«Рассказы о джазе и не только (10 и 11)»

Юрий Маркин

"Рассказы о джазе и не только" (10 и 11)

10. БУЛКИH

Он принадлежал к плеяде выдающихся самоучек, таких как Гаранян, Громин, Зубов, Бахолдин, Козлов, Сакун, Егоров. Все они по основной специальности были "физиками", а "лириками" их сделала любовь к джазу. Они сумели себя проявить активно в обеих областях, большинство из них с годами сделалось профессиональными музыкантами и даже членами Союза композиторов (Гаранян, Козлов). Лишь один остался верен первой профессии и сделал карьеру ученого, это пианист Вадим Сакун.

Герой нашего повествования Валерий Буланов (Булкин - прозвище) тоже был физиком и без кавычек, но любовь к джазу взяла свое. "Барабаны, которые вальсируют тоже" (название знаменитой сольной композиции Буланова) стали для него в жизни всем. Буланов, как барабанщик, был представителем новой школы и потеснил таких корифеев, как Лаци Олах и Борис Матвеев. Коронным его трюком было исполнение тремоло на малом барабане одной левой рукой, в то время как правая - "выписывала кренделя" по другим барабанам.

В числе других джазменов - самоучек он впервые представлял советский джаз за рубежом, неоднократно выезжая на международные фестивали. Валерий Буланов, наряду с Гараняном, Громиным и Козловым, приобрел европейскую известность. Его друзьями были швейцарский барабанщик Пьер Фабр и польский - Тадеуш Бартковский, да и с самим Виллисом Коновером он был "на ты". Вершиной признания его успехов была ударная установка "Людвиг", полученная им в дар от одного из почитателей, богатого финского меломана. В ту пору, кроме чешской "Тровы", других моделей в стране не было (английские "Премьеры" появились позднее), и иметь американский "Людвиг" да с тарелками "Цильджиан" было невероятным чудом. Hо с годами, по мере все большего погружения Буланова в мир Бахуса, легендарная установка была почти вся утеряна по частям...

В середине 60-х появился у Валерия конкурент. Из Ульяновска приехал Владимир Васильков, тоже самородок, ставший профессионалом, закончив Гнесинское училище. Первоначально конкурент был "зачислен" к более старшему товарищу в ученики - сподвижники (вместе выпивали, слушали магнитофон и пластинки, спорили). Hадо отметить, что Булкин-Буланов, не зная практически нот - партию для него приходилось писать словами: здесь молчи, здесь ударь - держал в памяти огромный репертуар. Он помнил массу тем и мог безошибочно напеть любое место из прослушанной записи (барабанщик с хорошим слухом!). Общение двух незаурядных исполнителей привело к появлению необычного ансамбля (ф-ное трио), в котором роль пианиста возложил на себя Васильков, Буланов остался при своих барабанах, а басистом стал автор этих строк, тесно общавшийся с первыми двумя.

Ульяновский уникум интересовался не только барабанами, но и списывал с магнитофона соло мастеров (Колтрейна, Дэвиса, Сильвера), проверяя результат на всегда имевшимся под рукой плохеньком ксилофоне. Особенно тщательно в записи отражались все ритмические тонкости исполнения. Васильков подготовил несколько концертных номеров, включавших его кумира, Хореса Сильвера, буги-вуги и что-то из Питерсона (!). Чтобы барабанщик так лихо "чесал" на ф-но, было редкостью, а ритмической безукоризненности (это ставилось во главу угла) могли позавидовать многие "настоящие" пианисты. Когда давали кому-нибудь послушать наши записи, то слушатели не верили, что на рояле так играет не пианист.

Конечно, для Америки такое не было в диковинку: как известно, Арт Блэйки первоначально - пианист, а Джэк Ди Джанет почти не уступает в пианизме своему постоянному партнеру Кейту Джаррету...

Выступали мы в кафе "Ритм" на Миуссах и трио имело оглушительный успех. Тогда же Буланов отметил мои достижения в игре фразой:

- За тобой, как за каменной стеной!

Имелась ввиду пульсация, создаваемая мной на басе, - я был на седьмом небе от счастья, играли мы с большим "заводом", что передавалось восторженной публике, для "завода" мы и засаживали перед началом по полному стакану коньяка. По окончании концерта были абсолютно трезвы - хмель выходил с потом во время игры. Увы, жизнь трио оказалось краткой - друзья стали врагами. Поводом для ссоры, конечно же, послужил спор о ритме и метре. У стойки бара в кафе "Печора", тогдашнем джаз клубе, конфликтующие стороны обменялись пощечинами и плевками в лицо, после чего отношения были порваны навсегда.

С наступлением джаз-роковых 70-х наш маэстро стал постепенно сникать как музыкант. Появление в джазе бас-гитары и новых ритмов он не принял и ответил на эти новшества лишь усиленным употреблением спиртных напитков. Одного из молодых джазменов, игравшего на бас-гитаре, он называл не иначе как просто "бас-гитара", без имени и фамилии.

Регулярное пьянство джазовой звезды стало серьезной помехой в общении с коллегами. Валерий стал ненадежным партнером и у него появился друг-дублер, Валя Погожев, который в критический момент заменял звезду, если та делалась невменяемой. Так было в один из приездов гитариста Громина из Дании.

Hиколай, давно живя за границей и будучи несколько не в курсе многих московских перемен, по старой памяти, пригласил Булкина выступить с ним. Hа сцене возвышались две ударных установки, и, когда "звезда", будучи изрядно под градусом, не справлялась, то на помощь приходил безотказный ассистент Валя. А исполнялась популярная композиция Пола Десмонда в размере пяти четвертей, которую и трезвому играть нелегко...

Жил Валерий вдвоем с престарелой мамой, имел вполне взрослую дочь - жена давно его покинула - кормился редкими частными уроками да маминой пенсией. Как позже выяснилось, мать охотно составляла компанию сыну в алкогольных вопросах и сама резво бегала в магазин за бутылкой. Валерий Юрьевич никогда и никому не признавался, что страдает "русским недугом" и, если ему на это намекали, страшно возмущался и обижался. Он был человеком гордым и помощи ни у кого не просил, поэтому о лечении не было и речи. Долгие годы Булкин нигде не работал (по трудовой книжке) и, когда я в начале 80-х, предложил ему поступить преподавателем в Электростальское муз. училище, то он охотно согласился.

Душка-директор был падок на имена и звания (Буланов был рекомендован как гордость советского джаза) и поэтому простил вновь поступившему большой перерыв в стаже - обычно такой вопрос без объяснения в милиции не решался. Валерий Юрьевич, насколько мог горячо, взялся за работу, но... порок вскоре напомнил о себе, и новый педагог стал появляться на работе все чаще в черных очках и как-то говорить в сторону (заплывшие глаза и перегар). А вскоре и совсем исчез на несколько месяцев, как раз после ранее описанного выступления с русско-датским гитаристом (настолько это эмоционально выбило из колеи впечатлительного Булкина).

К этому периоду относятся и потери последних частей знаменитого "Людвига", а вскоре и совсем уж печальное известие: Валерий скоропостижно скончался. Притом произошло это вполне детективно. Мать утром пошла в магазин, ей стало там плохо и она умерла, не дождавшись "скорой". Когда об этом сообщили сыну, то помер и он. Похоже, не перенес шока - в миг оказаться беспомощным! Вероятней всего, что это было утро тяжелого похмелья. Вот так погасла, в прошлом звезда первой величины! Валерию Юрьевичу Буланову было еще далеко до пятидесяти...

11. ОТКУДА БЕРУТСЯ ПРОЗВИЩА?

Дело было возле кафе "Времена года", что в Лужниках. В то время там играли джаз и работал состав под руководством Берлаги (Берлага - кличка, имя забылось).

Берлага - могучей комплекции, роста не низкого, но хромал и ходил с палкой, а играл на басе. В состав его ансамбля входили, кроме прочих, ныне неизвестных, Данило и будущий трубач "Вестников джаза" Валерий Пономарев или, проще, Парамон.

Как-то летом сидели они в перерыве на свежем воздухе, возле кафе, отдыхали. Внезапно появилась надежда правящей в то время партии и всего мирового пролетариата в лице уборщицы с метлой. Как и положено, в неизменном синем халатике, неопределенного возраста и пола, и начала мести, поднимая клубы пыли. Клубы эти, как туман над Темзой, скрывающий из виду Тауэр, плавно поглощали тела мирно беседующих Данилы и Парамона. И под энергичное шарканье метлы силуэты беседующих окончательно скрылись из виду.

Берлага, пришедший сообщить, что антракт заканчивается и пора продолжать работу, никого не заметил и, начав аллергически громко чихать, поспешил ретироваться. А уборщица продолжала, неистово размахивая метлой, наступать на своих классовых врагов (как никак - представители культуры, музыканты, хоть и ресторанные).

Из глубины серого облака первым раздался жалобно-примирительный голос Данилы:

- Hельзя ли мести в другом месте? Видите - мы тут сидим...

Рьяная ударница дворницкого труда хладнокровно проигнорировала заискивание оппонента. Тогда в поединок включился наглый от природы Парамон:

- Мать, иди-ка на х.. отсюда! - бескомпромиссно изрек будущий артблейковец.

Этого уже не смогла выдержать "раба любви" к метле и, замахнувшись на обидчиков, завопила в сердцах:

- Молчи, рыжий пес! И ты, дятел, заткнись!

Слова эти, донесшиеся из эпицентра взрыва гнева, услышал вновь возникший руководитель Берлага, они ему очень понравились, так как точно соответствовали характерам и внешности правонарушителей, и вот с тех-то пор в полку московских джазменов прибыло: появились два новых титула: "Парамон-рыжий пес" и "Данило-дятел"!