Вступительная статья
В XX веке Вторая мировая война стала поворотным пунктом в истории всего человечества и серьезным испытанием для всех стран Европы. Франция, как и многие другие европейские страны в борьбе с гитлеровской Германией, была повержена, пережила оккупацию, развернула движение Сопротивления и, наконец, была освобождена. Именно Вторая мировая война выдвинула в ряд крупных деятелей международной политики генерала Шарля де Голля.
Еще до окончания войны были переизданы его произведения, опубликованные им в 20–30-е годы XX века, касающиеся положения во французской армии: «Раздор в стране врага» (1924), «На острие шпаги» (1932), «За профессиональную армию» (1934), «Франция и ее армия» (1938)[1]. В 50-е годы были опубликованы его «Военные мемуары»[2], а через год после смерти де Голля в 1971 вышли в свет «Мемуары надежд»[3].
К настоящему времени существует обширная историография о де Голле и голлистской партии. Работы, написанные еще при жизни генерала, имеют явную политическую окраску и делятся на две группы: произведения сторонников и противников голлизма.
Одной из самых первых работ продеголлевского толка является книга Филиппа Барреса[4], участника Первой и Второй мировых войн, военного корреспондента и журналиста, вышедшая в 1941.
В следующем году была издана в Бейруте книга Жана Гольмье о де Голле, содержащая, кроме вступительной статьи автора, подбор различных высказываний самого де Голля[5]. Гольмье в последующем продолжал свою работу в этом направлении и издал в 1943 книгу «Антология де Голля»[6], в которой систематически и в хронологическом порядке подобраны выдержки из всех произведений и статей генерала де Голля.
Работы антидеголлевского направления были написаны политическими противниками генерала справа и слева. Одной из наиболее известных работ антидеголлевского направления является книга «Де Голль — диктатор», принадлежащая перу крупного французского журналиста, участника движения Сопротивления Анри де Кериллиса[7]. Из наиболее ярких антидеголлевских работ левого направления можно назвать книгу Андрэ Вюрмсера «Де Голль и его сообщники», которая вышла на русском языке в 1948[8] и в которой генерал и его сподвижники преподносились как сторонники военного диктаторского режима, реакционеры и противники демократических начинаний. Характерно, что книга Вюрмсера оказала заметное влияние на советские исследования по данной теме, тем самым надолго лишив отечественную историческую науку возможности объективного исследования деятельности Шарля де Голля на различных этапах его жизни.
После смерти Шарля де Голля в 1970 политические страсти во Франции утихли, и появилось естественное желание дать общую, более или менее беспристрастную оценку деятельности Шарля де Голля, ставшей важным этапом новейшей истории Франции. В результате было написано множество книг, преимущественно биографических, авторы которых стремились объективно исследовать роль генерала в истории Франции.
Из огромного количества разнообразных биографических работ о де Голле стоит выделить монографию Ш. Л. Фултона и Ж. Остье[9], трехтомник Ж. Лакутюра[10], четырехтомник М. Галло[11], книгу А. Ларкана об интеллектуальном и духовном пути де Голля[12]. Изучая жизненный путь генерала де Голля, французские авторы стремятся найти разгадку его многогранной личности, выявить факторы, которые сделали его личностью исторической. В этом смысле особый интерес представляет работа М. Агульона, в которой де Голль рассматривается как личность символическая и во многом мифологизированная[13]. Огромное количество написанных о генерале биографий вызвало к жизни работы, подобные книге Ф. Броше, автор которой, на основе малоизвестных фактов о деятельности генерала, стремится дать собственное толкование его деятельности[14]. Столь обширная биографическая литература свидетельствует о значительном интересе современных исследователей к личности генерала де Голля и к его деятельности на благо Франции.
Де Голль оставил след в истории политической и военной мысли Франции. Следовательно, помимо чисто биографических работ в современной французской историографии существует значительное количество монографий, рассматривающих различные стороны деятельности генерала. Роли де Голля в осуществлении внешней политики Франции посвящена работа С. Фридландера[15], в Париже было выпущено коллективное исследование, посвященное непосредственно африканской политике де Голля[16], Ж. Даниэлем была написана книга об Алжирском кризисе[17], а Д. Баху-Лейсер написал о европейской политике генерала[18]. Существует литература и о взаимоотношениях де Голля с различными политическими силами внутри Франции[19]. Особый интерес авторов вызывает интеллектуальное наследие генерала де Голля.[20] Г. Флери написал книгу о попытках покушения на жизнь генерала[21]. Во французской историографии присутствует целое направление литературы, посвященное системе политических воззрений, получивших название «голлизм» — по имени ее основателя[22].
В современной отечественной историографии также обращает на себя внимание обширного массива исследований, посвященных жизни и деятельности Шарля де Голля. Как и во французской историографии, в отечественной также присутствует большое количество биографических работ[23] и книг, посвященных отдельным сферам деятельности генерала[24].
Кроме работ, посвященных специально де Голлю, множество упоминаний и высказываний о нем имеется во французской мемуарной и исторической литературе, касающейся проблем Второй мировой войны. В этой обширной литературе суждения о де Голле также крайне противоречивы.
Жизненный путь де Голля и его деятельность показывают, что де Голль проявил себя как политик правого направления, стоящий на позициях патриотизма, выступавший за единство нации и величие государства. В критический период Второй мировой войны он сумел проявить выдержку и настойчивость в борьбе за независимость своей страны, и в этом отношении он встретил поддержку со стороны французского народа.
* * *
Шарль Андре Жозеф Мария де Голль родился в городе Лилле 22 ноября 1890 в аристократической семье и воспитывался в духе патриотизма и католицизма. В семье Жанны и Анри де Голлей он был третьим ребенком. Отец Шарля был преподавателем философии и истории в Иезуитском коллеже на улице Вожирар, где в 1901 он начинает учиться. Шарль много читал, с детства проявлял большой интерес к литературе, писал стихи. Став победителем на школьном конкурсе стихотворцев, юный де Голль из двух возможных призов — денежной премии или публикации — выбрал последний. Де Голль увлекался историей, тем более что семья де Голлей гордилась не только своим знатным происхождением, глубокими корнями и давними традициями, но и подвигами предков: по семейной легенде Жеган Де Голль участвовал в походе Жанны д’Арк. Многие, в частности, Уинстон Черчилль, впоследствии посмеивались над де Голлем, говоря, что он страдает «комплексом Жанны д’Арк». Еще в детстве в характере де Голля проявились упорство и умение управлять людьми. Он постоянно тренировал свою память, феноменальными качествами которой поражал окружающих позднее, когда речи в 30–40 страниц произносил наизусть, не изменяя ни одного слова по сравнению с набросанным накануне текстом. С юности де Голль питал интерес к четырем дисциплинам: литературе, истории, философии и военному искусству.
На мировоззрение де Голля оказали воздействие его современники: философы А. Бергсон и Э. Бугру, писатель М. Баррес, поэт Ш. Пеги. Еще в межвоенный период он показал себя приверженцем идеи сильного национального государства и сторонником сильной исполнительной власти. Философом, оказавшим на него наибольшее влияние, был Анри Бергсон, из учения которого юноша мог почерпнуть два важнейших момента, определивших не только его общее мировоззрение, но и практические действия в повседневной жизни. Первый — естественное, природное разделение людей на привилегированное сословие и серую, безликую массу, на чем основывалось неприятие демократии как формы государственного правления; второй — философия интуитивизма: согласно ей деятельность человека являет собой сочетание инстинкта и разума. Принцип действия по наитию после точного расчета применялся де Голлем многократно при принятии важнейших решений, приведших его к вершинам, как, впрочем, и доведших до беды. Семейная обстановка и увлечения сформировали отношение де Голля к своей родине, ее истории, а в дальнейшем к своей миссии.
Получив среднее образование в иезуитском колледже, де Голль в 1909 поступает в Сен-Сирское военное училище. Там, не переставая заниматься самообразованием, он внимательно наблюдал за жизнью французской армии, подмечая все недостатки в ее устройстве. Будучи прилежным курсантом, ничем не нарушая устава, он оставался строгим судьей увиденного. Однокурсники по академии считали де Голля заносчивым. За высокий рост и характер его окрестили «длинной спаржей». «Заносчивый», — говорили про де Голля. Вот что он сам писал об этом в 30-е годы XX века: «Человека действия нельзя представить себе без изрядной доли эгоизма, надменности, жестокости и хитрости, но все это ему прощается, и он даже как-то больше возвышается, если пользуется этими качествами для совершения великих дел». Позднее: «Истинный вождь держит других на расстоянии, так как нет власти без престижа, и нет престижа без дистанции».
Окончив военное училище, в октябре 1912 в чине младшего лейтенанта де Голль определяется в 33-й пехотный полк в городе Аррасе, находившийся под командованием полковника Филиппа Петена.
Во время Первой мировой войны 1914–1918 де Голль участвовал в боях, был трижды ранен. В 1916 после тяжелого ранения в боях за Верден он попал в плен и был освобожден лишь во время перемирия. Вернувшись во Францию, он преподавал историю в Сен-Сирском военном училище, затем в Военной академии. С октября 1925, в течение двух лет служил в канцелярии маршала Петена, после чего командовал 19-м егерским батальоном в Треве, служил в штабах на Рейне и в Леванте. В 1932 де Голль был назначен в секретариат Высшего совета национальной обороны, постоянного органа при премьер-министре, ведавшего подготовкой Франции к войне.
В 1924 капитан де Голль издал свою первую небольшую книгу: «Разлад в лагере противника», написанную на основании его личных впечатлений от проведенных им в плену лет. В последующие годы он написал несколько статей в журнале «Французское военное обозрение»[25], а в 1932 выпустил свою работу «На острие шпаги». После выхода в свет этой книги де Голль опубликовал несколько статей в различных журналах, а в 1934 появилась его новая, получившая сравнительную известность книга «За профессиональную армию». Совсем незадолго до Второй мировой войны полковник де Голль издал работу «Франция и ее армия». Эта книга посвящена истории французской армии с XIV века до Первой мировой войны.
В своих статьях и книгах довоенных лет де Голль по существу первым во Франции предсказал решающую роль танковых войск в будущей войне. Он пропагандировал создание ударной маневренной профессиональной армии, в состав которой входили бы отборные механизированные войска, оснащенные новейшей военной техникой — танками, самолетами, орудиями на механической тяге с круговым обстрелом. Идеи, высказанные де Голлем, противоречили той стратегии, которой собирался руководствоваться в предстоящей войне французский Генеральный штаб, не проявлявший должного интереса к перспективе использования новейшей техники и особенно танков. В основе этой стратегии, определявшей организацию войск, их обучение и вооружение, лежала идея позиционной, оборонительной войны. Попытки де Голля как военного специалиста и активного пропагандиста применения танковых соединений добиться изменения уже принятой стратегии французского генерального штаба, конечно, не привели к успеху.
Почти неведомый за пределами Франции, известный главным образом среди военных специалистов, де Голль в первые годы войны занял видное место во французской политике, а следовательно, и в международных отношениях.
* * *
3 сентября 1939 французское правительство объявило войну Германии после отклонения ею нескольких предложений «мирно» урегулировать польский вопрос за счет нового «польского Мюнхена».
Сразу же после поражения Польши Гитлер отдал приказ о подготовке армии к нападению на Францию соответственно плану «Gelb», который предусматривал нарушение нейтралитета Голландии, Бельгии и Люксембурга для наступления против Франции.
Правящие круги Франции, не оказав Польше решительной военной помощи, содействовали тем самым осуществлению гитлеровского плана войны в первую очередь против своей собственной страны. Действительно, вскоре после нападения Германии на Польшу военные операции, начатые французской армией в пограничном районе, были прекращены. С середины сентября 1939 французская армия остановилась на заранее подготовленных оборонительных позициях. Германская армия также не предпринимала военных действий против Франции, будучи еще не подготовленной к серьезному наступлению. На всем франко-германском фронте установилось затишье.
Отсутствие военных действий со стороны Германии не было использовано французскими правящими кругами ни для подготовки к предстоящим боям, ни для перевода промышленности на военные рельсы. Именно этот характер ведения войны против фашистской Германии со стороны французского правительства и получил название «странной войны». Во французской мемуарной литературе, посвященной годам Второй мировой войны, обращается внимание на удивительную беспечность французского правительства во время «странной войны» в отношении гитлеровской опасности. Эта беспечность отчасти объясняется усиленными заверениями германских дипломатов об отсутствии каких бы то ни было враждебных намерений по отношению к Франции. В октябре 1939 германские дипломаты неоднократно заявляли французским дипломатическим представителям, что поскольку Польши уже не существует как государства, то нет больше причин, мешающих установлению мира между Францией и Германией. Под прикрытием этого «мирного наступления» Германия тайно готовила разгром Франции.
В мае 1940 гитлеровская Германия возобновила наступление против Франции. В течение нескольких недель Франция была разгромлена. Возглавивший с 16 июня французское правительство маршал Петен обратился к немцам с просьбой о перемирии. 22 июня французский уполномоченный генерал Хюнтцигер подписал Компьенское перемирие, согласно которому вся Франция делилась на оккупированную и неоккупированную зоны. В оккупированную зону входили Северная и Западная части Франции, занимающие 300 тысяч кв. км из общего количества 550 тысяч кв. км ее территории. Париж и наиболее экономически развитые и богатые ресурсами районы страны были включены в эту зону, отданную в полное подчинение гитлеровской Германии. По условиям перемирия французское правительство должно было демобилизовать и разоружить все свои вооруженные силы, включая военно-морской флот. Правительство Петена, обосновавшееся в маленьком курортном городке Виши, осуществляло власть над южной зоной, формально сохранившей свою независимость. Фактически вся Франция была порабощена.
Однако на деле французский народ не перестал бороться с гитлеровскими захватчиками и после подписания капитуляции. Эта народная борьба вылилась в организацию национального сопротивления гитлеровским оккупантам и вишистским коллаборационистам, вставшим на путь открытого сотрудничества с оккупантами.
Но кроме движения Сопротивления внутри страны вне пределов Франции возникло также движение французов, стремившихся к освобождению своей родины от немецких захватчиков. Это движение, получившее название «Свободная Франция», возглавил генерал Шарль де Голль. По сути, де Голль стал первым французом, организовавшим Сопротивление своей страны. «Конечно, — писал сподвижник генерала Гастон Палевски, — была горстка людей, которая хотела оказать сопротивление. Существовали люди, предпочитавшие умереть, борясь, чем жить униженными. Но они были разобщены и разбросаны по всей стране, не знали о существовании друг друга и не представляли реальной силы. Вот тут-то и поднялся один человек и произнес свою речь».
С начала войны полковник де Голль командовал бронетанковыми частями 5-й французской армии в Эльзасе. В мае 1940, во время боев на реке Сомма, возглавил 4-ю бронетанковую дивизию. Проявил большое личное мужество и 30 мая 1940 был произведен в бригадные генералы. 5 июня в критический для Франции дни, когда значительная часть французской армии была уже разгромлена фашистской Германией, Поль Рейно реформировал свой кабинет и включил де Голля в состав правительства в качестве своего заместителя по министерству национальной обороны. В первый момент, как рассказывают некоторые очевидцы, де Голль даже отказался прибыть с фронта в Париж, но затем, вследствие настояний Рейно, 6 июня прибыл в здание Министерства национальной обороны на улице Сен-Доминик[26]. Известно, что вскоре по его прибытии между ним и генералом Вейганом — главнокомандующим — произошел публичный бурный скандал по вопросу о руководстве военными действиями. Де Голль упрекал Вейгана в том, что он допустил чрезмерную растянутость линии обороны, и предлагал собрать механизированные силы, чтобы ударить на слабые пункты немцев и ответить контратаками на атаки[27].
8 июня, в день, когда впервые собрался новый состав кабинета Рейно, де Голль был направлен премьером в Лондон с поручением поддерживать связь между французским и английским правительствами. Выполняя это поручение, в последующие дни де Голль несколько раз летал в Лондон и в различные французские города, в которые в те катастрофические дни перебиралось французское правительство. Именно тогда де Голль привез во Францию выработанный Корбэном, Монне и Ванситтартом и одобренный Черчиллем проект так называемого органического слияния Франции и Англии, ставивший Францию в вассальную зависимость от Англии. Де Голль, как он пишет в своих мемуарах, весьма критически относился к содержанию этого документа, но в тех условиях предложение об органическом слиянии рассматривалось им как средство подтолкнуть французское правительство, и в частности Поля Рейно, к активному сопротивлению, дабы предотвратить капитуляцию. После отклонения этого проекта французским правительством де Голль на английском самолете покинул Францию, где еще шли бои с немцами, и обосновался в Лондоне, откуда 18 июня обратился по радио ко всем французам, которые находятся на британской территории или могут там оказаться в будущем, призывая их установить с ним контакт для продолжения борьбы против фашистской Германии.
Совершив этот акт, де Голль порвал с петеновской Францией и отказался подчиняться приказу о возвращении. Как явствует из приложенных к мемуарам де Голля документов, он был привлечен к суду и заочно приговорен к смертной казни.
Обратившись с призывом к французам 18 июня, де Голль трезво оценивал международную обстановку и не был ослеплен создаваемым Гитлером в Европе «новым порядком», в непрочности которого он не сомневался. «Эта война, говорил де Голль в своем обращении, — не ограничивается лишь многострадальной территорией нашей страны. Исход этой войны не решается битвой за Францию. Это мировая война. Невзирая на все ошибки, промедления, страдания, в мире есть средства, достаточные для того, чтобы в один прекрасный день разгромить наших врагов».
После подписания Францией капитуляции, 23 июня 1940 английское правительство разорвало дипломатические отношения с правительством Петена и заявило о признании де Голля главой «свободных французов». 7 августа 1940 между Черчиллем и де Голлем было заключено соглашение, определившее порядок формирования французских вооруженных сил, систему их финансирования и характер отношений с английским правительством. В ведение де Голля были переданы находившиеся в Англии французские воинские части.
Вот что пишет Жак Сустель о де Голле в этот период: «Очень высокого роста, худощавый, монументального телосложения, с длинным носом над маленькими усиками, слегка убегающим подбородком, властным взглядом, он казался намного моложе пятидесяти лет. Одетый в форму цвета хаки и головной убор того же цвета, украшенный двумя звездами бригадного генерала, он ходил всегда широким шагом, держа, как правило, руки по швам. Говорил медленно, резко, иногда с сарказмом. Память его была поразительна. От него просто веяло властью монарха, и теперь, как никогда, он оправдывал эпитет „король в изгнании“.
Вначале за де Голлем пошло сравнительно незначительное количество французов, находившихся вне пределов Франции. „Я считал, — писал де Голль в „Военных мемуарах“, — что навеки будут потеряны честь, единство и независимость Франции, если в этой мировой войне одна лишь Франция капитулирует и примирится с таким исходом. Ибо в этом случае чем бы ни кончилась война, независимо от того, будет ли побежденная нация освобождена от захватчиков иностранными армиями или останется порабощенной, презрение, которое она внушила бы другим нациям, надолго отравило бы ее душу и жизнь многих поколений французов“. Он был убежден: „Прежде чем философствовать, нужно завоевать право на жизнь, то есть победить“. В ноябре 1940 „Свободная Франция“ располагала 35 тысячами человек, 20 военными кораблями, 60 торговыми судами и тысячей летчиков»[28]. Из крупных политических деятелей того времени к де Голлю не примкнул почти никто. Его сторонниками и ближайшими помощниками стали люди, не пользовавшиеся тогда никакой известностью во Франции.
Поняв, что правительство Виши бесповоротно встало на путь сотрудничества с немецкими оккупантами, де Голль предпринял все меры к тому, чтобы попытаться установить власть «Свободной Франции» во французской колониальной империи и вырвать ее таким образом из орбиты влияния гитлеровской Германии. С помощью примкнувших к нему французских сил и английских войск ему удалось укрепиться в некоторых французских колониях, власти которых заявили о своем разрыве с правительством Петена и о присоединении к движению «Свободная Франция». К числу присоединившихся к де Голлю колоний относились: Ново-Гебридские острова, острова Таити, территории Чад, Камеруна, Среднего Конго и некоторые другие. В сентябре 1940 силы «Свободной Франции» вместе с английскими войсками и флотом попытались овладеть французским колониальным портом Дакар, но потерпели неудачу.
Движение де Голля приобретало значение еще и в связи с тем, что в условиях гитлеровского и вишистского господства во Франции оно оказалось единственным легальным движением за освобождение страны от фашистского нашествия, поскольку оно, в отличие от внутреннего движения Сопротивления, находилось вне досягаемости как немецких оккупантов, так и вишистских коллаборационистов.
24 сентября 1941 де Голль образовал в Лондоне Французский национальный комитет, о чем он уведомил всех дипломатических представителей. 27 сентября советский посол в Лондоне в ответном письме де Голлю заявил о твердой решимости Советского правительства «обеспечить полное восстановление независимости и величия Франции» после достижения победы над общим врагом. В этом письме Советское правительство признало де Голля «как главу всех свободных французов». Американское правительство, и в частности президент Рузвельт, как это показывают мемуары Эллиота Рузвельта, крайне недоброжелательно относились и к самому де Голлю, пытаясь противопоставить ему сначала генерала Вейгана, а позже — генерала Жиро.
13 июля 1942 движение «Свободная Франция» было переименовано в движение Сражающаяся Франция. К этому времени позиции Французского национального комитета уже несколько упрочились. Де Голль исчислял к июню 1942 свои военные силы в количестве 70 тысяч.
В июне 1943 де Голль стал одним из двух председателей (с ноября 1943 единственный председатель) Французского комитета национального освобождения (ФКНО), созданного в Алжире и реорганизованного де Голлем в июне 1944 во Временное правительство Французской Республики (в августе 1944 правительство де Голля переехало в освобожденный Париж).
Благодаря усилиям де Голля Франция, формально под руководством правительства Виши состоявшая в союзе нацистской Германией, практически «оккупированная» союзниками, получила право на собственную оккупационную зону в Германии как страна-победительница, а чуть позднее — место в Совете безопасности ООН. Добиться подобных успехов удалось благодаря следующим моментам. Во-первых, идее создания «Свободной Франции» и ежедневного вещания на оккупированной территории. Эмиссары «Свободной Франции» объездили все свободные французские колонии и страны нынешнего «третьего мира», пытаясь добиться признания де Голля представителем «свободных французов». И, надо сказать, методическая работа тайных агентов де Голля в конце концов дала результаты. Во-вторых, де Голль сразу же установил тесный контакт с Сопротивлением, снабжая его теми небольшими средствами, что у него были. В-третьих, он с самого начала позиционировал себя как равный по отношению к союзникам. Все это помогло де Голлю отстоять права Франции на бывшие колонии, избежать буквально их отторжения.
Когда американские и английские войска заняли Алжир, они предприняли попытку отстранить де Голля от власти и сформировать правительство в изгнании во главе с генералом Жиро. Де Голль действовал стремительно. Опираясь на силы Сопротивления, он немедленно прилетел в Алжир, где предложил организовать Комитет национального освобождения под сопредседательством Жиро и самого себя. Жиро согласился. Вынуждены были согласиться и Черчилль с Рузвельтом. Вскоре де Голль оттесняет Жиро на второй план, а потом без особых проблем отстраняет от руководства.
После окончания Второй мировой войны де Голль до 20 января 1946 возглавлял Временное правительство Франции. Сразу же после окончания войны он предпринял ряд мер, направленных на установление во Франции режима президентского типа. Во внутренней политике он провозглашает лозунг: «Порядок, закон, справедливость», во внешней — величие Франции. В задачи де Голля входило не только восстановление экономики, но и политическая реструктуризация страны. Первого де Голль достиг: он национализировал крупнейшие предприятия, провел социальные реформы, одновременно целенаправленно развивая важнейшие отрасли промышленности. Под его руководством правительство восстановило во Франции демократические свободы, провело социально-экономические реформы. Столкнувшись с трудностями в осуществлении своих планов, де Голль ушел с поста главы правительства. Выйдя в отставку, он некоторое время не принимал активного участия в политической борьбе. Де Голль жил в семейном доме в Коломбэ-ле-Дез-Эглиз со своей женой: писал мемуары, давал интервью, много гулял. Однако в апреле 1947 де Голль создал свою политическую партию «Объединение французского народа» (РПФ). Возглавляя эту партию, в программе которой предусматривалось создание во Франции единоличной диктатуры с уничтожением всех политических партий, кроме РПФ, де Голль принял самое активное участие в организации очередной избирательной кампании 1951. На этих выборах РПФ, кандидаты которой резко критиковали перед избирателями недостатки французской политической системы и частую смену кабинетов, собрала 4 миллиона 134 тысячи голосов и провела в Национальное собрание 118 своих депутатов. Но своей главной цели — создания безусловного большинства в парламенте — РПФ не добилась, и вскоре после выборов партия де Голля стала распадаться. В мае 1953 де Голль заявил, что он снова отходит от политической деятельности, и предоставил депутатам РПФ полную свободу. В этот период «голлизм» окончательно оформился как идейно-политическое течение (идеи государства и национального величия Франции, социальная политика). Именно тогда РПФ прекратила свое существование как партия, а 68 депутатов этой партии образовали новую партийную организацию «Республиканский союз социального действия» (ЮРАС). ЮРАС в дальнейшем стала называться партией «социальных республиканцев».
В мае 1958, в период острого политического кризиса, вызванного военным путчем в Алжире 13 мая, большинство французского парламента выступило за возвращение де Голля к власти. 1 июня 1958 Национальное собрание утвердило состав правительства во главе с ним. По указанию и при участии де Голля была подготовлена новая конституция республики (сентябрь 1958), которая сузила полномочия парламента и значительно расширила; права президента. 21 декабря 1958 де Голль был избран президентом Французской Республики с необычайно широким (для Франции того времени) кругом полномочий: он мог в случае чрезвычайной ситуации распустить парламент и назначать новые выборы, а также лично курировал вопросы обороны, внешней политики и важнейшие внутренние министерства. 19 декабря 1965 он был переизбран на новый семилетний срок.
Несмотря на кажущуюся стремительность и легкость, с которой де Голль во второй раз пришел к власти, этому событию предшествовала напряженная работа самого генерала и его сторонников. Де Голль постоянно вел тайные переговоры через посредников с политическими лидерами ультраправых партий, с парламентариями, организовывал новое «голлистское» движение. Наконец, выбрав момент, когда угроза гражданской войны достигла апогея, де Голль выступил 15 мая по радио, а 16-го перед парламентом. Первое из этих выступлений было полно тумана: «Некогда в тяжелый час страна доверилась мне с тем, чтобы я повел ее к спасению. Сегодня, когда стране предстоят новые испытания, пусть она знает, что я готов принять на себя все полномочия Республики». В текстах обеих речей ни разу не встречалось даже слово «Алжир».
Политиков в правительстве и аппарате президента сменили экономисты, юристы, менеджеры. «Я одинокий человек, — говорил де Голль народу перед зданием парламента, — который не смешивает себя ни с одной из партий, ни с одной организацией. Я человек, который не принадлежит никому и принадлежит всем». В этом вся суть тактики генерала. Учитывая, что в это время параллельно с демонстрациями ультраправых по всему Парижу проходили митинги «голлистов», прямо призывавшие правительство уйти в отставку в пользу генерала, в его словах была изрядная доля лукавства.
Первоочередной задачей президента и правительства стало урегулирование алжирского кризиса. Де Голль твердо проводил курс на самоопределение Алжира, несмотря на серьезнейшие противодействия (мятежи французской армии и сторонников сохранения колониальной зависимости от Франции в 1960–1961, террористическая деятельность ОАС, ряд покушений на де Голля). Алжиру была предоставлена независимость после подписания Эвианских соглашений в апреле 1962.
Авторитет де Голля был довольно высок. Не отрываясь от разрешения внутриполитического кризиса, он взялся за экономику и внешнюю политику, где достиг определенных успехов. Он занимался проблемой, как сделать Францию великой державой. Одной из мер психологического характера была деноминация: де Голль выпустил новый франк достоинством в 100 старых. Франк впервые за долгое время стал твердой валютой. Экономика по итогам 1960 показала бурный рост, самый быстрый за все послевоенные годы. Курс де Голля во внешней политике был направлен на обретение Европой независимости от двух супердержав: СССР и США.
Внешнеполитическая концепция де Голля отличалась стремлением обеспечить за Францией самостоятельность в принятии решений по важнейшим вопросам европейской и мировой политики. Одним из наиболее значительных шагов в этом плане был выход Франции из военной организации НАТО в 1966. Для внешнеполитического курса де Голля был характерен прагматический подход к ряду крупных международных проблем (заявление о признании окончательного характера послевоенных границ бывшей Германии в 1959; осуждение агрессии США во Вьетнаме; осуждение нападения Израиля на арабские государства и др.). В то же время, продолжая осуществление планов по созданию собственных ядерных сил, Франция не подписала Договор о запрещении ядерных испытаний в трех сферах (1963). Франция не подписала и Договор о нераспространении ядерного оружия (1968), заявив, однако, в ООН, что она будет вести себя в этой области так же, как и государства, присоединившиеся к данному Договору.
Де Голль одним из первых выдвинул идею «единой Европы». Он мыслил ее как «Европу отечеств», в которой каждая страна сохраняла бы свою политическую самостоятельность и национальную самобытность. Де Голль был сторонником идеи разрядки международной напряженности. Он направил свою страну на путь сотрудничества с СССР, Китаем и странами «третьего мира».
Внутренней политике де Голль уделял меньше внимания, чем внешней. Студенческие волнения в мае 1968 свидетельствовали о серьезном кризисе, охватившем французское общество. Экономический кризис 1967 и агрессивная внешняя политика (оппозиция НАТО, Великобритании, резкая критика войны во Вьетнаме, поддержка квебекских сепаратистов в Канаде и арабов в ходе арабо-израильского конфликта) подорвали его авторитет и положение внутри страны. Во время майских событий 1968 Париж был перекрыт баррикадами, а на стенах висели плакаты: «13.05.58–13.05.68 — пора уходить, Шарль!» Де Голль опирался на поддержку премьер-министра Франции, сторонника политического курса де Голля Жоржа Помпиду, который выступал за более мягкую политику государства в сфере экономики и проведение социальных реформ.
28 апреля 1969 после того, как большинство французов не поддержало на референдуме его предложения по реорганизации Сената и реформе территориально-административного устройства Франции, де Голль ушел с поста президента.
9 ноября 1970 Шарль де Голль умер в Коломбе-ле-Дез-Эглизе, где и похоронен.
* * *
Совершенно очевидно, что когда в октябре 1954 вышли из печати «Военные мемуары» де Голля, это не могло пройти незамеченным во Франции. Большинство французских газет сразу же опубликовало выдержки из этой книги.
Действительно, мемуары де Голля представляют значительный интерес. В частности, в первом томе, охватывающем период с 1940 до середины 1942, собран обширный фактический материал, впервые опубликован ряд интересных документов. Автор высказывает ряд наблюдений, рассуждений и обобщений относительно истории предвоенной Франции, а также периода первых лет Второй мировой войны.
В начале своих мемуаров де Голль делает критические замечания в отношении боевой подготовки французской армии и принципа пассивности национальной обороны Франции, отрицающего важнейшее значение танков, авиации и самоходной артиллерии. Наблюдения и высказывания де Голля тем более интересны, что он, будучи много лет секретарем Высшего совета национальной обороны, «с 1932 по 1937, при четырнадцати различных кабинетах, — как замечает он сам, — принимал участие в работе по изучению всевозможных политических, технических и административных мероприятий, связанных с обороной страны».
Причину господства этого вредного для Франции принципа пассивности ее национальной обороны де Голль видит в недостатках «самого политического режима», в частой смене кабинетов, в «слабости государственной власти и постоянных политических разногласиях».
Говоря о действиях французского правительства накануне Второй мировой войны, де Голль в сущности признает, что их политика поощряла Германию к нападению на слабые государства. «С политической точки зрения, — пишет он, — я полагал, что широковещательные заявления о нашем намерении не выводить свои армии за пределы границ поощряют Германию к действиям против слабых и изолированных стран: Саара, Рейнских государств, Австрии, Чехословакии, Прибалтийских государств, Польши и т. д. Мне казалось, что тем самым мы отдаляем Россию от союза с нами…» Автор отмечает далее, что Франция имела все возможности не допустить ремилитаризации Рейнской области в 1936, что она не сделала для себя никаких выводов из захвата гитлеровской Германией Австрии, что «не было извлечено уроков также и из опыта гражданской войны в Испании…»
В своих мемуарах де Голль не останавливается подробно на мюнхенской политике французского правительства, но вместе с тем он замечает, что в сентябре 1938 «с согласия Лондона, а затем и Парижа Гитлер захватил Чехословакию». Де Голль, противник мюнхенской политики, осуждает бездействие Франции в период «странной войны».
Де Голль считал, что «вмешательство Советского Союза, несомненно, ускорило поражение поляков» и что «в позиции, которую занял Сталин, неожиданно выступив заодно с Гитлером, отчетливо проявилось его убеждение, что Франция не сдвинется с места и у Германии, таким образом, руки будут свободными и что лучше уж разделить вместе с ней добычу, чем оказаться ее жертвой». Де Голль далее утверждает, что после 1941 «Советы убедились в бессмысленности той политики, в силу которой они в 1917 и 1939 заключили договоры с Германией, повернувшись спиной к Франции и Англии».
Де Голль пишет о том, что«…некоторые круги усматривали врага скорее в Сталине, чем в Гитлере. Они больше были озабочены тем, как нанести удар России — оказанием ли помощи Финляндии, бомбардировкой ли Баку или высадкой в Стамбуле, чем вопросом о том, каким образом справиться с Германией».
Де Голль отмечает преобладание пораженческих настроений в правящих кругах Франции с первых же дней ее военных неудач. Несмотря на стремление оправдать Поля Рейно, к которому он испытывает личные симпатии, автор невольно обличает его. Он рассказывает, что Рейно ввел в состав своего кабинета маршала Петена, заведомо зная, что последний будет служить «ширмой для сторонников перемирия». Вместо того чтобы избавиться от главнокомандующего-пораженца генерала Вейгана, как советовал ему де Голль, и принять ряд других необходимых мер к защите национальной независимости Франции, Рейно фактически подчинялся сторонникам капитуляции, продолжая лишь на словах защищать свою страну.
Много места в мемуарах де Голля отводится франко-английским отношениям в годы Второй мировой войны. В самом деле, движение «Свободная Франция», имевшее долгое время своей территориальной базой Англию, не могло не оказаться в самых тесных отношениях с английским правительством. Факты и документы, приводимые в книге де Голля, свидетельствуют о серьезных трудностях и противоречиях между Англией и Францией. Особенно резкие столкновения с английским правительством возникали у де Голля по вопросу о создании самостоятельных вооруженных сил Сражающейся Франции и установлении его власти в ряде французских колоний.
Де Голль остается неизменно убежденным сторонником франко-английского союза, но это не помешало ему высказать в своих мемуарах ряд упреков по адресу английского правительства. Прежде всего, останавливаясь на периоде поражения Франции в 1940, де Голль с горечью замечает, что «достаточно было одной неудачи на континенте, и Великобритания целиком занялась вопросами своей собственной обороны», «совместные действия Лондона и Парижа фактически прекратились». Де Голль не скрывает, что он опасался во время войны заключения компромиссного мира между Англией и Германией и еще больше — захвата англичанами каких-либо французских колониальных владений. Де Голль публикует секретное письмо к нему Черчилля от 7 августа 1940, из которого видно, что хотя англичане и согласились публично обещать «полное восстановление независимости и величия Франции», но фактически они отказались гарантировать ее территориальную неприкосновенность.
В тоже время де Голль многое смягчает, говоря о франко-английских отношениях периода войны. Он вскользь упоминает о переговорах английского правительства с правительством Петена, происходивших в октябре 1940 в Лондоне, пока он находился в Африке, что свидетельствовало о стремлении Великобритании воспользоваться временной слабостью Франции в целях укрепления своих позиций за ее счет.
В еще большей степени это проявилось в колониальной политике английского правительства во время Второй мировой войны, в частности, в остром конфликте между де Голлем и английским правительством по вопросу о французских подмандатных территориях — Сирии и Ливане, а также по поводу вмешательства английского правительства в дела Мадагаскара и других французских колоний. Несмотря на резкие столкновения с английским правительством и лично с Черчиллем, несмотря на то, что 6 июня 1942 де Голль официально предупредил английское правительство, что в случае потери Францией ее колониальных территории на Мадагаскаре, в Сирии или в других местах вследствие действий ее союзников сотрудничество Сражающейся Франции с Англией и США «лишается всякого оправдания», де Голль, в силу временной слабости Франции, часто вынужден был уступать своим более сильным союзникам.
Противоречия между «Свободной Францией» и США были также весьма значительными, хотя де Голль сравнительно мало освещает эту тему, он упоминает, что все обращения французского правительства за помощью к США в 1940 остались безрезультатными. США, так же как и Англия, стремились захватить ряд французских колоний, например острова Сен-Пьер и Микелон, из-за которых произошло столкновение де Голля с американским правительством. США были весьма заинтересованы и в судьбе французского военно-морского флота и, стремясь взять под контроль «Свободную Францию», стремились противопоставить де Голлю какого-либо другого французского представителя, более покладистого и преданного интересам американцев. «В сущности, — пишет де Голль, — руководители американской политики считали, что Франция уже перестала быть великой державой». В связи с этим де Голлю пришлось преодолевать большие трудности при установлении отношений с американским правительством.
С Москвой «Свободной Франции» легко удалось завязать союзнические отношения, де Голль отмечает в своих мемуарах, что вступление СССР в войну «принесло разгромленной Франции новую надежду» и участие русских в войне с каждым днем «создавало условия для победы». Де Голль пишет, что предполагал воспользоваться присутствием СССР в лагере союзников как некоторым противовесом в отношениях с Великобританией и США. Поскольку СССР со своей стороны рассчитывал, что Франция также создаст некий баланс в антигитлеровской коалиции, то он стремился поддержать ее статус великой державы.
Мемуары де Голля и, в частности, многочисленные документы, к ним приложенные, являются интересным и ценным источником для изучения истории Франции.
Глава первая По наклонной плоскости
За годы моей жизни я составил свое собственное представление о Франции, порожденное как разумом, так и чувством. В моем воображении Франция предстает как страна, которой, подобно сказочной принцессе или Мадонне на старинных фресках, уготована необычайная судьба. Инстинктивно у меня создалось впечатление, что провидение предназначило Францию для великих свершений или тяжких невзгод. А если, тем не менее, случается, что на ее действиях лежит печать посредственности, то я вижу в этом нечто противоестественное, в чем повинны заблуждающиеся французы, но не гений всей нации.
Разум также убеждает меня в том, что Франция лишь в том случае является подлинной Францией, если она стоит в первых рядах, что только великие деяния способны избавить Францию от пагубных последствий индивидуализма, присущего ее народу, что наша страна перед лицом других стран должна стремиться к великим целям и ни перед кем не склоняться, ибо в противном случае она может оказаться в смертельной опасности. Короче говоря, я думаю, что Франция, лишенная величия, перестает быть Францией.
Это убеждение росло вместе со мной в той среде, где я родился. Отец мой, человек хорошо образованный и воспитанный в определенных традициях, был преисполнен веры в высокую миссию Франции. Он впервые познакомил меня с ее историей. Моя мать питала к родине чувство беспредельной любви, которое можно сравнить лишь с ее набожностью. Мои три брата, сестра и я сам — все мы гордились своей страной. Эта гордость, к которой примешивалось чувство тревоги за ее судьбы, была нашей второй натурой.
Ничто так не поражало меня, уроженца Лилля, ребенком попавшего в Париж, как символы нашей славы: собор Парижской Богоматери, окутанный ночным сумраком, Версаль в его вечернем великолепии, залитая солнцем Триумфальная арка, трофейные знамена, колышущиеся под сводами Дворца инвалидов. Ничто не производило на меня столь сильного впечатления, как наши национальные успехи: народный энтузиазм при посещении Франции русским царем, военные парады в Лоншане, чудеса Всемирной выставки, первые полеты наших авиаторов. Когда я был еще ребенком, ничто не причиняло мне больше огорчений, чем проявление нашей слабости и наши заблуждения: отказ от Фашоды[29], дело Дрейфуса[30], социальные конфликты, религиозные распри, о которых с волнением говорили в моем присутствии. Ничто не приводило меня в такое волнение, как рассказы о наших несчастьях в прошлом, когда отец вспоминал о неудачных вылазках в Бурже и Стен[31], где он был ранен, а мать говорила о том отчаянии, которое она пережила в детстве, увидев своих родителей, горько плакавших при известии о капитуляции армии маршала Базена[32].
В юности меня особенно волновало все связанное с судьбами Франции, будь то события ее истории или современной политической жизни. Меня интересовала и вместе с тем возмущала драма, непрерывно разыгрывавшаяся на арене политической борьбы. Я восторгался умом, энтузиазмом и красноречием многих участников этой драмы. В то же время меня удручало, что столько талантов бессмысленно растрачивалось по причине политического хаоса и внутренних распрей, тем более, что в начале XX века стали появляться первые предвестники войны. Должен сказать, что в ранней юности война не внушала мне никакого ужаса, и я превозносил то, чего мне еще не пришлось испытать.
Я был уверен, что Франции суждено пройти через горнило величайших испытаний. Я считал, что смысл жизни состоит в том, чтобы свершить во имя Франции выдающийся подвиг, и что наступит день, когда мне представится такая возможность.
Когда я поступил на военную службу, армия занимала очень большое место в жизни любой европейской страны. Подвергаясь нападкам и оскорблениям, армия спокойно и с тайной надеждой ждала, что настанут дни, когда все будет зависеть от нее. Окончив Сен-Сирское военное училище, я поступил в 33-й пехотный полк в Аррасе, где началась моя офицерская служба. Моим первым полковым командиром был Петен[33], который открыл для меня все значение таланта и искусства военачальника. Впоследствии, когда, подобно соломинке, я был захвачен ураганом войны и пережил все перипетии этой драмы — боевое крещение, тяготы и лишения окопной жизни, атаки, обстрелы, ранения и плен, — я мог убедиться в том, что Франция, лишенная в результате низкой рождаемости, бессодержательных идей и беспечности властей значительной части необходимых для ее обороны средств, все-таки сумела сделать невероятное усилие и своими неисчислимыми жертвами восполнить то, чего ей недоставало, чтобы выйти победительницей из этого испытания.
В самые критические периоды ее истории я видел Францию морально сплотившейся сначала под эгидой Жоффра[34], а затем под руководством Тигра[35].
После я был свидетелем того, как она, обессиленная от потерь и разрушений, потрясенная до основания и выведенная из морального равновесия, вновь пошла неуверенным шагом навстречу своей судьбе, в то время как ее правительство, принимая свой прежний облик и отвергая Клемансо, отказывалось от политики величия и возвращалось к хаосу.
В последующие годы моя карьера прошла ряд различных этапов: командировка в Польшу и участие в Польской кампании, преподавание истории в Сен-Сирском военном училище, а затем в Военной академии, служба в канцелярии маршала Петена, командование 19-м егерским батальоном в Треве, служба в штабах на Рейне и в Леванте. Повсюду я наблюдал восстановление национального престижа Франции в результате ее недавних успехов, но в то же время — чувство неуверенности за будущее Франции, порождаемое непоследовательностью ее руководителей. Между тем военная служба давала огромное удовлетворение моему сердцу и уму. В армии, пребывавшей в состоянии бездействия, я видел силу, предназначенную в ближайшем будущем для великих свершений.
Было ясно, что окончание войны не обеспечило мира. По мере того как Германия восстанавливала свои силы, она возвращалась к своим прежним притязаниям.
В то время как Россия была всецело занята своей внутриполитической ситуацией, Америка держалась в стороне от европейских дел, Англия попустительствовала Берлину, чтобы Париж нуждался в ее помощи, а вновь созданные государства Европы были еще слабы и разрознены, Франции одной приходилось сдерживать Германию. Она действительно старалась это делать, но действовала непоследовательно. Вначале наше правительство под руководством Пуанкаре[36] применяло по отношению к Германии политику принуждения, затем, по инициативе Бриана[37], делало попытки к примирению с ней и, наконец, стало искать спасения в Лиге Наций. Однако германская угроза становилась все более реальной. Гитлер уверенно шел к власти.
В этот период я был назначен секретарем Высшего совета национальной обороны — постоянного органа при премьер-министре, ведавшего подготовкой к войне государственного аппарата и всей нации. С 1932 по 1937, при четырнадцати различных правящих кабинетах, я принимал участие в работе по изучению всевозможных политических, технических и административных мероприятий, связанных с обороной страны. В частности, я ознакомился с планами обеспечения безопасности и ограничения вооружений, которые были предложены в Женеве соответственно Андре Тардье[38] и Полем-Бонкуром[39]. Я готовил материалы, необходимые для принятия правительством Думерга[40] решения по изменению внешнеполитического курса в связи с приходом в Германии к власти Гитлера. Мне пришлось бесконечное число раз переделывать проект закона об организации государства во время войны. Я занимался разработкой мероприятий по мобилизации гражданских административных органов, различных отраслей промышленности, коммунального обслуживания. Выполнение этих обязанностей, участие в совещаниях, общение с различными политическими деятелями позволили мне убедиться в огромных возможностях нашей страны, но в то же время — в немощи и неэффективности ее государственного аппарата.
Эта область отличалась отсутствием какой бы то ни было устойчивости. Я вовсе не хочу сказать, что людям, которые здесь трудились, не хватало умения или патриотизма. Напротив, во главе министерских кабинетов я видел, несомненно, достойных, а порою и исключительно талантливых людей. Но особенности самого политического режима сковывали их возможности и приводили к напрасной трате сил. Молчаливый, но отнюдь не безучастный свидетель всех перипетий политической жизни Франции, я наблюдал, как постоянно повторяется одна и та же игра. Едва приступив к исполнению своих обязанностей, глава правительства сразу же сталкивался с бесчисленным количеством всевозможных требований, нападок и претензий. Всю свою энергию он безрезультатно тратил на то, чтобы положить им конец. Со стороны парламента он не только не встречал поддержки, но напротив, последний строил ему различные козни и действовал заодно с его противниками. Среди своих же собственных министров он находил соперников. Общественное мнение, пресса, отдельные группировки, выражавшие частные интересы, считали его виновником всех бед. При этом все знали — и он в первую очередь, — что дни его пребывания на посту главы правительства сочтены: продержавшись несколько месяцев у власти, он вынужден будет уступить свое место другому. В области национальной обороны подобные условия препятствовали выработке стройного плана, принятию обдуманных решений и осуществлению необходимых мероприятий, которые в своей совокупности составляют то, что называется «последовательной политикой».
Вот почему высшие военные кадры, лишенные систематического и планомерного руководства со стороны правительства, оказались во власти рутины. В армии господствовали концепции, которых придерживались еще до окончания Первой мировой войны. Этому в значительной мере способствовало и то обстоятельство, что военные руководители дряхлели на своих постах, оставаясь приверженцами устаревших взглядов, принесших им в свое время славу.
Идея позиционной войны составляла основу стратегии, которой собирались руководствоваться в будущей войне. Она же определяла организацию войск, их обучение, вооружение и всю военную доктрину в целом.
Предполагалось, что в случае войны Франция мобилизует свои резервы и сформирует из них максимальное количество дивизий, предназначенных не для маневрирования, наступления и развития успеха, а для того, чтобы удерживать оборонительные участки. Предполагалось, что эти дивизии займут позиции вдоль франко-бельгийской границы, при этом исходили из того, что Бельгия будет нашим союзником, и на этих позициях будут ждать наступления противника.
Что касается таких танков, самолетов, орудий на механической тяге с круговым обстрелом, которые в последних сражениях мировой войны показали свою пригодность для нанесения внезапных ударов и осуществления прорыва фронта и мощь которых с тех пор непрерывно возрастала, то их собирались использовать лишь для усиления обороны или, в случае необходимости, для восстановления линии фронта с помощью местных контратак. В связи с этим определялись и соответствующие виды вооружения: тихоходные танки, вооруженные легкими малокалиберными пушками и предназначенные для сопровождения пехоты, а отнюдь не для стремительных и, главное, самостоятельных действий, и истребители для защиты воздушного пространства. В то же время бомбардировочная авиация была слаба, а штурмовики полностью отсутствовали. Артиллерийские орудия с узким горизонтальным сектором обстрела, приспособленные для ведения огня с определенной позиции, были плохо пригодны для передвижения по любой местности и для ведения кругового обстрела.
К тому же заранее предполагалось, что фронт пройдет по линии Мажино[41], продолжением которой будут служить бельгийские укрепления. Таким образом, мыслилось, что вооруженная нация, укрывшись за этим барьером, будет удерживать противника в ожидании, когда, истощенный блокадой, он потерпит крах под натиском свободного мира.
Такая военная доктрина соответствовала самому духу правящего режима. Обреченный на застой из-за слабости государственной власти и постоянных политических разногласий, он неизбежно должен был придерживаться этой пассивной военной доктрины. Она играла роль обнадеживающей панацеи и настолько соответствовала умонастроениям в стране, что любой политический деятель, добивавшийся своего избрания, рукоплесканий по своему адресу или возможности выступить в печати, должен был публично признать ее высокие качества.
Пребывая во власти иллюзии, что, объявив войну войне, якобы можно помешать агрессорам развязать ее, помня об атаках, за которые пришлось заплатить столь дорогой ценой, и не представляя себе отчетливо всей той технической революции, которая за это время произошла в военном деле, общественное мнение даже и не помышляло о наступательных действиях.
Словом, все способствовало тому, чтобы положить принцип пассивности в основу нашей национальной обороны.
Мне лично такое направление представлялось крайне опасным. Я считал, что в стратегическом отношении оно целиком и полностью отдает инициативу в руки противника. С политической точки зрения я полагал, что широковещательные заявления о нашем намерении не выводить свои армии за пределы границ поощряют Германию к действиям против слабых и изолированных стран и областей: Саара, Рейнских государств, Австрии, Чехословакии, Прибалтийских государств, Польши и т. д. Мне казалось, что таким образом мы отдаляем от союза с нами Россию, а также даем Италии понять, что при любых обстоятельствах мы не собираемся пресекать ее злонамеренных действий. И наконец, с моральной точки зрения мне представлялось пагубным убеждать страну в том, что в случае войны участие Франции сведется к тому, чтобы драться как можно меньше.
Надо сказать, что философия действия, вопросы подготовки вооруженных сил и их использования со стороны государства, проблема взаимоотношений между правительством и военным командованием интересовали меня уже давно, и я имел возможность высказать свои мысли по этому поводу в таких работах, как «Разлад в лагере противника», «На острие шпаги», а также в ряде журнальных статей. В частности, я прочитал в Сорбонне несколько публичных лекций по вопросам ведения войны.
Но вот в январе 1933 Гитлер стал полновластным хозяином Германии. С этого момента события неизбежно должны были развиваться в стремительном темпе. Так как не нашлось никого, кто предложил бы что-либо отвечающее сложившейся обстановке, то я счел своим долгом обратиться к общественному мнению и изложить свой собственный план. Но поскольку это могло повлечь за собой определенные последствия, надо было ожидать, что наступит день, когда на меня будет обращено пристальное внимание общества. Не без колебаний я решил выступить после двадцати пяти лет подчинения официальной военной доктрине.
В книге, озаглавленной «За профессиональную армию», я изложил свой план и свои идеи. Я предлагал немедленно приступить к созданию ударной маневренной армии, в состав которой входили бы отборные механизированные и бронетанковые войска и которая должна была существовать наряду с соединениями, комплектуемыми на основе мобилизации.
В 1933 я поставил этот вопрос в журнале «Политика и парламент», а весной 1934 вышла моя книга, в которой приводились доводы в пользу создания армии, приспособленной к нашим условиям, и обосновывались принципы ее организации.
Почему нужна такая армия? Останавливаясь прежде всего на обеспечении обороны Франции, я указывал на то, что географические условия, предопределяющие возможность вторжения на нашу территорию с севера и северо-востока, национальные особенности немецкого народа со свойственными ему непомерными притязаниями, влекущими его на запад, через Бельгию к Парижу и, наконец, характер французского народа, в силу которого он оказывается застигнутым врасплох в начале каждой войны, — все это, подчеркивал я, вынуждает нас постоянно держать часть наших сил наготове, чтобы в любой момент можно было начать боевые действия.
«Мы не можем, — писал я, — рассчитывать на то, что плохо укомплектованные и слабо оснащенные войска, занимающие наспех созданные оборонительные рубежи, смогут отразить первый удар. Настало время, когда наряду с армией, комплектуемой за счет массы резервистов и призывников и составляющей основной элемент национальной обороны, но при этом требующей много времени для сосредоточения и введения ее в дело, необходимо иметь сплоченную, хорошо обученную маневренную армию, способную действовать без промедления, то есть армию, находящуюся в постоянной боевой готовности».
Затем я коснулся вопроса о технике. С тех пор как машина заняла господствующее место в боевых порядках, так же как и во всех остальных сферах человеческой деятельности, основным фактором, определяющим эффективность техники, становится высокая квалификация тех, кто ею пользуется. Это в первую очередь было применимо в отношении таких новых средств борьбы, появившихся в результате использования мотора, как танки, самолеты, военные корабли, которые очень быстро совершенствовались и возрождали применение маневра. «Отныне не может быть сомнения в том, указывал я, — что на суше, на море и в воздухе отборные кадры, способные извлечь максимум из исключительно мощной и разнообразной боевой техники, обладают огромным превосходством над слабо организованными, хотя и многочисленными войсками». Я приводил слова Поля Валери: «Специально отобранные люди, действуя группами в неожиданном месте, в неожиданный момент и в кратчайший срок произведут сокрушающий эффект».
Касаясь политических соображений, определяющих в свою очередь нашу стратегию, я указывал, что последняя не может ограничиваться лишь задачами обороны территории, поскольку поле деятельности французской политики простирается за пределы наших границ. «Хотим мы этого или нет, но мы являемся частью уже установившейся определенной системы, все элементы которой тесно связаны… Все, что происходит с Центральной и Восточной Европой, с Бельгией, Сааром, касается нас самым непосредственным образом… Сколько крови и слез стоила нам ошибка Второй империи, допустившей разгром Австрии при Садовой и не двинувшей свою армию на Рейн!.. Следовательно, мы должны быть готовы действовать за пределами нашей страны в любой момент и при любых обстоятельствах. Можно ли практически этого добиться, если для того, чтобы хоть что-то предпринять, мы вынуждены прежде всего мобилизовать свои резервы?..»
К тому же в возрождающемся между Германией и Францией соперничестве за военное преобладание в Европе мы отставали от немцев в отношении численности войск. И наоборот, «…благодаря присущим нам инициативе, приспособляемости и самолюбию именно мы должны опередить ее в качественном отношении». Ответ на вопрос «почему?» я заканчивал так: «Армией, предназначенной для превентивных и репрессивных действий, — вот чем мы должны себя обеспечить».
Как это сделать? Использование мотора давало ответ на этот вопрос: «…мотор, с помощью которого можно перевозить все, что угодно, куда угодно, с любой скоростью и на любое расстояние… мотор, который при наличии броневой защиты обладает такой огневой мощью и ударной силой, что темп боя совпадает со скоростью передвижения боевых машин».
Исходя из этого я указывал цель, к которой следовало стремиться: «Шесть линейных и одна легкая полностью моторизованные дивизии, имеющие также и танки, составят армию, способную сыграть решающую роль».
Предполагаемая организация такой армии определялась мною совершенно точно. Каждая линейная дивизия должна была включать: одну танковую бригаду в составе двух полков — одного полка тяжелых танков и одного средних, а также один батальон легких танков; одну мотострелковую бригаду в составе двух мотострелковых полков и одного егерского батальона, оснащенную вездеходами; одну артиллерийскую бригаду, имеющую на вооружении орудия с круговым обстрелом, в составе двух артиллерийских полков (пушечного и гаубичного) и одного зенитного дивизиона. Для обеспечения боевых действий этих трех бригад дивизия должна была дополнительно включать: разведывательный полк, саперный батальон, батальон связи, маскировочный батальон и различные службы.
Легкая моторизованная дивизия, предназначаемая для ведения разведки и охраны на большом удалении, должна была иметь более быстроходные машины. Помимо этого, сама армия должна была располагать резервами общего назначения: тяжелыми танками, артиллерией очень крупного калибра, саперными и маскировочными средствами, средствами связи. И наконец, эта мощная армия должна была иметь в своем распоряжении крупные силы разведывательной, истребительной и штурмовой авиации: по одной авиагруппе на каждую дивизию и один авиационный полк на армию в целом, не считая самолетов, которые могли быть использованы для ведения совместных действий авиации с наземными мотомеханизированными войсками.
Однако для того, чтобы ударная армия была в состоянии полностью использовать возможности, которые обеспечивает ей вся эта сложная и дорогостоящая техника, чтобы она была готова действовать в любой момент, на любом театре военных действий, не ожидая пополнения и не нуждаясь в обучении своего личного состава, ее следовало укомплектовать профессиональными кадрами. Общая численность такой армии должна была составлять 100 тысяч человек. Ее части должны были комплектоваться за счет добровольцев. Проходя в течение шести лет службу в отборных войсках, личный состав такой армии получил бы хорошую подготовку благодаря наличию техники, духу соревнования и товарищества. В дальнейшем этот личный состав мог бы быть использован в качестве кадров для частей, комплектуемых на основе призыва, и для резервов.
Далее я переходил к тому, как использовать такой стратегический кулак для прорыва прочной обороны противника. Средствами для этого являлись: стремительная переброска войск в район боевых действий, осуществляемая в течение одной ночи, что оказывается возможным благодаря моторизации всех подразделений, их способности передвигаться по любой местности, использованию активных и пассивных средств маскировки; наступление, в котором участвуют 3 тысячи танков, построенных в несколько эшелонов на участке фронта шириною в среднем до 50 километров; это наступление поддерживается следующей на небольшом удалении от танков рассредоточенной артиллерией; на последовательных рубежах к танкам присоединяется мотопехота с ее огневыми и инженерными средствами. Силы, участвующие в операции, разбиваются на два или три армейских корпуса; авиационные средства дивизий и армейская авиация ведут разведку и поддерживают действия наземных войск. Темп наступления в целом, при нормальных условиях, должен равняться примерно 50 километрам в день. После всех этих действий и в том случае, если противник продолжает оказывать организованное сопротивление, следует общая перегруппировка сил либо с целью расширить прорыв в сторону флангов, либо для того, чтобы возобновить наступление в глубину, либо, наконец, с тем, чтобы закрепиться на захваченной местности.
Но после прорыва обороны противника могут неожиданно открыться более широкие возможности. В этом случае механизированная армия смогла бы развивать успех веерообразно, по расходящимся направлениям. По этому поводу я писал: «Часто, добившись успеха, войска будут стремиться использовать его результаты и проникнуть в глубокий тыл противника. Развитие успеха, о котором могли только мечтать, станет реальностью… и тогда откроется путь к великим победам, то есть к таким победам, которые по своим далеко идущим последствиям сразу же приводят к полному разгрому противника, подобно тому, как уничтожение одной колонны порою влечет за собой разрушение всего здания… Механизированные войска устремятся глубоко в тыл противника, поражая уязвимые объекты и дезорганизуя всю его группировку… Таким образом, тактика перерастет в стратегию, что некогда являлось конечной целью военного искусства и верхом его совершенства…» Между тем может наступить момент, когда вооруженные силы противника, весь народ и государство, доведенные до крайней степени отчаяния и лишенные средств защиты, сами собою придут к окончательному краху.
Это будет достигнуто тем вернее и тем скорее, что «эта способность к внезапным ударам и прорыву прекрасно сочетается с получившими отныне решающее значение боевыми свойствами различных видов авиации». Я писал о том, что авиация, нанося бомбовые удары по врагу с воздуха, подготавливает и дополняет успех боевых действий, которые ведет на земле механизированная армия, а последняя, в свою очередь, вторгаясь в районы, подвергшиеся опустошению авиации, делает стратегически целесообразными разрушительные действия воздушных эскадр.
Столь глубокое изменение способов ведения войны требовало соответствующих изменений в управлении войсками. Подчеркнув, что в современных условиях радио позволяет осуществлять связь между различными элементами будущей армии, я изложил в конце книги методы, которые командование должно использовать для управления войсками этого нового боевого организма. Я говорил о том, что прошло время, когда командиры со своих командных пунктов, укрытых глубоко под землей, руководили находившимися далеко от них людскими массами. Напротив, личное присутствие командира, принятие им решения на месте, его собственный пример приобретают важнейшее значение в условиях стремительно развивающихся событий, с их непредвиденными случайностями и мгновенно меняющимися обстоятельствами, что будет характерно для сражений механизированных войск. Личность командира приобретет несравненно большую роль, чем готовые рецепты, предписанные уставом. «Разве не лучше, — спрашивал я, — если изменение условий ведения боя будет благоприятствовать повышению роли тех, кто в трагические минуты, когда ураган войны сметает установленные нормы и сложившиеся привычки, остается на своем посту и потому является необходимым?»
В заключение я обращался к государственной власти. В самом деле, преобразования в армии, так же как и в других сферах государственной жизни, не происходят сами собой. А поскольку появление профессиональной армии должно было привести к глубокой перестройке всей системы вооруженных сил, а также боевой техники и стратегии, создание такой армии могло быть осуществлено только государственной властью. Несомненно, и на этот раз понадобился бы человек, подобный Лувуа[42] или Карно[43]. Но, с другой стороны, такая реформа могла явиться лишь составной частью более широких преобразований и лишь одним из элементов в перестройке государства. «Вполне естественно, что национальное обновление следовало начать с реорганизации армии. В упорных усилиях по обновлению Франции ее армия служила бы ей подспорьем и примером. Ибо меч — это ось мира и величие страны неотделимо от величия ее армии».
При разработке моего проекта я, конечно, использовал взгляды и идеи, которые получили распространение в связи с появлением боевых машин. Генерал Этьенн, горячий сторонник механизированной армии и первый инспектор танковых войск, еще в 1917 высказывал мысль, что следует использовать значительное количество танков на большом удалении от тех танковых частей, которые используются в качестве сопровождения пехоты. В связи с этим в конце 1918 заводы начали выпускать огромные боевые машины весом в 60 тонн. Однако после заключения перемирия производство танков было прекращено, а теория свелась к формуле «согласованных действий пехоты и танков», которая дополнила формулу «танков сопровождения». Англичане, впервые массированно использовавшие в 1917 в Камбре Королевский танковый корпус, явились зачинателями в этой области. Они продолжали отстаивать теорию самостоятельного применения бронетанковых войск, горячими приверженцами которой были генерал Фуллер[44] и английский военный историк Лиддл Гарт[45]. Во Франции в 1933 военное командование, объединив в лагере Сюип разрозненные танковые подразделения, создало ядро легкой дивизии, имеющей целью разведку и охрану.
Некоторые в этой области шли еще дальше. В своей книге «Мысли солдата», опубликованной в 1929, генерал фон Сект[46] указывал на огромное превосходство, которым будет обладать хорошо обученная армия над плохо организованными войсками. При этом он имел в виду, с одной стороны, стотысячную германскую армию, солдаты которой проходили долгосрочную службу, а с другой стороны — многочисленную, но, по его мнению, плохо спаянную французскую армию. Итальянский генерал Дуэ, определяя эффект, который могли бы дать воздушные бомбардировки промышленных и других жизненно важных центров, приходил к выводу, что авиация сама по себе способна решить исход войны. И наконец, «план-максимум», который Поль-Бонкур отстаивал в 1932 в Женеве, предполагал создание при Лиге Наций профессиональной армии, передав в ее распоряжение все танки и всю авиацию европейских стран, и возложить на эту армию обеспечение коллективной безопасности в Европе. Мой план приводил в систему все эти разрозненные, но в основе своей единые взгляды и ставил целью воспользоваться ими в интересах Франции.
Моя книга «За профессиональную армию» вызвала некоторый интерес, но не породила ни малейшего энтузиазма. Она была воспринята как чисто теоретический труд, которым соответствующие инстанции могут воспользоваться по своему усмотрению, поскольку в ней видели изложение весьма оригинальных взглядов. Никому и в голову не приходило, что на основе этих взглядов можно произвести практическую перестройку всего нашего военного аппарата. Если бы я считал, что время терпит, то я мог бы ограничиться отстаиванием своей концепции в кругах специалистов в расчете на то, что ход событий заставит признать обоснованность моих доводов. А между тем Гитлер не терял времени.
Уже в октябре 1933 он порвал с Лигой Наций и произвольно предоставил себе полную свободу действий в области вооружений. В 1934–1935 Германия предприняла огромные усилия в области производства оружия и укомплектования своих вооруженных сил. Национал-социалистический режим открыто заявлял о своем намерении разорвать Версальский договор и завоевать «жизненное пространство» для великой Германии. Осуществление такой политики требовало мощной, ударной армии, и Гитлер, разумеется, готовил всеобщую мобилизацию. Вскоре после прихода к власти он ввел трудовую повинность, а затем всеобщую воинскую повинность. Ему нужна была сильная армия вторжения, чтобы разрубить гордиевы узлы в Майнце, Вене, Праге, Варшаве и одним ударом вонзить германский меч в сердце Франции.
Для людей осведомленных не было секретом, что фюрер намерен воспитать новую германскую армию в духе своих идей, он охотно прислушивался к мнению офицеров-сторонников стремительного маневра и высокого уровня подготовки войск, таких как Кейтель[47], Рундштедт[48], Гудериан[49], группировавшихся ранее вокруг генерала фон Секта. Эти офицеры ориентировались на создание мощных бронетанковых частей, кроме того, было известно, что, разделяя взгляды Геринга[50], Гитлер стремился создать авиацию, которая могла бы тесно взаимодействовать с наземными войсками. Вскоре мне сообщили, что он ознакомился с моей книгой, которая обратила на себя внимание его советников. В ноябре 1934 стало известно, что Германия создает первые три танковые дивизии. Книга полковника Генерального штаба германской армии Неринга, опубликованная в этот период, свидетельствовала о том, что их организация по сути дела совпадает с той, какую я предлагал для наших будущих бронетанковых соединений. В марте 1935 Геринг заявил, что вскоре Германия будет располагать сильным воздушным флотом, в состав которого, помимо большого количества истребителей, войдет также много бомбардировщиков и мощная штурмовая авиация. И хотя каждое из этих мероприятий являлось вопиющим нарушением Версальских договоров, свободный мир ограничился лишь «платоническими» протестами Лиги Наций.
Мне было невыносимо тяжело наблюдать, как наш будущий противник обеспечивает себя средствами, необходимыми для достижения победы, в то время как Франция по-прежнему была их лишена. Между тем в обстановке невероятной апатии, в которой пребывала нация, не нашлось ни одного авторитетного политического или военного деятеля, который бы поднял свой голос и потребовал принятия необходимых мер. Дело было настолько серьезным, что я не счел себя вправе молчать, хотя занимал скромное положение и не имел большого влияния. Ответственность за состояние национальной обороны лежала на правительстве, и я решил поставить этот вопрос непосредственно перед ним.
Прежде всего я связался с Андре Пиронно, редактором газеты «Эхо Парижа», впоследствии главным редактором газеты «Эпоха». Он согласился пропагандировать проект создания бронетанковой армии и не давать правительству передышки в этом вопросе, постоянно напоминая ему о проекте на страницах издаваемой им крупной газеты. Связав начатую кампанию со злободневными событиями, Андре Пиронно опубликовал 40 редакционных статей, которые способствовали популяризации этого вопроса. Всякий раз, когда те или иные события привлекали внимание общественности к проблемам национальной обороны, мой единомышленник на страницах своей газеты доказывал необходимость создания механизированной армии. Поскольку было известно, что в области вооружения главные усилия Германии направлены на создание средств нападения и развития успеха, Пиронно усиленно бил тревогу, но его голос тонул в обстановке всеобщего равнодушия. Десятки раз он доказывал, что может наступить момент, когда немецкие бронетанковые силы при поддержке авиации смогут внезапно сокрушить нашу оборону и вызвать среди нашего народа панику, которую уже нельзя будет ничем сдержать.
В то время как Андре Пиронно делал свое благородное дело, целый ряд других журналистов и критиков так или иначе ставили тот же вопрос: Реми Рур и генерал Баратье в журнале «Время», Пьер Бурже и генералы Кюньяк и Дюваль в «Дебатах», Эмиль Бюре и Шарль Жирон в газете «Порядок», Андре Леконт в журнале «Рассвет», полковник Эмиль Мейер, Люсьен Пашен, Жан Обюртен и другие во многих различных журналах. В конце концов накопилось столько веских фактов, что одними газетными статьями столь важная проблема уже не могла быть решена. Необходимо было, чтобы ею занялись руководящие политические инстанции страны.
Я считал, что исключительно подходящей для этой цели фигурой являлся Поль Рейно[51]. Он мог оценить всю важность проблемы, он обладал талантом, позволявшим убедить в этом других, и достаточной смелостью, чтобы настаивать на ее решении. К тому же Поль Рейно, хотя он и тогда уже пользовался известностью, производил впечатление человека с большим будущим. Я встретился с ним, изложил ему проблему и с тех пор стал работать с ним вместе.
15 марта 1935 он выступил в палате депутатов с убедительной речью, в которой говорил о том, почему и каким образом наши вооруженные силы должны быть дополнены первоклассной механизированной армией. Вскоре после этого правительство внесло законопроект о продлении срока воинской повинности до двух лет; Поль Рейно, полностью соглашаясь с этим законопроектом, внес проект закона о «немедленном создании специальной армии в составе шести линейных и одной легкой моторизованной дивизии, резервов общего назначения и служб. Эта армия должна комплектоваться за счет личного состава, поступающего на службу по контракту, и должна быть полностью приведена в готовность не позднее 15 апреля 1940». В течение трех лет Поль Рейно отстаивал свою позицию в многочисленных речах в парламенте, которые производили глубокое впечатление, на страницах своей книги «Французская военная проблема», в ярких статьях и интервью и, наконец, в беседах по этому вопросу с влиятельными политическими и военными деятелями Франции. Постепенно за ним утвердилась репутация решительного государственного деятеля, человека новых взглядов, который как будто создан для того, чтобы взять в свои руки власть в критической ситуации.
Так как я считал, что неплохо будет повторять одну и ту же мелодию на разные голоса, я постарался привлечь в свой хор и других общественных деятелей. Благородную миссию апостола профессиональной армии взял на себя Ле Кур-Гранмезон[52], которого в этой идее привлекало все то, что было связано с французскими традициями. В ряды ее поборников встали левые депутаты: Филипп Серр, Марсель Деа, Лео Лагранж, которые способствовали пропаганде революционной стороны предлагаемых нововведений. Серр, проявив замечательный ораторский талант, сделал это настолько блестяще, что вскоре вошел в состав правительства. Деа, на способности которого я особенно рассчитывал, потерпев поражение на выборах 1936, пошел по противоположному пути.
Что касается Лео Лагранжа, то он не мог отстаивать свои убеждения ввиду запрета со стороны партии, к которой он принадлежал. Вскоре такие видные деятели, как Поль-Бонкур в палате депутатов и бывший президент республики Мильеран[53] в сенате, дали мне понять, что они тоже являются сторонниками реформы.
Между тем официальные органы и пресса вместо того чтобы признать очевидную необходимость реформы и пойти на ее проведение (хотя бы ограничиваясь принятием ее только в принципе и только наметив пути ее проведения), продолжали цепляться за существующую систему. К несчастью, при этом они проявили столько упорства, что себе же самим закрыли пути к отступлению. Чтобы дискредитировать идею механизированной армии, они пытались представить ее в искаженном свете. Чтобы заставить усомниться в техническом прогрессе, они пошли по пути его отрицания. Чтобы противодействовать ходу событий, они старались его не замечать. На этом примере я убедился в том, что всякий раз, когда столкновение различных идей и мнений требует отказа от привычных заблуждений и чревато опасностями для высокопоставленных людей, оно неизбежно приобретает непримиримый характер теологических споров.
Генерал Дебеней[54], прославленный командующий армией в войне 1914–1918, разработавший в 1927, будучи начальником Генерального штаба, законы об организации вооруженных сил, решительно осуждал выдвинутый проект. На страницах «La Revue des Deux Mondes» он авторитетно утверждал, что любой вооруженный конфликт в Европе будет окончательно решен на нашей северо-восточной границе и что задача состоит в том, чтобы эту границу упорно оборонять. Ни в принципах нашей национальной обороны, ни в методах их осуществления он не видел ничего такого, что следовало бы изменить, и настаивал лишь на усилении системы, которая зиждилась на этих принципах. В том же журнале выступал и генерал Вейган[55]. Считая априори, что моя концепция ведет к разделению армии на две части, он категорически возражал: «Две армии? — Ни в коем случае!» Что касается задач механизированной армии, о которых я говорил, то Вейган не отрицал их целесообразности, но утверждал, что эти задачи могут быть выполнены уже имеющимися у нас средствами. «Мы имеем, — указывал он, — механизированный, моторизованный и кавалерийский резерв. Заново создавать нечего, ибо все уже имеется». Выступая 4 июля 1939 в Лилле, генерал Вейган еще раз заявил, что, с его точки зрения, наша армия ни в чем не нуждается.
Маршал Петен также счел нужным выступить. Он это сделал в предисловии к книге генерала Шовино «Возможно ли еще вторжение?» Маршал высказывал убеждение, что танки и авиация не меняют характера войны и что основным условием безопасности Франции является создание сплошного фронта, усиленного фортификационными сооружениями. За подписью Жана Ривьера «Фигаро» опубликовала целую серию успокаивающих статей «на заказ»: «Танки не являются непобедимыми», «Слабость танков», «Когда политики заблуждаются» и т. п. В газете «Mercure de France» некий генерал, писавший под псевдонимом «Три звезды», отвергал принцип моторизации армии: «Немцы с присущим им наступательным духом, естественно, должны иметь танковые дивизии. Но миролюбивая Франция, перед которой стоят оборонительные задачи, не может быть сторонницей моторизации».
Иные критики прибегали к насмешкам. Так, один из них писал в толстом литературном журнале: «Стремясь оставаться в рамках учтивости, весьма затруднительно оценить идеи, которые граничат с безумием. Скажем прямо, господин де Голль с его современными идеями имеет предшественника в лице короля Убю[56], который, также будучи великим стратегом, уже давным-давно предвосхитил его мысль. „Когда мы вернемся из Польши, — говорил он, — мы благодаря нашим познаниям в области физики изобретем ветряную машину, способную перевозить всю нашу армию“».
Если консерваторы с их рутиной были настроены крайне враждебно к моему проекту, то и доктринеры из числа сторонников прогресса были расположены к нему не лучше. В ноябре — декабре 1934 в газете «Le Populaire» Леон Блюм[57] открыто заявлял о неприязни и тревоге, которую внушает ему мой план. Во многих статьях, таких как «Профессиональные солдаты и профессиональная армия», «Нужна ли нам профессиональная армия?», «Долой профессиональную армию!», он также Выступал противником создания специализированной армии. При этом Блюм исходил вовсе не из интересов национальной обороны, а действовал во имя неких идеологических принципов, которые он именовал демократическими и республиканскими, и которые, по традиции, усматривали во всем, что исходило от военных, угрозу существующему режиму. Поэтому Леон Блюм предавал анафеме профессиональную армию, которая, как он утверждал, по своему составу, по своему духу и по своему вооружению автоматически будет представлять угрозу республике.
Так, получая поддержку справа и слева, официальные инстанции упорно отказывались что-либо изменить. Законопроект Поля Рейно был отвергнут комиссией палаты по вопросам вооруженных сил. В соответствующем докладе, который представил Сенак и который был составлен при непосредственном участии штаба сухопутных войск, говорилось, что предлагаемая реформа «бесполезна и нежелательна, поскольку противоречит логике и истории».
С парламентской трибуны военный министр генерал Морен возражал депутатам, выступавшим за маневренную армию: «Неужели Вы думаете, что, потратив огромные усилия на создание укрепленного барьера, мы будем настолько безумными, что выйдем за этот барьер и ввяжемся в какую-то авантюру?» И дальше он сказал: «Я здесь высказываю точку зрения правительства, которое, в моем лице во всяком случае, отлично знакомо с нашим планом действий на случай войны». Это заявление, решавшее судьбу механизированной армии, в то же время говорило всем в Европе, кто умел слушать, что Франция при любых обстоятельствах ограничится лишь выдвижением войск на линию Мажино.
Как это и следовало ожидать, министерский гнев обрушился на мою голову. Однако он не принял характера официального осуждения, а проявлялся в виде эпизодических выпадов. Однажды, например, в Елисейском дворце после одного из заседаний Высшего совета национальной обороны, секретарем которого я являлся, генерал Морен обратился ко мне со следующими словами: «Прощайте, де Голль! Там, где нахожусь я, Вам больше не место!» В своем кабинете, когда заходила речь обо мне, он говорил своим посетителям: «Пером ему служит Пиронно, а граммофоном — Рейно. Я отправляю его на Корсику!» И все же генерал Морен лишь пугал меня громом: у него хватило великодушия не поражать меня ударами молний.
Фабри, сменивший через некоторое время Морена на улице Сен-Доминик, и генерал Гамелен[58], занявший после генерала Вейгана пост начальника Генерального штаба, оставаясь в то же время во главе штаба сухопутных войск, унаследовали от своих предшественников отрицательное отношение к моему проекту, а ко мне лично испытывали чувство неловкости и раздражения.
Ответственные руководители, хотя и отстаивали статус-кво, в глубине души не могли не признать убедительности моих доводов. Они были слишком хорошо осведомлены об истинном положении вещей, чтобы полностью верить собственным возражениям. Утверждая, будто бы я преувеличиваю возможности бронетанковых войск, они в то же время были весьма обеспокоены тем, что Германия создает такие войска. Когда они утверждали, что семь ударных дивизий могут быть заменены таким же количеством обычных дивизий оборонительного типа, которые называли «моторизованными», поскольку их предполагалось перебрасывать на грузовиках, они лучше других знали, что это просто-напросто жонглирование словами. Когда они ссылались на то, что создание профессиональной армии якобы делит наши вооруженные силы на две части, они умышленно замалчивали тот факт, что закон о двухгодичном сроке военной службы, принятый после выхода моей книги в свет, обеспечивал в случае необходимости включение в состав отборной армии значительной части солдат, призванных на основе всеобщей воинской повинности. Они закрывали глаза на то, что у нас имеется военно-морской флот, авиация, колониальные войска, Африканская армия, полевая жандармерия и полиция, которые существуют самостоятельно в составе вооруженных сил, не нанося ни малейшего ущерба их единству. Они упускали из виду, наконец, и то обстоятельство, что единство национальных вооруженных сил определяется вовсе не тем, что все их элементы имеют одинаковое оружие и одинаковый личный состав, а тем, что все они защищают одну и ту же родину, подчиняются одним и тем же законам и служат под одним и тем же знаменем.
Обидно было наблюдать, как выдающиеся деятели Франции из-за своей ложно понимаемой приверженности принятым нормам выступают не в подобающей им роли требовательных руководителей, а в роли каких-то утешителей. И все-таки я чувствовал, что в глубине души, под внешним покровом их убежденности в своей правоте, они готовы были бы пойти навстречу новым возможностям. Уже первый эпизод в длинной цепи событий, во время которых часть лучших представителей нации, осуждая выдвигаемые мною цели, на самом деле была в отчаянии от сознания своего бессилия их осуществить, дал мне печальное удовлетворение убедиться в том, что их мучат угрызения совести.
События шли своим чередом. Гитлер, который теперь знал, как вести себя по отношению к Франции, приступил к осуществлению целой серии насильственных актов. Уже в 1935, в связи с проведением плебисцита в Саарской области, он создал настолько угрожающую атмосферу, что французское правительство предусмотрительно решило выйти из игры, а население Саара, напуганное нажимом немцев, в огромном большинстве высказалось за присоединение к Германии. Муссолини, со своей стороны, благодаря поддержке правительства Лаваля[59] и терпимости кабинета Болдуина[60], не побоявшись санкций Женевы, начал завоевание Абиссинии. 7 марта 1936 немецкая армия внезапно перешла Рейн и вторглась в демилитаризированную зону.
Версальский договор запрещал германским войскам доступ на территории, расположенные по левому берегу Рейна, которые к тому же по Локарнскому соглашению были демилитаризованы. В соответствии с договором мы имели право вновь занять эти территории, как только Германия откажется от своей подписи под соглашением. Если бы у нас к тому времени хотя бы частично была создана танковая армия с ее быстроходными боевыми машинами и личным составом, готовым выступить немедленно, то естественный ход событий двинул бы эту армию на Рейн. Поскольку наши союзники — поляки, чехи и бельгийцы — готовы были нас поддержать, а англичане обязались это сделать еще раньше, Гитлеру, несомненно, пришлось бы отступить. Действительно, он только что начал осуществление программы перевооружения армии и еще не был в состоянии вести крупномасштабную войну.
Для политической карьеры Гитлера в его собственной стране поражение, нанесенное Францией в данный период на данной территории, могло иметь роковые последствия. Идя на подобный риск, он мог проиграть все разом.
Но он выиграл все. Организация нашей национальной обороны, характер ее средств, ее дух — все это способствовало бездействию нашего правительства, которое по своей природе охотно шло по пути невмешательства. Поскольку мы были готовы лишь к обороне нашей границы и ни при каких условиях не допускали возможности переступить ее, не могло быть сомнения в том, что Франция не окажет противодействия германской экспансии. Фюрер был в этом уверен. Весь мир это констатировал. Вместо того чтобы заставить Германию вывести свои войска из Рейнской области, угрожая военной силой, ей дали возможность без единого выстрела оккупировать эту область и занять позиции непосредственно у границ Франции и Бельгии. А после этого оскорбленный до глубины души министр иностранных дел Фланден мог отправляться в Лондон, чтобы выяснить намерения англичан; премьер-министр Сарро[61], со своей стороны, мог заявлять, что французское правительство «не допустит, чтобы Страсбург находился в пределах досягаемости германских орудий»; французская дипломатия могла добиваться от Лиги Наций принципиального осуждения Гитлера — все это были пустые слова и бесцельное позерство перед лицом свершившегося факта.
Мне казалось, что тревога, вызванная в обществе оккупацией Рейнской области, может оказаться спасительной для Франции. Правительство могло этим воспользоваться, чтобы восполнить чреватые смертельной опасностью пробелы в деле национальной обороны. Несмотря на то что все внимание страны было поглощено выборами и последовавшим за ними социально-политическим кризисом, все соглашались с необходимостью укрепить оборону страны. Если бы все усилия были направлены на создание именно той армии, которой нам не хватало, многое еще могло быть предотвращено. Но ничего сделано не было. Значительные военные кредиты, полученные в 1936, использовали на усовершенствование существующей системы, а не на ее изменение.
Однако я еще не потерял надежды. В обстановке невероятного брожения, царившего в тот период в стране и нашедшего политическое выражение на выборах и в парламенте в виде комбинации, именуемой «народным фронтом», в этой обстановке наличествовал, как мне казалось, определенный психологический элемент, позволявший покончить с пассивностью. Вполне естественно было предположить, что в условиях торжества национал-социализма в Берлине, господства фашизма в Риме, наступления на Мадрид солдат Фаланги Французская Республика пожелает перестроить как свою социальную структуру, так и свою военную организацию.
В октябре 1936 председатель Совета министров Леон Блюм пригласил меня к себе. Наша беседа состоялась вечером того же дня, когда бельгийский король заявил, что он разрывает союз с Францией и Англией. Он мотивировал свои действия тем, что в случае, если Германия нападет на его страну, этот союз не сможет ее защитить. «В самом деле, — заявлял он, — при современных возможностях танковых армий мы были бы одинокими при любых обстоятельствах».
Леон Блюм горячо убеждал меня, что он с большим интересом относится к моим идеям. «Однако, — заметил я, — Вы против них боролись». — «Когда становишься главой правительства, взгляд на вещи меняется», — ответил он. Сначала мы говорили о том, что может произойти, если Гитлер, как это следовало предположить, пойдет на Вену, Прагу или Варшаву. «Очень просто, заметил я, — в зависимости от обстановки, мы призовем людей либо из резерва первой очереди, либо из запаса. А затем, глядя сквозь амбразуры наших укреплений, будем безучастно созерцать, как порабощают Европу». — «Как? воскликнул Леон Блюм. — Разве вы сторонник того, чтобы мы направили экспедиционный корпус в Австрию, Богемию или Польшу?» — «Нет! — ответил я. — Но если вермахт будет наступать вдоль Дуная или Эльбы, почему бы нам не выдвинуться на Рейн? Почему бы нам не войти в Рур, если немцы пойдут на Вислу? Ведь если бы мы были в состоянии предпринять такие контрмеры, то, несомненно, одного этого было бы достаточно, чтобы не допустить развития агрессии. Но при нашей нынешней системе мы не в состоянии двинуться с места. Наоборот, наличие танковой армии побуждаю бы нас к действию. Разве правительство не чувствовало бы себя увереннее, если бы заранее было к этому готово?» Премьер-министр охотно со мною согласился, но заметил: «Было бы, конечно, прискорбно, если бы нашим друзьям в Центральной и Восточной Европе пришлось стать жертвами вторжения. Однако в конечном счете Гитлер ничего не добьется до тех пор, пока не нанесет поражения нам. А как он может это сделать? Вы согласитесь с тем, что наша система, мало пригодная для наступательных действий, блестяще приспособлена для обороны».
Я доказывал, что это вовсе не так. Напомнив заявление, опубликованное утром Леопольдом III[62], я заметил, что именно из-за военного превосходства немцев ввиду отсутствия у нас отборной механизированной армии мы и лишились союза с Бельгией. Глава правительства не возражал, хотя и считал, что позиция Брюсселя объясняется не только стратегическими соображениями. «Во всяком случае, — сказал он, — наша оборонительная линия и фортификационные сооружения смогут обеспечить безопасность нашей территории». — «Нет ничего более сомнительного, — ответил я. — Уже в 1918 не существовало непреодолимой обороны. А ведь какой прогресс достигнут с тех пор в развитии танков и авиации! В будущем массированное использование достаточного количества боевых машин позволит прорвать на избранном участке любой оборонительный барьер. А как только брешь будет проделана, немцы смогут при поддержке авиации двинуть в наш глубокий тыл массу своих быстроходных танков. Если мы будем располагать танками в равном количестве, все можно будет исправить, если же нет — все будет проиграно».
Премьер-министр сообщил мне, что правительство с одобрения парламента приняло решение, помимо обычных бюджетных ассигнований, дополнительно израсходовать крупные суммы на национальную оборону и что значительная часть этих средств будет выделена на производство танков и самолетов. Я обратил его внимание на тот факт, что из числа самолетов, производство которых было предусмотрено, почти все предназначены для обороны, а не для нападения. Что касается танков, то на девять десятых предполагалось создать машины марки «Рено» и «Гочкисс» образца 1935, которые, хотя и модернизированы, все же обладают большим весом, малой скоростью, вооружены малокалиберным короткоствольным орудием и предназначены для сопровождения пехоты, а отнюдь не для выполнения самостоятельных задач в составе специальных танковых соединений. Впрочем, об этом никто и не думает. В результате наша военная организация останется такой же, какой она и была. «Мы построим, — сказал я, — столько же танков и израсходуем столько же средств, сколько потребовалось бы для создания танковой армии, а иметь этой армии все-таки не будем». — «Как используются кредиты, ассигнованные военному министерству, — заметил премьер-министр, — это дело Даладье[63] и генерала Гамелена». — «Несомненно, — ответил я. — Однако я позволяю себе заметить, что за состояние национальной обороны отвечает правительство». Во время нашей беседы раз десять звонил телефон: Леона Блюма отвлекали по мелким парламентским и административным вопросам. Когда я собирался уходить, вновь раздался телефонный звонок. Леон Блюм сделал усталый жест и сказал: «Судите сами, легко ли главе правительства придерживаться Вашего плана, если он и пяти минут не может сосредоточиться на одном и том же!»
Вскоре я узнал, что хотя наша беседа и произвела на премьер-министра сильное впечатление, он не собирается потрясать основы здания и что ранее предусмотренный план не будет изменен. Отныне наши шансы на то, чтобы своевременно уравновесить свои военные силы с новыми возможностями Германии, казались мне весьма призрачными. Я был убежден, что характер Гитлера, его воззрения, его возраст и то возбуждение, в которое он привел немецкий народ, заставляют его действовать без промедления. Теперь дело пойдет настолько быстро, что Франция уже не сможет ликвидировать своего отставания, если бы даже ее руководители этого и захотели.
1 мая 1937 на параде в Берлине впервые приняла участие полностью укомплектованная танковая дивизия и сотни самолетов. На зрителей — и в первую очередь на французского посла Франсуа-Понсэ[64] и наших атташе — эта военная техника произвела впечатление такой мощной силы, которой может противостоять только равноценная сила. Но их донесения не заставили французское правительство пересмотреть ранее принятые решения. 11 марта 1938 Гитлер осуществил аншлюс Австрии. Он бросил на Вену механизированную дивизию, один вид которой склонил австрийцев к безоговорочному подчинению. Вместе с этой дивизией он к вечеру того же самого дня победоносно вступил в австрийскую столицу. Франция не сделала для себя никаких выводов из гитлеровского вторжения в нейтральную страну. Все старания были употреблены на то, чтобы утешить публику ироническими описаниями аварий, которые потерпели несколько немецких танков во время этого форсированного марша. Не было извлечено уроков также и из опыта Гражданской войны в Испании (1936–1939), где итальянские танки и немецкая штурмовая авиация, даже при очень ограниченном их количестве, решали исход боя всюду, где бы они ни появлялись.
В сентябре 1938, с согласия Лондона, а затем и Парижа, Гитлер захватил Чехословакию. За три дня до соглашения в Мюнхене, выступая в берлинском Спортпаласе, рейхсканцлер поставил все точки над «i», вызвав бурю восторженного ликования и энтузиазма. «Теперь, — кричал он, — я могу открыто заявить о том, что всем вам уже известно. Мы создали такое вооружение, какого мир еще никогда не видел!» 15 марта 1939 он добился от президента Гаха[65] полной капитуляции и в тот же день занял Прагу. Затем 1 сентября Гитлер выступил против Польши. Во всех актах этой трагедии Франция играла роль жертвы, ожидающей, когда наступит ее очередь.
Эти события не удивляли, но чрезвычайно огорчали меня. В 1937 я преподавал в школе усовершенствования офицерского состава, после чего был назначен командиром 507-го танкового полка в Меце. Занятость в полку и удаленность от Парижа лишали меня необходимых условий и связей для продолжения начатой мною борьбы. К тому же весной 1938 Поль Рейно вошел в состав кабинета Даладье, вначале в качестве министра юстиции, а затем министра финансов. Не говоря уже о том, что отныне его связывала министерская солидарность, теперь все внимание министра поглощали неотложные задачи по восстановлению экономического и финансового равновесия в стране. Но главное заключалось в том, что упорство правительства в отстаивании оборонительной военной системы, в то время как немцы проявляли в Европе крайний динамизм, слепота политического режима, занятого всякими пустяками перед лицом готовой ринуться на нас Германии, глупость ротозеев, приветствовавших мюнхенскую капитуляцию, — все это по сути дела было результатом глубочайшего национального самоуничижения, против которого я был бессилен. И все-таки в 1938, предчувствуя надвигающуюся бурю, я опубликовал книгу под названием «Франция и ее армия». В ней я показывал, как на протяжении столетий армия являлась зеркалом, в котором неизменно отражаются душа страны и ее будущее. Это было моим последним предупреждением, с которым я со своего скромного поста обращался к родине накануне катастрофы.
Когда в сентябре 1939 французское правительство, по примеру английского кабинета, решило вступить в уже начавшуюся к тому времени войну в Польше, я нисколько не сомневался, что в представлениях государственных мужей господствуют иллюзии, будто бы, несмотря на состояние войны, до серьезных боев дело не дойдет. Являясь командующим танковыми войсками 5-й армии в Эльзасе, я отнюдь не удивлялся полнейшему бездействию наших отмобилизованных сил, в то время как Польша в течение двух недель была разгромлена бронетанковыми дивизиями и воздушными эскадрами немцев. Вмешательство Советского Союза, несомненно, ускорило поражение поляков. Но в позиции, которую занял Сталин, неожиданно выступив заодно с Гитлером, отчетливо проявилось его убеждение, что Франция не сдвинется с места и у Германии, таким образом, руки будут свободными, и лучше уж разделить вместе с ней добычу, чем оказаться ее жертвой. В то время как силы противника почти полностью были заняты на Висле, мы, кроме нескольких демонстративных действий, ничего не предприняли, чтобы выйти на Рейн. Мы также ничего не предприняли, чтобы обезвредить Италию, чего можно было достичь, предложив ей выбор между угрозой французского военного вторжения и уступками в обмен на ее нейтралитет. Мы ничего не предприняли, наконец, для того, чтобы объединиться с Бельгией путем выдвижения наших сил к Льежу и каналу Альберта.
Вдобавок ко всему официальное военное руководство считало эту выжидательную политику весьма удачной стратегией. Выступая по радио и в печати, члены правительства и в первую очередь его глава, а также многие другие видные политические и военные деятели всячески подчеркивали преимущества стабильной обороны, благодаря которой, говорили они, нам удается без потерь сохранять нашу территориальную целостность. Главный редактор газеты «Фигаро» Бриссон, посетивший меня в Вангенбурге, спросил о моем мнении по этому вопросу. Когда я выразил сожаление по поводу бездействия наших вооруженных сил, он воскликнул: «Разве Вам не ясно, что воды Марны теперь уже не будут красны от крови?» В один из январских дней, будучи в Париже, я присутствовал на обеде у Поля Рейно на улице Риволи, где встретился с Леоном Блюмом. «Каковы Ваши прогнозы?» — обратился он ко мне. «Весь вопрос теперь в том, нанесут ли немцы весною удар на западе, чтобы захватить Париж, или на востоке, чтобы выйти к Москве». — «Вы так думаете? — удивился Леон Блюм. — Немцы ударят на восток? Но какой же им смысл увязнуть в бескрайних русских просторах? Вы считаете, что они бросятся на запад? Но ведь они бессильны против линии Мажино!» Когда президент Лебрен[66] приезжал в 5-ю армию, я ему показал мои танки. «Я знаком с Вашими идеями, — любезно сказал он. — Но, по-видимому, уже слишком поздно, чтобы противник смог ими воспользоваться».
На самом же деле слишком поздно было для нас. И все-таки 26 января я попытался сделать последнее усилие. Я направил меморандум восьмидесяти наиболее видным членам правительства, политическим и военным деятелям. Я стремился убедить их в том, что противник предпримет наступление, располагая мощной механизированной армией и сильной авиацией, и наш фронт в связи с этим может быть в любой момент прорван. Поскольку мы не имеем в своем распоряжении равноценных средств для отпора противнику, нас могут разгромить, поэтому необходимо немедленно принять решение о создании этих средств. Одновременно с производством соответствующих видов вооружения необходимо срочно свести в единый механизированный резерв те из уже существующих или формируемых подразделений, которые могли бы на худой конец войти в его состав. Я заканчивал меморандум следующими словами: «Французский народ ни в коем случае не должен питать иллюзий, будто бы нынешний отказ наших вооруженных сил от наступательной доктрины соответствует характеру начавшейся войны. Как раз наоборот. Мотор придает современным средствам уничтожения такую мощь, такую скорость, такой радиус действия, что уже начавшаяся война рано или поздно по размаху и стремительности маневра, силе внезапных атак, по масштабам вторжения и преследования противника намного превзойдет все, что было наиболее замечательного с этой точки зрения в прошлом… Не следует заблуждаться! Начавшаяся война может превратиться в самую широкомасштабную, самую сложную и самую жестокую из войн, которые когда-либо опустошали землю. Породивший ее политический, экономический, социальный и моральный кризис носит столь глубокий и всеобъемлющий характер, что он неизбежно приведет к коренному перевороту в положении народов и в структуре государств. В силу непостижимой гармонии вещей орудием этого переворота, вполне соответствующим его гигантским масштабам, становится армия моторов. Франции уже давно пора сделать из этого вывод».
Мой меморандум не вызвал сенсации. Однако высказанные мною идеи и очевидность самих фактов стали оказывать некоторое воздействие. К концу 1939 были созданы две легкие механизированные дивизии; третья дивизия находилась в стадии формирования. Но и это были соединения, предназначенные для прикрытия. Они могли оказаться весьма полезными в качестве средств, приданных бронетанковым силам и используемых для разведки, но были малоэффективными в ином качестве. 2 декабря 1938 по настоянию генерала Бийотта Высший военный совет Франции принял решение создать две бронетанковые дивизии. Одна из них была сформирована в начале 1940, вторую предполагалось сформировать в марте. Дивизии эти оснащались тридцатитонными танками типа «В», первые образцы которых были созданы еще пятнадцать лет назад. Наконец-то их было выпущено около 300 штук! Однако по своей боевой мощи каждая из этих дивизий, независимо от качества боевых машин, была весьма далека от того, что я предлагал. В ее состав решено было включить 120 танков, я же говорил о 500. Она имела всего лишь один батальон мотопехоты, перевозимый на автомашинах, тогда как в соответствии с моим планом их следовало иметь 7 и оснастить вездеходами. Дивизия включала 2 артиллерийских дивизиона, я же считал, что в ее состав надо включить 7 дивизионов, вооруженных орудиями с круговым обстрелом. В дивизию не предполагалось включать разведывательный батальон. Я же считал, что он ей необходим. И наконец, я имел в виду использовать механизированные войска исключительно в качестве самостоятельной силы, исходя из чего и строилась их организация и командование ими. Здесь же речь шла совсем о другом: предполагалось прикомандировать бронетанковые дивизии к различным армейским корпусам прежнего типа. Иначе говоря, намеревались растворить их в общем боевом порядке.
В области политики делались столь же робкие и нерешительные попытки внести некоторые изменения, что и в деле организации национальной обороны. Состояние безмятежного спокойствия, охватившее руководящие круги в начале «странной войны»[67], стало постепенно исчезать. Мобилизация миллионов людей, переключение промышленности на производство вооружения, большие военные расходы вызывали в стране брожение, результаты которого становились более чем очевидными для встревоженных политиков. В то же время не было заметно каких-либо признаков постепенного ослабления противника, чего так ждали от блокады. Никто открыто не ратовал за новую военную политику, для проведения которой не было необходимых средств, однако все выражали тревогу и едко критиковали прежнюю политику. В конце концов, как обычно, разразился правительственный кризис. Режим, не способный принять меры, которые обеспечили бы спасение, попытался обмануть самого себя и общественное мнение. 21 марта парламент отправил в отставку кабинет Даладье. 23 марта Поль Рейно сформировал новое правительство.
Новый премьер-министр вызвал меня в Париж. По его поручению я написал ясную и краткую декларацию для зачтения в парламенте, которую он полностью одобрил. За кулисами уже плелись различные интриги. В этот период мне довелось быть в Бурбонском дворце и присутствовать на заседании, где правительство представлялось парламенту.
Это заседание было ужасным. После того как глава правительства выступил перед скептически настроенными и мрачными депутатами с правительственной декларацией, начались прения. В ходе их выступили представители группировок и отдельных лиц, считавших себя обойденными в результате очередной министерской комбинации. Опасность, переживаемая родиной, необходимость усилий со стороны нации, содействие свободного мира — все это упоминалось только для того, чтобы облечь в нарядные одежды свои претензии на власть и свое озлобление. Леон Блюм, также не получивший места в правительстве, был единственным оратором, который выступил с подъемом. Благодаря ему Поль Рейно, правда, с большим трудом, но все же одержал верх. Правительство получило вотум доверия большинством в один голос. «Я еще не вполне уверен, — говорил мне потом председатель палаты Эррио[68], - что этот голос действительно был получен».
Прежде чем вернуться к месту службы в Вангенбург, я провел несколько дней у премьер-министра на Кэ д’Орсэ. Этого времени было вполне достаточно, чтобы убедиться, до какой степени деморализации дошел правящий режим. Во всех партиях, в печати и в государственных учреждениях, в деловых и профсоюзных кругах весьма влиятельные группировки открыто склонялись к мысли о необходимости прекратить войну. Люди осведомленные утверждали, что такого мнения придерживается и маршал Петен, бывший послом в Мадриде, которому через испанцев якобы известно, что немцы охотно пошли бы на соглашение. Повсюду говорили: «Если Рейно падет, власть возьмет Лаваль, рядом с которым будет Петен. В самом деле, маршал сможет заставить командование заключить перемирие». В тысячах экземпляров распространялась листовка с тремя изображениями Петена. Сначала он был изображен в виде полководца — победителя Первой мировой войны. Под рисунком было написано: «Вчера — великий солдат!..» Под вторым рисунком, на котором его изобразили в форме посла, стояла подпись: «Сегодня — великий дипломат!..» И наконец, на третьем рисунке он был изображен очень крупно, но в каком-то неопределенном виде. Под рисунком было написано: «А завтра?..»
Надо сказать, что некоторые круги усматривали врага скорее в Сталине, чем в Гитлере. Они были больше озабочены тем, как нанести удар СССР вопросами оказания помощи Финляндии, бомбардировками Баку или высадкой войск в Стамбуле, чем вопросом о том, каким образом справиться с Германией. Многие открыто восхищались Муссолини. Даже в правительстве кое-кто выступал за то, чтобы франция добилась благосклонного отношения дуче, уступив ему Джибути и Чад и согласившись на создание франко-итальянского кондоминиума в Тунисе. Со своей стороны коммунисты, которые с большим шумом выступали в поддержку национальных интересов, пока Берлин был не в ладах с Москвой, принялись поносить «капиталистическую» войну сразу же после того, как Молотов договорился с Риббентропом. Что касается совершенно дезориентированной массы, чувствовавшей, что ничто и никто во главе государства не в состоянии руководить событиями, то она находилась в состоянии сомнения и неуверенности. Ясно было, что серьезное испытание вызовет в стране волну отчаяния и ужаса, которая может погубить все.
В такой напряженнейшей обстановке Поль Рейно пытался утвердить свою власть. Положение еще более осложнялось тем, что он находился в постоянном конфликте с Даладье, своим предшественником на посту главы правительства, который, однако, вошел в кабинет Рейно в качестве министра национальной обороны и военного министра. Но такое странное положение нельзя было изменить, поскольку радикальная партия, без поддержки которой кабинет не мог бы существовать, настаивала на том, чтобы ее лидер оставался в правительстве, надеясь при первой возможности вновь возглавить кабинет.
С другой стороны, Поль Рейно, желая расширить ничтожное правительственное большинство, пытался рассеять предубеждение, с каким относились к нему умеренные политики. Сделать это было очень трудно, так как значительная часть правых стремилась к миру с Гитлером и соглашению с Муссолини. Таким образом, председатель Совета министров был вынужден поручить пост статс-секретаря Полю Бодуэну[69], весьма влиятельному в этих кругах человеку, и назначить его секретарем вновь учрежденного Военного комитета.
Поль Рейно предполагал доверить этот пост мне. Военный комитет, занимавшийся вопросами ведения войны, в состав которого в связи с этим входили руководители основных министерств, а также командующие сухопутной армией, военно-морским флотом и военно-воздушными силами, мог играть очень важную роль. Подготавливать различные вопросы к обсуждению в Военном комитете, участвовать в его заседаниях, сообщать о его решениях и наблюдать за их выполнением — таковы были обязанности секретаря. Многое могло зависеть от того, как эти обязанности будут исполняться. Но если Поль Рейно, казалось, хотел поручить исполнение этих обязанностей мне, то Даладье не соглашался на это. Представителю премьер-министра, который прибыл к нему на улицу Сен-Доминик, чтобы сообщить об этом намерении главы правительства, он ответил без обиняков: «Если сюда придет де Голль, я оставляю этот кабинет, спускаюсь вниз и передаю по телефону Рейно, чтобы он посадил его на мое место».
Даладье вовсе не был настроен ко мне враждебно. Он это доказал в свое время, когда, будучи министром, принял решение о внесении меня в список лиц, представляемых к очередному производству, чему всячески препятствовали различные ведомственные интриганы. Но Даладье, который в течение многих лет нес ответственность за состояние национальной обороны, слишком свыкся с существующей системой. Чувствуя, что не сегодня-завтра события вынесут этой системе свой приговор, заранее понимая все последствия этого и считая, что все равно уже поздно предпринимать реорганизацию, он тем не менее упорнее, чем когда-либо, цеплялся за свои старые позиции. А для меня занять должность секретаря Военного комитета вопреки желанию министра национальной обороны было, конечно, невозможно. И я снова уехал на фронт.
Перед отъездом я побывал у генерала Гамелена, который вызвал меня в свою ставку в замке Венсенн. Он жил там как отшельник. При нем находилось всего несколько офицеров, и он работал и размышлял, не вмешиваясь в текущие дела. Командование Северо-Восточным фронтом Гамелен поручил генералу Жоржу[70]. Так могло продолжаться до тех пор, пока на фронте царило спокойствие, но это, безусловно, стало бы невозможным, если бы начались бои. Сам генерал Жорж с частью своего штаба разместился в Ла-Ферте-су-Жуар, в то время как другие отделы во главе с начальником штаба главнокомандующего генералом Думенком[71] находились в Монтре. Таким образом, штаб главного командования был разделен на три части. В своем венсеннском уединении генерал Гамелен произвел на меня впечатление ученого, который, замкнувшись в лаборатории, комбинирует различные элементы своей стратегии.
Прежде всего он сказал мне, что намерен увеличить количество бронетанковых дивизий с двух до четырех, и сообщил о своем решении доверить мне командование 4-й бронетанковой дивизией, которая должна быть сформирована к 15 мая. Независимо от чувств, которые я испытывал в связи с нашей, по-видимому, безнадежной отсталостью в отношении механизированных войск, для меня, в то время полковника, было очень лестно получить командование дивизией. Я сказал об этом генералу Гамелену. Он ответил: «Я понимаю Ваше удовлетворение. Что же касается Вашего беспокойства, то для него, по-моему, нет никаких оснований».
Главнокомандующий обрисовал мне положение, как он его себе представлял. Раскрыв карту, на которую была нанесена дислокация противника и наших войск, он сказал, что в ближайшее время ожидает наступления немцев в Европе. По его мнению, это наступление в основном должно быть направлено против Голландии и Бельгии, с тем чтобы выйти к Па-де-Кале и отрезать нас от англичан. На основании различных признаков он предполагал, что до этого противник предпримет диверсию или отвлекающую операцию в направлении скандинавских стран. Гамелен не только считал диспозицию наших войск вполне надежной, но и верил в их высокие боевые качества. Больше того, он был доволен, что им придется сражаться, и даже с нетерпением ждал этого момента. Слушая его, я убедился в том, что этот человек, воплощавший определенную военную систему и много потрудившийся над ее разработкой, безгранично уверовал в ее достоинства. Мне показалось также, что, обращаясь к примеру Жоффра, ближайшим помощником, а отчасти и вдохновителем которого он был в начале Первой мировой войны, генерал Гамелен убедился в том, что на его посту главное — это раз и навсегда принять определенный план и в дальнейшем ни при каких обстоятельствах от него не отклоняться. Человек большого и тонкого ума, огромного самообладания, он, конечно, не сомневался, что в приближающемся сражении победу в конце концов одержит он.
С чувством уважения, но в то же время и некоторой досады я покинул этого выдающегося военачальника, замкнувшегося в своей келье, которому предстояло нести огромную ответственность и все поставить на карту в игре, как я полагал, заведомо обреченной на поражение.
Через пять недель разразилась гроза. 10 мая противник, предварительно захватив Данию и почти всю Норвегию, начал большое наступление на запад. Повсюду наступление вели механизированные войска и авиация. Основные силы следовали за ними, но ни разу они не были введены в серьезные бои. Двумя группами, под командованием Гота[72] и Клейста[73], десять бронетанковых и шесть моторизованных дивизий ринулись на запад. Семь из десяти бронетанковых дивизий, пройдя Арденны, через три дня вышли к реке Маас. 14 мая они форсировали ее в пунктах Динан, Живе, Монтерме и Седан. Их действия постоянно поддерживали и прикрывали четыре моторизованные дивизии и сопровождала штурмовая авиация. Немецкие бомбардировщики разрушали железнодорожные линии и стыки дорог в нашем тылу, парализуя тем самым наш транспорт. 18 мая, пройдя линию Мажино, прорвав наши боевые порядки и уничтожив одну из наших армий, эти семь бронетанковых дивизий сосредоточились вокруг Сен-Кантена, готовые в любую минуту двинуться на Париж или на Дюнкерк. Тем временем остальные три бронетанковые дивизии в сопровождении двух моторизованных дивизий, действуя в Голландии и в Брабанте, внесли разброд и смятение в ряды голландской, бельгийской, английской и двух французских армий общей численностью 800 тысяч человек. Можно сказать, что в течение недели исход сражений на Западном фронте был предрешен. Армия, государственный аппарат, вся Франция теперь уже с головокружительной быстротой катились вниз по наклонной плоскости в результате допущенной роковой ошибки.
Между тем французская армия имела 3 тысячи современных танков и 800 бронеавтомобилей. У немцев их было не больше, но в соответствии с планом у нас они были рассредоточены по отдельным участкам фронта. К тому же по своей конструкции и вооружению они совершенно не годились для того, чтобы выступать в качестве маневренной силы. Даже те несколько бронетанковых дивизий, которыми мы располагали, были введены в бой изолированно друг от друга. Три легкие механизированные дивизии, направленные с целью разведки к Льежу и Бреда, были вскоре вынуждены отступить и занять оборону. 1-я бронетанковая дивизия, которую придали армейскому корпусу и 16 мая бросили в контратаку западнее Намюра, была окружена и уничтожена. В тот же день части 2-й бронетанковой дивизии, переброшенные по железной дороге в район Ирсона, по мере их выгрузки вовлекались в поток общего хаоса. Силы только что сформированной 3-й бронетанковой дивизии сразу же были распределены между батальонами одной из пехотных дивизий и еще накануне увязли в безуспешной контратаке южнее Седана. Если бы эти бронетанковые дивизии были заранее объединены, то даже при всем их несовершенстве они могли бы нанести захватчику тяжелые удары. Но они действовали изолированно друг от друга, и уже спустя шесть дней после начала немецкого наступления под натиском германских танковых колонн от них сохранились лишь жалкие остатки.
Догадываясь о действительном положении вещей на основании доходивших до меня обрывочных сведений, я дорого дал бы, чтобы оказалось, что я ошибался в своих догадках.
Но в сражении, даже и проигранном, солдат уже не принадлежит себе. В свою очередь и я оказался целиком во власти событий. 11 мая я получил приказ принять командование 4-й бронетанковой дивизией, которой, впрочем, еще не существовало, но отдельные ее подразделения, прибывавшие откуда-то издалека, должны были постепенно поступать в мое распоряжение. Из Везине, где находился мой командный пункт, меня вызвали в Ставку главнокомандующего для получения боевого задания.
С ним меня ознакомил начальник штаба главнокомандующего генерал Думанк. Задача эта была очень сложной. «Командование, — сказал мне генерал, — хочет создать фронт обороны по рекам Эн и Элет, чтобы преградить путь к Парижу. На этом фронте развернется 6-я армия, сформированная из частей, снятых с восточного участка фронта. Командовать ею будет генерал Тушон. Задача Вашей дивизии состоит в том, чтобы, выдвинувшись вперед и действуя самостоятельно в районе Лаона, обеспечить выигрыш времени, необходимый для ее развертывания. В отношении выбора средств, которые необходимы для выполнения этой задачи, командующий Северо-Восточным фронтом генерал Жорж целиком полагается на Вас. Подчиняться Вы будете непосредственно ему и никому больше. Связь с ним будет обеспечивать майор Шомель».
Принимая меня, генерал Жорж был спокоен, приветлив, но явно подавлен. Он сказал, чего он от меня хочет, и добавил: «Приступайте к делу, де Голль! Для Вас, уже давно высказывавшего идеи, которые осуществляет противник, представляется возможность действовать». Соответствующие инстанции поторопились, насколько это было возможно, направить в район Лаона предназначенные мне части. Я должен отметить, что в эти страшные дни, когда внезапные удары врага приводили к непрерывному изменению обстановки и приходилось решать бесчисленное количество вопросов, связанных с передвижением и переброской войск, штаб превосходно справлялся со своей задачей. Однако чувствовалось, что надежда иссякает и что пружина уже лопнула.
Я мчусь в Лаон, располагаю свой командный пункт в юго-восточной части города Брюйера, знакомлюсь с окрестностями.
Из французских войск я нашел в этом районе лишь разрозненные подразделения 3-й кавалерийской дивизии, горсточку людей, удерживавшую крепость Лаон, и случайно застрявший здесь 4-й отдельный артиллерийский дивизион, получивший приказ в случае необходимости применить химические средства. Я присоединил к себе этих молодцов, вооруженных одними карабинами, и назначил их в охранение вдоль Сиссонского канала. В тот же вечер в соприкосновение с ними вошла разведка противника.
16 мая вместе с сотрудниками моего зарождающегося штаба я производил разведку и собирал необходимые сведения. У меня сложилось впечатление, что крупные силы немцев, вышедшие из Арденн через Рокруа и Мезьер, двигаются не на юг, а на запад, к Сен-Кантену, прикрыв свой левый фланг боковым охранением, выдвинутым в район южнее реки Сер. По всем дорогам, идущим с севера, нескончаемым потоком двигались обозы несчастных беженцев. В их числе находилось немало безоружных военнослужащих. Они принадлежали к частям, обращенным в беспорядочное бегство в результате стремительного наступления немецких танков в течение последних дней. По пути их нагнали механизированные отряды врага и приказали бросить винтовки и двигаться на юг, чтобы не загромождать дорог. «У нас нет времени брать вас в плен!» говорили им.
При виде охваченных паникой людей, беспорядочно отступающей армии, слыша рассказы о возмутительной наглости врага, я почувствовал, как во мне растет безграничное негодование. О, как все это нелепо! Война начинается крайне неудачно. Что ж, нужно ее продолжать. На земле для этого достаточно места. Пока я жив, я буду сражаться там, где это потребуется, столько времени, сколько потребуется, до тех пор, пока враг не будет разгромлен и не будет смыт национальный позор. Именно в этот день я принял решение, предопределившее всю мою дальнейшую деятельность.
Прежде всего я решил, что завтра же утром буду наступать любыми средствами, которые прибудут в мое распоряжение. Продвинувшись километров на двадцать в северо-восточном направлении, я попытаюсь выйти к Мон-Корне на реке Сер, узлу дорог, ведущих на Сен-Кантен, Лаон и Реймс. Тем самым я перережу первую из них, так что враг уже не сможет воспользоваться ею для продвижения на запад, и оседлаю две другие, которые в ином случае могли бы дать возможность противнику подойти прямо к оборонительным позициям 6-й армии.
На рассвете 17 мая я получил три танковых батальона. Один из них (46-й батальон) имел танки типа «В» и был усилен танковой ротой, включавшей танки типа «D-2». Он входил в состав 6-й полубригады. Два других батальона (2-й и 24-й) имели танки «Рено-35» и входили в состав 8-й полубригады. На рассвете я двинул эти силы вперед. Опрокидывая на своем пути вражеские подразделения, уже вторгшиеся в этот район, они достигли Монкорне. До вечера мои батальоны вели бои на окраинах, а затем в самом населенном пункте, подавив при этом многие очаги сопротивления врага и обстреляв из своих орудий немецкие части, пытавшиеся пройти через Монкорне. Однако реку Сер противник удерживал очень прочно. Наши танки, лишенные какой бы то ни было поддержки, не могли, конечно, форсировать ее.
Днем прибыл 4-й егерский батальон. Едва он успел выгрузиться, как я тут же использовал его, чтобы ликвидировать в районе Шивр вражеский авангард, который пропустил наши танки, а затем обнаружил себя. Эта задача была быстро выполнена. Но с северного берега реки Сер нас обстреливала немецкая артиллерия, в то время как наша даже не была еще установлена на огневых позициях. Всю вторую половину дня немецкие бомбардировщики непрерывно появлялись в воздухе и с пикирующего полета бомбили наши танки и автомашины. Нам нечем было ответить. Наконец, все чаще и все более многочисленные механизированные отряды врага стали действовать в нашем тылу. Выдвинувшись на 30 километров вперед за реку Эн, мы были одиноки на нашем участке, и надо было покончить с таким, по меньшей мере, рискованным положением.
С наступлением ночи я поставил задачу только что прибывшему 10-у кирасирскому разведывательному полку средних танков войти в непосредственное соприкосновение с противником и направил в Шивр танки и пехоту. Повсюду можно было видеть сотни убитых немецких солдат и множество сгоревших вражеских автомашин. Мы захватили 130 пленных. Наши потери не составляли и 200 человек. По тыловым дорогам прекратился поток беженцев. Некоторые из этих несчастных стали даже возвращаться обратно, ибо среди них прошел слух о том, что французские войска продвинулись вперед.
Теперь надо было действовать уже не северо-восточнее, а севернее Лаона, поскольку значительные силы противника, прибывавшие из района Марль, двигались вдоль реки Сер к западу — на Ла-Фер. В то же время отряды бокового охранения немцев стали двигаться в южном направлении, угрожая выйти к реке Элет. 4-я бронетанковая дивизия использовала ночь с 18 на 19 мая, чтобы занять позиции на северной окраине Лаона. Тем временем я получил подкрепление — 3-й кирасирский полк, состоящий из двух эскадронов танков «Сомюа», и 322-й артиллерийский полк в составе двух дивизионов 75-миллиметровых орудий. Кроме того, командир 3-й легкой кавалерийской дивизии генерал Петье[74] обещал поддержать меня огнем своих орудий, занимавших позиции на высоте Лаон.
Правда, из 150 танков, которыми я располагал, было только 30 машин типа «В», вооруженных 75-миллиметровой пушкой, и около сорока машин типа «D-2» или марки «Сомюа» с малокалиберными 47-миллиметровыми орудиями, а все остальные танки «Рено-35» имели 37-миллиметровые орудия, способные вести эффективный огонь на дистанцию не более 600 метров. Однако во главе экипажей танков «Сомюа» были командиры, которые никогда раньше не стреляли из орудий, а водители имели за плечами в общей сложности не более четырех часов вождения танка. К тому же дивизия имела всего один пехотный батальон, перевозимый на автобусах, а потому крайне уязвимый при перебросках. Кроме того, артиллерия была укомплектована за счет подразделений, прибывших из самых различных парков, и многие офицеры знакомились со своими солдатами буквально на поле боя. К тому же у нас не было средств радиосвязи, и мне приходилось командовать дивизией, отдавая распоряжения подчиненным командирам через связных-мотоциклистов или лично отправляясь в части. В довершение всего все части испытывали крайний недостаток в транспортных средствах, в средствах снабжения и ремонта, которыми при нормальных условиях они должны были бы располагать. И все-таки эти наспех сколоченные войска были охвачены боевым духом. Вперед! Источники энергии еще не иссякли!
19 мая на рассвете — в бой! Танки дивизии, преодолевая ряд последовательных рубежей, двинулись к Креси, Мортье и Пуйи. Они должны были овладеть мостами и преградить противнику путь на Ла-Фер. Танки сопровождала артиллерия. Разведывательный полк и пехотный батальон обеспечивали прикрытие правого фланга со стороны реки, у Барантона. В направлении Марль была выслана разведка. Утро прошло благополучно. Мы вышли к реке Сер, обратив в бегство различные вражеские подразделения, которые просочились в этот район. Но на северном берегу реки противник занимал оборону. Он прочно удерживал переправы и уничтожал наши танки, которые пытались к ним приблизиться. В бой вступила тяжелая артиллерия противника. Мы вошли в соприкосновение с крупными соединениями немцев, двигавшихся к Сен-Кантену. Чтобы форсировать водную преграду и выдвинуть вперед танки, нам не хватало пехоты и мощной артиллерии. В эти минуты я не мог не думать, на что была бы способна механизированная армия, о которой я так долго мечтал. Если бы я располагал сейчас такой армией, чтобы внезапно вырваться к Гюизу, сразу было бы остановлено продвижение немецких танковых дивизий, их тылы оказались бы охвачены смятением, Северная группа армий смогла бы вновь соединиться с армиями Центрального и Восточного фронтов.
Однако наши силы в районе севернее Лаона крайне ничтожны. Поэтому немцам удается форсировать реку Сер. Еще накануне они начали переправляться через нее в Монкорне, который мы уже оставили, а с полудня переправлялись также и в пункте Марль. Они атаковали наш правый фланг на реке в пункте Барантон и наши тылы в Шамбри, бросив в наступление большое количество танков, самоходных орудий, минометов на автомашинах и мотопехоты. А тут еще появились их пикирующие бомбардировщики. Они совершали налеты до самой ночи, держа под угрозой автомашины, которые не могли передвигаться вне дорог, и открыто расположенные артиллерийские орудия. Во второй половине дня я получил приказ генерала Жоржа прекратить сопротивление. Развертывание 6-й армии было закончено, и мою дивизию предполагалось немедленно использовать для выполнения других задач. Я решил задержать противника еще на сутки, для чего сосредоточил дивизию вокруг Воржа, с тем чтобы иметь возможность нанести немцам фланговый удар, если они попытаются наступать из Лаона на Реймс или на Суассон. Переправу через Эн я отложил на следующий день.
Перегруппировка прошла организованно, хотя повсюду противник пытался нас атаковать. Всю ночь у выходов из района расположения войск не прекращались стычки. 20 мая 4-я бронетанковая дивизия выступила в направлении Фим и Брен. Ей пришлось двигаться буквально среди немцев, которыми кишели все дороги. Противник имел здесь много опорных пунктов, и большое количество немецких танков атаковало наши колонны.
Благодаря нашим танкам, которые постепенно расчищали пути и подходы, мы достигли реки Эн относительно благополучно. Однако разведывательному полку (10-й кирасирский полк), который вместе с одним танковым батальоном составлял арьергард, с большим трудом удалось выйти из Фестьё. На возвышенности Краон обозы дивизии подвергались сильному обстрелу и вынуждены были бросить охваченные пламенем грузовики.
В то время как 4-я бронетанковая дивизия действовала в районе Лаона, к северу от этого района события развивались с той же стремительностью, с какой продвигались немецкие танковые колонны. Германское командование, приняв решение уничтожить союзные армии Северной группы раньше, чем будет покончено с войсками Центрального и Восточного фронтов, двинуло свои механизированные силы на Дюнкерк. От Сен-Кантена они снова начали наступление двумя колоннами: одна шла прямо к цели через Камбре и Дуэ, другая двигалась вдоль побережья через Этапль и Булонь. Тем временем две бронетанковые дивизии врага овладели Амьеном и Абвилем и создали на южном берегу Соммы предмостные укрепления, которыми и воспользовались в дальнейшем. Что же касается союзников, то к вечеру 20 мая голландской армии уже не существовало, бельгийские войска отступали на запад, английские экспедиционные силы вместе с 1-й французской армией оказались отрезанными от Франции.
Французское командование, несомненно, стремилось восстановить контакт между двумя группировками своих сил, двинув в наступление Северную группу армий от Арраса на Амьен, а левый фланг Центральной группы — от Амьена на Аррас. Именно такой приказ 19 мая отдал генерал Гамелен. Сменивший его 20 мая генерал Вейган, который на следующий день собирался отправиться в Бельгию, согласился с таким замыслом. Теоретически этот план был вполне логичен. Но для его осуществления само командование должно было верить в возможность победы и стремиться к ее достижению. Однако крах всей военной доктрины и организационных принципов наших руководителей лишал их необходимой энергии. Находясь в состоянии моральной депрессии, они стали сомневаться решительно во всем и особенно в самих себе. И тут сразу же начали действовать центробежные силы. Бельгийский король немедленно стал подумывать о капитуляции, лорд Горт — об эвакуации английских войск, генерал Вейган — о перемирии.
В то время как в обстановке полного разгрома начался развал командования, 4-я бронетанковая дивизия двигалась на запад.
Сначала вопрос ставился так, что она форсирует Сомму и возглавит наступление, которое намечалось осуществить в северном направлении. Но от этой мысли отказались. Затем предполагалось использовать ее вместе с другими силами, чтобы отбросить немцев, которые переправились через Сомму у Амьена, но к участию в данной операции дивизия привлечена не была, однако для этой цели был взят один из ее танковых батальонов. В конце концов в ночь с 26 на 27’мая командир дивизии, произведенный за два дня до этого в генералы, получил от генерала Робера Альтмайера[75], командующего 10-й армией, объединявшей силы, спешно сосредоточенные в районе нижнего течения Соммы, приказ немедленно выступить в направлении на Абвиль и атаковать противника, создавшего южнее города упорно обороняемый плацдарм.
К этому времени дивизия дислоцировалась вокруг Гранвилье. Выступив 22 мая и пройдя через Фим, Суассон, Виллер-Котре, Компьен, Мондидье, Бове, дивизия за пять суток покрыла расстояние в 180 километров. Можно сказать, что с момента ее рождения на полях Монкорне дивизия непрерывно находилась в бою или на марше. Это сказалось на состоянии танков, из которых около тридцати вышли из строя. Но по пути следования мы получили отличное пополнение: батальон танков типа «В» (47-й батальон), батальон двадцатитонных танков типа «D-2» (19-й батальон), который мне пришлось, к сожалению, оставить в районе Амьена, 7-й моторизованный драгунский полк, дивизион 105-миллиметровых орудий, батарею зенитных орудий, 5 батарей 47-миллиметровых противотанковых пушек. За исключением 19-го батальона, все подразделения были сформированы наспех. Но боевой дух, который царил в дивизии, охватил и личный состав этих подразделений сразу же по прибытии на место. Наконец, для выполнения вновь поставленной задачи я получил в свое распоряжение 22-й пехотный полк колониальных войск и артиллерию 2-й кавалерийской дивизии. В общей сложности 140 исправных танков и шесть пехотных батальонов при поддержке шести артиллерийских дивизионов должны были нанести удар на южном участке немецкого плацдарма.
Я принял решение атаковать в тот же вечер, поскольку германская авиация не переставала выслеживать дивизию и единственным шансом использовать эффект неожиданности было форсирование атаки. Немцы действительно ожидали нас в полной готовности. Уже в течение недели, обороняясь фронтом к югу и занимая населенный пункт Юппи на своем западном фланге и пункт Брэ-ле-Марёй на Сомме с восточного фланга, они удерживали расположенные между этими пунктами рощи Лимё и Байель. Позади немцы укрепили пункты Бьенфе, Виллер, Юшенвиль, Марей. И наконец, высота Мон-Кобер, находящаяся на том же берегу Соммы и господствующая над Абвилем и его мостами, служила укрепленным пунктом в глубине вражеской обороны. Последовательно овладеть этими тремя рубежами — такую задачу я поставил перед дивизией.
Дивизия вступила в бой в 18 часов. 6-я полубригада тяжелых танков с 4-м егерским батальоном атаковала Юппи, 8-я полубригада легких танков вместе с 22-м пехотным полком колониальных войск наступала в направлении рощ Лиме и Байёль, 3-й кирасирский полк средних танков с 7-м моторизованным драгунским полком атаковал Бре. Основной огонь артиллерии был сосредоточен на поддержке центра. С наступлением ночи первый рубеж был взят. В районе Юппи сдались остатки оборонявшего этот пункт немецкого батальона. В районе Лимё среди прочих трофеев мы захватили несколько противотанковых батарей и обнаружили остатки танков английской механизированной бригады, которые были уничтожены этими батареями несколько дней тому назад.
На рассвете мы вновь двинулись вперед. Левому флангу предстояло овладеть пунктами Муайенвиль и Бьенфе, центру — занять Юшенвиль и Виллер, правому флангу — пункт Марей, причем «гвоздем» всего замысла были действия танков «В», задача которых состояла в том, чтобы, двигаясь с запада на восток, перерезать немецкие линии с тыла. Конечной целью для всех была высота Мон-Кобер. День выдался исключительно тяжелый. Получив подкрепление, противник начал оказывать еще более ожесточенное сопротивление. Его тяжелая артиллерия на правом берегу Соммы яростно обстреливала нас. Другие батареи, ведущие огонь с высоты Мон-Кобер, также наносили нам большие потери. Но к вечеру цель была достигнута. Только гарнизон Мон-Кобер держался по-прежнему упорно. Как с той, так и с другой стороны было много убитых. Наши танки сильно пострадали. В строю их оставалось не более сотни. И несмотря на все это, над полем сражения витал дух победы. Каждый высоко держал голову. Даже раненые улыбались. Казалось, что и орудия стреляют весело. В результате упорного боя немцы не выдержали нашего натиска и отступили.
В книге «Абвиль», посвященной описанию боевых действий немецкой дивизии Блюмма, которая обороняла плацдарм на Сомме, майор Геринг несколько недель спустя после этих событий писал:
«Что же произошло 28 мая? Противник атаковал нас крупными бронетанковыми силами. Наши противотанковые подразделения сражались героически. Однако эффективность их ударов сильно уменьшалась ввиду прочности французской брони. Танкам противника удалось прорваться между Юппи и Комоном. После того как наша противотанковая оборона была уничтожена, пехота отступила… Когда тревожные вести дошли до штаба дивизии, командир дивизии сам отправился на передний край, так как под непрерывным огнем французской артиллерии он не мог связаться ни с одним из ведущих бой батальонов… Он встретил беспорядочно отступающие войска, перегруппировал их, привел в порядок и направил на оборонительные позиции, подготовленные в тылу, в нескольких километрах позади передовых линий… Ужас перед наступлением танков охватил солдат… Потери тяжелые… нет ни одного солдата, который не потерял бы близкого товарища…»
Тем временем немцы получили подкрепление. В ночь с 27 на 28 мая они уже смогли сменить все свои подразделения. Об этом свидетельствовали подобранные трупы и показания пленных. В ночь с 28 на 29 мая противник опять сменил войска. Таким образом, на третий день боя, так же как и на второй, нам предстояло столкнуться со свежими силами. Мы же никаких подкреплений не получали. А между тем, чтобы завершить успех, не хватало немногого. Ну что ж, 29 мая этими же силами будем атаковать еще раз!
На сей раз предстоял штурм высоты Мон-Кобер. Главный удар предполагалось направить на ее западные скаты. Из Муайенвиля и Бьенфе должны были действовать оставшиеся у нас танки «В», а также танки «Сомюа», переброшенные с правого фланга на левый. За ними должны были следовать егерский батальон, в котором не осталось и половины состава, разведывательный полк, потерявший две трети своего состава, и дивизион драгун. Из района Виллера предполагалось двинуть оставшиеся танки «Рено» вместе с 22-м пехотным полком колониальных войск. Чтобы оказать нам поддержку, генерал Альтмайер приказал 5-й Легкой кавалерийской дивизии, растянувшейся вдоль Соммы вниз по течению от абвильского плацдарма, выдвинуть свой правый фланг к Камброну. Однако наступать эта дивизия не смогла. Генерал просил прислать бомбардировочную авиацию для нанесения ударов по выходам из Абвиля, но самолеты были заняты на других участках.
В 17 часов мы перешли в атаку. Нам удалось занять склоны высоты Мон-Кобер, но ее гребень оставался в руках противника. Вечером, при поддержке мощной артиллерии, немцы контратаковали Муайенвиль и Бьенфе, однако вновь овладеть этими пунктами им не удалось.
30 мая на смену 4-й бронетанковой дивизии пришла только что прибывшая во Францию абсолютно свежая и молодцеватая 51-я шотландская дивизия во главе с генералом Форчуном. 4-я бронетанковая дивизия сосредоточилась вблизи от Бове. Вместе со мною командиры полков подводили итог операции. Тут были командиры танковых полков Сюдр, Симонен и Франсуа, командир разведывательного полка Ам, командир егерского полка Бертран, командир пехотного полка колониальных войск Ле Такон, командир драгунского полка де Лонгемар, командиры артиллерийских полков Шодезоль и Ансельм и от штаба Шомель. Нам не удалось полностью ликвидировать абвильский плацдарм противника, но мы все-таки на три четверти уменьшили его размеры. В таком виде он уже был непригоден в качестве базы для наступления крупных сил: для этого его пришлось бы предварительно вновь расширить. Мы понесли тяжелые потери, но все же меньшие, чем противник, и захватили 500 пленных, не считая взятых нами под Монкорне. В наши руки попало большое количество оружия и военной техники.
Увы! Удастся ли в этой битве за Францию, думал я тогда, захватить еще что-нибудь, кроме этой полоски земли в четырнадцать километров? Сколько немцев будет взято в плен, если не считать тех, которые принадлежат к экипажам самолетов, сбитых над нашими линиями? Каких успехов на месте этой жалкой, слабой, плохо укомплектованной, наспех сколоченной и сражавшейся в одиночку дивизии могло бы в эти майские дни добиться отборное бронетанковое соединение, для создания которого фактически уже существовало много необходимых элементов, хотя эти элементы и были разбросаны и использовались не по назначению! Если бы правительство выполнило свое назначение, если бы своевременно направило военную систему страны по пути действия, а не бездействия, если бы в результате этого наши военачальники имели в своем распоряжении ударную и маневренную армию, вопрос о создании которой неоднократно ставился перед правительством и командованием, тогда наши вооруженные силы могли бы: рассчитывать на успех, а Франция обрела бы вновь свое величие.
Но 30 мая сражение фактически уже было проиграно. За два дня до этого бельгийский король и его армия капитулировали. Английская армия начала эвакуацию из Дюнкерка. Остатки французских войск в департаменте Нор тоже пытались эвакуироваться морем. Это отступление было сопряжено с огромными потерями. Вскоре враг начал второй этап наступления в южном направлении, имея перед собой противника, силы которого уже сократились на одну треть и который больше чем когда-либо был лишен средств оказывать сопротивление немецким механизированным войскам. Я находился в Пикардии и не тешил себя иллюзиями. Но я старался в то же время не терять надежды. Если в конечном счете невозможно исправить положение в метрополии; то. надо это сделать в другом месте. У нас есть империя. У нас есть флот, который может ее защищать. У нас есть народ, который хотя и станет неизбежно жертвой вторжения, но тем не менее, верный своим республиканским принципам, не откажется от сопротивления: тяжкое испытание породит в нем дух единства. Наконец, есть свободный мир, который может снабдить нас новым оружием, а в дальнейшем оказать мощную поддержку. Весь вопрос в том, сумеют ли власти в самых тяжелых обстоятельствах сохранить государство, защитить независимость и отстоять будущее? Или же, охваченные паникой, вызванной поражением, они все отдадут врагу?
В этом отношении, как я это предвидел, многое будет зависеть от позиции командования. Оно может стать якорем спасения гибнущего государства, если высоко будет держать знамя до тех пор, пока в соответствии с предписанием устава «не будут исчерпаны все средства, которые диктуются долгом и честью», короче говоря, если оно в случае крайней необходимости решит продолжать сопротивление в Африке. Если же оно само откажется от продолжения борьбы и тем самым толкнет к капитуляции ослабленный государственный аппарат, то ничто не сможет смыть с него позор за унижение Франции!
Такие мысли владели мною, когда 1 июня по вызову генерала Вейгана я явился к нему. Главнокомандующий принял меня в замке Монтри. В его словах, в манере держаться были обычно свойственные ему ясность и простота. Прежде всего он высоко оценил абвильскую операцию, за которую весьма лестно отметил меня незадолго до этого в приказе по войскам. Затем он поинтересовался моим мнением относительно использования тех 1200 современных танков, которые еще оставались в нашем распоряжении.
Я ответил главнокомандующему, что, по-моему, эти танки следует немедленно объединить в две группы: одну группу, основную, надо создать севернее Парижа, а вторую — южнее Реймса. Ядро этих групп должны составить танки, оставшиеся от наших бронетанковых дивизий. В качестве командующего первой группой я предложил инспектора танковых войск генерала Делестрэна[76]. Этим группам должны быть приданы соответственно три и две пехотные дивизии, обеспеченные транспортными средствами и удвоенным количеством артиллерии. Таким образом, мы имели бы возможность наносить неожиданные удары на флангах того или иного из немецких механизированных корпусов, которые, продвигаясь вперед после прорыва наших оборонительных линий, оказались бы расчлененными по фронту и растянутыми в глубину. Генерал Вейган принял мои предложения к сведению. После этого он обрисовал мне перспективу хода боев.
«Шестого июня, — сказал он, — меня атакуют на Сомме и на Эн. Против меня будет действовать в два раза больше немецких дивизий, чем имеется у нас. А это значит, что наше положение почти безнадежно. Если события будут развиваться не слишком бурно, если я успею вернуть в строй французские части, вырвавшиеся из Дюнкерка, если мне удастся их вооружить, если заново оснащенные английские войска вновь вступят в борьбу, если, наконец, англичане согласятся ввести в бой на континенте значительные силы своей авиации, тогда у нас еще есть шансы на успех». И, покачав головой, главнокомандующий добавил: «В противном случае..!»
Теперь мне все стало ясно. В подавленном состоянии я ушел от генерала Вейгана.
Внезапно на его плечи свалилось тяжкое бремя, нести которое ему было не по силам. Когда 20 мая он принял пост главнокомандующего, выиграть битву за Францию, несомненно, уже было невозможно. По-видимому, генерал Вейган убедился в этом неожиданно для самого себя. Так как он никогда не предвидел истинных возможностей механизированной армии, огромные успехи, которых так молниеносно добился противник при помощи этой силы, поразили его. Чтобы противостоять несчастью, он должен был переродиться. Ему следовало порвать с отжившими представлениями, изменить самый темп действий. В своей стратегии он должен был выйти за узкие рамки метрополии, обратить против врага то самое смертоносное оружие, которое применил враг, и использовать в своих интересах такие козыри, как огромные пространства, огромные ресурсы и огромные скорости, отдаленные территории, силы союзников и морские просторы. Но Вейган не был тем человеком, который мог это сделать. Не таков был его возраст и склад ума, а главное — ему не хватало соответствующего темперамента.
По своей натуре Вейган был блестящим исполнителем. В этой роли он замечательно служил Фошу[77]. В 1920 именно он настоял на том, чтобы Пилсудский[78] принял план, который спас Польшу. В качестве начальника Генерального штаба он последовательно и смело добивался от целого ряда министров, которым был подчинен, учета жизненных интересов армии. Однако если качества, необходимые для штабной службы, и качества, необходимые для командования войсками, и не противоречат друг другу, то между ними не следует все же ставить знак равенства. Решительность в действиях, самостоятельность в решениях, бесстрашие перед лицом судьбы, та напряженная и особая страстность, что присуща истинному военачальнику, — всего этого Вейган был лишен, и к этому он не был подготовлен. В результате личных склонностей или в силу обстоятельств, но на протяжении всей своей военной карьеры он никогда и ничем не командовал. Ни один полк, ни одна бригада, ни одна дивизия, ни один корпус, ни одна армия не видели его в качестве своего командира. Остановив свой выбор на генерале Вейгане, правительство пошло на самый отчаянный риск за всю нашу военную историю, причем сделало это не потому, что считало его пригодным для порученной роли, а под тем предлогом того, что «Вейган — это знамя». Все это было следствием ошибки, свойственной нашей политике, которая склонна избирать наиболее легкие пути.
Во всяком случае, после того как было признано, что генерал Вейган не подходит для роли главнокомандующего, нужно было, чтобы он оставил этот пост — либо подав в отставку, либо по решению правительства. Ничего подобного не произошло. Захваченный потоком событий, главнокомандующий мирился с ними и стал искать выход на доступном для себя пути — на пути капитуляции. Но так как ответственность за нее брать на себя он не хотел, то его действия свелись к тому, чтобы склонить к капитуляции правительство. Он нашел поддержку в лице маршала Петена, который по другим причинам настаивал на таком же решении. Ни во что не веривший и ни на что не способный, режим пошел по наихудшему пути. Таким образом, Франции предстояло расплачиваться не только за военное поражение, но также и за порабощение государства. Это еще раз подтверждает ту истину, что только отстояв величие страны перед лицом великих испытаний, можно спасти ее.
5 июня я узнал, что противник возобновляет наступление. Днем я направился за указаниями к генералу Фрэру[79], командующему 7-й армией, в зоне которой находилась моя дивизия. В то время как сотрудники штаба разбирались в тревожных донесениях, этот настоящий солдат, за внешним хладнокровием которого сквозили сомнение и недоговоренность, сказал мне: «Нас одолел недуг. Говорят, что Вас назначат министром. Но надеяться на выздоровление уже поздно. Если бы удалось спасти хотя бы честь!»
Глава вторая Падение
В ночь с 5 на 6 июня, реорганизовав свой кабинет, Поль Рейно ввел меня в состав правительства в качестве заместителя министра национальной обороны. Эту новость сообщил мне утром генерал Делестрэн, инспектор танковых войск, который узнал о ней по радио. Вскоре пришла телеграмма с официальным подтверждением. Простившись с дивизией, я направился в Париж.
Явившись на улицу Сен-Доминик, я застал там премьер-министра. Он был, как всегда, уверен в себе, подвижен, язвителен, внимательно выслушивал собеседника, быстро решал. Он объяснил мне, почему несколько дней тому назад счел необходимым ввести в состав своего кабинета маршала Петена, который — мы оба были в этом уверены — служил ширмой для сторонников перемирия. «Лучше уж иметь его внутри, чем снаружи», — заметил Поль Рейно, повторяя известное выражение.
«Боюсь, как бы Вам не пришлось изменить точку зрения, ответил я. — Тем более, что теперь события будут развиваться стремительно, а волна пораженческих настроений угрожает захлестнуть все. Немцы настолько превосходят нас в силах, что если не произойдет чуда, у нас нет ни малейшей надежды на победу в метрополии, ни даже на то, чтобы удержаться в ней. К тому же командование, парализованное внезапностью событий, уже ни на что не способно. Наконец, Вам лучше чем кому-либо известно, до какой степени в правительственных кругах сильны пораженческие настроения. Это создает благоприятные условия для Петена и для тех, кто за ним стоит. Однако если нами проиграна война 1940, мы можем победить в другой войне. Не прекращая борьбу в Европе, пока это возможно, необходимо в то же время решиться на продолжение войны в наших заморских владениях и подготовиться к ней. Такое решение требует и соответствующей политики: переброски необходимых средств в Северную Африку, отбора командных кадров, способных руководить операциями, сохранения тесных связей с англичанами, не считаясь с прошлыми обидами. Я готов заняться разработкой необходимых мероприятий».
Поль Рейно согласился со мной. «Прошу Вас, — сказал он, — как можно скорее отправиться в Лондон. Во время переговоров с английским правительством, которые я вел 26 и 31 мая, в Лондоне могло создаться впечатление, что мы не исключаем возможности перемирия. Однако теперь необходимо убедить англичан в том, что мы будем продолжать борьбу любой ценой, и если понадобится, то даже за пределами метрополии. Когда Вы встретитесь с Черчиллем, скажите ему, что реорганизация моего кабинета и Ваше в нем участие свидетельствуют о нашей решимости».
Кроме этой общей задачи, я должен был в Лондоне добиться согласия на то, чтобы английские военно-воздушные силы, главным образом истребительная авиация, продолжали участвовать в военных операциях во Франции. И наконец, я должен был настаивать, как это раньше делал премьер-министр, на предоставлении точных сведений о том, сколько времени понадобится, чтобы перевооружить и вновь переправить на континент английские войска, избежавшие разгрома в Дюнкерке. Для ответа на эти два вопроса требовались определенные технические данные, которые могли быть предоставлены соответствующими штабами, но также нужно было и решение Уинстона Черчилля как министра обороны.
В то время как велась подготовка к переговорам, которые мне предстояло вести в английской столице, я встретился 8 июня в замке Монтри с генералом Вейганом. Главнокомандующий был спокоен и сохранял самообладание. Но нескольких минут беседы было достаточно, чтобы понять, что он примирился с мыслью о поражении и принял решение о перемирии. Вот почти дословно содержание нашего разговора, который — и это вполне понятно! — глубоко запечатлелся в моей памяти:
— Как видите, — сказал мне главнокомандующий, — я не ошибался, когда несколько дней тому назад говорил Вам, что немцы начнут наступление на Сомме 6 июня. Они действительно наступают. В настоящее время они переходят Сомму. Я не в состоянии им помешать.
— Ну что ж, и пусть переходят. А дальше?
— Дальше последуют Сена и Марна.
— Так. А затем?
— Затем? Но ведь это же конец!
— Конец? А весь мир? А наша империя?
Генерал Вейган горестно рассмеялся.
— Империя? Это несерьезно! Что же касается остального мира, то не пройдет и недели после того, как меня здесь разобьют, а Англия уже начнет переговоры с Германией. — И, посмотрев мне прямо в глаза, главнокомандующий добавил: — Ах! Если бы я только был уверен в том, что немцы оставят мне достаточно сил для поддержания порядка!..
Спорить с Вейганом было бесполезно. Перед уходом я сказал главнокомандующему, что его взгляды не соответствуют намерениям правительства. Оно решило не прекращать борьбы, даже если борьба и не сулит надежды на успех. Генерал ничего на это не ответил и очень любезно попрощался со мной.
До отъезда в Париж я побеседовал с несколькими знакомыми офицерами различных штабов, которые в это утро явились с докладом к генералу Вейгану. Эти беседы еще больше убедили меня в том, что в наших командных сферах считают войну проигранной и что, продолжая механически выполнять свои обязанности, каждый про себя думает, а вскоре и открыто будет говорить о необходимости любым путем положить конец битве за Францию. Для того чтобы направить устремление людей и их энергию на продолжение войны во Французской империи, правительство должно будет принять решительные меры.
Об этом я доложил по возвращении Полю Рейно и настаивал на том, чтобы генерал Вейган, который примирился с мыслью о поражении, был отстранен от командования.
— Сейчас этого сделать нельзя, — ответил председатель Совета министров. — Но надо подумать о замене. Каково Ваше мнение?
— Что касается замены, — сказал я, — то в настоящий момент я не вижу никого, кроме Хюнтцигера[80]. Хотя он и не обладает всем необходимым для этой роли, но, по-моему, может подняться до понимания необходимости мыслить масштабам и мировой стратегии.
Поль Рейно в принципе согласился с моей рекомендацией. Однако он не захотел немедленно предпринять соответствующие шаги.
Я же, решив в ближайшем будущем вновь поставить вопрос относительно продолжения борьбы, взялся за разработку плана переброски в Северную Африку всего того, что можно было туда перебросить. Штаб сухопутных войск совместно со штабами военно-морского флота и военно-воздушных сил уже начал подготовку к эвакуации через Средиземное море в Северную Африку всех сил и средств, которые не принимали участия в боях. В частности, необходимо было вывести два контингента новобранцев, проходивших подготовку на учебных пунктах в западных и южных районах страны, и ту часть личного состава механизированных войск, которая уцелела после разгрома на севере. В целом это составляло 500 тысяч обученных солдат. В дальнейшем, несомненно, можно было бы эвакуировать морским путем остатки наших разбитых армий, большое количество боевых частей, отходивших к морскому побережью. Остатки бомбардировочной авиации, радиус действия которой давал возможность преодолеть морское пространство по воздуху, уцелевшие эскадрильи истребителей, личный состав авиационных баз, военно-морского флота и, наконец, наш флот — все это в любом случае можно было бы перебазировать в Африку. Общий тоннаж транспортных судов, которого не хватало нашему флоту для осуществления этих перевозок, исчислялся в 500 тысяч тонн. Недостающие суда, в дополнение к тому, чем располагал французский флот, можно было попросить у Англии.
9 июня рано утром самолет доставил меня в Лондон. Со мною прибыли мой адъютант Жоффруа де Курсель[81] и начальник дипломатической канцелярии премьер-министра Ролан де Маржери[82]. Было воскресенье. Английская столица дышала покоем, почти безмятежностью. Улицы и парки, заполненные мирно гуляющей публикой, вереницы людей у входов в кино, потоки автомобилей, почтенные швейцары у дверей отелей и клубов — все это принадлежало к миру, который не был охвачен войной. Конечно, в газетах иногда проскальзывали сведения об истинном положении вещей, несмотря на приукрашенные сообщения и наивные анекдоты, которыми оптимисты по долгу службы здесь, как и в Париже, заполняли газетные столбцы. Конечно, объявления, которые читало население, убежища, которые оно строило, и противогазы, которые носило с собой, напоминали о грозящей опасности. Однако бросалось в глаза, что подавляющая масса населения еще не представляла себе всей серьезности происходивших во Франции событий, настолько стремителен был их темп. Во всяком случае, было ясно, что, по мнению англичан, Ла-Манш еще достаточно широк.
Черчилль принял меня на Даунинг-стрит[83]. Это была моя первая встреча с ним. Впечатление от нее укрепило мое убеждение в том, что Великобритания, руководимая таким борцом, как он, никогда не покорится. Черчилль показался мне человеком, которому по плечу самая трудная задача, только бы она была при этом грандиозной. Уверенность его суждений, широкая эрудиция, знание большинства проблем, стран, людей, о которых шла речь, наконец, огромный интерес к военным вопросам проявились в ходе беседы в полной мере. Кроме всего прочего, по своему характеру Черчилль был создан для того, чтобы действовать, рисковать, влиять на ход событий, причем решительно и без стеснения. Словом, я нашел, что ему вполне соответствует роль вождя и военачальника. Таковы были мои первые впечатления. Впоследствии они подтвердились. Кроме того, я убедился в том, что Черчилль одарен большим красноречием и великолепно умеет пользоваться им. Обращался ли он к толпе, к парламенту, к Совету министров или к отдельному собеседнику, говорил ли он перед микрофоном, с трибуны, за обеденным или письменным столом вдохновенный поток его возвышенных и оригинальных мыслей, аргументов и чувств всегда обеспечивал ему почти непререкаемый авторитет в той трагической обстановке, в которой задыхался несчастный мир. Испытанный политик, он пользовался этим божественным и демоническим даром как для того, чтобы приводить в движение инертных англичан, так и для того, чтобы изумлять иностранцев. Юмор, которым он умел окрашивать свои слова и поступки, его умение проявлять то великодушие, то гнев — во всем чувствовалось, до какой степени этот человек способен подчинить себе страшную игру, в которую он вовлечен.
Острые и неприятные столкновения, неоднократно происходившие между нами из-за различия в наших характерах, из-за некоторых противоречий между интересами наших стран и в результате несправедливости, которую Англия допускала в ущерб истекающей кровью Франции, повлияли на мое отношение к премьер-министру, но отнюдь не изменили моего мнения о нем. На протяжении всей трагедии Уинстон Черчилль представлялся мне великим поборником великого дела и великим деятелем великой истории.
В этот день я изложил английскому премьеру то, что мне было поручено председателем Совета министров Франции сообщить ему относительно готовности французского правительства продолжать борьбу, даже если ее придется продолжать в наших заморских владениях. Черчилль выразил большое удовлетворение по поводу такого решения. Однако приведет ли это к каким-либо практическим результатам? Он дал мне понять, что он в этом не уверен. Во всяком случае, он уже не верил в возможность восстановить военное положение в самой Франции, что явствовало из его категорического отказа бросить нам на помощь основные силы английской военной авиации.
После эвакуации английских войск из Дюнкерка английская авиация принимала лишь эпизодическое участие в сражении. За исключением отряда истребителей, который сражался вместе с нашей авиацией, английские эскадрильи базировались на территории Великобритании и находились слишком далеко, чтобы оказать действенную поддержку нашим войскам, непрерывно отходившим к Югу. Мою настойчивую просьбу перебазировать хотя бы часть английской авиации взаимодействия на аэродромы южнее Луары Черчилль категорически отклонил. Что касается сухопутных войск, то он обещал направить в Нормандию одну канадскую дивизию и оставить во Франции 51-ю шотландскую дивизию, а также остатки механизированной бригады, которая продолжала сражаться вместе с нами. Но он не мог даже приблизительно сказать, когда экспедиционный корпус, которому недавно удалось избежать разгрома в Бельгии, оставив там, впрочем, всю свою материальную часть, сможет вновь принять участие в сражении.
Таким образом, совместные военные действия Лондона и Парижа фактически прекратились. Достаточно было одной неудачи на континенте, и Великобритания целиком занялась вопросами своей собственной обороны. Это являлось победой германского плана, вдохновителем которого даже после своей смерти оставался Шлиффен[84]. Этот план после неудач Германии в 1914 и в 1918 привел, наконец, к разобщению французских и английских вооруженных сил, а вместе с тем и к расколу франко-английского союза. Нетрудно было предвидеть, какие выводы сделают из этого сторонники капитуляции во Франции.
Кроме беседы с Черчиллем, в тот же день я встретился с военным министром Иденом[85], морским министром Александером[86], министром авиации сэром Арчибальдом Синклером, начальником имперского Генерального штаба генералом сэром Диллом[87]. Я также совещался с нашим послом в Великобритании Корбэном, председателем франко-английского координационного комитета по закупке военных материалов Монне[88] и с главами наших миссий: военной, военно-морской и военно-воздушной. Было очевидно, что если в Лондоне население не испытывало никакого беспокойства, то, наоборот, люди искушенные опасались поражения и сомневались в решимости французского правительства.
Вечером самолет с трудом доставил меня обратно в Париж, на аэродром Бурже, который незадолго до этого подвергся бомбардировке.
В ночь с 9 на 10 июня Поль Рейно вызвал меня к себе домой. Он только что получил тревожные известия: враг вышел к Сене ниже Парижа. Вместе с тем по всем данным, с часу на час следовало ожидать перехода немецких бронетанковых сил в решительное наступление в Шампани. Таким образом, столице угрожала непосредственная опасность с запада, с востока и с севера. Наконец, Франсуа-Понсэ сообщал из Рима, что в любой момент можно ожидать объявления войны со стороны итальянского правительства. Перед лицом столь неблагоприятных известий я мог предложить только одно: пойти на крайние усилия, немедленно перебазироваться в Африку и присоединиться к коалиционной войне, со всеми вытекающими из этого последствиями.
За те несколько часов, которые я за эти сутки провел на улице Сен-Доминик, я получил более чем достаточно оснований лишний раз убедиться в том, что иного выхода нет. События развивались настолько быстро, что трудно было поспеть за ними. Только что принятое решение тут же устаревало. Попытки использовать опыт Первой мировой войны 1914–1918 уже не давали никаких результатов. Считалось, что еще существует фронт, дееспособное командование, готовый на жертвы народ. Однако все это было лишь мечтой и воспоминанием. В действительности же потрясенная нация находилась в оцепенении, армия ни во что не верила и ни на что не надеялась, а государственная машина крутилась в обстановке полнейшего хаоса.
Я это особенно хорошо почувствовал во время кратких визитов, которые в соответствии с принятым этикетом нанес видным деятелям республики — сначала президенту Лебрену, которому меня представили одновременно с новыми министрами, затем председателям палат и, наконец, членам правительства. Внешне они держались спокойно и с достоинством. Но ясно было, что среди этого традиционного декорума они уже не более чем статисты. В вихре происходивших событий все эти заседания кабинета министров, направляемые вниз инструкции, получаемые в верхах донесения, публичные заявления, поток офицеров, чиновников, дипломатов, парламентариев, журналистов, которые о чем-то спрашивали или о чем-то сообщали, — все это производило впечатление какой-то бессмысленной, никому не нужной фантасмагории. При данных условиях и в данных территориальных рамках единственным выходом являлась капитуляция. Либо надо было с этим примириться — к чему уже склонялись многие, — либо следовало изменить рамки и условия борьбы. «Новая Марна» была возможна, но только на Средиземном море.
10 июня наступила предсмертная агония. Правительство должно было выехать из Парижа вечером. Отступление на фронте ускорялось. Италия объявила нам войну. Теперь неизбежность катастрофы ни у кого уже не вызывала сомнения. Однако руководителям государства вся эта трагедия казалась тяжелым сном. Временами создавалось впечатление, что падение Франции с высоты исторического величия в глубочайшую бездну сопровождается каким-то демоническим смехом.
Так, например, утром посол Италии Гуарилья явился на улицу Сен-Доминик с довольно странным визитом. Он был принят Бодуэном, который так передавал слова итальянского дипломата: «Вы убедитесь в том, что объявление войны в конце концов прояснит отношения между нашими двумя странами! Оно создает ситуацию, которая в конечном счете принесет большую пользу…»
Через некоторое время я зашел к Полю Рейно и застал у него Буллита. Я думал, что посол Соединенных Штатов явился, чтобы сообщить председателю Совета министров о помощи, которую Вашингтон намерен оказать в будущем. Совсем нет! Он пришел с прощальным визитом. Американский посол оставался в Париже, с тем чтобы при случае предпринять шаги в интересах французской столицы. Но как бы ни были похвальны мотивы, которыми руководствовался Буллит, тем не менее в самые тяжелые дни американский посол при французском правительстве отсутствовал. Прибытие Биддла, осуществлявшего связь с эмигрантскими правительствами, при всех замечательных достоинствах этого дипломата, не могло изменить убеждения наших руководителей в том, что в Соединенных Штатах Франция уже не высоко котируется.
Между тем Поль Рейно спешно готовил заявление, с которым собирался выступить по радио. В тот момент, когда он советовался со мною по этому вопросу, на улицу Сен-Доминик прибыл генерал Вейган. Едва только доложили о его прибытии, как он уже был в кабинете премьер-министра. Заметив некоторое удивление Поля Рейно, главнокомандующий сослался на то, что явился якобы по вызову. «Я Вас не вызывал!» — заметил Поль Рейно. «Я тоже!» — добавил я со своей стороны. «В таком случае получилось недоразумение, — сказал генерал Вейган. — Но об этой ошибке сожалеть не приходится, поскольку у меня есть важное сообщение». Он сел и тут же приступил к изложению своей точки зрения по поводу сложившейся обстановки. Вывод его был очевиден: мы должны немедленно просить перемирия. «Положение таково, — заявил он, положив на стол какую-то бумагу, — что ответственность каждого должна быть точно определена. Поэтому я изложил свое мнение в записке, которую и вручаю Вам».
Хотя председатель Совета министров очень торопился, так как приближалось время его выступления, о котором уже было объявлено, он все же попытался оспаривать мнение главнокомандующего. Но последний упрямо настаивал на своем: сражение в метрополии проиграно, необходимо капитулировать. «Но ведь есть и другие возможности», — заметил я по ходу разговора. Вейган спросил с иронией: «Вы хотите что-то предложить?» — «Правительство не предлагает, а приказывает. И я надеюсь, что оно прикажет», — ответил я.
Дело кончилось тем, что Поль Рейно распрощался с главнокомандующим, который в очень тягостной обстановке покинул кабинет.
Последние часы пребывания правительства в Париже были заняты мероприятиями, необходимыми при подобной массовой эвакуации. Фактически многое уже было подготовлено в соответствии с планом отступления, разработанным генеральным секретариатом по делам национальной обороны. Однако всего предусмотреть было невозможно.
Кроме того, неумолимое движение немцев к Парижу выдвигало очень сложные проблемы. С момента моего назначения заместителем министра национальной обороны я отстаивал необходимость оборонять столицу и поэтому просил председателя Совета министров, бывшего в то же время министром обороны и военным министром, назначить начальником гарнизона города решительного человека. Я предлагал на этот пост кандидатуру генерала де Латтра[89], отличившегося вместе со своей дивизией в боях в районе города Ретель. Но вскоре главнокомандующий объявил Париж «открытым городом», а Совет министров утвердил это решение. Необходимо было в срочном порядке организовать эвакуацию массы людей и большого количества различного имущества. Этим я и занимался до самого вечера. Вокруг упаковывали вещи, заколачивали ящики, суетились прибывшие в последний момент посетители и безнадежно надрывались телефоны. Около полуночи вместе с Полем Рейно мы сели в машину. Ехали медленно, так как дорога была забита. На рассвете мы прибыли в Орлеан, в городскую префектуру, откуда по телефону была установлена связь со Ставкой, находившейся в Бриаре. Вскоре позвонил генерал Вейган с просьбой переговорить с премьер-министром. Последний взял трубку и был крайне удивлен, узнав о том, что во второй половине дня должен прибыть Черчилль. Оказалось, что главнокомандующий через военную связь просил его срочно приехать в Бриар. «Необходимо, — добавил генерал Вейган, — чтобы Черчилль лично ознакомился с действительным положением на фронте». — «Как? — обратился я к главе правительства. — Вы позволяете, чтобы главнокомандующий по собственной инициативе вызывал английского премьер-министра? Разве Вы не видите, что генерал Вейган занят отнюдь не осуществлением оперативного плана, а проведением в жизнь политики, которая расходится с политикой вашего правительства? Неужели Вы намерены оставить его на прежнем посту?» — «Вы правы! — ответил Поль Рейно. — Такому положению пора положить конец. Мы с Вами уже говорили о генерале Хюнтцигере как о возможном преемнике Вейгана. Немедленно едем к Хюнтцигеру!»
Но когда машины были поданы, премьер-министр сказал мне: «Пожалуй, лучше будет, если Вы поедете к Хюнтцигеру один. Я же займусь подготовкой к переговорам с Черчиллем и англичанами. Мы встретимся в Бриаре».
Командующего Центральным фронтом генерала Хюнтцигера я застал на его командном пункте в Арси-сюр-Об. Это было в тот самый момент, когда бронетанковый корпус Гудериана атаковал и прорвал фронт его армий в Шампани. Я был поражен хладнокровием Хюнтцигера. Он информировал меня о тяжелом положении своих войск. Я сообщил ему о положении дел в целом. В заключение я сказал:
— Правительству ясно, что сражение во Франции фактически проиграно. Но оно намерено продолжать войну, в связи с чем хочет перебазироваться в Африку со всеми средствами, какие можно туда перебросить. Такое решение предполагает полное изменение всей нашей стратегии и коренную реорганизацию. Нынешний главнокомандующий — не тот человек, который способен это сделать. Может быть, это сделаете Вы?
— Сделаю! — просто ответил Хюнтцигер.
— Прекрасно! Вы получите соответствующие указания правительства.
В Бриар я направился через Ромийи и Сане, чтобы попутно встретиться с командирами различных соединений. Повсюду были заметны признаки беспорядка и паники. Повсюду войсковые части вперемешку с беженцами отходили на юг. Дорога была настолько загромождена, что моя скромная машина вынуждена была целый час простоять около Мери. Необычный туман, который многие принимали за газовое облако, усугублял тревожное состояние беспорядочной толпы военных, напоминавшей бегущее стадо.
Прибыв в Ставку, я тотчас направился к Полю Рейно и передал ответ Хюнтцигера. Однако мне сразу же стало ясно, что немедленное смещение Вейгана уже не входит в намерения премьер-министра и что он снова решил продолжать войну вместе с главнокомандующим, который стремится к перемирию.
Проходя по галерее, я встретился с маршалом Петеном, которого не видел с 1938. «Вы уже генерал! — обратился он ко мне. — Не могу Вас с этим поздравить. К чему при поражении чины?!» — «Но ведь и Вас же, господин маршал, произвели в генералы во время отступления 1914? А спустя несколько дней мы одержали победу на Марне». — «Не вижу ничего общего!» — пробурчал в ответ Петен. В этом он был прав. Вскоре прибыл английский премьер-министр, и началось совещание.
На этом заседании открыто столкнулись взгляды и настроения, которые должны были характеризовать новую фазу войны. Все принципы, на которых строились до сих пор действия и взаимоотношения, отошли в прошлое. Англо-французская солидарность, мощь французской армии, авторитет правительства, доверие к командованию уже не могли служить отправными моментами. Каждый из участников совещания отныне действовал не в качестве партнера в игре, которая ведется сообща, а как человек, ориентирующийся только на себя и ведущий игру в своих личных интересах.
Что касается генерала Вейгана, то он стремился к тому, чтобы поскорее прекратить сражение и закончить войну. Опираясь на информацию генералов Жоржа и Бессона, он нарисовал перед участниками совещания картину совершенно безнадежного военного положения. Главнокомандующий, который, между прочим, с 1930 по 1935 являлся начальником Генерального штаба, излагал причины поражения своих армий спокойно, хотя и несколько агрессивно, упрекая в этом других и умалчивая о своей собственной ответственности. Его вывод сводился к тому, что бессмысленное испытание необходимо прекратить, ибо вся военная система может неожиданно рухнуть, открыв тем самым широкий простор для анархии и революции.
Маршал Петен выступил в поддержку пессимистического взгляда. Желая разрядить атмосферу, Черчилль обратился к нему в несколько шутливом тоне: «Ну что Вы, господин маршал! Припомните Амьенское сражение в марте 1918. Ведь как были плохи тогда дела! В то время я Вас посетил в Вашей Ставке. Вы мне изложили свой план, а через несколько дней фронт был восстановлен». Петен сурово ответил: «Вы правы, фронт был восстановлен. Тогда прорыв был на вашем, английском участке фронта. Однако я послал сорок дивизий, чтобы выручить Вас из беды. Сегодня разбитыми оказались мы. Где же Ваши сорок дивизий?»
Глава французского правительства неоднократно повторял, что Франция не прекратит борьбы, и убеждал англичан послать нам на помощь основные силы своей авиации. И несмотря на все это, было ясно, что он не намерен расставаться с Петеном и Вейганом, словно еще надеясь в один прекрасный день сделать их сторонниками своей политики.
Черчилль казался непоколебимым и полным энергии. По отношению к французам, находящимся в критическом положении, он вел себя настороженно, заняв позицию сочувственного выжидания. Мне казалось, что он уже был во власти страшной, но заманчивой перспективы, представляя — и возможно не без тайного удовлетворения — одинокую на своем острове Англию и себя, который ценою героических усилий становится ее спасителем.
Что касается меня, то, заглядывая вперед, я прекрасно понимал, что все эти словопрения бесполезны и бесперспективны, поскольку они не рассматривают единственно приемлемое решение: организацию сил в империи.
После трехчасовой дискуссии, не давшей никаких результатов, за тем же столом сели обедать. Я оказался рядом с Черчиллем. Наш разговор укрепил мое убеждение в том, что это человек непреклонной воли. Черчилль, в свою очередь, несомненно, понял, что обезоруженный де Голль не стал от этого менее решительным.
Адмирал Дарлан[90], который отсутствовал на совещании, появился после обеда. Пропустив впереди себя начальника штаба военно-воздушных сил генерала Вюйлемена, он подошел к Полю Рейно. То, что сообщил Дарлан, заставляло призадуматься. Дело заключалось в том, что против Генуи была подготовлена комбинированная операция с участием военно-морского флота и бомбардировочной авиации. В соответствии с планом действия должны были начаться ночью. Но Дарлан уже переменил свое решение и хотел отменить приказ, выдвигая в качестве аргумента колебание генерала Вюйлемена, который опасался, что итальянцы предпримут ответные меры и уничтожат склады с горючим в пункте Бер. Тем не менее он просил согласия правительства на отмену приказа. «Каково ваше мнение?» — обратился ко мне Поль Рейно. «При нашем нынешнем положении, — ответил я, — самым разумным было бы, наоборот, ничего не щадить. Надо осуществить задуманную операцию».
Дарлан, однако, одержал верх, и приказ о проведении операции был отменен. И все-таки несмотря на это, с опозданием на три дня против намеченного срока, Генуя была обстреляна небольшим отрядом кораблей. Этот случай убедил меня, что и Дарлан проводит теперь свою собственную линию.
День 12 июня я провел в замке Бове, принадлежавшем г-ну Ле Прово де Лонэ, и вместе с генералом Кольсоном[91] занимался разработкой плана эвакуации в Северную Африку. Должен признаться, что, очутившись в уединении и задумываясь над событиями, свидетелем которых я был накануне, я имел все основания опасаться того, что пораженческие настроения зашли слишком далеко и что разрабатываемый мною план никогда не будет осуществлен. Тем не менее я был полон решимости сделать все, что было в моих силах, чтобы правительство взялось за его реализацию и обязало к этому командование.
Закончив основную часть работы, я направился в Шиссе, резиденцию Поля Рейно. Было уже поздно. По окончании заседания Совета министров в Канже, на которое я не был приглашен, премьер-министр возвратился около 11 часов ночи в сопровождении Бодуэна. В то время как они и их окружающие сели ужинать, я, заняв место за столом, со всей определенностью поставил вопрос относительно Северной Африки. Но мои собеседники склонны были говорить лишь о вопросе, который обсуждался Советом министров. Вопрос этот, связанный, впрочем, с поставленной мною проблемой и очень срочный, касался местопребывания правительства на ближайшее будущее. В самом деле, форсировав Сену, немцы вскоре могли выйти к Луаре. Предлагалось два варианта: либо Бордо, либо Кемпер. Тут же за столом завязался спор, беспорядочный и шумный, потому что все устали и были в нервозном состоянии. Никакого определенного решения не было принято. Поль Рейно ушел, назначив мне встречу на утро.
Я, конечно, стоял за Кемпер. Дело было вовсе не в том, что я льстил себя какими-то надеждами на возможность удержаться в Бретани. Но если бы правительство перебралось туда, то рано или поздно у него не оказалось бы иного выхода, кроме эвакуации морем. Поскольку немцы, чтобы действовать против Англии, неизбежно должны были занять Бретань, этот полуостров никак не мог стать «свободной зоной». Выйдя в море, министрам, по всей вероятности, пришлось бы направиться в Африку либо прямым путем, либо сделав предварительно остановку в Англии. В любом случае Кемпер был бы этапом на пути к энергичным действиям. Вот почему, когда Поль Рейно сразу же после того, как я вошел в состав правительства, говорил со мною о проекте «бретонского бастиона», я присоединился к этому проекту. Наоборот, такие люди, как Петен, Вейган, Бодуэн, которые вели дело к капитуляции и, вопреки их утверждениям, руководствовались своими политическими соображениями, а вовсе не мотивами военного характера, возражали против подобного варианта.
Рано утром 13 июня я возвратился в Шиссе. После долгих дебатов и несмотря на приведенные мною доводы премьер-министр решил перевести правительство в Бордо, ссылаясь на то, что таково было мнение, высказанное накануне министрами. Тогда я стал еще более настойчиво требовать, чтобы по меньшей мере был отдан приказ, обязывающий главнокомандующего готовиться к переброске войск в Африку. Я знал, что так именно намерен был поступить Поль Рейно в крайнем случае. Но атмосфера различных влияний и интриг, которая его окружала, оказывала на него такое влияние, что эта единственная надежда исчезала буквально на глазах.
Однако в тот же день, около двенадцати часов, премьер-министр подписал письмо, адресованное генералу Вейгану, в котором указывалось, что правительство ждет от него прежде всего «организации самой упорной обороны в Центральном массиве и в Бретани», а затем «в случае нашего поражения… перебазирования за пределы метрополии для организации там борьбы, используя при этом свободу морей». Это письмо, несомненно, свидетельствовало о намерении принять меры к спасению. Но мне казалось, что оно не было составлено в том категорическом тоне, который диктовался обстоятельствами. К тому же уже после того, как это письмо было подписано, оно еще некоторое время обсуждалось в кулуарах и было отправлено лишь на следующий день.
Утром того же дня, 13 июня, в Шиссе прибыли председатель сената Жанненэ[92] и председатель палаты Эррио. Первый не терял присутствия духа в обстановке общего смятения и напоминал Клемансо, непосредственным и близким сотрудником которого он был в тяжелые дни 1917–1918. Второй, приветливый и речистый, с увлечением говорил о разнообразных чувствах, которыми был охвачен. Оба являлись сторонниками премьер-министра, противниками капитуляции и готовы были вместе с правительством переехать в Алжир. Лишний раз я убедился в том, что, несмотря на все происки капитулянтов, которые окружали Поля Рейно, он мог бы одержать верх, если бы только ни в чем не уступал им.
Я уже был в Бове, когда во второй половине дня мне позвонил по телефону де Маржери, начальник дипломатического кабинета Поля Рейно. Вот что он мне сообщил: «Через некоторое время в Туре, в здании префектуры, начнется совещание между председателем Совета министров и Черчиллем, который только что прибыл с несколькими министрами своего кабинета. Я был об этом предупрежден тоже в последний момент. Хотя Вы и не получили приглашения, я хочу, чтобы Вы присутствовали. Бодуэн действует активно, и мне это очень не нравится».
Я выехал в Тур, встревоженный столь неожиданным совещанием, о котором премьер-министр счел нужным умолчать, хотя я и провел вместе с ним несколько часов. Во дворе и в кулуарах префектуры толпилось множество депутатов, чиновников, журналистов, съехавшихся за новостями. Шумная толпа напоминала хор античной трагедии, приближающейся к развязке. Я вошел в кабинет, в котором находились Поль Рейно, Бодуэн и Маржери. Был перерыв в заседании. Но как раз в этот момент в кабинет вошел Черчилль и его коллеги. Маржери успел сообщить мне, что английские министры совещались в парке, подготовляя ответ на следующий вопрос, поставленный французами: «Согласна ли Англия с тем, чтобы, вопреки соглашению от 28 марта 1940, запрещающему сепаратное заключение перемирия, Франция запросила у противника, на каких условиях он готов прекратить военные действия?»
Черчилль опустился в кресло. Лорд Галифакс[93], лорд Бивербрук[94], сэр Александр Кадоган[95], а также сопровождавший их генерал Спирс[96] заняли свои места. Наступила минута тягостного молчания. Наконец английский премьер заговорил по-французски. Монотонно и грустно, держа сигару в зубах и мерно покачивая головой, он начал с выражения своего личного сочувствия, сочувствия своего правительства и своего народа по поводу постигшей Францию судьбы. «Мы вполне сознаем, — сказал он, — то положение, в котором находится Франция. Нам ясно, что вы не видите выхода из тупика. Наши дружеские чувства к вам остаются неизменны. Можете быть уверены, что в любом случае Англия не прекратит борьбы. Каковы бы ни были условия и где бы нам ни пришлось вести борьбу, мы будем сражаться до конца, даже в том случае, если вы оставите нас одних».
Касаясь перспективы перемирия между французами и немцами, которая, как я полагал, приведет его в негодование, Черчилль, напротив, выразил по этому поводу сочувственное понимание. Но, перейдя к вопросу о военно-морском флоте, он неожиданно проявил исключительную требовательность и стремление к полной ясности. Нет никакого сомнения в том, что английское правительство до такой степени боялось передачи французского флота в руки немцев, что оно было склонно, пока еще не поздно, освободить нас от условий, вытекавших из соглашения от 28 марта, лишь бы получить гарантии относительно судьбы наших кораблей. Фактически именно такой вывод напрашивался из этого ужасного совещания. Прежде чем покинуть зал, Черчилль, кроме того, настойчиво попросил, чтобы Франция в случае прекращения борьбы предварительно передала Англии всех 400 военнопленных немецких летчиков. Это сразу же было ему обещано.
В сопровождении Поля Ренно англичане перешли в соседнюю комнату, где находились председатели обеих палат, а также многие министры. Здесь царила совершенно иная атмосфера. В частности, Жанненэ, Эррио, Луи Марен говорили только об одном: о необходимости продолжать войну. Я подошел к Полю Ренно и несколько возбужденным тоном спросил: «Неужели Вы согласитесь на то, чтобы Франция запросила перемирия?» — «Конечно, нет! — ответил он. — Но необходимо повлиять на англичан, чтобы добиться от них более широкой помощи». Принять этот ответ всерьез, разумеется, я не мог. После шумного прощания во дворе префектуры все разошлись, и я, совершенно подавленный, возвратился в Бове. Тем временем председатель Совета министров послал телеграмму президенту Рузвельту. Он умолял его оказать нам помощь, давая понять, что в противном случае для нас все будет кончено. Вечером Поль Рейно заявил по радио: «Если для спасения Франции должно совершиться чудо, я верю в это чудо».
Я не сомневался в том, что дело уже идет к развязке. Если комендант осажденной крепости поговаривает об ее сдаче, то уже можно с уверенностью сказать, что дни крепости сочтены. Точно так же и Франция шла к капитуляции, поскольку глава французского правительства официально признавал, что такая возможность не исключена. Дальнейшее пребывание в составе кабинета, при всей скромности моего поста, становилось для меня невозможным. Однако ночью, как раз в тот момент, когда я уже собирался направить письмо с просьбой об отставке, Жорж Мандель[97], предупрежденный об этом начальником моей канцелярии Жаном Лораном, вызвал меня к себе.
В кабинет министра внутренних дел ввел меня Андре Дьетельм. Мандель говорил со мною серьезно и решительно, что произвело на меня впечатление. Так же как и я, он был убежден, что отстоять независимость и честь Франции возможно лишь продолжая войну. Именно исходя из этих национальных интересов, он и рекомендовал мне не покидать занимаемого поста. «Как знать, — сказал он, — может быть, в конце концов мы все-таки добьемся переезда правительства в Алжир?» Он мне рассказал о том, что произошло после отъезда англичан в Совете министров, где возобладал дух решимости, хотя Вейган и устроил там целую сцену. От Манделл я узнал, что как раз в тот самый момент, когда мы беседовали, первые немецкие части вступали в Париж. Затем, говоря о будущем, Мандель добавил: «Во всяком случае, мировая война только начинается. Вам, генерал, еще предстоит выполнить большие задачи. Причем среди всех нас Вы имеете преимущество человека с безукоризненной репутацией. Стремитесь лишь к тому, чтобы действовать в интересах Франции, и помните, что, если к этому представится случай, Ваша нынешняя должность сможет Вам многое облегчить». Должен сказать, что этот довод убедил меня повременить с моей отставкой. По всей вероятности, именно благодаря этому и стало практически возможным то, что мне удалось сделать в дальнейшем.
14 июня правительство переезжает в Бордо. Я простился с моими хозяевами Ле Прово де Лонэ. Вместе со всеми членами семьи, которые не были мобилизованы, они решили не покидать своего дома, где и оставались во время отступления наших войск, а затем в период оккупации. После мучительной поездки по заполненной беженцами дороге я к вечеру прибыл в Бордо, в штаб военного округа, где должна была находиться резиденция Поля Рейно. Там я застал Марке — мэра города и депутата. Мне первому он сообщил о содержании обескураживающего заявления, которое он собирался сделать премьер-министру.
Когда явился Поль Рейно, я сказал ему: «В течение трех дней я убеждаюсь, с какой невероятной быстротой мы катимся к капитуляции. По мере сил я пытался вам помочь, но я действовал в интересах продолжения войны. Согласиться на перемирие я отказываюсь. Если Вы останетесь здесь, то Вас захлестнет волна поражения. Необходимо как можно скорее эвакуироваться в Алжир. Готовы Вы к этому или нет?» — «Да!» — ответил Поль Рейно. «В таком случае я лично должен срочно направиться в Лондон, чтобы договориться с англичанами о той помощи, которую они нам окажут в транспортировке. Я отправлюсь туда завтра. Где я найду Вас по возвращении?» — «В Алжире», ответил председатель Совета министров.
Мы договорились, что я выеду ночью и по пути побываю в Бретани, чтобы выяснить, что можно будет вывезти оттуда морем. Поль Рейно попросил меня вызвать к нему Дарлана на утро следующего дня. Он сказал, что хочет поговорить с ним относительно флота.
Дарлан в это время был на пути в Ла Геритульд. Вечером мне удалось связаться с ним и условиться о встрече. Он ответил раздраженно: «Прибыть завтра в Бордо? Не могу понять, чем там занимается премьер-министр. Что касается меня, то я командую и не могу напрасно терять времени». В конце концов, он все-таки подчинился. Однако тон, каким разговаривал Дарлан, не сулил ничего хорошего. Спустя несколько минут, во время короткой беседы с министром без портфеля Жаном Ибарнегарэ, который до сих пор выступал сторонником борьбы до победного конца, я имел возможность убедиться в том, насколько изменились умонастроения некоторых деятелей. Ибарнегарэ явился ко мне в гостиницу «Сплендид», где я наспех обедал вместе с Жоффруа де Курселем. «Для меня, старого солдата, — сказал он, — существует один закон: подчиняться своим начальникам — Петену и Вейгану». — «Может быть, настанет день, когда Вы убедитесь, что для министра забота о спасении страны должна преобладать над всеми другими чувствами», — ответил я. Петена, который обедал в этом же зале, я приветствовал молча. Не говоря ни слова, он пожал мне руку. С тех пор я никогда больше не видел его.
Какая сила влекла его навстречу столь роковой судьбе? Вся жизнь этого незаурядного человека была сплошным самоотречением. Слишком гордый для того, чтобы заниматься интригами, слишком значительный, чтобы мириться с второстепенной ролью, слишком самолюбивый, чтобы выслуживаться, в душе он был одержим жаждой власти, которую в нем разжигали сознание собственного превосходства, препятствия на его пути и высокомерное презрение к другим. Было время, когда военная слава щедро осыпала его своими коварными дарами. Но это не принесло ему удовлетворения, потому что он был не единственным ее баловнем. И вот внезапно, уже на склоне лет, события предоставили его талантам и его честолюбию столь вожделенную возможность развернуться во всю ширь. Однако он мог достигнуть, своего возвышения лишь ценою падения Франции, увенчав ее позором свою славу.
Надо сказать, что вообще маршал Петен считал войну проигранной. Этот старый солдат, надевший военный мундир вскоре, после окончания войны 1870–1871, склонен был и нынешнюю войну рассматривать как очередной франко-германский конфликт. Потерпев поражение в первой схватке с немцами, мы одержали победу над ними во второй, то есть в войне 1914–1918. Нам, конечно, помогли союзники, но они сыграли второстепенную роль. Теперь мы терпим поражение в третьей войне. Это очень тяжело, но вполне закономерно. После Седана и падения Парижа, по мнению Петена, следовало кончать войну, заключать перемирие и в случае необходимости расправиться с Коммуной, как в свое время в подобных же обстоятельствах расправился с нею Тьер[98]. Для старого маршала такие факторы, как мировой характер войны, возможность использования заморских территорий, идеологические последствия победы Гитлера, не имели никакого значения. Такие моменты он не имел обыкновения принимать в расчет.
И все-таки я убежден, что в другое время маршал Петен не согласился бы взять на себя роль главы государства в условиях поражения Франции. Я уверен в том, что, оставаясь самим собою, он возобновил бы борьбу, как только убедился бы, что он заблуждался, что победа возможна, что Франция способна внести в нее свой вклад. Но, увы! годы подточили его. На склоне лет он уже легко поддавался влиянию людей, которые, ловко пользуясь усталостью маршала, прикрывали свои махинации его громким именем. Старость — это крушение. И раз уж нам суждено было испить чашу до дна, старость маршала Петена должна была символизировать крушение Франции. Именно об этом я думал ночью по дороге в Бретань.
В то же время во мне крепла решимость продолжать войну во что бы то ни стало. Прибыв в Ренн утром 15 июня, я встретился там с генералом Рене Альтмайером[99], который командовал различными соединениями, сражавшимися к западу от реки Майенн, с командующим военным округом генералом Гитри[100] и префектом департамента Иль и Вилен. Все трое проявляли максимум добросовестности, каждый на своем участке. Я постарался согласовать их усилия и их возможности в интересах обороны данного района. Затем я добрался до Бреста, обогнав по пути английские эшелоны, которые двигались к Бресту, откуда должны были эвакуироваться морем. В морской префектуре вместе с адмиралом Тробом и командующим западным военно-морским районом де Лабордом я изучал, какими возможностями располагает военно-морской флот и в чем он нуждается для погрузки войск в портах Бретани. Во вторую половину дня я уже находился на борту эскадренного миноносца «Милан», который должен был доставить меня в Плимут. Туда же направлялась группа химиков во главе с генералом Лемуаном, командированная министром вооружения Раулем Дотри[101] в Англию, для того чтобы доставить в безопасное место «тяжелую воду». Когда мы покидали брестский рейд, мне салютовал линкор «Ришелье», уже готовый взять курс на Дакар. Из Плимута я выехал в Лондон, куда прибыл 16 июня на рассвете.
Уже через несколько минут в номер гостиницы «Гайд-парк», где я с дороги приводил себя в порядок, явились Корбэн и Монне. Посол известил меня, что встречи с различными английскими деятелями, с которыми мне предстояло вести переговоры по вопросу транспортировки войск, уже назначены на утро. Кроме того, было условлено, что если Франция не обратится к Германии с просьбой о перемирии, то на следующий день Поль Рейно и Черчилль встретятся утром в Конкарно, чтобы совместно дать указания о погрузке войск на суда. Затем мои собеседники перешли к другому вопросу.
«Нам известно, — говорили они, — что пораженческие настроения в Бордо растут очень быстро. Пока Вы были в пути, французское правительство подтвердило телеграммой просьбу, с которой Поль Рейно устно обратился к Черчиллю 13 июня, о том, чтобы Франция была освобождена от обязательств, налагаемых на нее соглашением от 28 марта. Каков будет ответ англичан, который ожидается сегодня утром, мы еще не знаем. Однако мы думаем, что они не станут возражать при условии, если будут даны гарантии, касающиеся французского военно-морского флота. Таким образом, наступают последние минуты. Тем более, что днем в Бордо должно состояться заседание Совета министров, а заседание это, по всей видимости, будет решающим».
«Нам показалось, — продолжали Корбэн и Монне, — что только какое-нибудь неожиданное событие, резко меняющее обстановку, было бы способно изменить общее настроение и, во всяком случае, укрепить намерение Поля Рейно отправиться в Алжир. Вот почему вместе с сэром Робертом Ванситтартом[102], постоянным заместителем министра иностранных дел Великобритании, мы подготовили проект, который, по-видимому, может произвести надлежащий эффект. Речь идет о слиянии Франции и Англии, с предложением, о котором английское правительство должно торжественно обратиться к правительству Бордо. В соответствии с этим проектом, оба государства решают создать единое правительство, совместно использовать свои возможности, в равной степени идти на жертвы, короче говоря, полностью связать свои судьбы. Не исключено, что такое предложение, сделанное в данной обстановке, склонит наших министров к попытке усилить сопротивление или заставит, по крайней мере, повременить с капитуляцией. Однако нужно еще, чтобы наш проект получил одобрение английского правительства. Только Вы можете добиться этого от Черчилля. Условлено уже, что вскоре Вы с ним встретитесь на завтраке. Таким образом, имеется превосходная возможность говорить с ним на эту тему, если, конечно, Вы сами одобряете подобную идею».
Меня ознакомили с проектом заявления. Сразу же я подумал о том, что сама грандиозность задуманного плана исключала возможность немедленного его осуществления. Бросалось в глаза то обстоятельство, что если и признать целесообразность слияния Англии и Франции, то невозможно путем одного лишь обмена нотами объединить в одно целое, пусть даже в принципе, обе эти страны с их учреждениями, интересами и владениями. Даже те пункты проекта, которые могли быть практически решены, как, например, вопрос о совместных военных усилиях, потребовали бы длительных переговоров. Но это предложение английского правительства правительству Франции явилось бы выражением солидарности и само по себе могло иметь вполне реальное значение. А главное, я, так же, как Корбэн и Монне, считал, что в том критическом положении, в каком находился Поль Рейно, этот проект мог явиться для него моральной поддержкой и аргументом против министров его кабинета, настаивавших на прекращении борьбы. Вот почему я согласился убедить Черчилля поддержать данный проект.
Утром было очень много всяких дел. Прежде всего я урегулировал вопрос относительно дальнейшего следования транспортного судна «Пастер», которое везло из США тысячу 75-миллиметровых пушек, несколько тысяч станковых пулеметов и боеприпасы. В связи с докладом нашей военной миссии я приказал изменить маршрут этого судна, находившегося уже в пути, и доставить груз не в Бордо, как предполагалось, а в один из портов Великобритании. Учитывая обстановку, ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы этот ценнейший груз попал в руки врага. И действительно, пушки и пулеметы, доставленные «Пастером», позволили перевооружить английские войска, которые потеряли под Дюнкерком почти все свое вооружение.
Что касается переброски наших войск, то со стороны англичан я встретил искреннюю готовность помочь нам судами и обеспечить безопасность морских перевозок. Причем всю подготовку к этой операции должно было провести английское министерство военно-морского флота совместно с нашей военно-морской миссией, которую возглавлял адмирал Одандаль. Но было совершенно очевидно, что никто в Лондоне уже не верил в способность официальной Франции воспрянуть духом. Встречи с различными деятелями убедили меня, что во всех своих планах наши союзники исходят из неминуемого отказа Франции от продолжения борьбы в самом ближайшем будущем. Всех особенно беспокоила судьба нашего флота. Мысль об этом буквально ни у кого не выходила из головы. При встрече с англичанами в эти напряженные часы каждый француз чувствовал на себе вопрошающий взгляд или слышал прямо поставленный вопрос: «Что будет с вашим флотом?»
Об этом же думал и английский премьер-министр, когда я вместе с Корбэном и Монне завтракал с ним в «Карлтон клаб». «Что бы ни случилось, обратился я к нему, — французский военно-морской флот добровольно сдан не будет. Сам Петен на это не согласится. К тому же флот — это владение Дарлана, а феодал своего владения никому не уступает. Однако гарантию того, что французский военно-морской флот никогда не попадет в руки к немцам, могло бы дать только одно условие: продолжение войны нами. В этой связи я должен признаться, что позиция, которую Вы заняли на совещании в Туре, меня неприятно поразила. Сложилось такое впечатление, что Вы ни во что не ставите наш союз. Ваша уступчивость играет на руку тем из наших людей, которые склоняются к капитуляции. „Вы же видите, что нас к этому вынуждают, — говорят они. — Сами англичане против этого не возражают“. Нет! Вовсе не так должны Вы действовать, чтобы оказать нам поддержку в момент величайшего кризиса».
Мне показалось, что Черчилль заколебался. Он о чем-то посовещался с начальником своей канцелярии майором Мортоном. Я подумал, что в последний момент он хочет принять меры, чтобы изменить свое прежнее решение. И, может быть, именно по этой причине спустя полчаса в Бордо английский посол явился к Полю Рейно и взял обратно ранее врученную ему ноту, в которой английское правительство в принципе соглашалось с тем, чтобы Франция запросила у немцев, на каких условиях они готовы заключить перемирие.
Затем я коснулся проекта объединения обоих наших народов. «Лорд Галифакс уже говорил мне об этом, — сказал Черчилль. ~ Но это дело чрезвычайно сложное». — «Верно, — ответил я. — Поэтому осуществление такого плана потребовало бы много времени. Но сделать заявление по этому вопросу можно немедленно. При существующем положении вещей Вы не должны пренебрегать ничем, что могло бы поддержать Францию и способствовать сохранению нашего союза». После короткой дискуссии премьер-министр согласился со мной. Он тут же дал указание созвать английский кабинет и отправился на Даунинг-стрит председательствовать на его заседании, Вместе с ним туда же поехал и я. Пока шло заседание Совета министров, я и французский посол в Англии находились в комнате, расположенной рядом с залом заседаний. Связавшись тем временем по телефону с Полем Рейно, я предупредил его, что по договоренности с английским правительством рассчитываю еще до вечера направить ему очень важное сообщение. Он ответил, что в связи с этим перенесет заседание Совета министров на 17 часов. «Но больше откладывать, — сказал он, — я не смогу».
Английский кабинет заседал два часа. Время от времени из зала заседания выходил тот или иной министр, чтобы уточнить с нами, французами, нужный вопрос. Но вот наконец вышли все министры во главе с Черчиллем. «Мы согласны!» — заявили они. И действительно, если не считать деталей, составленный ими текст заявления ничем не отличался от того, который мы им предложили. Я тут же вызвал по телефону Поля Рейно и продиктовал ему текст документа. «Это очень важно! — заметил председатель Совета министров. — И я немедленно воспользуюсь этим на заседании, которое начнется с минуты на минуту». В нескольких словах я постарался, как только мог, ободрить его. Черчилль взял трубку: «Алло! Рейно! Де Голль прав! Ваше предложение может иметь очень важные последствия. Нужно держаться!»
Затем, выслушав ответ французского премьера, он сказал: «Итак, до завтра, до встречи в Конкарно!»
Я простился с Черчиллем. Он предоставил мне самолет для того, чтобы я мог немедленно вернуться в Бордо. Мы условились, что самолет останется в моем распоряжении, так как события, возможно, заставят меня еще раз вернуться в Англию. Черчилль сам должен был выехать поездом, чтобы затем на эсминце направиться в Конкарно. В 21 час 30 минут я приземлился в Бордо. На аэродроме меня встречали полковник Юмбер и Обюртэн, сотрудники моей канцелярии. Они сообщили мне, что председатель Совета министров подал в отставку и что президент Лебрен поручил маршалу Петену сформировать правительство. Это предвещало явную капитуляцию. Я тут же принял решение уехать завтра утром.
Я отправился к Полю Рейно и увидел, что он не питает иллюзий относительно последствий прихода к власти маршала Петена. Но в то же время он производил впечатление человека, почувствовавшего облегчение от того, что с него свалилась такая огромная ответственность. Он показался мне человеком, потерявшим всякую надежду. Лишь очевидцы могут понять, что представляло собой бремя власти в этот ужасный период. На протяжении многих напряженных дней и бессонных ночей председатель Совета министров чувствовал на себе всю тяжесть ответственности за судьбу Франции. Ибо глава правительства всегда одинок под ударами судьбы. Ведь именно Полю Рейно пришлось пережить все этапы нашего падения: прорыв немцев под Седаном, дюнкеркскую катастрофу, эвакуацию Парижа, панику в Бордо. Однако он возглавил правительство лишь накануне наших несчастий, абсолютно не имея времени для того, чтобы встретить их во всеоружии. Еще задолго до этого он выступал за такую военную политику, которая помогла бы избежать катастрофы. Он встретил бурю с душевной стойкостью. Ни разу в эти драматические дни Поль Рейно не потерял самообладания. Никогда он не горячился, не возмущался, не жаловался. Трагическое зрелище представлял собой этот выдающийся человек, незаслуженно раздавленный огромными событиями.
В сущности, личность Поля Рейно была вполне подходящей для продолжения войны при существовании в государстве известного порядка и на основе традиций, сложившихся в процессе исторического развития Франции. Но все было сметено. Глава правительства видел, как разваливается государство, как паника овладела народом, как отрекаются союзники и теряют присутствие духа самые выдающиеся руководители. С того дня, как правительство покинуло столицу, государственная власть находилась в состоянии агонии, что выражалось в беспорядочном бегстве по дорогам, в расстройстве всех тыловых служб, в нарушении дисциплины во всех областях жизни и во всеобщей растерянности. В таких условиях ум Поля Рейно, его мужество, его авторитет растрачивались впустую. Он больше уже не мог совладать с бурной лавиной событий.
Для того чтобы вновь взять бразды правления в свои руки, ему нужно было вырваться из водоворота, перебраться в Африку и начать там все снова. Поль Рейно понимал это. Но для этого необходимо было принять ряд чрезвычайных мер: сменить главное командование, сместить маршала Петена и добрую половину министров, покончить с некоторыми влияниями, примириться с полной оккупацией Франции, короче говоря, в этой невиданно тяжелой обстановке пойти на ряд чрезвычайных и выходящих за обычные рамки мер.
Поль Рейно не решился взять на себя ответственность за принятие столь чрезвычайных решений. Он попытался достигнуть цели путем маневров. Именно этим объясняется, например, тот факт, что он допускал возможность обсуждения условий противника, если Англия согласится на это. Конечно, он думал, что даже те, кто настаивал на заключении перемирия, откажутся от него, когда узнают условия, и что тогда произойдет объединение всех людей, выступающих за продолжение войны и за спасение отечества. Но драма была слишком сложной для того, чтобы здесь можно было заниматься комбинациями. Вести войну, не жалея усилий, или немедленно капитулировать — третьего выхода не было. Будучи не в силах твердо поддержать первое решение, он уступил место Петену, который целиком и полностью поддержал второе.
Необходимо отметить, что в этот критический момент сам государственный строй Третьей республики сковывал деятельность главы последнего правительства. Безусловно, у многих ответственных должностных лиц капитуляция вызывала отвращение. Но представители государственной власти, растерявшиеся перед лицом катастрофы, за которую они чувствовали себя ответственными, совершенно бездействовали. В то время, когда встал вопрос, от которого зависело настоящее и будущее Франции, парламент не заседал, правительство оказывалось неспособным принять единодушное решение, президент республики не поднимал свой голос даже в Совете министров в защиту высших интересов страны. В конечном счете развал государства лежал в основе национальной катастрофы. В блеске молний режим представал во всей своей ужасающей немощи и не имел ничего общего с защитой чести и независимости Франции.
Поздно вечером я отправился в отель, где проживал английский посол сэр Рональд Кэмпбел, и сообщил ему о своем намерении выехать в Лондон. Генерал Спирс, принявший участие в разговоре, заявил, что он будет сопровождать меня. Я предупредил Поля Рейно. Он передал мне из секретных фондов 100 тысяч франков. Я попросил де Маржери послать без промедления моей жене и детям, находившимся в Карантеке, документы, необходимые для отъезда в Англию. Им удалось выехать из Бреста на последнем пароходе. 17 июня в 9 часов утра я вылетел вместе с генералом Спирсом и лейтенантом де Курсель на английском самолете, на котором я прибыл накануне. Отъезд прошел без каких-либо происшествий и помех.
Мы пролетели над Ла-Рошелью и Рошфором. В этих портах горели суда, подожженные немецкими самолетами. Мы прошли над Пемпоном, где находилась моя тяжелобольная мать. Лес был окутан дымом: это горели взорванные склады боеприпасов. Сделав остановку на острове Джерси, после полудня мы прибыли в Лондон. В то время как я устраивался на квартире, а лейтенант Курсель, звонивший в посольство и миссии, уже получал всюду сдержанные ответы, я, одинокий и лишенный всего, чувствовал себя в положении человека на берегу океана, через который он пытается перебраться вплавь.
Глава третья «Свободная Франция»
Продолжать войну? Да, конечно, продолжать! Но с какой целью и в каком масштабе? Многие, даже когда они и одобряли такое решение, хотели, чтобы это ограничивалось лишь поддержкой, которую горстка французов оказывает Британской империи, несломленной и сражающейся. Я никогда не рассматривал в этом плане наше стремление продолжать борьбу. Для меня речь шла прежде всего о спасении нации и государства.
Я считал, что навеки будут потеряны честь, единство и независимость Франции, если в этой мировой воине она одна капитулирует и примирится с таким исходом. Ибо в этом случае чем бы ни кончилась война, независимо от того, будет ли побежденная нация освобождена от захватчика иностранными армиями или останется порабощенной, презрение, которое она испытала бы к самой себе, и отвращение, которое она внушила бы другим нациям, надолго отравят ее душу и жизнь многих поколении французов. Что касается настоящего момента, то во имя чего же повести некоторых ее сынов в бой, который не будет битвой за Францию? Зачем предоставлять дополнительно части для вооруженных сил иностранной державы? Нет! Для того чтобы усилия не пропали даром, нужно было добиться, чтобы в войне приняли участие не только отдельные французы, но и вся Франция.
Это предполагало: возвращение наших армий на поля битв, возобновление военных действий на наших территориях и участие Франции в этой борьбе, признание иностранными державами того, что Франция не прекратила борьбы. Иными словами, надо было передать суверенитет, отобрав его у виновников катастрофы и сторонников пораженчества, тем, кто выступает за продолжение войны и в будущем одержит победу. Мое знание людей и обстановки не оставляло мне иллюзий относительно препятствий, которые предстояло преодолеть. Придется столкнуться с мощным врагом, которого можно сломить лишь длительной войной на истощение и который в своем стремлении подавить волю французов к борьбе получит поддержку нового французского правительства. Предстоят трудности морального и материального характера. С ними неизбежно столкнутся в длительной и ожесточенной борьбе те, кто будет вести ее на положении отверженных, не располагая никакими средствами. Придется натолкнуться на уйму возражений, обвинений, клеветнических утверждений, выдвинутых скептиками и малодушными дабы оправдать свою пассивность. Будут иметь место так сказать «параллельные» выступления, но на деле враждебные друг другу и преследующие противоположные цели; эти выступления неизбежно пробудят у французов страсть к спорам и будут использованы политическими кругами и разведывательными органами союзников в своих интересах. Те, кто стремился к ниспровержению существующего строя, будут пытаться направить движение национального сопротивления в сторону революционного хаоса, который может породить их диктатуру. Наконец, великие державы могут попытаться воспользоваться нашей слабостью в своих интересах, в ущерб интересам Франции.
Что касается меня лично, то я, намеревавшийся преодолеть все эти препятствия, вначале ничего собою не представлял. Я не располагал никакой, даже самой минимальной силой, и меня не поддерживала ни одна организация. Во Франции — никого, кто бы мог за меня поручиться, и я не пользовался никакой известностью в стране. За границей — никакого доверия и оправдания моей деятельности. Но тот факт, что у меня ничего этого не было, указывал мне линию поведения. Лишь отдав все свои силы делу спасения отечества, я смог бы создать себе авторитет. Лишь выступая в роли непоколебимого защитника нации и государства, мне удалось бы привлечь французов к ведению борьбы, вызвать у них энтузиазм и добиться признания и уважения иностранных держав. Люди, которых на всем протяжении трагических событий смущала моя непримиримость, не хотели понять, что для меня, стремившегося преодолеть бесчисленные противоречивые влияния, малейшая уступка привела бы к крушению моих планов. Иными словами, каким бы ограниченным в своих средствах и одиноким я ни был, и, пожалуй, именно вследствие этого мне нужно было возглавить движение и уже не выпускать власть из своих рук.
Первое, что необходимо было сделать, — это вновь поднять боевое знамя Франции. Мне представилась возможность сделать это с помощью радио. Днем 17 июня я сообщил о своих намерениях Уинстону Черчиллю. Очутившись после кораблекрушения на английском берегу, могли я что-либо предпринять без его поддержки? Черчилль оказал мне поддержку без промедления и для начала предоставил в мое распоряжение Би-Би-Си. Мы условились, что я использую Би-Би-Си, как только правительство Петена запросит перемирия. А в тот же вечер стало известно, что оно это сделало. На следующий день, в 18 часов, я прочитал перед микрофоном всем известное теперь воззвание. По мере того как в микрофон летели слова, от которых уже нельзя было отречься, я чувствовал, что я заканчиваю одну жизнь — ту, которую я вел в условиях твердо стоящей на ногах французской армии. В сорок девять лет я вступил в неизвестность как человек, которому судьба указывала необычный путь.
Однако, предпринимая первые шаги на этом необычном поприще, я должен был выяснить, не собирается ли кто-нибудь другой, пользующийся большим авторитетом, увлечь за собой в борьбу континентальную Францию и империю. Поскольку перемирие еще не вступило в силу, можно было предположить, что правительство Бордо в конечном счете все-таки пойдет на продолжение войны. Какой бы малой ни была надежда, ее нельзя было терять. Именно поэтому, когда я прибыл в Лондон днем 17 июня, я сразу же телеграфировал в Бордо, предложив свои услуги для продолжения в английской столице переговоров, которые были начаты мной накануне, о закупках в Соединенных Штатах, о немецких военнопленных и о переброске в Африку.
В ответ пришла телеграмма, требующая моего немедленного возвращения. 20 июня я написал Вейгану, который при капитуляции вдруг неожиданно стал «министром национальной обороны», что звучало насмешкой, умоляя его возглавить движение Сопротивления и заверяя его, в случае если он так поступит, в своем полном повиновении. Но это письмо было возвращено мне адресатом несколько недель спустя с припиской, составленной по меньшей мере в недоброжелательном тоне. 30 июня «французское посольство» известило меня о приказе явиться в тюрьму Сен-Мишель в Тулузе, с тем чтобы предстать перед военным судом. Сначала военный суд приговорил меня к одному месяцу тюремного заключения. Затем по апелляции, поданной «министром» Вейганом, который был недоволен решением, я был приговорен к смертной казни.
Учитывая — впрочем, не без основания! — эту позицию правительства Бордо, я решил установить контакт с властями французских колоний. Еще 19 июня я направил телеграмму главнокомандующему войсками в Северной Африке и генеральному резиденту в Марокко генералу Ногесу с предложением поступить в его распоряжение, если он отвергнет перемирие. В тот же вечер, выступая по радио, я призывал «Африку Клозеля[103], Бюжо[104], Лиоте[105], Ногеса[106] отклонить условия противника». 24 июня я вторично телеграфировал Ногесу и обратился к главнокомандующему войсками в Леванте генералу Миттельхаузеру[107] и Верховному комиссару в Леванте Пюо, а также к генерал-губернатору Французского Индокитая генералу Катру[108]. Я предлагал этим высоким должностным лицам создать орган обороны Французской империи и сообщил им, что я мог бы немедленно обеспечить установление связи этого органа с Лондоном. 27 июня, узнав о довольно воинственном выступлении Пенрутона, генерального резидента в Тунисе, я стал призывать его также войти в «Комитет обороны» и возобновил свои предложения генералу Миттельхаузеру и Пюо. В тот же день я попросил на всякий случай оставить за мной и моими офицерами места на французском грузовом судне, которое должно было идти в Марокко.
В ответ я получил лишь телеграмму от командующего военно-морским флотом в Леванте адмирала де Карпантье. Он сообщал мне, что Пюо и генерал Миттельхаузер отправили генералу Ногесу телеграмму, аналогичную моей. Кроме того, один из сыновей генерала Катру, находившийся в то время в Лондоне, принес мне телеграмму от своего отца, который приветствовал его решение сражаться и просил выразить мне свое сочувствие и одобрение. Но в то же время Дафф Купер[109], член кабинета, и генерал Горт, направленные английским правительством в Северную Африку, для того, чтобы предложить Ногесу поддержку вооруженных сил Англии, даже не были им приняты и возвратились в Лондон ни с чем. Наконец, генерал Диллон, глава британской группы связи в Северной Африке, был выслан из Алжира.
Первой реакцией Ногеса, по-видимому, было решение снова поднять знамя Франции. Известно, что в связи с условиями перемирия, выдвинутыми немцами, он 25 июня телеграфировал в Бордо, заявляя о своей готовности продолжать войну. Употребляя выражение, которое я сам использовал в своем выступлении по радио за шесть дней до этого, он говорил о «панике в Бордо», не позволявшей правительству «объективно оценить возможности сопротивления Северной Африки». Он призывал Вейгана «пересмотреть свои распоряжения о выполнении условий перемирия» и заявлял, что если эти распоряжения не будут отменены, то «он сможет их выполнить, лишь испытывая невыносимое чувство стыда». Ясно, что, если бы Ногес избрал путь сопротивления, вся Франция последовала бы за ним. Но вскоре стало известно, что он сам, так же как и другие резиденты, губернаторы и главнокомандующие в колониях, подчинился требованиям Петена и Вейгана и перестал возражать против перемирия. Лишь генерал-губернатор Французского Индокитая генерал Катру и командующий войсками в Сомали генерал Лежантийом[110] не изменили своего отрицательного отношения к перемирию. Оба они были заменены, а их подчиненные почти ничего не сделали для их поддержки.
Впрочем, эта мягкотелость большинства «проконсулов» совпадала с общим политическим крахом в метрополии. Газеты, приходившие к нам из Бордо и затем из Виши, выражали свое согласие с перемирием и сообщали о том, что перемирие принято всеми партиями, группировками, видными общественными деятелями и различными организациями. Национальное собрание, заседавшее 9 и 10 июля, передало почти без дебатов всю власть Петену. Правда, 80 из присутствовавших на заседании депутатов смело голосовали против такого самоотречения. С другой стороны, те парламентарии, которые отправились на корабле «Массилия» в Северную Африку, продемонстрировали, что Французская империя не должна прекращать борьбу. Тем не менее ни один общественный деятель не поднял своего голоса в осуждение перемирия.
К тому же если крушение Франции, словно удар грома, поразило мир, если народы на всей земле увидели с тоской, как угасает этот великий светоч, если поэма Шарля Моргана и статья Франсуа Мориака вызывали у многих слезы на глазах, то многие державы не замедлили примириться со свершившимся фактом. Конечно, правительства стран, находившихся в состоянии воины со странами оси, отозвали из Франции своих представителей. Это произошло либо по инициативе самих правительств, как это было с сэром Рональдом Кэмпбелом или с генералом Ванье, либо по требованию немцев. Но в Лондоне в помещении французского посольства консул поддерживал связь с метрополией, в то время как Дюпюи, генеральный консул Канады, находился при маршале Петене. Южно-Африканский Союз также не отзывал своего представителя при правительстве Виши. В Виши вокруг панского нунция Валерио Валери, посла СССР Богомолова и вскоре присоединившегося к ним посла США адмирала Леги образовался внушительный дипломатический корпус. Все это могло весьма охладить энтузиазм французов, первые помыслы которых были обращены к Лотарингскому кресту[111].
Страх, отчаяние и личные интересы как французов, так и представителей других народов обрекли Францию на полное одиночество. Чувства многих были верны ее прошлому, другие стремились извлечь выгоду из того, что осталось от Франции, но во всем мире не было ни одного человека с именем, который действовал бы, не утратив веры в независимость, гордость и величие Франции. Такой она должна была казаться отныне порабощенной, обесчещенной, попранной, раз все, кто имел вес на земле, примирились со свершившимся фактом. В обстановке этого всеобщего отступничества моя миссия представлялась мне ясной и в то же время тяжкой. В этот самый трагический период истории Франции я брал на себя ответственность за ее судьбу.
Но Франция немыслима без меча. Прежде всего необходимо было создать армию. Я приступил к этому без промедления. В Англии находились некоторые французские военные части. В первую очередь речь идет о частях легкой горной дивизии, которые после блестящей кампании, проведенной в Норвегии под командованием генерала Бетуара, были в середине июня переброшены в Бретань и затем переправлены в Англию вместе с последними английскими частями. Затем корабли военно-морского флота общим водоизмещением около 100 тысяч тонн, которые ушли из Шербура, Бреста, Лорнана. На их борту, кроме команды, находилось немало матросов с других кораблей и моряков вспомогательного флота, всего около 10 тысяч человек. Кроме этого, в госпиталях Англии находились на излечении несколько тысяч солдат, раненных недавно в Бельгии. Французские военные миссии взяли на себя командно-административные функции, с тем чтобы держать все эти силы в подчинении Виши и подготовить их общую репатриацию.
Даже установление одного лишь контакта с этими многочисленными и находившимися в разных местах группами представляло для меня немалые трудности. Вначале я имел в своем распоряжении лишь незначительное количество офицеров, почти исключительно младших, которые были исполнены самыми добрыми намерениями, но бессильны бороться со своим начальством. Пропаганда среди унтер-офицеров и солдат, с которыми им удавалось встречаться, — вот и все, что они могли сделать. Результаты были не блестящими. Восемь дней спустя после моего воззвания 18 июня число добровольцев, размещенных в зале Олимпия, предоставленном нам англичанами, равнялось нескольким сотням.
Следует сказать, что английские власти совсем не оказывали содействия нашим усилиям. Правда, ими были распространены листовки, извещавшие французских военнослужащих, что они могут выбирать между репатриацией, присоединением к генералу де Голлю и службой в войсках его величества. Правда, инструкции, данные Черчиллем генералу Спирсу, которому он поручил быть посредником между «Свободной Францией» и английскими учреждениями, в ряде случаев побеждали недоверие и инертность. Правда, пресса, радио, многие организации и многочисленные частные лица широко рекламировали наше дело. Но английское командование, ожидавшее со дня на день немецкого наступления и, возможно, вторжения, было слишком поглощено своими собственными приготовлениями, чтобы заниматься делом, по его мнению, весьма второстепенным. К тому же, следуя своего рода привычке, оно было более склонно признавать законную власть, то есть правительство Виши и его миссии. Наконец, оно относилось не без недоверия к своим вчерашним союзникам, униженным в своем несчастье, недовольным самими собой и другими и подвергавшимся со всех сторон нападкам. Как поступят они, если нагрянет враг? Не было ли самым разумным как можно скорее выпроводить их из Англии? И что могли сделать в конечном счете несколько батальонов и экипажей без командного состава, которые пытался привлечь к делу союзников генерал де Голль?
29 июня я отправился в Трентем-парк, где разместилась наша легкая горная дивизия. Командир дивизии хотел возвратиться во Францию с твердым намерением включиться со временем в борьбу, что он, впрочем, впоследствии и сделал, проявив мужество и доблесть. Он позаботился о том, чтобы я смог познакомиться с каждым подразделением. Мне удалось привлечь на свою сторону основную часть обоих батальонов 13-й полубригады Иностранного легиона с их командиром подполковником Магреном-Вернерэ (Монклар[112] и его помощником капитаном Кенигом[113], две сотни горных стрелков, две трети танковой роты, несколько подразделений артиллерии, инженерных войск и войск связи, несколько офицеров штаба и различных служб, среди которых находились майор Коншар, капитаны Деваврен[114] и Тиссье[115]. Таковы были мои успехи, хотя после моего отъезда из лагеря английские полковники Чейр и Вильяме, посланные военным министерством, в свою очередь собрали подразделения, чтобы заявить им буквально следующее: «Вы совершенно свободны в своем выборе, если пожелаете служить под командованием генерала де Голля. Но мы должны вас предупредить, говоря с вами откровенно, что если вы решитесь на это, то станете бунтовщиками по отношению к своему правительству».
На следующий день я решил посетить лагеря в Эйнтри и Хейдоке, где находилось несколько тысяч французских матросов. Как только я прибыл, английский адмирал, командующий военно-морской базой Ливерпуля, заявил мне, что он против моей встречи с матросами, так как это может нарушить порядок. Я был вынужден уехать ни с чем. Несколько дней спустя мне повезло в Харроу-парке. Несмотря ни на что среди французских матросов возникло движение добровольцев. Несколько решительных офицеров, сразу примкнувших ко мне, например капитаны 3 ранга д’Аржанлье[116], Витзель, Мулек, Журдан, приняли самое активное участие в этом движении. Офицеры и матросы трех небольших военных кораблей сразу же перешли на мою сторону. В их число входили подводная лодка «Рюби» (командир Кабанье), курсировавшая вдоль берегов Норвегии; подводная лодка «Нарваль» (командир Дрогу), которая немедленно после моего воззвания покинула Сфакс и возвратилась на Мальту (позже она была потоплена во время боевой операции в Средиземном море); траулер, переоборудованный в сторожевой корабль «Президан Ондюс» (командир Дешатр). Прибытие вице-адмирала Мюзелье[117], которого во флоте многие недолюбливали за его характер и отдельные факты его служебной карьеры, но знания и опытность которого представляли ценность в этот бурный период, позволило мне поставить во главе наших зарождавшихся военно-морских сил хорошо знавшего свое дело и ответственного командира. В это же время несколько десятков летчиков, которых я посетил в лагере в Сент-Атем, объединились вокруг капитанов де Ранкур, Астье де Вийат, Бекур-Фош и ожидали, когда майор Пижо примет командование.
Тем временем в Англию ежедневно прибывали отдельные добровольцы. Как правило они приезжали из Франции на судах, регулярно уходивших в Англию, или бежали на лодках, которые им удавалось раздобыть, или же пробирались с большими трудностями через Испанию, ускользая от испанской полиции, отправлявшей задержанных ею лиц в лагерь Миранда. Летчикам, завладевшим самолетами, вопреки усилиям правительства Виши удалось бежать из Северной Африки и приземлиться в Гибралтаре. Моряки торгового флота, случайно оказавшиеся вдали от французских портов, а также корабли, не подчинившиеся режиму Виши, как, например, судно «Капо Ольмо» (командир Вюйлемен), выражали желание участвовать в боевых действиях. Французы, проживавшие за границей, также предлагали свои услуги. Я собрал в Уайт-Сити две тысячи французов, раненных под Дюнкерком и находившихся на излечении в английских госпиталях, и из этого числа ко мне примкнуло 200 добровольцев. Также на мою сторону вместе со своим командиром майором Лороттом перешел колониальный батальон, находившийся на Кипре, куда он был переведен из армии Леванта. В последних числах июня к Корнуэллу причалила целая флотилия рыболовных судов, доставив мне всех годных к военной службе мужчин с острова Сен. Наша решимость возрастала по мере того, как к нам день за днем присоединялись исполненные энтузиазма молодые люди. Многие из них, для того чтобы пробраться к нам, совершали подвиги. На моем столе грудой лежали прибывшие со всех концов земного шара телеграммы: отдельные лица и небольшие группы людей направляли мне волнующие просьбы принять их в качестве добровольцев. Мои офицеры и офицеры группы Спирса проявляли чудеса упорства и изобретательности, чтобы устроить их приезд.
И вдруг горестное событие приостановило поток добровольцев. 4 июля радио и газеты сообщили, что накануне английский средиземноморский флот совершил нападение на французскую эскадру, стоявшую на якоре в Мерс-эль-Кебире. Одновременно нам стало известно, что англичане внезапно захватили французские военные корабли, укрывшиеся в английских портах, и насильно высадили на берег и интернировали — не без кровавых инцидентов офицеров и матросов. Наконец 10 июля было опубликовано сообщение о торпедировании английскими самолетами линкора «Ришелье», стоявшего на рейде Дакара. Лондонские газеты и официальные коммюнике стремились изобразить эти агрессивные действия как победу, одержанную на море. Было ясно, что у английского правительства и морского министерства страх за будущее, отзвуки старинного соперничества на море, обиды, накопившиеся с начала битвы за Францию и особенно обострившиеся в связи с перемирием, заключенным правительством Виши, вылились в один из тех диких порывов, когда долго сдерживаемый инстинкт этого народа ломает все на своем пути.
Между тем было совершенно ясно, что французский военно-морской флот никогда не замышлял враждебных действий против англичан. С момента моего прибытия в Лондон я постоянно доказывал это английскому правительству, а также морскому министерству. Впрочем, было очевидно, что Дарлан, считающий флот своей собственностью независимо ни от каких соображений национальных интересов страны, не уступит его немцам до тех пор, пока он им командует. Если Дарлан и его помощники не захотели играть ту замечательную роль, которую им предоставляли события, и стать спасителями Франции, так как в отличие от армии флот был сравнительно нетронутым, то это объясняется тем, что они считали, что он в безопасности. Лорд Ллойд, английский министр по делам колоний, и адмирал сэр Дадли Паунд, прибывшие в Бордо 18 июня, получили от Дарлана заверение, что наши корабли не будут переданы немцам. Петен и Бодуэн со своей стороны решительно подтвердили это. Наконец, вопреки той версии, которую распространили вначале английские и американские агентства, в условиях перемирия не содержалось никаких прямых посягательств немцев на французский военно-морской флот.
Но все-таки следует признать, что в связи с капитуляцией правительства Бордо и возможной уступчивостью с их стороны в будущем Англия могла опасаться, что врагу удастся впоследствии захватить наш флот. В этом случае над Англией нависла бы смертельная опасность. Несмотря на чувство боли и негодования, которое я и мои товарищи испытывали в связи с драмой в Мерс-эль-Кебире, я считал, что спасение Франции превыше всего, превыше даже судьбы ее военно-морского флота, и что наш долг заключается в том, чтобы ни на минуту не прекращать борьбы.
8 июня я высказал это открыто по радио. Английское правительство, заслушав доклад министра информации Даффа Купера, сделало красивый жест, предоставив в мое распоряжение Би-Би-Си, несмотря на то что отдельные места моего заявления были весьма неприятны для англичан.
Но нашим надеждам был нанесен страшный удар. Последствия его сразу же сказались на вербовке добровольцев. Многие военные и гражданские лица, собиравшиеся к нам присоединиться, отказались от этого намерения. Кроме того, отношение к нам властей во Французской империи, а также отношение сухопутных и морских сил в большинстве случаев изменилось: от колебаний они постепенно перешли к осуждению. Конечно, правительство Виши не упустило случая максимально использовать этот инцидент в своих интересах. Возникали серьезные трудности в вопросе о присоединении к нам территорий Африки.
Тем не менее мы продолжали наше дело. 13 июля я рискнул объявить: «Французы! Знайте, что у вас еще есть армия». 14 июля в Уайтхолле в присутствии взволнованной толпы я принимал парад наших первых отрядов, а затем повел их возложить венок, перевитый трехцветной лентой, к подножью статуи маршала Фоша. 21 июля мне удалось добиться того, что многие наши летчики приняли участие в бомбардировке Рура, и я поручил опубликовать сообщение, что свободные французы вновь принимают участие в военных действиях. В этот же период все наши силы по предложению д’Аржанлье приняли в качестве своей эмблемы Лотарингский крест. 24 августа в нашу маленькую армию прибыл с визитом король Георг VI. При виде этой армии можно было сказать, что «обломок меча» получит сильную закалку. Но боже мой, каким коротким был этот меч!
В конце июля общая численность наших сил не достигала и 7 тысяч человек. Это было все, что мы могли собрать в самой Англии; те французские подразделения, которые не присоединились к нам, были репатриированы. С большим трудом мы получили оружие и снаряжение, оставленное ими в Англии, поскольку оно зачастую переходило в руки англичан или других союзников. Что касается военно-морских сил, то мы были в состоянии оснастить лишь несколько кораблей, и с болью в сердце мы видели, что другие наши корабли ходят под иностранным флагом. Однако несмотря на все препятствия, постепенно формировались наши первые части. Они были плохо вооружены, но состояли из решительных людей.
Эти люди были из той крепкой породы, к которой принадлежали борцы французского Сопротивления повсюду, где бы они ни находились. Жажда риска и приключении, презрение к малодушным и равнодушным, склонность к меланхолии и ссорам в периоды затишья, крепкая товарищеская спайка в бою, чувство национальной гордости, которое болезненно обострялось в связи с несчастьем их родины и при контакте с хорошо обеспеченными союзниками, а главное твердая вера в успех их собственного дела — таковы были психологические черты характера этой горстки лучших сынов Франции. Постепенно их становилось все больше, и они увлекли за собой всю нацию и всю империю.
По мере того как мы пытались создать небольшую армию, возникла необходимость урегулировать наши отношения с английским правительством. Последнее, впрочем, стремилось к этому не столько из любви к юридической пунктуальности, сколько из желания, чтобы на территории его величества права и обязанности сражающихся французов, этих симпатичных, но причинявших немало неприятностей людей, были точно определены.
С самого начала я поставил в известность Черчилля о своем намерении создать, если это окажется возможным, «Национальный комитет» для руководства нашими военными усилиями. С целью оказать нам поддержку в этом вопросе английское правительство опубликовало 23 июня два заявления. В первом заявлении говорилось об отказе признать независимый характер правительства Бордо. Во втором — сообщалось о проекте создания Французского Национального комитета и заранее говорилось о намерении признать его и сотрудничать с ним по всем вопросам, касающимся ведения войны. 25 июня английское правительство опубликовало коммюнике, в котором оно сообщало, что целый ряд высоких должностных лиц Французской империи выразил свое желание примкнуть к движению Сопротивления, и предлагало им свою поддержку. Но затем, поскольку никто не откликнулся на это обращение, лондонский кабинет, имея перед собой одного лишь генерала де Голля, 28 июня решил официально признать его «главой свободных французов».
В этом качестве я и начал необходимые переговоры с британским премьер-министром и с министерством иностранных дел. Переговоры начались с меморандума, который был направлен мною 26 июня Черчиллю и лорду Галифаксу. Переговоры завершились 7 августа 1940 подписанием соглашения. Некоторые статьи соглашения, на которых я настаивал, вызвали довольно щекотливую дискуссию между представителем союзников Стрэнгом и нашим представителем, профессором Рене Кассеном[118].
Считая, что не исключена возможность, что превратности войны заставят Англию заключить компромиссный мир, а также учитывая, что англичане могут, чего доброго, польститься на то или иное из наших заморских владений, я настаивал на том, чтобы Великобритания гарантировала восстановление границ метрополии и Французской колониальной империи. Англичане согласились в конечном счете обещать «полное восстановление независимости и величия Франции», но не взяли на себя никаких обязательств относительно нашей территориальной неприкосновенности. Хотя я и был убежден, что руководство общими военными операциями на суше, на море и в воздухе, естественно, должно осуществляться английскими военачальниками, принимая во внимание соотношение сил, я оставил за собой при всех обстоятельствах «верховное командование» французскими силами, признавая лишь «общие директивы английского командования». Так был установлен чисто национальный характер этих сил. Кроме того, я настоял на оговорке — не без возражений со стороны англичан, — что ни в коем случае добровольцы «не обратят своего оружия против Франции». Это не означало, что они не должны были никогда сражаться с французами. Увы! Нужно было предвидеть как раз обратное, поскольку Виши было только Виши, а отнюдь не Франция. Но эта оговорка должна была гарантировать, что наша армия, ведя военные действия совместно с союзниками, не нанесет ущерба национальному достоянию Франции, а также ее интересам.
Хотя расходы по вооружению сил «Свободной Франции» временно брало на себя английское правительство, ибо вначале мы не располагали никакими средствами, я настоял на том, чтобы было оговорено, что речь идет лишь об авансе, который будет возмещен впоследствии, учитывая поставки с нашей стороны. И действительно, этот долг был полностью возвращен еще в ходе войны, так что в конечном счете вооруженные силы «Свободной Франции» ни в коей мере не находились на иждивении у Англии.
Наконец, несмотря на страстное стремление к увеличению тоннажа торгового флота, страсть, которой — вполне законно! — были охвачены англичане, мы не без труда добились их согласия на то, чтобы между английскими и французскими силами была установлена «постоянная связь» для урегулирования вопросов об «использовании французских торговых судов и их команд».
Этот документ был подписан мной и Черчиллем в Чекерсе. Соглашение от 7 августа имело для «Свободной Франции» немаловажное значение не только потому, что избавляло нас в ближайшем будущем от материальных затруднений, но также и потому, что британские власти, имевшие отныне официальную базу для взаимоотношений с нами, теперь без колебания оказывали нам помощь. Но главное, весь мир узнал, что, несмотря на все препятствия, заложены основы франко-британского сотрудничества. Это не замедлило сказаться на отношении к нам некоторых территорий Французской империи и французов, проживавших за границей. Кроме того, другие государства, видя, что Великобритания признала «Свободную Францию», сделали некоторые шаги нам навстречу. Это относилось в первую очередь к правительствам, нашедшим свое убежище в Англии. Конечно, их возможности были чрезвычайно ограниченны, но зато они сохранили свое международное представительство и международное влияние.
Ибо каждая европейская страна, подвергшаяся вторжению гитлеровских армий, спасла на свободной земле свою независимость и суверенитет. Также поступили и те страны, территории которых были впоследствии оккупированы Германией и Италией. Ни одно правительство не согласилось надеть ярмо захватчика, ни одно, за исключением лишь правительства, объявившего себя правительством Франции и имевшего в своем распоряжении обширную империю, охраняемую крупными вооруженными силами, и один из сильнейших флотов мира!
В июне, когда одна катастрофа следовала за другой, на землю Великобритании ступили монархи и министры Норвегии, Голландии, Люксембурга, затем президент Польской республики и польские министры и некоторое время спустя — бельгийский кабинет. Англия гостеприимно принимала у себя представителей этих правительств в изгнании, руководствуясь чувством великодушия, смешанного с расчетом. Как бы ни были они теперь бедны, многие из них привезли золото и валюту своих банков. У голландцев была Индонезия и значительный флот, у бельгийцев — Конго, у поляков — небольшая армия, у норвежцев — многочисленные торговые суда, у чехов, или, вернее, у Бенеша[119], - информационная сеть в Центральной и Восточной Европе и активные связи в США. Помимо всего прочего, Англии, заботившейся о своем престиже, было лестно выступить в роли последнего оплота рушившегося старого мира.
Для этих изгнанников «Свободная Франция»[120], не имевшая ничего, была особенной. Более всего она привлекала к себе внимание несчастных поляков и чехов, имевших наибольшие основания для беспокойства. Мы, сохранившие верность традициям Франции, олицетворяли для них надежду, и их симпатии были всецело на нашей стороне. В частности, Сикорский[121] и Бенеш, несмотря на всю их подозрительность, возникшую вследствие интриг и обид, которые усугубляли их несчастье, установили со мной прочную и постоянную связь. Может быть, лишь в этот страшный период я понял по-настоящему, чем является Франция для всего мира.
В то время как мы стремились вывести «Свободную Францию» на международную арену, я пытался создать зачатки власти и администрации. Было бы смешно, если бы я, почти никому не известный и полностью лишенный средств, провозгласил в качестве «правительства» тот элементарный аппарат, который я создавал. К тому же, несмотря на то, что я был убежден, что правительство Виши будет катиться по наклонной плоскости вплоть до своего окончательного падения, несмотря на то, что я заявил о незаконности правительства, находящегося в зависимости от врага, я хотел сохранить возможность для смены власти во время войны, если когда-нибудь представится для этого случай. Поэтому я весьма остерегался что-либо создавать даже на словах, так как это могло помешать возрождению государства. Я лишь призывал представителей властей Французской империи объединиться для ее защиты. Затем, когда стало известно об их отказе, я решил при первой же возможности создать всего-навсего «Национальный комитет».
Теперь было необходимо, чтобы достаточно влиятельные лица оказали мне поддержку. В первые дни некоторые оптимисты считали, что таких окажется немало. Ежечасно сообщалось о проезде через Лиссабон или о высадке в Ливерпуле такого-то выдающегося политического деятеля, известного генерала, академика. Но вскоре поступало опровержение. В самом Лондоне влиятельные французы, находившиеся здесь на службе или случайно, за редким исключением, не примкнули к «Свободной Франции». Многие выехали во Францию, другие остались в Англии, заявив о своей верности правительству Виши. Что касается тех, кто выступил против капитуляции, то одни отправились в Англию или США, другие поступили на службу английского или американского правительства. Очень мало выдающихся людей становилось под мое знамя.
«Вы правы! — говорил мне, например, Корбэн, французский посол. — Я, посвятивший лучшие годы своей служебной карьеры делу франко-британского союза, открыто заявил о своем решении, подав в отставку на следующий день после вашего воззвания. Но я старый чиновник. В течение сорока лет я живу и действую по заведенному образцу. Быть в оппозиции — свыше моих сил!»
«Вы неправы, — писал мне Жан Монне, — создавая организацию, о которой во Франции могут подумать, что она родилась под покровительством Англии… Я полностью разделяю вашу решимость помешать Франции выйти из борьбы… Но не из Лондона должны осуществляться усилия к возрождению…»
«Я должен возвратиться во Францию, — говорил Рене Мейер[122], - для того чтобы связать свою судьбу с судьбой моих единоверцев, которых ожидают преследования».
«Я одобряю ваши действия, — заявил мне Бре. — Что касается меня, то, где бы я ни был — в метрополии или империи, — я всеми силами буду помогать возрождению Франции».
«Мы уезжаем в Америку, — заявили мне Андре Моруа, Анри Бонне и де Кериллис. — Именно там мы сможем быть вам более всего полезны».
«Я назначен генеральным консулом в Шанхай, — сообщил мне Ролан де Маржери, — и нахожусь в Лондоне не для того, чтобы присоединиться к вам, а с тем, чтобы отправиться отсюда в Китай. Там я буду служить интересам Франции, как вы это делаете здесь».
Наоборот, Пьер Кот[123], потрясенный событиями, умолял меня использовать его на какой угодно работе, «хоть подметать лестницу». Но его взгляды были достаточно известны, чтобы его было возможно использовать.
Вполне естественно, что этот почти всеобщий отказ крупных французских деятелей присоединиться ко мне, независимо от причин, не повышал престиж моего дела. И я вынужден был отложить на более позднее время создание комитета. Чем меньше выдающихся людей присоединялось ко мне вначале, тем труднее было привлечь их в дальнейшем.
Однако некоторые французы сразу же перешли на мою сторону и стали выполнять внезапно свалившиеся на них обязанности с таким рвением и с такой энергией, что, несмотря на многочисленные препятствия, наш корабль вышел в море и поплыл. Профессор Кассен был моим неоценимым сотрудником в области подготовки всевозможных актов и документов, которые положили начало внутренней и внешней структуре нашей организации. Антуан руководил нашими первыми гражданскими органами, что являлось исключительно неблагодарной задачей в этот период, когда приходилось заниматься всем без достаточного опыта и знаний. Лапи[124], Эскарра, затем Аккен[125] (последний вместе со своей женой вскоре погиб в море во время одного задания) поддерживали связь с Министерством иностранных дел Англии и с европейскими правительствами, находившимися в изгнании. Кроме того, они устанавливали контакт с французами, проживавшими за границей, к которым я обратился с призывом. Плевен[126] и Дени заведовали нашими мизерными финансами и подготавливали условия, в которых смогли бы существовать колонии в случае их присоединения к нам. Шуман[127] выступал по радио от имени «Свободной Франции», Массип следил за прессой и снабжал ее касающейся нас информацией. Бенжан[128] согласовывал с нашими союзниками вопрос об использовании французских судов и моряков торгового флота.
В военной области Мюзелье, с помощью д’Аржанлье, Магрен-Вернерэ, Кенига, Пижо и Ранкура, формировали соответственно наши первые морские, сухопутные и авиационные части. Морен ведал вопросами вооружения. Тиссье, Деваврен, Эттье де Буаламбер[129] составляли мой штаб. Жоффруа де Курсель выполнял функции начальника канцелярии, адъютанта, переводчика и нередко доброго советчика. Таковы были люди моего «окружения», которых враждебная пропаганда изображала как сборище изменников, наемников и авантюристов. Но они, воодушевленные величием стоявшей перед нами задачи, тесно сплотились вокруг меня, готовые на все.
Генерал Спирс защищал наши интересы перед английскими учреждениями, помощь которых нам была тогда необходима. Он это делал энергично и умело, и я должен сказать, что эти его качества представляли для нас большую ценность в этот тяжелый период. Однако со стороны англичан он не получал большого содействия. Этот человек, являясь членом парламента, офицером, дельцом, дипломатом, писателем, принадлежал одновременно к различным категориям людей, не причисляя себя ни к одной из них и внушал недоверие начальству. Но в борьбе с рутиной он умело использовал свой ум, свое язвительное остроумие, которого опасались, и, наконец, свое обаяние, которое он умел при случае проявлять. При всем этом он испытывал к Франции, которую знал настолько, насколько может ее знать иностранец, чувство взволнованной и требовательной любви.
В то время, когда столько людей считало мое дело авантюрой, причинявшей много хлопот, Спирс сразу же понял его характер и значение. С большим энтузиазмом он стал выполнять свою миссию при «Свободной Франции» и ее главе. Но желание служить им лишь сделало его еще более ревнивым. Признавая независимость движения по отношению к другим, он с трудом мог примириться с ней, когда она проявлялась но отношению к нему самому. Вот почему, несмотря на все то, что сделал для нас генерал Спирс вначале, он впоследствии отвернулся от нашего дела и начал с ним бороться. И не было ли в ожесточении, с которым он на нас обрушился, отчасти сожаления о том, что он не мог участвовать в нашем деле, и сожаления, что он нас покинул?
Но «Свободная Франция» не встречала еще в период своего возникновения таких противников, которых порождает успех. Она боролась лишь с невзгодами, являющимися уделом слабых. Я работал вместе со своими сотрудниками в Сент-Стефенс хауз, на набережной Темзы, в помещении, где имелось лишь несколько столов и стульев. Впоследствии английская администрация предоставила в наше распоряжение в Карлтон-гарденс более удобное помещение, где мы устроили нашу штаб-квартиру. Именно там на нас ежедневно обрушивалось немало разочарований. Но там же многочисленные ободряющие заверения вселяли в нас бодрость. Ибо мы получали выражения симпатии из Франции. Проявляя большую находчивость, нередко с согласия цензуры, простые люди присылали нам письма и телеграммы. Примером может служить фотография, сделанная 14 июня на площади Этуаль во время вступления в город немцев. На этой фотографии, отправленной 19 июня с надписью «Де Голль! Мы вас услышали. Теперь мы вас будем ждать!», была снята группа сраженных горем мужчин и женщин, стоящих возле могилы Неизвестного солдата. Среди фотографии был снимок могилы, которую незнакомые люди украсили множеством цветов; это была могила моей матери, скончавшейся 16 июля в Пемпоне, посвящая свои страдания Богу во имя спасения родины и успеха миссии ее сына.
Таким образом, мы могли представить себе, какой отклик находил в самой гуще народа наш отказ примириться с поражением. В то же время мы знали, что по всей Франции люди слушают лондонское радио, и это неизмеримо повышало нашу боеспособность. Впрочем, французы, проживавшие за границей, также выражали нам свои патриотические чувства. Многие из них по моему призыву устанавливали со мной связь и объединились, чтобы помочь «Свободной Франции». Мальглэв и Герит в Лондоне, Удри и Жак де Сейес в Соединенных Штатах, Сустель[130] в Мексике, барон до Бенуа в Каире, Годар в Тегеране, Герен в Аргентине, Рандю в Бразилии, Пиро в Чили, Жеро Жув в Константинополе, Виктор в Дели, Левэ в Калькутте, Барбе в Токио и другие первыми проявили инициативу в этом отношении. Вскоре я убедился, что, несмотря на давление, оказываемое властями Виши, несмотря на клевету, распространяемую их пропагандой, и инертность значительных слоев населения, чувства народа — все то, что осталось у него от гордости и надежды, были обращены к «Свободной Франции». Ни на одно мгновение в тех испытаниях, через которые мне пришлось пройти, не покидала меня мысль о том, к чему меня обязывал этот величественный призыв народа.
В самой Англии свободные французы пользовались симпатией и уважением. Сначала эти чувства пожелал им выразить король. Так же поступили все члены королевской семьи. Министры и представители власти также никогда не упускали случая проявить свои добрые чувства. Но трудно даже себе представить, с каким великодушным вниманием относился повсюду к нам английский народ. Создавались различные общества для оказания помощи нашим добровольцам. К ним являлось множество людей с предложенном помочь нам своим трудом, своим временем, своими деньгами. Когда я появлялся в публичных местах, я неизменно сталкивался с самыми ободряющими выражениями симпатии. Когда лондонские газеты сообщили, что правительство Виши вынесло мне смертный приговор и конфисковало мое имущество, в Карлтон-гарденс поступило множество драгоценностей от неизвестных лиц; десятки вдов прислали свои обручальные кольца, с тем чтобы это золото было использовано для дела генерала де Голля.
Нужно сказать, что Англия переживала тогда тревожное время. С часу на час ожидалось наступление немцев, и англичане в такой обстановке проявляли изумительную стойкость. Поистине замечательное зрелище являл собою каждый англичанин, который вел себя так, как будто был убежден, что спасение родины зависело от его личного поведения. Это чувство всеобщей ответственности было особенно волнующим потому, что в действительности все зависело только от авиации.
В самом деле, если бы врагу удалось завоевать господство в воздухе, с Англией было бы покончено! Военно-морской флот, подвергнутый бомбардировке с воздуха, не сумел бы помешать немецким военным транспортам переплыть Северное море. Армия численностью около десяти дивизий, понесших значительные потери в битве за Францию и лишенных вооружения, не была бы в состоянии помешать высадке вражеского десанта. А затем соединения германской армии без труда оккупировали бы всю территорию Британии, несмотря на очаги местного сопротивления, организованные войсками внутренней обороны. Разумеется, король и правительство заблаговременно выехали бы в Канаду. Осведомленные люди шепотом называли имена политических деятелей, епископов, писателей, дельцов, которые в случае вторжения постарались бы договориться с немцами, чтобы осуществить под их эгидой управление страной.
Но это были замыслы лишь ограниченного круга людей. Англичане в своей массе готовились к борьбе не на жизнь, а насмерть. Каждый мужчина и каждая женщина участвовали в оборонительных мероприятиях. С большой самоотверженностью и дисциплинированностью переносили англичане все тяготы военного времени: сооружение убежищ, распределение оружия, инструментов и материалов, работу на заводах и на полях, трудовую повинность, обязанности военного времени, карточную систему. В этой стране не хватало лишь средств для ведения войны, ибо она также долгое время пренебрегала вопросами своей обороны. Но создавалось впечатление, что англичане намереваются восполнить все недостающее ценой собственной самоотверженности. Впрочем, в чувстве юмора недостатка не было. Так, например, одна карикатура в газете изображала грозную германскую армию, достигшую берегов Великобритании, но остановившуюся на дороге со своими танками, пушками, полками, генералами перед деревянным шлагбаумом. Надпись указывала, что для того, чтобы проникнуть за шлагбаум, нужно было уплатить один пенни. Не получив от немцев всех полагающихся пенни, английский сторож, собирающий пошлину, учтивый, но непреклонный старичок, отказывался поднять шлагбаум, несмотря на возмущение, охватившее чудовищную колонну завоевателей.
Между тем находившиеся в боевой готовности на аэродромах английские военно-воздушные силы были готовы к действиям.
Народ находился в состоянии почти невыносимого напряжения, и поэтому многие, стремясь избавиться от этого, открыто желали, чтобы враг предпринял нападение. Первым выражал свое нетерпение Черчилль. Я и теперь вижу, как в один из августовских дней в Чекерсе он кричит, потрясая в воздухе поднятыми кулаками: «Неужели они не придут?» — «Вам так не терпится, — возразил я ему, — чтобы немцы разрушили ваши города?» — «Поймите, — ответил он мне, что бомбардировки Оксфорда, Ковентри, Кентербери вызовут в США такую волну возмущения, что Америка вступит в войну!»
Я выразил на этот счет некоторые сомнения, напомнив, что два месяца тому назад крушение Франции не заставило Америку отказаться от своего нейтралитета. «Это потому, что Франция потерпела крах! — воскликнул премьер-министр. — Рано или поздно американцы вступят в войну, но лишь при условии, если мы здесь будем держаться. Вот почему истребительная авиация занимает все мои мысли». Затем он добавил: «Вы видите, что я был прав, не дав вам авиации в конце битвы за Францию. Если бы она была теперь уничтожена, все было бы для вас потеряно, так же как и для нас». — «Но, заметил я в спою очередь, — если бы ваши истребители были введены в действие, это, возможно, вдохнуло бы жизнь в наш союз и позволило бы французам продолжать войну в Средиземном море. Англичане в этом случае подверглись бы меньшей угрозе, а американцы были бы более настроены вступить в войну в Европе и в Африке».
Мы с Черчиллем пришли в конце концов к банальному, но окончательному выводу из событий, которые потрясли Запад, что в конечном счете Англия это остров, Франция — мыс континента, а Америка — другая часть света.
Глава четвертая Африка
К августу «Свободная Франция» располагала кое-какими средствами, имела зачатки организации и пользовалась некоторой популярностью. Я должен был немедленно все это использовать.
Если в отношении некоторых вопросов я испытывал нерешительность, то в том, что касается необходимых немедленных действий, у меня не было никаких сомнений. Гитлеру удалось выиграть в Европе первый этап битвы. Второй этап должен был происходить в мировом масштабе. Могло случиться так, что будущее сражение развернется на земле европейского континента. В ожидании этого мы, французы, должны были продолжать борьбу в Африке. Я намеревался продолжать войну, к чему я тщетно призывал за несколько недель до этого правительство Франции и военное командование. Я предполагал следовать по этому пути, как только ко мне примкнут их представители, не примирившиеся с капитуляцией.
В самом деле, Франция могла на обширных пространствах Африки возродить свою армию и свой суверенитет в ожидании того периода, когда участие в войне новых союзников, наряду со старыми, изменит соотношение сил. В этом случае Африка, расположенная вблизи Апеннинского, Балканского и Пиренейского полуостровов, служила бы отличным исходным рубежом, находящимся в руках французов, для возвращения в Европу. Кроме того, если бы в будущем благодаря усилиям всей Французской империи Франция была освобождена, связи между метрополией и ее заморскими владениями укрепились бы. В противном случае если бы война закончилась, а империя ничего не предприняла бы для спасения своей метрополии, дело Франции в Африке было бы, несомненно, проиграно.
Впрочем, можно было ожидать, что немцы перенесут войну на Средиземное море либо для того, чтобы создать заслон для Европы, либо для того, чтобы завоевать там колонии, либо для того, чтобы помочь своим союзникам итальянцам и, возможно, испанцам расширить их владения. В Африке уже шли бои. Страны оси стремились захватить Суэц. Если бы мы продолжали вести себя в Африке пассивно, враги рано или поздно захватили бы некоторые наши владения и даже союзники вынуждены были бы в ходе боевых операций занять те наши территории, которые понадобились бы им в стратегическом отношении.
Участие французских вооруженных сил и французских территорий в битве за Африку свидетельствовало бы о том, что определенная часть Франции снова вступила в войну. Это означало бы непосредственную защиту своих владений от врага и помешало, в пределах возможности, Англии и, вероятно, в будущем Америке захватить эти территории с целью ведения войны и в собственных интересах. Это помогло бы, наконец, «Свободной Франции» возвратиться из изгнания и начать осуществлять суверенные права на своей национальной территории.
Но как проникнуть в Африку? На Алжир, Марокко и Тунис я не мог в ближайшем будущем рассчитывать. Правда, вначале я получил оттуда много телеграмм о присоединении ко мне муниципалитетов, организаций, офицерских клубов, секций бывших фронтовиков. Но вскоре одновременно с усилением репрессивных мер и цензурных ограничений стала проявляться покорность вишистским властям; причем драма в Мерс-эль-Кебире устранила последние слабые попытки сопротивления. К тому же на местах не без «подленького удовлетворения» говорили, что согласно условиям перемирия Северная Африка не подвергается оккупации. Французская власть сохранялась там со всем своим военным аппаратом и проводила жесткую политику, что успокаивало колонистов и не вызывало недовольства у мусульман. Наконец, различные аспекты того, что правительство Виши именовало «национальной революцией»: обращение к видным общественным деятелям, повышение роли администрации, парады бывших фронтовиков, разгул антисемитизма — все это было многим по душе. Иными словами, не переставая надеяться, что когда-нибудь Северная Африка сможет «кое-что сделать», люди заняли позицию выжидания. Нельзя было также надеяться и на какое-либо внутреннее стихийное движение. Что касается возможности захватить там власть, предпринимая действия извне, то, разумеется, я не мог на это рассчитывать.
Черная Африка предоставляла совершенно иные возможности. Выступления, состоявшиеся в Дакаре, Сен-Луи, Уагадугу, Абиджане, Конакри, Ломе, Дуале, Браззавиле, Тананариве в первые же дни существования «Свободной Франции», и получаемые мной телефаммы указывали на то, что для этих территорий, где существовал дух инициативы, продолжение войны подразумевалось само собой. Конечно, позиция подчинения, занятая в конце концов Ногесом, неблагоприятное впечатление, произведенное инцидентом в Мерс-эль-Кебире, деятельность Буассона[131], сначала генерал-губернатора Экваториальной Африки и затем Верховного комиссара в Дакаре, который своей двусмысленной политикой сводил на нет энтузиазм своих подопечных, — все это охладило патриотический пыл в Африке. Однако в большинстве наших колоний достаточно было искры, чтобы огонь вспыхнул вновь. Особенно благоприятные перспективы открывались перед нами в наших колониальных владениях в Экваториальной Африке. Так, например, в Камеруне движение протеста против перемирия охватило все слои населения. Энергичные и активные жители этой территории, как французы, так и туземцы, выражали возмущение капитуляцией. Здесь к тому же были уверены, что победа Гитлера повлекла бы за собой восстановление германского господства на этой территории, существовавшего до Первой мировой войны. В атмосфере всеобщего волнения жители передавали друг другу листовки, в которых бывшие немецкие колонисты, переехавшие в свое время на испанский остров Фернандо-По, сообщали о предстоящем возвращении на свои места и плантации. Ко мне примкнул комитет действия, созданный Моклером, директором общественных работ. Генерал-губернатор Брюно, растерявшийся в этой обстановке, отказался перейти на нашу сторону. Однако можно было предполагать, что если извне будут предприняты решительные действия, эта территория присоединится к нам.
На территории Чад сложилась еще более благоприятная обстановка. Губернатор Феликс Эбуэ[132] сразу же стал действовать в духе Сопротивления, Этот умный и храбрый человек, негр, безгранично преданный Франции, этот философ-гуманист всем своим существом отвергал подчинение Франции и торжество нацистского расизма. С появлением первых же моих воззваний Эбуэ вместе со своим генеральным секретарем Лоранси встал в принципе на нашу сторону. К такому же решению склонялась французская часть населения. Впрочем, многих к этому побуждало не только мужество, но и разум. Военные, находившиеся на постах, расположенных на границе с итальянской Ливией, не потеряли своего боевого духа и надеялись на получение подкреплений от де Голля. Французские чиновники и коммерсанты, а также вожди местных племен с тревогой думали о судьбе экономической жизни территории Чад, если бы они неожиданно оказались лишенными естественного рынка сбыта — Британской Нигерии. Предупрежденный об этой обстановке самим Эбуэ, я телеграфировал ему 16 июля. В ответ он направил мне обстоятельный доклад. В этом докладе он сообщил о своем намерении официально примкнуть к «Свободной Франции», излагал условия обороны и жизни территории, защиту которой поручила ему Франция, и, наконец, задавал вопрос о том, что смог бы я сделать, чтобы дать ему возможность служить под эгидой Лотарингского креста.
В Конго положение было менее ясным. Генерал-губернатор Буассон находился в Браззавиле до середины июля. Затем он переехал в Дакар, но сохранил за собой право опеки над всеми территориями Экваториальной Африки. Он оставил вместо себя в Браззавиле генерала Юссона, хорошего солдата, но во всем руководствовавшегося ложными соображениями дисциплины. Было ясно, что Юссон не решится порвать с правительством Виши, несмотря на чувство горечи, которое он испытывал в связи с поражением Франции. В Убанги, где многие решили участвовать в движении Сопротивления, все зависело от позиции Конго. Напротив, в Габоне, старой колонии, проводившей соглашательскую политику и всегда стремившейся занять ведущее положение среди других французских территорий Экваториальной Африки, некоторые слои населения проявляли непонятную осторожность.
Изучив положение дел во французской Черной Африке, я решил прежде всего попытаться в возможно кратчайший срок присоединить все экваториальные территории. Я считал, что, за исключением Габона, предстоящие операции не потребуют использования крупных сил. Затем, если бы эта первая кампания увенчалась успехом, я приступил бы к действиям в Западной Африке. Но я понимал, что операции там потребуют от нас немалых усилий и значительных средств.
На первом этапе трудность состояла в том, чтобы одновременно проникнуть в Форт-Ламп, Дуалу и Браззавиль. Эту операцию нужно было осуществить одним ударом и немедленно, ибо правительство Виши, располагавшее флотом, самолетами и войсками в Дакаре и имевшее возможность использовать войска в Марокко и даже флот в Тулоне, обладало всеми необходимыми средствами для быстрого вмешательства. Адмирал Платон, посланный в июле Петеном и Дарланом для инспектирования в Габон и Камерун, действовал в интересах Виши, оказав влияние на местные военные и гражданские круги. Я форсировал ход событий. Лорд Ллойд, английский министр по делам колоний, которому я изложил свой проект, очень хорошо понял его значение, в особенности в том, что касалось безопасности британских владений: Нигерии, Золотого Берега, Сьерра-Леоне и Гамбии. Он дал своим губернаторам инструкции, в которых я был заинтересован, и в назначенный день предоставил в мое распоряжение самолет для перевозки из Лондона в Лагос группы моих «миссионеров».
Это были Плевен, Паран, Эттье де Буаламбер. Они должны были согласовать с губернатором Эбуэ условия присоединения к нам территории Чад и произвести с помощью Моклера и его комитета «государственный переворот» в Дуале. Перед самым их отъездом я смог присоединить четвертого участника миссии. Будущее показало, насколько он оказался полезен. Это был капитан де Отклок. Он прибыл из Франции через Испанию, у него была забинтована голова после ранения, полученного в Шампани, и он выглядел порядочно утомленным. Когда он явился представиться мне, я увидел, с кем имею дело, и немедленно решил, где его лучше использовать. Я решил отправить его на экватор. Он быстро собрался в дорогу и под именем майора Леклерка[133], имея предписание, которое я вручил группе, вылетел вместе с другими.
Но после присоединения к Лотарингскому кресту территорий Чад и Камерун необходимо было присоединить еще три колонии: Среднее Конго, Убанги и Габон. А это в первую очередь сводилось к овладению Браззавилем, столицей Экваторильной Африки, резиденцией представителя французской власти и ее символом. Эту задачу я возложил на полковника де Лармина[134]. Этот блестящий и энергичный офицер находился в то время в Каире. В конце июня он, будучи начальником штаба армии Леванта, пытался, но безуспешно, уговорить своего командующего, генерала Миттельхаузера, продолжать борьбу; затем он организовал вывод в Палестину частей, выступивших против перемирия. Но Миттельхаузеру удалось эти части вернуть обратно; ему помог генерал Уэйвелл[135], главнокомандующий английскими войсками на Востоке, опасавшийся, что этот переход войск на территорию Палестины в конечном счете доставит ему больше хлопот, чем принесет пользы. Лишь несколько подразделений проявили упорство и достигли английской зоны. Де Лармина, посаженный под арест, сумел бежать. Он направился в Джибути, где оказал поддержку генералу Лежантийому, безуспешно пытавшемуся привлечь к участию в войне Французское Сомали, а затем отправился в Египет.
Именно в Египте он получил мое приказание направиться в Леопольдвиль. В Бельгийском Конго он встретил прямую, но проявлявшуюся в осторожных формах поддержку генерал-губернатора Риккмана, сочувственное отношение общественности и, наконец, активную помощь местных французов, морально объединившихся вокруг д-ра Стоба. Согласно моим инструкциям Лармина доложен был подготовить на всей территории Конго захват власти в Браззавиле, а также координировать наши действия на всех территориях Экваториальной Африки.
Когда все было готово, де Лармина, Плевен, Леклерк, Буаламбер, а также майор д’Орнано, специально прибывший с территории Чад, собрались в Лагосе. Сэр Бернар Бурдильон, генерал-губернатор Нигерии, оказал свободным французам энергичную и умелую поддержку. Пришли к соглашению, что вначале присоединится территория Чад, на другой день — Дуала и еще через день — Браззавиль.
26 августа в Форт-Лам губернатор Эбуэ и полковник Маршан, командующий войсками территории Чад, торжественно провозгласили ее присоединение к генералу де Голлю. Туда сразу же прибыл на самолете Плевен, чтобы от моего имени санкционировать это решение. Я сам сообщил об этом событии по лондонскому радио и отметил Чад в приказе по Французской империи.
27 августа Леклерк и Буаламбер блестяще провели намеченную операцию в Камеруне. А между тем они располагали ничтожными средствами. Вначале я надеялся предоставить в их распоряжение воинскую часть, чтобы облегчить им выполнение задачи. Дело в том, что мы обнаружили в одном военном лагере в Англии тысячу чернокожих солдат, отправленных с Берега Слоновой Кости во время битвы за Францию для усиления колониальных частей. Они прибыли слишком поздно и находились в Англии в ожидании репатриации. Я договорился с англичанами, что эта часть направится в Аккру, где над нею примет командование майор Паран. Можно было предполагать, что возвращение этих частей к себе на родину, в Африку, не встревожит правительство Виши. Они были высажены на Золотом Береге. Эти солдаты произвели такое большое впечатление своей выправкой, что английские офицеры не избежали искушения включить их в свои войска. Таким образом, Леклерк и Буаламбер в своем распоряжении имел всего лишь горстку военных и несколько колонистов, бежавших из Дуалы. Но в тот момент, когда они уезжали из Виктории, генерал Джиффард, английский главнокомандующий, внезапно испугавшийся последствий задуманной операции, запретил ее проведение. В полном согласии со мной, телеграфировавшим им, что они должны были действовать на свой страх и риск, они не подчинились запрещению английского генерала, и благодаря содействию англичан Виктории им удалось отправиться на пирогах в Дуалу.
Маленький отряд прибыл в Дуалу ночью. «Деголлевцы», явившиеся по первому сигналу к д-ру Мозу, встретили отряд, как об этом было условлено. Леклерк, ставший, как по волшебству, полковником и губернатором, без труда занял правительственный дворец. На следующий день, сопровождаемый двумя ротами гарнизона Дуалы, он прибыл на поезде в Яунде, где находились представители власти. «Передача» полномочий прошла безболезненно.
В Браззавиле операция также прошла удачно. 28 августа в назначенный час майор Деланж во главе своего батальона отправился в правительственный дворец и предложил генерал-губернатору Юссону уступить ему свое место. Хотя и не без протеста, Юссон уступил, не оказав сопротивления. Гарнизон, должностные лица, колонисты, туземное население, симпатии которых еще раньше были на нашей стороне под влиянием генерала медицинской службы Сисе[136], интенданта Сука, полковника артиллерии Серра, подполковника авиации Карретье, встретили случившееся с радостью. Генерал де Лармина, осуществлявший поездку по Конго, немедленно взял на себя от моего имени функции Верховного комиссара Французской Экваториальной Африки, наделенного гражданскими и военными полномочиями. Судно, на котором он прибыл, возвратилось в Леопольдвиль с генералом Юссоном на борту.
Что касается Убанги, то губернатор де Сен-Map, бывший всецело на нашей стороне, телеграфировал о своем присоединении тотчас же после того, как узнал о событиях в Браззавиле. Однако командующий войсками и некоторые воинские подразделения засели в казармах, угрожая открыть огонь по городу. Но Лармина вылетел тотчас же на самолете в Банги и образумил этих искренне заблуждавшихся людей. Тем не менее несколько офицеров были изолированы от общей массы и направлены по их требованию в Западную Африку.
Таким образом, большая часть территорий Экваториальной Африки была присоединена к «Свободной Франции», и при этом не было пролито ни единой капли крови. Лишь Габон оставался оторванным. Однако понадобилось не много усилий, чтобы присоединить и эту колонию. 29 августа губернатор Массой, которому Лармина сообщил о перемене власти, телеграфировал мне из Либревиля о своем присоединении. Одновременно он публично заявил о присоединении территории Габона к «Свободной Франции» и известил об этом командующего войсками.
Но в Дакаре вишистские власти действовали решительно. По их указанию, командующий военно-морским флотом в Либревиле, располагавший одним посыльным судном и одной подводной лодкой и несколькими мелкими судами, выступил против губернатора и объявил о прибытии эскадры. Тогда Массон изменил свою позицию и заявил, что присоединение Габона к «Свободной Франции» является результатом недоразумения. Самолет морской авиации, совершавший полеты между Либревилем и Дакаром, вывозил в Западную Африку «скомпрометировавших» себя видных деятелей и доставлял в Габон сторонников правительства Виши. Положение резко изменилось. В наши территории Экваториальной Африки вклинился враждебный нам участок, которым было трудно овладеть, потому что он имел выход к морю. Правительство Виши с целью использовать создавшееся положение в своих интересах назначило генерал-губернатором Экваториальной Африки генерала авиации Тетю, который получил задание установить повсюду свою власть. Одновременно на аэродроме приземлилось несколько бомбардировщиков «гленн-мартен», и генерал Тетю заявил, что это только авангард, за которым последуют главные силы.
Однако в целом результаты были для нас благоприятны, и я надеялся, что также успешно будет осуществлена вторая часть плана — по присоединению Черной Африки.
По правде сказать, этот новый этап борьбы представлялся более трудным. Власть в Западной Африке была сильно централизованной, и к тому же ее представители были тесно связаны с французским руководством в Северной Африке. Там имелись значительные воинские силы. Грозным бастионом являлась крепость Дакар. Она имела хорошее вооружение, сильные укрепления, современные артиллерийские орудия, располагала несколькими авиационными эскадрильями, служила базой для эскадры, в частности, для подводных лодок, а также для мощного линкора «Ришелье», командный состав которого жаждал мести, после нападения англичан, когда их торпеды повредили корабль. Наконец, генерал-губернатор Буассон был человек энергичный, непомерное честолюбие которого, превышавшее здравый смысл, побудило его защищать интересы Виши. Он доказал это вскоре же после своего прибытия в Дакар, в середине июля, заключив в тюрьму Луво, главного администратора территории Верхняя Вольта, заявившего о ее присоединении к «Свободной Франции».
У меня не было достаточно средств, чтобы взять Дакар штурмом. С другой стороны, я считал совершенно необходимым избежать крупного столкновения. Это не значило, что я питал иллюзии относительно возможности добиться освобождения страны без братоубийственного пролития крови французов. Но в тот момент и на той территории крупное сражение, начатое нами независимо от его исхода, значительно уменьшило бы наши шансы на успех. Нельзя понять ход операции в Дакаре, не учитывая этих соображений, которыми я руководствовался.
Итак, мой первоначальный план отклонял непосредственную атаку. Он планировал высадку на большом расстоянии от Дакара отборного отряда, который должен был двигаться к цели, присоединяя по пути территории и привлекая на свою сторону воинские части. Таким образом, можно было надеяться, что силы «Свободной Франции», увеличившиеся в результате такого похода, подойдут к Дакару с суши. Я предполагал высадить войска в Конакри. Оттуда можно было двигаться к столице Западной Африки, используя железнодорожный путь и прямую автомобильную дорогу, связывавшие Конакри с Дакаром. Но для того, чтобы помешать дакарской эскадре уничтожить наш экспедиционный отряд, необходимо было прикрыть его с моря. Я должен был просить об этом английский военно-морской флот.
В последних числах июля я сообщил Черчиллю об этом плане. Вначале он не сказал мне ничего положительного, но некоторое время спустя пригласил меня к себе. Я застал его 6 августа, как обычно, в той большой комнате на Даунинг-стрит, которая по традиции одновременно является и кабинетом премьер-министра и залом заседаний правительства Его Величества. На огромном столе, занимавшем большую часть комнаты, лежали развернутые карты, Черчилль ходил взад и вперед, оживленно разговаривая.
«Нужно, — сказал он мне, — чтобы мы вместе овладели Дакаром. Это чрезвычайно важно для вас, так как если операция закончится успешно, в войне примут участие крупные силы Франции. Это очень важно и для нас, так как возможность использовать Дакар в качестве военно-морской базы значительно облегчила бы наше положение в тяжелой битве на Атлантике. Поэтому, посоветовавшись по данному вопросу с морским министерством и начальниками штабов, я могу вам сообщить, что мы готовы оказать поддержку экспедиции. Мы предполагаем использовать с этой целью крупную военно-морскую эскадру, но мы не смогли бы долго держать ее у берегов Африки, поскольку вынуждены вновь использовать эту эскадру для прикрытия Англии, а также для наших операций в Средиземном море. Вот почему мы не согласны с вашим проектом высадки войск в Конакри и с их медленным продвижением через лесистые пространства. Это заставило бы нас держать суда в течение месяцев у этих берегов. Я хочу вам предложить нечто другое».
И Черчилль, уснащая свою речь самыми выразительными интонациями, стал рисовать мне следующую картину. «Однажды утром жители Дакара просыпаются в печальном и подавленном настроении. И вот они видят в лучах восходящего солнца, вдали в море, множество кораблей. Огромный флот! Сотни военных или грузовых кораблей! Корабли медленно приближаются, направляя по радио дружественные послания городу, военно-морским силам и гарнизону. На некоторых кораблях поднят трехцветный флаг. Другие идут под британскими, голландскими, польскими, бельгийскими флагами. От этой союзной эскадры отделяется безобидный маленький катер с белым флагом парламентеров. Он входит в порт, и из него высаживаются посланцы генерала де Голля. Их ведут к губернатору, которому надо будет разъяснить, что если он позволит французам высадиться на берег, то флот союзников уйдет и останется лишь урегулировать с ним вопрос об условиях его сотрудничества с вами. Но если он захочет сражаться, он наверняка будет разгромлен».
И Черчилль с большим убеждением принялся, жестикулируя, рисовать сцены будущих событий такими, какими их рождало его воображение и желание: «Во время этого разговора между губернатором и вашими представителями самолеты „Свободной Франции“ и английские самолеты мирно летают над городом, разбрасывая дружественные, листовки. Население города, военные и штатские, среди которых действуют ваши агенты, горячо обсуждают преимущества соглашения с вами и нецелесообразность большого сражения против тех, кто к тому же является союзниками Франции. Губернатор понимает, что если он будет сопротивляться, почва уйдет у него из-под ног. Вы увидите, что он будет продолжать переговоры до их успешного завершения. Возможно, что он захочет „ради спасения чести“ произвести несколько пушечных выстрелов. Но дальше этого дело не пойдет. И вечером он отужинает вместе с вами и выпьет за окончательную победу».
Отбросив соблазнительные приукрашивания, которые можно было отнести за счет красноречия Черчилля, я после некоторого размышления пришел к выводу, что его план опирается на солидную основу. В связи с тем, что англичане не могли долго держать крупные военно-морские силы в районе экватора, я мог захватить Дакар, лишь предприняв прямые и решительные действия. Но если эта операция и не выльется в настоящее сражение, то она неизбежно повлечет за собой сочетание мер убеждения и угроз. С другой стороны, Дакар, крупная атлантическая база, где находился линкор «Ришелье», вызывал у английского морского министерства одновременно беспокойство и желание им овладеть. Я считал вероятным, что рано или поздно англичане попытаются — вместе со свободными французами или самостоятельно — разрешить этот вопрос.
Я сделал вывод, что если мы примем участие в этой операции, у нас появится много шансов на то, что она приведет к присоединению Дакара (пусть даже насильственному) к «Свободной Франции». Если же, напротив, мы откажемся от участия в ней, англичане рано или поздно осуществят эту операцию в своих интересах. 13 этом случае Дакар будет упорно защищаться, используя крепостные орудия и артиллерию «Ришелье», и вся армада транспортов подвергнется ударам бомбардировщиков «гленн-мартен», истребителей «кюртисс» и подводных лодок, исключительно опасных для кораблей, которые в то время не имели никаких средств радиолокации. И если даже Дакар, разрушенный снарядами, в конце концов будет вынужден сдаться англичанам, эта операция нанесет ущерб суверенитету Франции.
Вскоре я посетил Черчилля и сообщил ему, что принимаю его предложение. Я разработал план действий совместно с адмиралом Эндрю Каннингэмом[137], который должен был командовать английской эскадрой. Во время этой тяжелой операции я нашел в нем товарища но оружию, пусть не всегда приятного, но превосходного моряка и сердечного человека. Одновременно я готовил средства (очень незначительные!), которые мы, французы, могли использовать в операции. Это были три посыльных судна — «Саворньян де Бразза», «Коммандан Дюбок», «Коммандан Домине» и два вооруженных траулера — «Вайян» и «Викинг». На борту двух голландских пароходов «Пеннланд» и «Вестерланд» (поскольку французскими пароходами мы тогда не располагали) находились батальон Иностранного легиона, рота новобранцев, рота морской пехоты, личный состав танковой роты и артиллерийской батареи, а также кое-какие вспомогательные подразделения: всего две тысячи человек. В число наших сил входили также летчики двух эскадрилий. И наконец — четыре французских грузовых судна: «Анадир», «Казаманс», «Форт-Лами», «Невада» станками, орудиями, самолетами типа «лисандр», «Харрикейн» и «блэнхейм» в разобранном виде, различными автомашинами, а также средствами материального снабжения.
Что касается англичан, то их эскадра не включала всех судов, о которых вначале говорил Черчилль. В окончательном виде она состояла из двух линкоров устаревшей конструкции — «Бархэм» и «Резолюшн», четырех крейсеров, авианосца «Арк Ройял», нескольких эсминцев и одного танкера. Кроме того, три транспорта должны были доставить два батальона морской пехоты с десантными средствами под командованием бригадного генерала Ирвина. Но зато отпал вопрос о польской бригаде, о которой в самом начале было объявлено, что она примет участие в операции. Создавалось впечатление, что английские штабы, менее, нежели премьер-министр, верившие в важность или успех операции, урезывают первоначально намеченные средства.
За несколько дней до отъезда англичане явились инициаторами ожесточенной дискуссии по вопросу о том, что я сделаю в случае удачного исхода операции с крупным запасом золота, находившимся в Бамако. Речь шла о золоте, отданном на хранение «Банк де Франс». Часть его принадлежала бельгийскому и польскому государственным банкам.
Золотые запасы «Банк де Франс», действительно, в момент немецкого вторжения были частично вывезены в Сенегал, другая их часть была спрятана в подвалах американского «Федерал Бэнк», а оставшаяся часть отправлена на Мартинику. Несмотря на блокаду, границы и охранные посты, за золотом Бамако внимательно следили разведывательные службы воюющих сторон.
Бельгийцы и поляки выражали вполне законное желание, чтобы им была возвращена их доля, и я дал Спааку[138], а также Залесскому соответствующие гарантии. Но англичане, которые, естественно, не имели никаких прав на это золото, тем не менее намеревались воспользоваться им с целью оплатить свои закупки в Америке, ссылаясь при этом, что они это делают в интересах коалиции. Тогда США, действительно, никому ничего не продавали в кредит. Несмотря на настойчивость Спирса, который даже угрожал отказом англичан участвовать в намеченной операции, я решительно отверг это требование. В конце концов было решено как я предложил вначале, то есть что французское золото в Бамако будет использовано лишь для оплаты тех закупок, которые будут сделаны Англией в Америке для «Сражающейся Франции».
Перед самым отъездом пришло известие о присоединении территории Чад, Камеруна, Конго и Убанги. Это известие подняло наш дух. Если бы даже нам не удалось овладеть Дакаром, мы все же могли теперь благодаря подкреплениям надеяться создать для «Сражающейся Франции» в Центральной Африке суверенную территориальную базу для боевых действий.
Экспедиция отплыла из Ливерпуля 31 августа. Я находился имеете с частью французских сил и штабом неполного состава на борту «Вестерланда», шедшего под французским и голландским флагами. Командир «Вестерланда» капитан Плагай, офицеры и команда, равно как офицеры и команда «Пеннланда», проявили во время похода высокие образцы дружбы и самоотверженности. Меня сопровождал Спирс, на которого Черчилль возложил обязанности офицера связи, дипломата и информатора. В Англии командование нашими формировавшимися силами я поручил Мюзелье. Антуан руководил нашими зарождавшимися административными органами. Деваврен должен был поддерживать с нами непосредственную связь и держать нас в курсе событий.
Кроме того, в Англии в ближайшее время ожидался приезд генерала Катру, возвращавшегося из Французского Индокитая. В связи с этим я сообщил ему в письме, которое должно было быть вручено ему по прибытии, обо всех своих планах, а также о своих намерениях в отношении его миссии. Я рассчитывал, что, несмотря на мое отсутствие и, тем более, если оно не будет продолжительным, мои помощники, накопившие значительный опыт, не допустят, чтобы внутренние ссоры и внешние интриги подорвали фундамент нашего здания, которое было еще столь непрочным! Но стоя на палубе «Вестерланда» после выхода экспедиции из порта в момент налета вражеских бомбардировщиков, я думал о своем маленьком отряде, о своих суденышках и чувствовал на своих плечах безмерную тяжесть взятой на себя ответственности. Качаясь на океанских волнах среди безбрежных водных просторов в беспросветной тьме небольшой иностранный корабль, без орудий, с потушенными огнями, увозил с собой судьбу Франции.
Нашим первым пунктом назначения был Фритаун. Согласно плану мы должны были здесь перегруппировать свои силы и получить последнюю информацию. Мы прибыли в Фритаун лишь 17 сентября, так как наши грузовые суда обладали небольшой скоростью и вдобавок сделали порядочный крюк, чтобы избежать встречи с немецкими самолетами и подводными лодками. Во время перехода радиограммы, полученные из Лондона, передали сообщение, которое могло опрокинуть все наши планы. Речь шла о военно-морских силах Виши. 11 сентября три тяжелых современных крейсера «Жорж Лейг», «Глуар», «Монкальм» и три легких крейсера «Одасье», «Фантаск», «Мален», выйдя из Тулона, прошли через Гибралтарский пролив, не встретив противодействия английского военно-морского флота. Миновав Касабланку, они достигли Дакара. Но едва мы бросили якорь в Фритауне, как новое тревожное известие еще более усилило наше волнение. Эскадра, усиленная в Дакаре крейсером «Примоге», только что снялась с якоря и на полной скорости ушла в южном направлении. Английский эсминец, выделенный для наблюдения, следовал за ней на расстоянии.
Я не сомневался, что эти крупные военно-морские силы шли к Экваториальной Африке, где они беспрепятственно могли войти в порт Либревиль и без труда могли снова захватить Пуэнт-Нуар и Дуалу. Даже если неожиданного появления этой грозной эскадры было бы недостаточно для восстановления прежнего положения в Конго и Камеруне, эти отличные корабли легко сумели бы прикрыть переброску и высадку карательных частей, направленных из Дакара, Конакри или Абиджана. Впрочем, это предположение почти тотчас же подтвердилось, когда грузовое судно «Пуатье», шедшее из Дакара в Либревиль, было потоплено по приказу его командира, после того как оно было остановлено англичанами. Было ясно, что правительство Виши замышляло крупную операцию с целью вернуть себе территории, присоединившиеся к «Свободной Франции», и что посылка семи крейсеров в экваториальные воды могла произойти лишь с полного согласия, если не по приказу немцев. Адмирал Каннингэм согласился со мной, что необходимо немедленно остановить эскадру Виши.
Мы условились, что этой нежданно-негаданно появившейся эскадре будет предложено направиться не в Дакар, а в Касабланку. В случае отказа английская эскадра начнет военные действия. Впрочем, мы надеялись, что одной угрозы будет достаточно, чтобы эти введенные в заблуждение корабли повернули назад. Ведь если английские корабли, обладавшие значительно меньшей скоростью, не могли перехватить корабли Виши, то зато двойное превосходство в вооружении обеспечивало англичанам преимущество над вишистским флотом в случае, если ему придется искать убежища на рейде какого-нибудь экваториального порта, не защищенного береговой артиллерией. Следовательно, агрессор должен был либо уйти, либо принять бой в худших для него условиях. Представлялось маловероятным, чтобы командующий эскадрой Виши принял последнее решение. И действительно, капитаны английских крейсеров, связавшись с адмиралом Бурраге, командующим не вовремя появившейся эскадрой, легко добились того, что эта эскадра повернула назад, как только ее командующий, к своему глубокому изумлению, узнал, что поблизости находится франко-английский флот. Но корабли Виши, не опасаясь преследования, направлялись не в Касабланку, а в Дакар. Лишь крейсеры «Глуар» и «Примоге», шедшие замедленным ходом из-за поломки в машинном отделении, подчинились требованию и прибыли в Касабланку, отклонив мое предложение исправить повреждения в Фритауне. Это решение они приняли после того, как по моему указанию в переговоры с ними вступил капитан 2-го ранга Тьерри д’Аржанлье, находившийся на эсминце «Ингерфилд».
Так Свободная Французская Африка избежала огромной опасности. Один лишь этот факт полностью оправдывал подготовленную нами экспедицию. С другой стороны, поведение тулонской эскадры, шедшей к экватору в уверенности, что нас там нет, и затем отказавшейся от выполнения своего плана, как только она обнаружила там наш флот, свидетельствовало о том, что правительство Виши не знало о маршруте нашей экспедиции. Таким образом, мы могли поздравить себя с тем, что нам удалось сорвать планы наших противников, но в то же время следовало признать, что выполнение наших собственных планов находилось теперь под угрозой. В самом деле, власти в Дакаре были настороже, а кроме того, на помощь им в Дакар прибыли сильные военные корабли. Вскоре наши агенты сообщили, что артиллеристы колониальных войск, обслуживающие береговые батареи, были признаны недостаточно надежными и заменены артиллеристами морской пехоты. Короче говоря, наши шансы занять Дакар теперь значительно уменьшились.
В Лондоне Черчилль и морское министерство считали, что при сложившейся обстановке самым целесообразным был бы отказ от намеченной операции. Они телеграфировали нам 16 сентября, предложив, чтобы английский военно-морской флот эскортировал наши транспорты лишь до Дуалы и затем покинул этот район. Я должен сказать, что отказ от операции представлялся мне самым неудачным решением вопроса. В самом деле, если мы не предпримем попытки изменить положение в Дакаре, правительство Виши возобновит свои действия против Экваториальной Африки сразу же после того, как английские корабли уйдут в северном направлении. И поскольку морской путь окажется свободным, крейсеры под командованием Бурраге вновь устремятся в экваториальные воды. И тогда французы, сражающиеся под сенью Лотарингского креста вместе с генералом де Голлем, рано или поздно будут изолированы на этих отдаленных территориях, если к тому времени они не погибнут в бесплодной борьбе со своими соотечественниками в джунглях тропических лесов. При этом они будут лишены возможности сражаться с немцами и итальянцами. Я не сомневался в том, что именно таковы были намерения противника, волю которого, сознательно или бессознательно, выполняли послушные вишистские статисты. Я считал, что при создавшемся положении вещей мы должны, несмотря ни на что, попытаться проникнуть в Дакар.
Впрочем, я должен признать, что уже совершившееся присоединение к нам ряда территорий в Африке вселяло в меня тайную надежду. Эта надежда еще более окрепла в связи с хорошими вестями, поступившими из других мест после нашего отъезда из Лондона. 2 сентября к «Свободной Франции» присоединились французские владения в Океании, управляемые временным правительством в составе Ана, Лагарда и Мартена. 9 сентября губернатор Бонвен объявил о присоединении ко мне французских владений в Индии. 14 сентября на Сен-Пьере и Микелоне общее собрание бывших фронтовиков направило мне сообщение о своем решении примкнуть ко мне. После этого английское правительство попросило правительство Канады поддержать их движение. 20 сентября губернатор Сото[139], присоединивший к нам 18 июля Новые Гебриды, прибыл по моему приказанию в Нумеа. Существовавший там «Комитет де Голля» под председательством Мишеля Вержа, опираясь на энергичную поддержку населения, стал хозяином положения, и это позволило Сото взять власть в свои руки. Наконец, я был свидетелем, как эскадра Бурраге повернула назад по первому требованию. Кто мог утверждать, что мы и в Дакаре не встретим духа согласия, которое отодвинет на второй план выполнение самых категорических приказов. Во всяком случае, следовало попытаться. Адмирал Каннингэм был такого же мнения. Мы телеграфировали в Лондон, обращаясь с настойчивой просьбой позволить нам осуществить операцию. Черчилль, как он сказал мне об этом впоследствии, был удивлен, но и восхищен нашей настойчивостью. Он охотно дал свое согласие, и операция была разрешена.
Однако перед отъездом у меня произошло резкое столкновение с Каннингэмом. Пользуясь моим зависимым положением, Каннингэм намеревался подчинить себе меня и имеющиеся в моем распоряжении небольшие силы. Взамен он предлагал мне находиться на его флагманском линкоре «Бархэм». Разумеется, я отклонил и его требование и его приглашение. В тот же вечер на борту «Вестерланда» произошел крупный разговор. А ночью адмирал прислал мне исключительно любезную записку, в которой он отказывался от своих требований. 21 сентября мы подняли якорь и на рассвете 23 сентября в густом тумане уже подошли к Дакару.
Туман серьезно мешал нашей операции. В частности, на моральный эффект, который, по мнению Черчилля, мог оказать наш флот на гарнизон и население, теперь совершенно нельзя было рассчитывать, поскольку не было видно ни зги. Но операцию невозможно было отложить. Итак, приступили к осуществлению намеченного плана. В 6 часов я обратился по. радио к военно-морским силам, войскам и населению, объявив им о нашем прибытии и о наших дружественных намерениях. Тотчас же после этого с взлетной палубы авианосца «Арк Ройял» поднялись в воздух два маленьких безоружных «ласьоля», французские туристические самолеты, которые должны были приземлиться на аэродроме Уакам и высадить трех офицеров: Гайе, Скамарони и Суффле. На них была возложена задача организовать братание. Вскоре я узнал, что «ласьоли» благополучно совершили посадку и что на аэродроме развернули полотнище с сигналом «Успех!».
Внезапно в разных пунктах противовоздушная оборона открыла огонь. Зенитные орудия «Ришелье» и крепости начали обстреливать самолеты свободных французов и англичан, которые летали над городом, разбрасывая листовки с дружественным обращением. Однако как ни была зловеща эта канонада, мне показалось, что в ней есть что-то неуверенное. Поэтому я приказал двум катерам с парламентерами войти в порт, в то время как к входу на рейд в тумане приближались посыльные суда свободных французов, а также пароходы «Вестерланд» и «Пеннланд».
Сначала никаких ответных мер не последовало. Капитан 2-го ранга д’Аржанлье, майор Готшо, капитаны Бекур-Фош и Перрен и младший лейтенант Поргес распорядились пришвартовать свои катера, сошли на пристань и потребовали начальника порта. Когда тот появился, д’Аржанлье сказал ему, что у него имеется письмо генерала де Голля, адресованное генерал-губернатору, которое он должен передать в его собственные руки. Но начальник порта, не скрывая своего смущения, заявил парламентерам, что у него есть приказ арестовать их. Одновременно он проявил намерение вызвать караул. Видя это, мои посланцы возвратились на свои катера. Когда катера уходили, по ним был открыт огонь из пулеметов. Д’Аржанлье и Перрен, серьезно раненные, были доставлены на борт «Вестерланда».
Вслед за этим береговые батареи Дакара открыли по кораблям англичан и свободных французов беглый огонь. В течение нескольких часов мы не отвечали на огонь. «Ришелье», отведенный на буксирах в порт, чтобы более эффективно использовать свои орудия, также открыл огонь. К 11 часам, после того как крейсер «Кумберленд» получил серьезные повреждения, адмирал Каннингэм направил крепости следующую радиограмму: «Я не стреляю в вас, почему вы стреляете в меня?» Ответ гласил: «Отойдите на расстояние в 20 миль!» После этого англичане в свою очередь дали несколько залпов. Однако время шло, но ни с той ни с другой стороны действительно воинственного настроения не проявлялось. До середины дня в воздух не поднялся ни один вишистский самолет.
Все эти факты, на мой взгляд, не свидетельствовали о том, что крепость готова оказать яростное сопротивление. Может быть, флот, гарнизон, губернатор ждали какого-нибудь события, которое могло бы послужить предлогом для примирения? К полудню адмирал Каннингэм направил мне телеграмму, в которой сообщал, что он придерживается такого же мнения. Конечно, о вводе эскадры в порт не могло быть и речи. Но нельзя ли было высадить свободных французов неподалеку от крепости, к которой они затем попытались бы приблизиться с суши? Такой вариант был предусмотрен еще ранее. Маленький порт Рюфиск, находящийся вне досягаемости огня крепостной артиллерии, казалось, подходил для этой операции, конечно, если участники операции не встретят там решительного сопротивления. Дело в том, что если наши суда могли подойти к Рюфиску, то транспорты не имели возможности этого сделать вследствие глубокой посадки. Возникала необходимость производить высадку наших отрядов, используя шлюпки. В этом случае войска не смогли бы взять с собой тяжелое оружие. Таким образом, успех дела зависел от полного затишья на данном участке. Однако, получив от Каннингэма заверение в том, что он обеспечит нам прикрытие с моря, я направил все наши силы к Рюфиску.
К 15 часам мы прибыли к месту назначения. По-прежнему стоял густой туман. «Коммандан Дюбок», имевший на своем борту взвод морской пехоты, вошел в порт и направил шлюпку с несколькими моряками к берегу, для того чтобы пришвартовать судно. На берегу толпа туземцев уже бежала им навстречу, но в это время вишистские войска, занимавшие позиции в окрестностях, открыли огонь по нашему судну, убив и ранив несколько человек. За несколько минут до этого два бомбардировщика «гленн-мартен» пролетели на небольшой высоте над нашим маленьким отрядом, словно намереваясь показать, что он находится в полной их власти, а так в действительности и было. Наконец адмирал Каннимгэм телеграфировал, что крейсеры «Жорж Лейг» и «Монкальм», вышедшие с рейда Дакара, находятся от нас в тумане на расстоянии одной мили и что английские корабли, занятые в другом месте, не могут нас прикрыть. Да, операция была проиграна! Не только оказалась невозможной высадка на берег, но достаточно было всего нескольких орудийных выстрелов, сделанных вишистскими крейсерами, чтобы отправить на дно всю экспедицию «Свободной Франции». Я решил выйти в море, что и было сделано без каких-либо происшествий.
Ночь прошла в ожидании. На следующий день командование английского флота, получив от Черчилля телеграмму с приказом активно продолжать операцию, направило властям Дакара ультиматум. Последовал ответ, что крепость не будет сдана. Затем англичане в тумане, ставшем особенно густым, вели наугад жаркую орудийную перестрелку с береговыми батареями и с кораблями на рейде. К концу дня стало ясно, что никакого решительного результата не может быть достигнуто.
Когда наступил вечер, к «Вестерланду» приблизился линкор «Бархэм» и адмирал Каннингэм попросил меня к себе, чтобы обсудить создавшееся положение. На борту английского линкора царило печальное и напряженное настроение. Конечно, здесь сожалели о том, что не удалось достичь успеха. Но преобладало чувство удивления. Англичане, практичные люди, не могли понять причину того, почему власти, флот и войска Дакара сражаются с таким ожесточением со своими соотечественниками и союзниками, в то время как Франция находится под пятой захватчиков. Что касается меня, то отныне я решил ничему не удивляться. Последние события окончательно убедили меня, что вишистские правители никогда не остановятся перед использованием мужества и дисциплинированности своих подчиненных в ущерб интересам Франции.
Адмирал Каннингэм доложил о создавшейся обстановке. «Учитывая настроение крепости и поддерживающей ее эскадры, — заявил он, — я не думаю, что бомбардировка может привести к желаемому результату». Бригадный генерал Ирвин, командир десантных подразделений, добавил, что он «готов высадить свои силы на берег, с тем чтобы атаковать укрепления, но следует ясно понять, какому огромному риску подвергнется каждое судно и каждый солдат». И тот и другой спросили меня, что станет со «Свободной Францией», если экспедиция будет на этом закончена.
«До настоящего времени, — ответил я, — мы решительной атаки на Дакар не предприняли. Попытка занять крепость мирным путем успеха не имела. Артиллерийский обстрел ничего не решит. Наконец, высадка войск и атака укреплений повлекли за собой настоящее сражение. Но я хочу избежать сражения, о котором вы сами говорите, что исход его весьма сомнителен. Следовательно, в данный момент нам нужно отказаться от мысли овладеть Дакаром. Я предлагаю адмиралу Каннингэму объявить, что он прекращает артиллерийский обстрел по просьбе генерала де Голля. Но блокаду не следует снимать, чтобы не дать свободы действий находящимся в Дакаре кораблям. В дальнейшем мы должны будем предпринять новую попытку овладеть Дакаром, двигаясь к крепости с суши после высадки десанта в незащищенных или плохо защищенных пунктах, например в Сен-Луи. В любом случае и при любых обстоятельствах „Свободная Франция“ не прекратит борьбы».
Английский адмирал и генерал присоединились к моему мнению относительно наших действий в ближайшее время. Уже наступила ночь, когда я отчалил от «Бархэма» на качающейся по волнам шлюпке. Офицеры и команда корабля, выстроившись у поручней, печально отдавали мне установленные почести.
Но дна события, происшедшие в течение ночи, заставили адмирала Каннингэма отказаться от того, о чем мы с ним договорились. Во-первых, от Черчилля была получена телеграмма с приказом продолжать операцию. Черчилль, судя по телеграмме, был удивлен и раздражен внезапным прекращением операции, тем более что на политические круги Лондона и особенно Вашингтона повлияли радиопередачи из Виши и Берлина и они начали проявлять беспокойство. Во-вторых, туман рассеялся и бомбардировка могла теперь принести желаемые результаты. Итак, на рассвете завязалась артиллерийская перестрелка между крепостью и английским флотом, и бой возобновился. На этот раз уже никто не спрашивал моего мнения. Но к вечеру линкор «Резолюшн», который был торпедирован подводной лодкой, пришлось взять на буксир, ибо он мог затонуть. Несколько других английских кораблей также получили серьезные повреждения. Было сбито четыре самолета с «Арк Ройал». У противника сильно пострадал «Ришелье» и другие корабли. Легкий крейсер «Одасье», подводные лодки «Персей» и «Аякс» были потоплены, причем экипаж подводной лодки «Аякс» был подобран английским эсминцем. Но форты крепости продолжали вести огонь. Адмирал Каннингэм решил избежать дальнейших потерь. Я присоединился к его решению, ибо у меня не было другого выхода. Мы взяли курс на Фритаун.
Для меня наступили тяжкие дни. Я испытывал то, что может испытывать человек, когда подземный толчок резко потрясает его дом и с крыши на голову градом сыплется черепица.
На меня обрушилась буря гнева в Лондоне, ураган сарказмов в Вашингтоне. Американская пресса и многие английские газеты тотчас же возложили вину за провал операции на генерала де Голля. «Это он, — твердили газеты, — выдумал эту нелепую авантюру, ввел в заблуждение англичан своими фантастическими сведениями о положении в Дакаре, потребовал из донкихотских побуждений, чтобы крепость была атакована в тот момент, когда подкрепления, присланные Дарланом, делали всякий успех невозможным… Причем крейсеры из Тулона прибыли благодаря болтливости многих свободных французов, которые предупредили тем самым правительство Виши… Неужели не ясно, что нельзя доверять людям, не способным хранить тайну?»
Вскоре досталось и Черчиллю, которого упрекали в том, что он позволил себя так легко уговорить. Спирс с постным выражением лица приносил мне полученные от своих корреспондентов телеграммы информационного характера, в которых сообщалось, что, очевидно, де Голль, отчаявшийся, покинутый своими сторонниками, брошенный англичанами на произвол судьбы, откажется от всякой деятельности и что английское правительство возобновит с помощью Катру или Мюзелье в значительно более скромных масштабах рекрутирование вспомогательных французских сил.
Что касается пропаганды Виши, то она не скрывала своего ликования. Судя по сообщениям, поступавшим из Дакара, можно было подумать, что речь идет о крупной победе, одержанной на море. В газетах обеих зон и в радиопередачах на так называемых «французских» волнах появились сопровождаемые комментариями бесчисленные поздравительные телеграммы, адресованные генерал-губернатору Буассону и героическим защитникам Дакара. А я тем временем в своей тесной каюте, на рейде, объятом нестерпимым зноем, окончательно осознал, что представляет собою реакция страха — как у противников, мстящих за то, что они его испытали, так и у союзников, внезапно напуганных поражением.
Между тем я очень скоро убедился в том, что, несмотря на неудачу, свободные французы остаются непоколебимы. Во всех подразделениях нашей экспедиции, где я побывал сразу же после того, как мы бросили якорь, я не встретил ни одного человека, который захотел бы меня покинуть. Напротив, решимость их еще более окрепла в связи с враждебной позицией Виши. Так, когда над нашими кораблями, стоявшими на якоре, пролетел самолет из Дакара, его встретили яростной стрельбой, чего бы не случилось неделю назад. Вскоре из телеграмм, полных дружеского участия, которые л получил от де Лармина и Леклерка, я узнал, что они сами и окружающие их люди, как никогда, исполнены непоколебимой преданности. Лондон не изменил к нам своего отношения, несмотря на град обрушившихся на нас колкостей. Это доверие тех, кто был связан со мной, являлось для меня большой поддержкой. Значит, «Свободная Франция» имела прочный фундамент. Итак, задело! Будем продолжать борьбу! Спирс, немного успокоившийся, цитировал мне Виктора Гюго: «На следующий день Эмери взял город».
Нужно сказать, что если в Лондоне многие относились к нам с неприязнью, то правительство, напротив, сохранило свои добрые чувства.
Черчилль, подвергшийся нападкам, не отрекся от меня, так же как и я не отрекся от него. 28 сентября он сделал в палате общин сообщение о событиях настолько объективно, насколько можно было от него ожидать, и заявил, что «все то, что произошло, лишь усилило доверие правительства Его Величества по отношению к генералу де Голлю». Правда, в этот момент премьер-министр уже знал, хотя он и не пожелал сказать об этом, каким образом эскадра, вышедшая из Тулона, смогла пройти через Гибралтарский пролив. Он сам рассказал мне об этом, когда два месяца спустя я возвратился в Англию.
Телеграмма, отправленная из Танжера капитаном Люизе, французским офицером разведывательной службы, тайно перешедшим на сторону «Свободной Франции», сообщала в Лондон и Гибралтар данные о движении вишистских кораблей. Но эта телеграмма пришла в тот момент, когда бомбардировка немецкими самолетами Уайтхолла вынуждала персонал в течение многих часов находиться в бомбоубежище, что нарушило на продолжительное время работу штаба. Телеграмма была расшифрована слишком поздно, и морской лорд не смог в нужный момент предупредить флот Гибралтара. Больше того! Несмотря на то что морской атташе правительства Виши в Мадриде в порыве откровенности сам предупредил об этом английского атташе и, таким образом, командующий военно-морской базой Гибралтара был осведомлен об этом из двух различных источников, ничего не было сделано для того, чтобы остановить эти корабли.
Однако официальная позиция премьер-министра в отношении «деголлевцев» во многом способствовала тому, что парламент и газеты сбавили тон. Тем не менее операция в Дакаре навсегда оставила в сердцах англичан болезненный след, а американцы пришли к выводу, что если им когда-нибудь придется высадиться на территории, подвластной правительству Виши, то операция должны осуществляться без участия свободных французов и англичан. Во всяком случае, в, ближайшее время наши английские союзники были против возобновления этой попытки. Адмирал Каннингэм решительно заявил мне, что следует отказаться от возобновления операции в какой бы то ни было форме. Сам он мог лишь эскортировать меня до Камеруна. Мы взяли курс на Дуалу. 8 октября, в тот момент, когда французские транспорты входили в устье реки Вури, английские корабли отсалютовали и ушли в открытое море.
Когда посыльное судно «Коммандан Дюбок», на борту которого я находился во время плавания, вошло в порт Дуалы, население города было охвачено исключительным энтузиазмом. В порту меня встречал Леклерк. После смотра войск я отправился в правительственный дворец, в то время как в порту высаживались подразделения, прибывшие из Англии. Служащие, французские колонисты, видные туземцы, с которыми я установил контакт, бурно выражали свои патриотические чувства. Однако они не забывали своих местных нужд. Речь в первую очередь шла о том, чтобы обеспечить вывоз своей продукции и ввоз жизненно необходимых товаров, отсутствовавших на этой территории. Но несмотря на заботы и разногласия, сразу же обнаруживалось моральное единство свободных французов — и тех, кто примкнул ко мне в Лондоне, и тех, кто присоединился в Африке.
Это моральное единство всех свободных французов, ставших под сень Лотарингского креста, превратилось впоследствии в постоянный фактор нашего движения. Отныне можно было предвидеть, так сказать, наверняка, образ мыслей и поведение «деголлевцев», где бы они ни находились и что бы с ними ни случилось. Так, например, тот восторженный энтузиазм, свидетелем которого только что был, я всегда встречал впоследствии в любой обстановке там, где присутствовали народные массы, Надо сказать, что мысль об этом ни на минуту не покидала меня. Я воплощал для моих сподвижников судьбу нашего дела, для множества французов — надежду, для иностранцев — образ непокоренной Франции среди выпавших на ее долю испытаний, и все это обусловливало мое поведение и указывало мне путь, с которого я уже не мог сойти. Это побуждало меня к постоянному строгому самоконтролю и одновременно налагало на меня огромную ответственность.
В данный момент речь шла об обеспечении жизни всех французских территорий Экваториальной Африки и вовлечения их в битву за Африку. Я намеревался создать на границе территории Чад с Ливией сахарский театр военных действий в ожидании того дня, когда ход событии даст возможность колонне французских войск овладеть Феццаном и затем выйти к Средиземному морю. Но условия пустыни и неслыханные трудности в сообщении и снабжении позволяли использовать с этой целью лишь ограниченные и специальные воинские силы. Поэтому я хотел одновременно отправить на Средний Восток экспедиционный корпус, который присоединился бы там к англичанам. Конечной целью для всех была Французская Северная Африка. Однако сначала необходимо было ликвидировать враждебный очаг в Габоне. 12 октября в Дуале я отдал соответствующие приказания.
В то время как подготовлялась эта трудная операция, я выехал из Камеруна, чтобы посетить другие территории. После непродолжительного пребывания в Яунде я направился сначала на территорию Чад. Карьера главы «Свободной Франции» и сопровождавших его лиц едва не оборвалась во время этой поездки, так как на самолете «потез-540», на котором мы летели в Форт-Ламп, испортился мотор и лишь чудом нам удалось приземлиться без особых повреждений на заболоченном участке местности.
На территории Чад царило большое оживление. У всех было такое чувство, как будто луч истории только что осветил эту героическую и многострадальную землю. Разумеется, здесь ничего не могло быть сделано без усилий. Это объяснялось наличием ряда неблагоприятных факторов: расстояние, изолированность территории, климат, отсутствие средств. Но зато здесь уже возникало то героическое настроение, которое порождает великие дела.
Эбуэ меня принял в Форт-Лами. Я почувствовал, что я всегда встречу с его стороны поддержку и преданность. В то же время я обнаружил, что он обладает достаточно широким умом для понимания обширных планов, к которым я хотел его привлечь. Высказывая свои полные здравого смысла взгляды, он никогда не выдвигал возражений относительно наших мероприятий и сопряженного с ними риска. Между тем губернатору предстояло ни много ни мало как развернуть огромную работу по обеспечению коммуникаций, с тем чтобы Чад мог принимать из Браззавиля, Дуалы, Лагоса и затем направлять к границам итальянской Ливии оружие и снаряжение, которые понадобятся силам «Свободной Франции» для ведения активных боевых действий. Речь шла о путях протяженностью в 6 тысяч километров, которые должно было проложить или поддерживать в исправном состоянии население территории Чад. Кроме того, возникнет необходимость в развитии хозяйства этой области, чтобы прокормить войска и рабочих, а также обеспечить экспорт для покрытия издержек. Эта задача усложнялась еще и тем, что многие колонисты и служащие подлежали мобилизации.
Вместе с полковником Маршаном, командующим войсками территории Чад, я вылетел в район Файя и постов, расположенных;в пустыне. Войска там были полны решимости, но крайне нуждались в вооружении. Из подвижных средств там имелись лишь туземные подразделения на верблюдах и несколько автотранспортных взводов. Поэтому когда я заявил офицерам, что рассчитываю на их помощь, с тем чтобы в один прекрасный день овладеть Феццаном и выйти к Средиземному морю, я прочитал на их лицах глубокое изумление. Налеты немецких и итальянских отрядов, которые им пришлось бы с большим трудом отражать, казались им значительно более вероятными, чем указанная мною перспектива наступления французских войск на большое расстояние. Впрочем, все они выразили решимость продолжать войну, и таким образом, повсюду был поднят флаг с Лотарингским крестом.
Однако к западу, на территориях Нигера и сахарских оазисов, товарищи этих офицеров, тоже находившиеся на постах у границы с Ливией, но не имевшие в командных сферах ни одного начальника, который осмелился бы нарушить это оцепенение, готовы были стрелять в каждого, кто попытался бы их увлечь сражаться с врагами Франции! Из всех моральных испытаний, выпавших на мою долю в связи с преступными ошибками Виши, самым тяжелым было созерцание этого бессмысленного прозябания.
Но зато, возвратившись в Форт-Лами, я получил ободряющую поддержку. Она была оказана мне генералом Катру. Когда он прибыл в Лондон после мое го отъезда в Африку, специалисты распознавать тайные намерения других считали, что англичане попытаются заменить де Голля этим генералом, привыкшим к деятельности на больших постах, в то время как педантичные конъюнктурщики задавали себе вопрос, согласится ли Катру поступить в подчинение к обыкновенному бригадному генералу. Катру неоднократно встречался с Черчиллем, и многие распускали слухи относительно этих переговоров, в ходе которых премьер-министр, очевидно, действительно предложил ему занять мое место, не для того, разумеется, чтобы генерал на это согласился, а руководствуясь классическим изречением: разделяй и властвуй. За несколько дней до дакарской операции Черчилль неожиданно телеграфировал мне, что он направляет Катру в Каир, с тем чтобы оказать воздействие на Левант, где ожидалось возникновение благоприятной обстановки. Я ясно изложил в этой связи свою точку зрения, сообщив, что не вижу в этом намерении ничего плохого, но все же считаю, что предварительно следовало заручиться моим согласием. Черчилль дал тогда удовлетворительный ответ, ссылаясь на крайнюю необходимость такого мероприятия.
И вот Катру прибыл из Каира. Я поднял за обедом свой бокал в честь этого выдающегося военачальника, к которому я издавна испытывал чувство почтительной дружбы. Ответ Катру был благороден и прост. Он сказал, что поступает в мое подчинение. Эбуэ и все присутствующие поняли с волнением, что отныне для Катру де Голль выше чинов и званий, потому что на него возложена миссия, которая выходит за рамки должностной иерархии. Нельзя преуменьшать огромного значения поступка Катру. Когда, договорившись с генералом Катру относительно задач его миссии, я прощался с ним у самолета, на котором он должен был возвратиться в Каир, л почувствовал, насколько он стал выше.
В Браззавиле, куда я прибыл 24 октября, население и власти в целом занимали столь же непоколебимые позиции, как в Дуале и в Форт-Лами, но они проявляли при этом большое спокойствие, что было вполне естественно для «столицы». Администрация, штаб, учреждения, деловые круги, миссионеры осознавали трудности, которые должны были преодолеть экваториальные территории, самые бедные во всей Французской империи, для того чтобы иметь возможность существовать в период отрыва от метрополии и для того чтобы нести бремя военных расходов. По правде говоря, некоторые виды их продукции — масло, каучук, лес, хлопок, кофе, кожа — могли бы быть легко проданы англичанам и американцам. Но ввиду отсутствия заводов, а также минеральных ископаемых, за исключением небольших запасов золота, экспорт не мог обеспечить те закупки, которые нужно было сделать за границей.
Для того чтобы помочь Лармина в этом деле, я назначил Плевена генеральным секретарем. Пустив машину в ход, Плевен должен был отправиться в Лондон и Вашингтон, чтобы урегулировать вопросы относительно платежей и сроков. Его способности и поддержка Лармина оказались для нас весьма полезными. Администраторы, плантаторы, коммерсанты, экспедиторы, видя, что предстоит многое сделать и что игра стоит свеч, развернули интенсивную деятельность, которая еще во время войны глубоко преобразила жизнь территорий Экваториальной Африки.
Моя поездка в конце октября в Убанги, где я встретился с губернатором Сен-Маром, и затем в Пуэнт-Нуар, где администратором был Даген, вызвали там общий подъем.
Наконец 27 октября я отправился в Леопольдвиль, где власти, войска, население, а также французы, проживающие в Бельгийском Конго, устроили мне волнующую встречу. Генерал-губернатор Риккман, также оторванный от своей родины, желал, однако, чтобы его страна участвовала в войне, и симпатизировал «Свободной Франции». Впрочем, «Свободная Франция» защищала Бельгийское Конго от духа капитуляции, который едва не проник сюда с севера. Риккман до самого конца поддерживал тесные связи со своим французским соседом на другом берегу Конго. Следует отметить, что так же поступали и их английские коллеги: Бурдильон в Нигерии и Хаддлстон в Судане. Вместо соперничества и интриг, которые в свое время восстанавливали друг против друга соседей, между губернаторами Лагоса, Дуалы, Браззавиля, Леопольдвиля, Хартума установилась личная солидарность, которая сыграла немаловажную роль в военных усилиях и в поддержании должного порядка в Африке.
Между тем все было готово для завершения операции в Габоне. Перед моим прибытием в Дуалу Лармина уже принял первые меры. Несколько частей под командованием майора Парана, прибывшего из Конго, подошли к Ламберене, расположенному на берегу Огове. Но они вынуждены были остановиться, встретив сопротивление вишистских войск. Одновременно небольшая колонна войск, направленная из Камеруна под командованием капитана Дио, окружила пост Митзик. В Ламбарене и Митзике «деголлевцы» и вишисты, стоявшие друг против друга, обменивались редкими выстрелами и чаще вступали в спор друг с другом. Иногда из Либревиля прилетал «гленн-мартен» и сбрасывал на наших солдат несколько бомб и множество листовок. На следующий день из Браззавиля прилетал «блок-200» и отплачивал тем же противнику. Эти затяжные и нудные операции не приводили ни к какому результату.
Сразу же после своего прибытия я принял решение захватить Либревиль и составил план действий. К сожалению, можно было опасаться, что наши силы натолкнутся на серьезное сопротивление. Генерал Тетю, находившийся в Либревиле, имел в своем распоряжении четыре батальона пехоты, артиллерию, четыре современных бомбардировщика, посыльное судно «Бугэнвиль» и подводную лодку «Понселе». Он мобилизовал некоторое количество колонистов. С другой стороны, полученный им приказ обязывал его сражаться. Чтобы помешать ему получить подкрепления, я вынужден был попросить Черчилля предупредить Виши, что в случае, если генералу Тетю будут направлены подкрепления, вдело вмешается английский флот. Моя телеграмма вызвала приезд в Дуалу адмирала Каннингэма. Мы договорились, что его корабли не примут непосредственного участия в бою за Либревиль, но что они будут находиться в открытом море, чтобы помешать вишистам из Дакара снова направить свои крейсеры, если, чего доброго, у них появится такое желание. Что же касается нас, то мы шли на эту операцию с тяжелым сердцем, и я объявил, с чем все согласились, что в этой горестной для нас операции никто не будет отмечен в приказе.
27 октября пост Митзик был взят. 5 ноября сложил оружие гарнизон Ламберене. Тотчас же после этого из Дуалы вышли транспорты, на борту которых находился отряд войск, направляемых в Либревиль. Леклерк руководил всей операцией; Кениг возглавлял сухопутные силы — батальон Иностранного легиона и сводный колониальный батальон, состоящий из сенегальских стрелков и колонистов из Камеруна. Войска были высажены у мыса Мондах в ночь на 8 ноября, а 9 ноября на подступах к городу завязались упорные бои. В тот же день, под командованием майора Мармье несколько самолетов «лисандр», привезенные нами в разобранном виде из Англии и поспешно собранные в Дуале, летали над этим районом и сбрасывали бомбы. Именно тогда «Саворньян де Бразза», на борту которого находился д’Аржанлье, в сопровождении «Коммандан Домине» вышел на рейд, где стоял «Бугэвиль». Несмотря на дружественные обращения, неоднократно повторенные нашими кораблями, «Бугэнвиль» открыл огонь. Приняв бой, «Бразза» поджег этот корабль. В это время батальон Иностранного легиона сломил сопротивление вишистских подразделений на аэродроме. Вскоре после того, как д’Аржанлье направил генералу Тетю телеграмму с призывом прекратить борьбу, противник капитулировал. Кениг занял Либревиль. Паран, назначенный мной губернатором Габона, вступил на свой пост. К сожалению, насчитывалось около двадцати человек убитых.
Накануне подводная лодка «Понселе», вышедшая из Порт-Жантиля, встретила в открытом море один из крейсеров Каннингэма и выпустила но нему торпеду. Крейсер забросал ее глубинными бомбами, и лодка всплыла на поверхность. Команда подводной лодки была подобрана англичанами, а командир, капитан 3-го ранга Сосин, потопил свой корабль и мужественно погиб вместе с ним.
Оставалось занять Порт-Жантиль. Это произошло 12 ноября после продолжительных переговоров, причем крепость не оказала сопротивления. Единственной жертвой этой последней операции был губернатор Массой, который, присоединив в августе Габон к «Свободной Франции», затем снова примкнул к Виши. Слабовольный человек, пришедший в отчаяние в результате этой ошибки и ее последствий, он после взятия Либревиля занял место на «Бразза» и затем вместе с полковником Крошю, начальником штаба генерала Тетю, высадился в Порт-Жантиле, с тем чтобы уговорить администратора и гарнизон не вступать в братоубийственную борьбу. Это помогло предотвратить несчастье. Но Массон, сломленный нервным потрясением, которое он только что перенес, повесился у себя в каюте на обратном пути.
Я прибыл в Либревиль 15 ноября, в Порт-Жантиль — 16 ноября. Среди жителей преобладало чувство удовлетворения в связи с тем, что удалось выйти из нелепого положения. Я посетил в госпитале раненых с той и другой стороны, которые теперь вместе находились на излечении. Затем я встретился с командным составом вишистских частей. Несколько человек присоединилось к «Свободной Франции». Большинство командиров, которые по требованию своего начальника дали слово, что они «останутся верны маршалу», выразили желание, чтобы их интернировали. Они возобновили свою службу, когда в войне приняла участие Северная Африка, и, как многие другие, храбро выполнили свой долг. Генерал Тетю был передан на попечение монахов ордена «Отцов Святого духа» и затем переведен в браззавильский госпиталь. Оттуда в 1943 он также выехал в Алжир.
Радио Дакара, Виши и Парижа разразилось бешеной бранью, а всего за несколько недель до этого оно трубило на все лады о победе. Меня обвиняли в том, что я подверг бомбардировке, сжег и разграбил Либревиль и даже расстрелял видных лиц, в том числе епископа Тарди. Я подозревал, что вишисты, прибегая к такой лжи, хотели прикрыть какую-нибудь свою подлость. Во время дакарской операции они арестовали трех летчиков «Свободной Франции», совершивших посадку без всякого оружия на аэродроме Уакам, а также Буаламбера, Биссанье и Кауза, которые были неофициально посланы мной в город вместе с доктором Брюнелем, чтобы агитировать там в пользу «Свободной Франции». Лишь одному из этих «миссионеров», Брюнелю, после событий в Дакаре удалось скрыться в Британской Гамбии. Обвинения, выдвинутые дакарскими властями, вызвали у меня подозрение, что, возможно, они собираются выместить свою злобу на этих свободных французах, захваченных ими в плен. Это предположение было тем более вероятно, что после моего вполне корректного обращения к Буассону с предложением обменять пленных на Тетю и его офицеров радио Дакара сразу же сообщило о моем демарше, сопроводив его множеством оскорбительных и провокационных комментариев. Тогда я предупредил Верховного комиссара Виши, что в моих руках находится немало его друзей, которые ответят за жизнь тех свободных французов, которых он держит в тюрьме. Тон дакарского радио сразу же смягчился.
Впрочем, целый ряд признаков указывал на то, в какое смятение повергли события вишистских правителей. Гнусное ликование, с которым они встретили заключение перемирия, быстро рассеялось. Вопреки тому, о чем они недавно заявляли для оправдания своей капитуляции, враг не сломил Англию. С другой стороны, присоединение к де Голлю многих колоний, затем дакарская операция и, наконец, операция в Габоне убедили всех в том, что, хотя «Свободная Франция» и умела пользоваться радио, она отнюдь не представляла собой «кучки наемников у микрофона». Совсем неожиданно все начали понимать, что «Свободная Франция» является чисто национальной организацией, а немцы вынуждены были учитывать в своих планах возрастающие трудности, которые вызовет Сопротивление. Находясь и глубине Африки, я замечал признаки нервозности, которую начинали проявлять вишисты в связи с развернувшимися событиями.
В первый период после дакарской операции они пытались действовать с помощью грубой силы. Самолеты, поднявшиеся с аэродромов Марокко, сбрасывали бомбы на Гибралтар. Но вскоре они попробовали использовать мирные средства. Телеграммы, полученные мной от Черчилля и Идена, информировали меня о начавшихся 1 октября в Мадриде переговорах между послом де ля Бомом и его английским коллегой сэром Самюэлем Хором. Речь шла о том, чтобы добиться у англичан разрешения на доставку во Францию грузов из Африки при условии, что немцы не завладеют этими грузами. Но кроме того, де ля Бом заявил от имени Бодуэна, что, «если противник захватит эти грузы, правительство переедет в Северную Африку и Франция возобновит войну на стороне Соединенного Королевства».
Отмечая замешательство, о котором свидетельствовали такие заявления, я счел нужным предостеречь англичан. Трудно было понять, каким образом люди, сами отдавшие государство под власть противника и осудившие тех, кто хотел сражаться, могут вдруг превратиться в сторонников Сопротивления. Причем причиной этого явился бы всего-навсего тот факт, что захватчик заберет себе продовольствие сверх того, которое он брал ежедневно. И действительно, несмотря на усилия правительства Лондона поддержать правительство Виши в тех благих намерениях, которые оно обнаруживало, несмотря на личные послания, адресованные маршалу Петену английским королем и президентом США, несмотря на контакт, установленный англичанами с Вейганом, находившимся тогда в Алжире, и Ногесом, пребывавшим по-прежнему в Марокко, вскоре под нажимом немцев все эти надежды рухнули. 24 октября состоялась встреча Петена с Гитлером в Монтуаре. Было официально объявлено о сотрудничестве Виши с противником. Наконец в первых числах ноября Виши прекратили переговоры в Мадриде.
Отныне вполне понятные причины заставили меня окончательно объявить о незаконности вишистских правителей, взять на себя ответственность за судьбу Франции и приступить к осуществлению функций правительства на освобожденных территориях. Этой временной власти, которая связывала прошлое и настоящее, я придавал форму республики, объявив о своем повиновении и ответственности перед суверенным народом и торжественно обязавшись отчитаться перед ним, как только он снова завоюет себе свободу. 27 октября на французской земле, в Браззавиле, я определил нашу национальную и международную позицию в манифесте, двух постановлениях и основной декларации — документах, которые должны были стать хартией нашего движения. Я считаю, что всегда действовал в духе этой хартии вплоть до того дня, когда пять лет спустя я передал национальному правительству взятые на себя полномочия. С другой стороны, я создал Совет обороны империи, призванный оказывать мне помощь своими советами. В него я ввел вначале Катру, Мюзелье, Кассена, Лармина, Сисе, Сото, д’Аржанлье и Леклерка. Наконец в ноте, адресованной 5 ноября английскому правительству, я окончательно определил позицию «Свободной Франции» в отношении правительства Виши и его проконсулов, вроде Вейгана или Ногеса, которые, по мнению упрямых оптимистов, должны были в один прекрасный день вступить в борьбу с врагом, и призвал наших союзников поддержать эту позицию. В конечном итоге, если наше африканское предприятие и не достигло всех своих целей, тем не менее для развертывания наших военных усилий была создана прочная база от Сахары до Конго и от Атлантического океана до бассейна Нила. В первых числах ноября я создал на местах командование для руководства нашими действиями. Эбуэ, назначенный генерал-губернатором Французской Экваториальной Африки, обосновался в Браззавиле вместе с Маршаном, командующим войсками. Лапи, вызванный из Лондона, стал губернатором территории Чад, и администратор Курнари губернатором Камеруна, где он заменил Леклерка. Последний, несмотря на его возражения, вызванные желанием продолжать в Дуале начатое им дело, был направлен на территорию Чад для руководства операциями в Сахаре, где он, пройдя через тяжкие испытания, завоевал славу. Наконец, Лармина, Верховный комиссар с гражданскими и военными полномочиями, должен был осуществлять общее руководство.
Перед отъездом в Лондон я разработал с Лармина план действий на ближайшие месяцы. Речь шла, с одной стороны, о проведении первых рейдов моторизованных сил и налетов авиации на Мурзук и оазисы Куфра. С другой стороны, речь шла об отправке в Эритрею сводной бригады, а также бомбардировочной авиагруппы, которые должны были принять участие в боевых операциях против итальянцев. Эта экспедиция должна была положить начало участию французских сил в кампании на Среднем Востоке. Но кроме того, необходимо было навербовать, укомплектовать командным составом и вооружить части, предназначенные для постепенного усиления этих передовых соединений как в Сахаре, так и на Ниле. Трудно себе представить, какие требовались усилия, чтобы на необъятных просторах Центральной Африки, в климатических условиях экватора провести мобилизацию, обучение, оснащение и перевозку войск, которые мы стремились создать и послать в бой на огромные расстояния. Еще труднее представить себе, какую колоссальную работу пришлось проделать для этого.
17 ноября я выехал из Свободной Французской Африки в Англию через Лагос, Фритаун, Батерст и Гибралтар. В то время как самолет шел сквозь осенний дождь над океаном, я мысленно представлял себе невероятные окольные пути, по которым отныне должны были пройти в этой странной войне сражающиеся французы, для того чтобы нанести удар немцам и итальянцам. Я думал о стоявших на их пути препятствиях, из которых самые крупные, к сожалению, были воздвигнуты перед ними самими же французами. Но меня ободряла мысль об энтузиазме, который пробуждало дело Франции в сердцах тех, кто был готов ему служить. Я думал о тех вдохновляющих подвигах, что ждали их в различных местах земного шара. Как бы ни были суровы факты, может быть, мне удастся совладать с ними, потому что я мог, по выражению Шатобриана, «вести за собой французов на крыльях мечты».
Глава пятая Лондон
В начале зимы над жителями Лондона опустился густой туман. Я застал англичан в напряженном и меланхолическом настроении. Разумеется, они с гордостью думали столько что выигранной воздушной битве и о том, что опасность вторжения значительно отдалилась. Но в то время как они расчищали свои руины, на них и их бедных союзников нахлынули заботы и опасения.
Свирепствовала подводная война. Английский народ наблюдал с возрастающим беспокойством, как немецкие подводные лодки, самолеты и находившиеся в море немецкие рейдеры уничтожают корабли, от которых зависел не только ход войны, но даже размер пайка. Для министров и ведомств главным вопросом был вопрос о тоннаже торгового флота. Стремление к увеличению торгового флота стало постоянной и всепоглощающей заботой. Вопрос жизни и величия Англии ежедневно решался на море.
На Востоке начинались активные операции, а Средиземное море, вследствие перехода Виши на сторону врага, становилось недоступным для тихоходных английских караванов судов. Войска и вооружение, отправляемые из Лондона в Египет, должны были огибать мыс Доброй Надежды, следуя по морскому пути протяженностью в половину окружности земного шара; а все, что направлялось из Индии, Австралии и Новой Зеландии, также прибывало в Англию лишь после длительного плавания. С другой стороны, огромное количество сырья, вооружения, продовольствия (60 миллионов тонн в 1941), ввозимое Англией для своей промышленности, армии и населения, могло быть ей доставлено лишь издалека — из Америки, Африки или Азии. Для этого требовался колоссальный морской флот, совершавший рейсы на огромные расстояния, с заходом из порта в порт и требующий в пути значительной охраны. Конечным пунктом их назначения были тесные порты в устьях Мерсея и Клайда. Беспокойство англичан усиливалось в связи с тем, что им неоткуда было ждать поддержки. Вопреки надеждам многих англичан бомбардировка их городов и победа английских военно-воздушных сил отнюдь не заставили Америку вступить в войну. Правда, в США общественность была настроена враждебно по отношению к Гитлеру и Муссолини. С другой стороны, президент Рузвельт, как только он был переизбран 5 ноября, активизировал с помощью дипломатических мероприятий и публичных заявлений свои усилия, направленные на то, чтобы заставить Америку вступить в войну. Но официальной позицией Вашингтона оставался нейтралитет, впрочем, предусмотренный законом. Поэтому в течение этой мрачной зимы англичане вынуждены были оплачивать золотом и валютой свои закупки в США. Даже косвенная поддержка, которую оказывал им, проявляя исключительную изобретательность, президент, встречала хмурое неодобрение конгресса и прессы. Одним словом, англичане, производя платежи, вызванные их нуждами, чувствовали приближение момента, когда за неимением свободных средств они не смогут больше получать то, что им необходимо для ведения войны.
Что касается СССР, то ее отношения с Германией не дали никаких трещин. Наоборот, германо-советское торговое соглашение, заключенное в январе после поездки Молотова в Берлин, должно было оказать существенную помощь делу снабжения Германии. С другой стороны, в октябре 1940 Япония подписала трехсторонний пакт, объявив в угрожающем тоне о своей солидарности с Берлином и Римом. В то же время казалось, что произошло объединение Европы под гегемонией Германии. В ноябре к странам оси примкнули Венгрия, Румыния и Словакия. Франко встретился с Гитлером в Сан-Себастьяне и с Муссолини — в Бордигера. Наконец, правительство Виши, неспособное сохранить даже подобие независимости, которое предоставляло ему перемирие, стало активно сотрудничать с захватчиком.
В то время как международный горизонт был затянут тучами, и самой Англии народ испытывал тяжкие лишения. В результате мобилизации 20 миллионов мужчин и женщин были направлены в армию, на заводы, на поля, в государственные учреждения, в органы местной обороны. Нормы потребления были для всех строго ограничены, и трибуналы с исключительной энергией вели борьбу со спекуляцией. С другой стороны, авиация противника, несмотря на то что она не добивалась решительных результатов, тем не менее продолжала свои налеты, дезорганизуя работу портов, промышленности, железных дорог. Авиация совершала внезапные налеты на Ковентри, лондонское Сити, Портсмут, Саутгемптон, Ливерпуль, Глазго, Суонси, Гулль и др., держа в напряженном состоянии население на протяжении многих ночей, изнуряя персонал спасательных команд и противовоздушной обороны, вынуждая множество измученных людей среди ночи покидать свои дома, чтобы укрыться в подвалах, в убежищах, а в Лондоне — на станциях метро. В конце 1940 англичанам, осажденным на их острове, казалось, что они попали в безысходное положение.
Столь многочисленные испытания, выпавшие на долю англичан, не облегчали наших отношений с ними. Поглощенные своими заботами, они считали наши особые проблемы несвоевременными. Кроме того, они стремились включить нас в ряды своих собственных сил, поскольку мы осложняли их дела. Действительно, им было бы более удобно и с административной и с политической точек зрения обращаться со свободными французами как с составной частью английских вооруженных сил и учреждений, а не как с честолюбивыми и требовательными союзниками. Впрочем, в этот период, когда война приобрела затяжной характер и когда, с другой стороны, остро ощущался недостаток средств, правящие круги Лондона не испытывали особой склонности ни к нововведениям, ни даже к решению текущих вопросов. Под давлением целого ряда безотлагательных, но неразрешимых вопросов штабы и министерства применяли тактику систематических проволочек и отписок, в то время как правительство под огнем критиковавших его парламента и прессы с трудом приходило к единодушному мнению для принятия необходимых решений. «Знаете ли вы, что такое коалиция? — сказал мне однажды Черчилль. — Так вот! Коалиция — это английский кабинет».
А тем временем «Свободная Франция» срочно нуждалась во всем. После наших импровизированных выступлений летом и осенью мы должны были в связи с новыми операциями, которые я наметил начать весной, получить от англичан все необходимое, решительно отстаивая при этом свое независимое положение. На этой почве должны были неоднократно возникать трения.
Этому способствовал также тот факт, что неустойчивый и сложный характер нашей организации оправдывал в известной степени осторожность англичан и одновременно облегчал их вмешательство в наши дела. Вполне естественно, что «Свободная Франция», спешно набиравшая в свои ряды одного человека за другим, вначале не обладала внутренним единством. В Лондоне каждый из ее отделов — армия, флот, авиация, финансы, сношения с иностранными государствами, колониальная администрация, информация и связь с Францией — создавался и функционировал с огромным желанием работать как можно лучше. Но явно не хватало опыта и сплоченности. Кроме того, авантюристический дух некоторых лиц или просто их неспособность подчиниться порядку и общественным обязанностям серьезно затрудняли работу нашего аппарата. Так, например, во время моего пребывания в Африке Андре Лабарт ушел из нашей администрации, а у адмирала Мюзелье были столкновения с другими отделами.
В Карлтон-гарденс разыгрывались острые конфликты между отдельными сотрудниками и трагикомедии между отделами. Все это возмущало наших добровольцев и вызывало беспокойство у наших союзников.
Сразу же после своего возвращения в конце ноября я попытался навести порядок. Но едва приступив к этому, я обнаружил грубую ошибку английского правительства, которое было само введено в заблуждение «Интеллидженс сервис».
Следует отметить, что шпиономания, которая не давала тогда покоя англичанам, привела к разбуханию органов разведки и безопасности. «Интеллидженс сервис», являющаяся для англичан не только организацией, но и предметом страстного увлечения, не преминула, конечно, уделить свое внимание и «Свободной Франции». Она использовала с этой целью как агентов, действовавших с самыми добрыми намерениями, так и агентов, которым были чужды такие настроения. Короче говоря, по наущению нескольких злополучных агентов английский кабинет внезапно нанес «Свободной Франции» рану, которая могла привести к плачевным последствиям.
1 января вечером, находясь в кругу своей семьи в Шропшире, я получил от Идена приглашение срочно встретиться с ним в министерстве иностранных дел, где он недавно заменил лорда Галифакса, назначенного послом в США. Я отправился к Идену на следующее утро. При встрече Иден обнаружил признаки сильного волнения. «Произошла, — сказал он мне, — прискорбная история. Мы только что получили доказательство, что адмирал Мюзелье находится в секретных сношениях с Виши, что он пытался передать Дарлану план дакарской экспедиции, когда она готовилась, и что он предполагает передать ему подводную лодку „Сюркуф“. Об этом немедленно сообщили премьер-министру, который и отдал приказ арестовать адмирала. Действия премьер-министра одобрены английским кабинетом. Таким образом, Мюзелье заключен под стражу. Мы понимаем, какое впечатление произведет на англичан и на ваших сторонников эта ужасная история. Но мы были вынуждены действовать немедленно».
Затем Иден показал мне документы, на которых основывалось обвинение. Речь шла об отпечатанных на машинке служебных записках со штампом и печатью консульства Франции в Лондоне, где по-прежнему находился чиновник Виши, и подписанных, очевидно, генералом Розуа, являвшимся в свое время главой военно-воздушной миссии и недавно репатриированным. В этих записках сообщалось о сведениях, якобы предоставленных адмиралом Мюзелье генералу Розуа. Указывалось, что последний передал их в одну южноамериканскую миссию в Лондоне, откуда они должны были быть отправлены в Виши. Но ловкие агенты «Интеллидженс сервис», по словам Идена, перехватили в пути эти документы. «После тщательного расследования, — прибавил он, — английские власти должны были, к сожалению, убедиться в их подлинности».
Хотя я и был вначале ошеломлен этим известием, я сразу же почувствовал, что «кофе было слишком крепким» и что речь могла идти лишь об огромной ошибке, являвшейся результатом чьих-то махинаций. Я заявил об этом совершенно откровенно Идену и сказал ему, что я сам постараюсь выяснить, в чем тут дело, и что пока я воздержусь высказать свое окончательное мнение об этой чрезвычайно странной истории.
Однако вначале я не допустил и мысли, что дело могло быть инсценировано с ведома английской службы, и видел в этом деле руку Виши. Не была ли эта бомба замедленного действия изготовлена и оставлена в Англии сторонниками Виши? После сорока восьми часов расследований и раздумий я отправился к английскому министру и заявил ему следующее: «Документы крайне подозрительны как с точки зрения их содержания, так и их предполагаемого источника. Во всяком случае это еще не доказательство. Ничем нельзя оправдать оскорбительный арест французского вице-адмирала. Последний, кстати, не был даже выслушан. Я сам не имел возможности встретиться с ним. Все это не может быть ничем оправдано. В настоящий момент необходимо по меньшей мере, чтобы адмирал Мюзелье был выпущен из тюрьмы и чтобы с ним обошлись со всем уважением, пока не выяснится эта темная история».
Иден, хотя и был смущен, все же отказался удовлетворить мое требование, ссылаясь на основательный характер расследования, произведенного английскими органами. Сначала в письме, а затем в докладной записке я вновь выразил свой протест. Я нанес визит адмиралу сэру Дадли Паунду, морскому лорду, и, ссылаясь на международную солидарность адмиралов, попросил его вмешаться в это постыдное дело, которое было подстроено против одного из его собратьев по оружию. В результате принятых мной мер позиция английских властей несколько изменилась. Так, мне удалось добиться свидания с Мюзелье в Скотланд-Ярде, и притом не в камере, а в канцелярии, без охраны и без свидетелей, для того чтобы показать всем и сказать ему самому, что я отвергаю обвинение, жертвой которого он является. Наконец, целый ряд обстоятельств давал основание полагать, что два субъекта, носившие французскую форму и принятые, когда я находился в Африке, по настоянию англичан в нашу «службу безопасности», сами участвовали в этом деле. Я вызвал их к себе и убедился, видя их растерянность, что речь идет, несомненно, об одной из выдумок «Интеллидженс сервис».
Свое твердое мнение я ясно высказал генералу Спирсу, которого я пригласил к себе 8 января. Я заявил ему, что даю английскому правительству двадцать четыре часа, чтобы освободить адмирала и принести ему необходимые извинения, и что если это не будет выполнено, всякие отношения между «Свободной Францией» и Великобританией будут прерваны, к каким бы последствиям это ни привело. В тот же день сконфуженный Спирс пришел сообщить мне, что действительно произошла ошибка, что «документы» являются фальшивыми, что виновные признались и Мюзелье выходит из тюрьмы. На следующий день меня посетил генеральный прокурор, который заявил, что против авторов этой преступной истории, в частности против нескольких английских офицеров, возбуждено судебное дело, и попросил меня назначить кого-нибудь от имени «Свободной Франции» для участия в расследовании и в процессе, что и было мной сделано. Днем на Даунинг-стрит Черчилль и Иден, несомненно, весьма раздосадованные, принесли мне извинения от имени английского правительства и пообещали восстановить добрую репутацию Мюзелье. Я должен сказать, что это обещание было выполнено. Более того, отношения между англичанами и адмиралом вскоре совершенно переменились, причем даже чересчур переменились, как мы это увидим в дальнейшем.
Я не скрываю, что этот печальный инцидент, показавший еще раз ненадежность нашего положения в лагере союзников, повлиял на мои взгляды по поводу того, какими должны были быть наши отношения с английским правительством. Однако в ближайшем будущем последствия этого горестного события не были так уж плохи, ибо англичане, несомненно, стремясь загладить свою вину, проявили большую склонность к обсуждению с нами дел, требующих решения.
Так, 15 января я подписал с Иденом соглашение о «юрисдикции» свободных французов на британской территории, касавшееся, в частности, вопроса о компетенции наших трибуналов, которые должны были действовать «в соответствии с военным законодательством Франции». С другой стороны, мы смогли начать с английским министерством финансов переговоры о финансовом, экономическом и валютном соглашении. Веление этих переговоров, завершившихся 19 марта, было возложено с нашей стороны на Кассена, Плевена и Дени.
Проблемы, которые мы должны были разрешить в этой области, сводились к тому, что нужно было покончить с этим периодом, когда мы вынуждены были изыскивать всяческие способы существования. Каким образом мы, не имевшие еще ни банка, ни денег, ни транспорта, ни средств связи, ни торгового представительства за границей, сумеем обеспечить целостное существование всех примкнувших к нам территорий в Африке и Океании? Каким образом содержать вооруженные силы «Свободной Франции», разбросанные во всех уголках земного шара? Как определить стоимость материальных средств и услуг, которые были предоставлены нам англичанами и которые мы в свою очередь предоставляли им? Соглашение предусматривало, что любое урегулирование счетов должно происходить в Лондоне между английским правительством и генералом де Голлем, а не улаживаться с французскими местными властями по воле случая. По принятому денежному курсу один фунт стерлингов равнялся 176 франкам, то есть был принят тот же самый курс, который существовал до перемирия, заключенного Виши.
В соответствии с той же политикой мы учредили немного позже «Центральную кассу Свободной Франции». Это казначейство должно было производить все денежные операции: расчет по закупкам, выплату по окладам и т. д. и получать все взносы: поступления от наших территорий, авансы английского министерства финансов, пожертвования французов, проживавших за границей, и т. д. С другой стороны, это учреждение должно было стать единственным эмиссионным банком «Свободной Франции». Таким образом, в то время как присоединение к генералу де Голлю морально сплачивало между собой участников Сопротивления, их административные органы также постепенно приобретали централизованный характер. Именно вследствие того, что мы не обладали возможностями финансового и экономического, а также политического и военного характера, и поскольку Англия в то же время воздерживалась от оказания нам финансовой помощи, наша импровизированная и столь распыленная организация сплачивалась воедино.
Однако укрепляя всеми средствами нашу заморскую базу, мы главным образом думали о метрополии. Что там делать? Как и с помощью каких средств? Не располагая никакими средствами для действий во Франции и даже не представляя себе, с какой стороны можно было подойти к этой проблеме, мы тем не менее были поглощены разработкой обширных планов, надеясь, что к нам присоединится вся страна. Мы думали, таким образом, создать организацию, которая позволила бы нам оказать поддержку операциям союзников, используя наши сведения о противнике, развернуть во Франции всеобъемлющее движение Сопротивления, вооружить там наши силы, которые, когда наступит время, смогли бы принять участие в битве за освобождение, действуя в тылу у немцев, и, наконец, подготовить перегруппировку национальных сил, чтобы после победы обеспечить нормальное развитие страны. Мы хотели также, чтобы это участие французов в общих военных усилиях было использовано в интересах Франции, а не сводилось бы к мелким услугам, оказанным союзникам.
Но эта область подпольной борьбы была для всех нас совершенно незнакомой. Франция была совершенно не подготовлена к тому положению, в котором она очутилась. Мы знали, что французская разведывательная служба проявляет в Виши некоторую активность. Нам было известно, что штаб сухопутных войск стремится спасти от комиссий по перемирию некоторые склады материальных запасов. Однако мы сомневались в том, что военные круги пытаются что-то делать в предвидении возобновления военных действий. Но и эти отдельные и разрозненные усилия предпринимались в отрыве от нас и в интересах режима, сам смысл существования которого заключался как раз в том, чтобы их не использовать, а кроме того, представители военного руководства ни разу не попытались предпринять даже малейшую попытку установить контакт со «Свободной Францией». Короче говоря, в метрополии нам совершенно не на что было опереться в своих действиях. Нужно было создать из ничего службу, которая развернула бы свою деятельность во Франции, на этом главном поле сражения.
В подходящих кандидатурах, разумеется, недостатка не было. Своего рода неисповедимые пути проведения привели к тому, что часть взрослого населения в 1940 еще задолго до этого была внутренне предрасположена к подпольной работе. В самом деле, в период между двумя войнами молодежь увлекалась приключенческими историями Второго бюро, секретной службы, уголовной хроникой, налетами и заговорами. Книги, газеты, театральные пьесы и кинокартины были посвящены приключениям более или менее правдоподобных героев, которые, находясь в тени, совершали подвиги в интересах своих стран. Наличие подобных психологических взглядов облегчало создание групп для выполнения секретных заданий, но в то же время грозило породить романтические иллюзии, легкомысленное отношение к делу и даже бесчестные поступки, которые явились бы самыми опасными подводными камнями. Ни в одной области не нашлось бы такого количества добровольцев, жаждавших предложить свои услуги, но и ни в одной другой области не были столь необходимы благоразумие и вместе с тем бесстрашие.
К счастью, подобрались превосходные кадры. Организацию возглавил майор Деваврен, он же Пасси. Он не был заранее подготовлен к выполнению такой необычной миссии. Однако, на мой взгляд, это было даже к лучшему. К тому же Пасси сразу после назначения взялся за работу с той сдержанной страстью, которая должна была вдохновлять его на неизведанном пути, где его могли ожидать и успехи и провалы. В период драматических событий, которыми был заполнен каждый день борьбы во Франции, Пасси и его помощники, сначала Манюэль, а затем Валлон, Вибо, Пьер Блок и другие, твердо вели корабль наперекор бушующей стихии в это время тревог, интриг и разочарований. Сам же Пасси сумел побороть в себе отвращение к такой работе и удержался от бахвальства, опасного для человека, занимающегося такого рода деятельностью. Вот почему, несмотря на ряд реорганизаций в «Центральном бюро информации и действия» (БСРА)[140], продиктованных практической необходимостью, я оставлял Пасси на прежнем посту в бурю и штиль.
Самая неотложная задача состояла в создании на территории Франции первоначальной организации. Англичане хотели, чтобы мы попросту засылали во Францию отдельных агентов с заданием собирать сведения об определенных объектах противника, ибо таков был обычный метод шпионажа. Мы же намеревались поступить иначе. Поскольку борьба во Франции развертывалась среди населения, где, как мы полагали, должно было быть много сочувственно настроенных к нам людей, мы намеревались создать сеть организаций. Эти организации, которые объединяли бы отобранных лиц и поддерживали бы с нами связь с помощью централизованных средств, могли бы дать лучшие результаты. Д’Этьен д’Орв и Дюкло, высадившиеся на побережье Ла-Манша; Фурко, пробравшийся через территорию Испании; Робер и Монье, прибывшие из Туниса на Мальту и вновь направленные в Северную Африку, сделали первые шаги в этой работе. Вскоре также начат свою карьеру тайного агента и Реми, проявив при этом необычные способности.
И вот началась борьба в этой еще неизведанной для нас области. День за днем, вернее ночь за ночью, так как большая часть работы проводилась под покровом темноты, БСРА развертывало свою деятельность: вербовало людей для ведения тайной войны; давало задания своим агентам; обрабатывало донесения; занималось вопросами транспортировки на рыболовных судах, подводных лодках и самолетах; переправляло агентов через территорию Португалии и Испании; сбрасывало людей и грузы на парашютах; устанавливало контакт с сочувственно настроенными к нам людьми во Франции; организовывало поездки с целью инспектирования и налаживания связей; обеспечивало связь с помощью радио, курьеров и условных сигналов; проводило работу с союзническими службами, которые передавали запросы своих штабов, снабжали техническими средствами и, в зависимости от конкретных условий, облегчали или усложняли положение дел. В дальнейшем, в связи с расширением масштабов своей деятельности, БСРА вовлекло в разностороннюю работу вооруженные группы, действующие на территории Франции, и организации движения Сопротивления. Однако в эту мрачную зиму мы были еще далеки от этого!
Тем временем нужно было установить с англичанами такой modus vivendi, который позволил бы БСРА проводить свою работу, оставаясь национальной организацией. В этом была гарантия успеха. Англичане, конечно, понимали, насколько выгодно для получения разведывательных сведений — а это их интересовало прежде всего — использовать помощь французов. Однако заинтересованные английские органы стремились в первую очередь заручиться непосредственной поддержкой. Сразу же началось настоящее соперничество: предостерегая французов от перехода в иностранную разведку, мы напоминали им об их моральной и правовой ответственности, в то время как англичане пускали в ход все средства вербовки агентов, чтобы затем создавать свои шпионские организации.
Как только какой-либо француз, если он не был известной личностью, приезжал в Англию, он тут же попадал в руки «Интеллидженс сервис». Его запирали в помещении «Патриотической школы» и предлагали поступить на службу в английскую разведку. И лишь после многократных просьб и нажима с нашей стороны его отпускали к нам. А если им все же удавалось его завербовать, его изолировали от нас, и мы его уже больше не видели. Вербуя людей в самой Франции, англичане распространяли версию, что, мол, «де Голль и Великобритания — это одно и то же». В отношении материальных средств мы почти полностью зависели от наших союзников, и чтобы получить их, нам приходилось порой долго и упорно торговаться. Понятно, к каким трениям приводила подобная тактика англичан. Однако если они часто заходили в этом отношении довольно далеко, то, надо признаться, никогда не переходили границ. В нужный момент они все же уступали, по крайней мере частично, нашим настоятельным требованиям, и тогда начинался период плодотворного сотрудничества, пока внезапно не разражалась вновь очередная буря.
Однако вся наша деятельность могла иметь какое-то значение только в том случае, если бы французское общественное мнение поддержало нас. 18 июня, впервые в жизни выступая по радио и не без волнения думая о том, сколько людей меня слушает, я понял, какую роль должна была сыграть в нашем деле радиопропаганда.
Одной из заслуг англичан было то, что они сразу же поняли и широко использовали воздействие свободного радио на порабощенные народы. Они немедленно приступили к организации пропаганды на Францию. Но и в этом вопросе, как и во всех других, наряду с искренним желанием возвеличить в глазах французов де Голля и «Свободную Францию», англичане не забывали и своих интересов и стремились остаться хозяевами положения. Мы же намеревались выступать только с учетом пользы своего дела. Лично я, разумеется, никогда не допускал никакого надзора, никакого постороннего влияния на мои выступления для Франции.
В конце концов был достигнут компромисс, согласно которому «Свободная Франция» получала возможность ежедневно посылать в эфир две пятиминутные радиопередачи. Кроме того, под руководством журналиста Жака Дюшена, сотрудничавшего в Би-Би-Си, независимо от нас работала известная группа «Французы говорят французам». Многие представители «Свободной Франции», как например Жан Марен[141] и Жан Оберле[142], входили в эту группу с моего одобрения. Мы, впрочем, договорились, что группа будет работать в тесном взаимодействии с нами; так оно и было в действительности долгое время. Должен сказать, что мы, учитывая способности участников этой группы и ее эффективность, в меру своих сил оказывали ей всяческое содействие. Нашей помощью пользовался также журнал «Франс либр», созданный по инициативе Лабарта[143] и Реймона Арона. Подобным же образом мы относились и к «Независимому французскому агентству», руководимому Майо (он же Бурдан), и к газете «Франс», возглавляемой Комером, которым непосредственную помощь оказывало английское министерство информации, к чему мы никоим образом не были причастны.
Таковы были наши взаимоотношения с англичанами, пока интересы и политика Англии и «Свободной Франции» не противоречили друг другу, хотя порою и происходили небольшие инциденты. Когда же в дальнейшем возникли разногласия, то пропагандисты из группы «Французы говорят французам», из «Независимого французского агентства» и газеты «Франс» не встали на нашу сторону. У нас, правда, всегда была возможность выступать с нужными сообщениями по браззавильскому радио.
Действительно, с самого начала наша скромная африканская радиостанция проделала огромную работу, и я сам часто ею пользовался. Однако мы намеревались увеличить мощность браззавильской радиостанции. Необходимое оборудование было заказано в Америке. Но чтобы получить его, нам пришлось не только на долгое время запастись терпением и выплатить крупную сумму в долларах, но и дать отпор интригам и вымогательству американцев. Так, наконец, весной 1943 на месте небольшой радиостанции, сыгравшей важную роль, в районе реки Конго возникла мощная радиостанция Сражающейся Франции.
Вполне понятно, какое значение мы придавали нашим коротким радиопередачам из Лондона. Тот, кому предстояло выступать от нашего имени, каждый раз входил в студию, преисполненный чувства ответственности. Чаще всего, как известно, приходилось выступать Морису Шуману, и все помнят, с каким мастерством он это делал. Почти каждую неделю я сам выступал по радио и с волнением выполнял этот священный долг, зная, что, несмотря на ужасные помехи, меня с тревогой слушают миллионы французов. В своих выступлениях я говорил о простых вещах: о ходе войны, показавшей ошибочность капитуляции; о национальной гордости, глубоко волновавшей французов, лицом к лицу столкнувшихся с врагом; наконец, о вере в победу и новом величии нашей матери Родины.
Однако несмотря на положительное воздействие наших радиопередач, надо было учитывать, что в обеих зонах общественное мнение склонялось к пассивному выжиданию. Конечно, повсюду с удовлетворением и часто даже с восхищением прислушивались к «лондонскому радио». Встреча в Монтуаре[144] сурово осуждалась. Демонстрация парижских студентов, которые, неся впереди «два шеста»[145], направились 11 ноября к Триумфальной арке, была разогнана ружейным и пулеметным огнем немецких войск. Однако это выступление было волнующим и ободряющим признаком. Временная отставка Лаваля воспринималась как некая официальная попытка возрождения. 1 января по моему призыву большая часть населения, особенно в оккупированной зоне, не выходила из домов; в этот «час надежды» улицы и площади были пустынны. Все же не было никаких признаков, которые давали бы основание полагать, что большинство французов полно решимости действовать. Противник, в какой бы части Франции он ни находился, никакому риску не подвергался. Мало кто не признавал правительства Виши, а сам маршал Петен продолжал пользоваться большой популярностью. Полученный нами фильм, который снимался во время поездки Петена по крупным городам Центральной и Южной Франции, служил ярким доказательством его популярности. Большинство французов в глубине души надеялись, что Петен ведет двойную игру и что настанет день, когда он возьмется за оружие. Широко распространенным было мнение, что мы с ним вступили в тайное соглашение. В конечном счете пропаганда сама по себе, как всегда, не имела большого значения. Все зависело от хода событий.
В ближайшем будущем речь шла прежде всего о битве в Африке, в которой должна была принять участие «Свободная Франция». Начиная с 14 июля, я установил непосредственную связь с главнокомандующим английских войск на Среднем Востоке генералом Уэйвеллом и просил его свести в регулярные части отдельные французские подразделения, находящиеся в его зоне действий, и направить их в качестве подкрепления генералу Лежантийому в Джибути. Затем, когда стало известно, что Французское Сомали подчинилось соглашению о перемирии, я добился согласия Уэйвелла, чтобы батальон морской пехоты, присоединившийся к нам на Кипре в июне и укомплектованный французами из Египта, принял участие в первом наступлении англичан в Киренаике на Тобрук и Дерну. У многих патриотов во Франции и вне ее радостно забились сердца, когда они узнали, что 11 декабря доблестный батальон майора Фолио отличился в боях за Сиди-Баррани. Но теперь важной задачей являлась переброска из Экваториальной Африки к Красному морю одной дивизии — к сожалению, легкой для участия в боевых операциях.
Однако весной английское командование намеревалось нанести главный удар в Эритрее и Эфиопии, чтобы уничтожить армию герцога Аостского еще до начала других военных операций на Средиземноморском побережье. Я хотел, чтобы, невзирая ни на какие расстояния, первый французский эшелон принял участие в этой операции. 11 и 18 декабря я дал необходимые указания генералам Лармина и Катру. В составе эшелона под командованием полковника Монклара должны были находиться: полубригада Иностранного легиона, сенегальский батальон территории Чад, рота морской пехоты, танковая рота, артиллерийская батарея и обслуживающие подразделения. Бок о бок с англичанами уже сражались прибывший из Сирии в июне 1940 эскадрон спаги под командованием майора Журдье и несколько летчиков, часть которых во главе с капитаном Доделье прибыла из Райака, а другие во главе с лейтенантом Мемоном — из Туниса. С согласия Уэйвелла я дал распоряжение организовать переброску легиона морским путем в Порт-Судан. Танки и артиллерия должны были затем доставлены морем. Батальон территории Чад был отправлен в Хартум на местных легких грузовиках. Несмотря на мрачные предсказания африканских ветеранов, он добрался до пункта назначения без больших трудностей и под командованием майора Гарбе 20 февраля вступил в бой под Кюб-Кюб и добился замечательных успехов. В дальнейшем батальон территории Чад, объединившись с четырьмя другими сенегальскими батальонами, должен был образовать внушительную боевую единицу. Кроме того, в Хартум предполагалось направить французскую авиагруппу бомбардировщиков типа «бленхейм», которые были доставлены из Англии. Наконец, доблестные посыльные суда «Саворньян де Бразза» и «Коммандан Дюбок» уже шли по направлению к Красному морю.
Насколько значительнее был бы вклад Франции в период абиссинской битвы, если бы Французское Сомали с гарнизоном в 10 тысяч хорошо вооруженных солдат и со своим портом Джибути, связанным железной дорогой с Аддис-Абебой, вновь поднялось на борьбу! Поэтому, спешно отправляя войска в Эфиопию, я пытался привлечь эту французскую колонию на нашу сторону. После робких попыток отказаться признать перемирие в Джибути все же подчинились приказам Виши. Но быть может, тот факт, что в этом районе начиналась битва с врагом и туда прибывали французы, чтобы принять в ней участие, смог бы изменить положение? В этом случае войска «Свободной Франции» следовало бы высадить в Джибути с тем, чтобы объединить их усилия с местным гарнизоном. И тогда действительно крупные французские силы в тесном взаимодействии с английскими войсками могли бы начать оттуда наступление. А если бы напротив, Французское Сомали не пошло на объединение с нами, экспедиционным частям «Свободной Франции» пришлось бы сражаться на стороне англичан, рассчитывая только на свои силы.
В Лондоне наши союзники согласились с таким планом. Я поручил генералу Лежантийому попытаться ввести в бой войска, которые ранее находились под его командой в Джибути, и, во всяком случае, взять на себя командование теми, что уже прибыли или еще могли прибыть в район Красного моря из Экваториальной Африки. Лежантийом сразу же выехал в Хартум. Генералу Катру и генералу Уэйвеллу я сообщил условия, на которых должны будут действовать Лежантийом и войска, находящиеся под его командованием. Одновременно я просил Черчилля одобрить нашу инициативу, к которой он вначале отнесся, казалось, с некоторым неудовольствием.
Стремясь своим участием помочь действиям английских вооруженных сил на Востоке, мы вместе с тем открыли собственно французский фронт на границе территории Чад и Ливии. Правда, силы наши были довольно слабыми, а протяженность фронта — огромная. Но все там зависело от нас самих, а к этому я особенно стремился.
По прибытии на территорию Чад Леклерк при полном содействии Верховного комиссара де Лармина, под командованием которого он находился, подготовил первые операции в пустыне, проявив при этом большую инициативу. В январе вместе с подполковником д’Орнано, который был убит в этих боях, Леклерк блестяще провел разведывательную операцию, вплоть до подступов к итальянскому посту в Мурзуке. В этой операции принял участие прибывший с Нила английский отряд. В конце января, командуя отборной колонной, Леклерк при поддержке нашей авиации подошел к оазисам Куфра, находящимся в 1000 километрах от наших баз. В течение нескольких недель, маневрируя и завязывая бои, Леклерк атаковал итальянские посты, оттеснил мотопехоту итальянцев и 1 марта вынудил противника к капитуляции.
В то же самое время быстрое продвижение британских войск в Ливии открывало перед нами еще более широкие перспективы. Поэтому 17 февраля я дал распоряжение генералу де Лармина готовиться к захвату территории Феццана. Последующее развитие событий в Ливии помешало нам тогда провести эту операцию, но она оставалась главной задачей Леклерка и его сахарских войск.
Между тем я вынужден был согласовать с англичанами наши планы в отношении Куфры и Фециана. Мы предполагали остаться в Куфре, хотя эти оазисы принадлежали раньше Англо-Египетскому Судану. Если бы впоследствии нам удалось овладеть Феццаном и Англия признала бы за нами право на эту территорию, мы смогли бы эвакуировать Куфру.
Однако что бы ни предпринимали силы Англии и «Свободной Франции», стратегическая инициатива продолжала оставаться в руках противника. Ход войны зависел от врага. Что намеревался предпринять противник? Будучи не в состоянии захватить Англию, бросит ли он свои силы через Суэц и Гибралтар в Северную Африку или же попытается свести счеты с Советами? Во всяком случае, следовало полагать, что он предпримет ту или иную из этих операций. Независимо от развития событий наши военные планы, как мы полагали, позволят нам правильно использовать в войне все вооруженные силы «Свободной Франции». Но несмотря на то, что наши силы были чрезвычайно малы, я был полон решимости выступать от имени Франции и действовать в ее интересах в связи с любой проблемой, с которой мог столкнуться мир в результате нового наступления Германии и ее союзников.
В ноябре 1940 Италия напала на Грецию. 1 марта 1941 рейх принудил Болгарию присоединиться к державам оси. В начале апреля немецкие войска вступили в Грецию и Югославию. Захватив Балканы, противник мог бы угрожать странам Востока и помешать вместе с тем англичанам создать в тылу у немецких войск плацдарм, если бы они вторглись в Россию. Как только началось итальянское наступление в Греции, я направил телеграмму греческому премьер-министру генералу Метаксасу[146], с тем чтобы все ясно знали, на чьей стороне находится Франция, верная своим обязательствам. По ответу Метаксаса можно было судить, что он это понял. Однако мне не удалось получить от англичан транспортные средства для переброски в Грецию небольшого отряда, который я намеревался послать туда как своего рода символ. Нужно сказать, что и Уэйвелл, целиком занятый операциями в Ливии и Эритрее, не направил в тот период в Грецию ни одного солдата.
В начале февраля мы узнали о прибытии в Сирию германской миссии фон Гинтига и Розера. Возбуждение, вызванное в арабских странах приездом этой миссии, должно было либо послужить для вторжения сил оси в эти страны, либо быть использовано для отвлекающего маневра в случае наступления на Киев и Одессу. В это время на Дальнем Востоке все яснее вырисовывалась японская угроза. Трудно было, конечно, предугадать, собирались ли японцы вступить в ближайшее время в войну или же это был маневр, направленный на то, чтобы заставить англичан и американцев держать максимум своих сил в Юго-Восточной Азии, в то время как Германия и Италия бросят свои войска либо на Москву, либо по ту сторону Средиземного моря. Но, во всяком случае, Япония стремилась как можно скорее установить свой контроль над Индокитаем. Кроме того, если бы Япония выступила на арену, под угрозой оказались бы Новая Каледония, наши острова в Тихом океане, французские владения в Индии и даже Мадагаскар.
Японцы начали интервенцию в Индокитае, как только стало ясно, что Франция проигрывает битву в Европе. В июне 1940 генерал-губернатор Французского Индокитая генерал Катру вынужден был удовлетворить первые японские требования. Прежде чем решиться на это, он прощупал мнение англичан и американцев и сделал вывод, что о помощи извне нечего и думать. После этого Виши на место Катру назначило Деку. Я же не был в состоянии ни организовать в Индокитае движение, которое смогло бы взять дело в свои руки и помешать японской интервенции, ни убедить союзников выступить против вторжения Японии, а поэтому был вынужден занять до поры до времени выжидательную позицию. Понятно, с каким чувством 8 октября я телеграфировал об этом из Дуалы генеральному инспектору колонии, директору финансов в Сайгоне Казо в ответ на его волнующее послание, в котором он сообщал об огромной симпатии большинства населения к «Свободной Франции», а также о том, что в создавшейся обстановке Индокитай не может действовать так, как он бы того желал.
Мне, ведущему маленькое суденышко но волнам океана войны, Индокитай казался тогда огромным, потерявшим управление кораблем, которому я не мог прийти на помощь, пока тщательно, не подготовлю спасательные средства. Видя, как этот корабль исчезает в тумане, я дал себе клятву направить его в одни прекрасный день по правильному курсу.
В начале 1941 Япония подстрекала Сиам к захвату территории по обе стороны реки Меконг и даже Камбоджи и Лаоса. В то же время японцы усилили свои притязания, добиваясь сначала экономического господства в Индокитае, а затем военной оккупации его важнейших районов. Обо всех этих важных событиях я был информирован в Лондоне не только англичанами и голландцами, но также представителями «Свободной Франции», которые были рассеяны но всему миру: Шомире, затем Барон и Ланглад — в Сингапуре; Гарро-Домбаль — в Вашингтоне; Эгаль — в Шанхае; Винь — в Токио; Бренак — в Сиднее; Андре Гибо, а затем Вешан — в Чунцине; Виктор — в Дели. Мне стало ясно, что многие государства проводили в этом вопросе весьма сложную и запутанную, в силу обстоятельств, политику и что, во всяком случае, никто не поможет Французскому Индокитаю дать отпор японцам. Сама же «Свободная Франция», разумеется, не имела для этого средств. Такие средства были у Виши, но, находясь в полном подчинении у немцев, оно не могло ими воспользоваться. Хотя англичане и понимали, что в один прекрасный день гроза может разразиться и над Сингапуром, они пока стремились лишь выиграть время, а их представитель в Бангкоке заботился прежде всего о сохранении дружеских отношений с Сиамом, не интересуясь судьбой территорий в районе реки Меконг. Американцы же не были ни материально, ни морально подготовлены, а поэтому предпочитали не вмешиваться в конфликт.
В этих условиях мы со своей стороны сделали все, что могли. Прежде всего мы официально заявили, что «Свободная Франция» не признает каких бы то ни было уступок, на которые пошло бы в Индокитае правительство Виши. Кроме того, мы не создавали никаких движений внутри страны с тем, чтобы не мешать местным властям оказывать при случае сопротивление Японии и Сиаму. Это отнюдь не означало того, что наши индокитайские друзья соглашались с политикой и тактикой Виши. Затем мы объединили наши действия в бассейне Тихого океана с действиями других держав, интересы которых также подвергались угрозе, и попытались — хотя и тщетно — добиться в интересах Индокитая объединенного посредничества Англии, США и Голландии. Наконец, мы совместно с Австралией и Новой Зеландией организовали оборону Новой Каледонии и Таити.
В связи с этой последней проблемой я встретился в марте с австралийским премьер-министром Мензисом во время его поездки в Лондон, и мы урегулировали с этим весьма рассудительным человеком вопрос по существу. После чего губернатор Сото вел переговоры с австралийцами и от моего имени заключил вполне конкретное соглашение, приняв все меры предосторожности против возможного посягательства на суверенитет Франции.
Вскоре мы узнали, что Таиланд начал военные операции в долине реки Меконг, и несмотря на серьезное поражение на суше и на море, ему все-таки удалось получить территории, которых он добивался, благодаря грубому японскому давлению в Сайгоне и Виши, именуемому «посредничеством». Позже Япония взяла контроль над Индокитаем в свои руки. Ни одна держава, имеющая интересы в бассейне Тихого океана, не выступила против этого и даже не заявила протеста. С этого момента стало ясно, что вступление Японии в мировую войну лишь вопрос времени.
По мере того как необходимость совместных действий становилась все яснее, отношения между французами и англичанами делались все более тесными. Со временем мы, впрочем, ближе узнали друг друга. Я считаю своим долгом сказать, что руководители Англии полностью завоевали мое уважение, и мне казалось, что со своей стороны они испытывали ко мне подобное же чувство. Прежде всего король, который являлся для всех примером и был в курсе всех дел, королева и все члены королевской семьи при каждой представившейся возможности стремились показать мне свое расположение.
Среди министров официальные и неофициальные отношения у меня установились прежде всего, конечно, с Черчиллем. В тот период во время деловых встреч и дружеских бесед мне нередко приходилось видеться с Иденом, сэром Джоном Андерсоном, Эмери, сэром Эдвардом Григгом, Александером, сэром Арчибальдом Синклером, лордом Ллойдом, лордом Крэнборном, лордом Хенки, сэром Стаффордом Криппсом, Эттли[147], Дафф Купером, Далтоном, Бевином, Моррисоном, Бивеном, Батлером, Бренден-Брэкеном. Я очень часто встречался с высокопоставленными гражданскими и военными деятелями: сэром Робертом Ванситтартом, сэром Александром Кадоганом, Стрэнгом, Мортоном, генералом сэром Джоном Диллом, генералом Исмеем, адмиралом сэром Дадли Паундом, маршалом авиации Порталом. Но будь то члены правительства, видные военачальники, высокопоставленные чиновники или известные парламентарии, журналисты, экономисты и т. п., все они с такой лояльностью и так твердо защищали английские интересы, что это вызывало чувства изумления и уважения.
Конечно, эти люди отнюдь не были лишены критицизма и даже фантазии. Сколько раз сам я мог оценить юмор, с каким, несмотря на переутомление, они обсуждали людей и события в тот тяжелый период, когда набежавшая волна войны швыряла нас, как прибрежную гальку! Но всех их объединяла общность цели и преданность каждого общественному долгу. Все это говорило о сплоченности руководящих деятелей страны, часто вызывавшей у меня зависть и восхищение.
Но мне и на себе самом приходилось чувствовать эту сплоченность. И как трудно было сопротивляться британской машине, когда ее пускали в ход, чтобы что-либо навязать! Только убедившись на собственном опыте, можно представить себе, какую целеустремленность, какое разнообразие приемов, какую настойчивость, сначала любезную, затем требовательную и, наконец, угрожающую, могли проявить англичане для достижения поставленной цели.
Начиналось это с намеков, брошенных то здесь, то там и поражавших своей согласованностью, чтобы постепенно подготовить нас. Это заставляло нас настораживаться. Затем во время одной из обычных бесед какое-либо ответственное лицо неожиданно обращалось с просьбой или выдвигало требование англичан. Если мы не соглашались идти по предложенному пути — а должен сказать, что это бывало часто, — то пускалась в ход «машина давления». Все, кто нас окружал, независимо от ранга и положения, пытались на нас воздействовать. Во время официальных и неофициальных бесед в самых различных сферах нас в зависимости от обстоятельств заверяли в дружбе, выражали чувства симпатии или опасения. Оказывала свое воздействие и пресса, которая умело освещала существо разногласия и создавала вокруг нас атмосферу нетерпимости и порицания. Люди, с которыми мы находились в личном контакте, словно сговорившись, старались убедить нас. Отовсюду на нас обрушивались упреки, сетования, обещания и негодование.
Нашим английским партнерам помогала в этом присущая французам склонность уступать иностранцам и не ладить между собою. Для тех из нас, кто по долгу службы так или иначе соприкасался с вопросами внешней политики, идти на уступки вошло в привычку и чуть ли не стало руководящим принципом. Долгая жизнь в условиях неустойчивого режима приучила многих считать, что Франция никогда не говорит: «Нет!» Вот почему всякий раз, когда я оказывал сопротивление английским требованиям, я видел, что это вызывало даже среди моего окружения удивление, беспокойство и тревогу. Я слышал закулисный шепот и читал во взглядах вопрос: «Куда же он намеревается идти?» Как будто не соглашаться с чем-нибудь является чем-то сверхъестественным. Что же касается той части французской эмиграции, которая не поддерживала нас, то эти эмигранты почти автоматически выступали против нас. Многие представители этого политического направления, которое с самого своего зарождения считало, что Франция всегда не права, когда она занимает твердую позицию, осуждали де Голля за его, как они выражались, диктаторскую непоколебимость, противоречащую духу самопожертвования, свойственного, по их мнению, духу республики!
После того как до конца были использованы все формы давления, внезапно наступало затишье. Англичане создавали вокруг нас некую пустоту. Прекращались беседы и переписка; ни визитов, ни приемов. Вопросы оставались неразрешенными. Прекращались телефонные звонки. Англичане, с которыми нам все же случалось встречаться, были мрачны и непроницаемы. Нас не замечали, будто бы наше сотрудничество и наша жизнь окончились. В самом сердце Англии, которая была тверда и непоколебима, нас окутывал леденящий холод.
И вот наступала решительная атака. Неожиданно созывалось торжественное англо-французское совещание. В ход пускались все средства, приводились все аргументы, высказывались все упреки, звучали все мелодии. Хотя и не все высокопоставленные лица в Англии в одинаковой степени владели сценическим мастерством, каждый из них великолепно играл свою роль. В течение долгих часов патетические сцены сменялись тревожными. В том случае, если мы не уступали, предлагалось закрыть совещание.
Через некоторое время наступал, наконец, эпилог. Из различных английских источников сообщали о наметившейся разрядке. Являлись посредники и заявляли, что, по-видимому, произошло недоразумение. Влиятельные лица интересовались моим самочувствием. В газетах проскальзывала доброжелательная заметка. Наконец рождался английский проект по урегулированию спорного вопроса. Этот проект очень походил на то, что мы сами ранее предлагали. Поскольку условия становились приемлемыми, вопрос, по крайней мере внешне, быстро разрешался на одном из совещаний, проходивших в дружеской обстановке. Конечно, в порыве вновь обретенного согласия наши партнеры не упускали возможности при случае добиться какого-либо преимущества. Затем вновь устанавливались прежние отношения, хотя по существу положение оставалось неясным; ведь для Великобритании никогда не было вполне решенных вопросов.
В начале марта 1941 я уже не сомневался, что в ближайшее время война вызовет крупные столкновения с противником на Востоке и в Африке, упорное сопротивление Виши и серьезные разногласия с нашими союзниками. Необходимо было принимать соответствующие решения на месте, и я решил отправиться туда.
Перед отъездом я провел конец недели в Чекерсе у премьер-министра, и он мне на прощание сообщил о двух вещах. 9 марта рано утром Черчилль разбудил меня и, буквально танцуя от радости, сообщил, что американский конгресс принял «закон о ленд-лизе», который обсуждался уже несколько недель. Действительно, радоваться было чему, и не только потому, что участники войны были теперь уверены, что они получат необходимую боевую технику из США, но также потому, что, превращаясь, по словам Рузвельта, в «арсенал демократических стран», Америка делала огромный шаг по пути к войне. Тогда же, желая, несомненно, воспользоваться моим хорошим настроением, Черчилль сделал мне и второе сообщение: «Я знаю, — сказал он, — что вы недовольны Спирсом как начальником нашей службы связи при вас. Все же я убедительно прошу вас оставить его на этом посту и взять с собой на Восток. Этим вы окажете мне личную услугу». Я не мог отказать, и на этом мы расстались.
14 марта, улетая к экватору, я чувствовал на этот раз, что у «Свободной Франции» был уже крепкий костяк. Наш Совет обороны империи, несмотря на разбросанность своих членов по всему миру, представлял собой единое и монолитное целое, и к тому же 24 декабря 1940 он был признан английским правительством. В Лондоне окрепло наше центральное руководство, основу которого составляли такие даровитые люди, как Кассен, Плевен, Палевски, Антуан, Тиссье, Дежан, Альфан, Денири, Бори, Антье и другие. С другой стороны, наши штабы пополнились такими опытными офицерами, как прибывшие из Южной Америки, где они находились по делам службы, полковники: Пети, Анжено, Дассонвиль, Броссэ, полковник Бюро, переведенный из Камеруна, и полковник авиации Вален, приехавший к нам из Бразилии. В твердых руках находились дела на Востоке у Катру, в Африке у Лармина. Гарро-Домбаль в Соединенных Штатах, Леду в Южной Америке, Сустель в Центральной Америке, д’Аржанлье и де Мартен-Превель в Канаде во многом способствовали появлению нашего представительства во всех уголках Нового света. Наши комитеты за границей продолжали укрепляться, несмотря на противодействие на местах со стороны представителей Виши, на недоброжелательное отношение большинства высокопоставленных французов и распри, столь свойственные нашим соотечественникам. Орден Освобождения, учрежденный мной 10 ноября 1940 в Браззавиле и получивший окончательный статут в Лондоне 29 января 1941, вызвал здоровое соревнование среди свободных французов. Наконец, мы чувствовали, как из-за моря Франция обращает к нам свои взоры.
Об этих успехах «Свободной Франции», об ее прочности и росте ее сил я мог уже судить в пути по поведению английских губернаторов, у которых я останавливался, в Гибралтаре, Батерсте, Фритауне, Лагосе. Раньше их отношение ко мне было сердечным, сейчас они проявляли глубокое уважение. Проезжая затем по Французской Экваториальной Африке, я нигде не чувствовал и тени неуверенности или беспокойства. Теперь все, преисполненные веры и надежды, обращали взоры к нам, надеясь увидеть, наконец, как наша мощь развернется, вырастет благодаря новым пополнениям, нанесет удары по противнику и приблизится к Франции.
Глава шестая Восток
На Востоке меня ждали сложные проблемы. Мысли же, которые приходили мне в голову во время полета, были просты и ясны. Я знал, что в сложной и запутанной обстановке должны разыграться важные события, в которых нужно принять участие. Я знал, что ключом всех действий союзников был Суэцкий канал, потеря которого открыла бы державам оси путь в Малую Азию и Египет, в то время как обладание им позволило бы организовать наступление с востока на запад, на Тунис, Италию и Южную Францию. Это означало, что мы должны непременно участвовать в битве за канал. Я знал, что война разожгла и обострила политические, расовые и религиозные страсти и стремления как в районе Триполи — Каир — Иерусалим — Дамаск — Багдад, так и в районе Александрия — Джидда — Хартум — Джибути — Найроби; я знал также, что союзники старались подорвать позиции Франции и вытеснить ее из этого района. Было ясно, что Франция не смогла бы сохранить свои позиции, если бы повела себя пассивно в этот ответственный период, когда все было поставлено на карту. Здесь, как и в других регионах, нашим долгом было действовать вместо тех, кто этого не делал.
Что касается средств, которыми располагала здесь Франция, то они состояли прежде всего из уже находившихся в моем распоряжении действующих войск и формирующихся резервов; кроме того, мы владели территорией Чад, что давало нам возможность развернуть действия на южном направлении в Ливии, а также позволяло союзнической авиации перебрасывать самолеты с побережья Атлантики к Нилу по воздуху, вместо того чтобы перевозить их морем, вокруг африканского континента, через Кейптаун. С другой стороны, правительство Виши теряло некоторые козыри: страны Леванта, куда выходил нефтепровод и где уже находилась армия «Свободной Франции», колонию Джибути и эскадру в Александрии. Если бы по тактическим соображениям или по необходимости я счел в то время возможным не учитывать в войне тот или иной из этих факторов, даже если бы я принял во внимание, что выжидательная позиция исполнителей зачастую вполне простительна и объясняется их слепым повиновением, то и это не изменило бы моего решения подчинить их себе как можно скорее. Перед отъездом из Лондона я к тому же посоветовался с членами Совета обороны по поводу того, что следовало предпринять, если бы перед лицом непосредственной угрозы Германии Англия и Турция решили овладеть Сирией и Ливаном. Короче говоря, я направлялся на Восток, решив не жалеть усилий, чтобы, с одной стороны, шире развернуть военные действия, а с другой — сохранить позиции Франции.
Я приземлился в Хартуме, являющемся базой сражения в Эритрее и Судане. Этой базой успешно руководил генерал Плат, энергичный и расторопный командир, незадолго до этого выбивший итальянцев с занимаемых ими позиций на высотах Керен. В этой операции отличилась бригада полковника Монклара и авиагруппа майора Астье де Вийата. Хотя генералу Лежантийому удалось установить связи с войсками в Джибути, они не определили ясно свою позицию, а губернатор Ноайлетас всеми средствами, включая смертную казнь, пресекал малейшее стремление присоединиться к «Свободной Франции».
Для того чтобы гарнизон Джибути вновь вступил в войну, не приходилось рассчитывать на его добровольное присоединение. С другой стороны, я не собирался проникнуть в Джибути силой оружия. Оставалась блокада, способная, конечно, образумить колонию, снабжение которой осуществлялось морским путем из Адена, Аравии и с Мадагаскара. Однако нам так и не удалось добиться от англичан, чтобы они сделали все необходимое для организации блокады.
Конечно, английское военное командование в принципе благоприятно относилось к переходу на нашу сторону вишистских войск, что давало новые подкрепления. Но другие английские инстанции с этим не торопились. Они, по-видимому, думали: «Если соперничество, которое в течение 60 лет стал кивает у истоков Нила интересы Великобритании, Италии и Франции, окончится полной победой англичан и если после окончательного разгрома итальянцев выяснится, что французы пассивны и беспомощны, какое исключительно благоприятное положение создастся для Англии во всем этом районе: в Абиссинии, Эритрее, Сомали, Судане! Стоит ли отказываться от такой перспективы ради нескольких батальонов из Джибути, которые приняли бы участие в битве, исход которой почти что решен?» Подобное настроение, довольно широко распространенное среди англичан, объясняет, с моей точки зрения, почему вишистским властям удавалось в течение двух лет снабжать колонию Сомали и держать ее в пагубном повиновении.
Недостаток в вооружении французских войск, сражавшихся в Эритрее, придавал их подвигу еще большее значение. Я направился в войска, рассчитывая пробыть там два дня — 29 и 30 марта. Французский самолет доставил меня на аэродром в Агордат, оттуда я прибыл в район восточнее Корена, где наша бригада вместе с индийской дивизией занимала левый фланг союзных войск. Наши войска были великолепны! После взятия Кюб-Кюб они, проведя операцию по прорыву и охвату правого фланга итальянских войск, внесли значительный вклад в победу под Кереном. Мне был представлен отличившийся в этой операции подполковник Женэн. Чтобы соединиться с нами, он, выступив из Алжира, пересек Африку и сразу же после прибытия вступил в бой. «Теперь вы видели, Женэн, как тут обстоят дела? Что вы думаете?» «Если бы все по ту сторону могли видеть это, все было бы в порядке!»
На следующий день после моего посещения войск генерал Плат начинал наступление и командир французской бригады повел свои войска на Массауа столицу и укрепленный пункт Эритреи. После того как наши части захватили Монтекульо и Форт-Умберто, 7 апреля Иностранный легион стремительно ворвался в Массауа, смешавшись с толпой беспорядочно отступающих итальянцев, вступил в порт, захватил адмиралтейство, и полковник Монклар принял капитуляцию командующего неприятельским флотом на Красном море. В общей сложности французскими войсками за время боев было взято в плен более 4 тысяч солдат и офицеров, а 10 тысяч итальянцев сдались в плен в Массауа.
Отброшенные в Абиссинию остатки итальянских сил вели теперь только беспорядочные бои. Но из-за того, что Французское Сомали оставалось вне борьбы, Франция лишилась той решающей роли, которую смогли бы сыграть ее вооруженные силы, двигаясь прямо вдоль железной дороги Джибути Аддис-Абеба, куда должен был возвратиться негус. Это не могло не привести меня к весьма печальным выводам. Теперь нужно было перебросить на другой театр военных действий войска «Свободной Франции», которые уже участвовали в боях, и те, что прибывали. Палевский оставался на месте как военный и политический представитель, имея в своем распоряжении один батальон и несколько самолетов.
Сердце войны билось в Каире, куда я прилетел 1 апреля, но билось неровно. Положение англичан и их союзников действительно казалось неустойчивым, и это объяснялось не только развитием военных событий, но и тем, что вокруг кипела борьба различных политических течений. Местное же население безучастно следило за битвой западных держав, однако всегда было готово извлечь выгоду из поражений той или другой стороны. В этих условиях ведение войны на Востоке приобретало весьма-сложный характер. Главнокомандующий английскими вооруженными силами генерал Уэйвелл, к счастью, очень рассудительный и хладнокровный человек, столкнулся с множеством обстоятельств, которые часто имели довольно отдаленное отношение к стратегии. К тому же само стратегическое положение было очень затруднительным. В начале апреля Уэйвелл вел бои на трех фронтах, и стоило большого труда снабжать войска из-за огромной протяженности коммуникаций.
В Ливии после блестящих успехов, в результате которых англичане вышли к границам Триполитании, приходилось отступать. Потеря всей Киренаики, за исключением Тобрука, была делом ближайшего будущего. Несмотря на высокие качества командования, несмотря на мужество солдат, войска не имели опыта войны в пустыне, требующей подвижности и стремительности действий на огромных открытых пространствах, в песках, под палящими лучами солнца. Здесь война требовала выносливости, ибо изнуряющая жажда, хроническая лихорадка и москиты подстерегали солдат на каждом шагу. Роммелю[148] начала сопутствовать удача как раз в то время, когда Уэйвелл получил из Лондона распоряжение правительства снять с фронта значительную часть своих сил и направить их в Грецию. Между тем и на греческом фронте дела шли не лучше. Правда, победы, одержанные в Эритрее и Абиссинии, являлись некоторым утешением. Из арабских же стран поступали тревожные сигналы. В Ираке начались волнения. Египет хранил загадочное молчание. Беспокойство вызывали начавшиеся переговоры между Германией и Виши в отношении Сирии. В Палестине нужно было принять ряд предосторожностей в связи с назревающим конфликтом между арабами и евреями.
К этим значительным трудностям, с которыми столкнулся Уэйвелл, добавлялись и другие. Из Лондона поступали телеграммы. Интересуясь всем и проявляя нетерпение, Черчилль постоянно требовал объяснений и направлял директивы. Наносил визиты Иден — вначале как военный министр, затем, в апреле 1941, когда я его встретил в Каире, уже в качестве министра иностранных дел. Независимо от него предпринимал демарши посол сэр Майлс Лэмисон, на которого благодаря его личным качествам и в силу обстоятельств было возложено нечто вроде постоянной миссии по координации. Кроме того, в состав армии, действовавшей на Востоке, входило большое число контингентов из доминионов — Австралии, Новой Зеландии, Южно-Африканского Союза. Правительства этих доминионов ревностно следили за использованием своих войск. Имелись также индийские войска, которые нужно было использовать так, чтобы не создавалось впечатления, что они несут основную нагрузку. Иными словами, Уэйвелл осуществлял военное командование, сталкиваясь с различными политическими препятствиями.
Должен сказать, что он встречал их с благородной невозмутимостью, причем даже не переместил свою штаб-квартиру из Каира, где эти препятствия встречались на каждом шагу. Среди сутолоки, шума и пыли этого города, в тесном и душном кабинете Уэйвелла непрерывно отвлекали вопросы, не имеющие ни малейшего отношения к его прямым обязанностям военачальника. А тут еще некстати приехал я, полный решимости безотлагательно урегулировать в интересах Франции проблемы, которые непосредственно затрагивали англичан и прежде всего английского главнокомандующего.
Вместе с генералом Катру я выяснил наши перспективы. Прежде всего нас интересовал ход событий в Сирии и Ливане. Рано или поздно нам придется направиться туда. Если же мы там будем, Франция сможет внести важный вклад в общие усилия. Упустив эту возможность, Франция потеряет свои позиции. Если допустить, что победу одержат державы оси, то они и там установят свое господство. В противном случае наше место займут англичане. Поэтому было необходимо при первой же возможности распространить влияние «Свободной Франции» на Дамаск и Бейрут.
Однако когда я прибыл в Каир, такой возможности не существовало. Нечего было и надеяться, что армия и власти стран Леванта сами выйдут из того гипнотического состояния, в котором они пребывали. Движение, которое в июне 1940 направляло целые колонны в Палестину, схлынуло. Люди заняли выжидательную позицию. К тому же в связи с демобилизацией, проведенной по указу правительства Виши после перемирия, большое количество офицеров и солдат возвратилось во Францию. Кроме того, из среды должностных лиц и военных, которые оставались на службе, многие «деголлевцы» по распоряжению Виши были отправлены на родину и даже арестованы. Иными словами, движение, на которое возлагались надежды в период приезда в Каир генерала Катру, угасло, а информация, полученная нами из Бейрута и Дамаска, не давала оснований надеяться, что оно вскоре может возобновиться.
Французская эскадра в Александрии столь же упорно отказывалась от участия в борьбе. После того как адмирал Годфруа заключил соглашение с Эндрью Каннингэмом о нейтрализации своих кораблей, линкор «Лоррен», крейсеры «Дюге-Труен», «Дюкен», «Сюффрен», «Турвиль», эсминцы «Баск», «Форбен», «Фортюне», подводная лодка «Проте» стояли на якоре в порту. Время от времени на нашу сторону переходили отдельные офицеры из командного состава и члены экипажей. Остальные же, подчиняясь приказам Виши, занимались в военное время тем, что взаимно убеждали друг друга, что лучший способ служения интересам оккупированной Франции — это неучастие в борьбе. Однажды в апреле, когда я пересекал Александрийский рейд, направляясь на корабль к адмиралу Каннингэму, я с болью в сердце увидел прекрасные французские корабли, в бездействии дремавшие в гавани, в то время как тут же рядом корабли английского флота жили кипучей боевой жизнью.
Считая, однако, что ход битвы на Средиземном море не может не оказать воздействия на умонастроения военачальников в Африке и на Востоке, мы попытались установить контакте ними. В ноябре месяце Катру направил Вейгану письмо. Хотя я и не питал почти никаких надежд, я одобрил эту инициативу. Сам я неоднократно обращался по радио с конкретными призывами, а 28 декабря 1940, в частности, заявил: «Все без исключения французские военачальники, независимо от совершенных ими ошибок, принявшие решение вновь обнажить меч, могут рассчитывать на то, что мы будем сотрудничать с ними, не претендуя ни на какие преимущества. Если Французская Африка поднимется наконец (!) на борьбу, то мы, частица империи, составим с нею одно целое».
В январе я совещался с членами Совета обороны о нашем отношении к Виши, если оно неожиданно вступит в борьбу; я увидел, что они тоже выступают за объединение. 24 февраля я написал в этом духе письмо генералу Вейгану, несмотря на его проклятия, направленные по моему адресу, и на весьма нелюбезный прием моего предыдущего послания. Я настоятельно убеждал Вейгана воспользоваться последней возможностью, которая ему предоставлялась, и вступить в борьбу. Я предлагал ему объединиться и давал понять, что в случае его согласия он может рассчитывать на мою помощь и уважение. Кроме того, Катру не упускал случая, чтобы направить адмиралу Годфруа предложения в том же духе. Наконец в ноябре Катру направил письма Верховному комиссару в странах Леванта Пюо, командующему войсками генералу Фужеру и его заместителю генералу Арлабоссу, хотя бы только для того, чтобы установить с ними связь.
Однако эти многочисленные попытки не дали никакого результата. Нашим эмиссарам Вейган то отвечал, что «де Голля следует расстрелять», то, что «он слишком стар, чтобы выступать в роли бунтовщика», и что «поскольку две трети Франции являются оккупированными противником, а оставшаяся треть, что еще хуже, — ведомством Дарлана, а также учитывая, что Дарлан установил за ним постоянную слежку, он, даже если бы захотел, все равно не смог бы ничего сделать». Что же касается адмирала Годфруа, то он благожелательно отнесся к посланиям Катру, но дальше этого дело не пошло. Наконец Арлабосс прислал из Бейрута на имя Катру корректный, но холодный ответ. К тому же в конце декабря, после воздушной катастрофы, в которой погиб Кьяпп, посла Пюо сменил генерал Денц[149], приспособленец, всегда готовый неукоснительно выполнить любые распоряжения Дарлана. Вскоре смещен был также Фужер, и войсками стал командовать генерал Вердилак.
В этих условиях мы могли бы вступить в Сирию только в том случае, если противник высадится там первым. А пока оставалось только объединить все войска Лежантийома и предоставить их в распоряжение Уэйвелла для использования в военных действиях в Ливии. Об этом я договорился с английским главнокомандующим. Одновременно я урегулировал с маршалом авиации Лонгмором вопрос о создании и использовании наших скромных военно-воздушных сил.
Должен сказать, что наши солдаты, по мере того как они прибывали, производили великолепное впечатление. Здесь, на Востоке, содрогавшемся под ударами войны, где жива была вековая слава Франции, наши солдаты чувствовали себя на высоте положения. Впрочем, встречая французов с особой теплотой и расположением, египтяне, видимо, хотели подчеркнуть тем самым свою неприязнь к англичанам. Сам я имел приятные встречи с принцем Мохамедом-Али, родственником и наследником короля, а также с премьер-министром Сирри-пашой и с некоторыми из министров. Что же касается французов, проживающих в Египте: ученых, педагогов, специалистов по античной культуре, представителей церковных кругов, деловых людей, коммерсантов, инженеров и служащих Суэцкого канала, — большинство из них развернуло энергичную деятельность в помощь нашим войскам. 18 июня по инициативе барона де Бенуа, преподавателя Жуге, Мино и Бонито была создана организация, которая сразу же стала опорой «Свободной Франции». Однако некоторые наши соотечественники держались в стороне от этого движения. Иногда, направляясь вечером прогуляться в каирский зоологический сад и проходя мимо здания Французской миссии, которое находилось как раз напротив зоосада, я видел, как в окнах появлялись настороженные лица тех, кто не присоединялся ко мне, но чей взор все же следил за генералом де Голлем.
В течение двух недель, которые я провел в Судане, Египте и Палестине, некоторые обстоятельства прояснились. Однако оставалось сделать основное, а я пока был бессилен что-либо предпринять. Тогда я возвратился в Браззавиль. Так или иначе необходимо было создавать общий фронт Экваториальной Африки. Если бы Восток был потерян, эти районы превратились бы с опорный центр сопротивления союзников; в противном случае у нас был бы там плацдарм для возможного наступления в будущем.
Во время инспекторской поездки я еще раз посетил Дуалу, Яунде, Маруа, Либревиль, Порт-Жантиль, Форт-Лами, Мусоро, Фаю, Фаду, Абеше, Форт-Аршамбо, Банги, Пуэнт-Нуар. Многого а этих пунктах не хватало, но там царил полный порядок и чувствовалась воля к победе. Губернаторы — Курнари в Камеруне, Лапи на территории Чад, Сен-Map на территории Убанги-Шари, Фортюнэ на Среднем Конго, Валантен-Смит в Габоне, где он сменил Парана, погибшего во время авиационной катастрофы при исполнении служебных обязанностей руководили и управляли в такой обстановке, где нет места сомнениям и которая создается среди французов, когда, случайно, они согласны между собой в служении великому делу. В военном отношении самым неотложным вопросом я считал приведение в боевую готовность сахарской колонны Леклерка. Я распорядился направить ему из Англии весь оставшийся там командный состав, а также необходимую боевую технику, которую англичане соглашались передать нам. Но уже в конце апреля я не сомневался, что не сегодня-завтра нам придется начать действия в странах Леванта.
Действительно, немцы выходили к Средиземному морю. 24 апреля англо-греческое сопротивление было сломлено, а незадолго до этого капитулировала и Югославия. Можно было предполагать, что англичане попытаются закрепиться на Крите. Но смогут ли они там удержаться? Мне представлялось совершенно очевидным, что противник вскоре направит в Сирию с берегов Греции по крайней мере свои эскадрильи. Их присутствие в арабских странах вызвало бы там волнение, что послужило бы поводом для ввода немецких войск. С другой стороны, с аэродромов в Дамаске, Райаке, Бейруте, находящихся в 500 километрах от Суэца и Порт-Саида, немецкие самолеты смогли бы легко бомбардировать канал и подступы к нему.
Дарлан был не в состоянии дать отпор подобным требованиям Гитлера. Я лелеял надежду, что многие французские солдаты и офицеры в странах Леванта, увидев, как на их базах приземляются самолеты германских военно-воздушных сил, не потерпят этого и не захотят служить им в качестве прикрытия. В этом случае надо быть готовым сразу же протянуть им руку. Поэтому я наметил директивы в отношении плана наших действий. Следовало направить прямо на Дамаск легкую мотомеханизированную дивизию генерала Лежантийома, как только появление немцев вызовет среди наших соотечественников реакцию, на которую мы рассчитывали. Катру со своей стороны должен был при таком повороте событий установить все возможные контакты, даже, если потребуется, с самим Денцем, дли создания против захватчиков Франции и Сирии единого фронта французов.
Однако эти планы не встречали одобрения англичан. Генерал Уэйвелл, поглощенный боями на трех фронтах, ни за что не хотел открывать четвертый. Не желая, впрочем, верить в плохой исход, он, по его словам, был убежден, полагаясь на отчет английского генерального консула в Бейруте, что Денц в случае необходимости окажет немцам сопротивление. В то же время лондонское правительство заигрывало с Виши. Вот почему в феврале месяце морское министерство Англии, несмотря на мои предупреждения, пропустило теплоход «Провиданс», который перевозил из Бейрута в Марсель насильно репатриируемых «деголлевцев». Так, в конце апреля с Денцем было заключено торговое соглашение о снабжении стран Леванта, и губернатор Ноайлетас вел в Адене с’ той же целью переговоры с англичанами в отношении Джибути.
Информация, поступавшая ко мне из Франции, давала основание думать, что в этих попытках «умиротворения» не обошлось без американского влияния. Мне сообщали, что Петен и Дарлан льстили послу США в Виши адмиралу Леги, в то время как сами втайне соглашались на требования Гитлера. Рузвельт, на которого в свою очередь оказывали влияние телеграммы Леги, призывал англичан проявлять снисходительность. Чем больше я чувствовал необходимость готовиться к действиям в странах Леванта, тем меньше были расположены к этому наши союзники. 9 мая Спирс сообщил мне из Каира, что «в настоящее время никакой операции с участием сил „Свободной Франции“ не предусматривается и не в моих интересах возвращаться в Египет, а лучше всего уехать в Лондон».
Я был убежден, что промедление могло бы дорого обойтись, и решил в свою очередь ошеломить англичан. 10 мая я телеграфировал в Каир английскому послу и главнокомандующему, протестуя, с одной стороны, против «односторонних решений, принятых в отношении снабжения стран Леванта и Джибути», а с другой — против «промедлений в отношении сосредоточения дивизии Лежантийома у границ Сирии, в то время как приход немцев в эту страну с каждым днем становится все более вероятным». Я отмечал, что в этих условиях я не собираюсь в ближайшее время возвращаться в Каир, что пусть события развиваются своим чередом, я же отныне сосредоточу усилия «Свободной Франции» в районе территории Чад. Затем я сообщил в Лондон, что отзываю из Каира генерала Катру, так как его присутствие там становится бесполезным. Наконец в связи с тем, что английский генеральный консул в Браззавиле Парр любезно передал мне послания, направленные Иденом в оправдание политики умиротворения Виши, я передал через него ответ, в котором решительно осуждал такую политику, тем более что я узнал о встрече Дарлана с Гитлером в Берхтесгадене, о заключении соглашения между ними, а также о приземлении немецких самолетов в Дамаске и Алеппо.
Противник тоже вел большую игру. Подстрекаемый немцами, глава правительства Ирака Рашид Али Гайлани в начале мая начал военные действия. Англичане подверглись нападению на своих аэродромах. 12 мая самолеты германских военно-воздушных сил прибыли в Сирию, а оттуда прилетели в Багдад. Накануне вишистские власти направили в Телль-Кочек, на иракскую границу, военную технику, переданную в свое время Виши итальянской комиссией но перемирию и находящуюся под ее контролем. Это вооружение было, конечно, предназначено для Рашида Али. Денц, вынужденный по требованию англичан дать объяснения, отвечал уклончиво, не отрицая, однако, фактов. Он говорил, что если бы он получил приказ Виши не мешать немцам совершить высадку, он бы подчинился, а это означало, что такой приказ был уже дан. Действительно стало известно, что участки побережья, где должен был высадиться противник, были намечены заранее. Лондонский кабинет министров решил, что в таких условиях лучше всего было согласиться с моей точкой зрения. Произошел неожиданный и коренной поворот. 14 мая, с одной стороны, Иден, а с другой — Спирс, который был еще в Египте, прямо заявили мне об этом. Наконец, Черчилль в своем послании просил меня поехать в Каир и не отзывать оттуда Катру в связи с предстоящими военными действиями. Очень довольный тем, что английский премьер-министр занял такую позицию, я ответил ему в теплых выражениях и единственный раз — на английском языке. Однако я не мог не извлечь из поведения наших союзников в этом вопросе тех выводов, которые напрашивались сами собой. Что же касается генерала Уэйвелла, то английское правительство приказало ему предпринять военные действия, которые намечались нами в Сирии. Когда 25 мая я прилетел в Каир, то увидел, что Уэйвелл уже смирился с этим приказом. Нужно сказать, что потеря Крита и исчезновение греческого фронта несколько облегчали в то время деятельность английского главнокомандующего.
Между тем в самой Сирии дела шли совсем не так, как мы предполагали. Катру одно время надеялся осуществить наш план, бросив на Дамаск только вооруженные силы «Свободной Франции». Но вскоре пришлось убедиться, что сговор Виши с противником не вызвал всеобщего движения протеста среди войск в странах Леванта. Наоборот, они заняли позиции на границе с тем, чтобы оказать сопротивление войскам «Свободной Франции» и ее союзников, в то время как под их прикрытием немцы могли свободно осуществлять передвижение. Поскольку Денц располагал более чем тридцатитысячной армией, хорошо оснащенной артиллерией, авиацией и танками, не считая сирийских и ливанских войск, наш первоначальный план направить на Дамаск 6 тысяч пехотинцев, 8 орудий и 10 танков, поддерживаемых двумя десятками самолетов, в расчете получить помощь на месте не мог в таком виде осуществиться. В этой операции должны были участвовать англичане. Предстояла настоящая битва.
Мы хотели, чтобы это сражение было как можно менее ожесточенным и продолжительным. Все в данном случае зависело от количества средств. Наши друзья из Бейрута и Дамаска сообщали нам: «Если в Сирию вступят со всех сторон многочисленные войска союзников, то все сведется к незначительным операциям ради сохранения чести. Если, напротив, войска Леванта увидят, что они имеют дело с количественно незначительными и слабо вооруженными силами, то скажется их профессиональное самолюбие и бои будут упорными». Сопровождаемый генералом Катру, я неоднократно встречался с Уэйвеллом и беседовал с ним на эту тему. Мы торопили его вступить в страны Леванта не только с юга, со стороны Палестины, но также и с востока, со стороны Ирака, где англичане в это время громили войска Рашида Али. Мы просили английского главнокомандующего направить для участия в военных действиях в Сирии четыре дивизии, в том числе одну бронетанковую, и значительное количество английской авиации. Мы настаивали, чтобы он предоставил войскам Лежантийома самое необходимое, а именно транспортные средства и артиллерию.
Генерал Уэйвелл не был, разумеется, лишен стратегических способностей. К тому же он хотел помочь нам. Но, поглощенный операциями в Ливии и, несомненно, раздраженный грозными телеграммами Черчилля, в которых он чувствовал отголосок нашей собственной настойчивости, Уэйвелл отвечал на наши упреки любезным безразличием. Ничто не могло убедить его направить на сирийский участок военных действий что-либо сверх жесткого минимума сил. Уэйвелл намеревался ввести в бой под командованием генерала Уилсона только одну австралийскую дивизию и одну кавалерийскую бригаду, которые двигались вдоль побережья по дороге Тир-Сайда, одну пехотную бригаду, направлявшуюся на Кюнейтру и Мардж-Уюн, и одну индийскую бригаду, приданную Лежантийому, который должен был идти на Дамаск через Деръа. Позднее Уэйвелл выделил еще два австралийских батальона. Наконец индийский отряд начал военные действия со стороны Ирака. Шестьдесят самолетов и военные корабли различных классов поддерживали наземные войска с воздуха и с моря. В общей сложности союзники вводили в действие меньше сил, чем противник. Однако с этими недостаточными силами нужно было действовать и завершить операцию. Окончательное решение было принято. Началась трагедия.
26 мая я прибыл в Хастину для инспектирования войск «Свободной Франции», которые уже были сконцентрированы, но по-прежнему плохо снабжались. Лежантийом представил мне семь батальонов, танковую роту, артиллерийскую батарею, эскадрон спаги, разведывательную роту и обслуживающие подразделения. На этом смотре я вручил первые ордена Освобождения отличившимся во время боев в Сирии и Эритрее. Беседуя с офицерами и солдатами, я видел, что их настроения сходны с моим: та же грусть и неприятное чувство при мысли о необходимости сражаться против французов, возмущение политикой Виши, подрывавшей дисциплину в войсках, и убеждение в том, что следовало выступить, захватить страны Леванта и включить их в борьбу против врага. 21 мая полковник Колле, офицер большого опыта и легендарной отваги, командовавший группой черкесских эскадронов, перешел с частью своих подразделений через границу и соединился с нами. 8 июня войска Великобритании и «Свободной Франции», развернув союзные знамена, начали продвижение, получив совместный приказ Уэйвелла и Катру применять оружие только в том случае, если по ним будет открыт огонь. В течение нескольких недель радиостанция, установленная в Палестине, передавала выступления капитанов Шмиттлейна, Куле и Репитона, обращавшихся с дружескими упреками к нашим соотечественникам, в лице которых мы от всей души не желали встретить своих противников. Между тем нам нужно было приступить к действиям. В своем публичном заявлении я рассеял вес сомнения по этому вопросу. Эта решимость в кратчайший срок развернуть действия и разрешить раз и навсегда вопрос укреплялась во мне тем сильнее, чем больше было признаков, свидетельствовавших о предстоящем наступлении Виши и, быть может, держав оси против территорий «Свободной Франции» в Африке. По нашим сведениям, во время бесед в Берхтесгадене 11 и 12 мая Гитлер потребовал от Дарлана предоставить в распоряжение Германии сирийские аэродромы и порты, обеспечить немецким войскам, самолетам и флоту возможность использования Туниса, Сфакса и Габеса, отвоевать силами Виши территории Экваториальной Африки. Правда, наши информаторы указывали, что Вейган отказался открыть немцам доступ в Тунис и начать наступление на территории «Свободной Франции», говоря, что его войска откажутся выполнять такой приказ. Но если бы Гитлер остановился на этом плане окончательно, что значил бы протест Вейгана, который в конечном итоге, не желая воевать, ничего иного не мог сделать, как только поставить на одном из совещании у маршала Петена вопрос о своей отставке?
Поэтому мы были готовы отразить возможное нападение. Лармина, пользуясь тем, что известие о прибытии германских самолетов в Сирию произвело впечатление на некоторые круги в Дагомее, Того, Нигерии и на территории Берега Слоновой Кости, намеревался вступить туда при первом удобном случае. Я со своей стороны дал ему инструкцию, как следовало действовать. Английские правительство на мой вопрос о том, что оно предпримет в случае, если Виши при непосредственной поддержке немцев или без их поддержки попытается начать военные действия, например против территории Чад, ответило через Идена, что оно поможет нам отразить нападение всеми имеющимися в его распоряжении средствами. Наконец, мы сделали все необходимое, чтобы непосредственно заинтересовать американцев в обеспечении безопасности африканских территорий «Свободной Франции».
5 июня я вручил посланнику Соединенных Штатов в Каире меморандум, в котором подчеркивал, что Африка должна в будущем превратиться в американский плацдарм для освобождения Европы, и предлагал Вашингтону, не теряя времени, разместить военно-воздушные силы на территории Камеруна, территории Чад и Конго. Через четыре дня консул Соединенных Штатов в Леопольдвиле встретился с Лармина. От имени своего правительства консул спросил у него, считает ли он, что Французская Экваториальная Африка находится под угрозой, и, получив утвердительный ответ Верховного комиссара, попросил сообщить ему, какую конкретную помощь, в частности в области вооружения, хотел бы он получить от Америки. Несмотря на все предосторожности, принятые нами в целях ожидаемой обороны экваториального плацдарма, я хотел, предвидя огромные усилия, которые будут предприняты в Африке державами оси и их сообщниками, чтобы страны Леванта были закрыты для немцев и оторваны от Виши.
В то время как Англия и «Свободная Франция» готовились к совместным военным действиям, вопросы их политического соперничества то и дело выходили наружу. В деятельности союзнических штабов, английского посольства в Каире, окружения английского Верховного комиссара в Иерусалиме, в сообщениях, которые делались английским министерством иностранных дел Кассену, Плевену, Дежану и которые они из Лондона направляли мне, в инспирированных статьях газет, в частности «Палестин пост», мы чувствовали нетерпение людей, перед которыми наконец-то открывалась перспектива осуществить в Сирии давно разработанный план действий. Развитие событий должно было дать Великобритании огромные политические, военные и экономические преимущества в Сирии, которыми она, несомненно, поспешила бы воспользоваться в своих интересах.
Тем более, что, обосновавшись в Дамаске и Бейруте, мы не смогли бы сохранить там «статус-кво антэ». Катастрофа 1940, капитуляция Виши, действия держав оси вызвали такие потрясения, что «Свободная Франция» должна была занять по отношению к государствам Леванта новую позицию, отвечающую происшедшим изменениям и новым обстоятельствам. Мы к тому же полагали, что после окончания войны Франция не сохранит мандат на эти страны. Если бы даже она захотела это сделать, этому, несомненно, помешало бы движение в арабских странах и требования международной обстановки. Поэтому только независимость реально и по праву могла прийти на смену мандата. При этом интересы Франции и ее исторические прерогативы должны были сохраниться. Впрочем, именно такие цели преследовали договоры, заключенные в 1936 в Париже с Ливаном и Сирией. Эти договоры, несмотря на затяжку с их ратификацией, были фактом, который мы, исходя из здравого смысла и учитывая обстоятельства, не могли игнорировать.
Вот почему мы решили, что, вступив на территорию Сирии и Ливана, «Свободная Франция» заявит о своем желании покончить с режимом мандата и заключить договоры с государствами, которые обретут суверенитет. Пока на Востоке будет продолжаться война, мы, естественно, сохраним в странах Леванта верховную власть и обязанности страны, имеющей мандат на эти территории. Наконец, поскольку территория Сирии и Ливана является неотъемлемой частью театра военных действий на Среднем Востоке, где англичане по сравнению с нами располагают огромным превосходством в средствах, мы согласимся, чтобы их военное командование осуществляло стратегическое руководство военными действиями, направленными против общего противника.
Однако вскоре стало ясно, что это не удовлетворит англичан. Их действия направлялись из Лондона весьма влиятельными органами, осуществлялись на месте группой людей, лишенных щепетильности, но располагавших большими средствами, одобрялись Форин-офисом, которое иногда сетовало по этому поводу, но никогда не высказывало своего отрицательного отношения. Их поддерживал премьер-министр, чьи двусмысленные обещания и наигранные эмоции вводили в заблуждение относительно его намерений. Все это было направлено на то, чтобы обеспечить повсюду на Востоке руководящее положение Великобритании. Проводя свою политику, Англия намеревалась с помощью то завуалированных, то грубых методов занять место Франции в Дамаске и Бейруте. Набить себе цену — вот тот прием, который англичане собирались использовать в своей политике, стараясь внушить, что любая уступка с нашей стороны Сирии и Ливану является лишь результатом их доброго посредничества. Они начали бы подстрекать местных правителей к выдвижению все растущих требований, а затем поддерживать провокации, порождаемые такой политикой. Одновременно англичане попытались бы, выставив французов в невыгодном свете, направить против них местное и международное общественное мнение и тем самым отвлечь от себя народное недовольство, вызванное английской политикой притязаний в других арабских странах.
Едва были принято совместное решение о вступлении в Сирию, как сразу же стали выявляться намерения англичан. В связи с тем, что Катру готовил свой проект декларации о независимости, сэр Майлс Лэмисон потребовал, чтобы декларация была провозглашена одновременно от имени Англии и «Свободной Франции». Я, естественно, выступил против этого. Тогда английский посол стал настаивать на том, чтобы в тексте декларации было указано, что наше обещание подкрепляется английскими гарантиями. Я отверг и это требование, ссылаясь на то, что слово, данное Францией, не нуждается в иностранных гарантиях. 6 июня, накануне дня выступления войск, Черчилль направил мне телеграмму, в которой он выражал свои дружеские пожелания и настаивал на том, что эта пресловутая гарантия имеет чрезвычайно большое значение. Я поблагодарил его за дружеские пожелания, но не ответил на вопрос о гарантии. Нетрудно было заметить, что наши партнеры хотели создать впечатление, что если Сирия и Ливан обретут независимость, они этим будут обязаны Англии. Это позволило бы англичанам в дальнейшем занять позицию арбитра между нами и государствами Леванта. В конечном итоге декларация Катру осталась такой, какой она и должна была быть. Однако как только Катру провозгласил ее, лондонское правительство отдельно и от своего имени опубликовало другую декларацию.
Военная кампания, которую мы должны были начать, вызывает в моей памяти ужасные воспоминания. У меня свежи в памяти мои полеты между Иерусалимом, где находился мой штаб, и нашими храбрыми войсками, которые продвигались к Дамаску. Я помню, как навещал раненых во франко-английском полевом госпитале г-жи Спирс и доктора Фрюшо. По мере того как я узнавал, что многие наши лучшие солдаты гибнут на поле брани, что генерал Лежантийом тяжело ранен, полковник Женэн и капитал 3-го ранга Детруайа убиты, а майоры Шевинье, де Буассуди и де Вийутре получили тяжелые ранения и что, кроме того, большое количество доблестных офицеров и солдат храбро сражаются на другой стороне и гибнут от нашего огня, что 9 и 10 июня на реке Литани, 12 июня под Киссуа, 15 и 16 июня под Кюнейтрой и Эзраа в ожесточенных боях пали многие французские солдаты обоих лагерей и их английские союзники, я испытывал по отношению к тем, кто выступал против нас из-за соображений чести, смешанное чувство уважения и сострадания. В то время как противник держал Париж под своим сапогом, вел наступление в Африке, проникал в страны Леванта, проявленное мужество и потери в этой братоубийственной войне, которую Гитлер навязал военачальникам, попавшим под его иго, представлялись мне чудовищной тратой французских сил.
Но чем горестнее сжимается мое сердце, тем больше крепнет во мне решимость положить этому конец. Такие же чувства, впрочем, испытывают и все бойцы «Свободной Франции», о которых можно сказать, что ни один из них не дрогнет. То же самое чувствуют и наши соотечественники в Египте, которые на собрании в Каире по случаю первой годовщины 18 июня встречают мою речь единодушным одобрением.
В тот день можно было надеяться, что Денц намерен положить конец этой одиозной борьбе. Кстати, в этой борьбе у него уже не было никакой надежды на благоприятный исход. В самом деле, стало известно, что Бенуа-Мешен, посланный правительством Виши в Анкару, чтобы добиться у Турции разрешения доставлять подкрепления, направляемые в Левант, через турецкую территорию, получил отказ. С другой стороны, разгром Рашида Али в Ираке и его бегство 31 мая в Германию открывали союзникам путь в Сирию через пустыню и Евфрат. После этого немцы уже не торопились с посылкой новых воинских частей в арабские страны. Наоборот, самолеты, направленные туда ранее, были переброшены в Грецию. Две французские авиационные эскадрильи, прибывшие из Северной Африки через Афины, где немцы снабдили их всем необходимым, являлись единственным подкреплением, которое с начала военных действий прибыло в Левант. А между тем нами, было получено из Вашингтона сообщение, что 18 июня политический директор Верховного комиссара Леванта Конти обратился к генеральному консулу США в Бейруте с просьбой срочно узнать у англичан, какие условия они и «деголлевцы» считали бы приемлемыми для прекращения военных действий.
Предвидя последствия такого обращения и в виде предосторожности 13 июня я сообщил Черчиллю, на какой основе, по-моему мнению, могло бы быть заключено намечавшееся перемирие. Во время заседания у сэра Майлса Лэмпсона 19 июня, на котором присутствовали Уэйвелл и Катру, я составил в том же духе текст условий. Они представлялись мне удовлетворительными для нас и приемлемыми для наших противников. «Соглашение, — писал я, — должно основываться на следующем: почетные условия для всех военнослужащих и гражданских чиновников; гарантии прав и интересов Франции в Леванте со стороны Великобритании; осуществление представительства Франции в Леванте властями „Свободной Франции“». Я подчеркнул, что «все военнослужащие и гражданские чиновники, кто пожелает, а также и их семьи, могут остаться, а остальные будут репатриированы». Но я добавлял, что «союзники оставляют за собой право принять меры к тому, чтобы обеспечить каждому подлинную свободу выбора». Наконец, чтобы опровергнуть слухи, которые распространялись Виши, я заявлял, что «никогда не предавал суду тех из своих товарищей по оружию, которые сражались против меня, выполняя полученные приказы, и что я не намерен делать это и в данном случае». Таковы в основном были те положения, тут же принятые англичанами, которые были срочно переданы по телеграфу в Лондон, чтобы сообщить их в Вашингтон, а оттуда в Бейрут.
Поэтому на другой день я испытал неприятное чувство, когда ознакомился с точным текстом, который английское правительство в конечном счете направило в Бейрут. Он вовсе не походил на тот, под которым я поставил свою подпись. О «Свободной Франции» не было даже упоминания! Словно Денцу предлагали передать Сирию Англии! Не были внесены и оговорки, на которых я настаивал, чтобы помешать массовой и принудительной репатриации военных и служащих из Леванта. А между тем мне во что бы то ни стало необходимо было удержать их на месте в возможно большем количестве. Поэтому я направил Идену категорический протест и предупредил его, что буду придерживаться условий, выработанных 19 июня, и не стану признавать никаких других. Это предупреждение, как будет видно из дальнейшего, сыграло свою роль.
По каким причинам вишистские власти более трех недель затягивали вопрос о переговорах, имеющих целью закончить военные действия, хотя они сами же сделали первые шаги? Для чего, спрашивается, нужно было так долго продолжать военные действия, которые уже ничего не могли изменить и только увеличивали потери с обеих сторон? Я считаю, что единственным объяснением этого является тот факт, что началось наступление немцев на Россию. 22 июня, на следующий день после того как генеральный консул США в Бейруте вручил Верховному комиссару ответ Великобритании, Гитлер бросил свои армии на Москву. При таких обстоятельствах он был явно заинтересован сковать большую часть вооруженных сил союзников в Африке и Сирии. В Африке об этом позаботился Роммель. В Сирии эту задачу выполняли несчастные французские войска.
Однако 21 июня, после упорного боя в Киеве, наши войска вступили в Дамаск. Катру немедленно направился туда. Я сам прибыл туда 23 июня. В течение последующей ночи немецкие самолеты бомбили город, и во время бомбежки в христианских кварталах Дамаска погибли сотни людей. Так немцы доказывали свое сотрудничество с Виши. Однако едва успели мы прибыть в Дамаск, как со всех сторон — из Горана, Джебель-Друза, Пальмиры и Джезире стали поступать тревожные сообщения о поведении англичан. Нельзя было терять ни одной минуты. Необходимо было показать, что разгром Виши отнюдь не может служить предлогом для оттеснения на задний план Франции. Необходимо было немедленно укрепить наш авторитет.
24 июня я назначил генерала Катру своим генеральным и полномочным представителем в Леванте. В письме, адресованном ему, я так определял его функции: «руководство восстановлением внутриполитического и экономического положения и приближения его, насколько это позволяют условия войны, к нормальному уровню; ведение переговоров с правомочными представителями населения о заключении договоров, устанавливающих независимость и суверенитет стран Леванта, равно как и союз этих государств с Францией; обеспечение обороны территории против врага; сотрудничество с союзниками в проведении военных операций на Востоке». Впредь до вступления в силу предусматриваемых договоров генерал Катру осуществлял «всю власть и всю ответственность Верховного комиссара Франции в Леванте». Что же касается переговоров, то они должны вестись с «правительствами, утвержденными учредительными собраниями, действительно представляющими всю массу населения и созванными, как только это станет возможным. Отправной точкой для переговоров должны служить договоры 1936»[150]. Таким образом, «мандат, доверенный Франции в Леванте, был бы до конца выполнен и миссия Франции продолжалась бы».
Во время своего пребывания в Дамаске я принял представителей всех без исключения политических, религиозных и административных группировок, а таких там было немало. Несмотря на обычную восточную осторожность, можно было видеть, что авторитет Франции в нашем лице был признан безоговорочно. Нашу роль считали решающей в провале немецкого плана укрепиться в Сирии. Наконец, только от нас ожидали возобновления деятельности государственных органов и сформирования нового правительства. Генерал Катру, который великолепно был знаком с людьми и положением дел в стране, принял меры к обеспечению порядка, снабжения и медицинского обслуживания, но не торопился с назначением министров.
Впрочем, драма близилась к концу. 26 июня Лежантийом, который, несмотря на тяжелое ранение, продолжал командовать войсками, овладел Небком и 30 июня отразил ожесточенную контратаку. 3 июля индийская колонна, пришедшая из Ирака, переправилась через Евфрат по мосту в Дейр-эз-Зор, который уцелел, по-видимому, не случайно, и продвинулась к Алеппо и Хомсу. 9 июля, двигаясь прибрежной дорогой, англичане достигли Дамура, и далее к востоку — Эццина. 10 июля Денц направил свои самолеты и военные корабли в Турцию, где они были интернированы. Затем он обратился с просьбой о прекращении огня, которая была немедленно удовлетворена. Условились, что полномочные представители обеих сторон встретятся через три дня в Сен-Жан д’Акре.
Многое заставляло меня думать, что результаты этой встречи могут не соответствовать интересам Франции. Само собой разумеется, 28 июня я предупредил Черчилля о том, «какое чрезвычайно важное значение будет иметь с точки зрения нашего союза политика Англии по отношению к нам на Востоке». Конечно, я добился того, чтобы генерал Катру присутствовал во время переговоров. Разумеется, наши делегаты в Лондоне получили от меня точные указания относительно того, каким образом должна быть установлена наша власть в Леванте. Они должны были ими руководствоваться во время переговоров. Но условия, сформулированные в свое время Иденом для перемирия с Денцем, настроения, царившие в английских учреждениях, и тот факт, что лояльный Уэйвелл, назначенный вице-королем Индии, только что покинул Каир, а его преемник Окинлек еще не приступил к исполнению своих обязанностей, что представляло свободное поле деятельности для всех, кто испытывал «симпатии» к арабам, — все это не оставляло сомнений в том, что соглашение окажется неудовлетворительным. В конце концов перемирие было заключено между Уилсоном и Вердийаком. У меня не было другой возможности ограничить гибельные последствия перемирия, как уехать, занять где-нибудь удобную позицию и оттуда противодействовать соглашению, которое меня ни к чему не обязывало и которое я мог при первом подходящем случае опротестовать.
Такой удобной позицией был Браззавиль. Я там оставался, в то время как в Сен-Жан д’Акре вырабатывался документ, содержание и форма которого превзошли все мои наихудшие опасения.
По сути дела текст соглашения означал полную передачу Сирии и Ливана англичанам. Ни слова о правах Франции ни в настоящее время, ни в будущем. Ни малейшего упоминания о государствах Леванта. Виши оставляло все в руках иностранной державы и старалось добиться только одного: репатриации всех своих войск, так же как и большинства служащих и французских граждан. Все это делалось для того, чтобы воспрепятствовать де Голлю увеличить свои силы и тем самым помешать ему сохранить в Леванте позиции Франции.
Подписывая эту капитуляцию, Виши оставалось верно своему печальному призванию. Но, казалось, и англичане пошли на это соглашение не без задних мыслей. Делая вид, что им ничего не известно о союзниках — свободных французах, инициатива и сотрудничество которых весьма помогли им в достижении важных стратегических целей, они явно намеревались использовать все; что Виши бросило на произвол судьбы, чтобы сосредоточить в руках своего военного командования власть, которую Денц передал им в Бейруте и в Дамаске. Кроме того, англичане согласились на быстрейшую эвакуацию войск Виши из стран Леванта. По условиям соглашения эти войска должны были быть сосредоточены под командой своих начальников и погружены на суда, которые должен был прислать Дарлан. Более того, свободным французам было запрещено вступать с ними в какой-либо контакт и пытаться склонить их на свою сторону. Военное имущество, которое они оставляли, переходило исключительно в руки англичан. Наконец, так называемые «специальные» войска, то есть сирийские и ливанские части, которые всегда выражали свою преданность Франции, так что Виши даже не решалось использовать их против нас в недавних боях, должны были полностью подчиняться английскому командованию.
Еще до того, как я ознакомился со всеми подробностями этого документа, основываясь только на сообщениях лондонского радио, естественно, весьма приукрашенных, я заявил, что не признаю соглашения, подписанного в Сен-Жан д’Акре. После чего я отправился в Каир и на каждом этапе своего пути доказывал английским губернаторам и всевозможным военным чинам важность того, что произошло. Так, в Хартуме я разговаривал с превосходно и дружественно настроенным к нам генерал-губернатором Судана генералом сэром Артуром Хюддлестоном, в Кампала — с губернатором, в Уади-Хальфа — с администратором клуба. Дело дошло до того, что о моем приезде стали предупреждать тревожными телеграммами. 21 июля я встретился с Оливером Литтлтоном, министром без портфеля в английском правительстве, командированным в Каир для осуществления там руководства английской политикой на Востоке.
«Капитан» Литтлтон, человек живого ума, любезный и уравновешенный, явно не хотел начинать свою миссию с катастрофы. Он встретил меня с некоторым смущением. Я постарался избежать разрыва и, сдерживая себя, сделал ему заявление следующего содержания.
— В результате кампании, которую мы только что провели объединенными силами, мы добились значительных стратегических выгод. Таким образом, в Леванте была ликвидирована угроза, которая нависла над театром военных действий на Востоке вследствие подчинения Виши державам оси. Но я должен вам заявить, что соглашение, которое вы только что заключили с Дендем, неприемлемо для нас. Верховная власть в Сирии и Ливане не может перейти от Франции к Англии. Осуществлять эту власть может только «Свободная Франция» и никто кроме нее, так как она должна дать отчет в этом перед Францией. С другой стороны, мне необходимо привлечь на свою сторону возможно большее количество войск, которые только что сражались против нас. Их массовая и быстрая репатриация, а также тот факт, что их держат организованными частями и изолируют от нас, лишают меня всякой возможности оказывать влияние на них. В конечном счете свободные французы не могут согласиться с тем, что они отрезаны от французских источников подкреплении и в особенности не хотят допускать, чтобы наши объединенные усилия завершились установлением вашего господства в Дамаске и в Бейруте.
— У нас нет таких намерений, — ответил Литтлтон. — У Великобритании в Сирии и Ливане только одна цель — стремление выиграть войну. Но это вызывает необходимость охранять внутреннее положение от возможных потрясений. Поэтому нам кажется необходимым, чтобы государства Леванта получили независимость, которую гарантировала им Англия. С другой стороны, пока будет продолжаться война, военное командование имеет особые права в области поддержания общественного порядка. Следовательно, только от него зависит принимать на местах окончательные решения. Что же касается технических условий, о которых договорились генералы Уилсон и Вердийак относительно отхода и посадки французских войск на суда, то это также необходимо для того, чтобы все происходило с соблюдением должного порядка. Наконец, у нас просто не укладывается в голове, что вы не доверяете нам. Ведь, в конце концов, у нас общая цель.
— Да, — ответил я, — у нас общая цель. Но положение наше не одинаково, и наши действия могут перестать быть совместными. Государством, обладающим мандатом в Леванте, является Франция, а не Великобритания. Вы говорите о независимости государств Леванта. Но только мы правомочны предоставить ее им.
И мы действительно предоставим им независимость из соображений и на условиях, о которых только мы можем судить и за которые только мы можем нести ответственность. Конечно, вы имеете право выразить по этому вопросу свое мнение, но вмешиваться в это внутреннее дело вы не можете. Что же касается поддержания общественного порядка в Сирии и Ливане, то это тоже наше, а не ваше дело.
— Тем не менее, — возразил Литтлтон, — по нашему соглашению от 7 августа 1940 вы признали руководящую роль английского командования.
— Я признал за этим командованием, — ответил я, — право давать директивы свободным французским вооруженным силам, но только в стратегических вопросах и против общего врага. Я никогда не допускал, чтобы эта прерогатива распространялась на суверенитет, на политику, на управление теми территориями, которые доверены Франции. Когда в один прекрасный день мы высадимся в самой Франции, вы тоже будете ссылаться на права английского командования, чтобы претендовать на управление Францией? Вместе с тем я должен повторить вам, что настаиваю на том, чтобы нам была предоставлена возможность вступить в общение с теми французскими элементами, которые служили у Виши. Впрочем, это также и в ваших интересах. Было бы совершенно абсурдно эвакуировать обстрелянные в боях войска. В один прекрасный день мы встретим их где-нибудь в Африке или в другом месте. Наконец, все военное имущество, оставленное вишистскими войсками, и командование «специальными» войсками должно быть возвращено «Свободной Франции».
— Вы ознакомили меня с вашей точкой зрения, — сказал Литтлтон. — Мы можем обсудить все то, что касается наших взаимоотношений в Сирии и Ливане. Но что касается соглашения о перемирии, то оно уже подписано и мы обязаны эти условия выполнять.
— Это соглашение ни к чему не обязывает «Свободную Францию». Я его не ратифицировал.
— Что же вы намерены делать?
— А вот что. Для того чтобы не создавалось никакой двусмысленности в отношении прав, которые английское командование намеревается применить и Сирии и Ливане, я имею честь поставить вас в известность, что начиная с 24 июля, то есть через три дня, вооруженные силы «Свободной Франции» не будут больше находиться в подчинении английского командования. Кроме того, я приказал генералу Катру немедленно взять в свои руки всю полноту власти на всей территории Сирии и Ливана, какое бы сопротивление и с чьей бы стороны он ни встретил. Я отдаю приказ вооруженным силам «Свободной Франции», поскольку это будет возможно для них, войти в соприкосновение со всеми другими французскими войсками и захватить их вооружение. Наконец, реорганизация сирийских и ливанских войск, которую мы уже начали, будет продолжаться самым энергичным образом.
Я вручил капитану Литтлтону заранее заготовленную ноту, в которой были уточнены эти положения. Прощаясь, я ему сказал:
— Вам хорошо известно, сколько я лично и те, кто следует за мной, сделали и делаем для нашего союза с Англией. Поэтому вы вполне можете понять, насколько сильно мы сожалели бы, если бы увидели, что наш союз ослабевает. Но ни мы, ни те, кто в нашей стране возлагает на нас надежды, не могут позволить, чтобы этот союз действовал во вред Франции. Если бы это, к несчастью, случилось, мы предпочли бы отказаться от обязательств по отношению к Англии. Но во всех случаях мы по-прежнему будем продолжать борьбу против врага всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами, Я намерен через три дня отправиться в Бейрут. С этого момента я готов принять участие во всех переговорах, которые вы сочтете желательными.
Я покинул Литтлтона, который внешне сохранил хладнокровие, но показался мне взволнованным и встревоженным. Я сам был в достаточной мере взволнован. В конце дня я подтвердил ему письмом, что подчинение вооруженных сил «Свободной Франции» английскому командованию прекращается 24 июля в полдень, но сообщил, что готов договориться с ним о новых условиях военного сотрудничества. В заключение я телеграфировал Черчиллю следующее: «Мы считаем соглашение, подписанное в Сен-Жан д’Акре, противоречащим по своей сущности военным и политическим интересам „Свободной Франции“, другими словами, Франции как таковой, и находим, что его форма самым серьезным образом затрагивает наше достоинство… Мне хотелось бы, чтобы вы сами почувствовали, что подобное отношение к нам со стороны англичан в таком жизненно важном для нас вопросе в значительной степени усугубляет наши трудности и приведет к таким последствиям, которые я считаю гибельными для нашего дела». Теперь слово было за Англией, и она пошла на уступки. В тот же вечер Литтлтон попросил меня о встрече с ним, и во время беседы он обратился ко мне со следующими словами:
— Я согласен, что по некоторым внешним признакам вы могли подумать, что мы хотим занять место Франции в Леванте. Я вас уверяю, что это не так. Чтобы рассеять это недоразумение, я готов направить вам письмо, гарантирующее вас в отношении нашей полной незаинтересованности в Леванте в политических и административных вопросах.
— Это было бы, — ответил я, — прекрасным принципиальным заявлением. Но остается в силе соглашение, заключенное в Сен-Жан д’Акре, которое этому явно противоречит. Кроме того, оно грозит привести к инцидентам между вашими представителями, выполняющими это соглашение, и нашими, которые его не признают. Остается также в силе ваше намерение расширить прерогативы английского военного командования в Леванте, что несовместимо с нашей позицией в данном вопросе.
— Может быть, вы можете что-нибудь предложить нам и в отношении этих двух вопросов?
— По первому вопросу я не вижу иного выхода, кроме немедленной договоренности между нами относительно «применения» условий соглашения о перемирии, которая исправила бы на практике то, что порочно в его тексте. Что же касается второго вопроса, то необходимо в срочном порядке, чтобы вы обязались ограничить прерогативы вашего командования на сирийской и ливанской территориях военными операциями против общего врага.
— Разрешите мне подумать об этом.
Атмосфера улучшалась. Наконец, после различных перипетий, 24 июля мы договорились о «разъяснительном» соглашении по поводу соглашения о перемирии, заключенном в Сен-Жан д’Акре. Переговоры по этому соглашению вели с нашей стороны генерал де Лармина и полковник Вален. Англичане заявили, что они готовы предоставить нам возможность вступить в контакте войсками Леванта, чтобы организовать их переход на нашу сторону. Они согласились также на передачу вооружения в распоряжение вооруженных сил «Свободной Франции» и отказывались от своего намерения поставить под свое командование сирийские и ливанские части. Было, кроме того, оговорено, что «в случае установления существенного нарушения соглашения о перемирии со стороны должностных лиц Виши английские вооруженные силы и войска „Свободной Франции“ примут все меры, которые они сочтут необходимыми, чтобы присоединить войска Виши к „Свободной Франции“». А так как фактически такие «существенные нарушения» уже неоднократно имели место, то можно было надеяться — и Литтлтон сам меня в этом заверил, — что в конце концов вопрос о том, куда направить вишистские войска, будет в ближайшее время пересмотрен.
Я не сомневался в доброй воле английского министра. Но что станут предпринимать вопреки достигнутому соглашению генерал Вилсон и те его сотрудники, которые «симпатизируют» арабам? С целью добиться того, чтобы они вели себя как полагается, я снова телеграфировал Черчиллю, умоляя его «воспрепятствовать передаче в распоряжение Виши целой армии, состоящей из организованных частей». «Считаю своим долгом еще раз повторить, — прибавлял я, — что в интересах самой элементарной безопасности мне представляется необходимым отменить репатриацию армии Денца и предоставить возможность свободным французам помочь этим несчастным людям, обманутым вражеской пропагандой, выполнить свой долг».
На следующий день, 25 июля, Оливер Литтлтон, министр без портфеля в английском правительстве, ответил от имени Англии:
«Мы признаем исторические интересы Франции в Леванте. Великобритания не имеет никаких интересов в Сирии и Ливане, кроме желания выиграть войну. У нас нет никаких намерений посягать каким-либо образом на позиции Франции. И „Свободная Франция“, и Великобритания обещали независимость Сирии и Ливану. Мы охотно допускаем, что как только этот этап будет окончательно завершен, Франция должна будет занять доминирующее в Леванте и привилегированное положение по сравнению со всеми другими европейскими странами… Вы имели возможность ознакомиться с недавними заверениями премьер-министра, сделанными в этом духе. Я счастлив подтвердить их сегодня».
В том же письме Литтлтон заявлял, что принимает текст соглашения, который я ему передал и в котором речь шла о координации действий английских и французских военных властей на Востоке. Из него следовало, что англичане не имеют права вмешиваться в Леванте в политическую и административную область, а мы в свою очередь соглашаемся на выполнение их командованием функций стратегического руководства. Причем точно определялись границы этого руководства.
В тот же день я выехал в Дамаск и Бейрут.
По тому, как происходил торжественный въезд главы «Свободной Франции» в сирийскую столицу, можно было убедиться в энтузиазме населения этого древнего города, который раньше при всяком удобном случае подчеркивал свою холодность по отношению к французским властям. Когда несколько дней спустя я обратился в стенах университета к представителям страны, сгруппировавшимся вокруг сирийского правительства, и уточнил цели, которые ставила перед собой в Леванте Франция, я добился с их стороны полного понимания.
В Бейрут я прибыл 27 июля. Французские и ливанские войска были выстроены шпалерами на всем протяжении пути, в то время как толпа встречала меня аплодисментами. Я направился через переполненную восторженным народом Пушечную площадь в Малый сераль и торжественно обменялся там полными оптимизма речами с главой ливанского правительства Альфредом Наккашем. Затем я явился в Большой сераль, где собрались французские должностные лица. Большинство из них поддерживало систему управления, установленную Виши, или относилось к ней с доверием. Но, вступая с ними в беседу, я убедился еще раз, какое влияние оказывают на поведение и даже на убеждения людей события, если они в полном смысле этого слова являются решающими. Высокопоставленные лица, чиновники, представители духовенства — все заверяли меня в своей лояльности и обещали, что будут служить своей стране при новой власти с безграничной преданностью. Должен сказать, что за самыми небольшими исключениями эти обещания были выполнены.
Почти все французы, оставшиеся в Сирии и Ливане, невзирая на самые трудные обстоятельства, не переставали доказывать на деле, что они тесно сплотились вокруг «Свободной Франции», которая боролась за освобождение страны, одновременно осуществляя на местах права и обязанности Франции.
Между тем как раз настало время, чтобы заставить уважать эти права и обязанности. Сразу же по прибытии в Бейрут я констатировал, насколько мало считаются генерал Уилсон и его политические сотрудники в военной форме с соглашением, заключенным мною с Литтлтоном. Должен признать, что это не вызвало у меня удивления. Что же касалось выполнения условий перемирия, равно как и поведения англичан в Сирии и Ливане, то все происходило таким образом, как будто никто ничем не был нам обязан.
В полном согласии с англичанами Денц сосредоточил свои войска в районе Триполи. Командование по-прежнему оставалось в его руках. Воинские части со своими начальниками, оружием и знаменами расположились лагерем одна возле другой. Виши осыпало их орденами и благодарностями с объявлением в приказах. Войска получали только ту информацию, которую пропускали вышестоящие чины, и им постоянно внушали мысль о предстоящей репатриации. Из Марселя уже сообщали об отправке судов, которые должны были погрузить всех сразу. Дарлан не терял ни одного дня, чтобы отправить их во Францию, и немцы также стремились ускорить их возвращение. А тем временем согласно указаниям Денца, с которыми в полной мере считались английская комиссия по перемирию и органы английской охраны, офицерам и солдатам было запрещено всякое общение с личным составом свободных французских войск, которые, в свою очередь, были лишены возможности войти в контакт с ними. При таких условиях переход на нашу сторону был редким явлением. А мы надеялись, что сможем оказать влияние на совесть и сознание этих людей в индивидуальном порядке и лояльно, если бы им дали возможность выслушать нас и сделать свободный выбор. Вместо этого происходила спешная погрузка организованной армии, которую держали в атмосфере озлобления и унижения и у которой было лишь одно желание — возможно скорее покинуть страну, где они понесли столько напрасных жертв и потратили столько тщетных усилий.
Итак, обязательства, взятые на себя английским правительством по вопросу о толковании условий перемирия, заключенного в Сен-Жан д’Акре, оставались мертвой буквой. В таком же положении находился и вопрос о политической незаинтересованности Великобритании в Сирии и о границах полномочий английского военного командования. Если в Дамаске и Бейруте эти посягательства еще носили скрытый характер, то наоборот, в областях, где интересы сталкивались особенно остро и на которые давно метила Англия или ее хуссейновские друзья, эти посягательства проявлялись совершенно открыто.
В Джезире с майором Рейньером, представлявшим генерала Катру, местные английские власти обращались как с подозрительным лицом и препятствовали ему формировать ассиро-халдейские батальоны и временно распущенные сирийские эскадроны. В Пальмире и в пустыне свирепствовал англичанин Глабб, которого там называли «Глабб-пашой». Он командовал так называемыми трансиорданскими вооруженными силами и старался привлечь бедуинские племена на сторону эмира Абдуллы. В Хуране английские агенты оказывали давление на местных вождей, чтобы и их тоже заставить признать власть Абдуллы и платить ему подати. Тревожные сведения приходили также из Алеппо и из области алауитов.
Но особенно откровенно проявляли свои намерения англичане в Джебель-Друзе. Между тем там не происходило никаких боев, и генералы Вилсон и Катру пришли к соглашению, что союзные войска могут войти в эту область только тогда, когда по этому вопросу будет принято общее решение. Можно легко представить себе наше удивление, когда стало известно, что в Джебель-Друз вошла целая английская бригада. Англичане самочинно взяли на свою службу друзе кие эскадроны, и некоторые вожди, созванные и подкупленные Бассом, или иначе «коммодором Бассом», заявили, что они не признают французские власти. Так называемый «Французский дом» в Сувейде, который занимал наш представитель, был насильственным образом захвачен и превращен в резиденцию английского командования. В присутствии войск и местного населения французский флаг над резиденцией был спущен и поднят флаг Великобритании.
Нужно было действовать немедленно. 29 июля генерал Катру по соглашению со мной отдал приказ полковнику Монклару срочно направиться в Сувейду во главе внушительной колонны, овладеть «Французским домом» и вновь взять под свое начало друзские эскадроны. Уилсон, своевременно уведомленный о происходящем, немедленно обратился ко мне с посланием, в котором в угрожающем тоне требовал остановить движение колонны. Я ему ответил, что «колонна уже прибыла к месту назначения… что ему представляется возможность уладить вопрос о расквартировании английских и французских войске генералом Катру, который уже сам ему это предлагал… что я сожалею о его угрозах, что если хотят честного военного сотрудничества с моей стороны, то необходимо, чтобы никто не посягал в Сирии и Ливане на суверенные права Франции и достоинство французской армии».
В это же самое время Монклару, прибывшему в Сувейду, командующий английской бригадой заявил следующее: «Ну что ж, если потребуется драться, будем драться». Монклар ответил ему тем же. Однако события не зашли так далеко. 31 июля Монклар мог обосноваться во «Французском доме», торжественно водрузил над ним трехцветный флаг, разместил свои войска в городе и реорганизовал друзские эскадроны под командой французского офицера. Через некоторое время английские войска покинули область.
Но если удавалось урегулировать один инцидент, тут же повсюду возникали другие. Между прочим, Уилсон заявил, что он собирается установить в стране то, что он называл «чрезвычайным положением», и взять в свои руки всю полноту власти. Мы предупредили его, что в таком случае мы противопоставим его власти свою власть и что это приведет к разрыву. Литтлтон был в курсе происходящего, однако от вмешательства воздерживался. Даже когда он узнал, что Катру собирается начать в Бейруте и в Дамаске переговоры в связи с будущим подписанием договоров, английский министр написал лично ему и просил его, как само собою разумеющееся, чтобы при этих переговорах присутствовал Спирс. Это настойчивое стремление вмешиваться в наши внутренние дела и посягательства на наши права, усиливавшиеся с каждым днем, уже становились нетерпимыми. 1 августа я телеграфировал Кассену, чтобы он посетил Идена, и заявил ему от моего имени, что «вмешательство Англии в наши дела привело нас к самым тяжелым осложнениям и что сомнительные выгоды, которые английская политика может извлечь из посягательств на право Франции, представляются весьма незначительными в сравнении с теми огромными осложнениями, которые может повлечь за собой ссора „Свободной Франции“ с Англией».
Но Лондон ссоры не желал. 7 августа Литтлтон посетил меня в Бейруте и провел у меня весь день. Это послужило предлогом для совещания, которое могло бы иметь окончательный характер, если бы вообще для англичан что-либо могло иметь на Востоке окончательный характер.
Министр честно признал, что английские военные не выполняют наших соглашений от 24 и 25 июля. «Причина этого, — утверждал он, — только опоздание, объясняемое плохой работой службы связи, а может быть, и некоторым недопониманием, о чем я весьма сожалею и чему намерен положить конец».
Он казался удивленным и недовольным, узнав об инцидентах, которые были вызваны английскими агентами и о которых сообщил ему Катру. Литтлтон заявил также, что Виши нарушает соглашение о перемирии. Так, например, 52 взятых в плен в недавних боях английских офицера, которых вишистские власти обязаны были немедленно освободить, не были освобождены, и даже неизвестно их местонахождение. Литтлтон сказал, что в связи с этим Денц будет переведен в Палестину и нам впредь будут предоставлены все возможности вербовать французских военнослужащих.
Я не скрывал от Литтлтона, что мы были выведены из терпения теми методами союзников, которыми они осуществляют сотрудничество. «В таком случае, — заявил я, — мы предпочитаем идти собственным путем, чем терпеть все это, а вы идите своей дорогой». В ответ на его жалобы и ссылки на препятствия, которые мы якобы чинили английскому командованию, я ответил ему, напомнив завет Фоша, что всякое действенное союзное командование должно быть беспристрастным. Литтлтон, — добавил я, — может говорить и писать что ему угодно по этому поводу, но слова Фоша к англичанам нельзя применить. А если Уилсон, для того чтобы захватить власть в Джезире, Пальмире и Джебель-Друзе, ссылается на необходимость обороны Леванта, то это неудачный аргумент. Враг в настоящее время далеко от Джебель-Друза, от Пальмиры и Джезире. Если же считать, что существует возможность возникновения новой угрозы со стороны держав оси в отношении Сирии и Ливана, то для ее устранения следовало бы выработать общий англо-французский план обороны, а не проводить английскую политику, направленную на подрыв наших позиций.
Литтлтон, видимо, был заинтересован, чтобы наша встреча хоть в чем-нибудь закончилась согласием, и, как мяч на лету, подхватил мое предложение о «плане обороны». Он предложил мне для обсуждения этого вопроса пригласить генерала Вилсона, которого не было с нами, так как я не хотел, чтобы он присутствовал на совещании. Я отказался, но согласился, чтобы Уилсон и Катру встретились где-нибудь вне Бейрута, где они могли бы договориться по этому вопросу. Их встреча состоялась на другой день. Но из этой встречи ничего не вышло, и это было лишним доказательством, что англичане думали о чем угодно, но только не об обороне Леванта от немцев. Тем не менее чтобы доказать свою добрую волю, английский министр, покидая меня, вручил мне письмо, повторившее уже высказанные им заверения о политической незаинтересованности Великобритании. Кроме того, на словах Литтлтон заверил меня, что я буду вполне удовлетворен практическими последствиями нашей беседы.
Так как все эти потрясения не поколебали «Свободную Францию», я допускал, что, пожалуй, и в самом деле можно рассчитывать на некоторую передышку в наших затруднениях. Но я достаточно видел на своем веку, чтобы не понимать, что рано или поздно кризис снова разразится. Однако и на сегодня хватало забот. Чтобы подвести итоги всем этим временно преодоленным трудностям, я направил в Лондон своей делегации, напуганной занятой мною позицией, послание, в котором резюмировал ход событий и делал из них следующий вывод: «Наше величие и сила заключаются единственно в нашей непримиримости во всем, что касается защиты прав Франции. Эта непримиримость будет нам нужна вплоть до самого Рейна».
Во всяком случае, начиная с этого времени ход событий принял другой оборот. Лармина получил возможность вместе со своими сотрудниками посетить вишистские части, которые еще не были погружены на суда, и в последний раз обратиться к офицерам и солдатам с призывом присоединиться к нам. Катру смог встретиться с некоторыми должностными лицами, которых он лично намеревался пригласить к нам на службу. Меня тоже посетили многие лица. В конечном счете на нашу сторону перешло 127 офицеров и около 6 тысяч солдат и унтер-офицеров, то есть пятая часть всего наличного состава войск Леванта… Кроме того, были срочно восстановлены сирийские и ливанские части общей численностью в 290 офицеров и 14 тысяч солдат. Однако 25 тысяч офицеров, унтер-офицеров и солдат французской армии и военно-воздушных сил удалось от нас оторвать, хотя не вызывает сомнения, что большая часть их присоединилась бы к нам, если бы у нас была возможность разъяснить им положение вещей. Я уверен, что французы, возвращавшиеся во Францию с разрешения врага, вместо того чтобы вернуться на родину с оружием в руках, были страшно удручены и ими овладевали большие сомнения. Что касается меня лично, я с болью в сердце смотрел на транспортные суда, присланные правительством Виши и уходившие в море, увозя с собою еще один шанс на победу моей родины.
Но необходимо было использовать по крайней мере те шансы, которые еще оставались у Франции. Генерал Катру занялся этим весьма энергично. Веривший в величие Франции, властный, умеющий обращаться с людьми, особенно с уроженцами Востока, в тонкой и страстной игре которых он великолепно разбирался, уверенный в себе самом, преданный нашему великому делу и тому, кто им руководил, генерал Катру выступил с большим достоинством и с большим благородством отстаивал интересы Франции в Леванте. Если мне иногда приходила в голову мысль, что его стремление очаровывать людей и склонность к примирению не всегда вязались с характером борьбы, которая была ему поручена, если, в частности, он не всегда вовремя распознавал тайное недоброжелательство англичан, то все-таки я всегда признавал его огромные заслуги и высокие качества. В сложившейся исключительно трудной обстановке, когда не хватало средств, а на каждом шагу встречались препятствия, генерал Катру преданно служил Франции.
Прежде всего ему пришлось организовать сверху донизу в стране французскую администрацию, которая повсюду в одно мгновение была почти сведена к нулю в результате ухода большинства должностных лиц, представлявших государственную власть, и большинства офицеров разведывательных учреждений. Катру взял к себе в качестве генерального секретаря Поля Леписсье, который прибыл к нам из Бангкока, где он был посланником Франции. Генерала Колле Катру назначил представителем при сирийском правительстве, а Пьера Бара — при ливанском. Одновременно Давид, а позднее Фукено были направлены в Алеппо, де Монжу — в Триполи, Дюмарсэ в Сайду, губернатор Шеффлер, а позднее генерал Монклар — к алауитам, полковник Броссэ — в Джезире, полковник д’Эссар — в Хомс и полковник Олива-Роже — в Джебель-Друз, чтобы установить в этих пунктах французское представительство и наше влияние.
Должен сказать, что население относилось к нашим действиям с горячим одобрением. Люди видели в «Свободной Франции» доблестные, достойные удивления рыцарские начала, которые отвечали их возвышенному представлению о Франции. Кроме того, население отлично понимало, что наше присутствие отдаляло от них опасность германского вторжения, вселяло уверенность в сферы экономической деятельности и ограничивало злоупотребления феодалов. Наконец, население не могло не взволновать наше великодушное заявление о предоставлении им независимости. Манифестации, подобные тем, какие имели место во время моего вступления в Дамаск и в Бейрут, повторились несколько дней спустя в Алеппо, в Латакии, в Триполи и во многих других городах и селениях этой прекрасной страны, где каждый пейзаж и каждое селение с их волнующей поэзией напоминали о событиях истории.
Но если народные чувства были явно благоприятными для нас, то политики были более сдержанными. В этом отношении необходимо было в самом срочном порядке установить в каждом из государств правительство, способное взять на себя новые обязанности, которые мы собирались передать ему, в частности в области финансов, экономики и общественного порядка. Мы намеревались сохранить за Францией только ответственность за оборону, внешние сношения и за «общие интересы» обоих государств, то есть денежную систему, таможни, снабжение, а также те области управления, в которых невозможно было сразу же отказаться от вмешательства, как невозможно было сразу же отделить друг от друга Сирию и Ливан. Мы полагали, что в дальнейшем, когда это позволит развитие военных событий, можно будет провести выборы, которые приведут к созданию независимых национальных правительств. А тем временем создание правительств с расширенными полномочиями уже разожгло страсти между различными группировками и вызвало соперничество отдельных деятелей.
В этом отношении особенно сложное положение создалось в Сирии. В июле 1939 Верховный комиссар Франции вынужден был отстранить президента республики Хашима бея эль Атасси и распустить парламент, так как Париж в конце концов отказался ратифицировать договор 1936. В Дамаске мы столкнулись с правительством под руководством Хабеля бей Азема, человека всеми уважаемого и обладающего большими личными достоинствами. Это правительство ограничивалось ведением текущих дел и не приобрело характера национального правительства. Вначале я надеялся восстановить равнее существовавший порядок. Президент Хашим бей и вместе с ним глава его последнего правительства Джемиль Мардам бей, равно как и Фарес эль Хури, председатель распущенной палаты, в принципе соглашались со мной во время переговоров, которые я вел с каждым в отдельности в присутствии генерала Катру. Но хотя все трое были опытными политиками, преданными своей родине патриотами и людьми, дорожившими французской дружбой, они, видимо, еще не могли в полной мере оценить исторических возможностей, которые открывались перед Сирией, чтобы вывести ее на путь независимости в полном согласии с Францией, преодолевая в едином огромном порыве все предубеждения и личные обиды. На мой взгляд, они обращали слишком много внимания на юридические тонкости и обладали слишком обостренным национальным чувством. Однако я предложил Катру продолжать с ними переговоры и искать другого решения только в том случае, если их возражения окончательно помешают прийти к соглашению.
В Ливане дела пошли быстрее, хотя и там нам не удалось добиться всего, к чему мы стремились. Президент Ливанской республики Эмиль Эддэ, непоколебимый друг Франции и опытный государственный деятель, добровольно ушел в отставку за три месяца до кампании, которая привела нас в Бейрут. Никем замешен он не был. С другой стороны, срок полномочий парламента уже давно истек. С точки зрения государственных принципов и конституции не существовало никаких препятствий.
Но совсем иначе обстояло дело в области политической борьбы между отдельными группировками. Яростным соперником Эмиля Эддэ являлся другой маронитский деятель — Бехара эль Хури. Этот человек, прекрасно знавший положение дел в Ливане, объединил вокруг себя многочисленных приверженцев и представлял интересы больших слоев населения. «Эддэ уже занимал пост президента, теперь моя очередь», — заявил мне Хури. Наконец, обоих конкурентов тревожил, хотя и не привел к сближению, третий деятель — Риад Сольх, пламенный вождь мусульман-суннитов, который потрясал знаменем арабского национализма под сенью мечетей.
При таких обстоятельствах мы сочли целесообразным наделить верховной властью человека, который возглавлял правительство к моменту нашего прихода. Это был Альфред Наккаш, может быть, менее блестящий, чем трое вышеуказанных полигиков, но обладающий способностями и уважаемый всеми деятель. Его пребывание на посту главы государства в этот переходный период не должно было, как нам казалось, вызвать бурной оппозиции. Однако это оправдалось только частично. Дело в том, что если Эмиль Эддэ благородно примирился с нашим временным выбором, а Риад Сольх избегал чинить препятствия тому, кто взял на себя бремя власти, то Бехара эль Хури использовал против него все коварные методы и все возможные интриги.
Но в ожидании свободного волеизъявления народа такое политическое положение в Дамаске и в Бейруте не таило в себе никакой угрозы. Ничто не угрожало общественному порядку, и администрация вполне справлялась со своими обязанностями. Общественное мнение тоже мирилось с отсрочкой выборов, вызванной чрезвычайными обстоятельствами военного времени. Короче говоря, если бы не вмешательство англичан, которые систематически выискивали предлоги и всякие случайные поводы для этого, то переходный период между мандатным режимом и полной независимостью, бесспорно, мог бы и должен был бы пройти без всяких осложнений.
Но в то время как в Каире Литтлтон с головой ушел в проблемы, связанные со снабжением Востока, а генерал Вилсон несколько отошел на задний план вместе со своим чрезвычайным положением и откровенными нападками на нас, в Бейруте обосновался Спирс в качестве начальника миссии связи. В январе он был назначен английским посланником при сирийском и ливанском правительствах. В его руках были великолепные козыри: наличие английской армии, многообразная деятельность английской разведки; контроль над экономическими отношениями двух стран, которые могли существовать только при наличии торговли; поддержка его деятельности во всех столицах со стороны первой в мире дипломатии; огромные средства для пропаганды; официальная поддержка соседних арабских государств, Ирака и Трансиордании, где царствовали короли из дома Хуссейна, а также Палестины, английский Верховный комиссар которой систематически выражал лицемерные страхи по поводу реакции арабского населения порученных ему территорий в связи с «притеснениями», которым якобы подвергаются их сирийские и ливанские братья. Наконец, одним из козырей был Египет, где устойчивость правительств и удовлетворение честолюбия тех, кто стремился получить министерский портфель, в тот период полностью зависели от англичан.
Атмосфера корыстолюбия, интриг, честолюбивых устремлений, царившая в Леванте, легко могла соблазнить англичан, обладавших такими козырями, начать заманчивую игру. Внушить Лондону некоторую умеренность могли только опасение разрыва с нами и необходимость считаться с чувствами французов. Но такие же соображения и та же необходимость смотреть в будущее ограничивали равным образом и нашу защиту и наш отпор. Моральный и материальный ущерб, который нанес бы нам разрыв с Англией, был достаточно серьезным основанием, чтобы сдерживать нас. Кроме того, не теряла ли Свободная Франция, по мере распространения своего влияния, в какой-то степени ту концентрированную твердость, которая позволила ей на этот раз, поставив все на карту, одержать верх над Англией? Наконец, разве возможно было открыть глаза французскому народу на происки его союзников, когда вся Франция была ввергнута в бездну и самым важным было поддерживать у французов доверие и надежду, чтобы в конце концов вовлечь их в борьбу с врагом?
Тем не менее несмотря ни на что, сам факт установления нашей власти в Сирии и Ливане явился большим вкладом в дело лагеря свободы. Тылы союзников на Востоке были теперь прочно обеспечены. Теперь немцы уже лишились возможности проникнуть в арабские страны, не предпринимая обширных и чреватых большими опасностями операций. Турция, которую Гитлер рассчитывал путем давления заставить примкнуть к державам оси и превратить в свой мост из Европы в Азию, уже могла не бояться окружения и решила занять более твердую позицию. Наконец, «Свободная Франция» получила теперь возможность выставить на полях сражения более крупные вооруженные силы.
В связи с этим оборону территории Леванта мы решили доверить сирийским и ливанским войскам, постоянную охрану побережья поручить нашему флоту и оставить в резерве одну французскую бригаду. Все эти вооруженные силы поступали под командование генерала Юмбло. А для того чтобы иметь возможность сражаться в других местах, мы одновременно сформировали две сильные сводные бригады и танковое соединение с соответствующими вспомогательными войсками. Командовать этой подвижной группой было поручено генералу Лармина, которого на посту Верховного комиссара в Браззавиле сменил генерал медицинской службы Сисе. К сожалению, группа была довольно малочисленная, но она располагала мощными огневыми средствами благодаря боевой технике, захваченной нами в Леванте. Проездом через Каир я встретился с новым главнокомандующим генералом Окинлеком. «Как только наши части будут готовы, — сказал я ему, — мы передадим их в ваше распоряжение, но только для использования в бою». — «Роммель, — ответил он, — все сделает для того, чтобы предоставить мне такой случай».
Но в то время как на Средиземноморском театре война происходила главным образом на границах Египта и Ливии, что благоприятствовало нам и нашим союзникам, в Европе она развернулась на огромном пространстве от Балтийского до Черного моря. Немецкое продвижение в России происходило чрезвычайно быстро. Однако каковы бы ни были первоначальные успехи гитлеровских армий, русское сопротивление усиливалось с каждым днем. Как в политическом, так и в стратегическом отношении это были события чрезвычайной важности.
Благодаря этим событиям Америка увидела, что ей представляется возможность для решительных действий. Конечно, нельзя было закрывать глаза на то, что в ближайшее же время Япония предпримет на Тихом океане диверсию огромных размеров, которая уменьшит масштабы и замедлит темп выступления Соединенных Штатов. Однако теперь можно было не сомневаться в выступлении американцев в Европе и Африке. И это обуславливалось тем, что большая часть германских вооруженных сил участвовала в гигантской авантюре на далеких просторах России, что англичане, с другой стороны, при содействии свободных французских вооруженных сил смогли обеспечить для себя на Востоке прочные позиции и, наконец, тем, что оборот, который принимала война, должен был пробудить у порабощенных народов светлые надежды, а следовательно, и укрепить их боевой дух.
Теперь мне предстояло по мере возможности действовать на Вашингтон и Москву, способствовать развитию французского Сопротивления, поднять наши силы во всем мире и руководить ими. Для этого мне необходимо было еще раз побывать в Лондоне, в этом центре коммуникаций и столице войны. Я прибыл туда 1 сентября, предчувствуя на основании пережитого опыта, сколь трудными будут до последнего дня наши испытания. Но отныне я был совершенно уверен в конечной победе.
Глава седьмая Союзники
К началу своей второй военной зимы «Свободная Франция» уже не была в глазах мирового общественного мнения тем безрассудным и удивительным предприятием, которое первоначально вызывало иронию, жалость или слезы. Теперь уже повсюду с ней сталкивались как с реальным фактором, и эта реальность проявлялась и в политической, и в военной, и в территориальной областях. Отныне «Свободной Франции» необходимо было проявить себя и в дипломатической сфере, завоевать достойное место среди союзников и предстать перед ними уже в качестве суверенной и воюющей Франции, права которой должны были уважать и учитывать ее вклад в достижение победы. Этой цели я намеревался достичь постепенно. Но я не хотел и не мог уступать в главном. Кроме того, я спешил занять твердую и окончательную позицию, прежде чем последний решающий удар мог бы определить исход войны. Следовательно, нельзя было терять времени, особенно в отношении великих держав Вашингтона, Москвы и Лондона.
Соединенные Штаты вносят в великие дела элементарные чувства и сложную политику. Так это проявилось в 1941 в их позиции по отношению к Франции. В то время как в глубинах американского общественного мнения предприятие генерала де Голля вызывало восторженные отклики, вся официальная Америка считала своим долгом относиться к нему с холодком или с безразличием.
Официальные лица США неизменно поддерживали отношения с правительством Виши, считая, что тем самым они борются против немецкого влияния на Францию и препятствуют выдаче ее флота. Американские государственные деятели поддерживали контакт с Вейганом, Ногесом, Буассоном. Рузвельт ожидал, что они в один прекрасный день откроют ему ворота Африки. Но благодаря удивительному противоречию политика США, которые имели своих представителей при Петене, была направлена на отстранение от «Свободной Франции» под тем предлогом, что нельзя заранее предвидеть, какое правительство установит у себя французский народ, когда он снова станет свободным. В сущности, руководители американской политики считали, что Франция уже перестала быть великой державой. Поэтому они мирились с правительством Виши. Если же в некоторых пунктах они все-таки не исключали возможности сотрудничества в целях борьбы с теми или иными французскими властями, то они рассматривали это как эпизодические и местные соглашения.
В этих условиях нам трудно было договориться с Вашингтоном. К тому же и личное отношение Рузвельта осложняло дело. Хотя я еще не имел случая встретиться с Франклином Рузвельтом, я мог по многим признакам догадаться, что он относится ко мне весьма сдержанно. Тем не менее я хотел сделать все от меня зависящее, чтобы Соединенные Штаты, которые готовились вступить в войну, и Франция, которая, по моему утверждению, никогда войны не прекращала, не пошли бы разными путями.
Что касается формы отношений, которую нужно было установить и о которой с жаром спорили дипломаты, политики и публицисты, то я должен сказать, что в данный момент она почти не имела для меня никакого значения. Реальный характер и содержание наших отношений представляли для меня неизмеримо большее значение, чем все чередующиеся формулы, в которые вашингтонские юристы облекали факт «признания». Однако в связи с огромными американскими ресурсами и склонностью Рузвельта распоряжаться и диктовать свою волю во всем мире я чувствовал, что наша независимость явно находится в опасности. Короче говоря, если бы мне понадобилось предпринять попытку договориться с Вашингтоном, все это надо было учитывать, но вести переговоры следовало на равной основе.
В течение героического периода первых месяцев существования «Свободной Франции» Гарро-Домбаль и Жак де Сийес с большой пользой для нашего дела пропагандировали наши взгляды. Теперь речь шла уже о том, чтобы начать переговоры. Я поручил Плевену их подготовку. Он хорошо знал Америку и был ловким человеком. Он был полностью в курсе наших дел. В мае 1941 я дал ему из Браззавиля следующее задание: «Добиться восстановления постоянных и непосредственных отношений с государственным департаментом, наладить экономические отношения Свободной Французской Африки и Океании с Америкой и урегулировать вопрос о непосредственных закупках всего необходимого для ведения войны. Затем — организовать в Соединенных Штатах нашу информацию и пропаганду, создать там наши комитеты и наладить помощь со стороны сочувствующих нам американцев». Плевен, отправившийся в Америку в начале июня, явился туда не с пустыми руками. Мы тут же предложили Соединенным Штатам создать авиационные базы в Камеруне, на территории Чад и в Конго, так как Африка как бы самой природой была предназначена служить плацдармом для действий в Европе, когда американцы возьмут в руки оружие. Кроме того, принимая во внимание японскую угрозу, помощь, которую могли им оказать острова на Тихом океане, где развевался флаг с Лотарингским крестом, тоже имела для них существенное значение.
Действительно, американское правительство не замедлило обратиться к нам с просьбой о предоставлении ему для его самолетов права использовать некоторые из наших африканских баз, а затем — базы на Новых Гебридах и в Новой Каледонии. Так как США еще не находились на положении воюющей державы, эта просьба исходила от «Пан Америкэн эруэйз», хотя никто не сомневался в истинном значении этой просьбы.
По мере того как Соединенные Штаты видели, что час войны для них приближается, Вашингтон проявлял к нам все больше и больше внимания. В августе на территорию Чад была направлена американская миссия связи во главе с полковником Каннингэмом. В сентябре Корделл Хэлл[151] публично заявил, что у американского правительства и «Свободной Франции» имеется общность интересов. «Со всех точек зрения у нас с этой группировкой, — сказал он, — хорошие отношения». 1 октября Плевен был официально принят в государственном департаменте заместителем государственного секретаря Самнером Уэллесом. 11 ноября президент Рузвельт письмом, адресованным Стеттиниусу[152], распространил на «Свободную Францию» действие закона о ленд-лизе, так как «оборона территорий, присоединившихся к „Свободной Франции“, имеет жизненные интересы для обороны Соединенных Штатов». В конце того же месяца отзыв Вейгана из Алжира развеял американские иллюзии, которые Вашингтон еще не знал чем заменить. Так как Плевен в это время возвращался в Лондон, чтобы войти в Национальный комитет, который только что был мною учрежден, во главе нашей делегации в Вашингтоне с согласия государственного департамента был поставлен Адриен Тиксье[153], директор Международного бюро труда. Наконец, в самом Лондоне были установлены нормальные отношения между нами и Дрекселом Биддлом, послом Соединенных Штатов при правительствах, которые нашли убежище в Великобритании.
Одновременно с тем, как завязывались первые официальные отношения, изменялся и тон американской печати и радио, которые до сих пор были настроены по отношению к нам недоброжелательно или вовсе замалчивали нас. С другой стороны, и среди французов-эмигрантов, из которых некоторые были весьма известны, появилось желание соединиться с нами, высоко державшими знамя родины. Так, например, профессор Фосийон, основывая в Нью-Йорке Французский институт, вокруг которого сгруппировались видные представители французской науки, историки и философы, получил согласие своих коллег на то, чтобы просить генерала де Голля признать его организацию особым декретом.
Нападение на Пёрл-Харбор 7 декабря ввергло Америку в войну. Можно было предположить, что отныне она будет считать «Свободную Францию», которая сражалась с общим врагом, своим союзником. Однако ничего подобного не произошло. Прежде чем Вашингтон в конце концов решился на это, пришлось пережить немало тяжелых превратностей. Так, например, 13 декабря американское правительство реквизировало в своих портах пароход «Норманди» и тринадцать других французских судов, не потрудившись ни договориться с нами, ни даже уведомить нас об их использовании и вооружении. Несколько недель спустя «Норманди» загорелась при трагических обстоятельствах. В течение декабря обсуждался и был подписан двадцатью семью государствами акт Объединенных Наций, но нас среди них не было. Что отношение к нам со стороны Соединенных Штатов было не только странным, но даже не вполне искренним, вскоре показал один инцидент, который сам по себе был совершенно незначительным, но которому официальные круги Вашингтона придавали большое значение. Возможно, что в какой-то степени этот инцидент был вызван мною самим, чтобы выяснить отношение, подобно тому как бросают камень в пруд, чтобы выяснить, какова глубина его. Речь шла о присоединении к нам островов Сен-Пьер и Микелон.
Мысль об этом не покидала нас с самого начала. В самом деле, было постыдным, что в двух шагах от Ньюфаундленда маленький французский архипелаг, население которого выступало за присоединение к нам, удерживался под властью Виши. Англичане были за присоединение, так как они опасались, что немецкие подводные лодки, действовавшие в водах, через которые проходили морские караваны, могли получать сведения, передаваемые по радио с острова Сен-Пьер. Но, по их словам, для присоединения островов к нам необходимо было согласие Вашингтона. Лично я считал такое согласие хотя и желательным, но не обязательным, так как в данном случае речь шла о внутренних французских делах. Моя решимость присоединить этот архипелаг укреплялась в связи с тем, что адмирал Робер, Верховный комиссар Виши на Антильских островах, в Гвиане и на острове Сен-Пьер, вел переговоры с американцами, что не могло не привести к нейтрализации этих французских территорий под зашитой Вашингтона. Получив в декабре сведения, что адмирал Горн послан Рузвельтом в Фор-де-Франс, чтобы договориться с Робером об условиях нейтрализации наших владений в Америке и кораблей, которые там находились, я решил действовать при первом же удобном случае.
Такой случай представился в лице адмирала Мюзелье. Он собирался в Канаду, чтобы произвести инспекторский смотр крейсерской подлодке «Сюркуф», которая базировалась тогда в Галифаксе, а также французским корветам, которые эскортировали морские караваны. Я условился с ним в принципе, что он осуществит и эту операцию. Действительно, сосредоточив и Галифаксе, кроме «Сюркуфа», корветы «Мимоза», «Аконит» и, «Алисе», он уже готовился отплыть 12 декабря на острова Сен-Пьер и Микелон. Но предварительно он по собственной инициативе решил добиться в Оттаве согласия канадцев и американцев. Таким образом секрет был выдан. Я был вынужден срочно уведомить англичан о своих планах, чтобы избежать впечатления, что я скрываю от них операцию. Вашингтон предписал своему послу в Оттаве дать Мюзелье отрицательный ответ. Адмирал тогда заявил, что отказывается отправиться на острова. Мне же лично лондонское правительство сообщило, что со своей стороны оно согласно, но что в связи с американским противодействием оно просит нас отложить операцию. При таких обстоятельствах ничего не оставалось, как смириться. По крайней мере — до другого удобного случая.
И вот новый случай представился. Спустя несколько часов после того, как Форин-офис передал мне эту просьбу, он же поставил нас в известность не было ли это сделано с умыслом? — что канадское правительство с согласия Соединенных Штатов, если не по их подстрекательству, решило высадить на острове Сен-Пьер, прибегнув в случае необходимости даже к вооруженной силе, соответствующий персонал для обслуживания радиостанций. Мы немедленно заявили протест в Лондоне и в Вашингтоне. Но как только встал вопрос об иностранной интервенции на французскую территорию, какие бы то ни было колебания казались мне недопустимыми. Я тотчас же отдал приказ адмиралу Мюзелье немедленно присоединить острова Сен-Пьер и Микелон. Адмирал сделал это в канун Рождества. Население островов встретило присоединение всеобщим ликованием, и не было произведено ни единого выстрела. Проведенный плебисцит показал, что «Свободную Францию» поддерживает огромное большинство населения. Молодежь сразу же вступила в наши ряды, а люди среднего возраста создали отряд для обороны островов Савари, назначенный администратором, сменил губернатора.
Можно было надеяться, что американцы без возражений санкционируют эту незначительную операцию, проведенную столь удачно. Недовольство в канцеляриях государственного департамента — более жесткой реакции, по нашим предположениям, не могло быть. Однако инцидент вызвал в Соединенных Штатах настоящую бурю негодования. Ее поднял сам Корделл Хэлл, сообщив в коммюнике, что он прерывает свой рождественский отпуск и срочно возвращается в Вашингтон. «Операция, осуществленная на островах Сен-Пьер и Микелон кораблями так называемых свободных французов, — заявил государственный секретарь, — была проведена без ведома Соединенных Штатов и без их согласия». Он заканчивал коммюнике заявлением, что американское правительство «запросило канадское правительство, какие меры оно намерено принять для восстановления на островах статус-кво антэ».
В течение целых трех недель в Соединенных Штатах продолжалась невообразимая шумиха в газетах. Возбуждение общественного мнения перешло всякие границы. Инцидент внезапно представил для американского общественного мнения случай сделать выбор между официальной политикой, которая еще ориентировалась на Петена, и чувствами многих, которые склонялись к де Голлю. Что касается нас самих, то, достигнув своей цели, мы теперь ожидали, что Вашингтон придет к более разумному пониманию вещей…
Так как Черчилль в это время совещался в Квебеке с Рузвельтом, я телеграфировал английскому премьер-министру, чтобы уведомить его о неблагоприятном впечатлении, которое произвела на французское общественное мнение позиция, занятая в этом деле государственным департаментом. Черчилль ответил мне, что он сделает все от него зависящее, чтобы инцидент был улажен. Но при этом он намекал, что в связи с инцидентом ухудшились некоторые благоприятные возможности. Одновременно Тиксье передал от моего имени Корделлу Хэллу успокаивающие разъяснения, в то время как Русси де Саль использовал в этом же направлении весь свой авторитет у американской прессы. Мы постарались также заручиться поддержкой Буллита, последнего американского посла во Франции, который находился тогда в Каире.
Вашингтонское правительство, подвергшееся острой критике в своей собственной стране и вызвавшее молчаливое осуждение Англии и Канады, в конечном счете было вынуждено примириться с совершившимся фактом. Однако прежде чем согласиться на это, Вашингтон попытался прибегнуть к запугиванию, использовав посредничество английского правительства. Но сам посредник не очень-то был убежден в правоте своей миссии. 14 января Иден дважды встретился со мной и только делал вид, что настаивает на том, чтобы мы согласились на нейтрализацию островов, на независимость их администрации по отношению к Национальному комитету и на контроль на месте со стороны союзников. Так как я отказался принять эти предложения, Иден сообщил мне, что Соединенные Штаты намерены послать на остров Сен-Пьер крейсер и два эскадренных миноносца. «Как вы поступите в подобном случае?» — спросил он меня. «Союзные корабли остановятся на границе французских территориальных вод, и американский адмирал отправится завтракать к Мюзелье, который, конечно, будет в восторге». — «А если крейсер войдет в территориальные воды?» — «Наши корабли сделают положенное предупреждение». — «А если он не остановится?» — «Это было бы большим несчастьем, потому что в таком случае наши будут стрелять». Иден всплеснул руками. «Я понимаю вашу тревогу, сказал я ему в заключение с улыбкой, — но я верю в демократические державы».
Ничего не оставалось, как поставить на этом точку. 19 января Корделл Хэлл принял Тиксье и без всякого видимого неудовольствия стал развивать перед ним основы своей политики, которой он следовал до настоящего времени. Немного спустя он принял к сведению и ответ, который я ему направил. 22 января Черчилль, возвратившись в Англию, просил меня посетить его. Я был у него с Плевеном. Премьер-министр, с которым находился Иден, предложил нам от имени Вашингтона, Лондона и Оттавы соглашение, по которому все оставалось на островах Сен-Пьер и Микелон в том положении, какое там создалось после их присоединения. Но в обмен на это мы должны были согласиться, чтобы три правительства опубликовали коммюнике, которое в какой-то степени спасет престиж государственного департамента. «После чего, — заявил нам английский министр, — никто уже не будет вмешиваться в это дело». Мы согласились. Однако никакого коммюнике опубликовано не было. Мы сохранили за собой острова Сен-Пьер и Микелон, и все разговоры со стороны союзников по этому поводу прекратились.
Впрочем, какова бы ни была юридическая позиция Вашингтона, какие бы чувства они к нам ни питали, вступление Соединенных Штатов в войну вынуждало их сотрудничать со «Свободной Францией». Прежде всего это пришлось сделать на Тихом океане, где в связи с молниеносным продвижением японцев наши владения в Новой Каледонии, а также Маркизские острова, острова Туамоту, острова Общества и даже Таити со дня на день могли сыграть существенную роль в стратегических замыслах союзников. Некоторые из этих островов уже были использованы в качестве авиационных и военно-морских баз. Кроме того, союзников очень интересовал каледонский никель, имеющий огромное значение для производства вооружения. Вскоре американцы поняли выгоды, которые давало соглашение с нами. Выгоды эти были взаимными, ибо в случае опасности мы одни не смогли бы оборонять свои острова. Поэтому Национальный комитет по собственной инициативе и заблаговременно решил удовлетворить все просьбы американцев в отношении наших владений в Тихом океане, но при единственном условии, что они будут уважать суверенитет Франции и нашу власть.
Однако прежде всего необходимо было, чтобы эта власть должным образом осуществлялась на местах. Это было не легко, принимая во внимание крайнюю отдаленность и разбросанность наших островных владений, а также недостаток средств, характер населения, хотя и весьма привязанного к Франции, что оно и доказало своим присоединением к нам, но, с другой стороны, неспокойного и легко поддающегося интригам, вызываемым местными и иностранными интересами. Кроме того, из мобилизованных элементов населения большая часть лучших солдат покинула по моему распоряжению Океанию, чтобы сражаться в Африке, в рядах вооруженных сил «Свободной Франции». Так, например, на Восток был послан под командой подполковника Броша прекрасный и доблестный Тихоокеанский батальон и другие подразделения. Конечно, это участие наших владений в Океании в битвах за освобождение Франции приобретало особое значение. Но непосредственная оборона наших островов в Тихом океане от этого пострадала. Наконец, события военного времени совершенно дезорганизовали экономическую жизнь этих далеких владений. В общем было необходимо создать в Океании как можно более централизованную и сильную власть.
Весной 1941, когда Леклерк присоединил к нам Камерун, я решил послать в Океанию в инспекционную поездку генерал-губернатора Брюно, который оказался без должности. Но у Брюно происходили столкновения, и иногда очень резкие, с нашими чиновниками, которые обвиняли его, и, возможно, не без оснований, в стремлении вместе со своими друзьями вытеснить их. Папеэте превратился в арену трагикомических инцидентов. Там можно было, например, наблюдать, как губернатор, генеральный секретарь и английский консул были арестованы по распоряжению Брюно. В то же время в Нумеа губернатор Сото относился к Брюно с открытым недоверием.
Необходимо было принять экстренные меры. В июле 1941 я назначил капитана 1-го ранга (впоследствии адмирала) Тьерри д’Аржанлье Верховным комиссаром наших владений в Тихом океане со всеми гражданскими и военными полномочиями. Ему вменялось в обязанность «в полной мере и решительно восстановить власть „Свободной Франции“, использовать в целях войны все ресурсы, которые там имеются, и, действуя совместно с союзниками, обеспечить оборону французских территорий в связи с возможным возникновением непосредственной угрозы».
Я питал к д’Аржанлье полное доверие. Его благородство и твердость характера делали этого человека способным преодолеть все интриги. Его способности командира были лучшей гарантией, что все наши средства будут применяться с должной энергией и с большим знанием дела. Теперь ему было где применить и свои недюжинные дипломатические способности. По своему характеру и, если можно так выразиться, по своему призванию он понимал борьбу «Свободной Франции» как своего рода крестовый поход и совершенно правильно считал, что этот крестовый поход должен осуществляться умело.
В распоряжение Верховного комиссара тихоокеанских владений были предоставлены легкий крейсер «Триомфан» и посыльное судно «Шеврей». Д’Аржанлье принялся приводить дела в порядок, начиная с острова Таити. Губернатором был назначен Орселли, в то время как Брюно и его «жертвы» были посланы объясняться в Лондон. А так как положение дел на всем Дальнем Востоке продолжало ухудшаться, д’Аржанлье понял, что к его первоначальному заданию нужно было присоединить и обязанность координировать деятельность наших представителей как в Австралии, Новой Зеландии и Китае, так и в Гонконге, Сингапуре, Маниле и Батавии. В то же самое время Эскарра, уже получивший среди китайцев известность как юрист и специалист по международному праву, отправился в Чунцин, чтобы вновь установить связь с маршалом Чан Кайши[154] и подготовить восстановление официальных отношений.
И вдруг в начале декабря пожар войны охватил Тихий океан. После неожиданного нападения на Пёрл-Харбор, имевшего ужасные последствия, японцы высадились в Британской Малайе, в Голландской Индии, на Филиппинах и овладели Гуамом, Уэйком и Гонконгом. В начале января они окружили в Сингапуре английскую армию, которая вскоре вынуждена была капитулировать. Одновременно была занята Манила. Макартур[155] был осажден на Батаане. То, что мне было известно об этом генерале, вызывало большое уважение к нему. Однажды я направился к Джону Уайнанту, послу Соединенных Штатов в Лондоне, умному и благородному дипломату, и заявил ему следующее: «Как солдат и союзник я обязан вам сказать, что потеря Макартура была бы большим несчастьем. В нашем лагере не так уж много первоклассных военачальников. Он принадлежит к их числу. Нам нельзя терять его. Однако мы неминуемо его потеряем, если правительство не прикажет ему лично покинуть Батаан на моторной лодке и пересесть затем на гидросамолет. Я считаю, что такой приказ необходимо дать, и прошу вас сообщить мое мнение по этому вопросу президенту Рузвельту!» Мне не известно, оказало ли мое вмешательство влияние на принятое в отношении Макартура решение, но некоторое время спустя я был рад узнать, что Макартуру удалось достигнуть Мельбурна. В конце декабря угроза нависла над Новой Каледонией. Положение еще больше усугублялось тем, что Новая Каледония прикрывала собой Австралию, главный объект наступления врага. Между тем 22 декабря, предвидя оккупацию японцами наших островов в Океании, Виши назначило адмирала Деку[156] Верховным комиссаром французских владений в Тихом океане, желая, несомненно, при поддержке агрессора вернуть под свою власть наши владения. Адмирал не переставал призывать по сайгонскому радио население Новой Каледонии к бунту против «Свободной Франции». В то же время д’Аржанлье, которому приходилось преодолевать всевозможные трудности и выносить неприятности, направлял мне донесения, полные энергии, но не слишком обнадеживающие. Что касается лично меня, то, не переставая выражать ему свою уверенность, что ему удастся по крайней мере спасти честь Франции, я отдал приказ направить в Нумеа кое-какие резервы, которыми мы располагали: командный состав, морские орудия, вспомогательный крейсер «Кап де Пальм» и, наконец, «Сюркуф», от которого можно было ожидать эффективных действий в Тихом океане ввиду его качеств подводной лодки большого радиуса действия. Но, увы, в ночь на 20 февраля у входа в Панамский канал эта самая большая в мире подводная лодка столкнулась с торговым пароходом и пошла ко дну со своим командиром, капитаном 2-го ранга Блезоном, и командой, насчитывавшей 130 человек.
Однако под влиянием событий наше сотрудничество с союзниками начало налаживаться. 15 января государственный департамент направил нашей делегации в Вашингтоне меморандум, в котором уточнял обязательства, взятые на себя Соединенными Штатами в том, что касалось «уважения нашего суверенитета на французских островах Тихого океана и того факта, что базы и оборудование, которые будет разрешено установить американцам, останутся собственностью Франции. За Францией признавалось право взаимности на американской территории, если американские базы сохранятся после войны».
23 января Корделл Хэлл телеграфировал мне, что «начальники американского и английского Генеральных штабов, сознавая важность Новой Каледонии, приняли соответствующие меры для ее обороны в соответствии с условиями, предусмотренными в меморандуме от 15 января». Государственный секретарь любезно выражал «надежду, что великолепная помощь и сотрудничество, которые в прошлом оказывались со стороны французского Верховного комиссара, будут осуществляться и впредь».
За этими прекрасными декларациями последовали практические мероприятия. 25 февраля я имел возможность сообщить д’Аржанлье, что генерал Пэтч[157], назначенный командующим американскими сухопутными войсками в зоне Тихого океана, получил от своего правительства приказ направиться в Нумеа и «непосредственно и в самом дружественном духе» договориться с ним относительно организации общего командования. 6 марта Французский Национальный комитет получил приглашение направить своего представителя в созданный в Лондоне с целью обмена информацией и предложениями «Военный комитет Тихого океана», в который входили представители Великобритании, Новой Зеландии, Австралии и Соединенных Штатов. 7 марта американское правительство просило нашего разрешения на создание баз на Туамоту и на островах Общества. Мы согласились. Наконец 9 марта во главе крупных сил в Нумеа прибыл генерал Пэтч.
Отныне французские владения в Тихом океане имели все возможности избежать вторжения. Однако прежде чем сотрудничество между нашими союзниками и нами наладилось как следует, пришлось преодолеть серьезный кризис. Вначале между Пэтчем и д’Аржанлье царило полное согласие. Но вскоре присутствие американских войск, наличие долларов и деятельность американских секретных агентов среди населения, охваченного лихорадкой осадного положения, стали способствовать усилению скрытых причин волнения. Часть милиции, на которую оказали воздействие местные националистические стремления, отказалась подчиняться Верховному комиссару и перешла под командование генерала Пэтча, который допустил ошибку, оказав покровительство такому неповиновению. С другой стороны, губернатор Сото, не желая подчиняться д’Аржанлье, всячески стремился завоевать популярность, чтобы использовать ее в своих целях. Я терпел некоторое время, но потом не выдержал и вызвал Сото в Лондон, чтобы дать ему другое назначение, впрочем, вполне в соответствии с оказанными им услугами. Сначала он решил повиноваться приказу, но в дальнейшем, ссылаясь на «недовольство, которое вызовет среди населения приказ, который он получил», он взял на себя смелость «отложить свои отъезд».
Самым вежливым образом, однако с необходимой твердостью, губернатор Сото был доставлен на корабль, чтобы он мог выполнить приказ и явиться ко мне. Вместо него с территории Чад был направлен полковник Моншан, а полковник де Коншар был направлен из Лондона, чтобы принять командование войсками. Однако в Нумеа и в глубине острова произошли серьезные беспорядки, поощряемые позицией, занятой американцами. Предчувствуя, что события могут принять неприятный оборот, я предупредил о происходящем Вашингтон и одновременно дал знать Пэтчу, что «мы не можем допустить его вмешательства во внутренние французские дела». В то же время я предложил д’Аржанлье «приложить все усилия к восстановлению с Пэтчем личных отношений, основанных на доверии, и продемонстрировать, если это возможно, какие-нибудь знаки поощрения населению, явно находившемуся в крайней степени возбуждения».
После трех дней волнений снова воцарился порядок, и д’Аржанлье мог взять в свои руки рычаги управления. Это было весьма кстати, ибо 6 мая на Коррехидоре и 10 мая на Минданао капитулировали остатки американских войск на Филиппинах, в то время как в Коралловом море, которое омывает северо-восточные берега Австралии, между флотами Японии и США завязалось морское сражение, от исхода которого зависело все. С часу на час Нумеа мог подвергнуться нападению.
Перед лицом неминуемой опасности население сплотилось вокруг французских властей, осуждая недавние беспорядки. Некоторые неспокойные элементы были отправлены проходить службу в Сирии. Пэтч со своей стороны посетил д’Аржанлье, чтобы извиниться перед ним за «недоразумения», в которых он был замешан. Я телефафировал американскому генералу, что ему обеспечено мое полное доверие и доверие «Свободной Франции» при условии, что он будет действовать рука об руку с французским Верховным комиссаром. После этого американцы и французы действительно стали работать дружно и решили совместно занять оборону. Но обстоятельства сложились так, что им не пришлось обороняться, ибо японцы, потерпевшие поражение в Коралловом море, вынуждены были отказаться от нападения на Австралию и Новую Каледонию.
Итак, война заставляла Соединенные Штаты поддерживать с нами все более тесные отношения. Следует сказать, что этому способствовало их национальное чувство. В обстановке крестового похода, на который вдохновил американский народ его врожденный идеализм, и среди тех грандиозных усилий по вооружению и мобилизации, которые он решил взять на себя, бойцы «Свободной Франции» никогда не теряли популярности в глазах американского общественного мнения. Это должно было сказаться и на политике США. В феврале 1942 мы получили возможность дополнить наше представительство в Вашингтоне военной миссией, во главе которой я поставил полковника де Шевинье. 1 марта Америка в публичной декларации признала, что французские острова в Тихом океане находятся под действительным контролем Французского Национального комитета, что правительство Соединенных Штатов вело переговоры и будет продолжать вести их с властями, которые осуществляют этот контроль. Что же касается Экваториальной Африки, то государственный департамент заявлял в своем коммюнике от 4 апреля, что и там он признает власть «Свободной Франции». Одновременно в Браззавиле с нашего согласия было учреждено американское генеральное консульство. Так как Соединенные Штаты просили у нас разрешения использовать в качестве базы для своих тяжелых бомбардировщиков аэродром в Пуэнт-Нуаре, мы дали свое согласие при условии, что нам будут переданы 8 самолетов типа «Локхид» для наших нужд. После трудных переговоров самолеты были переданы нам, что позволило полковнику Мармье установить регулярное воздушное сообщение на линии Браззавиль — Дамаск, а американским самолетам использовать Пуэнт-Нуар в качестве промежуточной базы. Взаимоотношения между нами и американцами улучшились, причем мы ни в какой мере не поступились интересами Франции, а даже напротив, всячески укрепляли их.
В то время как шаг за шагом и не без труда мы добивались дипломатического сближения между Вашингтоном и «Свободной Францией», с Москвой нам удалось завязать союзнические отношения сразу. Надо сказать, что это было в значительной степени облегчено вследствие гитлеровского нападения, поставившего Россию перед лицом смертельной опасности. С другой стороны, Советы убедились в бессмысленности политики, в силу которой они в 1917 и в 1939 заключили договоры с Германией, повернувшись спиной к Франции и Англии. Кремлевские руководители, которых гитлеровская агрессия повергла в крайнюю растерянность, немедленно и бесповоротно изменили свою позицию. И если еще в тот самый момент, когда немецкие танки пересекали русскую границу, радио Москвы продолжало клеймить «английских империалистов» и «их деголлевских наемников», то буквально часом позже московские радиостанции уже возносили хвалу Черчиллю и де Голлю.
Во всяком случае, тот факт, что Россия оказалась втянутой в войну, открывал перед разгромленной Францией новые большие надежды.
Было ясно, что, если Рейху не удастся сразу же уничтожить армию Советов, эта армия будет непрерывно наносить немцам тяжелые потери. Разумеется, я не сомневался в том, что если Советы внесут основной вклад в достижение победы над врагом, то в результате в мире возникнут новые опасности. Нужно было постоянно иметь это в виду, даже сражаясь с русскими бок о бок. Но я считал, что прежде чем философствовать, нужно завоевать право на жизнь, то есть победить, а участие России создавало возможности для победы. К тому же ее присутствие в лагере союзников означало с точки зрения Сражающейся Франции некоторый противовес по отношению к англосаксонским странам, и я имел в виду воспользоваться этим обстоятельством.
О начале военных действий между русскими и немцами я узнал 23 июня 1941 в Дамаске, куда я прибыл вслед за вступлением наших войск в город. Решение было принято мною без промедления. Уже 24 июня я телеграфировал нашему представительству в Лондоне следующие инструкции: «Не вдаваясь в настоящее время в дискуссии по поводу пороков и даже преступлений советского режима, мы должны, как и Черчилль, заявить, что, поскольку русские ведут войну против немцев, мы безоговорочно вместе с ними. Не русские подавляют Францию, не они оккупируют Париж, Реймс, Бордо, Страсбург… Немецкие самолеты и танки, немецкие солдаты, которых уничтожают и будут уничтожать русские, впредь уже не смогут помешать нам освободить Францию».
В таком духе я и предлагал вести нашу пропаганду. Одновременно я рекомендовал нашей делегации посетить советского посла в Лондоне Майского[158] и заявить ему от моего имени, что «французский народ поддерживает русский народ в борьбе против Германии. В связи с этим мы желали бы установить военное сотрудничество с Москвой».
Кассен и Дежан встретились с Майским, который разговаривал с ними весьма доброжелательно. Что же касается дальнейших практических шагов, они не замедлили последовать благодаря происшедшему вскоре разрыву между Виши и Москвой, которого Гитлер потребовал от Лаваля. В связи с этим 2 августа я телеграфировал из Бейрута Кассену и Дежану, чтобы они узнали у Майского, «намерена ли Россия поддерживать с нами непосредственные отношения… и не предполагает ли она направить нам декларацию о своем намерении содействовать восстановлению независимости и величия Франции. Было бы желательно, чтобы в нем было упомянуто и о территориальной целостности Франции».
Переговоры привели к обмену 26 сентября письмами между мною и Майским. Посол СССР сделал заявление от имени своего правительства, что оно «признает меня в качестве главы всех свободных французов, (…) что оно готово установить связь с Советом обороны Французской империи по всем вопросам, касающимся сотрудничества с присоединившимися ко мне заморскими территориями, что оно готово оказать свободным французам всестороннюю помощь и содействие в общей борьбе, (…) что оно исполнено решимости обеспечить полное восстановление независимости и величия Франции…»
Однако советское правительство, как и английское в соглашении от 7 августа 1940, ни словом не обмолвилось о территориальной целостности Франции.
Немного спустя правительство СССР аккредитовало Богомолова своим представителем при Национальном комитете. Богомолов приехал из Виши, где он в течение года состоял послом при Петене. Он сумел легко приспособиться к новым условиям, в которых ему предстояло выполнять свои обязанности. Я никогда, однако, не слышал из его уст никаких недоброжелательных высказываний о Петене и министрах Виши, где он еще нежданно представлял свое правительство. В одной из наших бесед он даже рассказал мне следующее: «Находясь в Виши, я иногда проводил свой досуг, прогуливаясь инкогнито за городом и беседуя с простыми людьми. Однажды какой-то крестьянин, шедший за плугом, сказал мне: „Конечно, очень жаль, что французов разбили. Но возьмем, например, это поле. Я могу работать на нем, так как удалось договориться с немцами, чтобы они у меня его не отбирали. Увидите, что скоро удастся договориться с ними, чтобы они и совсем убрались из Франции“. Я подумал, что Богомолов привел этот рассказ, иллюстрирующий теорию „меча“ и „щита“, чтобы показать мне, насколько хорошо он понял положение во Франции, и одновременно объяснить мне последовательные изменения в позиции Советской России.
С этого времени я часто встречался с Богомоловым. В той мере, в какой во всех деталях предписанное ему поведение позволяло сохранять человеческие чувства, он проявлял их во всех своих делах и высказываниях. Непреклонный, настороженный, весь собранный, когда он передавал или принимал официальные сообщения, этот человек большой культуры оказывался в иной обстановке приветливым и непринужденным. Говоря о делах и людях, он не чужд был юмора и даже улыбки. Знакомство с ним убедило меня, что хотя советская система облекала своих слуг в железный панцирь без единого отверстия, под этим панцирем все же скрывался живой человек.
Со своей стороны для связи по военным вопросам мы направили в Москву генерала Пети. Советское правительство сразу же проявило к нему свою благосклонность и уважение. Его приглашали на совещания в штабах, организовали поездку на фронт, и он был принят Сталиным. Все это заставляло меня думать, что эта предупредительность преследовала не только профессиональные цели. Во всяком случае, известия, приходившие из различных источников, создавали впечатление, что русские армии, понесшие урон в первых сражениях с наступавшими немцами, постепенно вновь обретали свою силу, что весь народ целиком поднимался на борьбу и что в эти дни национальной угрозы Сталин, который сам возвел себя в ранг маршала и никогда больше не расставался с военной формой, старался выступать уже не столько как полномочный представитель режима, сколько как вождь извечной Руси.
На стенах наших кабинетов висели карты, по которым мы следили за грандиозной битвой и наблюдали за развитием гигантских наступательных операций немцев. Три армейских группировки под командованием фон Лееба[159], фон Бока[160] и фон Рундштедта за четыре месяца проникли в глубь России, захватили сотни тысяч пленных и богатую добычу. Но в декабре на подступах к Москве благодаря решительным действиям Жукова[161], которым благоприятствовала суровая и ранняя зима, захватчики были остановлены, а затем и отброшены. Ленинград не пал. Севастополь еще держался. Становилось очевидным, что Гитлеру не удалось навязать немецкому командованию единственную стратегию, которая только и могла принести решительный успех, а именно — сосредоточение сил и всей техники в направлении столицы, чтобы поразить противника прямо в сердце. Несмотря на блестящие победы в Польше, во Франции и на Балканах, „фюреру“ пришлось возвратиться к прежним стратегическим заблуждениям, разделить ударные средства между тремя маршалами, удлинить фронт, вместо того чтобы действовать методом тарана. Оправившись от первоначальной неожиданности, русские, действуя на огромных пространствах, заставили „фюрера“ дорого заплатить за эти ошибки.
Тем временем мы прилагали усилия к тому, чтобы оказать Восточному фронту непосредственную помощь, хотя она могла быть лишь весьма скромной. Наши корветы и грузовые суда принимали участие в союзнических конвоях, которые в неимоверно тяжелых условиях проходили по Ледовитому океану, доставляя грузы в Мурманск. Поскольку мне не удавалось добиться от англичан, чтобы две легкие дивизии, сформированные Лармина в Леванте, были отправлены на Ливийский фронт, я приказал в феврале генералу Катру подготовить переброску одной из них в направлении Ирана и Кавказа. Это обрадовало русских и озадачило англичан. Впоследствии, поскольку войска генерала Лармина в конце концов были приданы английским войскам, сражавшимся против Роммеля, я послал в Россию отряд истребительной авиации „Нормандия“, который затем был преобразован в полк „Нормандия-Неман“. Полк этот доблестно сражался в России и был единственной воинской частью западных союзников, действовавшей на Восточном фронте. С другой стороны, в Лондон под командой капитана Бийотта прибыло полтора десятка офицеров и сотни две французских солдат, которым удалось бежать из немецкого плена и достичь России, где они, впрочем, были подвергнуты заключению. Вскоре после начала германо-советской войны они были освобождены и с конвоем, возвращавшимся из Архангельска через Шпицберген, добрались до нас.
20 января 1942, выступая по радио, я приветствовал восстановление военной мощи России и вновь подтвердил готовность поддерживать в настоящем и в будущем союз двух наших стран. В феврале бывший французский посланник в Бангкоке, присоединившийся к „Свободной Франции“, Роже Гарро был направлен в Москву в качестве представителя Национального комитета. В течение трех последующих лет Гарро, действуя весьма разумно, проводил полезную работу на посту нашего представителя в России. Ему удалось вступить в контакт с различными лицами в той мере, в какой это было возможно в условиях тамошнего режима, и доставлять нам ценную информацию. Сразу же после прибытия в страну у него состоялись встречи с народным комиссаром иностранных дел Молотовым[162], его заместителями Вышинским и Лозовским. В беседах с Гарро они настойчиво подчеркивал» желание своего правительства установить со Сражающейся Францией как можно более тесные отношения.
В мае месяце Молотов прибыл в Лондон. 24 мая я имел с ним беседу, во время которой были внимательно рассмотрены различные вопросы. Его сопровождал Богомолов, меня — Дежан. Впечатление, которое он произвел на меня в тот день, да и впоследствии, убедило меня, что по своему внешнему облику и по своему характеру этот человек как нельзя лучше подходил для выполнения возложенных на него задач.
Неизменно серьезный, скупой на жесты, предупредительно корректный, но вместе с тем сдержанный, советский министр иностранных дел, следя за каждым своим словом, неторопливо говорил то, что он хотел сказать, и внимательно слушал других. Он был чужд какой бы то ни было непосредственности. Его нельзя было взволновать, рассмешить, рассердить: какой бы вопрос ни обсуждался, чувствовалось, что он был с ним прекрасно знаком, что он тщательно отмечал все новые данные по этому вопросу, которые можно было почерпнуть из разговора, что он точно формулировал свое официальное мнение и что он не выйдет за пределы заранее принятых установок. Должно быть, и недавний договор с Риббентропом[163] он заключал с той же уверенностью, какую теперь вносил в переговоры с западными державами. Молотов, который не был и не хотел быть ничем иным, как отлично пригнанным винтиком неумолимой машины, в моем представлении воплощал личность, воспитанную тоталитарной системой. Это была масштабная личность. Но в самой глубине его души, кажется, таилась грусть.
В ходе наших лондонских переговоров с советским министром иностранных дел мы пришли к соглашению относительно помощи, какую его правительство и Национальный комитет обязывались оказать друг другу в ближайшем будущем. «Свободная Франция» должна была толкать американских и английских союзников к скорейшему открытию второго фронта в Европе. Кроме того, своей дипломатической и общественной деятельностью она должна была способствовать прекращению того состояния изоляции, в котором Россия пребывала в течение длительного времени. Со своей стороны советское правительство соглашалось поддержать в Вашингтоне и Лондоне наши стремления, направленные на восстановление путем вооруженной борьбы единства Франции и империи. Это касалось управления нашими заморскими владениями, например Мадагаскаром, различных так называемых параллельных, а по сути дела центробежных действий, которые англосаксы осуществляли в ущерб нашему делу, а также групп движения Сопротивления во Франции. Причем советское правительство признавало, что никакая иностранная держава, включая и СССР, не имела права призывать какую-либо из этих групп к неповиновению по отношению к генералу де Голлю. Что касается будущего, то Франция и Россия договаривались об объединении своих усилий при установлении мира. «Мое правительство, заявил мне Молотов, — является союзником правительств Лондона и Вашингтона. В интересах ведения войны мы должны тесно сотрудничать с ними. Но с Францией Россия хочет иметь самостоятельный союз независимо от этого».
Несмотря на усилия, предпринятые «Свободной Францией» в деле установления связей с Вашингтоном и Москвой, центром ее деятельности по-прежнему оставался Лондон. В силу обстоятельств наша деятельность, которая включала военные усилия, связь с метрополией, пропаганду, информацию, финансы, экономику заморских владений, была тесно переплетена с деятельностью англичан. Вследствие этого мы должны были поддерживать с ними более тесные отношения, чем когда-либо. Но по мере того как наше движение росло, их вмешательство в наши дела создавало для нас все большие затруднения. Однако после вступления в войну России и Америки положение самой Англии могло стать затруднительным в союзе с двумя такими гигантами и это могло вынудить ее пойти на сближение с нами, чтобы действовать в Европе, на Востоке, в Африке и на Тихом океане в духе искреннего сотрудничества. Мы с радостью приветствовали бы такую перемену, и у нас подчас создавалось впечатление, что и некоторые английские руководители склонялись к такой политике.
Примером может служить Энтони Иден. Этот английский министр хотя и представлял собой законченный тип англичанина и министра, проявлял широту взглядов и восприимчивость, свойственные скорее континентальному европейцу, нежели жителю Альбиона, и простому смертному, чем должностному лицу. Воспитанный в духе старых английских традиций (Итон, Оксфорд, консервативная партия, палата общин, Форин-офис), он все же мог воспринимать все непосредственное и новое. Этот дипломат, целиком преданный интересам своей страны, умел учитывать стремления других и сохранял приверженность к принципам международной морали среди всей грубости и цинизма своего времени. Мне часто приходилось иметь дело с Иденом, причем нередко по вопросам весьма неприятного характера. И в большинстве случаев я имел возможность оценить не только его блестящий ум, глубокое знание дела, личное обаяние, но и искусство, с каким он умел создавать и поддерживать во время переговоров атмосферу дружелюбия, что облегчало достижение соглашения, если оно было возможным, либо избавляло обе стороны от чувства досады, если это соглашение оказывалось недостижимым. К тому же я убежден, что Антони Иден чувствовал особое расположение к Франции. Ей он был обязан значительной долей своей культуры. Как политику, она представлялась ему необходимой в качестве противовеса всему тому варварству, которое распространялось в мире. И наконец, этот душевный человек не мог оставаться безучастным к горю, постигшему великую нацию.
Но несмотря на благие намерения Идена, союз наш все же не был розой без шипов. Готов признать, что нередко сам Иден мог испытывать досаду, сталкиваясь в нашей среде с некоторым недоверием и несговорчивостью. Но основные трудности создавались с английской стороны: подозрительность Фории-офиса, претензии колониалистов, предубеждения военных, интриги «Интеллидженс сервис». К тому же хотя политические круги Лондона в целом благожелательно относились к «Свободной Франции», они испытывали подчас влияние иного рода. Некоторые консерваторы хмуро смотрели на этих французов с Лотарингским крестом, твердивших о революции. Различные лейбористские группки, напротив, задавались вопросом, не скатывается ли де Голль и его компания к фашизму? Я и сейчас еще помню, как тихонько вошел ко мне в кабинет Эттли и попросил заверений, способных успокоить его совесть демократа, а затем после беседы со мной удалился с улыбкой на лице.
В конечном счете все зависело от премьер-министра. А он в глубине души не мог решиться на то, чтобы «Свободная Франция» стала самостоятельной. К тому же всякий раз, когда деловое обсуждение вопросов приводило нас к резким разногласиям, он придавал им характер столкновений на личной почве. Самого его они огорчали тем больше, чем сильней была связывавшая нас дружба. Подобные настроения и чувства в сочетании с приемами его политической тактики вызывали у того приступы гнева, чрезвычайно осложнявшие наши отношения.
У этого выдающегося человека были в то время и иные основания приходить в ярость. Несмотря на то что англичане прилагали достойные восхищения усилия в войне, особенно в подводной, они терпели иной раз серьезные неудачи, которые были тем более досадны, что не всегда материальное превосходство было на стороне противника. 10 декабря 1941 у берегов Малайи японские самолеты потопили великолепный линкор «Принс оф Уэлс» и тяжелый крейсер «Рипалс», прежде чем они успели сделать хотя бы одни выстрел. 15 февраля 1942 в Сингапуре после непродолжительного сопротивления сложила оружие семидесятитрехтысячная английская армия. В июне, несмотря на то что англичане сосредоточили на Востоке крупные силы, Роммель прорвал фронт 8-й армии и отбросил ее к самой Александрии, а 33 тысячи английских солдат, оборонявших Тобрук, капитулировали с ничем не оправданной поспешностью. Черчилль лучше чем кто-либо другой понимал последствия этих неудач для хода войны. Но он страдал от этого прежде всего как англичанин и как солдат.
Следует добавить, что в руководящих кругах находились люди, которые, действуя исподтишка, не стеснялись возлагать на него вину за кое-какие из этих неудач. Хота вся Англия дорожила Уинстоном Черчиллем как зеницей ока, некоторые недоброжелательные высказывания по его адресу можно было читать в газетах, слышать в парламенте, в различных комитетах и клубах. В таких условиях в первые месяцы 1942 у Черчилля не было оснований для того, чтобы проявлять любезность и мягкость по отношению к кому-либо, в частности и ко мне.
И наконец — быть может, это и есть самое главное — премьер-министр взял за правило не предпринимать ничего важного без согласия Рузвельта. Хотя его больше чем кого-нибудь другого из англичан Задевала неловкая тактика Вашингтона, хотя он с трудом переносил состояние подчиненности, на которое американская помощь обрекала Британскую империю, хотя его коробило от тона превосходства, который усвоил по отношению к нему президент, Черчилль раз и навсегда решил придерживаться такой линии поведения, которая диктовалась жизненно важной необходимостью союза с Америкой. Поэтому он остерегался занимать по отношению к «Свободной Франции» позицию, которая шла бы вразрез с позицией Белого дома. И поскольку Рузвельт относился к генералу де Голлю недоверчиво, Черчилль со своей стороны был вынужден проявлять сдержанность.
Когда я приехал в Лондон в сентябре 1941, премьер-министр находился в исключительно плохом настроении. Он был весьма недоволен тем, что произошло между нами и англичанами в Сирии и Ливане. 2 сентября он даже написал мне, что ввиду занимаемой мною позиции он не считает нашу встречу целесообразной. 9 сентября Черчилль выступил в палате общин с речью, внушавшей беспокойство. Он, разумеется, признавал, что «из всех европейских держав Франция занимала в странах Леванта особо привилегированное положение». Но он взял на себя смелость добавить, что «не может быть и речи о том, чтобы Франция продолжала сохранять в Сирии то же положение, что и до войны… и что даже во время войны нельзя ограничиться лишь простой заменой влияния Виши влиянием „Свободной Франции“». Как обычно, недовольство Черчилля сопровождалось усилением напряжения во франко-английских отношениях. Несколько дней кряду лондонское правительство подчеркнуто отказывалось иметь какие-либо дела с нами и закрывало перед нами все двери. Это вынудило меня к тому, что со своей стороны я приказал представителям «Свободной Франции» прекратить на время участие в передачах лондонского радио. Тем временем маятник качнулся в другую сторону, и за этими неприятностями вскоре последовало восстановление отношений. 15 сентября я имел беседу с Черчиллем, которая хоть и плохо началась, но закончилась хорошо. В заключение он заверил меня, что политика его правительства на Ближнем Востоке будет и впредь руководствоваться соглашением, заключенным между нами в Каире.
Стремясь добиться полной ясности, я несколько раз встречался с Иденом в октябре и ноябре. Мы пришли к соглашению по основным вопросам. Англия признавала, что французский мандат сохраняет силу и что осуществление его доверяется генералу де Голлю до тех пор, пока мандат не будет заменен другими соглашениями, утвержденными в соответствии с законодательством Французской Республики, то есть фактически после окончания войны. Она соглашалась, что провозглашение «Свободной Францией» независимости Сирии и Ливана не должно означать изменения этого правового положения. Кроме того, было установлено, что соглашения Литтлтон-де Голль останутся основой франко-английских отношений на Востоке.
И действительно, когда генерал Катру 27 сентября провозгласил независимость и суверенность Сирийской Республики, возглавляемой президентом шейхом Тадж-эд-дином, а 26 ноября — независимость и суверенность Ливанской Республики во главе с президентом Альфредом Наккашем, Англия, хотя до того она и оспаривала правомерность этого акта, тотчас же признала обе республики и глав их правительств. Одновременно 28 ноября в письме Генеральному секретариату Лиги Наций и 29 ноября в нотах правительствам США, всех других союзников, а также Турции я сообщил о мерах, принятых от моего имени в Сирии и Ливане. «Эти меры, — уточнялось в нотах, — не затрагивают правовое положение, вытекающее из акта о мандате Франции, который должен оставаться в силе вплоть до заключения новых международных соглашений». Это заявление не встретило никаких возражений со стороны английского правительства. Более того, оно было сделано по его рекомендации.
Можно было думать, что вопрос решен по крайней мере до восстановления мира. При всей своей осторожности, я даже написал нашему генеральному представительству в странах Леванта, что, по моему мнению, «в связи с трудностями, которые Англия встречает в арабских странах, она, подобно нам, заинтересована в том, чтобы предать забвению мелочные споры прошлого и установить подлинное сотрудничество обеих держав в мусульманских странах». Я дал представительству указание «избегать всего того, что могло бы усугубить трудности наших союзников, а также использовать в духе искреннего сотрудничества все возможности, чтобы облегчить их задачу, не допуская, однако, никаких посягательств на права и позиции Франции». Мои расчеты, к сожалению, оказались нереальными. Англичане, хотя на словах и не оспаривали наших прав, на самом же деле никак не считались с ними. И действительно, непрекращающиеся инциденты продолжали порождать франко-английские раздоры на Востоке.
Таково было незаконное формирование англичанами кавалерийских частей из друзов. Такова была их попытка — против которой мы, естественно, выступили — провозгласить от своего имени осадное положение (то есть захватить всю полноту власти) в Джезире, где произошли беспорядки в связи с бунтом в Ираке. Таково было их противозаконное вмешательство в деятельность комитета по закупке и распределению зерна, учрежденного нами в Леванте, причем они потребовали права участия в этом комитете, чтобы иметь возможность вмешиваться в дела местного управления. Такова была угроза генерала Вилсона — впрочем, тщетная — выслать некоторых неугодных ему французских должностных лиц. Такова была позиция Спирса, который выступал с недружелюбными и угрожающими заявлениями и постоянно вмешивался в отношения нашего представительства с правительствами Дамаска и Бейрута.
Генерал Катру вел свой корабль через все подводные рифы. Хотя он был склонен идти на уступки и давал англичанам больше, чем мне бы того хотелось, он неизменно оказывался перед лицом новых домогательств. Отсюда вечное напряжение в Леванте и раздраженные споры в Лондоне.
В мае 1942 англичане стали оказывать давление, добиваясь безотлагательного проведения выборов в Сирии и Ливане. Наш Национальный комитет, естественно, не возражал в принципе против выборов с целью образования представительных правительств. Созданные нами правительства носили временный характер. Так это оказалось, например, в Дамаске, и я лично сожалею, что президент Хашим-бей не остался на своем посту. Но мы считали, что со всеобщими выборами в Сирии и Ливане необходимо было подождать до конца войны, то есть до того времени, когда оба государства вновь окажутся в условиях нормальной жизни, когда не столь сложными будут наши обязанности по защите этих стран, вытекающие из нашего мандата, и когда англичане уже не будут находиться на территории этих стран и потому не смогут оказывать влияние на исход выборов. Однако под усиленным давлением Кэйзи, заменившего в Каире Литтлтона, генерал Катру пообещал провести выборы в ближайшем будущем, о чем немедленно сообщили газеты. Я вынужден был согласиться с этим, хотя и дал указание об отсрочке выборов. И все же нетрудно было предвидеть, что этот вопрос станет отныне источником постоянных англо-французских трений.
Нечто подобное происходило и в других местах. Наши союзники вели двойную игру и вокруг Джибути. Они оставили наши небольшие силы, в состав которых входили батальон под командой майора Буйона и мехаристы[164] для продолжения блокады на суше, но сами прекратили морскую блокаду. Из Адена на арабских фелюгах, из Мадагаскара на подводных лодках и посыльном судне «Ибервиль» в Джибути к вишистам прибывало необходимое снаряжение. А сами англичане тем временем вели переговоры с негусом, добиваясь установления своей опеки над Эфиопией. И действия, которые они предпринимали в Аддис-Абебе, прекрасно объясняли их бездействие в Джибути. Ведь если бы «Свободной Франции» удалось с их помощью упрочить свое влияние во Французском Сомали и получить в свое распоряжение порт, железную дорогу и значительные силы, она сама бы могла предложить Абиссинии выход к морю и безопасность, в которых та нуждалась. Напротив, пока в Джибути сидели вишисты, англичане одни держали в руках судьбу императора и его страны.
Вот почему Гастону Палевскому и не удавалось добиться эффективной блокады Джибути. Также безуспешными оказались его попытки склонить англичан и абиссинцев к заключению трехстороннего договора вместо двухстороннего. Вместе с тем его усилия, равно как и деятельность его помощников командира нашего соединения подполковника Аппера и нашего представителя в Найроби, молодого дипломата Шанселе, — привели в дальнейшем к успешным результатам. Благодаря тому, что им удалось установить связи среди французов и туземцев в Джибути, благодаря их пропаганде с помощью листовок и радио, их отношениям с генералом Платом присоединение Сомали к «Свободной Франции» стало лишь вопросом времени. С другой стороны, они восстановили французское представительство в Аддис-Абебе. Наши права на железную дорогу были сохранены, возобновилась деятельность французских светских и духовных организаций в Абиссинии, закрытых в период итальянской оккупации, вновь открывалась Французская миссия. Наши усилия в Восточной Африке, хотя и с некоторым запозданием, принесли свои плоды.
Но внезапно новое вмешательство англичан в другом конце нашей империи довело до крайности мое беспокойство и возмущение. 5 мая 1942 в три часа утра представители прессы сообщили мне по телефону, что английские войска высадились в Диего-Суаресе. Наши союзники силой захватили это французское владение, даже не посоветовавшись с нами!
Еще с момента событий в Пёрл-Харборе я предпринял ряд мер с целью договориться с лондонским правительством о присоединении Мадагаскара. Такими мероприятиями были: 10 декабря — совещание с начальником Имперского Генерального штаба генералом Бруком, 16 декабря — письмо Черчиллю, 11 февраля — передача плана военных действий на Мадагаскаре премьер-министру Англии, генералу Бруку и Верховному комиссару Южно-Африканского Союза, 19 февраля — новое письмо Черчиллю и наконец 9 апреля — нота Идену, где в настойчивых выражениях я ставил вопрос о Мадагаскаре. Во всех этих документах я предлагал начать решительные действия на острове с помощью французской бригады, которая могла бы высадиться в Мажунге и двинуться на Тананариве. В случае необходимости ее поддержала бы английская авиация. Одновременно союзники предприняли бы с моря диверсионные действия, блокируя Диего. Кроме того, я настаивал, чтобы управление островом было передано Национальному комитету.
Между тем поскольку, как мне казалось, Южно-Африканский Союз был непосредственно заинтересован в мадагаскарских делах, я решил выяснить, не имеется ли у правительства Претории каких-либо планов на этот счет. В конце 1941 в Преторию был направлен полковник Пешков в качестве представителя «Свободной Франции». Он лично произвел очень хорошее впечатление на генерала Смэтса[165], и я рассчитывал, что если Южно-Африканский Союз решит предпринять какие-либо действия, его премьер-министр не станет скрывать этого от моего проницательного и тактичного представителя.
Наконец в марте совершил поездку в Южную Африку Верховный комиссар в Браззавиле генерал медицинской службы Сисе. Из своих разговоров со Смэтсом и его министрами он вынес впечатление, что Южно-Африканский Союз не предпримет никаких самостоятельных действий на Мадагаскаре. Поэтому все своп усилия я сосредоточил в Лондоне, решив отбросить излишнюю щепетильность.
В самом деле, вступление Японии в войну создавало большую угрозу для Мадагаскара. Нужно было предвидеть, что рано или поздно немцы заставят вишистское правительство по крайней мере позволить японским корсарам и подводным лодкам использовать базы на Мадагаскаре. Это могло бы парализовать мореплавание союзников у берегов Южной Африки.
Мы довольно хорошо знали о настроениях, царивших на острове, от добровольцев, которым время от времени удавалось вырваться с Мадагаскара, и экипажей судов, заходивших в гавани острова. Перемирие 1940 было воспринято вначале на острове очень плохо. В то время генерал-губернатору Мадагаскара де Коппе не стоило бы большого труда присоединиться к «Свободной Франции», если бы он на деле последовал своим собственным заявлениям. Но он не решился пойти на этот шаг. Виши вскоре заменило его генералом Кейла, который с помощью генерала авиации Жоно сделал все возможное, чтобы усыпить у населения волю к сопротивлению. Впоследствии его заменил генерал-губернатор Анэ. Если бы Петен распорядился допустить японцев на Мадагаскар, приказ этот, наверное, был бы выполнен. Также был бы выполнен и приказ о сопротивлении десанту союзников. Итак, рано или поздно англосаксам пришлось бы подумать о захвате острова. И тогда, учитывая традиционные устремления английской политики, «Свободная Франция» обязательно должна была бы участвовать в операциях.
Нетрудно понять, как я был обеспокоен действиями и тактикой англичан. Тем более что в самый день начала операции против Диего-Суареса в Вашингтоне было опубликовано коммюнике, в котором говорилось, что «Соединенные Штаты и Великобритания выражают свое согласие с тем, чтобы Мадагаскар был возвращен Франции, как только оккупация этого острова перестанет быть необходимой для общего дела Объединенных Наций». Значит, до тех пор Мадагаскар будет отобран у Франции? Какой же другой державе, если не Англии или США, он будет передан? В чем выразится тогда участие Франции в военных действиях на этом острове? И что останется там от престижа и авторитета Франции в будущем?
Нам нужно было поступать осмотрительно. Я нарочно выждал шесть дней, прежде чем вступить в переговоры с Иденом, на чем тот настаивал.
Во время нашей беседы 11 мая английский министр проявил некоторое замешательство. «Я вам гарантирую, — заявил он, — что у нас нет никаких намерений в отношении Мадагаскара. Мы хотим, чтобы французские власти продолжали осуществлять свой контроль над островом». — «Какие французские власти?» — спросил я. Из слов Идена я понял, что англичане намеревались вступить в переговоры с генерал-губернатором Анэ, чтобы установить modus vivendi, в силу которого на Мадагаскаре все осталось бы по-прежнему, союзники продолжали бы находиться в Диего-Суаресе и следили бы за остальной частью острова.
Я заявил Идену, что этот план неприемлем для нас. «Либо этот план удастся, — сказал я ему, — и это повлечет за собой нейтрализацию французской территории под опекой союзников, на что мы никогда не согласимся, либо он не удастся, и через несколько недель вам самим придется осуществлять карательные действия в глубине острова, что будет весьма походить на захват чужой территории. Впрочем, мне кажется, что наиболее вероятен второй вариант, ибо немцы сумеют заставить вишистские власти оказать вам сопротивление».
«Мы, — признал Иден, — ввязались в дело, чреватое серьезными осложнениями. Но я могу заверить вас, что мое правительство желает и надеется, что в конце концов Мадагаскар перейдет под ваше руководство. Мы готовы сделать публичное заявление по этому поводу». Была достигнута договоренность, что английское правительство опубликует коммюнике следующего содержания (14 мая): «Что касается Мадагаскара, то правительство Его Величества высказывает пожелание, чтобы Французский Национальный комитет, в качестве представителя Сражающейся Франции и учитывая его сотрудничество с Объединенными Нациями, сыграл подобающую роль в управлении освобожденной территорией».
Со стороны Англии это было важное обязательство. На следующий же день я констатировал это в своей речи по радио. Со своей стороны я выразил доверие лояльности союзников. Но я публично отвергал всякий компромисс в отношении Мадагаскара, заявив, что Франция не желает допустить расчленения или нейтрализации своей империи.
«Франция хочет, — сказал я, — чтобы от ее имени Сражающаяся Франция возглавила и объединила усилия французов в войне, где бы эта война ни велась, чтобы она обеспечила представительство ее интересов перед союзниками, равно как и их защиту перед врагом, чтобы она поддерживала и осуществляла суверенитет Франции в тех из ее владений, которые уже освобождены или будут освобождены». В тот же день я отдал распоряжение командующему войсками в Экваториальной Африке о создании сводной бригады для участия в операциях на Мадагаскаре.
Но обещания английского правительства и мои собственные заявления о будущей роли Национального комитета предполагали решенной одну проблему, которая отнюдь еще не была решена. В действительности Виши оставалось хозяином почти всего Мадагаскара. Вскоре стало известно, что англичане, ограничившись лишь оккупацией Диего-Суареса, начали переговоры с генерал — губернатором Анэ. Одновременно с этим восточно-африканское отделение «Интеллидженс сервис» направило туда группу своих агентов во главе с Лэшем. Эти меры шли вразрез с желаниями «Свободной Франции». Ибо вследствие этого замедлялось вступление Мадагаскара в активные военные действия, укреплялась власть Анэ, затягивался раскол империи. Кроме того, у меня вызывала опасение деятельность этой английской политической команды, которую мы уже видели за работой на Востоке, в Джибути, в Абиссинии. Тревожные сигналы не замедлили появиться. Пешкову, которого я хотел отправить в Диего-Суарсс для ознакомления с положением на месте, помешали выехать из Южной Африки. Таким образом, в начале июня 1942 над англо-французскими отношениями нависли мрачные тучи. Ко всем этим тревожным и неприятным для нас действиям англичан в Сирии, Сомали и на Мадагаскаре добавились новые факты, которые не могли не усилить нашу досаду.
Английская миссия во главе с Франком, находившаяся на Золотом Береге, стремилась установить какие-то таинственные связи с населением французских территорий в излучине Нигера. В то же время главнокомандующий английскими силами в Западной Африке генерал Джиффард сообщил нашим миссиям, что им придется выехать из Батерста и Фритауна. Я лично намеревался отправиться в Ливию для инспектирования наших войск, но получил от английского правительства настойчивую просьбу отложить эту поездку, из чего я понял, что мне не будут предоставлены средства, необходимые для этого путешествия. В самом Лондоне официальные лица, учреждения, штабы отгораживались от нас непроницаемой стеной секретности, что наводило на мысль о недоверии к нам.
Становилось очевидным, что англо-американцы разрабатывали в это время план широких операций на западном театре военных действий. Начальник штаба американской армии генерал Маршалл[166] и главнокомандующий Атлантическим флотом адмирал Кинг весь май провели в Лондоне, причем они избегали встречи со мной. Однако то, что так явно затевали союзники, не могло не затронуть Францию самым непосредственным образом, учитывая ее силы, ее владения и население этих владений. Тем не менее, по-видимому, намеревались, насколько это возможно, отстранить от участия в делах самую деятельную часть Франции — «Свободную Францию», расчленить ее владения и силы и, быть может, воспользоваться этой распыленностью для захвата тех или других ее территорий. Настало время выступить с ответными действиями. Нужно было показать союзникам, что «Свободная Франция» присоединилась к их лагерю, дабы представлять Францию, а не для того, чтобы прикрывать перед французской нацией их злоупотребления и возможные посягательства на интересы Франции. Национальный комитет подробно обсудил создавшееся положение и пришел к единодушному мнению по этому вопросу.
6 июня я поручил Чарльзу Нику, превосходному дипломату, которого Форин-офис прикомандировало к нам, довести нашу точку зрения до сведения Черчилля и Идена. «Если бы на Мадагаскаре, в Сирии или в других местах, сказал я ему, — Франции вследствие действий ее союзников пришлось бы потерять что-либо из того, что ей принадлежит, наше прямое сотрудничество с Великобританией, а также, возможно, и с Соединенными Штатами лишилось бы всякого оправдания. Мы оказались бы вынужденными покончить с таким положением дел. И это привело бы к тому, что мы сосредоточили бы все свои силы на освобожденных (ныне или в будущем) территориях, с тем чтобы продолжать борьбу всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами, но в одиночестве и в своих собственных интересах». В тот же день я телеграфировал Эбуэ и Леклерку, а также Катру и Лармина, сообщил им об этом решении и призвал их быть наготове. Я приказал им также предупредить находившихся при них союзнических представителей о нашем решении.
Результат не замедлил сказаться. Уже 10 июня я был приглашен к Черчиллю. У нас с ним состоялась весьма содержательная часовая беседа. После горячих комплиментов по адресу французских войск, отличившихся при Бир-Хакейме, премьер-министр заговорил о Мадагаскаре. Он откровенно признал, что у Сражающейся Франции были основания обижаться на методы осуществления этой операции. «Но, — добавил он, — у нас нет никакой задней мысли по поводу Мадагаскара, мы сами еще не знаем, что нам придется там предпринять. Ведь остров такой огромный! Мы хотели бы все уладить так, чтобы не увязнуть там». — «Что касается нас, — сказал я ему, — то мы хотим одного: чтобы Мадагаскар воссоединился со „Свободной Францией“ и принял участие в войне. С этой целью, как я вам это предлагал вчера, мы готовы отправить туда свои войска». — «Вы — не единственный мой союзник», ответил премьер-министр. Этим он мне давал понять, что Вашингтон был против нашего участия. По правде говоря, я в этом и не сомневался.
Я снова обратил внимание Черчилля на опасность, какую представляют для нашего союза некоторые методы, которые применяются ныне в отношении Французской империи, а завтра, быть может, будут применяться и в отношении самой Франции. Он отклонил мой упрек, заявив о своих добрых намерениях. И вдруг вскочил: «Я друг Франции! Я всегда хотел и сейчас желаю, чтобы Франция была великой страной и имела сильную армию. Это нужно для мира, для порядка, для безопасности Европы. Я всегда придерживался только такой политики!» — «Это правда, — ответил я. — Более того, вам принадлежит та заслуга, что после капитуляции Виши вы продолжали делать ставку на Францию. Эта французская карта называется ныне де Голль, и смотрите, не проиграйте ее теперь. Это было бы тем более безрассудно в момент, когда ваша политика приносит плоды и когда „Свободная Франция“ стала душой и силой французского Сопротивления».
Мы заговорили о Рузвельте и его отношении ко мне. «Ничего не форсируйте! — сказал Черчилль. — Смотрите, как я: то склоняюсь, то снова выпрямляюсь». — «Вам это можно, — заменил я. — Ведь вы опираетесь на крепкое государство, сплоченную нацию, единую империю, сильные армии. А я! Что у меня есть? И все же, вы это знаете, я обязан заботиться об интересах и будущем Франции. Это слишком тяжелое бремя, и я слишком беден, чтобы позволить себе сгибаться…» В заключение беседы Черчилль взволнованно подчеркнул свои дружеские чувства к нам. «Нам предстоит еще преодолеть большие трудности. Но в один прекрасный день мы вернемся во Францию, быть может, уже в будущем году. Во всяком случае, мы вернемся туда вместе!» Он проводил меня до самого выхода на улицу, повторяя: «Я вас не оставлю. Можете рассчитывать на меня».
Три дня спустя Иден в свою очередь счел необходимым заверить меня в бескорыстии Англии в отношении Французской империи вообще и Мадагаскара в частности. Он сообщил мне, что «бригадир» Лэш был отозван и что Пешков мог выехать на Мадагаскар. «Верьте, — сказал он с горячностью, — мы хотим идти с вами рука об руку, чтобы подготовить Западный фронт».
Некоторое время положение дел еще оставалось неясным. Однако наше предупреждение услышали. Отныне было маловероятно, чтобы английский произвол в отношении наших имперских владений перешел определенные границы. Создавались условия для некоторой передышки в Сирии, для воссоединения с нами Сомали, наконец, для того, чтобы флаг с Лотарингским крестом мог взвиться над Мадагаскаром. Кроме того, я как никогда отчетливо сознавал, что Англия в конечном счете не откажется от союза с нами.
Среди зрителей, с живейшим интересом следивших за дипломатической пьесой, на протяжении ста различных действий которой «Свободная Франция» постепенно становилась на место Франции, находились европейские правительства, эмигрировавшие в Лондон. В 1941 круг их расширился в связи с прибытием греческого короля и министров, а затем короля и правительства Югославии. Их всех весьма волновало то, что происходило с Францией. Предаваемые и оскорбляемые в своей собственной стране местными Квислингами, захватившими их власть, они проявляли глубокую враждебность к Виши, чье поведение служило оправданием для коллаборационистов в их странах. С другой стороны, хотя их суверенность и не ставилась под сомнение великими союзными державами, они испытывали жалкую участь слабых, находящихся в зависимости от сильных. Наконец, они не сомневались, что возрождение Франции явилось бы условием восстановления европейского равновесия и их собственного будущего. Поэтому они с тайной симпатией следили за усилиями «Свободной Франции», направленными на обретение своей независимости. С их стороны мы встречали самое дружеское расположение.
В свою очередь мы не пренебрегали укреплением связей с этими правительствами, изгнанными из своих стран, но сохранившими во всем свободном мире официальное представительство и значительное влияние. Дежан и его коллеги из Национального комитета поддерживали отношения с их министрами и официальными лицами. Наши штабы и службы тоже установили контакт. Я лично имел встречи с главами государств и ответственными руководителями.
Эти встречи и беседы принесли нам немалую пользу, поскольку мы имели дело со значительными и авторитетными людьми. Но под оболочкой этикета были видны душевные драмы, вызванные поражением и изгнанием. Конечно, всячески соблюдая внешние атрибуты власти, эти правительства стремились казаться спокойными. Но в глубине души среди своих забот и огорчений каждое из них тайно переживало свою собственную глубокую трагедию.
Говоря по правде, со времени вступления в войну России и Соединенных Штатов правительства западных государств уже больше не сомневались, что их страны будут освобождены. Но какими будут тогда их страны? Об этом-то больше всего и думали мои голландские, бельгийские, люксембургские, норвежские собеседники. Благородная королева Вильгельмина[167], ее премьер-министр профессор Геербранди, ее министр иностранных дел предприимчивый вам Клеффенс и принц Бернгард Нидерландский с отчаянием видели, как исчезает Голландская Ост-Индская империя, несмотря на беспримерные усилия флота под командованием адмирала Гельфриха и сопротивление войск генерала Тер Портена в джунглях Индонезии. Пьерло, Гутт и Спаак, составлявшие на службе у Бельгии триумвират мудрости, упорства и политической изобретательности, не могли без горечи говорить о проблеме королевской власти. Что касается великой герцогини Шарлотты, ее супруга принца Феликса Бурбон-Пармского и Беша, к их счастью, бессменного министра, то они не переставали подсчитывать материальные и моральные убытки, которые могло принести Люксембургу нацистское господство. И, наконец, король Хокон VII[168], являвший образец стойкости и веры в будущее, а также Трюгве Ли, который проявил неутомимую деятельность во всех областях, глубоко скорбели при виде того, как гибнут норвежские торговые суда. «Это идет ко дну наше национальное богатство», — повторяли они.
Еще более драматическим было положение Греции, Югославии, Чехословакии, Польши. Ибо если вступление России в войну гарантировало им разгром Германии, то оно несло им новую угрозу. Главы государств и министры открыто говорили об этом. Король Георг II[169] и глава его правительства Цудерос рассказывали мне об ужасающих страданиях, на которые обрекло греческий народ нацистское вторжение, о Сопротивлении, которое, несмотря ни на что, развертывал народ, но также и о том, как все голодные и все борющиеся сплачиваются вокруг коммунистической партии.
Одновременно я видел, как в окружении Петра II[170], молодого югославского короля, и даже внутри кабинета, во главе которого последовательно стояли генерал Симович, Иованович, Трифунович, отражались события, раздиравшие их страну: возведение Хорватии в ранг отдельного королевства, главой которого был провозглашен герцог Сполетский, захват Италией Далмации и Словении с Любляной, соперничество, а вскоре и борьба Тито[171] с генералом Михайловичем, который, однако, вел в Сербии действия против оккупантов.
Напротив, создавалось впечатление, что президент Бенеш и его министры Шрамек, Масарик[172], Рипка, генерал Ингр доверяли будущей политике Советов. При посредничестве Богомолова они поддерживали с Кремлем внешне дружеские отношения. Их представитель в Москве, Фирлингер, казалось, пользовался там доверием и уважением. Советское командование сформировало чехословацкий корпус из чехов, находившихся на службе в вермахте и взятых в плен в России.
Было очевидно, что в стремлении восстановить чехословацкое государство и свое собственное положение в Праге Бенеш, при всем своем отвращении к советскому режиму, рассчитывал прежде всего на Россию.
Беседы с Бенешем превращались в содержательные лекции по истории и политике, которые он мог читать очень долго, не утомляя ни слушателей, ни самого себя. Я как сейчас слышу его повествования о судьбе государства, у кормила которого он стоял двадцать лет. «Это государство, — говорил он, не может существовать без непосредственной поддержки Москвы, ибо оно должно включить Судетскую область, населенную немцами, Словакию, с потерей которой Венгрия никак не может примириться, и Тешин, на который зарятся поляки. Франция слишком ненадежна, чтобы мы могли полагаться на нее». «В будущем, говорил в заключение президент, — мы смогли бы избежать риска исключительного союза с Кремлем, но лишь при условии, что Франция вновь обретет свое положение и роль в Европе. А до тех пор что же мне остается делать?» Так рассуждал Бенеш, но я чувствовал, что в глубине его души таится тревога.
Что касается поляков, они сомнений не испытывали. В их глазах Россия была неприятелем, даже если приходилось вместе с ней сражаться против общего врага. По мнению президента республики Рацкевича, генерала Сикорского, стоявшего во главе правительства и армии, министров Залесского, Рачинского, генерала Кукеля, за разгромом Германии неизбежно должно последовать вступление в Польшу советских войск. Что касается способов обуздания претензий Москвы после победы над Германией, здесь среди поляков шла борьба двух тенденций. То у них одерживала верх боязнь наихудшего и отчаяние порождало в них опьяняющие иллюзии, подобно тому как в музыке Шопена страдание порождает мечту. То они лелеяли надежду на достижение решения, при котором Польша расширится на западе, уступив России часть Галиции и литовских земель и добившись от нее обязательства не устанавливать своего господства в Варшаве путем создания там коммунистического правительства. Но как только речь заходила о заключении соглашения, они впадали в крайнее возбуждение и начинали требовать невозможного, чем вызывали нерешительность у союзников и раздражение у русских.
Однако несмотря на все сомнения, генерал Сикорский решил добиться соглашения с русскими.
Этот мужественный человек лично нес ответственность за судьбу своей страны. Ибо выступив в свое время против политики маршала Пилсудского, а затем и против заносчивости Бека и Рыдз-Смиглы, он после катастрофы оказался облеченным всей полнотой государственной власти, какая только может быть в изгнании. Как только армии Германии вторглись в Россию, Сикорский, не колеблясь, восстановил дипломатические отношения с Советами, несмотря на гнев, которым были охвачены поляки. Уже в июле 1941 он заключил с Советами соглашение, согласно которому объявлялся недействительным раздел Польши, произведенный в 1939 Россией и Германией. В декабре он отправился в Москву, чтобы договориться об освобождении польских военнопленных и об их отправке на Кавказ, откуда они под руководством генерала Андерса могли бы быть переброшены к Средиземному морю. Сикорский имел длительную беседу со Сталиным. По возвращении, рассказывая о своих переговорах, он изобразил мне кремлевского властелина как человека, объятого тревогой, но сохраняющего при этом всю свою проницательность, суровость и хитрость. «Сталин, — сказал мне Сикорский, — в принципе согласился с заключением договора. Но то, что он включит в этот договор сам, и то, что он потребует от нас, будет зависеть от соотношения наличных сил, то есть от того, встретим ли мы поддержку на Западе или нет. В нужный час кто поможет Польше? Только Франция — либо никто».
Так под аккомпанемент приглушенного хора тревожных голосов эмигрировавших правительств «Свободная Франция» добивалась успеха. Вслед за англичанами все они в сдержанных выражениях признали Национальный комитет. Но все они видели в генерале де Голле француза, имеющего все основания говорить от имени Франции. Они показали это, например, подписывая вместе со мной совместное заявление о военных преступлениях, что имело место 12 января 1942 в ходе совещания глав правительств. В целом наши связи с эмигрировавшими правительствами и уважение, с которым они к нам относились, оказывали нам большую помощь в дипломатическом отношении и создавали для нас в общественном мнении целый ряд не поддающихся учету преимуществ.
Если в развертывающейся мировой драме общественное мнение англосаксонских стран вели за собой выдающиеся люди, то с другой стороны, несмотря на цензурные ограничения военного времени, и само это общественное мнение оказывало влияние на правительства. Поэтому мы старались использовать его в нашей политической игре. Я сам стремился к этому, используя симпатии или любопытство, вызванные нашей деятельностью, и регулярно обращался к английской и американской публике. Пуская в ход испытанные приемы, я выбирал из числа организаций, которые приглашали меня выступить с речью, те, где я мог найти аудиторию, в наибольшей степени соответствующую текущим задачам и предмету моего выступления. Будучи почетным гостем на специально организованном завтраке или обеде, я видел, как к концу приема потихоньку входили в зал и присоединялись к гостям профессиональные работники органов информации или влиятельные лица, прибывшие, чтобы послушать мою речь. Тогда, выслушав традиционные английские приветствия председателя, я говорил то, что собирался сказать.
Не владея, к сожалению, достаточно хорошо английским языком, я обычно выступал по-французски. Но тотчас же за дело брался Сустель. Моя речь, заранее переведенная, распространялась среди присутствовавших. Печать и радио Англии и США сообщали основное содержание моих речей. Что касается объективности, смею сказать, она мне казалась весьма умеренной со стороны американских газет, которые иногда подымали шум по поводу какой-нибудь моей фразы, вырванной из контекста. Тем не менее мои высказывания доходили до публики. Английские газеты никогда не искажали моих речей, хотя и не скупились на критику. Следует отметить, что печать латиноамериканских стран уделяла большое внимание моим выступлениям из любви к Франции, из уважения к «деголлизму», а может быть, и из желания доставить неудовольствие Соединенным Штатам. В целом, за исключением нескольких случаев напряженности в наших отношениях, когда мне запрещали выступать под предлогом «военной необходимости», я должен сказать, что союзные демократии всегда уважали свободу слова.
Я выступал перед англичанами еще до отъезда на Восток, весной 1941, в частности в «Фойлз литерери лэнчен клаб» и во франко-английской парламентской группе. После возвращения в Лондон, с сентября года и до июня следующего года, я последовательно выступай в «Международной прессе», перед рабочими, инженерно-техническим и руководящим составом танкового завода «Инглиш электрик» в Стаффорде, в «Королевском африканском обществе», в «Объединении иностранной печати», во «Французском клубе Оксфордского университета», в «Союзе говорящих на английском языке», в «Сити лайври клаб», в «Комитете общественного содействия национальной обороне», перед Муниципалитетом и видными гражданами Эдинбурга, на собрании, устроенном в парламенте для членов палаты общин. В мае 1942 я провел свою первую пресс-конференцию. 14 июля 1941, когда я был в Браззавиле, американская радиовещательная компания «Нэшнл бродкастинг корпорейшн» передала но всем своим радиостанциям мое обращение к американским слушателям. 8 июля 1942 радиокомпания «Коламбия» передавала по всей Америке приветствие по-английски от имени «нашего друга и союзника генерала де Голля». В центральном парке Нью-Йорка эту передачу слушала огромная толпа жителей во главе с мэром города Ла Гардиа. 14 июля я снова обратился с речью к американцам в связи с французским национальным праздником. Кроме этих важнейших выступлений, были и многие другие, находившие сочувственный отклик у слушателей, хотя я и вынужден был подчас говорить без подготовки. Так, меня приглашали муниципалитеты Бирменгема, Лидса, Ливерпуля, Глазго, Гулля, Оксфорда, Эдинбургский университет, Портсмутское военно-морское управление, военные судостроительные верфи в Брайаме и Кауэне, заводы Толбота, фабрики Хэрмлина, редакция газеты «Тайме» и, наконец, многочисленные неизменно любезные и доброжелательные клубы. Но если я иногда и варьировал тон своих выступлений, то я всегда развивал перед моими зарубежными слушателями одни и те же мысли и выражал один и те же чувства. Поражение Франции я объяснял устаревшей системой военной организации, которая существовала в начале войны во всех демократических странах. Жертвой этой системы стала Франция, ибо у нее не было такого защитного барьера, как океан, и потому, что ее в одиночестве оставили сражаться в авангарде. Я утверждал, что и под гнетом оккупантов французская нация продолжала жить глубокой и полнокровной жизнью и что она воспрянет вновь, исполненная воли к борьбе и жажды обновления. В качестве доказательства я приводил Сопротивление, которое росло как внутри Франции, так и за ее пределами. Но я говорил о том, что французский народ тем более чувствительно воспринимает отношение к нему союзников, что он был ввергнут в страдания и унижения, что гитлеровская пропаганда рисует перед ним перспективы восстановления страны, стремясь перетянуть его в лагерь тоталитарных государств, и что предательство Виши вырисовывается с тем большей очевидностью (ведь я должен был использовать все что мог), чем больше демократические страны будут уважать права Франции.
Именно в таком духе я выступил 1 апреля 1942 с речью, в которой поставил все точки над «i», чем вызвал резкие нападки. «Пусть не думают, заявил я, — что чудо, каким является Сражающаяся Франция, будет существовать вечно в таком виде… Все зависит от следующего: Сражающаяся Франция будет идти вместе со своими союзниками при том непременном условии, чтобы они шли вместе с нею…» Весьма недвусмысленно намекая на политику Соединенных Штатов, которые продолжали поддерживать отношения с Виши и вели какие-то темные дела с вишистскими представителями, я сказал: «Для демократических стран обращаться к людям, которые погубили свободу Франции и хотят учредить в ней режим по фашистскому образцу или его карикатуру, равнозначно привнесению в их политику духа злополучного Грибуйя[173], который бросился в воду, чтобы спастись от дождя…» Я добавил торжественно и грозно: «Во всем этом проявляется серьезное непонимание того доминирующего факта, который налагает отпечаток на весь французский вопрос, и который носит название — революция. Ибо Франция, преданная привилегированными группами и правящей верхушкой, свершает величайшую в своей истории революцию». И я восклицал: «Нельзя допустить, чтобы так называемый реализм в политике, который, идя от одного Мюнхена к другому, привел свободу на самый край пропасти, продолжал бы сводить на нет усилия и жертвы народов…»
Отныне наша точка зрения была установлена. «Свободной Франции» удалось внушить общественному мнению и правительствам, что она является не только бойцом за Францию, но и непреклонным защитником ее интересов. Это было достигнуто нами как раз вовремя. Ибо в начале лета 1942 создались условия для решающего перелома в ходе войны. Россия, устоявшая при первом ударе, перешла в наступление. Англия, несмотря на отправку многочисленных подкреплений на Восток, сосредоточила на своей территории значительные силы. Соединенные Штаты были готовы перебросить на Западный фронт спои свежие армии и грандиозные материальные запасы. И наконец Франция, хотя она и была разгромлена и порабощена в метрополии, а большая часть ее заморских владений пребывала в пассивности, все же была в состоянии ввести в решительный бой значительные воинские силы, ресурсы своей империи и силы движения Сопротивления. Подобно тому как при выходе на поле битвы широко развертывают боевое знамя, я весной 1942 дал имя Сражающейся Франции тому, что до тех пор звалось «Свободной Францией», и официально известил союзников об этом переименовании.
В грядущей битве решалась судьба Франции. Полем сражений должна была стать ее территория — Северная Африка или метрополия. От ее вклада в общую борьбу будет зависеть, что она получит после победы. Но ее положение в мире, ее национальное единство, целостность ее владений зависели от политики союзников. У меня не могло быть сомнений, что некоторые лица, причем довольно-таки влиятельные, хотели бы, чтобы в этот решающий час орган, руководивший борьбой Франции, находился как можно в более зависимом положении и был бы несостоятельным и чтобы Сражающаяся Франция была лишена возможности проявить самостоятельность в происходящих событиях, если ее нельзя было совсем отстранить. Но положение, завоеванное ею в мире, было теперь уже достаточно прочным, чтобы его можно было подозвать извне. Однако при этом было необходимо, чтобы наше движение было прочно изнутри, чтобы оно пользовалось поддержкой нации по мере ее пробуждения. И ведя нашу борьбу, я думал только о том, проявит ли в грядущих испытаниях Сражающаяся Франция достаточно энергии, достоинства и твердости, чтобы сохранить свою внутреннюю силу. Послушает ли меня, пойдет ли за мной обессиленный, сбитый с толку, истерзанный французский народ? Смогу ли я сплотить всю Францию?
Глава восьмая Сражающаяся Франция
В течение года, с лета 1941 по лето 1942, одновременно с развертыванием своей дипломатической деятельности сама Сражающаяся Франция не переставала расширяться. Если я здесь излагаю эти два направления нашей работы раздельно, то на деле оба они шли одновременно и совместно. Но с тех пор, как наше поле деятельности стало расширяться, передо мной возникла необходимость поставить во главе движения орган, соответствующий новым задачам. Один де Голль уже не мог управиться. Умножались и усложнялись стоявшие перед нами проблемы, разрешение которых требовало сопоставления различных мнений знающих и опытных людей. Потребовалась некоторая децентрализация при осуществлении решений. Наконец, поскольку в органах государственного управления всех государств обычно применяются коллегиальные методы, нам легче было бы добиться признания, если бы мы сами приняли эти методы. Декретом от 24 сентября 1941 я учредил Национальный комитет.
По правде говоря, я с самого начала не переставал думать об учреждении подобного органа. Однако я вынужден был отложить осуществление этого плана отчасти из-за того, что за последний год мне пришлось провести восемь месяцев в Африке и на Востоке, но прежде всего из-за нехватки так называемых «представительных» лиц. По возвращении в Лондон после событий в Сирии я смог уже приступить к длительной организационной работе.
К тому же если большинство из присоединившихся ко мне деятелей вначале были мало кому известны, за истекшее время некоторые из них приобрели популярность. Таким образом, у меня появилась возможность создать комитет из авторитетных лиц. Я считал, что по отношению к движению Сражающейся Франции Национальный комитет должен осуществлять руководящую роль и объединяться вокруг меня. На его заседаниях «комиссары» смогут совместно обсуждать все наши дела. Каждому из них будет поручен один из «департаментов», ведающий определенной областью нашей деятельности. Принятые решения обязательны для всех. В целом Комитет должен выполнять функции правительства. У него будут такие же права и такая же структура, как у правительства. Но он не должен называться правительством, ибо это наименование я сохранял до того времени, сколь бы отдаленным оно ни было, когда станет возможным создать правительственный орган, представляющий всю Францию. Именно в расчете на это я в своем декрете предусматривал образование в дальнейшем Консультативной ассамблеи, «которая должна максимально широко представлять общественное мнение Франции при Национальном комитете». Однако прошло много времени, прежде чем этой ассамблее суждено было увидеть свет.
Как и следовало ожидать, мое решение вызнало волнение среди небольших группировок французов, которые, претендуя на политическую роль, проявляли некоторую активность в Англии и Соединенных Штатах. Эти люди готовы были смириться с тем, чтобы де Голль действовал как солдат и обеспечивал союзникам помощь французских вооруженных сил. Но они не могли допустить, чтобы глава свободных французов взял на себя ответственность государственного порядка; отказавшись присоединиться ко мне, они оспаривали мои полномочия, а в отношении будущего Франции предпочитали положиться на иностранцев — Рузвельта, Черчилля или Сталина.
Признаюсь, что между взглядами этих людей и моими существовало непримиримое противоречие. С моей точки зрения в основе политических действий в этой национальной трагедии должна лежать простая и убедительная идея. Они же, отдаваясь во власть своим обычным пустым мечтаниям, полагали, что наша деятельность должна быть не чем иным, как кордебалетом партийных мнений и комбинаций, который разыгрывают профессиональные актеры, и что все дело сходится лишь к статьям, речам, выступлениям ораторов и распределению мест. И хотя этот режим был сметен событиями и привел Францию к катастрофе, от которой, как это могло казаться, она никогда уже не оправится, и хотя эти отъявленные политиканы были лишены своих обычных средств деятельности парламента, съездов, кабинетов министров, редакций, — они продолжали свою игру в Нью-Йорке и Лондоне, стремясь вовлечь в нее, за неимением французов, англосаксонские правительства, депутатов и журналистов. И причиной некоторых неприятностей, которые чинили «Свободной Франции» ее собственные союзники, а также кампаний, которые вели против нее их пресса и радио, часто являлось влияние некоторых французских эмигрантов. Эти последние не могли смириться с таким политическим успехом, каким являлось для Сражающейся Франции создание Национального комитета, и всячески пытались создавать препятствия.
Орудием в их руках явился адмирал Мюзелье. В адмирале уживались как бы два разных человека. Как морской военачальник он обладал достоинствами, которые заслуживали глубокого уважения и которым мы в значительной степени были обязаны организацией наших скромных военно-морских сил. Но периодически у него вдруг возникало какое-то беспокойство, и тогда он пускался в интриги. Как только он узнал о моем намерении образовать Комитет, он написал мне письмо. Выставляя себя поборником дружбы с союзниками и демократами, он утверждал, что моя политика угрожает этой дружбе. И чтобы в будущем спасти от опасности обе эти твердыни, он предлагал, чтобы я оставил за собою лишь почетный пост, а всю действительную власть передал ему. Что касается средств, которые он пустил в ход, чтобы заставить меня согласиться, то это было не что иное, как угроза отделения военно-морского флота, который, как он заявил по телефону, «станет самостоятельным и будет продолжать войну».
Мое решение было определенным, а дискуссия — короткой. Адмирал смирился, объясняя все недоразумением. Побуждаемый добрыми чувствами и учитывая обстановку, я сделал вид, что его объяснения меня убедили, выслушал его обещания и назначил его комиссаром Национального комитета по делам военного и торгового флота.
Функции в Национальном комитете были распределены следующим образом: экономика, финансы, вопросы колоний — Плевен, юстиция и народное просвещение — Кассен, иностранные дела — Дежан, сухопутные силы — Лежантийом, военно-воздушные силы — Вален, связь с метрополией, вопросы труда, информация — Дьетельм, незадолго до того прибывший из Франции. Катру и д’Аржанлье, находившиеся в то время в командировке, были назначены комиссарами без портфеля. Я поручил Плевену обеспечить координацию деятельности гражданских департаментов: «Положение о служащих наших органов, вопросы их расстановки и материального обеспечения, размещение наших организаций и т. п….» Вначале я имел намерение расширить состав Комитета путем привлечения некоторых французских деятелей, проживавших в Америке. Я даже неоднократно предпринимал шаги в этом направлении. Так, я обратился с приглашением принять участие в нашей работе к Маритэну и Алексису Леже. Я получил весьма вежливые ответы, но они были отрицательными по существу.
Работа Национального комитета уже наладилась, когда Мюзелье спровоцировал новый кризис. Вернувшись в Лондон после успешной экспедиции на Сен-Пьер, с которой мы его все единодушно поздравляли, он заявил 3 марта на заседании Комитета, что дела в «Свободной Франции» идут не так, как ему хотелось бы, и объявил о своем уходе с поста национального комиссара, о чем он мне официально сообщил в письме. Я принял отставку, отчислил его в резерв командования и назначил на его место Обуано, вызнанного с Тихого океана. Видя это, Мюзелье заявил, что он хотя и выходит из состава Национального комитета, но сохраняет за собою верховное командование военно-морскими силами. Словно наш флот был его вотчиной и он мог им распоряжаться по своему усмотрению! Этого, конечно, мы допустить не могли, и по существу вопрос уже был решен, как вдруг в дело вмешалось английское правительство.
Это вмешательство подготовлялось давно. Его вдохновителями были некоторые беспокойные элементы французской эмиграции, а также отдельные представители палаты общин и английского флота. Заговорщики заручились содействием Александера, морского министра. Как министру они представили ему дело таким образом, что в случае ухода Мюзелье свободный французский флот будет полностью дезорганизован и английский Королевский флот лишится немаловажной поддержки. Как лейбористу, они старались внушить ему, что де Голль и его Комитет тяготеют к фашизму и что нужно освободить от их влияния французские военно-морские силы. Английский кабинет, стремясь поддержать внутреннее равновесие сил, а также, по-видимому, стараясь сделать де Голля более сговорчивым путем ослабления его позиций, поддержал точку зрения Александера. Он решил потребовать, чтобы я оставил Мюзелье главнокомандующим военно-морскими силами «Свободной Франции».
5 и 6 марта Иден и Александер нотой сообщили мне об этом требовании. С этого момента для меня дело было уже окончательно решено. Необходимо было во что бы то ни стало выполнить решение Национального комитета, и надо было сделать так, чтобы Англия отказалась от вмешательства во французские дела.
8 марта я написал Идену, что как я сам, так и Национальный комитет приняли решение об отстранении Мюзелье от должности главнокомандующего французским флотом и что мы отклоняем всякое вмешательство английского правительства по этому поводу. Я писал: «Свободные французы считают, что их борьба за общее дело в союзе с англичанами предполагает, что к ним должны относиться как к союзникам, и что помощь Англии не должна сопровождаться вечными проверками и ограничениями или предоставляться на условиях, несовместимых с их существованием…
Если бы это тем не менее случилось, генерал де Голль и Французский Национальный комитет перестали бы бороться не щадя сил за выполнение задачи, поскольку она стала бы невозможной. Действительно, они считают самым существенным как для будущего Франции, так и для ее настоящего оставаться верными поставленной ими перед собой цели. Эта цель состоит в возрождении Франции и в восстановлении национального единства в войне на стороне союзников, но без принесения в жертву французской независимости, суверенитета и национальных институтов».
Ответ я получил не сразу. Несомненно, прежде чем предпринимать дальнейшие действия, англичане хотели выждать и посмотреть, как развернутся события на нашем флоте. Но ни на одном судне, ни в одном экипаже, ни в одном флотском учреждении не было никаких проявлений несогласия с нашим решением. Наоборот, из этого испытания военно-морские силы Франции вышли еще более сплоченными вокруг де Голля. Они еще больше прониклись решимостью продолжать борьбу. Лишь несколько офицеров, сгруппировавшихся вокруг адмирала Мюзелье, организовали постыдное выступление в здании военно-морского штаба, куда я явился, чтобы переговорить с ними лично. После этого я приказал адмиралу находиться в течение месяца в таком месте, откуда он не смог бы поддерживать связь с флотом. В соответствии с соглашением о юрисдикции от 15 января я обратился к английскому правительству с просьбой обеспечить выполнение моего решения, поскольку оно принято на британской территории. Затем ввиду того, что соответствующие заверения все еще не поступали, я отправился на дачу, будучи готовым ко всему и ожидая самого худшего. Плевену, Дьетельму и Куле я оставил своего рода секретное политическое завещание, поручив им сообщить французскому народу все необходимое, если я буду вынужден прекратить начатую деятельность и не смогу сам дать нужных объяснений. Одновременно я довел до сведения союзников, что, к величайшему своему сожалению, я не смогу поддерживать отношений с ними, пока они сами не выполнят обязательства, взятые ими на себя в силу соглашения между нами.
Это было 23 марта. Ко мне явился с визитом Пик. Он вручил мне ноту, заявив, что его правительство не настаивает на оставлении Мюзелье в должности главнокомандующего и что оно будет следить, чтобы в течение месяца адмирал не смог общаться с представителями французских военно-морских сил. При этом английское правительство рекомендовало мне проявить по отношению к нему благожелательность, учитывая его заслуги. Тем временем прибывший с Тихого океана Обуано принял командование военно-морским флотом. В мае я пригласил к себе адмирала Мюзелье, желая предоставить ему возможность продолжать службу и чтобы обсудить с ним условия инспекционной поездки, которую я рассчитывал доверить ему. Он не явился. Несколькими днями позже этот высший офицер, много сделавший для нашего флота, официально уведомил меня о том, что его сотрудничество со «Свободной Францией» окончено. Мне было очень грустно за него.
После этого досадного инцидента ничто уже не мешало нормальной деятельности «Лондонского комитета», который враждебная пропаганда (исходившая не только от наших военных противников и от Виши) тщилась представить то как группку алчных политиканов, то как кучку фашистских авантюристов, то как сброд исступленных пропагандистов в коммунистическом духе, но для которого, я это торжественно и решительно заявляю, самым важным было благо страны и государства. Национальный комитет собирался не реже одного раза в неделю, в торжественной обстановке, в большой комнате Карлтон-гарденса, которую называли «залом с часами». Согласно порядку дня, мы заслушивали сообщения каждого комиссара о делах в его департаменте или по какому-нибудь иному вопросу, который тот счел нужным поднять. Комитет знакомился с документами и сообщениями, подробно обсуждал вопросы и принимал решения, которые оформлялись протоколом. Эти решения доводились затем до сведения наших учреждений и воинских частей. Ни одно важное решение не было никогда принято без предварительного обсуждения в Комитете.
Национальный комитет в целом, как коллегиальный орган, и каждый из его членов в отдельности всегда оказывали мне ценную помощь и лояльное содействие. Конечно, со всеми важными делами мне приходилось знакомиться лично. Но все же бремя, лежавшее на мне, стало меньше ввиду того, что теперь меня окружали и оказывали мне помощь компетентные сотрудники. Конечно, этим министрам, из которых ни один прежде не занимал видного общественного поста, недоставало подчас необходимого авторитета и известности. Но они сумели приобрести и то и другое. У каждого из них, кроме того, были ценные качества и личный опыт. В целом работая в Комитете, они способствовали усилению влияния Сражающейся Франции. Мне часто приходилось встречать со стороны моих сотрудников, конечно, не оппозицию, но возражения или критику по поводу моих намерений и действий. В трудные минуты, когда я обычно склонялся к принятию решительных мер, многие члены Комитета высказывались за компромисс. Но это было даже хорошо. В конечном счете, изложив свои доводы, ни одни из национальных комиссаров никогда не оспаривал моего окончательного решения.
И хотя иной раз мнения могли разделиться, ответственность целиком лежала на мне. В борьбе за освобождение мне, бедняге, приходилось всегда в конечном счете отвечать за все. Во Франции ко мне все чаще обращали свои взоры те, кто все больше стремился к активному сопротивлению. В этом чувствовался все более ясный ответ на мои призывы. В этом проявлялось также и сходство настроений, которое мне казалось столь же необходимым, как и волнующим. Видя, что склонность французов к разъединению и разобщенности, которую им навязывал режим угнетения, способна вызвать разрозненные вспышки возмущения, я жил одной мыслью: слить их воедино в интересах Сопротивления. Действительно, именно единство определяло боевые успехи Сопротивления, его национальный характер, его международное значение.
Начиная с лета 1941 мы разными путями постепенно узнавали обо всем, что происходило в метрополии. Помимо того что можно было прочесть между строк в газетах или узнать из радиопередач обеих зон, мы постоянно получали весьма полную информацию в виде данных нашей разведки, донесении некоторых наших агентов, которые уже начали действовать на местах, показаний добровольцев, прибывавших ежедневно из Франции, сообщений, которые поступали по дипломатическим каналам, заявлений эмигрантов, проезжавших через Мадрид, Лиссабон, Танжер или Нью-Йорк, и, наконец, в виде писем, которые с помощью многочисленных уловок переправляли к ним семьи и друзья участников «Свободной Франции». В результате у меня складывалось день за днем точное представление об обстановке. Сколько раз, беседуя с соотечественниками, только что покинувшими родину, где они, однако, были заняты в той или иной мере повседневной работой и знакомы лишь с жизнью своего города, я убеждался в том, что благодаря многочисленным источникам информации, которая доставлялась нам целой армией преданных людей, мне лучше, чем кому-либо другому, известно положение дел во Франции.
А это в свою очередь позволяло мне сделать вывод о разложении вишистского режима. Иллюзии в отношении этого режима рассеялись. Прежде всего победа Германии, о которой заявляли как о само собой разумеющемся деле, чтобы оправдать капитуляцию, становилась невозможной, после того как в войну вступили Россия и затем Соединенные Штаты, а Англия и «Свободная Франция» доказали свою способность к сопротивлению. Утверждение, что ради спасения «материальных благ» необходимо было согласиться на порабощение страны, выглядело смехотворно, ибо 1500 тысяч наших людей, взятых в плен, не возвращались домой; немцы практически аннексировали Эльзас и Лотарингию и отрезали в административном отношении север страны от остальной территории; производившиеся оккупантами изъятия денежных средств, сырья, сельскохозяйственных и промышленных товаров истощали нашу экономику, все большее число французов вынуждено было работать на Германию. Разговоры об обороне Французской империи от «любого врага» не могли уже никого обмануть, с тех пор как французскую армию и флот заставили воевать против союзников и «деголлевцев» в Дакаре, Габоне, Сирии и на Мадагаскаре; в то время как немцы и итальянцы из комиссий по перемирию свободно распоряжались в Алжире, Тунисе, Касабланке и Бейруте, немецкие самолеты приземлялись в Алеппо и Дамаске, а японцы оккупировали Тонкин и Кохинхину. Отныне Сражающаяся Франция стала воплощением всех надежд на возврат заморских территорий. Она постепенно утверждалась в Экваториальной Африке, на островах Океании, в Пондишери, в Леванте, на острове Сен-Пьер, на Мадагаскаре и во Французском Сомали. Вместе с тем она уже заранее непреклонно заявляла о своих неоспоримых правах на Северную Африку, Западную Африку, Антильские острова и Индокитай.
Что касается «национальной революции», с помощью которой режим Виши пытался прикрыть собственную капитуляцию, то создавалось впечатление, что вишисты увлекаются реформами, из которых некоторые были сами по себе полезны, но в целом они были дискредитированы тем, что их проведение связывали с разгромом и порабощением Франции. Разговоры вишистов о моральном оздоровлении и укреплении власти, даже их бесспорные попытки навести порядок в общественно-экономической жизни на деле выражались лишь в парадах легионеров, возвеличивании маршала Петена, создании многочисленных комиссий и комитетов, а по существу означали подлые репрессии, засилие полиции и цензуры, привилегии и существование черного рынка. Это кончилось тем, что в самом вишистском руководстве появились признаки замешательства и разброда. Вот как развивались события с конца 1940 и вплоть до лета 1942: увольнение Лаваля; создание в Париже Марселем Деа, Делонклем, Люшером, Марке, Сюарезом и другими «Национального народного объединения», которое при прямой поддержке оккупантов резко нападало на правительство и вело крикливую пропаганду в пользу сотрудничества с немцами; бесконечные изменения полномочий Дарлана; отставки членов кабинета: Ибарнегарэ, Бодуэна, Альбера, Фландена, Пейрутона, Шевалье, Ашара и других, которые один за другим заявляли, что возложенная на них задача невыполнима; загадочное и неожиданное прекращение процесса в Риоме[174]; отставка Вейгана; покушение Колетта на Лаваля; назначение последнего главой правительства. Сам маршал Петен открыто признавал свое отчаянное положение. «Я ощущаю скверный ветер, который дует из многих районов Франции, — говорил он, выступая по радио в августе 1941. — Беспокойство овладевает умами. В души вкрадывается сомнение. Авторитет правительства оспаривается. Приказы выполняются плохо. Настоящий недуг охватывает французский народ». В июне следующего года, отмечая вторую годовщину своей просьбы о перемирии, он заявил в речи, транслировавшейся по радио: «Я отнюдь не скрываю, что мои призывы встретили слабый отклик».
По мере того как дутое величие вишистского режима исчезало повсюду, в метрополии возникали очаги Сопротивления. Естественно, речь шла о действиях, очень различных по характеру, часто не очень четко определенных, но преследовавших единую цель. В одном месте составляли, печатали и распространяли разного рода листовки. В другом собирали сведения разведывательного характера о противнике. Мужественные люди создавали группы действия, которые выполняли самые разнообразные задачи: налеты на врага, порчу имущества, получение и распределение грузов, которые сбрасывались на парашютах или доставлялись другими путями, переход из одной зоны в другую, прием или отправку агентов, переход границы и т. п. В ряде мест создавались зародыши организаций Сопротивления, члены которых объединялись между собой либо по указаниям высших инстанций, либо в силу общности взглядов. Одним словом, за внешней пассивностью и бездействием, которые, казалось, царили в метрополии, Сопротивление начинало жить своей активной подпольной жизнью. Бойцы Сопротивления во Франции готовились теперь наносить удары по врагу, несмотря на густую сеть полицейских и доносчиков.
В сентябре 1941 началась серия изолированных нападений на немецких военнослужащих. Первыми были убиты комендант гарнизона в Нанте, офицер в Бордо и два солдата в Париже на улице Шампионне. Затем число убитых стало расти. Мстя французам, враг сотнями расстреливал заложников, бросал в тюрьмы тысячи патриотов, которые потом высылались из Франции, душил штрафами и репрессировал города, где совершались покушения. С чувством мрачной гордости узнавали мы об этой войне одиночек, которые подвергали себя огромному риску, борясь с оккупантами. С другой стороны, гибель французов — жертв ответных репрессий немцев вызывала в наших сердцах скорбь, но отнюдь не отчаяние, потому что мы это расценивали как смерть солдат на поле битвы. Однако исходя из элементарных требований военной науки, мы считали, что борьбой нужно руководить и что к тому же еще не наступил момент начинать открытые боевые действия в метрополии. Борьба, рассчитанная на то, чтобы не давать противнику покоя, затем активные операции внутренних сил Сопротивления в намеченных пунктах, наконец, национальное восстание, которое мы намеревались начать в надлежащий момент, могли бы быть весьма эффективными при условии, что все это удалось бы осуществить как одно целое в сочетании с действиями армий освобождения. Между тем в 1941 Сопротивление едва начинало зарождаться, и, с другой стороны, мы знали, что оно может потерпеть полное поражение буквально еще за годы до того, как наши союзники будут готовы высадиться на побережье.
Вот почему 23 октября я заявил по радио: «Тот факт, что французы убивают немцев, является абсолютно нормальным и абсолютно оправданным. Если немцы не хотят, чтобы мы их убивали, им следует оставаться дома… После того как им не удалось покорить мир, каждый немец знает, что станет либо трупом, либо пленным. Но существует тактика ведения войны. Войной должны руководить те, кому это поручено… В настоящее время мой приказ для оккупированной территории: немцев открыто не убивать! Он вызван единственным соображением: сейчас враг может совершенно беспрепятственно осуществлять массовые убийства наших пока еще безоружных борцов. Напротив, как только мы сможем перейти в наступление, будут отданы соответствующие приказы».
Стремясь сократить свои потери, которые при сложившейся обстановке были слишком велики по сравнению с достигнутыми весьма незначительными результатами, мы вместе с тем должны были использовать реакцию масс на немецкие репрессии в интересах укрепления национальной солидарности и сплочения сил французского народа. 25 октября, на следующий день после казни 50 заложников в Нанте и Шатобриане и 50 патриотов в Бордо я заявил по радио следующее: «Расстреливая наших людей, враг рассчитывал запугать Францию. Франция докажет, что ее запугать нельзя… Я призываю всех французов и всех француженок прекратить всякую работу и всякое движение там, где они будут находиться, в пятницу 31 октября, с 4 часов до 4 часов 05 минут, с тем чтобы это серьезное предостережение, эта мощная национальная забастовка продемонстрировала силу братской солидарности французов и показала врагу, какая опасность подстерегает его повсюду». Накануне намеченного дня я повторил свой призыв. Состоявшаяся забастовка приобрела во многих местах, особенно на заводах, внушительный характер. В результате во мне укрепилась решимость не допускать, чтобы движение Сопротивления вылилось в анархию; напротив, я хотел добиться организованности, не пресекая вместе с тем инициативы, которая была его движущей силой, и не отвергая взаимной изолированности местных организаций, без которой Сопротивление могло бы быть полностью ликвидировано одним ударом.
Во всяком случае участники движения Сопротивления и его организации во многих отношениях действовали теперь с большой решимостью, но они испытывали острую нехватку в военных специалистах. Там, где они могли и должны были их найти, то есть в том, что оставалось от армии, путь преграждали вишисты. И тем не менее первые удары по врагу были нанесены военными. Офицеры армейских и окружных штабов прятали оружие от комиссий по перемирию. Разведывательная служба продолжала тайком вести контрразведку и время от времени отправляла англичанам информацию. При содействии генералов Фрэра, Делестрэна, Верно[175], Блок-Дассо, Дюрмейера, с помощью, в частности, офицерских клубов подготавливались мобилизационные мероприятия. Генерал Кошэ стал вести активную пропаганду против капитулянтских настроений. Среди руководителей молодежных организаций, в состав которых входило значительное количество бывших военных, многие тренировались сами и учили других владеть оружием. В оставшихся воинских частях почти все офицеры, унтер-офицеры и солдаты не скрывали своих надежд вновь принять участие в боях.
Население относилось к этому весьма положительно. Привезенная из Франции кинохроника, которую я просмотрел в Лондоне, служила наглядным тому доказательством. В фильме был заснят момент, когда Петен во время одной из своих поездок в Марсель появился на балконе ратуши перед войсками и народом, которые выражали свои горячие патриотические чувства. Можно было слышать, как, повинуясь единодушному настроению этой массы людей, он крикнул: «Не забудьте, что все вы мобилизованы!» Эти слова вызвали бурный энтузиазм всех собравшихся, военных и невоенных, которые смеялись и плакали от волнения.
Таким образом, несмотря на то что армия потеряла убитыми или пленными большинство своих часто лучших солдат и офицеров, она стихийно стремилась к тому, чтобы возглавить национальное Сопротивление. Однако именно этого и не хотело «правительство», которому армия подчинялась. Вишистский режим, сохранявший вначале видимость нейтралитета, затем вставший на путь сотрудничества с врагом, помешал армии осуществить свое призвание, и в результате она морально оказалась в тупике, выход из которого можно было найти, лишь отказавшись от формальной дисциплины. Хотя многие военные все же пошли на это, особенно кто состоял в организациях Сопротивления, или кто вступил в тайную армию, или, наконец, те, кто позже основал «Армейскую организацию Сопротивления», фактически движение Сопротивления вынуждено было первое время само готовить свои кадры.
В «свободной» зоне такие организации, как «Комба» во главе с капитаном Френэ[176], «Либерасьон», в которой основную роль играл Эмманюэль д’Астье де ла Вижери[177], «Фран-тирер», руководство которой возглавлял Жан-Пьер Леви[178], занимались активной пропагандистской деятельностью и создавали военизированные формирования. Одновременно остатки бывших профсоюзных организаций — «Всеобщей конфедерации труда» и «Французской конфедерации христианских трудящихся» — вели пропаганду в пользу Сопротивления. Аналогичную работу проводили различные группировки, состоявшие из членов бывших партий, в частности таких, как Социалистическая, Народные демократы и Республиканская федерация. Поскольку зона не была оккупирована немцами, борьба велась, естественно, против вишистского режима, против его полиции и трибуналов. При этом руководители, готовя силы, которые в случае необходимости могли быть использованы против врага, думали о захвате власти и видели в Сопротивлении не только орудие войны, но и средство для смены режима.
Политический характер организаций Сопротивления южной зоны делал, естественно, их деятельность весьма эффективной, способствовал привлечению в их ряды влиятельных элементов, придавал их пропаганде злободневность и зажигательность, которые будили умы. Но с другой стороны, полное согласие и вытекающая отсюда совместная деятельность руководящих комитетов страдали от всего этого. Следует сказать, что рядовые члены этих организаций и сочувствующие почти не интересовались ни дальнейшей программой Сопротивления, ни условиями захвата власти, ни подбором будущих правителей. По общему мнению, главное состояло в том, чтобы сражаться или по крайней мере готовиться к этому. Добывать оружие, устраивать тайники, подготавливать и время от времени осуществлять налеты — вот о чем шла речь! С этой целью надо было организовывать группы на местах из знающих друг друга людей, искать средства для борьбы и держать язык за зубами. Короче говоря, если внутри организаций и существовало относительное единство взглядов, то практическая борьба велась, наоборот, разрозненными группами, которые имели собственных руководителей, действовали самостоятельно и оспаривали друг у друга право на имевшиеся в мизерном количестве оружие и деньги.
В оккупированной зоне, в условиях непосредственной опасности, такой конкуренции не существовало, однако разобщенность людей и усилий проявлялась там гораздо сильнее. Там было прямое и опасное соседство с противником. Приходилось иметь дело с гестапо. Не было никакой возможности передвигаться, переписываться, выбирать квартиру, не подвергаясь строгому контролю. Все подозрительные попадали в тюрьму и высылались. Что касается активного Сопротивления, то его бойцов неумолимо подстерегали пытки и смерть. В этих условиях силы были крайне распылены. Вместе с тем, присутствие немцев создавало обстановку, толкавшую на сопротивление, на создание подпольных организаций. Вот почему движение Сопротивления в этой зоне приобретало напряженный военно-заговорщический характер. «Гражданская и военная организация», основанная полковником Туни, организация «Сторонники освобождения» во главе с Рипошем, организация «Сторонники Сопротивления», созданная Леконтом-Буанэ[179], организация «Освобождение Севера», которую сформировал Кавайес, наконец, организация «Голос севера», основанная в Эно, во Фландрии, в краю шахтеров, под руководством Укка, категорически отказывались придерживаться какого-либо политического направления, вели только вооруженную борьбу и действовали небольшими, изолированными друг от друга подпольными группами.
В конце 1941 коммунисты в свою очередь вступили в борьбу. До этого их руководители занимали примиренческую позицию по отношению к оккупантам, зато резко нападали на англосаксонский капитализм и его прислужников-«деголлевцев». Однако их поведение моментально изменилось, когда Гитлер напал на Россию, а они сами с трудом сумели уйти в подполье и установить связи, необходимые для борьбы. Впрочем, они были к ней подготовлены своей системой партийных ячеек, секретностью своей иерархии, преданностью своих кадров. В национальную войну они включились отважно и умело, откликаясь бесспорно (особенно рядовые члены) на зов родины, но никогда не теряя из виду, как армия революции, конечную цель, заключавшуюся в том, чтобы установить свою диктатуру, воспользовавшись драмой, которую переживала Франция. Они все время стремились сохранить за собой свободу действий. Но вместе с тем, пользуясь настроениями борцов Сопротивления — в том числе и в своих собственных рядах, — которые хотели только воевать, они упорно стремились объединить все Сопротивление, чтобы превратить его, если окажется возможным, в орудие своих честолюбивых устремлений.
Так, в оккупированной зоне они создали «Национальный фронт» группировку чисто патриотического характера, и организацию «Франтиреры и партизаны», которая как будто бы предназначалась исключительно для борьбы с немцами. В эти организации они привлекали многочисленные некоммунистические элементы, чтобы тем самым маскировать свои замыслы. Они засылали своих людей под разным видом в руководящие органы всех других организаций. Они предложили мне вскоре свое содействие, при этом ни на минуту не переставая злословить по адресу «деголлевского мифа».
Что же касается меня, то я хотел только, чтобы они приносили пользу. В борьбе с врагом нельзя пренебрегать никакими силами, и я считал, что их участие явится существенным вкладом в ту своеобразную войну, которая велась в условиях оккупации. Но следовало добиться, чтобы они действовали как часть единой организации и, скажу без обиняков, под моим руководством. Полагаясь во многом на могучую силу национального чувства и недоверие, которое мне оказывали массы, я сразу решил предоставить им должное место во французском Сопротивлении и даже, когда придет время, в его руководстве. Однако столь же твердо я решил не допускать, чтобы они смогли занять доминирующее положение, оттеснить меня и очутиться у руководства. Трагедия, решавшая судьбу Франции, давала этим французам, которых возмущавшая их несправедливость поставила вне нации, а ошибки повели по ложному пути, историческую возможность вновь стать частью единой нации, хотя бы только на период борьбы. Я хотел сделать так, чтобы эта возможность не была навсегда потеряна. И тогда, как и в прошлом, со словами «Да здравствует Франция!» могли бы умирать все, кто так или иначе отдавал за нее свою жизнь. В непрерывном движении жизни все доктрины, все школы, все революции преходящи. Коммунизм не вечен. Но Франция вечна. Я уверен, что в ее судьбе большую роль сыграет в конечном счете тот факт, что при всех обстоятельствах во время освобождения — в этот недолгий, но решающий период своей истории — она будет единой, сплоченной нацией.
В октябре 1941 я узнал, что в Лиссабон прибыл из Франции Жан Мулэн[180], который хотел попасть в Лондон. Я знал, кто был этот человек. Я знал, в частности, что как префект департамента Эр и Луар он проявил высокое мужество и достоинство во время вступления немцев в Шартр. Немцы всячески оскорбляли его, ранили и бросили в тюрьму. В конце концов он был освобожден, ему принесли извинения. Вишисты сместили его с поста, и он находился в опале. Я знал, что он хотел служить. Поэтому я попросил у британских властей направить этого достойного человека в Англию. Однако пришлось ждать два месяца, чтобы получить их согласие. «Интеллидженс сервис» стремилась взять Мулэна к себе, а он, наоборот, требовал, чтобы его отправили в мое распоряжение. Благодаря настоятельной просьбе, с которой я в письменной форме обратился к Идену, этот честный француз смог прибыть к месту назначения. Впоследствии мне стоило таких же усилий обеспечить его возвращение во Францию. В течение декабря я вел с ним продолжительные беседы. Жан Мулэн до отъезда в Лондон имел многочисленные встречи с представителями всех организации Сопротивления и, кроме того, зондировал почву в различных политических, экономических и административных сферах. Он хорошо знал обстановку там, где л с самого начала предполагал его использовать. Он делал ясные предложения и четко излагал свои просьбы.
Этот человек, еще молодой, но уже накопивший служебный опыт, был той же закалки, что и все мои лучшие сподвижники. Всей душой любящий Францию, убежденный в том, что «деголлизм» должен быть не только инструментом борьбы, но и движущей силой всякого обновления, уверенный в том, что воплощением государства является «Свободная Франция», он стремился к большим делам. К тому же, будучи человеком здравомыслящим, трезво оценивая вещи и людей, он очень обдуманно шел по пути, усеянном ловушками противника и препятствиями, которые создали друзья. Веривший в свое дело, расчетливый, не сомневающийся ни в чем и ничему не доверяющий, апостол и одновременно исполнитель, Мулэн за 18 месяцев выполнил важнейшую задачу: единство в движении Сопротивления, существовавшее, по сути дела, символически, он превратил в реальное единство. Затем, став жертвой предательства, перенеся тюрьму и жестокие пытки подлого врага, Жан Мулэн отдал жизнь за Францию, как и многие другие храбрые солдаты, которые на виду у всех или в подполье посвящали долгие ночи борьбе, чтобы скорее наступил рассвет.
Мы условились, что он постарается сначала провести работу в организациях Сопротивления южной зоны, чтобы убедить их создать под его руководством общий орган, который был бы непосредственно связан с Национальным комитетом, давал общие указания и занимался решением внутренних споров. По окончании этой работы Мулэн должен был заняться северной зоной, чтобы попытаться организовать для всей территории единый Совет Сопротивления, связанный со Сражающейся Францией. Но как только зашла речь о создании единого органа, который возглавил бы в метрополии все организации, участвовавшие в движении Сопротивления, возникло два вопроса: о политических партиях и о внутренних вооруженных силах в стране.
Принимая во внимание только представительный, но отнюдь не руководящий характер, который мне хотелось придать этому Совету (что впоследствии и удалось осуществить), я не думал исключать из него партии. Вхождение их в Совет было неизбежно. Впрочем, по моему мнению, наши несчастья объяснялись не сушествованием партий, а тем, что, пользуясь нашими пришедшими в ветхость государственными учреждениями, они незаконно присваивали себе власть. Вот почему, признавая за партиями их роль, я не желал, чтобы теперь они оказались во главе Сопротивления. Ни в коей мере ни их идеи, ни их деятельность не являлись источником Сопротивления, потому что все эти партии без исключения оказались несостоятельными в решающий момент. Но еще вчера переживавшие кризис в результате катастрофы, они начинали теперь укрепляться. Их отдельные элементы, вступая в движение Сопротивления, группировались между собой, придерживаясь рамок прежних отношений.
Правда, лишившись клиентуры — предмета своих забот, — а также возможности заниматься комбинациями и торговаться из-за портфелей, они думали и давали повод думать, что возвращаются к чистым истокам своего существования, то есть к идеалам социальной справедливости, культу национальных традиций, проповеди светского характера государства и горячим христианским чувствам. Их соответствующие организации, основательно очищенные, хотели, казалось, только одного: немедленно внести свой вклад в борьбу, используя те или иные тенденции общественного мнения. Между тем последнее начинало оценивать по достоинству умелые действия этих хорошо знакомых ему организаций, тем более что они отрекались от своих прежних ошибок. Наконец, за поведением партийных деятелей внимательно следили союзники. Добиваясь единства нации, приходилось считаться с фактами. В связи с этим я дал Мулэну инструкцию в надлежащий момент ввести в Совет, который предполагалось создать, делегатов от партий наряду с представителями различных организаций Сопротивления.
Если я рассчитывал таким путем добиться некоторого единства в политической борьбе Франции, то того же я хотел достичь и в вооруженной борьбе. В этом отношении первая трудность порождалась самими организациями Сопротивления, которые, создавая боевые отряды, хотели сохранить над ними свою власть. К тому же, за исключением нескольких горных или труднодоступных районов, эти отряды могли существовать лишь в виде мелких групп. Так было, в частности, в «маки», где формировались группы партизан в основном из людей, уклонившихся от отправки в Германию и которым приходилось скрываться в сельской местности. От них поэтому можно было ожидать только партизанской войны, которая дала бы весьма эффективные результаты, если бы их разрозненные действия стали частью общей согласованной борьбы. Таким образом, предоставляя различным группам возможность действовать автономно, нужно было разрешить проблему, состоящую в том, чтобы соединить их между собой с помощью гибкой, но действенной организации, подчиняющейся непосредственно мне. Это позволило бы наметить для них в форме плана, согласованного с союзным командованием, общие задачи, которые они выполняли бы в зависимости от обстановки и, в частности, тогда, когда осуществится наконец (!) высадка союзных войск в Европе. Я поручил Мулэну добиться от организаций Сопротивления этого элементарного взаимодействия их военных групп. Мне пришлось, однако, ждать несколько месяцев, прежде чем удалось создать в лице генерала Делестрэна командование тайной армии.
Жан Мулэн был сброшен на парашюте на юге Франции в ночь на первое января. У него было мое предписание, согласно которому он назначался моим делегатом в неоккупированной зоне метрополии с задачей обеспечить единство действий различных групп Сопротивления. Его полномочия поэтому не могли в принципе оспариваться. Но ему предстояло осуществить их при моей поддержке. В связи с этим было решено, что именно он явится во Франции центральным звеном наших связей — прежде всего с южной зоной, а по мере возможности и с северной; что в его распоряжении будут находиться средства связи; что к нему будут прикреплены наши связные; что он будет осведомлен о переброске нашего личного состава, грузов, корреспонденции из Англии во Францию и обратно; наконец, что он будет получать и распределять денежные средства, направляемые нами для различных организаций, действующих в метрополии. С этими полномочиями Мулэн приступил к делу.
По его инициативе, поддержанной снизу, руководители организации Сопротивления южной зоны вскоре общими усилиями создали своего рода совет, председателем которого был представитель Национального комитета. В марте они опубликовали совместную декларацию под названием «Единая борьба, единый руководитель», обязуясь осуществлять единство действий и заявляя, что они борются под руководством генерала де Голля. В деятельности различных организаций стал воцаряться порядок. Готовилось объединение мероприятий в отношении военизации партизанских групп. В то же время с нашей помощью Мулэн создал при своей делегации централизованные органы.
Так, например, «служба воздушных и морских операций» получала непосредственно от полковника Деваврена инструкции относительно прибытия и отправки самолетов и судов. Каждый месяц в лунные ночи самолеты «лисандр» или бомбардировщики, ведомые такими пилотами, как Лоран и Ливри-Левель, которые мастерски справлялись с этими смелыми операциями, совершали посадки в намеченных пунктах. Люди, которые постоянно рисковали своей жизнью, обеспечивали сигнализацию, прием или отправление пассажиров и грузов и охрану. Часто приходилось принимать контейнеры, которые сбрасывались на парашютах в установленных местах, прятать и распределять содержавшиеся в них грузы. «Служба радио», которую Жюлитт организовал на месте, действовала также под руководством Мулэна, передавая в Лондон и получая оттуда ежемесячно сотни, а затем тысячи телеграмм, непрерывно меняя местоположение своих радиостанций, обнаруженных противником, и восполняя по мере возможности свои большие потери. Мулэн создал также «Бюро печати и информации» во главе с Жоржем Бидо[181], который держал нас в курсе различных настроений, в частности интеллигенции, а также общественных и политических кругов. Учрежденный при нем «Главный научно-исследовательский комитет», в котором работали Бастид, Лакост, де Мантон, Пароди, Тетжен, Куртен, Дебре, составлял проекты на будущее. Блок-Лене руководил по поручению делегации финансовыми операциями и хранил денежные средства, полученные из Лондона. Таким образом, через посредство Мулэна, державшего в своих руках основные нити руководства, деятельность нашего правительства стала давать практические результаты. Это подтверждали в первые же месяцы 1942 очевидцы, прибывавшие из Франции.
В их числе был Реми. В одну из февральских ночей он привез из Парижа связки документов для наших служб, а моей жене — азалию в цветочном горшке, купленную на улице Руайаль. Деятельность его сети «Конфрери Нотр-Дам» была в полном разгаре.
Например, ни один из немецких надводных кораблей не мог пойти в Брест, Лориан, Нант, Рошфор, Ла-Рошель, Бордо или выйти оттуда без того, чтобы Лондон не был об этом осведомлен телеграммой. Ни одно вражеское сооружение не могло быть построено на берегу Ла-Манша или на Атлантическом побережье в частности, на базах подводных лодок — без того, чтобы его расположение и план не стали сразу же известны нам. Кроме того, Реми методически устанавливал связи либо с другими сетями, либо с организациями Сопротивления оккупированной зоны, либо с коммунистами. Последние, встретившись с ним незадолго до отъезда, поручили передать мне, что они готовы признать мое руководство и послать полномочного представителя в Лондон в мое распоряжение.
В марте в Лондон прибыл натри месяца и провел с нами очень полезную работу один из руководителей организации «Освобождение Севера» и доверенное лицо профсоюзов Пино. В апреле нас посетил Эмманюэль д’Астье, вооруженный разными проектами и расчетами, и я счел нужным направить его до возвращения во Францию в Соединенные Штаты, чтобы он внес там ясность в некоторые вопросы, связанные с Сопротивлением. Затем приехал Броссолет[182]. Он был полон всяких самых высоких политических идей, глубоко скорбел о судьбе Франции, ввергнутой в катастрофу, ждал освобождения только от «деголлизма», который он возвел в доктрину. Впоследствии он явился одним из вдохновителей нашего Сопротивления в стране. Но однажды, выполняя порученное задание, Броссолет был схвачен врагом и покончил жизнь самоубийством, не надеясь на свои силы. С посланиями от некоторых парламентских деятелей прибыл также Рок, который впоследствии был арестован и убит. Из оккупированной зоны приехал Поль Симон, посланный «Гражданской и военной организацией» для установления связи. Симон с его горячим умом и холодной решимостью оказал Сопротивлению большие услуги. Он был убит врагом накануне освобождения. Наконец, в Лондон изъявили желание приехать Филип, Шарль Вален, Вьено, Даниэль Мейер и другие.
Мои беседы с этими людьми, в большинстве своем молодыми, пылкими, настойчивыми в борьбе и в своих стремлениях, показали мне, до какой степени был дискредитирован в глазах французов режим, существовавший в стране в момент катастрофы. Движение Сопротивления было не только вспышкой нашей до крайности ослабленной обороны. Оно порождало также надежду на обновление. Если только Сопротивление не распылится после победы, можно было надеяться, что оно станет рычагом глубоких преобразований всей системы и широких усилий нации. Встречаясь с руководителями Сопротивления, откликнувшимися на мой призыв, я думал, что, может быть, те из них, кто останется в живых, образуют вокруг меня руководящее ядро для великих свершений во имя общечеловеческих и французских принципов. Но это было бы реально лишь при условии, что, когда минует опасность, они подчинятся той дисциплине ума и чувств, без которой ничего не сделаешь и которая сплотила их на этот раз.
Во всяком случае, наступил момент, когда я должен был с согласия всего Сопротивления и от своего имени провозгласить цель, к которой мы стремились. Этой целью было освобождение в полном смысле слова, то есть освобождение как человека, так и родины. Я провозгласил ее в форме манифеста, принятого Национальным комитетом после того, как организации Сопротивления и мои представители во Франции высказали о нем свое мнение. В манифесте я заявлял, что, решив отстоять свободу, честь и безопасность Франции в мире путем уничтожения врага, мы намереваемся гарантировать их каждому французу и каждой француженке, сменив недостойный режим, при котором многие граждане были их лишены. Таким образом, я осуждал как «тот моральный, социальный, политический и экономический режим, который пал во время поражения», так и «режим, возникший в результате преступной капитуляции». И я утверждал: «Объединяясь для победы, французский народ соединяется для революции». Манифест был опубликован 23 июня 1942 во всех подпольных газетах обеих зон и передан по радио из Браззавиля, Бейрута и Лондона.
В этот период времени главным образом условия борьбы в метрополии вынуждали меня оставлять Национальный комитет в Лондоне. Однако я часто думал о перенесении его деятельности на французскую территорию, например в Браззавиль. Этот вопрос вставал особенно остро тогда, когда в наших отношениях с Англией возникал кризис. Но в таких случаях я отвечал себе: «Как из глубины Африки сноситься с родиной, говорить с ней, руководить Сопротивлением? А в Великобритании, напротив, имеются все необходимые средства связи и информации. К тому же наши усилия по линии дипломатических отношений с союзными правительствами требовали соответствующих контактов, обстановки, которые имелись в английской столице и которых мы, конечно, были бы лишены на берегах Конго. Наконец, я должен быть постоянно связан с теми нашими частями, которые могут дислоцироваться только на Британских островах».
Поэтому по возвращении с Востока я установил свою резиденцию в Лондоне. Там я пробыл десять месяцев.
Я припоминаю сейчас свою жизнь того периода. Нетрудно поверить, что она была заполненной. Короче говоря, я поселился в гостинице «Коннот». Кроме того, я снимал сначала в Элсмире (в Шропшире), затем в Беркхэмстеде близ столицы дачу, в которой проводил каждую субботу и воскресенье с женой и дочерью Анной. Позже мы переехали в квартал Хэмпстед в Лондоне. Филипп после поступления в морскую школу плавает и воюет в Атлантическом океане на борту корвета «Розелис», а затем на Ла-Манше помощником командира торпедного катера «96». Элизабет, живущая в пансионате «Дам де Сион», готовится к занятиям в Оксфорде. Повсюду население тактично выражает нам свои симпатии. Каждое мое официальное появление встречается с воодушевлением; англичане проявляют вежливую предупредительность, когда видят меня с семьей на улице, в кино или на прогулке в парке. Так на собственном опыте я убеждаюсь в том, что каждый представитель этого великого народа уважает свободу других.
Чаще всего мой день проходит в Карлтон-гарденс. Там я выслушиваю отчеты, получаю письма и телеграммы от Франсуа Куле, ставшего начальником кабинета после того, как Курсель уехал в Ливию командовать отрядом бронемашин, и от Бийотта, начальника моего штаба, сменившего на этом посту двух лиц: Пети, который командирован в Москву, и Ортоли, который командует контрминоносцем «Триомфан». Там Сустель докладывает мне о поступившей за день информации; Пасси-Деваврен приносит отчеты, полученные из Франции; Шуман получает от меня указания относительно своих выступлений по радио. Там я решаю деловые вопросы с национальными комиссарами и начальниками служб, принимаю посетителей или приглашенных лиц, отдаю приказы и инструкции, подписываю декреты. Часто я завтракаю, а иногда и обедаю в обществе союзных представителей или французов, с которыми мне нужно переговорить. Что касается большой для меня работы по редактированию своих выступлений, то я ее делаю дома по вечерам или в воскресенье. Во всяком случае, я стараюсь не мешать работе служб нерасчетливым распределением времени. Как правило, в Карлтон-гарденс никто, за исключением шифровального бюро, ночью не работает.
Однако я должен был еще делать многочисленные визиты. Независимо от бесед с английскими министрами, заседаний штаба, церемоний, на которые меня приглашает английское или другое союзное правительство, я отправляюсь при случае в один из центров французской жизни в Лондоне. «Французский институт», сразу же присоединившийся к нашему делу в лице своего директора профессора Сора, предоставляет нашим соотечественникам ценные возможности для учебы и активной духовной жизни. «Французское объединение» продолжает свое дело под руководством Темуэна и мадмуазель Сальмон. «Дом Института Франции» вплоть до того вечера, когда он был разрушен бомбами, похоронив под обломками своего администратора Робера Крю, доставляет из своей библиотеки нужную нашим службам документацию. «Друзья французских добровольцев» — общество, руководимое лордом Тирреллом, лордом де ла Уорр, лордом Айвором Черчиллем и состоящее главным образом из англичан, а также «Координационный комитет Сражающейся Франции» в Шотландии под председательством нашего друга лорда Инверклайда оказывают французским борцам умелую и великодушную помощь. «Французская торговая палата» посредничает в товарообмене между Великобританией и территориями, присоединившимися к «Свободной Франции». Приемный центр «Свободной Франции» берет на свое попечение всех прибывающих с родины. «Французский госпиталь» лечит многих наших раненых. Участвуя в деятельности всех этих организаций, я стремлюсь укрепить в Англии, как и повсюду, нашу национальную солидарность.
«Ассоциация французов в Великобритании» оказывает мне активную помощь. Именно она организует несколько массовых митингов с участием гражданского населения и военнослужащих. Эти митинги дают возможность: мне — встретиться с французами, присутствующим — высказать свои убеждения, а метрополии — услышать по радио наши речи и почувствовать настроение в зале. Уже 1 марта 1941 в Кингсуэй-холле перед многотысячной аудиторией я определил нашу задачу и твердо выразил наши надежды. 15 ноября в обширном зале Альберт-холла, до отказа заполненном собравшимися, я торжественно провозгласил три основных положения нашей политики.
«Смысл первого положения, — сказал я, — состоит в том, чтобы воевать, то есть придать возможно больший размах и возможно больше мощи усилиям французов в конфликте… Но эти усилия мы предпринимаем только по зову Франции и в ее интересах». Затем, решительно осуждая как довоенный режим, так и режим Виши, я заявил: «Мы считаем необходимым, чтобы могучая и целительная волна поднялась из глубин нации и смыла причины катастрофы вместе со всей надстройкой, возникшей над капитуляцией. Поэтому второе положение нашей политики требует предоставить слово народу, как только события позволят ему свободно высказать, чего он хочет и чего он не хочет». Наконец, в третьем положении я намечал основы, на которых, по нашему мнению, должны строиться обновленные институты Франции. «Эти основы, говорил я, — определяются тремя девизами свободных французов. Мы говорим: „Честь и Родина“, имея в виду, что нация может возродиться только в результате победы, что она может существовать только как великая нация. Мы говорим: „Свобода, Равенство и Братство“, потому что мы хотим остаться верными демократическим принципам. Мы говорим „Освобождение“, ибо если наши усилия не ослабнут до победы над врагом, их завершением должно явиться создание для каждого француза таких условий, чтобы он мог спокойно жить и трудиться, сохраняя чувство собственного достоинства».
Тогда присутствующие, охваченные глубоким волнением, бурно выражают свои чувства энтузиазма, и взрыв энтузиазма разносится далеко за пределы Альберт-холла.
Такие собрания бывают редко. Производя инспекторские смотры, я часто посещаю наших добровольцев. Наши силы, наземные, морские и воздушные, хотя и очень небольшие и рассеянные, составленные нами из разрозненных частей и подразделений, представляют собой теперь единое целое и усиливаются с каждым днем. Организационный план, который я дал военному, военно-морскому и военно-воздушному комиссарам на 1942, точно выполняется. Я убеждаюсь в этом при посещении частей, дислоцированных в Англии, когда солдаты, видя вблизи того, кого они называют «Большой Шарль», своими взглядами, поведением, пылом, с которым они проходят учебу, выражают ему свою искреннюю привязанность.
Из всей нашей небольшой армии, которая сражается в Африке и на Востоке, на английской земле находятся только учебные центры. Но в них обучается большая часть наших кадров. В лагере Кемберли полковник Ренуар представляет мне батальон егерей, артиллерийский дивизион, танковый эскадрон, отряд инженерных войск подразделение связи, которые выпускают каждые шесть месяцев сержантов и специалистов. Я прохожу в артиллерийский парк, где под командованием майора Бутэ приводится в порядок французская техника, привезенная ранее в Великобританию тыловыми службами норвежской экспедиции или военными кораблями, прибывшими из Франции во время вражеского нашествия. Оружие, боеприпасы, машины используются для оснащения новых формирований наряду с техникой, поставляемой англичанами в соответствии с соглашением от 7 августа 1940 и американцами по ленд-лизу. Переговорами и практическим выполнением этой важной задачи занимается служба вооружения под руководством полковника Морена. Во время авиационной катастрофы при исполнении служебных обязанностей этот прекрасный офицер гибнет, и его пост занимает майор Гирш. В самом Лондоне я иногда навещаю роту французских женщин-добровольцев, возглавляемую мадмуазель Терре, а затем госпожой Матье, где достойные, патриотически настроенные девушки получают специальности водителей, санитарок, секретарей. Время от времени я наезжаю в Молверн, а затем в Рибрсфорд к «кадетам Свободной Франции». В 1940 я создал эту школу, предназначенную для студентов и учащихся, переехавших в Англию. Вскоре мы превратили ее в офицерскую школу, которой командует майор Бодуэн. Пять ее выпусков дали 211 командиров взводов, из них 52 пали в борьбе с врагом. Ничто не ободряет так главу свободных французов, как контакт с этой молодежью, надеждой на возрождение померкшей славы Франции.
В то время как подразделения наземных войск, находящиеся в Великобритании, проходят обучение, чтобы затем сражаться на различных фронтах, наши военно-морские силы, в большинстве базирующиеся в английских партах, участвуют в битве на коммуникациях в Атлантике, Ла-Манше, на Северном море, в Арктике. Для этого мы должны пользоваться базами союзников. В самом деле, у нас нет необходимых материалов для ремонта, содержания и снабжения наших судов. Тем более мы не можем снабдить их новыми средствами: ПВО, гидролокаторами, радарами и др., применения которых требует развитие военной техники. Наконец, на обширном театре военно-морских операций, центром которых является Англия, необходимо техническое и тактическое единство усилий.
Вот почему, хотя суда, которые мы вооружаем, находятся в полном нашем распоряжении, независимо от их происхождения, хотя они все плавают под трехцветным флагом, хотя офицеры и команды подчиняются только французским уставам, хотя они выполняют приказы только своих начальников, короче говоря, хотя наш флот остается чисто национальным, все же, за редким исключением, когда мы используем его непосредственно, он принимает участие главным образом в общих боевых действиях, проводимых англичанами. Впрочем, это идет ему на пользу, так как он включается в систему, исключительную по боеспособности, дисциплине, активности. Со своей стороны англичане, оценивая по достоинству нашу помощь, оказывают французским военно-морским силам широкую материальную поддержку, их арсеналы и службы делают все возможное, чтобы приводить в порядок и снабжать наши суда, несмотря на различие типов и вооружения. Новые материалы, которые применяет английский флот, немедленно поставляются и нашему флоту. Новые суда: корветы и катера, позже фрегаты, эсминцы, подводные лодки — передаются нам прямо с верфей. Если наш небольшой флот смог сыграть свою роль и поддержать честь французского оружия на морях, этим он обязан как помощи союзников, так и заслугам наших моряков.
Я убеждаюсь в этом каждый раз, когда навещаю подразделения флота в Гриноке, Портсмуте, Каусе, Дартмуте. Учитывая характер борьбы, а также небольшую численность наших моряков, мы вооружаем только малые суда. Но эти корабли «Свободной Франции» с честью делают все, что в их силах.
Прежде всего мы вооружили, конечно, суда, которые прибыли из Франции. К весне 1942 из наших пяти первых подводных лодок остаются «Рюби», «Минерв», «Жюнон», которые в норвежских, датских и французских водах атакуют вражеские корабли, ставят мины, высаживают десанты; «Нарвал» исчез у Мальты в декабре 1940; «Сюркуф» был потоплен в феврале 1942. Контрминоносцы «Триомфан», «Леонар», миноносцы «Мельпомен» и «Буклье» в течение нескольких месяцев эскортировали караваны в Атлантическом океане и в Ла-Манше. Затем «Триомфан» был отправлен на Тихий океан, «Леопар» прибыл в Южную Африку; позже он осуществлял связь с островом Реюньон и наконец потерпел кораблекрушение близ Тобрука. «Мельпомен» перешел в Северное море. «Буклье» превратился в один из наших учебных кораблей. Из наших пяти посыльных судов три, «Саворньян де Бразза», «Коммандан Дюбок», «Коммандан Домине», курсируют у берегов Африки; «Мокез» помогает охранять коммуникации в Ирландском море; «Шеврей» патрулирует в Океании, в районе Нумеа, и присоединяет 27 мая 1942 к «Свободной Франции» острова Уоллис и Фютюна. Два тральщика, «Конгр» и «Люсьен-Жан», выполняют свои трудные обязанности на подступах к английским портам. Десять морских охотников приняли участие в прикрытии союзнических транспортов между Корнуэллом и Па-де-Кале. Теперь их только восемь, так как два из них были потоплены. Были введены в строй шесть патрульных судов: «Пульмик», затонувший у Плимута в ноябре 1940, «Викинг», погибший в открытом море у берегов Триполитании в ноябре 1942, «Вайан», «Президан Ондюс», «Рэн де Фло», продолжающий бороздить моря, «Леониль», использующийся в качестве плавучей базы торгового флота. Вспомогательный крейсер «Кап де пальм» курсирует между Сиднеем и Нумеа. Четыре плавучие базы, «Ураган», «Амьен», «Аррас» и «Дилижант», комплектуют «морскую часть» порта Гринок и базу экипажей «Бир-Хакейм» Портсмута, где обучаются наши моряки. Старый броненосец «Курбэ» выполняет роль учебного центра для рекрутов, мастерских, склада боеприпасов и продовольствия. Находясь на якоре на Портсмутском рейде, он поддерживает своей артиллерией оборону этого крупного порта.
В состав нашего небольшого флота входят также корабли, полученные у англичан. Это прежде всего корветы, построенные после начала войны для прикрытия караванов. Эти корветы беспрерывно охраняют коммуникации между Англией, Исландией, Ньюфаундлендом и Канадой. Нам были переданы девять корветов: «Алисе», погибший в бою в марте 1942, «Мимоза», затонувший спустя три месяца вместе с находившимся на его борту командиром легкой мотомеханизированной дивизии капитаном 2-го ранга Биро, «Аконит», «Лобелия», «Розелис», «Ренонкюль» «Коммандан д’Этьенн д’Орв», «Коммандан Дрогу», «Коммандан Детруайа». К числу полученных нами судов также относятся восемь торпедных катеров 28-й флотилии, бороздящие на большой скорости Ла-Манш и атакующие вражеские транспорты и корабли эскорта, которые пробираются ночью вдоль побережья Франции. Кроме того, нам были переданы восемь моторных катеров, образующих 20-ю флотилию, которая действует в Ла-Манше совместно с нашими охотниками французской конструкции. Впрочем, мы готовимся к вооружению совершенно новых судов. Многие из фрегатов, которые начинают выходить из английских арсеналов, сразу же после спуска на воду предоставляются в наше распоряжение союзниками. Мы взяли четыре из них: «Декуверт», «Авантюр», «Сюрприз», «Круа де Лорэн». За нами оставлены также миноносец «Комбатан», подводные лодки «Кюри» и «Дорис», строительство которых заканчивается. Нам хотелось бы приобрести и другие корабли, которые увеличили бы число потопленных нами вражеских подводных лодок, транспортов, сторожевых судов и число сбитых нами самолетов. Но наша роль и размах действий ограничиваются не недостатком судов, а нехваткой личного состава.
Уже к июню 1942 700 моряков «Свободной Франции» погибли за родину. Наши военно-морские силы насчитывают 3600 человек плавсостава. К ним же нужно отнести батальон стрелков под командованием Амио д’Энвиля, который заменил Детруайа, погибшего на поле брани. Сюда же нужно добавить несколько военно-морских летчиков, которые, не имел возможности образовать отдельную часть, служат в авиации. Наконец, сюда же относятся десантно-дицеремонные подразделения, которые обучаются в Великобритании под командованием капитан-лейтенанта Киффера. В мае месяце я пришел к соглашению с английским адмиралом лордом Маунтбэттеном[183], ответственным за проведение «комбинированных операций», об условиях использования этих рвущихся в бой войск. Вскоре они приняли участие в смелых налетах на французское побережье.
Наш личный состав комплектовался наполовину из моряков, находившихся в 1940 году в Англии. В Габоне, на Ближнем Востоке некоторые присоединились к нам после того, как сражались против нас. Так было с экипажами подводной лодки «Аякс», затонувшей у Дакара, подводной лодки «Понселе», затопленной своим командиром у Порт-Жантиля, посыльного судна «Бугэнвиль», которое мы вынуждены были вывести из строя на рейде Либревиля. Время от времени к нам присоединяются отдельные кадровые моряки, прибывающие из Франции, Северной Африки, Александрии, с Антильских островов, с Дальнего Востока. В военно-морской флот набирается максимальное количество молодых французов из числа находящихся в Англии, Америке, Леванте, Египте, на острове Сен-Пьер. Наконец, торговые корабли предоставляют военно-морским силам большую часть своего персонала. Самой тяжелой задачей для военно-морского комиссариата является пополнение кораблей командным составом. Его приходится комплектовать из самых различных, зачастую неподготовленных людей, не считаясь с их специальностью. У нас мало кадровых офицеров. Мы восполняем их недостачу за счет обучения молодежи. Под руководством капитанов 2-го ранга Витзеля и Гейраля, последовательно командовавших «школьным отделом», морская школа «Свободной Франции» развертывает активную работу на борту «Президан Теодор Тисье» и шхун «Этуаль» и «Бель Пуль». За четыре выпуска она дала 80 кандидатов на офицерский чин. Все свои способности отдали французскому военно-морскому флоту эти люди, закаленные с самого начала горестью, битвами и надеждами. С другой стороны, мы широко используем в наших военно-морских силах кадры офицеров запаса, которых берем с торговых кораблей и из среды персонала Суэцкого канала. Двести кандидатов, набранных таким образом, простоят на вахте на борту фрегатов, корветов, катеров и тральщиков в общей сложности более миллиона часов.
Несмотря на эти сокращения в личном составе, часть французского торгового флота, находящаяся в лагере союзников, оказывает им значительную помощь. Из 660 пассажирских и торговых судов водоизмещением в 2700 тысяч тонн, которые принадлежали Франции в начале войны, 170 кораблей водоизмещением в 700 тысяч тонн будут по-прежнему участвовать в военных действиях после заключения «перемирия». Наша служба торгового флота под руководством Малглэва и Бенжана, а позднее Смейерса и Андюс-Фариза комплектует французскими экипажами большое число судов. Кроме того, эта служба участвует в управлении нашими судами, находящимися у англичан; в этом случае рядом с английским государственным флагом на корме или на мачте кораблей-изгнанников развевается трехцветный флаг. За этот период нами были оснащено 67 торговых судов водоизмещением в 200 тысяч тонн. Двадцать из них мы потеряли. К весне 1942 из общего числа 580 офицеров и 4300 матросов торгового флота более четверти погибло на море.
Пассажирские суда занимаются перевозкой войск. Так, «Иль де Франс», «Феликс Руссель», «Президан Поль Думер» доставляют на Восток британские подкрепления из Австралии и Индии. Транспортные суда, перевозящие сырье, оружие, боеприпасы, плавают обычно в составе караванов. Иногда некоторым из них приходится пересекать океан в одиночку. Эти суда никогда не задерживаются долго в порту, где часто подвергаются бомбардировкам. В открытом море служба утомительна и опасна. Приходится быть начеку днем и ночью, строго соблюдать инструкции, постоянно занимать свои посты по боевой тревоге. Часто приходится участвовать в боях, стрелять из орудий, молниеносно маневрировать, чтобы избежать торпеды или бомбы. Случается, что судно погружается в воду и ты оказываешься в холодной, покрытой масляными пятнами воде, а рядом тонут товарищи. Случается также, что ты испытываешь огромную радость, присутствуя при падении вражеского бомбардировщика или наблюдая пятно мазута — признак тонущей подводной лодки врага. Иногда ты сам бываешь этому причиной, как это было с простым грузовым судном «Форт-Бенже», которое в мае 1942 в открытом море у Ньюфаундленда потопило немецкую подводную лодку.
Однажды в Ливерпуле адмирал сэр Перси Нобль, командующий передвижениями и боевыми действиями кораблей на всем атлантическом театре военных действий, пригласил меня на свой командный пункт, расположенный в бетонированном подземном убежище. На больших морских картах, развешенных по стенам, обозначалось постоянно меняющееся расположение всех караванов союзников, всех военных кораблей, всех самолетов, выполняющих боевые задачи, а также установленные или предполагаемые позиции германских подводных лодок, самолетов, рейдеров. Центральная телефонная станция, связанная с внешними линиями, с радиостанциями, шифровальными бюро и обслуживаемая невозмутимым женским персоналом — телефонистками, стенографистками, рассыльными, — почти бесшумно передает приказы, поручения, сообщения командования далеким морским адресатам и по мере получения — ответы последних. Все фиксируется на светящихся таблицах. Таким образом, величайшая битва на коммуникациях предстает во всех своих перипетиях.
Рассмотрев все в целом, я перевожу взгляд на карты, где обозначены наши силы. Я вижу их в подобающих местах, то есть там, где они наиболее всего достойны награды. Им по эфиру передается приветствие главы «Свободной Франции». Но затем, осознавая, как численно невелики они по сравнению с иностранными силами, в которые они входят, вспоминая, что там, в Тулоне, Касабланке, Александрии, Фор-де-Франсе, Дакаре, бездействуют французские корабли, понимая, какую историческую возможность предоставляет эта война морскому призванию Франции, я чувствую, как меня охватывает грусть, и я покидаю подземное убежище с тяжелым сердцем.
Аналогичное чувство примешивается к моей гордости, когда я встречаюсь с нашими летчиками на той или иной английской базе. Видя все их достоинства и, с другой стороны, думая о всем том, что могла бы сделать французская авиация с баз в нашей Северной Африке, на Ближнем Востоке или в Англии, если бы ей дали возможность сражаться, я чувствую, что великое национальное богатство расходуется по-пустому. Но это заставляет меня еще больше трудиться над тем, чтобы усилия тех, кто смог присоединиться ко мне, были занесены на счет Франции. Если я по вполне понятным причинам отдал распоряжение, чтобы наши летчики, летающие с английских баз на английских самолетах, входили в систему английской авиации, то я все-таки стремился также к тому, чтобы наши летчики представляли собой единое национальное целое. Это было нелегко сделать. Сначала наши союзники совершенно не заботились об авиации «Свободной Франции». Исходя из практических соображений и недостатка времени, они принимали в свои части некоторых наших пилотов. Но единственно, что они могли нам предложить, — это включить наших добровольцев в Королевские воздушные силы. Я не мог с этим согласиться. Таким образом, положение наших летчиков оставалось почти в течение года неопределенным. Некоторые из них, объединенные во французские эскадрильи, могли участвовать в воздушных боях в Эритрее и Ливии. Другие, временно принятые в английские эскадрильи, участвовали в битве за Англию. Но большинство из-за недостатка материальной части, тренировки изнывали от бездействия за пределами авиационных баз в Англии и Египте.
Но и эта проблема была в свою очередь решена. Весной 1941 я смог решить принципиальные вопросы с английским министром авиации сэром Арчибальдом Синклером. Человек широкого ума и благородства, он понимал, что существование авиации «Свободной Франции» не лишено пользы. Он согласился с моим предложением о создании наших эскадрилий по образцу английских. Англичане предоставляли нам недостающий наземный персонал и обучали в своих школах наших летчиков. Излишек наших пилотов мог служить в английских частях. Но они должны были находиться на положении откомандированных французских офицеров, подчиненных французским уставам и носящих французскую форму. 8 июня 1941 я написал из Каира сэру Арчибальду письмо, подтверждая соглашение, выработанное на этих основах полковником Валеном. С тех пор это соглашение неукоснительно соблюдалось маршалами авиации Порталом в Лондоне, Лонг-мором, затем Теддером на Востоке.
В конце 1941 мы создали в Англии эскадрилью истребителей «Иль де Франс» под командованием Ситиво. Когда он был сбит над Францией, откуда, впрочем, он вернулся, его заменил Дюперье. На другой день после начала кампании в Сирии в Египте была сформирована эскадрилья истребителей «Эльзас», которая сражалась сначала в Ливии под командованием Пулигена, а затем передислоцировалась в Англию, где во главе ее встал Мушотт[184], погибший на следующий год в бою с врагом. В Леванте организуется эскадрилья бомбардировщиков «Лотарингия» под командованием Пижо. Этот последний, сбитый спустя несколько недель над вражеской территорией, сумел добраться до своих и здесь умер. Его заменяет Корнильон-Молинье. Для поддержки наших операций в Сахаре в районе озера Чад организована смешанная эскадрилья «Бретань» во главе с Сея-Перезом. Весной 1942 собраны частью в Лондоне, частью в Рейаке летчики, которые позже составят в России эскадрилью, а затем полк «Нормандия». Этой частью последовательно командовали Тюлан, Литтольф, а после их смерти Пуйад. Наконец, некоторые из наших пилотов переданы по моему приказу в распоряжение королевских воздушных сил. Морле, Гейоль, Гедж командуют там эскадрильями. Двое последних погибнут в бою. Слава стоит дорого в воздушных сражениях. Потери авиации «Свободной Франции» в два раза превысили численность действующего летного состава.
Однако если мировой характер войны вынуждал меня поступать так, чтобы французские силы принимали участие в боях на всех театрах военных действий, главное усилие я старался сконцентрировать в Северной Африке — в районе, в котором наиболее была заинтересована Франция. Уничтожив итальянскую армию в Эфиопии, преградив немцам дорогу в Сирию, задушив в зародыше попытку Виши выступить против Свободной Французской Африки, мы должны были начать действия в Ливии.
В ноябре 1941 англичане предприняли здесь еще одно наступление. Если бы им удалось достичь границы Туниса, для нас важно было бы прийти туда вместе с ними, оказав им предварительно помощь в борьбе с врагом. Если же, наоборот, врагу удалось бы отбросить их, мы должны были бы сделать все возможное, чтобы помочь им остановить противника, прежде чем он ворвется в Египет. В любом случае мы должны были приложить максимум усилий, но сохранить свое собственное лицо, с тем чтобы одержать победу, полезную для Франции.
Мы могли действовать двояко: начать наступление от озера Чад на Феццан силами сахарской колонны, давно подготовленной Леклерком, либо включить в английское наступление в Ливии подвижные силы, стоящие наготове в Леванте под командованием Лармина. Я решил осуществить оба варианта, но так, чтобы действия наших солдат принесли прямую пользу Франции.
Захват Феццана и последующий марш на Триполи представлял собой операцию, сопряженную с большим риском. Если бы она не удалась, ее долго невозможно было бы возобновить из-за небывалых трудностей, связанных с формированием, снаряжением и снабжением колонны в районе озера Чад. Эта колонна должна была действовать всеми силами только тогда, когда англичане, вновь овладев Киренаикой, вошли бы в Триполитанию. В противном случае она должна была ограничиться тем, что беспокоила бы итальянцев, совершая глубокие и быстрые рейды.
С другой стороны, я хотел, чтобы «фронт Чад» — если можно так назвать ряд по необходимости разрозненных действий — оставался французским фронтом. Безусловно, начало нашей сахарской операции должно было быть согласовано с движением 8-й английской армии. Это зависело от связи с Каиром. Но в остальном Леклерк подчинялся бы только мне вплоть до того дня, когда, соединившись на подступах к Средиземному морю с нашими союзниками, он, естественно, должен был бы поступить в их распоряжение. Эта автономия была мне тем более дорога, что завоевание Феццана явилось бы в наших руках залогом при последующем решении судьбы Ливии.
В течение ноября-декабря англичане, ведя ожесточенные и тяжелые бои, проникли в Киренаику. Ожидая их вступления в Триполитанию, Леклерк, поддержанный генералом Серром, который был тогда главнокомандующим войсками в Свободной Французской Африке, готовился к наступлению на Феццан. Что касается меня, я в этом вопросе не был настроен оптимистично.
Зная, что Роммель сумел вырваться из английских тисков и что после отзыва Вейгана из Северной Африки соглашение Гитлер — Дарлан давало возможность противнику получать снабжение из Туниса, я не рассчитывал на быстрое продвижение союзников к Триполи. Напротив, мне казалось более вероятным контрнаступление противника. Поэтому, разрешая подготовку к наступлению, я воздерживался назначить точный срок его начала. Так как, с другой стороны, миссия связи, которую Леклерк послал в Каир, была поставлена в такие условия, что она была вынуждена согласиться на подчинение британскому командованию, я указал генералу Исмею, что я на это не согласен, и разъяснил представителям миссии их роль.
Действительно, наши союзники не вступили в Триполитанию. Первые месяцы 1942 были для обеих сторон периодом стабилизации. С этого времени наши войска в районе озера Чад могли только совершать рейды и налеты, и Леклерку не терпелось заняться этим. 4 февраля я дал свое согласие. Он сделал это в течение марта, пройдя со своими боевыми частями, поддержанными самолетами, через Феццан, разрушая многие вражеские посты, захватывая многочисленных пленных и трофеи. Затем он вернулся на свою базу, понеся незначительные потери. Чтобы расширить масштабы и возможности действий этого исключительно способного военачальника, я назначил его в апреле командующим всеми вооруженными силами Свободной Французской Африки. И на этот раз мне пришлось преодолеть протесты, вызванные его чрезмерной скромностью. С этого времени он сам и его войска почувствовали себя достаточно сильными, чтобы захватить оазисы, как только события в Ливии будут развиваться в благоприятном направлении. Однако им пришлось ожидать еще долгих десять месяцев в ужасную жару среди скал и песков, прежде чем они одержали победу и смыли наконец с себя пыль в Средиземном море.
Но если в районе озера Чад нам пришлось оттягивать решающий удар, то в Киренаике представлялась долгожданная возможность показать, на что мы способны. Однако нам предстояло преодолеть много препятствий, прежде чем мы добились согласия союзников на участие крупных французских соединений в боевых действиях в этом районе.
Действительно, две легкие мотомеханизированные дивизии и танковый полк, сформированные в Сирии под командованием Лармина, не были учтены английским командованием при подготовке наступления, начатого в конце октября. Однако оба соединения были сильными и хорошо вооруженными. Каждое из них было моторизовано и состояло из пяти пехотных батальонов, артиллерийского полка, роты ПТО, роты ПВО, подразделения разведки, роты и парка инженерных войск, роты связи, транспортной роты, штабной роты и служб. Эти соединения, включающие подразделения всех родов войск и поэтому способные выполнять отдельную тактическую задачу, были дивизиями в буквальном смысле слова. Хотя они на самом деле были «легкими», я настаивал именно на названии, которое соответствовало действительности. Лармина, используя оружие, оставленное Денцем или захваченное на складах, охраняемых итальянскими комиссиями по перемирию, снабдил все подразделения грозным вооружением, и наши добровольцы, энергичные и расторопные ребята, владели им в совершенстве. Таким образом, помимо дивизионной артиллерии каждый батальон имел шесть 75-миллиметровых орудий. Много было также минометов и автоматического оружия. В случае наступления следовало бы облегчить войска. Но зато в обороне они обладали исключительной огневой мощью.
Одобрив 20 сентября состав двух легких мотомеханизированных дивизий, я направил 7 октября Черчиллю письмо, сообщая ему о наших намерениях и возможностях. Одновременно я написал главнокомандующему войсками на Востоке генералу Окинлеку, напоминая ему о нашем желании сражаться в Ливии. Я указал Черчиллю и генералу Окинлеку, что при проведении этих операций я готов подчинить всю группировку Лармина английскому командованию и что, с другой стороны, Леклерк хотя и будет действовать автономно, но сможет предпринять наступление на Феццан, когда это будет необходимо. 9 октября я посетил английского военного министра Маргессона и попросил его вмешаться в это дело. Наконец, 30 октября я сообщил генералу Катру условия, на которых наши войска должны принять участие в военных действиях. Главным условием была возможность действовать целыми соединениями.
Только 27 ноября я получил английский ответ. Он был мне послан начальником штаба военного кабинета Черчилля генералом Исмеем. Его письмо означало отказ, вежливый, но категорический. Чтобы объяснить этот отказ, наши союзники ссылались на «разобщенность французских частей, расположенных в различных пунктах Сирии», на то, что «они не были натренированы для действий в составе дивизий и бригад», наконец, на их «недостаточное снаряжение». Однако они выражали надежду, что будущее позволит пересмотреть этот вопрос.
Было ясно, что английское командование рассчитывало завершить завоевание Ливии и покончить с Роммелём без помощи французов. Правда, оно располагало значительными наземными и воздушными силами в этом районе и считало, что адмирал Эндрю Каннингэм, прекрасный военачальник и моряк, сможет совершить невозможное и полностью прервать коммуникации противника между Италией и Триполитанией.
Можно себе представить, как я был разочарован английским ответом. Я не мог допустить, чтобы наши войска оставались в бездействии неопределенное время, когда в битвах решалась судьба мира. Поэтому я предпочел взять на себя риск изменения ориентации. Я пригласил Богомолова и попросил его сообщить его правительству, что Национальный комитет желал бы, чтобы французские вооруженные силы приняли непосредственное участие в операциях союзников на Восточном фронте в случае, если театр военных действий в Северной Африке будет для них закрыт. Само собой разумеется, я не делал в Лондоне никакой тайны из своего предложения. Но еще до того, как я получил ответ из Москвы, намерения англичан изменились. 7 декабря Черчилль написал мне пылкое письмо, в котором указал, что он «только что узнал от генерала Окинлека, что этот последний очень бы хотел привлечь бригаду „Свободной Франции“ к операциям в Киренаике». «Я знаю, — добавлял премьер-министр, — что это намерение соответствует вашему желанию. Я знаю также, как вашим солдатам не терпится помериться силами с немцами».
Я ответил Черчиллю, что одобряю проект и отдам необходимые распоряжения генералу Катру. На самом деле англичане, кроме того, что им было бы неприятно возможное перемещение французских сил в Россию, начинали понимать, какую военную выгоду могла принести наша помощь в битве за Киренаику. Они убедились воочию, что противник упорно отстаивает каждый клочок земли, что их собственные войска несут тяжелые потери, что им необходимо реорганизовать на месте командование, плохо приспособленное к операциям с участием механизированных войск. Отказавшись от продолжения наступления в Триполитании, они ожидали, что Роммель вскоре вновь возьмет инициативу в свои руки. Эта перспектива вынуждала их обращаться за нашей помощью.
В Каире Катру договорился с Окинлеком о переброске в Ливию 1-й легкой мотомеханизированной дивизии, а Кениг при обсуждении деталей соглашения добился, что союзники предоставили нам помощь, снабдив противотанковыми и зенитными орудиями и транспортными средствами. В январе эта дивизия провела несколько удачных боев с частями Роммеля, окруженными в Соллуме и Бардии, которые вскоре капитулировали. Видя вереницы немецких пленных, которых они помогли захватить, наши войска были потрясены до глубины души. В бодром и приподнятом настроении они направились на запад. В феврале, в то время как англичане размещали свои главные силы в центре Киренаики, на так называемой позиции «Газала», состоящей из нескольких укрепленных районов, наши войска заняли район Бир-Хакейм, расположенный южнее. Укрепляя свои позиции, они в то же время вели активные разведывательные поиски в глубине ничейной полосы, отделявшей их от главных сил противника.
Но если 1-й легкой мотомеханизированной дивизии повезло, то совсем иначе обстояло со 2-й, которая продолжала бездействовать в Леванте. Я же хотел, чтобы она также приняла участие в военных действиях. Как раз Юдекабря Богомолов сообщил мне, что мой проект посылки французских войск в Россию встретил горячее одобрение его правительства, которое готово снабдить на месте наши силы всем необходимым. Тогда я решил послать на восток не только авиационную эскадрилью «Нормандия», но и 2-ю легкую мотомеханизированную дивизию. Эта последняя, отправясь из Сирии и пройдя через Багдад, должна была пересечь Иран на грузовиках, затем из Тавриза по железной дороге прибыть на Кавказ. Это был обычный путь, по которому из иранских портов доставлялись в Россию грузы, посылаемые союзниками. 29 декабря я написал генералу Исмею, предупредив его о своих намерениях, и дал генералу Катру необходимые инструкции. 15 марта 2-я мотомехдивизия должна была отправиться на Кавказ, если до этого она не потребовалась бы в Ливии.
Английское командование выдвинуло все возможные возражения против проекта посылки дивизии в Россию. В Москве же Советы ухватились за эту идею. Молотов в беседах с Гарро, генерал Панфилов — с Пети торопили нас осуществить ее; Иден, поставленный в известность, выступил со своей стороны и написал мне, поддерживая точку зрения английских военных. Я продолжал настаивать на своем, и в конце февраля союзническое командование приняло благоприятное решение. Мне сообщил об этом Исмей. Окинлек попросил Катру передать в его распоряжение 2-ю легкую мотомеханизированную дивизию. Покинув Сирию, она прибыла в Ливию в последних числах марта.
Группировка Лармина была теперь на месте: Кениг с 1-й дивизией — на линии Бир-Хакейм, Казо со 2-й — в резерве. Танковый полк под командованием полковника Реми получал в тылу новую материальную часть. Рота парашютистов, которую я перевел из Англии, тренировалась в Исмаилии, готовая к выполнению боевой задачи. Это составляло 12 тысяч солдат и офицеров или примерно 1/5 сил союзников, действующих в этом районе. Эскадрилья истребителей «Эльзас» и эскадрилья бомбардировщиков «Лотарингия» сражались с октября месяца в небе Киренаики. Многие наши посыльные суда и тральщики участвовали в эскорте караванов вдоль побережья. Таким образом, значительные французские силы были сосредоточены вовремя на главном театре военных действий. Вскоре бог войны предоставил солдатам «Свободной Франции» возможность участвовать в большом сражении и покрыть себя неувядаемой славой. 27 мая Роммель переходит в наступление. Бир-Хакейм подвергается нападению.
В предприятиях, в которых рискуешь всем, обычно наступает такой момент, когда тот, кто ведет игру, чувствует, что судьба вот-вот решится. По удивительному стечению обстоятельств тысячи испытаний, которым он подвергается, как бы воплощаются неожиданно в одном решающем эпизоде. Если этот эпизод будет удачным, фортуна улыбнется. Но если он приведет в замешательство руководителя, все дело проиграно. В то время когда вокруг полигона площадью в 16 квадратных километров, удерживаемого солдатами Кенига, разыгрывается драма Бир-Хакейма, я сам, находясь в Лондоне, знакомясь с телеграммами, выслушивая комментарии, читая во взглядах то страх, то надежду, рассчитываю, каковы будут последствия того, что там происходит. Если эти 5500 бойцов, каждый со своим горем и надеждой добровольно прибывшие из Франции, Африки, Леванта, Тихого океана, собранные, несмотря на столько трудностей, там, где они сейчас находятся, потерпят поражение, наше дело будет серьезно подорвано. И наоборот, если в этот момент, на этой земле они совершат великий подвиг, будущее принадлежит нам!
Первые бои проведены как нельзя лучше. Мне доносят, что 27 мая, когда главные силы противника прошли южнее Бир-Хакейма, чтобы окружить позиции союзников, итальянская мотодивизия «Арьете» бросила против французов сотню танков и потеряла сорок из них, обломки которых усеяли поле боя. 28 и 29 мая наши отряды, высланные во всех направлениях, уничтожили еще штук пятнадцать танков и захватили 200 пленных. 30 мая генерал Роммель, который не смог одним ударом справиться с английскими механизированными соединениями, решает отойти, чтобы осуществить новый маневр. Спустя два дня французская колонна под командованием полковника Броша овладевает позицией Ротонда Синьяли, расположенной в 50 километрах к западу. 1 июня Лармина инспектирует наши войска на месте. Его донесение полно оптимизма. В мире создается определенное мнение. Некоторые предсказывают, что это дело могло бы значительно превзойти границы тактической операции. Радио и газеты сдержанно, выбирая выражения, скупо начинают хвалить французские войска и их командиров.
На следующий день Роммель возобновляет наступление. На этот раз он атакует центр позиции генерала Ричи, назначенного Окинлеком командующим фронтом. Немцы овладевают в Гот-эль-Скарабе позицией одной английской бригады, преодолевают в этом пункте большое минное поле, прикрывающее подступы к Газала и Бир-Хакейму, и в целях расширения прорыва направляют против наших войск одну дивизию Африканского корпуса. Впервые с июня 1940 французы и немцы вновь встречаются в большом сражении. Сначала в мелких стычках мы захватываем 150 пленных. Но очень скоро фронт устанавливается в преддверии битвы. Двум вражеским парламентерам, которые предлагают капитулировать, Кениг отвечает, что он не за этим пришел сюда.
Между тем в последующие дин противник стягивает кольцо окружения. Батареи тяжелых орудий, в том числе 155- и 200-миллиметровых, ведут по нашим позициям огонь, который становится все более интенсивным. Три, четыре, пять раз на день штурмовики и «юнкерсы» совершают налеты по сотне самолетов одновременно. Продовольствие поступает в недостаточном количестве. В Бир-Хакейме все меньше остается боеприпасов, уменьшается продовольственный рацион, сокращается раздача воды. Под палящим солнцем, среди песчаных вихрей защитники находятся в постоянной тревоге, живут вместе с ранеными, хоронят мертвых рядом с собой. 3 июня генерал Роммель направляет письмо, написанное им собственноручно, с требованием сложить оружие — «в противном случае они будут уничтожены, как английские бригады в Гот-эль-Скарабе». 5 июня один из его офицеров повторяет это предложение. Ему отвечает огонь нашей артиллерии. Но в то же время во многих странах к нам пробуждается интерес публики. Французы Бир-Хакейма привлекают все большее внимание печати и радио. Общественное мнение готовится вынести свою оценку. Вопрос ставится так: может ли еще слава осенить наших солдат?
7 июня Бир-Хакейм полностью окружен. 90-я немецкая дивизия и итальянская дивизия «Триест», поддержанные двумя десятками батарей и сотнями танков, готовы к штурму. «Продержитесь еще шесть дней!» — приказало Кенигу союзническое командование вечером 1 июня. Эти шесть дней истекли. «Продержитесь еще сорок восемь часов», — просит генерал Ричи. Следует сказать, что сокрушительные удары противника, нанесшие такие потери 8-й армии и вызвавшие такое замешательство, таковы, что любая операция по замене или оказанию помощи теперь невозможна. Что касается Роммеля, то, стремясь быстрее достичь Египта, пользуясь смятением среди англичан, он очень раздражен этим сопротивлением французов, которое продолжается в его тылу и стесняет его коммуникации. Бир-Хакейм становится его основной заботой и его главной целью. Он уже неоднократно появлялся на позициях и сделает это еще не раз, чтобы ускорить действия штурмующих войск.
8 июня начинаются ожесточенные атаки. Пехота противника неоднократно, при поддержке крупных сил артиллерии и танков, настойчиво, но безуспешно пытается овладеть тем или иным участком наших позиций. Очень тяжелый день для наших войск и тяжелая ночь, в течение которой приводятся в порядок наши пострадавшие от обстрела позиции. 9 июня атаки возобновляются. Вражеская артиллерия усилилась орудиями крупного калибра, с которыми не могут вести борьбу 75-миллиметровые орудия полковника Лоран-Шампрозэ. Наши солдаты получают всего лишь около двух литров воды в сутки, что в здешнем местном климате является совершенно недостаточным. Однако необходимо еще держаться, потому что в связи со смятением, постепенно охватывающим различные подразделения английской армии, сопротивление Кенига приобретает теперь решающее значение. «Героическая оборона французов!» — «Блестящий подвиг»! «Немцы разбиты под Бир-Хакеймом!» — во весь голос трубят информационные агентства Лондона, Нью-Йорка, Монреаля, Каира, Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айреса. Мы приближаемся к цели, которую наметили, возложив на войска «Свободной Франции», столь незначительные по численности, большую роль в этих больших событиях. Пушки под Бир-Хакеймом возвестили всему миру о начале возрождения Франции.
Но отныне мне не дает покоя мысль о спасении защитников. Я понимаю, что они не смогут в течение продолжительного времени отражать атаки, поддержанные мощными средствами. Конечно, я убежден в том, что в любом случае дивизия не сдастся, что противник будет лишен удовольствия увидеть, как перед Роммелём пройдет длинная колонна французских пленных, и что если наши войска будут непоколебимо стоять на месте, то противнику, чтобы одолеть их, понадобится уничтожить их по частям. Но речь идет о том, чтобы спасти войска, а не о том, чтобы примириться с их героической гибелью. Мне совершенно необходимы для дальнейших операций эти сотни превосходных офицеров и унтер-офицеров, эти тысячи отличных солдат. Совершив один подвиг, они должны теперь совершить другой: прорваться сквозь кольцо вражеских войск, пройдя через минные поля, и присоединиться к основным силам союзников.
Хотя я воздерживаюсь от непосредственного вмешательства в руководство сражением, тем не менее в течение 8 и 9 июня я продолжаю с большой настойчивостью обращаться в английский имперский штаб, указывая, что чрезвычайно важно, чтобы Кениг, пока еще не поздно, получил приказ попытаться выйти из окружения. Я повторяю об этом 10 июня Черчиллю, с которым я обсуждал тогда вопрос о Мадагаскаре. Тем временем развязка приближается, и я телеграфирую командиру 1-й легкой мотомеханизированной дивизии: «Генерал Кениг! Знайте и передайте вашим войскам, что вся Франция смотрит на вас и гордится вами!» А в конце дня генерал сэр Алан Брук, начальник имперского штаба, объявляет мне, что с самого утра противник ведет ожесточенные атаки на Бир-Хакейм, но что Ричи дал указание Кенигу занять новую позицию, если это ему удастся сделать. Операция должна произойти ночью.
На следующее утро, 11 июня, — восторженно-мрачные комментарии радио и газет. Поскольку никто не знает, что французы пытаются выйти из окружения, все, очевидно, ждут с минуты на минуту, что их сопротивление будет сломлено. Но вот вечером Брук посылает мне следующее известие: «Генерал Кениг и большая часть его войск достигли Эль-Гоби и находятся вне досягаемости противника». Я благодарю вестника, отпускаю его, закрываю дверь. Я остаюсь наедине с самим собой. Сердце бьется от волнения. Меня охватывает чувство огромной гордости, льются слезы радости!
1-я легкая мотомеханизированная дивизия насчитывала до сражения под Бир-Хакеймом приблизительно 5500 человек, а после двухнедельных боев Кениг вывел оттуда около 4 тысяч пригодных к дальнейшей службе солдат. Некоторое количество раненых удалось вывезти в тыл вместе с частями. Наши войска оставили на поле боя 1109 офицеров и солдат, убитых, раненых или пропавших без вести. Среди убитых — три старших офицера: подполковник Брош, майоры Саве и Бриконь. Среди раненых, оставшихся на поле боя, — майоры Пюшуа и Бабонно. Пришлось оставить часть предварительно уничтоженной боевой техники. Но потери, которые мы нанесли противнику, в три раза превосходили наши потери.
12 июня немцы объявили, что накануне они «взяли штурмом» Бир-Хакейм. Затем берлинское радио опубликовало следующее коммюнике: «Так как французы, белые и цветные, захваченные в плен под Бир-Хакеймом, не принадлежат к регулярной армии, то будут расстреляны согласно военным законам». Час спустя я попросил передать по Би-Би-Си на всех языках следующее заявление: «Если германская армия обесчестит себя убийством французских солдат, взятых в плен, когда они сражались за свою родину, генерал де Голль должен сообщить, что, к своему глубокому сожалению, будет вынужден поступить также с немцами, захваченными в плен его войсками». К концу дня берлинское радио объявило: «Относительно французских военнослужащих, захваченных в плен во время боев за Бир-Хакейм, не может возникнуть никаких сомнений. С солдатами генерала де Голля будут обращаться как с солдатами». Так оно и было в действительности.
В то время как 1-я легкая мотомеханизированная дивизия перегруппировалась в Сиди-Баррани и Катру без промедления приступил к ее пополнению, наша авиагруппа «Эльзас» продолжала принимать участие в усилившихся действиях английской истребительной авиации, а наша авиагруппа «Лотарингия» учащала совместно с бомбардировщиками английских военно-воздушных сил свои налеты на коммуникации противника. В то же время наши парашютисты выполняли блестящие операции. Так, например, в ночь с 12 на 13 июня группы парашютистов уничтожили 12 самолетов на вражеских аэродромах в Ливии, а капитан Берже, сброшенный на парашюте с несколькими солдатами на остров Крит, сумел, до того как его схватили, поджечь 21 бомбардировщик, 15 грузовиков и склад горючего на аэродроме в Канди.
Однако 8-я армия, внезапно охваченная моральной усталостью, покинула Киренаику, оставив на месте значительное количество боевой техники. Генерал Окинлек надеялся сохранить по крайней мере Тобрук, сильно укрепленную крепость, снабжавшуюся с моря. Но 24 июня гарнизон, насчитывавший 33 тысячи человек, сдался немцам. Лишь с большим трудом англичанам удалось закрепиться на высотах Эль-Аламейна. Один участок позиции удерживала 2-я легкая мотомеханизированная дивизия под командованием генерала Казо, наконец введенная в дело. Среди резервов находилась танковая группа полковника Реми, срочно снабженная материальной частью. Положение было тяжелое. Весь Восток, охваченный тревогой, ожидал вступления немцев и итальянцев в Каир и Александрию.
Но этот упадок духа наших союзников, как показали события, носил лишь временный характер. Должен был наступить день, когда благодаря господству на море, новым подкреплениям, явному превосходству авиации и, наконец, военным способностям генерала Монтгомери они окончательно преодолеют эту временную слабость. Впрочем, войска Роммеля, боевые припасы которых находились на исходе, приостановили свое продвижение вперед. Однако сложившаяся обстановка особенно подчеркивала большое значение наших действий. Генерал Окинлек благородно признал это. 12 июня он опубликовал в честь 1-й легкой мотомеханизированной дивизии замечательное коммюнике: «Объединенные Нации, — заявил он, — должны быть преисполнены чувством восхищения и благодарности в связи с действиями этих французских войск и их доблестного генерала».
Шесть дней спустя в Лондоне 10 тысяч французов, военных и штатских, собираются на торжественное собрание, чтобы отметить вторую годовщину призыва 18 июня. Все четыре этажа Альберт-холла заполнены до отказа, насколько это позволяют инструкции по безопасности. Огромное трехцветное полотнище, украшенное Лотарингским крестом, протянуто за трибуной и привлекает к себе взоры всех присутствующих. Находя взволнованный отклик в сердцах, звучат «Марсельеза» и «Лотарингский марш». Занимая место, окруженный членами Национального комитета и совсем недавно прибывшими из Франции добровольцами, я слышу, как эта охваченная энтузиазмом толпа кричит мне о своих чаяниях. В этот день наряду с надеждой я испытываю ликование. Я выступаю с речью. Это необходимо. Герои совершают подвиги в борьбе. Но для того, чтобы воодушевить их на подвиг, нужны пламенные слова.
Цитируя изречение Шамфора: «Рассудительные люди прозябали. Но по-настоящему жили только люди больших страстей», — я напоминаю о пути, пройденном «Свободной Францией» за два года. «Нам пришлось много пережить, потому что мы люди больших страстей. Но мы также и прозябали! Ах! Как мы рассудительны!.. Мы говорим с самого первого дня: Франция не вышла из войны; власть, установленная путем отказа от национальных интересов, не является законной властью; наши союзы не разорваны, мы доказываем это делом: вооруженной борьбой… Конечно, мы должны были верить в то, что Великобритания будет стойко держаться, что Россия и Америка будут втянуты в борьбу, что французский народ не примирится с поражением. И что же, мы не ошиблись!» Затем я приветствую наших борцов во всем мире и участников движения Сопротивления во Франции. Я приветствую также империю, верную империю, исходную базу для возрождения страны. Разумеется, понадобится, чтобы после войны была изменена ее структура. Но Франция единодушно намеревается сохранить ее единство и территориальную неприкосновенность. «Даже то прискорбное мужество, с которым войска, опутанные ложью Виши, защищают те или иные владения империи от Сражающейся Франции и ее союзников, является извращенным, но неоспоримым доказательством этой непреклонной воли французов…» Я констатирую, что, несмотря ни на что, Сражающаяся Франция всплывает на поверхность океана. «Когда луч возрождающейся славы озарил в Бир-Хакейме окровавленные головы ее солдат, мир признал Францию…»
Присутствующие отвечают бурным одобрением; с исключительным воодушевлением исполняется национальный гимн. Его звуки доносятся до французов, которые за запертыми дверьми, спущенными шторами и закрытыми ставнями сидят возле своих радиоприемников.
Приветственные возгласы умолкают. Собрание заканчивается. Каждый возвращается на свой пост. И вот я один, наедине с самим собой. Теперь, в этой обычной обстановке, можно здраво, без всяких иллюзий, рассмотреть факты. Я подвожу итог прошлого. Это положительный, но жестокий итог. Бойцы вливались в ряды Сражающейся Франции поодиночке, ее здание воздвигалось по одному кирпичу — и вот она превратилась в прочную и сплоченную организацию. Но чтобы достигнуть этого — сколько потерь, сколько горя и отчаяния! И вот мы вступаем в новую фазу борьбы, располагая значительными средствами: 70 тысяч вооруженных солдат, опытные военачальники, активная помощь заморских территорий, внутреннее Сопротивление, которое будет расширяться, правительство, которому повинуются, власть, если не признанная, то во всяком случае известная всему миру. Нет сомнения в том, что события пробудят новые силы. Однако я ясно отдаю себе отчет в препятствиях, стоящих на моем пути. Эти препятствия: мощь врага, недоброжелательство союзных государств, а со стороны французов — враждебное отношение официальных и привилегированных лиц, интриги некоторых, пассивность большинства и, наконец, угроза общей катастрофы. И я, слабый человек, — хватит ли у меня проницательности, твердости, уменья, чтобы выйти победителем из всех испытаний? Но если мне даже и удастся привести объединившийся наконец народ к победе, какое будущее ждет его? И на этом пути сколько еще новых невзгод ожидает его и сколько новых распрей? А когда минует опасность и отшумит праздничное ликование, сколько потоков грязи хлынет на Францию?
Но довольно сомнений! Стоя над пропастью, на дно которой скатилась Родина, я, ее сын, взываю к ней и освещаю ей путь к спасению. Многие уже примкнули ко мне. За ними последуют другие — я в этом уверен! Франция уже отвечает мне. Вот она встает со дна бездны, идет, подымаясь все выше, вверх. О, Родина-мать, мы готовы отдать тебе все свои силы!
Документы
В этой книге публикуются наиболее важные и характерные телеграммы, письма, докладные записки, донесения и т. д., написанные или полученные мною в качестве главы «Свободной Франции» и председателя Французского Национального комитета (1940–1942). Полное собрание этих документов сдано мной в Национальный архив.
Чтобы не нарушать взаимосвязи между документами, здесь помещены также и те декреты, постановления и международные соглашения, подписанные мной за этот же период, которые уже были опубликованы ранее. Сюда относится также несколько моих публичных заявлений, в которых излагалась наша принципиальная позиция или шла речь об обязательствах общего порядка.
«Свободная Франция»
Воззвание генерала де Голля к французам 18 июня 1940
Военачальники, возглавлявшие в течение многих лет французскую армию, сформировали правительство.
Ссылаясь на поражение наших армий, это правительство вступило в переговоры с противником, чтобы прекратить борьбу.
Конечно, нас подавили и продолжают подавлять механизированные, наземные и воздушные силы противника.
Нас вынуждает отступать не столько численное превосходство немцев, сколько их танки, самолеты, их тактика. Именно танки, самолеты, тактика немцев в такой степени захватили наших руководителей врасплох, что ввергли их в то положение, в котором они сейчас находятся.
Но разве сказано последнее слово? Разве нет больше надежды? Разве нанесено окончательное поражение? Нет!
Поверьте мне, ибо я знаю, о чем говорю: для Франции ничто не потеряно. Мы сможем в будущем одержать победу теми же средствами, которые причинили нам поражение.
Ибо Франция не одинока! Она не одинока! Она не одинока! За ней стоит обширная империя. Она может объединиться с Британской империей, которая господствует на морях и продолжает борьбу. Она, как и Англия, может неограниченно использовать мощную промышленность Соединенных Штатов.
Эта война не ограничивается лишь многострадальной территорией нашей страны. Исход этой войны не решается битвой за Францию. Это мировая война. Невзирая на все ошибки, промедления, страдания, в мире есть средства, достаточные для того, чтобы в один прекрасный день разгромить наших врагов. И хотя мы сейчас подавлены механизированными силами, в будущем мы сможем одержать победу при помощи превосходящих механизированных сил. От этого будут зависеть судьбы мира.
Я, генерал де Голль, находящийся в настоящее время в Лондоне, обращаюсь к французским офицерам и солдатам, которые находятся на британской территории или могут там оказаться в будущем, с оружием или без оружия; к инженерам и рабочим, специалистам по производству вооружения, которые находятся на британской территории или могут там оказаться, с призывом установить контакт со мной.
Что бы ни произошло, пламя французского Сопротивления не должно погаснуть и не погаснет.
Завтра, как и сегодня, я буду выступать по лондонскому радио.
Телеграмма военного министра в Бордо французскому военному атташе в Лондоне Бордо, 19 июня 1940
Сообщите генералу де Голлю, что он поступает в распоряжение главнокомандующего и должен немедленно возвратиться.
Телеграмма генерала де Голля всем объединениям французов за границей Лондон, 19 июня 1940
Прошу вас назначить представителя, который будет находиться в непосредственной связи со мной. Телеграфируйте фамилию и знание этого представителя. Привет.
Телеграмма генерала де Голля главнокомандующему войсками театра военных действий в Северной Африке генералу Ногесу, в Алжир Лондон, 19 июня 1940
Нахожусь в Лондоне, поддерживая официальный и непосредственный контакт с английским правительством. Считаю себя в вашем распоряжении как для того, чтобы сражаться под вашим командованием, так и для любых действий, какие вы сочтете полезными.
Воззвание генерала де Голля, переданное по Лондонскому радио 19 июня 1940
В переживаемый нами момент все французы понимают, что обычные формы власти перестали существовать.
Пред лицом охватившего французов смятения умов, перед фактом ликвидации правительства, ставшего прислужником врага, и ввиду невозможности восстановить действие наших институтов я, генерал де Голль, французский солдат и командир, с полным сознанием долга говорю от имени Франции.
От имени Франции я твердо заявляю следующее: абсолютным долгом всех французов, которые еще носят оружие, является продолжение сопротивления.
Сдача оружия, оставление, участка фронта, согласие на передачу какой бы то ни было части французской земли под власть противника будут преступлением против родины.
В данный момент я говорю, прежде всего обращаясь к Французской Северной Африке, не захваченной врагом.
Перемирие с Италией — это не что иное, как грубо подстроенная ловушка.
В Африке Клозелл, Бюжо, Лиоте, Ногеса прямой долг всех честных людей отказаться выполнять условия противника.
Нельзя терпеть, чтобы паника, охватившая Бордо, перекинулась за море.
Солдаты Франции, где бы вы ни находились, поднимайтесь на борьбу!
Письмо генерала де Голля генералу Вейгану[185] Лондон, 20 июня 1940
Генерал!
Я получил ваш приказ вернуться во Францию и тотчас же стал изыскивать средства выполнить его, ибо у меня, разумеется, нет иного намерения, как служить, сражаясь с врагом.
Я рассчитываю явиться в ваше распоряжение в течение суток, если за это время не будет подписана капитуляция.
В случае же, если таковая будет подписана, я присоединюсь к любому французскому движению Сопротивления, где бы оно ни возникло. В частности, в Лондоне уже есть (и, несомненно, будут прибывать еще) военнослужащие, преисполненные решимости сражаться независимо от того, что может произойти в метрополии.
Я считаю своим долгом сказать вам прямо: я хотел бы как в интересах Франции, так и ваших лично, генерал, чтобы вам удалось избегнуть катастрофы, достичь заморских владений Франции и продолжать войну. Сейчас невозможно перемирие, совместимое с честью.
Добавляю, что мои личные отношения с английским правительством и, в частности, с г-ном Черчиллем дают мне возможность быть полезным вам и любому французскому деятелю, который пожелал бы возглавить постоянное французское движение Сопротивления.
Прошу вас, генерал, принять уверения в моем глубоком уважении и преданности.
Текст заявлений, переданных Британской Радиовещательной Корпорацией по радио 23 июня 1940
Первое заявление:
«Правительство Его Величества считает, что условия перемирия, только что подписанного в нарушение соглашений, торжественно заключенных между союзными правительствами, ставят правительство Бордо в полное подчинение врагу и лишают это правительство какой бы то ни было свободы и какого бы то ни было права представлять свободных французских граждан.
Вследствие этого правительство Его Величества не может рассматривать правительство Бордо как правительство независимой страны».
Второе заявление:
«Правительство Его Величества приняло к сведению проект образования временного Французского национального комитета, который представлял бы наиболее полным образом все независимые французские силы, решившие продолжать войну во исполнение международных обязательств, взятых на себя Францией.
Правительство Его Величества заявляет, что оно признает подобный Французский комитет и будет сотрудничать с ним по всем вопросам, касающимся продолжения войны, пока этот комитет будет представлять французские силы, исполненные решимости бороться против общего врага».
Письмо Жана Монне генералу де Голлю Лондон, 23 июня 1940
Дорогой генерал!
После встречи с вами у меня состоялся разговор с сэром Александром Кадоганом. Я повторил ему все, что сказал вам, а также бригадному генералу Спирсу:
Я считаю, что было бы крупной ошибкой пытаться создать в Англии организацию, которая могла бы быть расценена во Франции как некий правительственный орган, возникший за границей под покровительством Англии. Я целиком разделяю вашу решимость воспрепятствовать Франции прекратить борьбу и считаю, что правительство Бордо должно было бы направить в Северную Африку главу государства, представителей обеих палат, а также ряд членов правительства, которые в согласии с генералом Ногесом превратили бы Северную Африку в бастион французского сопротивления.
Я продолжаю верить в то, что и сейчас еще решение генерала Ногеса продолжать сопротивление противнику позволило бы объединить всех тех, кто во Франции желает продолжать борьбу и сохранить верность торжественным обязательствам, взятым Францией по отношению к своим союзникам. Если бы сопротивление могло быть организовано в Северной Африке, то есть на французской земле, под руководством начальников, получивших власть в нормальных условиях, то есть от правительства, которое во время осуществления своих полномочий практически не находилось бы под контролем врага, я уверен, что это нашло бы широкий отклик как в самой Франции, так и во всех французских колониях.
Но усилие по возрождению страны не может в данный момент исходить из Лондона. В этом случае оно показалось бы французам движением, находящимся под покровительством Англии, инспирированным ее интересами и потому осужденным на поражение, что затруднило бы еще более последующие действия, направленные на освобождение Франции.
Как сказано выше, я изложил эту точку зрения сэру Александру Кадогану и повторил ее недавно сэру Роберту Ванситтарту и послу Франции. Подобно вам, у меня лишь одна цель: пробудить жизненные силы Франции, убедить ее в том, что она не должна примириться с существующим положением вещей. Я хочу, чтобы эта моя точка зрения была вам полностью известна.
Примите, дорогой генерал, уверения в моих самых лучших чувствах.
P. S. Разумеется, создание Комитета, перед которым будет стоять задача помочь всем французам, желающим продолжать борьбу совместно с Англией, найти свое место в этой борьбе, было бы исключительно полезным. И я, как уже сказал вам, готов в любой момент обсудить с вами и Спирсом все эти вопросы.
Телеграмма генерала де Голля главнокомандующему войсками театра военных действий в Северной Африке генералу Ногесу Лондон, 24 июня 1940
Сообщаем вам, что в целях объединения всех французских сил Сопротивления и связи их с союзниками мы приступили к созданию Французского Национального комитета. Просим вас лично войти в состав этого Комитета. Здесь все считают, что вы станете великим руководителем французского Сопротивления. С уважением и надеждой — от имени создающегося Французского национального комитета.
Генерал де Голль
Телеграмма генерала де Голля главнокомандующему войсками театра военных действий в восточной части Средиземного моря генералу Миттельхаузеру; верховному комиссару Франции в Сирии и в Ливане г. Пюо; генерал-губернатору Индокитая генералу Катру Лондон, 24 июня 1940
Всецело с вами в стремлении продолжать войну. Создаем Французский национальный комитет для объединения французских сил Сопротивления.
Просим вас лично войти в состав этого комитета. С уважением и надеждой, от имени Французского национального комитета.
Генерал де Голль
Коммюнике, опубликованное правительством Великобритании 25 июня 1940
«Подписав перемирие, французское правительство положило конец организованному сопротивлению французских войск в метрополии. Однако из французской колониальной империи поступают ободряющие сведения о том, что там преобладают более мужественные настроения.
В Сирии французский главнокомандующий генерал Миттельхаузер заявил о желании французских войск сражаться. В Индокитае генерал-губернатор объявил, что он не склонит знамени. В Тунисе генеральный резидент твердо решил продолжать борьбу. Со стороны военных или гражданских властей Марокко, Сенегала, Камеруна, Джибути нами получены заверения об их лояльной поддержке.
Правительство Великобритании готово заключить необходимые финансовые соглашения, чтобы помочь французской колониальной империи выполнить свой долг. Как было уже заявлено английским премьер-министром, целью Великобритании является полное восстановление территории Франции и ее колоний».
Меморандум, переданный генералом де Голлем майору Мортону и сэру р. Ванситтарту для Черчилля и Галифакса Лондон, 26 июня 1940
I. Впредь до образования Национального комитета Как такового я намерен немедленно создать Французский комитет, имеющий целью:
а) объединить на британской территории все французские силы Сопротивления, которые там находятся ныне или окажутся в будущем;
б) предоставить себя в распоряжение всех очагов французского Сопротивления, могущих возникнуть как в империи, так, возможно, и на территории метрополии, в целях объединения их между собой и с союзниками, снабжения их материальными средствами и т. п.
II. Французский комитет может создать:
а) состоящие из добровольцев французские сухопутные, воздушные и морские вооруженные силы, пока небольшие, но численность которых в будущем, несомненно, возрастет.
Эти силы будут отделены от групп французских военнослужащих, не являющихся добровольцами, и будут срочно сосредоточены близ Лондона;
б) состоящую из инженеров и рабочих организацию для производства военных материалов. Члены этой организации могли бы работать на английских заводах на условиях, которые надлежит определить;
в) организацию по изучению и закупке военных материалов, которая будет вести непосредственные переговоры с английским министерством вооружения и с американскими промышленными кругами;
г) организацию, ведающую транспортом и продовольственным снабжением;
д) организацию, занимающуюся информацией и пропагандой.
III. Чтобы осуществить это, мне необходимо согласие английского правительства по следующим вопросам:
а) всякого рода деятельность французов на британской территории, в частности будь ли то военная, производственная, научная или экономическая помощь, оказываемая ими английским организациям, должна регулироваться не путем непосредственных соглашений между этими организациями и отдельными лицами, а лишь через посредство и с согласия Французского комитета;
б) английское правительство предоставляет Французскому комитету кредиты, необходимые для его собственной деятельности, а также для выплаты денежного довольствия и заработной платы подведомственным ему военнослужащим и гражданским лицам;
в) все вопросы, которые до настоящего времени разрешались английскими властями, с одной стороны, и французскими военными миссиями или французскими миссиями по изучению того или много вопроса и по координации с другой, впредь будут разрешаться путем непосредственных переговоров между английскими властями и Французским комитетом;
г) Французский комитет установит непосредственную связь со всеми английскими министерствами;
д) эти постановления могли бы вступить в силу начиная с 28 июня. Английское правительство опубликует сообщение о своем принципиальном согласии.
IV. В дальнейшем между комитетом и руководством английских министерств будут начаты переговоры с целью заключения конкретного соглашения, регулирующего все детали.
Телеграмма генерала де Голля главнокомандующему войсками театра военных действий в Восточной части Средиземного моря генералу Миттельхаузеру; верховному комиссару Франции в Сирии и в Ливане г. Пюо; генеральному резиденту в Тунисе Пейрутону Лондон, 27 июня 1940
Предлагаю вам войти в состав Совета обороны заморских территорий Франции, имеющего целью организовать и объединить все силы французского Сопротивления в империи и Англии.
Я располагаю возможностью доставить на управляемую вами территорию американские военные материалы, уже погруженные и находящиеся в пути, а также любые другие материалы, которые вы могли бы потребовать.
Ввиду того что правительство Бордо утратило свою независимость, наш долг — защищать честь и территориальную целостность империи и Франции.
С уважением и преданностью.
Коммюнике, опубликованное правительством Великобритании 28 июня 1940
«Правительство Его Величества признает генерала де Голля главой всех свободных французов, которые, где бы они ни находились, присоединяются к нему для защиты дела союзников».
Письмо поверенного в делах Франции в Лондоне де Кастелляна генералу де Голлю Лондон, 30 июня 1940
Генерал!
По поручению французского правительства имею честь препроводить вам прилагаемое при сем извещение. Прошу подтвердить его получение. Примите, генерал, уверения в моих самых лучших чувствах.
Приложение
Копия
По распоряжению судебного следователя при постоянном военном трибунале 17-го округа от 27 июня с. г. временно исполняющий должность бригадного генерала де Голль (Шарль Андре Жозеф Мари), обвиняемый в отказе от повиновения в условиях военного времени, в подстрекательстве военнослужащих к неповиновению предан суду военного трибунала 17-го округа.
Приказ об аресте отдан сего числа.
Председатель трибунала подписал 28 июня постановление, требующее, чтобы он явился в тюрьму Сен-Мишель в Тулузе до истечения пятидневного срока, начиная с 29 июня 1940; в противном случае он будет судим заочно.
Ответ генерала де Голля поверенному в делах в Лондоне Лондон, 3 июля 1940
Милостивый государь!
Возвращаю прилагаемый при сем документ, который вы препроводили мне, и прошу передать тем, кто вам поручил направить мне это сообщение, что оно не представляет для меня никакого интереса.
Примите, милостивый государь, уверения в моих самых лучших чувствах.
Выступление генерала де Голля по Лондонскому радио 8 июля 1940
В условиях необычайно быстрой ликвидации французских вооруженных сил в результате капитуляции, 3 июля произошло чрезвычайно прискорбное событие. Я имею в виду, как вы сами понимаете, ужасный артиллерийский обстрел Орана.
Я буду говорить об этом прямо, без всяких уверток, ибо в этот драматический период, когда на карту поставлена жизнь каждого народа, необходимо, чтобы смелые люди имели мужество смотреть правде в лицо и высказывать ее со всей прямотой.
Прежде всего я заявляю следующее: нет ни одного француза, который не почувствовал бы боли в сердце и гнева, узнав, что корабли французского флота потоплены нашими союзниками. Эта боль, этот гнев поднимаются у нас из глубины души. Нет никаких оснований скрывать эти чувства, и что касается меня, я их выражаю открыто. Поэтому, обращаясь к англичанам, я призываю их избавить нас и самих себя от попыток изобразить эту ужасную трагедию как боевой успех, достигнутый на море. Это было бы несправедливо и неуместно.
В действительности корабли в Оране не были в состоянии сражаться. Они стояли на якоре, не имея никакой возможности маневра или рассредоточения. Их командиры и экипажи подвергались в течение двух недель жесточайшим моральным испытаниям. Наши корабли дали английским кораблям возможность произвести первые залпы, которые, как известно, на море имеют решающее значение на таком расстоянии. Французские корабли уничтожены не в честном бою. Вот что французский солдат заявляет английским союзникам с тем большей откровенностью, что он испытывает к ним уважение как к мастерам морского дела.
Затем, обращаясь к французам, я прошу их проанализировать факты с единственной точки зрения, которая в конечном счете должна иметь решающее значение: с точки зрения победы и освобождения. В силу позорного обязательства правительство, находившееся в Бордо, согласилось выдать наши корабли врагу. Нет ни малейшего сомнения в том, что противник, из принципа или в силу необходимости, использовал бы их в будущем, либо против Англии, либо против нашей собственной империи. Что ж, скажу без обиняков: пусть они лучше будут уничтожены!
Я предпочитаю знать, что даже «Дюнкерк», наш прекрасный, любимый, могучий «Дюнкерк», потоплен у Мерс-эль-Кебира, чем быть свидетелем того, как, оснащенный немцами, он в один прекрасный день подвергнет бомбардировке английские порты или Алжир, Касабланку и Дакар.
Вызвав этот братоубийственный обстрел и пытаясь затем направить возмущение французов против союзников, которых оно само же предало, правительство, находившееся в Бордо, выступило в свойственной ему лакейской роли.
Противник, используя это событие для того, чтобы натравить друг на друга английский и французский народы, выступает в свойственной ему роли завоевателя.
Относясь к этой драме как к таковой, то есть считая ее, я бы сказал, отвратительным и достойным сожаления событием, но стремясь не допустить того, чтобы англичане и французы были морально восстановлены друг против друга, все дальновидные люди обоих этих народов выступают в свойственной им роли — в рол и патриотов.
Англичане, обдумывающие события, не могут не понимать, что победа будет невозможна для них, если противнику когда-либо удастся привлечь на свою сторону душу Франции.
Французы, достойные называться французами, не могут не сознавать, что поражение Англии увековечит их порабощение.
Что бы ни случилось, даже если один из наших народов временно попадет под ярмо общего врага, оба они, два наших великих народа, сохранят свой союз. Либо они оба погибнут, либо вместе одержат победу.
Что касается французов, которые еще могут свободно действовать в соответствии с честью и интересами Франции, я заявляю от их имени, что они окончательно приняли свое суровое решение.
Они приняли незыблемое решение: сражаться до конца.
Письмо генерала де Голля Уинстону Черчиллю Лондон, 3 августа 1940
Господин премьер-министр!
В момент, когда тяжелые обстоятельства войны против общего врага вынуждают английское правительство принять решение о расширении блокады на территорию французской метрополии и Северной Африки, вы не будете удивлены, если глава французских добровольцев, продолжающих борьбу на стороне Великобритании, сочтет долгом представить вам некоторые свои соображения.
Практически только само английское правительство, которое в данный момент падает главная ответственность в этой войне, может выступать в роли судьи по вопросу об изъятиях, которые оно сочло бы возможным внести в общие правила блокады. Однако я считаю себя обязанным обратить ваше внимание на тот факт, что во время прошлой войны оказалось возможным, не подрывая эффективности мер, принятых против Германии, организовать при содействии крупных американских филантропических организаций нормированное снабжение населения Бельгии и Северной Франции.
Меры по контролю, проводившиеся Комитетом Гувера по согласованию с союзниками, позволили снабжать гражданское население продуктами первой необходимости, распределение которых, отнюдь не облегчив действий противника, помогло населению поддерживать свои физические силы и тем самым увеличить возможность материального и морального сопротивления германской оккупации.
В теперешних условиях, когда половина французского населения живет в неоккупированной зоне французской территории, материальные и производственные ресурсы которой совершенно недостаточны, чтобы обеспечить существование ее жителей, следовало бы дать возможность организовать при содействии американцев отправку туда продовольствия на таких условиях, которые не позволяли бы противнику использовать его даже косвенно в своих интересах.
Как вы сами неоднократно говорили мне, Франция лишь временно вышла из боя. Независимо от смены правительств существует дух французской нации, общественное мнение народа, который, будучи достаточно просвещен, чтобы понять, что высшие интересы вынуждают Великобританию принять меры, чреватые для него серьезными последствиями, еще более оценит дружеский жест, дающий возможность избавить от тяжких лишений в особенности женщин и детей.
Что касается меня, то, если вы сочтете полезным, я готов обратиться к американскому великодушию и, при согласии правительства Соединенных Штатов, создать ответственный комитет, который мог бы обсудить с компетентными учреждениями английского правительства меры предосторожности, необходимые для того, чтобы помешать противнику воспользоваться американской помощью. Было бы еще лучше, если бы вы соблаговолили сами взять на себя эту инициативу, показав тем самым французскому народу, что Великобритания постоянно думает о выпавших на его долю испытаниях и о его будущем.
Примите, господин премьер-министр, уверения в моем высоком уважении.
Письмо Уинстона Черчилля генералу де Голлю, в Лондон (Перевод[186]) Лондон, 7 августа 1940
Дорогой генерал!
Вам угодно было сообщить мне свои соображения относительно организации, использования и условий службы французских добровольческих вооруженных сил, формируемых в настоящее время под вашим командованием, как признанного правительством Его Величества в Соединенном Королевстве главы всех свободных французов, которые, где бы они ни находились, присоединяются к вам, чтобы защищать дело союзников.
При этом направляю вам меморандум, который, если вы согласитесь с ним, будет представлять собой наше соглашение относительно организации, использования и условий службы ваших вооруженных сил.
Пользуюсь случаем, чтобы заявить о решимости правительства Его Величества обеспечить, после того как армии союзников одержат победу, полное восстановление независимости и величия Франции.
Искренне ваш.
Ответ генерала де Голля Уинстону Черчиллю Лондон, 7 августа 1940
Господин премьер-министр!
Вам угодно было направить мне меморандум относительно организации, использования и условий службы французских добровольческих вооруженных сил, формируемых в настоящее время под моим командованием.
Как признанный правительством Его Величества в Соединенном Королевстве глава всех свободных французов, которые, где бы они ни находились, присоединяются ко мне, чтобы защищать дело союзников, сообщаю вам, что я принимаю этот меморандум. Он будет рассматриваться как заключенное между нами соглашение, касающееся этих вопросов.
Я счастлив, что правительство Великобритании заявляет в связи с этим о своей решимости обеспечить, после того как армии союзников одержат победу, полное восстановление независимости и величия Франции.
Со своей стороны я подтверждаю, что формируемые французские вооруженные силы предназначаются для участия в операциях против общих врагов (Германии, Италии или любой другой враждебной иностранной державы), включая защиту французских и находящихся под французским мандатом территорий, а также защиту британских территорий, их коммуникаций и территорий, находящихся под английским мандатом.
Благоволите принять, господин премьер-министр, уверения в моем высоком уважении.
Условия соглашения от 7 августа 1940
I.
1. Генерал де Голль приступает к формированию французских вооруженных сил, состоящих из добровольцев. Эти вооруженные силы, включающие морские, наземные и авиационные части и научно-технические группы, будут сформированы и использованы для борьбы против общих врагов.
2. Эти вооруженные силы никогда не обратят своего оружия против Франции.
II.
1. В отношении личного состава и в особенности дисциплины, языка, порядка продвижения по службе и назначений эти силы сохранят по возможности характер французских вооруженных сил.
2. В той мере, в какой это потребует их оснащение, эти вооруженные силы будут иметь преимущественное право владеть и пользоваться материальными средствами (в частности, оружием, самолетами, автотранспортом, боеприпасами, машинами и продовольственными запасами), которые уже привезены или которые могут быть привезены французскими силами на территории, управляемые правительством Его Величества в Соединенном Королевстве, или на территории, на которых английское верховное командование осуществляет свою власть. В случае если командование какими-либо французскими вооруженными силами будет генералом де Голлем передоверено в результате соглашения с английским верховным командованием, никакое перемещение, обмен или передача прав на оборудование, имущество и материальные средства, принадлежащие этим вооруженным силам, не может быть санкционировано генералом де Голлем без предварительной консультации и согласия английского верховного командования.
3. Правительство Его Величества предоставит французским вооруженным силам, как только это будет возможно, дополнительные материальные средства, необходимые для того, чтобы французские части были оснащены так же, как английские части аналогичного типа.
4. Суда французского флота будут использованы следующим образом:
а) Французские вооруженные силы оснастят и введут в строй все суда, для которых они смогут подобрать экипажи.
б) Порядок использования судов, оснащенных и введенных в строй французскими вооруженными силами в соответствии с пунктом (а), будет определяться соглашением между генералом де Голлем и морским министерством, каковое будет периодически пересматриваться.
в) Суда, не используемые французскими вооруженными силами в соответствии с пунктом (б), будут переданы морскому министерству для их оснащения и ввода в строй под его руководством.
г) Из числа судов, о которых идет речь в пункте (в), некоторые могут быть введены в строй под непосредственным контролем морского министерства, другие же могут быть введены в строй иными союзными морскими силами.
д) В состав экипажей судов, введенных в строй под английским контролем, будет, когда это окажется возможным, включено соответствующее число французских офицеров и матросов.
е) Все суда французского флота остаются собственностью Франции.
5. Возможность использования судов французского торгового флота и их экипажей для военных операций, осуществляемых вооруженными силами генерала де Голля, будет определяться соглашениями между генералом де Голлем и заинтересованными английскими министерствами. Английское министерство торгового флота и генерал де Голль будут поддерживать между собой регулярный контакт по вопросу об использовании остальных судов и моряков торгового флота.
6. Генерал де Голль, осуществляющий верховное командование французскими вооруженными силами, настоящим заявляет, что он принимает общие директивы английского командования. В случае необходимости он передоверит, по соглашению с английским верховным командованием, непосредственное командование той или иной частью своих вооруженных сил одному или нескольким английским офицерам соответствующего ранга, однако без нарушения условия, упомянутого в конце статьи (I.1.)
III.
Будет установлен следующий статут французских добровольцев:
1. Добровольцы вступают на военную службу на период войны, чтобы сражаться против общего врага.
2. Они будут получать денежное содержание, размер которого будет определен специальным соглашением между генералом де Голлем и заинтересованными министерствами. Период времени, в течение которого это денежное содержание будет выплачиваться, будет установлен соглашением между генералом де Голлем и правительством Его Величества.
3. Добровольцы и лица, находящиеся на их иждивении, будут в случае инвалидности или смерти добровольцев получать пенсии и другие виды довольствия на основе, подлежащей определению специальными соглашениями, заключаемыми между генералом де Голлем и заинтересованными министерствами.
4. Генерал де Голль будет иметь право создать гражданский орган, включающий административные службы, необходимые для организации его вооруженных сил. Численный состав и размеры жалования сотрудников этого органа будут определены по договоренности с английским казначейством.
5. Генерал де Голль имеет также право вербовать научно-технический персонал, работающий для нужд войны. Численность, порядок вознаграждения и использования этого персонала будут определены по договоренности с заинтересованными министерствами правительства Его Величества.
6. Правительство Его Величества в Соединенном Королевстве при заключении мира приложит все усилия к тому, чтобы помочь французским добровольцам восстановить все свои права, включая французское гражданство, которых они могут быть лишены в связи с их участием в борьбе против общего врага. Правительство Его Величества готово предоставить этим добровольцам специальные льготы по приобретению английского подданства и будет добиваться необходимых для этого полномочий.
IV.
1. Все расходы по формированию и содержанию французских вооруженных сил, предусмотренные настоящим соглашением, будут временно возложены на заинтересованные министерства правительства Его Величества в Соединенном Королевстве. Последние будут иметь право производить любое обследование и проверку, какие они сочтут необходимыми.
Суммы, выплаченные на этом основании, будут рассматриваться как авансы; отчетность по ним будет вестись особо. Все вопросы, касающиеся окончательных расчетов по этим авансам, а также по суммам, которые по взаимному согласию могут быть предоставлены в кредит другой стороной, будут предметом последующего соглашения.
V.
Настоящее соглашение будет считаться вступившим в силу с 1 июля 1940.
Секретное письмо Уинстона Черчилля генералу де Голлю по поводу соглашения от 7 августа 1940 (Перевод) Лондон, 7 августа 1940
Дорогой генерал де Голль!
Я считаю необходимым уточнить, что в письмах, которыми мы обменялись и которые должны быть опубликованы, выражение «полное восстановление независимости и величия Франции» не имеет в виду в строгом смысле слова территориальных границ. Мы не были в состоянии гарантировать эти границы ни одной нации, сражающейся на нашей стороне; но, разумеется, мы постараемся сделать все, что в наших силах.
Статью, в которой сказано, что ваши войска «не обратят своего оружия против Франции», следует истолковывать так, что она относится к Франции, свободной в выборе своего пути и не подвергающейся прямому или косвенному принуждению со стороны Германии. Таким образом, объявление правительством Виши войны Соединенному Королевству не представляло бы объявления войны Францией; возможны также другие аналогичные случаи. Может быть, вы пожелаете подтвердить ваше согласие по этим вопросам.
Искренне ваш.
Секретный ответ генерала де Голля Уинстону Черчиллю Лондон, 7 августа 1940
Дорогой премьер-министр!
В вашем письме от 7 августа 1940 вы сообщили мне, что в письмах, которыми мы обменялись и которые должны быть опубликованы, английское правительство истолковывает выражение «полное восстановление независимости и величия Франции» как не имеющее в виду в строгом смысле слова территориальных границ. Вы добавляете: «Мы не были в состоянии гарантировать эти границы ни одной нации, сражающейся на нашей стороне; но, разумеется, мы постараемся сделать все, что в наших силах».
С другой стороны, вы подчеркиваете, что в фразе, говорящей о том, что мои войска «не обратят своего оружия против Франции», имеется в виду «Франция, свободная в выборе своего пути и не подвергающаяся прямому или косвенному принуждению со стороны Германии».
Я принимаю к сведению, г-н премьер-министр, что таковым является толкование, которое английское правительство дает приведенным выше формулировкам.
Надеюсь, что события позволят английскому правительству рассматривать в будущем эти вопросы с меньшей осторожностью.
Примите, дорогой премьер-министр, уверения в моем высоком уважении.
Африка
Телеграмма де Голля губернатору территории Чад Феликсу Эбуэ Лондон, 16 июля 1940
Мне известна ваша позиция, которую я полностью одобряю. Наш долг оборонять во имя Франции каждый пункт империи против немцев и итальянцев. Я прошу вас информировать меня о вашем положении, как только вы сочтете уместным это сделать. Я готов оказать вам любую возможную помощь. Прошу поддерживать со мной связь.
Сердечный привет.
Телеграмма французского комиссара-резидента на Новых Гебридах Анри Сото генералу де Голлю, в Лондон Порт-Вила, 22 июля 1940
От имени французского населения Новых Гебридов направляю вашему превосходительству следующее послание:
«Учитывая, что теперешнее правительство французской метрополии не располагает больше свободой и независимостью и что, следовательно, оно не может действовать в интересах возрождения Родины и использовать для этой цели сохранившиеся вооруженные силы французской колониальной империи; учитывая, с другой стороны, что единственная возможность спасения Франции заключается в победе нашего благородного союзника Великобритании; учитывая, что правительство Его Величества обратилось ко всем французским колониям с призывом сотрудничать с ним в борьбе до победного конца, что оно обещало им взамен любую политическую, экономическую и финансовую помощь, что вышеуказанное правительство признало ваше превосходительство единственным законным главой свободных французов; учитывая неоднократно выраженную вашим превосходительством решимость бороться рядом с Великобританией за честь нашего знамени, за освобождение Родины и во имя уважения к данному слову, французское население Новых Гебридов с доверием и уважением признает над собой власть вашего превосходительства и заявляет о своем желании прислать вам, по вашему призыву, всех своих граждан, способных носить оружие.
Французское население Новых Гебридов, работая в течение почти сорока лет рука об руку с нашими друзьями — англичанами, которых оно сумело хорошо узнать, оценить и полюбить, просит вас считать это торжественное заявление непоколебимым обязательством сражаться вместе с вами до окончательной победы.
Французская администрация кондоминиума и ее глава — комиссар-резидент Франции полностью присоединяются к этому заявлению и с гордостью встают под ваше знамя.
Да здравствует бессмертная Франция!
Да здравствует Англия!»
Телеграмма английского вице-консула в Дуале министерству иностранных дел Англии (Перевод) Дуала, 28 июля 1940
В результате визита представителя правительства Виши (адмирала Платона) генерал-губернатор Французского Камеруна вопреки воле большинства населения заявил о своем подчинении инструкциям Виши. Представители населения, выразив свое недовольство, потребовали, чтобы генералу де Голлю была отправлена следующая телеграмма:
«В связи с визитом адмирала Платона значительная часть населения просит вашего совета».
Инструкция генерала де Голля своим уполномоченным во французских колониях в Африке Лондон, 5 августа 1940
I. Задачи делегации состоят в следующем:
1. Представлять генерала де Голля в любых переговорах, вступить в которые здесь может возникнуть необходимость, делать от его имени любое заявление, какое может здесь оказаться необходимым, проявлять любую инициативу для того, чтобы побудить население всех французских колоний в Западной и Экваториальной Африке и Камеруна или части их присоединиться к генералу де Голлю с целью отвергнуть условия перемирия и продолжать войну против немцев и итальянцев.
2. Установить по возможности максимально тесный контакт с проживающими в этих колониях французскими деятелями независимо от того, имеют ли они какие-либо официальные полномочия или нет.
3. Установить и поддерживать связь с британскими властями Гамбии, Сьерра-Леоне, Золотого Берега, Нигерии и в случае необходимости с другими иностранными властями.
4. Всесторонне осведомлять генерала де Голля о положении во французских колониях Западной и Экваториальной Африки и о наиболее благоприятных возможностях для наших действий в этих колониях.
II. При выполнении этих общих задач майору Леклерку специально поручается представлять генерала де Голля при командующем английскими войсками в южной части Атлантического океана и командующем английскими военно-морскими силами в южной части Атлантического океана.
Основная резиденция майора Леклерка будет, таким образом, находиться в Аккре. Плевен и капитан де Буаламбер явятся «подвижной» частью делегации и будут выезжать в пункты, которые, на их взгляд, будут наиболее удобными для установления связей.
III. Телеграфные донесения, посылаемые делегацией генералу де Голлю, должны направляться через посредство английских властей.
Телеграфные сообщения генерала де Голля делегации будут направляться, как правило, через английского губернатора Золотого Берега, или через командующего английскими войсками в южной части Атлантического океана, или через этих двух представителей английских частей одновременно.
Телеграмма генерала де Голля полковнику де Лармина, в Леопольдвиль
Лондон, 16 августа 1940
Как вам известно, обстановка во Французской. Западной Африке и Французской Экваториальной Африке благоприятствует делу возрождения Франции. Я решил максимально использовать представляемые ею возможности и очень рассчитываю в этом отношении на вас.
В первую очередь необходимо одновременно воздействовать на Браззавиль, Дуалу и Форт-Лами.
Я просил вас отправиться сначала в Леопольдвиль, с тем чтобы установить связь с сочувствующей нам частью населения в Браззавиле. Я считаю, что эта часть населения должна одержать верх над враждебными или колеблющимися элементами, прибегнув в случае необходимости к решительным мерам.
Все нужные сведения относительно положения и наших действий в Дуале и Форт-Лами вы получите от моей делегации, находящейся в настоящее время в Лагосе.
Эти действия имеют исключительно важное значение. Если они увенчаются успехом, перед нами откроются все возможности для проведения в другом месте главной операции, которую я готовлю здесь и которой буду лично руководить на месте.
В настоящий момент я считаю вас моим личным представителем в Браззавиле, Дуале и Форт-Лами.
Я глубоко верю в вашу инициативу и решительность.
Само собой разумеется, что я передаю под ваше командование все воинские части «Свободной Франции», находящиеся в настоящее время в Нигерии и на Золотом Береге.
В ваше распоряжение поступают майор Леклерк и майор Паран.
Эти части, конечно, не следует направлять в Восточную Африку.
С дружеским приветом.
Телеграмма генерала де Голля французскому комиссару-резиденту на Новых Гебридах Анри Сото 23 августа 1940
Я получил сообщение о том, что все население, а также, вероятно, и гарнизон Новой Каледонии настроены весьма благожелательно и стремятся открыто присоединиться ко мне. Наоборот, губернатор колеблется. С другой стороны, вишистские власти направили в Нумеа военный корабль «Дюмон д’Юрвиль», с тем чтобы оказать давление в свою пользу. Прошу вас отправиться в Нумеа, сместить правительство, взять власть в свои руки, чтобы, опираясь на население колонии, желающее примкнуть ко мне, добиться присоединения.
Вас доставит туда и будет эскортировать британский военный корабль. Этот корабль в ближайшее время будет готов выйти в море. Все согласовано со мной.
Очень важно, чтобы и Новая Каледония примкнула к нам, как это произошло на Новых Гебридах, присоединившихся в результате ваших благородных стараний.
С сердечным приветом.
Телеграмма генерала де Голля Леклерку и де Буаламберу, через Лагос 26 августа 1940
Я в курсе тех расхождений в оценке обстановки, которые возникли между английским командованием и вами. Было установлено, что власть английского командования распространяется на все французские вооруженные силы, находящиеся на британской территории. Но также должно быть установлено, что ответственность за операцию, осуществляемую на французской территории, несете вы. Английское командование вмешивается лишь для того, чтобы облегчить вам выполнение операции. Я считаю чрезвычайно важным, чтобы данная операция была предпринята, если только у нее есть шансы на успех, а я думаю, что они имеются.
Выражаю вам свое полное доверие.
Благодарность территории Чад в приказе по Империи 27 августа 1940
Сегодня, 27 августа 1940, на 360-й день мировой войны, я выражаю благодарность территории Чад в приказе по империи по следующей причине:
«Территория Чад благодаря энергичным действиям ее руководителей губернатора Эбуэ и командующего войсками полковника Маршана — показала, что она остается землей доблестных французов.
Несмотря на чрезвычайно серьезное военное и экономическое положение, территория Чад отказалась признать позорную капитуляцию и решила продолжать войну до победного конца. Этой замечательной решимостью она показала пример выполнения долга и дала сигнал к возрождению всей Французской империи.
Генерал де Голль».
Телеграмма полковника Леклерка и капитана де Буаламбера генералу де Голлю Дуала, 28 августа 1940
Мы не смогли получить в свое распоряжение хотя бы небольшую часть отряда Парана. Однако, учитывая наличие больших шансов на успех, мы в Дуале решили выступить с помощью группы французов численностью около двадцати человек. Подойдя к берегу на трех туземных лодках, мы высадились ночью, тотчас же обратились к сочувствующим нам и отдали приказ о немедленных решительных действиях. В результате этого все силы присоединились к нам, за исключением некоторых элементов, которые были нейтрализованы или подвергнуты аресту.
В связи с необходимостью принять командование Леклерк объявил себя от вашего имени генеральным комиссаром. Учитывая особый характер этой операции, основанной на убеждении и на уважении к власти, мы были вынуждены для обеспечения успеха повысить себя в звании, при условии, конечно, что это будет носить лишь временный характер. Я прошу вас извинить нас, но цель оправдывает средства. Везде царит полный порядок. Приняты меры обороны, в частности против нападения с моря. Войска присоединились к нам. Несколько враждебно настроенных офицеров арестованы и будут высланы. Мы обратились к Плевену с просьбой немедленно прибыть сюда. Считаем целесообразным, чтобы сюда были срочно отправлены военно-морские силы «Свободной Франции», а также авиация и артиллерия. Счастливы сообщить вам о нашем успехе и заверить в своей преданности и в твердой решимости продолжать энергичные действия.
Телеграмма полковника де Лармина генералу де Голлю Браззавиль, 28 августа 1940
Сегодня в 14 часов я прибыл в Браззавиль и принял всю власть. Никакого противодействия не было.
Телеграмма губернатора Габона Массона генералу де Голлю Либревиль, 29 августа 1940
После совещания, на котором присутствовали командующий войсками, прокурор республики, председатель торговой палаты и председатель союза бывших фронтовиков, территория Габон с энтузиазмом присоединяется к «Свободной Франции» и заявляет о своей полной поддержке.
Письмо генерала де Голля генералу Катру 29 августа 1940
Генерал!
Вы не можете себе представить, с какой радостью я узнал о том, что вы должны прибыть в ближайшее время. Так много нужно сделать, чтобы извлечь Францию из пропасти, и такой человек и руководитель, как вы, может сыграть огромную роль в ее возрождении! Вы знаете, что я давно питаю к вам особенное уважение и искреннюю и почтительную дружбу. Ваше поведение в Индокитае еще более утвердило меня в этих чувствах. Теперь нужна созидательная работа!
Вы быстро ознакомитесь с тем, что произошло здесь и в других местах. Что касается меня лично, то, находясь в правительстве в последние дни битвы, я мог видеть, с какой исключительной ловкостью противник воздействовал на близкие к руководителям круги и на умонастроение самих руководителей. Я ни на минуту не сомневался, что отставка нашего общего друга Поля Рейно и приход к власти беспомощного и престарелого маршала Петена означают капитуляцию. Отказавшись подчиниться капитуляции, я отправился в Лондон, чтобы, действуя оттуда, воссоздать Сражающуюся Францию. Обратившись к французам, я смог положить начало созданию сухопутных, морских и воздушных сил и гражданских ведомств: по иностранным делам и вопросам колоний, финансового, информационного и др. Были установлены многочисленные связи со многими пунктами земного шара. Имеются превосходные потенциальные возможности во Франции и империи. Новые Гебриды, Чад, Камерун, северная часть Берега Слоновой Кости уже присоединились к нам. Когда вы получите это письмо, я отправлюсь в Дакар, располагая войсками, кораблями, самолетами и… поддержкой англичан.
Если эта операция будет успешной, немедленно встанет основной вопрос о Северной Африке в целом. Тем более, что угроза ей со стороны Германии, Италии и Испании, на мой взгляд, становится неизбежной. Мне кажется невозможным, чтобы те, кто занимал руководящие посты в Северной Африке и скомпрометировал себя принятием перемирия, могли когда-либо стать «военными руководителями». Говоря так, я имею в виду главным образом генерала Ногеса, не перестававшего с первого дня изощряться в жалких попытках удержать свое место. Как только мы сможем вплотную заняться Северной Африкой, понадобится «некто», чтобы взять на себя эту задачу. Этим лицом будете, если пожелаете, вы, генерал.
Вы знаете, что английское правительство, признав меня «главой свободных французов», заранее высказало свое согласие обсуждать все вопросы, касающиеся обороны и экономической жизни нашей империи, с «Советом обороны заморских территорий Франции» в случае, если я такой совет создам. Я действительно намерен это сделать и прошу вас, генерал, согласиться представлять в этом совете Северную Африку. А до того самое подходящее для вас место здесь, чтобы подготовить предстоящие операции. Не смогли бы вы, как только позволит обстановка, то есть фактически как только нам удастся обосноваться в Марокко или Алжире и как только вы сочтете момент подходящим для этого, отправиться в Северную Африку, чтобы там, на месте, взять на себя административные функции и военное командование в Марокко, Алжире и Тунисе одновременно?
Адмирал Мюзелье и Антуан (принявший псевдоним Фонтэн), которым я поручил в мое отсутствие временно осуществлять одному — командование сухопутными, морскими и воздушными силами в Англии, а другому — руководство гражданскими ведомствами, расскажут вам, чего мы достигли в организации вооруженных сил и гражданских служб. Важнейшим делом в настоящее время является перевооружение некоторых наших военных кораблей.
Вы составите свое собственное мнение об адмирале Мюзелье. Он подвергался критике. У него есть недостатки, но есть и достоинства. В сущности это честный человек. Конечно, я предпочел бы, чтобы со своим флотом прибыл Дарлан, но Дарлан не прибыл…
Что касается общего положения, то я глубоко верю в конечную победу. Англичане исполнены решимости победить, и, к счастью для них и для нас, Уинстон Черчилль является «человеком, созданным для ведения войны» в подлинном значении этого слова. Борьба развертывается между ним и Гитлером.
В ожидании того дня, когда я буду иметь честь вновь увидеть вас, прошу вас, генерал, принять уверения в моем совершенном уважении и преданности.
Телеграмма временного правительства Таити генералу де Голлю Таити, 2 сентября 1940
Сегодня, 2 сентября 1940, в годовщину начала военных действий, население французских владений в Океании единодушно с большим подъемом решило присоединиться к вам, чтобы вместе с нашими английскими союзниками продолжать борьбу «Свободной Франции» против немецкого гитлеризма и итальянского фашизма. В связи с отказом губернатора выступить вместе с населением, впредь до назначения вами нового губернатора, было немедленно сформировано временное правительство, состоящее из трех членов Тайного совета и мэра города Папеэте. Британский представитель, руководители административных ведомств и командиры воинских частей, за исключением командующего военно-морскими силами, тотчас же замененного капитан-лейтенантом Жильбером, примкнули к нам.
Временное правительство:
Ан, Лагард, Мартен.
Телеграмма управления генерал-губернатора Новой Зеландии в министерство по делам доминионов (Перевод) 3 сентября 1940
Премьер-министр получил из Папеэте следующую телеграмму: «Результаты плебисцита на Таити-Муреа и Туамоту:
за де Голля 5564 голоса
за Петена 18 голосов
Губернатор французских владений в Океании смещен. Впредь до назначения генералом де Голлем губернатора, управление обеспечивается кабинетом, состоящим из трех членов Тайного совета».
Заявление губернатора французских владений в Индии Луи Бонвена 9 сентября 1940
«Губернатор Индии вместе с колониями присоединяется к генералу де Голлю».
Телеграмма английского генерального консула в Танжере командующему военно-морским районом Гибралтара и морскому министерству, в Лондон Танжер, 9 сентября 1940
Передаю сообщение капитана Люизе (сотрудника французской разведывательной службы, тайно присоединившегося к «Свободной Франции»):
«Французская эскадра в Средиземном море, возможно, попытается пройти через Гибралтарский пролив в западном направлении, пункт назначения неизвестен. Эта попытка может произойти в течение ближайших семидесяти двух часов».
Телеграмма бывших фронтовиков Сен-Пьера и Микелона, адресованная в Ньюфаундленд для генерала де Голля Сен-Пьер, 11 сентября 1940
Бывшие фронтовики Сен-Пьера и Микелона, участники общего собрания 14 сентября 1940, принимая во внимание нынешнюю обстановку и следующие факты:
а) несостоятельность правительства Виши, целиком находящегося в подчинении у немцев; позор и опасность оставаться под властью этого правительства;
б) будучи свободными, они не хотят пожертвовать своими свободами Гитлеру, не сделав все от них зависящее, чтобы отстоять их, каких бы усилий это им ни стоило; учитывая особое положение колонии, которая полностью изолирована от метрополии, временно оккупированной немцами, и может быть эффективно защищена лишь ее соседями — канадцами и американцами;
в) будучи уверенными в победе Великобритании при поддержке генерала де Голля и его добровольцев — победе, которая возвратит их Родине свободу, направляют Британской империи и генералу де Голлю следующую резолюцию:
«Бывшие фронтовики Сен-Пьера, уверенные в окончательной победе генерала де Голля и его армии, которая сражается вместе с английской армией за свободу Франции и всего мира, выражают им свое глубокое восхищение и благодарность и желают, чтобы они с оружием в руках возможно скорее освободили французскую землю.
Да здравствует Франция! Да здравствует Британская империя! Да здравствует де Голль!»
Манифест, изданный комитетом сторонников де Голля в Нумеа 16 сентября 1940
Жители Каледонии!
Мы неоднократно настойчиво требовали опроса всего населения, патриотические чувства которого нам хорошо известны, по получили от губернатора категорический отказ. Пришло время показать, чего мы хотим и что мы в состоянии сделать для того, чтобы взять судьбу Каледонии в свои руки. Каждый день приближает нас к такому решению, которое шло бы вразрез с волей жителей Каледонии. Время не терпит. Будьте готовы собраться в возможно большем количестве в четверг, 19 сентября, в 6 часов утра в Нумеа. Ведь вы способны пойти на любые жертвы, чтобы защитить свои права и свободы, проявляя при этом решимость и мужество, в которых мы не сомневаемся. Этот день станет историческим днем в анналах Каледонии. Мы прибудем к вам очень скоро. Положение серьезно. Будьте мужественны! Да здравствует Франция! Да здравствует Каледония!
Верж, Припе, Мульду, Рабо.
Письмо[187] генерала де Голля генерал-губернатору французской Западной Африки Буассону В открытом море, близ Дакара, 18 сентября 1940
Господин генерал-губернатор!
В широком движении за возрождение Франции, охватившем нашу империю, вы должны сыграть большую роль. Ваш час настал.
Я прошу вас присоединиться ко мне, чтобы продолжать войну за освобождение Родины.
Я нахожусь весьма близко от вас с крупными сухопутными, морскими и воздушными силами. Эти войска направляются в Дакар с целью усилить гарнизон, защитить крепость от любых агрессивных действий противника и организовать снабжение колонии…
Я предполагаю высадить эти войска и выгрузить припасы с минуты на минуту и не могу представить себе возможность какого-либо сопротивления. Если же, против всякого ожидания, таковое будет оказано, то я уверен, что вы сделаете все, чтобы можно было избежать печальных инцидентов.
Эти инциденты были бы тем более печальны, что они привели бы к вмешательству сопровождающих меня союзных сил, которые имеют задачу воспрепятствовать любыми средствами переходу базы Дакар в руки противника.
С доверием жду вашего ответа, господин генерал-губернатор, и прошу вас принять уверения в моих наилучших чувствах.
Телеграмма английского министра по делам доминионов лорда Ллойда, адресованная английскому верховному комиссару в Канаде (Перевод) Лондон, 19 сентября 1940
Учитывая информацию, содержащуюся в телеграмме правительства Ньюфаундленда от 14 сентября, о положении на островах Сен-Пьер и Микелон, мы считаем желательным, чтобы генерал де Голль обеспечил взятие его сторонниками в свои руки управления островами Сен-Пьер и Микелон, подобно тому как это было сделано во Французской Экваториальной Африке и на Таити. Правительство Канады в своей телеграмме от 12 июля на имя губернатора Ньюфаундленда сообщило о намерении уведомить правительство Соединенных Штатов, что оно не будет вмешиваться во внутренние дела островов; в таком же духе высказался и губернатор Ньюфаундленда. Но движение в поддержку генерала де Голля без помощи извне могло бы принять форму местного движения. Если бы переворот увенчался успехом, мы, естественно, установили бы дружеские отношения с новой администрацией и обязались бы оказать островам Сен-Пьер и Микелон экономическую помощь и поддержку нашего флота, подобную той, которую получают французские колонии, примкнувшие к де Голлю. Мы высказываем пожелание, чтобы правительство Канады было готово предложить такую же помощь в аналогичных условиях.
Вследствие этого прошу поставить в известность правительство Канады о том, что мы не имеем никаких возражений против действий, которые намеревается предпринять де Голль и для успешного проведения которых потребуется, конечно, некоторое время. С другой стороны, мы намерены конфиденциально поставить об этом в известность правительство Соединенных Штатов.
Телеграммы генерала де Голля командирам крейсеров «Глуар» и «Примоге»[188] 20 сентября 1940
Мне известно как ваше решение, которое я одобряю, так и ваше положение.
Прошу вас согласиться проследовать в Фритаун, чтобы произвести там необходимый ремонт. В согласии с союзными властями даю вам честное слово, что в Фритауне вы и ваш экипаж сможете беспрепятственно оставаться на борту вашего корабля и тотчас же после окончания ремонта сможете, если того пожелаете, вернуться в Касабланку.
Телеграмма губернатора Новой Каледонии Анри Сото генералу де Голлю Нумеа, 24 сентября 1940
Продолжение моей телеграммы от 20 сентября. День 23 сентября ознаменован полной нейтрализацией всех тех военнослужащих, которые выступили против присоединения к «Свободной Франции». Они интернированы на борту парохода, стоящего на рейде. Этот результат достигнут благодаря одному лишь присутствию 700 добровольцев, прибывших из внутренних районов острова. Верное вам правительство с помощью надежных войск отныне удерживает в своих руках казармы и береговые батареи. Необходимо срочно назначить капитана Броша командующим. Остается двусмысленной лишь позиция корабля «Дюмон д’Юрвиль». Все сторонники «Свободной Франции» проявили замечательное мужество и хладнокровие в эти четыре исторических дня, в течение которых не было пролито ни единой капли крови. Сегодня Каледония празднует в обстановке полного порядка и энтузиазма восемьдесят седьмую годовщину присоединения к Франции. Город Нумеа украшен трехцветными флагами с Лотарингским крестом.
Телеграмма Уинстона Черчилля генералу де Голлю (Перевод) Лондон, 3 октября 1940
I. 1 октября французский посол в Мадриде вручил послу Его Величества послание от Бодуэна для передачи правительству Его Величества.
II. Послание имело своей целью внушить, что если Великобритания не хочет окончательно толкнуть французское правительство в руки немцев, то она должна разрешить снабжение неоккупированной зоны Франции продовольствием из французских колоний. В случае если таковое будет разрешено, французское правительство готово заключить необходимые соглашения по вопросу о контроле и даст гарантию, что ни это продовольствие, ни равное количество продовольствия из самой Франции не будет захвачено немцами. В случае если немцы попытаются завладеть этим продовольствием, французское правительство переедет в Марокко, а Франция вновь объединится с Великобританией против Германии.
III. Передавая это послание, французский посол заявил, что его главной целью является уничтожить в корне антианглийские настроения, которые вновь возникают во Франции, и дать Франции и Великобритании возможность идти по одному и тому же пути к окончательной победе.
Посол Его Величества ответил ему, что единственной его целью также является выиграть войну и что он не станет касаться взаимных упреков по поводу прошлого. Таким образом, у него не было намерения затевать дискуссию по поводу того тяжелого чувства, которое было вызвано в Великобритании нападением на Гибралтар и обстрелом в Дакаре парламентеров с белым флагом.
IV. Посол Его Величества получил в настоящее время инструкции дать французскому послу следующий ответ для передачи Бодуэну:
1) Правительство Его Величества было готово всегда и готово в настоящее время вступить в переговоры с французским правительством Виши с целью избежать каких-либо недоразумений и трений. Когда Бодуэн направил через французского посла в Мадриде первое послание, предлагая установить modus vivendi в отношении французской колониальной империи, правительство Его Величества тотчас же попросило в ответ уточнить суть идеи Бодуэна. Ответа на это не последовало, а затем, в тот самый момент, когда им было предложено вступить в переговоры, французские береговые батареи и корабли в Дакаре открыли огонь по английским военным кораблям, а французские самолеты без всякого предупреждения подвергли бомбардировке Гибралтар. Несмотря на эти враждебные действия, правительство Его Величества все еще готово вступить в переговоры с французским правительством. Но прежде всего должны быть вполне уточнены следующие два пункта:
а) В случае нового нападения французских вооруженных сил на английские военные корабли или на британскую территорию, например на Гибралтар, правительство Его Величества немедленно даст указание своим вооруженным силам предпринять ответные военные действия против французских портов и французских колониальных территорий.
б) Следует раз и навсегда установить, что правительство Его Величества не может отказаться от поддержки движения генерала де Голля и что оно будет оказывать ему любую помощь, которую он испросит для сохранения своей власти в присоединившихся к нему французских колониях.
2) Переговоры, которые имеет в виду правительство Его Величества, могли бы вестись на основе этих условий по трем следующим вопросам:
а) Как обеспечить удовлетворительное для правительства Его Величества решение вопроса о том, чтобы часть французской колониальной империи, которая не контролируется в настоящее время и не будет контролироваться в дальнейшем де Голлем, не попала в сферу германского или итальянского влияния? (По этому вопросу вы сможете повторить французскому послу заверения, которые были нами неоднократно опубликованы, о том, что мы хотим, чтобы после войны величие и независимость Франции были восстановлены. Разумеется, эти заверения распространяются и на территории, которые за это время могут стихийно присоединиться к ге нералу де Голлю.)
б) Если французское правительство может дать соответствующие гарантии по вышеупомянутым пунктам, правительство Его Величества будет готово изучить все предложения, сделанные французским правительством, о возможностях торговых сношений между французскими колониями и неоккупированной зоной Франции.
в) Каким образом обеспечить, чтобы суда французского флота не могли ни при каких обстоятельствах попасть в руки немцев или итальянцев?
3) Необходимо подчеркнуть, что правительство Его Величества придает исключительное значение блокаде, этому средству, которое должно и в дальнейшем действовать против врага. Правительство сможет пойти в этой области на какое-либо ослабление лишь в том случае, если оно будет твердо уверено, что французское правительство будет иметь возможность и пожелает поступать в отношении своих заморских территорий независимо от приказов немцев или итальянцев и что оно, кроме того, будет готово в своих отношениях с правительством Его Величества занять позицию сотрудничества, каковой готовности оно до сих пор не проявляло.
Телеграмма генерала де Голля английскому премьер-министру Лагос, 3 октября 1940
I. Генерал де Голль с исключительным интересом отметил, что правительство Виши впервые в официальном обращении предусматривает такие обстоятельства, при которых официальная Франция смогла бы возобновить войну на стороне Великобритании.
II. Учитывая факты, имевшие место в прошлом, и политику, проводимую правительством Виши, этот демарш следует рассматривать скорее как признак политического кризиса, граничащего с отчаянием, чем как откровенное признание своих огромных ошибок в национальном и международном плане.
III. Во всяком случае необходимо подчеркнуть следующее:
Если бы даже правительство Виши переехало в будущем, целиком или частично, в Северную Африку и объявило, что оно хочет возобновить борьбу, у него не оказалось бы достаточно авторитета и силы, чтобы руководить военными действиями. Покорившись полностью врагу и разоружив империю, оно лишилось престижа, необходимого для того, чтобы повести и увлечь за собой тех, кого оно призвало бы к оружию.
IV Каковы бы ни были соглашения, которые английское правительство решило бы заключить с правительством Виши в области экономических сношений неоккупированной зоны Франции с Французской империей, не нужно скрывать от себя того, что эти соглашения привели бы к восстановлению, хотя бы и кратковременному, влияния Виши в колониях, находящегося в настоящее время в процессе ликвидации. Представляется более предпочтительным предложить правительству Виши снабжение продовольствием непосредственно через благотворительные организации Соединенных Штатов, проводимое под необходимым контролем. В этом случае и в соответствии с прежним предложением генерала де Голля было бы полезно объявить, что соглашения о снабжении продовольствием были заключены по просьбе генерала де Голля.
V. Генерал де Голль с удовлетворением отмечает, что английское правительство сообщило правительству Виши:
а) о своей решимости продолжать поддерживать движение генерала де Голля в тех колониях, которые присоединились или присоединятся к нему;
б) о своем твердом намерении содействовать восстановлению после войны независимости и величия Франции, в частности в отношении указанных колоний.
Телеграмма генерала де Голля Уинстону Черчиллю Дуала, 12 октября 1940
После всестороннего изучения обстановки на месте я решил как можно быстрее урегулировать вопрос с Либревилем. По полученным мной сведениям из различных источников, в Либревиле создалось тяжелое положение вследствие недостатка пищевых продуктов и других предметов первой необходимости.
Исключительно важно, чтобы ни в Либревиль, ни в Порт-Жантиль не поступало никакого продовольствия, а также подкреплений, в чем бы они ни состояли. С другой стороны, учитывая время, потребное для сборки самолетов и распределения наших сил, я намерен начать операцию через неделю.
Ныне, учитывая предстоящие события, я считаю весьма важным во что бы то ни стало помешать любым операциям военно-морских сил Виши против Экваториальной Африки, а также против Дагомеи, Берега Слоновой Кости и Гвинеи. Во избежание каких-либо недоразумений с Виши я предлагаю, чтобы правительство Его Величества немедленно предупредило правительство Виши, что по соображениям безопасности, имеющим важнейшее значение, Великобритания не может разрешить без предварительного уведомления какое бы то ни было передвижение военных кораблей Виши к югу от Дакара.
Если же, несмотря на это предупреждение, подобные передвижения будут иметь место, указанные выше корабли будут рассматриваться как вражеские.
Телеграмма постоянного заместителя министра иностранных дел Англии генералу де Голлю (Перевод) Лондон, 22 октября 1940
Первая часть
Ниже приводится резюме ответа правительства Виши на наше последнее сообщение:
«1) Французское правительство благоприятно отнеслось к английскому предложению относительно… (далее не расшифровано). По поводу вопроса, поднятого в английской ноте, оно делает следующие замечания:
а) Франция никогда не была и никогда не будет агрессором. Поэтому французское правительство не понимает английских угроз, высказанных на случай французской агрессии. Оно будет противодействовать всеми своими силами любому новому нападению англичан или любой поддержке, оказанной военным действиям, направленным против его кораблей или территорий.
б) Французское правительство согласно, чтобы предстоящие переговоры проходили в рамках, намеченных во время беседы обоих послов в Мадриде 27 сентября.
в) Французское правительство не признает ни генерала де Голля, ни его власти. Признание английским правительством всякой другой власти или поддержка, оказанная им любой попытке, имеющей целью изъять французские владения из-под власти Виши, могут только лишить необходимой основы усилия, направленные на примирение обеих стран. Если правительство Его Величества разделяет стремление французского правительства к ослаблению напряженности во взаимоотношениях, его политика должна быть совместима с честью, достоинством и интересами Франции.
2) До получения последней английской ноты французское правительство неоднократно публично заявляло о своей решимости сохранить контроль над империей и флотом.
Оно намеревается добиться уважения прав, признанных за ним в этой области соглашением о перемирии.
3) Французское правительство искренне желает установления modus vivendi в области торговых сношений между Францией и ее колониями.
4) Французское правительство не может понять того истолкования своей позиции, которое дает английское правительство. Именно французское правительство может по справедливости считать себя оскорбленной стороной. Оно надеется пожать плоды своей политики и своего терпения, от которых оно отказалось лишь недавно и с сожалением».
Вторая часть
Послу Его Величества в Мадриде поручено передать твоему французскому коллеге замечания, которые можно резюмировать следующим образом:
«1) Несмотря на то, что правительство Его Величества разочаровано содержанием ответа, оно готово продолжать переговоры в направлении, указанном в его последней ноте.
2) Правительство Его Величества напоминает французскому правительству, что оно намерено добиться полного восстановления независимости и величия Франции. Оно отвергло всякие предложения о мире, которые позволили бы Германии и Италии поживиться за счет французской территории. Учитывая это и принимая во внимание наши собственные военные нужды, мы должны сделать все возможное, чтобы не допустить перехода Французской империи и флота в руки противника. Поскольку французское правительство не может само обеспечить защиту французских заморских территорий, мы должны продолжать поддерживать движение, которое возникло с целью их защиты от Германии и Италии и для обеспечения их сотрудничества с Великобританией.
3) За исключением уступок, которые могут быть сделаны в ходе переговоров, правительство Его Величества вынуждено сохранить блокаду, жизненно необходимую для его военных усилий.
4) Правительство Его Величества встретило с удовлетворением решимость французского правительства сохранить контроль над своей империей и флотом. Оно понимает это так, что они не попадут под влияние противника и не окажутся в его руках. Если французское правительство может нас убедить…» (Продолжение не было получено.)
Третья часть
Ответ правительства Виши не удивил нас, но произвел неприятное впечатление. Поскольку, однако, правительство Виши, очевидно, не хочет прервать переговоры, мы попробуем извлечь из ситуации все, что сможем. Вполне отдавая себе отчет в том, что правительство Виши находится под сапогом у немцев и не может считаться свободным, какие бы действия оно ни предпринимало, мы считаем целесообразным продолжать обмен мнений с правительством Виши в надежде, что оно будет считать себя заинтересованным в достижении соглашения с нами.
Таким образом, мы не можем надеяться получить от него письменные обязательства, чего не допустят немцы а с другой стороны, оно дало нам до настоящего времени мало оснований доверять его устным заверениям. Но, учитывая его положение, мы не можем ожидать, что оно в ходе переговоров будет поступать иначе. Единственная возможная для нас гарантия состоит в том, что если правительство Виши откажется от своих обязательств, мы будем считать любое соглашение аннулированным и недействительным и лишим его всех преимуществ, которые мы могли бы ему предоставить.
Телеграмма генерала де Голля полковнику Леклерку и полковнику де Мармье, в Дуала Браззавиль, 27 октября 1940
Необходимо срочно нанести мощный авиационный удар по Либревилю. Раньше всего надо уничтожить вишистские самолеты на аэродроме, затем сделать этот аэродром непригодным к использованию и, наконец, разделаться с кораблями Виши.
Другие действия по разведке и бомбардировке должны быть направлены на Митзик.
Эта воздушная акция имеет существенное значение для того, чтобы предотвратить агрессивные намерения Виши в отношении Дуалы.
Манифест, изданный генералом де Голлем в Браззавиле 27 октября 1940
Франция переживает самый тяжелый кризис в своей истории. Угроза уничтожения нависла над ее границами, империей, независимостью, самим ее духом.
Поддавшись непростительной панике, случайные руководители страны покорились врагу. Однако бесчисленные факты говорят о том, что народ и империя не согласны примириться с этим позорным рабством. Миллионы французов и французских подданных решили продолжать войну до тех пор, пока не будет освобождена их родина. Миллионы и миллионы других французов и французских подданных готовы сделать это, как только найдут руководителей, достойных этого имени.
Однако собственно французского правительства больше не существует. В самом деле, орган, находящийся в Виши и претендующий на то, чтобы называться правительством, является неконституционным и подчиняется захватчикам. Пребывая в состоянии рабской зависимости, этот орган не может не быть и в действительности является лишь орудием, используемым врагами Франции в их посягательствах на честь и интересы страны. Поэтому необходимо, чтобы новая власть взяла на себя задачу руководить военными усилиями Франции. События возлагают этот священный долг на меня. Я его выполню.
Я буду осуществлять свою власть от имени Франции и исключительно в целях защиты страны и беру на себя торжественное обязательство отдать отчет в своих действиях представителям французского народа, как только он сможет свободно их назначить.
Чтобы помочь мне в выполнении стоящей передо мной задачи, я учреждаю с сегодняшнего дня Совет обороны империи. Этот Совет, состоящий из людей, которые уже осуществляют свою власть на французских землях или которые символизируют самые высокие интеллектуальные и моральные качества нации, представляет страну и империю, сражающиеся за свое существование.
Я призываю к участию в войне, то есть к сражениям и жертвам, всех мужчин и всех женщин на французских территориях, присоединившихся ко мне. В тесном содружестве с нашими союзниками, заявившими о своей решимости способствовать восстановлению независимости и величия Франции, нужно защитить от врага или его пособников ту часть национального достояния, которой мы владеем, нападать на противника повсюду, где это будет возможно, привести в действие все наши военные, экономические, моральные ресурсы, поддерживать общественный порядок и добиться торжества справедливости.
Мы выполним эту великую задачу во имя Франции, охваченные стремлением служить ей и уверенные в победе.
Постановление № 1
Именем французского народа и Французской империи мы, генерал де Голль, Глава свободных французов, постановляем:
Статья первая. — До тех пор пока не смогут быть образованы законные и независимые от врага французское правительство и представительство французского народа, государственная власть на всех территориях империи, освобожденных от контроля противника, будет осуществляться на основе французского законодательства, находившегося в силе до 23 июня 1940, на следующих условиях:
Статья 2. — Учреждается Совет обороны империи, имеющий задачей поддерживать верность Франции, заботиться о внешней и внутренней безопасности, руководить экономической жизнью и поддерживать моральное единство населения территории империи.
Этот совет осуществляет всестороннее общее руководство военными действиями в целях освобождения родины и ведет переговоры с иностранными державами по вопросам, относящимся к защите французских владений и французских интересов.
Статья 3. — Глава свободных французов принимает решения после консультации с Советом обороны, если в таковой возникнет необходимость.
Решения, имеющие общий характер, издаются в форме постановлений, публикуемых в «Журналь оффисьель» империи и временно в «Журналь оффисьель» Французской Экваториальной Африки. Эти постановления приобретают, в зависимости от их содержания, силу закона или декрета с момента их обнародования.
Статья 4. — Совет обороны озаботится созданием органов, которые будут наделены юрисдикцией, обычно принадлежащей Государственному совету, Кассационному суду и, в известных случаях, Верховному суду.
Статья 5. — Административная власть, возлагаемая в нормальных условиях на министров, осуществляется руководителями учреждений, назначаемыми Главой свободных французов.
Статья 6. — Местонахождение Совета обороны устанавливается с учетом создания наилучших условий для руководства военными действиями.
Статья 7. — Все распоряжения, противоречащие настоящему постановлению, отменяются.
Статья 8. — Настоящее постановление будет опубликовано в «Журналь оффисьель» империи и временно в «Журналь оффисьель» Французской Экваториальной Африки.
Дано в Браззавиле 27 октября 1940
Ш. де Голль.
Постановление № 2
Именем французского народа и Французской империи мы, генерал де Голль, Глава свободных французов, постановляем:
Статья первая. — Членами Совета обороны империи, учрежденного согласно постановлению № 1 от 27 октября 1940, назначаются: генерал Катру, вице-адмирал Мюзелье, генерал де Лармина, губернатор Эбуэ, губернатор Сото, генерал медицинской службы Сисе, профессор Кассен, преподобный отец д’Аржанлье, полковник Леклерк.
Статья 2. — Настоящее постановление будет опубликовано в «Журналь оффисьель» империи и временно в «Журналь оффисьель» Французской Экваториальной Африки.
Дано в Браззавиле 27 октября 1940
Ш. де Голль.
Сообщение, адресованное генералу де Голлю постоянным заместителем министра иностранных дел Англии (Перевод) Лондон, 28 октября 1940
I. Ниже кратко излагаются меры, принятые в связи с франко-германскими мирными переговорами:
II. 20 октября, когда стало ясно, что немцы пытаются договориться с Лавалем, мы поручили послу Его Величества в Мадриде передать своему французскому коллеге от имени премьер-министра послание, имеющее целью довести до сведения Виши: а) что мы готовы сотрудничать с ним в деле борьбы против общего врага; б) что мы исполнены решимости одержать победу; в) что мы не можем понять, почему ни один из французских руководителей, отколовшись, не направился в Северную Африку и не действует там вместе с нами. Передавая это послание, сэр Самюэль Хор предложил, чтобы намек на возможность сотрудничества с нами был сделан особо Вейгану и Ногесу. Посол благоприятно отнесся к этому предложению.
III. 24 октября французский посол сообщил сэру Самюэлю Хору, что Лаваль и Дарлан настаивали на заключении соглашения с немцами, в то время как Петен и Вейган выступали против этого. Посол считает, что послание премьер-министра произведет большое впечатление на правительство Виши, и предложил, чтобы это послание было подкреплено личным обращением короля к Петену.
IV. Послание короля было отправлено днем 25 октября.
В нем содержалось выражение нашей симпатии, вновь подтверждалась наша решимость сражаться до победы и восстановить свободу и величие Франции, затем содержалось указание на слухи, распространяемые по поводу попытки германского правительства добиться принятия условий, значительно превосходящих по своей тяжести условия перемирия. В послании напоминалось о твердой решимости Петена отказаться от позорных условий и выражалась уверенность в том, что маршал отклонит предложения, несовместимые с честью Франции и наносящие значительный ущерб интересам Великобритании. Действуя таким образом, Петен получил бы полную поддержку всех, кто во Франции и за ее пределами верит в его честь солдата и надеется, что спасение Франции — в победе Англии.
V. Премьер-министр предложил президенту Рузвельту направить Петену аналогичное послание. В результате этого президент направил 25 октября французскому послу в Вашингтоне послание для немедленной передачи правительству Виши, предостерегавшее это последнее в весьма энергичных выражениях от какого бы то ни было соглашения, которое позволило бы использовать французский флот против Великобритании.
VI. Нам стало известно из достоверных источников, что условия мирного договора, выдвинутые Германией, были первоначально столь жестоки, что само правительство Виши их отклонило. Мы узнали затем, что Гитлер во время свой встречи с Петеном сделал более умеренные предложения. Они выражаются в следующем:
— к Германии должны отойти Эльзас и Лотарингия и некоторые районы Марокко (часть которых предназначается для Испании);
— в Тунисе должен быть установлен франко-итальянский кондоминиум;
— Ницца, Корсика и другие заморские владения остаются под властью Франции;
— морские базы и «зенитная артиллерия в колониях» должны быть переданы державам оси;
— Гитлер, Муссолини, Петен и Франко сделают Великобритании совместное предложение о мире на «великодушных условиях», включающих отказ от Голландии и Бельгии. Это предложение должно быть сделано до 5 ноября, с тем чтобы повлиять на президентские выборы в Соединенных Штатах Америки.
Последнее сообщение не подтверждено, и обстановка глубоко изменилась в результате действий Италии и Греции.
До настоящего времени у нас нет никаких сведений о том, принял ли Петен эти условия и, кроме того, что содержалось в коммюнике Виши.
VII. Мы стараемся через Танжер держать Вейгана в курсе событий, однако нам не известно, получил ли он наши послания. Позиция Вейгана, как и Ногеса, будет, несомненно, иметь исключительно важное значение. По мере развития событий мы будем поддерживать с вами тесную связь.
Сообщение, адресованное генералу де Голлю постоянным заместителем министра иностранных дел Англии (Перевод) Лондон, 31 октября 1940
I. Нам по-прежнему не известно, какие уступки были сделаны правительством Виши при переговорах с Гитлером, но мы получили заслуживающую доверия информацию, из которой следует, что слухи, упомянутые в параграфе VI нашей телеграммы от 28 октября (вокруг нее было много шуму), лишены основания. Положение продолжает оставаться неясным, но, кажется, есть некоторые основания думать, что до настоящего времени правительство Виши еще не приняло никакого окончательного решения; по крайней мере объем его уступок Германии еще не установлен.
II. Стремясь избежать каких бы то ни было провокационных действий, которые могли бы склонить чашу весов не в нашу пользу, в особенности в исключительно важном вопросе о флоте, воздушных и морских базах, мы, предполагая, что измена правительства Виши сводится к минимуму, будем воздерживаться от его публичного осуждения до тех пор, пока слухи, упомянутые в вышеуказанном параграфе, не подтвердятся. В этом случае нам, конечно, не нужно будет больше сдерживаться.
III. Учитывая эти обстоятельства и то, что у нас не было времени посоветоваться с вами, мы были вынуждены принять меры, чтобы помешать вашей организации изобличить в предательстве по радио и в прессе правительство Виши, что было бы полностью оправдано в случае, если бы факт предательства уже был твердо установлен.
Мы полагаем, что вы не можете быть информированы о различных аспектах обстановки в столь же полной мере, как правительство Его Величества. Мы надеемся, что вы одобрите наше вмешательство, имевшее целью избежать нежелательного разнобоя между основной позицией правительства Его Величества и организации «Свободной Франции» в вопросах, касающихся прессы и пропаганды.
IV. Когда приведенный выше текст редактировался, нам стало известно, что правительство Виши направило в каждую столицу Северной Африки телеграмму, в которой содержится заявление, что все слухи, циркулирующие в настоящий момент, относительно предварительных переговоров о мире между Францией и Германией, в частности слухи об уступке немцам территорий или стратегических баз или потери французской территории в метрополии или в империи, лишены каких бы то ни было оснований. Однако в опровержении ничего не говорится об отказе от французского военно-морского флота, а также об авиации.
V. Подобное же опровержение было опубликовано в «Депеш марокэн» вместе со следующей телеграммой генерала Вейгана генералу Ногесу: «Генерал Вейган предостерегает население Французской Африки от фантастических и противоречивых слухов, проникающих из-за границы и касающихся позиции и распоряжений французского правительства. Он требует от всех губернаторов и генеральных резидентов, чтобы они немедленно предупредили об этом своих подопечных. Правительство, возглавляемое маршалом Петеном, не приняло и не может принять никаких условий, несовместимых с честью и интересами Франции или народов, вверивших ей свою судьбу».
В настоящее время мы пытаемся заставить правительство Виши сообщить подлинные условия своего соглашения с немцами.
Телеграмма генерала де Голля полковнику Леклерку в Дуалу Браззавиль, 31 октября 1940
В сложившейся обстановке я решил прежде всего покончить с Ламберене…
Если действия в Ламберене увенчаются успехом, а Либревиль не получит от Виши подкреплений, я предполагаю провести против Либревиля операцию с участием воздушных, морских и сухопутных сил без прямого вмешательства англичан.
В связи с этим я возлагаю на вас подготовку к этой операции, для осуществления которой я рассчитываю передать в ваше распоряжение все имеющиеся в наличии самолеты и корабли, а также сухопутные силы, относительно которых мы уже договорились.
Телеграмма генерала де Голля У. Черчиллю, в Лондон Браззавиль, 2 ноября 1940
I. Генерал де Голль и Совет обороны Французской империи понимают причины; побуждающие в настоящее время правительство Великобритании относиться внешне сдержанно к правительству Виши до тех пор, пока не будет доказано, что оно пошло в отношении Германии и Италии на новые уступки, которые могут неблагоприятно отразиться на военном положении Британской империи.
II. В более широком плане генерал де Голль и Совет обороны Французской империи понимают, что ввиду этих же самых причин правительство Великобритании продолжает надеяться, что со стороны правительства Виши в целом или отдельных его членов последуют покаянные действия, могущие улучшить условия, в которых Британская империя в настоящее время вынуждена вести войну одними лишь собственными силами.
III. Однако генерал де Голль и Совет обороны Французской империи считают своим долгом заметить правительству Великобритании от имени свободных французов — единственных защитников чести и интересов Франции, ведущих с оружием в руках борьбу против ее врагов, — что их политика и позиция по отношению к Виши, обусловленные чисто французскими интересами, довольно заметно отличаются от нынешней политики и позиции правительства Великобритании.
Самый факт существования правительства Виши в тех условиях, в которых оно сейчас находится, представляет, по мнению свободных французов, ничем не оправданное посягательство на честь и интересы Франции. Характер переговоров, которые ведутся в настоящее время между Виши и врагами Франции, усугубляет преступление, совершенное против родины и выразившееся в обсуждении и принятии условий перемирия. Наконец, согласие сотрудничать с врагами, официально объявленное Виши, независимо от того, какие бы формы это сотрудничество ни приняло, свидетельствует о новом нетерпимом унижении, виновные в котором не могут рассчитывать ни на какое снисхождение.
Кроме того, свободные французы считают, что любая примиренческая политика по отношению к Виши была бы практически пагубной. Такая политика не могла бы в конечном счете принести действительно благоприятных результатов, учитывая зависимость Виши от немцев и итальянцев. Напротив, такая политика, несомненно, укрепила бы положение Виши прежде всего в империи, а также перед лицом французского общественного мнения, все более открыто осуждающего действия Виши, доказательством чего являются преследования, аресты, приговоры, отставки, число которых непрерывно растет.
IV. Генерал де Голль и Совет обороны Французской империи отнюдь не возражают против того, чтобы правительство Великобритании обратилось с ободряющими посланиями к ряду французских руководителей, как например к генералу Ногесу и Вейгану, которые хотя и подчиняются пока Виши, но не исключено, что попытаются порвать с ним в будущем. Если бы эти руководители публично выразили свое намерение оказывать врагам вооруженное сопротивление, их поступок, несомненно, привел бы к большим и благотворным последствиям, в особенности в Африке.
Однако генерал де Голль и Совет обороны Французской империи питают мало надежд на то, что эти руководители займут в настоящее время такую позицию и в особенности предпримут такие действия, в результате которых они дезавуировали бы самих себя. Во всяком случае, если эти лица и совершат такой поворот, который обусловит установление с их стороны контакта с правительством Великобритании и обращение к этому правительству с просьбой о поддержке, генерал де Голль и Совет обороны империи считают, что никакое соглашение не может быть заключено без их непосредственного участия и без их ясно выраженного согласия, каковы бы ни были возражения, которые, несомненно, не преминули бы выдвинуть по личным мотивам раскаявшиеся французские руководители.
В самом деле, независимо от обстоятельств, взаимно взятых на себя правительством Великобритании и генералом де Голлем, является фактом, что Совет обороны Французской империи осуществляет неоспоримую власть на значительной части империи, располагает отнюдь не ничтожными вооруженными силами и в глазах французской и мировой общественности возглавляет и олицетворяет французское Сопротивление. Всякое соглашение в военных целях, которое было бы заключено между правительством Великобритании и какими бы то ни было французскими властями без прямого участия генерала де Голля и Совета обороны Французской империи, могло бы привести лишь к серьезным разногласиям, тогда как нашей целью, несомненно, является все большее сплочение всех французов в войне на стороне Британской империи. Само собой, впрочем, разумеется, что генерал де Голль и Совет обороны империи в подобном случае сумели бы не быть злопамятными и удержаться от обвинений, а руководствовались бы лишь необходимостью в интересах нации вновь пробудить у Франции волю к победе и возродить боевые французские силы.
V. Генерал де Голль и Совет обороны Французской империи не сомневаются в том, что правительство Великобритании согласно с ними по всем этим вопросам. Для них было бы очень ценно получить от него соответствующие заверения.
Телеграмма генерала де Голля полковнику Леклерку, в Дуалу Браззавиль, 4 ноября 1940
6 ноября как дату намеченной операции одобряю.
Телеграмма генерала де Голля подполковнику Парану, в Ламберене Браззавиль, б ноября 1940
Обнимаю и поздравляю вас, губернатор Габона подполковник Паран. Шлю свои поздравления всем вашим подчиненным, в особенности майору Дио. Передайте вашим войскам, что они действовали прекрасно. Они сражались и одержали победу в Синдара, Митзике, Н’Джоле, Ламберене во имя Франции. Теперь необходимо закрепить успех.
Сообщение, направленное генералу де Голлю постоянным заместителем министра иностранных дел Англии (Перевод) Лондон, 7 ноября 1940
I. Французский посол вручил 1 ноября послу Его Величества срочное послание Виши, в котором говорится, что маршал Петен ответит через два дня на послания короля, президента Соединенных Штатов и премьер-министра и что задержка этого ответа вызвана отсутствием министра иностранных дел. Ответы королю и премьер-министру в Лондоне еще не получены, но президент Рузвельт уже получил ответ, датированный 1 ноября и содержащий следующие пункты:
Французское правительство:
1) воздерживается отвечать на некоторые пункты пожелания президента, дабы не касаться позиции правительства Соединенных Штатов;
2) сохраняет полную свободу действий;
3) уже обязалось не передавать никому французского флота;
4) просит Соединенные Штаты вспомнить, что операции, предпринятые против Англии, явились ответом на враждебную позицию, занятую внезапно Англией по отношению к Франции и выразившуюся в оказании мятежникам поддержки ее флотом и авиацией;
5) несмотря на все это, французское правительство не произведет никакого неспровоцированного нападения на Великобританию.
Послание Петена Рузвельту заканчивается обещанием французского правительства заботиться об обеспечении интересов и чести Франции и заверением, что оно очень хочет поддерживать традиционную дружбу с Соединенными Штатами и надеется избежать недоразумений и неверного истолкования фактов, которые побудили президента направить свое послание.
П. 4 ноября посол Великобритании снова встретился со своим французским коллегой и вручил ему меморандум, в котором подчеркивалось, что правительство Великобритании придает огромное значение точному выяснению позиции правительства Виши и содержанию соглашения, недавно заключенного им с немцами.
Французский посол был весьма подавлен. Он лично полагает, что Лаваль намерен подписать мир 11 ноября и использовать, с одобрения германского правительства, французский флот и некоторые армейские части для овладения французскими колониями, примкнувшими к генералу де Голлю.
III. Тем временем мы направили через сэра Самюэля Хора послание Виши, в котором говорилось, что, как нам стало известно, «Ришелье» и «Жан-Бар» собираются перебазироваться соответственно из Дакара и Касабланки в другие порты для ремонта и окраски и что, поскольку мы искренне желаем избежать столкновения между английскими и французскими военно-морскими силами, мы весьма надеемся, что правительство Виши не примет такого решения.
Телеграмма генерала де Голля полковнику Леклерку, в Либревиль Браззавиль, 10 ноября 1940
Поздравляю вас, полковник Леклерк, и находящиеся под вашим командованием войска по случаю блестяще проведенной операции по освобождению Либревиля.
Я вызвал по радио Порт-Жантиль и предложил немедленно направить парламентеров навстречу отряду «Свободной Франции», который спускается вниз по реке Огове. Прошу сбросить с самолетов на Порт-Жантиль листовки с сообщением о капитуляции генерала Тетю в Либревиле и требованием сдачи города. Прошу также направить туда военное судно, которое должно поддерживать со мной связь по радио.
Телеграмма майора Люизе генералу де Голлю Танжер, 14 ноября 1940
Освобождение Габона произвело огромное впечатление. Наши друзья исполнены надежды, а ярость врага и его приспешников свидетельствует об эффективности нанесенного удара.
I. Необходимо, однако, чтобы генералу де Голлю стало известно следующее:
Подлость Лаваля и его сообщников вызывает благотворную реакцию. Сам генерал Вейган понимает, что лишь победа англичан может спасти Францию. Только его возраст и слабохарактерность мешают ему непосредственно перейти к действиям.
Граф Парижский торжественно занял аналогичную позицию. Он ждет лишь подходящего случая, чтобы выступить и сбросить маску «Виши», которую он носит для формы. Моррас, который догадывается об этом и делает ставку на Германию, теперь находится в оппозиции к нему. Граф Парижский изучил возможность выступления при поддержке англичан, базируясь на Северную Африку. Стремясь, если к тому представится возможность, действовать при удобном случае совместно с Вейганом, он сделал ему предложение о сотрудничестве.
Ответ Вейгана пришел 13 ноября. Он в принципе благоприятен. С некоторыми оговорками Вейган, возмущенный подлостью правительства Виши, которое мало-помалу отказывается от Танжера в пользу Испании и собирается затем уступить ей также и кусок Марокко, согласен в случае необходимости присоединиться к графу Парижскому.
Возможно, что граф Парижский при поддержке Вейгана, после того как будут уточнены некоторые детали англо-американской помощи, объявит, базируясь на Северную Африку, о возобновлении войны.
Органическая декларация, дополняющая манифест от 27 октября 1940
Именем французского народа и Французской империи, принимая во внимание закон от 15 февраля 1872 относительно роли генеральных советов в исключительной обстановке;
принимая во внимание конституционные законы от 25 ноября 1875, 16 июля 1875, 2 августа 1875 и 14 августа 1884;
принимая во внимание состояние войны между Францией и Германией с 3 сентября 1939 и между Францией и Италией с 10 июня 1940;
принимая во внимание взятие нами власти и создание постановлениями от 27 октября 194 °Cовета обороны Французской империи на свободных территориях Французской империи;
учитывая, что это взятие власти и создание вышеуказанного Совета имеют целью освобождение всей Франции; что вследствие этого важно поставить в известность всех французов, а также иностранные державы, на каких фактических и юридических условиях мы взяли и осуществляем власть, мы, генерал де Голль, Глава свободных французов,
учитывая, что вся территория метрополии находится под прямым или косвенным контролем противника и что вследствие этого орган, именуемый «правительством Виши» и претендующий на то, чтобы заменить правительство республики, не пользуется той полной свободой, какая необходима для подлинного осуществления власти;
учитывая, что этот орган тщетно пытается оправдать свое возникновение и существование видимостью пересмотра конституционных законов, каковой в действительности является не чем иным, как вопиющим и неоднократным нарушением французской конституции;
что хотя пересмотр конституции и может быть сам по себе полезен, но уже одного того, что он был задуман и предпринят в момент растерянности и даже паники, охватившей парламент и общественность, достаточно, чтобы лишить этот пересмотр той атмосферы свободы, сплоченности и спокойствия, без которых этот важнейший для государства и нации акт не может иметь подлинно конституционного значения;
что президент республики, не выйдя в отставку, оказался лишенным прав и прерогатив, присвоенных ему;
что по точному смыслу конституции 1875 вопрос о пересмотре конституции должен быть поставлен на раздельное обсуждение и голосование палаты депутатов и сената и только после этого предложения о пересмотре передаются Национальному собранию, которое к тому же должно заседать лишь в Версале;
что эти элементарные правила, расценивавшиеся главными законодателями республики, в частности Гамбеттой и Жюлем Ферри, как необходимая гарантия просвещенного согласия палат, позволяющая избежать пересмотра конституции, поспешного или предпринимаемого с коварным намерением, были соблюдены лишь с внешней стороны или были нарушены;
что в действительности обе палаты и Национальное собрание были лишены возможности свободного обсуждения, а известные основные принципы, которые представитель так называемого правительства, защищавший проект пересмотра, презрительно охарактеризовал как «вопросы процедуры», были намеренно отброшены;
что, в частности, некоторым членам’ Национального собрания помешали участвовать в обсуждении, поскольку судно, на котором они находились, не подпускали к берегу по приказу правительства или с его согласия;
что в ходе публичных дебатов на присутствовавших членов было оказано давление в результате вмешательства неправомочного третьего лита;
что в нарушение существующего порядка протокол обсуждения не был опубликован;
что так называемое Национальное собрание заседало в Виши, в то время как, устанавливая местопребывание Национального собрания в Версале, законодатель ясно показал, что он не предвидит когда-либо в будущем возможности использования бедственного положения парламента, изгнанного и разобщенного наступающими армиями противника, для внезапного его созыва в кантональном центре, с тем чтобы путем запугивания принудить его к посягательству на основные законы республики;
учитывая, что, если бы на рассмотрение собрания в Виши был представлен в установленном порядке какой-либо проект пересмотра конституции, оно было бы обязано обсудить его постатейно, а затем проголосовать за окончательный текст, который, после опубликования, превратился бы в один из конституционных законов страны;
но что указанное собрание вместо выполнения своей основной функции ограничилось тем, что, отказавшись от принадлежащей ему одному компетенции, приняло противоречащее конституции бессмысленное решение: предоставить третьему лицу неограниченные полномочия для разработки и введения им самим новой конституции;
учитывая имеющееся в законе 1884 положение о том, что «республиканская форма правления не может стать предметом предложения о пересмотре»;
что тем не менее, несмотря на это торжественное обещание, данное нации лжеправительство Виши, само назвавшее себя «правительством республики», стремясь добиться чрезвычайных полномочий, отменяло как по форме, так и по существу один раздел республиканской конституции за другим;
что оно изгнало из своих квазиконституционных актов даже самое слово «республика», предоставив главе так называемого ими «французского государства» неограниченную власть, подобную власти абсолютного монарха, которую он по собственному усмотрению может удержать до конца жизни или же передать другому, избранному им самим лицу и даже сделать ее наследственной;
что оно, наконец, не поколебалось отнять у народа право на свободное волеизъявление, считающееся во Франции традиционным и священным, и предоставило главе государства возможность одной своей подписью заключать и ратифицировать все договоры, в том числе даже договоры о заключении мира и уступке территории, что является посягательством на территориальную целостность, независимость и само существование Франции, ее колоний, протекторатов и мандатных территорий;
что хотя неограниченное полномочие, предоставленное этому так называемому правительству, и предусматривает, что новая конституция будет «утверждена нацией и будет проводиться в жизнь ассамблеями, которые она создаст», но это положение остается не имеющим практического значения пожеланием, поскольку так называемый глава государства имеет полную возможность подобрать по своему усмотрению угодный состав будущих ассамблей и установить порядок такого утверждения;
что он может отложить это утверждение на неопределенный срок и даже до бесконечности;
что за отсутствием свободного и нормально действующего парламента Франция могла бы выражать свою волю голосами своих генеральных советов; что генеральные советы могли бы даже, в соответствии с законом от 15 февраля 1872 и в связи с незаконностью органа Виши, позаботиться о создании центральной администрации страны, но что указанный орган так называемым декретом от 20 августа 1940 запретил им собираться и по так называемому закону от 12 октября 1940 заменил их комиссиями, назначенными центральной властью;
учитывая в конечном итоге, что конституция, несмотря на посягательства, совершенные против нее в Виши, законно остается в силе, что в этих условиях ни один француз и особенно ни один свободный француз на связан никакими обязательствами по отношению к лжеправительству Виши, порожденному пародией на Национальное собрание и пренебрегающему правами человека и гражданина и правом народа на свободное волеизъявление, правительству, все действия которого к тому же со всей очевидностью свидетельствуют, что оно находится в зависимости от противника;
считая, что защита заморских территорий, так же как и освобождение метрополии, требуют, чтобы силы Франции, рассеянные по всему миру, были немедленно подчинены временной центральной власти;
что эта временная центральная власть вследствие непреодолимых обстоятельств, совершенно очевидно, не может быть в настоящее время создана в точном соответствии с законом;
что творцы конституции никак не могли предвидеть возникновения таких обстоятельств, при которых французы должны будут приступить к образованию власти вне пределов континентальной Франции; что нельзя более рассчитывать на создание в настоящее время этой власти на основе избирательной системы, поскольку осуществление этой системы в разгар войны под всеми широтами земного шара вызвало бы исключительные трудности и во всяком случае потребовало бы длительного времени;
что в настоящий момент достаточно того, чтобы воля свободных французов была по этому вопросу выражена без принуждения и с полной определенностью, при том непременном условии, что временно образуемая власть должна, так же как и всякая другая, отвечать за свои действия перед представителями нации, как только они получат возможность свободно и в нормальных условиях осуществлять свои полномочия;
исходя из вышесказанного,
мы, генерал де Голль,
Глава свободных французов,
заслушав мнение Совета обороны империи,
устанавливаем, что миллионы французов или французских подданных, индивидуально или коллективно выступая во всех частях света, а также на французской территории, призвали нас руководить ими в войне;
заявляем, что голос этих французов, которых не мог заставить замолчать враг и зависимый от него орган Виши, был голосом Родины и что вследствие этого нашим священным долгом было взять на себя выполнение задачи, которая была на нас возложена;
заявляем, что мы выполним эту миссию в духе уважения к учреждениям Франции и дадим отчет во всех наших действиях представителям французской нации, как только она сможет свободно и нормальным путем избрать их.
Постановляем, что настоящая органическая декларация будет обнародована или опубликована повсюду, где это необходимо.
Браззавиль, 16 ноября 1940
Ш. де Голль.
Лондон
Телеграмма генерала де Голля главнокомандующему войсками на Среднем Востоке генералу Уэйвеллу Лондон, 14 июля 1940
Получил вашу телеграмму от 12 июня, за которую искренне благодарю. Полностью согласен с вами в отношении следующих мероприятий:
1) Объединения в регулярные воинские части всех французских групп, которые окажутся в зоне ваших действий.
2) Усиления с помощью этих групп обороны территории Джибути, находящейся под командованием генерала Лежантийома.
3) Использования, в частности, с этой целью французского батальона на Кипре, перешедшего на мою сторону. Сегодня посылаю этому батальону через губернатора Кипра телеграфное приказание поступить в ваше распоряжение.
Направляемую сегодня в ваш адрес телеграмму прошу передать генералу Лежантийому.
Письмо генерала де Голля главнокомандующему войсками на Среднем Востоке генералу Уэйвеллу Лондон, 28 августа 1940
Генерал!
Пользуюсь поездкой полковника Массона, чтобы передать, что был чрезвычайно рад увидеть вас.
Вы уже знаете, что с того времени ко мне присоединились Чад и Камерун. Надеюсь, вы согласитесь со мной, что это событие имеет большое значение, особенно в военном отношении.
Командующий войсками в Форт-Лами полковник Маршан отличный офицер. Я считаю, что было бы весьма полезно, чтобы вы установили с ним контакт, дабы ободрить его и дать почувствовать, что он «прикрыт» с востока так же хорошо, как и запада. Если вы сообщите ему данные об итальянцах в Ливии, это, безусловно, ему пригодится.
Что касается французского батальона в Египте, я тороплюсь ввести в строй против итальянцев первую сформированную часть, с тем чтобы объявить, что она участвовала в бою.
Желаю успеха и славы, генерал, и прошу вас принять уверения в моих наилучших чувствах.
Телеграмма генерального инспектора колоний и начальника финансового управления в Индокитае Казо генералу де Голлю Доставлена в Хайфон 16 сентября 1940
I. Значительная часть населения Индокитая остается верной англо-французскому союзу. Она с интересом следит за вашими усилиями. Однако учитывая опасение немедленных репрессий, присоединение здесь затруднительно, а любые разногласия среди французского населения в настоящее время ослабили бы защиту этой колонии.
II. По политическим, экономическим и географическим причинам мы в нынешних условиях не можем оказать вам поддержку в открытой и активной форме, не ставя под угрозу интересы колонии и ее жителей. Такое присоединение, вероятно, может произойти тогда, когда положение в Европе позволит сотрудничать в военном отношении с Великобританией.
III. Правительство Великобритании должно помочь нам получить из Америки самолеты и оружие, оплата которых будет произведена немедленно. Индокитай является аванпостом европейской колонизации на Дальнем Востоке, и его территориальная неприкосновенность служит реальной гарантией безопасности голландских колоний, Индии и Малайи. Правительство Великобритании и генерал де Голль могут совершенно не сомневаться в верности французских заморских владений и, в частности, Индокитая. Мы надеемся при известных обстоятельствах полностью сотрудничать с вами в борьбе за достижение победы во имя права и свободы.
Ответ генерала де Голля генеральному инспектору колоний и начальнику финансового управления в Индокитае Казо Дуала, 8 октября 1940
I. Благодарю вас за чувства преданности, выраженные в вашем послании, в частности в его разделах I и III. Мы прекрасно понимаем испытываемые вами трудности, но в настоящее время свободные французские силы не могут оказать вам эффективной поддержки. В ожидании того дня, когда они смогут это сделать, мы убеждены, что вы всегда будете защищать французские интересы на Дальнем Востоке и, когда наступит время обеспечить победу, будете активно сотрудничать с нами. Вы, разумеется, можете уже сейчас сообщить нам, каковы ваши первоочередные потребности, которые необходимо будет удовлетворить, как только обстановка станет благоприятной для действий. Во всяком случае, мы будем всегда рады получить от вас информацию, очень ценную для нас, и глубоко верим, что вы будете поддерживать и усиливать среди наших друзей дух Сопротивления.
II. Генерал Катру, присоединившийся ко мне, ознакомил меня с обстановкой, которая сложилась в первые недели после заключения перемирия. Выражаю вам свое дружеское доверие.
Телеграмма посланника Великобритании в Сиаме Джеймса Кросби министерству иностранных дел в Лондоне, сообщенная генералу де Голлю (Перевод) Бангкок, 11 октября 1940
I. Французский посланник нанес вчера визит премьер-министру, который под большим секретом сделал ему следующее вызывающее тревогу заявление:
II. Германия и Япония побуждают Сиам захватить силой территории Индокитая, которые он хочет отнять у Франции. В этом случае Германия и Япония вмешиваются как арбитры в пользу Сиама. Германское правительство даже пообещало не позднее двух суток после первого выстрела выступить в Виши и навязать французскому правительству новое территориальное размежевание, основанное на расовом принципе и дающее Сиаму все, чего он желает, включая Лаос и Камбоджу.
III. Премьер-министр заявил, что эти предложения ставят его в весьма затруднительное положение, так как принятие их свидетельствовало бы о его сближении с державами оси и тем самым отдалило бы его от Лондона и Вашингтона. Он не желает вести политику в этом направлении, ибо предпочитает сохранять нейтралитет и симпатии англичан и американцев. Однако исключительно непримиримая позиция, занятая армией, заставит его прибегнуть к силе, если правительство Виши откажется успокоить сиамцев-ирредентистов изменением границы на Меконге, что должно повлечь за собой уступку Сиаму двух участков на правом берегу этой реки. Премьер-министр настойчиво просил немедленно созвать заседание смешанной франко-сиамской комиссии для рассмотрения вопроса о фарватере реки Меконг и островах. Французский посол считает, что эта комиссия должна закончить свою работу в конце ноября, что даст нам еще пять-шесть недель отсрочки. По его мнению, тогда наступит критический момент, и если Виши заупрямится, правительству Сиама ничего не останется, как прибегнуть к силе. Тогда обещание Японии и Германии будет выполнено, и это приведет к результату, которого сильно опасается премьер-министр.
Телеграмма генерала де Голля премьер-министру Греции Метаксасу Браззавиль, 2 ноября 1940
От имени всех французов, как продолжающих войну, так и тех, кто временно порабощен противником, выражаю вашему превосходительству, греческому правительству и греческому народу наше восхищение и нашу веру в его победу.
Встав снова на защиту своей независимости, греки показывают всему миру пример, достойный их античных традиций.
Объединившись с союзниками, мы победим наших общих врагов.
Ответ премьер-министра Греции Метаксаса генералу де Голлю Афины, 4 ноября 1940
Горячо благодарю за вашу телеграмму. Вся Греция убеждена в том, что в этот ответственный момент ее истории сердца всех без исключения французов бьются в унисон, желая успеха ее правому делу. Великая французская нация, столько раз следовавшая благородному примеру наших предков и мужественно поддерживавшая нас во время наших войн за независимость, не могла не оказаться и на этот раз на нашей стороне.
Телеграмма генерала де Голля Жаку де Сийесу, в Нью-Йорк Браззавиль, 4 ноября 1940
Правительство Виши создает на африканских территориях, еще находящихся под его юрисдикцией, сеть мощных радиопередатчиков, предназначенных в основном для того, чтобы глушить передачи Свободной Французской Африки. В качестве ответной меры мы намерены увеличить мощность радиостанции «Браззавиль» при помощи американской аппаратуры стоимостью около 150 тысяч долларов. Мы не располагаем долларами и надеемся, что организации «Франс фор эвер», может быть, удастся достать такую сумму, каковая будет использована в этих целях. Срочно уведомите нас, возможно ли это, так как мы готовы направить заказ одной американской фирме.
Постановление об учреждении Ордена Освобождения
Именем французского народа и Французской империи мы, генерал де Голль, Глава свободных французов, на основе постановления № 1 от 27 октября 1940 об организации государственной власти на период войны и создании Совета обороны империи и постановления № 5 от 12 ноября 1940, определяющего условия, в которых будут приниматься решения Главы свободных французов, постановляем:
Статья 1. Учредить «орден Освобождения», кавалеры которого будут называться «соратниками в борьбе за освобождение».
Этим орденом будут награждаться отдельные лица или военные и гражданские коллективы, отличившиеся в борьбе за освобождение Франции и ее империи.
Статья 2. Единственный знак отличия этого ордена — крест Освобождения.
Статья 3. Принятие в орден Освобождения производится постановлением Главы свободных французов.
Статья 4. Порядок применения настоящего постановления будет определен особым декретом.
Статья 5. Настоящее постановление будет опубликовано в «Журналь оффисьель» «Свободной Франции» и временно в «Журналь оффисьель» Французской Экваториальной Африки.
Дано в Браззавиле, 16 ноября 1940
Ш. де Голль.
Письмо начальника английского имперского штаба генерала сэра Джона Дилла генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Лондон, 26 ноября 1940
Дорогой генерал!
Я получил от генерала Уэйвелла телеграмму, в которой он сообщает мне о вашем желании направить в Грецию отряд французских войск из Египта.
Когда вы изъявили это желание, вам, вероятно, не было известно, что в Грецию не направлено ни одной английской воинской части, кроме батарей ПВО, предназначенных для обороны аэродромов, и что отправка туда каких-либо частей со Среднего Востока не предполагается.
Генерал Уэйвелл сообщил мне, что в настоящее время можно располагать лишь одним французским батальоном, который прекрасно проявил себя в западной пустыне. Помимо всего, этот батальон явится резервом, весьма полезным на случай, если понадобятся войска для Сирии.
Я целиком согласен с мнением генерала Уэйвелла. Мне хотелось бы знать, продолжаете ли вы, учитывая сказанное выше, тем не менее настаивать на посылке французских войск в Грецию.
Рад воспользоваться случаем, чтобы выразить вам искренние поздравления по поводу недавних успехов в военных операциях в Западной Африке.
Искренне ваш.
Письмо генерала де Голля начальнику английского имперского штаба генералу сэру Джону Диллу[189] Лондон, 27 ноября 1940
Дорогой генерал!
Ваше письмо от 26 ноября по вопросу об отправке в Грецию отряда французских войск из Египта я получил. Как бы ни были серьезны причины чисто военного характера, которые, по вашим словам, препятствуют отправке этого отряда, гораздо важнее то политическое и моральное значение, которое будет иметь для Франции пребывание в Греции французской боевой части.
Поскольку Свободная Франция в настоящее время не в состоянии отправить авиацию, я продолжаю настоятельно просить направить в кратчайший срок в распоряжение Главного командования на греческой территории одну роту из состава французского восточного батальона.
Искренне ваш.
Письмо начальника штаба военного кабинета и министра обороны Англии генерала Исмея генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Лондон, 3 декабря 1940
Дорогой генерал!
Рад сообщить вам, что премьер-министр и начальники штабов согласны в целом с планом, который вы обсуждали с начальниками штабов на прошлой неделе.
Мы предлагаем зашифровать эту операцию названием «Мари»; начальники штабов настаивают на необходимости упоминать отныне об этой операции лишь под условным названием.
Первая часть операции состоит главным образом в переброске ваших войск, снаряжения и средств материального обеспечения из Экваториальной Африки на Средний Восток. Мы поняли, что вы собираетесь принять меры к тому, чтобы начать это передвижение войск в ближайшее время. Но если у вас возникнут какие-либо трудности или вопросы, которые вы пожелали бы обсудить с начальниками британских штабов, это можно будет легко урегулировать. Второй этап, более отдаленный по времени, — сама операция.
Начальники штабов были бы весьма рады обсудить с вами этот план, как только он будет подготовлен, и в особенности вопрос о той роли, которую, по вашему мнению, должны сыграть англичане во время вашей операции или после нее.
С наилучшими пожеланиями искренне ваш.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару в Браззавиле генералу де Лармина Лондон, 11 декабря 1940
Усилившееся влияние нашего движения на французскую метрополию, а также важнейшие задачи войны требуют, чтобы мы максимально и в кратчайший срок развернули военные действия против неприятеля.
Я решил придать значительный размах нашим усилиям на Среднем Востоке, направив туда немедленно:
Иностранный легион,
отряд морской пехоты,
батальон сенегальских стрелков,
танковую роту,
взвод 75-миллиметровых орудий,
отряд радиосвязи,
автотранспортную роту,
вспомогательные части.
Все эти подразделения поступают в распоряжение полковника Магрена-Вернерэ.
Различные переговоры, которые я в связи с этим вел с правительством Великобритании в отношении перевозки войск и материальной части, только что завершились заключением соглашения. Но теперь я прошу вас принять все меры к тому, чтобы обеспечить готовность всех без исключения этих подразделений к погрузке не позднее чем в двадцатидневный срок, считая с сегодняшнего дня.
Эти указания относятся также к батальону сенегальских стрелков, формирование которого прошу поэтому ускорить. Он должен состоять по крайней мере из четырех, а если возможно — из шести рот.
Я прекрасно понимаю, что отправка этих войск в настоящее время может отрицательно сказаться на обороне Французской Экваториальной Африки и Камеруна. Я сознаю также трудности, с которыми вы столкнетесь при формировании хорошего маршевого батальона сенегальских стрелков в столь короткий срок. Но я вынужден пренебречь этими соображениями в силу ряда исключительно важных обстоятельств, связанных с проведением операций.
Генерал Лежантийом отправится в ближайшее время в Браззавиль и даст вам по этому вопросу необходимые разъяснения, которые нельзя сообщить телеграфно.
Письмо главнокомандующего войсками на Среднем Востоке генерала Уэйвелла генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Каир, 14 декабря 1940
Дорогой генерал!
Благодарю за ваше письмо, посланное из Браззавиля 16 ноября. Я очень признателен вам за решение направить мне замечательный батальон Иностранного легиона, который я смогу использовать для активных действий в Судане, как только он прибудет.
Я весьма рад присутствию здесь генерала Катру, с которым поддерживаю тесный контакт. Положение в Сирии пока без существенных изменений, но мне кажется, что движение в пользу «Свободной Франции» начинает развертываться все шире, по крайней мере среди младших офицеров. Надеюсь, что последние события будут еще более способствовать этому.
Во время последних операций в западной пустыне часть 1-го батальона морской пехоты принимала участие в боях, но я не получил еще подробного отчета об этих операциях. В Судане недавно отличился отряд ваших спаги: он отбросил вражеский разведывательный отряд и уничтожил некоторое число итальянцев.
Сожалею, что ваше быстрое возвращение в Лондон лишило меня удовольствия встретиться с вами в Каире, но надеюсь, что вы сможете прибыть сюда позже.
Шлю Вам наилучшие пожелания успеха в великой миссии, выполняемой вами в интересах Франции и нашего общего дела. Прошу принять уверения в моем самом энергичном сотрудничестве.
Искренне ваш.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару в Браззавиле генералу де Лармина Лондон, 18 декабря 1940
Как я вам уже телеграфировал 11 декабря, отправка на Средний Восток нашей восточной бригады является исключительно срочным делом. Напоминаю, что в состав этой бригады должны входить Иностранный легион, морская пехота, батальон сенегальских стрелков шестиротного состава, танковая рота, взвод артиллерии, автотранспортная рота, отряд связи и вспомогательные части. Как вы знаете, англичане по договоренности со мной приняли необходимые меры к перевозке и конвоированию этих подразделений.
Ожидаю вашего отчета о том, как проходило передвижение сухим путем к Хартуму маршевого батальона с территории Чад. Ваше решение по этому вопросу одобряю. Это и будет тот стрелковый батальон, который предусмотрен в составе бри гады. Помимо этого, следует отправить две стрелковые роты, снятые с побережья, чтобы довести этот батальон до шестиротного состава. Обе роты, снятые с побережья, вольются в батальон по его прибытии на место назначения.
Необходимо также отправить с побережья дополнительное вооружение для этого батальона. Здесь я полагаюсь на вас. Прошу докладывать мне о ваших действиях и о времени отправки различных подразделений бригады. Полностью одобряю вашу точку зрения на проводимые вами в настоящее время пропагандистские мероприятия и относительно невмешательства в дела колоний, признающих власть Виши.
Все имеющиеся у меня сведения говорят о том, что наше влияние во Франции быстро растет. Я согласен с вами, что решающее значение теперь приобретают наши действия против итальянцев. По этому вопросу держите меня в курсе ваших планов и приготовлений на границе между территорией Чад и Ливией.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Каир Лондон, 18 декабря 1940
Как мы уже условились с вами во время нашей встречи в Форт-Лами, наши основные военные усилия должны в настоящее время развернуться против итальянцев на Среднем Востоке.
Паша 1-я восточная бригада, состоящая из батальона Иностранного легиона шестиротного состава, отряда морской пехоты, батальона сенегальских стрелков шестиротного состава, роты танков «Гочкис» образца 1939, взвода 75-миллиметровых орудий, отряда связи и вспомогательных подразделений, включая полевой госпиталь под общим командованием Магрена-Вернерэ (псевдоним Монклар) вскоре выступит на Средний Восток. Отправка начнется в этом месяце. Большинство подразделений будет отправлено морским путем, исключая батальон сенегальских стрелков с территории Чад, который выступит к Хартуму по сухому пути. Как вам известно, эта бригада предназначена по договоренности с генералом Уэйвеллом для проведения военных операций в Судане.
С другой стороны, Сото формирует в настоящее время из европейцев и туземцев Тихоокеанский полк. По вашей просьбе я намерен использовать этот полк в Египте. Первый его батальон численностью 700 человек уже сформирован в Нумеа; я веду здесь переговоры о его перевозке в самое ближайшее время.
Я дал указание собрать все французское вооружение, оставшееся в Англии, оно будет немедленно отправлено вам. Я рассчитываю, что мне удастся снабдить вас всем необходимым, для того чтобы вооружить надлежащим образом Тихоокеанский полк, а также 2-й Египетский батальон, который вы начинаете формировать.
Таким образом, по-моему, надо не откладывая приступить к формированию. Одновременно с посылкой оружия и боеприпасов я направляю вам офицеров для пополнения ваших кадров. Наконец, мне очень хочется, чтобы наши летчики на Среднем Востоке вновь стали французскими летчиками, даже в том случае, если они должны в настоящий момент служить в английских эскадрильях.
Само собой разумеется, что все эти подразделения входят или войдут в ваше подчинение с того момента, когда они оказались или окажутся на Среднем Востоке, причем вопрос об их использовании должен быть решен по согласованию между вами и генералом Уэйвеллом, если только он не будет решаться в Лондоне между правительством Великобритании и мной.
В ближайшие дни я ожидаю прибытия сюда полковника Пети, которого, я полагаю, вы знаете и который будет моим начальником штаба.
Телеграмма генерала де Голля генералу де Лармина, в Браззавиль Лондон, 23 декабря 1940
Только что получены непосредственно из Виши, с одной стороны, через английские дипломатические каналы, а с другой — через посланных мной туда представителей, которым Виши разрешило возвратиться назад, вполне достоверные сведения об отношении Виши к Свободной Французской Африке.
Эти сведения позволяют сделать вывод, что правительство Виши относится в данный момент к нашей власти в Экваториальной Африке как к свершившемуся факту и что оно, очевидно, не намерено, если отбросить пропагандистские заявления, предпринять наступательные действия по крайней мере до начала февраля. Кроме того, начатые нами операции против итальянцев пользуются исключительной популярностью даже в Виши. Таким образом, развитие этих операций является в настоящее время самым эффектным мероприятием, какое мы можем провести как в национальном, так и в международном плане. Прошу вас сообщить это членам нашего Совета — Эбуэ, Сисе, д’Аржанлье, Леклерку.
В связи с этим я рассчитываю, что восточная бригада, состав которой я уточнил вам в предыдущих телеграммах, прибудет полностью в Судан, являющийся ее первым местом назначения, в начале февраля; это относится не только к ее подразделениям и материальной части, отправляемым из Дуалы и Пуэнт-Нуара, но и к батальону сенегальских стрелков с территории Чад, двигающемуся по суше. Однако уже теперь необходимо подготовить второй эшелон, также предназначенный для действий на Среднем Востоке. Он должен будет состоять из двух батальонов сенегальских стрелков и взвода артиллерии.
Я прошу вас ускорить формирование этого эшелона, с тем чтобы он мог двинуться в путь в конце января. По всем этим вопросам поддерживайте связь с генералом Катру.
Одновременно сообщаю для вашего сведения, что Тихоокеанский полк также предназначается для использования на Среднем Востоке и что его первые подразделения будут незамедлительно грузиться в Нумеа. Наконец, новый батальон формируется в Египте.
В конечном итоге я надеюсь, что в начале весны мы сможем располагать на Среднем Востоке силами порядка девяти батальонов, в том числе пятью европейскими батальонами, небольшим количеством артиллерии и одной танковой ротой. И это независимо от действий войск на территории Чад в направлении оазисов Куфры и Мурзук. Эти действия вы, конечно, осуществите, как только будет возможно, вместе с авиацией и специальными войсками. Прошу передать Леклерку, что мы возлагаем на него большие надежды в этом вопросе.
Письмо Уинстона Черчилля генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Лондон, 24 декабря 1940
Дорогой генерал де Голль!
Лорд Галифакс обратил мое внимание на два документа, которые вы ему передали 10 декабря. Речь идет прежде всего о манифесте, выпущенном в Браззавиле 27 октября 1940, и относящихся к нему двух декретах — о создании Совета обороны империи и о назначении членов этого Совета, — изданных того же числа вами в качестве главы свободных французов. С другой стороны, речь идет об органической декларации от 16 ноября, изданной в дополнение к манифесту.
Как вы помните, 4 августа 1940 я заявил вам, что правительство Его Величества в Соединенном Королевстве одобряет ваш проект создать, как только будет возможно, совет, состоящий, как вы мне тогда дали понять, из руководящих лиц от французских колоний, решивших присоединиться к вам с целью продолжать войну против общих врагов.
Поэтому я пользуюсь случаем информировать вас, что правительство Его Величества в Соединенном Королевстве будет радо сотрудничать с вами как с признанным Главой свободных французов и с Советом обороны, учрежденным декретами от 27 октября 1940, по всем вопросам, касающимся его сотрудничества с французскими заморскими территориями, признавшими вашу власть, и относящимся как к объединению французских свободных вооруженных сил с вооруженными силами Его Величества для продолжения войны против общих врагов, так и к тем, которые связаны с политическими и экономическими интересами этих территорий.
Направляя вам настоящее письмо, я желаю, чтобы было совершенно твердо установлено, что правительство Его Величества не выражает какого-либо мнения относительно различных конституционных и юридических положений, содержащихся в манифесте и в органической декларации.
Искренне чаш.
Телеграмма верховного комиссара в Браззавиле генерала Лармина генералу де Голлю, в Лондон Браззавиль, 25 декабря 1940
План действий в Южной Ливии следующий: 1) Поиск, осуществляемый туземной группой Тибести в районе Теджери, в южной части Феццана, должен быть проведен немедленно.
2) Разведка боем, проводимая смешанным франко-британским моторизованным отрядом в районе Вау-эль-Кебир, восточнее Мурзука.
Операция должна быть начата тотчас же после прибытия британского отряда, каковое было обещано после некоторого колебания, вызванного развертыванием наступления на Бардию.
3) Несколько позднее или одновременно, в зависимости от возможностей, разведка боем, проводимая моторизованными силами в районе Эль-Ауан; дата не назначена.
4) В случае успеха развертываемых действий в оазисе Куфра моторизованными силами совместно с мехаристами будет осуществлена крупная операция. Ее подготовка потребует значительного времени.
5) Намеченные воздушные бомбардировки оазиса Куфры задерживаются в связи с необходимостью подвоза на передовые базы бензина и бомб, а также вследствие занятости части грузовиков на территории Чад для переброски маршевого батальона.
6) Я буду докладывать вам о ходе подготовки и выполнения этих операций, осуществляемых во взаимодействии с англичанами.
Письмо командующего войсками территории Чад полковника Леклерка генералу де Голлю, в Лондон Форт-Лами, 31 декабря 1940
Господин генерал!
Позвольте мне придерживаться установившейся традиции посылки новогодних писем. Эта традиция дает мне повод написать вам письмо, но я, к сожалению, не знаю, когда вы его получите. В этом году не трудно выразить наши пожелания… поскольку мы потеряли все.
Я снова заверяю вас, что всегда буду рядом с вами в той гигантской борьбе, которую вы начали. Знаю, что я уже вызываю зависть и беспокойство у многих… Так бывает всегда, когда кто-нибудь стремится действовать против рутины и пассивности, этих основных принципов французской гражданской и военной власти. Но это меня мало волнует.
Резюмируем в нескольких словах события истекшего месяца и положение на территории Чад: мне изобразили дело так, как будто над этой территорией нависла большая и непосредственная угроза. Но дело обстояло иначе: падение Либревиля страшно встревожило вишистов, они были убеждены, что дальше последуют операции против Нигера и Дагомеи, и начали поэтому проводить мероприятия двоякого порядка:
1) сосредоточивать на нашей границе силы, вдвое превосходящие наши, но помышляющие лишь об обороне;
2) развертывать широкую пропаганду, чтобы «не допустить преступления». С этой целью в Зиндер были направлены люди, прибывшие из района Чад… Последовал бесконечный поток писем и телеграмм, в которых комплименты чередовались с угрозами, сообщались семейные известия, хорошие и чаще плохие, давались обещания сенсационных разоблачений. Этот метод в духе бошей обычно оказывает влияние на слабонервных. Поэтому я поручил их ближайшему соседу Дио принимать любые меры: ему разрешено вступать с ними в переговоры, писать, соглашаться на встречи, всячески затягивать дело. Кроме того, я довожу до их сведения интересные документы, как например приказ об отправке маршевого батальона.
Если Нигер обнаружит агрессивные намерения, чего всегда можно ожидать, я вызову батальон Буйона из Маруа.
Теперь о ливийской границе. Согласно вашему распоряжению, я решил полностью использовать наши возможности в борьбе с итальянцами:
1) Я приказал туземной группе с нагорья Тибести совершить налет на Теджере между 3 и 10 января (к 3 января в район операции прибудут верблюды).
2) Д’Орнано и около десяти французских офицеров и унтер-офицеров примут участие в экспедиции Баньоля с 7 до 20 января.
3) Я уже почти решил предпринять в конце января максимально сильный рейд против оазиса Куфры. С этой целью Паразоль трудится не покладая рук, чтобы создать с нашими «бедфордами» отряд, подобный отряду в Баньоле.
Через два дня после прибытия верблюдов я смогу точно установить, чем мы там располагаем.
Авиация будет непосредственно участвовать на всех этапах операции.
Взаимодействие с англичанами будет установлено. В настоящий период мне предстоит преодолеть еще много препятствий: мне говорят о рискованности операции, злополучные перемены в личном составе выводят из строя всю машину в тот момент, когда она начинает работать… Вновь приходится сталкиваться с излюбленными методами французского штаба, которому всегда невдомек, что лишь внутренняя спайка является залогом успеха. У меня иногда появляется желание бросить все, но довольствуюсь тем, что повторяю молитву, которой когда-то учил меня мой дед: «Господи, избавь меня от друзей, а от врагов я сам избавлюсь». Это не относится, разумеется, к генералу де Лармина, у которого очень трезвый взгляд на вещи.
Впечатление от войск, находящихся на территории Чад: европейские командные кадры весьма многочисленны, особенно на севере, но, к несчастью, они не имеют опыта ни этой, ни прошлой войны. Лучших из них забрал маршевый батальон.
Качество туземных войск очень и очень низкое. Причину этого надо по-прежнему искать в заблуждениях Бюрера, который утверждал, что стрелков можно фабриковать так же быстро, как консервные банки. Ощущается большой недостаток в командном составе. Надеюсь, что смогу добиться, чтобы в среднем на 30 рядовых у меня были 1 сержант-туземец и 2 капрала, в то время как туземная часть является подлинно боеспособной лишь тогда, когда на 10 туземцев приходится 1 европеец. Если мне придется выступить против оазиса Куфры, я произведу такой же отбор, как во время нашей операции в Либревиле.
Де Мармье уехал… Каковы бы ни были его недостатки, я никогда не забуду помощи, которую он мне оказал в борьбе за Либревиль. Без него часть наших самолетов до сих пор находилась бы еще в ящиках в Дуале.
Не разочаровывайтесь, если в течение трех или четырех недель наши самолеты все еще не будут бомбардировать итальянцев: я буду действовать самым решительным образом, нанося сразу же сильные удары. Самая трудная проблема — большие расстояния и вопрос об обеспечении водой машин и верблюдов.
Можете не сомневаться в том, что нас не испугают никакие трудности, откуда бы они на нас ни надвигались — с фронта или с тыла.
Примите выражение моей безграничной преданности, моей почтительной веры в вас и огромной благодарности за то, что вы дали мне возможность оставаться французом.
1.01.41. — Возвратившись сегодня из Унианга, я нашел телеграмму от генерала де Лармина, в которой говорится, что вы рассчитываете на меня, господин генерал. Благодарю вас за это доверие. Если бы вы видели нас отрезанными в течение трех дней от всего окружающего мира в результате непрекращающейся песчаной бури, вы были бы вполне уверены, что все возможное будет сделано.
Воздушную разведку в районе оазиса Куфры удалось провести. Было обнаружено на земле семь самолетов. Форт Тадж является, по-видимому, солидной и хорошо оснащенной крепостью.
Поэтому я не рассчитываю овладеть им, но причиню максимальный ущерб авиабазе и другим внешним сооружениям форта. Для перевозки 200 бойцов мне придется использовать 70 грузовиков ввиду большого расстояния до объекта рейда и необходимости значительного запаса горючего для наших машин, отнюдь не приспособленных к такому виду спорта. Каковы бы ни были трудности, мы двинемся в путь и достигнем успеха. Мы будем думать о вас, генерал…
Еще раз прошу принять выражение моего почтительного доверия.
Письмо генерала де Голля министру иностранных дел Англии Э. Идену Лондон, 4 января 1941
Господин министр!
Единственным основанием для обвинения адмирала Мюзелье в настоящий момент могут быть лишь «документы», исходящие от Виши, то есть от противника «Свободной Франции» и уже по одному этому внушающие подозрение.
С другой стороны, мне представляется весьма вероятным, что эти «документы» могли быть сфабрикованы Виши с целью нанести серьезный и, возможно, даже непоправимый удар по «Свободной Франции» и поссорить «Свободную Францию» с Англией.
Я вынужден заявить вам еще раз и вполне официально, что мне представляется весьма досадным то, как было начато это дело.
Считаю, что совершенно непроверенные утверждения, исходящие от тех, кто, естественно, стремится нанести ущерб «Свободной Франции» и ее союзу с Англией, не могут служить сами по себе достаточным оправданием для ареста французского вице-адмирала, который командует французским флотом, сражающимся вместе с военно-морскими силами Великобритании. Я считаю, кроме того, что при любых обстоятельствах арест мог произойти лишь после предварительного уведомления меня об этом правительством Великобритании.
Наконец, я не могу согласиться с материальными и моральными условиями, при которых был арестован адмирал Мюзелье и в которых он содержится в тюрьме.
Поэтому я настоятельно требую, чтобы правительство Великобритании приняло необходимые меры к обеспечению достойного обращения с адмиралом Мюзелье и сообщило мне о причинах, оправдывающих дальнейшее содержание его под стражей.
Прошу вас, господин министр, принять уверения в моем высоком уважении.
Замечания относительно документов, которые повлекли за собой арест вице-адмирала Мюзелье Переданы генералу Спирсу 7 января 1941
1) Прежде всего следует отметить, что вообще документы, составленные и подписанные, очевидно, агентом Виши (генералом Розуа) с целью опорочить одного из главных военачальников свободных французов, не могут внушить ничего, кроме подозрения, и не могут рассматриваться как доказательство.
2) Поистине странные обстоятельства, при которых эти документы были якобы просто-напросто переданы неким иностранным дипломатом каким-то агентам службы безопасности после отъезда из Англии генерала Розуа, причем это произошло в обстановке политического заговора, лишь усиливают подозрение относительно подложности этих документов.
3) Если бы эти документы не были фальшивыми, то весьма маловероятно, чтобы генерал, направляя своему так называемому правительству важные и весьма конфиденциальные сведения, проявил бы неслыханную беспечность, написав их на официальном бланке со штампом французского генерального консульства и с казенной печатью, указав на этом бланке совершенно открыто, не прибегая к шифру, даже не сокращая фамилий всех лиц, от которых он якобы получает сведения, и, более того, назвав в тексте (письмо от 17 сентября) фамилию и адрес лица, которому корреспонденция направлялась.
4) Все четыре документа касаются почти исключительно одного адмирала Мюзелье. Это может лишь усилить подозрение, тем более что в них содержится намек именно на те факты — Дакар, «Сюркуф», сдержанный прием, оказанный генералу Катру в Лондоне, — которые более всего могли бы вызвать определенную реакцию со стороны английских властей и генерала де Голля.
Письмо от 5 августа
5) Имеется основание полагать, что документ был составлен не в тот день, который указан на этом документе, а значительно позже. По словам, приписываемым адмиралу Мюзелье, «морское министерство составило план крупной операции против одной французской территории в Африке. Командир батальона Паран и его штаб уже выехали… Объектом операции может быть лишь Сенегал. Будет произведена попытка высадить десант в Дакаре… Адмирал Мюзелье осуждает эту безрассудную операцию».
Но дело в том, что хотя 4 августа и был в принципе решен вопрос о проведении дакарской экспедиции, план операции не был еще разработан. С другой стороны, полковник Паран и несколько офицеров действительно выехали из Англии в июле, но местом их назначения был отнюдь не Сенегал. Они направлялись через Аккру в Камерун, с тем чтобы по указанию генерала де Голля обеспечить присоединение этой территории (каковое произошло 27 августа).
Эти различные обстоятельства, которые были хорошо известны адмиралу Мюзелье 5 августа, находятся в явном противоречии со словами, которые он якобы сказал в тот же день.
Наконец, представляется неправдоподобным, чтобы адмирал Мюзелье мог охарактеризовать операцию как «безрассудную» в том виде, в каком она вырисовывалась 5 августа.
Письмо от 11 августа
6) Согласно этому письму, адмиралу Мюзелье было якобы передано 2000 фунтов стерлингов и намечалось передать новые суммы, для того чтобы он препятствовал рекрутированию моряков для ВМФ «Свободной Франции».
Неправдоподобие такой сделки со стороны адмирала Мюзелье бросается в глаза всем без исключения французам и англичанам, которым известна большая активность адмирала Мюзелье по комплектованию, несмотря на бесчисленные трудности, команд, составляющих в настоящее время экипажи судов, находящихся под его командованием (при сем прилагается график рекрутирования личного состава ВМФ «Свободной Франции»).
Письмо от 17 сентября
7) «Катру прибыл сюда сегодня утром… Он, несомненно, производит самое лучшее впечатление на английскую публику. Полагают, что он заменит де Голля, акции которого с каждым днем все более падают».
Кажется маловероятным, чтобы уже в день прибытия в Лондон генерала Катру генерал Розуа смог точно знать о впечатлении, которое произвел Катру на английскую «публику».
С другой стороны, если после Дакара акции де Голля, естественно, упали в Лондоне, то представляется неправдоподобным, чтобы за четыре дня до Дакара и в тот момент, когда все осведомленные люди ожидали этого события с большой надеждой, можно было сказать, что акции де Голля «с каждым днем все более падают».
Письмо от 26 сентября
8) Следует отметить, что в этом письме содержатся такие намеки в отношении подводной лодки «Сюркуф» и способа передачи ее Виши, которые способны прежде всего вызвать у английских властей недоверие и гнев по отношению к свободным французам.
Следует также заметить, что капитан 2-го ранга Ортоли был назначен на должность командира подводной лодки «Сюркуф» самим адмиралом Мюзелье и что никогда не вставал вопрос о том, чтобы заменить его.
Вопреки утверждениям, содержавшимся в письме генерала Розуа, в ВМФ «Свободной Франции» был по крайней мере еще один старший офицер, на которого можно было возложить командование этой подводной лодкой (капитан 3-го ранга Кабанье).
Предписание генерала де Голля генералу Лежантийому Лондон, 17 января 1941
В соответствии с соглашением, достигнутым между правительством Великобритании и генералом де Голлем, дивизионному генералу Лежантийому, в распоряжении которого находятся войска и материальные средства, направленные в Порт-Судан, поручается руководство операцией «Мари» в случае, если таковая будет предпринята. Он должен уточнить детали выполнения операции непосредственно с заинтересованными британскими властями на Среднем Востоке.
Генерал Лежантийом будет подчинен непосредственно главнокомандующему союзными силами на Среднем Востоке генералу сэру Арчибальду Уэйвеллу, кавалеру ордена Бани (2-й степени) и орденов Св. Михаила и Св. Георгия (2-й степени), награжденному также Военным крестом.
Телеграмма генерала де Голля членам совета обороны империи: Рене Кассену, в Лондон; адмиралу Мюзелье, в Лондон; генералу Катру, в Каир; генералу де Лармина, в Браззавиль; генерал-губернатору Эбуэ, в Браззавиль; генералу медицинской службы Сисе, в Браззавиль; полковнику Леклерку, в Форт-Лами; капитану 1-го ранга д’Аржанлье, в Оттаву Лондон, 18 января 1941
Я полагаю, что вам известна изложенная мной в недавних выступлениях по радио и в речи, которую я произнес в присутствии кардинала Хинсли, точка зрения «Свободной Франции» в отношении союзников и правительства Виши. Я хочу знать ваше мнение по трем следующим возможным случаям:
1) Считаете ли вы, что в нынешней обстановке, то есть пока Виши признает условия перемирия и сотрудничает пусть даже в ограниченных рамках с противником, мы, поскольку это нас касается, должны в своей деятельности исключить какие бы то ни было отношения с Виши?
2) Считаете ли вы, что в случае, если Виши откажется подчиниться условиям перемирия, перестанет сотрудничать с противником и решит переехать в другое место, не находящееся под контролем противника, не для того, чтобы оттуда возобновить войну, а для того, чтобы соблюдать там нейтралитет, мы по-прежнему должны будем не признавать власть Виши и не поддерживать с ним некоторых отношений, учитывая будущие события?
3) Предположим, что правительство Виши решит переехать в Северную Африку и возобновит войну. На каких условиях внешнего и внутреннего порядка мы смогли бы тогда присоединиться к нему?
Телеграмма верховного комиссара в Браззавиле генерала де Лармина генералу де Голлю, в Лондон Форт-Лами, 20 января 1941
11 числа текущего месяца франко-британский отряд произвел внезапный налет на итальянский пост Мурзук. Блокировав огнем вражеский гарнизон форта, отряд атаковал и захватил аэродром. Взяты пленные. Уничтожено все оборудование, ангар и три самолета. Итальянцы потеряли убитыми и ранеными около 30 человек. Форт Траген был взят на следующий день. Гатрон был атакован 13 января. Отряд благополучно возвратился. Потери союзников: двое убитых и один раненый.
Письмо генерала де Голля постоянному заместителю министра иностранных дел Англии сэру Александру Кадогану Лондон, 21 января 1941
Уважаемый г-н Кадоган!
Вам угодно было направить мне меморандум с изложением точки зрения правительства Великобритании на положение в Индокитае.
Со своей стороны считаю долгом направить вам прилагаемый при сем меморандум, уточняющий позицию Совета обороны Французской империи по этому вопросу.
Одновременно прилагаю текст заявления, которое Совет обороны Французской империи намеревается сделать. Этот текст был изменен с учетом высказанных вами соображений.
Искренне ваш.
Меморандум 20 января 1941
1) В связи с тем, что Французский Индокитай оккупирован вооруженными силами Японии и Таиланда, Совет обороны Французской империи вынужден констатировать, что он не располагает в настоящее время материальными средствами, необходимыми для того, чтобы взять на себя извне дело защиты Индокитая. Однако в будущем это положение может измениться. При любых обстоятельствах Совет обороны Французской империи считает, что в его обязанность входит защита прав Франции всюду, где таковые находятся под угрозой.
2) Развертывание в Индокитае движения, направленного на замену властей, назначенных Виши, властями, назначаемыми Советом обороны Французской империи, может повлечь за собой немедленное расширение агрессии со стороны Японии, воспрепятствовать которому своими силами Индокитай в данный момент не в состоянии. Вследствие этого Совет обороны Французской империи не ставит своей целью вызвать такое движение. Совет обороны Французской империи принял к сведению тот факт, что вишистские власти в Индокитае, по-видимому, не собираются предпринимать какие-либо действия, могущие нарушить порядок во французских тихоокеанских владениях; впрочем, если бы указанные власти даже и пожелали это сделать, они, кажется, не смогли бы осуществить свое намерение.
3) Оставляя в стороне вопрос о своевременности тех или иных действий, мы считаем, что права Франции на Дальнем Востоке в любых случаях остаются одинаковыми с правами других держав. В частности, экспансия Японии и Таиланда в Индокитае, в особенности если она, как это можно предполагать, будет продолжаться в дальнейшем, не может не отразиться на нынешнем положении Британской империи, Соединенных Штатов и Голландии в этой части Азии.
4) Если бы попытка одной из этих держав выступить в роли посредника и не привела к желаемым результатам из-за позиции нынешних властей в Индокитае или Японии и Таиланда, коллективное посредничество трех держав, направленное по меньшей мере на прекращение военных действий, имело бы, несомненно, шансы на успех. Военное положение японцев, в особенности в Куанг-Си, и протяженность их коммуникаций с Индокитаем, очевидно, могут заставить Японию при наличии такого предложения о коллективном посредничестве ограничить свои требования, в связи с чем ограничит свои требования и Таиланд. Наоборот, всякое ослабление возможностей Индокитая к сопротивлению побудило бы Японию и Таиланд занять непримиримую позицию.
5) Во всяком случае, до тех пор, пока нынешние власти в Индокитае будут склонны противодействовать по мере возможности захватническим тенденциям Японии и Таиланда, Совет обороны Французской империи ни в какой мере не возражает против оказания этим властям известной поддержки, чтобы помочь им в обеспечении порядка в стране и защите прав Франции. Это относится также к возобновлению некоторых экономических связей с союзными державами, а равно к предоставлению Индокитаю свободы действии в целях приобретения вооружения.
С этой точки зрения мы считаем, что отправка в Индокитай самолетов на авианосце «Беарн», хотя и связанная с многочисленными практическими трудностями, может быть допущена, однако на это следует идти лишь при условии обязательства властей в Индокитае никогда не допускать использования этих самолетов ни против французских сил, ни против союзников.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Каир Лондон, 21 января 1941
В согласии с правительством Великобритании и английским командованием я разработал план участия наших вооруженных сил в операциях в Абиссинии.
Исходным пунктом этого плана является овладение Джибути свободными французскими силами к концу марта, если полученные в течение ближайших недель сведения о положении в Джибути дадут основание думать, что эта операция не вызовет слишком больших затруднений.
Выполнение операции поручено генералу Лежантийому. Он отправится из Англии 27 января самолетом в Браззавиль, откуда тотчас же вылетит в Каир, чтобы представиться вам и изложить план операции. Я рассчитываю, что он прибудет туда 12 февраля.
Учитывая, что наше участие в военных действиях осуществляется в рамках общего плана, ответственность за выполнение которого несет генерал Уэйвелл, генерал Лежантийом в оперативном отношении будет подчинен генералу Уэйвеллу.
Само собой разумеется, что генерал Лежантийом и его войска во всех других отношениях, а именно в вопросах дисциплины, продвижения по службе и т. д., будут подчинены вам. Генерал Лежантийом должен во всем отчитываться перед вами.
С другой стороны, если нам придется управлять Французским Сомали, заботы об осуществлении этого управления возлагаю на вас. В вашу компетенцию будут входить также все политические вопросы, которые могут возникнуть, в особенности в отношении Абиссинии.
Впрочем, я рассчитываю встретиться с вами лично в Каире до начала операции. А пока прошу вас направлять мне все сведения и все предложения, которые вы сочтете полезными, обеспечивая, естественно, секретность, важность соблюдения которой вы прекрасно понимаете.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Соединенных Штатах Гарро-Домбаля генералу де Голлю, в Лондон Нью-Йорк, 21 января 1941
Профессор Мэй продолжал беседы в правительственных кругах с целью выявления их взглядов. В результате этого установлено, что правительство Соединенных Штатов весьма обеспокоено недавними событиями в Индокитае, но в настоящий момент желает любой ценой избежать конфликта с Японией. Государственный департамент, рассматривающий Индокитай практически как доминион, поддерживает тесную связь непосредственно с послом Гэ и с адмиралом Деку, так что нам приходится оставаться в стороне.
Во время недавней встречи с сиамским посланником государственный секретарь Хэлл, видимо, оказал определенное давление, с тем чтобы ликвидировать нынешний конфликт. Мы лично не видим в настоящее время никаких шансов на то, что это давление приведет к какому-либо положительному результату. Тут замешан личный престиж диктатора Луанг Пибула. Всякая уступка или военное поражение нанесли бы смертельный удар его клике и были бы выгодны для его соперников. Кроме того, японцы, спровоцировавшие конфликт, не допустили бы, чтобы таковой был ликвидирован по одной лишь просьбе американского правительства. Представляется, что в Соединенных Штатах считают вторжение в Индокитай неизбежным и не думают, что стоит этому препятствовать, предусматривая действия лишь в том случае, если круги, осведомленные в японских делах, сделают вывод, что японцы окончательно решили продвинуться как можно дальше к югу.
Телеграмма главного представителя в Каире генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Каир, 24 января 1941
Во время наступления на Тобрук в операциях принял участие отряд свободных французских сил в составе двух моторизованных рот под командованием майора Фоллио. Захватив укрепление, он вечером первого дня углубился на шесть километров в оборону противника. Итальянское радио упомянуло о нем. Блестящие действия спаги в Судане, заслужившие весьма высокую оценку, продолжаются.
Телеграмма генерала де Голля губернатору Новой Каледонии Анри Сото, в Нумеа Лондон, 28 января 1941
I. Учитывая общее положение и в особенности позицию Японии, необходимо усилить оборону Новой Каледонии и Таити.
II. Вследствие этого все войска, как уже имеющиеся в настоящее время в Новой Каледонии и на Таити, так и те, которые вы создадите, должны быть использованы впредь до моего нового приказа для обороны Новой Каледонии и Таити, за исключением 300 солдат из Новой Каледонии и отряда численностью в 300 солдат с Таити, которые нужно отправить на Средний Восток, когда они будут приведены в боевую готовность, то есть обеспечены командным составом, вооружены, оснащены и обучены.
III. Учитывая, что подготовка и переброска добровольцев из Новой Каледонии на Средний Восток проводится при содействии правительства Австралии, а также что оборона Новой Каледонии может быть в случае необходимости поддержана правительством Австралии, я просил это правительство направить к вам офицеров связи для урегулирования всех вопросов, касающихся практической помощи, которую оно могло бы оказать нам.
Декрет о создании Совета Ордена. Освобождения
Генерал де Голль,
Глава свободных французов,
постановляет:
Статья 1. Во исполнение постановления № 7 от 16 ноября 1940 об учреждении ордена Освобождения создается Совет ордена Освобождения.
Этот Совет, председателем которого будет Глава свободных французов, будет состоять из пяти членов; один из них будет выполнять обязанности канцлера.
Соратниками в борьбе за освобождение и членами Совета назначаются:
Капитан 1-го ранга Тьерри д’Аржанлье;
Генерал-губернатор Эбуэ;
Лейтенант д’Оллонд;
Офицер-радист торгового флота Попьель;
Летчик Букийар.
Капитан 1-го ранга Тьерри д’Аржанлье назначается канцлером ордена.
Статья 2. Совет ордена Освобождения будет собираться один раз каждые три месяца, если это позволят военные операции, и может быть созван на чрезвычайное заседание Главой свободных французов.
Протокол обсуждаемых вопросов будет вести секретарь, который будет хранителем печати ордена.
Совет будет обсуждать все предложения, которые будут переданы Главе свободных французов, и высказывая по ним свое мнение. Последний сможет также проконсультироваться отдельно с одним или с несколькими членами Совета, которые дадут свой ответ в письменной форме.
Статья 3. Знак ордена Освобождения представляет собой щит с мечом, увенчанным Лотарингским крестом, с надписью на обратной стороне:
Patriam Servando Victoriam Tulit[190].
Лента из черного и зеленого муара символизирует скорбь и надежду Родины.
Статья 4. Глава свободных французов награждает крестом Освобождения особым декретом после консультации с Советом ордена, либо по собственной инициативе, либо предложению верховных комиссаров, генерал-губернаторов и губернаторов колоний, представителей Главы свободных французов за границей, членов Совета обороны империи и всех других лиц, мнение которых относительно такого предложения может быть запрошено.
Статья 5. Крест Освобождения будет торжественно вручаться награжденному Главой свободных французов или от его имени и по его поручению любым лицом.
Иностранцы, которые окажут «Свободной Франции» важные услуги, могут быть награждены крестом Освобождения и будут считаться членами ордена Освобождения.
Статья 6. Дисциплина в ордене Освобождения будет поддерживаться Советом; последний сможет объявлять выговоры или вносить предложения об исключении из ордена; решение об исключении будет выноситься Главой свободных французов.
Решение об исключении наряду с дисциплинарными и судебными санкциями может быть вынесено за любой несовместимый с понятием чести проступок, совершенный лицами, награжденными крестом Освобождения, независимо от того, был ли инкриминированный проступок совершен после награждения крестом Освобождения или же он был совершен до этого, но выявлен и стал известным Совету после награждения.
Статья 7. Особыми постановлениями будет установлен порядок применения настоящего декрета, каковой будет опубликован в «Журналь оффисьель» «Свободной Франции».
Дано в Лондоне 29 января 1941.
Ш. де Голль.
Письмо генерала де Голля главнокомандующему войсками Великобритании на Среднем Востоке генералу Уэйвеллу Лондон, 30 января 1941
Дорогой генерал!
Генерал Лежантийом снова явится к вам. Я направляю его, как указано в полученном им предписании, в ваше распоряжение, прекрасно понимая, что военное командование при проведении операций не может и не должно быть раздроблено. Добавлю, что генерал Лежантийом очень счастлив и гордится этим назначением. Я известил о его назначении генерала Катру.
Как я вам уже писал, мое желание состоит в том, чтобы прибывшие из Экваториальной Африки и направленные мною в распоряжение генерала Лежантийома войска были использованы на одном участке. Когда эти войска прибудут полностью, они составят шесть батальонов, танковую роту и взвод артиллерии.
Если операция «Мари» станет возможной и увенчается успехом, эти силы значительно возрастут и в последующих операциях смогут участвовать все войска. В противном случае я весьма надеюсь, что вы используете войска, прибывшие из Экваториальной Африки, не дробя их. Вы поймете лучше, чем кто-либо другой, что независимо от других преимуществ эти действия французов будут иметь гораздо большее значение в политическом и моральном отношении, если они будут концентрированными.
До свидания, генерал. Приветствую вас и восхищаюсь вашими победами.
Сводка ответов по вопросу об отношении к Виши, направленных генералу де Голлю членами совета, составленная секретарем совета обороны Империи Рене Кассеном Лондон, февраль 1941
I. Резюме ответов на первый вопрос: отношение к правительству Виши в настоящее время.
1) Генерал Катру:
С учетом всего того, что нам известно, наш долг состоит не в том, чтобы нападать на маршала Петена, а в том, чтобы воздействовать на него, выступая против отдельных лиц (например, генерал Лор).
2) Адмирал Mюзелье:
«Свободная Франция» должна стараться поддерживать отношения с некоторыми членами правительства Виши. Нужно завязать связь с губернаторами колоний, в частности в Северной Африке, каждого из которых в отдельности следует приблизить к нам, воздействуя на него непосредственно или через его окружение, с тем чтобы в их лице иметь всегда готовых к услугам посредников. Это не означает, что мы признаем власть Виши.
3) Генерал де Лармина:
Никаких иных отношений, кроме случайных и очень ограниченных. Мы не должны ни в коем случае признавать какие-либо французские власти, которые отказываются продолжать войну.
4) Генерал-губернатор Эбуэ:
Мы и впредь должны отказываться от каких-либо отношений с Виши и указывать французам, что власти Виши не могут быть признаны законными.
5) Профессор Кассен:
В принципе — отказ от отношений с Виши, чтобы в глазах французского народа наши моральные позиции не упали и к нам не стали бы относиться так же, как к вишистам. Контакты лишь в косвенной и скрытой форме. В настоящее время более целесообразно настаивать на отсутствии у властей Виши свободы действий и самостоятельности, чем на их незаконности, что уже всем известно. Сейчас не нападать на Петена. Удвоить энергию, если выжидательная политика в отношении Виши будет угрожать возможностям обороны империи.
6) Капитан 1-го ранга д’Аржанлье:
Нужно и впредь отказываться от каких бы то ни было официальных отношений с Виши; указывать на то, что это правительство, виновное в заключении перемирия, несет ответственность за его последствия и что оно утратило видимость власти; воздерживаться от публичных нападок на маршала.
7) Полковник Леклерк:
Ответ совпадает с ответом генерал-губернатора Эбуэ.
Общий вывод:
Несколько членов Совета высказываются в пользу неофициальных отношений с отдельными лицами из состава правительства Виши, некоторыми видными военными руководителями, губернаторами и людьми из их окружения. Но больше всего подчеркивается необходимость осторожности, возможны только неофициальные контакты и отношения. Имеется единодушное мнение, что следует и впредь отказываться от признаний власти Виши, но не допускать выпадов против маршала.
II. Резюме ответов по второму вопросу: как поступать в случае, если правительство Виши переедет в Африку и будет соблюдать нейтралитет.
1) Генерал Катру:
Нужно будет усилить контакт с правительством, но отказываться признавать его законным, пока оно не возьмется за оружие. «Свободная Франция» не может прекратить борьбы. Ее верность Великобритании в войне ответ на обязательства, взятые Черчиллем.
2) Адмирал Мюзелье:
Надо стремиться установить с этим правительством контакт, но не признавать его власть, ибо нейтралитет, проводимый вне досягаемости противника, является тем более гнусным и непростительным.
3) Генерал де Лармина:
Возможное расширение отношений, но по-прежнему отказ в признании законным правительства, не желающего продолжать войну.
4) Генерал-губернатор Эбуэ:
Тот же самый ответ.
5) Генерал медицинской службы Сисе:
Не признавать власти такого правительства, которое, даже не находясь под контролем противника, продолжало бы сохранять нейтралитет. Поддерживать некоторые ограниченные отношения, исходя из целей общего характера, намечаемых на будущее.
6) Профессор Кассен:
Возобновление неофициальных контактов, но без прекращения борьбы свободных французских сил, без признания де-юре и де-факто власти правительства Виши, без ослабления «Свободной Франции». Остерегаться стать орудием аморальной сделки в случае, если правительство в качестве условия для возобновления военных действий выдвинет признание законности Виши, его прежних действий и его исключительного права на руководящую роль.
7) Капитан 1-го ранга д’АржанЛье:
Позиция без изменений. Поддержание или расширение неофициальных отношений.
8) Полковник Леклерк:
Ответ совпадает с ответом генерал-губернатора Эбуэ.
Общий вывод:
На случай, предусмотренный вторым вопросом, все высказали следующее единодушное мнение: установить или расширить неофициальные отношения, но ни в коем случае не признавать власти правительства, которое продолжало бы сохранять нейтралитет.
III. Резюме ответов по третьему вопросу: какой линии следует придерживаться, если правительство Виши переедет в Африку, с тем чтобы возобновить борьбу.
1) Генерал Катру:
Заявить о своей готовности признать его, передать ему наши территории, сражаться в его армиях при одном условии, что наши права и звания будут восстановлены, но не давать обязательства одобрить по окончании войны его действия в области внешней и внутренней политики.
В случае если бы оно не приняло такого условия, союз или объединение с этим правительством позволили бы сохранить за нами примкнувшие к нам колонии.
2) Адмирал Мюзелье:
Примкнуть к правительству при одном условии в области внешней политики: продолжать войну. В области внутренней политики: слияние французских территорий не будет осуществлено немедленно. Свободные французы должны быть восстановлены в своих правах; что касается требования об изменении характера правления, таковое не может быть выдвинуто сразу перед правительством, которое будет продолжать борьбу. Глава свободных французов должен занять важный пост в правительстве. Уже теперь нужно заручиться помощью со стороны Англии тем, кто решит возобновить борьбу.
3) Генерал деЛармина:
Нам нужно было бы присоединиться к правительству, заявившему о своем решении продолжать войну в союзе с Великобританией и гарантирующему выполнение всех мероприятий, проводимых «Свободной Францией». Основой этого союза должно быть признание известной автономии теперешней «Свободной Франции». Глава свободных французов должен занять первое место в правительстве.
4) Генерал-губернатор Эбуэ:
Присоединиться к этому правительству на следующих условиях: в области внешних отношений — восстановление союза с Великобританией и тотальная война; в области внутренней — генерал де Голль становится главой государства. Отмена мер, принятых против свободных французов. Отстранение от деятельности лиц, выступивших по собственной инициативе против интересов Франции. Санкции против тех, кто вступил в сделку с противником. Пересмотр преимуществ, предоставленных Виши некоторым чиновникам и военнослужащим.
5) Генерал медицинской службы Сисе:
В области внешних отношений: тотальная война на стороне союзников; отказ от сепаратного мира; восстановление положения в Индокитае; сотрудничество на равных началах с союзниками. Во внутренних делах: арест предателей и коллаборационистов. Генерал де Голль должен стать во главе правительства.
6) Профессор Кассен:
Необходимо единое руководство в войне. Прежде всего нужно стремиться к объединению, обусловленному важнейшей гарантией — назначением генерала де Голля на пост первостепенной важности и использованием его ближайших сотрудников. В области внешних отношений: возобновление тотальной войны на стороне союзников; ратификация всех соглашений, заключенных «Свободной Францией» с союзниками. Во внутренних делах: оставление в силе всех мероприятий, проводимых «Свободной Францией», и отмена мер, принятых против свободных французов.
Правительство должно будет представлять совокупность национальных сил, сражающихся за освобождение, Подобно генералу де Голлю, оно должно дать обязательство отчитаться перед нацией и предоставить ей возможность распоряжаться своей судьбой. Оно должно удалить друзей противника и отменить исключительно несправедливые меры против наших сограждан, инспирированные представителями тоталитарного режима.
В случае если объединение не может быть осуществлено, нужно остановиться на формуле «союз» с сохранением известной автономии.
7) Капитан 1-го ранга д’Аржанлье:
Нужны гарантии честного возобновления войны на стороне союзников, исключающие возможность всякого нового подвоха (перемирие или сепаратный мир). На первых порах сотрудничество надо будет осуществлять со всей осторожностью. Союз обеспечил бы автономное существование «Свободной Франции» и движения, начатого лучшей частью общества.
8) Полковник Леклерк:
Внутренние условия: генерал де Голль должен занять ведущее место в этом правительстве. Убрать всех, кто отвечает за поражение в результате проводившейся ими довоенной политики, а также тех, кто после перемирия выступал за сотрудничество с врагом. Распустить все политические партии. Обещать оставить в силе некоторые полезные мероприятия маршала Петена, в частности укрепляющие центральную власть и защищающие интересы семьи.
Внешние условия: восстановление союза с англичанами; заявление о целях войны с Германией, которая посредством территориальных изменений и необходимого контроля должна быть лишена возможности вновь стать великой державой.
Общий вывод:
Все согласны с тем, чтобы движение «Свободная Франция» присоединилось к правительству, решившему продолжать войну, в котором глава нашего движения будет играть важную роль и которое возобновит союз, ратифицирует акты, изданные в «Свободной Франции», и т. д.
Все согласны также с тем, что нельзя допустить, чтобы движение «Свободная Франция» растворилось и потеряло свою целеустремленность.
Относительно наилучшего метода достижения этой цели имеются расхождения. Один выступают за союз, предоставляющий «Свободной Франции» известную автономию, другие считают, что нужно немедленно заложить основы объединения, в котором «Свободная Франция» внесла бы свою решимость и свое имя в дело общей мобилизации национальных сил на борьбу с врагом.
Союз выдвигается как альтернатива в случае недостижимости объединения.
Телеграмма английского консула в Дамаске министерству иностранных дел Великобритании, сообщенная генералу де Голлю, в Лондон (Перевод английской миссии связи) Дамаск, 1 февраля 1941
1. Фон Гинтиг и Розер прибыли в Дамаск 28 января и выехали 30 января в Алеппо через Хомс и, очевидно, Пальмиру и Дейр-эз-Зор.
II. Официальная цель визита — обсуждение торговых вопросов, но не возникает сомнений в том, что поездка предпринята также и для осуществления следующих мероприятий:
дать отчет Берлину об общем положении на местах и об англо-французских отношениях;
установить контакт с националистами;
начать пропагандистскую кампанию против Великобритании.
III. Фон Гинтиг и Розер встретились с Шукри Куатли, Нагибом Азмахом Адибом и другими националистами. Эти последние являются рьяными сторонниками мятежников в Палестине. Немцы встречались также с другими сирийцами, женатыми на немках, и с рядом известных германофилов, в частности Сади Кайлани. Ночь они провели на даче последнего, где принимали неизвестных лиц. Они неоднократно связывались с членами итальянской комиссии по разоружению, в числе которых находится бывший итальянский консул.
IV. Французские власти тщательно за ними следили.
Визит вызвал волнение среди сирийцев. Позиции немцев укрепляются.
Выдержки из секретных донесений управления по вопросам перемирия Виши, ставших известными генералу де Голлю
Бюллетень от 15 января 1941
«Подкрепления в личном составе и в материальных средствах, предусмотренные итальянской и немецкой комиссиями по перемирию, были отправлены или готовятся в настоящее время к отправке, в частности, во Французскую Западную Африку.
Напротив, немецкая комиссия по-прежнему не соглашается усилить личным составом и материальными средствами оборону Индокитая. Предпринимаются новые попытки поколебать эту непримиримую позицию».
Бюллетень от 15 февраля 1941
«Немецкая комиссия по перемирию сообщила о своем окончательном решении запретить посылку любых подкреплений в Индокитай, как личным составом, так и материальными средствами, из метрополии или с Мадагаскара.
Немецкая комиссия по перемирию отказалась от какого бы то ни было усиления средств обороны Индокитая. Этот отказ распространяется, в частности, на план перевозки в эту колонию американских самолетов, находящихся на борту авианосца „Беарн“ и задержанных на Мартинике».
Меморандум генерала де Голля начальникам британских штабов Лондон, 5 февраля 1941
Генерал де Голль придает исключительно большое значение операции «Мари». Он направил в распоряжение генерала Уэйвелла войска под командованием генерала Лежантийома именно для проведения этой операции и для развития ее успеха.
Что же касается вопроса о целесообразности проведения операции «Мари» в зависимости от сведений, которые будут получены в дальнейшем, то это должен определить генерал Лежантийом, несущий ответственность за эту операцию. Генерал Лежантийом прибудет в Каир через неделю.
Ознакомившись с мнением генерала Лежантийома, генерал де Голль и генерал Уэйвелл должны будут лично принять решение, согласовав его между собой. Ведь не кто иной, как генерал де Голль несет ответственность за хорошие или плохие последствия, которые может повлечь для Франции операция «Мари», ответственность же в стратегическом плане за все операции на Среднем Востоке несет генерал Уэйвелл. Генерал де Голль прибудет в Каир в начале марта.
В случае если генерал Уэйвелл и генерал де Голль сочтут, что проведение операции «Мари» невозможно или нежелательно, генерал де Голль согласен с тем, чтобы французские войска, прибывшие из Экваториальной Африки, были использованы генералом Уэйвеллом для боевых операций на другом участке Среднего Востока. В этом случае французские войска должны быть использованы как единое целое под командованием генерала Лежантийома.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Соединенных Штатах Гарро-Домбаля генералу де Голлю, в Лондон Нью-Йорк, 6 февраля 1941
В Вашингтоне вполне осознали в связи с полной капитуляцией Индокитая, что немцы при посредничестве японцев используют для вторжения в Сингапур базы, расположенные на индокитайском участке Малаккского полуострова, подобно тому как используют в настоящее время базы на французском берегу Ла-Манша. Американские официальные круги весьма озадачены создавшейся обстановкой. Кажется, что они до настоящего момента еще не определили своей позиции. Для Соединенных Штатов было бы логичным произвести исключительно сильное дипломатическое давление на Японию и Сиам, настаивая на категорической решимости Соединенных Штатов не допускать использования японскими самолетами и военными кораблями баз в Сиаме и Индокитае… Это, по-видимому, последняя из мер, могущих помешать или замедлить окончательное обоснование японских сил в Индокитае.
Письмо постоянного заместителя министра иностранных дел Англии сэра Александра Кадогана генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Лондон, 7 февраля 1941
Дорогой генерал!
Горячо благодарю вас за ваше письмо от 20 января, вместе с которым вы любезно направили меморандум о позиции Совета обороны Французской империи в отношении положения в Индокитае.
Я весьма благодарен вам за то, что вы направили мне эти ценные сведения, касающиеся вашей точки зрения. С момента составления этого меморандума положение, естественно, сильно изменилось, и нужно очень внимательно следить за результатами нынешнего посредничества Японии. Тем не менее мы не имеем никаких комментариев по поводу коммюнике о положении в Индокитае, которое Совет обороны намерен опубликовать и копия которого была приложена к вашему письму.
Искренне ваш.
Записка генерала де Голля Уинстону Черчиллю Лондон, 8 февраля 1941
Для выполнения операции «Мари» необходимы следующие французские силы:
батальон Иностранного легиона,
отряд морской пехоты,
батальон сенегальских стрелков,
танковая рота,
взвод артиллерии.
Туземные войска должны отправиться морем из Дуалы и Пуэнт-Нуара в Порт-Судан.
Об этом было условлено между генералом де Голлем и начальниками британских штабов на совместном совещании в конце ноября 1940.
В настоящее время в пути находится лишь батальон Иностранного легиона на борту корабля «Неуралия».
Остальные войска с большим опозданием должны были погрузиться на корабль «Эмпайр Трупер», находящийся в настоящее время в Гибралтаре. Но этот корабль не может быть использован. В прилагаемой при сем телеграмме командующего военно-морскими силами в Северной Атлантике командующему военно-морскими силами в Южной Атлантике сообщается, что «Эмпайр Трупер» сможет прибыть в Лагос не ранее 3 марта.
Отсюда вытекает, что в связи с задержкой транспорта операция «Мари», решение о проведении которой было принято в ноябре и которая требует участия трех батальонов, не сможет быть проведена раньше конца апреля.
Из-за этого она лишится всякой практической ценности. В то же время, если бы она была проведена в феврале, как об этом было условлено, она принесла бы большую пользу.
Телеграмма верховного комиссара в Браззавиле генерала де Лармина генералу де Голлю, в Лондон Браззавиль, 12 февраля 1941
Я возвращаюсь из Ньянги. Встретиться с Леклерком мне не удалось, но ему оставлены инструкции. Операции в районе оазиса Куфра протекали следующим образом: пришлось отказаться от первоначального плана нанесения массированного удара, потому что противник обнаружил передовые отряды двумя днями раньше, а его авиация и моторизованные силы оказали ожесточенное сопротивление, уничтожив 31 января 4 машины из отряда Клейтона, который сам попал в плен. Тогда Леклерк отдал приказ начать воздушную бомбардировку, которая была произведена 2 и 5 февраля. О результатах ее я сообщал в телеграмме от 10 февраля. 7 февраля ночью Леклерк атаковал оазис Куфра силами легкого моторизованного отряда, который произвел разрушения на аэродроме и на посту карабинеров, захватил пленных и доставил важные документы и сведения. Затем он отошел к Сарра… Я приказал ему вести наблюдение за оазисом Куфра и быть готовым овладеть им, как только представится возможность. Самолеты «бленхейм» должны были произвести 10 февраля бомбардировку военного поста в оазисе Куфра. Разумеется, мы заверили британское командование в том, что оставим им оазис Куфра, который входит в зону влияния Англо-Египетского Судана.
Письмо генерала де Голля Уинстону Черчиллю Лондон, 13 февраля 1941
Дорогой премьер-министр!
При сем посылаю вам по вашей просьбе копию нескольких писем и телеграмм, относящихся к миссии генерала Лежантийома.
Как я полагаю, вы, так же как и я, сможете на основании их убедиться, что генерал Катру информирован отлично. Что же касается генерала Уэйвелла и сэра Майлса Лэмпсона, то информировать их, конечно, не мое дело. Однако я держал ваш имперский штаб в курсе событий.
Это буря в стакане воды. Она очень скоро уляжется. Разумеется, я оставляю генерала Лежантийома на Среднем Востоке, поручив ему командование французскими войсками в Судане и Абиссинии. Надеюсь, что он нанесет итальянцам несколько хороших ударов и в некоторой степени приумножит славу Франции.
Прошу вас, дорогой премьер-министр, принять уверения в моем высоком уважении.
Телеграмма генерала де Голля генеральному представителю в Каире генералу Катру Лондон, 13 февраля 1941
Пришло время уточнить мои намерения в отношении операции, намечаемой нами в ближайший период в Абиссинии во взаимодействии с нашими английскими союзниками.
Как вы знаете, по согласовании вопроса с английским правительством и британскими генеральными штабами различных родов войск я решил, что было бы предпочтительно, чтобы эта операция была предпринята с территории Французского Сомали. Разумеется, этот план требует, чтобы мы овладели в первую очередь Джибути в порядке проведения подготовительной операции, известной под названием операции «Мари», не вступая по возможности в бой с гарнизоном нашей колонии.
Сама операция «Мари» может и должна быть проведена лишь после занятия исходных позиций не только Иностранным легионом, который в ближайшее время высадится в Порт-Судане, но также морской пехотой, сенегальским батальоном, танковой ротой и артиллерийской батареей, которые по причине задержки транспортов прибудут в Порт-Судан только в середине апреля.
Итак, если в течение апреля данные, собранные о Джибути, и общая военная обстановка позволят прийти к выводу, что операцию «Мари» можно провести без столкновения между французами, то таковая должна быть проведена, с тем что французские войска, выступив со всей территории, примут затем участие в наступлении союзников.
Генерал Лежантийом обладает всеми необходимыми данными, чтобы установить предварительную связь со своими бывшими подчиненными в Джибути и собрать все необходимые сведения. Он также достаточно подготовлен для руководства боевыми действиями наших войск в Абиссинии. Поэтому я доверил ему командование всеми войсками, направляемыми мной из Экваториальной Африки на этот театр военных действий, а также войсками, которые могут влиться к нам в самом Джибути. Добавлю, что сам генерал Лежантийом не желает примириться с положением, которое создалось в Джибути в момент его отъезда. Я одобряю его решение и предоставляю ему возможность действовать.
Однако будет ли в конечном счете проведена операция «Мари» или нет, мы должны без промедления всеми имеющимися у нас средствами принять участие в действиях наших союзников, уже развернувшихся в Эритрее, в которых принимают участие наши спаги.
Нашими войсками там будет командовать генерал Лежантийом. Я просил генерала Уэйвелла о том, чтобы все они были сосредоточены на одном участке фронта, и у меня есть основания полагать, что генерал Уэйвелл с этим согласен. Я уже поставил вас в известность о том, что генерал Лежантийом и его войска в оперативном отношении, естественно, подчиняются генералу Уэйвеллу. Во всем остальном они подчиняются вам. Я убежден, что благодаря вашим высоким личным качествам вы сумеете в качестве Верховного комиссара «Свободной Франции» и моего генерального представителя как можно лучше использовать в интересах Франции усилия наших храбрых войск.
Я по-прежнему рассчитываю прибыть на Средний Восток в середине марта.
Прошу вас сообщить текст этой телеграммы генералу Лежантийому.
Телеграмма генерала де Голля представителю «Свободной Франции» в Соединенных Штатах Гарро-Домбалю Лондон, 13 февраля 1941
Как я указывал в предыдущей телеграмме, американская политика на Дальнем Востоке была в последние годы неизменно направлена на то, чтобы заставить Англию и Францию проявлять твердость по отношению к Японии. Вместе с тем Соединенные Штаты отказывались разделять риск, вызываемый такой политикой.
События, развертывающиеся в настоящее время в Индокитае, являются не чем иным, как еще одним следствием такой политики.
Что касается нас, представителей «Свободной Франции», мы, конечно, никогда не согласимся признать никаких изменений, произведенных в Индокитае под нажимом Японии. Но в настоящее время мы должны руководствоваться в своей политике заботой с том, чтобы не увеличивать опасность для Новой Каледонии и Таити.
Действуя в полном контакте с английскими властями, мы стремимся ограничить экспорт в Японию железной руды и прекратить продажу никеля, возобновленную после перемирия.
Эти действия уже вызывают протесты Японии, в связи с чем перед Новой Каледонией и Таити со всей остротой могут встать важные вопросы в области обороны.
Я считаю, что в настоящее время именно в Лондоне, осуществляя непосредственную связь с правительством Великобритании, а также, по мере возможности, с представителями Австралии и Голландской Индии, мы сможем лучше всего согласовать нашу политику в бассейне Тихого океана.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару в Браззавиле генералу де Лармина Лондон, 17 февраля 1941
Продвижение английских войск по направлению к Триполи позволяет предвидеть крах сопротивления итальянцев в Ливии. Следовательно, в ближайшем будущем для нас не исключена возможность занять Феццан, опираясь на который, мы сможем захватить Гаг и даже Гадамес. Исходя из этого, прощу вас без промедления подготовить все необходимое для этой операции.
Сам факт, что Феццан и оазисы Западной Ливии будут завоеваны и заняты французскими войсками, приобретет, как вы сами понимаете, огромное значение во всех отношениях.
Прошу вас также сообщить мне, к какому времени батальон Аршамбо и батальон из Камеруна будут в состоянии начать свое продвижение на Средний Восток.
Подтверждаю, что в скором времени в Экваториальную Африку будут направлены 80 молодых унтер-офицеров, прошедших здесь семимесячную подготовку, а затем 80 молодых кандидатов на офицерский чин. Все они очень хорошо подготовлены. 180 добровольцев-европейцев из Гвианы, среди которых есть опытные унтер-офицеры, следуют во Фритаун, откуда присоединятся к вам.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару в Браззавиле генералу де Лармина Лондон, 19 февраля 1941
Я несколько обеспокоен последней фразой вашей телеграммы от 12 февраля. Исходя из документации, которой мы здесь располагаем, Англия при обмене нотами с Италией в 1934 году полностью отказалась от имени Англо-Египетского Судана от всяких прав на территорию, расположенную к западу и к северу от пограничной линии, установленной следующим образом…
Если верно, что до 1934 года Куфра находилась в зоне английского влияния, то теперь это только часть итальянской территории, и в случае если Куфра будет оккупирована нашими войсками, мы не должны заранее отказываться от прав, на которые могла бы претендовать Франция, если в будущем встанет вопрос о разделе итальянских владений в Ливии. Сообщите мне, на каких документах основывается ваша точка зрения, что Куфра находится в зоне английского влияния.
Коммюнике «Свободной Франции» Лондон, 22 февраля 1941
От имени «Свободной Франции» генерал де Голль и Совет обороны Французской империи настоящим заявляют:
1) Временный разгром Франции не может ни в коей мере оправдать посягательств со стороны иностранных держав ни на территориальную целостность Французской империи, ни на права Франции в какой-либо части земного шара.
2) Любой отказ правительства Виши или его представителей от этих прав не будет признаваться Советом обороны Французской империи и будет считаться недействительным.
3) Это заявление и это решение распространяются, в частности, на Индокитай.
Совет обороны Французской империи ни в коей мере не отрицает полезность заключения соглашений, гармонически сочетающих интересы Французского Индокитая с интересами иностранных держав, но «Свободная Франция» не может считать законными и окончательными уступки, полученные путем угрозы или применения силы, и посягательства на территориальный и политический статут Индокитая, действовавший до 23 июня, дня вступления в силу «соглашений о перемирии».
Совет обороны Французской империи заявляет, что он заранее одобряет действия Индокитая, направленные против подобных посягательств.
Телеграмма командира эритрейской бригады полковника Монклара генералу де Голлю, в Лондон I марта 1941
20 февраля 3-й Сенегальский батальон (Чад) атаковал передовые позиции, а 23 февраля — Кюб-Кюб, одновременно английская механизированная колонна произвела охват позиций противника. Операция закончилась весьма успешно, хотя позиции противника легко можно было оборонять. Мы взяли в плен 430 солдат и офицеров и захватили 4 орудия. 3-й моторизованный батальон и Иностранный легион сосредоточены сейчас в районе Порт-Судана.
Циркулярная телеграмма комитетам «Свободной Франции» за границей Лондон, 2 марта 1941
С каждым днем растет количество фактов, свидетельствующих о мощном движении солидарности и единства французов, живущих за границей и еще имеющих возможность объединиться и примкнуть к «Свободной Франции». В течение февраля месяца сумма денежных пожертвований, полученных генералом де Голлем от различных комитетов за границей, превысила 2 миллиона франков. За границей имеется 42 комитета «Свободной Франции», самый значительный из которых находится в Буэнос-Айресе, где издается бюллетень тиражом в 110 тысяч.
Наряду с французскими колониями за границей к этому движению примыкает все большее и большее число отдельных лиц из состава дипломатических представителей Франции за границей и французских офицеров из военных миссий. Совсем недавно к движению присоединились: поверенный в делах Франции в Монтевидео Леду, назначенный представителем «Свободной Франции» в Южной Америке; бывший посланник в Бангкоке Леписье, бывший поверенный в делах в Афганистане Бонно, глава французской военной миссии в Парагвае генерал Пети, недавно назначенный начальником штаба генерала де Голля; подполковник Броссэ из военной миссии в Колумбии; подполковник Дассонвиль из военной миссии в Перу; полковник Анжено из французской военной миссии в Парагвае. Сегодня на митинге в Лондоне, организованном Ассоциацией французов, находящихся в Англии, 3 тысячи французов устроили овацию генералу де Голлю после его выступления и приняли следующую резолюцию:
«Французы, находящиеся в Англии, собравшись 1 марта 1941 года в количестве 3 тысяч человек и заслушав речь генерала де Голля, выражают ему свое доверие, восхищение и признательность в связи с его борьбой за освобождение Родины и в связи с тем, что Франция продолжает сражаться рядом с Англией и се союзниками. Они просят его передать всем вооруженным силам „Свободной Франции“, ее войскам, как ведущим бои на четырех фронтах Африки, так и готовящимся к борьбе, морякам военного и торгового флотов „Свободной Франции“, ее летчикам свой братский привет и выражение симпатии и восхищения».
Телеграмма верховного комиссара в Браззавиле генерала де Лармина генералу де Голлю, в Лондон Браззавиль, 2 марта 1941
Сообщаю, что 1 марта в 9 часов оазис Куфра капитулировал. Это первый укрепленный пункт противника, взятый французскими войсками, первый шаг к победе. Да здравствует Франция!
Телеграмма Из Браззавиля, 5 марта 1941
Генерал де Лармина опубликовал сегодня следующее официальное коммюнике:
«Наши войска овладели оазисом Куфра. Взято в плен 350 человек, в том числе 11 офицеров, захвачено 4 орудия и 40 пулеметов. Наши войска овладели всем оазисом и осуществляют управление им».
Телеграмма генерала де Голля губернатору Новой Каледонии Анри Сото, в Нумеа Лондон, 7марта 1941
Сегодня я встретился с премьер-министром Австралии и обсудил с ним следующие вопросы:
Во-первых: отправка добровольцев. Премьер-министр постарается обеспечить их переброску в Порт-Судан, где они получат оружие и присоединятся к французским войскам.
Во-вторых: премьер-министр согласен начать конфиденциальные переговоры по вопросу обороны колоний. Поскольку вам поручено защищать любые наши интересы в бассейне Тихого океана, премьер-министр согласен, чтобы вопросы, интересующие Новую Зеландию, обсуждались вами при посредничестве австралийского правительства, с тем чтобы у вас был только один канал связи.
Учитывая, что Новая Зеландия также заинтересована в обороне Таити и занимает выгодное в этом отношении географическое положение, прощу вас официально предложить австралийскому правительству через его представителя в Нумеа начать трехсторонние переговоры, имеющие целью выработать соответствующие предложения и представить их на рассмотрение австралийскому правительству и мне.
В-третьих: премьер-министр понимает, насколько важно в политическом отношении избежать всего того, что может создать впечатление о наличии британского или австралийского контроля над французскими колониями в бассейне Тихого океана.
Я был глубоко тронут симпатией Мензиса к «Свободной Франции» и ее интересам, когда он сказал мне, что Новая Каледония и Новые Гебриды могут рассчитывать на самую щедрую экономическую помощь Австралии.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару в Браззавиле генералу де Лармина 10 марта 1941
Я не касаюсь вопроса о будущем оазиса Куфра, но продолжаю считать, что сейчас брать на себя какие-либо обязательства в отношении этого оазиса несвоевременно, так как мы, например, не знаем, какова была бы позиция Англии, если бы мы когда-нибудь поставили вопрос о Феццане. Такого рода соглашения затрагивают общие проблемы, о которых необходимо мне докладывать.
Телеграмма посла Великобритании в Токио сэра Роберта Крейги министерству иностранных дел Великобритании, переданная генералу де Голлю (Перевод) Токио, 12 марта 1941
Вот основные пункты франко-таиландско-японского коммюнике, опубликованного 11 марта вечером.
…План японского посредничества, представленный 24 февраля, был принят правительствами Франции и Таиланда…
1) Франция уступает Таиланду округ Пак-Лай, упоминаемый в статье второй конвенции от 13 февраля 1940, заключенной между Францией и Сиамом, а также район, расположенный севернее границы между провинциями Баттамбанг и Пурсат, и район на правом берегу реки Меконг, ограниченный линией, идущей на север оттого пункта, где южная граница между провинциями Сием-Реап и Баттамбанг подходит к озеру Тонле-Сап, до 13,5° северной широты, затем на восток, вдоль этой параллели, до реки Меконг.
2) Все вышеуказанные районы, отходящие к Таиланду, будут представлять собой демилитаризованные зоны. Французские граждане и население Французского Индокитая будут пользоваться во всех этих районах абсолютным равенством в правах в отношении въезда, выбора места жительства и деятельности.
3) Правительство Таиланда будет относиться с уважением к могилам королевской династии Луанг-Прабанга, находящимися поблизости от Луанг-Прабанга, и предоставит необходимые условия для содержания могил в порядке и отправления религиозных обрядов.
4) Граница по реке Меконг будет проходить по средней линии фарватера, с тем, однако, что острова Кхонг и Кхон отойдут к Таиланду, но будут управляться Францией и Таиландом совместно, а находящиеся на островах французские учреждения будут принадлежать Франции.
Во время подписания этих условий состоялся обмен письмами между Японией и Францией, а также между Японией и Таиландом, в которых указывалось, что Япония гарантирует окончательный характер урегулирования пограничных споров.
Письмо полковника Леклерка генералу де Голлю Форт-Ламп, 13 марта 1941
Генерал!
Вернувшись из Куфры, спешу поблагодарить вас за вашу телеграмму, которая глубоко тронула меня, и за орден Освобождения, которым вы меня наградили. В столь высоких наградах не было необходимости, так как, уверяю вас, я был достаточно вознагражден за свои усилия, увидев, как на высокой мачте форта Тадж перед строем взволнованных солдат нашего небольшого экспедиционного корпуса взвился трехцветный французский флаг. Прилагаю подробное донесение об этой операции и рапорт о вытекающих из нее основных выводах.
…В нашей экспедиции все было волнующим; прежде всего это плавание по пескам Сахары, когда широко растянувшаяся колонна автомашин напоминала караван судов. Затем — огромные расстояния, которые делали практически невозможной всякую связь с тылом, что исключало всякую мысль о поражении. Столкновения с сахарской ротой, намного лучше вооруженной, но разбитой из-за ее слабой маневренности. И, наконец, осада силами шести взводов хорошо укрепленного пункта и связанные с ней многочисленные проолемы тактического… и морального порядка.
…А теперь о будущем. Если бы англичане продолжали свое наступление на Триполитанию, я пошел бы на Феццан даже со своими усталыми и малочисленными войсками. Поскольку они медлят, я не могу выступить один с теми силами, которыми я сейчас располагаю, так как итальянцы, имеющие в Феццане очень сильные и хорошо вооруженные войска, могут подтянуть туда в кратчайший срок резервы.
Тем не менее я, конечно, уже начал подготовку будущей операции, сохраняя ее, разумеется, в полном секрете. Желательно, чтобы мне были присланы дополнительно унтер-офицеры из европейцев. Генерал де Лармина уведомлен о моей просьбе. Если это невозможно, то обойдемся своими силами. Напротив, получение мотомеханизированных средств является непременным условием. Генерал получил мое ходатайство об этом. Мы будем упорно трудиться, чтобы создать сильный моторизованный отряд.
Вы понимаете, господин генерал, что все это не сломило морального духа батальона Чад. Опыт лишний раз подтвердил, что побеждает тот, кто умеет держаться до конца. Виши не сумело сделать этого.
Телеграмма губернатора Новой Каледонии Анри Сото генералу де Голлю, в Лондон Нумеа, 23 марта 1941
Переговоры с австралийской миссией начались и проводят в атмосфере сердечности и взаимного доверия. Собравшись в узком составе, миссия обсудила вопрос о различных военных учреждениях колонии и о том, как улучшить их деятельность. Миссия предлагает рекомендовать правительству Британского содружества наций:
1) Создать в Нумеа базу военных гидропланов. Личный состав и гидропланы будут предоставлены австралийскими королевскими военно-воздушными силами, находящимися на Новой Каледонии. На французскую сторону ложится ответственность по устройству наземных сооружений.
2) Оборудование на холме Упледж Торо позиций для одной шестидюймовой батареи двухорудийного состава. Выполнение этих двух важных мероприятий может быть предпринято немедленно.
Миссия намеревается также выслать нам винтовки, в которых мы сейчас очень нуждаемся и при наличии которых мы сможем призвать в армию новые контингента, а также поставить грузовые автомобили военного образца, прожекторы, радиооборудование, снаряжение, обмундирование и материалы для строительства военных сооружений.
Глава миссии и Болард заверили нас от имени правительства Британского содружества нации, что мы получим это вооружение, причем пока с нас снимается забота о его оплате в иностранной валюте.
Рапорт высылаю почтой.
Телеграмма губернатора Новой Каледонии Анри Сото генералу де Голлю Нумеа, 16 мая 1941
Австралийский поенный кабинет изучил предложения, представленные франко-австралийским военным совещанием в Нумеа, на котором присутствовали представитель австралийского правительства в Нумеа Болард и капитан Дюбуа, которого я направил к Канберру в качестве своего представителя.
Военный кабинет принял следующее решение:
1) Создать на Новой Каледонии передовую оперативную авиабазу, включающую базу для гидропланов на 55-м километре колониальной дороги, и выделить из личного состава австралийских королевских военно-воздушных сил постоянную группу, примерно около 40 человек, необходимую для устройства и содержания этой базы. Указанный личный состав и все оборудование будут находиться под контролем и управлением австралийского правительства, полностью несущего ответственность за все действия этой базы.
2) Направить австралийских инструкторов для обучения местного состава обращению с вооружением и техническим оборудованием, присылаемым австралийским правительством. Эти инструкторы будут отозваны обратно по окончании обучения упомянутого состава.
3) Направить из Австралии отряд для оборудования позиции батареи береговой обороны и обучения местного личного состава.
По окончании обучения австралийский отряд возвратится в свою страну.
4) Австралийское правительство оказывает вооруженным силам «Свободной Франции», действующим в районе Тихого океана, финансовую помощь для приобретения нижепоименованной военной техники и материалов, необходимых для строительства оперативной авиабазы и батареи береговой обороны на Новой Каледонии, а также для оплаты расходов по содержанию рабочей силы и снабжению имеющимися на месте материалами.
Буду вам очень благодарен, если вы дадите как можно скорее свое согласие на эту важную и эффективную помощь австралийского правительства.
Уточняю, что предварительные работы по сооружению базы для гидропланов в Нумеа и аэродрома на 55-м километре уже начаты.
Телеграмма генерала де Голля Губернатору Новой Каледонии Анри сото Каир, 2 июня 1941
Одобряю проект военного соглашения между австралийским правительством и нами в отношении Новой Каледонии на следующих условиях: мы должны добиться того, чтобы оперативное использование австралийской авиации и гидропланов, базирующихся на Новую Каледонию, находилось в руках французского командующего, поскольку речь идет об обороне острова. Мы должны ограничить число австралийских офицеров и других австралийцев, используемых для связи. Они не должны никоим образом вмешиваться в вопросы организации и использования наших сил, а также в вопросы распределения вооружения, предоставленного нашим силам. Они должны быть приданы непосредственно французскому командующему, а не кому-либо из его подчиненных. Со своей стороны мы также должны иметь офицера связи в Австралии.
Губернатор Сото должен заключить соглашение не от имени Новой Каледонии, а от имени генерала де Голля и Совета обороны Французской империи.
Восток
Телеграмма генерала де Голля Уинстону Черчиллю, в Лондон Фритаун, 21 сентября 1940
Я должен выразить вам протест по поводу действий английского правительства, которое направило генерала Катру в Египет, не получив предварительно моего согласия. Я рассматриваю такие действия как нарушение взятых английским правительством и мною обязательств, которые я со своей стороны полностью выполняю и намереваюсь выполнять в дальнейшем.
С другой стороны, тем самым создан источник разногласий. Конечно, генерал Катру — самый авторитетный деятель, способный представлять «Свободную Францию» на Востоке, и я без колебаний просил бы его отправиться туда, если бы меня вовремя информировали о положении в Сирии. Но несмотря на то, что я прибыл сюда 16 сентября и с тех пор мог бы получить вашу информацию и ваши предложения, мною по этому вопросу ничего получено не было и я поставлен сейчас перед совершившимся фактом.
На территории стран Леванта, находящихся под французским мандатом, генерал Катру может действовать только как представитель свободных французов, главой которых, как вы, прочем, это признали, являюсь я. Он может действовать там лишь по моему поручению. В противном случае я вынужден буду дезавуировать любое его действие. Надеюсь, что я получу в самый кратчайший срок информацию о мерах, которые предполагает принять правительство Великобритании в связи с настоящими замечаниями.
Для того чтобы Франция могла успешно продолжать борьбу в этой войне, которую она ведет бок о бок со своими союзниками, чрезвычайно важно, чтобы английское правительство способствовало сосредоточению усилий и, наоборот, остерегалось бы содействовать их распылению.
Телеграмма Уинстона Черчилля генералу де Голлю, находящемуся на борту парохода вблизи Дакара (Перевод) Лондон, 22 сентября 1940
Вследствие поступавших со всех сторон настойчивых требований о посылке генерала Катру в Сирию я беру на себя ответственность предложить от вашего имени генералу Катру направиться туда. Само собой разумеется, что он получает свое назначение только от вас, что я ему еще раз уточню.
Иногда бывает необходимо принимать решения срочного характера на месте, поскольку их трудно согласовать с отсутствующими и находящимися далеко лицами.
Еще есть время вернуть, если вы того пожелаете, генерала Катру, ноя полагаю, что такое решение едва ли будет благоразумным.
Желаю успеха в вашем завтрашнем предприятии.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Каир С борта парохода, 22 сентября 1940
Одобряю ваш отъезд в страны Леванта, где вы можете во многом содействовать успеху нашего предприятия. Я вынужден был заявить протест английскому правительству по поводу его действий в этом вопросе. Однако мое выступление не имеет отношения лично к вам. Ведь мое доверие к вам столь же велико, как и мои чувства дружбы и уважения. К тому же вы обладаете всеми необходимыми качествами, чтобы возглавить наши действия на Востоке.
Телеграмма генерала катру генералу де Голлю, в Браззавиль Каир, 3 ноября 1940
1. Проблема Сирии требует большого терпения. Там есть значительное количество лиц, относящихся благожелательно к нашему движению, и строгие меры, принятые полковником Бурже, не только не сломили наших сторонников, а, напротив, придали им новые силы, хотя и заставили их быть более осторожными.
Но сознание многих других кажется уснувшим: они не стремятся больше к идеалу и, оставшись без руководителя, потеряли вкус к борьбе и смирились с поражением.
2. Необходим серьезный моральный толчок, чтобы заставить стряхнуть эту глубокую апатию, особенно заметную у пожилых людей. В последние дни у меня возникла надежда, что я смогу произвести такой толчок, используя в качестве пропагандистского оружия условия мира, на которые, как об этом заявляют, согласилось правительство Виши. Но теперь Виши опровергло эти условия, а генерал Вейган заявил, что правительство, возглавляемое Петеном, не соглашалось и не согласится на мир, противоречащий чести и интересам Франции, а также принципам, которыми оно руководствуется в выполнении своей миссии. Безусловно, заявления, опубликованные одновременно и сделанные, по-видимому, Лавалем, снижают значение заявления Вейгана, но я чувствую, что необходимо выждать до тех пор, пока правительство Виши не определит ясно своей позиции. В результате таких противоречивых заявлений у меня создается впечатление, что либо в правительстве Виши существуют глубокие разногласия, либо все это является широко задуманным маневром, направленным на то, чтобы усыпить общественное мнение.
3. Я откладываю личное выступление, о котором я упомянул, по причинам, указанным в предыдущем пункте, а сейчас продолжаю вести пропаганду очень активную, но анонимно.
4. Что касается дальнейших шагов, то совершенно ясно, что я без колебаний решусь захватить власть в Сирии, как только буду уверен, что за мной пойдет две трети армии и большая часть авиации. Эта операция будет проведена без поддержки английских войск, каковой следует избегать по психологическим соображениям. Если я не выступлю в Сирии, то постараюсь сколотить максимальное число воинских частей. Их затем можно будет использовать в намечаемых операциях, о которых я скажу ниже.
5. Если армия Леванта будет сломлена, перед Англией и Турцией может возникнуть необходимость оккупации Сирии. В этом случае наши войска в качестве отряда союзников примут участие в операциях.
6. Я изложил вышеуказанный план действий Идену и заинтересованным английским властям и получил их одобрение.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Каир Браззавиль, 6 ноября 1940
1. Вашу телеграмму от 3 ноября получил.
Пользуюсь случаем вновь сообщить, что я полностью одобряю ваш план и ваши действия. Если события будут стремительно развиваться и приведут к оккупации Сирии англичанами и турками, то в высших национальных интересах будет крайне необходимо, чтобы в этой операции участвовал отряд свободных французских сил, даже если таковой будет весьма незначительным. В этом случае вы, конечно, сочтете необходимым ваше личное участие, чтобы имя выдающегося французского военного деятеля было связано с этой операцией. Я с вами вполне согласен, что это имеет огромное значение. С другой стороны, вам лучше чем кому-либо понятно, что вступление турок в Сирию во многом повредило бы делу. Было бы гораздо лучше, чтобы в этой операции участвовали, если возможно, только войска Англии и «Свободной Франции».
II. Что касается Вейгана, то я лично считаю, что, направляя его в Африку, Виши преследовало три цели.
Во-первых, попытаться добиться от немцев и итальянцев умеренности, намекая на возможность вспышки в Африке мятежа, инспирированного Вейганом. Во-вторых, постепенно заставить армию и население Африки свыкнуться с мыслью о возможности проникновения туда противника, на что Петен и Лаваль, конечно, дадут свое согласие. Наконец, восстановить африканские войска против «Свободной Франции» и заставить их выступить против нее. Впрочем, Вейган слишком стар, слишком боится риска и слишком скомпрометировал себя своим поражением и заключением перемирия, чтобы он был способен принять какое-нибудь категорическое решение и порвать с Виши. Кроме того, все основные базы находятся под полным контролем военно-морского флота, который слепо подчиняется Дарлану, несомненно, решившему до конца вести игру на стороне Петена и Лаваля. Одного этого достаточно, чтобы запугать Вейгана и Ногеса. Во всяком случае, как только положение прояснится, я намереваюсь публично заклеймить Вейгана.
III. Смогли бы вы направить один из наших отрядов для участия в боях в Греции, где в него влились бы французские добровольцы, находящиеся в Греции и Югославии? Это имело бы большое значение, особенно если все будет быстро выполнено.
IV. Я не изменил решения об отправке генералу Уэйвеллу бригады, о которой я ему сообщил. Но войска будут отправлены на Восток несколько позже, чем я это предполагал, в связи с тем, что я хочу завершить некоторые операции в Габоне. Митзик, Н’Джоле и Ламберене были захвачены блестяще. Вопрос о свободном объединении Экваториальной Африки, Камеруна и территории Чад уже окончательно решен. Мы будем строить наше здание постепенно, камень за камнем.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Каир Браззавиль, 16 ноября 1940
Назначаю нас Верховным комиссаром «Свободной Франции» на Востоке и представителем главы «Свободной Франции» и Совета обороны империи с полномочиями принимать любые меры, которые вы сочтете необходимыми, и устанавливать любые контакты с местными английскими гражданскими и военными властями. В зону вашей деятельности входят Сирия, Балканы, Египет и Судан.
Я полагаю, что Иностранный легион прибудет в Судан морем к Рождеству. Это замечательные войска, которые одним ударом решили участь Либревиля.
Я продолжаю настаивать на том, чтобы вы послали из Египта отряд наших войск в Грецию.
Важные обстоятельства общего характера обязывают меня прибыть в Лондон к 23 ноября и остаться там на некоторое время. Но я намереваюсь как можно скорее возвратиться в Африку и сразу же встретиться с вами.
Вашу речь в Каире я считаю превосходной.
Письмо генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Каир, 8 декабря 1940
Сирия — это горький плод, который никак не хочет созреть, и я боюсь, что нам придется захватить страну силой. У нас там есть сторонники, чье терпение и усердие мы поддерживаем, но нет никого, кто возглавил бы их и привел в движение…
Нужно ждать. Между тем совершенно ясно, что если Сирия окажется в руках у противника, то вступить туда необходимо будет, послав наш египетский батальон, английские войска и при поддержке восстания изнутри.
Я сделал попытку повлиять на Вейгана. Вот уже месяц, как я послал ему любезное (?) письмо, в котором детально обрисовал стратегическую обстановку и показал ему, какую огромную роль он мог бы сыграть. Я повторил свой демарш, направив к нему эмиссара с меморандумом. Ответа еще нет. Но больших надежд я не питаю, так как боюсь, что Вейган будет упорно пребывать в состоянии бездействия и заблуждения.
Такова же позиция адмирала Годфруа. Вся эта публика обманывает себя надеждой, что Франция обретет мир без борьбы. Это либо наивные, либо недобросовестные люди.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Каир, 13 декабря 1940
1. Недавно я предложил Пюо и генералу Арлабоссу, как перед этим генералу Вейгану, воспользоваться представившейся на Средиземном море возможностью, чтобы вновь взяться за оружие, так как полагал, что теперь, когда Пюо свободен от своих обязательств по отношению к Виши, он, может быть, примет это предложение более охотно.
2. Пюо ответил, что он больше не у власти. Генерал Арлабосс тоже ответил в своем письме вежливым отказом, который согласовал с Пюо и генералом Фужером. Он указал, что причиной отказа является разочарование, вызванное поражением Франции, поведение англичан во время и после войны и его вера в Петена. Арлабосс считает, что в Сирии никакой — ни внешней, ни внутренней — угрозы Франции не существует, и заявил, что Сирию будут защищать от любого агрессора, в том числе и от англичан, Он полагает, что нам лучше быть в стороне от борьбы, пока воюющие лагери изматывают друг друга.
3. Этот жалкий образ мысли отражает мнение всех старших офицеров. Только младшие офицеры и некоторая часть унтер-офицеров еще не утратили боевого духа. Следовательно, в настоящее время на французские войска в Сирии мы рассчитывать не можем.
4. Такие настроения могут лишь процветать при генерале Денце, который служил в Сирии с одинаковым усердием под началом столь различных но своему складу генералов, как Вейган и Саррай, и который будет неукоснительно проводить в жизнь политику Виши.
Из сказанного выше следует, что в настоящий момент сирийский вопрос может быть разрешен только силой, а это невозможно и нежелательно. По всей вероятности, до весны общая обстановка не потребует такого решения. Если необходимость действий возникнет в настоящее время, в операциях должны принять участие французы и англичане…
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Каир, 7 января 1941
1. В своих первых заявлениях в Бейруте генерал Денц выразил от имени Франции ее волю продолжать выполнение своей миссии в Леванте и защищать экономические интересы Сирии. Он особенно подчеркнул мысль, что благосостояние и безопасность населения могут быть обеспечены только в том случае, если удастся избежать войны, чему он полностью посвятит себя. Из этих заявлений ясно видно, что сейчас изучаются мероприятия, направленные на установление политического и экономического сотрудничества.
2. Таким образом, нам, в свою очередь, представляется возможность опубликовать нашу точку зрения на разрешение сирийского вопроса и прежде всего на связанные с ним политические проблемы. Со своей стороны считаю, что после войны Франция сможет удержаться в странах Леванта только при условии установления отношений с Ливаном и с Сирией на базе предоставления им политической независимости и заключения с ними договора о союзе. Я не преминул бы сделать с вашего согласия заявление по этому вопросу, если бы меня не удерживали следующие соображения:
3. Такое политическое заявление, которое привлекло бы на нашу сторону большинство населения, вызовет, конечно, в странах Леванта нервозность и даже волнения, а мы не будем в состоянии ни успокоить их, ни ввести в определенное русло. Против этих волнений выступят и армия и власти, чем смогут воспользоваться державы оси и Турция. Генерал Уэйвелл опасается, что в то время, когда он будет занят на другом театре военных действий, на палестинской границе может создаться положение, которое вынудит его снять войска с фронта.
4. Эти обстоятельства вынудили меня повременить с заявлением и выждать, пока обстановка станет более благоприятной.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Каир Лондон, 25 января 1941
Новый контингент резервистов должен быть незамедлительно отправлен из Сирии во Францию на пароходе «Провиданс».
Учитывая, что французские власти в Сирии, по их собственному признанию, уже репатриировали на других транспортах значительное количество военнослужащих, благожелательно относящихся к «Свободной Франции», английское правительство намеревается потребовать, чтобы пароход «Провиданс» направился в порт Хайфа и до отбытия в Марсель получил там разрешение на продолжение рейса. В этом случае необходимо, чтобы один из наших офицеров находился в Хайфе, когда туда прибудет «Провиданс», и совместно с английскими властями удостоверился, что ни один из наших сторонников не репатриируется во Францию против своего желания.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Каир Лондон, 30 января 1941
Получил вашу телеграмму по поводу установления связи с генералом Вейганом. Ваши сведения дополняют и уточняют данные, полученные мною из других источников. Ясно, что сейчас Вейган представляет себе общую обстановку иначе, чем в июне. Установлено также, что окружение Вейгана воздействует на него в правильном направлении. Наконец, известно, что глубокая личная вражда между Дарланом и Вейганом содействует выбору последним правильной линии. Полностью признавая важность такого факта, как начавшаяся эволюция Вейгана, я тем не менее не склонен в настоящее время считать, что это может иметь какое-либо практическое значение по следующим причинам:
1) Хотя Вейган находится в Африке по приказу маршала Петена и действует в согласии с ним, положение Вейгана все-таки непрочно, так как верить в постоянство Петена, в особенности сейчас, трудно. Тем более Петен, как это вам известно, не питает особой склонности к Вейгану, а сам Вейган в значительной степени утратил во Франции и в армии свой престиж. Достаточно будет серьезного нажима немцев на Виши, чтобы Вейган был отозван или вынужден бежать.
2) Вейгану 74 года. Он никогда не любил рисковать. Кроме того, он уже заранее чувствует себя дискредитированным и не сможет деятельно руководить военными действиями, после того как был активным участником перемирия.
3) Если бы Вейган даже и захотел вновь начать войну в Африке, он не смог бы этого сделать без Дарлана, так как Дарлан держит в своих руках порты Касабланка, Оран и Дакар, через которые можно было бы получать оружие и продовольствие из Америки и Англии. А воевать Дарлан не хочет. Он собирается в один прекрасный день заменить Петена, но сделать это без поддержки немцев не может. Необходимо добавить, что авторитет Вейгана в Африке является скорее иллюзорным, чем реальным. Ведь Марокко находится под влиянием Ногеса, который терпеть не может Вейгана. В Алжире влиянием пользуется Абриаль, в Тунисе — Эстева, а оба они подчиняются Дарлану. Западная Африка — под влиянием Буассона, который является хозяином положения в Дакаре.
Отмечу смутное обещание Вейгана, что он не нападет на нас в Экваториальной Африке. Впрочем, я думаю, что если бы даже он и захотел это сделать, то почти все или даже все его войска отказались бы выполнять его приказы. Хотя, конечно, наш план предусматривает в настоящее время сосредоточение сил против итальянцев, я отнюдь не намерен обещать, что не предприму ничего в целях присоединения к нам других территорий Виши. Мы никогда не должны допускать, чтобы нас приравняли к тем, кто не борется за Францию. На нас возложены права и обязанности, и мы сделаем все, что мы считаем необходимым, насколько нам позволяют наши средства.
Наконец, я одобряю ваши действия по дальнейшему установлению контактов с Вейганом, что, по всей вероятности, может быть нам полезным. Совершенно очевидно, что эти попытки должны исходить только от вас и не обязывать ни нашего Совета обороны, ни меня лично; но рассчитываю, что вы будете держать меня в курсе событий, как вы это до сих пор очень правильно делали.
Письмо генерала де Голля министру иностранных дел Великобритании Идену Лондон, 3 февраля 1941
Уважаемый господин Иден!
Генерал Спирс уведомил меня, что английское правительство якобы дало разрешение пароходу «Провиданс» следовать в Марсель непосредственно из Бейрута без захода в Хайфу, как это было обещано мне ранее.
Как вам известно, этот пароход должен перевезти из Сирии во Францию военнослужащих, часть которых проявила сочувствие делу союзников и «Свободной Франции».
Если подобное решение действительно принято правительством Великобритании, я должен заявить вам категорический протест.
Заверение, которое мог бы дать вишистский правительственный верховный комиссар в Сирии, что при переброске этих военнослужащих во Францию мои сторонники не пострадают, не является достаточной гарантией, тем более что всякое передвижение судов Виши может осуществляться только с согласия висбаденской комиссии по перемирию, то есть, в конечном итоге, в соответствии с интересами наших общих врагов.
Примите, уважаемый господин Иден, уверения в моих самых лучших и почтительных чувствах.
Письмо министра иностранных дел Великобритании Идена генералу де Голлю, в Лондон Лондон, 6 февраля 1941
Уважаемый генерал!
Я тщательно изучил ваше письмо от 3 февраля относительно парохода «Провиданс».
Прежде всего хочу разъяснить, что мы, конечно, не давали своего согласия на то, чтобы на этом пароходе во Францию были отправлены лица, сочувствующие «Свободной Франции». Напротив, наша задача состоит в том, чтобы не допустить этого. Речь идет в частности о следующем: можно ли считать достаточной гарантией, если генерал Денц лично даст заверения, что на пароходе репатриируются только резервисты.
Вот почему у меня создалось впечатление, что ваше письмо основано на каком-то недоразумении. Однако я горячо желаю сделать все, чтобы вы были удовлетворены, хотя я и не в состоянии изменить политику, которую мы решили проводить в этом вопросе. Для начала я попытаюсь добиться, кроме заверения, данного Верховным комиссаром, дополнительных гарантий.
Поэтому я еще раз запросил телеграфно нашего генерального консула в Бейруте о возможности добиться этих новых гарантий и буду ждать его сообщения, прежде чем принять окончательное решение.
Примите уверения в моих искренних чувствах к вам.
Письмо генерала де Голля министру иностранных дел Великобритании Идену Лондон, 19 февраля 1941
Господин министр иностранных дел!
Генерал Спирс сообщил мне, что правительство Великобритании, не считаясь с моими замечаниями, которые я направил вашему превосходительству в письме от 3 февраля, решило предоставить пароходу «Провиданс» возможность свободно следовать из Бейрута в Марсель.
Я вынужден заявить вашему превосходительству, что это решение может неблагоприятно отразиться на чувстве доверия, которое испытывают свободные французы в отношении поддержки, которую Англия оказывает им в совместной борьбе.
Считаю возможным добавить к этому, что французская нация, которая в своем подавляющем большинстве одобряет совместные действия Британской империи и «Свободной Франции» и возлагает на них большие надежды, будет вынуждена с сожалением отметить, что некоторая часть людей, желающих бороться за свою страну, могла быть выдана на милость врага или его пособников, а правительство Великобритании фактически не воспрепятствовало этому, хотя имело к тому возможность.
Нельзя, конечно, считать приемлемыми туманные заверения — текст которых к тому же не был доведен до моего сведения, — данные в Бейруте представителем так называемого правительства, вступившего в открытое сотрудничество с врагом и выполняющего распоряжение висбаденской комиссии.
Прошу ваше превосходительство принять уверения в моем высоком к вам уважении.
Письмо постоянного заместителя министра иностранных дел Великобритании сэра Александра Кадогана генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Лондон, 24 февраля 1941
Уважаемый генерал!
В связи с отсутствием министра иностранных дел настоящим уведомляю о получении вашего письма от 19 февраля относительно разрешения беспрепятственного движения парохода «Провиданс».
Крайне огорчен, что вы сочли нужным заявить Идену протест в связи с нашим решением по этому вопросу. Мы считали и продолжаем считать, что в настоящих условиях это решение оправдано соображениями, которые я просил генерала Спирса разъяснить вам. Но, конечно, я передам ваше письмо Идену, когда он возвратится.
Искренне ваш.
Письмо генерала де Голля генералу Вейгану, в Алжир Лондон, 24 февраля 1941
Генерал!
У нас были разногласия. Но теперь, когда Францию постигло несчастье, нужно исходить из реальной обстановки.
Уже невозможны больше никакие сомнения в том, к чему приведет сотрудничество с немцами и какие люди осуществляет его. Но победа Гитлера это конец независимости. Еще остается несколько дней, предоставляющих вам возможность сыграть выдающуюся роль на благо нации. Потом будет слишком поздно.
Предлагаю объединить наши усилия. Сделаем совместное заявление о том, что мы ведем войну за освобождение Родины. Обратимся к империи с призывом принять в ней участие. Вам известны настроения в армии и среди населения. Вы знаете, что наш союз вызовет у всех французов огромный энтузиазм и повлечет за собой немедленную поддержку со стороны союзников.
Если вы ответите «да», то примите уверения в моем уважении.
Нота генерала де Голля У. Черчиллю Лондон, I марта 1941
Значение французских территорий в Северной и Западной Африке в военном отношении трудно переоценить. С точки зрения обороны присутствие немцев в Бизерте, Оране, Касабланке и Дакаре было бы очень опасным. С точки зрения наступательных операций территория Французской Северной Африки является наилучшей базой для последующих действий на континенте. Необходимо добавить, что для Соединенных Штатов возможность располагать или не располагать этим плацдармом в районе боевых действий может сильно повлиять на их тактику и политику в войне.
Все более открытое сотрудничество Виши с Германией должно, казалось бы, развеять наконец всякие иллюзии в отношении эффективного противодействия Виши немецкому проникновению в Африку.
С другой стороны, стало очевидным, что теперешние власти во Французской Северной и Западной Африке сами по себе не выступят против врага. К тому же, если бы даже власти той или другой территории и были способны на это, висбаденская комиссия с согласия Виши уже давно расправилась бы с ними.
Правда, армия, а также французское и туземное население Северной и Западной Африки в своей массе стоят за сопротивление врагу и, в частности, благожелательно настроены по отношению к «Свободной Франции». Если бы противник попытался сейчас захватить эти территории силой, несомненно, завязались бы бои. Но нет никаких основании считать, что противник будет действовать именно так. Напротив, следует полагать, что он прибегнет к другому способу действия, так удачно им осуществляемому по отношению к народам, преданным их правительствами. С согласия Виши немцы уже начали «мирное» проникновение в Северную и Западную Африку. Посредством деморализации и запугивания они смогут создать настроения в пользу отказа от сопротивления, в результате чего получат возможность использовать впоследствии морские и авиационные базы, чтобы в дальнейшем постепенно установить полным контроль над страной.
Будучи убежден в том, что выражаю волю всей французской нации, угнетаемой врагом и коллаборационистами из Виши, я лично решил действовать так, чтобы помешать противнику высадиться во Французской Северной и Западной Африке. Я добиваюсь, чтобы эти мои действия были широко поддержаны всеми союзными государствами.
Операция будет состоять в том, что силы союзников осуществят одновременное проникновение в Северную Африку на территорию Сахары с нескольких сторон, с тем чтобы разобщить силы противника, если он попытается оказать сопротивление, и установить в широком масштабе дружеские контакты с населением и войсками. Вопрос о территориях Западной Африки в целом будет затронут позднее.
Данная операция потребует участия значительных морских, воздушных и наземных сил. Что касается наземных войск, то понадобится 7–8 дивизий. Вооруженные силы «Свободной Франции» выставят до одной дивизии, а также все имеющиеся в их распоряжении корабли и три авиаэскадрильи.
Военнное наступление будет сочетаться с деятелыюстыо созданных заранее в тылу противника на этих территориях комитетов, которые будут осуществлять руководство от имени «Свободной Франции».
Необходимо, чтобы все союзные правительства публично заявили, когда это понадобится, о том, что они обязуются уважать все права Франции на территориях, входящих в ее империю, и что присутствие вооруженных сил союзников в Северной н Западной Африке имеет лишь целью не допустить туда противника и ускорить освобождение Франции. Желательно, чтобы эти заявления были, если возможно, подкреплены гарантией Соединенных Штатов. Необходимо также развернуть широкую дипломатическую кампанию, чтобы добиться от Испании нейтралитета. Прилагаю при сем докладную записку с изложением военного плана этой операции.
Докладная записка секретаря совета обороны Империи Рене Кассена генералу Катру, в Каир; вице-адмиралу Мюзелье, в Лондон; генералу де Лармина, в Браззавиль; генерал-губернатору Эбуэ, в Браззавиль; генералу медицинской службы Сисе, в Браззавиль; полковнику Леклерку, в Форт-Лами Лондон, 3 марта 1941
Генерал до Голль хотел бы знать мнение членов Совета обороны относительно того, какую позицию должна занять «Свободная Франция» в целях обеспечения безопасности своих коммуникаций, необходимых для ведения военных действий против Германии, в случае если Англия и Турция будут вынуждены оккупировать целиком или частично территорию стран Леванта, находящихся под французским мандатом.
Должны ли мы в подобном случае заявить протест против такого рода действий?
Должны ли мы будем не препятствовать этому, ограничившись письменным заявлением, резервирующим права Франции на эти территории?
Не должны ли мы, скорее всего, от имени Франции присоединиться к выступлению, перед которым, с нашей точки зрения, будут стоять три задачи:
Во-первых, создать в одной из частей французской империи необходимые условия для возобновления военных действий против общего врага.
Во-вторых, сохранить наши права самым фактом нашего присутствия там.
В-третьих, помочь нашим союзникам.
Ожидаем вашего срочного и обоснованного ответа.
Ответ генерала Катру Каир, 7 марта 1941
Два первых решения я отклоняю. В случае, рассматриваемом в докладной записке, мы должны действовать сообща с англичанами как с целью сохранить права Франции на страны Леванта, так и для того, чтобы продемонстрировать нерушимость нашего союза.
Еще до получения вашей записки я в соответствующем духе изложил Энтони Идену свои намерения направить в указанном случае контингент вооруженных сил «Свободной Франции» для участия в оккупации стран Леванта и взять в свои руки власть на подмандатных территориях. Энтони Иден выразил согласие с этим планом.
Ответ генерала де Лармина Браззавиль, 10 марта 1941
1. Такое событие вызвало бы войну между Англией и Францией, а следовательно, вмешательство французского флота, и погубило бы движение «Свободная Франция». Поэтому необходимо сделать все, чтобы избежать этого путем комбинированных политических и дипломатических действий. Трудно представить, что страны Леванта смогут оказать сопротивление одновременному давлению Англии и Турции, сочетающемуся с возможностью внутренних волнений, для того только, чтобы принести себя в жертву из-за прекрасных глаз Германии. Вместе с тем опасность войны между Англией и Францией настолько велика, что необходимо тщательно взвесить, с одной стороны, эту опасность, а с другой — преимущества присоединения стран Леванта. Следует отметить в этой связи, что пропускная способность железной дороги Эль-Кантара — Халеб — Тавр очень незначительна и равна примерно трем эшелонам в сутки в отношении оперативных перевозок.
Дипломатическое давление на страны Леванта должно проводиться умело, с учетом местных условий. Большое значение имело бы личное выступление генерала Катру и, быть может, даже ваше.
Я целиком в вашем распоряжении, если вам может оказаться полезным мое знание местных условий.
2. Мы не можем связываться с какой-либо военной операцией, а должны действовать с максимальной энергией, чтобы предотвратить ее и создать в странах Леванта условия, необходимые для возобновления военных действий против Германии. Если такая военная операция осуществится, наш публичный протест был бы неуместным, так как он противоречил бы интересам союза.
В этом случае мы должны добиться заверения в том, что права Франции будут сохранены.
Ответ генерала медицинской службы Сисе Браззавиль, 11 марта 1941
Я против того, чтобы мы и наши союзники проводили какие-либо наступательные действия против любой части империи, не оккупированной нашими общими врагами, кроме того случая, если находящиеся там французские войска нападут на нас.
Вместе с тем присутствие войск противника в любой части империи оправдает и вызовет необходимость наших военных действий, и, напротив, отсутствие его войск повлечет за собой осуждение нашего наступления, что послужит удобным поводом для нового вероломства Виши.
1) Необходимо сделать категорическое заявление нашим союзникам по поводу принадлежащих нам территорий стран Леванта. Если они будут упорствовать в своем решении, считаю, что мы должны письменно резервировать все права Франции на эти территории. Я не советую выступать с публичным протестом, который был бы недружественным актом.
2) Мы должны постоянно осуществлять энергичное воздействие на всех французов, находящихся в странах Леванта, и на местное население, учитывая их образ мышления и местные влияния, чтобы убедить их, что бездействие в настоящее время является преступлением против интересов и судеб этих территорий и что их единственный долг — вновь подняться вместе с нами на войну против общего врага и сокрушить германскую гегемонию.
Неуспех чреват слишком тяжелыми последствиями для нас, свободных французов, а поэтому мы без колебаний должны пустить в ход все средства воздействия на население этих территорий.
Ответ генерал-губернатора Эбуэ Браззавиль, 18 марта 1941
1) Нет.
2) Нет.
3) Да — поскольку совместные действия обеспечили бы сохранение за Францией ее прав, позволили бы возобновить борьбу на новых фронтах, поддержали бы престиж Франции на Востоке и оказали бы благотворное влияние на Северную Африку.
Эти действия, возможно, будут связаны с опасностью, но таковую легче оправдать, чем наше бездействие.
Из-за отсутствия информации я не могу предвидеть, какую выгоду могли бы извлечь из такой обстановки прогерманские элементы Виши и не воспользуются ли они этим, чтобы начать военные действия против Великобритании. В связи с возможностью такого развития событий долг подсказывает мне, что для того, чтобы найти правильное решение, следует целиком положиться на генерала де Голля.
Ответ полковника Леклерка Форт-Лами, 2J марта 1941
1) Никакого протеста заявлять не следует, ибо самое главное — добиться победы. Но оккупация должна сопровождаться совершенно ясным заявлением английского, премьер-министра, где еще раз будет подтверждено, что Великобритания не имеет намерения аннексировать какую-либо часть Французской империи, а также заявлением генерала де Голля, где будет подчеркнута абсолютная необходимость для Англии занять, прежде чем это сделает противник, территорию, которую Виши не способно защищать.
2) Так или иначе, никакого столкновения не должно быть. Не следует предусматривать никакого вмешательства вооруженных сил «Свободной Франции», переброшенных из других районов. Напротив, в целях облегчения оккупации территорий англичанами необходимо будет максимально использовать малейшую благоприятную реакцию французов и местного населения внутри страны, что позволит британским властям во время проведения этой операции открыто опереться на эти элементы и установить полное взаимопонимание с местным населением.
Ответ профессора Кассена Лондон, 24 марта 1941
1) Нет.
2) Нет.
3) В этом пункте я подчеркиваю мысль, что мы должны с помощью деклараций и целеустремленных действий сохранить права Франции в странах Леванта. Однако надо по возможности избежать материального риска и моральной ответственности в связи с возможным началом военных действий между Великобританией и Виши. Поэтому в полном согласии с департаментом иностранных дел я высказываюсь за такие действия, которые обеспечат нам непосредственную поддержку местного населения. Кроме преимуществ, о которых говорилось уже ранее, эта политика имеет то преимущество, что ее можно проводить по этапам. На первом этапе вы могли бы сделать от имени Совета обороны заявление, которое было бы тщательно изучено здесь, в Лондоне, за ним последовало бы заявление англичан и согласие с этими заявлениями руководителей местного населения. Второй этап — этап действий, имеющих целью восстановление мандата — мог бы начаться либо до действий соседей, вызванных немецким нападением, либо одновременно с ними и опираясь на них, в зависимости от реакции среды, имеющихся средств и удобства момента.
Ответ вице-адмирала Мюзелье Лондон, 26 марта 1941
Я не думаю, чтобы Англия и Турция были вынуждены оккупировать вооруженными силами подмандатные французские территории Леванта. Мое мнение основано, в частности, на том, что Англия может направлять свою помощь Турции морем через Ирак (Басра) или даже в это время года по суше, из Палестины в Багдад.
Оккупация Турцией всех или части этих территорий немедленно привела бы к серьезным столкновениям с большей частью местного населения. Англии слишком хорошо известна обстановка, чтобы она могла допустить турецкую оккупацию.
Если, вопреки тому, что я думаю, англичане решили бы в настоящее время оккупировать эти территории без предварительного согласия «Свободной Франции», нужно будет немедленно потребовать, чтобы управление этими территориями осуществлялось «Свободной Францией», в ожидании, пока победа даст возможность этим странам вновь установить прочные связи с новой Францией, что находится в соответствии с обещаниями англичан в отношении целостности французских владений.
Во всяком случае, уже сейчас желательно выработать план оккупации Сирии в сотрудничестве с англичанами. Эта операция должна автоматически закончиться установлением временного правительства, подчиняющегося главе «Свободной Франции» и возглавляемого одним из его представителей.
Прежде чем приступить к оккупации, «Свободная Франция» должна выступить с заявлением о будущем политическом устройстве этих стран. Это заявление должно, с одной стороны, максимально учитывать законные притязания различных народностей Сирии и с другой — энергично защищать наши права.
Особое внимание нужно обратить на то, что договоры Вьено никогда не были ратифицированы французским парламентом. В соответствии с международным правом в Сирии и Ливане продолжает существовать режим мандата и действует статут, признанный Лигой Наций. Поэтому в обязанность оккупационных войск входит лишь обеспечение внутреннего порядка и защита от нападения извне. Исходя из этого факта, Сирия и Ливан никогда не были в состоянии войны с Германией и Италией и правительство маршала Петена не имело права допустить в эти страны комиссии по перемирию.
В заявлении на это должно быть обращено особое внимание, и я уверен, что такая конструктивная позиция встретит одобрение как в Сирии и Ливане, так и у наших союзников. В соответствии с торжественным обещанием мандат должен быть упразднен и заменен договором о союзе, который ограничит нашу прямую ответственность за управление страной и предоставит нам право разместить сухопутные, военно-морские и военно-воздушные силы в пунктах, откуда мы сможем осуществлять эффективный контроль над территорией всей страны.
Этот контроль даст нам возможность гарантировать целостность территории Сирии, поскольку сами сирийцы, будучи расколоты в политическом и религиозном отношении, не в состоянии создать армию.
Контроль должен обеспечить мирное сосуществование в рамках одной страны четырех крупных народностей Сирии: арабов, ливанцев, друзов и алауитов, а также различных малых народностей и религиозных меньшинств.
Контроль должен обеспечить защиту наших культурных и экономических прав в Сирии.
Чтобы осуществлять этот контроль, Франции нужны сухопутные, морские и авиационные базы на побережье. Вот схема их возможного размещения:
на юге — в Ливане, в Бейруте или поблизости от него;
в центре — около Триполи, в районе выхода мосульского нефтепровода;
на севере — в Латакии.
Эти пункты должны быть переданы Франции на срок в 99 лет с правом возобновления договора, что обеспечит за ней право строить там необходимые административные и военные сооружения.
В политическом и административном отношении Сирия будет разделена на пять государств:
На юге — Ливанская республика, связанная с Францией договором о союзе.
В центре — арабская Сирия со столицей в Дамаске и выходом к морю вдоль железной дороги Хомс — Триполи. Это государство будет связано с Францией договором о союзе.
Территория друзов, на юго-западе, и территория алауитов, на севере, в соответствии с неоднократно выраженным желанием населения снова вернутся под непосредственное управление французской администрации, с местонахождением ее в городах Сувейда и Латакия. Эта администрация будет санкционировать решения советов нотаблей, избранных местным населением. Данный режим в дальнейшем будет изменен по образцу режима Ливана и Дамаска, когда сами заинтересованные страны выразят такое желание и примут решение о полном самоопределении.
Аналогичный режим будет установлен в Джезире с главным городом Дейр-эз-Зор, где в связи с наличием местного смешанного населения, ассиро-халдейских беженцев, а также других меньшинств требуется непосредственное управление французской администрацией, что, впрочем, соответствует в настоящее время желанию населения.
Вся Сирия включается в единый таможенный союз, который обеспечит каждому государству справедливое участие в доходах.
ПИСЬМО У. ЧЕРЧИЛЛЯ ГЕНЕРАЛУ ДЕ ГОЛЛЮ, В ЛОНДОН (Перевод) Лондон, 4 марта 1941
Дорогой генерал!
Пишу вам, чтобы сообщить, что я отдал распоряжение направить генералу Вейгану письмо, которое вы ему адресовали и которое было приложено к вашему письму на мое имя от 24 февраля.
Ваше послание уже отправлено. Я, разумеется, немедленно перешлю вам ответ, который придет, через посредство правительства Его Величества.
Искренне каш.
Письмо генерала де Голля майору Люизе, в Танжер Лондон, 6 марта 1941
Дорогой друг!
Необходимо быстро и в широком масштабе провести подготовительную работу в Северной Африке.
Существенным условием является предварительное образование тайных, но состоящих из серьезных людей комитетов, способных выступить на месте и взять власть от имени «Свободной Франции» внутри страны, как только будут начаты действия извне.
Я полагаю, что нужно создать один комитет в Марокко, один в Тунисе и один в Алжире, а также связанные с ними местные комитеты. Однако их необходимо создавать с участием минимального числа людей. Энтузиазм участников комитетов в данном случае важнее занимаемых ими постов.
Могу ли я рассчитывать на вас в претворении этого плана в жизнь и установлении связи между комитетами и нами?
Если вы берете на себя эту основную миссию, вы должны будете избрать такой способ действий, чтобы находиться в наилучших условиях для ее выполнения.
Дежан многое сделал, чтобы держать меня в курсе событий. Это верный и решительный человек. Отныне он будет поддерживать с вами связь.
Глубоко верю в вас и остаюсь вашим искренним другом.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Каир Лондон, 11 марта 1941
Вашу телеграмму получил. Благодарю вас за нее и приму к сведению ответ, который вы мне направили как член Совета обороны империи. Что касается вашей роли Верховного комиссара, то может возникнуть необходимость осуществлять от имени «Свободной Франции» в странах Леванта, находящихся под французским мандатом, полномочия, которые я возложил на вас еще раньше, при назначении вас Верховным комиссаром на Востоке. Сточки зрения международного права и на ocнове прецедента Камеруна само осуществление мандата входит в прерогативы генерал аде Голля и состоящего при нем Совета обороны империи. Прилагаю копию уведомления, которое было направлено мною по этому поводу Генеральному секретариату Лиги Наций:
«Имею честь поставить вас в известность, что начиная с 28 августа 1940 я, как глава „Свободной Франции“ и с одобрения населения, взял на себя управление частью Камеруна, находящейся под французским мандатом, со всеми правами и обязанностями, вытекающими из этого мандата. Я назначил подполковника Леклерка комиссаром для обеспечения внутреннего порядка, благосостояния населения и обороны территории. Прошу вас информировать об этом мандатную комиссию Лиги Наций».
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции»[191] в Лондон Браззавиль, 28марта 1941
«Свободная Франция» должна заявить о своей позиции в отношении Югославии. Если вся страна или часть ее откажется принять требования немцев, мы заявим, как через официальные каналы, так и путем опубликования декларации, что французская нация, несмотря на временное существование власти Виши, горячо одобряет сопротивление Югославии и хранит в памяти славные воспоминания, в частности о совместном участии в великой войне.
Если правительство Югославии подчинится немецкому ультиматуму, мы должны обратиться к Свободной Югославии, по образцу «Свободной Франции», особенно к армии, многочисленные отряды которой, имея возможность достигнуть Греции, несомненно, примут участие в борьбе на стороне союзников.
Прошу вас сделать все необходимое в этом отношении.
Телеграмма генерала де Голля начальнику штаба вооруженных сил «Свободной Франции», в Лондон Браззавиль, 30 марта 1941
Учитывая опыт боев в Мурзуке и Куфре, я решил сформировать на территории Чадсахарский моторизованный отряд, которому, кроме имеющегося на месте вооружения, необходима следующая боевая техника:
50 полуторатонных грузовиков;
100 трехтонных грузовиков, желательно «шевроле»;
10 бронеавтомобилей;
все машины должны иметь шины, предназначенные для передвижения по песку, и запасные части;
5 противотанковых и зенитных орудий калибра 20 мм; 12 пулеметов калибра 13,2 мм;
6 обычных пулеметов;
8 противотанковых ружей;
ко всем видам оружия должны быть боеприпасы.
Прошу немедленно принять меры к получению этой боевом техники и отправке ее.
Коммюнике главного штаба вооруженных сил «Свободной Франции» в Эфиопии и Судане Хартум, 31 марта 1941
В Эритрее наши войска сыграли значительную роль и блестяще проявили себя в операциях, закончившихся падением Керена. В ходе упорных боев, которые велись в чрезвычайно тяжелых условиях труднопроходимой местности и тропической жары. Иностранный легион, колониальные войска Экваториальной Африки и Камеруна, морская пехота, спаги, артиллеристы, превосходя друг друга в мужестве и умении маневрировать, сломили всюду сопротивление храбро сражавшихся итальянских войск. Взято 915 пленных, в том числе 28 офицеров. Захвачено большое количество боевой техники. Победе во многом способствовали эффективные действия наших бомбардировщиков.
Телеграмма У. Черчилля де Голлю, в Каир (Перевод) Лондон, 4 апреля 1941
Мы очень признательны за помощь, которую нам оказали вооруженные силы «Свободной Франции» в победоносной кампании в Африке. Если бы не катастрофа Бордо, все Средиземное море стало бы теперь англо-французским внутренним озером и все североафриканское побережье было бы освобождено и участвовало бы в битве за свободу. Вы, никогда не испытывавший ни колебаний, ни сомнений в служении общему делу, завоевали максимальное доверие правительства Его Величества и воплощаете надежды миллионов французов и француженок, которые не потеряли веры в будущее Франции и Французской империи.
Коммюнике главного штаба вооруженных сил «Свободной Франции» в Эфиопии и Судане
Хартум, 10 апреля 1941
После взятия Массауа наши части достигли в Эритрее намеченных целей. С начала операций в Африке нами взято свыше 4 тысяч пленных.
Письмо генерала де Голля командующему английскими вооруженными силами на Востоке генералу Уэйвеллу Каир, 11 апреля 1941
Дорогой генерал!
В развитие нашей вчерашней беседы имею честь подтвердить вам, что я передаю в ваше распоряжение 1-ю дивизию «Свободной Франции» для использования ее на киренаико-египетском театре военных действий.
В состав этой дивизии, которой командует генерал Лежантийом, входят 6 пехотных батальонов, одна артиллерийская батарея, один кавалерийский эскадрон спаги, одна рота легких (12-тонных) танков, одна транспортная рота. Как вам известно, часть этой дивизии (два батальона плюс одна рота) находится в настоящее время в Массауа, остальная часть сосредоточивается в районе Порт-Судана. Две роты, уже участвовавшие в боях в Киренаике, должны быть также включены при первой возможности в состав дивизии, которая будет, таким образом, доведена почти до семибатальонного состава.
Я придаю особое значение тому, чтобы 1-я дивизия «Свободной Франции» действовала как единое целое под начальством своего командира. С другой стороны, необходимо, чтобы генералу Лежантийому было предоставлено время для полного укомплектования дивизии, прежде чем вводить ее в бой. Я прошу вас поэтому назначить район предварительного сосредоточения дивизии.
Наконец, я считаю своим долгом еще раз подчеркнуть, что, с моей точки зрения, огромное значение имеет присоединение Джибути к «Свободной Франции». Для осуществления этого следует в настоящее время установить контакт моих офицеров с войсками гарнизона, выпускать листовки и прежде всего проводить полную блокаду. Я настаиваю на том, чтобы во всех этих мероприятиях генералу Лежантийому была оказана поддержка, особенно в отношении Адена.
Прошу вас, дорогой генерал, принять уверения в моей преданности и уважении.
Телеграмма генерала де Голля генералу Лежантийому Каир, 11 апреля 1941
Я решил сформировать 1-ю дивизию к 15 апреля. В состав этой дивизии, которой будете командовать вы, войдут все воинские части и подразделения, находящиеся в настоящее время на Среднем Востоке или направляющиеся туда, включая 1-й батальон морской пехоты и 1-й эскадрон спаги. По просьбе генерала Уэйвелла я согласился также направить вашу дивизию на киренаико-египетский театр военных действий при условии, что дивизия будет действовать там под вашим командованием как единое целое.
От меня, конечно, не ускользнула необходимость полного сосредоточения вашей дивизии до ее введения в бой. С этой целью я просил генерала Уэйвелла выделить для вас особый район. Однако стремительный ход военных операций в настоящее время может потребовать значительного сокращения сроков подготовки, весьма желательных в других отношениях. Я прошу вас поэтому незамедлительно провести необходимые организационные мероприятия.
Тем временем вы будете продолжать руководить всей подготовкой операции по присоединению Джибути.
Я рассчитываю направиться в Хартум в среду 16 апреля, а затем при первой возможности поехать в Порт-Судан. Вам я предписываю не вносить никаких изменений в перемещения, которые вы сочтете необходимым совершить.
Письмо генерала де Голля его превосходительству Сирри Паше, председателю совета министров Египта Каир, 15 апреля 1941
Господин председатель совета министров!
Я хочу выразить вашему превосходительству чувство самой искренней благодарности за исключительно любезный прием, оказанный мне вами лично и египетскими властями во время моего пребывания в Египте.
Кроме того, я был глубоко тронут той огромной симпатией, которую питает к моей родине благородный египетский народ.
Я с огромным удовлетворением отметил также, что верный своим традициям египетский народ разделяет с французским народом все более обоснованную веру в победу справедливости и свободы во всем мире.
Прошу вас, ваше превосходительство, принять уверения в моем высоком уважении.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции» в Лондоне Хартум, 16 апреля 1941
Уезжая из Египта и Судана в Браззавиль, сообщаю вам краткий итог моих наблюдений и тех мер, которые были приняты мною на месте.
Мы участвовали в боях в Эритрее силами нашего Иностранного легиона, двух сенегальских батальонов, одной роты морской пехоты и одного эскадрона спаги. Эти войска, за исключением эскадрона спаги, который действовал отдельно, все время вели бои на левом фланге союзных войск вдоль оси Кюб-Кюб — Керен — Массауа. Они сражались отлично, взяли 450 пленных в Кюб-Кюбе, 900 — в Керене, 700 — на подступах к Массауа и несколько тысяч в самом городе. Наши потери незначительны и не превышают с начала военных действий 150 человек, включая большое число раненых. Батальоны Деланжа, Буйона, Ру, солдаты морской пехоты, танки, артиллерия, находящиеся в пути на суше или на море, не имели возможности принять участия в боях.
Дивизия Лежантийома, заканчивающая формирование к 15 апреля, будет сосредоточена южнее Каира.
Эскадрилья Вийата, оснащенная самолетами типа «бленхейм», провела многочисленные разведывательные и бомбардировочные операции в ходе боев за Керен и Массауа, а также в направлении Гондара. Она дралась отлично.
В Египте, где, на мой взгляд, положение на некоторое время стабилизируется, превосходно действовал батальон морской пехоты. Теперь он вольется в дивизию.
Наши летчики-истребители на самолетах типа «Харрикейн» последнее время весьма успешно участвовали в боях в Киренаике. Я уже сообщал вам о принятых мною по договоренности с маршалом авиации Лонгмором мерах по созданию французской авиации на Востоке. Теперь чрезвычайно важно, чтобы на Средиземном море начали действовать наши военные корабли.
В целом участие французских войск в военных операциях было значительным и блестящим.
В ходе проведенных нами собраний в Каире, Александрии и Исмаилии большинство французов проявило к нашему движению безграничный энтузиазм. Все газеты, выходящие на французском языке, заодно с нами, а «Независимое французское агентство» проводит большую работу. Однако местные политические условия затрудняют работу каирского и иерусалимского радио. Что же касается радио «Левант — „Свободная Франция“», то оно работает превосходно и его передачи слушают повсюду, несмотря на то, что их заглушает Бейрут. Некоторые французы по соображениям материального порядка стыдливо остаются в стороне. Большинство французских учреждений присоединилось бы к нам, если бы мы смогли давать им субсидии в размере около 100 тысяч фунтов стерлингов в год, каковые они получают от Виши.
Французский военно-морской флот в Александрии, который содержится в полном порядке и экипажи которого получают достаточное денежное довольствие, стоит в стороне от событий, но дело обходится без инцидентов.
На месте я понял, что, учитывая современную обстановку и трудности связи, целесообразно сохранить пока систему верховного комиссариата. Я урегулировал все необходимые в этом отношении вопросы с генералом Катру.
С точки зрения общего положения я думаю, что в ближайшие месяцы союзники столкнутся с большими трудностями одновременно на Балканах, в Египте и Малой Азии. Противник развернет наступление по обоим берегам Средиземного моря, опираясь на арабских мятежников.
Не нужно бояться реально смотреть на вещи. Я полагаю, что улучшение положения наступит к сентябрю.
Я считаю, что двусмысленному положению Виши как во внутренней, так и во внешней политике приходит конец, так как успехи заставят немцев сбросить маску, Виши перейдет к открытому сотрудничеству и вместе с тем окончательно потеряет поддержку, еще оказываемую частью французского общественного мнения. Одним из признаков этого являются нападки на нас по радио. Поэтому наш голос должен звучать тверже и громче, чем когда-либо, ибо совершенно очевидно, что мы воплощаем единственную возможность возрождения независимости Франции.
Я направляюсь в Браззавиль, где в течение нескольких недель будет находиться моя ставка.
Сомкнем ряды и пойдем прямой дорогой к нашей цели!
Телеграмма генерала де Голля У. Черчиллю, в Лондон Браззавиль, 19 апреля 1941
После поездки на Восток я хочу информировать вас о моем намерении сделать по мере моих возможностей более ощутимым участие французских войск в боях на этом театре военных действий.
Что касается сухопутных сил, то подразделения небольшой по численности дивизии находятся уже на месте.
Я договорился с генералом Уэйвеллом о том, что эта дивизия, которой командует генерал Лежантийом, будет передана мной в его распоряжение. Она должна быть сосредоточена в районе южнее Каира, а затем примет участие под командованием генерала Лежантийома в боевых операциях в Египте или Ливии.
Вторая дивизия формируется во Французской Экваториальной Африке и будет готова к боевым действиям в сентябре. Это не должно нанести ущерба нашей оккупации этого района, в особенности территории Чад, как в настоящее время, так и в будущем.
С другой стороны, французские войска территории Чад продолжают удерживать Куфру. Сахарская ударная группа, овладевшая этим оазисом, пополнена в предвидении дальнейшего развития военных действий.
Что касается военно-воздушных сил, я урегулировал с маршалом авиации Лонгмором вопрос о создании на Востоке двух французских истребительных и двух бомбардировочных звеньев. Два из этих авиазвеньев уже участвуют в боях.
О военно-морских силах. Я считаю важным перебросить в восточный район Средиземного моря большую часть французских кораблей, находящихся в настоящее время в Англии. Я встречался по этому поводу с адмиралом Каннингэмом. Не думаю, что с английской стороны могут возникнуть по этому вопросу серьезные возражения.
Я завязал связи с Джибути: с точки зрения французских интересов присоединение Джибути к «Свободной Франции» имеет очень важное значение. Это зависит от блокады. Но нужно, чтобы блокада проводилась на деле. С точки зрения англичан и абиссинцев, снабжение Абиссинии в значительной мере будет зависеть от порта и железной дороги Джибути: соглашение с Виши по этому вопросу поставило бы снабжение Абиссинии в зависимость от Виши, то есть, в конечном итоге, от противника. В этом случае существовала бы постоянная угроза вооруженного столкновения в Джибути между англичанами и французами. Противник в любой момент смог бы спровоцировать такое столкновение, заставив Виши закрыть порт.
Что касается Сирии, то положение там с точки зрения арабского вопроса неудовлетворительное. Оно еще осложняется в связи с волнениями арабов в Ираке, которые вскоре могут перекинуться и в другие места. С другой стороны, нет ничего невозможного в том, что немцы создадут свои базы в Сирии, если это понадобится им для наступления на Востоке. Я не думаю, чтобы проводимая вишистами в Сирии политика сдерживания путем всевозможных и прежде всего экономических уступок была удачной.
Я предлагаю Уэйвеллу, Каннингэму и Лонгмору план операций, которые в основном должны будут проводиться вооруженными силами «Свободной Франции».
В заключение я должен сказать, что английские вооруженные силы, с которыми мне пришлось встретиться на Востоке, и их командование произвели на меня прекрасное впечатление. С другой стороны, все свободные французы на Востоке, военнослужащие и гражданские лица, также обладают высокими моральными качествами и как никогда полны решимости бороться вместе со своими английскими союзниками до победного конца, несмотря ни на какие превратности войны.
Телеграмма генерала де Голля У. Черчиллю, в Лондон Браззавиль, 23 апреля 1941
: Возможно, что, несмотря на трудности ведения боевых действий в условиях пустыни и тропического климата, немцы и итальянцы попытаются предпринять с территории южной Ливии воздушные или наземные наступательные операции, или и те и другие одновременно, против территории Чад.
В этом случае они смогут сосредоточить свои усилия против Форт-Ламп, откуда они создадут угрозу французскому Камеруну и английской Нигерии, а также воздушной трассе из Такоради на Средний Восток.
Укрепленные позиции на территории Чад заняты отборными полностью укомплектованными частями вооруженных сил «Свободной Франции». Но у них совершенно нет средств противовоздушной обороны. Противотанковые средства тоже очень скудны. На африканских территориях «Свободной Франции» бронетанковые силы фактически отсутствуют. Что же касается авиации, то вооруженные силы «Свободной Франции» имеют в своем распоряжении на африканской территории только восемь самолетов типа «лисандр» и два самолета типа «бленхейм». Правда, в случае необходимости можно было бы отозвать со Среднего Востока одно звено самолетов типа «гленн-мартен», которое формируется в настоящее время в Такоради и предназначено для отправки на Средний Восток. Однако это потребовало бы значительного времени и было бы проблематичным, хотя такой возможностью пренебрегать не следует. Кроме того, в Центральной Африке вооруженные силы «Свободной Франции» совершенно не имеют ни одного подразделения истребителей, и создание их в этом районе не предусматривается.
Генерал Джиффард находится в настоящее время в Браззавиле. Он вместе с нами изучал обстановку с целью выяснения характера помощи британских вооруженных сил, потребной для обороны территории Чад.
Его визитом и нашей совместной работой мы были очень довольны, хотя должны констатировать, что самым существенным, то есть авиацией, зенитными, противотанковыми и бронетанковыми средствами, британские вооруженные силы в Западной Африке в настоящее время оказать нам непосредственную помощь не смогут.
Я считаю очень важным чтобы в самое ближайшее время вооруженные силы «Свободной Франции» были снабжены легкими бронетанковыми средствами, а также противотанковым и зенитным оружием.
Что касается легких бронетанковых средств, то достаточно было бы немедленно предоставить в распоряжение вооруженных сил «Свободной Франции» танки и бронеавтомобили, предназначенные для формирования трех мотомеханизированных колонн. Вооруженные силы «Свободной Франции» хотели бы безотлагательно получить те из них, которые срочно необходимы для территории Чад.
В отношении противотанкового вооружения в дополнение к тому, что уже получено и имеется на подходе, необходимо было бы получить в кратчайший срок 36 противотанковых орудий с боеприпасами.
Что касается средств противовоздушной обороны, необходимо в первую очередь срочно прислать 24 зенитных орудия «бофорс» с боеприпасами. В дальнейшем надо будет прислать еще 36 зенитных орудий, чтобы полностью обеспечить систему противовоздушной обороны.
Наконец, я считаю весьма желательным, чтобы были приняты меры, предусматривающие в случае необходимости помощь со стороны английских военно-воздушных сил нашей авиации на территории Чад.
Телеграмма генерала де Голля делегации Свободной Франции, в Лондон Браззавиль, 23 апреля 1941
Я намереваюсь выступить с декларацией по поводу подмандатных Франции государств Леванта. Содержание этой декларации в основном сводится к следующему:
«Генерал де Голль и Совет обороны Французской империи в соответствии с обязательствами, принятыми Францией во время установления мандата, и политикой, неизменно подтверждавшейся всеми французскими правительствами вплоть до 18 июня 1940, готовы признать независимость и суверенитет Сирии и Ливана и заключить с этими государствами военный и политический союз, который обеспечит их защиту от любого нападения и вместе с тем будет способствовать сохранению самых существенных интересов Франции на Востоке. Генерал де Голль и Совет обороны Французской империи приглашают авторитетных представителей населения Сирии и Ливана направиться в Браззавиль, главный город территорий „Свободной Франции“ в Африке, чтобы обсудить с ними обоюдные условия союза».
Прошу вас проконсультироваться по поводу этого текста с Плевеном, адмиралом Мюзелье, профессором Кассеном и майором д’Аржанлье и предложить мне возможные изменения и дополнения, которые были бы с вашей точки зрения полезными.
Прошу вас также:
1. Сообщить английскому правительству о моем намерении.
2. Запросить у него, намеревается ли оно со своей стороны публично подтвердить по этому поводу, что будет уважать все права Франции в странах Леванта.
Обратите внимание, что в этом проекте декларации нет упоминания о договорах 1936 года. Действительно, нынешние настроения населения Сирии и Ливана, а также ущерб, к сожалению, нанесенный престижу Франции июньской капитуляцией, показывают, что эти договоры оставлены далеко позади событиями и утратили свою притягательную силу.
Письмо генерала де Голля верховному комиссару «Свободной Франции» на Востоке генералу Катру Браззавиль, 25 апреля 1941
Имею честь препроводить вам вместе с этим письмом план намечаемой операции в Сирии.
Вам надлежит получить от соответствующих британских властей согласие на проведение этого плана в той части, которая затрагивает вопрос об их помощи.
Я, конечно, готов рассмотреть любое изменение, которое вы сочтете полезным предложить как по вашему собственному почину, так и по инициативе наших союзников. Однако поскольку подготовка этой операции потребует значительного времени, а удобный момент для ее осуществления может представиться очень скоро, я прошу вас настаивать перед британскими властями на Востоке, чтобы они возможно скорее дали ответ в принципе и чтобы в случае их согласия с планом необходимые средства были переданы вам в кратчайший срок.
Это письмо, а также 1-й и 2-й экземпляры плана направляются вам через генерал-майора Спирса, который с планом ознакомлен.
План операции «Жорж»
I. Цель операции — направить в Дамаск, а затем в Бейрут вооруженные силы, могущие обеспечить там власть Верховного комиссара «Свободной Франции».
В то же время овладение Райаком должно предотвратить сколько-нибудь серьезное противодействие авиации Виши и обеспечить авиабазу «Свободной Франции».
Есть основания полагать, что, овладев Бейрутом, Дамаском и Райаком, Верховный комиссар «Свободной Франции» без особого труда сможет установить свою власть на всей территории Сирии и Ливана.
II. Взятие Дамаска будет осуществлено следующим образом: Первая колонна в составе:
3 батальонов мотопехоты,
1 танковой роты,
1 взвода бронеавтомобилей (10 машин),
1 артиллерийской батареи
двинется на Дамаск из района Сафеда через Кунейтру. Вторая колонна в таком же составе двинется на Дамаск из района Ирбид через Деръа и Изра.
Третья колонна в составе отделения бронеавтомобилей (5 машин) и до одной мотороты двинется на Дамаск из Рутба вдоль дороги Багдад — Дамаск.
Все три колонны получают задачу двигаться строго по намеченному маршруту, не задерживаясь для выполнения операций по прочесыванию и ставя себе единственную цель — достигнуть Дамаска.
Однако в Кунейтре и Деръа нужно будет оставить по одной роте. Эти роты направят разведгруппы на Мардж-Уюн и Сувейду.
III. Овладение авиабазой в Райаке будет осуществлено следующим образом:
1) На рассвете дня «Ж» над базой пролетят в большом количестве самолеты с французскими опознавательными знаками, которые сбросят листовки. Затем будет выброшена парашютно-десантная рота с задачей занять аэродром.
2) В районе перевала Софар будет выброшена на парашютах разведгруппа с задачей перерезать коммуникации на Бейрут.
3) После занятия аэродрома в Райаке на нем будет высажена доставленная на транспортных самолетах рота без тяжелого оружия с задачей усилить парашютно-десантную группу и удерживать несколькими отрядами перевал Софар и Захла, используя имеющиеся на месте транспортные средства.
IV. Как только войска вступят в Дамаск, в нем будет оставлено 2 батальона и 1 танковая рота. Остальные части выступят сразу же на Бейрут через Захла и перевал Софар.
В Захла будет оставлена одна рота, а на Хомс будет направлена разведгруппа в составе 1 отделения бронеавтомобилей и 1 роты.
V. Во время всей операции колонны и разведгруппы должны продвигаться безостановочно и как можно быстрее, не отвлекаясь побочными задачами. Основная задача — как можно скорее достигнуть намеченной цели.
На всех подвижных средствах должен быть французский трехцветный флаг. Кроме того, у каждого солдата на груди должна быть трехцветная нашивка.
VI. Во второй половине ночи с «Ж»-1 на «Ж» в Латакии будет высажен отряд морской пехоты для овладения городом и высылки разведки на Триполи.
Эта операция имеет целью добиться присоединения к нам некоторых слоев населения в районе Северной Сирии, относящегося к нам, по-видимому, благожелательно, а также произвести тактическую диверсию.
VII. Военно-морские силы «Свободной Франции» будут прикрывать высадку морской пехоты в Латакии, а затем через Джеблу, Банияс, Тартус прибудут в Триполи.
Они подойдут к Бейруту, как только сухопутные войска перейдут через перевал Софар.
VIII. На рассвете дня «Ж» над городами Сирии, где имеются гарнизоны, и прежде всего над Дамаском, Бейрутом, Кунейтрой, Суром, Сайдой будут летать самолеты с французскими опознавательными знаками и сбрасывать:
1) листовки, содержащие обращение к войскам и населению;
2) приказ Верховного комиссара «Свободной Франции» о том, что он берет на себя управление государствами Леванта и командование войсками и предписывает всем воинским частям и подразделениям оставаться на месте, в своих лагерях и казармах, и ждать его распоряжений, а также предупреждает всех командиров и начальствующих лиц, что если они отдадут приказ стрелять по войскам «Свободной Франции» или разрушать коммуникации, то будут нести за это личную ответственность вплоть до предания суду военного трибунала.
IX. В течение всей операции радиопередатчики Лондона, Леванта, «Свободной Франции», Браззавиля, Иерусалима и Каира будут непрерывно передавать приказы и воззвания к войскам и населению Сирии и Ливана.
X. После того как подготовка операции будет закончена, приказ о начале се проведения будет отдан в связи с каким-либо событием, которое благоприятно настроит по отношению к «Свободной Франции» сирийские войска. Таким событием может быть:
— нападение Германии на Турцию;
— проникновение немцев в Сирию или непосредственная их угроза стране;
— захват Германией, Италией или Испанией французских территорий в Северной Африке и т. д.
XI. Вооруженные силы «Свободной Франции» располагают необходимыми для выполнения плана сухопутными и военно-морскими частями. Но им недостает:
1) транспортных средств и мотоциклов, необходимых для моторизации 4 батальонов,
2) 32 легких танков,
3) 25 бронеавтомобилей.
Следует отметить, что вооружение, предназначенное Англией для вооруженных сил «Свободной Франции» на Востоке, включает средства моторизации для 2 батальонов, а также 32 танка и 24 бронеавтомобиля. Однако это вооружение еще не отправлено из Англии. Поэтому необходимо, чтобы вышеуказанное вооружение было немедленно предоставлено генералу Лежантийому на месте для оснащения его дивизии.
В отношении авиации вооруженные силы «Свободной Франции» имеют в своем распоряжении только около пятнадцати самолетов — бомбардировщиков и разведчиков. Весьма необходимо, следовательно, чтобы английские военно-воздушные силы оказали нам в этом отношении необходимую помощь.
Телеграмма министерства иностранных дел Великобритании английскому генеральному консулу в Бейруте, переданная генералу де Голлю (Перевод) Лондон, 1 мая 1941
Из телеграммы министерства колоний за № 645, адресованной Верховному комиссару по делам Палестины, а также из моей телеграммы за № 1329, направленной в Каир, вы, вероятно, поняли, что правительство Его Величества решило немедленно заключить торговое соглашение, не оговаривая его особыми политическими условиями. Я надеюсь, что вы извлечете максимум пользы из этого решения в ваших отношениях с французскими властями. Вы должны воспользоваться этим обстоятельством, чтобы указать на особую опасность, которая возникнет в связи с дальнейшим, хотя бы и самым незначительным, проникновением немцев в Сирию. Я целиком полагаюсь на ваше усмотрение в выборе аргументов, но факты, несомненно, говорят о том, что немцы намереваются заставить французов путем шантажа и лести вырыть себе могилу и что в настоящее время нет такой уступки, на которую не пошло бы правительство Виши.
Не может ли Верховный комиссар добиться от Виши по крайней мере твердого обещания, что оно не сделает немцам никаких уступок за счет Сирии, за исключением того, что строго соответствует договору о перемирии, и что ни при каких обстоятельствах Виши не даст немцам разрешения войти в Сирию без предварительной консультации с правительством Виши?
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Браззавиль Каир, 2 мая 1941
1. В связи с тем, что правительство Великобритании обратило внимание генерала Денца на угрозу, какую представляет для Сирии сосредоточение авиации на острове Лерос, и запросило его о мерах, которые он намерен предпринять в случае попытки высадить войска, Денц заявил, что он воспрепятствует этому и что к этому у него есть возможности.
2. Английские военно-воздушные силы готовы нанести немедленный удар, если произойдет указанная выше попытка.
3. Если генерал Денц окажет в случае высадки эффективное вооруженное сопротивление, я намереваюсь установить с ним связь и попытаюсь добиться его присоединения к «Свободной Франции», заверив его, что за ним будет сохранен его пост и полномочия. Если же он откажется, я попробую добиться от него по крайней мере согласия сотрудничать с нами.
4. Если Денц, по собственному почину или выполняя инструкции Виши, не окажет сопротивления и отведет свои войска в Ливан, то я, опираясь на имеющиеся в моем распоряжении силы и на возможную поддержку англичан, попытаюсь вступить в Сирию и привлечь на нашу сторону максимальное количество тамошних войск.
5. Прошу вас телеграфировать мне свое мнение по поводу этих намерений.
6. Ввиду того, что правительство Ирака не подчинилось требованию отвести свои войска, угрожающие британским авиабазам в Мессопотамии, сегодня была проведена воздушная операция для оказания давления на иракское правительство. Британское посольство надеется, что эта демонстрация силы произведет желаемый эффект.
7. Со вчерашнего дня противник ведет наступление на Тобрук с целью прорыва фронта. Точных сведений о развитии этого наступления еще нет.
Телеграмма генерала Спирса генералу де Голлю, в Браззавиль (Перевод) Каир, 9 мая 1941
1. В связи с последними событиями транспортировка войск «Свободной Франции» может быть обеспечена не ранее чем через месяц.
2. Это значит, что в настоящее время никакой операции для войск «Свободной Франции» не предусматривается.
3. Меня информировали, что через нашу миссию в Браззавиле вам будет передано послание с извещением о решении нашего правительства по поводу Джибути.
4. Поскольку генерал Каннингэм будет уполномочен вести переговоры с губернатором Джибути, я просил привлечь к участию в переговорах генерала Лежантийома.
5. Главнокомандующий поручил мне передать вам, что, хотя лично он всегда рад видеть вас, в настоящее время и в ближайшем будущем он не видит необходимости в вашем приезде в Каир. Эта поездка даже не в ваших интересах. Посол разделяет это мнение.
6. Поскольку нет каких-либо явных причин для вашего вторичного приезда в Каир, ваш новый визит создал бы неблагоприятную атмосферу и снизил бы успех вашего первого посещения Каира.
7. Прошу вас срочно информировать меня о ваших планах. Если вы не приедете в Каир, я сам в ближайшее время прибуду к вам в Браззавиль. Надеюсь, что тогда можно будет немедленно возвратиться в Лондон. Учитывая обычные трудности пользования воздушным транспортом, я очень просил бы вас, если это возможно, сообщить мне, на какое число нужно будет заказать для вас места на самолете.
Телеграмма генерала де Голля генералу Спирсу для генерала Уэйвелла, в Каир, переданная генералу Катру Браззавиль, 10 мая 1941
Я отнюдь не намереваюсь ехать в Каир, принимая во внимание односторонние решения правительства и командования Великобритании относительно Сирии и Джибути. Возможно, конечно, что я приеду туда позже, чтобы посетить французские войска на Востоке. Но в этом случае я лишь произведу смотр войскам. Но вместе с тем я не намерен отправляться и в Лондон.
Считаю весьма достойным сожаления факт задержки с сосредоточением дивизии Лежантийома. Эта задержка помешает войскам «Свободной Франции» предпринять какие-либо действия в Сирии, в случае если высадка немцев в эту страну, что в настоящее время вполне возможно, вызовет благожелательные для нас настроения во французской армии, находящейся в странах Леванта.
Надежда на то, что Денц отдаст приказ об оказании сопротивления немцам, является чистейшей иллюзией. Денц не выступит против Виши, и прибытие немцев в Сирию, если оно произойдет, совершится в силу соглашения о сотрудничестве между Виши и Германией.
Во всяком случае, я считаю, что в связи с настоящим положением и развитием событий на Востоке территории «Свободной Франции» в Африке, и в особенности Чад, приобретут большое стратегическое значение. Я решил поэтому направить свои усилия и средства, которыми располагаю, на возможную оборону этих французских территорий.
Вместе с тем, если в ближайшем будущем генералу Уэйвеллу потребуются на Востоке французские войска, я охотно передам их в его распоряжение для обороны Египта, при условии, что все они будут находиться под командованием генерала Лежантийома, как мы об этом условились.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции» в Лондоне Браззавиль, 10 мая 1941
Я закончил инспектирование территории Свободной Французской Африки и отметил огромный прогресс во всех отношениях: экономическом, военном и моральном. Повсюду я наблюдал организованность, повиновение, полный порядок. Это очень важно, так как в связи с настоящей обстановкой и возможным развитием событий территории «Свободной Франции» в Северной Африке смогут приобрести большое стратегическое значение. Действительно, наступление немцев в районе Средиземного моря распространится в ближайшее время на Сирию и Северную Африку, опираясь, по-видимому, на сотрудничество Виши.
Мы должны, в частности, предвидеть возможную потерю нашими английскими союзниками Египта. В этом случае война будет перенесена на линию: Французская Западная Африка — Чад — Англо-Египетский Судан.
Я решил сосредоточить наши усилия и средства на территории Свободной Французской Африки как в целях обороны, так и для того, чтобы начать оттуда наступление. Поэтому там и формируются наши части. Прошу сообщить мне, каково состояние нашего батальона и артиллерийской батареи, находящихся в настоящее время в Англии. При первой возможности я переброшу их сюда. Как только танковая рота получит вооружение и будет готова, она также будет направлена сюда. Напоминаю, что вы должны доставить в Пуэнт-Нуар или Дуалу американское вооружение для трех пехотных батальонов нормального типа, а на Восток — вооружение для двух моторизованных колонн и трех пехотных батальонов нормального типа.
Возвращаться в Лондон в настоящее время я не собираюсь.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Каир Браззавиль, 12 мал 1941
Учитывая неблагожелательную политику, которую наши английские союзники сочли необходимым проводить по отношению к нам на Востоке, я считаю, что присутствие в Каире столь значительной особы, как вы, больше себя не оправдывает. Равным образом я считаю нецелесообразным держать в Каире Верховного комиссара как представителя «Свободной Франции». Я не исключаю в будущем возможности вашего возвращения в Каир, если того потребуют события, связанные с восстановлением прежних отношений с англичанами. Однако сейчас я прошу вас покинуть Каир при первой возможности. Я хочу, чтобы вы прибыли ко мне в Браззавиль, с тем, чтобы оттуда отправиться инспектировать наши войска во Французской Африке, пока мы не определим ваше будущее назначение.
Прошу вас уведомить представителей Великобритании в Каире об этом решении. Нет никаких оснований скрывать от них причину вашего отъезда. Напротив, я прошу вас подчеркнуть им это. Со своей стороны я поставлю об этом в известность лондонское правительство.
Вы, разумеется, будете продолжать выполнять ваши прежние обязанности. Я назначаю Палевского моим политическим представителем по делам Востока, а Лежантийома — командующим войсками. Палевский вылетит из Браззавиля в Каир в среду. Лежантийом будет иметь своего офицера связи при Уэйвелле, а Тюлан останется начальником штаба военно-воздушных сил…
Жду вашего скорейшего приезда и благодарю вас за все, что вами было сделано. По не зависящим от меня и от вас обстоятельствам вы не могли сделать большего.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции» в Лондоне Браззавиль, 12 мая 1941
В связи с неблагожелательной политикой, проводимой по отношению к нам англичанами в вопросе о Сирии и Джибути, я решил, что генерал Катру должен покинуть Каир, где в настоящее время пребывание Верховного комиссара не оправдывается никакими соображениями.
Я назначил Палевского политическим представителем на Востоке, а генерала Лежантийома — командующим войсками. Тюлан остается начальником штаба военно-воздушных сил на Востоке. Прошу известить об этом английское правительство.
Я предупредил непосредственно генерала Катру, который при первой возможности должен покинуть Каир и прибыть ко мне в Браззавиль, где мы определим его новое назначение.
Французские владения будут непосредственно подчиняться нашему центру в Лондоне.
Вчера я пригласил к себе британского генерального консула и сообщил ему некоторые соображения общего порядка относительно английской политики, проводимой по отношению к нам в последнее время. Я указал ему, что такая политика опасна тем, что она может повлиять на моральное состояние во Франции, а следовательно, и на сотрудничество Виши с немцами. Ведь чем больше Англия будет пренебрегать нами, тем больше охладится французское общественное мнение к нам и тем шире будет сотрудничество Виши с немцами. После этой беседы Парр направил телеграмму своему правительству.
Попросите министерство иностранных дел ознакомить вас е текстом этой телеграммы.
Телеграмма генерального консула Великобритании в Бейруте Хейварда, направленная в Лондон и в Каир и переданная генералу де Голлю, в Браззавиль (Перевод английской миссии связи) Бейрут, 12 мая 1941
Сегодня утром я просил начальника политического отдела дать разъяснения по поводу сообщений, полученных мною из трех достоверных источников, в которых говорится, что под давлением итальянской комиссии по перемирию французские власти два дня тому назад отправили военные материалы, в том числе пулеметы, 75-миллиметровые орудия и снаряжение, в Телль-Кочек, откуда все это должно быть переправлено иракским мятежникам. Начальник политического отдела разрешил эту отправку и заявил, что будто бы это вооружение предназначено для усиления обороны французских границ, в случае если группы мятежников попытаются силой вступить в Сирию. Я не могу сказать, соответствует ли это действительности, но французские унтер-офицеры, наблюдавшие за отправкой вооружения, убеждены, что оно предназначено для Ирака.
Телеграмма генерального консула Великобритании в Бейруте Хейварда генералу де Голлю, в Браззавиль (Перевод английской миссии связи) Бейрут, 12 мая 1941
1. Сегодня утром я просил начальника политического информбюро дать объяснение относительно трех немецких самолетов. Вначале он утверждал, что ничего об этом не знает, но по моему настоянию позвонил Верховному комиссару, который подтвердил, что указанные самолеты приземлились в Алеппо (а не в Бейруте) без всякого предварительного уведомления, мотивируя это тем, что они якобы сбились с курса. Верховный комиссар сообщил, что в соответствии с полученными инструкциями он изолировал самолеты и их экипажи, пока устранялись неисправности, а затем потребовал от летчиков вылететь, чего они не сделали.
2. Генеральный консул Соединенных Штатов до этого информировал меня, ссылаясь на информацию, полученную от адмирала Леги, что одно высокопоставленное лицо из Виши сообщило ему о следующих инструкциях, якобы данных Верховному комиссару:
а) если немецкие самолеты будут производить полеты над Сирией, огня по ним не открывать;
б) если они приземлятся, задерживать их и запрашивать указания;
в) если английские самолеты будут совершать полеты над Сирией, открывать по ним огонь и стараться сбить.
В ответ на мой запрос Конти заявил:
а) что это соответствует действительности;
б) что согласно приказам, полученным Верховным комиссаром, разрешаются только вынужденные посадки самолетов; в этом случае следует потребовать, чтобы был произведен минимально необходимым ремонт, а затем приказать летчику покинуть по кратчайшему маршруту пределы страны;
в) что касается английских самолетов, то при полете над Сирией они, по-видимому, будут атакованы только в случае их приближения к сирийским аэродромам. Конти просил меня разъяснить вам этот вопрос, учитывая, что французы не хотели бы столкновений с английской авиацией. Я обратил его внимание на то, что если немецкая авиация по ошибке или по другой причине будет систематически пользоваться сирийскими аэродромами, это может вызвать ответные мероприятия английских военно-воздушных сил.
3. Сегодня рано утром около десяти самолетов пролетело над Алеппо в восточном направлении с интервалом в несколько минут. Один из этих самолетов, пролетавший очень низко, имел, вне всякого сомнения, опознавательные знаки Ирака; принадлежность других установить не удалось. В ответ на мой запрос начальник политического отдела заявил, что, по его мнению, все самолеты были французскими. Он добавил, что в Сирии имеется около ста французских самолетов, которые периодически совершают тренировочные полеты. Это, по всей вероятности, соответствует действительности. Однако оживленная воздушная деятельность в таком масштабе представляет собой крайне необычайное явление.
Телеграмма английского консула в Дамаске Гарденера, направленная в Лондон и Каир и переданная генералу де Голлю, в Браззавиль (Перевод английской миссии связи) Дамаск, 12 мая 1941
Верховный комиссар не отрицает, что самолеты держав оси приземлились в Дамаске. Представитель Франции фактически признал это. Верховный комиссар сообщил, что из трех самолетов, приземлившихся в Алеппо, два были иракские, а третий — французский. Он заявил, что инструкции, которыми он руководствуется, в настоящее время не предусматривают оккупации Сирии германскими войсками, но если приказания такого порядка им будут получены, он подчинится.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Браззавиль Каир, 13 мая 1941
I. Генерал Денц заявил недавно английскому генеральному консулу, что будет противодействовать агрессии со стороны Германии. Может быть, он вполне искренен. Однако он, несомненно, подчинится приказам Виши не оказывать сопротивления и, вероятно, отведет свои войска в Ливан, где, кажется, готовит нечто подобное укрепленному району.
2. Численный состав армии, находящейся в странах Леванта, приблизительно достигает 45 тысяч человек; одна треть ее состоит из местных уроженцев. Вооружение и материальная часть этих войск заменены не были.
3. Эти войска дислоцированы следующим образом: одна треть — на южной границе, одна четверть — на северной границе, остальные войска, разбитые на две основные группы, размещены в Бейруте и Дамаске.
4. Итальянская комиссия весьма внимательно следит за выполнением оборонительных работ на южной границе. Она также занимается автотранспортными средствами. Она, наконец, распорядилась лимитировать горючее как для гражданских целей, так и для нужд армии и флота. Политическая активность итальянской комиссии незначительна, в то время как немецкая комиссия широко развернула таковую.
Телеграмма английского генерального консула в Браззавиле Парра, направленная министерству иностранных дел Великобритании и переданная генералу де Голлю (Перевод) Браззавиль, 13 мая 1941
Сегодня утром генерал де Голль ознакомился с вашими телеграммами. Он сообщил мне, что, по его мнению, чем больше мы будем помогать Виши, тем больше Виши будет сотрудничать с немцами и итальянцами. Спустя двое суток после отправки нами в Сирию боеприпасов и продовольствия немецкие войска высадились в Дамаске. Мы пытались воздействовать на Вейгана и намеревались поднять Северную Африку, однако это было покушением с негодными средствами, дополнительным доказательством чего служит доклад офицера, направленного самим де Голлем для связи в Северную Африку, датированный 6 мая. Как указывается в докладе, Вейган заявил этому офицеру:
«Две трети Франции оккупированы бошами, а одна треть, что еще хуже, военно-морским ведомством. Я не могу ничего поделать. Дарлан установил за мной постоянную слежку, и я не имею возможности порвать с Виши».
Далее генерал де Голль подчеркнул необходимость для правительства Его Величества признать тот факт, что приспособленческая политика не приносит никакой выгоды. Он прочел мне в связи с этим циркуляры Виши, требующие создания благоприятных условий для деятельности немецких миссий. Виши направило эти циркуляры своим главным представителям в Западной и Северной Африке.
Всякое проявление вежливости и терпимости, всякая уступка и льгота вишистам ослабляют «Свободную Францию», порождают растерянность и уныние среди общественного мнения Франции и Французской империи и способствуют укреплению врага. Генерал де Голль привел в качестве примера наше поведение во время ареста Эгаля в Шанхае и его сторонников в Сирии. Де Голль вынужден был давать по этому поводу объяснения свободным французам. Теперь ему придется давать объяснения в отношении бездействия в Сирии и Французском Сомали.
Говоря о телеграммах, с которыми я его ознакомил, генерал де Голль заметил, что политика Соединенных Штатов, так же как и наша политика по отношению к Виши, порочна тем, что мы имеем дело с людьми, которые совершают предательство по отношению к своей стране, а мы не замечаем этого.
Движение «Свободной Франции» погибнет, если французский народ вынужден будет прийти к выводу, что мы уважаем правительство Виши и готовы помочь ему в ущерб сражающимся французам. В этом случае французский народ примирится с победой немцев. Мы должны понять и учесть тот факт, что значение «Свободной Франции» — не столько в ее материальном вкладе в совместную борьбу союзников, сколько в ее моральном положении, в воплощении Франции, верной своему долгу, Франции, для которой Германия является врагом. Если вместо того, чтобы помогать «Свободной Франции», мы будем постоянно ослаблять ее позиции, действуя на руку противнику, мы потеряем доверие Франции, независимо от того, каков будет исход войны. Сам генерал де Голль не сможет бесконечно нести на своих плечах груз, который мы все время возлагаем на него своим непониманием положения Франции.
Телеграмма Идена генералу де Голлю, в Браззавиль (Перевод) Лондон, 14 мая 1941
Плевен, которого я только что видел, направит вам телеграмму с подробным изложением нашей позиции и нашей политики в отношении Джибути и Сирии. Несомненно, из-за трудности связи создалось впечатление — о чем я весьма сожалею, — что в отношении обоих этих районов мы проводили неблагожелательную политику. Но это — ложное впечатление, и вы можете быть уверены, что наша политика будет положительной в той мере, в какой это позволят наши военные возможности. Учитывая содержание телеграммы, направленной вам генералом Спирсом 14 мая, я очень надеюсь, что вы сможете оставить генерала Катру в Палестине для обсуждения всех вопросов, связанных с обстановкой, могущей там возникнуть. События могут потребовать неотложного решения.
Телеграмма главы английской миссии связи генерала Спирса генералу де Голлю, в Браззавиль (Перевод) Каир, 14 мая 1941
Во время встречи, состоявшейся сегодня между главнокомандующим на Среднем Востоке и генералом Катру и имевшей большое положительное значение, были урегулированы следующие вопросы:
1. Сирия: генерал Катру информирует французов по иерусалимскому радио о том, что немцы внедряются в Сирию. Характер его последующих выступлений будет зависеть от обстоятельств.
2. Катру подготовит листовки, которые должны быть сброшены над Сирией в ночь на четверг и на пятницу.
3. Части «Свободной Франции», находящиеся в настоящее время в Хастине (Палестина), останутся там. Близость железной дороги позволяет срочно перебросить их на границу. Во всяком случае это единственно возможный транспорт.
4. Если пропаганда встретит положительный отклик, главнокомандующий окажет войскам «Свободной Франции» всю возможную помощь в зависимости от сложившейся обстановки.
5. Джибути:
а) блокада сохраняется;
б) Броссэ будет выполнять функции советника при генерале Каннингэме.
6. Генерал Катру направится, так же как и я, 15 мая в Палестину.
Телеграмма Уинстона Черчилля генералу де Голлю, в Браззавиль (Перевод) Лондон, 14 мая 1941
Вопрос о Джибути обсуждался на заседании комитета обороны, состоявшемся сегодня во второй половине дня. Мы приняли на нем решение:
1. Сохранить полную блокаду Джибути.
2. Просить вас не отзывать генерала Катру из Палестины. Быть может, он уже приступил там к действиям?
3. От всего сердца просить вас приехать в Каир, если только вы сочтете это совместимым с безопасностью территорий «Свободной Франции».
Телеграмма Рене Плевена генералу де Голлю, в Браззавиль Лондон, 14 мая 1941
I. Ваше послание было получено нашей делегацией за несколько часов до того, как я встретился с Иденом, который вызвал меня для обсуждения различных текущих дел.
Поэтому Иден первым был извещен о решениях, которые вы предложили мне довести до сведения английского правительства.
2. Это позволило мне очень подробно объяснить Идену развитие событий, которые привели вас к необходимости принять решения, о которых говорится в вашей телеграмме, и прежде всего сделать выводы, что английское правительство взяло курс на проведение политики, неблагоприятной для наших интересов в Джибути и Сирии.
3. Иден с большой убежденностью, в искренности которой я не сомневаюсь, заявил, что ваше впечатление, несомненно, объясняется отсутствием необходимой связи.
4. Что касается Джибути, то несколько дней тому назад в связи с упорным сопротивлением итальянцев в Абиссинии военная обстановка как будто вызвала настоятельную необходимость попытаться в кратчайший срок обеспечить возможность эксплуатации аддис-абебской железной дороги. Теперь же окончательный крах итальянской обороны позволит пересмотреть эту позицию.
Иден сообщил мне, что сегодня во второй половине дня состоится заседание комитета обороны, где он поддержит точку зрения о необходимости сохранения блокады Джибути и что премьер-министр намеревается сделать то же самое.
Решение комитета обороны сразу же по окончании заседания будет сообщено мне для передачи вам.
5. Сирийский вопрос: необходимость начать действия в Ираке вынудила англичан направить туда войска, которые предназначались для ведения совместных с нами действий в Сирии.
Правительство Великобритании дало распоряжение главнокомандующему на Среднем Востоке обеспечить транспортными средствами войска «Свободной Франции» для их переброски на границу и оказывать им всю возможную помощь, в частности в отношении авиации, как только генерал Катру и генерал Лежантийом решат, что настало время выступить.
Вы уже, вероятно, получили телеграмму генерала Спирса, в которой он подтверждает изложенное выше и сообщает, что генерал Катру завтра будет выступать по иерусалимскому радио на Сирию.
Будут распространены листовки, и в зависимости от позиции, которую займут войска и население, генерал Катру сможет решить, не пора ли выступить.
По последним сведениям, над Сирией недавно пролетели 17 немецких самолетов. Иными словами, начало проникновения немцев в страну характеризуется обычными методами.
С огромной убежденностью Иден заявил, что англичане никогда столь горячо не желали, чтобы наше движение росло и ширилось и что отношение Виши и Дарлана к немецкому проникновению в Сирию ему представляется вполне ясным.
Ему кажется, что было бы очень печально, если в тот момент, когда приближается время решительного удара, Катру не будет на месте, чтобы поддержать своим престижем действия войск в Сирии.
Поэтому он выразил пожелание, чтобы теперь, когда факты, на которых вы основывались, полностью выяснены, вы пересмотрели бы свое решение.
6. Здесь нам кажется, что сведения, которые получены вами из Каира, совершенно недостаточны, в то время как английское правительство считает информацию, направленную вам оттуда, исчерпывающей.
7. Я лично не скрыл от Идена своего удивления по поводу телеграммы Спирса, который советовал вам не ездить в Каир в тот момент, когда нужно было принять важные решения.
Мне показалось, что он разделяет мое удивление, и для меня не будет неожиданным, если премьер-министр сам направит вам телеграмму, советуя выехать в Каир.
Кроме того, Иден телеграфировал вам о предстоящей посылке мной телеграммы.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Браззавиль Каир, 14 мая 1941
Ваше послание, излагающее ваше намерение отозвать меня отсюда, прибыло в то время, когда:
Во-первых, в вопросе о Джибути Уэйвелл обещает, что блокада не будет снята, и заверяет меня, что никакие переговоры начаты не были, а Каннингэм ограничился тем, что попросил губернатора точно ответить на сделанные предложения. Уэйвелл согласен, чтобы Броссэ было поручено представлять при нем наши интересы во время предстоящего обсуждения.
Во-вторых, что касается Сирии, то немецкие самолеты, получившие доступ к сирийским аэродромам, используются для поддержки Ирака и подготавливают оккупацию стран Леванта, относительно которой Денц недавно заявил, что он этому не будет противодействовать, если таков будет приказ его правительства.
Англичане еще не приняли окончательных решений о том, как они будут реагировать на это в военном и дипломатическом плане.
Возможно, что их авиация будет пущена в ход, но, по-видимому, ввод их войск в Сирию исключен ввиду того, что английские части заняты на других фронтах.
Армия, находящаяся в Леванте, никак не реагирует на прибытие немцев в Сирию.
Я обращаюсь сегодня в листовках и по радио с призывом к армии, доказывая, что подобное пособничество врагу является позорным, и призывая войска взяться за оружие; я предупреждаю их, что если они изберут этот последний путь, то я с моими частями нахожусь у границ Сирии для их поддержки.
Я избрал такую тактику с согласия англичан.
В-третьих, я информировал вас относительно моих действий и жду их результата, чтобы окончательно принять решение.
Во всяком случае было бы несвоевременным выполнить распоряжение, содержащееся в вашем послании, и уведомить англичан о том, что я отозван.
Прошу вас поэтому отсрочить отъезд Палевского.
Приказ генерала де Голля по территориям Свободной Французской Африки Браззавиль, 15 мая 1941
Проведенное мною инспектирование территории Свободной Французской Африки показало, каких успехов мы там добились. Территории Свободной Французской Африки находятся на подъеме в военном, экономическом и моральном отношении.
Это тем более необходимо, что в Африке идет война. Наши территории играют в ней все возрастающую роль благодаря своему вкладу в общие усилия союзников и своему стратегическому положению. Эта роль требует от Свободной Французской Африки активности, самоотверженности и дисциплины. В борьбе, охватившей весь мир, все это имеет огромное значение.
Мы уже кое-что сделали, но нам предстоит сделать значительно больше. Согласно намеченному мной плану некоторые необходимые мероприятия уже осуществляются, о проведении других недавно были приняты решения, наконец, остальные будут проводиться в жизнь постепенно. Однако, чтобы добиться максимально возможного результата, к чему мы все стремимся, необходимо выполнить три основных условия.
Необходимо прежде всего, чтобы повсюду строго соблюдалось единоначалие. Командиры и начальники несут возложенную на них ответственность. Им следует повиноваться. Обязанность высших инстанций поддерживать их. Я сам помогу им в этом, невзирая на лица.
Необходимо затем положить конец всяким раздорам и подозрениям, которые могут лишь ослабить нас. Все французы, участвующие в осуществлении священной миссии, лежащей на «Свободной Франции», то есть в войне в защиту империи и за освобождение страны, являются людьми, достойными уважения, и добрыми соратниками. В нашем деле не принимаются во внимание политические, религиозные и социальные убеждения.
Право оценки личных заслуг в государственном масштабе и служебных достоинств каждого принадлежит руководителям, и только им одним. Я требую от них сурово пресекать все, что может посеять разногласия.
Необходимо, наконец, развивать инициативу сверху донизу. Это не исключает дисциплины, а, наоборот, укрепляет ее. В настоящее время наши средства ограничены. Мы должны максимально использовать все возможности. Критерий оценки личных достоинств каждого только один: его дела.
Мы представляем сейчас внушительную силу. Первый этап пройден. Вперед, ко второму этапу! У Франции есть защитники.
Телеграмма генерала де Голля Уинстону Черчиллю, в Лондон (на английском яз.) Браззавиль, 15 мая 1941
1. Благодарю вас.
2. Катру остается в Палестине.
3. Вскоре я направляюсь в Каир.
4. Вы выиграете войну.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции» в Лондоне Браззавиль, 16 мая 1941
В связи с благоприятным изменением позиции наших английских союзников в отношении Сирии и Джибути я решил пока не отзывать генерала Катру. Вскоре я направляюсь в Каир.
События требуют от нас больших усилий в Сирии. Основой этих усилий является пропаганда. Необходимо поэтому сосредоточить в этом направлении деятельность нашего радио. Кроме того, Би-Би-Си также должно включиться в эту работу, но в возможно менее широких масштабах и только согласно нашим указаниям.
Вот основное содержание нашей пропаганды, которая должна быть очень активной.
В Левант прибывают немцы. Франция стала жертвой предательств в Леванте, как и во время июньского перемирия; ее предали те же люди. Настоящий солдат не подчиняется предателям.
Отдадут ли офицеры и солдаты, находящиеся в Леванте, врагу территорию, которую им вверила Франция? Ведь они тогда окончательно потеряют воинскую честь, не сделав за всю войну ни одного выстрела по немцам. К оружию! Стреляйте в бошей!
Выступления для Джибути должны быть следующие: долг воина — сражаться. «Свободная Франция» — это борьба, честь и победа.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции», в Лондон Браззавиль, 16 мая 1941
Наши союзники полагались на Петена и Денца и до прошлой недели продолжали снабжать Сирию, несмотря на мои предупреждения. Что касается Джибути, то они продолжали вести переговоры, от которых мы были отстранены. Наконец, они просили меня не ездить в Каир. Английское командование в Каире систематически задерживало отправку боевой техники на палестинский театр военных действий. Оно не предоставило никаких транспортных средств Лежантийому, что почти полностью парализовало его.
Перебои в поддержании связи между Каиром и Браззавилем не имеют никакого отношения к позиции, которую я вынужден был занять и которая произвела нужный эффект. Я говорю об этом, чтобы внести полную ясность в данный вопрос.
Во всяком случае, к настоящему времени англичане заняли более твердую позицию.
Возможно, что в ближайшем будущем Катру представится случай начать действия согласно моим инструкциям, несмотря на то, что войска, находящиеся в его распоряжении, испытывают во многом недостаток. Я прошу Плевена, адмирала Мюзелье, профессора Кассеиа, д’Аржанлье, Дежана направить ему ободряющую телеграмму…
В связи с соглашением между Гитлером и Дарланом не исключена возможность потери Египта и вступления немцев во Французскую Северную и Западную Африку. В этом случае территории Свободной Французской Африки будут иметь решающее значение в войне на этом континенте. Поэтому мы должны безотлагательно направить основное усилие на укрепление наш их территорий в Африке.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции», в Лондон Браззавиль, 17 мая 1941
Прошу направить всем правительствам, аккредитованным в Лондоне, через их представителей следующее сообщение:
«В связи с „соглашениями“, заключенными между „правительством“ Виши и гитлеровской Германией, и предвидя возможные последствия этих соглашений для интересов Франции и отношения к ней других государств, генерал де Голль и Совет обороны Французской империи считают необходимым довести до сведения правительства… следующие замечания:
1. „Правительство“ Виши, заключив перемирие, поставило себя в такое положение, которое лишает его всякой независимости по отношению к оккупантам.
2. Это самое „правительство“ взяло власть и в корне изменило институты Франции, полностью игнорируя мнение французского народа и лишив его представителей возможности высказать свою точку зрения в условиях элементарной свободы и человеческого достоинства.
3. Узурпировав власть, „правительство“ Виши осуществляет ее без какого бы то ни было контроля со стороны французской нации, которая лишена всякой возможности высказать свое мнение, поскольку две трети страны оккупированы врагом, а одна треть, находящаяся под его контролем, поставлена в условия такого режима, который вынуждает людей к полному молчанию.
4. В соответствии с так называемыми „конституционными“ текстами, произвольно заменившими конституцию Франции, власть „правительства“ Виши полностью сосредоточена в руках восьмидесятипятилетнего старца, о котором уже несколько лет известно, что возраст ослабил его умственные способности.
5. Из этих фактов следует, что „правительство“ Виши не в состоянии выполнять функции верховной власти Франции и что оно не имеет на это права. В частности, меры, которые оно принимает в „сотрудничестве“ с захватчиком, не являются ни свободными, ни законными, а поэтому их нельзя рассматривать как меры, налагающие обязательства на французский народ.
6. Повсюду, где французские граждане имеют возможность высказать свои подлинные чувства, они в подавляющем большинстве выражают желание, чтобы Франция продолжала войну оставшимися в ее распоряжении средствами. Таково положение на всех территориях Французской империи, которые удалось освободить из-под власти Виши, и во всех зарубежных странах, несмотря на применение со стороны Виши, по приказу захватчика, строгих санкций к тем, кто продолжает борьбу.
Все сведения, собранные на территории Франции, показывают, что французы, каждый в отдельности, в подавляющем большинстве разделяют эти чувства.
7. Являясь выразителем истинных чувств своих сограждан и обеспечивая в полную меру своих возможностей выполнение договоров и обязательств, подписанных Францией до 18 июня 1940, генерал де Голль и Совет обороны Французской империи, власть которых добровольно признана всеми французскими территориями, уже освобожденными из-под контроля врага, заявляют:
а) что Франция не может и не должна считаться ответственной за акты, совершенные якобы от ее имени правителями, узурпировавшими власть и поставившими себя в зависимость от врага, использовав военное пораженце французской армии, сражавшейся за общее благо свободных народов;
б) что французская нация продолжает участвовать в войне всеми своими военными силами и территориями, которые не находятся под контролем врага, и должна, следовательно, рассматриваться всеми государствами как воюющая страна, а теми государствами, которые борются с общим врагом, — как союзник;
в) что французская нация не признаёт в настоящем и не признает в будущем никакого посягательства на какие-либо свои права со стороны любого государства мира, под предлогом и воспользовавшись положением, в которое Франция поставлена врагом и зависящими от него узурпаторами, претендующими на право управлять ею».
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Браззавиль Каир, 19 мая 1041
В результате моего призыва и действий английской авиации создалась достаточно благоприятная обстановка, позволяющая мне принять решение двинуться на Дамаск.
Я только что добился, конечно, не без трудностей, чтобы наши части были в ближайшее время переброшены под Деръа, и надеюсь, что через несколько дней я смогу перейти к действиям. Предварительно я обращусь к армии и населению с новым призывом, в котором провозглашу окончание мандата и начало независимости.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Браззавиль Иерусалим, 21 мая 1941
Точные сведения, полученные на границе от одного моего собеседника, показывают в противоположность ранее имевшимся данным, что:
1. Отвод войск Сирии в Ливан не был произведен.
2. Напротив, части, находящиеся в Сирии, осуществляя план обороны, заняли позиции на главной линии сопротивления и перед ней.
3. Солдаты и офицеры подчиняются приказу, требующему оказать сопротивление.
Принимая во внимание эту точно воспроизведенную картину обстановки, не может быть и речи не только о том, чтобы направить на Дамаск один батальон мотопехоты, но даже о том, чтобы провести наступление силами одной лишь дивизии Лежантийома, испытывающей большой недостаток в артиллерии. Необходимо усилить войска, участвующие в этой операции, за счет поддержки англичан. Мой собеседник считает, что он больше не может, не подвергаясь опасности, оставаться в инертной и враждебной среде. Он намеревается перейти утром 22 мая в Трансиорданию с 8 или 10 черкесскими эскадронами и рассчитывает привести с собой некоторые другие подразделения. Я переговорю с вами в Каире относительно нового плана. Но уже сейчас вы должны принять во внимание, что попытка привлечь на нашу сторону армию одним психологическим ударом провалилась.
Телеграмма верховного комиссара Свободной Французской Африки генерала де Лармина генералу де Голлю, в Каир Браззавиль, 24 мая 1941
Наши предположения о благоприятной реакции Французской Западной Африки становятся более определенными. Понтон установил связь с полковником Мюло, командующим войсками Берега Слоновой Кости, и добился тайной встречи с губернатором Того. Я даю указания немедленно начать энергичные действия. Считаю, что мы должны быть инициаторами выступления во Французской Западной Африке, используя опыт Сирии и руководствуясь лозунгом: опередить своими действиями Германию. Если сведения подтвердятся, я в понедельник направляюсь в Лагос, а по вторник — в Аккру.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции» в Лондоне Каир, 31 мая 1941
После многих не зависящих от нас проволочек и колебаний время начать действия в Сирии приближается. До тех пор я намереваюсь остаться в Каире, затем, если все будет в порядке, поеду на некоторое время в Сирию. В противном случае я возвращусь в Браззавиль и, возможно, в Лондон.
Наша политическая позиция в Сирии будет следующая: мы провозгласим независимость, но не заявим о безоговорочной отмене мандата. Прежде всего, это было бы неправильно с юридической точки зрения и вызвало бы недовольство тех, кто строго придерживается решений Лиги Наций. Кроме того, необходим переходный период для передачи полномочий. Наконец, территория Сирии находится в зоне военных действий, поэтому нельзя в разгар войны нарушать существующий там порядок правления. Мы только заявим, что пришли, чтобы покончить с режимом мандата и заключить договор, гарантирующий независимость и суверенитет страны.
Наша позиция в военных вопросах будет следующая: мы преобразуем французские, сирийские и ливанские сухопутные, военно-морские и военно-воздушные силы, находящиеся в странах Леванта, и я передам эти силы в распоряжение английского главнокомандующего всеми вооруженными силами на Среднем Востоке.
Что касается Джибути, то англичане наконец поняли, что надо покончить с прежней политикой и восстановить полную блокаду. Переговоры прекращены. Палевский является моим представителем в Хараре по всем этим вопросам. Посыльные суда «Саворньян де Бразза» и «Дюбок» находятся в Красном море, чтобы принимать участие в блокаде.
Я встретился здесь с сыном президента Соединенных Штатов. Он продемонстрировал полную осведомленность и выразил мне свою симпатию.
Я ему много рассказывал об общем руководстве войной.
Он ответил, что обязательно поговорит об этом с отцом.
С точки зрения общего положения основной центр интересов постепенно перемещается в Вашингтон. Абсолютно необходимо, чтобы там начали считаться с тем, что мы существуем, Я возлагаю большие надежды в этом отношении на поездку Плевена, с которой надо поторопиться.
Письмо генерала де Голля английскому послу в Каире сэру Майлсу Лэмпсону Каир, 3 июня 1941
Господин посол!
Я буду весьма признателен, если вы распорядитесь отпечатать приложенный к письму текст обращения генерала Катру к населению Сирии и Ливана. Я хотел бы, чтобы текст перевода этого документа на арабский язык, до того как он будет сдан в печать, был сообщен капитану Лесерфу, состоящему в штабе генерала Катру. Что касается заявления английского правительства, то я считаю необходимым повторить, что, не возражая против его опубликования, мы не считаем его необходимым в том, что касается обещания независимости, которое я поручил генералу Катру сделать от моего имени одновременно с заявлением о том, что режим мандата будет заменен договором между государствами Леванта и «Свободной Францией».
Обстоятельства войны могут вызвать в этом и в других вопросах те или иные трудности во взаимоотношениях между представителями Франции, с одной стороны, и населением Сирии и Ливана — с другой.
Подумать об этих трудностях нас заставляют, в частности, недавние события в Ираке. Если эти трудности возникнут, мы, конечно, не будем считать, что заявления, данные английским правительством, могут сделать его ответственным за разрешение этих трудностей. Мы считаем, что урегулирование любых политических вопросов в Сирии и Ливане входит в компетенцию представителя Франции совместно с представителями населения этих стран. К этому добавлю, что я оставляю за собой право послать это сообщение в секретариат Лиги Наций.
Примите, господин посол, уверения в моем высоком уважении.
Телеграмма генерала де Голля Идену, в Лондон Каир, 4 июня 1941
Представляется вполне вероятным, что соглашение, недавно заключенное между Германией и Виши, содержит, в частности, обязательства Виши овладеть присоединившимися ко мне французскими колониями в Африке.
Эта операция, если бы ее удалось осуществить, полностью нарушила бы прямые коммуникации между английскими колониями в Западной Африке и Востоком, позволила бы немцам вновь овладеть Камеруном и выйти к берегам реки Конго, а в дальнейшем открыла бы перед ними широкие возможности одновременно для наступления от истоков Нила до его устья и ликвидации английских баз в Нигерии, на Золотом Берегу, в Сьерра-Леоне и Гамбии.
Следует полагать, что в целях порабощения Свободной Французской Африки немцы поставляют в настоящее время вишистам в Северную и Западную Африку средства, которые были отобраны у Виши после перемирия, в частности танки и самолеты. Известно, что вишистские власти в Северной и Западной Африке уже почти добились согласия Соединенных Штатов снабжать их горючим и, быть может, даже оружием, создавая иллюзию возможности их выступления против Германии, что я никогда не переставал считать обманом.
Насколько мне известно, эта иллюзия, по крайней мере у американцев, еще полностью не рассеялась.
Я и Совет обороны Французской империи несем ответственность за оборону французских территорий в Африке, признавших нашу власть. Тем не менее мне необходимо знать:
1. Какова будет позиция правительства Великобритании в случае нападения Виши на территорию Свободной Французской Африки?
2. В случае если английское правительство решит оказать помощь своими вооруженными силами обороне территории Свободной Французской Африки против нападения Виши, какие наземные, военно-морские и военно-воздушные силы Великобритании смогли бы участвовать в военных действиях, в какие сроки и на каких условиях?
3. Какие виды снабжения, в частности горючее, транспортные средства и т. п., прибыли, прибывают или прибудут из Соединенных Штатов или других стран во Французскую Северную Африку и Французскую Западную Африку, которые находятся под властью Виши?
Я был бы очень признателен вашему превосходительству за скорейший ответ по всем этим пунктам.
Телеграмма Уинстона Черчилля генералу де Голлю, в Каир (Перевод) Лондон, 6 июня 1941
Хочу передать вам свои наилучшие пожелания в связи с успехом нашего общего предприятия в Леванте. Надеюсь, вы с удовлетворением отмечаете, что было сделано все возможное для помощи вооруженным силам «Свободной Франции».
Вы, несомненно, согласитесь со мной, что эти действия, да и вся наша будущая политика на Среднем Востоке, должны проводиться в духе взаимного доверия и сотрудничества. Наша политика по отношению к арабам должна основываться на одних и тех же началах. Насколько вам известно, мы, англичане, не стремимся добиться каких-либо особых преимуществ во Французской империи и не имеем ни малейшего намерения использовать в своих интересах трагическое положение Франции.
Поэтому я одобрительно отнесся к вашему решению обещать независимость Сирии и Ливану и, как вам известно, считаю существенным подкрепить это обещание всем авторитетом нашей гарантии.
Я согласен с вами, что ради урегулирования сирийского вопроса мы не должны ставить под угрозу стабильность положения на Среднем Востоке. Но с этой оговоркой мы оба должны сделать все возможное для удовлетворения чаяний и стремлений арабов. Я уверен, что вы учтете важность этого вопроса.
Мы всеми мыслями с вами и солдатами «Свободной Франции». В этот час, когда Виши вновь опускается в пучину позора, преданность и мужество свободных французов спасают славу Франции.
Телеграмма генерала де Голля Уинстону Черчиллю, в Лондон Каир, 7 июня 1941
Только что получил ваше послание от 6 июня. Я полностью согласен с вами, что наша общая политика в арабском и во всех других вопросах должна основываться на взаимном доверии. Глубоко благодарен вам за то, что вы думаете о моих войсках. Что бы ни случилось, свободные французы, как верные и стойкие союзники, полны решимости сражаться и победить вместе с вами.
Письмо генерала де Голля бывшему премьер-министру Сирии Джемилю Мардам бею Каир, 8 июня 1941
Дорогой премьер-министр!
Вступая в Сирию с вооруженными силами «Свободной Франции», генерал Катру обратится с воззванием к населению.
Это воззвание, одобренное мной и по духу и по содержанию, будет сделано от моего имени и от имени «Свободной Франции», то есть от имени самой Франции.
Признавая за народами Леванта суверенитет и независимость, гарантированные договором, оно принесет патриотам, одним из которых вы являетесь, удовлетворение их самых сокровенных чаяний.
Таким образом, будет закреплен успех дела, которому вы так горячо и благородно посвятили свои силы.
Я счастлив сообщить вам об этом и выражаю надежду, что это важное событие явится для вас серьезным поощрением в деле сотрудничества со «Свободной Францией» и ее представителем, генералом Катру.
Примите, дорогой премьер-министр, уверения в моем глубоком уважении.
Телеграмма министра иностранных дел Великобритании Идена генералу де Голлю, в Каир (Перевод) Лондон, 9 июня 1941
I. Положение в Виши еще неясно, но никакого решения пока не принято. Вейган свой отъезд отложил. Его взгляды на войну против деголлевцев в Африке коренным образом расходятся со взглядами Дарлана. Вейган информировал правительство, что, с одной стороны, силы, находящиеся в его распоряжении, слишком слабы для осуществления этою плана, а с другой такая война может вызвать серьезные волнения во всех частях Французской Африки и приведет к вмешательству Соединенных Штатов, чего Вейган стремится избежать любой ценой. К тому же он отказался обратиться за военной помощью к немцам, так как это ускорило бы американское вмешательство. Вейган считает, что, поскольку донесения Денца об обстановке и настроениях среди военнослужащих и чиновников носят все более пессимистический характер, Сирию невозможно оборонять и ею придется пожертвовать.
II. До сих пор большинство членов правительства соглашалось с Вейганом, несмотря на усилия Дарлана, которого поддерживают губернаторы колоний, настроенные против де Голля. Дарлан дал твердые обязательства Германии в вопросе о войне против деголлевцев и продолжает отстаивать свою точку зрения, доказывая членам правительства, что его флот может начать военные действия против деголлевцев и что Гитлер будет ему содействовать в деле отправки вооружения в Северную Африку, с тем чтобы спровоцировать вооруженную борьбу против де Голля.
III. В ожидании переброски оружия в Африку Дарлан проводит чистку Марселя, Ниццы, Тулона и т. д… подвергая арестам и высылке сотни евреев и лиц, обвиняемых в проанглийских настроениях и в симпатиях к де Голлю. Дарлан, по-видимому, будет добиваться новой встречи с немцами, чтобы сообщить им о трудностях, создаваемых Вейганом, и попросить дополнительной помощи. Точка зрения Вейгана по сирийскому вопросу была одобрена, а на Денца возложена обязанность принять меры к «спасению чести». В настоящее время Виши не намерено сражаться за Сирию.
Телеграмма Идена генералу де Голлю, в Каир (Перевод) Лондон, 9 июня 1941
I. Мы внимательно обсудили возможность нападения на Свободную Французскую Африку. По нашей просьбе правительство Соединенных Штатов дало недавно указание Мерфи заявить Вейгану, что Соединенные Штаты окажут помощь Северной Африке при условии, что Вейган не будет атаковать свободные французские вооруженные силы в Центральной и Западной Африке и не помешает, таким образом, помощи, которую правительство Соединенных Штатов может оказать правительству Его Величества. В ответ на это Вейган заявил Мерфи, что сезон дождей и другие обстоятельства сделали бы невозможным наступление на территории свободных французов до 1 сентября, что он вообще не имеет ни намерения, ни желания наступать на эти территории и что если бы он даже отдал приказ об этом, то большая часть его офицеров не выполнила бы такой приказ.
II. От Буассона получено подтверждение, что наступление было бы невозможно до осени в связи с климатическими условиями и отчасти вследствие недостатка горючего.
III. Нами получены совершенно секретные сообщения, согласно которым на происходящих в настоящее время в Виши совещаниях якобы изучается вопрос о представлении немцам военно-морских и военно-воздушных баз в Северной Африке. По всей вероятности, Вейган согласится с Петеном, который решил уступить нажиму немцев. В связи с этим мы выразили правительству Соединенных Штатов надежду, что в этих условиях не может быть и речи о том, чтобы приступить к реализации их плана снабжения Северной Африки. По нашим сведениям, никаких поставок до сих пор ни в Северную, ни в Западную Африку не прибывало.
IV. Вопросы 1 и 2 параграфа V вашей телеграммы от 4 июня изучаются начальниками Генерального штаба.
Телеграмма английского посла в Каире сэра Майлса Лэмпсона Идену, в Лондон, переданная генералу де Голлю, в Иерусалим (Перевод) Каир, 10 июня 1941
Министр иностранных дел Югославии сообщает мне что он получил телеграмму от посла Югославии в Париже Пурича, говорящую о том, что немцы просили у Виши предоставить им право свободно распоряжаться портами Сирии и Туниса и требовали, чтобы Виши начало войну против «Свободной Франции». Пурич добавляет, что правительство Виши пошло на уступки в вопросе о Сирии, чтобы спасти Африку. В связи с решением правительства о Тунисе Вейган подал в отставку, однако она еще не принята. По климатическим условиям кампания против «Свободной Франции» отложена на осень. Пурич доносит, что Дарлан ведет себя как союзник Германии.
Заявление генерала де Голля, переданное представителям печати и радио свободных стран Каир, 10 июня 1941
«Свободная Франция» ведет войну. Однако с согласия правительства Виши немцы начали обосновываться в Леванте. С военной точки зрения это представляет огромную опасность. В политическом же отношении это означает выдачу на произвол тирана народов, которые мы обязались привести к независимости. В моральном отношении это означает для Франции потерю остатков своего престижа на Востоке.
Вот почему мы вступили в Сирию и Ливан совместно с нашими английскими союзниками. К несчастью, действительно верно, что наше продвижение может встретить сопротивление со стороны наших же товарищей по оружию, служащих в войсках Леванта. Некоторые из них, плохо разбираясь в событиях, считают долгом, хоть и с тяжелым сердцем, выступить с оружием против нас. Против этих людей мы никогда первыми не откроем огонь. Но если по их вине произойдут столкновения, мы выполним свой долг.
Зато сколько других только что присоединилось к нам! Я могу сообщить, что в рядах свободных французских вооруженных сил на Востоке в настоящее время служат 63 офицера, прибывшие из Сирии, несмотря на наказания, угрозы и репрессии. Правительство Виши отправило в Марсель или посадило в тюрьму более 200 других офицеров.
Франция не хочет, чтобы победила Германия. Франция жаждет освобождения. Мы выполним волю Франции.
Телеграмма министра иностранных дел Великобритании Идена генералу де Голлю (Перевод) Лондон, 11 июня 1941
I. Сообщаем вам нашу последнюю информацию. Вейган убедил Петена сотрудничать с немцами в Сирии в ограниченном масштабе и противодействовать любым попыткам наступления против Северной и Западной Африки. Горячо поддержали Вейгана в этом отношении Эстева и Буассон. Последний, в частности, решительно заявил, что не допустит перехода Дакара под контроль немцев.
И. 8 июня Вейган заявил Мерфи, что его личная точка зрения по вопросу о Северной Африке остается неизменной, что Виши продолжает свою политику защиты Северной Африки против всякого наступления, что лично он, Вейган, не намерен наступать на колонии «Свободной Франции» и что слухи о неизбежном наступлении на эти колонии не соответствуют действительности.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару в Браззавиле генералу де Лармина Иерусалим, 13 июня 1941
По достоверным сведениям, Виши весьма серьезно продолжает планировать наступление против нас в Свободной Французской Африке. Сообщают, что Вейган приводил многочисленные возражения, ссылаясь на нежелание офицеров участвовать в таком предприятии и на отказ многих из них повиноваться. Но Дарлан, кажется, принял твердое решение. Немцы, по-видимому, готовы поставлять Виши все необходимое для такого нападения, в частности самолеты и танки. Может быть, они даже сами примут участие в операции.
Мы должны быть готовыми отразить это нападение и даже использовать его для улучшения своего положения, особенно в Дагомее, Того и на Нигере. Но наступление против нас на суше, безусловно, будет сопровождаться мощными ударами военно-воздушных и военно-морских сил. Оно будет также поддержано усиленной пропагандой внутри колонии. Все это, возможно, будет проводиться в сочетании с военными действиями немецких и итальянских частей против северной части территории Чад.
Ваша система обороны должна основываться не только на сопротивлении укрепленных пунктов, но главным образом на маневренных действиях подвижных резервных групп, одни из которых должны подчиняться командующим войсками соответствующего района, а другие — находиться в вашем распоряжении. Камерун, Габон и даже Нижнее Конго могут быть втянуты в военные действия. Надеюсь, что вооружение, о котором вам сообщали, наконец, прибудет к месту назначения.
Что же касается собственно обороны укрепленных пунктов, то рекомендую вам не ограничиваться пределами их самих. Эти укрепления были бы сразу же уничтожены с воздуха. Поэтому оборона должна опираться на систему различных укреплений и, во всяком случае, должна включать оборону аэродромов.
Я запросил правительство Великобритании о том, какие английские сухопутные, военно-воздушные и военно-морские силы могут предположительно участвовать в наших операциях и на каких условиях. Иден ответил мне, что правительство Великобритании придает весьма большое значение этим действиям и что начальники Генерального штаба подготавливают в настоящее время исчерпывающий ответ на мой вопрос. Я, естественно, буду держать вас в курсе дела.
Телеграмма генерала де Голля представителю «Свободной Франции» в Вашингтоне Рене Плевену Иерусалим, 14 июня 1941
На основании достоверных сведений сейчас представляется вероятным, что Виши решило напасть на Свободную Французскую Африку при непосредственной поддержке немцев или без таковой. В настоящее время немцы готовы поставлять Виши необходимое вооружение, в частности самолеты и танки. Вейган, по-видимому, возражал против этого, но можно не сомневаться, что в конечном счете он подчинится Петену и Дарлану.
Я констатирую, что Соединенные Штаты проявляют растущий интерес к положению «Свободной Франции» в Африке.
По моему мнению, это объясняется главным образом их стремлением подготовить себе непосредственный доступ в Африку на случай вступления их в войну.
5 июня я передал посланнику Соединенных Штатов в Каире ноту для его правительства. В этой ноте я заявил, что мы готовы согласиться на создание американских воздушных баз на африканской территории, находящейся под нашей властью, и готовы оказать свое содействие всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами.
С другой стороны, консул США в Леопольдвиле посетил 9 июня Лармина и задал ему от имени своего правительства вопрос, считает ли он нападение на нас со стороны Виши или Германии или обоих вместе вероятным. Лармина ответил, что считает это вполне возможным и неизбежным. Тогда консул спросил, чем могли бы быть нам полезны Соединенные Штаты. Лармина представил ему список потребного нам вооружения, особенно средств ПВО, которые у нас почти полностью отсутствуют.
Я прошу продвинуть оба эти вопроса, получив согласие лорда Галифакса. Важность как практических последствий этих мероприятий для нашей обороны, так и общих последствий для наших взаимоотношений с Соединенными Штатами в целом вам, как и мне, должна быть совершенно ясна.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару в Браззавиле генералу де Лармина Иерусалим, 14 июня 1941
Я полностью одобряю ваш ответ на запрос американского консула в Леопольдвиле.
5 июня я передал посланнику Соединенных Штагов в Каире ноту, в которой подчеркивалась исключительная важность территорий Свободной Французской Африки с точки зрения ведения войны, а Соединенным Штатам предлагалось создать на этих территориях авиационные базы, если они сочтут это целесообразным. Я заверил правительство США в том, что если оно направит туда комиссию для изучения данного вопроса, то со стороны властей «Свободной Франции» этой комиссии будет оказано всяческое содействие.
Речь генерала де Голля, произнесенная в Каире 18 июня 1941 во Французском Национальном комитете Египта
17 июня 1940 в Бордо перестало существовать последнее законное правительство Франции. Среди всеобщей паники клика пораженцев и предателей захватила путем заговора власть в свои руки. Кучка обанкротившихся политиканов, бесчестных аферистов, чиновников-карьеристов и бездарных генералов узурпировала государственную власть и одновременно очутилась в порабощении. Восьмидесятичетырехлетний старик, одетый в жалкую оболочку былой славы, был поднят на щит поражения, чтобы прикрыть его именем капитуляцию и обмануть потрясенный народ.
На другой же день родилась «Свободная Франция». В боях, в страданиях, в надежде прошел год. Ни на один день мы не останавливали свое движение к цели, которую диктовал нам долг: сделать так, чтобы империя и Франция вновь вступили в войну ради освобождения родины и для спасения свободы мира. Благодаря нам французские территории, французские вооруженные силы и французские идеи вновь стали играть роль, достойную Франции. Благодаря мужеству, сплоченности и самоотверженности всех наших дорогих соратников мы выковали оружие борьбы, которое ничто не сможет сломить. Самое важное состоит в том, что мы воскресили дух Сопротивления Франции и воплотили чаяния огромного большинства нации.
Конечно, наш путь тяжел и сопряжен с жертвами, Враг знает, какое решающее значение приобретает в этой национальной, мировой и моральной борьбе возвращение Франции на поле битвы. Чтобы воспрепятствовать этому, он прибегает к помощи тех же самых правителей, которые в результате своего бесчестия оказались полностью в его руках. Чтобы создать ширму, прикрывающую врага, эти люди не только пустили в ход отвратительную машину террора и лжи, которую они заимствовали у своих хозяев, но даже дошли до того, что, злоупотребляя воинской дисциплиной, готовы противопоставить нам кадровые войска.
Весь мир содрогнулся от ужаса, когда стало известно, что клика Виши заставляет солдат империи сражаться совместно с немецкими воздушными эскадрильями против нас и наших союзников, чтобы создать в Леванте плацдарм для армий «фюрера».
Эти козни носят на себе печать Гитлера, дьявольский гений которого всегда использует для своих военных замыслов моральное растление других. Но нужно ли говорить, что это только укрепляет решимость свободных французов вырвать свою страну из рук врага и бороться всеми силами рядом с теми, кто поклялся его разбить. И в этот самый час наши солдаты, наши военные моряки, наши летчики своими славными подвигами подтверждают это под Дамаском, на территории Чад, в Ливии и в Эфиопии — повсюду, на морях и в воздухе. В этой освободительной борьбе мы до конца, до смерти или до победы, останемся связанными с достойной восхищения Британской империей, мощь и решимость которой столь блистательно олицетворяет Уинстон Черчилль. Мы останемся верными всем нашим союзникам в Европе, территории которых сегодня оккупированы врагом, но которые сохранили твердость духа и не складывают оружия. Мы останемся вместе со справедливой Америкой, которая под руководством великого президента Рузвельта решила обеспечить торжество добра над злом. Но прежде всего мы останемся верны Франции, ее чести, ее величию, ее судьбе!
Франция с нами!
Телеграмма Идена английскому послу в Каире сэру Майлсу Лэмпсону, переданная генералу де Голлю, в Каир (Перевод) Лондон, 18 июня 1941
I. Государственный департамент передал нам чрезвычайно срочную и конфиденциальную телеграмму, которую он только что получил от генерального консула США в Бейруте. Вот ее основное содержание:
II. «По поручению французского Верховного комиссара директор политического отдела Конти только что просил генерального консула США осведомиться у британских властей, как бы по собственной инициативе, об условиях, на которые французы в Сирии могли бы рассчитывать, если они найдут своевременным обратиться к генеральному консулу США с просьбой о посредничестве в целях прекращения военных действий.
Конти ссылался на слухи, согласно которым свободные французы якобы приговорили Денца и ряд других французских должностных лиц к смертной казни. Он подчеркнул, что это, естественно, не может создать благоприятную атмосферу для переговоров. В связи с этим французские власти в Сирии весьма озабочены тем, чтобы узнать самым детальным образом, как намерены поступить правительство Его Величества и деголлевцы в отношении: 1) французской армии в Леванте, 2) французских должностных лиц в Сирии и Ливане, 3) всех прочих французских граждан и их семей, которые проживают в этих двух странах.
Хотя Конти прямо не заявил об этом, но дал понять, что говорит от имени Верховного комиссара. Равным образом он намекал, что затронутый вопрос является весьма срочным и что к нему нужно отнестись со всей осторожностью, так как французские власти вовсе не хотят создать впечатление, что они просят мира.
Генеральный консул США ответил, что, хотя он не может передать по собственной инициативе эти вопросы британским властям на Ближнем Востоке, он будет рад сообщить об этом телеграфно в Вашингтон и просить довести эти вопросы до сведения правительства Англии.
Конти согласился на такую процедуру при условии, что генеральный консул США будет в состоянии, если французские власти решат просить его об этом, выполнить свою посредническую миссию, не ожидая новых инструкций.
Генеральный консул США считает симптоматичным тот факт, что Конти не ссылался на правительство Виши и что он не говорил о простом перемирии или о переговорах чисто военного характера. Наоборот, Конти заявил, что французские власти стремятся узнать, „какое политическое соглашение“ может быть заключено с британскими властями и свободными французами.
У генерального консула создалось впечатление, что французы устали и что они не получили из Франции подкреплений. По его мнению, они, безусловно, готовы принять условия, могущие вполне удовлетворить требования англичан в отношении сухопутных, военно-воздушных и военно-морских сил и, с другой стороны, достаточно великодушные, чтобы позволить французам прекратить с честью сопротивление».
III. Одновременно государственный департамент передал следующее сообщение, исходящее от Уэллеса:
«1) Правительство США надеется, что в целях ускорения событий правительство Его Величества сможет дать свой ответ завтра, 19 июня, утром; 2) по его мнению, представляется случай, когда благородный и „рыцарский“ ответ правительства Его Величества может оказаться весьма выгодным для этого правительства».
IV. Сотрудники государственного департамента убеждены, что если правительство Его Величества желает, чтобы консул США сам вел переговоры по этому вопросу, то правительство Соединенных Штатов будет готово предоставить ему свободу действий, что, впрочем, видимо, вполне соответствует желаниям французского Верховного комиссара в Сирии.
Нота, врученная генералом де Голлем послу Великобритании и английским главнокомандующим во время конференции, состоявшейся в Каире 19 июня 1941
Генерал де Голль считает возможным заключить соглашение с Верховным комиссаром в Леванте. Это соглашение должно основываться на следующем:
1) Почетные условия для всех военнослужащих и гражданских чиновников.
2) Великобритания дает гарантии, что правам и интересам Франции в Леванте не будет нанесен ущерб. Францию в Леванте представляют власти «Свободной Франции» в рамках независимости, обещанной ими государствам Леванта и гарантированной Великобританией.
3) Те из военнослужащих и гражданских чиновников, кто пожелает служить вместе с союзниками, смогут остаться вместе со своими семьями. Лица, не пожелавшие этого, а также их семьи будут репатриированы, когда позволят обстоятельства. Однако союзники оставляют за собой право принять меры к тому, чтобы обеспечить каждому подлинную свободу выбора.
4) Все военное имущество должно быть передано союзникам.
5) Что касается кораблей — возражений не имеется.
6) Генерал де Голль, никогда не предававший суду тех из своих товарищей по оружию, которые сражались против него во исполнение полученных приказов, не намерен делать это и в данном случае.
7) Генерал де Голль считает необходимым, чтобы в переговорах участвовал его представитель и чтобы ответ в Бейрут был дан как от его имени, так и от имени британских властей.
Телеграмма сэра Майлса Лэмпсона, адресованная Идену, в Лондон, и переданная генералу де Голлю, в Каир (Перевод) Каир, 19 июня 1941
I. После совещания с генералом де Голлем командующие войсками в полном согласии с ним единодушно считают, что вишистским властям в Сирии могут быть предложены при посредничестве генерального консула США в Бейруте следующие условия:
1. У союзников нет в Сирии иных целей, кроме намерения воспрепятствовать превращению этой страны в базу действий наземных и военно-воздушных сил врага против их собственных стратегических позиций на Среднем Востоке. На них лежат также обязанности по отношению к арабскому населению, вытекающие из гарантии независимости, данной генералом Катру в момент вступления в Сирию и подтвержденной Великобританией.
Францию будут представлять в Леванте свободные французские власти, действующие в рамках обещанной Сирии и Ливану и гарантированной Великобританией независимости.
2. Союзники не питают никакого предубеждения по отношению к французам в Сирии и готовы предоставить полную амнистию тем из них, кто принимал участие в недавних боевых действиях. Они не предъявят никакого обвинения ни командирам, ни представителям власти, ни воинским частям в Сирии. Генерал де Голль, никогда не предававший суду тех из своих товарищей по оружию, которые сражались против него во исполнение полученных приказов, не намерен делать это и в данном случае.
3. Однако союзники должны принять меры к тому, чтобы военные материалы, находящиеся в Сирии, не были использованы против них. В связи с этим таковые должны быть переданы союзникам.
4. Необходимо предоставить французским войскам все возможности присоединиться к союзникам для ведения войны против держав оси. В связи с этим союзники оставляют за собой право принять все необходимые меры к обеспечению каждому военнослужащему подлинной свободы выбора и исчерпывающему разъяснению каждому предоставленных ему возможностей сделать таковой. Все военнослужащие, не пожелавшие присоединиться к союзникам, будут репатриированы вместе со своими семьями, как только обстоятельства это позволят.
5. Всем пожелавшим присоединиться к союзным вооруженным силам будут предоставлены почетные условия. Лицам, состоящим на военной службе, будет предоставлена возможность остаться в армии с сохранением чина и всех прав на дальнейшее производство и пенсию. Прочим будет гарантировано почетное обращение впредь до их репатриации.
6. Все французы — гражданские служащие, желающие помочь делу союзников, получат соответствующее их положению и рангу назначение с сохранением оклада и права на пенсию. Те, кто не пожелает этого, будут находиться на равных условиях с офицерами, принявшими аналогичное решение. Они будут репатриированы также, как и их семьи.
7. Железные дороги, порты, пути сообщения, радиостанции, нефтяное хозяйство и т. п. не будут ни разрушены, ни повреждены, но в целях их использования подлежат передаче в полной сохранности в распоряжение союзников. Союзные вооруженные силы будут иметь право на военную оккупацию Сирии на весь период войны.
8. Все немцы и итальянцы, находящиеся в Сирии, должны быть переданы союзникам для интернирования.
9. Все военные корабли должны быть переданы в исправном состоянии. Они будут интернированы в Бейруте, исключая тот случай, когда в интересах безопасности главнокомандующий военно-морскими силами на Средиземном море сочтет целесообразным направить их в какой-нибудь иной порт. Возвращение судов после войны или, за невозможностью его, возмещение их стоимости гарантируется Франции в том случае, если она к тому времени присоединится к своим союзникам.
10. Блокада снимается; Сирия и Ливан немедленно присоединяются к стерлинговому блоку.
11. В переговорах должен участвовать представитель генерала де Голля. Ответ, отправленный в Бейрут, должен быть дан как от его имени, так и от имени командующих войсками.
III. Я лично согласен со всем вышесказанным.
Телеграмма Идена английскому послу в Вашингтоне, переданная генералу де Голлю (Перевод) Лондон, 19 июня 1941
I) В ответ на вашу телеграмму от 18 июня сообщаю: можете заверить государственный департамент, что правительство Его Величества готово рассмотреть любое соглашение, обеспечивающее в полной мере потребности, вытекающие из нашей стратегии в Сирии. Отнюдь не намереваясь навязывать генералу Денцу позорные условия, правительство Его Величества готово оказать воинские почести ему и другим офицерам и должностным лицам, выполнявшим лишь то, что они считали долгом по отношению к своему правительству.
2) Следовательно, не может быть и речи о том, чтобы генерал Денц или какой-либо другой офицер или должностное лицо были приговорены к смертной казни или к какому-нибудь иному наказанию.
3) Ниже следуют в общих чертах условия, которые мы считаем приемлемыми:
1. Переговоры, имеющие целью прекращение военных действий, будут вести представитель британского командования генерал Вилсон и представители властей Виши в Сирии.
2. Военные действия будут прекращены немедленно, а вооруженные силы Виши будут сосредоточены в указанных для этого зонах. Им будут оказаны все воинские почести.
3. а) Передача в полной исправности всех военных кораблей и портовых сооружений. Примечание: если бы эта статья оказалась неприемлемой, вместо нее можно было бы выдвинуть следующие условия: «Военные корабли передаются в полной исправности для интернирования в Бейруте. Численность их экипажей впоследствии будет сокращена до размеров, необходимых для содержания кораблей в должном порядке и для перемещения их по приказу главнокомандующего военно-морскими силами на Средиземном море, если этого потребуют соображения безопасности». В том и другом случае гарантируется возврат после войны кораблей дружественной Франции или выплата соответствующей компенсации.
б) Все другие корабли, в том числе английские, а также портовые сооружения и службы передаются в исправном состоянии.
4. Принадлежащие Виши или державам оси самолеты и поенное имущество подлежат передаче в исправном состоянии.
5. Военнослужащим будет предоставлена возможность присоединиться к свободным французским вооруженным силам. Те, кто не пожелает этого, будут по возможности репатриированы.
6. Верховный комиссар, личный состав его штаба, гражданские должностные лица и французские граждане будут по возможности репатриированы, за исключением тех, кто пожелает остаться.
7. Все порты, аэродромы, пути сообщения, запасы горючего и сооружения передаются в исправном состоянии, чтобы союзники имели возможность использовать их.
8. Нам должны быть сообщены точные данные о местонахождении минных полей.
9. Административные учреждения и предприятия коммунального обслуживания продолжают функционировать временно под руководством союзных военных властей.
10. Телеграф и радио прекращают свою работу и передаются в исправном состоянии.
4) Правительство Его Величества считает желательным, чтобы генеральному консулу Соединенных Штатов были даны указания связаться с генералом Вилсоном, которому поручено информировать его по всем вопросам. Мы были бы благодарны генеральному консулу за его услуги в качестве посредника.
Телеграмма верховного комиссара в Браззавиле генерала де Лармина генералу де Голлю, в Каир Браззавиль, 19 июня 1941
В связи с только что полученными сведениями считаю необходимым подготовить отвлекающую операцию против колонии Виши. За отсутствием необходимого вооружения я не могу ничего сделать для надлежащего усиления территории Чад. Угроза или, при удобном случае, прямые военные действия против Берега Слоновой Кости, Дагомеи и Того могут явиться лучшим средством отразить или нанести ответный удар. Для выполнения этой операции мною будут направлены в Лагос и Аккру необходимые части.
Я еще не получил, но могу рассчитывать заранее на получение согласия англичан. Сосредоточение наших частей могло бы быть закончено к 10 июля. Недостаток этого маневра состоит в ослаблении береговой обороны Свободной Французской Африки вследствие отвлечения ее отборных частей и может вызвать ответные действия Виши, которые не соответствовали бы нашим целям. Тем не менее считаю, что действовать необходимо. Прошу сообщить мне ваше решение.
Телеграмма генерала де Голля Идену, в Лондон Каир, 20 июня 1941
Сегодня в 10 часов я ознакомился с телеграммой, направленной вашим превосходительством 19 июня в Вашингтон и излагающей условия, которые правительство Великобритании готово принять за основу переговоры с властями Виши.
Не могу скрыть от вашего превосходительства удивления по поводу этого одностороннего и категорического ответа по делу, которое столь же касается «Свободной Франции», как и Англии, и во имя которого солдаты «Свободной Франции», как и британские, отдают свою жизнь. Ведь этот ответ касается судьбы французских военнослужащих и гражданских лиц и будущего территории, находящихся под властью Франции.
Обращаю ваше внимание на то, что представитель Верховного комиссара Виши в Бейруте, несомненно, учитывающий значение в настоящем и в будущем точки зрения «Свободной Франции», просил ознакомить его с условиями, выдвигаемыми не только правительством Великобритании, но и «Свободной Францией». А между тем ваше превосходительство направили в Вашингтон телеграмму, создавая впечатление, будто бы право на ответ имеет одно лишь ваше правительство, что я считаю совершенно необоснованным.
Вы, ваше превосходительство, конечно, поймете, что в этих обстоятельствах я ни в какой мере не чувствую себя связанным соображениями и выводами, содержащимися в вашей телеграмме, посланной в Вашингтон, и что придерживаюсь исключительно условий, изложенных в телеграмме, текст которой был мною одобрен вечером 19 июня и согласован с послом Великобритании и командованием английских войск.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару в Браззавиле генералу Лармина Каир, 21 июня 1941
Я одобряю в принципе все операции, имеющие целью предупредить нападение Виши на Свободную Африку и присоединить к нам новые территории в Западной Африке. Я всегда был убежден, что мы попадем в Париж, лишь пробив силой дорогу через Дакар, Бейрут и Алжир.
Но мы можем и должны предпринять вооруженное выступление подобного рода лишь в случае, если будут налицо благоприятные условия, то есть:
1) если мы добьемся согласия англичан, как только мы займем наши исходные позиции на их территории. Эти наши действия могут навлечь большую угрозу на их колонии в Западной Африке. Следовательно, мы не сможем перебросить свои войска на их территорию, не получив предварительно их официального согласия;
2) если мы будем располагать достаточными средствами для того, чтобы быстро добиться успеха. Несмотря на мои настойчивые возражения, англичане выставили в Сирии лишь незначительные силы, что весьма способствовало активизации сопротивления Виши;
3) если на территории, которую мы хотим присоединить, мы встретим реальную и серьезную поддержку изнутри.
Прошу вас срочно сообщить мне:
а) в чем точно состоит операция, которую вы намечаете;
б) имеются ли и в какой мере три вышеуказанных условия осуществления этой операции.
Телеграмма Идена английскому послу в Каире сэру Майлсу Лэмпсону и сообщенная генералу деГоллю (Перевод) Лондон, 22 июня 1941
С огорчением узнал из телеграммы Спирса о недовольстве генерала де Голля. Составляя текст условий, мы полностью учитывали точку зрения генерала де Голля и командующего войсками на Среднем Востоке на условия перемирия, которое запросил бы Денц. Мы равным образом имели в виду и значительное увеличение сил «Свободной Франции», которое произошло бы в результате американского предложения в случае быстрой оккупации Сирии. Вот почему мы не считали необходимым представлять командующему и генералу де Голлю текст нашей телеграммы, направляемой в Вашингтон, поскольку изложенные в нем условия не отличались от согласованных ранее, а вопрос не терпел отлагательства.
Надеюсь, что командующий сумеет убедить генерала де Голля, что у нас нет никаких намерений действовать в вопросах, касающихся Сирии или французских колоний, не посоветовавшись предварительно с ним по существу намечаемой нами политики. Но мы не можем представлять ему предварительно текст всех наших телеграмм, ввиду необходимости действовать быстро и вследствие того, что по основным вопросам уже достигнуто соглашение. Мы надеемся, что вам удастся убедить генерала де Голля, что в подобных случаях он вполне может положиться на нашу добросовестность.
Письмо генерала де Голля генералу Катру Дамаск, 24 июня 1941
Генерал!
Декретами от сего числа я назначил вас генеральным и полномочным представителем и главнокомандующим в Леванте.
Вы будете осуществлять свои полномочия и прерогативы от моего имени и от имени Совета обороны Французской империи. Ваша миссия будет состоять главным образом в руководстве восстановлением внутриполитического и экономического положения в Леванте и приближении его, насколько это позволяют условия военного времени, к нормальному уровню; в ведении переговоров с правомочными представителями населения о заключении договоров, устанавливающих независимость и суверенитет стран Леванта, равно как и союз этих государств с Францией при сохранении прав и интересов последней; в обеспечении обороны всей территории против врага; в сотрудничестве с союзниками в проведении военных операций на Востоке.
В ожидании, пока будет введен в действие в результате будущих договоров новый порядок, что должно быть сделано как можно быстрее, вы будете осуществлять всю полноту власти, какой был облечен до настоящего времени Верховный комиссар Франции в Леванте, и выполнять его обязанности. В дальнейшем вы будете пользоваться полномочиями представителя Франции, обусловленными договорами, а также главнокомандующего нашими вооруженными силами.
o На вас возлагается обязанность содействовать созыву в возможно кратчайший срок представительных собраний, выражающих волю всего населения, и образованию правительств, утверждаемых этими собраниями. Вам надлежит немедленно начать с созданными таким образом правительствами переговоры по вопросу о заключении союзных договоров. Последние должны заключаться между этими правительствами и мною.
Невзирая на все трудности и раздоры, вызванные временными неудачами французской армии и происками оккупантов в нашей стране, мандат на Левант, доверенный Франции в 1923 Лигой Наций, должен осуществляться, как того требуют его условия, и миссия Франции должна продолжаться. Исходя из этого, в переговорах со странами Леванта вы возьмете за основу договоры о союзе, заключенные в 1936. Вы предложите правительствам стран Леванта, чтобы совместные решения временного характера, которые необходимо принять, учитывая нужды нашей общей обороны в настоящей войне, были предметом особых соглашений.
Я оставляю за собой право заявить в нужный момент в Лиге Наций о замене режима мандата новым, отвечающим целям, ради которых мандат был установлен.
Примите, дорогой генерал, уверения в моих сердечных чувствах и преданности.
Телеграмма генерала де Голля Уинстону Черчиллю, в Лондон Каир, 28 июня 1941
В тот момент, когда «Свободная Франция» благодаря нашим совместным усилиям в ближайшее время, несомненно, сможет занять в Сирии и Ливане место Виши, считаю нужным высказать вам свою точку зрения на вытекающие из этого факта последствия и на франко-английские отношения на Востоке.
Позиция, которую займет английское правительство по вопросу о Сирии, явится критерием чрезвычайной важности. Английские вооруженные силы впервые вступают совместно с войсками «Свободной Франции» на территорию, подвластную Франции. Не следует также забывать, что направление английской политики там редко совпадало с направлением французской политики. В связи с двумя этими обстоятельствами французское и мировое общественное мнение будет особенно внимательно следить за тем, каким образом Великобритания поведет себя в отношении прав Франции в этом районе.
Если наше общее выступление в Сирин и Ливане повлечет за собой, к удовольствию Виши, Берлина и Рима, ослабление позиции Франции в этих странах и если там будет проводиться чисто английская политика, я убежден, что это произведет удручающее впечатление на общественное мнение моей страны. Должен добавить, что тем самым будут в сильнейшей степени скомпрометированы и мои собственные усилия, направленные на создание моральных и материальных условий, укрепляющих французское Сопротивление в борьбе против общего врага бок о бок с Англией.
Я уверен, что такова и ваша точка зрения. Но мне хотелось бы, чтобы в этом же направлении действовали и все представители британских властей на местах. Я хотел бы также, чтобы их разведывательная, информационная, экономическая и другая деятельность носила строго определенный и ограниченный характер, дабы не создавалось впечатления, будто оккупация Сирии, проводимая под руководством английского командования и при участии английских воинских частей, влечет за собой либо лишение Франции ее власти, либо установление над этой властью известного контроля.
В связи с этим важно, чтобы между Катру, осуществляющим свои полномочия от имени Франции, и английскими властями, временно заинтересованными в Сирии в связи с военными обстоятельствами, были установлены соответствующие отношения.
По моему мнению, следовало бы объединить представителей различных английских ведомств в одну миссию во главе с единым руководителем, который поддерживал бы связь с Катру и вел бы с ним — и ни с кем другим переговоры по всем вопросам, в которых необходимо франко-английское сотрудничество. Исключая вопросы чисто военные, это сотрудничество должно быть, как правило, ограничено организацией экономических отношений с Палестиной и Трансиорданией, установлением обменного курса между фунтом стерлингов и сирийским фунтом и обменом информацией. Я не возражаю против того, чтобы глава этой английской миссии при Катру подчинялся английскому военному командованию. С другой стороны, я понимаю, что может возникнуть необходимость также в том, чтобы глава этой миссий непосредственно информировал обо всем происходящем миссию Спирса в Лондоне.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции» в Лондоне Каир, 1 июля 1941
Медленный ход военных действий в Сирии зависит главным образом от того, что англичане до настоящего времени выставили на этом участке лишь сравнительно слабые и плохо подготовленные силы. Тем самым сопротивление Виши получило новый импульс, особенно потому, что тут было затронуто профессиональное самолюбие. Однако достигнутые результаты, особенно взятие Дамаска, теперь настолько сократили силы Денца, что можно предвидеть конец его сопротивления. Уже имеются случаи перехода его людей к нам; число их, несомненно, возрастет, когда операция будет закончена, при том, однако, условии, что англичане не станут спешить с репатриацией всех, кто этого потребует. А между тем местное английское командование склонно поступать именно так прежде всего потому, что это легко, а также, возможно, из-за скрытою пожелания допустить, чтобы в Сирии была сформирована сильная французская армия. В связи с этим я занял в данном вопросе самую твердую позицию, подтверждение чего вы найдете в моих телеграммах Идену, о которых, надеюсь, вы уже поставлены в известность.
При личной поездке и на основе полученной мною информации я убедился, что если говорить о власти Франции в Сирии, мы осуществляем ее, не встречая серьезных политических и экономических трудностей со стороны сирийцев и ливанцев.
Трудности создают англичане, так как в Генеральном штабе, в посольстве в Каире и в окружении Верховного комиссара Палестины имеется целая группа проарабски настроенных лиц, выступавших всегда против Франции в арабских странах и склонных продолжать эту политику и в настоящее время. В связи с этим я направил позавчера премьер-министру Великобритании телеграмму, составленную в очень откровенных выражениях, содержание которой попросите сообщить вам. Не упускайте случая подчеркивать в ваших отношениях с английскими учреждениями и в особенности с министерством иностранных дел, что мы все весьма озабочены этим вопросом.
Служебная записка генерала де Голля генеральному представителю и главнокомандующему войсками в Леванте генералу Катру Каир, 2 июля 1941
I. Следует настойчиво и методически добиваться перехода на нашу сторону максимального количества войск в Леванте, после того как они прекратили или прекратят сопротивление.
Принимая во внимание подлинные настроения большинства офицеров и солдат, успех этого дела зависит прежде всего от организационной работы. Я не сомневаюсь, что вы уже предусмотрели соответствующие мероприятия по этому вопросу, но я прошу вас свести их в общий план и приступить к его исполнению прежде всего в отношении тех лиц, на которых мы уже можем оказывать влияние.
II. Во всяком случае, необходимо строго придерживаться следующих правил:
1) Обращаться с каждым из переходящих на нашу сторону с почетом и дружелюбием.
2) Немедленно зачислять всех в состав французских воинских частей. Ввести всю деятельность с ними в строгие рамки приказов.
Требовать соблюдения формы одежды, дисциплины и отдания чести (на условиях строгой взаимности). Если необходимо прибегать к наказаниям, применять только предусмотренные уставом и в порядке, установленном уставом. Удалять и изолировать немедленно всякого, кто нарушает дисциплину или высказывает враждебное отношение (тюрьма, строгий арест, заключение в крепость).
3) Обеспечить перешедших к нам всеми видами информации: газеты, журналы, радио. В дальнейшем проводить с ними беседы, избегая острых вопросов. Поручать эти беседы подготовленным офицерам.
4) Устанавливать с ними личный контакт, сохраняя достоинство и сдержанность.
5) Ежедневно проводить во всех гарнизонах и лагерях торжественный подъем национального флага, на котором должен присутствовать командир части и почетный караул.
6) Немедленно по переходе на нашу сторону офицера, унтер-офицера или солдата зачислять его в уже существующую или формирующуюся часть свободных французских вооруженных сил.
III. Во всех случаях и как общее правило офицеры должны быть отделены от солдат. Но кроме того, очень важно разбить офицеров по категориям и установить различия в обращении с каждой группой.
1. Генералы и старшие офицеры
За отдельными исключениями, которые можно быстро установить, от этой категории офицеров, каковы бы ни были их подлинные настроения, ожидать ничего не приходится вследствие их карьеристских соображений и долголетних привычек. Поэтому генералов и старших офицеров следует немедленно отправить в Палестину, где разместить с надлежащим почетом, но под строгим надзором в намеченных для этого пунктах без права передвижения. Они должны быть изолированы в ожидании репатриации.
2. Капитаны
Должны быть разбиты на небольшие по численности группы, в которые включать лиц разных родов оружия, разных должностей и частей. Как правило, эти группы будут размещены в Сирии и Ливане, но на достаточном удалении от больших гарнизонов. Те из капитанов, у которых в Леванте находятся семьи, могут получать кратковременный отпуск к ним на сутки или на двое, но при условии, что они не будут в течение этого времени покидать свою квартиру.
Эти офицеры будут иметь право свободного перемещения в большом районе вокруг назначенного их группе пункта пребывания. Их семьям должна быть предоставлена возможность жить совместно с ними, если это позволяют материальные условия.
3. Лейтенанты, младшие лейтенанты, кандидаты на получение офицерского звания
Надлежит приложить все усилия к тому, чтобы добиться вступления в ряды наших вооруженных сил молодых офицеров и кандидатов на получение офицерского звания.
Для этого нужно прежде всего создать у них впечатление, что ничто не отделяет их от нас, и приблизить их, насколько это возможно, к нашей военной жизни.
В связи с этим младшие офицеры и кандидаты на офицерское звание должны быть разбиты по группам для отправки в гарнизоны, размещены в казарменных помещениях и освобождены от какого бы то ни было явного надзора. Им следует разрешить посещение офицерских клубов и столовых. Постепенно их надо назначать на равном основании с офицерами свободных французских сил в различные наряды по гарнизону: раздача припасов, посещение госпиталей, командование патрулями по несению внутренней службы и охране внешнего порядка, проверка караулов и прочее.
Они должны участвовать в смотрах и парадах вместе с офицерами, находящимися в резерве. Между ними и их товарищами из свободных французских вооруженных сил следует поощрять личные отношения, не допуская, конечно, резких споров.
4. Французские унтер-офицеры
Поступать так же, как и по отношению к лейтенантам и младшим лейтенантам. Женатые унтер-офицеры могут получать отпуск от 24 до 48 часов для посещения своих семей.
5. Солдаты
Солдаты должны быть размещены в лагерях под командой наших офицеров и унтер-офицеров. Их лагери должны примыкать к лагерям соответствующих свободных французских войск (Иностранный легион, морская пехота, североафриканцы, сенегальцы, артиллеристы, танкисты и т. д.).
Ответ бывшего председателя совета министров Сирии Джемиля Мардам бея генералу де Голлю Дамаск, 2 июля 1941
Ваше превосходительство!
Письмом от 6 июня вам было угодно уведомить меня о твердой решимости «Свободной Франции» удовлетворить национальные чаяния сирийского народа.
Имею честь подтвердить получение этого чрезвычайно обязывающего меня сообщения, которое было мне доставлено только 1 июля. Еще до получения письма мне представился приятный случай прочитать заявление, сделанное генералом Катру от вашего имени, и иметь с ним беседу по поводу этого документа, подтвержденного вашим превосходительством на собрании, состоявшемся в правительственной резиденции 24 июня 1941.
Как я уже имел случай выразить вашему превосходительству от имени всех своих коллег, присутствовавших там, Сирия с самым глубоким удовлетворением принимает ваши торжественные заявления, касающиеся ее независимости и суверенитета.
Считаю своим долгом еще раз заверить вас в настоящем письме в чувствах нашей горячей признательности. Надеюсь, что это счастливое событие не замедлит произойти, и убежден, что новый режим, который возникнет в результате этого решения, сделает отношения между Францией и Сирией еще более прочными и дружескими, чем когда-либо.
Прошу вас, ваше превосходительство, принять уверения в моем высоком уважении.
Телеграмма делегации «Свободной Франции» в Лондоне генералу де Голлю, в Каир Лондон, 8 июля 1941
По поводу вашего письма от 24 июня генералу Катру. Это письмо составлено в духе политической линии, принятой от имени «Свободной Франции» до вступления наших войск в подмандатные страны.
I. Насколько мы понимаем, принято решение ликвидировать мандат.
В настоящее время вопрос заключается в том, чтобы осуществить это решение. Переговоры начнутся безотлагательно. Некоторые военные и политические факторы, имеющиеся в странах Леванта, будут изменяться по мере освобождения этих стран.
Но мандат, доверенный Франции союзниками в 1920, и ответственность Франции как его держательницы прекращаются с того момента, когда вы уведомите Лигу Наций о заключении союзных договоров с государствами Леванта, существование которых будет признано Францией и ее союзником и гарантом — Англией.
II. Совет обороны Французской империи, о котором вы упоминаете в письме, мог бы оказать двоякую помощь тому из своих членов, на которого вы возложили ведение указанных переговоров, затрагивающих интересы и права Франции: во-первых, в форме консультации по поводу проектов, выработанных генеральным представителем или его штабом; во-вторых, в виде предварительного одобрения проекта договора.
III. Разумеется, лишь всеобщий мир позволит Франции придать статуту окончательный характер, что возможно при наличии полной и недвусмысленной договоренности с Англией по всем политическим проблемам на Ближнем Востоке, достижение которой должно быть облегчено недавними заявлениями премьер-министра, подтвердившего, что Великобритания не имеет никаких территориальных притязаний в Сирии.
Письмо генерала де Голля генералу Катру Каир, 4 июля 1941
Дорогой генерал!
Ваше назначение на пост генерального представителя и главнокомандующего войсками в Леванте вынуждает меня видоизменить систему представительства на Востоке, с тем чтобы дать вам возможность сосредоточить внимание на многочисленных и сложных задачах, вытекающих из ваших новых обязанностей.
В связи с этим я решил ликвидировать с 8 июля занимаемый вами пост генерального представителя, прерогативы которого распространялись на весь Восток. С этого числа администрация французских владений в Индии и мои теперешние или будущие представители в Египте, Эфиопии, Турции, Иране и Афганистане будут подчиняться исключительно центральным учреждениям «Свободной Франции» в Лондоне.
Я назначил своим представителем в Египте барона де Бенуа с немедленным освобождением его от обязанностей председателя Каирского комитета. В Каирское представительство направляются Финоль и Горе.
Позднее я предполагаю создать представительство в Иерусалиме.
Однако эта новая система нашего политического представительства отнюдь не уменьшает ваши военные полномочия, соответствующие полномочиям командующего английскими войсками на Среднем Востоке.
Ставя вас в известность о своем решении, считаю своим долгом выразить вам, генерал, свое удовлетворение вашей деятельностью в качестве представителя «Свободной Франции» на Востоке. Высокие личные качества, продемонстрированные вами при выполнении этих обязанностей, дают мне полную уверенность в успехе вашей новой и ответственной миссии на службе «Свободной Франции», то есть Франции в целом.
Примите, генерал, уверения в моей дружбе и преданности.
Телеграмма делегации «Свободной Франции» в Лондоне генералу де Голлю, в Каир Лондон, 6 июля 1941
Несмотря на все усилия, мы не смогли добиться удовлетворительного ответа на вашу телеграмму от 28 июня премьер-министру, какого заслуживает ее содержание и особенно ее 6-й параграф. Это объясняется отчасти противодействием, которое вызывают здесь ваши декреты, о чем мы уже уведомляли вас в одной из своих предыдущих телеграмм, и боязнью расширения полномочий миссии связи, а отчасти недостаточным знакомством с фактами, о которых говорится в первых пунктах вашей телеграммы.
Министерства технического характера послали в Каир конфиденциальные инструкции, основывающиеся на неправильной установке, что в теперешних условиях полномочия гражданской администрации в Сирии должны исходить от английского главного командования.
Хотя инструкции сохраняют за генералом Катру максимум полномочий, совместимых с правами английского командования, они исходят из совершенно ошибочной основы, поддерживать которую невозможно. Я заявил, что эти инструкции неприемлемы, и, учитывая, что заседание комитета Мортона должно состояться днем 7 июля, представил свои позитивные и одновременно критические контрпредложения, вполне совпадающие с вашей точкой зрения. Они таковы, что могут коренным образом изменить положение и позволить вам начать в Каире переговоры по практическим вопросам.
Два основных положения бесспорны:
Во-первых, верховное командование в Леванте находится в руках англичан, так как это предусмотрено в отношении ваших войск подписанными вами соглашениями от 7 августа 1940 и поскольку это вполне естественно в отношении территорий, где ведутся военные действия, во время которых гражданские власти обязаны оказывать полное содействие властям военным.
Во-вторых, генерал Катру является одновременно и командующим французскими вооруженными силами в Леванте и главой гражданской администрации, за которую «Свободная Франция» несет ответственность, поскольку действие мандата, подлежащего отмене, еще фактически продолжается.
В этих условиях генерал Катру обязан выполнять директивы английского командования, а подчиненные ему представители гражданской администрации должны удовлетворять нужды верховного командования. Последнее в лице своих офицеров имеет право требовать непосредственного сотрудничества, как если бы освобожденная Сирия была французским протекторатом или даже нашей национальной территорией в процессе освобождения.
Положение в корне меняется, если на вражескую территорию (Ливия) или на территорию, не находящуюся под политическим влиянием какого-либо из союзников, вступают две союзные армии.
Я намерен выдвинуть самые решительные возражения политического, психологического и практического порядка против системы, которая превратила бы генерала Катру и представителей гражданской администрации в простых уполномоченных английского командования.
В самом деле, если допустить такое решение вопроса не только на время текущих военных операций, но и на все время войны, практическая его абсурдность соответствовала бы его абсолютной несправедливости. В этом случае переговоры между «Свободной Францией» и государствами Леванта были бы совершенно парализованы.
Завтра мы сообщим вам по телеграфу текст меморандума, который мы вручим Мортону перед заседанием комитета.
Телеграмма делегации «Свободной Франции» в Лондоне генералу де Голлю, в Каир Лондон, 7 июля 1941
Сегодня утром мы вручили сотруднику английского министерства иностранных дел Стрэнгу, майору Мортону и миссии Спирса меморандум, выражающий нашу общую точку зрения и определяющий в основных чертах нашу позицию в отношении временного гражданского управления, которое должно быть установлено в Сирии.
У нас создалось впечатление, что на первый взгляд указанные выше представители английских властей в принципе согласны с нами. В дальнейшем мы сообщим вам о позиции, которую займет в данном вопросе комитет Мортона, который соберется сегодня после полудня. Мы подчеркнули, что в данном случае имеет место не демарш от вашего имени, а лишь передача документа, составленного техническим аппаратом и ставящего целью осветить существующее положение.
В связи с этим нам чрезвычайно важно знать, одобряете ли вы следующий текст этого меморандума:
«Определение соответствующих прав английского командующего союзными войсками в Сирии, с одной стороны, и командующего свободными французскими войсками в Леванте и генерального представителя главы свободных французов для государств Леванта генерала Катру — с другой, должно, по нашему мнению, исходить из следующих соображений:
1) Верховная власть как в военной, так и в гражданской области принадлежит английскому командующему союзными войсками. Эта прерогатива основывается на:
а) определяемых международными обычаями и установлениями основах военного права в отношении стран, оккупируемых армией, ведущей войну;
б) положениях соглашения между Черчиллем и де Голлем от 7 августа 1940, в статье 6 которого указано, что генерал де Голль, осуществляющий верховное командование французскими войсками, „выполняет общие директивы английского командования“.
2) В рамках и с ограничениями, вытекающими из факта осуществления верховного командования английским генералом, командующим союзными войсками, в Сирии, генерал Катру осуществляет командование французскими войсками в Сирии не но уполномочию английского командования, а по назначению генерала де Голля.
3) В тех же рамках и с теми же ограничениями генерал Катру является верховным главой гражданской администрации. Он облечен правами и прерогативами Верховного комиссара Франции в том объеме, в каком они предусмотрены режимом мандата. Следовательно, полномочия всех административных органов проистекают не от английского командующего, а от генерала Катру.
4) Намеченный здесь в общих чертах режим гражданского управления может, конечно, носить лишь временный характер. Срок его действия зависит:
а) от длительности войны,
б) от продолжительности режима мандата.
При существующем положении дел можно предполагать, что режим мандата прекратится раньше прекращения состояния войны. Характер изменений, которые он должен будет в связи с этим претерпеть, будет зависеть прежде всего от договоров, которые будут заключены между „Свободной Францией“, на которой лежит забота о французском достоянии, с одной стороны, и Сирией и Ливаном как государствами — с другой, и которые определят условия предоставления независимости обоим государствам.
Но уже в настоящее время никакие английские притязания не могут быть обоснованы тем, что режим мандата должен прекратиться в более или менее близком будущем.
Этот вопрос касается в первую очередь державы-мандатария и стран, находящихся под мандатом.
5) Каковы бы ни были в будущем соответствующие позиции Франции и Великобритании в Леванте, для ведения войны в общем плане весьма важно, чтобы Великобритания в настоящее время избегала всего того, что может создать впечатление, будто она намерена вытеснить Францию из подвластной ей страны и сама занять ее место. Для всей Французской империи и французского общественного мнения случай с Сирией будет показательным. Если создастся впечатление, что Великобритания ограничивается стремлением оградить страну от немецкого захвата, полностью соблюдая французские права, то можно будет рассчитывать на благоприятные отклики в других заморских французских владениях. В противном случае создается благоприятная почва для пропаганды Берлина и Виши.
6) Каковы бы ни были трудности, которые Великобритания и „Свободная Франция“ могут встретить сейчас при согласовании своих точек зрения относительно Сирии, очень важно, чтобы они создали в настоящий момент в представлении сирийского народа и всего мира впечатление полного согласия».
Телеграмма генерала де Голля Уинстону Черчиллю Браззавиль, 10 июля 1941
В момент, когда наша общая операция в Сирии завершается благоприятно, считаю нужным выразить вам свое твердое убеждение, что мы уже в ближайшем будущем найдем решение вопроса о франко-английских отношениях на Востоке, отвечающее как интересам и правам Франции в Сирии, так и задачам межсоюзнического командования на этом театре военных действий.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции» в Лондоне Браззавиль, 13 июля 1941
Я не могу одобрить параграф 1 вашего меморандума по вопросу о власти в Сирии. Верховная власть в Сирии принадлежит Франции, и ни в какой степени не иностранному главнокомандующему. Английские войска в Сирии не оккупируют завоеванную территорию, а лишь сотрудничают в военных операциях на союзной территории. Когда фельдмаршал Хэйг вел военные действия во Франции, верховная власть в тех департаментах, в которых действовали его войска, оставалась в руках правительства республики.
Вполне попятно, что в зоне, занятой армиями, французское или союзническое военное командование имеет право принимать необходимые меры для обеспечения безопасности и снабжения, а также для использования путей сообщения, портов, средств связи и общественных служб. Но оно может делать это лишь по уполномочию верховной власти или по соглашению с таковой и только в той мере, в какой это необходимо для ведения военных операций. Кроме того, оно должно осуществлять это через посредство местных властей.
В конкретном случае с Сирией обязанность принимать решения по всем подобным вопросам, о которых будет просить военное командование, лежит на генерале Катру. С другой стороны, отнюдь не обязательно, чтобы командующим войсками в Сирии был англичанин. По соглашению от 7 августа 1940 я согласился на то, чтобы подчиняться при ведении военных операций общим директивам английского командования, но никак не на то, чтобы наши войска были непременно под командованием англичан. Впрочем, соглашение от 7 августа, которое выполняется англичанами только частично, в особенности в отношении вооружений, было заключено тогда, когда мы еще не несли ответственности за территории, на которых осуществляется суверенитет Франции. Теперь мы несем эту ответственность, и она может оказаться несовместимой с директивами британского командования. В таких случаях я оставляю за собой право отклонить эти директивы, особенно в Сирии, и даже в том, что касается военных операций.
Заключение. Я договорюсь с Литтлтоном относительно соглашения, которое должно будет сохранить в неприкосновенности суверенитет и верховную власть Франции в Сирии, обеспечить английскому командованию необходимые условия для ведения операции и создать на Востоке межсоюзническое командование в таком виде, в каком это не будет затрагивать нашей ответственности в отношении Сирии в национальном и международном плане. Всякий другой режим был бы неприемлемым, и я не пойду на его установление. Таковы указания, которыми я прошу руководствоваться при обмене мнениями по данному вопросу с английскими учреждениями.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, сообщенная генералу Спирсу, английскому послу в Каире и командующему английскими войсками Браззавиль, 15 июля 1941
Надеюсь, что вы не были поставлены в необходимость подписать соглашение о перемирии, противоречащее моим планам и указаниям.
Оставление вишистских войск под командой своих офицеров и обещание репатриировать их в ближайшем будущем на судах Виши делают невозможным присоединение к нам значительного числа военнослужащих. Это тот же самый метод, какой англичане уже применили по отношению к нашим солдатам и морякам в Англии.
Может быть, это устраивает англичан, которые все еще находятся во власти своих иллюзий относительно Виши и прежде всего стремятся освободиться от французов, так как не понимают, чем они могут быть нам полезны. Но результат такого отношения чрезвычайно неблагоприятен для Франции, ибо это затрудняет восстановление нашей армии.
В результате этих условий регулярные войска, получившие за наш счет боевой опыт, с боевыми настроениями будут переброшены в Северную Африку и во Французскую Западную Африку, и мы в один прекрасный день сможем встретиться с ними где-нибудь на территории Чад или даже в Северной Африке, как только Гитлер отдаст об этом приказ Дарлану.
Поэтому я не соглашаюсь на эти условия, относительно которых, кстати, со мной никто не консультировался во время переговоров, хотя они продолжались три дня. В связи с этим, как только в моем распоряжении будет соглашение со всеми подробностями, я считаю себя вынужденным принять меры к тому, чтобы ответственность за это соглашение падала лишь на англичан.
Равным образом я изучаю в настоящее время, в какой мере вы разрешили насущные для нас вопросы. Я буду в Каире в пятницу.
Меморандум, врученный делегацией «Свободной Франции» в Лондоне министерству иностранных дел Великобритании Лондон, 17 июля 1941
I. Представительство генерала де Голля в Лондоне с чувством живейшего удовлетворения узнало о заключении перемирия, положившего конец конфликту, тягостному для союзников и в особенности горестному для вооруженных сил «Свободной Франции», вынужденных, чтобы воспрепятствовать захвату немцами Сирии, сражаться против французских войск.
II. Однако представительство генерала де Голля с сожалением констатирует, что соглашение между командующим союзными войсками в Палестине и Сирии генералом Вилсоном и представителем генерала Денца генералом Вердилаком, подписанное 14 июля, весьма отличается от проекта, на который генерал де Голль дал свое согласие 19 июня. Независимо от того факта, что «Свободная Франция» целиком устранена от этого соглашения, трудно понять, каким образом некоторые его условия могут быть совместимы с недавно сделанными английской стороной заверениями относительно уважения прав Франции в Сирии. Перемирие в том виде, в каком оно подписано 14 июля, не может не повлечь за собой самых тягостных последствий как с военной, так и с политической стороны. Оно к тому же никак не может содействовать введению в государствах Леванта временного режима гражданского управления, обеспечивающего правильный учет положения и имеющихся интересов.
III. Военным интересам «Свободной Франции», а следовательно и союзников, нанесен серьезный ущерб условиями, устанавливающими порядок репатриации армии Денца целыми частями, порядок распределения захваченных военных материалов и создания сирийских и ливанских воинских частей.
Опыт, проделанный прошлым летом в Англии, показал, что если будут сохраняться воинские части Виши, в которых солдаты продолжают находиться под постоянным воздействием своих командиров, их переход на нашу сторону возможен только в ограниченных размерах.
Свободные французские силы не только лишаются возможного пополнения, но, в силу статьи 6 соглашения, они лишаются и военных материалов, в которых испытывают исключительно острую нужду. Кроме того, представляется несправедливым то, что англичане оставили за собой право принять на английскую службу так называемые «специальные войска Леванта», сформированные и обученные под руководством французов и привыкшие служить под французским знаменем и под командой французских офицеров.
IV. По всей вероятности, военные статьи соглашения о перемирии, подписанного 14 июля, приведут к значительному сокращению контингентов, могущих быть использованными как для обороны Сирии в тот самый момент, когда немецкая угроза Кавказу делает более чем когда-либо необходимым превращение Сирии в надежную военную базу, так и при формировании частей, действующих на других театрах военных действий.
Но зато правительство Виши получает в свое распоряжение значительные по численности контингента, и как раз в тот момент, когда, согласно полученным из различных серьезных источников сведениям, оно дало обязательство Германии начать с октября наступательные операции против присоединившихся к «Свободной Франции» африканских территорий, значение которых нет необходимости подчеркивать. Есть все основания опасаться, что мы снова можем встретить французские войска, которые находятся в настоящее время в Сирии и подлежат передаче в распоряжение правительства Виши, где-нибудь в районе территории Чад или в другом месте, действующими на стороне немцев.
V. Не менее плачевными будут вероятные политические последствия перемирия, подписанного генералом Вилсоном и генералом де Вердилаком. Возвращение во Францию войск из Сирии будет расцениваться, с одной стороны, как личный успех Дарлана, недоброжелательные намерения которого по отношению к союзникам хорошо известны, и с другой — как тягчайший удар, нанесенный сторонникам движения Сопротивления.
В общем перемирие представляет для правительства Виши двойную выгоду.
Устранение «Свободной Франции» от участия в заключении этого соглашения может дискредитировать ее, в то время как влияние, которое она оказывает на огромное большинство французов, было до сих пор и остается главным препятствием для политического, экономического и военного сотрудничества Виши с нацистами.
Кроме того, Виши не упустит, конечно, случая использовать тот факт, что перемирие было заключено только с английскими властями, чтобы обвинить английское правительство в империалистических замыслах как в отношении Сирии, так и других частей Французской империи.
o Впрочем, некоторые комментарии английской печати могут лишь облегчить в этом отношении задачи пропаганды Виши и Берлина.
VI. Представительство генерала де Голля вполне осведомлено о некоторых серьезных соображениях, которые могли оказать влияние на поведение англичан во время переговоров.
Ему прекрасно известно, что численность свободных французских войск на фронте составляет лишь половину имперских войск. Однако потери были приблизительно одинаковыми с обеих сторон. Что же касается вопроса о кадрах административного аппарата, который встанет в связи с принятием на себя «Свободной Францией» управления в Сирии и Ливане, его разрешение может вызвать затруднения лишь второстепенного порядка. Несомненно, что достаточно будет заменить некоторых лиц, возглавляющих отдельные административные учреждения, чтобы эти учреждения продолжали функционировать нормально, как это уже имело место на других территориях «Свободной Франции».
VII. В целях ослабления указанных выше тяжелых военных и политических последствий представительства генерала де Голля было бы весьма обязано английскому правительству, если бы оно рассмотрело, в какой мере можно было бы выправить условия перемирия в процессе их выполнения.
В данном случае речь идет о том, чтобы принять по согласованию с командованием свободных французских сил все необходимые меры, чтобы добиться перехода на нашу сторону максимального числа военнослужащих, выделить свободным французским вооруженным силам часть того военного имущества, передачи которого англичане потребовали, фактически уступить свободным французским силам оставленное за собой англичанами право принять к себе на службу «специальные войска Леванта». Вот три пункта, имеющие важнейшее значение.
Не подлежит сомнению, что проведение этих мер позволило бы в значительной мере увеличить численность свободных французских вооруженных сил. Таким образом, оказалось бы возможным приступить к разрешению проблемы командования, что значительно облегчило бы необходимое сохранение режима французского мандата вплоть до того времени, когда вступят в действие договоры, подлежащие обсуждению и заключению между державой-мандатарием и государствами Сирии и Ливана.
Вопрос об отношениях французских и английских властей значительно упростился бы, если бы командование союзными силами в Сирии могло бы быть поручено французскому генералу. В военном отношении он мог бы подняться верховному командованию союзными войсками Среднем Востоке, штаб которого находится в Каире.
Нота, переданная генералом де Голлем министру без портфеля в английском правительстве Литтлтону во время беседы 21 июля 1941
Генерал де Голль и Совет обороны Французской империи ознакомились с текстом соглашения о перемирии и дополнительного протокола, подписанных 14 июля с. г. между английским военным командованием на Востоке и «властями» Виши в Сирии, действовавшими в согласии с врагами Франции и под их контролем.
Генерал де Голль и Совет обороны Французской империи констатируют, что вышеуказанное соглашение и дополнительный к нему протокол, которыми завершилась кампания, предпринятая в Сирии по инициативе Совета обороны Французской империи французскими войсками в сотрудничестве с английскими войсками, несовместимы по своим условиям с военными и политическими интересами Франции и противоречат условиям, свое мнение о необходимости которых они своевременно довели до сведения английского правительства и английского командования.
Эти условия были уточнены в телеграмме, направленной 13 июня с. г. генералом де Голлем Уинстону Черчиллю, в документе, составленном 19 июня совместно с послом Великобритании в Каире, английскими командующими на Востоке и генералом де Голлем, в телеграмме, направленной 28 июня премьер-министру генералом де Голлем, а также в неоднократных устных и письменных заявлениях, сделанных генералом де Голлем послу Великобритании в Каире, генерал-майору Спирсу и командующим английскими войсками на Востоке. Никогда никаких возражений в отношении всех этих документов и заявлений с английской стороны сделано не было.
В связи с вышесказанным генерал де Голль и Совет обороны Французской империи имеют честь поставить в известность правительство Его Величества о нижеследующем:
«Свободная Франция», то есть Франция, никоим образом не считает себя связанной данным соглашением о перемирии и дополнительным протоколом к нему и оставляет за собой право действовать соответствующим образом.
«Свободная Франция», то есть Франция, не согласна более передавать английскому командованию право командования французскими войсками на Востоке. 24 июля 1941, в полдень, генерал де Голль и Совет обороны Французской империи вновь принимает на себя полное и неограниченное распоряжение всеми вооруженными силами «Свободной Франции» в Леванте.
Письмо генерала де Голля Литтлтону Каир, 21 июля 1941
Дорогой капитан Литтлтон!
Как я уже сегодня утром имел честь известить вас, я и Совет обороны Французской империи решили, что начиная с полудня 24 июля французские вооруженные силы Леванта выходят из подчинения английскому командованию на Востоке.
Это решение, мотивы которого я уже вам объяснил, не означает, естественно, что мы отказываемся сотрудничать в военном отношении с английскими войсками и их командованием на Востоке. Наоборот, я готов рассмотреть с вами условия этого сотрудничества, каковое я считаю необходимым и каковое должно базироваться на условиях, приемлемых для обоих наших народов, объединенных союзом в войне против общего врага.
Искренне ваш.
Телеграмма генерала де Голля Уинстону Черчиллю, в Лондон Каир, 21 июля 1941
По прибытии в Каир я ознакомился с подробностями условий перемирия в Сирии, которое английское военное командование заключило с Виши. Вынужден заявить вам, что лично я и все свободные французы считаем это соглашение по существу противоречащим военным и политическим интересам «Свободной Франции», то есть Франции, а по форме чрезвычайно затрагивающим наше достоинство. Я сообщил капитану Литтлтону о конкретных мероприятиях, которые я и Совет обороны Французской империи считаем себя обязанными предпринять на месте в связи с изложенным выше.
Мне, однако, хотелось бы, чтобы вы лично поняли, что подобная позиция Англии в вопросе, имеющем для нас жизненно важное значение, серьезно увеличивает стоящие передо мной трудности и будет иметь последствия, которые с точки зрения выполняемой мною миссии я считаю достойными сожаления.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции», в Лондон Каир, 21 июля 1941
Получил текст вашего меморандума от 17 июля по поводу англо-вишистского перемирия. Я одобряю этот меморандум.
Сегодня утром я сообщил устно и письменно Литтлтону:
1) что мы полностью отвергаем соглашение и протокол и оставляем за собой право действовать, как сочтем нужным.
В частности, мы установим контакт с войсками Виши непосредственно и в любой, нужной нам форме и сами восстановим «специальные войска Леванта»;
2) что начиная с полудня 24 июля наши войска в Леванте выходят из подчинения английскому командованию.
Беседа, продолжавшаяся два часа и достаточно спокойная но тону, была категорической по существу. Я, в частности, сказал Литтлтону, что поведение англичан в этом вопросе было несовместимо с честью и интересами Франции и нашим достоинством, и добавил, что не исключена даже возможность разрыва нашего союза, на который мы пойдем с горечью, но без колебаний, ибо мы сражаемся не за Англию, а за Францию.
Литтлтон беседовал со мной внешне сдержанно, но заметно волнуясь и показался мне очень смущенным и обеспокоенным… Я нахожусь здесь вместе с генералом де Лармина. 25 июля мы отправляемся в Бейрут и встретимся там в Сисе.
Прошу всех членов Совета обороны Французской империи поддержать меня по существу в моих решительных переговорах, которые, впрочем, закончатся, по моему мнению, нашим успехом.
Письмо генерала де Голля Литтлтону Каир, 22 июля 1941
Дорогой капитан Литтлтон!
В своей ноте от 21 июля 1941 я имел честь довести до вашего сведения, что «Свободная Франция», то есть Франция, никоим образом не считает себя связанной соглашением о перемирии и протоколом, заключенным 14 июля с. г. между английским командованием на Востоке и «властями» Виши в Сирии. Я добавлял, что «Свободная Франция» оставляет за собой право действовать в соответствии с принятым решением.
Сегодня считаю своим долгом передать вам докладную записку по этому вопросу, представленную генералом де Лармина. Со всеми его выводами я целиком согласен. Из этой докладной записки вы узнаете, каковы те изменения, весьма существенные как по содержанию, так и по форме, которые лично я и Совет обороны Французской империи считаем необходимыми, для того чтобы мы могли признать законность соглашения о перемирии и согласились проводить его в жизнь.
Считаю своим долгом обратить ваше внимание на исключительную срочность решения по этому вопросу, в случае если вы признаете таковое необходимым. Между английскими властями и английскими войсками, которые, несомненно, проводят это соглашение в жизнь, и свободными французскими войсками, которые не обязаны его выполнять, в любую минуту могут возникнуть инциденты, которых я всячески хотел бы избежать.
Искрение ваш.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции», в Лондон Каир, 22 июля 1941
Вчера я встретился с Литтлтоном по просьбе последнего. Хотя тон этой второй беседы был менее натянутым, чем накануне, я повторил ему, что в наших отношениях с Великобританией положение остается весьма серьезным. Причина этому — условия англо-вишистского соглашения о перемирии и методы проведения в жизнь этого соглашения англичанами. Именно тем самым они сосредоточивают армию Виши, возглавляемую Денцем, вокруг Триполи. Они преднамеренно создают у солдат Виши впечатление, что их отправка под командованием своих офицеров будет произведена обязательно в ближайшем будущем.
Однако у меня создалось впечатление, что сам Литтлтон и посольство Великобритании начинают отдавать себе отчет как в абсурдности перемирия, так и в его оскорбительном характере для нас и в тяжких последствиях, которые оно влечет для союза Англии со «Свободной Францией». Возможно, что им удастся заставить английское военное командование вступить на более разумный путь в деле проведения в жизнь условий перемирия.
Во всяком случае, я полностью прервал всякие отношения подчиненности наших войск английскому командованию. Я приказал немедленно приступить к формированию специальных войск Леванта, что уже начато в широком масштабе и, конечно, без всякого вмешательства англичан. Я предписал также генералу Катру организовать в нужных случаях прямой контакт с войсками Виши и вступать в непосредственное владение военными материалами всюду, где они будут обнаружены. Я предупредил Литтлтона, что ответственность за все возможные в связи с этим инциденты между нашими и английскими войсками падает исключительно на англичан, которые своими действиями нанесли ущерб нашему достоинству и чести.
Явно стремясь разрядить создавшееся напряжение, Литтлтон заявил мне, что правительство Великобритании решило совершенно не вмешиваться в политические и административные дела в Сирии и что лично он собирается направить мне по этому поводу официальное письмо. Я ответил ему, что всегда буду рад получить от него письмо, но что вопрос о политическом суверенитете и административной власти в Леванте не подлежит обсуждению. Это исключительно дело Франции, то есть наше.
Прошу в ваших отношениях с английскими учреждениями всячески подчеркивать, до какой степени мы считаем поведение англичан в этом деле с перемирием неприемлемым. Старайтесь без колебания создать у них впечатление чрезвычайной серьезности положения и дайте им понять, что весь наш Совет обороны Французской империи и все свободные французы единодушны в своей решимости, невзирая ни на какие последствия, не проводить в жизнь условия перемирия.
Война будет либо выиграна Англией вместе с Францией, либо вообще не будет выиграна.
Я буду в Бейруте в пятницу.
ПИСЬМО ЛИТТЛТОНА ГЕНЕРАЛУ ДЕ ГОЛЛЮ (Перевод) Каир, 23 июля 1941
Уважаемый генерал!
Настоящим сообщаю, что я согласен, чтобы соглашение о перемирии в Сирии было предметом пояснительного соглашения, проект которого вы предложили мне. Сегодня утром наши представители должны обсудить его. Как только пояснительное соглашение будет одобрено и подписано, оно, естественно, будет немедленно проводиться в жизнь соответствующими военными и гражданскими властями.
Примите, генерал, уверения в моих искренних чувствах.
Письмо генерала де Голля О. Литтлтону Кипр, 23 июля 1941
Уважаемый капитан Литтлтон!
Я с удовольствием получил ваше письмо от 23 июля, в котором вы предлагаете мне установить между нами пояснительное соглашение к соглашению о перемирии, заключенному между английским командованием и Виши, с тем что это соглашение будет немедленно проводиться в жизнь всеми заинтересованными властями.
Я назначаю своими представителями генерала де Лармина и полковника Валена для участия в имеющем состояться сегодня утром совместно с вашими представителями обсуждении проекта текста этого соглашения.
Прошу вас, уважаемый капитан Литтлтон, принять уверения в моих наилучших чувствах.
Письмо генерала де Голля Литтлтону Каир, 23 июля 1941
Господин министр!
Из рапортов генерала Катру и генерала Сисе мне стало известно, что власти Виши принуждают французских военнослужащих, оставленных в силу соглашения о перемирии под командованием их офицеров, подписывать торжественное обещание не присоединяться к свободным французским силам.
Я расцениваю это действие как тягчайшее нарушение духа и буквы статьи 8-й соглашения о перемирии, предусматривающей для всех французских военнослужащих свободу выбора.
Прошу вас, господин министр, принять уверения в моем высоком уважении.
Письмо Литтлтона генералу де Голлю (Перевод) Каир, 24 июля 1941
Дорогой генерал де Голль!
Направляю при сем текст соглашения, который был выработан вчера нашими представителями. Это соглашение содержит в себе разъяснение соглашения о перемирии в Сирии и должно рассматриваться властями Великобритании и «Свободной Франции» как пользующееся приоритетом в отношении соглашения о перемирии. Это соглашение является исключающим. Для властей Великобритании и «Свободной Франции» оно заменяет всякое другое толкование соглашения о перемирии и превалирует над ним.
Если комиссией по разоружению будет установлено, что со стороны войск Виши имело место существенное нарушение соглашения о перемирии, то, само собой разумеется, мы в качестве санкции заявим, что командование войсками Великобритании и «Свободной Франции» считает себя вправе принять все меры, какие оно найдет нужными, чтобы добиться присоединения войск Виши к «Свободной Франции». В этом случае статья 2 приложенного при сем пояснительного соглашения будет считаться не имеющей силы.
Настоящий обмен письмами не должен стать достоянием печати без нашего обоюдного согласия.
Прошу известить меня о вашем согласии. Как только я получу от вас письмо с подтверждением такового, текст будет считаться обязательным для соответствующих военных и гражданских властей.
Искрение ваш.
Пояснительное соглашение к соглашению о перемирии от 14 июля 1941, положившему конец военным действиям в Леванте, обязательное для властей Великобритании и «Свободной Франции»
Статья 1
Настоящим признается, что командование войск «Свободной Франции» имеет преимущественные интересы во всех вопросах, касающихся войск Виши. Эти интересы должны особенно учитываться во всем том, что касается размещения этих войск и укомплектования их командным составом. В частности, перемещение в необходимых случаях групп и отдельных лиц будет производиться по соглашению между командованием обеих заинтересованных сторон.
Статья 2
Статья 8 соглашения о перемирии предусматривает, что каждое лицо будет свободно в выборе: присоединиться ли ему к делу союзников или подвергнуться репатриации. Эта свобода выбора означает только, что свободным французским властям будет предоставлена возможность разъяснять свою точку зрения упомянутому выше личному составу с такой же полнотой и свободой, какие предоставлены властям Виши самым фактом присутствия среди солдат вишистских офицеров и унтер-офицеров.
Никакое иное соглашение, могущее быть принятым впоследствии и противоречащее в этом пункте соглашению о перемирии, не может ни в чем нарушать принципы, установленные вышеуказанным перемирием. Будут приняты все необходимые меры по размещению и укомплектованию командным составом воинских частей во исполнение статьи 8 данного соглашения.
Статья 3
Что касается репатриации войск Виши, английское командование примет во внимание пожелания командования свободных французских сил о полном проведении в жизнь положений статьи 8 относительно обеспечения свободы выбора[192].
Статья 4
Настоящим устанавливается, что военные материалы являются французской собственностью. Передача их командованию свободных французских сил будет произведена по соглашению между обоими командованиями. Командование свободных французских сил использует эти материалы преимущественно на Среднем Востоке.
В целях создания необходимых резервов командование свободных французских сил по соглашению с английским командованием предоставит в распоряжение последнего все военные материалы, которые оно не будет в состоянии само использовать в ближайшее время. Как только командование свободных французских сил будет в состоянии использовать эти материалы, оно по соглашению с английским командованием вновь сможет получить их в свое распоряжение.
Прием и обследование военного имущества и вооружения будет производиться совместно техническим персоналом свободных французских сил и английских войск. Любая умышленная порча оружия влечет за собой ответственность лица, у которого оно находилось на руках, и его начальников. На этих лиц не будут распространены гарантии, установленные соглашением о перемирии.
Статья 5
Военные службы вишистских войск будут продолжать выполнять свои функции согласно указаниям оккупационных властей.
Статья 6
Начальники и личный состав всех военных учреждений (интендантство, связь, артиллерия, медицинская служба, обозы, ремонтные мастерские, парки и мастерские военно-воздушных и военно-морских сил) обеспечивают согласно указаниям оккупационных властей работу этих учреждений и несут ответственность за сохранность и содержание в порядке военного имущества, как это предусмотрено предыдущей статьей. Эта ответственность будет прекращаться только после предъявления в полной исправности оправдательного документа.
Статья 7
Специальные войска Леванта, которые командование свободных французских сил сочтет необходимым сохранить, войдут в состав свободных французских вооруженных сил.
Статья 8
Принимая во внимание большое значение поддержания порядка в Джебель-Друзе для ведения военных операций, настоящим устанавливается, что французский генеральный представитель договорится с английским главным командованием относительно всех мер, необходимых для поддержания порядка в этом районе.
Статья 9
Настоящим устанавливается, что гражданские лица, упомянутые в статье 8 соглашения о перемирии, будут находиться под юрисдикцией французских властей, с оговоркой о необходимости установить особое соглашение по вопросу о сотрудничестве французских и английских учреждений, ведающих службой безопасности.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции» в Лондоне Каир, 24 июля 1941
Сегодня утром после долгих перипетий я подписал с Литтлтоном соглашение относительно истолкования соглашения о перемирии. Об условиях этого соглашения вы будете поставлены в известность по телеграфу. Таким образом, у нас есть средство эффективного воздействия на войска Виши и получения военного имущества. Выезжаю сегодня в Бейрут, чтобы провести соглашение в жизнь и наладить наш политический и административный режим в Леванте.
Литтлтон написал мне письмо, которым признает наш полный суверенитет над государствами Леванта. Все это доставило мне большое удовлетворение.
Теперь надлежит воспрепятствовать репатриации войск Виши. Я телеграфировал сегодня по этому вопросу Уинстону Черчиллю. Поведение Виши в отношении Индокитая и позиция, занимаемая в настоящее время Денцем в Сирии, полностью подтверждают нашу правоту.
С другой стороны, я считаю, что капитуляция Джибути неизбежна. Я добился от англичан посылки их местным властям удовлетворяющих нас инструкций. В общем сейчас происходит изменение линии англичан в благоприятном для нас направлении. Кризис был очень серьезным, и он еще не вполне ликвидирован.
Телеграмма генерала де Голля Уинстону Черчиллю, в Лондон Каир, 24 июля 1941
Сотрудничество Виши с врагом становится все более явным. События в Индокитае вновь подтверждают это. Мы должны предвидеть расширение театра военных действий на Северную Африку и Французскую Западную Африку. Считаю себя обязанным заявить, что соглашение о перемирии в Сирии между английским командованием и Виши чревато и для вас и для нас большими опасностями. Лично я не могу согласиться, чтобы целая армия, состоящая из регулярных воинских частей, побывавшая в боях против союзников, была с такой поспешностью передана в распоряжение Виши. В ближайшем будущем англичанам и французам в Тунисе или Форт-Лами, в Дакаре или в Бейруте опять придется столкнуться с этими войсками, которые будут вновь использованы вишистами по приказу Гитлера. Считаю своим долгом еще раз повторить, что в интересах самой элементарной безопасности мне представляется необходимым отменить репатриацию армии Денца и предоставить свободным французам помочь этим несчастным людям, обманутым вражеской пропагандой, выполнить свой долг.
Добавлю, что Денц, под командованием которого до настоящего момента остается вся его армия, насильно заставляет офицеров и солдат подписывать обязательство никогда не служить вместе с союзниками. Это, как и другие грубые нарушения духа и буквы условий соглашения, целиком оправдало бы отмену репатриации.
Считаю, что если мы ведем войну, то должны вести ее всеми нашими силами.
Телеграмма делегации «Свободной Франции» в Лондоне генералу де Голлю, в Бейрут Лондон, 25 июля 1941
1) Мы уже сообщили вам, а также властям в Лондоне о нашей точке зрения на условия перемирия и о недопустимом отношении к нам в этих тяжелых обстоятельствах. Поэтому мы от всего сердца присоединяемся к вашему справедливому протесту по этому вопросу.
2) Тем не менее от внимания наших союзников не могло ускользнуть то обстоятельство, что перед тем, как вы сочли долгом принять и довести до сведения правительства. Его Величества срочные решения, которые влекут за собой официальную ответственность Совета обороны Французской империи, не было заслушано мнение семи членов Совета из девяти[193].
Мы опасаемся, что это может умалить в глазах правительства Великобритании формулу «генерал де Голль и Совет обороны Французской империи» и, следовательно, умалить значение ваших заявлении.
3) Ответственность Англии в данном вопросе, будучи преимущественной, не является, однако, исключительной, учитывая присутствие генерала Катру при переговорах. Следовательно, мы не можем полностью снять с себя в одностороннем порядке ответственность за результаты, хотя бы и весьма досадные, того предприятия, которое мы проводили совместно.
4) С другой стороны, мы придаем чрезвычайно важное значение союзу с Великобританией. В тот момент, когда козни Виши делают особенно ценным и трудным для выполнения обещание, данное вам нашими союзниками в соглашении от 7 августа восстановить Францию во всем ее величии и независимости, мы не можем, не подвергаясь огромному риску, открыто объявить по собственному почину недействительным договор, имеющий для нас как по существу, так и по форме жизненное значение.
5) По нашему мнению, именно мы должны опираться на дух этого союза, чтобы показать, что некоторые из наших партнеров отошли от него, а другие охотно идут на поводу соглашения с американскими кругами, во что бы то ни стало стремящимися потворствовать Виши. Тогда у нас было бы больше оснований добиваться, чтобы английская политика более точно соответствовала заявлениям ответственных руководителей Великобритании.
6) Горячо желая успеха вашим действиям, мы полагаем, что лучший способ добиться этого успеха — это обратиться за помощью к английским властям, которые, сожалея о допущенных ошибках, готовы пойти нам навстречу в смысле внесения необходимых поправок.
По нашему мнению, козни Виши, подстрекаемого немцами, могут только облегчить новую постановку столь важной проблемы, как репатриация и переход вишистских войск на нашу сторону. Наконец, мы убеждены, что вы получите значительное удовлетворение в вопросе о командовании в Леванте.
7) В конечном счете ваше энергичное «нет» с последующими переговорами в узком составе, в которых вас будут поддерживать все члены Совета, окажет эффект, достаточный для восстановления полного сотрудничества. Действия же, ведущие к разрыву, могут причинить ущерб самому основному.
Письмо О. Литтлтона генералу де Голлю, в Бейрут (Перевод) Каир, 25 июля 1941
Дорогой генерал де Голль!
Направляю при сем текст основного и дополнительного соглашений о сотрудничестве между английскими и свободными французскими властями на Среднем Востоке, составленных нами совместно сегодня утром.
Хочу воспользоваться этим случаем, чтобы заверить вас, что мы, англичане, признаем исторические интересы Франции в Леванте. Великобритания не имеет никаких интересов в Сирии и Ливане, кроме желания выиграть войну. У нас нет никаких намерений посягать каким-либо образом на позиции Франции. И «Свободная Франция» и Великобритания обещали независимость Сирии и Ливану. Мы охотно допускаем, что как только этот этап будет окончательно завершен, Франция должна будет занять в Леванте доминирующее и привилегированное положение по сравнению со всеми другими европейскими странами. Именно в этом духе мы и рассматривали обсуждаемые проблемы. Вы имели возможность ознакомиться с недавними заверениями премьер-министра, сделанными в этом духе. Я счастлив подтвердить их сегодня. Был бы рад получить от вас подтверждение вашего согласия и одобрения в отношении прилагаемых документов.
Искренне ваш.
Соглашение о сотрудничестве властей Великобритании и «Свободной Франции» на Среднем Востоке
Статья 1
Средний Восток представляет собой единый театр военных действий. Наступательные и оборонительные операции союзников на этом театре военных действий должны быть согласованы.
С другой стороны, принимая во внимание особые обязанности Франции по отношению к территории государств Леванта, «Свободная Франция» решила в данной обстановке использовать французские вооруженные силы Востока, а также сирийские и ливанские части в первую очередь для обороны территории этих государств.
Статья 2
Любой план военных операций, предусматривающий использование французских вооруженных сил совместно с английскими или непосредственно затрагивающий территории государств Леванта, должен вырабатываться совместно английским и французским командованием.
Принимая во внимание, что в настоящее время английские вооруженные силы на Востоке преобладают над французскими вооруженными силами, разработка военных планов и определение задач французских вооруженных сил в общих операциях на Востоке возлагается на английское командование. Английское командование ставит эти задачи свободным французским войскам по уполномочию генерала де Голля. Подобное же уполномочие предоставляется командиру любого соединения, подчиненному командующему английскими войсками на Востоке, если командующий возложит на этого командира руководство проведением операции на территории государств Леванта или если в операции будут использованы свободные французские вооруженные силы. Однако если французское командование найдет, что план или задача, определенные для французских вооруженных сил, несовместимы с особой ответственностью Франции по отношению к государствам Леванта, оно доводит об этом до сведения генерала де Голля. Вопрос в подобном случае разрешается по соглашению между правительством Его Величества в Соединенном Королевстве и генералом де Голлем.
Статья 3
Английскими и французскими вооруженными силами, действующими в одной зоне военных действий, командует, как правило, английский или французский офицер, в зависимости от того, каких войск больше в данной зоне. Во всех случаях органическая целостность воинских частей, больших или малых, по возможности сохраняется. Командирам английских частей, подчиненных французскому командующему, или французских частей, подчиненных английскому командующему, представляется право и возможность докладывать о своем положении, задачах и нуждах непосредственно высшей инстанции своей собственной армии и поддерживать с нею прямую связь. Эти доклады могут делаться в секретной форме.
Статья 4
Каковы бы ни были пропорциональные размеры и задания английских и французских вооруженных сил, территориальная администрация (руководство или контроль военных властей над общественными учреждениями, государственная безопасность, жандармерия, полиция, использование местных ресурсов и т. д.) осуществляется в Сирии и Ливане французскими властями.
Английские вооруженные силы, действующие на территории Сирии и Ливана, и французские вооруженные силы, действующие на других территориях Среднего Востока, могут сами обеспечивать там свою непосредственную безопасность и использовать там все необходимые им ресурсы. По мере возможности они должны проводить эти мероприятия при содействии территориальной администрации.
На неприятельской территории функции территориальной администрации распределяются между английскими и французскими властями пропорционально количеству английских и французских вооруженных сил на различных участках данной территории.
Статья 5
В вопросах дисциплины, организации войск и служб, назначения командного состава и использования военного имущества, формы одежды воинских частей, почтовой цензуры и пр. английские и французские войска соответственно подчиняются исключительно английскому или французскому командованию.
Дополнительное соглашение о сотрудничестве властей Великобритании и «Свободной Франции» на Среднем Востоке
Статья 1
Генерал де Голль признает за английским командованием в Леванте право принимать против общего врага все меры обороны, какие оно сочтет необходимыми.
Если окажется, что какая-либо из этих мер представляется противоречащей интересам Франции в Леванте, вопрос будет поставлен на рассмотрение правительства Великобритании и генерала де Голля.
Статья 2
Генерал де Голль в принципе согласен вербовать для военных нужд вспомогательные войска в районах пустыни.
Он не исключает возможности прикомандирования в случае надобности к сформированным в разных районах пустыни частям английских офицеров-специалистов.
Генерал де Голль не возражает, чтобы сформированные английскими властями в Неджде, Трансиордании, Ираке или на других территориях вспомогательные части были использованы в сирийской пустыне.
Статья 3
В целях обеспечения связи с английским командованием и с органами государственной безопасности соседних государств, а также в целях согласования с соответствующими французскими органами совместных мероприятий, которые английское командование найдет необходимым провести, к органам государственной безопасности государств Леванта будут прикомандированы сотрудники английской военной службы безопасности.
Письмо генерала де Голля Литтлтону, в Каир Бейрут, 27июля 1941
Дорогой капитан Литтлтон!
Ваше письмо от 24 июля 1941 и соглашение, выработанное нашими соответствующими представителями в качестве пояснения к соглашению о перемирии в Сирии, я получил.
Я с удовольствием уведомляю вас о том, что этот текст мной одобрен и с настоящего момента является обязательным для всех заинтересованных французских военных и гражданских властей.
Одновременно я принимаю к сведению ваше согласие на санкции, которые надлежит применять к французским раскольническим — так называемым «вишистским» — элементам, если будет установлено, что таковые, как я считаю, действительно нарушили соглашение.
Разумеется, что ни ваше письмо от 24 июля, ни мой ответ не будут опубликованы без нашего обоюдного согласия.
Искренне ваш.
Письмо генерала де Голля Литтлтону, в Каир Бейрут, 27 июля 1941
Дорогой капитан Литтлтон!
Я получил ваше письмо от 25 июля. Я рад принять к сведению заверения, которые вы соблаговолили дать мне относительно отсутствия у Великобритании интересов в Сирии и Ливане и признания заранее Великобританией доминирующего и привилегированного положения, которое Франция должна иметь в государствах Леванта, после того как эти государства получат независимость.
Соглашение и дополнение к нему, текст которых я нашел в приложении к вашему письму и которые были совместно выработаны в Каире 25 июля, будут немедленно приняты к исполнению соответствующими французскими военными властями.
Искренне ваш.
Речь, произнесенная генералом де Голлем в Сирийском университете в Дамаске 29 июля 1941
Если нужны доказательства, что дружба между Сирией и Францией не только не пострадала в связи с недавними тяжелыми событиями, но и вышла из них более жизненной и действенной, чем когда-либо, то великолепный прием, который был оказан мне вчера в вашей гордой и благородной столице, и присутствие сегодня здесь вашего правительства вместе со столькими видными общественными деятелями представляют собой эти доказательства.
Мне кажется, что столь очевидное совпадение чувств и стремлений Сирии и Франции проистекает в первую очередь от того, что в охватившем мир водовороте событий, горестные последствия которых вы только что испытали на своей земле, наше взаимопонимание стало более четким и ясным. Мы, французы, хорошо поняли, что самый характер этой войны за свободу, а также эволюция, которая уже произошла и продолжает происходить в вашей стране, с необходимостью требуют, чтобы в Сирии был установлен новый режим. Мы пришли к выводу, что для Франции настало время положить в полном согласии с вами конец режиму мандата и приступить к переговорам об условиях, на которых должны быть обеспечены в полной мере ваш суверенитет и независимость, и установить условия союза, искренне и горячо желаемого обеими сторонами.
Вы, сирийцы, тоже поняли, что смена отдельных личностей, свидетелями которой вы были здесь, отнюдь не нарушает непрерывности французской истории, и вы констатировали, что временное военное поражение не помешало Франции, как, впрочем, это уже неоднократно случалось в ее истории, быстро воспрянуть духом и вновь взяться за оружие.
Вот почему, господа, я не думаю, чтобы когда-нибудь были два народа столь же близких друг другу по существу, как наши народы сегодня, чтобы два народа когда-либо нашли в себе больше моральной силы для совместного урегулирования своих дел и организации своего сотрудничества, чем их находят сегодня подлинная Сирия, каковой являетесь вы, и подлинная Франция, каковой являемся мы.
Но я не думаю также, чтобы события когда-либо более настоятельно требовали от нас и от вас этого объединения нашей воли и сил. Ибо мы ведем войну, а все народы, и оба наших народа в том числе, в этой войне поставили на карту свою свободу и даже самое свое существование.
Утверждение, что нынешний конфликт является мировой войной и войной моральной, стало банальным. Но это произошло потому, что оно представляет абсолютную истину. Гигантская битва, развернувшаяся между свободой и тиранией, не признает иных пределов, кроме всего земного шара, и иного конца, кроме полной победы одного из противников. Свободе Сирии, как и всякого другого государства угрожают те, кто стремится уничтожить свободу других народов и заменить ее режимом насилия, подкупа и эксплуатации, который является не чем иным, как современным видом рабства.
В соответствии со своим долгом и в союзе с вами, господа, Франция всеми силами, находящимися в ее распоряжении здесь, и теми, которые у нее будут в дальнейшем, сумеет помешать этому в сотрудничестве со своим мужественным английским союзником, который прибыл сюда исключительно по стратегическим соображениям. Кстати, мне приятно напомнить по этому поводу о заявлениях, сделанных Великобританией и об обязательствах, взятых ею на себя, в силу которых она совершенно отказывается от политических притязаний в Сирии и Ливане и решила полностью уважать позицию Франции.
Я не слишком рассчитываю, впрочем, на то, что эти обязательства, какими бы категорическими они ни были, окажутся достаточными для того, чтобы положить конец вражеской пропаганде или даже необоснованным разговорам, которые кое-где еще ведутся.
Но я рассчитываю на то, что прочный союз Англии и Франции по вопросу о присутствии и одновременных действиях наших армий на территории государств Леванта будет содействовать укреплению в Сирии и Ливане уверенности в том, что их свобода и национальное единство будут сохранены от Тифа до Средиземного моря и от границ ТрансИордании до границ Турции.
Впрочем, не оспаривая того, что нынешняя война еще несет нам длительные и тяжелые испытания, мы уже теперь можем определить, на чью сторону начинает клониться чаша весов, на чьей стороне сила, то есть судьба. Перед врагом стоят Британская империя, вооруженная лучше, чем когда-либо, и более решительная, чем когда-либо; Америка, мобилизующая свои колоссальные ресурсы; Россия, наносящая врагу самые большие потери, какие он когда-либо терпел; Восток, который стал свидетелем крушения империи Муссолини и чувствует себя сегодня под мощной защитой; Франция, с каждым днем все более и более возрождающаяся в моральном и военном отношении; многие народы Европы, территории которых временно захвачены врагом, но дух сопротивления которых не сломлен. И враг скоро потеряет, если в этот самый час, когда я выступаю перед вами, не потерял ее уже, всякую надежду на победу. И напротив, лагерь свободы видит, как появляются на горизонте все признаки его победы.
Господа, солнце победы будет солнцем мира! Того мира, в результате которого все нации и все люди на земле смогут пользоваться свободой и безопасностью. В тот день, когда Франция и Сирия, тесно сплоченные между собой и борющиеся за одни идеалы, подпишут совместно договоры, кладущие конец величайшей в истории человечества драме, к числу благодеяний, рожденных в испытаниях, они присовокупят и свой прочный союз и нерушимую дружбу.
Телеграмма командующего английскими войсками в Палестине и Леванте генерала Вилсона генералу де Голлю, в Бейрут (Перевод) Иерусалим, 30 июля 1941
1. Генерал Вилсон просит приостановить движение войск французских свободных сил до тех пор, пока он и генерал Катру не смогут встретиться для обсуждения этого вопроса в свете статьи 8 пояснительного соглашения к соглашению о перемирии. Статья 8 предусматривает, что генерал Катру должен договариваться с главнокомандующим английскими войсками относительно всех важнейших мероприятий, касающихся Джебель-Друза.
Генерал Вилсон официально заявляет, что прибытие свободных французских войск в Джебель-Друз в настоящих условиях может повлечь за собой беспорядки, которые неблагоприятно отразятся на военной безопасности всей страны. Решающее слово по этому вопросу, в силу статьи 1 дополнительного соглашения о военном сотрудничестве, принадлежит генералу Вилсону, если не последует прямого обращения генерала де Голля к правительству Великобритании.
2. В доказательство своей доброй воли генерал Вилсон согласен, чтобы французский представитель в Сувейде вступил тем временем во владение «Французским домом» и чтобы английский комендант разместился в другом упомянутом в письме генерала Катру помещении, над которым и будет поднят английский флаг.
3. Генерал Вилсон решительно заявляет, что отказ принять его требование может повести к весьма серьезным последствиям, могущим отразиться на отношениях со «Свободной Францией».
4. Генерал Вилсон одновременно считает необходимым подчеркнуть, что английское правительство совершенно не имеет никаких притязаний на территорию Джебель-Друза, хотя, видимо, французские власти и подозревают наличие таковых.
Телеграмма генерала де Голля генералу Вилсону, в Иерусалим Бейрут, 30 июля 1941
1. Не желая обсуждать вопрос, входит или нет отправка одного французского батальона из Дамаска в Сувейду в число важных мероприятий, относящихся к поддержанию порядка в Джебель-Друзе и нуждающихся в договоренности между обоими командующими, генерал де Голль констатирует, что английские войска находятся в настоящее время в Джебель-Друзе без согласования этого вопроса между двумя командующими, хотя соглашение о военном сотрудничестве вступило в силу 27 июля.
2. Генерал де Голль не считает, что статья 1 дополнительного соглашения о военном сотрудничестве дает генералу Вилсону право проводить любое мероприятие по обеспечению внутренней безопасности.
Указанная статья 1 соглашения имеет в виду лишь мероприятия по обороне против общего врага.
3. Генерал де Голль с удовлетворением принимает к сведению заявление, что представитель французской власти, осуществляющей суверенитет в Сирии, получит возможность вступить во владение домом представителя Франции в Сувейде.
4. Генерал де Голль ставит генерала Вилсона в известность, что выдвижение французского батальона на окраину Сувейды было закончено к моменту получения его телеграммы, вследствие чего ему было бы невозможно удовлетворить требование генерала Вилсона.
5. Однако, чтобы доказать ему желание французской армии сотрудничать с английской армией на территории государств Леванта, находящихся под французским мандатом, генерал де Голль дает указание генералу Катру при первой же возможности связаться с генералом Вилсоном, чтобы урегулировать с ним все вопросы, связанные с расквартированием английских и французских войск в Джебель-Друзе.
6. Генерал де Голль сожалеет, что генерал Вилсон нашел возможность угрожать ему серьезными осложнениями в отношениях по военным вопросам между английской и французской армиями в Леванте, основываясь на единственной причине — передвижении одного батальона. Несмотря на это, генерал де Голль сейчас, как и прежде, продолжает стремиться к честному военному сотрудничеству, при условии, что на суверенные права Франции в Сирии и достоинство французской армии не будет никаких посягательств.
Письмо Литтлтона генералу Катру, сообщенное последним при рапорте генералу де Голлю (Перевод) Каир, 30 июля 1941
Дорогой генерал Катру!
Как вам известно, я придаю самое большое значение тому, чтобы английский командующий шел с вами в ногу во всех делах в Сирии. Среди этих дел весьма важным, разумеется, является обсуждение договоров с сирийским и ливанским правительствами. Поэтому я весьма настоятельно прошу вас предоставить генералу Спирсу, начальнику нашей миссии, возможность присутствовать на заседаниях, на которых обсуждаются договоры.
Я пока задерживаюсь в Каире, так как я прибыл туда недавно и должен ознакомиться с рядом дел. Но я надеюсь, что скоро буду более свободен и смогу доставить себе удовольствие посетить вас и познакомиться с вами.
Прошу вас, дорогой генерал, принять уверение в моей преданности.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции», в Лондон Бейрут, 1 августа 1941
Капитан Литтлтон только что направил генералу Катру письмо, в котором просил как о чем-то само собой разумеющемся, чтобы генерал Спирс мог присутствовать при переговорах о заключении франко-сирийского и франко-ливанского договоров. Естественно, что генерал Катру ответил на это категорическим отказом.
Если эта просьба Литтлтона соответствует политике его правительства, то ясно, что такая политика несовместима с суверенными правами Франции. Равным образом ясно, что мы не можем потакать подобным посягательствам на наши права.
Я убежден, что вмешательство Англии во французские политические дела в Сирии и Ливане приведет нас к очень серьезным осложнениям. Все свободные французы, которые находятся здесь, единодушны в этом вопросе, не говоря, конечно, о других французах, позиция которых по отношению к Англии хорошо известна.
Мне кажется, что сомнительные выгоды, которые английская политика могла бы извлечь из подобного забвения прав Франции, были бы весьма посредственными в сравнении с чрезвычайными затруднениями, какие могли бы возникнуть в результате ссоры между «Свободной Францией» и Англией.
Испросите у Идена аудиенцию и сделайте ему от моего имени откровенное заявление по этому вопросу.
Послание генерала де Голля О. Литтлтону Бейрут, 4 августа 1941
До настоящего времени наши соглашения по разъяснению условий перемирия, с одной стороны, и по вопросу о сотрудничестве французских и английских властей в Леванте — с другой — еще не проводятся в жизнь. Учитывая, что для английских военных и военно-воздушных властей могут возникнуть известные трудности в связи с изменением ориентировки, которое наши соглашения налагают на них, считаю необходимым со всех точек зрения, чтобы они незамедлительно сообразовали свои действия с этими соглашениями. Положение не может оставаться таким, каким оно является в настоящее время.
Если я лично стремлюсь к тому, чтобы между нашими военными властями установилось предусмотренное нами сотрудничество, то в интересах нашего союза и общего дела я ожидаю от командования английских военных и военно-воздушных сил лояльного выполнения всех условий, установленных нами совместно.
Я могу допустить, чтобы сроки выполнения предусмотренных мероприятий были растянуты на весь август, но начать их проведение в жизнь следует немедленно, а закончить не позднее 31 августа, с тем чтобы к этому дню последние вишистские группы либо присоединились к «Свободной Франции», либо покинули Левант.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции», в Лондон Бейрут, 6 августа 1941
Подобно тому как мы наблюдали в Сирии, Виши делает все от него зависящее, чтобы не вести в Джибути переговоры непосредственно с нами. Вследствие подобного положения мы выглядим ничего не значащей величиной и между нами и англичанами можно вызвать любые трения. Наконец, это дает возможность Виши, Берлину и Риму в дальнейшем кричать, что мы продолжаем работать только на англичан. Что касается наших союзников, то они в Джибути, так же как и в Сирии, имеют — по крайней мере в местных масштабах — задние мысли и стремятся прибегнуть к любым комбинациям, которые дали бы им возможность вмешаться во внутренние французские дела. Следовательно, они склонны и всегда будут склонны договариваться непосредственно с Виши через нашу голову, пока не поймут, что подобный образ действий с их стороны может привести нас к ссоре, если не к разрыву. Проведение в жизнь соглашения Литтлтон — де Голль здесь пока не начато ни в какой мере, и мы находимся в разгаре серьезного кризиса.
Письмо О. Литтлтона генералу де Голлю (Перевод) Бейрут, 7 августа 1941
Дорогой генерал!
В качестве заключения нашей сегодняшней беседы я счастлив вновь заверить вас, что Великобритания не имеет в Сирии и Ливане никаких других, интересов, кроме желания выиграть войну. Мы не имеем намерения посягать каким-либо образом на позиции Франции. «Свободная Франция» и Великобритания равно обещали предоставить Сирии и Ливану независимость. Как только этот существенный этап будет окончательно завершен, и не касаясь его снова, мы искренне признаем, что Франция должна иметь доминирующее положение в Сирии и Ливане по сравнению со всеми другими европейскими державами. Именно в таком духе мы всегда действовали. Вы имели возможность ознакомиться с недавними заявлениями премьер-министра по этому вопросу, сделанными в таком же духе. Я счастлив подтвердить их сегодня нашим друзьям и союзникам, пользующимся нашей полной поддержкой и горячей симпатией.
Что касается нас, то я счастлив снова получить от вас заверение относительно решимости «Свободной Франции» неустанно продолжать, в качестве друга и союзника Великобритании и в согласии с подписанными соглашениями и сделанными вами заявлениями, войну до победного конца против общего врага. Я счастлив, что мы вновь подтвердили таким образом наше полное взаимопонимание и совершенное согласие.
Искренне ваш.
Письмо генерала де Голля О. Литтлтону Бейрут, 7 августа 1941
Дорогой капитан Литтлтон!
Я получил письмо, которое вы направили мне в качестве заключения нашей сегодняшней беседы. Счастлив принять к сведению ваши новые заверения об отсутствии у Великобритании интересов в Сирии и Ливане и о том, что Великобритания заранее признает преимущественное и привилегированное положение Франции в этих государствах после приобретения ими независимости в согласии с взятыми на себя «Свободной Францией» обязательствами в отношении их.
Спешу повторить вам по этому случаю, что «Свободная Франция», то есть Франция, полна решимости продолжать до полной победы войну против общего врага рядом со своим другом и союзником Великобританией.
Примите, дорогой капитан Литтлтон, уверения в моих самых лучших чувствах.
Телеграмма делегации «Свободной Франции» в Лондоне генералу де Голлю, в Бейрут Лондон, 10 августа 1941
По сведениям, полученным 8 августа из вполне достоверного источника в Виши, опасения, высказанные в вашей телеграмме премьер-министру от 7 августа, подтверждаются.
Немцы требуют базы в Северной Африке и в Дакаре. Дарлан готов уступить. Маршал не оказывает сопротивления. Протесты Вейгана едва ли к чему-либо приведут. Немецкие успехи на Украине несомненно послужат для Виши предлогом для оправдания этой новой уступки.
Мы не можем скрывать от себя, что в результате этого для Франции вообще и для «Свободной Франции» в частности создается исключительно тяжелое положение.
Мы прекрасно понимаем и разделяем чувства, с которыми вы наблюдаете, как грузятся в Северную Африку войска, направляемые туда, чтобы сражаться за дело немцев. Но будучи откровенными до конца, мы должны сказать, что нам показалось неуместным говорить о разрыве с Великобританией. В военном и финансовом отношении существовать без поддержки Англии мы не можем, С политической точки зрения разрыв между нами и англичанами привел бы в замешательство французский народ и внес бы смятение в наши ряды к большой радости Германии и Виши. Благодаря этому разрыву английское правительство было бы освобождено от своих обязательств восстановить Францию. Фактически разрыв означал бы конец «Свободной Франции», то есть гибель последней надежды на спасение нашей несчастной страны.
Мысль, что для огромного большинства французов вы олицетворяете эту надежду, должна, казалось бы, поставить вас выше разочарований, принесенных вам сирийскими делами, вся важность которых не заставит нас забыть, что на карту поставлено самое существование нашей родины.
Угрозы, которые не выполняются, могут только дискредитировать нас. Кроме того, нам известно, что, поскольку эти угрозы исходят от вас, они очень огорчили Черчилля.
Более чем когда-либо мы убеждены, что ваше возвращение сюда совершенно необходимо.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции», в Лондон Бейрут, 12 августа 1941
В течение трех недель после заключения англичанами перемирия с Виши образ действий местных английских властей был невыносимым. Вилсон открыто угрожал введением здесь чрезвычайного положения по английским законам и взятием в свои руки всей полноты власти. Я официально сообщил ему, что если он позволит себе это сделать, то мы будем рассматривать это как узурпацию прав Франции и порвем с Англией. Я пригласил генерального консула Соединенных Штатов и заявил ему то же самое. До 7 августа включительно английские власти заявляли мне, что им ничего не известно о существовании соглашения Литтлтон — де Голль. Наконец 7 августа Литтлтон прибыл ко мне в Бейрут. Он выразил мне всяческие сожаления и отдал распоряжения такого порядка, что положение дел становится в настоящее время приемлемым. Катру фактически взял в свои руки административную власть.
Открытое вмешательство английских официальных агентов в наши дела, в частности в Джебель-Друзе и на Евфрате, прекратилось, по крайней мере в настоящее время. С другой стороны, Катру взял под свой контроль войска Виши, и мы смогли приступить к работе по привлечению вишистских солдат на нашу сторону. Но здесь работает группа англичан — заядлых сторонников арабов, которую поддерживает премьер-министр и министерство колонии. Эти господа увидели в событиях в Сирии случай изгнать оттуда Францию…
Роль Спирса в этом деле была скверной и вызывающей тревогу… Если Иден говорит о доверии, то ему необходимо знать, что после этих событий доверие возможно лишь на определенных условиях.
Как бы то ни было, я думаю, что этот действительно серьезный кризис может быть даже спасительным, если в Лондоне поймут, что для того чтобы рассчитывать на нас, необходимо рассчитывать вместе с нами.
Думаю, что теперь вскоре буду иметь возможность выехать из Бейрута в Каир и Браззавиль, а оттуда в Лондон.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции», в Лондон Бейрут, 13 августа 1941
Ваши телеграммы от 25 июля и 10 августа получил. Больше чем кто-либо я учел важные последствия в национальном и международном плане, которые мог бы повлечь за собой разрыв «Свободной Франции» с Великобританией. Именно поэтому я и должен был указать Англии на последствия, какие могут произойти, если она будет действовать против нас недопустимым образом.
Я считаю недопустимой всякую политику или позицию, в которой наша помощь используется для того, чтобы вредить интересам или положению Франции на той самой территории, где эта помощь оказывается. Именно так это происходит в Сирии. Мы потеряли бы сразу свою честь и свой престиж во Франции, если бы согласились пойти на это. Я на это не пошел, и все наши товарищи здесь и в Африке едины со мной в этом вопросе.
Именно таким образом я мог исправить положение и спасти самое существенное. Я понимаю, какое раздражение должны были почувствовать англичане, но оно очень мало значит в сравнении с нашим долгом перед Францией. Я даже считаю, что кризис был благотворным для наших отношений с Англией. По крайней мере Черчилль поймет, конечно, что опираться можно только на тех, кто проявляет твердость.
Вопреки вашей точке зрения считаю, что новая капитуляция Виши по вопросу об Африке вызовет усиление авторитета «Свободной Франции» во французском народе и за границей, особенно у американцев.
Что касается данной Великобританией гарантии независимости Сирии и Ливана, то я ее никогда не признавал.
Вопреки вашим предположениям эта гарантия совсем не фигурирует в декларации генерала Катру, первоначальный проект которой я по прибытии в Каир изменил. Впрочем, письмом от 3 июня я уведомил английского посла в Каире, что, не имея возможности воспрепятствовать опубликованию англичанами этой гарантии, я ее не одобряю и считаться с ней не буду. Слово Франции не нуждается в гарантии иностранной державы. Так же точно не могло быть допущено участие генерала Спирса в наших переговорах в Дамаске и в Бейруте. Считаю, что присутствие представителя третьей державы в переговорах Франции с государством, находящимся под ее мандатом, явилось бы неоправданным вмешательством в наши внутренние дела, и я его не допущу.
В заключение призываю вас быть более твердыми и не создавать впечатления, что мое представительство не придерживается точно моей политики. Наше величие и сила заключаются единственно в нашей непримиримости во всем, что касается прав Франции. Эта непримиримость будет нам нужна до самого Рейна.
Союзники
Соединенные Штаты Америки
Телеграмма генерала де Голля Рене Плевену, в Лондон Браззавиль, 19 мая 1941
Учитывая позицию Соединенных Штатов, почти находящихся в состоянии войны, все более явное сотрудничество Виши с Германией и, наконец, особые экономические условия в наших свободных владениях в Африке и Океании, наступил момент наладить наши отношения с Америкой. Я намерен поручить эту миссию лично вам.
Вы отправитесь в США в ближайшее время и пробудете там так долго, как это потребуется для нашего дела, то есть пока вы не выполните следующих основных задач:
1) Добиться восстановления постоянных и непосредственных отношений с государственным департаментом; эти отношения в дальнейшем должны поддерживаться через авторитетного политического представителя «Свободной Франции».
2) Наладить финансовые и экономические отношения Свободной Французской Африки и Французской Океании с США.
3) Организовать, если это возможно, непосредственные закупки военных или необходимых для ведения войны материалов на основе системы, применяемой бельгийцами.
4) Создать или восстановить наши комитеты.
5) Наладить нашу информацию и пропаганду в США.
6) Организовать помощь нашему движению со стороны сочувствующих нам американцев.
Прошу вас с сегодняшнего дня начать подготовку к этой миссии, которую необходимо, конечно, держать в секрете, в особенности от англичан. Выполнить ее необходимо как можно основательнее и полнее.
Телеграмма генерала де Голля Рене Плевену, в Лондон Каир, 3 июля 1941
В ваших беседах с представителями американских властей прошу сделать им следующие предложения, коротко излагаемые ниже. Вам их надо будет в разговорах развить.
Если обстоятельства в дальнейшем приведут США к вступлению в войну, естественно возникнет очень важный вопрос о развертывании их вооруженных сил. В современной войне мощь армии зависит прежде всего от того, насколько сильна ее авиация. А это выдвигает вопрос о базах и коммуникациях.
Территория Великобритании по своим малым размерам и вследствие небезопасности ее коммуникаций с Америкой является малопригодной для этой цели. Наоборот, Африка благодаря своей географической близости как бы предназначена самой природой для того, чтобы стать основной базой для все возрастающих операций США против жизненных центров врага в Европе. Однако создание такой базы должно быть подготовлено заранее. Впрочем, заблаговременная ее организация не является актом войны.
Французская Северная Африка представляет идеальную базу, но сотрудничество Виши с Германией не позволяет рассчитывать на нее.
Мы предлагаем Соединенным Штатам все условия, необходимые для создания американских воздушных баз в Свободной Французской Африке, в частности в Камеруне, в районе озера Чад и в Убанги. Имеется возможность выгружать военные материалы и продовольствие в Дуале и в Пуэнт-Нуаре. Там легко будет создать мастерские по сборке самолетов.
Свободная Французская Африка скоро станет географическим центром военной зоны в Африке.
Телеграмма Рене Плевена из Соединенных Штатов генералу де Голлю, в Каир Вашингтон, 1 июля 1941
Резюмирую свои впечатления по истечении первой недели, проведенной в Соединенных Штатах:
1) Удивительно, как мало американская публика знает о «Свободной Франции». А то, что она знает, очень часто невыгодно характеризует это движение. Виши, несомненно, ведет весьма активную пропаганду, направленную на то, чтобы представить в ложном свете это движение и намерения его главы. Необходимо предпринять большие усилия, чтобы показать наше движение в истинном свете и показать, что оно олицетворяет дух Франции и пользуется поддержкой нации.
2) Французы, проживающие в Соединенных Штатах, также мало информированы о нашем движении. Они делятся здесь на две основные группы: французская колония в Соединенных Штатах и все растущее число эмигрантов политических и культурных деятелей, сосредоточенных главным образом в Нью-Йорке. Руководство французской колонии пока находится под влиянием посольства и консульства. Организации «France for Ever» не удалось сплотить вокруг себя более независимые элементы, в частности просто народ. Эмигранты же, в числе которых находятся Доливе, Жюль Ромен, Ложье, де Сен-Жан, Пертинакс, Женевьева Табуи, Анри Бернстейн, Анри Торрес, Сент-Экзюпери, Маритэн, Фосийон, Пьер Кот, Анри Бонне, пока придерживаются независимой политики, либо потому что организация «France for Ever» не является органом, способным объединить всех французов, отрицательно относящихся к сотрудничеству с Германией, либо потому, что они не знакомы с нашим движением.
Многие из этих людей понимают, что пришло время действовать, и я думаю, что большинство из них готово сотрудничать с нами. У других, по-видимому, имеется стремление создать нечто подобное Национальному комитету, чтобы проводить политику либо совершенно независимую, либо очень мало связанную с движением «Свободной Франции» и представлять дух сопротивления в этой стране. Ходят слухи, что такие тенденции поддерживает Пьер Кот.
3) Политика Виши и его сопротивление в Сирии вызвали здесь сожаление и всеобщее порицание. Эти чувства были публично выражены Хэллом. Популярность Петена весьма пострадала в связи с этим. Ряд докладов и смелых статей Анри Бернстейна о Петене в «Нью-Йорк геральд трибюн», по-видимому, возбудил у общественности значительный интерес.
4) Поскольку Хэлла сейчас нет в Вашингтоне, лорд Галифакс обратился к Самперу Уэллесу с вопросом, может ли он представить ему меня. Уэллес ответил, что он пока предпочитает не принимать меня, но что я должен непременно встретиться с начальником европейского отдела государственного департамента, которому я и был представлен сегодня английским посланником Батлером. По-моему, можно утверждать, что государственный департамент теперь уже не питает больших иллюзий по отношению к Диши, но еще проводит различие между Петеном и Дарланом и еще большее — между Виши и Вейганом. По-видимому, здесь считают, что еще можно выиграть время, разрешив доставку на французских судах некоторого количества продовольствия: сахара, чая и растительного масла — в Северную Африку, чтобы помочь Вейгану или его окружению воспрепятствовать пропаганде и проникновению немцев в Марокко…
5) Нет никакого сомнения, что теперь обращают значительно больше внимания на наши африканские колонии и что психологически мой приезд пришелся как раз вовремя.
6) Я уехал из Соединенных Штатов ровно год тому назад и теперь, вспоминая отношение, которое проявлялось тогда в США ко всему французскому, я совершенно удручен тем катастрофическим влиянием, которое оказала политика Виши на позиции Франции в Америке. Нам необходимо убедить американцев, что «Свободная Франция» и есть та Франция, которую они любили.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции», в Лондон Каир, 9 июля 1941
Пора восстановить окончательно, не прибегая к полумерам, авторитет «Свободной Франции» на Тихом океане, использовать для военных нужд все ресурсы, которыми мы там располагаем, и обеспечить вместе с нашими союзниками защиту тамошних французских территорий от возможной и, пожалуй, весьма близкой опасности.
Выполнение этого задания я поручаю капитану 1-го ранга д’Аржанлье, декрет о назначении которого Верховным комиссаром французских владений на Тихом океане опубликован сегодня. Он будет облечен от моего имени всей полнотой военной и гражданской власти.
Верховный комиссар немедленно отправится на место назначения и примет там по отношению к отдельным лицам меры, какие найдет нужными… С другой стороны, я повторяю приказ об отправке на Тихий океан одного или нескольких наших военных судов.
Об отъезде Верховного комиссара и об отправке указанного (или указанных) выше корабля (ей) прошу донести мне.
Телеграмма Рене Плевена генералу де Голлю, в Браззавиль Вашингтон, 13 июля 1941
1) В течение этой весьма напряженной недели я имел продолжительные беседы с министром финансов Моргентау, с федеральным администратором предприятий по закону о ленд-лизе и личным советником президента Гарри Гопкинсом и морским министром полковником Ноксом. У меня также состоялся ряд бесед с заместителем военного министра и многими руководящими работниками этого министерства. На будущей неделе я встречусь с военным министром Стимсоном.
2) Лорд Галифакс лично вручил Самнеру Уэллесу меморандум, в котором я изложил моральные и экономические соображения, вследствие которых ленд-лиз должен быть, по нашему мнению, официально и непосредственно распространен на нас. Этот демарш лорда Галифакса, являющийся доказательством того, что Англия целиком поддерживает нашу точку зрения, произвел в данных условиях весьма сильное впечатление.
3) Я не имею возможности доложить о каком-нибудь определенном результате, но отношение к «Свободной Франции» определенно улучшается…
Телеграмма Рене Плевена генералу де Голлю, в Бейрут Вашингтон, 26 июля 1941
1) Я продолжаю встречи с государственными деятелями США, в числе которых я посетил вице-президента США Уоллеса, министра Стимсона и сенатора Пеппера, выражающего в сенате точку зрения правительства.
2) Пока конкретные результаты состоят лишь в следующем:
а) Американское правительство предложило американскому Красному Кресту изучить вопрос об использовании фондов, выделенных правительством в распоряжение этой организации, для снабжения Свободной Французской Африки медицинскими материалами, необходимыми для европейского и туземного населения, а также для армии.
б) Военное министерство приняло сделанное мною от вашего имени предложение направить в Свободную Французскую Африку офицера американской армии для связи с нашим командованием, посещения воздушных и морских баз и обсуждения в общих чертах всех вопросов, интересующих обе стороны. Надеюсь, что военно-морской флот сделает то же самое и что представитель военно-морской авиации отправится вместе с представителем армии, каковым, вероятно, будет полковник Каннингэм…
в) Государственный департамент уведомил английское посольство о своей готовности начать трехсторонние переговоры с возможным моим участием, однако не как представителя, а как эксперта. Хотя государственный департамент, несомненно, теперь готов помогать нам значительно больше, чем раньше, он по-прежнему чрезвычайно озабочен вопросами процедуры, чтобы в данной политической обстановке не дать повода Виши или Вейгану для дипломатических выступлений. Однако капитуляция Индокитая перед Японией без малейшей попытки оказать ей сопротивление значительно уменьшила уважение, которое официальные круги сохраняли по отношению к Виши.
Государственный департамент надеется еще, что у него будет возможность проводить по отношению к Вейгану политику, которую я назвал бы деголлевской. Но здесь вообще непрерывно растет, даже в самом государственном департаменте, число людей, начинающих отдавать себе отчет в том, что лучше быть деголлистом вместе с де Голлем, чем становиться на сторону тех, кто подписал перемирие.
Телеграмма генерала де Голля губернатору сото, в Нумеа Браззавиль, 30 июля 1941
Ваше письмо от 21 июля получил. Декретом от 9 июля я назначил капитана 1-го ранга д’Аржанлье Верховным комиссаром Франции в наших владениях на Тихом океане с правом осуществлять от моего имени всю полноту военной и гражданской власти. Настал момент мобилизовать для военных целей все ресурсы и обеспечить вместе с союзниками оборону этих французских территорий. Капитан 1-го ранга д’Аржанлье отправился туда в срочном порядке.
Мое полное доверие к вам остается неизменным. Прошу вас отнестись к создавшемуся положению спокойно.
Я просил телеграфно генерал-губернатора Брюно также сохранять спокойствие впредь до прибытия капитана 1-го ранга д’Аржанлье, который на месте, в Таити, примет все необходимые меры.
Телеграмма Рене Плевена генералу де Голлю, в Бейрут Вашингтон, 8 августа 1941
Движение общественного мнения в пользу политики оказания помощи свободным французским территориям продолжает развиваться одновременно, как в официальных кругах, так и в широких слоях общественности. В журналах «Лайф», «Тайм», «Литэрери дайджест» помещены за эту неделю интересные статьи о генерале де Голле и «Свободной Франции». В печати часто пишут об участии «Свободной Франции» в военных усилиях и высказывают мнение, что теперь, когда стало очевидным, что Виши все более и более подпадает под контроль Германии, можно рекомендовать оказание помощи нашему движению…
Государственный департамент согласился обсудить некоторые вопросы практического порядка, имеющие значение для Свободной Французской Африки…
Решение послать военную миссию подтвердилось. Она прибудет во Французскую Экваториальную Африку морем около 5 сентября. Главой миссии назначен полковник Гарри Френсис Каннингэм.
Телеграмма генерала де Голля рене плевену, в Вашингтон Алеппо, 9 августа 1941
Вашу телеграмму от 26 июля я получил только сегодня. Я высоко оцениваю вашу деятельность и убежден, что она принесет свои плоды. В общем вы хорошо поняли, что мы просим у Соединенных Штатов не подаяния, а только вооружения. Однако я вижу, что государственный департамент предлагает пока медикаменты, а не оружие. Если нам не дадут оружия, мы откажемся от медикаментов. В Вашингтоне, очевидно, свирепствуют примиренческие иллюзии, которые благоприятствуют Виши, то есть Гитлеру, который создал Виши.
Я не соглашаюсь на то, чтобы вы, представитель Франции, присутствовали на трехсторонней конференции лишь в качестве эксперта. Вы либо будете присутствовать на ней на равных правах с другими участниками, либо не будете участвовать в ней вовсе. Однако я по-прежнему не отказываюсь от своего предложения принять в Браззавиле одного или нескольких американских офицеров.
…Я рассчитываю вернуться в Лондон к концу этого месяца и прошу вас возвратиться туда одновременно со мной.
Телеграмма Рене Плевена генералу де Голлю, в Браззавиль Вашингтон, 14 августа 1941
Получил сегодня от государственного департамента сообщение о том, что он намерен дополнительно назначить в военную миссию Каннингэма своего представителя. Таким образом, состав миссии будет следующим: представитель военного министерства полковник Каэннингэм, представитель морской авиации капитан-лейтенант Митчелл и представитель государственного департамента Лоуренс Тэйлор, ранее входивший в дипломатический состав американского посольства в Париже.
Телеграмма Рене Плевена генералу де Голлю, в Браззавиль Вашингтон, 24 августа 1941
…Официальная позиция в вопросе о французских владениях в западном полушарии такова:
Правительство Соединенных Штатов удовлетворено существующими соглашениями, которые, по его мнению, практически дают Соединенным Штатам возможность полностью контролировать положение. Этот контроль вытекает из того факта, что в основном снабжение Антильских островов зависит от строгого выполнения соглашения с США. заключенного несколько месяцев тому назад адмиралом Робером. Это соглашение дает Соединенным Штатам право патрулировать на море и в воздухе, и адмирал Робер, видимо, озабочен тем, чтобы не вызывать подозрений у американцев. До того момента, пока во французской политике не произойдет решительного поворота, США не очень заинтересованы в том, чтобы обсуждать положение на Антильских островах. В настоящее время руководящие круги больше интересуются Мадагаскаром, откуда Соединенные Штаты хотели бы получать графит, слюду и ваниль. Ваниль является существенным продуктом для изготовления мороженого, а это имеет большое политическое значение…
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции» в Лондоне Браззавиль, 25 августа 1941
Что касается нашего отношения к декларации Черчилля — Рузвельта, озаглавленной «Атлантическая хартия», то мы должны быть особенно осторожны в отношении смысла и формы первой статьи, где говорится о «приобретении». Не поднимая в настоящее время разговора о Рейне, мы тем не менее должны оставить за собой возможность расширения наших позиций в прирейнских областях в случае крушения рейха. Ибо в этом случае, учитывая материальную и моральную разруху, начавшуюся на Рейне, там могут произойти непредвиденные события.
Иными словами, мы не добиваемся никакого расширения территории, но не отказываемся от компенсаций другого рода.
Что касается статьи 4, то она должна вызвать с нашей стороны формальные возражения. Мы не можем согласиться на доступ Германии и Италии в послевоенный период к сырью на равных основаниях с Францией, которую они беспощадно ограбили.
Вообще мы должны пропагандировать идею, что настоящая война — только эпизод в мировой войне, начавшейся в 1914. Участие Франции в общем деле борьбы за свободу в мировой войне должно учитываться, начиная с 1914. То же можно сказать и о ее жертвах, а в связи с этим — и о всякого рода репарациях, на которые она будет иметь право.
Телеграмма генерала де Голля губернатору Сото, в Нумеа Лондон, 4 сентября 1941
Я получил телеграммы от вас и от административного совета. Повторяю: я назначил капитана д’Аржанлье Верховным комиссаром Франции, облеченным всеми полномочиями, с заданием укрепить военные позиции Франции на Тихом океане в связи с критической международной обстановкой.
С другой стороны, задача д’Аржанлье состоит в том, чтобы закрепить результаты присоединения этой территории к «Свободной Франции», убежденным сторонником которого вы сами являлись.
Капитан 1-го ранга д’Аржанлье изучит на месте все вопросы, в том числе вопрос о распределении обязанностей между губернаторами, с одной стороны, и Верховным комиссаром — с другой. В связи с этим я не смогу принять ваше бескорыстное предложение — уволить вас в отставку с поста губернатора Новой Каледонии и Верховного комиссара на Новых Гебридах. Вы продолжаете пользоваться моим полным доверием и авторитетом и как губернатор и как член Совета обороны Французской империи. Я поручил капитану 1-го ранга д’Аржанлье торжественно вручить вам крест Освобождения.
Сообщите административному совету, что я высоко ценю преданность его и всего населения острова «Свободной Франции». Но поскольку обязанность руководить французскими усилиями во время войны лежит на мне, один я располагаю всеми необходимыми данными для принятия решений общего характера. В частности, напоминаю, что расходы по местному бюджету на нужды национальной обороны являются обязательными.
Телеграмма Рене Плевена генералу де Голлю, в Лондон Вашингтон, 6 сентября 1941
Вчера на пресс-конференции государственный секретарь Корделл Хэлл на вопрос, касающийся возможности предоставления «Свободной Франции» преимуществ по ленд-лизу, ответил следующее:
«Несколько недель тому назад я, кажется, уже обращал ваше внимание на то, что наши отношения с этой группой со всех точек зрения являются самыми сердечными. Мы ведем с ними взаимную торговлю настолько нормально, насколько это позволяют ненормальные обстоятельства.
Англичане непосредственно и в первую очередь оказывают потребную этой группе помощь, которую они в состоянии оказать ей».
Телеграмма генерала де Голля Рене Плевену, в Вашингтон Лондон, 11 сентября 1941
Правительство Великобритании известило нас о желании командования военно-воздушными силами США совместно организовать посадочные площадки для тяжелых бомбардировщиков на некоторых островах Тихого океана. Правительство Великобритании согласилось участвовать в этом и запрашивает нас, можем ли мы согласиться на включение в этот план Новой Каледонии и Новых Гебрид. Мы отвечаем следующее: генерал де Голль и Совет обороны уже выработали совместно с правительством доминиона Австралии план обороны этих островов. Однако «Свободная Франция» готова принять в настоящее время участие в разработке совместно с правительством США, правительством Его Величества в Великобритании и правительствами Австралии и Новой Зеландии общего плана, касающегося Тихого океана. В связи с разработкой этого плана она согласна представить все необходимые данные, касающиеся Новой Каледонии, Новых Гебрид и других островов Тихого океана, которые не были упомянуты, но могут быть существенно важными для воздушно-морских баз, как например острова Таити и Маркизовы. В порядке взаимности «Свободная Франция» была бы рада получить подобные сведения относительно тех островов Тихого океана, которые не принадлежат Франции.
У вас уже имеются полномочия на переговоры в Вашингтоне с представителями США. Равным образом я уполномочиваю вас принимать на аналогичных условиях совместно с представителями Великобритании и, в частности, с делегацией английского морского министерства, находящейся в США, участие в переговорах с правительством США о создании воздушных баз на Тихом океане.
Телеграмма Рене Плевена генералу де Голлю, в Лондон Вашингтон, 20 сентября 1941
I. Государственный департамент одобрил создание организованного представительства без определенного дипломатического статута, предназначенного служить единственным посредником при обсуждении всех вопросов, связанных с интересами «Свободной Франции» вообще и французских колоний в частности.
Государственный департамент высказывает пожелание, чтобы во главе этого представительства находился человек, с которым он мог бы поддерживать официальный контакт и который нес бы ответственность за весь состав представительства. Государственный департамент желал бы узнать заблаговременно фамилию главы представительства, чтобы иметь возможность поставить нас в известность, рассматривается ли данное лицо как персона грата.
Мне приходилось задерживать все предложения о создании этого представительства до тех пор, пока государственный департамент не принял изложенные выше принципы. Государственный департамент неофициально уведомил меня, что на посту главы представительства он предпочел бы видеть лицо, не очень тесно связанное с образовавшимися в Нью-Йорке после перемирия группировками французов.
2. Вот два лица из числа французов, находящихся в настоящее время в США, лояльность которых вне всяких подозрений. Эти лица не принадлежат ни к одной из французских группировок Нью-Йорка и согласны работать на этом посту: это — Этьен Бегнер, сын председателя Союза протестантских церквей Франции, с которым вы встречались прошлой зимой в Лондоне, и директор Международного бюро труда в Вашингтоне Тиксье. Однако Тиксье сможет освободиться лишь после 1 ноября, когда закончится работа Международной конференции труда.
…Другими членами представительства могли бы быть: Рауль де Русси де Саль, которому можно поручить информацию и печать, Жак де Сейес, который должен заниматься вербовкой и представлять вас на церемониях, и Рауль Аглион, исполняющий в настоящее время обязанности генерального секретаря представительства…
3. Что касается организации сочувствующих «Свободной Франции» в США, то я считаю, что единственной значительной организацией в Соединенных Штатах является «France For Ever»… Нашему представительству придется оказывать постоянное воздействие на комитет этой организации, дабы помешать ему превратиться в новый вариант «комитета Маскюро», в котором люди с известным политическим прошлым попытались бы снова проводить свою прежнюю линию. Задача эта окажется осуществимой, если наше представительство будет пользоваться необходимым авторитетом…
Телеграмма генерала де Голля Рене Плевену, в Вашингтон Лондон, 22 сентября 1941
В случае если вам придется беседовать с Самнером Уэллесом и Корделлом Хэллом, я прошу вас обратить их внимание на следующие моменты:
1. Не вдаваясь в критику побуждений, которыми руководствуются вишисты, можно констатировать, что позиция, которую они заняли по отношению к врагу, лишает их возможности осуществлять суверенитет Франции и защищать ее интересы за границей. Убедительным доказательством этого являются события в Сирии и Индокитае. Но из этого следует, что Франция действительно не представлена больше на международной арене.
2. Условия, при которых вишисты захватили власть во Франции, самый характер полномочий, которые они себе присвоили, а также метод осуществления этих полномочий противоречат суверенитету французской нации. Это не что иное, как прямая узурпация власти.
3. Несмотря на кровавый гнет, которому Виши и оккупанты подвергают французский народ, и на полную невозможность для него сколько-нибудь свободно выражать свою волю, в настоящее время нет сомнения, что проводимая Виши политика сотрудничества с врагом и диктатуры внутри страны полностью противоречит желанию подавляющего большинства французских граждан.
4. Является фактом, что имеющие важное значение французские колониальные территории в Африке и на Тихом океане, а также немалые вооруженные силы Франции присоединились к «Свободной Франции», чтобы вместе с союзниками и прежде всего в союзе с Британской империей продолжать борьбу против оккупантов, захвативших родину. Это обстоятельство налагает на генерала де Голля и власти «Свободной Франции» обязанность осуществлять на этих территориях и в отношении этих вооруженных сил полномочия правительства. Но генерал де Голль всегда торжественно заявлял, что эти полномочия он осуществляет лишь временно, как лицо, охраняющее национальное достояние Франции, и что заранее готов подчиниться воле французского народа, как только она сможет быть свободно выражена.
5. В ожидании этого времени генерал де Голль создает в данный момент, с одной стороны, Национальный исполнительный комитет, который должен помогать ему в осуществлении его полномочий, и, с другой стороны, Консультативную ассамблею, которая должна как можно шире выражать общественное мнение Франции.
6. Что касается территорий, которые находятся ныне под нашим управлением либо контролем, или же тех, которые в будущем перейдут под наше управление или наш контроль, то мы готовы облегчить, насколько это в нашей власти, доступ туда, открыто или с соблюдением тайны, любых сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил США, которые окажутся необходимыми для оказания прямого или косвенного содействия разгрому захватчиков Франции.
Телеграмма генерала де Голля Рене Плевену, в Вашингтон Лондон, 23 сентября 1941
Получил вашу телеграмму от 20 сентября. Ваше мнение представляется мне весьма правильным и полностью соответствует моим намерениям. Что касается главы нашего представительства, то я выбираю Тиксье. Он известен как человек лояльный и надежный. Кроме того, французские профсоюзы, как христианские, так и те, что входили в бывшую ВКТ, занимают во Франции совершенно правильную позицию. И, наконец, социальный вопрос — это важнейший вопрос завтрашнего дня.
До того времени, когда Тиксье сможет приступить к этой работе, главой нашего представительства должен быть Бегнер, с тем чтобы он и в дальнейшем оставался в его составе. Согласен со всеми остальными кандидатурами.
Как только вы урегулируете это дело, немедленно возвращайтесь. Вы нужны нам здесь. Вы должны стать душой Национального комитета, который я создам на днях.
Телеграмма верховного комиссара Франции на Тихом океане адмирала д’Аржанлье генералу де Голлю, в Лондон Папеэте, 23 сентября 1941
1. 23 сентября прибыл в Папеэте и немедленно приступил к исполнению обязанностей Верховного комиссара.
2. Сегодня исполняется годовщина со дня событий в Дакаре. В память этого дня прошу вас принять заверения в моем высоком уважении и глубокой преданности вам лично, а также в беззаветной верности Франции, с какой я буду выполнять возложенную на меня миссию.
Телеграмма Рене Плевена генералу де Голлю, в Лондон Вашингтон, 25 сентября 1941
В течение последних месяцев общественность Америки проявляет чрезвычайное разочарование в отношении французской нации в целом. Обращения некоторых комитетов, занимающихся сбором и отправкой посылок военнопленным французам и продовольствия детям, за пожертвованиями встречают у американской общественности все более слабый отклик. Так, например, в августе самый значительный из этих комитетов, во главе которого стоит Анна Морган, получил лишь 1225 долларов, в том числе чек на 1000 долларов, переданный Шарлем Буайе.
Но в то же время начало активного сопротивления во Франции и действия героических солдат «Свободной Франции» усилили симпатии американцев к нам и возродили веру во французский народ. Шарль Буайе, который является убежденным сторонником «Свободной Франции» и активно участвует во всех филантропических мероприятиях в пользу Франции, сказал мне, что недалек тот час, когда уже можно будет от имени «Свободной Франции» обратиться к американцам с призывом о помощи французским военнопленным в Германии и детям во Франции. Я разделяю это мнение.
Речь идет о том, чтобы организовать комитет, который смог бы обратиться с этим призывом…
Разумеется, что такие действия могут иметь место лишь при том условии, что английское правительство не сочтет их нежелательными в связи с блокадой. Припоминая ваше письмо Черчиллю от июля 1940, я полагаю, что в случае, если вы одобряете эту идею, вы смогли бы обсудить ее лично с премьер-министром.
Телеграмма верховного комиссара д’Аржанлье генералу де Голлю, в Лондон Папеэте, 2 октября 1941
Официальный прием 23 сентября прошел в полном порядке, в атмосфере учтивости и достоинства. В колонии царит полный порядок, и она открыто выражает свою преданность «Свободной Франции». Большое впечатление произвело прибытие эсминца «Триомфан».
Неделю с 23 по 30 сентября я совместно с генерал-губернатором Брюно и высшими должностными лицами посвятил внимательному изучению внутреннего положения, а также учету военных сил и средств. Мне также удалось установить контакт с губернатором де Кюртоном и его сотрудниками на острове Муреа, а также со многими видными местными деятелями. Я пообещал разобраться в их деле со всей справедливостью и лишь после этого принять нужные меры. Все они заявляют, что, несмотря на эти месяцы испытаний, они верны нашему движению и желают служить в войсках «Свободной Франции».
Сегодня, 1 октября, я в соответствии с вашими указаниями сделал официальное заявление об окончании полномочий генерал-губернатора Брюно в Океании.
В силу предоставленных мне полномочий я назначил на должность губернатора Орселли.
…Он обладает познаниями не только в военной, но также и в финансовой и экономической областях. Мой выбор получил всеобщее одобрение.
Я намереваюсь к 10 октября прибыть через острова Фиджи в Новую Каледонию. Одновременно генерал-губернатор Брюно выедет согласно вашему приказанию в Лондон.
Телеграмма Рене Плевена генералу де Голлю, в Лондон Вашингтон, 4 октября 1941
1 октября я был принят Уэллесом. Он заявил мне, что политика правительства Соединенных Штатов направлена на восстановление независимости и целостности Франции и Французской империи, причем это определяется не только соображениями морального порядка, но и убеждением американского правительства в том, что для мира имеет существенное значение, чтобы Франция продолжала играть важную роль в мировой политике. Он обратил мое внимание на то, что, следовательно, имеется полное совпадение целей политики правительства США по отношению к Франции и политики «Свободной Франции». Из этого вытекает, что возможные расхождения между нами сводятся единственно к нахождению лучшего метода, которому нужно следовать в этой политике.
Коснувшись этого вопроса, он заявил, что какие бы меры ни принимало правительство США, оно всегда принимало их после консультации с английским правительством и в полном согласии с ним. Это полное согласие с правительством Англии является также одной из особенностей политики правительства США по отношению к Франции. Он добавил, что любое предложение, интересующее «Свободную Францию» и получившее поддержку английского правительства, встретит с его стороны благоприятное отношение. По этому поводу он заметил, что английское правительство ознакомило его с содержанием переговоров относительно создания Национального комитета.
Я спросил у него, не считает ли он, что в наших общих интересах было бы желательно направить представителя США в Лондон для поддержания непосредственного контакта с генералом де Голлем и Национальным комитетом, не затрагивая при этом вопроса о дипломатическом признании и других юридических вопросов. Он ответил, что, по его мнению, возможностей идти дальше того, что уже достигнуто в области взаимного контакта, нет. Тогда я обратил его внимание на тот факт, что в полном согласии с английским правительством мы поставили вопрос о предоставлении нам возможности пользоваться непосредственно помощью по закону о ленд-лизе, причем я отметил, какие моральные выгоды обеспечила бы нам эта возможность.
Всячески избегая дать отрицательный ответ, он заявил, что этот вопрос находится еще в стадии изучения, заметив, однако, что, поскольку по точному смыслу закона помощь по ленд-лизу предоставляется только правительствам, самый факт распространения этого закона на нас означал бы дипломатическое признание. Я заметил, что формальные трудности можно было бы, как всегда, преодолеть, но он возразил, что в данном случае это ему представляется маловероятным…
Уэллес неизменно держится весьма холодно. В разговоре со мной он проявил особенную сдержанность и ни разу не дал мне возможности более широко изложить перспективы движения «Свободной Франции». Не следует принимать всерьез его слова насчет того, что государственный департамент всегда принимает меры в отношении Франции якобы по согласованию с английским правительством. Все здесь отлично понимают, что Уэллес и его сторонники думают, что в делах, касающихся Франции, они разбираются лучше, чем наши английские союзники и даже чем мы сами.
Истинная подоплека всего этого состоит в том, что, основываясь на сообщениях адмирала Леги и американских наблюдателей во Франции и в Африке, они полагают, что американское влияние на Виши и на Вейгана все еще может воспрепятствовать осуществлению последними планов сотрудничества с немцами в духе Дарлана и что хотя они и готовы помочь нам повсюду, где мы осуществляем власть, но боятся, поддерживая слишком открыто «Свободную Францию», уничтожить остатки своего влияния в Виши и Северной Африке. Однако эта политика (это признает и сам Уэллес) нуждается в поправках в свете текущих событий, и нет никакого сомнения, что симпатии как большинства американских официальных лиц, так и общественных кругов склоняются в нашу сторону.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару д’Аржанлье в Папеэте Лондон, 9 октября 1941
Получил вашу телеграмму от I октября. Принятые вами меры и позиция, занятая вами на Таити, представляются мне целесообразными. Утверждаю назначение Орселли на пост губернатора… Я возлагаю большие надежды на действия, которые вы лично предпримете в Нумеа. Мне представляется, что с Сото нужно считаться и его следует подбодрить. Прошу вас установить связь с Сиднеем, Сингапуром, Батавией и, если возможно, с Пондишери.
Письмо генерала де Голля министру иностранных дел Великобритании Энтони Идену Лондон, 13 октября 1941
Господин Иден!
Сведения, поступающие из многочисленных и разнообразных источников, единогласно свидетельствуют о том, что почти все население островов Сен-Пьер и Микелон выступает за присоединение к «Свободной Франции».
Я полагаю, что настало время в соответствии с твердым желанием населения присоединить острова Сен-Пьер и Микелон к «Свободной Франции», устранив силой власть Виши.
Эту операцию могли бы без труда выполнить два корвета ВМС «Свободной Франции» («Мимоза» и «Алисе»), которые в настоящее время находятся в ньюфаундлендских водах под командованием умелого и опытного офицера (капитана 2-го ранга Бирс). Я склонен к тому, чтобы отдать приказ о проведении подобной операции.
Я был бы благодарен, если бы вы сочли возможным сообщить ваше мнение по этому вопросу.
Искренне ваш.
Письмо Э. Идена генералу де Голлю (Перевод) Лондон, 20 октября 1941
Генерал!
В своем письме от 13 октября вы просили сообщить мое мнение относительно возможной операции французских военно-морских сил против островов Сен-Пьер и Микелон.
Мы считаем своим долгом проконсультироваться по этому вопросу с правительством Канады. После ознакомления с его точкой зрения мы должны будем консультироваться с правительством США. Вы понимаете, разумеется, что географическое положение этих островов не позволяет нам санкционировать какую-либо операцию, ведущую к изменению их статус-кво, не заручившись недвусмысленным согласием правительств Канады и США.
О результатах этих переговоров я незамедлительно поставлю вас в известность.
Искренне ваш.
Телеграмма Национального комитета представительству «Свободной Франции», в Вашингтон Лондон, 3 ноября 1941
Вам предоставляется право подписать соглашение с «Pan American Airways», одобренное генералом де Голлем. Можете сообщить «Pan American Airways», что она могла бы использовать в качестве удобного промежуточного порта аэродром в Пуэнт-Нуаре, которым уже теперь успешно пользуется компания «British Airways».
Телеграмма Национального комитета представительству «Свободной Франции», в Вашингтон, и верховному комиссару Франции, в Нумеа Лондон, 13 ноября 1941
Сообщаем директивы Национального комитета, касающиеся переговоров с правительством США относительно установления линий воздушного сообщения на Тихом океане.
1. Оборудование необходимых наземных сооружений (воздушных баз, радиостанций, посадочных площадок) может производиться всякий раз лишь по согласованию с местными органами властей «Свободной Франции».
2. Хранилища горючего должны быть оборудованы в соответствии с французскими правилами безопасности.
3. Оборудованные таким образом сооружения перейдут в собственность Франции.
4. Организация приема и отправки самолетов на аэродромах, полета над аэродромами и обеспечение общего порядка на аэродромах и в морских аэропортах возлагается на французские власти.
5. Командование аэродромами возлагается на французских офицеров или иных французских должностных лиц.
6. В случае если предусматриваемая концессия подлежит продлению на послевоенное время, права Франции на взаимность признаются заранее.
Телеграмма представительства «Свободной Франции» в Вашингтоне Национальному комитету в Лондоне Вашингтон, 28 ноября 1941
26 ноября де Русси де Саль и Бегнер нанесли визит Самнеру Уэллесу. Целью этого визита было узнать у заместителя государственного секретаря США, может ли он высказать мнение относительно изменения положения во Франции и влияния, которое это изменение могло бы оказать на отношения между США и «Свободной Францией».
Уэллес заявил, что на положение во Франции он смотрит весьма пессимистически. Все силы, способные оказать сопротивление, исчезли или близки к исчезновению, и, по-видимому, нет никаких средств, чтобы задержать подобный ход событий.
Де Русси де Саль спросил у Уэллеса, внушает ли ему такой же пессимизм положение дел в Северной Африке. Уэллес ответил, что, согласно полученной информации, положение там не изменилось, но он не склонен доверять этой информации и лично полагает, что положение в Северной Африке так же неблагоприятно, как и в метрополии.
Уэллес не скрыл, что считает игру во Франции проигранной и что все заставляет предполагать о разрыве в ближайшем же будущем. Объявленная встреча между Петэном и Герингом говорит об этом очень много.
Де Русси де Саль и Бегнер показали Уэллесу, что если положение во Франции настолько неблагоприятно, как он это думает, то из этого вытекает важное следствие, касающееся роли «Свободной Франции». Ведь если Виши окажется втянутым в союз с Германией, как это предполагает Уэллес, то возникнет серьезная опасность, как бы мировое общественное мнение не стало видеть в 40 миллионах французов соучастников вишистов. Руководители «Свободной Франции» глубоко обеспокоены этим. Между тем правительство США, по-видимому, имеет все возможности избежать какого-либо смешения между правительством Виши и французским народом, если бы произошло худшее, и поэтому было бы необходимо широко осведомить народ США о движении Сопротивления во Франции и открыто одобрить линию поведения, которой вот уже более года придерживается генерал де Голль.
Де Русси де Саль и Бегнер прямо спросили Уэллеса, могут ли сторонники «Свободной Франции» получить заверение о его согласии с такой точкой зрения. Уэллес дал вполне утвердительный ответ.
Итак:
Уэллес считает, что постепенно, но неизбежно отношения между Вашингтоном и Виши будут все более ухудшаться.
Уэллес согласен, что в связи с этим встанет важнейший вопрос: как бы не допустить того, чтобы французский народ сочли связанным решениями правительства Виши.
Можно предположить, что в зависимости от того, насколько «Свободная Франция» сможет представить на деле общее движение Сопротивления французского народа, государственный департамент будет оказывать ей все возрастающую поддержку.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 28 ноября 1941
Положение, создавшееся на Дальнем Востоке и на Тихом океане, со все большей необходимостью требует координации действий наших представителей. В целях обеспечения необходимой преемственности и согласованности нашей политики в районах, связь с которыми особенно затруднена и где нам приходится защищать весьма значительные интересы Франции, Национальный комитет решил поручить вам рассмотрение всех вопросов, касающихся Тихого океана, и присвоить вам звание «Национального комиссара во французских владениях на Тихом океане».
Вам надлежит выбрать местопребывание там, где вы сочтете наиболее удобным как с точки зрения ваших разъездов, так и с точки зрения обеспечения тесной связи с представителями сотрудничающих с нами в деле обороны держав на Дальнем Востоке: Австралии, Новой Зеландии, Китая (Чунцин), а также и с местными властями: британскими (Гонконг, Сингапур), американскими (Манила) и голландскими (Батавия).
Все наши дипломатические и административные представители в районе Тихого океана будут находиться под вашим руководством… Вы будете направлять политическую деятельность этих представителей, которые будут отчитываться перед вами, как и перед Национальным комитетом. Однако о делах, затрагивающих принципиальные вопросы или касающихся общей политики Национального комитета, следует докладывать Комитету.
Обо всем сказанном выше будет доведено до сведения Эскарра, Барона, Вийоке, Вешана, Бренака.
Кроме того, об этом будет сообщено правительствам заинтересованных стран.
Телеграмма адмирала Мюзелье генералу де Голлю, в Лондон На борту «Мимозы», 9 декабря 1941
1. Отплыву в Галифакс с кораблями «Мимоза», «Алисе», «Аконит», которыми я могу располагать до 16 декабря. «Сюркуф» будет в Галифаксе.
2. Я готов к операции на островах Сен-Пьер и Микелон. Ввиду новой общей обстановки я немедленно отправлюсь в Оттаву, чтобы заручиться согласием Канады и Америки.
3. Прошу вас испросить согласия англичан и сообщить мне о результатах ваших переговоров с ними.
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, на борт корвета «Мимоза» Лондон, 9 декабря 1941
С точки зрения намеченной операции никаких изменений в обстановке нет, и мне нечего добавить к тому, что я сказал вам при нашей последней встрече.
Письмо генерала де Голля Уинстону Черчиллю Лондон, 10 декабря 1941
Дорогой премьер-министр!
Как вам известно, население французских островов Сен-Пьер и Микелон, вблизи Ньюфаундленда, горячо поддерживает «Свободную Францию».
В настоящее время адмирал Мюзелье с тремя французскими корветами «Мимоза», «Алисе» и «Аконит» отбыл из Ньюфаундленда к Галифаксу. Он предлагает немедленно осуществить присоединение Сен-Пьера и Микелона к «Свободной Франции», и эта операция не встретит, по-видимому, особых затруднений. Я целиком одобряю этот план.
Буду благодарен вам, если вы мне срочно дадите знать, согласно ли правительство Его Величества на проведение этой небольшой операции.
Искренне ваш.
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, в Галифакс Лондон, 13 декабря 1941
Я запросил у англичан согласия на присоединение обоих островов. Но я не рассчитываю на положительный ответ, ибо они полагают, что в этом вопросе в первую голову заинтересованы Канада и США. С другой стороны, остается слишком мало времени, чтобы получить ответы путем переговоров. Как я вам говорил перед вашим отъездом, я полагаюсь всецело на вас, надеюсь, что вы сможете добиться успеха своими силами. Во всяком случае, я беру на себя ответственность за все, что вы сочтете нужным предпринять в этом отношении.
Телеграмма Национального комитета представительству «Свободной Франции» в Вашингтоне Лондон, 14 декабря 1941
Ниже следует текст ноты, врученной 13 декабря Д. Биддлу в связи с реквизицией судов в Америке.
«13 декабря в газетах были опубликованы сообщения о том, что, согласно решению вашингтонского правительства, трансатлантический пароход „Норманди“ и одиннадцать других французских судов, находящихся в американских портах, подверглись реквизиции, а экипажи сняты с судов и находятся под надзором. По-видимому, в намерения правительства США входит заменить эти экипажи американскими моряками и использовать реквизированные суда для нужд войны.
Французский национальный комитет стремится к тому, чтобы эти суда и, по возможности, их экипажи приняли участие в военных усилиях союзников.
Однако Французский национальный комитет считает своим долгом заметить, что он осуществляет задачу по управлению национальным достоянием Франции и его использованию в войне против держав оси.
В связи с этим комитет хотел бы иметь своего представителя при американских властях для согласования всех вопросов, касающихся руководства и использования упомянутых судов.
Он также настаивает на том, чтобы по мере возможности эти суда были укомплектованы французскими моряками. Поэтому он придает большое значение тому, чтобы его представительство в Америке получило возможность установить контакт с экипажами, снятыми с судов, с целью добиться их присоединения к „Свободной Франции“».
Телеграмма Национального комитета представителю «Свободной Франции» в Чунцине Жану Эскарра Лондон, 14 декабря 1941
Ниже следует текст ноты, врученной 12 декабря китайскому послу национальным комиссаром по иностранным делам.
«В своем сообщении от 9 декабря с. г. национальный комиссар по иностранным делам изложил его превосходительству послу Китая при правительстве Великобритании позицию Французского национального комитета в отношении конфликта, развязанного японской агрессией на Тихом океане. Оказавшись, таким образом, в состоянии войны с Японией, „Свободная Франция“ стала фактически союзницей Китая, который в свою очередь только что официально объявил войну этой державе, равно как Германии и Италии.
Французский национальный комитет поддерживает официальные отношения со всеми союзными странами и желал бы в интересах общего дела установления аналогичных отношений с Китаем.
В надежде, что правительство Китая разделит это мнение, национальный комиссариат по иностранным делам имеет честь испросить его согласие на назначение при нем делегата Национального комитета, каковой находился бы под общим руководством национального комиссара в районе Тихого океана адмирала д’Аржанлье. Майор Эскарра, находящийся в настоящее время в Чунцине, в силу своих прежних заслуг является особенно подходящим лицом для выполнения этой важной задачи.
Комиссариат, как он уже сообщил посольству, считал бы желательным откомандировать в Куньмин для связи и информации майора Тютанжа, французского офицера, находящегося в данное время в Сингапуре.
Национальный комиссариат по иностранным делам был бы очень обязан посольству Китая, если бы оно взяло на себя труд передать эти предложения своему правительству и сообщить, как только это станет возможно, о решении последнего».
Телеграмма Национального комитета представительству «Свободной Франции» в Вашингтоне Лондон, 17 декабря 1941
При сем прилагается текст докладной записки, касающейся Мартиники, Гваделупы и Гвианы и врученной 17 декабря Биддлу:
«За последние недели американская пресса не раз намекала на особое положение, в каком оказались принадлежащие Франции Антильские острова. Из высказываний печати можно сделать вывод, что правительство США предусматривает, по-видимому, в ближайшем будущем оккупацию этих островов, а также Гвианы с целью завершения оборонительной системы западного полушария. Эти утверждения до сих пор не получили никакого официального подтверждения. Тем не менее Национальный комитет не может оставаться безразличным к подобного рода утверждениям, учитывая, что он взял на себя защиту французских интересов во всем мире.
Французский национальный комитет вполне понимает, какое значение имеют эти французские владения для защиты общего дела, и выражает желание, чтобы эти колонии смогли как можно скорее принять участие в борьбе против держав оси. Однако в связи с этим не может не возникнуть вопрос о национальных интересах Франции.
Мартиника, Гваделупа и Гвиана находятся под суверенитетом Франции. Это очень давние французские владения. Все они представлены в парламенте. Суверенные права Франции на эти территории не могут быть поставлены под вопрос вследствие одного лишь факта, что нынешние власти подчиняются правительству Виши и поэтому не могут, с точки зрения правительства США, дать достаточных гарантий в отношении охраны этих важнейших стратегических позиций. Таким образом, на случай, если правительство США найдет нужным предусмотреть меры безопасности в отношении Мартиники, Гваделупы и Гвианы, Национальный комитет считает своим долгом заявить следующее:
1. Он готов участвовать в отвоевании, сохранении и обороне этих французских территорий.
2. Он намерен заменить, как только это станет возможным, теперешнюю администрацию этих владений такой, которая будет подчиняться Комитету, до создания во Франции правительства, избранного народом в законном порядке.
3. Он возьмет на себя управление экономическими ресурсами этих территорий в целях их лучшего использования в интересах антигитлеровской коалиции.
Предпринимая подобный демарш, Французский национальный комитет руководствуется своим священным долгом охранять права и интересы Франции. Его побуждает к этому также забота о том, чтобы не давать пищи коварной пропаганде врага, стремящегося использовать любой случай, чтобы утверждать, будто англосаксонские державы готовы лишить Францию ее колониальной империи».
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, в Галифакс Лондон, 17 декабри 1941
Переговоры, которые мы ведем в Лондоне, убеждают нас, что мы не сможем ничего предпринять на островах Сен-Пьер и Микелон, если мы будем ожидать разрешения от всех тех, кто заявляет о своей заинтересованности в этом вопросе. Это надо было предвидеть. Единственное возможное решение заключается в том, чтобы мы действовали по своей собственной инициативе. Еще раз повторяю вам, что принимаю на себя всю ответственность за любые ваши действия в этом вопросе.
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, в Галифакс Лондон, 18 декабря 1941
По вашей просьбе мы запросили правительства Англии и США. Из надежных источников нам известно, что канадцы сами намереваются вывести из строя радиостанцию на острове Сен-Пьер. Ввиду этого приказываю вам приступить к освобождению Сен-Пьера и Микелона своими собственными средствами, ничего не сообщал об этом союзникам. Я беру на себя всю ответственность за эту операцию, которая стала необходимой ради сохранения Францией этих владений.
Телеграмма генерала де Голля представительству «Свободной Франции» в Вашингтоне Лондон, 19 декабря 1941
Мы получили конфиденциальное сообщение от английского МИД, что правительство Канады намеревается путем переговоров или вооруженным путем добиться установления своего контроля над радиостанцией островов Сен-Пьер и Микелон.
Как предполагают, этот проект получил поддержку правительства США, которое, с другой стороны, воспротивилось каким бы то ни было действиям вооруженных сил «Свободной Франции», направленным на воссоединение этих французских территорий.
Одна из основных целей Национального комитета состоит в том, чтобы снова ввести в войну за дело Франции и за общее дело союзников те части Французской империи, которые могут быть вырваны из-под власти правительства, находящегося под контролем противника.
Существование Национального комитета потеряло бы всякий смысл, если бы он стал допускать посягательства союзных правительств на суверенные права Франции в каком-либо из ее владений.
Прошу довести это до сведения государственного департамента. При этом вы можете использовать аргументы, изложенные в недавно направленной вам нашей ноте по поводу Антильских островов.
Заявите также, что операция, подобная той, какая предусматривается на островах Сен-Пьер и Микелон, была бы особенно неуместной в момент, когда Германия оказывает открытое давление на Виши с целью добиться «совместной организации» обороны в Северной Африке по образцу Индокитая.
Обращаю ваше внимание на строго секретный характер настоящего сообщения.
Телеграмма представительства «Свободной Франции» в Вашингтоне генералу де Голлю, в Лондон Вашингтон, 19 декабря 1941
Государственный департамент поставил нас в известность о том, что адмирал Хорн отбыл для проведения непосредственных переговоров с губернатором Мартиники адмиралом Робером.
По мнению правительства США, положение на Мартинике определяется следующими двумя факторами:
1. Мартиника обладает военными ресурсами, которые могли бы быть использованы в интересах союзников.
2. В настоящее время население острова не склонно, по-видимому, поддерживать движение «Свободной Франции».
Правительство США полагает кроме того, что при создавшемся положении, с точки зрения международной обстановки и необходимости принятия срочных мер, решающее значение должны иметь соображения военно-стратегического порядка.
По возвращении адмирала Хорна государственный департамент сообщит нам о результатах переговоров.
Телеграмма адмирала Мюзелье генералу де Голлю Галифакс, 21 декабря 1941
Получил вашу телеграмму от 17 декабря с приказом о начале операции. Ваши указания будут выполнены, как только представится возможность. В настоящее время нам мешает сильная снежная буря. Орудия и торпедные аппараты временно выведены из строя вследствие обледенения. Надеюсь, что смогу сняться с якоря 22 декабря со всеми четырьмя кораблями. Соблюдаем полнейшую тайну.
Телеграмма генерала де Голля представительству «Свободной Франции» в Вашингтоне Лондон, 21 декабря 1941
Ввиду того, что «Свободная Франция» и США, имея трех общих противников, выступают фактически как союзники и что мы непосредственно заинтересованы в событиях на тихоокеанском театре военных действий в связи с наличием там наших владений, я предполагаю направить в Нью-Йорк военную миссию.
Эта миссия будет придана вашему представительству, и ее руководитель будет подчиняться вам. Ее возглавит полковник де Шевинье, бывший воспитанник училища Сен-Сир, который в настоящее время состоит начальником кабинета генерала Катру. Послужной список полковника де Шевинье свидетельствует о том, что он особенно подходит для осуществления этой задачи…
Прошу запросить государственный департамент, не возражает ли он против создания при вашем представительстве военной миссии и назначения полковника де Шевинье…
Телеграмма Национального комитета представительству «Свободной Франции» в Вашингтоне Лондон, 21 декабря 1941
Телеграфные агентства сообщают, что адмирал Робер и американский адмирал Хорн заключили соглашение о нейтралитете французских Антильских островов. Со своей стороны Виши как будто отрицает существование такого соглашения.
Я был бы вам обязан, если бы вы мне могли сообщить какие-либо сведения по этому поводу.
В ходе ваших переговоров с государственным департаментом прошу изложить следующие соображения. Французский национальный комитет, который в своей политике руководствуется лишь интересами Франции, представляет себе доводы, какими в данном случае могло руководствоваться американское адмиралтейство.
Но меры, принятые США, вызывают возражения двоякого рода.
а) Соглашения, заключенные с местными властями Французской империи, фактически направлены на расчленение, по крайней мере временное, владений Франции и возникновение в них сепаратистских тенденций. Они представляют также опасность для единства Франции и ее империи.
б) Нейтрализация частей Французской империи является совершенно неприемлемой. Франция глубоко заинтересована в том, чтобы ее империя вновь приняла активное участие в борьбе, увеличивая тем самым вклад Франции в войну и укрепляя права Франции как великой державы на участие в общей победе.
Такова точка зрения, которую вам надлежит открыто высказывать и постараться разъяснить официальным кругам и общественному мнению США.
Телеграмма Национального комитета верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 22 декабря 1941
Телеграмма из Виши от 21 декабря сообщает о назначении адмирала Деку Верховным комиссаром всех французских владений в зоне войны на Тихом океане. Согласно этой телеграмме, «французское правительство считает, что настало время принять меры по обеспечению безопасности, дабы предупредить всякую неожиданность».
Со своей стороны официальное германское информационное агентство уточняет, что Верховный комиссар будет осуществлять контроль «в Индокитае, Новой Каледонии и на прилегающих островах, во французских владениях в Австралазии и Индии и в кондоминиуме Новые Гебриды».
Это мероприятие, очевидно, проводится Виши под давлением Германии и по требованию Японии. Нетрудно вскрыть мотивы, которыми руководствовались германское и японское правительства. Они стремятся сохранить возможность прибрать к рукам французские владения на Тихом океане под предлогом организации там «совместной обороны» с Виши, как это произошло в Индокитае. Менее ясны намерения правительства Виши. Что касается его, то здесь может идти речь либо о чисто платоническом согласии, данном державам оси, либо о хитрой уловке, которая при случае дала бы возможность согласиться на оккупацию японцами французских островов на Тихом океане и одновременно провозгласить нейтралитет Виши в этом конфликте. И, наконец, может быть, Виши стремится создать в глазах американцев противовес назначению д’Аржанлье и вмешаться в наши переговоры с союзниками по вопросу об обороне тихоокеанских владений, присоединившихся к «Свободной Франции».
Как бы то ни было, назначение адмирала Деку вынуждает нас усилить бдительность. Мы сообщаем правительствам Англии и США обо всей важности этого события.
Письмо г-на Сарджента генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Лондон, 24 декабря 1941
Дорогой генерал!
По поручению министра иностранных дел сообщаю вам о получении вашего письма от 18 декабря, в котором вы излагаете точку зрения Национального комитета на операцию, которую правительство Его Величества намеревается провести в Канаде в отношении островов Сен-Пьер и Микелон.
Верховному комиссару Соединенного Королевства в Канаде предложено довести до сведения канадского правительства мнение Национального комитета.
Примите заверения в моей глубокой преданности.
Телеграмма адмирала Мюзелье британскому адмиралтейству, в Канаду Сен-Пьер, 24 декабря 1941
Имею честь информировать вас, что во исполнение приказа, полученного недавно от генерала де Голля, и по просьбе местного населения я прибыл сегодня утром на остров Сен-Пьер и провел присоединение населения островов к «Свободной Франции» и к делу союзников. Нам оказан восторженный прием.
Телеграмма адмирала Мюзелье генералу де Голлю, в Лондон Сен-Пьер, 24 декабря 1941
Микелон единодушно высказался за присоединение к «Свободной Франции». Плебисцит в Сен-Пьере состоится завтра. Мною установлен надзор за губернатором, занявшим враждебную позицию. Я назначил старшего лейтенанта флота Савари комиссаром «Свободной Франции» на островах Сен-Пьер и Микелон. Доношу, что снабжение островов требует срочного получения кредитов в долларах. Нужно не менее 80 тысяч долларов. Местных чиновников я временно оставил на своих постах. Добавлю в заключение, что с консулами Канады и США установлены сердечные отношения. Сегодня, во второй половине дня, над островом пролетели американские гидросамолеты.
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, в Сен-Пьер Лондон, 25 декабря 1941
Сообщите дорогим и столь преданным Франции жителям Сен-Пьера и Микелона о той радости, которую испытывает вся нация в связи с их освобождением.
Сен-Пьер и Микелон вновь доблестно включаются вместе с нами и нашими отважными союзниками в борьбу за освобождение родины и за свободу мира.
От своего имени и от имени Национального комитета горячо поздравляю лично вас по случаю успешного достижения этого присоединения, которое вы провели с большим достоинством при полном соблюдении порядка.
Да здравствует Франция!
Телеграмма агентства «Эксчейндж Телеграф» (Перевод) Вашингтон, 25 декабря 1941
События, имевшие место на Сен-Пьере и Микелоне, вызвали беспокойство в государственном департаменте США. Корделл Хэлл прервал рождественские каникулы и вернулся к исполнению своих обязанностей.
В коммюнике государственного департамента говорится: «Первые сообщения, которыми мы располагаем, показывают, что предпринятые кораблями так называемой „Свободной Франции“ на Сен-Пьере и Микелоне действия являются самочинными и совершены без ведома и согласия правительства США. Правительство США обратилось к правительству Канады с запросом о том, какие меры оно намерено предпринять для восстановления статус-кво на островах».
Телеграмма генерала де Голля представительству «Свободной Франции» в Вашингтоне Лондон, 26 декабря 1941
В вопросе о Сен-Пьере и Микелоне вам надлежит руководствоваться следующим:
1. Французский национальный комитет получил достоверные сведения, что население Сен-Пьера и Микелона желает примкнуть к «Свободной Франции», с тем чтобы возобновить борьбу во имя освобождения матери-родины и торжества дела союзников.
2. Тот факт, что адмирал Мюзелье установил контроль над обоими островами не только без каких-либо инцидентов, но при восторженном одобрении населения, свидетельствует, что его действия полностью отвечают чаяниям местного населения, которое счастливо избавиться от унизительного рабства, в которое его ввергло перемирие. Прекрасным доказательством этого являются результаты плебисцита, в итоге которого 98 процентов населения Сен-Пьера высказалось за «Свободную Францию». А в Сен-Пьере сосредоточено почти все население колонии (4200 жителей из 4500).
3. Установлено, что при режиме Виши радиостанция Сен-Пьера сообщала врагу ценные метеорологические сведения. Кроме того, оба острова могли быть использованы как базы немецких подводных лодок. Эти опасности отныне устранены. Сен-Пьер будет служить потребностям союзнического флота.
4. Уже несколько столетий Сен-Пьер и Микелон принадлежат Франции и заселены исключительно французами. Вопрос о том, в чьих руках будет находиться власть на этих островах, есть внутреннее французское дело. Трудно представить себе, чтобы третьи лица могли отказать французам в праве сбросить цепи перемирия и вновь занять свое место в бою.
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, в Сен-Пьер Лондон, 27 декабря 1941
Национальный комитет полностью одобряет все принятые вами меры. О назначении Савари комиссаром по вашему предложению будет объявлено декретом.
Вопрос о долларах изучается. Мы знаем, что это жизненная необходимость, и сделаем все, что нужно. Присоединение Сен-Пьера и Микелона произошло в тот самый момент, когда государственный департамент в Вашингтоне вел переговоры о соглашении с Виши. Согласно этому соглашению, господство Виши над французскими Антильскими островами и нейтрализация этих островов были бы признаны и упрочены. Мы не могли согласиться на это. С другой стороны, у нас были доказательства того, что Канада собиралась оккупировать Сен-Пьер и Микелон. Ваши действия были весьма своевременны.
Оставайтесь на месте с судами до моего нового приказа. Я предупредил английское министерство иностранных дел, что вы оставите в своем распоряжении те французские корабли, какие найдете нужным, пока инцидент не будет урегулирован. Привет.
Телеграмма Национального комитета представительству «Свободной Франции» в Вашингтоне Лондон, 27 декабря 1941
Передайте государственному департаменту нижеследующее письменное сообщение.
«В коммюнике государственного департамента, опубликованном 25 декабря, говорится, что между всеми заинтересованными сторонами якобы заключено соглашение относительно островов Сен-Пьер и Микелон.
Французскому национальному комитету о таком соглашении ничего не известно.
К тому же если это соглашение предусматривало нейтрализацию Сен-Пьера и Микелона или установление над этой французской колонией иностранного контроля в какой бы то ни было форме, то Комитет никоим образом не мог бы его одобрить. Французские национальные интересы требуют, чтобы части Французской империи, которые могут быть освобождены от режима перемирия, вновь включились в активную борьбу за освобождение матери-родины и за общее дело союзников.
С другой стороны, верно, что в ходе обмена мнениями, который имел место еще до 17 декабря между английским министерством иностранных дел и Национальным комитетом, последний дал понять правительству Великобритании, что в настоящее время он согласен воздержаться от действий в отношении островов Сен-Пьер и Микелон.
Однако 17 декабря комитет получил сведения о том, что между американским и канадским правительствами заключено соглашение, в силу которого правительство Канады должно было мирными средствами, а в случае необходимости и путем применения силы, добиться установления своего контроля над радиостанцией в Сен-Пьере.
Комитет признал, что подобное соглашение, против которого он немедленно выразил протест соответствующим правительствам, создало новую обстановку и что лишь немедленные действия с его стороны могли избавить население Сен-Пьера и Микелона от серьезных затруднений, удовлетворить чаяния местного населения и оградить интересы Франции и союзников».
Вам следует воздержаться от каких-либо комментариев и ограничиться учетом высказываний ваших собеседников, которые может вызвать у них вышеизложенное сообщение.
Телеграмма Национального комитета верховному комиссару в Бейруте генералу Катру и представителю «Свободной Франции» в Каире барону Бенуа. копия: представительству «Свободной Франции» в Вашингтоне Лондон, 27 декабря 1941
Было бы весьма полезно, если бы вы смогли в беседах с У. Буллитом, которые вам, возможно, придется вести во время его нынешнего пребывания на Востоке, обратить его внимание на следующие вопросы:
1. Соглашение, заключенное между американским адмиралом Хорном и адмиралом Робером по вопросу о Мартинике, и переговоры с Виши, сорванные нашими действиями на Сен-Пьере и Микелоне, а также многие другие факты приводят нас к выводу, что Соединенные Штаты стремятся проводить в широком масштабе политику нейтрализации Французской империи по отдельным частям.
Такая политика может принести Соединенным Штатам некоторые временные выгоды, но представляет самую серьезную опасность для национальных интересов Франции.
а) В самом деле, эта политика ведет к расчленению, по крайней мере временному, Французской империи и содержит в себе на будущее опасные зародыши сепаратистских тенденций. Тем самым она наносит серьезный удар единству Франции и ее империи.
б) Эта политика оправдывает и стремится увековечить бездействие, на которое обрекло Французскую империю перемирие. Тем самым она помогает Германии, не располагающей достаточными возможностями принудить к бездействию отдаленные части нашей империи.
в) Эта политика лишает Францию той значительной помощи, которую могли бы и должны были бы оказать делу освобождения матери-родины французские заморские территории по примеру владений, уже присоединившихся к «Свободной Франции». Она лишает нашу страну единственной оставшейся у нее возможности внести свой вклад в совместную борьбу с союзниками и утвердить свои права на участие в общей победе. Такая политика усугубляет роковые последствия перемирия и направлена к тому, чтобы оправдать тезис, будто Франция окончательно выведена из игры. Таким образом, ставится под угрозу будущее нашей страны как великой державы.
2. Интересы Европы и англосаксонских держав требуют, напротив, сделать все возможное, чтобы увеличить вклад Франции в войну и подготовить ее возвращение на политическую сцену как великой европейской державы. Вместе с СССР, только что проявившим себя как самая крупная военная держава континента, сильная Франция составляет необходимый фактор европейского равновесия. Франция тем более имеет все основания играть эту роль, что между нею и СССР нет никаких спорных вопросов и что, больше того, их интересы могут быть прекрасно согласованы при условии, если отношения их будут развиваться на основе равенства.
3. С точки зрения внутреннего положения политика нейтрализации Французской империи может иметь самые пагубные последствия. Эту политику не сможет понять французский народ, чья воля к сопротивлению росла и растет с каждым днем все больше, по мере того как тускнеет звезда Гитлера. Граждане нашей страны, особенно ее оккупированных районов, ежедневно рискующие или жертвующие своей жизнью, чтобы продемонстрировать свою волю оставаться французами, никогда не смогли бы понять, как могут союзники обречь на бездействие их соотечественников, располагающих возможностями принять участие в разгроме оккупантов. Недовольство, которое возникло бы в силу этого, может в конечном счете пойти на пользу тем элементам, которые будут стараться извлечь выгоду из успехов советских армий, руководствуясь внутриполитическими соображениями.
4. Всякая политика, всякая дипломатия, ориентирующаяся на Виши, лишена прочной основы. Режим, навязанный в настоящее время нашей стране, противоречит нашим традициям, нашему национальному духу и исчезнет вместе с войсками врага, чье присутствие одно лишь поддерживает его существование. Франция, которая будет существовать после победы, есть та Франция, которая ныне сражается и сопротивляется. Эта Франция не может согласиться с тем, чтобы дружественные страны ее удерживали, хотя бы частично, в цепях перемирия и чтобы из соображений временной выгоды, весьма к тому же сомнительных, приносились в жертву постоянные интересы французской нации.
Телеграмма генерала де Голля Уинстону Черчиллю, в Квебек Лондон, 27 декабря 1941
У меня есть все основания опасаться, что нынешняя позиция государственного департамента в Вашингтоне по отношению к «Свободной Франции», с одной стороны, и к Виши — с другой, может причинить большой ущерб стремлению к борьбе во Франции и на других территориях.
Я весьма опасаюсь, что на вооруженные силы и население как свободных французских территорий, так и еще не освобожденной Франции произведет чрезвычайно неблагоприятное впечатление то своего рода предпочтение, которое правительство США открыто оказывает лицам, ответственным за капитуляцию и за сотрудничество с врагом.
Мне представляется неправильным, что во время войны поощрения получают апостолы бесчестия.
Я говорю об этом вам, ибо я знаю, что вы это чувствуете сами и что вы один можете сказать об этом так, как надо.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Вашингтоне Адриена Тиксье генералу де Голлю, в Лондон Вашингтон, 28 декабря 1941
24 декабря я имел беседу с работниками государственного департамента Атертоном и Ребером, в ходе которой я ознакомил их с вашей телеграммой от 17 декабря о возможности использования Соединенными Штатами баз на французских Антильских островах.
Ниже следует краткое изложение данного мне ответа.
1. Одной из целей политики правительства США в этой войне является восстановление или поддержание независимости и целостности Франции и ее империи.
2. Правительство США намерено противиться постановке вопроса о смене власти во французских колониях в Америке.
3. В настоящее время правительство США принимает меры к тому, чтобы получить гарантии безопасности без необходимости оккупировать базы во французских колониях. Именно в этом направлении и шли недавние переговоры между адмиралом Хорном и адмиралом Робером относительно Мартиники. По-видимому, государственный департамент удовлетворен достигнутыми результатами.
Мне не сообщили текста заключенного соглашения, но, по всей вероятности, адмирал Робер дал согласие на присутствие американских наблюдателей на Антильских островах и обязался заблаговременно сообщать правительству США обо всех передвижениях военных кораблей, находящихся в настоящее время на Антильских островах. Таким образом, правительство США пытается добиться нейтрализации в военном отношении Антильских островов. Мне неизвестно, в какой степени обещания адмирала Робера обязывают правительство Виши.
4. Если дальнейшее развитие событий вынудит США в целях обеспечения их безопасности принять военные меры в отношении французских Антильских островов, то вопрос этот будет решаться в соответствии с резолюцией, принятой в июле 1940 на панамериканской конференции в Гаване. Эта резолюция предусматривает, что если возникает опасность изменения верховной власти американских колоний европейских держав, то США совместно с другими американскими государствами будут противодействовать передаче этих колоний какой-либо другой европейской стране. У меня создалось впечатление, что вопрос о французских колониях в Америке будет обсуждаться на панамериканской конференции, которая должна собраться в январе в Рио-де-Жанейро. Но мне не удалось выяснить, какова будет позиция Соединенных Штатов.
5. Поскольку правительство США не имеет в настоящее время намерений предпринять какие-либо действия для обеспечения военной безопасности Антильских островов, Атертон и Ребер не пожелали высказать свое мнение о возможности сотрудничества США со «Свободной Францией» в такого рода операции.
6. Я напомнил им, что с момента вступления США в войну генерал де Голль сделал все от него зависящее, чтобы установить союзнические взаимоотношения и сотрудничество на Тихом океане, что он является союзником Великобритании и Соединенных Штатов, что вооруженные силы «Свободной Франции» сражаются за общее дело и что было бы весьма странно, если бы французские владения в Америке были оккупированы Соединенными Штатами при участии таких нейтральных американских государств, как Бразилия, в то время как «Свободная Франция» была бы лишена возможности сотрудничать в этом вопросе.
7. Что касается гаванской резолюции, я подчеркнул, что европейским странам, имеющим колонии в Америке, было бы трудно признать право какой-либо панамериканской конференции распоряжаться этими владениями без согласия заинтересованных стран и против воли местного населения.
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, в Сен-Пьер Лондон, 29 декабря 1941
Мне нет надобности доказывать вам, что с точки зрения Национального комитета нет никакой проблемы Сен-Пьера и Микелона. Франция восстановила порядок в одной из своих колоний. Она одна осуществляет и будет осуществлять там свои суверенные права. Нашим союзникам придется примириться с этим, и они примирятся.
Сообщаю, что англичане одобряют наши действия, прежде всего по соображениям морской безопасности, а затем потому, что их собственным владениям в Америке грозит посягательство со стороны США. Но англичане пуще всего стараются делать вид, что им ничего не было известно о нашем проекте. Что же, не будем придираться к ним из-за этого.
Прошу вас обстоятельно сообщить о ваших нуждах в отношении сотрудников различных категорий.
Телеграмма Уинстона Черчилля генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Вашингтон, 31 декабря 1941
Получил вашу телеграмму. Можете быть уверены, что я горячо защищал ваше дело перед нашими американскими друзьями. Ваши действия, нарушившие соглашение относительно Сен-Пьера и Микелона, вызвали здесь бурю, которая могла бы быть серьезной, если бы я не оказался на месте, чтобы переговорить с президентом. Вне всякого сомнения, в результате вашей деятельности создались новые трудности в отношениях с Соединенными Штатами, и в известной мере она помешала благоприятному развитию событий. Я продолжаю делать все, что могу, во имя наших интересов.
Телеграмма Национального комитета верховному комиссару, в Нумеа Лондон, 3 января 1942
Правительство Соединенных Штатов обратилось к нам с запросом относительно возможности использования острова Бора-Бора в качестве базы снабжения американских судов, курсирующих в южных морях.
Национальный комитет выразил свое согласие с теми же оговорками, которые были уже сделаны в отношении Новых Гебридов и Новой Каледонии. Важнейшими из этих оговорок являются: сохранение суверенитета Франции, а также право собственности Франции на оборудование, которое там будет установлено.
В силу этого вам надлежит немедленно оказать на острове Бора-Бора необходимое содействие представителям США при соблюдении условий, изложенных в инструкциях, данных вам ранее.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 3 января 1942
Ваш интересный доклад о беседах с Буллитом, Литтлтоном и Окинлеком по вопросу о Северной Африке подтверждает то, что мне было известно о политике Америки, а следовательно, и Англии в отношении Франции.
Оккупация Сен-Пьера и Микелона адмиралом Мюзелье была подобна камню, брошенному в лужу. И как вы видели, сразу же заквакали лягушки.
Для государственного департамента в Вашингтоне весь французский вопрос сводится к тому, чтобы добиться предотвращения активного сотрудничества Виши с Германией. Корделл Хэлл полагает добиться этого, стараясь любой ценой уберечь Виши. Этим объясняется очень многое и даже перемирие, заключенное в Сен-Жан д’Акре. Англичане, хотя и без убежденности, сообразуют свою политику с американскими указаниями. Однако они вносят в нее некоторые коррективы, о чем свидетельствует ряд фактов и, в частности, речь Черчилля в Оттаве.
В конце концов все дело заключается в том, что англосаксы вообще и американцы в особенности хотят, конечно, выиграть войну, но не собираются вести ее по-настоящему, то есть подвергать себя всем тем опасностям и риску, которые она несет с собой.
Россия, наоборот, ведет войну не щадя усилий. Вот почему в настоящее время мы ближе к ней, чем к какой-либо другой державе, и я надеюсь, что в скором времени мы сможем доказать это дипломатическими, а может быть, и военными мероприятиями.
В связи с этим я могу сказать вам уже сейчас, что, возможно, нам действительно придется отправить весной некоторые части в Южную Россию. В ближайшее время я сообщу вам некоторые подробности по этому вопросу.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 4 января 1942
1. Ввиду неустойчивости в наших международных отношениях прошу вас бдительно охранять суверенитет Франции от поползновений со стороны какого бы то ни было из наших союзников.
2. Согласие на организацию межсоюзнического командования в Тихом океане есть вопрос общеполитический и является прерогативой исключительно Национального комитета. Наше согласие было бы возможно лишь после соответствующего решения комитета. Сообщите мне о предложениях, которые, возможно, будут вам сделаны, и ждите моих инструкции по этому вопросу.
3. Что касается использования американцами наших баз на Тихом океане, придерживайтесь обязательств, которые мы на себя взяли, но не более. Если американцы предложат помощь своих вооруженных сил, то не давайте без моего ведома никакого согласия.
4. Впредь до нового приказа нам надлежит проявлять особую бдительность по отношению к тем из наших союзников, кто, возможно, будет слишком склонен рассматривать «Свободную Францию» как величину, не заслуживающую внимания. В этом вопросе, впрочем, у нас есть серьезные основания рассчитывать на улучшение в ближайшем будущем.
Телеграмма заместителя представителя «Свободной Франции» в Каире барона де Во генералу де Голлю, в Лондон Каир, 5 января 1942
Ввиду отсутствия де Бенуа я сделал Буллиту представление в духе наших инструкций.
Буллит постарался свести всю нашу беседу к вопросу о Мартинике и об оккупации Сен-Пьера и Микелона.
По его мнению, соглашение о Мартинике, достигнутое недавно, должно иметь целью вывести на время из строя машины находящихся там французских кораблей, дабы освободить для других целей американский крейсер, осуществляющий наблюдение за этими кораблями.
Что касается Сен-Пьера и Микелона, то реакция Корделла Хэлла (Буллит выразил сожаление по поводу того, что она была такой резкой) и последующие переговоры с Эйем, по всей вероятности, были вызваны тем, что адмирал Мюзелье, который сравнительно недавно находился в Америке, ничего не сказал о своих намерениях, в то время как, согласно американскому публичному праву, нельзя произвести замену суверенной власти на какой-либо американской территории, не поставив об этом в известность правительство США, а старинный, но еще не отмененный американский закон запрещает всякую отправку войск из Соединенных Штатов для ведения операций против другой страны.
Я разъяснил послу, что при взятии «Свободной Францией» островов Сен-Пьер и Микелон никакой замены суверенной власти на этих островах не произошло, а напротив, была лишь укреплена суверенная власть Франции.
В конце беседы посол сказал мне, что, как он полагает, в Лондоне начались переговоры между вами, американским посольством и правительством Англии.
«Возможно, — ответил я. — Но, во всяком случае, вы должны знать, что генерал де Голль хотел воспользоваться вашими близкими отношениями с президентом Рузвельтом, чтобы сообщить ему о впечатлении, какое произвели на нас эти инциденты».
Буллит дал твердое обещание лично доложить президенту Рузвельту о том, что генерал де Голль хотел довести до его сведения.
Телеграмма Национального комитета представительству «Свободной Франции» в Вашингтоне Лондон, 8 января 1942
Передайте государственному департаменту сообщение, текст которого прилагается ниже.
1.10 декабря генерал де Голль направил письмо Черчиллю, в котором информировал его о поездке адмирала Мюзелье и спрашивал, не имеет ли Англия каких-либо возражений против того, что адмирал предпринимает меры для присоединения к «Свободной Франции» островов Сен-Пьер и Микелон, население которых неоднократно выражало свое благоприятное отношение к движению «Свободной Франции».
2. Утром 17 декабря национальный комитет получил через английское министерство иностранных дел уведомление, что правительство США возражает против планируемой операции. Французский национальный комитет дал понять министерству иностранных дел, что ввиду таких обстоятельств операция будет отложена.
3. 17 декабря, пополудни, английское министерство иностранных дел письменно подтвердило уведомление, сделанное устно утром 17 декабря, по поводу возражений со стороны вашингтонского правительства. Затем министерство сообщило, что между правительствами США и Канады заключено соглашение, в силу которого оттавское правительство обязалось путем переговоров или же, при необходимости, силой установить канадский контроль над радиостанцией в Сен-Пьере.
4. Таким образом, Французскому национальному комитету утром 17 декабря, когда он давал английскому министерству иностранных дел свои обязательства, ничего не было известно о существовании подобного соглашения. Никакого устного или письменного сообщения по этому вопросу он не получал. С другой стороны, Французский национальный комитет имел в то время все основания полагать, что за его спиной между американскими военно-морскими властями и Верховным комиссаром Виши на Антильских островах ведутся переговоры, направленные на полную или частичную нейтрализацию французских владений в западном полушарии, каковую Национальный комитет считает недопустимой.
5. Национальный комитет немедленно заявил протест против намерений правительства Канады в отношении Сен-Пьера и Микелона. Этот протест содержался прежде всего в письме генерала де Голля Идену от 18 декабря, а затем — в сделанном в тот же день заявлении Верховному комиссару Канады в Лондоне. Одновременно Национальный комитет поручил своему представительству в Соединенных Штатах довести до сведения государственного департамента США, что он возражает против соглашения, заключенного правительствами США и Канады по поводу Сен-Пьера и Микелона. Он никак не может согласиться с таким решением, которое ведет к нейтрализации по отдельным частям Французской империи, к возникновению вследствие этого зародышей сепаратизма, к лишению французского народа последней остающейся у него возможности принять активное участие в борьбе и в достижении общей победы. Поэтому в связи с сообщениями, распространяемыми по поводу Антильских островов, Французский национальный комитет уже 17 декабря поручил своему представительству в Вашингтоне довести до сведения государственного департамента изложенную выше принципиальную точку зрения.
6. Французский Национальный комитет не получал никаких извещений о том, что канадское правительство отказалось от отправки своих людей для установления контроля над радиостанцией Сен-Пьера, как об этом якобы было сообщено 22 декабря правительству США.
7. Французский национальный комитет убежден, что можно было бы избежать возникшего недоразумения, о котором он весьма сожалеет, если бы между ним и американским правительством существовали нормальные отношения.
8. Установление таких отношений представляется ему необходимым для организации эффективного сотрудничества в войне территорий и вооруженных сил, находящихся под руководством Французского национального комитета, и вооруженных сил США. Это имеет особенно большое значение для тихоокеанского театра военных действий.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Китае Жана Эскарра генералу де Голлю, в Лондон Чунцин, 8 января 1942
В результате моих переговоров в Чунцине китайское правительство готово признать Французский национальный комитет. Признание это будет осуществлено следующим образом.
Генеральный секретарь гоминдана генерал У Де-Чжень направит мне письмо следующего содержания: «Глава нашей партии Чан Кайши поручил мне установить отношения с вами или любым другим представителем Национального комитета „Свободной Франции“ в Чунцине». Это письмо он подпишет в качестве генерального секретаря партии.
При этом следует иметь в виду, что, согласно конституционной процедуре, которая остается в силе на весь период войны, решения партии обязательны для правительства. Чан Кайши является одновременно исполняющим обязанности министра иностранных дел, председателем гоминдана и председателем исполнительного юаня. Поскольку это письмо означает признание Французского национального комитета со всеми вытекающими отсюда последствиями, оно будет санкционировано самой высокой инстанцией Китая.
Я должен от имени Национального комитета подтвердить получение приведенного выше письма.
…Особым письмом представитель комитета заявит, что Французский национальный комитет готов по окончании войны вступить с генералом Чан Кайши в переговоры по вопросу об отмене прав экстерриториальности и концессий Франции. Текст этого письма должен быть идентичен тексту англо-американских заявлений по этому же вопросу.
Правительство Китая выражает пожелание, чтобы все это дело сохранялось пока в глубокой тайне.
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, в Сен-Пьер Лондон, 12 января 1942
Американское агентство «Ассошиэйтед пресс» опубликовало интервью, якобы данное вами его представителю.
Согласно сообщению этого агентства, вы якобы заявили, что присоединение Сен-Пьера было произведено вами по моему приказу, но что вы лично сожалели об этом приказе, повторяю, сожалели о нем, зная, что США и Канада не согласны с нами. Я, разумеется, не могу поверить, чтобы вы открыто сделали заявление, столь противоречащее истине, высшим интересам страны и солидарности по отношению к Национальному комитету. Поэтому я прошу вас немедленно опровергнуть заявление, приписываемое вам.
Вы, конечно, так же как и я, понимаете, что вам следует воздержаться от какого бы то ни было заявления, касающегося существа вопроса, не согласовав свое высказывание с нами. Это диктуется прежде всего необходимостью поддержания единства действий членов Национального комитета, а также соображениями благоразумия, так как вы не можете знать всех деталей этой сложной проблемы. Сообщите, пожалуйста, как можно скорее, что вы на самом деле сказали представителю Ассошиэйтед пресс или кому-либо другому, если вы вообще говорили им что-нибудь.
Мы вступаем в заключительную фазу всего этого дела, которое имело то весьма положительное значение, что выявило перед всем миром недопустимый сговор Вашингтона с Виши относительно нейтрализации Французской империи.
Телеграмма представительства «Свободной Франции» в США Национальному комитету, в Лондон Вашингтон, 12 января 1942
Ректор университета «Свободной Франции» профессор Фосийон высказывает пожелание, чтобы его университет был признан Национальным комитетом путем опубликования об этом специального декрета за подписью генерала де Голля.
Возникший в Нью-Йорке под названием Свободной высшей школы, этот университет был основан французскими учеными, профессорами Коллеж де Франс, Сорбонны, университетов при участии нескольких бельгийских ученых, ученых других стран французского языка и преподавателей-французов неамериканских университетов.
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, в Сен-Пьер Лондон, 14 января 1942
Мы приближаемся к развязке. Правительство Великобритании не без некоторого замешательства только что обратилось к нам от имени США с запросом, не согласимся ли мы отвести наши силы с Сен-Пьера и пойти на нейтрализацию островов на весь период войны. Мы, конечно, ответили отказом. Но США заявляют, что в случае, если мы не согласимся, они перейдут к действиям. Я убежден, что это всего-навсего небольшой шантаж, не имеющий особого значения. Однако предосторожности ради я прошу вас задержать при себе «Сюркуф» и один корвет впредь до моего нового распоряжения. Привет.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в США Адриена Тиксье Национальному комитету, в Лондон Вашингтон, 15 января 1942
В ответ на мои письма от 24 декабря по вопросу о предоставлении Соединенным Штатам военно-воздушных баз на Тихом океане и от 8 января о предоставлении им военно-морской базы в Бора-Бора государственный департамент вручил мне письмо от сего числа, текст которого следует ниже:
«В связи с вашими письмами от 24 декабря 1941 и 8 января 1942, содержащими предложение предоставить в распоряжение военных и военно-морских властей США некоторые базы в тихоокеанских владениях Франции, ставим вас в известность, что это предложение было высоко оценено инстанциями, ведающими обороной США, тщательно изучившими общие условия, изложенные в вашем письме от 24 декабря.
Мне поручено сообщить вам, что правительство Соединенных Штатов дает свое согласие на следующих общих условиях:
1. Разрешение, даваемое Соединенным Штатам на создание базы, никоим образом не нарушает и не затрагивает суверенитета Франции.
2. Земельные участки, на которых оборудуются базы, остаются собственностью французов.
3. Все сооружении постоянного типа, как-то: здания, склады и т. п. по истечении срока соглашения переходят в собственность Франции.
4. Передача прав собственности для устройства баз производится с разрешения и при участии местных властей „Свободной Франции“, причем в каждом таком случае за уступленную собственность уплачивается надлежащая арендная плата.
5. Если используемые таким образом базы будут сохранены и в послевоенный период, права Франции будут определены на основе взаимности.
6. При соблюдении вышеизложенных общих условий местные представители „Свободной Франции“ и представители вооруженных сил США могут заключать соглашения по различным частным вопросам, связанным с оборудованием отдельных баз.
Подписано: Рей Атертон».
В связи с создавшимся положением на Тихом океане государственный департамент выражает настойчивое желание, чтобы общие условия, изложенные в его письме, были приняты без промедления… Он просит срочно дать адмиралу д’Аржанлье все необходимые полномочия.
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, в Сен-Пьер Лондон, 15 января 1942
Вчера я имел две беседы с Иденом по вопросу о наших островах. Иден убеждал меня согласиться с проектом коммюнике, составленного в Вашингтоне тремя правительствами: английским, канадским и американским. Согласно этому одностороннему коммюнике, острова должны быть нейтрализованы и демилитаризованы, власть должна быть передана независимому как ни от «Свободной Франции», так и от Виши консультативному совету. Канадские и американские представители должны будут участвовать в управлении островом и в контроле над радиостанцией. Чтобы запугать меня, Иден намекнул на возможность действий со стороны США на Сен-Пьере. Я, конечно, отверг нейтрализацию, демилитаризацию и отрыв островов от «Свободной Франции». Я также высказался против иностранного контроля над радиостанцией, дав согласие лишь на установление контакта по вопросу об ее использовании. Я сказал Идену, что какие-либо действия американцев в отношении островов могут иметь самые серьезные последствия. Сегодня утром министерство иностранных дел сообщило мне, что все три правительства пока отказались от опубликования коммюнике.
Я полагаю, что это был последний натиск со стороны государственного департамента и что теперь самое трудное уже позади. Тем не менее вам надлежит быть начеку, не предпринимая, естественно, никаких провокационных действий. Замечу также, что общественное мнение в Англии и Америке настроено к нам весьма благоприятно, и это делает маловероятным возможность какого-либо проявления силы по отношению к нам со стороны союзников, кроме каких-нибудь неожиданных выпадов. Как бы то ни было, кризис приближается к концу, и я думаю, что конец этот будет хорошим. Привет.
Телеграмма генерала де Голля представителю «Свободной Франции» в Чунцине Жану Эскарра Лондон, 15 января 1942
Как я вам уже сообщил, мы одобряем обмен письмами между генералом У Де-Чженем и вами по вопросу о признании Национального комитета и переданное вами содержание этих писем. Необходимо, чтобы Комитет фигурировал в них под своим официальным названием: «Французский Национальный комитет», а не «Национальный комитет „Свободной Франции“».
Что касается отмены права экстерриториальности, возврата концессий и пересмотра договоров на основе равенства и взаимности, то я подчеркиваю, дабы вы могли руководствоваться этим в ваших демаршах, что Национальный комитет не может занять в этом вопросе столь же определенную позицию, как английское правительство.
Английское правительство обязалось после заключения мира на Дальнем Востоке вступить в переговоры с китайским правительством об отмене права экстерриториальности, возврате концессий и пересмотре договоров на основе взаимности и равенства. Кроме того, 18 июля 1940 английский премьер-министр заявил в палате общин, что Великобритания стремится к сохранению территориальной целостности Китая.
Национальный комитет в принципе готов придерживаться в той степени, в какой это его касается, позиции, сходной с позицией английского и американского правительств.
Однако помимо прочих соображений важно не упускать из вида тот факт, что как заявление премьер-министра Великобритании от 18 июля 1940, так и заявление Идена от 11 июня 1941 были сделаны на заседании английского парламента и, хотя бы косвенным образом, одобрены им. Со своей стороны Национальный комитет, который поставил себе за правило уважать французское законодательство, действовавшее до перемирия, не может в настоящее время поставить этот вопрос на рассмотрение какого-либо общенационального представительного органа. Более того, французские территории в настоящее время находятся, как и Китай, под властью иностранных армий, но в гораздо более тяжелых условиях.
Ввиду таких обстоятельств Национальный комитет предлагает следующее решение вопроса, которое вам надлежит предложить китайскому правительству:
а) Китайское правительство и Национальный комитет обмениваются письмами, в которых взаимно признают неприкосновенность территорий и владений Франции и Китая.
б) Вы направите китайскому правительству письмо следующего содержания:
«Французский национальный комитет ознакомился с заявлениями премьер-министра и министра иностранных дел Великобритании соответственно от 18 июля 1940 и от И июня 1941, сделанными ими в палате общин, в которых правительство Его Величества заявило о своей готовности начать по восстановлении мира на Дальнем Востоке переговоры с китайским правительством об отмене права экстерриториальности, возврате концессий и пересмотре договоров на основе взаимности и равенства.
Французский национальный комитет берет на себя обязательство рассмотреть в том же духе вопросы, о которых идет речь в заявлениях английского правительства, как только по восстановлении мира представится возможность начать переговоры между правительствами Китая и Франции».
Поздравляем вас с достигнутыми результатами. Выражаем уверенность, что вы и впредь будете успешно выполнять возложенные на вас задачи.
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, в Сен-Пьер Лондон, 17 января 1942
Все указывает на разрядку положения в ближайшем будущем. Согласен с вами: самое большее, на что мы можем пойти, — это принять одного канадца и одного американца в качестве представителей связи союзников при нашей радиостанции, но, конечно, без каких бы то ни было прав в области управления или контроля. Мы предпримем просимый вами демарш перед здешним представителем святейшего престола. Одобряю позицию, которую вы заняли по отношению к консулам.
Мы все надеемся, что вы находитесь в добром здоровье и вскоре сможете возвратиться сюда, добившись полного успеха. Привет.
Телеграмма верховного комиссара д’Аржанлье генералу де Голлю, в Лондон Нумеа, 20 января 1942 К сему прилагается общий отчет о положении
I. Военное положение
Весьма посредственное. Посланная в Австралию миссия была любезно принята, к ней были прикомандированы представители для связи, но ни вооружения, ни помощи воздушными силами она не получила. От Соединенных Штатов мы добились лишь назначения офицера связи. Ответа на нашу настойчивую просьбу о вооружении нет.
Недостаток командного состава в батальоне заставляет меня беспокоиться об исходе возможных боевых действий. Это отражается на подготовке и воинском духе подразделения. Пока не прибудет новый командный состав, положение останется тревожным…
На островах Океании, в Папеэте и в Муреа формируются две 100-миллиметровые батареи. Обращаю внимание на то, что местное население этих островов весьма обеспокоено возможностью совместных военных действий Японии и Виши, учитывая к тому же позицию Вашингтона в вопросе о присоединении Сен-Пьера и Микелона…
На Новых Гебридах мы организовали стационарный наблюдательным радиопост в Вила. Я посетил обслуживающую его воинскую часть, которая состоит из 60 человек — англичан и французов. Кроме того, мобилизуем 100 туземцев. Нам пришлось действовать осторожно, так как среди французских поселенцев имеются еще большие расхождения во взглядах на военную службу.
II. Внутреннее положение
Боевой дух населения снижен из-за нехватки вооружения. Я совершенно не в состоянии обеспечить винтовками новобранцев и гражданскую гвардию. Я не имею возможности обнадеживать людей ввиду отказа со стороны Австралии и Новой Зеландии и ввиду того также, что «Свободная Франция» нам ничего не присылает. Тем более я не могу обещать, что прибудет командный состав, военные корабли или самолеты.
Однако во время своей последней поездки в глубь острова я убедился, что наше положение прочно. Повсюду меня принимали очень сердечно.
III. Внешнеполитическое положение
Ничего нового к моим предыдущим сообщениям добавить не могу. Америка, по-видимому, старается вытянуть из нас все, что ей нужно, без всякой компенсации с ее стороны. Я уже просил вас ничего не делать для американцев, если они не будут снабжать нас оружием. Единственное, что позволяет нам оказывать эффективное давление на американцев, — это присылка ими судов за рудой и строительство аэродрома…
Если не будет с вашей стороны противоположных указаний, я приостановлю отгрузку руды до тех пор, пока у меня не будет уверенности, что нам будут поставлять необходимое вооружение.
Я узнал, хотя у меня нет уверенности в достоверности этого, что между Америкой и Австралией существует секретное соглашение относительно высадки американских войск в наших владениях без предварительной договоренности с нами. Вы приказали мне не допускать этого. Я выполню ваш приказ во что бы то ни стало.
Я хотел бы послать в США Швоба д’Эрикура, который вполне подойдет для этой задачи, чтобы помочь всеми силами нашему представительству договориться с американцами. Прошу сообщить ваше согласие.
IV. Выводы
В предыдущих разделах я отнюдь не старался сгустить краски. Я умолчал к тому же о многих серьезных затруднениях местного характера. Но настало время, когда каждый должен взвесить лежащую на нем ответственность, ибо угроза со стороны противника растет со дня на день и можно ждать каждую минуту нападения.
В качестве национального комиссара во французских владениях на Тихом океане я докладываю вам, господин генерал, и Национальному комитету, что в настоящее время не имею возможности успешно (подчеркиваю: успешно) оборонять наши острова, лишенные средств защиты, артиллерии, моторизованных войск, самолетов, винтовок, войск, укомплектованных командным составом. Со своей стороны заверяю вас, господин генерал, что Верховный комиссар будет продолжать до конца делать все, что в его силах, что он исполнен решимости погибнуть с честью во имя освобождения Франции. Он надеется, что за ним последуют многие из его гражданских и военных сотрудников, равно как и многие местные жители.
Заверяю вас, господин генерал, в моей неизменной преданности.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в США Адриена Тиксье генералу де Голлю, в Лондон Вашингтон, 21 января 1942
19 января меня принял по моей просьбе государственный секретарь. В государственном департаменте меня предупредили, что этот первый визит вежливости будет непродолжительным и что никакого коммюнике опубликовано не будет. В действительности же беседа продолжалась более часа, и мы обменивались мнениями по вопросам политики правительства США в отношении Виши и «Свободной Франции». Вот краткое изложение нашего разговора.
1. Я изложил точку зрения генерала де Голля и Национального комитета, стремление которых заключается в том, чтобы вновь как можно шире привлечь к участию в войне возможно большее количество французов и французских владений, дабы восстановить единство Франции, принимающей участие в войне, и дать ей право занять достойное се место на мирной конференции благодаря ее вкладу в достижение победы.
Эта политика несовместима с какими бы то ни было планами нейтрализации некоторых частей Французской империи. Никаких замечаний по поводу этой части моего заявления государственный секретарь не сделал.
2. Я опроверг слухи, циркулирующие в США, о том, что «Свободная Франция» представляет собою якобы реакционное и даже фашистское движение. «Свободная Франция» есть движение национальное и демократическое. Генерал де Голль ясно заявил по этому поводу, что он намерен соблюдать законы республики и желает, чтобы после победы во Франции был учрежден демократический строй, основанный действительно на волеизъявлении французского народа. Для генерала де Голля, как и для президента Рузвельта, победа неразрывно связана с уничтожением тоталитарных режимов и с восстановлением подлинно демократических государств. В то время как я излагал эту часть моего заявления, государственный секретарь несколько раз проронил слова одобрения.
3. Затем государственный секретарь начал пространно оправдывать политику государственного департамента в отношении Виши, которую он пытался представить как вклад в победу. Правительство США не питает ни малейшей симпатии ни к большинству членов правительства Виши, ни к самому этому жалкому режиму. Превыше всего оно стремится избежать вступления французского военно-морского флота в войну против союзников и использования североафриканских баз державами оси. За последние полтора года эта политика принесла плоды. Виши не уступило немцам ни флота, ни баз. Его сопротивление становится, по-видимому, более стойким благодаря давлению со стороны США. Впрочем, эта политика США проводилась при полной договоренности с англичанами.
4. Я указал государственному секретарю, что он не учел два важных фактора: сопротивление французского народа и сопротивление Великобритании. Если до поражения Гитлера в России и вступления США в войну Виши больше года не отдавало военно-морского флота и баз, то это потому, что оно опасалось реакции французского народа. Однако правительство США не может игнорировать роли, которую сыграли генерал де Голль и «Свободная Франция» в пробуждении и развитии у французского народа духа сопротивления. Помогать «Свободной Франции» — значит усиливать сопротивление французского народа и содействовать победе.
5. Государственный секретарь выразил свое восхищение генералом де Голлем и горячую симпатию к сторонникам «Свободной Франции», которые сражаются рука об руку с союзниками.
Тогда я спросил его, каким образом он собирается проявить свою симпатию к сторонникам «Свободной Франции», которые были так глубоко оскорблены содержанием коммюнике государственного департамента от 25 декабря.
Государственный секретарь напомнил мне, что выражение «так называемые» относилось не к сторонникам «Свободной Франции», а исключительно к кораблям, что государственный департамент радушно принял наших представителей, что он распространил на «Свободную Францию» закон о ленд-лизе и т. п.
6. Так как беседа наша приняла исключительно сердечный характер, я рискнул даже сказать государственному секретарю, что правительство США лучше всего может выразить свои симпатии к «Свободной Франции» путем официального признания Французского национального комитета. Государственный секретарь ответил, что правительство США не может признать Французский национальный комитет в качестве правительства, не рискуя вызвать разрыв с Виши, в результате чего последнее было бы окончательно отброшено в объятия держав оси и не замедлило бы выдать военно-морской флот и базы.
7. Я заметил государственному секретарю, что со времени вступления США в войну они являются союзниками «Свободной Франции» и им, видимо, становится все труднее и труднее не признавать ее как союзницу. Если правительство США не хочет отказываться от своей политики по отношению к Виши, оно могло бы, вероятно, найти такую форму признания Французского национального комитета, которая не привела бы неизбежно к разрыву его отношений с Виши. Государственный секретарь ничего не сказал по поводу этого высказывания.
8. В конце беседы государственный секретарь выразил надежду, что я смогу разъяснить его политику генералу де Голлю и Французскому национальному комитету. Он напомнил мне, что всегда горячо симпатизировал национальным, демократическим и республиканским традициям Франции, распространившей во всем мире идеи свободы. США не могут представить себе такой мир, где бы Франция не занимала важное место. Победа союзников приведет к возрождению демократической и независимой Франции.
9. Я не знаю, каковы будут последствия этого первого разговора, но после напряжения, вызванного событиями на Сен-Пьере и Микелоне, он несколько проясняет атмосферу.
Более подробный отчет я отправлю письмом.
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, в Сен-Пьер Лондон, 22 января 1942
Сегодня во второй половине дня я был приглашен к Черчиллю для обсуждения вопросов, связанных с урегулированием положения на Сен-Пьере и Микелоне. Я был у него вместе с Плевеном.
Черчилль сильно нервничал, очевидно ввиду одолевавших его многочисленных забот. Он категорически настаивал на том, чтобы мы со своей стороны дали согласие на опубликование в Вашингтоне коммюнике правительств США, Англии и Канады следующего содержания:
«а) Острова принадлежат и впредь будут принадлежать Франции.
б) Губернатор, назначенный Виши, будет смещен. Управление островами будет осуществляться консультативным советом.
в) Консультативный совет согласится на прикомандирование американских и канадских должностных лиц для участия в эксплуатации радиостанции в общих интересах союзников.
г) Французский национальный комитет поставил в известность правительство Его Величества в Соединенном Королевстве, что он не намерен удерживать свои военные корабли на Сен-Пьере и Микелоне и что эти корабли в ближайшее время снова приступят к исполнению своих обычных задач, то есть к борьбе с противником везде, где бы тот ни был обнаружен.
д) Правительства Канады и США согласны взять на себя обязательство продолжать оказывать экономическую помощь населению островов; консулы обоих государств вступят с местными властями в переговоры о характере требуемой помощи…»
В ходе обсуждения Черчилль в присутствии Идена уточнил, что после опубликования коммюнике никто не станет больше вмешиваться в дела на островах и что Савари сможет, следовательно, осуществлять фактическую власть на островах, а местный отряд морской пехоты останется для обеспечения обороны островов. Люди, поступившие добровольцами в нашу армию, смогут, разумеется, присоединиться к войскам «Свободной Франции». Одним словом, как выразился Иден, уступки с нашей стороны будут носить чисто формальный характер, а в действительности хозяевами останемся мы.
Если мы официально заявим Черчиллю о согласии Национального комитета с таким проектом коммюнике, то он уверен, что Соединенные Штаты одобрят его. Возможно, что правительство США представит это коммюнике Виши. Он полагает, что Виши его безусловно отвергнет. Но президент Рузвельт будет рассматривать это коммюнике как документ, окончательно регулирующий данный вопрос, и не обратит внимания на возражения Виши. В общем речь идет о спасении престижа Корделла Хэлла и государственного департамента.
Национальный комитет обсудил предложения Черчилля. Несмотря на серьезность формальных уступок, которых они от нас требуют, Комитет склонен согласиться на такое коммюнике, учитывая, что для нас чрезвычайно важно восстановить дружеские отношения с США и в особенности ради самого Черчилля, который, кажется, очень озабочен поисками какого-нибудь выхода. Национальный комитет полагает, действительно, что вы сможете, соблюдая секретность, организовать все дело так, чтобы во всех звеньях администрации остались верные нам люди и чтобы между Савари и нами была установлена регулярная связь.
Дав согласие на опубликование коммюнике, мы сможем немедленно выслать вам подкрепление в личном составе, о котором вы просили, а вы сможете использовать этих людей по своему усмотрению. Вопрос о субсидиях в долларах будет урегулирован. Конкретные пути решения этого вопроса еще не уточнены, но несомненно, что Виши к этому не будет иметь отношения.
Срочно сообщите ваше мнение по этому вопросу.
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, в Сен-Пьер Лондон, 24 январи 1942
Отвечаю на вашу телеграмму от 23 январи, в которой вы одобряете принятие предложения Черчилля и просите сообщить подробности.
Вам надлежит немедленно сформировать консультативный совет таким образом, чтобы он оставался в наших руках. Савари должен стать его председателем с широкими полномочиями на период войны. Обороной должен руководить также один из наших офицеров. Вооруженные силы должны оставаться на острове для его обороны. В области финансового обеспечения мы принимаем здесь меры для того, чтобы иметь возможность самим субсидировать Савари, обходясь без иностранной помощи.
Что касается радиовещания, то хозяином его остается Савари. Он примет одного-двух иностранных офицеров связи, которые будут иметь право пользоваться радиостанцией лишь на условиях, которые установит Савари. Никто не может помешать стоянке наших кораблей в Сен-Пьере.
С другой стороны, Вашингтон хочет, чтобы коммюнике было одобрено Виши. Я думаю, что Виши с ним не согласится. Таким образом, вся эта проблема разрешится одним ударом и государственный департамент, сочтя себя свободным от обязательств по отношению к Виши, больше не будет вмешиваться ни во что. И мы сами будем полностью свободны от обязательств.
Телеграмма Национального комитета верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 25 января 1942
Государственный департамент направил генералу де Голлю 23 января телеграмму следующего содержания:
«Учитывая значение Новой Каледонии, начальники американского и английского Генеральных штабов приступили к осуществлению мероприятий по обороне острова в соответствии с условиями, сформулированными в нашем меморандуме от 15 января. Просим вас дать соответствующие указания Верховному комиссару в Нумеа, указав ему на необходимость соблюдать строжайшую тайну. Надеемся, что Верховный комиссар и впредь будет оказывать нам „великолепную“ помощь и осуществлять сотрудничество, как он делал это в прошлом».
В этих рамках мы считали бы только полезным, если бы вы согласовали ваши действия с пожеланиями, высказанными в телеграмме американского правительства.
Мы будем держать вас в курсе переговоров с государственным департаментом.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 27 января 1942
Развитие наступления противника создает серьезную и, возможно, неизбежную угрозу французским владениям, находящимся под вашей властью. Я знаю, что ваши силы незначительны и атмосфера вокруг вас оставляет желать лучшего. Делаю все возможное, чтобы направить вам подкрепление. Как вам известно, «Сюркуф» находится на пути к вам. К вам направлены также и многие офицеры сухопутных войск. Из Дуалы к вам выезжает по моему указанию подполковник Ланюс, способный и знающий свое дело кадровый офицер, прибывший из Марокко.
По имеющимся у меня сведениям, в ближайшее время следует ожидать улучшения общей обстановки на Тихом океане в связи с тем, что союзники направили туда значительные военно-воздушные и военно-морские силы, которые будут действовать, базируясь на Австралию.
Что касается внутреннего положения, то ваши полномочия фактически неограниченны. Объявление осадного положения зависит только от вас, и это поможет вам более быстро осуществить свою полномочную власть. Во всяком случае, я знаю, что вы сумеете постоять за себя. Можно сказать, что честь французского флага и христианства находится там в ваших руках. Обнимаю вас.
Ниже следует мой приказ вооруженным силам, состоящим под вашим командованием, и населению подчиненных нам территорий.
«Новые Гебриды, Новая Каледония и французские владения в Океании стали ныне передовым рубежом войны. На вас всех лежит высокая миссия обороны их. Под руководством испытанного военачальника адмирала д’Аржанлье вы сможете выполнить эту задачу мужественно, умело, дисциплинированно. Вам помогут, в этом наши доблестные союзники, чьи силы непрерывно растут. Франция и империя уповают на вас. — Генерал де Голль».
Телеграмма генерала де Голля адмиралу Мюзелье, в Сен-Пьер Лондон, 28 января 1942
Мы полностью одобряем организацию так называемого консультативного совета, который впредь так и будет именоваться. Избранный теперь советом, Савари останется губернатором острова. Полномочия Савари определить, разумеется, нетрудно. Они должны быть весьма широкими. Равным образом совет может вводить в свой состав новых членов. Он может по своему усмотрению выводить кого угодно из своего состава. Следует добиваться того, чтобы через Савари или того, кто будет на его месте, «Свободная Франция» могла сохранять свою власть над островом.
Необходимо также, чтобы вы оставили на своих постах начальника обороны и других верных нам офицеров для обеспечения обороны и полицейской службы на острове. Нашим благосклонным союзникам можно будет отрекомендовать этого начальника и других офицеров как состоящих на службе у совета. То же следует сделать в отношении командования порта. То же — в отношении радиостанции, которая должна управляться и обслуживаться нашими людьми. Позднее совет может дать разрешение одному американскому и одному канадскому офицерам посылать или получать радиограммы. Никаких иных обязательств мы не давали.
Нужно наладить регулярную шифрованную радиосвязь с Браззавилем. Это явится дополнительным средством обеспечения безопасности.
В целом вся проблема начинает покрываться благодетельной тенью забвения.
Я настойчиво прошу вас не подвергать риску свое здоровье, задерживаясь на Сен-Пьере. Я понимаю ваше желание оставаться на острове, пока все не будет улажено, но лишь при том обязательном условии, что это не будет в ущерб вашему здоровью.
С дружеским приветом.
Телеграмма де Голля представителю «Свободной Франции» в Вашингтоне Адриену Тиксье Лондон, 29января 1942
В телеграмме от 21 января вы доложили о своей беседе с Корделлом Хэллом 19 января. Я считаю совершенно необходимым, чтобы вы снова повидались с государственным секретарем. Сообщите ему, что я лично ознакомился с его заявлениями, сделанными вам, и считаю своим долгом обратить его внимание на нижеследующее. Вы оставите Корделлу Хэллу на всякий возможный случай текст нижеследующего заявления.
Если бы война была всего-навсего шахматной игрой, в которой на доске передвигаются неодушевленные фигуры, то нынешняя позиция государственного департамента по отношению к Франции была бы нам понятна. Но война — явление морального порядка. Надо, чтобы люди, ведущие войну, считали себя морально обязанными вести ее и ощущали при этом моральную поддержку.
Сказанное особенно верно в отношении французского народа, две трети которого испытывают гнет оккупации, а остальная часть находится под властью самого гнусного правительства в своей истории. Этот народ нуждается в очень большом моральном усилии, чтобы вновь включиться в борьбу.
Ничто не может в такой степени оттолкнуть французский народ от активного участия в войне, как позиция, занятая по отношению к нему в настоящее время Соединенными Штатами Америки, державой, пользующейся столь значительным моральным авторитетом. Знаки уважения, проявляемые США к тем французским властям, которые только для того и существуют, чтобы помешать французскому народу бороться с врагом, оказывают опасное и деморализующее влияние на французскую нацию. Такое положение может принести тем больший вред, что одновременно правительство США относится по меньшей мере нелюбезно к тем французам, которые продолжают вести войну рука об руку с союзниками.
То, что произошло и происходит во французской Северной Африке, показывает, какое деморализующее влияние оказывает на французов американская политика. Чем больше США поддерживают Вейгана и ему подобных, тем слабее становится дух сопротивления и воля к борьбе в Алжире, Тунисе и Марокко. Если же говорить о частях Французской империи, присоединившихся к «Свободной Франции», то все сообщения, которыми располагает Национальный комитет, единодушно свидетельствуют о том, как тяжело повлияла позиция, занятая США в недавнем инциденте на Сен-Пьере и Микелоне, на боевой дух сражающихся французов.
Позиция Соединенных Штатов представляется французам тем более обескураживающей, что, будучи по природе склонными к логическому мышлению, они никак не могут ее понять. Француз-боец не понимает тонкостей, в силу которых его фактический союзник только и знает, что распекает людей, оружие и территории которых непосредственно и благородно помогают укреплению безопасности этого союзника.
На деле политика США может привести к окончательной нейтральной Французской империи и французской нации в этой войне. Это в точности соответствует той идее, которую проповедовали Петэны и Вейганы и которую они выражали в лозунге: «Защищать империю от кого бы то ни было». Правда, что касается Гитлера, то он не всегда будет удовлетворяться этим, о чем свидетельствуют, например, события, ныне происходящие в Индокитае и ранее происходившие в Сирии. Но союзники должны знать, что нейтрализация Франции, которая поддерживалась бы благодаря им, означала бы утрату доверия и дружбы французского народа после войны. В этом-то и состоит самая большая опасность, ибо речь идет по сути дела о судьбе всей цивилизации.
Если у французской нации не будет ощущения, что она в конце концов сражается, страдает и одерживает победы, борясь вместе с англосаксонскими союзниками и за общее дело, то весьма вероятно, что она пожелает отделить свою судьбу от судьбы этих стран. Чувство унижения и гнева, которое будет испытывать и уже испытывает французский народ, по крайней мере его самая жизнеспособная и активная часть, по всей вероятности, подтолкнет его на сторону государств, которые сделали ставку на людей, предавших его честь и величие. Какой бы порядок ни был установлен в мире после победы демократических стран, рано или поздно найдутся люди, помышляющие о чем-то ином. И было бы чрезвычайно опасно, если бы эти пагубные тенденции, национальные или социальные, либо и те и другие вместе, смогли найти благоприятную почву в оскорбленной гордости, возмущении и разочаровании французов.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Соединенных Штатах Адриена Тиксье Национальному комитету, в Лондон Вашингтон, 5 февраля 1942
Правительство Соединенных Штатов считает делом первостепенной важности и чрезвычайной срочности установление воздушной трассы между Америкой и Австралией через Африку. Эта трасса будет использована тяжелыми бомбардировщиками…
В качестве посадочной площадки военное министерство выбрало аэродром в Пуэнт-Нуаре. В связи в этим правительство США просит Национальный комитет изучить в благожелательном смысле возможность использования аэродрома в Пуэнт-Нуаре и как можно скорее принять необходимые меры, обеспечивающие его использование в указанных выше целях.
Телеграмма Национального комитета представителю «Свободной Франции» в Вашингтоне Лондон, 11 февраля 1942
Предоставление американцам права на использование аэродрома в Пуэнт-Нуаре полностью соответствует общей политической линии Французского национального комитета. Исключая вопросы технического порядка и обеспечения французского суверенитета, это мероприятие не обусловлено никакими особыми требованиями.
Тем не менее Национальный комитет полагает, что со стороны правительства США было бы разумным найти средство признать, что «Свободная Франция», помощью которой Соединенные Штаты пользуются, имеет право на то, чтобы к ней относились так, как она заслуживает, то есть как к союзнику.
С другой стороны Национальный комитет обращает внимание американского правительства на крайнюю недостаточность средств воздушного транспорта в Свободной Французской Африке и на опасности, которые в связи с этим создаются для обороны освобожденных французских территорий в Африке. Этот недостаток средств был отмечен полковником Каннингэмом. Чтобы исправить положение, нужны восемь самолетов типа «Локхид-лоудстар». Национальный комитет, который предоставляет в распоряжение американского правительства базу в Пуэнт-Нуаре, считает само собой разумеющимся, что он имеет все основания срочно получить эти самолеты в порядке закона о ленд-лизе. Мы дадим нашему Верховному комиссару в Свободной Французской Африке все надлежащие указания относительно авиабазы, как только правительство США сделает нам заверения о поставке восьми самолетов.
Все вышеизложенное текстуально доведите до сведения государственного департамента.
Телеграмма генерала де Голля представителю «Свободной Франции» в Вашингтоне Адриену Тиксье Лондон, 13 февраля 1942
Пожар на «Норманди» только слишком быстро выявил всю недальновидность тех американских ведомств, которые отказались сотрудничать с нами. Если бы на пароходе находился Кегинер, который отлично знал всю тщательно разработанную на «Норманди» систему выявления и предупреждения аварий, то демократические страны были бы избавлены от нового позора, а французы — от лишнего траура.
Вот еще один факт, свидетельствующий о необходимости какого-то modus vivendi между США и нами по всем вопросам, относящимся к флоту и, в частности, к торговому. 14 декабря теплоход «Маршал Жоффр» был захвачен американцами в Маниле, откуда ему удалось ускользнуть и прибыть в один из британских портов. Часть экипажа — приверженцы Виши — была высажена в Маниле. В настоящее время теплоходом командует офицер американского флота, а командный состав и экипаж его состоят из свободных французов и частично из американских военных моряков. 63 французских офицера и матроса немедленно примкнули к «Свободной Франции». Среди них имеются высококвалифицированные мотористы, замену которым трудно найти как на месте, так и в США… Для того чтобы наилучшим образом использовать теплоход «Маршал Жоффр» для военных нужд, на нем безусловно нужно оставить экипаж из свободных французов, доукомплектовав его новыми людьми. Кадры, которыми мы располагаем в районе, где находится «Маршал Жоффр», позволят нам немедленно укомплектовать его офицерским составом и матросами, а затем использовать в качестве транспортного судна для перевозки войск…
Кроме того, наше представительство в Вашингтоне должно было бы получить право обсуждать с морской комиссией либо с американскими военно-морскими властями все вопросы, касающиеся моряков «Свободной Франции». Нам представляется, что случай с «Норманди», должен дать вам повод возобновить переговоры по этому вопросу.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 25 февраля 1942
Мне сообщили из Вашингтона, что командующий американскими поисками на Тихом океане генерал Пэтч получил приказ посетить вас. Ему дано указание договориться непосредственно с вами и в самом дружественном духе относительно организации командования.
С другой стороны, консул США в Нумеа получил распоряжение официально заявить о том, что его правительство не признает на французских тихоокеанских островах никакой другой власти, кроме власти Французского национального комитета.
Учитывая эти с нашей точки зрения достаточно удовлетворительные обстоятельства, мы не возражаем против высадки американских войск на нашей территории. Более того, если эта высадка будет произведена, ей нужно будет придать как можно большую гласность. Однако в соглашении, которое вам предстоит заключить с Пэтчем, вы должны добиться, чтобы командование войсками, обороняющими непосредственно французские колонии, осталось в ваших руках. Напротив, если Пэтч должен иметь определенную зону действий и если он располагает резервами, я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы вы были подчинены ему в вопросах, относящихся к совместным операциям союзников на всем данном театре военных действий. Само собой разумеется, что вы сохраните «Кап де Пальм» в своем распоряжении.
Заявление правительства Соединенных Штатов (Перевод) Вашингтон, 1 марта 1942
1. Политика правительства Соединенных Штатов в отношении Франции и французских территорий основывалась на необходимости поддержания целостности Франции и Французской империи и восстановления в будущем полной независимости всех французских территорий. Следуя своей традиционной дружбе с Францией, правительство США глубоко сочувствует не только желанию французского народа обеспечить неприкосновенность своих владений, но и усилиям французского народа продолжать сопротивление агрессивным силам. В своих отношениях с местными властями на французских территориях Соединенные Штаты руководствовались и продолжают руководствоваться тем, насколько эти власти, по их мнению, могут обеспечить эффективную защиту своих территорий от господства и контроля со стороны общего врага.
2. В зоне Тихого океана правительство США вело и будет вести переговоры с теми французскими властями, которые осуществляют эффективный контроль над соответствующими территориями. Правительство признает, в частности, что французские острова в этом районе находятся под эффективным контролем Французского национального комитета, находящегося в Лондоне. В вопросах обороны этих островов власти США сотрудничают с властями, установленными Французским национальным комитетом, и ни с какими иными. Правительство США отмечает важность соглашения, которое было добровольно заключено по вопросу организации обороны в зоне Тихого океана.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в США Адриена Тиксье Национальному комитету, в Лондон Вашингтон, 4 марта 1942
Военное министерство США считает чрезвычайно важным и срочным открытие воздушной трассы, соединяющей Гавайские острова с Австралией и с Новой Зеландией. Эта трасса должна была бы проходить по следующему маршруту:
французский архипелаг Туамоту
французские острова Общества
остров Кука (Новая Зеландия)
остров Тонга (Великобритания)
острова Кермадек (Новая Зеландия).
Правительство США просит предоставить военному министерству разрешение на немедленное начало работ по оборудованию баз на тех из вышеперечисленных территориях, которые находятся под юрисдикцией Национального комитета. Аналогичная просьба в отношении территорий, находящихся под юрисдикцией Великобритания и Новой Зеландии, направлена правительствам этих стран.
Телеграмма Национального комитета верховному комиссару, в Нумеа Лондон, 7 марта 1942
Мы получили сообщение от государственного департамента, что американское военное министерство желает срочно создать авиалинию, связывающую Гавайские острова с Новой Зеландией и Австралией по следующему маршруту: архипелаг Туамоту, острова Общества и острова Кука, Тонга и Кермадек.
Учитывая высказанные нами ранее соображения, Национальный комитет дал на это согласие…
Телеграмма верховного комиссара д’Аржанлье Национальному комитету, в Лондон Нумеа, 12 марта 1942
В воскресенье 9 марта в Нумеа прибыл бригадный генерал Пэтч, назначенный командующим войсками союзников в Новой Каледонии… В самое ближайшее время ожидается прибытие значительного количества войск.
Между генералом Пэтчем и мною установлен контакт… Представляется очевидным, что командовать вооруженными силами союзников в Новой Каледонии должен Пэтч, ввиду того что количество войск и боевой техники, находящихся в его распоряжении, значительно больше, чем у нас. Я попросил его информировать меня относительно полученных им инструкций и заявил, что в соответствии с возложенной на него задачей все вооруженные силы Новой Каледонии будут подчиняться ему в тактическом отношении. Очень польщенный этим решением, он заверил меня, что будет держать меня в курсе всех своих действий. Наша устная договоренность будет подтверждена путем обмена письмами…
Надеюсь, что все войска Пэтча в трехнедельный срок будут приведены в боевую готовность.
Несколько дней тому назад до меня дошли слухи о гибели подводной лодки «Сюркуф». Я глубоко опечален полученным мною подтверждением сведений о потере этого мощного корабля, который имел для нас еще и символическое значение.
Речь генерала де Голля в «Комитете общественного содействия Национальной обороне» в Лондоне 1 апреля 1942
«Война — это ужасная и захватывающая драма», — говорил Клаузевиц. Как это верно по отношению к нынешней войне, в которой на карту поставлены не только величие каждого государства, но и судьба каждого человека! Нетрудно понять, что в подобной войне готовность пойти на всяческие испытания и отдать все свои силы обусловлена моральными факторами. Это особенно верно по отношению к Франции, физически отделенной врагами и предателями от того лагеря, злосчастным авангардом которого она являлась, к Франции, которую лишь вера в себя и доверие к союзникам могут уберечь от отчаяния!
Поскольку вы оказали мне высокую честь, пригласив выступить перед столь авторитетным собранием, как ваше, а также потому, что мы переживаем сейчас момент, когда демократические страны должны либо ясно понять свой долг, либо смириться со своей гибелью, я хочу откровенно высказать здесь некоторые мысли, которые, по-моему, должны лечь в основу отношений между Сражающейся Францией и союзными с нею державами.
В июне 1940, одержав победу над французскими армиями, Гитлер решил добиться установления в моей многострадальной стране такого режима, который способствовал бы осуществлению его замыслов. Ему нужна была нейтрализация нашей империи и нашего флота, чтобы, обезопасив себя со стороны Средиземного моря и Африки, получить свободу действия в других районах. Ему нужно было иметь возможность использовать для своих военных нужд наше сырье, нашу промышленность, наше продовольствие, труд наших сынов и дочерей. Ему нужно было путем коррупции заставить французский народ примириться с рабством. Ему нужно было создать лазейку в стан своих врагов, через которую можно было бы, как это стало для него обычаем, отравлять своих врагов ядом бесчестия и подтачивать их волю к борьбе. Но все это нужно было прикрыть националистической ширмой таким образом, чтобы французский народ, обманутый видимостью престижа, подобием суверенитета и фальшивой независимостью, попался вместе с союзными народами на удочку гитлеровских махинаций. Итак, при помощи лицемерия, обмана и нажима на той части французской территории, которая не была оккупирована германской армией, возник режим, прикрывающий и защищающий тылы Гитлера, предоставляющий ему все, что он хочет, и отравляющий, помимо всего прочего, сознание французов ядом нового порядка. О господа! Иные преступления совершаются так ловко, что при виде их даже порядочный человек не смог бы удержаться от какого-то грустного восхищения. Да, за отвратительный шедевр нацистской стратегии, каким является режим Виши, Гитлер заслуживает того, чтобы перед ним сняли шляпу.
Однако вовсе не исключено, что он в свою очередь тоже ответит нам поклоном. Ведь он видит, что непокоренные французы сумели сорвать его планы. Непокоренные французы продолжают войну, они объединяют французские территории, с честью дерутся на всех полях сражения. Более того, они выступают не как какая-то второстепенная сила, а как равноправные партнеры своих союзников. Ибо эти французы служат только Франции и больше никому. Они продолжают войну, как продолжает ее сама Франция, не прекратившая борьбы. Они это делают, сознавая, что во всем и везде борются за интересы Франции, за ее дело, говорят и действуют от ее имени, способствуют тому, чтобы не отдельные французы, а вся Франция продолжала оставаться в лагере борцов за свободу.
Вот почему все те элементы французской нации, которые обладали волей к сопротивлению, решимостью возродить и спасти страну, нашли в Сражающейся Франции центр притяжения, выражение своих надежд и чаяний. Священный порыв колоссальных масштабов воспылал в сердцах миллионов и миллионов граждан, понявших, что победа Франции возможна, потому что Франция продолжает борьбу. Внезапно явилась сила, противостоящая угнетению, пропаганде и лицемерию. Политика сотрудничества с врагом оказалась вдруг бесплодной. Режим Виши вдруг оказался обреченным на прозябание в атмосфере постоянной тревоги, бесчестия и полицейского произвола.
Все в нашей стране сразу же предстало в своем истинном свете: враг есть только враг, предатели остаются только предателями, союзники союзниками, а Франция, подлинная, народная великая Франция, несмотря на раны обиды и разочарования, остается верной самой себе, то есть свободе.
Однако, господа, не следует думать, что это чудо — Сражающаяся Франция — есть нечто раз и навсегда данное. Не следует думать, что это почти легендарное инстинктивное внутреннее горение, поддерживающее тех французов, которые, оставшись без покровительства законов, без прав, без правительства, презирают смерть, где бы они ее ни встретили — в бою или в застенках палачей, подвергают своих близких репрессиям со стороны врага и жертвуют абсолютно всем, — что это горение может существовать без всяких причин.
Все дело заключается вот в чем: Сражающаяся Франция намерена идти вместе со своими союзниками при одном непременном условии, что ее союзники пойдут вместе с ней. Борясь рука об руку с ними, она стремится восстановить свое величие, независимость, суверенитет и хочет, чтобы этот суверенитет, независимость и величие уважались в ее лице. Она делает все, что в ее силах, чтобы содействовать их победе, однако при условии, что их победа будет и ее победой. За полторы тысячи лет Франция привыкла быть великой державой, и она хочет, чтобы все, и в первую очередь ее друзья, не забывали об этом. Словом, пребывание Сражающейся Франции в лагере свободы определяется единственной причиной и имеет единственное оправдание, а именно что Франция остается подлинной Францией, которую признают как таковую ее боевые соратники.
Господа, если я считаю необходимым на этом настаивать, то именно потому, что этот психологический и политический факт, уверяю вас, целиком определяет позицию французской нации как в настоящем, так и в будущем, ибо Сражающаяся Франция не только не могла бы расти, но и вообще не могла бы существовать, если бы ее союзники не сделали из этого факта необходимых выводов. Принимая во внимание тяжелую драму, переживаемую французским народом, а также учитывая все те милости, которые готов оказать Гитлер, лишь бы французы согласились ему служить, учитывая также, что в стране господствует гнусный режим национальной деморализации, которому ее подвергают подлые поборники капитуляции, — как можно было удержать в подобных условиях этот народ в качестве союзника, если бы его же собственные партнеры по союзу не сделали того, что нужно, чтобы сохранить его как участника борьбы?
Кто и во имя чего смог бы обеспечить участие в войне французских территорий, французских войск, французского общественного мнения, с тем чтобы в дальнейшем это участие все более возрастало, если бы сами союзники воздержались от оказания им своей поддержки?
Что можно было бы сказать французским гражданам, которых призывают идти на смерть и страдания в рядах борцов Сопротивления, если бы французы, которые ведут борьбу — и в каких еще условиях! — с 3 сентября 1939, не считались ни союзниками, ни даже просто воюющей стороной? Разве можно было бы убедить этот народ в том, что его ждет впереди победа, что капитуляция — это позор и что его долг — отстаивать свою свободу, если бы, к несчастью, его собственные союзники согласились принять нейтрализацию Франции, как того требует Гитлер от правительства Виши, и признавали в переговорах в качестве представителей интересов моей Родины лишь предателей, которые угнетают ее и подчиняются приказам врага? Если бы это произошло, то можно было бы считать, что тогда Гитлер окончательно выиграл битву за Францию, и с полным основанием снять перед ним раз навсегда шляпу!
Спешу оговориться, господа: если я излагал вслух подобные гипотезы, то именно потому, что считаю их невероятными. Тем не менее о них, пожалуй, стоит упомянуть, ибо только при ближайшем рассмотрении видна вся их абсурдность.
Прежде всего, правильно ли считать, что, потворствуя режиму Виши, установленному в интересах Гитлера, можно якобы помешать этому режиму дойти до предела в сотрудничестве с врагом? Кто мог бы всерьез полагать, что намерениям и приказам Гитлера можно противопоставить что-либо иное, кроме сопротивления французского народа, поддерживаемого Сражающейся Францией? Если же предположить невероятное и допустить мысль о том, что Франция завтра прекратит борьбу, то какой посол смог бы хотя бы на мгновение помешать Гитлеру воспользоваться этим в своих интересах? Мы, конечно, не думаем, что лагерь свободы, поддавшись подобным иллюзиям, смог бы когда-либо пойти на риск потерять Францию.
Далее. Как можно принимать всерьез соображения о том, что демократические державы должны, мол, признать в качестве представителей Франции вишистов, а не руководителей Сражающейся Франции под тем предлогом, что последние якобы не высказались со всей определенностью в пользу свободы. Подобные утверждения глубоко оскорбительны для самих же демократических держав, ибо прежде всего это было бы попыткой приписать им намерение вмешиваться в вопросы, относящиеся исключительно к компетенции суверенного французского народа. Но это было бы к тому же обвинением демократических держав в довольно странной слепоте. Ибо если отдать предпочтение людям, которые уничтожили все французские свободы и пытаются скопировать свой режим по образцу фашизма или его карикатуры, вместо того чтобы оказать доверие честным французам, которые сохраняют верность законам республики, не на жизнь, а на смерть борются против тоталитарных стран, открыто заявляют о своем стремлении освободить порабощенный народ и восстановить его суверенитет, то это наделе означало бы внесение в политику принципов жалкого чудака Грибуйя, который, боясь промокнуть под дождем, бросился в море.
Как можно, наконец, допустить мысль, что в своей политике по отношению к Сражающейся Франции демократические державы окажутся в плену весьма забавного снобизма и станут руководствоваться сожалением по поводу того, что в ее рядах нет громких в прошлом имен? Во-первых, это было бы вопиющей несправедливостью по отношению ко многим известным деятелям во Франции и за ее пределами, для которых весь смысл жизни в нашей победе. Во-вторых, это означало бы забвение того факта, что моя несчастная страна находится в полном порабощении у врага и предателей. Но главным образом это свидетельствовало бы о пренебрежении важнейшим фактором, который определяет сегодня французскую проблему в целом и который называется «революцией». Ибо, преданная своими руководящими верхами и привилегированными слоями общества, Франция начала осуществлять величайшую в ее истории революцию. В связи с этим я должен сказать: все те, кто рассчитывает, что после того, как отгремит последний выстрел, Франция в политическом, социальном и моральном отношении останется такой же, какой они ее знали раньше, совершают грубейшую ошибку. В тайных муках, переживаемых нашей страной, именно теперь и возникает совершенно новая Франция, руководить которой будут новые люди. Те, кого удивляет, что среди нас нет прожженных политиканов, дряхлых академиков, искушенных в махинациях дельцов, сверхзаслуженных генералов, напоминают недалеких обитателей маленьких европейских монархий, которых в период Великой французской революции смущало то обстоятельство, что Тюрго, Неккер и Ломени де Бриенн не заседают в Комитете общественного спасения. Ну что же! Революционная Франция всегда скорее предпочтет выиграть войну под руководством генерала Гоша, чем проиграть ее под руководством маршала де Субиза. Чтобы провозгласить и осуществить Декларацию прав человека, революционная Франция всегда предпочитает слушать Дантона, нежели дремать под бормотание приверженцев отживших формул.
Господа, Клемансо сказал о революции: «Это монолит!» То же можно сказать и об этой незримой войне. В суровый час схватки, которая является в самом строгом смысле и моральным единоборством, демократические державы не смеют лицемерить в отношении своего долга. Нельзя терпеть, чтобы так называемый реализм, который, идя от одного Мюнхена к другому, уже привел свободу на край пропасти, и впредь продолжал обманывать героев и издеваться над жертвами. Мы вместе с вами боремся против зла, и мы и вы поставили на карту страшную ставку: судьбу своей родины. Никто не имеет права ни по отношению к другим, ни по отношению к самому себе хоть в чем-нибудь пойти на трусливый компромисс с этим злом и тем самым поставить под угрозу наше общее дело. Сражающаяся Франция приложит все свои силы, чтобы показать пример в этом отношении. Она не сомневается, что ее союзники ответят ей тем же.
Заявление правительства Соединенных Штатов Америки об учреждении генерального консульства в Браззавиле (Перевод) Вашингтон, 4 апреля 1942
В связи с участием Французской Экваториальной Африки в общих военных усилиях союзников решено учредить американское генеральное консульство в Браззавиле.
В настоящее время компетентные органы ведут соответствующие переговоры об учреждении генерального консульства и назначении генеральным консулом сотрудника госдепартамента США Майнарда Барнеса.
Барнес выедет из Соединенных Штатов в Браззавиль по окончании своего отпуска. Временно, для организации консульства, в Браззавиль направится Лоуренс Тэйлор.
В соответствии с уже сделанным ранее заявлением правительство Соединенных Штатов вело и впредь будет вести переговоры с французскими властями, осуществляющими эффективный контроль над французскими территориями в Африке, поскольку они управляют этими территориями. Французские территории Экваториальной Африки и Французского Камеруна контролируются Французским национальным комитетом в Лондоне. Все вопросы, касающиеся этих территорий, американские власти обсуждают совместно с представителями Французского национального комитета.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару в Браззавиле генералу медицинской службы Сисе Лондон, 5 апреля 1942
Вашу телеграмму от 31 марта получил. Недавнее заявление американского правительства по вопросу о Свободной Французской Африке могло убедить вас в том, что наша политика приносит некоторые плоды. В вопросе, касающемся Пуэнт-Нуара, нам ни в коем случае не следует выступать в роли просителей или же производить впечатление таковых. С другой стороны, на нас лежит ответственность перед страной, и эта ответственность не позволяет нам предоставлять иностранным государствам использование французских территорий при отсутствии гарантий уважения нашего суверенитета. Такой же позиции мы придерживались в отношении Новой Каледонии, и это оказалось правильным. Если американцы заинтересованы в Пуэнт-Нуаре, то это объясняется практическими соображениями, которые вам известны. Поэтому вполне естественно, чтобы Сражающаяся Франция извлекла из этого для себя пользу. Поскольку американская политика по отношению к Виши прямо противоречит интересам Франции, а официальные отношения американцев к Сражающейся Франции таковы, каковы они есть, нам следует принять необходимые меры предосторожности. Однако желательно, чтобы ваши взаимоотношения с американцами на месте были возможно более дружественными.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 8 апреля 1942
Непосредственная и все возрастающая угроза французским владениям на Тихом океане вынуждает Французский национальный комитет продлить ваши политические и военные полномочия на Дальнем Востоке на неопределенный срок.
В этих условиях дальнейшее пребывание в Новой Каледонии столь видного деятеля, каким является губернатор Сото, член Совета обороны империи и бывший Верховный комиссар в зоне Тихого океана, уже не вызывается ни необходимостью сосредоточения власти в интересах обороны, ни необходимостью максимального использования знаний и авторитета руководителей, которые сыграли выдающуюся роль в деле присоединения наших территорий к Сражающейся Франции.
Поэтому я решил просить губернатора Сото прибыть в Лондон, где после встречи с ним собираюсь сообщить ему о новом назначении. Вместе с тем губернатор Сото сможет сделать Национальному комитету обстоятельный доклад о положении в зоне Тихого океана.
Непременно передайте губернатору Сото и перед его отъездом оповестите все население о том, что лично я и Национальный комитет удовлетворены тем, как он справился со своей исключительно трудной и почетной задачей.
Прошу обеспечить скорейшее выполнение этих указаний и сообщить мне дату отъезда губернатора Сото.
Телеграмма верховного комиссара д’Аржанлье генералу де Голлю, в Лондон Нумеа, 30 апреля 1942
Считаю своим долгом немедленно направить составленный по моей просьбе самим губернатором Сото ответ на вашу телеграмму:
«Будучи опечален и испытывая сожаление в связи с необходимостью покинуть население Новой Каледонии, поддержавшее меня в исторические дни присоединения и проявившее после этого такую преданность мне, я тем не менее подчиняюсь вашему решению, поскольку ставлю превыше всего дело освобождения родины и мою преданность лично вам. Благодарю вас за лестные слова, которые содержались в вашей телеграмме, переданной мне адмиралом д’Аржанлье, и за выражение вашего доверия ко мне. Принимаю меры, чтобы прибыть в Лондон как можно скорее. Сото».
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 2 мая 1942
Прошу опубликовать от моего имени нижеследующее послание населению Новой Каледонии:
«Я пригласил генерал-губернатора Сото к себе в Лондон, до того как он приступит к исполнению новых обязанностей, возлагаемых мною на него.
В момент, когда генерал-губернатор Сото покидает Новую Каледонию, для присоединения которой к Сражающейся Франции он при общем содействии так преданно поработал, я публично выражаю ему доверие и благодарность в знак признания его отличной службы Родине в самый критический момент ее истории.
Единство и дисциплина для всех! Девиз этот необходим сегодня более чем когда-либо».
Телеграмма верховного комиссара д’Аржанлье генералу де Голлю, в Лондон Нумеа, 2 мая 1942
Имею честь передать вам следующее послание губернатора Сото:
«Огромное большинство населения Новой Каледонии как в Нумеа, так и в глубине острова, сильно обеспокоенное известием о моем отъезде, причины которого ему непонятны, настойчиво просит меня не покидать его до окончательной победы.
Опасаясь, что вы, может быть, не вполне осведомлены о единодушной воле населения и всей серьезности обстановки, я осмеливаюсь просить вас пересмотреть ваше решение. В связи с этим я откладываю свой отъезд с островов Новой Каледонии, чтобы не вызвать среди населения недовольства, которое может повлечь за собой самые серьезные последствия. Сото».
Телеграмма верховного комиссара д’Аржанлье генералу де Голлю, в Лондон Нумеа, 7 мая 1942
Ваши приказания выполнены. Сото выехал 5 мая на посыльном судне «Шеврон» в Новую Зеландию, откуда отправится к месту назначения…
Я был вынужден ускорить его отъезд, который состоялся ночью. Однако все возможные знаки уважения ему были оказаны.
Меры, принятые для того, чтобы изолировать зачинщиков возбуждения, дали возможность избежать каких бы то ни было осложнений…
Политическая игра Пэтча и американского консула становится сейчас совершенно очевидной. Они принимали в Вашингтоне меры, чтобы под самыми различными предлогами задержать Сото здесь. Его отъезд сильно разочаровал их… Они поощряют всевозможные демонстрации, открыто поддерживая оппозиционные настроения…
Ссылаясь на соображения военного характера, Пэтч упорно добивается от меня возвращения в Нумеа посыльного судна «Шеврой», с тем чтобы воспрепятствовать выполнению поставленной этому судну задачи. Однако возвращение Сото совершенно невозможно… «Шеврой» продолжает выполнять свою задачу.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 8 мая 1942
Полностью одобряю ваши действия. Сото должен безотлагательно прибыть в Лондон по моему вызову. Передайте от моего имени генералу Пэтчу, что ни я, ни Французский национальный комитет не можем допустить его вмешательства во внутренние французские дела. Мы надеемся на лояльное выполнение обязательств, принятых на себя его правительством в отношении французского суверенитета и исключительного права Национального комитета осуществлять власть в Новой Каледонии.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 8 мая 1942
Мы обратились к вашингтонскому правительству с просьбой дать указания своим представителям оказать поддержку нашим властям в Новой Каледонии, то есть Верховному комиссару. Вас же прошу сделать все необходимое, чтобы восстановить доверие в личных отношениях между Пэтчем и вами, так как трения между вами в настоящий момент могли бы помешать Соединенным Штатам предпринять некоторые действия, крайне желательные для нас. Прошу вас также, если это возможно, проявить некоторую снисходительность в отношении явно взбудораженного населения.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 9 мая 1942
Прошу передать от моего имени генералу Пэтчу следующее личное послание:
«В момент, когда военные действия приближаются непосредственно к Новой Каледонии, я должен заявить, что лично я и все свободные французы с доверием обращают свои взоры к вам и к доблестным американским войскам, находящимся под вашим командованием. Мне известны дополнительные трудности, которые могут возникнуть как для вас, так и для д’Аржанлье в связи с волнениями, охватившими лояльно настроенное, но несколько взбудораженное событиями население. Я убежден, что эти трудности немедленно будут преодолены, если вы продемонстрируете, что идете рука об руку с д’Аржанлье, который пользуется моим полным доверием и несет ответственность за осуществление суверенитета и власти Франции в Новой Каледонии. Со своей стороны я предложил д’Аржанлье поддерживать с вами отношения, основанные на искреннем согласии.
Примите мои самый сердечный привет».
Телеграмма генерала де Голля представителю «Свободной Франции» в Вашингтоне Адриену Тиксье Лондон, 9 мая 1942
В связи с инцидентами, имевшими место на Новой Каледонии, необходимо немедленно обратить внимание американских властей на следующее:
1. До прибытия американских войск никаких инцидентов на острове не было. Однако с тех пор, как эти войска там появились, у беспокойных элементов населения этой колонии создалось впечатление, что можно затеять игру с иностранными державами, а со стороны американских властей не было, к сожалению, сделано ничего для прекращения подобной игры. К этому следует также добавить влияние, произведенное надвигающейся угрозой и тайной пропагандой, которую ведет Виши.
2. Однако самое главное состоит в том, что отношение союзников к нам, как я публично заявил им в своей речи 1 апреля, неизбежно ведет к разброду в наших рядах. Морально мы существуем лишь в той мере, в какой наши собственные соратники констатируют, что между нами и нашими союзниками существует единство. Но они всюду и везде констатируют обратное, как например совсем недавно в случае с Мадагаскаром. А отсюда — неизбежный упадок духа, растерянность и, в конце концов, неизбежная ликвидация всего дела.
3. Если наше движение будет ликвидировано, то, по мнению всех французов, прибывших из Франции, это будет означать разделение Франции. В случае если союзники выиграют войну, существовавший ранее во Франции режим и его представители уже не будут больше иметь ни авторитета, ни необходимого престижа, чтобы управлять страной. Режим Виши в свою очередь будет сметен. И в результате мы окажемся перед лицом разделенной, охваченной анархией и неверием Франции.
4. Совершенно бесполезно скрывать все это от американцев.
Телеграмма начальника штаба верховного комиссара в зоне Тихого океана капитана 1-го ранга Кабанье генералу де Голлю, в Лондон Нумеа, 9 мая 1942
Адмирал отправился вчера вечером в глубь острова, чтобы попытаться склонить на нашу сторону население, подло обманутое пропагандой, инспирируемой иностранными элементами. На улице, близ гражданской радиостанции, меня буквально атаковала толпа человек в 200, сопровождаемая американскими репортерами… Тут же группа смутьянов при поддержке местной милиции потребовала в недопустимой форме возвращения Сото, в чем я, конечно, отказал. Лишь после четырехчасовой задержки мне удалось под насмешливыми взглядами американских репортеров, фотографов и военнослужащих вернуться домой… Адмирал предупрежден. Я рекомендовал ему пока не возвращаться в Нумеа. Положение серьезное.
Телеграмма начальника штаба верховного комиссара в зоне Тихого океана капитана 1-го ранга Кабанье генералу де Голлю, в Лондон Нумеа. 11 мая 1942
Ваши послания переданы Пэтчу.
В связи с более ясно обозначившейся внешней угрозой наступило успокоение. Повсюду возобновилась работа. Все жители разошлись по домам…
Пэтч, чувствуя неловкость своего положения, изменил линию поведения в отношениях с нами. Однако у нас есть доказательства причастности его к беспорядкам…
Я посетил адмирала прошлой ночью; сегодня утром к нему направился Антье. Адмирал находится на своем командном пункте в горах и собирается в самое ближайшее время возвратиться в Нумеа.
Телеграмма верховного комиссара д’Аржанлье генералу де Голлю, в Лондон Нумеа, 11 мая 1942
Я возвратился со своего командного пункта, находящегося в глубине острова, и ознакомился с вашими последними телеграммами…
В связи с непосредственной угрозой вражеского вторжения в Нумеа и на всем острове вновь установился порядок…
Гордые вашим высоким и ободряющим нас доверием, мы будем продолжать выполнение своей задачи… Примите, генерал, уверения в нашем высоком уважении и преданности.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 16 мая 1942
Я разделяю ваши чувства в отношении американского вмешательства и неприятных последствий, которые оно повлекло за собой. Тем не менее национальные интересы настоятельно требуют сейчас, чтобы вы сблизились с американцами, и в частности с генералом Пэтчем, несмотря на причиненный ими вред. Я полагаю, что изменения в организации американского верховного командования в этой зоне Тихого океана, предстоящее прибытие адмирала Гормли в Окленд и новые инструкции, которые должен был получить Пэтч, облегчат для вас это сближение. Посыльное судно «Шеврой», вероятно, уже вернулось к вам. В ближайшее время вы получите пополнение в командном составе.
Моншан уже отправляется к вам, и я надеюсь, что он прибудет кратчайшим путем. Это опытный губернатор, человек солидный, лояльный и хорошо зарекомендовавший себя.
Сейчас, когда вы уже отправили Сото и население успокоилось, прошу вас принять необходимые меры, чтобы закрепить разрядку напряженности, не идя, разумеется, на компромиссы по основным вопросам.
Жду от вас по телеграфу общего доклада о происшедших событиях, ибо до сего времени мы располагаем лишь отрывочными сведениями. Будьте уверены в моей признательности, дружеских чувствах и решимости поддерживать лично вас и ваш авторитет.
Телеграмма верховного комиссара д’Аржанлье генералу де Голлю, в Лондон Нумеа, 28 мая 1943
Рад сообщить вам о присоединении к нам островов Уоллис, которое было проведено 27 мая посыльным судном «Шеврой». Население встретило присоединение с энтузиазмом.
Впечатление вполне благоприятное. Назначил резидентом д-ра Маттен. С минуты на минуту ожидается прибытие американского экспедиционного корпуса.
В связи с предстоящим прибытием этих войск публиковать сообщение о присоединении, по-видимому, не следует.
СССР
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции», в Лондон Иерусалим, 24 июня 1941
1. Мы должны занять совершенно определенную позицию в отношении конфликта между Германией и Россией. Не вдаваясь в настоящее время в дискуссии по поводу пороков и даже преступлений советского режима, мы должны, как и Черчилль, заявить, что, поскольку русские ведут войну против немцев, мы безоговорочно вместе с ними. Не русские подавляют Францию, не они оккупируют Париж, Реймс, Бордо, Страсбург, грабят и деморализуют нашу страну, используют Виши, чтобы спровоцировать в Сирии братоубийственную войну между французами. Немецкие самолеты и танки, немецкие солдаты, которых уничтожают и будут уничтожать русские, впредь уже не смогут помешать нам освободить Францию.
Прошу сразу же придать именно такое направление нашей пропаганде.
2. Лично обратитесь к Майскому, и в сдержанной, но ясной форме заявите от моего имени, что французский народ поддерживает русский народ в борьбе против Германии и что в связи с этим мы желали бы установить военное сотрудничество с Москвой. Поставьте об этом в известность английское министерство иностранных дел.
Телеграмма члена делегации «Свободной Франции» в Великобритании Рене Кассена генералу де Голлю, в Иерусалим Лондон, 28 июня 1942
В сопровождении Дежана я предпринял демарш согласно вашей телеграмме от 24 июня.
Мы заверили от вашего имени Майского в симпатиях французского народа к России, которая сегодня ведет борьбу против германского агрессора. Мы подчеркнули фактическую солидарность, установившуюся между вооруженными силами «Свободной Франции» и русскими армиями, сражающимися против общего врага. Мы указали на то, что эта солидарность могла бы, вероятно, вылиться в установление отношений по военным вопросам.
Майский, с готовностью назначивший встречу, о которой мы просили, принял нас очень любезно. Он сказал, что был весьма тронут вашим жестом, о котором он информировал Москву, и просил нас передать вам благодарность. Он указал, что, поскольку советское правительство еще сохраняет свое представительство в Виши, наши беседы могут иметь лишь частный характер. При этом он не исключил возможности изменений в официальной позиции русских и выразил желание поддерживать контакт.
Что касается установления отношений по военным вопросам, то Майский сказал, что доложит об этом своему правительству.
В этой связи, помимо контакта между вашим штабом и советским посольством в Лондоне, мы могли бы, может быть, если вы не возражаете, предложить английскому правительству прикомандировать к английской военной миссии в России французских офицеров. Ждем ваших указаний по этому вопросу.
Телеграмма делегации «Свободной Франции» в Лондоне генералу де Голлю, в Каир Лондон, 18 июля 1941
Министр иностранных дел Чехословакии Массарик сегодня утром передал письмо на ваше имя, в котором информирует о подписании соглашения между правительствами СССР и Чехословакии.
Массарик просил, чтобы это письмо было вам вручено до подписания указанного соглашения, которое состоялось днем 18 июля.
Это соглашение содержит три основных пункта:
1) Немедленное возобновление дипломатических отношений, которые будут считаться никогда не прерывавшимися. Чехословацкий посланник в Москве Фирлингер немедленно вернется к исполнению своих обязанностей.
2) Обязательство о взаимной помощи в настоящей войне против гитлеровской Германии.
3) Создание на советской территории чехословацких воинских частей, которые в политическом отношении будут зависеть от правительства Чехословакии, а в военном отношении будут находиться в подчинении советского Верховного командования.
Переговоры, закончившиеся подписанием указанного соглашения, были начаты 8 июля и велись в весьма спешном порядке между Бенешем и Майским. Советское правительство сообщило, что его политическая программа предусматривает восстановление суверенитета и независимости Чехословакии. Вопрос о границах не обсуждался, за исключением того, что касается Закарпатской Руси. Майский указал, что ему вполне понятно желание Бенеша добиться возвращения этой области к Чехословакии. Бенеш указал, что он продолжит переговоры с Польшей относительно создания польско-чехословацкой конфедерации при единственном условии, что Польша в свою очередь договорится с Россией.
Майский, которому принадлежит инициатива переговоров, обратился с аналогичным предложением к польскому и югославскому правительствам. Он намерен добиваться сближения со всеми другими государствами, которые находятся в состоянии войны с Германией.
Телеграмма генерала де Голля члену делегации «Свободной Франции» в Лондоне Рене Кассену Бейрут, 2 августа 1941
Я хотел бы, чтобы вы провели с советским послом в Лондоне совершенно секретные переговоры полуофициального характера по следующим вопросам:
Первое: Намерена ли Россия поддерживать с нами непосредственные отношения? Если да, то в какой форме таковые могли бы быть установлены?
Второе: Предполагает ли Россия сейчас или позже направить, нам декларацию в той ли форме, в какой сделана декларация Черчилля, или в иной о своем намерении содействовать восстановлению независимости и величия Франции? Конечно, было бы желательно, чтобы к словам «независимость» и «величие» Россия добавила и слова «территориальная целостность».
Третье: Какое обязательство с нашей стороны Россия, хотела бы получить взамен такой декларации?
Телеграмма члена делегации «Свободной Франции» в Великобритании Рене Кассена генералу де Голлю, в Бейрут Лондон, 9 августа 1941
8 августа я предпринял в сопровождении Дежана демарш, о котором указывалось в вашей телеграмме от 2 августа.
Майский принял нас исключительно сердечно. Той сдержанности, которой характеризовалось его поведение при нашем визите 28 июня, уже не чувствовалось.
Мы поздравили посла с блестящим сопротивлением русских войск и высказали, насколько высоко мы ценим пропаганду московского радио в пользу «Свободной Франции» и ее главы. Мы заявили также, что с большим вниманием следим за дипломатической активностью СССР в Европе, в частности в пользу держав, ставших жертвами нападения Германии.
Упомянув о разрыве между Виши и Москвой, мы от вашего имени обратились к Майскому с вопросом: не считает ли советское, правительство своевременным установление официальных отношений между СССР и «Свободной Францией»?
— В какой форме? — спросил Майский.
В качестве первого этапа мы указали на возможность признания по примеру английского правительства, последовательно признавшего главу свободных французов и Совет обороны империи.
Такое предложение, по-видимому, заинтересовало Майского. Он задал нам много вопросов о составе и функциях Совета обороны, расспрашивал о наших территориях, численности наших вооруженных сил, о том, кто присоединился к нам в Сирии, о роли, которая принадлежит Браззавилю и Лондону в нашей организации, о вашем возвращении сюда.
Мы рассказали Майскому о большом влиянии, которое события в России оказали на усиление французского Сопротивления, что подтверждается все новыми фактами. Мы подчеркнули также, что выступление Москвы в пользу «Свободной Франции», несомненно, не могло бы не оказать значительного влияния как на весь французский народ, для которого имя де Голля является символом патриотизма, так и на все силы, способные активно участвовать в освобождении своей страны. В ходе беседы Майский проявил по отношению к нам большое понимание. Он не мог дать нам никакого ответа, но сказал, что не замедлит сообщить о нашей беседе в Москву и известит нас о последующем решении. У нас сложилось определенное убеждение, что лично Майский сочувственно отнесся к нашим предложениям и что его доклад Москве будет благожелательным для нас.
Письмо Посла Союза Советских Социалистических Республик в Лондоне Майского генералу де Голлю Лондон, 26 сентября 1941
Господин генерал!
От имени моего правительства я имею честь уведомить вас о том, что оно признает вас как руководителя всех свободных французов, где бы они ни находились, которые сплотились вокруг вас, поддерживая дело союзников. Советское правительство готово установить связь с Советом обороны Французской империи, созданным 27 октября 1940, по всем вопросам, касающимся сотрудничества с французскими заморскими владениями, передавшими себя в ваше распоряжение.
Мое правительство готово оказать свободным французам всестороннюю помощь и содействие в общей борьбе с гитлеровской Германией и ее союзниками.
Одновременно я пользуюсь этой возможностью, чтобы подчеркнуть твердую решимость советского правительства после достижения нашей совместной победы над общим врагом обеспечить полное восстановление независимости и величия Франции.
Примите, господин генерал, уверения в моем высоком уважении.
Письмо генерала де Голля послу Союза Советских Социалистических Республик в Лондоне Майскому Лондон, 26 сентября 1941
Господин посол!
Имею честь подтвердить получение вашего письма, которым ваше превосходительство соблаговолили известить меня о том, что наше правительство признает меня как руководителя всех свободных французов, где бы они ни находились, которые сплотились вокруг меня, поддерживая дело союзников, и что оно готово установить связь с Советом обороны Французской империи, созданным 27 октября 1940, по всем вопросам, касающимся сотрудничества с французскими заморскими владениями, передавшими себя в мое распоряжение.
Я с благодарностью принимаю обещание вашего правительства оказать всестороннюю помощь и содействие свободным французам в общей борьбе с гитлеровской Германией и ее союзниками. Я также весьма рад, что правительство СССР считает необходимым подчеркнуть свою твердую решимость после достижения нашей совместной победы над общим врагом обеспечить полное восстановление независимости и величия Франции.
Со своей стороны, от имени свободных французов я обязуюсь бороться на стороне СССР и его союзников до достижения окончательной победы над общим врагом и оказать СССР в этой борьбе всестороннюю помощь и содействие всеми имеющимися в моем распоряжении средствами. Примите, господин посол, уверения, в моем высоком уважении.
Выступление генерала де Голля по Лондонскому радио 20 января 1942
Нет ни одного честного француза, который не приветствовал бы победу России.
Германская армия, почти полностью брошенная начиная с июня 1941 в наступление на всем протяжении этого гигантского фронта, оснащенная мощной техникой, рвущаяся в бой в погоне за новыми успехами, усиленная за счет сателлитов, связавших из честолюбия или страха свою судьбу с Германией, эта армия отступает сейчас под ударами русских войск, подтачиваемая холодом, голодом и болезнями.
Сегодня для Германии война на Восточном фронте — это лишь занесенные снегом кладбища, нескончаемые эшелоны раненых, внезапная смерть генералов. Конечно, не следует думать, что с военной мощью врага уже покончено. Однако нет никакого сомнения в том, что он потерпел одно из самых страшных поражений, какие когда-либо знала история.
В то время как мощь Германии и ее престиж поколеблены, солнце русской славы восходит к зениту. Весь мир убеждается в том, что этот 175-миллионный народ достоин называться великим, потому что он умеет сражаться, то есть превозмогать невзгоды и наносить ответные удары, потому что он сам поднялся, взял в свои руки оружие, организовался для борьбы и потому что самые суровые испытания не поколебали его сплоченности.
Французский народ восторженно приветствует успехи и рост сил русского народа. Ибо эти успехи приближают Францию к ее желанной цели — к свободе и отмщению. Смерть каждого убитого или замерзшего в России немецкого солдата, уничтожение на широких просторах под Ленинградом, Москвой или Севастополем каждого немецкого орудия, каждого самолета, каждого немецкого танка дают Франции дополнительную возможность вновь подняться и победить.
Но если в военном отношении до сих пор не произошло ничего более важного, чем поражение, нанесенное Гитлеру Сталиным на Восточноевропейском фронте, то в политическом отношении тот факт, что завтра Россия несомненно будет фигурировать в первом ряду победителей, дает Европе и всему миру гарантию равновесия, радоваться которому у Франции гораздо больше оснований, чем у любой другой державы.
К общему несчастью, слишком часто на протяжении столетий на пути франко-русского союза встречались помехи или противодействия, порожденные интригами или непониманием. Тем не менее необходимость в таком союзе становится очевидной при каждом новом повороте истории.
Вот почему Сражающаяся Франция объединит свои возрожденные усилия с усилиями Советского Союза. Разумеется, подобное сотрудничество отнюдь не повредит борьбе, которую она ведет совместно с другими своими союзниками. Как раз наоборот! Но в наступившем решающем году Сражающаяся Франция на всех активных и пассивных участках боя этой войны с врагом докажет, что, несмотря на постигшее ее временно несчастье, она является естественным союзником новой России.
Разумеется, Франция ничего не ожидает в связи с этим от предателей и трусов, выдавших ее врагу, кроме яростного негодования. Эти люди, конечно, не преминут кричать, что победа на стороне России повлечет за собой в нашей стране социальное потрясение, которого они больше всего боятся. Французская нация презирает это очередное оскорбление. Она знает себя достаточно хорошо, чтобы понимать, что выбор ее собственного режима всегда будет только ее собственным делом. И к тому же она слишком дорого заплатила за позорный союз привилегированных лиц и за интернационал академий.
Страдающая Франция вместе со страдающей Россией. Сражающаяся Франция вместе со сражающейся Россией. Повергнутая в отчаяние Франция вместе с Россией, сумевшей подняться из мрака бездны к солнцу величия.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в СССР Роже Гарро генералу де Голлю, в Лондон Москва, 15 марта 1942
Мы прибыли в Москву 8 марта и в течение этой недели установили первые контакты с советским правительством. Я предполагал, что мне придется сразу же выехать в Куйбышев, где меня ожидал комиссар по иностранным делам. Но Молотов, пренебрегая формальностями дипломатического протокола, неожиданно дал мне 13 марта в 16 часов аудиенцию в Кремле. Это отступление от обычной процедуры произвело в дипломатических кругах благоприятное впечатление.
Беседа продолжалась более часа. Молотов выразил в теплых словах дружеские чувства советского народа к Франции, которая в течение стольких веков боролась за свободу и социальную справедливость, а также свое убеждение в успешном выполнении Францией ее миссии и, наконец, сказал о решимости СССР оказать всяческое содействие в полном восстановлении Франции. Он сообщил мне также, что его правительство испытывает по отношению к вам чувства высокого уважения и доверия.
Со своей стороны я выразил горячую надежду Национального комитета в том, что наше сотрудничество в нынешней войне разовьется в прочный союз между Францией и СССР, союз, необходимый для безопасности и мира в Европе.
Молотов заявил, что он убежден в такой необходимости. Коснувшись вопроса о посылке французской дивизии на русский фронт, Молотов сказал, что его правительство высоко ценит предложение Национального комитета и «вполне его одобряет», но что, по сведениям, сообщенным советским представителем в Лондоне, по данному вопросу еще не достигнуто окончательное соглашение между нами и английским правительством. Я подтвердил, что перед моим отъездом из Лондона вы официально поставили в известность Идена об этом своем намерении, если его осуществлению не помешают события на Ближнем Востоке, и что английское министерство иностранных дел до сих пор не выдвинуло никаких возражений.
Я не счел нужным при этой первой встрече затрагивать ни вопроса об использовании нами здания посольства, о чем я сообщу вам после того, как запрошу турецкое посольство, принявшее на себя заботу о здании, ни о возможности вашего визита в Москву.
Я просил Молотова рассмотреть вопрос о немедленном освобождении французских подданных, которые были интернированы после разрыва с Виши, за исключением коммунистов и четырех примкнувших к нашему движению. Таковых, поскольку речь идет о Москве, насчитывается примерно около пятидесяти женщин, в большинстве своем пожилого возраста, которые проживают здесь уже давно.
Вчера я был принят заместителем комиссара по иностранным делам Лозовским, который долго беседовал со мной о внутреннем положении во Франции и о «Свободной Франции». Он подчеркнул, что было бы очень целесообразно, в соответствии с договоренностью, обеспечивать его информацией, которая дала бы возможность отвести широкое место сообщениям о «Свободной Франции» в советской печати и радиопередачах.
Что касается вопроса о посылке французских войск в Россию, то он совершенно не упоминал о возможных возражениях со стороны Англии, но проявил озабоченность в связи с трудностями переброски.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в СССР Роже Гарро Национальному комитету, в Лондон Куйбышев, 13 апреля 1942
Сегодня я имел продолжительную беседу с заместителем комиссара по иностранным делам Вышинским, который оказал мне в высшей степени теплый прием.
Повторив заверения, данные мне Молотовым, он подчеркнул большое значение, которое народы Советского Союза придают дружественным отношениям со «Свободной Францией», представляющей весь французский народ, и заявил о решимости его правительства восстановить территориальную целостность и мощь Франции, которые являются необходимым условием устойчивости и мира во всем мире.
Руководствуясь директивами и указаниями, изложенными в вашей последней телеграмме, я подробно осветил позицию «Свободной Франции» в области внутренней и внешней политики, а также по военному вопросу, указал на последовательное улучшение наших отношений с американским правительством, которое ясно заявило нам о том, что его симпатии на нашей стороне, но что по причинам тактического порядка оно вынуждено временно сохранять дипломатические отношения с Виши.
Сославшись на недавнее предложение английского правительства привести соглашение от 7 августа 1940 в соответствие с новым положением «Свободной Франции», создавшимся после подписания этого соглашения и в частности после образования Французского национального комитета, я отметил, что было бы очень желательно строить наши взаимоотношения в аналогичном духе, с тем чтобы Национальный комитет рассматривался во всех отношениях как правительство союзной державы.
Вышинский проявил полное понимание обоснованности и важности нашей аргументации. Он обещал немедленно передать этот вопрос на рассмотрение политического руководства, то есть самых верхов. Таким образом, переговоры уже ведутся и притом в исключительно благоприятной атмосфере. Я полагаю, что было бы своевременным, если бы вы со своей стороны начали официальные переговоры с советским посольством в Лондоне.
Телеграмма Национального комитета представителю «Свободной Франции» в Куйбышеве Роже Гарро Лондон, 13 июня 1942
24 мая генерал де Голль и Дежан имели беседу с Молотовым. Мы не могли информировать вас об этом раньше, поскольку Богомолов, организовавшим эту встречу, просил держать ее в строгом секрете до возвращения Молотова в Москву.
Беседа продолжалась полтора часа и носила весьма сердечный характер. Молотов выразил удовлетворение по поводу того, что перед ним находятся представители «подлинной Франции».
Упомянув о переговорах, которые велись между СССР и западными державами летом 1939, комиссар иностранных дел сказал, что советское правительство не могло питать доверия к тогдашним английскому и французскому правительствам. Именно в этом была причина всех несчастий, которые обрушились на Францию и на Европу.
«Советское правительство, — заявил Молотов, — готово содействовать всеми имеющимися в его распоряжении средствами восстановлению свободной и сильной Франции и желает тесно сотрудничать с нею, тем более что между Францией и Россией не существует каких бы то ни было спорных вопросов политического или экономического характера».
Затем разговор коснулся разногласий между Французским национальным комитетом и англосаксонскими державами, в частности в вопросе о Мадагаскаре и Мартинике, а также о той тревоге, которую могут породить империалистические тенденции, проявляющиеся в Америке. Молотов проявил полное понимание нашей точки зрения. Он обещал, что советское правительство употребит все свое влияние перед английским правительством, чтобы управление всеми освобожденными французскими территориями было доверено Национальному комитету.
«Россия, — сказал он, — является союзницей Великобритании и Америки. В интересах ведения войны очень важно, чтобы она сотрудничала с этими державами. Но с Францией правительство СССР хочет иметь самостоятельный союз независимо от этого».
Что касается Национального комитета, то советское правительство убеждено, что он выражает чаяния подавляющего большинства французского народа. Оно вполне отдает себе отчет в той роли, которую этот комитет играет в организации французского Сопротивления и в растущем вовлечении французского народа в войну. Оно готово оказать ему поддержку и помощь, в частности на дипломатической арене. В настоящее время правительство СССР само должно обеспечить ведение очень тяжелой войны. Но уже теперь оно сделает для Комитета максимум возможного. В дальнейшем эти возможности будут возрастать. Советское правительство считает, что для возрождения Франции все французы должны объединиться именно вокруг Комитета.
Поставленные Молотовым вопросы позволили его собеседникам рассказать об основах все расширяющегося деголлевского движения во Франции, в частности о популярности этого движения в широких народных массах, о связи, установленной между Национальным комитетом и организациями Сопротивления во Франции. Было указано, что эти связи могли бы быть еще шире, если бы Комитет, который в этом отношении зависит от англичан, располагал более значительным количеством технических средств. Во всяком случае, политическая борьба ширится, число актов саботажа растет. Что касается подготовки военных выступлений, то в этой области проделано достаточно много, так что уже сейчас можно рассчитывать на оказание значительной военной поддержки союзникам в случае их высадки.
Молотов напомнил, что советское правительство подчеркивало значение, придаваемое им присутствию французских войск в России. Генерал де Голль указал, что сухопутные войска, которыми мы могли бы располагать, нужны в настоящее время на Ближнем Востоке. Как только военная обстановка в этом районе станет более ясной, можно будет снова вернуться к данному вопросу.
Говоря о Сирии, мы предложили направить в Бейрут советского генерального консула. Это предложение, по-видимому, заинтересовало Молотова. Уже на следующий день он запросил у нас сведения о различных дипломатических и консульских представительствах в странах Леванта.
Выразив убеждение в том, что режим Виши не просуществует и минуты после поражения Германии, Молотов спросил, как МБ1 мыслим политическое развитие Франции после войны, особо подчеркнув при этом, что Россия вовсе не намерена вмешиваться в эту область. Последовал ответ, что французский народ безусловно враждебно отнесется к любой разновидности фашизма и что он восстановит демократический режим. Но это не будет простым возвратом к парламентской системе в том ее извращенном виде, в каком она существовала до войны. Желательно, чтобы исполнительная власть обладала большей силой и устойчивостью. Заботы о социальных нуждах должны будут преобладать над чисто политическими вопросами. Уже сейчас события в России обладают такой притягательной силой по отношению к определенной части французского народа, что с этой силой нельзя не считаться.
В целом беседа полностью подтвердила впечатление, которое сложилось у вас в результате переговоров с советскими руководителями и которое можно резюмировать следующим образом:
1. Советское правительство считает необходимым восстановление сильной Франции, связанной союзом с Россией.
2. Оно знает, что сильная Франция не может быть Францией вишистской, и считает неизбежным исчезновение петэновского режима.
3. Оно желает, чтобы вся Франция объединилась вокруг Национального комитета для совместной борьбы с врагом и чтобы Национальный комитет определял судьбы завтрашней Франции.
4. Советское правительство готово оказывать нам помощь в меру своих возможностей, обусловленных необходимостью сотрудничать в войне с англосаксонскими странами.
Телеграмма Национального комитета представителю «Свободной Франции» в Куйбышеве Роже Гарро Лондон, 21 июня 1942
От вашего внимания, вероятно, не ускользнуло то обстоятельство, что статья 5 англо-советского договора от 26 мая оставляет открытым вопрос относительно восточных границ Польши. По имеющимся у нас сведениям, учитывая позицию США и ее совпадение с позицией Англии, советское правительство вынуждено было в этом вопросе согласиться на менее определенную формулировку, чем та, на которую оно рассчитывало. Тем самым оно проявило политическую мудрость.
В нашей беседе с Молотовым он не задал нам ни одного вопроса относительно Польши. Зато Богомолов спросил о нашей точке зрения на этот счет. Мы заняли следующую позицию, которая представляется нам единственно соответствующей общим интересам как Польши, так и Европы в целом.
В обстановке тяжелых испытаний, выпавших на долю Польши в течение трех лет, она доказала свою жизнеспособность, которая дает ей основания быть и оставаться независимой нацией. Но существование независимой польской нации, по нашему мнению, возможно лишь на основе соглашения с Россией. Мы горячо желаем, чтобы это соглашение было достигнуто, и мы не намерены вмешиваться, в разногласия, которые могут возникнуть между обеими странами.
С другой стороны, мы готовы поддержать в полной мере территориальные требования, которые Польша могла бы предъявить Германии по мотивам обеспечения своей военной безопасности или из соображений экономического порядка. Что касается нас, то мы усматриваем лишь положительную сторону в том, чтобы к; Польше была присоединена Восточная Пруссия и такая часть Силезии, какую Польша сочла бы необходимой для своей промышленности.
В таком именно духе мы вели здесь переговоры с польским правительством, которое, между прочим, склонно смотреть с известной подозрительностью на наши отношения с Советской Россией.
Если вас будут запрашивать поданному вопросу, то вы теперь сможете сообщить позицию Национального комитета по этим важным, если не актуальным, проблемам.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в СССР Роже Гарро Национальному комитету, в Лондон Куйбышев, 24 июня 1942
Ниже приводится текст переданного сегодня в печать коммюнике советского правительства по поводу беседы Молотова с генералом де Голлем и Дежаном:
«Во время своего пребывания в Лондоне народный комиссар иностранных дел В. М. Молотов беседовал в присутствии посла СССР А. Е. Богомолова с председателем Французского национального комитета генералом де Голлем и с национальным комиссаром иностранных дел Морисом Дежаном.
Во время этой беседы, протекавшей в атмосфере особенной сердечности, В. М. Молотов подтвердил желание советского правительства видеть Францию свободной и способной вновь занять в Европе и в мире свое место великой демократической антигитлеровской державы. В. М. Молотов подчеркнул роль Французского национального комитета в растущем сопротивлении французского народа и в утверждении прав французского народа на победу путем его участия в общей борьбе.
Генерал де Голль воздал должное героизму и мужеству советских армий и народа, так же как и важной роли, которую играет в войне Союз Советских Социалистических Республик под руководством его великого вождя И. В. Сталина. Он принес благодарность В. М. Молотову за понимание и поддержку, которую Национальный комитет встречает со стороны правительства СССР. Он подчеркнул огромное значение союза советского и французского народов в общем усилии наций, объединенных для победы, и в будущей организации мира».
Великобритания
Телеграмма генерального и полномочного представителя Франции в Леванте генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Дамаск, 4 сентября 1941
1. В связи с тем, что Хашим бей Атаси сообщил мне, что он отказывается выдвинуть свою кандидатуру на утверждение палаты, я начал переговоры как с ним, так и с вероятным главой его правительства Фаресом эль Хури.
2. Вопреки утверждениям их обоих о том, что они порвали с непримиримым духом национального блока, как только мы коснулись конкретных вопросов об ограничениях и гарантиях, так сразу обнаружилось, что они насквозь пропитаны этим духом. Они продолжают рассматривать вещи отвлеченно, не считаются с состоянием войны и мыслят независимость в ее почти неограниченной форме.
3. С другой стороны, весьма значительная часть общественного мнения, в глазах которой национальный блок дискредитировал себя, выступает против того, чтобы этот блок вновь появился на сцене, прикрываясь именем Атаси. Эти круги требуют создания правительства, свободного от каких бы то ни было партийных предубеждений, состоящего из честных людей и способного разрешить административные и финансовые проблемы.
4. В связи с этим, не порывая с Атаси, поскольку его кандидатура давала бы преимущества с точки зрения преемственности и законности, я в то же время стремлюсь подыскать более умеренную по своему духу правительственную коалицию, которая объединяла бы представителей различных политических направлений, а также различных областей Сирии на основе конструктивной программы. Шейх Тадж-эд-дин выразил готовность попытаться создать такую коалицию. Буду держать вас в курсе событий.
5. Я знаю, что англичане проявляют большой интерес к моим переговорам и планам. Однако они упорно ни о чем меня не спрашивают. Я полагаю информировать их в подходящее для этого время.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в бейрут Лондон, 11 сентября 1941
1. Соглашения, заключенные с Литтлтоном, ни в какой степени не означают устранения наших разногласий с английскими союзниками по вопросу о позиции Франции в Сирии. Те же самые английские круги, которые создали для нас столько затруднений, по-прежнему продолжают даже здесь делать свое дело. Вчерашняя речь Черчилля в палате общин в этом отношении является весьма неудовлетворительной. Это дает лишнее основание поторопиться с решением вопроса о правительстве в Дамаске. Я продолжаю считать, что мы должны использовать Хашим бей эль Атаси в качестве президента республики. Это произвело бы как здесь, так и повсюду большое впечатление, и мы обеспечили бы себе господствующее положение в Сирии. Во всяком случае, необходимо как можно скорее сформировать в Сирии конституционное правительство.
2. Прошу информировать меня об организации наших войск, авиации и командования. Сообщите также, договорились ли вы с английским командованием относительно плана обороны.
3. Я веду здесь переговоры о ввозе зерна в Сирию.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Бейрут, 14 сентября 1941
Вновь подтверждаю, что назначение Атаси представило бы, прямо или косвенно, возврат к власти крайнего национализма и устранение нас от дел. Учтите при этом еще и то, что его правительство столкнулось бы с резко враждебной оппозицией. Неизбежно возникли бы волнения, поводом к которым явилась бы дороговизна.
Правительственная коалиция, при которой во главе государства встанет Тадж-эд-дин, уже создана, и если не произойдет чего-либо непредвиденного, об этом будет официально объявлено в среду, 16 сентября. Лица, входящие в состав этой коалиции, пользуются всеобщим уважением.
Правительство отражает единство Сирии в том смысле, что впервые в его составе фигурирует один алауит, один друз и один представитель Джезире. Оно является выражением независимости страны, поскольку включает ведомства иностранных дел и национальной обороны. Программа правительства носит конструктивный характер.
15 сентября я вам сообщу по телеграфу текст манифеста, которым я провозглашаю Сирию независимым и суверенным государством. Этот документ предоставляет Сирии право иметь свое самостоятельное правительство, свое представительство в соседних странах и национальную армию. В данном документе утверждается принцип единства Сирии и более тесной зависимости различных областей страны от Дамаска при одновременном расширении существующей автономии в финансовых и административных вопросах. «Свободная Франция» обязуется оказать содействие Ливану и Сирии с целью создания основ экономического сотрудничества между двумя этими странами в будущем и устранения существующих между ними разногласий. Политические вопросы в данном документе тщательно обойдены. В манифесте указываются права «Свободной Франции», частично ограничивающие независимость Сирии. Прежде всего сюда относится то, что диктуется военной необходимостью: безопасность и свобода передвижения войск, нужды экономической войны. Затем в манифесте упоминается обязательство сирийского правительства гарантировать политические права отдельным лицам и группировкам. Указывается, что Сирия фактически является союзным государством. Наконец, говорится о том, что только заключение договора о дружбе со «Свободной Францией» придаст независимости Сирии окончательный характер.
Телеграмма генерала де Голля генеральному и полномочному представителю в Бейруте генералу Катру и верховному комиссару в Браззавиле генералу медицинской службы Сисе Лондон, 16 сентября 1941
Серьезные затруднения, возникшие между нами и нашими английскими союзниками в связи с сирийским вопросом, находятся, по-видимому, на пути к устранению. Хотя в недавнем выступлении Черчилля и нашла отражение тревожная тенденция — modus vivendi, созданный соглашениями Литтлтон — де Голль, должен, по-видимому, сохраниться. А если это так, то мы можем считать, что основное обеспечено и что позиция Франции в Леванте в целом сохраняется на приемлемых условиях.
В самом Лондоне после периода систематической напряженности, вызванной англичанами, который начался после моего возвращения, наши отношения находятся на пути к нормализации и, по-видимому, вновь примут дружественный характер. Я имел продолжительную беседу с Черчиллем. Премьер-министр заверил меня, что английская политика в отношении Сирии соответствует и будет впредь соответствовать нашим каирским соглашениям. С другой стороны, он заверил меня в том, что движение «Свободной Франции», которое в настоящее время стало массовым в самой Франции, сейчас более чем когда-либо составляет важный элемент английской политики и что правительство Его Величества готово оказывать ему максимальную поддержку.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Бейрут, 2 октября 1941
1. Безопасность
В результате того, что некоторые второстепенные представители английских властей рекомендовали населению платить налоги лишь частично, за последнее время возникли довольно серьезные беспорядки в Абу-Кемале и в районе Евфрата. Сирийская рота, направленная в один из населенных пунктов для сбора налогов, была встречена огнем. В результате семнадцать человек, в том числе офицер, убиты и одиннадцать ранены… Это дало возможность одному из старых вождей по имени Рамадан Шелаши, пользующемуся особым влиянием в этом районе и поддержкой англичан, собрать отряд в несколько сот штыков и во главе его подойти к Меядину, где вчера произошел бой. Наши потери: десять человек убитых и четыре пропавших без вести. Я принял меры к сосредоточению войск в этом районе и подавлению волнения. Командование войсками возложено на полковника Броссэ.
2. Снабжение
Снабжение улучшается: англичане обещают доставить по 15 тысяч тонн зерна в октябре и ноябре и по 10 тысяч тонн в последующие месяцы. Это, по-видимому, разрешит проблему… С другой стороны, и на внутреннем рынке заметны некоторые признаки улучшения: драконовские меры против спекуляции уже привели к значительному снижению цен, в частности на рис и сахар. Эти меры были очень хорошо встречены населением.
3. Репатриация
27 числа во Францию отправилось последнее судно — «Коломби». Таким образом, в Леванте имеются лишь свободные французы или по крайней мере лица, сотрудничающие с ними…
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Бейрут, 9 октября 1941
Несмотря на то, что умиротворить племена в районе Евфрата удалось лишь с трудом, сейчас там наблюдается некоторое затишье.
Причиной волнений, несомненно, явилось устранение французских властей, умышленно осуществленное в июле генералом Вилсоном. В дальнейшем имели место случаи преднамеренного или случайного вмешательства английских политических чиновников в область нашей компетенции…
Английское командование постаралось воспользоваться обстановкой и промахами наших людей. Генералы Окинлек и Вилсон предложили мне объявить осадное положение, потребовав передачи им политической власти, жандармерии и полиции. Я ответил, что даже если оставить в стороне все прочие соображения, их требование несовместимо со статьей 4 соглашения, с вашим решением от 22 июля о разделении функций английского и французского командования и с нашими преимущественными правами в области политических отношений. Я заявил, что поскольку я с ними не согласен, следовало бы, прежде чем выносить возникшие разногласия на рассмотрение ваше и английского правительства, попытаться урегулировать этот вопрос в духе тесного и искреннего сотрудничества и уважения прав и интересов каждой стороны. Ответ я вам сообщу.
В ожидании ваших приказаний я решил, в согласии с упомянутыми генералами, направить на место событий англо-франко-сирийскую комиссию для выяснения мер по умиротворению населения и восстановлению престижа и власти.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в бейрут Лондон, 11 октября 1941
Сожалея об ошибке, допущенной, возможно, некоторыми из наших должностных лиц в Абу-Кемале, мы безусловно не пойдем ни на какое ущемление прав Франции и ни на какое нарушение соглашений, которые мы заключили с английским и сирийским правительствами. Вы, конечно, не преминете сказать это английским военным властям на Среднем Востоке. Если они будут настаивать на неприемлемых требованиях, вы должны будете ответить отказом и предложить им доложить об этом своему правительству, тогда как вы сообщите об этом мне. С другой стороны, следует убедить их в том, что поддержание общественного порядка было бы облегчено, если бы в некоторых слоях населения не создалось впечатления, что можно заниматься интригами против нас и наших союзников.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в бейрут Лондон, 28 октября 1941
1. Национальный комитет в принципе одобряет провозглашение независимости и суверенитета Ливана.
2. Мы согласны с кандидатурой Альфреда Наккаша на пост главы Ливанского государства, равно как и с образованием правительства на указанных вами условиях.
3. Подобно вам, мы считаем несвоевременным в данной обстановке восстановление парламентского режима. В настоящее время может быть предусмотрен лишь созыв консультативной ассамблеи.
4. В отношении всех этих вопросов обстановка в Ливане сходна с обстановкой в Сирии и требует аналогичных решений.
5. Однако этот параллелизм не должен повести к забвению некоторых глубоких различий, которые учтены в договорах 1936 и о которых упоминается в моих предыдущих телеграммах.
В частности, одна из главных наших задач должна состоять в том, чтобы обеспечить Франции возможность осуществлять эффективную и устойчивую защиту христианского населения Ливана.
6. Национальный комитет считает весьма важным заранее ознакомиться с проектом декларации, чтобы иметь возможность изучить его прежде, чем он будет утвержден и опубликован.
Нота, врученная Национальному комиссариату по иностранным делам английским министерством иностранных дел (Перевод) 28 октября 1941
I. 8 июня посол Его Величества в Каире опубликовал заявление о присоединении правительства Его Величества в Соединенном Королевстве к опубликованной в тот же день генералом Катру декларации, которая обещает независимость Сирии и Ливану. 27 сентября генерал Катру объявил, что шейх Тадж-эд-дин эль Хассани принял на себя функции президента независимой республики. После консультации с правительствами Его Величества в доминионах правительство Его Величества в Соединенном Королевстве решило официально выполнить свое обещание, признав независимость Сирии в том виде, в каком она была провозглашена генералом Катру. В связи с этим Его Величество король направляет сегодня шейху Тадж-эд-дину телеграмму, копия которой прилагается.
II. Правительство Его Величества отметило, что в декларации о независимости Сирии, провозглашенной 27 сентября генералом Катру, имеется оговорка:
«Ввиду того что Великобритания неоднократно принимала на себя обязательство признать независимость Сирии, „Свободная Франция“ немедленно обратится к другим союзным и дружественным державам, с тем чтобы они также признали независимость Сирийского государства».
Правительство Его Величества было бы радо узнать, какие демарши в соответствии с этим заявлением намеревается предпринять генерал де Голль перед союзными и дружественными державами.
III. Во всяком случае, правительство Его Величества полагает, что генерал де Голль в самом непродолжительном времени сумеет сообщить правительству Соединенных Штатов и генеральному секретарю Лиги Наций о событиях, имевших место в Сирии. Желательно, чтобы в этих сообщениях было, в частности, указано:
1) что генерал де Голль в качестве главы свободных французов принял власть и ответственность Франции на подмандатных территориях в Леванте и что декретом от 24 июня генерал де Голль назначил генерала Катру представителем Франции в Леванте со всеми полномочиями, которыми ранее был наделен Верховный комиссар Франции в Леванте;
2) что, осуществляя политику, изложенную им в заявлении, сделанном от имени генерала де Голля, генерал Катру в своем последующем заявлении от 27 сентября объявил, что шейх Тадж-эд-дин эль Хассани исполняет обязанности президента независимой республики Сирии.
IV. Было бы желательно, кроме того, чтобы к сообщениям был приложен текст заявлений от 8 июня и от 27 сентября, с тем чтобы осветить позицию как властей «Свободной Франции», так и правительства Сирии.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 31 октября 1941
На этой неделе я беседовал с Иденом о нашей политике в странах Леванта. Иден подтвердил свою точку зрения в ряде нот, которые он мне направил.
Как видно из этих нот, английское правительство признает, во-первых, что мандат Франции остается в силе, что этот мандат осуществляется «Свободной Францией» и не может быть изменен или упразднен без переговоров и соглашения «Свободной Франции» с Советом Лиги Наций и правительством Соединенных Штатов. Я ответил Идену, что в этом вопросе мы придерживаемся точно такой же позиции и что в силу известных обстоятельств мы не рассчитываем вести до окончания войны подобные переговоры ни с Лигой Наций, ни с Соединенными Штатами. Я добавил, что в любом случае мы не мыслим прекращения мандата без заключения в должной форме соответствующих договоров между «Свободной Францией» и правительствами Сирии и Ливана.
Иден сообщил мне текст послания, которое английский король собирается направить шейху Тадж-эд-дину. Я сказал, что у меня нет возражений, и Спирсу было поручено вручить его шейху.
Иден спросил, намерены ли мы добиваться аналогичных шагов со стороны союзных правительств. Я ответил, что мы изучим этот вопрос.
Иден спросил, не считаем ли мы уместным уведомить Совет Лиги Наций и правительство Соединенных Штатов, во-первых, о том, что «Свободная Франция» принимает на себя мандат, во-вторых, о том, что мы решили предпринять в Леванте некоторые практические меры в отношении предоставления независимости и суверенитета данным государствам. Я ответил, что мы непременно это сделаем, после того как вслед за Сирией будет решен вопрос в Ливане, и что мы заявим Лиге Наций, а также Соединенным Штатам, что речь идет о мероприятиях, вынуждаемых обстоятельствами, и что эти мероприятия не затрагивают прав и обязанностей державы-мандатария.
Наконец, Иден изложил мне точку зрения Литтлтона по поводу того, какие выводы надо сделать из событий в Джезире. Литтлтон предлагает вам объявить в Джезире осадное положение и направить английских политических чиновников для осуществления власти. Я ответил, что мы категорически отвергаем это предложение и придерживаемся условий Каирского соглашения, в силу которого забота о поддержании общественного порядка лежит всецело на французских властях. Иден не настаивал. Он, возможно, вернется еще раз к этому вопросу, но наша точка зрения останется неизменной.
Вообще тот факт, что позиция английского правительства становится более благоприятной, чем ранее, объясняется, по-видимому, сообщениями, которые оно получило от вашингтонского правительства, его нынешним желанием проявлять внимание по отношению к нам и общей обстановкой в Леванте, которая свидетельствует о преданности населения этих стран Франции.
Нота, переданная Национальным комиссариатом по иностранным делам министерству иностранных дел Великобритании 5 ноября 1941
I. 28 октября 1941 правительство Великобритании соблаговолило уведомить генерала де Голля о том, что правительство Его Величества после консультации с доминионами решило признать независимость Сирии в том виде, в каком она была провозглашена генералом Катру 27 сентября.
II. Одновременно правительство Его Величества запросило о том, какие демарши генерал де Голль намеревается предпринять перед союзными и дружественными державами с целью предложить им признать независимость Сирии, и выразило желание, чтобы генерал де Голль воспользовался ближайшим случаем, дабы сообщить генеральному секретарю Лиги Наций и правительству Соединенных Штатов о событиях, имевших место в Сирии. Правительство Его Величества высказало мнение, что это сообщение могло бы касаться, в частности, следующих пунктов:
а) глава свободных французов генерал де Голль взял на себя власть и ответственность Франции в подмандатных ей странах Леванта и наделил генерального и полномочного представителя в Леванте генерала Катру полномочиями, которые ранее принадлежали Верховному комиссару Франции в странах Леванта;
б) в соответствии с политикой Франции, принципы которой были подтверждены декларацией от 8 июня, генерал Катру в новом заявлении от 27 сентября объявил, что шейх Тадж-эд-дин эль Хассани вступил в исполнение обязанностей президента независимого Сирийского государства.
III. Национальный комитет выражает удовлетворение по поводу того, что правительство Его Величества признает независимость Сирии, провозглашенную генералом Катру, и рад констатировать свое полное согласие с правительством Великобритании по следующим вопросам:
а) генерал де Голль осуществляет в странах Леванта права, принадлежащие Франции по Акту о мандате от 24 июля 1922, вступившему в силу 29 сентября 1923;
б) генерал Катру, действуя от имени главы свободных французов, на основе и в рамках мандата провозгласил 27 сентября 1941 независимость и суверенитет Сирии, обязанности президента которой принял на себя шейх Тадж-эд-дин;
в) провозглашение независимости Сирии генеральным и полномочным представителем оставляет мандат в силе, причем генерал Катру осуществляете учетом новой, фактически сложившейся обстановки полномочия Верховного комиссара Франции в Сирии.
IV. С точки зрения Национального комитета реформы, проведенные в Сирии генералом Катру от имени Франции, не затрагивают правового положения, вытекающего из мандата, поскольку таковое, естественно, может быть изменено лишь с согласия Совета Лиги Наций и с одобрения правительства Соединенных Штатов, подписавшего франко-американскую конвенцию от 4 апреля 1924, и поскольку, с другой стороны, Французский национальный комитет предполагает прекращение мандата лишь после заключения с сирийским и ливанским правительствами договоров, которые должны быть ратифицированы в соответствии с законодательством Французской Республики.
V. В этих условиях Французский национальный комитет намерен сообщить Секретариату Лиги Наций и правительству Соединенных Штатов о событиях, имевших место в Сирии, а именно о том, что осуществление мандата перешло от правительства Виши к генералу де Голлю и Национальному комитету, о провозглашении независимости Сирийской республики во главе с шейхом Тадж-эд-дином и о сохранении французского мандата на государства Леванта.
Национальный комитет намерен предпринять эти шаги после того, как генеральным и полномочным представителем будет провозглашен новый режим в Ливане, так же, как это имело место в отношении Сирии.
VI. Национальный комитет ни в коей мере не возражает против того, чтобы предпринять шаги перед союзными и дружественными державами с целью добиться от них признания нового режима, установленного им в Сирии и Ливане. Однако он должен считаться с особенностями своего собственного положения, которое состоит в том, что он добивается признания суверенитета своих подмандатных государств, между тем как до сего времени теми же союзными и дружественными державами еще не признаны атрибуты суверенитета самого Французского национального комитета.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Бейрут, 7 ноября 1941
Ссылаясь на статью 2 вашего дополнительного соглашения с Литтлтоном, Спирс просит друзов в Джебеле сформировать специальную часть с местом пребывания в Трансиордании и хочет набрать из числа ассиро-халдеев иракского происхождения, находящихся в Кабуре, необходимое число людей для охраны английских аэродромов в Ираке.
2. Основываясь на той же самой статье, мы отказались удовлетворить это требование, поскольку мы считаем, что положения данной статьи предоставляют исключительные преимущества нам.
3. Я признаю, однако, что данная статья недостаточно точно сформулирована, и прошу вас сообщить свои соображения по этому поводу.
4. Будучи уверен в том, что, несмотря на наш отказ, вербовка будет произведена тайно, путем организации побегов, считаю более выгодным для нас согласиться на это, поставив условие, что количество друзов не превысит 600 человек и что их жалованье будет не выше того, что они получают на службе в наших эскадронах, а также что численность ассиро-халдеев не будет превышать 300 человек.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 12 ноября 1941
1. Статья 2 дополнительного соглашения, заключенного с Литтлтоном, ясно указывает, что право дополнительного набора поиск, действующих в пустыне, принадлежит исключительно нам.
2. Согласиться с тем, чтобы англичане проводили набор друзов, невозможно. Это могло бы привести к серьезным неудобствам политического характера. Воинские части из друзов, сформированные за последнее время англичанами, необходимо распустить.
3. Однако вместо этого, исходя из интересов ведения войны, я согласен на то, чтобы англичане произвели набор среди ассиро-халдеев, уже служивших в войсках в Ираке. Набор должен производиться под нашим контролем и в количестве, не превышающем 1 тысячу человек.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут
Лондон, 13 ноября 1941
1. Сегодня вечером беседовал с Иденом. Он не отстаивал ни одного из возражений, сформулированных генералом Спирсом, которому английское министерство иностранных дел направило соответствующие инструкции.
2. Вы можете, как только сочтете это уместным, опубликовать декларацию о независимости Ливана в редакции, принятой Национальным комитетом, с некоторыми стилистическими изменениями следующего характера:
3. Литтлтон просил английское министерство иностранных дел предложить нам сформулировать следующим образом пункт об обязательствах ливанского правительства:
«Правительство Ливана гарантирует равенство гражданских, религиозных и политических прав».
Оставляю на наше собственное усмотрение вопрос о том, не представляется ли неудобным добавление слова «религиозных».
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 14 ноября 1941
В наших беседах с английскими властями по поводу декларации о независимости Ливана мы почувствовали отголоски затруднений, с которыми Великобритания встречается в настоящее время в арабских странах.
Наш долг повелевает нам сохранить в неприкосновенности положение и права Франции в Леванте. Но мы обязаны также избегать всего, что могло бы усугубить трудности Англии, и сделать все, чтобы облегчить ее задачу путем искреннего сотрудничества.
Эта позиция определяется нашим желанием выиграть совместно войну, нашей лояльностью по отношению к нации, которая взяла на себя обязательство восстановить независимость и величие Франции, нашим стремлением к тому, чтобы мелочное соперничество Англии и Франции в мусульманских странах, имевшее место в прошлом, сменилось духом солидарности перед лицом ислама.
Мы знаем, что можем рассчитывать на вас и что вы сумеете обеспечить, чтобы этот дух восторжествовал в гражданских и военных органах генерального представительства.
Телеграмма Национального комитета генералу Катру, в Бейрут Лондон, 16 ноября 1941
I. Контакты, которые мы имели за последнее время с английскими властями по вопросу о Сирии, прояснили наше положение в странах Леванта.
Обмен документами с английским министерством иностранных дел подтвердил согласие Национального комитета и правительства Великобритании по следующим весьма важным пунктам:
а) Генерал де Голль осуществляет от имени Франции в подмандатных ей странах Леванта права, вытекающие из мандата.
б) Провозглашение генеральным и полномочным представителем независимости Сирии, а затем и Ливана сохраняет существование мандата, действие которого может быть прекращено лишь в силу договоров, подлежащих ратификации в соответствии с законодательством Французской Республики, то есть фактически только после войны.
в) Договоры 1936 остаются основой для будущих переговоров с Сирией и Ливаном в целях определения нового статута соответственно для каждой из этих стран.
г) Отсюда следует, что переговоры в том, что касается Ливана, будут происходить на основе признания его границ, установленных заявлением Гуро от 1 сентября 1920 и признанных Сирией в 1936.
д) Соглашения де Голль — Литтлтон остаются незыблемой основой отношений между военными властями «Свободной Франции» и Великобритании на Среднем Востоке.
II. Серьезное противодействие, проявленное вначале английской стороной в вопросах, касающихся единства и территориальной целостности Ливана, в конечном счете свелось к их требованию изъять из спорной формулировки слово «неделимый».
Британская сторона больше всего настаивала на том, чтобы была исключена ссылка на соглашения 1936. Однако Иден согласился с нашей точкой зрения.
III. По поводу событий в Джезире английский министр иностранных дел сразу же признал обоснованность нашей позиции и ее соответствие акту о мандате.
IV. Прошу сообщить содержание настоящей телеграммы де Бенуа.
Речь генерала де Голля в Оксфордском университете 25 ноября 1941
Баррес говорил о «местах, где все дышит разумом». Не думаю, чтобы где-нибудь в другом месте дыхание разума ощущалось больше, чем в стенах Оксфордского университета. Не думаю также, что можно было бы лучше, чем в этих словах, полных глубокого смысла, выразить сущность вашего прославленного учебного заведения.
Поэтому я особенно сознаю высокую честь, оказанную мне сегодня французским клубом университета, и без колебаний приступаю к своей сложной теме. Речь идет о сотрудничестве английского и французского народов, необходимом для того, чтобы воспользоваться плодами победы, если она будет одержана. Поскольку рассмотрение такого вопроса требует известной беспристрастности суждений и чувств, мне особенно легко говорить о нем именно здесь благодаря атмосфере непредубежденного разума, обычно царящей в этих стенах.
Когда с Тьером беседовали о франко-английских отношениях, он имел обыкновение молча выслушивать своего собеседника, а потом, глядя поверх очков, говорил:
«Как все это интересно! Но разве не достаточно было бы сказать, что Англия — это остров?» Тьер считал, что уже один этот географический афоризм дает исчерпывающее объяснение всему тому, что произошло, происходит и произойдет в отношениях между Францией и Англией в прошлом, настоящем и будущем.
Может быть, для своего времени Тьер и был прав. Действительно, было бы весьма банально развивать эту теорию о том, что островное положение Великобритании побудило ее считать море основной гарантией своей безопасности, единственным своим соседом и необходимым путем развития своей торговли и, исходя из этого, видеть в обеспечении господства на морях свою основную национальную заботу и как бы свою вторую натуру. В то же время прирожденный талант мореплавателей и купцов, присущий англичанам, привел их к созданию своей империи и вместе с тем к установлению контроля над морскими путями, которые вели к ее владениям. С другой стороны, и по тем же самым причинам Альбион не мог допустить, чтобы на европейском континенте установилась гегемония какой-либо державы, потому что страна, которой удалось бы добиться этого, сразу превращалась бы в претендента на морское господство. Несомненно, этим и объясняются весьма частые разногласия в политике Лондона и Парижа на протяжении XVII, XVIII и XIX веков.
Этим же объясняются частые конфликты между ними. Этим также объясняется переворот вековых принципов во взаимоотношениях двух стран, который произошел в начале века по инициативе вашего короля Эдуарда VII. Сердечное согласие родилось почти на следующий день после того, как Германия во главе с Пруссией подняла знамя пангерманизма, стала вследствие своей растущей мощи угрожать всеобщему равновесию и устами императора Вильгельма II заявила: «Наше будущее — на море!»
Как это обычно случается, столь крутой поворот во взаимоотношениях между английским и французским народами, последовавший за таким длительным периодом взаимного недоверия и соперничества, был сведен на нет в связи с временным исчезновением той самой угрозы, которая вызвала этот переворот. И напротив, нарушение согласия между Англией и Францией с неизбежностью способствовало возрождению тон же самой угрозы. Я думаю, что будущему историку нашей тридцатилетней войны, а может быть, этот историк находится здесь, среди вас — при изучении второго акта драмы, то есть нынешней войны, не представит особого труда показать, что развязывание притязаний немцев, подстрекаемых Гитлером, в значительной мере поощрялось разногласиями в политике Лондона и Парижа. Но я также представляю ту печальную картину, которую он может составить, изучая трагические последствия подобных расхождений. И если военный специалист констатирует, что боевое сотрудничество двух наших армий было нарушено весной 1940 в результате того, что бронированный кулак противника прорвал линию Мажино между Мезьером и Седаном, то для философа совершенно ясно, что в сущности немецкая агрессия прошла через брешь, которая существовала в политике двух наших стран.
Но бутылка откупорена, и теперь вино приходится пить. Нет никаких сомнений в том, что оно горько. Однако было бы величайшей ошибкой, которую могли бы совершить, и самой большой ответственностью, какую могли бы взять на себя, из отвращения к горечи отказываться теперь от попыток добиться того самого соглашения, отсутствие которого так испортило напиток. Ибо в этом случае будущее могло бы быть окончательно поставлено под угрозу, а такие великие народы, как наши, несут и великую ответственность за будущее.
Наши общие враги, конечно, всеми силами стремятся к тому, чтобы нас разобщить. Если бы кто-либо пожелал сформулировать, в чем состоит германская политика в вопросе о взаимоотношениях между английским и французским народами, то можно было бы сказать, что Берлин всячески стремится к тому, чтобы причинять нам раны, а затем непрерывно посыпать их солью, растравляя их и не давая им зажить. С этой точки зрения положение, в котором сейчас находится Франция, как нельзя более благоприятно для врага. В условиях жестокого гнета и предательского режима, при неограниченной монополии врага на средства пропаганды и шантажа он может достаточно легко развращать сознание людей. Вот почему немцы пустили в ход все, чтобы воскресить в памяти старинные раздоры между Англией и Францией. Имена Жанны д’Арк, Жана Бара, Мальборо, Мориса Саксонского, Нельсона, Веллингтона, Орленка, генерала Маршана упоминаются на каждом шагу.
Что касается бедствий, выпавших на долю Франции в этой войне, то постоянно твердят о том, что в них виновна Англия, которая, поощряя возрождение мощи Германии после 1918 и не допуская в то же время какого бы то ни было сближения между германцами и галлами, помешала Франции воспользоваться плодами победы; твердят, что такая политика неизбежно должна была привести к войне, ибо, возбуждая злобу немцев, она в общем способствовала восстановлению мощи Германской империи. Утверждают также, что сама Британская империя пренебрегала подготовкой к войне и в час роковой опасности оказалась не в состоянии предоставить нам сколько-нибудь серьезную помощь. А что касается настоящего момента, то, несомненно, Англия злоупотребляет бедственным положением Франции, чтобы где только можно наложить свою руку на отдельные части ее колониальной империи. Вместе с тем Германия не упускает случая всячески принудить французских коллаборационистов к совершению возможно большего количества враждебных и злонамеренных актов в отношении Англии, чтобы она ожесточилась против народа, который в действительности остался ее самым искренним другом.
Право же, одно из самых замечательных явлений нашей трагической эпохи заключается, на мой взгляд, в том, что огромное количество искусственно созданных факторов раздора не оказало никакого влияния на доверие и симпатию французского народа к народу Великобритании. Больше того, теперь наблюдается феноменальное явление: англичане во Франции становятся значительно более популярны, чем когда-либо. Существует полное расхождение между открыто выраженной позицией тех, кого рассматривают еще в качестве официальных представителей страны, и подлинными чувствами, которые испытывают все слои населения Франции. Думаю, что нельзя привести ни одного свидетельства, которое опровергало бы это утверждение. Зато в подтверждение его я мог бы перечислить огромное множество прямых и непосредственных доказательств. Позвольте мне остановиться лишь на трех фактах, особенно характерных. В июле, во время налета английской авиации на один из заводов в городе Лансе, погибло несколько французских рабочих. При этом был сбит английский самолет… Прежде похоронили французов, на их похоронах присутствовало все население города. На следующий день состоялись похороны английских летчиков. Та же самая масса людей провожала на кладбище останки союзных солдат, а в первом ряду процессии шли одетые в траур вдовы убитых рабочих.
2 ноября этого года, в день поминовения усопших, французские семьи, согласно традиции, посетили могилы своих близких. Знайте же, что во Франции не была забыта ни одна могила английских воинов и что больше всего цветов на всех французских кладбищах было принесено в тот день на могилы англичан.
Что касается третьего факта, на котором я бы не настаивал, но который, вероятно, заслуживает внимания, он состоит в том, что не проходит ни одного дня, чтобы в Англию не прибывали многие молодые французы — представители различных районов страны и различных слоев населения, желающие сражаться плечом к плечу с английскими солдатами. Чтобы добраться сюда, они проявляют чудеса мужества и находчивости, рассказ о которых когда-нибудь, когда настанет время писать об этом книги, покажется поразительным.
И если верно, что, оказавшись временно на дне глубочайшей пропасти, французский народ как никогда осознает все значение английского народа, как никогда понимает, что его собственное освобождение равнозначно победе Великобритании, как никогда чувствует, что его независимость в будущем немыслима без дружественного союза обоих народов, то я не думаю, чтобы и английский народ со своей стороны был когда-нибудь больше чем теперь убежден в абсолютной необходимости такого сотрудничества. Убеждение его определяется прежде всего благородным стремлением помочь другу, оказавшемуся в беде. Мне кажется, что чувства, которые испытывают в данном случае англичане, выражены в следующих стихах Шекспира:
Я не таков, чтобы покинуть друга, Когда рука моя нужна ему в беде.Однако не подлежит сомнению также и тот факт, что война и связанные с ней события показали, насколько безопасность Франции связана с безопасностью вашей собственной страны. В эпоху, когда основным средством войны, то есть средством разрушения, стала авиация, трудно представить себе будущее Англии, если Франция, от которой ее отделяют всего несколько минут летного времени, перестанет быть ее союзницей. Тьер, не веривший долгое время в будущность железных дорог, не мог, безусловно, предвидеть ни Германии XX века, ни авиации, ни танков. В противном случае он не считал бы, что сам факт островного положения Англии полностью разрешает все проблемы наших взаимоотношений.
Вот почему я и убежден в том, что, несмотря на ряд кажущихся трудностей и печальных инцидентов, созданных в значительной мере усилиями предателей или вражеской пропагандой, эта война, если она увенчается нашей победой, должна привести прежде всего к такому искреннему и прочному франко-английскому сотрудничеству, каким оно еще никогда не было. Но помимо того, что необходимость подобного союза вызывается самыми неоспоримыми практическими соображениями и самыми лучшими чувствами, мне кажется, она диктуется главным образом той высокой обязанностью, которая в равной мере лежит на наших древних и великих нациях: обязанностью спасти нашу цивилизацию.
Ибо судьба этой цивилизации поставлена на карту в нынешней войне, и она же будет основной проблемой послевоенного мира. Гигантские усилия агрессии, направленные на ниспровержение существующего ныне порядка в мире и установление нового порядка, имеют свои серьезные и весьма глубокие причины. Они-то и должны быть устранены, если мы не хотим, чтобы победа свелась лишь к надписям на могильных плитах и на медалях.
Надо сказать, что некоторые люди считают для себя весьма удобным сводить все объяснение переживаемых миром потрясений к честолюбивым стремлениям одного, правда достаточно известного, человека по имени Адольф Гитлер. Они изображают причины нынешней войны таким образом, будто бы ненавистный тиран, написав книгу «Моя борьба», повел одну часть земного шара в атаку против другой его части, для того чтобы навязать всей нашей планете свое собственное евангелие. Такая точка зрения даст им, впрочем, возможность искать выхода из кризиса по принципу наименьшего сопротивления: чтобы установить справедливый и прочный мир, достаточно, по их мнению, свергнуть диктатора из Берхтесгадена. Но, не отрицая того, что сама личность немецкого фюрера сыграла немаловажную роль в происхождении войны, как можно удовольствоваться столь поверхностным суждением?
Другие, вступая в дискуссию, заявляют, что причиной катастрофы и на этот раз явилась извечная жажда немецкого народа к мировому господству. Отсюда следует, что достаточно, проявляя настойчивость и твердость, установить для этого народа режим необходимых гарантий в отношении границ его государства и вооружения, чтобы проблема была полностью разрешена. Совершенно очевидно, что на протяжении столетий, фактически очагом каждого военного пожара в Европе являлась страна, о которой можно сказать, что для нее война стала как бы ремеслом, и поэтому, как кажется, невозможно оспаривать, что подобная нация заслуживает, чтобы по отношению к ней были приняты действенные меры предосторожности. Однако возникает вопрос, является ли сочетание системы нацизма с немецким динамизмом простой случайностью или же само это сочетание есть следствие более общего зла, скажем прямо — результат кризиса цивилизации.
Я не дерзнул бы попытаться изложить здесь, каким образом в течение вот уже двух тысячелетий в мире воцарились концепции, правы и законы, определившие не только его духовный, но даже и внешний облик. Вам лучше чем кому-либо известно, что благодаря этим концепциям, правам и законам, несмотря на различие языков, религии, национальностей, несмотря на войны, в которых участвовали целые армии, несмотря на политическое соперничество и экономическую конкуренцию, в ходе исторической эволюции народы пришли к некоему общему идеалу, к аналогичным представлениям об обязанностях общества по отношению к отдельному его члену и, наоборот, об обязанностях отдельной личности по отношению к обществу. Они пришли к одинаковому уважению свободы и справедливости. Основу нашей цивилизации составляет свобода мысли, вероисповедания, убеждений, свобода труда и досуга каждого человека.
На долю этой цивилизации, возникшей на западе Европы, выпало немало проходящих бурь. Нашествие варваров, феодальная раздробленность, междоусобицы внутри христианского мира, потрясения, вызванные Великой французской революцией, становление национальных государств, появление крупной промышленности, социальные конфликты — все это поочередно угрожало ее существованию. Но до сих пор ей удалось сохранить свою жизнеспособность, свою притягательную силу и в конце концов выйти победительницей. Более того, сфера ее расширилась, и она утвердилась во многих районах мира, принеся их населению свои блага. Она утвердилась в Америке и достигла здесь небывалого расцвета. Она проникла в Азию, в Африку, в Океанию. Благодаря колонизации, а затем и постепенному освобождению многих народов близится час, когда все люди, населяющие земной шар, в равной мере придут к признанию ее высоких принципов и обретут одинаковое достоинство.
Но эта цивилизация, стремящаяся главным образом к свободе и расцвету личности, находится в единоборстве с диаметрально противоположной тенденцией, которая признает права лишь за расовой или национальной общностью, отрицает способность отдельной личности мыслить, рассуждать, действовать по своему усмотрению, лишает ее такой возможности и передает в распоряжение диктатуры исключительную власть решать, где добро и где зло, устанавливать, что истинно и что ложно, убивать или даровать жизнь, сообразуясь с интересами неограниченного господства осуществляющей эту диктатуру группы. Именно отсюда и ведут свое начало чудовищные системы, которые предложили свои чары и свой динамизм постоянным притязаниям немцев и время от времени возникающим претензиям итальянцев.
Вот та основа, на которой временные победители европейского континента силятся построить то, что они называют новым порядком. Именно поэтому в данной войне речь идет о жизни или смерти западной цивилизации. Тенденция эта тем более чревата опасностями, что она в свою очередь является результатом общей эволюции.
Приходится, действительно, согласиться с тем, что в современную эпоху изменения жизненных условий в связи с прогрессом техники, растущее объединение людских масс и, как следствие этого, колоссальная коллективная нивелировка людей причиняют ущерб свободе отдельной личности. С тех пор как труд людей, их досуг, обмен мыслями между ними, отстаивание ими своих интересов неизменно происходят в коллективе; с тех пор как их жилища, их одежда, их пища свелись к какому-то единому типу; с тех пор как все люди в одно и то же время читают одно и то же в одних и тех же газетах, смотрят на всех экранах мира одни и те же фильмы, одновременно слушают по радио одну и ту же информацию, одни и те же комментарии, одну и ту же музыку; с тех пор как мужчины и женщины, мало чем отличающиеся друг от друга по своему образованию, по своим заботам, по своей осведомленности, почти одинаково одетые и в равной мере спешащие, одновременно и с помощью одинаковых транспортных средств отправляются работать, есть, развлекаться или отдыхать на одинаковые предприятия, в одинаковые конторы, рестораны и столовые, в одни и те же зрительные залы и здания, на одинаковые стадионы и корты, — с тех пор человеческая индивидуальность, личное «Я», свобода выбора теряют былое значение. Таким образом, происходит нечто вроде всеобщей механизации, в условиях которой отдельная личность может оказаться окончательно раздавленной, если не будут приложены огромные усилия для ее охраны, тем более что массы не только не испытывают отвращения к подобному единообразию, но, напротив, всячески ему содействуют и приобретают к нему вкус. Люди, принадлежащие к моему поколению, прожили достаточно долго и были свидетелями того, как существование человека в составе какого-то конгломерата не только вызывалось для него необходимостью, но даже начинало постепенно доставлять ему удовольствие. Носить одинаковую форму, маршировать в ногу, петь хором, отдавать честь одинаковым жестом, волноваться вместе со всеми при виде зрелища, устраиваемого для своего же удовольствия толпой, к которой ты сам принадлежишь, — все это становится своего рода потребностью наших современников.
Но именно в этих новых тенденциях диктаторы искали и находили успехи своим доктринам и обрядам. Конечно, прежде всего они добились успеха среди тех народов, которые, надеясь установить свое господство над другими, принялись с энтузиазмом строить гнездо термитов. Однако не следует скрывать от себя, что сам процесс исторического развития создает исключительно благоприятные условия для так называемого нового порядка, а для его поборников — источник постоянного соблазна.
Сколь полной ни будет победа, которую в один прекрасный день одержат армии, флоты и авиация демократических наций, сколь умелой и дальновидной ни окажется в дальнейшем их политика по отношению к тем, кто и на этот раз потерпит поражение, ничто не сможет помешать возрождению еще более страшной, чем когда-либо угрозы, ничто не сможет гарантировать мира, ничто не спасет существующего порядка вещей, если в условиях эволюции современного общества в результате технического прогресса лагерю освобождения не удастся создать такой порядок, который прославлял бы и гарантировал бы свободу, безопасность и достоинство личности, причем в такой степени, чтобы этот порядок представлялся человеку более привлекательным, чем любые преимущества, связанные с его уничтожением. Иного средства обеспечить окончательное торжество духа над материей не существует. А ведь в конечном счете именно об этом и идет речь. Но можно ли представить себе подобную борьбу за духовное, социальное, моральное, а также и политическое обновление мира при наличии раскола между двумя нашими народами?
На протяжении столетий Франция и Англия являются очагами и поборниками человеческой свободы. Свобода погибнет, если оба эти очага не сольются и если ее поборники не объединят своих усилий. Разве не лучше будет собрать воедино все силы ума и воли, которые так долго раздельно тратились вашей и моей страной ради защиты общего дела, дела западной цивилизации, когда в борьбе против нашего идеала враги его действуют сообща? Между тем исполненное воодушевления, искреннее сотрудничество ума и воли всех тех, кто как в Англии, так и во Франции стремится к одному и тому же светлому идеалу, отныне немыслимо без соглашения между двумя нашими народами.
Я должен извиниться зато, что так долго занимал ваше внимание подобными соображениями. Но избранная молодежь, к которой принадлежат мои слушатели, знает, что руководят миром идеи. Вот почему я и счел целесообразным изложить перед вами свои идеи. Задумавшись над ними, вы, может быть, согласитесь со мной, что, для того чтобы охватить всю совокупность страшных и ежедневно совершающихся событий этой величайшей в истории войны и чтобы извлечь из них необходимые уроки, без чего она оказалась бы напрасной, выиграй мы хоть двадцать сражений, — для этого необходимо посмотреть в корень вещей.
Вспомните поэта, который обращается к поселянину, подымающемуся по обрывистому склону:
«— Житель равнины, зачем взбираешься ты на этот холм? — Чтобы лучше обозреть равнину. Я увидел равнину лишь тогда, когда взглянул на нее с вершины холма»...Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Бейрут, 25 ноября 1941
Спирс, по-видимому, будет вести свою линию обструкции и шантажа до конца. Так, сегодня утром, накануне провозглашения независимости Ливана, он высказал по нашему адресу две угрозы на тот случай, если я не соглашусь внести в текст декларации изменения, которые он требует в соответствии с инструкциями английского министерства иностранных дел, по его утверждению якобы не отмененными. Спирс угрожает, что:
1) Последует английская нота с оговорками по поводу формулировок, в которых мы провозглашаем независимость Ливана.
2) Ни один английский представитель не будет присутствовать на церемониях, связанных с провозглашением независимости.
Я понимаю, что такая позиция может быть просто блефом, но уверен, что Спирс, раздосадованный необходимостью пойти на уступку в отношении первоначально занятой им позиции, может дойти до открытой демонстрации несогласия Великобритании. Это нанесло бы очень серьезный удар нашему положению в Ливане и в странах Леванта в целом. Элементы, которые мы должны были отстранить и которые оказались разочарованными нашими действиями, направленными на создание справедливого, с нашей точки зрения, режима, воспрянули бы духом, возлагая свои надежды на разногласия между двумя державами.
Именно этого я и хотел избежать, и поэтому, несмотря на категорический характер ваших указаний, я счел необходимым заставить Спирса отказаться от своей непримиримой позиции тем, что согласился внести две редакционные поправки второстепенного значения.
Письмо генерала де Голля Генеральному секретарю Лиги Наций Лондон, 28 ноября 1941
Господин генеральный секретарь!
Имею честь сообщить вам, что поскольку попытка превратить Сирию и Ливан в германскую военную базу заставила вооруженные силы «Свободной Франции» в сотрудничестве с английскими войсками взять в свои руки оборону этих стран, я в качестве главы свободных французов взял на себя с 14 июля 1941 в подмандатных Франции странах Леванта полномочия и ответственность, осуществляемые Францией на основе акта о мандате от 24 июля 1922, вступившего в силу 29 сентября 1923.
Я возложил на генерального и полномочного представителя в странах Леванта генерала Катру полномочия, которыми обладает Верховный комиссар Франции в странах Леванта.
В соответствии с принципами, вытекающими из мандата, а также в соответствии с традиционной политикой Франции генерал Катру, действуя от имени Главы свободных французов, 27 сентября 1941 провозгласил на основе и в рамках мандата независимость и суверенитет Сирии, обязанности президента которой взял на себя шейх Тадж-эд-дин.
На тех же основаниях и учитывая особые отношения между Францией и Ливаном, генерал Катру, действуя от имени генерала де Голля, главы свободных французов и председателя Французского национального комитета, созданного в Лондоне 24 сентября 1941, провозгласил 26 сентября независимость и суверенитет Ливана, президентом которого стал Наккаш.
Независимость и суверенитет Сирии и Ливана фактически не будут ограничены ничем, кроме потребностей ведения войны.
Однако они не затрагивают правового положения, вытекающего из акта о мандате. Это положение могло бы быть изменено лишь с одобрения Совета Лиги Наций и с согласия правительства Соединенных Штагов, подписавшего франко-американскую конвенцию от 4 апреля 1924, и только после заключения между правительством Франции и правительствами Сирии и Ливана договоров, подлежащих ратификации в соответствии с законодательством Французской республики.
Генерал Катру будет, таким образом, и в дальнейшем продолжать от имени Французского национального комитета осуществлять с учетом новой фактически сложившейся обстановки полномочия Верховного комиссара Франции в Сирии. Я был бы вам весьма признателен, если бы вы информировали об этом комиссию по мандатам, а я со своей стороны сообщу об этом правительствам союзных и дружественных держав.
Имею честь направить вам приложенный при сем текст заявлений генерала Катру относительно независимости и суверенитета Сирии и Ливана.
Примите, господин генеральный секретарь, уверения в моем высоком уважении.
Письмо Французского Национального комитета, адресованное их превосходительствам:
исполняющему обязанности министра иностранных дел Бельгии Гутту;
министру иностранных дел Чехословакии Рипке;
министру иностранных дел Польши графу Э. Рачинскому;
министру иностранных дел Норвегии Т. Ли;
министру иностранных дел Люксембурга Беку;
министру иностранных дел Нидерландов ван Клеффенсу;
министру иностранных дел Югославии Нинчичу;
председателю совета министров королевства Греции Цудеросу;
поверенному в делах Исландии П. Бенедиктссону;
послу Китая Веллингтону Ку;
послу Турецкой республики Р. Арасу;
Верховному комиссару Австралии;:
Верховному комиссару Канады;
Верховному комиссару Южно-Африканского Союза;
Верховному комиссару Новой Зеландии (поскольку СССР к тому времени уже не являлся членом Лиги Наций, Майскому было направлено специальное сообщение).
Господин министр,
или господин посол,
или господин Верховный комиссар,
имею честь при сем направить вам копию письма от 29 ноября 1941, с которым Глава свободных французов, председатель Французского национального комитета генерал де Голль обратился к Генеральному секретарю Лиги Наций, чтобы сообщить:
а) что начиная с 14 июля 1941 он осуществляет в подмандатных Франции странах Леванта права, которыми Франция пользуется на основе акта о мандате от 24 июля 1922, вступившего в силу с 29 сентября 1923, и что он возложил на генерального и полномочного представителя в Леванте генерала Катру осуществление полномочий Верховного комиссара Франции в странах Леванта;
б) что генерал Катру, действуя от имени главы свободных французов, председателя Французского национального комитета, 27 сентября 1941 и 26 сентября 1941 на основе и в рамках мандата провозгласил независимость и суверенитет Сирии и Ливана, в которых обязанности президентов соответственно взяли на себя шейх Тадж-эд-дин и Наккаш;
в) что независимость и суверенитет Сирии и Ливана, провозглашенные таким образом, не будут иметь фактически никаких ограничений, кроме тех, которые вызываются потребностями ведения войны, но что они не затрагивают правового положения, вытекающего из акта о мандате, и что в связи с этим генеральный полномочный представитель в странах Леванта генерал Катру будет продолжать в дальнейшем осуществлять от имени Национального комитета и с учетом новой фактически сложившейся обстановки полномочия Верховного комиссара Франции в Сирии.
Я был бы признателен вашему превосходительству, если бы вы довели вышеизложенное до сведения вашего правительства. Позволю себе выразить надежду, что правительство… признает независимость и суверенитет Сирии и Ливана на условиях, на которых они были провозглашены генералом Катру, действующим от имени генерала де Голля, главы свободных французов, председателя Национального комитета.
Прошу вас, господин министр (или господин посол, или господин Верховный комиссар), принять уверения в моем высоком, уважении.
Письмо генерала де Голля послу Соединенных Штатов Америки А. Дж. Дрекселу Биддлу Лондон, 29 ноября 1941
Господин посол,
текст, идентичный тексту письма на имя генерального секретаря Лиги Наций, за исключением следующего параграфа:
«Я был бы вам признателен, если бы вы информировали правительство Соединенных Штатов, подписавшее вместе с французским правительством франко-американскую конвенцию от 4 апреля 1924».
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Бейрут, 3 декабря 1941
2 декабря было сформировано ливанское правительство, возглавляемое Ахмед беем Дауком, мусульманином-суннитом, и состоящее из девяти министров — представителей всех областей страны и различных вероисповеданий: одного суннита, двух шиитов, двух маронитов, одного друза, одного православного грека, одного грека-католика, одного протестанта.
Интриги в связи с распределением министерских постов были весьма многочисленными и сопровождались целым рядом неизбежных разочарований.
Ныне кабинет состоит из людей, пользующихся уважением, представляющих свои общины и не связанных с политическими нравами прошлого. Состав кабинета будет встречен одобрительно.
Маленькая группа Бехара эль Хури стремится объединить вокруг маронитского патриарха недовольные элементы из числа исключенных из всех общин. Она может попытаться искать опоры среди наших союзников.
В целом страна принимает Наккаша хорошо.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 9 декабря 1941
Ссылаюсь на вашу последнюю телеграмму по поводу набора в войска, который был произведен англичанами среди друзов. Мне трудно понять, как мое собственное соглашение с Литтлтоном и ваше соглашение с Литтлтоном и Вилсоном, в которых был предусмотрен роспуск подразделений друзов, сформированных англичанами, привели в конечном итоге к формированию полка друзов. Это результат системы присвоения себе чужих прав, которую постоянно применяют наши союзники, чтобы вынудить нас к отказу от своих позиций, системы, которой мы слишком часто поддаемся.
Во всяком случае, я отвечаю Идену:
1) что я ни в коем случае не согласен с сохранением полка друзов и рассчитываю на его роспуск, как это мне было обещано;
2) что я категорически возражаю против какого бы то ни было нового набора войск из числа друзов, даже если он будет производиться с целью пополнения состава полка;
3) что в том случае, если эти условия не будут выполнены, Национальному комитету придется принять необходимые меры, чтобы заставить подмандатное население друзов выполнить эти условия и, кроме того, запретить набор войск для Ирака среди ассиро-халдеев;
4) что мы возражаем против того, чтобы английский полк, укомплектованный друзами, появлялся на сирийской территории или чтобы он дислоцировался вблизи от границы района, населенного друзами.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Восточной Африке Гастона Палевского генералу де Голлю, в Лондон Аддис-Абеба, 6 января 1942
По окончании поездки на границу, совещания в Адене и полета над Джибути я снова возвратился в Аддис-Абебу.
Сохранить французские интересы в Эфиопии без контроля над Джибути теперь очень трудно.
Несмотря на заверения англичан, блокада Джибути, которая серьезно никогда не осуществлялась, в настоящее время фактически прекращена…
Между тем англичанам известно, что регулярное снабжение колонии обеспечивается самолетами и катерами. После прибытия двух подводных лодок посыльное судно «Ибервиль», доставившее с Мадагаскара 350 тонн продовольствия, что обеспечивает трехмесячную потребность, начинает сейчас совершать регулярные рейсы. Наконец, решение англичан приступить к эвакуации итальянцев, находящихся в Эфиопии, через порт Джибути, против которого я энергично протестовал, кладет конец самому принципу блокады.
Ясно, что англичане, вынужденные эвакуировать Эфиопию, хотят устранить до конца всякое иностранное влияние, особенно опасаясь в этом смысле «Свободной Франции», которая могла бы оказать непреодолимое воздействие, если бы в ее распоряжении были железная дорога и порт Джибути.
Телеграмма Национального комитета генералу Катру, в Бейрут Лондон, 1б января 1942
Во время посещения генерала де Голля и Дежана турецким послом в Лондоне последний сообщил, что его правительство в соответствии с нашим предложением согласилось, чтобы спорные вопросы, которые имеются между Францией и Турцией в странах Леванта, обсуждались турецкими консулами непосредственно с французским генеральным представительством в Бейруте. Консулы, по-видимому, уже получили соответствующие инструкции.
Рюштю Арас не скрыл, что в связи с успехами русских Турция вновь получила некоторую свободу действий в отношении Германии. Он определенно указал на то, что Турция будет противодействовать всякой попытке Германии использовать турецкую территорию для переброски войск.
Он снова подчеркнул большое сходство между свободными французами и кемалистами, но выразил неуверенность в том, что наши отношения будут улучшаться.
Телеграмма Национального комитета представителю «Свободной Франции» в Восточной Африке Гастону Палевскому Лондон, 23 января 1942
Мы следим за положением в Эфиопии и поддерживаем по этому вопросу контакт с английским министерством иностранных дел. Оно сообщило, что англо-эфиопский договор, который в ближайшее время должен быть подписан, признает независимость Эфиопии и что вопроса о протекторате не возникает. Англичане якобы намерены вывести свои войска из Эфиопии после эвакуации итальянцев.
Английское правительство якобы не будет возражать против того, чтобы после установления независимости Эфиопии мы взяли на себя защиту французских интересов и вступили бы в этих целях в контакт с правительством Эфиопии. Министерство иностранных дел, по-видимому, считает, что этот вопрос подлежит обсуждению между нами и указанным правительством.
Англичане предполагают и впредь держать железную дорогу исключительно под своим военным контролем и, по-видимому, ни в коем случае не намерены привлекать нас к этому.
В настоящее время следует ожидать подписания договора и признания независимости Эфиопии. Мы полагаем, что тогда можно будет назначить своего представителя при негусе, но нам кажется, что любая попытка с нашей стороны уже сейчас начать с ним официальные переговоры была бы по меньшей мере преждевременной.
Мы будем сообщать вам о том, как разрешается этот вопрос, и в ближайшее время направим инструкции, которыми вы сможете руководствоваться при переговорах в Аддис-Абебе.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Восточной Африке Гастона Палевского генералу де Голлю, в Лондон Аддис-Абеба, 23 января 1942
Считаю невозможным держать в выжидательном состоянии ни офицеров батальона, ни людей, прибывших из Джибути… Преданность по отношению к «Свободной Франции» и боевой дух крайне высоки, однако новая английская политика, заставляющая отказаться от всякой надежды на присоединение колонии к нам, порождает чувство глубокого разочарования и горечи. Недовольство усиливается еще и под влиянием пропаганды со стороны Джибути, которая, торжествуя, изображает дело таким образом, будто позиция Англии находится в противоречии с политикой «Свободной Франции». Наконец, сообщения об участии французских войск в операциях в Ливии усиливают желание действовать. Кроме того, мои попытки использовать наши войска в Эфиопии наталкиваются со стороны англичан на такую же непреклонность, как и в момент событий в Гондаре.
Я считаю, что следует немедленно покончить с таким положением… Ссылаясь на обещание, которое вы мне дали во время посылки горстки наших людей в Гондар, я объявил батальону, что попрошу разрешения немедленно отправить его на ливийский фронт. Батальон этот следует заменить другим… В телеграмме Аппера генералу Лежантийому уточняется, при каких условиях может иметь место замена других подразделений вооруженных сил «Свободной Франции» в восточной части Африки.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Восточной Африке Гастона Палевского генералу де Голлю, в Лондон Найроби, 5 февраля 1942
В соответствии с вашими указаниями я воздержался от вмешательства в переговоры между Англией и Эфиопией… Но после опубликования договора, заключенного между этими странами, я пригласил министра иностранных дел Эфиопии и выразил ему удивление по поводу нарушения ранее заключенных договоров без консультации и предупреждения, которые этими договорами предусмотрены. В частности, я подчеркнул недопустимость, по моему мнению, следующего:
1) что после упразднения существовавших ранее судов английские судьи не заменены французскими при рассмотрении дел, касающихся французских граждан или лиц, находящихся под защитой Франции;
2) что в Эфиопии французские советники не предусмотрены, в то время как наличие английских советников обусловлено договором;
3) что нам не поручена охрана железных дорог.
В связи с тем, что министр указал мне на трудности, помешавшие ему удовлетворить наши требования, я ему ответил, что не могу санкционировать самим фактом нашего присутствия материальный и моральный ущерб, нанесенный Франции.
Я попросил его об аудиенции у императора. Она приняла характер прощального визита.
Считаю, что только такая позиция позволяет резервировать на будущее наши права и сохранить престиж Франции…
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Восточной Африке Гастона Палевского генералу де Голлю, в Лондон Найроби, 5 февраля 1942
Недавний разговор с генералом Платом, сведения, полученные от моей разведывательной службы и от капитана 2-го ранга Бюрэна де Розье, убеждают меня в том, что в районе Джибути англичане больше не поддерживают даже элементарной морской блокады.
Я считаю, что в этих условиях нам со своей стороны больше не следует проводить блокаду с суши, поскольку в изолированном виде она неэффективна и лишь обеспечивает англичанам сохранение изолирующего кордона между Французским Сомали и Эфиопией.
Такие действия могут лишь восстановить против Франции население Французского Сомали, глубоко удрученное бездействием, в котором мы пребываем…
Я повторяю, следовательно, свою просьбу направить 4-й батальон и эскадрилью «потез-63» на другой театр военных действий. Поддерживаю также просьбу Бюрэна де Розье о посылке его кораблей в Средиземное море. С другой стороны, следует оставить на месте мелкие пограничные подразделения и части туземных войск на верблюдах… а также мою разведывательную службу. Эти подразделения смогут составить ядро, вокруг которого будут группироваться наши вооруженные силы, если ход войны и изменение английской политики позволят нам, в один прекрасный день, перейти к действиям.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 11 февраля 1942
Вы, несомненно, уже знаете о том, что английское правительство назначило генерала Спирса своим посланником при правительствах Сирии и Ливана. Для нас это не было неожиданностью. Назначение это — результат давнишних личных отношений между Черчиллем и Спирсом. Поскольку последний не мог оставаться при мне, его направляют к вам. Конечно, нашего агремана для этого назначения запрошено не было.
Письмо генерала де Голля Уинстону Черчиллю Лондон, 11 февраля 1942
Дорогой премьер-министр!
В связи с общим положением, создавшимся в результате вступления Японии в войну, большое стратегическое значение в районе Индийского океана приобретает французская колония Мадагаскар и, в частности, база Диего-Суарес.
Между тем значительная часть населения Мадагаскара, сохраняя верность Франции, готова в силу этого служить делу союзников. Но на Мадагаскаре, как и в других частях Французской империи, волеизъявлению населения мешают насильственные меры вишистских властей, находящихся под контролем врага.
Французский национальный комитет решил осуществить присоединение Мадагаскара, выделив для этого часть сил, которыми он располагает, чтобы взять на себя оборону этой французской колонии от общего врага и использовать ее ресурсы для военных нужд союзников.
Такая операция могла бы включить прикрытие с моря и поддержку с воздуха вооруженными силами Британской империи. Французский национальный комитет имеет честь предложить правительству Его Величества совместно разработать и осуществить в возможно более короткий срок план такой операции.
Прошу вас, дорогой премьер-министр, принять уверения в моих самых лучших чувствах.
Докладная записка относительно Мадагаскара
I. В связи с изменением обстановки на Дальнем Востоке остров Мадагаскар приобретает важное стратегическое значение. С другой стороны, Французский национальный комитет намерен использовать любую возможность, чтобы вновь приобщить эту французскую колонию к участию в войне на стороне союзников.
II. По всем данным, которыми располагает Французский национальный комитет, внутреннее положение на острове в целом остается благоприятным для дела «Свободной Франции» и ее союзников, несмотря на насильственные меры, проводимые вишистскими властями, и развернутую ими пропаганду.
Нет никакого сомнения в том, что, преодолев сопротивление этих властей, «Свободная Франция» могла бы без особых трудностей создать на Мадагаскаре свою администрацию и наладить ее работу, как она это сделала на обширных территориях в Африке.
Вооруженные силы, которыми располагает правительство Виши, слабы и лишены современной техники, исключая непосредственную оборону Диего-Суареса.
Эти силы в целом включают:
2 смешанных сенегальско-мальгашских полка;
2 дивизиона полевой артиллерии;
около двадцати истребителей («моран-406») и легких бомбардировщиков («потез-63»), рассредоточенных по всему острову;
4 подводные лодки и 1 колониальное посыльное судно, базирующиеся в Диего-Суаресе.
III. Предполагаемый план действий:
Высадка войск в Мажунга (производится по возможности внезапно). В настоящее время Мажунга обороняется всего одной ротой. Занятие этого пункта, который имеет объекты, необходимые в дальнейшем.
Быстрое продвижение к Тананариве по весьма удобной дороге, лишенной какой бы то ни было охраны. Два висячих моста через реку Бецибока должны быть захвачены возможно скорее, желательно парашютистами. Морская блокада Диего-Суареса, который в дальнейшем, после занятия Тананариве, будет атакован с суши.
IV. Вооруженные силы, которые Французский национальный комитет предполагает использовать для этой операции, включали бы:
Сухопутные силы:
1 разведывательная рота;
3 батальона;
1 батарея;
I рота парашютистов;
1 подразделение связи;
1 подразделение инженерных войск;
подразделения различных служб.
Морские силы:
1 эскадренный миноносец;
3 корвета;
2 посыльных судна.
Эти силы представляются достаточными, для того чтобы произвести высадку в Мажунга, занять Тананариве и основные пункты острова. В дальнейшем эти же силы будут в основном использованы для штурма Диего-Суареса.
Помощь союзников будет заключаться в блокировании Диего-Суареса с моря и в поддержке вооруженных сил «Свободной Франции» с воздуха.
V. В случае если союзники будут согласны на такую операцию, подробный план ее осуществления следует немедленно разработать соответствующим штабам.
Письмо генерала де Голля начальнику английского имперского штаба сэру Алану Бруку Лондон, 11 февраля 1942
Дорогой генерал!
Вы, несомненно, помните, что, посетив вас 10 декабря 1941, я затронул вопрос о стратегической важности Мадагаскара и сказал, что, по моему мнению, необходимо немедленно присоединить этот остров к «Свободной Франции» и ее союзникам.
Я полагаю, что события, имевшие место после нашей беседы, подтверждают, что эта необходимость является весьма настоятельной.
Я направляю сегодня Уинстону Черчиллю письмо по этому вопросу, а также докладную записку, копию которой прилагаю.
Примите, генерал, уверения в моих лучших чувствах.
Письмо начальника канцелярии премьер-министра Д. Мортона генералу де Голлю (Перевод) 13 февраля 1942
Дорогой генерал!
Премьер-министр поручил мне подтвердить получение вашего письма от 11 февраля.
Премьер-министр отдал распоряжение, чтобы ваше предложение было срочно изучено начальниками штабов и постоянным заместителем министра иностранных дел.
Прошу принять уверения в моей искренней преданности.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Южно-Африканском Союзе полковника Пешкова генералу де Голлю, в Лондон Кейптаун, 17 февраля 1942
Должен сообщить вам, что Мадагаскар занимает значительное место в печати и привлекает внимание общественного мнения и парламента.
На первой полосе газеты «Кейп аргус» перепечатана статья из «Нью-Йорк геральд» под заголовком «Мадагаскар и Япония»… «Сообщают, что японцы уже оказывают давление на Виши, чтобы добиться предоставления им права использовать Мадагаскар… Население Мадагаскара с большой симпатией относится к свободным французам и к сотрудничеству со „Свободной Францией“…»
В «Кейп аргус» напечатана статья под крупным заголовком: «В случае падения Сингапура Мадагаскар становится нашим передовым оборонительным рубежом».
Вчера на заседании парламента Блэкуэлл заявил, что если Сингапур падет, японцы используют его как базу для наступательных операций на Индийском океане. Южная Африка должна учитывать тот факт, что Мадагаскар расположен между врагом и ее территорией. «А ведь нет никаких оснований полагать, что вишистская Франция не предоставит японцам Мадагаскар таким же образом, как она предоставила им Индокитай…»
Оппозиция энергично возразила, что со стороны японцев нет никакой опасности, и упрекнула правительство в том, что оно объявило Японии войну. Как заявил, в частности, Лоув, Блэкуэлл доказал, что правительство напугано своей собственной политикой и его единственное стремление сводится к тому, чтобы открыть новый фронт. «Упоминание Блэкуэлла о Мадагаскаре, — утверждал он, — и недавнее назначение представителя генерала де Голля в Южную Африку — не простое совпадение…»
Хотя, по-моему, премьер-министр несколько раздосадован тем, что вопрос о Мадагаскаре был, таким образом, поднят общественным мнением и в парламенте, все же этого едва ли можно было избежать, поскольку об этом говорят абсолютно все.
Телеграмма генерала де Голля заместителю представителя в Восточной Африке Людовику Шанселю, в Найроби Лондон, 18 февраля 1942
Прошу передать, не прибегая к английскому посредничеству, следующее мое послание генералу Дюпону в Джибути:
«Дорогой генерал!
Непосредственное соглашение между нами в целях присоединения Французского Сомали к Сражающейся Франции позволило бы нам сохранить там свои позиции, без какого-либо сервитута со стороны иностранной державы. Прошу вас подумать об этом и принять соответствующее решение. Добавляю, что в случае, если вы присоединитесь ко мне как губернатор, я буду просить вас оставаться на этом посту. С надеждой жду вашего ответа».
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Бейрут, 10 марта 1942
Генерал Вилсон просил меня выслать из стран Леванта тридцать французов, в том числе некоторых, примкнувших к нам, присутствие которых, по его мнению, представляет угрозу безопасности войск.
Так как выдвигаемые против них обвинения в целом носят неопределенный характер и основываются на показаниях либо платных агентов, либо свободных французов, побуждаемых подозрительностью или чувством мести, я потребовал рассмотреть каждый случай в отдельности.
На это Вилсон возразил мне, что у него есть категорический приказ, что вопрос обсуждению не подлежит и что в Англии в аналогичных случаях именно так поступали с видными английскими деятелями.
Я ответил, что дело здесь касается французов и что я приму против французов меры только в том случае, если буду убежден, что их деятельность враждебна союзникам. Я указал, что в отношении некоторых лиц такая уверенность у меня уже есть, по кое-кому среди них необходимо предварительно подобрать замену на занимаемых ими постах.
…Я добавил, что не принесу в жертву лиц, которых я не считаю враждебно настроенными, если только вы не дадите мне приказа об этом. Наконец, ссылаясь на соглашение, заключенное в Сен-Жан-д’Акре, я указал Вилсону, что поскольку он может разрешать пребывание в Леванте французам, не примкнувшим к «Свободной Франции», он может также лишить их этого права, но что в таком случае я отказываюсь присоединиться к его решению. В заключение я сказал, что намерен обсудить этот вопрос с генералом Окинлеком 16 марта в Каире.
Я также, как и Вилсон, — о чем я сказал ему, — забочусь о том, чтобы избежать предательства, но я лучше его информирован о французах и не хочу подвергать их репрессиям без достаточных оснований. Если он настаивает на таких отвратительных мерах, то будет нести за них ответственность. Добавлю, что, придерживаясь подобного метода, я рисковал бы выселить из стран Леванта всех французов на основании простого доноса. Прошу срочно сообщить, согласны ли вы со мной.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру в Бейрут Лондон, 10 марта 1942
Вы — французский национальный комиссар, генеральный представитель и главнокомандующий в Леванте. Иностранный генерал не может отдавать вам никаких приказов. Это особенно относится к тем случаям, когда дело касается судьбы подчиненных вам соотечественников, находящихся на территории, подмандатной Франции и вверенной вашему управлению.
Пусть Вилсон передаст вам сведения, которыми он якобы располагает. Но вы должны дать ему понять, что его права этим и ограничиваются. Кроме того, мы достаточно хорошо знаем его и его политику, чтобы понимать, что он, как вы говорите, стремится выселить из Леванта всех находящихся там французов… Добавляю, что вы легко могли бы найти англичан, чья деятельность в Леванте представляет угрозу для общественного порядка и высылки которых вы также могли бы потребовать от Вилсона.
Во всяком случае, мы доведем до сведения английского министерства иностранных дел позицию Вилсона в этом вопросе и сообщим, что она неприемлема для нас.
Телеграмма генерала де Голля представителю «Свободной Франции» в Восточной Африке Гастону Палевскому Лондон, 12 марта 1942
Я наблюдал за вашей деятельностью и одобряю усилия, направленные на достижения двух целей, которые мы преследуем в Восточной Африке:
1. Снова включить в войну против врага Французское Сомали, прекратив путем блокады сопротивление вишистских властей, наносящее вред интересам нации.
2. Восстановить права и представительство Франции в Эфиопии, освобожденной при содействии наших вооруженных сил.
До сего времени мы не смогли осуществить первую цель, которая выходит далеко за рамки вопроса о Джибути. Одной из причин этой неудачи является почти покровительственная политика государственного департамента США в отношении Виши и позиция наших английских союзников, считающих в настоящее время невозможным проводить независимую от Вашингтона линию в любом серьезном вопросе.
С нашей точки зрения, этот фактор отрицательный во всех отношениях, но до сего времени нам еще не удалось его устранить. Во всяком случае, инцидент с Сен-Пьером и Микелоном сыграл роль хирургического ножа, вскрывшего наболевший гнойник.
В отношении восстановления представительства Франции в Эфиопии вам, по-моему, удалось добиться максимально возможного в данных условиях. Мы не могли помешать англичанам вести переговоры с негусом без нас. Но они оказались вынужденными вести эти переговоры так, что для Франции дверь осталась на будущее открытой. А пока благодаря вашим усилиям мы получили возможность оставаться в Эфиопии и восстановить там пребывание наших граждан и учреждений, то есть, иными словами, восстановить свое влияние. И, наконец, присутствие наших войск тоже сыграло определенную роль.
Я считаю, что теперь вы можете прибыть в Лондон ко мне. Вам необходимо, конечно, найти человека на месте, на которого можно будет возложить временное исполнение ваших обязанностей. Я уведомил генерала Катру, что 4-й маршевый батальон передан в его распоряжение для переброски в Левант и что подразделения, остающиеся на месте, перейдут под его командование. Разрешаю вам отправиться в Бейрут к генералу Катру и урегулировать вместе с ним эти вопросы военного характера. Привет.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Южно-Африканском Союзе полковника Пешкова генералу де Голлю, в Лондон Кейптаун, 13 марта 1942
Вчера на заседании парламента генерал Смэтс продолжал отвечать оппозиции. Он заявил, что война может приблизиться вплотную к Южной Африке. После оккупации Сингапура и островов Тихого океана Япония, вероятно, подготавливает решающий удар по Англии, действуя в сотрудничестве с Германией и Италией, которые рассчитывают вскоре захватить Суэц и Гибралтар. Тогда вооруженные силы держав оси сомкнулись бы на Тихом океане.
Население Южной Африки должно быть готово к тому, что война может вплотную приблизиться к их стране.
«Отрадно сознавать, — сказал премьер-министр, — что в том случае, если война на Индийском океане затронет наши берега и границы, мы не будем одиноки. В этом случае нашу территорию и наше гостеприимство смогут использовать крупные силы, чтобы отсюда выступить против агрессоров. Если война охватит Индийский океан, Мадагаскар и берега Южной Африки, мы охотно примем силы союзников, которые придут нам на помощь».
Телеграмма верховного комиссара в Свободной Французской Африке генерала медицинской службы Сисе генералу де Голлю, в Лондон Браззавиль, 20 марта 1942
Докладываю о результатах моей миссии в Южно-Африканском Союзе. Моя беседа с маршалом Смэтсом в Кейптауне продолжалась два часа. Я последовательно изложил ему различные положения вашей телеграммы. Маршал выслушал меня очень внимательно. Он отозвался с большой похвалой о наших действиях и услугах, оказанных Свободной Французской Африкой делу союзников. Он обещал оказать нам дружественную помощь. В то же время он подчеркнул, что продолжает доверять солдатскому слову маршала Петэна, хотя я и заявлял ему, что правительство Виши находится в полном подчинении у Гитлера.
По поводу Мадагаскара маршал Смэтс сказал, что серьезная обстановка, сложившаяся в районе острова, беспокоит и его. Я особенно подчеркнул, что мы располагаем войсками для проведения операции, но у нас не хватает транспортных средств и самолетов.
11 марта, во время моего пребывания в Кейптауне, маршал Смэтс заявил в парламенте, что использование Мадагаскара в качестве плацдарма для нападения на Южно-Африканский Союз неизбежно повлечет за собой ответные действия со стороны его правительства. В то же время он указал, что будет неизменно поддерживать дружественные отношения с французским правительством. На вопрос оппозиции, о каком правительстве идет речь, маршал Смэтс заявил, что существует два французских правительства, но что он имеет в виду правительство Виши.
Я встретился с начальником Генерального штаба генералом ван Риневельдом и генералом Ваалем.
Начальник Генерального штаба также отнесся ко мне весьма внимательно. Он обещал мне свое сотрудничество, если к тому представится случай, но сказал, что боевыми самолетами он не располагает… С другой стороны, он не может распоряжаться судами без согласия лондонского правительства.
Моя встреча с английским Верховным комиссаром была менее плодотворной. Он был любезен, но не проявил при этом дружеского понимания, как маршал Смэтс и генерал ван Риневельд. На все мои замечания он отвечал, что руководство войной принадлежит Лондону.
В дальнейшем я нанес визиты министрам иностранных дел, внутренних дел, транспорта, здравоохранения, председателю комиссии по иностранным делам, сенатору Николису, большому другу маршала Смэтса — полковнику Рейцу, который жил на Мадагаскаре и сохранил теплые воспоминания о Галлиени…
В общем я считаю, что вам необходимо срочно назначить командующего операциями, с тем чтобы он, разместившись в Дурбане с французами, прибывшими с острова, осуществлял политическую и военную подготовку совместных действий. В самом деле, мы не должны передавать инициативу в руки англичан, которые ведут активную работу на Мадагаскаре…
Пешков продолжает поддерживать контакте маршалом Смэтсом, ван Риневельдом и департаментом иностранных дел. Обстановка может очень быстро измениться… так как маршал Смэтс, встречаясь с большим количеством сложных проблем, ведет очень тонкую игру. При этом я имел возможность еще больше убедиться в его симпатиях. Однако в сложившейся обстановке я решил отказаться от некоторых дипломатических шагов, поскольку не мог заранее предположить, как они будут развиваться и к каким последствиям приведут. Пешков сможет в дальнейшем выбрать для этого удобный момент.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Южно-Африканском Союзе полковника Пешкова генералу де Голлю, в Лондон Кейптаун, 30 марта 1942
Вопрос о Мадагаскаре, поставленный генералом Сисе во время его приезда в Кейптаун, по-видимому, остается нерешенным. Предложение генерала Сисе о том, чтобы в случае военных действий на острове использовать три батальона из Экваториальной Африки, возможно, не произведет желаемого эффекта, ибо вывод войск из какой-либо части африканского континента может здесь показаться неуместным, поскольку намерения противника совершенно неясны и не исключено, что в ближайшее время Африка окажется объектом его нападения…
Южноафриканские войска проходят обучение и систематически тренируются для морской десантной операции. Войска эти специально отобраны и, по слухам — верным или ложным, — специально готовятся для мадагаскарской экспедиции. Однако представляется невероятным, чтобы здесь могли что-либо предпринять в этом отношении без приказа или согласия Лондона. С другой стороны, трудно предположить, чтобы операция против Мадагаскара могла быть проведена без нашего участия…
Во всяком случае, мне кажется, что с нашей стороны необходимы срочные действия. Я повторяю, что, по моему мнению, только лондонское правительство может принять окончательное решение.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Бейрут, 6 апреля 1942
Во время своего визита 2 апреля Спирс, явно стремясь произвести на меня впечатление, постарался нарисовать малоутешительную картину морального состояния «Свободной Франции», каким оно представляется союзникам.
По его словам, премьер-министр и члены английского правительства настроены по отношению к нам сдержанно. Некоторые ваши беседы с Черчиллем якобы носили не слишком дружественный характер. Вы в некотором роде изолированы, и национальные комиссары не имеют непосредственного контакта с министрами и их заместителями.
Раздоры среди свободных французов и в особенности дело Мюзелье, как утверждает Спирс, надоели правительству. Морское министерство не может вам простить смену командующего нашими военно-морскими силами без предварительной консультации с ним.
Спирс добавил, что, упорно отстаивая свою автономию, вы отдаляете себя от союзников, ибо на данном этапе они не могут допустить, чтобы члены коалиции не подчинялись общим директивам, исходящим из Лондона и Вашингтона. Он намекал на то, что в политических кругах Лондона перестали верить в полезность и эффективность «Свободной Франции». Считают, что она не оказывает влияния на французскую метрополию. Проповедуют мысль, что проанглийский по существу дух французской метрополии переживет наше движение.
Спирс спрашивает, не кажется ли вам, что движение клонится к упадку, не устали ли вы, не намерены ли покончить с этим делом, и с притворным сожалением вспоминает начало движения и то, чем оно обязано лично ему.
Я ответил Спирсу в следующем духе:
Если в отношениях между английским правительством и генералом де Голлем имеется охлаждение, то это, вероятно, происходит потому, что первое рассматривает «Свободную Францию» лишь как орудие осуществления своей политики, в то время как для второго она является олицетворением самой Франции, и в этом смысле он намерен обеспечить ей уважение, самостоятельность и равноправие среди ее союзников. Генерал де Голль совершенно прав. Я его одобряю и поддерживаю вместе со всеми нашими товарищами.
Я не знаю, в какой мере обстановка, описанная Спирсом, соответствует действительности, но для меня совершенно очевидно, что он пытался таким путем поколебать меня, убедить, что положение, в котором находится «Свободная Франция», не дает мне возможности противодействовать его намерениям, и хотел таким образом устранить все, что мешает ему проводить свою линию. Излишне говорить, что это ему не удалось.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 8 апреля 1942
Отвечаю на вашу интересную телеграмму по поводу недавних бесед со Спирсом.
Как вы совершенно правильно заметили, в позиции Спирса и в его заявлениях следует отметить три пункта.
1. Личное отношение Спирса к делу Франции стало неблагожелательным. Это является результатом испытываемых им многочисленных неудач и стремления проводить свою личную линию, промежуточную между линией его собственного правительства и линией властей, при которых он это правительство представляет. Последней неудачей Спирса было прекращение миссии, выполнявшейся им при мне. Я уже давно просил Черчилля дать ему другое назначение. В конце концов это и было сделано во время моего пребывания на Востоке в прошлом году…
2. Представленная вам Спирсом картина нашего общего положения совершенно ложна и тенденциозна. Верно, что английское правительство, введенное в заблуждение маленькой группой интриганов из числа эмигрантов, сперва хотело вмешаться в дело Мюзелье. Но оно признало свою ошибку как с юридической, так и с фактической точки зрения…
С другой стороны, Вашингтон, несмотря на свои нелепые иллюзии относительно Виши, с каждым днем устанавливает все более тесные отношения с нами. Наконец, Москва определенно поддерживает нас, и мы всячески этим пользуемся. Фактически дело заключается в том, что мы не могли бы существовать и добиться своего международного признания, не преодолев целого ряда препятствий. Все это не могло пройти без соответствующей реакции со стороны аппарата различных министерств. Но результат совершенно очевиден. Впрочем, мировое общественное мнение всегда проявляло к нам симпатию.
3. Что касается политики набить себе цену, которую Спирс стремится проводить в отношении сирийского и ливанского правительств, я убежден, что она не соответствует политике английского министерства иностранных дел. Мы уже объяснялись с Иденом по этому вопросу, и я рассчитываю в ближайшее время вновь вернуться к нему. Спирс лишний раз пытается пускать пыль в глаза и проводить свою собственную линию. Перед лицом неминуемой опасности, которая угрожает позиции Англии, так же как и позиции Франции, на Востоке в связи с военными и политическими мероприятиями держав оси, любое серьезное расхождение между нами явилось бы безумием, которого Англия в настоящий момент не совершит. Это, конечно, не исключает необходимости известного согласования точек зрения в отношении арабских проблем. Что касается нас, то мы к этому готовы. Но, как вы совершенно правильно указали Спирсу, этот вопрос должен обсуждаться в Лондоне.
В заключение должен сказать, что я полностью согласен с вашими ответами Спирсу. Благополучное разрешение вопроса о Сен-Пьере, урегулирование тяжелого инцидента с Мюзелье, признание Америкой нашего суверенитета на Тихом океане и в Центральной Африке — все это позволяет мне рассчитывать в ближайшем будущем совершить поездку на Восток. В ожидании этого прошу вас принять мой сердечный привет, к которому присоединяются и ваши коллеги по Национальному комитету.
Письмо генерала де Голля министру иностранных дел Великобритании Энтони Идену Лондон. 9 апреля 1942
Дорогой господин Иден!
16 декабря 1941 я обратил внимание премьер-министра на вопрос о Мадагаскаре.
Спустя два месяца, 11 февраля 1942, я направил Уинстону Черчиллю проект операции, имеющей целью устранить японскую угрозу этой французской колонии и использовать ее для войны в интересах дела союзников. Копия этого проекта была передана Верховному комиссару Южно-Африканского Союза, а также вам лично.
19 февраля 1942 я вновь обратился с письмом к премьер-министру, чтобы подчеркнуть всю важность и неотложность этого дела в связи с развитием событий на Дальнем Востоке.
Правда, с тех пор правительство Соединенных Штатов получило от Виши новые заверения относительно Мадагаскара. Однако я сомневаюсь в том, чтобы даже в Вашингтоне этим заверениям могли придавать сколько-нибудь серьезное значение.
Напротив, мне кажется, что в некоторых американских политических кругах начинают испытывать серьезную тревогу по поводу планов, вынашиваемых японцами в отношении острова, стратегическое значение которого нет необходимости подчеркивать.
В этих условиях я считаю долгом напомнить, что мы придаем важнейшее значение участию вооруженных сил «Свободной Франции» в любой операции, которая могла бы быть предпринята союзниками в отношении Мадагаскара. Кроме того, в результате такой операции Национальный комитет рассчитывает взять на себя административные функции в этой французской колонии на том же основании, как и на других французских территориях, которые продолжают борьбу на стороне союзников.
Я был бы вам признателен, если бы вы информировали меня об отношении правительства Его Величества к этим вопросам.
Искренне ваш.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Соединенных Штатах Адриена Тиксье генералу де Голлю, в Лондон Вашингтон, 13 апреля 1942
Отвечаю на ваши телеграммы по поводу Мадагаскара. Я запросил государственный департамент, обратилось ли правительство Виши к Соединенным Штатам с просьбой защитить Мадагаскар, если он окажется под угрозой вторжения. Вот что было мне отвечено:
1) Правительство Виши официально заявило, что оно будет защищать Мадагаскар против японской агрессии.
2) Сотрудничество американцев в защите острова предусматривалось весьма неопределенно. Окончательный обмен мнениями по этому вопросу не имел места.
Письмо Идена генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Лондон, 20 апреля 1942
Дорогой генерал де Голль!
В письме от 9 апреля вы коснулись вопроса о Мадагаскаре и заявили, что Национальный комитет придает особо важное значение участию вооруженных сил «Свободной Франции» в любой операции союзников, которая могла бы быть предпринята на этой территории, и что Комитет рассчитывает взять на себя функции управления на этой территории после любой операции такого рода.
Я принял к сведению точку зрения Комитета.
Преданный вам.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Бейрут, 29 апреля 1942
Спустя шесть месяцев после провозглашения независимости положение в странах Леванта характеризуется следующим образом:
Общественное мнение разочаровалось в правительствах этих стран, так как вопреки своим большим полномочиям эти последние проявили робость и слабую активность. Они пощадили знать, хотя и не сумели привлечь ее на свою сторону, и, обманув надежды масс, которые ожидали социальной справедливости и энергичного руководства, сохранили привилегии, не устранив злоупотреблений.
Особых осложнений могло бы не возникнуть, несмотря на такие факторы, как деятельность патриарха и Бехара эль Хури в Ливане и оппозиции в Сирии, а также несмотря на слабость правительств этих стран, если бы английская политика и позиция соседних государств не способствовали усилению этих отрицательных факторов.
…В сложившихся условиях я считаю разумным и необходимым нам самим решить проблему прежде, чем нас к этому вынудят, пустив в ход известные нам средства. При этом мы воспользовались бы выгодами, проистекающими от проведения несколько более либеральной политики, которую мы уже решили начать проводить, но которую вследствие несвоевременности до сих пор откладывали.
Я принял решение восстановить конституционные порядки. Однако я не хочу проводить выборы, которых желал бы Спирс, потому что они создали бы для иностранных агентов и иностранного золота слишком благоприятные возможности оказать давление на избирателей.
Один из моих предшественников приостановил действие конституции целым рядом постановлений, которые я имею право отменить. Тем самым палаты и глава государства, выполнявшие свои функции до этих постановлений, вновь начнут действовать, а полномочия избранных лиц, несмотря на имевший место перерыв, снова приобретут законную силу. После того как будет восстановлено действие конституции, мне останется лишь позаботиться о том, чтобы обеспечить достойное положение лицам, выполняющим ныне обязанности президентов.
Такой режим я мог бы представить как временный, установленный впредь до того момента, когда обстоятельства позволят государствам окончательно определить свой статут. Основываясь на том, что именно восстановленные палаты ратифицировали договоры 1936, я мог бы заявить от вашего имени, что «Свободная Франция», ратифицируя со своей стороны эти договоры, будет рассматривать их в качестве временных документов, определяющих ее взаимоотношения с данными государствами до тех пор, пока не представится возможность начать переговоры о новом договоре.
Я был бы очень признателен, если бы вы как можно скорее сообщили мне свое одобрение этих мероприятий, которые, на мой взгляд, отвечают нашим интересам и могут противодействовать имеющему место давлению на нас и попыткам вытеснить нас, пока они не стали более явными.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 4 мая 1942
Я всесторонне взвесил вашу телеграмму от 29 апреля. Она была изучена также Национальным комитетом.
Что касается Сирии, то в целом ваши предложения совпадают с тем, что я рекомендовал вам в июле, а именно вернуть на прежнее место президента Хашим бея, полномочия которого будут утверждены прежней палатой. Такое решение всегда представлялось мне самым разумным и самым справедливым. Однако необходимо будет разъяснить общественному мнению причины, по которым это решение осуществляется с опозданием. Конечно, яри теперешнем стратегическом положении Сирии проведение выборов немыслимо.
Что касается Ливана, то нам не вполне ясно, к чему в настоящее время может привести восстановление конституционных порядков. Эдде ушел в отставку с поста президента, а палата в ее последнем составе, как нам кажется, не пользовалась доверием страны. Сообщите нам, что вы предлагаете предпринять в Ливане.
Мы могли бы считать приемлемым, чтобы вы объявили в качестве временной основы наших взаимоотношений с Сирией и Ливаном договоры 1936. Однако ратификация этих договоров могла бы, по-видимому, автоматически аннулировать права Франции, вытекающие из мандата. Этот момент следовало бы разъяснять, указав на то, что мандат остается в силе до тех пор, пока Лига Наций не освободит Францию от него. Прошу по этому вопросу обратиться к письму, которое я вам направил из Дамаска 24 июня.
С другой стороны, напоминаю вам, что многие ливанцы, и в частности кардинал Таппуни, настроены очень враждебно к договору 1936 с Ливаном, поскольку он не дает достаточных гарантий религиозным меньшинствам. Таким образом, в этом вопросе необходимы уточнения.
Итак, мы одобряем приведение в действие конституционной машины в Сирии. Прежде чем будет принято какое-либо решение, мы просим вас прислать объяснение вашего проекта относительно Ливана. Мы призываем вас пользоваться сложными договорами 1936 с большой осторожностью и благоразумием.
Меморандум, переданный Национальным комиссаром по иностранным делам Морисом Дежаном постоянному заместителю министра иностранных дел Великобритании сэру Александру Кадогану Лондон, б мая 1942
I. 10 декабря 1941 в беседе с генералом сэром Аланом Фрэнсисом Бруком генерал де Голль обратил внимание начальника имперского штаба на стратегическое значение французской колонии Мадагаскар и высказал мнение о необходимости присоединить этот остров к «Свободной Франции» и ее союзникам.
16 декабря 1941 генерал де Голль коснулся этого же вопроса в письме на имя Черчилля.
11 февраля 1942 он направил английскому премьер-министру проект операции на Мадагаскаре и информировал об этом сэра Алана Фрэнсиса Брука. Проект операции был направлен также Верховному комиссару Южно-Африканского Союза в Лондоне.
Копии письма Черчиллю и Верховному комиссару Южной Африки в тот же день были направлены Дежаном постоянному заместителю министра иностранных дел Великобритании. Указанный проект предусматривал проведение вооруженными силами «Свободной Франции» операции по блокированию Диего-Суареса при поддержке авиации союзников и при содействии английского флота.
13 февраля майор Мортон своим письмом информировал генерала де Голля о том, что премьер-министр дал указание начальникам штабов срочно изучить проект, предложенный генералом де Голлем. Ответ майора Мортона был подтвержден письмом сэра Алана Фрэнсиса Брука.
19 февраля в очередном письме на имя премьер-министра генерал де Голль подчеркнул важность и неотложность указанного мероприятия в связи с развитием событий на Дальнем Востоке.
Наконец, 9 апреля генерал де Голль вновь коснулся того же вопроса в письме Идену.
Во всех этих документах генерал де Голль стремился подчеркнуть, что Национальный комитет придает особенно большое значение участию вооруженных сил «Свободной Франции» в любой операции, которая могла бы быть предпринята союзниками, и что, кроме того, в результате такой операции Национальный комитет намерен взять на себя управление французской колонией Мадагаскар на том же основании, как и на других французских территориях, которые продолжают борьбу на стороне союзников.
В письме от 20 апреля министр иностранных дел Великобритании сообщил генералу де Голлю, что он принял к сведению соображения Национального комитета.
II. В этих условиях должно быть понятно удивление, с которым Национальный комитет узнал о действиях, предпринятых английскими вооруженными силами в ночь на 5 мая против Диего-Суареса.
Национальный комитет в принципе не возражает против проведения подобной операции, необходимость и срочность которой он сам подчеркивал в течение ряда месяцев и которая диктуется общими интересами. Но он не может согласиться с тем, что его об этом не предупредили и с ним по данному вопросу не консультировались.
В самом деле, вопрос о Мадагаскаре был предметом длительной переписки. Он касается французской территории. Действия, проводимые в настоящее время на Мадагаскаре, могут иметь в ближайшем будущем прямые последствия для французских вооруженных сил и французских территорий, ведущих борьбу, в такой же степени, как и для британских вооруженных сил и территорий. Кроме того, обстоятельства, при которых Англией было принято решение о проведении военных действий на Мадагаскаре, и сам порядок их осуществления могут вызвать крайнее неодобрение многих французов, даже из числа наиболее преданных делу союзников. В этом смысле такие действия могут нанести моральный ущерб Национальному комитету в самой Франции, поскольку подавляющее большинство французского народа считает, что Национальный комитет несет солидарную ответственность за позицию союзников по отношению к Франции. Наконец, Национальный комитет обеспокоен тем, как может отразиться мадагаскарская операция на моральном состоянии вооруженных сил «Свободной Франции» и населения присоединившихся к ней территорий.
Сообщение английского морского министерства и военного министерства, о котором Национальный комитет узнал из печати, содержит заверение о том, что Объединенные Нации не намерены «вмешиваться в статут той или иной французской территории, которая по-прежнему будет принадлежать Франции и входить в состав Французской империи».
С другой стороны, государственный департамент США заявил, что «Соединенные Штаты и Великобритания согласны с тем, чтобы Мадагаскар вновь перешел к Франции после войны или после того, как оккупация этого острова не будет уже иметь существенного значения для общего дела Объединенных Наций».
Национальный комитет ознакомился с этими сообщениями, опубликованными в печати, однако он не может согласиться с подобной постановкой вопроса. Она по сути дела совершенно не удовлетворяет интересы Франции и несовместима с задачей, которую взял на себя Национальный комитет и в силу которой он пользуется признанием и поддержкой огромного большинства французского народа.
1) Действительно, как бы ни были искренни намерения союзников, совершенно очевидно, что будущее Франции, в частности ее взаимоотношения с союзниками, в значительной мере зависит от того, насколько активно будет ее участие в войне на стороне союзников.
Основная цель Национального комитета состоит в том, чтобы всеми средствами способствовать наиболее активному и интенсивному участию Франции в борьбе. Вот почему он стремится всеми возможными средствами объединить все свои вооруженные силы и все французские территории. Он не может удовольствоваться тем, что та или иная французская колония будет избавлена от угрозы со стороны держав оси и нейтрализована. Он считает необходимым, чтобы любая французская территория, освобожденная от условий перемирия, активно включилась в войну со всеми ее людскими и материальными ресурсами. Французский национальный комитет не может также допустить, чтобы Французская империя подверглась расчленению в результате участия в борьбе. Интересы Франции требуют, чтобы французские силы, способные сражаться за освобождение Родимы, были сведены воедино. Всякое другое решение, распыляя наши силы, привело бы к ослаблению участия Франции в войне и было бы чревато опасностью возникновения во Французской империи в будущем раскольнических тенденций.
Если в дальнейшем к Антильским островам, Гвиане, Французской Западной Африке или Французской Северной Африке будет применен метод, использованный по отношению к Мадагаскару, то это фактически приведет к расчленению Французской империи, в котором французский народ вынужден будет усмотреть начало ее раздела.
2) Деятельность свободных французов является оправданной в глазах всего мира, перед лицом французского народа и в их собственных глазах только в том случае, если, продолжая борьбу, они сохраняют Францию в лагере союзников.
Если же сами союзники своими действиями показывают, что они, по-видимому, не считают Французский национальный комитет единственным органом, компетентным решать вопросы участия Франции в общей борьбе, и в данном случае даже не консультировались с ним относительно этого участия, то, очевидно, существование Сражающейся Франции лишается всякого смысла. Сопротивлению французского народа, олицетворением и душой которого является Сражающаяся Франция, может быть нанесен серьезный удар как раз в тот момент, когда оно имеет более важное значение для союзников, чем когда-либо.
3) С точки зрения ведения войны в целом даже временное занятие той или иной французской территории союзниками в обход Национального комитета дает очень хороший аргумент врагу и его сообщникам, которые всегда охотно говорят об англосаксонском империализме. В руках такого человека, как Лаваль, подобный аргумент при существующих условиях может стать весьма опасным.
III. Национальный комитет сознает, что он действует в интересах союзников, так же как и в интересах Франции, категорически настаивая перед английским правительством на том,
а) чтобы вооруженные силы «Свободной Франции» как можно скорее были привлечены к участию в борьбе за французскую колонию Мадагаскар и, в случае необходимости, в операциях, проводимых там в настоящее время с целью устранения угрозы со стороны держав оси;
б) чтобы Национальный комитет при первой возможности, а по окончании операций в любом случае взял на себя управление островом, чтобы, таким образом, не имело места никакого перерыва в осуществлении французского суверенитета на Мадагаскаре;
в) чтобы уже сейчас по соглашению с Национальным комитетом был рассмотрен весь комплекс вопросов, связанных с французскими владениями в Индийском океане и в Красном море (остров Реюньон, Коморские острова, острова Крозе, остров Кергелен, острова Сен-Поль и Новый Амстердам, Джибути), судьба которых непосредственно связана с судьбой Мадагаскара.
Национальный комитет будет признателен правительству Великобритании, если бы оно уточнило свою точку зрения по этому вопросу.
Коммюнике правительства Великобритании по вопросу о Мадагаскаре (Перевод) 13 мая 1942
Как уже было разъяснено ранее, намерение правительства Его Величества в Соединенном Королевстве, предпринявшего недавно операцию на Мадагаскаре, состояло в том, чтобы помешать использованию державами оси этой территории в своих интересах, сохранить ее для Франции и обеспечить французский суверенитет.
Учитывая сотрудничество Французского национального комитета с Объединенными Нациями, правительство Его Величества стремится к тому, чтобы этот Комитет в качестве представителя Сражающейся Франции играл подобающую роль в управлении освобожденной французской территорией.
Телеграмма генерала де Голля главнокомандующему вооруженными силами в Свободной Французской Африке генералу Леклерку, в Браззавиль Лондон, 14 мая 1942
Вооруженные силы «Свободной Франции» не принимали участия в операции в районе Диего-Суареса. Однако английское правительство в настоящее время согласно с нами в вопросе о том, чтобы мы взяли в свои руки, когда это станет возможным, управление этой колонией, а также в том, конечно, чтобы мы обеспечивали ее оборону совместно с нашими союзниками.
Для выполнения этой задачи по обороне, а, возможно, также и для завершения освобождения Мадагаскара нам нужно будет направить туда войска из Свободной Французской Африки. В их состав могут быть включены целиком или частично следующие подразделения:
I штаб,
3 пехотных батальона,
1 танковая рота,
I разведывательная рота,
1 батарея,
1 транспортная рота,
вспомогательные подразделения.
Эти войска будут необходимы по крайней мере до тех пор, пока не представится возможность вновь создать собственные вооруженные силы колонии.
Я вполне отдаю себе отчет в том, что такой вклад является нелегким для войск, находящихся под вашим командованием, но вы, конечно, поймете, как велико значение такого вклада.
В связи с вышеизложенным прошу срочно сообщить мне ваши предложения по вопросу о командовании и о составе этих подразделений, а также сроки, в течение которых они могут быть сосредоточены в портах для погрузки.
Письмо генерала де Голля Идену Лондон, 16 мая 1942
Дорогой господин Иден!
Когда 11 января я имел удовольствие беседовать с вами, вы спрашивали, намереваемся ли мы в настоящее время направить в Диего-Суарес представителя наших военных или гражданских властей.
Имею честь сообщить вам, что Национальный комитет намерен временно направить в Диего-Суарес подполковника Пешкова, находящегося в настоящий момент в Претории. Я был бы вам признателен, если бы вы поставили вопрос перед компетентными органами о предоставлении ему необходимых транспортных средств.
Считаю нужным вновь выразить свое убеждение в том, что с военной точки зрения было бы пагубно оставить Мадагаскар в теперешнем положении и не обеспечить контроль над всем островом. Хотя теперь мы не можем уже больше рассчитывать на преимущества внезапности, мы по-прежнему будем готовы к проведению операции. В Свободной Французской Африке мы располагаем достаточным количеством сухопутных войск, а в Средиземном море у нас имеются военные корабли, необходимые для конвоирования. Мы нуждаемся только в транспортных средствах и в поддержке авиации.
Во всяком случае и независимо от событий на Мадагаскаре мы намерены собственными силами осуществить присоединение острова Реюньон к «Свободной Франции». С этой целью приблизительно через три недели могут прибыть два французских посыльных судна, находящиеся сейчас в Средиземном море. Учитывая, что остров обороняется довольно слабо, а его население питает к нам благожелательные чувства, есть все основания полагать, что операция по присоединению острова Реюньон не представит больших трудностей.
С другой стороны, мы придаем весьма большое значение получению от вас информации об условиях перемирия, заключенного в Диего-Суаресе между английским командованием и властями Виши.
Полученные недавно сообщения, в частности из Свободной Французской Африки, подтверждают опасения, высказанные в нашем меморандуме от 6 мая, относительно влияния, которое оказали события на Мадагаскаре, как они протекали, на моральное состояние населения французских территорий, продолжающих борьбу, В этой связи я считаю весьма важным, чтобы политика, намеченная правительством Его Величества в его коммюнике от 13 мая, была немедленно проведена в жизнь.
Искренне ваш.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, вЛондон Бейрут, 20 мая 1942
От имени своего правительства Кэйзи обратился ко мне в Каире с просьбой согласиться на то, чтобы выборы в Сирии и Ливане были назначены на ноябрь и чтобы об этом было объявлено как можно скорее. Такая просьба мотивируется необходимостью восстановить конституционные порядки, которых, по утверждению англичан, требуют страны Леванта и которые рассматриваются соседними арабскими странами (Египет и Ирак) в качестве необходимого критерия подлинной независимости.
Я ответил Кэйзи, что мы не хотим недооценивать последствия превращения этих стран в независимые и желали бы видеть их демократическими и парламентарными республиками. Однако мы считаем, что 90 процентов населения этих стран готовы отложить введение этой формы правления до конца войны и что, соглашаясь с возможностью проведения выборов в конце этого года, по истечении критического периода, в который мы вступаем, мы считали бы неразумным, чтобы избирательная борьба началась за шесть месяцев до выборов и в этих странах была бы создана вследствие этого тревожная обстановка, могущая парализовать действия их правительств. В связи с этим я предложил подождать до конца сентября, когда, при наличии благоприятных обстоятельств, можно было бы внезапно объявить о выборах.
Государственный министр весьма настаивал на том, чтобы были приняты его предложения. Соглашаясь с обоснованностью моих возражений с точки зрения внутреннего положения, он подчеркнул, что, по мнению его правительства, соображения внешнеполитического характера заставляют не откладывать объявление выборов, которых с нетерпением ожидают Ирак и Египет.
Подобный шаг подтвердил бы искренность союзников и тем самым создал бы в арабских странах благоприятное к ним отношение, выбив из рук вражеской пропаганды весьма опасное оружие. Кэйзи добавил, что проявление с нашей стороны столь широкой инициативы способствовало бы признанию «Свободной Франции» правительствами Египта, Ирака и даже Ирана.
Мы обсуждали этот вопрос на трех заседаниях, и я пришел к убеждению, что мы не можем долго — если исключить крайне тяжелый случаи: оккупацию стран Леванта Германией — противостоять без ущерба для себя совместному нажиму Англии, Египта и Ирака. Я считаю, что нам выгоднее добровольно согласиться выполнить то, что в настоящее время нам лишь советуют сделать. Поэтому я заявил, что я лично согласен и буду рекомендовать вам дать согласие на то, чтобы назначить выборы на ноябрь и чтобы через месяц о них объявили — сначала я от имени союзников, а затем главы правительств. Последние будут оставаться на своих постах и доверят руководство общественными делами беспристрастным палатам. Я подчеркнул, что, присоединяясь к английской точке зрения, я руководствуюсь принципом союзнической солидарности, полным пониманием требований английской военной политики и желанием облегчить достижение победы. Государственный министр сказал, что он ценит мои побуждения, и выразил мне свою благодарность.
Прошу вас, а также Национальный комитет одобрить занятую мною позицию и в любом случае обеспечить мне возможность в кратчайший срок сообщить Кэйзи нашу точку зрения.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 26 мая 1942
Отвечаю на вашу телеграмму от 20 мая, которая была рассмотрена Национальным комитетом.
В отношении выборов в Сирии и Ливане вы ставите вопрос, который уже частично разрешен, поскольку вы уже взяли определенные обязательства перед Кэйзи, а американская печать сообщила об этом как о совершившемся факте. Я остаюсь при том убеждении, что нам было бы лучше самим восстановить в августе прошлого года, по крайней мере в Сирии, конституционный режим, призвав к власти Хашим бея эль Атаси. Тем самым мы избежали бы как упрека в неискренности, так и неприятностей, связанных с проведением выборов в разгар войны.
Может быть, население Сирии и получило известную пользу от умелой деятельности шейха Тадж-эд-дина. Однако надо было предвидеть, что при существующих внутренних и внешних условиях такая система не сможет оказаться долговечной. А теперь нам приходится в вопросе, касающемся исключительно нашего мандата, действовать по инициативе наших английских конкурентов…
Во всяком случае, Национальный комитет не может отвергнуть ваше предложение относительно проведения выборов в Сирии и Ливане, учитывая условия, в каких оно было сделано.
Однако я считаю, что объявить об этом решении и опубликовать дату выборов следует как можно позже, а сами выборы проводить в октябре или даже, если это удастся, в ноябре. Ибо я плохо себе представляю, какой авторитет будут иметь нынешние правительства Дамаска и Бейрута после объявления о предстоящих выборах, если все будут знать, что их дни сочтены.
При любых обстоятельствах мы не можем согласиться, чтобы, призывая население голосовать, вы заявили, что действуете от имени союзников. Англичане не имеют абсолютно никакого права ни с политической, ни с юридической точки зрения выступать и этом деле. Мы одни являемся мандатариями в странах Леванта.
Именно этому я придаю исключительное значение. Прошу вас учесть это обстоятельство и в категорической форме дать понять это Кэйзи.
Телеграмма представителя «Свободной Франции» в Восточной Африке Гастона Палевского генералу де Голлю, в Лондон Каир, 30 мая 1942
Наступление лета, эвакуация итальянцев через Зейлу и Берберу, а не через Джибути, невозможность произвести замену на Мадагаскаре, согласие метрополии на сдачу Диего-Суареса — все это не могло не привести к упадку морального состояния в Джибути. Там создалось впечатление, что эта область не интересует ни друзей, ни врагов. Об этом упадке морального состояния я имею точную информацию. Один железнодорожный служащий даже сообщил, что ни при каких обстоятельствах железная дорога не будет разрушена.
Уже сейчас необходимо добиться возобновления гарантии, что в случае капитуляции район Джибути будет оккупирован только одним французским батальоном, которому в случае необходимости будут приданы ремонтные команды, и что прибытие этого батальона в район Джибути будет облегчено соответствующими указаниями, данными командованию английских войск на Среднем Востоке. Переговоры о репатриации с представителями Джибути будут, по-видимому, вестись английским командованием вместе с вашими представителями. В целях достижения успеха я настаиваю также на том, чтобы новые гражданские и военные органы вступили от вашего имени в управление районом Джибути и предприняли попытку присоединить его к «Свободной Франции».
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру и генералу де Лармина, в Бейрут, генерал-губернатору Эбуэ и генералу Леклерку, в Браззавиль, верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 6 июня 1942
Несмотря на формальные предосторожности, которые приняло английское правительство по отношению к нам в мадагаскарском вопросе, Англия, по-видимому, преследует свои собственные цели в отношении этой французской колонии.
У меня есть основания полагать, что аналогичная операция, организуемая, возможно, Англией совместно с Соединенными Штатами, может быть подготовлена в отношении Дакара и излучины Нигера. Нас могут отстранить от участия в этой операции, как это имело место на Мадагаскаре и по тем же соображениям. Однако нас в этом случае использовали бы как ширму перед французским общественным мнением, которое почти повсеместно выражает нам доверие.
Вам, моему соратнику в деле служения Франции, я считаю своим долгом сказать о том, что если мои подозрения оправдаются, я сочту для себя невозможным сохранять союз с англосаксонскими державами. С этого момента я считал бы преступлением продолжать оказывать им нашу прямую поддержку. Об этом я сегодня предупредил английское правительство, заявив, конечно, что такую перспективу я считаю почти невероятной.
В случае этой опасной перспективы надежда Франции будет заключаться в пашем непоколебимом единстве. Прошу вас уже теперь недвусмысленно сообщить об этой нашей решимости представителям англосаксонских стран, с которыми вы находитесь в контакте. Однако на случай, если мы окажемся вынуждены отказаться от союза, ставшего неприемлемым, даю вам следующие инструкции:
Максимально сплотить все наши силы на освобожденных нами территориях. Удерживать эти территории. Не поддерживать никаких отношений с англосаксонскими державами, чего бы это нам ни стоило. Оповестить французский народ и мировое общественное мнение, используя все имеющиеся в нашем распоряжении средства, в частности радио, о причинах занятой нами позиции. Я думаю, что это будет крайней попыткой в случае необходимости дать отпор империализму. Во всяком случае, это будет единственно правильная позиция.
Сообщаю вам, что когда в начале мая я хотел направиться в Бейрут и в Браззавиль, английское правительство не рекомендовало мне это делать под всякими лживыми предлогами. Спустя несколько дней после этою произошли события в районе Диего-Суареса. Сейчас, когда я хотел направиться к вам, английское правительство настояло на том, чтобы я отложил свое намерение, сославшись при этом на вероятность операции на западе, хотя мне известно, что подобные операции в настоящее время немыслимы. А отправиться отсюда куда-либо без согласия англичан я не имею возможности.
В заключение надеюсь, что все это кончится для нас благополучно. Однако все будет зависеть исключительно от нашей твердости и единства.
С дружеским приветом.
Телеграмма генерала де Голля генерал-губернатору эбуэ и генералу Леклерку, в Браззавиль Лондон, 10 июня 1942
В телеграмме от 6 июня я сообщил вам о своих опасениях в связи с американскими и, хотя и в меньшей степени, с английскими планами в отношении единства и целостности нашей империи. К тому же эти планы далеко не встречают единодушного одобрения правительств и общественного мнения США и Англии. Между тем в настоящий момент в политике этих стран преобладает принцип священного эгоизма. Сражающаяся Франция является в этом отношении препятствием в осуществлении их намерений.
Вполне отдавая себе отчет в тех серьезных последствиях, которые представлял бы для них разрыв со Сражающейся Францией, они пытаются обойти ее изнутри. В частности, они делают вид, будто стремятся урегулировать вопросы о совместном проведении военных действий с местными властями. Они рассчитывают, что со стороны этих властей им будут созданы все необходимые условия, а сами они ничего не сделают взамен для обеспечения национальных и имперских интересов Франции.
Предупреждаю вас о необходимости быть бдительными в отношении подобных приемов наших американских и английских союзников. Совершенно необходимо, чтобы во взаимоотношениях с ними мы всюду проявляли исключительную сплоченность. На первый взгляд, местные соглашения с ними могут вам казаться с экономической или с военной точки зрения в какой-то мере удобными. Однако по соображениям высшего порядка я настаиваю на том, чтобы все просьбы или предложения иностранных властей по любым вопросам, касающимся использования ими наших территорий, или наших войск, или оснащения ими этих территорий и этих войск, или совместных действий этих территорий и этих войск с их войсками, или даже пребывания, приезда, а также отъезда их граждан с этих территорий, или из расположения этих войск, рассматривались и решались Национальным комитетом. В частности, это касается миссии Тэйлора и Каннингэма. Как люди практические, англосаксонские представители вскоре вынуждены будут смириться с неизбежным, и тогда я смогу воспользоваться содействием, которое мы им оказываем в интересах Франции и империи в целом.
Беседа между Черчиллем и генералом де Голлем 10 июня 1942, записка составлена канцелярией генерала де Голля для членов Национального комитета
Беседа состоялась по инициативе Черчилля на Даунинг-стрит. Она началась в 17 ч. 30 мин. и продолжалась около часа в обстановке исключительной сердечности.
Премьер-министр выражает генералу де Голлю свое восхищение великолепными действиями французских войск в Бир-Хакейме. «Это один из самых замечательных боевых подвигов нынешней войны», — говорит он. По поводу происходящего сражения Черчилль указывает, что оно, несомненно, продлятся долго. «Это очень хорошо, в особенности для русских, которые почувствуют от этого облегчение», — говорит Черчилль. Поскольку английская армия располагает в этом районе значительными средствами, у Черчилля нет никаких опасений относительно исхода сражения. Генерал де Голль благодарит Черчилля за его высокую оценку действий французских войск. Хотя он не хочет непосредственно вмешиваться в руководство боевыми действиями, он считает, что сейчас было бы своевременным отвести с занимаемых ими позиций войска Кенига.
Черчилль касается затем вопроса о Мадагаскаре. «Мне известно, говорит он, — что вы были оскорблены тем, что мы предприняли экспедицию без вашего участия. Правильно или нет, но мы считали, что, действуя самостоятельно, мы встретим меньше сопротивления. В то же время мы должны были учитывать точку зрения Америки. Нам хотелось по мере возможности избежать осложнений. Прежде всего мы стремились к тому, чтобы овладеть Диего-Суаресом, дабы не дать японцам возможности захватить эту базу. Но у нас не было абсолютно никакой задней мысли, ни политической цели в отношении Мадагаскара. Мне не нужен Мадагаскар! Впрочем, мы еще точно не знаем, что мы там предпримем. Это „очень большой“ остров, и нам не хотелось бы быть вынужденными заходить слишком далеко».
Генерал де Голль замечает, что было бы рискованно не обеспечить контроль над всем островом. Он возобновляет свое предложение использовать там войска «Свободной Франции». Он добавляет: «Метод, которому следовали в этом вопросе англичане, ставит Национальный комитет в неприемлемое положение по отношению к Французской империи. Мы хотим, чтобы Мадагаскар присоединился к „Свободной Франции“ и вновь принял участие в войне».
«Мне это понятно, — говорит Черчилль. — Но тогда, возможно, понадобится новая операция. Мы еще не приняли решения по этому вопросу. Вас, по-видимому, беспокоит наша нынешняя политика. Между тем у нас нет никаких дурных намерений».
«Согласитесь, — замечает генерал, — что внешне это не столь уж очевидно. Нас вы отстраняете от участия в этом деле и в то же время на месте вступаете в соглашение с представителями Виши.
Может быть, вы или американцы, а возможно и вы и они одновременно, имеете аналогичные планы в отношении Дакара или излучины Нигера. Такие злоупотребления в отношении французского народа были бы весьма опасны. Правда, в настоящий момент у него другие заботы. Может быть, Мадагаскар его сейчас и не очень интересует. Но в дальнейшем все это всплывет на поверхность. Если вы хотите сохранить франко-английскую дружбу и впоследствии, вам нужно уже сейчас позаботиться о том, чтобы избегать всего, что может причинить ей длительный ущерб. Мы ведем вместе моральную войну в мировом масштабе. Нет такой колонии, как бы хороша она ни была, ради обладания которой Великобритании стоило бы пожертвовать дружбой Франции».
«У нас нет никаких посягательств на Французскую империю, — повторяет Черчилль. — Я хочу, чтобы Франция была великой державой и имела великую армию. Это необходимо для мира, порядка и безопасности в Европе. Тридцать лет я неизменно придерживался такой политики в отношении Франции. Этой политике я остаюсь верен и сегодня».
«Верно, что вы всегда придерживались такой линии, — отвечает генерал де Голль. — Лично вам принадлежит заслуга сохранения верности этой линии в момент перемирия. В этот момент вы почти один продолжали делать ставку на французскую карту и тем самым проявили большую дальновидность. Французская карта называлась тогда де Голлем. Оба наши имени отныне связаны с этой политикой. Если вы от нее откажетесь, это принесет вред как вам, так и нам, тем более что в настоящий момент наше дело начинает двигаться успешно. „Свободная Франция“ стала символом и душою Сопротивления. В этом смысле и я в свою очередь верен вам. Но у меня слишком мало средств, чтобы нести ответственность за интересы Франции. Отсюда вытекают большие трудности, с которыми я сталкиваюсь. Я вас прошу помочь мне в преодолении их. Я согласен с тем, что в целом вы к нам расположены неплохо. Но тут имеются весьма серьезные исключения. Что же касается американцев, то их политика по отношению к нам просто жестока. Известно ли вам, что на церемонию по случаю Дня памяти жертв войны американское правительство пригласило вишистских военных атташе, а наши офицеры приглашены не были? В глазах американцев французы, сражающиеся у Бир-Хакейма, не являются воюющей стороной».
«Да, — сказал Черчилль, — американцы не хотят отказываться от своей политики по отношению к Виши. Они воображают, что наступит день, когда немцы до такой степени истерзают Виши, что оно возобновит войну на стороне союзников. Американцы думают, что именно им удалось помешать Лавалю и Дарлану сдать флот немцам. В конечном счете, может быть, такая политика и полезна. Так, например, в мадагаскарском вопросе американское правительство через Така заявило Лавалю, что если Франция будет вести войну против Великобритании, она тем самым одновременно окажется в состоянии войны с Америкой».
Генерал де Голль говорит, что при любых обстоятельствах правительство Виши не отдаст французского флота и не будет вести войну на стороне Германии. Причина этого весьма проста, и американцы тут ни при чем: дело все в том, что этого не хочет французский народ. В период событий в Сирии, к примеру, правительство Виши не вступило в войну. Задача состоит в том, чтобы поддержать волю французского народа к сопротивлению и пробудить в нем стремление продолжать войну. Однако, проявляя пренебрежительное отношение к сражающимся французам, этой цели добиться невозможно. С этой точки зрения эпизод с Вейганом особенно показателен. Политика американцев в отношении Вейгана отнюдь не привела к вступлению вновь Вейгана и Северной Африки в войну, а, наоборот, усыпила боевой дух французов в этом районе.
Черчилль не возражает против этого.
Английский премьер с удовлетворением констатирует, что Франция восстанавливает свои силы и сплачивается вокруг генерала де Голля.
Генерал указывает, что организация внутреннего Сопротивления развивалась бы еще более успешно, если бы английские ведомства лучше нам помогали. «Я думал, что они сотрудничают с вами как следует», — говорит Черчилль.
«И да и нет, — отвечает генерал. — Они могли бы действовать более оперативно и более искренно, чем они это делают, и предоставлять в наше распоряжение больше средств».
Затем был сделан намек на дело Мюзелье.
«Вам ведь тоже случается иногда заменять одного адмирала другим, говорит генерал де Голль. — Что же касается внутренних затруднений, с которыми мы сталкиваемся в наших тихоокеанских колониях и которые так раздуты американцами, то ведь мы в этом деле не монополисты. Вспомните, что было у вас недавно на Багамских островах!»
Черчилль улыбается и не возражает.
«Все эти истории не имеют решающего значения, — говорит он. Единственным определяющим и важным фактом является война. Возможно, мы будем во Франции уже в следующем году. Во всяком случае, мы будем там вместе. Нам еще предстоит преодолеть большие препятствия, но я уверен, что победа будет на нашей стороне. Наши силы растут. В 1943 и 1944 мы будем еще сильнее. Мы построим такое количество самолетов, кораблей, танков, что в результате одержим верх. Если вы встречаете трудности, подумайте о том, что и я от них не избавлен. Недавно, например, у меня были затруднения с австралийцами. Они опасались вторжения и проявляли чрезмерную тревогу. Австралийцы хотели, чтобы я направил им корабли, а у меня их не было…»;
Затем беседа коснулась России.
«Любопытно, — говорит Черчилль, — что немцы не спешат с началом своего большого наступления. Пока еще не видно, чтобы они сосредоточивали войска. Что касается Японии, то она, вероятно, не зайдет слишком далеко. Японцы потеряли много кораблей. Война для Японии свелась к операциям военно-морского флота, а флот — это государство в государстве. Кроме всего прочего, японцы напоминают животное, которое слишком много проглотило; им необходимо время, чтобы переварить проглоченное».
Провожая генерала де Голля, Черчилль говорит:
«Мы должны с вами еще встретиться. Я вас не оставлю. Можете рассчитывать на меня», — заявляет он в заключение.
Черчилль провожает генерала де Голля до дверей и говорит, что даст указание опубликовать коммюнике по поводу состоявшейся между ними беседы.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру и генералу Лармина, в Бейрут, генерал-губернатору Эбуэ и генералу Леклерку, в Браззавиль, верховному комиссару д’Аржанлье, в Нумеа Лондон, 14 июня 1942
После состоявшейся 10 июня встречи с Черчиллем имел вчера продолжительную беседу с Иденом. Заявления, сделанные вами в соответствии с моими указаниями английским представителям на местах, произвели впечатление. Вслед за Черчиллем Иден категорически заверил меня в том, что его правительство не имеет никаких притязаний ни на одну из территорий Французской империи. В частности, оно не имеет в виду проводить какие-либо действия против Дакара или в излучине Нигера и уверено в том, что такова же точка зрения американцев. Я охотно принял к сведению эти заверения.
Однако я обратил внимание Идена на то, что трудности, создаваемые для нас в Леванте английской политикой, проволочка с направлением Пешкова в Диего-Суарес, политика расчленения и нейтрализации Французской империи, проводимая Соединенными Штатами, их позиция в отношении Сен-Пьера и Микелона, Антильских островов, Гвианы и Новой Каледонии, деятельность миссии Франка против наших владений в районе Нигера — все это по-прежнему является для нас причиной беспокойства. Английский министр иностранных дел ответил на это повторением своих заверений.
Учитывая изложенное выше, прошу вас довести до сведения состоящих при вас английских представителей (а генерала Катру — до сведения Кэйзи) о том, что я поставил вас в известность о моих недавних беседах с Черчиллем и Иденом. Скажите им, что в результате этих бесед беспокойство, которое мы испытывали в связи с различными тревожными признаками, может считаться устраненным в том, что касается англичан. Добавьте, что в связи с этим вы готовы в районе, находящемся в вашем ведении, вновь создать разрядку в отношениях.
В конечном счете я полагаю, что недавняя поездка Молотова в Лондон и Вашингтон явилась для нас действительной поддержкой и что требования русских относительно открытия фронта на Западе еще в этом году заставили отложить в сторону планы, которые вынашивались раньше.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 18 июня 1942
Настоящая телеграмма служит продолжением телеграммы от 6 июня и ответом на вашу просьбу о некоторых уточнениях.
С моей стороны было бы совершенно излишним говорить вам о том, что в любом случае, и даже если нам придется, к несчастью, прервать отношения с тем или иным из наших союзников, наш долг — продолжать борьбу с врагом всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами.
Но в то же время я должен повторить, что с нашей стороны было бы преступлением, если бы мы служили ширмой, за которой происходит ликвидация империи французского народа. Определенные круги англосаксонских стран, как вам известно, склонны проводить именно такую политику, ссылаясь при этом на капитуляцию, на позицию нашего флота, бездействие или даже враждебность, проявленную в течение двух лет со стороны значительной части нашей империи. Эти круги считают, что, освобождая французскую национальную территорию, союзники тем самым уже достаточно делают для нашей страны. К тому же они хотели бы в дальнейшем в большей или меньшей степени контролировать внутренние дела Франции, взять на себя гарантии ее портов и даже ее промышленности, проводя все это под видом моральной и материальной помощи. Такие тенденции в какой-то мере влияют на нынешнюю политику государственного департамента по отношению к нам и к Виши.
Лишь путем постоянного решительного противодействия подобным намерениям и давая попять, что в крайнем случае мы не остановимся перед необходимостью порвать отношения, нам удастся сейчас и удастся в дальнейшем спасти по крайней мере самое основное. Только таким образом мы сумели удержать позиции Франции в Леванте, а затем сохранить Сен-Пьер и Микелон. Таким же самым путем мы сумели заставить английских колонизаторов отступить в вопросе о Мадагаскаре и вынудить американцев умерить свой нажим на Новую Каледонию. И, наконец, только таким образом нам удастся оказать определенное воздействие на позицию США в целом. Добавлю, что в этом, как и в других отношениях, нас в настоящее время поддерживают и поощряют многие круги по Франции. Я, разумеется, не имею в виду вишистов.
Тот или иной исход борьбы будет, конечно, зависеть от позиции французского народа. Поэтому основные наши усилия направлены на то, чтобы нам самим организовать сопротивление врагу во Франции. Несмотря на ряд трудностей, мы добились уже очевидных результатов и превратились в такую силу, что когда мы ставим вопрос о том, что можем отказаться от сотрудничества, наши партнеры бывают вынуждены идти на уступки.
Я, конечно, не хочу сказать, что эти условия делают войну легкой. Они являются результатом катастрофы, в которой мы неповинны, но тяжесть которой ложится на наши плечи, поскольку мы взяли на себя обязательство отстоять честь и интересы Франции, преданной известными вам людьми. Мы, конечно, могли бы ограничиться чисто военной ролью, удовольствовавшись передачей в помощь союзникам нескольких своих батальонов. Именно это рекомендовали нам сделать как империалисты Вашингтона и Лондона, так и лицемерные глашатаи Виши. Это привело бы к тому, что на полях сражений осталось бы еще несколько трупов французских солдат, но Франции это не принесло бы никакой пользы.
Перед нами стоят гораздо большие задачи, и сегодня, так же как и в первый день, я уверен, что нам удастся их разрешить. Однако достижение успеха возможно лишь при двух условиях: единство и твердость.
Примите уверения в моем доверии и моей дружбе.
Речь генерала де Голля в эдинбургской ратуше 23 июня 1942
Я не думаю, чтобы в какую бы то ни было эпоху француз, попадающий в Шотландию, не испытывал бы какого-то особого чувства волнения. Едва он вступает на землю этой древней и благородной страны, как сразу же замечает между вашим и нашим народами множество общих черт, происхождение которых уходит вглубь веков. Одновременно ему приходят на память тысячи вечно живых и дорогих ему проявлений франко-шотландского союза, самого древнего союза в мире.
Когда я говорю о франко-шотландском союзе, разумеется, я прежде всего думаю о тесном политическом и военном согласии, которое существовало еще со времени Средних веков между нашей старой монархией и вашей.
Я думаю о том, что в жилах наших королей текла в то время шотландская кровь, а в жилах ваших королей текла французская кровь. Я думаю о славных победах, совместно одержанных на полях сражений в прошлом, начиная с осады Орлеана, который был освобожден Жанной д’Арк, и до Вальми, когда Гёте сказал, что начинается новая эра мировой истории.
На протяжении пяти столетий в любом бою, в котором решалась судьба Франции, всегда участвовали шотландские солдаты, сражавшиеся плечом к плечу с солдатами Франции. Французы думают о вас, что никогда ни один народ не проявил больше благородства в дружбе, чем народ вашей страны.
Но старинный союз между нашими странами был ознаменован не только общей политикой, брачными узами и совместными боевыми победами. В нем были не только Стюарты, французские и шотландские королевы, Кеннеди, Бервик, Макдональд и славная шотландская гвардия. Он был отмечен также тысячами глубоких связей наших сердец и умов. Можем ли мы забыть о взаимном влиянии французских и шотландских поэтов, о воздействии Локка и Юма на нашу философию? Можем ли мы отрицать наличие неразрывной общности между пресвитерианской церковью в Шотландии и учением Кальвина? Можем ли мы умолчать о влиянии чудесных творений Вальтера Скотта на воображение французского юношества? Можем ли мы не считаться со столь щедрым взаимообменом идеями, чувствами, обычаями и даже словами, который постоянно совершается между двумя нашими народами, связанными естественной дружбой? Достаточно побывать в Эдинбурге, чтобы в этом убедиться.
И эта дружба, это понимание, которое Шотландия во все времена проявляла по отношению к французам, дороги нам сегодня больше, чем когда-либо. В настоящий момент они, несомненно, сочетаются с общностью целей, усилий и идеалов, создаваемой союзом между Францией и Великобританией. Но я думаю, что никого не обижу, если скажу, что они в ней не растворяются и в рамках целого сохраняют свой особый характер, подобно тому как цветок в букете не теряет своего особого аромата и присущей ему одному окраски.
Франция свято чтит память многих тысяч шотландцев, которые во время последней войны пролили свою кровь вместе с нашими солдатами и покоятся в земле Франции. К подножию памятника, воздвигнутого в их честь на холме Бюзанси, французы особенно часто стали приносить цветы после нового вторжения. И если розы Франции сегодня и обагрены кровью, то они все же заглушают сорные травы на могилах храбрых шотландских воинов. О себе лично могу сказать, что боевое товарищество, возникшее в Абвильском сражении в мае и июне 1940 между французской бронетанковой дивизией, которой я имел честь командовать, и отважной 51-й шотландской дивизией, которой командовал генерал Форчюн, сыграло определенную роль в принятом мною решении во что бы то ни стало и что бы ни случилось продолжать до конца сражаться на стороне союзников.
Мы живем в такое время, когда любая дружба имеет значение и особенно та, что выдержала испытание временем. Сочувствие, проявляемое вами к той трудной задаче, которую лично я и мои соратники взяли на себя, служит для нас воодушевляющим свидетельством того, что вы, как и ваши отцы, знаете, с кем идет подлинная Франция, и что вы сохранили веру в ее будущее. Мы, как и наши отцы, сумеем не остаться в долгу.
И вот почему, выражая вам свою благодарность за поистине волнующий прием, который вы мне здесь оказали, я закончу свою речь, принимая для себя старинный девиз шотландской роты: Omni modo fidelis[194].
Сражающаяся Франция
Письмо генерала де Голля английскому министру авиации сэру Арчибальду Синклеру Каир, 8 июня 1941
Дорогой сэр Арчибальд!
Полковник Вален подробно доложил мне о мерах, которые были за последнее время приняты в Англии для обучения молодых французских летчиков и организации французских авиационных подразделений. Эти меры я считаю великолепными и выражаю вам за них мою личную благодарность. Из этого, по-моему, можно сделать вывод о наличии между нами фактической договоренности в отношении создания и дальнейшего развития в краткие сроки небольшой французской авиации, в которой французы будут сведены в отдельные части и составят, насколько это будет возможно, французские соединения.
Огромное политическое значение подобного мероприятия вам, несомненно, понятно. Добавлю, что аналогичные шаги в настоящее время предприняты на Среднем Востоке, и я с удовлетворением могу констатировать, что боевые качества французских авиационных частей в результате этого повысились.
Пользуюсь случаем, чтобы от себя лично и от имени свободных французов выразить восхищение доблестью и активностью английских военно-воздушных сил в операциях на Востоке, а также передать лично вам мои искренние поздравления.
Искренне, ваш.
Телеграмма делегации «Свободной Франции» в Лондоне генералу де Голлю, в Браззавиль Лондон, 9 июля 1941
Министерство иностранных дел и Министерство информации Великобритании совместно предлагают начать во всех оккупированных в настоящее время Германией странах кампанию за создание «партии освобождения».
Союзные правительства, находящиеся или представленные в Лондоне, решили поддержать это начинание.
Английские власти хотели бы, чтобы эта деятельность во Франции была официально возглавлена вами и чтобы она слилась с движением «Свободная Франция».
Английское Министерство иностранных дел просило нас выяснить ваше мнение по данному вопросу. Речь идет о создании организации, которая была бы независима от политических партий и стояла бы над ними.
С нашей точки зрения было бы очень выгодно присоединиться к мероприятию, проводимому на межсоюзнической основе и цель которого совпадает с нашей основной задачей — освободить Францию.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции» в Лондоне Браззавиль, 11 июля 1941
Не понимаю, что за партия может возникнуть во Франции по иностранной инициативе.
Французская партия освобождения — это есть «Свободная Франция».
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции» в Лондоне Браззавиль, 12 июля 1941
Получил вашу телеграмму, касающуюся «партии освобождения». По этому же вопросу я получил от английского правительства памятную записку, которая навела меня на размышления.
Я не одобряю эту партию освобождения, потому что она была бы создана по инициативе англичан, представляла бы собой нечто отличное от «Свободной Франции» и передавала бы в руки англичан рычаги, которые должны находиться исключительно в наших руках.
Французская партия освобождения существует с 18 июня 1940. Это «Свободная Франция». Нет никаких причин создавать иную партию. Кроме того, я рекомендую вам очень осторожно подходить к начинаниям английского Министерства иностранных дел и Министерства информации в области политики, касающейся Франции и пропаганды на Францию. Эти министерства всегда стремились действовать без нашего ведома, но от нашего имени. Ссылаясь на то, что они якобы действуют в наших интересах, они в действительности использовали оказываемое нам доверие ради достижения тех целей, которые далеко не всегда совпадают с нашими.
Учтите также и то обстоятельство, что действия английского Министерства иностранных дел и Министерства информации очень часто оказывались инспирированными некоторыми французскими деятелями, которые пытаются проводить политическую линию, независимую от нашего движения.
Телеграмма генерала де Голля Рене Плевену, командированному в Соединенные Штаты Лондон, 18 сентября 1941
Мне кажется, наступил момент создать Национальный комитет широкого состава, который бы объединял достаточно большое количество свободных деятелей, представляющих различные направления французского общественного мнения и интересы различных слоев французского народа. Этот комитет явился бы выразителем общественного мнения и коллективно участвовал бы в нашей деятельности.
Прошу вас позондировать на этот счет находящихся в Соединенных Штатах французских деятелей из числа тех, кто заслуживает полного уважения и всегда проявлял непримиримость к врагу и к его пособникам. Выбор конкретных лиц я целиком предоставляю вам. Тем не менее следующие лица, не исключая, конечно, и других, представляются мне наиболее интересными: Дюкатийон, Фосийон, Ева Кюри, Русси де Саль, Маритэн, Жюль Ромен, Кериллис, Сент-Экзюпери, Шарль Буайе, Анри Бонне, Баррес, Бегнер, Бернанос, Удри.
Разумеется, чтобы быть членом Национального комитета, вовсе не обязательно находиться в Лондоне…
Я хотел бы возможно скорее получить от вас ответ хотя бы относительно некоторых французских деятелей, проживающих в Америке. Это позволило бы мне принять принципиальное решение, срочность которого, по-моему, определяется обстановкой.
Телеграмма генерального и полномочного представителя Франции в Леванте генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Бейрут, 23 сентября 1941
Имею честь просить вас дать точное указание о создании группы в составе нескольких легких мотомеханизированных дивизий. Состав:
I) Штаб группы, полевое управление.
2) Части, не входящие в состав дивизий:
рота североафриканских стрелков,
танковая рота,
разведывательный отряд армейского корпуса,
инженерный парк,
рота связи,
обозно-транспортная рота,
полевой госпиталь.
3) Первая легкая мотомеханизированная дивизия:
штаб,
штабная рота,
рота североафриканских стрелков,
рота морской пехоты ПВО,
смешанный артиллерийский дивизион,
саперная рота,
взвод связи,
моторизованный обоз,
дивизионный санитарный отряд,
обслуживающие подразделения.
1 — я пехотная бригада в составе:
рота управления, мотомеханизированный батальон,
пехотный батальон.
2-я пехотная бригада в составе:
рота управления,
мотомеханизированный батальон,
пехотный батальон.
4) Вторая легкая мотомеханизированная дивизия
имеет аналогичный состав плюс один пехотный батальон.
Постановление о новой организации государственной власти в «Свободной Франции»
Именем народа и Французской империи,
мы, генерал де Голль,
Глава свободных французов,
На основании наших постановлений от 27 октября и 12 ноября 1940 и органической декларации от 16 ноября 1940;
Принимая во внимание, что положение, вытекающее из состояния войны, все еще продолжает препятствовать созыву общенационального представительного органа и его свободному волеизъявлению;
Принимая во внимание, что конституция и законы Французской Республики были нарушены и продолжают нарушаться на всей территории метрополии и в империи как действиями врага, так и узурпацией властей, сотрудничающих с врагом;
Принимая во внимание многочисленные подтверждения того, что огромное большинство французской нации, не соглашаясь с режимом, навязанным силой и предательством, видит в осуществлении «Свободной Францией» государственной власти выражение своих чаяний и воли;
Принимая во внимание, что в связи с возрастающим значением территорий Французской империи и французских подмандатных территорий, а также французских вооруженных сил, присоединившихся к нам для продолжения на стороне союзников войны против захватчиков Родины, необходимо, чтобы органы «Свободной Франции» были действительно в состоянии временно осуществлять нормальные функции государственной власти;
Постановляем:
Статья первая. Ввиду условий военного времени и до того момента, когда сможет быть создан представительный орган французского народа, могущий выражать волю нации, не стесняемую врагом, временное осущес тление функций государственной власти будет обеспечено в порядке, устанавливаемом настоящим постановлением.
Статья вторая. Учреждается Национальный комитет в составе комиссаров, назначаемых декретом.
Председателем Национального комитета является генерал де Голль, Глава свободных французов.
Статья третья. Начиная с первого заседания Национального комитета, осуществление функций государственной власти будет подчинено следующим правилам:
Законодательные акты после их обсуждения Национальным комитетом принимаются в форме постановлений, подписываемых и обнародуемых Главой свободных французов, председателем Национального комитета, и скрепляемых подписью одного или нескольких национальных комиссаров. Эти постановления при первой возможности подлежат в обязательном порядке ратификации общенациональным представительным органом.
Административные распоряжения принимаются в форме декретов, издаваемых Главой свободных французов, председателем Национального комитета, по представлению или на основании доклада одного или нескольких национальных комиссаров и скрепляются подписью этого или этих национальных комиссаров.
Статья четвертая. Международные договоры и соглашения, которые в соответствии с конституцией при нормальных условиях подлежат одобрению палат, вступают в силу с момента их ратификации постановлением, издаваемым в порядке, предусмотренном предыдущей статьей.
Статья пятая. Национальные комиссары, члены Национального — комитета, осуществляют все индивидуальные или коллективные функции, которые в нормальных условиях входят в компетенцию французских министров.
Компетенция и круг обязанностей каждого админисгративного департамента определяются декретом.
На одного из национальных комиссаров декретом возлагается задача координации деятельности отдельных гражданских департаментов. В этом ему оказывает помощь назначаемый декретом генеральный секретарь.
Национальные комиссары ответственны перед Главой свободных французов, председателем Национального комитета.
Статья шестая. Дипломатические представители иностранных держав аккредитуются при Главе свободных французов, председателе Национального комитета.
Представители «Свободной Франции» за границей назначаются декретом и аккредитуются от имени Главы свободных французов, председателя Национального комитета.
Статья седьмая. Глава свободных французов, председатель Национального комитета, на случай своего отсутствия в месте пребывания Национального комитета, может полностью или частично передавать свои обязанности по подписанию декретов и международных соглашений, не предусмотренных статьей 4 настоящего по становления, одному из национальных комиссаров, которого он назначит на время своего отсутствия вице-председателем комитета.
Статья восьмая. Верховные комиссары, генеральные представители, генерал-губернаторы и губернаторы, каждый в пределах своей компетенции и в рамках действующих законов, постановлений и инструкций, пользуются правом издавать распоряжения общего или частного характера во исполнение этих законов, постановлений и инструкций.
Статья девятая. В дальнейшем специальным постановлением будет создана Консультативная ассамблея, долженствующая знакомить Национальный комитет в возможно более широкой степени с национальным общественным мнением.
Статья десятая. В Совете обороны Французской империи, созданном в соответствии со статьей 2 постановления № 1 от 27 октября 1940, председательствует. Глава свободных французов, председатель Национального комитета.
Состав данного Совета устанавливается декретом.
Совет обороны Французской империи дает рекомендации но вопросам обороны территорий империи и их участия в военных мероприятиях. Эти рекомендации даются в письменной форме или по телеграфу. Они могут быть коллективными, когда даются по требованию Главы свободных французов, или индивидуальными, когда даются по инициативе членов Совета.
Статья одиннадцатая. Местопребывание Национального комитета устанавливается Главой свободных французов, председателем Национального комитета, так чтобы были обеспечены наилучшие условия для осуществления государственной власти и общего руководства войной.
Статья двенадцатая. Статьи 2, 4, 5 и 6 постановления No I, постановление № 2 от 27 октября 1940, постановление № 5 и статьи 2 и 3 постановления № 6 от 12 ноября 1940, а также вообще все законодательные и административные акты, противоречащие настоящему постановлению, отменяются.
Статья тринадцатая. Настоящее постановление подлежит опубликованию в «Журналь оффисьель де ля Франс Либр».
Дано в Лондоне 24 сентября 1941
Ш. де Голль.
Декрет о назначении Национальных комиссаров
Генерал де Голль,
Глава свободных французов,
Председатель Национального комитета,
На основании постановления № 16 от 24 сентября 1941 о новой организации государственной власти «Свободной Франции»;
На основании декрета от 24 сентября 1941 о создании Национального комитета
Постановляет:
Статья первая. Назначить:
Национальным комиссаром экономики, финансов и колоний — Плевена;
Национальным комиссаром по иностранным делам — Дежана;
Национальным комиссаром по военным делам — генерала Лежантийома;
Национальным комиссаром военно-морского и торгового флота вице-адмирала Мюзелье;
Национальным комиссаром юстиции и народного просвещения — профессора Кассена;
Национальным комиссаром внутренних дел, труда и информации Дьетельма;
Национальным комиссаром авиации — генерала Валена;
Национальным комиссаром без портфеля — капитана 1-го ранга Тьерри д’Аржанлье;
Статья вторая. На национального комиссара экономики, финансов и колоний Плевена возлагается координация деятельности отдельных гражданских департаментов.
Статья третья. Настоящий декрет подлежит опубликованию в «Журналь оффисьель де ля Франс Либр».
Дано в Лондоне 24 сентября 1941.
Ш. де Голль.
Декрет о составе совета обороны Французской Империи
Генерал де Голль,
Глава свободных французов,
Председатель Национального комитета,
На основании постановления № 1 от 27 октября 1940 об организации государственной власти на период войны;
На основании постановления № 16 от 24 сентября 1941 о новой организации государственной власти «Свободной Франции»;
На основании декрета от 29 января 1941 об учреждении постоянного секретариата при Совете обороны Французской империи
Постановляет:
Статья первая. Назначить членами Совета обороны Французской империи, реорганизованного в соответствии с вышеуказанным постановлением от 24 сентября 1941:
Генерального и полномочного представителя, командующего войсками в Леванте генерала армии Катру[195];
Национального комиссара военно-морского и торгового флота вице-адмирала Мюзелье;
Верховного комиссара в Свободной Французской Африке генерала медицинской службы Сисе;
Генерал-губернатора Французской Экваториальной Африки генерал-губернатора колоний Эбуэ;
Помощника командующего войсками в Леванте дивизионного генерала де Лармина;
Губернатора Новой Каледонии и Верховного комиссара Франции на Новых Гебридах губернатора колоний Сото;
Национального комиссара без портфеля капитана 1-го ранга Тьерри д’Аржанлье;
Командующего войсками на территории Чад бригадного генерала Леклерка де Отклок.
Статья вторая. Первый раздел и параграф 3 второго раздела статьи 2 декрета от 29 января 1941 об учреждении постоянного секретариата при Совете обороны Французской империи считать утратившими силу.
Статья третья. Настоящий декрет подлежит опубликованию в «Журналь оффисьель де ля Франс Либр».
Дано в Лондоне 24 сентября 1941
Ш. де Голль.
Письмо генерала де Голля начальнику штаба военного кабинета и министра обороны Великобритании генералу Исмею Лондон, 7 октября 1941
Дорогой генерал!
При сем направляю записку для премьер-министра и начальников штабов Великобритании о возможности участия вооруженных сил «Свободной Франции» в наступательных операциях в Ливии.
Прилагаю также мое письмо генералу Окинлеку, которое прошу передать ему, за что буду вам весьма признателен.
Примите, дорогой генерал, уверения в моих самых лучших чувствах.
Нота об участии французских вооруженных сил в возможном наступлении в Ливии
I. Общая стратегическая обстановка вынуждает союзников предпринять в самое ближайшее время мощное наступление в Ливии.
Важность ликвидировать этот плацдарм держав оси в Африке до того, как противник будет в состоянии предпринять наступление на Среднем Востоке, материальная и моральная необходимость возможно скорее облегчить положение русских, политические перспективы, возникающие в резулътате полной утраты Италией ее колониальных владений и приближения союзников вплотную к Сицилии, наконец, возникшая в результате контакта, установленного с Тунисом и районами Сахары, возможность оказывать давление на Французскую Северную Африку и вести там боевые действия — все это не позволяет больше медлить с проведением этой важнейшей операции. С конца октября этому будут также благоприятствовать и климатические условия.
II. Генерал де Голль самым настоятельным образом требует возможно более широкого участия вооруженных сил «Свободной Франции» в наступательных операциях в Ливии по следующим причинам.
В том положении, в котором сейчас находится Франция, боевые действия ее сухопутных войск, ее авиации и военно-морского флота против врага имеют огромное значение для французского общественного мнения. Известно, какой широкий отклик имели во Франции боевые действия в Куфре, Керене и Массауа именно потому, что в них принимали участие французские войска.
Добровольцы, состоящие в вооруженных силах «Свободной Франции», отбросив в сторону все прочие соображения, выступили на борьбу с врагом.
Весьма важно дать им такую возможность, используя представившийся случай.
Военная обстановка неоднократно вынуждала генерала де Голля использовать вооруженные силы «Свободной Франции» в боевых действиях против других французских вооруженных сил в Дакаре, Габоне и в Сирии. Вооруженные силы «Свободной Франции» каждый раз повиновались приказам без каких-либо оговорок, но с твердым намерением использовать эти тягостные бои для улучшения своих позиций и соприкосновения с врагом.
По целому ряду соображений необходимо укреплять боевое сотрудничество между французами и англичанами, а оно может установиться не иначе, как в совместной борьбе против общего врага.
Впечатление, которое могут произвести на Французскую Северную и Западную Африку боевые успехи союзников, в том числе и французов, и их появление в Триполи, Гадамесе и Гате привело бы к исключительным последствиям.
III. Для участия в наступательных операциях в Ливии вооруженные силы «Свободной Франции» могут выделить:
1) В Северной Ливии:
А. Одну группу под командованием генерала де Лармина, дислоцирующуюся в настоящее время в Сирии и в Ливане. Эта группа предназначена для маневренных действий, оснащена мощным современным вооружением и имеет следующий состав:
а) две легкие мотомеханизированные дивизии, из которых каждая включает:
5 пехотных батальонов (в том числе 2 мотомеханизированных), 1 артиллерийский дивизион,
1 роту ПВО,
1 инженерную роту,
1 взвод связи,
1 моторизованный обоз,
1 вспомогательные службы;
б) части, не входящие в состав дивизий, включают:
1 механизированный разведывательный отряд, танковую роту (с резервной материальной частью),
роту ПВО,
инженерный парк,
роту связи,
обозно-транспортную роту,
вспомогательные службы.
Следует отметить, что эта группа располагает всеми необходимыми транспортными средствами. Что касается современной боевой техники, то группа имеет на своем вооружении: противотанковых пушек 75-миллиметровых 46, противотанковых пушек калибра 25 мм — 46, пехотных минометов калибра 60 мм — 66 и калибра 80 мм — 40, танков — 71.
Следует, кроме того, отметить, что все эти части укомплектованы добровольцами, в своем подавляющем большинстве уже имеющими боевой опыт и привыкшими к климатическим условиям Африки. В состав данной группы входят только французские войска. Сирийские же и ливанские части, разумеется, останутся в своих странах, чтобы в случае надобности участвовать в их обороне и в поддержании порядка.
Б. Военно-воздушные силы, включающие:
1 бомбардировочную авиагруппу («эскадрилью»),
1 истребительную авиагруппу («эскадрилью»),
1 роту парашютистов (не имеющую, к сожалению, специального оснащения).
Эти подразделения в настоящее время дислоцируются в Сирии и Ливане.
В. Начиная с декабря в операциях в Ливии смогут принять участие несколько кораблей военно-морских сил «Свободной Франции», которые в принципе уже предназначены для действий в восточной части Средиземного моря, а именно;
2 эскадренных миноносца: «Триомфан», «Леопар»;
1 посыльное судно: «Саворньян де Бразза»;
3 сторожевых корабля: «Рэн де Фло», «Викинг», «Президан Ондюс».
2) В Южной Ливии:
А. Части, находящиеся на территории Чад, под командованием генерала Леклерка готовы вести крупные наступательные операции из Фая на Феццан. Эти части в течение почти целого года тщательно комплектуются командным составом, вооружаются, оснащаются и обучаются с учетом опыта, полученного в результате боевых действий в районе Куфра.
К настоящему времени в этом районе уже созданы необходимые запасы, в частности горючего и боеприпасов.
Ударная группа, предназначенная для наступления, включает:
3 разведывательные роты, специально подготовленные для действий в пустыне, с бронеавтомобилями и специальными автомашинами,
1 моторизованную батарею 75-миллиметровых орудий,
1 батарею ПВО,
1 батальон мотопехоты,
1 дивизион вьючной артиллерии.
Ведя наступательные действия на район Феццан, войска территории Чад одновременно в состоянии обеспечить прикрытие своего левого фланга в Форт-Лами силами:
1 батальона мотопехоты,
1 танковой роты,
1 моторизованной батареи 75-миллиметровых орудий,
1 батареи ПВО.
Ударная группа для наступления на Феццан и группа, обеспечивающая прикрытие в Форт-Лами, могут быть сформированы отнюдь не за счет личного состава опорных пунктов, расположенных на территории Чад. Гарнизонам этих пунктов ни в какой мере не будет нанесен ущерб.
Б. Боевые действия группы, наступающей на Феццан, могли бы быть поддержаны авиационными подразделениями Свободной Французской Африки, которые включают в настоящее время около двадцати самолетов войсковой и бомбардировочной авиации («гленн-мартэн», «потез-63», «лизандер»).
3) В случае наступательных действий союзников в Ливии есть основания ожидать появления немецких войск или по крайней мере германской авиации в ряде пунктов Французской Северной Африки, а возможно, и Французской Западной Африки (Бизерта, Касабланка, Дакар, Конакри, Абиджан). В этом случае не исключено, что войска союзников будут вынуждены вести боевые действия с территории английских колоний: Нигерии, Золотого Берега или Сьерра-Леоне.
Войска Свободной Французской Африки готовы принять участие в таких действиях, выставив для этих целей сводную бригаду в составе:
1 разведывательной роты,
3 пехотных батальонов,
1 артиллерийского дивизиона (75-миллиметровые орудия), а также все части, находящиеся в Камеруне (Дуала, Яунде), Габоне (Либревиль) и в Пуэнт-Нуаре, которые пришлось бы в этом случае перебросить морем.
Кроме того, группа прикрытая Форт-Лами (Чад) в составе:
1 батальона,
1 танковой роты,
1 батареи 75-миллиметровых орудий — могла бы быть по суше доставлена в Британскую Нигерию.
И, наконец, в операциях в Западной Африке могла бы принять участие бригада трехбатальонного состава, которая в настоящее время дислоцируется в Браззавиле, Камеруне (Яунде, Маруа) и Банги и которую предварительно в месячный срок надо будет сконцентрировать в портах, а затем перебросить морем.
Письмо генерала де Голля английскому главнокомандующему на Среднем Востоке генералу Окинлеку Лондон, 7 октября 1941
Дорогой генерал!
В ходе беседы, которую я имел честь вести с вами до моего отъезда из Каира, я подчеркнул, что свободные французы весьма желали бы участвовать в английском наступлении в Ливии, если это наступление состоится.
Вы знаете, конечно, что генерал Катру создал в Сирии крупную маневренную группу под командованием генерала Лармина, хорошо вооруженную и оснащенную. Вы знаете также, что в районе озера Чад генерал Леклерк располагает средствами для того, чтобы начать крупную операцию против Феццана.
По многим военным и политическим соображениям я лично хочу, как только может хотеть чего-либо человек, чтобы французские войска сражались рука об руку с английскими войсками в Ливии против немцев и итальянцев.
Если бы это было осуществлено, Лармина и его группа были бы полностью переданы в подчинение вашего командования в Ливии, а Леклерк мог бы начать свою операцию против Феццана в назначенный вами срок (с уведомлением нас об этом недели за две).
Условия боевого использования группы Лармина были бы определены, конечно, вами. Однако мне кажется, что было бы наиболее целесообразным ввести ее в бой после урегулирования киренаикского вопроса.
Я желаю вам и вашим армиям, уважаемый генерал, самых славных подвигов.
Нота генерала де Голля английскому министру экономической войны Хью Дальтону (секретный отдел) Лондон, 8 октября 1941
За последние недели дух Сопротивления французского народа укрепился, что нашло свое выражение в ряде весьма ощутимых фактов.
С другой стороны, можно с уверенностью сказать, что для французского народа «Свободная Франция» является символом национального Сопротивления.
Генерал де Голль и Французский национальный комитет полагают, что им следует твердо взять в свои руки руководство этим Сопротивлением на французской территории, оккупированной или контролируемой противником.
Собственно военная деятельность (разведка военного характера, налеты, подготовка к созданию военной организации на местах) развивается в настоящее время успешно при взаимодействии специальных служб «Свободной Франции» с английскими специальными службами. Но теперь настало время развернуть и политическую деятельность, которая, безусловно, отличается и должна отличаться от военной и проводится другими людьми и другими средствами.
Генерал де Голль и Французский национальный комитет намерены приступить к политической деятельности во Франции. В этом им необходима помощь со стороны служб английского министерства экономической войны.
Планом предусматривается:
1) Организация различных видов быстрой и надежной связи с территориями, не присоединившимися к «Свободной Франции». Тайные радиопередатчики и радиоприемники; назначение радистов для их обслуживания; систематический переход границы в обоих направлениях хорошо подготовленными для этой цели агентами; тайная переброска пропагандистских материалов и т. д.
2) Организация сети политической разведки путем размещения в важнейших пунктах ограниченного числа квалифицированных наблюдателей.
3) Организация тайной пропагандистской сети.
Передачи подпольных радиостанций находят широкий отклик, но их следует дополнить распространением листовок, газет и других материалов с помощью специального центра, обслуживающего Францию и Французскую империю.
Наряду с общей пропагандой должна вестись также специальная пропаганда, рассчитанная на некоторые слои общества или определенные круги (профсоюзы, рабочие организации, служащих, политические партии, духовенство и т. д.).
4) Вербовка некоторых видных деятелей на местах.
Такой план, превосходящий по своим масштабам все, что предусматривалось до сих пор, включает, в частности, такие важные средства, как связь, подпольные радиопередатчики, вербовку и подготовку агентов, переброску специальных материалов. Однако обстановка в настоящее время представляется благоприятной и потребные на проведение такой работы серьезные усилия будут оправданы возможными результатами.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 30 октября 1941
Я получил вашу телеграмму от 27 октября относительно участия войск, находящихся под вашим командованием, в межсоюзнических операциях на Востоке. Вы понимаете, что нам чрезвычайно важно развернуть в Ливии самые широкие действия. Но по соображениям экономии сил и сокращения сроков подготовки мы должны сосредоточить свои усилия на второй фазе кампании, то есть на захвате Триполитании. Необходимо, чтобы в наступлении в Триполитании участвовала почти вся группа Лармина, а также вся наша авиация и военные корабли, которые прибудут в Бейрут в декабре месяце. В связи с этим вы оставите в Леванте только минимум французских войск, например два сенегальских батальона, роту Иностранного легиона, одну батарею, морскую пехоту и все специальные части, которые по этому случаю следовало бы пополнить командным составом. Естественно, что организацию своих воинских частей и подразделений должны определить мы сами.
Как бы там ни было, мы ни в коем случае не должны идти на раздробление своих сил. В частности, я одобряю ваш отказ от участия наших танков в киренаикской операции. Единственно только наша авиация с самого начала операций может участвовать в боях при условии, если она будет использована целыми авиагруппами под командованием наших офицеров.
Антуан, находящийся сейчас на пути в Бейрут, привезет вам вместе с моим письмом служебную записку, в которой излагается вся совокупность вопроса в том виде, как я его сам поставил перед английским премьер-министром.
Письмо министра иностранных дел Идена генералу де Голлю, в Лондоне (Перевод) Лондон, 10 ноября 1941
Дорогой генерал!
Я ознакомился с различными жалобами, о которых вы упомянули в письме от 24 октября и которые касаются обращения с добровольцами вооруженных сил «Свободной Франции», прибывающими в нашу страну.
Я признаю известную обоснованность этих жалоб в том, что касается обращения с группой добровольцев, направленных в Йорк в прошлом месяце. В результате недоразумения не были соблюдены обычные правила, и я опасаюсь, что этим людям пришлось перенести некоторые неудобства. Я весьма сожалею, что это могло произойти. По этому поводу ведется расследование и будут приняты эффективные меры, чтобы помешать повторению подобных инцидентов в будущем.
Мне трудно понять, чем мог быть вызван ваш второй протест. Время от времени отдельных добровольцев-специалистов спрашивают, не пожелают ли они сотрудничать с британскими службами в случае, если власти «Свободной Франции» согласятся их отпустить. В связи со специальными заданиями, которые могут быть возложены на этих людей, такой вопрос может быть им задан лишь во время опроса в «Патриотической школе». Однако никакого давления при этом не допускается, и что бы ни случилось в прошлом, ныне мы не вербуем никого без согласия «Свободной Франции». Как общее правило, три наших военных органа ни в коем случае не соглашаются принимать на службу к себе лиц французской национальности, даже если французы сами но собственной инициативе стремятся к этому…
Я считаю нужным заверить вас, что все ведомства правительства Его Величества прекрасно понимают, какое важное значение имеет прием вновь прибывших добровольцев. Возможно, в прошлом были допущены ошибки. Но вы, я полагаю, согласитесь с тем, что большинство из них сейчас уже исправлено и что, за исключением достойного сожаления инцидента в Йорке, у прибывающих добровольцев больше нет никаких серьезных оснований жаловаться на отношение к ним в нашей стране.
Искренне ваш.
Речь генерала де Голля на собрании ассоциации «Французов Великобритании» в Лондонском Альберт-холле 15 ноября 1941
Путник, который взбирается по дороге, ведущей в гору, время от времени останавливается на несколько мгновений, чтобы окинуть взглядом пройденный путь и определить, сколько еще осталось до цели. Так и мы, в результате замечательной инициативы французов, проживающих в Великобритании, сочли нужным собраться сегодня здесь, чтобы в этой демонстрации нашего единства почерпнуть новые силы и твердость, необходимые нам на трудном пути борьбы за родину. Это намерение нам будет легко осуществить, ибо, несмотря на заботы военного времени, мы никогда еще так отчетливо не представляли себе, кто мы, чего мы хотим и почему мы так уверены в том, что выбрали наилучший путь служения Франции.
Кто мы? Нет ничего проще ответить на этот вопрос. Завтра исполняется 17 месяцев с тех пор, как он впервые был поставлен и решен. Мы — французы самого различного происхождения, положения и взглядов, решившие объединиться в борьбе за свою страну. Все мы сделали это добровольно, просто и безоговорочно. Я не совершу бестактности, если подчеркну, что в общем все те, кто встали на этот путь, прошли через страдания и жертвы. Каждый из нас лишь знает и хранит в тайниках своего сердца правду о том, чего ему это стоило. Но именно в этом самопожертвовании, как и в нашей сплоченности, и заключается источник наших сил. Именно из этого очага разгорелось то великое французское пламя, которое, становясь с каждым днем все сильнее и ярче, закалило теперь нас. Ибо призыву Франции повиновались мы. В тот момент, когда все, казалось, рушилось в бездну и людьми овладело отчаяние, речь шла о том, чтобы знать, сумеет ли эта великая и благородная страна, выданная на произвол врага в результате самой чудовищной измены, какую только знала история, найти среди своих сынов и дочерей мужественных людей, способных поднять ее знамя. Речь шла о том, чтобы знать, может ли французская империя с шестидесятимиллионным населением, не затронутая войной, остаться совершенно безучастной к борьбе за жизнь или смерть Франции. Речь шла о том, чтобы знать, остался ли еще хоть один клочок нашей земли, который хотел бы воевать вместе с нашими храбрыми союзниками, продолжающими сражаться за свое и за наше спасение. Речь шла о том, чтобы знать, умолкнет ли окончательно голос Франции или, что еще хуже, будет ли мир считать, что он узнал этот голос в той отвратительной подделке, которую изготовили враги Франции и ее предатели. Речь шла, наконец, о том, чтобы знать, увидит ли когда-нибудь французская нация во мраке рабской ночи свет надежды, чтобы поддержать в ней дух сопротивления и доказать, что она остается солидарной с партией свободы.
Такой была с первого дня наша цель, такой она, без всяких изменений, остается и сегодня. К этой цели мы шли неуклонно и без колебаний. А когда узнают, какими средствами при этом мы располагали, я думаю, что мир выразит некоторое удивление. Мы не имели ни организации, ни войск, ни командного состава, ни оружия, ни самолетов, ни кораблей. У нас совсем не было администрации, бюджета, руководящих кадров, законодательства. Очень немногие во Франции знали о нас, а за рубежом нас считали всего лишь симпатичными отчаянными головами без прошлого и будущего.
Между тем не проходило и дня без того, чтобы мы не росли. Всем известно, каковы были всегда тяжелые, а порой ужасные этапы нашего продвижения вперед. Каждый может представить себе материальные и моральные трудности, которые мы должны были преодолевать. Всем известны размеры территорий, воинские силы и моральный вклад, которые мы смогли внести в войну исключительно в интересах служения своей родине. Мы были распыленной группой людей. Теперь мы едины, как монолит. Мы сами вернули себе право быть гордыми и свободными французами. Сверх всего, мы восстановили нашем порабощенном народе влияние французского единства и волю к сопротивлению во имя мести и возрождения величия Франции.
Ибо это факт, что Франция, несмотря на весь ужас военного поражения, которое заслужили руководители Франции, но не она сама, несмотря на смятение, охватившее ее душу вследствие измены людей, которых она считала символом чести, несмотря на давление, которое враг осуществлял то в форме беспримерных насилий, то в виде слащавых обещаний уступок и сотрудничества, несмотря на отвратительный режим преследований и полицейского террора, несмотря на упорные усилия растлить умы людей с помощью однобокой пропаганды. — несмотря на все это, Франция ни в коей мере не отреклась от своих идеалов. Это факт, что Франция сумела разглядеть сквозь кровавый туман и слезы, которыми ее хотели ослепить, что единственный путь, ведущий к спасению, есть путь, избранный для нее оставшимися свободными сынами и дочерьми.
В этом отношении не следует делать ни малейших различий между французами из Браззавиля, Бейрута, Дамаска, Нумеа, Пондишери, Лондона и французами из Парижа, Лиона, Марселя, Лилля, Бордо, Страсбурга. За исключением кучки несчастных и жалких отщепенцев, которые, пользуясь паникой, растерянностью и преследуя корыстные интересы, спекулировали на поражении родины и которые временно господствуют в стране с помощью обмана, тюрем или голода, нация в целом никогда еще не была столь сплоченной. Буквально можно сказать, что те из французов, кто продолжает жить, живут лишь для того, чтобы добиться национального освобождения, и можно сказать также, что для сорока миллионов французов сама идея победы ассоциируется с победой свободных французов.
Нетрудно понять, что по мере того, как мы превращались в реальную, все возрастающую силу, и особенно по мере того, как становилось очевидным, что Франция нас тайно поддерживает, многие люди у нас и за границей стремились, узнать, что же мы в действительности собой представляем и каковы наши намерения. Какой бы тяжелой и продолжительной ни была война, она должна привести к установлению определенного порядка во Франции и во всем мире. Поэтому вполне естественно задать себе вопрос: что же хочет осуществить в этом отношении та могучая новая сила, которая называется «Свободной Францией», в ожидании, пока она сольется, после победы с собственно Францией.
Правда, на вопрос «чего хочет „Свободная Франция“?» умудряются отвечать от ее имени некоторые люди, не имеющие к ней никакого отношения. Так, нам случалось констатировать, что самые противоречивые намерения приписываются нам в одно и то же время либо врагами, либо такого рода друзьями, которые в пылу рвения не в состоянии умолчать о своих домыслах относительно нашей деятельности. Одно из редких развлечений, которое предоставляет мне моя теперешняя деятельность, состоит в том, что я иногда пытаюсь сличать эти разноречивые утверждения. В самом деле, забавно наблюдать, что в один и тот же день, в один и тот же час о свободных французах говорят, будто они склоняются к фашизму, или готовят реставрацию конституционной монархии, или преследуют полное восстановление парламентской республики, или намереваются вернуть к власти довоенных политических деятелей, в частности евреев и масонов, или, наконец, добиваются торжества коммунистической доктрины. Что касается нашей внешнеполитической деятельности, то, по заявлениям из тех же источников, мы являемся то англофобами, выступающими против Великобритании, то работаем в тайном сговоре с Виши, то ставим себе за правило отдавать Англии территории Французской империи, по мере того как они присоединяются к «Свободной Франции». Маловероятно, чтобы своими речами и делами мы могли положить конец подобным утверждениям. Но, несомненно, важно выяснить для себя и для других, какова наша политика.
Первое положение нашей политики состоит в том, чтобы воевать, то есть придать возможно больший размах и возможно большую мощь усилиям французов в конфликте. Само собой разумеется, что во всех областях наши действия тесно связаны с действиями Британской империи. Действительно, Англии принадлежит непревзойденная заслуга, состоящая в том, что она одна мужественно, лицом к лицу, встретила угрозу в наиболее опасный для нее момент; кроме того, этот великий народ, которому приписывают иногда некоторый недостаток воображения, понял тем не менее сразу умом и сердцем такого человека, как Черчилль, что маленькая группа французских беженцев принесла с собой вечный дух Франции. Услуга за услугу. Мы вплоть до последнего дня последней битвы останемся верными и честными союзниками старой Англии. В то же время мы очень хотим, чтобы скорее наступил момент, когда обстоятельства позволят нам оказать содействие — каким бы скромным оно ни было вначале — героическому сопротивлению наших русских союзников. Мы поддерживаем тесную связь с нашими польскими, чехословацкими, греческими, югославскими, голландскими, бельгийскими, норвежскими и люксембургскими союзниками, считая, что такая солидарность имеет важнейшее значение, потому что их страны и нашу связывает одинаковая судьба — национальное сопротивление и неслыханный гнет и потому что мы не представляем себе освобождения Европы без их справедливого возрождения и без возмещения понесенных ими тягчайших потерь.
Нам безгранично близки моральные и материальные усилия Соединенных Штатов, без которых невозможна была бы победа, и мы с благодарностью пользуемся той помощью, которую они оказывают всевозможными путями тем, кто сражается за свободу мира. Мы стремимся оправдать и укрепить дружеские симпатии, которые питают к Франции, к ее борьбе и испытаниям народы мира.
Но какое бы значение мы ни придавали этим связям, которые помогают нам и обязывают нас, мы считаем, что с точки зрения общих интересов наши нынешние и дальнейшие усилия должны быть собственными усилиями Франции, и наше стремление служить ее интересам, представлять ее права и выполнять ее обязанности тем более велико, что, как мы знаем, ее дело есть в то же время дело всех свободолюбивых народов. Никто не заставит нас изменить вековому призванию нашей страны. Но ничто не заставит нас также забыть, что ее величие является непременным условием мира во всем мире. Справедливость не восторжествует, если она не будет восстановлена во Франции.
Вот почему мы боремся за то, чтобы эта тридцатилетняя война, развязанная в 1914 германскими агрессорами, завершилась возвращением Франции всех принадлежащих ей территорий, компенсацией всех ее потерь и гарантией ее безопасности.
Мы не делаем, однако, никакого различия между правами нашей страны и правами тех наций, которые являлись и являются нашими союзниками и соратниками в период общих испытаний в борьбе против общего врага. Свободные народы прошли уже достаточно суровые испытания, чтобы понять, что означает общность прав и обязанностей и чего стоит измена этому принципу. Народы заплатили достаточно дорого, чтобы ясно себе представить, что их общий идеал может остаться всего-навсего утопической мечтой без обеспечения реальной и фактической безопасности и без организации международной солидарности.
Если положение нашей побежденной, ограбленной, познавшей предательство страны требует, чтобы мы отдали все свои силы войне с врагом, то для нас вовсе не безразлично, как может и должна решаться внутренняя судьба нации. Это тем более не безразлично для нас, что временная катастрофа, постигшая Францию, подорвала в корне самые основы ее существования, ликвидировала ее прежние институты, значительно ухудшила положение каждого отдельного француза и, сверх того, заронила в души многочисленные зародыши возмущения. Если эту войну могли назвать революцией, то для Франции это более верно, чем для любой другой страны. Нация, оплачивающая такой дорогой ценой ошибки своего политического, социального и морального режима, а также несостоятельность и вероломство стольких руководителей; нация, которую враги и те, кто с ними сотрудничают, пытаются растлить духовно и физически; нация, мужчины, женщины и дети которой томимы голодом, плохо одеты, страдают от холода; нация, два миллиона молодых людей которой месяцами и годами изнывают в бараках для пленных, в концентрационных лагерях, на каторге или в застенках; нация, которой предлагают искать выход и надежду лишь в принудительных работах на врага, в войне против своих собственных сынов и своих верных союзников, в покаянии за смелую попытку противостоять захватническому безумию Гитлера и в культе преклонения перед отцом поражения — Петеном, — эта нация неизбежно является очагом, который таит в себе тлеющий под пеплом огонь. Нет ни малейшего сомнения в том, что следствием тяжелого кризиса, который она сейчас переживает, явится широкое национальное обновление.
Нужно ли говорить, что свободные французы никогда не принадлежали к числу тех, кто хотел противодействовать такому обновлению. Как раз наоборот: эти люди, которые сами обрели новые чувства и новые мысли, считают, что способны больше, чем кто-либо другой, содействовать национальному обновлению примером своего единства и преданного служения родине. Мы знаем, что огромное большинство французов, на которое мы рассчитываем, окончательно осудило как анархически и произвол загнивающего режима, с его преходящими правительствами, его зависимым правосудием, его аферами и комбинациями с распределением «теплых» местечек и привилегий, так и чудовищную тиранию своих хозяев — рабов врага, с их карикатурой на законы, их черным рынком, их вынужденными клятвами, их основанной на доносах дисциплиной и подслушиванием разговоров с помощью установленных в комнатах микрофонов. Мы считаем необходимым, чтобы могучая и целительная волна поднялась из глубин нации и смыла причины катастрофы вместе со всей надстройкой, возникшей над капитуляцией. Поэтому второе основное положение нашей политики требует предоставить слово народу, как только события позволят ему свободно высказать, чего он хочет и чего он не хочет.
Что касается основ, на которых должны строиться будущие французские институты, то мы считаем возможным определить их тремя девизами свободных французов. Мы говорим: «Честь и Родина», имея в виду, что нация может возродиться только в результате победы, что она может существовать только как великая нация. Мы говорим: «Свобода, Равенство и Братство», потому что мы хотим остаться верными демократическим принципам, которые дал нашим предкам гений нашей нации и которые являются ставкой в этой войне не на жизнь, а на смерть. Мы говорим: «Освобождение», понимая освобождение в самом широком смысле этого слова, ибо если наши усилия не ослабнут до победы и наказания врага, их завершением должно явиться создание для каждого француза таких условий, чтобы он мог спокойно жить, думать, трудиться и действовать с чувством собственного достоинства и в безопасности. Таков третий принцип нашей политики!
Долог и труден путь, идти по которому зовет нас долг, но, может быть, драма войны достигла своего кульминационного пункта? Может быть, Германия в свою очередь уже начинает ощущать прелести катастрофы, которая до сих пор парализовала лишь ее врагов? Может быть, Италия вскоре опять станет, пользуясь словами Байрона, «печальной матерью мертвой империи»? Но каковы бы ни были итоги победы, мы определили роль, которую должна сыграть наша родина. Наше положение, интересы и честь требуют теперь от нас только одного: до конца оставаться французами, достойными Франции.
Письмо Идена генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Лондон, 22 ноября 1941
Дорогой генерал!
8 октября вы вручили Дальтону меморандум с изложением плана подпольной деятельности во Франции и просьбу к министру экономической войны оказать содействие в этом отношении. В то время как я был занят обсуждением этого проекта с Дальтоном, вы сделали премьер-министру, через посредство майора Мортона, ряд предложений аналогичного характера, однако несколько отличающихся от тех, которые вы сообщили Дальтону. Премьер-министр передал мне эти предложения.
Насколько я понимаю теперь ваш план, вы хотите создать во Франции такую организацию, которая отличалась бы в той мере, в какой это возможно, от уже существующей тайной англо-французской организации. Первая цель этого проекта состоит в том, чтобы в назначенный срок организовать восстание французского народа в национальном масштабе. Вы просите, чтобы правительство Его Величества помогло вам осуществить эту цель путем организации специальной связи с Францией.
Я могу вас теперь информировать, что правительство Его Величества в Соединенном Королевстве считает чрезвычайно важным, чтобы во Франции была но возможности создана организация в национальном масштабе, имеющая целью достижение единства в сопротивлении общему врагу и освобождение Франции от оккупантов. Однако правительство Его Величества должно иметь возможность свободно продолжать сотрудничество со всеми французами, желающими помогать общему делу. Кроме того, правительство Его Величества согласно с тем, чтобы намечаемая вами организация была французской и чтобы, по крайней мере сейчас, ее руководящий центр находился вне пределов самой Франции.
С другой стороны, принимая во внимание политическую установку, провозглашенную правительством Его Величества, согласно которой французский народ должен сам свободно избрать для себя тот режим, который он предпочитает иметь после войны, правительство Его Величества не может поддержать политическую пропаганду, имеющую целью обеспечить после войны установление во Франции какой-либо формы правления или выдвижение каких бы то ни было лиц в качестве правителей. Более того, правительство Его Величества полагает — и я уверен, что вы согласитесь с этим, — что деятельность задуманной вами организации должна быть согласована с основными стратегическими планами войны в широком масштабе и учитываться союзным верховным командованием наравне с деятельностью подобных организаций в других европейских странах.
Поэтому правительство Его Величества будет радо помочь вам в ваших усилиях по созданию национальной организации во Франции с указанной выше задачей при условии, однако, что цели организации будут ограничены положениями, изложенными в третьем абзаце настоящего письма, и условиями, содержащимися в его четвертом абзаце.
Наконец, правительство Его Величества будет радо оказывать вам всяческую помощь и делать все, что в его силах, для установления связи с Францией. Как вам известно, Дальтон ведает у нас распределением имеющихся ограниченных средств между английскими и союзными службами, то есть организацией подрывной деятельности, которую нельзя смешивать с разведкой. В этом отношении он действует в соответствии с политикой, выработанной верховным командованием.
Правительство Его Величества надеется, что сотрудничество между организацией Дальтона и вашей новой организацией будет столь же успешным, как и уже существующее сотрудничество между его службами и службами, имеющимися в настоящее время у вас.
Вы согласитесь, я уверен, что вопросы, касающиеся подрывной деятельности и подобные тому, который рассматривается здесь, весьма желательно обсуждать с непосредственно заинтересованными людьми, и я надеюсь, что ваши офицеры и вы сами впредь будете решать такого рода вопросы только с Дальтоном и его офицерами. К премьер-министру или ко мне необходимо обращаться лишь в случае возникновения серьезных политических разногласий.
Искренне ваш.
Письмо начальника штаба военного кабинета и английского министра обороны генерала Исмея генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Лондон, 27 ноября 1941
Дорогой генерал!
Вместе с письмом от 7 октября вы направили мне для сведения премьер-министра и начальников штабов записку о возможности участия вооруженных сил «Свободной Франции» в британском наступлении в Ливии, а также письмо по этому же вопросу для генерала Окинлека.
Ваша записка при первой же возможности была вручена начальникам штабов, которые отнеслись очень положительно к вашим предложениям. Однако они считают, что вопрос о том, возможно ли участие вооруженных сил «Свободной Франции» в предстоящем наступлении’, должен, конечно, решать главнокомандующий на Среднем Востоке; вследствие этого они дали указание направить копию вашей записки генералу Окинлеку с просьбой, чтобы он телеграфировал свои замечания и указания.
Это было сделано, и мы только что получили ответную телеграмму по этому поводу. Верховное командование в Каире заявляет, что все подготовительные мероприятия к наступлению были проведены еще до получения им вашего письма и даже до того, как вы написали мне письмо от 7 октября. Оно добавляет, кроме того, что вооруженные силы «Свободной Франции» в Сирии разбросаны мелкими подразделениями по всей стране, что они совсем или почти не обучены действиям в составе дивизий или бригад и что вследствие этого, даже если бы удалось преодолеть все затруднения, связанные с изменением плана, все равно было бы невозможно своевременно сконцентрировать, экипировать и обучить эти войска для участия в нынешних операциях в Киренаике или даже в других операциях, которые могут начаться сразу же после этого.
Начальники штабов, а также, я уверен, и генерал Окинлек весьма сожалеют, что при сложившихся обстоятельствах участие «Свободной Франции» в киренаикских операциях ограничивается участием бомбардировочной авиагруппы и, может быть, операцией французских войск из района озера Чад; однако о своих намерениях в связи с этим последним пунктом генерал Окинлек нас не информировал.
Начальники штабов уверены, что генерал Окинлек вам очень признателен за ваше желание передать в его распоряжение войска под командованием генерала де Лармина и что он воспользуется первой же возможностью, чтобы разрешить этим свободным французам драться бок о бок с их английскими товарищами против вооруженных сил оси.
С наилучшими пожеланиями, искренне ваш.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 28 ноября 1941
Как я вам вчера телеграфировал, англичане отклоняют наши предложения об участии в наступательных операциях в Ливии.
Однако у меня есть основания думать, что, отказываясь от нашей помощи в масштабе войскового соединения, они вскоре могут оказаться вынужденными попросить у нас отдельные части. Им может, например, понадобиться для подкрепления наш Иностранный легион, или танки, или артиллерийский дивизион, как это уже было с нашей бомбардировочной авиагруппой и нашими парашютистами. Но они хотели бы иметь возможность включить эти части в английские соединения. Это то, что называется у них «держать нити» в своих руках.
Нет необходимости говорить, что я категорически против такого дробления. Наши генералы и наши штабы ни в чем не уступают английским. Мы решительно отказываемся позволить союзникам использовать наши средства, распыляя их. Настало время потребовать использования их в масштабе крупных соединений.
В том случае, если к вам обратятся с подобными предложениями, вы должны их отклонять. Мы пойдем в Ливию с крупным французским соединением, имеющим в своем составе по меньшей мере свою пехоту, свои танки, свою разведгруппу, свою артиллерию, свои средства связи, свои вспомогательные подразделения и находящимся под командованием французского генерала, а также располагающим своим штабом. Если наши английские союзники будут продолжать отказывать нам в этом минимуме, мы добьемся его от других союзников, которые в настоящее время ведут бои на огромном фронте и очень хотят, чтобы мы участвовали в их операциях.
Я прошу вас держать меня постоянно в курсе всех сообщений, которые будут вам сделаны по этому поводу английским командованием на Востоке. Я прошу вас также сообщить по секрету нашим офицерам, что так или иначе я найду для них возможность воевать с врагом.
Письмо генерала де Голля начальнику штаба военного кабинета и английского министра обороны генералу Исмею Лондон, 28 ноября 1941
Уважаемый генерал!
Я получил вчера ваше письмо от 27 ноября, являющееся ответом на мое письмо от 7 октября. Вы сообщаете, что мое предложение об участии французских войск, находящихся на Востоке, в ливийских операциях не встретило согласия со стороны правительства Его Величества, кроме вопроса об участии в операциях группы бомбардировочной авиации.
В этих условиях мне остается только взять обратно все свои предложения относительно участия французских войск, находящихся на Востоке и в Африке, в операциях английских вооруженных сил — как теперешних в Ливии, так и в возможных в будущем в Западной Африке. Как я уже имел честь изложить в записке, приложенной к моему письму от 7 октября, эти операции, с точки зрения французов, представляют действительно единое целое как в политическом, так и в моральном отношении.
Я оставляю, однако, в силе свой проект операции частей из района озера Чад против Мурзука и резервирую за собой возможность самостоятельно начать эту операцию, когда это будет необходимо.
Мне остается пожелать от имени французских вооруженных сил наилучших успехов английским союзным вооруженным силам в наступлении, которое они начали в Северной Африке против общего врага.
Искренне ваш.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару в Браззавиле генералу медицинской службы Сисе Лондон, 28 ноября 1941
Англичане отказываются использовать в Ливии наши сирийские войска. Я отвечаю английскому правительству, что в этих условиях мы снимаем свои предложения о возможной помощи наших войск в операциях по обороне английских территорий в Западной Африке. В самом деле, мы можем предусматривать военные действия против французов только при условии и в том случае, если у нас будет оправдание, что мы в основном все-таки воюем с врагом. Принимая во внимание большие трудности, которые англичане встречают сейчас в Ливии, возможно, впрочем, что они вскоре изменят свое отношение к нам.
Что касается проекта операции Леклерка против оазиса Мурзук, у меня есть основания думать, что наши союзники могут предложить нам начать эту операцию раньше времени. Они действительно ведут сейчас очень тяжелые бои в Киренаике и даже в Египте. Любая отвлекающая операция принесла бы им пользу, даже если бы она была безуспешной. Но я не хочу, чтобы операция Леклерка закончилась поражением…
В связи с этим я прошу вас дать от моего имени категорический приказ Леклерку ничего не предпринимать без моего- полного согласия. Ему следует в надлежащее время получить мое одобрение.
Во всяком случае, пока еще слишком рано что-либо предпринимать.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Каир, 28 ноября 1941
Группа «Лотарингия» была введена в бой 21 ноября. Она совершила уже 33 боевых вылета, взаимодействуя с авангардом моторизованных колонн. Сброшено 15 тонн бомб.
23 ноября во время операций к югу от Тобрука группа совершила налет на колонну, насчитывавшую более ста немецких танков. Все попадания были прямыми, уничтожено 30 процентов машин. Эта операция позволила английской танковой колонне одержать полную победу. Английское армейское и военно-воздушное командование горячо поздравило группу «Лотарингия», назвав ее действия «великолепной работой».
Я прошу вас отметить в приказе по армии авиагруппу под командованием Корнильона-Молинье…
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, вЛондон Бейрут, 1 декабря 1941
Я вернулся из Каира. Вместе с рядом других вопросов я обсуждал и тот, который вы затрагивали в телеграмме от 28 ноября.
Я предложил отправить одну дивизию, попросив, чтобы она была максимально обеспечена всем необходимым. Мне ответили, что театр военных действий перенасыщен войсками, а материальной части не хватает. Я возразил, что действующие дивизии должны сменяться, а материальная часть поступает непрерывно; что мы будем довольствоваться самым необходимым; что мы порвали с Виши, чтобы сражаться против немцев; что для поддержания боевого духа наших войск, а также для развития идеи Сопротивления в Северной Африке и во Франции необходимо, чтобы мы участвовали в боях в Ливии; и что наличие наших войск в надлежащий момент на подступах к Тунису явится важным фактором на дальнейшем этапе войны.
После спора с Литтлтоном и Окинлеком в присутствии Вилсона я добился согласия рассмотреть мое предложение и принять по нему срочное решение. Я оставил на месте Кенига, который должен продвигать дело…
На тех же основаниях я просил маршала авиации Теддера использовать французскую истребительную авиацию целыми частями, а не вливать отдельные истребители в английские подразделения. Он обещал, что попытается удовлетворить мою просьбу…
Воспользовавшись тем, что глава американской миссии на Среднем Востоке генерал Максвелл пожелал встретиться со мной, я объяснил ему, кто мы, к чему мы стремимся и в чем мы нуждаемся.
Мне показалось, что под влиянием имевшейся у него тенденциозной информации он был настроен неблагожелательно. Я пригласил его посетить наши войска и рассказал, почему мы должны воевать и как повлияло бы на Францию наше скорейшее вступление в бой. Эта сторона вопроса, а также проблема будущего Северной Африки от него явно ускользнули. Я попытался убедить в нашей правоте как его, так и американскую миссию в Каире, сотрудники которой, очевидно под влиянием ложной информации, охладели к нам.
Письмо генерала де Голля начальнику штаба военного кабинета и английского министра обороны генералу Исмею Лондон, 4 декабря 1941
Дорогой генерал!
Благодарю за письмо от 2 декабря.
Что касается возможной операции французских частей, находящихся в районе озера Чад против Южной Ливии, считаю долгом уточнить условия, на которых, как я решил, эта операция будет осуществляться.
Несколько месяцев тому назад я приказал нашему командованию во Французской Африке начать ее подготовку.
Приказ о начале операции будет отдан мною лично. Я отнюдь не подчинил французские войска в Африке английскому командованию и, в частности, командующему английскими войсками на Среднем Востоке. Конечно, я в любое время готов ознакомиться с мнением английского командования о начале боевых действий.
В целях обеспечения необходимого взаимодействия я приказал французскому командованию в районе озера Чад (генерал Леклерк) поддерживать связь с английским командованием на Среднем Востоке. Однако речь идет лишь о связи и ни в коем случае не о подчинении.
Ни в ходе самой операции, ни после нее я не предполагаю подчинять наши части из района озера Чад по достижении ими Мурзука командованию 8-й английской армии, планов которого, впрочем, я не знаю.
В том случае, если английское командование будет согласно с участием французских войск в операциях в Северной Ливии, мы могли бы установить взаимодействие на иных основах. Но в настоящих условиях вышеприведенные соображения полностью отвечают как обстановке, так и моим планам.
Искренне ваш.
Письмо У. Черчилля генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Лондон, 7 декабря 1941
Дорогой генерал де Голль!
Генерал Окинлек только что сообщил мне, что было бы очень желательно немедленно использовать одну бригаду «Свободной Франции» в операциях в Киренаике. Я знаю, что это отвечает вашему желанию; я знаю также, с каким нетерпением ваши люди ждут возможности помериться силами с немцами.
Мы будем очень рады увидеть вас, а также г-жу де Голль на завтраке в следующую среду.
Искренне ваш.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 9 декабря 1941
Черчилль прислал мне письмо с просьбой выделить одно французское соединение для участия в операциях в Ливии. Я ответил ему, что охотно дам соответствующий приказ.
Я знаю, что по этому вопросу вы поддерживаете связь с Окинлеком.
Необходимо, чтобы наши войска участвовали в боевых действиях только целым соединением или совсем не участвовали бы в них. С другой стороны, вы должны заранее знать общую задачу этого соединения. Я прошу вас сообщить мне, как только будет возможно, эту общую задачу, а также состав выделенных частей. Наконец, было бы целесообразно добиться, чтобы наша группа бомбардировочной авиации использовалась преимущественно для выполнения задач, связанных с действиями наших наземных войск.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару в Браззавиле генералу медицинской службы Сисе Лондон, 9 декабря 1941
Черчилль прислал мне письмо, в котором просит выделить из наших войск, находящихся в Леванте, соединение для участия и ливийских операциях. Я, конечно, согласился.
При сложившихся обстоятельствах ограничения, которыми я вынужден был обусловить нашу возможную помощь генералу Джиффарду, больше не вызываются необходимостью и поэтому отменяются. Прошу сообщить об этом генералу Джиффарду.
Однако я оставляю за собой право лично отдать приказ о начале боевых действий, когда это понадобится.
Я сохраняю прежние условия для начала операции, подготовляемой Леклерком.
Телеграмма верховного комиссара в Браззавиле генерала медицинской службы Сисе генералу де Голлю, в Лондон Браззавиль, 9 декабря 1941
В результате переговоров капитана Гийебона, действующего от имени генерала Леклерка, с генералом Каннингэмом в Каире достигнуто следующее соглашение о начале наступления на Феццан.
Если для вступления англичан в Триполитанию предусмотрен день «Ж», то Леклерк должен будет отбыть из Фая на сутки раньше этого срока, чтобы быть за 18 часов до срока в Зуаре, откуда он должен будет отбыть в зависимости от обстоятельств от 14 до 9 часов до срока начала операции, чтобы прибыть в Гатрун в принципе к этому сроку. Он будет подчинен либо генералу Каннингэму, если последний сохранит за собой командование операциями в Триполитании, либо вновь назначенному генералу, которому Каннингэм передаст руководство операциями в Триполитании.
Текст этого соглашения отправлен вам самолетом.
Телеграмма генерала де Голля генералу медицинской службы Сисе, в Браззавиль Лондон, 10 декабря 1941
Вашу телеграмму от 9 декабря получил. Жду текст предложенного Каиром проекта операции Леклерка. Но, повторяю, при всех обстоятельствах подчинение каких-либо французских войск иностранному командованию могу производить только я лично.
Категорически подтверждаю, таким образом, свои предыдущие приказы. Леклерк не должен начинать наступление из района Зуара без моего приказа. С другой стороны, ему не следует вести переговоров без моих инструкций о подчинении английскому командованию. Ставлю на вид Леклерку и лично вам то, что не известили меня об этих переговорах. Во всяком случае, предписываю вам и Леклерку рассматривать их результат только как проект, который нас ни к чему не обязывает, до тех пор, пока вы не получите моих распоряжений. Прошу сообщить об этом английскому командованию в Каире.
Телеграмма верховного комиссара в Браззавиле генерала медицинской службы Сисе генералу де Голлю. в Лондон Браззавиль, 11 декабря 1941
Сообщаю состав войск, выделяемых генералом Леклерком для операций:
1) Штаб колонны.
2) Группа № 1 в составе: 1-й разведроты, двух батарей дивизиона вьючной артиллерии из Борку, одного 75-миллиметрового орудия. Командует командир батальона Ус.
3) Группа № 2 в составе: 2-й разведроты, двух батарей дивизиона вьючной артиллерии из Борку, одного 75-миллиметрового орудия, одной гаубицы. Командует командир батальона Дио.
4) Дивизион вьючной артиллерии из Тибести.
5) Обозы; первой и второй очереди.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, вЛондон Бейрут, 12 декабря 1941
После продолжительных дискуссий в Каире Кениг передал мне проект, удовлетворяющий основным требованиям, указанным в ваших телеграммах. Я с этим проектом в принципе согласился, и он сейчас окончательно дорабатывается.
Все дело упиралось в материальную часть. Кениг на месте смог убедиться, что английские войска на Среднем Востоке ощущают действительно серьезный недостаток в военной технике из-за понесенных потерь и необходимости снабжения ею поступающих пополнений.
Проект предусматривает посылку нашей 1-й легкой дивизии, полностью моторизованной, но без бронемашин, которая соответствует английской отдельной усиленной бригаде.
В отношении танков ничего добиться невозможно. Следует понять, что у англичан есть крупные танковые соединения, потери которых им трудно возместить, и что их мало беспокоит оснащение самостоятельного формирования. По-моему, лучшим выходом из положения было бы использовать наших танкистов, образовав в составе какого-либо английского танкового соединения французские подразделения. Командование этими силами будет возложено на генерала де Лармина, а Кениг останется его помощником. Присутствие генерала де Лармина позволит включить в них новые подкрепления и по возможности создать крупное соединение, если в бой вступят наши подразделения из района озера Чад.
Командование английских войск на Среднем Востоке проявило уступчивость и, кажется, искренне желает скорейшего появления французских войск в Ливии. Однако нет никакого сомнения, что главное — в материальной части… Мы оснастим нашу легкую мотомеханизированную дивизию имеющимися в Леванте французскими автомашинами, которые можно использовать в условиях пустыни, а английское командование снабдит нас дополнительными средствами и специальным снаряжением.
Первые подразделения смогут отправиться из Леванта к 20 декабря, и к началу января все наши войска могут быть сконцентрированы в Египте, где они получат дополнительную технику.
Письмо генерала де Голля английскому министру иностранных дел Идену Лондон, 13 декабря 1941
Дорогой господин Иден!
Письмом от 22 ноября вы уведомили меня, что правительство Великобритании готово сотрудничать с Национальным комитетом по вопросу о создании во Франции организации, в задачу которой входило бы обеспечение единства французов в сопротивлении врагу и в стремлении освободить свою родину.
Вы добавляете, что правительство Великобритании готово, в пределах своих возможностей, оказать помощь по организации связи, и предлагаете мне вступить в контакт по этому поводу с Дальтоном, который концентрирует и распределяет технические средства, имеющиеся в распоряжении правительства Великобритании.
Национальный комитет весьма обязан правительству Великобритании за предложение помощи в осуществлении той задачи, которую он считает весьма существенной.
Действительно, речь идет о том, чтобы объединить в массовой и широко разветвленной организации миллионы французов, которые горят ненавистью к захватчикам и стремлением сотрудничать с нами в освобождении страны.
Эта цель абсолютно не связана с вопросами общественного устройства или назначения тех или иных политических деятелей. Она поэтому соответствует линии, которую наметил для себя Национальный комитет и от которой он не намерен отклоняться.
Следуя вашему совету, я не премину вновь встретиться с Дальтоном, службы которого уже связаны с нашими.
Искренне ваш.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Бейрут, 15 декабря 1941
Генерал Окинлек согласился с моими предложениями относительно состава, оснащения и командования наших экспедиционных сил. Первые подразделения отправятся в Египет 20 декабря.
Мое предложение сформировать из наших танкистов французское подразделение в составе английского танкового соединения было встречено очень хорошо. В принципе оно принято.
Я сделаю в надлежащий момент все необходимое, чтобы наша бомбардировочная авиагруппа была использована по преимуществу в соответствии с вашими указаниями.
Телеграмма верховного комиссара в Браззавиле генерала. медицинской службы Сисе генералу де Голлю, в Лондон Браззавиль, 16 декабря 1941
Я получил от Леклерка следующий ответ в связи с инструкциями, которые я направил ему во исполнение вашей телеграммы от 10 декабря:
«Переговоров с англичанами я не вел. Я установил связь с соседями, как это должен делать каждый готовящийся к наступлению командир, особенно когда он надеется на поддержку, как это имело место в данном случае. Такую связь нельзя осуществить экспромтом, когда речь идет о тысячах километров.
Как только я получу уточненные предложения от англичан, я запрошу приказ из Лондона.
Прошу точных инструкций от генерала де Голля на случай (впрочем, мало вероятный), если произойдет соприкосновение с вишистскими частями на итальянской или французской территории.
Я изложу письменно генералу де Голлю свои соображения по этому вопросу».
Советую дать генералу Леклерку принципиальное разрешение. Операция будет очень трудной и упорной, и важно, чтобы вы ему доверяли. У нас всех здесь нет иных целей, кроме желания как можно лучше служить Франции, дело которой находится в ваших руках.
Письмо генерала де Голля начальнику штаба военного кабинета и английского министра обороны генералу Исмею Лондон, 19 декабря 1941
Дорогой генерал!
Ваше письмо от 17 декабря получил и очень внимательно ознакомился с вашей точкой зрения на взаимодействия между операцией, подготовляемой в Южной Ливии французским отрядом, находящимся в районе озера Чад, и операциями, которые проводит ныне 8-я английская армия.
Как вам известно, подготовка предстоящей операции генерала Леклерка против оазиса Мурзук — как и проведенная ранее аналогичная операция против оазиса Куфра — является одним из элементов плана боевых действий войск, расположенных в районе озера Чад, составленного мною год тому назад. Это скромный, но чисто французский вклад в совместные усилия в Ливии, и именно по этой причине я оставляю боевую инициативу за французским командованием.
Естественно, мы будем очень внимательно относиться к соображениям и указаниям английского командования по данному вопросу. Леклерк поддерживает постоянную связь со штабом генерала Окинлека. Последний может рассчитывать, что в Мурзуке, как и ранее в Куфре, части Леклерка выйдут на боевой рубеж и начнут боевые действия на своем участке без опоздания. Будем надеяться, что это произойдет в нужное время.
В том же письме от 17 декабря вы предлагаете мне учесть, что командованию английских воздушных сил на Востоке будет очень трудно использовать французскую истребительную авиагруппу, недоукомплектованную в настоящее время техническим составом. Я хочу надеяться, однако, что эта группа сможет быть вскоре использована. Вполне соглашаясь с вами в том, что верховному командованию воздушных сил виднее, как лучше всего использовать имеющиеся в его распоряжении средства в интересах нашего общего дела, я считаю все же, что именно для этого дела очень важно, чтобы французские подразделения принимали самое активное участие в боях.
Искренне ваш.
Телеграмма генерала де Голля генералу медицинской службы Сисе, в Браззавиль Лондон, 20 декабря 1941
Прошу вас передать генералу Леклерку следующее мое послание:
«Вы произведете переброску войск для операции в районе Феццана по своей инициативе и в согласии с Окинлеком.
Как только вы примете решение о переброске, доложите мне.
Тогда я дам вам общий приказ о начале операции, которую вы начнете по своему усмотрению с учетом точки зрения английского командования. Вы должны понять, что я хочу сказать.
Я верю в вас и ваши войска и испытываю к вам чувство искренней и глубокой симпатии».
Письмо генерала де Голля Идену, в Лондон Лондон, 22 декабри 1941
Дорогой господин Иден!
Как вам известно, Французский национальный комитет стремится создать во Франции и в Северной Африке организацию, задача которой будет состоять в объединении максимального числа французов для организации их сопротивления врагу и его пособникам. Обстановка как будто благоприятствует Национальному комитету, так как в настоящее время большое число французских граждан открыто или тайно присоединилось к нему.
Я просил, чтобы правительство Его Величества оказало помощь деятельности в этом отношении Национального комитета, предоставив в его распоряжение максимум необходимых материальных средств. Вы, ваше превосходительство, в письме от 22 ноября 1941 дали мне ответ, который кажется мне в принципе благоприятным,
К сожалению, оказалось невозможным осуществить между соответствующими французскими и английскими службами то сотрудничество, которого желал бы Национальный комитет. Ваше превосходительство найдет в приложении к настоящему письму сообщение о трех недавних фактах, имеющих отношение к этому вопросу.
С другой стороны, Национальному комитету известно, что английские секретные службы посылали и посылают во Францию не только без разрешения, но даже без ведома Национального комитета некоторое число французских граждан либо для сбора сведений военного характера, либо для установления связей политического характера.
Деятельность французских секретных служб, включающая как военную разведку и боевые операции, так и организацию Сопротивления во Франции, требует относительно большого числа людей и сопряжена с большим риском для ее участников, а также с тяжелыми потерями. Французский национальный комитет не может ни выделять для этого людей, ни подвергать их риску, если предполагаемый результат не соответствует его собственным целям.
Вследствие этого я вынужден просить ваше превосходительство сообщить мне, считает ли правительство Его Величества возможным изменить существующую систему сотрудничества, с одной стороны, в отношении необходимых материальных средств, а с другой стороны, в отношении той деятельности, которую английские секретные службы ведут во Франции независимо от соответствующей деятельности Национального комитета.
Искренне ваш.
Приложение
1. Мерсье[196], видный деятель, более трех месяцев тому назад прибывший из Франции через Лиссабон к генералу де Голлю за инструкциями от организаций, существующих и действующих на французской территории, должен был срочно с этими инструкциями возвратиться во Францию. Однако он до сих пор не смог выехать из Англии. Его присутствие здесь было в конце концов обнаружено, что создает теперь серьезные трудности в отношении выполнения стоящей перед ним задачи.
2. Майор Сервэ, которого генерал де Голль командировал в Гибралтар и на Мальту, чтобы срочно установить важнейшие связи с организациями, ведущими работу в Северной Африке, не имеет возможности отправиться к месту назначения.
3. Когда руководитель крупной организации «Свободной Франции» в Тунисе Мунье прибыл на Мальту, генерал де Голль попросил английские органы передать ему, чтобы он отправился в Бейрут за необходимыми инструкциями. Несмотря на это, английские органы предложили Мунье вернуться в Тунис, и он погиб на обратном пути во время авиационной катастрофы.
Предписание генерала де Голля Жану Мулэну Лондон, 24 декабря 1941
Назначаю префекта Ж. Мулэна своим представителем и уполномоченным Национального комитета в неоккупированной непосредственно зоне метрополии.
Мулэну поручается осуществить в этой зоне единство действий всех лиц, сопротивляющихся врагу и его пособникам.
В выполнении своего задания Мулэн отчитывается лично передо мной.
Телеграмма генерала де Голля генералу медицинской службы Сисе, в Браззавиль Лондон, 25 декабря 1941
Эта телеграмма уточняет и дополняет мою телеграмму от 20 декабря.
Разрешаю любые перемещения и действия войск, находящихся на территории Чад, по усмотрению генерала Леклерка в целях осуществления предписанной мною операции против Феццана.
Генералу Леклерку разрешается, в частности, начать наступление, когда он найдет целесообразным.
Операция должна проводиться по возможности во взаимодействии с 8-й английской армией. Однако войска территории Чад ни в коей мере не подчинены и не будут подчинены английскому командованию. В своих действиях генерал Леклерк будет сохранять полную свободу и независимость от этого командования.
Учитывая некоторые другие возможности и потребности, прошу незамедлительно сообщать мне обо всех важных событиях по мере развертывания операции.
Письмо генерала де Голля начальнику штаба военного кабинета и английского министра обороны генералу Исмею Лондон, 29 декабря 1941
Дорогой генерал!
Советское правительство сообщило мне, что оно отнесется с удовлетворением к участию французских войск в операциях союзных вооруженных сил в России.
Со своей стороны Французский национальный комитет стремится к тому, чтобы крупное французское соединение приняло участие в этих операциях совместно с нашими русскими союзниками.
Я предполагаю послать с этой целью в Россию дивизию сокращенного состава (аналогичную английской отдельной усиленной бригаде), которая сейчас комплектуется в Сирии и которую не предполагается использовать на ливийском фронте.
Она будет состоять из четырех пехотных батальонов, одного артиллерийского дивизиона, разведывательной группы, роты управления и вспомогательных подразделений.
Отправка из Сирии на Кавказ может быть проведена к 15 марта, вероятно через Мосул и Тавриз.
Однако в случае, если до указанной даты выяснится, что эти войска более нужны в Северной Африке в связи с ходом военных действий в Триполитании и их возможными последствиями для Французской Северной Африки. Я предпочитаю ввести в бой эти войска на данном фронте, чем в России.
Наконец, эта дивизия сокращенного состава будет оставлена в Сирии, если до 15 марта противник предпримет наступление на Востоке, угрожая территориям государств Леванта, находящихся под французским мандатом.
Так или иначе, я рассчитываю как можно скорее усилить французские войска, находящиеся сейчас в Сирии, тремя батальонами и одной батареей, выделенными из состава частей, находящихся в настоящее время в Экваториальной Африке ив Камеруне, которые не предполагается использовать ни в Западной Африке, ни в операции, которая неизбежно будет развернута с территории озера Чад. Таким образом, использование французской легкой мотомеханизированной дивизии в Ливии и намечаемая отправка другой французской легкой мотомеханизированной дивизии в Россию не помешают сохранить в Сирии значительные французские вооруженные силы без ущерба для специальных войск (сирийских и ливанских).
Я был бы рад как можно скорее узнать мнение английского верховного командования по изложенным вопросам.
Искренне ваш.
Письмо генерала Исмея генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Лондон, 6 января 1942
Дорогой генерал!
Предложения, содержащиеся в вашем письме от 29 декабря, были изучены начальниками английских штабов.
Начальники штабов учли ваши различные предложения относительно использования бригады «Свободной Франции», находящейся теперь в Сирии; они целиком согласны с выраженным вами мнением, что пока еще слишком рано принимать окончательное решение, учитывая, что до 15 марта положение может полностью измениться.
Начальники штабов просили передать вам, что с военной точки зрения они не видят принципиальных возражений против посылки одной бригады «Свободной Франции» в Россию, несмотря на трудности, в которых вы сами, конечно, отдаете себе отчет. Наибольшие из них связаны со снабжением, поскольку (именно так рассматривают проблему начальники штабов) бригада «Свободной Франции» окажется в полной зависимости от русской системы снабжения не только в отношении продовольствия и медицинской помощи, но и в отношении пополнения боеприпасов и снаряжения. Конечно, если бы уже существовала английская система снабжения, эти трудности не были бы столь значительны.
Принимая во внимание, что все перемещения войск, упомянутые в вашем письме, могут представлять интерес для планов генерала Окинлека, начальники английских штабов сочли целесообразным сообщить ему для личной информации содержащие вашего письма.
Искренне ваш.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 12 января 1942
В том случае, если наступление союзников в Ливии не приведет ни к каким последствиям во Французской Северной Африке и если предположить, что противник не перейдет в ближайшее время в наступление на Востоке, я предполагаю послать в Южную Россию после 15 марта значительные французские силы. Последние примут участие в намечаемых на весну операциях союзников на этом театре военных действий. Национальный комитет достиг соглашения по этому поводу с Советским правительством, которое считает наше участие крайне желательным. Военное и политическое значение наших действий в Восточной Европе вам, конечно, понятно. С другой стороны, правительство Великобритании дало на это со своей стороны принципиальное согласие, поскольку это дело его касается.
Французский экспедиционный корпус в России будет сформирован в следующем составе:
а) Легкая мотомеханизированная дивизия, включающая: один разведывательный дивизион;
три или четыре пехотных батальона, в том числе один европейский и один африканский;
один артиллерийский дивизион двухбатарейного состава;
инженерный отряд;
отряд связи;
вспомогательные подразделения.
Вся дивизия будет в максимально возможной степени механизирована и моторизована. Это та легкая мотомеханизированная дивизия, которая находится в настоящее время в Сирии и Ливане.
б) Отряд в сорок французских летчиков-истребителей из состава военно-воздушных сил, находящихся теперь в Англии.
Подразделения, выделенные из состава ваших войск, будут перебрасываться через Тавриз начиная с 15 марта. Для того чтобы сохранить в странах Леванта достаточное ядро французских войск после отбытия 2-й легкой мотомеханизированной дивизии, я решил немедленно направить на Восток два полноценных сенегальских батальона и одну батарею из состава вооруженных сил Свободной Французской Африки без ущерба для сенегальских подразделений, которые вы просили для смены войск. Кроме того, я рассчитываю получить возможность отправить вам из Англии после 1 марта хорошо подготовленный и укомплектованный командным составом отряд в составе двухсот специалистов: мотоциклистов, связистов, танкистов и артиллеристов, а также около двадцати кандидатов в офицеры. Я просил бы вас сообщить мне как можно скорее свое мнение обо всем этом. Совершенно очевидно, что этот вопрос потребует затем серьезной работы вашего штаба.
Письмо Идена генералу де Голлю в Лондоне (Перевод) Лондон, 20 января 1942
Дорогой генерал!
Я обсуждал с соответствующими английскими органами ваше письмо от 22 декабря, в котором вы затрагиваете несколько вопросов, касающихся работы английских организаций, ведающих сбором секретных сведений и подготовкой диверсий во Франции.
Я сожалею, что у вас сложилось впечатление, будто эти организации не уделяют достаточного внимания интересам Национального комитета. Я уверен, что такое впечатление ничем не оправдано, так как мне достоверно известно, что наши организации придают самое большое значение поддержанию постоянных дружественных связей с заинтересованными органами «Свободной Франции».
Частные случаи, упомянутые в приложении к вашему письму, могут быть легко устранены. Что касается Мерсье, не может быть и вопроса о том, чтобы наши организации хотели задерживать без надобности его отъезд, и я узнал, что теперь он уже прибыл во Францию; задержка была вызвана только транспортными затруднениями и плохими метеорологическими условиями. Майор Сервэ хотел посетить английские крепости Мальту и Гибралтар; мы попросили его до отбытия конкретизировать цель поездки в эти места. Сейчас он находится в Гибралтаре. Что касается Мунье и его перелета в Тунис, который, к несчастью, стоил ему жизни, то мне известно, что этот перелет был предпринят по настоянию Мунье и что цели его были известны генералу Катру.
По более общему вопросу о сотрудничестве я хотел бы вас заверить, что, во-первых, правительство Его Величества по достоинству оценивает вклад «Свободной Франции» в деятельность английской «Интеллидженс сервис» и организации Дальтона и что, во-вторых, лица, ведающие этой работой в Англии, хотят только одного: продолжать свою работу в самом тесном сотрудничестве с соответствующими органами Национального комитета. Однако я сомневаюсь, что наши общие интересы в этой области действительно требуют внесения каких-либо изменений в существующую систему.
Из вашего письма вытекает, что вы хотели бы, чтобы английские организации действовали во Франции исключительно через посредство свободных французов. Я боюсь, что при нынешних обстоятельствах это предложение мы принять не сможем. Правительство Его Величества считает, что основное условие успешной деятельности английской «Интеллидженс сервис» и организации Дальтона заключается в том, чтобы они продолжали поддерживать контакт с теми лицами на французской территории или вне ее, которые, по их мнению, полезны для работы, независимо от того, каких политических взглядов эти лица придерживаются. Мы опасаемся, что было бы неблагоразумно дня нас исходить в этом отношении из предположения, что Национальный комитет пользуется открытой или тайной поддержкой подавляющего большинства французских граждан.
Искренне ваш.
Письмо Идена генералу де Голлю, в Лондон (Перевод) Лондон, 20 января 1942
Дорогой генерал!
Письмом от 31 декабря вы информировали меня о назначении Французской миссии связи при советском правительстве, а также о возможной отправке на советский фронт одной бригады «Свободной Франции» из Сирии.
Что касается этого второго вопроса, то генерал Йемен показал мне копию письма, которое он отправил вам 6 января и в котором сказано, что начальники британских штабов в настоящее время изучают вопрос совместно с главнокомандующим на Среднем Востоке. Генерал Исмей говорит, что он надеется, что сможет сообщить вам в ближайшее время обоснованное мнение английского верховного командования.
А пока, принимая во внимание, с одной стороны, трудности снабжения бригады «Свободной Франции» в Советском Союзе, упомянутые в письме генерала Исмея к вам от 6 января, и, с другой стороны, возможность изменения обстановки на Среднем и Ближнем Востоке, я полагаю, что было бы благоразумнее не брать на себя в настоящее время формального обязательства перед советским правительством об обязательной посылке одной бригады «Свободной Франции» в Советский Союз.
Искренне ваш.
Письмо генерала де Голля: национальному комиссару по военным делам генералу Лежантийому; национальному комиссару военно-морского флота адмиралу Мюзелье; национальному комиссару военно-воздушных сил генералу Валену Лондон, 28 февраля 1942
Имею честь направить вам при сем прилагаемую записку по вопросу об организации вооруженных сил «Свободной Франции», которую необходимо осуществить в течение 1942.
Ход войны в настоящее время представляет собой чередование неудач и успехов союзников. 1943 год может явиться годом общего наступления.
В связи с этим мы должны, не переставая сражаться, организовать французские вооруженные силы, с тем чтобы быть в состоянии к концу этого года принять соответствующими силами участие в предстоящем наступлении на любом театре военных действий.
Это значит, что нужно создать известное число отдельных сухопутных, военно-морских и военно-воздушных частей, способных самостоятельно маневрировать и решать боевые задачи. Организационный план на 1942 год, составленный мною в связи с этим, подробно излагается ниже.
Национальные комиссары по военным делам, военно-морского флота и военно-воздушных сил приступят соответственно к распределению и созданию подразделений, выработке программы их вооружений, оснащения, укомплектования командным составом, назначений, подготовки и т. д….
Если события внесут более или менее существенные изменения в наши средства, что вполне вероятно, то план организации может быть дополнен. Но при всех обстоятельствах приводимые ниже положения должны быть осуществлены в первую очередь и не допуская отклонений.
Армия
а) Довести 1-ю и 2-ю легкие мотомеханизированные дивизии, находящиеся теперь на Востоке, до следующего состава каждую:
6 пехотных батальонов, из которых три европейских;
6 артиллерийских дивизионов;
1 дивизионная рота ПТО и ПВО;
1 рота связи;
1 инженерная рога;
I транспортная рота;
вспомогательные подразделения.
б) Создать в Свободной Французской Африке две колониальные маршевые бригады следующего состава каждая:
3 пехотных батальона;
разведывательная рота;
артиллерийская батарея;
транспортная рота;
взвод связи;
инженерный взвод;
вспомогательные подразделения.
в) Создать на Тихом океане одну маршевую бригаду в составе:
3 пехотных батальонов;
1 разведывательного дивизиона;
1 артиллерийского дивизиона;
1 взвода связи;
1 инженерного взвода;
вспомогательных подразделений.
г) Создать в Леванте следующие отдельные части и подразделения:
1 танковый пол к двухбатальонного состава; 1 разведывательный дивизион, состоящий из 1 эскадрона бронемашин и 2 мотомеханизированных эскадронов;
1 дивизион тяжелой дальнобойной артиллерии;
1 транспортную роту;
I роту связи;
I инженерную роту.
д) Создать в Англии 6 разведывательных взводов.
Независимо от создания этих подвижных частей и подразделений вооруженные силы территорий должны включать:
Левант
Создать специальные войска следующего состава:
1 полубригада ливанских егерей трехбатальонного состава;
3 полубригады сирийской пехоты (каждая из 3 батальонов);
1 кавалерийский полк Леванта из 4 эскадронов;
3 кавалерийских дивизиона: черкесский, северно-сирийский, друзский;
2 дивизиона полевой артиллерии;
1 танковый батальон;
уже существующие подразделения инженерных войск, связи, транспортные, железнодорожные и т. д.
Свободная Французская Африка
9 пехотных батальонов (3 на территории Чад, 2 в Камеруне, 1 в Габоне, 1 в Убанги, 2 в Среднем Конго);
5 береговых батарей.
Тихий океан
2 пехотных батальона (Новая Каледония, Таити);
1 механизированный эскадрон;
4 береговые батареи (2 в Баити, 2 в Нумеа).
Военно-морские силы
а) Создать 2 дивизиона военных кораблей соответственно на Средиземном море и в Тихом океане, каждый в составе:
2 контрминоносцев или миноносцев;
1 или 2 подводных лодок;
посыльных судов.
б) Продолжать участвовать в конвоировании союзных транспортов (8 корветов) и в постановке минных заграждений (1 или 2 подводные лодки).
в) Держать в Ла-Манше военно-морские силы, необходимые для участия в операциях у французского побережья и для выполнения специальных заданий (морские охотники, катера, быстроходные катера и т. д.).
г) Завершить организацию десантных подразделений:
в Леванте;
на Тихом океане;
в Свободной Французской Африке;
на островах Сен-Пьер и Микелон.
д) Организовать:
1 батальон морской пехоты в Англии;
1 батальон морской пехоты в Леванте;
1 роту морской пехоты на Тихом океане. Эти подразделения предназначены главным образом для десантных операций.
e) Создать военно-морскую авиацию в составе:
1 группы корабельной истребительной авиации;
1 эскадрильи гидросамолетов бомбардировщиков и разведчиков на Тихом океане.
Военно-воздушные силы
а) Доукомплектовать 4 существующие авиагруппы:
в Леванте: бомбардировочную авиагруппу «Лотарингия», истребительную авиагруппу «Эльзас»;
в Свободной Французской Африке: сводную группу бомбардировочной и разведывательной авиации «Бретань»;
в Англии: истребительную авиагруппу «Иль-де-Франс».
б) Организовать истребительную авиагруппу для России (летный состав, командный и административный состав).
в) Организовать I новую бомбардировочную авиагруппу в Англии.
г) Организовать 1 батальон воздушно-десантных войск трехротного состава (одна рота в Леванте).
Письмо адмирала Мюзелье генералу де Голлю, вЛондон Лондон, 3 марта 1942
Господин генерал!
Сегодня утром в присутствия членов Национального комитета я имел честь изложить вам ход операции по присоединению к «Свободной Франции» островов Сен-Пьер и Микелон.
В ходе последовавшей дискуссии выяснились некоторые недостатки нынешней организации «Свободной Франции», а также вредная тенденция некоторых органов нашего движения применять недопустимые методы.
Такое положение может привести лишь к быстрому распаду наших вооруженных сил и к серьезным затруднениям в сотрудничестве с нашими союзниками.
В связи с этим я не считаю больше возможным в данных условиях оказывать вам помощь политического характера.
Прошу вас принять мою отставку с должности национального комиссара военно-морского и торгового флота.
Вместе с тем я считаю необходимым разъяснить, что военно-морские силы «Свободной Франции» будут продолжать сражаться, как и прежде, на стороне наших союзников и что лично я готов участвовать в любой военной операции, которую вы сочтете целесообразным мне доверить в согласии с нашими союзниками.
Примите, господин генерал, мои наилучшие пожелания.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару в зоне Тихого океана адмиралу д’Аржанлье Лондон, 4 марта 1942
Адмирал Мюзелье просил меня принять его отставку с поста национального комиссара военно-морских сил и поручить ему командование предстоящими комбинированными операциями. Я удовлетворил эту его двойную просьбу.
Декретом от сего числа, скрепленным Плевеном, я произвел капитана 1-го ранга Обуано в чин контр-адмирала и назначил его национальным комиссаром военно-морских сил.
Прошу вас уведомить об этом в самом срочном порядке адмирала Обуано и просить его немедленно и безотлагательно прибыть в Лондон.
Капитан 1-го ранга Море назначается командиром контрминоносца «Триомфан». Капитан 1-го ранга Ортоли назначается начальником штаба военно-морских сил.
С дружеским приветом.
Канцелярия председателя Национального комитета. декрет № 170
Генерал де Голль,
Глава свободных французов, председатель Французского Национального комитета постановляет:
Вице-адмирал Мюзелье, освобожденный от должности, переводится в резерв командования и прикомандировывается в непосредственное распоряжение генерала де Голля.
Лондон, 4 марта 1942
Ш. де Голль.
За председателя Французского национального комитета национальный комиссар
Рене Плевен.
Письмо генерала де Голля Идену Лондон, 8 марта 1942
Дорогой господин Иден!
После наших бесед 5 и 6 марта мне представляется необходимым уточнить некоторые пункты, важность которых, как я надеюсь, ваше превосходительство не замедлит оценить.
Внутри движения «Свободной Франции» произошел инцидент. Адмирал Мюзелье, национальный комиссар военно-морских сил, подал в отставку с поста члена Национального комитета. Эта отставка была принята, и Национальный комитет назначил комиссаром военно-морских сил адмирала Обуано. Адмирал Мюзелье, освобожденный от занимаемой должности, получил в связи с этим другое назначение в вооруженных силах.
Правительство Его Величества сочло возможным вмешаться в это дело. Вы сообщили мне, что ваше правительство, отнюдь не желая вмешиваться в вопрос о составе Французского национального комитета, хотело бы, чтобы адмирал Мюзелье оставался на посту главнокомандующего военно-морскими силами «Свободной Франции». Вы добавили, что укажете мне в ближайшее время, какие меры решило принять правительство Великобритании, в случае если Французский национальный комитет не примет этого условия.
Пока дело не зашло так далеко, я считаю необходимым указать причины, по которым мы не можем согласиться с поставленным условием.
Я полагаю, что нет необходимости подчеркивать наше желание быть и оставаться непоколебимыми и лояльными союзниками Великобритании. Мы представляли и представляем в этом отношении очевидные и даже весьма тяжелые для нас доказательства, какие только можно представить.
Но то, что мы осуществили ради служения интересам Франции, создано не в соответствии с обычными нормами (глава государства, правительство, парламент, государственные учреждения, законодательные возможности). Сам Французский национальный комитет и часть его сил и служб вынуждены пребывать на иностранной территории. Мы, конечно, сожалеем об этом и надеемся, что эти ненормальные условия когда-нибудь изменятся. Но мы должны принимать вещи такими, каковы они есть в действительности. Отсюда вытекает, что все сооружение покоится в основном на трех исключительных факторах.
Первый — я извиняюсь за то, что мне приходится писать это, — личная и символическая деятельность генерала де Голля в войне и авторитет Французского национального комитета, созданного им.
Второй — свободное и великодушное присоединение к нашей организации свободных французов и горячая симпатия большого числа тех, кто не входит в наши ряды.
Третий — сохранение того, что остается от французской независимости и суверенитета, за что генерал де Голль и Французский национальный комитет несут ответственность перед своей страной.
Эти три фактора позволили свободным французам вновь включить в войну значительные французские территории и немалые французские вооруженные силы, пробудить в их собственной стране надежду и даже гордость, что ведет к поражению дела предателей и коллаборационистов, сотрудничающих с врагом.
Поэтому требование, предъявленное правительством Великобритании к Французскому национальному комитету по вопросу о том, на какой пост назначить высшего французского офицера, представляло бы собой, если бы оно было выполнено, прямое посягательство на все эти три фактора сразу. Национальный комитет отказался бы согласиться на это требование.
С другой стороны, очевидно, что организация и деятельность «Свободной Франции» не могут в настоящих условиях, по материальным и политическим причинам, ни развиваться, ни даже существовать без помощи со стороны английского правительства. Впрочем, генерал де Голль создал все свое движение именно на основе безусловной верности союзу с Великобританией ради достижения общей победы. Свободные французы считают, что их борьба за общее дело в союзе с англичанами предполагает, что к ним должны относиться как к союзникам и что помощь Англии не должна сопровождаться вечными проверками и ограничениями или предоставляться на условиях, несовместимых с их существованием.
В частности, генерал де Голль, который несет фактическую и юридическую ответственность за «Свободную Францию» перед своей страной и иностранными державами, не мог бы продолжать свою деятельность, лишившись полностью или частично материальной и моральной поддержки английского правительства или тем более если бы это правительство заняло по отношению к свободным французам позицию, противоречащую действиям, которые генерал де Голль и Французский национальный комитет считали бы необходимым осуществить.
Если бы это тем не менее случилось, генерал де Голль и Французский национальный комитет перестали бы бороться, не щадя сил, за выполнение задачи, поскольку она стала бы невозможной. Действительно, они считают самым существенным как для будущего Франции, так и для ее настоящего оставаться верными поставленной ими перед собой цели. Эта цель состоит в возрождении Франции и в восстановлении национального единства в войне на стороне союзников, но без принесения в жертву французской независимости, суверенитета и национальных институтов.
Искренне ваш.
Собственноручная записка, врученная генералом де Голлем Плевену, Дьетельму и Куле Лондон, 18 марта 1942
Если я буду вынужден отказаться отдела, которое я предпринял, французская нация должна знать причину этого.
Я хотел, чтобы Франция продолжала войну против захватчиков. В настоящее время это возможно только вместе с англичанами и при их поддержке. Но это мыслимо лишь в условиях сохранения независимости и национального достоинства.
Следовательно, вмешательство английского правительства в отвратительный кризис, вызванный Мюзелье, настолько же нетерпимо, насколько абсурдно. Кроме всего прочего, это является грубым нарушением обязательств, взятых на себя английским правительством по отношению ко мне. Уступить означало бы уничтожить собственными руками то, что остается у Франции от ее суверенитета и чести. Я не сделаю этого.
Впрочем, английскому вмешательству в дело Мюзелье предшествовал целый ряд подобных же нажимов и злоупотреблений (например, события в Сирии), которым я смог противостоять лишь с большим трудом и которые подрывают мою веру в искренность англичан как союзников.
Франция поняла уже, каким путем и каким образом я действовал, чтобы служить ей. Она поймет, что если я останавливаюсь на этом пути, то делаю это потому, что мой долг по отношению к ней запрещает мне идти дальше. Франция сумеет избрать свой верный путь.
Люди проходят. Франция остается.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 9 март 1942
Поскольку вопрос с Джибути в настоящее время более не является срочным, я решил передать в наше распоряжение 4-й батальон сенегальских стрелков, находящийся сейчас в Эфиопии. Этот батальон должен быть направлен в Сирию. Поэтому предлагаю вам принять его под свое командование и обеспечить переброску его в Левант по возможности в кратчайший срок. Палевский предупрежден.
Предложения, переданные генералу де Голлю в Берк-Хемстиде представителем правительства Великобритании при Французском Национальном комитете Чарльзом Пиком (Перевод) 23 март 1942
1. Адмирал Мюзелье был поставлен в известность о том, что он должен быть отстранен от дел в течение ближайшего месяца и не должен иметь в это время никаких сношений с учреждениями, кораблями или экипажами «Свободной Франции». Все сообщения, которые адмирал Мюзелье пожелал бы сделать каким-либо ведомствам английского правительства в этот период, должны передаваться через английского представителя при Французском национальном комитете.
2. Капитан 1-го ранга Море был поставлен в известность о том, что он должен быть отстранен от дел в течение ближайшего месяца и также не должен иметь никаких сношений в это время с учреждениями, кораблями или экипажами «Свободной Франции». Все сообщения, которые капитан 1-го ранга Море пожелал бы сделать каким-либо ведомствам английского правительства в этот период, должны передаваться через английского представителя при Французском национальном комитете.
3. Согласовано, что пост главнокомандующего остается вакантным до возвращения капитана 1-го ранга Обуано и что в течение этого периода обязанности главнокомандующего будут выполняться капитаном 1-го ранга Гейралем.
Однако генерал де Голль согласен приостановить вступление в силу декрета об освобождении адмирала Мюзелье от должности и о переводе его в резерв командования. После назначения адмирала на новый пост декрет будет отменен.
4. В соответствии с обычаем, принятым в военно-морском флоте, генерал де Голль примет от адмирала Мюзелье надлежащим образом датированное предложение о присвоении капитану 1-го ранга Обуано звания контр-адмирала.
5. По истечении месячного срока, указанного в пункте 1, генерал де Голль предложит адмиралу Мюзелье пост, соответствующий его рангу и заслугам.
6. Между правительством Его Величества и движением «Свободной Франции» будет заключено новое соглашение о сотрудничестве.
Телеграмма генерала де Голля верховному комиссару в Браззавиле генералу медицинской службы Сисе Лондон, 25 марта 1942
Вашу телеграмму от 20 марта получил.
Ваша миссия в Южной Африке была весьма успешной, и ваш визит получил высокую оценку. Благодарю вас за это. Совершенно очевидно, что в Южной Африке, как и в других местах, обстановка не очень ясна. Но особенностью этой войны является то, что партия свободы еще не смогла покончить с двусмысленным положением и замешательством. Во всяком случае, то, что вы сказали маршалу Смэтсу, его министрам и другим лицам, а также впечатление, которое вы произвели, принесет большую пользу. Вопрос о Мадагаскаре не может быть решен без согласия Вашингтона, а государственный департамент продолжает упорно верить в Виши. Тем не менее мы ни в коей мере не отказываемся от своих планов и уверены, что приближается день, когда на Мадагаскаре нужно будет проделать кесарево сечение. В этом вопросе я рассчитываю на Пешкова.
В настоящих условиях я не имею возможности приехать к вам… Однако мне нужно вас срочно видеть и, после обсуждения с вами, урегулировать вопрос о существовании Верховного комиссариата в Африке. Поэтому прошу вас прибыть как можно скорее в Лондон.
Пока же, учитывая ваш предстоящий отъезд, я решил назначить главнокомандующим во Французской Свободной Африке генерала Леклерка. Предложите Леклерку немедленно представить кандидатуру своего преемника на пост командующего войсками на территории Чад, а самому безотлагательно приступить к исполнению своих новых обязанностей. Генерал Серр переведен в распоряжение генерала Катру. Я пошлю вам официальные телеграммы на этот счет.
До скорого свидания, дорогой генерал и друг.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 30 марта 1942
Одобряю ваше предложение о создании сводной бригады в составе подразделений, находящихся в настоящее время в Леванте, включающей в качестве основных частей: батальон Иностранного легиона, североафриканский батальон, два сенегальских батальона, подразделение корпусной разведки, марокканскую роту, одну батарею и вспомогательные подразделения. Сообщите, кого вы назначите командовать ею.
Что касается использования этой бригады, то я согласен с ее передачей в распоряжение 8-й английской армии. Однако когда придет время поставить перед ней боевую задачу, нужно добиться, чтобы она находилась как можно ближе к соединению «Л» и действовала совместно с ним, конечно, под общим командованием Лармина. С другой стороны, я отнюдь не отказываюсь от мысли послать в Россию часть наших сил с Востока, если теперешняя стабилизация в Ливии продлится.
Сообщите мне, как обстоят дела с нашей танковой ротой и парашютистами. Напоминаю, что в мое намерение входит организовать в этом году на Востоке танковый батальон из лучших кадров танковой роты и подразделения корпусной разведки, который вы пополните личным составом, набранным из других частей и срочно обученным. Мы вынуждены одновременно и заниматься организационной работой и воевать. Но потребность в крупных танковых частях является первостепенной.
Действия наших войск в Северной и Южной Ливии доставили мне, вплоть до настоящего времени, огромное удовлетворение и произвели большое впечатление. Я надеюсь, что смогу вскоре приветствовать эти прекрасные войска на месте.
Телеграмма генерала де Голля делегату «Свободной Франции» в ссср Роже Гарро и главе французской военной миссии в СССР генералу Пети Лондон, 30 марта 1942
Посылка нашей легкой мотомеханизированной дивизии в Россию в настоящих условиях невозможна, учитывая наши операции в Ливии.
Прошу вас действовать так, чтобы у советских властей не создалось впечатление, что эта посылка может быть осуществлена в ближайшее время и что мы берем на себя такое обязательство. Наше желание помочь военным операциям в России не подлежит сомнению. Но нам нужно выполнить свои насущные задачи и обязанности. Зато мы готовы послать в Россию значительное число хороших летчиков-истребителей.
Телеграмма начальника французской военной миссии в СССР генерала Пети генералу де Голлю, в Лондон Москва, 1 апреля 1942
31 марта в 18 часов я был принят генералом Панфиловым, который торжественно, в недвусмысленных и сердечных выражениях заявил, что «советское правительство, командование и народ горячо желают, чтобы войска „Свободной Франции“ сражались вместе с Советской Армией, дабы скрепить дружбу братством по оружию».
Непосредственно после этого и, несомненно, чтобы подчеркнуть желание правительства и командования перейти прямо к делу, он тут же сообщил мне, что уже даны указания о выдаче летчикам виз. Чтобы ответить на его предложение, я просил бы вас:
1) сообщить мне по телеграфу список летчиков с указанием фамилии, звания, возраста, войсковой части и теперешнего местопребывания каждого, какими самолетами может управлять, какими специальностями, кроме вождения самолета, владеет, а также фамилии и звание командира части;
2) переслать мне с курьером, как только это будет возможно, биографию каждого.
Телеграмма главы французской военной миссии в СССР генерала Пети генералу де Голлю, в Лондон Москва, 1 апреля 1942
Отвечаю на ваше послание от 30 марта.
Внезапное решение, принятое советским командованием о летчиках, по поводу которых я ожидал разъяснений, запрошенных ранее, свидетельствует о том, что отношение к этому вопросу с советской стороны и его решение определены переговорами как в Лондоне, так и в Москве.
По вопросу о легкой мотомеханизированной дивизии я буду действовать согласно вашим указаниям. Однако я должен обратить ваше внимание на исключительно благоприятные условия, сложившиеся для «Свободной Франции», которая пользуется поистине редким вниманием; тяжелая и суровая обстановка, в которой мы живем, позволяет нам по достоинству оценить такое отношение и довести это до вашего сведения.
Проявляемые доверие и дружба, в искренности которых я не сомневаюсь, вызваны не только вашей будущей политической линией, изложенной Богомолову и выраженной в вашей речи 20 января, но также уверенностью, что вы продемонстрируете взаимное доверие и дружбу посылкой в Россию максимальных сил, по крайней мере тех, о которых вы сообщили Богомолову. Основываясь на глубоком убеждении в вышеуказанном, я позволю себе быть настойчивым и просить вас приложить все усилия и преодолеть трудности, с тем чтобы послать в СССР максимум войск, которыми вы располагаете, что послужит укреплению позиции «Свободной Франции» и будущей судьбе Франции.
Телеграмма генерала де Голля генералу медицинской службы Сисе, в Браззавиль Лондон, 2 апреля 1942
Прошу передать от меня генералу Леклерку следующее послание.
Я получил и обдумал вашу телеграмму от 28 марта, которая является ответом на ваше назначение главнокомандующим вооруженными силами в Свободной Французской Африке.
Ознакомившись таким образом с вашим мнением, я тем не менее оставляю в силе отданные вам приказы, исходя при этом из высших интересов, за которые я несу ответственность.
Обращаю ваше внимание на следующие пункты, которые разъяснят вам в общих чертах, чего я ожидаю от вас при выполнении новой задачи. Само собой разумеется, эти пункты являются строго секретными.
1) Вы не будете подчинены Верховному комиссару в Браззавиле. Некоторые мероприятия, проводимые сейчас, скоро разъяснят вам причину этого.
2) Вы будете осуществлять верховное командование наземными, военно-морскими и военно-воздушными силами Свободной Французской Африки. В качестве командующего вам не придется заниматься ни политикой, ни дипломатией, хотя ваша предыдущая деятельность на посту губернатора Камеруна показала, что вопреки вашим заявлениям вы являетесь способным политиком и дипломатом.
3) Как главнокомандующий вы будете руководить всеми операциями, как непосредственно затрагивающими территорию Свободной Французской Африки, так и базирующимися на эту территорию.
4) Вы должны будете также ускорить организацию вооруженных сил в Свободной Французской Африке как для проведения указанных выше операций, так и для участия этих сил в операциях, предпринимаемых в других районах.
5) Что касается этих последних, то еще в этом году предвидятся два первостепенных события. Первое касается Мадагаскара, второе — территории метрополии.
6) Если союзники предпримут этим летом какие-нибудь важные операции во Франции — а это очень вероятно, — то, для того чтобы как можно быстрее принять участие в этих операциях, у нас фактически будут только вооруженные силы Свободной Французской Африки. Вы понимаете, что в этом случае все для нас должно быть подчинено необходимости находиться во Франции вместе с вполне сформированными частями. Вокруг этих частей мы смогли бы на месте сколотить силы, которые мы уже подготавливаем.
7) Эти соображения помогут вам понять всю важность настоящей и будущей задачи, которые я решил возложить на вас в силу доверия, которое я к вам питаю.
8) Пусть вас не пугает ваше быстрое выдвижение. Несмотря на мою к вам дружбу, я поступаю так отнюдь не потому, что хочу сделать вам приятное. Это диктуется высшей необходимостью, которая заставляет меня максимально использовать каждого, исходя из его способностей. Мы живем в революционный период. Единственным критерием при назначении на ту или иную должность являются способности каждого, и я сужу по способностям.
9) Учитывая исключительное стратегическое значение территории Чад, а также теперешнюю дислокацию войск в Свободной Французской Африке, я полагаю, что ваш командный пункт должен быть выдвинут в Форт-Лами, а штаб находиться в Браззавиле.
10) Мои распоряжения относительно генерала Серра ни в коем случае не означают, что я недооцениваю его заслуг, а как раз наоборот.
11) Надеюсь вскоре увидеть вас.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Бейрут, 3 апреля 1942
Отвечаю на вашу телеграмму от 30 марта.
1) Я видел Окинлека, и он дал принципиальное согласие на посылку новой сводной бригады в Ливийскую пустыню. Я формирую ее и возлагаю командование ею на Казо; он этого заслуживает по праву и вполне справится со своей задачей.
2) В согласии с Окинлеком я уже сейчас подчинил эту бригаду и соединение «Л» генералу де Лармина с тем, что, как и прежде, они будут получать боевые задачи от командования 8-й армии.
3) Я добился от Окинлека полуобещания оснастить танками новых образцов нашу танковую часть, личный состав которой стоит на высоком уровне как со стороны технической подготовки, так и в моральном отношении, и использовать ее в Ливии.
То обстоятельство, что эта часть сражалась вместе с Окинлеком в Норвегии, произвело на него большое впечатление. Окинлек неизменно проявляет к нам дружбу и понимание.
4) Наши парашютисты по-прежнему тренируются между Исмаилией и Суэцем. Я инспектировал их. Несмотря на то, что им не хватает транспортных самолетов, они, само собой разумеется, делают свое дело прекрасно и отлично себя зарекомендовали.
5) Я полагаю, что в июне жара приостановит операции в Ливии. К этому времени наши части, вновь получившие боевую закалку, смогут быть отведены в тыл, где они подготовятся к выполнению других предстоящих задач и где можно будет организовать танковый батальон.
Телеграмма генерала де Голля Роже Гарро, в Куйбышев, и генералу Пети, в Москву Лондон, 10 апреля 1942
Мы приняли все необходимые меры для посылки авиационной эскадрильи. Остается только получить согласие советского верховного командования.
Конкретно:
1) 24 марта мы получили согласие англичан на предоставление транспортных средств.
2) Мы передали советскому посольству:
25 февраля — список выделенного персонала;
25 февраля — ноту о создании эскадрильи;
30 марта — ноту о командовании и использовании.
Прошу вас ускорить решение.
Желателен быстрый ответ, чтобы не заставлять выделенный состав томиться в бездействии тем более, что учебные занятия с ним прерваны.
Записка относительно организации французской десантной части, переданная генералом де Голлем командующему комбинированными операциями адмиралу лорду Луису Маунтбэттену Лондон, 25 апреля 1942
Генерал де Голль считает необходимым, чтобы французские части участвовали в действиях английских десантных отрядов, особенно если эти действия происходят на французской территории.
Несмотря на то, что он может выделить для этих целей лишь небольшие силы, он полагает, что участие французов наряду с англичанами в военных действиях на французской территории произведет на население огромное впечатление.
Однако он настаивает на том, чтобы это участие не означало простого поглощения небольшой группы французских солдат английским десантным отрядом.
Генерал де Голль хочет организовать французский десантный отряд численностью в 400 человек, с тем что в первую очередь будет подготовлено подразделение численностью в 60 человек, о котором просит лорд Луис Маунтбэттен, а остальной состав будет вызван с Востока, где имеются прекрасные боеспособные французские части.
С другой стороны, на Востоке у него имеется парашютная рота, а в Англии — взвод парашютистов. Сконцентрировав эти подразделения в Англии, он сможет использовать их в любой операции на территории Франции, требующей участия парашютистов.
Наконец, в Портсмуте и Каусе несут службу 4 моторных баркаса и 8 морских охотников, экипажи которых прекрасно подготовлены для участия в комбинированных операциях.
Необходимо добавить, что генерал де Голль считает само собой разумеющимся, что он должен быть поставлен в известность о любой операции, которая будет проводиться во Франции. Если в ней должны принимать участие французские части, генерал де Голль лично отдает им об этом приказ.
Если английское командование согласно с вышеизложенным, то генерал де Голль даст соответствующие указания.
Письмо командующего комбинированными операциями адмирала лорда Луиса Маунтбэттена генералу де Голлю в Лондоне (Перевод) Лондон, 30 апреля 1942
Уважаемый генерал!
Очень благодарен вам за то, что вы приняли бригадира Лейкока и подполковника авиации маркиза де Каза Мори…
В подтверждение наших переговоров принято решение о том, что в Англии будет создан под вашим командованием французский десантный отряд, одинаковый по составу с соответствующим английским отрядом. Он будет называться «Десантный отряд „Свободной Франции“». Согласовано, что после создания этого десантного отряда вы отдадите приказ, чтобы он был прикомандирован к бригаде специального назначения и действовал под командованием бригадира Лейкока или любого другого назначенного для этой цели командира.
Согласно приказу начальников штабов я несу ответственность за все рейды; вследствие этого предлагаю, чтобы в случае, если рейд будет осуществляться только французским десантным отрядом, план операции разрабатывался совместно вашими и моими штабными офицерами в штабе комбинированных операций; они совместно разработают план, который затем будет представлен на наше, ваше и мое, одобрение.
В рейдах, где десантный отряд «Свободной Франции» будет составлять лишь одну из частей, которые примут участие в операции, он будет действовать точно таким же образом, как и соответствующие английские части; более того, я позабочусь, чтобы вы были незадолго до операции поставлены в известность о подробном плане действий, в которых мы предполагаем использовать французский десантный отряд.
Условлено, наконец, о том (и я вам за это очень признателен), что будет немедленно создано подразделение «Свободной Франции», которое вольется в состав десантного отряда № 10; это подразделение будет состоять из 1 капитана, 2 лейтенантов и 62 унтер-офицеров и солдат и будет точно так же, как голландские, норвежские и английские части, находиться под командованием бригадира Лейкока.
Конечно, мы будем весьма рады, если вы найдете нужным произвести инспекторский смотр этому подразделению, также как и десантному отряду «Свободной Франции», когда вы этого пожелаете.
Благодарю также за разрешение использовать три быстроходных катера, о которых мы говорили; разумеется, капитан 1-го ранга Хью Хэллет (мой морской советник по вопросам комбинированных операций) договорится непосредственно с полковником Бийоттом о необходимых штабных формальностях.
Я убежден, что это великий день в истории франко-английских отношений; отныне я чувствую, что мы действительно, как никогда раньше, единодушны в нашей решимости выбросить немцев из вашей прекрасной страны.
Примите, дорогой генерал, мои уверения в искреннем к вам уважении.
Письмо генерала де Голля начальнику английского имперского штаба генералу сэру Алану Бруку Лондон, 1 мая 1942
Дорогой генерал!
Прилагаю при этом копию письма, которое я направляю Идену. Вы узнаете из него, что в тот самый момент, когда я рассчитывал, что смогу осуществить действенное сотрудничество как в боевых операциях во Франции и в Северной Африке, так и в вашей разведывательной работе, отсутствие сотрудничества между английскими и французскими специальными службами заставляет меня пересмотреть вопрос.
Я надеюсь, что вмешательство министра иностранных дел позволит найти приемлемое решение.
В предвидении этого я обращаю ваше внимание на важность улучшения связи между вашим и моим штабами. План сбора сведений, а также план военных действий во Франции (зеленый план и др.), который был вам недавно изложен, были разработаны моими службами без каких бы то ни было указаний со стороны ваших служб. Поэтому они могут быть приспособлены к нуждам последних лишь весьма приблизительно.
Искренне ваш.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, вЛондон Бейрут, 2 мая 1942
2-я легкая мотомеханизированная дивизия 23 апреля отправлена из Леванта в Западную пустыню (соединение «Л»).
Танковая часть отправлена из Леванта 13 апреля в район Каира, где должна получить английские танки.
Письмо генерала де Голля командующему комбинированными операциями адмиралу лорду Луису Маунтбэттену Лондон, 4 мая 1942
Дорогой лорд Маунтбэттен!
Письмом от 30 апреля вы подтвердили согласие английского командования на операции десантных отрядов.
В связи с этим с нашей стороны приняты следующие меры:
1. Французский военно-морской флот:
а) в пятнадцатидневный срок подготовит группу в составе 3 офицеров и 62 солдат под командованием капитан-лейтенанта Киффера для включения в межсоюзнический десантный отряд (половина этой группы уже прошла теоретическую и практическую подготовку и влита в английский десантный отряд);
б) пошлет для прохождения обучения на английском военном корабле «Торментор» четыре моторных баркаса с их командным составом и экипажами по мере прибытия этих моторных баркасов, ожидаемого с 1 по 30 мая.
2. Один батальон морской пехоты будет вызван со Среднего Востока для формирования французских десантных отрядов. Это прекрасная часть, которая уже после непродолжительной подготовки сможет принять участие в операциях.
3. Национальный комиссариат военно-воздушных сил организует парашютно-десантную часть в составе:
а) отделения из 15 парашютистов, уже обученных и находящихся в Великобритании;
б) второго отделения из 15 парашютистов, находящихся в Великобритании, обучение которых будет завершено в конце мая;
в) роты парашютистов, которую я предполагаю вызвать со Среднего Востока по окончании происходящих там операций.
Я полностью согласен с вами во всем, что вы предлагаете в отношении организации командования. Наконец, я разделяю ваше мнение, что ваш штаб должен договориться обо всех деталях непосредственно с подполковником Бийоттом.
Искренне ваш.
Телеграмма генерала де Голля генерал-губернатору Эбуэ и генералу Леклерку, в Браззавиль Лондон, 10 июня 1942
Национальный комитет решил упразднить пост Верховного комиссара в Свободной Французской Африке. Соответствующий декрет будет вам незамедлительно сообщен.
Этот пост был учрежден моим распоряжением от 12 ноября 1940 непосредственно после присоединения Французской Экваториальной Африки и Камеруна. Функции Верховного комиссара были затем изменены моим приказом, изданным в Бейруте 20 августа 1941. В нынешней обстановке необходимость в существовании Верховного комиссариата отпадает в связи с созданием Национального комитета и теперешним состоянием территорий Свободной Французской Африки.
Верховный комиссар, генерал медицинской службы Сисе, который находится сейчас в Лондоне, назначен в соответствии с его желанием генеральным инспектором медицинской службы и лечебных учреждений Сражающейся Франции с местопребыванием при Национальном комитете.
…Напоминаю вам, что в случае серьезной внешней или внутренней опасности, объявление осадного положения может предоставить военным властям самые широкие полномочия. Разумеется, что как вы, губернатор Эбуэ, так и вы, генерал Леклерк, в качестве членов Совета обороны империи будете по-прежнему получать от меня или направлять непосредственно и лично мне сообщения, предусмотренные постановлениями о создании Совета.
Примите уверения в моей дружбе и полном доверии.
Телеграмма генерала де Голля делегации «Свободной Франции» в Вашингтоне Лондон, 10 июня 1942
Руководитель движения «Освобождение» Бернар (он же д’Астье де ла Вижери) уже несколько дней находится в Лондоне. Я одобрительно отношусь к его проекту поездки в Соединенные Штаты с целью изложить американскому правительству истинное состояние французского общественного мнения. Он прибудет в США без промедления. Окажите ему всемерную поддержку, предоставив полную свободу и инициативу по понятным вам причинам. Так как его поездка носит строго секретный характер, то из всей нашей делегации сообщите о ней только Шевинье.
Послание генерала де Голля генералу Кенигу, в Бир-Хакейм Лондон, 10 июня 1942
Генерал Кениг! Знайте и передайте вашим войскам, что вся Франция смотрит на вас и гордится вами.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон
Каир, 14 июня 1942
Вот сведения, которые я лично получил 13 июня в штабе Окинлека.
3400 офицеров и солдат 1-й легкой мотомеханизированной дивизии прибыли к настоящему времени на сборный пункт Букбук в районе Сиди-Баррани.
На поле боя осталось по меньшей мере 500–600 убитых и раненых. Потери в технике, вероятно, значительные.
От Кенига сообщений еще не поступило.
Я собираюсь отправиться в Букбук завтра.
9 июня я инспектировал 2-ю легковую мотомеханизированную дивизию. Казо вместе с генералом де Лармина находится в Гамбу; спаги в Бардин охраняют участок с побережья.
Телеграмма генерала Катру генералу де Голлю, в Лондон Бейрут, 16 июня 1942
Я видел Кенига и его войска 15 июня в Сиди-Баррани. Их боевой дух очень высок, несмотря на значительные потери, которые составляют: 129 убитых, из них 13 офицеров; 190 эвакуированных раненых, из них 13 офицеров, и 984 пропавших без вести, из них 22 офицера.
1-я легкая мотомеханизированная дивизия отведена к Дабе для пополнения материальной части, что Окинлек обещал мне сделать в первую очередь. Однако я опасаюсь задержки, так как потери в технике, в частности в артиллерии и автомашинах, во время последних боев были везде высоки.
Казо, которого я видел неделю тому назад в Гамбу, теперь находится в районе Саллума и, учитывая развитие событий, вступит вскоре в бой. Я указывал вам на недостатки его материального обеспечения.
Мое мнение об общем положении таково, что Роммель выиграл битву на изнурение благодаря качеству и количеству своих противотанковых средств и своей тактике экономии танковых сил. В заключительной фазе он сохраняет превосходство в средствах. Он вполне смог бы поставить в затруднительное положение дивизии в Газале.
Речь генерала де Голля на собрании ассоциации «Французов Великобритании» в Лондонском Альберт-холле 18 июня 1942
Шамфор говорил: «Рассудительные люди прозябали. Но по-настоящему жили только люди больших страстей». Вот уже два года, как Франция, которой изменили и которую предали в Бордо, тем не менее продолжает вести войну в лице Сражающейся Франции, ее оружия, ее территорий, ее духа. На протяжении этих двух лет мы жили по-настоящему, ибо мы люди больших страстей.
Я говорю, что мы люди больших страстей. Но в сущности у нас только одна страсть — Франция. Тысячи наших борцов, которые с момента так называемого перемирия погибли за нее на многочисленных полях сражений в Африке и на Востоке, на всех морях земного шара, под небом Англии, Эритреи, Ливии, в ночных сражениях у Сен-Назера или на заре от руки палача, — все они умирали с именем Франции на устах. Миллионы наших борцов не покорились. Они готовят на родной земле возмездие либо поражают врага в бою или в освобожденной империи работают администраторами, судьями, врачами, учителями, колонистами, миссионерами, представляя всюду ее священный суверенитет и являясь проводниками ее благотворного влияния. Другие работают за границей над сохранением ее дружественных связей и ее славы, и все они хотят только одного — служить Франции, мечтают только о том, чтобы быть верными ей. И так как любое великое дело немыслимо без страсти, то и великое дело, к которому наш долг призывает нас, требует страстной любви к Франции.
Я говорю, что мы «рассудительны». В самом деле, мы выбрали самый тяжелый, но и самый верный путь — прямой путь.
С тех пор как мы начали осуществление нашей задачи национального освобождения и общественного спасения, мы ни на мгновение, ни словом, ни делом, не отступали от избранного нами пути. И вот сегодня уже 18 июня 1942. Что касается меня, то все, что мы сделали, все, что мы говорили с 18 июня 1940 и по сей день, я готов повторить вновь без малейших изменений.
Не знаю, много ли найдется в мире людей, которые сейчас, по прошествии двух лет, могли бы заявить, что они не раскаиваются ни в чем из того, что было сказано или сделано ими. Но что касается нашего дела, то можно подписаться под всем тем, что мы совершили день за днем, начиная с первого часа.
События доказали, что эта прямолинейность была и остается лучшей политикой из всех возможных.
Нет никакого сомнения в том, что если бы мы в какой-либо степени колебались в выполнении долга, если бы мы допускали какие-либо сделки в отношении взятых на себя обязательств, то могли бы иногда казаться более уживчивыми. О нас бы тогда реже говорили: «Ох, как трудно иметь с ними дело!» Но вместе с тем мы утратили бы и то, что вдохновляет нас и составляет смысл нашего существования: нашу непримиримость в вопросах чести и в служении своей стране. Ибо в том отчаянном положении, в котором оказалась Франция, немыслимы ни полюбовные сделки, ни компромиссы. Что сталось бы с нашим отечеством, если бы Жанна д’Арк, Дантон, Клемансо вздумали пойти на компромисс? От поражения к победе прямая линия является кратчайшим, а также и самым верным путем.
Не проходит дня, чтобы мы не определяли не только на словах, но и на деле ту неизменную справедливую цель, к которой мы продвигаемся шаг за шагом в течение вот уже двух лет и значение и важность которой теперь понимает весь мир. Но поскольку сегодняшний день является знаменательной годовщиной, мы пользуемся случаем, чтобы лишний раз определить нашу цель.
Мы никогда не признавали, что Франция вышла из войны. Для нас поражение в битве 1940, пресловутое перемирие, так называемая нейтрализация наших сил и наших территорий отказ от своих прерогатив в пользу единоличной диктатуры, совершенный под влиянием паники и угроз теми лицами, кому народ доверил представлять его интересы, покушение на республиканские институты, свободы и законы Французской Республики со стороны бессовестных узурпаторов, нарушение наших союзнических обязательств в интересах захватчика — все это лишь перипетии, страшные, конечно, но все же временные перипетии той борьбы, которую Франция ведет вот уже скоро тридцать лет, идя в авангарде демократических держав.
Для нас решение, принятое от имени нации теми, кто был на это уполномочен и кто в это время имел возможность свободного выбора, по-прежнему остается в силе. Таким решением является англо-французская декларация от 28 марта 1940, санкционированная вотумом доверия французского парламента и с тех пор никогда не отменявшаяся никаким законным правительством. Мы считаем, что взятое Францией и ее союзниками взаимное обязательство не вести никаких переговоров и не заключать какого бы то ни было перемирия или мирного договора без согласия союзников должно выполняться.
Следовательно, мы считаем, что введенные в заблуждение лживыми заявлениями незаконного правительства или обманутые сбившимся с толку авторитетом, или стремящиеся использовать поражение в интересах определенных доктрин, французские власти, отказываясь от продолжения войны и препятствуя принимать в ней участие тем, кто от них зависит, глубоко ошибаются и не выполняют свой долг. Для нас наше право и наша обязанность состоит в том, чтобы не только бороться с врагом всюду, где мы можем его настигнуть, но еще и в том, чтобы вовлечь в борьбу все французские территории, все французские силы. Мы не претендуем ни на что другое, кроме как на то, чтобы быть французами, которые сражаются за спасение своей страны, выполняя данный ею приказ. Но на эту роль мы действительно претендуем со всеми вытекающими из нее последствиями, не отступая ни перед какими из них. Конечно, когда два года назад — об этом уместно сейчас сказать, — мы без оглядки бросились на выполнение своей национальной миссии, нам нужно было, во мраке наступившей ночи, принять на веру по крайней мере три момента. Прежде всего нам нужно было положиться на сопротивление Англии, оставшейся одинокой и почти безоружной перед натиском Германии и Италии, располагавшими максимумом своих сил. Нам нужно было затем верить в то, что алчные стремления врага неизбежно вовлекут в борьбу две другие великие державы — Советскую Россию и Соединенные Штаты, без участия которых невозможно представить себе окончательной победы. И, наконец, нам нужно было быть уверенными в том, что французский народ не примирится с поражением и что, несмотря на немецкое иго и вишистский дурман, наступит день, когда народ воспрянет, чтобы победоносно завершить войну.
Я думаю, что на нас не посетуют, если, говоря о трудностях нашей задачи, я несколько отвлекусь и с удовлетворением отмечу, что мы не ошиблись в своих надеждах. Мы явились свидетелями того, как Великобритания под водительством Уинстона Черчилля стояла твердо, как скала, несмотря на лавину воздушного вторжения. Мы были свидетелями того, как упорно и победоносно она вела величайшее в истории морское сражение, какие огромные усилия приложила на Востоке, в Африке, на Дальнем Востоке и как, наконец, она превратилась в грозный плацдарм для наступления. Мы явились свидетелями того, как русский народ и его армия под руководством Сталина за год непрерывных боев на фронте протяженностью в 2000 километров сломили бешеный натиск Германии и се так называемых «союзников». Мы видим, как Соединенные Штаты Америки, воодушевляемые Рузвельтом, трудятся над тем, чтобы свои гигантские ресурсы и свой благородный идеализм превратить в фактор военной мощи. Но мы видим также и то, как массы французского народа сплачиваются в рядах Сопротивления, что вынуждает врага и предателей удвоить свои репрессии и усилить свою лживую пропаганду, чтобы предотвратить возмездие.
Впрочем, все их усилия тщетны, ибо Сражающаяся Франция и Франция, которая готовится к бою, неотделимы друг от друга и составляют одно целое, столь же огромное, как вся нация. И мы громко, по-братски приветствуем сегодня наши доблестные боевые организации во Франции: «Либерасьон», «Комба», «Верите», «Франтирер», «Либерасьон насьональ» и другие. Мы шлем братский привет нашему дорогому и столь успешно борющемуся профсоюзному объединению, нашим университетским дружинам Сопротивления, их командирам, их бойцам. Во всеуслышание мы обращаемся к многочисленным французским патриотам, которые от своего имени и от имени своих друзей изыскивают тысячи разнообразных возможностей любой ценой оказать нам свое содействие, используя при этом самые необычные и самые рискованные пути. Во всеуслышание мы обращаемся к миллионам и миллионам французов и француженок, которые — мы это знаем — ждут лишь момента победоносного вступления на родную землю наших авангардов, чтобы встретить их со знаменами, украшенными Лотарингским крестом, и вновь почувствовать себя сынами и дочерьми великого народа, способного быстро воспрянуть от поражения.
Да, именно великого народа, который должен остаться великим как для себя, так и для других. Но разве он мог бы остаться таковым, если бы он был полностью повержен? Как и вокруг кого он мог бы вновь восстановить свое единство, если бы его бойцы не были для него символом его чести, источником бодрости, сосредоточением надежд? О, конечно, если бы этой войне было суждено закончиться победой врага, то все, что мы сделали, имело бы ценность не более чем красивого жеста и было бы проявлением предсмертной агонии великой нации. Но представим себе, какое будущее ожидает французский народ в случае, когда успех выпадет на долю партии свободы, если, удерживаемый недостойными руководителями, пребывающими в состоянии позорного нейтралитета, в итоге войны он окажется лишенным всяких прав, лишенным славы и лавров победителя. Недовольный самим собой, а следовательно, и другими, озлобленный тем, что его огромные страдания оказались напрасными и не снискали ему уважения, униженный своей непричастностью к победе, к какому расколу, какой полной анархии и беспредельному шовинизму неминуемо пришел бы этот народ? Люди, имеющие достойную сожаления смелость претендовать на то, что им якобы удалось сохранить национальное единство в условиях позорной капитуляции, это те люди, которые уже сейчас заняты подсчетом того, сколько полицейских, карательных и охранных войск им понадобится, какая система угроз, цензуры и наушничества должна быть установлена для того, чтобы создать вокруг себя хотя бы видимость общественного порядка. Нет уж, полноте! Национальное единство заключается только в борьбе, в благородных чувствах, в победе, и для нас, избравших борьбу, благородные чувства, победа, восстановление в ходе борьбы национального единства является первой из наших целей.
Однако среди страшных испытаний французская нация поняла, что существует один фактор, особенно важный для ее будущего и совершенно необходимый для ее величия. Этот фактор — Французская империя. Прежде всего потому, что именно она явилась первоначальной базой для возрождения Франции.
Не подлежит сомнению тот факт, что, используя средства, одно отвратительнее другого, иногда обманывая заграницу, Виши до сих пор удавалось поддерживать нейтрализацию значительной части наших заморских территорий. Но несмотря на это, Экваториальная Африка, Камерун, Новая Каледония, Новые Гебриды, Таити, французские владения в Океании, французские владения в Индии, Сен-Пьер и Микелон уже избавлены от оккупации. Несмотря на это, Сирийская и Ливанская республики, находящиеся под мандатом Франции и получившие отныне независимость, уже в ходе этой войны стали ее союзниками, которыми она дорожит и которые пользуется особыми привилегиями. Вот почему, сражаясь, Франция сумела не только сохранить значительные силы, но и удержать территории, где она остается вполне суверенной воюющей стороной. С другой стороны, обнаружилось и то, что, несмотря на неслыханное бедствие, постигшее Францию, население французских владений повсюду доказало ей свою беспредельную верность. Разве это не является лучшим признанием цивилизаторского гения Франции?
Вот почему французская нация осознала все значение своей миссии в колониях и глубокую солидарность, которая связывает Францию с ее империей.
Даже то прискорбное мужество, с которым войска, опутанные ложью Виши, защищают те или иные владения империи от Сражающейся Франции и ее союзников, является извращенным, но несомненным доказательством этой непреклонной воли французов. В самом деле, всякое покушение на суверенные права Франции в ее империи является для Франции совершенно нетерпимым. И если мы осуществляем эти суверенные права в интересах Франции на тех территориях, которые нам удалось освободить, то таких же точно прав мы требуем в отношении всех остальных французских территорий. Постепенно привлекая все ресурсы империи для борьбы на стороне наших союзников, презирая клевету предателей, которые бросают нам обвинение в том, что мы якобы предоставляем в распоряжение других то, что принадлежит только Франции, мы неуклонно и в интересах нации отстаиваем целостность Французской империи.
Но если Франция борется за то, чтобы по мере возможности освободиться собственными силами и тем самым восстановить свой престиж, свое единство и территориальную целостность, она это делает не только в своих собственных интересах, но также и в интересах других. Иден заметил однажды, что «нынешняя война умаляет размеры земного шара». Замечание это глубоко справедливо. Скорость, мощь, радиус действия современных боевых средств превращают всю нашу планету в единое поле сражения. Тем самым обеспечение обороны каждого отдельного народа все теснее и теснее сочетается с обеспечением обороны многих других народов. Это неизбежное стратегическое следствие общей эволюции, которая непрерывно усиливает взаимозависимость между различными нациями. К какой бы области мы ни обратились, будь то обеспечение безопасности, экономическая деятельность, сообщения и связь, ни в одной из них изолированное существование любого, даже самого большого и сильного государства уже немыслимо. Предатели могут сегодня сколько им угодно кричать: «Только Франция!», находя при этом вполне естественным, что Франция должна терпеть на своей земле присутствие ненавистных оккупантов. Но сама Франция прекрасно понимает, что, лишившись союзов, она была бы обречена на гибель. И поскольку мы хотим отстоять право Франции на жизнь, мы стремимся сохранить для нее формальные и естественные союзы, которые ей необходимы.
Благородство и надежду нашей эпохи, сколь бы ни была она тяжка для человечества, составляет то, что она раскрыла нациям глаза не только на существующую между ними материальную общность, но также, и главным образом, на абсолютную необходимость их морального единства. Вот почему по всему земному шару, как над полями сражений, так и на заводах, как среди порабощенных, так и среди свободных народов, в сознании простых людей, так же как и в сознании руководителей, над частными интересами, предрассудками и соперничеством хлынуло потоком и разлилось сегодня стремление к международному идеалу.
Если война, «порождающая все», не позволяет более народам забывать о существующей между ними солидарности, то совершенно ясно, что в мирное время необходимость такой солидарности будет ощущаться в не меньшей степени. Чтобы перестроить мир, ставший сразу таким беспокойным, сложным и тесным, необходимо, чтобы народы, которые объединили свои усилия в войне, сохранили это единство и для созидательных целей. С первого и до последнего часа сражаясь в лагере свободы, Франция тем самым отстоит свое право и одновременно возьмет на себя обязанность быть участницей общего дела, которое без ее активного содействия заранее оказалось бы в значительной степени умалено. Да, организация международной солидарности на реальных и практических основах, воодушевляясь в то же время вечным идеалом человечества, — в этом и заключается ясно осознанная и совершенно определенная цель Сражающейся Франции. Вот почему с точки зрения практической мы приветствуем союз, недавно заключенный между двумя великими европейскими державами: Советской Россией и Великобританией. Ибо этот союз, не нанося ущерба ни одной из стран лагеря свободы, является важным вкладом Европы в общие военные усилия и в дело послевоенного сотрудничества. Вот почему с точки зрения моральной мы присоединяемся к замечательной программе четырех человеческих свобод, которую президент США предложил народам мира в качестве вознаграждения за все их страдания и в качестве цели, к которой они должны стремиться.
Ибо на самом деле в гораздо большей степени, чем между отдельными государствами, нынешняя война — это война между людьми или, как недавно выразился Генри Уоллес, thе war of thе common man[197]. Именно от каждого мужчины, от каждой женщины потребуются максимальные усилия, чтобы обеспечить победу в этой войне. И поэтому именно мужчина, именно женщина должны явиться победителями. Особенно для Франции, где в результате поражения, предательства, тактики выжидания оказались дискредитированными многие лидеры и высокопоставленные лица и где широкие народные массы, напротив, проявили величайшую доблесть и беспредельную верность Родине, было бы недопустимо, чтобы, несмотря на ужасное испытание, оставался в сохранности социальный и моральный режим, который действовал против нации.
Сражающаяся Франция верит в то, что победа принесет пользу всем ее сынам и дочерям. Она хочет, чтобы под сенью вновь обретенных независимости, безопасности и национального величия каждому французу были обеспечены и гарантированы демократические свободы, социальная справедливость и безопасность.
В течение двух лет войны непрерывно стремились пробить брешь в рядах Сражающейся Франции. Внутри страны пропаганда, гнет и нищета объединились для того, чтобы подорвать ее силы. В области внешней политики ей пришлось преодолеть огромные трудности материального и морального порядка. Но, несмотря ни на что, Сражающаяся Франция вновь становится на ноги. И когда луч возрождающейся славы озарил в Бир-Хакейме окровавленные головы ее солдат, мир признал Францию.
О нет, мы вовсе не считаем, что нашим испытаниям пришел конец. Мы вполне сознаем, что силы и коварство врага далеко не исчерпаны. Мы знаем, что еще потребуется немало времени для того, чтобы лагерь свободы мог полностью развернуть всю свою мощь. Но после того как Франция заявила о своей решимости победить, для нас уже не может быть речи ни о сомнениях, ни об усталости, ни об отречении. Сплоченные в борьбе, мы доведем до конца дело национального освобождения. И тогда, завершив свою задачу, исполнив свой долг перед Францией вслед за теми, кто служил ей за ее долгую историю, и раньше тех, кто будет служить ей в ее бесконечном будущем, мы просто скажем словами Пеги: «Мать, посмотри на сыновей твоих, которые так доблестно сражались!»
Заявление генерала де Голля, опубликованное в нелегальных газетах во Франции 23 июня 1942
Последние маскировочные покровы, прикрываясь которыми враги и предатели Франции действовали против нас, ныне сорваны. Для всех французов ясно, что в этой войне один выбор: независимость или рабство. Священный долг каждого — сделать все, чтобы содействовать освобождению Родины от оккупантов. Только победа даст выход и перспективу на будущее.
Но в результате этого гигантского испытания нация поняла, что опасность, угрожающая ее существованию, пришла не только извне и что если победа не приведет к решительному и глубокому внутреннему обновлению, то она не будет настоящей победой.
Один режим потерпел моральный, социальный, политический и экономический крах в обстановке поражения, после того как из-за отсутствия твердости сам же довел себя до полного бессилия. Другой, порожденный преступной капитуляцией, держится на личной диктатуре. Французский народ осуждает оба эти режима. Объединяясь для победы, он в то же время собирает свои силы для революции. Невзирая на цепи и узду, которые держат нацию в рабстве, бесчисленное количество идущих из самых глубин французской нации доказательств свидетельствуют о ее подлинных стремлениях и чаяниях. Мы заявляем о них от ее имени. Мы провозглашаем цели, которые ставит перед собой в этой войне французский народ.
Мы хотим, чтобы все, что принадлежит французской нации, было ей полностью возвращено. Конец войны означает для нас в одно и то же время полное восстановление территориальной целостности Франции, ее империи, всего ее национального достояния, а также безусловное восстановление ее суверенитета. Любые попытки узурпации, идут ли они изнутри или извне страны, должны быть ликвидированы и сметены.
Так же как мы стремимся сделать Францию единственной и исключительной хозяйкой в своем доме, мы будем добиваться того, чтобы в самой Франции единственным и исключительным хозяином был французский народ. Как только французы будут освобождены из-под вражеского гнета, им должны быть возвращены все их внутренние демократические свободы. После того как враг будет изгнан из Франции, все мужчины и женщины нашей страны изберут Национальное собрание, которое само решит судьбы нашей страны.
Мы хотим, чтобы все, что нанесло и продолжает наносить ущерб правам, интересам и достоинству французской нации, было подвергнуто осуждению и упразднено. Это означает прежде всего, что вражеские руководители, совершившие военные преступления в отношении французов и французской собственности, равно как и сотрудничающие с ними предатели, должны понести наказание. Это означает также, что тоталитарная система, которая восстановила, вооружила и толкнула против нас наших врагов, точно так же как и система коалиции частных интересов, которая в нашей стране действовала против интересов нации, должны быть одновременно упразднены раз и навсегда.
Мы хотим, чтобы французы могли жить в безопасности. В области внешних отношений нужно добиться таких материальных гарантий, которые лишали бы извечного агрессора возможности совершать агрессию и насилия. Во внутренней жизни страны нужно создать такие практические гарантии против тирании нескончаемых злоупотреблений, которые обеспечили бы каждому свободу и уважение его достоинства в жизни и в труде. Национальная безопасность и социальная справедливость являются для нас непременными и неотделимыми друг от друга целями.
Мы хотим, чтобы в корне была упразднена механическая организация людских масс, которую создал враг вопреки всяким принципам религии, морали и милосердия под тем лишь предлогом, что он достаточно силен для того, чтобы совершать насилие над другими. И мы хотим в то же время, чтобы в мощном обновлении ресурсов нации и империи посредством управляемой человеком техники извечный французский идеал свободы, равенства и братства нашел отныне такое претворение в нашей стране, чтобы каждый был свободен в своих убеждениях, своих верованиях, своих действиях, чтобы каждый человек в начале своей общественной деятельности имел равные с другими шансы на успех, чтобы личность пользовалась уважением общества, а в случае необходимости и помощью с его стороны.
Мы хотим, чтобы эта война, которая затронула судьбы всех народов и объединила усилия демократических государств для достижения общей цели, привела к такой организации мира, при которой будут созданы прочные основы солидарности и взаимопомощи между народами во всех областях. И мы хотим, чтобы в этой международной системе Франция заняла видное место, которое ей по праву обеспечивают ее заслуги и ее гений.
Франция и мир борются и страдают за свободу, за справедливость, за право людей распоряжаться своей судьбой. Нужно, чтобы право людей распоряжаться своей судьбой, справедливость и свобода были не только на словах, но и на деле завоеваны в этой войне как для каждого государства, так и для каждого отдельного человека.
Только такая победа Франции и всего человечества могла бы вознаградить нашу родину за те невиданные испытания, которые выпали на ее долю, только они могли бы вновь открыть для Франции путь к величию. Такая победа стоит любых усилий и любых жертв. Мы победим!
Телеграмма генерала де Голля представителю «Свободной Франции» в Каире барону Бенуа Лондон, 27 июня 1942
На тот случай, если ведущиеся сейчас военные действия будут развиваться неблагоприятно, следует в срочном порядке наметить конкретные мероприятия в отношении свободных французов, находящихся в Египте.
Мне кажется, что все лица, которые достигли или во время войны достигнут возраста, позволяющего носить оружие, то есть лица в возрасте от пятнадцати до сорока восьми лет, должны быть эвакуированы в Сирию. Я вас уполномочиваю в случае необходимости отдать им от моего имени соответствующий приказ.
Что касается личного состава в районе канала, то с ним, по-видимому, следует поступить точно так же, когда в этом появится необходимость.
Прошу поставить меня в известность о мерах, которые вы уже приняли и которые собираетесь принять.
Держите конечно, и впредь тесную связь с генералом Катру, которому я направляю копию данной телеграммы.
Телеграмма генерала де Голля генералу Катру, в Бейрут Лондон, 6 июля 1942
Полностью одобряю ваше решение не выводить из боя наши войска, если этого не потребует защита долины Нила.
Однако по-прежнему абсолютно необходимо, чтобы наши войска не ввязывались в бой под Эль-Аламейном до тех пор, пока они не будут полностью вооружены и оснащены. Мы не настолько богаты, чтобы заниматься расточительством.
Прошу сообщить мне о судьбе роты парашютистов и истребительной авиагруппы «Эльзас».
Также прошу срочно направить первый список лиц, представляемых к награждению крестом Освобождения, Военной медалью и к объявлению благодарности в приказе по войскам «Свободной Франции».
Приложения
Речь премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля в палате общин 4 июня 1940
Положение британских экспедиционных сил стало критическим. Однако благодаря грамотно проведенному отступлению и ошибкам со стороны Германии, основная часть британских войск отошла к Дюнкеркскому плацдарму. 26 мая началась эвакуация из Дюнкерка. По окончанию эвакуации оказалось, что более 338 000 союзных войск достигли Англии, включая 26 000 французских солдат.
«С того момента как французская оборона у Седана была прорвана к концу второй недели мая, только безотлагательное отступление к Амьену и на юг могло стать единственным спасением для британской и французской армий, которые, выступив по просьбе бельгийского короля, вошли в Бельгию; но этот стратегический факт не был сразу осознан. Французское Главное командование надеялось, что можно будет закрыть образовавшуюся брешь, и что северные армии до сих пор хорошо управляемы. Кроме того, такого рода отступление, наверняка, повлекло бы за собой уничтожение всей бельгийской армии и потерю всей Бельгии. (…)
Однако, немецкий прорыв прорезал все коммуникационные линии между нами и основными французскими силами. Таким образом были разрушены наши коммуникации для поставки провизии и боеприпасов, которые в первую очередь шли в Амьен, далее вдоль побережья — в Булонь и Кале, и так почти до Дюнкерка. (…)
Когда стало ясно, что невозможно восстановить проход к Амьену основных французских армий, остался единственный выход. На самом деле казавшийся невозможным. Бельгийские, британские и французские армии были практически окружены. Единственное возможное отступление — к единственному свободному порту (Дюнкерк — прим. ред.). (…)
Король бельгийцев призвал нас придти к нему на помощь. Если бы этот правитель и его правительство активно сотрудничало с союзниками, с теми, кто избавил их страну от гибели в прошлой войне, и не искали бы спасения в том, что оказалось фатальным бездействием, французская и британская Армии могли благополучно еще в самом начале событий спасти не только Бельгию, но, возможно, даже Польшу. Но даже в последний момент, когда Бельгия уже подверглась нападению, и король Леопольд призвал нас оказать помощь, даже в последний момент мы пришли. Он и его храбрая и хорошо подготовленная армия, которая составляет около полумиллиона, охраняла наш левый фланг и, таким образом, держала прикрывала наш единственный путь отступления к морю. Неожиданно, без каких-либо предупреждений, руководствуясь не советом своих министров, а своими личными соображениями, он сдал полномочия немецкому командованию, предал свою армию, и оставил незащищенным весь наш фланг и наши пути к отступлению.!…) Капитуляция Бельгийской Армии вынудила Британцев, как можно скорее закрывать своим флангом проход к морю длинной более 30 миль. (…)
Враг атаковал мощно и свирепо со всех сторон, и его основная сила сила численно превосходящих военно-воздушных сил, была брошена в бой, а также направлена на Дюнкерк и на побережье. (…)
Там временем, военно-морские силы Великобритании, с помощью бессчетного количества торговых моряков, изо всех сил старались помочь посадить на корабли британские войска и войска союзников; 220 легких эсминцев и 650 другого рода кораблей были задействованы. Они вынуждены были работать часто при плохой погоде, под почти непрекращающимися бомбовыми атаками и под все увеличивающимся артиллерийским огнем. Кроме того, само море, как я уже сказал, не было свободным от мин и торпед. (…)
Это было великое испытание мощи сил британских и немецких ВВС. Можете ли вы представить себе более грандиозную задачу для немцев в воздухе, чем сделать эвакуацию с этих берегов невозможной, и потопить все корабли, которые только они смогут обнаружить? Могла ли тогда быть задача большей военной важности и значения, чем эта? Они старались изо всех сил, но встретили отпор; и их планы были сорваны. Я отдаю должное нашим молодым летчикам. Не может ли так случиться, что дело всей цивилизации будут защищать своим мастерством и преданностью несколько тысяч летчиков? (…)
Мы можем противопоставить потерям, составляющим свыше 30 000 человек, гораздо более тяжелый урон, нанесенный противнику. Но наши материальные потери огромны. Вероятно, мы потеряли одну треть солдат, по сравнению с потерями в начальных сражениях в прошлой войне с 21 марта 1918, но мы потеряли почти все вооружение, весь наш транспорт, всю бронетехнику, которые были у северной армии. Эти потери несомненно приведут к дальнейшей задержке роста нашей военной мощи. (…)
Тем не менее, наша благодарность судьбе за спасение нашей армии и стольких людей, чьи близкие пережили мучительную неделю, не должна затмить тот факт, что то, что произошедшее во Франции и Бельгии — колоссальное военное бедствие. Французская армия ослабела, Бельгийская армия сдалась, большая часть укрепленных позиций, на которые мы так рассчитывали, потеряна, многие ценные шахты и заводы перешли к врагу… (…)
Нам сообщили, что у Гитлера уже есть план высадки на Британские острова. На всю задачу защиты нашего дома от вторжения, конечно, сильно влияет тот факт, что в настоящий момент мы имеем на гораздо более мощные вооруженные силы, чем когда-либо в этой войне или в прошлой. Но это не будет длиться вечно. Мы не должны довольствоваться оборонительной войной. У нас есть долг перед союзниками. Мы должны заново сформировать и построить Британские экспедиционные силы, под руководством доблестного главнокомандующего Лорда Горта. Этот процесс идет полным ходом; но пока мы должны поставить нашу оборону на такой уровень организации, при котором будет требоваться наименьшее количество войск, чтобы установить эффективную защиту, и при котором будут осуществимы наиболее мощные наступательные действия. (…)
Мы посчитали необходимым ужесточить меры не только против вражеских чужеземцев, подозрительных лиц других национальностей, но и против британцев, которые могут стать опасны или принести вред, если война перекинется на землю Великобритании. Я знаю, что есть очень много людей, которых затронули наши антинацистские распоряжения, но которые являются яростными врагами нацистской Германии. Я очень сожалею об этом, но мы не можем сейчас, в напряжении сегодняшних дней, разобраться в этом со всеми желаемыми подробностями. Если будут попытки забросить парашютный десант и последует сопутствующая этому битва, этим людям лучше будет быть в стороне, ради них самих и ради нас. Однако, есть другая группа людей, к которым я не питаю никаких симпатий. Парламент наделил нас правом железной рукой пресекать любую активность какой-либо „пятой колонны“ на британской земле, и мы будем пользоваться этим правом без тени сомнения, до тех пор, пока не будем убеждены, и даже более чем убеждены в том, что это зло среди нас успешно уничтожено. (…)
Я полон уверенности в том, что если все выполнят свой долг, если мы не будем пренебрегать ничем, и если принять все меры, так как это делалось до сих пор, мы снова докажем, что мы способны защитить нашу Родину, перенесем бурю войны, и переживем угрозу тирании, если потребуется — в течение многих лет, и если потребуется — одни. В любом случае, это то, что мы собираемся сделать. Таково решение правительства Его Величества — каждого его члена. Такова воля парламента и нации. Британская империя и Французская республика, соединенные вместе общим делом и задачей, будут защищать до смерти свою Родину, помогая друг другу как хорошие товарищи на пределе своих сил. Даже если многие древние и прославленные государства пали или могут попасть под пяту Гестапо и других гнусных машин нацистского управления, мы не сдадимся и не проиграем. Мы пойдем до конца, мы будем биться во Франции, мы будем бороться на морях и океанах, мы будем сражаться с растущей уверенностью и растущей силой в воздухе, мы будем защищать нашу Родину, какова бы ни была цена, мы будем драться на побережьях, мы будем драться в портах и на суше, мы будем драться в полях и на холмах, мы никогда не сдадимся. Даже, если так случится, во что я ни на мгновение не верю, что этот остров или большая его часть будет порабощена и будет умирать с голода, тогда Британская Империя за морем, вооруженная и под охраной Британского флота, будет продолжать сражение, до тех пор, пока, в благословенное Богом время, новый мир, со всей его силой и мощью, не отправится на спасение и освобождение старого.»
Радиообращение премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля 14 июля 1940
В течение июня и первых дней июля немецкие ВВС были перегруппированы для того, чтобы начать первую активную стадию операции «Морской лев» (вторжение на британские острова) 10 июля началась Битва за Англию.
«В течении последних двух недель перед Британским флотом, кроме блокирования оставшихся немецких военно-морских сил и преследования Итальянского флота, была поставлена задача обезвредить на время войны главные корабли Французского флота. Эти корабли, согласно условиям, подписанного в Компьене перемирия, должны были усилить мощь нацистской Германии. Переход этих кораблей к Гитлеру увеличивал бы угрозу Великобритании и Соединенным Штатам Америки. Таким образом, у нас не было иного выхода, кроме как действовать, и действовать немедленно. Наша горькая задача теперь завершена. Хотя недостроенный линкор, „Жан Барт“, все еще стоит в марокканской гавани; в Тулоне и в различных французских портах по всему миру — стоят несколько французских военных кораблей, но они, находясь в плохом состоянии или будучи устаревшими, не смогут угрожать нашему военно-морскому превосходству. До тех пор пока они не делают никаких попыток вернуться в порты, контролируемые Германией и Италией, мы не будем им досаждать. Эта мрачная фаза в наших отношениях с Францией подошла к концу, Давайте немного поразмыслим о будущем. Сегодня 14 июля, национальный праздник Франции. Год назад в Париже я наблюдал на Елисейских Полях величественный парад французской армии и французской империи. Кто может сказать, что произойдет за последующие несколько лет? Вера нам дана для того, чтобы помочь и утешить нас, когда мы в страхе предстаем перед раскрытой книгой человеческих судеб. И я заявляю о своей вере в то, что некоторые из нас доживут до 14 июля, когда освобожденная Франция будет снова радоваться величию и славе, и снова выйдет вперед как борец за свободу и права человека. Когда этот день придет, а он придет, Франция с пониманием и добротой повернется к тем французам, мужчинам и женщинам, где бы они ни были, которые в самый тяжелый час не оставили Республику.
Тем временем, мы не должны ни попусту сотрясать воздух ни винить себя понапрасну. Когда у вас есть друг, вместе с которым вы ведете страшную борьбу, и оказалось так, что ваш друг сражен ошеломляющим ударом, надо быть уверенным в том, что оружие, выпавшее из его рук, не достанется вашему общему врагу. Вы не должны злиться из-за исступленных криков вашего друга. Не добавляйте ему боли, а старайтесь ему помочь. Связь интересов Британии и Франции остается. Остается цель. И неизбежно остается долг. До тех пор пока наш путь к победе не закрыт, мы готовы оказать Французскому правительству всю помощь, которая будет в наших силах, содействовать торговле и помогать администрации тех частей Французской империи, которые сейчас оказались отрезанными от оккупированной Франции, но которые сохраняют свою свободу. И, подчиняясь железным требованиям войны, которую мы ведем против Гитлера и всех его деяний, мы уверены: каждое истинное французское сердце будет биться и радоваться каждому нашему новому сражению; и не только Франция, но и все угнетенные страны в Европе должны считать, что каждая победа Британии — это шаг к освобождению Европы от страшнейшего рабства, в котором она когда-либо находилась. (…)
Могу себе представить, что сочувствующие нам народы за Атлантическим океаном, или обеспокоенные друзья в еще не захваченных странах Европы, которые не могут оценить наши возможности и нашу решимость, ощущают страх, не зная, выживем ли мы, увидев столько государств и королевств, разорванных на куски за несколько недель или даже дней чудовищной силой нацистской военной машины. Но Гитлер еще не сталкивался с великой нацией, у которой сила воли была бы равна его. Многие страны были отравлены интригами до того, как они были сражены насильственным ударом. Они сгнили изнутри до того, как были разбиты извне. Как иначе можно объяснить то, что произошло с Францией? — с французской армией, с французским народом, с руководителями французского народа.
Мы видели, как Гитлер готовил с научной точностью свои планы для уничтожения соседних с Германией стран. У него были планы нападения на Польшу и на Норвегию. У него были планы на Данию. У него были планы, полностью осуществленные, захвата Бельгии. Мы видели как французы были разбиты и побеждены. Поэтому, мы можем быть уверенными в том, что существует план — возможно, созревавший годами — план уничтожения Великобритании, которой дана своего рода честь, быть его главным и сильным врагом. (…)
Имея более тысячи военных кораблей под английским флагом, патрулирующих моря, флот способен легко переместиться на защиту любой части Британской империи, которой могут угрожать; он также может защищать нашу связь с Новым Светом, откуда, по мере усиления борьбы, идет все большая помощь. (…)
Все сейчас зависит от жизненной силы британской расы в любой части мира, от всех солидарных с нами народов и от всех благожелателей в любой стране, делающих все возможное днем и ночью; от тех, кто жертвует все, кто бесстрашен и вынослив. Это не война вождей или принцев, династий или какого-то национального честолюбия; это война народов и принципов. Это война безвестных воинов; но давайте все будем бороться, не сомневаясь в нашей вере или долге.»
Речь премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля в палате общин 20 августа 1940
«Прошел почти год с начала войны и, я думаю, для нас будет разумным сделать остановку в нашем путешествии и хорошенько рассмотреть темное широкое поле. Резня это лишь небольшая частица настоящей войны, а последствия для воюющих на самом деле более страшные. Мы видели как великие страны с мощной армией были повергнуты за несколько недель. Мы видели Французскую республику и славную французскую армию, побежденными до полного, абсолютного подчинения. Плоть Франции — хотя временами кажется, что даже ее душа — не выдержала несравнимо менее мощный напор, чем тот, который она выдержала 25 лет назад с помощью силы духа и непоколебимой силы воли. (…)
Географическое положение, главенство в морях, дружба с Соединенными Штатами позволяют нам привлекать средства со всего мира и производить военное оружие любого рода, особенно технически сложного оружия, которое раньше могла делать лишь нацистская Германия. Гитлер сейчас в Европе повсюду. Наши попытки наступления постепенно блокируются и мы должны методично и решительно готовиться к компаниям в 1941 и 1942 годах. (…)
Наше намерение — поддерживать и усиливать жесткую блокаду не только по отношению к Германии, но и к Италии, Франции и всем тем странам, которые пали перед немецкой властью. (…J Из лучших побуждений было сделано много предложений о том, что надо позволить проходить поставкам продовольствия для помощи этим народам. Я сожалею, что мы должны отказать. (…)
Прошло уже больше четверти года с тех пор, как в Британии вступило в силу новое правительство. Что за поток несчастий обрушился на нас с того времени! Доверчивые Нидерланды разбиты, их любимый и уважаемый монарх изгнан; мирный город Роттердам стал местом такой же ужасной и кровавой резни как в тридцатилетней войне; Бельгия оккупирована; наши собственные экспедиционные войска, которые король Леопольд призвал на помощь, сильно пострадали и были почти окружены, и, казалось, спаслись только чудом, потеряв все снаряжение; наш союзник, Франция, отрезан; Италия — стала нашим противником; вся Франция — под властью врага, все ее арсеналы и огромное количество разного рода военных материалов используются или могут быть использованы врагом, в Виши действует марионеточное правительство, которое в любой момент могут заставить стать нашим противником; вся западноевропейская морская граница от мыса Норд Кап до испанской границы в руках Германии; все порты, все воздушные пространства огромного фронта задействованы против нас, как потенциальные базы для нападения. (…)
Тем временем, мы закалили не только наши сердца, мы перевооружили и перестроили наши войска так, как показалось бы невозможным несколько месяцев назад. В июле мы переправили через Атлантический океан, благодаря нашим друзьям в США, огромное количество военного снаряжения разного рода: пушек, винтовок, пулеметов, снарядов и патронов, все доставлено в полной сохранности, не потеряно ни одной винтовки или патрона. Продукция наш их собственных заводов, работающих так, как никогда раньше, направлена на нужды войск. (…) Условия и ход борьбы были до настоящего времени благоприятны для нас. Я говорил, что во Франции наши истребители неизменно приносили немцам потери около двух-трех самолетов к одному, в сражении под Дюнкерком, а эта земля считалась ничьей, потери составляли приблизительно три-четыре к одному, и мы полагали, что должны достичь гораздо большего соотношения в борьбе за наш остров. (…)
Тот факт, что осуществить крупномасштабное вторжение на британские острова с каждой неделей, прошедшей с момента спасения нашей армии из Дюнкерка становится все сложнее, а также наше огромное превосходство на море позволяет нам постепенно переводить внимание и силу на Средиземное море, против еще одного врага, который без малейшего повода, с равнодушным расчетом, из жадности и корысти, напал на Францию со спины, в тяжелый для нее момент, и который теперь действует против нас в Африке. Конечно, неудача Франции серьезно повредила нашим позициям на Среднем Востоке. К примеру, для защиты Сомали, мы рассчитывали на помощь французских войск для проведения атак на итальянцев с Джибути. Также мы полагались на французские морские и воздушные военные базы в Средиземном море, и в особенности на побережье северной Африки. Мы рассчитывали на французский флот. Не смотря на то, что Французская метрополия сейчас побеждена, нет никаких причин, почему французские Военно-Морские силы, значительные части французской армии, воздушных сил и французской Империи за морем не могу продолжить борьбу на нашей стороне.
Франция, защищенная огромной силой моря, обладающая бесценными стратегическими базами и достаточными финансовыми средствами, могла остаться одной из сильных участников сражения. Действуя таким образом, Франция могла бы сохранить свою жизнеспособность, и Французская Империя, вместе с Британской, имела бы возможность продвинуться вперед в деле освобождения и объединения французской земли. В случае, если бы мы оказались в ужасном положении Франции, ситуация, которая теперь, к счастью, невозможна, несмотря на то, что обязанность всего военного командования бороться до конца здесь на Острове, но также их обязанность, как я уже отмечал в речи 4 июня, предпринимать меры по защите флота Канады и других наших Доминионов до тех пор, пока это будет возможно, и сделать все, для того чтобы борьба была продолжена из-за океана. Большинство из захваченных немцами стран до настоящего момента храбро и исполненные верой продолжают начатое. Народы Чехии, Польши, Норвегии, Нидерландов, Бельгии — все еще в бою с мечом в руке, эти народы Великобритания и Соединенные Штаты Америки считают единственными представителями законного правительства в каждом из этих уважаемых государств.
То, что сейчас одна только Франция лежит поверженной — преступление, но не великой и благородной нации, а тех, кто называет себя „людьми Виши“. Мы глубоко симпатизируем французскому народу. Наша древняя дружба с Францией не мертва. И эта дружба ярко воплощается в генерале де Голле и его храбром отряде. Эти свободные французы были приговорены Виши к смерти, но, несомненно, как то, что завтра встанет солнце, настанет день, честь станет уделом их имен, их имена будут выгравированы на камнях на улицах, в деревнях Франции, возвращенной в свободную Европу, к своей полной независимости и к своей древней славе. Но это убеждение, которое я чувствую к будущему, не может повлиять на проблемы, что стоят перед нами в Средиземном море и в Африке. До начала войны было принято решение не защищать протекторат Сомали. Эта политика была изменена в первые месяцы войны. Когда французы сдались, и когда наши небольшие войска, находящиеся там, а именно несколько батальонов, были атакованы всеми итальянскими войсками в составе почти двух дивизий, и с которыми ранее встретились французы под Джибути, было принято верное решение отозвать наши войска, фактически неповрежденными, для ведения действий в других местах. Несомненно, гораздо большие операции грядут на Среднем востоке, и я не буду пытаться обсуждать или предсказывать их возможные задачи. У нас есть большие армии и большие резервы. Мы полностью владеем ситуацией на восточной части Средиземного моря.»
Примечания
1
La discorde chez l’ennemi. P.,1924; Le fil de l’Epee. P., 1932; Vers l’armee de metier. P.,1934; La France et son armee. P.,1938.
(обратно)2
Memoires de guerre/ V.l. L’Appel. 1940–1942. P.,1954; V.2. L’Unite. 1942–1944. P., 1956; Le Salut. 1944–1946. P.,1959.
(обратно)3
Memoires d’Espoire/ V.l. Le Renouveau. 1958–1962. P.,1971; V.2. L’Effort. 1962. P., 1971.
(обратно)4
Philippe Barres. Charles de Gaulle. L., 1941; N.Y., 1942; P., 1944; 1945.
(обратно)5
Jean Gaulmier. Les Ecrits du general de Gaulle, Problemes francais. Beyrouth, 1942.
(обратно)6
Jean Gnulmicr. Antologie de Gaulle. Ed. France 2 Levant, Beyrouth, 1943.
(обратно)7
Henri de Kerillis, De Gaulle dictateur, P., 1945.
(обратно)8
Вюрмсер А. Де Голль и его сообщники. M., 1948.
(обратно)9
Foulton Ch.-L, Ostier J. Charles de Gaulle. P., 1990.
(обратно)10
Lacouturt J. De Gaulle. V. 1–3. P., 1984–1985.
(обратно)11
Gallo M. De Gaulle. V. 1–4. P., 1998–1999.
(обратно)12
Larcan A. Charles de Gaulle. Itineraire intellectuel et spirituel. P., 1993.
(обратно)13
Agulhon M. De Gaulle. Histoire, symbole, myth. P., 2000.
(обратно)14
Broche F. De Gaulle secret. P., 1993.
(обратно)15
Friedlander S. Et all. La politique etrangerie du genera! de Gaulle. P., 1985.
(обратно)16
La politique africaine du general de Gaulle. P., 1981.
(обратно)17
Daniel J. De Gaulle et l’Algerie. P., 1986
(обратно)18
Bahu-Leiser D. De Gaulle et l’Europe. P., 1981
(обратно)19
Например: Giraud H.-Ch. De Gaulle et les communistes. P., 1988; Lerner H. De Gaulle et la Gache. P., 1994.
(обратно)20
Messmer P., Larcan A. Les ecrits militaires de Charles de Gaulle. P., 1985; Approches de philosophie politique du general de Gaulle. P., 1980.
(обратно)21
Fleury G. Tuer de Gaulle. P., 1996.
(обратно)22
Le gaullisme aujourd’hui. P., 1985; Boivin M. De Gaulle et le gaullisme en basse Normandie. P., 1984.
(обратно)23
Молчанов Н. Н. Генерал де Голль. М., 1988; Арзаканян М.Ц. Генерал де Голль на пути к власти. М., 2001.
(обратно)24
Антюхина-Московченко В. И. Шарль де Голль и Советский Союз. М., 1990; Арзаканян М. Ц. Де Голль и голлисты на пути к власти. М., 1990.
(обратно)25
Revue Militaire Francaise: 1 mars-1 avr. 1927 2 «Le Flambeau», 1 mars 1928 — «L’Action de guerre et le chef», 1 juin 1930 — «Du caractere», 1 juin 1931 — «Du Prestige».
(обратно)26
Jacques Gabriel. Les dessous d’une defaite. Recit d’un temoin. Lugdununi, Lyon, 1943, p. 76.
(обратно)27
Ibid., p. 87.
(обратно)28
Jacques Soustelle. Envers et contre tout, t. I. De Londres a Alger. Souvenirs et documents sur la France Libre (1940–1942). Ed. Robert Laffont Sources. MCMXLVII, p. 5l.
(обратно)29
Фашода, населенный пункт в Восточном Судане, занятый в июле 1898 французским колониальным отрядом, возглавлявшимся Маршалом. В сентябре 1898 в Фашоду вступила английская колониальная экспедиция под командованием Китченера, в результате чего возник острый колониальный конфликт между Англией и Францией. Под давлением английского правительства, угрожающего войной, Франция вынуждена была отступить, отозвав Маршака из Фашоды. Прим. ред.
(обратно)30
Дело Дрейфуса, судебное дело по заведомо ложному обвинению в шпионаже офицера французского Генерального штаба, еврея по национальности, Альфреда Дрейфуса (1859–1935), инспирированное реакционными военными кругами и ставшее предметом ожесточенной политической борьбы во Франции в 1990-х годах XIX в. — Прим. ред.
(обратно)31
Бурже и Стен, населенные пункты департамента Сены. В период франко-прусской войны 1870–1871 служили местом вылазок национальной гвардии из осажденного прусской армией Парижа. — Прим. ред.
(обратно)32
Базен Ашиль Франсуа (1811–1888), маршал Франции, командовавший одной из армий во время франко-прусской войны 1870–1871. После сдачи Наполеона III в плен и окружения прусскими войсками крепости Мец начал переговоры с прусским командованием об удушении провозглашенной в Париже республики и восстановлении монархии. 27 октября 1870 Базен сдал пруссакам крепость Мец с 173-тысячной армией. — Прим. ред.
(обратно)33
Петен Анри Филипп (1856–1951), маршал Франции (1918), в Первую мировую войну командующий французскими армиями, с 1917 главком, в 1940–1944, во время оккупации Франции немецкими войсками, глава правительства, затем коллаборационистского режима Виши. — Прим. ред.
(обратно)34
Жоффр Жозеф Жак (1852–1931), маршал Франции (1916). Участник франко-прусской войны 1870–1871 и колониальных войн в Юго-Восточной Азии и Африке. — Прим. ред.
(обратно)35
Тигр — прозвище Жоржа Клемансо (1841–1929), одного из виднейших французских политических деятелей. Неоднократно занимал пост премьер-министра Франции. — Прим. ред.
(обратно)36
Пуанкаре Раймон (1860–1934), президент Франции в 1913 — январе 1920, неоднократно занимал пост премьер-министра. — Прим. ред.
(обратно)37
Бриан Аристид (1862–1932), неоднократно в 1909–1931 премьер-министр Франции и министр иностранных дел. — Прим. ред.
(обратно)38
Тардье Андре (1876–1945), французский политический и государственный деятель. — Прим. ред.
(обратно)39
Поль-Бонкур Жозеф (1873–1972), французский дипломат, неоднократно министр (в том числе и министр иностранных дел). — Прим. ред.
(обратно)40
Думерг Гастон (1863–1937), президент Франции в 1924–1931. — Прим. ред.
(обратно)41
«Линия Мажино», система французских укреплений на границе с Германией от Бельфора до Лонгюйона протяженностью около 380 км. Построена по предложению военного министра А. Мажино в 1929–1934. — Прим. ред.
(обратно)42
Лувуа Франсуа Мишель Ле Телье де (1641–1691), маркиз, французский государственный и военный деятель. — Прим. ред.
(обратно)43
Карно Лазар Никола (1753–1823), французский математик, политический и государственный деятель. — Прим. ред.
(обратно)44
Фуллер Джон Фредерик Чарлз (1878–1966), английский военный историк и теоретик, генерал-майор (1930). Участник англо-бурской войны 1899–1902 и Первой мировой войны 1914–1918. — Прим. ред.
(обратно)45
Лиддл Гарт Базиль (1895–1970), английский военный историк, участник Первой мировой войны, военный корреспондент «Дейли телеграф» и «Дейли Мейл». — Прим. ред.
(обратно)46
Сект Ханс фон (1866–1934), немецкий военный, теоретик военного дела, участник Первом мировой войны, сторонник гитлеровского режима. Прим. ред.
(обратно)47
Кейтель Вильгельм (1882–1946), немецкий генерал-фельдмаршал. Прим. ред.
(обратно)48
Рундштедт Герд фон (1875–1953), немецкий генерал-фельдмаршал. — Прим. ред.
(обратно)49
Гудериан Хайнц Вильгельм (1888–1954), немецкий генерал-полковник. Во Вторую мировую войну командовал танковым корпусом, танковой группой и армией (до декабря 1941). В 1944–1945 начальник Генштаба сухопутных войск. — Прим. ред.
(обратно)50
Геринг Герман (1893–1946), министр авиации в фашистской Германии (с 1933, главком ВВС (с 1935), рейхсмаршал. — Прим. ред.
(обратно)51
Рейно Поль (1878–1966), французский государственный деятель. Прим. ред.
(обратно)52
Ле Кур-Гранмезон (?l974), французский военный и политический деятель. — Прим. ред.
(обратно)53
Мильеран Александр (1859–1943), французский государственный деятель, в январе-сентябре 1920 премьер-министр, в 1920–1924 президент Франции. — Прим. ред.
(обратно)54
Дебеней Мари-Эжен (1864–1943), французский генерал, теоретик военною дела, начальник Генерального штаба. — Прим. ред.
(обратно)55
Вейган Максим (1867–1965), французский генерал, министр национальной обороны правительства Виши. После войны предан военному суду, в 1948 оправдан. — Прим. ред.
(обратно)56
Король Убю, персонаж комедии-фарса Альфреда Жарри. Тип короля Убю стал символом развращающего действия власти. — Прим. ред.
(обратно)57
Блюм Леон (1872–1950), лидер и теоретик Французской социалистической партии. В 1936–1938 глава правительства Народного фронта; проводил по отношению к фашистской Германии политику «умиротворения агрессора». — Прим. ред.
(обратно)58
Гамелен Морис Постав (1872–1958), французский генерал, в 1939 главнокомандующий союзными войсками Франции. — Прим. ред.
(обратно)59
Лаваль Пьер (1883–1945), французский государственный деятель, неоднократно входил в правительство, занимал пост премьер-министра и министра иностранных дел. — Прим. ред.
(обратно)60
Болдуин Стэнли (1967–1947), английский государственный деятель, лидер Консервативной партии, неоднократно занимал пост премьер-министра. Прим. ред.
(обратно)61
Сарро Альбер (1872–1962), французский государственный деятель, в 1926–1928 1934, 1936, 1937–1938, 1938–1940 министр внутренних дел, в 1930–1931, 1933–1934 министр военно-морского флота, в 1932–1933 министр Колоний. — Прим. ред.
(обратно)62
Леопольд III (1901–1983), король Бельгии, придерживался политики нейтралитета в отношениях с гитлеровской Германией. — Прим. ред.
(обратно)63
Даладье Эдуард (1884–1970), французский политический и государственный деятель, входил в правительство, участник Народного фронта, премьер-министр Франции. — Прим. ред.
(обратно)64
Франсуа-Понсэ Андре (1887–1978), французский политический деятель, в 1931–1938, 1953–1955 посол в Германии, в 1938–1940 посол в Италии, в 1949–1953 Верховный комиссар в Германии. — Прим. ред.
(обратно)65
Гаха Эмиль (1872–1945), чехословацкий государственный деятель, президент созданного фашистской Германией протектората «Богемии и Моравии», привлечен к суду как военный преступник. — Прим. ред.
(обратно)66
Лебрен Альбер (1871–1950), французский государственный деятель, последний президент Третьей республики во Франции. — Прим. ред.
(обратно)67
«Странная война», война без военных действий, которую вели Великобритания и Фракция против фашистской Германии в мае 1940. — Прим. ред.
(обратно)68
Эррио Эдуар (1872–1957), французский государственный и политический деятель, с 1916 неоднократно член кабинета министров, премьер-министр. — Прим. ред.
(обратно)69
Бодуэн Поль Луи Артур (1894–1964), французский государственный деятель, министр иностранных дел Франции. — Прим. ред.
(обратно)70
Жорж Альфонс-Жозеф (1875–1951), французский генерал, в 1918–1922 глава французской миссии в Югославии, участник Второй мировой войны, член Французского Комитета по национальному освобождению. — Прим. ред.
(обратно)71
Думенк Жозеф-Эдуард (1880–1948), французский генерал, участник Первой и Второй мировых войн, в 1939 глава французской делегации в Москве, член Высшего военного совета. — Прим. ред.
(обратно)72
Гот Герман (1880–1971), немецкий военачальник, генерал-полковник, участник Первой и Второй мировых войн. — Прим. ред.
(обратно)73
Клейст Эвальд (1881–1954), немецкий генерал-фельдмаршал, в 1946 осужден за военные преступления. — Прим. ред.
(обратно)74
Петье Робер Мария Эдуарде (1880 — ?), генерал-майор, участник Второй мировой войны, пропал без вести. — Прим. ред.
(обратно)75
Альтмайер Мари-Робер (1875–1959), французский генерал, участник Второй мировой войны, в 1940–1941 военнопленный. — Прим. ред.
(обратно)76
Делестрэн Шарль Жорж Антуан (1878–1945), генерал-лейтенант, участник Второй мировой войны, в 1943–1945 главнокомандующий секретной армией французского Сопротивления, в 1945 военнопленный, погиб в концентрационном лагере Штруттхоф. — Прим. ред.
(обратно)77
Фош Фердинанд (1851–1929), французский военный деятель и теоретик, маршал Франции. — Прим. ред.
(обратно)78
Пилсудский Юзеф (1967–1935), польский политический и военный деятель, в 1919–1922 глава польского государства, в 1926 — военный диктатор Польши. — Прим. ред.
(обратно)79
Фрэр Жюль (1881–1944), французский генерал, участник Второй мировой войны, в 1939 военный губернатор Страсбурга, в 1942–1943 командующий армией Сопротивления, в 1943–1944 военнопленный, погиб в концентрационном лагере Штруттхоф. — Прим. ред.
(обратно)80
Хюнтцигер Шарль Леон Клемент (1880–1941), французский генерал, в 1930 глава Французской военной миссии в Бразилии, 1934–1938 главнокомандующий в Леванте, участник Второй мировой войны, в 1940 глава Французской миротворческой миссии в Висбадене, главнокомандующий армией Виши, в 1940–1941 военный министр Виши, погиб в авиакатастрофе. — Прим. ред.
(обратно)81
Курсель Жоффруа де (1912–1992), в 1940 адъютант Шарля де Голля, активный участник движения Сопротивления, в 1941–1942 принимал участие в военных кампаниях в Алжире, Ливии, Тунисе, член правительства Пятой республики; в 1962–1972 посол в Великобритании, в 1973–1976 генеральный секретарь Министерства иностранных дел, в 1984 президент института Шарля де Голля. — Прим. ред.
(обратно)82
Маржери Ролан Жак де (1899–1990), посол Франции в Ватикане, Испании, Бельгии, ФРГ, государственный советник. — Прим. ред.
(обратно)83
Даунинг-стрит, улица в Лондоне, где находится официальная резиденция премьер-министра Англии. — Прим. ред.
(обратно)84
Шлиффен Альфред фон (1833–1913), германский генерал-фельдмаршал, теоретик «молниеносной войны». — Прим. ред.
(обратно)85
Иден Энтони, лорд Эйвон (1897–1977), премьер-министр Великобритании в 1955–1957. — Прим. ред.
(обратно)86
Александер Тунисский Харольд Руперт (1891–1969), британский фельдмаршал, в 1943 главнокомандующий союзными войсками на Средиземноморском театре военных действий. — Прим. ред.
(обратно)87
Дилл Джон (1881–1944), в 1936–1937 командующий британскими силами в Палестине, в 1940–1941 начальник Генерального штаба Британской империи, с 1941 представитель Великобритании в Вашингтоне. — Прим. ред.
(обратно)88
Монне Жан Омер Мари Габриель (1888–1979), французский предприниматель, политический деятель, в 1920–1923 заместитель председателя Лиги Наций, в 1932 консультант Лиги Наций по экономическим вопросам в Китае, в 1938 консультант по экономическим вопросам в Румынии и Польше, в 1940 президент французско-британского координационного комитета для военного производства обеих стран, сотрудник программы экономической модернизации Роберта Шумана. — Прим. ред.
(обратно)89
Латтр Жан Жозеф Мария Габриэль де (1889–1952), маршал Франции, в 1940–1942 главнокомандующий в Тунисе, 1950–1952 главнокомандующий силами Западноевропейского союза и Верховный комиссар во Французском Индокитае. Прим. ред.
(обратно)90
Дарлан Жан Луи (1881–1942), французский военачальник, адмирал флота, в 1941–1942 министр в правительстве Виши. — Прим. ред.
(обратно)91
Кольсон Луи-Антуан (1875–1951), французский генерал, в 1936–1940 член Высшего военного совета, в 1940 военный министр Виши. — Прим. ред.
(обратно)92
Жаненнэ Жюль (1964–1957), французский государственный деятель, в 1932–1942 председатель сената. — Прим. ред.
(обратно)93
Галифакс Эдуард Фредерик Вуд (1881–1959), один из лидеров Консервативной партии, в 1926–1931 вице-король Индии, в 1938–1940 министр иностранных дел. — Прим. ред.
(обратно)94
Бивербрук Уильям Максуэлл (1879–1964), барон, газетный магнат, в 1918 и в 1940–1945 в правительстве Великобритании. — Прим. ред.
(обратно)95
Кадоган Александр (1886–1974), британский политик, дипломат, участник переговоров польского эмигрантского правительства в Лондоне с СССР о союзе против гитлеровской Германии. — Прим. ред.
(обратно)96
Спирс Эдвард (1886–1974), британский генерал-майор, 1940–1941 глава Британской военной миссии в «Свободной Франции», 1941–1942 глава Британской военной миссии в Ливане и Сирии. — Прим. ред.
(обратно)97
Мандель Жорж (1885–1944), французский политик и государственный деятель, один из лидеров движения Сопротивления. — Прим. ред.
(обратно)98
Тьер Адольф (1797–1877), в 1871–1873 президент Франции, заключил унизительный мир с Пруссией в 1871; возглавил подавление Парижской Коммуны. — Прим. ред.
(обратно)99
Альтмайер Рене-Феликс (1882–1976), французский генерал-лейтенант, участник Второй мировой войны, в 1940–1941 военнопленный. — Прим. ред.
(обратно)100
Гитри Жан Марсель Робер (1874–1941), французский генерал-майор, участник Второй мировой войны, в 1940–1941 военнопленный. — Прим. ред.
(обратно)101
Дотри Рауль (1880–1951), французский государственный и политический деятель, инженер. — Прим. ред.
(обратно)102
Ванситтарт Роберт (1881–1957), британский дипломат, в 1920–1924 личный секретарь министра иностранных дел лорда Керзона, с 1930 заместитель министра иностранных дел, 1938–1941 главный советник министра иностранных дел. — Прим. ред.
(обратно)103
Клозель Бертран (1772–1842), маршал Франции 1808–1812 сражался в Испании, в 1830–1831 и 1835–1836 губернатор Алжира. — Прим. ред.
(обратно)104
Бюжо дела Пикорни Робер Тома (1784–1849), маршал Франции, с 1841 генерал-губернатор Алжира. — Прим. ред.
(обратно)105
Лиоте Луи Юбер (1854–1934), маршал Франции, военный министр Франции (1916–1917), губернатор Марокко (1912–1916, 1917–1921). — Прим. ред.
(обратно)106
Ногес Шарль Август Поль (1876–1971), французский генерал, участник Первой мировой войны, в 1936 генеральный инспектор французских войск в Северной Африке, в 1939 главнокомандующий в Северной Африке, в 1941 верховный комиссар маршала Петена в Марокко, после вторжения войск «Свободной Франции» бежал в Португалию, в 1947 приговорен к 20 годам каторжных работ за измену Родине, вернулся во Францию в 1954, но не был арестован. — Прим. ред.
(обратно)107
Миттельхаузер Эжен-Антуан (1873–1949), французский генерал-лейтенант, в 1919–1921 глава французской военной миссии в Чехословакии, в 1939 глава Французской военной миссии в Польше, в 1940 глава Французской военной миссии в Нидерландах, главнокомандующий в Леванте. — Прим. ред.
(обратно)108
Катру Жорж (1877–1969), французский генерал, в 1939–1940 генерал-губернатор Французского Индокитая в 1941–1942 главнокомандующий вооруженными силами «Свободной Франции» на Ближнем Востоке, в 1941–1942 верховный комиссар в Ливане и Сирии, в 1942–1944 генерал-губернатор Алжира, в 1944–1948 французский посол в СССР. — Прим. ред.
(обратно)109
Купер Дафф (1890–1900), британский государственный деятель, участник Первой мировой войны, в 1931 секретарь финансов в военном министерстве, в 1935–1937 военный министр и первый лорд Адмиралтейства, в 1938 подал в отставку, в 1940 в кабинете министров Черчилля министр информации, в 1945 посол во Франции. — Прим. ред.
(обратно)110
Лежантийом Поль Луи Виктор Мари (1884–1975), французский генерал, в 1939–1940 главнокомандующий объединенными силами в Сомали, 1941 командующий подразделением «Свободной Франции» в Сирии, в 1942–1943 главнокомандующий на Мадагаскаре, в 1945–1947 военный губернатор Парижа. Прим. ред.
(обратно)111
Лотарингский крест, средневековый геральдический знак и одновременно символ христианской веры — крест особой формы с двумя горизонтальными перекладинами, расположенными под прямым углом по отношению к вертикальной, из которых верхняя короче нижней. Этот знак де Голль избрал эмблемой своего движения. — Прим. ред.
(обратно)112
Магреном-Вернерэ (Монклар) Шарль Рауль (1892 — ?), французский генерал-лейтенант, в 1941 главнокомандующий французскими войсками в Леванте, в 1946 помощник главнокомандующего войсками в Алжире, в 1948–1950 генерал-инспектор Иностранного Легиона. — Прим. ред.
(обратно)113
Кениг Мари Жозеф Пьерр Франсуа (1898–1970), маршал Франции, в 1940 военный комендант Камеруна, главнокомандующий объединенными силами «Свободной Франции» в Леванте, в 1941 командующий подразделением «Свободной Франции» в Северной Африке, в 1944–1945 военный губернатор Парижа, в 1945–1948 главнокомандующий французскими оккупационными силами в Германии, в 1954–1955 министр обороны. — Прим. ред.
(обратно)114
Деваврен Андре (1911–1998), военный инженер, во Второй мировой войне сражался в Норвегии, в 1940 присоединился к «Свободной Франции», под псевдонимом «Пасси» организовал Сопротивление во Франции, участвовал в создании Национального Совета Сопротивления, с 1944 глава DGSS («Главного директората спецсил»), организации, действующей с территории Алжира. Прим. ред.
(обратно)115
Тиссье Гастон (1887–1960), французский политический деятель, секретарь христианских профсоюзов, деятель движения Сопротивления, член Национального совета Сопротивления, в 1947 президент международной Конфедерации христианских профсоюзов. — Прим. ред.
(обратно)116
Д’Аржанлье Тьери (1889–1964), французский военный, участник Второй мировой войны, в 1940 бежал из-под ареста и присоединился к де Голлю, ранен в бою за Дакар, командующий флотом «Свободной Франции» в Экваториальной Африке, в 1941–1943 Верховный главнокомандующий всех военно-морских сил «Свободной Франции», в 1945–1947 военный посол в Индокитае. — Прим. ред.
(обратно)117
Мюзелье Эмиль (1882–1965), французский военно-морской деятель, с 1912 капитан-лейтенант, участник международной миссии на побережье Адриатики и военной миссии в Албании, участник Первой мировой войны и военной интервенции в Советскую Россию, в 1938–1939 участвовал в обороне Марселя, в 1940 присоединяется к де Голлю, в 1943 работает в Алжире, а 1944 глава морской делегации по германским делам. — Прим. ред.
(обратно)118
Кассен Рене Самюэль (1887–1976), французский юрист, дипломат и общественный деятель, участник Первой мировой войны, примкнул к правительству «Свободной Франции», в 1944 член Конституционного совета Франции, с 1947 вице-председатель Комиссии прав человека, один из инициаторов образования ЮНЕСКО, в 1950–1960 член Международного суда в Гааге, в 1965–1968 — председатель Европейского суда по правам человека. Прим. ред.
(обратно)119
Бенеш Эдвард (1884–1948), в 1918–1921 министр иностранных дел, в 1921–1922 премьер-министр, в 1935–1938 и 1946–1948 президент Чехословакии, с 1940 и эмиграции. — Прим. ред.
(обратно)120
«Свободная Франция» в июне 1942 была переименована в Сражающуюся Францию, во главе которой стоял Французский Национальный комитет. Сражающаяся Франция была признана СССР, США и Великобританией. — Прим. ред.
(обратно)121
Сикорский Владислав (1881–1943), крупный польский государственный и военный деятель, многолетний соперник Юзефа Пилсудского, премьер-министр эмигрантского правительства Польши. — Прим. ред.
(обратно)122
Мейер Рене (1895–1972), французский политический деятель, в 1949–1953 премьер-министр Франции. — Прим. ред.
(обратно)123
Кот Пьер (1895–1977), французский политический деятель, антифашист. — Прим. ред.
(обратно)124
Лапи Пьер-Оливер (1901–1994), доктор права, в 1925–1967 член Парижской коллегии адвокатов, в 1939 принимал участие в военной кампании в Норвегии, в 1940 присоединился к «Свободной Франции», в 1940–1942 губернатор территории Чад, в 1943 член совещательной Ассамблеи в Алжире, в 1944 в Париже, в 1946–1947 в правительстве помощник государственного секретаря, в 1950–1951 министр Народного образования, в 1947–1954 в ООН, в 1949–1956 в Совете Европы, в 1956–1958 в Ассамблее ЕОУС (Европейское сообщество по углю и стали), в 1951 и 1956 президент французской делегации в ЮНЕСКО, в 1968–1978 президент межведомственной Комиссии по вопросам сотрудничества между Францией и ФРГ. — Прим. ред.
(обратно)125
Аккен Жозеф (1886–1941), французский археолог, с 1929 член Французской научной миссии в Афганистане, участвовал в раскопках в Пергаме и Хакине, во время Второй мировой войны вместе с женой присоединился к «Свободной Франции», погиб в море. — Прим. ред.
(обратно)126
Плевен Рене (1901–1993), доктор юридических наук, бизнесмен, в 1940 деятель «Свободной Франции», сыграл видную роль в освобождении Экваториальной Африки, в 1941 от Национального комитета Франции комиссар финансов, комиссар по делам колоний и Министерства иностранных дел, в 1944 возглавлял конференцию в Браззавиле, в 1950–1952 глава Совета министров, в 1969–1972 министр юстиции. — Прим. ред.
(обратно)127
Шуман Морис (1911-J998), французский политический и государственный деятель, участник Второй мировой войны, деятель «Свободной Франции», сенатор, в 1957–1967 председатель Комиссии по внешнеполитической деятельности Национального собрания, секретарь Министерства иностранных дел, член Французской академии с 1974. — Прим. ред.
(обратно)128
Бенжан Жак (1908–1944), инженер, диплом Школы политических наук, в 1935 директор акционерного общества управления и вооружения, секретарь Центрального комитета судовладельцев, участник Второй мировой войны, с 1940 глава торгового флота «Свободной Франции», с 1942 работник BCRA, сподвижник Жана Муллена, инициатор образования Национального Совета Сопротивления, был арестован, покончил с собой. — Прим. ред.
(обратно)129
Буаламбер Клод Эттье де (1906–1986), в 1926–1939 проводил этнографические исследования и исследования фауны в Центральной Африке, Скандинавии, Центральной Европе и Ближнем Востоке, участник Второй мировой войны, с 1940 деятель «Свободной Франции», участвовал в операциях по освобождению Ближнего Востока и Экваториальной Африки, в 1943 принимал участие в конференции на Касабланке, налаживал коммуникации на освобожденных территориях и был главой военной миссии связи, после 1944 работал в министерстве колоний, министерстве финансов, в 1951–1956 участвует в Комиссии по внешнеполитической деятельности Франции и в комиссии по заморским территориям, после войны служил в колониях. — Прим. ред.
(обратно)130
Сустель Жак (1912–1990), этнолог, специалист по Латинской Америке, заместитель директора Музея Человека (1937–1939), в 1940 присоединился к «Свободной Франции», в 1944 глава специальных служб Алжира, затем представитель центральной власти в департаменте в Бордо, в 1945 министр информации, в 1945–1946 министр колоний, в 1955 губернатор Алжира, в 1958 министр информации, в 1959–1960 министр по особым поручениям при премьер-министре, противник независимости Алжира, с 1983 член французской Академии. — Прим. ред.
(обратно)131
Буассон Пьер де (1894–1948), с 1940 генерал-губернатор Французской Западной Африки, после перемирия оставался лоялен режиму Виши, препятствовал высадке сил «Свободной Франции» в Даккаре, в ноябре 1942 присоединился к движению Сопротивления, в 1943 уходит в отставку. — Прим. ред.
(обратно)132
Эбуэ Феликс (1884–1944), генеральный секретарь правительства Мартиники (1932), Судана (1934), первый чернокожий управляющий Гваделупы, затем Чада в 1938, в августе 1940 присоединил территорию Чад к «Свободной Франции», сторонник ассоциации между метрополией и африканскими территориями, основанной на равенстве, сыграл большую роль в подготовке и проведении конференции в Браззавиле (январь-февраль 1944). — Прим. ред.
(обратно)133
Леклерк (настоящая фамилия — де Отклок) Филип Мари (1902–1947), маршал Франции, участник Второй мировой войны и движения Сопротивления, губернатор Французского Камеруна и командующим войсками «Свободной Франции», которые участвовали в освобождении Туниса (март-май 1943), в Нормандской операции 1944 и освобождении Франции. 24 августа 1944 дивизия Леклерка первой вошла в Париж. — Прим. ред.
(обратно)134
Лармина Эдгар де (1895–1962), французский генерал, участник Первой мировой войны, в 1925–1933 служит на территории французских колоний, во Второй мировой войне сражается на ближневосточном театре военных действий, в 1940 присоединяется к «Свободной Франции», Верховный комиссар и командующий войск свободной Французской Африки, принимает участие в высадке союзнических сил во Франции, в 1945 Главный инспектор колониальных войск, с 1953 генерал армии. — Прим. ред.
(обратно)135
Уэйвелл Арчибальд (1883–1950), британский фельдмаршал, в 1937–1938 главнокомандующий британскими силами в Палестине, в 1939–1941 главнокомандующий на Ближнем Востоке, 1941–1942 главнокомандующий в Индии, 1943–1947 вице-король Индии. — Прим. ред.
(обратно)136
Сисе Адольф (1885–1957), в 1911 доктор медицины, в 1912 принимает участие и военных операциях Марокко, в 1917–1918 участвовал в научном исследовании Камеруна, в 1923–1926 боролся с эпидемией чумы на Мадагаскаре, с 1927 руководил институтом Пастора в Браззавиле, в 1940 присоединяется к «Свободной Франции», участвует в военных действиях во Французской Западной Африке, с 1941 Верховный комиссар Свободной Французской Африки, с 1947 глава кафедры Института тропической медицины Базельского университета в Швейцарии. — Прим. ред.
(обратно)137
Каннингэм Эндрю Браун (1883–1963), британский морской офицер, в 1943–1946 первый морской Лорд Адмиралтейства, участник Первой мировой войны, и 1936 главнокомандующий британского флота на Средиземном море, в 1941 установил превосходство над Итальянским флотом, в 1942 как представитель генерала Дуайта Эйзенхауэра командовал англо-американскими военно-морскими силами на Средиземном морс и в Северной Африке, командующий в сражениях 1943 на Сицилии и в Италии, с 1946 в отставке. — Прим. ред.
(обратно)138
Спаак Поль Анри (1899–1972), из лидеров Бельгийской социалистической партии (с 1944), министр иностранных дел в 1936–1937, 1938, 1939–1947, 1949, 1954–1957, 1961–1966), в 1938–1939, 1946, 1947–1949). В 1957–1961 Спаак Генеральный секретарь НАТО. — Прим. ред.
(обратно)139
Сото Анри (1885–1963), с 1928–1933 управляющий территориями Сан-Пьер и Микелон и Новые Гебриды, в 1940 объявил о присоединении к «Свободной Франции» этих территорий и Новой Каледонии, подписывает соглашение с австралийскими властями от имени «Свободной Франции», после войны администратор в Дакаре и Банги, в 1947–1953 мэр Нумеа. — Прим. ред.
(обратно)140
БСРА, (Bureau Central de Renseignements et d’Action) «Центральноебюро информации и действия». Диверсионно-разведывательная французская служба, созданная во время Второй мировой войны генералом Шарлем де Голлем, входила в состав движения «Свободная Франция» и имела штаб-квартиру в Лондоне. Несколько специальных агентов БСРА действовали на территории оккупированной Франции, но в основном служба полагалась на бойцов местного Сопротивления. В 1944 расформирована. — Прим. ред.
(обратно)141
Марен Жан (наст, имя Ив Марвен) (1909–1995), в 1930–1939 морской офицер, в 1940 присоединяется к «Свободной Франции» и создает на Би-Би-Си передачу «Французы говорят французам», принимает участие в высадке союзнических сил в Нормандии, в 1954–1975 глава агентства «Франс-пресс». Прим. ред.
(обратно)142
Оберле Жан (1900–1961), художник, сотрудничал в сатирических газетах, в 1940 присоединился к «Свободной Франции», выступал в радиопередаче Би-Би-Си «Французы говорят французам». — Прим. ред.
(обратно)143
Лабарт Андрс (1902–1970), физик, до войны выполнял научные миссии в Англии и США, в 1940 присоединился к «Свободной Франции», в 1941 вместе с Реймоном Ароном основал журнал «Свободная Франция», в 1943 министр информации в Алжире, в 1965–1970 глава журнала «Наука и жизнь». — Прим. ред.
(обратно)144
Встреча Петена с Гитлером, состоявшаяся 24 октября 1940 в Монтуаре, во время которой была окончательно согласована политика сотрудничества (коллаборационизма) вишистского правительства с гитлеровской Германией. — Прим. ред.
(обратно)145
Непереводимая игра слов: два шеста (deux gaules) произносится так же, как «де Голль» (de Gaulle). Студенты несли в голове колонны два шеста в знак того, что они откликнулись на призыв де Голля, — Прим. ред.
(обратно)146
Метаксас Иоаннис (1871–1941), греческий государственный и деятель, в 1921 основал Партию свободомыслящих, после установления в Греции республиканского строя (1924) активно выступал за реставрацию монархии, в 1935 военный министр, в апреле 1936 премьер-министр. В 1936 установил диктатуру, во внешней политике ориентировался сближение Греции с Германией. — Прим. ред.
(обратно)147
Эттли Клемент Ричард (1883–1967), премьер-министр Великобритании в 1945–1951, лидер Лейбористской партии в 1935–1955, в коалиционном правительстве в 1940–1945. — Прим. ред.
(обратно)148
Роммель Эрвин (1891–1944), немецко-фашистский генерал-фельдмаршал (1942), участник Первой мировой войны, с февраля 1941 по март 1943 командовал германскими экспедиционными силами в Северной Африке. В июле-ноябре 1943 командующий группой армий в Северной Италии, с декабря 1943 командующий группой армий во Франции. Был связан с правым крылом заговорщиков против Гитлера и после раскрытия заговора по приказу Гитлера покончил жизнь самоубийством. — Прим. ред.
(обратно)149
Денц Анри-Фернан (1881–1945), французский генерал, в 1940 военный губернатор Парижа, в 1940–1941 Верховный комиссар Леванта, в 1945 осужден к пожизненному заключению как коллаборационист. — Прим. ред.
(обратно)150
В результате подъема национально-освободительного движения в Сирии в Ливане в начале 1930-х годов правящие круги Франции оказались вынужденными заключить 15 ноября 1936 договор с Ливаном, по которому Франция обязалась в трехлетний срок признать независимость Ливана, но оставляла в Ливане свои войска. В сентябре 1936 был парафирован сирийско-французский договор, по которому признавалась независимость Сирии, устанавливался трехлетний срок отмены мандата, восстанавливалось единство Сирии, ограничивались сроки оккупации, Сирия получала право формировать, национальную армию, но Франция сохраняла военный контроль над Сирией и ряд политических привилегий. В 1939 Франция отказалась ратифицировать эти договоры с Ливаном и Сирией, сохранив в силе мандат на эти страны. — Прим. ред.
(обратно)151
Хэлл Корделл (1871–1955), юрист, в 1893–1897 член палаты представителей штата Теннесси, участник испано-американской войны, в 1907–1931 член конгресса, в 1933–1944 госсекретарь США. — Прим. ред.
(обратно)152
Стеттиниус Эндрю Рейли (1900–1949), американский государственный деятель и промышленник, госсекретарь США в 1944–1945, участник Ялтинской конференции и конференции в Сан-Франциско, принимал участие в создании Организации Объединенных Нации (ООН), в 1945–1946 представитель США в ООН. — Прим. ред.
(обратно)153
Тиксье Адриен (1893–1946), участник Первой мировой войны, в 1918 начал работать в Международном бюро труда, в 1940 не соглашается с капитуляцией и присоединяется к «Свободной Франции», представитель «Свободной Франции» при администрации Рузвельта, в 1943 отправляется в Алжир, в 1944 министр внутренних дел. — Прим. ред.
(обратно)154
Чан Кайши (1887–1975), с 1927 глава гоминьдановского правительства в Китае, с 1935 главнокомандующий китайской армией, маршал, с 1949 возглавлял правительство на Тайване. — Прим. ред.
(обратно)155
Макартур Дуглас (1880–1964), американский генерал в 1906–1908 адъютант Теодора Рузвельта, в 1941 главнокомандующий американскими войсками на Дальнем Востоке, 2 сентября 1945 принял капитуляцию Японии, глава оккупационных войск в Японии в 1945–1950, главнокомандующий силами ООН в 1950–1951 в Корее. — Прим. ред.
(обратно)156
Деку Жан (1884–1963), французский адмирал, в 1939 командующий французским флотом на Дальнем Востоке, в 1940 Верховный управляющий в Индокитае (до японской атаки в марте 1945), арестован как коллаборационист, обвинение снято Верховным судом в 1949. — Прим. ред.
(обратно)157
Пэтч Александр Маккарелл (1889–1945), американским генерал, участвовал в сражениях на Тихом океане (1943), участвовал в высадке союзнических сил в Нормандии (15 августа 1944), участвовал в освобождении Эльзаса, воевал в Германии и Баварии. — Прим. ред.
(обратно)158
Майский (Ляховсцкий) Иван Михайлович (1884–1975), дипломат, историк, академик Академии наук СССР (1946). В 1917–1918 член ЦК партии меньшевиков, управляющий ведомством труда в правительстве Комуча (Самара). В 1929–1932 полпред в Финляндии, в 1932–1943 посол в Великобритании, в 1943–1946 заместитель наркома иностранных дел СССР. — Прим. ред.
(обратно)159
Лееб Вильгельм Йозеф Франц Риттер фон (1876–1956), немецкий военачальник, генерал-фельдмаршал, участник Первой мировой войны, участвовал во французской кампании 1940, в 1941 командующий группы армий «Север», участвовавшей в блокаде Ленинграда. В 1945 арестован, приговорен к 3 годам тюремного заключения. В 1951 освобожден. — Прим. ред.
(обратно)160
Бок Федор фон (1880–1945), немецкий военачальник, генерал-фельдмаршал (1940), с 1912 в Генеральном штабе, участник Первой мировой войны, в 1938 во время аншлюса Австрии командовал оккупационными войсками и войсками, занявшими Судетскую область, участвовал в Польской кампании 1939, с 1941 командующий группы армий «Центр» в войне с СССР, в 1942 командующий группы армий «Юг». — Прим. ред.
(обратно)161
Жуков Георгий Константинович (1896–1974), маршал Советского Союза (1943), участник сражения на реке Халхин-Гол (1939), в 1941 начальник Генштаба, заместитель наркома обороны СССР, сыграл решающую роль в разгроме фашистских войск в Ленинградской и Московской, Сталинградской и Курской битвах, при наступлении на Правобережной Украине и в Белорусской операции, в Висло-Одерской и Берлинской операциях. В 1942 заместитель наркома обороны СССР и заместитель Верховного главнокомандующего, в 1945–1946 главнокомандующий Группой советских войск и глава Советской военной администрации в Германии. В 1946 заместитель министра Вооруженных сил СССР, отстранен от должности И. В. Сталиным, в 1955 министр обороны СССР, в 1957 освобожден от обязанностей министра по распоряжению Н. С. Хрущева, в 1958 уволен из Вооруженных сил. — Прим. ред.
(обратно)162
Молотов (Скрябин) Вячеслав Михайлович (1890–1986), председатель Совета Народных Комиссаров СССР (1930–1941), в 1921–1930 секретарь Центрального Комитета Всесоюзной коммунистической партии (большевиков), в 1942–1957 заместитель председателя Совета Народных Комиссаров (Совет Министров) СССР, одновременно в 1941–1945 заместитель председателя Государственного Комитета Обороны, в 1939–1949 и 1953–1956 нарком, министр иностранных дел СССР, член Политбюро Центрального Комитета Коммунистической партии СССР (1926–1957), и 1957–1962 на дипломатическоеq работе, один из наиболее активных организаторов массовых репрессий 1930–1950-х годов. Прим. ред.
(обратно)163
Риббентроп Иоахим (1893–1946), министр иностранных дел Германии в 1938–1945. Как один из главных немецко-фашистских военных преступников казнен по приговору Международного военного трибунала в Нюрнберге. — Прим. ред.
(обратно)164
Кавалерия на верблюдах. — Прим. ред.
(обратно)165
Смэтс Ян Христиан (1870–1950), южноафриканский политический деятель, британский фельдмаршал (с 1941), философ-идеалист. Участвовал в англо-бурской войне 1899–1902, во время Первой мировой воины 1914–1918 руководил операциями против немцев в Юго-Западной Африке и Восточной Африке, в правительстве ЮАС министр внутренних дел и министр горной промышленности в 1910–1912, министр обороны в 1910–1920, министр финансов в 1912–1913, премьер-министр в 1919–1924, министр юстиции в 1933–1939, премьер-министр, министр иностранных дел и министр обороны в 1939–1948, одни из авторов устава Лиги Наций и инициатор создания мандатной системы. Проводил политику апартеида. — Прим. ред.
(обратно)166
Маршалл Джорж Кэтлетт (1888–1959), американский генерал армии (1944), в 1939–1945 начальник штаба армии США, в 1947–1949 государственный секретарь США, в 1950–1951 министр обороны. Инициатор плана восстановления и развития Европы после Второй мировой войны (1947), Нобелевская премия мира (1953). — Прим. ред.
(обратно)167
Вильгельмина (1880–1962), королева Нидерландов в 1890–1948. В годы немецко-фашистской оккупации страны в эмиграции. Отреклась от престола в пользу своей дочери Юлианы. — Прим. ред.
(обратно)168
Хокон VII (Карл Глюксбург) (1872–1957), король Норвегии, в 1889 поступил в Морскую офицерскую школу, во время кризиса унии между Швецией и Норвегией норвежцы обратились к Карлу Датскому с предложением занять норвежский трон, по результатам референдума 8 ноября 1905 норвежский стортинг единогласно избрал Карла королем Норвегии (22 июля 1906 коронация), в 1940 во время фашистского вторжения в Норвегию поддержал Сопротивление, во главе эмигрантского правительства в Великобритании, в 1946 вернулся в Норвегию. — Прим. ред.
(обратно)169
Георг II (1890–1947), король Греции и 1922–1923 и с 1935; из династии Глюксбургов. Содействовал установлению в 1936 военной диктатуры И. Метаксаса. С 1941 в эмиграции. Вернулся в страну после реставрации (сентябрь 1946) монархии. — Прим. ред.
(обратно)170
Петр II (1923–1970), сын Александра I, югославский король. В 1934 наследовал трон при регентстве принца Павла, после убийства в Марселе его отца короля Александра I. В марте 1941 Петр взял правление в свои руки после революции, качавшейся из-за профашистской политики князя Павла. Через несколько недель Гитлер завоевал Югославию, Петр эмигрировал в Грецию после прихода к власти маршала Тито в Англию и Францию. — Прим. ред.
(обратно)171
Тито, Броз Тито Иосип (1892–1980), президент Югославии с 1953, председатель Президиума СФРЮ с 1971, маршал (1943). В 1915 в России (военнопленный). С сентября 1920 на родипе и в КП Югославии (КПЮ). В 1935–1936 в Москве, работал в Коминтерне. С 1937 возглавлял Югославскую компартию (с 1940 генеральный секретарь партии, в 1952–1966 генеральный секретарь Центрального Комитета Союза коммунистов Югославии (СКЮ), с 1966 председатель СКЮ). В 1941 Тито стоял во главе Верховного штаба народно-освободительных партизанских отрядов, затем — Верховный главнокомандующий Народно-освободительной армии Югославии. В 1945 возглавил правительство Югославии. После разрыва в 1948 по вине руководства СССР межгосударственных и межпартийных связей с Югославией Тито выдвинул собственную модель социалистического общества, один из лидеров. — Прим. ред.
(обратно)172
Масарик Томаш (1850–1937), президент Чехословакии в 1918–1935. В 1900–1920 руководитель либеральной Чешской народной, затем Прогрессистской партии. Председатель Чехословацкого национального совета. — Прим. ред.
(обратно)173
Грибуй, персонаж французского фольклора, обозначающий пугающего все на свете, простофилю. — Прим. ред.
(обратно)174
{174} Судебный процесс в городе Риоме начался 19 февраля 1942 на основании изданного Петеном в августе 1940 декрета «против министров, их заместителей и ближайших сотрудников, изменивших долгу» и ввергнувших государство «в состояние войны». Целью процесса били обвинение ряда французских буржуазных деятелей в развязывании Второй мировой войны якобы вопреки необходимости и интересам Франции, которой Гитлер будто бы ничем не угрожал. Однако в связи с тем, что процесс вылился в обвинительный акт против самого Петена и коллаборационистов, он был внезапно 11 апреля 1942 прекращен Петеном под предлогом необходимости произвести дополнительное расследование. В дальнейшем процесс так и не был возобновлен. — Прим. ред.
(обратно)175
Верно Жан-Эдуард (? -1944), в 1939–1940 глава штаба Северной Африки, в 1940–1941 глава французской Комиссии по перемирию в Висбадене, в 1942 глава Генерального штаба, главнокомандующий силами французского Сопротивления. — Прим. ред.
(обратно)176
Френо Анри (1905–1988), в 1934 капитан, взят в плен в 1940, бежал, в «свободной» зоне организовал движение Национального освобождения, в конце 1941 основал движение «Комбат», комиссар «Свободной Франции» в Алжире (1943), министр во временном правительстве в 1944–1945, в 1965 на президентских выборах выступает против де Голля. — Прим. ред.
(обратно)177
Эмманюэль д’Астье де Вижери (1900–1969), морской офицер, в 1923 выходит в отставку, журналист, не принял режим Виши, присоединяется к «Свободной Франции» в 1940, в 1942 выступает за политические связи с Национальным сонетом Сопротивления во главе с Жаном Муленом, в 1943 комиссар внутри Французского комитета национального освобождения, член совещательной Ассамблеи Национального Совета Сопротивления, в 1948 соучредитель движения за мир, после поездки в СССР в 1956 осуждает сталинизм и советское вмешательство в венгерский кризис, в 1958 поддерживает де Голля. — Прим. ред.
(обратно)178
Леви Жан-Пьер (1911–1971), экономист, в 1941 основал движение «Франтирер», в 1943 член Национального Совета Сопротивления, участвует в освобождении Парижа в 1944, в 1971 президент CNEXO (Centre National pour l’ Exploitation des Oceans). — Прим. ред.
(обратно)179
Леконтом-Буанэ Жак (1905–1974), дипломат, глава организации «Сторонники Сопротивления», член Национального совета Сопротивления (НСС), затем член временной совещательной Ассамблеи НСС, посол в Колумбии, Финляндии, Норвегии, делегат от Франции в Совете Европы. — Прим. ред.
(обратно)180
Мулэн Жан (1899–1943), герои французского движения Сопротивления, в 1942–1943 представитель Французского национального комитета на территории Франции, в 1943 основатель и руководитель Национального совета Сопротивления, погиб в гестапо. — Прим. ред.
(обратно)181
Бидо Жорж (1899 в -1983), член французской Ассоциации католической молодежи, журналист, не принял режим Виши, арестован, в 1941 присоединился к движению Сопротивления в «свободной» зоне, в 1943 занимает пост главы Национального сонета Сопротивления, участвует в освобождении Парижа в 1944, министр иностранных дел в правительстве де Голля, сторонник сохранения колониальной империи в рамках Французского союза, поддержал де Голля в 1958, в 1962 возглавил ОАС, в 1962–1968 в заключении, основал движение «Справедливость и Свобода», покинул его в 1972. — Прим. ред.
(обратно)182
Броссолетт Пьер (1903–1944), преподаватель истории, журналист, противник Мюнхенских соглашений 1938, не принял капитуляции, сторонник Сопротивления, в 1943 он арестован гестапо и заключен в тюрьму в Ренне, покончил с собой. — Прим. ред.
(обратно)183
Маунтбэттен Фрэнсис Альберт Виктор Николас (1900–1979), лорд, вице-король Британской Индии 1947–1948, британский адмирал, в 1943 главнокомандующий в Юго-Восточной Азии, в 1945 принял капитуляцию 750 тыс. японских солдат на военном параде в Сингапуре, в 1959–1965 начальник Штаба обороны Соединенного Королевства, погиб при взрыве бомбы, подложенной деятелями ИРА на борт его яхты. — Прим. ред.
(обратно)184
Мушотт Рене (1914–1943), французский авиаинженер, офицер военно-воздушных сил «Свободной Франции», глава группы сопротивления «Эльзас», образованной в Египте, погиб в 1943 в воздушном бою. — Прим. ред.
(обратно)185
Это письмо, переданное генералу Вейгану военным атташе в Лондоне генералом Лелонгом, было возвращено из Виши генералу де Голлю в сентябре 1940 со следующей запиской, отпечатанной на машинке: «Если полковник в отставке де Голль хочет связаться с генералом Вейганом, то он должен это сделать установленным путем».
(обратно)186
Слово «перевод» означает здесь и далее, что документ приводится автором в переводе с английского на французский. В нашем издании перевод осуществлен с французского текста, — Прим. ред.
(обратно)187
По известным причинам это письмо не могло быть передано адресату парламентерами.
(обратно)188
Эти два крейсера, как и все остальные корабли эскадры, незадолго до этого повернули назад по требованию адмирала Каннингэма.
(обратно)189
После получения этого письма генерал сэр Джон Дилл заявил устно генералу де Голлю, что морское министерство не дало согласия на переброску войск в Грецию.
(обратно)190
Служа Родине, одержал победу. (лат.)
(обратно)191
Во время пребывания генерала де Голля в Африке и на Востоке руководство делами в Лондоне осуществлялось делегацией в составе Рене Кассена, адмирала Мюзелье, Гене Плевена и Мориса Дежана.
(обратно)192
Командование свободных французских сил считает необходимым, чтобы репатриация всех военнослужащих, не пожелавших перейти на сторону союзников, была отложена на шесть недель.
(обратно)193
Пять членов Совета обороны, находившихся в Африке или на Востоке (Катру, Лармина, Сисе, Эбуэ, Леклерк), сообщили свое мнение непосредственно.
(обратно)194
Верный во всех отношениях.
(обратно)195
4 марта 1942 генерал Катру был назначен национальным комиссаром без портфеля.
(обратно)196
Речь идет о Жане Мулэне.
(обратно)197
Война простого человека. (англ.) — Прим. ред.
(обратно)
Комментарии к книге «Военные мемуары. Призыв, 1940–1942», Шарль де Голль
Всего 0 комментариев