)

394

Колчак Александр Васильевич (1874–1920) — адмирал (1918). Родился в С.-Петербурге. Из дворян Одесской губернии, сын генерал-майора морской артиллерии. Окончил Морской корпус в 1894 г. С 1895 г. — помощник вахтенного начальника на броненосном крейсере «Рюрик». В декабре 1899 г. был откомандирован в распоряжение Академии наук. В июне 1900 — сентябре 1904 гг. участвовал в Русской полярной экспедиции барона Э. В. Толля на шхуне «Заря». Его именем назван открытый экспедицией остров у берегов Таймыра. С началом Русско-японской войны 1904–1905 гг. по собственной просьбе направлен в крепость Порт-Артур. С 21.04.1904 г. — командир миноносца «Сердитый». После сдачи Порт-Артура взят в плен и направлен в лагерь военнопленных в Нагасаки. В июне 1905 г. вернулся в Россию. С осени 1905 г. состоял в распоряжении Академии наук и до января 1906 г. занимался обработкой документов экспедиции Толля. Выпустил две карты восточной части Карского моря и др. Лауреат большой Константиновской золотой медали РГО (10.01.1906). В 1906 г. занимался организацией Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. С 29.05.1908 г. — командир транспорта «Вайгач», являвшегося базой Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. С апреля 1912 г. — командир эскадренного миноносца «Уссуриец», с марта 1913 г. — «Пограничник». В начале 1914 г. вступил в должность флаг-капитана (начальника оперативной части) при командующем флотом. В январе 1915 г. руководил 4-й (Данцигской) минно-заградительной операцией. 07.11.1915 г. произвел высадку морского десанта в германском тылу в районе мыса Домеснес (Калкасрагс). За эту операцию был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. 28.06.1916 г. был назначен командующим флотом Черного моря. Руководил подготовкой Босфорской десантной операции. В февральские дни 1917 г. Ставка запросила Колчака об его мнении о необходимости отречения Императора Николая II. Отказавшись от отправки телеграммы Императору, Колчак в то же время известил генерала М. В. Алексеева, что предложения командующих об отречении «принял безоговорочно». После Февральской революции телеграммой 8 марта признал Временное правительство и передал ему приветствие от имени флота, говоря о «братском единении» офицеров, солдат и матросов. В 1917 г. старался восстановить расшатанную дисциплину во флоте. 06.06.1917 г. решением Севастопольского совета был отстранен от командования флотом. В июле включен в состав военно-морской миссии, направленной в США и Англию за помощью для продолжения войны. После Октябрьского переворота в конце декабря 1917 г. поступил на военную службу Великобритании с назначением и отправкой на службу в Месопотамию. По распоряжению английского генерала Райдена 16.03.1918 г. прибыл в Шанхай для дальнейшей работы в Маньчжурии и Сибири. Позже перебрался в Харбин. Вошел в состав правления Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) и назначен начальником охраны КВЖД и главнокомандующим русскими вооруженными силами в Маньчжурии. В конце апреля отстранен от должности. В октябре 1918 г. прибыл в Омск. После изучения с участием генерала М. К. Дитерихса хода расследования дела об убийстве Царской Семьи и ее родственников на Урале принял решение интенсифицировать и углубить расследование. Поставил следствие на высший профессиональный уровень, содействовал ему. Поручил это дело следователю по особо важным делам Н. А. Соколову, а общее руководство — генерал-лейтенанту М. К. Дитерихсу. 16–18 февраля 1919 г. во время пребывания в Екатеринбурге впервые побывал в доме Ипатьева, определил его к сохранению как исторический памятник. С 4 ноября 1918 г. — военный и морской министр Временного Всероссийского правительства. В ночь на 18 ноября сверг Директорию, члены которой были высланы под английским конвоем на китайскую территорию в Куанчендзы (Чанчун), и был объявлен Верховным правителем Российского государства и Верховным главнокомандующим. В январе 1919 г. «За освобождение Урала» от большевиков награжден орденом Св. Георгия 3-й степени. После продолжительных боев в ноябре 1919 г. с остатками войск отступил к Иркутску. 04.01.1920 г. передал звание Верховного правителя генералу А. И. Деникину. Взят под охрану чехословацким корпусом. 15.01.1920 г. выдан чехословацкими частями «Политическому центру», затем передан Иркутскому военно-революционному комитету, по постановлению которого без суда (вместе с генералом Пепеляевым) был расстрелян 07.02.1920 г. на льду у слияния рек Ушаковки и Ангары, притока Енисея около станции Иннокентьевская, близ Иркутска. Тела расстрелянных Колчака и Пепеляева были спущены под лед реки. «По одной из версий, лично Ленин послал шифрованную телеграмму, копия которой адресована члену Реввоенсовета 5-й армии Восточного фронта Смирнову И. Н., с приказом немедленно расстрелять находящегося в тюрьме Иркутска адмирала Колчака» (Клавинг В. В. Высшие офицеры Белых армий. СПб., 2005).

