«Свет вылепил меня из тьмы»

Игорь Калинаускас Свет вылепил меня из тьмы

Вот она, жизнь, она дана, я ее не выбирал. Она такова, и она развивается по своим законам. Но когда я встретился с Традицией, я понял: «Вот она, ТА САМАЯ жизнь, которую я искал, о которой мечтал, которую хотел». Как всякому неофиту, мне казалось: «Все! Все! Все! Счастье состоится здесь и сейчас и немедленно». А потом выяснилось, что другой жизни надо учиться. Разучивать все с самого начала… Но уже это было столь здорово, что все сложности учебы только вдохновляли, больше ничего.

Игорь Калинаускас

Смысл любого реального духовного учения в том, чтобы помочь человеку выйти туда, где он становится взрослым с точки зрения духовности. А что есть духовность? И что есть взрослый человек? Как выглядит путь в другую жизнь изнутри, от первого лица – интеллектуально, эмоционально и предельно откровенно в самой искренней книге Игоря Калинаускаса.

Часть первая. Духовное сообщество

Это слово «Традиция»

Я расскажу вам свою биографию. Но не в том смысле – родился, женился, умер. Постараюсь рассказать о тех событиях и переживаниях, которые, как мне видится, были для меня значимыми. А то про мою биографию тоже легенд более чем достаточно. Пора уже внести в этот вопрос ясность… Первый значительный факт, наверное, состоит в том, что до пяти лет я о себе ничего не помню. Вообще ничего. Знаю только, что родился в городе Новгороде, что роддом был в барже и что отец быстро забрал нас с мамой оттуда, потому что там бегали крысы, одному младенцу отгрызли ухо. Но это все рассказы… Никаких засечек в активной памяти не существует, просто чистый лист, пустое пространство.

Первое воспоминание относится к пятилетнему возрасту, и оно очень короткое: мы на извозчике едем от вокзала до первой квартиры, на которой мы жили в Вильнюсе. По полуразрушенной улице Шопена. Но я не знал, что это улица Шопена, потом узнал. Следующие воспоминания относятся к возрасту где-то в пять с половиной лет. Их тоже не очень много. Это вторая квартира, у которой была общая с кабинетом отца передняя. Входишь, налево – кабинет прокурора литовской железной дороги, а прямо – вход в нашу квартиру. Помню стол, под которым мы с братом (он был младше меня на два года) любили играть.

Еще картинка – мне уже шесть лет, весна. Мы греемся на солнышке, загораем на крыше этого дома. С мальчишками. Потом «роман» в последней группе детского сада… Длинный такой роман: в детском саду начался, в первом классе закончился. В общем, помню, что атмосфера у нас в этом возрасте по части противоположного пола была очень сексуальная, такая, я бы сказал, вольная. Что еще… Депо, где мы собирали медную проволоку и какие-то куски меди, сдавали их в утиль и на эти деньги покупали мороженое или ходили в кино. Кинотеатр в один этаж такой, барак. Там я смотрел «Маленького Мука» – фильм такой, который американцы подарили.

Будущая моя школа, к которой – как, это уже осень? Да! – подвозили на лошади с телегой ящики с лимонадом, в бутылках с фарфоровой пробкой, как сейчас у пива «Гролш». Мы их воровали, выпивали лимонад и разбивали бутылки для уничтожения следов. Потом последнее мгновение, несколько минут перед тем, как меня столкнули в лестничный пролет – мы стоим на площадке, а вниз идет лестница в подвал. Подвал очень глубокий, лестница в два пролета, над первым пролетом окно, заложенное мешком с опилками, и мы из самодельных луков туда стреляем. Кто-то меня толкает. Следующее, что помню: я лежу внизу в подвале, в каморке дворника. На мне разорвана рубаха, и меня поливают водой. Следующее: уже больница. Побеги через окно на картофельное поле, картошка в тумбочке.

Потом мы попрошайничали на улице. Если бы меня отец застукал, я не знаю, что бы было. Я спрятал руку за спину, ребята надели на меня рубашку, и я сел, положил перед собой кепку и так насобирал нам всем на кино и мороженое. Помню тайные свидания с девочкой, с которой у меня была «любовь» в детском саду. Это было уже в первом классе. Я приходил к ней, когда не было родителей, и мы играли в эротические игры. Помню, как залез в вентиляционную систему. Это был старый дом немецкой постройки, и вентиляционные шахты в нем были, как в американских боевиках. Я пробрался к какому-то окошку в классе, где шел урок, ученики меня видели, а учительница нет. Я корчил там рожицы, и весь класс начал ржать. В конце концов меня засекли, вызвали, привели к директору – очень суровый мужчина! – и он отправил меня домой за родителями. А мы уже переехали на другую квартиру, от школы довольно далеко. Я шел и думал, как я приду домой и что со мной сделает папа, потом долго стоял в подъезде и строил планы. И вдруг в подъезд вошел наш директор. Увидел меня и говорит: «Николаев, ты чего это тут стоишь?» Я начал что-то ему объяснять, как попаду к отцу, что я ему скажу и вообще… «Ладно, – вздохнул директор, – я тебя прощаю».

Ничего интересного потом, какие-то годы такие… Ну разве что двор, где в одном месте на стене были глубокие, вполкирпича, выемки – до самого чердака высокого трехэтажного дома. По этим выемкам мы залезали на чердак.

И еще помню, как в сарае, который принадлежал нашей квартире, я нашел обойму пистолетных и обойму винтовочных патронов, серебряный крест фашистский и еще два каких-то крестика, награды. Поменял их на марки. А патроны мы разобрали и жгли порох в костре… Помню огород, откуда мы таскали помидоры, помню вкус этих помидоров. Кладбище, заросшее, старое, на котором мы собирали кленовый сок. Марки собирал, помню… Один раз, помню, мама сгоряча мне сказала: «Домой не возвращайся, если что-то с тобой случится!» – и я не возвращался. Ушел к своему однокласснику. Потом не выдержал, побежал в окно смотреть, увидел, что мама переживает, нервничает…

Мы выросли в ситуации, в которой духовные традиции практически отсутствуют. Знания о них пришли к нам в основном из книг. Только некоторые из нас имели возможность встретиться и общаться с живыми носителями традиции, поэтому и возник большой перекос в понимании того, что есть духовное сообщество и что есть сами духовные традиции.

Первый критерий, который мы можем ввести для того, чтобы рассматривать любой вариант совокупности данных под названием «духовная традиция», – это сравнение предлагаемых моделей жизни по уровню сложности. Если модель, которая предлагается в качестве духовной жизни, проще, структурно примитивнее, чем жизнь, которой мы все живем, то эту модель сразу можно отнести в разряд «убежища».

Использование знаний духовной традиции или специально заново организованной системы знаний для создания модели жизни, структурно более простой, однозначной и не имеющей внутренних противоречий, указывает на то, что человек не справляется со сложностью внешнего или сложностью внутреннего мира. И как показывает практика, большинство людей, произнося слово «духовность», имеют в виду именно такую ситуацию.

Это очень важно. Использование духовной традиции, духовной культуры в качестве убежища и является наиболее распространенным вариантом.

Оформляются эти варианты обычно с помощью самой разнообразной мотивации:

– стремление к самосовершенствованию;

– восхождение «к чему-то там небесному»;

– нисхождение «к чему-то там сатанинскому».

Независимо от мотивационного оформления, от того, во имя чего и зачем, при анализе обнаруживается, что человек пытается создать себе или психологическое, или практическое жизненное убежище. Он упрощает свою внешнюю ситуацию за счет специально организованного внешнего мира (например, секта, община) или свою внутреннюю организацию за счет создания внутренне непротиворечивого, структурно простого мира, тем самым уходя от напряжения, сложностей и противоречий, и в любом случае оказывается в убежище. Чаще всего оправданием подобного «ухода» служит такой мотив, как самосовершенствование.

Сверхценностью, как правило, становятся переживания. Все содержание духовности как убежища сводится к «особым переживаниям», которые объявляются сверхценностными, или же к переживаниям общения, к простой, ясной структуре общения по принципу «все мы хорошие, все мы любим друг друга, все мы мирные и тихие». Необходимость убежища осознается как со стороны рационального знания, так и со стороны духовной традиции. Существует категория людей, которые время от времени нуждаются в такого рода убежищах, и поэтому эти убежища существуют, существовали и будут существовать. Но когда человек, претендующий на серьезное отношение к традиции и к духовному сообществу, пытается свести всю задачу духовной традиции к убежищу, это просто выдает его незнание.

Если бы это было так, то есть если бы столь структурно упрощенная духовная жизнь была возможна, то духовное сообщество давно перестало бы существовать. Оно сохранилось бы просто как абстрактная идея или в виде отдельных общин, которым удавалось бы существовать более или менее долго, но производить ту продукцию, которую человечество получает от духовного сообщества, они бы не смогли.

Прежде всего разграничением между духовным убежищем и духовной традицией как таковой является понятие работы и пути. Подлинным содержанием духовной традиции, естественно, является движение к истине. Любая духовная традиция, в какой бы форме она ни представала перед нами, в первую очередь является предложением пути к истине. Основной ценностью любой духовной традиции является истина в том качестве, в котором она определяется в соответствии с принципом времени, места и людей. Любая живая духовная традиция содержит в себе рефлексию о том, что достижение истины – это самая сложная из всех сложных задач, которые человек может поставить перед собой.

Естественно, что сам путь и жизнь на этом пути содержат огромное количество деталей, конкретного содержания, конкретных противоречий, опасностей, соблазнов, спадов и подъемов. Описание этого пути содержит не меньшее количество подробностей, эмоций и тому подобного, чем описание любой жизни вне традиции. Это первый разделительный рубеж. Если в убежище истина как достижение только декларируется, а основными ценностями являются моменты переживания, то в духовной традиции как таковой, на Пути, существует лишь единственная ценность – истина. Все остальное обесценивается. Иногда это обесценивание, при неправильном понимании технологии и отсутствии достаточно полного знания, приводит к таким срывам, как глубинный цинизм, деструктивные влияния на человека и т. д. Путь полон опасностей.

Эти опасности и эти препятствия, преодоление их, а также сопутствующие этому переживания и открытие в себе каких-то способностей и возможностей – все это обесценено тем, что единственная ценность, осознаваемая как смысл, к которому все устремлено, собрано, сконцентрировано, – это истина в той формулировке, которая принадлежит данному духовному учению. А поскольку путь продолжителен, то существует огромный разброс между людьми: одни находятся в этом месте, другие в том, есть остановившиеся, движущиеся, движущиеся назад, непрошедшие, погибшие, живущие – это огромный мир со всеми признаками живого, конкретного, а не абстрактное «вообще».

Этот мир не переносится в книгу: книги учений духовных традиций, как правило, содержат в себе выжимку, то есть такую формулировку истины, как она формулируется в данной традиции. Иногда в книгах более или менее полно излагается структура пути (основные этапы) и некоторое количество технологических знаний, которые данная традиция считает возможными для передачи в тексте или через текст. Но в любом случае текст чаще всего предназначен для работы с ним, а не просто для «познавательного» прочтения. Когда вы сталкиваетесь с материалом, который по всем своим признакам не принадлежит к этой жизни (то есть к жизни Великого Среднего), то прежде всего следует сориентироваться – что вы сами ищете и что вам предлагают: убежище, где первый признак – это простота, структурная обедненность, отсутствие конкретики и максимальная абстрагированность, или Путь. Путь – это ключевое слово, он изначально подразумевает протяженность во времени и отсутствие гарантий того, что цель обязательно будет достигнута, а также всякие сопутствующие сложности, требующие работы, руководства инструкторов, учителей и проводников, требующие для своего осуществления огромной структуры под названием духовное сообщество, сообщество живых носителей традиции.

Второй критерий состоит в том, что наличие такой мотивации, как самосовершенствование, показывает на непричастность предлагаемого знания к реальной духовной традиции. Из предыдущего ясно, что духовная традиция как Путь не может предложить идею самосовершенствования – она может предложить идею постижения истины, становления истины и слияния с истиной, то есть идею такого состояния, когда бытие субъекта и бытие истины становятся тождественными, но она не может предложить идею самосовершенствования как таковую. Это очень важно.

Правда, возможен вариант, когда людей заманивают, понимая, что другая мотивация им просто недоступна, и поэтому предлагается некая система самосовершенствования с расчетом на то, что некоторая часть людей, вовлекаемая в идею совершенствования, потом обнаружит в себе более глубокую мотивацию. Или же дело действительно в том, что в предлагаемом знании от духовного сообщества осталась только внешняя оболочка – словесная или формальная. По существу дела, это не имеет отношения к духовной традиции.

Между идеей постижения и идеей самосовершенствования лежит пропасть. Это совершенно разные вещи. Если мы встречаемся с материалом, опирающимся на идею самосовершенствования, то в лучшем случае перед нами продукт, созданный в духовной традиции и отданный во всеобщее пользование. Вот один из последних свежих примеров: сейчас в психотерапии у нас, и в особенности у американцев, стала модной «самая современная и прогрессивная» методика под названием «нейролингвистическое программирование». Эта методика – часть одного из буддийских путей. Когда-то этот материал был секретным и сугубо эзотерическим, сейчас он оформлен в приемлемой форме и существует в психотерапии. Также всем известна аутогенная тренировка. Это материал, сделанный в раджа-йоге. Хатха-йога, которую печатают в наших журналах, имеет отношение к живой традиции хатха-йоги только как продукт, произведенный этой традицией. Потому что если хатха-йога – это действительно духовный путь, в чем у нас нет оснований сомневаться (хотя нет и особых оснований утверждать), то он не может предложить идею самосовершенствования. А если мы попытаемся выяснить, через кого к нам пришла эта «наша» хатха-йога и что написано о ней в современных книжечках, то увидим, что в них изначально заложена только столь популярная идея самосовершенствования.

Каков смысл этого продукта? Первое – это помощь, товар, которым в соответствии с законом «время, место, люди» духовное сообщество обменивается с Великим Средним, внутри которого оно находится. Это результаты исследования, результаты работы. В духовном сообществе существует свое понимание работы и продукции. Здесь все сосредоточено на человеке, на человеческом бытии и на взаимоотношении между человеком и реальностью, между человеком и истиной. А поскольку духовное сообщество – это тоже часть человечества, то продукты усовершенствованных технологий, поисков и знаний контролируемо или, иногда, неконтролируемо поступают в Великое Среднее и входят в оборот общей жизни.

Таким образом, мотивация указывает на то, что же конкретно предлагается: убежище или Путь. Мотивация, сформулированная как идея некоего самосовершенствования, явно указывает нам на технологический продукт.

Это важно помнить. Никакого совершенствования в духовной традиции нет.

Происходящие изменения могут выглядеть для постороннего наблюдателя как совершенствование, но внутри самой традиции нет ни такой формулировки, ни рефлексии, поскольку единственная ее цель – постижение. Трансформации, которые происходят при этом, необходимы для того, чтобы произошло постижение, они побочный продукт, следствие прохождения определенных этапов и не являются даже временной целью, потому что совершенна только истина.

Третий критерий связан с полным отсутствием у нас непосредственного соприкосновения с живыми носителями традиции. Мы выросли в обстановке гонения и искоренения любых проявлений деятельности духовного сообщества, и поэтому наше представление о живом носителе традиции – это лубочная картинка или, в лучшем случае, художественный образ, очищенный от своей конкретности. Взять, скажем, скульптуру Будды. И то, если как следует порасспрашивать людей, как они себе представляют Будду, то выяснится, что даже скульптуру они видят не полностью. Масса людей совершенно не помнит, что Будда на большинстве скульптур полный, а по некоторым пониманиям даже, страшно сказать, толстый. А Лао-цзы так просто пузатый толстячок.

Мы с вами можем пройти мимо живого носителя традиции – он для нас неопознаваем. Если же его легко опознать, если он полностью соответствует нашему художественному образу, то это, как правило, шарлатан. Это естественно, потому что шарлатан знает, в каком виде перед нами надо предстать. Очень редко это человек, специально работающий над образом, как, скажем, Раджниш, он во втором этапе своей работы стал использовать особые костюмы и театр, создав такой образ, который помог ему еще больше спрятаться за опознаваемость. Обычно живой носитель для нас неопознаваем. Поэтому мы бросаемся из крайности в крайность. Те из нас, кто столкнулся с суфийской традицией, готовы видеть суфиев в каждом сумасшедшем, в каждом пьяном. Когда ты уже понимаешь, что у тебя нуль знаний, ты готов на все. Оборотная сторона незнания – или памятник, или ощущение, что все кругом кишмя кишит «духовными учителями»…

Подлинные же носители традиции, независимо от того, к какой конкретно традиции они принадлежат, опознают друг друга совершенно свободно. Наше незнание плюс существование внутри общества, в котором просто нет возможности получить навык опознавания таких людей, привело нас к совершенно иллюзорному представлению о том, как выглядит живой носитель традиции. А вариантов – тысячи. Насколько по-разному выглядят люди, настолько по-разному выглядят и носители традиции. В силу незнания в нашей культуре, в нашем сообществе как нигде распространена шизофренизация духовной идеи.

Поиск абстрактных наставников чаще всего приводит к тому, что начинаются «глюки», появляются «небесные женихи» или «учителя небесные» в экстазах, в снах либо в так называемых медитациях. Естественно, мы не можем отбросить факт, что один раз на тысячу или на десять тысяч действительно может произойти такое проявление реальности. Но в большинстве случаев это элементарный процесс шизофренизации личности, и обычно он заканчивается если не в самой психушке, то постановкой на учет в ней же.

Какой же выход из этой ситуации? Прежде всего выход, как всегда, в том, чтобы признаться в своем незнании. Признаться в том, что мы не имеем ориентиров для этого. Если мы попытаемся создать какой-то совокупный образ, то, во-первых, он будет усредненный, а во-вторых, идеализированно абстрагированный и лишенный своей конкретности. Но абстрактные люди не живут. Абстрактные люди – это памятники или плод воображения. Поэтому люди с огромной легкостью ловятся в сети шарлатанов и совершенно с той же легкостью проходят мимо истинных носителей традиции. В то время как человек, живущий в глубинке Средней Азии и сталкивающийся всю жизнь с детства с различными проявлениями духовного сообщества, без труда отличит пира от суфийского мастера. Он знает, что пир будет ходить в благородных одеждах, а суфийский мастер – валяться под забором, эпатировать публику или представляться простым сапожником. Он ориентируется, так как уже видел разные варианты. Мы же с вами не видели их и поэтому опираемся на то, что слышали или читали, на сохранившуюся в минимальной степени религиозность культуры, то есть в основном на классические религиозно-церковные образы. Это третий источник грандиозной путаницы.

НАПОМНЮ:

I критерий. Разница между убежищем как структурно-упрощенным вариантом жизни и путем реальной духовной традиции, который всегда труден, долог и так же полон всевозможных конкретностей, как и любая жизнь. В убежище – смещение ценностей на переживание, а в Пути – одна сверхценность – истина.

II критерий. Мотивационная разница. В истинной духовной традиции не может быть такой мотивации, как самосовершенствование, и всякий материал, в котором самосовершенствование выступает в качестве ведущей идеи, есть в лучшем случае продукт какой-либо духовной традиции.

III критерий. Наше абсолютное незнание того, в какой форме может выступить живой носитель традиции. Отсюда попытка искать канонический образ, абстрактный образ и самое страшное – бестелесный образ.

Следующий аспект – отношения между духовным сообществом и Великим Средним. В этих отношениях есть много разных ступеней, переходов и, естественно, нет жесткой границы – вот духовное сообщество, а вот все остальное человечество. Представлять себе это так – значит поставить мысленный эксперимент, который проделал Гессе в своей книге «Игра в бисер», где «духовная провинция» резко ограничена и все формализовано. Нет. Духовное сообщество построено прежде всего по принципу так называемого незримого колледжа, если пользоваться нашими европейскими определениями. Принадлежность к духовному сообществу не есть принадлежность социализированная, это не обязательно монастырь, не обязательно какая-то одежда или значок. Это просто другая жизнь, построенная по другим принципам. И естественно, чтобы жить этой жизнью, нужно быть другим. Поэтому градации вхождения в эту другую жизнь – разные.

В чем принципиальное, основное отличие между жизнью в Великом Среднем и в духовном сообществе? Как ни странно, последняя выглядит беднее (эта бедность, кстати, и дает почву для абстрагирования). Чем она беднее? Прежде всего тем, что в ней отсутствуют захват или экспансия. Сценарий жизни в духовном сообществе не включает в себя захват территории. По существу своему, но не обязательно в материальном смысле духовная жизнь беднее, то есть она менее разнообразна в своих вариантах. Почему? Потому что в первой части сценария жизни в духовном сообществе полагается целевое бытие. Люди, живущие целевым бытием, – это одержимые, целеустремленные, но не фанатики. Хотя провести эту грань бывает очень трудно.

Различить целеустремленного человека и фанатика удается обычно по результатам их деятельности. Произвел какую-либо продукцию – значит, не фанатик, а целеустремленный. Ничего не произвел, а просто сошел с ума – фанатик. Не случайно люди, живущие в Великом Среднем по принципам целевого бытия, вызывают особое чувство: с одной стороны, ими восхищаются, с другой – они вызывают реакцию избегания.

В духовном сообществе целевое бытие полагается изначально, а целевое бытие – это бытие бедное. Богатым, в смысле многообразным, оно становится постепенно, а достижение высшей точки возможного для целевого бытия богатства означает, что наступило время от него отказываться. Наступает время следующего этапа, следующей большой главы сценария жизни в духовном сообществе, – время целокупного бытия. Эти основные первоначальные этапы сразу резко отделяют сценарий обычной жизни от сценария жизни в духовном сообществе. Естественно, что здесь и происходит отбор. Членом духовного сообщества по определению может оказаться только тот человек, который реализовал целевое бытие и сумел отказаться от него на высшей его точке. Практически этот отказ и есть вход. Переключение происходит за счет осознавания, что та часть пути, которая построена на принципах целевого бытия, закончена и теперь продвижение возможно только за счет реализации принципов целокупного бытия.

Естественно, любой член духовного сообщества обычно выглядит асоциальным по той простой причине, что, не имея социального разрешения, он реализует свое социальное бытие по сценарию, который Великое Среднее заготовило лишь для великих и знаменитых, для исключений.

Члены духовного сообщества сразу начинают жить по сценарию, разрешенному Великим Средним только для таланта. В этом сценарии тоже предусмотрено, что в начале пути, пока еще нет продукции, талант пинают со всех сторон. Он тоже асоциален. Все основные опасности содержатся в первом этапе – этапе целевого бытия. Почему? Потому что очень легко создать пародию на целевое бытие, используя его особенности для самооправданий. Для того чтобы различить целевое бытие из духовного сценария и видимость целевого бытия, годится тот же критерий упрощения или усложнения жизни. Он помогает обнаружить разницу довольно быстро и спокойно. В духовной традиции целевое бытие – это очень трудный путь, это фаза восхождения.

Она связана с большим напряжением не только внутренним, но и внешним.

Восхождение – целевое бытие

Происходит постоянное усложнение, нарастание трудностей как во внешнем мире, так и во внутреннем. Чем дальше, тем сложнее, чем дальше, тем труднее. Поскольку этот принцип совершенно противоположен обычному сценарию – чем дальше, тем легче, – то естественно, что сам он и служит критерием отбора и различения. Никакой таинственности не надо – сам принцип производит отсев. Те, кто не в состоянии следовать этому принципу, оказываются не в состоянии осуществить следующий шаг, и все.

Жизнь Великого Среднего, поскольку ты находишься внутри нее, не в специальных условиях, размывает тебя, затягивает в свою налаженную колею. Сама по себе жизнь прекрасна и в обычном варианте, она действительно прекрасна, если относиться к ней творчески, если быть в ней духовным, в обычном смысле этого слова. Она дает огромное количество радости, творчества – в ней можно найти все, что вы хотите, она очень многообразна. А тут предлагается бедная жизнь, особенно в первой фазе – очень бедная, однонаправленная. И поэтому здесь очень сложно.

Другой вариант возникает, когда кто-либо сталкивается с традицией, где создается специальная ситуация, скажем, монастыря, на время или навсегда. Традиция развивается внутри замкнутого социума, по определенным правилам – там, конечно, все несколько иначе. Но и там проявляется тот же принцип – не всякий послушник оказывается способным реализовать себя. Далеко не всякий. Каждый человек – штучный человек, единственный – это основной принцип духовности, и поэтому невозможно создать структуру, гарантирующую одинаковое достижение всем. Идея уравниловки в духовности возникнуть не может в силу своей антигуманности.

Она опровергает исходный тезис познания духовного: каждый человек, взятый в его тотальности, неповторим. Конечно, у него есть какие-то элементы, которые совпадают частично или взаимно перекрываются, но по сути каждый конкретный человек уникален. А значит, не может быть одинаковых результатов. Поэтому знание, которое духовное сообщество добывает и реализует в различных практиках, резко отличается от того знания, к которому мы с вами привыкли. Привычное знание предназначено для массового человека, оно имеет дело со стандартом. Когда человек воспитан по определенным правилам социализации, эти правила делают нас более или менее похожими. У нас нет знания, предназначенного для индивидуальности. В нашем сообществе только недавно появились спецшколы, кое-какая элитность, разбор по индивидуальным одаренностям и прочее. Но знания, предназначенного для выявления штучности, пока нет. А если и есть, то практически все оно заимствовано в той или иной форме у духовного сообщества.

Каким же образом духовное сообщество, несмотря на все эти сложности, умудряется существовать в течение тысячелетий и даже в наше время? Из-за растущей государственности и монополизации наше время – наиболее суровое для духовного сообщества. Почти везде разрушены традиционные механизмы отбора, вовлечения, возможности свободного нахождения духовного источника, свободного самоопределения в этом, свободного входа и выхода. И жатва не столь обильна, и работников все меньше. Каким же образом оно существует? Почему человечество в своем глобальном инстинкте или саморефлексии все-таки как-то сохраняет это ощущение, знание, предчувствие – по-разному, в разных местах и разных временах – необходимости существования духовного сообщества? Можно сказать, что духовное сообщество – это такой институт человека, который человечество содержит на протяжении всей своей истории. Это только мы в нашем европоцентризме уверены, что мы создаем институт человека и что раньше его не было. Во все времена или, во всяком случае, во все исторически фиксированные времена существовало духовное сообщество, занимавшееся человеком и его взаимоотношением с реальностью. Вот это и есть институт человека. И поэтому духовное сообщество существовало, существует и будет существовать. Это часть человечества, профессионально занимающаяся человеком.

Если бы мы имели возможность проследить, как духовное сообщество выдавало свою продукцию на протяжении истории человечества в Великое Среднее, мы бы увидели, что оно сыграло в истории колоссальную роль. Мало того, уже где-то на рубеже той и этой эры, скорее даже во времена V–IV веков до н. э., духовное сообщество отрефлексировало невозможность переносить свои законы на все человечество и требовать от него такого пути развития. Оно уже отрефлексировало специфику того, что это другая жизнь, – уже тогда произошла эта саморефлексия. А ведь саморефлексия – это серьезная штука, Великое Среднее только начинает процесс саморефлексии, то есть осознания себя как единого человечества за счет того, что создало глобальную проблематику, затрагивающую всех, – атомную опасность, экологический кризис и прочее. Здесь только начинается саморефлексия, а в духовном сообществе эта рефлексия произошла как минимум две с небольшим тысячи лет тому назад.

Необходимость содержания духовного сообщества несомненна. Вы ведь сами понимаете, что если бы это не имело смысла, то в ходе исторического процесса оно уже давно бы погибло. Это не так сложно сделать как в отдельно взятой стране, так и во всех остальных, вместе взятых, если бы это был вопрос формальный. Но поскольку это вопрос не формальный, это вопрос жизни человечества, то духовное сообщество существовало, существует и будет существовать. Как и во всяком другом деле, как и во всякой другой профессии, и в духовной традиции есть период голого энтузиазма под названием неофитство и период, когда это все работает на самоутверждение личности или индивидуальности. Это как освоение специфической информации, получение каких-то специфических навыков, нужных, чтобы занять свою территорию в социуме, утвердиться в качестве неповторимого элемента этого социума. И как в любой профессии, в духовной традиции также неумолимо наступает момент выбора, когда ты или становишься профессионалом, или потихоньку бросаешь это занятие, или остаешься любителем до конца дней. Это уже вопрос привязанности, любви, самореализации и внутренней необходимости…

Вообще духовное сообщество – это сообщество взрослых людей, в том смысле, о котором мы с вами не раз говорили: в смысле личной ответственности, беспощадного реализма и беспощадной устремленности. Это сообщество взрослых людей в полном смысле этого слова, и поэтому разные глупости там просто не проходят. Человечество в целом находится, условно говоря, в подростковом возрасте, когда саморефлексия еще только начинается оно уже наломало много дров, и неизвестно, будет ли ему так сильно везти в дальнейшем или оно закончит, как подростки, не пережившие этот период и ставшие асоциальными. А духовное сообщество уже, можно сказать, достигло солидного, зрелого возраста, возраста взрослого человека. Хотя я бы не говорил, что это старческий возраст. Предположительно, что приблизительно возраст сущностной, если соизмерять с человеческим возрастом, – в пределах тридцати пяти-сорока лет. Тут не надо преувеличивать, как это стало сейчас модно в многочисленных убежищах, называя учителей «тысячелетними». В духовном сообществе это все совершенно ни к чему, оно гораздо трезвее. Его романтизм беспощаден и поэтому напоминает трезвость обычной жизни. А еще я бы сказал, что оно предельно реалистично и поэтому иногда кажется нам чем-то вроде кощунства, жестокости или еще чем-нибудь в этом роде. Для подросткового романтизма такая оценка беспощадного реализма естественна.

Сообщество одиночек?

Я использую термин «сообщество», потому что каждая традиция создает определенные структуры, связанные с источником, то есть с возможностью прихода людей в традицию с целью обучения и, естественно, со всевозможной работой, по с добыванию знания, его обработкой и передачей той части знания, которую считает необходимым передать данная традиция в использование Великого Среднего, и так далее. Кроме того, духовное сообщество – это живая цепь, и поэтому оно не может состоять только из одиночек в большом смысле этого слова. В нем одномоментно присутствуют все: и те, кто только подошел к порогу, и те, кто уже завершил свой путь. Это естественно.

Кроме того, жизнь традиции, которая связана только со своим замкнутым социумом типа монастырского или общинного, связана с обеспечением этого социума, а жизнь традиции, которая растворена в человечестве, то есть не имеет своего отдельного социума, связана с проблемами нахождения внутри общего социума. Это масса всевозможной работы. В каждой традиции очень немногие посвящают себя исключительно исследовательской работе в областях, находящихся «за концом пути». Чаще всего это происходит параллельно. Понятие «одиночка» в этом случае употребляется не в привычном смысле – человек, который живет отдельно и ни в чем не нуждается, а в том смысле, что этот человек не только осознал, но и реализовал свою штучность. Одиночка он в этом смысле. Не нужно переносить это понятие автоматически из одной жизни в другую. В некоторых традициях есть, конечно, классическое одиночество – отшельник, вообще не выходящий на контакт с людьми, но это большая редкость.

Если традиция растворена в социуме, тогда возникают сложности внутреннего общения. Кроме того, разные традиции взаимодействуют между собой.

Стоит помнить, что фраза: «Большая птица летает в одиночку и в обществе себе подобных не нуждается» – служит определенным целям – это учебная фраза. Она противопоставлена понятиям «одиночество» и «неодиночество» в обыденном, общераспространенном смысле этих слов. С точки зрения стороннего наблюдателя, можно, конечно, сказать и так, но изнутри это выглядит совсем по-другому. Само чувство причастности к духовному сообществу – это уже очень много, а через него возникает причастность к жизни человечества как целого, когда это становится реальностью, конечно, а не абстракцией.

У духовного сообщества одна задача – истина, и эта истина по определению сокрыта в человеке и его отношениях с реальностью, в концепции штучного человека. Поэтому знания, возникающие в духовном сообществе, все равно являются побочным продуктом, а не чем-то предусмотренным заранее. Попытка создать сверхсущество, которое заранее знает все, до конца дней наших – это социальная интерпретация духовной задачи. Знание возникает, добывается, расширяется, углубляется или, наоборот, не углубляется – и возникает вопрос формы, соответствующей времени, месту и людям. Нельзя сказать, что духовное сообщество выше, чем все человечество, и что оно учит человечество. Это неправильно. Это опять будет попыткой превратить духовное сообщество в убежище – там папы и мамы, а мы тут дети, и они нас учат.

Духовное сообщество не выше и не ниже человечества. Это специфическая его часть. Это институт человека, который содержится за счет человечества. Если выселить духовное сообщество на отдельную планету, то там постепенно опять сформируются Великое Среднее и духовное сообщество. Позиция делать из духовного сообщества наставников неправильна. Это просто люди, профессионально занимающиеся человеком и его отношениями с реальностью.

Вопрос всегда один и тот же: человек и его взаимоотношения с реальностью. А специфика – это специфика времени. Время, место, люди – это и есть специфика. Человечество движется, меняется, и, естественно, меняются и сам человек и его познавание, в нем раскрываются новые аспекты, новые детали. Сама реальность тоже не является чем-то неподвижным. Она тоже раскрывается. Это такой же естественный процесс, как и жизнь человечества.

Конечно, в духовном сообществе, как и во всякой жизни, случаются различные инциденты. Но это болезни роста. Духовное сообщество не осознает себя учителем человечества, хотя может иногда пользоваться такими аллегориями для мотивационных целей. Это специфический орган тела под названием «человечество». И это принципиально важно.

Для того чтобы хоть как-то понять ситуацию, нужно избавиться от идей о сверхцивилизациях, об учителях и наставниках человечества. Нужно видеть людей, которые делают свое дело, работают. У них принципиально другой сценарий жизни в силу их специфической задачи. Я еще раз повторяю: духовная жизнь беднее по определению. Она не проще, но беднее, она менее разнообразна, но более сложна, потому что изначальная посылка создает предельную сложность. Эта посылка заключается в том, что каждый человек штучен. В этой сложности – причина возникновения таких течений, в которых присутствует власть именно в силу штучности каждого. «Я более развитое существо, я могу тобою управлять, значит, я имею на это право» – это так называемое черное или сатанинское крыло. Власть вписывается в социум, но она создает и ограничение реализации и постижения в силу конструкции человека, поэтому рано или поздно человек, идущий по пути власти и опирающийся на ту же штучность, то есть «благородно» идущий по пути духовной власти, открывает это ограничение.

Иногда он открывает его вовремя, и тогда он в состоянии трансформацию продолжить, а иногда это случается слишком поздно, когда момент трансформации упущен. Но если вы встретитесь с высококвалифицированным человеком, идущим по пути духовной власти, и у вас будет возможность с ним пообщаться, вы всегда сможете обнаружить его саморефлексию по поводу ограниченности, создаваемой самой властью как таковой. Это происходит в силу психологической конструкции, особенностей самой реальности и человека в ней, а не из-за каких-либо абстрактных конвенциональных норм.

Судьба – диалог с реальностью

Я думаю, что самое творческое отношение к своей ситуации состоит в том, что судьба – это не некое «расписание» событий, которые должны с вами случиться, а результат диалога, то есть взаимодействия, между вами и реальностью. Расписание есть в самой конструкции жизни, но не в судьбе как таковой. Как бы мы много ни узнали о заданности – а мы будем узнавать о ней все больше и больше, – это не превратится в рок, в фатальность по той простой причине, что будущее принципиально множественно. Принципиально множественно для каждого конкретного человека, для человечества и даже для Вселенной.

Реальность принципиально вариантна в аспекте движения во времени. Сказать, что все предопределено, – это опять же сотворить убежище: «Я сделал все, что мог, но, увы, не судьба…» Нет, это не так.

Просто мы еще слабые, мы еще дети. Эти защитные конструкции очень нам нужны. Все эти заборчики, оправдания, защитные механизмы чрезвычайно важны, без них сознание просто бы не появилось и не выжило. Человечество не сходит с ума в полном составе только потому, что изобрело великолепную систему механизмов психологической защиты и блокировки. Иначе сойти с ума было бы намного легче, чем заболеть гриппом. Однако это, к счастью, не так. В этом великая сила сознания. Но в этом же и ограниченность науки о человеке в том виде, в котором она существует в нашей западноевропейской традиции, потому что нет профессионального знания о том, каким должен быть профессиональный исследователь человеческой жизни, самого человека и его отношений с реальностью. Поэтому вся наука строится совершенно по другому принципу, когда принципы, относящиеся совершенно к другим наукам, переносятся на науку о человеке и о человеческой жизни.

Такое знание существует в духовном сообществе, но путь в духовное сообщество – это, как известно, дорога без возврата. Это тоже нужно знать, потому что происходящие на духовном пути трансформации – это действительно трансформации, и в обратном порядке они, может быть, и возможны, но опять как сознательное действие. Нужно понимать, что в духовном сообществе можно быть и непрофессионалом, можно быть содействующим, относящимся к этому уважительно, помогающим. Там, где традиции еще живы, где это вплетено в культуру, «божьих людей» всегда принимают, кормят.

У нас это немного иначе, поэтому в нашем регионе распространяются широко только те традиции, которые имеют знания о том, как реализовываться в обстановке отсутствия традиционной культуры. Это очень сложно, это творческая задача для духовных традиций. Вспомните, с чего началось проникновение одной китайской духовной традиции: с примитивной, под видом карате, идеи самосовершенствования, самообороны и тому подобного. Теперь уже ушу воспринимается как идея духовного самосовершенствования и как психотехника. И вот глядишь, потихоньку получается такая ситуация, о которой очень точно сказал один мой хороший знакомый: «Докажи, что ты не китаец, если у тебя один из любимчиков – Лао-цзы». Ведь действительно, в культурном смысле человек, интересующийся китайской философией и понимающий ее, уже может называться китайцем. Это и есть творческие задачи, которые решают традиции, поддерживая свою жизнь. Казалось бы, какая колоссальная традиция – Тибет. Но пишет же Тартанг Тулку о том, что они засиделись в своей библиотеке и только вторжение китайцев помогло осознать, что надо взять свои книжки и разъехаться по миру. Так что все движется, все процессуально.

Воля и целеполагание

В широком философском аспекте воля – это одно из проявлений субъективности. В этом смысле воля включает в себя целеполагание, которое противоречит наличной ситуации, то есть воля – это всегда стимул к изменению наличной ситуации, к ее преодолению или преобразованию, опять же в соответствии с замыслом, то есть с какой-то целью.

Мы можем, обобщая все подходы к понятию «воля», сказать, что воля – это основной двигатель механизма целеполагания. Когда человек живет по принципу «от цели к цели», то воля служит интегрированным психологическим образованием, которое обеспечивает достижение цели. В определенном смысле воля всегда содержит в себе элемент насилия, потому что она всегда рождается из недовольства. В русском языке есть очень тонкая связь между этими словами – «воля» и «доволен» (до воли). Мы живем в такой культуре и такой цивилизации, в которой целеполагание является основным проявлением субъективности, и потому воля имеет очень высокую положительную социальную оценку – сила воли, прочная воля, воля по отношению к себе и по отношению к цели.

Для многих оказалось странным, что в нашей системе это понятие не употребляется. Оно лишь скрыто присутствует в такой формулировке: «Сила потребности измеряется величиной препятствия, которое человек готов преодолеть и преодолевает для удовлетворения данной потребности», и все. Дело в том, что кроме волевого принципа движения человеческой жизни существует еще принцип движения, который мы называем устремленностью, то есть принцип движения не от воли, а от стремления к реализации: такое стремление порождает движение не от цели к цели, а от смысла к смыслу.

Такая смыслополагающая система не требует воли. Она дает возможность реализовать замысел жизни, который опирается на смысл, не прибегая к насилию, а вступая с объективной и субъективной реальностью в такие отношения, которые мы называем отношениями резонанса. Проблема, возникающая в этой ситуации, связана с тем, что для большинства людей само собой разумеющимся, неосознаваемым является убеждение, что существует только один принцип жизненного движения: от цели к цели. А раз этот принцип движения единственный, то основным принципом, определяющим движение, является воля, волевое усилие. И отсюда вечная дилемма: с одной стороны, поклонение воле и всевозможные плюс-подкрепления по отношению к ней, а с другой – очень тонкая грань, разделяющая волю и насилие.

Если рассуждать логично, то в ситуации, когда главный принцип движения жизни есть целеполагание или движение от цели к цели, проблема выбора средств и проблема этики, морали – вопрос уже не первостепенный, а конвенциональный. В одном обществе так, в другом обществе иначе, в данное время так, в другое – не так… Сам принцип провоцирует насилие. И поэтому, чтобы воля и насилие не переходили определенной грани, не превращались в логически завершенную форму «цель оправдывает средства», приходится оговаривать логическую конструкцию сложным комплексом конвенциональных социальных ограничений. Получается: с одной стороны, мы всячески превозносим волю, выставляя ее как положительное качество индивида, а с другой – боимся ее и окружаем всевозможными тормозными механизмами, понимая, что воля неизбежно тяготеет к насилию.

Тем и отличается духовное сообщество, что оно нашло принципиально иной способ движения жизни, движения от смысла к смыслу, которое не требует воли, а требует устремленности, опирающейся не на рациональную, а на чувственную вовлеченность в движение. Но это сообщество пока что в меньшинстве.

А есть ли смысл?

Возьмем такое противопоставление: бессмысленно и со смыслом…

Что это такое в повседневной человеческой жизни? Когда мы ощущаем бессмысленность чего-либо, чего нам не хватает? По какому признаку возникает переживание бессмысленности? Все это очень сложно. Человек по несколько раз в день произносит: «Это бессмыслица, а в этом я вижу смысл», но способ определения этого скрывается от него самого. Спросите человека без ментального напряжения о чем-либо: «Это имеет или не имеет смысл?» Он мгновенно ответит, имеет или нет, с его точки зрения. Мгновенно! Что же помогло сделать это так быстро? Ему не надо для этого думать. Откуда в нем это мгновенно возникшее знание? Чем он для себя определяет отсутствие или присутствие смысла? Нам кажется, что все, что определяется мгновенно, что рождает мгновенный ответ, наиболее вероятно связано с ценностной структурой, с иерархией ценностей. Значит, мы можем предположить, что смыслопорождающая функция имеет какую-то интимную связь с ценностной структурой человека, что между ценностью и смыслом существуют некие взаимоотношения.

Теперь попробуем рассмотреть эти взаимоотношения подробнее. Может ли быть неценным то, что имеет смысл? Очевидно, не может. Смысл – это то, что в определенном аспекте ценно. А может ли иметь ценность бессмысленность? В определенной ситуации может. Вы сумели зафиксировать пока один момент: смыслопорождающая функция связана со структурой ценностей или с ценностной структурой личности. Теперь давайте посмотрим, каким образом ценностная структура может породить смысл или обнаружить его отсутствие.

Для начала разберемся в процессе движения от смысла к смыслу. В смысле всегда есть акт присоединения, снятие дистанции между собой и неким явлением, внутренним или внешним. Смысл порождается переживанием взаимной приближенности, снятием дистанции между собой и, скажем, мыслью либо между собой и объектом или субъектом. Отсутствие смысла есть невозможность преодолеть эту дистанцию. Смысл порождается присоединением чего-либо, возможностью присоединения чего-либо к своей субъективности.

Если мы говорим: я хочу того-то, значит, то, чего я хочу, – это и есть моя цель. Но поскольку человек, как правило, хочет сразу энное количество «того-то» и «того-то», то происходит так называемая конкуренция мотивов. Естественно, он вынужден строить иерархию: «Я хочу многого, но сначала я хочу вот этого, а потом займусь вот тем, а потом буду доставать вот то». Иерархия строится по необходимости. И отражением этой необходимости и является ценностная структура человека. Иерархию образуют плюс-минус ценности, плюс-минус требования, из которых формируется ценностная структура человека, и отношение к миру, опосредованное ценностной структурой, становится оценочным. А дальше начинаются уже сложные неоднозначные полифункциональные взаимоотношения между потребностью, мотивом, целью, ценностью, структурой ценностей и их иерархией, то есть начинается то, что называется «человек». Потому что человек может задерживать удовлетворение непосредственного «хочу» за счет подчинения его некой перспективе. Человек строит планы, что-то задерживает, что-то реализует. Задержка во времени, период формирования идеальной модели – это очень интересный момент для изучения. Вопрос только – зачем его изучать?

Профессиональному психологу это знание нужно, потому что оно входит в его профессию. Он собирается помогать при нарушениях самоосознаваний или еще в каких-то случаях. А если человек не собирается стать профессиональным психологом? Нужно ли ему такое знание о себе, с такой степенью подробности?

До какой степени человеку необходима рефлексия самого себя и своего устройства? Это зависит от ответа на вопрос «Для чего?». Это следующий вопрос. Чтобы ответить на вопрос «Почему не надо?», нужно ответить на другой: «А для чего это может быть надо?» Этот очень сложный вопрос порождает, как только мы в него углубляемся, огромную деятельность. Те, кто чувствует в себе потребность в самопознании, должны помнить простое правило: вмешательство наблюдателя в любую реальность – объективную или субъективную – меняет саму реальность. Это закон, о котором помнит каждый ученый: введение прибора, измеряющего некий параметр некой физической реальности, изменяет эту физическую реальность. Значит, как только вы начинаете наблюдать за миром, мир изменяется, потому что он включает в себя и вас, наблюдающего. Это нужно помнить.

Очень важно понять разницу между движением от цели к цели и движением от смысла к смыслу, движением внутри смысла. Довольно часто обнаруживается, что, пытаясь ответить на вопрос, в чем смысл его действий, человек сообщает о том, зачем он это делает. Например: «В чем смысл твоей турпоездки?» – «Увидеть то, что я хотел увидеть». Это классический пример. Человека спрашивают о смысле действия, а он начинает перечислять цели, пытается описать содержание своего действия перечислением некоторых целей и попыток их реализации.

Какое отношение это имеет к смыслу? Достигая одну и ту же цель, можно реализовывать через нее самые различные смыслы. Вся сложность в том, что смысл нельзя получить. Смысл можно только создать.

Смыслообразующая функция человека, его смыслообразующая деятельность – всегда творческая. И когда мы говорим, что главное – всегда помнить, зачем ты что-то делаешь, мы имеем в виду память о смысле, который реализуется в твоей деятельности. Когда мы пытаемся поставить вопрос, в чем смысл жизни, мы начинаем предлагать различные цели, не понимая той относительно простой вещи, что смысл, даже если он порожден не вами, а присвоен вам, как уже открытый или созданный другим человеком, требует реализации, ибо только в ней он себя обнаруживает. В этом месте скрывается причина многих недоразумений, возникающих при попытках что-либо понять про духовные традиции и духовные учения.

Реализовывать смысл можно, никуда не двигаясь. Можно поставить одну-единственную цель: реализовать смысл, и тогда стороннему наблюдателю будет виден человек, который как бы ни к чему не устремлен, никаких целей не добивается и психологически вроде бы находится на одном месте, все время делая одно и то же. Это очень важно понять. Почему? Потому что бытие в духовном учении и целевое бытие, как его принято понимать, – вещи не одинаковые. Человек в целевом бытии обычно воспринимается как устремленный, сильный человек.

Все подчиняется движению к цели. Вопрос морали начинается дальше. Все ли средства хороши для достижения цели? Какие средства нельзя применять?

В этом всегда есть некоторая натяжка. Все ограничения в выборе средств есть следствие конвенционального договора в том или ином сообществе. Путем логических размышлений прийти к пониманию, почему именно эти средства отвергаются, а эти принимаются, невозможно. Это всегда конвенция. Скажем, большинство таким образом защищает себя от меньшинства, или это конвенция во имя сохранения какой-либо идеи. Другой вопрос в том, что существуют средства, которые изменяют саму цель, ее содержание.

Мы можем осуждать человека за то, что он неразборчив в выборе средств, но явно или тайно психологически его как бы и поддерживать. Не зря бытует при всей вроде бы осудительной интонации поговорка: «Наглость – второе счастье». Не зря мы никогда не относимся индифферентно к людям, которые умеют собраться, как говорится, в кулак и двигаться к своей цели, ограничить отступление от нее. Они всегда воспринимаются нами как подвижники. Все любят и уважают Константина Эдуардовича Циолковского. Но стоит посмотреть на Циолковского глазами его семьи, и мы увидим ужасного человека, который не только мало зарабатывал, но и большую часть заработанного тратил на свои странности, в результате чего его семья всю жизнь мучилась. И так всегда: человек с целевым бытием с точки зрения большого сообщества – герой, а с точки зрения малого – очень жестокий человек. И если он добился цели, мы его оправдываем: что ж, великий человек, ему простительно.

Когда же в духовном сообществе говорится о целевом бытии, то в качестве целей имеется в виду реализация того или иного смысла, и в этом, собственно говоря, и скрыт секрет учения. Не зря говорили древние – можно прожить рядом с Буддой тысячу лет, выполнять все его указания, и ничего не изменится. Понимаете, при целевом выполнении ничего не изменится, а можно услышать одно слово, реализовать сокрытый в нем смысл, и все будет достигнуто, потому что достижение в духовных традициях есть постижение и преображение, и никогда – приобретение. Пока человек это до конца не осознал, он бродит как путник, заблудившийся в трех соснах. Целевая деятельность в духовном смысле – это деятельность по реализации смысла, по его объективизации и по трансформации объективной или субъективной реальности в соответствии с определенным смыслом. Это всегда постижение и преображение, но никогда – достижение. Об этом сказано: «Просветление есть, просветленных – нет». Реализовать такой смысл, который называется просветлением, можно, но достичь просветления – нельзя.

Преобразовать себя, свою жизнь, свое бытие в соответствии с этим постижением можно, но достичь ничего нельзя. Это и есть то самое лезвие бритвы, тот тончайший и точнейший инструмент, с помощью которого всегда можно отделить зерна от плевел и овец от козлищ. Как только возникает достижение, постижение исчезает. Если вы не будете тратить умственных усилий на осознавание этих моментов, то можете и не начинать учиться – все равно ничего не получится. В лучшем случае вы заблудитесь где-то среди экстрасенсов.

Чтобы духовность не превратилась в средство достижения повышенного уровня самооценки и индивидуального статуса, в области достижения нужно все время играть на понижение. Так учил меня мой учитель. А для того чтобы научиться различать и реализовывать смысл, нужно еще очень хорошо поработать мозгами. Воинствующее невежество никогда еще не было ключом духовности. Человек, ставший на духовный путь, должен развить свое осознавание до уровня практической философии.

Если человек интеллектуально не в состоянии отличить цель от смысла, то что же он может сделать? Если он не способен выскочить за пределы стандартных расхожих умозрительных построений, оценочных или конвенциональных способов выбора средств, на что он способен? Только показывать фокусы, чтобы ему аплодировали. И все. Я все время говорю, что нужно очень четко задать себе вопрос: «Мне нужны знания для того, чтобы усовершенствовать ту жизнь, которая имеется?» или «Мне нужны знания для того, чтобы найти другую жизнь?».

Я понимаю, что в большинстве случаев иллюзий так много, что и осознавание не поможет. Но я не хочу участвовать в таком совершенно преступном действии, как распространение версии, что духовность доступна невежественному человеку, что для нее не нужно никаких знаний и труда, что достаточно откровений, видений, сновидений и тому подобного. У вас и так вся жизнь – сновидения, значит, вы уже хорошо устроены.

Дух и душа

В теологии понятия духа и души определены, хотя и в теологических традициях существуют различия их толкования. Но попробуем подойти к этому, не опираясь на готовое определение.

Начнем с самого простого, с психологического выделения групп потребностей и связанных с ними в человеке некоторых психологических образований. Мы говорим, что все потребности можно разделить (один из возможных вариантов классификации) на биологические, социальные и идеальные, классифицируя их по тому, чем удовлетворяются эти потребности:

• биологические – материальными объектами;

• социальные – социальными объектами;

• идеальные – идеальными объектами.

В обиходе появилось такое представление, что уровень социальных потребностей – это как бы душа, а уровень идеальных – как бы дух. Мне кажется, что это не совсем точно.

Если собрать все, что мне известно, и все, что я прочел, то можно сказать следующее: когда употребляется такое понятие, как «душа», в большинстве случаев имеется в виду свойство взаимодействия людей между собой. В понятия «душа», «душевность» включаются эмоционально-чувственные компоненты, умение сопереживать другому человеку, развитое чувство эмпатии, сострадания.

В религиозных и мистических текстах говорится о том, что душа (если признать за ней право на некое отдельное существование) – это второй уровень реальности, то есть душа существует в виде информационно-энергетического образования. Как замечательно сказал один из хороших людей – там у них на втором уровне так же, как здесь, только тел нет.

Таким образом, то, что мы условно называем вторым уровнем реальности – все ментальное, астральное и так далее, – показывает нам, что под душой имеется в виду обобщенное понятие человечности или, может быть, еще проще – психики как таковой. Тут есть две наиболее распространенные версии: душа существует только у человека либо душа существует и у животных. У животных она менее развита, но все-таки она есть: это утверждают, опираясь на то, что человек, вступая в контакт с животными, находит взаимопонимание, взаимодействие и взаимочувствование на бессловесно-эмоциональном уровне.

Суть состоит в том, что в большинстве текстов, где мы встречаем понятие «душа», имеется в виду в основном обобщенный эмоционально-чувственный способ общения. В то же время в этих же текстах и свидетельствах говорится о том, что способность к речи тоже принадлежит к душевным способностям – речь как выражение интеллекта. Таким образом, мы не можем, употребляя понятие «душа», разводить эмоционально-чувственную и интеллектуальную сферы как сферы души и духа. Как утверждают все внутренне непротиворечивые источники, души общаются, в том числе и словесно.

Существует достаточно большое количество зарегистрированных явлений, которые нельзя отнести к психопатологии или психиатрии, когда человек вступает в контакт с бестелесной сущностью или в нем самом образуется некое психическое образование – то, что называется «услышать голос». Этот голос диктует ему совершенно внятные тексты, имеющие вполне понятное содержание.

При исследовании реальности, связанной с этими явлениями, выясняется, что феномены этой части реальности предстают в совершенно нормальном виде. Они обладают всей совокупностью человеческих качеств, там происходят конфликты и ссоры, то есть ситуация не идеализированная, а просто бестелесная. Кроме того, бывают ситуации, когда люди в силу каких-либо причин ощущают возможность перемещения в пространстве бестелесно и получают возможность видеть реально происходящие события на расстоянии.

Если допустить существование информационно-энергетической структуры, способной в некоторых ситуациях существовать вне тела, то эта структура, очевидно, не обладает никакими исключительными особенностями, кроме бестелесности, а следовательно, ее отличие лишь в том, что она лишена связанных с телом ограничений. Должен вам сказать, что в очень многих известных мне случаях вступающим в контакт бестелесные существа объясняют свое существование в таком виде тем, что они не сумели воспользоваться до конца возможностями, которые дает человеческое тело, то есть не отработали какую-либо проблематику и в связи с этим не прожили жизнь во всех возможностях и «застряли» в таком виде, чаще называемом промежуточным состоянием. Я не знаю ни одного свидетельства из тех, которые считаю достоверными, где бы бестелесный участник контакта превозносил свое состояние, хвастался им или провозглашал, что оно выше, чем положение человека в теле. Это довольно сложная ситуация.

Таким образом, мы можем говорить о том, что в большинстве источников, как устных, так и письменных, понятие души относится к некоей информационно-энергетической структуре, которая во всем, исключая телесность, соответствует нашему понятию человеческой личности. Поэтому существуют такие традиции, которые считают необязательным заниматься развитием души. Существование таких традиций и их психотехнические составляющие показывают, что дифференциация существует. Душа – это некий отдельный от духа компонент, которым можно заниматься, и некоторые полагают, что без этого невозможно ничего достичь. Одновременно существуют традиции, которые считают, что неважно, если душа дикая, полуживая и грубая, – все равно это душа. А есть и такие традиции, которые утверждают, что можно, минуя проблемы души, заниматься непосредственно проблемами духа.

Что же тогда в рамках известных нам источников входит в понятие «Дух»?

Понятие это, если попытаться интегрировать известные нам источники, состоит в следующем: дух, в отличие от души, не имеет характеристик, относящихся к человеческим качествам, за исключением одной – самосознания, то есть «Я есть».

Дух есть некое качественно иное образование. Взаимодействие с реальностью в том аспекте, к которому относится понятие духа, проистекает и совершается совсем по другим законам. Практически понятие духа относится к такому качеству, в котором, условно говоря, чистое восприятие имеет возможность контактировать с реальностью в объемах, недоступных душе человека и его телу. Это понятие относится к классу психических, психотехнических, а возможно, и реальных (если допустить, что реальность имеет такое измерение) явлений, которые мы квалифицируем как третий уровень реальности. В духе, в этом смысле слова, остается состояние самотождественности, то есть там есть Я, а есть и не-Я.

Отношения между Я и не-Я строятся по иным, чем мы привыкли, принципам, потому что это Я не имеет границ, оно есть точка. А точка, как говорил Никола Кузанский, «объемлющая бесконечность», поскольку в точке, как и в бесконечности, нет границ. Там вступают в силу духовные законы взаимодействия с реальностью. Может ли дух, если его выделить из человека, совершить реальные действия, например сдвинуть стул? Это любимый вопрос многих. В связи с тем что наше отношение к таким явлениям, как телекинез, изменилось, мы уже это допускаем: «Я в это не верю, но это, в принципе, возможно». Мы допускаем некие информационно-энергетические образования, тем самым допуская возможность некоего воздействия.

А вот в духе есть ли возможность воздействия? В том плане, в котором мы говорим, воздействия как проявления личной воли – нет. На этом сходится большинство источников. Но в то же время утверждается, что дух, руководя душой, а через нее – телом, способен придать им такие качества, которые не доступны им в другой ситуации, то есть он может совершить это действие с их помощью. Возникает как бы противоречие.

Снимается это противоречие следующим образом: на уровне чистой духовной реальности (или на «третьем уровне реальности») реальным действием считается только действие, совершаемое реальностью как таковой, то есть отношения между духом и реальностью, внеположенной духу, строятся не по закону личной воли, а по закону возможности взаимодействия в рамках, позволяемых реальностью. Если мы предположим, что можно выделить психологически некую метаструктуру и обозначить ее как дух, то эта метаструктура не может совершить действия, потому что не имеет мотивационной системы внутри себя. Мотивация есть у души и у тела, но у духа ее нет. Он просто «есть». Это его принципиальное отличие – у него нет «хочу». Практически дух отличается от души и тела тем, что не порождает никаких «хочу». Дух по определению не может хотеть для себя ничего. Его «хотение» заключается в том, что он «Есмь». Поэтому, если представить дух в качестве некоторой силы, некоторой реальной возможности, возникает вопрос: раз он есть как один, то что он делает? Просто наблюдает, что происходит? Он может действовать или не может? Это самый сложный вопрос. В источниках часто встречаются всевозможные противоречия по этому поводу. Дух как бы может действовать, только непонятно зачем. Зачем ему действовать, если у него нет никаких «хочу»? Если объявляется, что он бездействующий, то одухотворение – это уже действие или нет? В этом вопросе в мировой культуре, в религиозной, оккультной, мистической и мифологической традициях нет того концептуального единства, которое есть в отношении души, где большинство традиций придерживаются одного и того же взгляда.

Однако существует точка зрения, которая кажется мне внутренне непротиворечивой: дух по определению обладает таким видением реальности, каким не обладают принципиально ни душа, ни тело, он обладает возможностью, растворяясь, не растворяться в реальности. А благодаря такому принципу этого уровня реальности, что две вещи являются одной вещью, в то же время оставаясь двумя (то есть Я и не-Я – это как бы одно, поскольку и то и другое не имеет очерченности, и в то же время – это все-таки Я и не-Я), дух, если он сохраняет связь хотя бы с душой, как бы втягивается в один из вариантов будущего развития реальности, образуя то, что обычно в литературе называется потоком.

То, что называется духовной реальностью или третьим уровнем реальности, не есть нечто однородное. И «не-Я», реальность, противостоящая духу, тоже не есть нечто однородное. Она разделена на некоторые области, которые в большинстве случаев называются или потоками, или эгрегорами (хотя эгрегор, по определению первоисточников, относится больше ко второму уровню реальности). Сам третий уровень реальности еще не есть реальность абсолютная, обладающая абсолютной целостностью.

Давайте я еще раз попробую вам показать, как выглядит картина реальности на этом уровне. Возьмем наиболее известное на сегодняшний день описание реальности такого рода, используя работу Тартанга Тулку «Пространство, время, знание». Общее описание реальности в ней сводится к определению: «Время разворачивает знание в пространстве». Это общее определение реальности как таковой. Описание третьего уровня обобщения.

Теперь представьте, что в этой реальности находится некий дух, некое «Я». Так вот, это «Я» находится не вообще в этой реальности, а является составляющей одного из ее потоков. Эта реальность состоит как бы из переплетающихся потоков, она не однородна, и ее можно представить как несколько разноцветных струй, текущих в одном русле, каждая из которых до того момента, как они полностью перемешаются, составляет одно целое со всеми другими потоками, но в то же время выделяется из них. Приблизительно такой образ может передать, почему дух действует. Он действует уже не сам по себе, а в силу своей принадлежности к какому-либо потоку. И поскольку каждый из этих потоков реальности влияет на происходящие в реальности события, постольку это и будет участием индивидуального духа в мировом процессе.

Едино в двух мирах

Пожалуй, самым интересным в школьные годы были каникулы, когда мы уезжали к моей бабушке в Новгородскую область. Там у меня был такой дядя Вася – муж моей тети Нюры. Замечательный мужик. Он был командиром пожарной части. Под его влиянием я гирю двухпудовую таскал… хотя это уже много позже. Вообще там много чего было – я ездил на сенокос, видел настоящую деревенскую драку после танцев, с кольями, очень много читал, просто запоями… странная у меня была способность – я читал очень быстро и все запоминал при этом. Когда я приезжал на каникулы, мне сначала давали одну книжицу в библиотеке, потом через час я приходил за второй, потом библиотекарша проверяла, запомнил ли я прочитанное, и давала сразу десять, а потом я прочитывал всю полку. Тогда книжки в библиотеках делились по полкам: литература для шестиклассников, для семиклассников и так далее. Вскоре библиотекарь уже не смотрела, что я беру, я так пачками брал, чтоб не бегать все время в библиотеку.

Первое сильное переживание – это книжка, которую я нашел у бабушки на чердаке, без обложки. Книжка, изданная во время войны, такая пожелтевшая бумага, в ней были рассказы о мастерах своего дела. Два рассказа поразили меня на всю жизнь. Один о двух пожилых слесарях. Помню, что они все спорили: кто из них лучший, и весь завод в этом споре участвовал, а происходило все это на Урале во время войны. А моя мама, я выяснил, во время войны была на Урале, на танковом заводе работала. И вот суть дела: слесари решили устроить соревнование, чтобы выяснить наконец, кто лучше. Там было жюри, инженеры всякие, и эти два работяги. Один сделал деталь какую-то сверхсложной конфигурации, которую никто на заводе даже и не взялся бы делать. Полный восторг. Тогда второй достает из кармана небольшой металлический куб. Не помню, то ли восемь на восемь сантиметров, то ли меньше, ну, что-то такое – небольшой металлический куб. Начинают все смотреть, а там шлифовка высшего класса, размерность с точностью до микрона, параллельность, ну а тут все так просто: куб и куб. Там такая деталь, а тут куб. Потом мастер берет этот куб в руки, чего-то там делает, и куб распадается на, скажем, 8 частей сложного профиля. Он говорит: «Пожалуйста, сложите». И вся эта комиссия пытается сложить. Он никак не складывается, этот куб, а мастер опять берет его в руки, раз-раз – складывается. Там была такая степень точности, что только при температуре его рук можно было этот куб сложить. Чуть выше, чуть ниже – все, куб не разбирался и не собирался. И я помню, что меня это очень сильно поразило почему-то. Просто застряло во мне.

Второй рассказ из этой книжки, который я запомнил: танковый завод, привезли с проката броневые листы для танков, и один лист погнут. И пресса такого, чтобы его выпрямить, нет. А война, не выбросишь и назад не отправишь. И вот там какого-то старичка пенсионера зовут выручить их. К нему приставляют молодого инженера, инженер ходит с кувалдой, а старичок ходит с молоточком и кусочком мела. Вот он первый день ходит, ходит – там постучит, тут постучит. Второй день пришел, начал стучать и уже крестики ставит мелом, а молодой все записывает, фиксирует. На третий день он приходит, в трех местах постучал, одно место показывает, говорит: «Бей сюда, где крестик, кувалдой». Ну, молодой шмяк по этому месту, и лист как живой завибрировал и выпрямился. Я был просто потрясен. И мысленно все время возвращался к этим рассказам, пытался как-то представить себе, как это… сомневался, быль это или сказки. Просто такая вот книжечка про героев тыла.

Потом опять ничего особенного не помню. А потом помню, как в пятом классе осенью пошел в Дом пионеров поступать в драмкружок. Пришел, посмотрел и понял, что рано. Помню эту мысль – рано мне еще. И отложил. Рисовал, фотографировал, чем только не занимался. Учиться мне было легко. В начале учебного года я свежие, пахнущие типографской краской учебники просто читал от корки до корки. Память у меня лошадиная. Но все эти годы болела голова. Иногда очень сильно, и тогда приходилось, чтобы воспринимать, что говорит учительница, ставить карандаш острием вверх и упирать в него голову – такую «акупунктуру» я сам себе делал. А иногда тихонько стучал головой о стенку, сзади, чтоб незаметно было. Но это как-то особенно меня не волновало тогда. В общем, такая серенькая жизнь, после этого сильных впечатлений никаких не помню аж до… по-моему, окончания седьмого класса… Или нет, это зимой было – я поскользнулся, упал и сломал ключицу. Второй раз, ту же самую, что и тогда, в детстве, когда я упал в пролет. В этот раз все было нормально, медицина уже была более прогрессивная, я был весь в гипсе, а рука торчала в сторону… А еще стоял на воротах за уличную команду футбольную, сломал кисть, отбивая мяч, – неудачно приземлился. А больше ничего особенного не было. И лишь потом вдруг началось…

Человек в определенном смысле существо двойственное. Двойственное потому, что он содержит в себе два как бы противоположных начала: начало субъективное, которое, развиваясь, получает возможность быть все более и более независимым от внешней объективной реальности, и объективное в силу того, что человек является объектом, частью природы и как тело, и как биологическая особь, и как социальный индивид, и как часть социальной природы.

В связи с этим возникают две крайние возможности: одна – помещение самоосознавания в пространство субъективной реальности (когда мы имеем дело с интровертированным типом человека), вплоть до патологической интровертированности, то есть аутизма, и другая – помещение центра самосознания во внешнюю объективную реальность. Тогда мы имеем дело с экстравертированным человеком, в качестве крайности – с человеком, который не имеет возможности вырваться из-под влияния ситуации и вынужден все время пребывать под ее властью. Отсюда мы постепенно можем перейти к пониманию того, что правильное местонахождение, сущностный момент самосознания, как чистого субъекта «Я есть», состоит в том, что оно должно находиться на границе между субъективной и объективной реальностями, поскольку сам человек – это нечто пограничное.

В этом возможность человеческого развития и в этом его уязвимость, ибо человек, взятый в его целостности и тотальности, – явление пограничное, не принадлежащее полностью ни к миру чистой субъективности, ни к миру чистой объективности. В этом его напряжение и его шанс для разворота.

Давайте предположим, что нам удалось так правильно психологически выстроиться, что наше самосознание действительно оказалось на границе субъективной и объективной реальностей. Что же тогда должно произойти? Логично предположить возникновение уравновешенного, амбовертированного типа, который одинаково ясно воспринимает как мир внутренних побуждений, так и мир внешних обусловленностей. Но практически такому человеку становится очень трудно действовать по причине той экзистенциальной трудности, о которой мы с вами уже говорили, а именно: каждый момент настоящего – это превращение множественного будущего человека в его единичное прошлое. Если предположить, что вам удалось реально поместить свое самосознание, свое самосознающее Я на границу между субъективным и объективным, то вы сразу попадете в предельно сложный мир.

В этом мире вы вынуждены тратить энергию на центрирование, с одной стороны, и все время находиться в напряжении, создаваемом постоянным контролем за своими выборами, – с другой. Появляются сосредоточенность на проблеме выбора и конфликт между знанием о разнообразии возможностей и правомерностью сделанного единственного выбора. И конечно, человек долго этого не выдерживает, он соскальзывает и уводит свой центр осознавания или в субъективную реальность, или в объективную. Это очень важно понять по той простой причине, что наиболее легко перемещаемая психологическая реальность – это точка самоосознавания. Это такая метапсихологическая конструкция, которая, будучи пустой, нулевой (я есть я), имеет возможность передвигаться.

Поэтому мы называем ее точкой координатора или точкой нуля. В зависимости от того, где вы положите центр системы своих координат, в вашем понимании, чувствовании, восприятии и действиях очень многое сразу определится. Это очень важно знать. Причем для этого не надо каких-либо особых способностей и дарований, нужно просто немного задуматься, осознать и попытаться двигать. И вы увидите, что она передвигается очень легко. Другой вопрос – зачем это делать? Как всегда, проблема мотивации очень сложна.

Говоря о человеке как о целостности, как о тотальности, мы можем использовать образ птицы. Человек – птица, у которой одно крыло – субъективная реальность, другое – объективная, а тело – как бы граница. Таким образом, человека можно сравнить с птицей, летящей между двух миров. Это старинный и очень выразительный образ. Достижение такого полета между двух миров – процесс постепенный. Первый шаг в выведении точки осознавания на границу можно назвать РАСТОЖДЕСТВЛЕНИЕМ, потому что в этом положении точки самоосознавания вы имеете возможность растождествляться со своей привязанностью к внешнему или внутреннему обусловливанию. Для того чтобы это было в принципе возможно, необходимо предварительно проделать соответствующую работу. В чем состоит эта работа? В том, что вы находите границы своей обусловленности. Большинство людей обусловлены в основном внешне. И психологически мы воспринимаем границы своего пространства как обусловленные внешне. Это начинается еще в детстве.

Вспомните себя в детстве, своих детей или детей своих знакомых. У ребенка есть такой период, когда он идет до упора, пока его не остановят. Очень забавно выглядят родители, когда они в этот период говорят ребенку: «Ну почему ты это не понимаешь, ты не должен этого делать!», а он все равно идет, пока его не остановят. Он определяется в границах. И определяет их там, где его действительно не пускают, а не там, где ему только говорят, что идти туда нельзя. От того, какое образовалось личное пространство и как описались его границы в этом критическом, сенситивном для этой проблемы возрасте, впоследствии во многом зависит процесс становления самосознания. Дети в этот период кажутся ужасными, кажется, что они делают все вам назло, что они специально устраивают пакости. А они просто ищут границу обусловленности. Бывают и взрослые с низким уровнем контроля за Я-концепцией, которые тоже действуют до упора, пока их не остановишь, а сами не останавливаются никогда. Так внешнее описание становится для нас основным обуславливающим фактором, и поэтому человек гораздо чаще осознает себя как бытие для других, чем бытие для себя.

Может ли человек быть сам себе предоставлен как бытие, а если может, то при каких условиях? Очень интересный вопрос, хотя некоторым из вас он кажется абстрактным, отвлеченным. Но на самом деле это чистая практика, «ползучий эмпиризм».

И потому, прежде чем вы начинаете работу с передвижением точки самоосознавания в нужное вам место, вы должны добиться доминирования внутреннего обусловливания над внешним. Необходимо создать такую систему внутренних критериев, которая бы позволила вам описать свои границы изнутри.

Еще раз повторяю: мы в большинстве случаев осознаем границы себя как физического тела, как социального тела и как идеального тела только тогда, когда натыкаемся на внешнюю обусловленность, то есть мы осознаем свою границу, потому что нас в этом месте останавливают. Это и есть внешний способ обусловливания, то есть внешний способ опознавания себя.

Внутренний способ опознавания себя и внутренняя обусловленность состоят в том, что в вас сознательно включается и выключается любой психологический механизм, независимо от внешнего стимула. В идеале, хотя и недостижимом, все это включается и выключается только по вашему желанию, то есть внешний стимул вызывает реакцию только тогда, когда вы этого хотите, и такую, как вы хотите. Вы перестаете быть шаром с кнопками, на которые нажимают внешние обстоятельства и тем самым вызывают ответную реакцию (а если ничто не нажимает, то шар и не знает, что делать). Вы становитесь шаром, из которого ничего не торчит, – он действует, потому что у него есть движущая сила внутри. Он обусловлен изнутри.

Есть такой, немножко грубый, но очень наглядный образ: всякая работа человека над собой должна начинаться с того, что он должен добиться, чтобы четыре большие красные кнопки нельзя было нажать без его ведома. Эти четыре большие красные кнопки, с помощью которых манипулирует нами Великое Среднее, всем известны:

• ВЛАСТЬ в двух формах – в желании властвовать и в желании подчиняться;

• ДЕНЬГИ как потенциальное могущество, приобретательство или благотворительность, возможность не только брать, но и давать;

• КАЙФ как возможность переживать некоторое раздражение центров удовольствия в идеале без всяких помех (в идеале как если бы нам вживили электрод в центр удовольствия в мозгу);

• СЕКС как игры между полами, стремление обладать или принадлежать и поглощать или быть поглощенным.

Так вот, простое, даже примитивное на первый взгляд задание. Добейтесь, чтобы ни одну из этих кнопок нельзя было нажать извне. ХОЧУ – срабатывает, НЕ ХОЧУ – не срабатывает. Только когда я сам этого хочу.

Простая, казалось бы, вещь. Но я видел, как на этих четырех кнопках исполняются замечательные, виртуозные произведения. И для этого не надо знать ничего особенного в психологии: четыре кнопки, и человек делает все, что ты хочешь.

Только работая над усилением внутренней обусловленности и над образованием границ за счет вашей центробежной силы, вашей внутренней целостности и кристаллизованности, вы действительно обнаружите свои границы и только тогда сможете двигать к этим границам свою точку самоосознавания. Если же вы начнете с того, что станете двигать точку самоосознавания к абстрактной границе между субъективной и объективней реальностями, то вообще никто не знает, куда вы попадете, потому что эти границы описаны внешне. Человеку очень редко приходит в голову так посмотреть на себя с точки зрения своей границы, потому что, когда он внешне обусловлен, думать о границах ему незачем: они обнаруживаются в момент столкновения. Это детский прием: пока не стукнусь – не поверю. Можно пару раз стукнуться – проверить, действительно ли граница здесь. При таком варианте личных усилий не надо, можно даже обидеться на то, что она поставлена именно здесь. Можно начать призывать к свободе и расширению границ и утверждать, что все это внешнее по отношению ко мне, что это не мои границы. Это выгодная позиция: всегда можно говорить, что на самом деле Я – вон какой большой, и если бы меня не ограничивали, тогда бы я ого-го!

Но очень часто оказывается совсем наоборот, именно в силу того, что человек привык, став механическим, ощущать себя через внешнее обусловливание. И если поставить его в ситуацию вынужденного доминирования внутреннего обусловливания, он растеряется и начнет сужаться до самого маленького, потому что иначе будет чувствовать, что он расплывается, исчезает.

Работа над тем, чтобы внутренние силы были крепче, чем внешнее обусловливание, – это очень важная работа. Если вы с ней справитесь, у вас появятся по-настоящему свои границы, а как говорили мудрые древние люди: самое главное для человека – знать о своей ограниченности не в том бытовом смысле, в котором мы сейчас употребляем это слово, а в смысле наличия у него границ. Это действительно очень важно. Есть психические заболевания, при которых человеку кажется, что его насквозь просматривают или что на него дистанционно воздействуют. У него возникает ощущение, что нет границы, что он проницаем насквозь, что его растаскивают в разные стороны. Это происходит как раз потому, что у такого человека нет внутренних границ.

Я помню период массового психоза, когда всякий мало-мальски уважающий себя человек считал, что за ним должно следить КГБ, что его телефон прослушивают и тому подобное. Это было модно, особенно в Москве. Я просто поражался: у нас такая плохая радиоаппаратура, как же они умудряются всех прослушивать? В общем, это болезнь, мания. Я решил, что с этим надо что-то делать, потому что все это ужасно заразительно, и тогда я решил создать себе установку, что меня всегда видно, всегда слышно и всегда известно, о чем я думаю. Мне один знакомый говорит: «Ты что, с ума сошел? Это же прямой путь к шизофрении, это же такая классическая болезнь, когда все время кажется, что все известно!» Мы стали разбираться и выяснили, что если у вас создана система внутреннего обусловливания, если вы уже в состоянии свои границы видеть изнутри себя, то такая установка может стать очень ценным освобождающим приемом.

Если же вы изнутри себя не видите своих границ, то есть вы обусловлены преимущественно внешне, то, конечно, такая установка приведет вас к шизофрении (если вы всерьез начнете этим заниматься). Следует помнить, что физическое, психологическое, социальное и интеллектуальное тело человека – это все вещи разные. Они имеют разные границы. Это понимание необходимо и для того, чтобы заниматься психоэнергетикой или экстрасенсорикой и вообще чем-либо выходящим за пределы примитивной деятельности шурупчика, за пределы ситуации, когда человека можно сравнить с горшком, в который поставили букет социальных функций. Вы должны понять, что человек должен обнаружить границы себя как целостности, как тотальности.

Понятно, что телесные границы легко обнаружить. Хотя это тоже понятие не однозначное. Но уже социальное тело так просто не ощущается. Социальное тело человека – это круг людей, с которыми он находится в постоянных, более или менее структурированных взаимоотношениях, причем референтная группа может быть удалена во времени и расстоянии. Интеллектуальное тело – мир, в котором человек реально себя ощущает, может быть, вплоть до бесконечности, хотя это очень редкий случай. Ваш реальный психологический мир, в котором вы живете, – это тот фон, на котором вы себя постоянно воспринимаете. Человеку, как правило, трудно осознать, на каком фоне он себя воспринимает. Иногда у художников бывают такие картины – человек на фоне чего-то. Или автопортрет в зеркале. Или портрет вне всякого фона. Это все очень интересно. Реальное тело человека рассматривается на фоне различных уровней сложности, оно гораздо обширнее, чем поверхность нашей кожи. Мой друг, который сейчас в Вильнюсе или Ленинграде, реальный человек, который думает обо мне и о котором думаю я, – это тоже мое материализованное социальное тело. Когда человек видит свои границы изнутри, он обнаруживает границы субъективной реальности и ее стык с реальностью объективной.

Бывает такой сон или полусон, когда вдруг ощущаешь, что ты как бы размазан по сфере. Мир воспринимается как нечто выпуклое по отношению к тебе. Это и есть ощущение внешней обусловленности. Это ощущение, что мир обуславливает тебя. Ты вне сферы и не можешь в нее проникнуть. А бывает, наоборот, ощущение себя внутри сферы. Тогда ты видишь свою действительную ограниченность, свои грани, свои границы. Сферу, внутри которой ты поселился. Если ты целый, но еще не тотальный, то ты сам сфера – таков наиболее чистый образ, или куб, если у тебя под ногами плоская поверхность земли. Если человек начал определяться изнутри, а его точка самоосознавания привычно находится вовне, во внешней по отношению к нему реальности, то ситуация такова: снаружи он себя видит, а изнутри – нет.

Тогда он сам для себя будет закрытым существом и сможет описать себя только снаружи, то есть только свой внешний облик. Я напоминаю: человек штучен. В этот принцип я свято верю и стараюсь реально соблюдать его в общении с людьми. Каждый человек штучен. Поэтому мы размышляем, а не констатируем, а я вам просто показываю один из возможных способов размышления об этом.

Это не рецепт, это способ об этом думать. Мне такой способ думать кажется продуктивным, конструктивным – поэтому я и предлагаю его вам.

Не имеет смысла задавать вопрос: «Как это сделать?» У каждого будет свое. Здесь речь идет о том, какую задачу мы ставим, зачем и каким образом можно попытаться к этому подобраться, увидеть, назвать для себя самого. Это очень важно. Но если вам удалось проделать эту работу по доминированию внутреннего обусловливания, то на этом ваши возможности не кончаются (естественно, невозможно только внутреннее или только внешнее обусловливание – это уже патология, но возможно доминирование того или другого). Когда мы тем или иным способом выводим из субъективной реальности свою точку самоосознавания на границу между субъективной и объективной, то есть ставим ее в нулевую позицию, мы можем сказать, что реализовали образ птицы, летящей меж двух миров. Когда это происходит, мы сразу знаем, что миры эти не просто должны быть равны – они сразу будут равны.

Как только вы выведете, как только поставите, поймаете себя в этой точке на границе, то ни объективная, ни субъективная реальность не смогут превысить по объему одна другую, и поэтому для многих первый выход в эту нулевую ситуацию оказывается большой потерей. Те, у кого была большая объективная реальность и маленькая субъективная, теряют огромный кусок объективной реальности. Он перестает быть для них актуальным. То же происходит и в противоположном случае. Вы реально переживаете ощущение потери. И действительно, как говорят все честные учителя, став на этот путь, ты постепенно теряешь все. Пока же, на этом этапе, мы теряем только часть и за счет этого перестаем быть несбалансированным существом, которое все время качается то туда, то сюда. Он то отрывается от природы совсем и погружается в мир свободного полета, то есть в субъективную реальность, где все возможно, тем самым доводя свои контакты с внешней реальностью до минимума, то бросается в обратную сторону, к избавлению от своих внутренних проблем, в мир, в котором надо жить реально, сегодняшним и опираться на реальность, надо раствориться в природе и т. д.

Как только вы выводите свое самоосознавание на границу, все сравнивается и останавливается – психологически это происходит мгновенно. Другой вопрос: можете ли вы удержаться в этом положении? Это зависит от мотивации, от учения, от вас самих и от ситуации, но в этот момент ваши крылья равны. Вы можете начать теперь расти в качестве птицы пропорционально, когда любой шаг в одну сторону будет шагом и в другую, эти реальности станут в вас связанными и неразрывно влияющими одна на другую. Это практически первый выход на такое место в себе, где вы получаете возможность воспринимать взаимодействие между субъективной и объективной реальностями. Это первый серьезный шаг в любом серьезном учении.

Нам удалось вывести точку самоосознавания на границу между субъективным и объективным в самих себе и ощутить себя птицей, летящей между мирами, крылья которой – это и есть пространство, в котором расположены субъективная и объективная реальности. Но потом у нас появились новые претензии, нам стало мало быть здесь и теперь, быть этой птицей, нам захотелось не просто ощущать взаимодействие субъективной и объективной реальностей, а видеть его. А для того чтобы видеть что-либо, нужно, как известно, находиться вне этого.

Можно ли вывести точку самоосознавания за пределы субъективной и объективной реальностей? Можно, утверждают духовные учения. И первое, куда мы ее можем вывести, – это «ничто», то есть поместить точку самоосознавания в психологически абсолютно пустое пространство, чтобы она была нигде или, точнее сказать, ни в чем. Тогда и субъективная, и объективная реальности окажутся положенными перед нами, то есть с этой точки самоосознавания, выведенной в психологически абсолютно пустое пространство, мы сможем видеть обе реальности одномоментно. Начинается процесс растождествления. Если это нам удалось, пусть даже ненадолго, на мгновение, то в это мгновение мы начали свой путь к другому человеку.

Вы знаете мой принцип: играть всегда на снижение. Обычно мотивация создается на том, что это следующая ступень развития человека, что это ход от человека к человекобогу. Создавать такие мотивации очень опасно. Гораздо прагматичнее иронизировать, что да, мы мутанты, и это действительно нечто другое, потому что человек, который реально, психологически реально, поместил свою точку самоосознавания за пределами реальностей, как субъективной, так и объективной, – это человек, с которым произошло качественное психологическое изменение, так называемое первое просветление. В такой ситуации вы воспримете полет своей птицы как нечто доступное вашему восприятию в целом.

Переживания на этом этапе чаще всего связаны с жутким одиночеством, с единичностью, доведенной до полного самовыражения. Вы становитесь как бы чистым нулем, находящимся нигде. Но это открывает перед вами возможность научиться постепенно, путем стабилизации точки самоосознавания в этой пустоте, уже не только ощущать взаимодействие между субъективной и объективной реальностями, что является, собственно говоря, главным в маге в самом хорошем смысле (любой маг отличается тем, что он как бы имеет такую точку восприятия, где субъективную и объективную реальности он воспринимает во взаимодействии). Вы также получаете возможность видеть это как целое. И в результате этого видения у вас изменяется структура действия, потому что вы видите и как субъективная реальность воздействует на объективную, и обратное воздействие, и как это все не просто. В этой точке идея личного воздействия, то есть действия от лица субъекта, уже не может существовать.

Пространство знания

Здесь может существовать только идея правильного действия. Здесь появляется понятие правильного, и сформулировано это в большинстве духовных традиций очень похожими словами: правильное действие совершается в правильное время, в правильном месте и с правильными людьми. Это психологически абсолютно пустое пространство носит, как многим ни покажется странным, название Пространства Знания. Поместив в него свою точку самоосознавания, вы делаете доступным себе любое знание, реально необходимое вам в данный момент времени, потому что вместе с исчезновением идеи воздействия исчезает и идея запаса, ношения своего знания с собой как некоторого груза, потому что знания возникают у вас из живого непосредственного восприятия, взаимодействия субъективной и объективной реальностей. То есть в каждый момент времени вы имеете все, что нужно для данного момента времени.

Вы знаете все, что необходимо вам реально знать, то есть опознавание себя уже идет у вас не через внешнюю и не через внутреннюю обусловленность, не через напряжение между субъективной и объективной реальностями, а через знание, открывающееся вам в каждый момент времени.

Знание становится средством опознать себя реально в данный момент времени. Зеркало, в которое вы смотритесь с того момента, когда ваше самоосознавание было помещено в пустое психологическое пространство, – это знание, которое реально необходимо вам для данного момента времени. Таков закон этой ситуации.

Пространство любви

Но это еще тоже не все в смысле возможностей. Следующая наша возможность – сделать совершенно противоположный, казалось бы, ход и перевести точку самоосознавания из психологически пустого пространства в психологически абсолютно заполненное пространство. Это сложный ход. И на этом месте происходит колоссальное разделение, отсев, то есть мало кто это сделает даже из тех, кто может. Почему? Из прекрасной ситуации в Пространстве Знания вы попадаете в ситуацию психологически абсолютно заполненного пространства, в то самое пространство, которое носит образное название Пространство Любви, где одномоментно и в динамике присутствуют все и всё. И это не знание, потому что знать все невозможно, да еще в динамике, то есть, пройдя предыдущую стадию, вы уже знакомы с тем, что Пространство Знания – это знание, соответствующее правильному моменту, правильному действию в правильное время, в правильном месте с правильными людьми. Когда вы делаете (если делаете) следующий шаг и переводите свою точку самоосознавания в психологически абсолютно заполненное Пространство Любви, вы теряете знание как таковое, но приобретаете глубину постижения. (Помните, я говорил, что знание и постижение – это две противоположные вещи?)

Пространство Любви – это такое место, где две вещи – это одна вещь и в то же время две вещи, то есть там вы как бы сливаетесь со всем миром в том объеме, который вам доступен, прежде всего, конечно, с живым. В то же время вы все-таки ощущаете, что это вы слились, а значит, вы все-таки слились не до конца. Но это невозможно и, в принципе, не нужно… В этом месте становится ясно, что нирвана, которую мы привыкли понимать как исчезновение, – это соблазн. Это та же смерть, только красивая. Пребывание в Пространстве Любви – это колоссальная нагрузка, потому что та любовь, которая в древних текстах называется божеской любовью, требует просто очень большого количества душевных сил. В книге «Наедине с миром» я привожу такой образ: представьте себе, что вы, простой человек, получили наконец маленькую однокомнатную квартиру, входите, а там битком набито совершенно незнакомыми людьми, и каждый кричит: «Люби меня! Живи со мной!» – и вы не имеете возможности сказать «нет», потому что уже вошли в это пространство и оно заполнено до предела. Если в Пространстве Знания ваше Я, ваша точка самоосознавания находилась в беспредельной пустоте, если там вы были одни, то здесь вы не имеете вообще никакого места для себя. Пребывание в этом пространстве – это трудное дело, очень трудное.

Пространство присутствия

Но и это еще, оказывается, не последняя наша возможность. Последняя из тех, о чем я говорить могу хоть как-то конкретно, – это возможность выйти за пределы абсолютно пустого и абсолютно заполненного пространства, когда происходит то последнее, что в книжках названо третьим просветлением. Для себя я назвал это словом «Присутствие». Прежде чем идти туда, я напоминаю: в психологически пустом пространстве перед нами проблема воздействия заменяется проблемой правильного действия, а в психологически заполненном пространстве – Пространстве Любви – проблема действия не существует вообще, там не может быть действия, так как там некому действовать от имени меня. Там нет проблемы действия, но есть проблема отдачи себя потоку любви: влюбленный в Бога не действует в том смысле, к которому мы привыкли. У него нет проблемы правильного или неправильного действия, точности или неточности действий. У него нет таких категорий, он находится в экстатическом состоянии, он растворен в субъекте своей любви. Когда говорят: «Пусть они сгорят в огне нашей любви», это отражает иную идею действия. В этом пространстве действие – сгореть, оно возможно только как импульс, как резонанс, то есть там возникает проблема резонансного бытия. Импульс найден – и все. Никаких других критериев Истины, кроме прибавки или убавки энергии, там нет. Есть Импульс, резонанс есть, все, пошел. Как бы безумно это ни казалось.

Если в Пространстве Знания у нас еще есть проблема: правильное время, правильное место, правильные люди, то в Пространстве Любви никаких таких проблем нет – это пространство веселых сумасшедших. Импульс есть закон, и весь этот путь есть Сошествие с Ума, не сумасшествие, а восхождение к безумству. Но это, оказывается, тоже еще не все. Если вы не стали просто сумасшедшим, то у вас остается следующий шаг, еще один шаг, еще одно движение. Вы можете вывести свою точку самоосознавания за пределы абсолютно заполненного и абсолютно пустого, и тогда вы попадаете в пространство, которое я для себя определяю как Пространство Присутствия, или Всепроникающее пространство.

Об этом очень трудно найти слова. Помните, у Сэлинджера есть рассказ про необыкновенного мальчика, который смотрел однажды на свою сестру, пьющую молоко, и увидел, как Бог льет Бога в Бога, или, как говорил один мой товарищ, Слово о Слове, обращенное к Слову. То есть он увидел, как реализуется некое триединство, которое в разных культурах по-разному мифологически и образно оформлялось. Если взять христианскую традицию – Бог Сын, Бог Отец и Бог Дух Святой, – то это пространство духовного присутствия. (Надеюсь, мы все помним, что все это происходит в нашем сознании.) И когда вы выводите свою точку осознавания в это место, у вас появляется новое отношение к действию: вместо понятия правильного действия появляется понятие реального действия.

Появляются проблема реального действия и понимание того, что реальное действие совершается реальностью, то есть вы получаете возможность воспринимать себя тотально, возможность действительно воспринять мир как часть себя и себя как часть мира. Уже не просто целостно, а тотально. И конечно, когда в этом месте вы будете говорить: «Я», вы будете вкладывать в это некий объем, в принципе чуждый тому человеку, стоящему в самом начале пути, о котором мы сегодня начали разговаривать. Хотя все это путешествие происходит в вашем сознании. Как написано в Книге мертвых: «Не забудь!» – не забывайте, что все это – проекции вашего сознания.

Но что такое сознание? Ваша реальная ситуация в реальном мире изменяется, и по мере ее изменения вы постепенно постигаете, что преобразование, проведенное вами в идеальном, психическом, привело к тому, что вы изменили свою ситуацию в мире реальном, свою линию в этом мире и свою систему отношений с ним. И вам уже ничего не нужно: ни Я-Другой, ни Я как Мы, ни сложной системы самоотождествления, поддерживания Я как Я, потому что ваше самоосознавание неразрывно вплетено в ткань реальности, и, говоря «Я» или «не Я», вы не обнаруживаете этого раздела в самоосознавании. Вы обнаруживаете там принципиально другой способ самоосознавания, не за счет оппозиции Я – не Я. До этого места она существует везде, но постепенно истончается, а к этому месту исчезает как ненужная. Наступает то резонансное взаимодействие между субъективной и объективной реальностями, в котором вы присутствуете. И это Присутствие и есть вы.

Целевое бытие. Тотальное бытие

Целевое бытие есть движение, тотальное бытие есть Присутствие. В целевом бытии я сознаю себя движущимся от… к… Я осознаю себя как некую мировую линию, или как линию просто географическую, или как линию достижения, или как линию реализации. Это всегда линия, траектория, которую я могу видеть хотя бы задним числом. В целевом бытии есть некая устремленность к чему-то.

Тотальное же бытие очень похоже на хаотическое. В хаотическом бытии, как известно, траектории нет, а есть беспорядочное движение, есть ощущение движения, есть его образ. У человека есть иллюзия, что он движется куда-то. А в тотальном бытии у него есть Присутствие.

Присутствие потому и трудно описать словами, что язык приспособлен для выражения последовательности: для того чтобы что-то описать, нужна дискурсивность. Также тяжело понятие присутствия передается и образом, картинкой или даже голограммой. Не я первый, не я последний пытаюсь передать его словами.

Тотальное бытие наступает тогда, когда вы уже пришли, когда вы дома, когда вы встретили себя и мир, когда вы это пережили. Я думаю, что с субъективной стороны, изнутри – это некое постоянно присутствующее переживание, которое имеет начало, но не имеет конца. Это жизнь в переживании, внутри него. Это подобно ощущению, что вы вошли в событие, зная, что оно никогда не кончится и что оно началось задолго до вас, задолго до того, как вы туда вошли. Это событие и есть ваш дом.

Возможность увидеть это с объективной стороны, со стороны наблюдателя зависит от его инструментальной вооруженности, от разрешающей способности его инструментов. Закон простой: степень погрешности определяется качеством инструмента. Как происходит опознавание? – как-то происходит. Для описания этого процесса нужно сочинить специальный язык.

...

Например:

Движение целого в целом в точке координатора посредством ноль перехода.

Может быть, для верующих это прозвучит из моих уст несколько дерзко, но мне кажется, именно это и имел в виду Иисус, когда говорил: «Царствие Божие внутри нас». Я думаю, что в то время, в той ситуации и на том языке адекватно было передано, что внутри нас есть определенная возможность, которая дает некое иное качество всей психической жизни и всем ее составляющим.

Это качество не является вещью, приобретением или умиротворенным покоем, когда вообще ничего не надо делать. Нет. Оно дает прикосновение к бытию, дает постоянное чувственное восприятие его. И когда это есть, появляется система ценностей, которая дает возможность воспринимать, думать и чувствовать абсолютно все как часть всего мироздания, в том или ином объеме. Ничего в тебе не возникает отдельно, как обычно это человеку дается за счет помещения в до различной степени огороженные пространства. Тут никакого огороженного пространства нет, и поэтому в этом состоянии трудно общаться, так как человек нестандартно видит мир и людей, а говорить об этом нельзя, так как скажут, что сумасшедший. Знаете, как обычно говорят про шизофреников: у них своеобразный сложный внутренний мир. И как объяснить то, что ты видишь?

Есть такой способ бытия, где принципиальная дихотомия, на которой у нас все строится, и принципиальная двойственность – Я – не Я, Мы – не Мы – снимается. Вы видите – да, это свет, а это тьма, это я сам, а это весь мир, но в то же время это что-то одно. Вы оказываетесь в месте, где две вещи как одна вещь, оставаясь в то же время двумя вещами.

Сложность состоит в том, что субъекту, находящемуся в состоянии тотального бытия, это все равно. Если перевести его состояние на наш язык, то можно сказать, что он просто об этом не знает и у него нет никакой потребности это изучать. Он знает только, что проявляется и что для того, чтобы все проявлялось правильно, нужно сделать то-то и то-то. Но никакого предварительного замысла для этого у него нет. У субъекта нет замысла. Но есть ощущение колоссальной сложности того, что есть реальность, и доверие к этой реальности. Поэтому его мотивация строится не от замысла и не от цели, как у нас, а от включенности в реальность, от пребывания, взаимоотношения и любви между субъектом и реальностью. Он просто знает, что если сделать нечто в определенное время, то все точно будет хорошо. Хорошо – в смысле реально, потому что реальность это и будет делать. Ты соучаствуешь в жизни реальности. Ты не можешь ею управлять – это глупо. Ты не можешь ее формировать – это тоже глупо.

Когда тебе открывается вся сложность – это ведь страшно, потому что ты понимаешь, что твое Я и это все – целое. Но когда ты понимаешь, что да, твое Я и это все – это целое, то тогда очень хорошо. Если можно применить такое слово – хорошо. Просто полно. Зачем куда-то идти, если есть дом?

Духовные пути

Прежде всего у каждой живой духовной традиции существует убежище. Оно предназначено для людей, которые думают, что хотят духовного пути, а на самом деле ищут просто защиты. В чем отличительный признак любого убежища в любой традиции? В том, что структурно и описательно мир, предлагаемый в убежище, гораздо проще той жизни, которой живут большинство людей. Он легко описывается десятью заповедями, четырьмя правилами и т. д. Он прост, понятен и не требует никаких особых усилий в себе самом и в своем описании, он заведомо содержит плюс-подкрепление, там заведомо хорошо быть. Это простая система ценностей: белое легко отличается от черного и т. д.

Любой человек, ощущая необходимость в убежище, находит его и прекрасно там себя чувствует. Большинству людей другого и не надо. Просто в силу тех или иных причин человек не выдерживает сложности жизни, в которой живет: он не в состоянии с ней справиться, он не вооружен для этого, не имеет достаточной квалификации, здоровья или еще чего-нибудь.

Большинство людей именно эти убежища и принимают за духовность, духовные пути и духовное сообщество. Но на самом деле это внешний двор, так называемая экзотерическая часть. Это двор, открытый для всех, кто приходит искать убежища. Если же человек действительно рвется к чему-то неведомому, на ту сторону, если он хочет другой жизни, которая во много раз сложней этой, потому что там требуется больше активности, ответственности, самостоятельности, творческого напряжения и риска (вплоть до смертельного), а также физического, духовного и душевного напряжения, если в нем действительно обнаруживается такая смыслоустремленность, тогда перед ним открывается двор посвящения и вступает в силу закон: ученик готов – учитель появляется. Такие люди встречают то, что им положено встретить. Это первое, что нужно ясно понимать и чего почти никто не понимает или понимать не хочет.

Всякий духовный путь в любой традиции ведет к жизни во много раз более сложной, во много раз более трудной, во много раз более ответственной.

Чем дальше вы продвигаетесь по пути, тем сложнее. Легкость, радость появляются не оттого, что вам стало просто, а оттого, что вы приближаетесь к тому, к чему вы устремлены. Почему же один человек устремляется, а другой – нет? Об этом я ничего не могу сказать, кроме того, что существует такой факт: на шестьсот домашних свиней приходится всего пять-шесть особей с доминированием исследовательского рефлекса над ориентировочным, а на двести голов диких оленей имеется двадцать таких особей. Про людей данных пока нет, но, скорее всего, результат будет примерно средним между тем и этим. Возможно, поэтому это так сложно.

Существует ли возможность выбора пути? Я думаю, что она как бы существует и как бы нет. Вопрос в том, кто кого находит. Я думаю, что скорее путь находит человека, чем человек – путь, хотя, с другой стороны, это может быть резонансное взаимодействие, потому что невозможно создать описание, согласно которому можно было бы найти человека для данного пути. Но иллюзия перебора путей есть, это точно. Давайте попробуем более внимательно рассмотреть эти четыре варианта духовных путей.

Пути воздействия. Это большой блок различных традиций. Их объединяет то, что главное технологическое, техническое действие на этих путях – воздействие на объективную реальность в различных вариантах.

Соответственно это путь силы, путь ее формирования, добычи, использования и управления ею. Эти традиции в большинстве своем очень популярны, потому что они созвучны с нашим западноевропейским стилем мышления. Мы привыкли, что надо обязательно воздействовать на мир, и тогда в нем что-то будет происходить, а если не воздействовать, то это пассивное отношение.

Наверное, самые популярные из тех, кто выбирает этот путь, – это маги. То, что описывал Кастанеда, – это рассказ об одном из путей силы.

Наверное, главное, в чем необходимо разобраться прежде всего, – качество традиции. Дело в том, что сила – вещь очень опасная для того, кто вступает с ней в контакт, она требует очень высокого знания необходимой последовательности действий во времени. Все серьезные пути требуют не менее девяти лет. Это общеизвестно. Девять-десять лет – это только чтобы начать, подойти – в серьезном учении. Быстрее не бывает.

Конечно, многим кажется, что воздействие – это возможность лечить, телекинез, прохождение сквозь стены, левитация и прочее. Нам это понятно, ведь мы привыкли к психологии воздействия. Но должен вам сказать, что в физическом смысле это очень рискованный путь, очень много людей гибнут, физически гибнут: заболевают, умирают, сходят с ума. Чем выше степень, чем дальше человек продвинулся по такому пути, тем он должен быть все более безупречным в профессиональном смысле слова, потому что имеет дело с силой. Малейшее неправильное движение – и сила его раздавит. Сила требует ювелирного приложения, безукоризненно точного прицела, если человек действительно на пути, а не в убежище одного из путей силы. Потому что чем дальше люди продвигаются по пути, тем менее заметными они становятся. Они стараются быть очень незаметными, очень аккуратными, потому что рукой махнет – улица, отмахнется – переулочек. И идущий это знает, помнит. С ними очень приятно общаться, потому что они предельно собраны. У них все четко, нет ничего лишнего, все отточено до совершенства.

Пути медитации, пути погружения, пути покоя. Эти традиции – это путь в глубины своей субъективной реальности.

Основное технологическое действие – медитация, то есть покой. Прежде всего покой, тишина и т. д. И конечно, ни о какой силе, ни о каком воздействии речи там нет. На этом пути мудрец, не выходя из дома, знает, что делается в мире. Это тоже достаточно популярная группа традиций.

Медитация – специальный способ жизни для достижения специальных целей. Прежде всего это умение хранить покой, находишься ли ты в уединенном месте или среди базара, торжища – ты должен быть погружен в ничем не поколебимый покой. Это пути внутренние, и они очень спокойны. Хотя «спокойные» – это не совсем то слово. Некоторые люди начинают нервничать рядом с ними: их раздражает немыслимое, фантастически устойчивое нечто, а некоторым они просто кажутся холодными. И такое впечатление можно понять: вокруг вулканы, атомные бомбы взрываются, а он так тихо и спокойно сидит…

Но если вы вступаете с ними в контакт, а не просто любуетесь, то для большинства из вас они кажутся сверхжесткими людьми, потому что их доброта находится за пределами нашего понимания о добре. Если же сумеете встроиться, войти в резонанс с этим состоянием, потрясающим своей глубиной тишины и покоя, то тогда, в молчании, что-то начнет взрываться и открываться внутри вас, происходит нечто…

Пути интеллектуальные, хитрые, пути управления.

Это пути, на которых главное технологическое действие – это умение видеть ситуацию и управлять ею.

Особенно много таких традиций происходит из Тибета и существует там.

Правда, это не совсем то же самое, что мы привыкли понимать под словом «интеллект». Будда говорил, что за одно мгновение, то есть за одну двадцатую секунды, он отслеживает десять тысяч мыслей – там включаются особые формы владения интеллектом, включается высший интеллектуальный центр, скорость работы которого действительно в десять тысяч раз быстрее.

Здесь важно, что человек работает с ситуациями в таком интеллектуальном режиме, который для нас вообще немыслим.

Самое сложное на этих путях – компенсация. Во время развития на таком пути эмоциональная сфера почти не задействована, и чтобы человек не свихнулся, а действительно прорвался, используются очень сложные механизмы уравновешивания со стороны тела и со стороны эмоций. Все нужно привести в гармонию, поскольку человек – целостная вещь. И у этих путей имеется отточенная техника приведения в нужное соответствие всех компонентов психики.

Пути трансформации. Об этих путях известно очень мало потому что они, как правило, не канонические, то есть там не существует канона, который задается ученику на первом этапе пути, как это делается во всех других традициях (канон в канонических учениях – это не цель, а способ подготовки ученика, первый этап его обучения. Когда ученик реализует канон, начинается, собственно говоря, настоящее обучение, а канон – это способ введения, подготовки).

В трансформационных традициях канона обычно нет, потому что там чаще всего действует принцип «время, место, люди». Сама традиция, то есть формы ее реализации, тоже трансформируется в соответствии с изменением реальности и с местом, где она вживляется, и поэтому в основном передача идет устно, в особенности на первых этапах.

Есть такой принцип: посылка может прийти в любой форме, когда ты научаешься отличать свои собственные проекции от реальных происшествий.

Эти пути очень опасны тем, что там все на риске с самого начала. Поэтому многие эти варианты пробуют, но мало кто погружается в них всерьез.

Представьте себе такую задачу: человека надо полностью, до основания, «разобрать», и при этом он должен сохраниться, то есть не сойти с ума и не умереть. Параллельно его начинают «собирать» по новому плану. А самая главная и самая сложная работа – это разборка и переделка механизма самотождественности. Это просто колоссальная «штуковина», имеющаяся в каждом из нас, а ее нужно убрать почти полностью.

Растождествление – тоже весьма сложная задача.

В основном, как говорится, в миру эти традиции укладываются приблизительно в такие названия, как дзен-буддизм, некоторые ордена суфизма и хасидизм. Еще есть сказка «Конек-Горбунок»: помните, как Иванушка-дурачок прыгнул в котел с кипящей водой и трансформировался? Вот так приблизительно все это и происходит, только растянуто во времени.

Что отличает все трансформационные учения, что в них общего? Тотальность. Главный технический прием в них – достижение тотальности.

В этих традициях прослеживается такая последовательность: механическое бытие, целевое бытие, целокупное бытие и тотальное бытие. Также в них есть три стадии движения от целевого к целокупному и от целокупного к тотальному: мир Знания, мир Любви и мир Присутствия.

Безусловно, в какой-то степени в трансформационных путях отражаются элементы всех путей. В них обязательно нужно пройти искус силой, искус погружением, то есть настоящей глубинной медитацией и переживанием глубинного покоя, и искус хитрого человека, то есть искус управлением. Конечно, все эти искушения могут проявиться не в полной мере, но достаточно для того, чтобы вы смогли убедиться, что находитесь действительно там, где хотели быть.

* * *

На всех путях плата – это жизнь. Все эти дороги – без возврата, везде вы расплачиваетесь жизнью. Никаких других денег ни один духовный путь не признает. Только жизнь в самом прямом смысле этого слова, потому что практически во всех четырех вариантах традиций одно из главных событий обучения состоит в том, что вы растождествляетесь с жизнью. Жизнь для вас становится внешним объектом, вашим произведением и полем действия, вы уже не находитесь в ней, а делаете ее.

На словах это что-то непонятное. Но эта цена неизбежна. Это действительно пути без возврата. Тебе каждый раз сообщают, что если ты сделаешь этот шаг, то ты назад не вернешься. А если ты не сделаешь этот шаг, то ты уже на путь не вернешься. Это с неизбежностью, потому что все это серьезно, все это требует больших затрат труда, большой точности и везения, наверное, тоже.

Ученичество на духовном пути – это вся жизнь, и совсем неважно, находитесь ли вы рядом со мной, если считаете меня своим учителем, или за тысячу километров. Нет никакой разницы. Учитель вас услышит, не волнуйтесь. Это не так трудно, как кажется, это как раз просто.

Трудно в словах что-то рассказать, это трудно, безумно трудно.

Учеником становятся не только потому, что решают стать учеником. Это какое-то сокровенное событие. Иногда к этому нужно долго-долго готовиться, то есть долго-долго идти, пока наконец не почувствуешь, что стал учеником, а иногда это происходит внезапно, как первая любовь.

...

Ташкент – Вильнюс, 1989–1990

Часть вторая. Духовность как способ жить

Идея духовности

Пошел я в драмкружок в Дом пионеров с седьмого класса. И тут началась у меня тяга к совершению всяких антиобщественных поступков. Был у меня приятель Юра, сын директора библиотеки Вильнюсского университета. Звали его всегда почему-то Гуля. И вот мы с Гулей занялись таким интересным делом – мы воровали цветы. Правда, мы никогда не трогали сад человека, который выводил разные новые сорта.

Мы достигли в этих кражах фантастического совершенства. Вершиной был такой поступок: накануне какого-то школьного вечера я поссорился со своей подружкой – Леной. У нее одна нога была короче другой после полиомиелита. Мы с ней очень дружили, и все думали, что у нас роман, а я просто приходил к ней, и мы шли гулять. Она – на свидание в одну сторону, я – в другую, а потом стыкуемся, и я ее сдаю родителям. Мы очень дружили. Помню, у них был такой домик, сад, а под окнами стоял стол для пинг-понга, и мы под оперетты играли в настольный теннис. Я тогда выучил наизусть огромное количество оперетт. Она очень любила оперетты, проигрыватель стоял на окне, пластинки крутились, а мы играли в пинг-понг. И вот я ее чем-то обидел, мы поссорились, и я думаю: как-то надо извиниться. Тогда мы с Гулей отправились на площадь Ленина, напротив КГБ, где вокруг памятника в середине постоянно ходил милиционер, подкрались к памятнику с задней стороны по-пластунски с садовыми ножницами и вырезали 56 роз. На следующий день был школьный вечер. И вот когда между танцами была пауза, девочки сидели у одной стены, а мальчики – у другой. Гуля ногой открыл дверь, и я с этим букетом прошел через весь зал, бросил это все Ленке к ногам, встал на колени и сказал: «Прости меня, пожалуйста, я тебе нахамил», после чего развернулся и ушел.

Надо сказать, что это так подействовало на общественное мнение, что это стало моим первым серьезным наблюдением за жизнью социума. Ни на следующий день и никогда после, даже после того, как я закончил школу, тогда уже вечернюю, ни один учитель, школьник или даже одноклассник ни разу, никаким образом не упоминал при мне это событие. И тогда я задумался: оказывается, можно совершить действие, которое будет как бы забыто, причем всеми. На следующий день я пришел к Ленке домой, и наша дружба продолжилась. Но и она, что самое интересное, ничего не сказала о цветах. Как будто этого не было.

Вообще с цветами много интересных историй. Я был влюблен в одну девочку старше себя в драмкружке, а она так снисходительно ко мне относилась. Жила она в доме рядом с горкой – от горки до ее окна было метров пять. Была поздняя весна, тепло, и ночью мы вырезали пионы около Дома дружбы с зарубежными странами. Мы все делали культурно – у нас всегда были с собой ножнички, и мы ничего не ломали. И я той девочке в окно спальни через форточку накидал штук тридцать цветов. На следующей репетиции я ждал, естественно, ее реакции… «Это ты?» – спросила она. «Может быть…» – гордо ответил я. И все. Это меня тоже очень удивило – почему?

Что еще я помню? Помню, как сломал себе кисть и ходил с шиной, а в Доме пионеров должна была быть премьера спектакля «Звездный мальчик», где я играл ужасного злого волшебника. А меня закрыли дома. Но это был всего-навсего первый этаж, и, естественно, я ушел через окно. И что запомнил: стою за кулисами, снимают с меня шину – больно. Выскакиваю на сцену – ничего не болит. Выскакиваю за кулисы: «А-а-а-а-а!» Великая сила искусства тогда пронзила меня.

Потом как-то мне мама сказала, что, когда мне было четыре года, мы были всей семьей в кино и смотрели какой-то фильм с Игорем Ильинским, и я уже тогда сказал, что я буду как он. Но сам я этого не помню. Я по-прежнему много читал… ну, это у меня было хобби, я очень любил читать. Еще одно воспоминание: я дома, никого нет, я лежу на диване – то ли ангина очередная, то ли еще что, и я вдруг открыл замечательное занятие, стал какими-то внутренними манипуляциями делать так, что стол, который стоял метрах в двух от меня, то как будто бы уходил далеко-далеко-далеко и становился маленьким-маленьким-маленьким, то делался огромным и чуть не налезал на меня. Вот такое странное развлечение.

Помню, как в конце седьмого класса писал выпускное изложение о Мцыри. Писал два урока литературы, потом мне разрешили захватить на это урок химии, а потом еще и урок физики. В общем, писал четыре урока, и изложение заняло целую ученическую тетрадь. Очень мне нравилась эта поэма…

После седьмого класса, на летних каникулах, я через Юрку договорился с его отцом, чтобы немного подработать. Ах да, тогда же, где-то в седьмом, по-моему, классе, был случай, когда моя мама попала под суд. Она была бухгалтером месткома и не умела отказывать начальству, которое брало деньги «на время» и не возвращало. У нее накопилась большая недостача, и она пошла к своей подруге – главному бухгалтеру завода, с сыном которой сидели мы как-то на крыше дома на самом краю. Очень любил я по крышам лазить. Пришла мама попросить совета, а на следующий день подруга провела у нее ревизию. Подруга! Как она объясняла: «Это чтоб тебя, Тоня, спасти». Был ужасный суд. Мама все взяла на себя, никого не назвала. Страшный приговор, пять лет тюрьмы. Вот отчего жизнь изменилась, да. Потом мама подала на апелляцию. Приехала моя тетя. Талантливейший продавец, она продала все, что было у нас в доме. Отец от нас тут же отселился.

Помню, как тетя Нюра стояла перед ним на коленях и просила помочь, а он что-то ей отвечал, типа «Не могу, принципы не позволяют», наверное, это был «Робеспьер» по типу информационного метаболизма, он славился своей неподкупностью. Позже, в больнице – я лежал во взрослом отделении всегда, как хулиган и при этом сын прокурора, – один мужик выяснил, кто я, и спросил, как мы живем, а потом сказал мне: «Ну и дурак твой отец – мы ему предлагали – он не взял, ну так мы другому дали». Но я помню, что очень гордился отцом. А потом он из принципа отселился от нас. Ну как отселился – жить продолжал в этой же квартире, только в отдельной комнате. Маму один хороший человек взял на работу, несмотря на то что еще ничего не было известно, и она пошла работать секретарем-машинисткой. А я стал продавать свою коллекцию марок.

Когда я первый раз пришел туда, где филателисты собираются, какой-то мужик зацапал меня, завел к себе домой и забрал у меня по какой-то там официальной стоимости лучшие марки. Потом, видно, совесть его все-таки замучила, и он преподал мне урок. Он мне объяснил, что я ничего в этом не понимаю, достал каталог иностранный (до сих пор помню, как он назывался – «Ивер»), такой французский каталог марок, объяснил мне, как надо продавать марки, и подарил мне старый прошлогодний «Ивер». Это был очень знаменитый в городе коллекционер. И вот я регулярно после школы ходил продавать марки и приносил домой деньги. Это был мой первый заработок. Дома было пусто, голо, даже пластинки все тетя Нюра умудрилась продать. Мама внесла все это в погашение растраты, у нее еле набралось 5000 рублей. Простыней у нас осталось по одной. Я почувствовал себя старшим.

Нет, это было в восьмом классе. А перед этим, после седьмого класса, я работал в университетской библиотеке – там наводили порядок. Там случились со мной два сильных переживания. Я работал быстро: мне давали дневную норму, я быстро ее выполнял, у меня оставалось время, и я читал подшивки журнала «Знание – сила» за все годы его существования. Читал я, естественно, про психологию, про людей. Именно тогда впервые я прочел, что человек использует возможности своего мозга, как паровоз – на три процента. И это меня глубоко оскорбило, это во мне сделало что-то очень сильное. Я пришел домой весь под впечатлением и все размышлял – ну как же так, как же так, ну что же это такое?! И вот тогда я себе сказал, что я сделаю все, чтобы превзойти этот показатель.

Потом была эта история с судом, а потом маме заменили приговор на два года условно. Дальше, кажется в 14 лет было, у меня такое переживание: сидел я у окна – мы тогда на первом этаже жили, мимо ходили люди, и, по-моему, была осень, – и вдруг у меня в голове возникла такая мысль: нет достойных и недостойных людей, это жизнь людей недостойна. Люди вынуждены жить жизнью, их недостойной. Такая вот была мысль, и она так и осталась со мной.

Учился я легко по всем предметам, кроме английского языка. Я поссорился с учительницей… У нас были сложные отношения. Когда я понял, что, как бы я ни учил, больше четверки, а чаще тройки она все равно мне не поставит, я бросил учить английский вовсе. А по всему остальному у меня были пятерки. Потом, накануне своего шестнадцатилетия, я чуть не уехал на целину. Но меня почему-то не взяли. А через несколько лет мама призналась, что ради этого ходила аж в ЦК комсомола…

Я хочу подумать вместе с вами о самой идее духовности. О духовности не как о пласте человеческой культуры, а как о способе жить. Как бы само собой разумеется, что это ценность. И как бы само собой разумеется, что это удел немногих, что это какая-то высшая цель.

Когда на рекламных щитах читаешь массу различных объявлений, где смелые люди называют себя всякими смелыми словами и обещают всякие смелые достижения, то невольно рождаются такие прозаические мысли: вот рынок этой самой духовности, или, как мы иронически говорим, «духовки», вот на этом рынке предлагаются такие, такие и такие товары, и, как всегда, во все времена, находятся люди, которые хотят это купить.

Что же эти люди покупают на самом деле (если выражение «на самом деле» вообще можно использовать)? Какую мотивацию возбуждают эти предложения? Понятно, что раз это цели, значит, они возбуждают мотивацию достижения целей: «Давайте станем свободными!», «Давайте станем духовными!», «Давайте станем достигшими!» и – как высшая такая цель, особенно популярная в наше время, – «Давайте станем просветленными!». Строго говоря, это все, конечно, бред. Почему бред? Потому что духовность как способ жить построена не на мотивации достижения – она построена на мотивации постижения. Это путь от смысла к смыслу, это раскрытие все новых и новых пластов смысла нашего пребывания в этом мире. И прежде всего это нечто штучное, индивидуальное и субъективное. Все предания, все тексты рассказывают о том, как это было с кем-то. Эти рассказы возбуждают и, возбуждая, превращают то, о чем рассказывается, в цель.

Можно ли поставить перед собой цель стать просветленным и при этом достигнуть этой цели? Ну, человек все может, конечно, но будет ли то, чего он достигнет, раскрытием смысла его пребывания в мире? Скорее всего, нет. Как говорили мудрые древние, «просветление есть, а просветленных нет». Просветление – это некоторое психологическое событие, которое меняет смыслополагающий, а не целеполагающий момент в жизни человека. Размышляя над всем этим и наблюдая, как все это происходит в наших реалиях, не где-то там, в таинственной Шамбале, в экзотических Гималаях или, как говорил Гурджиев, «в антисанитарных пещерах Гиндукуша», а в нашей с вами жизни, я пришел к выводу, что это такая громадная мистификация, громадная социальная игра в духовность. И как всякая социальная игра, она приходит из мира потребления и, собственно говоря, является рекламной кампанией по продаже этих товаров. Ничего плохого в этом нет. Конечно, когда бизнес построен на чистом жульничестве, это неприлично, но когда человек искренне уверен, что он продает качественный товар, и люди, которые покупают этот товар, искренне уверены, что получили то, что хотели, – тут все прекрасно, все замечательно. Но имеет ли это отношение к тому, о чем мы пытаемся думать и что мы пытаемся иногда не достичь, а постигнуть?

Я думаю, что нет. Рынок с его набором экзотических товаров не имеет отношения к духовности как способу жить и пребывать в этом мире по той простой причине, что товары все эти суть украшения камеры нашей жизни, в которой мы вынуждены жить. Это фотообои, на которых изображено окно, а за окном – вечность. Это все равно что в одном углу повесить какие-то картинки, а в другом поставить какие-то вещи, которые напоминают о чем-то этаком, священном, духовном, субтильном, и таким образом организовать себе ситуацию убежища, в котором можно хотя бы прикоснуться к вкусу какой-то, пусть псевдо-, но все-таки субъективной значимости собственной жизни. Я думаю, это происходит из-за того, что эти идеи превратились в определенное плюс-подкрепление. Определенная часть социума все эти идеи превратила в товар, поставила их на очень высокую полку, обозначила очень высокую цену и сказала, что это высшее, а раз высшее, то к этому надо стремиться. Это мне очень напоминает более просто организованный идейный рынок: есть такое высшее под названием «светлое будущее», и к нему надо стремиться.

Мне кажется, что духовность – это просто другой способ жить. Что же такое «другая» жизнь? Что такое духовность как некое иное по отношению к жизни? Прежде всего, я уже говорил, это переход от мотивации достижения к мотивации постижения, переход от доминирования различных практик к доминированию осознавания, переживания, вчувствования в ту реальность, в которой мы находимся и которая является частью нас. Что меняется при переходе от мотивации достижения к мотивации постижения? Прежде всего меняется отношение к любому достижению, и исчезает некоторый спортивный принцип организации жизни: кто быстрее добежит, кто больше поднимет и дальше кинет. Достижение становится атрибутом жизни, которую надо жить, и поэтому ЖИЗНЬ превращается в своеобразную ИГРУ. Вы как бы начинаете видеть ее извне. А видя извне, вы, естественно, лучше понимаете устройство этой игры, ее механизмы и правила. И у вас появляется гораздо больше шансов, если вы хотите выигрывать и проигрывать. Поверхностной частью социума это, конечно, воспринимается как асоциальность, или как когда-то при советской власти придумали замечательный термин «внутренняя эмиграция»: эмигрировал в самого себя, бяка нехорошая!

Второе следствие перехода от мотивации достижения к мотивации постижения – это восприятие происходящих вокруг вас и внутри вас событий не как следствия ваших усилий, не как награды за труды или отсутствие оных, а просто как события. И тогда два разных события – «От меня ушла любимая» и «На улице идет красивый снег» – станут для вас двумя равнозначными событиями. И то и то – поэзия, и то и то доступно созерцанию (не пофигизму а именно созерцанию) и постижению. Постижению мудрости, печали, радости и красоты. И предательство, и верность – все это разноцветные события, они не лучше и не хуже одно другого.

Третье следствие перехода от мотивации достижения к мотивации постижения – другие отношения со временем. Время бега по дорожке и очередного финиша заменяется временем, в которое вы погружены, потому что постигаете себя, мир, вселенную, жизнь, бытие. Вы оказываетесь в неизменном настоящем, и настоящее превращается в вечность. Будущее и прошлое перестают быть актуальными, они входят в настоящее. И ровно настолько, насколько они входят в настоящее, они для вас актуальны и интересны. При смене мотивации достижения на мотивацию постижения наступает покой, потому что эта мотивация дает реальное переживание собственной полноценности и полноценности своего пребывания в мире. Нет проблемы достижения некоторых идеалов, нет проблемы несоответствия этим идеалам, нет проблемы переделать другого человека или мир – есть деятельность, необходимая для процесса жизни. И такая деятельность – это только обеспечение постижения. Человек, мысль, слово, природа, социум, государство и вообще все открываются как сокровенный смысл. Вы оказываетесь в мире настоящей поэзии, гармоничной, прекрасной. Вы избавляетесь наконец-то от маятника, который постоянно вас дергает между манией величия и комплексом неполноценности. Вы избавляетесь, ничего для этого не делая специально, от самой страшной болезни: важности так называемого самого себя. Потому что никакого самого себя в прежнем смысле не оказывается. Этот сам себе важный оказывается просто иллюзией, порожденной мотивацией достижения.

У меня часто спрашивают: «А как же тогда деятельность?» А с деятельностью все нормально, это часть устройства жизни. Можно быть более или менее деятельным, в зависимости от того, что вы хотите сделать с этим произведением вашего, в идеальном случае вашего, творчества. Это уже не проблема, это такой момент творчества. Это все равно что нарисовать картину или сочинить песню, симфонию. И тогда, если вам захотелось и удалось увеличить соотношение между мотивацией достижения и мотивацией постижения в пользу постижения, вы понимаете, что нет никакого просветления, нет никакой нирваны, нет никаких мокш, аватаров или архатов, что это все морковки. Морковки, созданные для того, чтобы хотелось идти в эту сторону. А дойдя, обнаружить, что это морковка, рассмеяться и стать свободным.

Вот это и есть просветление – обнаружение этой морковки и радость по поводу того, как ловко меня обманули. После этого нельзя говорить «я дважды просветленный Советского Союза», «трижды просветленный». Это акт принятия поражения. Вот я шел по пути достижения, я достиг высшей из высших целей, я вошел в нирвану, я вошел в просветление, я достиг высших степеней знания, и если я при этом искренний человек и действительно искренне достигал, то обязательно обнаружу, что это морковка. И естественно, это жутко смешно. Во многих преданиях люди хохотали, когда с ними случалось просветление. Я не знаю, почему они впрямую не сказали нам, что смеялись над собой и над устройством жизни, потому что оказывается, что это все банально.

У Раджниша есть замечательные слова, что просветление не наступает вследствие работы, но без работы оно не наступает никогда. Такой парадокс. Ведь понимаете, если мы поймем, осознаем и переживем, нам откроется, что обычная человеческая жизнь подвергается постоянному социальному прессингу, построенному на стимулировании мотивации достижения. Если мы сможем это сделать, то сможем попытаться взглянуть на это растождествленно. Сколько кому понадобится на это времени, астрономического, неизвестно. Важно другое. Если вас стимулирует, возбуждает как цель нечто, то вы, если можете, отслеживайте, что это достижение. И тогда если без насилия над собой от этого избавиться невозможно, то достигайте этого прямо и откровенно. Съешьте эту морковку. Лучший способ избавиться от соблазна – это соблазниться. Соблазнился – и свободен.

Попытка решить эту задачу простым отрицанием этих ценностей: «Это все морковки, и поэтому мне это все не нужно» – приводит к тому, что вы попадаетесь на другие морковки, на морковки цинизма, псевдорационализма, «простых ценностей» или «простой жизни». Вся наша активность – это либо активность достижения, либо активность постижения. Другого способа существовать у нас нет. Но я не говорю о том, что надо отказаться от достижения вообще, – я говорю о том, что его надо увидеть. Достижением тоже надо заниматься, весь вопрос, из какого места это делать. Либо вы фигура на доске, либо игрок, играющий этими фигурами. Либо вы собака, бегущая за зайцем, либо охотник, либо тот, кто видит и собаку, и охотника, и зайца, и понимает, что это такое. Суть состоит именно в понимании, что активность основана на моментах постижения или достижения. Хотя некоторые утверждают, что без достижения нет преображения и постижения, что это вещи взаимосвязанные. Возможно. И даже скорее всего так, потому что сначала надо стать тем, кто дошел до морковки, увидел и понял, что это морковка.

Безупречность

Если мы хотим говорить о безупречности, то можем говорить о разных вещах. С точки зрения социальной безупречность – это просто хорошая привычка. Как хорошая привычка, скажем, содержать в чистоте полость рта не только для сохранения кислотно-щелочного баланса, а еще и для того, чтобы дурного запаха изо рта не было, что социально полезно. Вот такая же привычка быть безупречным в работе, то есть делать все, что ты делаешь, хорошо. Взялся за работу – старайся сделать хорошо, проверь качество, доведи до конца, не схалтурь. Это просто хорошая привычка – быть безупречным. Тогда у тебя постепенно формируется социальный имидж безупречного человека и тебе начинают доверять. Ты перестаешь тратить силы на доказательства своей безупречности, тебя меньше начинают контролировать и предоставляют больше степеней свободы в социуме. Естественно, растет твоя трудовая цена. Это выгодно. Но это должно быть привычкой. Быть безупречным по случаю невозможно – это такая положительная судорога. Один раз вспомнил, сделал безупречно, потом опять забыл – так безупречным не стать. Это нужно выработать в себе как навык, понимая, что это социальный имидж.

Что такое социальный имидж, какой смысл его вырабатывать, сколько он стоит? Раньше у нас весь имидж строился так: член партии или не член партии. И все. Если не член, то какой уж ты работник – это дело десятое. Если член, то какой работник – это тоже дело десятое. За исключением некоторых особо ответственных сфер, но там ты автоматически член партии, потому что, хочешь не хочешь, тебя в нее засунут. Были сферы, в которых талант и профессионализм все-таки довлели над идеологией. Но в этих сферах человек попадал в ситуацию закрытого города или предприятия – это совсем другая психология.

На Западе люди давно поняли, как важен социальный имидж, и учатся этому. Существует целая наука и множество пособий, объясняющих, как выработать нужные привычки и создать такой социальный образ, который стоил бы максимально дорого.

Итак, социальная безупречность – это такая хорошая привычка, за которую хорошо платят.

А с точки зрения духовного пути безупречность – это прежде всего умение не думать о себе.

Без этого быть безупречным просто невозможно.

Мне раньше казалось, что для человека, хоть сколько-нибудь взаимодействовавшего с традицией, это должно быть довольно просто и понятно, а выяснил, что это очень сложно для большинства.

Речь идет о том, чтобы в прямом смысле слова забыть о себе. У каждого человека в жизни бывают моменты, когда он так думает о чем-то другом, так занят другим, что себя вообще никак не учитывает. Вот о таком состоянии идет речь.

Почему это так? Потому что, если человек не умеет думать о другом, он все время вносит в свое восприятие систематическое искажение, систематическую ошибку. Он не может думать о себе как о другом. А только так он должен думать о себе. Потому что все то, что мы привычно называем собой, – это роль. Мы говорим: «Я Сидор Сидорович Петров. Такой-то, такой-то, такой-то. Такой-то с определенными качествами, свойствами». Но все эти качества можно изменить в любой момент в любую сторону. Чтобы мог быть и принцем, и нищим, и посох сжимать, и меч. Подобная практика прекрасно описана в книге «Учителя Гурджиева». Там рассказывается история о том, как профессор бросает свою кафедру и отправляется в деревню на вакантное место деревенского дурачка. Такая степень творчества во взаимоотношениях с объективной реальностью возможна, только если вы о себе не думаете, и даже когда вы якобы думаете о себе, вы все равно думаете о другом. Для думания о себе вам достаточно «Я есть». А что об этом думать? «Я есть Я» – и все. Одна-единственная мысль. Мы говорим об этом не первый раз. Но людей, которые пытались бы это практически реализовать, я встречаю редко. Почему? Не знаю. Страшно, наверное.

Чем больше я наблюдаю, тем больше убеждаюсь в том, что вопрос безупречности поведения на пути – это фундаментальный вопрос. Социальная и, скажем так, трудовая безупречность – это одно, этическая социальная безупречность – другое. Все зависит от того, какой образ вы создаете или из вас хотят создать: человек, держащий слово, или, наоборот, человек, всегда нарушающий слово, человек порядочный, человек непорядочный… Множество вариантов. Но все это перестает быть абсолютно однозначным, как только мы начинаем смотреть на это с другой стороны реки. Быть ли в социальном смысле бякой или цацей – решает безупречность поведения на пути, а не жизненная ситуация, которая диктует, как бы мне тут побольше заработать или как бы мне большему количеству людей нравиться. Если надо, конечно, можно и понравиться всем сразу, и сделать так, чтобы все говорили, что вы беспринципны.

Кто такой духовный искатель?

Меня на протяжении уже многих лет волнует вопрос: что такое духовный искатель? Кто это такой? Почему у него так или иначе складывается биография? Откуда он появляется? Куда он очень часто исчезает? И что это вообще за явление такое – духовные поиски? Размышления на эту тему не прекращаются и, наверное, не прекратятся никогда. Потому что окончательного ответа на этот вопрос я так и не знаю, а может, его и не существует. А может, и не надо, чтобы он существовал.

Духовность, если говорить с точки зрения персональной истории, начинается не тогда, когда человек заинтересовался каким-нибудь духовным учением, и не тогда, когда он стал читать соответствующие тексты, где есть такие замечательные слова, как «путь», «стоянки», «просветление», «медитация», «откровение» и другие, и даже не тогда, когда он начал что-то такое практиковать: какую-нибудь психотехнику, бдения, асаны, мантры, мандалы или магию вуду. Это все еще не признаки того, что человек преобразился в человека духовного. Как известно, через один и тот же объект могут удовлетворяться совершенно разные потребности. Можно любоваться розой чисто эстетически, удовлетворяя свою потребность в эстетических переживаниях, можно воспринимать эту же розу как некий символ социального положения (ни у кого розы нет, а у меня есть), а можно воспринимать эту розу даже как пищевой продукт. Итак, перед нами один объект, но по нему мы не можем судить о потребности человека, не зная, почему человек хочет обладать этим объектом.

Так как же нам по отношению прежде всего, конечно, к самому себе выяснить, обманываемся мы или нет? Что толкает человека наживать столько неприятностей и сложностей, интересоваться всем этим, ввязываться во все это?

Может быть, признаком какого-то первого происшествия является то, что человек вдруг или не вдруг принимает самого себя и перестает интересоваться тем, что же такое есть у других, чего нет у него. А начинает интересоваться в основном тем, что у него есть.

Я глубоко убежден, что верующим можно считать только такого человека, который принял самого себя. Если человек не принял самого себя, значит, он не принял дар божий пребывания в этом мире, то есть жизнь свою, самого себя. Мне кажется, что говорить о человеке как о духовном, только потому, что в нем возникла духовная жажда, нельзя, пока он не принял самого себя. Потому что духовность – это путь для человека, который заинтересовался наконец собой. И все, что добыто нашими предшественниками, всеми нашими предками и озарено, освещено, объективизировано, передано и засвидетельствовано под названием «духовная жизнь», предназначено одному человеку. Оно не предназначено сообществам людей. Оно предназначено тебе и только тебе.

Тогда появляется столько интересов, занятий, осмыслений, переживаний и чувствований, связанных с познанием, приятием и переживанием себя, что без всяких усилий исчезает интерес к таким бессмысленным вещам, как «А почему у него нет, а у меня есть?» или «Почему у меня нет, а есть у него?». Исчезает желание быть таким, как кто-то другой. Приходит знание, что я – это я и мне адресовано это послание. Мне! Я толстый, и это хорошо. Мне, толстому, это адресовано. А худому – я не знаю и не могу знать. Я худой. Это адресовано мне, худому… Я умный. Это мне, умному. Я не очень умный. Это мне, не очень умному. Это мне.

Приоткрывается понимание того, почему человек, якобы социально не очень успешный, светится. А что же ему не светиться? Он принимает себя.

Этим принципиально отличается то, что называется сущностью, ликом или сутью, от того, что я делаю в социуме. В социуме никакого «Я» нет и быть не может, ибо там все адресовано не мне, а «нам». Это Мы! Живем и трудимся в нашей стране. Это Мы! Переживаем все тяготы нынешнего этапа. Это Мы! И так далее, и так далее, и так далее. Там нет никакого «Я». И если кто-то впадает в иллюзию, порожденную социальным статусом, и думает, что он очень большой, очень богатый или очень сильный человек, и думает, что в этом случае есть он как он, то мы все знаем, чем это для него кончается. Приходят Мы и объясняют ему, что либо Мы, либо Они. А ты… непонятно что, либо ты с нами, либо ты против нас. Все просто. Это формула социальной жизни. Вся социальная жизнь пронизана ею: от самых мелких клеточек – семья, компания друзей – до самых больших – государство, нация, человечество. Либо ты с нами, с человечеством, либо ты против нас, гад, агент, инопланетян.

И есть у нас еще третья часть, на которой эти «Мы» и «Они» в каком-то смысле паразитируют. Хотя можно сказать, что это сосуд, в который все это налито, или еще как-нибудь это охарактеризовать. Эта третья часть – зверь, это часть, которая кушает, и если не будет кушать, не сможет вообще существовать, часть, которая вообще занимается совершенно непонятным, непотребным делом. Которую надо кормить, которой нужно спать и одеваться, чтоб не было холодно. Которой нужно… в общем, не очень много-то ей нужно, строго говоря. Но которой нас учили бояться, потому что она может победить это наше «мы». А почему она может победить и почему так надо этого бояться? Почему в социуме запущена такая дезинформация, что вот этого вот надо так ужасно бояться? Зачем социуму это нужно? Кому вообще нужна эта легенда о звере?

Все мы до какой-то степени извращенцы. Про свое собственное тело не можем спокойно сказать: это мое. Так спокойно: мое это. Да, мое. Вот такое. Мое это. Это трудно, потому что у нас есть образцы идеальных тел. Хотя это все совершенно полный бред. Видел я таких Шварценеггеров при эмоциональной нагрузке. Я работал с ними. Они падали. Перетаскать двадцать тонн железа за тренировку – это они запросто, а пятнадцать минут сильной эмоциональной нагрузки – и они просто падали. Кричали: «Дайте кушать, дайте анаболика, дайте нафаршироваться». Машины разные нужны, машины разные важны. Каждому своя, не чужая.

Это знание никому, кроме тебя, не нужно. Тебя! Другим оно не нужно и никогда не будет нужно, и сколько ни боритесь, сколько ни создавайте партий или объединений, сколько ни пишите воззваний, этого не будет никогда, и слава тебе господи, что никому это не нужно, кроме тебя. По определению. Ибо это только тебе и предназначено личное знание, единичное. Бессмысленно объединяться в союзы по этому поводу. Но осмысленно объединяться в союзы по другому поводу.

По какому поводу?

Напряжение между Я и Мы должно было объективизироваться в большом масштабе, а не только в одном персональном теле. Оно и объективизировалось. Причем это Я существует в двух ипостасях. В ипостасях уникальных специалистов, куда выталкиваются из социума в отдельное сообщество, в разнообразные спецгородки, спецклубы или спецучреждения – куда-нибудь от нормальных людей подальше, чтобы не заражали своим Я наши стройные ряды объединенных в Мы. Они в этих рядах нужны, потому что творить, открывать и изобретать может только Я. Мы не может ничего изобрести, открыть. Но зато Мы гениально умеет этим пользоваться. Итак, такое напряжение существует. Но существует и другая ипостась. Ее мы имеем в виду, когда говорим о веселых сумасшедших, о тех, кто в состоянии, действительно в состоянии быть совершенно Я, быть собой до конца. То есть быть Я до конца. Это безумно трудно. Это какое-то сверхъестественное состояние, но такие варианты есть. И тому есть свидетельства в истории человечества.

Хочу обратить внимание на один очень существенный момент. Есть колоссальная разница между Я, к которому обращено послание, и так называемым индивидуализмом, социально запрограммированной системой воспитания социальных бойцов. Множество очень ярких и привлекательных примеров этого мы видим и в жизни, и особенно в американском кино. Смотришь, и хочется верить в то, что это действительно так. Но суть ситуации видна совсем на других примерах. Летчик-истребитель поднимается в небо один, один сражается, один поражает цель, но в действительности нужно около двухсот человек, чтобы самолет взлетел и все произошло нормально от первой до последней минуты полета. Так что это летит не он. Это летит роль. Это Мы летит. Это Мы покорило космос, а не он.

Есть масса замечательных методик, кроме ДФС, но они не работают без автора. В присутствии автора работают, а в его отсутствие – нет. А все потому, что они не для Мы, а для Я. Для ученика, причем, скорей всего, одного. Эта ситуация и породила вечный и очень сложный вопрос, особенно для тех духовных людей, которые принадлежат к традициям, живущим в открытом социуме. Это вопрос личных отношений с социумом духовного человека. Его личных отношений, личного поведения, особенно в критических социальных ситуациях типа войн, революций или какого-либо беспредела.

В очень хорошем фильме «Андрей Рублев» есть попытка показать эту проблему. Помните, Рублев дал обет молчания, а тут набег татар, приведенных изменником? Что делать? Как прожить так, чтобы Богу Богово, а кесарю кесарево? И как кесарю кесарево, чтобы Бога не продать, чтоб не превратиться в Иуду? И как Богу Богово, чтобы революционером не стать и памятник своему Мы не поставить под видом духовных подвигов? Как в себе самом отделить одно от другого? Как не приписывать себе то, что сделало Мы, а Мы не приписывать то, что сделал сам? И как не пугаться своей машины и не называть ее ласково – это я?

Я не собираюсь сейчас давать исчерпывающие ответы на все эти вопросы. Я только хочу произнести их вслух. Потому что, может быть, они подвигнут вас к поиску. Наш общий друг и приятель Абу Силг сказал как-то: «Вся твоя „жизнь" – это объективация „твоих" (в кавычках „твоих", потому что еще надо выяснить – твоих или наших) отношений с реальностью». И больше ничего. В данном контексте «жизнь» понимается в том качестве, с которым в нашей Традиции предлагается растождествиться, потому что это жизнь Мы.

Реальность настолько многогранна, обладает такой полнотой, что ей, собственно говоря, ничего не стоит повернуться к тебе любым местом. Но если тебя нет, а есть только Мы, то она и поворачивается общим для Мы местом. И никакого персонального послания ты, естественно, не получаешь, потому что тебя нет. Оно есть, послание – есть! И персональная судьба есть. И дух. Он, собственно говоря, никогда никуда не исчезал. Все есть. И в этом смысле Махариши прав, когда утверждает, что, собственно говоря, достигать людям нечего, путь уже пройден, все уже есть! Все есть. Но это все предназначено тебе. Главное, чтобы был ты. Если есть ты, есть и индивидуальное отношение, есть индивидуальное послание, индивидуальная судьба. И реальность поворачивается к тебе как раз этим твоим персональным местом.

Прийти. Увидеть. Убедить

Где-то в 15 лет меня пригласили в Народный театр того самого завода, на котором я потом работал, в клуб «Заря». В моей жизни появился Владимир Федорович Долматов, потрясающий человек. Он закончил ФЗУ – фабрично-заводское училище, а потом вечерний техникум. Когда я с ним познакомился, он делал надписи на ящиках экспортных через трафарет. На экспортных, потому что это был военный завод. И при этом он руководил Народным театром, и это был очень достойный Народный театр. И вот Владимир Федорович Долматов стал моим первым наставником, да, собственно говоря, и отцом в определенном смысле. А до этого был Владимир Устинович, руководитель нашего драмкружка в Доме пионеров. Он часто приходил к нам в гости, дружил с моей мамой, и его знал весь город, потому что он в течение 30 или 40 лет играл Деда Мороза на главных елках города, и даже фамилия у него была Шальтис – «мороз» в переводе на русский язык. У него я получил первые театральные уроки. А Владимир Федорович учил меня не только этому, но и кое-каким жизненным принципам.

В неполные 16 лет я пошел работать на завод учеником слесаря. При этом я продолжал заниматься в Народном театре и тренироваться. Так я стал рабочим и перешел в вечернюю школу. Ну, там опять же обычная жизнь, романы… единственное, что может быть необычного или, там, не совсем обычного по тем временам, – я безумно влюбился в женщину старше меня на восемь лет, и у нас был очень… знойный роман. Я занимался спортом, неплохо выступал за сборную школьников Литвы, толкал ядро и метал диск и был чемпионом республики. Ездил на соревнования, на сборы… в общем, обычная жизнь.

А когда у меня начался этот роман, возникла в моей жизни симфоническая музыка. Первое потрясение от симфонической музыки – 6-я симфония Чайковского. Я стал бегать на все концерты в филармонию. Я был на концерте, которым дирижировал Караян, и на концерте, на который приезжал знаменитый китайский пианист, выигравший конкурс Чайковского. Я слышал Иму Сумак. Музыка в моей жизни играла очень большую роль. Я помню, был такой кинотеатр – «Хроника». Там без остановки шли всякие документальные фильмы. И я там посмотрел фильм о Прокофьеве. Мне не очень понравилась его музыка, но в финале фильма исполнялась одна его симфония… Я не знаю даже ее названия, к стыду своему! Может быть, вы помните, там, где арфы у него ведут… лейтмотив на арфах… Я помню, что это на меня сильно подействовало. Вот тогда я начал вести дневник, писать стихи. Все как положено в этом возрасте.

По праздникам мы ходили в гости в соседнюю комнату. Отец вышел уже на пенсию, и у него все стены были обвешаны немецкими словами: он совершенствовал свой немецкий язык и занимался философией. Он очень любил философию. И для того чтобы как-то с ним общаться, я начал читать философскую литературу. Начал я с учебника для сети политпросвещения. Потом прочел Спиркина, а потом понял, что надо читать первоисточники. Начал читать Канта, Гегеля, Фейербаха, которого не люблю до сих пор, и всякое другое. Тут же были книжки по психологии, и где-то уже в этом возрасте, то есть в районе 16 лет, я составил список: что должен знать режиссер. Это был обширный список.

Такая вот, без особых происшествий жизнь, все это так и шло, пока… Закончил я школу, поехал поступать в театральный в Москву – не поступил. Приехал – съездил к бабушке… Мама продала свои часы, и я снова поехал в Москву на биржу устраиваться актером. Вместо этого мне встретился там следующий человек в моей жизни – Владимир Александрович Маланкин, он делал добор на свой курс в Минске. И он меня взял. Я оказался в Минске, на актерском факультете… Голодали мы страшно. Сквозь десны шла кровь. Воровал в студенческой столовой еду. Потом как-то там какие-то знакомства организовались, в одной школе я стал вести драмкружок, ставил спектакль, и меня там подкармливали.

Что я запомнил, как ни странно: мама моего приятеля работала в столовой завода «Смена» и однажды попросила меня, чтобы я своей рукой переписал жалобу поваров на шеф-повара. Там описывались его махинации. С тех пор я знал, что мы едим в столовых, и после этого я воровал в студенческой столовой без зазрения совести. Даже свой курс подкармливал. Мы работали там втроем. Сокурсники настолько привыкли к этому, что, когда мы приходили на занятия утром, все говорили: «Ну, где коржики, давайте коржики, жрать хочется!» Рекорд был – 63 коржика. Вообще, я тогда воровал еду везде, я был в этом деле большой специалист. Но ничего особенного в моей жизни пока не происходило.

Меня вызвали в военкомат и по случаю того, что у меня в анамнезе была черепно-мозговая травма какой-то жуткой степени тяжести, положили в психушку на обследование. Там тоже была пара впечатлений. Одно – это парень, который весь день сидел под одеялом. У него была какая-то тяжелая форма аутизма. К нему приходил отец, седой весь, руки трясутся, и кормил его – туда, под одеяло, ему еду передавал. Мать у них умерла: он нам рассказывал, с горя. Парень был совсем молодой. И второе – мой сосед по койке, бывший фронтовой разведчик, у которого крыша поехала по каким-то причинам. Он дразнил санитаров тем, что идеально воспроизводил лай немецкой овчарки. Причем настолько здорово, что если не видишь его лица, то полное ощущение, что в палате где-то собака. И вот санитары регулярно прибегали искать эту собаку, а потом на него кричали. Но особенно этот аутичный парень мне запомнился. Это для меня было потрясение… человек, живущий под одеялом. И горе его родителей, его отца.

Для того чтобы не просто пережить встречу с традицией, не просто тотально ощутить, что это то, что вы хотите, не просто уверовать в это, а чтобы пребывать в этом, необходимо прежде всего увидеть, как изменилось пространство вашей жизни.

Традиция придерживается принципа, что и любовь, и вера должны быть зрячими. Это принципиально важно для нашей традиции, и поэтому традиция не принимает фанатизма, даже в самом чистом его проявлении. Многие из вас пережили события, в которых это было абсолютно ясно явлено. За двадцать шесть лет, которые прошли с того момента, когда я осознал свою работу, все попытки сектантства и фанатизма удалось нейтрализовать, для того чтобы получилось живое. Очень точное определение тому, что я вам хочу передать, дано Леонидовым: «Любовь и вера должны быть зрячими, а мысль – горящей».

Что является условием видения?

Первое – это предельное внимание к пространству. К пространству своей жизни, не к цепочке событий своей жизни, а к сцеплению событий. Важно понимать: когда мы всерьез говорим «моя жизнь», то обычно имеем в виду массу событий, произошедших не с нами лично, а с другими людьми, с которыми мы так или иначе связаны, а также с вещами и процессами, находящимися в том пространстве, которое захватывает наша жизнь. Тогда вы можете видеть свое движение в пространстве реальности, видеть, как объективизируется пространство Традиции в пространстве вашей жизни. Если вы это видите, тогда вы гарантированы, насколько вообще можно говорить о гарантиях, от нелепых ошибок, потому что ошибки в работе случаются – каждый из нас не объемлет всего.

Второе условие – видеть отграниченность явленного в каждом конкретном случае: отграниченность своего сознания, отграниченность пространства психического, даже отграниченность пространства доступной нам реальности. Чтобы не проецировать на реальность себя, с ней надо обращаться корректно. Корректность в данном случае заключается в том, что, когда я говорю «реальность», я имею в виду реальность, доступную мне. Иначе это пустое, абстрактное слово, не имеющее конкретного содержания. Это очень существенный момент внутренней жизни: максимальное внимание к границам и к отграничиванию. Таким образом предупреждается превращение живого в идеологию. Традиция – это не учение о Традиции. Учение о Традиции – это отдельная вещь, которая создается нами на протяжении многих лет. Постепенно появляются тексты, и постепенно мы все меньше и меньше заимствуем слов у наших собратьев, которые давно создали свои тексты.

Учение о Традиции – это одно, а Традиция – это другое. У Традици нет идеологии: это происходит из ясного видения, что человек – явление штучное. Именно поэтому отсутствует образ идеального ученика, идеального искателя, идеального члена Традиции, и поэтому Традиция включает людей столь разнообразных по возрасту, образованию и социально-психологическим мирам, из которых они родом, и чем разнообразнее люди, принадлежащие традиции, тем большим потенциалом формирования реальности вокруг себя мы обладаем.

Мне кажется, что одним из наименее разработанных мест является все, что связано с отграниченностью. Дело в том, что у вас очень много связанной с этим путаницы, и поэтому вы легко пересекаете границы явленных объектов и в результате очень часто смешиваете мало совместимые вещи. Некорректность мышления является свидетельством малой работы над опознаванием пространства собственного сознания и нахождения его границ. Наши культура, идеология и образование учили, что возможности человеческого сознания безграничны, но это утверждение абсолютно не корректно, ибо если дело обстоит так, то сознание просто не явлено. Безгранична реальность, да и то это наше допущение, в силу того, что мы не обнаружили ее границ. Мы обнаружили только границы доступной нам реальности, то есть границы своих возможностей. Сознание каждого – отграниченная вещь, и вместо того чтобы заниматься вдохновительной идеологией о его безграничности, традиция предлагает ознакомиться со своим сознанием и дойти до его границ. Это один из важнейших моментов, потому что без этого субъект не может представить себе свое собственное бытие. Без этого он вынужден определять свое бытие через всеобщее, и таким образом он исчезает как бытийный продукт, лишает себя пребывания в бытии, пребывания в реальности и превращается в вещь, двигающуюся в пространстве-времени пусть иногда по очень сложной, но вполне определенной траектории.

В силу разных обстоятельств, а особенно в силу того, что приходится учить разным вещам других людей, того, что это необходимо для зарабатывания денег, и того, что к ним обращаются, либо потому, что они просто любят это делать, многие, поучая, упрощают и обобщают, теряя конкретность и отграниченность. Вы, наверное, знаете, что пока человек любит учить, ему нельзя это делать. Пока человеку нравится учить, пока он не воспринимает это просто как работу, это говорит о том, что он реализует тенденцию, которая есть в каждом социализированном человеке, – тенденцию поучать. С возрастом эта тенденция возрастает, потому что служит оправданием прожитых лет. Если нет другой возможности, то поучать начинают своих ближних, лишая себя всякой возможности с ними познакомиться.

Забота о том, чтобы быть зрячим в своей любви и вере, – это принципиальный момент, потому что очень часто человек называет нечто верой и любовью только для того, чтобы превратить это в само собой разумеющуюся норму, то есть актуально забыть. «Я в это верую» – значит, все, этим можно не заниматься. «Я люблю» – все, этим можно не заниматься. Это я часто наблюдаю и в вас, мои друзья. Все дело в том, что тем, во что веришь, и тем, кого любишь, как раз и надо заниматься, а все остальное не принципиально, не существенно. Выверт социализации и сила социального давления, социальной суггестии и социального наследования позволяет человеку забыть то, что он в какой-то момент истины сам определил для себя как самое важное и самое существенное. Этот выверт, этот барьер мешает человеку пребывать в своей же вере и в своей же любви, потому что наличие у него зрелой веры и зрелой любви делает человека почти неуязвимым для социального давления. Социум, будучи надличностной структурой, этого не упустил и вмонтировал людям социальный и психологический защитный механизм, препятствующий таким проявлениям.

Зрячесть – это то качество, которое сейчас наиболее актуально. Это корректность мышления, которая прежде всего проявляется в восприятии границ явленного, ибо каждая явленность отграниченна.

Это и есть сокровенные знания традиции. Они не требуют игры в эзотерику, тайну и посвящение. Это сокровенное знание. Человек либо может это взять, либо не может, и все. Традиция не играет в эти глупые игры охранения своего знания. Это не то знание, которое нужно охранять от профанов, его невозможно профанировать. Знания о зрячей любви и зрячей вере и условия, при которых эта зрячесть возможна, нельзя спрофанировать: если вы их возьмете, вы станете зрячими, а если не возьмете то ничего не сможете с ними сделать. Их нельзя продать на рынке, они не только не пользуются спросом, а вообще отвергаются.

Все то, что вы имеете, все ваши специальные знания и умения могут быть трансформированы в содержание вашего бытия. Тогда бытие перестанет быть абстрактным понятием, а станет конкретно насыщенным, тогда даже такая совсем нулевая вещь, как самосознание, о котором ничего нельзя подумать, нулевая точка, даже эта нулевая точка заполнится конкретикой, конкретным содержанием ее пребывания в мире.

И тогда вам уже не нужно будет беспокоиться по поводу того «зачем?». Ибо это «зачем?» откроется перед вами с полной ясностью. Вы сможете видеть мир, его движение, сможете видеть или получать планы на десять, двадцать, сорок лет вперед, не создавая при этом жесткой модели и гарантированного будущего, потому что вы будете зряче пребывать в доступной вам реальности. Ваши возможности будут отграничены только границами доступной вам реальности.

На сегодняшний день возможности человека ограничены массой социально обусловленных понятий. Вы увидите, что многие люди не могут реализовать свою колоссальную потенциальность только потому, что в детстве с ними произошло то-то и то-то. Некоторые люди не могут сделать этого из-за того, что в процессе их социализации прошел технологический сбой и им не был вмонтирован тот или иной блок. Это бесконечный рассказ, потому что каждый человек – это потрясающая история. Но в нашей культуре к этому нет внимания. Человек воспринимается как история его жизни, как биография, хотя биография имеет к человеку крайне малое отношение, в лучшем случае – это одна десятитысячная истории человека. Человек сам по себе – колоссальное изделие, изделие, которое обволакивает собой событие, и в то же время каждый человек – это и есть событие в реальности. Это не красивая идеология, это факт, который можно видеть. Это событие разворачивается в пространстве, пребывает в нем и своей жизнью влияет на реальность. В сцеплении с другими событиями.

И тогда у вас не будет проблемы: «Ах, я вижу механизмы человека! Ах, я вижу его ложную личность! Ах, я вижу, как он сделан! Как же мне его любить? Ах, я могу манипулировать личностью!» Ну и манипулируй на здоровье, если тебе больше делать нечего. Это будет просто такое сцепление событий. Если вы будете видеть человека как событие в реальности, вы будете видеть и себя как событие в пространстве реальности, и это и есть бытие, наполненное потрясающей конкретикой. Это и есть связь между жизнью и бытием, между человеком как изделием и человеком как событием в реальности. Это и есть та опора, тот исходный момент, с которым работает традиция и с которым она связывает свою надежду.

Мы все вылеплены из тьмы. Никто из нас не сделан из света. Мы люди. Мы сделаны из тьмы, но сделаны светом. Вот это и есть исходная ситуация. Если мы хотим любить, верить и бытийствовать в мире, наши глаза должны быть зрячими. В противном случае мы обречены. Обречены пребывать вещами, которые не знают, как они сделаны, из чего они сделаны и что они из себя представляют, и просто функционируют по неизвестным им законам. Однажды я услышал от Традиции ответ на знаменитый вопрос: «Я кто?» – «Ты событие в реальности». Вот это и есть для меня моя любимая Традиция. Так я обрел тот смысл, который искал. Я искал смысл моей единичной жизни. Смысл, который бы содержался в ней самой, без ссылок на мистические пространства, на связь поколений и на то, что так утешает людей, позволяя им относительно радостно функционировать, согласно железнодорожному расписанию. Это главный подарок от Традиции.

Слышу голос отца своего

Личность моя была в полном порядке. Я был достаточно знаменитым человеком, играл в Народном театре главные роли наряду со взрослыми. Все мои друзья были в основном взрослые люди с завода. Я зарабатывал больше, чем моя мама. Я был довольно известный спортсмен, мои фотографии появлялись в местной прессе регулярно: то очередной рекорд, то победа на соревнованиях. Я читал. Читал запойно, в бешеных количествах. Я не ходил ни на какие танцы-шманцы – это мне было не интересно. Я бегал в филармонию, на тренировки, в Народный театр и на работу. Закончил я школу… и поступил в Минский театральный институт.

А когда я попал в психушку на обследование, то опоздал на неделю на занятия. Мне пришлось объяснять, что со мной вышло: военкомат проверял меня и признал годным к военной службе. Занимались мы как бешеные. Приходили утром и уходили в 11–12 часов вечера. Владимир Александрович был очень талантливым педагогом, и он сразу объяснил, что научить этому делу нельзя, а научиться можно. Он никогда никого не подталкивал. Если проявляешь инициативу – тебя, то есть твои этюды, смотрят. А если нет – сиди в углу, ну отчислят потом, и все.

И вот экзамен, первый курс. Отыграл я свой этюд. Все меня поздравляют, что хорошо, все нормально. Собираемся мы. Владимир Александрович оглашает оценки. Пятерки – меня нет. Четверки – меня тоже нет. Можете представить мои чувства? Тройки – меня нет. Мне уже казалось, что я поседел. Такое поражение, самое серьезное поражение за всю мою жизнь, наверное, никогда такого не переживал. Двойки – и тут меня нет!

А потом Владимир Александрович говорит: «Николаев, останься, остальные свободны». И он мне сказал такие слова, я их слышал тогда как в тумане: «Я не могу брать на себя ответственность, потому что при твоем здоровье тебя выжмут, как лимон, и выбросят. Ты долго не продержишься в актерах. И я не хочу брать на себя ответственность. Но я могу тебе сказать (он был на моем спектакле в той школе, где я поставил какой-то спектакль, я уже сейчас не помню, про школьников что-то, я там играл «лицо от театра»), я посмотрел – это у тебя очень здорово получается, и, может быть, ты режиссер по призванию. Не обижайся на меня, но вот так». Я был в тяжелом состоянии, а наш замечательный педагог по сценречи, такой благородный, интеллигентной внешности, седой красавец, сделал мне выволочку и говорит: «Если ты ломаешься, значит, действительно нечего тебе делать в театре». Ну, в общем, так он меня поддержал.

Проводили меня друзья, приехал я домой… Во многом этот кусок моей жизни, может быть, был поворотным, потому что, если бы я сломался, тогда непонятно, что бы было. Но я очухался. И тут меня «звездануло», и я пошел в райком комсомола, весь преисполненный наглости. Что-то произнес об эстетическом воспитании школьников и получил мандат на создание под крышей райкома комсомола театра-студии «Время», ни больше ни меньше. Потом это стало называться театром-коммуной «Время». Я прошел по всем школам нашего района и выступил перед всеми старшеклассниками, начиная от восьмого класса. Потом провел вступительные экзамены в три тура, потому что на экзамен пришло 120 человек, из них, естественно, 80 девочек. Среди прочих был принят сын режиссера русского драмтеатра Сашка Лурье.

И я начал вести эту студию. Ничтоже сумняшеся, с полным чувством, что все замечательно. А потом, естественно, папа Лурье заинтересовался: кто его сына обучает актерскому мастерству?.. В это время я вернулся в Народный театр, играл там, а работал старшим пионервожатым в средней школе. И пригласили меня в гости на день рождения Саши. Так я познакомился с Лурье. И он мне говорит: «Я вам помочь не могу, но почему бы вам не попробовать поступить в наш театр? Актером». А чем черт не шутит? И я пошел. И меня взяли! На 55 рублей! Актером! В русский драмтеатр Литовской ССР! Первый мой выход на профессиональную сцену состоялся 7 ноября 1962 года. И я помню этот ввод, это было «Укрощение строптивой». Я играл одного из четырех слуг Петруччио, и мы пели квартетом: «Наливать так наливай, хэй ля-ля, хэй ля-ля». Так я окунулся в театр. Больше всего потрясений я испытал от закулисной жизни, и особенно после премьерных пьянок. Я не пил, но многого насмотрелся. И вот там случилось самое сильное, наверное, из моих театральных переживаний.

У нас был актер, очень пожилой, ему было 75 лет, у него был юбилей. Он мне надписал программку. «Ничего, Игорь, трудно только первые 30 лет, потом значительно легче». Шло «Укрощение строптивой», он играл отца Петруччио. Там есть такая маленькая роль комическая. И у него случился сердечный приступ. Вызвали скорую. Он сидел в нашей гримерке (рядовой артист, несмотря на свои 75 лет, обычный, играл только маленькие роли). Ему делали уколы, и вот он очнулся, ему колют в вену очередной укол, а он спрашивает: «Где моя цепь, где моя цепь?» Ему подают эту бутафорскую цепь, он ее надевает: «Все, на выход!» И вот он идет передо мной по коридорчику к сцене, от стенки к стенке. За ним идут врач и медсестра со шприцем на всякий случай. И пока он на сцене играл свой эпизод, за кулисами так и стояла медсестра со шприцем. Это было страшное, ужасное и прекрасное переживание. Для меня в этом были весь ужас и вся прелесть театра. Человек играл на грани смерти – как выяснилось, у него был инфаркт, правда, не очень обширный, а микроинфаркт. Он больше не вернулся в театр после этого спектакля. 75 лет. И вот эта бутафорская цепь.

Параллельно еще у меня жизнь в студии… Мы что-то ставили, занимались мастерством, сценречью. Время от времени я играл в Народном театре в пьесе украинского драматурга Левады «Фауст и смерть». Играл мужчину, которому надо лететь на Марс, а от него ушла жена. И еще он ведет философские дискуссии со своим идейным противником, монахом Расстригой, и это все в стихах. Это трагедия. И там была такая сцена, когда я хожу по кабинету и прощаюсь с книгами: «Друзья мои, прощайте, до свиданья, а может быть, прощайте и навек». До сих пор это помню. А был мальчишечкой, значит, 17 с половинкой лет. Большой успех был у спектакля и у нас, троих исполнителей центральных ролей.

А я мечтал стать режиссером, подкатывался в гостеатре, чтобы меня взяли ассистентом на спектакль, чтобы начать учиться режиссуре. Главный режиссер мне это пообещал, но потом весной вышел приказ о распределении ролей, и вместо меня ассистентом был назначен другой человек. Я подал заявление об увольнении, потому что был не в силах пережить этот обман. Меня с удовольствием уволили. До этого уже было несколько художественных приказов на мой счет, никто таких выговоров не получал, как я, с большой педагогической преамбулой. Я вспомнил, что когда поступал в Москве, то познакомился с Борисом, геологом из Казани. Шлю ему телеграмму: «Боря, возьми меня в экспедицию». Короче говоря, выезжаю в Москву, из Москвы в Читу и оказываюсь в геологической экспедиции… поисково-съемочная группа, партия № 6.

Этот кусочек моей жизни стал большим уроком в основном по поводу мужских каких-то принципов… Интересные люди. А возил я с собой «Гамлета» и работал над пьесой, с прицелом, что я ее все равно когда-нибудь буду ставить и сыграю в ней, естественно, Гамлета. Я вообще мечтал сыграть три роли: Гамлета, короля Лира и Карла Маркса. И вот эта жизнь в экспедиции… Витим – та самая Угрюм-река у Шишкова. Помню, была у нас камералка – это когда пауза, мы не ходим маршрут, а идет обработка данных. Берег Витима, туман, и играют Моцарта. Приемник – поймали Моцарта… темно… где-то вдали сопки, звездное небо, туман…

Сегодня я с вами поделюсь своим видением того, как живет традиция и как строятся ее отношения с людьми. Я вижу, что это как раз та самая тема, которая одинаково интересна для всех присутствующих, и каждый возьмет то, что возьмет. Все традиции, говоря на языке ДФС [1] , живут за первым интервалом, то есть в том пространстве, которое мы называем 5, 6, 7. За вторым интервалом 8, 9, 10 никаких традиций нет и быть не может. Там есть Путь, Свет, Истина, а для некоторых Бог (кому повезло с ним встретиться).

Для того чтобы иметь возможность непосредственного контакта с традицией, человек в своем внутреннем бытии должен окончательно и бесповоротно перейти первый интервал. Это говоря техническим языком. Говоря языком психологическим, он должен трансформироваться в такой степени, чтобы постоянно работать в режиме излучения, он должен уметь пропускать через себя энергию, а в дальнейшем и свет, у него должно быть стабильное точечное «Я», и тогда он будет видеть и слышать. Перейти в своем внутреннем бытии за интервал – значит перестать чувствовать своим домом мир социального соревнования. Твоим домом становится мир Традиции, своей и тех традиций, с которыми ты можешь вступить в контакт.

Там не существует проблемы опознавания, это происходит мгновенно, там нет думания, вычисления и оценивания, там есть только резонанс, видение и слышание. И из этого места традиции вы видите и слышите принципиально иное, поэтому и существует задевающее вашу гордыню изречение: «Маленькому знанию не понять большого». Не понять, потому что нечем. Большое знание существует по другим принципам, оно по-другому осуществляется и усваивается. Все тексты – это только намеки, подсказки и никогда – руководство к действию. Наиболее сложные тексты организованы так, что в зависимости от уровня вашего состояния и его качества вы прочитываете в них одно или другое содержание. Жизнь традиции протекает в резонансных взаимодействиях с реальностью и в духовном диалоге на третьем уровне, то есть за вторым интервалом. Путь в традиции кончается тогда, когда человек в своем внутреннем бытии пересекает второй интервал и дальше сам сознательно принимает решение о дальнейшей своей жизни и судьбе. При этом он не покидает тело, если не хочет. В том же кувшине той же самой формы и того же самого цвета оказывается совершенно другое содержание. Вот почему человек, не имеющий этого содержания, не в состоянии опознать качество людей, находящихся за первым или вторым интервалом. И только иногда, при особо благоприятном стечении массы факторов, человек может услышать нечто идущее из-за пределов его жизни – и это в народе называется «слышать сердцем». Вот все, что может человек за пределами своей жизни. И ничего больше. Все остальное с ним либо случается, либо делается, но не им.

Естественно, за интервалом не существует игр в просветление и других морковок. Человек там в морковках не нуждается. Его мотивация определяется его объемом. Отношения традиции с людьми имеют несколько возможных, основных форм. Форма первая – построение убежища для людей, не нашедших себе адекватного места в человеческой жизни и услышавших некую сказку о силе, любви, братстве и духовности. То есть об уютном, относительно безопасном, симпатичном месте, где можно попасть в такое Мы, которое компенсирует недовольство и неустроенность в жизни. Внутри убежища идет постоянная работа по отбору потенциальных работников, то есть людей, которые в состоянии, пройдя определенную подготовку, участвовать в качестве работника в решении тех задач традиции, которые связаны с миром людей. А вот уже среди работников идет постоянный поиск и отбор людей, которые, может быть, когда-нибудь, независимо от того, как долго придется ждать, станут учениками.

Ученик отличается от всех прочих тем, что ему не надо напоминать, что он ученик. Ученик всегда ученик, даже когда он сидит один в ванной или туалете. Ученик – это качество бытия, а не внешняя ситуация.

Не работники и не ученики, но члены убежища – социально-психологического мира убежища являются людьми, которые встали под Закон и которых Традиция поддерживает и оберегает, потому что знает, что без слабых мир людей станет безумно жестоким и глухим к любой духовности. Только благодаря слабым людям человечество сохраняет чувствительность. И поэтому люди убежища в любой традиции – это люди, которым традиция взялась помочь не погибнуть, чтобы они делились своей чувствительностью и таким образом помогали максимально качественно воспринимать те намеки, которые традиция распространяет в качестве текстов и практик.

Так называемые социально сильные люди практически никогда не приходят ни в убежище, ни в традицию. Любой мастер, любой член традиции стал таковым, потому что изначально был слабым с точки зрения социума, но и члены убежища, как и люди из социума, могут оказываться в положении клиентов, которых обслуживают специалисты разного уровня и разного профиля. Таким образом поддерживается материальное благосостояние убежища. В противном случае убежище просто погибло бы со всеми его обитателями под напором социального давления.

Для того чтобы описать восприятие людей в общем виде, с точки зрения традиции, лучше всего пользоваться терминологией, предложенной Гурджиевым. Она описывает объективную данность наиболее дифференцированным языком.

Человек № 1 – витальный. Существует упрощенное понимание такого человека. Но оставим упрощение на совести того, кто его делает. Человек сам по себе как факт реальности уже очень сложен, и поэтому желание Великого Среднего упростить его восприятие вполне логично. Упрощение дает возможность с гораздо большей легкостью оперировать с объектом: это вызывает меньшее напряжение и позволяет создавать те социальные проекции, которые мы называем таковостью, закрепляя их за конкретным человеком и таким образом повышая уровень предсказуемости членов сообщества. В отличие от стройных рядов последователей внутри самой традиции предсказуемость минимальная, как в поведении ее членов, так и в возникновении, развитии и исчезновении событий.

Это человек, для которого его природное мудрое и прекрасное начало является высшей ценностью его жизни, независимо от того, что он по этому поводу думает. Такой человек будет выбирать в жизни по возможности такую траекторию, которая будет максимально связана с жизнью природы. Он будет пропагандировать в качестве идеального общества жизнь в природе. Но витальный человек, как и все остальные, может быть и умным, и глупым, и добрым, и злым. Если он не очень умный, он будет говорить: «Назад, к природе!» – будет пропагандировать примитивные формы социальной организации и максимально упрощенные отношения между людьми и сведет все к проблеме красивого удовлетворения своих витальных потребностей.

Человек № 2. Это человек, для которого высшей ценностью жизни является его эмоционально-чувственный мир, человек Любви, как любят говорить в народе, сердечный человек. Если это умный человек, будет выбирать в жизни такую траекторию, в которой доминируют добрые отношения, любовь, братство и искренность. Он будет стремиться в такое Мы, внутренние законы которого будут построены на уважении к человеческим чувствам и эмоциям. Такой человек создает религию любви, если он однажды услышал своим сердцем голос, идущий из-за пределов человеческой жизни. Этот же человек становится, в зависимости от культуры, образования и социальной наследственности, либо предельно агрессивным, когда у него возникает эмоциональный дискомфорт, либо кайфушником.

Именно такими людьми были эпикурейцы в Древней Греции, объявившие удовольствие и наслаждение главными принципами жизни. Эти люди строят социальные утопии о всеобщем братстве и всеобщей любви. А при недостатке ума и образованности они толпами валят в различные секты, где из них делают запрограмированных функционеров, ибо такой человек очень легко программируется. У него нет опоры во внешнем мире, где ничего этого нет – ни равенства, ни братства, – где все «органично, природно». А уж в городской природе тем более ничего этого нет. Поэтому такой человек легко принимает желаемое за действительное. Им очень легко манипулирует социум.

Человек № 3. Это человек, для которого высшей ценностью его жизни являются разум, интеллект и способность мыслить и рефлексировать. Он будет выбирать такую траекторию в жизни, которая позволит ему максимально понимать, знать. Эти люди, как правило, проповедуют индивидуализм, строгую социальную иерархию и элитарность. Если это умные люди, то все социальные утопии о совершенном социуме они помещают в будущее, ибо никакая нормальная логика не может поместить это в настоящее. Эти люди очень часто при недостатке ума становятся скептиками и циниками, попадаясь в психологическую ловушку инфернальности, которая звучит очень просто: «Каждый шаг от рождения есть шаг в могилу» или «Жизнь – это болезнь, которая всегда кончается смертью». Такие люди выстраивают сложнейшие иерархические организации, тайные общества с множественными ступенями посвящения. Это дает им почву для игры интеллекта и создает атмосферу замкнутого сообщества, куда можно попасть только (как они уверены) по объективным показателям.

В быту – это конкурсный набор в вузы, избрание академиков и тому подобное, в политике – это сложные игры власти. Эти люди начиная с XVII века захватили власть в социуме. Власть политическая, государственная и прочая принадлежит людям № 3, во всяком случае, в западноевропейском сообществе, включая сюда Северную Америку. Никакой другой человек, ни № 2, ни № 1, к власти прийти в наше время не может. А придя к власти, люди № 3, естественно, подстроили под себя социум. Такова социальная действительность. Поэтому люди № 1 и № 2 чаще, чем люди № 3, оказываются в убежищах различных традиций, проиграв людям № 3 в жизни. Люди № 3 приходят в традицию очень редко, и обычно это люди действительно не средних интеллектуальных возможностей. Наверное, это связано с какой-нибудь личной катастрофой. Потому что люди № 3 наиболее часто испытывают тотальное одиночество.

Человек № 4. Это так называемые целостные, тотальные люди, люди, для которых высшей ценностью жизни является переживание собственной целостности, себя как целого. Эти люди никогда, за редчайшим исключением, не становятся такими случайно. Как правило, это продукт работы той или иной традиции. Хотя, безусловно, правило без исключения – это догма и глупость. Безусловно, такие исключения случаются, потому что любой человек в момент большого подъема внутренних сил может пережить это состояние. И это может так ему понравиться, что станет целью и смыслом его жизни. И тогда он может достичь такого уровня и качества внутреннего бытия, при которых у него исчезнут противоречия между чувством, природой и разумом, все это переплавится в некое целое. Такой человек может стать учеником в полном смысле этого слова. Люди, которые находятся на пути к этому состоянию, для которых это состояние стало целью, ценностью и смыслом жизни, в строгом определении называются послушниками, ибо они движутся только к старту, стартовой черте. Они еще не на пути, но уже движутся к началу этого пути.

Человек, который попадает в категорию послушника, живет целевым бытием, подчиняя, переосмысливая и оценивая все только из одного критерия. Этот критерий и есть временно исполняющий обязанности Я, или кристалл. В литературе для этого употребляются разные слова, но смысл у них у всех один: это человек, который пытается действовать. Все остальные люди имеют только иллюзию действия. Все, что с ними происходит, случается само. Но поскольку жить, зная это, неудобно, человек создал массу психологических приспособлений, которые создают иллюзию выбора, поступка, решения и движения согласно плану.

Вырваться из этой механистичности можно либо через откровение, которое изменит вас до неузнаваемости и, как говорят, сделает вас другим человеком, либо через целевое бытие. Целевое бытие может быть порождено совершенно разными причинами: подлинной любовью, жаждущей резонанса, или подлинным разумом, который видит примитивность и банальность предлагаемой ему жизни. Целевое бытие может возникнуть и в результате различных практик, через которые человек приходит к открытию возможности быть целым. К такому же качеству бытия может привести и жизненная катастрофа, как мы говорим, промысел Божий.

Люди, прорывающиеся к целостности по причине посетившего их откровения, – это люди веры. Люди, прорывающиеся к целостности благодаря качеству своего разума, – это люди знания. Те, кто прорывается к целостности в результате катастрофы, – это люди войны. Это воины, и их путь – это путь воина. А люди, живущие в убежище, – это и есть дети человеческие.

Приди на помощь моему неверью!

Я вернулся из экспедиции. Во время экспедиции из Сибири я писал письма студийцам. Прямо как Константин Сергеевич Станиславский. А потом мне пришла пора идти в армию. Кем я тогда работал? По-моему, тарщиком или грузчиком… Я уже не помню, кажется, на хлебзаводе. На этом заводе в разное время я был и тарщиком, и слесарем, и грузчиком. Там работала мама, вот я там и подрабатывал. Тарщик – это тот, кто ящики сколачивает. Я научился забивать гвоздь с двух ударов, выполнять и перевыполнять норму. Пришло время идти в армию. И забрали меня в армию. И отправили в Сибирь. Почти туда же, где я только что был, в город Нижнеудинск. В школу младших авиационных специалистов. Там было три события, которые мне запомнились.

Первое событие. Все эти годы у меня время от времени случались приступы, пять-шесть раз в год. И вот у меня случился очередной приступ, и меня отправили в санчасть, куда я имел неосторожность захватить с собой книгу, которую тогда читал. Это были «Философские тетради» Ленина. Мне очень нравился его темперамент, я представлял, как Владимир Ильич сидит в лондонской библиотеке, в этой тишине, в этой цитадели интеллекта и культуры… и своим почерком пишет: «Сволочь идеалистическая!!! пуж-пуж-пуж!!!» – и три восклицательных знака. Мне все это было очень любопытно. И майор, начальник санчасти, увидел у меня в руках эту книжку. Это его взбесило, он начал на меня орать, что я тут выпендриваюсь, что что-то демонстрирую, что я вообще симулянт и прочее, прочее. Короче говоря, он выгнал меня из санчасти, а дело было поздним вечером.

Я прихожу в казарму, весь оскорбленный, естественно. А роты моей нет, они в карауле. И тут я решаю, что не могу перенести этого оскорбления и надо покончить с собой. Отсюда это очень смешно смотрится. Я на все деньги, которые у меня были, купил в нашем солдатском киоске печенья и конфет, обошел все посты, угостил ребят, а тем, кто курил, купил сигареты и рассказал им, какая сволочь этот майор. Пришел в казарму – там пусто. Было минус 42 градуса, ночь. Я перелез через забор и потопал в тайгу. Правда, при всем при этом, собираясь красиво умереть, я все-таки положил в карман шинели газеты, потому что где-то читал, что, если замерзаешь, в газету надо закутывать ноги. В состоянии полного аффекта я вложил в военный билет записку, где просил прощения у мамы и брата. И в этом состоянии, совершенно невменяемом – я действительно был совершенно жутко оскорблен, – почухал в тайгу.

Не знаю, сколько я шел, но постепенно мороз дал о себе знать: головка остыла, и не только остыла, как потом выяснилось, а еще и лицо было обморожено – я потом ходил с черной кожей, как с черной бородой. Ноги были уже ледяные. И тут я опомнился. Опомнился, достал газеты и завернул в них ноги, потому что портянки совершенно не грели. Из тайги надо было как-то выходить. Ну, поскольку я до этого был в экспедиции опять же в тайге, я как-то сориентировался по звездам и понял, что где-то справа от меня должна быть железная дорога. И, продолжая ориентироваться по звездам, чтобы не ходить кругами, потопал туда. Это был уже не аффект, мне уже было довольно тяжело физически – хорошо, что я был спортсменом и что был в полной боевой форме.

Короче говоря, я дотепал до автомобильной колеи, идущей вдоль железнодорожных путей. Снега по колено, в тайге. Вдали даже огоньки увидел. И вот тут я, еще не зная о правиле последних шагов, расслабился, поскользнулся и упал на спину. Надо мной было потрясающее звездное небо. Я лежу на спине, мне становится тепло, я понимаю, что замерзаю. Я читал, что когда человек замерзает, ему становится тепло… И знаете, о чем я тогда подумал? Я подумал: «Вот теперь я понял, как нужно монолог Гамлета „Быть или не быть" играть!» Честное слово. Короче, тихо начал отправляться в мир иной. Что меня спасло: по дороге ехала машина, грузовик, с включенными фарами. А моя нога в сапоге была сантиметрах в десяти от колеи. Но машина не остановилась. Они проехала мимо меня. Конечно, они меня видели. Но ведь это происходило в Сибири. Может, беглый, может, еще что. И это меня разозлило – ах, сволочи, думаю, солдата не подобрали!

Я поднялся и из последних сил дошел до станции, вошел в станционное помещение и около печки рухнул на пол. Кто-то прибежал, меня перенесли на лавку, достали военный билет, позвонили в часть. Приехали из части тот же самый майор и еще какие-то два офицера. И майор решил такую психотерапию, как я понимаю, применить. Он ворвался и стал орать на меня матом. И когда я его увидел, я стал кричать просто звериным голосом. Я уже не мог слышать и видеть его. И вот я ору и иду на него. И он мне как врежет. Я спиною в стену, он меня перехватывает, еще раз, я вылетаю в дверь и по откосу вниз. Тут его остановили.

Ехал я в часть с командиром своей роты, очень хороший человек, и он говорит: «Почему ты не пришел ко мне, почему ты мне не рассказал, что ж мы, не разобрались бы…» А я мычу только. И меня сразу привезли на гауптвахту, правда, всю ночь топили и оставили мне шинель, и в глазок все время смотрели, как я там, не пытаюсь ли продолжить самоубийство. А потом меня отправили в госпиталь. В ту же самую Читу. В госпитале… там все очень просто, мне сделали пункцию первым делом.

Знаете, что такое пункция, да? Это из спинного мозга берут жидкость. Тебе в спинной хребет вгоняют шприц и забирают жидкость на анализ. Если ты откажешься, значит, точно симулянт. Ну, я не отказался, но, слава богу, я что-то еще соображал, более или менее, и понимал, что инструкцию о том, что двигаться нельзя, надо выполнить до конца. Вон у нас один, мой сосед, решил ночью не звать санитарку и сходить в туалет сам. Его согнуло, и он больше не разогнулся.

Отлежал я в госпитале, вернулся в часть… уже мудрым. И дальше пошло: спорт – самодеятельность, спорт – самодеятельность. Пошла моя армейская жизнь очень хорошо. Ездил на соревнования, ездил с концертами.

Человек, ставший на духовный путь, по определению асоциален, и в этом отношении он оказывается как бы между двух стульев. Он как бы не очень чтобы со статусом, даже если этот статус есть, и он не очень чтобы хитер, даже если такие наклонности и дарования у него имеются. Возникает внутреннее чувство, что он непохож, отграничен от всех других людей Законом, который сам для себя принял. Содержание ритуальной процедуры традиции – «встать под закон» – заключается в том, что человек внутренне принял Закон и поставил его над собой, чтобы в соответствии с этим жить и действовать.

На уровне самоуважения это плюс-подкрепление: я принял духовный закон, я его исполняю, для меня это смысл и свет. Но на глубинном уровне личности этот поступок порождает чувство социальной вины, социальной измены. Подсознательное чувство вины рождает подсознательную же агрессию, которая выражается в пренебрежительном отношении к социуму. Такая психологическая защита: «Социум приходит и уходит, а духовность остается!» Оно так и есть с точки зрения исторической, но с точки зрения конкретной жизни все происходит здесь и сейчас. Как избавиться от агрессии? Избавиться от нее можно только с помощью Веры.

Вера, согласно нашим представлениям, – это осознанная преданность. Вера, которая не есть осознанная преданность, а просто преданность, чревата дилетантизмом. Человек как бы и верует, искренне, азартно, но самовыражение не может заменить отсутствия квалификации. Такая вера суетна и при любом поражении приводит к сомнениям и гибели энтузиазма. Осознанная вера – это вера человека, который знает, что вера – это еще и сила. Такой человек понимает, что, в принципе, вся проблема самореализации состоит в способности веровать.

Когда человек постоянно забывает, что он часть Традиции, а, следовательно, Традиция – это часть его самого, он лишается очень многих возможностей. А это, в свою очередь, порождает комплексы. Получается: котлеты отдельно, мухи отдельно; духовность отдельно, а моя социальная жизнь отдельно. И то, что применимо в духовной жизни, якобы неприменимо в социуме.

Основываясь на своем личном, довольно богатом опыте, говорю, что это все совершенно не так. Мы существуем и развиваемся только потому, что у нас всегда есть возможность действовать эффективно, опираясь именно на знания Традиции. Если вы помните, на технологическом языке основная методологическая цель, которая ставится на Пути, – это резонансное взаимодействие между субъективной и объективной реальностями со всеми вытекающими отсюда последствиями. Последствий из этого вытекает очень много, в большинстве своем они несколько непривычны, и потому эта информация, в соответствии с законами психологии, в первую очередь и забывается.

Если нам что-то действительно нужно, нужно по принципу «для себя, для людей, для храма», то есть для нашей работы, любой из нас может получить любую информацию, которую нужно иметь в данный момент для данной ситуации. Одно из происшествий, которое встречается на пути, – это момент, когда вы становитесь человеком, который знает все, что нужно знать для данного момента времени, и имеет все, что нужно иметь для данного момента. Как только вы избавляетесь от синдрома гарантированного будущего, вы это качество и обретаете. Вы превращаетесь из человека, которому все время чего-то не хватает, в человека, у которого все уже есть. Все, что нужно в данный момент времени для данного момента времени.

Как возникает невозможность верить? Страх верить? Это происходит из двух вещей, живущих в нашем сознании. Вещь первая называется «как должно быть». Она из той же серии, из которой «у меня все время чего-то нет». Почему у меня все время чего-то нет? Потому что я знаю, что мне нужно для будущего. А откуда я это знаю? Потому что так «должно быть», должны быть запасы для будущего. А из идеи, что существует некоторое «как должно быть», рождаются постоянное переживание недостатка и несоответствия, напряжение, забота, тревога и «думание». Мы все специалисты по тому, «как оно должно быть». И естественно, мы все воспринимаем, видим, думаем, чувствуем и оцениваем с этой точки зрения. А так ли оно должно быть? Как правило, все не так, и поэтому все ужасно, люди отвратительны, а государство пакостное. И поэтому надо уходить, уходить, уходить! В горы, внутрь себя, на другие уровни реальности, в астрало-ментало-виталы. Ведь все не так, как должно быть. Мир не совсем такой, каким он должен быть. И вообще все не совсем такое, потому что я-то знаю, какое должно быть. Естественно, у меня есть причина для глубокого пессимизма. С одной стороны, у меня все время чего-то нет. С другой стороны, все не так, как должно быть.

В процессе формирования человек создается в соответствии с конфигурацией социального давления. Так он создается, так существует и так поддерживается. Социальное давление развивает в нем его Я-концепцию и в первую очередь такую ее часть, как «Я как Мы». Это очень важно. Человек, не обученный саморефлексии и не использующий получаемые знания прежде всего для изучения самого себя, делает большую ошибку, потому что изучает других. А это совершенно немыслимое занятие, ведь других очень много, а ты один, и можно все-таки успеть что-то изучить. Так вот, если вы будете изучать самих себя, вы выясните, что «Я как Мы» делает вас существами, относительно приемлемыми в социуме.

Становясь духовным искателем, человек начинает следовать чему-то лежащему за пределами Мы и, естественно, становится асоциальным, потому что с этого момента давление, формирующее человека, идет не из социума и придает ему некоторые черты, позволяющие опознавать его как чужого для данного социального окружения. Естественно, он начинает раздражать окружение, а оно начинает раздражать его. Наступает время бесконечного конфликта. Тем более что люди умудряются и это знание использовать под «как оно должно быть», ведь с точки зрения вновь приобретенного знания все вообще не так. И если новое знание использовать не как знание, а как идеологию, вы опять попадаетесь в ловушку «как оно должно быть».

Что в этом случае происходит? Следуя давлению другой, несоциальной, структуры, вы вываливаетесь из рядов вашего привычного Мы, и это очень неприятно – так неприятно, что порождает сильнейшее желание сбежать. Сбежать и перенести все, что называется верой, осознанной преданностью, куда-нибудь далеко, в запредельное, тридевятое царство, семидесятое государство. Пусть это будет везде, только не здесь. Пусть хорошо будет там, где нас нет. Я всегда говорил, что такие поговорки надо выполнять с точностью до наоборот, и тогда они превращаются в указатели на духовном пути. Было: хорошо там, где нас нет. Переворачиваем и говорим: хорошо там, где мы есть. И это уже ориентир на духовном пути. Таких поговорок много. Тот факт, что их надо переворачивать, и показывает, что, становясь на духовный путь, вы становитесь «перевертышем». И все начинаете «понимать» с точностью до наоборот.

Дело в том, что духовный путь в его первой части – это путь к себе. Это путь из Мы к Я, путь, обратный направлению социального давления.

У духовного пути нет никакого другого реального содержания, кроме как путь к себе. Пока человек не встретился с самим собой, ему больше нечего делать. Если для этого нужно ходить в астрал – ходите. Если для этого нужно, наоборот, никуда не ходить – никуда не ходите. Но дойдите до себя! А потом уже все остальное.

Конечно, заниматься собой трудно, я понимаю. Но больше заниматься нечем. Можно прятаться во что угодно – в бурную деятельность, в чтение заумных текстов, в якобы медитацию… Пряталок полно. Но если за всем этим нет желания найти себя, то тогда все это никакого отношения к духовному развитию не имеет. Во всех религиях мира сказано: храм божий внутри тебя. Познакомься с самим собой. Кто ты такой, созданный по образу и подобию? Вылезь из матки Мы. Напрягись немножко и преодолей это давление. Конечно, это трудно. Конечно, это может кого-то обидеть, особенно из ближайшего окружения. Но это необходимо. Иначе – иллюзия пути, иллюзия веры, иллюзия освобождения.

Мы точно знаем, «как оно есть на самом деле». Мания величия потрясает человека. Но за счет нее, наверное, он всех и победил. Теперь мы кричим про экологию. Но при чем тут экология, если существо знает, как должно быть и как есть на самом деле? Что ему еще надо знать, я не понимаю? Он же просто всеведущ! Но есть ли такая вещь, как «на самом деле»?

Нет такой вещи. С точки зрения науки физики вещи – это электронные облачка, и пустоты в них приблизительно 80 %. При этом рука в камень никак не входит, несмотря на 80 % пустоты. Как же оно на самом деле? Самый великий физик всех времен и народов сказал: все относительно.

Для верующего человека и Мир, и он сам принципиально пластичны, то есть они принципиально не жесткие, не фиксированные. Идея пластичности заложена в самом понятии духовности, духовной жизни и духовного развития.

Вот сидит электронное облачко на электронном облачке. Сотрясает другие электронные облачка. Это с точки зрения физики. А с точки зрения психологии? А с точки зрения того, сего, третьего, четвертого, пятого?

Как в это поверить? Как отказаться от огромного богатства, которое неизвестно откуда на меня свалилось, от того, что я уже все знаю? Я знаю, как должно быть. Я знаю, как оно на самом деле. Я знаю, что мне будет нужно. Я точно знаю, что у меня сегодня нет того, что должно быть. Все знаю.

И когда вы посмотрите с этой точки зрения, то поймете, о чем говорили умные люди типа Сократа, когда утверждали: «Я знаю, что ничего не знаю» – и очень этому радовались. Никола из Кузы говорил про ученое незнание. Ученое потому, что до этого нужно додуматься, потому, что нужно отказаться от априорного знания, которое вбито в голову без всякого моего согласия или несогласия, как механизм социальной адаптации, социального контроля и управления. Вера – вопрос интимной ответственности. Вера есть духовное достижение и постижение одновременно. Верую и поэтому за все, что делаю, несу личную, персональную ответственность. Верую – значит могу сказать: «Я это сделал. Я это сказал».

Тогда появляется сила, о которой так хорошо написано во всех книжках. Но отвечаете за эту силу вы лично. И тогда становится понятно, что, может быть, она пока и не нужна, и пока я ею пользоваться не буду, потому что я еще не готов отвечать за использование астральных энергий в боях с чиновниками. Лично, персонально. Вот если мне кто-нибудь скажет, то по указанию я готов, за своей подписью – пока – нет.

Любить страшно, потому что это уничтожает дистанцию, то есть делает любящего абсолютно уязвимым по отношению к любимому, будь то отдельный человек или весь мир. Верить еще страшнее. Когда веришь, то обнаруживаешь, что ничего, что кажется привычным и постоянным, нет. Обнаруживаешь, что и ты сам, и все остальное каждое мгновение создается и исчезает. Если в любви исчезает «как оно должно быть», то в вере исчезает «как оно есть». Вера приводит человека в такое качество, когда он остается даже без «как оно есть на самом деле». Выясняется, что никакого «на самом деле» нет.

Если никакого «как должно быть» нет, то тогда нет врагов, которые появляются, когда я знаю, как надо поступать, а они хотят и знают по-другому.

А если никакого «на самом деле» нет, исчезает последний способ возвыситься над другими. А как же медали? А выслуга лет? А погоны квалификации? А звания и названия? А посвящение и просветление? За труды, жертвы всем ради продвижения по духовному пути – и ничего?! Да. Вот именно, что НИЧЕГО. Вот ради этого и трудимся, как выясняется.

Трудно верить потому же, почему и трудно любить: трудно отказаться от желания мериться силами и соревноваться, кто лучше, кто точнее все знает, кто ведет, кто ведомый, кто любит меньше всего, кто больше.

Хочешь любить – откажись от того, что ты знаешь, как оно должно быть.

Хочешь верить – откажись от того, что есть некоторое «на самом деле».

Без этого встретиться с самим собою невозможно, потому что вы все время будете встречаться с некоторым отражением себя в одном из многочисленных зеркал, которые нас окружают. Но это не зеркала, а проекторы. И там отражаемся не мы, а то, «как оно должно быть» и «как оно есть на самом деле». И мы смотрим и пытаемся соответствовать. Вот я, каким я должен быть! Мы же думаем, что это зеркало, что это наше отражение.

Так вот, сообщаю вам, что это вовсе не ужасная «сатанинская черная магия». Это просто фабрика по производству людей. Именно так их делают. Показывают им на экранах их самих, какими они должны быть, и говорят, что это не экран, а зеркало.

Нужно спокойно отнестись к тому факту, что с точки зрения духовности в нашем сознании очень много лишнего, больного и ненужного и что все это нужно просто выкинуть. Процесс очищения необходим. Он сделает нас сильными, легкими, веселыми и счастливыми, потому что вы знаете, во имя чего вы это делаете и что в это место приходит новое.

Традиция всегда с вами и готова снабжать вас бесконечным океаном знаний и силы. Она-то готова, а вы никак не можете ничего принять. У вас нет для этого пустой комнаты, вам некуда впустить гостя. Сидеть между стульями не получится, нельзя, чтобы все старое осталось и еще приобрелась духовность! На всякий случай мы оставляем себе две системы. Одна – я как бы верю. Другая – я как бы не верю. И то и другое – как бы. Наша традиция так трудно воспринимается со стороны, что кажется даже какой-то не духовной. Потому что она говорит, что это эффективно, это выгодно – верить. В том случае, конечно, если вы действительно избрали для себя как жизнь эту духовную традицию. Это эффективно. Это более адекватно, чем не верить.

Если мы уже не хотим быть просто изделием, а мы хотим разбудить в себе что-то такое духовное, мы должны заняться этой конструкцией и выбросить оттуда то, что нам уже не нужно: «И сжег он то, чему поклонялся, и поклонился тому, что сжег». Не для того, чтобы ходить и кричать: «Это все ерунда» – это не ерунда. Но с точки зрения духовного пути это просто уже отработано.

Если вы начнете приглядываться к себе, к своим мыслям и иногда засекать: вот это у меня «на самом деле», а вот это «как должно быть», а вот это опять у меня чего-то не хватает – вы потихонечку сможете понять, что без этого гораздо интереснее, потому что без этого есть Вера и есть Знание. Потому что есть закон работы для себя, для людей и для Храма.

И тогда вы поймете, что богатства и изобилия – боже, какое слово – изобилия! – служащих пищей и удобрением (а удобрение знаем из чего, да?), для духовного роста не следует избегать.

Веруй. Радуйся. Возлюби…

Следующим моим событием в армии был Экзюпери. Я по-прежнему много читал и взял в библиотеке Экзюпери – до этого он мне не попадался. Я только слышал про Маленького принца, но меня это не волновало. А потом впервые прочел «Ночной полет» Экзюпери. И что-то со мной, а точнее, во мне случилось… Моя внутренняя жизнь качественно изменилась. Я не знаю, как это описать словами, но внутри я стал очень спокойным. Как будто моя внутренняя жизнь отделилась от моей внешней жизни.

А третье событие было в том, что я в армии чуть не женился. Я познакомился с одной девушкой на танцах. Они были сироты, она растила двух маленьких, своих сестренку и братишку. Я стал ходить к ним в гости, копать огород и помогать по хозяйству, детишки ко мне привязались, и я подал заявление, чтобы получить разрешение жениться. А тут мы закончили предварительное обучение, и меня отправили как можно дальше, хотя я был отличником боевой и политической подготовки. Отправили меня аж в Уссурийский край, на самый Дальний Восток. Там я тоже нормально жил, вел школьный драматический коллектив, ездил на сборы, выступал за сборную округа, толкал ядро, метал диск. Как раз тут была годовщина незабвенной Октябрьской революции, и я читал «Реквием» Р. Рождественского в Хабаровске на торжественном концерте.

Потом я был летом в Хабаровске на спортивных сборах и успел сыграть роль в народном театре гарнизона. Короче говоря, в итоге всяких разных приключений я стал сверхсрочником в Хабаровске и стал руководить этим самым народным театром. Но до этого я чуть не погиб, уже не по своему желанию. Тогда у нас были Миг-17, очень низкие самолеты. Крыло самолета, вернее, кончик крыла находился на высоте пупка. Мы выкатывали самолет из ангара, и я был на конце крыла. А с другой стороны самолета кто-то дал команду: «Поворачивай!» Человек, который правил, сделал поворот, сзади в это время оказался другой самолет, и меня начало сдавливать точно между двух крыльев. Я издал совершенно звериный вопль. Я теперь знаю, что такое животный вопль. А в госпиталь не пошел, поскольку у меня была премьера. Поэтому я три дня, просто как собака, менял все на сахар и питался чаем с сахаром. И закончилось все нормально.

Ну, в общем, оказался я в Хабаровске, и там тоже не было ничего необыкновенного, кроме одного: я поставил условие, что я к ним перехожу, но они отпускают меня поступать на режиссуру. В Щукинское училище, на заочный факультет. И только я приехал в Хабаровск, только оформился – тут буквально в течение суток меня сажают в самолет, и лечу я в Москву. И поступаю я на режиссуру с большим успехом, набрав 48 баллов из 50 возможных. По дороге я женился… То есть я в самолете познакомился. Она ехала к себе на свадьбу в Калугу… и не доехала. Я послал маме телеграмму: «Поступил, женился. Игорь». Мама срочно, вместе с Колей, из Крыма от тети залетела в Москву, а потом встречала нас в Вильнюсе. Моя подруга как-то случайно проговорилась, что мы познакомились в самолете. У мамы была естественная реакция. Свадебное путешествие у нас заключалось в том, что мы семь суток ехали на поезде от Вильнюса до Хабаровска.

Мой товарищ уже снял нам там пол-избы. Так началась моя семейная жизнь. И все шло нормально, я дружил с ребятами из молодежной газеты и вел на телевидении передачу «В эфире молодость». Там было много разных впечатлений, но обычных, никаких сильных переживаний. Потом у меня случился очередной приступ, я опять попал в госпиталь, мне снова сделали пункцию и опять удачно, без последствий, и комиссовали. Я вернулся домой, взял в Щукинском академический отпуск на один год. А Владимир Федорович, который самоучкой, к тому времени стал ведущим дизайнером завода и начальником отдела, у него в подчинении были очень образованные люди… Вот за это время с 62-го по 68-й год он самоучкой, можете себе представить, стал дизайнером. Потом он поступил в вуз… Министр выяснил, что у него нет высшего образования, заставил его учиться, и он поступил в академию, на искусствоведение. Блестяще ее окончил и сделал открытие: нашел неизвестный в Литве памятник народного творчества. Описал его в своей дипломной работе. Такой замечательный человек Владимир Федорович Долматов. Он отдал мне Народный театр. Так я, вернувшись из армии, стал руководителем Народного театра, закончив к тому времени один курс Театрального училища имени Щукина.

Но было мне что-то после армии неуютно. Я не мог никак себя найти. У меня было ощущение, что я как-то подвешен между небом и землей. Внутри… не знаю… Внешняя жизнь-то была бурная: я уже успел и развестись, поскольку мне наставили рога, и еще всякие были истории смешные. У меня был театр, все хорошо, а вот… Я искал ответа в разных книжках, я перечитал горы книг по психологии… Но что-то не складывалось. И вот я узнаю, что на завод приехала группа социологов из Московского университета. Я иду туда к ним, знакомлюсь, работаю с ними, делаю исследования на тему «Конфликт „мастер – рабочий" при сдельной оплате труда». Там я знакомлюсь с Аркадием. И однажды Аркадий пригласил меня к себе в гостиницу, я пришел, и он вручил мне небольшую пачку машинописных листов и говорит: «Вот здесь информация. Может быть, это будет просто еще одна информация. А может быть, с этого начнется твоя новая жизнь». И я тут же, у него в номере, это читаю.

Вивекананда, вступление… философия раджа-йоги… Полное потрясение. Я выхожу из гостиницы, и у меня переживание, что я вышел в другой город, в другой мир. Все то же самое, и все другое. Так состоялась моя встреча с Традицией. Так началась моя более или менее сознательная жизнь. Это произошло в 1968 году.

Потом я был на сессии и познакомился с Борей Тираспольским. Тоже очень интересно. Я поднимаюсь по лестнице, Боря спускается. Мы останавливаемся вдруг на площадках, поворачиваемся, Боря стоит внизу и говорит: «Это ты про „Дракона" пишешь все контрольные работы (по пьесе Е. Шварца «Дракон») по режиссуре?» Я отвечаю: «Я». И мы не расставались трое суток после этого. Так у меня появился первый духовный родственник.

Потом получилось так, что мне предложили студию в Даугавпилсе, чтобы возродить русский театр, который там когда-то был, и группа моих ребят поехала со мной. Началась жизнь в Даугавпилсе, коммуной, в одной квартире. И там, это было уже на третий год после встречи с Аркадием, я впервые начал что-то рассказывать. У нас были такие пятницы: в ночь с пятницы на субботу мы сидели и говорили. Так к нам пришел «Огненный цветок», метод качественных структур. В Даугавпилсе у меня были знакомые, хорошая интеллигентная семья, педагоги, и у них я прочел все выпуски журнала «Семиотика» Тартуского университета, потом ездил к Лотману, чтобы проверить себя по поводу метода качественных структур.

Потом все это кончилось, поскольку Совет Министров большинством в три голоса отклонил идею возрождения русского театра в городе Даугавпилсе. Мы странствовали, искали место, где бы могли все продолжить… Кончилась эта история тем, что мы оказались на КамАЗе и провели там зиму в одной квартире. Питались так… своеобразно. А до этого я успел поставить спектакль в Орджоникидзе, ныне Владикавказ. Такая вот жизнь. Но главное все происходило внутри, потому что я учился, и это было для меня самое главное. С тех пор я этим и занимаюсь 40 лет уже.

Всю эту жизнь я жил бедно… хотя и не слишком бедно – я получал 125 рублей как режиссер, но не всегда ж была работа. Потом КГБ запретило мне работать в театре. А потом меня не брали на работу в Вильнюсе вообще никуда, даже стрелком пожарной охраны. Как раз в это время у меня родился сын Дарька. Я придумал профессию «интеллектуальная проститутка» – за 10 рублей весь вечер отвечал на любые вопросы. Потом был «кролик»: я участвовал во всяких экспериментах в качестве испытуемого, там и закончил с темой экстрасенсорики.

Потом был Киев, потом Чернобыль, потом чернобыльцы, клиника… И замечательный человек – Ангелина Ивановна Нягу, профессор, доктор медицинских наук, невропатолог. У нее я тоже многому научился. Еще в моей жизни были прекрасные люди, которые сыграли в ней очень большую роль: Александр Михайлович Паламишев, мой педагог в Щукинском училище, и Владимир Павлович Эфраемсон, основатель медицинской генетики, человек, сидевший до и после войны в лагерях. Я имел честь редактировать его рукопись «Пять генетических признаков гениальности». А еще Елизавета Людвиговна Маевская, педагог-консультант ВТО, бывшая актриса МХАТа, отсидевшая 10 лет в лагерях, Петр Михайлович Ершов, театральный педагог, автор потрясающих книг «Технология актерского искусства» и «Режиссура как практическая психология», и Павел Васильевич Симонов, директор Института высшей нервной деятельности, друг Петра Михайловича. В этом институте я тоже участвовал в различных экспериментах. Обыгрывал детектор лжи, там… всякие разные другие штучки…

Потом меня опять обманули – обещали прописку и квартиру в Киеве и не дали. Я уволился, уехал в Вильнюс и открыл кооператив по оказанию психологических услуг. Потом опять Киев, театрик, «ЗИКР»… А потом Питер.

Радуйся – оттого, что Веруешь, Возлюби то, во что Веруешь. Самое сложное, конечно, Веруй. По моим понятиям, веровать – это не действие, это состояние, тотальное переживание. Если человек переживает что-то тотальное или как бы, попросту говоря, вздрогнул весь и на этот выброс энергии, на этот «вздрог» наложилось четкое желание, то оно обязательно сбывается. Просто сто процентов гарантии.

Веровать – это тоже вздрог всего существа. Бывают люди, которые веруют, но не рады этому. Вера, обрушившись на них совершенно внезапно, является для них тяжелой ношей, которая мешает им жить «по-простому». У нас любят говорить: «Хочу жить по-простому», то есть механически, когда все случается и не надо напрягаться. Такие люди веруют, но они не могут этому возрадоваться и поэтому помещают свою веру в иные миры, и, конечно, здесь все не так, как там. Там, да, там все в соответствии с верой, а здесь все не так. Знаете, как у Высоцкого: «Нет, ребята, все не так, все не так, как надо». И это служит им оправданием, что живут они не по вере своей. А если люди не живут по своей вере, то, естественно, живут по чужой. Но сами они, как правило, этого не замечают. Стараются не замечать.

Вообще, говорить о вере – это чревато. Но все равно говорить о ней надо. Вера – это прежде всего преображение. В этом ее смысл. Преображение – процесс сложный, требующий от человека огромного напряжения, вынимающий и выворачивающий на свет божий все, что в нем есть. Как сказал доктор Щеглов, «мы прекрасные и ужасные». Очень красиво сказал. И вот все это выворачивается и под беспощадным светом начинает преображаться. И это не морковка. Преображение – это предельное напряжение всех сил человеческих, предельное. Вот вы спрашиваете часто: «Как это?» Но пока преображение не началось, пока вы не уверовали, не поставили эту веру над собой, не убрали ее из зоны своих манипуляций, что толку гадать «как»!

Как случится, так и будет. Если вас тянет в доменную печь, то либо бегите в противоположную сторону, и желательно без оглядки, чтобы в соляной столб не превратиться, как жена Лота, либо горите в этом огне, и плавьтесь, и радуйтесь, и восторгайтесь преображению. И когда уже будет абсолютный предел и преображения, и восторга, и радости хотя бы оттого, что посмел, вошел в это, прыгнул, победил сторожевые пункты здравого смысла, – полюбите этот мир, в котором это возможно. И ваш путь закончится, и пойдет грибной дождь, и будет светить солнце. И если вы захотите, то сможете вернуться к людям, от которых так долго и мучительно отрывались. Это будет прекрасная жизнь.

Преображение никогда не кончается.

Святые красиво называли преображение «преображением Господним», имея в виду не только преображение Христа, но и наше преображение – человеческое. Для меня это так и есть. Это и есть предназначение человека. Преображаясь сам, он преображает мир, одухотворяет его. Преображение и постижение – для меня это высший смысл, и, собственно говоря, все пребывание в мире – это постоянные усилия по раскрытию этого смысла.

Помните, в Гефсиманском саду, усыпив будущих апостолов, а тогда еще своих учеников, молился Иисус до кровавого пота: «Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты». Однажды я узнал, что кровавый пот – это реальность. Что в суперэкстремальных ситуациях, в сверхзапредельном напряжении сил у человека может выступить кровавый пот. Вот у Иисуса в Гефсиманском саду такое случилось. Что он постиг в той молитве? Нам с вами вряд ли когда-нибудь откроется, потому что вряд ли мы с вами сможем так молиться.

Любой смысл, в том числе и смысл жизни, рождается из огромного усилия души и духа, в вопрошании истины и ее постижении. Но никогда не бывает одного постижения на всех. Все это клише, готовые гамбургеры, макдоналдсы, картофель фри, кока-кола. Не бывает готового, одинакового для всех смысла. Ни тебе преображения, ни тебе постижения, ни тебе вопрошания. То, что в славянских языках называется вопрошанием, обращенностью, там, в экзотических странах, на вершинах Гималаев, называется медитацией. Я же говорил вам, что надо переосмысливать обыденность.

Когда люди говорят, что повседневная жизнь их отвлекает и не дает им сосредоточиться на возвышенном, они просто признаются в своей слабости, в том, что силы и веры для преображения и осмысления у них нет. Но если повседневная жизнь вам мешает, идите в скит, в монастырь или в пещеру. Потренируйтесь сначала там, а потом возвращайтесь опять сюда. Потому что, пока это не получилось здесь, преображение не произойдет. Постижение какое-то, да, может. Но преображение – нет. Ну как что-то в этом мире может помешать?! Если это часть вас и вы часть этого – кто кому мешает? Чем может помешать хорошо приготовленная яичница, чисто выстиранное белье или зарабатывание денег в поте лица своего? Или отсутствие необходимости зарабатывать деньги? Что может помешать вопрошающему, живущему в вере, радости и любви? Или вы имеете в виду мелочи быта, психологические беспокойства под названием «переживания»? Так это все сгорит все равно, это все переплавится.

И вы тогда увидите, что естественный фон человека, фон, на котором он смотрится совершенно органично, – это люди. Такие же люди, у которых та же самая суть, та же самая сердцевина. Преображение Господне… Смерть – великий учитель, великая подсказка. Чтобы родиться – надо умереть. Один мой замечательный приятель говорил: «Ну, что вы мне талдычите: реинкарнация, реинкарнация. Я каждое утро рождаюсь заново и каждый вечер умираю». Конечно, в определенном смысле это была бравада. Но я его хорошо знал, и знал, что за этой бравадой стоит абсолютно неколебимое понимание: это единственное, что надо делать.

Смертью смерть поправ… Преображение и есть смертью смерть поправ. И тогда смерть становится не искушением, не наказанием и не источником животного страха, а великой подсказкой бытия. В этом вот теле, не укладываясь в гроб и не закапываясь в землю, можно рождаться и умирать до полного преображения, жизнью смерть поправ.

Путешествие в страну людей

В 1985 году состоялась моя встреча с Мастером. Это было главное событие после встречи с Учителем, потому что благодаря Мастеру и всему тому, что вокруг было, и всей этой истории, закончившейся так трагично, это были большие уроки. С помощью питерских ребят, которые сделали фирму, мы вписались в капитализм. Сначала у меня появилась первая в моей жизни собственная квартира в Киеве. Сколько мне было лет? 45, что ли, или даже 47… Потом у меня появилась квартира в Питере, и, в общем, зажил я припеваючи.

Когда в 1968 году умер отец, я узнал из бумаг его биографию. Оказывается, у меня был отец с очень интересной биографией, а мне он никогда об этом не рассказывал. Потом эти бумаги сжег Коля во время одного из своих приступов. Так что остались у меня только отцовские награды, и все. Из вещей я имею в виду.

Вот такая биография. Я очень счастливый и везучий человек. Мне повезло, что черепно-мозговая травма не сделала меня инвалидом 2-й группы, как должно было быть по всем медицинским показателям. В силу какого-то стечения обстоятельств, наоборот, это активизировало мои интеллектуальные возможности, но расплатой за это стала головная боль, которая до 1985 года была фоном моей жизни, и приступы, которые начали учащаться до восьми в год, так что я уже везде возил с собой шприц и ампулы, потому что таблетки не помогали. А вылечил меня Мирзабай за один заход, и с тех пор я просто не знаю этой проблемы – видите, мне опять повезло.

Мне везло на людей, на очень интересных людей, умных, образованных, интеллигентных, мудрых и видевших жизнь в таких страшных ее проявлениях, что после этого у меня не возникало мысли переживать по поводу своих болячек. Я понимал, что на этом фоне мои болячки – это так мелко. Мне повезло, потому что я был дерзким человеком, наверное, из-за того, что у меня было защищенное детство, защищенное с двух сторон: отец был прокурором литовской железной дороги, да еще я был травмирован, и меня нельзя было особо наказывать. В результате я был очень дерзким и не боялся социума, не боялся общественного мнения. Я позволял себе жить так, как хотел. Мне всегда было интересно жить. И это был мой главный критерий очень многие годы. У меня до сих пор это один из важных критериев – чтобы было интересно жить.

Поэтому я легко бросал карьеру и материальные блага, легко уходил странствовать и как-то не искал гарантированного будущего, легко осваивал всякие разные профессии, одни чуть-чуть, другие более основательно. У меня прекрасная память – опять же благодаря травме. Я не помню ничего до пяти лет, но дальше все помню довольно прилично, во всяком случае, то, что стоит помнить. Я очень быстро читаю и при этом помню то, что прочитал. В борьбе с головными болями я открыл массу медитаций. Например, на уроке делал так: давал себе задание – сначала видеть только лицо учителя, потом только его говорящий рот, потом только слышать его, с открытыми глазами, потом только воспринимать содержание его речи, не слыша голоса и не видя, при этом оставляя глаза открытыми, а уши не заткнутыми. Такие вот упражнения делал. Сам их придумал. И у меня это получалось.

Когда я готовился к экзамену в Минске по зарубежному театру, я за два часа в публичной библиотеке, в читальном зале, прочел восемь пьес Шекспира. И одна из них мне попалась в билете.

Конечно, главное – люди. Самое главное, мне везло на интересных людей, у которых было чему поучиться. Поэтому я не был совсем уж оболваненным. Довольно рано я стал разбираться в истинной природе советской власти, в Иосифе Виссарионовиче Сталине, а к 25 годам даже во Владимире Ильиче Ленине.

Я застал Щукинское училище в период расцвета: параллельно со мной на дневном факультете учились все звезды теперешнего театра, будущие звезды театра и кино. Начиная от Насти Вертинской и кончая… Даже не знаю, кем закончить… Михалков, Костя Райкин и так далее. Я видел массу интересного в своей жизни. Мне всегда были интересны люди, и их было очень интересно впитывать в себя. Разные способы жить, разные способы видеть и объяснять мир, разные способы думать и чувствовать. Люди мне были всегда интересней, чем я сам. Ну и главное – мне повезло – я встретил Традицию, которую полюбил с самого начала и которую люблю до сих пор. Я перепробовал почти, наверное, все, кроме телекинеза и левитации. Этим я не занимался. Хотя я слышал про себя, что я якобы левитирую, но всерьез заниматься телекинезом и левитацией даже не пробовал.

Все остальное пробовал, кое в чем были очень приличные результаты, но, слава богу, я вовремя понял, что это баловство и к существу дела не имеет отношения. Я много чего умею делать руками, и я никогда не боялся, что останусь без средств к существованию, потому что всегда можно найти какую-то работу или придумать, как заработать денег на хлеб. Наверное, я не очень хороший семьянин. То есть не наверное, а наверняка, потому что я бродяга и волк-одиночка. Но я всегда старался быть искренним в своих отношениях с людьми, потому что очень давно, году этак в 70-м или 72-м, я окончательно пришел к выводу, что высшая ценность в человеческих отношениях – это искренность. Я никогда не верил в то, что детей своих надо воспитывать. Я всегда верил в то, что все, что я могу дать своим детям, – это мир, в котором я живу, и поэтому руководствовался в отношениях с детьми тем же принципом – искренность и больше ничего. И я не изменил своего убеждения в том, что люди вынуждены жить жизнью, их недостойной. Я старался не осуждать никого и делил людей не на достойных и недостойных, а на тех, с кем мне интересно, и тех, с кем не интересно. Я был очень жестким лидером и очень азартным, я сам от себя требовал по максимуму и также требовал от тех, кто работал со мной, пока однажды не понял, что это, скажем так, не совсем правильно.

Я никогда не хотел уехать ни в Гималаи, ни в Америку, хотя у меня были такие возможности, даже при советской власти. Я никогда не занимался политикой – мне это не было интересно, и интересно сегодня лишь постольку, поскольку политика отражается в жизни людей или отдельного человека, не больше. Как профессия она меня не интересует. А болтать об этом на уровне, так сказать, кухни мне не нужно. Это дело сложное и нужно, и если уж этим интересоваться, то более или менее профессионально.

Мне по-прежнему интересно жить. Очень интересно. И я с полной ответственностью перед высшими сферами, если они существуют, неоднократно заявлял – я готов воплощаться, воплощаться и воплощаться здесь, в мире людей. У меня нет никакой мотивации переместиться в какие-нибудь там высшие миры, совершенно никакой. Во всяком случае, пока ее не было никогда. Мне безумно интересно здесь.

Мне кажется, что я живу очень, очень долго. В моей жизни было много-много всего разного… и это мне нравится. И я готов жить еще очень долго.

Если это будет, мне не надоест.

Я попытаюсь поделиться своими соображениями по поводу сочетания социальной жизни и учебы в традиции. Отправной постулат: для того чтобы видеть ситуацию в целом, надо находиться вне ее. Простая и всем понятная вещь.

Если я хочу быть социально эффективным, я должен находиться вне социума. Как можно занять такую позицию? Есть два наиболее распространенных варианта.

Первый вариант. Люди начинают искать такую позицию внутри самой жизни и объявляют, что вне социума находится семья, и видят социум глазами семьи.

Второй вариант. Некоторые говорят, что надо подняться «над». Условно назовем все эти варианты «над» космосом. Но сверху они видят все без подробностей. Некоторые считают, что «над» можно найти внутри социума. Это социальная иерархия. Чем выше я забираюсь по социальной лестнице, тем яснее вижу социальную ситуацию. Короче говоря, человек ищет то место, из которого он может видеть как можно шире и ясней внешнюю социальную жизнь.

Теперь сформулируем следующую задачу. Для того чтобы ясно и отчетливо видеть жизнь, как внешнюю ситуацию, опять же нужно находиться вне ее. Но вне жизни можно находиться двумя способами.

Первый. Умереть, и поэтому многие люди начинают умирать заранее. Они немножко живые, немножко мертвые.

Второй. Найти другую жизнь и из той жизни смотреть сюда. При таком варианте нет оппозиции верх-низ, а есть оппозиция – две жизни, и они разные.

Предполагается, что все вы, следуя традиции, стремитесь обрести другую жизнь. Но это только предполагается. Теоретически это так, а практически вы сами знаете, что в течение долгих, долгих лет человек пытается быть «между», ибо, будучи устроен по принципу схватывания, он не хочет (или не может, что одно и то же) терять то, что уже имеет, ради того, что хочет иметь. Это и есть промежуточное состояние. Собственно говоря, путь ученика – это и есть путь из обыденной жизни в другую жизнь. А путь Мастера – это путь из другой жизни в жизнь человеческую. Или по Флоренскому – восхождение, прохождение через врата и далее нисхождение. Человек, пройдя врата, возвращается в мир для того, чтобы в нем трудиться. Собственно, это все варианты позиций. Правда, есть еще и такая иллюзорная позиция, которая называется «Я сам по себе».

Почему эта позиция иллюзорна? Социум построен из Мы. Это основа его конструкции, его элементарная часть. Никогда нет Я, всегда только Мы. Поэтому, для того чтобы действовать, необходимо уметь сотрудничать. Для того чтобы делать дело на базаре жизни, нужно уметь либо формировать, либо находить Мы, которое поможет вам реализовать те задачи, которые вы перед собой ставите. Чем эффективнее вы сотрудничаете с людьми, тем более качественную команду вы можете собрать для решения той или иной задачи. С точки зрения социума семья – это тоже ячейка общества, то есть Мы.

Главное психологическое умение, которым должен обладать человек, желающий что-то сделать, – это умение сотрудничать с людьми. Умение набрать, сформировать, подготовить, воспитать, это уже зависит от личных пристрастий, наиболее качественную команду. Если же вы не в состоянии создать свою команду, то остается два выхода: либо уметь найти какую-либо команду и присоединиться к ней, либо отказаться от мечты о социальной эффективности. Социум не переносит одиночек, и даже те, кто, согласно устройству, пользуется наибольшими степенями свободы – уникальные специалисты и дурачки, – даже они тем или иным образом пристегиваются к какому-нибудь Мы.

Учиться – это значит двигаться в сторону другой жизни, потому что ее тоже нужно освоить, так же как мы осваивали эту, но благодаря большей или меньшей степени сознательности это можно сделать быстрее, чем мы осваивали эту жизнь. Для того чтобы учиться и при этом эффективно действовать в социуме, есть только один вариант. Это называется красивым и непонятным словом «растождествление» или понятным словом «играть». Играть, а не просто говорить об игре – занятие высокопрофессиональное, трудоемкое и требующее больших внутренних ресурсов, не говоря уже о таланте. Не всем дан талант играть. Большинство не играют, а только притворяются, что играют.

По-настоящему играть вы сможете только тогда, когда увидите эту жизнь глазами Бога. И, продолжая любить жизнь, вы сможете не впадать в псевдосерьезность по отношению к ней. За счет чего?

Первое. Увидеть глазами Бога – это значит увидеть, что Бог, как и солнце, одинаково светит всем, без исключения.

Второе. Жизнь, если взять ее в объеме всего человечества, столь многообразна, что моделей правильной жизни на Земле больше шестисот. Большинство этих моделей почти полностью отрицают друг друга. Люди столь многообразны, что принимать позицию одного человека за истинную, даже если это ты сам, просто смешно. Думать, что все люди живут примерно одинаково, – полное заблуждение. Думать, что такие плохие качества, которые есть у вас, есть только у вас и поэтому их надо тщательно скрывать, тоже полное заблуждение. Все люди – люди. И если вы будете внимательны к разнообразию жизни, вы быстро увидите повторяющиеся сюжеты, ситуации, проблемы и ошибки совершенно разных людей. Увидите, что жизнь во внешней ее части подчинена законам статистики.

С этой точки зрения Шекспир совершенно прав, когда устами своего героя говорит: «Весь мир театр, все люди в нем актеры, и каждый в нем свою играет роль». Только один играет хорошо, а другой – плохо, кто-то более талантлив, а кто-то – менее, кто-то играет с большим удовольствием, кто-то – с меньшим, а кто-то – с полным отсутствием понимания того, что он играет роль. Человеку очень трудно так отнестись к жизни, потому что тогда он с неизбежностью должен отнестись так же и к своей жизни, а не только к жизни других. А поскольку мы с младенчества разучили все привязки, поскольку ничего другого у большинства людей нет, существует такое ощущение инфернальности, безвыходности – жить надо. И действительно надо, раз родился.

Для того чтобы помочь людям, которые действительно хотят другой жизни, существует позиция ученика. Она заключается в том, что любая жизненная ситуация – это только урок. Жизнь, которая дана, то есть не сделана тобою, не сотворена, а просто дана, жизнь, в которую ты попал или, вернее, попался, – это и есть твоя Школа. И чтобы не было страшно, пока учишься, существуют традиции, Мастера, гуру, учителя – как мостик, как поддержка, на то время, пока ты выучишься настолько, что начнешь сам жить эту свою новую, другую жизнь. Часто по дороге возникает иллюзия, что можно стать хозяином этой жизни, демиургом, революционером, усовершенствовать ее, спасти человечество – это самый характерный признак недоучки. Недоучился и пошел на баррикады.

Таким образом, можно сказать: ученик – это человек, который отправился в путешествие из этой жизни в другую. Естественно, что дорога, которая куда-нибудь ведет, там, куда ведет, и кончается. И естественно, что мост над пропастью между двумя несокрушимыми скалами не может существовать, опираясь только на одну из них. Поэтому и говорится, что без уважения к человеческой жизни, как она есть, никакого духовного пути состояться не может, потому что иначе не на чем будет стоять мосту.

Итак, ученик – это человек, который идет по мосту. А неученик, человек, который пытается быстро перескочить с того берега на этот, а с этого на тот, стоит на мосту и грузится, грузится до тех пор, пока мост не рухнет и он не провалится в эту самую пропасть между скалами. Предел прочности моста для каждого свой. О, если б можно было в прямом смысле оставить эту жизнь и под мудрым руководством Великого наставника только и делать, что идти по этому мосту, тогда все было бы иначе! Потому и существуют спецситуации, в которых мы оставляем эту жизнь, но еще не переходим в другую. Спецситуации – это монастыри, ашрамы или специально организованные обучающие ситуации. Эти спецситуации могут быть временными или постоянными. Наша традиция придерживается того мнения, что основное обучение происходит непосредственно на базаре жизни, не отрываясь от нее, а погружаясь в нее все глубже, пока не выйдешь с другой стороны.

Это и есть путь нашей традиции. Ее специфическая особенность. Это очень важно понять. Наш путь, наш мост лежит внутри самой жизни. И, двигаясь не от цели к цели, а от смысла к смыслу, мы имеем шанс однажды перейти на другую сторону, в другую жизнь.

Какой бы ни была ваша социальная биография, значение имеет только одно – этот путь так сложился, потому что вы учились, или же он случайно таков, как все в этом мире. Если вы учились, то он эффективен, каким бы он ни был, если вы не учились, то каким бы он ни выглядел внутри социума, он не эффективен. В этом смысле абсолютно не важно, были вы знаменитым или никому не известным, богатым или бедным, счастливым или несчастным. Вы воспринимали жизнь как школу, и насколько вы это делали, настолько ваш путь был эффективным. А реальность в ответ на ваше желание дает каждому те уроки, которые необходимы именно ему. Поэтому опыт другого человека абсолютно ничего не означает, разве что повод для размышлений. Именно поэтому в процессе обучения в традиции не происходит нивелирования людей, они все остаются непохожими и разными. Так что, будучи опьяненными жаждой познания и проникновения в другую жизнь, умейте сыграть трезвость, а не наоборот, потому что, если вы сделаете наоборот, вы будете пытаться обмануть жизнь, а не сыграть ее, а это еще никому не удавалось.

Это мы рассмотрели путь в другую жизнь, путь «туда», но есть еще путь «оттуда», который называется «работа традиции на первом, втором, третьем уровнях, работа традиции среди людей». Тот, кто хочет быть не только учеником, но и работником, должен уметь выполнить полученную задачу. Понятно, что задача не может быть тривиальной, а потому нет рецептов по ее выполнению. Чтобы быть работником Традиции, нужно уметь «всего» две вещи:

первое — услышать поставленную задачу; второе — решить ее творчески, за счет своих собственных внутренних усилий.

Работник не бегает и не спрашивает: «Как?» Он вдохновлен самим фактом, что ему дали работу, и понимает, что традиция, конечно же, умнее и мудрее его, а значит, если она дала эту работу ему, он ее может сделать, что бы ему ни казалось. Дальше остается только пробудить себя до такой степени, чтобы обнаружить это, и все получится. Возникнет замысел, станет ясно, какие дополнительные знания срочно необходимы, если их еще нет, и начинаешь действовать. И вот когда ты начинаешь действовать, ты должен действовать как воин Духа. Без малейшей жалости к себе, с холодным отношением к тем оценкам, мнениям и суждениям, которыми тебя тут же окружат родные, близкие и далекие. Единственным регулятором действий в этом случае является Закон Традиции.

В этом вас тоже будут искушать, потому что в социуме действия, внутренне оправданные соблюдением Закона, очень часто выглядят как проявление слабости: «Что это ты не можешь наступить на горло близкому ногой? Подумаешь, бесконечный источник знания и силы!» И поэтому внешне воин Духа очень часто выглядит очень уязвимым для одних и очень жестоким для других. Но на самом деле он не жесток и не добр – он действует, имея над собой Закон Традиции. Терпеливо, неуклонно, постоянно наращивая свой профессионализм, он движется к решению поставленной перед ним задачи. А по окончании пути никаких традиций нет. Там одно небо для всех.

Все, что традиции делают в мире, – это и есть Божеская любовь. Это и есть благодарность человечеству за то, что оно содержит это маленькое, но гордо именующее себя Духовное сообщество. Поэтому и содержит, и позволяет ему существовать, потому что знает, что может от него получить. С точки зрения Великого Среднего Духовное сообщество – это исследовательские коллективы неизвестного. И если даже в этой жизни нужно мужество противостоять социальному давлению, когда оно покушается на ваши убеждения и принципы, то человеку, предполагающему себя учеником и работником традиции, этого мужества нужно во сто крат больше.

Одна из самых субъективно трудных вещей – это проблема с удовлетворением базальной потребности в эмоциональном контакте, говоря проще, в душевном тепле. Люди все больше и больше обделены этой возможностью, потому что развитие цивилизации и социума все меньше и меньше оставляет современному человеку ситуаций, в которых возможно удовлетворение потребности в эмоциональном контакте – всякие суррогаты в виде стадионов, дискотек и прочих массовых оргазмов этого не заменяют. Это огромная проблема, это огромный источник психопатологии обыденной жизни. А для человека, который идет по пути, таких мест почти совсем нет. Только за счет любовных отношений с традицией. И научиться с этим управляться – штука сложная и болезненная.

Это не потребность поговорить по душам и не потребность во взаимопонимании, это потребность в эмпатии, в сопереживании и в безопасности этого переживания. То, что было, когда можно было прижаться к маме, забыть обо всем на свете и кайфовать, что у тебя есть мама и она тебя чувствует и понимает. А на пути почти невозможно расслабиться и почувствовать себя в безопасности. Только расслабишься, а тебя уже убаюкивают – из самых добрых побуждений. Только расслабишься, а тебя уже хотят переделать – тоже из самых добрых побуждений. Только расслабишься, а тебе уже лезут пальцем в ранку.

Я всегда говорил и повторяю: жизнь духовного искателя, пока он дойдет, намного скучнее, неинтереснее и примитивнее, чем жизнь обычного человека. Я говорю, не кокетничая и не пугая: это психологический факт. Для любого грамотного наблюдателя это так и есть. Иначе ничего не получится. Это как жизнь профессионала. Истории об ужасах частной жизни профессионалов широко известны. Эта вечная дискуссия в рамках этой жизни не решается. Сколько бы мы ни приводили аргументов и ни ссорились из-за разности позиций, ничего не изменится. Жизнь устроена именно так. Профессионализм безнравственен по сути своей. В рамках этой жизни эти противоречия не разрешаются. Поэтому так называемые маленькие люди – это самые интересные люди. Они многообразны, причудливы, в социально-психологическом мире каждого из них своя мораль, нравственность, тайны и павлиньи хвосты. Такое разнообразие! А профессионалы все одинаковы. С ними говорить о чем-нибудь, кроме профессии, бессмысленно.

Да, без сердца нельзя. Нельзя без любви и без романтизма, потому что знания вас просто убьют, сделают циниками, и это скучно. И вы будете жаловаться: «Какое скучное занятие – жить!» Действительно, скучное, если, кроме машины, которая все видит, понимает и предсказывает, больше ничего нет. Но узнавать это все нужно не для того, чтобы убедиться, что, кроме этого, ничего нет, а чтобы за всем этим найти то, что не высчитать, что не может быть написано ни в одном учебнике. Для того чтобы дойти туда, нужен беспощадный романтизм. Каким бы плохим мне все ни казалось, как бы плохо ни было, я все равно верую, что там, по ту сторону, есть святое. Тогда вы можете пройти насквозь банальности и выйти с той стороны, со стороны святого. Только в сочетании беспощадного реализма с беспощадным романтизмом. Если не будет беспощадного реализма, вы будете принимать машину за живое, устройство за человека, манипуляцию за искренность чувств, а автоматизмы за подлинное, неискусственное. Искусство – это и есть подсказка, куда надо идти. А то, что без искусства, – это машина. А ведь есть еще то, что мы вульгарно называем вторым уровнем. Через все это тоже нужно будет пройти и со всем этим познакомиться. Вы хотите перестать быть лилипутом и наконец-то стать самим собой, человеком-гигантом? Но все в жизни сделано для лилипутов. Конечно, вам это неудобно. А вы хотите стать наконец гигантом, обрести самих себя и перестать бегать и кричать: «Неужели это все мое?!» И чтобы вам при этом было удобно в этой жизни? Всякая попытка что-либо изменить всегда влечет за собой сложности. Легко только там, куда ты попал, не ведая ни зачем, ни почему. Не зря существует выражение «человек, избалованный плохой жизнью». Просто плохая жизнь для него привычна, а хорошая – непривычна.

...

Иерусалим, 6 января 2000 – Санкт-Петербург, 6 января 2001

Часть третья. Беседы о школе

Беседа первая

В моей жизни было несколько эпизодов, когда я отказывался от хорошей карьеры, потому что это не входило как-то в мой смысл. Ну, какой эпизод вам привести, чтоб было понятно? Например, однажды мы сыграли «Клопа» у Александра Михайловича Паламишева, Юрию Петровичу Любимову это очень понравилось, они с Александром Михайловичем были приятелями. И он сказал Паламишеву: «Я беру любых двух твоих парней к себе на стажировку, сам выбирай кого». И Александр Михайлович предложил мне, говорит: «Ты если хочешь, вот есть такая возможность». Что такое стажировка у Любимова по тем временам? Да это все, обеспеченная карьера, год ты там стажируешься – и понеслось!

А я приехал домой и думаю: «Господи, за год я поставлю три спектакля сам… Мне не важно, что это будет не в Москве, а так я год буду болтаться около Любимова и изображать то, чего во мне нет. Он для меня не учитель». И я позвонил Александру Михайловичу и только начал говорить: «Александр Михайлович, я…», как он сразу все понял: «Ты что, почему?!» Я что-то там придумал в качестве причины. Он, естественно, не поверил, может быть, даже как-то рассердился на меня, не знаю, надо у него спросить.

Другие были смешные предложения вроде фиктивного брака в Москве, со всеми удобствами. Квартира, машина, дача, должность в московском театре. Потом, когда уже настали времена, когда ГБ нас начала гонять, меня предлагали за границу бесплатно вывезти, опять же через фиктивный брак. Но у меня все уже было внутренне ясно. Я знал, что должен быть здесь, что тут мое место работы и жизни и что мне никуда не надо. И пусть гоняют, пусть учат. И действительно, то, что нами интересовалась ГБ, очень многому посодействовало, потому что, во-первых, сразу обнаруживались слабые места, а во-вторых, это привело меня в такие ситуации, в которые иначе я бы никак не попал. Я имел возможность увидеть и узнать, что такое настоящие сиддхи, что такое люди, у которых это есть.

* * *

Впервые я почувствовал, что я дома, лет через одиннадцать, после встречи с Традицией. Я был не очень усердный ученик, наверное, и поэтому вместо девяти лет я потратил одиннадцать. Я сделал пару крупных ошибок, на полгода потерял связь с Традицией и пока выловил все последствия ошибки, пока нейтрализовал их, прошло много времени. Но когда я впервые пережил ощущение: «Я дома, я наконец там, где и хотел быть», это было совершенно прекрасно и очень здорово. Но соблазны были всегда, сначала одного рода, потом другого: то меня заманивали в другие традиции, то еще чего-нибудь.

Я легко оставлял имущество, социальную позицию, карьерную позицию, у меня не было проблемы встать и уйти. Я помню, как встретил одного моего одноклассника, солидного такого дяденьку, ровесника моего. Я пацан пацаном рядом с ним. Он такой солидный. У него все было нормально, он никуда из Вильнюса не уезжал, был нормальным специалистом, сделал нормальную карьеру, у него были семья, квартира, машина, дача, ну все как положено, и мы с ним зашли в кафе, поболтали. Он говорит: «Ой, как ты интересно живешь, ля-ля-ля, а вот я…» Я отвечаю: «Пошли со мной». Он: «Да ты знаешь, не могу…»

Человек обучен схватывать и, схватив, держаться. Даже в любви, хотя, казалось бы, любовь – это что-то абсолютно бескорыстное, ты любишь человека, и все, что ты хочешь, это чтобы тому, кого ты любишь, было хорошо. Все нормальные люди знают, что так должно быть, но все равно есть схватывание. Схватил и держишься. А я был такой несерьезный человек. Летун. Мне это не было сложно. После того как я встретил Традицию, все жизненные сложности, иногда довольно серьезные, перестали такими казаться. Когда знаешь, что тебя вот-вот возьмут и посадят, – это не очень приятно. Хотя понимаешь, что если посадят, значит, так надо, тоже можно учиться.

В чем, на мой взгляд, наш шанс? И есть ли он? Ситуация довольно сложна. Сложность состоит в том, что обычно программа обучения, связанная с последним этапом, требует от человека незакрепленности ни социальной (то есть легкости переходов из одного социального состояния в другое), ни пространственной (легкости пространственных переходов, непривязанности к какому-либо месту жительства, умения его менять и осваиваться в совершенно новой обстановке).

У нас с вами такой возможности нет, и мы об этом говорили. Проблема, не решенная для всех. Поэтому в данной ситуации мой личный интерес в том, что, как мне кажется, удалось найти такую форму программы, которая позволит иметь шанс тем, кто с нею справится, решать задачи, ставящиеся на последнем этапе обучения в той наличной ситуации, которую мы имеем. Это довольно сложно, но, естественно, чисто профессионально мне очень интересно. Вот в этом моя заинтересованность. Поэтому я за это дело и взялся.

Давайте попытаемся разобраться, на что вы претендуете, но разобраться не с вашей точки зрения. Потому что у каждого есть свое внутреннее понимание, своя внутренняя картина того, на что вы претендуете, что маячит в итоге…

Сейчас передо мной сидят одиннадцать одиночек-индивидуалистов, каждый из которых занимается своим личным делом. Для того чтобы решить его, он посещает вот эту ситуацию. Поэтому групповые отношения, если они необходимы, будут возникать как рабочие. Вне ее у вас могут быть какие угодно отношения, но здесь, в момент работы, в момент обучения, отношения могут быть только такие, какие необходимы для работы. Поэтому никакие претензии, попытки установить какие-то нормы, общие для всех и т. д., идущие от вас, не будут приниматься.

Взрослые люди

Чем отличается духовное сообщество от всех других сообществ? Элементарно говоря, тем, что в нем собираются взрослые люди, которым не нужен «папа» (ни в виде папы, ни в виде Господа Бога, ни в виде Махатмы – ни в каком другом виде), без которого обычные люди просто не способны выйти за пределы своего крайне пассивно реагирующего на обстоятельства бытия.

Такая пассивность прекрасно показана в фильме «Ганди». Значит, первое, на что вы претендуете, независимо от того, что вы об этом думаете, – стать взрослым человеком. В том смысле взрослым, который вкладывается в это понятие в духовном сообществе. Человеком, живущим так, как живет, поступающим так, как поступает, думающим так, как думает. И для этого ему не нужны никакие внешние обстоятельства. Он такой, потому что таким хочет быть, такой есть и находит способ таким быть. Его развитие, движение по жизни, его бытие зависят только от него самого, от его устремленности.

Естественно, они происходят в Диалоге между ним и Миром, но в этом Мире он один. Он может объединяться, разъединяться с кем-то – это его личное дело. Но по существу, психологически он взрослый человек, а значит, человек сам по себе, сам в себе для себя бытие – не нуждающийся ни в какой поддержке, программировании извне. Он полностью обусловлен изнутри, все его границы описаны изнутри. Ничто ему не нужно снаружи, чтобы быть таким, каким он хочет быть. В любой ситуации – центральной или промежуточной, на необитаемом острове, в безумной толпе – он такой, какой есть. Это принципиальнейший момент в достижении поставленной вами цели.

Смысл и основное содержание любого реального духовного учения, занимающегося трансформацией, в том, чтобы помочь человеку выйти туда, где он действительно становится взрослым человеком с точки зрения духовности. После этого его судьба, жизнь – это его собственное, личное дело, где помочь в прямом смысле принципиально невозможно и бессмысленно. В дальнейшем вы сами себе находите ситуации, источники информации, так как знаете, что вам надо и как это делается. Вы построены изнутри, и ничто снаружи вас уже не держит.

Поэтому непривязанность – это не безразличие или «отмороз» (как говорится, мне все «до лампочки»); такая банальная трактовка – лучший способ замаскировать суть дела. Непривязанность в истинном смысле этого слова возникает только тогда, когда человек полностью, во всех без исключения своих проявлениях обусловлен изнутри. (И для этого ему не надо ничего во внешнем мире игнорировать.)

В фильме «Ганди», к сожалению, на это мало обращено внимания. Там показывают, что Ганди делал, изображаются события и то, как он на них влиял. А вот почему он мог на них влиять, почему не зависел от этих событий, как все вокруг – близкие, друзья и ученики, правительство, люди, не менее самого Ганди желавшие Индии блага? Это в фильме отсутствует. То есть отсутствует та внутренняя цель, к которой может устремиться человек, если он хочет состояться как уникальность, как личность в уникальном духовном содержании.

Такой человек всегда и во всем активен. Он идет не от стимулов внешней среды, обусловленный ими и реагирующий на них, – «я такой, потому что снаружи вот так, так и так», а «я такой, потому что внутри у меня так, так и так».

В этом и проявляется внутренняя сила, что очень важно понять, наблюдать, изучать, над чем надо постоянно размышлять. Потому что это центральное звено, принципиальный смысл заключительного этапа обучения. Мы будем стараться так строить свою программу, чтобы максимально вам в этом помочь.

Я, инструменты, МКС

Следующий момент, также весьма существенный, связан с тем, что мы называем сиддхами, экстрасенсорными возможностями. В общем виде все это можно назвать трансформацией своей инструментальной части, своего инструментального Я.

Что здесь необходимо понять? Прежде всего, что есть очень простое начальное объяснение этих вещей, состоящее из двух компонентов. Во-первых, большая, несравнимо большая, чем в среднем у большинства людей, развитость управления деятельностью субдоминантного полушария. Того полушария, которое оперирует образами, в отличие от речевого, логического, оперирующего дискретными последовательностями, то есть языком. Язык не может описать одномоментно несколько вещей – он описывает их, располагая в определенной последовательности. Образ, как известно, есть ситуация одномоментная. Узнавание человека происходит практически мгновенно (мы для себя внутри не расчленяем процесс распознавания), мгновенно вдруг возникает знакомое лицо в толпе. Такое образное, «симультанное» восприятие – особенность второй половины нашего мозга.

В журнале «Здоровье» была помещена любопытная статья о проблеме асимметрии полушарий. В ней подчеркивается, что наша культура, наши системы обучения, воспитания и т. д. совершенно не занимаются развитием способностей к реализации потенций, заложенных в субдоминантном полушарии. То есть это уже общее место. Отталкиваясь от него, делаем следующий шаг. Значит, если в нашем правом полушарии в качестве картины Мира существует образ, в который входит вся Вселенная, то мы в определенном смысле, на определенном уровне имеем знание о всей Вселенной. Этого в левом нашем описательном полушарии мы принципиально иметь не можем. Картина Мира в речевом полушарии есть описание Мира, некоторая концепция о Мире. Картина Мира в субдоминантном полушарии есть в полном смысле этого слова картина, не описание, а образ.

Вот здесь прошу вас быть предельно внимательными, хотя ситуация кажется абсолютно простой. Но, как ни странно, в беседах с различными людьми она вот в таком виде никак не может сформулироваться до конца. Еще раз повторяю: средствами дискурсивного мышления, то есть речевого полушария, условно говоря, средствами языка мы не можем создать картину Мира в том смысле, который вкладываем в понятия «картина», «образ». Мы создаем лишь более или менее полное – неполное, противоречивое – непротиворечивое, целостное – фрагментарное и т. д. описание Мира. Концептуальная акцентуация (чрезмерное заострение отдельных черт личности) есть необходимое свойство речевого логического дискурсивного мышления, потому что текст организуется в нечто цельное только за счет концептуальности – некоторой композиции, в него вложенной. С этой точки зрения можно говорить и о концепции, скажем, художественного текста.

Субдоминантное полушарие оперирует образами… В принципе, мы можем представить себе ситуацию картины Мира в буквальном смысле этого слова, в которую включен весь Мир, весь Мир там «нарисован». Не будем говорить о глубине, точности и т. п. информации, отображенной в этом образе. Скажем лишь, что раз такую «картину» создали, то уже имеем информацию обо всем Мире. Пусть со своими ограниченными характеристиками, но это цельная картинка, а значит, мы одномоментно в состоянии воспринять весь Мир на том уровне, на каком сделана эта картинка. Думаю, большинство экстрасенсорных и субсенсорных (подпороговых) проявлений человека связаны прежде всего с развитыми системами субдоминантного полушария.

Важно обратить внимание на умение пользоваться, оперировать (уметь говорить, думать) этими образами, то есть необходимость создания системы, с помощью которой можно ими оперировать так, как мы оперируем словами и цифрами (оперирование нечеткими множествами).

Тут обязательно нужно размышлять, проявлять собственную активность, творчество, инициативный поиск в себе самом этого момента. Естественно, мы сразу, опираясь на библиотеку, с которой знакомы, можем представить себе учения исключительно левой стороны и учения исключительно правой стороны. А также можем вообразить некое учение о целом, о единстве дискурсивного и континуального.

Теперь, думаю, на этом фоне вам будет более понятен и смысл основного метода думания, который мы с вами осваиваем, – метода качественных структур, и те, иногда абсурдные и смешные, перегибы в его употреблении, возникающие вначале. То есть мы пытаемся в основном этот метод использовать опять же для текстов, для словесно-логических конструкций, построенных согласно принципам целостности. Но главная его задача в другом – он позволяет работать с субдоминантным восприятием, «думать образами», мыслить объемами. Мы назвали это «объемы», ибо образ может быть не обязательно плоским, а сколько угодно стереоскопическим.

Метод качественных структур является у нас как бы мостиком, ходом от одного способа к другому, от описания Мира к картине Мира, к образу Мира и от образа Мира – к описанию. Этот мостик позволяет в данной системе соединить концептуальное и спонтанное. Теперь дело за совсем небольшим, за так называемым нулевым моментом, точкой координатора, или аспектом координации.

Естественно, этой точкой координатора, если мы говорим о человеке, является он сам, его Я, то самое Я, о котором можно сказать только одно: «Я есмь». Оно принимается изначально как некая абсолютная целая вещь, которую невозможно дифференцировать. Скажем, по аналогии с монадой Лейбница. Главное в том, что это Я принципиально не дифференцируется, за счет чего оно и есть та самая оформленная пустота, или пустая оформленность, о которой можно прочитать в древних текстах. Это вопрос принципиальный. Таким образом возникает то психологическое напряжение, которое человек испытывает, когда глубже знакомится со Школой, – ощущение пустоты, в котором пребывает Я. Потому что все остальное в себе мы выносим наружу, превращаем в инструментальность, в определенном смысле объективизируем.

Третий голос

В диалоге с миром

Я – это Я, и больше ничего, некое, так сказать, абсолютное целое, оно же пустое недифференцированное целое. Такая абстракция всегда пуста. И в то же время оформленная пустота управляет всем этим огромным хозяйством, которое есть человек во всей полноте его бытия. То есть уже не в пустом его бытии, а в его проявленном бытии, и в самом себе для себя, и в себе самом для других бытии – составляющих два аспекта нашего существа.

Они не являются пустыми, они заполнены… Поэтому вынесение этого всего непустого своего бытия в качестве третьего голоса в Диалоге с Миром и есть реальный ход, психологическая композиция, позволяющая перейти к системе резонансных взаимодействий как принципиально иному способу существования, способу жизни, способу бытия. Принципиально иному – и это тоже нужно усвоить до конца.

Я не говорю, чтобы вы сейчас согласились – и все. Мы уже знаем бессмысленность всех этих «да» и «нет», произносимых по каждому поводу и на каждом углу. До момента переживания субъективной истины это – пустые слова. Предлагаю вам активно размышлять, пробовать, экспериментировать, строить соответствующие ситуации, читать соответствующие тексты, делать соответствующие медитации для того, чтобы биться и пробиваться к решению этого круга проблем.

Одна из этих проблем состоит в том, что мы с вами называем резонансом и о чем у нас много написано, но плохо прочитано. Суть в том, что мы уже автоматизировали многие употребляемые в нашем общении слова.

Резонанс – целокупное бытие

Так вот, резонанс – это не есть просто какая-то психоэнергетическая настроенность за счет тех манипуляций со своей аффективной сферой, которой мы обучены. Резонанс – способ общения с Миром и людьми. Для этого нужно поместить свое «Я есмь» не в свою субъективную реальность, не внутри ее и не в свою объективную предметность, а вне их.

Получается такая картина: у нас есть субъективная реальность и находящийся вне нас Мир. А вот это пустое, недифференцированное Я, его абсолютная целостность находится как бы нигде. И только в ситуации, когда оно психологически помещено в такое пространство, которое пусто (пустое Я помещено в пустое пространство), – только в этом случае возможна реализация в полном объеме того содержания бытия, которое называется резонансом или целокупным бытием, то есть вкупе, соборно, вместе, соединенно, неразрывно. Неразрывность субъекта – целокупность, неразрывное единство субъективной реальности и объективной реальности.

Деятельность в резонансном бытии

Тогда возникает вопрос: а как же в этом неразрывном единстве, в этом резонансном бытии возможна какая-либо целевая деятельность? Ибо Мир есть процесс, он процессуален. Субъективная реальность, в строгом смысле слова, тоже процессуальна. Значит, процесс взаимодействует с процессом. И каким образом я заранее могу предположить, что в результате этих взаимодействий окажусь в точке Б, которую избрал себе как цель, двигаясь из точки А? Это сложнейший вопрос, в ответах на который существует огромное количество всевозможных спекуляций как разоблачительного, так и «воспевательного» характера, особенно когда речь идет о духовных школах и о духовных методиках.

Естественно, в разоблачительном варианте подчеркивается, что это якобы пассивный способ бытия, то есть невозможно поставить никакую цель и достичь ее. Это считается в нашей (европейской) культуре пассивным способом бытия – отсутствием цели. А апологеты, восхваляющие такой подход, со своей стороны подчеркивают, что только в этом смысле независимо от наличия или отсутствия цели – ибо движение идет не от цели к цели, а от смысла к смыслу – переживается полнота бытия и реализации того смысла, ради которого вообще человек существует. Только в этом варианте снимаются проблемы, которые для любопытного пытливого сознания оказываются в других случаях неразрешимыми. (Если вообще человека мучают проблемы, если он о них задумывается.)

Внимание: формула!

Мы с вами имеет такую формулу (она для нас сейчас почти пуста или совсем пуста для некоторых), изложенную следующим образом: движение целого в целом в точке координатора посредством нуль-перехода. Это, с одной стороны, повод для юмора, с другой – для очень серьезных размышлений и сложнейшая сама по себе мыслительная задача. Профессиональный философ, воспринимая эту фразу серьезно, воспринимает сложнейшую задачу по выявлению ее наполненности, содержательности. А человек, который просто слышит звуки, может и посмеяться: «Что же это за абракадабра такая!»

И вот здесь для многих возникает еще одна большая проблема. Потому что вам теперь заново нужно не просто услышать и воспринять слова, которые вы как будто бы уже слышали и знаете, а наполнить это дифференцированным содержанием, превратить в пространство смыслов и т. п. Это безумная работа в том плане, что от многих из вас такое мышление, такое думание потребует грандиозных усилий. Потому что невозможно стать взрослым человеком, то есть человеком, обусловленным исключительно изнутри, не имея философии в смысле некоторого осознования бытия, мироздания, так называемых высших материй.

В этой формуле – ответ на вопрос: как при целокупном бытии, резонансном способе осуществления возможно сознательно направляемое движение? Вопрос, о котором мы в большинстве случаев не задумывались: как вообще у человека появляются цели? Откуда берется эта «штуковина», за исключением суггестии, когда это внушенное, привнесенное извне. А вот как человек сам в себе строит цель, как работает механизм целеполагания? От чего оно зависит? Какие есть его варианты?

Вы уже можете себе составить, даже из этой части беседы, солидный список того, что должны знать через три года, с какими областями знания должны быть знакомы хотя бы в общем виде. Я не говорю «прочитать» – это решит каждый для себя сам. Но в том, что нужно знать, думаю, вы достаточно уже разобрались. Не пугайтесь, что так сразу нагружаю вас. Возможно, то, что я сейчас делаю, за пределами ваших сегодняшних возможностей (хотя слова, в принципе, большинству знакомы). Отдаленное понимание того, о чем идет речь, есть, очевидно, у всех – меньшее, большее, но оно есть. Но необходимо реально увидеть тот объем работы по отношению к самому себе, на который вы замахиваетесь. И это все сказано только о пространстве сознания.

Подготовка инструмента

Следующий момент – приведение в необходимое для резонансного бытия качество своей эмоционально-эффективной сферы (психоэнергетики) и непосредственно физического тела. Здесь у нас с вами на сегодняшний день тоже не все так однозначно, просто, как было вначале, в эпоху вашего неофитства. Сейчас у каждого из вас есть свое представление о том, какими должны быть тело, психоэнергетика и даже, в принципе, сознание, – хотя это представление в большинстве случаев смутное. Насколько оно близко к существу дела, выявится только в процессе усвоения этой заключительной программы.

Суть в том, что и это представление должно быть обусловлено только изнутри. И исключительно изнутри. А тут мы с вами сталкиваемся с парадоксальной ситуацией, о которой я не устаю говорить. Оказывается, труднее всего разобраться с элементарной, казалось бы, вещью – с физическим телом. Почему?

Во-первых, физическое тело есть для каждого наиболее реальная часть самого себя. Во-вторых, оно есть наиболее суггестируемая часть человека в силу опять-таки ее наибольшей реальности. То есть для всех других людей это тоже наиболее реальная часть другого человека. Поэтому из огромного количества совокупных воздействий внешнего обусловливания огромная часть приходится именно на физическое тело. И если каждый из нас просто разберет багаж конвенций, разученный за годы своей жизни, то увидит, что большую часть его составляют конвенции о том, каким должно быть тело: толстым, худым, высоким, низким, некрасивым, красивым, каковы формы ушей, носа, глаз, прическа, одежда и т. д. Иными словами, все то хозяйство, которое конвенционально внешне обусловлено физическим телом, легко, без труда перевесит все остальное при полной иллюзии, что это не так.

Ни у кого из нас тело не лучше и не хуже. Все зависит от того, для чего оно нам нужно. У одного – для сексуальной реализации (с этим все хорошо, значит, тело хорошее). У другого существует, допустим, восемь условий хорошего тела, у третьего – десять, двадцать и т. д. Но спроси человека, почему у него именно восемь таких условий, он вряд ли что-то ответит вразумительно. Так же как и на многие другие вопросы, если не прошел специальной подготовки, обучающей рефлексировать, то есть осознавать то, что с ним происходит в его инструментальном плане. Почему он думает так, а не иначе? Есть ли другие способы думания? И не целесообразнее ли иметь восемь способов думания и включать каждый из них, когда тот более удобен? Почему он переживает так, а не иначе? Нет ли других способов переживания?

Поэтому человек вытесняет подобного рода вопросы, не задает их даже сам себе. А если начинает задавать, то когда-нибудь попадает к источнику и начинает свой путь. Потому что всякий путь есть путь к самому себе. Это мы с вами, по-моему, хорошо усвоили.

Эта часть моего рассказа – попытка обрисовать не только прямо, но и косвенно, как вы уже, естественно, догадались, на что вы претендуете в итоге. Вы претендуете на то, чтобы сказать: «Спасибо, теперь я сам». И сделать это с полным основанием. Спасибо всем, в общем виде – человечеству, поскольку именно оно производит людей. Ну и конкретно…

«Теперь я сам». Это формула, содержание которой я постарался, как мог, раскрыть в этой беседе. В дальнейшем оно будет раскрываться все более дифференцированно, подробно. И все, что сегодня еще кажется пустой абстракцией, будет наполняться определенным содержанием – таковы цель и смысл нашей ситуации.

Есть ли шанс? Только для посвященных

Вторую часть этой беседы хочу посвятить следующему. А как, в принципе, реализовать вашу претензию? Возможно ли это? Лично я считаю, что возможно, коль мы начали эту попытку. Но на что, собственно, мы опираемся, думая о возможности реализации столь серьезной претензии в нынешних, казалось бы, неподходящих условиях? И не только «казалось бы», они действительно далеко не из лучших. Во всех смыслах, начиная со сложной социальной ситуации и кончая ситуацией лично каждого, так сказать, индивидуальной, связанной с огромным количеством внешней обусловленности и прикрепленности к Великому Среднему. Эта обусловленность трудна еще и своей стабильностью.

Очень трудно заметить, что это моя внешняя, а не внутренняя обусловленность. Здесь предстоит работа по отделению… На что я рассчитываю? Прежде всего, как ни странно, на внешнюю социальную ситуацию. Бурные перемены в нашей общественной, социальной, государственной жизни создали предпосылки к изменению самого характера обусловленности. Под сомнение поставлена вся система предыдущего обусловливания, то есть возникла ситуация, когда можно заметить вещи, которые мы были не в состоянии заметить до того. Почему? Потому что появились новые взгляды на необходимые аспекты внешней обусловленности. Появилось взаимное столкновение всевозможных аспектов обусловленности.

Второе, на что я рассчитываю, – массовое проявление (имею в виду в этом коллективе) экстрасенсорных объективизируемых способностей. То есть если в течение всех шести предыдущих лет мы с вами успешно избежали колоссальной опасности (и для неофитов – в первой трехлетке, и для человека, находящегося в ситуации самоутверждения, – во второй трехлетке) этих «просто обязательных» нагрузок, связанных со всякими телепатиями и прочими экстрасенсорными делами, то сейчас кинемся в это просто «с разбега». И для вас, кроме упорного труда и тренировки, ничего сложного тут не будет, так как к этому вы давным-давно абсолютно готовы. У вас все это есть в латентном состоянии, в котором нам его удалось задержать. Потому что обычно вспышка происходит вначале и сильно осложняет дальнейшее продвижение человека.

Следующий момент – технологический. На что я рассчитываю? На глубочайшее противоречие между стабильной вашей сегодняшней ситуацией и колоссальным напряжением, существующим у каждого в подсознании. Думаю, для вас это принципиальная новость. Колоссальное напряжение связано с тем, что в течение многих лет вы воспринимали, действовали, переживали и думали в материале, который на восемьдесят процентов по реальным обстоятельствам вашей реальной жизни вам не нужен. Но он воспринят, пережит, отреагирован и в большей своей части вытеснен в подсознание.

Стабилизация, которой вы добивались за последние три года в этой якобы паузе вашего внешнего существования, – словно тонкая пленка, за которой огромное водохранилище. Поэтому говорю при первой встрече: серьезно подумайте о том, что вам сейчас хорошо. Говорю не в переносном смысле, не иронизирую. Действительно, максимально хорошо. Потому что ситуация, которую вам удалось создать, – максимально удачная для удерживания вытесненного напряжения.

Строго говоря, это главный факт, на который я опирался при формировании замысла предложенной программы и который стимулирует меня к данной деятельности, несмотря на большой соблазн ею не заниматься. Есть большое противоречие между моим сегодняшним бытийным состоянием и таким занятием, как обучение кого-то чему-то. Кроме технологий, они просто товар: уровни, ритмы, метод качественных структур – словом, совсем иная ситуация. Противоречие в том, что, с одной стороны, это меня обуславливает, я беру на себя определенные обязательства, перед собой и вами.

Но, с другой стороны, мой внутренний закон не позволил не предложить вам эту ситуацию. Потому что, воспринимая вас объемно, резонансно, вижу, что вы – как маленькая часть огромного айсберга. Но птичка, сидящая на нем – сознательно, несознательно, инстинктивно, – сидит так устойчиво, сбалансированно, что хочется сказать: «Вам сейчас очень хорошо. Редчайший случай, ведь многим до сих пор плохо. И на этом рубеже вы можете жить прекрасно… Пересекая этот рубеж, вы вступаете на дорогу, с которой возврата нет». Как ваш инструктор, согласно правилам и законам внутренних школ, я обязан по окончании первой трехлетки, второй трехлетки и т. д. выдать инструкции, позволяющие человеку стабилизироваться в той жизни, в которой он живет, и сделать все, что от меня зависит в этой ситуации. Я это сделал и не имею к себе претензий.

…После этого рубежа стабилизация невозможна.

Таков сегодня психологически главный момент, не познавательный, а, так сказать, «переживательный». Нельзя практиковать без последствий, без последствий для целостности ничего не проходит. Жизнь человека – это его реальная ситуация, и все, что он перенес в ней, узнал, сделал и т. д., так или иначе, в грубом и тонком виде отпечатывается в его реальностях – психологической, физической, социальной, интеллектуальной, иной.

Так вот, эта наша ситуация имеет дело с огромным, колоссальным объемом. Колоссальным, потому что, если вы попытаетесь просто вспомнить все это, возникает ощущение некой отдельно прожитой жизни, а может быть, и не одной.

А уж если вспоминать, что было до того, – вообще фантастика! Это очень сложный клубок, который невероятно трудно размотать. Сразу срабатывает система оценок. Словно тесто – лезет из квашни, а вы его обратно… Ситуация такая: если его оттуда выпустить, останется лишь одно – испечь из этого теста самого себя. К тому же самому и испечь. Я вам в этом случае могу помочь только в качестве печки…

Что здесь самое интересное? Пирог у каждого будет свой. Если на первых этапах обучения все в принципе одинаковы, то со временем шансы на это исчезают. Тот, кто внимателен, наверное, должен был уловить очень тонко проявившееся после первых же работ напряжение в группе. Там, где, казалось, все уже сложилось, где отношения совершенно проработаны, вдруг возникла тонкая рассогласованность…

Выдается импульс, а ответ приходит не тот, или с опозданием, или как-то вдруг не так. Это неизбежно. Мы лишь чуть-чуть затронули тесто, а уже началось…

Здесь все по-новому, потому что – как на актерском курсе – хороший педагог имеет дело не с курсом, а с каждым конкретно, индивидуально, и никакого «курса» как «массы» нет. Так вот, группы никакой нет. На уровне социальной психологии она есть, а на уровне нашего дела – нет. Есть отдельные люди со своими особенностями, возможностями, потребностями и т. д. и т. п. И теперь, в глубоком смысле, встретиться можно будет только в пустоте, в пустом пространстве. Потому что, как только появляется какая-то психологическая заполненность, тут же возникает индивидуальный разброс, изолированность.

И вот эта изолированность, которая снимается с помощью изучаемых механизмов: конвенциональных, социальных, взаимной суггестии, информационных автоматизмов, то есть всей этой колоссальной интереснейшей «штуковины», вписывающей одно-единственное во многое, без чего вообще невозможны существование и воспроизводство людей, – тут же начинает отодвигаться. И прежде всего между вами.

Думаю, вы достаточно уже подготовлены, для того чтобы на инструментальном уровне действовать согласованно, с конвенциями. Искренне, творчески. А вот между собой советую с самого начала быть очень чуткими и улавливать рождающееся проявление неповторимости каждого. Вы знаете друг друга несколько больше, чем люди обычно, но еще очень неглубоко. Потому что существует общепринятая привычка видеть, разглядывать, думать о человеке на фоне всеобщего. Это настолько глубокий механизм нашего сознания, что, когда мы видим друг друга, видим не просто Другого, а на некотором фоне Мы. Без фона, в психологически пустом пространстве становятся возможными многие иные варианты восприятия – как абсолютной уникальности, как действительного субъекта.

Для творческой души это беспрерывная радость, открытие, но для всех остальных инструментальных механизмов – колоссальное напряжение, требующее большой перестройки. И это тоже один из фундаментальных аспектов, опираясь на который в нашей программе я рассчитываю на успех, на принципиальную возможность. Если, условно говоря, наиболее легким путем реализации проблемы являются снятие, полное освобождение от внешней обусловленности, переход к полной внутренней обусловленности, решаемые путем перемещения внутри социума, в пространстве географическом и т. д. и т. п., то здесь мы имеем такую возможность за счет «вылупливания» уникальности. Это создает почти весь необходимый набор переживаний и восприятий, действительно необходимых для снятия внешней обусловленности. Поэтому обязательна такая ситуация, где вы все собираетесь в одном пространстве. Ведь вы друг для друга и есть те перемещения, те перестройки, которые другим способом нам недоступны.

Беседа вторая

Уроки жизни можно рассказывать бесконечно. Я помню, в одну из сессий – ну так сложилось – познакомили меня с парнем, потрясающим парнем, хипарем. Такой типично московский юноша. Очень талантливый – он каждый год поступал в очередное театральное учебное заведение, скажем, в прошлом году он решал в Щепкинское, в этом – в Щукинское, в следующем собирался во ВГИК, и его всюду принимали. Он недельку-две походит на занятия и уходит, и в этом кайф у него был. Он знал, что на будущий год его все равно примут. Увлекался он всерьез сам для себя без всяких внешних причин русской историей, у него была прекрасная небольшая, но очень качественная библиотека, все по русской истории. Хипповал. Ну, естественно, жить на что-то надо – значит, фарцовкой занимался, по случаю.

Мы с ним, бывало, придем вечером на его половину, потом он прокрадется на кухню, из родительского холодильника что-нибудь притащит, мы поедим и болтаем до утра. О чем мы только не разговаривали! Очень интересный человек, и для меня был очень… ну как… совсем незнакомый мир, мир «тунеядцев» этих. Оказывается, очень интересные люди попадаются среди них. Он был действительно очень интересный, талантливый, красавец, высокий, стройный, и такое у него было лицо… И тут мне нужно было съездить домой. Я на субботу-воскресенье уехал в Вильнюс, в понедельник приезжаю, прихожу, а он говорит: «Эх! Эх! Ты не вовремя уехал, мы в субботу чего-то фарцанули, у нас была куча денег, мы так гульнули!» Финал гуляния – они у памятника Маяковскому разбрасывали деньги, которые остались, потому что завтра – понедельник. Что не успели потратить – надо было отдать миру, чтобы опять быть свободным и голодным. Тоже урок, еще какой, для меня тогдашнего «бэдного студэнта», что и так можно жить и это тоже может быть красиво.

Хочу, чтобы мы поразмышляли о картине Мира. Мы уже привыкли говорить: «Я и Мир», «Диалог между субъективной и объективной реальностью» и т. д. Но возникает вопрос: что, собственно говоря, имеет в виду каждый человек, когда говорит «Мир»? В чем тут проблема? А в том, что психологически каждый живет в своем мире. И этот мир может быть совершенно не похожим даже на конкретную часть объективности, даже на город, в котором человек живет, не говоря уже о чем-то большем.

Мир мыслимый

Мы знаем, что человеческое сознание обладает способностью помыслить себе любой мир. И разница между фантастическим и реальным определяется в таком случае только поведением человека. Если его поведение адекватно с точки зрения социума, то никому нет дела до того, какой картиной мира это поведение организовано. Поэтому человек имеет возможность жить так же, как живет ребенок, когда играет. Объективно для наблюдателя идет спокойно по улицам города, а для самого себя убегает от погони, преследования или вообще отсутствует, положившись на свои чисто автоматические реакции, и мыслит о чем-то своем, в воображении находится совсем в ином месте.

Мы знаем также, что многие люди, считающие себя духовными искателями, психологически оказываются перенесенными в древние Индию, Египет или еще куда-нибудь и прекрасно там себя чувствуют. Испытывая некоторое напряжение от того, что реальность, в которой они существуют, пространственно и временно не совпадает с внутренней реальностью, они все-таки умудряются так существовать, сохраняя свою адекватность во внешнем поведении.

В этом сложность резонанса между внутренним и внешним мирами.

Беспощадный реализм

Так как мы с вами начали разговор о духовном сообществе, я хотел бы продолжить эту тему. Мы говорили о том, что истинно духовное положение человека – это сочетание беспощадного реализма с беспощадной же устремленностью.

Что касается беспощадного реализма, то тут, пожалуй, наибольшее количество проблем. Реалистов ведь практически совсем мало. Анализируя поведение людей, искренне считающих себя практичными, подчеркивающих это и поддержанных таким же мнением других, мы можем, внимательно рассмотрев их внутренний мир, отраженный в субъективной реальности мир их внутренней жизни, обнаружить, что они совсем не реалисты. Для того чтобы стать реалистом, нужно приложить очень много усилий. А мы с вами прекрасно знаем, что большинство предпочитает затрачивать минимальное количество усилий и имеет такую возможность по той простой причине, что опирается на систему конвенциональных отношений, на которых держится социум.

Известна такая статистика: в мире каждые несколько секунд происходит кража, каждый час – изнасилование, каждые полтора часа – умышленное убийство. Так что и сейчас совершено уже энное количество краж, вот-вот произойдет очередное изнасилование и не менее чем один человек покончит жизнь самоубийством… Я не говорю о драках и прочих неприятностях, которые происходят ежесекундно. Они размещены в пространстве, но во времени существуют одномоментно. Я предлагаю вам делать одну медитацию: попытайтесь реально ощутить, пережить, что каждую минуту на Земле умирает сто с лишним человек и чуть больше рождается.

Это реальный мир. Мы специально берем только его теневую сторону. Потому что именно эта сторона вытесняется наиболее активно. Мы приучились делать вид – для себя прежде всего, – что нет даже того, о чем мы точно знаем, что это есть, не говоря уже о той информации, которую нам сообщают разнообразные источники. Когда человек говорит: «Диалог с Миром», он, как правило, не имеет в виду Мир как таковой. Он мыслит некую пустую абстракцию. Очень любит говорить о Космосе, о Вселенной «вообще».

Но давайте посмотрим на Космос и Вселенную. Что мы там увидим? Огонь, в котором не может существовать ничто биологически живое, раскаленная плазма и ледяной холод, различные излучения. Ничего особенно приятного, если вместо пустой абстракции «Космос» представить нечто реальное. А мы говорим: «Я и Мир…»

Так вот, если вы действительно претендуете всерьез на то, на что претендуете, нужно научиться где-то там, на границе между сознанием и подсознанием, постоянно иметь этот фон, фон реального Мира в его максимальном объеме. Нужно жить в нем, в этом огромном Мире, где бесконечность, в Мире, где все сжигающий огонь, в Мире, где леденящий холод, в Мире, где звучат всевозможные вибрации, в Мире, где люди рождаются и умирают, убивают и спасают. В реальном Мире. Без этого, без постоянных внутренних усилий к помещению самого себя в реальный объем реального Мира – это игра, театр, бегство из одной комнаты, которую уже взламывает реальность, в комнату, которую реальность взломать не может, потому что она совершенно абстрактная.

Отсюда следует: чтобы быть реалистом в полном смысле этого слова, нужно реально научиться жить в реальном мире. Жить в нем психологически, хотя ближняя остановка, сиюминутная ситуация совсем не требует этого, разве только в минуту смерти или на краю смерти… Не зря говорят, что смерть – большой учитель. Вот там еще есть шанс, что человек вдруг окажется психологически в реальном Мире.

Максимальный объем бытия

Наша жизнь устроена очень ловко. Никаких механизмов, никаких внешних стимулов, которые заставляли бы нас жить во всей полноте мироздания, нет. Наоборот, человеку, внешне обусловленному, а внутренне почти не обусловленному, и в голову не придет такое. И прийти не может. Если даже какое-либо художественное произведение или кто-нибудь из людей случайно затронет в нем эту тему, она вылетает, как пуля, вытесненная мгновенно. Потому что для того, чтобы сделать ее реальным внутренним бытием, необходимо постоянное усилие. Нужно научиться видеть себя на этом фоне, а не только на фоне своей компании, своей семьи, своей улицы и т. п.

Общее самовосприятие нужно довести до максимального объема мироздания и чувствовать себя одинаково хорошо в любом его уголке. Хорошо или плохо не в оценочном смысле, а в том, чтобы чувствовать себя нормально, спокойно, уверенно, потому что это так есть. Мы действительно живем во Вселенной. Это не фантазия. Живем на планете Земля. Мы действительно часть человечества, в котором живут вместе с героями, мучениками и святыми убийцы, подонки, воры, насильники… Это все человечество. Мы действительно живем в мире, где каждый час происходит изнасилование, каждые полтора часа – умышленное убийство. И мы действительно все смертны. И в то же время мы живем во Вселенной. И одна маленькая штучка под названием «мозг», маленькая даже по отношению к нашему телу в состоянии все вместить. В состоянии. И не надо для этого сходить с ума…

Без такой внутренней устремленности, без собственного, изнутри идущего желания жить во всей полноте Мира ничего не будет. Будет очередная иллюзия. Очередной заборчик, за которым прячемся от социума. Должна быть изнутри выращенная устремленность, потому что извне это никто в вас не запихнет. Это дзенские мастера могли, но они жили и работали в других условиях. И с другими людьми имели дело. Теми, которые оставили всякие «привязки». А вы нигде не получите такого толчка. Прекрасно можно жить без этого. Прекрасно… Только внутренней работой, внутренним усилием, внутренним пониманием и осознаванием: куда я, собственно говоря, хочу попасть, в какую компанию, что за «одинокие птицы» в этом бесконечном Мире.

Когда человек действительно психологически реально начинает жить во всей полноте мироздания, он созревает и реально, в том числе уже и физически, начинает соответствовать этому самому мирозданию. Голограмма… И тогда между воспринимающим Мир и самим Миром возникает состояние резонанса. В идеале такой человек может быть сам по себе источником любого реального действия, теоретически любого, то есть в тот момент, когда это происходит, теоретически для него нет никакого невозможного действия в этом Мире. И это, конечно, увлекательно.

Толчок к бытию

Мы знаем, что достаточно человеку хотя бы чуть-чуть расширить Мир, в котором он живет, у него сразу появляются разнообразные способности… В журнале «Трезвость и культура» была опубликована статья Джуны, ее жизнеописание. Так вот, она рассказывает, что у нее все началось с того момента, когда она чуть не утонула в колодце.

Давайте вспомним: какие бы воспоминания людей, достигших чего-то необыкновенного, вы ни встречали, у всех оно обычно начиналось со встречи с смертью, то есть с момента, когда человек не умозрительно, а реально, переживанием ухватил факт своего пребывания во Вселенной. Происходит супертолчок, выхвативший его из конвенциальной решетки, в которую он был вписан в процессе социализации. И вот это одно такое переживание, длящееся секунды, меняет все в жизни. Человек уже внутренне предопределен в сторону целокупности.

Можно ли достичь такого переживания сознательно? Можно. И не только достичь, но и постоянно пребывать в нем, сделать его своим постоянным психологическим миром, на фоне которого и происходит все остальное.

Объемы двух реальностей

Теперь давайте попробуем собрать эту конструкцию вместе. То, что мы говорили уже о человеке и о Мире. Главная задача внутренней работы над субъективной реальностью, подчеркивали мы, состоит в том, чтобы вынести свое неделимое, недифференцируемое Я, осознающее «Я есмь», в психологически пустое пространство. Представьте себе, что вы уже это сделали, что ваше Я находится ни в чем, нигде, никогда, в пустом месте. Тогда перед ним или вокруг него – это не важно – оказывается вся субъективная и объективная реальность.

С этого момента мы можем увидеть, что они равны. Что объективная реальность существует для человека в том объеме, который вмещает в себя субъективная реальность. Человек может знать, что существует бесконечная Вселенная, и может даже соглашаться и верить, что она расширяется и пульсирует, но это не значит, что это психологически объективная для него реальность. Ведь он никак не учитывает ее ни в мыслях своих, ни в чувствах, ни в поступках. Потому что его субъективная осознаваемая реальность и объективная реальность, которая для него жизненно реальна, всегда равны.

Только когда наше Я находится не в пустом психологическом пространстве, а помещено в центр субъективной реальности, тогда возникает иллюзия неравенства.

Скажем, я знаю больше, но мне не дают это реализовать, или я могу, но вот обстоятельства не позволяют. Если же они изменятся – изменюсь и я. Начинаются такие игры. Почему? Потому что наше Я помещено где-то внутри субъективной реальности. Стоит только чисто психологически, внутренне переставить свое осознающее Я в психологически пустое пространство, как вы сразу увидите, что эти вещи сравниваются. И чем дольше вы удерживаете свое Я в пустом психологическом пространстве, тем объемнее, целостнее и шире становится ваша субъективная реальность. Потому что, свободная от помещенного в нее Я, она начинает расширяться за счет вытесненного в подсознание материала. И неизбежно вместе с ее раскрытием происходит для вас раскрытие объективной реальности. Когда же и та и другая реальность в объеме достигают полноты, происходит то, что называется освобождением.

Я – пустое в пустом

Казалось бы, очень просто. В описании. Берем свое Я, выносим в психологически пустое пространство, все остальное размещается вне этого Я – и все. Но наш опыт свидетельствует о том, что даже на минуту (60 секунд) это трудно сделать.

Касаясь растождествления, мы убедились, что покинуть внутреннюю свою реальность даже на очень короткий промежуток времени, доставить свое Я в не привязанную ни к чему ситуацию безумно трудно. Нужно быть абсолютно в нем уверенным. В том, что оно все это удержит.

Проблема лишь в одном: сделать это. Мешает элементарный страх – если я выведу свое Я в пустое пространство, как оно все это, то есть самотождественность, удержит? Получается парадокс. С одной стороны, мы уже согласны с методом качественных структур, говорим, что целое, его качественная внутренняя определенность, выражается через понятие точки координатора, нулевую позицию. Говорим также, что у человека такой точкой координатора, нулевой, пустой, недифференцирующейся, является его осознающее Я. Значит, Я и нужно поместить в эту точку. И тогда ты – целый. Ты есть целое.

Но когда мы психологически открываем, что помещение своего осознающего Я в эту точку есть помещение его в пустое пространство, в ничто, в никуда, вот тут наше логическое суждение ничего не в состоянии сделать с нашим психологическим переживанием. По той простой причине, что мы еще не реалисты.

Реалистом может быть только взрослый человек – потому-то подростку так трудно жить без папы и мамы. Есть они – и в психологически пустое пространство помещаются вместо меня. Они там, в этом пустом пространстве, а я здесь. И все. Пока человек стоит на такой детской позиции, он не может быть реалистом в том смысле слова, который мы ввели. В этом объеме он не может иметь дело с реальностью напрямую. Он имеет дело с реальностью только опосредствованно, ибо его Я, находясь в субъективной реальности, не может установить непосредственный контакт с объективной реальностью. И значит, между моим Я и реальностью как таковой находится целый кусок субъективной реальности.

Это и есть покрывало Майи, занавес, запотевшее стекло. Оно может быть увеличительное или уменьшительное (чаще – уменьшительное). И тогда мне хорошо, легко. Потому что я могу не только не помнить своим логическим умом, но и не воспринимать своим образным умом, не видеть Мира, в котором живу. А видеть мир, который придумал. Именно в нем мне хорошо. Если этот игрушечный мир вдруг начинает меняться, ломаться – я расстраиваюсь, у меня возникают отрицательные эмоции. Если кто-то попытается в окна моего игрушечного домика достучаться или разбить стекло, чтобы я вдохнул свежего воздуха, я, естественно, буду гневаться. Потому что зачем мне каждую секунду своего бытия видеть бесконечные смерти и рождения? Ведь это же одинаково трудно.

Мы ведем беседу, а люди умирают и рождаются. Последний вздох умирающего сливается с криком новорожденного… Что-то возникает и исчезает, снова возникает и снова исчезает. От микромира до Вселенной, где сталкиваются галактики, взрываются или коллапсируют звезды…

Вот в таком Мире наша жизнь начинается, проходит и кончается. И когда человек говорит: «Я хочу достичь Бога (истину Мира, самого себя)», он в большинстве случаев не имеет представления о том, что говорит. Неведение, ученое неведение, управляемое неведение – вещь необходимая, потому что невозможно просто так рвануть с места и вылететь из клетки нормальным. Но невежество, являющееся защитой, иллюзией, – это не неведение. Потому что в невежестве нет устремленности. А у вас пока нет еще и настоящего желания жить в этом Мире. Вы еще все-таки там, где-то в глубине, надеетесь из всего этого выстроить себе фантастический мир. Более симпатичный и защищенный, чем был.

Да, в этом мире чудесного – бесконечное количество сил, смертей, уродств… И я стараюсь понять своеобразие нашей с вами ситуации. Если мы четко не увидим, не обозначим реальное положение дел, специфическое для нас с вами в этом месте и в это время, то ничего не сможем сделать реального, трансформирующего. Ну, вы меня послушаете, зададите вопросы – и на этом все закончится… Но чтобы получилось то, ради чего мы собрались, чтобы состоялся завершающий этап обучения, где человек становится профессионалом по отношению к жизни и к себе самому в ней, нужно очень четко определиться в ситуации. Не ставлю под сомнение искренность вашего желания – это было бы бессмысленно, потому что я вас и вы меня знаете не первый год. Я размышляю о том, как его реализовать.

Мой личный опыт реализации этого этапа ничего нам с вами не дает. Потому что я учился совсем по-другому и в другой ситуации, в других условиях, и вообще все было по-другому. Ничего похожего, кроме знания основных результативных этапов. Когда в прошлый раз я сказал, что если вы войдете в содержание этой программы, то бесповоротно станете похожими на меня, я имел в виду не только тонкий план, на что надеюсь, конечно, но и самый элементарный бытовой план. Жизнь у вас будет подобна моей – в самом прямом смысле слова. А вы мою жизнь знаете хорошо, поэтому я использовал ее как пример.

Законы последнего шага

Теперь появились законы, по которым вам придется действовать. Став конструкцией вашего внутреннего существа, они позволяют вам жить так, как вы живете сейчас. Балансировать на этой грани, о которой мы говорили в прошлый раз, между совершенным знанием и жизнью, внешне обусловленной гораздо больше, чем внутренне. Человек, желающий войти в духовное сообщество, покидает то, в котором находился. Это разные сообщества. За перемену он платит, подчеркиваем мы, только одну цену – свою старую жизнь. Другой цены нет.

Но вот что интересно. Попадая, допустим, в Конго, в среду какого-нибудь племени, мы легко понимаем, что там – другая жизнь. Правда, можно попытаться «поагитировать» за свой образ жизни (чаще всего из этого ничего не получается). Но вначале все-таки изучаем, как у них, а потом уже рассказываем о своем. Когда человек слышит, что духовное сообщество живет по-иному, до него это почему-то никак не доходит. Даже тогда, когда видит представителей этого сообщества.

Сообщество малочисленно по сравнению с человечеством в целом – разброс всегда малочислен по сравнению с серединой. И жизнь его представителей не лучше и не хуже. Она просто другая. Думаю, две первые наши встречи, может быть, заставят вас хоть иногда чуть-чуть думать об этом…

Теперь попробуем этот объем перевести на технологический язык. Перед нами две технологические задачи.

Первая: помочь каждому из вас вырастить в себе беспредельную устремленность к реальности, к Миру как он есть, точнее говоря, как он нам известен.

И вторая: видеть эту реальность, эту устремленность беспощадно реально. Чтобы создать такой беспощадный образ, необходимо вывести свое осознающее Я в пустое психологически пространство и научиться его там удерживать. А затем добиться, чтобы оно пребывало там постоянно – без этого у нас просто ничего не получится. То, что мы с вами называли стабильным самосознанием, осуществимо до конца только таким образом.

Собственно говоря, давно ведь сказано: «В темной, как темнота, темноте, в пустой, как пустота, пустоте жил да был Бог». Значит, сотворение мироздания начинается с того, что Бог помещается в то место, где ему положено быть… В место, где находится творец, то есть наше Я. Значит, оно должно оказаться у себя дома. Вопреки всему семантическому полю понятия «дом», дом нашего Я – это ничего, нигде и никогда. В пустой, как пустота, пустоте.

В прежние времена тут действовала очень хорошая «морковка». Говорилось, что вот так можно обрести бессмертие. Естественно, в пустой, как пустота, пустоте нечленимое Я ощущает себя бессмертным. Особенно если мы отсюда туда на него смотрим инструментально (туда можно посмотреть только инструментально). Так что не будем касаться этого вопроса – ответ ведь не опирается ни на какой опыт и ни на какие экспериментальные данные, а потому все равно будет спекулятивным.

Давайте будем говорить жестко, а жестко – это значит просто надо так сделать. Только в этом случае мы оказываемся в состоянии реально заниматься резонансом. То есть, строго говоря, резонансом заниматься можно на уровне любого инструмента. Это будет инструментальный резонанс, относящийся к психоэнергетике другого человека или к психоэнергетике пространства сознания и т. д.

Но это еще не тот резонанс – между субъективной и объективной реальностями, о котором мы с вами говорили в общем виде. Предположим, я нахожусь внутри своей субъективной реальности, с частью ее. Вот выделил я в себе часть инструментальную. Но все остальное в это время есть мой дом. А сразу всеми тремя инструментами войти в резонанс я не могу, для этого я должен быть нигде. А уж если я хочу взять всю свою субъективную реальность и ввести ее в состояние резонанса с объективной реальностью, то тот, кто все это делает, где он? Ни там и ни там, он психологически в пустом месте, в нулевой точке.

Стоит только проделать эту процедуру, как ваш инструментарий начинает жить, расти, развиваться уже совершенно по другим законам. Мы не можем говорить, что при этом вся психофизиология меняется – хотя в каком-то смысле это так. Нам известно: да, происходят довольно интересные изменения, но пределы их мы сейчас затрагивать не будем. А психологически появляется необходимая метаструктура, позволяющая соединить, реально интегрировать в себе вот это: субъект-объект. И реально встать в позицию Диалога с Миром, воспринимая Мир как субъект. Без всякой иррациональной подкладки, чисто технологически.

Таким образом, оставаясь в рамках психологических рассуждений (или, скажем, парапсихологических), мы с вами понимаем, что независимо от внешнего наблюдателя, от того, кто изучал бы весь этот процесс, для нас самих, для каждого из нас это активное строительство субъективной реальности – по плану, по замыслу, полученному извне (информация о такой возможности) и апробированному практически (ведь мы с разных сторон подбирались к нему в течение всех этих лет), – осуществимо.

Цветы у дороги

Возникает план, замысел организовать свою внутреннюю реальность более качественно. Этот замысел можно осуществить в полном объеме, и тогда мы получим то, о чем говорили вначале.

Он может быть осуществлен частично, и тогда мы получим различные варианты и уровни приближения. Становится понятно, почему всякие там сиддхи или экстрасенсорные способности во все времена, во всех серьезных ситуациях назывались «цветами у дороги». Ведь это остановка, недоосуществление замысла. И в то же время – необходимый и неизбежный продукт на пути реализации такого замысла.

Скажу больше, попробуйте всерьез посвятить сутки тому, чтобы постоянно держать внутри себя фон: весь живой город, не картинку архитектуры, а именно живой – с людьми, смертями, рождениями, болезнями, радостями, любовью и т. д. и т. п. Держать его в себе и себя на этом фоне. К концу суток у вас уже сиддхи появятся. Пара штук точно прорвется… При вашей технической подготовке. Осталось последнее – стабильное самосознание в полном смысле этого выражения. В полном его объеме. Вытащить себя оттуда. Вытащить домой, в пустоту. Не испугавшись, грамотно, понимая, что это ваш дом.

Я сейчас опираюсь, строя беседу, на ваш опыт и переживаний, и действий, и всей предыдущей технологической учебы, где вы бились над задачей стабильного самосознания. Делать это усилие постоянно, пусть сначала 10, 20, 30 секунд, но, повторяю, постоянно, ведь каждая секунда в этом состоянии весома. Потому что она дает возможность хоть на мгновение, но увидеть реальность. Увидеть, ощутить, прочувствовать, даже успеть подумать о ней…

Знание – большая сила, незнание – тоже большая сила, а вот невежество – это всегда слабость.

Тайна реального действия

Интригующая с точки зрения названия тема в наших вступительных беседах – «Тайна реального действия»… Из всего, о чем говорили, уже следует логический вывод: тайна реального действия в том, что ее нет. Просто есть реальное и нереальное. Если вы пребываете в реальном, то любое ваше действие реально, если в нереальном – любое ваше действие нереально. Хотя оно может соответствовать описанию Мира, тому описанию, которого вы придерживаетесь и которое разделяют с вами ваши знакомые и знакомые ваших знакомых… И вообще все авторы из той библиотеки. Отсюда – парадокс: по отношению к жизни, к ее живой ткани человек с точки зрения библиотеки малоинформированный, малообразованный может быть во много раз эффективнее информированного.

Наверняка потому ни у одного народа, ни в одной культуре никогда ум не отождествляется с уровнем информированности.

Мы прекрасно это знаем на примере, скажем, мандал. Возьмем тибетские изображения. Смотрим на эту картинку. Можно думать, размышлять, переживать, то есть извлекать из нее знание. Цветная, много на ней всего изображено, а прочитать просто как текст мы не в состоянии. Для этого нужно стать ученым-востоковедом. Неграмотный же тибетский пастух, которого учили по этим картинкам, сядет и начнет говорить…

У нас с вами вообще нет подобной традиции. Смотрим картину (за исключением очень немногих людей с развитым эстетическим восприятием или как-то обученных, погруженных в этот мир, знающих этот язык) и ничего не видим. Тот, кто много читал, как правило, оперирует терминами «экспрессия», «композиция», «колорит»…

Художник про картину свою способен говорить не один день, а мы это взять оттуда не можем. Особенно если там (Ю. М. Лотман «Информационный парадокс канонического искусства») вообще ничего нового не нарисовано – традиционный сюжет, композиция и цвета, как у всех. А действует же! И информация какая-то появляется. Отчего? Лотман поясняет, и Флоренский в «Иконостасе» описал: происходит структурализация субъективной реальности, и за счет этого возникает информация нового уровня, более интегрированная. Хотя никакой подачи новой информации – подается структура, которая действует, структурирует внутреннее пространство сознания, чувства или соматическое пространство, то есть перепрограммируется пространство тела, души, духа…

Мы все думаем, что нужно во что бы то ни стало досказать книжку, в которой все «то самое» написано. Или же в крайнем случае поймать «того самого» человека, чтобы он «то самое» рассказал. Надо себя поймать. Ведь лучшей книжки, чем люди и реальность, нет. Там все. Все тексты. Читай на здоровье. Но для этого нужно выловить себя и из внешних, и из внутренних обусловленностей. Тогда мы будем иметь точку опоры. Неистребимую, неуничтожимую, не поддающуюся ничему внешнему. И пока «Я есмь» – я есть, это никому не подвластно. Вот тогда все, чему вы учились, все, что вы прочитали, все, чему вы еще научитесь и что прочитаете, пригодится, раскроется, как раскрывается бутон.

И в тех, кто раньше занимался, тоже уже все есть. Они же здесь присутствуют… Информация поступает на тонком уровне взаимодействия. Хотя внимание наше (ухо, глаз, рука, мысль) приучено только к совершенно очевидному, но мозг же, как говорится, не из булыжников.

А нам бы по голове поленом – вот тогда это реальность. Потому что внутри толпа шумит, за ней ничего не слышно. И найти себя почти невозможно. Своего голоса человек не слышит, а иногда уже и боится услышать. Потому и тишины боится… Только в необусловленности весь этот айсберг, вся эта глыба, которая в вас уже есть, сформирована, весь этот объем, который заложен, который вы же сами и добывали, сможет реализоваться.

Единственная задача

Значит, задача номер один или, точнее, единственная – поместить свое Я в свой дом. Найти его и обжиться в нем. Там совсем не плохо и совсем не страшно. Потому что Я ничего не боится. Боятся личность, индивидуальность, совокупность конвенциональных программ, сенсорные привычки, соматические ощущения, мыслительные потоки. А это вот «Я есть» ничего не боится. Это кристалл. Это высшая точка, доступная развитию человека, человеческого сознания, самосознания. Субъект, объект, реальность, нереальность, фантазия, воображение… Вы что думаете – так легко оно досталось? Оторваться от природы, вылезти из растворенности в Мире, когда нет тебя, когда ты просто слит с этим… И вылупиться оттуда, родиться. Родиться и увидеть, что вот оно Я, малюпусенькое существо, с ограниченным сроком жизни. И вот она – Вселенная… И не сойти с ума.

Прожить эти сто, двести тысяч лет и уже сорок тысяч лет обладать сознанием развитым. Представьте этого человека как одного. Через что он прошел! Как вылупливался, в каком смертном ужасе… Пройти этот путь до конца – это и есть духовность. Ничего загадочного. Просто – пройти его до конца. Раз уж вы задумывались над этим, раз уж оказались тут, если вас что-то не устраивает в растворенности…

Ведь вся история человека – это история «вылупления». Сначала он вылупился из племени, потом он вылупился из места жительства, потом он вылупился из национальности, потом из пространства Земли и т. д. Сейчас он чаще всего растворен в социуме. Еще он не может сам по себе, без всех. Он и Вселенная! Не получается.

То, на что вы замахнулись, то, что вас манит и тянет, – вот это… Сделать пару шагов вперед. Не дожидаясь, будут ли следующие воплощения – не будут… Кто его знает? Ведь это бабушка надвое сказала… И сколько жить осталось – тоже ведь неизвестно. Имеет смысл попробовать. Раз уж запахло этим, раз уже хочется – так давайте вперед, действуйте! Организуйте свои ситуации. Вы все уже умеете. Срежиссируйте. Чтоб вам вокруг все помогало! Не спать помогало, а выполнить эту задачу – вылупиться из самого себя. Вы уже, каждый сам по себе, что-то обозначаете. А теперь надо вылупиться из самого себя, непонятного себя, туманного, какого-то расплывчатого себя. И вы родились. Вы дома…

Но вопрос: что с этим делать? На такой эмоциональной ноте хотел бы закончить. Вернее, хотел бы, чтобы на этой ноте вы услышали вторую часть, она словами трудновыразима… Устремленность! К беспощадному реализму нужна еще беспощадная устремленность. Даже в каком-то смысле смешная, наивная, детская (можно любое слово придумать), романтическая… Есть две формы такие: одна светит, другая греет. Тогда получится. Может получиться. Все для этого есть…

Беседа третья

Еще меня очень интересовало искусство вообще, не только театр, но и музыка, живопись, литература, скульптура – любое искусство как факт человеческой жизни. Я впитывал это в себя. О чем это? Какое это имеет отношение к жизни? Это я сейчас рационально говорю, а на самом деле это все эмоционально было. Музыка, особенно симфоническая музыка. Я иногда дома, когда был один, ставил какую-нибудь симфонию, включал на полную громкость, и, кроме того что я получал удовольствие ушами, я получал удовольствие всем телом. У меня вибрировали вместе с музыкой все клеточки тела, а уж когда начинался финал, это уже была такая эротика, такое чувственное наслаждение, что убогость человеческих чувств не могла меня устроить. Мне хотелось музыки и там. Но я тогда не знал, как это может быть и возможно ли это.

Я помню, была такая история. Я сидел без работы, в Москве, каждый день приходил в ВТО, в Театральное общество, как на работу, и шлялся там по коридорам, по кабинетам. Жил на рубль в день, и в конце концов кто-то из сердобольных женщин свел меня с режиссером, которому нужно было поставить совершенно идиотскую пьесу. Заказная ситуация, а он главный режиссер, грузин такой, замечательный, талантливый, как бог, он и дал мне пьесу. На следующий день мы встретились. Я говорю: «Если кто тебе из этого дерьма и сделает конфетку, так это я». Он мне потом сказал, что ему очень понравилась моя наглость. Это я к чему рассказываю. Так я оказался в городе Петрозаводске. Ставил там этот спектакль. Этот главный режиссер действительно был настоящий художник, он уже работал в этом театре полгода, а у него в квартире были еще не распакованы ящики с вещами и книгами: ему было некогда. У него было такое потрясающее художественное, цветовое видение спектакля. Очень интересный человек, со странностями: «Игорь, мне сказали, ты вчера говорил с моим актером. Я тебя очень прошу, ты этого больше не делай». Такой он был собственник, но очень талантливый, ставил действительно прекрасные спектакли. Но театр же при советской власти был, как говорится, трибуной. И ему надо было обязательно поставить эту жуткую пьесу. Я там напридумывал всякого. Как-то мы сидели с еще одним режиссером, и тот что-то насчет меня проехался: «Да что-то такой вы прям чересчур чувствительный!» А главный отвечает: «Не лезь, может, у него есть такие струны, которых у нас нет». Это запомнилось потому, что это был единственный человек в социуме, общаясь с которым я мог говорить о сокровенном своем. Это был первый такой человек. Я рано научился прятать свою внутреннюю жизнь.

Я наметил две связанные между собой беседы. Одна – о человеке с точки зрения его механизмов, вторая – о жизни с точки зрения ее механизмов. Практически я, наверное, не скажу ничего нового для тех, кто все это время участвовал в работе, но хочу обобщить имеющиеся у нас сведения… Постарайтесь в очередной раз эти сведения увидеть в себе. То есть проверить, все ли свои механизмы вы уже обнаружили, изучили, как они работают, и т. д. Потому что без знания своих механизмов наша основная цель вряд ли достижима, без этого знания мы запутаемся.

Что такое человек?

Попробуем профессионально посмотреть на то, что такое человек в его обычных проявлениях, в Великом Среднем. Ну конечно, это существо предельно забавное. Предельно забавное потому, что очень серьезно, с глубокой серьезностью относится к своим механизмам, небрежно ими пользуется, при этом прекрасно и часто очень красиво несерьезно относясь к механизмам вещей.

Вот вы подходите к игральному автомату. Бросаете энное количество копеек, нажимаете соответствующую кнопку. Начинает двигаться картинка, вы хватаете ручку, целитесь, нажимаете кнопку – «стреляете»… проигрываете или выигрываете, получаете какое-то там удовольствие, отходите, и у вас нет печали по этому поводу… Печали по поводу того, что как же это так: всего за пятнадцать копеек нажатием кнопки такая огромная штуковина, достижение электроники, крутит, вертит, мигает, кричит, пищит… Нормально, так и должно быть. Одна кнопка, пятнадцать копеек – и пять минут все работает, потребляет электроэнергию, мигает…

Понятно, автомат. Или автомашина – три педали, руль, ключ зажигания. Правила движения… но это уже конвенция по использованию. И нет сожаления: ну как же так, ведь внутри то и се, пятое, десятое… Вы пользователь, а пользователю до этого дела нет. Вот тот, кто изобретает, собирает, затем ремонтирует, вот он уже ощущает и сожаление. Но когда дело касается человека лично, ему говоришь, что у тебя есть такой механизм: 15 копеек, нажимаешь кнопку, и пять минут… шум, звон, огни мигают, все работает, потом выключается, и пока еще 15 копеек не бросишь… Тогда это оскорбление. Потому что это же мой механизм – если даже я соглашусь с вами (вы психолог), что это механизм, – но это же мой механизм.

Какой же он твой? Ты что, изобрел, сконструировал, ремонтируешь его? Ты его получил, причем не знаешь, как, когда и от кого. И тебе безразлично, кто же его изобрел и откуда вообще он взялся. Ты пользователь, и не более того, не автор, не конструктор, даже не ремонтник, потому что не в состоянии сам отремонтировать, если поломается… Просто пользователь, часто весьма непродвинутый пользователь.

И вот тут выплывает простая вещь: ведь я единоличный пользователь, а не просто пользователь. В этом и есть корень всех иллюзий, что якобы собою вы пользуетесь единолично. Это, строго говоря, паранойя. Она, конечно, имеет свой смысл, например, для того, чтобы легче, приятнее, удобнее, тепло вздремнуть можно было… Но ведь это же паранойя – быть в полной уверенности, что все, полученное в процессе социализации, – бесплатно и в единоличном пользовании.

Ведь если мне что-то дали, то дали для чего-то. И если то, что мне дали, то, что надо, не производит, то оно поломалось. А если оно поломалось, то меня надо чинить. И чинят. Как известно, для этого есть разные способы, начиная от гуманных типа «собрание с проработкой» и кончая значительно менее гуманными, такими как отправка в отдаленные места. Чинят, потому что поломалось. Потому что человек есть собственность общества, которое его произвело. И все его механизмы изобретены человечеством в процессе общественного бытия с большим трудом, потом и кровью.

Механизмы человека

Ценой различных жертв формировались и создавались все психологические механизмы человека. Есть, наверное, тысячи и миллионы способов нажимания на всякие кнопки, чтобы эта штука работала. И она работает – хуже, лучше, так сяк, но работает. А что значит работает? Выполняет общественные обязанности, функционирует, исполняет социальную роль, воспроизводит себе подобных, короче говоря, платит своей жизнью за то, что получено. Таким образом, мы видим, что вопрос о механизмах человека неотделим от вопроса о механизмах жизни как таковой.

Вы мне скажете: «Как же так, любовь, страсть к истине и т. д. и т. п.». На что я вам отвечу: «О какой любви идет речь?» Пока я экспериментально не смогу убедиться, что это не кнопочная любовь, вы мне ничего не докажете. А я вам смогу показать, если она кнопочная. Просто нажму кнопки в другом порядке, и она пройдет… Меня, конечно, объявят манипулятором, злодеем, черным магом, кем угодно, накажут… В крайнем случае, если я совсем беспомощный, «в ремонт» отправят. Но я смогу это сделать… Вы, здесь присутствующие, все это прекрасно знаете.

Так что же там, за пределами механизма? Ничего… кроме Я. Все остальное – механизмы. Ну а тело? Тело – субстанция биологическая, оно все равно было бы, если бы вас родили и отдали на воспитание корове. Да, тело было бы, но вас бы не было…

Есть один-единственный драгоценный подарок, за который не берут денег и который не является функцией и кнопочным механизмом, – это Я. Если человек воспользовался этим подарком, тогда можно говорить о чем-то, не включаемом извне, не являющемся механическим, внешне обусловленным, можно говорить о какой-то активности действительной, а не спровоцированной, то есть не реактивной, а истинной. Больше нет ничего.

Происхождение я

Откуда же взялось это Я и чей это подарок? Конечно Великого Среднего, там прекрасно без этого Я проживешь. Значит, можно утверждать, что это есть продукт духовной работы той части человечества, которая в силу каких-либо причин, о которых сейчас не имеет смысла рассуждать, занялась вопросом бытия как такового, выпала из Великого Среднего по тем или иным причинам.

Всякое множество имеет разбросы в разные стороны. Мозг – вещь сложная, уникальная. Двух одинаковых отпечатков пальцев нет, а уж мозгов тем более… И эта уникальность в чем-то проявляется, хотя бы в этих отпечатках пальцев, еще в каких-то вещах. То есть во внешнем Мире тоже есть намек на индивидуальность. И в культуре. Во всем процессе социализации вдруг случайно просачиваются какие-то влияния, идущие совсем из другого места. Ну, назовем это место Шамбалой или еще как-нибудь, не имеет значения. Мы понимаем, что есть место за пределами Великого Среднего и что влияния, идущие из этого места, так или иначе проникают в культуру.

Можно сказать, что каждый из здесь присутствующих в своей жизни каким-то образом ощутил эти влияния. Плюс какая-либо психологическая травма, встреча со смертью или еще что-нибудь в этом духе… Какая-то нестыковка внутри произошла, что-то заело… Чаще всего это влияние касается двух категорий людей. Первая – люди, имеющие от рождения все, – цари. У них нет необходимости заботиться о том, как бы что-то приобрести. Вторая, у которых ничего нет, – неудачники. Не удался процесс социализации. Не получилась безукоризненно работающая машина.

Пока машина работает, все как будто в норме – с точки зрения привычного. Но зато когда сломалась, появляется шанс что-то такое услышать, воспринять не отсюда…

Конечно, я поставил вас сейчас в очень легкую ситуацию, потому что предельные абстракции нас, как правило, не задевают. Я спросил: «Что является механизмом?» Все является механизмом. И все слова хороши. Все – это то же самое, что и ничего. Так о чем речь? Проблема состоит в том, что у каждого из вас по законам конструкции существует ядро личности. Или комплекс само собой разумеющихся норм. Сверхценностей, которые по конструкции сделаны так, чтобы никогда в нормальных условиях функционирования не попадать в поле зрения критически оценивающей рефлексии. Мы об этом неоднократно говорили.

И вот на этом комплексе само собой разумеющихся норм вся эта штука и держится. Значит, мы можем вокруг трансформировать, проживать такие-сякие ситуации, а эта вся штука будет жить и прекрасно заменять Я. Она создает ощущение этого Я. И некоторым из вас уже приходилось это оттуда вынимать.

Возникали страх, переживания, связанные с утратой своего Я. Но если это не Я, тогда что такое Я? Ну, естественно, набор этих норм у каждого в чем-то индивидуальный, в чем-то схожий. Но как создать ситуацию, в которой бы вы состоялись, могли бы заставить себя преодолеть психологическую защиту? Ведь эта штука, будучи жизненно важной для работы механизма, окружена очень красивой и сложной, интересно построенной защитой, потрясающей защитой, причем у каждого свои варианты этой защиты…

Конечно, есть способы прорваться сквозь защиту. Весь вопрос в том, с какой целью прорваться. Просто разломать ее нет никакого смысла, надо прорваться так, чтобы на этом месте человек был в состоянии что-то построить, вернее, построить только одно – «Я есмь».

И что дальше?

Теперь представьте, что вы это сделали. У вас нет никакого комплекса само собой разумеющихся норм или никакого сверхценностного внутреннего образования. Только Я, свободное, недифференцируемое Я.

Как это отражается на нашем поведении? Вас невозможно опознать. Ведь как мы обычно опознаем? Общаясь с человеком, привыкаем, что у него есть некоторые проявления, которые неизменно во всех моментах ему сопутствуют. По этим проявлениям мы говорим: «Этот человек последовательный, а этот непоследовательный, этот человек принципиальный, этот непринципиальный, этот мягкий, а этот жесткий». Короче, начинаем определять психологию личности, тестировать, мерить… И, как показывает практика, очень многое, фиксируемое тестами, сопутствует человеку всю жизнь. Так, скажем, профиль по MMPI (показатели Большого Миннесотского теста) меняется круто только под влиянием очень сильных событий, а так, если жизнь идет ровно, лишь чуть-чуть корректируются отдельные параметры, сам же профиль, в принципе, сохраняется, как и форма глаз, ушей и т. д.

При отсутствии такой стабильности вы выглядите для окружающих человеком совершенно беспринципным и ненадежным. У вас нет постоянных реакций на ситуацию. С вами нельзя иметь дело.

В основном варианте человек не ведает, что творит, потому что ему нажимают кнопки неизвестным для него способом. И в нашем варианте не ведает, что творит. Только в первом случае он не знает, почему он не ведает, что творит по невежеству, а в нашем варианте он находится в состоянии незнания, но не в состоянии невежества. И из этого положения незнания он может себя извлечь, потому что он уже есть там внутри. Необходимо себя оттуда извлечь и поместить туда, куда надо. Тогда все станет на место.

Поскольку эта операция кардинальная, то основой подготовки, помощи, временной опоры становится учение со своим набором ценностей, или, как мы говорим, «законом надо мной». Но это совокупность принципов из одной-единственной системы, цельная вещь; ее источник находится за пределами Великого Среднего, поэтому учение помогает.

Моему, еще неизвестному для себя комплексу само собой разумеющихся норм, этому сверхценностному ядру Я, сознательно или, скорее, полусознательно противопоставляю выбранное по каким-то причинам, которые мне вначале кажутся известными, совокупность таких же непоколебимых норм. Они даны мне изначально, эти новые нормы, ценности, совокупности моего учения. И дальше уже начинается такая операция: это сюда вводится, а то отсюда выводится. Потом и это отсюда выводится – и остается голое Я.

Такова технология. Эта часть пути не избавление от механизма, как мы уже поняли, от механизма и не надо избавляться, но это способ использовать механизм, все наши механизмы для сознательного введения в себя законов Традиции, противоборствующих неизвестной мне и очень часто оказывающейся внутренне противоречивой совокупности «само собой разумеющихся норм».

Процесс продолжается длительное время. Поэтому через 9, 12 лет занятий можно лишь определить, а до этого – только разговоры: хорошее учение, плохое учение, лучше, хуже… И что человек действительно изменился, видно через 9—12 лет. А пока идет процесс произрастания, внедрения в себя совокупности, цельности из определенного, известного источника, как мы образно говорим, «плата в одну-единственную кассу». Касса – это и есть ваше учение, дающее шанс…

На этом построена технология любого учения. Суть дела везде одна и та же. Ведь так просто ничего сделать нельзя, разве что в экстремальных условиях: изъять человека из жизни, бросить его в другую жизнь без всякой подготовки, скажем, в монастырь, и так, взяв на себя всю полноту ответственности, из этого практически бездыханного, лишенного привычной среды, так сказать, психологического трупа производить некоторый продукт…

Сделанные вещи

Мы все, достаточно образованные и не лишенные способности логически мыслить люди, никак не можем признать для самих себя факт, что Я – сделанная вещь. Это нас оскорбляет. Но ведь оскорбление – тоже сделанная вещь. Избавьтесь от него, и вы уже не совсем вещь, вы уже немножко Вы. Вы уже начали вылупливаться, вы в яйце, и там, за яйцом, что-то есть. А если это вас по-прежнему оскорбляет, у вас шансов ноль…

Шарлатан (грамотный шарлатан) понимает, что пока человек этого не признал, внутрь себя не впустил и с этой точки зрения на себя самого не смотрит, он покупается на раз, два, три… Весь вопрос только в грамотности, технике приемчиков… Где нажать, какие кнопки, какие механизмы уже изучены… «Механический человек» – никто в профессиональных глазах. Автомат, который уверен, что он не автомат. Так зачем же святые люди нас всячески уговаривают, что у нас бессмертная душа, хотя бы в потенции? Соблазнить же надо как-то, чем-то. Вместо миллиона иллюзий – одна, но та, которая нужна.

Когда-то мне рассказывали про компанию раллистов. Про то, как вдруг в возрасте 25–26 лет некоторые из них начинали совершенно по-глупому, как бы специально разбиваться во время гонок, не желая вовлекаться в следующий этап, который был уже виден. Говорят, когда животное совершает самоубийство – это уже не животное, ведь это какой-то сознательный акт. Это образ, конечно. Но суть в том, что человек прерывает запрограммированность вот таким грубым способом, не зная, что с этим делать. Глупо, конечно. Проигрыш. Мы можем списать это на брак, брак производства. И к его жизни опять же чаще всего не имеющий отношения. Иллюзия. Даже такой акт, как самоубийство, чаще всего, за редчайшим исключением, несознательный поступок. Просто брак в процессе социализации, в процессе производства людей.

Плохо это или хорошо? Плохо или хорошо – выпасть из Великого Среднего? Если бы вы сами выпали или, выпав, сохранили иллюзию, что сами. Нет, это не плохо и не хорошо. Это как осень… как протуберанцы на Солнце. Это никак.

Нам, привыкшим относиться к Миру ценностно и ориентирующимся в нем через систему ценностей, очень трудно допустить, что можно определить иначе. Это никак. К реальности нужно относиться как к реальности. Она не хорошая и не плохая. Она такова. Но в нас вмонтирована такая штуковина, которая делает ценностное отношение сверхценностью. Плохо или хорошо, что человек сделан? Так есть. Даже по определению человек есть общественный продукт… Есть ли у человека свобода воли? Что это такое? Есть выбор… Поэтому, когда человек расширяет свое сознание до выявления осознавания того факта, что у него есть выбор, он просто начинает лучше видеть. Ему уже кажется, что он ого-го… И все вокруг радуются. Потому что да, вот такую штуковину сделали, она уже сама выбирать может. Она уже сама видит, что не один вариант жизни, а восемь… И в состоянии сама по системе ценностей сознательно-бессознательно выбрать из восьми один.

Но и этот факт, что у человека есть возможность обнаружить себя как такового, тоже факт, и не плохой, не хороший – это просто есть. Я думаю, что вы доросли до того момента, когда не нужно уже уговаривать, соблазнять таким способом – мол, вот эта жизнь истинная, а эта нет… украшать все это цветами… и прочее… Просто есть такой вариант. И если по каким-либо причинам вас не устраивает ваша машина, может, есть смысл довести дело до конца и заняться этой машиной самому… Сесть за руль и поехать. Куда? А куда ехать, когда действительно сел за руль? Но это вопрос для следующей беседы.

Беседа четвертая

Ну, о чем еще таком наболевшем поговорить, поделиться… У меня иногда спрашивают некоторые люди: «А почему вы это не говорите людям в лицо?» А я про себя думаю: «Действительно, а чего это я не говорю людям это в лицо? Боюсь не понравиться, может быть? Испортить отношения? Типология? Защита третьей функции?» Жизнь у меня такая была: говори с каждым на его языке. Указивка такая. Земля дала такую инструкцию. Я же объяснял вам, но никто не верит: я человек примитивный, понимаете, у меня одна вера и один источник критериев.

Я могу вспомнить суфийскую притчу, которая подведет под это еще другой базис. Я уже ее рассказывал неоднократно: «В текию, в учебное заведение суфийского мастера, пришел уважаемый богатый человек и принес пожертвование на святое дело. Ну, ему экскурсию устроили, показывают: вот, у нас здесь есть книга нашего шефа. Он посмотрел, говорит: „О! А вот тут не та буква". Шеф говорит: „Да, действительно". Он берет ножичек, соскабливает с пергамента указанную букву и тут же пишет ее так, как сказал посетитель. Посетитель уходит. Ученики в полном па-де-де: „Учитель, у вас же было правильно, а он сказал неправильно!" А учитель и говорит: „Ребята, он же не человек истины, он человек культурности и вежливости. И я поступил с ним согласно культурности и вежливости. А вот когда вы хамите и ведете себя некультурно и невежливо, это не признак того, что вы люди истины. Это признак того, что вы заблудились"».

Попробуем побеседовать о жизни с точки зрения ее механизмов. Хочу только напомнить, что и в предыдущей беседе, как и сегодня, мы говорим именно о механизмах, не затрагивая других аспектов, потому что ни человек, ни жизнь не исчерпываются только механизмами. Мы просто акцентируем свое внимание на механизмах, исходя из вашего желания, вашей мотивации стать в профессиональную позицию.

Выбор и иллюзия

Иллюзия свободы воли формируется у человека на основании того, что он может совершить выбор, то есть ему дано видение вариантов возможной реализации. Делая выбор, он тем самым формирует у себя иллюзию свободы воли. Об этом очень неплохо написано у П. В. Симонова. Почему вдруг это стало подчеркиваться? Потому что то информационное богатство, которое получает сейчас человек, принуждает его видеть, что в жизни очень многое предопределено и есть масса аспектов, которые можно высчитать.

В связи с тем что психика человека – система принципиально открытая, она в большей степени определяется внешней средой, и в первую очередь социальной, во всех ее аспектах – от культуры до непосредственного окружения. Как только нам удается остановить вытеснение факта, что жизнь как минимум имеет предопределенность в смысле детства, юности, зрелости, старости, смерти, как только мы отказываемся от психологической защиты, связанной с вытеснением этой предопределенности, и начинаем рассуждать строго, мы начинаем видеть: эта определенность задана изначально.

Модель будущего

Предопределенность обладает интересным свойством – это желание человека узнать свое будущее. Как ему кажется, просто узнать будущее. Но за этим желанием скрывается чаще всего стремление получить гарантию на будущее, так называемую модель гарантированного будущего.

У человека всегда есть модель потребного будущего, то есть того, какое он хотел бы иметь для себя. И есть модель будущего, которое он считает для себя наиболее реальным.

Как видите, в области жизни мы имеем такое же многообразие психологических уловок, как и в отношении человека к самому себе: идеальное Я, реальное Я, желаемое Я. Такая же множественность у человека по отношению к жизни и особенно к будущему. Отсюда – неистребимое желание получить гарантию на будущее. Неистребимое стремление к гороскопам, к гаданиям… Заглянуть в свое будущее из желания иметь какую-то гарантию.

Нормальный механизм опережающего отражения существует. Мы, естественно, как-то планируем. Без механизма опережающего отражения мы не можем ставить цели, производить целеполагание. Не можем иметь мотивацию на достижение цели. И соответственно, наша деятельность перестает быть организованной, так как наша деятельность организуется движением к цели. Когда мы говорили о человеке, хотя и с точки зрения механической его части, то выяснили, что, слава богу, кнопками определяется далеко не все, очень многое определяется изнутри человека. Но если мы посмотрим со стороны жизни, то увидим, что гораздо больше определяется извне. Какие же основные механизмы жизни можно попытаться увидеть?

Механизмы жизни

Первый механизм жизни, основной для нашего психологического подхода, – это механизм формирования эго, когда оно определяется как Мы. Принадлежность человека к той или иной группе, к нескольким группам, к сообществу, к нации, к государству, к единомышленникам, к какой-то части культуры и т. д. – один из главнейших механизмов жизни.

С самого начала, с младенчества мы постоянно находимся в ситуации, которая формирует в нас неистребимую потребность принадлежности к Мы. Осознавать через себя Мы – это настолько глубинно, сверхценностно, что некоторые Мы не поддаются даже анализу сознания. Человек без какого-либо специального усилия, или какой-либо конфликтной экстремальной ситуации, или же без внешнего какого-то влияния не задумывается, почему именно эта компания, сообщество, или группа, или часть культуры есть для него Мы. Это один из фундаментальных механизмов жизни.

Человек по рождению своему, по воспитанию формируется как человек только в социуме. Мы об этом уже говорили. Ступени, которые он проходит в социуме, определяют его позицию, мироощущение, мировосприятие, картину Мира, эмоциональное отношение к Миру, систему ценностей, восприятие людей среди Мы и не Мы, то есть его идеологию. И чем менее противоречива жизнь человека, тем более он однозначен – таково абсолютно практическое последствие этого механизма жизни.

Чем менее противоречива жизнь в системе социального окружения, тем более человек однозначен и субъективно, тем более удовлетворен. Потому что он вписан в систему, не имеющую противоречий. Человек, выросший в замкнутой однообразной культуре, в замкнутом территориально пространстве, почти абсолютно однозначен, он в большей части может быть описан через внешнее свое социальное бытие. Но в силу того что реально современный человек находится в очень противоречивой системе и жизнь его иногда сталкивает с абсолютно противоположными социальными группами, установками и т. д., с которыми он вынужден идентифицироваться, современный человек противоречив, неоднозначен. И тогда ядром Мы будет та социальная обстановка, в которой он находился в наиболее сенситивный, наиболее восприимчивый период своей жизни. Чтобы понять, почему у человека жизнь сложилась так, а не иначе, надо понять этот фундаментальный механизм.

Второй фундаментальный механизм мы можем условно назвать социальным заказом. Человек находится в поле жизни среди множества предъявляемых к нему извне требований; совокупность этих требований составляет некую линию жизни, задаваемую извне. Реализуются эти требования через предыдущий механизм, через механизм принятия ценностей, то есть в процессе социализации человека, через Мы. Человек перемещает внутрь внешние для него ценности, которые через внешние требования образуют линию жизни, соответствие внешним ограждениям.

Поскольку таких вариантов линии жизни может быть или один, или бесконечное множество, то от этого зависит диапазон возможной жизни: от однозначности, то есть абсолютной предсказуемости линии жизни, до, так сказать, предельной непредсказуемости. Предсказуемость линии жизни как норма повышается с возрастом человека. Почему? Потому что чем старше человек, тем четче он соответствует каким-то требованиям, а каким-то требованиям уже не в состоянии соответствовать. Поле жизни все время сужается. Поэтому у человека с развитым самознанием возникает напряжение.

Если же человек комфортный, то есть полностью отождествлен с Мы и поле жизни отграничивается этим Мы, то, наоборот, он все больше и больше успокаивается. И в конечном итоге выходит на однозначную линию жизни.

Мы видим, что уже два механизма имеют тенденцию приводить человека к максимальной однозначности, то есть к выравниванию противостояния между единичным прошлым и множественным будущим. Общая тенденция жизни состоит в том, чтобы множественное будущее превратить в единичное, и тогда ситуация настоящего есть ситуация точки на линии полной предопределенности.

Мы сделаны так, что получаем оптимальное субъективное положительное переживание только тогда, когда воспринимаем себя как точку на линии. Единственное, что мы все блокируем, – это тот факт, что эта линия конечна. Мы стараемся продлить ее бесконечно.

То есть механизмы жизни заставляют нас все время искать способ уменьшить количество выборов, снять напряженность поступка – иными словами, уничтожить собственную свободу воли, превратиться в человека, которому не нужна воля как выбор. Воля нужна только для того, чтобы строго двигаться по однозначной линии. Поэтому постепенное сведение социальной среды до однозначности, то есть до такой, когда человек свою жизнь живет среди людей, которых сам себе выбрал в друзья, на одном и том же месте, сведение множественного будущего в единичное будущее – это общая тенденция механизма.

Мы здесь видим ту же тенденцию, которую разбирали, говоря о механизмах человека, – убрать неизвестное, превратить даже малейшую неизвестность в полную определенность, превратиться из открытой системы в систему закрытую, полностью детерминированную.

Теперь рассмотрим третий механизм жизни, который можно назвать механизмом вознаграждения и наказания. Общество не только внушает нам, суггестирует нас своими ценностями, требованиями, но еще и руководит, управляет нами. Управляет через систему поощрений и наказаний.

Как реализуется эта система? Через формирование идеала: идеала не конкретного человека, не человеческого идеала, а идеала социального – идеальной усредненной модели члена группы, идеальной модели члена сообщества, народа, государства, идеальной модели человека вообще… Опять тот же принцип – если мы имеем перед собой идеальную модель, то находимся в ситуации максимального напряжения, потому что все должны подогнать себя под эту идеальную модель, максимально к ней приблизиться. Возникает максимальное напряжение со стороны единицы и минимальное напряжение со стороны группы, сообщества, потому что есть один идеал, одна мера для всех…

Следующая ситуация – ситуация множества идеалов: еще большее меньшее напряжение в человеке, потому что управляться уже нужно на нескольких различных уровнях. Отсюда желание создать иерархию идеалов, которые в конечном итоге завершаются все-таки одним, наивысшим.

Как осуществляется управление? Через соревнование. Если мы посмотрим на историю человечества, то увидим, что возникшие вначале как обрядовые системы инициации и другие действа, где не было соревнования, а было проявление, превратились постепенно в соревнование. Появились победители и побежденные. Не только в военных конфликтах, в борьбе за территорию, рабочую силу, за жизненные блага, но и в игровом варианте поведения возникла система соревнования. «Кто выиграет?!»

Таким образом, идеал, задаваемый в любом сообществе, есть идеал победителя. Так спокойно сомкнулись системы единственного и множественных идеалов. Поскольку сферы деятельности постоянно расширяются, создается иллюзия множественности идеалов: идеальный шахматист, идеальный теннисист, идеальный физик, идеальный математик, писатель, – но в итоге со стороны управления все равно это свелось к одному идеалу – везде это Победитель. В некоторых системах еще создается идеал угнетенного, то есть побежденного. Но не просто побежденного, а того, кто занял последнее место (на Тибете «козел отпущения» – это такая работа, которая дается человеку на год).

Два иерархических конца. И опять, как мы видим, вся тенденция и этого механизма – сведение жизни к максимальной однозначности. В сегодняшнем мире она реализуется прикреплением человека к его профессии, чаще всего навсегда. Это понятно, потому что сама система образования, сложность системы постоянно дифференцирующегося знания и т. д. вызывает необходимость специализации.

С годами уже трудно поменять профессию, можно только сделать шаг назад, став неквалифицированной рабочей силой. Для большинства есть именно такая возможность поменять профессию. Поэтому бунтующий кандидат наук идет в дворники, носильщики. А поменять профессию как-то иначе он не может. Он предопределен, вынужден соревноваться, потому что жизнь построена на принципах соревнования насквозь. Он вынужден бежать наперегонки, потому что так построена жизнь.

Если же он не хочет бежать наперегонки, то попадает в проигравшие и, соответственно, в систему наказаний, связанную с ситуацией проигравшего. То есть в общем виде система управления (наказания и поощрения) построена по принципу соревнования. Победитель должен быть один. Таков один из основных механизмов жизни. И даже когда человек вроде бы сходит с дорожки, выключается из соревнования, он включается в соревнование среди «анти», то есть все равно попадает в эту ловушку.

Но ведь человек не может жить, все время осознавая, что его принуждают делать то или иное. Поэтому и существует та знаменитая притча про двух собак.

…Одна собака встречает другую, привязанную к телеге, и говорит ей: «Перегрызай веревку, побежим в поле». А та ей отвечает: «А мы на базар…»

Здесь эти три системы смыкаются: если я перегрызу веревку, то выпаду из Мы, если я выпаду из Мы, то окажусь проигравшим, а это значит, что мое будущее перестанет быть гарантированным.

Кроме жизни как таковой

Чем все это увязывается? Тем, что человек сам по себе, вне Мы, не имеет никакой собственности, кроме жизни как таковой, чем он за все и расплачивается. И даже это он имеет не всегда. Потому что территорию он получает от сообщества, оплату труда ему производит сообщество и т. д. и т. п. Он полностью зависим в получении элементарных жизненных условий, и чем дальше, тем больше. Получается заколдованный круг.

Псевдобунт в недавнем прошлом проявился в том, что многие «искатели» бросились в минимально оплачиваемые должности – дворники, кочегары, желая быть и минимально управляемыми. И тогда был дефицит таких мест. А теперь он кончился. Мест таких сколько хотите, а цель, ради которой человек туда бежал, не достигнута. Потому что нет средств для реализации такой цели…

Если мы внимательно посмотрим вокруг себя, то увидим: все эти механизмы жизни подкрепляются еще принадлежностью сообществу практически подавляющего большинства… Чем больше человек вписан, тем легче ему, тем более он однозначен, тем больше у него шансов стать Победителем. Чем менее он однозначен, тем меньше у него шансов стать Победителем, а значит, и получить соответствующий приз, соответствующее вознаграждение. Самое интересное, что если вы уйдете в контробщество, в контркультуру, то не выйдете из этих механизмов соревнования, окажетесь просто на другом стадионе.

Реальность, я тебя вижу

Мы с вами обозначили некоторые достаточно явные механизмы жизни, но не говорили о том, какая колоссальная энергия тратится на вытеснение самого факта конечности жизни, то есть страх того, что можно чего-то не успеть. Это с одной стороны. А с другой – мы все больше и больше ставим себя в зависимость от людей, которых вообще в глаза не видели.

Особенно жители больших городов прямо повисают в этой зависимости. Не от меня зависит, будет ли горячая вода, электричество, будет ли работать телевидение, радио и т. д. и т. п.

Этот же механизм переносится и на трансцендентальную жизнь, то есть жизнь в духе. Казалось бы, человек создал идею духовной жизни ради того, чтобы в этом, пусть субъективном, мистическом, оккультном, пространстве избавиться от постоянного ощущения принуждения. Но и туда он переносит все эти механизмы, и там появляются Мы и соревнование, потому что есть иерархия. Одним словом, модель жизни с успехом переносится и туда. В результате получается полный повтор.

Однажды в одной из публикаций я встретил очень интересную мысль. Все мы мечтаем, говорилось в статье, о единственном и единственной. И всех нас захватывает легенда о том, что когда-то Бог разрубил человека пополам и каждый ищет свою половинку. Но почему-то этот единственный и единственная чаще всего живут на одной и той же улице, или учатся на одном и том же курсе, или работают на одной и той же работе, или ходят на одну и ту же танцплощадку.

Что поразило в этом высказывании? То, что мы всегда избегаем смотреть в глаза реальности. Мы все время пытаемся сформировать какой-нибудь кусочек, хотя бы в себе, который давал бы нам возможность верить, что есть жизнь не механическая, а существующая по иным законам. В разных формах проявляется такая тенденция, такое стремление. Но как только обнаруживаем такой кусочек, тут же заполняем его теми же механизмами. Почему? Да потому, что нет в жизни механизмов, которые бы создавали в нас желание быть единичным.

Понятно, что, скажем, на биологическом уровне на сто человек приходится только шесть с доминированием исследовательского рефлекса. Но это внутренняя биологическая детерминация, то есть закрытая система, меньше зависящая от внешней среды. На уровне же психики мы очень зависим от социальной среды, человек – максимально открытая, зависящая система.

И вот здесь проявляется некая особенность: когда мы сталкиваемся с информацией, идущей из жизни, действительно по-другому организованной, мы подменяем зов стать одним, цельным, единственным званием Победителя. А в идеале – Победителем всех победителей, потому что тогда сохраняется Мы.

Я вроде бы и один, потому что всех победил, и в то же время мне не нужно разрушать механизм эго, механизм Мы. Цитирую Кастанеду: первый враг человека знания – страх, второй враг человека знания – сила, могущество, отсутствие страха. То есть первый враг не дает человеку идти к духовному осуществлению, потому что он боится покинуть Мы, а второй враг – сила – не дает человеку идти, потому что он легко меняет одиночество на Победителя. И вот в этой вилке – между страхом оказаться среди самых проигравших, пришедших к финишу последними, и желанием всех победить и прийти к финишу первым – и укладывается вся наша жизнь, точнее, ее механическая часть. Вместо уникальной любви, встречи двух половинок появляется: полюбила победителя, полюбил победительницу, слабая полюбила сильного и т. д. и т. п.

Получаются кнопочность, механичность, предопределенность – последняя, пожалуй, оказывается даже решающей. Наша эмоциональная жизнь, наши чувства, то, что мы ими называем, так гибко приспосабливаются к этим механизмам, что и создают ощущение «моего», моей уникальности, потому что мое переживание самое «переживательное», независимо от того, положительное оно или отрицательное. Поэтому люди в одинаковой мере гордятся как своими страданиями, так и своими радостями… Это самый большой камень преткновения, потому что прорваться сквозь иллюзию, сквозь этот самообман, что я якобы существую как Я, – значит прорваться через первый слой того, что мы привыкли называть чувствами и эмоциями.

Механизм поиска

Вы знаете, что в жизни бывают моменты, когда человек из одной эмоциональной системы уже выходит, а в другую еще не вошел. В этот период он кажется черствым, сухим, занудным, неинтересным. Испытание очень трудное, потому что, пока не приблизится к другому уровню чувствования, более свободному от механизмов, он на сплошных минусах. Тогда у него возникает следующая иллюзия – что он достиг. Потом он обнаруживает, что это тоже еще не то, что настоящие «чувствования» дальше… То есть наиболее трудной частью является переход от состояния к состоянию. Поэтому третий враг человека знания – усталость, депрессия, так как, идя по этому пути, он все время лишается механизмов. А лишаясь их, он должен постоянно вырабатывать в себе активное начало, которое сталкивается со все более сложными проблемами – и внешними, и внутренними.

Эти проблемы должны решаться своими, неизвестными заранее путями. И естественно, что на первом и на втором этапах, на начальных этапах все равно есть Мы. Но это Мы организовано чуть-чуть иначе, и за счет привязанности к этой группе разумных эгоистов, занятых утверждением «Я есть» единомышленников постепенно идет вытеснение доминирования Мы, появляется возможность построить свое Я. Здесь тоже существует опасность – можно настолько уцепиться за это временное Мы, что уже начинаются «измены», «предательства», «наказания» и т. д. Все псевдодуховные системы привлекают человека тем, что они сразу задают максимально однозначную ситуацию как для будущего (максимально гарантированное будущее), так и в системе управления (четкая иерархическая система, сведенная к одному идеалу), так и в системе «победитель – побежденный» и т. п. Механизмы эти построены очень крепко, ведь их цель – производство человека.

По мере усложнения машины, увеличения количества продукции, естественно и неизбежно увеличивается количество ошибок. Любой присутствующий здесь человек, мало-мальски разбирающийся в этих вопросах, знает: чем сложнее производство, тем больше вероятность ошибки, брака.

Это еще один механизм жизни. Мы видим этот брак, он все время увеличивается, касается нас все ближе, что имеет на нас колоссально растущее воздействие. Ведь как раньше – скажем, какой-нибудь дебил был просто «божьим человеком», коров пас в деревне, такой себе деревенский дурачок; какой-нибудь шизофреник – юродивый или святомученик. Их было мало, и их приписывали к Богу или к демонам – какая разница? Сейчас же физическое, генетическое, психическое, социальное уродство окружает нас со всех сторон, дышит нам в лицо. То есть образ проигравшего в механизме управления становится все более страшным…

А раз так, то напряжение, затрачиваемое на то, чтоб добежать и быть не последним, становится все более сильным. И это не только на производстве, нет – на работе это проявляется как раз меньше всего. Эти механизмы пронизывают нас насквозь, захватывают целиком, проявляются во всем – в самых интимных, как нам кажется, моментах нашей жизни.

Дробное сознание

Почему у нас дробное сознание, почему оно расколото на куски? Да потому, что мы все время сами пытаемся так его расколоть, чтоб не увидеть тотальности этого механизма, чтоб все время создавать себе возможность для иллюзий по поводу свободы своего существования, своих чувств.

Если знания, интеллект нас все время движут ко все большему пониманию детерминированности, предопределенности, то эмоционально мы все больше пытаемся создать себе иллюзию, что этого нет… Но создавать ее все труднее и труднее. И вот происходит не только невротизация, но и, можно сказать, шизофренизация населения в глобальном масштабе. Эмоциональное упрощение, вычурность мышления, аутичность, все те признаки, которые обычно приписываются шизофреническим процессам, усиливаются. Потому что все труднее и труднее, все больше и больше надо разбивать свое восприятие на раздельные независимые области, чтоб сохранить этот маневр, эту иллюзию… Потому что Мы становится более и более противоречивым, все более и более дробным.

Одно из позитивных стремлений, противостоящих этому раздроблению, возникшее просто стихийно и чуть ли не одновременно во всем мире, – это рост национального самосознания, нахождение такого Мы, которое не дробится… Не делится по определению, по сути своей. Это народ – литовцы, русские, армяне, немцы… Мы можем разбежаться по белу свету, но все равно долгое время во многих поколениях останется и будет продолжаться ощущение этого Мы – народ.

Остальное делится. Мы живем в таком мире, где ничего определенного уже почти не осталось – все делится. Единомышленники вдруг оказываются не единомышленниками, идея вдруг выворачивается наизнанку, а друзья оказываются врагами и т. д.

В истории человечества были такие периоды, когда социальная идея становилась между родителями и детьми, кровными родственниками и друзьями. И поэтому, естественно, в мире все более нарастающего напряжения стремление человека и человечества сохранить себя психологически здоровым.

Распадение Мы – распадение одного из основных механизмов жизни – может привести нас и к полному самоуничтожению. И вся надежда, вся политика, вся устремленность сейчас в том, чтобы создать «мета-Мы» – создать Мы, соразмерное всему человечеству, и сделать его реальным.

Это самая сложная духовная задача. Потому что ощутить себя частью человечества и для одного-единственного человека, и для любого микросообщества безумно сложно.

Возникает вопрос: где же тогда будут Они? Понимаете, ведь Мы без оппозиции, без противопоставления Мы и Они тут же исчезает, теряет свою главную опору. Происходят всевозможные поиски того, как скомбинировать это всеобщее Мы – следующую ступень Мы, ведь для того, чтоб человечество могло сформировать свое новое Мы обычными механизмами жизни, оно должно найти новое их приложение.

Вот почему наблюдается такое огромное желание обнаружить инопланетян. Как только появятся инопланетяне – нам уже легко осознать себя как Мы, человечество почувствует некоторую целостность: появились Они! Тогда уже не будет необходимости в обязательной расколотости внутри человечества на Мы и Они (а это обязательная расколотость, потому что Мы без Они не существует…).

Поэтому, говоря полушутя, сторонники движения за мир прежде всего должны заняться поисками внеземных цивилизаций. Только на страхе смерти, всеобщей погибели, только на стремлении выжить построить всеобщее Мы невозможно. Потому что каждый отдельный человек вытесняет факт конечности жизни. А нас хотят заставить постоянно думать об этом. Ход кажется сильным, так как обращен к биологическому инстинкту, но психологически слаб.

Сейчас среди 14—16-летних возникает огромное количество фобий, связанных со страхом атомной войны; им снятся страшные сны, они вздрагивают при звуках летящего ночью самолета. Это происходит потому, что на молодежь остро действуют всеобщие призывы и информация, идущая со всех сторон: «Товарищи, давайте… иначе мы все погибнем».

На молодежь действуют, на нас – нет, ведь для нас биологическое уже там… Но на уровне «давайте нам» «Они – Мы» – сразу объединимся. Пока этого не происходит, мы не можем объединиться, а будем делиться на Мы и Они и при этом говорить о сосуществовании, о дружбе, о взаимодействии, о кооперации. Но – повторяю – чтобы скооперироваться, нужно, чтобы были Мы и те, кто не скооперировался, – Они.

Эта дихотомия встроена в механизм.

Отделение возможно?

Попробуйте проделать мысленный эксперимент – отнимите от себя, отбросьте все, что связано в восприятии себя с Мы, то есть все свои признаки, явно принадлежащие какому-либо сообществу. Что останется? Одна биология, потому что осознать себя частью вида мы, увы, не можем, хотя, казалось бы, это возможно.

Потом если мы долго пробуем в биологии себя, то быстро обнаружим все видовые, биологические законы, действующие на нас. Отсюда еще один вариант: попытка выйти из механизмов жизни очень часто приводит к биологизации своей жизни – возникает культ здоровья как биологического здоровья, культ телесных удовольствий и т. д. Происходит объединение в биологизированное Мы, а там – стая, а в стае законы известны, как у обезьян…

И сразу мужчины говорят: «Елки-палки, вот посмотри, у обезьян у каждого самца по двадцать самок. И дети общие, и все их любят, и вполне достаточно одного самца. Какая тут семья, что ты…» На что женщины справедливо возражают: «Ты стань сначала гориллой… физически». А это невозможно, потому что мешает (что мешает?)… Значит, это нужно выбросить, и опять – Мы и Они, Мы и Они…

Кто выиграет, в каких соревнованиях? Определить трудно. Поэтому человек должен верить, что он может усовершенствовать механизм жизни (тогда он становится социальным деятелем, революционером, реформатором, религиозным лидером), или же верить в то, что он может вписаться в механизмы жизни, то есть стать Победителем, – иначе ему будет очень сложно создать свой смысл жизни.

Выход в другую жизнь

Но выход в другую жизнь, конечно, очень сложный, как все принципиально иное, все-таки существует. Для того чтобы выйти в эту жизнь, нужно в себе сконцентрировать столько силы, чтобы освободиться от любого Мы, – постепенно или сразу, но полностью. И только тогда, когда появляется действительное Я, то есть происходит рождение уникального человека, тогда он получает возможность другого варианта.

Это, конечно, безумно сложно. Но, судя по свидетельствам, в принципе возможно. Однако даже начальное движение в эту сторону тоже порождает различные стрессы, и это нужно очень хорошо осознавать…

Если мы опустимся на уровень ниже и будем рассматривать механизмы подробно, то можем обратиться к социальной психологии, которая прекрасно описывает групповую динамику: как быстро происходит распределение ролей в группе, выстраивается иерархия, появляются лидер, приближенные, отвергаемые (почему люди рассаживаются так или иначе в пространстве), групповое давление и т. д.

Далее эти механизмы рассматриваются все более подробно, в том числе и такой механизм, как информационный метаболизм, который то ли принадлежит самому человеку, то ли задан биологически – здесь уже начинается стыковка биологического и социального.

Для нас с вами важно зафиксировать основные блоки, основные тенденции этих механизмов. Как мы видим, они совпадают с основными тенденциями внутренних механизмов человека. И это естественно: человек произведен механизмами жизни и им во многом подобен, но во всяком множестве всегда есть разброс, во всяком генотипе есть мутации. Реальность неисчерпаема даже совокупностью всех возможных ее описаний, поэтому мы с вами должны помнить, что эти беседы тоже одно из возможных описаний, которое, естественно, реальность не исчерпывает.

Возникает парадокс: любое описание, даже самое фантастическое, чему-нибудь в реальности соответствует. Но совокупность всех описаний реальность не исчерпывает. В противном случае мы должны переходить на совершенно другие гносеологические, мировоззренческие позиции. На тех позициях, на которых мы стоим, – это так. Утверждение, что наше описание лучше, чем у Них, – тоже своего рода ловушка: имея перед собой цель каким-то образом осознать, приблизиться, выяснить более четко путь к духовной реальности, мы опять попадаем в механизм жизни.

Как только появляется Мы – нужно быть начеку, потому что это тот пальчик, который можно засунуть в шестереночку, и тебя тут же затянет всего целиком. Поэтому нужно всегда помнить: это описание, как и всякое другое, – одно из описаний. Но, скажем, для меня оно оказалось очень технологичным и преимущественно претендующим не на антологию, а на методологию, то есть это описание того, как нужно действовать, описание совокупности деятельностей, нисколько не претендующее на описание того, как «оно на самом деле есть».

Вот здесь очень важный момент. Я хочу, чтобы вы сконцентрировались, так как весьма важно понять, что описание, которое мы сейчас слушаем и записываем, не является описанием объекта, то есть оно не описывает ничего из того, «как оно на самом деле». Это, естественно, не научное описание. И в то же время и не художественное, потому что художественное описание – тоже описание объекта, образа. Это – методологическое описание, отвечающее на вопросы: что нужно делать? В какой последовательности? Что для этого нужно знать? И в какой последовательности реализовать, чтобы в конечном продукте иметь такое-то качество?

Момент, повторяю, принципиально важный, потому что большинство так называемых духовных текстов есть тексты методологические, а не описывающие какой-либо объект «как он есть на самом деле». Вы должны перетряхнуть у себя в голове всю информацию, связанную с этими вопросами, чтобы выловить там все претензии на описание того, как на самом деле…

Только при правильном отношении к описаниям можно их использовать. Методологические описания, которые здесь даются, – это знания, необходимые для того, чтобы совершить определенные действия в определенной последовательности для получения определенного продукта. Они не описывают, каков Мир на самом деле, – они описывают только: что нужно сделать с картиной Мира, с человеком, с социумом, со знанием, с самой деятельностью для того, чтобы в итоге получить такой-то продукт…

Только рассматриваемые с методологической точки зрения такие описания, тексты имеют содержание. В противном случае они превращаются в орудие устрашения инакомыслящих. «Ты кто?» – «Я – раджа-йог. А ты что, против раджа-йоги?!» Бах, Вивеканандой по голове…

Непонимание этого становится источником огромного количества всевозможных неприятностей, заблуждений. Люди, идущие по такой дороге, почему-то попадают в совершенно иное место. И, попав туда, начинают предъявлять претензии к текстам, к источникам, из которых эти тексты вышли.

В чем дело? Почему? Да потому, что это сугубо методологические тексты, сугубо. В противном случае не было бы такой особой деятельности, как духовная. И не было бы духовной реальности, потому что она была бы ничем не заполненная, была бы пустой. Чтобы эта реальность появилась, чтобы произвести эту продукцию, необходимо внешнее поражение, поломку механизмов своих и жизни превратить во внутреннюю победу, то есть выйти за пределы этих механизмов. А для этого нужен «напильник».

Не знания нужны о том, как на самом деле выглядит моя тюрьма, из какого материала она построена – гранита или кварца, из какой стали сделаны решетки. Это никого не интересует. Интересует лишь одно: как из нее у-бе-жать… Все. А когда план побега, его технология, метод используются в качестве описания того, как на самом деле выглядит тюрьма, – можете себе представить, что из этого получится.

Если мы берем инструкции по эксплуатации бытового холодильника или по сборке мебели – это не их описания, каковы они на самом деле.

Вопрос принципиально важный. Здесь нужно напрячь все свои интеллектуальные возможности для того, чтобы просто отказаться в данном вопросе от выяснений: как же оно на самом деле? Отказаться от этого – значит отказаться от механичности, потому что любое описание чему-нибудь в реальности соответствует. Чему-нибудь. Но все вместе реальность не исчерпывает. То есть на самом деле мы хотим только одного: получить в руки методологию, чтобы выйти на реальность как таковую – без ее описания…

«На самом деле» – не нужно

Все эти духовные, так называемые эзотерические «штуковины» есть методологические тексты. Они ни в каком смысле, даже в оккультном, не описывают, как оно на самом деле… Потому что никакого «на самом деле» для человека, который чуть-чуть напрягся в эту сторону, не существует. Речь идет об одном из вариантов описания, из множества описаний объекта.

Согласование между собой этих описаний – предмет системного подхода, структурного анализа… Но суть состоит в том, что перед нами методология – то, что называется (по А. Чистякову) конструктивной психологией. Психология, которая не рассказывает, не пытается ответить на вопрос «Как на самом деле?», а раскрывает, что нужно сделать, чтобы получить то-то и то-то. И тогда описание психики превращается в методологическое описание, такое, которое дает возможность делать. Если вы беретесь описать реальность методологически, сразу необходима ясность: что вы намерены с ней делать? Если ничего, то, естественно, никакой методологии не нужно.

Вы видите, как все механизмы нас приводят к тому, что жизнь становится все более и более абсурдной. Почему? Потому что нет никакой «реальности вообще». Делая что-то, мы все время говорим, что делаем для человека, во имя прогресса. Мы кричали про прогресс и регресс во все времена, но ничего не говорили о реальности, о том, что мы что-то делали реально. Мы описывали этот объект, «как он есть на самом деле», а делали с ним все совершенно случайно. В результате большие наши победы превращались в наши же большие поражения.

Мы построили огромные заводы, гидростанции, атомные электростанции, большую химию – в результате медленно от этого погибаем. Парадокс… Чтобы у нас с вами так не получилось в нашей духовной устремленности, в устремленности к открытию самого себя, практически, без Мы, нужно помнить: все наши описания есть описания методологические.

Беседа пятая

Книги занимали большую часть моей жизни. Я действительно много читал и любил это. Я и сейчас люблю почитать иногда, мне сам процесс этот нравится. Такое чувственное удовольствие получаю, когда читаю книгу. А так и вспомнить-то нечего, так, люди, люди… Очень много очень разных людей.

Что касается Традиции, то, когда я ее встретил, мне было уже много лет. Двадцать три. Произошло это в 68-м году.

Двадцать три – это очень много. Я никогда не считал, что это мало. Я пошел работать, когда мне еще не было шестнадцати, и с той поры я, собственно говоря, был кормильцем у семьи, отвечал за маму и за брата.

Мне вообще странно, когда про человека в возрасте 25 лет говорят: «Но он же молодой еще!»

В 23 у меня уже за плечами армия была, экспедиция, театр, спорт и еще много всего.

Лермонтов написал «Маскарад» в 16 лет. Первую редакцию «Маскарада». Драму ревности. Грибоедов – «Горе от ума», сколько ему было? Тоже что-то около 20.

Я очень рано определился с точки зрения общепринятых норм. В четырнадцать лет я точно знал, что я хочу знать и чем хочу заниматься. Поэтому все, что я делал, было связано с тем, что я готовил себя к работе в театре и к познанию человеческой психологии, человеческой жизни. У меня было такое очень целевое бытие, наверное, можно так сказать.

Я четко знал, чего я хочу.

Я хотел понять… Я хотел понять, почему так.

Почему люди, потрясающие совершенно создания, живут такой несовершенной жизнью. Она мне казалась ужасно оскорбительной для людей.

Может быть, мне в этом советская власть помогла. Мы жили сложно и странно. Я бы не сказал, что я из бедной семьи, в то же время мы жили как-то все время трудно, а вокруг люди жили еще труднее.

Двое моих приятелей, пацанов, вообще жили в подвалах – там жили их семьи. А у одного человека в нашем доме стена была из картона, хоть и очень толстого, но во время дождя до нее нельзя было дотрагиваться, потому что она так отсыревала, что ее можно было проткнуть пальцем. Вот так, три стены кирпичные, одна из картона. Выходящая на улицу. Единственное, чего не было, это голода. Я еще помню стрельбу по ночам на улицах, когда последние банды отлавливали. Уличные драки. Ну, это все так, картинки, а по существу дела мне было ужасно интересно все это. Очень интересно.

Мне было очень интересно везде, и на заводе, куда я пошел работать мальчишкой, и в школе. Я учился легко, у меня была хорошая память. Мне были интересны люди: преподаватели, одноклассники… Они все были такие разные, у нас школа вообще была «пестрой» в социальном плане. Я спортом занимался, и мне было интересно со спортсменами, тем более что я был единственным русским в сборной Литвы. Благодаря этому я выучил литовский язык и открыл для себя совсем другой, совершенно новый, как бы национальный колорит, менталитет, способ жизни, оценки и тому подобное.

У меня было очень много хороших знакомых и друзей среди евреев. Это тоже был особый мир. Но потом они почти все поуезжали.

Мне встречалось много разных и по-разному интересных людей. И я помню, что вот, скажем, на танцы я не любил ходить, я не понимал зачем, но когда я шел с кем-нибудь за компанию, я где-нибудь пристраивался и наблюдал, как люди знакомятся и как развиваются эти знакомства на протяжении вечера. Выбирал кого-нибудь и наблюдал за ним. Очень интересно поведение людей в такого рода ситуациях. Мне там все было странно: как это, пойти в толпу и там веселиться? Что это такое? Я понимал, когда мы классом собирались. Ну, когда знакомые. А вот когда так, человек просто идет на танцы… Мне было очень странно.

А я был странный для других, я как бы не тем занимался. Я учился в школе, работал на заводе, тренировался и выступал как спортсмен за сборную Литвы и играл как актер в народном театре. И все это надо было успеть. А мне все казалось мало, я еще собирал марки, потом увлекся фотографией, потом еще чем-то… И еще я читал, читал, читал… Читал по ночам в основном. Все вперемешку: Канта, Вахтангова, Фолкнера…

Театр имеет к этому прямое отношение. Театр – это была такая форма жизни в те времена, в которой можно было перепробовать все. Все, что я читал и узнавал по психологии и социологии, можно было в театре проиграть, попробовать, увидеть, потому что театр – это как бы психологическая лаборатория. Психология – это нечто среднее между наукой и искусством, а театр – нечто среднее между искусством и жизнью. Для меня театр всегда был прежде всего исследовательской лабораторией. Поэтому коллеги часто мне говорили: «Игорь, ты когда-нибудь можешь вместо лекции спектакль поставить?» Меня дразнили тем, что мой спектакль – это лекция. И это была единственная форма, в которой можно было, не привлекая внимания властей, всем этим заниматься. Плюс ко всему я изначально хотел быть режиссером, с самого начала. Но я считал, что для того, чтобы стать режиссером, нужно пройти очень многое, как можно больше всего узнать. Я себе список составил, что должен знать режиссер, и до сих пор список не исчерпан.

Такой вот я был романтический юноша.

Существует школа психотерапии В. Франкла, которую он называет логотерапией, терапией смыслом. Ключевой опорой логотерапии является опора на потребность в смысле жизни. Франкл полагает, что она может найти свою реализацию в любой жизненной ситуации, даже самой экстремальной, на пороге смерти. Он очень четко подчеркивает разницу между целью и смыслом: смысл не сводится к цели, к нахождению какой-то цели, которая требует достижения.

Смыслообразующая функция

Смысл, по словам В. Франкла, есть трансценденция человеком самого себя. Он поднимается как бы над самим собой, над своей природой, как биологической, так и социальной, то есть смысл – функция духовная. И тут, наверное, естественно, у вас возник вопрос (после того как мы долго и достаточно подробно разбирали механизмы человека и механизмы жизни): каким же образом при нашем знании и видении может реализоваться смыслообразующая функция?

Попробуем выстроить этот ход мыслей. Возьмем исходную ситуацию в случаях человека, общающегося с Традицией, и человека, полностью погруженного только в социальную жизнь. Человек, погруженный в жизнь, находит смыслы, помещая их в некое будущее, и в этом будущем он может найти и смысл прошлого. Перенеся перспективу в будущее для получения смысла, он вынужден выходить за пределы своей единственности и включать то или иное Мы. Об этом механизме Мы, о его важнейшей роли в построении жизни уже говорилось. Если внимательно ознакомимся с той же логотерапией, мы увидим: то, что предлагает Франкл, есть использование механизма Мы для построения смысла даже в экстремальной ситуации.

Возьмем один из любимых примеров Франкла – ситуацию, когда к нему пришел коллега-врач, у которого два года назад умерла горячо любимая жена. Он прожил эти два года в страдании, ощущая бессмысленность жизни. И Франкл помог ему, спросив: «А что было бы, если бы умерли вы, а жена осталась жива?» Человек ответил, что тогда ужасно страдала бы она. «Вот видите, ваше страдание приобретает смысл, потому что вы груз страдания от одиночества, от потери любимого человека как бы взяли на себя, ей это страдание уже не достанется».

Здесь пример минимального Мы – Мы на двоих, которое используется для построения смысла в экстремальной ситуации.

Рассматривая любые примеры, приводимые Франклом, увидим, что все зависит только от масштабов этого Мы, от масштаба преодоления своей единственности и в каком-то смысле привязанности к себе самому, то есть использования механизма Мы уже как смыслопорождающего фактора.

Когда мы говорили о возможности человека познакомиться с другими способами жизни, то пришли к выводу, что он не способен напрямую перейти из одной жизни в другую. Ему тоже необходимо некое новое Мы, которое будет воплощать этот переход. Иными словами, начальный новый смысл тоже строится за счет Мы.

Человек вырывается из своей обусловленности за счет того, что приобщается к какой-то микросоциальной группе или к представителю учения и через Мы начинает выстраивать такой момент: освобождаясь от прежнего Мы, человек оказывается один на один с учением, и тут начинается, как Франкл говорит, экзистенциальная фрустрация, то есть потеря смыслопорождающего механизма. Все как-то одинаково, и непонятно, есть ли перспектива.

Фрустрация начинается по поводу потери и иерархии ценностей, и иерархии смысловой. Все становится равнозначным и равносмысленным, то есть можно сказать: все тождественно, равно ничего не значащее и равно бессмысленное. И здесь никакая логотерапия уже не ерабатывает, потому что вот с этого момента, с этого переживания, очень тяжелого переживания, мы выходим за пределы…

Мы говорим с вами, что есть этапные переживания. Первое такое переживание – реальное переживание своей единственности, уникальности. Второе – потеря привычных ценностных и смыслопорождающих структур. Оно более болезненное, потому что экзистенциальная фрустрация наиболее тяжелая в жизни человека. И тогда в этом месте возникают всевозможные попытки формировать ход назад, ход к какому-то Мы, к какой-то иерархии ценностей.

В этом плане последний этап обучения практически связан с очень глубоким переживанием экзистенциального вакуума, выхода из механизмов жизни и из механизмов самого себя в некое пустое пространство и зарождение новой жизни. То есть «штуковина» или происходит, или не происходит – не зря она называется нуль-переходом.

Как видите, пустая бессодержательная абстракция под названием «движение в точке координатора посредством нуль-перехода» постепенно заполняется совершенно конкретным содержанием. Первый раз мы выходим в эту пустоту, когда свое осознающее Я помещаем в пустое психологическое пространство, и таким образом все, что мы называли Я и Мое, оказывается перед нами. То есть мы растождествляемся, это уже не совсем Я, это мои субъективная реальность и объективная реальность, рядом помещенные. А Я как осознающее начало, как самосознающий элемент находится в пустом незаполненном месте.

Следующий шаг, когда мы, осознавая механизм жизни как таковой (то есть уже не только статической реальности, а процесс движения в этой реальности, в этих реальностях, называемых жизнью), «выходим», выносим свой процесс существования за пределы жизни тоже в пустое пространство, то есть мы сознательно создаем себе двойной экзистенциальный вакуум.

Почему эта вещь столь сложна, труднодоступна, требует колоссальных усилий, высокой профессиональной грамотности и серьезной разнообразной подготовки? Потому что мы погружаем сами себя в двойной экзистенциальный кризис, хотя всем известно, что сам факт экзистенциального кризиса является очень тяжелым испытанием для человека.

Экзистенциальный кризис

Франкл на примере лагерей смерти показал, что большинство людей погибали там не потому, что не выдерживал тяжелых условий их организм, а потому, что не выдерживала смыслопорождающая способность. Заключенные теряли смысл и становились совершенно беспомощными перед лицом любой критической реальности. Тогда единственным смыслом для них становилась смерть.

Самоубийства по этой причине происходят довольно часто. Оказавшись в силу каких-то экстремальных обстоятельств в обстановке экзистенциального вакуума, человек кончает с собой, потому что единственный смысл, который в данной ситуации он может найти, – это смысл умереть.

Мы с вами достаточно часто произносили (что уже стало общим явлением): «Чтобы родиться, надо умереть» – и другие всевозможные высказывания на тему о новом рождении. Но для нас это было отвлеченным высказыванием, пустой абстракцией. Теперь пустую абстракцию мы можем наполнить конкретным, реальным психологическим содержанием. «Смерть» в данном случае и есть переживание двойного экзистенциального вакуума, когда теряет смысл само понятие «Я», самотождественность и когда теряет смысл жизнь, поскольку и то и другое Я покидаю, и покидаю добровольно, в силу выстраивающейся во мне концепции другого способа жить.

Каким же образом в этом пустом психологически состоянии, в этом состоянии экзистенциального вакуума сделать шаг вперед, а не назад? Каким образом совершить этот нуль-переход, не отодвигаясь опять к Мы? Или еще к какому-нибудь Я? Или еще к какому-нибудь достижению, к соревнованию или к какому-нибудь другому механизму жизни? Сложнейшая задача. Принципиально отсутствует Мы, за это зацепиться нельзя…

Во многих писаниях и духовных учениях обязательно присутствует идея помощи: «по ту сторону» меня встречают то ли ангелы, то ли иные сверхсущества, то есть меня там ждут, там тоже есть Мы. Еще одно послабление.

Школа отличается тем, что она для сильных людей, в ней максимально сведены на нет возможности создать какую-либо иллюзию такого порядка. Она ставит нас действительно наедине с Миром, наедине с собой, то есть и я сам, и Мир оказываются передо мной. Если говорить традиционным языком, то дерзка сама по себе постановка темы, потому что ее можно сформулировать так: в чем же состоит просветление? В чем его качественная определенность? Содержательный момент? Каким образом из этой пустоты человек вдруг попадает туда, где он находит эту новую жизнь? Что это? Кто это?

Что есть просветление?

Дерзкая попытка описать неописуемое… Но любая духовная деятельность есть дерзость. Об этом мы уже неоднократно говорили. Дерзость требует большой уверенности в себе, в своих способностях.

В чем зацепка? Она, как ни странно, в самой пустоте. Есть много формулировок на эту тему: «То, что в вас ищет, и есть то, что вы ищете», или «В темной, как темнота, темноте, в пустой, как пустота, пустоте жил да был Бог…», или «Бог живет внутри тебя», или «Храм ты должен построить внутри себя» и т. д. и т. п.

Когда мы читаем это как художественную литературу, все замечательно. Пока с этим не были знакомы, не пытались пробиться… Но как только человек попытается пробиться, он наталкивается на то, что не может отыскать свой дом в пустоте. Он уговаривает, подбадривает себя, строит логические конструкции и все равно не может найти свой дом в пустоте. Почему? Потому что пустота есть дом Мира.

Без принятия тотального резонанса между объективной и субъективной реальностями, то есть выхода в «не Мы», невозможен выход в реальность как таковую, в Мир… Если этот совокупный объем не достигает взаимного включения Мира и субъекта, если этого не произошло, если человек не пришел к этому всеми доступными способами, он не в состоянии обнаружить свой дом в пустоте. Он попытается туда затащить какие-то кусочки прежних реальностей, субъективной и объективной, и в результате оттуда выпадает. И опять начинает все сначала (если хватает сил и устремленности).

Почему так? И почему, когда всерьез начинаем думать о смерти, мы не можем этого сделать? Потому что, если будем это делать всерьез, мы умрем. Стоит такой защитный механизм… По той же причине нам очень трудно принять бытие, которое открывается в этой тотальности. Хотя мы не умираем здесь физически, как самотождественность, но оказываемся в таком качестве бытия, при котором теряется последняя возможность – Мы.

Это качество бытия якобы не может принадлежать тому, кого мы привыкли называть человеком, хотя так думать в корне неверно, ибо только человеку это и доступно, следовательно, в этом есть выражение какого-то сущного свойства человека.

Смысл жизни с точки зрения Традиции состоит только в одном – прийти, образно выражаясь, домой к самому себе, то есть реализовать эту свою ситуацию. В этом и есть смысл жизни. Больше никакого другого смысла серьезные духовные учения не предполагают, убежден в этом. Таков же смысл и индивидуального существования, экзистенции, телесности нашей, чувств и т. д.

Это единственный смысл, который оправдывает те безумства, которые совершает человечество. Только в этом смысле все, что происходит с человечеством, имеет смысл – все. Только с точки зрения этого смысла можно действительно перейти к целокупному, а затем к тотальному бытию. Иначе ничего у вас не получится. И никакой эзотерии не надо. Тайны некоторых технологий – другой вопрос, но эзотерии никакой не надо. Если человек не пришел к этому смыслу как к единственному, у него ничего не получится. Можно не опасаться, что с ним случится – ах! – просветление ни с того ни с сего.

Технология хода

Теперь вопрос о том, как он к этому пришел, технология самого хода. Дело это индивидуальное, и в разных традициях по-разному стимулируется. Но это действительно событие в любом случае. Сколько к этому ни готовься, все равно – событие, потому что это необратимый ход.

Ход необратим потому, что вы оказываетесь в раю. Там есть все, чего человек желает: настоящая любовь, настоящие эмоции, знания – словом, все, что доступно данному человеку. Ограничения связаны только с возможностью его инструмента, больше ни с чем. Это царство сиддх. Вы прибываете туда, куда шел ваш поезд. Куда идут все поезда.

…Я хочу напомнить высказывание, заповедь моего учителя, о которой я говорил в течение многих лет. Учитель мне сказал: «Ты можешь забыть все в какой-либо ситуации, но даже в самой смертельной ситуации ты не имеешь права забывать „зачем?"». С годами мне все более открывался глубокий смысл этого высказывания. Потому что, если ты теряешь смысл, тебе не помогут никакие «как?», никакие методики, технологии – ничего.

Это «зачем?» как бы прорастает в человеке. Так мне кажется. «Зачем?» прорастает. Вначале для самого себя оно выглядит так, потом иначе… В результате остается один гвоздь: что я должен знать всегда, в любой момент, каждую секунду своего бодрствования, сна, болезни, смертельной опасности и т. п. В голове может ничего не быть, но должно быть «зачем?».

Трансформация этого «зачем?», его реального содержания и есть описание пути. Варианты описаний пути становились мне тем понятнее, чем больше я сам проходил по ступеням раскрытия этого «зачем?». Описание трансформации «зачем?», сама эта трансформация везде заканчивается одним: «зачем?». «А затем, что это и есть твой „дом"». Это и есть суть, сущность, предельный смысл. Это есть окончание моих дел.

Когда я закончил свои дела, то действительно могу подумать и решить: заняться мне не своими делами или не заняться. Но это уже другая жизнь. О ней можно говорить сколько угодно – это бессмысленно, потому что вы будете фантазировать по совершенно другой логике, на основе совсем другого материала, и ваша фантазия будет вас только уводить в сторону.

Вы уже прикасались к этой пустоте, к этому дому. И если сумеете это прикосновение сделать своим «зачем?», тем, которое никогда не исчезает, то рано или поздно дойдете до дома. Если потеряете, то перестанете двигаться до тех пор, пока вновь не найдете.

Ваше положение несколько лучше. Почему? Вы с самого начала имеете возможность это видеть, ведь все происходило в непосредственной близости, рядом. Вы со мной все знакомы и видите, что ничего такого сверхъестественного при этом не происходит. Как до просветления я читал лекции, проводил занятия, так и после него. Ничего не изменилось для вас, а для меня изменилось все.

А что после?

Проблема колоссальная – как перекинуть, как попытаться показать вам этот дом? Я с самого начала говорил о своей заинтересованности попытаться в таких, совершенно неподходящих условиях эту «штуковину» реализовать. А почему мне хочется заниматься вашими делами? Мне кажется, то есть я так воспринимаю, что моя любовь к Школе и моя благодарность за то, что я в жизни получил все, о чем мечтал, поможет пробиться сквозь инструментальность тому, чья сущность томится по этому дому. Я попытался себе построить композицию, чтобы не заниматься этим, но не смог… Наверное, потому, что моим исходным импульсом, самым первым импульсом, который меня двинул на поиск, было очень сильное переживание несоответствия человека, его возможностей и той жизни, в которой он вынужден жить. Это очень давнее, очень глубокое переживание, которое меня не раз выводило из трудной ситуации на путь.

Я начал с поиска царства Любви, Радости, Праздника, с царства сиддх, если говорить древним языком, а когда нашел его, было уже поздно в нем оставаться, тогда я уже знал, где дом. Тут мне тоже повезло – я в этом царстве не застрял. Там многие застревают, потому что это прекрасно, действительно прекрасно… но это еще не дом, это просто доведенная до предельного совершенства жизнь, но со всеми теми механизмами, о которых мы говорили. Прекрасная жизнь, но не тотальная, не дома, не конец своих дел. Ведь если человек приходит домой, это не значит, что он все бросает. Есть и другие обязанности, и долг – все, из чего состоит человек. Просто он сам уже не тот.

Не правда ли – сложно, а может, наоборот, очень просто. Это не значит, что я не люблю Игоря Николаевича, я его очень люблю… Мы с ним совсем не плохо пожили и еще поживем… Это просто другое. Я в себе и во всех. Можно придумывать массу замечательных образов, но я не хочу этого делать. Хочу, чтобы вы по возможности в этих наших контактах оказались лицом к лицу с предельной для меня обнаженностью всего этого материала.

У меня нет цели вас увлекать. Я не занимаюсь больше этим. Это не входит в мои профессиональные и другие обязанности, есть уже другие люди, которым пришло время этим заниматься. Я хочу, чтобы вы все время могли смотреть в зеркало минимального искажения того, куда вы стремитесь, чего вы пожелали.

Тут надо разобраться, добрались ли вы до царства сиддх, до этой прекрасной жизни. Не очень заметно… Значит, вам еще до этого надо добраться, а оттуда перебраться в пустоту, в полную пустоту.

Но ведь совсем не обязательно дойти до конца, тут нет такого: дошел – победил, не дошел – проиграл. Если есть желание, то дойдете обязательно, не в этот раз, так в следующий… Но, напрягая усилия, мобилизуя все, что мы имеем, следует помнить: смысл попасть домой, единственный смысл – оказаться в пустоте. Потому что пустота – это и есть дом Мира и человека, общий дом.

Беседа шестая

Мне кажется, нужно сохранить в этом какую-то… красоту, чувственность, поэзию, музыку. Вот для меня отношения интимные с противоположным полом – это музыка. Если музыки нет, я вообще не понимаю, зачем этим заниматься. А если есть, тогда – да! Три дня, десять лет – какая разница, как сложилось, но красиво. И в тебе, и в ней что-то такое… Я помню, был у меня в молодости роман длиной в три дня. Я до сих пор все помню, все! И финальный аккорд: «Ты на мне женишься?» – «Нет». – «Ну, прощай». Она так и не отдалась. Но очень хотела. И я хотел. И все было красиво, романтично, страстно. Но финальный аккорд – такой. «Спасибо, – сказал я ей, – за все, что было, спасибо. Я тебя никогда не забуду». Честно говоря, помню я ее уже смутно, но то, что было между нами, помню очень хорошо. Я шучу. Конечно, я помню, потому что это – музыка, понимаете?

Вы услышали хорошую музыку один раз в жизни, так неужели вам надо слушать ее с утра до ночи, каждый день? Нет. А ведь люди обычно защищаются и превращают это в примитив, предельный примитив. Например, читаю в книжке – в книжке! – почтенный старец, разработавший систему закаливания и прочее, работающий над долголетием пишет: «Половой акт – это взаимный массаж половых органов». Да, думаю, на хрен мне твое долголетие после этого? Это он долголетием занялся. Да на фиг мне твое такое долголетие. Или когда молодежь кричит о свободе. Ведь у них «свобода от», «свободу для» никто не ищет! Все ищут только свободу от этого и от того, от пятого и от десятого, ходят свободные и пустые, как пробки. И начинают это сводить к каким-то примитивным физическим взаимодействиям в антисанитарных условиях или в состоянии сильного наркотического или алкогольного опьянения.

Я в жизни ничего страшнее не слышал, чем признание одной женщины, что она своего первого мужчину не помнит, потому как была пьяная вдрабадан. Я думаю: «Эх, не Шекспир я, вот бы написал трагедию, все человечество бы вздрогнуло!» А музыку ведь не забудешь, она звучит в тебе. Я никогда не забуду, как я первый раз слушал Шестую симфонию Чайковского. А иначе начнется упрощение, потом умаление, потом умиление по этому поводу, а потом страдания, страдания, страдания, которые все облагораживают. Да не облагородят пробку никакие страдания! Если внутри примитив, то там примитив. Нет там музыки, ну нет ее! А когда люди под видом духовности начинают подводить базис под свою примитивность и нежелание вообще делать какие-то усилия в области человеческой культуры, то, извините меня, гунны по сравнению с этими людьми – высокодуховные существа, выполнившие божественную миссию по разграблению Рима.

Любопытная вещь: именно вчера случайно нашлась книжечка, которую давно, еще в 1976 году, мне подарили. А в ней вырезка из старинной книги, дореволюционной, цитата известного писателя, русского философа Мережковского. Вот я этой цитатой и хочу начать беседу: «До сих пор одни много знали, но слишком мало любили, другие много любили и слишком мало знали; но только тот, кто будет много знать и любить, может сделать для человечества что-нибудь истинно прекрасное и великое». Как видите, случай материального подтверждения правильного направления. Это действительно, формально говоря, случай. Случайно нашлась книжечка, а в ней случайно оказалась бумажка с этим текстом.

Постижение любви

Тема, которую мы хотим попробовать обдумать в этот раз, много сложнее предыдущей. Мы выросли в такой культуре и в такой цивилизации, которая дает какие-то актуальные, потенциальные, психологические механизмы для усилий, направленных в сторону знания, в сторону беспощадного знания, в сторону истины. Но мы практически вообще не имеем механизмов, с помощью которых смогли бы делать усилия для постижения Любви. Это дефект нашей культуры и нашей цивилизации.

Хотя, казалось бы, христианская традиция содержит в себе элементы того необходимого, из чего у человека формируется способность любить. Но между христианством как духовным импульсом и религиозным государством, религиозной организацией, существует колоссальная разница. И поэтому даже люди искренне верующие, в духе веры воспитывающие своих детей, не имеют возможности в большинстве случаев сформировать необходимые свойства психики. Ибо психика, как мы не раз уже говорили, система принципиально открытая. Она формируется на взаимодействии генетических предпосылок организма и всех взаимодействий среды, в которой данный организм развивается.

Достаточно взять известные в мировой классике произведения поэзии, живописи, музыки, посвященные теме любви, чтобы мы оказались в совершенно глупом положении. Не понятно – что это? О чем там написано? Что там изображено? Что там звучит? Какое отношение имеет к обычной жизни обычного человека? И в силу развитых психологических механизмов защиты мы делаем вывод, что это просто фантазии, некие идеально-художественно-эстетические условности. Но даже для того, чтобы фантазировать об этом, идеализировать это, тоже необходимо иметь, чем это делать.

Попробуем поразмыслить, как это произошло. Откуда началось? Мы прекрасно знаем, что для развития тонкой, дифференцированной психики, в том числе и ее эмоционально-чувственной сферы, необходимо иметь достаточное количество времени, свободного от удовлетворения насущных потребностей. Кто располагал таким временем на протяжении всей истории нашей цивилизации? Люди так называемых свободных профессий или достаточно богатые представители различных сословий (в основном аристократы). Они могли заниматься развитием таких способностей. Мы прекрасно знаем, что все искусство, накопленное человечеством, – или аристократическое, или выполненное по заказу тех же аристократов, церкви, государства. В любом случае оно создавалось на деньги богатых людей.

Мы с вами смутно представляем, но все-таки представляем, что, скажем, Микеланджело, для того чтобы стать тем, кем он стал, при всей его природной одаренности нужно было жить на содержании у того, кто мог себе это позволить (получать за его счет образование, есть, пить, читать книги и т. д.).

Если политические вожди становились вождями, родившись не в среде власть имущих (вожди крестьянских восстаний тому пример), то художник таким путем стать художником не мог. И только в конце XVIII и в XIX веке, с появлением общедоступных музеев, возникла категория художников-разночинцев. И образование они получили уже государственное. Но и где-то в это время произведения о любви как таковой исчезли, уступив место произведениям о социальных процессах. Великая русская дворянская, подчеркиваю, дворянская литература ничего подобного уже нам не оставила. Это можно сказать даже о Тургеневе, хотя он был великим знатоком чувств. Я уже не говорю о философии.

Почему? Да потому, что зародившееся в начале XVIII века европейское рациональное мышление в силу рационализированной картины Мира игнорировало это позитивистским, эмпирическим подходом. Выигрывая в развитии сознания и его механизмов, мы вынуждены были пожертвовать механизмами, связанными с эмоциональной сферой человека. А посему мы просто не в состоянии представить, ощутить, пережить тот эмоциональный мир, который был, скажем, у Лейлы и Меджнуна. Или тот эмоциональный мир, на котором построены некоторые тантрические школы.

То, что мы называем сильным чувством по меркам развитой души, развитого эмоционального человека, в большинстве случаев нечто болезненное, чаще всего разрушающее человека, дисгармоничное. Ну а то, что мы называем «чувствами на каждый день», вообще к чувствам никакого отношения не имеет.

Исследования возможностей эмоционального мира человека всегда убеждали: чувства, эмоции, переживания – это огонь, который может расплавить «металлы души» и создать из них единый сплав. Тот огонь, который из осколков знания создает единое целостное сознание и из раздробленного, разделенного человека – человека целостного, тотального. Таковы традиции бхакти-йоги (пути любви) или суфийских орденов, называвших себя влюбленными в истину, в Бога, традиции управляемых экстатических состояний, традиции предельного напряжения и предельной реализации эмоционально-чувственного восприятия, требующие колоссальной трансформации тела (потому что наше с вами тело просто этого не выдержит).

В этом смысле характерны результаты одного опроса, проведенного в Америке. Согласно ему, каждый пятый американец хотя бы один раз испытывал в своей жизни экстатическое, мистическое или духовное переживание. Но четверо из пяти переживших не хотят, чтобы это когда-нибудь повторилось, хотя все они признают, что это прекрасное, великолепное переживание.

В моей практике был такой случай, когда довольно прилично подготовленная пара, муж и жена, любящие друг друга, обратились ко мне с просьбой обучить их глубокому резонансному взаимодействию. Я их обучил, они это сделали, но оба единодушно заявили, что больше никогда не хотят подобного переживать.

Мои наблюдения в результате работы на протяжении многих лет с различными людьми, в том числе актерами, художниками, обсуждения и исследования этой темы с учеными, моя личная уверенность таковы: МЫ НЕ ЗНАЕМ, что такое эмоциональный мир. Мы не знаем, что такое чувствовать, переживать, что такое экстаз (не как психологическоке отклонение, а тот, о котором написаны поэмы и симфонии). Мы не знаем, что такое любовь к Другому. Мы не знаем даже, что такое любовь к самому себе. Мы не знаем, что такое любовь к Миру. То, что мы называем этими словами, – это тень теней.

Умеем ли переживать

Возникает вопрос: а не является ли это оскудение эмоциональной сферы закономерным, необходимым этапом эволюции, неизбежностью? А может, эти напоминания из прошлого только мешают, дразнят, обманывают наше воображение? Сегодняшние исследования, как ни парадоксально, в большой степени подтверждают, что высшее состояние человеческого сознания как бы безэмоционально. То есть то, что называется просветлением, ясным видением, состоянием высшей степени актуализации всех возможностей, вообще не содержит в себе какого-либо эмоционального компонента, оно как бы нуль. Но ведь это с точки зрения нашего сегодняшнего понимания.

Кроме того, предшествующее этому состояние как раз является состоянием очень высоких положительных эмоций, связанных с деятельностью субдоминантного полушария. Суть в том, чтобы выйти в тотальное состояние, в котором как бы уже нет эмоций, но нет и мыслей. Для этого необходимы та переплавка, та внутренняя интеграция, слитность тотального нашего существа, которая недостижима с помощью логического, дискурсивного, описательного сознания.

Известно, что вдохновение, что бы мы ни подразумевали под этим словом, выражается в некоем подъеме, в возвышенном, выходящем за рамки привычного эмоционального состояния. Мы «даже» знаем, что период «острой влюбленности» тоже несколько отличается от всего того, что происходит потом. Мы также время от времени чувствуем некоторую тоску, переживаем смутное ощущение, что что-то у нас в этой области не так. Одни бросаются в погоню за наслаждениями, пытаясь таким образом заполнить пустоту, другие, наоборот, погружаются в состояние некоторого аскетизма, третьи пытаются пробудить в себе «это» с помощью наркотиков.

Но все мы где-то в глубине себя ощущаем нечто «такое», потенциально в нас присутствующее. Мы только не знаем, как это обнаружить и реализовать в своей жизни, потому что не то чтобы много любить, а просто любить – и то утомительно для большинства людей. Это забирает столько сил. А разочарования? А обман? А измены? А вдруг она/он меня бросит? Но когда касаются любви с точки зрения духовной традиции, то имеют в виду не какой-нибудь единичный случай (любой из них только частное выражение этой ситуации), а способность любить как таковую. Если в человеке она есть, остальное уже вопрос его биографии. А если нет, то какой бы «богатой» ни была его биография, мы не обнаружим в ней следов любви.

Что и говорить: нарисованная мною картина, безусловно, мрачная. Я больше двадцати лет с разных сторон всматриваются в нее и понимаю: ситуация действительно безнадежна. Ведь если взять современного человека в современных условиях (даже при наличии у него сильного сознательного или полусознательного желания) и поработать с ним года три, то можно добиться лишь одного: чтобы он однажды, на какой-то момент, в специально созданной для этого ситуации ощутил, что же это такое. В большинстве случаев он отказывается от своего желания. Потому что, как выясняется, не готов платить за этот «товар».

Весь мой опыт подтверждает: что-нибудь реально изменить в этой области даже в одном человеке практически невозможно, хотя вся моя устремленность, творческий и профессиональный азарт не позволяют отказаться от поисков каких-либо неизвестных мне сегодня возможностей.

Поэтому я решил все-таки использовать эту ситуацию и попытаться у вас на глазах и при вашем, пусть пока молчаливом, участии проникнуть в проблему и посмотреть, что же там.

Препятствия любви

Попробуем пойти наиболее понятным и ясным для нас с вами ходом. И прежде всего, обрисовать в общем виде основные препятствия.

Первое из них – состояние нашего организма, его взаимоотношение с эмоциональной сферой. Я приводил уже пример с высококвалифицированными спортсменами, которые не выдерживали интенсивную пятнадцатиминутную эмоциональную нагрузку. При этом они ощущали, что их прекрасно тренированные тела не справляются. Безумную усталость они трактовали как усталость физическую. Это было для них крайне неожиданно. Биохимические исследования показывают, что при ситуации управляемого стресса (то есть управляемого эмоционального напряжения) происходит выброс в кровь гормонов, в предельном режиме работают надпочечники, гипофиз, и реабилитация после такой нагрузки занимает две недели. Организм приходит в норму (подчеркиваю – речь идет о тренированном спортсмене) через две недели.

Из психотерапевтической практики известно, что эмоциональный срыв в результате стресса достаточной силы и продолжительности приводит к повреждениям, которые при всех благоприятных условиях восстанавливаются в течение трех лет, если вообще это удается. Не зря в таблице стрессогенных факторов свадьбы и разводы выражаются одинаковым количеством баллов.

Сильные как положительные, так и отрицательные эмоции одинаково ставят нас в экстремальную ситуацию по отношению к своему организму. Первый, самый простой вывод состоит в том, что нужно коренным путем изменить взаимоотношения между эмоциональной сферой и сомой (то есть телом).

Я уже говорил как-то, что традиция тантрической йоги, которая строилась на подготовке к интимному контакту и рождении в этом контакте определенных переживаний, трансформаций, к постижению определенных высоких состояний, вырождается по той простой причине, что не находится достаточно здоровых людей – даже там, в Гималаях. Люди просто не в состоянии выдержать трехлетнюю программу подготовки, которая необходима. По этой же причине закрываются пути, связанные с традициями бхакти-йоги, суфийских влюбленных и т. д., – люди, которые могли бы это выдержать физически, телесно просто отсутствуют. Как ни банально, как ни оскорбительно для высоких намерений – практика доказывает эту простую истину. Убедиться в ней несложно.

Второе препятствие: неразвитость и недифференцированность нашего эмоционально-чувственного мира. Здесь, конечно, положение лучше в том плане, что все-таки сохраняется когорта людей, обладающих развитой сферой эмоционально-чувственного восприятия.

Но большинство из них – сильно интровертированные, а потому темперамент является достоянием их сугубо внутреннего мира, причем настолько, что даже тем, с кем хотели бы вступить в контакт, эти люди кажутся, особенно вначале, холодными, бесчувственными, не обладающими эмпатией и т. д. Они настолько тонко чувствуют внутри, что внешне по отношению к другим не выражают ни малейших эмоций. Они как бы хранители, носящие в себе дифференцированное, тонкое чувствование, которое для чего-то предназначено, но для чего – они сами чаще всего не знают. Прекрасно уже то, что это есть, что это сохранилось.

Существуют техники и методики вывода этого качества, способные, при желании конечно, превратить его из потенциального, сугубо субъективного, в актуальное, входящее во взаимодействие, в чувствование других людей и т. д.

Сохраняются, чаще в мире художественно-профессиональной деятельности, относительно здоровые люди с развитой эмоционально-чувственной сферой, с дифференцированным восприятием, с богатым арсеналом чувствования. Должен сказать, что классическая музыка (сама по себе будучи выражением эмоционально-чувственного мира) позволяет человеку, получившему музыкальное образование и живущему в мире музыки, создать достаточно развитую эмоциональную структуру психики. Но поскольку мир повседневной жизни никакого отношения к классической музыке не имеет, а даже наоборот, то это чаще всего превращается во «внутреннее богатство» или – в идеальном случае – в богатство некоего сообщества, подобного описанному Гессе в «Игре в бисер».

Как видим, проблема разрешима в принципе. Во всяком случае, видны пути ее решения, хотя и далеко не простые. Чувствительность без силы – неврастения. Сила без чувствительности – «дуб могучий, дуб зеленый» – символ тупости.

Третье препятствие для человека, который хочет приблизиться к миру любви, – это Другой. И если с точки зрения знания проблема состоит в понимании Другого, умении говорить с ним на его языке, увидеть его картину Мира и его систему потребностей и т. п., то с точки зрения любви – в умении чувствовать так же, как он, до тончайших оттенков. Полностью разделять с Другим его чувствование, его способы переживания, его мироощущение, что предполагает очень развитую эмпатию, или, как мы говорим, владение психоэнергетическим резонансом. Это для начала.

Если трезво посмотреть на объем работы, необходимый для решения обозначенных трех задач, то увидим, что попадаем в ситуацию безнадежную. Откуда взять такую силу потребности, чтобы выполнить всю работу, если эта сила тоже определенным образом зависит от умения чувствовать? А если прибавить работу, о которой мы говорили в предыдущем цикле (первая – пятая беседы), то откуда взять столько желания и сил на все?

Ведь мы большие хитрецы по отношению к себе, мы тщательно скрываем от себя, что духовность нам чудится как некий способ быстрого самооправдания, способ реализации желания быстро вырасти в собственных глазах, реализовать главную потребность – повысить самооценку. Мы видим в ней некое уникальное психотерапевтическое средство, а не работу. И при слове «работа» всегда как-то немножко неуютно. Другое дело – праздник, игра, музыка, что-нибудь романтическое, когда попереживаешь часок, на душе полегчало – и жить по-прежнему.

Взять то, что заложено создателями храма, где происходит катарсис, освобождение. И опять жить по-прежнему. Но если в сфере знаний у нас еще есть место, которое дает понять, что мы знаем мало, то в сфере чувствования – как убедиться хотя бы в относительной истинности мрачного текста, который я сегодня произнес? Рекомендую простой способ: включите запись Шестой симфонии Чайковского, или Пятой – Бетховена, или органных произведений Баха и попробуйте искренне, с отдачей продирижировать не в уме, а руками перед воображаемым оркестром. И посмотрите, что с вами будет, если вы это выдержите до конца. Сорок пять минут «помахать» руками в резонансе, проникаясь чувством, переживая.

Меня однажды попросили в одной московской театральной студии провести двухчасовое занятие – тренировочную репетицию, связанную с развитием эмоционально-чувственной сферы. Я провел. И ребята, безумно влюбленные в свое дело (действительно, по-настоящему, искренне), молодые, здоровые, сказали: «Если так каждый день, то не сможем».

Хорошо, но тяжело

Достаточно сильная эмоциональная концентрация дает эффект субъективного времени – когда мы повышаем скорость своего проживания, развиваем свою эмоциональную сферу, у нас постепенно возникает «несовпадение во времени». То есть у нас день – это что-то огромное, а у человека, живущего рядом с нами, что-то быстро пролетающее. Отсюда несоответствия: одному человеку кажется, что это было безумно давно, другому – совсем недавно, но первый при этом все помнит, второй – ничего.

А бездны трагических переживаний… В современном театральном мире трагических актеров, в полном смысле этого слова, – боюсь ошибиться, но не более трех, если они вообще есть. За свою жизнь я встретил всего двух людей с сохраненной витальной энергией – даже странно на них смотреть, они кажутся нездоровыми, потому что фантастически здоровы. Это не значит, что они были тупыми во всех других отношениях, – отнюдь нет, просто тут уникальное совпадение генетического материала с обстоятельствами жизни.

«Четверка» – это хорошо и полезно, так почему не держите это постоянно? Почему это не стало вашим нормальным состоянием? По той же причине, что и страх перед другим качеством эмоционального мира. Женщины сразу задают вопрос: «А меня в этом качестве мужчины будут любить или я так и останусь соломенной вдовой?» Мужчины сразу спрашивают: «А как в этом делать? А как думать буду? А рационализм?» Утрирую, конечно. Вопросов много разных и более тонких по форме. Но по существу все они сводятся к двум: не напугаю ли я окружающих, потому что уже буду другим? Не буду ли я в слишком хорошем самочувствии, чтобы у меня было желание что-либо контролировать в реализации своих чувственных интересов?

Смерть и любовь

Первый вопрос (о его причине мы много говорили) – от отсутствия желания выйти к «Я есть» и вылупиться из Мы. Второй вопрос рожден страхом перед своей, якобы существующей, скрытой, ужасно демонической силой. Если, не дай бог, расслабится какой-то там контроль, она, эта сила, разнесет все в клочья. Легенда об этом передается из поколения в поколение. Откройте эту дверку, а оттуда – пи-пи-пи – мышка же осталась! И все. Мы же думаем, что там могучий дракон дремлет, кундалини в копчике свернулась и ждет. Нет, там пи-пи-пи… Но легенда дает себя чувствовать потенциально могучим.

Что с этим делать? Совет простой: любить, и как можно больше, как можно смелее. Любить людей, любить партнеров противоположного пола, любить природу, музыку, Космос, Землю, страдать как можно больше и радоваться как можно больше, глубже… Ничего нового здесь нет – все об этом знают, но никто не делает.

Существует научная версия, которая рассматривает механизм эмоции как существенно обеспечивающий ценностную структуру личности. Иначе говоря, система ценностей не могла бы быть стабильной, если бы не была обеспечена механизмами эмоционального подкрепления. Советую всем поразмышлять над этим, над вытекающими из версии практическими выводами.

Вторая версия, разработанная П. В. Симоновым и его сотрудниками, состоит в том, что одна из функций эмоции – перекрытие ситуации информационного дефицита. То есть когда я не имею полной гарантии будущего, то единственный способ совершить действие – опереться на эмоцию. Но поскольку мы с вами знаем, что ситуация духовная – это ситуация принципиально постоянного пребывания перед лицом неизвестного, негарантированного, постоянно творческая, здесь опять есть о чем поразмыслить.

Не зря у многих народов мира существует сравнение – между любовью и смертью. О любви можно сказать: «крепка как смерть». И о смерти можно сказать: «крепка как любовь». Народная интуиция ощущает и сохраняет в своем предании то переживание, которое испытывали люди, входившие в царство Любви, – переживание личной смерти. Или, как модно сейчас говорить, – смерти эго. Я бы сказал: смерти эгоцентрического мироощущения.

Человек, вошедший в Любовь, принципиально не может сохранить эгоцентрическую картину мировосприятия и мироощущения. Происходит переход в качественно иное бытие. Вот вы часто спрашиваете: от чего прежде всего зависит преодоление разрыва между уровнем знания и уровнем бытия? Одной из главнейших необходимостей такого преодоления является Любовь.

Вы помните, я говорил, что современный человек не может верить, так как в нем нет ничего, что могло бы верить. Потому что он не может любить. Только в мире Любви существует Вера. В мире разума существует лишь доверие – то, что до веры, перед ней, – преддверие. Можем ли мы в нашем взаимодействии получить хотя бы предощущение того, о чем взялись здесь размышлять? Мне кажется, у некоторых такой шанс есть. Не у всех, конечно же, не потому, что кто-то хуже или лучше, а просто потому, что все разные. Но это потребует другого отношения к данной ситуации. Мы перестали ее ценить, она стала обыденностью.

Сможете ли использовать этот шанс? Это связано с ответом на вопрос: какими вы приходите и какими уходите? Что отсюда уносите и насколько долго оно будет жить? Человек очень смешно устроен: вы, например, все знаете об избирательности человеческого внимания, о том, что внимание фиксируется прежде всего по доминирующей потребности. Голодный видит пищу, влюбленный – свою возлюбленную, сексуально озабоченный – возможных сексуальных партнеров. Что же вы все это забываете, когда приходите сюда? Вам кажется – само собой разумеется то, что вы настроены так, чтобы услышать максимум? Нет, не разумеется. Те из вас, кто слушал запись, в этом уже убедились. А тем, кто действительно хочет узнать в полном объеме, что же здесь говорилось, придется прослушать запись не раз – иначе вы никогда этого не узнаете. Если это для вас вообще важно. Я вполне допускаю, что для некоторых это может быть вообще не важно, важна сама ситуация, безотносительно к ее тексту.

Так вот, если вы хотите попробовать вместе со мной пройти этот путь к предощущению, что является более или менее реальной задачей, – будьте внимательны. Иначе ничего не получится. Ситуация, еще раз повторяю, практически безнадежная, не абсолютно безнадежная (она не может быть таковой, поскольку есть потенциальность и она здесь присутствует), а практически потому, что это требует колоссального труда. Колоссального. У вас нет сил. Как говорили древние, у вас нет денег, чтобы заплатить за это. И в то же время у многих из вас есть дерзость, и это хорошо, ведь дерзость – тоже признак любви. Ибо сказано: «Боящийся не совершенен в любви». Первый враг человека знания – страх, и первый враг человека Любви – страх. Здесь эти препятствия сходятся.

Еще раз повторяю: я не мрачно отношусь к ситуации. Просто говорю с вами на своем языке. Я так вижу, я так понимаю, я так думаю, я так работаю… При этом видите, не бросаю этого занятия, значит, у меня есть оптимизм, вера. И я счастлив. Это нетрудно, по-моему, заметить. Я лично уверен, что двадцать лет жизни – цена небольшая. Но вы – это вы, и сами определяйте. Я хочу, чтобы здесь была ясность, потому что человеческое сознание начнет разворачивать все в мрачную сторону, мол, «вообще тогда зачем»… Нет, я настроен достаточно оптимистически. Но вот эту ситуацию трезво оцениваю как очень сложную. И в то же время знаю, что никакое знание не исчерпывает никакой ситуации. И значит, я в любую секунду, в любой момент готов отреагировать на внезапное событие, исходящее от любого из вас. Не намерение, а событие. Потому что мы предполагаем, а располагает реальность. И это прекрасно.

Любовь – работа

Как и все настоящее, Любовь – большая и трудная работа. В человеческом языке нет более адекватного слова. Работа в смысле творческого труда, такого труда, в котором человек не смотрит на часы – закончился рабочий день или нет. Такого труда, когда человек забывает об отдыхе и не нуждается в нем. В этом смысле работа. Работа есть творчество. Работа – это когда Микеланджело не может оторваться от статуи, падая около нее от усталости, забывая есть, пить, спать, потому что перед ним – Работа. Ее он не может не сделать. Работа – это когда какой-нибудь рабочий прокрадывается ночью в цех и тайком подключает свой станок к энергосети, потому что его осенило, как сделать задуманное. И не может не сделать. Мы, наверное, все любим В. С. Высоцкого, каждый по-своему, и, наверное, все любим Микеланджело, Бетховена – так давайте жить, как они. И тогда, может быть, нам тоже откроется дверь, за которой Любовь. Другого способа, принципиально другого, нет. Надо жить.

На этом я сегодня свои размышления закончу. Всего доброго в ваших устремлениях.

Беседа седьмая

Еще одно существенное переживание: когда заболел мой брат, я был в армии. Вернувшись, я делал все для того, чтобы попытаться его вылечить. Мы доставали какие-то импортные супер-мупер-таблетки, я ездил в Москву, через всех своих знакомых вышел на главного специалиста Советского Союза по шизофрении. Я привез ему копию истории болезни брата. Я готов был везти Кольку в Москву на любой, самый рискованный тогда из новых методов лечения. Но этот академик сказал мне: «Понимаете, нет смысла. Только мама ваша надорвется в бесплодных надеждах, и материально вам будет тяжело, потому что у него неправильный диагноз».

И он рассказал, что в Советском Союзе диагноз «шизофрения вялотекущая» ставят на 30 % чаще, чем в Америке, а диагноз «маниакально-депрессивный психоз» на 30 %, соответственно, реже. А лечатся эти болезни совершенно противоположными способами. И, проанализировав всю историю Колиной болезни, он мне сказал, что это неизлечимо. Что регрессии будут сокращаться и что он будет жить долго и будет довольно адекватным, но никогда не станет здоровым. И что закончит он свои дни в диспансере. (Однажды я набрался наглости и спросил у Мирзабая, не может ли он помочь. Он сказал, что он не лечит такое. Не может.) И вот когда я вышел от этого академика, я впервые до конца пережил, что такое невозможно. Что существуют-таки вещи, которые невозможно преодолеть. Это тоже был большой и очень важный урок.

Надо сказать, что мне этот цикл дается с гораздо большим трудом, чем предыдущий. Наверное, это естественно, потому что, когда касаешься мира Любви, сложно подобрать слова. Тем труднее, что групповая поддержка, относительно легко возникшая в предыдущем цикле, в этом цикле рождается очень трудно. Думаю, основная причина в том, что подсознательный страх, подсознательное вытеснение по отношению к этой теме намного превосходят те, что связаны с сознанием. Почему? Очевидно, потому, что мир чувств – более темная, более неосвещенная область нашего существа, охраняющая себя от попыток видения и осознания.

Непостижимый мир чувств

Мы привыкли мир чувств воспринимать как нечто непостижимое, в основном недоступное видению. Я уже говорил о классической музыке – для многих и многих она в наше время область недоступного – наверное, вследствие (это одна из возможных причин) возникающего при слушании большого напряжения. На уровне сознания чаще всего эта сфера объявляется интимной, субъективной, и этим оправдывается полное невежество по отношению к самому себе в мире чувств. Прошлый раз мы размышляли больше о предпосылках, я бы сказал, об инструментальных предпосылках, возможностях, предощущениях Любви. Сегодня хочу направить наше размышление немного в иную сторону. Пожалуй, начну с притчи.

Случилось так, что хасидский Мастер странствовал инкогнито со своими учениками. Они зашли в караван-сарай и остановились там на ночь. Поутру хозяин караван-сарая подал завтрак и чай. Когда они пили чай, хозяин упал к ногам Мастера, плача и смеясь одновременно.

Ученики были ошеломлены. Откуда хозяин узнал, что этот человек Мастер? Это было секретом, и ученикам велено было никому его не открывать. Мастер странствовал тайно. Узнали: никто не рассказывал, никто даже не разговаривал с этим человеком.

Мастер сказал: «Не удивляйтесь. Спросите у него сами, как он узнал меня. Никто не говорил ему, а он узнал».

Вот ученики обратились к нему: «Мы распознать не можем. Мы даже сомневаемся, просветленный он или нет, а прожили с ним много лет. Все же иногда возникает подозрение. Как ты узнал?»

Тот ответил: «Я накрывал на стол и подавал чай тысячам людей, но никогда не встречал человека, который смотрел бы на чайную чашку с такой любовью, как смотрят на возлюбленную. Я не мог не узнать. Это, должно быть, совершенно особенный человек, существо, полное любви. Иначе – кто смотрит на чайную чашку с такой любовью?»

Вот какая интересная притча. Любовь, в любом ее проявлении, – это всегда снятие дистанции между собой и тем, куда направлена Любовь. Что такое снять дистанцию? Это значит полностью изъять любое, даже самое тонкое проявление страха. Дать прикоснуться к себе в самой сокровенной глубине своего существа.

Снятие дистанции

Привыкнув к существованию психологической дистанции, мы очень редко задумываемся о том, что каждый из нас вокруг себя создает такую дистанцию. Она – как охранительный рубеж, ближе которого никто не может к нам подойти. Даже очень близкие люди чаще всего сохраняют по отношению друг к другу хотя бы какой-то элемент дистанции, заповедный уголок внутри себя, в который нет входа никому.

Для того чтобы пережить Любовь как таковую, необходимо избавиться от дистанции как таковой – к чему бы то ни было. Не только к людям, но и к Миру во всех его проявлениях. Люди в их бесконечном разнообразии и в их огромной психологической значимости для человека (мы с вами знаем, что человек для человека является сверхраздражителем) – просто наиболее точная регистрация наличия или отсутствия Любви.

Страх перед человеком, другим, непохожим на меня, неизвестным или заранее определенным негативно, заранее определенным опасным, – всегда конкретен, в отличие от различных тонких форм страха перед другими частями Мира. Поэтому способность или неспособность к Любви лучше всего определяется на базаре, в толпе, в толкучке. Так мы невольно сталкиваемся с очень разнообразными людьми. Вот почему хозяин караван-сарая опознал Мастера, духовного человека, через Любовь, с которой он посмотрел на чайную чашку.

А теперь представьте, что прямо на вас движется человек, совершенно, с вашей точки зрения, ужасный. Можно ли в этот момент вспомнить о Любви? Можно, потому что Любовь не умиление или умаление. Нужны не сюсюканье, не жалость, не другие формы умаления, то есть деланья объекта маленьким и, таким образом, безопасным. Любовь требует безграничного мужества и смелости. Я бы даже сказал – дерзости. Встать один на один с Миром, сняв полностью дистанцию, – это очень серьезный поступок. И как только мы начинаем внутренне к этому примериваться, наше сознание тут же задает массу всяких вопросов типа: «А как быть в таком-то случае? А что делать, если…?» и т. д. – это только для того, чтобы убежать от «примерки» такой ситуации. Мы всегда прячемся за эти наши «как?», когда точно знаем что и зачем.

Вот и сегодня передо мной очень сложная задача, я весь день к ней готовился и не знаю, удастся ли ее хоть как-то решить. Потому что нам нужно так сосредоточиться, так настроиться, чтобы прикоснуться к состоянию, в котором отсутствует психологическая дистанция. Мы с вами много рассуждаем о страхе перед объективной реальностью и в общем научились чувствовать этот страх, даже в некоторых ситуациях работать с ним. Это страх перед тем, что существует вне меня, что есть не «я».

Но мы очень редко касались вопроса страха перед субъективной реальностью, страха перед бесконечностью не менее сложной и противоречивой – бесконечностью субъективной реальности, то есть перед тем, что находится внутри меня. Мы просто говорили, что человек больше всего на свете боится самого себя. Фиксировали, не пытаясь как-то касаться этого подробно. Но когда пытаемся рассуждать, думать о Любви, мы с неизбежностью приходим к необходимости обратить внимание на отсутствие любви к себе. Ведь чтобы любить самого себя, нужно тоже снять дистанцию по отношению к своей субъективной реальности. А она не менее познана, не менее богата неожиданностями, непредсказуемостями, чем объективная реальность. Поэтому я так часто повторяю: «Чтобы любить других – нужно любить себя».

Любить себя…

Люди часто удивляются: «Кто ж себя-то не любит?» – вкладывая в слово «себя» только ту часть субъективной реальности, которая его устраивает, и совершенно автоматически исключая всю ту часть, которая его не устраивает или ему неизвестна. Наше с вами шестилетнее общение дало много примеров совершенно неожиданных открытий в области своей субъективной реальности. И многие из вас в течение последних трех лет потратили огромное количество энергии на вытеснение полученных о себе знаний. Появились формулировки типа: «Не хочу помнить о некоторых фактах своей биографии, это было не со мной, это наваждение, это было под влиянием и т. д.». Вы прекрасно знаете, как работают такие механизмы. Но, вытесняя с таким большим трудом полученные знания о себе, вы автоматически вытесняете все, что соответствует этим знаниям вне вас.

Нельзя убрать, вытеснить часть субъективной реальности, не вытеснив соответствующую часть объективной реальности. В этом есть принципиальное знание – субъективная и объективная реальности интимно связаны. Наше сознательное Я находится на границе этих реальностей.

Подрезая себе крыло с одной стороны, вы тем самым подрезаете его и с другой стороны, лишая себя возможности летать (размах крыльев уменьшается).

Принять Мир и принять себя – задачи соразмерные. Не сделав этого, не войдешь в мир Любви. Можно только любоваться отдельными лучиками, пробивающимися оттуда в нашу жизнь. Так в стиле «сюсю-реализма» создаем такой милый образ, образок-лучик, умиление, оно же умаление.

Быть влюбленным – значит быть безумным. Безумным в том плане, что нужно отказаться от основы умозрения. А основа умозрения – это, грубо называя, торговля, счет. В явной и скрытой форме умозрение всегда счет. Но, как известно, бесконечность исчислению не подвластна. А поскольку Любовь имеет прямое отношение к бесконечности, то всякое исчисление ее уничтожает. Это очень страшно – отказаться от умозрения или, говоря иначе, сойти с ума. Не в смысле психически заболеть, а в смысле «сошествия с ума», то есть сознательного отказа от него как единственной опоры (умозрение всегда дистанция).

Для того чтобы помочь вам в этом сошествии, и существует инструментальная Я-концепция и растождествление с инструментальной своей составляющей. Человек в процессе растождествления с инструментом познает, осознает, что инструмент обладает собственной инерцией, собственной устойчивостью, своим собственным (в некотором смысле) разумом, но автоматизированным. Когда он осознает величие механизмов, их великолепие, у него появляется шанс осуществить «сошествие с ума» без страха…

Страх сойти с ума мне кажется даже более сильным, чем страх смерти. Как у поэта: «Не дай мне Бог сойти с ума, уж лучше посох и сума».

Любовь – преддверие свободы

Для некоторых натур путь Любви очень привлекателен, и, если вы помните начало наших взаимодействий, многие тогда хотели именно такого пути. А я делал все, чтобы этого не получилось, потому что знал: вы не готовы инструментально (о чем достаточно много говорили в нашей предыдущей беседе). Вы просто стали бы сумасшедшими в медицинском смысле слова – и все. Поэтому мы выстраивали очень сложный, постепенный ход к этой возможности. Убрали ли мы риск на все сто процентов? Нет, конечно нет.

Я подвожу вас к такому странному для данной темы осознаванию, что Любовь – это преддверие свободы. Что только войдя в мир Любви, можно получить шанс войти в мир свободы, то есть в мир полной реализации пути, мир, в котором путь заканчивается. Только через Любовь мы можем прикоснуться к третьему уровню реальности (к тому, что называли этим словом) как к реальному, ощутимому, наполненному жизнью. Только Любовь может сделать очень-очень абстрактные понятия живой плотью.

В прошлом цикле мы с разных сторон касались своим сознанием, осознаванием понятия психологически пустого пространства и помещения туда своего Я. При этом всякие возникли напряжения. Но по сравнению с тем пространством, если уже пользоваться образом, который для нас с вами очень привлекателен (имею в виду пространство Любви), психологически пустое пространство – это тихие радости. Потому что мир Любви есть психологически предельно заполненное пространство.

Представьте себе, что в вашу личную квартиру, которую вы с огромным трудом добыли, набилась битком толпа совершенно чужих вам людей и просит хором: «Люби меня! Живи со мной!» Таков в первом приближении мир Любви. Там нет ни одного, самого маленького, пустого места, куда можно спрятаться. Он заполнен бесконечно. Поэтому еще раз настоятельно даю это определение: мир Любви не келья, не храм уединения, не гнездышко, где воркуют. Мир Любви – базар, базар Мира. Где нет ничего невызревшего. Где есть все и все созрело.

Вот такой образ. Адекватней найти и передать очень трудно. Я стараюсь передать хотя бы частичку ощущения этого восприятия, переживания, чтобы вы не удивились, прикоснувшись, не отшатнулись в страхе. Потому что это абсолютно не соответствует вашему «мечтанию» о любви как одиночестве вдвоем, как мере удовлетворения потребности в эмоциональном контакте – когда к мамке прижмешься, поворкуешь… Мир Любви – это взрыв, в котором рождается Вселенная. Это такое количество энергии чувств, которое превосходит самый смелый ваш запрос. Это не струйка, текущая из крана по моему желанию: сколько открутил – столько и течет. Это цунами, извержение вулкана.

Чувствую, что в желании передать масштаб создаю вам возможность уйти в красивые абстракции. Прямо слышу огромное количество вопросов от разных людей – хор всяких вопросов.

Любовь как истина: когда она есть – вопросов нет. Когда есть вопросы, значит, нет Любви. У истины нет вопросов. Я не зря вам так часто повторяю, что духовный путь, большая его часть, – это путь к себе. Путь к бесконечности себя, к принятию себя таковым.

Зачем все это?

Сейчас в книжках обсуждается проблема – зачем человеку так много мозговых клеток? Ведь он их использует на десять-пятнадцать процентов, зачем все остальные? Загадка. Никак наука не может ответить однозначно – то ли это резерв, то ли перспектива развития.

Давайте зададим более «простой» вопрос: зачем человеку такая субъективная реальность? Возьмем даже самого, условно говоря, «примитивного человека», который существует специально для того, чтобы нам было приятно ощущать нашу непримитивность. И возьмем его субъективную реальность – он же мается с ней. Зачем она ему – такая безразмерная? Почему человек все время мучается от того, что образ самого себя бесконечно подвергается разрушению, и не извне, потому что извне-то он подвергается разрушению очень редко (мы в конце концов находим свою социальную нишу, которая нас устраивает и которая закрепляет этот образ), а изнутри, когда вдруг появляется мысль, противоречащая всем моим представлениям о самом себе? Как это: я – и вдруг такая мысль? Такое чувство, которого у меня не может быть? Когда вдруг я вижу, чего не должен видеть… внутри себя. Зачем такая огромная вселенная внутри?

Бессмысленность этого вопроса обнажается очень просто, когда мы рядом с ним поставим другой вопрос: зачем такая огромная Вселенная снаружи? Ни зачем. Она такая. И мы такие…

У нас большая часть сил уходит на то, чтобы убеждать постоянно себя и окружающих в том, что мы соответствуем ограниченному описанию и ожиданию, что мы совсем-совсем никакие не бесконечные, что мы совсем-совсем предсказуемые, «хорошие» и т. д.

Если бы мы были внимательны и потратили бы на это немного времени и усилий, то обнаружили бы, что колоссально большая часть нашей жизненной энергии уходит на это. Мы все время находимся в ситуации «выкраивания» себя из Мира, не только из внешнего, но и из внутреннего. Потому что нет точки опоры, нет уверенности в собственном существовании. Эту уверенность в собственном существовании мы с вами и называем стабильным самосознанием. А если нет этой уверенности, то невозможно принять себя таким, каков есть. И Мир принять невозможно. О какой Любви в судорогах страха можно говорить? Только об одной, суть которой – умиление, умаление. «Самому стать маленьким, и чтобы около меня был маленький. И мы оба такие маленькие, и нам так хорошо, и ничего такого плохого и страшного нет. Правда, от этого иногда рождаются дети, и это несколько огорчает, но ничего, зато социально это одобряется».

Я говорю ужасные вещи, но говорю с людьми, которые претендует на то, чтобы стать работниками, на то, чтобы пройти путь до конца, чтобы прийти к реальности, к истине в ее наготе. Эти слова не предназначены для людей, у которых нет такой претензии, они к ним не относятся. Это слова для «сумасшедших».

Когда мы с вами путешествовали в предыдущем цикле в пространстве сознания, в пространстве, соединенном со знанием, все было более или менее приемлемо. Страшно иногда, иногда неприятно, но приемлемо, потому что от сознания мы всегда можем абстрагироваться. Но абстрагироваться от Любви мы не можем. Ведь не что иное, как Любовь, вас не выпускает, не что иное, как Любовь, порождает это томление духа.

Сквозь страхи, заборчики, загородки, охранительные механизмы, сквозь счастливую и несчастную жизнь, наличие или отсутствие понимания, взаимопонимания и умиления – в каждом из нас время от времени прорывается этот голос Любви. Потому что мы такие, мы «такое дерево» с бесконечной субъективной реальностью. Если мы можем прятаться от объективной реальности (иногда это удается), организовав более или менее уютную жизнь, закрытую, защищенную, то спрятаться от своей субъективной реальности просто некуда.

И вот тут-то и оказывается, что бегущий из субъективной реальности в объективную экстраверт и бегущий в обратную сторону, из объективной реальности в субъективную, интроверт сталкиваются лбами, так как оказываются бегущими навстречу друг другу. И там, где они сталкиваются, из глаз сыпятся искры, и освещается совсем другая задача.

Если вы таковы и если ваше желание, ваша претензия порождены вашим существом, то их надо реализовать – как бы ни было страшно начать. Никакая самая изощренная техника не сработает, если нет движения по пути к себе. Но если это движение есть, то по пути все эти знания, все эти техники нужны – и потому что с каждым нужно говорить на его языке, и потому что нужно выполнять закон содействия пробуждению сущности.

Но если этого движения нет – тоска вас не покинет, сколько бы вы себя ни обманывали. А я склоняюсь к мысли, что ваше присутствие здесь все-таки не просто прихоть. Что вы не можете разбежаться, хотя иногда очень хочется. Вы все время между пониманием, что это огонь, который сжигает, и нежеланием уйти от него. А значит, надо действовать, надо признаться, что я действительно хочу другой жизни, и в соответствии с этим жить и действовать.

Вот к чему это может привести. И именно не столько знания, их еще как-то можно носить про запас, а Любовь. Любовь нельзя носить про запас. И чем больше вы пробуждаете Любовь в себе, тем дальше, прекраснее, совершеннее загоняете себя в безвыходное положение, то есть в положение, из которого есть только один выход – стать «Я есть». Хотя сознание вам подшептывает: «Ничего, ничего, мы отсюда возьмем только то, что нужно взять, а остального ничего не возьмем». Любовь не делится на части, нельзя отрезать от нее кусочек для какого-то отдельного употребления. Еще раз повторяю: Любовь и Истина не делятся, по сути своей они тотальны.

Поэтому, если сегодня сделать еще одно усилие, еще один шаг по пути этого размышления, боюсь, что я не выдержу. Вы всегда обижаетесь, когда я говорю, что вы не выдержите. В данном случае не выдержу я. Не выдержу этой формы – эта форма не выдержит меня. Как угодно. Форма размышления.

А менять форму, конечно, придется, что меня больше всего мобилизует. Я просто чувствую, что в этом цикле у нас с вами, если будем честными (а иначе мы не можем – так договорились), может быть, уже при следующей встрече начнет происходить что-то несколько другое. Поэтому у меня подсознательное желание каждую следующую встречу немного оттягивать. Это не просто, не просто и для меня, и требует большой мобилизации, практически предельной. Если в предыдущем цикле я мог контролировать границы размышлений и удерживать эту форму (и там была возможность перейти границы), то логика развития нашей нынешней ситуации и нарастание объема реальности, который мы привлекаем в свою ситуацию, требуют от меня предельной мобилизации. Предельной! Я еще никогда так не уставал, как сегодня. (А впереди еще три встречи.)

Знание, оно все-таки не столь беспощадно, как Любовь. Но поскольку для вас все-таки важны эмоциональные оценки, я ощущаю необходимость окрашенного эмоционального финала, с положительной, естественно, окраской. И то, что я делал, – делал очень страстно, с предельно возможной в данной ситуации эмоцией. Но эта эмоция пока еще не воспринимается; если воспринимается, то чуть-чуть, где-то там, подсознательно. Приходится добавлять на вашем языке то, что называется эмоцией, – у вас.

Я где-то читал, что человек может помыслить, как защититься от холода Космоса, а вот как защититься от огня Космоса, он даже представить себе не может. В этом огне исчезает всякое понятие о веществе, о какой-то оформленности. Самая страшная катастрофа – взрыв звезды, рядом с которой находится планетная система. Я читал такую дерзкую фантастику, где две планеты – Землю вместе с Луной и Венеру – успели с помощью супердвигателей просто увести к другой звезде. Это все, что можно сделать, так как при взрыве звезда все сжигает.

Так вот, вхождение в мир Любви – это восхождение внутрь все сжигающего огня. Дело для инструментов очень сложное. И все-таки я вам не скажу – не надо. Можете? Хотите? Действуйте! Перед этим все мелочь. В знаниях нет такой убедительности, даже в самых изысканных, а здесь есть, если с ума не сойдешь, конечно, в медицинском смысле слова. Все, спасибо…

Беседа восьмая

Жил я у Сашки Аксенова. Был такой очень известный актер – Всеволод Аксенов. Чтец. Был театр художественного слова, единственный на весь Советский Союз. Да и вообще в мире, по-моему, больше такого не было. Жена его, Аксенова-Арди, знаменитая красавица еще той Москвы, воспетая в нескольких романсах и запечатленная на нескольких полотнах известных художников. А Сашка на лицо был – вылитый Вертинский. Такая страшная семейная тайна. Сейчас это уже не имеет значения, Сашки нет, Аксеновой-Арди нет, бабушки Сашкиной тоже нет. Бабушка у него – воспитанница Смольного института.

Ее основным времяпрепровождением было лежать на кушетке у себя в комнате и по телефону на разных европейских языках, иногда на русском, разговаривала со своими подругами, покуривая «Беломор». Однажды – никогда не забуду! – я услышал, как она говорит: «Дура, дура! Это было не в Ницце, это было в Париже!» По-русски, естественно, на иностранных я не понимал. В общем, это был из той еще жизни человек. А Всеволода Аксенова уже не было, в кабинете его стояла мебель XVI века, резная, стоившая бешеных денег, вся в пыли. Домработница от них сразу ушла, у нее уже была квартира в Москве и дача на берегу Черного моря.

Помню, как Аксенова-Арди, все равно потрясающе красивая, несмотря на свой возраст, женщина, шла и вот так двумя пальцами несла грязную рубашку своего сына в ванную. А Сашка утро начинал с того, что кричал: «Где мои свежие носки? Мне кто-нибудь в этом доме…» Один мужик, две женщины. Я как-то не выдержал и в комнате, где ночевал, все-таки помыл пол, потому что там уже вековая пыль была. И при этом это были безумно интересные люди в смысле общения, рассказов и воспоминаний.

Мы один раз с Сашкой пошли в «Прагу». Это было в начале сессии – какие-то деньги были. Ну, сидим там тихонечко, гуляем вдвоем. И Сашка запел. А он Вертинского воспроизводил – один в один. Глаза закрываешь – кажется, вот тут вот стоит патефон. Боже мой, сколько нам наприсылали шампанского и коньяка! Какие люди подходили к нашему столику, чтобы выпить с Сашей бокал или рюмочку. В результате мы потом шли по улице Горького и пели: «Боже, царя храни…» Нас догнала какая-то женщина и так сочувственно говорит: «Мальчики, мальчики! Арестуют же, не пойте, мальчики!» А мы: «Боже, царя храни…» А потом как-то звоню в Москву, а последняя жена Аксенова сообщает: «А Саша умер от белой горячки».

В современной гуманистической психологии существует очень хороший образ выражения сущности содержания человека: человек есть образ человечества. С этой точки зрения, знакомясь с жизнью замечательных людей, мы получаем действительную, практическую информацию, потому что это не просто история о каком-то выдающемся человеке, это один из образов человечества. Начиная наше сегодняшнее размышление с уже вошедшего в научный обиход понимания, что сущностное начало человека есть его причастность к человечеству, мы можем попытаться понять, почему люди, посвящающие свою жизнь духовным исканиям, духовной работе, тоже являются образом человечества. Несмотря на то, что они существуют как бы в трансцендентальном для Великого Среднего мире. В качестве примера остановлюсь на образе Джалаледдина Руми. Если он вас заинтересует и вы захотите другими глазами посмотреть на его жизнь, адресую вас к книге Радия Фиша.

Человек как текст

Давайте кратко остановимся на основных моментах жизни Руми. Родился он в семье очень известного человека. Его отец носил титул «Улем Улемов», что есть Учитель Учителей, был одним из самых образованных и просвещенных учителей своего времени (на современном языке – как бы академиком). Это отправная точка.

Что для нас здесь интересного? То, что человек был погружен с очень раннего возраста в мир знания, причем знания для своего времени самого развитого. И это было знание гуманитарное. Второй момент: в той культуре, в которой жил Руми, он с детства имел возможность соприкоснуться с такими явлениями, как отшельники, дервиши, с людьми, которых называли святыми, безумцами и т. д. (Представьте себе – умственный такой эксперимент, – что в вашем детстве было бы такое окружение. Что бы в вас изменилось?) В детстве он столкнулся с серьезными катаклизмами – войной, нашествием завоевателей, со смертью, с тем, что нужно было бросить отчий дом и всей семьей отправиться куда-то искать пристанище.

Далее этот человек, с детства имеющий такой объем переживаний, впечатлений, начинает учиться. Вначале он постигает знания, которые считал необходимыми, и постепенно достигает в них уровня, на современном языке обозначаемого как уровень профессора. Став «профессором» (вспомните хотя бы одного знакомого вам профессора), молодым, талантливым, знаменитым, со всеми почестями и привилегиями его положения, он вдруг, то есть не вдруг, а по указанию своего наставника, в один прекрасный день уходит в ассенизаторы.

Чистит канализационные ямы, вывозит нечистоты – резко меняет социальный статус. Внутреннее содержание его жизни тоже меняется; он начинает заниматься не книжным знанием, а интенсивнейшей эзотерической практикой, то есть «психотренингом». Причем занимается этим интенсивно в течение нескольких лет. Не так, как мы с вами, – два раза в неделю, а интенсивно. А затем следующий ход: бывший «профессор», бывший ассенизатор становится пьяницей, связывается с низами общества – ремесленниками, кузнецами.

Представьте себе какого-нибудь нашего профессора. Вдруг стало известно, что он ушел из университета, работает ассенизатором и одновременно чем-то там мистическим занимается. С точки зрения того времени и общества, в котором находился Руми, его интенсивный тренинг тоже выглядел сектантством, мистикой, он не укладывался в рамки мусульманской религии – то есть человек пошел на риск. И вот этот профессор появляется на центральной площади города, в компании собутыльников, вечно хмельных, играющих на гитарах и что-то поющих.

Знаете… Когда читаешь об этом в книге, воспринимаешь как некую нереальность. Я очень благодарен судьбе за то, что многие годы работал режиссером и привык восстанавливать реальность текста – как жизнь, как жизненную реальность. Это качество очень помогло мне: читая различные тексты, даже самые изощренные – типа Книги мертвых, я сразу стараюсь представить себе, как это реально в жизни выглядело. Вы представляете себе, современный ученый вдруг бросает профессорскую должность и чем-то начинает заниматься под руководством какого-то учителя. Потом в компании токарей-слесарей вдруг появляется на улице, играет на гитаре и что-то там поет, и кто-то там записывает, что он поет, но не ручкой, а уже магнитофоном. Ведь такое не скроешь.

Руми остался в том же городе, где был профессором. А ведь Руми, как известно, одно из величайших имен в мировой поэзии, один из величайших духовных учителей в истории человечества.

Такова внешняя часть истории, лишенная романтизма, изображающего факты «где-то там в тумане на киноэкране». Да, есть эта житейская внешняя форма, но есть и ее внутренний результат. Спросите у людей, хотели бы они быть такими, как Руми, – талантливым поэтом, духовным учителем? Очень многие ответили бы: «Да, конечно». – «Станьте профессором, потом ассенизатором…» И тут удивление: «Да что я, сумасшедший, что ли…» Вот вся загвоздка. И подсказка ответа на вопрос: как интегрируется абсолютно пустое психологически пространство и абсолютно заполненное? Иными словами, как интегрируется мир Любви и мир Знаний, полная погруженность с полной растождествленностью? Каким образом это происходит?

Прекрасный вопрос. На него нет готового ответа. Реальной задача становится для человека тогда, когда он имеет и то и другое – и пустой, и заполненный Мир. Вот тогда перед ним возникает последняя задача пути. Думаю, сегодня мы еще не будем делать попытку прорваться к решению этой задачи, к какому-то осмыслению, переживанию. Сегодня попробуем поразмышлять, остановившись на этом месте.

Как размышлять, если ты уже ощутил то и другое пространство? Здесь очень сложно найти слова, потому что к тому моменту, когда перед человеком реально, как практическая, встает такая задача, он уже настолько трансформирован, что слышит, чем отзывается слово в тех, к кому он обращается (то есть в данном месте, в данное время, с данными людьми). Он не может до конца предугадать, как «это слово отзовется», распространяясь, трансформированное, в устной передаче, в Мире, через учеников, через тексты, которые будут жить во времени. Но он имеет возможность слышать, как оно отзывается в данной ситуации, и поэтому произнести слово становится очень трудной задачей. Ибо слово – многозначно. Оно имеет смысл в традиционном, общепринятом понимании – выраженное звуком, или переданное поведением, или слово в широком аспекте восприятия – текстом становится, по сути, сам человек. Человек, который сам на первом уровне реальности воспринимает себя как текст, который читают. Его внешняя форма жизни – это текст, это самый главный текст.

Начав размышления с внешней канвы жизни Джалаледдина Руми, мы должны помнить, что это и есть единственный текст, оставленный Руми. С определенного момента вся внешняя линия жизни есть текст, всякое сказанное слово, совершенный поступок или несовершенный поступок, деяния, отношения (все, что называется жизнью людей) – это все становится выражением внутренней (условно говоря, внутренней, поскольку он одномоментно пребывает в обоих пространствах) линии духа, линии духовного бытия, пребывания в Мире.

Жизневыражение

Для такого человека выразить Слово словом – самая сложная задача. Причем если он вообще не отказывается от самой идеи как-то выразить свой духовный путь, потому что есть случаи, когда человек уходит, «исчезает» из жизни, и мы ничего не знаем о нем, как и о подобных ему – о тех, кто достиг вершин, но принял решение быть на первом уровне реальности неизвестным. Формы стать неизвестным разные, смысл один – уйти от выражения себя (этой доступной части себя) с помощью жизни. Здесь можно провести параллель с такой тибетской традицией, как «архат», – он достиг, и он в себе, он весь погружен в это пребывание, а внешне – он как бы отказался.

Для человека, у которого жизнь и судьба складываются так, чтобы осталось выражение и пребывание не только в духе, но и среди людей как говорящего (с того момента, когда он познал оба мира – мир абсолютно пустой психологически и мир абсолютно полный психологически, то есть мир Знания и мир Любви), жизнь становится текстом, словом. И это самое трудное. Понять «Месневи», которое создал Руми, вне контекста его собственной жизни невозможно. Многие из мудрых текстов мы не в состоянии адекватным объемом воспринять по той простой причине, что нам неизвестно, во что это было вписано. Если мы берем это как факт библиотеки, мы не найдем там Любви. Если соединяем с жизнью автора и берем как его выражение, полный текст, тогда можем попытаться обнаружить полную реальность содержания.

Представьте себе, что вам попался текст тибетской йоги. Вы его читаете, заглядываете в справочники и, узнав, что означает тот или иной термин, то или иное божество, достаете изображения этих божеств, то есть начинаете восстанавливать реальный текст. Но тогда вам нужно восстановить жизнь, внешнюю ее часть (как, допустим, жил в монастыре, что там за обстановка, как он питался, кем был до того, как туда попал, у кого учился), и только тогда вы сможете прикоснуться к содержанию текста.

Я уже приводил пример, что, если рассказывать какую-нибудь евангельскую историю с точки зрения внешнего выражения, биографии человека, люди, хорошо, как им кажется, знающие текст, не узнают его.

…Два рыбака поплыли, наловили рыбы, возвращаются, вот, думают, продадим. Они – это Петр, Павел. Подплывают к берегу, а там мужик стоит и говорит: «Бросайте все, ребята, идите за мной, я вас сделаю ловцами душ человеческих».

Чтобы поймать, ощутить событие, прикоснуться к явлениям духа, нужно обязательно ощутить реальность текста. В этом тайна притчи, тайна любого так называемого эзотерического текста. Тайна состоит в том, что тайны как бы нет, – есть вырванный, как приведенный выше, кусок текста, его часть. Вы сможете его прочитать адекватно, только если вставите его в реальность и из абстрактных чудес перейдете в область реального проявления жизни духа в конкретном варианте.

Тогда вы сможете сделать две вещи: перешагнуть, во-первых, через манию величия, заставившую вас читать этот малопонятный, но «престижный» текст, а во-вторых, через комплекс маленького человека: «О! Иисус Христос – и такое ничтожество, как я». Возникает возможность действительно вступить в отношения Любви с любым человеком – жившим, живущим и будущим жить. Когда эти весы, качающие нас в нашей устремленности между манией величия и манией маленького человека, остановятся… можно сесть и поговорить с Христом, Руми, Моцартом, Рамакришной, Буддой. И мы поймем: если Бхагван говорит, что «тут на днях ко мне зашел Ходжа Насреддин и сказал…» – это момент неоднозначный, момент не только литературного или ораторского воздействия на аудиторию. Это еще и момент, открывающий тайну Любви. Потому что тайна Любви сокрыта в этом месте…

Помню, первую подсказку на эту тему получил на занятиях в студии в Калуге. Мы выполняли резонансно-двигательные упражнения и решили (после соответствующей подготовки) попробовать поработать под музыку Баха. Среди нас была девушка-музыкант – она училась в муз-училище, но не очень активно участвовала в наших тренинговых упражнениях и не собиралась играть в спектаклях – человек «около театра». Так вот, у нее началась истерика, слезы, вопли: «Какое кощунство, что мы выполняем упражнения под музыку Баха, да вы…»

Это была жизненная подсказка, и я впервые задумался: если претендую на то, что я художник, человек искусства, и не чувствую себя на равных с Бахом, то зачем тогда вообще занимаюсь искусством? Если это не моя референтная группа, если Бах не мой товарищ, коллега. Вспомните замечательные времена, когда в нашем обществе еще существовала культура. Тогда профессор, обращаясь к студенту, говорил «коллега»… И это не было педагогическим приемом, потому что сам факт – молодой человек претендует на знания в определенной области – делает его коллегой, таким же ответственным перед профессией в ситуации культуры обращения, когда мы с тобой коллеги независимо от того, лауреат ли я Нобелевской премии или студент второго курса. Только в подобных отношениях могли рождаться наука, искусство, духовность. Когда между мною, субъектом, и тем, куда я стремлюсь, нет посредников, когда возникает Любовь, и Знание и Любовь перестают быть антагонистами, они соединяются.

Почему не жить «так»

Вернемся к замечательному определению: суть человека есть образ человечества… Почему же мы никак не можем в это поверить? Вопрос сложный, в каждом конкретном случае надо разбираться – что мешает? Почему мы не хотим жить как Моцарт, Микеланджело, Будда, Карл Маркс? Мы не хотим так жить, но мы хотим такими быть. Может быть, и быть такими не хотим? Как создалась эта иллюзия: мол, можно достичь того же, чего достигли они, каким-то общепринятым, привычным для себя способом жития? Возникла она именно потому, что Любовь и Знания разошлись.

Когда для меня Бах – это только его музыкальные произведения, существующие уже многие годы без него, тогда да, конечно, можно его жизнь подправить, упростить – сделать «под меня»… Когда у меня Мона Лиза без Леонардо да Винчи, когда теория относительности без Эйнштейна, тогда это и есть потребительская психология: мне не важно, кем он был, как жил, ничего не важно, кроме единственного – он сделал, а я пользуюсь…

Поэтому есть масса влюбленных в искусство, масса любителей чтения, знатоков художественной литературы, образованнейших ученых, но Эйнштейны появляются очень редко, и Моцарты, и Леонардо да Винчи… Ведь просто прочесть, выучить, просто научиться пользоваться, просто прослушать – это ничего не меняет в жизни человека и в нем самом, потому что это только полмира, а человека нет. А раз его нет, то со мной ничего не происходит. Ведь все мы сделаны из людей и можем меняться и реально трансформироваться, только общаясь с людьми, а не с картинами, которые эти люди нарисовали, а не с музыкой, которую эти люди написали, а не со знанием, которое они добыли. В этом смысл изречения: «Книга не инструкция, а повод для размышлений». И вот сегодня я вам рассказал для каких. И если вы хотите, действительно хотите…

Помните, в начале наших встреч я сказал: «Вот вам живой пример, будьте такими, как я», – тогда это как-то мимо большинства пролетело. Таким, как я, – что это означает? С таким чином, как у меня, или с такими знаниями? Нет, я говорил в самом прямом смысле: ваша жизнь будет такой, как у меня. И так всегда. Если захотите учиться у Будды, произойдет то же самое. Вам нужно будет только найти ответ: как это жить, как он, не копируя, не подражая, а по существу? Если это действительно реальное желание, если вы хотите попасть за пределы знания, попасть в мир Любви, в мир трансформации.

Не знание, но со знанием

Знания не трансформируют человека, но без знания трансформация невозможна. Мы прекрасно знаем на нашем опыте, что во всех сложных ситуациях обучения, текстах обучения и т. д. необходимо хорошо развитое сознание с определенным контекстом. Но изменяет не оно, поскольку любое знание можно вытеснить, забыть. Трансформация начинается, когда человек прикасается к Любви.

Вы, войдя в царство Знания, то есть поместив свое Я в психологически пустое пространство и став знающим в полном смысле слова, можете не заботиться о специальной организации вашей жизни, поскольку она ничего не выражает (она может быть какой угодно, потому что ничего не выражает). Выражает только ваш текст в буквальном, узком смысле этого слова – ваши лекции, книги, статьи, ваши картины, ваши симфонии.

Но, реально войдя в мир Любви, вы не можете позволить вашей жизни быть какой угодно. С этого момента она должна обязательно быть (иначе вы не сможете существовать в мире Любви) выражением этой Любви. Тогда знания – только инструмент, с помощью которого вы находите это выражение. Знания становятся необходимыми реально только тогда, когда вы вошли в мир Любви. Ведь если вы вошли в мир Любви и не ушли от людей, вы попадаете в ситуацию, когда ваша жизнь есть выражение, поэма, симфония, картина, книга, учебник и т. п. А чтобы выразить, необходимы колоссальные знания, без них невозможно, потому что время, место, людей нужно чувствовать, видеть, слышать… нужно уметь понять, ухватить объем, ситуацию – традиционную, социальную, ее динамику и т. д. и т. п. Вот такая голова нужна все время. И чем глубже вы входите в мир Любви, тем большие знания вам нужны.

Теперь должно стать чуть-чуть понятней, почему мы начали – и все шесть лет шли в этом направлении – с большим акцентом в сторону Знания, в сторону инструментальной подготовки. Мы делали все, чтобы оставаться на границе, чтобы не войти в тот мир, в котором жизнь начинает становиться выражением. Этот мир был закрыт для нас; возникали, может быть, определенные моменты у кого-то, когда прикасался человек и опять выскакивал, ибо сразу начинал чувствовать, что так жить ему не по силам.

Пространство присутствия

Мы подошли к моменту взаимоотношения между миром Знания и миром Любви, но это еще не свобода. Любовь – еще не свобода. Даже сказать несколько слов о том, что за этим, очень трудно. Когда возникает подобная ситуация, то мир Любви, мир трансформации, мир людей, образ человечества, мир Знаний, выражение «а где я?» – все это сливается в нечто целое. И тогда мы прикасаемся к пространству, о котором можно сказать, что там две вещи – одна вещь, оставаясь в то же время двумя вещами, относится к пространству Присутствия.

В определенном контексте можно сказать, что это за пределами Я, ибо то, что мы привыкли называть самосознанием, помещено в психологически пустое пространство. Названное забвением, сошествием с ума, Любовью – это у нас в психологически заполненном пространстве. А вот о том пространстве, в котором обретает бытие Дух (если пользоваться таким словом), очень трудно говорить, ведь все слова связаны в какие-либо известные смысловые поля.

«Слово о Слове, обращенное к Слову». Насколько реально то, о чем размышляем? Мы уже однажды говорили, что, как ни странно, взаимное опознание людей, прошедших определенные этапы пути, происходит почти мгновенно, буквально в пределах десяти-пятнадцати секунд – до произнесения любых слов, без всяких условных жестов.

Можно провести такую параллель. Пока человек не освоил язык состояний, ему кажется: как можно определить, какое я состояние формирую? А ему говорят: «Вот ты набрал „А", активизировался 3-й центр…» То есть для него тоже первый момент какой-то не совсем реальный. Есть такие «штуковины», реальность которых невозможно ощутить, не войдя в них. В этом смысле люди настороженные очень точную формулировку нашли – «дорога без возврата». Трансформируясь, человек уходит с того места, с которого начал путь, но иллюзия отсутствия такого ухода держится до тех пор, пока внешняя линия жизни не связана с выражением.

Эта иллюзия очень часто приводит к различным негативным последствиям. Мы говорим: источник всех иллюзий – это иллюзия о том, что субъективная и объективная реальности могут существовать независимо друг от друга. То есть внутри я могу жить одной жизнью, а внешне – другой, и это никак на мне не скажется. Ведь я не вижу, что внешне я соответствую ожиданиям окружающих. Но это иллюзия, потому что (мы уже об этом говорили) объемы субъективной и объективной реальностей все время взаимодействуют. И цена сохранения этой иллюзии все время безостановочно растет в самом простом, я бы даже сказал, примитивном смысле.

Грамотный психотерапевт или практический психолог быстро обнаружит причины ваших недомоганий и некоторых неудобств. Не говоря о более глубинных последствиях подобных вещей… Поэтому вы уже как-то ощущаете, может быть, не до конца ухватили, но все-таки ощутили, что я вас не пугал, когда вначале говорил: «Ребята, а вы уверены, что этого хотите?» Чего тут пугать? Очень просто, кто не сможет, тот не сможет… Кто не сможет любить, тот не сможет любить…

Вот это и есть граница, первая дверь, до которой нужно довести человека. А дальше? Дальше нужен период очень интенсивной, сложной, с очень большой отдачей практики, работы. Тот, кто выдержит, у того будет шанс… Но идти к этому вы уже будете независимо от того, успеете ли дойти до конца. Будете, потому что нет таких психологических механизмов, которые были бы приспособлены для полной нейтрализации влияния этой информации.

Трансформация

Вы задали вопрос: инструментальное и бытийное в Любви? Трансформация тотальна. Готовиться инструментально можно отдельно, тренироваться, но трансформироваться бытийно, не трансформировавшись инструментально, и наоборот – невозможно.

Возьмите образ какого-нибудь святого, физически выглядевшего хилым, хрупким. Он переносил такие нагрузки, житейские, монастырские, в скиту или странствуя, которые нам с вами кажутся запредельными или околопредельными. Пробуйте поститься в течение двух недель каждый месяц, молясь по восемь часов, и при этом работать в огороде. Представьте хотя бы на секундочку не как абстрактный образ, а как реальность, что Христос молился до кровавого пота и не умер. До кровавого пота! (Из многих источников известно, что кровавый пот существует в действительности, а не как художественная метафора.) Ну и чтобы окунуть вас сразу в ледяную воду, скажу со всей убедительностью: вы «цветок» каждый день сделать не можете, «четверку» сутки продержать не можете. Да и стремления такого нет. Значит, в вашем искреннем желании (искреннем, не сомневаюсь в этом) нет любви… Есть эгоизм – знать, но даже нет эгоизма – уметь. Знать, чтобы эффектней потреблять Мир, жизнь.

Почему так? Потому что вы маленькие. Вы о себе думаете как о маленьких, даже в «смелых мечтах». Потому что вы не в той компании. Вы в компании с Сидором Сидорычем, Тамарой, Гражиной, а не в компании с Буддой, Христом, Бахом, Моцартом, Леонардо да Винчи, Рама-кришной… Ваше Мы там, где все такие маленькие (умаление), а то, на что вы замахиваетесь, не предназначено для маленьких. Не предназначено, а потому недоступно. Не потому, что запрещено или скрыто. Чтобы открыть эту дверь, нужно иметь большой размер (такие «маленькие» просто просыпаются сквозь сито и выпадают).

Все уже знают, что пора проститься с такой компанией, пора ее покинуть, оставить. А вы пробовали, и страшно. Вы вернетесь – помните? – как вернулась чайка по имени Джонатан к своей стае. Вернетесь, если ваш путь не связан с уходом. И будете работать, любить и жить в этом Мире. Такова тайна Любви. Любовь не терпит ни мании величия, ни комплекса маленького человека. Любовь – для равных человечеству, поскольку каждый из нас есть образ человечества, с чем согласна даже современная психология… Чем можно помочь себе в этой борьбе, в этом постоянном колебании между маленьким и манией? Нужно до конца осознать, осмыслить, пережить, прочувствовать, ощутить реальность высказывания: «Мы сделаны из людей». Только из людей, больше ни из чего.

Мы из этого сделаны. Мы не есть это, не пугайтесь – мы, повторяю, из этого сделаны. Попробуем с вами совершить прыжок в невероятное, и очень надеюсь, что хоть что-то у нас получится. В следующей нашей встрече. Но я хотел бы, чтобы вы, каждый как умеет, в силу желания к этому готовились… Внутренне… Вы сейчас в таком месте, о котором можно сказать: «Я как бы у дверей, за которыми нахожусь я сам». Вы около встречи с собой, вы приближаетесь…

Я хотел бы, чтобы вы как-то впустили в себя покрепче исчезновение постоянного колебания между манией величия и комплексом маленького человека. Это знак, сигнал, что вы вылезли, вышли на старт. У вас все для этого есть. И дай вам Бог удачи… Это и будет реальным началом, реальным в смысле вашей трансформации на заключительном этапе обучения. Чувство очень странное. В чем его странность? Это предел. То, что мы в таком составе дошли до этого места; что это записывается (смотрите, и магнитофон не портится); мало того, это еще и распространяется независимо от наших с вами биографий (и зависимо от них тоже), – это очень много. И всего за шестнадцать лет! Фантастика! Когда-нибудь вы переживете, воспримете, услышите, увидите, ощутите – как много…

И поэтому нет сожаления, что, может быть, никто и не перейдет границу, ведь немало еще можно сделать и не переходя. Хотя эта тяга останется. Без принудительности. Очень трудно найти слова, чтобы дать тут точное сравнение. Ну, скажем так: до этой границы вы как бы в балансе между собой и предложенной вам жизнью. В этой предложенной вам жизни вы пытаетесь быть собой. Она идет – готовая, предложенная, а вы в ней ищете свои ходы. Когда перейдете (если перейдете; это, конечно же, не момент, это – процесс), никто вам ничего не предложит. Не из чего выбирать, не в чем искать, не к чему приспосабливаться – нужно все делать. Готового нет ничего. Кого такая перспектива вдохновляет, у того получится, кого не вдохновляет – не получится.

В этом смысле легче верблюжий канат через игольное ушко протянуть, чем богатому прийти в Царство Небесное. Каков смысл высказывания? Образ адекватный. Он раскрывает еще одну грань моего любимого слова, в которое я попытаюсь вложить наш объем, – работа, творчество. Все надо делать, все то, что раньше приходило готовым. Вы будете как рыба, которая сама себе должна делать море, или пруд, или реку. Никто ничего не предлагает, сплошное творчество. И не в переносном, а в буквальном смысле, потому что даже если вы берете что-то готовое, то должны его как-то трансформировать. Мы говорим – заполнить эту форму своим содержанием. Иначе вас сразу будет сбрасывать, и вы мгновенно начнете чувствовать, что любое употребление не вами сделанного или нетрансформированного мгновенно вас обращает в обратную сторону.

Вот еще один секрет Любви. Доводя это до полного, даже абсурдного «логического» завершения, скажем: люди не едят никакой другой пищи, кроме пищи, ими самими приготовленной, а еще больше – кроме той, которую сами вырастили. И надевают только то, что сами сшили, а еще лучше – сами соткали.

Один из специфических моментов нашего варианта состоит в том, что здесь идет обучение тому, как готовую форму трансформировать через заполнение своим содержанием. Потому что жить сегодня, здесь, с этими людьми иначе невозможно.

Здесь можно было бы закругляться, хотя, может быть, некоторые из вас ощущают, что мы попали в очень интересную (на втором энергетически информационном аспекте реальности) ситуацию: можем здесь находиться, пока не упадем. И все время будет что-нибудь происходить. Мы попали в такой поток. Люди с неподготовленным сознанием ощущают это как некоторое воздействие извне – какая-то сила ведет, диктует, заставляет идти сюда… Такое воздействие потока, в нем можно пребывать и совершенно нормально (по внешней форме). Это тоже из мира Любви.

Беседа девятая

Где-то лет в тридцать начало у меня постепенно складываться и лет через восемь-десять оформилось окончательно понятие о сочетании беспощадного реализма с беспощадным романтизмом. И это стало для меня правилом. И в мыслях моих, и в переживаниях, и в действиях, и в оценках, и в восприятии реальности. Это одна из фундаментальных вещей во мне. Многие, скажем так, экзотические аспекты реальности для меня являются абсолютно реальными и прожитыми и благодаря своей практике, и благодаря практике людей, с которыми я общался. Я знаю, что реальность гораздо многообразнее, чем принято думать. Мне кажется, что я достаточно прилично знаю законы Мира Чудесного и правила пользования его возможностями. Правила ведь простые – осмысленность прежде всего. Точное «зачем?», реальная необходимость. Я никогда не баловался с этим. Энное количество моих знакомых не очень четко выполняли эти правила и погибли. Либо в прямом смысле слова, либо в переносном. То есть физически они живы, но погибли.

Был такой период в моей жизни – я много, как теперь говорят, провел времени в эзотерической тусовке. Знаменитый такой был Фурманов переулок в Москве.

Много разных знакомых было с разными способностями. Но глубоких людей я там встретил мало. В основном та же социальная суета, только на почве телепатии, биополя и прочего загадочного.

Если начать полуюмористически, то у нас сегодня по плану – прыжок в невероятное. Невероятное – значит, имеющее малую вероятность. В научных текстах в таких случаях говорят: «Исчезающе малая вероятность».

Давайте кратко вспомним путь наших размышлений. Большая половина его – анализ проблем на уровне сознания; тут у нас возникали сложности, в основном связанные с недостаточностью ваших знаний, вашего контекста.

Во второй же части, которая по объему, казалось бы, совсем небольшая (всего три наших встречи), степень сложности вырастает просто в геометрической прогрессии. Степень сложности связана с двумя основными трудностями.

Первая: по мере углубления в проблематику становится все труднее находить слова, и поэтому, как я вам честно признался в самом начале, каждая встреча дается со все большим трудом.

Вторая: эта часть не имеет почти никакой опоры в вас. Я в эти дни размышлял много об этом неожиданно открывшемся факте – почему так сложилось, что именно эта часть не имеет в вас опоры? Но даже на такой, казалось бы, несложный вопрос очень трудно ответить не банально. Не банально в том смысле, чтобы проникнуть за такие сразу напрашивающиеся ответы, как, скажем, неразвитость эмоциональной сферы современного человека нашей культуры, неумение эмоционально жить, жить глубинными эмоциями, страх перед тем, что эмоциональная сфера может разрушить «призрачный мир» сознания, и т. п.

Чего не сделало знание

Конечно, вся эта проблематика существует. Мы живем в жутком (в этом смысле) мире. Не мне вам рассказывать, вы сами к этому прикоснулись. Прагматичность, дискурсивность, механистизм (механичность, вернее) разрушают Любовь. Мы дети трусливого времени и трусливой культуры.

Поразительно, но факт: в то время как наша западная цивилизация в ее рациональном аспекте достигла действительно очень многого, когда знание заглянуло в самые потаенные области Мира и Человека (часто на грани цинизма), сам человек не стал смелее перед лицом Мира, знание не сделало его смелым. Знание сделало его трусом, боящимся себя, государства, времени, в котором он живет, боящимся самого знания, от которого он не может отмахнуться.

Эта смиренная, рабская психология подменяет реализм цинизмом, скептицизмом, подменяет поиск себя все большей зависимостью от внешних механических частей жизни и приводит человека в такое нелепое состояние, в котором образуется просто какой-то чудовищный абсурд. Человек видит этот абсурд своей реальной сутью в силу общего уровня образованности (ну, хотя бы какой-то механической образованности) и в то же время вынужден делать вид, что этого нет, потому что чувствует себя совершенно беспомощным перед лицом этого абсурда. И начинает становиться фантастом, придумывая всевозможные фантастические убежища, которые обязательно где-то далеко в пространстве или во времени, и тем самым еще более расщепляет себя. Когда это все видишь, тебя охватывают чудовищная скорбь, чудовищная боль. Невольно мыслители прошлого предстают в ореоле – насколько они были более уверены в Человеке, чем мы с вами. В этом месте останавливается познание, потому что упирается в какую-то фатальную абсурдистскую логику жизни.

Как пробудить?

Как? Каким образом? Каким способом? Каким чудом можно пробудить в человеке затоптанное, задавленное, почти неживое пламя, огонь, чувство любви, энергии? Я работаю с людьми всю свою сознательную жизнь, веду кружки, театры, студии, группы, прочитал массу литературы, имею большую практику, но когда дело доходит до этого места, невольно хочется отбросить все усилия и просто объявить это заданностью – есть от рождения такая способность – и все. Но дело здесь, безусловно, не в каких-то биологических, генетических предпосылках.

Дело в том, что между цивилизацией и той осколочной культурой, в которой мы находимся, этим разбитым зеркалом – страшные противоречия. Особенно они обнажились в последние годы, в ситуации гласности, когда огромные потоки информации уничтожают любые иллюзии, розовые мечты. Мы узнали за последние несколько лет столько чудовищного, бессмысленно чудовищного, мы увидели столько грязи вокруг себя – и это все обрушилось на запуганных, абсолютно несамостоятельных, боящихся всего на свете людей. С одной стороны, понимаешь, что сейчас, как никогда, нужны любые духовные построения, а с другой – убеждаешься, как безумно трудно реализовать эти построения на уровне претензии, которая нас вела, – на уровне профессиональной реальной реализации.

Источник любви

Что нам мешает превратить свою потенциальность в актуальные реальные возможности? Безусловно, то (и опять круг замыкается), что в нас нет источника Любви. На этой отрицательной констатации останавливаемся. Как найти этот источник? Как открыть? Как вырастить? Как дать ему силы?

Помните, вначале я вам говорил: «Ребята, вы очень хорошо сейчас живете. Если бы не эта претензия, у вас все было бы в удивительном порядке». Вы тогда и верили, и нет. Но, надеюсь, пройденный до сегодняшнего дня путь приблизил вас к реальности сказанных тогда слов. Чтобы открыть в себе это, чтобы дать этому жить, нужно перенести чудовищную боль, чудовищную… Я специально выбрал этот эпитет не для красного словца, а потому что не нашел другого, хотя бы частично отражающего, что нужно перенести.

Я никогда с вами не говорил об этом. Вы знаете меня много лет, но редко слышали от меня что-либо на эту тему. Если с этим открытым в себе чувствованием (смотрю на вас, и мне уже больно), с этой Любовью выйти к Миру, к человеку, то я уже не знаю, какие слова выбирать. А если это пережить в полном масштабе, то какое нужно найти слово для этого переживания? Переживание чудовищной несправедливости жизни, чудовищного осквернения человека, чудовищного несовпадения предназначенности человека, его природы, его возможностей с его реальной жизнью. Это переживание дано для того, чтобы именно в нем черпать силы для повседневной, кропотливой, по миллиметру, работы, понимая, что ты все равно не изменишь весь Мир. Хоть чуть-чуть – и то уже оправдано… без этого не бывает и не может быть профессионализма, потому что вы вольно или невольно все время захлопываетесь в клетку своего Мы.

Мы оберегаем себя. Мы ходим по улицам – оберегаем себя, приходим к людям – оберегаем себя. Чтобы сберечь себя абсолютно, мы преувеличиваем свою собственную боль, свои собственные переживания, чтобы ими могли заслониться от страданий Мира, человечества, всех остальных людей, чтобы иметь внутреннее оправдание, почему мне за всех остальных абсолютно не больно. То есть мы идем путем пассивно-оборонительной защиты себя от этого абсурда. А тот, кто не выдерживает, тот стреляется, сходит с ума и т. д., потому что не видит средств жизни при таком чувствовании.

Вот мы и пришли к единственно правильному ответу: если устремленность есть, если желание идти по этому пути есть – значит, нужно искать средства, которые позволят выдержать эту боль, жить с этой болью и черпать в ней активность, жить не за счет какого-то фантастического внутреннего ухода, а за счет максимального погружения в реальность.

Нам эти средства отчасти известны. С самого начала мы знаем, что для этого нужно увидеть сущность другого человека. Без умения видеть сущность другого человека мы не будем иметь никакой реальной точки опоры. Мы будем работать «по методикам», конкурировать с психотерапевтами, доказывать, что наши методики лучше, – и все. Они могут быть действительно лучше на каком-то фоне, но все равно между собой и человеком мы будем ставить эти методики, будем ставить эти знания, эту информацию: только бы он не подошел близко, только бы не вошел в нас, только бы не Любовь. Хотя мы что-то делали для людей и продолжаем делать… Но только увидев сущность человека (сущность в ее инструментальном смысле), можно иметь эту опору, потому что тогда вы познаете, каков потенциально каждый человек, воспримите его глазами Любви.

«Невероятность» такой работы состоит в том, что один человек («единица») что-то пытается изменить в этом Мире. Он должен иметь не только беспощадную устремленность, но и средства ее реализации. Все то, что у нас было собрано вокруг понятия «резонанс», все, что собрано в виде знаний о механизмах человека и человеческой жизни, – все это средства, но для того чтобы они начали в наших руках работать, должно произойти преображение.

Но как достичь его?

Преображение

Мы совершенно не знаем, что делать с нашей эмоционально-чувственной сферой. Мы совершенно не знаем, как построить жизнь людей так, чтобы эта сфера развивалась. Как этому обучать, как развить? Прошлая беседа была попыткой ответить именно на вопрос «как?». Она была скорее каким-то методическим поиском в мире Любви. И мы выявили с вами ключевое звено: маятник между манией величия и комплексом маленького человека.

Думаю, что надо возвращаться к Другой, принципиально Другой системе отношений между тем, кто хочет научиться, и тем, кто согласен, чтобы у него учились. Думаю, наш страх перед совершенно неожиданной для нас системой отношений в этой области и определяет здесь предел, потому что наша устремленность не имеет без этого никакой последовательности развития. Это можно сравнить с историей влюбленных. У них влюбленность растет, растет, растет… И вот они соединяются, а потом она начинает угасать, и они не знают, как этот процесс остановить, что нужно предпринять.

Вот и у нас – если случается, тогда да! Неизвестно почему, но случилось. А как это поддержать, развить, чтобы было какое-то последовательное развитие этой устремленности, не знаем.

Многие задают вопрос «как?». Как построить новую систему отношений? Размышления над этим, попытка пробраться к истине, мне кажется, какой-то ответ все-таки дали. Этот ответ лежит в той плоскости, в которой мы положительно утверждаем, что устремленность можно развивать (если нельзя развивать, то здесь нет никакого ответа). Поскольку я убежден и на сегодняшний день могу сказать с полной уверенностью, что можно (хотя и трудно или, скорее, маловероятно), это шанс на построение новой системы отношений. Но для этого надо расстаться «здесь» и встретиться «там». На этом мы, пожалуй, закончим размышления о пространстве Любви и попытаемся начать размышление на тему пространства Свободы.

Сближая полюса

Ясно, что для выражения текстом вряд ли найдется более сложная задача. Попробую ее каким-то образом, хотя бы частично, решить, опираясь на весь тот контекст, который образовался в процессе нашего общения. Что мы можем зафиксировать на этом месте, до которого добрались?

Мы можем зафиксировать выявленную нами такую пару: психологически пустое пространство и психологически абсолютно заполненное пространство. Следующий вопрос: каким образом можно обнаружить пространство, из которого предыдущие пространства одновременно доступны? В прошлый раз мы это выразили образно, охарактеризовав это место как место, где вещи одновременно являются двумя вещами и одной вещью. В древних традициях это место, «где живет Бог», это пространство Абсолюта, пространство невыразимого. Тут круг культурных ассоциаций у вас есть. Чтобы не возникло автоматического хода ассоциаций, попробуем зайти с другой стороны, с опорой на немного другие образы.

Итак, представим себе абсолютный холод и пустоту Космоса в сочетании с абсолютным огнем Космоса. В нашем воображении тут же возникает образ Вселенной, в которой огонь сконцентрирован в ограниченных пространствах, а холод рассеян в неограниченных. То есть огонь для нас всегда нечто компактное, а холод – нечто не имеющее очерченности. Когда говорим о Космосе, обычно имеем в виду звезды, галактики, «пустоту между ними». Вот и все. Можем ли мы помыслить, вообразить, представить такое пространство, которое могло бы выйти за пределы этих объектов и этой пустоты? Можем, через понятие о поле, как не имеющем ни характеристик тепла, ни характеристик холода.

Когда мы попытаемся вообразить Вселенную как некое поле, уйдя за пределы материальных объектов, возникает очень смутное ощущение, знакомое большинству из нас только по моментам попытки сблизить два одинаковых полюса магнита. Когда «ничего между ними нет», невидимое, но действующее. Если представить себе пространство, в котором нет ничего, кроме поля, такой образ может нас приблизить к чувственному восприятию и чувственному переживанию «пространства Свободы». Образ пространства, которое не является ни пустым, ни полным. Про него нельзя сказать, что в нем есть заполненность, и нельзя сказать, что оно пустое.

Здесь такой уровень абстракции, что вы старайтесь просто вызвать какой-то, пусть смутный, образ, а не напрягайте свое понимание. Просто образ, нечеткий образ. Нужно просто угадать, попасть чем-то смутным, на грани возможностей, периферией своих возможностей, попасть в это ощущение, что может существовать нечто между пустотой и заполненностью, что может быть нечто, не являющееся ни психически пустым, ни психически заполненным.

Если мы попытаемся сразу этот образ дифференцировать, что-то с ним сделать, то он у нас исчезнет. Как говорил Будда, это щель между двумя мыслями, между входом и выходом, между двумя словами. Все попытки словесной передачи приводили к попыткам выразить это через образ щели. У Кастанеды, например, это щель между двумя Мирами. То есть люди, которые это понимали, с которыми это случилось, пытаясь передать это другим (как я сейчас вам), всегда искали что-то между…

Можно еще подойти к восприятию этого пространства через некоторые ощущения напряжения как такового, не помещая напряжение ни в какую обстановку, – чистое напряжение, без всего, напряжение как таковое. Это первая фраза, первый ход к восприятию этого пространства – поймать своим каким-то способом это «между», это чистое напряжение. Поймав, надо к этому привыкнуть, надо все больше и больше это в себя впускать. И тогда постепенно рождается следующая фраза: вы начинаете ощущать это нечто как везде присутствующее – всегда и везде. Вот если б у нас был орган чувств для восприятия гравитационного поля, то в зоне гравитации мы могли бы «родить» похожий образ: гравитационное поле как таковое, не привязанное к объекту, его порождающему.

За пределами предела

Каким образом «родить» такое ощущение? Оно возможно за пределом любого нашего предела. Если вы, двигаясь в пространстве сознания, в пространстве чувства, в пространстве ощущений и т. д., сконцентрируетесь до такой степени, что ощутите предел, и если удержитесь на этом пределе некоторое время, вы начнете воспринимать то, что за этим пределом. Не зря это называется ЗАПРЕДЕЛЬНОЕ, трансцендентальное. Нужно только найти для себя ту область, в которой вы с наибольшей вероятностью достигнете предела. И вот, держа себя на границе, на этом пределе, вы сможете воспринять реальность этого пространства.

Банально говоря, это ответ на то, почему нужны экстремальные ситуации, почему нужно совершенство, ведь совершенство – это тоже экстремальная ситуация. Потому что царство Свободы – это пространство, не имеющее характеристик психологической заполненности или незаполненности. Оно обнаруживает себя только тогда, когда вы стоите на пределе. Искусство состоит в том, чтобы, удерживаясь на пределе сколько возможно, реально пережить, что такое Свобода.

Чтобы удержаться на пределе, вы избираете некую способность, скажем, вы мастерски вынимаете меч из ножен. Вы имеете возможность за счет совершенства в этом стоять на пределе гораздо дольше, чем за счет напряжения сил, – вплоть до постоянного пребывания на пределе, что дает большие возможности заглянуть за предел. Но совершенство достижимо при слиянии предельного Знания с предельной Любовью. Потому что Любовь, устремленность дают возможность достичь, не отступить и быть все время мотивационно обеспеченным, а знание дает возможность находить ответ на вопрос: как и что надо делать? Легко сказать: «Я уже на пределе», – но чтобы обнаружить реальный предел, требуются большие усилия, потому что существуют охранительные торможения.

Что тормозит

…Мы уже говорили о двух механизмах торможения. Скажем, любое достижение, высшее достижение (будь то спортивное или какое-либо другое) связано с тем, что человек отодвигает границы первого охранительного торможения. В момент наивысшего достижения он, можно сказать, приближается к границам второго рубежа, то есть к границам своего реального диапазона. Границы диапазона – охранительные и реальные – существуют в любой области. Дело не в том, чтобы что-то выбросить из своей жизни, а в том, чтобы уметь использовать все в своей жизни для достижения задачи. Потому что, выбросив, вы считаете, что себя освобождаете, а на самом деле вы просто облегчаете. А раз вы себя облегчаете – значит, тем самым затрудняете возможность достижения предела.

Наоборот, когда другие избавляются от проблем, их надо собирать. Ведь чем больше экстремального вы захватите своей жизнью и сумеете использовать, тем больше у вас шансов, что сумеете достигнуть предела: границы ли сознания, границы ли Любви – ведь и то и другое имеет границу. Если же вы избираете путь совершенства, то здесь, как давно уже мудро догадались на Востоке, совершенно не важен объем того, в чем вы хотите достичь совершенства.

Я вам рассказал о человеке, который достиг физического совершенства, регулярно, в течение семидесяти лет, стоя в одной и той же стойке и проводя одной рукой совершенно прямую линию. Если вы пойдете по пути достижения, то поймете, что жизнь, которая предлагается всем в готовом виде, – это задача для ученика первого класса: «Семь минус два – сколько, Петя?» – «Пять». Для него – да, он должен думать, напрягаться… Но ведь это же примитив, полный, среднестатистический. Не нужны особые усилия, чтобы понять, насколько это примитивно, – нужно быть немного образованным человеком в области психологии, социологии, социальной психологии… Все по расписанию, ограниченное количество заданных условий, ограниченное количество возможных вариантов, стандартный набор конфликта – все это известно, все эти задачки давно решены, и в учебниках, в конце, есть ответы.

Я не раз говорил: «Ребята, наша основная задача на втором периоде – растождествление с жизнью». И вы сразу что-то эдакое… гм… мол, безумно трудно… Но ведь растождествиться с жизнью – это просто сделать ее оценку соразмерно ей самой. Та жизнь, которая предлагается, еще раз повторяю, предлагается готовой – со всем ее содержимым, от страданий до любовей, радостей и восторгов, как бы вам ни было обидно – примитив. Она рассчитана на среднестатистического человека, как общеобразовательная школьная программа рассчитана на среднестатистического ученика.

Напоминаю одну замечательную притчу.

Бывший царь, который отказался от царства (со всеми вытекающими отсюда последствиями) во имя служения Истине и стал нищим странником, однажды встретился с братом-царем. Тот говорит нищему: «Ты герой. Ты отдал царство, власть, богатство – все во имя Истины». И нищий отвечает: «Да что ты. Я – эгоист. Я променял дерьмо на алмаз. Вот ты – герой».

Очень содержательная притча. Задача совершенства должна иметь отношение к конечной задаче. Поэтому, когда я вам предложил, опираясь на то, чему вы учились все эти годы – на психоэнергетику, достигнуть совершенства в одной избранной сиддхе, я предложил совершенно точное средство – как способ подхода к проблеме постижения пространства Свободы.

Коллизия восприятия себя

Меня всегда интересовало, как происходит следующее. Вот человек здесь, вот он старается воспринять то, что здесь происходит (большинство из нас знают, что надо воспринимать то, что здесь происходит, а не только то, о чем здесь говорится). И вот он выходит из этой комнаты, а через каких-то 15–20 минут возвращается совсем другое существо…

Как же ему удается перед собою оправдаться, совместить противоположное? Оказывается, очень просто – за счет сверхоценивания своей повседневной жизни. Примитивно, но гениально. Наша повседневная жизнь нам самим кажется безумно сложной, наполненной грандиозным количеством сложнейших проблем, ждущих решения, огромными трудностями, которые необходимо преодолеть, обязательствами, требующими выполнения, и т. д. и т. п. И вот за счет приравнивания масштабов этой повседневной жизни к духовно-предельной проблематике, то есть суперувеличения этих масштабов, мы чувствуем себя нормально, пребывая «здесь» и пребывая «там».

Иными словами, мы гениально совмещаем величие претензий (которые здесь сейчас присутствуют) с маленьким человеком, который оживает, как только вы выходите из аудитории. Как? За счет резкой смены масштаба. Если же вы встанете в позицию человека, живущего за пределами Великого Среднего, станет трудней себя обманывать (не скажу, чтобы вы уже не обманывали себя, – мы знаем, что ложная личность – великолепная штука, гениально сделанная). Еще раз повторяю: единственный прием, с помощью которого вам до сих пор удается сидеть на двух стульях, – это резкое изменение масштаба оценки. Здесь вы, это я вам тысячу раз каждому персонально доказывал, автоматически ее занижаете. Максимально, сколько можете занижаете, а там завышаете максимально, сколько можете. И в результате – ровненько, более или менее…

Видите, кажется, просто, а я только-только додумался. Я восхищался этим, но никогда проблема не стояла передо мной с такой остротой, чтобы все-таки найти в себе мотивацию и ответ. Я просто восхищался, когда это видел… вокруг себя и в себе. И только сейчас, прижатый вами, нашим договором, своим согласием участвовать в этой ситуации, вынужден был пробиться до конца. Теперь не только восхищаюсь, но уже вижу, как это сделано. Могу проследить просто поэтапно – сколько времени занимает и как, словно по ступенькам, нарастает.

Именно поэтому я окончательно знаю, что устремленность можно растить. Тут же скрываются и ответы на ряд вопросов. Можно ли вырастить в человеке Любовь? Да, но при желании с его стороны. Какие нужно поставить условия, чтобы это произошло, и в какой последовательности? И чего человек боится? Здесь уже следует порассуждать.

В мир Знания человека можно ввести (и он даже не успеет ахнуть, как там окажется) при всем страхе, который будет попутно возникать, в силу культурной обусловленности, сверхценностного отношения к знанию. «Бог с ним, мне трудно, но ведь это же знания! Надо брать, брать». А вот в мир Любви – нет. Опять в силу культурной обусловленности – это не ценность, но большой страх. Стоят такие себе демоны безумия и ждут, когда бы меня «слопать», мой едва народившийся разум.

И место каждой вещи на этой земле

Но вернемся в «между»… Что еще нужно сделать для приближения себя к этому? Попытаться поверить в то, что возможен способ бытия, при котором нет никакой фиксированности. Образно говоря, аналогия может быть такая: я не делаю никаких запасов, то есть я не пытаюсь носить с собой постоянно свои запасы знаний, запасы любви, запасы умений, я пытаюсь оказаться в таком качестве, когда каждый момент времени я имею все, что нужно для данного момента времени, – ни больше ни меньше… Собственно говоря, это и есть то, что называют первым просветлением или резонансом Я-мир.

Или еще образ – «птичка божия не знает ни заботы, ни труда» (что не означает отсутствия забот и труда). Аллегория, конечно. Но суть в том, что вы из состояния, в котором всегда чего-то нет (еще нет, уже нет, не хватает), попадаете в состояние, когда есть все. Но не за счет того, что вы приобрели и имеете, а за счет того, что в этом резонансе с пространством Свободы попадаете в ситуацию, в которой вам открывается: в каждый момент времени у вас все для данного момента времени есть. Это принципиально иной способ бытия… Это «мастерство без мастерства», «знания без знаний», «богатство без богатства», «идущий позади меня идет впереди» и «великий квадрат не имеет углов».

Наверное, трудно, а может быть, даже невозможно предсказать – с акцентом на Знание или с акцентом на Любовь тот или иной конкретный человек может попасть в это место. Одно безусловно: для этого нужно научиться оперировать тем, что мы привыкли называть абстракциями, как реальностью. Чтобы в себе самом для себя бытие и в себе самом для других бытие, скажем, обладали реальным наполнением и реальной разницей, чтобы сознание было готово и не тормозило нас в этом движении. С другой стороны, чтобы такие вещи, как «всечеловеческая любовь», «всечеловеческая боль», «всечеловеческое страдание» или «кипящий котел жизни», тоже были для вас реальностью, с которой вы можете работать, которую можете чувствовать. Это работа должна идти постоянно, чтобы быть готовым уловить звучание пространства Свободы, не испугаться и опознать его.

Вот у меня иногда спрашивают: «Ты потратил двадцать лет жизни и говоришь, что достиг всего, чего хотел, узнал все, что хотел знать, умеешь все, что хотел уметь. Что это? Что ты знаешь? Что ты умеешь? Что ты постиг?» И когда я пытаюсь не отшутиться, а искренне ответить – самое точное, что я могу сказать словами: «В каждый момент времени у меня есть все, что мне нужно для данного момента времени». У меня всего хватает в каждый момент времени, поэтому для многих это выглядит так, будто мне ничего не надо. Нет, мне очень много надо, очень много… гораздо больше, чем вам…

Еще раз повторяю эту мысль: человек, который имеет в каждый момент времени все, что ему надо для данного момента времени, вам всегда будет казаться человеком, которому ничего не нужно. Это непростая вещь. Вам так будет казаться, ему-то – нет. Потому что он знает, что ему нужно в каждый момент времени. Но слово «знает» употреблено здесь с определенной долей условности, ведь там несколько иное происходит – это нельзя уже назвать ни Знанием, ни Любовью. Это «между», это другое пространство. Но чтобы совершить такой прыжок в невероятное, нужно быть не тем рыбаком, который мечтает поймать самую крупную рыбу, а на рыбалку берет с собой снасть, рассчитанную на обычную. Нужно быть тем рыбаком-чудаком, что ходит на рыбалку только со снастью, способной выдержать рыбу, о которой он мечтает…

Меня всегда восхищало, что человек не берет билет в купейный вагон, чтобы сэкономить, а потом съедает и пропивает в жутких условиях общего вагона в три раза больше того, что он сэкономил. Это и есть абсурд, о котором я говорил вначале. Этот абсурд рождается по все той же причине: посмотрите внимательно вокруг – все завышают, мягко выражаясь, оценку предлагаемой им жизни. Неважно, завышают в минус или в плюс – значения не имеет. Это функциональный прием сидения на двух стульях, настолько фундаментальный, что даже вам это удается осознать лишь после шести лет обучения.

Гарантии есть?

И снова возвращаемся к «между»… Мы очень фиксированы, поэтому нам трудно воспринять степень реального, осознать возможности бытия, лежащие за пределами нам знакомого. Но даже если мы готовы допустить такие возможности, то хотим знакомиться с ними только через гарантию. Наша фиксированность выражается в идее гарантированного будущего. Это очень навязчивая, я бы даже сказал, параноидальная идея.

Хотя трезвым умом мы понимаем: гарантированного будущего в современном динамичном, постоянно меняющемся мире быть не может, но в нас, как рудимент ушедшего в прошлое времени стабильной культуры и медленно развивающейся цивилизации, живет желание гарантированного будущего. Мы видим еще пока, сколь безумны были наши родители, угробившие свою жизнь за эту гарантию, и чего они реально достигли. Нам еще кажется, что мы так делать не будем, но мы уже делаем так – и давно, что увидят, в свою очередь, наши дети. Это одна из самых величайших цепей, которую мы на себе носим. Маниакальная идея гарантированного будущего.

Когда у нас не хватает возможности самообмана, мы начинаем обманываться за счет наших детей – говорим, что это для них. Это для них на земле столько оружия, что хватит пять раз всех уничтожить? Вам кажется, что между вашим гуманистическим устремлением обеспечить ребенку будущее и этим фактом нет ничего общего. Но это ведь было сделано во имя гарантий будущего!

Почему я так уверенно об этом говорю? Подумайте сами внимательно. Идея гарантированного будущего мгновенно уничтожает ценность настоящего и прошлого. Потому что и прошлое, и настоящее становятся средством достижения гарантированного будущего. Как только эта идея овладевает людьми государственного масштаба, появляются Сталин, Гитлер, Мао Цзэдун и им подобные. Как только любимый становится средством, умирает Любовь, потому что умирают настоящее и прошлое. Средство нужно только до тех пор, пока оно работает как средство. Потом оно выбрасывается. Кто будет хранить отработавшее средство?

Я знаю людей, что с двадцати лет думают о том, какая у них будет пенсия, и все делают для того, чтобы она была побольше. Человек, поверивший в идею гарантированного будущего, – раб, его всегда можно поманить, пообещать ему это будущее. А почему бы и не пообещать? Это что, накладывает какие-то обязательства? Ведь речь идет о будущем. Потом можно сказать: «Не получилось. Попробуем еще раз, не наши дети, так наши внуки, не внуки, так правнуки…»

А вы говорите – царство Свободы. Что вы будете делать с этой свободой? Быть свободным – значит не иметь гарантий, никаких. Да их и нет вообще. Есть несвобода, вот в ней и гарантии. Гарантия – это орудие несвободы, это главное орудие несвободы. «Ты меня долго будешь любить, ты меня всегда будешь любить?» – и все кончилось. Известно, что будет дальше. «Мы будем счастливы? Конечно, будем…» Все, все известно. «Я достигну просветления? Конечно, достигнешь» – все известно, что дальше. Это смерть. Это голос смерти. Каждый раз, когда вы слышите о гарантиях, – это голос смерти.

У Свободы нет гарантий, они ей просто не нужны. Так же, как человек, который все имеет, кажется человеком, которому ничего не нужно, так и человек, который свободен, кажется смертью. С одной стороны посмотреть: несвобода, гарантии и смерть, а если с другой посмотреть – свобода есть смерть. Как в той истории: сначала гусеница, потом личинка, потом бабочка…

Поэтому, строго говоря, то, что мы называем царством Свободы, нельзя так называть. Это тоже уводит в сторону. Это свобода и несвобода – иными словами, которые кажутся мне наиболее адеквактными, – пространство Присутствия. Тут, наверное, будет правильным, перефразируя Кастанеду, сказать: первый враг человека – страх, второй враг человека – могущество, третий враг человека – усталость, четвертый враг человека – смерть. У меня такое ощущение, но, может быть, я не совсем прав, что вы сейчас одновременно желаете могущества и уже заранее устали от него. Вы отказываетесь от могущества, не имея его, чтобы иметь право быть усталым… вряд ли это получится, вряд ли…

На этом сегодня закончим.

У нас осталась последняя встреча. Ну, попробуем… поприсутствовать… Все.

Беседа десятая

Аркадий, человек, который был мне явлен как Учитель, однажды сказал мне таким профессорским голосом – он уже тогда имел склонность к профессорским образам, а я думал, он так, ляпнул: «Вот когда ты будешь проходить мимо пьяного, валяющегося в собственной блевотине, и услышишь через него сказанные тебе слова – считай, что ты чему-то научился». Странный образ из уст интеллигентного европейского профессора – правда, тогда он еще не был профессором, его еще гоняла ГБ. И я так и запомнил – да, учитель, образ.

И вдруг годика через три с половиной я осознаю себя в потрясающей ситуации – я иду мимо пьяного, валяющегося в собственной блевотине, и он не своим голосом сообщает мне совершенно потрясающую вещь. Я не побежал спрашивать у Аркадия, как он получил это предвидение. Он и сам не знает как. Да и не надо этого знать. Он сказал. Я услышал. Оно случилось. Все. Ну, три года – это же не так много. А мимо скольких людей мы проходим, отмахиваясь от них, как от мух. «Я по духовность. Кыш, люди, кыш! Не мешайте мне, я иду… я на пути. Кыш. Кыш. Кыш!» А знание-то, ведь оно так и существует – в форме людей, ибо каждый человек именно поэтому и является проводником бесконечного океана знания и силы, лежащих позади него.

На сем позвольте откланяться, искренне Ваш, Игорь. До свидания.

Встреча такого рода – встреча-размышление… Сегодня попытаемся найти слова для хотя бы косвенной передачи того, что можно назвать окончанием пути, того странного переживания реальности, к которому приходят – назовем их духовные искатели – в течение уже нескольких тысячелетий. И те, кто доходит, пытаются, каждый на своем языке, хоть как-то передать свое переживание, и каждый раз это очень трудно. Иногда возникает мысль: а надо ли это делать? И все-таки пытаются. Хотя Лао-цзы сказал: «Говорящий не знает, а знающий не говорит», – и он пытался это передать.

В прошлый раз мы, заходя с разных сторон, касались того, что назвали пространством Присутствия. И уже тогда почувствовали, что находимся за пределами даже косвенного понимания. Думаю, это нормально и естественно. Постепенный ход наших встреч все больше и больше удаляется от такой задачи, как просто понять. И все ближе и ближе оказывается к такому качеству, как оставить след, обозначить будущие события и будущие переживания.

Окончание пути?..

Что же такое окончание пути? Как смогу, попробую выразить… Может быть, это исчерпание возможностей восприятия, переживания, некое качество, являющееся пределом природы человека в его отношениях с Миром. А может, это какой-то намек на совсем иное бытие. Я вам уже говорил, что слово, которым как-то обозначилось это восприятие реальности для меня, – Присутствие. Что такое присутствие? Это при сути. Не сама суть, а при ней, прикосновение к ней, прибытие к ней… Наверное, не случайно именно такое слово родилось для обозначения.

Конечно, это переживание непосредственного отношения к оформленной ежедневной жизни не имеет. Оно может только как бы просвечиваться в ней в каких-то формах, которые, вероятно, и выделить невозможно. Очевидно, невозможно и сказать: «Вот! Вот здесь». Но обычно окружающие каким-то образом это воспринимают… Не всё, но кое-что воспринимают. Какое-то есть проявление этого. И оно, я уже говорил об этом, позволяет людям, окончившим путь, независимо от того, в какой традиции они его окончили, вступать в отношения и опознавать друг друга.

И поскольку в этом переживании снимается окончательно и полностью вся проблематика достижения, все смыслы, имеющие отношение к достижению, исполнению, овладению, осознанию и т. д., то, естественно, возникает самое большое несовпадение текстов – текста внешней явленности и внутреннего глубинного переживания. То есть как бы реализуется максимальный объем, максимальное неравенство человека самому себе. И в то же время присутствует ощущение максимальной реализации.

Думаю, что этот максимальный разворот, максимальное неравенство себя для себя и себя для других создают то колоссальное напряжение, из которого потом у некоторых рождаются, с одной стороны, этакая фатальность и жажда ухода туда, в эту глубину, а с другой – свобода и легкость в явленности, потому что минимальным становится разброс ценностей, исчезают колебания между маленьким человеком и манией величия, между единичностью и всеобщностью. Открывается какой-то странный контекст, в определенном смысле совершенно бесполезный, не несущий никакой прагматической ценности. Контекст, возвышенные слова в стиле древних или метафоры, увлекающие своей красочностью. Мне кажется, что для нас, сегодняшних, это будет неверно, нас будет тянуть туда, к тем образам, к тем временам. И эти времена начнут казаться более «хорошими», более духовными – ведь тогда так красиво об этом говорилось. А времена, они, как и погода, не бывают ни хорошими, ни плохими – это мы оцениваем их как хорошие и плохие.

Открывается какая-то сверхобъективность всего, и, казалось бы, она снимает субъективность как таковую. Но недаром об этом говорят как о пространстве, в котором одна вещь в то же время две вещи и две вещи в то же время одна вещь. Я бы сказал: открывается нечто придающее ценность бытию как таковому независимо от того, бытие это объективной или субъективной реальности. Открывается бытие, в котором есть и то и другое, – и в то же время это одно. Открывается ситуация пребывания в Мире, и Мира во мне, и всего во всем, какая-то тотальность. Очень трудно найти сочетания слов, которые более определенно намекнули бы… То есть открывается пространство Присутствия, в котором, как волны или сгущения-разряжения, возникают, развиваются и опять сливаются с Присутствием события. Но это события, которые воспринять можно только как некий объем. Это такое место, где все и ничего действительно соединяются. Не пустое и не заполненное (в прошлый раз мы говорили, что это как бы щель между пустым и заполненным). Можно сказать, что там нет индивидуального Я, а можно сказать, что только там оно и есть: и то и другое будет соответствовать какой-то части этого переживания.

Я, как и вы, прочитал, наверное, несколько десятков описаний этого переживания, сделанных в разные времена и разными людьми. И почему-то уже второй раз всплывает знаменитое выражение Лао-цзы: «Великий квадрат не имеет углов», то есть великий квадрат – он просто квадрат. Можно, конечно, попробовать воспользоваться концепцией Платона, который говорил: «В мире чистых идей». Но это не то… Думаю, Лао-цзы совсем не близок в этом смысле Платону. Это не мир Идей, неоформленных, обладающих способностью оформляться, потом освобождаться от формы и опять оформляться… Нет. Потому что все-таки мир Идей состоит из идей. О нем можно сказать, из чего он состоит. Как мир атомов, состоящий из атомов, мир Любви, состоящий из людей, и т. д. А здесь мир, в котором принципиально невозможно даже поставить такой вопрос: из чего? Он ни из чего не состоит, непрерывен в любом измерении, не имеет частей, он тотален, и в то же время в нем все присутствует. Для меня максимально точное по смысловому полю выражение: в этом Мире все присутствует и этот Мир во всем присутствует…

Можно вспомнить одну из самых изощренных картин Мира, описанных в работе Тартанга Тулку, – «Пространство, Время, Знание». Но там Мир, о котором говорит Тулку, состоит из действия: «время разворачивает знания в пространстве», в котором есть некие три составляющие этого предельного для Тартанга Тулку Мира. Это Мир Предела, выраженный как Мир Троицы. Единство трех ипостасей. По числу три мы сразу определяем Мир Предела сознания, осознавания, думания, понимания, знания… Тот Мир, о котором я пытаюсь сейчас говорить, – не говорить, наверное, именно это имел в виду Лао-цзы – «знающий не говорит»….

Я не говорю – это не есть говорение в обычном смысле слова, это, может быть, называние, может быть, вызывание, заклинание, это ближе. Какая-то попытка соединить вас с этим, попытка соединить в себе себя – протянуть нить через весь этот разрыв, через этот объем, через все эти контексты, которые мы прошли размышлением, переживанием. Это, конечно, требует предельных собранности и внимания, предельного отпущения – мы пока до этого не дошли, еще суетимся (то ли на всякий случай, то ли заранее себя пугая, то ли от беспокойства мысли, то ли от чего-либо другого…). Но здесь сейчас у нас суета. Мы пока в ситуации, которая часто у нас бывает: вы слушаете говорящего, вы еще не вышли в этот поток.

Зачем?

Поэтому я и начинаю с таких странных для этого Мира вопросов: а зачем вообще нужно такое переживание? Что оно дает? Оно, безусловно, открывает окончание… Без этого открытого окончания пути, без, пусть смутного, предположения, что какое-то окончание есть, невозможна ответственная, творческая жизнь. Если бы не было смерти, жизнь превратилась бы просто в поглощение. Но поскольку при этом не осталось бы никого, кто производит то, что поглощается, жизнь просто бы исчезла. Без окончания ответственность исчезает, исчезает возможность творческого акта, который должен вобрать в себя начало и конец, – и конец превратить не просто в конец, а в окончание… И вот это открытие окончания, открытие пространства, не имеющего меры до такой степени, что о нем нельзя даже сказать – бесконечное, – потому что и эта мера… открытие пространства, не имеющего качества…

Пространство, рождающее чувство максимального удаления. Я бы так это назвал – именно максимального удаления начала и конца, растяжения себя. Потому что если появляется чувство глубины, то сразу возникает желание погружения в нее. Здесь нет погружения в нее – есть разворачивание себя в Мире и Мира в себе. Это максимальный разворот, когда нет ничего нераскрытого, когда все раскрыто. Или когда нет скрытого, если пользоваться отрицательным определением. Тогда приходит Присутствие.

И когда оно приходит, то, будучи бескачественным, постепенно становится тем, что можно назвать плотью смысла… Вкушая эту плоть, пропитываясь ею, ты как бы заново начинаешь входить в Мир жизни… И жизнь, в которую ты начинаешь входить и которая начинает входить в тебя, – это как бы другая жизнь. Потому что это жизнь, где все раскрыто… Раскрытость приводит к такому видению, что живое, истинно живое есть только то, что выросло из тайны. Что суть, ткань живая образуется только там, где есть тайна. Тайна, данная на хранение или принятая – пожалуй, это точнее – принятая на хранение. Тайна не может быть упомянута, нельзя на ее содержание даже намекать, потому что тайна может очень легко от небрежности превратиться в секрет и убить живое. Секрет убивает живое, ведь секрет – это всегда оружие. И когда мы к Миру, к жизни, к себе, к Любви, к Знанию встаем в позицию добывающих некоторый секрет, который от нас природа ли, Бог ли, какие-либо субъекты или объекты скрывают, мы как бы попадаем в войну. И мы убиваем, и нас убивают. Начинается пространство смерти…

Тайна и присутствие

Тут, наверное, нужно попытаться передать, что без этой полной раскрытости нет тайны… Тайна и Присутствие как-то интимно соединены. Тайна не есть недосказанность или невысказанность, так же как Присутствие не есть наличие или какая-то явленность. Очевидно, можно сказать, что тайна есть некий сгусток Присутствия, некая плоть Присутствия, сконцентрированная в чем-то единичном. Можно с очень грубой позиции сделать (но уже не прикоснуться) описания этого Мира.

Можно сказать, что это есть некая предельно достижимая психическая реальность, в которой никакие дальнейшие действия невозможны. И поэтому появляется состояние определенной беспомощности, переживания обнаружения конечности психической реальности. Тогда как противодействие этому возникает механизм, способный сделать ее сверхценностью и так уйти от страха перед ней. Такие случаи тоже известны. Можно, еще грубее, сказать, что это предельно возможная для данного субъекта, предельно абстрактная картина Мира, созданная им в каких-то манипуляциях с психологической реальностью. То есть предел, опять предел…

И тогда дальше произойдет все по расписанию: появятся «материалисты», которые скажут, что таковы законы психической реальности, и появятся «идеалисты» со своей точкой зрения: «Таково явление духа». А можно определить и так: тот факт, что все действенные пути оканчиваются вот таким переживанием, говорит о том, что человек един. В каком бы времени, в какой бы культуре, в какой бы традиции мы ни стали на путь – мы придем, если дойдем до конца, к одному переживанию. Вероятно, это есть некое причащение к предельно общему. А дальше уже можно играть в то, что ты предельно примитивный или предельно сложный и т. д. Дальше уже игры разума. Но все, кто пытался искренне сообщить об этом, все-таки сообщали, что для них это – начало, явление некоего другого бытия. Бытия – в смысле «в самом себе бытия», и бытия как такового, и некоего невысказываемого смысла, некоей полностью открытой тайны.

Может быть, суть сказанного еще точнее передает такое парадоксальное выражение: Мир полностью раскрыт, ты полностью раскрыт, и сам факт полного раскрытия – взаимный. Он как бы содержит в себе эту тайну. Нет, она как бы там. И ты можешь принять ее в себя на хранение… и тогда она рождает в тебе некое живое бытие, в котором одинаково реально и одинаково абстрактно, одинаково конкретно и одинаково обобщенно звучат, скажем, такие понятия, как «щи» и «Бог», «нога» и «Дух». Кажется, у Д.-Д. Сэлинджера речь идет о мальчике, который однажды смотрел, как сестра пьет молоко, и вдруг увидел, как Бог льет Бога в Бога. «Слово в Слове, обращенное к Слову». Можно сказать вслед за другими, что это – пространство света. Но тогда я бы от себя добавил: льющегося света, по аналогии с тем, что происходит, когда открываешь окно. Распахнешь его – и свет польется…

Наверное, из всех сегодняшних попыток размышлять вокруг этого, около этого, прикасаясь к этому, все-таки, как мне чудится, самым близким к точному будет определение: это такой Мир, такое пространство, где ты раскрылся и Мир раскрылся. И ты тут уже не можешь расчленить, провести черту между субъективной и объективной реальностями. Ты перестаешь быть птицей, летящей между Миров. Ты перестаешь быть Мирами… Ты либо присутствуешь, либо отсутствуешь… и все психологические приключения, вся психологическая и явленная твоя биография – все становится…

Мне даже хулиганить хочется, смеяться, не иронизировать, а смеяться, бросать вверх-вниз слова, мысли, чувства, переживания. Мне хочется сейчас проследить, воспринять…

Почему? Почему вдруг вот в этом месте возникло такое желание – снять концентрацию?

Приглашение в Присутствие. Не в виде чьего-то желания пригласить, не в виде намеренной цели действий… а оно таково, и любая явленность, просвечиваясь Присутствием, становится приглашением вот к этому столу… к тому столу, за которым сидят наши ребята у Рублева…

Наступает такая пульсация в этом развороте, и серьезность становится такой же лживой, как и несерьезность.

Я сейчас переживаю состояние барьера, у меня все сжимается и разжимается, пульсирует – от Присутствия до явленности. И я чувствую, что и предельная серьезность, и предельная несерьезность одинаково лживыми становятся вот в этом месте…

Тут надо молиться… медитировать, танцевать, кричать, впадать и выпадать из экстаза… умирать, рождаться… лгать и говорить правду… Быть святым и грешником, дьяволом и ангелом… Надо просто быть – и все.

В нашем общении, в этом нашем с вами пути размышлений кончилась ситуация. Я пришел к тому месту, где все дальнейшее будет неправдой… Это последняя искренность, дальше нет искренности и неискренности.

Я благодарен вам за то, что вы создали, предложили такую ситуацию, и я смог вместе с вами пройти этот путь размышлением…

Я рад за себя, что принял это предложение, потому что знал, что мой «договор с Хозяином» закончился, вот сейчас, сегодня закончился. И в тех условных словах, которые использую внутри себя, впервые могу сказать, что стал свободным.

Присутствие приглашает вас, всех и вообще всё…

Присутствие есть всегда, оно не закрыто ни для кого, оно есть бесконечное приключение, до самой смерти… а может быть, даже за ней, не знаю, потому что не дано мне этого знать. Но это совершенно неважно, совершенно…

Примечания

1

См. книгу И. Калинаускаса «Наедине с миром».

Оглавление

Часть первая. Духовное сообщество

Это слово «Традиция»

Едино в двух мирах

Часть вторая. Духовность как способ жить

Идея духовности

Безупречность

Кто такой духовный искатель?

Прийти. Увидеть. Убедить

Слышу голос отца своего

Приди на помощь моему неверью!

Веруй. Радуйся. Возлюби…

Путешествие в страну людей

Часть третья. Беседы о школе

Беседа первая

Беседа вторая

Беседа третья

Беседа четвертая

Беседа пятая

Беседа шестая

Беседа седьмая

Беседа восьмая

Беседа девятая

Беседа десятая Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg