Николай Белов Звезда Монро
Предисловие
Мэрилин Монро со своими тайнами и неприкаянностью навсегда останется одной из самых горестных легенд XX века — «великой Монро»…
Ежегодно 5 августа — в день смерти актрисы — по городам США проходят ночные шествия. С портретами Мэрилин, с горящими свечами в руках люди отдают дань своему кумиру. В этот день ее имя на устах у многих. И нет на свете актрисы, о которой было бы сказано столько, сколько о Мэрилин Монро.
Ей подражали. Но безуспешно. Прошло два года после ее смерти, но ни у одной актрисы не нашлось ни подобного шарма, ни красоты, ни детской наивности. Каждой не хватало чего-то, чтобы стать новой Монро.
Платье, в котором Мэрилин снималась в фильме «Джентльмены предпочитают блондинок», было куплено за 14 тысяч долларов.
Дни и часы жизни Монро расписаны биографами с удивительной скрупулезностью. В их «писаниях» правда перемешана с ложью, и сама личность Мэрилин давно перестала быть реальной.
Драматург Артур Миллер как-то сказал: «Если бы Мэрилин была жива, ей сейчас было бы около шестидесяти лет, но представить себе такое невозможно. Она не воспринимается как реальный человек, это — легенда, поразительная и непостижимая, но она никак не связана с той Мэрилин, которую я знал».
«Феномен Монро»… Смерть придала Мэрилин Монро истинное величие, хотя после нее судьба актрисы была выставлена на публичное обозрение, и вряд ли это дает душе Мэрилин то самое успокоение, которого она тщетно искала при жизни.
Имя Мэрилин Монро по-прежнему продолжает волновать мир.
Сама Мэрилин постоянно обращалась к словам из Библии: «Что пользы человеку, если он завоюет весь мир, но погубит душу свою». Дай Бог, чтобы это ни в какой мере не относилось к ее душе. Ибо суровым испытаниям подверглась она на этом свете, так неужели же это не послужит искуплением ее грехов?
Со времени владычества Мэрилин на голливудском Олимпе значительно сместились акценты в определении ценностей, изменились взгляды, формы культуры. Но уже более четверти века имя Монро продолжает оставаться в ряду самых популярных имен мира. Она продолжает быть более известной, нежели многие здравствующие кинозвезды, политические деятели и телевизионные знаменитости.
К «феномену Монро» возвращаются вновь и вновь, может потому, что за экранным образом секс-бомбы люди все же смогли разглядеть и настоящий талант, и трогательную человеческую беззащитность Мэрилин.
Время не может совладать с талантами. Мифы оказываются часто живучее правды, ибо они проникают глубоко в сознание людей, и расставаться с ними не любят.
И этот миф еще долго будет жить.
Глава 1 Начало
Норма Джин Мортенсон — впоследствии Мэрилин Монро — родилась 1 июня 1926 года в Лос-Анджелесе. Матерью ее была Глэдис Бэйкер, монтажница, склеивавшая кинопленку на одной из студий. Она выбрала для своей дочери карьеру кинозвезды еще до того, как у той прорезался первый зуб. Когда-то Глэдис сама мечтала стать знаменитой, а, став матерью Нормы Джин, часто повторяла: «Но уж если не я, то моя малышка непременно этого добьется».
Когда мать Мэрилин вернулась домой из городского роддома Лос-Анджелеса, мужчины рядом не было. И ей пришлось заботиться о ребенке одной. Кто был отцом Мэрилин — неизвестно. Глэдис иногда говорила расшалившейся Норме: «Если ты не прекратишь делать глупостей, я все расскажу отцу, когда он придет». И этого его прихода Мэрилин ждала всю свою жизнь. В свидетельстве о рождении он был записан как некий Эдвард Мортенсон. Года за два до рождения дочери Глэдис и вправду была женой норвежского иммигранта Мартина Э. Мортенсона, но ко дню 1 июня 1926 года того и след простыл. А сама Мэрилин позднее отрицала, что Мортенсон имеет какое-либо отношение к ее появлению на свет.
Однажды мать показала Норме Джин фотографию и сказала: «Вот твой отец». Все, что малышка запомнила — это лицо человека в широкополой шляпе в глазах которого притаилась живая улыбка, и у него были тонкие усики, как у Кларка Гейбла.
Так началась выдумка, которой суждено было сопровождать Мэрилин Монро всю ее жизнь. В детстве она говорила своим подругам, что ее отцом на самом деле был Кларк Гейбл. В последние месяцы жизни, снимаясь вместе с Гейблом в «Неприкаянных», она иногда позволяла себе думать, что это действительно так Если отца Мэрилин окружал ореол таинственности, то история ее семьи со стороны матери была совершенно явной и даже документально оформленной. Зная печальную летопись своего семейства, Мэрилин порой опасалась, что и сама генетически обречена на душевное расстройство. И страхи ее были вполне обоснованы.
Причиной кончины ее деда по материнской линии, Отиса Монро, согласно свидетельству о смерти, стал общий парез. Парез, и особенно слабоумие как последствие оного — форма душевной болезни, вызванная последней стадией сифилиса.
Ее бабушка Делла Монро в возрасте пятидесяти одного года тоже умерла в доме для душевнобольных. Она страдала болезнью сердца с «маниакально-депрессивным психозом» в качестве сопутствовавшего фактора.
Семейной жизни как таковой не существовало. После рождения Мэрилин, не имея средств заниматься только воспитанием дочки, Глэдис снова стала работать киномонтажницей. Добывая хлеб насущный, она большую часть времени оставляла дочь на попечение нянек и сиделок. У Глэдис Бейкер были еще и старшие дети, но они давно уже находились на иждивении родственников первого мужа.
Едва Мэрилин исполнилось семь лет, с ее матерью случилась беда. Глэдис в то время находилась в отчаянной депрессии, сменявшейся взрывами ярости. В один из дней она набросилась на свою подругу с ножом по какому-то незначительному поводу, и по этой причине ее отправили в ту же лечебницу для душевнобольных, в которой окончила дни свои ее собственная мать.
За исключением редких пауз, Глэдис содержалась в психиатрической больнице на протяжении почти всей жизни Мэрилин.
Некая Мелсон, ее опекунша, правда, считала ее не сумасшедшей, а просто нервной «Мать Мэрилин была помешана на религии, пороке и зле. Она полагала, что совершила в жизни какую-то ошибку, за что и была наказана».
В начале 1942 года официальный опекун Мэрилин, подруга ее матери, работавшая с ней вместе на студии — женщина средних лет по имени Грейс Мак-Ки, внезапно решила бросить свою воспитанницу в бурные воды взрослого мира. Грейс Мак-Ки со своим новым мужем решила переехать, а муж не пожелал брать с собой Норму Джин. Решением этой проблемы могло стать замужество воспитанницы. И подходящая кандидатура быстро нашлась. В женихи Нормы попал сын соседей Джим Дагерти. Джим был одаренным футболистом. Однако променял колледж на работу в похоронном бюро, где занимался бальзамированием трупов, а еще в ночную смену подрабатывал слесарем, Джим Дагерти и Норма Джин были знакомы. Раз или два они даже встречались. Встречаясь с ней, Дагерти одновременно ходил и с другими девушками.
Джим Дагерти был совершенно ошеломлен, когда опекунша Нормы Джин предложила ему жениться на своей воспитаннице. Но он согласился, узнав, что в противном случае Норму Джин отошлют в сиротский приют.
Свадьбу назначили на июнь. Нужно было немного подождать, чтобы Норме исполнилось шестнадцать лет. В оставшиеся до бракосочетания недели молодые с некоторым опозданием знакомились друг с другом. Бракосочетание по всем правилам состоялось 19 июня 1942 года. Невесте минуло шестнадцать всего около трех недель назад. Медового месяца и свадебного путешествия у них не было. В понедельник утром Джим вернулся на работу на авиазавод.
О своем замужестве Норма Джин рассказывала в первые дни своей славы. Она говорила: «Фактически наш брак скорее походил на дружбу с сексуальными привилегиями. Позже я узнала, что в большинстве случаев так оно и есть. Я была своеобразной женой. Я терпеть не могла взрослых». Мне нравились мальчики и девочки, которые были младше меня. Я играла с ними в их детские игры до тех пор, пока не выходил мой муж и не приглашал меня в постель».
Вначале юная жена была абсолютно беспомощной хозяйкой. Она совершенно не умела готовить. Кто-то ей однажды посоветовал бросить в кофе щепотку соли, а она положила чайную ложку. Но постепенно Норма Джин всему научилась. Дагерти говорил, что она превосходно стала готовить оленину и крольчатину. В одном блюде она соединяла морковь и горох, «потому что ей нравилось цветовое сочетание».
Осенью 1943-го, год спустя после их женитьбы, Джим нанялся в торговый флот. Местом его службы стал остров Каталины. Норма Джин последовала за мужем. Год, проведенный ими вместе, показался Дагерти идиллией. Они ловили рыбу, купались, занимались спортом. Норма Джин несколько больше дозволенного красовалась перед парнями в униформе, заполонившими остров, но Дагерти не был ревнивцем. Супруги часто посещали вечеринки. Однажды Норма Джин весь вечер танцевала со всеми моряками отделения, кроме Дагерти. Когда он сказал: «Пойдем домой», — Норме Джин хотелось еще немного потанцевать. Это стало поводом для их первой размолвки.
В 1944 году Дагерти приказали отправляться за океан. Прибыв в Новую Гвинею, он получил сразу несколько писем. Норма Джин, жившая теперь с его матерью, писала почти каждый день. Пока Дагерти бороздил воды Тихого океана, его юная жена работала на Рейдио Плейн — этот завод выпускал самолеты, используемые для ведения стрельбы по мишеням.
Норма Джин проверяла парашюты и красила фюзеляжи. Позже она скажет: «Рабочей формой даже для девушек был комбинезон. Надеть его было все равно что работать в гимнастическом трико, особенно если ты знаешь, как правильно носить его. Мужчины перешептывались у меня за спиной. Вероятно, я вела себя неправильно, раз мужчины на заводе пытались назначать мне свидания и покупать вино. Я не чувствовала себя замужней женщиной».
В письмах к мужу она писала, что очень скучает по нему. В одном из посланий она процитировала песню-обещание, которое давали девушки и женщины солдатам союзных войск по всему миру: «Я буду гулять одна».
Когда Дагерти после нескольких месяцев, проведенных в море, вернулся домой в первый отпуск, Норма Джин ждала его на вокзале. Супруги направились в самую роскошную гостиницу на бульваре Вентура, «Ла Фонда», и почти не покидали номера. Норма Джин по этому случаю захватила с собой черную сетчатую ночную рубашку. В первый раз Джин заметил, что его юная жена слишком много пьет.
Незадолго до его ухода в море, по словам Дагерти, на нее напала какая-то хандра.
У Джима Дагерти кончился отпуск, и через несколько дней он снова ушел в плавание в Тихий океан, а Норма Джин вернулась на свой завод. В конце 1944 года, когда война близилась к завершению, жизнь ее вдруг переменилась. И Норма Джин ухватилась за представившуюся возможность.
На Рейдио Плейн появился рядовой Дэвид Коновер, чтобы фотографировать женщин, выполнявших военный заказ.
Коновер был армейским фотографом. Его командиром был капитан Рональд Рейган, которому было суждено стать президентом Соединенных Штатов. Цель его визита на завод состояла в том, чтобы сделать серию фотографий «хорошеньких девочек» для журнала «Янки» — «для поднятия боевого духа солдат». Много позже он говорил, что Норма Джин сильно отличалась от других. Коновер сначала снял ее за работой, а потом попросил переодеться в облегающий красный свитер, — на время обеденного перерыва. Тогда-то он и сказал Норме Джин, что ее место на обложке журнала, а не на военном заводе.
В ту пору будущая звезда получала 20 долларов в неделю, работая по десять часов в день на Рейдио Плейн. Коновер предложил ей позировать ему за 5 долларов в час. И Норма Джин согласилась.
В течение трех недель состоялось несколько фотосеансов, после чего она присоединилась к Дэвиду для участия в сафари по южной Калифорнии, где он должен был фотографировать. Некоторые из сделанных фотографий попали в фотоагентство «Голубая книга». И Норму Джин пригласили для собеседования. Именно с этого самого момента и началась ее карьера «девушки с обложки».
Норма Джин быстро добилась успеха. Вскоре фотографии Нормы Джин стали появляться в журналах для женщин: «Суонк», «Сэр», «Пик». Иногда она снималась в купальном костюме, иногда в шортах и бюстгальтере, но все фотографии были вполне приличными.
Она обладала прекрасной фигурой и белоснежной кожей, у нее были по-калифорнийски светлые волосы до плеч. И все это нещадно ею эксплуатировалось, так что у Нормы Джин, работавшей моделью, трудностей не возникало.
Единственной проблемой стало для нее в то время наличие мужа, и когда Джим Дагерти приехал в очередной отпуск, вернувшись после кругосветного плавания, жена уже не ждала его на железнодорожном вокзале. Она прибыла только час спустя, ссылаясь на задержку в фотостудии. В ее жизни произошли огромные перемены: она заметно поостыла к Дагерти, уже не жила с его матерью и не работала на заводе.
Теперь Норма Джин больше всего любила говорить о своем успехе в качестве фотомодели, и мужу ничего другого не оставалось, как сделать вид, что он весьма этим доволен.
В канун рождества 1945 года Норма Джин не смогла остаться дома — она спешила на очередную съемку. Когда она вернулась, Дагерти заявил, что она должна выбрать что-то одно: сниматься для журналов или быть его женой.
Тогда Норма Джин сумела уйти от прямого ответа, и Дагерти снова ушел в море. Судьба забросила его в Китай. Там он и получил от нее очередное послание. Оно содержало все бумаги, которые были необходимы для развода. От него требовалось поставить свою подпись. Дагерти решил ничего не подписывать, пока не увидится с женой.
Ранним утром, вернувшись в Калифорнию, он прямо от причала помчался к дому, где жила Норма Джин. Она подошла к двери. Вид у нее был утомленный. Она извинилась и спросила, не могут ли они встретиться завтра. На следующий день она рассказывала ему о своей новой мечте. Она задумала стать киноактрисой.
Дагерти не воспринял это серьезно: «С чего это ты взяла в голову, что сможешь играть?» Норма Джин спокойно отнеслась к его насмешке, а так же твердо повторила, что между ними все кончено.
Норма Джин в школьные годы участвовала в театральных постановках, играла она в основном мужские роли и иного опыта актерской работы у нее не было.
Вспоминая о тех временах, она говорила: «Глядя в голливудскую ночь, я любила думать о том, что тысячи девчонок сидят в одиночестве, подобно мне, и мечтают стать кинозвездами. Но я-то мечтаю сильнее других».
Если мы скажем, что так окончилась история Нормы Джин, то погрешим против истины. Эта грустная, рано повзрослевшая девочка жила в ней всегда. Именно об этом говорит фраза, брошенная ею, уже известной актрисой: «Сейчас, когда меня окружает такой успех, я иногда чувствую, что смотрю на мир испуганными глазами маленькой девочки. Она все еще твердит мне: «Я никогда не жила, меня никогда не любили»».
Именно такой и была Мэрилин Монро в ту пору, когда имя ее было у всех на устах. И свидетельство о смерти, датированное 1962 годом, говорило только об уходе из жизни голливудской дивы Мэрилин Монро, хотя умерла на самом деле Норма Джин, маленькая девочка с безудержной и порою пугающей фантазией.
Уже бывшая миссис Дагерти скажет: «Я была бесконечно верна своему находившемуся в море мужу». И даже теперь, спустя три десятилетия, Джим Дагерти продолжает верить в то, что жена не могла его обманывать. Но все свидетельства утверждали обратное: Норма Джин была неверна.
В конце 1960 года Монро сама призналась одному журналисту: «Когда я была замужем, я не спала с кем попало, пока мой муж не ушел служить во флот. Тогда я вдруг почувствовала себя чертовски одинокой и иногда не отказывала себе и заводила дружка, потому что мне не хотелось быть одной».
По ее словам, из четырех лет их совместной жизни она обманывала мужа примерно в течение двух лет. И вот еще одна из историй, относящаяся к тому времени.
В декабре 1945 года Норма Джин сказала Джиму, что ей придется уехать примерно на месяц, поскольку ее ждет работа. Андре де Дьенес, фотограф, собирался отвезти ее в штат Вашингтон, за сотни миль к северу. За эту работу ей предложили две сотни долларов. Тогда Норма Джин сказала, что не рвется из дома. Но Де Дьенес был выдающимся фотографом, который мог бы немало сделать для ее будущей карьеры. И она уехала, обещая вернуться к Рождеству.
А потом позвонила мужу в то время, когда он сидел за столом, накрытым для рождественского обеда. Она сказала ему, что ей очень хотелось бы быть дома, но вынуждена остаться.
Андре де Дьенес, сын венгерского банкира-иммигранта, рассказывал свой вариант истории, приключившейся в то Рождество. Он только что приехал в Калифорнию, где искал модель, которая могла бы ему позировать на фоне пейзажа и желательно обнаженной. Однажды ему позвонили из агентства «Голубая книга» и порекомендовали Норму Джин. «Я в ту же секунду влюбился в это юное создание», — сказал он.
В ту пору Дагерти был в плавании. Де Дьенес начал ухаживать за Нормой Джин. Он присылал ей цветы, обедал в ее доме. Вот так развивались события, предшествовавшие их совместному решению с Нормой Джин устроить для себя рождественскую поездку.
Норма Джин не легла в постель с де Дьенесом сразу. И это продолжалось до тех пор, пока не получилось так, что в одну счастливую ночь они не смогли найти отель с двумя свободными комнатами. Норма Джин согласилась разделить с Андре комнату и постель. «Она была прелестна и очень мила, но больше всего мне понравилось то, что она позволила мне творить с ней». В постели, по словам Дьенеса, Норма Джин открыла для себя такой секс, которого не знала, будучи замужем несколько лет.
Де Дьенес пребывал в состоянии влюбленности. Он простил ей даже то, что по ее вине из незапертой машины была украдена его фотоаппаратура.
Позировать обнаженной Норма Джин тогда отказалась.
По возвращении в Лос-Анджелес венгр попросил ее выйти за него замуж. Если верить фотографу, она дала согласие.
Оставаясь ее страстным обожателем и полагая, что все еще обручен с Нормой Джин, де Дьенес выслал ей деньги, чтобы оплатить судебные издержки за развод с Дагерти. Но когда дело дошло до женитьбы, она отказала ему. Охваченный ревностью, де Дьенес поехал в Лос-Анджелес и застал ее с любовником…
Так окончился роман де Дьенеса и Нормы Джин. Де Дьенес не только не таил на нее зла, но и до самой своей смерти очень трепетно вспоминал о своей любви.
Мэрилин всегда подчеркивала, что в 1946 году ее жизнь была вполне целомудренна. Но в тот год ее карман был почти пуст, поэтому вполне вероятно, что у нее были романы, не лишенные меркантильных интересов.
Позже, беря уроки в студии Ли Страсберга, Мэрилин проговорилась, что в начале своего пребывания в Голливуде зарабатывала деньги, будучи «девушкой по вызову».
А потом, гораздо позже, она поняла, что прошлое «девушки по вызову» сослужило ей плохую службу.
Нью-йоркская горничная Монро, Лена Пепитоне, вспоминает рассказ Мэрилин о том, как незадолго до развода с Дагерти она продала себя одному человеку, предложившему подвыпившей Норме Джин пойти с ним в его номер. Сначала он попросил ее раздеться, желая увидеть ее голой. Она хотела убежать, но в конце концов передумала.
Тогда она «заработала» пятнадцать долларов.
Если верить той же Пепитоне, потом были и другие мужчины. Проблема карманных денег была решена.
О подлинной сексуальности Мэрилин Монро можно судить по многочисленным, чаще грустным, свидетельствам.
Часто снимал Мэрилин Монро фотограф «Лайф» Филипп Холсмен. Много лет спустя он скажет: «Когда она встречала мужчину, которого не знала, то чувствовала себя уверенной и защищенной только тогда, когда понимала, что желанна для него; поэтому все в ее жизни было направлено на то, чтобы спровоцировать это чувство. Я помню, как сам пережил нечто подобное в отношениях с Мэрилин».
В 1954 году Норма Джин утверждала, что до шестнадцати лет и замужества с Джимом Дагерти гнала от себя мальчишек. И Дагерти всегда утверждал, что их совместную жизнь она начала, ничего, ровным счетом ничего не зная о сексе. Но не прошло и двух лет, как она рассказала Эми Грин, своей близкой подруге, что впервые переспала с мальчиком, когда училась в старших классах.
Потом Мэрилин будет говорить, что первый опыт общения с мужчиной в лице ее первого мужа усилил ее равнодушие к сексу. Но вот что вспоминал в связи с этом сам Дагерти: «Норма Джин любила заниматься сексом. С этим у нас никаких затруднений никогда не возникало».
Мужчины, вошедшие в жизнь Мэрилин вслед за Дагерти, говорили совершенно иное. По их словам, она принадлежала к числу женщин, не испытывающих удовлетворения в сексе. Возможно, это было связано с ее озабоченностью по поводу своей неспособности к деторождению.
Оглядываясь назад в возрасте двадцати восьми лет, Норма Джин говорила о своем муже: «Он никогда не обижал и не огорчал меня. У нас был только один пункт разногласий. Он хотел ребенка. Но при мысли о ребенке у меня волосы вставали дыбом. Я могла его представить только в виде себя самой, еще одной Нормы Джин в сиротском доме. Я не могла объяснить этого Джиму. Когда он засыпал, я оставалась лежать без сна и плакала. Я даже не скажу точно, кто плакал во мне, то ли миссис Дагерти, то ли неродившееся дитя».
Версия Джима Дагерти и на этот раз отличается от версии его бывшей жены. Он утверждает, что Норма Джин говорила о своем желании иметь ребенка почти сразу после свадьбы, и именно он отговорил ее. Бывший супруг даже рассказал забавную историю о том, как Норма Джин экспериментировала с новеньким противозачаточным колпачком, купленным ею по его настоянию. Вставить она его вставила, но вытащить не смогла, и ей пришлось звать мужа на помощь.
Норма Джин, ухаживая за племянниками Дагерти, быстро убедила всех, что находит общий язык с детьми. Причем игра с малышами, похоже, доставляла ей истинное удовольствие. Когда Дагерти стал моряком торгового флота, по его словам, жена места себе не находила, «все время умоляла меня сделать ее беременной, чтобы у нее осталась от меня какая-то частица, если что случится». По прошествии многих лет, став Мэрилин, Норма Джин признается, что всегда мечтала иметь детей от своего первого мужа.
Однако за время их четырехлетнего супружества обстоятельства изменились. В последние месяцы их совместной жизни уже Дагерти уговаривал Норму Джин завести детей. На этот раз отказалась она, заявив, что боится испортить фигуру.
Мэрилин Монро умерла, по всей вероятности, бездетной. Хотя в 1979 году в книге, написанной Леной Пепитоне, есть утверждение, что Норма Джин все же родила. Существует еще несколько свидетельств о том, что Мэрилин сама говорила о рожденном ею ребенке.
По воспоминаниям Пепитоне, Мэрилин рассказала ей историю о том, как один человек ее домогался, она уступила ему и забеременела. На протяжении нескольких месяцев Мэрилин скрывала это от своих опекунов. Когда она все же сказала о своей беременности, врачи взяли девочку под наблюдение, и ребенок родился в больнице. Пепитоне цитирует Мэрилин: «У меня есть ребенок… мой ребенок Это был маленький мальчик Я сжимала его в своих объятиях и целовала. Мне все время хотелось прикасаться к нему. Я умоляла: «Не забирайте моего малыша…» Но его забрали у меня… с тех пор я его больше не видела».
Мэрилин как-то обронила фразу, что так и не знает, что стало с тем младенцем; позже говорила, что регулярно посылает деньги супружеской паре в Калифорнии, которая усыновила мальчика. Создается впечатление, что ребенок появился на свет, когда Норме Джин было лет пятнадцать.
Эми Грин вспоминает, как слышала от Мэрилин, что та в подростковом возрасте родила ребенка и чужие люди усыновили его, и что она теперь сожалеет об этом и чувствует себя виноватой. Бывшая актриса Жанна Кармен, которая познакомилась с Мэрилин в то же время, что и Эми Грин, вспоминает похожую историю. Мэрилин сказала ей, что родила ребенка после брака с Дагерти, когда Мэрилин было около двадцати одного года. Скорее всего это были фантазии женщины, которая начала бояться, что никогда не сможет стать матерью.
До девятнадцатилетнего возраста Мэрилин дважды пыталась покончить с собой. Один раз она включила газ, второй — наглоталась снотворных таблеток.
1 июня 1946 года Норме Джин исполнилось двадцать и у нее не было ничего, кроме мечты.
Два месяца спустя в Лос-Анджелесе Дагерти нанес один из последних визитов Норме Джин по поводу развода, а она говорила о своем горячем стремлении стать актрисой. Она получила то, о чем мечтала больше всего на свете, — обещание заключить контракт на киностудии «XX век — Фокс», куда ее брали статисткой.
На студии ей дали новое имя — Мэрилин Монро.
Ей опять пришлось зарабатывать деньги, позируя в качестве фотомодели. За двенадцать месяцев Норма Джин появлялась на обложке журнала «Лайф» не менее четырех раз под разными именами.
Ее фотографии попались на глаза Говарду Хьюзу, владельцу «Рэйдио Пикчерз». Хьюз обратил на нее особое внимание, и один из его помощников позвонил агенту Нормы Джин. А Норма Джин к тому времени уже наладила важные для карьеры связи.
И через два дня Норма Джин впервые оказалась перед камерой. А Дарилл Занук, возглавлявший производство фильмов на студии, дал свое согласие на то, чтобы ее взяли в качестве актрисы с испытательным сроком. «Это лучшая студия в мире… Я буду сниматься в кино. Пока это маленькая роль. Но как только я появлюсь на экране…»
Теперь Норма Джин могла забыть и о прошлой жизни, и о прежнем имени. Теперь ее звали Мэрилин Монро.
Она по-прежнему занималась позированием, но сердце ее уже принадлежало кино.
Настоящих ролей пока не было, но Мэрилин с азартом пробивала себе дорогу к ним. Для этого она обхаживала даже репортеров, приписанных к студии. Но… через некоторое время она была уволена с киностудии, кажется, за то, что флиртовала с ничего не подозревающим кандидатом в зятья Дарилла Занука.
Но жизнь продолжалась. Норма Джин время от времени меняла адреса. Занятия в Актерской лаборатории она оплачивала из денег, получаемых за позирование для журналов.
Позже фотограф, снимавший Мэрилин в то самое время, Билл Бернсайд, говорил: «Она очень хорошо знала, как умеет влиять на мужчин». И здесь имел место любовный роман, продлившийся несколько месяцев.
Свободного времени было достаточно, и Мэрилин с азартом принялась овладевать знаниями. Стремясь расширить кругозор, она задумала собирать обширную библиотеку. С одной стороны, она просто удовлетворяла свою жажду познания, с другой — эти знания могли ей пригодиться в будущей актерской профессии. Она с жадностью поглощала книги Джеймса Джойса, стихи (преимущественно романтические), историческую литературу. Среди обожаемых героев Мэрилин особое место занял Авраам Линкольн. Это был первый роман с президентом Соединенных Штатов.
Тем временем, продолжая фотографироваться для обложек журналов, Мэрилин старалась и тут поднять планку. В 1947 году Мэрилин всесторонне изучила научный трактат об анатомии человеческого тела, написанный в шестнадцатом веке.
Незадолго до конца Мэрилин, уже пристрастившаяся к наркотикам, будет делиться с друзьями своими познаниями в области строения человеческого тела. Однако это было не просто занятием ума. Она с успехом поднимала тяжести, бегала по утрам, на тридцать лет предвосхитив эпидемию бега трусцой.
Жизнь Мэрилин в то время была более чем незавидной: она тогда почти нищенствовала, отказывая себе почти во всем, даже в еде. Но учебу она все же не бросала. Роман с Биллом Бернсайдом угас.
Вероятно, в аптечном магазине Шваба Мэрилин встретила какого-то молодого человека, появление которого и скрасило разлуку с Биллом Бернсайдом. В аптечном магазине всегда коротали время и поджидали удачу актеры, не востребованные на студиях. Одного из них звали Чарли Чаплин-младший. Он тоже стал частицей жизни Мэрилин Монро.
В 1948 году «Коламбия Пикчерз» подписала с Мэрилин полугодовой контракт. Также, как и на «Фоксе», ей предложили 75 долларов в неделю. Это произошло благодаря Джо Шенку престарелому властелину студии «XX век — Фокс», ради Мэрилин даже бросившего семью. Пресса долго и подробно муссировала тогда слухи об интимной близости Шенка и Монро. Сама Мэрилин опровергала эти слухи.
Эми Грин, подруга Мэрилин, так все это комментировала: «Похоже, что дорогу себе она проложила, переспав со всеми».
Как бы там ни было, к 1948 году актрису можно было постоянно видеть в мужском обществе в ресторанах и ночных клубах Голливуда. Самым излюбленным местом стало заведение Романова. Мэрилин сблизилась с его владельцем «князем» Майком Романовым и его женой Глорией. «Она рано начала делать то, что было нужно, чтобы добиться своего. Со временем Мэрилин, на мой взгляд, стала в какой-то степени безразличной к сексу». Эти слова принадлежат Глории Романовой, знавшей Мэрилин с конца сороковых годов.
И вот слова, принадлежащие самой Мэрилин: «Нельзя стать звездой, переспав со всеми. Нужно нечто гораздо большее. Но это помогает. Многие актрисы свой первый шанс получили именно таким образом».
Мэрилин иногда заводила и молодых любовников, но мужчины, которые имели хоть какой-то вес в ее глазах, как правило, были старше.
Меня всегда привлекали зрелые мужчины, потому что у молодых не хватает мозгов. Они приходят в состояние возбуждения только потому, что я кинозвезда».
Теперь в реальном мире Голливуда все мужчины, которых она станет обхаживать, будут старше ее и полезны для ее карьеры.
Неутолимое желание учиться актерскому мастерству заставляло Мэрилин искать учителей. Первой наставницей в 1948 году была женщина. Мэрилин судорожно ухватилась за протянутую ей руку помощи. Так завязалась довольно сильная и странная обоюдная привязанность, продлившаяся семь лет.
Наташа Лайтес, глава драматического отдела в «Коламбии», сама в прошлом актриса, женщина с русскими корнями. На много лет старше Мэрилин, чрезвычайно нервная и чувствительная. Мужем ее был писатель с левыми взглядами Бруно Франк. Теперь Наташа жила в Голливуде и преподавала актерское мастерство.
«Она не произвела на меня никакого впечатления, — говорила Наташа годы спустя. — Она была заторможенная и зажатая; не могла свободно произнести ни слова. Голос ее был похож на писклявое хныканье».
Но она все же согласилась поработать с Мэрилин. Так начались их занятия, которые Мэрилин аккуратно посещала и на которые никогда не опаздывала. Работала она с огромным энтузиазмом. Лайтес усердно учила ее ходить, свободно говорить, свободно передвигаться. Для Мэрилин занятия с Наташей стали своеобразным возрождением к жизни.
Некоторые люди говорили, что у Мэрилин с Наташей были лесбийские отношения. Пройдут годы, и Мэрилин скажет: «Люди пытались превратить меня в лесбиянку. Я всегда смеялась над этим. Нет плохого секса, если в нем присутствует любовь». Она хотела всего-навсего, чтобы ее любили, — кто угодно, лишь бы это чувство было настоящим.
После нескольких месяцев учебы, наконец, наступил долгожданный час, когда Мэрилин получила свою первую роль в кино, где ей надо было говорить, петь и танцевать. Это была картина под названием «Хористки». В ней Мэрилин играла роль бедной девушки, которая становится звездой. Это была одна из многих ролей, где отражен опыт ее собственной прошлой жизни. Именно тогда у Мэрилин появилась возможность раскрыть свой талант к пению.
Летом 1948 года молодая вдова Мэри Д'Обри, жившая со своей матерью, ворвавшись в спальню, обнаружила там своего брата Фреда и его новую подружку Мэрилин, лежащих в постели. Фреду Каргеру в ту пору было тридцать два года и он был человеком женатым. На студии «Коламбия Пикчерз» Фред, композитор по образованию, заведовал музыкальной частью. Продюсер фильма «Хористки» направил Монро к Фреду, чтобы тот подготовил ее по музыкальной части. Каргеру голос ее показался тонким и непоставленным, а его обладательница поразила своей неуверенностью и страхом перед съемочной площадкой. Но Мэрилин готова была и учиться.
В один прекрасный день эти занятия переросли в любовь. Всегда тосковавшая по матери, Мэрилин перенесла всю силу нерастраченных дочерних чувств на мать Фреда.
Вскоре Фред и Мэрилин расстались, и вскоре Картер женится на актрисе Джейн Уаймен, бывшей жене будущего президента Соединенных Штатов Рональда Рейгана. Потом супруги развелись, но в 1961 году они вновь соединились в браке. И все эти годы Мэрилин не могла забыть Фреда Каргера. Да и Фред Каргер тоже не забыл ее. Он на семнадцать лет пережил Мэрилин и умер в день ее смерти.
Мэрилин с сожалением говорила о днях, проведенных с Каргером. Сожаление это — тоска по неродившимся детям. Хотя во время их романа Мэрилин не раз делала аборты.
Наташа Лайтес как могла утешала Мэрилин, говоря, что Каргер не стоит ее слез. Но не только это было причиной печали Мэрилин: ее надежды стать актрисой во второй раз не оправдались — в сентябре, когда срок контракта Мэрилин истек, его не стали продлять. Мэрилин уверяла, что потеряла благосклонность шефа студии, как только отвергла его сексуальные домогательства.
Но судьба все же улыбнулась ей. В октябре 1948 года фильм, созданный на «Коламбии» с ее участием, появился в прокате. Он был очень плох, но Каргер не зря трудился: о голосе Мэрилин отзывались весьма одобрительно. Мэрилин называли прелестной и стильной, ей прочили большое будущее.
Вместе с Каргерами Мэрилин пошла на общественный просмотр. «Хористок» показывали в Кармел-театр, который в те времена демонстрировал преимущественно порнофильмы. В тот вечер Мэрилин тщательно замаскировалась и ее никто не узнал. Однако на студию «Коламбию Пикчерз», вышвырнувшую Мэрилин вон, потек тоненький ручеек посланий от ее поклонников.
Следующим был фильм с названием «Помешанный на любви».
Продюсер картины решил привлечь Мэрилин для рекламы фильма. Ее отправили в рекламное турне по стране. Именно тогда Мэрилин впервые побывала в Нью-Йорке.
Нью-Йорк припас для Мэрилин приятные сюрпризы. У нее взял интервью Эрл Уилсон, репортер колонки шоу-бизнеса, который станет ее другом и поможет завязать знакомства с прессой Западного побережья. По просьбе работников отдела рекламы студии он представил ее как «Мммммм девушку». Мэрилин здесь повстречалась со своим бывшим любовником Андре де Дьенесом, которому она когда-то позировала на пляже.
В Манхэттене ее повели в самый элитарный ночной клуб в стране — «Эль-Марокко». Мэрилин была тут же приглашена в «правую» часть клуба Генри Розенфельдом, миллионером, королем одежды.
В этот день Мэрилин приобрела себе друга на долгие годы. Друг этот будет с готовностью помогать ей в трудные минуты, находить психиатров, спасать ее от денежных трудностей.
Из Нью-Йорка Мэрилин была вынуждена ехать на Средний Запад, где ее заставили позировать. Желание Мэрилин рекламировать картину изрядно охладело. Она вернулась в Лос-Анджелес. Ее ждала новость приятная — небольшая роль в вестерне. И новость огорчительная — Фред Каргер по-прежнему не хотел жениться на ней. На приеме в Палм-Спрингс она встретила мужчину, который страстно хотел этого. Именно ему Мэрилин Монро была обязана своим успехом.
Джонни Хайд сказал Мэрилин, что мог бы сделать из нее звезду. Он был очень богат, а еще страдал от серьезной болезни сердца, от которой и скончался спустя полтора года. Последние месяцы его жизни были посвящены Мэрилин.
Однако самую большую роль в их отношениях (со стороны Монро, разумеется) играло то, что Хайд был дружен почти со всеми воротилами кинобизнеса в Голливуде. Перед смертью ему удалось добиться для Мэрилин участия в значительном фильме, причем в главной роли, — и заключить семилетний контракт со студией «XX век — Фокс», студией, однажды отказавшейся от ее услуг. Этим контрактом предусматривалось повышение жалования от пятиста до полутора тысяч долларов в неделю.
Тем самым фильмом, значительным в равной степени как для студии, так и для самой Мэрилин, и в котором она снялась благодаря усилиям Хайда, был фильм «Асфальтовые джунгли». Его снимал режиссер Джон Хьюстон, несколько лет назад отменивший пробы Мэрилин, считая, что она годна лишь для плотских развлечений.
Вернувшись к вышесказанному, вспомним, что привязанность Хайда к Мэрилин многие объясняли эротическими чудачествами старика, но скорее всего он был единственным на свете мужчиной, который ее искренне уважал и по-настоящему заботился о ней. И Монро ценила это и была ему благодарна. Ведь именно после смерти Джонни Хайда она совершила очередную попытку самоубийства.
Фильм «Асфальтовые джунгли» стал рождением Мэрилин Монро как актрисы кино. Он вышел на экраны летом 1950 года. Мэрилин играла любовницу преступника преклонного возраста, отношения между которыми выдавались за отношения «дяди» и «племянницы». Ее игру отметили критики «Нью-Йорк Пост» и «Геральд Трибьюн». Итак, победа…
Но Мэрилин не получила того, о чем мечтала. В тот год у нее было лишь несколько эпизодических ролей, мелких и неинтересных.
В 1951 году Мэрилин записывается на вечерний факультет университета в Лос-Анджелесе, занимаясь литературой и искусством. Одна незначительная роль сменяет другую, однако Мэрилин не падает духом. Она продолжает упорно шлифовать свое актерское мастерство.
Ее педагогом по мастерству актера по-прежнему оставалась Наташа Ляйтес, однако Мэрилин казалось, что этого не вполне достаточно. И тогда она решила брать уроки у Михаила Чехова, замечательного русского актера. Незадолго до смерти она говорила о нем как о человеке, «который показал, что у меня на самом деле есть талант и что мне нужно развивать его». Именно Михаил Чехов понял, что Мэрилин пытаются использовать как сексуальный стимулятор и сама Мэрилин часто дает для этого повод.
Монро никогда не забывала о друзьях из отдела печати. И это сослужило ей хорошую службу. В тот год в журнале «Лайф» появился ее портрет.
Несмотря на успех, чувство неуверенности и незащищенности не покидало Мэрилин.
Именно в это время Мэрилин познакомилась с Артуром Миллером. Это случилось несколько дней спустя после неудавшейся попытки самоубийства, вызванной смертью Джонни Хайда.
Миллер был женат. Имел двоих детей. Женой его была Мэри Слэттери, с которой Миллер был в близких отношениях еще со времен студенчества. Мэри работала в издательстве «Харпер», а Миллер пробовал свои силы в сочинительстве.
И пробы оказались весьма успешными. В 1947 году написанная им пьеса «Все мои сыновья» завоевала награду нью-йоркских театральных кругов. А через два года его новая пьеса — «Смерть коммивояжера» — принесла ему пулитцеровскую премию и всенародное признание.
В 1950 году, когда вместе со своим другом Элиа Казаном, близко знакомым с Мэрилин Монро, Миллер приехал в Голливуд, дабы обсудить картину о бандитизме на рынке труда, он был уже знаменитостью и общепризнанным драматургом.
А потом был любовный роман с Мэрилин Монро… Случайная встреча повлекла за собой новые.
«Он увлек меня тем, что умен. У него ум сильнее, чем у любого из мужчин, которых я когда-либо знала. Он понимает мое стремление к самосовершенствованию», — так говорила Монро об Артуре Миллере.
Многие из знавших Мэрилин достаточно близко говорили, что она была влюблена до безумия.
А сама Мэрилин говорила, что выбрала Артура давно, задолго до их женитьбы. Она остановила свой выбор на Миллере — и она получила его. Но тогда они не были вместе. Миллер с женой и детьми жил в Нью-Йорке. И Новый 1951 год она встретила в одиночестве.
Немного раньше, когда дела были совсем плохи, Мэрилин позировала. Фотографии были более чем смелыми, и связанная с ним история вскоре станет темой номер один в сенсационных газетных заголовках. В 1949 году, когда Мэрилин не имела средств к существованию, она позировала обнаженной для фотографа Тома Келли. Сделанные снимки он продал для серии календарей. По прошествии трех лет кто-то сравнил лицо новой звезды с лицом и телом фотомодели.
Руководство студии не знало, что делать. Ходили слухи о разрыве контракта с Мэрилин и прекращении съемок фильма «Ночная схватка» с ее участием. Сама Мэрилин, говорят, также была в слезах. Однако вывернулась она довольно изящно — призналась, что позировала в обнаженном виде, но при этом сказала, что причиной тому была вовсе не склонность к разврату, а крайняя нужда. Эта слезоточивая история сумела вызвать симпатию к ее героине и превратила скандал в триумф.
Эта история открывает для нас еще одну сторону личности, именуемой Мэрилин Монро — огромное мастерство по созданию рекламы самой себе.
Поборники общественной нравственности, однако, позаботились о продолжении этой поистине скандальной истории. В 1953 году в Лос-Анджелесе по обвинению в нарушении норм морали арестовали владельца магазина фотоаппаратуры. Ему инкриминировали то, что у его витрины школьники разглядывали выставленный на всеобщее обозрение календарь с изображением обнаженной Монро. Почтовое управление Соединенных Штатов объявило его непристойным и запретило дальнейшее производство подобных календарей, однако календарь этот пользовался огромной популярностью и все еще имелся в продаже.
В декабре 1953 года снимок из этого календаря был куплен за 500 долларов молодым человеком, которого звали Хью Хефнер. Именно он украсил им первый номер нового журнала для мужчин «Плейбой».
Так в Америке начиналась сексуальная революция. И начало ее проходило при непосредственном участии Мэрилин Монро.
Весной 1952 года благодаря этому скандалу началась обширная рекламная кампания. Мэрилин снималась в картине «Дурачества», а газеты напечатали серию публикаций о болезни Монро. Тем самым пресса давала понять, что наконец-то признала Мэрилин Монро.
28 апреля съемки фильма были приостановлены. Мэрилин предстояло удаление аппендикса. Операция была выполнена в больнице «Ливанские кедры», где год тому назад скончался ее предполагаемый любовник Джонни Хайд.
Положение обязывало — и вскоре Мэрилин переехала в роскошные апартаменты отеля «Бель-Эр».
1 июня 1952 года свое двадцатишестилетие Мэрилин, уже кинозвезда, опять праздновала в одиночестве. Однако она долго говорила по телефону с Нью-Йорком. Ее собеседником в тот праздничный вечер был Джо Ди Маджо.
Глава 2 Две звезды
Коммерческий агент Монро пообещал Ди Маджо устроить первое свидание с Мэрилин, но та не проявила интереса к личности известного бейсболиста. Ди Маджо, что называется, взял ее измором: в конце концов она согласилась на обед с участием Ди Маджо, но на него были приглашены так же Марч, тот самый коммерческий агент, и одна молодая актриса… Свидание должно было состояться вечером в итальянском ресторане «Вилла Нова». Но Мэрилин не пришла. Марчу пришлось позвонить ей, на другом конце провода Мэрилин заявила, что устала и никуда не пойдет. А два часа спустя она предстала перед глазами Ди Маджо.
Мэрилин увидела совсем не то, что ожидала увидеть. И сравнение ее представления об этом человеке с тем, каким Джо был на самом деле, было явно в пользу оригинала.
Они три часа катались по Беверли Хиллз. Ди Маджо выпросил у нее номер телефона.
На следующий день об этой встрече Мэрилин не замедлила рассказать агенту, занимавшемуся рекламой. И это было незамедлительно использовано последним в интересах дела: последний предложил Мэрилин сфотографироваться с Ди Маджо на съемочной площадке, где с участием Мэрилин снималась картина «Дурачества». Снимок опубликовали во всех изданиях страны. Так на глазах широкой публики рождалась новая любовная история.
Сплетни о Мэрилин и Джо будут со всех сторон обсуждаться прессой в течение двух лет, а позже заголовки центральных изданий запестрят сообщениями о браке.
Существует, однако, немало свидетельств тому, что в течение двух лет ухаживания Ди Маджо Мэрилин имела любовные связи.
Одним из серьезных увлечений Мэрилин в то время стал молодой актер лет двадцати по имени Нико Минардос. С ним она познакомилась на съемках фильма «Дурачества».
Отношения зашли настолько далеко, что Мэрилин, с ведома Минардоса, позвонила в Афины его родителям и несказанно удивила их своим: «Я хочу иметь от вашего сына ребенка».
В то же самое время газеты стали упоминать имя Джо Ди Маджо в связи с именем Мэрилин Монро. Цинизм Мэрилин дошел даже до того, что одно из нежных посланий к Джо она составляла с помощью Минардоса.
Итальянцу очень не нравилось, что Мэрилин выставляла напоказ свое тело. А Мэрилин была без ума от собственной внешности и желала делиться этим достоянием со всем светом.
На конкурсе «Мисс Америка» Мэрилин появилась в нелепом платье с вырезом почти до пупка. Ди Маджо испытал отчаяние и боль стыда.
В начале июня того года, после «Дурачеств», Мэрилин начала сниматься в фильме «Ниагара». Доподлинно известно, что тогда Мэрилин изменяла Джо с Робертом Слетцером.
Мэрилин сама предложила встретиться с ней. И Слэтцер, чрезвычайно сильно влюбленный в нее, бросил все дела и помчался на зов. И женщина, которую пресса называла невестой Ди Маджо, вдруг предложила Слетцеру пожениться.
Никогда раньше разговора о браке они не затевали, и Слэтцер не воспринял этого серьезно. Потом, после еще одной ночи возлияний и любви, этот вопрос задавал сам Слэтцер. Но Мэрилин сказала, что не готова к семейной жизни. Однако некоторые из их общих приятелей утверждают, что Мэрилин Монро и Роберт Слетцер все же были женаты, правда, всего лишь несколько дней.
Во время съемок «Ниагары» у Мэрилин опять возник страх перед камерами. Она стала очень беспокойной. Успокоения она хотела найти в объятиях Ди Маджо. А покинутый ею Слэтцер потерял работу — слишком надолго задержался он на «Ниагаре», развлекаясь с Мэрилин.
В сентябре 1952 года Ди Маджо и Мэрилин заявили прессе, что совместных планов на будущее у них нет.
Но Джо Ди Маджо и не думал отступать. И подкупил сентиментальное сердечко Мэрилин тем, что прислал ей рождественскую елочку. «Я была так счастлива, что даже всплакнула», — вот что говорила по этому поводу сама Монро.
В конце 1952 года Мэрилин начала сниматься в фильме «Джентльмены предпочитают блондинок», который стал одним из самых знаменитых и талантливо сделанных мюзиклов пятидесятых годов. Картина эта принесла Мэрилин огромный успех, ее агенты кормили прессу сообщениями. Теперь она вполне официально стала полноправной звездой. Мэрилин заняла на студии роскошную гримуборную, которая когда-то принадлежала Марлен Дитрих.
Летом 1953 года, вскоре после собственного дня рождения, Мэрилин совершила триумфальный ритуал напротив Китайского театра Граумена на Голливудском бульваре: вместе с Джейн Рассел, которая была ее партнершей по фильму «Джентльмены предпочитают блондинок», она оставила на гипсе отпечатки своих рук, рядом с ними написала свое имя. Она в шутку даже предложила Рассел оставить на гипсе и другие отпечатки. Мэрилин предложила сесть на незастывший гипс.
После появления «Ниагары» на широком экране Мэрилин снискала себе репутацию актрисы, которую невозможно не заметить.
Церемония у театра Граумена была еще одним подтверждением тому, что Мэрилин Монро стала звездой. Но даже в этот момент, момент всеобщего признания ее таланта, чувство незащищенности и глубокого одиночества не покидало эту самую беззастенчивую во всем мире актрису.
Вот какими воспоминаниями об этой самой беззастенчивости делился Билл Травилла, художник, делавший костюмы для некоторых фильмов Мэрилин: «У нее была такая особенность — зная о своей красоте, она постоянно хотела себя демонстрировать. Конечно же, она делала это умышленно. Она походила на ребенка и могла сделать что угодно, а вам ничего другого не оставалось, как простить ее, как бы вы простили маленькую девочку. Она соединяла в себе женщину и дитя, ее обожали и мужчины, и женщины. Мужчина не знал, что делать с ней: то ли усадить на колени и приласкать, то ли заключить в объятия и завалить на спину… Она не могла похвастать хорошим образованием, но имела яркий ум и чудачества ребенка. Она обладала чудесной способностью располагать к себе людей. И вам не хотелось, чтобы этот ребенок плакал».
После трех лет знакомства и совместной работы, во время съемок фильма «Джентльмены предпочитают блондинок», когда жена Травиллы находилась во Флориде, а Ди Маджо тоже не было рядом, у Монро и Травиллы возник короткий роман. Связь эта длилась всего только неделю.
Вот еще одно воспоминание Травиллы: «Я думаю, она хотела любить, но никого, кроме себя, не могла любить, — замечает он. — Она являла собой пример полного нарциссизма. Она обожала собственное лицо, ей все время хотелось улучшать его, вносить изменения в свой облик. Да и мощный сексуальный заряд она получала тогда, когда смотрелась в зеркало и видела красивый рот, который она нарисовала с помощью пяти тонов губной помады, необходимых для нанесения правильных линий и точных теней, подчеркивающих губы, потому что ее настоящие были совершенно плоскими. Она была единственной женщиной из всех моих знакомых, рядом с которой мужчина чувствовал себя высоким, красивым, обаятельным, благодаря немигающему взгляду ее глаз, заглядывающих вам прямо в душу. У вас возникало чувство, что вы у нее единственный, даже если это было не так».
Другим любовником того года, связь с которым у нее продлилась что-то около месяца, был Эдвард Дж. Робинсон, сын знаменитого актера. Он так и не поднялся выше подающего надежды и спился. В сорок лет он покончил с собой, удавившись во время просмотра одного из фильмов своего отца.
Этот самый Робинсон-младший пользовался репутацией любителя зрелых женщин.
Мэрилин познакомилась с ним благодаря сыну другого известного артиста — Чарли Чаплину-младшему, с которым когда-то была близка. Во время съемок фильма «Джентльмены предпочитают блондинок» просто знакомство выросло в роман. Мэрилин пыталась даже составить молодому человеку протекцию на студии «XX век — Фокс».
Эдди Робинсон не только пил, но и экспериментировал с наркотиками. «Таблеточным чудиком» называли его друзья. Вероятно, именно тогда Мэрилин, так сильно отличавшаяся от большинства голливудских актеров, баловавшихся наркотиками, а порой и попадавших от них в серьезную зависимость, та самая Мэрилин, которая держала под диваном гантели, перешагнула мрачный порог мира наркотиков.
Мэрилин все больше и больше затягивала та жизнь, в которой она уже не могла обойтись без барбитуратов.
В 1953 году смятение Мэрилин усилилось возникшей в смысле профессии проблемой. Она утвердилась в образе секс-символа общенационального масштаба, с одной стороны. А с другой стороны, ее одолевали сомнения насчет собственных актерских способностей. Быть просто сексуальной куклой Мэрилин не хотела. Об этом она говорила однажды корреспонденту «Нью-Йорк Таймс»: «Я хочу расти и развиваться, играть серьезные драматические роли. Мой репетитор по актерскому мастерству говорит, что у меня большая душа, но пока это никого не заинтересовало».
И шанс показать свое профессиональное мастерство у Мэрилин появился в картине «Как выйти замуж за миллионера». Ей предстояло сниматься вместе с Бетти Грейбл и Лорен Бейкон в комедии о трех манекенщицах из Нью-Йорка, задумавших заарканить богатых мужей. Своими сомнениями Мэрилин делилась с режиссером фильма Джином Негулеско. Она задавала ему вопросы, и Негулеско вскоре понял, что волновало ее на самом деле: «Как передать в роли сексуальный образ, который, по ее твердому убеждению, она была призвана представлять». Он сказал ей: «Мэрилин, не старайся изображать секс. Ты сама и есть секс. Ты воплощение секса. В этой роли тебе нужно будет руководствоваться одним-единственным мотивом: что без очков ты слепа, как летучая мышь».
Мэрилин все поняла и с головой окунулась в образ. Вот тогда-то продюсеры увидели обеспокоенную и ищущую актрису.
Критики оценили картину «Как выйти замуж за миллионера». Из кокона призывно вопиющей сексуальности в кадре возникла, наконец, актриса.
Что касается Джо Ди Маджо, то теперь она хотела быть рядом с ним. А пресса по-прежнему эксплуатировала благодарную тему этой любовной истории.
Мэрилин снимает квартиру на Дохени-драйв, скромную трехкомнатную квартиру, которая станет местом уединения и любовным гнездышком ее и Ди Маджо.
Однако и здесь она верна себе: Мэрилин, всегда и везде использовавшая даже мельчайшие подробности своей личной жизни для создания рекламы, станет заботится о том, чтобы публика знала, что Ди Маджо привез туда кое-что из своих вещей. А ее друг, репортер Сидней Сколски, с разрешения самой Мэрилин, поделится с читателями подробностями совместной жизни Мэрилин и Джо: звезда спешит домой, чтобы приготовить еду своему мужчине, Джо научил Мэрилин готовить спагетти; Мэрилин уже знает несколько слов по-итальянски.
В конце весны 1953 погиб брат Джо. Ди Маджо был так опечален, что даже плакал от горя. Именно эти слезы, как признак душевной чуткости и добросердечия, заставили Мэрилин наконец-то дать согласие на брак.
Газеты объявили о браке Монро и Ди Маджо одновременно с известием о гибели брата героя американского бейсбола. А их отношения все время были под угрозой разрыва: Джо была ненавистна манера Мэрилин демонстрировать свое тело. Но самым страшным для гордого итальянца было не это: Мэрилин меняла любовников как перчатки. А Ди Маджо ревновал ее ко всем голливудским друзьям, невзирая на пол. Интересно, знал ли он о параллельном существовании других?
Летом 1953 года Мэрилин предстояли съемки в картине «Река не течет вспять». Мэрилин, несчастная и тяготившаяся вынужденным пребыванием в отдаленной местности, казалась ушедшей в себя. Она часто даже не смывала толстый слой жира, которым мазала лицо. Гример Уайти Снайдер однажды был вынужден сказать ей: «Сними эту гадость с лица. Ты пугаешь людей».
Съемки картины «Река не течет вспять» были делом трудным. В ней были сцены, связанные со спуском по бурным водам реки на плоту. Снимали без дублеров — и дело не обходилось без происшествий, настоящих и подстроенных. Сначала Мэрилин упала в воду. В сапоги набралась вода, но ее вытащили — и газеты запестрили заголовками типа: «Мэрилин Монро могла утонуть».
А 20 августа в газетах появляется сообщение о том, что мисс Монро сломала ногу на съемочной площадке. Однако эта травма была чистейшей воды выдумкой: Мэрилин просто решила немного покапризничать и заодно отомстить режиссеру фильма Отто Преминджеру за то, что он имел наглость сердиться в ответ на ее «причуды». Он, видите ли, «начал грязно ругаться и орать, что мисс Монро ни к черту не годится как актриса и не лучше ли ей было бы вернуться к прежним «занятиям»».
Однако наживка была проглочена, и на следующий день к услугам мисс Монро была предоставлена куча докторов. Рентгеновский снимок показал отсутствие перелома, и доктора деликатно предположили, что имеет место растяжение связок После нескольких дней простоя — кстати, дорого стоившего студии — Отто Преминджер был сама любезность. Съемки фильма были продолжены.
— Мэрилин была хитрющей, как лиса, — говорила актриса Шелли Уинтерс. — Тот вечер мы отметили в ночном клубе, в какой-то момент она собиралась уже подскочить, чтобы идти танцевать с Митчумом румбу. «Бога ради, Мэрилин! — сказала я ей. — Сядь! У тебя же сломана нога!» — «О, да. Я совсем забыла», — ответила она.
Грозный Отто был укрощен, а вот Ди Маджо был так обеспокоен, что немедля примчался к месту съемок.
Во время присутствия Ди Маджо на съемках они с Мэрилин на выходные исчезли из поля зрения съемочной группы. Это вызвало слухи, что они решили тайно пожениться.
В конце 1953 года Мэрилин снова затеяла игру с прессой и студией — она опять исчезла. Должны были начаться съемки картины «Розовые колготки», и ее партнером должен был быть Фрэнк Синатра. Однако этот факт не показался Монро серьезным поводом для того, чтобы приступить к работе.
А после Рождества начались приготовления к совершению брачной церемонии в местном отеле. Внезапно все было отменено.
На другой день за манкирование своими служебными обязанностями Мэрилин была уволена. Однако на сей раз отчаяние не постигло ее — теперь она хорошо усвоила, что всесильна.
В январе 1954 года судья Сан-Франциско Чарльз Пиари совершил церемонию бракосочетания Мэрилин и Джо. Никто из друзей Мэрилин на церемонии не присутствовал.
В свидетельстве о браке Мэрилин подписалась как Норма Джин Мортенсон Дагерти. Если верить газетам, Мэрилин обещала Ди Маджо «любить, уважать и заботиться, но ничего не сказала о послушании».
А вечером того же дня посланец архиепископа объявил, что предыдущий брак, заключенный по законам католической церкви, считается расторгнутым по причине заключения гражданского брака с Мэрилин Монро.
Мэрилин и Ди Маджо поехали в город Пасо Роблес, что находится к югу от Сан-Франциско. Потом, сбив со следа любознательных газетчиков, вернулись в «Клифтон-мотель». Они провели в своем номере ни больше ни меньше как пятнадцать часов кряду. После этого мистер и миссис Ди Маджо вышли за пределы досягаемости прессы более чем на две недели.
Но когда Ди Маджо по делам улетел в Нью-Йорк, Мэрилин не смогла устоять против соблазна позвонить Сиднею Сколски. Она поделилась со своим другом подробностями медового месяца.
Теперь молодоженам предстояло провести вторую часть медового месяца в Японии.
«Отныне брак является моей основной карьерой», — вот что заявила Монро осаждавшим ее журналистам.
На протяжении первых десяти дней, проведенных, в Японии, Мэрилин была сама скромность и очарование. Но потом гром таки грянул: Мэрилин Монро одна отправилась в Корею, дабы развлекать американских солдат. «В падающих хлопьях снега она, задрапированная в пурпурное платье с низким вырезом, на протяжении трех лихорадочных дней являла собой солдатского ангела вожделения. Фильм о концертах Мэрилин показывает, что она сама была на взводе и явно наслаждалась восторгом солдат».
В Токио Мэрилин вернулась с легкой формой пневмонии и с опаской перед предстоящей встречей с мужем. И боялась она не напрасно: Джо не рассчитал своей силы, и во время бурного выяснения отношений сломал ей палец на руке. Потом пресса станет распространять слухи о том, что Ди Маджо плохо обращается с женой.
Все свидетельства тех лет сходны лишь в одном: Ди Маджо был необычайно ревнив.
Мэрилин говорила своим друзьям, в частности, Генри Розенфельду, что уже во время медового месяца Джо «начал ее упрекать в том, что она ложилась в постель со всеми».
Не успели еще высохнуть чернила на брачном свидетельстве Монро и Ди Маджо, как Мэрилин уже говорила о новом замужестве. Впервые это произошло в разговоре с Сиднеем Сколски, сразу по возвращении супругов из свадебного путешествия. Кандидатом в мужья был никто иной как Артур Миллер.
Годом позже она воплотит свое намерение в жизнь и выйдет замуж за Миллера.
Брак с Ди Маджо длился чуть меньше девяти месяцев.
В газетах то и дело мелькали слухи о вероятной беременности актрисы, но дальше предположений и досужих вымыслов дело не шло. А на самом деле все то же чувство безысходности и одиночества опять стало преследовать Мэрилин. Однажды ночью, это было в Сан-Франциско, соседи видели ее, истерично рыдавшую и бегущую по дороге, и Ди Маджо, бегущего следом.
В марте 1954 года Мэрилин вернулась в Голливуд, чтобы получить награду как «Самая популярная актриса». Джо Ди Маджо рядом не было: он сказал, что будет сопровождать ее только тогда, когда она отправится за «Оскаром».
Мэрилин вновь окунулась в работу на студии «XX век — Фокс». Она приняла приглашение сняться в мюзикле «Нет другого такого бизнеса, как шоу-бизнес». Там Мэрилин предстояло петь и танцевать.
Теперь Ди Маджо был вынужден жить в Голливуде, который он ненавидел больше всего на свете. Супруги сняли дом в Беверли Хиллз. В доме было восемь комнат и плавательный бассейн. Возле дома стояли два черных «Кадиллака».
Вскоре, благодаря все тому же Сиднею Сколски, публика узнала обо всех подробностях из жизни «звездной» пары. Тогда создавалось впечатление, будто совместная жизнь Мэрилин и Джо — рай земной.
Однако это мнение оказалось сильно преувеличенным. Проблем не было лишь с сексом.
По многочисленным свидетельствам и собственным признаниям Мэрилин, в сексе она не находила удовлетворения, несмотря на калейдоскоп сменявших друг друга партнеров. Но с Джо все было иначе. «Самая большая бита Джо — вовсе не та, которой он пользуется на поле», — говорила Мэрилин.
«У меня в браке есть очень серьезная проблема. Джо изолировал меня; он не хочет, чтобы я общалась с людьми, причастными к кино», — говорила Мэрилин.
Отношения между супругами окончательно испортились. Во время бракоразводного процесса Мэрилин сказала судье: «Ваша Честь, у моего мужа бывало так, что он мог не разговаривать со мной пять-семь дней подряд. Иногда даже больше. Я спрашивала его, что случилось, но он не отвечал… Мне не разрешалось принимать в доме гостей, за девять месяцев, что мы были женаты, ко мне приходили не более трех раз… В отношениях преобладала холодность и безразличие».
Самолюбие Ди Маджо все больше и больше удручала потребность Мэрилин демонстрировать достоинства своего тела. Когда Мэрилин вышла замуж за Ди Маджо, руководство «Фокса» надеялось на дополнительную рекламу с участием героя бейсбола. Ди Маджо разочаровал их: он отказался позировать рядом с Мэрилин, одетой слишком откровенно.
В августе 1954 года Мэрилин Монро сразу же после съемок фильма «Нет другого такого бизнеса, как шоу-бизнес» приступила к работе над фильмом «Семилетний зуд», который снимал Билли Уайлдер. Ей предстояла интересная работа.
В одном эпизоде фильма Мэрилин, перегнувшись через балкон, извещает соседа о том, что в такую нью-йоркскую жару держит белье в холодильнике, казалось, что Мэрилин обнажена. Для того времени это было крайне смело. Мэрилин собиралась играть одну из любовных сцен в нагом виде. Все это вызвало взрыв праведного гнева со стороны Ди Маджо.
Тогда Мэрилин признается, что Ди Маджо бил ее.
9 сентября 1954 года Мэрилин улетела в Нью-Йорк, на натурные съемки «Семилетнего зуда», пронесся слух, что ее браку с Ди Маджо наступил конец.
А через несколько дней ей предстояло сняться в эпизоде, когда порыв ветра выше головы задирает ее юбку. Справедливости ради следует заметить, что для Мэрилин этот эпизод был большим удовольствием. В следующую за съемками ночь члены съемочной группы, жившие по соседству с номером Мэрилин, слышали громкие крики — Мэрилин ссорилась с Джо Ди Маджо. Мэрилин же потом демонстрировала своим гримерам следы побоев.
Мэрилин держалась довольно храбро и даже виду не подавала, что все это ужасно ее тяготит. Том Иуэлл, ее партнер по «Зуду», говорил, что «она дрожала, как осиновый лист, и с жадностью поглощала таблетки».
4 октября 1954 года Мэрилин позвонила Билли Уайлдеру. Она сказала ему, что не вернется на работу, потому что она и Джо собрались разводиться».
Дом Мэрилин осаждался толпами газетчиков. Два дня Мэрилин и Ди Маджо не могли из него выйти. А студия готовилась сделать рекламный ролик даже из несчастья Мэрилин Монро.
На следующий день Джо Ди Маджо появился на пороге и сквозь строй газетчиков пошел к машине, чтобы навсегда уехать.
А Мэрилин предстояло пережить страшное: драма ее жизни стала добычей легкомысленных и жестоких в своем легкомыслии газетчиков.
«Мэрилин появилась через пятьдесят минут после отъезда мужа. Несмотря на то, что на ее лице лежал толстый слой театрального грима, этого оказалось недостаточно, чтобы скрыть следы синяка на лбу. Репортеры, которым пообещали пресс-конференцию, засыпали ее вопросами. Мэрилин всхлипывала. «Мне нечего добавить, — то и дело повторяла она. — Простите…» Она начала спотыкаться и покачиваться на каблуках, готовая вот-вот потерять сознание».
На другой день то, что было на поверхности, пришло к своему завершению. Пресса ожидала начала бракоразводного процесса.
Несчастный Ди Маджо предпринял странную попытку вернуть Мэрилин. Он обратился за помощью к частным детективам, то есть стал следить за Мэрилин. По всей вероятности, он все еще надеялся вернуть ее.
Через несколько дней после расставания Мэрилин и Ди Маджо видели в Лос-Анджелесе в ресторане «Вилла Капри», причем в компании Фрэнка Синатры и частного детектива.
В то время о Синатре газеты писали как о мужчине, «внешне похожем на общепринятый стандарт гангстера образца 1929 года. У него яркие, неистовые глаза, в его движениях угадываешь пружинящую сталь; он говорит сквозь зубы. Он терпеть не может фотографироваться или появляться на людях без шляпы или иного головного убора, скрывающего отступающую линию волос».
Фрэнк Синатра и Джо Ди Маджо были самыми знаменитыми итальянцами в мире. Они оба оказывали финансовую поддержку одним и тем же питейным заведениям.
Мэрилин скрывалась от Ди Маджо, страстно желавшего ее видеть. Теперь он настолько отчаянно пытался вернуть ее, что директор «Фокса» Даррил Занук вынужден был даже запретил пускать Ди Маджо на студию.
27 октября Мэрилин Монро получила развод, основанием для которого стала «душевная черствость» супруга. Джо Ди Маджо на слушании не присутствовал и с решением суда согласился. Однако он все еще не оставлял надежды все изменить.
Происходили странные вещи — Мэрилин, в суде говорившая о душевной черствости Ди Маджо, искала сочувствия у Ди Маджо. Говорят, что ночь перед процессом и ночь после процесса она провела, запершись с мужем в квартире Синатры.
Ни для кого не была секретом маниакальная ревность Джо Ди Маджо. До него, по всей вероятности, долетели слухи о лесбийских отношениях Мэрилин с Наташей Лайтес. Под подозрением Джо находился и учитель пения Мэрилин Холл Шефер, за которым и велось активное наблюдение.
Шефер был замечательным композитором и пианистом. Среди его учениц — замечательные актрисы Джуди Гарланд и Барбара Стрейзанд.
Годом раньше до описываемых событий он начал заниматься пением и с Мэрилин Монро. После совместной работы еще над двумя фильмами они стали близкими друзьями. Под руководством Шефера росло певческое мастерство Мэрилин.
Вот что вспоминал Холл Шефер спустя тридцать лет: «Она поразила меня своей неземной хрупкостью, показалась не от мира сего. Она была довольно молчалива, и особенно не раскрывалась. Сначала в ней не было уверенности, но она хорошо усваивала то, чему я ее учил, и быстро совершенствовалась. С профессиональной точки зрения с ней было хорошо работать».
Многие месяцы их отношения были исключительно дружескими. А когда она стали любовниками в полном смысле этого слова, секс все же не был основой их отношений.
В середине лета 1954 года Мэрилин рассказала Холлу о своих семейных проблемах. Ему она призналась, что ее муж порой пускал в ход кулаки. Очень скоро ему самому представился случай убедиться в этом.
Однажды вконец отчаявшемуся Ди Маджо пришла в голову идея довершить величайшую в мире глупость.
Актриса Шейла Стюарт устраивала ужин у себя дома. У нее в гостях была Мэрилин Монро. Ди Маджо, решивший, что Мэрилин должна встретиться здесь с Шефером, выследил ее автомобиль. Разъяренный Джо вместе с верным Синатрой ворвался в комнату соседки Стюарт, миссис Фрэнсис Котц. До смерти перепуганная треском ломаемой двери, миссис Котц заголосила. Тогда мужчины, с той же поспешностью, с которой вломились в дом, бросились бежать. Это идиотское приключение получит название «Налет по неверному адресу».
Пострадавшая Котц, пережившая в ту ночь тяжелое нервное потрясение, призвала к судебной ответственности Джо Ди Маджо и Фрэнка Синатру, однако до суда дело не дошло — ее удовлетворила денежная компенсация в сумме 7500 долларов.
Шефер вспоминал об этом с содроганием: «Нам очень повезло, что они ворвались не в ту дверь. Думаю, что они могли бы страшно изувечить меня».
В ту ночь Мэрилин предстояла встреча с Джо Ди Маджо. В ту ночь Ди Маджо пробыл у нее до рассвета.
В день, следующий за «налетом по неверному адресу», было объявлено, что Мэрилин собирается в больницу. В больницу «Ливанские кедры» ее отвез Джо Ди Маджо. Ночь он провел в больнице. Через несколько дней Мэрилин, выписавшуюся из больницы, видели в компании Ди Маджо в ресторане «Вилла Капри». Они встречались еще не раз в течение месяца. Возникли слухи насчет возможного примирения. Но для Мэрилин все было решено окончательно.
В будущем он приобретет славу человека, пронесшего пламенную любовь к Мэрилин через всю свою жизнь.
В декабре 1954 года Холл Шефер, испытывавший по отношению к Мэрилин глубокое чувство, получил отставку. Мэрилин позвонила ему и сказала: «Может быть, мы с тобой еще встретимся».
Вскоре после «налета по неверному адресу» Мэрилин посетила прием «У Романова», устроенный в связи с завершением работы над фильмом «Семилетний зуд». На нем присутствовали Хэмфри Богарт и Лорен Бэйкол, Клодетт Колберт, Уильям Холден, Джими Стюарт, Сьюзен Хейуорд, Гари Купер и Дорис Дей.
Тогда же Мэрилин встретилась Кларком Гейблом, и они даже обсуждали проект совместного фильма.
Но Мэрилин опять задумала исчезнуть. В канун Рождества 1954 года, как следует замаскировавшись, Мэрилин поехала в сторону аэропорта Лос-Анджелеса. В сумочке у нее лежал билет на имя Зельды Зонк.
Молодая женщина по имени Эми Грин ехала в аэропорт «Ла Гардия», чтобы встретить Мэрилин Монро и ее попутчика. В побеге из Голливуда Мэрилин сопровождал муж Эми, Милтон Грин. На протяжении двух последующих лет он будет ее ближайшим другом и деловым партнером.
Их первая встреча состоялась полутора годами ранее описываемого выше события. Они сразу почувствовали расположение друг к другу. Грин приезжал в Голливуд делать снимки для журнала «Лук». Он фотографировал Мэрилин в пышных платьях и скромных позах.
Тогда Грин много говорил о своей мечте самостоятельно снять фильм. Мэрилин выразила желание появиться хотя бы в одной из его будущих картин. Она тоже хотела независимости от студии «XX век — Фокс», так как была связана контрактом, по которому 1500 долларов в неделю были максимальной суммой, которую она могла заработать. Это были не слишком большие деньги.
А Милтон Грин убеждал ее, что она могла бы получать куда больше, если бы рассталась с «Фоксом».
Мэрилин жаловалась ему, что студия все время предлагает ей глупые роли, а ей хотелось работать рядом с такими серьезными актерами, как Марлон Брандо и играть по-настоящему серьезные роли.
Они незамедлительно начали реализацию своего замысла. Юрист сказал Мэрилин, что ее контракт со студией «XX век — Фокс» составлен некорректно и потому не имеет юридической силы.
Когда Мэрилин уехала в Лос-Анджелес, Милтон по телефону обговаривал с ней все, что касается ее обязательств по контракту. Основную роль в согласии Мэрилин на разрыв отношений со студией сыграли заверения супругов Грин в том, что отныне Мэрилин не будет знать никаких забот.
В конце 1954 года Мэрилин обосновалась в доме Гринов в штате Коннектикут.
Мэрилин первым делом с головой зарылась в книги, находившиеся в любезно ей предоставленной библиотеке Гринов.
Именно в то время Мэрилин приобрела маленький дневник в кожаном переплете, в который заносила свои впечатления о прочитанном и услышанном. Она удовлетворяла свою ненасытную жажду к знаниям.
Но бессонница не оставляла Мэрилин даже в то относительно спокойное для нее время. Снотворные таблетки всегда лежали на ее ночном столике.
Она и Эми Грин стали близкими подругами. Мэрилин поведала Эми о всех своих злоключениях, о бесчисленной череде абортов и о якобы рожденном ею ребенке.
После побега Мэрилин в Голливуде поднялась невообразимая паника. Эми приходилось отвечать на нескончаемый поток телефонных звонков. По просьбе бывшего мужа Мэрилин Гринам позвонил, в надежде что-либо выведать, Фрэнк Синатра, который все еще опекал Ди Маджо.
В начале января 1955 года, вдоволь позабавившись, Милтон Грин и Мэрилин Монро устроили в Нью-Йорке пресс-конференцию, в ходе которой Мэрилин объявила о создании собственной корпорации «Мэрилин Монро Продакшнз», в которой она является президентом и владелицей контрольного пакета акций.
49 процентов акций корпорации принадлежали Милтону Грину.
А поразила Мэрилин присутствующих тем, что отказалась продлить контракт с киностудией «XX век — Фокс».
Она также заявила, что собирается «играть роли порядком выше, те, которые хочется играть. Большинство моих картин мне не нравились. Мне надоели сексуальные роли».
Грандиозный план состоял в том, чтобы собрать группу актеров и режиссеров и делать собственные фильмы.
Поскольку контракт со студией все еще был в силе, взяться за другую оплачиваемую работу Мэрилин не могла, и в течение 1955 года она жила на деньги, зарабатываемые Грином.
Целый год Грин жил надеждой, что «XX век — Фокс» все-таки пойдет на уступку и предоставит Мэрилин независимость. Он считал, что Мэрилин должна жить как звезда, а Мэрилин не возражала и переселилась в «Уорлдорф Астория Тауэре».
В те дни Мэрилин всюду сопровождала группа фанатов, получившая название «Шестерка Монро» — подростки тринадцати-четырнадцати лет. Среди них был Джим Хаспил. После смерти Мэрилин в ее комнате найдут конверт с фотографиями ее «детей». Там были снимки сына Ди Маджо, детей Артура Миллера и Джима Хаспила.
Что особенного увидела Мэрилин в настойчивом подростке? Может быть, бедную одинокую сиротку, какой сама была в детстве?..
Не оставлял стремления совершенствоваться в актерской игре, Мэрилин пыталась найти человека, который помог бы ей отпустить свой талант на волю. И этот человек нашелся. Им стал Ли Страсберг, основатель и преподаватель «Экторз Стьюдио», самой знаменитой мастерской актерского искусства в мире. В пятидесятые годы среди его учеников были: Марлон Брандо, Пол Ньюмен, Монтгомери Клифт, Стив Мак-Квин, Шелли Уинтерс, Морин Стэплтон и Том Иуэлл.
Она, в свою очередь, нашла в нем учителя, воспитателя для своей личности и новую зависимость.
В марте 1955 года Мэрилин встретилась с Черилом Кроуфордом, одним из соучредителей «Экторз Стьюдио», которому рассказала о своем желании стать серьезной актрисой. Он пообещал ей свою помощь, и на другой день Мэрилин появилась в тесной, уставленной книгами квартире Страсберга. После короткого разговора Ли принял ее в студию в качестве частной ученицы, так как никакого опыта игры на сцене у Мэрилин не было, а именно это являлось непременным условием для обучавшихся у Страсберга.
В день первого занятия Мэрилин жутко нервничала. Рассказывая Страсбергу о своем прошлом, она заикалась. Потом Страсберг говорил: «Я заметил, что она казалась не той, кем была на самом деле, и то, что происходило внутри, не соответствовало тому, что делалось снаружи, а такие вещи всегда означают, что есть над чем поработать».
В студии Мэрилин должна была выполнять изнурительные упражнения. В святая святых актерского мастерства все были равны, там не существовало звезд.
Пэгги Фьюери, хозяйка театральной мастерской в Лос-Анджелесе, а в прошлом тоже ученица Страсберга, говорила: «В актерском мастерстве Мэрилин вполне преуспевала. Ее проблема состояла в том, что она так боялась, что у нее ничего не получится, что становилась скованной».
И правда, основной трудностью ее было то, что она с трудом преодолевала страх сцены.
В доме Ли и Паулы Страсберг Мэрилин стала своим человеком.
Спустя много лет Мэрилин все свое личное имущество завещает Страсбергу. Платья, меха, кинонаграды, книги, письма, — все это однажды доставят в дом Страсбергов.
В завещании Мэрилин также упоминалась одна нью-йоркская чета. Норман Ростен, поэт, и его жена Хедда приняли Мэрилин в свою компанию. Это были долгие и исключительно дружеские отношения.
Кроме Ростена и его жены, среди друзей Мэрилин не было почти никого, кого интересовала бы сама Мэрилин. Поэтому Мэрилин часто и с удовольствием проводила время с Ростенами.
Однажды, когда газетчики обнаружили, что Ростен сопровождает Мэрилин на концерте в «Карнеги-Холл», в колонках светской хроники стали появляться сплетни об отношениях более чем близких. Однако это являлось досужим измышлением репортеров, Ростен любил свою жену и она отвечала ему тем же.
Очередной этап жизни великой Мэрилин Монро, полный сплетен и интриг, трагедий и триумфов, близился к своему логическому завершению.
Глава 3 «Неприкаянная»
Мэрилин Монро обосновалась в Нью-Йорке Ее давняя мечта, драматург Артур Миллер, жил в Бруклине, районе, где прошло его детство вместе с женой Мэри, прожившей с ним пятнадцать лет и родившей ему двоих детей.
У него не было ни времени, ни желания посещать места, где собирался театральный мир Нью-Йорка.
С большим удовольствием он проводил время где-нибудь за городом, подальше от цивилизации. После успеха, который принесла ему пьеса «Все мои сыновья», Миллер купил четыре акра земли в Коннектикуте. Он упорно трудился, строя лачугу для работы, а потом, работая там, создал пьесу «Смерть коммивояжера», удостоенную премии Пулитцера.
1950 год был годом их с Мэрилин знакомства в Голливуде. За несколько лет Артур Миллер написал еще три пьесы.
В 1955 году увидела свет его пьеса «Вид с моста», и в том же году на Восток приехала Мэрилин.
В то время супружеская жизнь Артура подвергалась испытаниям. Жена, делавшая все, чтобы у Миллера была возможность творить, мать его детей, больше его не устраивала. В воздухе пахло разводом.
Они давно не виделись, но не забыли друг друга. Во время последней встречи Мэрилин жаловалась ему на «удушающее чувство неполноценности и на то, что люди воспринимают ее только как тело».
Это Миллер посоветовал ей поехать в Нью-Йорк, чтобы учиться актерскому мастерству. После отъезда Артура Мэрилин писала ему и он отвечал ей. Но потом обмен посланиями прекратился.
В апреле 195 5 года Мэрилин Монро и Артуру Миллеру суждено было встретиться вновь.
Встреча произошла снова на собрании театральной элиты Нью-Йорка. Миллер подошел к Мэрилин и они немного поболтали, а в конце вечера расстались. Миллер позвонил Пауле Страсберг затем, чтобы узнать номер телефона Мэрилин. Их общим другом был поэт Норман Ростен, он учился в одно время с Миллером в Мичиганском университете, и следующая их встреча произошла у него в доме. Так начиналась, пожалуй, самая главная история любви в жизни Мэрилин Монро.
Им удавалось держать свои отношения втайне от прессы в течение года. Вдвоем они много времени проводили на свежем воздухе, столь ценимом Миллером, совершая велосипедные прогулки.
Миллер, о котором Мэрилин долго мечтала, теперь был реален. Миллер говорил, а Мэрилин — слушала.
Мэрилин приводил в восхищение интеллект Миллера. Она тогда говорила, испытывая по отношению к нему огромную нежность: «…Он был человеком, излучавшим тепло и дружелюбие. У меня всегда была неуверенность в себе. Артур помог мне преодолеть это чувство».
«Миллер был влюблен по уши», — скажет потом Норман Ростен.
Как-то Миллер сказал репортеру: «Она самая женственная из женщин, какую можно себе представить. Находясь рядом с ней, хочется умереть».
Миллер весьма идеализировал отношения Мэрилин с мужчинами: «Безусловно, у нее были мужчины, но она никогда не кочевала с одной постели на другую. Каждая связь строилась ею на проблеске надежды…»
Джо Ди Маджо тогда еще не оставил попыток вернуть Мэрилин. Он и здесь, в Нью-Йорке, не оставлял ее в покое, и, мало того, продолжал ревновать ее. Он просил помощи у самых разных людей, просил помочь ему вернуть Мэрилин.
Летом 1955 года произошла встреча Мэрилин с Фредом Каргером, ее бывшим любовником. Мэрилин жила в отеле «Уорлдорф-Астория». Каргер остановился там же. Узнав о ее присутствии в отеле, он позвонил Мэрилин и пригласил вместе выпить. Мэрилин согласилась, но в назначенный час не пришла. Каргер снова позвонил ей, и ему показалось, что Мэрилин уже успела выпить где-то в другом месте. Так и было: когда заволновавшийся Фрэд поднялся наверх, то увидел, что Мэрилин была в полубессознательном состоянии, вероятно, от сочетания вина и снотворного. Почему она принялась за старое, ведь ее жизнь теперь казалась наполненной любовью, а, следовательно, смыслом?..
В 1955 году имела место одна крайне забавная история. Один из любимых курортов Аристотеля Онассиса — княжество Монако — испытывал финансовые затруднения. Богатые люди ездили куда угодно, только не туда. Онассис предположил, что для привлечения туда отдыхающих нужно женить принца Ренье на знаменитой и красивой иностранке. Тогда-то и возникла идея выдать Мэрилин, бывшую тогда в зените славы, замуж за главу королевского семейства.
Некто Каулес спросил об этом Мэрилин, и она ответила, что идея ей нравится, но загвоздка в том, что она даже не знает, где находится Монако.
Но этой идее не суждено было воплотиться в жизнь: королевский дом Монако объявил, что принц собирается жениться на другой актрисе, Грейс Келли.
Мэрилин, как и в пору ухаживания за ней Ди Маджо, снова не отличалась постоянством. В том же году она была любовницей актера Марлона Брандо.
Мэрилин уже давно восхищалась им, последний тоже не остался равнодушен. У них завязался роман.
Об этой связи было известно многим друзьям и коллегам Мэрилин. Она называла его «милым, нежным».
Но этот роман постепенно сошел на нет — Мэрилин готовилась предать гласности роман с Артуром Миллером. А с Брандо она осталась в дружеских отношениях.
В январе 1956 года Артур Миллер и его жена наконец-то решили развестись.
Прошел год с тех пор, как Мэрилин покинула Голливуд, но ее гримерная все еще оставалась свободной. Игра, затеянная Милтоном Грином, все же приносила плоды. Киностудия «XX век — Фокс» согласилась пойти на уступки — заменить Мэрилин Монро так и не смогли. Мэрилин подписала со студией новый контракт на очень выгодных для нее условиях. Это было более чем хорошо — за время действия контракта Мэрилин могла заработать что-то около 8 миллионов долларов.
И еще одно: Мэрилин отстояла право отказываться от любого фильма, по ее мнению, не соответствующего классу «А», а также право самостоятельно выбирать режиссеров и операторов. В список, составленный ею в соавторстве с супругами Грин, входили шестнадцать режиссеров, с кем она хотела бы работать.
Окрыленная победой, Мэрилин строила грандиозные планы на 1956 год. Впереди были съемки фильма «Автобусная остановка» по пьесе Артура Миллера, режиссером которого был выбранный ею режиссер Джошуа Логан. В планах была и интереснейшая работа с сэром Лоурэнсом Оливье — киноверсия пьесы Рэттигана «Спящий принц».
Оливье называл Мэрилин Монро «гениальной комедианткой, а следовательно, и чрезвычайно хорошей актрисой». Но что-то неуловимое все же заставляло его сомневаться в правильности решения относительно Монро. И его беспокойство оказалось не напрасным.
Мэрилин Монро была странной женщиной и странной актрисой. Помощнику Мэрилин Питеру Леонарди принадлежат слова, относящиеся к 1955 году: «Перед каждым интервью или появлением на публике она сидит и сидит, и витает где-то мыслями. Иногда она часами пялится в окно, думая о чем-то своем и дергая себя за прядь волос. Иногда беспокойство ее бывает таким сильным, что ее начинает подташнивать». В ее кожаной записной книжке были такие строки: «Я знаю, что умею играть. Но я боюсь. Я боюсь, хотя не следовало бы, я не должна бояться. Черт!»
В то время Мэрилин Монро стала злоупотреблять снотворными препаратами. А потом, чтобы вывести себя из вызванного ими состояния депрессии, она принимала стимулянты. Ко всему прочему, Мэрилин то ли по недомыслию, то ли по небрежности могла сочетать лекарства с алкоголем.
В 1955 году Монро сделала очередной аборт. Ей к этому времени исполнилось 29 лет и это был ее тридцатый аборт. Можно не сомневаться, что это был новый удар по ее и без того неустойчивой психике.
Дружба с Артуром Миллером и связанная с нею уверенность в завтрашнем дне должна была излечить Мэрилин от патологического страха и чувства одиночества. Но на самом деле даже его искренняя и глубокая любовь не спасала от червоточинки, доставшейся ей в наследство от предков по материнской линии.
Чаще, чем когда бы то ни было, она звонила всем подряд, причем глубокой ночью. Друзья были готовы прийти к ней на помощь в любое время суток и со снисхождением относились к ее боязни быть ночью одной. Ей нужна была семья, близкие и любящие люди, готовые в любую минуту быть рядом и принимать ее такой, какая она есть. Но разве это такой уж большой каприз, разве не все мы испытываем порой ощущения, похожие на эти, каждый из нас в той или иной степени?
В мае 1956 года журнал «Тайм» готовил о Мэрилин большую хвалебную статью.
Эзра Гудмен, работая над этой статьей, собрал огромное количество сведений о ее жизни. Он беседовал со школьными учителями, коллегами, врачами Мэрилин и собрал обширнейший материал.
Вот что говорил Гудмен по поводу того, что он услышал и узнал о Мэрилин: «… она, вероятно, испытывает к себе настолько сильное отвращение, что пытается найти с миром общий язык не путем приспособления к реальности, а путем воссоздания себя и окружающего ее мира… В ней есть что-то загадочное, почти магическое, такое, чему пока еще никто не в силах дать определение, что-то, что вознесло ее туда, где она сейчас пребывает, несмотря на прошлое, которое неминуемо должно было сделать из нее шизофреничку, привести в больницу для умалишенных или превратить в валяющуюся под забором алкоголичку».
Статья обещала быть всеобъемлющей и интересной, но публика желала читать красивые сказки, а не животрепещущую правду. И она получила то, что хотела: «Тайм» опубликовал эту самую сказку о славном и беспроблемном восхождении Мэрилин на вершину славы.
В течение первых семи лет своей карьеры Мэрилин снялась в двадцати, четырех картинах. А в остальные семь — только в пяти. Но первый же фильм из этих пяти доказал миру, что она была «настоящей актрисой».
Итак, в феврале 1956-го мисс Монро вернулась в Голливуд, где ей устроили бурный прием. Актриса заставила студийных боссов уважать свое мнение и считаться с собой.
Как говорилось выше, в планах Мэрилин стояла работа над фильмом по пьесе Миллера «Автобусная остановка». Специально для Монро студия пригласила выбранного ею режиссера Джошуа Логана.
Не все проходило гладко в совместной работе Логана и Монро, но все же это была профессиональная работа. Вот что говорил Логан о Мэрилин: «Я и не подозревал, что она обладала таким ослепительным талантом. С ней режиссура оправдывала себя. Когда она произносила текст, с ее лицом, кожей, волосами и телом творились такие потрясающие вещи, что она — не побоюсь показаться банальным — вдохновляла. Я загорался, и все мои мысли занимала только ее игра. О сексуальном плане я вообще не говорю. Она была ослепительна во всех отношениях, на нее было приятно смотреть, стоять рядом, чувствовать ее запах и ощущать, — все это вкупе с ее талантом».
Многие тогда не отнеслись к этому проекту серьезно, полагая, что все будет как всегда: полуобнаженная Мэрилин и сходящие с ума мужчины. Но результаты опровергли это весьма скептическое отношение. Произошло это благодаря навыкам, полученным Мэрилин в школе Страсберга, и, не в последнюю очередь, благодаря почти ангельскому терпению режиссера.
В это время Мэрилин «выбросила за борт» свою наставницу Наташу Лайтес Ее привязанность теперь принадлежала жене Ли Страсберга, Пауле. И та смогла стать незаменимой в личной и профессиональной жизни Мэрилин.
Тогда же, в 1956 году, во время съемок «Автобусной остановки» газеты запестрели заголовками о болезни Мэрилин Монро. Логан был вынужден снимать те сцены, в которых Мэрилин не принимала участие.
Когда же она вернулась на съемочную площадку, то к работе готова не была, все давалось с большим трудом и ей самой и съемочной группе.
Мэрилин была способна оскорбить кого угодно из-за ерунды. Так, она разругалась с Логаном из-за молодой актрисы Хоуп Ландж, волосы которой были слишком светлые. Мэрилин боялась, что это будет отвлекать внимание зрителей от нее самой. Логану пришлось уговаривать Ландж сделать волосы темнее.
Срывы Мэрилин стали настолько частыми, что во время работы над фильмом из Нью-Йорка был приглашен психиатр Мэрилин.
Все чаяния Мэрилин сбывались, она достигла всего, о чем мечтала: славы, признания своего таланта. Тем не менее, Мэрилин-человек, Мэрилин-женщина продолжала оставаться глубоко несчастной и подавленной.
Артур был осторожен, как и подобает мужчине, затеявшему развод. Разговаривая с репортером журнала «Тайм» в салоне припаркованного автомобиля, он старательно обходил стороной вопрос о женитьбе на Мэрилин. «Я долгое время не смогу позволить себе жениться, — говорил он, — где мне взять столько денег, чтобы содержать две семьи? Показ на Бродвее моей пьесы «Вид с моста» только что прекратился. Я получил тридцать пять тысяч долларов, их нужно распределить на два года, пока я не напишу другую вещь. К тому же она также не готова к замужеству. Она фанатично работает над претворением в жизнь своих проектов».
Мэрилин и Артур Миллер строили планы будущей совместной жизни. Но если Артур Миллер не распространялся об этом, а порой даже опровергал слухи об их женитьбе, то Монро не могла удержаться и делала достоянием гласности самую большую свою привязанность. Правда, она предупреждала друзей-репортеров, которым поведала о своих планах относительно брака с Миллером: «Пока не для печати».
В Англии велись переговоры о постановке пьесы «Вид с моста». Позже, разговаривая об этом с репортерами, Миллер сказал, что собирается жениться на Мэрилин Монро и «очень скоро». Случилось это вскоре после слушания дела о предполагаемом членстве Миллера в коммунистической партии. Дело дошло даже до прямого судебного преследования, в результате которого Миллер был приговорен к тюремному заключению сроком на один год. Правда, он вскоре подал апелляцию и был оправдан. Мэрилин неизменно поддерживала его. А когда ее просили прокомментировать происходящее, она сказала, что не слишком сильна в вопросах такого рода. Некоторые говорили ей, что подобные вещи могут испортить ее карьеру, и ей необходимо расстаться с Миллером ради собственного спасения. Но она оказалась достаточно смелой и не поддалась на провокации. Это было первое столкновение Мэрилин с политикой.
Монро и Миллер вполне серьезно занялись обсуждением свадебных планов, одновременно ожидая разрешения на поездку в Англию.
И снова в жизни Мэрилин появилась семья. В одном с ними доме жили семидесятидвухлетний отец Миллера, Айзадор, и его мать, Августа. Миллеры были иудеями, и Мэрилин пожелала сыграть свадьбу по иудейскому обычаю. Кстати, отец Артура Миллера станет самым верным и преданным из всех друзей Мэрилин.
Бракосочетание состоялось в 7 часов 21 минуту. Был влажный жаркий летний вечер. Артур Миллер был счастлив.
О случившемся событии пресса ничего не знала.
Через два дня сыграли еврейскую свадьбу, как этого хотела Мэрилин.
«Это было похоже на сказку, ставшую явью, — вспоминал потом Норман Ростен день свадьбы Миллера и Монро. — Появился принц — принцесса была им спасена».
Миллер купил для Мэрилин золотое обручальное кольцо, на котором была выгравирована надпись: «М. от А., июнь 1956. Сейчас и всегда». А Мэрилин на обороте свадебной фотографии написала три слова: «Надежда, Надежда. Надежда».
Через две недели Миллер, наконец, получил разрешение на поездку в Англию. Супруги Миллер отправились туда, чтобы вместе с сэром Лоурэнсом Оливье начать работу над «Принцем и хористкой». Теренс Рэттиган, автор «Принца и хористки», пригласил блистательное собрание, чтобы поздравить новобрачных. На празднестве присутствовали сэр Джон Гилгуд, Дуглас Фербенкс-младший, госпожа Сибил Торндайк, госпожа Пэгги Эшкрофт, госпожа Эдит Эванс, а также знатные особы королевства.
Оливье уже был наслышан об возможных трудностях работы с Мэрилин Монро. Он разговаривал, в частности, с Джошуа Логаном, которому «Автобусная остановка» принесла триумф. И тот рассказал Оливье, какой ценой достался ему этот самый триумф. Но все же Логан считал, что игра стоила свеч, да и сэр Лоурэнс поначалу был настроен весьма оптимистично.
А Мэрилин снова одолевал страх перед камерой. Оливье изо всех сил старался помочь ей его преодолеть. Но, сам обладая безудержным актерским темпераментом, сэр Лоурэнс Оливье быстро испортил с ней отношения. В конце концов, он был совсем не обязан потакать всем прихотям капризной звезды, он — величайший актер Англии. За четыре месяца Оливье узнал, что такое настоящий ад.
А Мэрилин, в свою очередь, обвиняла его в той же самой «душевной черствости», которая когда-то послужила объяснением ее разрыва с Джо Ди Маджо.
Мэрилин требовала от людей уважения, а сама считала для себя необязательным быть внимательной и хотя бы вежливой. Она постоянно опаздывала на съемки, заставляя себя ждать по нескольку часов.
Она даже не поблагодарила Оливье и его жену за розы, присланные ей в день приезда, за часы с гравировкой, подаренные после завершения съемок, и, в конце концов, за долготерпение.
От капризов Мэрилин страдал и Артур Миллер. Через две недели после начала съемки он получил сообщение, что серьезно заболела его дочь. Миллер в спешке улетел в Штаты. А Мэрилин неделю просидела дома, прикинувшись больной. Таким образом она вынудила Миллера вернуться в Англию.
Съемки фильма «Принц и хористка» стали концом дружбы Милтона Грина — друга, советчика и компаньона — с Мэрилин Монро. Через год он лишился своего поста вице-президента «Мэрилин Монро Продакшнз», получив мизерную компенсацию в 100000 долларов. Похоже, и тут проявлялась черная неблагодарность Мэрилин в отношении людей преданных, но ставших вдруг ненужными. Было забыто все — и, в частности, то, что именно благодаря стараниям Милтона Грина были все же закончены съемки «Принца и хористки».
«Принц и хористка» вышел на экраны. Большинство критиков отнеслись к нему благосклонно. Свершилось чудо, на которое уже не рассчитывал Лоурэнс Оливье.
Еще одним чудом было то, что Мэрилин извинилась не только перед сэром Лоурэнсом, — но и перед всей съемочной группой.
Тот визит Мэрилин в Лондон был увековечен появлением фигуры Мэрилин в музее восковых фигур Мадам Тюссо.
А в личной жизни Мэрилин снова начались проблемы. Начало им было положено в период съемок «Принца и хористок».
Однажды Мэрилин наткнулась на записи Миллера. «В них шла речь о том, насколько глубоко он разочаровался во мне». По словам Мэрилин, там было написано: «Мой Бог, я женился на той же самой женщине». Миллер имел в виду Мэри Слэттери, свою первую жену, которую он, по словам Мэрилин, «ненавидел».
Миллер, по всей вероятности, понял, что напрасно пытался когда-то оправдать многочисленные любовные связи Мэрилин. Во время съемок фильма «Принц и хористка» у нее, похоже был роман с Милтоном Грином. Скорее всего, именно Артур Миллер настоял на прекращении любого рода отношений между Монро и Грином.
Все эти перипетии только усугубили мрачную склонность Мэрилин к депрессивным состояниям и связанной с ними бессонницы. Опять началось бесконтрольное употребление лекарственных препаратов.
Миллера же, в свою очередь, начала угнетать роль мужа великой актрисы. Творчество было необходимо ему, как воздух, а возможности писать не было, так как все его время и силы поглощали проблемы Мэрилин.
Ни одного стоящего произведения не вышло тогда из-под пера Миллера, измученного и опустошенного, хотя он и пытался писать в дни пребывания в Англии.
И лишь спустя четыре года появился написанный им сценарий к фильму «Неприкаянные».
Брак Мэрилин с Артуром Миллером — четыре с половиной года — был самой долгой из всех ее любовных историй. Но ощущения счастья и покоя он ей не принесет. «Я не привыкла ощущать себя счастливой, поэтому никогда не относилась к счастью как к само собой разумеющемуся».
Мэрилин, как никогда раньше, надеялась на счастье и приложила все усилия, чтобы получить его в союзе с Артуром Миллером, да и сам Миллер готов был отдать ей всю свою жизнь и любовь.
Если случится так, — говорила она тогда, — что мне придется выбирать, я без колебаний оставлю кино, чтобы сохранить семью. Кино — это мой бизнес, а Артур — моя жизнь».
В июне 1957 года Миллеры уехали из Нью-Йорка и направились к восточной оконечности Лонг-Айленда, в Амагансет.
Там Артур Миллер много работал, попав в излюбленную атмосферу тишины и покоя. Тогда он создал несколько коротких рассказов, один из которых назывался «Неприкаянные». Этот рассказ стал впоследствии основой для сценария к последнему фильму Мэрилин Монро.
В то благословенное время Мэрилин забеременела. Именно к нему относятся ее слова: «Мужчина и женщина нуждаются в чем-то своем собственном. Ребенок делает брак совершенным». Отчаявшаяся в своем стремлении иметь детей, она испытывала одновременно и радость, и страх.
«Это было самое счастливое время в моей жизни», — скажет потом Мэрилин. Миллер тоже был доволен.
Но жестокая судьба снова круто обошлась с Мэрилин: она была беременна менее двух месяцев. Однажды утром работавший за пишущей машинкой Миллер услышал, как Мэрилин вскрикнула от боли. «Скорая помощь» отвезла актрису к ее гинекологу, но спасать ребенка не было смысла — беременность оказалась внематочной.
Врачи уверяли Мэрилин, что она еще сможет родить. И вернувшись в Амагансет, Мэрилин и Миллер предприняли новую попытку. Но Мэрилин так и не сможет забеременеть.
Возникает, правда, вполне логичный вопрос: как могла Мэрилин, страстно желавшая родить, во время беременности продолжать принимать сильнодействующие снотворные препараты, причем в довольно большом количестве? Правда, ответа на него получить мы уже не сможем.
Измученная, Мэрилин теперь пила чаще обычного. В Амагансете как-то вечером Миллер пересчитал ее снотворные таблетки. От них почти ничего не осталось. Сама же Мэрилин впала в кому из-за передозировки. Жизнь ее в тот раз была спасена только благодаря местной бригаде врачей «скорой помощи», немедленно прибывших на вызов.
В конце того злосчастного года супруги Миллер купили ферму по соседству с городком Роксбери.
К старому дому был пристроен кабинет для Миллера и детская. Миллер сказал: «Это было место, где мы рассчитывали жить до самой смерти».
Мэрилин была взрослой женщиной тридцати двух лет от роду, употреблявшей алкоголь, да еще в чрезмерных дозах, женщиной, которая к тому же знала, что пропадает.
В начале июня Мэрилин вернулась в Лос-Анджелес, чтобы начать сниматься в картине «Некоторые любят погорячее». Это была ее первая работа со времен «Автобусной остановки».
Мэрилин вела себя отвратительно, гораздо хуже, чем обычно. Возможно, это была попытка отыграться на других за все свои несчастья. Во всяком случае, это было невыносимо. Билли Уайлдер, работавший с ней в «Зуде седьмого года», теперь подвергался новой пытке.
Как-то раз, посмотрев отснятый материал, она заявила: «Я не буду работать до тех пор, пока Уайлдер не переснимет мое первое появление. Когда в комнату входит Мэрилин Монро, никто не должен смотреть на Тони Кертиса, все должны смотреть на Мэрилин Монро».
Широкой публике представляли партнеров Мэрилин по фильму — Тони Кертиса и Джека Леммона — как ее друзей, но на самом деле все было «с точностью до наоборот».
«Своими опозданиями и неспособностью порой запомнить даже простейший диалог она доводила Кертиса и Леммона до безумия. Фраза, состоявшая из трех слов, требовала порой не менее шестидесяти пяти дублей. Подготовка Мэрилин к выходу на съемочную площадку поражала наблюдателей и бесила коллег».
А Мэрилин опять потребовалась помощь психиатра. И она опять была беременна. Эта история закончилась отправкой Монро в клинику «Ливанские кедры».
За время съемок фильма «Некоторые любят погорячее» Билли Уайлдер был настолько измотан, что когда все было окончено, признался: «Впервые за много месяцев я наконец в состоянии спать. Я могу спокойно смотреть на жену и у меня не появляется желание ударить ее просто потому, что она женщина».
Тем не менее Мэрилин сотворила на пленке чудо. Картина получила хвалебные отзывы критиков, а доход от проката фильма был огромен.
Завершающие сцены картины «Некоторые любят погорячее», снимавшиеся в начале ноября, потребовали от больной Мэрилин неимоверных физических усилий.
А незадолго до Рождества у нее случился выкидыш.
Итак, очередной триумф, стоивший Мэрилин потери ребенка. Да и браке Миллером начал клониться к закату.
Не слишком ли большой ценой платила Мэрилин Монро за право сиять на звездном небосклоне Голливуда? Впрочем, каждый сам выбирает…
По свидетельству Нормана Ростена, Миллер все более отдалялся от Мэрилин, «становясь скорее наблюдателем в собственном супружестве, чем его участником».
До смерти Мэрилин ни одна его пьеса не будет окончена.
А осенью 1959 года Миллеру будет нанесен еще один мощный удар: публикация очерка о драматурге под названием «Творческая агония Артура Миллера».
1960 год. В Голливуде снимается фильм «Займемся любовью». Кроме Монро, в нем снимается замечательный французский актер Ив Монтан, приглашенный на роль после отказов Юла Бриннера, Кэри Гранта, Рока Хадсона, Чарлтона Хестона и Грегори Пека.
Фильм получился пустым, несмотря на прекрасное исполнение Мэрилин песенно-танцевальных номеров и неплохую игру Монтана.
Артур Миллер и Монтан были знакомы — Ив играл во французской постановке пьесы Миллера «Тяжкое испытание».
Интересно то, что Монтан никогда не видел фильмов с Мэрилин Монро.
И весной 1960 года у Ива и Мэрилин начался роман. Артур Миллер застал их в постели, когда однажды вернулся в дом, чтобы взять забытую трубку.
Монтан отрицал, что у них был роман, но как-то раз признался репортеру: «Если бы я не был женат и Мэрилин не была замужем, то был бы не прочь жениться на ней».
Симона Синьоре, жена Ива Монтана, тяжело переживала эту историю, но все же попыталась отнестись к случившемуся философски. «Если Мэрилин влюбилась в моего мужа — значит, у нее хороший вкус. Потому что я тоже люблю его».
Вот что писал о Мэрилин Монро ее психиатр, доктор Гринсон: «Эта сексуально неудовлетворенная женщина наслаждалась и упивалась собственной внешностью, чувствуя, что является необыкновенно красивой, возможно, самой красивой женщиной в мире. Она всегда прилагала неимоверные усилия, чтобы выглядеть привлекательной и произвести хорошее впечатление, появляясь на публике, хотя, с другой стороны, когда она оставалась дома и ее никто не мог видеть, она порой была не в состоянии привести себя в порядок. Временами ей казалось, что она ничтожна и ничего не стоит. Единственным средством, которое было способно вызвать у нее чувство уверенности в значимости ее жизни, была привлекательность собственного тела».
Он наблюдал Мэрилин многие месяцы и отметил у нее симптомы «депрессивных реакций» и признаки шизофрении.
Артур Миллер понимал, что брак разваливается. Мэрилин говорила о нем: «Он обвиняет меня в том, что я готова лечь в постель с первым встречным парнем. Это ужасно».
Идея о разводе, до сих пор витавшая в воздухе, грозила стать реальностью.
Съемки фильма «Неприкаянные» стали кульминацией творческой жизни Мэрилин Монро, и прежде всего потому, что там ей пришлось работать с кумиром ее детства Кларком Гейблом. Он был человеком, которого в своих мечтах она представляла отцом.
Кларк Гейбл — профи, и тем более ценным для Монро было признание Гейблом — Королем экрана — ее актерских способностей. Позже он скажет, что работа с Мэрилин в «Неприкаянных» была настолько интересной, что он считает ее одной из самых лучших своих картин.
Но эйфория по поводу предстоящей работы в компании Кларка Гейбла была преждевременной. Мэрилин опять не смогла побороть присущего ей состояния безысходности. Оказавшись без присмотра Гринсона, она снова стала злоупотреблять таблетками и спиртным.
Был период, когда актриса за день принимала до двадцати таблеток нембутала, которые запивала водкой или шампанским. А утром, когда она еще была в отключке и пластом валялась в постели, ее старый друг Уайти Снайдер гримировал ее.
Тогда же Мэрилин снова принялась домогаться Ива Монтана, приехавшего из Европы. И распускала слухи, будто бы Миллер состоит в любовной связи с ассистенткой Джона Хьюстона.
Вот что говорил по этому поводу Хьюстон: «Я был на стороне Миллера, этот человек делал все возможное, чтобы сохранить семью. Во время съемок Мэрилин много раз ставила его в неудобнее положение на глазах у всех людей. Это был позор».
По завершении съемок «Неприкаянных» Миллер и Мэрилин вернулись в Нью-Йорк разными рейсами.
Прессе было официально объявлено о разводе — браку Мэрилин Монро и Артура Миллера настал конец.
На съемках «Неприкаянных» в компании с Генри Картье-Брессоном работала замечательная женщина-фотограф Инга Морат. Она станет для Миллера третьей женой, с которой он будет жить в счастливом согласии.
Весть о разводе породила новые слухи о Монро и Монтане, подкрепленные еще и вестями о размолвке между Монтаном и Синьоре…
За неделю до Рождества 1960 года Мэрилин позвонила доведенная до отчаяния Симона Синьоре. Она умоляла Мэрилин не встречаться с ее мужем и оставить его в покое.
В то Рождество, по свидетельству горничной Мэрилин Лены Пепитоне, Мэрилин Монро была в ужасном состоянии. И в это Рождество она снова была одинока.
Но тут на сцене опять появился Ди Маджо. Он узнал, что Мэрилин рассталась с Миллером и воспользовался ситуацией, чтобы повидать ее. Впрочем, не следует обвинять его в этом, ведь он всегда приходил на помощь Мэрилин, в трудную минуту он всегда был рядом.
И Рождественским утром он был с большим букетом у порога дома Мэрилин.
В начале 1961 года состояние Мэрилин ухудшилось. Ее пристрастие к наркотикам уже не было ни для кого тайной. Говорили даже, что для ускорения действия препаратов она прокалывала капсулы булавкой.
Кроме Джо Ди Маджо, утешение ей приносило общение с Паулой и Ли Страсбергами.
20 января 1961 в мексиканском городе Хуаресе слушалось дело о расторжении брака Мэрилин Монро и Артура Миллера. Мэрилин просила развести их на основании «несходства характеров». Миллера на суде представлял адвокат, подтвердивший, что желание расстаться было обоюдным.
Мэрилин Монро подписала необходимые бумаги. На другой день она уже вернулась в Нью-Йорк.
Последней каплей стали появившиеся в прессе рецензии на «Неприкаянных», большинство из которых были весьма и весьма критическими. У Мэрилин случился нервный срыв и она оказалась в психиатрической клинике «Пейн-Уайтни», находящейся в Корнельском медицинском центре. Доктору Мэрилин удалось заставить актрису пройти курс лечения и остановить процесс разрушения организма и личности, вызванный употреблением наркотических препаратов.
Среди пациентов клиники Мэрилин значилась как Фей Миллер. Ее сразу же поместили в палату для «умеренно беспокойных». Одежду забрали.
Впоследствии Мэрилин рассказывала дочери Ли и Паулы Страсберг, Сьюзен: «Я всегда боялась, что сойду с ума, как моя мать, но когда я попала в палату с психическими больными, я поняла, что они-то на самом деле были помешанными — а я просто была не совсем здорова».
Спустя несколько месяцев давняя подруга Мэрилин Глория Романова станет утешать плачущую при воспоминаниях о больничном кошмаре Монро. «Они держали меня в смирительной рубашке. Возможно, ты не поверишь, но по ночам то и дело приходили врачи и медсестры поглазеть на меня. А я со связанными руками была не в состоянии защитить себя. Я была для них любопытным экспонатом, а мои проблемы никого не волновали».
Из этого кошмара Мэрилин вызволил верный и любящий Джо Ди Маджо.
И еще один жуткий момент пришлось испытать Мэрилин Монро. Ко времени ее выхода из психиатрической клиники у входа в «Пейн-Уайтни» собралась огромная толпа репортеров. Пресса, на протяжении многих лет создававшая сенсации из всех жизненный коллизий звезды по имени Мэрилин Монро, и сейчас вышла на охоту за своей жертвой.
Все сообщения по поводу пребывания мисс Монро в психиатрической клинике заканчивались традиционным для американцев хэппи-эндом — Монро здорова и выглядит даже лучше, чем прежде. Но ее друг Норман Ростен, навещавший Мэрилин в больнице, был об этом совершенно иного мнения: «Она была больна, и не только физически и психически. Больше всего была больна ее душа, основной источник желаний. В ее глазах не было света».
В жизни Джо Ди Маджо Мэрилин по-прежнему занимала первое место. И после пребывания Мэрилин в клинике много времени они провели вместе. Иногда он проводил у нее ночи. Стали поговаривать, что их супружеские отношения возобновятся. Но…
В тот год Мэрилин не работала. В мае она перенесла еще одну гинекологическую операцию — сказывались последствия многочисленных абортов. А через месяц, в Нью-Йорке, у Мэрилин случилось острое воспаление желчного пузыря.
Следует отметить тот факт, что в больнице Мэрилин была записана под именем Нормы Джин Бейкер.
1961 год прошел для Мэрилин Монро под знаком одиночества. Она ни с кем не виделась, никуда не выходила, ничего не делала.
Она продолжала отравлять себя лекарствами. Она перестала следить за собой и совершенно запустила свои, когда-то лелеемые, лицо, волосы и тело. Ее калифорнийский парикмахер Джордж Мастерс вспоминает: «Она могла позволить себе целых две недели выглядеть как старая карга. Иногда от нее скверно пахло, волосы она не расчесывала неделями. Поэтому требовалось порой часов девять, чтобы привести ее в порядок и воссоздать образ прежней Мэрилин Монро».
По мнению того же Джорджа Мастерса, «если у нее и осталось какое-то желание, так это только желание завоевывать мужчин. Это был вызов, и, похоже, это заводило ее».
Летом 1961 года Мэрилин вернулась в Дохени, туда, где жила в начале пятидесятых годов. Там она нашла себе компанию — ее старинная, со времен «Экторз Стьюдио», подруга Джин Кармен тоже была любительница побаловаться алкоголем и таблетками. «В потреблении препаратов мы стали с ней, как родные сестры. Мы обе принимали секонал и нембутал, иногда заимствовали друг у друга рецепты. Но на ночь мне хватало двух-трех таблеток; Мэрилин к тому времени, когда мы встретились, глотала их пригоршнями…», — говорила Кармен.
Главными темами разговора Кармен и Мэрилин были мужчины и секс.
Тогда же Мэрилин снова завела старую песню о рожденном ею в подростковом возрасте малыше.
Все так же ее преследовали навязчивые мысли о никчемности собственного бытия.
И еще: именно тому времени принадлежат упоминания Мэрилин Монро о романе с президентом Джоном Кеннеди.
Глава 4 Братья
Разговоры об отношениях Мэрилин с президентом Кеннеди и его братом Робертом не умолкали даже спустя много времени со дня смерти Монро. Слухов было так много и так часто подливали они масла в огонь скандала, раздуваемого досужими газетчиками, что разумным людям казалось проще отбросить их как вымысел. Однако изыскания последних лет убеждают, что истории эти появились не на пустом месте.
Для братьев Кеннеди примером по части донжуанства служил их собственный отец, Джозеф Кеннеди, который не способен был пропустить ни одной юбки. Делал он это порой на глазах своих детей, которым, по словам Джона Кеннеди, советовал «никогда не упускать шанса затащить кого-нибудь в постель».
Джон Кеннеди самым добросовестным образом следовал заветам отца. Со времен службы в Военно-морском флоте США и до своего пребывания в Белом доме он всегда был известен как большой ценитель и знаток женских прелестей.
Нэнси Дикерсон, репортер, встречавшаяся с Джоном Кеннеди, говорила: «Устоять против него было невозможно. Секс для Джека Кеннеди был все равно что чашка кофе или, может быть, десерт». Тем не менее Кеннеди никогда не путал секс с любовью.
Иное дело его брат — Роберт. Даже Джон был очень высокого мнения о моральных принципах Роберта. Имя Роберта Кеннеди никогда не упоминалось в разговорах о любовных интригах. Ко времени своего тридцатипятилетия он был женат уже десять лет и был отцом семерых детей.
Исключением были его отношения с Мэрилин Монро.
Кеннеди были без ума от кино. Джо, тот самый «развеселый» отец семейства, в двадцатые годы мечтал о самостоятельной постановке фильмов и для этого переехал в Калифорнию. Но не только создание кино само по себе привлекало Джозефа Кеннеди — более всего его манили голливудские красавицы.
Джон Кеннеди переплюнул отца по части волокитства за кино дивами. Соня Хени, Энджела Грин, Ким Новак, — это лишь небольшая часть киноактрис, бывших когда-либо его возлюбленными.
Среди имен людей, близких семейству Кеннеди, можно назвать Джуди Гарланд и Грету Гарбо.
Жертвой преследования Джона Кеннеди была кинозвезда Марлен Дитрих, с которой тот пытался заигрывать.
В 1960 у братьев Кеннеди появилась резиденция, предназначенная не только для деловых встреч, но и для развлечений. Ею стал дом на калифорнийском побережье, принадлежавший мужу их сестры Патриции — Питеру Лоуфорду, а ранее принадлежавший Луису Мэй-еру, директору киностудии «Метро-Голдуин-Мэйер». Лоуфорд, по всей вероятности, был для Кеннеди своеобразным поставщиком красивых женщин.
В Голливуде Лоуфорд жил уже несколько лет. Обладатель весьма привлекательной внешности, он вскоре сумел сменить работу билетера в кинотеатре на возможность играть главные роли в фильмах категории Б.
В 1954 году он стал мужем Пэт Кеннеди, самой красивой из дочерей Джозефа Кеннеди. К 1960 году они успели обзавестись тремя детьми.
Эта пара казалась образцовой — красавец мужчина и недурной актер женился на представительнице одной из величайших династий. Их жизнь была безмятежной и протекала в роскоши.
Однако супружество Пэт и Питера оказалось недолгим. Помимо того, что оба превратились в завзятых пьяниц, Лоуфорд еще и баловался наркотиками. Его третья жена, Дебора Гулд, на которой он женился в 1976 году, рассказывала, что Лоуфорд «травил себя наркотиками, кокаином и «ангельской пылью».
Он, Питер Лоуфорд, обладал необычными пристрастиями в смысле секса. Кое-кто из его подружек вспоминает: «Вместо того чтобы заняться любовью, он иногда заставлял меня кусать его соски до тех пор, пока они не начинали кровоточить». А особенным его пристрастием был групповой секс.
Так что место для увеселений было выбрано Кеннеди не зря — привычки хозяина дома вполне соответствовали отведенной ему роли.
Роберт Кеннеди тоже не был примерным мужем, несмотря на то, что сумел-таки снискать репутацию отличного отца и семьянина. Кажется, он просто был несколько более осмотрительным, чем Джон.
Среди прекрасных посетительниц дома Лоуфорда была и Мэрилин Монро. Многие тогда предполагали, что она спит с обоими братьями Кеннеди.
Мэрилин Монро заинтересовала Джона Кеннеди еще во времена «календарного бума». И существуют вполне достоверные свидетельства тому, что Монро и Кеннеди были знакомы с 1951 года.
Из рассказов Роберта Слэтцера следует, что Мэрилин упоминала о встречах с Кеннеди еще во времена своего короткого замужества с «королем бейсбола» Джо Ди Маджо.
Существует также мнение, что довольно близкими отношения Мэрилин Монро и Джона Кеннеди стали еще в 1954 году, в пору последних перипетий брака с Ди Маджо. Их даже видели вместе.
Об этом наверняка судачили, ведь Джон Кеннеди был в ту пору сенатором Что же пришлось пережить в связи с этим темпераментному итальянцу — угадать не трудно.
А по словам самой Мэрилин, они с Джоном снимали комнату в одной из гостиниц на бульваре Заходящего Солнца.
Многим казалось, что для Джона Кеннеди Мэрилин была одной из многих. Для Мэрилин же связь с Кеннеди была чем-то большим, чем простое любовное приключение.
В 1950 году Мэрилин познакомилась с Питером Лоуфордом, будущим зятем братьев Кеннеди. Они встречались несколько раз, и серьезно влюбившийся Лоуфорд пытался завязать с ней более близкие отношения. Но взаимностью Мэрилин не ответила. И тогда Питер попытался взять Мэрилин «измором»: он стал досаждать Мэрилин своими визитами. В общем, он здорово усложнял ее жизнь. Он преследовал ее почти до тех пор, пока не познакомился с Патрисией Кеннеди, которая с огромной симпатией отнеслась к Мэрилин.
Именно Питер Лоуфорд и познакомил Джека — так называли Джона Кеннеди близкие друзья — с Мэрилин Монро. Познакомил по просьбе самого Джона.
Лоуфорд был единственным участником этих самых вечеринок, начисто опровергшим слухи о связи Мэрилин с обоими братьями. По его рассказам, Мэрилин познакомилась с Кеннеди лишь в 1961 году, когда Джон уже был президентом.
В 1960 году предвыборная кампания Джона Кеннеди развернулась в полную силу, и дом Лоуфордов стал штаб-квартирой этого мероприятия. Часто на собраниях группы поддержки вместе с Кеннеди присутствовала Мэрилин Монро. По свидетельству некоторых участников этих встреч, Джон Кеннеди был без ума от Мэрилин, и Мэрилин была очарована им.
А сама Мэрилин очень нервничала, потому что попала в новую для себя обстановку. Хотя, как упоминалось выше, кое-какое понятие о том, что есть политика, Мэрилин приобрела в пору ее замужества с Артуром Миллером.
Ее состояние усугублялось еще и пристрастием к алкоголю и таблеткам. Она тогда была, по всей вероятности, не в лучшей форме. Красота ее начала разрушаться, но благодаря искусству парикмахера и визажиста она все еще казалась прелестной.
Сообщение о том, что кандидатом от партии демократов выдвинут Кеннеди, Мэрилин услышала в Нью-Йорке, во время недолгого перерыва между съемками фильмов «Займемся любовью» и «Неприкаянные».
Питер Лоуфорд устроил прием в честь Джека. И в ночь триумфа Джона Кеннеди Мэрилин была рядом с ним.
Если Мэрилин на самом деле встречалась с Кеннеди на съезде, то это было в разгар ее увлечения Ивом Монтаном и в пору распада брачного союза с Миллером.
В тот период в разговорах с представителями прессы Мэрилин снова проявляла свою склонность к различного рода мистификациям. Она говорила, что «было бы здорово иметь такого молодого и симпатичного президента».
Необходимость держать в тайне свои отношения с Джоном Кеннеди доставляла Мэрилин огромное удовольствие. Но порой она проявляла непростительную неосторожность: существует ряд записей, сделанных кое-кем из репортеров, в частности, британским корреспондентом Уиттерби, в которых содержатся довольно откровенные признания Мэрилин Монро, связанные с кланом Кеннеди.
О романе с Джоном Кеннеди Мэрилин рассказывала и своей близкой подруге и попечительнице Пауле Страсберг.
О Джоне Кеннеди знал и давний друг и советчик Мэрилин Сидней Сколски. Он остался верен обещанию, данному Мэрилин Монро, и ничего не написал о ее откровениях.
Мэрилин называла Джона Кеннеди «Президент» и никогда не упоминала его имени. Их встречи были обставлены не совсем обычно: в целях безопасности нельзя было даже выключать свет.
В то время Мэрилин много пила, поэтому неудивительно, что, порой забывая об осторожности, она могла обмолвиться в случайной компании о том, что «спит с Джеком Кеннеди».
Кое-кому были известны даже мельчайшие подробности их с Джоном Кеннеди интимных отношений, например, то, что «он вечно куда-то спешил и ему совершенно некогда было предаваться предварительной любовной игре».
Мэрилин считала Джона Кеннеди самой крупной личностью в мире. И его избрание на пост президента Соединенных Штатов было воспринято ею как должное.
Существует, однако, и другая версия отношений Мэрилин Монро с братьями Кеннеди. Суть ее состоит в том, что у Монро сначала была любовная связь не с Джоном, а с Робертом Кеннеди. И будто бы сам Джон говорил о романе Мэрилин и Бобби Кеннеди.
Похоже на то, что Мэрилин действительно была близка с обоими братьями Кеннеди.
И для Роберта, в отличие от Джона, она не была очередным капризом — для него увлечение актрисой было чем-то более важным, чем просто любовная интрижка.
И опять-таки, в отличие от брата, министра юстиции Роберта Кеннеди почти никто и никогда не встречал в сопровождении Мэрилин Монро.
И все же их видели вместе, и никто иной, как подруга Мэрилин и ее соседка по квартире Джин Кармен. По ее словам, однажды в квартире Мэрилин раздался звонок. Сама Мэрилин открыть не могла по причине пребывания в ванной, и поэтому попросила Джин придти и открыть дверь. Когда та открыла дверь, то увидела за ней Роберта Кеннеди. Последний невероятно смутился, но тут из ванной комнаты вышла Мэрилин и «не стесняясь, поцеловала его».
Та же самая Джин Кармен была участницей еще одной истории, произошедшей с ней, Мэрилин и Робертом Кеннеди. В один из визитов Роберта к Мэрилин они решили совершить увеселительную прогулку по пляжу. Мэрилин нацепила на Роберта бороду, солнечные очки и бейсболку на голову. Сама же одела парик Они прогуливались по пляжу, и никто не узнал двоих из наиболее знаменитых людей Америки.
У клана Кеннеди были враги, впрочем, как у всех, кто обладает властью. Главными среди них — по силе ненависти, по способности угрожать и приводить свои угрозы в исполнение — были Сэм Джанкана, один из самых влиятельных главарей мафии, и Джимми Хоффа, криминальный руководитель профсоюза водителей грузового транспорта.
Любовные игры братьев Кеннеди не были тайной за семью печатями, особенно это касалось президента Соединенных Штатов Америки Джона Кеннеди.
И их враги не могли устоять против искушения использовать эти самые любовные игры против Джона и Роберта. Возможно, попытки оказать на президента давление были связаны и с Мэрилин Монро — разговоры о том, что мафия использовала ее, чтобы убрать Кеннеди с политической арены, ходили в Вашингтоне и в Лос-Анджелесе после смерти Мэрилин.
Итак, существует предположение, что Мэрилин Монро была лишь наживкой на крючке, который мафия предназначала Кеннеди для заглатывания. А сами Кеннеди — какова бы ни была истинная природа их интереса к Мэрилин Монро — играли с огнем.
Хотя Роберт Кеннеди понимал, каким риском сопровождается флирт и даже намек на флирт даже в самой невинной, на первый взгляд, ситуации. Тем не менее особого беспокойства в то время он не проявлял. А должен был — только теперь широкая читательская аудитория может представить, насколько хорошо были известны альковные тайны братьев Кеннеди их злейшим врагам — главарям организованной преступности.
Доподлинно известно — надо думать, что это было известно и Кеннеди — что в то же самое время, когда Мэрилин Монро уделяла свое драгоценное внимание братьям Кеннеди, у нее был роман с певцом по имени Фрэнк Синатра.
По словам Милтона Грина, первая встреча Мэрилин с Синатрой состоялась в 1954 году, на обеде «У Романова», как раз в то время, когда ее супружество с Ди Маджо балансировало на краю пропасти.
А некоторое время спустя Синатра принял участие в попытке Ди Маджо разоблачить изменщицу Мэрилин. Имеется ввиду событие, известное как «налет по неверному адресу».
Второй их встрече суждено было произойти только через шесть лет, в 1960 году, когда на йоту от гибели был брак Мэрилин с Артуром Миллером, а Джон Кеннеди уже был провозглашен президентом.
Она происходили при следующих обстоятельствах. В августе 1960 года вся съемочная группа картины «Неприкаянные» была приглашена Фрэнком Синатрой на концерт в «Кал-Нева-Лодж», как раз неподалеку от места натурных съемок На концерте Мэрилин присутствовала вместе с Артуром Миллером.
Синатра как раз собирался стать хозяином «Кал-Нева-Лодж», казино и курортного местечка на берегу озера Тахо. Он располагался в такой красивой местности на возвышавшихся над озером холмах и был настолько удобен и шикарен, что в рекламных проспектах его называли «Раем Сьерра-Невады». Но это был рай не для всех — это место облюбовали гангстеры.
Граница между штатами Калифорния и Невада проходила как раз по территории курорта и делила ее пополам. Это было весьма и весьма удобно — казино было разрешено только в Неваде, а калифорнийские законы запрещали азартные игры. Синатра переустроил казино и нанял в качестве членов администрации людей из клана Джанканы.
Таким образом, райский уголок «Кал-Нева-Лодж» стал приютом для Мафии и местом резиденции главы чикагской мафии Сэма Джанканы.
Джанкана восседал на троне, занимаемом когда-то самим Аль Капоне. К 1960 году он опутал сетью организованной преступности огромные территории в Соединенных Штатах. Доходы казино, шоу-бизнес — всем этим заправлял Джанкана.
Приход к власти администрации Джона Кеннеди означал то, что для Джанканы наступали тяжелые времена — основной целью пребывания на посту министра юстиции для Роберта Кеннеди стало не что иное, как уничтожение в Америке мафии.
Гораздо позже, в 1981 году, после того, как он дал клятву говорить правду в своих свидетельских показаниях на заседаниях комиссии по контролю за игровым бизнесом, Фрэнк Синатра заявил, что в 1960 году знал Джанкану весьма поверхностно и даже не догадывался, что тот является главарем мафии.
Однако есть свидетели тому, что встречи Джанканы с Синатрой происходили уже в 1954 году и что Синатра был преданным Джанкане человеком. Синатра очень гордился своей дружбой с Джанканой, и тот был частым гостем в доме Фрэнка в Палм-Спрингз.
Когда отношения Синатры с мафией перестали быть секретом, да еще, вдобавок, известным стало то, что «Кал-Нева-Лодж» принадлежал в равных долях как Синатре, так и Джанкане, Фрэнк был унижен в глазах широкой публики. Это выяснилось в 1963 году благодаря подслушивающим устройствам, установленным в «Кал-Нева-Лодж» сотрудниками ФБР. Тогда Синатре пришлось уйти из бизнеса. Постановлением комитета по контролю за игровым бизнесом он лишился права на ведение такого рода дел.
По иронии судьбы, отец президента Джона Кеннеди Джозеф часто посещал заведение, правда, еще до того, как владельцем его стал Фрэнк Синатра.
Но этим связь клана Кеннеди с «Кал-Нева-Лодж» не ограничивалась. В числе его завсегдатаев был еще и зять президента Питер Лоуфорд.
В последние недели своей жизни в «Кал-Нева» стала появляться и Мэрилин Монро. Визиты Мэрилин в это заведение стали одной из главных загадок последних дней ее жизни.
В конце 1960 года, вскоре после того как Мэрилин рассталась с Артуром Миллером, Синатра начал усиленно обхаживать Мэрилин. В частности, это он подарил ей белого пуделя взамен оставшейся у Миллера таксы по кличке Хьюго. Мэрилин назвала собаку «Маф», видимо, в ознаменование факта связи Синатры с преступным миром. А после пребывания Мэрилин в психиатрической лечебнице «Пейн-Уайтни» в 1961 году Синатра был любезен до такой степени, что предоставил в ее распоряжение свой дом в Калифорнии.
Свидетелем общения Мэрилин с Синатрой стал Джордж Мастере, ее парикмахер.
По словам психиатра Мэрилин доктора Гринсона, пытавшегося в ту пору оказать ей поддержку психологического плана, Монро по-прежнему чувствовала себя ужасно одинокой и пыталась найти успокоение в лекарствах или в «садо-мазохистских связях» с опасными людьми, среди которых был Фрэнк Синатра. Мэрилин тянулась к постоянному общению с людьми, которые причиняли ей боль.
Доказательством связи Монро с Синатрой служит также факт ее присутствия на выступлениях последнего в отеле «Пески» в Лас-Вегасе. Там присутствовали и сестры президента Кеннеди, Пэт и Джин.
На концерте присутствовал также Эдди Фишер со своей тогдашней женой Элизабет Тейлор. Он вспоминал, что Мэрилин в тот вечер была очень пьяна. Синатре не нравилось ее поведение, и он настоял на том, чтобы она ушла.
А в августе 1961 года Мэрилин провела выходные на яхте Синатры. По свидетельству людей, находившихся там, Мэрилин и Синатра жили в одной каюте.
Мэрилин опять была недовольна жизнью и очень злоупотребляла лекарствами. В то время она попала в очень сильную зависимость от таблеток, и если их у нее не было, могла сделать все, что угодно, чтобы кто-нибудь их ей дал.
Свидетелем одной встречи Мэрилин и Синатры стала горничная Монро Лене Пепитоне. Тогда он подарил Мэрилин пару изумрудных сережек По словам Пепитоне, Мэрилин страстно поцеловала его в знак благодарности. Но Мэрилин надевала эти серьги всего только один раз. Потом она подарила их Пэт Ньюком, своему пресс-секретарю.
Летом 1961 года Мэрилин заговорила о браке с Фрэнком Синатрой. Но ее безумно расстраивало то, что Синатра обращает внимание на других женщин.
А для Синатры Мэрилин Монро была лишь временным увлечением. И спустя несколько месяцев он объявил о своей помолвке с актрисой Джульет Проуз.
Он не был страстно влюблен в Мэрилин, но встречаться они продолжали вплоть до самой ее смерти.
Близость Мэрилин с Синатрой была прямой угрозой для братьев Кеннеди. Благодаря Синатре Мэрилин вращалась среди людей, в кругу которых было немало злейших врагов президента.
Вот тут на сцене появляется человек по имени Микки Коуэн. Скорее всего, именно он был тем, чьими руками мафия пыталась использовать Мэрилин для того, чтобы навредить Кеннеди.
Коуэн был одним из близких друзей Фрэнка Синатры. Он также был на короткой ноге с заправилами Голливуда. Мало того, Коуэн способствовал развитию карьеры Дина Мартина и Джерри Льюиса.
В 1959 году, во время съемок картины «Займемся любовью», имя Мэрилин Монро упоминалось в связи с именем Микки Коуэна, и вот по какому поводу.
Бюро расследований при окружном прокуроре Лос-Анджелеса вело наблюдение за Коуэном. Оно интересовалось связями Коуэна с наркобизнесом. Тогда же выяснилось, что Коуэн принимает активное участие в сборе компрометирующих материалов на кинозвезд с целью шантажа. Его люди сперва обольщали кого-либо из кинозвезд, а затем снимали на пленку интимные подробности завязавшихся отношений.
И однажды в поле зрения наблюдателей из окружной прокуратуры попала Мэрилин Монро.
Как выяснилось позже, благодаря все той же практике прослушивания, она также стала объектом вымогательства. А все из-за того, что никак не могла избавиться от привычки быть не очень-то разборчивой в своих близких знакомствах.
Кстати, против группы Коуэна проводили расследование в связи с вымогательством, и в документах, относящихся к этому делу, Мэрилин Монро фигурировала в качестве жертвы.
Очевидно также, что связи Монро с мафией, пусть даже косвенные, берут свое начало со времени ее первых шагов на пути к головокружительной карьере. Джо Шенк, помогавший ей на этом пути, когда-то отсидел в тюрьме. Привлечен к ответственности он был за причастность к выплате дани мафии.
Мэрилин Монро была не единственной женщиной, чьи отношения с Кеннеди мафия использовала в своих целях. Одной из любовниц президента в то время была Джудит Кэмбелл. Как стало известно, она была близка с Кеннеди с начала 1960 до весны 1962 года, правда, их встречи были нечастыми. Во время отношений Кэмбелл с Джоном Кеннеди Джудит поддерживала отношения с боссом мафии Сэмом Джанканой. Она, кстати, тоже была любовницей Фрэнка Синатры.
Таким образом, Джудит Кэмбелл вращалась в том же круге людей, что и Мэрилин.
Очевидно, что война против клана Кеннеди велась по всем фронтам.
Еще одно имя замешано в этой истории, и опять имя женщины.
В начале 1961 года муж начинающей актрисы Джудит Мередит подал иск о расторжении брака. Основанием для этого он считал неверность супруги.
Следователем в этом деле был довольно известный частный сыщик Оташ. По его словам, к делу о разводе привлекались многие мужчины. Среди них были Дин Мартин, Джерри Льюис, Фрэнк Синатра и… Джон Кеннеди.
Но президент оказался непричастным к этому делу только благодаря вмешательству мафии, надавившей также непосредственно на Оташа.
Джуди Мередит сегодня начисто отрицает свою любовную связь с Джоном Кеннеди. Однако в архивах ФБР, по многочисленным свидетельствам, все же содержатся документы, которые действительно указывают на причастность к этому, чуть не вылившемуся в публичный скандал делу самого Джона Кеннеди.
Есть также мнение, что замять историю супружеской неверности в отношении Джона Кеннеди просил Министр юстиции Роберт Кеннеди.
Это мнение весьма спорно, ибо администрация Кеннеди бросила тогда все силы на борьбу с организованной преступностью. Но в то же самое время эта история является вполне вероятной. Ведь это дело все же могло нанести непоправимый ущерб репутации Джона Кеннеди, так как его имя упоминалось наряду с именем Фрэнка Синатры и других, имеющих непосредственное отношение к мафии, людей. А мафия никогда не упустит возможности сделать что-то для правительства. Всегда полезно привязать к себе влиятельных и ответственных людей.
Еще одно обстоятельство может служить поводом для мыслей о том, что клан Кеннеди имел тесные связи с мафиозными структурами.
Одно время Синатра был довольно близок с президентом Джоном Кеннеди. Он и его «клан» оказывали существенную поддержку Кеннеди во время выборной кампании. В глазах широкой общественности он считался другом президента.
12 июля 1961 года Сэм Джанкана вошел в зал ожидания чикагского аэропорта «О'Хара» в сопровождении Филиции Мак-Гир, в которую босс мафии был давно влюблен.
В аэропорту, по приказу министра юстиции Роберта Кеннеди, их ждали агенты ФБР. Выследить Джанкану им удалось с помощью Мак-Гир.
Тогда Джанкана разразился потоком речей, не обещавших Джону Кеннеди ничего хорошего. Он заявил, что знает о Кеннеди все и даже более того, и что в один прекрасный день расскажет все. В конце этой тирады прозвучала прямая угроза: «Вы проклянете этот день…».
Любовница Джанканы Мак-Г ир довольно хорошо знала Мэрилин. В одном откровенном разговоре она сказала, что подтверждает связь Мэрилин Монро с Джоном Кеннеди, а так же с его братом Робертом. Так же она упоминала о том, что Мэрилин становилась болтливой под влиянием паров алкоголя.
Из этого следует, что угрозы Джанканы имели под собой реальные основания.
Любовь к женщинам и, как следствие, неосторожность братьев Кеннеди сделали их очень уязвимыми для тех, кто хотел устранить их с политической арены.
Но Кеннеди с небывалой легкомысленностью относились к этому обстоятельству.
И лишним доказательством тому был роман с Мэрилин Монро, поскольку к концу 1961 года актриса как личность была на грани распада.
Мэрилин Монро была все также одинока и неприкаянна.
Ей страстно хотелось простого человеческого тепла. В поисках его, испытывая жгучую необходимость в общении, она позвонила на радиостанцию Ки-Ди-Эй-Уай в Лос-Анджелесе. Когда она назвала свое имя, диск-жокей ей не поверил. А через несколько дней она позвонила снова и попросила Тома Клея, того самого диск-жокея, так бесцеремонно поставившего под сомнение ее правдивость, приехать к ней.
Заинтересованный и все еще не веривший, тот пришел по указанному адресу. Женщина, которую он там увидел, на самом деле была Мэрилин Монро.
Он приходил к ней в течение трех недель. Стосковавшаяся по простому человеческому общению, она даже не пыталась соблазнять Клея. Все это время они проводили за разговорами. Ее безумно интересовала семейная жизнь Тома, в особенности его дети. Теперь, когда Мэрилин стала задумываться о том, насколько суетной и бесполезной была ее жизнь, ее мысли опять стали вращаться вокруг нерожденных детей. А что может быть страшнее, чем сожаление о том, что мог бы сделать, но так и не сделал…
Жизнь Мэрилин была в опасности. Она опять пыталась найти забвение в смеси алкоголя и снотворного. Несколько раз ее жизнь была на волоске от того, чтобы оборваться.
После очередного такого случая с передозировкой снотворного начальство киностудии «XX век — Фокс», движимое лишь стремлением получить как можно больше денег от проката фильмов с участием Мэрилин и опасавшееся негативной рекламы, поспешило позаботиться о том, чтобы дело не получило огласку.
Тогда же Мэрилин возобновила ежедневное психиатрическое лечение у доктора Еринсона. Тогда им были выделены две основные задачи, требующие немедленного разрешения: навязчивый страх Мэрилин перед гомосексуализмом и ее неспособность переносить какую бы то ни было боль, как душевную, так и физическую.
В последние месяцы жизни Мэрилин рассказывала доктору Уринсону о том, что имела половые отношения с одним из рабочих, переоборудовавших ее дом. А однажды она пригласила к себе таксиста, который доставил ее домой.
Жизнь так ничему и не научила Мэрилин Монро: сколько неприятностей доставляла ей неразборчивость в связях, но она по-прежнему искала в этом успокоения с той целенаправленностью, что сродни мании.
По свидетельству Еринсона, мысли о смерти стали навязчивой идеей Мэрилин. По всей вероятности, она полагала, что только так сумеет избавиться от всего того, что так мучило ее душу.
Ввиду того, что Мэрилин могла-таки решиться на самоубийство, Гринсон прикрепил к ней медсестер, находившихся рядом с Мэрилин круглые сутки. Мэрилин отчаянно протестовала против такого строгого надзора, главным образом потому, что, по приказанию доктора Еринсона, в обязанности ее сиделок входило и строгое ограничение приема лекарственных препаратов. В конце концов, она сумела избавиться от своих надзирателей.
Записная книжка Мэрилин, относящаяся к тому времени, содержала имена более чем трех десятков врачей. Мэрилин использовала их для того, чтобы без проблем снабжать себя столь необходимыми лекарствами.
То, что Мэрилин в те дни была совершенно одинока, не совсем соответствует истине. Последнее Рождество Мэрилин встретила не одна. Джо Ди Маджо и маленькая рождественская елочка были рядом.
После Рождества Ди Маджо уехал. А Мэрилин долго еще зажигала на елке огни.
Тогда же, по совету доктора Гринсона, Мэрилин занялась поисками нового жилища. Гринсон надеялся, что приобретение собственного дома избавит Мэрилин от беспокойства и придаст чувство защищенности.
В этом увлекательном и новом для Мэрилин деле компанию ей составила шестидесятилетняя Юнис Мюр-рей. У нее был опыт по уходу за психиатрическими больными, и она сменила отказавшихся терпеть выходки Мэрилин медсестер.
С тех пор миссис Мюррей стала преданным помощником Мэрилин Монро.
Но купить дом оказалось нелегко. В одном из приглянувшихся Мэрилин домов хозяйка, увидев, что ее покупательница Мэрилин Монро, отказалась продать дом и обдала Мэрилин потоком словесной брани.
В конце концов, попытки увенчались успехом — дом был найден Это было скромное одноэтажное здание в «мексиканском стиле, с обшитыми деревом потолками, с большой гостиной… и маленькими спальнями».
Дом не вполне соответствовал общепринятому тогда понятию о роскоши, окружавшей кинозвезд, но Мэрилин была довольна.
Месторасположение дома создавало впечатление уединенности, и к тому же он находился в близком соседстве с домом Гринсонов.
Поблизости находился так же дом Питера Лоуфорда, где время от времени Мэрилин встречалась с братьями Кеннеди.
Мэрилин не снималась уже год, и когда она покупала новый дом, у нее было мало наличных денег.
Подписывая контракт на владение домом в Брентвуде, Мэрилин разразилась слезами: «Я чувствую себя так плохо, потому что покупаю дом одна»…
Странно, но на гербе, украшавшем наружную плитку дома, была надпись: «Свое путешествие я заканчиваю».
В начале 1962 года доктор Гринсон надеялся, что дела его подопечной действительно пойдут на поправку.
В один из дней января 1962 года Мэрилин собиралась пообедать в компании Роберта Кеннеди. Она была в числе гостей, приглашенных к Лоуфордам на обед.
Об этом дне многие упоминают как о дне, с которого начался роман Мэрилин Монро и Роберта Кеннеди.
Мэрилин хотела произвести впечатление на министра юстиции, поэтому тщательно подготовилась к встрече. Она уверенно вела разговор на политические темы, но Роберт Кеннеди все же заметил, что Мэрилин подглядывает в свою сумочку, где у нее лежала шпаргалка. Это его здорово позабавило.
Глория Романова, также приглашенная на обед, говорит, что весь вечер Мэрилин танцевала с Робертом Кеннеди.
Личный секретарь Роберта Кеннеди вспоминает, что встречала Мэрилин в доме Лоуфордов весной 1962 года, где присутствовали оба Кеннеди.
Примерно с того времени Мэрилин часто звонила Роберту в департамент юстиции.
Кеннеди либо отвечал на звонки Мэрилин, либо вскоре перезванивал сам.
Кто-то из людей, приближенных к клану Кеннеди, сказал корреспонденту «Манчестер Гардиан» У. Дж. Уиттерби, что «роман с Монро воспринимал как данность, но это была единственная связь Бобби».
Есть также сведения о том, что роман Роберта Кеннеди с Мэрилин Монро начался после того, как он пришел к актрисе по просьбе Джона, чтобы сказать, что их отношения с президентом больше не могут продолжаться.
Это известие наповал сразило Мэрилин, и, по всей вероятности, Роберту сперва хотелось утешить ее, но вскоре знакомство между Мэрилин и Бобби переросло в любовную связь.
Но самым убедительным доказательством близости Мэрилин с Робертом Кеннеди являются воспоминания дочери доктора Гринсона, Джоан, которая в последние месяцы жизни Мэрилин была с ней в близких отношениях. Именно ей в начале 1962 года Мэрилин говорила о «новом мужчине в своей жизни».
В разговорах с Джоан Мэрилин называла его «Генеральный»[1]. И та решила, что имеется в виду президент.
А самого доктора Гринсона чрезвычайно беспокоило то, что у Мэрилин «были близкие отношения с очень важными людьми в правительстве и что связь эта была «половой», и что мужчины, о которых шла речь, занимали «высшую ступеньку власти». Он считал, что Мэрилин просто использовали.
Как видно из свидетельств современников, любовные линии братьев иногда перекрещивались. Это качество было присуще всем мужчинам семейства Кеннеди.
Свидетельством связи Роберта Кеннеди с Мэрилин служат также воспоминания соседей Питера и Пэт Лоуфорд.
Ее неоднократно видели рядом с Робертом Кеннеди в те моменты, когда они гостили у Лоуфордов. Мэрилин смотрела на него влюбленными глазами.
Вышеупомянутая Лена Пепитоне, горничная из Нью-Йорка, говорила, что Роберт звонил ей довольно часто, и тогда Мэрилин укрывалась в спальне.
Слишком много людей знали об интимной связи Мэрилин с Робертом и Джоном Кеннеди, и это было уже небезопасно, но все равно встречи эти продолжались.
А Мэрилин между тем продолжала изнывать от одиночества.
В тот период она готовилась к съемкам картины «Так больше нельзя». Это был последний фильм, завершающий действие ее контракта с киностудией «XX век — Фокс». Закончен он не был.
Тогда же Мэрилин узнала о помолвке Фрэнка Синатры с Джульет Проуз. А намерение Артура Миллера вступить в очередной брак повергло ее в шок. Она замкнулась в себе, стала избегать какого-либо общения и даже не отвечала на телефонные звонки. Узнав же, что Артуру вскоре предстоит стать отцом, расстроилась еще больше.
Получив это известие, Мэрилин не пришла на обсуждение костюмов. Продюсер фильма «Так больше нельзя» позвонил ей, и на другом конце провода услышал невероятное бормотание.
По приезде он застал ее в состоянии комы от чрезмерной дозы барбитуратов. Вызвали врача. Мэрилин возвратили к жизни.
На «XX веке — Фокс» провели собрание. Кто-то предложил даже отменить съемки. Однако все обошлось, и работа над картиной, носящей символичное название «Так больше нельзя», продолжилась.
По настоянию доктора Гринсона, Мэрилин получила возможность отдохнуть. Тогда она отправилась во Флориду, чтобы повидаться с отцом Артура Миллера. В феврале 1962 года она встретилась с Айзадором, давним своим другом. Вечером того же дня последний обнаружил в кармане своего пальто 200 долларов.
Далее следы актрисы обнаруживаются в Мексике.
Парикмахер Джордж Мастере со всемирно известной кинозвездой сидели в туалете самолета. Мэрилин настояла, чтобы они уединились там, и он привел в порядок ее волосы. Поездка эта была частным визитом, но сохранить в тайне ее появление не удалось.
Синатра заказал для Мэрилин номер в отеле «Хилтон». По коридорам ходила вооруженная до зубов охрана, которая должна была сдерживать пыл особо рьяных журналистов.
Через два дня состоялась пресс-конференция.
Один из снимков, сделанный на этой пресс-конференции, но в то время не опубликованный, подтверждает, что трусиков Мэрилин не носила.
И вот несколько долгожданных дней покоя. Сопровождаемая идущей след в след Юнис Мюррей, Мэрилин делала покупки для нового дома: кое-что из мебели, картины.
В это время и в этом месте у Мэрилин появились новые друзья.
Она познакомилась с одной супружеской парой, которая вызвалась показать ей Мехико. Это были Фред Вандербилт Филд и его мексиканка-жена. Они сразу же полюбили Мэрилин. А та, в свою очередь, еще раз получила возможность узнать, что есть простые человеческие отношения, бесхитростные и безмерно теплые.
Мэрилин рассказывала им о знакомстве с Робертом Кеннеди, о Фрэнке Синатре. Но больше всего она говорила о надеждах на будущее.
Рассказывая о браке с Артуром Миллером, Мэрилин делала упор на то, что потеряла. Самой большой ее болью, по словам Филдов, была потеря детей.
Друзья видели, что Мэрилин много пьет. По тогдашнему впечатлению Фрэда Вандербипта, у Мэрилин было много сексуальных связей продолжительностью в одну ночь.
К тому времени относится увлечение Мэрилин молоденьким красавчиком Хосе Боланьосом, мексиканским сценаристом. Еще до встречи с Мэрилин он был уже довольно известен в мире кино.
Боланьос начал ухаживание стремительно. Сначала он прислал цветы Пэт Ньюком. Та, тронутая неожиданным вниманием, познакомила Боланьоса с Мэрилин.
Несмотря на предупреждения встревоженного Филда, Мэрилин пошла на сближение с мексиканцем.
Боланьос, как и многие другие до него, говорил, что с ним Мэрилин «получала редкостное сексуальное удовольствие, которого не знала с другими мужчинами».
А сама Мэрилин снова переживала смятение и раскаянье.
По словам ее нью-йоркской горничной Лены Пепитоне, Мэрилин упоминала о Боланьосе в связи с тем, что он хотел бы жениться на ней.
Незадолго до отъезда из Мехико она посетила Государственный институт защиты детей, которому собиралась сделать пожертвование в сумме 1000 долларов. Потом в каком-то порыве разорвала чек и выписала новый на 10000 долларов.
2 марта Мэрилин должна была лететь в Соединенные Штаты, но ее никак не могли разбудить. Парикмахер актрисы Джордж Мастере поднял ее с постели и вынес из комнаты. Похоже, она снова принимала таблетки в большом количестве.
Это время ознаменовано также тем, что перед президентом Кеннеди встала вполне реальная угроза, что его чрезмерная любовь к женщинам может стать достоянием гласности.
Почти месяц прошел со времени угроз Сэма Джанканы.
Но Сэм был всего лишь одним из опаснейших врагов Кеннеди. Другим был Джимми Хоффа, председатель профсоюза водителей грузового транспорта. Работая в различных комиссиях сената, Роберт Кеннеди убедился в том, что профсоюз под председательством Хоффы стал «скрытым злом». Хоффа попал в поле зрения полиции.
Чтобы не сесть в тюрьму, Хоффа пытался вести отчаянную борьбу против министра юстиции. Студия «XX век — Фокс» тоже стала участником этой войны.
В 1961 году стало известно, что «Фокс» намечает снять фильм по книге Кеннеди «Враг внутри». Это была книга о мафии и ее руководителях. На главную роль пригласили Пола Ньюмена. Роберт Кеннеди принимал участие в обсуждении сценария.
Через несколько дней после появления в прессе известий о будущем фильме его продюсеру позвонил неизвестный. Это был первый из ряда многочисленных звонков. Были еще и письма, содержавшие угрозы.
После прямого запугивания затея с фильмом провалилась.
В 1961 году сотрудники ФБР получили письмо с предложением представить доказательства тому, что президент прелюбодей и обещаниями прислать фотографии. По правде говоря, сделать эти фотографии не составляло никакого труда.
Сотрудники из министерства юстиции начали поговаривать о том, что не понимают, как администрация может бороться с мафией, если Кеннеди водят дружбу с Фрэнком Синатрой, большим другом мафиози.
В феврале 1962 года, пока Мэрилин была в Мехико, сотрудники ФБР выяснили, что другая любовница Джона Кеннеди, Юдит Кэмбелл, одновременно встречалась и с президентом, и с Джанканой. Была обнаружена одна из «мин», заложенных под кресло президента.
Однако сама Кэмбелл утверждает, что все равно президент продолжал встречаться с ней. Похоже, Джон Кеннеди не воспринял всерьез предостережений директора ФБР.
23 марта братья Кеннеди должны были вылететь в Калифорнию. Джон Кеннеди хотел погостить у Фрэнка Синатры в Палм-Спрингс, но в связи с нежелательными разговорами о его дружбе с Синатрой, в последнюю минуту изменил свой план и решил остановиться у Бинго Кросби.
В доме Питера Лоуфорда состоялась встреча, на которую пришли Фрэнк Синатра и один из братьев Кеннеди.
Роберт Кеннеди объявил, по какой причине президент больше не мог встречаться с Фрэнком Синатрой. Он сказал также, что если президент не разорвет отношения с Синатрой, то будет вынужден подать в отставку.
Но опасность не помешала Джону Кеннеди видеться с Мэрилин Монро. Они встретились во время этой самой поездки Кеннеди в Калифорнию.
Президент не раз отлучался из особняка Бинго Кросби, где он официально остановился. Его видели с Мэрилин, и их близость сомнений не вызывала.
Существовал и еще один очевидец, Ральф Роберте, актер и массажист, с которым Мэрилин делилась рассказами о происходящем в то время.
Мэрилин к тому времени стала отличаться рискованной болтливостью. Теперь она свои отношения с братьями Кеннеди уже обсуждала со всем кругом друзей. А президент и министр юстиции продолжали вести себя так, словно были богами.
Вскоре после возвращения Мэрилин из Мексики в доме ее приятеля Арта Джеймса, агента по продаже недвижимости, зазвонил телефон. Звонил посредник Кармина Де Сапио, коррумпированного политика, имевшего связи с боссом профсоюза водителей грузового транспорта Джимми Хоффой. Джеймса, по его словам, просили о том, чтобы он на некоторое время увез Мэрилин из ее дома. Они хотели установить подслушивающую аппаратуру. Арт знал об отношениях Мэрилин с Робертом Кеннеди, она сама рассказывала ему об этом. Джеймс ответил, что не станет этого делать. Больше никто не звонил. Вероятно, мафия использовала кого-то другого.
Калифорнийский дом Мэрилин был очень удобен для подслушивания, так как в нем много перестраивалось на протяжении 1962 года. В доме постоянно кто-то находился.
Да и квартира Мэрилин в Нью-Йорке также была легкой добычей.
Однако прослушивания начались вовсе не мафией, затеял это бывший муж Мэрилин Джо Ди Маджо. Его интересовало все, что касалось Мэрилин.
Но личная жизнь Мэрилин интересовала не только Ди Маджо.
В 1961 году проводами были опутаны все телефонные линии как в квартире Мэрилин, так и в пляжном доме Лоуфорда.
«Жучок», установленный в доме Лоуфорда, позволял слышать отрывки из разговоров Мэрилин и президента, а также весьма характерные звуки.
К середине президентства Кеннеди у правительственных агентов имелись досье как на Мэрилин, так и на Кеннеди.
С какой бы невинной целью ни поручил Ди Маджо установить наблюдение за бывшей женой, не стоит забывать о том, что близким другом Джо был Фрэнк Синатра, близкий в свою очередь к преступному миру. Да и Ди Маджо, интересовавшийся Мэрилин исключительно по личным причинам, иногда появлялся в сомнительных местах и общался с людьми с сомнительными связями.
Неизвестно откуда, но мафиози именно в то время узнали о связи Мэрилин и братьев Кеннеди.
По официальной версии, компромат на Мэрилин и Роберта Кеннеди был получен криминальным миром прежде всего благодаря лидеру профсоюза водителей грузового транспорта Джимми Хоффа.
Его собственностью были так называемые «пленки Монро». На них были записи «постельных бесед» между Мэрилин и одним из Кеннеди. Качество записи оставляло желать лучшего, имелись помехи, как это часто бывает при подслушивании.
У Хоффы имелись даже оригиналы телефонных счетов Мэрилин и что среди них значились звонки Роберту Кеннеди в Вашингтон.
Часть информации, касающейся Мэрилин и Роберта Кеннеди, поступила с «жучка», вмонтированного в министерстве юстиции в Вашингтоне. «Жучок» был на плинтусе в кабинете министра юстиции и мог воспринимать звуки через слой краски. Получателем информации был опять-таки Джимми Хоффа, у которого был сообщник в министерстве юстиции.
А в ФБР имелись серьезные подозрения, что с лета 1961 года до весны следующего, когда умерла Мэрилин, в министерстве работали сообщники Хоффы.
Мэрилин часто звонила в министерство юстиции. Об этом свидетельствуют как воспоминания секретарши Роберта Кеннеди, так и страницы записных книжек Мэрилин.
Два человека из близкого окружения Хоффы также утверждают, что у него был грязный материал на Роберта Кеннеди.
Хоффа и в самом деле хотел использовать Монро как оружие против Роберта Кеннеди. Мысль о том, чтобы дать ход информации о ее связи с Кеннеди, не оставляла его и после смерти актрисы.
Итак, сведений вполне достаточно для того, чтобы сказать, что разговоры Монро и братьев Кеннеди прослушивались и были записаны на пленку. Скорее всего, эта операция началась без каких-либо неблаговидных целей и ее инициатором был Джо Ди Маджо. Но потом она стала коварным оружием в руках Джимми Хоффы, злейшего врага братьев Кеннеди.
Известно, что Мэрилин в то время очень нервничала. По свидетельству Юнис Мюррей, актриса даже навела справки о своих соседях.
Довольно часто в Нью-Йорке и Калифорнии Мэрилин пользовалась телефонами общественного пользования.
По словам все того же близкого друга Мэрилин Роберта Слэтцера, Монро догадывалась о том, что ее телефонная линия прослушивается. Именно по этой причине актриса начала носить с собой тяжелый кошелек, набитый монетами, и когда ей нужно было позвонить по важному поводу, она шла к телефону-автомату.
Артур Джеймс, с которым в последние дни жизни она виделась довольно часто, рассказывал, что Мэрилин звонила из общественных телефонов-автоматов «из-за навязчивой идеи, что ее частная жизнь перестала быть тайной для окружающих». Но Джеймс так и не сказал ей о том, что несколько месяцев назад ему звонили и просили помочь установить в ее доме подслушивающую аппаратуру.
Вряд ли тогда Мэрилин, узнай она обо всем, смогла бы полностью осознать всю полноту опасности. Состояние актрисы было очень нестабильно, ей все труднее и труднее было владеть собой.
Весной 1962 года ее друг, поэт Норман Ростен, вместе с женой навестили Мэрилин в ее новом доме в Брентвуде. Супруги с удовольствием слушали щебетание хозяйки о домашних заботах, издавая одобрительные звуки по поводу привезенных ею из Мексики масок и ацтекского календаря.
Находясь в полупустых комнатах с окнами, занавешенными белыми простынями, Ростен испытывал глубокое беспокойство. Слушая Мэрилин, он слышал «скрытое отчаяние».
По словам Мэрилин, Ди Маджо присматривал за ней или что-то в этом роде. При Синатре, который однажды в присутствии Ростена зашел, чтобы пригласить Мэрилин на обед, она, похоже, испытывала пьянящее чувство и немного нервничала. На следующий день она позвонила в 7.30 утра — так ей не терпелось поговорить о Синатре. «Он хорош, правда?» — спросила Мэрилин.
Тон ее голоса, как вспоминал впоследствии Ростен, был не радостным, а скорее испуганным.
Как-то вечером Мэрилин сказала Ростену, что перед ею приездом «приняла маленькую таблетку» и ей придется лечь в постель. Когда тот уже уходил, хозяйка задремала. Все больше и больше Ростен укреплялся в мнении, что друзья уже не могут влиять на судьбу Мэрилин.
В последний день своего пребывания в Калифорнии Ростен вдвоем с Мэрилин сели в лимузин и поехали в художественную галерею. Внимание Мэрилин привлекла одна работа Родена. «Посмотри на них, — сказала Мэрилин, — он делает ей больно, но в то же время он хочет любить ее». Она купила эту статую, заплатив более тысячи долларов.
Мэрилин показала свое приобретение доктору Гринсону. Тот сказал, что, на его взгляд, статуя поразительна. Мэрилин, не удовлетворенная таким ответом, водила по ней руками. «Что это значит? — допытывалась она. — Он что, владеет ею или это только видимость? А это что? Похоже на пенис». Казалось, что голос ее вот-вот сорвется.
Ростен чувствовал, что Мэрилин хотела получить ответы на вопросы, на которые не было ответа, — как можно почувствовать любовную нежность, как распознать жестокость и защититься от нее. По словам Ростена, Мэрилин теряла себя.
Не только Ростен и Гринсон были такого мнения. «За последние пару лет она сильно сдала», — вспоминал сценарист фильма «Так больше нельзя» Джонсон.
А сама Мэрилин была убеждена, что в этот год сможет обрести форму. Но как только работа над сценарием была закончена и Джонсон уехал, все опять пошло наперекосяк.
Картина «Так больше нельзя» была обречена с самого начала. И дело было не только в состоянии Мэрилин Монро. Киностудия «XX век — Фокс» была в состоянии агонии от финансового убытка, нанесенного ей другой звездой и другой картиной, снимавшейся в Риме — Элизабет Тейлор и ее «Клеопатре». За год киностудия потеряла 22 миллиона долларов.
Новый фильм с участием Монро обещал быть прибыльным. А Монро должна была получить всего лишь 100000 долларов. Но студия не получила того, на что рассчитывала.
«Помните, что вы располагаете Мэрилин Монро, — как-то сказала Мэрилин, настаивая на том, что в одной из сцен на ней должно быть бикини. — Вы должны это использовать».
Но эта Монро превзошла даже свою пресловутую ненадежность и взбалмошность. Она вбила себе в голову, что актриса Сид Чарисс хочет иметь такие же белокурые волосы, как и у нее. Во избежание конфликта сделали более темными волосы даже пятидесятилетней актрисе, исполнявшей роль домработницы.
Киностудия готова была вывернуться наизнанку, чтобы выполнить все капризы Мэрилин, но она не знала, как бороться с отсутствием кинозвезды — за тридцать пять дней работы Мэрилин лишь двенадцать раз почтила своим присутствием съемочную площадку.
Мэрилин проявляла сговорчивость только тогда, когда ей этого хотелось. А на студии она была просто невыносима.
Однажды, узнав, что у Дина Мартина насморк, она упорхнула в мгновение ока, не слушая заверения медиков, что это не заразно. Однажды Билли Травилла, ее друг и художник по костюмам, шел к воротам студии, когда возле него остановился лимузин. Мэрилин поболтала с ним, а потом вдруг хлопнула себя ладонью по губам: «О, я совсем забыта, у меня же нет голоса».
В это время Мэрилин встречалась с доктором Гринсоном каждый день. Мэрилин в любой день могла снова скатиться к наркотикам, и доктор был вынужден удлинить свои сеансы. Но временами даже его решимость заходила в тупик.
Жене Гринсона нездоровилось, на доктору постоянно приходилось откладывать отпуск, чтобы Мэрилин могла принимать участие в съемках фильма. Но однажды, перепоручив ее своим коллегам, он с женой отправился в Европу. В тот день работа остановилась.
Неделю спустя актриса вылетела на Восточное побережье, чтобы в последний раз предстать перед публикой. Это было памятное выступление в честь президента Кеннеди.
Заблаговременно Мэрилин пригласила к себе модельера и попросила создать платье, которое выглядело бы экстравагантным даже для нее. Это была прозрачная, очень тонкая ткань, украшенная искусственными бриллиантами, чтобы в свете прожекторов она могла сверкать. Под платье Мэрилин ничего не надела.
Тогда же тайна, связанная с предназначением этого наряда, была разгадана. После звонка из дома Кеннеди в Массачусетсе, и по волнению Мэрилин горничная и модельер поняли, с какой целью шилось платье.
19 мая в Мэдисон-Сквер-Гарден происходило чествование президента США Джона Кеннеди по случаю дня рождения. Чтобы поздравить своего лидера, собралось пятнадцать тысяч членов партии демократов. В представлении должны были участвовать Джек Бенни, Генри Фонда, Элла Фицджеральд, Пегги Ли и Мария Каллас. По предложению Питера Лоуфорда Мэрилин Монро решено было поручить пропеть «С днем рождения, мистер президент…»
Продюсер картины «Так больше нельзя» знал об этой затее еще до того, как работа над фильмом зашла в тупик. Он протестовал против участия Мэрилин в празднике, так как необходимо было продолжать съемки. Но хитрая Мэрилин сослалась на болезненные месячные и не вышла на работу.
В сопровождении Питера Лоуфорда Мэрилин отправилась поздравлять президента на личном вертолете Синатры.
Во время импровизированной репетиции Мэрилин снова овладел страх. Происходило это в ванной комнате в присутствии Джоан Гринсон. Запинаясь, Мэрилин бормотала, что никогда не сможет вытянуть этого.
В своей квартире в Манхэттене Мэрилин часами репетировала, напевая под пластинку. Она никак не могла усвоить даже хорошо известный припев.
Для поднятия духа было принято несколько порций ликера, и к моменту своего выхода Мэрилин была пьяна. Она едва могла шевелить ногами.
В огромном зале сидели братья Кеннеди. Роберт был с женой, а президент прибыл один — несмотря на торжественное событие, Первая леди осталась в Вирджинии со своими лошадьми.
Джон Кеннеди сидел в президентской ложе, закинув ноги на перила и курил сигару. Шоу было в полном разгаре, когда микрофон взял Питер Лоуфорд. Он объявил выход Мэрилин Монро.
В зале раздались аплодисменты, но Мэрилин не появилась.
Позже, когда выступили другие звезды, снова раздался барабанный бой, но актриса не вышла.
Мэрилин должна была появиться последней. Наконец стоявший за кулисами агент Лоуфорда буквально вытолкнул Мэрилин на сцену Долгие тридцать секунд она никак не могла собраться. Потом мягко и нерешительно начала:
«С днем рождения вас, С днем рождения вас, С днем рождения, мистер президент, С днем рождения вас».
После аплодисментов Мэрилин, не допустив ни единой ошибки, пропела стихи, написанные специально по этому поводу.
После этого слово взял президент. Он сказал: «Спасибо. Теперь, после того как мне так мило и дружно пропели «С днем рождения», мне можно удалиться от политики».
После гала-концерта, за кулисами, Мэрилин представила президенту своего бывшего свекра, Айзадора Миллера, которого она пригласила на вечер.
Потом она появилась на приеме для более узкого круга.
В Голливуде Мэрилин появилась уже в понедельник утром. Она пребывала в особенно приподнятом настроении и собиралась играть сцену ночного купания. По сценарию ей надо было погрузиться в бассейн… обнаженной.
Сначала она вошла в воду в бикини телесного цвета. Но купальник был виден. Мэрилин, пошептавшись с режиссером Джорджем Кьюкором, ушла.
Несколько минут спустя она вернулась, и, сбросив с плеч голубой халат, обнаженная, скользнула в воду.
Всех не имеющих отношения к съемкам режиссер попросил покинуть съемочную площадку. Так, впервые через двенадцать лет после появления знаменитых «обнаженных» календарей, студийные фотографы снимали нагую Мэрилин Монро. По их собственным признаниям, для них это было полной неожиданностью.
Слух о том, что Мэрилин снималась в обнаженном виде, распространился со скоростью света. Сопровождаемый щедрыми похвалами в адрес прекрасно сохранившейся фигуре Мэрилин, этот слух стал желанной для студии рекламой.
В следующем месяце в журнале «Лайф» появилась серия снимков, достаточно откровенных, чтобы увидеть, что Мэрилин обнажена, и в то же время вполне приличных.
Некоторые фотографии были слишком откровенными для того времени. И фотографы не могли пустить снимки в дело без личного разрешения Мэрилин. Для получения этого самого разрешения они поехали к ней.
И вот что услышали: «Ребята, мне только и нужно-то потеснить Лиз Тейлор с обложек журналов мира». Правда, она изъяла из этой серии некоторые снимки.
Так началась эта выгодная торговая операция. Оригиналы фотографий были помещены в банковский сейф.
Некоторые из снимков были отправлены Хью Хефнеру, издателю «Плейбоя». С ним была заключен контракт на рекордную по тому времени сумму в 25 тысяч долларов.
Общая прибыль от всех продаж составила более 150 тысяч.
А много лет назад, в 1949 году, когда Норма Джин позировала для «обнаженного календаря», ей заплатили всего-то 50 долларов.
Фотографии, где Мэрилин плавает в бассейне совершенно нагая, «Плейбой» напечатал больше чем через год после смерти актрисы.
1 июня 1962 года Мэрилин исполнилось тридцать шесть лет. В тот вечер настал ее черед слушать поздравления с днем рождения. Песенку, соответствующую случаю, исполнила для нее съемочная группа картины «Так больше нельзя». Торт был украшен двумя изображениями Мэрилин, взятыми из фильма. На одном она была запечатлена в белье, на другом — в бикини. Надпись на торте гласила: «С днем рождения».
Ко дню рождения Гринсоны подарили ей бокал для шампанского, на котором внутри было выгравировано ее имя. «Теперь, — сказала Мэрилин, — когда пью, я буду знать, кто я».
Не прошло и сорока восьми часов, как Мэрилин снова позвала к себе детей доктора Гринсона. Голосе ее звучал глухо и безрадостно, и они снова пришли к ней.
По их словам, Мэрилин достигла предела отчаяния. Она снова не могла спать, она говорила о том, как ужасно чувствует себя, какой бесполезной себя считает, что никому не нужна, что безобразна и что люди милы с ней только потому, что это выгодно. Она сказала, что у нее нет детей и ее никто не любит. Финальной точкой были слова о том, что жить дальше не имеет смысла.
Доктор Гринсон находился в отпуске в Европе, и его дети вызвали к Мэрилин одного из его коллег-психиатров.
Кризис длился всю следующую неделю. На студию позвонила Паола Страсберг и сообщила, что Мэрилин больна.
На следующий день актриса стала настаивать на том, чтобы доктор Гринсон по телефону ответил на несколько вопросов, которые, на ее взгляд, требовали немедленного ответа.
Боссы «XX век — Фокс», просмотрев отснятый материал картины «Так больше нельзя», все как один заявили, что Мэрилин играла, «как в замедленной съемке, что действовало усыпляюще». Начальство уже подумывало о замене.
Доктор Гринсон собирался вернуться домой. В телефонном разговоре с продюсером фильма «Так больше нельзя» он пообещал в скором времени вернуть Мэрилин на съемочную площадку.
Не заезжая домой, прямо из аэропорта он поехал к Мэрилин, но опоздал. Несколькими днями ранее Мэрилин была уволена, а съемки картины прекращены.
Студия предъявила Мэрилин иск на сумму в полмиллиона долларов. А когда партнер Мэрилин по этой картине Дин Мартин отказался работать с другой актрисой, иск предъявили и ему.
Съемочная группа «поблагодарила» Монро за то, что она оставила всех без работы, а Мэрилин, в свою очередь, письменно извинялась перед всеми.
Мэрилин обратилась за помощью к Синатре. У них был общий адвокат, и теперь она нуждалась в его услугах. Звали его Милтон Рудин. Она хотела, чтобы он попросил киностудию о снисхождении.
Но Мэрилин Монро не долго лила слезы. На студии довольно быстро поняли, что заменить Монро никто не может, и уже затевались переговоры о примирении.
Не прошло и двух недель, а она уже давала интервью журналам «Лайф» и «Космополитен» и много фотографировалась.
Выглядела, по словам друзей, Мэрилин неплохо. «Знаете, — утверждала Мэрилин, — сейчас я нахожусь в лучшей форме, чем когда бы то ни было, лучше, чем в пору моей юности». В знак подтверждения она распахнула блузку и показала грудь.
На протяжении тех нескольких недель, что еще оставались у нее, Мэрилин старалась доказать, что за шестнадцать лет тело ее не только не утратило своей привлекательности, но даже выросло в цене, поскольку снимки из недорогих изданий перекочевали на глянцевые страницы журналов шестидесятых.
Во время ночных фотосъемок для журнала «Вог», в отеле «Бель-Эр», Мэрилин позировала в мехах, прикрывшись прозрачным газовым шарфиком. А напоследок фотографировалась в совершенно обнаженном виде.
Журнал «Лайф», который начал вести с Мэрилин переговоры вскоре после концерта в честь дня рождения президента, прислал в Лос-Анджелес репортера по имени Ричард Мэримен, который взял интервью у Мэрилин Монро за два дня до ее смерти. Это было ее последнее обращение к публике.
Выглядела она тогда, по воспоминаниям Ричарда, ужасно.
Мэримен и Монро сразу же нашли общий язык. Его попросили прислать вопросы заранее, и во время их первой встречи Мэрилин давала хорошо заученные ответы. Несмотря на большой опыт работы в шоу-бизнесе, ей по-прежнему приходилось готовиться к интервью.
Постепенно она расслабилась, и потом болтала с кем-то по телефону. По пустым комнатам эхо разносило переливы ее звонкого смеха. Но смех был долгий и не производил впечатление здорового.
Пэт Ньюком присутствовала при беседе. В воспоминаниях Мэримена она осталась как «навязчиво верная, преданная до крайности».
Мэрилин сказала тогда журналисту, что не хочет, чтобы он снимал в ее доме.
Рассказывала Мэрилин в основном о своем детстве. Она говорила также об актерской игре, о преданности простым людям, которые и составляют ее аудиторию.
«Я всегда чувствовала, — говорила Мэрилин, — что должны получать те, кто платит деньги. Иногда, когда приходится снимать сцены, где заложен большой смысл и ты ответственна за то, как донесешь его, у меня возникает желание быть какой-нибудь уборщицей. Думаю, все актеры проходят через это. Мы не только хотим быть хорошими; мы должны быть такими…»
«Слава накладывает определенные обязательства, — сказала Мэрилин репортеру «Лайфа». — Я ничего не имею против обязанности быть шикарной и сексуальной. Мы все, благодаря Богу, рождены сексуальными существами, но, к сожалению, многие люди презирают и разрушают этот природный дар. Искусство, подлинное искусство, основывается на этом — и все остальное».
Мэрилин с тоской говорила о детях, собственных нерожденных и приемных, которых дважды обретала и дважды теряла.
Вернувшись к себе в отель, Мэримен думал о том, что взял интервью у женщины, которая ему очень понравилась. По его мнению, она хорошо давала себе отчет в каждом слове и каждом своем движении.
Он бывал у нее еще несколько раз. Мэрилин даже пыталась делать кое-какие поправки по тексту.
Однажды он долго и напрасно звонил в дверь, хотя было очевидно, что в доме кто-то есть.
В другой раз, когда он был у нее в гостях, Мэрилин вышла на кухню, а затем вернулась, держа в руке ампулу. «Они заставляют меня делать уколы в печень».
Во время их последней встречи Мэрилин говорила о цветах в саду. Мэримен шел по дорожке, ведущей от дома, а она стояла в дверях. Потом раздался ее голос: «Эй, спасибо!».
Но вместе с прекрасным впечатлением от хозяйки было еще и другое, не очень приятное впечатление от той атмосферы, в которой она жила. «Я был рад, что ухожу. Мне не понравилась атмосфера того дома — в ней было что-то гадливое, нездоровое. У меня было ощущение, что я нахожусь в крепости, знаете, бывает такое чувство, когда кажется, что мир ополчился против вас и вы находитесь в боевой готовности».
«Слава пройдет. Конечно, она пройдет, я всегда знала, что Слава переменчива. Во всяком случае, это нечто, что я испытала, но живу я не тем».
Эти строки до сих пор трактуются как завещание Мэрилин Монро.
Было еще кое-что, сказанное Мэрилин. «Теперь я живу в моей работе, — на одном дыхании произнес записанный на пленку голос, — и поддерживаю отношения с небольшим числом людей, на которых на самом деле могу рассчитывать».
Работы больше не было, оставалась только тоска и боль в сердце.
А тем временем Нью-Йорк гудел от слухов, когда Мэрилин в день рождения президента пропела ему поздравительные куплеты на гала-концерте. Сплетни укладывали ее в постель то с одним, то с другим братом.
По воспоминаниям Сьюзен Страсберг, которая тоже была на приеме, президент и Мэрилин Монро уехали… по отдельности.
Мэрилин нуждалась в тот вечер в компании и внимании. Она позвонила Ральфу Роберту и попросила сделать массаж. Несмотря на позднее время, он поспешил к ней, чтобы исполнить просьбу.
Существуют предположения, что с начала 1962 года до кончины Мэрилин Монро президент в Вашингтоне поддерживал любовные отношения с женщиной по имени Мэри Мэйер, которая была ненамного моложе президента и знала его с университетских дней. Ее родня жила по соседству с семейством Роберта Кеннеди. Одним из ее приятелей был Джон Кеннеди, у которого она бывала в гостях в Белом доме.
В семидесятые годы один из близких знакомых Мэйер сделал сенсационное сообщение о том, что она познакомила президента с марихуаной. Джеймс Труитт, один из исполнительных директоров «Вашингтон-Пост», заявил, что во время одного из свиданий с президентом Кеннеди в Белом доме Мэйер принесла ему шесть сигарет с марихуаной. Выкурив их, президент пошутил по поводу предстоящей конференции по наркотикам, и кроме того, проявил интерес к употреблению других наркотиков. Труитт утверждал, что президент был знаком и с кокаином.
Во время расследования в 1982 году правоохранительными органами обстоятельств смерти Мэрилин Монро, Питер Лоуфорд заявил, что о наркотиках президент разговаривал и с кинозвездой. Он рассказывал, что в 1961 году, когда Кеннеди и Мэрилин встречались в его доме, «значительную часть вечера они посвятили обсуждению пилюль».
Мэри Мэйер ненамного пережила Мэрилин. Она была убита в 1964 году из огнестрельного оружия при обстоятельствах, которые так и не были надлежащим образом расследованы. Ее имя снова всплыло, когда увидела свет автобиография доктора Тимоти Лири, психолога, получившего известность благодаря экспериментам с наркотиками и выступлениям в их защиту.
В 1962 году Лири занимался исследованиями в Гарвардском университете. Он рассказывает, что весной того года его навестила Мэйер. Она упомянула какого-то таинственного любовника, «очень важного человека… общественного деятеля, которого заинтересовало то, что он узнал о ЛСД. Теперь он хотел бы попробовать его сам».
Заинтригованный, Лири согласился встретиться с ней, и таких встреч у них было несколько. Позднее Лири познакомился и с Мэрилин Монро.
Их встреча произошла в мае во время съемок фильма «Так больше нельзя» и, вероятно, как раз перед ее выступлением на гала-концерте по случаю дня рождения президента. В Калифорнии, уже снискавшей себе репутацию центра наркокультуры, доктор Лири с изумлением ощутил, что его встречают как гуру психоделии. Благодаря этому имя его стало известно каждой домохозяйке. Обычно его исследовательская работа не выходила за академические рамки: здесь же он встретил множество людей, преимущественно из сферы шоу-бизнеса, которые уже экспериментировали с наркотиками, изменяющими психику.
Встреча с Мэрилин состоялась в конце приема. Там, наряду с врачами, присутствовали и знаменитости. Среди них были Дженифер Джоунз и Деннис Хоппер. «Я очень устал», — говорит Лири. «Меня таскали по всему городу, я побывал на одной крупной киностудии, где на протяжении всего вечера меня забрасывали вопросами о наркотиках. Я поднялся в спальню и прилег. Через некоторое время появилась Мэрилин и разбудила меня. До этого на вечере я не видел ее, поэтому догадался, что она приехала уже после того, как я ушел. Она хотела познакомиться со мной и просила просветить ее относительно ЛСД».
Лири пытался объяснить ей, что ЛСД — это не то средство, которое можно принимать бездумно. Он ничего не предлагал ей тогда, а она, напротив, предложила ему две пилюли, назвав их «Рэнди-Мэндис». На жаргоне так обозначался мандракс — транквилизатор, популярный среди наркоманов в начале шестидесятых годов. В сочетании с алкоголем он вызывал чувство эйфории. Мэрилин объяснила, что «пилюли дал ей мексиканский приятель», и пошутила, что это таблетки аспирина. Они вызвали у Лири глубокий сон.
Наутро Мэрилин позвонила хозяйке дома, где остановился Лири, и они с Лири договорились вместе пообедать в одном из ресторанов. Лири чувствовал себя бодрым и энергичным. Мэрилин по его словам была «клубком противоречий. Смешной, игривой, но очень строптивой. Мы разговаривали о наркотиках, и я рассказал ей о проекте, который будущим летом собирался осуществить в Мексике. Она сказала, что хотела бы тоже приехать и присоединиться к нам. Но еще ей не терпелось проверить, как действует ЛСД». Лири говорит, что Мэрилин показалась ему «неустойчивой», но он не знал, что она находится под постоянным психиатрическим наблюдением.
Вечером Лири дал Мэрилин ЛСД — «очень маленькую дозу». Они вместе поехали на широкий пляж в Венеции и в темноте гуляли по берегу моря. «Было весело», — вспоминает Лири.
В начале шестидесятых на Западном побережье самым крупным специалистом по изучению наркотиков был доктор Оскар Джэнигер, ныне профессор психологии при калифорнийской медицинской школе. Он хорошо помнит визит Лири в Лос-Анджелес. Доктор Джэнигер говорит: «Люди, с которыми я работал, хорошо знали Мэрилин».
Из рассказа Лири видно, что в тот год, по крайней мере, две любовницы президента Кеннеди хотели поближе познакомиться с ЛСД.
Сразу же после увольнения с киностудии «XX век — Фокс» Мэрилин полетела в Нью-Йорк Накануне отъезда она в последний раз беседовала с У. Дж. Уитерби, британским репортером, с которым после «Неприкаянных» время от времени встречалась. Они не видели друг друга почти год. «Я двинулся ей навстречу и увидел, как она переменилась, — вспоминает Уитерби. — У нее был измученный, усталый вид… Я не мог поверить, чтобы женщина, которую я недавно видел, могла так измениться».
Уитерби и Мэрилин говорили о женитьбе Миллера, и Мэрилин загадочно произнесла: «Может быть, в скором времени и я выйду замуж». Казалось, она была серьезна, потом с грустной улыбкой добавила: «Есть, правда, одна проблема. Сейчас он женат. И он знаменит. Так что встречаться нам приходится тайком». Затем она расточала похвалы в адрес президента. Она считала, что из него «получится второй Линкольн». Позже, в Центральном парке, Уитерби спросил Мэрилин, знает ли она президента лично. Но она уклонилась от ответа.
По мнению продюсера картины «Так больше нельзя», отсчет последних мгновений жизни Мэрилин начался с тех дней, когда она погрузилась в черную бездну отчаяния.
Ньюком, пресс-агент Мэрилин, много времени проводила с ней, когда у той возникали проблемы. По свидетельству Юнис Мюррей, она принесла Мэрилин транквилизаторы вместо тех таблеток, которые изъял у нее психиатр, заменивший доктора Гринсона. У многих, видевших тогда Мэрилин, возникало ощущение, что «Монро была пленницей в собственной спальне».
Сама же Пэт Ньюком опровергает утверждение, что когда-либо снабжала Мэрилин лекарственными средствами.
Пэт была другом президента Кеннеди еще до того, как начала работать у актрисы. Она должна была знать многое.
Однако известно, что на протяжении всей жизни все кризисы Мэрилин происходили либо в связи с потерей ребенка, либо в связи с разрывом отношений. Означал ли нынешний кризис разрыв с братьями Кеннеди?
13 июня Мэрилин отправила телеграмму на домашний адрес Роберта Кеннеди в Вирджинии. В ней, как это ни странно, она ответила отказом на приглашение одного из Кеннеди.
Но ее встреча с Робертом Кеннеди все-таки произошла.
26 июня последний вылетел в Лос-Анджелес, где собирался провести совещание по борьбе с организованной преступностью.
С Робертом Кеннеди Мэрилин встретилась на званом обеде в доме Лоуфордов.
По словам Юнис Мюррей, Кеннеди пробыл в доме около часа. И его визит не особенно обрадовал Мэрилин.
В последние недели жизни Мэрилин больше не увидится ни с одним из братьев. Те, кто встречал Мэрилин в эти дни, говорят, что выглядела она удрученной.
Питер Лоуфорд говорил потом, что не знал, почему Мэрилин чувствовала себя такой несчастной.
Судя по тому, что актриса обращалась к врачам, она находилась в состоянии полнейшей безысходности.
Судите сами — с Гринсоном за тридцать пять дней она встречалась двадцать семь раз, с терапевтом Энгельбергом — тринадцать.
Дважды за это время Мэрилин побывала на озере Тахо в «Кал-Нева-Лодж», совладельцами которого были Фрэнк Синатра и Сэм Джанкана. Была она там в сопровождении Питера Лоуфорда и его жены, сестры братьев Кеннеди Патрисии. В то время там выступал Синатра.
Она останавливалась в домике, предназначенном для самого Синатры и его гостей.
Бывшая кассирша «Кал-Нева-Лодж» говорила, что Мэрилин Монро выглядела тогда не совсем здоровой. Она все время была закутана в черный шарф и большую часть времени проводила у себя в комнате. Она ложилась спать, оставляя рядом с собой телефонную трубку и переключив аппарат на коммутатор.
Именно благодаря телефону, вернее, телефонистке, Монро не умерла в те дни. Телефонистка сидела в офисе казино, и вдруг с линии, соединявшей пульт с бунгало Мэрилин, стали доноситься странные звуки — кто-то очень тяжело дышал. Телефонистка позвонила менеджеру, и тот поднял тревогу.
Мэрилин снова превысила дозу снотворного.
А бывшая в ту ночь с Мэрилин в комнате Пэт Лоуфорд, очевидно, не совсем трезвая, по словам Питера Лоуфорда, осознала опасность только тогда, когда Мэрилин упала с кровати.
Мэрилин часто говорила, что снотворное в обычных дозах не помогает ей, как всем другим людям, потому что она его слишком долго принимает. А тут еще и безумное сочетание спиртного и огромной дозы снотворного.
На личном самолете Синатры Мэрилин в тяжелом состоянии была доставлена в аэропорт Рино. Потом она вылетела в Лос-Анджелес под опеку ее докторов и Юнис Мюррей.
Вполне возможно, что в ту пору Мэрилин снова была беременна.
«Мне хотелось бы быть настоящей женщиной и иметь ребенка», — говорила Мэрилин Монро во время поездки в Мексику. После многочисленных выкидышей и небесследных абортов надежда все еще не покидала ее. На протяжении последних месяцев жизни она продолжала говорить о детях.
В разговоре с одним из журналистов Мэрилин как-то сказала: «Женщина, чтобы забеременеть от мужчины, должна любить его всем сердцем. Особенно в тех случаях, когда она не состоит с ним в браке. И когда мужчина покидает женщину, узнав, что она беременна его ребенком,, это не может не ранить женщину до глубины души».
Вполне вероятно, что, если Монро и вправду была беременна тогда, она носила под сердцем ребенка Кеннеди, правда, которого из них — на этот вопрос уже никто не сможет дать ответа.
Артур Джеймс, друг актрисы, так же упоминает, что при встрече с Мэрилин заметил, что ей «было плохо даже по ее собственным меркам. Она уже рассказывала нам раньше о неприятностях с Кеннеди, а теперь ей было совсем плохо. Мэрилин сказала, что потеряла ребенка».
К тому же моменту относится и слух, будто Мэрилин сделала очередной аборт. Добавляли, что операция была выполнена в Мексике.
В 1962 году эта операция оставалась в Америке запрещенной, а на границе с Мексикой аборты делались вполне легально.
Однако медицинских свидетельств, подтверждающих беременность Мэрилин в то время, не существует.
Один из близких друзей Мэрилин, который поддерживал ее контакты с прессой, слышал, как Пэт Ньюком обсуждала с кем-то отношения Мэрилин с братьями Кеннеди. Он говорит, что особенно их волновало то, как бы разоблачение этой связи не испортило политическую карьеру обоих братьев. В этом же разговоре упоминалось и о том, что Мэрилин в последние месяцы жизни сделала аборт.
Друзья по-прежнему старались не давать ей пить и принимать таблетки.
По словам Натали Джекобе, вдовы Артура Джекобса, Джон Кеннеди частенько наведывался к Мэрилин инкогнито. Останавливался высокий гость всегда в особняке Питера Лоуфорда.
Та же Натали Джекобе также слышала о беременности Мэрилин, которая будто бы имела место незадолго до смерти. Но Джекобсы не знали, говорила ли Мэрилин правду или фантазировала.
Врачи Мэрилин Монро придерживались того мнения, что люди, злоупотребляющие таблетками и алкоголем, утрачивают связь с реальным миром. Именно по этой причине к словам Мэрилин о беременности надо относиться с оглядкой.
Правда это или выдумка, но эта история в любом случае угрожала Кеннеди скандалом. Потому-то братья старались держаться подальше от Мэрилин.
У друга Мэрилин Артура Джеймса, который принимал актрису у себя в Лагуне за шесть недель до ее кончины, создалось впечатление, будто Мэрилин обманывают. «О братьях Кеннеди она говорила открыто, и только с любовью и восхищением. Ее ужасно обидело, когда ей сказали, чтобы она не пыталась звонить или искать встреч с ними».
Когда Мэрилин звонила Роберту Кеннеди в министерство юстиции, она, по словам его биографа, пользовалась условленным именем. Для звонков Кеннеди дал ей «специальный номер».
А после 2 5 июня Мэрилин не звонила по специальному номеру, а набирала номер главного операторского пульта министерства юстиции в Вашингтоне.
В министерство юстиции звонила Мэрилин дважды: 2 июля, когда Кеннеди только что вернулся в Вашингтон, и — 16 июля, когда министр юстиции собирался в Лас-Вегас.
В течение того месяца Мэрилин общалась со своим старым любовником Робертом Слэтцером, с которым поддерживала отношения.
В последние недели жизни Мэрилин говорила ему о своем романе с братьями Кеннеди и о том, что дружбе с Робертом пришел конец.
В своей книге о Мэрилин Монро Слэтцер цитирует саму Мэрилин: «Он игнорирует меня. Я пытаюсь дозвониться до него, но не могу».
А что касается Кеннеди, то он изменил номер своего персонального телефона. Именно тогда она отчаянно пыталась пробиться в министерство юстиции, набирая общий номер.
Мэрилин призналась Слетцеру, что у нее роман с младшим Кеннеди. Похоже, она тешила себя надеждами, что в один прекрасный день он женится на ней. Слэтцер сказал ей, что это глупые надежды. Министр юстиции не захочет подобным поступком испортить свою политическую карьеру. Однако Монро не хотела прислушиваться к голосу здравого рассудка.
В период отношений с братьями Кеннеди у Мэрилин была маленькая красная записная книжка.
Она называла эту записную книжку своим «дневником». По утверждению Роберта Слетцера, там находились записи бесед с Кеннеди, «включая замечания по поводу Кубы, а также слова о намерении Кеннеди упрятать за решетку лидера профсоюза водителей грузового транспорта Джимми Хоффу».
Слэтцер тогда интересовался, зачем Мэрилин делала эти записи. Она ответила, что Роберту нравилось говорить о политике и что однажды он вышел из себя из-за того, что Мэрилин не запомнила ничего из сказанного им.
Многие утверждали, что по складу своего характера Мэрилин не могла вести какие бы то ни было записи. Но в течение многих лет актриса делала записи, хотя они и были случайными.
Как уже говорилось выше, Мэрилин купила себе «еженедельник и записную книжку» еще в 1951 году. А в 1955 году уже Эми Грин видела, что Мэрилин носит с собой «дневник с маленьким ключиком».
В пору знакомства с Робертом Кеннеди Мэрилин сохранила свою давнюю привычку вести записи, и он, похоже, знал об этом.
По словам Джин Кармен, как-то раз в ее присутствии Роберт, взглянув на записную книжку Мэрилин, как будто между прочим посоветовал: «Избавься от нее».
Вполне возможно, что Кеннеди рассказывал Мэрилин о вещах, о которых бы следовало молчать — ведь даже Хосе Боланьос, ее мимолетный любовник, утверждал, что Мэрилин якобы упоминала о том, что они с Кеннеди обсуждали режим Кастро на Кубе.
Таким образом, не умевшая держать язык за зубами Мэрилин ставила под угрозу безопасность страны.
Вероятно, в конце концов братья Кеннеди поняли все безрассудство своего общения с Мэрилин, не говоря уже о других женщинах, с которыми встречался президент.
В мае того же года ЦРУ сообщило Роберту Кеннеди о том, что знает о его отношениях с лидерами мафии в связи с подготовкой убийства Кастро.
Прошло всего два месяца с тех пор, как Джона Кеннеди известили о том, что ФБР осведомлено о его встречах с Юдит Кэмбелл, которая одновременно является любовницей Джанканы.
Так же в мае, накануне празднования дня рождения президента, лидеру профсоюза водителей грузового транспорта было предъявлено обвинение в вымогательстве, и Хоффа зашел так далеко, что рассматривал убийство Роберта Кеннеди как вполне подходящий способ решения этой проблемы.
27 июня Кеннеди навестил Мэрилин Монро дома, куда приехал один на машине с открытым верхом. Похоже, что Хоффа установил наблюдение за Мэрилин и Кеннеди и имел компрометирующие материалы, связанные с личной жизнью министра юстиции.
Тогда же имел место один телефонный разговор, подслушанный агентами ФБР. Участниками его были мафиози Эдди Мак-Грат и некая Джин: «…президент Соединенных Штатов… перетрахался со всеми красотками, которых поставляет ему Синатра…»
Учитывая участие Джанканы в осуществлении планов ЦРУ (имеется ввиду его участи в заговоре против кубинского лидера Фиделя Кастро), Роберт Кеннеди решил пока не привлекать главу мафии к судебной ответственности.
Судя по всему, Кеннеди знал о «грязной сплетне», согласно которой это было возможно благодаря дружбе Сэма с Синатрой, являвшимся близким другом семьи Кеннеди. Министр юстиции был очень встревожен этим.
Роберт Кеннеди тогда хорошо осознал, что это серьезная опасность, и что встречам братьев Кеннеди с Мэрилин Монро следует положить конец.
23 июля Мэрилин снова попыталась дозвониться до министерства юстиции, но через минуту повесила трубку.
Джин Кармен видела тогда Мэрилин и говорила, что «та выглядела жутко». В один день у нее было два визита к доктору Гринсону и два визита к ее терапевту доктору Энгельберту.
Характер Мэрилин портился, она все больше проявляла свою склонность ко всякого рода интригам.
В то время ее посетило начальство «XX век — Фокс», чтобы оговорить условия возможного возобновления работы над фильмом «Так больше нельзя», и Мэрилин спрятала в соседней комнате Пэт Ньюком, дабы та подслушала их разговор.
Мэрилин также испытывала и терпение Юнис Мюррей. Однажды ее зять Норман Джефрис застал тещу с упакованными чемоданами. Но тогда Юнис не уехала.
Мэрилин иногда видели бродившей по берегу поблизости от дома Лоуфордов.
Один человек вспоминал, что проявлял для Фрэнка Синатры фотопленку со снимками Мэрилин Монро, сделанными в один из последних дней ее жизни. На снимках Мэрилин выглядела скверно.
Во время последнего наркотического кошмара к ней на озеро Тахо приехал Джо Ди Маджо. Он хотел выяснить, где Мэрилин и поговорить с ней но телефону, но на территорию «Кал-Нева-Лодж» не вошел, потому что рассорился с Синатрой.
Об этой поездке Мэрилин рассказывала массажисту Ральфу Робертсу. «Она сказала, что это был сущий кошмар. Оказавшись там, она увидела Джо».
В описанное выше Рождество, сразу после переезда Мэрилин в новый дом, Джо Ди Маджо приезжал навестить ее. Похоже, он все еще надеялся, что они опять поженятся. Есть и другие подтверждения, что в последние месяцы жизни Мэрилин у бывших супругов были дружеские отношения. Поездки Мэрилин на озеро Тахо приводили его в ярость. Он считал, что там ее «пичкали таблетками, устраивали оргии». Именно из-за этого Джо Ди Маджо и поссорился с Синатрой.
В последние месяцы жизни Мэрилин оценила многолетнюю преданность Ди Маджо. Она даже написала ему письмо, но оно не было отправлено. Его нашли уже после смерти Мэрилин Монро.
Как-то раз Роберт Слэтцер совершил с Мэрилин автомобильную прогулку. Ее настроение подвергалось перепадам от воодушевления до глубокого уныния, она даже жаловалась на Роберта Кеннеди. В конце концов Мэрилин разразилась слезами и говорила, что он хотел просто с нею поиграть. А потом, просматривая вдвоем со Слэтцером дневник, Мэрилин сказала, что жене Роберта было бы наверняка интересно узнать кое-что из того, что он говорил ей.
Отчаявшаяся Мэрилин однажды даже отважилась на то, чтобы позвонить министру юстиции домой в Вирджинию. Роберт пришел в ярость.
Мэрилин снова стали посещать мысли о смерти. Она даже проконсультировалась с адвокатом по поводу нового завещания.
Доктор Гринсон, психиатр актрисы, виделся с ней почти каждый день. За несколько дней до смерти актрисы он писал другу: «Мне следовало бы для безопасности поместить ее в психиатрическую лечебницу, однако это было бы безопасно для меня, но ужасно для нее…»
30 июля 1962 года Мэрилин в последний раз звонила в министерство юстиции. Разговор длился восемь минут и состоялся он в понедельник, начавший последнюю неделю ее жизни.
В последние дни жизни Мэрилин особенно много эксплуатировала своего, как она выражалась, «лучшего друга» — телефонный аппарат. Она звонила тогда многим из своих друзей и с жаром обсуждала с ними планы на будущее. Она даже договаривалась о съемках нескольких фильмов со своим участием. И никому из тех, с кем она разговаривала в свою последнюю неделю, подавленной она не показалась.
Но были признаки и другого настроения. Мэрилин звонила калифорнийскому психиатру, у которого консультировалась в прошлом.
На той же неделе Мэрилин звонила и гинекологу, у которого лечилась много лет назад, незадолго до окончания работы над фильмом «Некоторые любят погорячее». Мэрилин хотела увидеться с ним.
Они даже договорились, что вместе пообедают, но встреча не состоялась… потому что Мэрилин Монро умерла.
Она тянулась к своим старым друзьям. Среди тех, с кем ей хотелось бы пообщаться, был Марлон Брандо. Когда он отвечал на ее звонки, они всегда подолгу болтали.
С некоторыми из них Мэрилин говорила о братьях Кеннеди, и по всему было видно, что она находилась в страшном смятении.
3 августа Мэрилин звонила в Нью-Йорк Норману Ростену. Ростену голос Мэрилин показался исступленным. Монро перескакивала с одной темы на другую. Звонок настолько расстроил его, что он тут же написал ей письмо. Но оно пришло, когда ее уже не стало.
Мэрилин отчаянно пыталась выйти из одиночества. В пятницу она позвонила Анн Каргер, матери своего старого возлюбленного Фреда. Она говорила тогда, что очень любит Боба Кеннеди и собирается выйти за него замуж Но голос у нее был безрадостный.
В одном из разговоров с Робертом Слэтцером Мэрилин сообщила ему, что все еще пытается дозвониться до Кеннеди в Вашингтоне, но безуспешно.
Ей удалось как-то выведать и домашний номер телефона Роберта Кеннеди.
3 августа было предпоследним днем в жизни Мэрилин Монро. Она провела его, как обычно: наведалась к доктору и психиатру, что входило в ее дневной распорядок.
Однако по сей день остается загадкой, чем занималась она вечером после безуспешной попытки дозвониться до Роберта Кеннеди.
Согласно одним данным, она предприняла отчаянный шаг — полетела на Север, чтобы самой найти Роберта Кеннеди.
4 августа полусонная Джин Кармен слушала взволнованный рассказ Мэрилин о событиях прошедшей ночи.
Мэрилин «рассказывала, как всю ночь ей не давали покоя звонки. Какая-то женщина обзывала ее всякими словами, после чего вешала трубку». Мэрилин говорила Джин, что голос ей знаком, но она не может назвать имени.
Суть первого разговора можно было бы выразить такими словами: «Ты, шлюха, оставь Бобби в покое». Звонки продолжались до 5.30 утра, и теперь Мэрилин чувствовала себя совершенно разбитой.
Утром Мэрилин позвонил отец Артура Миллера. Ему сказали, что Мэрилин перезвонит ему чуть позже. Но звонка он так и не дождался, и это показалось ему странным. Мэрилин обычно прерывала даже важные дела, чтобы поговорить с ним.
А утром последнего дня у Мэрилин состоялось несколько телефонных бесед.
О событиях последних часов ее жизни стало известно, главным образом, со слов Питера Лоуфорда, Пэт Ньюком, Юнис Мюррей и доктора Гринсона. Показания двоих первых противоречат друг другу.
По-видимому, это объясняется их близкими отношениями с братьями Кеннеди.
Когда Мэрилин позвонила доктору Гринсону, то тому показалось, что она «находится под воздействием наркотиков». Он незамедлительно отправился к ней. Доктор провел возле Мэрилин около двух с половиной часов, после чего «она как будто немного успокоилась».
Мэрилин сказала тогда доктору Грину, что поссорилась с Пэт Ньюком. Как она говорила ранее Сиднею Сколски, Пэт ревновала ее. Причиной этой ссоры Мэрилин с Ньюком мог стать Роберт Кеннеди.
И еще — по словам одного из врачей отряда по предотвращению самоубийств, Гринсон сказал, что в тот вечер Мэрилин надеялась увидеть «очень важных людей». Она позвонила доктору, когда узнала, что встреча отменяется. Мэрилин умерла, говорил Гринсон, чувствуя себя «отвергнутой одним из тех, с кем была очень близка».
Мэрилин хотела, чтобы Пэт Ньюком покинула ее, и доктор Гринсон попросил женщину уехать.
Один из приемных детей Мэрилин, Джо Ди Маджо-младший, дважды в тот день пытался до нее дозвониться. Трубку сняла Юнис Мюррей и сказала, что Мэрилин нет дома. Вскоре после ухода доктора Гринсона молодой Ди Маджо все-таки дозвонился.
По словам Юнис Мюррей, после этого Мэрилин объявила, что на прогулку не поедет. Из ее спальни доносились звуки музыки. Это были песни Фрэнка Синатры.
Больше, как говорит миссис Мюррей, живой Мэрилин она не видела. Было около восьми часов вечера, и в комнате Мэрилин по-прежнему звучала музыка.
Когда Мэрилин последний раз звонила доктору Гринсону, она спросила его: «Вы забрали мой нембутал?». Гринсон его не брал, но эти слова повергли его в шок, ибо он был уверен, что Мэрилин перестала принимать барбитураты.
После смерти Мэрилин в ее комнате найдут пустой пузырек из-под нембутала, на наклейке которого написано, что в нем было двадцать пять таблеток.
Мэрилин звонила Джин Кармен и попросила подругу прийти и принести «пакет со снотворным». По словам Кармен, Мэрилин потом снова позвонила ей и настойчиво повторила просьбу. Кармен опять сослалась на занятость.
Из Нью-Йорка, примерно между восьмью и девятью часами по калифорнийскому времени, Мэрилин позвонил ее богатый друг Генри Розенфельд. Телефонную трубку сняла она сама. Он говорит, что голос ее показался ему «пьяным», но в этом он не усмотрел ничего необычного.
Около десяти, говорит Джин Кармен, Мэрилин снова позвонила. «Ты действительно не можешь прийти?» — спросила она. Чувствовалось, что актриса нервничает. Она добавила, что боится, как бы не повторились звонки предыдущих ночей, когда ее просили оставить Роберта Кеннеди в покое. Но и на сей раз Кармен нашла предлог и отказалась прийти. Позже телефон снова звонил, но она не снимала трубку.
На другой день Ральф Роберте узнал, что в десять часов вечера ему позвонила женщина и оставила на автоответчике «невнятную запись». Узнав, что Робертса нет, повесила трубку. Он счел, что звонила Мэрилин Монро.
Глава 5 «Свеча на ветру…»
Глубокой ночью дочь психиатра Гринсона Джоан слышала, как в спальне родителей зазвонил телефон. Немного позже ее отец спустился вниз по лестнице и послышался звук мотора. Джоан спросила маму, что случилось, и та ответила, что у Мэрилин «какие-то проблемы».
Звонила Юнис Мюррей и сказала, что в полночь в комнате Мэрилин заметила свет. Потом, проснувшись после трех, она увидела, что свет еще горит. Ей это показалось странным. Боясь прогневать Мэрилин, если неосторожно разбудит ее, Юнис решила позвонить доктору Гринсону.
Гринсон попросил миссис Мюррей постучать в дверь. Она так и поступила, но ответа не было. Тогда Мюррей вышла из дома и заглянула в окно — Мэрилин неподвижно лежала на кровати.
Гринсон доехал за пять минут. Он убедился, что дверь спальни заперта. Доктор вышел из дома и заглянул в окно. Забранное решеткой окно спальни в ту душную ночь было приоткрыто. Решетки мешали попасть в комнату. Гринсон сказал, что взял кочергу и разбил незарешеченное окно на боковой стороне дома и, протянув руку, открыл его.
По словам того же Гринсона, «в правой руке Мэрилин был крепко зажат телефон».
Доктор Гринсон открыл дверь и сказал Юнис Мюррей: «Мы потеряли ее». Вскоре приехал доктор Энгельберт, вызванный Юнис Мюррей по просьбе Гринсона.
Именно доктор Энгельберт позвонил в полицию. Он сказал: «Я звоню из дома Мэрилин Монро. Она умерла».
В доме горел свет. Юнис Мюррей проводила приехавшего на место происшествия сержанта в комнату Мэрилин, где рядом с телом сидели оба врача.
Гринсон указал на один из пузырьков, которыми был заставлен столик. Он был пуст и закрыт пробкой.
Предсмертной записки Мэрилин Монро не оставила.
А миссис Мюррей в это время заканчивала прибираться на кухне, она даже постирала белье. Кажется, это обеспокоило сержанта Клеммонса.
5 августа молодой репортер по имени Джо Рамирес сообщил миру сенсационную новость. Умерла Мэрилин Монро. Так, уже мертвая великая Мэрилин снова стала сенсацией…
Попасть в воскресные газеты это известие не успело, но оно было передано по радио.
Узнав об этом, репортер Джо Хаймс и фотограф Билл Вудфилд, знакомые с Мэрилин (Вудфилд вел с нею переговоры о публикации фото, где она снята в обнаженном виде), помчались к дому Мэрилин.
Мэрилин была мертва уже «несколько часов». Началось трупное окоченение, и «потребовалось пять минут, чтобы распрямить ее… Она лежала не совсем прямо, а в каком-то полусогнутом положении. Она выглядела так, что совсем не была похожа на Мэрилин Монро».
Люди из команды коронера вынесли из дома накрытое голубой простыней тело Мэрилин и увезли в видавшем виды фургоне в морг то, что осталось от самой знаменитой в мире кинозвезды, поместили в чулан. Потом тело перевезли в камеру морга в здании суда Лос-Анджелеса.
В тот день в морг проникли два фотографа. Одним был Бад Грей из «Геральд-Экземинер». Он фотографировал завернутый в саван труп, а в это время его коллега, чтобы заглушить щелчок затвора камеры, щелкнул зажигалкой. Вторым был фотограф Ли Уинер, пославший свои снимки в журнал «Лайф». Он пришел в морг, держа в одной руке чемодан с фотокамерой, а в другой бутылку виски. Согласившись пропустить стаканчик, один из служащих открыл обитую нержавеющей сталью дверь камеры и выдвинул полку с останками Мэрилин Монро.
Это некогда прекраснейшее на свете тело фоторепортеры снимали в последний раз.
Дагерти, первый муж Монро, узнал о случившемся по полицейской рации. Единственными его словами были слова: «Мне жаль».
Миллер едва был в состоянии говорить.
Ди Маджо услышал о печальной новости рано утром. Первым же рейсом он вылетел в Лос-Анджелес.
Ди Маджо взял на себя все хлопоты, связанные с похоронами. Он настоял на том, чтобы эта церемония проходила скромно и при закрытых дверях.
С прессой Ди Маджо общаться отказался. Но один из его друзей говорил, что Джо плакал. Виновным в ее смерти он считал Бобби Кеннеди.
Милтон и Эми Грин узнали о случившемся по телефону, когда находились в Париже. Особенно их потряс тот факт, что у Эми были дурные предчувствия.
Проводился опрос режиссеров, боссов и звезд.
Позже Джон Хьюстон отдаст должное актерскому дарованию Мэрилин Во время съемок «Неприкаянных», припомнил Хьюстон, Мэрилин выразила опасение, что «пройдет всего несколько лет, и она умрет или попадет в лечебное заведение». Джошуа Логан заявил, что Мэрилин «одна из наиболее неоцененных личностей мира».
Даррил Занук, президент киностудии «XX век — Фокс», человек, которому потребовалось много времени, чтобы оценить Мэрилин по достоинству, был щедр на похвалы. «Никто не открывал ее, — сказал он, — к звездной вершине она пробивалась сама».
Семья Гринсонов была в трауре. Доктор Гринсон позвонил домой прямо из дома Мэрилин.
Фрэнк Синатра сказал, что «глубоко опечален… Мне будет очень не хватать ее».
Пэт Ньюком, приехавшая в дом Мэрилин рано утром, закатила сцену. «Продолжайте снимать, стервятники!» — крикнула пресс-агент, обращаясь к фотографам. Вспоминают, что тогда она якобы сказала: «Когда ваш лучший друг наложит на себя руки, как себя будете чувствовать вы?» Сейчас, правда, она отрицает, что говорила нечто подобное. Противореча фактам, которые известны нам сегодня, Пэт Ньюком заявила, что Мэрилин «чувствовала себя великолепно» и накануне вечером была в хорошем настроении.
Лоуфорд сказал: «Моя жена и я очень любили ее. Она, похоже, была одной из самых замечательных личностей, которых я когда-либо знал. Все, что я мог бы добавить, будет повторением сказанного».
Он все время повторял, что был последним человеком, кто разговаривал с ней. Вот тут-то, может быть, и кроется основа той загадки, что окружает смерть Мэрилин Монро.
В тот день биограф Мэрилин, Морис Золотов, в компании политиков находился на одном приеме в Нью-Йорке. Некоторые из присутствовавших там были близки к клану Кеннеди. Уже тогда, вспоминает Золотов, имя Роберта Кеннеди упоминалось в связи со смертью Мэрилин.
Известие о смерти Мэрилин Монро Роберт Кеннеди получил только в воскресенье вечером. На вопрос, как отнесся Кеннеди к этому сообщению, проявил ли какие чувства, человек, у которого гостил тогда министр юстиции, ответил: «Очень спокойно воспринял… Тема обсуждалась с праздным любопытством».
А в Вашингтоне президент Кеннеди обратился к конгрессу с предложением в законодательном порядке усилить контроль над употреблением сильнодействующих лекарственных средств.
В воскресенье утром молодой помощник судебного медицинского эксперта доктор Томас Ногучи нашел на своем письменном столе записку от коронера. В ней тот просил Ногучи произвести вскрытие тела Мэрилин Монро. Наблюдателем от окружного прокурора был опытный судебный медик Джон Майнер.
Возглавлял следственный отдел Лос-Анджелесской полиции Тэд Брайн, про которого говорили, что он способен работать круглые сутки.
В то воскресное утро его попросили немедленно приехать в главное полицейское управление.
Проведение следствия возлагалось на начальника полиции Уильяма Паркера. Он выбрал для следствия лучших специалистов, включая и следователей из центрального отделения полиции. Вызвано это было бесконечными толками о близости актрисы с Джоном и Робертом Кеннеди. Он искренне восхищался Робертом Кеннеди и считал, «что из него мог бы получиться президент лучше, чем из Джона».
О Паркере говорили как о человеке твердых правил и кристальной честности. Однако через несколько недель, когда его жена спросила, как обстоят дела с расследованием смерти Монро, Паркер ответил завуалировано.
Были проведены два расследования — коронера, пестревшее ошибками, и полицейское, — оказавшиеся под семью замками.
«А спустя шесть часов после первого официального уведомления о смерти Мэрилин Монро, ее широко разрекламированное, выше всех прочих на земле ценимое тело, накрытое полиэтиленом, лежало в длинной комнате без окон под залом суда в Лос-Анджелесе». Его приготовили к проведению аутопсии на столе с крышкой из нержавеющей стали, оборудованном водопроводными шлангами и канализационной системой, а также весами для взвешивания человеческих органов.
Ногучи — хирург, проводивший вскрытие, поначалу вознесся до поста главного судебно-медицинского эксперта, но недавно был смещен с этой должности за злоупотребление служебным положением и использование в корыстных целях сенсационных сообщений о смерти знаменитостей.
А в 1968 году именно Ногучи зондировал пробитую голову сенатора Роберта Кеннеди.
Ногучи и Джон Майнер, наблюдатель из окружной прокуратуры, находились под глубоким впечатлением, когда тело Мэрилин Монро снова было накрыто простыней.
Над телом Мэрилин Монро Ногучи трудился несколько часов. По записям, сделанным им после вскрытия, Мэрилин была «36-летней женщиной, белой расы, нормального телосложения, нормальной упитанности, весом 117 фунтов и ростом 65,5 дюймов. Волосы на голове светлые, обесцвеченные. Глаза голубые».
Из них же широкой публике стало известно «о шрамах, оставленных после аппендэктомии и операции на желчном пузыре, невидимых на фотографиях благодаря высокому мастерству фотографов».
Когда Мэрилин увезли, от ее красоты не осталось и следа. На единственном из уцелевших посмертных снимков, сделанных полицией, у Мэрилин раздувшееся лицо, слипшиеся волосы. Во время удаления мозга были повреждены лицевые мышцы. Останки после того, как работа экспертов была закончена, промыли водой.
С медицинской точки зрения Ногучи, выполнявший вскрытие, объяснения причины смерти Мэрилин Монро не нашел. Кроме пары синяков, которые могли быть получены при ударах о предметы, других признаков физического насилия обнаружено не было. Зная о найденных на прикроватном столике пустых пузырьках из-под таблеток, Ногучи полагал, что ответ на главный вопрос мог дать токсиколог.
В понедельник главный токсиколог Ральф Абернети разглядывал образцы, находившиеся в его лаборатории. Тут были упаковки для таблеток, — в том числе пустой пузырек из-под нембутала, — пробирки с кровью и мочой, пробы содержимого желудка и кишечника Мэрилин, а также кусочки печени и почек.
Доктор Ногучи просил его протестировать все это на наличие алкоголя и барбитуратов.
Через несколько часов Ногучи знал, что в 100 миллиграммах крови Мэрилин содержалось 4,5 миллиграмма барбитуратов, а алкоголя не было вообще. За несколько часов до кончины она не выпила ни капли. А по общепризнанной версии Мэрилин умерла якобы от классического сочетания алкоголя с барбитуратами.
Но главным виновником смерти Мэрилин Монро оказались все же лекарственные препараты. Мэрилин приняла дозу нембутала, в десять раз превышавшую нормальную терапевтическую дозу. Уровень хлоралгидрата свидетельствует «о поразительном факте»: этого лекарства она приняла в двадцать раз больше, чем рекомендуется. А любое из этих двух лекарств в такой дозе может оказаться для человека фатальным.
Спустя, пять дней после смерти Мэрилин Монро, доктор Ногучи на основании вскрытия представил окончательное заключение о смерти. В нем было указано, что смерть наступила «в результате острого отравления барбитуратами, принятыми в избыточной дозе». В подзаголовке «тип смерти» он обвел «самоубийство», добавив от себя слово «вероятное». Это и было объявлено прессе.
Но версия о самоубийстве убедила не всех. Возражения вызывало заключение Ногучи, что Мэрилин все это «приняла сама».
Существует ряд веских причин для того, чтобы не согласиться с выводами эксперта. Известно, что в подобных случаях в желудке обнаруживают следы пилюль — остатки желатиновых капсул, иногда нерастворившиеся таблетки. А капсулы барбитуратов оставляют к тому же отчетливый след красителя.
Некоторые также говорили, что у жертв передозировки перед смертью обычно начинается рвота.
В спальне Мэрилин не было стакана и не было воды, без которой она не смогла бы проглотить такое количество лекарств.
Поэтому кое-кто считает, что Мэрилин Монро кто-то помог, иными словами, она была убита.
«Проблема стакана» заинтересовала в 1982 году окружного прокурора. Он ссылался на опубликованную фотографию, на которой была запечатлена сцена смерти и где «якобы был виден сосуд для питья».
В ванной Мэрилин, смежной со спальней, в ту ночь водопровод из-за ремонта не работал. Если она и ходила за водой в другую комнату, то миссис Мюррей ее не заметила.
Профессиональный полицейский должен был сразу заметить наличие либо отсутствие стакана. Но ни в одном из полицейских рапортов об этом не говорится.
Судя по сообщениям прессы, дом Мэрилин официально был опечатан только в 8.30 утра. Распоряжаться имуществом актрисы было поручено опекунше ее матери миссис Мелсон. Войти в дом ей с мужем позволили на другой день. Она вспоминала, что прикроватный столик и тогда был завален медицинскими флаконами.
Миссис Мелсон, думая о репутации Мэрилин, уничтожила лекарства. «Все таблетки мы спустили в туалет, а пузырьки, кажется, я забрала с собой и выбросила, но сколько раз потом я жалела, что не сохранила их».
Что касается отсутствия рвоты, то специалисты единодушно опровергают мнение, что при отравлении барбитуратами она неизбежна. Гораздо чаще люди просто спокойно засыпают.
Капсулы нембутала на самом деле содержат красящие элементы, но следов никаких не остается, если капсулы перед употреблением были раскрыты, а их жидкое содержимое выпито. По словам очевидцев, Мэрилин так и поступала иногда.
Но странным в любом случае остается факт отсутствия остатков капсул в желудке Монро. По некоторым утверждениям, это указывает на то, что смертельную дозу она получила не внутрь, а каким-то иным путем — возможно, путем инъекций. И опять в связи с этим возникает мысль о возможном убийстве.
«Доктору Стивенсу, готовившему для окружной прокуратуры в 1932 году заключение, отсутствие следов капсул не показалось странным. Это, как указывает он, дело случая. Часто остатки капсулы обнаруживают в желудке, но это зависит от разных обстоятельств: когда человек последний раз ел или пил и сколько; зависит от индивидуального обмена веществ, от того, регулярно ли человек принимал этот препарат и имел ли к нему высокую толерантность; принималось ли средство одноразово или на протяжении нескольких часов».
Что бы ни ела в тот день Мэрилин Монро, к вечеру ее желудок должен был быть практически пуст. После многолетнего употребления снотворного у Мэрилин наверняка развилась высокая степень привыкания к барбитуратам. Ее друзья не раз говорили, что она глотала их лошадиными дозами.
Доктор Ногучи считал, что количество принятых Мэрилин капсул колебалась между тридцатью и сорока. Другие полагали, что их могло быть от пятнадцати до сорока.
На пресс-конференции в 1962 году лос-анджелесский коронер Курфи высказал мнение, что Мэрилин большую дозу снотворного приняла «в течение короткого времени».
Но анализ печени свидетельствует о том, что какую-то дозу лекарственного препарата Мэрилин приняла за несколько часов до смерти.
Светило патологоанатомии, доктор Кейт Симпсон говорил: «Если бы ту аутопсию проводил я, то не смог бы квалифицировать эту смерть как самоубийство посредством пищеварительного отравления. Содержание барбитуратов в крови и печени достаточно велико; на этом основании… должен сказать, что вероятность присутствия остатков капсул в желудке также велика. Однако ничего найдено не было».
Профессор Симпсон говорил еще и о необходимости исследования всего пищеварительного тракта: двенадцатиперстной кишки и других отделов кишечника.
А Ногучи удрученно заметил, что такое исследование не проводилось. Частицы соответствующих органов он отправил в лабораторию, но нужной экспертизе они не подверглись. Тесты не проводились, полагает Ногучи, поскольку токсикологи решили, что высокое содержание барбитуратов в крови и печени само по себе объясняет причину смерти.
Ногучи говорит, что потом он попытался настоять на проведении анализа проб. Но ему сказали, что кусочки органов уничтожены.
Также не осталось ни одной судебно-медицинской фотографии, хотя сделано их было довольно много.
Доктор Ногучи очень сожалеет, что в свое время не потребовал проведения анализа ткани кишечника. «Я должен был настоять на исследовании всех органов, — сокрушается он. — Но я не поступил так, как следовало бы. Поскольку я был ниже по чину, то не считал себя вправе бросать вызов руководству департамента в связи с процедурой проведения экспертизы…»
При более полном исследовании кишечника, возможно, и были бы найдены остатки капсул, не обнаруженные в желудке, а это исключило бы будущие противоречия и подозрение в убийстве.
Могла ли Мэрилин получить смертельную дозу барбитуратов посредством инъекции? Это привело бы к мгновенной смерти, что противоречит имеющимся данным. Доктор Ногучи с помощью увеличительного стекла пытался найти следы от инъекции, осмотрев даже такие места, как вагина и подъязычная область, но ничего не нашел.
Существует, правда, еще один способ ввести смертельную дозу вещества. Препарат можно ввести в прямую кишку.
Джон Майнер, помощник окружного прокурора, присутствовал на аутопсии и такую возможность не исключает.
В связи со всем вышеизложенным следует вспомнить о серии субботних телефонных звонков Мэрилин Монро своей подруге Джин Кармен. Первый раз она позвонила ей рано утром и попросила приятельницу принести снотворное. Потом она повторила свою просьбу, затем еще раз звонила около 10 часов вечера, но Кармен уже не помнит, просила ли она опять снотворное.
Если Мэрилин просила принести ей таблетки, что бы это могло значить? Не старалась ли она запастись нужным количеством, чтобы совершить самоубийство? Проглотила ли она уже двадцать пять капсул, выписанных накануне? Не по этой ли причине в субботу утром Мэрилин выглядела такой опустошенной? Ответов на эти вопросы нет.
Летальную дозу, как указывал профессор Симпсон, мог ввести ей человек, не подозревавший о том, что за предыдущие часы в организме Мэрилин препараты достигли опасной концентрации. И смерть Монро могла бы рассматриваться как несчастный случай, невольной причиной которого стало второе лицо.
Существует и третье предположение: смертельную дозу ввели Мэрилин с заранее обдуманным намерением. В таком случае мы имеем дело с убийством.
По какой причине могли убить Мэрилин? Были ли у кого-нибудь мотивы для убийства? Существует несколько версий.
Кое-кто намекал, что Мэрилин слишком много знала, и она сама и ее дневник стали взрывоопасными, поэтому с ней покончили Кеннеди, либо какие-то другие темные личности, действовавшие по их указке.
Другие полагают, что Мэрилин, которую молва связывала с Кеннеди, убрали враги братьев; они рассчитывали на то, что смерть актрисы станет причиной скандала, который положит конец президентству.
Вышеупомянутый Норман Мейлер в своей книге о Мэрилин всерьез рассматривал версию об убийстве. Он считал, что «у правого крыла ФБР или ЦРУ имелось более чем достаточно оснований устроить Бобби Кеннеди скандал».
Существует также предположение о том, что мафия знала о связи Кеннеди с Мэрилин. Учитывая состояние Мэрилин, которая на озере Тахо впала в лекарственную кому, преступники решили воспользоваться ею и заманить Роберта Кеннеди в западню.
Подкреплением этой версии служит то, что мафиози в 1961 году уже применяли хлоралгидрат — вещество, обнаруженное в организме Мэрилин, — одного человека опоили снотворным и уложили в постель с молодой женщиной, а потом сфотографировали.
В случае с Мэрилин мафия, возможно, рассчитывала на то, что Роберт Кеннеди придет актрисе на помощь. Застигнутого в доме Мэрилин глубокой ночью Кеннеди можно было скомпрометировать как государственного деятеля.
Заговор не удался. Кеннеди отказался проглотить наживку. К ее призывам он остался глух, и она умерла.
Те, кто с недоверием относится к версии об убийстве, ссылаются на то, что Мэрилин и раньше пыталась свести с жизнью счеты и продолжала губить себя. Вся ее прошлая жизнь — тому свидетельство.
Но все же не было более простого способа убрать Мэрилин, чем симулировать ее самоубийство.
Если отбросить юридические формальности, то по большому счету не важно, была ли Мэрилин убита, наложила на себя руки или просто переоценила свою невосприимчивость к нембуталу.
Уже говорилось о том, что распутство президента Кеннеди и осведомленность об этом мафии, безусловно, могли стать причиной его убийства в Далласе в ноябре 1963 года.
Летом 1962 года любовные похождения братьев, в том числе близость с Мэрилин, поставили их под удар.
Масса информации не оставляет сомнения в том, что братья Кеннеди впрямь не были равнодушны к слабому полу Опасность крылась в том, — и тут есть доказательства — что враги не только знали об этом, наблюдали и подслушивали, но и ждали удобного момента для разоблачения. Смерть Мэрилин дала такую возможность.
Только по счастливой для Кеннеди случайности пресса в 1962 году не начала копаться в обстоятельствах кончины Мэрилин. Хотя слово «случайность», вероятно, неточное. Обстоятельства кончины Мэрилин, к которым братья Кеннеди имели непосредственное отношение, засекречивались намеренно.
Еще доктору Ногучи «казалось, что полицейское управление скрывало факты. С этим я часто Сталкивался в работе, особенно, если дело касалось кончины важных людей…» И факты подтверждают его предположение.
В то утро, перед тем как дом Мэрилин опечатали, опытные репортеры были свидетелями самого начала полицейского расследования, которое проводится во всех случаях неестественной смерти. По воспоминаниям Джеймса Бейкона из «Ассошиэйтед Пресс», полицейские что-то проверяли, ставили меловые отметки, проводили измерения.
Было сделано множество фотографий, как заметил в своем обзоре 1982 года окружной прокурор Лос-Анджелеса.
Кто-то из присутствующих даже видел, как детективы накрывали спальню Мэрилин «большим полотном с целью сохранения вещественных доказательств».
Возглавлявший следственный отдел Тэд Браун, отозванный в день смерти Мэрилин из отпуска, делом Монро занимался лично. К нему он проявлял особый интерес.
Канцелярскими делами шефа занимался адъютант Брауна. «Тэд внимательно следил за ходом этого расследования, — вспоминает он. — Если кто-то из ребят хотел его видеть, я прилагал все усилия, чтобы они встретились. Я следил за тем, чтобы он своевременно получал почту, все сообщения. Помнится, в день поступало от трех до восьми страниц текста, и это продолжалось на протяжении многих недель. Тут были и полицейские докладные записки. Они носили конфиденциальный характер и не относились к числу тех документов, которые можно было передать для рассмотрения в суд, — неофициальные суждения о происшедшем. В тех докладных имя Роберта Кеннеди упоминалось неоднократно…»
Сам Браун расследованием дела Монро не занимался. Круг его обязанностей ограничивался делами об убийствах. И, вероятно, из-за предварительных данных судебно-медицинской экспертизы люди его к этому делу отношения не имели. Оно было передано другой известной личности, капитану Джеймсу Шмильтону, возглавлявшему отдел разведки. Вел он его в обстановке полной секретности, не допуская к нему даже самых доверенных сотрудников.
Первый помощник Гамильтона, лейтенант Марион Филлипс, говорил, что все знали о расследовании, но к нему никого не допускали. Длилось оно довольно долго.
Сегодня почти ничего не сохранилось из той бумажной пурги, которая обрушилась на рабочие столы полицейских. В 1974 году, когда прокатилась новая волна интереса к давней трагедии, дело Монро было снова затребовано. Специальный сектор отдела по расследованию убийств информировал, что Отдел по расследованию грабежей и убийств подобными материалами не располагает. Следователи связались с отделением Западного Лос-Анджелеса, которое известило, что в их файлах криминальных сообщений, относящихся к смерти мисс Монро, не имеется.
Через год, под давлением прессы, голословно утверждавшей, что шеф Паркер, заискивая перед Кеннеди, прекратил расследование по делу Монро, шеф полиции предложил разведывательному отделу, занимавшемуся борьбой с организованной преступностью, заново в этом разобраться. Оказалось, что в папках не было даже обычного рапорта, удостоверяющего факт смерти, то есть основного документа, составляемого во всех случаях неестественной смерти. Начался в какой-то степени унизительный поиск бумаг по всему городу.
Наконец нужный рапорт вместе с пачкой других документов был обнаружен в пригородном гараже. Шеф следственного отдела, Тэд Браун, не удовлетворенный результатом, на ранних этапах расследования изъял несколько документов. Его сын передал их команде из разведывательного отдела, а те, в свою очередь, сравнили их и доставили в оперативный отдел.
Человеком, занимавшимся в 1975 году просмотром дела, был Дэррил Гейтс, тогдашний начальник оперативного отдела. В 1984 году, будучи шефом полиции, он отказался показать полицейское досье, заведенное в связи со смертью Мэрилин. Как он объяснил, дело «хранилось в секретной папке». Но потом эта папка исчезла.
Лейтенант Марион Филлипс, бывший старший секретарь в полицейском разведывательном отделе, не знает, что случилось с подлинниками. В 1962 году ему сказали, что Паркер «брал досье, чтобы показать кому-то в Вашингтоне. Больше о нем ничего не слышали».
После смерти Паркера в 1966 году мэр Лос-Анджелеса Сэм Йорти, республиканец по политическим взглядам, обратился в полицейское управление и попросил прислать ему дело Монро. Он был наслышан о Кеннеди и хотел удовлетворить свое любопытство. На его запрос полиция ответила просто: «Его там нет…».
Было бы неверно думать, что в деле Монро шеф Паркер изменил своей традиционной кристальной честности. Из полученных данных можно было заключить, что дело к убийству отношения не имело, и по этой причине он передал папку с документами вышестоящему начальству.
Расследованием смерти Мэрилин Монро занималось не только полицейское управление. В 1982 году после вспышки новой полемики лос-анджелесский наблюдательный совет обратился к окружному прокурору с просьбой пересмотреть дело. Первопричиной этого было публичное заявление бывшего помощника коронера Лайонела Грэндисона. Он сообщил, что в 1962 году, когда он работал при коронере, его силой вынудили подписать свидетельство о смерти Мэрилин Монро. Наблюдательный совет счел необходимым заняться этим заявлением.
Помощник окружного прокурора Рональд Кэррол проверил утверждения Грэндисона, а также некоторые другие аспекты дела. Грэндисон не вызвал у него доверия, более того, он усмотрел, что тот попал под влияние «красных», которые с годами набирали силу. После этого он заключил, что «на основании доступной информации дальнейшее расследование по факту смерти мисс Монро не требуется».
Однако запрос Кэррола выявил, что окружная прокуратура проявляла активный интерес к делу о смерти Монро. Помощник окружного прокурора, Джон Дикки, которому тогда было поручено заниматься расследованием, сегодня беседовать на эту тему отказывается. В частности, он не дает ответа, допрашивал ли он Питера Лоуфорда или Роберта Кеннеди. В сохранившихся материалах сведений об этом не имеется.
Тем не менее в результате последних исследований выяснилось, что в 1962 году немало донесений было написано следователем окружной прокуратуры Фрэнком Хронеком, который, как нам уже известно, ранее вел наблюдения за Мэрилин и домом Лоуфордов. Сегодня в папках окружной прокуратуры рапортов Хронека нет.
Хронек до самой своей смерти считал, что мафия имела прямое отношение к событиям, сопутствовавшим кончине Мэрилин Монро. Все это было связано и с увлечением актрисой братьями Кеннеди. В частности, он упоминал имена Джанканы и Джонни Розелли. Говорил следователь и о том, что на какой-то стадии в дело вмешалось Центральное разведывательное управление. Хронек подозревал, что Мэрилин умерла не своей смертью.
Другой бывший помощник окружного прокурора уверен, что в досье должен быть, по крайней мере, один документ. Речь идет о Джоне Майнере, присутствовавшем на вскрытии тела Мэрилин Монро. Он говорит, что доктор Курфи, занимавший в 1962 году должность коронера, попросил его побеседовать с доктором Гринсоном. Он полагает, выбор пал на него потому, что он сам учился в институте психиатрии и лично знал Гринсона.
По словам Майнера, с доктором Гринсоном он встретился в кабинете психиатра, когда после смерти Мэрилин не прошло и четырех часов. Доктор Гринсон очень переживал. Он понимал, что обязан отвечать, и полностью доверял своему знакомому, говорил искренне и свободно. Майнер, юрист, придерживающийся старомодных этических правил, достойных восхищения, но вызывающих порой раздражение, подробно о той беседе не рассказывал.
Гринсон не только сам говорил об откровениях Мэрилин, но и позволил Майнеру прослушать сорокаминутную пленку с записью голоса Мэрилин. Эта запись была сделана не на терапевтическом сеансе (Гринсон не записывал своих пациентов), и голоса Гринсона на пленке не было. Должно быть, Мэрилин, купившая магнитофон за несколько недель до смерти, просто решила своими переживаниями поделиться с психиатром. Майнер говорит, что впоследствии Гринсон уничтожил запись.
Из кабинета психиатра помощник окружного прокурора ушел в смятении. Из того, что он узнал, можно было заключить, что добровольный уход Мэрилин из жизни был «совершенно невероятен». «Кроме всего прочего, — говорит Майнер, — чувствовалось, что у нее были планы и надежды на ближайшее будущее». Но он не стал уточнять, связаны ли они как-то с одним из братьев Кеннеди.
На вопрос, не думал ли доктор Гринсон, что Мэрилин была убита, Майнер ответил: «Вот этого-то я и не могу сказать».
В августе 1962 года Майнер, будучи помощником окружного прокурора, должен был представить рапорт о беседе с доктором Гринсоном. Вместо этого он написал донесение, суть которого сводилась к следующему: он виделся с доктором Гринсоном и беседовал с ним по поводу смерти Мэрилин Монро. На эту тему они проговорили несколько часов. На основании сказанного доктором Гринсоном и прослушанной магнитофонной записи Майнер мог сказать определенно, что это было не самоубийство.
Свое сообщение он отправил коронеру Курфи, а копию его — старшему помощнику окружного прокурора Мэнли Боулеру. Ответа он ждал с некоторой тревогой. Он полагал, что, учитывая имеющиеся свидетельства, окружной прокурор должен созвать комиссию, куда он будет приглашен для дачи показаний. Но Майнер говорит: «Однако из этических соображений я бы отказался и мог бы за проявление неуважения к суду быть привлечен к ответственности».
Но волновался Майнер напрасно. Его докладная осталась без ответа, и неизвестно, где она сейчас находится. На вопрос, почему не было никакой реакции, Майнер пожимает плечами.
Сначала в 1962 году чиновники действовали как положено. В течение тридцати шести часов после смерти Мэрилин Монро «всю доступную информацию» коронер Курфи велел передать в Центр профилактики самоубийств Лос-Анджелеса. На другой день основатель Центра, доктор Норм Фарберов, сказал: «Мы опрашиваем всех и каждого. Мы разузнаем всю подноготную, насколько это будет нужно». Двумя днями позже, пока он утверждал, что его полномочия допрашивать всех и каждого не имеют границ, в «Лос-Анджелес Таймс» появилось сообщение: «ВОЗМОЖНОСТИ СЛЕДСТВИЯ ТУМАННЫ». На другой день в Нью-Йорке «Геральд Трибьюн» дала следующий заголовок: «ЧТО УБИЛО МЭРИЛИН МОНРО? РАССЛЕДОВАНИЕ УГЛУБЛЯЕТСЯ».
И вдруг следствие прекратилось.
12 августа, ровно через неделю после смерти Мэрилин Монро, газеты Сан-Франциско и Нью-Йорка печатают такие заголовки: «ЗАГАДОЧНОЕ «ДАВЛЕНИЕ» В ДЕЛЕ РАССЛЕДОВАНИЯ СМЕРТИ МЭРИЛИН». Флора-бел Мьюир, опытный репортер, писавшая на криминальные темы, отмечала, что «на полицию Лос-Анджелеса оказывается непонятное давление… о чем сегодня вечером сообщили источники, близкие к полицейским кругам… Упомянутое давление имеет загадочное происхождение. Но явно исходит от лиц, тесно общавшихся с Мэрилин на протяжении последних недель ее жизни».
Еще через пять дней коронер Курфи закрыл дело. Выслушать вердикт о «вероятном самоубийстве», вынесенный коронером и бригадой из Центра предотвращения самоубийств, пришло семьдесят представителей прессы. Много было сказано о пилюлях и прошлом актрисы, о предположительном часе смерти. Газетчики ушли удовлетворенными, на этом все и кончилось.
Доктор Гринсон, борясь с этическими соображениями, пытался рассказать правду. Когда власти обратились к нему, он помог им в установлении истины, но это ничего не изменило. Он стал лишь мишенью для злобных сплетен. Два года спустя, остановленный на ходу одним из репортеров, он сказал: «Я не могу ни объясниться, ни защитить себя, не затронув фактов, о которых не вправе говорить. Положение, в котором я оказался, когда не можешь говорить, ужасно. Просто я не могу рассказать всей истории».
Ключом ко «всей истории» мог оказаться молчаливый свидетель, зажатый в окоченевших пальцах Мэрилин, обнаруженный доктором Гринсоном в тот момент, когда он увидел ее мертвой, — телефон. Это был драматический момент, и пресса охотно ухватилась за него. Вопросом этим до внезапного прекращения следствия интересовалась и команда из Центра по профилактике самоубийств.
Командир отряда доктор Фарберов хотел спросить Гринсона, что услышал он в трубке, прежде чем повесить ее, гудок или тишину, признак прерванного разговора. Умерла ли Мэрилин, разговаривая с кем-то, и с кем именно?
На следующий день газеты запестрели крупными заголовками: «Загадочный телефонный звонок». В центре внимания на некоторое время оказалась Юнис Мюррей. В интервью прессе Мюррей сказала, что «когда увидела в спальне Мэрилин свет, то подумала, что та, должно быть, кому-то звонит».
На другой день в утренних радиосообщениях были процитированы слова миссис Мюррей, которая якобы сказала, что «видела свет, пробивавшийся из-под двери спальни мисс Монро». Каким образом Мюррей могла узнать о том, что свет горит, когда она сама уверяла, что ворс нового ковра закрывал щель, не пропуская свет? Это был спорный момент. Чтобы увидеть свет, ей нужно было выйти во двор и заглянуть в окно.
Сейчас Мюррей утверждает, что внимание ее привлек не свет, а телефонный провод, тянувшийся по коридору и уходивший под дверь спальни. Независимо от того, что именно она увидела, телефон стал основной темой сообщений.
Говорят, что Мюррей о телефонном звонке как будто сказала: «Не помню, сколько было времени и кто именно ей звонил, но Мэрилин после разговора казалась встревоженной…» Откуда Мюррей могла знать, что звонок встревожил Мэрилин, если она утверждает, что видела ее последний раз около восьми часов? Это еще один темный момент во всей истории. Сегодня Мюррей говорит, что ни о каком звонке вообще не помнит.
Когда газеты запестрели заголовками «ПОИСК ТАИНСТВЕННОГО ДРУГА», на первый план выдвинулся один из друзей Мэрилин. Зять Кеннеди, Питер Лоуфорд, через своего агента Милта Эббинса сделал заявление: «Примерно в 7.00 вечера, — сказал Эббинс, — Лоуфорд позвонил ей, чтобы пригласить вместе с подругой Пэт Ньюком на скромный ужин, который давал в своем доме». По его словам, мисс Монро ответила, что хотела бы прийти, но устала и собирается лечь спать пораньше. А сам Лоуфорд говорил: «Ничего странного в Мэрилин не чувствовалось. Судя по голосу, она была в порядке».
Неизвестно, насколько правдивы слова Лоуфорда, тем более что позднее он говорил иначе. В любом случае, это не был «конец загадки», как заявила одна газета. Если он позвонил в семь, тогда чей звонок, раздавшийся значительно позже, «взволновал» Мэрилин в тот вечер?
В 1962 году власти успешно замяли дальнейшие обсуждения темы телефона. «Не было никакого загадочного звонка», — сказал один из членов команды по профилактике самоубийств во время заключительной пресс-конференции коронера. Со своей стороны полиция также объявила, что Мэрилин «перед ее кончиной никто по телефону не звонил». Сержант Байрон, детектив, начавший осмотр ее дома, сказал без обиняков, что Лоуфорд был последним, кто звонил Мэрилин.
Этот вывод, сделанный как будто «после тщательного расследования», свидетельствует о сверхъестественном нюхе сыщика, ибо нет способа узнать, какие звонки были на тот или иной номер. Телефонная компания для предъявления счета регистрирует только исходящие звонки. Телефонные разговоры Мэрилин представляли собой потенциально важную информацию. Полиция в первое же утро не преминула проверить их.
К этому можно добавить еще кое-какие тревожные сведения.
Среди уцелевших документов полицейского досье есть один рапорт, написанный в день смерти Мэрилин. В нем сержант Байрон, опираясь на подсказку своего босса, лейтенанта Армстронга, сообщает: «Телефон мисс Монро был проверен, никаких междугородных звонков за интересующий период времени сделано не было».
Ясно, что этот рапорт — полная бессмыслица. В 1962 году междугородные звонки фиксировались от руки телефонистом, отвечавшим на вызов на местной телефонной станции и соединявшим звонившего с абонентом. Карточки, на которых они фиксировались, складывали в ящики и забирали в полночь семь раз в неделю, после чего доставляли в управление компании. А вызовы с помощью набора диска записывались на желтую бобину и тоже поступали в управление компании. Утром в первую очередь сортировались междугородные звонки, затем на неделю, а то и больше, данные о них исчезали в бухгалтерии.
«Получить данные теоретически было можно только в короткую пору временного затишья рано утром, — говорил бывший охранник компании. — После этого в течение нескольких дней отыскать их было невозможно, даже если бы этого потребовал Дж. Эдгар Гувер. При соблюдении тех формальностей, которые тогда были у нас, никакой простой полицейский не мог получить сведения о звонках Мэрилин раньше, чем через две недели после ее смерти».
В те времена существовал порядок, при котором полицейский запрос при проверке в телефонную компанию подписывался самим шефом полиции. Потом, когда бухгалтерская работа с карточками завершалась, офицер мог прийти в телефонную компанию и сделать выписки. Сохранившийся перечень телефонных звонков Мэрилин отражает эту процедуру. Выписки были сделаны две недели спустя после смерти Мэрилин.
Составленный для оплаты счета список телефонных вызовов в конце июля включает ряд междугородных звонков, в том числе и в министерство юстиции. В полицейском списке, охватывавшем последние дни жизни Мэрилин, с 1 по 4 августа, указаны только три разговора. Первый, с Норманом Ростеном, и два других вызова — в местечки неподалеку от Лос-Анджелеса. Это довольно странно, поскольку нам известно, что в последние два дня у Мэрилин было много междугородных переговоров. Куда в течение десяти дней, пока полиция не сделала запрос, подевались сведения об остальных звонках?
12 августа в своей статье о «странном давлении» на полицейское расследование репортер Флорабел Мьюир прямо говорила о телефонных звонках Мэрилин: «Полиция изъяла отпечатанный телефонной компанией список с исходящими звонками».
Тем временем Джо Хайемс из «Геральд Трибьюн» — как и Мьюир, один из тех немногих репортеров, которые провели мало-мальски серьезное расследование — тоже времени даром не терял и использовал собственные связи. Он наткнулся на нечто сенсационное.
«В утро ее смерти, — говорит Хайемс, — я связался с сотрудником телефонной компании и попросил его скопировать для меня список номеров с ее ленты. За определенную плату он согласился оказать мне эту услугу. Вскоре мой знакомый позвонил мне из телефона-автомата. «Здесь черт знает что творится, — сказал он. — Оказывается, не только тебя интересуют телефонные звонки Мэрилин. Но лента исчезла. Мне сказали, что ее изъяла секретная служба. Я никогда не слышал, чтобы правительство предпринимало такие быстрые действия. По всей видимости, сделать это приказал кто-то наверху».
Проверка показала, что сведения о телефонных звонках были изъяты в воскресенье до полудня, то есть в течение нескольких часов после того, как стало официально известно о кончине Мэрилин, Правда, более вероятно, что записи были изъяты ФБР, а не секретной службой.
Важно то, что записи были изъяты утром в воскресенье, поскольку это было единственное время, когда они оставались доступными перед тем, как на несколько недель исчезнуть в джунглях бухгалтерии. Естественно, что такие быстрые и ловкие действия могли быть предприняты только после вмешательства кого-то, обладавшего большой властью и силой; кого-то, кто ни свет ни заря мог поднять с постели исполнительного директора телефонной компании и заставить его сделать это.
Один из охранников «Дженерал Телефоун» до сих пор там работает. Он говорит, что «не помнит» об изъятии списков телефонных звонков Мэрилин.
В Документе ФБР с частичной цензурной правкой, написанном в 1973 году, бывший старший агент ФБР из лос-анджелесского отделения отметил, что в ответ на запросы прессы об изъятии записи он сказал, что ничего не помнит об этом событии. «Провалы в памяти», — испытанная временем официальная уловка. С одной стороны, она дает право на отрицательный ответ, с другой — позволяет и «вспомнить», если факт станет достоянием гласности.
В то время приказы исходили либо от министра юстиции, либо от президента. Приказ мог быть отдан по телефону прямой связи, а не каким-то иным способом, следы которого можно было бы обнаружить.
Издатель газеты в Санта-Монике, Дин Фанк вспомнил одну деталь из их беседы с бывшим исполнительным директором телефонной компании Робертом Тайарксом. «Говоря об этом, он проявлял колебания, — вспоминает Фанк, — но обмолвился, что в ту ночь, когда Мэрилин умерла, был звонок в Вашингтон».
Доктор Литман из лос-анджелесского отряда по профилактике самоубийств также узнал, что примерно в 9.00 вечера, когда шли последние минуты ее жизни, Мэрилин звонила на Восточное побережье.
С большой долей уверенности можно сказать, что приказ исходил от кого-то, кто «выше, чем Гувер» — то есть от Роберта Кеннеди или самого президента. Отсюда следует, что братья хорошо понимали, какой невосполнимый урон понесут, если широкая общественность узнает о телефонных звонках. Чтобы исключить это, им пришлось обратиться за помощью к человеку, который на дух не переносил Роберта Кеннеди, к Гуверу. Это означало, что с этого момента братья будут в неоплатном долгу у директора ФБР. Им пришлось полностью положиться на него и уповать на то, что близость с Мэрилин останется в тайне.
Опасность для Роберта Кеннеди все же продолжала существовать, так как актриса звонила ему и раньше, и сведения об этих звонках ко дню смерти Мэрилин ушли в бухгалтерию. Даже вмешательство ФБР не помогло бы выудить их оттуда. Список телефонных разговоров Мэрилин с министерством юстиции в июне и июле, хранящийся в полицейском архиве Лос-Анджелеса, мог быть получен только официальным путем. Для этого по прошествии двух недель после смерти актрисы кому-то из полиции пришлось лично прийти в «Дженерал Телефоун».
Полицейский секретарь Ширли Бро, занимавшийся, в частности, тем, что печатал заявления с просьбой разрешить ознакомиться со списком телефонных звонков, хорошо помнит, что по делу Монро такого заявления не было. Работавший тогда в разведывательном отделе, он вспоминает, что «всю документацию по тому делу вел секретарь капитана. Сделано это было в целях секретности. Это было исключением из правил, и все из-за людей, с которыми, как известно, Мэрилин Монро имела дело. Поэтому было решено рисковать».
Капитаном был Джеймс Гамильтон, который лично занимался делом Монро по поручению шефа Паркера. Некоторое время спустя после случившегося он обедал с криминальным репортером, которого хорошо знал и которому доверял, Джеком Тобином из «Лос-Анджелес Таймс». Он рассказывал: «Гамильтон сказал, что имеет на руках список телефонных разговоров Монро за два последних дня ее жизни. Я заинтересовался, но он заметил: «Больше я тебе ничего не скажу». Было ясно, что знал он гораздо больше».
Г амильтон был в очень хороших отношениях с Робертом Кеннеди. Он несколько раз упоминал его имя в своей книге «Враг внутри», а в предисловии называл его «мой друг». Кеннеди восхищался системой Гамильтона по сбору разведывательных данных и обращался к нему за советом во время работы в сенате и в министерстве юстиции.
Спустя год после смерти Монро, Гамильтон стал шефом службы безопасности в Национальной футбольной лиге. На эту должность рекомендовал его Роберт Кеннеди. Сын Гамильтона говорил: «Его отношения с Кеннеди не были связаны с его профессиональными обязанностями».
В то утро, когда скончалась Мэрилин, в ее постели был обнаружен кусочек смятой бумажки. На нем — номер телефона Белого дома.
Преемником Паркера стал Том Реддин, который в 1962 году был помощником шефа полиции. По его словам, «…когда дело касалось Гамильтона и его разведывательного отдела, никто не знал ничего о том, что там происходит. Гамильтон разговаривал только с двумя лицами — Господом Богом и шефом Паркером. Я знал, что дело Монро расследовал Гамильтон, но подробности мне не были известны. Еще я слышал, что был какой-то документ для служебного пользования, который никогда не был обнародован».
Реддин добавляет: «На той ступени, которую я занимал в полицейском департаменте, связи Кеннеди не были ни для кого тайной. Связь Кеннеди — хотя следовало бы назвать имя во множественном числе — с Мэрилин Монро была всем известна. Мы слышали, что один из ее последних звонков был адресован Бобби Кеннеди».
Лоурэнс Шиллер, один из фотографов, запечатлевший сцену плавания обнаженной Мэрилин на съемках картины «Так больше нельзя», в городе не было, когда он получил известие о ее смерти. Он вернулся в Лос-Анджелес и вечером того же дня сидел в кабинете Артура Джекобса, консультанта Мэрилин по связи с общественностью.
Шиллер случайно услышал разговор Джекобса с Пэт Ньюком. В тот момент их очень беспокоило, говорит он, «о чем станет известно из телефонного списка».
Но беспокоились они напрасно. Как выяснилось, об этом кто-то хорошо позаботился.
На вопрос: «Что же на самом деле произошло в ночь смерти Мэрилин?», — ответы есть, но весьма обтекаемые, а свидетели говорят нехотя, а некоторых сегодня нет уже в живых.
Двадцать лет спустя Питер Лоуфорд, когда однажды разговор коснулся той трагической ночи, сказал: «До сего дня я не могу простить себя; нет мне прощения за то, что я не пошел тогда…» Вскоре Лоуфорд умер.
Юнис Мюррей в 1983 году у себя в жалком домишке в Санта-Монике принимала репортера. В беседе с ним она тщательно обдумывала свои ответы. Она уводила собеседника от основных событий к второстепенным деталям, когда речь заходила о ключевых событиях той ночи. Репортер покинул ее дом с чувством, что Мюррей весьма ловко играла с ним.
Лоуфорд и Мюррей были главными свидетелями последних часов жизни Мэрилин, но ни один из них под присягой не давал свидетельских показаний. Мюррей была допрошена полицией сразу после смерти Мэрилин, а потом еще раз через несколько дней. Во второй раз на допросе присутствовал лейтенант Армстронг, командир следственного отдела Западного Лос-Анджелеса. В донесении о допросе говорится:
«По мнению офицеров, миссис Мюррей темнила и не давала прямых ответов на вопросы о том, чем в то время занималась мисс Монро. Неизвестно, делала ли она это намеренно или нет…»
Если после беседы с миссис Мюррей у полиции осталось чувство беспокойства, то побеседовать с Питером Лоуфордом вообще не удалось. В полицейском рапорте написано: «Была предпринята попытка связаться с мистером Лоуфордом, но его секретарь сообщил, что мистер Лоуфорд в 1.00 дня улетел».
Это было через три дня после смерти Мэрилин, 8 августа, когда Питер Лоуфорд отправился искать спасения в доме Кеннеди. Там к нему присоединилась приглашенная Робертом Кеннеди Пэт Ньюком. По словам доктора Фарберова, шефа отряда профилактики самоубийств, Ньюком до отъезда отказалась давать какие-либо показания. «Она встретила меня каменным молчанием, и не проявила желания разговаривать».
Тринадцать лет спустя полиция наконец-таки подвергла допросу Питера Лоуфорда. Это было во время повторного полицейского дознания, проведенного в 1975 году. Оценить сказанное Лоуфордом следователям оказалось довольно трудно: «Он… не испытывал никаких сомнений и был уверен в том, что говорил».
С годами рассказанная Лоуфордом история претерпевала изменения. Разным полицейским он излагал разные версии. К счастью, сравнивая показания главных свидетелей с показаниями людей, которых ранее никто не опрашивал, можно попытаться восстановить события последних часов жизни Мэрилин.
В тот трагический субботний вечер в дом Лоуфордов было приглашено несколько человек. В их числе телевизионный продюсер Джо Наар и его жена Долорес. Наары жили в двух милях от пляжного особняка Лоуфордов и всего в четырех кварталах от дома Мэрилин. С Лоуфордами они были в приятельских отношениях, и в их доме часто встречали и Мэрилин, и Роберта Кеннеди. Они говорят, что их в тот вечер пригласили на ужин. Поскольку Мэрилин тоже была приглашена, Лоуфорд попросил заехать за ней.
Джо Наар говорит, что позже, когда они уже собирались уезжать на вечеринку, Питер позвонил и сказал, что Мэрилин не приедет. Она устала и собиралась остаться дома.
Однако вскоре Мэрилин на недолгое время все же появилась в доме Лоуфордов. Во всяком случае, о своем намерении отправиться на пляж она еще днем сказала доктору Гринсону. По словам актрисы Натали Вуд, за несколько часов до смерти Мэрилин она вместе с актером Уореном Битти находилась в доме Лоуфорда.
Если Мэрилин побывала в доме Лоуфорда в субботу вечером, — а Битти и Вуд на самом деле присутствовали там, — то визит был коротким и закончился прежде, чем прибыли остальные гости. Во всяком случае, к приезду Джо и Долорес Наар — к восьми тридцати вечера — никого из вышеупомянутых лиц уже не было.
На ужине вместе с Наарами был продюсер Джордже Дергом. Он и раньше бывал в доме Лоуфордов, когда Мэрилин «приезжала с Бобби, а затем уезжала». В тот вечер он слышал, что Мэрилин Монро тоже приглашена на ужин.
Казалось бы, показания очевидцев совпадают, но начиная именно с этого момента, события описываются ими по-разному.
Лоуфорд в заявлении прессе сказал, что звонил Мэрилин только один раз, и она отказалась от приглашения, пославшись на усталость. Эта версия вполне соответствует тому, что рассказывают Наары. Они вспоминают, что Мэрилин отказалась приехать на вечеринку до того, как они отправились в гости. Однако в 1975 году Лоуфорд на допросе полиции упомянул о нескольких своих звонках Мэрилин.
Лоуфорд сказал, что первый раз позвонил Мэрилин в 5 часов вечера. Примерно в это же время расстроенная Мэрилин разговаривала по телефону с доктором Гринсоном. Лоуфорд заметил, что она «очень сокрушалась» из-за отстранения ее от съемок в фильме «Так больше нельзя». Питер уговаривал ее приехать на вечер, и она обещала подумать.
В 7.30 вечера или немного позже он, не дождавшись от нее никаких вестей, снова позвонил Мэрилин. И опять она показалась ему расстроенной, а ее «речь невнятной. Она повторила, что устала и не придет. Голос ее постепенно слабел. Потом Мэрилин сказала: «Скажи «до свидания» Джеку и скажи «до свидания» себе, потому что ты хороший парень».
И тут телефон умолк, как сказал Лоуфорд в полиции в 1975 году. Он решил, что Мэрилин положила трубку, и несколько раз пытался звонить ей, но номер был занят.
В 1982 году похожую историю Лоуфорд изложил следователям из окружной прокуратуры. Но на этот раз он сказал, что второго разговора не было и номер был занят, когда он попытался дозвониться. Занятым он оставался целых полчаса, и Лоуфорд позвонил телефонисту. Когда ему сказали, что трубка не лежит на месте, он встревожился. Но к тому времени Лоуфорд был изрядно пьян.
Член команды по профилактике самоубийств, доктор Литман узнал, что после разговора с Мэрилин Лоуфорд звонил в Вашингтон.
Лоуфорд говорил, что намеревался сам отправиться к Мэрилин, чтобы выяснить, в чем дело, но сначала решил посоветоваться со своим агентом. Тот, по его словам, посоветовал Лоуфорду не ездить и пообещал разыскать адвоката Мэрилин, Милтона Рудина. Как выяснилось, Милтон Рудин был еще и шурином доктора Гринсона.
Адвокат, допрошенный полицией в 1962 году, через три дня после смерти Мэрилин, сказал, что ему позвонил в 8.45 вечера агент Лоуфорда и поделился с ним своими опасениями. Рудин обещал поговорить с Мэрилин по телефону. Минут через пятнадцать он так и сделал, но на звонок ответила миссис Мюррей.
Дать показания полиции в 1983 году Рудин отказался.
Как следует из полицейского донесения, в 1962 году адвокат сказал, что спросил миссис Мюррей о физическом состоянии мисс Монро, и миссис Мюррей его уверила, что с мисс Монро все в порядке. Полагая, что мисс Монро просто переживала очередную полосу уныния, мистер Рудин даже и не подумал о том, что могло произойти что-то плохое.
Юнис Мюррей подтверждает разговор с адвокатом. Она не усмотрела ничего особенного в звонке юриста и, не взглянув на Мэрилин, сказала, что у той все в порядке. Согласно этой версии, все так и было на самом деле. Потом она легла в постель и спала до 3.30 утра, после чего, проснувшись, обнаружила, что дверь Мэрилин заперта, и тогда, встревожась, позвонила доктору Гринсону.
В эту историю можно было бы поверить, если бы не несколько существенных моментов.
Даже сейчас, по прошествии двадцати трех лет, не понятно, почему в середине ночи Мюррей вдруг всполошилась из-за Мэрилин. Ведь, по ее словам, Рудин ничего такого ей не сказал, что могло бы вызвать тревогу. Можно ли поверить, что вид телефонного шнура, уходящего под дверь спальни Мэрилин, до такой степени встревожил миссис Мюррей, что та ни свет ни заря подняла шум и начала звонить доктору Гринсону?
В связи с показаниями миссис Мюррей остается много «почему?»
И почему после встревожившего его разговора с Мэрилин Лоуфорд просто не сел в машину и не поехал к ней?
Отвечая на этот вопрос, Лоуфорд ссылается на разговор со своим агентом, который ему сказал: «Ты не можешь поехать туда! Ты зять президента Соединенных Штатов, и твоя жена в отъезде. Давай я свяжусь с ее адвокатом и врачом. Вот кто должен отправиться туда».
Агент подтвердил, что так и было, но насколько это соответствует правде? Если Мэрилин, как всегда утверждал Лоуфорд, не была близка с Кеннеди, то зачем понадобилась ему эта вереница телефонных звонков? Почему агент Лоуфорда решил, что это дело столь щепетильное? Почему они не отправились взглянуть на Мэрилин?
Мистер и миссис Наар, дающие наиболее убедительный отчет о событиях вечера, говорят, что уехали после ужина довольно рано. Они были дома и уже укладывались спать, когда неожиданно позвонил Лоуфорд. Он сказал, что очень беспокоится, так как «позвонила Мэрилин: она приняла, пожалуй, чрезмерно много таблеток и боится, что переборщила».
Лоуфорд попросил Джо Наара пока не ложиться спать, поскольку, может быть, придется проведать Мэрилин. Наар согласился. Потом, как утверждают супруги, Лоуфорд снова им позвонил и сказал, что причин для беспокойства нет.
Свидетельство Нааров важно потому, что отодвигает события на более позднее вечернее время. Если бы драматические события уже начались, они уверены, что непременно бы услышали об этом. На ужин собрался узкий круг знакомых, они очень хорошо знали Лоуфорда и Мэрилин. Но, пока они находились в доме, там все было тихо.
Свидетельство Дергома, второго установленного позднее гостя, совпадает с показаниями Нааров в основном — во времени. Он говорил, что было поздно, и они с Лоуфордом выпивали, когда тот вдруг стал беспокоиться о состоянии Мэрилин.
Сразу после печальных событий доктор Гринсон в письмах к друзьям отмечал, что миссис Мюррей впервые заметила свет в комнате Мэрилин в полночь, потом она, насколько понял Гринсон с ее слов, опять заснула и проспала до 3 30.
Согласно ее первому заявлению, упоминаемому в прессе, Мюррей сначала увидела свет в «полночь». Первый полицейский, оказавшийся на месте происшествия, сержант Клеммонс, также вспоминает, что Мюррей, по ее словам, сперва встревожилась «в полночь».
В более поздних разговорах на эту тему она говорила, что «события трагической ночи теперь вполне могли перепутаться у нее в голове».
Миссис Мюррей замечает, что доктора бесконечно долго не звонили в полицию. Однако из заявления доктора Гринсона полиции известно, что о происшедшем он узнал от миссис Мюррей, позвонившей ему в 3.30 утра. Почему же сама Мюррей не позвонила в полицию?
И если миссис Мюррей поняла, что Мэрилин мертва или с ней что-то стряслось в полночь, и если она не позвонила Гринсону сразу, тогда что же происходило между полуночью и предрассветным часом? Сегодня эту загадку можно решить благодаря неожиданным новым свидетелям.
Артура Джекобса, возглавлявшего отдел по связи Мэрилин с общественностью, никто никогда не спрашивал о том, что случилось в ту роковую ночь. Его вдова Натали предлагает свою версию происшедшего, в корне меняющую всю историю.
Джекобсы были достаточно близки с Мэрилин. Последние месяцы они проводили с ней довольно много времени, занимались ее проблемами и слушали жалостливую историю о несчастной любви к президенту.
День 4 августа 1962 года был кануном дня рождения Натали. Вечером этого дня она и Артур отправились на концерт в Голливудскую Чашу.
Они с Артуром еще не были женаты, они наслаждались редким для них тихим вечером. Но их спокойствие внезапно было нарушено. Кто-то подошел к Артуру с важным сообщением. Его передала Пэт Ньюком, и Натали уверена, что речь шла о смерти Мэрилин Монро.
Натали Джекобе совершенно уверена в том, что о смерти Мэрилин они узнали до того, как концерт завершился. Судя по заметке в «Лос-Анджелес Таймс», концерт начался в 8.30 вечера, следовательно, должен был закончиться до полуночи. Натали Джекобе полагает, что новость эту сообщили им в 11.30 вечера.
По официальной версии, представленной полиции и общественности, тело Мэрилин было обнаружено после 3.30 утра.
Благодаря этому новому свидетельству многое становится на свои места.
Вот почему многочисленные гости в доме Лоуфорда ничего не слышали о тревожных телефонных звонках Мэрилин на протяжении того вечера. Теперь понятно, почему Лоуфорд позвонил двум из своих гостей, Наарам, только после того, как они вернулись домой, и попросил их не ложиться спать, боясь, что придется пойти и проведать Мэрилин.
Профессор Кейт Симпсон недоумевал, узнав, что тело Мэрилин в 3.40 утра, когда доктор Гринсон вошел в ее спальню, уже было в состоянии трупного окоченения.
Трупное окоченение наступает через четыре-шесть часов после смерти, следовательно смерть Монро наступила до полуночи. По признанию многочисленных друзей, которым она звонила в тот субботний вечер с восьми до десяти, язык у Мэрилин, похоже, заплетался. Вполне вероятно, что она впала в кому около 10 часов вечера. Но сомнительно, чтоб все это время, пока в предрассветные часы миссис Мюррей не позвонила доктору Гринсону, мертвая Мэрилин просто лежала на постели.
Есть еще одно важное свидетельство, согласно которому в доме до прихода психиатра побывали другие люди, и они надеялись, что Мэрилин еще можно вернуть к жизни.
В 1982 году во время повторного расследования дела окружной прокуратурой следователи получили совершенно новые сведения — в ту ночь к дому Мэрилин вызывали машину «скорой помощи».
Сотрудники окружной прокуратуры беседовали с бывшим водителем «скорой помощи». Он сообщил, что в доме Мэрилин побывал «в ранние утренние часы». Работнику окружной прокуратуры он сказал, что, когда они приехали, Мэрилин уже была мертва. Полиция появилась уже после их отъезда.
Однако в более поздней беседе он говорил, что не видел ни докторов, ни полиции. Окружному прокурору он сообщил, что, как ему помнится, в ту ночь на вызов вместе с ним выезжал ассистент по имени Мюррей Либовитц. Однако последний отрицал факт своего там присутствия.
Уолт Шэфер, который в ту пору руководил основанной им компанией по оказанию скорой медицинской помощи, подтвердил, что машина «скорой помощи» в ту ночь выезжала к дому Мэрилин. На вопрос о том, не ездил ли по вызову Мюррей Либовитц, он ответил: «Ездил, мне это известно».
К сказанному руководитель компании добавил самую интересную подробность, связанную с событиями той роковой ночи. Он сказал, что машина «скорой помощи» «доставила Мэрилин в больницу, где она и скончалась».
Но в связи с этим возникает много вопросов. Кто вызвал карету «скорой помощи»? Кто незаметно привез мертвое тело Мэрилин домой до того, как в 3.30 утра миссис Мюррей подняла тревогу? Если так было на самом деле, то почему телефон оказался в мертвой руке Мэрилин?
Из показаний следует, что в доме Мэрилин до того предрассветного часа могло находиться несколько человек. Натали Джэкобс уверяет, что Артур Джэкобс появился там сразу, как только покинул Голливудскую Чашу. Это было примерно в 11.30 вечера. Некоторые считают, что в полночь в доме Мэрилин находился и Милтон Рудин, ее адвокат.
Агент Лоуфорда, который в тот вечер разыскал по телефону Рудина, уверяет, что адвокат звонил ему в четыре часа утра, то есть — до того, как была вызвана полиция.
Но никто даже не упомянул о том, что в доме находился Рудин.
Допрошенная в 1973 году Пэт Ньюком также сказала, что узнала о смерти Мэрилин «около четырех утра» от Рудина, который позвонил ей — как она полагает — из дома Мэрилин.
В 1982 году в заявлении сотрудникам окружной прокуратуры Питер Лоуфорд впервые назвал точное время, когда он узнал о смерти. Он сказал, что был разбужен в 1.30 ночи. Звонил его агент и, сославшись на Рудина, сообщил о кончине Мэрилин. Лоуфорд «уверен, что узнал об этом в 1.30, так как, услышав звонок, взглянул на настольные часы».
Эббинс подтверждает, что пытался сообщить о происшедшем Лоуфорду, но это было никак не раньше 4.00 утра, и он уверяет, что телефон Лоуфорда не ответил. Это может означать лишь одно — Питера Лоуфорда не было дома.
Может быть, Питер Лоуфорд все же отозвался на тревожный телефонный звонок Мэрилин, но приехал к ней слишком поздно? Скорее всего, именно он был одним из первых, кто оказался в ее доме.
Как вспоминает третья жена Питера Лоуфорда Дебора Гулд, как-то Мэрилин завела речь о самоубийстве и Лоуфорд якобы сказал: «Чушь, Мэрилин, возьми себя в руки; но, Господи, что бы ты ни сделала, не оставляй предсмертных записок».
На вопрос, оставила ли Мэрилин предсмертную записку, Гулд ответила: «Да, оставила». На вопрос, о чем в ней говорилось, она сказала: «Не знаю, записка была уничтожена». Кто уничтожил ее? «Уверена, что это сделал Питер, он сам сказал мне об этом», — прозвучало в ответ.
Бывшая жена Лоуфорда говорит, что в ту ночь Питер побывал в доме Мэрилин. Согласно ее сообщению, «он отправился туда и все прибрал, сделал все возможное до прибытия полиции и прессы…». На вопрос о предполагаемом уничтожении записки Гулд говорит, что Лоуфорд сделал это, «чтобы защитить близких людей, имевших к этому отношение».
Близкими, скорее всего, были братья Кеннеди. По словам той же Гулд, именно братья Кеннеди позаботились о том, чтобы глубокого расследования обстоятельств смерти Монро не было.
Существует также свидетельство одного сотрудника безопасности Западного побережья, чье имя неизвестно. В деле был замешан Фрэд Оташ, голливудский частный детектив, имевший отношение к слежке за Мэрилин Монро и братьями Кеннеди. На этот раз ему предстояло делать прикрытие для братьев Кеннеди.
Лоуфорд и Оташ сообщили работнику службы безопасности, что умерла Мэрилин Монро. По словам работника безопасности, «Лоуфорд сказал, что Монро была в ярости из-за того, что ею попользовались и бросили. Она не хотела, чтобы с ней обращались, словно с куском мяса». Работник безопасности понял, что Мэрилин оставила какую-то записку, которую уже изъяли. Его задача, как ему сказали, состояла в том, чтобы обыскать весь дом актрисы и забрать, если они есть, бумаги и письма, изобличающие ее связь с братьями Кеннеди.
Консультант из службы безопасности говорит, что посчитал данное ему поручение невыполнимым, но ему хорошо заплатили — речь идет о тысячах долларов. Он имел прекрасные контакты с полицией и к девяти часам, сопровождаемый полицейским офицером, уже входил в дом Монро.
Полицейский был из другого отделения города и находиться здесь у него не было повода. Он нервничал, и в доме они провели не более двадцати минут. В общем, сотруднику службы безопасности не удалось справиться с заданием, и он покинул место происшествия с пустыми руками. Но, прежде чем уйти, он заметил одну немаловажную деталь — в комнате, выходящей в сад, была взломана конторка.
Друг Джо Ди Маджо — Харри Холл, ездивший с ним в воскресенье в дом покойной — говорит, что Ди Маджо «искал там какую-то книжку, но ее нигде не было. После Мэрилин не осталось никаких ее личных записей».
Консультант из службы безопасности звонил Лоуфорду по поводу их встречи и узнал, что «в субботу в доме Мэрилин появился Бобби Кеннеди, а вечером он какое-то время был в доме Фрэнка. Они пытались уговорить актрису приехать в особняк.
А Роберт Кеннеди, кажется, уехал вскоре после последнего звонка Мэрилин».
Письменные источники подтверждают, что Роберт Кеннеди был в те дни в Калифорнии.
Если в ту субботу Роберт Кеннеди действительно побывал в Лос-Анджелесе, то без самолета тут не обошлось. В том районе есть несколько взлетно-посадочных площадок, которые могут принять частный летательный аппарат. По свидетельству очевидцев из Лос-Анджелеса, Кеннеди действительно совершил такое воздушное путешествие.
По иронии судьбы, сведения об этом исходили от самого Питера Лоуфорда, человека, который публично твердил, что в те выходные Роберта Кеннеди в Лос-Анджелесе и близко не было.
Два офицера полиции также как будто утверждали, что Кеннеди приезжал в Лос-Анджелес. Были и еще люди, которые утверждали, что в ночь, когда Монро приняла большую дозу снотворного, видели Кеннеди и Лоуфорда в Лос-Анджелесе.
Из двух сообщений — от сотрудника полиции и служащего киностудии «XX век — Фокс» — известно, что в город Кеннеди прилетел на вертолете. Брат президента появился в городе вскоре после обеда.
В 1982 году окружной прокурор не придал большого значения тому факту, что люди видели, как Кеннеди подъезжал днем к дому Мэрилин.
Если данный факт имел место, то произошло это до 5.00 вечера, когда в доме Мэрилин появился доктор Гринсон. Юнис Мюррей отрицает, что видела Роберта Кеннеди в тот день, но поясняет, что между двумя и четырьмя часами ходила за покупками, а дома оставались Мэрилин и Пэт Ньюком.
Мэрилин, по словам все той же Гулд, отказалась выслушивать доводы Роберта Кеннеди, переданные через Лоуфорда, и тогда Кеннеди решил встретиться с ней в последний раз. «Он сразу приехал к Мэрилин домой. Она уже знала, что подошла к финалу и все кончено, поэтому чувствовала себя подавленной».
Бывшая жена Лоуфорда Дебора Гулд говорит, что не вызывали врачей и полицию с полуночи до половины четвертого утра, так как надо было «отправить Бобби из города». Как она поняла со слов Лоуфорда, тот «улетел в аэропорт на вертолете».
Спустя несколько дней после смерти Мэрилин для проведения самостоятельного расследования обстоятельств кончины кинозвезды объединились в одну команду бывший начальник отдела из «Геральд Трибьюн» Джо Хаймс и фотограф Уильям Вудфилд. Себе в помощники они наняли одного полицейского. Хаймс и бывший полицейский, по их словам, разузнали о том, что в ту ночь недалеко от особняка Лоуфорда приземлился вертолет. Об этом упоминали и соседи Лоуфордов.
Репортер Джо Хаймс предпринял попытку отыскать следы этого вертолета, который якобы приземлился по соседству с особняком Лоуфорда в ту роковую ночь. Он установил, что в ночь смерти Мэрилин в небольшой компании по прокату вертолетов был арендован «маленький вертолет. Но компания не выразила желания показать мне записи и наотрез отказалась назвать имя пассажира. Меня даже попросили покинуть частные владения компании».
Фотографу Уильяму Вудфилду, коллеге Хаймса, повезло больше. Готовя статью о роскошном частном самолете Фрэнка Синатры, он воспользовался вертолетом для съемок с воздуха. Вертолет, о котором шла речь, часто нанимали Синатра и Лоуфорд. После смерти Мэрилин не прошло и трех дней, как Вудфилд снова навестил возившего его пилота под предлогом, что хочет собрать материал для статьи об использовании вертолетов известными личностями. Эту идею он высказал еще во время их предыдущей встречи. Она обещала дать пилоту и его компании хорошую рекламу, поэтому тот оказался сговорчивым и не стал возражать, когда Вудфилд попросил у него разрешения полистать бортжурнал вертолета якобы для того, чтобы найти имена знаменитостей, пользовавшихся вертолетом в последнее время.
Тихо устроившись над журналом, он перевернул несколько страниц и нашел то, на что не смел даже надеяться. Запись, сделанная в ночь смерти Мэрилин Монро, гласила, что транспортное средство было арендовано для доставки пассажира из особняка Лоуфорда в главный аэропорт Лос-Анджелеса.
В журнале стояло время после полуночи, кажется, что-то между двенадцатью и двумя часами ночи.
Хаймс и Вудфилд позвонили в офис Роберта Кеннеди в Вашингтоне. Они рассказали помощнику о том, что узнали, и спросили, не хочет ли министр юстиции прокомментировать данные сведения. Им сказали, что министр юстиции будет благодарен, если вы замнете эту историю».
Полученные сведения Хаймс передал по телефону в нью-йоркскую редакцию газеты «Геральд Трибьюн». Через час ему позвонил старший редактор и поздравил с успешным расследованием. «Однако, хотя мы республиканская газета и нынешний год является годом выборов, — сказал редактор, — история эта нанесет президенту неоправданный удар. Он окажется виновным… Поэтому мы ее в свет не выпустим».
На протяжении многих месяцев Мэрилин Монро имела половые отношения то с президентом, то с Робертом Кеннеди. Обоих братьев и Мэрилин друг в друге поначалу привлекал блеск звезды. Братья, никогда не знавшие отказа ни от одной женщины, которую возжелали, сначала не распознали в Мэрилин женщину, от которой исходила двойная опасность.
Имя Мэрилин Монро само по себе было силой, как и имя братьев Кеннеди.
Но дополнительную угрозу таила нестабильность душевного состояния Мэрилин. Весьма сомнительно, чтобы за красотой и умом кто-либо из Кеннеди мог рассмотреть ее мятущуюся, растерзанную душу. Природу, которая, как выразился позже ее психиатр, должна была неминуемо привести ее в лечебное заведение.
Со своей стороны, Мэрилин, теряя связь с реальностью, возможно, мечтала о том, что отношения с Кеннеди могут вылиться во что-то серьезное и постоянное. Из некоторых ее высказываний, обращенных к друзьям, можно заключить, что она тешила себя иллюзиями. После двух браков с великими американскими звездами она наивно полагала, что может получить главный приз — одного из Кеннеди в качестве супруга.
В моменты просветления Мэрилин, вероятно, понимала полную невозможность такого будущего.
Министр юстиции никогда не пользовался репутацией бабника, как его брат. Возможно, их отношения начались с его стороны как акт спасения, как попытка направить ее эмоциональное состояние в нормальное русло. Но вскоре, вероятно соблазнившись возможностью пойти по стопам брата и насладиться сексапильным призом, Роберт поддался чарам мерцающего света хрупкой души Мэрилин.
Их роман длился несколько месяцев. Потом, не в последнюю очередь, испугавшись потока сообщений, согласно которым преступные элементы намеревались воспользоваться слабостью братьев Кеннеди, министр юстиции предпринял попытку разорвать ставшие прямой угрозой отношения.
Сделать это оказалось нелегко. Мэрилин трудно было сбросить со счетов. Требуя непрестанного внимания, она стала сущим наказанием, и, как выразился Роберт Слэтцер, ради того, чтобы удержать мужчину, она была способна пригрозить разоблачением.
Похоже, обязанность зятя Кеннеди Питера Лоуфорда состояла в том, чтобы нейтрализовать опасность. Сам он был существом слабым, человеком, склонявшимся то к своим связям с Белым домом, то с преступным миром. В число его знакомых входил Сэм Джанкана. Чтобы успокоить Мэрилин, он чаще, чем следовало бы, возил ее в места, кишевшие недругами Кеннеди, вспомните хотя бы их визиты в «Кал-Нева-Лодж».
Именно там провела она свою последнюю неделю жизни, злоупотребляя спиртным и лекарственными препаратами, недоступная для единственного человека, который, возможно, смог бы спасти ее, оттащив от края пропасти, в которую она скатывалась — для Джо Ди Маджо.
В день, когда Роберт Кеннеди прибыл в Сан-Франциско, мольбы Мэрилин, похоже, достигли апогея.
Вообразив, что сможет вразумить ее, министр юстиции в середине дня в субботу нанес кратковременный визит в Лос-Анджелес. Очевидно, он посетил ее для того, чтобы только сказать, что их отношения не могут больше продолжаться, после чего удалился.
Не в силах смягчить душевную боль постоянным приемом транквилизаторов, Мэрилин позвонила своему психиатру доктору Гринсону. Она сообщила ему, что вечером ожидала увидеть Роберта Кеннеди, но была отвергнута им. Уезжая, Гринсон полагал, что сумел успокоить Мэрилин, как делал это раньше.
Оставшись одна с телефоном и таблетками, Мэрилин в надежде получить помощь сделала ряд телефонных звонков. Кого-то из друзей не оказалось дома, кто-то не понял, что на этот раз ее отчаяние — это не просто очередной нервный срыв.
Повторные звонки Роберту Кеннеди и безумные попытки связаться с ним посредством Питера Лоуфорда ничего не принесли, Кеннеди не появлялся.
Вероятно, желая отделаться от ненужной возлюбленной, он избрал своим оружием жесткость и неприступность.
К тому же ни он, ни его брат больше не могли позволить себе подвергаться опасности быть разоблаченными недругами.
И сегодня все еще невозможно сказать, сыграли ли какую-то роль враги Кеннеди — агенты Сэма Джанканы и Джимми Хоффы — в последние часы жизни Мэрилин.
Наиболее вероятной представляется та версия, по которой Мэрилин сама переоценила свои силы и после продолжительного приема средства на протяжении всего дня по неосторожности приняла слишком большую дозу.
Поздно вечером в субботу, вероятно, вскоре после десяти, Мэрилин в последний раз звонила Лоуфорду. Речь ее была бессвязной и путаной, вероятно, сознание уже покидало ее.
Вполне вероятно также, что известие об этом толкнуло Роберта Кеннеди на вполне объяснимый, человеческий поступок. Вероятно, он один или с Питером Лоуфордом, поспешившим ему вслед, бросился к дому Мэрилин, до которого от пляжного особняка было рукой подать. Мэрилин они обнаружили в коматозном состоянии, но еще живую.
Вот тогда-то и могла быть вызвана машина «скорой помощи». Мэрилин могла быть доставлена в больницу живой. Она могла умереть в момент поступления в больницу, где ее никто не узнал.
Мэрилин могла умереть и до прибытия в больницу и человеком, сопровождавшим ее, вполне мог быть сам Роберт Кеннеди. Если это был именно он, то выбор, перед которым он оказался, был поистине ужасен: Мэрилин умерла при обстоятельствах, которые в случае обнародования погубили бы и министра юстиции, и его брата.
При таком развитии событий единственным решением могло стать возвращение тела Монро в дом в Брентвуде.
И еще требовалось время, — время, необходимое, в первую очередь, для незаметного исчезновения Роберта Кеннеди из города и для изъятия из дома Мэрилин компрометирующих материалов.
Только после того, как все было завершено, прозвенел звонок в доме доктора Гринсона. Тот немедленно появился и между 3.30 и 4.00 часами утра «обнаружил» тело.
Далее могло происходить следующее, в северную Калифорнию министр юстиции отправился воздушным путем. Тем временем Лоуфорд уничтожил некий компрометирующий документ, который скорее всего был недописанным письмом. После чего частному детективу Фреду Оташу он поручил еще раз осмотреть дом и ликвидировать следы любых других подозрительных бумаг, которые могли уцелеть. Но Оташ и его коллеги особенно не преуспели.
Рано утром в воскресенье, к тому времени, когда они получили задание, в движение пришла сила всемогущества Голливуда.
К дому Мэрилин бросился вызванный с концерта, проходившего в Голливудской Чаше, Артур Джекобе, агент по связи Мэрилин с общественностью, человек, обладавший в Голливуде определенной властью. Возможно, что он так никогда и не узнал о событиях той роковой ночи, об отмененном вызове «скорой помощи», о ночных передвижениях Роберта Кеннеди, но он был именно тем человеком, как точно выразилась его жена, который мог «состряпать все, что угодно». Тем временем из Вашингтона поступил приказ изъять в телефонной компании список телефонных звонков, сделанных Мэрилин в последние часы; в тот ранний час задание это оставалось еще выполнимым.
Вероятно, в ту ночь не было совершено никакого серьезного правонарушения, хотя возврат тела Мэрилин Монро домой был неправомерен и уничтожение Лоуфордом записки незаконным.
В 1983 году человек, снимавший два фильма с участием Мэрилин Монро, Джордж Кьюкор, завел разговор о ее смерти. Его замечание оказалось как нельзя более точным.
«Грязное это было дело, — сказал он товарищу, — худшее из того, во что можно вляпаться. Власть и деньги. Но она была слишком простодушна».
За девять лет до случившегося Мэрилин Монро говорила Уайти Снайдеру: «Пообещай, что ты загримируешь меня».
Тогда она снималась в картине «Джентльмены предпочитают блондинок», но мысли о смерти уже посещали ее. Чтобы он не забыл об этом, в знак напоминания она подарила ему золотую брошь с надписью:
«Пока я еще не остыла, Мэрилин».
Снайдер все эти годы постоянно терял эту брошь, но, отправляясь в морг Мемориального парка Вествуда через два дня после ее смерти, он положил украшение в карман.
Снайдеру и его будущей жене, длительное время служившей у Мэрилин, Марджори Плечер, выпала честь привести в порядок забальзамированные останки Мэрилин Монро.
Пожухлые волосы они спрятали под париком, в котором Монро снималась в «Неприкаянных». Вокруг шеи повязали шифоновый шарф.
После грубого вмешательства хирурга грудь утратила свою изысканную форму, и Марджори со Снайдером достали полиэтиленовые пакеты и, разорвав подушку, набили их ее содержимым, чтобы сделать Мэрилин Монро грудь. Потом они облачили тело в простое платье от Пуччи, которое в последнее время Мэрилин особенно любила.
«Она выглядела красивой, — скажет после похорон кто-то из присутствовавших на церемонии, — как красивая кукла».
С разрешения сводной сестры Мэрилин устройством похорон занялся Джо Ди Маджо.
Он знал о том, что Мэрилин не нравилась идея быть зарытой в землю. По этой причине он и выбрал захоронение в стене. За место, стоившее 800 долларов, и бронзовый гроб заплатил Ди Маджо.
Общественности объявили, что пожертвования следовало посылать в организации, которые оказывали помощь нуждающимся детям.
Ди Маджо сделал заявление для прессы, в котором говорилось, что похороны будут скромными, «чтобы к последнему месту упокоения Мэрилин могла отправиться тихо, как она всегда хотела».
Приглашение получило только двадцать четыре человека, включая Гринсонов и членов семьи Каргера, Ли и Паолу Страсберг, старых работников гримерной Мэрилин, массажиста Ральфа Робертса, адвоката Милтона Рудина и Пэт Ньюком.
Фрэнк Синатра в число приглашенных не вошел. В их число не вошли также Питер и Пэт Лоуфорды.
В морге кто-то слышал, как Джо Ди Маджо говорил одному из организаторов похорон: «Позаботьтесь о том, чтобы ни один из этих проклятых Кеннеди не появился на похоронах».
Ночь накануне погребения Ди Маджо провел один на один с останками Мэрилин. Большую часть времени он простоял на коленях.
Пока бывший муж внутри часовни предавался скорби, у ворот снаружи несли ночное бдение несколько преданных последователей. На другой день посмотреть на церемонию собралась толпа, не превышавшая тысячи человек.
Пришли сотни репортеров и фотографов, — вспоминает Джоан Гринсон. — В щелканье затворов и жужжании камер тонул нормальный человеческий говор. Сначала нам не разрешили войти в часовню. Владелец похоронного бюро сказал, что семья еще не простилась с телом. Тогда я подумала, какая семья? Если бы у нее была семья, нам, вероятно, не пришлось бы приходить сюда».
Наконец избранные приглашенные собрались в часовне перед гробом, казавшимся чересчур большим. Надгробное слово произнес Ли Страсберг, учитель Мэрилин, у которого не нашлось времени, чтобы навестить ее, когда он в последний раз приезжал на Западное побережье.
Страсберг сказал о Мэрилин следующее: «Она обладала поразительной способностью сочетать в себе печаль, лучистость и томление. Это делало ее непохожей на остальных и в то же время вызывало у этих остальных желание быть как-то причастными к ее блеску».
Пастор, не относящийся ни к одной религии, произнес краткую молитву из книги псалмов: «Как страшно и чудесно создал ее Творец!»
Служители бросили цветы к ногам гроба и приподняли крышку. «Как только они сделали это, — вспоминает Джоан Гринсон — меня шокировал вид желтых волос, я не могла переносить это».
Из тех, кто прощался с ней, Ди Маджо был последним. Мэрилин лежала, утопая в бархате, как выразилась пресса, цвета шампанского, с букетиком роз Ди Маджо в мертвых руках.
Ди Маджо, проплакавший всю церемонию, сказал: «Я люблю тебя и никогда не перестану любить», — а потом нагнулся, чтобы запечатлеть прощальный поцелуй.
Сдерживаемая нарядом полиции, более многочисленным, чем требовалось, толпа наблюдала за тем, как тело Мэрилин препроводили к Мавзолею памяти. Катафалк, окруженный по бокам охранниками из гвардии Пинкертона в голубой униформе и белых перчатках, двигался медленно.
Пастор произнес: «Прах к праху», — и гроб подкатили к отверстию в стене, прикрытому коричневым занавесом. С большим трудом, обливаясь от жары потом, четыре человека в черном втолкнули гроб под низкий свод.
Среди венков от знаменитостей были присланные Фрэнком Синатрой, Джеком Бенни и Спиросом Скурасом.
Были цветы, помеченные одним словом «Артур», а также букеты от детей Миллера.
К анонимному венку прилагался полный текст сонета Элизабет Барретт Браунинг.
Три раза в неделю на протяжении двадцати лет присылал Джо Ди Маджо к месту погребения Мэрилин две красных розы. В 1982 году порядок этот был нарушен.
Тогда на смену ему пришел друг Мэрилин Роберт Слэтцер. Он посылал белые розы, причем по договору цветы к ее мавзолею будут присылаться и после его смерти.
«Вы знаете, где бедняжка похоронена? — спросил режиссер Джордж Кьюкор. — Чтобы попасть на это кладбище, нужно проехать мимо торговца автомобилями, мимо здания банка, и там она лежит, как раз между Уилширским и Вествудским бульварами, а мимо несется транспортный поток».
В Вествудском Мемориальном парке соседями Мэрилин после смерти стало еще несколько знаменитостей. В пятидесяти футах от гробницы Мэрилин покоится прах Питера Лоуфорда.
Иногда, когда старые цветы в урне Мэрилин кажутся слишком свежими и их жаль выбрасывать, кладбищенский служитель переносит их на могилу Натали Вуд, расположенную в двух шагах.
Рядом, выше гробницы Мэрилин, в той же стене покоится тело неприметного подростка по имени Дарби Уинтерс. Она была убита в 1962 году почти сразу после смерти Мэрилин. Незадолго до своей гибели Дарби сказала матери, что в далеком будущем хотела бы быть похороненной рядом с Мэрилин Монро.
Как-то владельцы вакантного места подле ниши Мэрилин объявили о его продаже за за 25000 долларов.
Но неизвестно, состоялась ли продажа.
Тонкий ручеек преданных поклонников Монро и просто любопытных к месту ее успения и сегодня еще продолжает течь. Каменную плиту уже однажды меняли, когда она была испорчена охотниками за сувенирами и несмываемой губной помадой со следами женских губ.
После смерти Мэрилин жизнь бывших мужей и любовников бесповоротно изменилась.
Три года спустя После кончины Мэрилин, в 1965 году Джо Ди Маджо стоял в строю на церемонии чествования бейсбольного героя Микки Мэнтла на стадионе «Янки» в Нью-Йорке. Вдоль строя прошел Роберт Кеннеди. Он улыбался и пожимал игрокам руки. Отказавшись пожать его руку, Ди Маджо резко попятился назад.
Облаченная в зеленое, богиня покоится за мраморной доской с простой надписью: «Мэрилин Монро 1926–1962». Она лежит в спокойнейшем месте, где ничто уже не может нарушить ее сна.
Три недели спустя после смерти Мэрилин ее мать Глэдис из лечебницы «Рок Хейвен», в которой все еще пребывала, написала необычайно ясное короткое письмо. В записке, предназначенной ее опекунше Инее Мелсон, она сказала о своей «дорогой Норме Джин»:
«Сейчас она пребывает в мире и покое, и пусть Господь наш благословит ее и никогда не оставит ее… Я хочу, чтобы ты знала, что я примерно в течение года давала ей воспитание в духе Христианской науки. Хотела, чтобы она была счастливой и веселой. Да благословит вас всех Господь…»
Через несколько месяцев как-то темной ночью мать Мэрилин сбежала из лечебницы. Прижимая к груди Библию и учебник по Христианской науке, она спустилась вниз по веревке, связанной из простыней, и затерялась в предместьях Лос-Анджелеса.
Ее обнаружили в баптистской церкви. Прежде чем ее вернули в заточение, с ней побеседовал священник. «Люди должны знать, — сказала мать Мэрилин, — что я никогда не хотела, чтобы она стала актрисой. Ее карьера никогда не давала ей ничего хорошего».
За месяц до смерти, сидя вдвоем с руководителем студии «XX век — Фокс» Питером Леватесом, Мэрилин с грустью заметила о себе:
«Женщина из меня не получилась. Мои мужчины из-за моего образа секс-символа, созданного ими и мной самой, слишком многого ожидают от меня. Ожидают так много, что я не могу соответствовать их ожиданиям… ведь моя анатомия ничем не отличается от анатомии других женщин. Я не могу соответствовать своему образу».
Вот что говорит о Мэрилин и других идолах того времени бывшая жена Дина Мартина Джин: «Я называю их людьми с плакатов. Они долгое время остаются знаменитыми, но во многих случаях в них нет ничего особенного. Вы знаете их только по ролям, которые они сыграли в своих фильмах. Я не отношусь к жестокосердым людям, но просто вижу их такими, какие они есть.
…История сохраняет их имена во времени, на стене спальни моего сына я вижу их портреты, бледные и прекрасные, но не имеющие ничего общего с реальностью».
Все же Мэрилин Монро была чем-то большим, чем просто лицо с плаката, — хотя однажды именно в этом статусе висела она на стене больничной палаты Джона Кеннеди. Мэрилин являла собой клубок противоречий: секс-символ, не нашедший счастья в любви, актриса, приходившая в ужас каждый раз, когда ступала на съемочную площадку. Страстная сторонница самосовершенствования, она так и не научилась жить в мире с самой собой и в завершение оказалась в состоянии, очень близком к помешательству.
Несмотря на все это, наследие, оставленное Мэрилин, все же относится скорее к материальной сфере, нежели к фантазиям.
Мэрилин, покинутое дитя, выросшее из полного лишений детства, завоевала себе место в мире известности не только благодаря сексу. Она достигла этого благодаря тяжелому труду и присущему ей блеску, который исходит от нее даже в самых бессодержательных фильмах, выбранных Голливудом для ее раскрутки.
На протяжении десятка лет ее существование на экране и вне его заставляло смеяться и плакать миллионы людей, и, похоже, они до сих пор этого не забыли.
В наш век, положивший начало «звездному царству», большей памяти, чем Мэрилин Монро, удостоился только Чарли Чаплин. Этот факт, вероятно, немало удивил бы и позабавил ее.
Долго не смолкающий смех Мэрилин не покидает нас на протяжении десятилетий эпохи, которую некоторые люди именуют беспокойным веком.
В странной телеграмме, адресованной Роберту Кеннеди, отправленной за несколько недель до смерти, Мэрилин Монро причислила себя к числу немногих оставшихся на земле звезд. «Все, чего мы требовали, — писала она, — это нашего права мерцать». Она заслужила это право.
P.S.
«Она совершила самоубийство, приняв снотворное; такова реальность, и в ней нет ничего особенного, за исключением того факта, что она — это Мэрилин Монро». Так говорил шеф полиции Лос-Анджелеса, объявляя об открытом доступе общественности к полицейским документам, касающимся смерти Мэрилин Монро. Случилось это 23 сентября 1985 года. «Позвольте мне выразить слабую надежду, — сказал генеральный прокурор Калифорнии, — что Мэрилин Монро будет позволено покоиться с миром».
В рассекреченном досье сведений содержалось очень немного, ибо в бюрократическом порыве чиновники вымарали — как засвидетельствовала полиция — все телефонные номера. Существовала надежда, что рассекречивание документов «положит конец спекуляциям о насильственной смерти Мэрилин Монро».
Друг Мэрилин Роберт Слэтцер написал письмо Майку Антоновичу из Наблюдательного совета округа Лос-Анджелес. Внимание Слэтцера привлекла информация о том, что живую Мэрилин на «скорой помощи» вывезли из дома и что были люди, которые знали, что она умерла или умирает, за пять часов до того, как был вызван доктор Гринсон, «обнаруживший» ее в постели мертвой.
Слэтцер чувствовал, что некоторые свидетели, мягко говоря, лгали. Он обратился к окружным наблюдателям с просьбой допросить оставшихся в живых свидетелей — впервые за все время — под присягой.
Правление наблюдателей Лос-Анджелеса и раньше пыталось потребовать проведения рассмотрения обстоятельств смерти Мэрилин Монро. Именно по их просьбе в 1982 году окружной прокурор приказал пересмотреть имевшиеся в деле факты. Тогда был сделан вывод, что, несмотря на «фактические расхождения и оставленные без ответа вопросы… совокупность доступных… свидетельств не способна доказать наличие состава преступления».
Через две недели после запроса Наблюдательного совета, сделанного уже в 1985 году, старшина присяжных большого жюри сказал, что судебная комиссия дала добро на расследование обстоятельств смерти Монро. Окружной прокурор объявил заявление старшины безответственным сверх всякой меры» и не соответствующим действительности.
Старшина присяжных большого жюри был смещен с занимаемого места судьей Верховного суда. Новый старшина присяжных о расследовании по делу Монро сказал следующее: «Я сдержанно отношусь к перспективе дальнейшей его раскрутки». Большое жюри решило не проводить повторного расследования.
В 1985 году дело Мэрилин утонуло в пучине личностных конфликтов и политических предубеждений.
Во время всей этой шумихи никто, похоже, не был заинтересован в получении новых данных.
За последний год большой материал был собран журналистами телевизионной компании Эй-Би-Си и Британской вещательной корпорацией. Имеются новые данные об отношениях Мэрилин с братьями Кеннеди, о слежке, установленной за ними их недругами и о передвижениях Роберта Кеннеди в день ее смерти. Вот эти сведения.
Ключевым источником информации относительно романа Мэрилин и президента являлся старший советник Кеннеди в 1960 году. Он рассказывает, что связь эта советникам Кеннеди не давала покоя. Беспокойство по этому поводу началось с самой первой их встречи.
«Проходило много праздничных приемов, — рассказывает советник. — На одном из них — в «Беверли Хиллз» — присутствовала Мэрилин. Там собрался избранный круг, были танцы. Она была там, и я видел, как Джек сразу после того, как закончил телефонный разговор с женой, оставшейся на Восточном побережье, вышел и начал танцевать с Мэрилин.
Мы не знали, насколько серьезным будет этот роман — останется ли он платоническим или выльется в нечто другое. Я выяснил это, побывав в пляжном особняке Лоуфорда.
Мне нужно было поехать туда и повидаться с Джеком. Он, завязывая галстук, вышел из душа и начал говорить. Несколько минут спустя из душа появилась завернутая в полотенце Мэрилин. Было ясно, что она была с ним в душе. Сомневаться не приходилось, но, похоже, ни одного из них это не беспокоило.
У меня имелись дружки в средствах массовой информации, и они уже начали меня об этом расспрашивать. Я сказал президенту, и я сказал Бобби, что мы можем наломать дров и нас размажут по тарелке… Бобби по этому поводу сделал Джеку по-настоящему серьезное внушение. Он был уже не одним из многих. Он уже, знаете, больше не был просто сенатором Кеннеди. Поэтому он находился под пристальным вниманием. А это могло уничтожить нас».
Во время президентства, по мере того как продолжались встречи Мэрилин с Джоном Кеннеди, дом Лоуфорда снова стал полезным. Вот что говорила по этому поводу последняя жена Питера Лоуфорда, Пэт Ситон. Она подтвердила факт использования ванной комнаты в пляжном особняке не только по прямому назначению. «Питер рассказывал мне, что у Дж. Ф.К. был роман, — говорит Ситон. — Когда он показал мне дом, то обратил мое внимание на ванну из оникса и сказал: «Джек и Мэрилин трахались здесь».
Свидания Мэрилин с президентом в марте 1962 года в Палм-Спрингс теперь получили дальнейшее документальное подтверждение. Продюсер «Буллите» Дергом, близкий друг Лоуфорда, вспоминает, как «однажды летел на одну вечеринку в частном самолете. По дороге в аэропорт мне сказали, что на борту будет кое-кто еще, но предполагалось, что я не узнаю их. На ней был парик и все такое, но я знал наверняка. Это была Мэрилин. Когда мы прибыли на место, ее встретил автомобиль и увез куда-то».
Актриса Терри Мур, бывшая жена Говарда Хьюза, говорит, что Мэрилин рассказывала ей о своих отношениях с обоими Кеннеди и что ее надежды не знали границ. «Она даже представляла себя в роли «Первой леди» с одним или с другим из них».
Во время президентства Джон Кеннеди снимал дом во Флориде у Джозефины Пол, вдовы бывшего посла в Норвегии. Она была «шокирована» тем, что творилось в ее доме во время пребывания там президента, когда он приезжал туда с двумя приятелями и стайкой молодых женщин. Немецкая экономка хорошо усвоила, что готовить отдельные спальни для женщин нужды не было.
По свидетельству одного друга миссис Пол, Мэрилин тоже входила число гостей.
Образ Роберта Кеннеди, верного мужа, пуританина, давно канул в Лету. Продюсеры Эй-Би-Си и Би-Би-Эс установили, что, кроме Мэрилин, брат президента состоял во внебрачных отношениях, по крайней мере, с еще четырьмя женщинами. Одна из них была женой главного помощника Кеннеди. В конце концов, и Роберту Кеннеди ничто человеческое не было чуждо.
Пресс-секретарь министра юстиции говорил, что был почти уверен в том, что Кеннеди познакомился с Мэрилин за шесть месяцев до ее смерти, не ранее, Гутман, как оказалось, был прав.
Существуют два письма, оставшихся в наследство от Мэрилин Монро.
2 февраля 1962 года в письме бывшему свекру, Айзадору Миллеру, Мэрилин писала:
«Прошлым вечером я была на обеде, устраиваемом в честь министра юстиции Роберта Кеннеди. Для своих 36 лет он кажется довольно зрелым и разумным, но, кроме его программы по Гражданским правам, мне в нем больше всего понравилось его замечательное чувство юмора».
В тот же день Мэрилин написала четырнадцатилетнему сыну Артура Миллера Роберту: «Ах, Бобби, только представь. Вчера вечером я была на обеде с министром юстиции Соединенных Штатов Робертом Кеннеди, и я спроста, что его министерство собирается делать с Гражданскими правами и некоторыми другими вопросами. Он очень интеллигентен и, кроме всего прочего, у него превосходное чувство юмора. Мне кажется, тебе бы он понравился. Как бы то ни было, мне пришлось пойти на обед, потому что он был там почетным гостем и, когда его спросили, кого бы он хотел там видеть, он ответил, что хотел бы видеть меня. Итак, я отправилась на обед и сидела рядом с ним. К тому же он неплохо танцует. Но самое большое впечатление на меня произвело его серьезное отношение к Гражданским правам. Он ответил на все мои вопросы и в конце сказал, что напишет мне письмо и поместит его в газету. Так что, когда получу его, я пришлю тебе копию, потому что там будет много интересного, потому что я и в самом деле задавала ему кучу вопросов. Перво-наперво, он спросил меня, ходила ли я на какие-нибудь собрания. Я рассмеялась и сказала: «Нет, просто ответ на эти вопросы ждет вся американская молодежь, и она ждет, что будут предприняты какие-то действия». Не то чтобы я относила себя к молодежи, но я чувствую себя еще молодой. В целом это был приятный вечер».
К тому вечеру Мэрилин готовилась загодя, штудируя политические вопросы с сыном Гринсона Дэнни. По дате видно, что отношения с министром юстиции раскручивались в течение последних шести месяцев жизни Мэрилин почти до самого последнего ее дня.
Приятель Лоуфорда «Буллите» Дергом вспоминает, как в 1962 году во время обеда в особняке на побережье произошло некое замешательство. «Вдруг неожиданно для всех вошли Мэрилин и Роберт Кеннеди. Оглядевшись, они увидели, что присутствовало несколько посторонних людей, и удалились, сказав только: «Привет!» и «Пока!» Мы обменялись взглядами и сказали: «Ладно, все в порядке…» Я понял, что они почувствовали, что это было не самое подходящее место для их появления вместе. И они ушли».
Питер Дай, сосед Лоуфорда по пляжу, говорит: «Она рассказывала мне, что была без ума от него… Мне казалось, что он испытывал то же самое. Она одновременно была помешана на нем и боялась его». Мэрилин, пребывая в смятении чувств, встречалась теперь с обоими братьями.
Встречи были тайными, но не всегда безопасными. «Бывали всякие проблемы, — говорил близкий друг президента сенатор Джордж Сматерс. — Помнится, Мэрилин, собиравшаяся встретиться с Робертом, в самолете напилась… Ее пытались утихомирить, но она сказала им: «Я собираюсь встретиться с Бобби…»
Президент, рассказывал Сматерс, «высказал мне свою озабоченность связью брата с Мэрилин». По иронии судьбы они поменялись местами. Неравнодушный к женскому полу президент — которого в 1960 году во время конвента предостерегал его младший брат — беспокоился теперь из-за поведения Роберта.
Через три недели после встречи с Мэрилин, в конце февраля, президент получил меморандум от Дж. Эдгара Гувера. В нем сообщалось, что очередная любовница президента, Юдит Кэмбелл, поддерживает регулярные отношения с мафиози Джонни Розелли. Гувер также обнаружил, что Кэмбелл наряду с президентом встречалась с боссом Розелли, Сэмом Джанканой. Теперь никто не сомневается, что в тот момент Гувер предостерег президента от дальнейших контактов с Кэмбелл.
Убедительные данные свидетельствуют о том, что ни один из них не внял предостережениям, и братья продолжали встречаться, один — с Монро, другой — с Кэмбелл.
Незадолго до поездки в Мексику, состоявшейся в феврале, Мэрилин немного покаталась на автомобиле со своим старым другом, голливудским корреспондентом Сиднеем Сколски. «Она снова говорила о президенте, — вспоминал Сколски. — Она сказала, что говорила ему обо мне. Она сказала, что в марте собирается побывать на обеде в Белом доме и что возьмет меня с собой».
Но пришел март, и ни слова не было сказано о визите в Белый дом. И президент не стал препятствовать появлению Мэрилин в Калифорнии ради того, чтобы встретиться с ним, хотя прошло не более сорока восьми часов после предупреждения Гувера относительно Кэмбелл.
Бытует мнение, что решение президента не останавливаться во время того визита в доме Фрэнка Синатры было принято им по совету брата. Но по свидетельству одного очевидца, отношение Роберта на этот счет было прямо противоположным.
«Ошибочно сообщалось, — вспоминал один из помощников президента Кеннет О'Доннелл, — что это министр юстиции отсоветовал брату останавливаться в доме Синатры из-за связей последнего с известными преступниками, но на самом деле Бобби по телефону попросил меня замолвить словечко в пользу Синатры. «Бобби, эту поездку устраивает не министерство юстиции», — напомнил я ему. Бобби сказал: «Ладно, пусть будет по-вашему».
Один из источников из персонала Кеннеди утверждает, что Роберт Кеннеди общался с Фрэнком Синатрой во Флориде даже в 1965 году.
В мае 1962 года, невзирая на все предостережения, Роберт Кеннеди принял активное участие в появлении Мэрилин в Нью-Йорке на торжествах по поводу дня рождения президента.
Тогдашний президент исполнительного комитета «Фокса» Милтон Гуд вспоминает, что ему поступил звонок от Роберта Кеннеди. «Я объяснил Кеннеди, почему мы не можем пойти на это. Он очень рассердился и ругал меня на чем свет стоит, а потом швырнул трубку. Он обозвал меня «никчемный еврейский ублюдок», и мне это не слишком понравилось… На последующих встречах он ясно дал мне понять, что негодует по поводу моего поведения. Он не забыл об этом».
Гуд, юрист по образованию, утверждал, что позже, в шестидесятые годы, когда Линдон Джонсон хотел назначить его на должность федерального судьи, Кеннеди воспротивился этому.
Пленки Монро — что с ними стало? Скрытые микрофоны стали источником грязного материала на Монро и братьев Кеннеди. Впервые заговорили операторы и специалисты по электронному прослушиванию, давая таким образом новую информацию, которая могла бы послужить разгадкой того, что на самом деле произошло в последние часы жизни Мэрилин.
Кто санкционировал подслушивание? Всегда напрашивался наиболее простой ответ — Джимми Хоффа, потому что к делу имел отношение регулярно используемый им специалист Бернард Спиндел. Но вдова Спиндела уверяет: «Берни действительно говорил, что у него имелись пленки, в том числе и те, что были записаны в ночь смерти Мэрилин. Но он никогда не говорил, что сам их записал, равно как и не говорил, что работа делалась для Хоффы».
Спиндел, как и несколько групп профессионалов, занимавших высшую ступеньку в этой области в период ее становления, работал по найму. Он устанавливал электронные «жучки» для политиков, выявлял и обезвреживал «жучки», установленные их противниками. Полицейским он читал лекции об электронном подслушивании и соответствующих устройствах. Один из его соратников лично видел, как тот работал с разведчиками, по всей вероятности из ЦРУ. Роберт Кеннеди однажды попытался увести его у профсоюзного босса Хоффы. По свидетельству одного техника, длительное время работавшего с ним, Спиндел иногда работал на босса мафии Сэма Джанкану.
Спиндел был незаменимым специалистом. В то же время он отличался непостоянством и, как человек, располагавший опасными секретами, таил в себе угрозу.
Джон Данофф, техник, работавший на голливудского детектива Фреда Оташа, прослушивал, как Джон Кеннеди занимался любовью с Мэрилин в день Благодарения в 1961 году в калифорнийском особняке Питера Лоуфорда.
Данофф говорит, что, согласно правилам, записи он отнес своему шефу, Фреду Оташу. Оташ сказал ему, что заказчиком был Джо Ди Маджо, добавив при этом: Оттого, что ты чего-то не знаешь, хуже тебе не будет». Оташ, который прежде отрицал всякую личную причастность к операциям по прослушиванию, сейчас подтверждает правдивость слов Даноффа.
В интервью Эй-Би-Эс и Би-Би-Си Оташ рассказал, как в 1961 году ему позвонил Бернард Спиндел и попросил встретиться с ним во Флориде. «Я отправился на самолете, — вспоминал он, — там у меня состоялась встреча со Спинделом и Хоффой. Они хотели, чтобы я начал собирать компрометирующий материал на Джека и Бобби Кеннеди».
Оташ согласился. Являясь бывшим офицером полиции, он говорит: «У меня имелся доступ к информации о всех передвижениях президента и Бобби Кеннеди. Когда мы получали сведения о том, что они намереваются прибыть в город, к работе подключались все подслушивающие устройства. В доме Лоуфорда их было четыре или пять».
Итак, пленку с записью любовной сцены президента и Мэрилин Монро Оташ и консультант прослушивали в конце 1961 года.
Оташ утверждал, что «двадцать пять или тридцать пленок» было переправлено Бернарду Спинделу. Записи в руках посредников, имевших непосредственное отношение к мафиози — Спиндел работал на Хоффу и иногда на Джанкану, — представляли собой вполне осязаемую угрозу для президента. Джонни Розелли, человек Джанканы в Голливуде, знал как Оташа, так и его оперативника Даноффа.
В марте 1962 года — как раз в тот период, когда начался роман Роберта Кеннеди с Мэрилин Монро — он стал специальным объектом электронного прослушивания. Как-то к другу Мэрилин Артуру Джеймсу обратился его приятель, мафиози с Западного побережья, Кармин Де Сапио, с просьбой увезти куда-нибудь актрису, чтобы можно было установить в ее доме подслушивающую аппаратуру. Джеймс отказался, но «жучки» тем не менее были установлены.
Впервые Оташ и другие передали содержание разговоров, записанных на пленки. «Очень много записей было посвящено Роберту Кеннеди и Монро, — говорит Оташ, — имелись также записи Мэрилин и президента». На некоторых запечатлены звуки, сопровождающие процесс совокупления, на других — ссоры.
«На одной из пленок, — рассказал мне Оташ, — я слышал, как она вопила, вопила и вопила на него. Потому что, по ее словам, он обещал развестись и жениться на ней. Она без конца твердила об этом, и все закончилось потасовкой». По свидетельству Оташа, об утверждении Мэрилин, что она беременна, он узнал от своих оперативников и от одного полицейского источника.
Предполагается, что записи велись и в день смерти Мэрилин. Логической причину для опровержения этого предположения нет. С какой стати могло понадобиться отключать микрофоны в тот день? Оташ говорит, что из записей видно, что во второй половине дня Роберт Кеннеди действительно навестил Мэрилин и что пара занималась любовью, затем последовала жестокая ссора, закончившаяся со стороны Мэрилин взрывом, когда та запальчиво выкрикнула: «Меня пустили по рукам, как кусок мяса. Ты лгал мне. Убирайся отсюда. Я устала. Оставь меня в покое». Кеннеди ушел.
По истечении нескольких часов Мэрилин скончалась.
Питер Лоуфорд, зять Кеннеди, был пьяницей и наркоманом, но у Кеннеди имеется причина быть ему благодарными. Он отказался раскрывать что-либо, что ему было известно о Мэрилин, но не из-за чувства лояльности к Роберту, а из-за его прямо-таки маниакальной преданности памяти президента. Тем не менее Лоуфорд оставил кое-какую достоверную информацию о том, что произошло в ночь, когда умерла Мэрилин.
В начале семидесятых годов продюсер «Эй-Би-Си Ньюз» Уинтер, готовя документальный фильм о Мэрилин, некоторое время провел в компании Лоуфорда. Было решено, что он не станет допытываться у Лоуфорда относительно связи актрисы с Кеннеди. Однако, когда работа была завершена, сидя с Уинтером наедине в просмотровом зале, Лоуфорд заговорил о той фатальной ночи и попытках доставить ее в особняк на берегу.
«Лоуфорд сказал Мэрилин, что там будет Бобби Кеннеди, — вспоминает Уинтер, — и что, возможно, на огонек заглянут Уоррен Битти и Натали Вуд. Мэрилин поинтересовалась: «Кто еще?» — и Лоуфорд назвал имена еще нескольких дам, которые по ее определению принадлежали к дорогим девочкам по вызову. Это очень расстроило ее, и она спросила, как смеет он приглашать ее, когда в доме будут подобные женщины. С этими словами она повесила трубку… Лоуфорд разговаривал с ней еще раз, уже после того, как она наглоталась таблеток, после чего позвонил ее адвокату Мил-тону Рудину…»
Долорес Наар, ушедшая с вечеринки вместе с мужем до одиннадцати, утверждает, что совершенно уверена в том, что Лоуфорд позвонил им вскоре после этого и сказал, будто «доктор Мэрилин дал ей транквилизатор и она теперь отдыхает».
Что произошло в тот промежуток между одиннадцатью и 3.30 часами утра, когда экономка Юнис Мюррей наконец позвонила психиатру Гринсону? Дочь Гринсона Джоан полагает, что поначалу, когда забили тревогу, было решено не беспокоить отца. Тем временем в доме Мэрилин что-то происходило.
Противоречивые показания окружают заявление Уолтера Шефера, владельца крупнейшей в Лос-Анджелесе компании по оказанию скорой медицинской помощи, которое он сделал в 1985 году. Суть его сводится к тому, что «скорая помощь» была вызвана Мэрилин, когда та еще была жива. В бригаду, по его словам, входили Кен Хантер и Мюррей Лейб.
Лейб и сегодня продолжает утверждать, что в ту ночь не дежурил; но Хантер недавно как будто сказал, что он и Лейб забрали Мэрилин, находившуюся «в коматозном состоянии». Другой водитель Шефера, Джеймс Холл, засвидетельствовал, что входил в вызванную тогда бригаду. О времени он говорит, что это случилось в «три ночи или что-то вскоре после трех». Он говорит, что помощница Мэрилин Пэт Ньюком была «в смятенном состоянии» и к моменту их прибытия уже находилась там и что Мэрилин еще была жива. Холл говорит, что с коллегой они попробовали привести Мэрилин в чувство, но им помешал человек, назвавшийся врачом. Предполагаемый «доктор» взял медицинское руководство на себя и сделал Мэрилин какую-то инъекцию, после чего объявил, что Мэрилин мертва. Холл утверждает, что полиция прибыла в тот момент, когда машина «скорой помощи» уезжала.
Можно не сомневаться в том, что «скорая помощь» действительно вызывалась, хотя о ней не упоминается ни в уцелевших полицейских отчетах, ни в сообщениях прессы. О том вызове 1962 года вспоминали не менее семи работников компании Шефера, один из них ныне является вице-президентом компании.
Миссис Мюррей в 1985 году произвела фурор, объявив, что в день смерти к Мэрилин на самом деле приходил Роберт Кеннеди и что, пока она была еще жива, к ней был вызван врач и «скорая помощь». Почти то же самое она рассказала и бригаде из Эй-Би-Си.
Миссис Мюррей действительно рассказала все это. Тем не менее, хотя репортеры и чувствовали, что она стремилась рассказать правду, ее показания были полны противоречий и неувязок.
В 1982 году в беседе с исследователем Джастином Клейтоном она сказала, что «дверь Мэрилин обнаружила приоткрытой» около полуночи. В этот момент, как хорошо помнит Клейтон, она словно «остолбенела и, поспешно поднеся ладонь ко рту, сказала: «Я оговорилась, я обнаружила, что дверь заперта…»». В 1985 году, ссылаясь на показания, данные полиции в 1962 году, миссис Мюррей сказала мне: «Я говорила то, что считала… нужным говорить».
Информация, полученная от двух источников, служит подтверждением тому факту, что в ту ночь Питер Лоуфорд нанял человека из службы безопасности, чтобы навести порядок в доме Мэрилин и ликвидировать малейшие следы присутствия Роберта Кеннеди. Детектив Фред Оташ, ранее отказавшийся подтвердить или опровергнуть эти сведения, теперь дал положительный ответ. Он понимает всю иронию создавшейся ситуации: человек, причастный к прослушиванию разговоров Кеннеди, должен был затем действовать на их стороне.
Оташ рассказывал: «Лоуфорд пришел ко мне. В городе я был тем парнем, который помогал разрешить личные проблемы богатых и знаменитых людей. Я и раньше выручал Лоуфорда, когда из-за наркотиков у него были проблемы с департаментом шерифа. Услуги я оказывал за деньги и поэтому сказал, что мы сделаем все от нас зависящее».
Своей последней жене, Пэт Ситон, Лоуфорд сказал, что к услугам Оташа он обращался многократно, в том числе и в ночь смерти Мэрилин. Чтобы осведомленность Оташа не принесла сколько-нибудь вреда, были предприняты некоторые срочные меры. Оташ говорит, и его коллеги подтверждают, что агенты секретной службы в тот год «силой заставили» передать собранное им досье, в котором содержались материалы обо всех передвижениях Кеннеди в Лос-Анджелесе.
С целью защиты Кеннеди были предприняты и другие меры. Нельзя считать простым совпадением тот факт, что в архивах агентств не сохранилось фотографии Мэрилин ни с одним из братьев Кеннеди, включая и вполне официальные снимки, сделанные на торжестве по случаю празднования дня рождения президента, когда Мэрилин пропела ему поздравительные куплеты в Мэдисон-Сквэр-Гарден.
В «Глоуб Фотос» имелось, по крайней мере, два сделанных в ту ночь снимка с изображением Мэрилин и президента. «На одном из них, — рассказывает один из бывших начальников, — он смотрел на нее снизу вверх. В его глазах светилось восхищение, — первоклассный был снимок…»
Примерно через две недели после кончины Мэрилин агентство «Глоуб» навестили двое мужчин, предъявивших удостоверения агентов ФБР. «Они сказали, что собирают материалы для президентской библиотеки, — рассказывает бывший исполнительный директор. — Они попросили нас показать им все имевшиеся у нас материалы по Монро. Присматривать за ними я попросил сотрудницу архива, но потом мы обнаружили, что пропало абсолютно все, включая даже негативы… Будьте уверены, по прошествии стольких лет эта потеря стоила нам тысячи долларов. Много чего они унесли с собой».
«Это было так неприятно, — говорила экономка Мэрилин, миссис Мюррей, в 1985 году, — что защитники Роберта Кеннеди, знаете, должны были вмешаться и защитить его. Разве в этом нет логики?».
Фред Оташ говорит, что к тому моменту, когда ближе к вечеру того субботнего дня Роберт Кеннеди покинул ее дом, Мэрилин уже «изрядно накачалась пилюлями и плохо соображала». Это в полной мере совпадает с замечанием доктора Гринсона, что Мэрилин, когда он в ответ на ее мольбы приехал, показалась ему «одурманенной наркотиками», — это было около 5 часов вечера.
Оташ уверяет, что в тот вечер не Мэрилин пыталась разыскать Роберта, а он пытался заставить ее прийти в дом Лоуфорда. Реакция Мэрилин, со слов Оташа, сводилась к следующему: «Прекратите беспокоить меня».
Коллега Оташа, консультант по вопросам безопасности, вспоминает, как потрясенный Лоуфорд описывал сложившуюся ситуацию. «Она хорошо запомнилась мне, — говорит он. — Мэрилин совершила поворот на сто восемьдесят градусов».
Лоуфорд сказал, что Мэрилин, разыскивая президента, позвонила в Белый дом и сказала: «Держите своего братца подальше от меня — он просто использует меня…»
Оташ и консультант, занимавшиеся прослушиванием в Калифорнии, говорят, что о последних ночных часах им ничего не известно. Остались только противоречивые истории об обнаружении тела и вызове «скорой помощи» и отъезде Роберта Кеннеди. Близкие соратники человека, получившего пленки, Бернарда Спиндела, рассказывают куда более страшную историю. Один из них, следы которого удалось найти совсем недавно, утверждает, что слушал записи.
Человек, который с начала шестидесятых годов занимался техническим обслуживанием правительства, знал Спиндела, благодаря чему ему было известно о пленках Монро.
Спиндел рассказал ему, что в 1962 году его «наняли для сбора сведений о РФК». Среди прослушивающей аппаратуры, установленной в доме Мэрилин, имелся миниатюрный, «не более рисового зернышка», микрофон, который почт невозможно различить невооруженным глазом при установке на стене или на деревянных панелях, гордость и радость последних инженерных достижений Спиндела. Воспринимаемые звуки он передавал на записывающее устройство, спрятанное в отдалении, где-нибудь в подполье. Спиндел изобрел систему, позволяющую делать запись с чрезвычайно малой скоростью, чтобы одна катушка могла вместить около пятнадцати часов записи.
Забирать готовую «продукцию» приходил кто-то из команды Оташа. В доме «жучки» стояли на обоих телефонных аппаратах актрисы и в спальне. По словам нового источника информации, Спиндел воспроизвел ему около сорока минут пленки, записанной в последний день жизни Мерилин.
Из пленки следовало, что Роберт Кеннеди навещал ее дважды. «Сначала, — говорит он, — было слышно, как Мэрилин и Кеннеди разговаривали. Запись неважная, словно источник звука находился в соседней с микрофоном комнате или коридоре». Спальня Мэрилин находилась за углом большого вестибюля, откуда открывалась парадная дверь на улицу.
Информатор говорит, что голоса Мэрилин и Кеннеди были легко узнаваемыми, несмотря на эффект отражения. Информатор, как и Оташ, — следует заметить, что между собой они не знакомы — говорит, что шла жаркая перепалка. «Их голоса становились все громче, — вспоминает он. — Они спорили из-за чего-то, что обещал сделать Роберт Кеннеди. Мэрилин требовала объяснений, в частности, почему Кеннеди не собирался жениться на ней. По мере того как они ругались, голоса делались пронзительнее. Если бы я сразу не узнал голоса РФК, то не уверен, что мне удалось бы это на том этапе прослушивания. Голос его переходил в визг и напоминал вопли старухи…»
Гнев Кеннеди, как утверждает информатор, основывался на том, что ему стало что-то известно об электронном подслушивании. Он постоянно спрашивал: «Где он? Где он, мать твою?» — ссылаясь, по-видимому, на микрофон или магнитофон.
Остается неизвестным, знала ли Мэрилин об этом, но положительный ответ на этот вопрос только сделал бы тайну еще более запутанной. В любом случае ответа она не дала. Эпизод закончился, говорит информатор, звуком захлопнувшейся двери.
Далее из пленки следовало, что Кеннеди вернулся, но не один, а в сопровождении Питера Лоуфорда, — источнику, правда, не известно, редактировал ли Спиндел запись. Информатор говорит, что голоса Питера Лоуфорда он не знал, но о его принадлежности ему сообщил Спиндел. «Было слышно три отчетливых голоса, — говорит он. — Сначала звучание было гулким. РФК говорил что-то типа: «Мы должны знать. Это важно для семьи. Мы можем устроить все, как ты хочешь, но мы должны найти его», — по всей видимости, он все еще искал записывающее устройство. Потом, очевидно, они подошли к микрофону ближе».
«Потом на пленке послышался какой-то лязгающий звук. Слышались хлопающие звуки — может быть, переворачивали и трогали книги. Иногда запись была чистой, иногда не очень. Кеннеди снова визгливо кричал, а Лоуфорд приговаривал: «Успокойся, успокойся…» Монро тоже орала на них, требовала покинуть ее дом».
Вторую часть записи информатор охарактеризовал как «тихие, глухие удары и звуки, потом приглушенные успокаивающие звуки. Было похоже, что ее укладывали в постель».
Из слов информатора вытекало, что последняя часть пленки включала разговор Кеннеди и Лоуфорда относительно возвращения Кеннеди в Сан-Франциско. Он утверждает, что собеседники договорились, что сразу после отъезда Кеннеди Мэрилин будет сделан звонок. В конце записи зазвонил телефон и кто-то снял трубку. Но сделавший это человек не произнес ни слова. Спиндел считает, что сделано это было для того, чтобы ввести звонившего в заблуждение, создать впечатление, что Мэрилин жива и ответила на звонок в то время, когда Роберт Кеннеди находился в ином месте. Спиндел уверен, что к тому моменту, когда Кеннеди покидал дом, Мэрилин была уже мертва.
Такое положение вещей могло бы объяснить тот факт, что доктор Гринсон обнаружил тело с «крепко зажатым» телефоном в руке.
Патологоанатомы полагают, что человек, умирающий от отравления барбитуратами, впадая в фатальное забытье, «скорее всего расслабится и выпустит телефон из рук. Один их патологов сказал, что, если бы его попросили поразмыслить над этим фактом, он, вероятно, пришел бы к выводу, что телефон был помещен в мертвую руку уже после смерти. После смерти, когда началось трупное окоченение. Мышцы сократились и рука естественно обхватила аппарат».
Независимо от того, что содержалось в пленках, не известно, что стало с ними. На рассвете 15 декабря 1966 года — четыре года спустя после смерти Мэрилин — в дом Спиндела в штате Нью-Йорк вломился отряд полицейских и следователей из окружной прокуратуры Вооруженные ордером на обыск, они конфисковали огромное количество материала, в основном электронной аппаратуры. Спиндел утверждал, что главной целью налета была ликвидация всех данных, касавшихся связи Мэрилин и Кеннеди.
Адвокаты Спиндела не мешкая подали судебный иск, требуя возвращения материалов, конфискованных в доме специалиста по перехвату телефонных сообщений. В частности, они предъявили на рассмотрение суда письменное показание под присягой, требуя возвращения «секретного досье Спиндела, в котором содержались пленки и иные материалы, касающиеся обстоятельств и причин смерти Мэрилин Монро, которые свидетельствуют о том, что официальное сообщение об обстоятельствах ее кончины является ошибочным».
Проведенные исследования не позволили выяснить, что сделали власти с пропавшим материалом. Судебный иск, поданный вдовой Спиндела, включавший и требование вернуть конфискованные материалы, не увенчался успехом. ФБР утверждает, что досье, заведенное на Спиндела в штате Нью-Йорк, было в положенный срок уничтожено.
Тень Мэрилин преследовала Роберта Кеннеди до самой его смерти, случившейся также в Лос-Анджелесе шесть лет спустя. Через две недели после ее кончины помощник директора Кортни Иване еще раз поставила в известность Кеннеди как министра юстиции о том, что мафия осведомлена о «связи с девушкой».
Кое-кто говорит, что во всем виноват Фрэнк Синатра, который является ни кем иным, как поставщиком девочек для нужных людей. Синатра — парень, который сводит всех вместе.
8 июля 1964 года Дж. Эдгар Гувер написал Кеннеди письмо, в которой рассказал о публикации брошюры одного из активистов правого толка, Франка Кэпелла. «В его книге, — писал Гувер, — содержатся ссылки на вашу дружбу с покойной мисс Мэрилин Монро. Мистер Кэпелл заявил, что собирается в своей книге указать, что у вас с мисс Монро были интимные отношения и что в момент смерти мисс Монро вы находились в ее доме».
Из документов не видно, как отнесся к этому сообщению министр юстиции. Фрэнк Кэпелл, активист правого крайнего крыла, начал свое расследование сразу после смерти Мэрилин Монро. Он преследовал одну-единственную цель: поставить Роберта Кеннеди в неловкое положение.
В сентябре 1964 года, когда Роберт Кеннеди выдвинул свою кандидатуру на пост сенатора Нью-Йорка, Кэпелл опубликовал ядовитую книжицу под названием: «Странная смерть Мэрилин Монро». В ней цитировались выдержки из слушаний парламентской комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, а также аналогичного органа сената Калифорнии, где доктору Мэрилин, Хайману Энгельбергу, «присвоено клеймо» бывшего коммуниста. Подобные ярлыки были приклеены и другим близким знакомым Мэрилин, а именно: ее репетиторше Пауле Страсберг и приятелю Норману Ростену. Роберт Кеннеди изображался как министр юстиции, попустительствующий расцвету коммунизма в Соединенных Штатах. Кэпелл почти дословно заявил, что Роберт Кеннеди убил Мэрилин Монро с помощью коммунистического заговора, чтобы не запятнать свою репутацию.
Книга Кэпелла, представляющая собой явный вздор с политическим оттенком, не нанесла Роберту Кеннеди сколько-нибудь чувствительного удара. Тем не менее недруги Кеннеди продолжали плести вокруг него заговор, намереваясь погубить его с помощью покойной Мэрилин. Когда книга Кэпелла увидела свет, руководитель профсоюза водителей грузового транспорта Джимми Хоффа и специалист по электронному прослушиванию Бернард Спиндел связались с Фредом Оташем, голливудским сыщиком, который, как известно, занимался операциями по установке электронных «жучков».
Скандал, связанный с Мэрилин, представлял угрозу для Роберта Кеннеди до конца жизни. Ральф де Толедано, вашингтонский корреспондент, критик Кеннеди, говорил, что весной 1968 года к нему обратился один большой начальник из Американской автомобильной промышленности. Ему нужны были данные, которые можно было бы использовать против Кеннеди во время предвыборной кампании на пост президента. Он представлял, говорит де Толедано, «двухпартийную группировку, преисполненную решимости остановить Кеннеди».
Исполнительный директор компании, имя которого де Толедано предпочел не называть, выразил желание купить пленки Монро, если сохранились их копии. «План, — говорит де Толедано, — состоял в том, чтобы сделать с них распечатки и разослать в редакции всех национальных газет». В июне того года переговоры находились на последней стадии, когда Роберт Кеннеди был убит.
Даже следователи окружной прокуратуры, занимавшиеся делом Мэрилин в 1982 году, не смогли ознакомиться с некоторыми материалами ФБР. Причиной, как им сказали, было то, что в них имелись сведения по наблюдению за деятельностью Мэрилин во время ее пребывания в Мексике в феврале 1962 года, за шесть месяцев до кончины.
В Мексику Мэрилин сопровождал человек, за которым ФБР вело пристальное наблюдение в течение более полувека. Имя его Фредерик Вандербилт Филд. Филд выехал из Штатов за десять лет до описываемых событий. Ему порядком надоели неустанные преследования, обусловленные его симпатией к коммунистам, к тому же за отказ назвать следователям конгресса имена своих друзей-коммунистов ему пришлось провести некоторое время в заключении.
Филд познакомил Мэрилин с некоторыми из своих друзей, придерживающихся левых взглядов. Среди них был двадцатишестилетний Хосе Боланьос, мексиканский деятель кино, ставший в Мексике любовником актрисы.
Кроме внештатных соглядатаев, за любовными играми Мэрилин и братьев Кеннеди наблюдали также правительственные агенты США. Бывший инспектор ФБР Уильям Кейн говорит, что «из внутренних сводок того времени» помнит, как сообщалось о «машине Роберта Кеннеди, припаркованной на ее подъездной дорожке».
Для Дж Эдварда Гувера в слежке за братьями Кеннеди не было ничего нового. Еще во время Второй мировой войны он с удовольствием прослушивал пленки ФБР, которые запечатлели звуки, как лейтенант Военно-морской разведки Джон Кеннеди занимался любовью с Ингрой Арвад, предполагаемым вражеским агентом. Уже в 1962 году Гувер отдал приказ вести наблюдение за любовницей Кеннеди, Юдит Кэмбелл. Если бы за Кеннеди не следили, когда они встречались с Мэрилин, такое упущение показалось бы странным.
Как явствует из информации, недавно полученной из хранящегося в ФБР досье Мэрилин, именно в этот период один из братьев Кеннеди — предположительно, Роберт — обсуждал с актрисой вопрос атомных испытаний. В документах этой папки, содержание которых уже известно, ни слова не сказано о том, выдал ли кто из Кеннеди актрисе какую-либо государственную тайну.
Автор также не намекает на это. Следует подчеркнуть лишь то, что любая частная беседа министра юстиции или президента по данному вопросу представляла особый интерес для советской разведки.
В сложившейся ситуации, в такой решительный момент бдительность Дж. Эдгара Гувера была вполне оправдана. Контакты Мэрилин с братьями Кеннеди делали ее потенциально опасной.
По словам Хосе Боланьоса, она «до хрипоты в голосе» спорила с Робертом Кеннеди из-за Кубы, и тогда он сказал ей, что она «превращается в коммунистку».
Любимой игрушкой братьев была женщина с нестабильной психикой, ежедневно посещающая своего психиатра, — весьма неподходящее знакомство и для президента, и для министра юстиции.
За несколько недель до смерти Мэрилин Монро представляла угрозу для безопасности страны, а виноваты в этом были Кеннеди.
Позже, беседуя с журналистами, желавшими выяснить подробности, доктор Ногучи, патологоанатом, производивший вскрытие Мэрилин Монро, говорил о найденном на ее теле синяке: «Объяснения ему нет, но он свидетельствует о насилии». Еще он добавил, что не может с уверенностью утверждать, что актриса не была отравлена путем введения препарата с помощью инъекции.
История эта по-прежнему темна и запутанна. Как на самом деле умерла Мэрилин Монро? Кто виноват в ее смерти? Если это убийство, то кто это сделал? Множество вопросов все еще остается без ответа…
Примечания
1
Генеральный атторней — официальный титул министра юстиции США, т. е., в данном случае Роберта Кеннеди.
(обратно)
Комментарии к книге «Звезда Монро», Николай Владимирович Белов
Всего 0 комментариев