(обратно)

395

Николаев — военно-морской и торговый город Херсонской губернии, на левом берегу реки Буг, при слиянии ее с рекой Ингул. Основан в виде укрепления князем Потемкиным в 1784 г.; в 1790 г. приписан к Вознесенскому наместничеству, в 1797 г. — к Новороссийской губернии; в 1802 г. — губернский город Николаевской губернии. С 1803 г. подчинен морскому ведомству.

(обратно)

396

Гапсаль — город на берегу одноименного залива Балтийского моря (ныне г. Хаапсалу, Эстония).

(обратно)

397

Протопопов Александр Дмитриевич (1866–1918) — родился в дворянской семье, крупный землевладелец, фабрикант. Окончил 1-й кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище, Академию генерального штаба, служил в л.−гв. Конно-гренадерском полку с 1885 г. корнетом. В 1890 г. вышел в отставку штабс-ротмистром. Землевладелец (более 4,5 тысяч десятин), владелец одной из крупнейших в России Румянцевско-Селиверстовской суконной фабрики и лесопильного завода. В 1891 г. причислен к Собственной ЕИВ канцелярии по учреждениям имп. Марии (сверх штата), с 1892 г. почетный член Демидовского дома призрения трудящихся. Один из видных деятелей торгово-промышленного мира, председатель Союза суконных фабрикантов. В 1908 г. пожалован в звание камер-юнкера. Действительный статский советник (1909), Корсунский уездный предводитель дворянства (1905–1916). Депутат III и IV Государственных Дум от Симбирской губернии (фракция земцев-октябристов), товарищ председателя IV Государственной Думы (с 20 мая 1914), член «Прогрессивного блока». Член партии октябристов. С августа 1915 г. член Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обеспечению топливом (Осотопа). С февраля 1916 г. — предводитель дворянства Симбирской губ. Летом 1916 г. во время посещения делегации думцев за границы, в Стокгольме (Швеция) встречался и вел, предположительно, переговоры с неофициальным агентом Германского правительства банкиром Варбургом о возможности заключения сепаратного мира. Политически выдвинулся благодаря этой поездке в июне 1916 г. в качестве главы парламентской делегации, направленной Государственной думой к союзникам; в речах высказывался против национальных ограничений и в поддержку польской автономии. В 1916 г. избран председателем Совета съездов представителей металлургической промышленности. 16 сентября 1916 г. был назначен управляющим министерством внутренних дел, а затем министром внутренних дел (20 декабря 1916 — 28 февраля 1917); шеф Отдельного корпуса жандармов. Способствовал передаче продовольственного дела в МВД, намеревался реформировать земство, разрешить еврейский вопрос. Являлся основателем и редактором монархической газеты «Русская воля» (декабрь 1916 — октябрь 1917). Состоял в близких отношениях, как министр к царской семье и Г. Е. Распутину, за что резко осуждался своими сторонниками по партии и некоторыми кругами светского общества. По некоторым сведениям, А. Д. Протопопов на протяжении двух десятилетий был пациентом доктора П. А. Бадмаева. Та м он познакомился с Г. Е. Распутиным. Многие современники свидетельствовали о том, что у Протопопова были несомненные проблемы с психическим здоровьем, вызванные прогрессивным параличом. Имел прозвище в Царской семье — «генерал Калинин». В дни Февральской революции предпринимал разрозненные попытки подавления выступлений вооруженным путем, но 28 февраля добровольно явился в Таврический дворец, был арестован и заключен в Петропавловскую крепость, где находился в Трубецком бастионе с 1 марта по 15 сентября 1917 г. (камеры №№ 43, 70, 57), затем некоторое время под охраной в лечебнице. Был женат на Ольге Павловне Носович, дочери старого, кавказского генерала. После Октябрьского переворота был переведен в Таганскую тюрьму г. Москвы. Расстрелян по приговору ВЧК 27 октября 1918 г.

(обратно)

398

Алексеев Михаил Васильевич (1857–1918) — окончил Тверскую классическую гимназию, Московское пехотное юнкерское училище (1876), Николаевскую академию Генштаба (1890). Участник Русско-турецкой кампании (1877–1878) — ординарец Скобелева, имел ранение. Принимал участие в Русско-японской войне. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. и золотого оружия. Генерал от инфантерии (1914), генерал-адъютант (1915) Свиты императора. Участник Первой мировой войны. Начальник штаба Юго-Западного фронта (19 июля 1914 — 17 марта 1915), командующий Северо-Западным фронтом (17 марта — 4 августа 1915), начальник штаба Верховного главнокомандующего (18 августа 1915 — 2 апреля 1917), в отпуске по болезни (10 ноября 1916 — 17 февраля 1917). Был введен А. И. Гучковым в «Военную ложу». В дни Февральской революции способствовал давлению со стороны военных в пользу отречения императора Николая II от Престола. После Февральской революции временно исполняющий обязанности Верховного главнокомандующего (с 11 марта) и Верховный главнокомандующий (2 апреля — 22 мая 1917), затем военный советник Временного правительства. В период ареста генерала Л. Г. Корнилова на короткое время с 30 августа по 10 сентября — начальник штаба при Верховном главнокомандующем А. Ф. Керенском. Прибыв в Ставку, он отправил генерала Корнилова и его сторонников в Быховскую тюрьму. Подал в отставку и 11 сентября сдал должность генералу Н. Н. Духонину. Выступал за объективное расследование причин выступления военных и с сочувствием относился к идее единения патриотических сил. Участник Белого движения. В Новочеркасске создал так называемую «Алексеевскую организацию», ставшую ядром Добровольческой армии. В июне 1918 г. выдвигался «Национальным центром» кандидатом в военные диктаторы. С 18(31) августа 1918 г. — Верховный руководитель Добровольческой армии, Председатель Особого совещания. Он скончался 8 октября (25 сентября — по старому стилю) 1918 г. от тяжелой болезни и был торжественно похоронен в усыпальнице Екатеринодарского Войскового собора. В начале 1920 г. во время отступления ВСЮР прах генерала был перенесен в Сербию, где на Новом кладбище в Белграде ему стоит скромный памятник.

(обратно)

399

Воейков Владимир Николаевич (1868–1947) — командир л.−гв. Гусарского полка (1907), генерал-майор Свиты императора, с 25 декабря 1913 г. последний дворцовый комендант. Принадлежал к ближайшему окружению царской семьи, был женат на фрейлине императрицы, дочери министра Императорского Двора В. Б. Фредерикса. Главный наблюдающий за физическим развитием народонаселения Российской империи. В дни Февральской революции был рядом с Николаем II в Ставке в Могилеве, присутствовал приотречении императора 2 марта 1917 г. в Пскове. Позднее по распоряжению Временного правительства был выслан из Ставки, подвергся аресту и посажен в Петропавловскую крепость, где содержался до сентября 1917 г. Затем переведен в больницу, откуда в дни Октябрьской революции бежал. Умер в эмиграции во Франции. Автор мемуаров: «С царем и без царя. Воспоминания последнего дворцового коменданта Государя императора Николая II» (Гельсингфорс, 1936; М., 1994).

(обратно)

400

Нарышкин Кирилл Анатольевич (1868–1924) — граф, генерал-майор Свиты императора (с 1916), начальник Военно-походной канцелярии при Императорской Главной квартире (декабрь 1916 — март 1917). Друг детства императора Николая II. Покинул царскую семью после ее опалы.

(обратно)

401

Иванов Николай Иудович (1851–1919) — генерал-адъютант Свиты императора, генерал от артиллерии (1908), член Государственного Совета. Кавалер золотого оружия и ордена Св. Георгия. С июля 1914 г. по март 1916 г. главнокомандующий войсками Юго-Западного фронта. Позднее он состоял при Николае II в Ставке. 27 февраля (12 марта) 1917 г. назначен командующим войсками Петроградского военного округа, но выполнить задачу по усмирению восставших в столице не смог. Вскоре во избежание кровопролития был отозван в Ставку, но подвергнут аресту Чрезвычайной следственной комиссией (ЧСК) Временного правительства. Через некоторое время в связи с плохим состоянием здоровья был освобожден по личному указанию А. Ф. Керенского из-под ареста и уехал в Киев. После Октябрьского переворота бежал на Дон. В октябре — ноябре 1918 г. командовал у атамана П. Н. Краснова белоказачьей Южной армией, разбитой под станицей Вешенской. Умер в 1919 г. на Дону от сыпного тифа.

(обратно)

402

Севастополь — военно-портовый город и отдельное градоначальство, на юго-западной оконечности Таврического полуострова. Известен под именем Херсонеса с VI в. до н. э. В 1804 г. назначен главным портом черноморского флота; в 1826 г. обращен в первоклассную крепость. Во время Крымской войны 1853–1856 гг. подвергся 11-месячной осаде. Город превратился в руины. С 1856 г. Севастополь стал вновь отстраиваться и вскоре приобрел торговое значение. В 1871 г., после отмены статьи Парижского трактата о нейтрализации Черного моря, Севастополь снова стал местом расположения Черноморского флота.

(обратно)

403

Линейный корабль «Императрица Мария» (однотипные корабли «Императрица Екатерина Великая» и «Император Александр III») спущен на воду 19 октября 1913 г., вступил в строй 25 августа 1915 г. Построен на заводе «Руссуд». Длина корпуса — 167,8 м, ширина — 27,3 м, осадка — 8,4 м. Защита (толщина брони): борт 102–305 мм, башни — 305 мм, палубы — 38–75 мм. Вооружение: двенадцать 305-мм, двадцать 130-мм и восемь 75-мм орудий. Энергетическая установка четырехвальная: 20 котлов Ярроу и 4 турбины Парсонса общей мощностью 26 500 л. с. Скорость 21 узел, дальность плавания около 3000 миль. Экипаж 1220 человек.

(обратно)

404

Федоров Сергей Петрович (1869–1936) — известный хирург, уролог. Окончил медицинский факультет Московского университета (1891); доктор медицины (с 1895), профессор (с 1903). Возглавлял кафедру госпитально-хирургической клиники Военно-медицинской академии (с 1903), почетный лейб-хирург (с 1909), лейб-хирург (с 1912). Тайный советник. Член Военно-санитарного ученого комитета. Лечил больного гемофилией цесаревича Алексея. Во время Первой мировой войны, с осени 1915 г. находился в Ставке при императоре Николае II. После революции остался в России. Директор Ленинградского института хирургической невропатологии (1926–1933), ныне Нейрохирургический институт. Основатель крупнейшей хирургической школы в СССР. Заслуженный деятель науки РСФСР с 1928 г. Похоронен на коммунистической площадке Александро-Невской Лавры.

(обратно)

405

Русин Александр Иванович (1861–1956) — российский военно-морской деятель. Адмирал (10.04.1916). Окончил Морское училище (1881), Николаевскую морскую академию (1888) и Артиллерийский офицерский класс (1896). В 1896–1898 гг. — артиллерийский офицер 1-го разряда на крейсере «Россия». В 1899–1904 гг. в чине старшего лейтенанта и капитана 2-го ранга — военно-морской агент (атташе) в Японии. Участник Русско-японской войны, начальник морской походной канцелярии главнокомандующего русскими войсками на Дальнем Востоке. В 1905 г., после окончания войны, был представителем России на конференции в Портсмуте. Позднее командовал эскадренным броненосцем «Слава» (1906–1907), служил помощником начальника Главного морского штаба (1907–1908), в 1909–1913 гг. командир отряда учебных судов Морского корпуса и директор корпуса. Начальник Морского корпуса и Николаевской морской академии (1908–1913). В 1909–1913 гг. в чине контрадмирала — штатный директор Морского корпуса. Начальник Главного морского штаба (1913–1914). Начальник Морского Генерального штаба (1914–1915) и с 1915 г. помощник военного министра с оставлением в должности начальника Морского генерального штаба (1915–1917). В Первую мировую войну возглавлял все оперативно-стратегическое руководство боевой деятельностью Российского флота. Состоял при Царской Ставке в должности начальника морского штаба верховного главнокомандующего и ездил со специальной миссией за границу. Адмирал (1916). С 1916 г. — начальник Морского штаба Ставки верховного главнокомандования. С июня 1917 г. в отставке. С 1917 г. в эмиграции во Франции, там был председателем Всезарубежного объединения русских морских организаций (1929). Председатель Кают-компании морских офицеров в Париже (1920–1930). После 1945 г. жил в США, почетный председатель Общества русских морских офицеров в Америке. В 1939 г. переехал в Марокко. Почетный председатель Общества бывших русских морских офицеров. Умер в Касабланке (Марокко) 12 ноября 1956 г.

(обратно)

406

Полевое управление Румынский фронтом было образовано в декабре 1916 г. на базе управления Дунайской армии. Фактически с 12 декабря 1916 г. по 1 апреля 1917 г. командовал фронтом генерал от кавалерии Владимир Викторович Сахаров, а с 11 апреля 1917 г. генерал от инфантерии Дмитрий Григорьевич Щербачев. Начальником штаба армий фронта был генерал-лейтенант Михаил Иванович Шишкевич, его сменил генерал-лейтенант Николай Николаевич Головин.

(обратно)

407

Главнокомандующим VI армии с 20 марта по 12 декабря 1916 г. был генерал от инфантерии Владимир Николаевич Горбатовский, а начальником штаба при нем являлся генерал-лейтенант Виктор Николаевич Минут. В середине декабря 1915 г. их сменили командующий армией генерал от кавалерии Афанасий Андреевич Цуриков и начальник штаба генерал-майор Георгий Николаевич Вирановский.

(обратно)

408

Император Николай II подписал прощальный приказ № 371 по армии и флоту, в котором значилось:

«В последний раз обращаюсь к Вам, горячо любимые мною войска. После отречения мною за себя и за сына моего от Престола Российского, власть передана Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия. Да поможет Бог и Вам, доблестные войска, отстоять нашу родину от злого врага. В продолжение двух с половиной лет Вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий и уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе, сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы.

Кто думает теперь о мире, кто желает его — тот изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же Ваш долг, защищайте доблестную нашу Великую Родину, повинуйтесь Временному правительству, слушайтесь Ваших начальников, помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу.

Твердо верю, что не угасла в Ваших сердцах беспредельная любовь к нашей Великой Родине. Да благословит Вас Господь Бог и да ведет Вас к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий.

Николай.

8-го марта 1917 года.

Ставка.

Подписал: начальник штаба, генерал Алексеев» (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2415. Л. 1–2 об.).

Генерал-майор свиты императора Д. Н. Дубенский записал в этот день:

«Поразительные по наглости и бесцеремонности были распоряжения по поводу этого приказа со стороны Гучкова.

Немедленно после того, как Государь подписал этот приказ, в Ставке была получена телеграмма от Гучкова, как военного министра, с воспрещением распространять между солдатами этот приказ и печатать его. Этому распоряжению подчинился сразу генерал Алексеев, не подчиненный вообще военному министру, и таким образом о существовании прощального слова Государя к войскам не было известно даже некоторым командующим армиями.

И в первые же дни „свободы слова“ Временное правительство запретило слово Верховного главнокомандующего Государя императора в момент оставления им добровольно русской армии».

(Дубенский Д. Н. Как произошел переворот в России. // Русская летопись. Кн. 3. Париж, 1922. С. 97–98.)

(обратно)

409

Стоит подчеркнуть, что брат царя великий князь Михаил Александрович не отрекался от Всероссийского Престола, а только отложил «восприятие верховной власти» до решения Учредительного Собрания.

(обратно)

410

Цуриков Афанасий Андреевич (1858–1923) — генерал от кавалерии (6.4.1914). Окончил Орловскую-Бахтина военную гимназию, Николаевское кавалерийское училище (1876) и Николаевскую академию Генштаба (1883). В службу вступил 31 августа 1874 г. Определен в л.−гв. Уланский Его Величества полк. Участник кампании 1877–1878 гг. Полковник (1891). С 17 апреля 1887 г. по 17 апреля 1888 г. командовал эскадроном лейб-гвардии Гродненского гусарского полка. С 28 января 1893 г. начальник штаба 5-й кавалерийской дивизии. Командир 51-го драгунского Черниговского полка (1896–1901). Генерал-майор (1901) по Генштабу. С 26 марта 1901 г. командир 2-й бригады 11-й кавалерийской дивизии. Начальник штаба 10-го армейского корпуса (1902–1905). Участник Русско-японской войны. Кавалер золотого оружия. С 14 июня 1905 г. состоял при Главном штабе, с 20 февраля 1906 г. генерал для особых поручений при генерале-инспекторе кавалерии великом князе Николае Николаевиче. Генерал-лейтенант (1907). С 18 января 1907 г. командующий 15-й кавалерийской дивизии. Начальник 2-й кавалерийской дивизии (1907–1913). С 2 января 1914 г. командир 24-го армейского корпуса (2.1.1914 — конец 1916), с которым выступил на фронт в составе 8-й армии. Принимал участие в Первой мировой войне. Генерал от кавалерии. Награжден орденом Св. Георгия 4-й степени (9.2.1915). Командующий 10-й армией (10.1916–12.12.1916). С 12 декабря 1916 г. — командующий 6-й армией на Румынском фронте. После Октябрьской революции остался на своем посту. С 1920 г. — в РККА, член Особого совещания при Главкоме Вооруженных Сил Республики.

(обратно)

411

Керенский Александр Федорович (1881–1970) — известный политический деятель, адвокат, депутат IV Государственной Думы, председатель фракции трудовиков. С марта 1917 г. эсер. Известный масон. Во время Февральской революции член Временного комитета Государственной Думы, товарищ председателя исполкома Петросовета. Министр юстиции во Временном правительстве (2 марта — 5 мая 1917 г.). В 1-м и 2-м коалиционных правительствах (май — сентябрь) военный и морской министр, а с 8 июля по 25 октября министр-председатель, с 30 августа одновременно Верховный главнокомандующий. В дни Октябрьского переворота большевиков бежал из Петрограда, возглавил антисоветское выступление верных ему воинских частей, но потерпел крах. С июня 1918 г. жил во Франции, а с 1940 г. в США. В эмиграции редактировал газету «Дни» (1922–1933). Один из лидеров Внепартийного демократического объединения. Автор многих печатных трудов и воспоминаний.

(обратно)

412

Царская семья по решению Временного правительства в конце июля — начале августа 1917 г. была перевезена и помещена под домашний арест в бывшем губернаторском доме в Тобольске.

(обратно)

413

Корнилов Лавр Георгиевич (1870–1918) — сын коллежского секретаря. Окончил Сибирский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище (1892), Военную академию (1898). Участник Русско-японской и Первой мировой войн. Генерал от инфантерии. Бежал из австрийского плена. В дни Февральской революции командующий Петроградским военным округом, принимал участие в аресте императрицы Александры Федоровны в Царском Селе. В июле — августе 1917 г. Верховный главнокомандующий. В конце августа поднял мятеж и двинул войска на Петроград с целью установления военной диктатуры. 29 августа отстранен от должности и предан судебному следствию. Находился под арестом в Быховской тюрьме, откуда бежал в Новочеркасск, где вместе с генералом М. В. Алексеевым возглавил Добровольческую армию. Убит взрывной волной 31 марта (13 апреля) 1918 г. во время 1-го Кубанского похода под Екатеринодаром. Позднее его труп был выкопан красноармейцами и уничтожен.

(обратно)

414

Императорском Училище Правоведения было основано на основании указа императора Николая I от 9 (21) мая 1835 г. и предназначалось для подготовки административных и судебных чиновников. Учебное заведение было закрытым и весьма престижным. Оно находилось в ведении Министерства юстиции.

(обратно)

415

Большевики опубликовали в советской периодической печати объявление о расстреле только бывшего императора, а об его семье сообщалось: «Жена и сын Николая Романова отправлены в надежное место» (Правда. 1918. 19 июля. № 149. С. 2).

(обратно)

416

Чекистами кроме всей Царской семьи (из бывшего Императорского Дома Романовых) в 1918–1919 гг. были уничтожены: великая княгиня Елизавета Федоровна; великие князья: Михаил Александрович, Дмитрий Константинович, Георгий, Николай и Сергей Михайловичи, Павел Александрович; князья императорской крови: Иоанн, Константин и Игорь Константиновичи; князь Владимир Павлович Палей (сын великого князя Павла Александровича). Овеяна пеленой таинственности и смерть опального великого князя Николая Константиновича в Ташкенте.

(обратно)

Оглавление

В. М. Хрусталев. Вместо предисловия Рукописное наследие и жизненный путь великого князя Константина Константиновича Романова (известного поэта К. Р.)

  Несколько штрихов к портрету К. Р

  «Измайловские досуги»

  Творческая и служебная деятельность К. Р

  Кончина великого князя К. Р

Великий князь Константин Константинович Романов (К. Р.) Воспоминания о Государе Императоре Николае II

  Воспоминания о службе Государя Наследника Цесаревича Николая Александровича, ныне благополучно царствующего Государя Императора, л.−гв. в полку (2 января 1893 г. — 20 октября 1894 г.)

  Великий князь Константин Константинович (К. Р.) Воспоминания 1898 г.

С. С. Фабрицкий Из прошлого. Воспоминания флигель-адъютанта Государя Императора Николая II Берлин 1926

  В. М. Хрусталев Жизненный путь автора воспоминаний флигель-адъютанта Свиты Императора Семена Семеновича Фабрицкого (Краткая биографическая справка)

  С. С. Фабрицкий Воспоминания о Государе Императоре Николае II и его семье

    Предисловие

    I

    II

    III

    IV

    V

    VII

    VIII

    IX

    X

    XI

    XII Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg