«Так это было... Записки кавалериста»

Севрюгов Сергей Николаевич

Так это было... Записки кавалериста (1941–1945)

«Никогда не победят того народа, в котором рабочие и крестьяне в большинстве своем узнали, почувствовали и увидели, что они отстаивают свою, Советскую власть — власть трудящихся, что отстаивают то дело, победа которого им и их детям обеспечит возможность пользоваться всеми благами культуры, всеми созданиями человеческого труда».

В. И. Ленин [4]

От автора

Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков покрыла Боевые Знамена Советской Армии вечной славой.

Советская Армия явилась решающей силой в разгроме германского фашизма — самого агрессивного и самого разбойничьего отряда мирового империализма. Разгромив немецко-фашистских агрессоров, советский народ и его доблестные Вооруженные Силы, руководимые славной Коммунистической партией, отстояли свободу и независимость своей Родины, спасли народы Европы и Азии от угрозы фашистского порабощения.

Среди многих войсковых соединений нашей армии, чьи подвиги в Великой Отечественной войне стали известны всей стране, заслуженной славой пользуется 2-й гвардейский кавалерийский корпус. Корпус прошел большой и трудный путь войны. Вступив в бой в июле сорок первого года в древних лесах Смоленщины, конногвардейцы победно закончили войну на берегах реки Эльбы, приняв активное участие в Берлинской операции.

Довольно длительное время автору этой книги довелось быть начальником штаба одной из дивизий 2-го гвардейского кавалерийского корпуса. Я был свидетелем многих боевых дел частей этого корпуса, о которых и хочу рассказать.

Я не стремился хронологически изложить весь боевой путь корпуса, так же как не пытался написать его исчерпывающей боевой истории. Я поставил себе иную цель: на фоне общего описания действий корпуса в 1941–1945 годах рассказать о героических делах простых советских людей, скромных тружеников войны — кавалеристов, артиллеристов, минометчиков, танкистов, [5] пулеметчиков, саперов, зенитчиков, связистов, работников тыла.

Я хочу показать, как из молодых кавалерийских полков, сформированных всего за неделю до отправки на фронт, Коммунистической партией в ходе войны была выкована советская гвардия, слава которой прогремела на всю страну, боевые дела которой были отмечены высокими наградами Советской Родины.

Я хочу показать, как в ходе войны вместе со всей Советской Армией закалялись, мужали молодые кавалерийские дивизии и полки, как становились они подлинно кадровыми соединениями и частями, как повышалось их боевое мастерство.

Наконец, я хочу показать, как действовала в Великой Отечественной войне советская кавалерия, вооруженная могучей современной техникой, применявшая тактику, совершенно непохожую на тактику действий конницы в войнах прошлого.

Украшенные боевыми орденами Гвардейские Знамена — это воплощение победной славы советской кавалерии, ее гордость и честь, ее завет молодым офицерам и солдатам. Эти Знамена гордо и победоносно пронесены через такие битвы и такие события, равных которым не знает мировая история. На этих Знаменах кровь лучших из лучших наших боевых товарищей, геройски погибших в бесчисленных боях за нашу Советскую Родину.

Вечная память им, вечная немеркнущая слава!..

Я понимаю, что труд мой очень неполон, ибо нет никакой возможности описать и малую долю тех бесчисленных подвигов, которые были совершены столь большим коллективом почти за четыре года войны. Но в нем нет вымышленных имен, нет надуманных «героев». Я описал реальных людей и их боевые дела по собственным наблюдениям или на основании подлинных боевых документов.

Этот труд я посвящаю своим боевым товарищам — солдатам и сержантам, офицерам и генералам 2-го гвардейского Померанского Краснознаменного и ордена Суворова кавалерийского корпуса, вместе с которыми мне довелось пройти большой, тяжелый, но славный путь по фронтовым дорогам Великой Отечественной войны (схема 1).

1948–1957

Москва [7]

Глава первая.

В Смоленщине и под Москвой

По зову партии

Шел июнь тысяча девятьсот сорок первого...

Полнокровной жизнью жила многонациональная семья народов Советского Союза. На необозримых просторах нашей Родины — от Прибалтики до Чукотки, от Кольского полуострова до Памира и Закавказья — миллионы советских людей самоотверженно трудились над выполнением народнохозяйственного плана четвертого года третьей пятилетки.

Июнь стоял сухой, знойный. На бескрайних колхозных полях вызревал небывалый урожай; хлеба стояли почти в рост человека.

На Северном Кавказе — в Ставрополье, на Кубани и на Тереке — уже началась уборка урожая. Все внимание партийных, советских и комсомольских организаций было направлено на скорейшее выполнение этого важнейшего политико-экономического мероприятия. Орган Краевого Комитета Коммунистической партии и Краевого Совета депутатов трудящихся Советской Ставропольщины — газета «Орджокикидзевская правда» в эти дни выходила под лозунгами: «Богатому урожаю отличную встречу» (19 июня), «За досрочное выполнение плана уборки» (20 июня), «Быстро и без потерь убрать богатый урожай» (21 июня).

В эти дни в Ставропольском Доме художественного воспитания открылась 4-я городская олимпиада детского искусства. На курортах Кавказской минеральной группы [8] — в Пятигорске, Кисловодске, Ессентуках, Железноводске, где лечились и отдыхали тысячи советских тружеников, с огромным успехом выступал краевой ансамбль терских казаков.

Из края в край необъятного Советского Союза звучала любимая песня миллионов:

Над страной весенний ветер веет,

С каждым днем все радостнее жить,

И никто на свете не умеет

Лучше нас смеяться и любить...

Был на исходе июнь памятного сорок первого года. Наступила ночь под воскресенье двадцать второго — самая короткая ночь в году!

Советские люди готовились радостно встретить этот воскресный день, день заслуженного отдыха после напряженного труда во славу Родины.

Тихая, теплая июньская ночь медленно опустилась над огромной страной...

* * *

А на рассвете — в 3 часа 45 минут — 22 июня 1941 года на всем протяжении западных советских границ от Балтийского до Черного моря внезапно загрохотали орудия. Предрассветную тишину разрезал вой снарядов и авиационных бомб, рев моторов танков и автомашин. Неслись торжествующие крики чужеземных солдат, с пьяным хохотом валивших пограничные столбы, у которых, сжимая в застывающих руках винтовки, лежали мертвые бойцы в фуражках с ярко-зеленым околышем и красной пятиконечной звездой.

В эту ночь перевернулась величайшая страница мировой истории. Начался гитлеровский «дранг нах Остен»{1}, вынудивший советских людей взяться за оружие и начать Великую освободительную войну против немецко-фашистских захватчиков.

Сто девяносто вражеских дивизий, в том числе 35 танковых и моторизованных, заблаговременно отмобилизованных и развернутых на наших рубежах, были брошены в бой против советских войск прикрытия. Немецко-фашистская армия, прошедшая победным маршем [9] по всей Европе, кичившаяся сознанием своей силы и непобедимости, по-разбойничьи, нарушив договор о ненападении, вторглась в пределы нашей страны. Фашистские войска были до зубов вооружены новейшей боевой техникой, созданной на золотые доллары заокеанских монополий. Ими руководили опытные генералы и офицеры.

«Юнкерсы», «Хейнкели», «Мессершмитты», пилотируемые летчиками, набившими руку на бомбардировках Мадрида и Барселоны, Варшавы и Роттердама, Лондона и Ковентри, сбрасывали бомбы на жилые кварталы Мурманска и Орши, Могилева и Смоленска, Киева и Одессы. Воздушные хищники с черными крестами на крыльях бомбили толпы беженцев, уходящих на Восток, расстреливали детишек, стариков, женщин, в ужасе метавшихся по дорогам и полям, вереницы крестьянских телег, колхозные стада.

Танки, построенные на заводах Рейнметалла, Круппа и Фиата, Рено, Шкода и Крезо, с открытыми люками двигались по шоссейным дорогам Прибалтики и Белоруссии, по пыльным украинским шляхам. За ними нескончаемыми колоннами тянулись огромные грузовики; в их кузовах сидели пехотинцы в стальных шлемах, в зеленовато-серых мундирах с фашистским орлом и свастикой на груди.

Вражеские полчища устремились на Восток, выполняя план «молниеносной» войны, зародившийся в горячечном мозгу Адольфа Гитлера в кабинете Берхтенсгаденского замка, выношенный на совещаниях фашистских главарей в залах имперской канцелярии в Берлине, до деталей разработанный Гальдером, Браухичем, Кейтелем в тайниках генерального штаба. Высокомерные, самоуверенные, презирающие все на свете фашистские генералы и группенфюреры {2}, полковники и майоры самым серьезным образом полагали, что если на семидесятые сутки после перехода нашей границы немецкие танки выйдут к Волге, то участь Советского Союза будет предрешена.

В напоенные палящим зноем июньские дни сорок первого года, в ночи, освещенные огромными пожарищами советских сел и городов, начались ожесточенные [10] бои, невиданные по упорству, небывалые по размаху, разгораясь все с большей силой...

В первый период войны для нашей страны сложилась тяжелая обстановка. Советская Армия не была полностью готова к войне: новая западная граница оказалась недостаточно укрепленной и подготовленной к обороне, некоторые меры по реорганизации армии не были еще завершены, личный состав только еще начал осваивать недавно начавшую поступать в войска новую боевую технику, войска прикрытия не подготовились к ведению боевых действий.

В ночь на 22 июня 1941 года по приказу Народного Комиссара Обороны СССР Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко, переданному по телеграфу, советские войска, расположенные в приграничных районах, были приведены в боевую готовность в соответствии с планом прикрытия мобилизации и стратегического развертывания Вооруженных Сил страны. Но уже было поздно.

Внезапный удар гитлеровской армии обрушился на наши части прикрытия. Четыре танковые группы противника быстро прорвались через границу, развернули наступление и устремились к жизненно важным центрам страны. Удары вражеской авиации, сопровождавшие вторжение крупных масс полевых войск, в первые же дни войны лишили нашу армию большого количества самолетов, танков и артиллерии. Советские войска вынуждены были отступать, порой неорганизованно, неся тяжелые потери. Несмотря на мужественное, стойкое сопротивление войск приграничных округов, немецко-фашистским войскам в течение десяти дней удалось захватить обширную территорию Литовской, Латвийской, Белорусской и Украинской ССР. Война приближалась к Киеву, Смоленску, Ленинграду.

На смертельный бой с врагом по зову Коммунистической партии и Советского правительства поднимался весь многомиллионный советский народ, вставала вся страна. В бой вступали главные силы нашей армии. В тылу формировались все новые части и соединения.

Государственный Комитет Обороны СССР принял решение о сформировании ряда легких кавалерийских дивизий. Несколько новых дивизий должны были формироваться на Северном Кавказе. Были приняты во внимание историческое прошлое, революционные боевые традиции этих краев и областей. [11]

Это здесь — на широких просторах тихого Дона и многоводной Кубани, на бурном Тереке и в селах Ставрополья — в огненные годы гражданской войны зародилась красная конница, ставшая грозой иностранных интервентов, белогвардейских генералов и кулацких атаманов.

Это здесь — на берегах неторопливого Маныча — Семен Михайлович Буденный организовал из крестьянской и казачьей бедноты конный отряд красных партизан, который затем в огне боев превратился в легендарную Первую Конную армию. Конноармейцы Первой Конной разгромили наголову гордость «добровольческой армии» Деникина — офицерские полки марковцев, корниловцев, дроздовцев, изрубили отборную конницу Мамонтова, Улагая, Шкуро, вышвырнули из пределов Советской страны легионы Пилсудского, сбросили в Черное море армию барона Врангеля.

Это здесь — на Армавирском плато, в долинах Урупа, Калауса, Егорлыков — в боевом восемнадцатом году бесстрашно дрались с белогвардейцами кубанская бригада Ивана Кочубея и конные полки ставропольских партизан Трунова, Ипатова.

Это здесь — на просторах Донских степей и под стенами рабочего Царицына — Климент Ефремович Ворошилов, выполняя решение партии, сплотил партизанскую конницу в регулярную воинскую силу революции, вырастил и воспитал таких выдающихся кавалерийских командиров и комиссаров, как С. К. Тимошенко, Е. А. Щаденко, И. Р. Апанасенко, О. И. Городовиков, А. Я. Пархоменко, И. В. Тюленев, А. И. Еременко, Ф. М. Морозов, Ф. М. Литунов, П. В. Бахтуров.

Это здесь — под Торговой и Егорлыкской, под Белой Глиной и Горькой Балкой — в морозные февральские дни двадцатого года сошлись в невиданной схватке конные массы. В этой схватке буденновская конница окончательно разгромила самые боеспособные силы русской контрреволюции.

Это здесь — в хуторах и станицах Кубани, Терека, Дона, в Ставропольских селах — после окончания гражданской войны было создано советское казачество, ставшее мощным резервом красной конницы.

И теперь, когда на нашу страну вновь напал враг, партия и правительство призвали под Боевые Знамена испытанных в боях конников. С огромным воодушевлением [12] откликнулось на этот зов колхозное казачество и крестьянство Северного Кавказа.

В начале июля 1941 года в Армавире и в Ставрополе началось формирование 50-й и 53-й кавалерийских дивизий. Формирование это стало большим всенародным патриотическим делом.

В молодые кавалерийские дивизии пришел актив Ставропольской и Армавирской организаций КПСС и ВЛКСМ. Это обеспечило создание в этих дивизиях сильного партийно-комсомольского ядра. Кубанские станицы — Прочноокопская, Лабинская, Курганная, Советская, Вознесенская, Отрадная, громадные села колхозной Ставропольщины — Труновское, Изобильное, Усть-Джегутинское, Ново-Михайловское, Троицкое — послали в кавалерийские дивизии лучших своих сынов.

В кавалерию шли не только те, кто получил мобилизационные повестки, не только солдаты, сержанты и офицеры запаса. В эти навеки памятные советскому народу июльские дни командирам, полков и районным военным комиссарам были поданы сотни заявлений от граждан непризывного возраста с просьбой принять их добровольцами в ряды советской конницы. Молодой закройщик-стахановец Армавирской швейной фабрики Николай Чеботарев в своем заявлении писал: «Прошу зачислить меня бойцом в ваш полк. Я хочу исполнить свой долг перед Родиной, долг комсомольца и гражданина нашей великой Родины. Буду до последнего дыхания защищать советскую землю от фашистских бандитов». Участник первой мировой и гражданской войн, пятидесятилетний Павел Степанович Жуков, служивший в Белоглинском полку Первой Конной армии, подал районному военному комиссару заявление: «Готов оседлать боевого коня. Решил идти добровольцем, прошу направить в полк».

Группа бывших красногвардейцев и красных партизан Ставрополья обратилась с заявлением о принятии их в армию и призвала «всех бывших красных партизан и красногвардейцев Ставропольщины встать на защиту нашей социалистической Родины, помочь нашей доблестной Красной Армии уничтожить гитлеровские орды, посягнувшие на нашу священную землю».

Заявления поступали от молодежи, еще не достигшей призывного возраста, но уже известной славными трудовыми подвигами на заводах и колхозных полях. [13]

Заявления подавали бывалые бойцы, уже встречавшиеся с померанскими гренадерами и бранденбургскими уланами в Восточной Пруссии, в Галиции, на Карпатах. Заявления приносили старики казаки, тридцать пять лет назад рубившие японских драгун, ходившие в конные атаки на сопках далекой Маньчжурии. Все эти заявления писали простые и честные советские люди, которые не могли примириться с тем, что вражеский сапог топчет их родную землю.

Ожили лагери в станице Урупской и под Ставрополем. Под могучими дубами и вековыми тополями вытянулись длинными рядами на походных коновязях донские и кабардинские кони, заботливо выращенные на коневодческих колхозных фермах. Десятки кузнецов трудились днем и ночью, подковывая и перековывая конский молодняк. В бараках и в палатках, на лагерных линейках и в клубах, в столовых и в складах шумела и переливалась тысячами голосов пестро одетая людская масса. Из санитарных пропускников и душевых выходили — уже в военной форме — взводы и эскадроны. Люди получали оружие, снаряжение, коней, принимали присягу на верность Родине, — становились солдатами. [14]

Старые казачьи лагери заполнили новые обитатели. В молодые дивизии пришли люди, на долю которых выпало прославить эти дивизии именем первенцев советской конной гвардии, пришли конники, которым суждено было оставить след в летописи Великой Отечественной войны.

Командирами этих кавалерийских дивизий были назначены коммунисты полковник Исса Александрович Плиев и комбриг Кондрат Семенович Мельник.

Старшие офицеры были присланы из кадровых кавалерийских частей, из академий и училищ. Основная масса младших офицеров, почти все политработники, а также весь сержантский и рядовой состав пришли из запаса. Вчерашние инженеры и фрезеровщики, учителя и гуртоправы, инструкторы райкомов и парторги колхозов, комбайнеры и трактористы, агрономы и инспекторы по качеству становились командирами эскадронов и взводов, политруками, артиллеристами, пулеметчиками, кавалеристами, снайперами, саперами, связистами, ездовыми.

Многие из этих людей, пошедших в бой скромно и просто, как скромно и просто делали они свою повседневную работу на заводе и в колхозе, в партийном комитете и в советском учреждении, пали славной солдатской смертью. Их могильные холмики от Смоленских лесов до реки Эльбы отмечают героический путь гвардейской кавалерии в боях за советскую Родину.

* * *

13 июля вновь сформированные кавалерийские дивизии получили приказ командующего Северо-Кавказским военным округом: грузиться и следовать в состав Действующей армии. Времени на обучение и слаживание дивизий не было, Родина переживала тяжелые дни.

Опустели лагери. По степи растянулись длинные колонны эскадронов, артиллерийских батарей, пулеметных тачанок. Алели верхи кубанок, лихо сдвинутых набекрень. Ветер, набегая, чуть шевелил концы закинутых за спины цветных башлыков.

Раздалась команда:

— Сми-и-ирно!.. Шашки, к бою!.. Товари-щи команди-ры!.. [15]

Где-то впереди блеснула шашка командира дивизии, и словно в ответ вспыхнули на солнце тысячи клинков.

Эскадроны замерли... Только кони встряхивали головами да изредка слышался металлический перестук стремян. Грянул встречный марш, его призывные звуки побежали по необозримым степным просторам.

На импровизированную трибуну перед сомкнувшимся строем поднялись руководящие партийные и советские работники Кубани и Ставрополья. В их руках были знамена, любовно изготовленные трудящимися своим отцам и детям, мужьям и братьям, уходившим в бой за Родину.

Командиры полков принимали алые полотнища с государственным гербом Советского Союза. Звучали скупые, суровые слова, так отвечавшие грозной и суровой обстановке июля сорок первого года. Эскадроны прошли маршем, прогромыхали конные батареи, промчались пулеметные тачанки.

Кавалерийские колонны потянулись к железнодорожным станциям. Эшелоны один за другим отправлялись из Армавира и Ставрополя, торопясь туда, где гремели бои.

Били копытами о пол вагонов горячие степные кони. Из распахнутых настеж дверей неслась песня.

Над страной нависла туча грозовая,

Враг напал внезапно в утреннюю рань.

Зазвучала громко песня боевая,

Всколыхнулась вольная Кубань...

Политработники в десятках эшелонов, мчавшихся на Запад, вели тщательно продуманную и умело организованную партийно-политическую работу. Среди мобилизованных и добровольцев были солдаты и казаки, дравшиеся с немцами в 1914–1917 годах, участники гражданской войны, сражавшиеся против белогвардейцев и интервентов, был кое-кто из служивших в армиях белых генералов, были и совсем невоенные люди. И вот за время переезда на фронт командирам и политработникам предстояло изучить эту людскую массу, сплотить ее, привить ей железную воинскую дисциплину, превратить в крепкие, боеспособные взводы, эскадроны, батареи, которые должны не просто сражаться, а победить врага.

Нужно было правдивым словом найти подход к людям различного возраста, разных специальностей, характеров [16] и привычек. Нужно было этих еще вчера мирных и не помышлявших о войне советских людей научить ненавидеть вероломного врага...

В одном из вагонов собралась группа бывалых солдат: некоторые уже в третий раз за свою жизнь выступали в поход. Агитатором здесь был старший сержант Иван Акулов, бывший пулеметчик-конноармеец, коммунист.

— Значит, опять кубанских казаков на немца гонят?.. — проговорил пожилой, кряжистый боец с черными, уже сильно тронутыми сединой усами. — Режим у нас сменился, а враг все один, без изменения... Такое мое понятие?..

Кто-то отозвался:

— Конечно, враг все тот же. Да ведь он на нас первым идет. Вильгельм-то тогда хоть войну объявил по всем правилам, а этот Гитлер, как бандит-камышатник, ночью напал...

— А кубанцы-молодцы без всякого страха и сомненья на врага идти всегда готовы! — сказал немолодой, красивый казак с усами, закрученными стрелкой.

Акулов внимательно, изучающе посмотрел на кряжистого бойца, мельком глянул на говоруна с усами стрелкой, спросил:

— Выходит, и режимы у нас сменились, а враг все тот же остался, без всякого изменения? А кубанцы-молодцы, ничего не разбирая, прут, куда их не погонят? Так, что ли?..

В вагоне стало тихо-тихо. Акулов за короткий срок пребывания в пулеметном эскадроне успел завоевать прочный авторитет своей прямотой, своей нетерпимостью к нарушениям воинской дисциплины, своей безграничной ненавистью к врагу, и к его словам солдаты всегда прислушивались.

— А я, к примеру, вот что спрошу вас, бравые казаки кубанские, — не спеша свертывая самокрутку, продолжал Акулов. — Знаете ли хотя бы вы, кто при последнем русском царе Николае был атаманом Кубанского казачьего войска?.. Не знаете?.. — он заслюнил цыгарку, чиркнул спичкой. Солдаты, не отрывая глаз, смотрели на Акулова, а он, окутываясь едким махорочным дымом, продолжал: — Так вот, был такой атаман генерал от кавалерии Фишер... Фамилия эта немецкая, а по-русски она переводится — рыбак. Выходит, рыбку [17] русскую, глупую любили ловить и кушать господин генерал от кавалерии, вот и фамилию такую получили. — Хитро усмехнувшись, добавил: — А вот какой станицы Кубанского казачьего войска изволили быть уроженцем их высокопревосходительство — этого не скажу... Сам я казак коренной, но такой фамилии казачьей на Кубани слыхивать мне не приходилось.

Послышались смешки. Кряжистый боец, мрачно потупившись, молчал. У говоруна с усами стрелкой был вид человека, которого неожиданно окатили холодной водой. Акулов, не глядя на них, заговорил снова:

— А армиями его императорского величества, мобилизованными для защиты веры, царя и отечества от супостата Вильгельма, родного дядюшки русской царицы Александры Федоровны, кто командовал?.. — Он вопросительно посмотрел вокруг. — Тоже не знаете? — И сам же ответил: — Генерал от кавалерии фон Ренненкампф, генерал от кавалерии барон Зальца, генерал от артиллерии Ван дер Флит, генерал от кавалерии фон Плеве, генерал от инфантерии Эверт. — После каждой немецкой фамилии солдаты хором ахали. Акулов сделал вывод:

— Выходит, враг-то один, да не совсем один... Враг-то тогда крепко сидел в самой верхушке царской армии, в самой семье царевой. А кубанцев-молодцов не на защиту отечества гнали, а на убой за царскую да буржуазно-помещичью власть...

— А как по вашему понятию, товарищ, имени-фамилии вашей не знаю, — повернулся Акулов в сторону кряжистого бойца, — у Гитлера в армии сейчас генералы с русскими фамилиями имеются?.. Читал я в газетах про ихних генералов: фон Рундштедт, фон Рейхенау, фон Клейст, Гудериан, фон Лист, а вот что-то ни ивановы, ни петренки, ни кочубеи мне не попадались...

Кряжистый боец по-прежнему упорно молчал. Кто-то нерешительно проговорил:

— Балакали, будто Шкуро у него...

Акулов оживился, быстро ответил:

— Совершенно правильно говоришь, товарищ. И Шкуро, белогвардейский кубанский атаман, и Краснов, белогвардейский донской атаман — оба у Гитлера в холуях состоят. — Он немного помолчал, глубоко затягиваясь табачным дымом, потом спросил: — А как же иначе?.. Раз в семнадцатом году против своего народа пошли, раз в восемнадцатом вильгельмам да антантам [18] пятки лизать начали, нет им теперь иного пути, как измена. — Он снова выпустил дым и твердо добавил: — Только не уйдут ни они, ни хозяин их — Адольф Гитлер — от пули или от веревки...

В вагоне разом одобрительно загудели:

— Правильно, товарищ Акулов!..

— Разобрал все до тонкости!..

Акулов спокойно сидел, изредка затягиваясь и поглядывая на оживленные лица солдат, потом вдруг очень серьезно спросил:

— А кого же это, собственно говоря, у нас гонят на войну, как в начале нашей беседы высказался отдельный товарищ?.. — В вагоне снова наступила тишина: слышался лишь частый перестук колес. Слова Акулова зазвучали совсем по-иному, без едкой иронии и насмешки, как он только что говорил, зазвучали строго и взволнованно. — По нашей Конституции защита Отечества является священным долгом каждого советского гражданина. На нашу страну напал злейший и коварнейший ее враг — германский фашизм. Вот советский народ по зову Коммунистической партии и Советского правительства и поднялся с оружием в руках на защиту Родины. — Акулов перевел дыхание, более спокойно закончил: — А забыли разве, что в нашем одном эскадроне одиннадцать добровольцев?.. Это сколько же будет в полку, в дивизии, во всей армии?..

Солдаты опять заговорили, но Акулов, подняв руку, с хитрецой во взоре добавил, как только говор утих:

— Извиняюсь, забыл... Во время мобилизации был у нас в Лабинской такой факт... Приходят в военкомат два паренька: одному лет тринадцать, а другому — и того не будет. Требуют: отправьте нас на фронт, Гитлера бить хотим... Ну, военком, действительно, отправил их... в школу вместо фронта...

В вагоне дружно захохотали. Акулов тоже улыбнулся широкой, доброй улыбкой, но сразу же вновь стал серьезным. Вынимая из полевой сумки газету, он обратился к товарищам:

— Давайте-ка еще раз послушаем то, что сейчас должно больше всего занимать каждого советского человека...

У Ростова эшелоны пересекли Дон и понеслись дальше на север — мимо угольных и металлургических [19] гигантов по-военному посуровевшего Донбасса. Миновали Харьков, Курск, Орел. Эшелоны направлялись к столице Родины — к Москве!

Первые бои

Ожесточенные сражения развернулись на фронте протяжением свыше трех тысяч километров — от Баренцева до Черного моря. Главный удар — из района Сувалки и Брест на Минск, Смоленск, Вязьму, Москву — наносила немецко-фашистская группа армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Теодора фон Бока. В состав ее входили 9-я и 4-я полевые армии, 3-я и 2-я танковые группы — всего 31 пехотная, шесть моторизованных, девять танковых, три охранные и одна кавалерийская дивизия и две моторизованные бригады. С воздуха эти войска поддерживал 2-й воздушный флот (более 1600 боевых самолетов).

Казалось, земли Белоруссии и Смоленщины стонут под тяжелой поступью немецко-фашистских полчищ, рвавшихся к сердцу Советской страны. Противник сразу захватил инициативу. Вражеские танковые и моторизованные соединения вторглись в глубь Белоруссии и глубоко охватили внешние фланги Западного фронта. Командование решило начать отход. Отступление наших войск проходило в тяжелых арьергардных боях, под непрерывным воздействием вражеской авиации. Части 3-й и 2-й танковых групп противника соединились в районе Минска. Значительная часть наших войск оказалась окруженной врагом. Это было тяжелой неудачей фронта. Подвижные группы противника форсировали Березину и Западную Двину, и вышли к верховьям Днепра.

Были приняты меры по укреплению руководства войсками Западного фронта. Командующим войсками фронта, а с образованием в июле 1941 года направлений и Главнокомандующим Западного направления был назначен Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, членом Военного Совета — Н. А. Булганин. Во главе формировавшегося на Западном направлении резерва Ставки Верховного Главнокомандования был поставлен генерал армии Г. К. Жуков.

Над нашей Родиной нависла смертельная опасность. Советские войска, несмотря на героизм и самоотверженность [20] бойцов и командиров, терпели тяжелые поражения и отступали в глубь страны, покидая родные села и города.

Советское Верховное Главнокомандование знало, что враг намеревается добиться решающего успеха на западном стратегическом направлении, нанося удар прямо на Москву. На это направление была двинута значительная часть наших резервов.

— В начале июля 1941 года началось Смоленское сражение, продолжавшееся более двух месяцев и сыгравшее огромную роль в ходе всей войны.

Командующий Западным фронтом получил из Ставки Верховного Главнокомандования приказ: «Смоленск не сдавать врагу ни в коем случае». Все войска, находившиеся в районе Смоленска, были объединены под командованием генерал-лейтенанта П. А. Курочкина. Атаки немецко-фашистских войск разбивались о стойкость советских воинов. Двенадцать суток на пылающих развалинах Смоленска продолжались ожесточенные бои.

Не впервые древний Смоленск грудью встречал рвущегося к столице врага!

В 1609–1611 годах смоленские дружины надолго задержала под стенами города крупные силы польских интервентов и не пустили их к Москве. В 1812 году русские войска приняли под Смоленском первое сражение с армией Наполеона, четверо суток сдерживали натиск втрое превосходившего их противника и искусным маневром вышли из окружения.

В 1941 году советские войска Западного фронта, действовавшие в районе Смоленска, преградили путь основной группировке противника на Вязьму, Можайск и на Москву. Войска генерал-лейтенантов К. К. Рокоссовского и И. С. Конева заняли оборону на рубеже реки Вопь, оседлали автомагистраль Москва — Минск и надолго задержали вражеское наступление под Духовщиной и Ярцевом. Основные силы группы армий «Центр», неся серьезные потери, подтягивали резервы, производили перегруппировки. Но с каждым днем сопротивление врагу нарастало, с каждым километром продвижение его становилось все медленнее.

Севернее Московской автомагистрали в общем направлении на Витебск, Белый, Ржев, Калинин наступала 9-я немецко-фашистская армия под командованием генерала Штрауса. С 10 июля гитлеровцы развернули наступление [22] в междуречье Западной Двины и Днепра. Им удалось прорваться в район севернее Смоленска, овладеть Велижем, Демидовом, Духовщиной. Авангарды противника подходили к долине сильно заболоченного притока Западной Двины — реки Межи, угрожая сорвать сосредоточение наших стрелковых дивизий в районе города Белый.

В лесных массивах этих районов сплошной линии фронта не было. Противник ограничивался тем, что занимал населенные пункты вдоль железных и основных шоссейных дорог, а забираться в лесисто-болотистые дебри не решался. В Смоленской области, так же как и в других областях, оккупированных врагом, развертывалось партизанское движение.

Главнокомандующий Западным направлением Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко направил две кавалерийские дивизии в район озера Щучье, поставив перед ними задачу прикрыть наше сосредоточение и парализовать коммуникации противника...

На станции Старая Торопа, затерявшейся в необозримых лесах между Ржевом и Великими Луками, 18 июля началась выгрузка 50-й кавалерийской дивизии под командованием полковника Плиева (схема 2).

Эшелоны один за другим останавливались у станции. Солдаты выводили из вагонов застоявшихся коней, оглашавших лес звонким, радостным ржанием, выносили седла, оружие, снаряжение. С платформ скатывали полковые пушки и противотанковые орудия, пулеметные тачанки и повозки, закрытые брезентом. Небольшая станция Старая Торопа, вероятно, за все время своего существования не видела такого оживления.

Суровая природа Смоленщины словно расцвела яркими красками. Среди темно-зеленых сосен и елей, под белоствольными березами мелькали алые верхи кубанок и башлыки. Эскадроны и батареи уходили, скрываясь в сосновом бору. И казачья песня вспугивала его вековую тишину.

...По степной дорожке, ветер обгоняя,

Впереди я сотни поведу коня.

Знаю — у крыльца казачка молодая

Будет взглядом провожать меня...

В небе завывали моторы вражеских самолетов, бомбивших железнодорожные сооружения, воинские эшелоны, поезда с беженцами и имуществом эвакуируемых предприятии. [23] А за деревьями еще долго слышался молодецкий посвист эскадронного весельчака, замирали последние слова задушевной песни:

...Засверкает солнце над родным колхозом,

Где течет свободно мать Кубань-река.

Знай, моя голубка, нет такой угрозы,

Чтоб сломила волю казака...

К вечеру прибыл и разгрузился последний эшелон, вся дивизия сосредоточилась в лесу. Началась подготовка к походу. Были высланы разъезды для установления соприкосновения с противником и для связи со своими войсками. Штабные офицеры проверяли готовность полков и эскадронов к бою.

На поляне, вокруг политотдельской повозки, сидели и лежали люди в еще не смявшихся защитных гимнастерках с прямоугольниками и квадратами на походных петлицах — военкомы и секретари парторганизаций полков, инструкторы политического отдела. Комиссар дивизии батальонный комиссар Александр Овчинников собрал их, чтобы рассказать об особенностях новой для большинства работы в условиях боевой обстановки.

— В момент, когда над Родиной нависла угроза порабощения, центральной задачей партийной организации и всего политического аппарата должно стать обеспечение передовой роли коммунистов в бою, — говорил Овчинников, неторопливо прохаживаясь взад и вперед. — Это является важнейшим средством укрепления железной воинской дисциплины и боеспособности наших эскадронов, батарей, полков, дивизии в целом. По нам, армейским коммунистам, будет равняться беспартийная масса, за нами бойцы и командиры будут идти в огонь.

Сумерки окутали лес. Над вершинами сосен далеко на юго-западе в небе полыхали не то зарницы, не то отблески военных пожарищ. Оттуда доносилась орудийная канонада. К ней чутко прислушивались участники совещания, и в этом грохоте слова — такие обычные и хорошо знакомые — звучали как-то совершенно по-иному. Фигура комиссара во мраке утратила свои очертания, лица его уже невозможно было рассмотреть. Казалось, не батальонный комиссар Александр Овчинников это говорит, а кто-то могучий, огромный, напоминает старшим политическим работникам дивизии высший закон Коммунистической партии. [24]

— Основой воинской дисциплины является точное и безоговорочное выполнение приказов командира. В частях нашей дивизии есть немало совершенно невоенных людей, немало таких людей и на политической работе. В гражданских условиях эти люди привыкли много говорить. Кое для кого из этих людей мои напоминания могут звучать непривычно, малопонятно. Таким людям нужно особенно быстро и решительно перестроиться на военный лад. В отношении четкости воинской дисциплины коммунисты должны быть примером для всех. И примерность эту нужно оценивать не по случайным красивым словам, не по клятвам и обещаниям, а по постоянной практической работе каждого.

В эскадронах и батареях проходили митинги, проводились партийные и комсомольские собрания. Батальонный комиссар Михаил Федоров вручал партийные билеты и кандидатские карточки принятым в ряды Коммунистической партии. Перед первым боем это было особенно волнующим событием, и навсегда запомнили этот момент те, кто получал документы, определяющие их принадлежность к партии. Молодые коммунисты заверяли своих старших товарищей о готовности до конца выполнить свой долг перед партией, перед Родиной.

Ранним утром был получен приказ о выступлении. Перед штабной палаткой собралась небольшая группа офицеров: командиры и комиссары полков, руководящие работники штаба и политического отдела.

Полковник Плиев — серьезный, подтянутый, спокойный — отдавал боевой приказ. В авангард был назначен 37-й кавалерийский полк под командованием полковника Василия Головского. Командир дивизии предупредил о вероятной встрече с вражескими мотомеханизированными [25] частями, приказал держать в полной боевой готовности противотанковые и зенитные средства. Офицеры отметили на картах тактические рубежи и сроки их прохождения, боевой порядок на случай встречи с крупными силами противника.

После полковника заговорил комиссар:

— Сегодня нам предстоит принять первый бой с врагом. Очень важно добиться успеха в этом бою. Первая победа закаляет части, делает людей уверенными в своих силах. Особая выдержка нужна при встрече с танками. Говорят о танках у нас немало, но нужно сразу показать солдатам, что танки врага можно бить, что танки устрашили западноевропейские армии не потому, что нельзя было бороться с ними, а потому, что генералы этих армий боялись своего народа больше, чем Гитлера, и предали своих солдат. Получше и подоходчивее объясните боевую задачу личному составу, будьте все время с людьми, с солдатом, с офицером.

Зазвучал сигнал седловки. Быстро снялись полки со своих биваков, длинные походные колонны потянулись на юго-запад.

Конница шла дремучими лесами, среди торфяных болот, мимо озера Вережуни, окруженного зарослями такого камыша, что в нем свободно скрывался всадник. Путь дивизии лежал к переправе через реку Межу у села Жабоедово. Привыкшим к степным просторам кавалеристам было как-то не по себе в этих лесных дебрях, простиравшихся на сотни километров.

К исходу следующего дня дивизия вышла на северный берег реки Межи и остановилась на большой привал в лесу.

По данным штаба 29-й армии, на рубеже Канат, Ордынка должны были находиться передовые части наших стрелковых соединений. Однако высланные вперед разъезды нигде своих войск не обнаружили. Местные жители говорили, что по большакам, идущим из Духовщины на Старую Торопу и на Белый, двигаются крупные силы противника.

Командир дивизии решил организовать глубокую разведку и боем установить группировку противника на южном берегу Межи. В штаб были вызваны капитан Батлук и старший лейтенант Лющенко, уже показавшие себя энергичными командирами эскадронов. Глядя на развернутую карту, полковник Плиев ставил им задачу. [26]

— Сегодня же ночью переправиться через реку Межу и незаметно подобраться к Троицкому. Днем укрываться в лесу, наблюдать за движением по большакам на Белый и на Старую Торопу и установить, какие силы у противника, куда идут, есть ли танки, сколько их? — Офицеры делали пометки на своих картах. Плиев присматривался к ним, не торопил, спокойно помогал, когда те не особенно быстро ориентировались. — С наступлением темноты окружить Троицкое заставами с пулеметами; места застав и подход к этим местам разведать заранее. За час до рассвета произвести короткий артиллерийский налет по селу и атаковать стремительно, по-казачьи, чтобы ни один гитлеровец не ушел. Непременно захватить пленных, документы и немедленно доставить ко мне!

В ночь на 22 июля оба эскадрона переправились на южный берег Межи. Лесными тропами конники вышли к Троицкому и скрылись в сосновом бору в километре от леса, занятого вражеской частью. По лесу рассыпались небольшие разъезды; им было приказано следить за передвижениями противника и без шума захватить пленных.

Первыми встретились с врагом разведчики старшего сержанта Георгия Криворотько, комсомольца из станицы Вознесенской. Разъезд вышел на одну из дорог, сворачивавшую густым лесом с большака к переправе. Конники спешились, оставили лошадей за деревьями, ползком подобрались к дороге. В десяти шагах от них время от времени проезжали большие серые грузовики, битком набитые солдатами, которые громко кричали, хохотали, играли на губных гармошках, пели какие-то песни. Разведчики порывались обстрелять противника из засады, но старший сержант категорически отрезал:

— Ни якого шума, хлопцы, не допускаю...

Криворотько, крепко помня приказ капитана захватить «языка», то-есть живого врага, размышлял про себя: «Як же тую чертяку гитлеровскую спиймати, тай ще не прийзводя шума?.. Це ж не дудак!»

Но придумал. Собрал несколько сыромятных чумбуров {3}, связал их в длинный и прочный аркан, прикрепил один конец аркана на высоте около метра к росшей у самой дороги сосне, а второй конец свободно опустил поперек [27] дороги и припорошил сверху хвоей. Сам спрятался за дерево на другой стороне дороги и, прихватив петлю на свободном конце аркана, стал ждать. Ефрейтор Захар Федоров и двое солдат получили приказание: «Як гукну, хватать того чертячьего языка за шкирки и вьязать, щоб и не пикнув!»

Прошло с четверть часа. Сидевший на дереве рядовой Николай Савин прокуковал кукушкой один раз — условный знак, что едет один гитлеровец. Послышалось быстро приближающееся тарахтенье мотора. Разведчики притаились, готовые к прыжку. Кркворотько, напрягая мускулы, уперся ногами в ствол дерева.

Из-за сосен показался мотоциклист. Мелькнуло покрытое серой пылью лицо в огромных очках, непривычный глазу куцый мундирчик серо-зеленоватого цвета. Мотоцикл быстро приближался к засаде. Кризоротько рывком натянул петлю. Аркан поднялся перед самой грудью мотоциклиста. Гитлеровец, не успев затормозить, с полного хода налетел на упругий, как струна, ремень, вылетел из седла и растянулся на дороге.

Разведчики навалились на оглушенного мотоциклиста, скрутили ему чумбурами руки, предусмотрительно замотали башлыком рот. Не прошло и трех минут, как связанного по рукам и ногам гитлеровца перекинули поперек седла, вскочили на коней. Криворотько скомандовал:

— Галопом!..

Прежде чем вражеский солдат смог прийти в себя, всадники примчали его на лесную поляну, где стояли оседланные лошади, сидели и лежали кавалеристы.

— Ось вам, товарищ капитан, язык, — спрыгивая с коня, доложил Криворотько. С усмешкой добавил: — Тильки вин, ма будь, немий ций язык, бо до си ще ничого з нами не балакав...

Пленного отправили в штаб. Там прочли захваченный в его полевой сумке приказ 6-й пехотной дивизии, содержавший много ценных сведений о группировке противника на южном берегу реки Межи.

Другой разъезд конников встретил в лесу пробиравшегося куда-то старика. Его доставили к командиру эскадрона, накормили, напоили чаем, угостили махоркой. Старик рассказал, что в Троицком стоит рота противника с цифрой «58» на погонах, а в Пронине — до батальона солдат и гаубичная батарея на тракторной [28] тяге. Гитлеровцы говорят, что все русские войска разбиты, а германская армия взяла Смоленск, Вязьму, Ленинград и подошла к Москве, откуда Советское правительство бежало в Сибирь.

— Но только никто из наших колхозников не верит этим рассказам, — заявил старик. — Как же это так может наше правительство в Сибирь уехать, если и сам немец — а уж на что брехун — и то не говорит, что Москву-то он взял?.. А разве без боя Москву можно отдать?..

Дед сидел на поваленной сосне, с наслаждением затягиваясь крепчайшей махоркой.

— Это, товарищи мои дорогие, мне очень даже хорошо понятно. Сам я — унтер-офицер гусарского полка. С немцами в ту войну не раз в бою встречался, крест георгиевский заслужил. Службу солдатскую еще помню... Не знаю, как у вас, в казачьих войсках, — старик бросил быстрый взгляд на красные кубанки своих собеседников, из-под ладони посмотрел на опускавшееся к вершинам сосен солнце. — А у нас, в регулярной русской коннице, это по уставу называется — ночной налет... Самое наше кавалерийское дело, а немец его ой-ой как не уважает... Бог на помощь вам, товарищи мои дорогие, — проговорил старик...

Быстро надвинулись сумерки. Непроглядная тьма окутала лес, с большаков уже не доносился шум моторов.

По разведанным тропам двинулись на свои места заставы. Ни звука, ни шороха!.. Хвоя, толстым слоем покрывавшая землю и дороги, скрадывала и осторожную поступь коней, и легкий ход пулеметных тачанок.

Ровно в три часа капитан Батлук поднял сигнальный пистолет. Высоко в небе загорелась красная ракета, медленно догорая, потухла над безмолвным селом, осветив его неясные очертания.

Тотчас же с опушки леса открыли огонь полковые орудия. Через несколько секунд в Троицком вспыхнуло. несколько багрово-красных разрывов. Орудия били непрерывно. Эхо гулко раскатывалось по разбуженному лесу.

В селе началась паника. Застрекотали моторы. Вспыхнули слепящие огни автомобильных фар.

Артиллерийский обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. На окраинах села завязалась ружейная перестрелка. Но вот, все заглушая, с трех сторон [29] раздалось какое-то особенно грозное во мраке этой июльской ночи, нарастающее с каждой секундой «ура!» Послышался быстро приближающийся конский топот...

— Козакен!.. Козакен!.. — с ужасом кричали фашисты.

По улице села мчались всадники. Тускло поблескивали клинки. Началась ночная схватка. Крики, стоны раненых, выстрелы, автоматные очереди, ржание коней и над всем этим — непрекращающееся ни на мгновение протяжное «ура-а-а!»

С дорог, выходящих из Троицкого, раздалась стрельба, ритмично застучали пулеметы — заставы расстреливали убегавших гитлеровцев.

Вскоре все стихло. На востоке быстро светлело. Погожее тихое утро вставало над лесными просторами. Спешившиеся конники вытаскивали из погребов и подвалов, с чердаков и из сараев спрятавшихся туда полуодетых гитлеровцев. Изредка вспыхивала короткая перестрелка: кое-кто не хотел сдаваться...

Эскадроны собирались, шла торопливая перекличка. Время от времени после голоса офицера наступало тяжелое молчание, потом слышалось — негромко, сурово:

— Раненый...

— Пал в бою...

Взвились и рассыпались в утреннем светлом небе зеленые ракеты — сигнал отхода.

Батлук ехал по улицам села впереди эскадрона, направляясь к лесу. Рыжий белоногий дончак прядал ушами, храпел, пугливо косился на трупы гитлеровцев, валявшиеся на улице. У самой околицы поперек дороги лежал навзничь здоровенный белобрысый верзила, широко раскинув руки, словно хотел что-то схватить в момент, когда казачья шашка снесла ему полчерепа. Капитан натянул поводья.

— Вот тебе и «жизненное пространство»! — проговорил он вслух и тронул шенкелями коня...

8-я рота 58-го пехотного полка, стоявшая в Троицком, была почти полностью уничтожена. На улице и во дворах насчитали больше сотни вражеских трупов, много их валялось вокруг расположения застав. Немецкий лейтенант и семнадцать солдат понуро брели по дороге, окруженные кавалеристами. Было захвачено десятка три автоматов, которые охотно разобрали солдаты. Восемь ручных пулеметов, шесть минометов, сумки с картами и [30] документами, снятые с пленных, составили трофеи разведывательного отряда.

Эскадроны переправились через реку Межу и потянулись лесом к расположению дивизии. Шли весело; солдаты, возбужденные успешным ночным боем, оживленно делились впечатлениями.

* * *

53-я кавалерийская дивизия переправилась через реку Межу темной ночью, восточнее села Коленидово. Головной отряд 50-го кавалерийского полка вышел из леса уже на рассвете. Впереди, по обе стороны дороги, лежала небольшая деревня.

Из-за деревьев выплыл край медленно поднимавшегося солнца. Косые его лучи осветили верхушки сосен, скользнули по поляне, тысячами сверкающих алмазиков зажгли росу на траве, позолотили далекие крыши домов.

Разрывая утреннюю тишину, с околицы посыпались выстрелы, затрещали пулеметные очереди. Головная походная застава спешилась, ввязалась в перестрелку. Старший лейтенант Курбангулов развернул эскадрон на поддержку заставе. Застрочили снятые с тачанок пулеметы, ударила пушка.

Подскакал командир полка. Приказав эскадрону наступать вдоль дороги, а батарее поддерживать его огнем, сам повел главные силы в обход справа. Укрываясь за деревьями, три эскадрона подобрались почти к самой околице.

Выехав вперед, полковник Семен Тимочкин увидел вражескую артиллерийскую батарею. Орудия стояли всего в полкилометре, еще прикрытые стогами сена, и вели огонь по залегшим цепям четвертого эскадрона. Это был редкий в современной войне случай: артиллеристы увлеклись стрельбой и не замечали конницу, вышедшую почти на фланг батареи.

Моментально пришло решение: «атаковать в конном строю!» Полковник приказал майору Сергею Аристову развертывать полк для атаки, а пулеметному эскадрону поддержать атаку огнем с тачанок из-за фланга. На опушке быстро построились эскадроны, левее галопом выезжали тачанки, развертываясь в сторону деревни. Подносчики спрыгнули с седел, подхватили коренных лошадей под уздцы. [31]

На опушке леса стало тихо-тихо. Жадными, беспокойными глазами всматривались конники вперед, стараясь рассмотреть не видимого еще врага. Руки нервно перебирали ремни поводьев.

Командиры эскадронов не сводили глаз с полковника. Он сидел неподвижно на своем вороном коне, смотрел в бинокль. Вдруг, быстро выпустив из рук бинокль, он выхватил из ножен изогнутый кавказский клинок и поднял его над головой. Отовсюду разом послышались команды:

— Шашки, к бою!.. В атаку, марш-ма-а-арш!..

Заработали пулеметы. Всадники рванулись к батарее. Из под копыт летели черные комья земли, расстояние до орудий быстро сокращалось. Что-то кричал немецкий офицер, тыча парабеллумом прямо в лица артиллеристам. С протяжным «ура-а-а!» налетели конники на батарею, рубили гитлеровцев, стреляли, топтали конями. Часть артиллеристов бросилась бежать. Другие неподвижно стояли с поднятыми руками. Оставив несколько солдат у захваченных орудий, командир полка повел эскадроны дальше, к деревне.

Там сразу прекратилась стрельба. По дороге, по обочинам, вдоль леса бежали вражеские пехотинцы, часто останавливаясь и отстреливаясь. Около села эскадроны попали под огонь, начали спешиваться. Близ околицы, среди стогов сена, стояли четыре гаубицы с маркой «Рейнметалл. 1940». Возле орудий были сложены горы снарядов в плетеных корзинках, навалены груды стреляных гильз, валялись трупы. Мрачно стояли, окруженные конниками, шестнадцать пленных артиллеристов.

К деревне подтягивались главные силы. Ознакомившись с обстановкой, командир дивизии комбриг Мельник приказал авангарду наступать вдоль большака. Подходившие 44-й и 74-й кавалерийские полки сворачивали вправо и влево, скрываясь в лесу. Им была поставлена задача обойти село и уничтожить оборонявшегося там противника.

Майор Радзиевский допрашивал пленных. Ему отвечал унтер-офицер с железным крестом на борту мундира. При появлении Мельника гитлеровцы почтительно вытянулись.

Что-нибудь интересное, Алексей Иванович? — спросил Мельник Радзиевского.

— Ничего нового, товарищ комбриг, — начальник [32] штаба улыбнулся. — Только вот унтер-офицер распинается, что он старый идейный противник Гитлера, сочувствует коммунистам.

— Сочувствует?.. — переспросил Мельник, глядя вдоль дороги, где реденькими цепочками перебегали вперед эскадроны. Повернувшись в седле, бросил: — Прикажите ему открыть огонь из захваченных орудий по немецкой пехоте, занимающей Жабоедово!.. — Подумав, добавил: — Да предупредите этого, «сочувствующего»: если промахнется, пусть пеняет на себя...

Начальник штаба перевел. Гитлеровец подбросил ладонь к козырьку и подал команду. Артиллеристы подскочили к орудиям, быстро развернули гаубицы. Унтер-офицер встал немного в стороне, снова что-то крикнул. У унтера в руках откуда-то появился бинокль, он посмотрел в сторону Жабоедова, повернулся вполоборота к орудиям:

— Файер!..{4}

Ударил залп. Орудийные стволы откатились назад и затем плавно стали на места. Быстрыми, механическими движениями гитлеровцы перезарядили орудия. Наши солдаты с чувством глубокого презрения смотрели на этих бездушных автоматов.

На окраине села, где вражеская пехота энергично отстреливалась от наступавших кавалеристов, взметнулись четыре черных столба. Унтер-офицер оторвался от бинокля, заискивающе взглянул на командира дивизии, довольным голосом проговорил: «Зэ-ер гут...»{5} Подал новую команду, а когда номера изменили установки, опять прокричал: «Файер!..»

Вновь заревели гаубицы, полетели снаряды из рейнметалловских орудий. Еще четыре гранаты разорвались среди гитлеровских пехотинцев.

— Файер!.. Файер!..

Гаубицы рявкали снова и снова... Унтеру положительно нравилась роль командира батареи, о которой он и помышлять не мог час тому назад. В кого стрелять — его, очевидно, нисколько не беспокоило; он по-профессиональному гордился лишь меткостью своего огня.

Цепи авангардного полка подошли почти вплотную к Жабоедово. Огонь противника заметно ослаб; очевидно, [33] немецкие снаряды делали свое дело. Справа и слева из леса вырвалась конница. Ветер донес «ура!» Мельник, отрываясь от бинокля, бросил: «Генуг!»{6} Гаубицы смолкли. Гитлеровцы, до этого оживленно работавшие, как-то сразу сникли, потускнели. Кавалеристы начали переговариваться:

— По своим били — и хоть бы что...

— Здорово их Гитлер оболванил!..

В этом бою был разгромлен батальон 18-го немецкого пехотного полка. Пленные говорили, что 6-я пехотная дивизия получила задачу наступать в обход наших частей, обороняющихся на рубеже реки Вопь, и что появление конницы явилось для них полной неожиданностью.

...50-я кавалерийская дивизия подошла к реке Меже близ деревни Ордынка, где разведчики нашли брод.

В это время разъезд старшего сержанта Корзуна пробирался в направлении Троицкого. Разведчики ехали гуськом, несколько в стороне от дороги, укрываясь за деревьями.

Корзун — пожилой, плотный человек с густыми усами и орденом Красного Знамени на гимнастерке — не спускал глаз с осторожно двигавшегося впереди головного дозора. Дозор вел его земляк, друг и однополчанин по гражданской войне, ефрейтор Яковчук. Вот Яковчук натянул поводья, остановил дозорных, быстро поднял над головой винтовку — условный знак, что заметил противника. Слышался дробный треск мотоциклов.

— Повод вправо!.. — хрипловато проговорил Корзун.

Разведчики скрылись за соснами.

— К пешему бою, все слезай! — продолжал командовать Корзун. — Стацюк, Кочура, Трофименко — остаться коноводами! Остальные, за мной, — и побежал к дороге, на ходу передергивая затвор. Все шестеро залегли в придорожной канаве. Головного дозора уже не было видно.

Треск моторов раздался совсем рядом. Сбоку, словно вынырнули откуда-то, появились пять мотоциклистов. На груди у них висели автоматы. Затрещали выстрелы. Разведчики, стреляя на бегу, бросились на дорогу. Ни одному гитлеровцу не удалось ускользнуть: трое валялись неподвижно подле продолжавших тарахтеть машин, двоих взяли живьем. Они яростно отбивались от насевших [34] на них дюжих конников, и — уже обезоруженные — продолжали что-то выкрикивать, гневно сверкая глазами. У одного на поясном ремне болтались две пестрые курицы, привязанные за лапки, головами книзу.

Корзун подошел к пленным вплотную, сурово взглянул на них, вытянув наполовину из ножен клинок, внушительно бросил:

— А ну — ша, куроеды!..

Гитлеровцы затихли, присмирели.

Авангардный 47-й кавалерийский полк с хода форсировал реку и продолжал марш.

Кавалерийские колонны резвым аллюром двигались по лесной дороге. В головной походной заставе шел взвод под командой лейтенанта Ткаченко. Не прошла застава и пяти километров от переправы, как дозоры донесли, что показался противник.

Ткаченко приказал помощнику вести взвод, а сам дал шпоры коню и галопом выскочил на стоявшую в стороне высотку, поросшую молодым ельником. В полкилометре впереди, вдоль опушки леса, пылила пехотная колонна, примерно около роты. Лейтенант посмотрел вперед и на фланги колонны, но не заметил ни походной заставы, ни дозорных, ни наблюдателей. Гитлеровцы шли ровными рядами, не спеша, с закатанными по локоть рукавами и широко расстегнутыми воротниками мундиров.

— Вот, сволочи, как на пикник идут! — вслух проговорил Ткаченко. Повернувшись в седле, крикнул: — Осипчук!

Молодой солдат подъехал к командиру взвода. Ткаченко приказал:

— Галопом к старшему лейтенанту! Доложи, что навстречу по дороге идет рота противника. Я с заставой сворачиваю право, обойду лесом и обстреляю гитлеровцев с фланга.

Осипчук спустился с высотки, вытянул гнедого плетью, сразу пустил в карьер. Пыль взвихрилась из-под копыт. Застава скрылась за деревьями. Пройдя лесом метров полтораста, Ткаченко подал команду:

— К пешему бою, слеза-а-ай!..

Конники спрыгнули с седел, поспешно передавая поводья коноводам, снимали из-за спин винтовки. Лейтенант рассыпал солдат в цепь, бегом вывел на опушку леса, снова приказал: [35]

— Ложись!.. Огонь открывать только по моей команде...

Из-за поворота дороги поднялась пыль, сквозь нее замелькали колыхающиеся ряды пехотной колонны врага. Ткаченко вскочил, срывающимся голосом закричал:

— Ого-о-онь!.. Бей их, гадов!..

Лес ожил. Затрещали винтовки, залились пулеметы...

Командир головного отряда старший лейтенант Иванкин, получив донесение Ткаченко, повел эскадрон вправо и развернул его на опушке леса. Шедший следом эскадрон старшего лейтенанта Виховского разомкнулся влево и продолжал двигаться вдоль дороги, маскируясь густым подлеском. Как только впереди послышалась стрельба, оба эскадрона перешли в полевой галоп. Через несколько минут конники выскочили на открытое поле метрах в трехстах от вражеской колонны.

Виховский выпустил коня в карьер; за ним бросились кавалеристы. Справа из леса выскочили всадники первого эскадрона. Далеко впереди их, рядом с Иванкиным, скакал политрук Бирюков, приметный по своей снежно-белой кобылице. Эскадроны с двух сторон мчались на противника.

Конная атака была настолько стремительной, что вражеская рота, уже потерявшая десятка два солдат от огневого нападения походной заставы, была сразу смята, изрублена, истоптана. Кавалеристы помчались дальше, но из леса вышла новая колонна противника. Гитлеровцы бегом рассыпались в цепь, затем залегли и открыли огонь. Эскадроны спешились. Коноводы галопом умчали коней в лес. Началась перестрелка. К противнику подходили подкрепления. Полковник Евгений Арсентьев развернул еще один эскадрон, направив его на поддержку двум головным. Полковая батарея заняла огневую позицию за высоткой, частым огнем прижала к земле поднявшихся было в атаку гитлеровцев. Командир дивизии приказал полковнику Василию Головскому развернуть свой полк правее авангарда. Завязался ожесточенный бой.

Из леса, обгоняя пехоту, вырвались темно-серые машины. На башнях были хорошо видны черные, обведенные широкими белыми полосами кресты.

— Танки!..

Лейтенант Амосов скомандовал:

— На руках выкатывай орудия на опушку! [36]

Расчеты замерли у орудий, наводчики припали к окулярам прицелов, тонкие стволы сорокапятимиллиметровок уставились на приближавшиеся танки. А до танков уже не более трехсот метров... двести пятьдесят... двести...

— По фашистским танкам — батарея, огонь!.. — раздалась долгожданная команда. Выстрелы прогремели почти одновременно. Моментально были перезаряжены орудия.

— Батарея, огонь!.. Огонь!.. Огонь!..

— Горит... горит!.. — послышались радостные голоса.

Суровые, побледневший лица артиллеристов озарились улыбкой. Танк, вырвавшийся вперед, резко свернул вправо, остановился, накренившись на бок. Из-под башни, быстро густея, повалил дым.

Наводчик второго орудия сержант Дулин рванул спуск. Противотанковая пушка негромко ухнула. Остановился как вкопанный еще один танк; из рваной пробоины в лобовой части вымахнул язык пламени. Остальные машины развернулись и устремились назад, под прикрытие леса. Вражеская пехота залегла. Замелькали саперные лопатки, над головами солдат вырастали черные кучки земли — гитлеровцы окапывались.

Снова загрохотали вражеские батареи. В начале войны кавалеристы окапываться не любили: в мирное время конница этим занималась мало, и теперь пришлось сильно подналечь на лопату! Обстрел продолжался минут двадцать, потом из леса снова показались танки. Из башен сверкали огни выстрелов, тянулись красные нити трассирующих пуль. Танки подползали к уткнувшейся в землю цепи эскадрона.

Политрук Бирюков, чуть приподнявшись, крикнул:

— Кто фашистов не боится, за мной! — и пополз вперед по-пластунски, прижимаясь к земле. За ним — со связками гранат, с бутылками с зажигательной жидкостью — поползли солдаты. Первым к танкам подобрался Бирюков. Что-то мелькнуло в воздухе, раздался взрыв, из-под гусениц взвихрилось пламя. Танк, окутываясь сизоватым дымом, замер в десятке шагов от приникшего к земле политрука...

Командиру дивизии доложили, что группа автоматчиков лесом обходит наши фланги, очевидно, стремясь выйти к переправе. [37]

Начали сгущаться сумерки. Шла сильная стрельба, темноту прорезали ракеты. Все это было ново даже для людей, уже обстрелянных во время мировой и гражданской войн. Противник казался сильным, умелым, хорошо маневрирующим.

Приехал офицер связи и доложил, что комбриг Мельник решил с наступлением темноты отвести свои полки за реку. Такое же решение был вынужден принять полковник Плиев: перед его спешенными частями был обнаружен вражеский пехотный полк с артиллерией и десятком танков, боеприпасы кончались, а разъезды доносили, что с юго-запада к реке выдвигаются новые колонны противника.

Как только совсем стемнело, снялась с позиции артиллерия и начала отходить к броду; за ней потянулись спешенные полки. У переправы кавалеристы разбирали лошадей, строились, садились, эскадрон за эскадроном переправлялись на северный берег.

Противник заметил отход и вновь перешел в наступление. Гаубичные батареи непрерывно били по лесу, окружавшему брод.

Артиллерия и пулеметный эскадрон арьергардного полка уже переправились через реку Межу и заняли огневые позиции. Отошли за реку коноводы. На южном берегу остался полковник Головской с двумя эскадронами. Они медленно повзводно отходили к переправе. Гитлеровцы шли за ними, но в атаку не переходили. У самого берега вновь пришлось залечь. Командир полка приказал подпустить противника поближе.

Вражеские батареи продолжали стрелять, но снаряды рвались далеко за рекой. За спиной кавалеристов тихо плескалась неторопливая Межа. От реки несло прохладой, запахом болота.

И вот из темноты показались густые, движущиеся цепи вражеской пехоты. Солдаты шли во весь рост, полосуя ночь автоматными очередями.

Раздалась команда:

— Ого-о-онь!..

Берег опоясался вспышками выстрелов. Крики «хайль!» сменились стонами раненых. Утихли автоматчики, погасли ракеты: гитлеровцы залегли. Прекратила огонь и артиллерия.

По совершенно разбитому броду эскадроны переправились через реку и присоединились к полку. При отражении [38] этой атаки был тяжело ранен полковник Головской.

50-я кавалерийская дивизия собралась, северным берегом Межи двинулась в направлении озера Емлень и встала здесь на дневку. В это же время 53-я кавалерийская дивизия сосредоточивалась в районе озера Пловное.

По вражеским тылам

В конце июля восточнее и юго-восточнее Смоленска советские войска начали наносить контрудары по войскам немецко-фашистской группы армий «Центр». Удары были нанесены: из района Белый в направлении Духовщина, Смоленск; из района Ярцево также на Духовщину и из района Рославля в направлении Починок, Смоленск. Ниже по Днепру советские войска выбили гитлеровцев из Рогачева и Жлобина. Вражеские войска, понеся серьезные потери, к началу августа перешли к обороне на фронте Великие Луки, Ломоносово, река Вопь, Ельня, Рославль, река Сож, Новый Быхов, Рогачев, Глусск, Петриков.

— Войска Западного фронта вели упорные бои. Ставка Верховного Главнокомандования решила выделить для действий во вражеском тылу крупные кавалерийские соединения.

Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко объединил сосредоточенные на правом крыле Западного фронта 50-ю и 53-ю кавалерийские дивизии и поставил перед ними задачу — нанести удар по тылам противника, сковать вражеские части, действующие в районе Ярцево, и не дать немецко-фашистскому командованию возможности усилить свою ельнинскую группировку, против которой готовился наш контрудар.

Командующим кавалерийской группой был назначен полковник Лев Михайлович Доватор, военным комиссаром — полковой комиссар Федор Федорович Туликов.

Сразу же по назначении Доватор направился в дивизии, находившиеся на отдыхе в лесах вокруг озер Емлень и Пловное. Он побывал в. каждом полку, эскадроне, в батарее, и не просто побывал, а глубоко — как хороший, рачительный хозяин — ознакомился со всеми сторонами жизни своего нового, большого «хозяйства».

Невысокого роста, коренастый, плотно сложенный, одетый в защитную гимнастерку и синие бриджи, в начищенных [39] до глянца сапогах с блестящими шпорами — Доватор производил впечатление подтянутого, привыкшего тщательно заботиться о своей внешности офицера. На груди поблескивал эмалью новенький орден Красного Знамени, полученный им за отличие в боях на Соловьевской переправе через Днепр.

Доватор ходил по расположению частей, присматривался, расспрашивал солдат и офицеров о боях, в которых они участвовали, о довоенной службе. Он когда-то служил на Северном Кавказе в 12-й Кубанской казачьей дивизии, комплектовавшейся в том же районе, где теперь была сформирована 50-я кавалерийская дивизия. Немало старых бойцов-переменников узнало в командующем кавалерийской группой своего бывшего командира эскадрона. С такими «старичками» Доватор подолгу говорил, вспоминал общих знакомых, весело шутил.

Надолго запомнился конникам такой эпизод. Во время смотра Доватор приказал командиру эскадрона капитану Батлуку, который пользовался репутацией не только боевого командира, но и отличного строевика:

— Развьючьте вот это седло!

Батлук расстелил на земле подле коновязи попону, положил на нее снятое с самодельного стеллажа седло, четкими, привычными движениями кавалериста начал вынимать из переметных сум: щетку для чистки коня, скребницу, сетку сена, торбу, мешочек с запасными подковами, гвоздями и шипами, недоуздок, пару белья, портянки, мыло, полотенце, мешочек со швейной и ружейной принадлежностями, сакву с чаем, сахаром и солью, банку консервов, пачку галет и прочие мелкие предметы, которые по уставу полагается всаднику иметь на походе.

Капитан Батлук сиял от гордости за исправного [40] подчиненного, седло которого ему попалось под руку. Доватор с улыбкой смотрел на капитана.

— А сколько патронов, овса, консервов и сухарей возит с собой кавалерист? — склонив по привычке голову влево и слегка вздернув правое плечо, словно прицеливаясь в собеседника, спросил он Батлука.

Батлук в душе немного обиделся за этот «экзамен» в присутствии не только командира дивизии и командира полка, но и стоявших вокруг солдат, однако ответил четко, как при рапорте:

— Согласно уставу, товарищ полковник, всадник возит в седельном вьюке неприкосновенный запас: на сутки овса для лошади, консервов, сухарей, сахара, чая и сто двадцать патронов для винтовки.

— А сколько суток вам пришлось драться на реке Меже, не видя в глаза своих обозов и поминая родителей всех хозяйственников на свете? — все еще улыбаясь уголками глаз, продолжал Доватор.

Батлук, не понимая, чего от него хотят, не так уже четко, но все же точно ответил:

— Шесть суток, товарищ полковник.

— Значит, бойцы и кони сутки кушали, а пять суток радио слушали? — сухо бросил Доватор. Он по натуре был вспыльчив. Знал это за собой, длительной военной тренировкой старался изжить этот недостаток.

Несколько минут длилось неловкое молчание.

— А если бы оставить в обозе все эти щетки, подштанники да цепные чумбуры, которыми, кстати, только слонов в цирке привязывать, а не коней на походе, — продолжал Доватор, — а всаднику дать в седельный вьюк не на сутки овса, а на трое суток, да патронов штук триста, на сколько бы повысилась маневренность конницы? Пожалуй, не пришлось бы уже на второй день вопить: «Патронов нет, хлеба нет, овса нет, бой вести не могу!» Да и хозяйственникам нашим куда бы спокойнее жилось! — закончил Доватор и пошел дальше, мимо окончательно сконфузившегося Батлука, так и не дождавшегося благодарности за отличную вьючку седел в его лихом, прославившемся в первых боях эскадроне...

Доватор подводил итоги своим наблюдениям. Со своими дивизиями он начал знакомиться еще в штабе фронта, когда получил назначение. Он слышал лестную оценку первых боевых действий этих легких кавалерийских [41] дивизий. Опытные боевые генералы с большой похвалой отзывались о кавалеристах.

Он успел прочитать сводки политического отдела, в которых было отмечено, что солдаты, сержанты и офицеры обеих дивизий в первых боях с врагом показали беззаветную преданность Родине, великому делу партии, верность своей воинской присяге, своему солдатскому долгу. Он читал и слышал о многих героических подвигах конников, сердцем и разумом коммуниста понимал, что это — подлинно советский, массовый героизм, свойственный нашему великому народу.

Доватор прослужил в Советской Армии восемнадцать лет, в 1928 году вступил в партию. Прошел суровую военную службу: был красноармейцем, химическим инструктором, курсантом нормальной школы, командиром взвода, политруком и командиром эскадрона, начальником штаба полка и бригады. Хорошо знал солдата и офицера, горячо верил в их морально-боевые качества.

Но теперь он смотрел на свои новые части особенно придирчиво, стараясь сразу же вскрыть причины, которые не дали возможности кавалерии полностью выполнить поставленную перед ней задачу и прорваться в глубокий тыл противника. По опыту службы в территориальном полку Доватор знал недочеты частей с сокращенными сроками обучения: отсутствие должной слаженности эскадронов и полков, недостаточные практические командные навыки у офицерского состава. И это было в мирное время, в территориальных частях, проходивших трех — четырехмесячное обучение каждый год. А теперь ему дали дивизии, которые отправились на фронт через неделю после начала формирования. Было над чем задуматься командующему кавалерийской группой!

Доватор смотрел на бодрые, загорелые лица отдохнувших людей. С удовольствием строевика-кавалериста отмечал, что конники тщательно ухаживают за лошадьми, ходят при шашках, что четко несет службу внутренний наряд.

Но Доватор видел и другое. В разговорах с новыми своими подчиненными он подмечал их восторженные отзывы об (увы, немногих!) конных атаках, их несколько преувеличенное впечатление от встреч с вражескими танками, автоматчиками. Доватор сделал вывод, что средний командный и политический состав, пришедший [42] в основном из запаса, порядочно поотстал, что многие из офицеров пытаются в сорок первом году воевать теми же методами, какими воевали в период гражданской войны, что искусство управления кавалерией в современном бою и ее взаимодействие с поддерживающей боевой техникой освоены недостаточно. Уроженец Белоруссии, хорошо знакомый с районом боевых действий, Доватор подметил недостаточную приспособленность кавалеристов, выросших на степных просторах, к обстановке лесисто-болотистой Смоленщины.

Он остановился у стоявших под соснами тачанок, обращаясь к командиру эскадрона, спросил:

— Как же вы, товарищ старший лейтенант, действовали в долине реки Межи, среди лесов и болот, когда у вас пулеметы на четверочных тачанках?

Старший лейтенант Куранов был из тех заядлых пулеметчиков, про которых говорят — в шутку или всерьез, — что они могут «расписаться» из «Максима», т. е. выбить полсщтней патронов свою фамилию на мишени. В понятии Куранова станковый пулемет, тачанка, два номера по сторонам пулемета, ездовой, сжимающий вожжи четверки могучих коней (конечно, лучше всего — белых, как лебеди!) — так же неотделимы друг от друга, как у человека корпус, голова, руки, ноги. Он хотел было все это доложить полковнику, но вспомнил бой под Прохоренкой, когда его пулеметы застряли в болоте и их еле вытащил второй эскадрон. Вспомнил... и промолчал.

— Красиво, спора нет, — говорил Доватор, — когда видишь пулеметную тачанку на голопе. Героикой гражданской войны так и дохнет! Только ведь теперь уже сорок первый год, и не Кубань, а Смоленщина — вековой лес да торфяные болота! Я ведь сам почти местный, — продолжал он. — Моя родина — село Хотино Бешенковичского района на Витебщине; это — километров полтораста отсюда. Леса здешние я с малолетства хорошо знаю. В них мальчишкой собирал грибы, ягоды, птичек ловил. По ним в двадцать третьем году с отрядом сельских комсомольцев гонял кулацкую банду Капустина, а ведь она пряталась в самых глухих лесных чащобах. Здесь, товарищ старший лейтенант, тачанка для станкового пулемета — гроб! С дороги ты на ней никуда не свернешь: ось полетит или дышло сломаешь. По лесной тропинке она не пройдет, через болото [43] не проберется, а эскадронам придется без пулеметов воевать.

Доватор повернулся к Плиеву и решительно закончил:

— Прикажите, Исса Александрович, чтобы для всех станковых пулеметов в полковых кузницах были сделаны вьючные седла и обратите на это самое серьезное внимание всех командиров полков. Послезавтра я буду смотреть пулеметные эскадроны.

Доватор с полковым комиссаром Туликовым возвратились в штаб. Собственно говоря, штаба в современном понятии еще не существовало. Кроме командующего кавалерийской группой, комиссара и начальника штаба, больше никого не было. Доватор сразу же после приезда приказал выделить от каждого полка одного офицера, двух сержантов и трех солдат на лучших лошадях для несения службы связи. Для управления в бою он предполагал пока пользоваться радиостанциями той дивизии, при которой будет находиться сам. Проводной же связи легкие кавалерийские дивизии в то время не имели вовсе.

Доватор слез с коня, медленно поднялся по ступенькам на крыльцо, вошел в избу. Подполковник Картавенко передал ему только что полученные разведывательные сводки и хотел уйти. Полковник задержал начальника штаба.

— Отдайте, Андрей Маркович, предварительные распоряжения командирам дивизий, — глядя через окно куда-то в лесную даль, негромко заговорил Доватор. — Готовность к походу — через двое суток. Артиллерию с собой не брать. В полках выделить для похода по четыре станковых пулемета. На каждый пулемет иметь по две заводных лошади и по пяти тысяч патронов. Радиостанции перемонтировать на вьюки.

Картавенко, внимательно слушая, раскрыл планшет, вынул полевую книжку, начал быстро записывать.

— Машины, повозки, походные кухни, больных людей, — говорил Доватор, — слабых лошадей оставить на местах стоянок и в каждой дивизии объединить под начальством одного из заместителей командиров полков. У всадников из переметных сум все выложить в обоз. Оставить только котелки, ложки, конские торбы и по одной щетке на отделение. Каждому солдату выдать на трое суток овса, консервов, сухарей, по триста штук патронов [44] и по три ручных гранаты. Командирам дивизий все проверить лично и к исходу двенадцатого доложить мне.

Доватор разрабатывал план удара по вражеским тылам. Он тщательно изучил местность и группировку противника перед фронтом армии, проанализировал наши прошлые действия. Так как противник силами до двух пехотных дивизий перешел к обороне по южному берегу реки Межи, имея местами передовые части на северном берегу, Доватор выбрал для переправы своей конницы участок реки значительно восточнее, за недостроенной железной дорогой со станции Земцы в Ломоносове. На карте этот район был обозначен как болотистое, покрытое лесом пространство с редкими небольшими деревушками. Сплошного фронта у противника здесь не было, он ограничивался обороной населенных пунктов на большаках. Вот в этом районе и решил Доватор прорваться в тыл противника.

Доватор вызвал к себе командиров, комиссаров и начальников штабов дивизий и сообщил им:

— Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед нашей и перед несколькими другими кавалерийскими группами задачу прорваться в глубокий тыл противника. Конница должна сорвать нормальную работу вражеских коммуникаций, нарушить управление войсками противника, оттянуть на себя как можно больше его войск с фронта. Своими действиями мы должны помочь войскам Западного фронта задержать гитлеровское наступление на Москву.

Нам выпала большая честь. Ставка посылает нас одними из первых в наступление. Мы будем олицетворять всю нашу Советскую Армию в глазах советских людей, временно попавших под иго врага. А имена наших дивизий и полков войдут в историю. Ведь жизнь короткая, а слава — долгая! — закончил Доватор своей любимой поговоркой...

* * *

13 августа 1941 года войска резерва Ставки Верховного Главнокомандования под командованием генерала армии Г. К. Жукова нанесли контрудар по противнику в районе Ельни. 15, 78, 263-я и 268-я пехотные дивизии врага, а также часть сил 10-й танковой дивизии и моторизованной дивизии СС «Райх» понесли тяжелые потери и были отброшены со своих позиций. [45]

Ранним утром этого дня от каждой кавалерийской дивизии было выслано по два разъезда на лучших лошадях под командой наиболее смелых и опытных офицеров. Разъезды должны были разведать маршруты, по которым предстояло наступать дивизиям, и отыскать переправы на реке Меже.

В 17 часов кавалерийская группа снялась со своих биваков и двинулась на юго-запад. Кони хорошо отдохнули на ночных выпасах, шли бодро. Конники ехали, оживленно переговариваясь. Все разговоры велись вокруг Доватора. Всех увлекла неистощимая энергия нового командующего группой, его уверенность в успехе. За эти несколько дней он стал для всех близким, понятным, своим командиром.

53-я кавалерийская дивизия выходила к реке Меже через огромное, поросшее перелеском и кустарником болото под названием урочище Савкин покос, которое на карте было обозначено без единой тропинки. Части 50-й кавалерийской дивизии были направлены еще восточнее и составили левую колонну кавалерийской группы.

Маршрут был чрезвычайно тяжелым. Первые пять — шесть километров полки шли цепочкой, растянувшись по одному. Под копытами лошадей чавкала болотная топь; чем дальше, тем она становилась все глубже. Через час авангардный полк стал.

Полковник Доватор выехал к авангарду. Впереди лежала огромная топь, окруженная темным строем берез и осин. Посланные в стороны дозоры не смогли найти никакого обходного пути.

— Спешить три эскадрона! Рубить деревья, настилать на болото, покрывать ветками, камышом и идти вперед! — приказал Доватор командиру авангарда майору Красношапке.

Эскадроны спешились. Конники начали рубить топорами деревья, косить шашками камыш; ночь быстро опускалась на землю.

Устроив настил, кавалеристы почти ощупью начали продвигаться вперед. Храпя и прядая ушами, осторожно ступали по зыбкому, колеблющемуся над топью настилу привыкшие к степным просторам дончаки и кабардинцы. За 12 часов было пройдено всего 14 километров пути, проложенного кавалеристами. К рассвету дивизия миновала урочище Савкин покос. Впереди стеной стоял заболоченный лес, но здесь все-таки можно было двигаться, [46] лишь кое-где останавливаясь, чтобы завалить срубленными ветками особенно вязкие места.

В полдень, когда до реки Межи оставалось километров шесть, полковник Доватор приказал встать на привал. Вскоре возвратился один из высланных накануне разъездов. Лейтенант Панасенко доложил, что нашел не обозначенный на карте брод, который никто не охраняет. Брод окружен болотом, поросшим камышом и кустарником, глубина его около метра. Это было как раз то, чего искал Доватор.

Как только стемнело, конники двинулись к броду. Авангардный полк должен был переправиться первым и затем обеспечить переправу главных сил. Вместе с ним были высланы вперед спасательные команды, составленные из лучших пловцов.

Авангард быстро форсировал реку, но очень разбил дно. Переправа затянулась. Лошади спотыкались на разрыхленном сотнями копыт дне, многие из них теряли равновесие, падали и плыли. Всадники соскакивали в воду; держась за путлища стремян, за конские хвосты, плыли рядом. Кое-кто порядочно наглотался холодной, пахнущей болотной травой воды. Гитлеровцы переправу конницы не обнаружили. Задолго до рассвета 53-я кавалерийская дивизия уже была на южном берегу. Пройдя еще километров пятнадцать, она встала на большой привал.

50-я кавалерийская дивизия также успешно преодолела трудный путь. Ночью не замеченные противником эскадроны переправились через реку Межу.

Кавалерийская группа вплотную подошла к вражеской обороне, основой которой являлись населенные пункты на дорогах, идущих из Духовщины на Белый и на Старую Торопу.

* * *

Прошло два месяца с начала войны. По плану «Барбаросса» немецко-фашистские танковые группы к этому времени должны были бы уже овладеть Москвой, Ленинградом, Кавказом. Вместо этого к началу третьего месяца войны части 9-й немецкой армии все еще находились в лесах Смоленщины.

По южному берегу реки Межи, северо-западнее Духовщины, противник не имел сплошного фронта. 129-я пехотная дивизия, оборонявшаяся на Духовщинском [47] большаке, занимала населенные пункты на дорогах, контролируемых подвижными группами из моторизованной пехоты с танками.

Третий батальон 430-го полка 129-й пехотной дивизии занимал узел сопротивления в Устье. Деревня была приспособлена к обороне. На высоте с отметкой 194,9 и в деревне Подвязье находился узел сопротивления второго батальона. В лесу были расположены огневые позиции третьего дивизиона 129-го артиллерийского полка, который поддерживал 430-й пехотный полк.

В течение двух дней дивизии вели разведку. Небольшие разведывательные группы и разъезды доносили, что в месте намечаемого прорыва между Подвязье и Устье пройти невозможно, так как стык этих двух опорных пунктов якобы плотно заминирован и хорошо простреливается. Но сведения разведчиков оказались недостоверными, так как они близко к опорным пунктам не подходили.

Доватор вызвал к себе командиров дивизий и полков. Вывел их на опушку леса близ опорных пунктов и целый день вел наблюдение за обороной противника. Рекогносцировкой удалось установить, что стык между Подвязье и Устье никем не прикрыт и не охраняется. Здесь же был отдан устный боевой приказ на выход в тыл противника.

В авангард для осуществления прорыва назначался 37-й кавалерийский полк под командованием подполковника Ласовского. Действия авангарда обеспечивали: со стороны Подвязье — заслон в составе усиленного эскадрона старшего лейтенанта Сиволапова, а в сторону Устья высылался эскадрон старшего лейтенанта Иванкина.

Авангард должен был действовать спешенным. Главные силы группы в это время в конном строю ожидают в исходном положении результатов действий авангарда. [48]

Если авангард пройдет между опорными пунктами врага незаметно, то вслед за ним двинутся главные силы, избегая ввязываться в бой.

Отдав устный боевой приказ, командующий группой собрал всех командиров и комиссаров полков.

— Противник будет преследовать нас моторизованными частями и танками, так как пехоте конницу не догнать. Артиллерии у нас с собой нет. С танками нужно бороться иными средствами. — Доватор говорил быстро, короткими энергичными фразами. Чувствовалось, что все это им хорошо продумано и он хочет, чтобы его так же хорошо поняли подчиненные. — Сформируйте в эскадронах группы истребителей танков. Отберите в эти группы наиболее смелых, спокойных, проверенных в бою людей. Дайте им побольше противотанковых и ручных гранат, бутылок с горючей жидкостью, автоматы. — Доватор внимательно посмотрел на серьезные, сосредоточенные лица офицеров. — Помните сами и внушите своим подчиненным, что основное в борьбе с танками — человек, наш советский солдат. Эти люди должны будут доказать всем, что танк не страшен тому, кто его не боится...

Около часа ночи в стык между опорными пунктами врага вошли разведчики лейтенанта Дубинина. В три часа тридцать минут авангард перешел дорогу Подвязье — Устье.

...Утро 23 августа 1941 года выдалось по-осеннему свежее. Над болотистыми низинами Смоленщины, поросшими невысоким березняком и ольшаником, стелился туман. Видимость не превышала двух сотен шагов. Природа просыпалась медленно. Вокруг была разлита ленивая, совсем не военная тишина...

Доватор, завернувшись в бурку, лежал под сосной близ командного пункта 50-й кавалерийской дивизии. Не было еще четырех, когда он раскрыл глаза, упруго вскочил на ноги, бросил взгляд на часы, слегка поеживаясь от забиравшегося под гимнастерку утренника, проговорил:

— Пора, Исса Александрович...

Плиев подошел к Доватору. Его смугловатое, свежевыбритое лицо горело от студеной родниковой воды; чуть тянуло острым запахом одеколона. Легко перебирая пальцами небольшой руки кожаный темляк шашки, Плиев спокойно и негромко, как всегда, доложил: [49]

— Дивизия готова, Лев Михайлович...

Несколько в стороне ординарец держал в поводу коней. Отливавший серебром Казбек заигрывал с конем ординарца, и Акопян притворно грубо покрикивал на полковничьего любимца. Поодаль группой стояли офицеры и автоматчики штабной охраны.

Доватор легко сел в седло, разобрал поводья и поехал в сторону дороги. Видно было, как в тумане двигались всадники — главные силы кавалерийской группы входили в прорыв.

Гитлеровцы услышали многотысячный топот конских копыт. Затрещали пулеметы. Открыла огонь вражеская артиллерия. Спешенные полки завязали бой.

Командир эскадрона старший лейтенант Лющенко повел своих солдат в атаку на видневшиеся невдалеке вражеские окопы. Лющенко был тут же ранен. Командование эскадроном принял лейтенант Агамиров. Загремело «ура». Гитлеровцы были выбиты из окопов и поспешно отходили к деревне.

Спешенный 50-й кавалерийский полк под командованием полковника Тимочкина сломил сопротивление вражеской пехоты и выбил ее из окопов вблизи Подвязье. Противник снова пытался задержать наше наступление, но был атакован тремя эскадронами резерва, которые возглавил начальник штаба дивизии майор Радзиевский. Кавалеристы в конном строю преследовали остатки разгромленного второго батальона.

Тем временем главные силы пересекали дорогу. Быстро светало. Туман рассеялся и лежал отдельными островками в сырых низинах. Зубчатой темно-синей лентой, уже сильно тронутый осенней позолотой, высился по ту сторону дороги сосновый бор.

Вместе со своим полком переходил дорогу снятый с заслона эскадрон старшего лейтенанта Иванкина. На опушке леса послышался рокот моторов и лязганье гусениц. По дороге, переваливаясь на ухабах, шли три танка. Первый увидел танки Иванкин. Танки оказались левее его эскадрона, до них оставалось не более трехсот метров. Нельзя было терять ни секунды времени, так как вражеские машины могли смять хвост колонны дивизии. Иванкин подал необычную в конном строю команду:

— Бутылки с горючей смесью, гранаты, к бою! Галопом!.. [50]

Эскадрон помчался в атаку на танки. Минута, и послышались взрывы гранат. Танкисты, захваченные врасплох, не успели произвести ни одного выстрела. Головная машина, объятая пламенем, остановилась. Из открывшегося люка выпрыгивали танкисты и, поднимая руки, испуганно смотрели на проносившихся мимо всадников. Две другие машины поспешно уходили, отстреливаясь из пулемета.

За находчивость и смелость Иван Васильевич Иванкин был награжден орденом Красного Знамени.

Гитлеровцам удалось быстро закрыть прорыв, отрезав коноводов 50-го кавалерийского полка и первого эскадрона 37-го кавалерийского полка. Главные силы кавалерийской группы сосредоточились в сосновом бору за дорогой. Бор этот, небольшой по размеру, не мог укрыть многочисленную конницу. Необходимо было прорваться в большой лес на Духовщинском большаке. Перед лесом лежало открытое поле. Доватор приказал выдвинуть против опорных пунктов все станковые пулеметы и под прикрытием их огня, днем атаковать гитлеровский заслон на большаке.

В первом эшелоне действовала 50-я кавалерийская дивизия, во втором эшелоне — 53-я кавалерийская дивизия. В авангарде по-прежнему оставался 37-й кавалерийский полк.

Подполковник Антон Ласовский вел полк шагом в расчлененном строю. Когда гитлеровцы открыли огонь, командир полка поднял эскадроны в галоп и метров за 400–500 подал команду на конную атаку. Атаку поддержали эскадроны 43-го кавалерийского полка под командованием подполковника Георгия Смирнова.

Третий батальон 430-го пехотного полка, на который обрушился удар конницы, был почти уничтожен; второй батальон также понес большие потери.

Кавалерийские дивизии сосредоточились в лесу южнее дороги. Путь в глубь расположения врага был открыт.

* * *

Кавалерия с боями стремительно продвигалась на юго-запад. По тылам противника поползли зловещие слухи о прорыве советской конницы.

Вражеские солдаты и офицеры, которым посчастливилось бежать из разгромленных гарнизонов, разносили [51] панические вести о приближении многочисленной русской конницы. Немецко-фашистское командование было вынуждено снять с фронта ряд частей и бросить их против кавалерии.

Действия кавалерийской группы под командованием Доватора в тылу врага отличались большой продуманностью.

Как правило, днем кавалерия укрывалась подальше от больших дорог и населенных пунктов, отдыхала. Лишь неутомимые разъезды шныряли по лесам во всех направлениях, нападали на одиночные автомашины, захватывали пленных. Ночами дивизии делали очередной скачок, переходя в районы, назначенные командующим группой на основании данных, собранных разъездами. Специально выделенные эскадроны и даже целые полки производили налеты на вражеские гарнизоны, уничтожали их в коротких ночных схватках.

Одним из участников этого лихого рейда младшим политруком Иваном Кармазиным была сложена не особенно художественная, но с любовью исполнявшаяся в течение всей войны песня.

Сквозь леса дремучие, с песнею веселою,

С острыми клинками, на лихих конях

Движутся колоннами казаки кубанские,

Чтоб сразиться доблестно с немцами в боях.

Припев:

Эх, бей, кубанцы! Руби, гвардейцы!

Рази фашистов подлых, пощады не давай!

На дела победные, на защиту Родины

Нас водил Доватор, любимый генерал.

С именем Доватора, командира смелого,

На защиту Родины на врага мы шли.

Где прошли доваторцы, казаки кубанские,

Гитлеровцев полчища смерть свою нашли.

Славными победами мы свой путь отметили.

Били мы фашистов, бьем и будем бить:

Пулями, гранатами, миной, автоматами,

Пулеметом «Максима» и клинком рубить...

Население освобожденных районов устраивало кавалеристам трогательную встречу. Советские люди делились с кавалеристами последним мешком овса, последним куском хлеба, шли проводниками, сообщали все, что знали о противнике.

Неудержимой лавиной катились конники полковника Доватора по вражеским тылам, а впереди них неслась грозная молва о прорыве огромных масс советской кавалерии. Штаб генерала Штрауса, чтобы хотя немного [52] рассеять панику, опубликовал приказ, в котором говорилось, что в немецкие тылы прорвалось вовсе не сто тысяч казаков, как то говорят паникеры, а только три кавалерийские дивизии, насчитывающие... восемнадцать тысяч сабель. Доватор же взял в рейд всего около трех тысяч всадников, двадцать четыре станковых пулемета и ни одной пушки!

27 августа кавалерийская группа подошла к шоссейной дороге Велиж — Духовщина, которая являлась одной из важнейших коммуникаций 9-й немецкой армии. Во все стороны веером рассыпались разъезды, высматривая объекты для налетов. А на шоссе и соседние дороги было выслано несколько эскадронов для разгрома автоколонн врага.

Разъезд младшего лейтенанта Криворотько перехватил у небольшого мостика на шоссе вражескую штабную машину. Гитлеровцы начали отстреливаться, убили одного нашего солдата. Разведчики Кихтенко и Кокурин, выскочив из канавы, стали бросать под автобус ручные гранаты. Машина загорелась, из нее выпрыгнуло несколько человек. Затрещали автоматы. Фашисты как снопы повалились на дорогу. Криворотько бросился в машину и начал выбрасывать из нее полевые сумки, плащи, чемоданы с какими-то бумагами. Из захваченных документов было установлено, что вражеский штаб находится в крупном населенном пункте Рибшево.

Один из эскадронов вышел на большак между Рудней и Гуками. Едва успели конники спешиться, как впереди послышался гул моторов. По дороге двигались четыре танка.

Командир эскадрона старший лейтенант Ткач успел предупредить солдат, чтобы стреляли только по выскакивающим из машин гитлеровцам. Сам он, зажав в руке противотанковую гранату, притаился за огромной сосной, росшей у самой дороги.

Как только головная машина поровнялась с сосной, Ткач выскочил, сильным броском метнул тяжелую гранату и моментально спрятался опять. Раздался взрыв. Танк с перебитой гусеницей завертелся на месте, поливая лес пулеметным огнем. Ткач, выждав, когда машина повернулась кормой, бросил на моторную часть бутылку с горючей смесью. Танк запылал.

Второй танк подбил политрук Борисайко. Бывший инструктор райкома партии, двадцативосьмилетний здоровяк [53] — Борисайко еще на походе озадачил командира эскадрона, заявив ему:

— Петр Алексеевич, изобретение я сделал оборонного характера... Изобрел противотанковую артиллерию системы Сашки Борисайко. На, полюбуйся...

Ткач еле удержал тяжеленное сооружение из трех ручных гранат, наглухо скрученных телефонным кабелем с противотанковой гранатой.

— Да разве можно такую тяжесть бросать?..

— А я, Петр Алексеевич, как, бывало, на физкультурных состязаниях брошу что-нибудь легонькое, так мне потом руку ломит, — с широкой улыбкой ответил политрук. — Люблю размахнуться потяжелее и ударить со всего плеча...

Когда Борисайко швырнул свое смертоносное «изобретение» под вражеский танк, раздался мощный взрыв, вызвавший детонацию боезапаса танка. Машина разлетелась на куски. Борисайко был оглушен взрывом. Очнувшись, он увидел, что всего в нескольких шагах от бесформенной глыбы дымящегося металла разворачивается третий танк, очевидно, намереваясь уйти.

— Не удерешь, гадина!.. — крикнул Борисайко и швырнул в танк подряд две зажигательные бутылки. Машину охватило пламя. Политрук вырвал из рук лежащего рядом солдата ручную гранату, кинулся к танку, бросил гранату в открывшийся люк. Оттуда взвился огненный столб, повалил густой бурый дым.

За уничтожение двух вражеских танков Александр Ефимович Борисайко был награжден орденом Красного Знамени.

Танк, шедший позади, также начал разворачиваться. Наперерез ему выбежал комсомолец Никон Фролов и почти в упор бросил связку гранат. Танк грузно осел и замер на месте.

...Иван Васильевич Ивинкин был опытным, боевым офицером. Совсем еще юношей вступил он добровольцем в Красную Армию, сражался с белогвардейцами и интервентами в годы гражданской войны, вступил в Коммунистическую партию, был ранен. Уволившись в запас, он восемь лет работал военным руководителем одной из средних школ города Грозного. Он привык все делать продуманно, спокойно, аккуратно.

Возглавляя два эскадрона, старший лейтенант Иванкин организовал засаду там, где большак длинной за [54] кругленной петлей спускался к мосту через сильно заболоченную речушку. Кавалеристы спешились по обе стороны большака и терпеливо ожидали. Дозорные донесли, что с запада идет вражеская моторизованная колонна.

— Сейчас услышите, товарищ старший лейтенант, как поет мой «Максим», — проговорил старший сержант Иван Акулов, опуская стойку прицела.

Из леса выехали двенадцать мотоциклистов. Двумя цепочками они медленно двигались вдоль обочин. Вслед за ними показались семь грузовиков, в кузовах которых ровными рядами сидели солдаты в стальных шлемах.

Следом из-за деревьев выезжали все новые и новые машины, быстро скользя на закруглении и спускаясь к мосту.

Акулов, стиснув рукоятки затыльника, поймал на мушку головную машину и плавно нажал спуск. Застрочил пулемет, затрещали винтовки, автоматы. Грузовики начали тормозить, съезжать с дороги. Сзади напирали разогнавшиеся под уклон машины. В течение нескольких минут вся автоколонна была уничтожена. На берегах речушки, на полотне дороги, вокруг горевшего мостика осталось 58 грузовиков, четыре бензовоза и три легковых «опеля».

В то время как эскадроны расправлялись с вражескими колоннами на дорогах, 47-й кавалерийский полк, окружил село Гуки, где свирепствовал эсэсовский карательный отряд. Спешенные эскадроны с трех сторон ворвались в село. В течение получаса все было закончено — больше сотни трупов в черных мундирах осталось в небольшой смоленской деревушке.

Проезжая по улице, командир полка заметил белевший на стене листок бумаги — объявление о премии за убийство или выдачу Доватора. Полковник Арсентьев [55] придержал поводья, обернувшись к ординарцам, проговорил:

— А ну-ка, хлопцы, снимите осторожно эту бумажку. Отвезу ее Льву Михайловичу, пусть почитает, сколько дает за его голову Адольф Гитлер.

* * *

Отважно действовали кавалеристы на вражеских коммуникациях. Немецко-фашистское командование было вынуждено снять с фронта значительные силы пехоты и танков и бросить их против кавалерийской группы. Вражеские части с трех сторон охватили район действий 50-й и 53-й кавалерийских дивизий к северо-востоку от Велижского большака и начали прочесывать лесные дороги. Конная разведка доносила, что в Рибшеве и Рудне сосредоточиваются войска противника, пытаясь окружить кавалеристов. Надо было срочно уходить из этого района.

Доватор попытался доложить обстановку в штаб 29-й армии, но кавалерийская группа ушла так далеко от своих войск, что ее радиостанции не смогли связаться со штабом армии. Боеприпасы и продовольствие подходили к концу. Доватор решил отойти, но перед отходом произвести налет на вражеский штаб. Он знал о том, что генерал Штраус выехал со штабом из Рибшева и там остался лишь случайно задержавшийся топографический отдел да парк грузовых автомашин.

Была выслана разведка с целью определить наиболее удобные подступы к Рибшеву, состав гарнизона, расположение охраны штаба. Вместе с разъездами в разведку отправились две санитарки — Горюшина и Аверкина.

Переодетые в крестьянские платья, девушки вместе с партизаном Алексеем Ближнецовым под вечер шагали по большаку, ведущему к Рибшеву. Вскоре путников обогнала грузовая машина. В кабине, рядом с шофером, сидел немецкий лейтенант. Машина проехала немного вперед и остановилась. Гитлеровец, распахнув дверцу, на ломаном русском языке крикнул:

— Пошалюйста, красавиц, ходить сюда!..

Девушки поравнялись с машиной. Лейтенант предложил довезти их до Рибшева. Притворясь смущенной, Лена Аверкина толкнула локтем подругу:

— Поедем, Анька!.. [56]

Офицер потеснился, девушки забрались в кабину. Ближнецов тоже занес было ногу через борт, но сидевший наверху молодой солдат поднялся, вскинул автомат, грубо крикнул:

— Цурюк!..{7} Рюска свольш...

Из разговора со случайным попутчиком девушки узнали, что вражеский штаб помещается в здании школы. В Рибшеве на площади перед школой они заметили ряды грузовиков, накрытых брезентом.

Лейтенант пригласил девушек на офицерскую вечеринку. Когда гитлеровцы перепились, разведчицы, улучив удобный момент, выскользнули во двор, огородами выбрались к околице, обошли стороной хорошо запримеченный полевой караул и бросились в лес. В полночь они благополучно возвратились в штаб и рассказали, что видели. Лена принесла прихваченную на вечеринке офицерскую полевую сумку с картой и документами. За отважную разведку и ценные сведения о противнике комсомолки Анна Горюшина и Елена Аверкина были награждены орденами Красного Знамени. — В ночь на 29 августа конники налетели на Рибшево и разгромили вражеский охранный батальон. Огромный склад топографических карт и несколько десятков грузовиков были сожжены.

После этого кавалерийская группа сосредоточилась в лесу. Противник обложил весь этот район переброшенными с фронта войсками. Его авиация планомерно, по квадратам, бомбила леса. Тяжелые бомбы с грохотом рвались в чаще, падали деревья, образуя завалы на дорогах.

Кавалерийская группа тронулась в обратный путь. На рассвете самолеты обнаружили ее движение, начались воздушные атаки. По дорогам, вслед за отходящими кавалеристами, двинулись танки и моторизованная пехота врага, стягивая кольцо окружения и прижимая кавалерию к громадному болоту. Положение создавалось очень серьезное.

На выручку пришли советские люди. Командир одного из местных партизанских отрядов предложил провести кавалерию через болото, считавшееся непроходимым. Зная, что гитлеровцы никогда не рискнут забраться в такую топь, Доватор принял решение преодолеть трясину ночью. [57]

Доватор особенно тщательно организовал этот трудный марш. Вперед в качестве головного отряда был выслан не раз отличившийся в боях эскадрон во главе со старшим лейтенантом Виховским. Для прикрытия отхода выделялся эскадрон исключительно упорного и спокойного офицера старшего лейтенанта Сиволапова. Доватор вызвал его к себе и приказал:

— Останетесь с эскадроном на этом рубеже, пока я не дам сигнал, что дивизии миновали трясину. Отходить до сигнала запрещаю. Какие бы силы противника ни наступали на вас, держаться до последнего солдата, до последнего патрона!

— Эскадрон без вашего сигнала не отойдет, товарищ полковник, — глядя прямо в глаза Доватору, коротко ответил Сиволапов. Доватор крепко пожал ему руку.

Еще до захода солнца по одному эскадрону от каждой дивизии выступили на северо-восток, в сторону фронта. Они должны были дезориентировать противника и отвлечь его от главных сил. Привязавшиеся к коннице «рамы»{8} вскоре выследили тянувшиеся по лесным дорогам колонны этих эскадронов. Над лесом закружились «юнкерсы», загремели разрывы авиационных бомб, затрещали пулеметы и автоматические пушки бомбардировщиков. Тогда эскадроны круто свернули с дорог и двинулись вслед за главными силами, шедшими лесом на север, к непроходимой трясине.

Ночь на 31 августа окутала дремучие леса Смоленщины. Эта ночь была едва ли не самой тяжелой в этом кавалерийском рейде.

Вслед за проводниками — партизанами Гудковым и Молотковым — по болоту, в непроглядной тьме, тянулась вереница всадников. Шли в колонне по одному, обе дивизии в затылок одна другой. Вскоре пришлось спешиться и двигаться в поводу. Конники шли по чуть заметной тропе, перепрыгивая с кочки на кочку, то и дело оступаясь и проваливаясь в болотную грязь.

Движение было крайне изнурительным. Часто приходилось останавливаться, чтобы дать передохнуть измученным, голодным лошадям, усталым, не спавшим несколько ночей людям.

Сзади, там, где остался тыльный отряд, началась перестрелка. [58] Слышались разрывы снарядов, частые выстрелы полуавтоматических пушек.

— Сиволапова атакуют... — проговорил Доватор, оборачиваясь к шедшему следом Картавенко. Начальник штаба ничего не ответил.

До рассвета оставалось еще часа два, когда из головного отряда по цепочке передали: «Вышли на твердую землю». Доватор немедленно приказал дать сигнал эскадрону Сиволапова на отход. Над соснами взлетели красные и белые ракеты. Все сразу приободрились, самые усталые подтянулись, зашагали бодрее.

Болото кончилось.

Выйдя из трясины, кавалеристы остановились, немного почистились, напоили коней в лесном ручье, дали им поесть травы и двинулись дальше. Радисты поймали наконец армейскую рацию, приняли приказание командующего армии: выходить в прежнем направлении. Навстречу кавалерийской группе, содействуя ее прорыву к своим войскам, должны были нанести удар стрелковые части Западного фронта.

Не останавливаясь, конница шла на северо-восток, и лишь глубокой ночью Доватор дал отдых частям. Четыре разъезда на лучших лошадях выступили дальше, к участку намечаемого прорыва на Духовщинском большаке; им было приказано уточнить расположение противника.

К рассвету три разъезда возвратились и доложили, что противник занимает прежнее положение.

1 сентября кавалерия сделала еще сорокакилометровый переход и сосредоточилась в лесу южнее деревни Устье. Здесь ее ожидал четвертый разъезд. Лейтенант Немков доложил Доватору подробные данные об обороне противника.

Как только стемнело, кавалеристы без выстрела атаковали противника, разгромили первый батальон 430-го пехотного полка, прорвались через вражеское расположение, прошли боевые порядки своих стрелковых соединений и были выведены в армейский резерв.

Удар кавалерийской группы полковника Доватора имел большое оперативное значение. Конница прошла около трехсот километров по бездорожным лесисто-болотистым районам Смоленщины, проникла в глубокий тыл 9-й немецкой армии, деморализовала его работу, отвлекла — во время горячих боев под Ельней — более [59] двух пехотных дивизий с сорока танками с линии фронта. Конники уничтожили свыше 2 500 вражеских солдат и офицеров, 9 танков, более двухсот автомашин, несколько военных складов. Были захвачены многочисленные трофеи, которые пошли затем на вооружение партизанских отрядов.

По всей стране прокатилась весть о славных подвигах кавалеристов. После сообщения Советского Информационного бюро от 5 сентября 1941 года в «Правде» появилась первая корреспонденция «Рейд кавалерийской казачьей группы». Армейская газета «Боевое знамя» посвятила конникам специальный номер. Советское правительство высоко оценило подвиги кавалеристов. Льву Михайловичу Доватору и Иссе Александровичу Плиеву было присвоено воинское звание генерал-майора. 56 наиболее отличившихся солдат, сержантов и офицеров кавалерийской группы были награждены орденами и медалями Советского Союза.

От реки Межи до реки Ламы

Наступление немецко-фашистских войск было задержано нашей упорной обороной и контрударами развернувшихся резервов Советской Армии. Среднесуточный темп продвижения вражеских войск с двадцати — двадцати пяти километров в июле к началу сентября снизился до трех — четырех километров.

Вопреки расчетам противника война принимала затяжной характер. В боях под Дубно и Ровно, Лугой и Смоленском, у Ельни и на Днепре, в районе Сольцы немецко-фашистская армия понесла значительные потери в людях и технике. Но это не остановило фашистов. Перед ними стояла прежняя цель — разгромить советские войска и поработить наш народ и нашу землю.

3 октября 1941 года Гитлер заявил: «48 часов тому назад начались новые операции гигантских размеров. Они будут способствовать уничтожению врага на Востоке. Враг уже разбит и никогда больше не восстановит своих сил».

Ставка немецко-фашистского командования объявила, что германские войска вступят в Москву ровно в 14 часов 16 октября. Затем срок был перенесен на 25 октября. Потом было сообщено, что «фюрер» будет принимать парад своих войск... на Красной площади 7 ноября, а дальше [60] гитлеровцы вообще перестали писать о сроках взятия Москвы.

На Западном стратегическом направлении, на дальних подступах к Москве, завязалось новое грандиозное сражение, в котором с обеих сторон принимало участие большое количество живой силы и техники при значительном численном превосходстве на стороне немецко-фашистских войск.

Основные удары наносили: 3-я танковая группа и 9-я полевая армия — на ржевско-калининском направлении, 4-я полевая армия и переброшенная из-под Ленинграда 4-я танковая группа — на вяземско-можайском, 2-я танковая группа — на орловско-тульском, 2-я полевая армия — на орловско-елецком.

* * *

Командующий армией приказал кавалерийской группе генерала Доватора прикрыть правый фланг армии, имея передовой отряд на реке Меже. К рассвету 19 сентября 1941 года конница сделала сорокакилометровый переход и передовым отрядом вышла на рубеж Борки, Жарковский. Разъезды были направлены вперед с задачей установить группировку противника на южном берегу реки Межи.

Разведчикам удалось добыть солдатские книжки и медальоны, письма и дневники. На основании этих документов было установлено, что 110-я пехотная дивизия, понеся в августовских боях на невельском направлении тяжелые потери, была выведена в резерв, получила пополнение и теперь выдвигается на передовые позиции.

Эскадроны передового отряда хорошо подготовили оборону. Солдаты отрыли окопы полного профиля, построили блиндажи с перекрытиями из толстых бревен, тщательно замаскировали артиллерию.

На рассвете 1 октября вражеская артиллерия открыла сильный огонь по расположению нашего передового отряда. Спустя полчаса противник, силой до полка пехоты, перешел в атаку. На протяжении шести часов кавалеристы отбивали непрерывные атаки вражеской пехоты. Гитлеровцы попытались обойти правый фланг 47-го кавалерийского полка и прижать его к реке, но с большими потерями были отброшены.

Как только были получены сведения о начале наступления [61] противника, к реке Меже выступили главные силы 50-й кавалерийской дивизии.

Командир 43-го кавалерийского полка подполковник Смирнов выслал в головной отряд первый эскадрон капитана Батлука со взводом станковых пулеметов и двумя полковыми пушками, поставив перед ним задачу обеспечить развертывание полка.

Капитан Батлук с командиром пулеметного взвода, производя рекогносцировку местности, обнаружили вражеский пехотный батальон, шедший походной колонной. Гитлеровцы шли быстро, четко, держа равнение и сохраняя дистанции между ротами и взводами.

— Белоусов, выводи пулеметы на опушку! — приказал Батлук и поскакал к спешившемуся эскадрону.

— По первому взводу, в цепь!.. За мной, бегом!.. — крикнул он.

Пулеметный взвод выехал на опушку леса. В каких-нибудь трехстах метрах от спокойно маршировавших гитлеровцев изготавливались к бою пулеметные тачанки. Через несколько минут расчеты старшего сержанта Матвеева, сержантов Степаненко и Одноглазова уже были готовы к бою. Правее пулеметчиков развертывался взвод лейтенанта Немкова. Еще дальше мелькали между деревьями согнувшиеся фигуры солдат остальных взводов с винтовками и автоматами в руках. Вражеская колонна продолжала маршировать в прежнем направлении...

— Огонь!..

Стройные ряды гитлеровцев сразу же нарушились, они бросились врассыпную с дороги и залегли в канавах.

Батлук поднял эскадрон в атаку, цепи рванулись вперед. В этот момент капитан упал. Командование принял политрук Шумский и эскадрон продолжал атаку. Шумский тоже был ранен, но не покинул поля боя. Гитлеровцы не приняли штыкового боя и с большими потерями начали отходить. Эскадрон перешел в преследование, но в свою очередь был контратакован во фланг вражескими резервами. Под натиском превосходящих сил врага конники начали отходить.

Последним, прикрывая отход товарищей, выходил из боя взвод, которым командовал младший лейтенант Никифор Синьков, бывший боец 6-й Чонгарской дивизии Первой Конной армии. Гитлеровцы охватили с обоих флангов реденькую цепочку взвода. Синьков подал [62] команду: «Отползать по трое!..» — и, тяжело раненный, упал.

Лежавший неподалеку от него комсомолец рядовой Ребров, доброволец из станицы Советской, под сильным обстрелом подобрался к младшему лейтенанту, поднял его на плечи и пополз вслед за своим взводом. Три раза ему приходилось останавливаться и отстреливаться от наседавших гитлеровцев. Реброва тоже ранило, но он не бросил своего командира и продолжал ползти. Когда его ранило вторично, силы оставили Реброва. Он осторожно опустил Синькова на землю и прикрыл своим телом так и не пришедшего в сознание командира. Спасая жизнь офицера, отважный воин свято выполнил воинский долг, отдав при этом свою жизнь.

Отойдя, кавалеристы опять окопались.

Рано утром 4 октября артиллерия противника возобновила обстрел наших позиций. Уже трое суток конники удерживали свои оборонительные рубежи! Обстрел продолжался с полчаса, потом орудия смолкли. Конники приготовились встретить вражескую пехоту, но она не показывалась из своих окопов. С запада быстро нарастал резкий гул моторов.

— В-о-здух!..

Над вершинами сосен курсом на северо-восток тремя эшелонами шли 17 бомбардировщиков. Более сорока минут бомбили они наши позиции.

Только скрылись самолеты, снова заговорила вражеская артиллерия. На опушке леса показалось двенадцать танков, за ними во весь рост двигалась пехота. Подпустив танки метров на двести, с переднего края по ним ударили из укрытий сорокапятимиллиметровые пушки. Одна машина завертелась на месте с перебитой гусеницей, вторая загорелась. Полковые пушки беглым огнем били по пехоте. Не выдержав интенсивного огня, вражеская пехота залегла. Танки повернули назад, оставив одну горевшую и две подбитые машины. Атака была отбита.

Во второй половине дня генерала Плиева вызвали к телефону.

— Исса Александрович, положение осложняется, — послышался в трубке голос генерала Доватора. — Противник крупными силами наступает на Белый. Командующий армией приказал немедленно направить туда 53-ю кавалерийскую дивизию. Вам придется рассчитывать только на собственные силы. [63]

Плиев положил трубку, несколько минут о чем-то размышлял, прислушиваясь к грохоту орудийной канонады, потом обратился к начальнику штаба:

— Товарищ Соловьев, я решил перейти к маневренной обороне. Передайте Ласовскому приказание: немедленно оторваться от противника, на широких аллюрах отойти за линию железной дороги Земцы — Ломоносово, занять промежуточный рубеж обороны по реке Чернушка и на нем пропустить через свои боевые порядки остальные полки. Смирнову и Арсентьеву продолжать упорно обороняться, пока арьергард не займет оборону.

На правом фланге дивизии конники группами потянулись в лес, а спустя полчаса 37-й кавалерийский полк уже шел рысью на новый рубеж обороны.

Гитлеровцы возобновили атаки. Их артиллерия и тяжелые минометы минут двадцать вели огонь по нашим позициям, потом снова показались плотные пехотные цепи с семью танками впереди. Вторая атака также была отражена, но на южном берегу Межи противник вышел почти к Жарковской, угрожая отрезать коннице путь отхода.

Но вот на востоке загорелись красные ракеты — Антон Ласовский доносил, что его полк занял оборону. Генерал с начальником штаба поскакали лично выводить из боя полки первого эшелона. Полки должны были отойти поэскадронно и сразу же занять оборону на третьем рубеже.

Гитлеровцы еще не успели изготовиться к новой атаке, а конники уже устремились в лес, быстро разобрали коней и затерялись в лесной чаще. За спиной их послышался грохот, вражеские батареи снова начали аккуратно обрабатывать оставленные конниками окопы. Вскоре противник заметил, что он бьет по пустому месту. В небе показались 22 бомбардировщика, выискивающие кавалерию. Обнаружить ее на марше не удалось и, «Юнкерсам» пришлось сбросить бомбы куда попало.

Этим маневром Плиев выиграл время. Только к вечеру передовые части противника вышли к Чернушке, где были встречены огнем боевого охранения, предусмотрительно выдвинутого на западный берег реки. Гитлеровцы развернулись и повели наступление; их артиллерия засыпала речушку градом снарядов. Оставленные на западном берегу три кавалерийских взвода постреляли с полчаса, отошли к коноводам и присоединились к полку. [64]

Противнику все-таки удалось нащупать нашу оборону. Его батареи перенесли огонь на восточный берег, но эскадроны растянулись такой редкой цепью, что снаряды почти не причиняли им вреда. Пехота противника продолжала упорно продвигаться вперед. Вскоре оба фланга 37-го кавалерийского полка были обойдены, до трех пехотных батальонов врага наступало с фронта.

Тогда генерал Плиев приказал арьергарду отходить за третий рубеж обороны, уже занятый 43-м и 47-м кавалерийскими полками.

Маневренная оборона кавалерии изрядно вымотала противника. В третий раз за день главные силы 110-й пехотной дивизии вынуждены были развертываться для боя. Опять им нужно было менять огневые позиции, ставить новые задачи полкам, батальонам, ротам, организовывать взаимодействие пехоты с артиллерией и танками. Все это значительно замедляло наступление.

После полуторачасового боя на третьем рубеже кавалерийские полки в сумерках оторвались от противника и отошли на новый рубеж, где уже снова занял оборону арьергард.

Так в течение 4 октября конники сдерживали натиск целой пехотной дивизии противника, усиленной танками и поддерживаемой авиацией.

Крупные силы противника рвались к Белому, для обороны которого командующий армией выделил группу генерала Лебеденко. Юго-западнее города разгорелись ожесточенные бои. Особенно сильно напирали гитлеровцы вдоль шоссе Духовщина — Белый, создав здесь угрозу прорыва на стыке двух наших стрелковых соединений.

К исходу 3 октября в район Белого подошла 53-я кавалерийская дивизия. Генерал Лебеденко поставил комбригу Мельнику задачу — оседлать Духовщинский большак и остановить наступление противника. 50-й и 44-й кавалерийские полки спешились и заняли оборону. Всю ночь противник вел разведку сильными разведывательными группами, но нигде не мог проникнуть в наше расположение. За ночь эскадроны окопались и сделали завалы вдоль большака, проходившего среди густого леса.

Двое суток шли бои на ближних подступах к городу Белый. Наши части отбивали одну атаку за другой, а нередко и сами предпринимали контратаки, чтобы восстановить свое положение. Гитлеровцы теряли время, и это ставило под угрозу срыва их план наступления. [65]

На рассвете 6 октября противник бросил в бой авиацию. Бомбардировщики группами до восьмидесяти самолетов в каждой атаковали наши позиции. От разрывов авиационных бомб лес затянуло дымом, с грохотом падали вековые деревья, кое-где загорелся сухой лес. Воздух был до того накален, что стало трудно дышать.

Противник, усилив натиск, прорвался южнее Белого. Танки и моторизованная пехота, обходя город с юго-востока, поворачивали на Холм Жирковский, Сычевку. Командующий армией отдал приказ отходить. Стрелковые части, свертываясь в походные колонны, потянулись по лесным дорогам на новые оборонительные рубежи. Их отход прикрывала конница.

Противник предпринял еще более настойчивые атаки, в которых пехоту поддерживали многочисленные танки. Самолеты буквально «висели» над нашими позициями. Под напором численно превосходящих сил врага спешенные кавалерийские полки начали постепенно отходить назад. Чтобы дать им возможность оторваться от противника и отойти к коноводам, комбриг Мельник приказал своему резерву атаковать наступающую вражескую пехоту в конном строю.

На опушке большой лесной поляны, справа от большака, выстроились эскадроны 74-го кавалерийского полка, полковая батарея и пулеметные тачанки заняли огневые позиции на правом фланге.

Из леса, отстреливаясь от наседающего противника, начали выходить эскадроны 50-го и 44-го кавалерийских полков полковника Семена Тимочкина и майора Бориса Жмурова. Через несколько минут на поляну высыпали гитлеровцы.

Загремели пушки, застрочили пулеметы. Под их огнем вражеские пехотинцы залегли, а затем бросились обратно в лес. Тогда майор Сергей Красношапка выхватил из ножен широкий кубанский клинок, крикнул: «Шашки, к бою!.. За мной!..» — и сильно выслал шпорами своего ахалтекинца{9}. Эскадроны устремились за командиром полка.

Кавалерийская атака явилась для противника полной неожиданностью.

Эскадроны смяли вражескую пехоту и, прежде чем она успела прийти в себя, скрылись в лесу. [66]

После трехсуточных боев в долине реки Межи 50-я кавалерийская дивизия отошла к большаку Оленине — Белый и еще четверо суток отражала попытки противника обойти правый фланг армии. 9 октября подошедшие стрелковые части сменили дивизию, и конники выступили в направлении Вязоваха, куда уже шла от Белого 53-я кавалерийская дивизия. Был получен приказ командующего Западным фронтом о выводе кавалерийской группы в резерв для пополнения.

Соединившись, обе дивизии направились к станции Осуга, находившейся на рокадной железной дороге Ржев — Вязьма, но противнику удалось упредить конницу. 41-й немецкий моторизованный корпус, захватив Холм Жирковский, Ново-Дугино и Сычевку, развил наступление на Ржев. Кавалерия отошла в Медведовский лес. Высланные разъезды привезли неутешительные вести: по большаку вдоль железнодорожного полотна идут на север моторизованные колонны врага, а с запада на арьергарды наседают его преследующие части.

В ночь на 11 октября кавалерийская группа подошла к большаку. Было сыро, холодно, очень темно. Нескончаемым потоком шли мимо танки, грузовики с пехотой и орудиями на прицепах, специальные машины. Тяжело завывали моторы, фары тускло блестели сквозь частую сетку ненастного осеннего дождя. Осторожно, стараясь не производить шума, подтянулись авангардные 37-й и 74-й кавалерийские полки.

Поток машин стал понемногу редеть, и наконец движение прекратилось. Большак, изрезанный глубокими колеями, полными грязной воды, иссеченный гусеницами, опустел. Прозвучала команда: «Пря-я-ямо-о!..» Зачавкали по грязи сотни конских копыт. Авангард 50-й кавалерийской дивизии двинулся вперед, пересек дорогу, потянулся дальше, скрываясь в непроглядной тьме. Вдали опять замигали огоньки фар — приближалась еще одна вражеская колонна.

Эскадроны, не успевшие пересечь большак, снова укрылись в перелеске. Генерал Плиев приказал задержать перешедший дорогу авангард до сосредоточения остальных частей. Перед самыми машинами карьером промчались несколько всадников и словно растаяли во тьме.

Снова потянулись грузовики, танки, орудия, трактора. Машины буксовали, часто останавливались. Совсем рядом звучали хриплые, злые голоса закутанных в пятнистые [67] плащ-палатки солдат, подталкивавших огромные машины, крытые заляпанным грязью брезентом. Наконец и эта колонна скрылась за деревьями. Кавалерия продолжала переходить большак.

Осталось еще три эскадрона 43-го кавалерийского полка, следовавшего в арьергарде, когда справа из-за пригорка вновь показалась длинная вереница огней. Противник мог надолго задержать конницу, а до рассвета оставалось уже не так-то много.

Прозвучал резкий голос Плиева:

— Огонь по фарам! Эскадронам, повзводно, галопом!..

Из темноты прокатились выстрелы. Огни остановились, начали гаснуть. С той стороны также засверкали вспышки, над головами завыли пущенные наугад снаряды, трассирующие пули. Взвод за взводом проскакивали конники через большак.

Плиев стоял, напряженно всматриваясь вперед. Рядом захлюпали по грязи копыта, выплыла фигура всадника; от бурки она казалась огромной и неуклюжей. Простуженный голос проговорил:

— Товарищ генерал, остался только третий эскадрон...

— Быстрее перебрасывайте орудия! — откликнулся командир дивизии. Подполковник Смирнов скрылся во мраке осенней ночи.

Когда через дорогу переправили последнюю пушку, Плиев негромко крикнул назад: «Третий, пря-ямо-о!..» — и поехал рядом со старшим лейтенантом Ткачом.

В двух километрах левее большак переходила 53-я кавалерийская дивизия...

3-я немецкая танковая группа захватила Ржев и Зубцов; колонны танков и моторизованной пехоты двигались по дорогам дальше на Восток — на Погорелое Городище, Шаховскую, Волоколамск. Наши войска с тяжелыми оборонительными боями отходили к Москве.

Кавалерийская группа форсированным маршем вышла в район станции Княжьи Горы, но противник снова упредил ее. Конники были вынуждены безостановочно двигаться дальше. Пробираясь по глухим проселочным дорогам, 50-я и 53-я кавалерийские дивизии производили внезапные налеты на вражеские заслоны, занимавшие узлы дорог, и продолжали марш на соединение со своими войсками. [68]

Ударили первые заморозки. Разбитые, изрезанные глубокими колеями полевые дороги сковало; грязь застыла громадными кочками. Лошадям, кованным на летние подковы без шипов, двигаться стало чрезвычайно трудно. Эскадроны кавалерийских полков сильно поредели, пополнений не поступало с начала войны.

Доватор, Туликов, командиры и комиссары дивизий все время торопили части, этого настойчиво требовала обстановка. И измученные, по нескольку суток кряду не спавшие и недоедавшие люди на исхудавших, некованых лошадях снова и снова бросались в атаки. Кавалеристы громили моторизованную пехоту, подбивали и жгли танки, отражали непрерывные атаки вражеских бомбардировщиков.

13 октября кавалерийская группа сосредоточилась в лесах восточнее Волоколамска. Генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский приказал генералу Доватору занять оборону на правом фланге 16-й армии, в полосе от Волжского водохранилища до Яропольца. На этом рубеже кавалеристы отразили несколько попыток противника с хода переправиться на восточный берег реки Ламы.

* Обстановка на московском стратегическом направлении с каждым днем становилась все более грозной. Противнику, располагавшему численным превосходством в силах, особенно в танках, удалось прорвать оборону советских войск Западного и Брянского фронтов. 10 октября вражеские танковые и моторизованные соединения достигли Сычевки, Гжатска, Медыни и Мценска. 12 октября наши войска оставили Брянск, 13 октября — Вязьму. Действовавшие в районе Вязьмы и южнее Брянска советские войска оказались окруженными и начали с боями пробиваться на Восток.

Для улучшения руководства войсками на московском направлении Западный и Резервный фронты были объединены в один фронт. Командующим войсками Западного фронта был назначен генерал армии Г. К. Жуков, членом Военного Совета фронта — Н. А. Булганин, начальником штаба фронта — генерал-лейтенант В. Д. Соколовский.

14 октября части 9-й немецкой армии вышли к Волге и овладели Калинином. 2-я танковая армия, захватив Орел, устремилась к Туле. На восточной окраине Калинина, на можайском направлении, между Орлом и Тулой [69] продолжались ожесточенные бои. 18 октября гитлеровцы захватили Можайск.

Государственный Комитет Обороны СССР постановил ввести с 20 октября 1941 года в Москве осадное положение.

Это был самый тяжелый и грозный для нашей Родины и нашего народа период войны...

На Волоколамском шоссе

Первая волна вражеского наступления на столицу Советского Союза разбилась о стойкость наших войск. Ценой огромных потерь немецко-фашистской группе армий «Центр» за месяц ожесточенных боев удалось продвинуться местами до двухсот километров и к концу октября выйти на рубеж Осташков, Калинин, Волоколамск, Наро-Фоминск, Алексин, западнее Тулы. Здесь противник был остановлен. Войска Калининского фронта в ходе оборонительного сражения сковали 9-ю немецкую армию и заняли прочную оборону на рубеже Селижарово, северная окраина Калинина, Волжское водохранилище. [70] 2-я армия противника вынуждена была вести бои в районе Ефремов, Елец, Касторное, где сосредоточивалась ударная группировка Юго-Западного фронта.

Немецко-фашистское командование продолжало держать на московском направлении свои основные силы. Германский генеральный штаб срочно разработал план нового, названного «генеральным», наступления на Москву.

Наиболее мощная ударная группировка была создана на северном крыле, где действовали 3-я и 4-я танковые группы. 4-я танковая группа, переброшенная в сентябре 1941 года из-под Ленинграда, была усилена танковыми частями, предназначавшимися ранее для армии генерала Роммеля. Танки, причудливо раскрашенные в светло-желтые и черные цвета африканских песков, оказались в зеленых сосновых лесах и на белоснежных полях Подмосковья. Танкистов, тренировавшихся в специальных камерах, где поддерживалась температура Ливийской пустыни, послали сражаться в русские снега.

Северная ударная группировка противника состояла из шести танковых и двух моторизованных дивизий. Эта танковая группа получила приказ частью сил прорвать нашу оборону на клинском и волоколамском направлениях и нанести удар на Москву с северо-запада, а частью сил обойти Москву с севера и, соединившись с подвижными войсками, наступавшими с юга, замкнуть в районе Ногинска кольцо окружения вокруг столицы.

Южная ударная группировка противника состояла из 2-й танковой армии, в которую входили четыре танковые, три моторизованные и пять пехотных дивизий, а также одна мотобригада. Группировка имела задачу нанести удар на тульском направлении и развить его на Каширу, Коломну, Ногинск, в обход Москвы с юга. 4-й армии, состоявшей из двух танковых, одной моторизованной и 21 пехотных дивизий, предстояло сковать наши главные силы, а с развитием удара фланговых группировок прорвать нашу оборону на звенигородском и наро-фоминском направлениях и наступать к Москве с запада.

Для захвата Москвы немецко-фашистское командование бросило громадные силы — 45 пехотных, танковых и моторизованных дивизий. Вместе с войсками 9-й, и 2-й армий, действовавших в районах Калинина и Ельца, противник имел здесь в своем распоряжении до [71] 72 дивизий и четыре бригады. Это был цвет гитлеровской армии. Под Москвой были сосредоточены три из четырех имевшихся у противника танковых групп. Армиями, корпусами, дивизиями командовали генералы, имевшие солидный боевой опыт.

Советское Верховное Главнокомандование, готовясь нанести врагу мощный ответный удар, сосредоточивало под Москвой большое количество свежих войск и боевой техники.

Кавалерийская группа генерала Доватора сосредоточилась в районе Ново-Петровское, прикрывая с юга левый фланг 316-й стрелковой дивизии генерала Панфилова, оборонявшейся на Волоколамском шоссе. Находясь в нескольких километрах в тылу своих войск, конница приводила в порядок свои части после трехмесячных почти непрерывных боев и походов.

В это же время к кавалеристам пришла радостная весть. Родина высоко оценила их боевые подвиги. 5 ноября 1941 года приказом Военного Совета Западного фронта 207 генералов, офицеров, сержантов и солдат кавалерийской группы были награждены орденами и медалями Советского Союза. Генералы Доватор и Плиев, батальонный комиссар Овчинников и старший лейтенант Виховский были награждены орденом Ленина.

...Доватор, задумавшись, сидел за столом над картой Подмосковья. За окном валил снег, завывал ветер, было мрачно, темно.

Только что привезли приказ командующего армией: занять оборону на северном берегу реки Ламы и не допустить прорыва противника с юга к Волоколамскому шоссе.

Начальник разведки старший лейтенант Тупицын, не замечая, что генерал глядит куда-то в сторону, докладывал:

— Данные разведки, показания пленных, изучение документов позволяют сделать вывод: юго-восточнее Волоколамска сосредоточились 5-я и 10-я танковые дивизии и моторизованная дивизия СС «Райх». — Искоса взглянув на генерала, он на секунду умолк. Доватор молча кивнул, и Тупицын продолжал:

— 5-я танковая дивизия полностью укомплектована кадровым личным составом и новой материальной частью. Командир дивизии генерал-майор Файн считается одним из способнейших немецких генералов-танкистов. [72] 10-я танковая дивизия и моторизованная дивизия СС «Райх» на нашем фронте с начала войны. В боях под Смоленском, Оршей, Спас-Деменском, Вязьмой понесли большие потери, но сейчас пополнены. Пленные утверждают: на днях начинается «генеральное» наступление на Москву.

Доватор молчал. Слушая начальника разведки, он прикидывал в уме: «Ширина полосы обороны около двадцати километров. Полки в боях сильно поредели, артиллерии маловато. В группе всего две дивизии, сильного второго эшелона создать нельзя. Да, значит, надо выходить за счет максимального использования местности и климатических условий!» — Он привстал, легко ударяя ладонью по карте, заговорил, обращаясь к начальнику штаба.

— Оборону будем занимать на широком фронте, прикрывая отдельными эскадронными районами только дороги, доступные для танков и автотранспорта. Боевой порядок дивизий построить в два эшелона. Командиры полков должны выделить сильные резервы. Передний край вынести на берег Ламы, окопы замаскировать снегом. В населенные пункты не лезть. На южный берег Ламы, — он наклонился к карте, — в узлы дорог Шитково, Ново-Павловское, Щелканово выдвинуть по эскадрону с противотанковыми пушками и ружьями. Это даст нам общую глубину обороны... — Доватор взялся было за циркуль, но Картавенко быстро промерил расстояние по карте и доложил:

— Около восьми километров.

Доватор с легкой усмешкой посмотрел на начальника штаба, довольно проговорил:

— Это уже не так-то плохо...

Кавалерийская группа заняла оборону. 50-я кавалерийская дивизия оседлала большак, выходящий на Волоколамское шоссе со стороны Рузы, 53-я кавалерийская дивизия перешла к обороне, прикрывая большак, идущий из Михайловского в Ново-Петровское. Штаб кавалерийской группы расположился в Язвище.

* * *

На рассвете 16 ноября 1941 года началось «генеральное» наступление немецко-фашистских войск на Москву.

Основной удар на северном крыле противника наносили 4-я и 3-я танковые группы. На участке, где наносился [73] этот удар, оборонялись 316-я стрелковая дивизия генерала Панфилова, 1-я гвардейская танковая бригада генерала Катукова и части кавалерийской группы генерала Доватора.

Около восьми часов наблюдатели заметили 46 бомбардировщиков, приближавшихся с юго-запада под прикрытием 19 истребителей. Бомбардировщики, звено за звеном, пикировали на врывшихся в землю конников, бомбили, обстреливали из пушек и пулеметов. Деревни загорелись от множества сброшенных бомб. Лес был повален силой взрывов, лед на реке Ламе покрылся огромными полыньями и трещинами. Зенитная батарея кавалерийской группы встретила воздушную атаку и зажгла два «Юнкерса».

Вслед за шквалом артиллерийского огня началось наступление противника в полосе 50-й кавалерийской дивизии, где оборонялись в Морозове и Иванцове 43-й и 37-й кавалерийские полки. До 30 танков атаковали передовые эскадроны. Вслед за танками из леса вышла пехота (схема 3).

Из-за глубокого снега на полях танки развернуться не могли и двигались колоннами по дорогам. Пехотинцы, проваливаясь в сугробах чуть не по пояс, отстали. Пушки, находившиеся с передовыми эскадронами, открыли беглый огонь. Орудиям вторили глухие выстрелы противотанковых ружей.

Вскоре четыре вражеские машины загорелись, еще две остановились с искалеченными, пробитыми бортами; остальные начали развертываться в боевой порядок. Вперед, вздымая снежный вихрь, вырвались тяжелые танки. Бронированные громадины медленно надвигались, охватывая с флангов расположение передовых эскадронов, продолжавших отстреливаться. Генерал Плиев приказал дать сигнал об отходе передовых эскадронов к главным силам. Через несколько минут по снежному полю потянулись назад редкие цепочки спешенных кавалеристов. Их отход прикрывали противотанковые пушки.

Танки, сопровождаемые пехотой, поползли дальше к Ламе. С главной полосы обороны ударила наша артиллерия. Не дойдя до реки, танки повернули, оставив еще две подбитые снарядами машины. Вражеская пехота даже не смогла приблизиться на дистанцию ружейно-пулеметного огня. Первая вражеская атака захлебнулась. [74]

Гитлеровцы подтянули резервы, перегруппировались, и снова густые пехотные цепи поползли вперед вслед за танками. Фронт наступления противника стал значительно шире, захлестнув Морозово и Иванцово. В первом эшелоне наступало до полка пехоты и 52 танка.

Наши войска отбили и вторую атаку врага, а за ней — третью и четвертую. Несмотря на то, что уже почти стемнело, атаки продолжались с неослабевающей силой. Вражеские цепи надвигались на наши позиции, откатывались назад, перестраивались, пополнялись и снова устремлялись вперед. К грохоту артиллерийской канонады присоединились новые, еще не знакомые конникам звуки — гитлеровцы ввели в действие шестиствольные минометы.

Атака следовала за атакой. Вражеские цепи набегали на наши позиции и под огнем снова откатывались назад. Противник отходил и вновь бросался вперед, к ярко горевшим в наступившей темноте домам Морозова и Иванцова, где продолжали обороняться отошедшие с берега Ламы эскадроны.

К вечеру кавалеристы расстреляли все боеприпасы. Атаки противника не прекращались. Командиры полков позвонили генералу и попросили подбросить патронов и снарядов.

Плиев ответил:

— Боеприпасов нет... Стоять насмерть!..

Вечером врагу все-таки удалось ворваться в пылающую груду развалин, которая еще утром называлась деревней Иванцово. Командир 37-го кавалерийского полка подполковник Ласовский отвел своих солдат метров на пятьсот к северу. Правофланговый 43-й кавалерийский полк еще с полчаса удерживал развалины Морозова, но, обойденный с обоих флангов, оказался под угрозой окружения. Командир полка подполковник Смирнов приказал эскадронам отойти за глубокий овраг, тянувшийся северо-восточнее деревни. Полк снова занял оборону на опушке леса. Гитлеровцам удалось овладеть всем передним краем обороны 50-й кавалерийской дивизии. На участке 53-й кавалерийской дивизии атаки противника были отражены.

Как только Доватору доложили, что гитлеровцы захватили Морозово и Иванцово, он выехал в штаб дивизии, приказав вызвать туда же командиров и комиссаров отошедших полков. [76]

На опушке леса Доватора встретил Плиев. Несколько поодаль стояли комиссар дивизии Овчинников, начальник штаба майор Соловьев, Ласовский, Абашкин, Смирнов и Казаков.

Доватор слез с лошади, медленно подошел, выслушал доклад командира дивизии.

— Потери большие?.. — отрывисто и негромко спросил он, глядя куда-то мимо вытянувшихся подполковников. Зная вспыльчивый характер генерала, они ждали грозы и не понимали какого-то странного его спокойствия.

— В сабельных эскадронах процентов до десяти, — доложил Смирнов. — Большинство — раненые...

Ласовский потупился и промолчал. Доватор покосился на него, но не повторил вопроса. У Ласовского потери были большие...

Доватор прошелся несколько раз взад и вперед вдоль опушки, подошел вплотную к офицерам, все так же глядя в сторону, где в ночной темноте полыхали оставленные деревни, начал медленно, словно с трудом подбирая нужные слова:

— В августе Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед нами задачу: ударить по тылам врага, чтобы задержать его натиск на московском направлении. Мы задачу выполнили, положив этим начало боевой славы наших молодых дивизий... Но августовская задача была очень небольшой по сравнению с задачей, которая поставлена перед нами теперь.

Он сделал несколько быстрых шагов по звонко хрустевшему снегу, снова остановился и продолжал:

— Мы обороняемся на подступах к Москве. На нас смотрит весь мир, как на силу, которая должна уничтожить гитлеровских захватчиков...

Генерал говорил глухим, немного хрипловатым голосом. Офицеры понимали, что он сдерживается, говорит умышленно спокойно, чтобы не дать прорваться своим чувствам.

— Нам Родина приказала, — повышая голос, продолжал Доватор, — нам партия поставила задачу: любой ценой, хотя бы ценой нашей жизни, остановить врага, не пропустить его к Москве. Москва — это начало разгрома немецко-фашистской армии, это крах гитлеровского плана, это поворотное сражение всей войны... Вот почему, товарищи, мы не имеем права так легко оставлять [77] противнику даже две сожженные деревни на подступах к Москве...

Офицеры молчали. Доватор обратился к Плиеву:

— Накормить солдат. Собрать в тыловых подразделениях боеприпасы. Ночью контратаковать обоими полками и восстановить положение. Исполнение доложить не позднее трех ноль-ноль!.. — круто повернулся и заторопился к лошадям. Акопян уже подводил Казбека. Через несколько минут генерал в сопровождении ординарца и нескольких автоматчиков скакал лесной дорогой в Язвище.

Плиев отдавал приказание:

— К двадцати трем часам Смирнову занять исходное положение для атаки на опушке леса северо-западнее Иванцово, а Ласовскому — восточнее. — Генерал замолчал. Его похудевшее, осунувшееся, но, как всегда, чисто выбритое лицо дышало решимостью. — Я буду в сорок третьем. Атаковать Иванцово с хода. Огонь открыть прямо с коня, громче кричать «ура!», наделать как можно больше шума. Гитлеровцы не ожидают нашей контратаки. Если окажут сопротивление, переходить к пешему бою... После захвата Иванцово с хода атаковать противника и выбить его из оставленных вами траншей. К трем часам утра полки должны снова занять оборону на прежних рубежах.

Развалины домов в Морозове и Иванцове догорели. Морозная ночь спустилась над Подмосковьем. На западе во весь горизонт полыхали огромные зарева пожарищ. Над передним краем противника то и дело в небо взвивались ракеты. Стреляли пулеметы. По небу метались длинные лучи прожекторов. На нашей стороне было тихо и темно...

С опушки леса, стоявшего зубчатой стеной севернее захваченных гитлеровцами деревень, двигались в контратаку 37-й и 43-й кавалерийские полки. Подполковник Ласовский ехал впереди, рядом с батальонным комиссаром Абашкиным.

— Да есть ли, Антон, в деревне немцы-то... Может, давно удрали, — негромко спросил комиссар, наклоняясь с седла.

Не успел Ласовский ответить, как кони насторожились. Всадники придержали поводья. Шагах в десяти впереди выросла какая-то фигура, неясно выделяясь на снегу. Человек в белом маскировочном костюме с автоматом [78] на шее подошел к офицерам. Ласовский поднял руку. Послышалась приглушенная команда: «Сто-ой-й!». Оборвался хруст подков.

— Товарищ подполковник, — заглядывая близко в лицо Ласовского, простуженным голосом заговорил солдат. — Посыльный из пе-эр-ге{10} лейтенанта Криворотько... Гитлеровцы окопались в развалинах деревни, поперек улицы, под домами. Должно быть, спят, потому уже с час, как ихнего бормотанья не слышно. Наши дозоры остановились, не доходя метров двести до деревни, в лощинке.

— Капитан Шевченко, — бросил негромко Ласовский начальнику штаба. — Своего помощника галопом к генералу, доложить, что передал Криворотько. Эскадронам приготовиться к атаке!..

Прошло несколько минут. По-прежнему было тихо. Полки развернулись, охватив с трех сторон развалины деревни. Серые шеренги заколыхались, двинулись вперед, переходя в широкую рысь. До развалин оставалось шагов полтораста. Там все еще ничего не замечали.

Застрочили из автоматов дозорные, полевым галопом ворвавшись на улицу. Послышались команды, кони наддали хода, заклубилась снежная пыль, в темноте раскатилось «ура-а-а!»

Из развалин, из наскоро вырытых траншей послышалась ружейная трескотня, застрочили пулеметы, начали бить полуавтоматические пушки. Гитлеровцы сопротивлялись, но были окружены быстро спешившимися кавалеристами и разгромлены. Коноводы подали лошадей. 43-й кавалерийский полк рысью двинулся в сторону Морозова, один эскадрон обходил деревню с юга. Дозорные помчались вперед и вскоре донесли, что в развалинах никого нет: противник не принял боя и поспешно отошел на южный берег реки Ламы. Оба полка начали занимать свои прежние оборонительные позиции...

В два часа ночи в Язвище, в комнате, где помещался командующий кавалерийской группой, зазвенел звонок полевого телефона. Генерал взял трубку:

— Слушаю!.. Доватор...

— Товарищ генерал, — донесся голос Плиева: — Иванцово и Морозово отбиты у противника. Разгромлен [79] батальон 13-го моторизованного полка 5-й танковой дивизии. Положение восстановлено.

— Спасибо, Исса Александрович! Я и не сомневался в успехе. Передайте командирам полков: сегодня опять будет жаркий день. Наступление противника на Москву развивается...

* * *

Едва забрезжил тусклый, поздний ноябрьский рассвет, атаки противника возобновились. 5-я танковая дивизия продолжала настойчивые атаки против кавалеристов генерала Плиева, оборонявшихся между Волоколамским шоссе и рекой Ламой. В направлении Ново-Петровское против полков комбрига Мельника наступали части 10-й танковой дивизии.

Гитлеровцы бросили в бой массу пикирующих бомбардировщиков. Артиллерия и тяжелые минометы обрушились на позиции советских войск. После этого пошли в атаку густые цепи пехоты с десятками танков впереди. И опять под огнем из наших полуразрушенных окопов гитлеровцы вынуждены были отойти в исходное положение. Бой продолжался, не затихая, на протяжении пятнадцати часов.

...Десять танков прорвались в стыке двух наших эскадронов и устремились на командный пункт полка. Старший политрук Казаков, собрав группу ординарцев, связных, коноводов, поспешно организовал оборону.

Иван Глобин, комсомолец из станицы Прочноокопской, прижался к побелевшему от снега стволу многолетней сосны и зорко всматривался вперед. В руке была зажата бутылка с горючей смесью. Танки подползали. В морозном воздухе вились струйки пара от напряженно работавших моторов. Гремели выстрелы танковых пушек, трещали пулеметы. С визгом проносились снаряды, трассирующие пули стегали по деревьям, по сугробам, с шипением гасли в снегу.

Глобин прикидывал расстояние до ближайшего танка, двигавшегося немного левее его. Когда осталось шагов двадцать пять, он покрепче уперся сапогами в утоптанный снег, отвел правую руку назад. Стальная громадина проползала мимо. По соседней сосне резко защелкали пули. Глобин на секунду прижмурил глаза, как-то весь сжался, но тут же овладел собой, резко подался [80] вперед, метнул бутылку. Слух уловил звон разбившегося стекла. За башней прошедшего вперед танка вспыхнул огонек. Повалил дым. Танк, ткнувшись носом в дерево, запылал. Такая же участь постигла и другой танк, подбитый Глобиным связкой ручных гранат. За свой героический подвиг отважный комсомолец был награжден орденом Красного Знамени.

Танки остановились, усилив огонь. Заместитель командира полка майор Скугарев подбил вражескую машину, но был при этом тяжело ранен. Подоспевший взвод противотанковых ружей лейтенанта Захарченко подбил еще три танка. Тогда уцелевшие поспешили обратно.

...Батарея лейтенанта Алексея Амосова занимала огневую позицию на переднем крае, непосредственно за боевыми порядками спешенных эскадронов. Орудия, окрашенные белилами, были глубоко вкопаны в промерзлую землю; лишь длинные тонкие стволы, надежно прикрытые стальными щитами, виднелись поверх снега. Над орудиями были натянуты маскировочные сети с густо вплетенными кусочками — белой материи. Уже в полутора десятках метров пушки выглядели, как небольшие снежные холмики.

Накануне батарея вела тяжелый бой. Пять танков, броневик и одиннадцать машин с пехотой были разбиты меткими выстрелами артиллеристов, больше сотни гитлеровцев погибло от осколков их снарядов.

На огневую позицию пришел парторг полка Владимир Попов. Не спеша он переходил от орудия к орудию, говорил с батарейцами, рассказывал о ходе битвы за Москву, о подвиге панфиловцев под Дубосеково, об обстановке на участках соседей.

Попов подошел к Амосову, поздоровался:

— Как, комсомол, сегодня?.. Не подкачаем?..

— За кого Вы нас принимаете, товарищ политрук, — обиделся лейтенант. — Что мы, не такие же, как панфиловцы?

— Не кипятитесь, на гитлеровцев злость оставьте, — улыбаясь ответил парторг. — Командование полка уверено, что вы не пропустите врага...

Над линией боевого охранения взвились ракеты. Из окопов послышалась автоматная дробь, застучали пулеметы, начали рваться мины. [81]

— Батарея, к бою!.. — звонко крикнул лейтенант Амосов.

Семнадцать танков в сопровождении пехоты, стреляя на ходу, двигались прямо на батарею. Снаряды рвались между орудиями, осколки с визгом рассекали воздух.

— По танкам, бронебойным, наводить во фланговые машины. Батарея — огонь!..

Левофланговый танк с разбегу встал, ткнувшись орудийным стволом в сугроб. На боевом счету старшего сержанта Дулина стало уже три уничтоженных танка!

Еще две машины замерли среди снежного поля. Батарея гремела частыми выстрелами; командиры орудий самостоятельно выбирали цели. Эскадроны весь ружейно-пулеметный огонь сосредоточили на вражеской пехоте, отсекли ее от танков и заставили залечь на снегу.

Тяжелый танк подошел метров на сто. Дулин поймал на прицел башню танка, рванул спуск. Не успел еще орудийный ствол стать на место после выстрела, как из-под башни вырвалось пламя, громыхнул взрыв, танк встал совсем рядом с пушкой.

Атака была отбита. Рукавами шинелей артиллеристы утирали вспотевшие лица. Потянуло махоркой.

Попов беседовал с расчетом второго орудия. Амосов подошел к парторгу. Кивнув на четыре обгорелых, исковерканных танка, на трупы гитлеровцев, весело спросил:

— Как, товарищ политрук, получается?..

— Получается, — так же весело ответил парторг. — Давай, покурим, комсомол...

Еще три раза переходили гитлеровцы в атаку. Еще четыре танка и бронемашину подбили артиллеристы; два из них уничтожил расчет коммуниста Тихона Дулина. Пройти через огневую позицию батареи противнику не удалось. Девятнадцать артиллеристов этой батареи были награждены за отличие в этом бою. Лейтенант Амосов и старший сержант Дулин получили ордена Красного Знамени.

В конце дня пехота противника обошла Морозово и Иванцово и в сопровождении семи танков устремилась на Матренино, где располагался штаб дивизии. Связь со штабом была прервана. 37-й и 43-й кавалерийские полки оказались в окружении.

Подполковники Ласовский и Смирнов оставили свои, ставшие ненужными, позиции и сосредоточили эскадроны в лесу восточнее Иванцово. Было решено идти на [82] Чисмену, разыскивать штаб дивизии. Там оставались тылы, коноводы. Идти пришлось пешком, голодными, в летнем обмундировании. Через Волоколамское шоссе прорвались с боем. Остановились на ночлег в деревне. Перед рассветом полки вышли на командный пункт 50-й кавалерийской дивизии.

53-я кавалерийская дивизия, действовавшая левее, отразила семь вражеских атак. В полдень гитлеровцам удалось прорваться в стыке полков первого эшелона. К месту прорыва выдвигались густые цепи резервов врага. Полковник Тимочкин бросил в контратаку эскадрон старшего лейтенанта Ипатова с тремя танками. Атакой танков и спешенной конницы во фланг гитлеровцы были сброшены с дороги в глубокий снег, метнулись было обратно, но с другого фланга были атакованы эскадроном старшего лейтенанта Курбангулова. Батальон 86-го моторизованного полка был разгромлен.

Почти два часа противник не предпринимал атак и только в наступающей темноте вновь бросил на конников до четырех батальонов пехоты с 30 танками. Под их натиском эскадроны 50-го и 74-го кавалерийских полков оставили Сычи и Данилково и снова заняли оборону.

К концу дня 111-й моторизованный полк врага прорвался по Волоколамскому шоссе в тыл дивизии, но комбриг Мельник перебросил резервный 44-й кавалерийский полк с танками, которые отбросили врага и восстановили положение.

Кавалеристы вышли из боя, понеся значительные потери. В темноте по цепям сновали старшины и повара: разносили термоса с горячим борщом, раздавали табак, хлеб. Солдаты подкрепились, вволю покурили, тут же в наскоро вырытых окопах, подстелив побольше сосновых веток, забылись тяжелым сном. Боевое охранение было выставлено от частей второго эшелона.

Срочно были собраны коммунисты. Комиссары полков, политруки, сами еле держась на ногах от усталости, подводили итоги трудного боевого дня. Уже поступило известие о бессмертном подвиге панфиловцев, уже стали известными слова героя политрука Василия Клочкова: «Велика Россия, а отступать некуда: позади Москва!»

Еще раз коммунистам напомнили указание Военного Совета фронта — «Стоять насмерть!» [83]

* * *

Шли четвертые сутки непрерывного ожесточенного сражения за Москву. Особого напряжения бой достиг 19 ноября. В этот день конники отбили до двадцати вражеских атак.

В 15 часов 20 ноября был получен боевой приказ командующего 16-й армией генерала Рокоссовского: кавалерийской группе отойти за Волоколамское шоссе, прикрывая правый фланг 8-й гвардейской (бывшей 316-й) стрелковой дивизии.

Доватор приказал оставить тыльные отряды для прикрытия отхода, а главные силы дивизий немедленно отводить на новые рубежи. Он вызвал Картавенко и приказал ему ехать со штабом вперед, встречать подходящие части и направлять на назначенные им участки обороны. Сам с несколькими офицерами связи и ординарцами остался руководить выводом дивизий из боя.

Мимо генерала, стоявшего на опушке леса, потянулась 53-я кавалерийская дивизия. Кавалеристам удалось оторваться от противника и начать отход. Доватор приказал комбригу Мельнику вести колонну рысью и немедленно занимать оборону.

Грохот боя смолк. Из леса вышла колонна конницы, шагом двигаясь по покрытой снегом дороге.

— Товарищ генерал, 43-й кавалерийский полк следует на новый участок обороны, — подскакивая на галопе, доложил капитан Кулагин, заменивший раненного накануне Смирнова.

Доватор выждал, когда с ним поравнялась середина головного эскадрона, крикнул:

— Спасибо, товарищи, за стойкую оборону!..

— Служим Советскому Союзу! — дружно ответили конники.

Подъехал Плиев, доложил, что два полка уже снялись с позиций, свернулись в походные колонны и двигаются на новые оборонительные участки.

Прошло с полчаса. Показалась колонна арьергарда. Доватор тронул шенкелями коня. Сзади послышалась стрельба, заухали разрывы снарядов. Тыльный отряд завязал бой...

Одним из тыльных отрядов командовал лейтенант Красильников, несмотря на свои двадцать два года уже опытный, обстрелянный в боях офицер. Его эскадрон [84] получил задачу до особого распоряжения прикрывать на старом оборонительном рубеже выход из боя и отход главных сил полка. Передавая Красильникову приказ, помощник начальника штаба полка добавил, что от стойкости его отряда зависят успешный выход из боя полка и всей дивизии и занятие ими нового оборонительного рубежа.

Трижды потерпев неудачу, гитлеровцы прекратили атаки. Лишь изредка в районе обороны эскадрона рвались снаряды.

Красильников, не отрываясь, смотрел на опушку леса, ожидая, что вот-вот оттуда вырвутся танки, двинутся на окопы эскадрона цепи пехоты.

«Эскадрона!..» — Он-то хорошо знал, что в четвертом эскадроне всего-навсего остались офицер, тридцать семь спешенных конников, один станковый и четыре ручных пулемета да сорокапятимиллиметровая пушка с тридцатью снарядами!..

«Усиленный взвод!» — с горечью подумал лейтенант.

— Противник!.. — перебивая его мысли, доложил наблюдатель.

Красильников посмотрел в бинокль — из леса показалась густая цепь. Наметанным глазом определил: не меньше двух рот. По дороге один за другим двигались восемь танков. Артиллерийский огонь усилился.

Из окопов уже началась стрельба, конники отбивали четвертую в этот день атаку. Несколько раз прогремела пушка, загорелся головной танк. Начался бой, в котором эскадрон 37-го кавалерийского полка под командованием лейтенанта Красильникова повторил бессмертный подвиг панфиловцев.

На левом фланге эскадрона, у крутого обрыва ручья Язвище, на огневой позиции стоял пулемет старшего сержанта Ивана Акулова. Акулов наблюдал за приближающейся вражеской цепью. Под огнем гитлеровцы залегли, открыли сильную стрельбу и поползли вперед, выдвигаясь своим правым флангом. Пулеметчик понял, что гитлеровцы думают обойти эскадрон как раз в направлении огневой позиции его пулемета.

Акулов выжидал момента, когда вражеские цепи приблизятся к двум корявым деревьям, росшим над спуском к ручью, к которым он хорошо пристрелялся. Как только фашисты подошли к деревьям, Акулов нажал на спуск. Как скошенные под его огнем легли солдаты первой [85] цепи. Остальные начали пятиться назад. Но и пулеметчиков заметили. Послышался противный визг, и за их спиной разорвалось несколько мин.

— Ну-ка, милок, давай катить «Максимку» на запасную, — обратился Акулов ко второму номеру ефрейтору Борисенко. — Да поживее!

Под грохот совсем близко разорвавшейся мины они покатили пулемет к запасной огневой позиции. Мины одна за другой рвались вокруг старой огневой позиции.

Акулов, оставив у пулемета ефрейтора Борисенко, снова выбрался поближе к обрыву и продолжал внимательно наблюдать. Гитлеровцы, воспользовавшись тем, что пулемет умолк, начали перебежки, накапливаясь для атаки. Акулов вернулся к пулемету, поправил наводку. Жадно затягиваясь цыгаркой, всматривался он в сторону противника. Неторопливо падали редкие хлопья снега...

Борисенко несколько раз поднимал глаза на Акулова, наконец, решившись, негромко спросил:

— Дядя Иван, а ты... Ленина видел?

Акулов медленно перевел взгляд на ефрейтора, которого всегда называл «милок». Глаза потеплели, он тихо ответил:

— Нет, Афанасий, Владимира Ильича не видел... Михаил Иванович Калинин приезжал к нам в Первую Конную. Я тогда молодым был, вот как ты сейчас. У Оки Ивановича Городовикова в дивизии пулеметчиком был...

Борисенко немного помолчал, а затем проникновенно сказал своему командиру, которого всегда величал «дядей Иваном»:

— В случае чего, ты, товарищ Акулов, скажи нашему парторгу: пусть считает, что я погиб коммунистом... Так прошу и отметить...

Акулов снова посмотрел на Борисенко и очень серьезно проговорил:

— Передам... А живы останемся, сам рекомендовать тебя буду в партию. Парень ты, Борисенко, наш, стоящий парень, и солдат стал хороший... Только ведь ты второй номер, а я — первый, значит, по закону, мне и смерть принимать первому.

Оба замолчали...

В долине ручья собралось уже около сотни гитлеровцев — сейчас они перейдут в атаку! Действительно, послышались выкрики: офицеры отдавали приказания. [86]

Поднялась цепь, затрещали вразнобой автоматы. Солдаты, проваливаясь в снегу, побежали вперед, что-то крича хриплыми голосами.

Акулов прицелился во флангового солдата, нажал спуск и начал плавно строчить вдоль цепи.

Эскадрон отбил уже четыре атаки, а приказа на отход все еще не поступало...

Противник снова поднялся в атаку. Расчет противотанковой пушки старшего сержанта Шлемина, выпустив последние снаряды, подбил еще один вражеский танк и погиб под гусеницами остальных. Никто из артиллеристов не ушел со своего боевого поста.

Бой продолжался... Был смертельно ранен лейтенант Красильников. Тыльный отряд продолжал выполнять свою боевую задачу...

На левом фланге снова застрочил станковый пулемет Акулова. Гитлеровским офицерам удалось еще раз поднять солдат в атаку, но им пришлось пробежать всего только несколько шагов. Единоборство героя пулеметчика с целой ротой противника продолжалось.

В пылу боя Акулов не заметил, как несколько фашистов пробрались в мертвое пространство, где он не мог достать их пулеметным огнем. Неожиданно из-под обрыва в пулеметчиков полетели гранаты.

Акулов понял, в чем дело, отстегнул от пояса две гранаты, выдернул из одной предохранительную чеку, размахнулся и бросил вниз. Громыхнул взрыв... Пулеметчик наклонился, готовясь бросить вторую гранату. Но тут прозвучала длинная автоматная очередь, и старший сержант Иван Акулов упал у своего пулемета.

Два часа продолжался неравный бой. Когда прискакал офицер связи, посланный выводить четвертый эскадрон из боя, он нашел семерых оставшихся в живых солдат, все они были ранены. Вокруг окопов валялись вражеские трупы. Несколько поодаль стояли пять танков с закопченными крестами на обгоревших башнях. Гитлеровцы больше атак не возобновляли.

Раненых подобрали коноводы и отвезли в полк.

Родина высоко оценила славный подвиг кавалеристов. Павший смертью храбрых старший сержант Иван Акулов был посмертно награжден орденом Ленина. Его пулемет принял Афанасий Борисенко, впоследствии ставший гвардии старшиной, боевым конногвардейцем. Он беспощадно разил врага до августа 1943 года, когда [87] пал смертью героя в бою на реке Болве севернее Брянска. Пулемет же Ивана Акулова стал исторической реликвией 9-го гвардейского кавалерийского Седлецкого Краснознаменного и ордена Суворова полка.

Под прикрытием тыльных отрядов конная группа отошла за Волоколамское шоссе, 22 ноября была выведена за боевые порядки стрелковых соединений и сосредоточилась в районе Нудоль.

Из кавалерийской группы генерала Доватора и 20-й кавалерийской дивизии под командованием полковника Ставенкова был образован 3-й кавалерийский (корпус.

Советская конная гвардия

К исходу 21 ноября 1941 года наши войска отошли на рубеж Истринское водохранилище, река Истра. Водоспуски были взорваны. Вода разлилась на десятки километров, преградив путь противнику. Наступление гитлеровцев на волоколамско-истринском направлении приостановилось.

Немецко-фашистские войска вынуждены были наносить главный удар севернее. 3-я танковая группа развернула наступление по берегам Волжского водохранилища на Клин, Солнечногорск. На это же направление — через Теряеву Слободу, Захарово — потянулись колонны танков и автомашин 46-го моторизованного корпуса 4-й танковой группы.

Командующий 16-й армией генерал Рокоссовский перебросил на свой правый фланг 44-ю кавалерийскую дивизию полковника Куклина. В боях под Ситниковом и Подъистровом конники на двое суток задержали 106-ю немецкую пехотную дивизию, обеспечив отход правого фланга армии за Истринское водохранилище.

Положение на клинско-солнечногорском направлении становилось все более напряженным. 22 ноября 41-й моторизованный корпус атаковал Клин с северо-запада. С юга к городу подошла 2-я немецкая танковая дивизия. После ожесточенных боев гитлеровцы захватили Клин и продолжали развивать наступление в сторону Солнечногорска. Создалась угроза прорыва вражеских войск к Москве с северо-запада.

Командующий Западным фронтом генерал армии Г. К. Жуков, выдвинув на солнечногорское направление части 7-й гвардейской стрелковой дивизии полковника [88] Грязнова, приказал перебросить на Ленинградское шоссе конницу, поставив перед ней задачу сдерживать натиск противника до подхода фронтовых резервов.

На рассвете 23 ноября 1941 года командир 3-го кавалерийского корпуса генерал Доватор получил распоряжение командующего 16-й армией: форсированным маршем двигаться в район Солнечногорска. В его подчинение поступали 44-я кавалерийская дивизия, два танковых батальона из армейского резерва и два батальона 8-й гвардейской стрелковой Краснознаменной дивизии имени Панфилова.

Противник с утра возобновил наступление, но был отброшен частями 20-й кавалерийской дивизии. Доватор приказал приехавшему в штаб корпуса командиру этой дивизии полковнику Ставенкову:

— Прикрывать марш главных сил корпуса в новый район сосредоточения. По моему радиосигналу оторваться от противника и отходить в направлении Солнечногорска.

В 9 часов утра 50-я кавалерийская дивизия уже двигалась полковыми колоннами через Нудоль к переправе через Истринское водохранилище, находившейся недалеко от села Пятница. За ними потянулись части 53-й кавалерийской дивизии.

20-я Краснознаменная ордена Ленина кавалерийская дивизия прибыла в Действующую армию из Среднеазиатского военного округа в середине ноября 1941 года. Личный состав дивизии уже обстрелялся, приобрел боевой опыт. Это была одна из старейших наших кадровых кавалерийских дивизий. Сформированная в начале 11919 года по приказанию М. В. Фрунзе для борьбы с конницей белоказаков, дивизия прошла славный боевой путь: громила рвавшиеся к Волге колчаковские корпуса, пробивала с боем дорогу в Туркестан, боролась с басмачами в Средней Азии, была награждена двумя орденами. Дивизия была хорошо укомплектована и вооружена.

После тяжелых боев с частями 2-й танковой и 35-й пехотной дивизий противника на рубеже реки Большая Сестра части 20-й кавалерийской дивизии отошли вдоль большака Теряева Слобода — Нудоль и снова преградили путь противнику. 103-й Гиссарский Краснознаменный и ордена Красной Звезды кавалерийский полк под командованием майора Дмитрия Калиновича и 124-й Краснознаменный кавалерийский полк, где командиром [89] был майор Василий Прозоров, с батареями 14-го Краснознаменного конно-артиллерийского дивизиона под командованием майора Петра Зелепухина оборонялись в восьмикилометровой полосе Кадниково, Васильевско-Сойминово. 22-й Бальджуанский Краснознаменный кавалерийский полк под командованием майора Михаила Сапунова находился во втором эшелоне.

Командир дивизии полковник Анатолий Ставенков возвратился в Покровско-Жуково. Начальник штаба доложил ему, что оборонявшаяся левее 8-я гвардейская стрелковая дивизия оставила Ново-Петровское и ведет тяжелый бой с крупными силами противника, теснящего пехотинцев на лед Истринского водохранилища. Разъезды, посланные вправо для установления связи с полковником Куклиным, еще не возвратились; радиосвязь также не работала.

Около 10 часов утра противник усилил артиллерийский обстрел и возобновил наступление. Эскадроны встретили противника огнем. Вражеские цепи залегли. Частыми очередями ударили минометы. Над боевыми порядками противника встала стена разрывов. 111-й моторизованный полк, оставив на поле боя до двухсот трупов солдат и офицеров и четыре подбитых танка, поспешно отошел в исходное положение.

После неудавшегося фронтального наступления гитлеровцы предприняли обходный маневр. Противник начал обходить наш фланг с севера. Пять танков с десантом пехоты на броне сбили сторожевую заставу, ворвались в Кадниково и двинулись колонной по улице, заходя в тыл нашим артиллерийским позициям.

Из ворот одного дома выскочил солдат и устремился наперерез грохочущим машинам. Сапер Виктоненко, сжимая в каждой руке по противотанковой гранате, перебежал улицу, остановился в нескольких шагах от головного танка. Прогремели почти слившиеся в один два взрыва. Танк осел и накренился, подмяв гусеницами героя.

Остальные танки начали осторожно обходить горевшую машину. Был подбит еще один танк; он ткнулся в забор и окончательно перегородил дорогу. Тогда по скопившимся машинам дружно ударили наши батареи. Только двум танкам удалось вырваться из деревни.

Тело комсомольца Виктоненко было извлечено из-под вражеского танка и погребено на площади села Кадниково. [90]

Вскоре в дивизию поступило по радио приказание выйти из боя и отходить в направлении села Пятница.

...Главные силы 3-го кавалерийского корпуса весь день двигались на северо-восток. Впереди раздавалась артиллерийская канонада, ветер доносил ружейно-пулеметную стрельбу. Это кавалеристы полковника Куклина продолжали удерживать свои позиции на северном берегу Истринского водохранилища. Сзади, со стороны Нудоль, также слышался грохот боя — дивизия полковника Ставенкова прикрывала марш-маневр главных сил конницы.

Доватор выехал вперед и остановился на опушке леса, осматривая проходившие полки. Впереди шла 50-я кавалерийская дивизия. Подъехал Плиев, остановился рядом с командиром корпуса. Оба молча смотрели на хорошо знакомые лица испытанных в боях солдат и офицеров. Мимо тянулись эскадроны и батареи, дравшиеся в июльские дни на реке Меже, ходившие в рейд по вражеским тылам, с тяжелыми боями отступавшие к Москве.

Мелькали лохматые бурки и алые башлыки офицеров, шинели и ушанки солдат. Проплывали полковые знамена, закрытые защитным брезентом. По обледенелой дороге громыхали орудия и пулеметные тачанки.

В боях на волоколамском направлении ряды конников сильно поредели. Были тяжело ранены командиры полков Смирнов и Ласовский, комиссары Абашкин и Рудь. Выбыли из строя прославившиеся в боях командиры эскадронов Виховский, Иванкин, Ткач, Куранов, Лющенко, политруки Борисайко и Шумский. Смертью героя пали лейтенант Красильников, секретарь парторганизации полка Сушков, разведчик Криворотько, пулеметчик Акулов. Многие солдаты и офицеры отдали свою жизнь на подступах к родной Москве.

Перед командиром корпуса проходили полки, внешне больше похожие на эскадроны. Но строгий, наметанный глаз подмечал, что колонны на марше идут организованно, стройно. Лихо подлетают командиры полков, рапортуя Доватору. Солдаты подтягиваются, равняя ряды, дружно отвечают на приветствие генерала. Позади эскадронов и батарей двигаются старшины, дежурные, как и полагается по уставу. По всему видно, что идут хорошо дисциплинированные части, крепко спаянные в боях и походах. [91]

Накануне командиры эскадронов и политруки читали конникам приказ Военного Совета Западного фронта, в котором говорилось:

«...Борьба за подступы к Москве за последние шесть дней приняла решающий характер. Противник напрягает последние силы, собрал резервы и ведет наступление... Опыт борьбы за последние шесть дней показывает, что войска понимают решающее значение происходящих ожесточенных сражений. Об этом говорит героическое сопротивление переходящих в ожесточенные контратаки, доблестно дерущихся 50-й и 53-й кавалерийских дивизий, 8-й гвардейской и 412-й стрелковых дивизий, 1-й гвардейской, 27-й и 28-й танковых бригад».

Узнали кавалеристы и о сообщении Народного Комиссариата Обороны СССР о преобразовании 4-й танковой бригады и ряда стрелковых дивизий в гвардейские. Как обязательство перед Родиной и Коммунистической партией, как ответ на высокую оценку кавалерийских дивизий в приказе Военного Совета здесь же, на марше, зародился лозунг, под которым конники пошли в новые бои:

«Завоевать гвардейские знамена, стать первыми конно-гвардейцами Советской Армии!»

Эскадрон за эскадроном, батарея за батареей спускались на лед Истринского водохранилища. Впереди продолжали греметь орудия. Сзади стрельба стихла. «Удалось ли Ставенкову отбить атаки?» — думал Доватор.

Из-за сосен выдвинулся арьергардный полк. Лихо, с молодецким посвистом кавалеристы пели:

...На врага заклятого

Ночью огневой

Мы за Львом Доватором

Вылетали в бой...

...Было уже около полуночи, когда Доватор прибыл в штаб корпуса. Подполковник Картавенко доложил, что противник занял Солнечногорск, передовые его части выдвинулись на рубеж Селищево, Обухово.

Генерал присел к столу, придвинул карту. Мягко ступая валенками, в комнату вошел адъютант.

— Товарищ генерал, прибыли полковник Куклин и командиры танковых батальонов.

— Просите сюда.

Дверь открылась, впуская вошедших. Невысокий в серой бекеше с башлыком за плечами полковник четким [92] движением приложил руку к ушанке, отрапортовал:

— Товарищ генерал, 44-я кавалерийская дивизия согласно приказу командующего армией поступила в ваше подчинение.

Доватор, встав при первых словах рапорта, крепко пожал полковнику руку, предложил сесть. Куклин отошел, пока командиры танковых батальонов докладывали, что их батальоны имеют на вооружении новые танки в штатном количестве, а экипажи укомплектованы кадровыми танкистами, уже побывавшими в боях. При этих словах лицо Доватора просветлело.

— Доложите обстановку, товарищ полковник, — обратился он к Куклину.

Куклин, наклонившись над картой, коротко доложил, что его дивизия после трехдневных боев отошла на восточный берег реки Истры, полки понесли значительные потери, но готовы к выполнению любой боевой задачи. У противника действуют передовые батальоны 23-й и 106-й пехотных дивизий; танков у гитлеровцев стало значительно меньше. «Раз танковые дивизии противника остались где-то сзади, очевидно, они приводят себя в порядок после боев на берегах Волжского водохранилища под Клином, — подумал Доватор. — Противник занял Солнечногорск поздно. Ночью гитлеровцы разведки не ведут».

Доватор встал.

— Я решил нанести по противнику ответный удар, — заговорил он. — Гитлеровцы уверены, что завтра, вернее сегодня, — поправился он, бросив взгляд на часы, — они будут уже на московских окраинах. О подходе конницы и танков противнику еще не известно. Наш удар захватят его врасплох. Мы выиграем сутки — двое для подхода и развертывания фронтовых резервов...

У Куклина невольно вырвалось:

— Вот это здорово!.. Виноват, товарищ генерал, — моментально спохватился он.

— Удар наносят с юга-востока 44-я и 50-я кавалерийские дивизии с обоими танковыми батальонами, — продолжал Доватор. Картавенко привычно быстро отмечал по карте. — 53-я кавалерийская дивизия должна оседлать Ленинградское шоссе и Октябрьскую железную дорогу; с подходом батальонов 8-й гвардейской стрелковой дивизии оборону передать им и атаковать Солнечногорск [93] с востока. 20-я кавалерийская дивизия составит корпусной резерв.

Поскакали в части офицеры связи штаба корпуса с боевым приказом. Выехали неутомимые инструкторы политического отдела, получив задание: в течение остатка ночи собрать коммунистов и с их помощью довести до каждого бойца новую боевую задачу и значение ее успешного выполнения для всего хода обороны столицы.

Под покровом ночи кавалерийские полки выходили на исходное положение. Лязгая гусеницами, ползли танки, занимали огневые позиции батареи. Впереди всю ночь мерцали огни, слышался отдаленный шум моторов: вражеские дивизии подтягивались к Солнечногорску, готовясь к новому решительному броску на Москву.

Морозным, пасмурным утром 24 ноября 1941 года 3-й кавалерийский корпус нанес контрудар по врагу.

Главный удар наносила 50-я кавалерийская дивизия. Правофланговый 37-й кавалерийский полк, продвинувшись километра на два, был задержан огнем вражеской пехоты. 47-й кавалерийский полк, наступавший на левом фланге дивизии, также имел незначительное продвижение.

Тогда генерал Плиев ввел в бой резервный полк с обоими танковыми батальонами. Спешенные эскадроны ворвались в Селищево. Противник бросил в контратаку батальон пехоты, но был смят кавалеристами, впервые шедшими в атаку вместе с новыми уральскими танками «Т-34».

Эскадроны 43-го кавалерийского полка обошли с севера Мартыново, где противник продолжал оказывать упорное сопротивление, и ворвались в расположение гитлеровцев. Полетели ручные гранаты, солдаты бросились в штыки. Головной эскадрон капитана Сахарова с хода атаковал врага вслед за танками; его примеру последовали остальные подразделения. После ожесточенного уличного боя второй батальон 240-го немецкого пехотного полка был разгромлен.

Удар кавалерии был полной неожиданностью для противника. Немецко-фашистское командование начало спешно подтягивать резервы из Солнечногорска. В небе появились «Юнкерсы». Противник ввел в бой главные силы 23-й и 106-й пехотных дивизий и около 50 танков. Два вражеских батальона с восемью танками атаковали [94] левый фланг 50-й кавалерийской дивизии и стали заходить кавалеристам в тыл. Генерал Плиев возглавил последний оставшийся в его резерве эскадрон и при поддержке танков повел его в контратаку. Противник был отброшен. Наши части начали переходить к обороне на достигнутом рубеже.

53-я кавалерийская дивизия перешла в наступление около полудня, продвинулась до семи километров, захватила гаубичную батарею, около ста пленных. Но вражеское командование подтянуло резервы, бросило на конников свои бомбардировщики, и комбриг Мельник вынужден был отдать приказ закрепиться на достигнутых рубежах.

Внезапный удар 3-го кавалерийского корпуса сорвал наступление крупной группировки противника от Солнечногорска в сторону Москвы. Гитлеровцы были отброшены, понесли значительные потери и потеряли целые сутки, которые были использованы советским командованием. Головные батальоны 7-й гвардейской стрелковой дивизии начали выгружаться на станции Поварово, чтобы занять оборону на Ленинградском шоссе.

Еще двое суток кавалеристы удерживали свои позиции. Противник, введя в бой 2-ю танковую дивизию и крупные силы авиации, предпринимал одну атаку за другой, но все напрасно. В этих боях гитлеровцы потеряли только убитыми семьсот солдат и офицеров, 22 танка и три бомбардировщика.

26 ноября противнику удалось несколько продвинуться вдоль Ленинградского шоссе и вклиниться между 53-й кавалерийской дивизией и батальонами 7-й гвардейской стрелковой дивизии. Вражеские танки и моторизованная пехота захватили Есипово и Пешки.

Командир корпуса перебросил на правый фланг 50-ю кавалерийскую дивизию с обоими танковыми батальонами. Ударом конников, танкистов и гвардейских стрелков прорвавшаяся группировка противника была отброшена. В этом бою смертью храбрых пали, ведя своих солдат в атаку, капитан Кулагин и старший политрук Казаков.

Трое суток драгоценного времени получило советское командование в результате смелого удара и стойкой обороны кавалеристов и пехотинцев. За это время фронтовые резервы заняли оборону, прикрыли Ленинградское [95] шоссе и снова преградили немецко-фашистским войскам путь к Москве.

...Доватор только что прилег после тяжелого боевого дня. Внезапно в комнату быстро вошел офицер, ездивший в штаб армии, Доватор приподнялся, сбросил бурку.

— Товарищ генерал, нам присвоено гвардейское звание! — радостно доложил офицер.

— Как, как?.. — быстро вставая, переспросил Доватор.

— Вот записанное в штабе армии сообщение Наркомата Обороны, переданное сегодня по радио.

Доватор взял листок, торопливо скользнул по нему глазами, оправил гимнастерку, вытянулся и начал читать:

— «...За проявленную отвагу в боях с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество и героизм личного состава Ставкой Верховного Главнокомандования преобразованы:

...3-й кавалерийский корпус — во 2-й гвардейский кавалерийский корпус (командир корпуса генерал-майор Доватор Лев Михайлович);

...50-я кавалерийская дивизия — в 3-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию (командир дивизии генерал-майор Плиев Исса Александрович);

...53-я кавалерийская дивизия — в 4-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию (командир дивизии комбриг Мельник Кондрат Семенович);

...Указанным корпусам и дивизиям вручаются гвардейские знамена»{11}.

В комнату входили офицеры штаба, работники политического отдела. Все поздравляли друг друга.

— Высокая эта награда для наших молодых дивизий, — задумчиво говорил Доватор, а глаза радостно блестели. Много и крепко надо работать, хорошо и зло надо воевать, чтобы оправдать эту награду Родины...

Новость вскоре стала известна всем.

Были получены приветственные телеграммы от Военного Совета Западного фронта, Военного Совета 16-й армии, от 8-й гвардейской стрелковой Краснознаменной дивизии имени И. В. Панфилова, плечом к плечу с которой кавалеристы отражали яростные атаки вражеских танковых дивизий на Волоколамском шоссе. [96]

На имя командира 2-го гвардейского кавалерийского корпуса пришло приветствие и с далекой Кубани. В нем, в частности, писалось:

«...Армавирское общее городское собрание партийных, комсомольских, профсоюзных организаций и депутатов Городского Совета, посвященное дню Конституции СССР, приветствует Вас и доблестных бойцов, командиров и политработников Вашего корпуса в связи с преобразованием его в гвардейский.

Подвигами нашей гвардии, рожденной в боях с фашистскими ордами, гордятся все советские люди. Наши гвардейцы служат примером для всех воинов Красной Армии и воодушевляют их на достижение победы над врагом.

Мы гордимся вашими подвигами и потому, что в рядах Вашего корпуса находится много сынов Советской Кубани, и это воодушевляет и обязывает трудящихся города Армавира в борьбе за усиление помощи фронту равняться по своим землякам, сражающимся под Вашим командованием...»

* * *

Наступили решающие дни битвы за Москву. Наша страна, советские войска напрягали все силы, чтобы сдержать яростный натиск противника.

Немецко-фашистское командование сосредоточило на Ленинградском шоссе 23-ю и 106-ю пехотные и 2-ю танковую дивизии и категорически приказало им прорваться к Москве по кратчайшему пути с северо-запада. Частям 40-го моторизованного корпуса удалось овладеть городом Истра.

Войска 16-й армии под натиском численно превосходящего противника с тяжелыми оборонительными боями отходили на восток.

К 29 ноября гитлеровцы перебросили на восточный берег реки Истры 5-ю танковую и 35-ю пехотную дивизии и вышли к Алабушеву, угрожая замкнуть кольцо окружения вокруг кавалерийского корпуса.

Во второй половине дня командир корпуса принял решение начать вывод дивизий из боя, чтобы снова перейти к обороне вне кольца вражеского окружения. Штабным офицерам, которые поехали в дивизии передавать боевой приказ и контролировать его выполнение, Доватор сказал: [97]

— Передайте командирам и комиссарам частей и пусть это знает каждый солдат: противник проскочил южнее нашего расположения, оказался у нас почти в тылу; мы нанесем удар на восток, разорвем вражеское кольцо и снова перейдем к обороне фронтом на запад. Не оставлять противнику не только ни одного орудия или пулемета, но даже ни одного колеса от повозки. Категорически требую: вывезти в тыл всех раненых, а также тела погибших в бою для предания их земле с воинскими почестями. Командирам, коммунистам, комсомольцам быть первыми при прорыве, последними при отходе!..

Основная тяжесть прорыва выпала на части 20-й кавалерийской дивизии, оборонявшейся на левом фланге корпуса.

Утром 30 ноября вражеская пехота и танки возобновили атаки вдоль Ленинградского шоссе. В тыл дивизии прорвались два пехотных полка с танками. Дивизия оказалась в кольце. Бомбардировщики непрерывно бомбили лес, по которому отходили наши части. Вековые деревья, поваленные взрывной волной, мешали движению.

В полдень 124-й кавалерийский полк, подойдя к линии Октябрьской железной дороги, был встречен огнем прорвавшихся вперед вражеских танков и лыжников-автоматчиков. Полк развернулся и с хода устремился в направлении Чашниково, где снова занял оборону. Его правофланговые подразделения установили связь со стрелковыми батальонами дивизии полковника Грязнова.

Эскадроны 22-го кавалерийского полка при поддержке огня 14-го конно-артиллерийского дивизиона, расположившегося на опушке леса, перешли в атаку на Алабушево, выбили гитлеровцев из села, но тут же были атакованы во фланг двумя батальонами пехоты с 46 танками. Вражеские батареи произвели огневой налет на село. Одним из первых снарядов был тяжело ранен командир дивизии полковник Ставенков. Командование дивизией принял подполковник Тавлиев.

Эскадроны отошли на километр и окопались на опушке леса, сомкнув фланг с подразделениями 124-го кавалерийского полка.

Противник еще несколько раз поднимался в атаку, пытаясь сбить конницу с ее оборонительного рубежа, но все безрезультатно. [98]

103-й кавалерийский полк прикрывал прорыв главных сил дивизии. Спешенные эскадроны развернулись по железной дороге и шоссе и отбили несколько атак пехоты. Потерпев неудачу, противник начал обходить наши боевые порядки лесом. Завязались жестокие схватки; в бой втянулся резервный эскадрон, а за ним и специальные подразделения: химики, саперы, зенитчики.

Три танка с десантом автоматчиков обошли левый фланг полка и устремились к штабу. Здесь находилось Почетное Революционное Красное Знамя Центрального Исполнительного Комитета РСФСР, которым полк был награжден за взятие в 1921 году крепости Гиссар и разгром банд эмира бухарского Сейд-Алим-хана. Рядом стояло Боевое Знамя с орденом Красной Звезды от Всебухарского Центрального Исполнительного Комитета за разгром в 1922 году басмаческих банд Энвера-паши и Ибрагим-бека.

Штаб полка охраняли одиннадцать солдат комендантского взвода с двумя ручными пулеметами и противотанковым ружьем. Они вступили в бой. Старший сержант Лукаш связкой ручных гранат подбил головной танк, второй танк подожгли бронебойщики, а третий застрял в сугробе и вел пулеметный огонь.

Неравный бой продолжался больше получаса. Все защитники полковых Знамен, кроме одного — раненого младшего сержанта Степана Онуприенко, были убиты. Онуприенко, напрягая последние силы, вставил в автомат диск и в упор полоснул по наседавшим гитлеровцам. Оставляя на снегу убитых и раненых, враги отползли за деревья.

Почти теряя сознание, младший сержант Онуприенко поднялся, швырнул гранату и, пораженный третьей пулей, упал, прикрыв своим телом запорошенные снегом зачехленные Знамена.

Подоспевшие на выстрелы кавалеристы отбросили гитлеровцев и бережно подняли застывающее тело героя и две полковые святыни — Знамена, защищая которые отдал свою жизнь Степан Онуприенко. Близ штаба полка стояли три подбитых вражеских танка, валялось до сорока трупов гитлеровцев.

С наступлением темноты противник прекратил атаки. Подразделения 103-го кавалерийского полка присоединились к своей дивизии, снова занявшей оборону на Ленинградском шоссе, в селе Большие Ржавки. [99]

Части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии, через боевые порядки которых отходили выходящие из боя кавалерийские дивизии первого эшелона, оказались в глубоком тылу противника. В течение дня гитлеровцы несколько раз переходили в атаку на конников, но успеха не имели. Как только стемнело, генерал Плиев повел дивизию на прорыв. Авангардный полк короткими ударами сбивал вражеские заслоны, пробивая дорогу главным силам. К рассвету части дивизии вышли из окружения и сосредоточились в селе Черная Грязь, где снова перешли к обороне. В состав дивизии был включен 1-й Особый кавалерийский полк, сформированный из трудящихся Москвы.

Таким образом, попытка противника окружить и уничтожить 2-й гвардейский кавалерийский корпус и прорваться в полосе его обороны к Москве потерпела крах. Все части корпуса в полном порядке, со всей боевой техникой вырвались из кольца трех вражеских дивизий и снова заняли оборону на ближних подступах к столице.

С этого рубежа конногвардейцы уже не отошли ни на шаг!

Вперед, на Запад!

Закончился оборонительный период великой битвы под Москвой.

«Генеральное» наступление противника на столицу Советского Союза провалилось. Вместо молниеносного удара трех танковых групп, в стальные «клещи» которых Гитлер намеревался зажать советские войска, оборонявшие Москву, группа армий «Центр» вынуждена была буквально ползти к Москве. На обходящих, внешних флангах гитлеровцам удалось за двадцать дней наступления продвинуться на сто километров, но наша оборона нигде прорвана не была.

К 5 декабря 1941 года вражеская группировка, истощенная тяжелыми потерями, начала переходить к обороне на рубеже Калинин, Яхрома, Крюково, Наро-Фоминск, западнее Тулы, Мордвее, Михайлов, Елец.

В самый критический момент, когда в ряде мест линия фронта проходила по дачным местам Подмосковья, Ставка Верховного Главнокомандования отдала приказ о переходе Советской Армии в решительное контрнаступление. [100]

6 декабря войска Западного фронта нанесли мощные удары по флангам 3-й, 4-й и 2-й немецких танковых групп, вышедших на ближние подступы к Москве и Туле. Резервные 1-я ударная, 20-я и 10-я армии, сосредоточенные в районе Дмитров, Яхрома, Химки и южнее Рязани, перейдя в наступление, сломили упорное сопротивление противника. Вслед за ними начали наносить удары по врагу и войска 16-й армии генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского. 7-я и 8-я гвардейские стрелковые, 44-я кавалерийская дивизии и 1-я гвардейская танковая бригада, разгромив крюковскую группировку противника, овладели Крюковом и истребили вражеский гарнизон, отказавшийся сложить оружие. 18-я стрелковая дивизия полковника Чернышева выбила гитлеровцев из Шеметова. 9-я гвардейская стрелковая дивизия генерала Белобородова захватила узел дорог Нефедово.

Развивая успех, армии правого крыла Западного фронта нанесли поражение 3-й и 4-й танковым группам и 6–10 декабря продвинулись на запад от 25 до 60 километров. Войска левого крыла продолжали преследовать разгромленную 2-ю вражескую танковую армию. Севернее развернулось контрнаступление войск Калининского фронта, руководимых генерал-лейтенантом И. С. Коневым и получивших задачу разгромить 9-ю немецкую армию и освободить Калинин. Южнее войска правого крыла Юго-Западного фронта (командующий «Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, член Военного Совета Н. С. Хрущев) нанесли сильный удар по 2-й немецкой армии в районе Ельца. Вражеские части, на которые обрушились эти сокрушительные удары, еще несколько дней пытались продолжать наступление, но в конце концов вынуждены были прекратить его.

Контрнаступление Советской Армии развернулось на огромном фронте от Калинина до Касторное.

* * *

После отражения вражеских атак на Ленинградском шоссе 2-й гвардейский кавалерийский корпус получил небольшую передышку. Прибыли маршевые пополнения. Части получали новое вооружение, зенитные и противотанковые средства, зимнее обмундирование. В 4-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию командование включило Добровольческий казачий полк. Были окончательно сформированы штаб и политический отдел корпуса. На [101] должность начальника штаба прибыл подполковник Радзиевский, начальника политотдела — старший батальонный комиссар Дробиленко.

Командующий фронтом передал 2-й гвардейский кавалерийский корпус в состав 5-й армии генерал-лейтенанта Л. А. Говорова, действовавшей на можайском на правлении.

8 декабря 1941 года состоялось вручение Гвардейских Знамен. Среди посеребренных снегом сосен выстроились сводные подразделения конногвардейских дивизий, в которые были отобраны наиболее отличившиеся в боях солдаты, сержанты и офицеры. Совсем недалеко раздавался грохот мощной артиллерийской канонады. В воздухе ревели моторы самолетов, летевших на запад. Советские войска развивали наступление...

Знамена вручал член Военного Совета армии дивизионный комиссар А. А. Лобачев.

Доватор подошел к члену Военного Совета, принял алое полотнище, на котором был выткан портрет В. И. Ленина, преклонил колено, поцеловал край Знамени, взволнованно сказал:

— Пока бьется сердце в груди, пока руки наши способны держать оружие, мы будем уничтожать немецко-фашистских мерзавцев, очищать родную землю от подлой фашистской мрази. С именем Родины, под святым Гвардейским Знаменем пойдем вперед, до полной победы над врагом!..

Морозной ночью кавалерийские дивизии выступали в поход. Когда полки построились на сборных местах, командиры и комиссары объявили о переходе наших войск в контрнаступление под Москвой. Радостная весть была встречена долго несмолкающим «ура!»

Кавалерия двигалась только ночью, проходя за ночь по сорок — сорок пять километров. К рассвету 11 декабря кавалерийские дивизии сосредоточились в лесах севернее Кубинки.

В этот день наши войска прорвали вражескую оборону, форсировали местами Москву-реку и вышли на рубеж Локотня, Колюбакино. В связи с тем, что противник имел заранее подготовленный сильный оборонительный рубеж на западном берегу реки, бои принимали затяжной характер.

2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу, усиленному 22-й танковой бригадой подполковника Ермакова [102] и 16-м реактивным минометным дивизионом, была поставлена задача: войти в прорыв и ударом по тылам истринской группировки противника содействовать наступлению правого фланга армии в направлении города Руза.

...Доватор сидел в штабе корпуса и по карте намечал маршруты движения конницы в тылы противника. На карте большими массивами зеленели леса, пересеченные реденькими ниточками грунтовых дорог. По опыту только что проведенного марша командир корпуса знал, что эти дороги мало отличаются от подмосковных полей, покрытых толщей снега в метр глубины, что движение по этим дорогам будет сопряжено с большими трудностями.

— По основному маршруту корпуса — на Ордино, Загорье — направить 20-ю кавалерийскую дивизию — говорил Доватор своему начальнику штаба. — В ней полки значительно полнее, сильная артиллерия. В левой колонне — на Петрово, Сафониху — пойдет 3-я гвардейская кавалерийская дивизия (схема 4). Части этих дивизий должны перерезать большак Истра — Руза южнее озера Тростенское и не позволить противнику, действующему перед правым флангом армии, отойти на запад. Каждой из этих дивизия придать по батальону средних танков.

4-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию с дивизионом «катюш», легкими танками и мотострелковым батальоном танковой бригады направить во втором эшелоне по правому маршруту. В голове ее колонны двигаться штабу корпуса.

Генерал задумался. Он знал, что ввод конницы в прорыв и действия ее в оперативной глубине являются одним из наиболее сложных видов боевой деятельности крупных кавалерийских соединений.

Второй раз его коннице предстояло наносить удар по тылам врага, но теперешняя обстановка и задача по своей сложности не могли идти ни в какое сравнение с тем, что было в августе. Тогда кавалерийская группа шла в рейд налегке, действовала как большой партизанский отряд и должна была, не ввязываясь в упорные бои, только оттянуть на себя как можно больше сил противника с фронта. Теперь же в тыл врагу, понесшему поражение под Москвой, но все еще сильному и организованному, направляется кавалерийский корпус [104] с танками, с артиллерией и все это — в условиях суровой и многоснежной зимы.

Доватор обратился к Радзиевскому:

— Нужно, Алексей Иванович, очень тщательно организовать ввод частей в прорыв. Вызовите командиров и начальников штабов кавалерийских дивизий и танковой бригады. Я дам указания по организации взаимодействия между дивизиями и со стрелковыми частями, которые будут прорывать оборону противника. Я буду находиться на наблюдательном пункте командующего армией. Знаю, что со средствами связи у нас все еще не особенно густо, но вы мне обеспечьте связь от этого наблюдательного пункта до исходных районов наших дивизий. Вопросы тыла продумайте сами и доложите вечером.

К рассвету следующего дня конница достигла боевых порядков стрелковых дивизий и укрылась в лесу. Подошли и тщательно замаскировались танки. Командиры и начальники штабов дивизий с командирами авангардных полков выехали в стрелковые части для отработки взаимодействия на месте.

Утро 13 декабря 1941 года было хмурое, пасмурное. Огромные лохматые облака тяжело плыли над Подмосковьем, почти цепляясь за вершины сосен. Повалил крупный снег, покрывая пушистым ковром израненные войной поля.

В 9 часов на всем фронте войск 5-й армии началась артиллерийская подготовка. Над вражескими позициями повисли темные шапки разрывов. По направлению к противнику поползли стрелковые цепи; солдаты поверх шинелей и полушубков надели белые маскировочные халаты.

Гитлеровцы цеплялись за каждый населенный пункт, за каждую высотку, за каждый перелесок. К полудню удалось выявить более слабый участок обороны противника — между деревнями Власово и Марьино. Части 329-й стрелковой дивизии ворвались во вражеские окопы, штыковым ударом овладели первой их линией, завязали бой в глубине.

Доватор, вместе с командующим армией, находился на наблюдательном пункте. Генералы внимательно следили за ходом боя. Снег валил все гуще, видимость не превышала двух — трех сотен метров. Из-за низкой облачности и наша и вражеская авиация бездействовала.

Говоров опустил бинокль и повернулся к Доватору. [105]

— Нужно, чтобы конница проскочила через вражескую оборону, не ожидая полного ее прорыва.

— Понятно... — ответил Доватор. Через плечо бросил Радзиевскому: — Давайте сигнал дивизиям — вперед!..

Застучали ключами радисты, в небе вспыхнули красные ракеты. Над лесом позади наблюдательного пункта в снежной мгле тускло загорелись ответные алые и зеленые ракеты. Радиостанция приняла сигналы, что части первого эшелона выступили из исходных районов.

— Дивизии пошли, товарищ командующий, — доложил Доватор. — Разрешите ехать?..

— Ни пуха, ни пера, — пожимая ему руку, проговорил Говоров. — Да смотрите, Лев Михайлович, чтобы земля под гитлеровцами горела!..

Доватор откозырял, поправил на плечах бурку, заторопился к ординарцам, двинувшимся с лошадьми навстречу генералу и начальнику штаба.

Из снежной мглы показались кавалерийские колонны. Длинными серыми лентами выползли они из леса; извиваясь по узким полевым дорогам, двигались! к спускам на лед Москвы-реки.

За рекой могуче грохотали орудия.

Едкий сизый дым горевших деревень и сел, мешаясь с клочьями тумана, стлался по долине скованной льдом реки.

Наша пехота в жестоком бою ломала упорное сопротивление вражеских дивизий, рвавшихся к Москве. Стрелковые батальоны, прорвав первую линию вражеской обороны, стали расширять прорыв в сторону флангов, образуя проходы для конницы и танков. Гитлеровцы отчаянно оборонялись, переходили в контратаки, но продолжали откатываться под натиском советских войск.

В полдень 2-й гвардейский кавалерийский корпус переправился через Москву-реку и вошел в прорыв, углубляясь в тыл врага. Офицеры кавалеристы тщательно изучили местность на совместной рекогносцировке с пехотинцами. Конница шла уверенно, быстро.

Доватор приказал дать сигнал для движения дивизии второго эшелона, дождался, когда она вытянулась из леса и поехал в голове колонны. Кавалерия, используя плохую видимость, быстро проскочила между вражескими опорными пунктами, где еще находились гарнизоны противника, и устремилась в тыл немецко-фашистских войск. [106]

Надвинулась ночь. Мороз все крепчал и к полуночи достиг двадцати градусов. Снег валил непрерывно, тяжелыми хлопьями, дороги замело. Автомашины, танки, дивизион реактивных минометов, колесный обоз отстали. Орудия и пулеметные тачанки были предусмотрительно поставлены на полозья.

Разъезды установили, что Ордино занято крупными силами противника; на улице стояли танки, орудия, длинные вереницы автомашин. Избы в селе густо дымили — захватчики обогревались. В Житятине и в Тимонине было примерно по роте пехоты. Дороги в обход этих населенных пунктов занесло снегом; кони разъездов проваливались по брюхо. Нечего было и думать протащить через такие сугробы артиллерию, тачанки.

Командир 20-й кавалерийской дивизии полковник Тавлиев принял решение захватить Житятино и Тимонино и продолжать движение по назначенному маршруту.

Командир 103-го кавалерийского полка майор Калинович закончил рекогносцировку на опушке леса юго-восточнее деревни Житятино. Был на исходе ясный декабрьский день. Морозило. Где-то далеко на юге грохотала артиллерия. Гитлеровцы и не предполагали, что в километре от них, в лесу, притаилась советская конница. Калинович отдавал боевой приказ. Среднего роста, коренастый, смуглый, с небольшими подстриженными усиками, одетый в черный дубленый полушубок и кубанку, он сидел, как влитый в седло.

— Старшему лейтенанту Раевскому с эскадроном при поддержке двух батарей конно-артиллерийского дивизиона наступать на южную окраину Житятина, отвлекая на себя внимание противника. Я с остальными эскадронами буду обходить деревню по лесу справа и атакую с тыла. [107]

Воспитанник легендарной 3-й Бессарабской кавалерийской дивизии, сражавшийся еще при Г. И. Котовском с белогвардейцами и интервентами, Дмитрий Ефремович Калинович был, что называется, фанатиком-кавалеристом. Он никогда не расставался с кавказской шашкой в серебряной оправе и даже в лютые морозы ходил в хромовых сапогах со шпорами, самым серьезным образом уверяя всех, что в валенках у него «ноги мерзнут». Он был очень доволен сейчас, что боевую задачу предстояло решать по-кавалерийски, что кончились наконец эти оборонительные бои, что начали воевать «по-настоящему».

Второй эскадрон спешился. Артиллерия и станковые пулеметы заняли огневые позиции. Прозвучало несколько пристрелочных выстрелов, а затем батареи ударили дружными залпами. Спешенный эскадрон быстро приближался к деревне, но почти у самой околицы попал под огонь и залег на снегу.

Главные силы полка в колонне по звеньям рысью шли вдоль опушки, маскируясь густым подлеском. Впереди от укрытия к укрытию двигался головной дозор.

Майор Калинович с батальонным комиссаром Агуреевым ехали сбоку колонны. Командир полка внимательно наблюдал за наступлением головного отряда.

— Не замечают нас фашисты, комиссар, — довольно проговорил он и скомандовал: — Прибавь рыси-и-и!..

Иван Акимович Агуреев был одним из тех представителей советской молодежи, которых воспитала Коммунистическая партия в предвоенные годы и смело выдвинула на командные должности во время Великой Отечественной войны. Призванный в 1929 году в армию рядовым, Агуреев скоро стал комсомольским организатором полка. За храбрость, проявленную в боях с басмачами, был награжден орденом Красного Знамени. Агуреев много учился, упорно работал над собой, вырос в политически образованного, хорошо знающего военное дело и армейскую жизнь коммуниста.

Их обоих — командира и комиссара — связывала большая и крепкая солдатская дружба. Оба они вместе в мирное время служили в далеком Кулябе, затерявшемся среди снеговых гор Таджикистана близ советско-афганской границы. Полк их, прославившийся в боях гражданской войны и при разгроме басмачества, был первым в дивизии по боевой и политической подготовке. [108]

Конники вышли на опушку леса. Дозорные поскакали вперед, пересекли дорогу, идущую к северу от Житятино, и скрылись в лесу. Эскадроны подтягивались, развертывались. Лошади, отфыркиваясь, тяжело поводили вспотевшими боками, от них валил пар, шерсть покрылась серебристыми витками изморози. Прошло несколько минут. Из-за деревьев показался всадник, размахивая ушанкой, подал знак: «В лесу противника нет».

— Направление атаки на северную окраину деревни. Направляющий эскадрон четвертый, третий — уступом вправо, первый — во втором эшелоне за четвертым. Орудия — по двенадцати снарядов — беглый огонь по деревне! Шашки, к бою!.. Рысью ма-а-арш!..

Шеренги дрогнули, сломались. Четвертый эскадрон вырвался вперед. Старший лейтенант Владимир Драненко, поднимая коня в галоп, обернулся, увидел, что взводы не отстают, идут ровно, машисто. Взвихрив снежную пыль, мимо промчался темно-гнедой «Мишка» Калиновича. Командир полка что-то кричал.

«В атаку!..» — не услышал, а скорее угадал Драненко. Он выхватил из ножен клинок, дал шпоры своему карабаиру{12}. Снег заскрипел под острыми шипами подков. Снова глянул назад — по полю скакали всадники, крутя над головами высоко поднятыми шашками, крича хрипловатыми от мороза голосами. Сзади звонко ухали орудия, трещали пулеметы...

Все внимание противника было привлечено к противоположной окраине деревни, где эскадрон Олега Раевского уже подобрался к крайним избам. Конники галопом влетели на деревенскую улицу. На дороге толпилось с полсотни вражеских пехотинцев, перед ними, что-то крича, размахивал руками офицер, повязанный поверх фуражки ярко-зеленым шарфом. Кавалеристы смяли гитлеровцев, изрубили, истоптали конями и помчались дальше, навстречу выстрелам.

При появлении конницы стрельба стихла. Гитлеровцы бросились бежать в сторону леса, но немногим из них удалось добраться до него.

Эскадроны спешились, во все стороны помчались дозоры, на окраинах деревни было выставлено сторожевое охранение. [109]

Калинович проворно соскочил с коня, попрыгал, отогревая закоченевшие ноги, обращаясь к окружившим его офицерам и солдатам, весело проговорил:

— Кто сказал, что конница умерла?.. Кто сказал, что шашки больше не нужны?..

В направлении Тимонина раздавалась артиллерийская стрельба, длинными очередями заливались пулеметы, трещали винтовочные выстрелы. Это дрался 22-й кавалерийский полк!

...Разъезд старшины Корзуна двигался в направлении Горбова.

До села оставалось километра полтора. Головной дозор подал условный знак: «Вижу пешего противника!» Корзун предостерегающе поднял руку, повел коня рысью; следом гуськом потянулись разведчики. Остановив разъезд неподалеку от прижавшихся к стволам сосен дозорных, старшина подъехал ближе, выглянул вперед. Лесная дорога спускалась к мостику. За мостом, на пригорке, горел костер; вокруг него грелось шестеро гитлеровцев. Чуть в стороне, в неглубоком окопчике, стоял ручной пулемет, ствол его был обращен в сторону дороги.

Корзун быстро осмотрелся. Справа шла просека.

— Наблюдайте за противником, да не высовывайтесь, а я поищу обход, — проговорил старшина и послал одного из разведчиков проехать по просеке рысью. Конь шел свободно, слегка проваливаясь в снег.

— За мной! — приказал Корзун, оборачиваясь к разъезду.

Разведчики обошли полевой караул лесом, перебрались через речушку, подошли, скрываясь за деревьями, шагов на сто к гитлеровцам. Корзун дал шпоры коню и бросился вперед, за ним, охватывая противника полукругом, рванулись конники.

— Хенде хох!{13} — высоко подняв над головой ручную гранату, крикнул старшина, подскакивая к костру.

Двое гитлеровцев схватились было за винтовки. Протрещали автоматные очереди, два тела в серо-зеленоватых шинелях ткнулись в снег. Остальные подняли руки вверх.

— Забрать оружие! — приказал Корзун. Два разведчика спрыгнули с коней, взяли ручной пулемет и автоматы, винтовки побросали в костер. [110]

Поднявшись на пригорок, где по-прежнему стояли дозорные, Корзун укрыл разъезд за соснами и только тогда как следует оглядел пленных. Они стояли, понурившись, со все еще поднятыми руками. На них были грязные, местами прожженные шинели. Отвороты пилоток были опущены, сверху — вместе с воротниками шинелей — обмотаны каким-то тряпьем. Лица — небритые, обветревшие, глаза слезились, испуганно бегали по сторонам.

— Ну и завоеватели... — сплюнув, проговорил Корзун. — А какими щеголями были в июле!

— Полуботько и Сидорчук, гоните их в штаб полка и доложите, что я продолжаю разведку на Горбово, — закончил старшина.

...Старший лейтенант Найчук ехал с головной походной заставой в километре впереди своего эскадрона. Всю долгую декабрьскую ночь шли на запад кавалерийские колонны, и теперь, под мерный шаг коня, невольно дремалось.

Словно в полусне проносились в памяти картины былого. Ведь уже больше двадцати лет тянется боевая служба офицера! Молодым юношей вступил Георгий Найчук в ряды Первой Конной, прошел не одну тысячу километров в походах за Родину. Егорлыкское побоище с конными корпусами деникинцев, переход на Юго-Западный фронт, бои с белополяками под Сквирой, Новоград-Волынском, Дубно, Замостьем, конные атаки на полях Северной Таврии...

Ровно шагали кони, хрустел снег под подковами, поскрипывала кожа седла.

Головной отряд вышел на опушку леса против Горбово, здесь его встретил разъезд. Корзун доложил Найчуку, что в селе находится противник, обходных дорог нет, а снег на полях достигает полутора метров глубины. [111]

Спустя четверть часа цепи спешившихся кавалеристов уже двигались по глубокому снегу в направлении Горбово. Ударила полковая пушка, снаряд с воем полетел в сторону села. Наугад начала бить вражеская артиллерия. Эхо раскатисто грохотало по лесу, с деревьев медленно осыпались тяжелые хлопья снега.

На опушку леса выскочил всадник на взмыленном коне, спрыгнул с седла, бросил поводья коноводу, быстро подошел к стоявшему под сосной Найчуку. Тот обернулся на хруст шагов, оторвался от бинокля, вытянувшись, доложил:

— Товарищ майор! Третий эскадрон наступает на Горбово. Село занимает батальон 195-го немецкого полка с артиллерией. Я с резервным взводом сейчас двигаюсь за взводами первого эшелона.

— Правильно, Найчук, — одобрил Шемякин. — Старый солдат времени зря не теряет и приказа не ждет. Полк будет наносить удар левым флангом...

Авангард охватил Горбово полукольцом, но гитлеровцы продолжали удерживать приспособленные к обороне строения и баррикады на улицах. Бой разгорался. Прискакал генерал Плиев, приказал двум полкам обходить село с запада. Загрохотали наши орудия. Доватор приказал подходившим к Терехову частям 4-й гвардейской кавалерийской дивизии обойти Горбово и перехватить дороги на Ордино и Петрово. Противник, обнаружив кавалерийские колонны, бросил на них авиацию Три раза налетали бомбардировщики на рассредоточившиеся полки, бомбили, обстреливали из пушек и пулеметов. 44-й кавалерийский полк майора Быстрова вышел на дорогу Горбово — Терехово, по которой отходила вражеская пехотная колонна. Под ударом конников гитлеровцы поспешно отошли в Ордино.

Противник перешел в контратаку на второй эскадрон. Под натиском врага конники начали медленно отходить. На выручку соседу подошел слева первый эскадрон. Противник подтянул еще роту, и первый эскадрон, отбиваясь от яростно наседающих гитлеровцев, начал медленно отходить назад.

Найчук видел отход соседей. На флангах его эскадрона уже трещали автоматы, гитлеровцы просачивались в тыл. Но опытный офицер знал, что нельзя уступить инициативы врагу, что с минуты на минуту в бой вступят главные силы. [112]

— За мной... Вперед!.. — закричал Найчук. Солдаты бросились за ним. А в это время с обеих сторон на улицу вливались эскадроны 3-й гвардейской кавалерийской дивизии.

Батальон 195-го пехотного полка был выбит из Горбово.

За проявленные отвагу и мужество старший лейтенант Георгий Найчук был награжден орденом Красного Знамени.

...Решительные действия 2-го гвардейского кавалерийского корпуса в тылу 4-й немецкой армии в значительной степени содействовали наступлению войск 5-й армии, правый фланг которых к исходу 14 декабря вышел на рубеж Давыдовское, Ново-Александровское, Спасское. Вражеское командование приказало командиру 78-й пехотной дивизии, усиленной 40 танками, разгромить советскую конницу.

Обнаружив скопление крупных сил противника, генерал Доватор принял решение разгромить их.

На рассвете 16 декабря 74-й кавалерийский полк подполковника Сергея Красношапки завязал бой на подступах к селу Ордино. Гитлеровцы окопались на опоясывающих село холмах, засели в приспособленных к обороне зданиях. На огородах стояли танки, которые фашисты использовали в качестве неподвижных огневых точек. Противник вынудил наши наступающие части залечь.

Тогда Доватор приказал командиру 20-й кавалерийской дивизии нанести удар на Ордино и помочь частям 4-й гвардейской кавалерийской дивизии овладеть этим населенным пунктом. Артиллерия сосредоточила огонь по селу, заработали реактивные минометы. Ринулись вперед, обгоняя спешенных кавалеристов, танки подполковника Ивана Ермакова. На броне сидели автоматчики. [113]

Они первыми ворвались в село, вслед за ними в село устремились эскадроны.

Головной отряд попал под огонь нескольких пулемётов, укрытых в каменном подвале. Почти все офицеры были перебиты, эскадрон залег. Тогда солдат в атаку повел командир полка. Он обошел вражеское укрепление и атаковал его с тыла. В рукопашном бою майор Дмитрий Калинович был тяжело ранен. 103-й кавалерийский полк возглавил батальонный комиссар Иван Агуреев. Только глубокой ночью смолкли последние выстрелы. Два батальона 238-го пехотного полка были уничтожены.

Два вражеских батальона с 10 танками перешли в контратаку на Ремянники. Атака была отражена. Гитлеровцы подтянули резервы и возобновили наступление, введя в бой 195-й и 215-й пехотные полки и 30 танков. В небе появились «Юнкерсы». Бой длился шесть часов, только в уже сгустившихся сумерках, отразив вражеские атаки, части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии сами возобновили наступление. Противник начал отход.

20-я кавалерийская дивизия вышла к большаку Истра — Руза. По большаку сплошными колоннами двигались автомашины, орудия, пехотные части. Это отходил 9-й немецкий армейский корпус, разбитый советскими войсками.

Полковник Тавлиев обратился к собравшимся командирам:

— Мы вышли на пути отхода противника к Рузе, сзади на него нажимают наши стрелковые части. Приказываю: 103-му и 22-му полкам захватить Сафониху и отрезать гитлеровцам путь отступления. 124-й полк прикрывает атакующих справа. Слева атакует 3-я дивизия и танки...

Полки спешились, развернулись и повели наступление. Спустя полчаса подошли и вступили в бой 47-й и 37-й кавалерийские полки; 43-й кавалерийский полк обходил село с северо-запада.

4-я гвардейская кавалерийская дивизия выходила на большак Румянцево — Руза.

Гремел бой на подступах к Сафонихе. Гитлеровцы сильно наседали; их подстегивала быстро приближающаяся с востока канонада — подходили наши стрелковые дивизии.

Эскадроны 22-го кавалерийского полка ворвались в [114] горевшую Сафониху. Противник постепенно отходил. Справа подошел 103-й кавалерийский полк, слева — части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии и танки. Гитлеровцы устремились на север, бросая материальную часть на занесенных глубоким снегом полевых дорогах. Но и здесь путь им был перерезан спешившимися полками 4-й гвардейской кавалерийской дивизии. После отчаянного сопротивления отрезанная вражеская колонна была уничтожена.

Над полями спустилась ночь. На большаке Истра — Руза сплошной шестикилометровой лентой чернела разбитая и брошенная вражеская боевая техника.

* * *

Еще до рассвета части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса начали преследование противника.

Ночь уходила медленно. День 19 декабря 1941 года начинался серый, неприглядный. Небо было затянуто тяжелыми тучами. Шел снег. По полю, по дорогам мела сухая декабрьская поземка. На каждом шагу из-под снега торчали остовы автомашин, разбитые и застрявшие повозки, лежали конские трупы, валялось всевозможное имущество, брошенное поспешно отступающим противником.

Походные колонны двигались все дальше и дальше. Кавалеристы настигли прикрывающие части противника. Авангардный полк спешился, завязалась перестрелка.

Командир дивизии обернулся к ехавшему в нескольких шагах позади майору Линнику, приказал:

— Атакуйте в конном строю из-за правого фланга авангарда!..

Из леса вырвались эскадроны, и батальон 252-й немецкой пехотной дивизии начал поспешно отходить.

Преследование продолжалось. Без боя было захвачено большое почти уцелевшее село Толбузино. Головной отряд вышел на восточный берег реки Руза. На той стороне закрепились гитлеровцы. Они занимали командующие высоты западного берега и встретили конницу организованным огнем. В районе Дятьковской переправы втянулись в бой полки генерала Плиева.

Около полудня лесная дорога вывела к рокадному шоссе Волоколамск — Руза, проходящему по восточному берегу реки Рузы, Были получены донесения, что части первого эшелона корпуса форсировали реку, но остановлены [115] упорным сопротивлением гитлеровцев. Из Дьякова на юго-запад вытягивались колонны автомашин и повозок, отходили какие-то пехотные части.

— Уйдут ведь фашисты, Михаил Петрович, — обращаясь к Тавлиеву, проговорил Доватор. — А ну-ка рысью в обход!..

Командир корпуса сам повел резервную 20-ю кавалерийскую дивизию, чтобы отрезать противнику пути отхода. Едва голова колонны вышла из леса против деревни Палашкино, как с противоположного берега реки застрочили пулеметы. Укрытий впереди не было.

— Развертывайте части, полковник Тавлиев, — приказал генерал. — Скорее выводите на позицию артиллерию и выбивайте врага из деревни!

В сопровождении нескольких офицеров связи и ординарцев Доватор подъехал к сараю, стоявшему у самого берега, спрыгнул с коня, похлопал Казбека по шее, передавая поводья Акопяну, проговорил:

— Выводи, Саркис, хорошенько, а то застынет...

Генерал облюбовал себе место, устроился поудобнее, вынул бинокль.

Справа горело Дьяково. Вспыхивали огоньки разрывов, окутанные буроватыми облачками. Еле просматривались залегшие цепи спешенных полков. Из ближнего леса вышли эскадроны 103-го кавалерийского полка и повели наступление на Палашкино. Не успели конники спуститься на лед, как с лесной опушки загрохотали орудия — 14-й конно-артиллерийский дивизион открыл огонь по деревне.

Мимо сарая торопливо пробегали конники 22-го кавалерийского полка. Капитан Журавов со своим штабом расположился в сотне метров от Доватора. Еще левее, обходя Палашкино с юга, цепями выдвигались эскадроны 124-го кавалерийского полка.

Спешенные кавалеристы продвинулись всего с полкилометра: сильный огонь гитлеровцев вынудил их залечь. Через некоторое время три эскадрона ворвались в Палашкино с юго-востока. Но противник бросил в контратаку батальон пехоты с семью танками. Наши эскадроны откатились назад и начали окапываться.

— Тавлиев, нужно, непременно поднять бойцов в атаку! — закричал Доватор, спустился на лед, побежал к цепям 22-го кавалерийского полка. Он был в защитной бекеше, серой кубанке, с маузером в руке. За генералом [116] бросились его адъютант Тейхман, полковник Тавлиев, политрук комендантского эскадрона Карасев, несколько офицеров и солдат из охраны штаба корпуса.

Доватор пробежал уже половину расстояния до лежавших на льду цепей. Со стороны Палашкино длинной очередью залился пулемет. Доватор остановился, как-то разом сник, тяжело опустился на снег. Адъютант бросился к своему генералу, приподнял его, но был скошен следующей очередью. Рухнул ничком Тавлиев, сраженный насмерть. Кинулся к Доватору Карасев, но упал мертвым, не добежав до него нескольких шагов.

Это было в 14 часов 36 минут 19 декабря 1941 года.

На берегу видели, как упал Доватор, как падали и оставались лежать бросавшиеся в его сторону люди. Гитлеровцы продолжали строчить из пулеметов по месту, где лежал генерал.

Наконец старшему лейтенанту Куликову и младшему лейтенанту Сокирко удалось под сильнейшим обстрелом ползком подобраться к Доватору и вынести его на наш берег.

Когда Доватора подносили к сараю, прискакал подполковник Радзиевский. Взглянув на тело генерала, безжизненно поникшее на руках солдат, он замер, потом недоуменно оглянулся вокруг, словно что-то ища глазами. Из леса рысью вытягивалась колонна конницы, двигались тачанки, орудийные запряжки. Майор Шемякин доложил о подходе полка. Начальник штаба корпуса глухим, срывающимся голосом приказал ему:

— Спешивайте полк, окружайте деревню и кончайте!..

Весть о гибели Доватора разнеслась мгновенно. По боевым порядкам прокатилось одно слово: «Отомстить!»

Снова загремела батарея старшего лейтенанта Кузнецова. Расчеты старших сержантов Ершова и Костылева на руках выкатили гаубицы почти к самому берегу и прямой наводкой били по зданиям, в которых засели гитлеровцы. Огонь противника понемногу начал стихать. Конники поднялись со льда и бросились вперед, окружая деревню. Эскадрон за эскадроном врывался на улицу...

Радиостанция приняла приказ: кавалерийскому корпусу выйти из боя для выполнения новой задачи.

Подъехал Плиев, слез с коня, тяжело ступая, подошел к телу Доватора. Снял ушанку, ссутулился, долго [117] молча смотрел на мертвого. Радзиевский обратился к нему:

— Товарищ генерал, принимайте командование...

Плиев медленно поднял голову, каким-то усталым движением провел рукой по лицу, спокойным, как всегда, голосом отдал приказание о выводе дивизий в назначенные районы.

Ночью тело Доватора было отправлено для погребения в Москву. Конногвардейцы навсегда прощались со своим генералом. Их глубокую скорбь выразил в песне, ставшей очень популярной в корпусе, Иван Кармазин:

По рядам пронеслась весть печальной волной,

Что от вражеской пули проклятой

Смертью храбрых погиб народный герой —

Генерал наш любимый Доватор.

Хоть и крепок казак, закаленный в боях,

Но наполнилось сердце печалью,

И невольно слеза показалась в очах —

О герое бойцы вспоминали.

Перед прахом его поклялись казаки

Мстить врагу без конца, без пощады.

Не опустят гвардейцы стальные клинки,

Месть казачья не знает преграды...

Уже после разгрома и капитуляции гитлеровской Германии неизвестным автором была сложена последняя строфа этой солдатской песни:

...Мы фашистскую армию в прах разнесли,

Мы жестоко врагу отомстили,

В самом сердце немецкой земли —

Мы на Эльбе коней напоили...

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 декабря 1941 года Льву Михайловичу Доватору было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Имя генерала Доватора стало одним из любимых, бережно хранимых нашим народом имен героев Великой Отечественной войны.

На гжатском направлении

Советские войска продолжали развивать наступление.

Войска правого крыла Западного фронта освободили Клин, Солнечногорск, Истру, Рузу, Волоколамск, форсировали реки Москву, Рузу, Ламу. Соединения левого крыла фронта освободили Калугу. [118]

Войска Калининского фронта, нанося удары по соединениям 9-й немецкой армии, выбили гитлеровцев из Калинина и продолжали продвигаться вперед.

Войска Юго-Западного фронта, разгромив противостоящие соединения 2-й немецкой армии, освободили Елец.

К исходу 1941 года советские войска вышли на рубеж Старица, Волоколамск, Руза, Наро-Фоминск, Калуга, Белев, Чернь. Здесь они встретили сильное сопротивление противника.

Немецко-фашистское командование направило к этому времени на советско-германский фронт крупные подкрепления из Западной Европы. Во вражеском тылу спешно сооружались полевые укрепления, приспосабливались к упорной обороне населенные пункты восточнее Ржева, Вязьмы, Гжатска и далее на юг по рекам Угре и Оке. Опираясь на эти позиции, гитлеровцам удалось отразить наши попытки прорвать их оборону с хода.

В многодневных ожесточенных боях советские войска понесли серьезные потери и нуждались в отдыхе, в пополнении, в подтягивании тылов. Но обстановка не позволяла предоставить войскам этот отдых. Нельзя было дать противнику передышку для организации обороны.

Советское Верховное Главнокомандование приказало войскам Западного фронта продолжать наступление к западу от рубежа рек Ламы, Рузы, Оки.

В соответствии с указаниями Ставки командующий Западным фронтом генерал армии Г. К. Жуков решил произвести перегруппировку войск и организовать прорыв вражеской обороны на правом крыле фронта. Ближайшей задачей являлся прорыв обороны противника на западном берегу реки Ламы, на восьмикилометровом участке от Михайловки до Ананьина, и обеспечение ввода в прорыв 2-го гвардейского кавалерийского корпуса, который должен был овладеть железнодорожной станцией Шаховская и развивать удар на Гжатск.

На рассвете 10 января 1942 года началась артиллерийская подготовка; через полтора часа в наступление перешли стрелковые части, поддерживаемые танками. Из-за низкой облачности и сильного снегопада действия авиации были ограничены. Противник оказывал упорное сопротивление и предпринимал частые контратаки. К исходу дня нашей пехоте удалось продвинуться всего на два — три километра. [119]

С утра прояснилось, вражеские самолеты приступили к планомерной бомбежке наших наступающих частей. К району прорыва подтягивались резервы противника.

К исходу 12 января советские войска преодолели первую полосу обороны противника и вклинились в нее на пять — шесть километров. Гитлеровцы продолжали упорно обороняться, предпринимая сильные контратаки. В этих условиях 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу было приказано приступить к выполнению своей боевой задачи.

* * *

Генерал Плиев склонился над картой, на которой красным и синим карандашами была нанесена обстановка на участке прорыва. Несколько раз он то принимался прикидывать циркулем расстояния, то снова вел его острием на запад по тоненьким ниточкам редких полевых дорог, и каждый раз циркуль натыкался на густо заштрихованные синим населенные пункты — основные узлы обороны противника.

— Я докладывал командующему армией, что глубина вражеской обороны значительно больше, чем мы предполагали, — обратился он к подполковнику Радзиевскому. — Противник усовершенствовал наши бывшие укрепления, построил новые, пополнил свои дивизии, разбитые под Москвой. Я высказал мнение, что до более глубокого прорыва обороны противника ввод корпуса в бой нецелесообразен... — Плиев вышел из-за стола, оттолкнув табурет, заходил взад и вперед по крошечной комнатке. — Вы знаете, что Власов{14} мне ответил?.. — «Боитесь потерять свою дешевую славу?» — И так мог сказать человек, носящий звание советского генерала!.. — Плиев снова начал мерить шагами комнату по диагонали. — Я кое-как сдержался, промолчал, хотя чувствую, что здесь что-то неладно... Я, конечно, выполню боевой приказ... — Он остановился. — Но ведь нужно же воевать не нахрапом, а умением и управлять не барскими окриками и оскорблениями. Передайте, Алексей Иванович, приказание дивизиям: выступление в пять часов!..

К рассвету авангарды кавалерийских дивизий прошли Большое Голоперово и Зубово (схема 5). [120]

Авангард правой колонны вышел к боевым порядкам наших стрелковых частей, залегших перед Афанасовым, где продолжал обороняться противник. Командир дивизии решил не ввязываться в бой на рубеже еще не прорванной обороны и приказал майору Шемякину свернуть влево. Дивизия потянулась в юго-западном направлении, с трудом пробиваясь через снежные сугробы. К исходу дня авангард уперся в занятое противником село Чухолово.

Таким образом, дивизия весь день маневрировала вдоль фронта, но прошла не более десяти километров. Кони выбились из сил, артиллерия застряла где-то в лесу. Приходилось вступать в бой и самостоятельно пробиваться в тыл врага. Цепи спешенных полков медленно поползли вперед по снегу. Недостаточно подготовленная огнем атака успеха не имела.

Левая колонна корпуса еще при выдвижении из исходного района попала под фланкирующий артиллерийский огонь из Зубова, где удерживались гитлеровцы, и была вынуждена обходить населенный пункт справа. Татьянино оказалось занятым противником. На поддержку спешившемуся под его огнем авангарду командир дивизии развернул главные силы, а эскадроны майора Линника направил в обход по густому подлеску. К ночи бой затих.

С рассветом части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии совместно с танками и пехотой группы генерала Катукова возобновили наступление. Эскадроны, двигаясь по пояс в снегу, обошли лесом Чухолово, достигли окраины села и вновь попали под огонь. Бойцы начали ложиться. Тогда вперед бросился, увлекая за собой бойцов, парторг полка политрук Федор Бавыкин. Кавалеристы ворвались на улицу и в коротком рукопашном бою уничтожили противника.

Полки 4-й гвардейской кавалерийской дивизии после ожесточенного боя овладели Татьянино. Правее части генерала Катукова взяли Назарьево; левее наши войска выбили гитлеровцев из Зубово и Аксеново.

Кавалерийский корпус, введенный до полного прорыва вражеской обороны, ввязался в затяжные бои. Не имевшая достаточной пробивной силы для того, чтобы самостоятельно прорваться в тыл врага, конница начала терять свое основное свойство — подвижность. [122]

Южнее войска 16-й и 5-й армий генералов Рокоссовского и Говорова развивали успешное наступление. Немецко-фашистское командование вынуждено было начать отвод на запад своей можайской группировки.

Командующий фронтом решил использовать выгодное положение 20-й армии, нависавшей с севера над отходившими к Можайску вражескими войсками, и приказал повернуть кавалерию с шаховского направления на Гжатск.

Этот маневр был рассчитан на подвижность кавалерийских соединений. Корпус должен был, обойдя опорные пункты гитлеровцев, выйти к Гжатску и отрезать противнику пути отхода. Но в 22 часа 14 января командир корпуса получил от командующего армией Власова приказ: «Всеми силами повернуть и наступать на Середу, в дальнейшем на Гжатск». Приказ Власова противоречил общему замыслу командующего фронтом генерала армии Г. К. Жукова и бросал кавалерийский корпус на сильно укрепленное село, находившееся на рокадном большаке Шаховская — Гжатск.

Выполняя приказ командующего армией, генерал Плиев направил 3-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию через Андреевскую, Красное Село для атаки Середы с севера, а 4-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию — через Якшино, Лаптево — для атаки с северо-востока.

Завязался упорный бой за свх. Степанково. Только к 16 часам 14 января удалось выбить гитлеровцев из каменных зданий совхоза. Отойдя к Андреевской, противник снова прижал спешенные кавалерийские полки к земле. Первый эшелон корпуса вынужден был всю ночь провести на снегу при двадцативосьмиградусном морозе.

На рассвете 15 января авангардный 74-й кавалерийский полк ворвался в Андреевскую с северо-востока, но тут же был контратакован вражеским батальоном, поддержанным восемью танками. По танкам открыли стрельбу наши бронебойщики. Комсомольцы сержант Игорь Чудновский и младший сержант Иван Кривоглазов подбили из своих ружей два головных танка; остальные повернули назад. С северо-запада село атаковал 37-й кавалерийский полк под командованием подполковника Левина. На западной окраине завязали уличный бой подразделения 43-го кавалерийского полка майора Шемякина, на восточной — Добровольческий и [123] 44-й кавалерийские полки под командованием майоров Линника и Быстрова, а также головной стрелковый полк группы генерала Катукова. Кавалеристы и пехотинцы выбивали гитлеровцев из одного здания за другим, шаг за шагом продвигаясь вперед.

20-я кавалерийская дивизия ночью развернулась на левом фланге корпуса и перед рассветом подошла к Бухлову, занятому противником. Командир дивизии полковник Арсентьев, заменивший убитого полковника Тавлиева, приказал авангарду атаковать деревню. Главные силы в это время обходили село слева.

У самой околицы эскадроны 124-го кавалерийского полка под вражеским огнем залегли. Увидев это, командир дивизии направил в обход справа группу автоматчиков под командой старшего лейтенанта Козлова. Автоматчики на галопе ворвались на сельскую улицу, спешились и открыли огонь в спину оборонявшемуся противнику. Тогда командир полка майор Чекулин поднял свои эскадроны в атаку. После короткого уличного боя деревня была взята. А в это время подоспели подразделения 103-го кавалерийского полка, которые в конном строю атаковали отступающего врага и изрубили более ста солдат и офицеров.

17 января правая колонна корпуса овладела Брюхановом и начала быстро продвигаться в южном направлении. Лишь у Красного Села авангардный 47-й кавалерийский полк вынужден был спешиться и вступить в бой, который продолжался до ночи. К исходу дня корпус вышел на северный берег реки Рузы, сделав за день более двадцати километров. Поворот на юг обеспечил коннице некоторую свободу маневра и позволил оторваться от своих стрелковых соединений.

Высланные вперед разъезды донесли, что село Середа хорошо укреплено и занято значительными силами противника. Плиев снова решил обойти Середу. Но ночью был вторично получен категорический приказ Власова овладеть Середой. Вместо того чтобы использовать возможность свободного маневрирования и форсированным маршем идти на Гжатск, корпус должен был наносить фронтальный удар на хорошо укрепленные опорные пункты. Маневр кавалерии снова был скован.

Ранним утром 18 января 3-я гвардейская кавалерийская дивизия ввязалась в бой за переправу через реку Рузу у Красного Села на большаке Шаховская — [124] Середа. Бой затянулся и только ночью кавалеристы и лыжники захватили переправу. Левая колонна также была задержана упорным сопротивлением противника на переправах. Авангарды стрелковых дивизий снова догнали конницу.

Утром 19 января 2-й гвардейский кавалерийский корпус атаковал опорный пункт Середу. Противник для прикрытия своего отхода на гжатскую линию обороны оставил в селе арьергард в составе трех пехотных батальонов.

Авангардный 37-й кавалерийский полк, в командование которым вступил капитан Клименко, с хода перешел в наступление. Эскадроны старших лейтенантов Ильи Бурунова и Ивана Картечкина ворвались в село и завязали уличный бой. Вправо и влево от авангарда развернулись главные силы дивизии. Батареи вели по селу сосредоточенный огонь.

Разъезды, действовавшие вокруг Середы, обнаружили вражескую пехотную колонну, двигавшуюся со стороны станции Княжьи Горы по направлению к Середе. Создалась угроза правому флангу и даже тылам 3-й гвардейской кавалерийской дивизии, полностью втянувшейся в бой. Тогда генерал Плиев приказал направить два полка для разгрома колонны противника.

Эскадроны 50-го кавалерийского полка под командованием майора Немова, заранее развернувшись на выгодном рубеже, встретили колонну огнем. Гитлеровцы развернулись и перешли в наступление. Конники сделали вид, что они отходят. Гитлеровцы бегом бросились вдогонку. В этот момент по их флангу ударили выскочившие из леса в конном строю эскадроны 74-го кавалерийского полка под командованием подполковника Красношапки. Два батальона противника были разгромлены.

20-я кавалерийская дивизия обходила Середу с юго-востока и с юга. При выходе из леса она была атакована тридцатью пикирующими бомбардировщиками. «Юнкерсы» заставили колонны укрыться в лесу и более часа ожидать ухода самолетов.

22-й и 124-й кавалерийские полки спешились, развернулись и перешли в наступление. 103-й кавалерийский полк и лыжники обошли Середу с юга и завязали бой на Гжатском большаке. Противник подвез на бронетранспортерах батальон пехоты и бросил его в контратаку. [125] Бой не прекращался до самой ночи. Сопротивление врага начало слабеть. Генерал Плиев приказал резервному полку атаковать Середу с запада. Майор Калинович вывел из боя два эскадрона, посадил их на коней и приказал перехватить большак, выходящий на юго-запад. Почувствовав угрозу полного окружения, гитлеровцы начали поспешно отходить на гжатскую линию обороны.

* * *

После этого боя 2-й гвардейский кавалерийский корпус получил приказ к исходу 20 января 1942 года главными силами выйти в район Буриново, а передовыми частями овладеть переправами через реку Гжать, имея в виду в дальнейшем развивать удар на Гжатск. Конница снова должна была действовать на гжатском направлении. Но сутки, потерянные на атаку Середы, позволили противнику опередить конницу. В ночь на 20 января противник оставил Можайск и начал общий отход на гжатскую линию обороны.

За день кавалеристы прошли более пятнадцати километров. Левая колонна корпуса натолкнулась на упорное сопротивление противника. Два вражеских батальона с одиннадцатью танками при поддержке самолетов контратаковали Никольское. Огнем нашей артиллерии вражеская атака была отбита. Противник отошел к Куклову и там снова закрепился. Пришлось развертывать главные силы 20-й кавалерийской дивизии. После ожесточенного боя, в котором смертью храбрых пал командир 22-го кавалерийского полка капитан Журавов, село было очищено от противника. Кавалеристы захватили пять гаубиц, три танка, много других трофеев. Ночью они продолжали преследовать отходившие вражеские части. 24 января наши войска подошли к гжатской линии обороны противника, прикрывавшей пути на Сычевку, Гжатск и Вязьму. Они атаковали опорные пункты противника с хода, но были встречены организованным огнем и успеха не имели. Немецко-фашистскому командованию удалось отвести на заранее подготовленный оборонительный рубеж свои главные силы, где в них были влиты маршевые пополнения.

2-й гвардейский кавалерийский корпус продолжал двигаться уступом вперед на левом фланге 20-й армии. [126]

4-я гвардейская кавалерийская дивизия, шедшая в правой колонне корпуса, атаковала село Березки, превращенное гитлеровцами в сильный опорный пункт, выбила оттуда противника и подошла к Большим Триселам. Атака с хода успеха не принесла. Под вражеским огнем части дивизии развернулись в боевой порядок и к исходу дня залегли в полкилометре от села. 3-я гвардейская кавалерийская дивизия, наступавшая в левой колонне корпуса, после пятичасового боя вышла к опорному пункту врага в Быково.

Поступило новое приказание командующего армией — сломить сопротивление противника на промежуточном рубеже, разгромить его арьергардные части и продолжать выполнять боевую задачу. Генерал Плиев доложил, что кавалерийские дивизии первого эшелона остановлены не арьергардными частями на промежуточном рубеже, а вышли к заранее подготовленному оборонительному рубежу, занятому крупными силами противника, которые поддерживают танки и авиация. Несмотря на это, Власов снова повторил свое приказание — ускоренной атакой конница должна овладеть сильно укрепленными опорными пунктами Большие Триселы и Быково и наступать в направлении узла дорог Карманово. Кавалерийскому корпусу, сильно поредевшему в боях, предстояло нанести фронтальный удар с целью прорыва сильной полевой оборонительной позиции противника.

Генерал Плиев решил нанести главный удар 3-й и 4-й гвардейскими кавалерийскими дивизиями по селу Большие Триселы. 20-я кавалерийская дивизия наносила удар по Быково. Весь корпус, таким образом, наступал в одном эшелоне.

25 и 26 января 1942 года в леденящую стужу и снежную метель части 3-й и 4-й гвардейских кавалерийских дивизий предприняли шесть атак на Большие Триселы. Несколько раз удавалось ворваться в село. Завязывались жестокие рукопашные бои, но под ударами противника наши части вынуждены были отходить. В этих боях дивизии понесли тяжелые потери.

Ночью была произведена перегруппировка с целью нанести основной удар с юга, чтобы перерезать дорогу между Большими Триселами и Быковом. С утра 27 января наступление возобновилось. Первым подошел к дороге эскадрон старшего лейтенанта Картечкина. Перед [127] самой дорогой кавалеристы были прижаты к земле огнем. Солдаты начали окапываться.

В этот момент в рядах наступающих появился комиссар дивизии Александр Овчинников. В простом солдатском полушубке, ушанке и валенках он во весь рост шел по снежному полю, направляясь ко взводу младшего лейтенанта Владимирова. Вот он наклонился, поднял автомат убитого солдата, повернулся к залегшим на снегу цепям и громким голосом крикнул:

— Коммунисты, за мной!.. В атаку! — и побежал вперед, не оборачиваясь, уверенный, что за ним пойдут все.

— Комиссар в цепи...

— Вперед!..

Весь эскадрон поднялся и бросился к дороге.

Овчинников пробежал немного. Совсем рядом встал огненно-черный столб разрыва; осколками мины комиссар был тяжело ранен. Но эскадроны 37-го кавалерийского полка уже ворвались в окопы, перерезали большак. Капитан Клименко приказал переходить к обороне. Солдаты поспешно углубляли захваченные окопы, бронебойщики и пулеметчики оборудовали огневые позиции для противотанковых ружей и пулеметов, артиллеристы на руках подкатывали сорокапятимиллиметровки.

Загрохотали гаубицы, завыли мины. Из Больших Трисел на окопы эскадрона двинулись девять танков, за ними показалась пехота.

Батарея старшего лейтенанта Мельникова открыла беглый огонь. Старший сержант Федин подбил головной танк, еще два танка загорелись от выстрелов бронебойщиков лейтенанта Харитоненко. Четвертый танк взорвался, очевидно, на собственной мине. Вражеская пехота залегла. Справа подошли и развернулись эскадроны 43-го кавалерийского полка майора Шемякина. Конники заняли оборону на большаке и до наступления темноты отбили четыре атаки противника.

20-я кавалерийская дивизия произвела семь атак на Быково, но также не добилась успеха. В ночь на 28 января перед Быково остались лишь эскадроны 103-го кавалерийского полка, а главные силы обошли село с юго-запада и на рассвете атаковали его с этого направления. Конники 22-го и 124-го кавалерийских полков перекололи вражеское боевое охранение и ворвались на улицу села. [128]

Противник подтянул два пехотных батальона на автомашинах и вместе с десятью танками атаковал прорвавшиеся в село полки, угрожая перерезать им путь отхода. Ввиду численного превосходства врага было приказано отходить. Для прикрытия выхода из боя главных сил было оставлено по одному эскадрону от каждого полка — не более шестидесяти бойцов с двумя противотанковыми пушками. С этими эскадронами остались оба командира полков — майоры Бросалов и Чекулин и комиссар 124-го кавалерийского полка старший политрук Зубков. Противнику удалось окружить оба наши эскадрона в юго-восточной части Быково. Они заняли круговую оборону и упорно оборонялись.

Командир дивизии полковник Евгений Арсентьев организовал контратаку с целью пробиться к окруженным эскадронам, но атака успеха не имела; вторая атака тоже была безрезультатной. Окруженные эскадроны оказали гитлеровцам исключительно упорное сопротивление. Командиры полков рассчитывали продержаться до темноты, а ночью организовать прорыв. Но противник подтянул к зданиям, где засели кавалеристы, танки. Всю ночь в воздухе висели осветительные ракеты, фашисты открывали сильный огонь по каждому, кто появлялся наружу.

Незадолго до рассвета старший политрук Зубков с группой солдат двинулся к танкам. Смельчаки подобрались к ним почти вплотную и гранатами подожгли три машины. Остальные открыли огонь. В неравной борьбе все смельчаки пали смертью храбрых, погиб и их руководитель офицер Зубков. Трем солдатам удалось пробраться к нашим войскам.

На рассвете была предпринята общая атака дивизии, но и она захлебнулась.

Как только совсем рассвело, гитлеровцы перешли в атаку на окруженные эскадроны. Еще два часа держалась горстка героев. Но вот к домам вплотную подошли танки, открыли огонь. Дома загорелись.

Фашисты прекратили стрельбу, ожидая неминуемой сдачи в плен оставшихся в живых кавалеристов. Но из пылавших зданий послышалось пение:

— Мы жертвою пали в борьбе роковой...

Рухнули прогоревшие стропила, похоронив под собой бесстрашных солдат и офицеров 20-й кавалерийской дивизии, до конца выполнивших свой долг перед Родиной. [129]

...Прошло семь месяцев боев. Остались позади первые Схватки с врагом на реках Меже и Ламе, бои на дальних подступах к Москве, жестокое сражение на Волоколамском шоссе, на берегах Истринского водохранилища. Но не забудутся лихие удары по вражеским тылам в Смоленщине и в Подмосковье, тяжелый боевой путь гвардейской кавалерии. На этом пути остались священные могилы лучших из лучших солдат, сержантов, офицеров, отдавших свою жизнь в боях за свободу и независимость Отечества. Много храбрых, честных, несгибаемых осталось на этом славном пути. Позади могила Доватора, впереди — его немеркнущая слава!

Впереди новые задачи, впереди жестокая борьба с понесшим серьезное поражение, но все еще сильным врагом. [130]

Глава вторая.

Год великого перелома

На реке Гжать

После зимних боев 2-й гвардейский кавалерийский корпус был выведен в резерв Ставки Верховного Главнокомандования.

В марте 1942 года в корпус прибыли генерал-майор В. В. Крюков, назначенный его командиром, и военком корпуса бригадный комиссар Е. А. Щукин.

Владимир Викторович Крюков — кадровый офицер, коммунист. Участник первой мировой и гражданской войн, человек с большим служебным, боевым и партийным опытом, Крюков воевал с белофиннами в 1939–1940 годах, за что был награжден орденом Ленина. Во время Великой Отечественной войны принимал участие в героической обороне Ленинграда.

После приказа об установлении в армии [131] полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров начальником политотдела корпуса был назначен полковой комиссар Тимофей Федорович Дробиленко, а начальником штаба корпуса — полковник Борис Владимирович Мансуров. Дивизиями командовали полковники Павел Трофимович Курсаков, Григорий Иванович Панкратов и Михаил Данилович Ягодин. Они сражались вместе почти три года, до самой победы.

Корпус приступил к приведению частей в порядок и к боевой подготовке.

Полкам двух гвардейских дивизий была присвоена новая нумерация.

3-я гвардейская кавалерийская дивизия:

37-й полк 9-й гвардейский кавалерийский полк

43-й полк 10-й гвардейский кавалерийский полк

47-й полк 12-й гвардейский кавалерийский полк

1-й Особый полк 14-й гвардейский кавалерийский полк

4-я гвардейская кавалерийская дивизия:

44-й полк 11-й гвардейский кавалерийский полк

50-й полк 13-й гвардейский кавалерийский полк

74-й полк 15-й гвардейский кавалерийский полк

Добровольческий казачий полк 16-й гвардейский кавалерийский полк

На вооружение корпуса поступала новая боевая техника. В дивизиях формировались конно-артиллерийские дивизионы, зенитные батареи, саперные эскадроны и эскадроны связи, дивизионные тылы. Были сформированы корпусные артиллерийские, минометные, противотанковые и зенитные части, подразделения связи и тыла. Прибыли маршевые пополнения, за счет которых части укомплектовались до штатных норм. Офицеры и солдаты, штабы, части и подразделения изучали боевой опыт, осваивали новую технику, совершенствуя свое воинское мастерство, овладевая искусством ведения современного общевойскового боя. Были доукомплектованы политические отделы дивизий и корпуса, организована корпусная газета «Гвардейское знамя». [132]

Личному составу корпуса торжественно вручались нагрудные значки «Гвардия». Полки — при полном боевом вооружении, с развернутыми Боевыми Знаменами — были построены в пешем строю. Командиры эскадронов и батарей зачитывали списки тех, кто доблестными боевыми делами заслужил право приколоть к своей гимнастерке значок гвардейца.

* * *

Радостным событием для всего личного состава явился приезд в корпус Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина.

На митинге Михаил Иванович передал кавалеристам привет от Центрального Комитета Коммунистической партии, от Советского правительства, от народов нашей Родины.

«...Крестьяне, рабочие, интеллигенция, — говорил М. И. Калинин, — все честные советские граждане Белоруссии, Украины и других республик и областей нашего государства, находящихся временно под ярмом оккупантов, ждут Красную Армию как свою освободительницу [133] от поработителей, от тяжелых бедствий и мучительных страданий.

...Разрешите, товарищи, надеяться, что красная конница, ваше соединение, прославленное своими боевыми действиями против немцев, ознаменует себя столь же славными делами, как и под руководством товарища Доватора...»

Однажды в корпус приехала большая группа английских корреспондентов. Они побывали в столовых, клубах, полюбовались на конно-спортивные состязания и, наконец, попросили ознакомить их с «казачьей тактикой», что выдало истинную цель визита. Им была предоставлена возможность присутствовать на одном из полковых учений с боевой стрельбой.

Не отрывая глаз от биноклей, корреспонденты наблюдали, как, прижимаясь вплотную к огневому валу, пригибаясь от близких разрывов снарядов, по полю наступали спешенные эскадроны, ведя огонь по «противнику», обозначенному мишенями.

Командир 103-го кавалерийского полка подполковник Калинович решил показать гостям не только современную тактику конницы, но и блеснуть традиционной кавалерийской лихостью. В то время как спешенные эскадроны атаковали передний край обороны и развивали успех в глубине, резервный эскадрон в конном строю продвигался вперед, маскируясь перелесками. Едва оборона «противника» была прорвана, из окопчика, откуда наблюдал за «боем» командир полка, взвилась ракета. Эскадрон вырвался из леса, сверкая шашками устремился вперед. Артиллерия образовала огневое окаймление атакующих. Кавалеристы проскочили через боевые порядки спешенных эскадронов, налетели на «резервы противника», обозначенные станками с лозой.

После занятий руководитель группы корреспондентов пожелал говорить с командиром полка. Через несколько минут к англичанину подошел Калинович, остановился в нескольких шагах, щелкнул шпорами, приложил ладонь к кубанке, спокойным, чуть насмешливым взглядом уставился на собеседника.

— Господин казачий офицер доставил нам огромное удовольствие, показав блестящие действия своего великолепного полка, — держа перед собой зажатую между пальцами правой руки трубку, говорил англичанин. — Мы в восторге, что у нашего доблестного союзника сохранилась [134] его могучая кавалерия, которая так отважно сражается на полях общих битв с германскими войсками. Но не считаете ли вы, господин подполковник, — обратился он к Калиновичу, — что танковые войска теперь с успехом могут разрешать все те боевые задачи, которые раньше могла выполнять только одна кавалерия?

Калинович выслушал перевод, не задумываясь, ответил:

— Мне еще не приходилось драться с гитлеровцами совместно с доблестными союзными войсками. Я не имел также удовольствия видеть в бою великолепную британскую кавалерию... — Скрывая набежавшую усмешку, он чуть тронул коротко подстриженные усики. — Танки вещь сильная, а во взаимодействии с кавалерией они еще сильнее.

Англичанин, покуривая и часто кивая, внимательно слушал. Чувствовалось, что он понимает русский язык, но почему-то предпочитает объясняться через переводчицу. Он немного подумал, улыбнулся и нравоучительно проговорил:

— Мы, британцы, в нашей экспедиционной армии во Франции в сороковом году обходились совершенно без кавалерии. — Он еще шире улыбнулся, показав золотые челюсти, внушительно поднял указательный палец правой руки и добавил: — Известно ли господину подполковнику, что во всей британской экспедиционной армии была только одна лошадь — лошадь лорда Горта, командующего армией и заядлого спортсмена-конника?

Калинович болезненно переживал не только любую насмешку над кавалерией, но и просто недооценку ее роли в современной войне. Он готов был вспылить, но вспомнил приказание командира дивизии «быть дипломатом» и сдержался. Приятно улыбаясь, спросил:

— А не известно ли господину корреспонденту, успел британский командующий эвакуировать свою лошадь или она вместе со всем вооружением и боевой техникой экспедиционной армии была захвачена под Дюнкерком немцами? — И, погасив улыбку, добавил: — Я тоже заядлый спортсмен-конник, и мне очень жаль, если великолепная лошадь лорда Горта досталась гитлеровцам.

Переводчица, немного помявшись, не глядя на англичанина, начала переводить. Только что любезно улыбавшийся [135] джентльмен смотрел на нее злыми водянистыми глазами. Однако глава корреспондентов овладел своими чувствами, дослушал перевод, прикусив зубами мундштук, сухо процедил:

— О нет, господин подполковник, лошадь лорда Горта, конечно, была эвакуирована. Ведь у Британии еще достаточно тоннажа...

— Мне это очень приятно слышать, господин корреспондент, — еще суше бросил Калинович, повернулся и пошел навстречу ординарцу, уже подводившему Мишку. Через минуту он мчался галопом в расположение своего полка.

* * *

Немецко-фашистское командование, воспользовавшись отсутствием второго фронта в Европе, а также нашими ошибками в ведении наступательных операций весной 1942 года на харьковском, керченском и других направлениях, бросило против советских войск большую часть своих резервов. Вражеские войска прорвали наш Юго-Западный фронт, подошли к Воронежу и Волге, вышли к перевалам Главного Кавказского хребта, к Грозному и Орджоникидзе. С 17 июля 1942 года на сталинградском направлении начались ожесточенные бои с превосходящими силами противника.

В оборонительных боях советские войска остановили ударную группировку врага под Сталинградом. Завязались упорные бои в самом городе.

Противник подтягивал к Сталинграду все новые силы и бросал их в бой. Чтобы не дать врагу возможности маневрировать резервами, Советское Верховное Главнокомандование организовало ряд частных наступательных операций. Одна из таких операций была проведена в августе 1942 года на Западном фронте.

После артиллерийской и авиационной подготовки войска Западного фронта перешли в наступление и прорвали заранее подготовленную оборону противника. Гитлеровцы подтягивали резервы, бросали в контратаки пехоту и танки, поддерживая их крупными силами авиации. Советские войска, продолжая продвигаться вперед, создали угрозу железной дороге Ржев — Сычевка — Вязьма. В случае захвата советскими войсками этой важнейшей рокады гитлеровцы вынуждены были бы очистить весь Ржевско-Сычевский выступ фронта, который [136] немецко-фашистское командование рассматривало как исходный плацдарм для нового наступления на Москву с запада. Гитлер приказал командующему 9-й немецкой армией удерживать плацдарм до последнего солдата. Командующий группой армий «Центр» был вынужден перебросить часть сил в район Карманово для флангового удара по нашим наступающим войскам.

Командующий Западным фронтом генерал армии Г. К. Жуков направил в этот район переданный фронту из резерва Ставки 2-й гвардейский кавалерийский корпус. Коннице была поставлена задача захватить плацдарм на западном берегу реки Гжать, чтобы создать угрозу флангу кармановской группировки противника.

И вот по дорогам Подмосковья вновь потянулись на запад походные колонны кавалерийских дивизий. Они шли громить врага, по-прежнему угрожавшего столице Родины — Москве.

На второй день нашего наступления хорошая летняя погода испортилась. Пошли дожди, перешедшие затем в ливни. Дороги, разбитые проходившими войсками, машинами, орудиями, превратились в глубокие канавы, на полметра покрытые густой грязью. Как только конница сошла с шоссе и углубилась в леса, простиравшиеся вплоть до района сосредоточения, стал отставать автотранспорт и обоз.

Пройдя за четыре ночных перехода около ста пятидесяти километров, корпус сосредоточился в лесах юго-западнее Погорелого Городища (см. схему 2), а в ночь на 6 августа выступил дальше.

Ночь выдалась непроглядно темная. Было сыро, холодно, не переставая моросил дождь. Кавалерия продвигалась медленно. Солдаты и офицеры не спали пятую ночь. Они понуро сидели в седлах — мрачные, злые, кутаясь в плащ-палатки. Тело было налито свинцовой тяжестью, мокрая одежда прилипала к коже. Нестерпимо хотелось лечь, вытянуться и забыться бездумным сном.

Командир корпуса вместе со штабом ехал верхом впереди головного полка резервной дивизии. Уже в первые часы ночного марша стало ясно, что движение замедлится еще больше, когда конница начнет обгонять наступающие стрелковые части. Дороги были забиты войсками и обозами, то и дело создавались «пробки». До оборонительного рубежа на реке Гжать оставалось [137] около десяти километров. Уже совсем близко были стрелковые дивизии.

Крюков повернулся и посмотрел на начальника штаба воспаленными от бессонницы глазами, дотронулся рукой до его плеча:

— Борис Владимирович?

Мансуров дремал, ссутулясь в седле; он склонился к передней луке, не чувствуя, что ему за воротник шинели стекают струйки воды. Он вздрогнул и наклонился к командиру корпуса.

— Слушаю...

— Передайте радиограмму Панкратову и Ягодину, чтобы они выслали сильные авангарды от своих дивизий. Авангарды должны с хода захватить переправы на реке Гжать и удерживать их до подхода главных сил корпуса.

В авангарды были назначены 11-й и 12-й гвардейские кавалерийские полки, которыми командовали подполковники Сергей Аристов и Антон Ласовский.

...Было уже совсем светло, когда авангарды вышли к реке Гжать. Дождь прекратился, но воздух был насыщен сыростью. Над рекой, над низинами висел неплотный туман. Обычно немноговодная в это время года, Гжать от проливных дождей разлилась в широкий бурный поток глубиной до трех — четырех метров. Никаких переправочных средств авангарды не имели. На берегу также не было ни лодки, ни плота, ни досок.

Начали переправляться вплавь. Станковые пулеметы и несколько пушек, которые не отстали на марше от кавалерии, заняли огневые позиции. Головные отряды достигли противоположного берега, развернулись, двинулись вперед.

В километре от реки эскадроны старших лейтенантов Чекулева и Архипова были встречены огнем. Кавалеристы спешились и с хода перешли в наступление. Из-за реки ударили наши пушки. Цепи быстро сближались с окопавшимся противником. В ожесточенной схватке гитлеровцы были выбиты из окопов.

К 8 часам утра 7 августа авангарды перешли на западный берег, окопались, укрыли лошадей. Саперы переправляли на плотах станковые пулеметы, противотанковые орудия, минометы. Неуклюжие плоты, сделанные из сырых бревен, глубоко уходили в воду, их сносило быстрым течением. Не было ни весел, ни канатов. В ход [138] пошли лопаты, связанные поводья, доски, подобранные по пути «хозяйственными мужичками» из обозников.

Над переправой пронеслись два «Мессершмитта», снизились, сделали круг, дали несколько пулеметных очередей и ушли на Запад.

— Ну, жди гостей, — говорили бывалые, хорошо знакомые с повадками противника солдаты. — Не иначе — за «Юнкерсами» пошли.

И действительно, около полудня послышался нарастающий гул. В небе показались самолеты. Завыли бомбы, прокатилось эхо взрывов. Над Гжатью поднялись огромные столбы воды и грязи. Переправу материальной части пришлось приостановить. Зенитные батареи еще не подошли: воздушную атаку отражали только огнем стрелкового оружия. «Юнкерсы» отбомбились и ушли обратно.

К реке подходили все новые полки. От одного берега к другому сновали плоты, на которых переправлялись пулеметные эскадроны, противотанковые и минометные батареи.

Командир корпуса решил силами двух кавалерийских дивизий овладеть плацдармом в районе Решетниково, Колокольцево и Ярыгино.

К вечеру главные силы корпуса сосредоточились на западном берегу реки.

На рассвете 3-я и 4-я гвардейские кавалерийские дивизии перешли в наступление. Противник занимал позиции на командных высотах, в приспособленных к обороне населенных пунктах в трех — четырех километрах от реки и встретил наступающих организованным огнем. Завязались упорные, затяжные бои на западном берегу реки Гжать. Несколько раз наши спешенные полки врывались во вражескую оборону, завязывали бой в глубине, но противник подтягивал резервы и снова оттеснял конников.

Необходимо было как можно быстрее перебросить на западный берег Гжати дивизионную и корпусную артиллерию. Работа саперных эскадронов по обеспечению переправы приобретала решающую роль. Командование корпуса со страниц газеты «Гвардейское знамя» обратилось к саперам с призывом:

«Гвардейцы-саперы! Ваши товарищи за рекой ждут, что вы исполните свой долг!»

Переправа происходила под непрерывными авиационными [139] налетами и артиллерийским обстрелом. Саперы работали несколько суток подряд без отдыха, почти без сна, делали десятки рейсов в день, восстанавливали разбитые плоты и паромы, строили новые. Самую тяжелую часть работы, самые опасные и ответственные задания выполняли коммунисты, своим героическим трудом увлекая остальных.

Через Гжать переправлялись артиллерийские и минометные батареи, занимали огневые позиции близ боевых порядков кавалерийских полков.

Противник также непрерывно подтягивал пехоту, артиллерию, танки. Немецко-фашистское командование направило в район переправы 5-ю танковую, 36-ю моторизованную и 78-ю пехотную дивизии, поставив перед ними задачу выбить наши части с захваченных плацдармов.

Генерал армии Жуков приказал коннице прекратить наступление, закрепиться на своих позициях на западном берегу реки Гжать и прочно удерживать их.

* * *

На рассвете 15 августа 1942 года противник произвел воздушный налет, а затем открыл сильный артиллерийский огонь.

Командир корпуса приехал на наблюдательный пункт 4-й гвардейской кавалерийской дивизии. Полковник Панкратов встретил генерала около блиндажа и доложил:

— Гитлеровцы атакуют на стыке 11-го и 16-го полков.

Крюков подошел к стереотрубе, начал разглядывать приближающегося противника. Было отчетливо видно, как справа из леса, стреляя на ходу, шли двенадцать танков. За ними наступали два пехотных батальона. Слева тоже шли танки и двигались густые цепи пехоты. Перед нашими позициями вздыбились красновато-черные столбы разрывов осколочно-фугасных снарядов.

Первым атакующего противника встретил эскадрон старшего лейтенанта Тришина. Едва кавалеристы успели после авиационного и артиллерийского налетов изготовиться к бою, как на них обрушилась лавина танков.

Открыли огонь противотанковые пушки старшего сержанта Диденко и сержанта Будкина.

С двухсот метров Диденко подбил танк, от второго его выстрела задымила еще одна машина. Будкин, быстро наводя орудие, ловил на прицел танки, четырьмя [140] выстрелами два из них были подбиты. Густо дымя, они стояли неподалеку от огневой позиции.

Не сбавляя скорости, на батарею шли остальные машины. Стрелять уже было поздно. Стальная махина наползала на первое орудие. Тогда Диденко, раненный в лицо осколком снаряда, метнул гранату. Раздался взрыв. Танк осел, но по инерции наехал на пушку. Весь расчет во главе с сержантом Диденко погиб на боевом посту.

Один танк ринулся на второе орудие, но связка ручных гранат, метко брошенная заряжающим комсомольцем Виктором Адолжаевым, перебила ему гусеницы. Танк неуклюже закрутился на месте, треща пулеметом. Будкин развернул пушку вправо и выстрелом в упор зажег машину. Остальные танки прошли через боевые порядки эскадрона и устремились к переправе.

Вражеская пехота наступала вслед за танками, ведя на ходу беспорядочный огонь из автоматов. В полкилометре от наших окопов гитлеровцев накрыли залпы минометных батарей. Прорваться через эту огневую завесу гитлеровцы не смогли.

После непродолжительного, но интенсивного артиллерийского обстрела вражеские пехотинцы снова бросились в атаку. Тогда старший лейтенант Тришин выскочил из завалившегося окопчика и побежал навстречу врагу. Солдаты устремились вслед за командиром эскадрона, началась рукопашная. Гитлеровцы были отброшены. Коммунист Тришин пал в этом бою смертью храбрых. Командование эскадроном принял политрук Колотов.

Еще раз гитлеровцы пошли в атаку, но снова потерпели неудачу. Опять налетели «Юнкерсы», бомбили и обстреливали наполовину засыпанные окопы. Только улетели самолеты, хлынула пехота. После отражения и этой атаки политрук Колотов решил отвести уцелевших солдат. Пехота противника обтекала фланги, и эскадрон оказался почти окруженным. Штыками и гранатами кавалеристы разорвали смыкавшееся кольцо. Во время прорыва Колотов погиб.

Вражеские танки устремились из Решетниково, угрожая отрезать части 4-й гвардейской кавалерийской дивизии от переправы. Дорогу им преградил эскадрон старшего лейтенанта Масленникова.

Расчет пушки старшего сержанта Стрельцова уничтожил [141] два танка. Еще два остановились, подбитые из противотанковых ружей бронебойщиками Николаем Казаковым и Якубом Салиевым. Из двенадцати машин остались только две; они развернулись и ушли назад.

На смену танкам подошли вездеходы с пехотой. Младший лейтенант Бублик подбежал к двум своим пулеметам, занимавшим огневые позиции правее дороги. Два других пулемета, расположенные левее дороги, возглавил старший сержант Потапов. Послышалась команда:

— Четыре! Наводить в фланговую. С рассеиванием — огонь!

Дружно ударили пулеметы. Солдаты лейтенанта Петросяна, подбежав к сбившимся в кучу вездеходам, начали забрасывать их гранатами, в упор расстреливать уцелевших от пулеметного огня гитлеровцев.

Противник еще раз бросил на конников авиацию, потом снова произвел огневой налет. Эскадрон капитана Кищенко был атакован двумя ротами пехоты; впереди цепей двигались двадцать два танка.

Атаку отбивали бронебойщики. Хорошо окопавшиеся расчеты Ивана Щербака, Остапа Карася и Валия Гизиндинова открыли огонь. Первым добился попадания старший сержант Щербак. Надвигавшийся на него танк остановился, хлопая рассеченной гусеницей.

Зорко следил за приближающимися танками Валий Гизиндинов. Вот он, не торопясь, приложился, выстрелил — танк остановился как вкопанный. Гизиндинов перезарядил ружье и, тщательно прицелившись, поджег вторую машину. Третий танк отважный бронебойщик поджег уже метрах в тридцати от своей огневой позиции. При этом он чуть не поплатился жизнью. В пылу сражения он не заметил, как из-за правого борта горевшей машины выскочил вражеский танк и на полной скорости устремился на окоп. В последний миг Гизиндинов успел упасть на дно окопа. Тяжелое ружье упало ему на спину. Грохочущая машина промчалась над окопом. Осыпалась сухая земля. Валий осторожно выглянул — танк разворачивался совсем близко. Сильным броском метнул противотанковую гранату, скользнул вниз. Прогремел взрыв, и четвертый вражеский танк запылал.

За уничтожение четырех танков ефрейтор Валий Гизиндинов был награжден орденом Ленина. [142]

Части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии, оборонявшие полосу Колокольцево, Ярыгино, также отбили в этот день все атаки гитлеровцев и удержали свои рубежи.

До наступления темноты противник еще четыре раза переходил в атаку, еще три раза налетали «Юнкерсы» на совершенно сравнявшиеся с землей окопы. Но кавалеристы отразили все попытки врага прорваться к переправе, сбили пять бомбардировщиков и уничтожили 46 танков. Вскоре на смену кавалерийскому корпусу подошли стрелковые соединения. Корпус был выведен во фронтовой резерв.

Итак, войска Западного фронта сорвали вражеское наступление в районе Жиздры и Сухиничи, захватили плацдарм на западном берегу реки Гжать и нанесли тяжелые потери соединениям 9-й немецкой армии. Наши войска продвинулись на запад более чем на пятьдесят километров и освободили Зубцов, Погорелое Городище, Карманово.

Действия конногвардейцев в августовских боях 1942 года на реке Гжать были высоко оценены Родиной. Указом Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество 11-й гвардейский кавалерийский полк под командованием подполковника Сергея Аристова и 16-й гвардейский кавалерийский полк под командованием подполковника Якова Агеева были награждены орденом Красного Знамени.

Это были первые части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса, награжденные орденами во время Великой Отечественной войны.

Сорок суток в тылу врага

19 ноября 1942 года советские войска перешли в контрнаступление под Сталинградом с целью окружения и уничтожения 6-й полевой и 4-й танковой армий врага. Одновременно наши войска продолжали проводить наступательные операции и на других фронтах. Целью одной из таких частных операций на Западном фронте, помимо оковывания противника, была ликвидация Ржевско-Сычевского выступа и освобождение железнодорожной магистрали Москва — Великие Луки. [143]

Немецко-фашистское командование придавало большое значение удержанию района Ржев, Сычевка, глубоко вдававшегося в наше расположение на смежных крыльях Калининского и Западного фронтов. Противник постоянно совершенствовал в инженерном отношении свои позиции в этом районе и подготовил сильно укрепленные оборонительные полосы, проходившие по реке Вазузе. Основу оборонительных полос составляли превращенные в опорные пункты деревни и села. Опорные пункты соединялись между собой несколькими линиями траншей полного профиля, сильно были развиты инженерные заграждения. Ржевско-Сычевский выступ обороняли две танковые, одна моторизованная и шестнадцать пехотных дивизий из состава 9-й немецкой армии.

Командующий Западным фронтом генерал-полковник И. С. Конев решил главный удар нанести силами войск 20-й армии в общем направлении Гредякино, Катерюшки. 2-й гвардейский кавалерийский корпус, предназначенный для развития успеха этой операции, получил приказ форсировать реку Вазузу, пересечь железную дорогу Ржев — Вязьма и выйти в Медведовский лес (схема 6).

Утром 25 ноября 1942 года началась артиллерийская подготовка. По вражеским позициям был сосредоточен огонь большой силы. Но метеорологические условия затрудняли стрельбу: шел снег, видимость была чрезвычайно плохой. Только частям 247-й стрелковой дивизии удалось прорвать передний край вражеской обороны и овладеть деревнями Зеваловка и Кузнечиха. Из показаний пленных выяснили, что по западному берегу реки Вазузы противник имел только сильное боевое охранение. Главная полоса обороны была отнесена от берега реки на несколько километров. Следовательно, наша артиллерийская подготовка велась по отдельным окопам боевого охранения, тогда как основные огневые точки оказались неподавленными. Плохо проведенная предварительная разведка привела к тому, что основные силы 20-й армии своей задачи не выполнили и понесли серьезные потери.

С утра 26 ноября в бой был введен 6-й танковый корпус. Под прикрытием танков наши стрелковые соединения форсировали Вазузу, подошли к главной полосе обороны и завязали бои за опорные пункты Кобылино, Бобровка, Пруды. Танки прорвались в стыке [144] между Никоново и Арестово, и одни, без пехоты, устремились в глубину обороны, неся тяжелые потери от огня артиллерии и авиации противника. К исходу дня остатки корпуса сосредоточились в Медведовском лесу.

Командующий фронтом приказал генералу Крюкову переправить главные силы кавалерийского корпуса на западный берег Вазузы, совместно с пехотой и танками овладеть опорными пунктами Большое Кропотово, Подосиновка и продолжать выполнять ранее поставленную задачу.

Командир корпуса решил: части 20-й кавалерийской дивизии переправятся у Зеваловки и будут наступать на Никоново, Большое и Малое Кропотово; 3-я гвардейская кавалерийская дивизия, переправившись у Пруды, развернет наступление на Подъяблоньку и Подосиновку; 4-я гвардейская кавалерийская дивизия составит второй эшелон корпуса.

...Кавалерийский корпус подошел к переправам через реку Вазузу в морозную безлунную ночь. На переднем крае шла перестрелка.

Авангард 20-й кавалерийской дивизии вышел к обрывистому спуску на ледовую переправу у деревни Зеваловки. Части вторых эшелонов пехоты и артиллерии, множество обозов и транспортов скопились на берегу, ожидая своей очереди, спеша к своим соединениям, которые вторые сутки вели бой.

Командир дивизии полковник Курсаков, подъехав к остановившемуся у переправы авангарду, сразу увидел, что из этой «пробки» скоро не выбраться. В раздумье он остановился на обочине дороги. В это время к нему подскакал один из офицеров разведывательного отделения и доложил, что левая переправа почти свободна от войск.

— Командира 103-го ко мне! — приказал командир дивизии.

От группы что-то надсадно кричавших друг другу людей отделилась фигура всадника.

— Слушаю, товарищ полковник, — доложил Калинович.

— Поворачивайте полк на Пруды и немедленно переправляйтесь! Выходите на рубеж Большое Кропотово, Подосиновка, устанавливайте связь с пехотой. На этом рубеже полк должен обеспечить ввод в прорыв главных сил. [146]

В четыре часа утра головной отряд миновал развалины деревни Кузнечихи и спустился в заметенную снегом лощину. На подходе к Ново-Гриневке дозоры попали под обстрел. Старший лейтенант Акарский остановил эскадрон, выслал дополнительные дозоры, чтобы случайно не столкнуться со своими, и донес командиру полка.

Прискакал полковник Калинович. Командир эскадрона доложил, что деревня, по-видимому, занята противником и что наших стрелковых частей не обнаружено. Оба стояли молча прислушиваясь: привычное ухо фронтовика различало характерный стук вражеских пулеметов. Часто рвались мины, с завыванием проносились снаряды, где-то за спиной, в направлении переправ, гулко грохотали разрывы.

Калинович прервал молчание.

— Четвертый эскадрон, к пешему бою! Наступать на Ново-Гриневку. Огня не открывать, пока лично не убедитесь, что в деревне гитлеровцы. Вас будут поддерживать полковые минометы и две батареи конно-артиллерийского дивизиона. Уступами вправо и влево за вашим эскадроном развертываю главные силы. Если противника в деревне нет, дайте две белых и зеленую ракеты, сажайте людей и снова вперед!

Акарский отъехал. Послышались негромкие команды, лязг оружия, фырканье лошадей. Из темноты выросли силуэты людей, двигавшихся по направлению к развалинам Ново-Гриневки.

Батальонный комиссар Чуренков, узнав, что головной отряд пошел вперед, слез с седла, передал поводья коноводу и в сопровождении двух автоматчиков зашагал за цепями спешенного эскадрона.

Бойцы головного отряда осторожно, короткими перебежками, приближались к Ново-Гриневке. До развалин оставалось метров двести. Вдруг небо прорезал слепящий свет нескольких ракет. Люди попадали в снег. На окраине засверкали вспышки, застрекотали пулеметы.

Поняв, что деревня занята противником, Акарский послал связных во взводы с приказанием атаковать. Стрельба усиливалась. Затем командир эскадрона поднялся, передернул затвор автомата и, обернувшись назад, крикнул:

— В ата-ку!..

Заглушая стрельбу, дружно покатилось родное, так [147] хорошо знакомое и все же каждый раз захватывающее душу «ура-а-а!» Темные фигуры в полушубках и шинелях бросились вперед. Около самой деревни кавалеристы были остановлены огнем пулеметов и автоматов и вынуждены были вновь залечь на снегу. В этой перестрелке погиб старший лейтенант Акарский.

Над головами с шуршаньем проносились мины, между развалинами засверкали разрывы. Заговорила дивизионная артиллерия. Эскадрон, увлекаемый младшим лейтенантом Слободаном, снова поднялся в атаку. У самой околицы выросла темная глыба дзота{15}. Из амбразур мигали огоньки пулеметных очередей. Слободян с гранатой в руке бросился к дзоту и упал, раненный двумя пулями. В рядах наступающих солдат, оставшихся без офицеров, на какое-то мгновение произошло замешательство.

В этот критический момент боя раздался громкий голос батальонного комиссара Чуренкова:

— Коммунисты, комсомольцы — вперед!

Эскадрон ворвался в деревню, завязалась рукопашная схватка. Гитлеровцы перешли в контратаку. На Чуренкова наскочило больше десяти вражеских солдат. Он выпустил по ним в упор автоматную очередь, но и сам был убит.

В деревню ворвались подошедшие эскадроны. К рассвету Ново-Гриневка была полностью очищена от противника.

Едва эскадроны 103-го кавалерийского полка вышли на западную окраину деревни, как со стороны Малого Кропотова показались тринадцать вражеских танков. За ними двигалась пехота. Полковник Калинович приказал перейти к обороне.

Командир первой батареи старший лейтенант Матюшенко приказал выкатить орудия на открытые позиции.

Расчет орудия старшего сержанта Дражаника быстро изготовился к бою. Бывалый наводчик прильнул к окуляру прицела, быстро вращая механизмы наводки, начал выцеливать приближающийся танк. Номера застыли на своих местах. Грохнул первый выстрел. Снаряд ударился в борт машины, пробил броню и, взорвавшись внутри танка, вызвал детонацию боезапаса. Башню с коротким орудийным стволом взрывом отбросило далеко [148] в сторону. Левее загремело орудие старшего сержанта Дегтярева. Уже вторым снарядом Дегтярев сорвал гусеницу совсем близко подошедшего танка. А затем он подбил и второй танк. Еще один танк рванулся в сторону: из-под его корпуса вспыхнуло пламя. Танк встал, очевидно, подорвавшись на собственной мине. Уцелевшие вражеские машины повернули назад и двинулись в направлении на Малое Кропотово. Пехота залегла.

Через полчаса гитлеровцы возобновили наступление, но оно также успеха не имело. Третий батальон 195-го гренадерского полка отошел в Малое Кропотово.

...Полковник Курсаков прислушивался к перестрелке. Он понимал, что его авангард втянулся в серьезный бой. — Вот вам и ввод в прорыв... — недовольно обратился он к молодому подполковнику, недавно назначенному на должность начальника штаба дивизии. — Говорил я: выслать свою разведку, не полагаться на дядю. А вы — свое: «Все учтено, все уточнено!» Командиров полков ко мне!..

Павел Трофимович Курсаков был одним из тех военных, на долю которых выпала основная тяжесть боевых солдатских трудов в первый период существования Советского государства, которые, не жалея сил, крепили могущество Советской Армии в мирное время и которые составили руководящие командные кадры наших Вооруженных Сил в годы Великой Отечественной войны.

Рано началась трудовая жизнь Павла Курсакова. После смерти отца он уже двенадцати лет пошел учеником на стекольный завод. В 1916 году Курсаков был призван в армию. Молодой кавалерист втянулся в подпольную революционную работу. В партию он вступил сразу же после Февральской революции. В первые дни Октября Курсаков ушел в Красную Гвардию. Участвовал [149] в боях против чехословацких легионов и «самарской учредилки», против армий Колчака. Был командиром взвода, политруком, командиром эскадрона.

3-я Туркестанская кавалерийская дивизия, в которой служил тогда Курсаков, в 1920 году была переброшена в Фергану на борьбу с басмачеством. Потом — бои на Западном фронте, поход к берегам Вислы, жестокие схватки с пилсудчиками.

После гражданской войны Курсаков много учится. В 1940 году, командуя кавалерийским полком, Павел Трофимович сражается против белофиннов. В бою он был тяжело ранен. Хотя врачи считали его положение почти безнадежным, могучий организм и сильная воля Курсакова победили смерть. В июле 1941 года полковник Курсаков снова был на боевом посту, в первых рядах защитников Родины{16}.

Через несколько минут к командиру дивизии подъехали командиры полков. Курсаков отдал короткий боевой приказ на развертывание главных сил дивизии.

В результате упорных, напряженных боев части 20-й кавалерийской дивизии выбили врага из населенных пунктов Крюково, Арестово и Большое Кропотово. Части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии атаковали и взяли опорные пункты врага в Подъяблоньке и Подосиновке.

Обе дивизии первого эшелона корпуса прорвали главную полосу вражеской обороны в стыке 78-й пехотной и 5-й танковой дивизий. Противник несколько раз переходил в контратаки танками и пехотой при поддержке крупных сил авиации. После ожесточенного боя, смолкшего только ночью, кавалеристы, понеся большие потери, оставили Большое Кропотово, Подосиновку и отошли в район Крюково, Арестово и Подъяблонька. Было сбито одиннадцать вражеских бомбардировщиков и уничтожено двадцать четыре танка. [150]

Таким образом, 2-й гвардейский кавалерийский корпус был брошен не в готовый прорыв, а на непрорванную оборону противника.

* * *

Около часу ночи 28 ноября полковник Курсаков возвратился из штаба корпуса в расположение своей дивизии. В течение дня наша пехота и танки безуспешно пытались овладеть опорными пунктами на западном берегу Вазузы и понесли при этом серьезные потери. Понимая, что конница днем явилась бы прекрасной мишенью для авиации и артиллерии противника, командир корпуса генерал Крюков приказал дивизии проскочить между опорными пунктами противника ночью в конном строю.

По тревоге были подняты полки. Усталые, невыспавшиеся солдаты седлали лошадей, подтягивали подпруги, строились повзводно. Скакали офицеры связи. Командиры частей спешили в штаб за получением задачи.

Командир 20-й кавалерийской дивизии решил прорваться по глубокой лощине между Малым Кропотовым и Подосиновкой, имевшей ширину всего полтора — два километра.

В два часа ночи 103-й кавалерийский полк, шедший в авангарде дивизии, выступил с исходного положения. В головном отряде действовал третий эскадрон старшего лейтенанта Пащенко.

Вражеские пулеметчики били из дзотов длинными очередями. Временами вспыхивал ружейный огонь и так же внезапно прекращался. В небе часто загорались осветительные ракеты, заливая окрестность белым светом. Тогда окружающие предметы казались какими-то неживыми, чрезвычайно ясными и близкими. За каждым кустиком, в каждом овражке чудился притаившийся враг. Дозоры, жались в колонне, осаживая коней...

20-я кавалерийская дивизия двигалась глубоко эшелонированно. Авангард двигался в предбоевом порядке. Уступами за головным отрядом, в линии колонн по звеньям, шли первый и второй эскадроны. Каждый эскадрон имел полковые и противотанковые пушки, станковые пулеметы. В середине следовали две батареи 14-го конно-артиллерийского дивизиона, штаб полка и боевой обоз. Замыкал колонну четвертый эскадрон. [151]

В полкилометре за авангардным полком двигались штаб дивизии, резервный дивизион, эскадроны саперный и связи. Главные силы — 124-й и 22-й кавалерийские полки с приданной им артиллерией — под командованием полковника Есаулова развернулись вправо и влево за авангардом.

Эскадроны, обходя вражеские опорные пункты лощинами и прямо по полю, шли широкой рысью. Орудийные запряжки выбивались из сил, от лошадей валил пар.

Восток уже начал сереть, когда конники подошли к железнодорожной будке. Головная походная застава была встречена огнем, спешилась, начала отвечать. Старший лейтенант Пащенко развернул эскадрон и спешил взводы. Первый эскадрон галопом бросился вправо, охватывая противника с севера. Еще правее во весь конский мах мчались резервные эскадроны 22-го и 124-го полков. Загремело «ура!» Орудия дали несколько выстрелов по будке. После короткой схватки рота 215-го гренадерского полка была уничтожена. Эскадроны подтянули коноводов и уже на рассвете пересекли железнодорожное полотно, разбегавшееся на Ржев и на Вязьму. Саперы взорвали мост.

Авангардный полк приближался к дороге, идущей поперек пути конницы из Филиппова на Карпишки. Вдоль припорошенного снегом молодого ельника тянулась какая-то колонна. Полковник Калинович карьером кинулся влево, там раздались команды. Сверкнули шашки. Из-под копыт взвихрился снег. Второй эскадрон атаковал противника, изрубил полсотни гитлеровцев, захватил шесть гаубиц.

124-й кавалерийский полк ночью выступил из Крюкова. Правый боковой отряд в темноте подошел к окраине Большого Кропотово и был встречен огнем вражеского боевого охранения. Эскадрон спешился, развернулся и вступил в перестрелку.

Услышав выстрелы, командир полка майор Прозоров выскочил к боковому отряду и приказал второму и четвертому эскадронам атаковать противника. Всю ночь шел горячий бой.

На рассвете показались вражеские танки. Открыли огонь наши противотанковые пушки. Майор Прозоров был тяжело ранен, управление боем нарушилось. Два эскадрона в конном строю прорвались южнее Большое Кропотово и ушли с главными силами дивизии. [152]

22-й кавалерийский полк ночью шел широкой рысью, обходя вражеский опорный пункт Подосиновку.

Рано утром полк вышел к небольшой высотке восточнее железнодорожной будки, где был встречен огнем вражеской пехоты, находившейся в окопах. Чернея на белом снегу, по дороге ползли тридцать танков. Командир полка подполковник Алахвердян приказал эскадронам занять круговую оборону. Вытягиваясь в линию, танки сворачивали с дороги и, зарываясь в снегу, двигались к высоте, охватывая с флангов наши эскадроны.

Третья батарея 14-го конно-артиллерийского дивизиона была окружена и открыла сильный огонь.

Старший сержант Костылев поджег танк. Задымились и встали еще две машины. Остальные повернули назад. Противник немедленно возобновил атаку. Вражеские танки, ведя огонь из пушек и пулеметов, атаковали батарею. Снаряды рвались в расположении упряжек, большая часть лошадей была выведена из строя. Наши артиллеристы подбили еще пять танков.

Шесть часов 22-й кавалерийский полк вел неравный бой. Геройски погиб подполковник Александр Алахвердян. Раненый командир батареи капитан Николай Курганский приказал катить на руках два уцелевших орудия. Остатки полка отошли к Арестово...

Заместитель командира дивизии полковник Есаулов не справился с поставленной ему задачей, не выполнил боевой приказ и не сумел ввести в прорыв главные силы дивизии.

К полудню 28 ноября части 20-й кавалерийской дивизии — восемь эскадронов с 22 орудиями и минометами — сосредоточились в Медведовском лесу...

...Полковник Курсаков напряженно прислушивался [153] к нараставшему грохоту боя. На всем протяжении фронта прорыва гремела сильная артиллерийская канонада. Он задумчиво ходил взад и вперед по лесной опушке, временами останавливался и вскидывал к глазам бинокль. «Неужели Ягодин не прорвался?» — думал Курсаков. Как бы отвечая на эти мысли, из-за деревьев вышел начальник оперативного отделения.

— Что, товарищ Щупик?.. — обратился к нему Курсаков.

— Товарищ полковник, командир 3-й дивизии подъезжает к нашему капе{17}, — приложив руку к ушанке, четко доложил капитан.

На опушку выехала группа всадников на взмыленных лошадях.

— Прорвался, Михаил Данилович? Как части? — торопливо спросил Курсаков.

Полковник Ягодин слез с коня, поздоровался, мрачно ответил:

— Прорвался 12-й полк да штаб дивизии. Остальные полки понесли большие потери. Убит Клименко... Прорыв не удался...

* * *

Противник закрыл прорыв нашей кавалерии через линию железной дороги Ржев — Вязьма на участке 78-й пехотной и 5-й танковой дивизий. Из Вязьмы подошли части 9-й немецкой танковой дивизии.

Командующий фронтом снова приказал генералу Крюкову продолжать выполнять ранее поставленную задачу. Частям 4-й гвардейской кавалерийской дивизии полковника Панкратова и группе генерала Деде-Оглу (части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии и остатки 22-го кавалерийского полка) 29 ноября пришлось вновь с боем прорывать вражескую оборону.

11-й и 16-й гвардейские кавалерийские полки подполковников Аристова и Агеева взяли Подосиновку, но вскоре были выбиты контратакой двух батальонов вражеской пехоты, поддержанных 30 танками и авиацией. К исходу дня, понеся большие потери, полки отошли в Подъяблоньку и Хлепень. Не смогла прорваться и группа генерала Деде-Оглу. [154]

Части 20-й Кавалерийской дивизии 29 и 30 ноября также вели ожесточенные бои, стремясь прорваться навстречу корпусу. 124-й и 103-й кавалерийские полки майора Журбы и полковника Калиновича овладели совхозом Никишкино и Белохвостово. Однако к исходу дня контратаками пехоты и танков, поддержанными авиацией и бронепоездом, противнику удалось вернуть потерянные населенные пункты. Части полковника Курсакова снова вынуждены были уйти в лес.

30 ноября батальон 10-го мотогренадерского полка с двенадцатью танками занял Белохвостово и совхоз Никишкино. Еще два батальона пехоты и двадцать танков сосредоточились в районе станции Осуга. Создалась угроза окружения конницы в небольшом Медведовском лесу, в непосредственной близости к линии фронта, откуда противник мог непрерывно подтягивать резервы.

Командиры частей и старшие политработники были вызваны на командный пункт. Так громко именовался небольшой шалаш, сделанный из сосновых ветвей и покрытый плащ-палатками. В шалаше было тесно. Пар от дыхания мешался с клубами табачного дыма. Скупо мигала приплюснутая сверху гильза малокалиберного снаряда с вставленным в нее фитилем, наполненная просоленным автомобильным бензином. Собрались Курсаков, Ягодин, Алексеевский, Федоров, Жмуров, Калинович, Журба, Сапунов, Агуреев, Кратов, Амирагов.

— Получена радиограмма командующего фронтом, — откашливаясь, начал негромко Курсаков. — Кавалерийская группа под моей командой направляется в глубокий тыл противника для партизанских действий в направлении железной дороги Ржев — Великие Луки и большака Сычевка — Холм Жирковский. Через Карповский большак будем прорываться двумя эшелонами. Сегодня ночью — в первом эшелоне 12-й гвардейский и 124-й кавалерийские полки с дивизионной артиллерией. Завтра ночью — 103-й кавалерийский полк. Машины сжечь. Зенитки подорвать, зенитчиков передать на усиление артиллерийского дивизиона и полковых батарей. В затяжной бой при прорыве не ввязываться. Идти на первое сборное место — урочище Починковский мох. Там получите дальнейшие указания.

Прорвавшись через большак, кавалерийская группа ушла в глубь Вяземских лесов и к 4 декабря 1942 года расположилась под вековыми соснами урочища Починковский [155] мох. Это было обширное лесисто-болотистое пространство, удаленное на сорок километров от большака Оленино — Белый. Морозы сковали окрестные болота, метели занесли их сугробами снега. Даже сильные отряды противника не рисковали забираться в такую глухомань. Большинство близлежащих деревень было сожжено гитлеровцами. Население или ушло в партизанские отряды или скрывалось от карателей в лесу.

Тропы, выходившие из урочища, были перекрыты сторожевыми заставами, связанными со штабом телефоном. На удобных для движения противника подступах к лесу были сделаны завалы, заложены мины. Во все стороны высылались разъезды, пешие и лыжные разведывательные группы. Вскоре самолеты установили связь с конницей, привезли приказ Военного Совета фронта: подчинить себе местные партизанские отряды и совместно с ними громить вражеские тылы.

Разведка установила, что в село Ильюшкино прибыл вражеский гарнизон и что там имеются продовольственные склады. В ночь на 16 декабря село Ильюшкино было окружено эскадронами 12-го гвардейского и 124-го кавалерийских полков и партизанским отрядом «За Родину». Противник был захвачен врасплох. После короткого ночного боя конники и партизаны уничтожили запасный батальон.

Конные и лыжные отряды хозяйничали на коммуникациях противника. Разведчики взорвали два моста на участке железнодорожной магистрали Ржев — Великие Луки. Разъезд уничтожил мост через Днепр на большаке Сычевка — Холм Жирковский. Конники и партизаны нападали на автоколонны противника, жгли и уничтожали его склады, громили этапные команды.

Военный Совет фронта прислал конникам радиограмму:

«Браво, кавалеристы! Беспощадно громите тылы противника. Высоко держите героические традиции Первой Конной армии. Товарищеский привет всем бойцам.

Конев, Булганин»

Фронтовое командование снабжало кавалерийскую группу всем необходимым. По ночам самолеты У-2 садились на оборудованную конниками площадку, доставляли продовольствие, боеприпасы, медикаменты, почту, обратными рейсами вывозили тяжелораненых и больных. [156]

Условия жизни конников в тылу противника были крайне тяжелыми. Стояла суровая зима, мороз доходил до двадцати пяти градусов. Люди жили в шалашах из сосновых ветвей, обогревались у костров, да и то только днем, не имели возможности ни раздеться, ни как следует помыться. Основным пищевым рационом была конина, а также концентраты и сухари, доставляемые самолетами. Особенно плохо было с конским составом. Вначале фуражировочные партии привозили болотное, смешанное с осокой сено, солому с крыш лесных хуторов и деревушек, но скоро и этого не стало. Кормов не было, начался падеж лошадей.

Но и в этих исключительно тяжелых условиях в группе советских воинов, действующих во вражеском тылу, была организована подчиненная строгому воинскому распорядку жизнь. Проводились поверки, осмотры оружия и обмундирования, выводки конского состава, занятия с солдатами и офицерами. Мощная радиостанция, доставленная на самолете, позволила наладить регулярный прием сообщений Советского Информационного бюро. На единственной пишущей машинке печатались «Боевые листки». Солдаты интересовались событиями под Сталинградом, ходом нашего наступления на юге. Большую радость принесло известие, что в ноябрьских боях наши войска прорвали оборону противника юго-западнее Ржева и перерезали железную дорогу Ржев — Вязьма.

Коммунисты в этих условиях показали себя передовыми бойцами, по ним равнялась, за ними шла беспартийная масса. Ряды партийной организации за время пребывания в тылу врага выросли. В партию пришли солдаты, сержанты, офицеры, проверенные в суровых испытаниях войны.

Как только погода немного прояснилась, вражеская авиация активизировала свои действия. Целыми днями кружились «рамы», разыскивая затерявшуюся в лесах Вяземщины конницу.

Наша разведка установила, что гитлеровцы занимают все уцелевшие населенные пункты, расположенные вокруг урочища Починковский мох. Из допроса пленных удалось установить, что вражеское командование сняло с фронта всю 87-ю пехотную дивизию и несколько лыжных батальонов и поставило перед ними задачу уничтожить советскую кавалерию. [157]

Кавалеристы получили приказ Военного Совета фронта выходить из тыла противника на соединение со своими войсками.

В ночь на 24 декабря кавалерийская группа выступила из урочища Починковский мох. Шли лесами. Дороги были занесены снегом. Люди, сами совершенно обессиленные, протаптывали в глубоком снегу путь, чтобы как-нибудь провести в поводу падавших от истощения лошадей. Марши совершались только ночью. Впереди колонны, вслед за головным походным охранением, то поругиваясь, то посмеиваясь, подбодряя уставших, шагал, опираясь на палку, плотный пожилой человек с тяжелым, прерывистым из-за не вынутой с сорокового года белофинской пули дыханием — Павел Трофимович Курсаков.

Несколько суток конники нащупывали слабые места вражеской обороны. Лыжные разведывательные группы, пройдя лесом десятки километров, выходили на большак, завязывали перестрелку, отвлекали внимание противника. Наконец кавалерийской группе удалось коротким ударом прорваться через Шиздеровский большак, сильно укрепленный и обороняемый врагом, и выйти в войсковой тыл прифронтовых частей противника.

Пробираясь дальше по бездорожью, ведя беспрерывные бои с преследующими вражескими частями, кавалерийская группа в ночь на 6 января 1943 года прорвалась через передний край противника и соединилась с частями Калининского фронта.

Советское правительство высоко оценило боевые дела кавалеристов. Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР Курсакову Павлу Трофимовичу было присвоено звание генерал-майора. Военный Совет Западного фронта от имени Президиума Верховного Совета СССР наградил орденами и медалями 527 офицеров, сержантов и солдат кавалерийской группы.

На Центральном фронте

Битва под Сталинградом явилась началом коренного перелома в ходе Великой Отечественной войны. Советская Армия нанесла врагу сокрушительный удар.

Контрнаступлением наших войск началось массовое изгнание гитлеровских захватчиков из Советского Союза. [158]

Наступательные действия Советской Армии развернулись на огромном фронте от Ленинграда до Орджоникидзе. Только за три зимних месяца 1942/43 года советские войска вернули Родине всю территорию Воронежской и Сталинградской областей, почти весь Северный Кавказ, Ростовскую, Харьковскую и Курскую области. Немецко-фашистские войска в конце марта 1943 года были отброшены на линию: Мценск, Новосиль, Малоархангельск, Дмитров-Орловский, Севск, Рыльск, Сумы, Белгород, Волчанск и далее на юг по западному берегу Северного Донца.

8 февраля 1943 года войска 60-й армии генерала Черняховского освободили Курск. Советская Армия вышла к северным границам Украины и развивала удары на Севск, Глухов, Новгород-Северский.

На это важнейшее направление из-под Сталинграда были переброшены армии генерала Рокоссовского, образовавшие Центральный фронт. В состав войск нового фронта Ставка Верховного Главнокомандования включила и 2-й гвардейский кавалерийский корпус, находившийся после ноябрьских боев 1942 года в резерве Западного фронта. 20-я кавалерийская дивизия после сорокасуточного рейда по вражеским тылам была сосредоточена в районе Турдей для отдыха и пополнения. Корпусу была придана 7-я кавалерийская дивизия, прибывшая с Дальнего Востока.

Железнодорожные эшелоны один за другим прибывали на станцию Ефремов. Полки выгружались, расходились по окрестным селам и деревням, готовились к походу. Предстоял большой марш в трудных условиях.

В ночь на 14 февраля 1943 года кавалерийские дивизии выступили из районов выгрузки.

Пройдя свыше четырехсот километров, конница сосредоточилась на левом крыле Центрального фронта. Командующий фронтом генерал-полковник К. К. Рокоссовский приказал корпусу захватить Севск, перерезать железнодорожную магистраль Москва — Киев и выйти к реке Десне (схема 7).

Морозной февральской ночью потянулись на северо-запад походные колонны 2-го гвардейского кавалерийского корпуса.

Около 19 часов 1 марта авангардный 15-й гвардейский кавалерийский полк подошел к юго-восточной окраине Севска. Город занимали два батальона 108-й венгерской [159] легкопехотной дивизии, входившей в состав 8-го армейского корпуса. Противник открыл артиллерийский огонь. Эскадрон старшего лейтенанта Калиниченко спешился, развернулся, перешел в наступление на город. Ударили батареи майора Лобырева.

Командир 4-й гвардейской кавалерийской дивизии полковник Панкратов направил 11-й гвардейский кавалерийский полк в обход Севска с запада, приказав перерезать противнику пути отхода на Суземку и Середину-Буду. В сумерках подполковник Аристов повел свой полк колонными путями и вскоре перехватил оба большака. Эскадрону старшего лейтенанта Кузнецова было приказано атаковать город с севера и установить связь с танковыми частями. Эскадроны старших лейтенантов Романова и Садовникова наступали на Севск с запада. Окруженные кавалеристами, танкистами и мотострелками вражеские части яростно оборонялись. Уже далеко за полночь смолкли последние выстрелы. Севск был освобожден.

Противник принимал меры, чтобы не допустить распространения прорыва нашей конницы. 8-му венгерскому корпусу было приказано оборонять железную дорогу, а для разгрома конногвардейцев немецко-фашистское командование спешно подтягивало 1-ю кавалерийскую дивизию СС.

Генерал Крюков решил силами 4-й и 3-й гвардейских кавалерийских дивизий взять вражескую конницу в клещи и уничтожить ее на марше, в невыгодной для противника обстановке.

Выполняя приказ командира корпуса, авангардные 15-й и 12-й гвардейские кавалерийские полки пропустили вражескую конницу мимо Севска и, когда головная колонна ее вышла из леса на дорогу в Середина-Буда, [160] с двух сторон атаковали. Понеся значительные потери, эсэсовская конница отошла.

После успешного боя кавалерийские дивизии стремительным маршем вышли на железнодорожную магистраль и в ночь на 4 марта овладели Середина-Буда.

Авангард левой колонны корпуса подошел к большому селу и узловой станции хут. Михайловский. Разведка установила, что ночью противник успел подбросить по железной дороге два батальона 105-й легкопехотной дивизии. Эти батальоны заняли оборону на восточной окраине села.

Главные силы 3-й гвардейской кавалерийской дивизии на марше в снежную метель отстали. Командир 9-го гвардейского кавалерийского полка майор Черников принял решение немедленно атаковать противника, чтобы не дать ему возможности закрепиться. Эскадроны капитана Фесенко и старшего лейтенанта Разуваева с хода прорвались на окраину села и завязали уличный бой. Эскадрон старшего лейтенанта Попова обходил село с юга. Противник заметил обход, открыл артиллерийский огонь и бросил свою пехоту в контратаку. Эскадрон залег, поспешно окапываясь.

Недалеко от дороги, вдоль которой атаковал противник, занял огневую позицию станковый пулемет парторга эскадрона сержанта Соловьева. Пулеметчик выпустил уже несколько лент и заставил вражеских пехотинцев залечь. К нему начали пристреливаться минометы. Соловьев был ранен, наскоро перевязался и продолжал стрельбу. Еще четыре раза поднимались в атаку цепи противника, и каждый раз Соловьев огнем своего пулемета заставлял фашистов откатываться назад. Он был ранен вторично, но не оставил пулемета до конца боя. За отвагу и мужество сержант Соловьев был награжден орденом Ленина.

Пока авангард вел неравный бой, подоспели главные силы, грозя перерезать противнику последний путь на северо-запад. Хутор Михайловский был полностью освобожден. Противник оставил в нем двадцать два орудия, несколько железнодорожных составов с различным имуществом, много других трофеев.

Вражеским войскам не удалось удержать магистраль Москва — Киев. Под ударами советской кавалерии венгерские дивизии продолжали откатываться на запад, к реке Десне. [162]

* * *

Войска Центрального фронта, ведя авангардные бой, продолжали сосредоточение. Передовые части 65-й армии генерала Батова наступали на Дмитровск-Орловский, танкисты генерала Богданова — на Суземку. Конногвардейцы генерала Крюкова при внезапно наступившей оттепели продолжали марш в западном направлении.

16-й гвардейский кавалерийский полк атаковал село Красичка, лежащее на новгород-северском большаке. Эскадрон лейтенанта Апуты спешился и наступал вдоль дороги. Эскадрон старшего лейтенанта Яманова обошел Красичку лесом и атаковал противника с тыла. Гитлеровцы отошли к реке Десне.

Преследуя остатки разгромленной 108-й легкопехотной дивизии, 11-й гвардейский кавалерийский полк атаковал Знобь-Новгородскую.

Головной отряд старшего лейтенанта Садовникова попал у села под огонь, спешился, вступил в перестрелку. Лейтенант Пода галопом вывел свой взвод на фланг эскадрона, подскочил к самым цепям противника. Расчеты сняли пулеметы с тачанок. Пода сам лег к «Максиму», подавил вражеский пулемет на околице. Головной отряд ворвался в Знобь-Новгородскую. Остальные эскадроны в конном строю охватывали село с севера и с юга. Противник, не принимая боя, поспешил отойти.

К исходу 6 марта 1943 года 4-я гвардейская кавалерийская дивизия вышла на восточный берег Десны и сосредоточилась в районе Белые Березки, станция Знобь.

В авангарде левой колонны двигался 12-й гвардейский кавалерийский полк. Дорогу полку преградили части 105-й легкопехотной дивизии, занимавшие узел дорог Степное. Противник оказывал упорное сопротивление и неоднократно переходил в контратаки.

В одном бою на капитана Салимова наскочило десятка полтора вражеских солдат. Салимов, отстреливаясь, уложил пятерых, но и сам был тяжело ранен. Фашисты устремились на него со штыками наперевес. Трое кавалеристов заметили опасность, угрожавшую раненому офицеру, и бросились на помощь. Сержант Тютин автоматной очередью скосил нескольких солдат. В диске кончились патроны, сухо щелкнул без выстрела затвор. Фашисты замахнулись штыками на лежавшего [163] Салимова. Тютин кинулся вперед, прикрыв капитана своим телом. Доблестный советский воин, кандидат партии, погиб геройской смертью, свято выполняя старую, суворовскую традицию: «Сам погибай, но товарища выручай!» Тютин был посмертно награжден орденом Красного Знамени.

Два часа отбивался авангардный полк от численно превосходящего противника, обеспечивая маневр главных сил, которые обошли Степное и перерезали все выходящие из села дороги.

Кавалеристы разгромили два окруженных батальона 105-й пехотной дивизии.

К рассвету 7 марта 3-я гвардейская кавалерийская дивизия сосредоточилась в районе Хильчичи, Шатрищи, Вовна, выдвинув передовые части на берег Десны.

Приказ командующего фронтом был выполнен — 2-й гвардейский кавалерийский корпус нанес тяжелое поражение 105-й и 108-й венгерским легкопехотным дивизиям и перерезал железнодорожную магистраль Москва — Киев, продвинувшись за семь суток боев более чем на восемьдесят километров.

* * *

Наступление войск Центрального фронта создавало угрозу так называемому «орловскому бастиону», являвшемуся основным исходным плацдармом противника для нового наступления на Москву с юго-запада. Гитлер перебросил из Западной Европы в район Орла крупные резервы и поставил перед группой армий «Центр» задачу разгромить советские войска, занимавшие курский выступ фронта.

Конно-лыжная группа генерала Крюкова с выходом на рубеж реки Десны нависла над южным флангом орловской группировки противника, оказавшись на восемьдесят километров впереди соединений левого крыла Центрального фронта и более ста километров впереди частей правого крыла Воронежского фронта, задержанных упорным сопротивлением гитлеровцев в районе Дмитровск-Орловский, Суземка и западнее Льгова.

Штаб конно-лыжной группы разместился в небольшой украинской деревушке.

...Крюков лежал на деревянной кровати под лохматой буркой. Он не спал. Мысли обгоняли друг друга: [164]

«8-й венгерский корпус разгромлен. Командование противника направило на этот участок фронта крупные резервы. Разъезды, перебиравшиеся на западный берег Десны, сообщили о прибытии в Новгород-Северский 4-й немецкой танковой дивизии. Подходят части 102-й венгерской легкопехотной дивизии...»

Крюков приподнялся на кровати, закурил. Откинулся на подушку, прикрыл глаза, продолжая думать: «Фронт корпуса — около восьмидесяти километров. Артиллерия, автомашины, обозы отстали. Лыжные бригады не имеют тяжелого вооружения. 7-я кавалерийская дивизия и танковые части не подошли. Не хватает боеприпасов, продовольствия, фуража, горючего».

Скрипнула дверь, на пороге показался Мансуров.

— Что нового, Борис Владимирович?..

— Шифровка от командующего фронтом... — Вид у начальника штаба был озабоченный.

Генерал взял бумагу и начал читать. Мансуров молчал. В полумраке лицо его казалось бледным. Генерал посмотрел на полковника.

— Ясно?.. — спросил он.

— Нет, не ясно, — отозвался Мансуров.

Крюков подошел к столу, наклонился над картой, задумчиво сказал:

— Командующий фронтом, учитывая выдвинутое и чрезвычайно растянутое положение конницы, приказал корпусу отойти на рубеж Ново-Ямское, Севск и занять оборону в стыке обоих фронтов. Это хорошо... Но только — поздно. Командование противника уже готово начать наступление. Части вражеских дивизий имеют сильную артиллерию, авиацию, больше трехсот танков. Гитлеровцы обязательно пойдут на наш корпус — на Севск и на Курск... Они сильнее, чем мы... Но отходить нельзя!.. Как только конница начнет отход... сомнут!..

Крюков встал, медленно, в раздумье, зашагал из угла в угол.

— Это именно то, что я предвидел. Нам придется вести боевые действия в виде маневренной обороны, на промежуточных рубежах, вести тяжелые бои, изматывать и обескровливать крупные силы врага и наносить ему жестокие удары. Враг силен. Его нужно бить умело, побеждать малой кровью!..

Крюков снял трубку и приказал дежурному телефонисту соединить его с командирами дивизий. [165]

* * *

Первый удар противник нанес по левому флангу кавалерийского корпуса.

На рассвете 11 марта 1943 года 28 бомбардировщиков налетели на село Вовна и полчаса бомбили и обстреливали эскадроны 12-го гвардейского кавалерийского полка. Самолеты еще кружились в небе, когда началась артиллерийская подготовка. От бомбежки и обстрела загорелись дома, село утонуло в облаках дыма.

Гитлеровцы начали наступление. Батальон 33-го мотогренадерского полка с восемнадцатью танками надвигался от Теофиловки, другой батальон и еще двадцать танков — со стороны Калиевки. Первую атаку врага наши эскадроны отразили. После этого противник бросил дополнительно батальон пехоты и четырнадцать танков. Полк был окружен, но продолжал ожесточенно сражаться.

На эскадрон старшего лейтенанта Ханукаева наступало до батальона пехоты при поддержке танков. На их пути, за небольшим замерзшим прудом, стояло противотанковое орудие старшего сержанта Ушакова. Обходя пруд, танки вынуждены были поворачиваться бортами. Ушаков ловил на прицел одну машину за другой. Выстрелы звучали нечасто, размеренно. Расчет орудия уничтожил восемь танков. За этот подвиг старший сержант Ушаков был награжден орденом Красного Знамени, младший сержант Пашенцев и рядовые Сычев и Бочаров — орденами Отечественной войны.

Орудие старшего сержанта Белова подбило еще три танка, но остальным удалось ворваться в боевые порядки эскадрона. За танками хлынула пехота. Старший сержант Казаков бросил под гусеницы подошедшего вплотную танка связку гранат. Соседний танк подбил рядовой Турсун Ашхаев. Ефрейтор Елисеев подбил машину выстрелом из противотанкового ружья, связкой ручных гранат перебил гусеницу второго танка. Младший сержант Ульянов очередью из пулемета скосил до десятка вражеских солдат, наступавших следом за танками. Взрывом танкового снаряда пулемет был разбит, а Ульянов ранен. Совсем рядом выросла еще одна стальная громадина. Ульянов метнул гранаты. Танк загорелся.

Еще один танк подошел к эскадронному наблюдательному пункту и бил по окопу струями пулеметного [166] огня. За его кормой поднялась фигура человека в полушубке и ушанке. Лейтенант Антонец вскочил на танк, забрался на башню, начал бить саперным топориком по стволам пушки и пулемета. От брони сыпались искры, стрельба прекратилась. Антонец, что-то крича, бил по смотровым щелям, по орудию. Танк беспомощно крутился на месте, тщетно пытаясь сбросить храбреца. Гитлеровцы, пораженные этим невиданным поединком советского офицера с танком, перестали стрелять и из пушки.

Кто-то крикнул:

— Прыгайте, товарищ лейтенант!..

Антонец метнулся в окоп. Оттуда полетела тяжелая граната, раздался взрыв, пахнуло горячим воздухом. Танк загорелся...

Указом Президиума Верховного Совета СССР лейтенанту Никите Антонцу было присвоено, звание Героя Советского Союза.

Шесть часов продолжался бой в селе Вовна. 12-й гвардейский кавалерийский полк отбил семь атак противника, когда командир дивизии полковник Ягодин передал по радио приказание пробиваться из окружения. Подполковник Калмыков вывел эскадроны на исходное положение, назначил им направление для прорыва, а сам остался с первым эскадроном прикрывать отход полка.

Первый эскадрон продолжал обороняться. Противник снова бросил в атаку четырнадцать танков и батальон пехоты. При отражении этой атаки смертью героя погиб командир полка подполковник Петр Калмыков.

Начальник штаба полка капитан Цыпкин был тяжело ранен. К нему подбегали гитлеровцы, очевидно, намереваясь захватить в плен. Цыпкин сделал подряд несколько выстрелов из пистолета. Трое солдат противника безжизненно рухнули в снег, остальные застрочили из автоматов. Еще одна пуля обожгла бок. Почти теряя сознание, Цыпкин вспомнил: «Карта?.. Партийный билет?..» Слабеющими руками расстегнул планшет, вытащил карту, скомкал, отвинтил крышку фляги, вылил спирт на карту, сунул внутрь удостоверение личности. Затем вынул из кармана гимнастерки заветную красную книжечку, на миг прижался к ней запекшимися губами... Положил партбилет в самую середину бумаги. Выстрелил — вспыхнул огонек...

В обойме осталось два патрона. Цыпкин тщательно [167] прицелился, выпустил одну пулю в снова поднявшихся гитлеровцев, а вторую послал себе в сердце... Подбежавшие вражеские солдаты с изумлением смотрели на вытянувшееся тело советского офицера. Подле него догорала небольшая кучка бумаг — бывшие при нем партийные и служебные документы.

Сзади хлестнула автоматная очередь, несколько солдат упали, остальные бросились бежать. Рядовой Бердин, подхватив тело капитана, пополз к своим. Опомнившиеся гитлеровцы бросились вдогонку. Бердин остановился, расстрелял по ним весь диск, отстегнул от пояса ручную гранату, с криком «ура!» бросился на врагов. Когда рассеялся дым от взрыва гранаты, конники, залегшие на новом рубеже, увидели на снегу четверо убитых гитлеровцев и неподвижное тело доблестного советского воина Бердина.

Когда первому эскадрону пришло приказание отходить, старший лейтенант Бутенко подозвал наводчика станкового пулемета:

— Прикроешь отход, Матвеенко, а затем отходи сам, — проговорил командир эскадрона. Негромко добавил: — Если сможешь. Но сначала обеспечь отход...

Сержант посмотрел в глаза офицеру, коротко ответил:

— Будет исполнено, товарищ гвардии старший лейтенант.

Бутенко пожал пулеметчику руку, неловко притянул к себе, поцеловал, круто повернулся, зашагал за уже отходившими взводами.

Матвеенко вернулся к пулемету. Из-за гребня высотки, где на снегу чернели развалины сожженного сарая, выползала цепь. Пулемет застрочил.

Две атаки отбил Матвеенко. Второй номер его расчета был ранен, подносчик патронов убит, но пулеметчик продолжал стрелять. Эскадрон уже скрылся за хуторком, где стояли коноводы. Гитлеровцы притихли.

Матвеенко начал отходить. Он на руках относил в укрытие раненого товарища, возвращался к пулемету, откатывал его на следующую огневую позицию. Так он двигался почти километр.

За свой героический подвиг сержант Матвеенко был награжден орденом Отечественной войны.

В боях под Вовной и Шатрище части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии на целый день задержали главные [168] силы 4-й немецкой танковой дивизии и уничтожили двадцать семь танков.

В ночь на 13 марта командир корпуса получил сообщение о приближении со стороны Севска крупных колонн 72-й немецкой пехотной дивизии. Одновременно стало известно о подходе авангарда 7-й кавалерийской дивизии под командованием полковника Смирнова.

Проанализировав обстановку, генерал Крюков решил задержать продвижение превосходящих сил противника. Он приказал частям 3-й и 4-й гвардейских кавалерийских дивизий занять оборону вдоль железнодорожной магистрали Москва — Киев, подготовив узлы сопротивления в Середина-Буда и хут. Михайловский. В качестве арьергарда в узле дорог Чернатское был оставлен 11-й гвардейский кавалерийский полк.

На рассвете 14 марта шестнадцать вражеских танков и до батальона пехоты перешли в наступление. Наши артиллеристы подожгли три танка и разбили семь автомашин с пехотой. Гитлеровцы повернули обратно, но через некоторое время возобновили атаку. Один батальон с десятью танками наступал с севера на оборонительный район третьего эскадрона, другой — с четырнадцатью танками — с юго-запада против четвертого эскадрона.

Противник атаковал конников старшего лейтенанта Игнатова, но был отброшен. Вторая группа, атаковавшая эскадрон старшего лейтенанта Садовникова, также не добилась успеха. Гитлеровцы ввели в бой еще десять танков с десантами на броне. После того как и эта атака была отбита, командир полка подполковник Аристов получил приказ отойти к главным силам дивизии.

Четвертый эскадрон прикрывал отход главных сил полка. Скоро вражеская пехота снова поднялась в атаку. На снегу густо темнели цепи. Впереди, сверкая выстрелами, ползли восемь танков.

Лейтенант Пода прижал гитлеровцев к земле. Он приказал командирам отделений ставить пулеметы на тачанки, галопом отходить вслед за эскадроном. А сам с последним расчетом остался прикрывать их отход.

За проявленную отвагу и геройство лейтенанту Павлу Пода было присвоено звание Героя Советского Союза.

Как только стемнело, командир корпуса приказал командирам дивизий отходить на последний промежуточный рубеж — ближние подступы к Севску. Для прикрытия правого фланга корпуса со стороны Суземки, [169] куда прорвались танки и моторизованная пехота врага, генерал Крюков выделил подошедший 2-й кавалерийский Кубанский полк под командованием майора Сайфутдинова. 4-я гвардейская кавалерийская дивизия заняла опорные пункты Бересток и Княгинино, 3-я гвардейская кавалерийская дивизия оборонялась в полосе Морицкий, Севск.

Во второй половине дня 17 марта гитлеровцы провели разведку боем. Рота автоматчиков с шестью танками наступала вдоль Севского большака на правый фланг кубанцев. Еще рота и восемь танков обходили кубанцев слева. Танки противника были остановлены артиллерийским огнем, а автоматчики залегли перед окопами спешенных эскадронов. Через час гитлеровцы повторили атаку, но опять успеха не добились. На рассвете следующего дня гитлеровцы бросили в бой свою авиацию. Тридцать два бомбардировщика бомбили и обстреливали расположение кавалерийских полков. Потом двинулся в атаку полк пехоты в сопровождении сорока шести танков. Весь день на этом рубеже шли горячие бои. Конники отразили все атаки противника и удержали свои позиции.

...Первый эскадрон 9-го гвардейского кавалерийского полка занимал оборону в деревне Морицкий. Капитан Леонид Фесенко собрал офицеров, отдал боевой приказ и добавил:

— Расскажите солдатам, что в ноябре сорок первого года на Волоколамском шоссе нашему полку пришлось встретить лавину танков и пехоты, брошенных Гитлером для захвата Москвы. Это в нашем полку сражались такие герои, как лейтенант Владимир Красильников, повторивший со своим эскадроном бессмертный подвиг гвардейцев-панфиловцев, как пулеметчик Иван Акулов, один сражавшийся против роты врага, как лихой разведчик Георгий Криворотько.

Только офицеры разошлись по взводам, загремели вражеские батареи, из редеющей пелены тумана вырвались танки; за ними надвигались пехотные цепи. Начался бой.

Через несколько минут старший сержант Кондратенко подбил один танк. Остальные машины быстро приближались, вражеские снаряды падали вблизи орудий. Кондратенко, раненный в руку, подбил второй танк. Но третья машина навалилась так неожиданно, что артиллеристы не успели развернуть пушку. Под гусеницами [170] танка погиб на боевом посту весь расчет во главе с коммунистом Кондратенко.

Гитлеровцы начали обходить деревню. Эскадрон занял круговую оборону. Три раза поднималась в атаку вражеская пехота и три раза кавалеристы отбрасывали ее. Положение окруженного эскадрона становилось все тяжелее, боеприпасы были на исходе.

Тогда командир полка майор Черников приказал третьему эскадрону контратаковать противника, чтобы дать возможность первому эскадрону вырваться из окружения и присоединиться к полку. Артиллерия перенесла огонь на боевые порядки противника, окружавшие деревню Морицкий.

Ефрейтор Сергей Быченко, рядовые Петр Кочетков, Ахмет Кадыргов и Владимир Безин, зайдя во фланг батареи противника, автоматными очередями перебили расчеты орудий, взвод старшины Агеенко захватил пушки. Противник попятился назад, и конники капитана Фесенко вышли из его кольца. За эту атаку двадцать два солдата и офицера третьего эскадрона получили правительственные награды.

К исходу дня 2-й гвардейский кавалерийский корпус отошел на назначенный командующим фронтом рубеж и занял оборону по реке Сев.

Девять суток понадобилось противнику, чтобы пройти семьдесят километров от реки Десны до Севска. Девять суток драгоценного времени, необходимых для организации обороны Курского выступа с севера, было выиграно стойкой обороной кавалеристов.

* * *

На рассвете 19 марта подошли главные силы дивизии полковника Смирнова. Кавалерийские полки под командованием майоров Хохлачева и Яновицкого заняли оборону в опорных пунктах Ново-Ямское и Стрелецкое. Дивизия полковника Ягодина отошла в Севск и заняла оборону. Дивизия полковника Панкратова была выведена во второй эшелон корпуса.

Немецко-фашистское командование сосредоточило под Севском 4-ю танковую и 72-ю пехотную дивизии.

20 марта гитлеровцы произвели на Севск семь атак силой до двух пехотных полков с пятьюдесятью танками, но не смогли прорваться даже к городским окраинам. На следующий день они еще пять раз атаковали [171] город. Части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии продолжали упорно сражаться.

Бронебойщик старший сержант Усов подбил два танка. Пулеметчики рядовые Иващенко и Кашинцев, засев в развалинах, истребили более пятидесяти автоматчиков противника. Сержант Костин связкой гранат подбил танк, подошедший к подвалу, в котором оборонялось его отделение. Из-за загоревшейся машины выползали еще две. Костин упал, пораженный осколком снаряда. Танки приближались.

Рядовой Усиков бросил противотанковую гранату. Передний танк остановился. Следующая машина поравнялась с солдатом. Усиков сорвал предохранитель второй гранаты, сжимая ее в руках, бросился под гусеницы. Танк встал. Под его корпусом погиб герой Усиков.

От снарядов загорелся дом, в подвале которого помещался медицинский пункт. Пламя быстро охватило здание. Санитарный инструктор кандидат партии Волков и медицинская сестра комсомолка Нина Селезнева под непрерывно рвущимися снарядами на руках вынесли более двадцати раненых, эвакуировали их за реку. Они были награждены орденами Красного Знамени.

На рассвете 21 марта батальон вражеской пехоты с восемнадцатью танками атаковал под Стрелецкой полк майора Яновицкого. Эскадроны лейтенантов Громова и Кириллова встретили врага, заставили его залечь. Прорвавшиеся в глубину обороны танки были подбиты огнем батареи лейтенанта Лозовского. Артиллеристы подбили и сожгли пять танков, а остальные повернули назад. За этот подвиг лейтенант Лозовский был награжден орденом Отечественной войны. Он стал первым орденоносцем 7-й кавалерийской дивизии.

Противник подтянул еще шестнадцать танков с десантами на броне, усиливая свой натиск. Отразив три атаки, командир полка отвел эскадроны на восточный берег реки Сев.

Два батальона и пятнадцать танков атаковали полк майора Хохлачева. Гитлеровцам удалось прорваться в стык эскадронов. Они ворвались в Ново-Ямское. Здесь противник был контратакован эскадроном лейтенанта Ткаченко и семью танками. После горячего боя гитлеровцы были выбиты из села. Опять развернулись до двух батальонов пехоты с четырнадцатью танками. В течение трех суток они произвели шесть атак при сильной [172] поддержке с воздуха. Кавалеристы стойко отражали натиск противника, и только по приказу командира дивизии отошли за реку Сев.

В течение 23–25 марта вражеская пехота и танки опять безуспешно атаковали Севск.

Гитлеровцы бросали в бой все новые и новые силы. Подошли части 102-й венгерской легкопехотной дивизии. Вражеские танки, сопровождаемые пехотой, пробивались среди развалин. Было нестерпимо жарко от пылавших зданий, снег растаял. С треском рушились стены, крыши, в раскаленном воздухе носились тучи искр. Под натиском врага 9-й и 10-й гвардейские кавалерийские полки понесли серьезные потери и вынуждены были отступать за реку Сев. Полковник Ягодин потерял управление и связь со своими полками и решил оставить город. В арьергарде остался 12-й гвардейский кавалерийский полк под командованием майора Хусима Алиева. Около часа держался полк среди горевших развалин Сенека, пока не был получен приказ отходить. Эскадроны, с трудом пробираясь через пылающие кварталы, потянулись к реке.

Командир тыльного отряда приказал командиру пулеметного взвода лейтенанту Левченко прикрыть переправу эскадрона через реку Сев. Левченко с одним пулеметом засел в подвале каменного дома, откуда можно было простреливать все подступы к переправе, а второй пулемет старшего сержанта Сопко поставил на чердаке дома, откуда контролировались подступы к переправе. Командиру пулемета сказал:

— Оба мы с тобой, Сопко, комсомольцы. Читал книгу Николая Островского «Как закалялась сталь»? Павку Корчагина помнишь? Так вот, нам нужно быть такими [173] же, как Корчагин... Прощай, Сопко!.. Приказа на Отход не будет...

Полчаса пулеметчики прикрывали переправу. Гитлеровцы стреляли по домам из пушек, бросали в окна и в проломы ручные гранаты, но пулеметы продолжали строчить. Подошли вражеские танки. Дома загорелись.

У Левченко кончились патроны, оба солдата его расчета были убиты, сам лейтенант ранен. Пулемет смолк. В дверях подвала показались гитлеровцы. Иван Левченко бросил в них гранату и погиб сам как герой.

Сопко продолжал вести неравный бой с чердака горевшего дома. До последней минуты жизни он продолжал выполнять свой воинский долг.

Указом Президиума Верховного Совета СССР лейтенанту Левченко было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Старший сержант Сопко был посмертно награжден орденом Ленина.

К 9 часам 27 марта полки 3-й гвардейской кавалерийской дивизии, выдержавшие в течение восьми суток многочисленные атаки врага, были отведены во второй эшелон корпуса, а их место заняли части 4-й гвардейской кавалерийской дивизии.

Упорной обороной Севска конногвардейцы надежно прикрывали левый фланг войск генерала Рокоссовского. Отражая удары врага, 2-й гвардейский кавалерийский корпус способствовал развертыванию крупных сил наших войск севернее Курска и прикрыл Севский выступ Центрального фронта.

В лесах под Карачевом

2-й гвардейский кавалерийский корпус после зимних боев на ржевско-сычевском и новгород-северско-севском направлениях был выведен в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. 20-я кавалерийская дивизия вернулась в свой корпус.

Корпус получил в большом количестве артиллерию всех видов, минометы, танки, самоходно-артиллерийские установки, противотанковые и зенитные средства, моторизованный транспорт.

По приказу Ставки Верховного Главнокомандования конно-артиллерийские дивизионы были развернуты в полки.

3-й гвардейский конно-артиллерийский дивизион 179-й гвардейский артиллерийско-минометный полк [174]

4-й гвардейский конно-артиллерийский дивизион 175-й гвардейский артиллерийско-минометный полк

14-й конно-артиллерийский дивизион 1659-й артиллерийско-минометный полк;

5-й конно-артиллерийский дивизион 149-й гвардейский истребительно-противотанковый артиллерийский полк.

Были расформированы 7-я кавалерийская дивизия, 13-й и 14-й гвардейские кавалерийские полки. В состав кавалерийских дивизий были включены 160-й, 184-й и 189-й танковые полки, вооруженные прославленными «тридцатьчетверками». Дивизии и корпус в целом превратились в современные соединения конно-механизированных войск, способные к быстрому оперативному маневру и могучему удару.

18 июля 1943 года, в разгар Курской битвы, поступил приказ Ставки Верховного Главнокомандования о передаче корпуса в состав войск Западного фронта.

В то время как войска Центрального и Воронежского фронтов отражали ожесточенные атаки врага и наносили контрудары по вклинившемуся в их оборону противнику, войска левого крыла Западного и Брянского фронтов 12 июля перешли в наступление, нанося удары на Брянск, Карачев, Орел с севера, северо-востока и востока. На левом крыле войска Западного фронта прорвали оборону противника, подготавливаемую им в течение полутора лет. Войска 11-й гвардейской армии генерала Баграмяна наступали на Болхов с северо-запада, войска 61-й армии генерала Белова — с севера и северо-востока. Главные силы Брянского фронта наносили охватывающий удар на Орел. Войска 50-й армии генерала Болдина перешли в наступление на жиздринском направлении.

Это наступление оказалось полнейшей неожиданностью для противника. Оно сразу же создало угрозу глубоким тылам северной группировки гитлеровцев, наступавшей на Курск.

За шесть ночных переходов кавалерийские дивизии прошли свыше двухсот километров и сосредоточились за боевыми порядками войск 11-й гвардейской армии.

Войска Западного и Брянского фронтов овладели Мценском и Болховом — сильнейшими опорными пунктами противника на подступах к Орлу. Части 16-го гвардейского стрелкового корпуса генерала Федюнькина, действовавшие [175] на левом крыле Западного фронта, развивая наступление по болотистым массивам Еленского леса, стремились перерезать железную дорогу и шоссе Карачев — Орел. На подступах к этим важнейшим коммуникациям противника завязались упорные бои.

Выполняя приказ командующего фронтом генерал-полковника В. Д. Соколовского, генерал Крюков решил: двумя кавалерийскими дивизиями первого эшелона корпуса перерезать Жиздринский большак и захватить Брянский железнодорожный узел, расположенный на восточном берегу Десны; вводом из-за левого фланга корпуса резервной дивизии овладеть городом Карачев (схема 8).

* * *

Утром 27 июля, когда легкая дымка предрассветного тумана еще окутывала бескрайние просторы Брянских лесов, а над болотами лежала плотная белая пелена, загремела канонада. Наша артиллерия обрушилась на оборонительные позиции 298-й немецкой пехотной дивизии. Система огня противника была быстро подавлена.

4-я гвардейская кавалерийская дивизия вышла на опушку леса и повела наступление. На левом фланге вперед сразу вырвался эскадрон капитана Загоруйко. Гитлеровцы окопались за извилистым лесным ручьем и упорно обороняли деревню. Непрерывно строчили их пулеметы; среди зеленой травы, густо мигая, шипели трассирующие пули. Над боевыми порядками эскадрона частыми очередями рвались мины.

Загоруйко дал сигнал атаковать. Вспыхнуло «ура!», разлилось по цепям, окрепло. Правее успешно наступал эскадрон капитана Панасенко. 11-й гвардейский кавалерийский полк овладел Пальковичи. Противник начал постепенно отходить.

Продвигаясь вперед, конники встретили густой подлесок, многочисленные ручьи и речушки, протекавшие по топям. Не было никакой возможности протащить артиллерию; только средние минометы, переносимые солдатами на руках, с трудом сопровождали боевые порядки. Эскадроны вышли к речке Обельна, на западном берегу которой снова засел противник. В полосе наступления левофлангового 15-го гвардейского кавалерийского полка движение даже пешеходов стало невозможным: люди проваливались в болото по пояс. Командир [176] дивизии генерал Панкратов приказал командиру полка подполковнику Аркадию Смирнову поддержать всеми своими огневыми средствами наступление соседа, из-за правого фланга дивизии которого вводился в бой в новом направлении резервный 16-й гвардейский кавалерийский полк.

Между 11-м и 16-м гвардейскими кавалерийскими полками было постоянное боевое соревнование, зародившееся еще на полях Подмосковья и особенно окрепшее после награждения обоих полков первыми в корпусе орденами Красного Знамени в боях на реке Гжать.

Полковник Сергей Аристов, видя, как правее его боевых порядков выдвигаются вперед спешенные эскадроны полковника Якова Агеева, закричал командиру минометной батареи:

— Огонь!.. Самый сильный огонь!..

В сторону противника понеслись десятки мин. За речкой встали столбы дыма и грязи, раскатились взрывы. Минометы били беглым огнем.

Эскадроны, проваливаясь в вязкий ил, форсировали речушку, выбрались на противоположный берег. С севера переправились по пояс в воде эскадроны старших [178] лейтенантов Баскаева и Апуты. Лес вокруг был очищен от противника. Полки снова встретили оборону врага, прикрывавшую подступы к Жиздринскому большаку.

Части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии развернулись на южном берегу речки Обельна. 10-й гвардейский кавалерийский полк под командованием подполковника Филиппова сбил вражеское боевое охранение, продвинулся вперед на два километра и залег под огнем на подступах к деревне Пырятинка. 9-й гвардейский кавалерийский полк под командованием майора Черникова выбил противника на Трубечины, но был задержан перед Большим Нарышкином.

Гитлеровцы упорно оборонялись. Две наши атаки были отбиты. Из Большого Нарышкина показались густые цепи контратакующей пехоты. Поступили донесения, что автоматчики с танками обходят лесом фланг дивизии в направлении деревни Жудре, где был сосредоточен резервный 12-й гвардейский кавалерийский полк. Но маневр противника успеха не имел. Наши артиллеристы подбили два танка, а вражеская пехота залегла под очередями полковых минометов.

Командир полка подполковник Алиев приказал переходить в контратаку. Эскадроны капитана Ханукаева и старшего лейтенанта Бутусова с хода ворвались в полусожженную деревню Ключ-Колодец. Батальон 2-го мотогренадерского полка «Великая Германия» отошел.

...Сосредоточив северо-восточнее Карачева танковую дивизию «Великая Германия», 296-ю пехотную и 707-ю охранную дивизии, немецко-фашистское командование решило разгромить группу советских войск, создавших угрозу коммуникациям его орловской группировки.

В 15 часов 28 июля весь западный горизонт покрылся низко летящими самолетами; они шли в несколько эшелонов. Налет произвели девяносто бомбардировщиков и истребителей. Леса, поля, развалины деревень затянуло плотной завесой дыма и выброшенной бесчисленными взрывами земли. «Юнкерсы» и «Мессершмитты» пикировали, бомбили, обстреливали...

9-й гвардейский кавалерийский полк, понеся серьезные потери, был вынужден оставить Трубечину.

Выход полка из боя прикрывал первый эскадрон. На него наступало до двух рот пехоты и десять танков. Кавалеристы выполняли свою боевую задачу. Капитан Леонид Фесенко не вставал из-за пулемета; в его опытных [179] руках «Максим» так и косил наступающих гренадер. Вокруг огневой позиции часто рвались мины. Осколком одной из них Фесенко был тяжело ранен и потерял сознание.

Во время отхода не сразу заметили, что Фесенко остался под огнем противника. Беспомощно лежавшего офицера увидел рядовой Петр Ильин. Он быстро пополз к раненому. Цепи отходивших взводов уже скрылись в лесу. Вокруг грохотали разрывы, свистели осколки мин и снарядов. Ильин был ранен. Он уложил не приходившего в себя Фесенко в глубокую канаву и, перевязав капитана, начал бинтовать свою руку. Лощиной, вдоль которой тянулась канава, проходили вражеские танки. Один из них двигался поблизости от канавы. Ильин пропустил танк и швырнул вслед ему гранату. Она взорвалась на моторной части, танк загорелся.

От взрыва Фесенко очнулся. Увидел горевший совсем рядом танк с черным крестом на башне и столбы разрывов вокруг, обратился к Ильину:

— Уходи, Ильин. Меня все равно не спасти. Я идти не могу...

— Нет уж, товарищ капитан, жить ли, помирать ли, однако, вместе будем. Давайте-ка, держитесь за шею. Поползем потихоньку, пока немец немного притих...

Ползком, под вражеским обстрелом, через силу волоча тяжело раненного офицера, сам раненый, Ильин вынес своего командира. Их заметили солдаты, окопавшиеся на опушке леса, подбежали, подняли, отнесли на медицинский пункт.

За свой подвиг Ильин был награжден орденом Красного Знамени.

* * *

Командующий фронтом изменил задачу коннице, приказав генералу Крюкову вместе с частями генерала Федюнькина разгромить группировку противника в районе Карачева, а частью сил разрушить железную дорогу между Карачевом и Брянском.

В набег были выделены 11-й и 16-й гвардейские кавалерийские полки 4-й гвардейской кавалерийской дивизии.

В 4 часа 31 июля над Жиздринским большаком взвились сигнальные ракеты. Загрохотали наши орудия. Эскадроны капитана Яманова и старшего лейтенанта Игнатова подобрались вплотную к большаку и, как [180] только смолкли орудийные залпы, бросились в атаку. Они перебили больше сотни солдат и офицеров противника, с хода перемахнули через большак и завязали бой в окопах по ту сторону. Артиллерия перенесла огонь, окаймив фланги прорыва.

Главные силы, двигавшиеся за головными отрядами, начали переходить большак. Откуда-то из глубины ударили шестиствольные минометы врага. Осколком мины был убит командир полка полковник Яков Прокофьевич Агеев.

Полковник Аристов объединил командование полками. Было решено уходить в глубь Брянских лесов по назначенным маршрутам. Скоро эскадроны затерялись в лесных дебрях. Вражеские разведывательные самолеты все время кружились над лесом, но обнаружить конницу не могли. Двигаясь без дорог, по компасу, полки прошли около пятидесяти километров и сосредоточились близ железной дороги. Прятавшиеся в лесах колхозники рассказали, что в лесном заводе стоит вражеский гарнизон. В сторону Брянска часто идут воинские поезда. Вернувшиеся разъезды доложили, что гитлеровцы вырубили лес по обе стороны дороги, по которой все время курсируют бронедрезины. На основании этих данных Аристов составил план налета на железную дорогу.

...Темной августовской ночью первый эскадрон вышел к железнодорожному полотну. Огромной глыбой впереди высился объект атаки — дзот, прикрывающий подступы к железнодорожному мосту через небольшую речку.

Старший лейтенант Кузнецов с нетерпением посматривал на часы. Стрелка медленно приближалась к двенадцати. Через несколько минут в темном небе вспыхнула красная ракета, за ней вторая... третья...

Кузнецов поднял лежавшую рядом связку ручных гранат, вскочил, что-то крикнул, пробежал несколько шагов. В тот момент, когда он поравнялся с амбразурой, оттуда начали вылетать короткие огненные язычки. Кузнецов упал.

Пулемет продолжал строчить. Обливаясь кровью, Кузнецов через силу приподнялся, поднял тяжелую связку гранат, бросил. Громыхнул взрыв, из амбразуры вырвалось пламя. Пулемет смолк.

Лейтенант Борисенко, принявший командование эскадроном, перевел взводы через насыпь. В это время саперы [181] заложили взрывчатку под мост. Эскадрон капитана Яманова овладел дзотом по другую сторону моста. Прокатился взрыв, мост взлетел на воздух.

Издали донесся еле слышный гудок. Минут через пять послышался неясный гул приближающегося поезда. Начали вздрагивать рельсы. Из-за поворота показались две светящиеся точки. Все яснее проступала темная движущаяся лента. Эшелон проползал в какой-нибудь сотне шагов от левофлангового эскадрона, постепенно замедляя ход. Не доходя моста, паровоз затормозил, остановился. На полотно спрыгнули две фигуры, сверкнули лучи электрических фонариков, послышалась чужая речь.

Командир эскадрона старший лейтенант Романов скомандовал:

— Огонь!..

Паровоз сразу окутался дымом — у него был пробит котел. Затрещали пулеметы, автоматы, винтовки. Часть гитлеровцев была перебита, другие разбежались. Справа донеслась перестрелка. Эскадрон старшего лейтенанта Баскаева, оставленный в заслоне, отбивал атаку вражеской пехоты, вышедшей из лесного завода.

Полковник Аристов приказал поджечь поезд. Еще до рассвета эскадроны двинулись в обратный путь, с боем прорвались через Жиздринский большак и присоединились к своей дивизии.

* * *

Войска Брянского фронта, которые должны были овладеть городами Бежица и Брянск, во второй половине августа 1943 года подошли к вражескому оборонительному рубежу, проходившему в 8–15 километрах восточнее реки Болвы. Второй рубеж обороны противника был построен по командующим высотам западного берега Болвы, от Погоста до Бежицы.

Командующий фронтом генерал армии М. М. Попов приказал 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу нанести удар в направлении Хвастовичи, Любохна, форсировать реку Болву и развивать наступление на Бежицу и Брянск с северо-востока.

Ночью конники переправились через болотистую речку Рессета и начали преследовать отступающего противника. Кавалерия двигалась по когда-то густо заселенной местности. Теперь это была «зона пустыни», созданная отступающим, лютующим в своей звериной злобе [182] врагом. Торчали лишь шеренги обгорелых печных труб. Кое-где попадались чудом уцелевшие избенки, обуглившиеся заборы, покосившиеся колодезные журавли. Деревья стояли с голыми, как кости скелета, ветвями, с неживыми, свернувшимися от огня листьями. Груды пепла, горелого кирпича, обломки сельскохозяйственных машин, покореженные пламенем железные кровати. И кругом — ни души.

В Брянской области, с ее громадными лесными массивами, широко развернулось партизанское движение. Два года фашистского террора не смогли сломить волю наших людей к борьбе за Родину. При отходе под ударами советских войск немецко-фашистское командование отдало варварский приказ: сжигать дотла все населенные пункты, еще не выжженные карателями, и угонять все население и скот.

16 августа авангарды 3-й и 4-й гвардейских кавалерийских дивизий с хода овладели железнодорожными станциями Озерская и Судимир, вышли к шоссе Жиздра — Бежица и установили соприкосновение с частями 134-й немецкой пехотной дивизии, занимавшими оборону (схема 9). Гитлеровцы построили в первой линии обороны батальонные узлы сопротивления, имевшие по две — три линии траншей полного профиля. Основные дороги и незаболоченные подступы пересекались противотанковыми рвами. Впереди траншей противник построил несколько линий проволочных заграждений и многочисленные минные поля. Открытая местность, простреливаемая перекрестным огнем, затрудняла подступы к переднему краю его обороны.

В бой втянулись главные силы кавалерийского корпуса. Противник упорно оборонялся. Наше наступление протекало крайне медленно. Танки не могли маневрировать по заболоченным низинам и отстали, артиллерия тоже продвигалась с трудом.

В полосе обороны противника удалось обнаружить стык между опорными пунктами Кресты и Стайки. Командир корпуса генерал Крюков решил нанести главный удар в этом направлении. Он приказал объединить все танковые полки корпуса, подчинить их генералу Панкратову и прорвать вражескую оборону. Действия танков обеспечивались десятиминутным артиллерийским огнем. Генералу Ягодину было приказано наступать правее, в направлении Орля, Улемль. [183]

С утра 17 августа наступление началось. Части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии овладели узлами сопротивления Яровщина и Орля и разгромили два батальона 445-го гренадерского полка. Дальнейшее продвижение спешенных полков было остановлено огнем с главной полосы обороны противника. Артиллерия отстала от боевых порядков, эскадроны залегли и начали окапываться.

Вследствие того что подготовка к наступлению в полосе 4-й гвардейской кавалерийской дивизии проводилась ночью, не удалось засечь цели, и огневые точки противника после артиллерийского налета оказались не подавленными.

Танковые полки двумя эшелонами устремились на вражескую оборону. По выходе из леса танки попали под сильный огонь артиллерии противника и крупных сил авиации. Танковые полки, неся большие потери на минных полях, постепенно возвращались в лес.

Спешенные кавалерийские полки окружили батальон 439-го гренадерского полка. Противник бросил в атаку два батальона с танками, и конники отошли на исходные позиции.

На следующее утро все части корпуса перешли в наступление в семикилометровой полосе от Кресты до Калинине, но прорвать главную полосу обороны врага не смогли. Только на левом фланге наступления корпуса части 20-й кавалерийской дивизии овладели узлами сопротивления Стайки и Калинино и удержали их, отбив несколько контратак противника.

Прорыв к Десне

Попытка противника задержать наше наступление в жиздринско-карачевском районе потерпела крах. Понеся серьезные потери, гитлеровские войска под ударами Советской Армии откатились на сильные оборонительные позиции, прикрывавшие с востока район городов Бежицы и Брянска.

Немецко-фашистское командование приказало войскам 9-й армии любой ценой удержать район Брянска и Бежицы. Оно рассчитывало, что наше наступление, продолжающееся почти два месяца, должно выдохнуться, что после ожесточенных сражений под Курском, Орлом, Карачевом советские войска не смогут предпринять новую [184] наступательную операцию с форсированием серьезных водных преград — рек Болвы и Десны.

Как только нашему командованию стало известно, что рубеж рек Болвы и Десны с востока сильно укреплен, а местность стесняет маневр войсковых масс и ограничивает эффектное использование подвижных соединений для развития успеха, Ставка Верховного Главнокомандования приказала прекратить фронтальное наступление. Брянскому фронту было приказано наносить главный удар из района Кирова. Это давало возможность обойти с севера сильные укрепления противника на Болве и Десне, избавляло от необходимости форсировать Болву и создавало угрозу глубоким тылам всей вражеской группировки, оборонявшейся в районе Бежицы и Брянска.

Ставка приказала кавалерию выбросить вперед для захвата плацдармов на западном берегу Десны в большой излучине реки северо-западнее Брянска. Этим противник окончательно лишался возможности организовать оборону Десны по среднему течению реки.

Под прикрытием демонстративных атак на Болве войска 50-й армии генерала Болдина ночными переходами совершили фланговый марш и продвинулись более чем на семьдесят километров к северу. После боев разведывательного характера основной удар было решено нанести из района Воронцово (тридцать километров северо-западнее Кирова). Частям, уже завязавшим бои южнее Кирова, было приказано их продолжать, чтобы ввести противника в заблуждение в отношении направления главного удара.

Стрелковые соединения, усиленные артиллерией, танками прорыва и сильной группой реактивных минометных частей, получили задачу: прорвать вражескую оборону на пятикилометровом участке между деревнями Дубровка и Крайчики и обеспечить ввод в прорыв конницы, которая должна была развить успех, нанести удар по глубоким тылам противника и выйти к реке Десне.

2-й гвардейский кавалерийский корпус получил ближайшую задачу: прорваться в район Бутчино, Вороненка, отстоявший на тридцать километров от линии фронта, и отрезать гитлеровским войскам, оборонявшимся на участке Киров, Людиново, пути отхода на запад (схема 9). [185]

* * *

К рассвету 7 декабря 1943 года кавалерийские дивизии сосредоточились в исходном районе — Семирева, Воронцово, Ковалевка.

Согласно боевому приказу 4-я и 3-я гвардейские кавалерийские дивизии должны были перейти в наступление в направлении Хотожка, Михайловский, пройти через боевые порядки пехоты, уничтожить противника и к исходу дня выйти в район Гуличи, Вороненка, Бутчино; 20-я кавалерийская дивизия наступала за боевыми порядками гвардейских дивизий.

В 8 часов наша артиллерия возобновила сильный огонь южнее Кирова. Авиация начала налеты на расположение противника. Видя нашу активность в этом районе, командование противника окончательно уверилось в том, что именно здесь наносится основной удар, и начало перебрасывать на это направление крупные силы.

В это время в районе Воронцово заканчивались последние приготовления к наступлению. Стрелковые соединения еще ночью приблизились к вражеским позициям. Танки заняли исходное положение в боевых порядках пехоты. Реактивные минометы изготовились к ведению огня по пристрелочным данным артиллерии частей, которых ночью сменила ударная группировка. Штурмовики и бомбардировщики получили задачу: атаковать вражеские оборонительные позиции непрерывно и методически, действуя мелкими группами. Стрелковым батальонам первого эшелона было приказано переходить в атаку сразу же после залпа «катюш».

В 11 часов 05 минут южнее Воронцова загремела канонада. В небо поднялись шестерки и девятки «Ильюшиных», «Туполевых», «Петляковых», которые начали бомбить и обстреливать вражеские траншеи, огневые позиции артиллерии, командные пункты, районы расположения резервов. Застигнутый врасплох противник был буквально прижат к земле.

Стрелковые батальоны, продолжая сближение с противником, преодолевали ползком и короткими перебежками расстояние, оставшееся до первой линии вражеских окопов. Через двадцать минут после открытия огня орудия и минометы смолкли. Над полем боя, затянутым низко стелющимся по земле дымом, на минуту опустилась [186] странная, тревожная тишина. Но вот из гущи леса в небо устремились сотни огненных стрел с длинными хвостами, рассыпающими тучи искр. Батальоны бросились в атаку и ворвались на передний край обороны. Начался рукопашный бой в траншеях. Первая линия окопов была захвачена с хода.

Обгоняя пехотинцев, вперед рванулись танки. Пехота вместе с танками, батальонной и полковой артиллерией развила успешное наступление. Реактивные минометы, быстро меняя позиции, добивали все, что еще пыталось сопротивляться: подавляли батареи, уцелевшие очаги обороны, рассеивали подходившие резервы.

К 17 часам части 369-й и 324-й стрелковых дивизий местами переправились на противоположный берег речки Хотожки. 321-я немецкая пехотная дивизия, на которую обрушился удар, потеряла почти всю артиллерию и более половины личного состава.

Командующий армией генерал Болдин ввел в бой 108-ю стрелковую дивизию с 29-й танковой бригадой. Наши разведывательные самолеты доносили, что с востока и юго-востока к району прорыва тянутся вражеские колонны автомашин и пехоты. Гитлеровцы подводили резервы, напрягая все усилия, чтобы задержать наше наступление.

Командующий фронтом генерал армии М. М. Попов приказал вводить в бой конницу.

Ввод кавалерийского корпуса в прорыв был сопряжен с большими трудностями: ширина прорыва еще не превышала шести километров, на обоих флангах гитлеровцы упорно оборонялись и предпринимали энергичные контратаки непрерывно подходившими резервами. Но и откладывать ввод в прорыв кавалерии до утра, когда из района Кирова могли подойти главные силы 50-й армии, было нельзя. Обеспечив оперативную и тактическую внезапность удара, командование стремилось полностью использовать успех прорыва и ликвидировать вражескую оборону на рубеже рек Болвы и Десны.

Наступал решающий этап сражения за Десну, за важнейший в оперативном отношении район Брянска и Бежицы.

В 18 часов поступил радиосигнал ввести в прорыв 2-й гвардейский кавалерийский корпус.

Дивизии вышли из лесов и двинулись вперед по назначенным маршрутам. [188]

Местность впереди покато понижалась к еще не видимой Десне. Широко расстилались поля, заросшие бурьяном и сорняками. Среди полей были разбросаны рощи и перелески, уже тронутые яркой ржавчиной осени. На солнце поблескивали неторопливые речки и ручьи. На юге и на западе темно-синей стеной высились массивы Брянских лесов.

По всей ширине горизонта в ясное небо ранней осени вздымались огромные клубы дыма горевших сел и деревень. Среди зелени лесов и на серых пятнах полей стреляла артиллерия, поднимались багрово-черные столбы разрывов. Земля была испятнана бесчисленными воронками...

На широкой рыси кавалеристы устремились вперед.

Это была величественная, редко наблюдаемая в современной войне картина стремительного движения конно-механизированных соединений. Части были отлично вооружены, большинство конников имело новенькие автоматы. Покачивались на вьюках ручные пулеметы и противотанковые ружья. Проносились четверочные тачанки, проходили батареи конной и моторизованной артиллерии, средние и тяжелые минометы, «катюши». Ревя моторами, лязгая гусеницами, катились танки, самоходно-артиллерийские установки. Над колоннами кружились эскадрильи «Лавочкиных» и «Яковлевых».

Полки 4-й гвардейской кавалерийской дивизии, двигавшиеся в правой колонне корпуса, поравнялись с частями 369-й стрелковой дивизии генерала Хазова, залегшими на берегу Хотожки. Видя быстро приближающуюся массу конницы, танков, орудий, экскортируемую в воздухе самолетами, пехотинцы вскакивали, кидали кверху пилотки, кричали «ура!» Конница с хода перемахнула топкую речушку.

Около 19 часов четвертый эскадрон 16-го гвардейского кавалерийского полка подошел к деревне Красниково. Гитлеровцы обнаружили эскадрон и открыли по нему огонь. Командир полка подполковник Горобец приказал капитану Яманову спешить свой эскадрон, а сам повернул главные силы полка и танки вправо. Эскадрон за эскадроном, переходя в галоп, обходил Красниково и скрывался в рощах.

Третий эскадрон миновал сожженный дотла хутор Тургеневский. Влево, примерно на расстоянии километра, [189] стояла вражеская батарея, полыхавшая вспышками выстрелов. Еще дальше видны были пехотные окопы.

Командир полка решил использовать на редкость выгодную обстановку. Третий эскадрон развернулся. Второму эскадрону было приказано развернуться еще правее. К капитану Яманову поскакал офицер связи с приказанием двигаться за полком и наступать во втором эшелоне. Батареи поспешно снимались с передков, становились на огневые позиции. Танки развернулись с хода.

Подполковник Горобец выхватил клинок и пустил коня. Старшие лейтенанты Шамотин и Апута разом подали заветную, но такую редкую в современной войне команду:

— Шашки, к бою!.. В атаку, марш-ма-а-арш!..

Танки, стреляя из пушек и пулеметов, ринулись вперед. Следом помчались конники. Противник заметил атакующих слишком поздно.

Вперед вырвался взвод лейтенанта Скочилова. Шпоря коней, обгоняя друг друга, врубились в ряды гитлеровцев ветераны-ставропольцы старшие сержанты Колесников, Еремин и Деревянкин, рядовые Попрядуха, Клопот и Сущенко.

Конной атакой эскадроны захватили три гаубицы. Танки, не задерживаясь, атаковали пехоту в окопах. За ними рванулся подошедший четвертый эскадрон. Атака увенчалась полным успехом.

15-й гвардейский кавалерийский полк при подходе к хут. Михайловскому попал под огонь окопавшегося там противника. Головная застава спешилась и вступила в перестрелку.

Капитан Панасенко, еще не доходя хутора, выскочил на высотку вправо, в бинокль увидел стремительное продвижение соседнего полка. Он решил не ввязываться в бой с занимавшим хутор противником.

— Эскадрон, левое плечо вперед!.. Рысью, ма-а-арш!..

Взвод за взводом помчались всадники по отлогому овражку, некруто заворачивавшему в сторону Красникова. Панасенко послал донесение командиру полка, что принял решение обойти пехоту противника. Подполковник Смирнов повернул полк вслед за головным отрядом, приказав приданным танкам самостоятельно выходить на новый маршрут. [190]

Эскадроны выскочили из овражка, перейдя в галоп, помчались по улице уже оставленного противником Красникова. Впереди часто били наши танковые пушки, трещали пулеметы. Над головой тонко посвистывали пули. Сквозь поднятую пыль виднелись скачущие всадники, доносилось «ура-а-а!».

Пройдя хутор, капитан Панасенко развернул свой эскадрон, чтобы атаковать из-за фланга 16-го гвардейского кавалерийского полка. Правее, на возвышенности, строил эскадрон капитан Загоруйко. Слева, обгоняя конников, с грохотом мчались запыленные танки. На башнях горели красные звезды, из открытых люков махали руками танкисты. Панасенко пришпорил коня. Сзади дробный перебор сотен подков по сухой земле стал еще чаще.

Второй батальон 588-го гренадерского полка, отошедший с рубежа речки Хотожка, был разгромлен.

Стрельба смолкла. Трубы заиграли сбор. Съезжались разгоряченные атакой всадники.

16-й и 15-й гвардейские кавалерийские полки вклинились во вражескую оборону, пересекли линию железной дороги Рославль — Сухиничи и скрылись в сосновом лесу западнее станции Бетлица.

11-й гвардейский кавалерийский полк и штаб дивизии следовали на удалении двух — трех километров от головных полков и при их атаке оторвались от первого эшелона. Противник после прорыва главных сил дивизии через линию железной дороги успел закрепиться на рубеже Михайловского и Бетлицы, встретив подошедшую уже в темноте колонну 11-го гвардейского кавалерийского полка огнем. После нескольких неудачных попыток прорваться, потеряв связь с первым эшелоном, командир дивизии генерал Панкратов приказал полку выйти из боя, сосредоточиться в лесу и выслать разъезды для связи с головными полками. Дивизия прекратила марш и провела ночь на месте, проникнув в глубину обороны противника на 15 километров.

...Части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии прошли через боевые порядки 324-й стрелковой дивизии полковника Седулина и продолжали марш в юго-западном направлении.

Немецко-фашистское командование пыталось задержать наше наступление и бросило против конников свою авиацию. [191]

Начало темнеть... В голове колонн загорелись цветные ракеты — «Воздушная тревога!» С юго-запада, в направлении движения конницы, подходило до семидесяти вражеских бомбардировщиков.

По радио полетело приказание:

«Расчлениться, развернуть все зенитные средства и — вперед!»

Запели трубы. Полки, эскадроны, батареи галопом расчленились. Между перелесками и рощами на большом пространстве по фронту и в глубину двигались вне дорог, но в одном и том же направлении небольшие кучки всадников, отдельные артиллерийские запряжки, пулеметные тачанки, машины. Неискушенному человеку могло казаться, что происходит какое-то беспорядочное движение разрозненных, неуправляемых групп. На самом деле каждый эскадрон кавалерийского корпуса продолжал организованно выполнять свою боевую задачу. Бомбардировщики подходили на высоте около полутора тысяч метров. Их плоскости и фюзеляжи тускло поблескивали в последних лучах спускавшегося к горизонту солнца.

С опушек леса донеслись залпы зенитных батарей. В небе непрерывно вспыхивали огоньки разрывов. Завыли бомбы. В лесу и в поле впереди заухали разрывы. Первая волна бомбардировщиков сбросила свой груз в чистое поле и отвернула, не дойдя до кавалерии. Два бомбардировщика, прочертив в потемневшем небе длинные огненные полосы, устремились вниз. Поднялись столбы пламени, прокатились взрывы.

С запада приближалась следующая волна бомбардировщиков. Она была особенно многочисленной. Зенитки стреляли неумолчно. Небо было сплошь покрыто разрывами. Второй эшелон самолетов также сбросил бомбы куда попало и отвернул. Еще два самолета загорелись. Массированная воздушная атака была отражена...

Уничтожая по пути отдельные подразделения 588-го и 589-го гренадерских полков, части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии были вынуждены несколько раз спешиваться для боя и развертывать артиллерию. К 23 часам дивизия вышла в район хут. Михайловского и Хотожки, продвинувшись за день боя всего на 10 километров.

Ввод 2-го гвардейского кавалерийского корпуса в прорыв начался около 18 часов 7 сентября. Кавалерия имела [192] светлого времени четыре — пять часов, а задача первого дня наступления предусматривала 30–35-километровый бросок с допрорывом вражеской обороны совместно с стрелковыми дивизиями. Это требовало от кавалерийских дивизий первого эшелона большой решительности действий, а от командира и штаба корпуса — твердого и гибкого управления.

Командир 4-й гвардейской кавалерийской дивизии потерял управление частями своего первого эшелона и не мог использовать его успеха. Командир 3-й гвардейской кавалерийской дивизии тоже не смог протолкнуть свои головные полки, часто спешивавшиеся и избегавшие маневрирования в конном строю. Командир корпуса не смог вывести свои дивизии на оперативный простор.

В результате 2-й гвардейский кавалерийский корпус задачу первого дня наступления не выполнил. Путь на оперативный простор был прегражден вражескими резервами, сосредоточивавшимися в районе станции Бетлица.

Прорыв обороны 321-й пехотной дивизии и ввод в прорыв конницы и танков раскрыли, наконец, немецко-фашистскому командованию направление нашего удара. В ночь на 8 сентября оно отдало приказ — немедленно начать отход с укрепленного рубежа реки Болвы на верхнее течение Десны. Северный фланг вражеской обороны брянско-бежицкого района покатился назад после первого же удара наших войск. Ударная группировка Брянского фронта нависла над вражеской обороной.

Командующий фронтом приказал генералу Болдину энергично развивать наступление, а кавалерийскому корпусу поставил задачу захватить плацдарм на западном берегу реки Десны в районе Энергия и Троицкое.

* * *

Кавалерийские разъезды ночью установили, что в районе станции Бетлица сосредоточились два батальона 254-го гренадерского полка 110-й пехотной дивизии и остатки 321-й пехотной дивизии врага. Пленные показывали, что немецко-фашистские войска начали общий отход со своих позиций на западном берегу Болвы.

В 24 часа 7 сентября генерал Крюков приказал генералам Ягодину и Панкратову окружить и ликвидировать группу противника в районе Бетлицы и продолжать выполнять свою задачу. Установив, что части 110-й и 339-й [193] немецких пехотных дивизий начали отход на запад, командир корпуса решил прикрыться с востока дивизией генерала Курсакова, чтобы дать возможность первому эшелону корпуса совершить бросок для захвата плацдарма на западном берегу Десны.

Ночью кавалерийские дивизии занимали исходное положение.

Наблюдательный пункт корпуса находился вблизи переднего края, в роще на южной окраине хутора Михайловского. Вместе с генералом разместились штабные офицеры оперативного и разведывательного отделов, артиллеристы и связисты. Сквозь брезенты штабных палаток всю ночь светились походные фонари. Командиры дивизий и полков, офицеры штабов изучали последние данные о противнике, уточняли обстановку, отрабатывали взаимодействие конницы с артиллерией и танками.

Рано утром началась артиллерийская подготовка атаки.

Первыми сблизились с противником эскадроны 9-го гвардейского кавалерийского полка, наступавшие с северо-востока. Они с хода бросились в атаку, но, встреченные сильным огнем, залегли.

Эскадроны 12-го гвардейского кавалерийского полка поспешно выходили из-за фланга головного полка. Третий эскадрон наступал на станцию с востока вдоль железнодорожной линии, остальные развертывались правее и левее. Еще восточнее один за другим рысью перескакивали через насыпь эскадроны 10-го гвардейского кавалерийского полка. Вся 3-я гвардейская кавалерийская дивизия вступила в бой.

С северо-запада к станции подошли эскадроны 11-го гвардейского кавалерийского полка. Командир полка полковник Аристов, наблюдая за боем с дерева на опушке леса, видел, как перед быстро перебегавшими вперед фигурками кавалеристов начали вставать разрывы, как цепи эскадронов приостановились, залегли. Он передал по радио командующему артиллерией дивизии подполковнику Дмитриеву заявку перенести огонь на западную окраину поселка, спустился со своего наблюдательного пункта и направился к своим эскадронам.

Старший лейтенант Игнатов лежал в канавке в полкилометре от станции. Оглянувшись назад, он увидел командира полка, сделавшего перебежку между двумя очередями вражеских снарядов. Зная, зачем полковник [194] идет в эскадрон, Игнатов, не ожидая его, направил связных во взводы с приказанием атаковать, а сам побежал к передовому взводу и повел его в атаку. По обе стороны канавы поднялись солдаты третьего эскадрона. Справа и слева, стреляя из автоматов и винтовок, бросились вперед солдаты четвертого и второго эскадронов.

С юго-запада из леса двинулись эскадроны 15-го гвардейского кавалерийского полка, отрезая противнику кратчайший путь отхода к Десне. Оттуда же вырвались танки, прошли через цепи спешенной конницы и устремились к станции. Части 4-й гвардейской кавалерийской дивизии пошли в атаку.

Гитлеровцы бросились было к югу, но навстречу показались спешившиеся эскадроны и танки.

В этом бою кавалеристы захватили четырнадцать орудий, тридцать три пулемета, три эшелона с различными грузами, шесть воинских складов, много других трофеев.

Конница вырвалась на оперативный простор и устремилась к Десне.

...Части 339-й и 110-й немецких пехотных дивизий, бросив обозы, значительное количество материальной части и даже несколько полевых госпиталей с ранеными солдатами и офицерами, поспешно отходили на юго-запад. Их авангарды наткнулись на марше на наши кавалерийские колонны, также спешившие к Десне, и были отброшены обратно за реку Ветьма. К исходу дня обе вражеские дивизии сосредоточились в глухом лесу близ Бытоша. От села Иночка в этом же направлении отходили части 296-й немецкой пехотной дивизии, оборонявшиеся по реке Болве еще южнее. 55-й немецкий армейский корпус не смог прорваться на западный берег Десны по кратчайшей дороге на Хотмировскую переправу, уже перехваченную нашей конницей, и теперь намеревался отходить к переправам, лежащим южнее, на участке от Старое Хотмирово до Владимировки.

Командующий фронтом решил изменить направление удара конницы и бросить ее для захвата плацдармов за Десной не в районе Энергии, Троицкого, так как этот район уже остался в стороне от основных путей отхода противника, а значительно южнее — в районе железнодорожной магистрали Брянск — Смоленск. При успешном выполнении этой задачи советские войска окончательно лишали противника возможности организовать [195] оборону на Десне до самого Брянска, срывали вывоз гитлеровцами ценного оборудования брянско-бежицкого промышленного района и создавали предпосылки для окружения 55-го армейского корпуса в лесных массивах междуречья Ветьмы и Десны.

В ночь на 9 сентября 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу была поставлена задача: выйти к Десне, отрезая пути отхода противника к переправам у Троицкого и Владимировки, захватить плацдарм на западном берегу реки, перерезать железную дорогу Брянск — Смоленск и удерживать плацдарм до подхода пехоты.

* * *

Штабная палатка была разбита под могучими соснами. Невдалеке тарахтел движок полевой электростанции. В палатке было тихо, светло, уютно — тем особым фронтовым уютом, который умеют создавать бывалые солдаты даже на коротких остановках.

В палатке сидели начальник штаба корпуса, начальник оперативного отдела, командиры дивизий — Курсаков, Ягодин и Панкратов.

Крюков, глядя на карту, отдавал устный боевой приказ:

— Павел Трофимович... ваша дивизия, составляя правую колонну корпуса, двигается по маршруту: Косеват, Хопиловка, сосредоточивается в лесу около Новое Загорье и авангардом захватывает плацдарм на западном берегу Десны.

Курсаков тяжело приподнялся с походной табуретки и проговорил:

— Слушаюсь...

Крюков повернулся к Ягодину:

— Михаил Данилович... Ваша дивизия, усиленная артиллерией, совершает марш на главном направлении корпуса в непосредственной близости от линии фронта, составляя левую колонну. Двигаться по основному маршруту — Колпа, Косилово. На ваши части в первую очередь будут натыкаться вражеские колонны, отходящие к переправам. Это будет задерживать марш, а до Десны и так не меньше десяти часов хорошего хода. Сосредоточиться в лесу Олуфьевский, захватить плацдарм на западном берегу Десны. Авангард для захвата плацдарма нужно выделить сильный. [196]

Ягодин доложил:

— Товарищ гвардии генерал, командиром авангарда будет назначен мой заместитель полковник Ласовский. С ним поедет начальник политотдела полковник Федоров. Полку придается 179-й артиллерийско-минометный полк, танки и саперный эскадрон...

— Хорошо, — ответил Крюков.

— Григорий Иванович... Ваша дивизия составит второй эшелон корпуса. Главные силы сосредоточьте в левой колонне с готовностью развить действия головных дивизий.

— Есть!.. — по-солдатски отчеканил Панкратов.

— Товарищи! — обратился Крюков к генералам. — Перед корпусом поставлена серьезная боевая задача. Я требую напряжения всех сил для выполнения этой задачи... Счастливо... — Командир корпуса крепко пожал генералам руки.

...По глухим лесным дорогам, перебираясь вброд через многочисленные речки и ручьи, двигалась к Десне конница.

В течение дня 9 и в ночь на 10 сентября 1943 года кавалерийские дивизии несколько раз вступали в бой, отражая попытки вражеских колонн прорваться к Десне.

В боях при прорыве генерал Ягодин и начальник штаба полковник Русс получили ранение. Командование дивизией было временно возложено на полковника Ласовского.

В 7 часов 10 сентября 22-й кавалерийский полк вышел к Десне в районе Новое Загорье. Подтянулся к реке и авангард 3-й гвардейской кавалерийской дивизии.

Части 339-й и 110-й пехотных дивизий попытались было прорваться к переправам, но были отброшены с большими потерями. Для прикрытия от наших частей, наступающих с севера, командир 55-го немецкого армейского корпуса выделил из состава этих дивизий до двух пехотных полков с артиллерией, танками и штурмовыми орудиями.

Заслон противника выдвинулся на рубеж лесной, сильно заболоченной речки Каменки уже после того, как через этот рубеж прошли к югу кавалеристы, и завязал бой с двигавшейся следом за конницей 238-й стрелковой дивизией генерала Красноштанова. Ее авангардный 837-й стрелковый полк также прошел через село Каменка до подхода гитлеровцев. Главные силы дивизии [197] несколько отстали, подошли к речке уже в темноте и неожиданно были обстреляны. Попытка прорваться с хода успеха не имела. Вместе со стрелковыми частями севернее линии вражеского заслона остались все тылы кавалерийского корпуса и большая часть дивизионных тылов. Таким образом, 2-й гвардейский кавалерийский корпус на третьи сутки после ввода в прорыв продвинулся в оперативной глубине противника более чем на семьдесят километров. Корпус отрезал пути отхода трем вражеским дивизиям, вышел на восточный берег Десны и навис над железнодорожной магистралью Брянск — Смоленск в глубоком тылу Бежицы и Брянска. Гитлеровцы, заняв сильным заслоном северный берег реки Каменки, в свою очередь отрезали конногвардейцев от главных сил 50-й армии и отбивали попытки стрелковых частей прорваться на соединение с конницей.

Форсирование Десны

Войска Брянского и Центрального фронтов согласованными ударами сокрушали оборону противника на реке Десне. Войска 50-й армии генерала Болдина, двигаясь за кавалерийским корпусом, главными силами выходили на рубеж речки Каменки, а на своем правом фланге отражали сильные контратаки противника. Войска 3-й армии генерала Горбатова овладели городом Людиново, форсировали реку Болву и наступали в юго-западном направлении. Войска 11-й армии генерала Федюнинского, преодолевая полосу вражеских заграждений на восточном берегу Десны, развивали наступление на дятьковском и бежицко-брянском направлениях. Войска 69-й армии генерала Колпакчи продвигались в направлении Трубчевска.

В полдень 10 сентября главные силы 2-го гвардейского кавалерийского корпуса сосредоточились на восточном берегу Десны. Генерал Крюков приказал 20-й и 3-й гвардейской кавалерийским дивизиям главными силами форсировать реку и овладеть плацдармом на ее западном берегу в районе Рековичи, Коробки. 4-я гвардейская кавалерийская дивизия сосредоточивалась в лесу у колхоза «Прогресс» в готовности развить успех первого эшелона корпуса. Командный пункт корпуса развертывался у колхоза «Новый мир».

В 16 часов прибыла 29-я танковая бригада и соединилась с главными силами кавалерийского корпуса. [198]

Авангард 238-й стрелковой дивизии сосредоточился в районе Касилово и Матреновка, не имея связи со своей дивизией.

Получив данные о сосредоточении крупных сил противника в районе Бацкино, генерал Крюков подчинил себе эти части и приказал не допустить врага через реку Десну. К исходу дня 837-й стрелковый полк занял оборону на восточных окраинах Касилова и Матреновки. В корпусном резерве остались танки.

Весь день гитлеровские радиостанции распространяли сообщения, что «...в лесах на восточном берегу реки Десны северо-западнее Брянска германскими войсками окружены крупные силы русской кавалерии, которые успешно и планомерно уничтожаются».

А в это время части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса заканчивали последние приготовления к форсированию Десны.

Форсирование Десны в районе, где к ней вышли кавалерийские дивизии, было задачей нелегкой. На плесе реки ниже Владимировки, откуда Десна круто поворачивает на юго-восток, до Брянска по карте не значится ни одного брода. Все паромные переправы были уничтожены, лодки потоплены или сожжены. Противник считал участок реки, где железнодорожная магистраль, идущая из Брянска на Смоленск, пересекает Десну между станциями Олсуфьева и Рековичи, недоступным для форсирования. Окрестный район был неблагоприятным для действий крупных войсковых соединений. Лес, простирающийся на несколько десятков километров, подходит прямо к речной долине, особенно на восточном низменном и сильно заболоченном берегу. На линии железной дороги стояли вражеские охранные батальоны, а мост через Десну был прикрыт зенитными батареями.

Расчеты нашего командования строились на предположении, что гитлеровцы не ожидают быстрого выхода кавалерийского корпуса к Десне. Противник вообще не допускал возможности форсирования столь серьезной водной преграды без предварительной подготовки и сосредоточения переправочных средств и поэтому не имел сил полевых войск.

Надо было найти способ быстро переправиться через широкую, многоводную реку.

Это сделали отвага, находчивость, инициатива советского солдата! [199]

* * *

Девять кавалеристов выехали из соснового бора на восточном берегу Десны, сквозь кустарник начали гуськом пробираться к реке. Близость реки уже чувствовалась в этот по-летнему жаркий сентябрьский полдень. Разъезд втянулся в заросли, где, как видно, уже давно не ступала нога человека.

Десна открылась неожиданно. Командир разъезда ефрейтор Каминский выехал из-за кустов, глянул вперед, привычным движением кавалериста осадил за укрытие коня.

— Ну-ка, Семенов, прими коня, — спрыгивая с седла, сказал Каминский. — Стеценко, Ахметдинов — слезай, за мной. Остальные — на месте!

Держа автоматы наготове, трое разведчиков вышли на берег, залегли под кустами и начали внимательно осматривать местность.

Десна быстрым, мутным потоком бурлила под низким берегом. Западный высокий берег, покрытый лесом, выглядел очень таинственно. И к нему нужно добраться через эту быструю, не имеющую бродов реку, которую стерегут вражеские часовые.

— Стеценко, дойди до солдат — пусть отойдут с конями подальше. Еще заржет какая-нибудь лошадь, — приказал Каминский. Стеценко понимающе кивнул и скрылся за кустами.

Зорко вглядывались разведчики в противоположный берег, но ничего подозрительного заметить не могли. Над лесом, над рекой ярко светило солнце, во всем была разлита мирная тишина. Над деревьями кружились птицы. Они перелетали с места на место, взвивались ввысь.

— Нет там противника, хлопцы, — убежденно проговорил Каминский.

— Стеценко, — приказал он, — наблюдать вперед и вправо, Ахметдинов — вперед и влево. А я вон на том стреженьке пошукаю брода, место здесь подходящее. Заместителем остается Стеценко. В случае чего — огонь открывать самостоятельно.

Каминский быстро сбросил сапоги, стянул брюки. Пристроил на шее два диска для автомата, легким, крадущимся шагом начал спускаться к реке.

По-прежнему ничто не нарушало тишины. [200]

Каминский медленно, с трудом преодолевая быстрое течение, продвигался по реке. Вот он достиг берега. Цепляясь за кусты, выбрался на кручу, быстро прошел вправо, влево, осмотрелся, дал условный знак, что противника не обнаружено. Снова внимательно посмотрел вокруг, спустился к воде, тщательно примечая брод, возвратился на свою сторону. Присел под кустом. Вынул из полевой сумки бумагу, написал:

«Майору Бобровскому. В километре юго-восточнее колхоза «Красный маяк» обнаружил брод. Дно не топкое, глубина около метра. Можно переправляться в конном и в пешем строю. Двигаюсь с разъездом на западный берег. Против брода оставляю маяк.

10.9.43. Ефрейтор Н. Каминский».

Каминский перечитал донесение, с сожалением покачал головой — не было часов и он не мог проставить время отправления. Имея их, он бы установил, что разведка брода, длившаяся, казалось, целую вечность, продолжалась не больше часа.

— Ахметдинов, к начальнику штаба с донесением, — Каминский протянул сложенный уголком листок бумаги скуластому худощавому солдату. — Разъезд пусть следует сюда...

Через несколько минут из-за кустов показались остальные разведчики.

— Стеценко и Зеленков, остаться здесь, — продолжал Каминский, садясь на коня. — Располагаться укрыто, наблюдать внимательно. Стеценко — старший, брод видел сам. Будете исполнять службу маяка до подхода полка... Остальные — справа по одному, за мной, дистанция две лошади! — скомандовал Каминский, направляя шпорами упрямившегося коня в быстрые волны Десны.

Через десять минут шестеро кавалеристов вышли из воды на западном берегу Десны и скрылись в лесу.

Ефрейтор Николай Каминский сделал исключительно важное дело — нашел брод через Десну, где река по карте значится непроходимой. За свой подвиг он был награжден орденом Красного Знамени.

* * *

Генерал Курсаков, обогнав на походе полки, спешил за вырвавшимся вперед авангардом. Против обыкновения, он был взволнован, на это были веские причины. 20-я кавалерийская дивизия двигалась к Десне двумя [201] колоннами. Головной отряд правой колонны, подойдя к деревне Глуховка, занятой противником, завязал бой. Полковник Калинович развернул колонну. 103-й кавалерийский и 189-й танковый полки разгромили батальон 252-го гренадерского полка. Калинович чувствовал себя победителем и был немало озадачен, когда получил радиограмму командира дивизии:

«Немедленно выйти из боя, оторваться от противника, следовать за главными силами в район Новое Загорье».

Радиограмма эта последовала после весьма неприятного для Курсакова разговора по телефону с командиром корпуса. Крюков был недоволен, что его правофланговая дивизия ввязывается в бой с небольшими гарнизонами противника, вместо того чтобы безостановочно двигаться к основной цели. А тут, как на зло, 124-й кавалерийский полк задержался часа на два, уничтожая попавшуюся на их маршруте вражескую колонну. В результате части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии ушли далеко вперед. Крюков метал громы и молнии, и Курсаков начал нервничать. Получив донесение, что авангард дивизии вышел к Десне, он торопился наверстать потерянное, как ему уже начало казаться, время.

Солнце начало склоняться к вершинам сосен за рекой, когда генерал прибыл в район Новое Загорье. Подполковник Агуреев доложил, что Рековичи занимает охранный батальон противника без артиллерии, а на берегу гитлеровцы не имеют даже сторожевого охранения. Наших разъездов они не заметили и, очевидно, чувствовали себя в полной безопасности. За бродом ведется наблюдение, саперы готовят плоты. Но переправляться днем он не решился, чтобы противник раньше времени не обнаружил кавалеристов.

— Правильно, товарищ Агуреев, — проговорил Курсаков. И в нашем военном деле уместна хорошая русская [202] пословица: «Поспешишь — людей насмешишь». Сейчас мы посмотрим подступы к броду, маскировку, выход на тот берег. Через час подойдет полк Сайфутдинова, а там и полк Тихонова с танками подтянется. Стемнеет — мы на врага как снег на голову свалимся!.. Ваша задача: закрепиться на западном берегу реки и обеспечить переправу главных сил дивизии.

Небольшая группа всадников выехала на берег. Высоко в небе плыли на запад самолеты. Весь день «Юнкерсы» атаковали 238-ю стрелковую дивизию, пытавшуюся прорваться вслед за конницей. Кавалерийский корпус, затерявшийся в необозримом море Брянских лесов, гитлеровские летчики потеряли и усердно разыскивали.

Западный берег Десны по-прежнему был тих и безмолвен. Ничто, кроме птичьего гомона, не нарушало величавой тишины погожего сентябрьского вечера. От закатного солнца река слегка порозовела. Где-то далеко за рекой пронзительно засвистел паровоз.

Курсаков повернулся в седле, приказал командиру полка:

— Сейчас же переправьте на тот берег разъезд. Пусть закрепится на выгодном рубеже до подхода головного отряда.

Прошло еще с полчаса. Разведчики переправились через реку и скрылись в прибрежных кустах. Солнце закатилось за стену сосен, на воду легли тени, стало свежо. Западный берег по-прежнему молчал. Смолкли и птичьи перепевы.

Генерал тронул шенкелями коня и двинулся в сторону леса. Выбравшись на сухое место, метрах в трехстах от брода, он спрыгнул с коня, передал поводья подскочившему ординарцу и сказал начальнику штаба:

— Здесь, Сергей Николаевич, будет наш капе. Давайте планировать переправу...

Ординарец расстелил под сосной бурку. Удобно устроившись и близко наклонясь к карте, Курсаков говорил своим спутникам:

— Авангарду Агуреева захватить рубеж Рековичи, Девочкино и обеспечивать на этом рубеже переправу главных сил. За ним будет форсировать реку полк Сайфутдинова с задачей овладеть рубежом Казанова, Ржавец и установить связь влево, с правофланговым полком дивизии генерала Ягодина. Полк Тихонова, танки и самоходные [203] орудия через реку пока не переправлять. Коноводы тоже остаются на этом берегу. Артиллерии сопровождения переправляться со своими полками. А из приданных корпусных средств необходимо образовать дивизионную артиллерийскую группу и сосредоточенным огнем с восточного берега поддерживать бой кавалерийских полков на плацдарме.

На восточном берегу Десны закипела работа.

Связисты майора Мишина потянули линии связи к командирам полков, командующему артиллерией, левому соседу. Вскоре подали телефонный провод из штаба корпуса. Начали работать на прием радиостанции. Командир дивизии получил возможность управлять всем своим большим и сложным «хозяйством».

Полковник Алексеевский инструктировал заместителей командиров по политчасти, полковых парторгов, работников политического отдела.

— Нашей дивизии предстоит форсировать Десну в первом эшелоне корпуса. Десна является одной из серьезнейших водных преград. Перед вводом в прорыв Военный Совет Брянского фронта приказал нам: «Завоюйте вашей прославленной в боях гражданской войны дивизии гвардейское звание». Враг нас не ждет. Нужно напрячь все усилия, боевой приказ выполнить точно, в срок, по-гвардейски!..

Всюду царило бодрое, приподнятое настроение, какое бывает перед выполнением серьезной боевой задачи в уверенных в своей силе, закаленных в боях и походах воинских частях.

К переправе потянулись спешенные эскадроны, запряжки полковых и противотанковых орудий. Несли плоты для переправы пулеметов и минометов. В глубине леса слышался стук топоров, визг пил. Саперы капитана Резяпкина готовили переправочные средства для тяжелых минометов.

Генерал вместе с начальником штаба, наверное, уже в десятый раз прикидывал по карте действия своей дивизии на западном берегу Десны.

* * *

Вечером 10 сентября 22-й кавалерийский полк начал переправу.

Первым переправился через реку эскадрон старшего лейтенанта Плискина. Командир эскадрона перебросил [204] через реку взвод автоматчиков лейтенанта Сергеева. Они залегли в двухстах метрах от берега и подали условный знак, что противник не обнаружен. Следом за ними в разомкнутой колонне по звеньям двинулись остальные взводы.

Держа оружие и сапоги высоко над головой, солдаты осторожно, поеживаясь, входили в холодную воду, медленно переходили реку.

Было тихо... Слышался лишь плеск воды да мерное движение людей: иногда раздавались негромкие команды офицеров.

Вслед за взводами были перевезены на плотах станковые пулеметы и приданные противотанковые пушки. Артиллерийские упряжки переправлялись вброд, некоторые лошади плыли. Переправившись через реку, головной отряд развернулся на берегу ручья в полкилометре от колхоза «Красный маяк». За ним переправился эскадрон старшего лейтенанта Назарова с двумя полковыми пушками и взводом минометной батареи. Противник переправу не обнаружил.

Подполковник Агуреев приказал обоим головным эскадронам выдвинуться на рубеж «Красный маяк», Девочкино. Второй эскадрон беспрепятственно вышел к колхозу; там уже были наши разведчики. Дозоры третьего эскадрона при подходе к Девочкино захватили пленного, который сообщил, что в деревне стоит заставой взвод пехоты с двумя минометами.

Эскадрон залег на высотках, в ста метрах от деревни.

К 2 часам 11 сентября переправа авангардного полка была закончена. К реке потянулись батареи полковой артиллерийской группы капитана Курганского. В этот момент приехал солдат с донесением, что в трех метрах от станции Рековичи находится полевая посадочная площадка противника с двумя десятками самолетов. Прочитав донесение, Курсаков приказал:

— Башкатова с эскадроном в конном строю — ко мне!

Старший лейтенант Башкатов — очень смелый, отважный человек — был твердым, волевым командиром. Он всегда очень заботился о своих подчиненных, берег их в бою, был прост и вместе с тем строг и требователен к солдату. А эту офицерскую заботу, простоту и требовательность солдат и ценит превыше всего.

Манера Башкатова держаться и говорить — просто, [205] немногословно, но с достоинством знающего себе цену офицера — сразу располагала к нему. Башкатова ценили, уважали, любили и начальники, и товарищи офицеры, и подчиненные. Ему поручали ответственные боевые задачи, и он решал их серьезно, инициативно, умело. Башкатов был уже четыре раза ранен и каждый раз после выздоровления возвращался из госпиталя в родную дивизию.

Перед Курсаковым выросла фигура человека в кубанке набекрень с автоматом на груди.

— Товарищ генерал! Третий эскадрон по вашему вызову прибыл. Командир эскадрона старший лейтенант Башкатов.

Курсаков приказал офицеру сесть рядом, подсвечивая электрическим фонариком, показал на карте, где, по данным разведки, обнаружен вражеский аэродром.

— Задача ваша, товарищ Башкатов, — неторопливо говорил генерал, — незаметно пробраться мимо вражеского гарнизона на станции Рековичи и выйти к этому аэродрому часа за два до рассвета. Налететь с шумом, с криками, со стрельбой и все самолеты уничтожить!

...В половине четвертого со стороны железнодорожного моста послышалась пулеметная стрельба. Она все усиливалась. Затарахтели зенитные пушки. Далеко влево по воде поползли лучи прожекторов. Часто взлетали ракеты, заливая темные массивы леса ослепительно ярким светом.

— Должно быть, немцы разъезды Михаила Даниловича обнаружили, — в раздумье проговорил Курсаков, приподнимаясь с бурки. — А может он переправляется с боем?.. Спроси-ка, Сергей Николаевич, в корпусе и доложи: авангард дивизии переправу закончил. В четыре ноль-ноль я даю сигнал атаковать...

Телефонист вызвал начальника штаба корпуса. В трубке послышался голос:

— Слушаю! Мансуров...

— Товарищ гвардии полковник, — докладывал начальник штаба. — Авангардный полк с тремя батареями в пешем строю переправился через Десну у колхоза «Красный маяк». Ровно в четыре атакуем Рековичи. Переправа остальных частей дивизии продолжается...

— Что?.. Что?.. — торопливо переспросил Мансуров. — Авангард переправился через Десну? С артиллерией?.. [206]

— Так точно, Борис Владимирович. Генерал приказал доложить о переправе и просит подбросить саперов для наведения моста. Место выбрали, материал заготавливаем.

— Ну, действуйте. Счастливо... Саперов пришлю...

Курсаков заметил:

— Редкая нам выпала удача. Ведь эта переправа, возможно, станет очень важным эпизодом сражения за рубеж Десны, за район Брянска и Бежицы. — Он несколько минут лежал молча. — Вызывай-ка еще один эскадрон 103-го полка, тоже в конном строю. Надо прикрыть левый фланг авангарда со стороны моста. Похоже, что Ягодин задержится с переправой. Сайфутдинову прикажи ускорить переправу. А мне к телефону Агуреева!

Через несколько минут телефонист доложил:

— Товарищ генерал, приказание выполнено.

— Агуреев, — по привычке откашливаясь, начал командир дивизии. — Переходите в атаку!.. Со стороны железнодорожного моста прикройтесь пока одним эскадроном. Я сейчас туда высылаю эскадрон в конном строю. Смотрите, чтобы в темноте своих не побили! Сайфутдинов переправится часам к семи, не раньше.

— Будет выполнено, товарищ генерал, — донесся приглушенный водой и расстоянием голос...

В четыре часа за Десной засверкали выстрелы. Артиллерийский обстрел продолжался всего две минуты. Потом совсем рядом загремело «ура!» Эскадроны 22-го кавалерийского полка ворвались в село, в коротком бою сломили неорганизованное сопротивление противника, выбили его остатки из Рековичей.

Авангард дивизии задачу выполнил и перешел к обороне на назначенном рубеже.

...Третий эскадрон переправился через Десну и двинулся по берегу, обходя занятое гитлеровцами Девочкино. На подъеме дороги командира эскадрона встретил лейтенант Орел. Узнав Башкатова, подъехал вплотную, сконфуженно проговорил:

— Ошибка, товарищ старший лейтенант, получилась: перепутали станции... Оказывается, вражеский аэродром находится не у станции Рековичи, а у станции Олсуфьева, на том берегу Десны, в полосе соседней дивизии.

Башкатов слушал, наклонившись к шее коня. Выпрямившись в седле, отрывисто бросил: [207]

— Слушай!

Слева, со стороны моста, донесся далекий гул. В темноте уже за сотню шагов ничего не было видно, но постепенно нарастающий гул рисовал картину движения поезда так ясно, как будто весь состав был уже виден.

— Эшелон удирает из Брянска, — уверенно сказал Башкатов. — Вот его-то я и уничтожу сейчас вместо твоего мифического аэродрома. Орел, махни-ка с разъездом к станции, разведай, как и что. Я свяжусь с Агуреевым, чтобы в темноте не перестрелять своих, и пойду за вами следом.

— Момент!.. — Орел пришпорил коня.

Поезд прошел мимо эскадрона, выбрасывая тучи искр от сырых дров, которыми гитлеровцы были вынуждены топить свои паровозы.

Башкатов негромко бросил назад:

— Лейтенант Слободян, ко мне!.. Вы со взводом будете двигаться в головной походной заставе. Направление — вдоль полотна железной дороги, не ближе двухсот метров к нему. У станции встретите разъезд лейтенанта Орла. Как до него дойдете, спешивайте взвод. По моему сигналу — зеленая ракета — атакуйте станцию. Остальные взводы сам разверну правее вас.

Слободян повторил задачу, отъехал к своему взводу. Там послышались осторожные голоса. Три всадника прорысили вперед. Проезжая мимо Башкатова, один из них проговорил:

— Товарищ старший лейтенант. Головной дозор — младший сержант Антипов, рядовые Бакаев и Мартынов...

Мимо потянулась походная застава. Перед Башкатовым выросла фигура всадника.

— Товарищ старший лейтенант, — нагибаясь с седла, доложил запыхавшийся солдат. — Посыльной от лейтенанта Орла. На станции три эшелона. Лейтенант ожидает вас у железнодорожной будки.

— Прямо-о-о! — скомандовал Башкатов и тронул коня...

Эскадрон спешился почти у, самой станции. Здесь Башкатова нагнал второй эскадрон, высланный командиром дивизии. Ознакомившись с обстановкой, капитан Щерба развернул эскадрон. Загремели наши батареи, оба эскадрона атаковали станцию Рековичи.

Станция была захвачена после короткого боя. [208]

Был — в пятый раз — ранен Павел Башкатов, ворвавшийся на станцию одним из первых. Несмотря на ранение, он продолжал командовать эскадроном.

На станции было захвачено три эшелона с боеприпасами, продовольствием, горючим и авиационными моторами, пять платформ с грузовиками, два склада, в которых было до пятисот велосипедов и более тридцати тысяч снарядов и мин.

Крестовины входных стрелок были взорваны, телеграфная линия порвана, путь отхода поездам противника от Брянска на Рославль, Смоленск перерезан.

* * *

Над лесами, над спокойной Десной снова взошло солнце. Курсаков подъехал к берегу, где уже заканчивалась переправа очередного полка. От разъездов, высланных на западный берег реки, были получены донесения: гитлеровцы занимают Маковье, Голубею и Дубовец, расположенные близ моста. Указанные населенные пункты находились в полосе наступления 3-й гвардейской кавалерийской дивизии, но она сильно задержалась с переправой. Оттуда слышалась частая пулеметная стрельба, время от времени били зенитные батареи. Генерал приказал [209] майору Сайфутдинову овладеть этими населенными пунктами и удерживать их до подхода правофлангового полка соседа.

Утром 124-й кавалерийский полк перешел в наступление. Спешенные эскадроны были встречены сильным огнем противника. В ответ загремели наши орудия и минометы. Завязался бой...

Первый эскадрон, наступая на правом фланге полка, вышел к полотну железной дороги, обходя полусожженную деревню Ржавец. За ним перемахнули через невысокую насыпь остальные эскадроны, но, не пройдя и сотни метров, вынуждены были залечь под усилившимся огнем. Капитан Белов повел третий эскадрон в атаку. На окраине Голубей взводы попали под огонь, замялись. Солдаты начали окапываться.

Капитан Белов бросился вперед, солдаты устремились за ним. У крайней избы Белов был сражен вражеской пулей насмерть. Цепи снова начали ложиться, кое-кто отскочил назад. Наступавший левее эскадрон тоже залег. Зенитные батареи противника со стороны моста поливали наши боевые порядки ливнем снарядов.

Тогда на помощь пришли артиллеристы. Корпусные пушки майора Стежко и тяжелые минометы майора [210] Ройзмана пристрелялись к вражеским батареям и обрушили на них огневой шквал. Зенитки смолкли. Минометная батарея старшего лейтенанта Бодни стала накрывать Маковье.

Первый эскадрон продолжал наступать, обходя Голубею с запада.

Старший лейтенант Пугачев, увидев, что эскадроны полка прижаты к земле вражеским огнем, приказал пулеметчикам воспретить отход противнику на Дубовец, а сам поднял взводы в атаку. С севера Голубею вновь атаковал третий эскадрон, командование которым после гибели капитана Белова принял парторг полка капитан Гаськов. Четвертый эскадрон старшего лейтенанта Жука ворвался в Маковье. 630-й охранный батальон противника, понеся большие потери, поспешно отошел на Бересток. Кавалеристы перешли к обороне на рубеже Казанова, Голубея, Дубовец.

К полудню 20-я кавалерийская дивизия полностью выполнила свою боевую задачу: форсировала реку Десну, с боем захватила на западном берегу реки плацдарм протяжением до восьми километров по фронту и до пяти километров в глубину и перерезала железнодорожную магистраль Брянск — Смоленск. Этот блестящий успех сыграл важную роль в общем ходе сражения за Брянск и Бежицу, в прорыве нашими войсками оборонительного рубежа противника по реке Десна.

Ночью начальник политотдела корпуса полковник Дробиленко от имени Президиума Верховного Совета СССР вручил старшим лейтенантам Назарову, Пугачеву и капитану Гаськову ордена Отечественной войны 1-й степени. Старший лейтенант Башкатов был представлен к награждению орденом Красного Знамени. Большая группа офицеров, сержантов и солдат была награждена орденами и медалями.

* * *

3-й гвардейской кавалерийской дивизии предстояло форсировать Десну в районе железнодорожного моста. Разъезды не смогли найти ни одного брода во всей полосе переправы. Гитлеровцы освещали реку прожекторами и ракетами и встречали сильным огнем все попытки разведчиков приблизиться к воде. Ночью один разъезд обнаружил, что около станции Олсуфьева находится полевая посадочная площадка с самолетами. [211]

Полковник Ласовский приказал командиру авангардного полка подполковнику Алиеву захватить вражеский аэродром, а полку главных сил дивизии форсировать реку с боем.

Вечером 10 сентября головной отряд 10-го гвардейского кавалерийского полка вышел на восточный берег реки Десны в районе железнодорожного моста, попал под пулеметный огонь с противоположного берега; немного позже начали бить вражеские зенитные батареи. Подполковник Филиппов повел свой полк вдоль берега в поисках переправы и перед рассветом вышел к броду у колхоза «Красный маяк», где переправлялись части 20-й кавалерийской дивизии. Переправившись вслед за ними, полк в ночь на 12 сентября принял от 124-го кавалерийского полка участок Голубея, Дубовец, назначенный ему приказом. Один эскадрон стал заслоном в сторону железнодорожного моста, который удерживался противником.

12-й гвардейский кавалерийский полк под командованием подполковника Алиева ночью 10 сентября шел лесом, который тянется к северо-востоку от станции Олсуфьева.

Четвертый эскадрон вышел на опушку леса. Младший лейтенант Лавров, выехав из-за деревьев, увидел на лесной поляне стоящие в ряд самолеты, слегка закиданные ветками. Лавров спешил взвод и, приказав орудию и пулеметам открыть огонь по самолетам, повел солдат в атаку.

Услышав впереди стрельбу, капитан Ханукаев с остальными взводами бросился вдоль опушки. Эскадрон обошел посадочную площадку, спешился и повел атаку на огневые позиции зенитных батарей. Третий и второй эскадроны во главе с майором Свердликовым были направлены к устью Ветьмы для атаки противника с юга.

Гитлеровцы были ошеломлены внезапным появлением нашей кавалерии и не могли оказать организованного сопротивления.

После короткого боя полк овладел полевым аэродромом. Было захвачено и уничтожено семнадцать истребителей, склады с горючим и пятьюдесятью тысячами авиационных бомб, восемнадцать зенитных орудий в полной исправности. В плен попало шестьдесят семь [212] гитлеровцев, в том числе — четырнадцать офицеров-летчиков.

Второй и третий эскадроны заняли оборону вдоль берега Десны до устья Ветьмы, четвертый расположился на аэродроме.

На захваченной посадочной площадке все привели в порядок, выложили посадочное «Т».

Вскоре послышались крики наблюдателей:

— Во-озду-ух!..

С северо-запада приближался самолет противника.

Подполковник Алиев приказал приготовить ракетницу. Самолет сделал круг над посадочной площадкой, где по-прежнему стояли самолеты. От самолета отделилась ракета. С посадочной площадки взвилась ответная.

Истребитель, резко снижаясь, пошел на посадку, коснулся колесами земли, пробежал немного, круто завернув, остановился... Мотор смолк. Поднялся прозрачный колпак кабины. Летчик неуклюже спрыгнул на землю, повернулся... и замер. Перед ним стояли три русских солдата с автоматами...

Первый эскадрон, наступая на станцию Олсуфьева, был встречен огнем противника. На станции находились военные эшелоны с заводским оборудованием. Командир дивизии для их захвата направил 9-й гвардейский кавалерийский полк под командованием полковника Красношапки. Утром 11 сентября эскадроны ворвались на станцию и отрезали поездам путь отхода по мосту. Однако противник продолжал упорно удерживать железнодорожный мост и огнем отбил две наши атаки.

Около полудня 9-й и 12-й гвардейские кавалерийские полки окопались по восточному берегу Десны от моста до устья реки Ветьмы. Главные силы 3-й гвардейской кавалерийской дивизии своей основной задачи не выполнили — на западный берег Десны не переправились — и вели огневой бой с противником. Только 10-й гвардейский кавалерийский полк без артиллерии переправился на свой участок плацдарма.

...Разведка сообщила командиру корпуса, что противник отходит из района Бацкино через Жуковку на Клетню. Генерал Крюков приказал генералу Панкратову одним кавалерийским полком захватить Жуковку и во взаимодействии с 3-й гвардейской кавалерийской дивизией перерезать противнику пути отхода на юг.

Жуковка являлась узловой станцией. Отсюда расходились [213] железнодорожные пути из Брянска на северо-запад — в направлении Рославля и Смоленска и на юго-запад — в направлении Клетни.

11-й гвардейский кавалерийский полк под командованием полковника Аристова с танками переправился через реку Ветьма, уничтожил этапную роту противника и захватил Гришину Слободу. По дороге на юг двигались автомашины, обозы, небольшие пехотные подразделения врага. Пленные говорили, что 296-я пехотная дивизия отходит на Фошню и Жуковку.

Перед четвертым эскадроном была поставлена задача отрезать противнику пути отхода на Клетню. Второй и третий эскадроны, каждый со взводом танков, получили приказ атаковать Жуковку с севера и с востока.

Полковая батарея открыла огонь по станции. Там поднялась суматоха. Взвились огромные языки пламени — снаряды попали в цистерны с горючим.

В поселок ворвались танки, а за ними полковник Аристов с первым эскадроном в конном строю. Гитлеровцы метнулись на Клетненский большак, попали под огонь четвертого эскадрона, шарахнулись обратно. Их встретили танки и спешенные эскадроны. Ночной бой продолжался часа два, наконец выстрелы и крики смолкли.

Путь на Клетню для вражеских поездов был перерезан. На перегонах между Брянском и Жуковкой осталось свыше тридцати эшелонов с грузами. Все они впоследствии были захвачены нашими наступающими войсками.

Благодарность Родины

Удар 2-го гвардейского кавалерийского корпуса по вражеским тылам поставил под угрозу срыва план гитлеровского командования организовать оборону на рубеже реки Десны северо-западнее Брянска. В связи с этим противник предпринял решительные меры, чтобы восстановить положение и вывести из окружения части 55-го армейского корпуса.

339-я и 110-я пехотные дивизии получили задачу: прорваться из района Бацкино к Владимирской переправе и занять оборону на западном берегу Десны от Троицкого до Рековичей. 296-я пехотная дивизия наносила удар на Жуковку. Наконец, в целях ликвидации нашего плацдарма на западном берегу Десны и содействия [214] прорыву своей окруженной группировки немецко-фашистское командование сосредоточило части 5-й танковой, 78-й и 129-й пехотных дивизий и несколько охранных батальонов. Используя охватывающее положение своих дивизий, командующий 9-й немецкой армией поставил перед ними задачу уничтожить русский кавалерийский корпус. На этот раз он был совершенно уверен, что его войска, имеющие значительное численное превосходство, выполнят свою задачу.

На рассвете 12 сентября гитлеровцы перешли к активным действиям, имевшим целью отбросить наши части, переправившиеся на западный берег Десны в районе Рековичи, восстановить движение по железнодорожной магистрали Брянск — Смоленск и прорваться из района Бацкино к переправам через Десну у Троицкого и Владимировки.

Два батальона 110-й немецкой пехотной дивизии повели наступление восточнее Матреновки. 837-й стрелковый полк отразил три атаки. Тогда противник ввел в бой до двух полков пехоты. В течение нескольких часов стрелковые батальоны удерживали Касилово и Матреновку, отбили шесть вражеских атак, но были вынуждены отойти.

За день эскадроны 20-й кавалерийской дивизии и 10-го гвардейского кавалерийского полка отбили пять вражеских атак на берегу реки Десны. Гитлеровцы бросили против плацдарма 320-й, 549-й, 747-й и 852-й охранные батальоны, маршевый батальон 72-й пехотной дивизии и 15–20 танков, но кавалеристы удержали захваченные накануне рубежи.

Командир корпуса был вынужден отвести на север по одному полку из первого эшелона кавалерийских дивизий. 12-й гвардейский кавалерийский полк и мотострелковый батальон 29-й танковой бригады были подчинены командиру 4-й гвардейской кавалерийской дивизии. 103-й кавалерийский полк и танки составили корпусной резерв.

Положение 2-го гвардейского кавалерийского корпуса было весьма серьезным. Главные силы — 20-я и 3-я гвардейская кавалерийские дивизии со всеми корпусными артиллерийскими и минометными частями — перешли к обороне фронтом на юго-запад, юг и юго-восток. Противник, удерживая железнодорожный мост через Десну, вклинился в боевые порядки 3-й гвардейской кавалерийской [216] дивизии. Части 4-й гвардейской кавалерийской дивизии также перешли к обороне фронтом на восток и север. Полоса обороны корпуса была почти круговой и достигала 50–60 километров.

Противник окончательно отрезал кавалерийский корпус от главных сил 50-й армии, сильными заслонами преградил путь на юг 238-й и 108-й стрелковым дивизиям и сосредоточивал свои части, готовя прорыв к переправам через реку Десну в районе Троицкого и Владимировки — через район, занятый нашей кавалерией.

Генералу Болдину было известно, что противник сосредоточивает крупные силы для удара по кавалерии, охватывая ее расположение с трех сторон. В ночь на 11 сентября он приказал 108-й стрелковой дивизии под командованием полковника Теремова прорваться через вражеские заслоны и соединиться с кавалерийским корпусом.

Военный Совет Брянского фронта подтвердил по радио приказ генералу Крюкову: упорно удерживать плацдарм за Десной до подхода пехоты и не дать противнику вырваться из окружения.

* * *

К рассвету 12 сентября немецко-фашистское командование сосредоточило в лесах южнее Фошни 296-ю пехотную дивизию. Перейдя в наступление, противник вынудил 11-й гвардейский кавалерийский полк отойти из Жуковки на западный берег реки Ветьмы.

В полосе обороны 3-й гвардейской кавалерийской дивизии 519-й, 520-й гренадерские полки и двадцать два танка начали атаку в направлении Жуковки на левый фланг 9-го гвардейского кавалерийского полка.

Первая атака двух вражеских батальонов с девятью танками была отбита. Но одному танку удалось прорваться. Он шел прямо на огневую позицию орудия старшего сержанта Каркумбаева.

Старший сержант подпустил танк метров на сто и произвел подряд три выстрела по бортовой броне. После второго выстрела показалась тоненькая струйка дыма. Сверкнуло пламя. Раздался оглушительный удар — взорвался боезапас.

На огневую позицию прибежал связной, запыхавшись, проговорил: [217]

— Ахмет, старший лейтенант приказал передать тебе благодарность и сказал, что тебя представят к ордену.

Каркумбаев ответил:

— Доложи старшему лейтенанту, что я жизни не пожалею за Родину.

В следующей атаке Каркумбаев подбил еще танк, подавил огонь трех пулеметов противника. Был ранен. За свой подвиг он был награжден орденом Отечественной войны.

Гитлеровцы не прекращали атак. Пехота вслед за танками наступала на окопы эскадрона. На левом фланге стоял пулемет сержанта Аменшаева.

Аменшаев внимательно наблюдал, как пехота катилась на наши позиции немного правее окопа его пулемета, чуть прищурив раскосый глаз, не спускал с гитлеровцев прицела, медленно поводил стволом. Второй номер несколько раз повторял:

— Давай огня... давай огня!..

— Зачем такой гарачий?.. — огрызнулся наводчик.

Атакующие подкатились на сотню шагов к окопам.

Навстречу им полетели ручные гранаты. В этот момент Аменшаев нажал на спусковой крючок. Пулемет заколотился; без единой задержки была выпущена лента. Ефрейтор Любимов, утирая рукавом гимнастерки выступивший пот, восхищенно закричал:

— Молодец, Хаджибек!.. — и продернул в приемник новую ленту. Пулемет снова застрочил. Перед окопами выросла груда тел; уцелевшие хлынули обратно. Аменшаев расстрелял им вдогонку третью ленту, повернул широко улыбавшееся скуластое лицо ко второму номеру, довольно спросил:

— Джаксы?..{18}

— Очень даже джаксы, Хаджибек! — отозвался Любимов.

В течение дня противник еще раз перешел в атаку, но вынужден был отойти, потеряв шесть танков. Кавалеристы удержали свои позиции.

108-я стрелковая дивизия утром 12 сентября перешла в наступление. Авангард дивизии атаковал вражеский заслон, сбил его и продолжал марш. Противник перешел в атаку с востока, но был отброшен. Главные силы дивизии около 20 часов сосредоточились в районе Новое [218] Загорье, установив связь с кавалерией. Вместе с ними прорвалась значительная часть дивизионных тылов кавалерийского корпуса.

* * *

Вражеское командование сосредоточило против нашего плацдарма за Десной сильную группу войск под командованием командира 78-й Вюртембергско-Баденской дивизии генерал-лейтенанта Траута.

Эта дивизия, единственная в немецко-фашистской армии, носила наименование «штурмовой». В 1941 году 78-я штурмовая дивизия входила в состав 4-й армии, наступала на главном направлении в боях под Можайском и Рузой и предназначалась для участия в торжественном параде, который Адольф Гитлер собирался принимать на Красной площади 7 ноября. Дивизия была жестоко бита на подступах к Москве войсками 5-й армии. Затем во вражеские тылы прорвалась конница генерала Доватора и похоронила 78-ю дивизию в снегах Подмосковья. Лишь жалким остаткам пехоты без артиллерии и автотранспорта удалось избежать уничтожения. Гитлер приказал восстановить битую дивизию. В нее были направлены новые пополнения — по сути дела вновь сформированные полки, новая материальная часть.

В 1942 году «штурмовикам» снова довелось встретиться с кавалеристами. Через оборону 78-й немецкой дивизии, нанеся ей большие потери, прорвались во вражеские тылы части 20-й кавалерийской дивизии. В мае 1943 года 78-ю штурмовую дивизию перебросили на Курскую дугу, где она была разгромлена еще раз и снова была выведена на переформирование. Теперь, когда 2-й гвардейский кавалерийский корпус прорвал вражескую оборону, гитлеровское командование опять бросило против конногвардейцев 78-ю штурмовую дивизию.

...В районе плацдарма на западном берегу Десны для наших войск сложилась тяжелая обстановка. Командный пункт корпуса обстреливался сильным артиллерийским и минометным огнем. Вражеские самолеты висели над нашими позициями. Окруженная вражеская пехота наталкивалась на кавалерийский корпус, отрезавший ей пути отхода, и любой ценой стремилась прорваться на запад. С выходом нашей конницы к реке Десне у 55-го немецкого армейского корпуса остались два выхода — [219] прорваться с боем к переправе у Владимировки или отойти на юг, на Жуковку.

Начальник штаба корпуса полковник Мансуров доложил генералу Крюкову: противник готовит сильный удар. На западном берегу Десны, в районе Троицкого и Владимировки, сосредоточились 429-й и 430-й гренадерские полки 129-й пехотной дивизии; в район Тушево-Вилки и Коробки подошли части 5-й танковой и 78-й штурмовой дивизий и пять — шесть охранных батальонов.

Генерал Крюков хорошо знал, что его корпус поставил вражеское командование в критическое положение: 20-я кавалерийская дивизия форсировала Десну, захватила и удерживает плацдарм, перерезала железнодорожную магистраль Брянск — Смоленск; 4-я гвардейская кавалерийская дивизия сдерживала натиск 110-й и 339-й немецких пехотных дивизий, отрезанных в районе Бацкино и Касилово; 3-я гвардейская кавалерийская дивизия оборонялась в междуречье Десны и Ветьмы.

Командир корпуса намеревался частями 108-й стрелковой дивизии сменить на западном берегу Десны 20-ю кавалерийскую дивизию и сосредоточить ее с 29-й танковой бригадой во втором эшелоне. Однако сильное утомление пехоты после форсированного марша не позволило произвести смену частей в ту же ночь. Тогда он решил упорно удерживать плацдарм за Десной и не дать вражеским дивизиям вырваться из окружения. Нужно, было иметь большую силу воли, стойкость и веру в своих подчиненных, чтобы отдать решительный приказ.

Крюков взглянул на светящийся циферблат часов — было восемь часов вечера, взял телефонную трубку и вызвал генерала Курсакова.

— Павел Трофимович!.. Слушайте приказ: вашей дивизии со средствами усиления упорно обороняться на плацдарме на западном берегу реки Десны до подхода главных сил войск генерала Болдина. Полк Тихонова возвращаю. Все мои части брошены в бой... Резервов нет!.. И ни шагу назад!.. Ясно?..

— Понятно... Разрешите выполнять?.. — ответил Курсаков.

— Желаю успеха...

Полковник Ласовский получил приказ упорно обороняться в междуречье Десны и Ветьмы, имея в резерве еще один кавалерийский и один танковый полки, которые [220] должны находиться в готовности развернуть действия в северном направлении.

В дверь блиндажа постучали и спросили разрешения войти.

— Заходите, Григорий Иванович!.. — отозвался Крюков.

Вошел плотный, смуглый человек, на его гимнастерке сияли три ордена Красного Знамени, медаль XX лет РККА и гвардейский значок. Это был генерал Панкратов. Придерживая рукой кавказскую шашку, он доложил:

— Товарищ гвардии генерал... Части дивизии ведут бой. Все атаки противника отбиты...

— Садитесь, — сказал Крюков. — Ваша дивизия занимает самый ответственный участок обороны корпуса. Я дал вам все наличные резервы, которые только имелись в корпусе. — Он посмотрел на Панкратова и неожиданно резко проговорил: — Упорно обороняться, не допуская прорыва окруженной группировки противника к переправам через Десну у Троицкого и Владимировки... Ясно?..

— Слушаюсь, товарищ гвардии генерал, — Панкратов встал.

— Сиди, сиди, — мягко проговорил Крюков.

Крюков начал рассказывать Панкратову о том, что, несмотря на успешное отражение вражеских атак на западном берегу Десны и на северо-восточном участке, положение кавалерийского корпуса продолжает оставаться крайне серьезным. Чувствуется недостаток боеприпасов, продовольствия, фуража для лошадей и особенно горючего. Значительную часть танков пришлось закопать в землю и использовать в боевых порядках кавалерии и пехоты в качестве неподвижных огневых точек. Число раненых в частях возрастает, эвакуировать их некуда — все дороги перерезаны противником.

— Мой приказ — стоять на месте и не допустить прорыва частей противника к переправам через Десну. Этим мы будем способствовать наступающим с фронта нашим войскам в полном уничтожении окруженной вражеской группировки... Все, Григорий Иванович...

* * *

Генерал Курсаков, узнав, что вражеская группировка готовит удар, усилил оборону. 103-й кавалерийский полк сосредоточился в лесу около Новое Загорье. Два эскадрона [221] немедленно заняли оборону вокруг станции Рековичи. Командир дивизии приказал командующему артиллерией подполковнику Гарбицкому ночью переправить дивизионную артиллерийскую группу и зенитный дивизион майора Николаева на западный берег Десны. Корпусные пушки были переправлены конными запряжками, так как тягачи не могли пройти вброд. Артиллерия дивизия заняла огневые позиции. В это время 20-я кавалерийская дивизия имела артиллерии в два с половиной раза больше, чем вся Первая Конная армия при прорыве белопольского фронта в мае 1920 года.

Ночью Курсаков побывал в каждом эскадроне, на каждой батарее. И не в походной гимнастерке, как обычно, а в парадном генеральском мундире со всеми орденами.

По окопам пронесли Почетные Революционные Красные Знамена, которыми были награждены полки дивизии за героические подвиги в годы гражданской войны. С благоговением смотрели на них солдаты и офицеры. Под этими Знаменами сражались с врагом их отцы и старшие братья, защищая молодую Советскую республику от белогвардейских генералов и иноземных интервентов.

...Командир эскадрона старший лейтенант Назаров получил письмо от отца, бывшего казачьего вахмистра, кавалера трех георгиевских крестов, участника первой мировой и гражданской войн. Старик опять пошел добровольцем сражаться против гитлеровцев, прорвавшихся на Дон, воевал в рядах гвардейской дивизии. Он писал сыну, как бьют немецко-фашистских захватчиков советские донские казаки и так заканчивал свое фронтовое письмо:

«...Смотри, Василий, не посрами тихого Дона, не посрами родной станицы Буденновской и нашей боевой фамилии Назаровых. Помни, что твой дед пал под Плевной, освобождая из турецкой неволи братьев болгар. Твой старшой дядя убит японцами в конной атаке на реке Шахэ. Я и деникинцев, и белополяков бил, и врангелевцев, и с немцем уже второй раз шашкой меряюсь. Сражайся и ты, сынок, не жалея жизни, за нашу Родину, за партию, за нашу счастливую и свободную жизнь. Бери пример с нас, стариков буденновцев».

«Бери с нас пример? Ну, нет — не уступлю, батя, первенства», — с улыбкой подумал офицер, прочитав письмо [222] старого вояки. Назаров спрятал треугольник письма в полевую сумку, выбрался из щели. Обошел еще раз район обороны эскадрона, осмотрел огневые позиции пушек, пулеметов, минометов, поговорил с солдатами и офицерами.

Ночное небо светлело. Чуть брезжил рассвет. На горизонте алой полоской загоралась заря. Воздух свежел. Яркие лучи солнца коснулись макушек деревьев, побежали по золотистым стволам сосен.

В семь часов утра 13 сентября 1943 года сорок шесть пикирующих бомбардировщиков противника совершили воздушный налет на плацдарм.

Зенитная батарея старшего лейтенанта Ледомского и крупнокалиберные пулеметы встретили воздушную атаку противника. Орудия сержантов коммунистов Соколовского и Цыганкова сбили два бомбардировщика, затем старший сержант Кудрявцев и сержант Дерюгин сбили еще два самолета.

Вражеская артиллерия произвела сильный обстрел Рековичей. Два батальона 428-го гренадерского полка с десятью танками и тремя «фердинандами» перешли в наступление по обеим сторонам железной дороги.

Танки, сопровождаемые пехотными цепями, быстро приближались. Сзади прокатились внушительные раскаты — открыли огонь артиллерийские батареи капитана Курганского. Гренадеры после первых же очередей замедлили темп наступления, начали продвигаться перебежками, чаще застрочили из автоматов. Штурмовые орудия остановились, полыхая выстрелами. В нашу сторону с воем летели снаряды, с грохотом рвались в овраге позади цепей. Танки, не сбавляя хода и не прекращая стрельбы, двигались вперед. До них осталось не больше полкилометра.

— Три «тигра» и семь «пантер», — смотря в бинокль, проговорил вслух старший лейтенант Назаров. — Целый гитлеровский зверинец! — Он перевел бинокль влево. За железнодорожной будкой занимало хорошо замаскированную огневую позицию противотанковое орудие старшего сержанта Косначи. Расчет замер на местах, готовый открыть огонь.

Коммунист Косначи прошел большую боевую школу начиная с ноября 1941 года, когда 20-я кавалерийская дивизия прибыла из солнечного Таджикистана на защиту Москвы и была включена в состав 3-го кавалерийского [223] корпуса генерала Доватора. Он бил вражеские танки в Подмосковье, на сычевском направлении, имел на личном боевом счету четыре уничтоженные машины. Был награжден орденом Отечественной войны и двумя медалями. Но и Косначи пришлось впервые встретиться в бою с «тиграми»; становилось не по себе при виде бронированных чудовищ, мчавшихся среди разрывов снарядов прямо на орудие.

Косначи взял на прицел левофланговый танк. Стальная громадина, камуфлированная черными и желтыми пятнами, приближалась с угрожающей быстротой. Но опытный истребитель приметил метрах в ста впереди огневой позиции широкую и глубокую канаву, недоступную для танка, и выжидал приближения противника.

«Тигр» на полной скорости подошел к канаве, круто свернул в сторону, открыв левый борт...

Косначи рванул спуск, отрывисто громыхнул выстрел. Номера быстро перезарядили орудие. Не отрываясь от прицела, старший сержант выстрелил еще три раза подряд... Бронированная махина остановилась. Из-под башни с длинным орудийным стволом валил дым, Это был первый подбитый «тигр» не только на личном счету Косначи, но и всей дивизии!

Частые разрывы заставили танки разомкнуться, лавировать, резко снизить ход. Пехота наступала короткими, частыми перебежками, поминутно ложась, но не окапываясь. С дистанции в полтораста метров бронебойщик комсомолец Иван Чичигин перебил гусеницу «пантеры». Вторая машина вспыхнула от прямого попадания из противотанковой пушки сержанта Ильященко. Еще одна «пантера» остановилась, подбитая снарядом дальнобойной пушки. Уцелевшие танки начали один за другим уходить обратно.

Целый день шел жестокий бой, но врагу так и не удалось прорваться через боевые порядки 22-го кавалерийского полка.

Эскадроны 103-го кавалерийского полка занимали оборону вокруг станции Рековичи.

Утром батальон 215-го гренадерского полка атаковал Наши позиции, но встретил сплошную стену разрывов и не дошел до окопов кавалеристов.

— Огонь!.. Огонь!.. — неслось с артиллерийских наблюдательных пунктов. На огневых позициях подносчики еле успевали подавать снаряды и мины. [224]

Еще несколько раз пробовали подняться в атаку гитлеровцы, но наши снаряды каждый раз заставляли их поспешно прижиматься к земле. Вражеская артиллерия даже и не пыталась бороться с нашими батареями.

Уже в сумерках в стыке двух эскадронов прорвались семь «пантер» и два «фердинанда» с десантом автоматчиков на броне. За ними бегом приближались все новые и новые пехотные цепи. Вражеские танки двигались в сторону уже заканчиваемой постройкой моста через Десну.

2-я батарея 1659-го артиллерийско-минометного полка сразу же подбила три танка. Остальные свернули прямо на окопы. Головной танк приблизился к правому флангу эскадрона. В десятке шагов от «пантеры» из окопчика поднялась фигура солдата.

Рядовой Рахматулин бросил противотанковую гранату в наползавший на его окоп танк. Взрывом повредило донную часть, загоревшийся танк встал. При взрыве погиб Рахматулин.

После боя его тело с почетом похоронили в земле, защищая которую он пал славной солдатской смертью. В кармане гимнастерки героя нашли смятую, потемневшую от крови записку:

«Товарищ парторг! Если мне придется погибнуть в этом бою с фашистскими захватчиками, то прошу записать, что я погиб как коммунист.

Беспартийный большевик Габид Рахматулин».

Рядовой Рахматулин был посмертно награжден орденом Ленина.

Боевые порядки 124-го кавалерийского полка атаковали 14-й и 195-й гренадерские полки 78-й штурмовой дивизии. Четыре атаки были отражены. В полдень батальон с десятью танками нанес удар по району обороны третьего эскадрона. Танки прорвались через наши окопы и ринулись в глубину оборонительного участка, прямо на огневые позиции истребительно-противотанковой батареи.

С дистанции прямого выстрела сержант Самсонов и командир батареи старший лейтенант Малибеков, заменивший убитого наводчика, подбили по танку. Остальные быстро надвигались на батарею. Замер на месте еще один «тигр», у которого Малибеков метким выстрелом сорвал гусеницу. Уцелевшие танки повернули обратно. Эскадроны капитана Гаськова и старшего лейтенанта [225] Филипчика перешли в контратаку и отбросили гитлеровцев.

Уже совершенно стемнело, когда закончился бой, продолжавшийся более полусуток. Смолкли орудия. Над горящими деревнями опустилась ночь...

В этот день противник ввел в бой десять — двенадцать пехотных батальонов и тридцать шесть танков, произвел шестнадцать атак. Однако все попытки отбросить советскую конницу с захваченного ею плацдарма на западном берегу Десны потерпели крах. Части 20-й кавалерийской дивизии и 10-го гвардейского кавалерийского полка отразили все вражеские атаки и удержали свои оборонительные позиции.

Видя, что противник готовится к решительному прорыву из сжимающегося кольца, генерал Крюков произвел перегруппировку частей. 108-я стрелковая дивизия получила приказ упорно оборонять плацдарм на западном берегу Десны. 3-й гвардейской кавалерийской дивизии было приказано продолжать обороняться в междуречье Десны и Ветьмы; 4-й гвардейской кавалерийской дивизии — не допустить прорыва окруженной группировки противника к переправам через Десну. 20-я кавалерийская дивизия с 29-й танковой бригадой составили резерв корпуса.

* * *

14 сентября противник предпринял решительные попытки прорваться к Десне в направлении Троицкое. Положение частей 55-го немецкого армейского корпуса резко ухудшилось. Войска 50-й армии, развивая наступление, очистили весь северный берег речки Каменка и вели бои в Каменке и Немерке. Войска 3-й армии, наступая с северо-востока, захватили Бытош. Войска 11-й армии овладели Ивотом, Цеметным, железнодорожными узлами Брянск 1 и Брянск 2, их передовые отряды переправились на западный берег Десны. Гитлеровцы начали испытывать недостаток в снабжении. Над лесами летали транспортные самолеты, сбрасывая окруженным частям продовольствие и боеприпасы на грузовых парашютах.

Вражеское командование категорически потребовало от командира 55-го армейского корпуса прорваться через район, занятый русским кавалерийским корпусом. Всю [226] ночь колонны пехоты, артиллерии, автомашин, танков и штурмовых орудий тянулись на запад, сосредоточиваясь в лесах вокруг сел Касилово и Матреновка. В расположении противника слышался гул моторов, доносились какие-то крики, выстрелы, конское ржание. Высоко над вековыми соснами стояло багровое дрожащее зарево...

На рассвете два батальона 430-го гренадерского полка и двенадцать танков переправились в районе Троицкого с западного берега Десны и повели наступление на Семеновку, где полковник Теремов оставил в качестве заслона батальон 444-го стрелкового полка с артиллерийской батареей. Четыре часа этот батальон отбивал атаки противника, но к полудню все-таки вынужден был отойти. На высотах в километре восточнее Семеновки советские пехотинцы снова заняли оборону. Противник густыми цепями с танками впереди наступал навстречу частям своих 339-й и 100-й пехотных дивизий, которые также возобновили атаки.

В 8 часов до полка пехоты и одиннадцать танков атаковали эскадроны 12-го гвардейского кавалерийского полка.

При отражении вражеских атак особенно отличился 149-й гвардейский истребительно-противотанковый артиллерийский полк под командованием подполковника Сергея Лобырева. Батареи косили цепи пехоты, жгли и подбивали танки, отбив три атаки противника. Гитлеровцы сосредоточили на узком участке четыре батальона пехоты, шестнадцать танков и штурмовых орудий и возобновили наступление. Под натиском численно превосходящего противника эскадроны оставили горевшие развалины хутора Крутой Лог, отошли на опушку леса и снова окопались.

Генерал Панкратов в пятый раз бросил в контратаку эскадроны 11-го гвардейского кавалерийского полка. Они отбросили пехоту, перешли к обороне в стыке полков первого эшелона и отбили еще две атаки. Гитлеровцы приостановили наступление и начали подтягивать резервы. Артиллерия вела интенсивный огонь по нашему расположению. Чувствовалось, что противник напрягает последние усилия, готовится к решающей атаке. К месту вражеского удара подошел 103-й кавалерийский полк с танками. Частям было передано по радио открытым текстом: [227]

«Гитлеровцы напрягают последние усилия. Наши войска подходят. Разгром противника неизбежен. Ни шагу назад!»

...Переправившиеся через Десну части противника, захватив Семеновку, продолжали теснить наш стрелковый батальон. Менее двух километров разделяло обе вражеские группировки. По лесам кое-где начали просачиваться небольшие группы пехоты, выходившие из окружения, проскакивали отдельные машины. Казалось, еще небольшое усилие и окруженные дивизии 55-го армейского корпуса соединятся с рвущимися им на выручку войсками.

Тогда генерал Крюков приказал нанести фланговый удар с юга по вражеским частям, наступающим со стороны Десны, и ни в коем случае не допустить их соединения с окруженными дивизиями.

Эскадроны 124-го кавалерийского полка вместе с ротой танков 189-го танкового полка вышли на фланг противника. Огневой налет наших батарей прижал к земле вражескую пехоту, наступавшую по совершенно открытому полю. Не успели гитлеровцы опомниться, как в их боевые порядки врезались танки, следом за которыми бежали спешенные эскадроны. С востока перешел в контратаку батальон 444-го стрелкового полка.

Противник откатился к Семеновке и начал поспешно отходить к переправе. Гитлеровцы стали грузиться на понтоны, где их накрыл огонь наших артиллерийских батарей.

Итак, попытка частей 129-й немецкой пехотной дивизии оказать содействие окруженной группировке окончилась безрезультатно. Из переправившихся батальонов 430-го гренадерского полка мало кому удалось возвратиться на западный берег Десны.

В полдень гитлеровцы возобновили атаки с целью прорыва. В эти последние атаки они вкладывали всю свою энергию, все свои силы.

Кольцо советских войск продолжало сжиматься. Артиллерия простреливала перекрестным огнем небольшой участок леса, на котором метались остатки гитлеровских дивизий. Эскадрильи самолетов бомбили и штурмовали расположение противника.

Войска 50-й армии форсировали речку Каменку. Им оставалось пройти всего восемь километров до оборонительных [228] позиций кавалерии. Войска 3-й армии переправились через реку Ветьму, захватили Бацкино, Ивановичи и развивали наступление на запад.

Противник напрягал последние усилия.

Опять на наши окопы обрушились «Юнкерсы». Сразу после воздушного налета вражеское командование бросило в атаку до трех полков пехоты, семнадцать танков и штурмовых орудий. Гитлеровцам удалось выбить батальон 837-го стрелкового полка из Горелой Лужи, они; продолжали рваться навстречу частям 129-й пехотной дивизии, очевидно, еще не зная об их разгроме.

Вражеские танки, сопровождаемые пехотой, устремились на командный пункт кавалерийского корпуса, расположенный в роще у колхоза «Новый мир». На опушке стояла батарея старшего лейтенанта Радзевича.

Менять место командного пункта было нельзя, это могло привести к потере связи и управления частями в самый критический момент боя.

Генерал Крюков крикнул:

— Не отходить!.. Стоять на месте!..

Полковник Мансуров приказал штабным офицерам, связистам, ординарцам приготовиться к обороне командного пункта.

Командир батареи старший лейтенант Радзевич быстро оценил обстановку, определил, какому орудию по какой цели вести огонь. Наводчики застыли в ожидании команды, припали к окулярам, выцеливая быстро приближающиеся танки. Когда танки подошли на двести метров, раздалась команда:

— Батаре-ея, ого-онь!..

Наводчик второго орудия старший сержант Хохлов первым же снарядом подбил один из танков.

Батарея гремела. Выстрелы следовали один за другим. Снаряд сержанта Александрова ударил в борт второй «пантеры». Из рощи забухали бронебойщики майора Шабалова. Еще два танка встали с разбегу на месте. Пехота поспешно отходила назад. Атака захлебнулась...

За день вражеские дивизии предприняли четырнадцать атак, потеряли восемнадцать танков и штурмовых орудий, но прорваться через наше расположение так и не смогли.

12-й и 16-й гвардейские кавалерийские и 837-й стрелковый полки перешли в контратаку и восстановили свое положение. [229]

* * *

Ночь на 15 сентября прошла как-то особенно быстро. Все готовились к бою. Перегруппировывались части, выходили на исходные позиции танки, заправленные остатками горючего. Меняла огневые позиции артиллерия.

В эскадроны и батареи, в роты и танковые экипажи был доставлен «Боевой листок». Командование корпуса обращалось к личному составу:

«Все попытки врага прорваться отражены. Вражеская группировка истекает кровью. Наши войска подходят, сжимая стальное кольцо вокруг гитлеровских дивизий. Еще одно усилие, еще один удар, и враг будет уничтожен.

Вперед, конногвардейцы! За Советскую Родину! В бой за полный разгром окруженного врага!»

С утра 15 сентября по всему фронту наступления советских войск загремела артиллерийская канонада. Стрелковые дивизии продолжали гнать остатки 55-го немецкого армейского корпуса на позиции конницы.

Спустя полчаса два батальона пехоты при поддержке девяти танков бросились густыми цепями в атаку на окопы кавалеристов. Атака была отбита. Под нашим огнем гитлеровцы откатывались в лес, над которым вздымались разрывы снарядов наступающих советских дивизий, кружились эскадрильи «Ильюшиных», «Туполевых», «Петляковых», добивая остатки вражеских полков.

Около полудня части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса соединились с наступающими войсками 50-й армии. Лишь отдельным частям 110-й и 339-й пехотных дивизий без материальной части удалось вырваться из окружения.

Брянские леса стали могилой главных сил 55-го армейского корпуса.

17 сентября войска 11-й армии овладели городами Брянск и Бежица, превращенными гитлеровцами в сильнейшие узлы обороны на рубеже реки Десны.

...Вечером 18 сентября 1943 года советские люди снова услышали позывные Москвы:

«Широка страна моя родная...»

Через несколько минут диктор начал читать текст приказа Верховного Главнокомандующего. [230]

«2-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-майора Крюкова в боях при форсировании реки Десна 11–15 сентября 1943 года показал образцы отличной боевой выучки, стойкости и умения маневрировать.

Части корпуса, прорвавшись в тыл противника, форсировали реку Десна, захватили плацдарм на западном берегу этой реки и удерживали его в течение четырех дней до подхода нашей пехоты, отбив многократные контратаки крупных частей немцев, поддержанных танками и авиацией.

За смелые и решительные действия при форсировании реки Десна представить 2-й гвардейский, кавалерийский корпус к награждению орденом Красного Знамени.

20-ю Краснознаменную ордена Ленина кавалерийскую дивизию из состава упомянутого кавкорпуса преобразовать в 17-го гвардейскую Краснознаменную ордена Ленина кавалерийскую дивизию. Командир дивизии генерал-майор Курсаков Павел Трофимович. Преобразованной гвардейской дивизии вручить Гвардейское Знамя.

За успешное форсирование реки Десны командира корпуса, а также командиров отличившихся соединений и частей представить к награждению орденами Суворова» {19}.

Указом Президиума Верховного Совета СССР 2-й гвардейский кавалерийский корпус был награжден орденом Красного Знамени. Были награждены также: командир корпуса генерал-майор В. В. Крюков, командиры дивизий — генерал-майоры П. Т. Курсаков, Г. И. Панкратов и М. Д. Ягодин — орденами Суворова 2-й степени; начальник штаба корпуса полковник Б. В. Мансуров — орденом Кутузова 2-й степени.

Полкам 17-й гвардейской кавалерийской дивизии была присвоена новая нумерация:

22-й полк 35-й гвардейский кавалерийский Бальджуанский Краснознаменный полк

103-й полк 59-й гвардейский кавалерийский Гиссарский Краснознаменный ордена Красной Звезды полк

124-й полк 61-й гвардейский кавалерийский Краснознаменный полк

1659-й полк 250-й гвардейский артиллерийско-минометный Краснознаменный полк. [231]

2-й гвардейский кавалерийский Краснознаменный корпус блестяще выполнил боевую задачу, поставленную Верховным Главнокомандованием, и заслужил высокую награду Родины.

«Правда» в передовой писала: «Новой славой покрываются боевые знамена 2-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майора Крюкова. Советские кавалеристы, воскресив боевые подвиги красной конницы времен гражданской войны, показали образцы отличной боевой выучки, стойкости и умения маневрировать»{20}.

От Десны до Припяти

Наступление Советской Армии приобретало все более широкий размах. Перешли в наступление войска Калининского фронта, овладевшие Духовщиной, Демидовом, Рудней. Войска Западного фронта освободили Смоленск и Рославль. Войска Брянского фронта овладели Унечей, войска Центрального фронта — Новозыбковом. Группа вражеских армий «Центр» была выбита из района Бежицы и Брянска, с сильных оборонительных позиций по рекам Болве и Десне и поспешно отходила на рубеж рек Проня и Сож, к верхнему течению Днепра.

2-й гвардейский кавалерийский корпус в ночь на 19 сентября начал преследование противника.

Командующий фронтом приказал коннице форсировать реки Ипуть и Беседь, сильными передовыми отрядами захватить плацдарм на западном берегу реки Сож, севернее Гомеля, и удерживать его до подхода стрелковых соединений (схема 10).

Кавалерийские дивизии форсированным маршем совершили семь ночных переходов по бездорожью Брянских лесов.

Противник уничтожил все переправы через реку. На карте Ипуть значится непроходимой. Но наши разведчики нашли близ села Ущерпье глубокий брод с твердым песчаным дном.

Генерал Крюков приказал генералу Курсакову немедленно переправиться через реку и захватить город Ветка. Дивизия генерала Панкратова по приказу командира корпуса двигалась форсированным маршем из района Клинцы к переправе через Ипуть у Стар. Бобовичи. Дивизия [232] генерала Ягодина была выведена во второй эшелон корпуса.

...В ночь на 28 сентября конница переправилась через Ипуть. Лошадей расседлывали и перегоняли вплавь. Седла и вооружение перевозили на найденных рыбачьих лодках. Весь автотранспорт, обозы, артиллерия на механизированной тяге остались на восточном берегу.

В 4 часа утра 17-я гвардейская кавалерийская дивизия двинулась дальше.

Песчаная дорога вилась среди сосновых лесов и перелесков, мимо выжженных дотла гитлеровцами сел и деревень Гомельщины. Противник отступал. Не было слышно ни грохота канонады, ни рева самолетов, ни надсадного завывания авиационных бомб.

Правая колонна корпуса двигалась непрерывно четырнадцать часов, пройдя за это время шестьдесят три километра. Вечером авангардный полк сосредоточился в лесу северо-восточнее Ветки. Левая колонна отстала километров на пятнадцать. Генерал Курсаков решил сделать привал, но в это время его вызвали в штаб корпуса.

Крюков сидел на складном походном стуле. Мансуров наклонился над картой. Докладывал начальник разведывательного отдела подполковник Гудым.

— Пленные показывают, что командование противника отвело за Сож части 253-й пехотной дивизии, которые заняли заранее подготовленные оборонительные позиции на западном берегу реки на рубеже Юрковичи, высота 140,7, Новоселки, Хальч, Старое Село и до Гомеля. Получены сведения: в пяти километрах севернее Ветка, в глухом и заболоченном лесу, один из батальонов стрелковой дивизии переправился через Сож, захватил небольшой плацдарм на западном берегу реки. Разведчики доложили, что противника нет...

— Все?.. — спросил Крюков.

— Так точно, — ответил Гудым.

Командир корпуса медленно заговорил:

— Наше командование придает большое значение форсированию реки Сож, которая является одной из серьезных водных преград. Командующий фронтом приказал нашему корпусу сосредоточиться на восточном берегу реки Сож. Должно быть, коннице предстоит новая боевая задача... Я думаю, что этот небольшой плацдарм [233] может стать важнейшим плацдармом на западном берегу Сожи...

Крюков повернулся к Курсакову.

— Павел Трофимович... Немедленно свяжитесь с этим батальоном и ночью переправьте на плацдарм сильный авангард. Поддержите его всей своей артиллерией, а я направлю к вам истребительно-противотанковый артиллерийский полк и тяжелый минометный дивизион. Всю свою дивизию держите в готовности...

— Будет исполнено!.. — ответил Курсаков

* * *

Через лесную чащу, по мокрой и скользкой тропе, которой ходили за реку Сож разведчики, двигались эскадроны 61-го гвардейского кавалерийского полка под командованием майора Сайфутдинова. Солдаты и офицеры кутались в плащ-палатки от дождя и сырости. С трудом пробирались через чащу бора орудийные запряжки и тачанки.

Рано утром 30 сентября авангард сосредоточился в лесу на берегу реки.

Первым рейсом отплыл на западный берег Сожи эскадрон старшего лейтенанта Филипчика. Когда плоты и лодки достигли середины реки, на западном берегу засверкали орудийные вспышки, раскатились гулкие удары. Но переправа продолжалась.

К рассвету авангард закончил переправу, эскадроны залегли в прибрежном кустарнике. Полковые пушки, для переправы которых не было средств, присоединились к дивизионной артиллерийской группе, занявшей огневые позиции на восточном берегу.

На рассвете на наблюдательный пункт приехал генерал Курсаков; начальник штаба доложил об окончании переправы.

— Значит, опять нам повезло, — довольно проговорил генерал. — Вызывайте Тихонова. Нужно и его полк переправлять. Не верю я, что у противника на том берегу ничего нет. Посмотрите на карту: в трех — четырех километрах от Сожи тянется цепь командующих высот, там гитлеровцы и построили оборону. Стрелковый батальон сидит в кустах у самой воды, разведку не ведет и доносит, что противника нет. За эти высоты враг будет упорно драться, потому что дальше, до самого Днепра, местность равнинная. Я здесь все места хорошо знаю, [234] ведь сколько лет в Гомеле наша Шестая Чонгарская стояла...

С восточного берега реки загремели наши батареи. Эскадроны 61-го гвардейского кавалерийского полка перешли в наступление с задачей захватить рубеж Юрковичи, Новоселки и обеспечить переправу остальных полков дивизии. Однако они продвинулись всего лишь километра на два, при подходе к высотам попали под сильный огонь и залегли.

На наблюдательный пункт прискакал командир 59-го гвардейского кавалерийского полка и доложил, что полк сосредоточился на исходном положении для форсирования.

— Переправляйтесь, товарищ Тихонов, — проговорил командир дивизии, выслушав его доклад. — Развертывайте полк левее авангарда, захватите высоту 140,7 и наступайте на Новоселки. Сайфутдинов атакует Юрковичи. Влево держите связь со стрелковым батальоном.

Через несколько часов оба полка перешли в наступление на западном берегу реки, но встретили сильный и организованный отпор. Гитлеровцы засели в окопах с блиндажами и дзотами, прикрытыми проволочными и минными заграждениями. Из глубины их поддерживало несколько артиллерийских батарей. Генерал Курсаков приказал окопаться, за ночь переправить через Сож полковую и противотанковую артиллерию, выдвинуть ее в боевые порядки эскадронов.

Едва забрезжил рассвет, над водами реки Сожи снова загремела канонада. Кавалеристы возобновили наступление.

Эскадрон старшего лейтенанта Пугачева, подойдя к окраине Юрковичей, был контратакован пехотой с шестью танками и вынужден был отойти. Остальные эскадроны 61-го гвардейского кавалерийского полка смогли продвинуться всего на двести — триста метров. Наступление захлебнулось.

59-й гвардейский кавалерийский полк наступал на высоту 140,7, командующую над речной долиной и рокадным большаком, тянувшимся вдоль западного берега Сожи. Эскадроны у скатов высоты поднялись в атаку и завязали рукопашную схватку в траншеях. От Новоселок бегом подходили резервы противника. Старший лейтенант Башкатов повел свой эскадрон вправо, приказав пулеметчикам бить по резервам врага. Фланговая атака [236] эскадрона решила исход рукопашного боя. Высота была взята.

Кавалеристы заняли оборону. Противник четыре раза переходил в контратаку, стремясь вернуть высоту, ввел в бой до двух батальонов пехоты и десять танков, но успеха не добился.

Ночью выяснилось, что главные силы корпуса развивать успех на плацдарме не будут, так как корпусу предстоит решать новую задачу. Тогда генерал Курсаков приказал своим полкам перейти к обороне на захваченном рубеже.

2 октября гитлеровцы начали контратаки, бросив в бой три батальона пехоты с пятнадцатью танками и штурмовыми орудиями. С восточного берега Сожи открыла огонь дивизионная артиллерийская группа, заставила гитлеровцев замедлить темп наступления, а потом и залечь. Танки были встречены пушками старшего лейтенанта Марченко, стоявшими на переднем крае.

Эскадроны 61-го и 59-го гвардейских кавалерийских полков дружно атаковали пехоту противника и отбросили ее в исходное положение. На следующий день гитлеровцы снова несколько раз переходили в атаку, но успеха не добились.

В ночь на 4 октября части 4-й Орловской стрелковой дивизии переправились через Сож и сменили конницу. 2-й гвардейский кавалерийский корпус был передан в состав Центрального фронта и получил приказ сосредоточиться на восточном берегу Днепра, южнее устья реки Сож.

В середине сентября 1943 года развернулись бои за Днепр, на Левобережной Украине и в Белоруссии.

Войска генерала Рокоссовского 21 сентября передовыми частями вышли к Днепру. Войска генералов Ватутина и Конева захватили ряд плацдармов на западном берегу Днепра и удерживали их, отражая многочисленные контратаки противника. Войска 65-й армии генерала Батова овладели Лоевым и вышли на рубеж Переделка, Победитель, Пустая Гряда, Бывалки. Был образован плацдарм, который позволял развернуть наступление на калинковичском и речицком направлениях, в центре Полесья (схема 11).

В ночь на 21 октября 2-й гвардейский кавалерийский корпус выступил к днепровским переправам. [237]

Утром 22 октября над Днепром разгорелись ожесточенные воздушные бои. Крупные воздушные силы противника рвались к переправам, затянутым густой пеленой дымовой завесы. Зенитные батареи поставили над мостами многочисленный заградительный огонь. В атаку на врага пошли эскадрильи советских истребителей.

Переправа продолжалась. Кавалерийские колонны проходили через мосты, вытягивались на западный берег Днепра, двигались на запад, проходя через боевые порядки наступающей пехоты.

...По обе стороны большого лесного массива, раскинувшегося между Холмечом и Брагином, шел бой.

В авангарде правой колонны корпуса двигались эскадроны 15-го гвардейского кавалерийского полка под командованием подполковника Смирнова. Полк шел переменным аллюром. Разъезды ушли вперед, донесений от них не поступало. Головная походная застава подошла к раскинувшейся на большой поляне полусожженной деревне. Из развалин, словно обгоняя друг друга, застрочили пулеметы. Несколько лошадей упало. Застава отошла в лес.

Капитан Панасенко приказал:

— К бою!.. Эскадрон будет обходить вправо...

Старший лейтенант Киреев рысью повел минометчиков на опушку, где взвод лейтенанта Аносова уже спешился для боя. Тачанки остановились, расчеты устанавливали минометы на огневые позиции, офицеры спешно готовили данные для стрельбы. Эскадрон свернул с дороги.

Бой разгорался. Пулеметы затрещали на флангах реденькой цепочки походной заставы. Солдаты начали перебегать вперед, низко пригибаясь к земле, часто взмахивая лопатками на коротких остановках. Ударили первые выстрелы минометов, над деревней разошлись облачка разрывов. К головному отряду галопом скакал майор Титов.

Эскадрон вышел на опушку леса, развернулся. Панасенко наблюдал, как на окраине деревни копошатся гитлеровцы. В неглубоких окопчиках стояли орудия. Все внимание противника было направлено на дорогу, вдоль которой наступал взвод Аносова. Конницу гитлеровцы не замечали.

— Приготовиться к атаке!.. — приказал командир эскадрона. [238]

— Что перед вами, Панасенко? — спросил подскакавший Титов.

— Товарищ гвардии майор, — доложил капитан начальнику штаба полка. — До роты пехоты противника с двумя орудиями занимают деревню и ведут бой с моей головной походной заставой. Я атакую противника во фланг в конном строю...

— Действуйте... — одобрил Титов. — Сейчас подойдет эскадрон Перменова.

— Новицкий, с ручными пулеметами к бою вправо! — скомандовал Панасенко.

Пулеметчики на ходу прыгали с седел, передавали поводья коноводам, бежали к опушке. Там, переходя от дерева к дереву, распоряжался старший сержант Новицкий, указывая каждому пулемету позицию и направление огня. Наводчики поспешно ложились, устраивались поудобнее. Вторые номера вставляли диски. Новицкий взял бинокль, прислонился к дереву, выжидающе поглядывая на командира эскадрона. Взводы двумя изломанными шеренгами застыли на опушке.

— Шашки к бою!.. В атаку, марш-ма-а-арш! — крикнул Панасенко, резким ударом шпор высылая вперед коня.

Длинными очередями залились пулеметы. Из леса вырвались всадники, над поляной покатилось «ура-а!..» Эскадрон во весь мах мчался к развалинам деревни.

Панасенко взглянул влево, увидел, что с противоположной опушки на поляну выкатились конники. В лучах закатного солнца вспыхивали клинки... «Четвертый пошел в атаку!» — подумал он. Панасенко снова ударил шпорами коня, вороной наддал хода.

Кавалеристы изрубили до сотни гитлеровцев, захватили два орудия, десять пулеметов и овладели выходами из лесного дефиле.

* * *

Началась подготовка к прорыву вражеских оборонительных позиций на западном берегу Днепра. Ночами переправлялись пехота, танки, артиллерия, реактивные минометные части, колонны автомашин с боеприпасами, продовольствием, горючим. Войска укрывались в лесах, вели разведку, уточняли группировку, систему огня и инженерных сооружений противника. Шла кропотливая работа по организации современного наступательного [240] боя с прорывом сильной полевой обороны противника.

День 10 ноября выдался пасмурный, дождливый. Множество орудий и минометов, сосредоточенных на участке прорыва, обрушили сильный огонь на позиции врага. Стрелковые дивизии с танками и самоходными орудиями медленно продвигались на северо-запад.

Командующий фронтом генерал армии К. К. Рокоссовский приказал 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу прорвать оборону немецко-фашистских войск на западном берегу Днепра в стыке двух вражеских дивизий, оборонявшихся восточнее Речицы до Овруча, развивать наступление и форсированным маршем выйти к реке Припять.

Противник упорно оборонялся. Продвижение кавалерийских частей затрудняла совершенно открытая, местами заболоченная местность, простреливаемая перекрестным огнем врага. Танки не могли двигаться по болотам, полковые пушки отставали от спешенных эскадронов; приходилось выбивать гитлеровцев из траншей и блиндажей гранатами и автоматным огнем. Только в полдень эскадроны 61-го гвардейского кавалерийского полка прорвали первую линию вражеских окопов.

Генерал Курсаков приказал командиру полка майору Сайфутдинову прикрыться одним эскадроном справа, а главными силами нанести фланговый удар на Чанец, перед которым залегли конники 59-го гвардейского кавалерийского полка. Эскадроны старших лейтенантов Лысенко и Назарова ударили по флангу гренадеров, оборонявших Чанец, и ворвались на северную окраину деревни. С востока врага атаковал эскадрон старшего лейтенанта Бельченко. Эскадроны старших лейтенантов Башкатова и Дьяченко обошли Чанец с юга и тоже бросились в атаку. В рукопашном бою вражеский гарнизон был уничтожен.

Не останавливаясь, 61-й гвардейский кавалерийский полк развивал наступление на Вишарки, 59-й — на Будище, а 35-й овладел опорным пунктом Бодры.

Полки 3-й гвардейской кавалерийской дивизии атаковали Борщовку, занятую двумя пехотными батальонами противника с пятью танками, превращенными в неподвижные огневые точки. Бой был чрезвычайно упорным. Лишь к утру спешенные эскадроны ворвались в изрезанные траншеями, перегороженные баррикадами [241] улицы. Гитлеровцы несколько раз переходили в контратаку, но были сломлены и покатились на запад, стремясь зацепиться на втором оборонительном рубеже.

Части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса прорвали оборону в стыке 102-й и 216-й немецких пехотных дивизий и перерезали важнейшую рокаду противника — большак Холмечь — Брагин.

В ночь на 14 ноября кавалеристы генерала Панкратова перевалили через боевые порядки частей генерала Курсакова и на рассвете овладели опорными пунктами Волкан и Городок. Конники генерала Ягодина выбили гитлеровцев из Заразова и теснили противника, прижимая его к Брагинскому болоту.

* * *

Командный пункт 17-й гвардейской кавалерийской дивизии располагался на краю просеки, недалеко от лесной поляны.

Генерал Курсаков, прислонившись спиной к дереву, кутался в бурку. Начальник политотдела полковник Алексеевский сидел на пеньке. Он только что вернулся из частей и теперь грелся у костра. Начальник штаба лежал над раскрытой картой. Начальник разведки дивизии майор Найчук, присев рядом с начальником штаба, докладывал:

— Я взял своих лучших разведчиков. Шли по колено в воде. Дорог нет, сплошная трясина... Колхозники сказали, что есть тропа, по которой летом можно ехать верхом и даже бричками, но осенью нельзя. Разведка установила, что в районе Рудни-Бурицкой и Майского два — три батальона противника с артиллерией обороняются против наших стрелковых частей, наступающих с севере востока...

Курсаков помолчал, потом сказал:

— Товарищ Найчук, нужно найти хороших проводников из местных партизан... Они знают все тропки...

— Слушаюсь, товарищ гвардии генерал...

Раздался гудок. По лесной просеке быстро шла машина.

Крюков вышел из машины, быстрой и уверенной походкой пошел к командному пункту. Все встали.

— Здравствуйте, товарищи!.. — Генерал пожал руки офицерам. — Прошу садиться... [242]

Командир корпуса скинул бурку, раскинул ее подле костра, присел, расстегнул полевую сумку.

— Положение, товарищи, сложное... Части 9-го стрелкового корпуса генерала Аскалепова наступают медленно. Противник упорно обороняется, при поддержке танков переходит в контратаки. Есть сведения, что 216-я немецкая пехотная дивизия отходит на юго-запад по Овручскому шоссе с задачей занять оборону в восточной части Мозырского укрепленного района. — Командир корпуса посмотрел на командира дивизии. — Я решил прорваться через большое Брагинское болото, выйти на шоссе Речица — Овруч, перерезать его и разбить отходящие части противника... Дорог нет — болото!.. Но мы должны пройти! В авангарде корпуса пойдет ваша дивизия, Павел Трофимович... Пройдем?

Курсаков молчал; потом тихо проговорил:

— Тяжело, Владимир Викторович... Но нужно... Как-нибудь пройдем!..

В сумерки 20 ноября 1943 года 17-я гвардейская кавалерийская дивизия выступила в тяжелый поход.

Шумели вековые леса Белоруссии. Над болотами стояла белесая мгла. Шли по узкой тропе, тянувшейся по трясине, поросшей камышом и кустарником. На десятки километров вокруг были только дремучий бор да непролазные болота. Солдаты, увязая по колено, вели коней в поводу. Лошади с трудом вырывали ноги из болота, храпели и тяжело дышали. Саперам приходилось расчищать и гатить тропу, чтобы протащить артиллерию, пулеметные тачанки, тягачи корпусной артиллерии.

При подходе к Брагинскому болоту кавалеристы встретили партизанскую бригаду. С помощью партизан саперы и спешенные эскадроны за ночь построили через трясину гать длиной около километра.

Преодолев болото, авангардный 59-й гвардейский кавалерийский полк вышел в тыл огневых позиций вражеской артиллерии, которая беглым огнем отбивала наступление наших стрелковых частей. Эскадроны с хода атаковали батареи, захватили восемь гаубиц.

Головной отряд подошел к деревне Дубровице, находившейся на шоссе Речица — Овруч. На юго-запад, в сторону Хойников, густыми колоннами тянулась пехота, артиллерия, автомашины, танки, повозки — это отходили части 216-й пехотной дивизии противника. Никакого [243] охранения у гитлеровцев не было: прикрытые с востока Брагинским болотом, они чувствовали себя в безопасности.

Старший лейтенант Башкатов спешил эскадрон и с хода повел его в атаку. Шедшая с головным отрядом батарея старшего лейтенанта Ряховского открыла огонь. Конники ворвались в Дубровицу. Павел Башкатов лично вел солдат в атаку и был ранен, на этот раз — смертельно. Командование эскадроном принял старший лейтенант Слободян.

Гитлеровцы предприняли несколько ожесточенных контратак, но вскоре подошли остальные полки дивизии. Овручское шоссе было перерезано.

* * *

Главные силы кавалерийского корпуса выступили вслед за авангардной дивизией в следующую ночь. Южнее Омельковщины снова началась трясина, поросшая чахлыми березками, ольхой и камышом. Около пяти километров авангард двигался буквально ощупью, потратив на преодоление этого тяжелого участка пути всю ночь. Справа доносились звуки боя, и полковник Аристов все время торопил свой головной отряд.

В 8 часов утра 22 ноября эскадрон подошел к сожженной деревне Прушин. Шоссе, проходившее всего в километре, чернело от густых колонн, медленно тянущихся к югу. Артиллерия отстала; только две сорокапятимиллиметровые пушки и взвод полковых минометов двигались с головным отрядом. Командир полка приказал капитану Дагову атаковать противника. Орудия и минометы открыли огонь. Простым глазом было видно, как среди вражеских колонн вспыхивали разрывы снарядов. Колонны заколыхались, начали расползаться в стороны. Кавалеристы развернулись и перешли в наступление. Части 216-й пехотной дивизии, успевшие проскочить к югу от конников генерала Курсакова, не ожидали новой встречи с советскими войсками. Они попытались прорваться с хода, но это им не удалось.

...Боковая походная застава осторожно пробиралась по лесной тропе от шоссе. Дозоры донесли, что впереди движется противник. Младший лейтенант Яковенко выехал на опушку. До батальона пехоты двигалось по дороге, выходящей восточнее Прушина прямо на фланг [244] втянувшемуся в бой авангарду. Яковенко моментально принял решение.

— К пешему бою! Пулеметам, огонь по колонне!.. — отдал он команду.

Шестнадцать советских солдат с двумя ручными пулеметами вступили в бой с батальоном противника.

Гитлеровцы колонной пошли в атаку. Их встретили огнем пулеметы сержанта Майсурадзе и младшего сержанта Галимова. Кавалеристы поспешно окопались на небольшой высоте и в течение часа удерживали ее, отбивая атаку за атакой. Гитлеровцы подтянули минометы и усилили огонь. Конники продолжали неравный бой.

На высоту устремились четыре танка, открыв огонь из пушек и пулеметов. Навстречу им полетели гранаты. Один танк был подбит, остальные ворвались на высоту... Герои пали в неравном бою, ни один не ушел со своего боевого поста.

Время было выиграно. Из болота эскадрон за эскадроном, батарея за батареей выходила колонна главных сил 3-й гвардейской кавалерийской дивизии.

...Гитлеровцы сосредоточили части 216-й пехотной дивизии на шоссе Речица — Овруч и перешли в контратаку. На рассвете батальон с семью танками атаковал кавалеристов. Батареи старших лейтенантов Дудченко и Салтыновского открыли заградительный огонь. Гитлеровцы упорно лезли вперед. Еще два батальона и одиннадцать танков предприняли атаки на эскадроны старших лейтенантов Платонова и Петряева. Противотанковые пушки, расположенные в боевых порядках, встретили противника метким, прицельным огнем.

Пулеметный расчет в составе трех коммунистов — командира отделения старшины Ильи Чернявского, наводчика младшего сержанта Степана Загузина и второго номера рядового Леонида Казука — занимал позицию на высоте 100,3. Гитлеровцы семь раз атаковали высоту, ввели в бой до двух рот пехоты, но успеха не добились. Все трое были награждены орденами Славы 3-й степени. Чернявский, Загузин и Казук стали первыми в корпусе кавалерами высшего знака солдатской доблести, учрежденного лишь 8 ноября 1943 года.

Части 17-й и 3-й гвардейских кавалерийских дивизий поднялись в атаку и сломили вражеское сопротивление. 216-я пехотная дивизия была разгромлена.

На рассвете 23 ноября кавалеристы захватили [245] ст. Авраамовскую. На околице этого большого каким-то чудом уцелевшего села, близ дремучего Полесского бора, был похоронен скончавшийся после шестого ранения доблестный офицер Павел Башкатов. Над его могилой, увенчанной обелиском с красной пятиконечной звездой, боевые товарищи дали три прощальных залпа и пошли дальше, на запад...

Командир корпуса приказал 17-й гвардейской кавалерийской дивизии маршем через лесные массивы в общем направлении Великий Бор, Моклище, Ужинец выйти в район Юревичи, отрезая пути отхода частям противника. Полки 3-й гвардейской кавалерийской дивизии выходили правее. 4-я гвардейская кавалерийская дивизия, взаимодействуя с войсками 61-й армии, овладела Хойниками и развивала наступление на Юревичи с востока.

Противник укрепился в лесных дефиле, среди болот, стремясь задержать наше наступление и упорно обороняя подступы к важному железнодорожному узлу Калинковичи.

24 ноября авангард дивизии подошел к деревне Моклище. Здесь лесная дорога выходила из болот, начинался большак к переправе через реку Припять. Части 7-й немецкой пехотной дивизии занимали Ужинец, Моклище, Нариманов, Кореневку, преграждая коннице выход из леса.

Первым на большак вышел четвертый эскадрон 59-го гвардейского кавалерийского полка. Его командир старший лейтенант Бельченко лично вел солдат в атаку и пал в бою. Гитлеровцы бросили в контратаку роту пехоты с двумя танками и начали теснить эскадрон. Командир полка подполковник Тихонов ввел в бой третий эскадрон старшего лейтенанта Слободяна, который опрокинул гренадеров, но наткнулся на танки, стоявшие у самой кромки болота. Парторг полка капитан Сергеенко, увидев, что солдаты начали ложиться, а кое-кто попятился назад, кинулся к танку, в десяти шагах от него метнул гранату. Раздался взрыв. Танк остановился...

61-й гвардейский кавалерийский полк ворвался в Моклище и в бою теснил гренадер по улице выжженной дотла деревни. Эскадрон старшего лейтенанта Назарова болотом обошел противника и бил из пулеметов по огневым позициям вражеских батарей. 35-й гвардейский [246] кавалерийский полк форсировал Наримановское болото. Противник начал поспешно отходить к Припяти.

17-я гвардейская кавалерийская дивизия вышла к Припяти севернее Юревичей. 3-я гвардейская кавалерийская дивизия после упорного боя овладела развалинами села Ужинец, превращенного противником в сильный опорный пункт.

Попытка вражеского командования задержать наше наступление в лесисто-болотистых массивах Полесья и организовать оборону на восточном берегу реки Припять потерпела крах. Совершив марш через болота, конногвардейцы генерала Крюкова пробились к Припяти и разъединили войска противника, оборонявшиеся восточнее Калинковичей и в районе Хойники. Гитлеровцы были вынуждены поспешно отойти за реку Припять, прикрывая железную дорогу Калинковичи — Коростень — Житомир, соединявшую группы армий «Центр» и «Юг».

В результате Гомельско-Речицкой операции наши войска прорвали оборонительный рубеж на реках Сож и Днепр на фронте более ста километров. Войска Белорусского фронта вышли на подступы к Жлобину и Мозырю и положили начало освобождению Советской Белоруссии.

2-й гвардейский кавалерийский корпус был сменен стрелковыми соединениями и выведен во фронтовой резерв. [247]

Глава третья.

Дорогами побед

В болотах Полесья

Попытка противника задержать наступление Советской Армии на укреплениях «восточного вала» и навязать нам позиционную войну потерпела крах. Советские войска форсировали Днепр и захватили ряд важных плацдармов на западном берегу. 6 ноября 1943 года была освобождена столица Украинской республики — город Киев. Развивая наступление, войска Белорусского и 1-го Украинского фронтов овладели Речицей, Гомелем, Овручем и Коростенем и вступили в Полесье.

Форсировав Березину и Припять и захватив рокадную железнодорожную магистраль Калинковичи — Коростень, советские войска окончательно разъединяли группы вражеских армий, действовавших на белорусском (Минск, Москва) и украинском (Львов, Киев) направлениях.

В конце ноября 1943 года противник крупными силами, сведенными в армейскую группу «Юг», предпринял наступление на Правобережной Украине, нанося основной удар на Житомир, Киев. В начале декабря гитлеровцы силами восьми пехотных и трех танковых дивизий нанесли контрудар на речицко-гомельском направлении. В восточной части Полесья и на Заднепровском плацдарме западнее Киева начались ожесточенные бои.

Советские войска отразили все атаки противника, обескровили его ударные группировки, после чего согласно [248] плану Верховного Главнокомандования возобновили наступление.

Войска 1-го Украинского фронта под командованием генерала армии Н. Ф. Ватутина нанесли поражение группе Манштейна и овладели городами Коростень, Казатин, Житомир, Новоград-Волынский, Бердичев, Сарны.

Войска Белорусского фронта под командованием генерала армии К. К. Рокоссовского, разгромив группировку противника северо-западнее Речицы, вышли на подступы к железнодорожному узлу Калинковичи, а своим левым крылом форсировали Припять юго-восточнее Мозыря.

Таким образом были созданы предпосылки для окончательного разобщения немецко-фашистских групп армий «Центр» и «Юг» и освобождения всего Полесья.

На западном берегу реки Припяти, прикрывая Мозырский укрепленный район, занимали оборону 20-й армейский и 56-й танковый немецкие корпуса. К юго-западу от Ельска сплошного фронта не было. Гитлеровцы рассчитывали на лесисто-болотистую местность, исключавшую, как они полагали, возможность действия в этом районе крупных войсковых соединений. Почти до самого Овруча лишь кое-где, в крупных узлах дорог, стояли гарнизонами различные вспомогательные части. В глубоком тылу противника полевых войск также не было.

Учитывая это обстоятельство, генерал армии Рокоссовский решил использовать конницу генералов Константинова и Крюкова для удара по вражеским тылам в целях содействия войскам 65-й и 61-й армий генералов Батова и Белова в овладении районами Калинковичи и Мозырь.

2-й гвардейский кавалерийский корпус получил приказ обойти открытый фланг противника, форсировать реку Припять и выйти на железную дорогу Калинковичи — Брест (схема 12).

* * *

Вечером 6 января 1944 года авангарды кавалерийских дивизий выступили из исходного района; до рассвета двинулись главные силы корпуса.

Ночью слегка подморозило. На рассвете пошел снег, покрыл белой пеленой болота, леса, дороги.

Походные колонны двигались по дорогам, пролегавшим [249] по незамерзшим болотам, по дремучему лесу. Наши части вступили на «Большую партизанскую землю», где действовали прославленные партизанские соединения Ковпака, Руднева, Сабурова, Федорова, Медведева.

Кавалеристы двигались все дальше, выходя в глубокий тыл мозырской группировке противника. Снегопад не прекращался. Ручьи, речки, болота замело сугробами; под ними стояла незамерзшая вода. Приходилось на руках вытаскивать орудия, пулеметные тачанки, повозки, скалывать корку льда у берегов, чтобы вывезти материальную часть, строить настилы на топях. Талый снег превратил дороги в жидкое месиво. Тягачи буксовали, надрывно ревели моторами, выбрасывали из-под колес грязь и снег. Целые эскадроны спешивались и помогали артиллеристам. Кавалерия пробивалась через топи Полесья, показывая образцы выносливости и маневренности.

На рассвете авангарды пересекли линию железной дороги Калинковичи — Коростень. Авангардный 9-й гвардейский кавалерийский полк правой колонны корпуса под командованием майора Капустина свернул по лесной дороге. 15-й гвардейский кавалерийский полк под командованием полковника Смирнова продолжал марш го большаку на Буйновичи. Снегопад постепенно превратился, но необозримые лесные пространства еще были окутаны дрожащей, неясной дымкой, над болотами и низинами расстилался туман.

Головной отряд старшего лейтенанта Кудленко вышел на лесную поляну. Впереди хорошо просматривалось село Ромезы. Оттуда послышались глухие орудийные выстрелы:

Раздалась команда:

— К пешему бою, слеза-а-ай!.. По второму взводу, в цепь!

Разрывы снарядов взметнулись совсем близко. Всадники скатились с седел, побежали вправо и влево от дороги, поспешно срывая с плеч винтовки и автоматы, увязая в глубоком снегу. Коноводы, подхватив поводья, уходили в гущу соснового бора. Тачанки помчались на фланги рассыпавшегося в цепь эскадрона. Ездовые нахлестывали лошадей, из-под копыт вихрилась снежная пыль. Пулеметчики на ходу снимали «Максимы».

От командира эскадрона, пригибаясь, бежали ко взводам офицеры. Застучали пулеметы. Цепи захлопали выстрелами, [250] приближаясь к селу. Снаряды и мины противника ложились плотно; в полкилометра от околицы села кавалеристы залегли.

На опушке, позади наших цепей, раздались выстрелы. Это батарея старшего лейтенанта Бурчиадзе открыла беглый огонь. Загрохотали тяжелые минометы. Село все больше и больше затягивалось дымом.

Как только впереди послышалась артиллерийская стрельба, генерал Ягодин помчался к авангарду, приказав полковнику Ласовскому вести колонну рысью. Услышав протяжную команду: «По-о-овод!», эскадрон за эскадроном, батарея за батареей переходили в ровную, темпистую рысь. Солдаты с суровыми, напряженными лицами погоняли лошадей, вслушиваясь в грохот разгоравшегося боя.

Голова колонны уже подходила к опушке леса, когда оттуда прискакал офицер связи.

— Товарищ гвардии полковник, генерал приказал выходить из-за левого фланга авангарда и немедленно атаковать Ромезы с юго-запада, — доложил он Ласовскому.

Эскадроны один за другим начали уходить влево. Батареи поспешно съезжали с дороги, становились на огневые позиции. Командиры со связистами мчались вперед, на наблюдательные пункты.

2-й гвардейский кавалерийский полк под командованием полковника Аристова вышел из леса левее авангарда и при поддержке артиллерии начал охватывать Ромезы. Этот внезапный удар сломил сопротивление гитлеровцев. Батальон 459-го гренадерского полка поспешно покинул Ромезы.

* * *

Части 4-й гвардейской кавалерийской дивизии к рассвету достигли хутора Красный и потянулись дальше на запад по Буйновичскому большаку, мимо выжженных дотла деревень и сел.

Около двух часов ночи впереди послышались выстрелы. Из-за вершин сосен поднималось зарево. От радиотачанки подъехал связист с донесением: «Хутор занят вражеским батальоном, вступил в бой, обхожу справа. Смирнов». [251]

Генерал Панкратов приказал вызвать к себе командиров полков.

Конница продолжала двигаться. Прошло несколько минут. Послышался частый хруст подков по снегу. Рысью подъехал всадник, за ним — другой, третий, за лошадью генерала образовалась небольшая кавалькада. Он подобрал поводья, остановил коня.

— Слеза-а-ай!.. Ко мне!..

Ординарцы приняли лошадей. Офицеры отошли в сторону, остановились под деревом. На дороге, теряясь в темноте, стояла колонна. Доносился конский храп, приглушенный говор.

Начальник штаба полковник Петров зажег под буркой фонарик, вынул карту. Командир дивизии отдал боевой приказ — овладеть Буйновичами. Офицеры уточнили по карте направления атаки, записали сигналы взаимодействия, сверили часы. Стрельба впереди немного затихла. Из темноты вынырнул солдат.

Связист принес радиограмму командира авангарда о том, что гитлеровцы выбиты из хутора, отошли к линии Ельской узкоколейки и снова закрепились. Панкратов прочел донесение, сказал:

— Обходить Буйновичи глубже. В лоб не лезть. Наступление в девять ноль-ноль.

Головной отряд 11-го гвардейского кавалерийского полка вышел на Лельчицкий большак и сейчас же попал под огонь. Пришлось спешиться. Противник перешел в наступление. Сосредоточив до двух батальонов пехоты с несколькими танками, гитлеровцы упорно обороняли узел лесных дорог Буйновичи. Семь раз вражеская пехота бросалась в атаку на поспешно окопавшиеся эскадроны, но каждый раз под нашим огнем вынуждена была отходить. К ночи бой стих.

Разведчики нашли тропу, проходившую среди незамерзших болот, поросших ольшаником и березняком. В лесу они встретились с партизанами, которые повели их в обход. Через некоторое время путь конникам преградила непроходимая топь. Начали строить гать. Из леса выходили все новые и новые группы бородатых вооруженных людей, с жаром брались за работу. Прибыл высланный командиром дивизии саперный эскадрон. Всю ночь и большую половину дня продолжалась тяжелая, напряженная работа. [252]

Кавалеристы обошли Буйновичский узел сопротивления противника в том месте, которое гитлеровцы считали совершенно непроходимым.

Противник вынужден был поспешно отойти по большаку на Лельчицы.

* * *

Части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии преследовали отступавшего противника.

Разъезд лейтенанта Ткачева был направлен к селу Скрыгалово с задачей установить возможность переправы через реку Припять. Разведчики узнали от попавшегося навстречу колхозника, что в Скрыгалове стоит небольшой гарнизон противника, а Припять ниже села покрылась льдом.

Ткачев, прикинув по карте расстояние до села, спросил у стоявшего перед ним пожилого колхозника:

— Дорогу в обход Скрыгалова со стороны реки знаете?..

— А как же?.. Мы ж тутошние... — посматривая на офицера, проговорил старик, одетый в рваную свитку.

— А нас провести, дедушка, сможете?.. Не побоитесь?.. — продолжал лейтенант.

— Вас-то? Своих-то?.. — Дед с обидой взглянул на лейтенанта.

— Ну, тогда пойдемте. Садитесь на коня!

— Спасибочки... Мы пешки... Верхи не привычны. — Дед нахлобучил на самые глаза шапку и проворно зашагал вперед. Ткачев, выслав дозорных, пошел следом за стариком, ведя коня в поводу. Дед часто оборачивался и все говорил, укоризненно качая головой:

— Своих-то, да чтобы не провесть?.. Испугаться?.. Как же ты, сынок, такое удумал?.. Как сумлевался?.. — Он неожиданно остановился, жарко дыша в самое лицо офицера, таинственно зашептал: — Да я тебя так подведу к Скрыгалову, что германец никогда и не учует... — Повернулся, снова решительно зашагал в темноту. За ним гуськом тянулись спешившиеся кавалеристы.

Разведчики залегли невдалеке от большого здания, обнесенного проволочным забором с единственным выходом. Вдоль забора шагала взад и вперед неуклюжая фигура в накидке и в стальном шлеме. Тускло поблескивал широкий ножевой штык. [253]

— Это школа наша, — на ухо Ткачеву проговорил старик. — Тут они, душегубы, и помещаются. На селе-то не живут, опасаются с тех пор, как пришел Сидор Артемьевич Ковпак. Кроме этого часового, еще на колхозном стане караул ихний стоит... А всего-то их душ до полсотни наберется...

Еще не рассвело, но небо на востоке стало уже светло-серым, показалась розоватая полоска над горизонтом.

На крыльцо школы разведчики навели ручной пулемет; вокруг него разместились лучшие стрелки. Им было приказано бить в двери и окна. Остальные с ручными гранатами подобрались к самой изгороди. Два разведчика бесшумно уползли вперед. Донесся хрип, глухой удар тела о землю...

Ткачев размахнулся и швырнул гранату, за ней полетело еще несколько штук. Внутри школы послышались крики, выстрелы. Дверь распахнулась. Застрочил пулемет. Из разбитых окон густо повалил дым.

Через полчаса все было кончено. Тридцать восемь вражеских трупов валялось вокруг догоравшего здания школы, девять гитлеровцев попали в плен.

Ткачев выставил дозор и послал донесение. Командир дивизии направил в Скрыгалово эскадрон с батареей, которые отбили три попытки врага снова захватить Скрыгалово и удержать этот узел дорог и удобное место переправы через Припять.

* * *

На рассвете 11 января раздалась артиллерийская канонада. Части кавалерийского корпуса перешли в наступление. Противник получил подкрепление до четырех батальонов из состава 7-й немецкой пехотной дивизии с танками и прилагал все усилия, чтобы удержать большак, идущий вдоль южного берега Припяти.

В полкилометре от деревень Осовец и Сколодина дорогу наступающим преградил глубокий незамерзший ручей с крутыми и сильно заболоченными берегами. По северному берегу ручья проходил передний край вражеской обороны. Спешенные эскадроны пересекли дорогу, но на подступах к ручью были остановлены сильным огнем, залегли и начали окапываться. Туман мешал наблюдению, а вражеские орудия и минометы били по заранее пристрелянным ориентирам. Из густой белой пелены [254] поминутно взлетали сигнальные ракеты — батареи противника успешно маневрировали траекториями.

Командный пункт 3-й гвардейской кавалерийской дивизии располагался на опушке леса. Генерал Ягодин говорил то по телефону, то по радио. Рядом с ним в блиндаже поместился начальник штаба полковник Русс. Он тоже поминутно брался за трубку, потом что-то наносил на карту. Наблюдательный пункт командующего артиллерией был оборудован в десятке шагов, на вершине могучей сосны с разлапистой кроной. Оттуда слышался голос подполковника Зелепухина. Ни в стереотрубу, ни в бинокль ничего не было видно, управлять огнем приходилось по радио и по телефону на основании донесений передовых артиллерийских наблюдателей.

— Товарищ генерал, эскадроны Филиппова и Капустина залегли перед ручьем, — доложил Русс, нанося на карту только что полученные данные. — Огонь противника усиливается. Слышен шум моторов...

Ягодин, не отрываясь, смотрел на карту, словно пытался рассмотреть на ней, что было скрыто на земле густой завесой тумана. Затем подошел к двери и крикнул наружу:

— Зелепухин, весь огонь сосредоточить по Осовцу! — Повернулся к начальнику штаба, быстро проговорил: — Петр Иванович, передайте Аристову приказание развернуться из-за правого фланга полка Филиппова и атаковать Осовец с севера... Просите к аппарату генерала Курсакова, — приказал Ягодин телефонисту.

Пожилой сержант охрипшим голосом начал вызывать: — Киев... Киев... Бондарчук... Киев... — что-то быстро заговорил с откликнувшимся «Киевом»... Ягодин то прислушивался к грохоту боя, то поворачивал голову в сторону начальника штаба, который передавал приказание командиру резервного полка... Послышался писк зуммера, телефонист обрадованно доложил:

— Товарищ генерал, Курсаков у аппарата. — Ягодин быстро взял трубку.

— Павел Трофимович, привет. Я сейчас всеми силами бью по Осовцу. Противник упорно обороняется, подтянул танки. Прошу покрепче стукнуть по Сколодина, чтобы оттуда гитлеровцы не подбросили резервы.

В трубке послышалось знакомое, хрипловатое покашливание, спокойный, немного приглушенный голос: [255]

— Только что приказал атаковать Сколодина двумя полками и всеми самоходными орудиями...

Батареи гремели, покрывая Осовец стеной разрывов. Пожары в деревне отсвечивали каким-то коричневатым огнем. От поднявшегося дыма туман сделался словно еще плотнее, наблюдать за результатами огня стало невозможно.

Эскадроны резервного полка быстро вышли вперед и начали развертываться в боевой порядок.

Первым ворвался в горевшую деревню эскадрон старшего лейтенанта Колыжнева. Еще при развертывании на исходном положении Колыжнев был ранен. Наскоро перевязавшись индивидуальным пакетом, молодой офицер снова бросился в бой. Перед самой околицей его ранило вторично. Кое как перевязавшись, Колыжнев побежал догонять эскадрон. Зазвенел его задорный голос:

— Приготовиться к атаке!..

Взводы ворвались на улицу, полную едкого дыма.

С севера к Осовцу подошел эскадрон старшего лейтенанта Гайворонского и с хода атаковал окопы на околице деревни. Левее пошли в атаку эскадроны старших лейтенантов Галченкова и Сафиулина. Вражеские минометы смолкли. Наша артиллерия взяла под обстрел дороги, чтобы не допустить подхода резервов противника.

На улице совершенно выгоревшего Осовца осталось шесть гаубиц, три противотанковые пушки, девятнадцать пулеметов. Генерал Ягодин приказал полкам окопаться на окраинах деревни. До наступления темноты противник два раза переходил в контратаку, но был отброшен. К ночи стрельба смолкла.

* * *

Наступление левого крыла Белорусского фронта продолжало успешно развиваться. Войска 65-й армии прорвали оборонительные позиции гитлеровцев восточнее Калинковичей и завязали бои на окраинах этого железнодорожного узла. Части 1-го гвардейского танкового корпуса генерала Панова обходили Калинковичи с севера. Войска 61-й армии вели бои под Мозырем. Части 7-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала Константинова в ночь на 14 января ворвались в Мозырь.

Выполняя приказ командующего фронтом, генерал Крюков решил двумя дивизиями первого эшелона корпуса [256] форсировать реку Припять и, прикрывшись частями 3-й гвардейской кавалерийской дивизии в районе Осовец, Острожанка на восточном берегу реки Уборть, не допустить отхода противника.

2-й гвардейский кавалерийский корпус приступил к форсированию реки Припяти.

В начале 1944 года ранняя оттепель согнала лед на значительной части Припяти выше Мозыря; несмотря на вновь наступившее сильное похолодание, река осталась почти незамерзшей. В полосе действий корпуса река, имевшая ширину до двухсот метров, была свободна ото льда. Попытки передовых частей 4-й гвардейской кавалерийской дивизии переправиться на северный берег в районе Костюковичи успеха не имели. Противнику было совсем не трудно оборонять этот участок широкой реки, совершенно лишенный льда. Западнее, в районе Скрыгалово, Припять покрылась ледяной коркой с многочисленными полыньями, еще более опасными ввиду их кажущейся доступности для движения.

Командир корпуса приказал генералу Курсакову немедленно со своей дивизией в пешем строю без артиллерии форсировать Припять.

13 января 17-я гвардейская кавалерийская дивизия заняла исходное положение для переправы. Первым переправлялся через Припять 61-й гвардейский кавалерийский полк под командованием майора Сайфутдинова.

Как только стемнело, началась переправа. Вперед ушли разведывательные группы, руководимые старшим лейтенантом Вознесенским и лейтенантом Флёновым. Следом за ними тронулся головной отряд.

Небо очистилось от облаков и сверкало бесчисленными звездами. От одного края небосвода до другого растянулась полоса Млечного Пути. Вокруг полной луны дрожало светлое, мерцающее кольцо. Снег блестел тысячами крошечных алмазов. Конники осторожно спускались на лед, двигались через реку к северному берегу, неясно темневшему вдали. Станковые пулеметы, минометы и противотанковые ружья солдаты несли на руках. Мороз заметно крепчал.

Старший лейтенант Кукис шел за головным отрядом, проверяя крепость льда. Достигнув противоположного берега, он осмотрел подъем. По камышам и кустарникам на обрыв карабкались солдаты, рассыпаясь в цепь. Кукис поспешил обратно. [257]

— Приготовиться к переправе... — скомандовал он еще со льда командирам взводов, нетерпеливо ожидавшим на южном берегу.

Осторожно, на руках, опустили первое орудие. Оно было поставлено на широкие, облитые водой и подмороженные полозья. Полозья легко заскользили по звенящему льду. Лед прогибался под тяжестью, но снова пружинисто выпрямлялся: было ясно, что переправа сорокапятимиллиметровок возможна!

Кукис, идя впереди орудия, крикнул связному:

— Бегом назад к командиру первого взвода! Переправлять все орудия, дистанция сто метров.

Через полчаса батарея уже была на той стороне Припяти, орудия заняли свое место в боевых порядках головного отряда.

Разведчики подобрались к деревне Беседки, расположенной в двух километрах от реки, и донесли, что на улице горят костры, стоит много крытых грузовиков, ходят часовые. Старший лейтенант Бодня приказал минометной батарее занять огневую позицию, определил по карте расстояние, скомандовал установки. Морозный воздух рванули первые пристрелочные выстрелы. Старший лейтенант Назаров повел солдат в атаку.

Больше получаса шла оживленная перестрелка, а второй эскадрон еще только переправлялся через Припять, спеша на помощь головному отряду. Лед гнулся и угрожающе трещал под ногами бегущих солдат, но на это никто не обращал внимания. Достигнув северного берега, старший лейтенант Лысенко скомандовал головному взводу:

— Вправо, по линии — в цепь!.. Бегом!..

Остальные взводы один за другим выбирались на берег. Эскадрон развернулся и, не дожидаясь отставших на переправе пулеметов и минометов, бросился в атаку. Гитлеровцы были смяты.

61-й гвардейский кавалерийский полк закончил переправу. Командир полка приказал окопаться и приготовить противотанковые средства.

Первый эскадрон вышел к железной дороге. Саперы взорвали небольшой мостик, перерезали телеграфную линию на магистрали Калинковичи — Брест. В течение ночи гитлеровцы предприняли три контратаки, но все они были отражены.

35-й гвардейский кавалерийский полк под командованием [258] майора Гладкова переправился через Припять, к рассвету вышел на железную дорогу, разрушил полотно и занял оборону. Эскадрон старшего лейтенанта Платонова, выдвинутый для обеспечения левого фланга дивизии, атаковал в селе Багримовичи 134-й охранный батальон. После короткого боя гитлеровцы бежали в направлении станции Птичь.

Вечером по радио был передан приказ, объявлявший благодарность частям 2-го гвардейского кавалерийского корпуса, которые вместе с другими соединениями Белорусского фронта сломили упорное сопротивление противника и овладели городами Мозырь и Калинковичи — опорными пунктами вражеской обороны на реке Припяти.

* * *

Переправа советской конницы на северный берег Припяти и выход ее на пути отхода частей 2-й немецкой армии сильно обеспокоил вражеское командование. Гитлеровцы сосредоточили в районе станции Птичь 1-й и 2-й горно-егерские полки СС, сняли с фронта главные силы 102-й пехотной дивизии с танками и перебросили их к месту нашей переправы.

Положение переправившихся частей 17-й гвардейской кавалерийской дивизии оказалось очень серьезным. Состояние льда на Припяти не позволяло переправить на северный берег реки дивизионную артиллерию и самоходные орудия. Два кавалерийских полка, имевших лишь противотанковые пушки и средние минометы, оказались лицом к лицу с крупными силами врага. Части 4-й гвардейской кавалерийской дивизии предприняли еще одну попытку переправиться через реку с боем, но снова потерпели неудачу.

Генерал Крюков приказал генералу Панкратову немедленно со своей дивизией форсированным маршем выйти из Костюковичи в район Скрыгалово. Дивизия генерала Курсакова была ночью усилена корпусной артиллерией и реактивным минометным полком, занявшими огневые позиции у самого южного берега реки.

...Над широкой долиной Припяти спустился туман. Наблюдение было до крайности затруднено.

Около 10 часов 14 января два батальона 233-го гренадерского полка с несколькими танками перешли в наступление. Наш огонь заставил гитлеровцев откатиться [259] обратно. В течение часа противник предпринял еще две атаки. Из леса устремились шесть танков и до батальона пехоты. Минометчики Бодни открыли заградительный огонь. Гитлеровцы начали окапываться. Танки продолжали надвигаться, ведя огонь. С короткой дистанции ударили орудия Кукиса. Загорелся головной танк, вскоре пламя охватило и вторую машину.

Вечером противнику удалось сбить первый эскадрон с железнодорожного полотна. Гитлеровцы пытались с хода ворваться и в Беседки, но были встречены контратакой и откатились назад. Через несколько минут они снова пошли в атаку и ворвались на улицу деревни.

Эскадрон Назарова бросился в контратаку. Конники опрокинули гитлеровцев, начали гнать по улице назад, но к врагу подходили все новые части, охватывавшие Беседки с двух сторон. Лысенко также поднял своих солдат в контратаку. В охваченной пожаром деревушке шел бой. Противник ввел еще батальон и стал теснить кавалеристов из деревни.

Назаров снова повел солдат в атаку и был тяжело ранен, уже вторично за этот день. Теряя сознание, он крикнул:

— Не отходить!..

Однако силы были слишком неравны; к 22 часам кавалеристы оставили Беседки и окопались на высотках метрах в двухстах от деревни. Гитлеровцы еще четыре раза переходили в атаку, стремясь сбросить конников с северного берега Припяти, но были отбиты огнем нашей артиллерии.

В эту ночь первый эскадрон хоронил своего доблестного командира Василия Назарова, умершего от ран...

* * *

Уже рассвело. Впереди гремел ожесточенный бой. За густым туманом ничего не было видно, но безотказно действовавшая связь и большой боевой опыт помогали командиру корпуса воспроизвести картину боя так, как если бы он видел ее собственными глазами. Крюков отдавал распоряжения командирам дивизий, артиллерии, тылам, выслушивал доклады подчиненных, говорил с соседями, со штабом армии. В работе командного пункта чувствовалась спокойная уверенность, какая бывает у хорошо сработавшегося коллектива, прошедшего через тяжелые испытания войны. [260]

Оперативный дежурный доложил:

— Товарищ гвардии генерал. К нам приехал генерал-полковник Городовиков...

Генерал вышел из блиндажа.

— Не рапортуйте, не рапортуйте, занимайтесь своим делом, — остановил подходившего командира корпуса Городовиков.

— Здравствуйте, товарищ Крюков. Приехал навестить вас. Как дела?..

— Противник крупными силами контратакует два полка дивизии генерала Курсакова, переправившиеся на северный берег Припяти, — доложил Крюков. — Пока все атаки отбиты...

— А где резервный полк Курсакова? — спросил Городовиков.

— На опушке леса, в полкилометре отсюда, — ответил командир корпуса.

— Так вот, товарищ Крюков, вы оставайтесь здесь, управляйте боем, а я пойду туда и посмотрю...

Ока Иванович прошел в расположение полка, побывал на огневых позициях артиллерийской группы, обошел район, где находились коноводы. Он задушевно беседовал с солдатами и офицерами, расспрашивал о фронтовой жизни, об их нуждах и заботах, рассказывал о событиях на других фронтах, в тылу, вспоминал эпизоды из своего боевого прошлого.

Неподалеку гремел бой, а генерал-полковник спокойно и неторопливо обходил части, все подмечая своим опытным глазом. На кавалеристов произвело огромное впечатление посещение их в трудной боевой обстановке начдивом легендарной буденновской конницы.

* * *

Со стороны станции Птичь на Багримовичи наступала 1-я горно-егерская бригада СС с пятнадцатью танками.

Третий эскадрон 35-го гвардейского кавалерийского полка отбил две атаки противника, но под натиском превосходящих сил врага вынужден был все-таки начать отход на южную окраину Багримовичи. Гитлеровцы продвигались по улицам и могли выйти во фланг 35-го и 61-го гвардейских кавалерийских полков, оборонявшихся северо-восточнее и скованных боями с крупными силами противника. [261]

В середине дня противник вытеснил конников из села. Командир эскадрона старший лейтенант Платонов был тяжело ранен.

Получив сообщение об этом, Курсаков вызвал командира 59-го гвардейского кавалерийского полка и сказал ему:

— Переправляйтесь через Припять, товарищ Тихонов. Приказываю: контратаковать противника, занявшего Багримовичи, и обеспечить левый фланг дивизии, ни в коем случае не допуская гитлеровцев на восточный берег реки Птичь.

Кавалеристы пересекли реку по льду, развернулись, ориентируясь по блеску пожаров, пошли в атаку. В их боевые порядки влился третий эскадрон 35-го гвардейского кавалерийского полка, отошедший на полкилометра от села.

Атака явилась для противника полной неожиданностью. Первым ворвался в село эскадрон старшего лейтенанта Дьяченко. Гитлеровцы, отстреливаясь, пятились по улице к северной окраине, где бушевал заградительный огонь нашей артиллерии. Подполковник Тихонов, наблюдая, как эскадроны приближаются к стене разрывов, передал по радио сигнал прекращения огня. Батареи смолкли.

В Багримовичах продолжался бой. Эскадроны, тесня противника, подошли к самой окраине, но были атакованы батальоном эсэсовцев, который пробрался берегом реки Птичь.

Командир полка лично повел в атаку резервный эскадрон. Снова началась рукопашная схватка. Илья Тихонов, человек очень храбрый, любимец товарищей и подчиненных, с автоматом в руках вырвался вперед.

Кавалеристы отбросили эсэсовцев и начали выходить из боя вслед за остальными подразделениями, уже занимавшими оборону. Увидев это, гитлеровцы снова полезли вперед. Конники во главе с Тихоновым еще раз контратаковали противника. В бою командир полка был смертельно ранен и скончался на руках выносивших его солдат. 59-й гвардейский кавалерийский полк, в командование которым вступил майор Иван Гуров, занял оборону на восточном берегу реки Птичь.

Генерал Крюков приказал генералу Панкратову немедленно в пешем строю переправить свою дивизию по [262] льду реки и удерживать плацдарм на северном берегу Припяти.

В течение 15–17 января конногвардейцы отбивали настойчивые атаки 102-й и 157-й пехотных дивизий и 1-й горно-егерской бригады СС, пытавшихся сбросить наши части с северного берега реки, но удержать железную дорогу Калинковичи — Брест не смогли. В ночь на 18 января конница была сменена подошедшими стрелковыми частями и отведена за реку.

Войска Белорусского фронта захватили Калинковичи и Мозырь и разъединили группы немецко-фашистских армий, действовавших севернее и южнее Полесья. Разбивая наступление, Советская Армия в течение января — февраля 1944 года освободила все Полесье и вышла на рубеж рек Стоход и Турья, на подступы к Ковелю.

Удар 2-го гвардейского кавалерийского корпуса через полесские лесные массивы, форсирование реки Припяти и выход в тыл калинковичско-мозырской группировки противника имели большое значение для хода этой операции и были высоко оценены. 3-й, 4-й и 17-й гвардейским кавалерийским дивизиям было присвоено почетное наименование «Мозырские».

А на одной из улиц освобожденного Мозыря под скромным и строгим памятником навсегда успокоился доблестный командир полка подполковник Илья Пантелеевич Тихонов...

Через советскую границу

В 1943–1944 годах Советская Армия форсировала Днепр, сокрушила долговременные укрепления противника под Ленинградом и в Крыму, преодолела оборону врага на реке Южный Буг. Ленинградская, Калининская области, значительная часть Белоруссии были очищены от вражеских войск. Советская Армия вышла к нашим государственным границам с Румынией и Чехословакией. К исходу третьего года войны советские войска находились на линии: Нарва, Псков, Великие Луки, Мозырь, Ковель, Коломыя, Оргеев, Тирасполь, Одесса, и занимали выгодное исходное положение для летних наступательных операций.

2-й гвардейский кавалерийский корпус после семисоткилометрового марша сосредоточился в долине реки Стоход. Быстро выросли лагеря. За несколько дней они приобрели уютный, обжитой вид. [263]

Началась учеба. Боевая подготовка основывалась на принципе: «Учить тому, что нужно в бою для победы». Проводились тактические учения, боевые стрельбы, офицерская штабная и тыловая подготовка, шло сколачивание эскадронов, батарей, полков, дивизий.

Бойцы умели воевать, умели и веселиться. Хорошо были организованы часы досуга конногвардейцев. Бурными аплодисментами встречали солдаты и офицеры выступления заслуженной артистки РСФСР Лидии Андреевны Руслановой, задушевно исполнявшей русские песни. Горячо принимали конногвардейцы корпусной ансамбль песни и пляски.

* * *

В третью годовщину Великой Отечественной войны началось сражение на белорусских землях, развернувшееся на огромном фронте и закончившееся разгромом сильнейшей группы армий противника «Центр».

23 июня 1944 года после мощной артиллерийской и авиационной подготовки перешли в наступление войска 1-го Прибалтийского фронта под командованием генерала армии И. X. Баграмяна, войска 3-го Белорусского фронта под командованием генерал-полковника И. Д. Черняховского и войска 2-го Белорусского фронта под командованием генерал-полковника Г. Ф. Захарова. Днем позже нанесли удар войска 1-го Белорусского фронта под командованием генерала армии К. К. Рокоссовского. Координацию действий фронтов Ставка Верховного Главнокомандования поручила Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову (2-й и 1-й Белорусские фронты) и Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому (1-й Прибалтийский и 3-й Белорусский фронты).

За первые шесть дней наступления советские войска прорвали сильно укрепленную оборону врага на фронте в пятьсот километров, разгромили основные силы 3-й танковой и 9-й полевой армий противника, окружили и уничтожили витебскую и бобруйскую группировки гитлеровцев, овладели Витебском, Жлобином, Оршей, Могилевом, Бобруйском, Борисовом, Слуцком и продвинулись более чем на 150 километров на запад.

2 июля части 3-го гвардейского механизированного корпуса генерала Обухова заняли Вилейку и Красное и отрезали противнику пути отхода из Минска на Вильнюс и на Лиду. Казаки 4-го гвардейского кавалерийского [264] корпуса генерала Плиева овладели Столбцами, Городзеей, Несвижем и отрезали врагу пути отхода из Минска на Брест и на Лунинец. Кольцо окружения главных сил 4-й немецкой армии восточнее Минска замкнулось. 3 июля страна узнала об освобождении столицы Советской Белоруссии.

Развивая успех, советские войска завершили ликвидацию окруженных 12-го, 27-го и 35-го армейских, 39-го и 41-го танковых корпусов, сорвали попытки противника организовать новую линию обороны, освободили Молодечно, Полоцк, Барановичи, Слоним, Пинск, Волковыск, столицу Литовской советской республики — город Вильнюс, форсировали Неман и штурмом овладели крепостью Гродно.

В середине июля войска 1-го Белорусского фронта достигли рубежа река Свислочь, Пружаны, Долгичин и завязали бои на подступах к Бресту, находящемуся на советско-польской границе. На левом крыле фронта наши войска овладели Ковелём. Опасаясь прорыва Советской Армии к Висле, немецко-фашистское командование перебросило крупные силы в район Бреста, привело в оборонительное состояние старые форты Брестской крепости и создало сильную полевую оборону на реке Западный Буг. Чтобы не дать противнику возможности закрепиться на этом рубеже, Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский организовал новый мощный удар выдвинутым вперед левым крылом фронта в общем направлении Брест, Седлец, Лукув и Прага (предместье Варшавы).

В трехдневных ожесточенных боях наши войска сломили сопротивление частей 2-й полевой и 4-й танковой немецких армий на влодавском и холмско-люблинском направлениях, прорвали вражескую оборону на фронте в сто километров, продвинулись на направлении главного удара до пятидесяти километров на запад и вышли к реке Западный Буг.

2-й гвардейский кавалерийский корпус, заранее сосредоточенный в лесах северо-западнее Ковеля, выступил для выполнения боевой задачи.

20 июля 1944 года приказом командующего 1-м Белорусским фронтом генерал Крюков был назначен командующим конно-механизированной группы фронта (2-й гвардейский кавалерийский и 11-й танковый корпуса), которая получила приказ форсировать Западный Буг, перейти советско-польскую государственную границу [265] и, развивая наступление в направлении Радзынь, Лукув, Седлец, отрезать остаткам группы армий «Центр» пути отхода к Висле (схема 13).

* * *

Авангардные полки корпуса, тесня части прикрытия 5-й немецкой легкопехотной дивизии, вышли к Западному Бугу. С высокого берега видны были на той стороне, в километре от реки, населенные пункты и окопы противника. Гитлеровцы молчали. Эта тишина настораживала, так как имелись сведения, что на польском берегу противник создал сильно укрепленный оборонительный рубеж.

Один из эскадронов начал переправу вплавь. Гитлеровцы открыли пулеметный огонь и переправу пришлось прекратить.

Командир разведывательного взвода лейтенант Смирнов вызвался переплыть с группой своих солдат на ту сторону. Разведчики разделись, надели на шею автоматы и галопом поскакали к реке, расчленившись друг от друга на 15–20 метров. Они переплыли Буг и направились к обороне противника. Гитлеровцы открыли по ним артиллерийско-пулеметный огонь. Разведчики повернули обратно. А наша артиллерия обрушилась на обнаруженные огневые точки противника. Переправляясь обратно на наш берег, Смирнов нашел удобный брод.

Авангардный 10-й гвардейский кавалерийский полк полковника Филиппова под прикрытием артиллерии перешел бродом на польский берег. Оборона противника была действительно хорошо подготовлена, но занимали ее слабые силы. Вражеское командование спешно подбрасывало подкрепления. Одновременно переправился авангардный 16-й гвардейский кавалерийский полк левой колонны корпуса под командованием подполковника Горобца. Авангарды закрепились, начали расширять захваченные плацдармы.

Генерал Крюков ввел в бой главные силы. Эскадрон за эскадроном переправлялся через реку. Нашли несколько бродов, двинулись батареи; первые советские орудия встали на польском берегу и открыли огонь. Сопротивление противника слабело.

Из-за поворота дороги, шедшей к Западному Бугу, на большой скорости выскочили легковые машины и устремились [266] вперед, обгоняя движущиеся к переправе колонны. Вдоль строя пронеслось:

— Рокоссовский!..

— Командующий фронтом приехал...

Навстречу Рокоссовскому скакал Крюков. Машины остановились близ переправы. Не доезжая до машины, командир корпуса спрыгнул с коня, передал поводья ординарцу, подошел ближе, доложил:

— Товарищ Маршал Советского Союза! Части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса переправляются через Западный Буг.

Небольшая группа военных поднялась на высотку. Ветераны корпуса издалека узнали знакомую, высокую фигуру маршала. Под его командованием им довелось защищать Москву в грозные ноябрьские и декабрьские дни сорок первого года. Теперь со славой и победами довел маршал своих гвардейцев до западных рубежей Родины!

Рокоссовский посмотрел в бинокль на переправляющиеся части, на подходящие колонны, коротко бросил:

— Хорошо идут, товарищ Крюков, молодцы конногвардейцы!

Переправа продолжалась. Авангардные полки развивали наступление на западном берегу. Из-за их флангов развертывались главные силы корпуса. Противник упорно оборонялся только перед 3-й гвардейской кавалерийской дивизией, наступавшей вдоль шоссе Косынь — Влодава. Генерал Ягодин ввел в бой 12-й гвардейский кавалерийский полк с подошедшими за ночь танками; гитлеровцы покатились на север, к Влодаве.

С высокого берега Западного Буга местность просматривалась на десятки километров. Насколько хватало глаз, тянулись колонны конницы, артиллерии, танков, автомашин. На горизонте стояли огромные облака пыли — это 11-й танковый корпус генерала Ющука, форсировав Западный Буг, устремился на северо-запад. На пути отхода остатков группы армий «Центр» к Висле выходили наши конно-механизированные войска.

На небольших высотках южнее Влодавы противник снова оказал упорное сопротивление. Немецко-фашистскому командованию нужно было вывести через Влодаву свои части, еще оборонявшиеся на восточном берегу Западного Буга. Тогда в бой вступил 9-й гвардейский кавалерийский полк, артиллерия открыла интенсивный огонь. Гитлеровцы отхлынули к южным кварталам [268] Влодавы, пытаясь задержаться в каменных строениях военного городка.

4-я гвардейская кавалерийская дивизия достигла Сухавы и вышла на шоссе, идущее в направлении города Парчев. Здесь окопалась вражеская пехота. 16-й и 11-й гвардейские кавалерийские полки спешились и повели наступление на Влодаву с запада. 15-й гвардейский кавалерийский полк с самоходно-артиллерийскими батареями был направлен в обход, чтобы перехватить противнику пути отхода на север. Разъезды доносили, что из города вытягиваются колонны пехоты.

Полковник Смирнов, перестроив эскадроны в линию колонны по-звеньям, приказал им двигаться без дорог, вслед за головным отрядом, уже перешедшим в галоп. Маневрируя между хуторами и перелесками, кавалеристы подошли на полкилометра к Брестскому шоссе. В облаках пыли по шоссе двигалась длинная лента пехоты — отходил 56-й немецкий егерский полк.

Самоходки подполковника Гаращенко открыли беглый огонь и устремились наперерез остановившейся колонне. Следом за ними, на ходу принимая боевой порядок, бросился с обнаженными шашками третий эскадрон; первый и четвертый эскадроны, прибавив аллюр, полевым галопом развертывались вправо и влево от головного. Атакой конницы и самоходных установок противник был смят.

Спешенные полки атаковали Влодаву с юга и с запада. Эскадроны вместе с танками стремительно подвигались к городу. К 17 часам Влодава была очищена от противника.

* * *

Ночью в 17-й гвардейской кавалерийской дивизии получили приказ командира корпуса: выйти в первый эшелон корпуса, стремительным маршем пройти через Уцекай и Хмелюв и овладеть городом Парчев, не допустив отхода на запад частей противника из района Бреста. Левее через Песя-Воля, Сосновице на Парчев несколькими колоннами двигались главные силы корпуса.

Жители польских сел и деревень выходили на улицы, на пролегавшие мимо дороги, по которым шли кавалеристы. Крестьяне и крестьянки, одетые в праздничные платья, приветствовали запыленных, загоревших до черноты солдат и офицеров, дарили им букеты цветов, угощали вишнями, молоком, домашним пивом. [269]

Генерал Крюков решил 24 июля перерезать железную дорогу Брест — Демблин и Варшавское шоссе в Мендзыжец и овладеть крупным узлом дорог — Лукувом.

Еще до рассвета из района Парчев на Мендзыжец выступил 16-й гвардейский кавалерийский полк. Следом за ним двигались главные силы 4-й гвардейской кавалерийской дивизии генерала Миллерова и танковая бригада полковника Павлушко.

Противник придавал большое значение удержанию Мендзыжеца — узла шоссейных и грунтовых дорог и крупной железнодорожной станции между Брестом и Лукувом. Город оборонял при поддержке многочисленной артиллерии 317-й гренадерский полк. Поезда с эвакуируемым имуществом и войсками один за другим прибывали из Бяла-Подляски, не задерживаясь, следовали в сторону Лукува.

В середине дня 24 июля головной отряд подошел к деревне, около которой имелась переправа через сильно заболоченную речку. У самой околицы противник обстрелял походную заставу. Улицу перегораживала баррикада. Пришлось спешиться.

Капитан Норка повел эскадрон в атаку. Ударили пушки капитана Данилина. Огневые точки гитлеровцев умолкали одна за другой. Всю ночь не затихал огневой бой южнее Мендзыжеца. К противнику подходили подкрепления из состава брестской группировки.

На рассвете дивизия возобновила наступление и атаковала Мендзыжец. Вперед вырвался эскадрон старшего лейтенанта Скочилова. На подходе к шоссе головной взвод был встречен пулеметным огнем. Старший сержант Рузов скомандовал:

— К пешему бою, слеза-а-ай... В атаку!..

Бросив поводья коноводам, первыми с гранатами в руках бросились на врага бойцы Будилин и Родионов. Грянули взрывы, вражеский пулемет смолк. Выйдя на шоссе, конники попали под огонь орудий, стоявших в кустарнике по ту сторону дороги. Цепи начали ложиться, кое-кто взялся за лопату.

Но в это время к месту боя подошли эскадроны капитана Панасенко и старшего лейтенанта Руденко. Из-за их цепей показались наши танки. Подхваченное сотнями голосов, раскатилось «ура!». На шоссе выскочили старшина Шляхов, конногвардейцы Дроздов, Тищенко, Дорофеев. [270] Снова загрохотали гранаты, и вот, обгоняя друг друга, в атаку пошли спешенные кавалеристы.

Варшавское шоссе в тылу брестской группировки противника было перерезано. Гитлеровцы, напуганные слухами о появлении в их тылу крупных сил советской кавалерии и танков, начали отходить. Мендзыжец был взят. Части 4-й гвардейской кавалерийской дивизии захватили семь эшелонов с различными грузами, четыре склада военного имущества, двадцать восемь орудий, более трехсот лошадей, сто пятьдесят четыре пленных.

* * *

17-я гвардейская кавалерийская дивизия продолжала форсированный марш к Лукуву. Левее по проселочным дорогам двигались кавалерийские полки, батареи и танки 3-й гвардейской кавалерийской дивизии. 11-й танковый корпус обходил Лукув с запада, отрезая пути сообщения с Седлецом.

Около 17 часов 23 июля головной отряд 61-го гвардейского кавалерийского полка после сорокакилометрового марша с хода ворвался на станцию Лукув-Восточный. На станции стояли под парами два воинских эшелона. Администрация и железнодорожная охрана разбежались. В пакгаузах что-то горело...

Капитан Туманков верхом выскочил на станционные пути, закричал:

— Пулеметному взводу, огонь по эшелонам...

Три тачанки, запряженные четверками коней, полевым галопом устремились к командиру эскадрона; не сбавляя аллюра, заехали налево-кругом. Наводчики припали к прицелам. Заработали пулеметы. Покатились вниз сидевшие на платформах и на площадках вагонов вражеские солдаты, поездные бригады. Машинисты и кочегары побросали паровозы.

Эскадрон спешился; батарея старшего лейтенанта Лямина открыла огонь по окраине Лукува. Саперы капитана Резяпкина взорвали мостик у восточного выхода со станции. Путь отхода вражеским поездам со стороны Бреста был перехвачен.

С востока к станции подходил еще один эшелон. Поезд шел по высокой насыпи. Эскадрон капитана Чудова устремился наперерез эшелону. Обгоняя кавалеристов, на огневую позицию помчалась батарея старшего лейтенанта Ряховского. Командир первого орудия [271] старший сержант Здоровищев скомандовал:

— Фугасной гранатой, наводить в паровоз... Огонь!

Загремели пушки старших сержантов Сыкова и Широкова. Снаряды разорвались на железнодорожном полотне. Паровоз замер, вагоны полезли один на другой, с грохотом рухнули с насыпи.

Над дальним леском показался дымок: со стороны Мендзыжеца подходил новый эшелон. Расчеты противотанковых ружей сержантов Ахмедова и Бирюлькина залегли за будкой на переезде через насыпь. Когда паровоз приблизился метров на двести, расчеты открыли огонь. Из пробитого котла вырвались облака пара, поезд остановился. Из вагонов начали выпрыгивать гитлеровцы. Два раза фашисты пытались подняться в атаку, и оба раза меткий огонь старшего сержанта Аникина укладывал их на землю.

Эскадрон перешел в контратаку. Вперед бросились младший лейтенант Сабельников, ефрейтор Хасанов, сержанты Ахметов и Гинков. Гитлеровцы отступили в ближний лес.

61-й гвардейский кавалерийский полк при поддержке танков подполковника Святославова ворвался в Лукув с юга. Левее подошли и с хода атаковали противника эскадроны 12-го гвардейского кавалерийского полка и танки подполковника Беляева. Вскоре развернулись и главные силы обеих дивизий. Сопротивление противника было сломлено, и к 19 часам в Лукуве не осталось ни одного вражеского солдата. Части корпуса захватили шесть железнодорожных эшелонов, два санитарных поезда, шесть танков, девятнадцать орудий, более трехсот пленных. Было сбито четыре бомбардировщика, уничтожено пять танков и три штурмовых орудия.

Захватив Мендзыжец и Лукув, наши части перерезали Варшавское шоссе и железнодорожные магистрали Брест — Демблин и Седлец — Демблин. [272]

Бои за Седлец

В ночь на 25 июля командующий группой генерал Крюков приказал атаковать и захватить Седлец.

Крупный узел железной и шоссейных дорог, расположенный в ста километрах западнее Бреста, Седлец являлся важнейшим звеном, соединявшим брестскую группировку противника с Варшавой. Немецко-фашистское командование придавало большое значение удержанию Седлеца; туда со всех сторон стягивались резервы. Части 5-й и 211-й пехотных дивизий с танками и артиллерией заняли населенные пункты и командные высоты южнее и восточнее города. Окраины Седлеца были приспособлены к обороне: в подвалах каменных домов гитлеровцы оборудовали доты, улицы перегородили баррикадами, на площадях и в парках отрыли окопы, поставили проволочные заграждения, заложили мины.

17-я гвардейская кавалерийская дивизия наступала на Седлец с юго-востока (схема 14).

У деревни Масьциброды, не доходя шесть километров до Седлеца, головной отряд 61-го гвардейского кавалерийского полка попал под обстрел. Старший лейтенант Пастушенко спешил эскадрон. Взводы начали перебежками сближаться с противником. Батарея старшего лейтенанта Лямина накрыла очередями Масьциброды. Подошли и развернулись остальные силы авангарда. Правее вступили в бой эскадроны 35-го гвардейского кавалерийского полка; их цепи быстро перебегали вдоль большака. Одна за другой занимали огневые позиции и открывали огонь батареи старших лейтенантов Ряховского, Симахина, Панкова, Клинова.

Конники охватили Уйржанув с трех сторон, но гренадеры продолжали отстреливаться, пока спешенные эскадроны не ворвались на улицу. Еще с полчаса продолжалась схватка. В конце концов противник вынужден был отойти.

Третий эскадрон наступал на левом фланге полка по глубокой лощине. Старший лейтенант Ивахинов видел, как в Уйржануз ворвались цепи правого соседа. Левее бой шел значительно сзади. В бинокль было видно, что правый фланг соседа залег южнее Масьциброды. Ивахинов решил оказать помощь соседу, задержанному упорным сопротивлением противника.

Третий эскадрон по лощине и опушке леса быстро [273] обошел Масьциброды и атаковал противника одновременно с соседом. Гитлеровцы поспешно отошли к северу в направлении Седлеца.

3-я гвардейская кавалерийская дивизия наносила удар на Седлец с юга. Авангардный 9-й гвардейский кавалерийский полк под командованием подполковника Генералова вышел к шоссе Варшава — Седлец и двинулся к мосту через речку Мухавку. Около моста, преграждая дорогу нашей коннице, окопался 75-й егерский полк 5-й легкопехотной дивизии противника.

Кавалеристы выбили гитлеровцев из окопов и заставили их отойти на окраину Роскоши — юго-западного предместья Седлеца, где враг снова оказал сопротивление. [274]

Эскадрон капитана Гайворонского с танковой ротой первым ворвался во вражескую оборону. Два наши танка были подбиты, но продолжали вести огонь с места. Санитарный инструктор сержант Самарин под градом осколков подполз к поврежденным танкам, перевязал раненых танкистов, поодиночке доставил их на медицинский пункт. В этот день коммунист Самарин перевязал и вынес из-под огня двадцать семь раненых, за что был награжден орденом Красного Знамени.

Эскадрон старшего лейтенанта Сергеева вышел к шоссе, уходившему в сторону Варшавы. В придорожных канавах, обсаженных вековыми деревьями, засели гитлеровские егеря. Солдаты взвода лейтенанта Филько бросились в штыки, но противник сам перешел в контратаку. Гитлеровцев было в несколько раз больше, чем кавалеристов.

Сержант Шашимшаков отбежал на фланг своего взвода, припал к пулемету и длинной очередью скосил с десяток егерей. Вперед рванулись солдаты Урзалиев, Бузникавый, Мамедов, грянуло «ура!» — и весь первый взвод ворвался во вражеские ряды. Началась рукопашная. Справа и слева на помощь товарищам подбегали взводы лейтенантов Беленовского и Шацко. Противник, охваченный с трех сторон, после отчаянного сопротивления обратился в бегство. Шоссе Варшава — Седлец было перерезано.

Не успели кавалеристы окопаться на захваченном рубеже, как показались четыре вражеских танка и два штурмовых орудия. За ними двумя волнами катилась пехота. Орудие сержанта Позднякова подбило один из «Фердинандов». Рядовой Хурумов подбил «пантеру», а его товарищи зажгли танк.

Атака была отбита. За ней последовала вторая, третья, четвертая. Начались ожесточенные, затяжные бои кавалерии за Седлец.

* * *

4-й танковый корпус СС, как и большинство подвижных соединений противника, находился на южном стратегическом направлении, где немецко-фашистское командование летом 1944 года ожидало активных действий советских войск. Как только началась битва на полях Белоруссии, эсэсовские танковые дивизии были [275] спешно переброшены в район Варшавы и направлены против наших танков и кавалерии, прорвавшихся между Западным Бугом и Вислой.

Командир 5-й танковой дивизии СС «Викинг» получил приказ: взаимодействуя с 3-й танковой дивизией СС «Мертвая голова», наносившей удар через Седлец, разгромить советские войска, появившиеся юго-западнее Седлеца.

Генерал Ягодин развернул против эсэсовцев 9-й и 12-й гвардейские кавалерийские полки. Вскоре два батальона пехоты с семнадцатью танками при поддержке сильного артиллерийского огня атаковали кавалеристов. Огнем артиллерии и противотанковых ружей кавалеристы отразили натиск врага.

Тогда противник перенес удар южнее, стремясь глубже обойти нашу конницу и зайти ей в тыл. Но на левый фланг корпуса подошли от Мендзыжеца полки 4-й гвардейской кавалерийской дивизии.

Вражеское командование было весьма обеспокоено прорывом наших танков и конницы к Седлец и спешно перебрасывало новые части для прикрытия важнейшей коммуникации брестской группировки. Из района Бяла-Подляска к Седлец направилась 73-я пехотная дивизия. 170-й гренадерский полк на автотранспорте с танками и штурмовыми орудиями в ночь на 26 июля прибыл в Седлец; за ним походным порядком следовали главные силы. На рассвете гитлеровцы предприняли несколько контратак, но успеха не добились.

Наше наступление продолжало развиваться. Генерал Крюков отдал своим частям приказ перерезать Молодечненское шоссе. Танкисты и мотострелки полковников Константинова и Жарова охватили Седлец с востока и северо-востока. 35-й гвардейский кавалерийский полк овладел цементным заводом, расположенным на юго-восточной окраине города, и завязал бой в каменных строениях железнодорожного узла. Эскадроны 61-го гвардейского кавалерийского полка очистили от гитлеровцев Грабянув и вели бои в Роскоши. Эскадроны 9-го гвардейского кавалерийского полка обходили Седлец с запада. Кавалеристы и танкисты с трех сторон ворвались в город и начали продвигаться к центру Седлеца.

В это время войска 1-го Белорусского фронта вышли к Западному Бугу севернее и южнее Бреста и угрожали замкнуть кольцо вокруг гитлеровских дивизий, продолжавших [276] упорно оборонять крепость на западной советской границе. Противник прилагал отчаянные усилия, чтобы пробиться на запад через Седлец. В ночь на 27 июля из Бяла-Подляска к Седлецу подошли главные силы 73-й пехотной дивизии и из Варшавы части 3-й танковой дивизии СС «Мертвая голова».

В два часа ночи после залпа реактивных минометов 35-й гвардейский кавалерийский полк атаковал вражеские оборонительные позиции в железнодорожном узле. Эскадрон старшего лейтенанта Ивахина ворвался в помещение депо. Старший сержант Заяц вскарабкался на эстакаду, приладил на помосте ручной пулемет. Струя пуль ударила сверху по гитлеровцам, засевшим за баррикадами из рельсов и шпал. Кавалеристы выбили противника из депо и из других станционных построек.

На рассвете появились вражеские самолеты. Наши зенитные батареи открыли огонь. «Юнкерсы», не решаясь перейти в пикирование, стали сбрасывать бомбы с большой высоты. Заухали тяжелые раскаты. С юго-востока налетела стремительно эскадрилья «Лавочкиных», неумолчно треща пулеметами и автоматическими пушками. Четыре бомбардировщика были сбиты.

Со стороны городских кварталов загрохотали батареи противника. В направлении депо хлынули густые цепи пехоты, впереди которых, полыхая огоньками выстрелов, двигались девять танков.

Когда танки подошли метров на четыреста, ударили наши батареи. Танки поползли назад. Вражеская пехота бросилась в атаку на эскадрон старшего лейтенанта Швецова, занимавший оборону вокруг депо. Наша артиллерия смолкла, чтобы не поразить свои боевые порядки. Только заливались пулеметы взводов, сухо трещали автоматы, вразнобой хлопали винтовочные выстрелы. Густые [277] цепи в черных мундирах быстро приближались, уже можно было различить отдельные лица, серебро погон бежавших впереди офицеров, пистолеты в их руках.

Вдруг из-за развалин застрочил станковый пулемет. Это начал стрелять кавалер орденов Славы 2-й и 3-й степени старший сержант Загузин. Он заранее перетащил свой пулемет на правый фланг эскадрона, хорошо укрылся и, выждав момент, когда до гитлеровцев осталась какая-нибудь сотня шагов, нажал спуск.

Эффект от флангового огня получился потрясающий. Ливень пуль буквально косил врага. Эсэсовцы хлынули назад.

Снова загремели наши батареи, ударили реактивные минометы подполковника Желтобрюхова.

Указом Президиума Верховного Совета СССР старший сержант Загузин был награжден орденом Славы 1-й степени. Согласно статуту ордена командование присвоило Загузину звание младшего лейтенанта.

* * *

28 июля войска 1-го Белорусского фронта овладели областным центром Белоруссии городом Брест — крупным железнодорожным узлом и укрепленным районом противника на варшавском направлении. Юго-западнее Бреста наши войска окружили 86, 137-ю и 251-ю немецкие пехотные и остатки 35-й пехотной и 203-й охранной дивизий. Часть брестской группировки противника, оставшаяся вне кольца окружения, устремилась на запад в направлении Седлеца.

...На наблюдательном пункте кавалерийского корпуса штабные офицеры передавали приказания, запрашивали данные о противнике, прибывали и убывали офицеры связи, посыльные.

— Главные силы нашего корпуса и танковых соединений генерала Ющука втянулись в тяжелые уличные бои, — докладывал генерал Мансуров. — Еще ночью наши разъезды, высланные на северо-восток, установили движение со стороны Янув-Подляски частей противника. Путей отхода у гитлеровцев к Варшаве больше нет!

Генерал Крюков внимательно смотрел на карту, по которой к Седлецу с востока подходила жирная красная линия Молодечненского шоссе. Он несколько минут раздумывал, часто затягиваясь папироской, взял телефонную [278] трубку и приказал вызвать к аппарату генерала Курсакова.

— Павел Трофимович, — сказал командир корпуса. — Нужно быстрее захватить Седлец и организовать сильный заслон на восток, а то гитлеровцы ударят нам во фланг и по тылам корпуса... По шоссе вышлите в разведку опытного штабного офицера на машине с радиостанцией... Ясно?..

— Слушаюсь, — ответил Курсаков.

Крюков бросил быстрый взгляд на Мансурова.

— Борис Владимирович, позвоните Ягодину и Ющуку и прикажите им развивать наступление и захватить город. А дивизию Миллерова оставьте в моем резерве.

Командиры полков 17-й гвардейской кавалерийской дивизии собрались у штабного блиндажа.

Генерал Курсаков говорил спокойно, неторопливо.

— Обстановка очень серьезная. В Седлеце идут тяжелые уличные бои. Брест или уже взят нашими войсками, или скоро будет взят. Гитлеровцы непременно кинутся на нас!.. — Генерал резко закончил: — Полки Раевского и Святославова с тремя батареями ИПТАП{21} — заслон по шоссе на восток. Оттуда ожидаю удар противника, и очень скоро... Все мои части втянуты в бой. Поддержать вас ничем не могу... Через час занять оборону на рубеже Грубале, Пеньки и с этого рубежа — ни шагу назад!..

Мимо командного пункта потянулись эскадроны, орудия, танки. Через несколько часов штабная радиостанция приняла донесение разведчиков: «До пятидесяти танков, тридцать автомашин с пехотой в движении на Седлец. Голова колонны — пятнадцать километров восточнее Седлеца. Сизонов».

Командир дивизии немедленно передал эти сведения майору Раевскому. В ответ послышался молодой уверенный голос:

— Эскадроны окопались, батареи заняли огневые позиции, танки поставлены в засады. К встрече готовы, товарищ гвардии генерал.

Курсаков повторил: «Ни шагу назад!..» — и положил телефонную трубку... [279]

Солнце уже начало склоняться к вершинам темневшего на западе бора. Чуть виднелись крошечные силуэты наших самолетов, бомбивших Седлец.

На опушке леса, под огромной сосной, собрались три офицера, частям которых надлежало отразить вражескую атаку. Они были не похожи друг на друга и по внешности, и по возрасту, и по характеру.

Командир 189-го танкового полка подполковник Святославов, высокий, немного сутуловатый, с мужественным, обветренным лицом, был уже немолодым человеком. Участник первой мировой и гражданской войн, бывший командир роты Чапаевской дивизии, Николай Святославов имел большой служебный и боевой опыт. Он лично возглавил группу танков, вставших в засаду близ шоссе, проверил готовность каждой машины, поговорил с экипажами и теперь обменивался мнениями с другими командирами полков перед тем, как направиться к своему танку.

Командир корпусного 149-го гвардейского истребительно-противотанкового артиллерийского полка полковник Лобырев и майор Раевский, всего два месяца тому назад принявший командование 59-м гвардейским кавалерийским полком, были сравнительно молодыми офицерами.

Невысокий, плотный, жизнерадостный весельчак Сергей Лобырев отличался неистощимой энергией, настойчивостью, выдающимся личным мужеством. Олег Раевский был моложе всех. Совсем еще юношей прибыл он на фронт из далекого Куляба. В Московской битве он был тяжело ранен: пуля засела так близко от сердца, что врачи сперва даже не решались делать операцию. Но высокое качество советской полевой хирургии, здоровье и страстная воля молодого коммуниста к борьбе с врагом вернули его в строй. При форсировании реки Сож Раевский был ранен вторично и снова вернулся в родную дивизию.

В боевых порядках окапывавшихся эскадронов, на огневых позициях батарей, у стоявших на малом газу замаскированных танков агитаторы и офицеры объясняли обстановку.

— Мы отрезали все пути отхода к Висле крупной группировке противника, — говорил солдатам заместитель командира полка по политической части майор Денисов. — Гитлеровцы направили для прорыва свои танки [280] и мотопехоту. Мы должны не допустить этого прорыва, обеспечить фланги и тыл наших частей, дерущихся в Седлеце. Приказ генерала: ни шагу назад!

* * *

С востока донесся лязг танковых гусениц. Солдаты замерли у орудий, у пулеметов, теснее прижались к стенкам окопов, сжимая приклады винтовок и автоматов. Наступила торжественная тишина перед решительным моментом схватки с врагом, которую так хорошо знают фронтовики!

Из-за дома на шоссе показался камуфлированный корпус танка, за ним второй, третий... Около танков ехало с десяток мотоциклов; из прицепных колясок торчали тонкие пулеметные стволы. Танки двигались медленно, настороженно. Покрывая уже близкий рокот моторов и лязг гусениц, слышался еще отдаленный, но сильный и густой, быстро нарастающий гул многочисленных машин.

Загремели батареи. Первые же снаряды подбили две головные «пантеры». Ткнувшись в дорожные кюветы, они остановились и пылали, как огромные костры, поднимая в небо столбы дыма. Третий танк начал было разворачиваться, но в борт его разом ударили два снаряда, раскатился взрыв, вверх взметнулось слепящее пламя. Мотоциклисты покинули машины, укрылись в канаве, затрещали автоматы и пулеметы.

Разгром головной походной заставы не остановил противника. Из леса на шоссе выходили танки, штурмовые орудия, грузовики. Минометная батарея старшего лейтенанта Харитонова открыла огонь; среди машин начали рваться мины, вспыхнуло три грузовика. Из машин на дорогу выскакивали солдаты в серо-зеленых мундирах и стальных шлемах. Танки начали осаживать, разворачиваясь, съезжали с шоссе; создалась пробка. Наши батареи не снижали темпа огня. Еще две подбитые «пантеры» перегородили шоссе. Около них, свалившись на бок, догорали грузовики.

Наконец гитлеровским офицерам удалось привести колонну в порядок. Развернувшись метров на двести по обе стороны шоссе, вперед устремились шестнадцать танков. Из леса вышла пехотная цепь, за ней вторая, более плотная.

В бой вступили орудия старшего лейтенанта Ковалева. [281] Осколочно-фугасные гранаты рвались в самой гуще цепей. Противник не видел стрелявших и лез в открытую. Результат не замедлил сказаться: танки не прошли и половины расстояния от леса до наших позиций, а уже четыре из них горели. Остальные, прибавив ходу, мчались прямо на окопы четвертого эскадрона. Пехотинцы что-то кричали и, стреляя из автоматов, бежали следом за танками.

Молчавшие до этого окопы ожили. Длинными очередями залились пулеметы, затрещали автоматы, винтовки. Минометы продолжали накрывать вражеские цепи очередями, рвавшимися одна за другой. Не дойдя метров трехсот до наших окопов, гитлеровцы начали ложиться, поспешно окапываться. Танки были встречены артиллеристами и бронебойщиками. Ефрейтор Григорий Петриков выстрелом из противотанкового ружья подбил танк, подошедший ближе всех. Второй танк был зажжен прямым попаданием из противотанковой пушки сержанта Семена Порывкина. Из окопов полетели связки ручных гранат, еще один танк остановился, ткнувшись в бруствер окопа орудийным стволом. Остальные поспешно уходили обратно.

Из дальнего леса показалась вторая волна атакующих.

Подполковник Святославов решил контратаковать. Обе группы наших танков, занимавшие охватывающее положение, вышли из укрытий и на большой скорости устремились на врага. Как только наши танки вырвались вперед, старший лейтенант Бублик поднял солдат в контратаку; над полем загремело «ура!» В быстро надвигавшихся сумерках разгорелась ожесточенная схватка.

Танковая рота старшего лейтенанта Цымбалова первой сблизилась с противником. Танк лейтенанта Драгана устремился на вражеские танки, резко убавившие ход. Механик-водитель сержант Мирович уверенно вел машину, лавируя под выстрелами. Драган открыл огонь из пушки. Крупповская броня не выдержала советских снарядов, левофланговая «пантера» вспыхнула. Стрелок-радист комсомолец Гегиян пулеметной очередью скосил вылезших из люка вражеских танкистов. Правее машины командира взвода шел танк лейтенанта Орлова; от его метких попаданий остановились один за другим еще два вражеских танка. [282]

Вражеские машины, поражаемые с двух сторон нашими танками, поспешно уходили обратно. Пехота, атакованная с фронта и во фланг эскадронами, была смята и побежала к лесу, оставляя убитых и раненых. Преследование велось накоротке; генерал Курсаков приказал заслону снова занять оборонительный рубеж и продолжать прикрывать правый фланг корпуса со стороны Бреста.

* * *

В течение 28 и 29 июля 3-я танковая дивизия СС «Мертвая голова» и 73-я пехотная дивизия контратаковали Седлец. 5-я танковая дивизия СС «Викинг» продолжала настойчивые атаки юго-западнее Седлеца. Гитлеровцам удалось выйти на Лукувское шоссе, на тылы кавалерийского корпуса.

Генерал Крюков приказал дивизии генерала Ягодина главными силами прикрывать Седлец с запада, дивизии генерала Курсакова развивать наступление и захватить город. Дивизия генерала Миллерова получила задачу контратаковать прорвавшегося в город противника.

Противник крупными силами 5-й и 211-й пехотных дивизий атаковал части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии на рубеже Желкув, Голомбек. Четверть часа тяжелые гаубицы и шестиствольные минометы обрабатывали окопы кавалеристов. Затем из леса вылезли «пантеры» и «фердинанды», за ними наступали гренадеры. Кавалеристы встретили противника огнем.

Эскадрон старшего лейтенанта Панихидникова оборонялся на направлении главного удара 5-й немецкой легкопехотной дивизии. От стойкости кавалеристов в значительной степени зависел успех дивизии Курсакова, наступавшей на Седлец. Эскадрон, хорошо организовав оборону, стойко отражал многочисленные атаки противника.

Расчет противотанковой пушки старшего сержанта Кучерова отражал вражескую атаку в районе обороны эскадрона.

Сорокапятимиллиметровка коротко и негромко ухала, выбрасывая язычки зеленоватого пламени. Уже два танка подбил коммунист Кучеров. Осколком разорвавшегося рядом снаряда он был ранен, но отказался идти на перевязочный пункт. Управляясь одной рукой, он не покидал своего поста. [283]

Громкое «ура» заставило его выглянуть из-за щита — в сотне метров от огневой позиции загорелся третий танк. Уткнулась длинноствольной пушкой в землю еще одна «пантера», подбитая сержантом Иваном Погребным.

За проявленные в боях стойкость и мужество старшему лейтенанту Панихидникову и старшему сержанту Кучерову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Части 4-й гвардейской кавалерийской дивизии окопались фронтом на запад. Семь раз танки и пехота дивизии СС «Викинг» бросались на них в атаку и семь раз конники отбрасывали их обратно.

Отбив настойчивые атаки врага, конногвардейцы нанесли охватывающий удар по району Грензувка и Ополе, куда накануне прорвались два батальона 9-го мотогренадерского полка СС «Вестланд». После короткого артиллерийского налета эскадроны полковника Смирнова и танки подполковника Приз атаковали эсэсовцев. Из-за их левого фланга развернулись эскадроны подполковника Горобца с самоходными батареями подполковника Гаращенко. Не приняв боя, противник начал поспешно отступать к северу, оставив на поле боя пять подбитых [284] танков и гаубичную батарею. Кавалеристы полностью очистили от противника Лукувское шоссе.

Части 17-й гвардейской кавалерийской дивизии, продолжая наступление в Седлец, овладели товарной станцией и продолжали успешно продвигаться по улицам Роскоши. Против эскадрона 61-го гвардейского кавалерийского полка перешли в контратаку два батальона вражеской пехоты и тринадцать танков.

Под огнем вражеских батарей рушились стены домов, летели куски кирпича, балки, металлические конструкции; горели здания; улицу затянуло дымом; было трудно дышать. Почерневшие от копоти солдаты укрывались среди каменных развалин, под стенами уцелевших домов, в подъездах и подвалах. Едва смолк грохот разрывов, послышался рев моторов, скрежетание гусениц, из-за развалин вынырнули танки, замелькали черные мундиры эсэсовцев дивизии «Мертвая голова». Противник атаковал эскадрон капитана Чудова.

Ефрейтор Тальбек Саидов — бывший звеньевой колхоза «Аскари сурх» Ховалингского района Таджикистана — фланговым огнем пулемета скосил более полсотни фашистов. Семерых эсэсовцев уложил снайпер ефрейтор Усар Яхьяев. Младшие сержанты Закир Хасанов и Ибат Абдулаев — в прошлом хлопкоробы аула Рогаты, оба награжденные за боевые отличия на Десне медалями «За отвагу», — огнем из своих минометов заставили вражескую пехоту залечь. Танки приближались, ведя сильный огонь.

Расчет противотанкового ружья сержанта Ахмедова укрылся в подвале одного из домов. Опытный бронебойщик, кавалер ордена Славы, Фатулла Ахмедов на дивизионной конференции истребителей танков дал слово подготовить два комсомольских расчета. Он сказал тогда:

— Гитлеровцы гордятся своими «тиграми», но храброму воину «тигр» не страшен. У нас в Таджикистане, в долине реки Пяндж, водятся настоящие тигры. Мой отец был «мергеном»{22}, прославленным охотником, на своем веку подстрелил не одного хищника. Я даю твердое гвардейское слово, что там, где стоит мой расчет, не пройдут и фашистские «тигры».

Перед окном подвала показалась длинноствольная пушка, а за ней приземистый корпус «пантеры». Танк [285] двигался бортом к подвалу. Этим воспользовался Фатулла, произведя подряд несколько прицельных выстрелов. «Пантера» остановилась. Из рваных отверстий на бортовой броне вырывался дым. Обходя загоревшуюся машину, надвигалась стальная громадина — пресловутый фашистский «тигр». Против его брони ружье было бессильно; танк приближался — грозный, неуязвимый, извергая огонь. Видя, что бронированное чудовище может прорваться, Ахмедов отстегнул от пояса противотанковую гранату, подпустил танк на десяток шагов и метнул гранату под огромные, неторопливо вращавшиеся гусеницы. В оглушительном взрыве потонул последний победный крик героического сына таджикского народа, с честью оправдавшего свое слово коммуниста.

Капитан Чудов повел своих солдат в контратаку и пал смертью храбрых в завязавшейся схватке. Командование принял лейтенант Плотников. Он подбежал к танку, подбитому Ахмедовым; взрывом разорвало траки одной из гусениц. Плотников начал в упор стрелять из револьвера в смотровые щели танка. Перепуганные вражеские танкисты открыли верхний люк, с поднятыми руками, с криками: «Гитлер капут!», выскочили наружу. Почти совершенно неповрежденный «тигр» был захвачен. Сержант Мили Юсупов взял в плен экипаж танка.

Эскадроны капитана Туманкова и старшего лейтенанта Пастушенко поднялись в атаку. Гитлеровцы окончательно очистили Роскош.

Указом Президиума Верховного Совета СССР сержанту Фатулле Ахмедову — колхознику сельскохозяйственной артели имени Молотова Ленинабадского района Таджикской ССР — было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

* * *

Наши войска отразили все попытки врага, попавшего в окружение юго-западнее Бреста, вырваться из кольца и ликвидировали его. Танковые соединения генерала Радзиевского, развивая наступление на север вдоль восточного берега Вислы, захватили Гарволин, Радзимин, Отвоцк, Минск-Мазовецкий. Гитлеровское командование вынуждено было срочно перебросить против наших танкистов 5-ю танковую дивизию СС «Викинг», а 3-ю танковую дивизию СС «Мертвая голова» вывести на другое [286] направление, чтобы как-нибудь задержать наше наступление в. междуречье Вислы, Нарева и Западного Буга.

Маршал Рокоссовский приказал завершить разгром противника в районе Седлеца. К городу начали подходить передовые части стрелковых войск генерала Гусева. В ночь на 30 июля генерал Крюков ввел в город два кавалерийских полка из дивизии генерала Миллерова. Генерал Курсаков ввел в бой 59-й гвардейский кавалерийский полк с танками.

Гитлеровцы в течение 30 июля произвели пять контратак, бросив в бой до полка пехоты и тридцать танков, но успеха не добились. Эскадроны 35-го гвардейского кавалерийского полка очистили от противника всю центральную часть города. Из-за их правого фланга были введены в бой эскадроны 11-го и 16-го гвардейских кавалерийских полков. Конники 61-го гвардейского кавалерийского полка вышли на перекресток Варшавского шоссе и железной дороги и развили наступление на север. Эскадроны 9-го и 12-го гвардейских кавалерийских полков, наступая с запада, овладели западной окраиной и пассажирской станцией города Седлец.

Всю ночь в городе не прекращался бой, но сопротивление гитлеровцев уже было сломлено. Оставив в Седлеце арьергарды, противник начал отход на северо-запад. Его преследовали танкисты генерала Ющука. Тяжелые шестисуточные бои за Седлец закончились.

31 июля 1944 года войска 1-го Белорусского фронта после упорных боев овладели городами и крупными узлами коммуникаций противника — Лукув, Седлец и Минск-Мазовецкий — опорными пунктами гитлеровцев на подступах к Варшаве.

35-му гвардейскому кавалерийскому Бальджуанскому Краснознаменному полку под командованием подполковника Гладкова, 11-му гвардейскому кавалерийскому [287] Краснознаменному полку под командованием подполковника Гудыма, 9-му гвардейскому кавалерийскому полку под командованием подполковника Генералова, 149-му гвардейскому истребительно-противотанковому артиллерийскому полку под командованием полковника Лобырева и 10-му гвардейскому минометному полку под командованием подполковника Желтобрюхова было присвоено почетное наименование «Седлецких».

Разгромив группу армий «Центр», войска 1-го Белорусского фронта вышли на среднюю Вислу, овладели пригородом Варшавы — Прага и заняли исходное положение для развития дальнейшего наступления.

На берегах Вислы закончилось наступление 2-го гвардейского кавалерийского корпуса в Люблинско-Брестской наступательной операции. С 20 июля до 7 августа части корпуса прошли с боями более четырехсот километров на запад и сыграли видную роль в разгроме гитлеровских войск, пытавшихся организовать оборону сначала на рубеже реки Западный Буг, а потом в междуречье Буга и Вислы. Удар на Лукув, Седлец — по глубоким [288] тылам брестской группировки противника — окончательно сорвал план гитлеровской ставки задержать наступление Советской Армии на Западном Буге.

Удар на Висле

После блестящих побед 1944 года перед Советскими Вооруженными Силами встала задача — завершить разгром немецко-фашистских войск и принудить Германию к капитуляции. С этой целью Советское Верховное Главнокомандование готовило мощный удар по врагу на огромном фронте от Балтийского моря до Карпат.

Войска 3-го Белорусского фронта (командующий генерал армии И. Д. Черняховский) должны были наступать на Восточную Пруссию с востока, взаимодействуя с войсками 2-го Белорусского фронта (командующий Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский), которые наступали в обход Мазурских озер с юго-запада, отрезая пути отхода за Вислу восточно-прусской группировке противника. Войска 1-го Белорусского фронта (командующий Маршал Советского Союза Г. К. Жуков) наносили глубокий фронтальный удар на Варшаву, Лодзь, Познань, Кюстрин, Франкфурт-на-Одере. Войска 1-го Украинского фронта (командующий Маршал Советского Союза И. С. Конев) наступали на Краков, Бреслау. Войска 4-го Украинского фронта (командующий генерал армии И. Е. Петров) развивали наступление через Карпаты в Чехословакию и Венгрию.

В январе 1945 года началось мощное наступление пяти советских фронтов.

* * *

2-й гвардейский кавалерийский корпус находился во фронтовом резерве. Генералы, офицеры и солдаты усердно занимались боевой подготовкой, повышая свое воинское мастерство. Особенно большое внимание уделялось изучению действий кавалерийских соединений в оперативной глубине противника во взаимодействии с танками и авиацией.

8 декабря. 1944 года в лесу, на большой поляне, недалеко от реки Вислы, состоялся парад.

Длинными шеренгами вытянулись кавалерийские дивизии, алели боевые Знамена, поблескивал металл оркестров. Прокатилась команда: [289]

— Сми-и-ирно!.. Шашки к бою!.. Това-ри-щи офицеры!..

Сверкнули выхваченные из ножен клинки. Командиры поскакали на фланги своих дивизий, полков и эскадронов. Грянули оркестры.

На поляну выехал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Генерал Крюков с места поднял коня в галоп, подъехал к маршалу, отрапортовал:

— Товарищ Маршал Советского Союза! Части 2-го гвардейского кавалерийского Краснознаменного корпуса в ознаменование трехлетней годовщины получения Гвардейских Знамен и награждения корпуса орденом Красного Знамени за отличие при форсировании реки Десны построены!

Приняв рапорт, маршал Жуков поскакал вдоль строя замерших эскадронов, здороваясь с прославленными конногвардейцами.

Объехав части, Г. К. Жуков приблизился к трибуне. Прозвучала новая команда. Перед строем появилось Гвардейское Знамя. Знаменосец спешился и, сопровождаемый ассистентами с обнаженными шашками, передал Знамя командиру корпуса. Маршал прочитал Указ [290] Президиума Верховного Совета Союза ССР. Крюков преклонил Знамя и Жуков прикрепил к древку орден.

Под звуки Государственного гимна Советского Союза генерал Крюков с ассистентами и взводом эскорта широким галопом поскакал перед шеренгами кавалерийских полков, перед линией артиллерийских батарей и пулеметных тачанок, перед строем танков и самоходок. По полю гремело и перекатывалось тысячеголосое «ура-а-а!».

На середину строя выехали шесть трубачей на серых конях, взметнулись вверх серебряные фанфары.

Фанфары заиграли сигнал:

Рысью разма-ши-стой, но не распущен-ной,

Для сбере-жень-я ко-ней!

Все-е-е исполняй-те-е-е!..

Раздались команды. Шеренги эскадронов дрогнули и сломались, заезжая левым плечом, выстраиваясь во взводные колонны. Капельмейстер, кося глазом на командира корпуса, взмахнул рукой, как только тот сверкнул шашкой.

Над снежным полем поплыли легкие, словно танцующие звуки:

Нас песня былых походов

Встречает, как лучший отдых.

Мы, как знамя, поднимем песню

О юности своей, друзья...

Торжественный марш открыла 17-я гвардейская кавалерийская Мозырская ордена Ленина Краснознаменная дивизия. Величаво проплывали Почетные Революционные Красные Знамена, полученные полками от ЦИК СССР за боевые отличия в годы гражданской войны. Незабываемой прелестью боевого прошлого веяло от этих порванных, потемневших алых полотнищ с потускневшим от времени и боевого дыма золотом гербов и надписей.

Восточный фронт. Разгром белогвардейских корпусов адмирала Колчака под Бугурусланом и Белебеем. Форсирование реки Белой. Ожесточенные бои с каппелевцами под Уфой. Разгром белоказачьей конницы атамана Дутова под Оренбургом и Актюбинском. Упорная, многолетняя борьба с контрреволюционным басмачеством в Восточной Бухаре под командованием трижды краснознаменца Якова Аркадьевича Мелькумова, разгром [291] банд эмира Сеид-Алим-хана, Энвера-паши, Ибрагим-бека, Максум-Фузайли. Героическое прошлое, боевые революционные традиции которого умножены новыми победами в годы Великой Отечественной войны, на долгом пути от Подмосковья до Вислы!..

Трубы звенели, словно вспоминая славную историю кадровой дивизии:

...Дымились пути-дороги.

Кипели сердца в тревоге.

И сегодня, как прежде, сердце

Пылает боевым огнем.

Привалы, бои, походы

К победе вели сквозь годы,

Мы, как знамя, поднимем песню

О юности своей, друзья...

Головной эскадрон поравнялся с трибуной, оттуда прозвучало приветствие:

— Да здравствует наша Советская Родина!

В ответ могуче раскатилось «ура-а-а!»

Эскадрон за эскадроном, поблескивая клинками, равняя шеренги взводов, рысью проходил перед маршалом. Шли части 3-й и 4-й гвардейских кавалерийских дивизий.

«Ура!» нарастало, ширилось, растекалось по огромной поляне, переливающимся эхом гремело между соснами. Вслед за кавалерийскими полками прогромыхали конная артиллерия, танки, самоходно-артиллерийские установки, прошли истребительно-противотанковые и зенитные батареи на моторизованной тяге, «катюши». Полевым галопом промчались пулеметные тачанки, запряженные четверками лихих коней.

* * *

Ночь за ночью, под покровом темноты, по наведенным через Вислу мостам на западный берег непрерывным потоком переправлялись стрелковые дивизии, артиллерия, танки, самоходно-артиллерийские установки, боеприпасы и другое военное имущество. Войска занимали назначенные им окопы, огневые позиции, исходные районы, зарывались в землю, готовились к нанесению решительного удара по врагу. Артиллерийские дивизионы, полки, бригады, от маленьких противотанковых пушек до многотонных орудий из состава частей Резерва Верховного Главнокомандования, выстроились [292] в несколько линий почти колесо к колесу. Плотность артиллерии была доведена до двухсот шестидесяти орудий и минометов на километр фронта атаки. Артиллеристы тщательно составили таблицы огня, заранее пристреляли цели. Тяжелые танки и самоходно-артиллерийские установки занимали исходное положение в боевых порядках пехоты. Офицеры танкисты и кавалеристы проводили совместные рекогносцировки с пехотными, артиллерийскими, авиационными командирами, отрабатывали вопросы взаимодействия. Войска 1-го Белорусского фронта изготовились к бою, ожидая сигнала к наступлению.

В полутора километрах от переднего края вражеской обороны на поросшей ельником высотке с отметкой 126,3, в центре Магнушевского плацдарма, помещался наблюдательный пункт. Задолго до рассвета 14 января 1945 года сюда прибыл Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.

Стрелки часов показывали «8.30».

Маршал приказал старшему артиллерийскому генералу: «Начинайте!..» — и вышел из блиндажа...

Нарушая тишину медленно пробуждающегося дня, на правом фланге грянул выстрел. И разом, по всей пятидесятикилометровой дуге Магнушевского плацдарма, загрохотали тысячи орудий и минометов. Тучи снарядов и мин понеслись в сторону вражеских позиций. Этого урагана огня и металла противник не ожидал. Внимание немецко-фашистского командования было приковано к Сандомирскому плацдарму, где за два дня до этого началось наступление войск 1-го Украинского фронта.

Артиллерийская подготовка продолжалась два часа тридцать пять минут. За это время вражеские укрепления на первой линии обороны были сравнены с землей, а занимавшие их войска перебиты, оглушены, деморализованы. Артиллерия противника была подавлена в течение первых же минут. Перед окончанием артиллерийской подготовки несколько сот тяжелых реактивных установок дали залп по противнику.

В 11 часов 05 минут в атаку пошла советская пехота, сопровождаемая танками прорыва, самоходно-артиллерийскими установками, батальонной и полковой артиллерией. Первую полосу обороны советские войска захватили с хода. Оборонительные позиции врага представляли собой сплошные развалины, изрытые бесчисленными воронками. Только по руинам блиндажей и [293] дзотов, по заваленным доверху окопам, по обломкам материальной части и множеству вражеских трупов можно было определить, что здесь была мощная полевая оборона. Лишь на второй оборонительной полосе наша пехота завязала бой с подошедшими тактическими резервами противника.

* * *

2-й гвардейский кавалерийский корпус сосредоточился в лесах севернее Вильги (схема 15).

В эскадронах, батареях, танковых ротах читали обращение Военного Совета 1-го Белорусского фронта:

«Боевые друзья, настал великий час! Пришло время нанести врагу последний сокрушающий удар...

...Мы сильнее врага. Наши пушки, самолеты и танки лучше фашистских, и их у нас больше, чем у врага. Эту первоклассную технику дал нам наш народ, который своим героическим трудом обеспечивает наши победы.

Мы сильнее врага, так как бьемся за правое дело, против рабства и угнетения. Нас воспитывает, организует и вдохновляет на подвиги наша великая Коммунистическая партия, партия победы.

...Наша цель ясна. Дни гитлеровской Германии сочтены. Ключи победы в наших руках.

В последний и решительный бой, славные богатыри!

Ратными подвигами возвеличим славу наших Боевых Знамен, славу Красной Армии!

За нашу Советскую Родину, за наш героический народ!.. Вперед, боевые товарищи! Да здравствует победа!..»

С наступлением темноты 15 января началась переправа на западный берег Вислы танковых и кавалерийских соединений. В непроглядно-темную ночь незаметно для противника перебросить через реку громадное количество людей, лошадей, танков, орудий, автомашин и еще до рассвета разместить все это в назначенных районах — задача нелегкая. Каждому соединению были заблаговременно назначены дороги и переправы, дан график движения по мостам, указаны пути выхода в исходные районы на плацдарме.

Колонны танков и кавалерии потянулись к реке. Ночной мрак и плотная пелена тумана скрывали войска. Только слышался скрежет бесчисленных гусениц, шум моторов, топот коней по мостовому настилу. [294]

Части корпуса, переправившись через Вислу, сосредоточились в лесах в районе Цихровска Воля.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков поставил перед кавалерийским корпусом боевую задачу войти в прорыв за танковыми соединениями и, развивая стремительное наступление через Блендув, Бяла-Равска, Скерневице, Лович, снова выйти к Висле в районе Плоцка, не допуская отхода варшавской группировки противника и подхода его резервов с запада.

Генерал Крюков решил вводить корпус в прорыв на фронте войск 5-й ударной армии генерала Берзарина, имея боевой порядок в два эшелона: в первом — 17-я и 4-я гвардейские кавалерийские дивизии, во втором — 3-я гвардейская кавалерийская дивизия.

На Магнушевском плацдарме шли ожесточенные бои. Войска 1-го Белорусского фронта отбивали вражеские контратаки, ломали сопротивление противника, прорывали его оборонительные линии, наращивали силу своих ударов. Гитлеровцы напрягали последние усилия, стремясь задержать наше наступление на отсечной позиции по северному берегу реки Пилицы. Вражеское командование бросало в бой все, что имелось под руками: кадровые танковые и пехотные дивизии, формирования «фольксштурма»{23}, охранные, запасные и полицейские батальоны.

В результате ожесточенных боев наши войска прорвали пилицкую линию обороны. Передовые танковые бригады, заблаговременно выдвинутые в боевые порядки стрелковых дивизий, с хода форсировали Пилицу и устремились вперед, обгоняя стрелковые части.

К полудню 16 января авангардные 59-й и 11-й гвардейские кавалерийские полки сосредоточились в одном — двух километрах от Пилицы, ожидая своей очереди для переправы. Вокруг, насколько хватало глаз, стояли бесчисленные артиллерийские батареи.

Маршал Жуков отдал приказ о вводе в прорыв подвижных войск.

Танки генерала Богданова форсировали Пилицу. Близ деревни Бяла Гура переправлялись два мощных танковых соединения. Величественное зрелище представлял марш советских мотомеханизированных войск. Колонны [295] машин выползали из пелены тумана, послушные сигналам офицеров службы регулирования, устремлялись к мостам и, перейдя на тот берег, снова расходились двумя потоками по своим маршрутам.

Начало смеркаться, туман стал еще плотнее. Машины зажгли фары. Бесконечные вереницы огней уходили, мерцая в тумане и снова наплывая, шли и шли. Казалось, им не будет конца. Неудержимым потоком двигались длинные колонны средних и тяжелых танков, шли истребительно-противотанковые, самоходные, зенитные и минометные полки. Проносились мотоциклетные батальоны, вооруженные ручными пулеметами и автоматами, — стальная кавалерия сегодняшнего дня. Катились бронетранспортеры и вездеходы с моторизованной пехотой и орудиями на прицепах, штабные, санитарные и специальные машины, бензозаправщики.

* * *

Генерал Курсаков с утра находился в районе переправы. Радиостанция была готова передать сигнал, которого с нетерпением ожидали тысячи людей. Около 17 часов 16 января командир дивизии получил известие, что мосты предоставляются коннице.

Прочитав листок радиограммы, генерал обратился к начальнику штаба:

— Ну, Сергей Николаевич, двигай Журбу...

Радисты быстро передали в эфир сигнал авангардному полку с приказанием начать переправу.

Прошло с полчаса... Дорога к мостам совершенно освободилась. Восточный берег Пилицы как-то странно опустел. Справа, на варшавском направлении, гремела мощная артиллерийская канонада — наши войска форсировали Вислу и вели бои за освобождение столицы Польши. Слева тоже раздавалась стрельба. Там шел ожесточенный бой.

Из темноты послышался конский топот, показались силуэты всадников — подходил головной отряд. Командир отряда, узнав командира дивизии, доложил:

— Товарищ гвардии генерал!.. Четвертый эскадрон 59-го гвардейского кавалерийского полка форсирует Пилицу. Командир эскадрона — гвардии старший лейтенант Бублик...

— Счастливо, товарищ Бублик, — проговорил Курсаков и поздоровался с эскадроном. Солдаты дружно ответили. [296] Генерал добавил: — Поздравляю с походом на окончательный разгром врага! — В ответ раскатилось «ура-а-а!». Эскадрон, переваливая через прибрежную дамбу, спускался к реке. Донесся дробный перестук подков по доскам моста...

Километрах в пяти выше по течению через Пилицу переправлялась 4-я гвардейская кавалерийская дивизия.

Конница шла без остановок, пройдя за ночь более сорока километров. К 10 часам 17 января правая колонна корпуса встала на большой привал у Воля Старовейска, авангард достиг Блендув, левая колонна сосредоточилась в лесу юго-западнее Гощин.

Корпус получил приказ: не дать противнику возможности занять оборону на реке Равке и захватить город Скерневице. До этого рубежа оставалось более пятидесяти километров.

Генерал Крюков выдвинул в качестве передовых отрядов 189-й и 184-й танковые полки. На танки был посажен десант автоматчиков, с ними же двигались истребительно-противотанковые и зенитно-артиллерийские батареи на моторизованной тяге. Командирами передовых отрядов были назначены полковники Калинович и Нечай.

Главные силы кавалерийского корпуса продолжали форсированный марш. День выдался пасмурный с резким встречным ветром, мороз достигал девятнадцати градусов. В полдень поднялась метель: порывистый ветер бросал в лицо снег, дороги замело. Несмотря на хороший конский состав, батареи и пулеметные тачанки начали отставать, приходилось расчищать для них дорогу.

Незадолго до рассвета 17-я гвардейская кавалерийская дивизия встала на второй большой привал в лесу у села Ерузаль. Люди обогрелись у костров, поели горячего супа, накормили лошадей, часок подремали. Была получена радиограмма, что передовой отряд вступил в соприкосновение с противником. Генерал Курсаков торопил с выступлением.

Командир одного из передовых отрядов полковник Калинович приказал начать переправу. Танки осторожно спускались к реке Равке. Могучие машины одна за другой выходили на западный берег, тонувший во тьме. Через час передовой отряд был уже на той стороне реки. Десантный эскадрон повел наступление на опорный [298] пункт Сулишев, захватил пять линий траншей с дзотами, противотанковым рвом и проволокой и три железобетонных дота. Тускло поблескивала сталь броневых колпаков и орудий. Укрепления были пусты. Противник не успел подтянуть резервы и занять свою тыловую оборонительную полосу.

У села Камион отряд попал под сильный обстрел. Снаряды рвались, преграждая подступы к селу. Слева вдоль шоссе вел огонь двухамбразурный дот, еле различимый на небольшом холмике юго-западнее Камион. Цепи залегли.

Полковник Калинович бросил в атаку танки подполковника Святославова. С командирской машины взвилась в небо сигнальная ракета, радист отправил в эфир приказ командира полка. Танки развернулись и устремились вперед, открыв огонь. Гитлеровцы встретили их ответным шквалом огня.

В первом эшелоне атакующих танков шла машина с надписью на башне «Суворов». Младший лейтенант Никандров заметил дот. От холмика, поросшего молодыми посеребренными снегом елочками, тянулись огненные нити, летели и рвались снаряды. Офицер нажал на плечо механика-водителя, огромная машина стала плавно поворачивать влево. Башенный стрелок посылал снаряд за снарядом. Танк мчался вперед, набирая скорость. До дота осталось не больше двухсот метров. Перед самой смотровой щелью взметнулось пламя. Вспыхнул бензобак, танк загорелся.

Никандров подал водителю сигнал: «Самый полный — вперед!» Горящий танк продолжал мчаться вперед. Кавалеристы видели, как охваченная пламенем машина на полном ходу налетела на дот. Раздался взрыв. Вражеская огневая точка перестала существовать.

Указом Президиума Верховного Совета СССР младшему лейтенанту Василию Никандрову посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

* * *

35-й гвардейский кавалерийский полк вступил в бой. Четвертый эскадрон капитана Язопкина прошел Сулишев и спешился в небольшом лесочке севернее села. Остальные эскадроны рысью выдвинулись из-за его флангов, спешились, раскинулись цепями по снежному полю. Артиллерия сосредоточила огонь по Камион. [299]

Танки остановились, не доходя околицы, и прямой наводкой били по селу.

Немецко-фашистское командование, стремясь организовать оборону на своем тыловом рубеже, двинуло к реке Равке части 391-й пехотной дивизии, находившейся в резерве командующего 9-й армией. Но лишь двум головным батальонам этой дивизии удалось проскочить в Скерневице. Главные силы были на марше атакованы и разгромлены нашими танками. Ночью в Камион прибыл 65-й крепостной батальон и занял оборону в дотах Камионского укрепленного района. К началу нашей атаки подоспел на автомашинах 5-й отдельный батальон СС. Его немедленно бросили в контратаку против кавалеристов, но артиллеристы подполковника Кратова остановили гитлеровцев.

61-й гвардейский кавалерийский полк обходил Камион по глухому сосновому бору. Дороги и просеки в нем были занесены глубоким снегом. Командир полка подполковник Агуреев спешил три эскадрона, приказав им переправиться через Равку и атаковать село с севера. Тяжелые минометы и корпусная артиллерия, выйдя на опушку леса, открыли огонь. Эскадроны перешли в атаку по льду как раз в тот момент, когда эсэсовцы хлынули назад. Охваченный с трех сторон противник поспешно оставил Камион.

Авангардный 11-й гвардейский кавалерийский полк в полной темноте переправился по льду через Пилицу. Продвигаясь по западному берегу реки, кавалеристы попали под огонь вражеской пехоты, занимавшей долговременные оборонительные сооружения. Из-за темноты наша артиллерия пристреляться к вражеским огневым точкам не могла.

Главные силы 4-й гвардейской кавалерийской дивизии всю ночь форсированным маршем двигались на запад по Радомскому шоссе. С рассветом над долиной реки Равки загремела наша артиллерия.

Эскадроны 16-го гвардейского кавалерийского полка развернулись и повели наступление. Два батальона 391-й пехотной дивизии, успевшие прорваться к Скерневице, упорно обороняли подступы к городу со стороны Радома, но под натиском спешенных эскадронов были вынуждены сначала оставить окопы вдоль берега Равки, затем селение Новы Двур и, наконец, откатиться к городским окраинам. Наши части ворвались в Скерневице [300] и начали с боем очищать от гитлеровцев один квартал за другим.

Эскадроны 15-го гвардейского кавалерийского полка переправились через Равку и быстро продвигались вперед в конном строю. Со стороны Скерневице слышалась перестрелка, в городе полыхали пожары. По шоссе поспешно отходили батальоны 391-й пехотной дивизии. Танки подполковника Прис обогнали конницу.

Полк перешел в галоп. На снежной равнине вытянулись ломаные, разомкнувшиеся шеренги, тускло блеснули шашки. Гитлеровцы, убегая от танков, бросились в стороны от шоссе и попали под клинки.

Кавалерийские дивизии снова свернулись в походные колонны и двинулись на Болимув, Неборув, где и встали на большой привал после пятидесятикилометрового марша и боя за первый город Левобережной Польши.

* * *

Войска 1-го Белорусского фронта вместе с 1-й Польской армией штурмом овладели Варшавой. 9-я немецкая армия была разгромлена. Весь вражеский фронт к западу от Вислы рухнул под могучими ударами советских войск.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков поставил перед подвижными соединениями задачу — развить стремительное преследование противника и освободить всю территорию Польши.

Танковые соединения генерала Богданова устремились на Иноврацлав, Бромберг, Шнайдемюль, Кюстрин, генералу Катукову было приказано двигаться в направлении Познань, Франкфурт-на-Одере. Кавалерийский корпус генерала Крюкова получил задачу: обеспечивая правое крыло фронта со стороны переправ через Вислу, идти на Бромберг. Следом за подвижными соединениями двигались главные силы фронта.

Стремительный марш советских войск через Западную Польшу к границам «третьего райха» навсегда сохранится в памяти его участников. Это был чрезвычайно тяжелый, изнурительный поход. Стояли жестокие морозы, шел снег, непрерывно дули сильные ветры. Дороги замело. Движение замедлилось, колесные обозы отстали, автотранспорт пробивался с трудом. Отступающие гитлеровцы взрывали мосты, дороги были загромождены брошенной противником боевой техникой. [301]

Кавалеристы проходили по сорок — пятьдесят километров в сутки, находясь в седле по восемнадцать часов кряду. На больших привалах и ночлегах приходилось тратить много времени, чтобы убрать и накормить коней; на отдых оставалось три — четыре часа. Люди систематически недосыпали, обветрились, вымотались. Но нельзя было ни остановиться на дневку, ни снизить темп преследования. Дорог был каждый час, нельзя было дать противнику опомниться, организовать оборону на многочисленных рубежах спешащими со всех сторон резервами.

Длинные походные колонны шли на запад по шоссе, по занесенным снегом полевым дорогам. Шли через польские села, города, леса, шли днем и ночью, в метель, при трескучих морозах. Снег скрипел под десятками тысяч подков, под колесами батарей и пулеметных тачанок, под танковыми гусеницами. На малых привалах, когда окутанные облаками пара колонны останавливались на десяток минут, смертельно усталые люди валились прямо под ноги понурившихся лошадей, тут же на снегу, сжимая в руке повод, засыпали тяжелым сном.

Части корпуса снова вышли к Висле в районе Добжикув, Гомбин, свернули вдоль ее берега на север, миновали Гостынин, Коваль, Бжесць-Куявский и сосредоточились в районе Александрув.

Войска 1-го Белорусского фронта, завершив разгром варшавской, лодзинской и радомской группировок противника, устремились к Одеру.

* * *

С утра 22 января 1945 года начался снежный буран, дороги утонули в громадных сугробах. Конница могла делать только три — четыре километра в час.

Вечером в районе Гросс-Нейдорф авангард 4-й гвардейской кавалерийской дивизии встретил упорное сопротивление противника, занимавшего внешний оборонительный обвод Бромбергского укрепленного района. В бой втянулся авангард, а потом и главные силы. 17-я гвардейская кавалерийская дивизия еще засветло пересекла железную дорогу Тильзит — Познань и свернула на Обервальде. Авангард с хода сломил сопротивление частей противника и двинулся дальше через лесной массив Кениглих-Форст-Бромберг. [302]

Наши танки подошли к Бромбергу с юго-запада. Не ввязываясь в уличные бои, танкисты оставили перед городом заслоны и двинулись дальше. В Бромберге началась паника; первыми бежали из города местные фашистские главари. Потом Гиммлер жестоко расправился со своими перетрусившими подручными: начальник гестапо и шеф полиции штандартенфюрер Залиш был повешен, начальник окружного управления Кун, бургомистр города Эрнст, лидер нацистской партии фон Рампф разжалованы в рядовые и посланы в штрафной батальон на фронт.

Авангарды кавалерийского корпуса подошли к окраинам Бромберга. Кавалеристы спешились, рассыпались в цепь и двинулись к городу. Мост через реку оказался минированным, но саперы быстро расчистили дорогу. На северном берегу головной отряд был встречен огнем из подвалов, с чердаков домов, с баррикад, перегораживающих улицы.

Старший лейтенант Золотухин повел солдат в атаку. Гитлеровцы, упорно отбиваясь, отходили к центру города. Подошли главные силы 59-го гвардейского кавалерийского полка. Подполковник Журба развернул еще два эскадрона. Завязался ночной бой. Конники выбили противника из южной части города и вышли к облицованному гранитом судоходному каналу. Мосты были взорваны, у причалов громоздились вмерзшие в лед суда и баржи, с того берега гитлеровцы вели огонь. В огромном, притаившемся городе, перекатываясь, гремела артиллерийская и ружейно-пулеметная стрельба. Огненные блики освещали островерхие каменные дома, застывшие в мертвом молчании.

В это время в тылу полка появилась отходившая с юга колонна немецко-фашистских войск. Журба приказал резервному эскадрону старшего лейтенанта Бублика перехватить шоссе Гросс-Нейдорф — Бромберг и остановить колонну противника.

В этом напряженном бою смелость и находчивость проявил рядовой Воронцов. Когда был убит наводчик пулемета сержант Иванов, Воронцов подхватил пулемет, быстро продвинулся левее шоссе и, как только из леса показалась вражеская колонна, встретил ее фланкирующим огнем. Внезапность нападения ошеломила гитлеровцев. Хорошо выбранная позиция давала Воронцову возможность вести огонь по заметавшимся вражеским солдатам. [303] Гитлеровцы бежали к реке, проваливаясь в глубоком снегу. На льду вздымались разрывы снарядов, меткие пули настигали бегущих. За смелость и находчивость, решившие успех боя, комсомольцу Александру Воронцову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Правее в город ворвался передовой отряд войск 47-й армии генерала Перхоровича, левее — авангардный полк 4-й гвардейской кавалерийской дивизии.

Еще не закончились уличные схватки с остатками вражеского гарнизона, а в Москве уже гремел салют войскам 1-го Белорусского фронта, овладевшим опорным пунктом обороны гитлеровцев в нижнем течении Вислы — городом Быдгощ (Бромберг). Конники захватили два совершенно исправных военных завода, более ста различных складов, тридцать шесть самолетов, восемь железнодорожных эшелонов с грузами, двадцать семь орудий, двести автомашин. Не останавливаясь в городе, кавалерийские дивизии развили преследование в направлении Кроне, Венцборк, Ярушин.

Сокрушительный удар советских войск нарушил всю систему вражеской обороны между Вислой и Одером. Были захвачены Быдгощ и Калиш, прорваны Вартовский, Бромбергский и Познанский укрепленные рубежи, окружена крепость Познань с пятидесятитысячным гарнизоном, укрепленные города Дейч-Кроне, Шнайдемюль, Маркиш-Фридланд, Арнсвальде. Противник принимал энергичные меры, чтобы как-нибудь стабилизировать свою оборону и остановить наступающие советские войска. С этой целью в Померанию и Бранденбург были перевезены с западноевропейского театра и из центра Германии три танковые, три моторизованные и 17 пехотных дивизий, до 200 маршевых батальонов пополнения, огромное количество боевой техники. [304]

2-й гвардейский кавалерийский корпус в труднейших зимних условиях с боями прошел около шестисот километров и пересек всю Западную Польшу.

Указом Президиума Верховного Совета СССР 3-я и 4-я гвардейские кавалерийские Мозырские дивизии были награждены орденами Красного Знамени, 17-я гвардейская кавалерийская Мозырская ордена Ленина Краснознаменная дивизия получила орден Суворова 2-й степени.

В Померании

Наступление Советской Армии принимало все более грандиозный размах.

Войска 3-го Белорусского фронта захватили Тильзит, Гумбиннен, Инстербург. Войска 2-го Белорусского фронта прорвали оборону противника на южной границе Восточной Пруссии и, обойдя с запада сильно укрепленный район Мазурских озер, овладели Найденбургом, Танненбергом и Алленштайном. Войска 1-го Белорусского фронта, ломая сопротивление подходивших резервов противника, сокрушая один оборонительный рубеж за другим, захватили Влацлавож, Иноврацлав, Александрув. Войска 1-го Украинского фронта овладели Кельце, Краковом, Ченстоховом, вторглись в пределы немецкой Силезии и вышли на верхний Одер, близ крепости Бреслау. Войска 4-го Украинского фронта прорвали вражескую оборону севернее Карпат, взяли Ясло, Новы-Сонч, Горлицу, а на территории Чехословакии овладели Прешовом, Кошице.

...Рано утром 29 января части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса подошли к польско-германской границе.

Около полудня головной отряд 61-го гвардейского кавалерийского полка под командой старшего лейтенанта Балабаева переступил границу. Советские кони затопали по немецкой земле. Конногвардейцы пришли в Померанию после долгих и тяжелых боев, после побед над вражескими войсками, пройдя многие тысячи километров от снежных полей Подмосковья. Эскадрон за эскадроном, батарея за батареей переходили незримую грань, которая отделяла их от Германии...

Впереди грянули выстрелы, затрещали пулеметы, раскатились взрывы. Эскадрон спешился и вступил в бой [305] с гарнизоном Линде — первого немецкого города на боевом пути кавалеристов, лежащего на железнодорожной магистрали Данциг — Шнайдемюль — Берлин. Заглушая грохот стрельбы, залилась труба:

— Офи-це-ры!.. Собе-ри-тесь, собе-ри-тесь!..

Командиры со связными галопом помчались на звук сигнала.

Подполковник Агуреев смотрел в сторону леса. Из-за сосен виднелись узкие, готической архитектуры крыши, острые шпили кирхи и ратуши. Офицеры соскакивали с седел, рапортовали о прибытии, расстегивали полевые сумки и планшеты, вынимали карты. Командир полка, продолжая наблюдать в бинокль, отдал боевой приказ.

По шоссе подошли три вездехода. Генерал Курсаков вышел навстречу командиру полка, выслушал доклад, поздравил с первым боем на вражеской земле. Радисты поспешно натянули на дереве антенну и вызывали штаб корпуса...

Остальные эскадроны развернулись правее и левее шоссе. Батареи майора Курганского открыли огонь. Цепи пошли в атаку. Прошло с полчаса. Ветер донес из-за леса далекое «ура-а-а!»

— Наши уже в городе, — проговорил генерал, направляясь к машине. — Едемте вперед, Сергей Николаевич, — обратился он к своему начальнику штаба.

В Линде кавалеристы разгромили вражеский батальон, захватили двести автомашин, взяли на станции два бронепоезда, одиннадцать паровозов, двести семьдесят вагонов с грузами. Левая колонна корпуса после боя овладела городом Кроянке.

Вечером 29 января Москва салютовала доблестным войскам 1-го Белорусского фронта, которые пересекли границу Германии и вторглись в пределы Померании.

* * *

Был ясный, слегка морозный день. Вокруг расстилались чисто убранные поля, стояли хутора и фермы, крытые красной черепицей. Безукоризненно ровными линиями темнели прибранные, расчищенные леса. Типичный немецкий пейзаж!

Уже трижды — в 1712, в 1759 и в 1813 годах — эти поля и леса видели русские войска, громившие здесь армии Карла XII, Фридриха II и Наполеона I. Теперь война, рожденная на немецких землях германскими банкирами [306] и генералами, снова властно вторглась в Германию. В 1945 году над Померанией разносилась победная советская песня:

...Вперед, конногвардейцы,

Вперед, краснознаменцы,

Рази фашистов подлых, пощады не давай!

Под знаменем гвардейским,

Сверкающим, как солнце,

Водил нас в бой Доватор, любимый генерал...

Подполковник Агуреев ехал вслед за головным отрядом, прислушиваясь к знакомому мотиву, подпевал вполголоса. Обернувшись в седле, проговорил:

— Эх, не дожил Лев Михайлович до этих дней. А какой человек-то был... Помнишь, Драненко, конную атаку под Житятином?..

— Еще бы!.. Четвертым эскадроном тогда командовал у Калиновича, — ровняя коня с командирским, живо откликнулся начальник штаба.

— А помнишь, как брали Сафониху?..

— А помнишь бой под Палашкином?.. — Завязалась бесконечная фронтовая беседа ветеранов, прошедших вместе много километров по тяжелым дорогам войны...

Противник занимал город Ландек, лежащий на переправе через реку Кюдов и входивший в состав предполья перед долговременными укреплениями «Померанского вала».

Авангард спешился под огнем противника. Левее на выстрелы подошли и развернулись эскадроны 59-го гвардейского кавалерийского полка. Генерал Курсаков направил авангардный 61-й гвардейский кавалерийский полк на Ратцебур, подполковнику Журбе приказал обходить город с юга. 17-й гренадерский полк пытался задержать наступление нашей конницы на линии железной дороги. Со станции бил из тяжелых орудий бронепоезд. Но полки перешли в наступление и быстро захватили Ландек и Ратцебур (схема 16).

4-я гвардейская кавалерийская дивизия встретила упорное сопротивление гитлеровцев на Штрасефортской переправе. Под огнем многочисленных орудий и пулеметов 16-й гвардейский кавалерийский полк подполковника Горобца вступил в бой. Командир дивизии генерал Миллеров приказал 11-му гвардейскому кавалерийскому полку подполковника Шевченко развернуться правее авангарда. Цепи спешенных полков вместе с танками [307] пошли в атаку. Гитлеровцы оставили переправу и отошли на западный берег реки Кюдов.

К рассвету 31 января части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса вышли в район Мариенвальде, Кнакзее, Пиннов, Фледерборн. Предполье перед долговременными укреплениями «Померанского вала» было преодолено советской кавалерией с хода.

Над Германией грозно полыхало зарево военных пожарищ...

* * *

31 января танки генерала Богданова и подвижные отряды войск генерала Берзарина достигли восточного берега Одера, с хода форсировали реку и захватили плацдарм на западном берегу севернее Кюстрина. Южнее к Одеру выдвинулись танкисты генерала Катукова.

Советские войска вышли на исходные позиции для удара по столице Германии — Берлину.

Немецко-фашистское командование начало сосредоточивать в Восточной Померании крупную группировку войск, которая, нависая над правым крылом 1-го Белорусского фронта, угрожала его флангу и тылу. Разведка установила сосредоточение гитлеровских войск в Кольберге, Бельгарде и Нойштеттине. Маршал Жуков перегруппировал сюда значительные силы и приказал генералу Крюкову занять круговую оборону между восточно-померанской и шнайдемюльской группировками противника. 1 февраля части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса заняли рубеж: Ландек, Мариенвальде, Кнакзее, Кл. Цахарин, Пиннов.

1-я Польская армия выбила гитлеровцев из Флатов — узла дорог на железнодорожной магистрали Данциг — Познань. В районе Ястров сосредоточивались части 15-й пехотной дивизии СС «Остланд», остатки 59-й пехотной дивизии и боевая группа полковника Роде. Из района Хойнице на Ратцебур отступала другая группировка противника, в состав которой входили 31-я пехотная дивизия, 23-я моторизованная дивизия СС «Нидерланд» и ряд других частей. Как позднее было установлено, обе эти группировки имели задачей соединиться и занять оборонительные сооружения на реке Кюдов. Прорыв нашей кавалерии нарушил план немецко-фашистского командования, но ястровская группировка [308] противника создала угрозу тылам кавалерийского корпуса.

10-й гвардейский кавалерийский полк полковника Филиппова, выбитый гитлеровцами из Ландека, окопался на берегу реки Кюдов фронтом на восток. Чтобы не дать возможности противнику перерезать наши коммуникации, генерал Крюков приказал генералу Ягодину повернуть фронтом на юг 12-й гвардейский кавалерийский полк полковника Алиева. Выделенные в резерв корпуса 35-й гвардейский кавалерийский полк подполковника Гладкова и танки подполковника Святославова заняли оборону на шоссе Ястров — Ландек фронтом на юго-запад. На всех путях, соединявших обе группировки противника, была организована прочная круговая оборона.

Гитлеровцы, выбитые польскими частями из Ястрова, крупными силами атаковали Фледерборн, вытеснили из него эскадроны 12-го гвардейского кавалерийского полка и двинулись на Ландек. Около 22 часов 1 февраля два батальона 33-го полка СС подошли к Валлахзее и начали накапливаться на опушке леса, тянувшегося, по обе стороны шоссе до реки Кюдов. Противник поднялся было в атаку, но наши батареи ударили по опушке и заставили гитлеровцев отойти. Ночью противник предпринял еще три атаки, захватил ферму в километре от Валлахзее, но контратакой 35-го гвардейского кавалерийского полка был оттуда выбит.

...Лейтенант Константин Савостин был уже не новичком на войне. Он понимал, что на его эскадрон, оседлавший шоссе, будет направлен главный удар противника, прорывающегося на Ландек. Но лейтенант крепко верил в своих солдат и офицеров, на три четверти состоявших из закаленных в боях людей; прибывшее в декабре пополнение также уже побывало под огнем. В эскадроне было сильное партийное и комсомольское ядро: двадцать три члена и кандидата партии, четырнадцать комсомольцев.

Савостин обошел оборонительный район, приказал поставить один из станковых пулеметов в подвале каменного здания фермы, на чердаке оборудовал свой наблюдательный пункт.

Было уже за полдень, когда показался противник. Во дворе фермы, вокруг нее, на шоссе рвались снаряды. Обстрел продолжался минут десять.

— Танки!.. — доложил наблюдатель. [310]

Савостин посмотрел в бинокль. Растянувшись вдоль асфальтированной ленты шоссе, гуськом двигались девять невысоких темно-серых машин с хорошо знакомыми крестами на башнях. Из танковых пушек вылетали языки пламени; снаряды, завывая, проносились над головой, рвались позади боевых порядков. Танки поравнялись с прямоугольной рощей, темневшей правее шоссе, где занимали огневые позиции батареи подполковника Дмитрия Кратова. Между по-зимнему голыми деревьями засверкали вспышки — открыла огонь батарея капитана Степана Лямина. Даже старые артиллеристы давно не видели такого темпа стрельбы: недаром первая батарея гордилась своими кадрами. С хода замер на месте головной танк, за ним второй. Из башни третьей машины взвился огненный столб. Оставшиеся танки развернулись и на всем ходу помчались обратно. На шоссе стояли пять горящих машин; жирная, черная копоть густо оседала на блестящую белизну снега.

Недолго продолжалась тишина. Снова заревели орудия. По шоссе рванулись семь танков; за ними двигалась пехотная цепь силой до роты, а из рощи выходила длинная колонна пехоты, машин, орудий.

Когда танки были в какой-нибудь сотне метров от фермы, открыли огонь противотанковые пушки. Расчет старшего сержанта Ивана Попова первым встретил врага. Два танка запылали посреди шоссе, третий беспомощно склонился на бок с рваной пробоиной в борту. По цепи пристрелялась батарея старшего лейтенанта Климова. Мины с оглушительным грохотом рвались в самой гуще пехотных цепей врага, нанося ему большие потери. Танки снова повернули назад, пехота залегла, атака захлебнулась...

Огонь вражеской артиллерии снова обрушился на боевые порядки третьего эскадрона. Гитлеровцы, не дожидаясь подхода своих танков, ринулись в атаку.

Кавалеристы встретили атакующих всеми огневыми средствами. Гитлеровцы несли большие потери, но продолжали очертя голову рваться вперед. Под натиском двух батальонов противника эскадрон начал медленно отходить на Валлахзее.

Лейтенант Савостин видел, что гитлеровцы овладевают районом обороны эскадрона, понимал, что сдержать противника его бойцы не в состоянии. Но он также хорошо понимал, что командир полка не оставит без поддержки [311] эскадрон, отбивающий главный удар врага. «Будем держаться до последнего!» — решил Савостин и спустился в подвал. Во дворе фермы забаррикадировались всего четырнадцать солдат второго взвода и расчет станкового пулемета против двух эсэсовских батальонов. От стойкости этих людей зависел успех отхода всего эскадрона.

В узкое зарешеченное окно подвала шоссе просматривалось до красноверхих, присыпанных снегом домиков Фледерборна. Савостин лег за пулемет, навел в самую гущу гитлеровцев, запружавших шоссе, нажал спуск. Пулемет заработал, содрогаясь от непрерывной стрельбы.

— Ленту!.. — отрывисто крикнул офицер, когда пулемет смолк. Усатый сержант с окровавленным бинтом на голове поспешно продернул в приемник металлический наконечник. Савостин дважды рванул рукоятку, снова припал к прицелу, пулемет забил свою размеренную строчку. Гитлеровцы заметили, откуда летит смерть, грязными пятнами распластались на шоссе, открыли бешеную стрельбу. От впивавшихся в стену пуль сыпалась штукатурка. Савостин выпустил вторую ленту, снова перезарядил пулемет и начал бить короткими очередями. Цель была уже наполовину достигнута: противник задержан, эскадрон благополучно отошел и закрепился на новом рубеже обороны.

Противник подтянул минометы и начал обстрел фермы с близкого расстояния. Поднялся оглушающий грохот, но и мины не могли разрушить построенного на века подвала померанского кулака. А как только пехотинцы поднимались в атаку, наши солдаты снова прижимали их к земле. Целый час продолжалась эта неравная схватка.

Когда обстрел прекратился и противник, понесший тяжелые потери, немного притих, Савостин передал пулемет сержанту, подошел к окну, но тут же отпрянул назад.

— Ползком подбираются... — проговорил он и повернулся к пулемету.

Прямо перед окном встал огненно-черный столб... Прогрохотал взрыв... Константин Савостин медленно сник к своему пулемету, пораженный осколком мины в висок.

Лейтенанту Савостину было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. [312]

* * *

Командир 35-го гвардейского кавалерийского полка подполковник Гладков со своего наблюдательного пункта следил за ходом боя. Он видел, как гитлеровцы перешли в атаку, как снова и снова катились густые цепи пехоты и танков в направлении фермы. Гладков нахмурился, склонился к карте.

В блиндаже резко прозвучал звонок. Командир полка схватил трубку.

— Слушаю!.. Савостин?.. Что у вас?..

Командир третьего эскадрона успел передать, что он с группой солдат ведет неравный бой с противником на ферме. На этом телефонная связь оборвалась...

Гладков повесил трубку, движением руки сдвинул на лоб кубанку. Не в его характере было оставлять в беде вверенных ему людей.

— Дмитрий Николаевич, — обратился он к командиру артиллерийского полка. — Сосредоточьте огонь всех своих батарей по вражеской колонне...

Кратов быстро взглянул на него и сказал:

— Пушечные батареи встретят танки прямой наводкой. Минометные батареи будут бить с закрытых позиций эсэсовскую пехоту. Я сам сейчас, Василий Дмитриевич, поеду в батарею Лямина...

Над самым ухом командира полка раздался спокойный голос майора Сизонова:

— Товарищ гвардии подполковник... Эскадроны Алиева пошли в атаку!..

Гладков правой рукой быстро поворачивал стереотрубу, левой прижимал к уху телефонную трубку.

— Подполковника Святославова!.. Николай Андреевич!.. Мои эскадроны пойдут в атаку на Валлахзее... Поддержите атаку танками... — Он посмотрел на начальника штаба. — Сизонов, давайте сигнал эскадронам — атаковать следом за танками!..

В расположении противника начали рваться наши снаряды. Шоссе все гуще заволакивало дымом. Из леса по обе стороны шоссе вышли танки и на полной скорости рванулись вперед, охватывая противника. Следом за танками, пропустив их через свои боевые порядки, в атаку пошли остальные эскадроны 35-го гвардейского кавалерийского полка. Танки, все увеличивая ход, неслись к шоссе. Перешел в контратаку и третий эскадрон, [313] танки и кавалеристы врезались во вражескую колонну...

Генерал Крюков видел, что немецко-фашистская группировка окружена, что ожесточенные атаки эсэсовцев захлебнулись. Он резко опустил бинокль и обернулся к телефонисту:

— Гладкову и Алиеву! Приказываю возобновить атаки на всем участке окружения вражеской колонны. Рубить гитлеровцев без пощады!.. Игнатьев! — обратился он к командующему артиллерией. — Два залпа «катюш»...

Ошеломленные огнем реактивных минометов, теряя убитых и раненых, бросая боевую технику и автотранспорт, гитлеровцы метнулись назад. На шоссе образовалась пробка, начиналась паника. А со стороны Фледерборна, окутанного клубами дыма, двигались все новые и новые колонны солдат, машин, повозок. Все это попадало под огонь, под танковые гусеницы. На шоссе кипела схватка, усиливаясь, гремело «ура!»

Эскадроны 12-го гвардейского кавалерийского полка под командованием полковника Алиева с батареями самоходных установок подполковника Гаращенко выбили гитлеровцев из Фледерборна и повернули на восток.

Между Ястров, Фледерборн и Валлахзее стояло пятнадцать сожженных и подбитых танков. Противник потерял до четырех тысяч солдат и офицеров. Кавалеристы и танкисты захватили тридцать четыре орудия, девятнадцать тяжелых минометов, сто семьдесят два пулемета, до двух тысяч пленных. Ястровская группировка противника была разгромлена.

Указом Президиума Верховного Совета СССР подполковникам Василию Гладкову и Дмитрию Кратову, капитану Степану Лямину и старшему сержанту Ивану Попову было присвоено звание Героя Советского Союза. [314]

* * *

Командующий группой армий «Висла» рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер назначил полковника фон Ремленгера комендантом укрепленного города Шнайдемюль, приказав ему обороняться до последнего солдата.

В начале февраля 1945 года войска 47-й армии блокировали Шнайдемюль. Советская авиация начала интенсивную бомбардировку города. Наши соединения сжимали кольцо окружения, выбивая гитлеровцев из одного укрепления за другим. Вскоре бессмысленность дальнейшего сопротивления стала очевидной: обещанная Гиммлером помощь не прибывала. Приказав небольшому гарнизону продолжать оборону, Ремленгер с отборным отрядом пошел на прорыв.

Отряд полковника Ремленгера отходил на север, приближаясь к расположению кавалерийского корпуса. В ночь на 16 февраля гитлеровцы захватили Фройденфир, вновь создав угрозу нашим коммуникациям.

Генерал Крюков приказал немедленно атаковать противника. Группировка Ремленгера была зажата в кольцо. Гитлеровцы начали разбиваться на более мелкие группы.

До батальона 260-го гренадерского полка прошло лесом к Плитнитц, где стоял резервный эскадрон 59-го гвардейского кавалерийского полка. Эскадрон поспешно занял оборону на окраине селения. Гитлеровцы не рискнули атаковать в темноте и ограничились обстрелом Плитнитц из минометов.

Подполковник Журба приказал старшему лейтенанту Бублику удерживать Плитнитц. В помощь ему был послан эскадрон старшего лейтенанта Пенькова, перед которым стояла задача атаковать гитлеровцев с тыла. В коротком бою вражеский батальон был разгромлен. Кавалеристы захватили девяносто двух пленных и среди них командира батальона — однорукого майора Курта Видермайера.

Пленного майора доставили в штаб, где его допросил командир полка. В бекеше, в кубанке с алым донышком, с алым же башлыком за плечами, серебряной шашкой на одном боку, маузером в деревянной кобуре на другом, Журба несколько напоминал Чапаева. Из-под кубанки через лоб пробегала черная повязка, прикрывая глаз, выбитый пулей при рейде по вражеским тылам зимой сорок третьего года. [315]

Видермайер охотно отвечал на вопросы подполковника, который задавал их через начальника штаба. Журба внимательно вслушивался в ответы майора и, прежде чем задать новый вопрос, задумывался...

— Спроси его, — сказал Журба Захарцеву. — Наверное, плохи дела у Гитлера, если он одноруких майоров посылает на фронт?

Захарцев выслушал ответ пленного майора, немного смутился, но затем, поглядывая на Журбу, перевел:

— Пленный говорит, что удивлен проницательностью одноглазого русского полковника — дела с резервами у Гитлера действительно обстоят катастрофически.

Журба сверкнул на пленного своим единственным глазом и приказал отправить его в штаб...

Остатки вражеской группировки продолжали метаться среди лесов западного берега реки Кюдов, везде натыкаясь на наши войска.

В течение дня 17 февраля соединения кавалерийского корпуса вместе со стрелковыми частями добивали остатки противника. За двое суток было захвачено восемь танков, двадцать семь орудий, более трех тысяч пленных. Среди них были комендант Шнайдемюля полковник фон Ремленгер и его начальник штаба полковник Хазе.

Штурм «Померанского вала»

Советская Армия обрушила на врага небывалый по силе удар на 1200-километровом фронте от Балтийского моря до Карпат. Наши войска полностью освободили Польшу и значительную часть Чехословакии, овладели большей частью Восточной Пруссии и Силезии, пробили себе дорогу в Бранденбург, в Померанию и вышли на подступы к Берлину. Вся оборонительная система противника на востоке «третьего райха» рухнула. [316]

Начальник генерального штаба немецко-фашистских войск генерал-полковник Гудериан предложил Гитлеру план контрнаступления с целью разгрома советских армий, вышедших на Одер, и восстановления линии обороны по долговременным укреплениям на востоке Германии. На западном берегу Вислы в районе Старгард, Нойштеттин находились части 2-й немецкой армии. За долговременными укреплениями «Померанского вала» сосредоточились части 11-й немецкой армии. Гудериан предлагал сосредоточить в пространстве от нижней Вислы до нижнего Одера 6-ю танковую армию СС, отозвав ее с западноевропейского театра войны, а также перевезти из Прибалтики 16-ю и 18-ю армии. Это должно было дать до 40 пехотных дивизий и 1500 танков.

Но Советское Верховное Главнокомандование опередило противника и подготовило Восточно-Померанскую операцию с целью разгрома немецко-фашистских войск, сосредоточенных между нижней Вислой и нижним Одером. Войска 2-го и 1-го Белорусских фронтов наносили фронтальный удар в общем направлении Кезлин, Кольберг с выходом к побережью Балтийского моря. После этого войска маршала Рокоссовского должны были развивать наступление на восток, на Штольц, Гдыню, Данциг, а войска маршала Жукова — на запад, на Альтдамм, Штеттин.

2-й гвардейский кавалерийский корпус получил от командующего фронтом задачу: обеспечивая правое крыло фронта, нанести решительный удар в общем направлении Бервальде, Польцин и не допустить отход главных сил противника на север (схема 17).

Таким образом, коннице предстояло самостоятельно прорвать укрепления «Померанского вала». Эта долговременная оборонительная позиция была построена незадолго до второй мировой войны; в ней были воплощены все достижения современной фортификационной техники, удачно примененные к чрезвычайно пересеченной местности. «Померанский вал» имел три линии обороны общей глубиной до тридцати километров, не считая оборудованного предполья, тянущегося до реки Кюдов.

В полосе наступления кавалерийского корпуса главная полоса вражеской обороны от озера Штрайтцих-зее (южнее Нойштеттина) до озера Гроссер-Пильбург-зее проходила по междуозерным дефиле. На переднем крае были оборудованы батальонные узлы сопротивления [317] с круговой обороной: Грабен, Хюттен, Геллин, Гелен, Кранген, Линде. Противник имел большое количество железобетонных дотов, четыре — пять линий траншей полного профиля, противотанковый ров, стальные и гранитные надолбы («зубы дракона»). Подступы к траншеям минировались и прикрывались многочисленными проволочными заграждениями на металлических колеях. Лесной массив между озерами Штрайтцих-зее и Цеминер-зее укрывал большую часть оборонительных сооружений и затруднял наступление в глубине обороны. Второй рубеж обороны, также усиленный долговременными сооружениями, проходил от Дуллентин через озеро Раддатц-зее, Иухов, Пилбург до западного берега озера Гроссер-Пильбург-зее. Города Бервальде, Обер-Цикер, Пелен, Пилбург и все крупные населенные пункты были приспособлены к круговой обороне.

На участке от Нойштеттина до Линде оборонялась дивизия «Бервальде», состоявшая из гренадерских полков «Копф», «Вольф» и «Энкель» с мощной артиллерией. Дивизия эта, как и большинство новых гитлеровских формирований, была укомплектована солдатами, возвратившимися из госпиталей, рабочими обслуживающих команд, моряками, юнцами из «гитлерюгенд». [318]

Командир корпуса приказал: 17-й гвардейской кавалерийской дивизии овладеть опорными пунктами Хюттен, Геллин; 3-й гвардейской кавалерийской дивизии захватить опорные пункты Гелен, Кранген. 4-я гвардейская кавалерийская дивизия продолжала удерживать занимаемый рубеж, обеспечивая стык с 1-й Польской армией.

К рассвету 27 февраля 1945 года кавалерийские дивизии были готовы к штурму «Померанского вала».

* * *

На свой наблюдательный пункт командир корпуса генерал Крюков прибыл за два часа до начала атаки. Он, как всегда, лично проверял подготовку к наступлению, объезжал эскадроны и батареи, беседовал с солдатами и офицерами.

На наблюдательном пункте все было готово. Командующий артиллерией корпуса полковник Игнатьев чувствовал себя, как говорится, именинником, но немного волновался: от действий артиллерии в огромной степени зависел успех сегодняшнего боя.

Игнатьев встретил командира корпуса и доложил, что артиллерия к наступлению готова.

— Так что же мы имеем? — спросил Крюков. — Доложите, товарищ Игнатьев.

— Для поддержки дивизии генерала Курсакова выделено, не считая танковых, противотанковых и зенитных, сто тридцать шесть артиллерийских стволов, — начал командующий артиллерией. — Для поддержки дивизии генерала Ягодина — сто двенадцать стволов. Итого для дивизий первого эшелона корпуса выделено двести сорок восемь орудий и минометов. В резерве осталось двадцать четыре ствола и реактивный минометный полк. Этими средствами в любую минуту можно усилить каждую из дивизионных артиллерийских групп.

Игнатьев развернул карту и, показывая командиру корпуса синие кружочки вражеских дотов с острыми стрелами, нацеленными на юго-восток, продолжал:

— Для непосредственного сопровождения спешенной конницы, помимо полковых минометных и противотанковых батарей, назначено по одной батарее на каждый эскадрон. Сегодня в корпусе будет наступать, то-есть стрелять, продвигаясь в боевых порядках спешенной конницы, в два с половиной раза больше артиллерийских батарей, чем наступающих кавалерийских эскадронов. [319]

...В полкилометре от первой линий вражеских траншей окопались головные отряды. Ими командовали опытные офицеры: старшие лейтенанты Усольцев, Язопкин, Дудов и Галченков, водившие кавалеристов не в одну атаку. Перед головными отрядами была поставлена задача: сразу же по окончании артиллерийской подготовки ворваться во вражеские окопы, закрепиться и обеспечить развертывание и наступление главных сил обеих дивизий. Остальные эскадроны заняли исходное положение примерно в километре позади.

Серый февральский день перевалил за середину. В полосе наступления корпуса было тихо. Смолкли даже одиночные выстрелы, которыми батареи проверяли пристрелку.

Игнатьев взглянул на командира корпуса, показал часы: короткая стрелка уперлась в цифру «2». Телефонисты и радисты, сжимая трубки, притихли у аппаратов и не сводили глаз с генерала.

Крюков встал, немного хриповатым голосом проговорил:

— Открывайте огонь...

Еле дав ему досказать, Игнатьев отрывисто бросил:

— Буря!.. Триста тридцать три!..

Связисты передали условный сигнал командирам артиллерийских групп. Через несколько секунд вокруг загрохотало.

Командир корпуса навел бинокль на боевые порядки головных отрядов. Под прикрытием артиллерийского огня конники подползали к небольшой высотке впереди Хюттена — основного узла вражеской обороны в полосе наступления правофланговой дивизии. Левее эскадроны, сближаясь с противником, подбирались к узлу обороны — Гелену. За головными отрядами от опушки леса надвигались цепями эскадроны полков обеих дивизий.

— Не терпится людям, — отрываясь от бинокля, проговорил Крюков. — Хотят скорее добраться до противника.

Пятнадцать минут бушевал огонь. Над полем боя, задернутым низко стелющимся дымом, опустилась тишина, — какая-то странная после оглушительного рева канонады. Стали отчетливо слышны отдельные выстрелы полковых пушек, ружейно-пулеметная стрельба на переднем крае... [320]

Из дыма, закрывавшего передний край противника, ветер донес приглушенное расстоянием «ура-а-а!» — Пошли в атаку... — проговорил Крюков...

* * *

Генерал Курсаков наблюдал, как цепи 61-го и 35-го гвардейских кавалерийских полков продвигаются вперед. Вражеские батареи начали вести ответный огонь. Однако чувствовалось, что противник ошеломлен, прижат к земле, растерян.

Во время артиллерийского налета правый головной отряд дивизии подошел к высотке перед Хюттен, с которой гитлеровцы днем вели сильный огонь. После того как высотку обработала наша артиллерия, оттуда больше не было слышно ни одного выстрела. Дозоры взобрались наверх, подали условный знак: «противника нет». Цепи взводов, обходя высотку, продвигались вперед. Вершина и скаты высотки были сплошь перекопаны воронками.

— Чистая работа! — с восхищением проговорил старший лейтенант Усольцев, поднявшись на высотку.

— Товарищ гвардии старший лейтенант! — доложил командир отделения управления. — Первый и четвертый догоняют...

Усольцев оглянулся назад. По снежному полю, широко охватывая высотку справа и слева, нацеливаясь на Хюттен, быстро продвигались цепи других эскадронов 61-го гвардейского кавалерийского полка. Командир эскадрона посмотрел вперед. Его головной взвод подобрался к самой окраине Хюттен, фланговые взводы также приближались к селению. Оттуда доносилась ожесточенная стрельба.

Усольцев крикнул командиру отделения управления:

— Командира минометной батареи! — Рывком взял трубку, быстро заговорил: — Бодня! Давай самый сильный огонь по юго-восточной окраине. Через три минуты после открытия огня даю две зеленых ракеты и иду в атаку...

Артиллерия уже перенесла огонь в глубину вражеской обороны. Черно-багровые шапки разрывов кудрявились позади красноверхих шпилеобразных крыш Хюттен. Совсем близко послышались хлопки полковых минометов; над головами, протяжно свистя, пронеслись мины. На окраине, метрах в двухстах впереди цепей, [321] взвились темные, простроченные пламенем столбы. Минометная батарея начала бить беглым огнем. Дома заволокло остро пахнущим дымом. Чуткое ухо уловило, что стрельба противника начинает стихать.

— Связных — бегом к командирам взводов! — крикнул Усольцев своему «начальнику штаба», как он в шутку называл командира отделения управления сержанта Илью Смирницкого. — По сигналу две зеленые ракеты — атака!..

Трое солдат, низко пригибаясь к земле и придерживая на груди автоматы, побежали к цепям, уже скрывшимся за дымной пеленой.

— Готовь ракеты! — бросил Смирницкому командир эскадрона, взглянув на часы. Выждав несколько минут, отрывисто крикнул: — Бросай!..

Одна за другой взвились ракеты. Минометы разом смолкли... Усольцев посмотрел назад: по обе стороны высотки, не ложась, бежали солдаты. Впереди захлопали разрывы ручных гранат, чаще затрещали автоматы, раскатилось «ура-а-а!» Сбегая по склону, Усольцев скомандовал:

— Первый взвод, за мной, бегом!..

Цепь резервного взвода поднялась за командиром эскадрона. На флангах поспешно перебегали пулеметчики, тяжело волоча «Максимы», разворачивали их, бегло стреляли по врагу. Раскаленные гильзы, шипя, тыкались в снег...

Второй эскадрон ворвался в Хюттен, пробился через исковерканные взрывами проволочные заграждения и баррикады и завязал рукопашный бой. Гитлеровцы пятились под неудержимым натиском советских солдат, продвигавшихся среди горевших, рушившихся зданий.

Эскадроны главных сил полка обошли Хюттен с двух сторон, ворвались в селение и атаковали гитлеровцев, связанных боем с головным отрядом.

На наблюдательном пункте командира дивизии телефонист оторвался от трубки и доложил:

— Товарищ гвардии генерал, вас просит подполковник Агуреев.

— Товарищ гвардии генерал, — послышался голос Агуреева. — 61-й гвардейский кавалерийский полк штурмом овладел опорным пунктом Хюттен. Разгромлен батальон гренадерского полка «Вольф». Противник отходит к лесу, на опушке обнаружены доты. [322]

— Хорошо, товарищ Агуреев... Поблагодарите солдат и офицеров, — сказал командир дивизии. — Подтяните огневые средства и продолжайте наступление...

Через полчаса подполковник Гладков доложил, что 35-й гвардейский кавалерийский полк штурмом захватил Геллин, разгромил два батальона противника, взял восемь гаубиц и много пленных.

3-я гвардейская кавалерийская дивизия прорвала передний край вражеской обороны. 10-й гвардейский кавалерийский полк полковника Филиппова преодолел главную полосу обороны противника и захватил Гелен. Эскадроны 12-го гвардейского кавалерийского полка полковника Алиева штурмом овладели батальонным узлом сопротивления Кранген.

Свою ближайшую задачу корпус выполнил.

* * *

Под вечер сквозь лохматые облака ненадолго проглянуло солнце, косыми лучами осветило зеленую стену лесов и снежные поля. Короткий зимний день догорал, опустились сумерки.

Генерал Крюков, задумавшись, склонился над картой, изредка задавая вопросы: переменила ли позиции артиллерия, выдвигается ли второй эшелон, что делается у соседей.

Командир корпуса размышлял. Зная его привычки, генерал Мансуров и полковники Игнатьев и Вальдман не мешали, подготавливали справки, которые могут понадобиться генералу.

Вот он поднял голову, лицо сосредоточенное, но спокойное — решение принято.

— Сейчас, в темноте, артиллерия почти бесполезна: прицельный огонь вести трудно, только зря снаряды разбрасывать, — медленно начал Крюков. — Перед правофланговой дивизией выявлено шесть дотов, перед левофланговой — четыре. В глубине, в лесу, наверное, тоже что-нибудь есть. Надо бы разведать, выяснить все это... — Он встал, подошел вплотную к своим помощникам, решительно сказал: — Времени терять нельзя, гитлеровцы могут прийти в себя... Я решил штурмовать доты ночью... Вызовите к телефону Курсакова и Ягодина.

Телефонист доложил, что командиры дивизий у аппаратов. Генерал взял трубку, негромким голосом заговорил: [323]

— Поздравляю, товарищи, с первым большим успехом. Подтяните истребительные батареи и саперов со взрывчаткой в боевые порядки и немедленно атакуйте доты в полосе своего наступления. — Крюков на мгновение остановился. Задача, которую он ставил перед своими дивизиями, была слишком необычной для конницы. Затем продолжал: — Используйте ночную темноту, растерянность противника, огромное воодушевление солдат и офицеров. Широко применяйте обходной маневр. Безостановочно развивайте успех. К рассвету приказываю овладеть районом Перзанцих, Моссин, Ланцен и закрепиться. — Он опять немного помолчал и закончил: — Мой командный пункт перейдет в Кранген. Туда присылать донесения. Все понятно?..

— Ясно... Выполню... — откашливаясь, доложил Курсаков.

— Понятно, товарищ генерал. Задачи полкам уже поставлены. Через час двигаюсь!.. — бодро ответил Ягодин.

— Михаил Данилович... Не час, а двадцать минут — и атаковать противника!.. — крикнул Крюков.

— Есть через двадцать минут атаковать!..

— Докладывайте, Борис Владимирович, штабу фронта, что передний край вражеской обороны прорван, — обратился он к генералу Мансурову. — Дивизии ночной атакой овладевают основными долговременными укреплениями противника, — кладя трубку, проговорил командир корпуса.

* * *

17-я и 3-я гвардейские кавалерийские дивизии успешно наступали в глубине вражеской оборонительной полосы.

Уже в сумерках эскадроны 61-го гвардейского кавалерийского полка подходили к лесу. Деревья сливались с темнотой, уходили в нее вершинами, казалось, они перегораживают весь горизонт. С окутанной мраком опушки трещали пулеметы, били пушки, взлетали ракеты — в бой вступили доты «Померанского вала», надежно укрытые лесом. Эскадроны залегли вдоль невысокой насыпи железной дороги.

Командир полка подполковник Агуреев перенес командный пункт в Хюттен, расположив его в одном из уцелевших домов на северной окраине. Как только стало [324] известно, что эскадроны залегли, он приказал ввести в бой резерв.

Капитан Пастушенко с командиром батарея пробрался на наблюдательный пункт четвертого эскадрона, помещавшийся в бетонной трубе под насыпью. Переговорив с командиром, Пастушенко выполз на насыпь.

— Отделение Ивасюка и командиров взводов — ко мне! — бросил Пастушенко командиру отделения управления. Связной исчез в темноте.

Один за другим к капитану начали подползать люди в полушубках и ушанках.

— Товарищи, — простуженным баском начал командир эскадрона. — В том направлении, где мигают огоньки пулемета, находится вражеский дот. Эскадрону приказано овладеть им. Сержант Ивасюк с отделением — в головной дозор. Рассыпаться редкой цепью, двигаться ползком, точно определить местонахождение дота. Позади себя оставлять маяки. Первый взвод — направляющий, двигаться в двухстах метрах позади отделения Ивасюка. Третий взвод — вправо от первого, четвертый взвод — влево. Второй взвод — во втором эшелоне, двигаться за первым взводом на расстоянии трехсот метров. Дот обходить, на амбразуры не лезть. Я буду находиться в голове второго взвода.

Из темноты показалась еще одна фигура, послышался громкий прерывистый шепот:

— Товарищ гвардии капитан Пастушенко, прибыл в ваше распоряжение с шестью саперами и двенадцатью подрывными зарядами.

— Добре, — отозвался командир эскадрона. — Двигаться со вторым взводом. Задача — подорвать дот.

Вперед поползли дозорные, одетые в белые маскировочные халаты. Через пять минут за ними ушла в темноту цепочка первого взвода. Пастушенко выждал, пока вправо и влево разошлись двигающиеся гуськом фланговые взводы и подтянулся взвод резерва. Затем, приказав радисту оставаться под насыпью, он двинулся вперед со связными и телефонистами, тянувшими линию связи. К нему присоединился капитан Каневский. Залязгал металл; через рельсы на руках перетаскивали пушки. Огонь противника постепенно стихал.

Медленно, крадучись, конники подбирались к доту. В молодом ельнике установили две противотанковые пушки, прикрыли их плащ-палатками, сверху забросали [325] снегом. Первый взвод редкой цепочкой залег впереди орудий. Третий и четвертый взводы словно утонули во тьме.

— У меня все готово, — на ухо командиру эскадрона проговорил капитан Каневский.

— Начинайте, — коротко отозвался Пастушенко. — Гитлеровцы, небось, ночью нас не ждут...

Выстрелы разорвали тишину. Ослепительные вспышки разрывов совсем рядом выхватили из темноты серую, запорошенную снегом железобетонную махину. Каневский метнулся к ближайшей пушке, оттолкнул наводчика, сменил прицел, рванул спуск. Ударил третий выстрел — огненный куст закрыл амбразуру. Из второй амбразуры вырвался багровый язык, снаряд надсадно завыл, заставив ниже пригнуть головы, и улетел куда-то вдаль. Длинной строчкой забил пулемет. При вспышке разрыва Пастушенко успел рассмотреть: разведчики и солдаты направляющего взвода быстро, по-пластунски, ползут к доту.

Начали рваться ручные гранаты, раздалась автоматная трескотня. Прозвучало еще несколько пушечных выстрелов, и дот смолк.

Кавалеристы окружили темную, зловеще молчащую громадину. Саперы приладили толовый заряд, поспешно [326] отскочили, снова залегли... Ухнул раскатистый взрыв, эхо долго грохотало по лесу, замирая вдали. На тыльном фасе дота открылась массивная стальная дверь, послышалось:

— Гитлер капут... Рус, вир гефанг зих{24}... Плен, плен...

Из узкой двери дота неловко выползали фигуры с поднятыми вверх руками...

Конники вклинились в глубину вражеской обороны, захватывали одно оборонительное сооружение за другим, в ночной темноте, преодолевая лес, глубокий снег и заграждения, штурмовали долговременные укрепления.

В восемь часов утра 28 февраля генерал Крюков доложил по телефону командующему фронтом:

— Главная оборонительная полоса «Померанского вала» прорвана на глубину свыше пятнадцати километров. Дивизии взяли шестнадцать дотов, захватили около сорока орудий, более тысячи пленных. Разгромлена дивизия «Бервальде». Полки окопались, подтягивают артиллерию, ведут разведку, готовятся к штурму второй полосы обороны.

На рассвете 1 марта 1945 года загрохотали тысячи орудий и минометов 1-го Белорусского фронта, громя долговременные укрепления противника в районе Темпельбург, Фалькенбург, Драмбург.

День был ясный, солнечный. В небо поднялись наши летчики, на вражеские позиции обрушились тонны авиационных бомб.

После мощной артиллерийской подготовки советские войска перешли в наступление. Завязалось новое сражение, решившее участь всех немецких войск, сосредоточенных в Восточной Померании.

Маршал Жуков приказал 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу овладеть районом Бервальде и Польцин, преградить противнику пути отхода на север и северо-запад и отразить его попытки помочь своим окруженным войскам.

Вечером 1 марта артиллерия корпуса открыла огонь по заранее пристрелянным огневым точкам. На второй полосе вражеской обороны 17-я гвардейская кавалерийская дивизия захватила город Бервальде, опорные [327] пункты Гросс-Грабунц, Альт-Прибков и Пархлин. Противник подтянул из Бельгарда 673-й гренадерский полк, несколько раз пробовал перейти в контратаку, но был опрокинут и теперь поспешно отходил.

3-я гвардейская кавалерийская дивизия отразила шесть контратак гитлеровцев, прочно удержала в своих руках перешеек между озерами Кюхен-зее и Гроссер-Кеммерер-зее и, продолжая наступление, захватила города Пелен и Обер-Цикер и перерезала важнейшую коммуникацию противника — шоссе Темпельбург — Бервальде.

Укрепления «Померанского вала» были прорваны кавалеристами на всю глубину.

Войска 1-го Белорусского фронта, перейдя в наступление в Восточной Померании, прорвали сильно укрепленную оборону противника восточнее города Штаргард. За четыре дня напряженных боев части продвинулись вперед почти на сто километров и вышли на побережье Балтийского моря в районе города Кольберг. В ходе наступления наши войска овладели Бервальде, Кольберг, Темпельбург, Фалькенбург, Драмбург, Вангерин, Лабес, Шифельбайн, Фрайенвальде, Регенвальде, Кербин.

Войска 2-го Белорусского фронта захватили город Кезлин и также вышли на Балтийское побережье.

Мощным ударом советских войск восточно-померанская группировка противника была рассечена надвое, а ее главные силы окружены в озерных дефиле западнее Шифельбайн.

Кавалеристы прорвали три линии долговременных укреплений противника, продвинулись с боями на глубину 25–30 километров, штурмом овладели 26 дотами, захватили 14 самолетов, 68 орудий, 194 пулемета, 2157 пленных. В четырехсуточных боях были разбиты дивизии «Бервальде» и 673-й гренадерский полк 376-й пехотной дивизии.

2-му гвардейскому кавалерийскому Краснознаменному корпусу было присвоено наименование «Померанский».

* * *

Генерал Крюков приказал генералу Ягодину овладеть городом Польцин; генералу Курсакову — уничтожить противника в лесах западнее Бервальде и прочно прикрыться с севера. Дивизия генерала Миллерова форсированным [328] маршем выступила из Линде в район Польцин. Справа части 3-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала Осликовского заняли Любгуст и Флакенхайд.

Сломив сопротивление противника на шоссе Бервальде — Темпельбург, 3-я гвардейская кавалерийская дивизия устремилась на Польцин.

Стояла морозная ночь. Небо блестело бесчисленными звездами. Луны не было, но покрытые чистым, нетронутым снегом поля просматривались далеко. Впереди и влево, в направлении Шифельбайна, полыхали в небе огни артиллерийского боя, взлетали ракеты, доносился глухой гул. Войска 1-го Белорусского фронта добивали окруженные вражеские дивизии...

Вырвавшись на оперативный простор, кавалерия шла переменным аллюром. Походные колонны извивались по обсаженному вековыми деревьями шоссе. Асфальт гудел под конскими подковами, под колесами орудий и пулеметных тачанок.

Авангардом дивизии командовал полковник Антон Ласовский. Много километров прошел он за три с половиной года войны, участвовал в первых боях конницы Доватора в Смоленщине, в ее рядах дошел до Померании и теперь вел конногвардейцев в последние, завершающие бои. Ласовский ехал с головным эскадроном главных сил, через каждые десять минут предостерегающе поднимая руку.

— По-ово-од!... Рысью, ма-а-арш! — звучала команда.

Около двух часов 5 марта эскадрон капитана Сергеева подошел к темневшим во мраке окраинам Польцина. Головная походная застава остановилась у самого города. Узкие островерхие дома стояли как нежилые, не было видно ни души. Лишь кое-где за неплотно закрытыми занавесками просвечивали скупые огоньки коптилок. Чувствовалось, что город живет, но настороженно затаился...

Дозорные с автоматами наготове галопом вылетели вперед, скрылись за домами. Послышался скрип подков по снегу, из темноты надвинулись шеренги головного отряда. К походной заставе подъехал командир эскадрона.

— Что перед вами, Лаврентьев?.. — спросил Сергеев.

— Дозоры в городе, товарищ гвардии капитан, — доложил командир заставы. — Стрельбы не слышно, никого не видно. [329]

— Галопом к станции!.. Если встретите противника — огонь прямо с коня. Громче кричите «ура!» и не останавливайтесь, — приказал Сергеев. — Я пойду следом за вами.

Кавалеристы галопом скрылись в узкой расщелине улицы. Командир эскадрона стоял, чутко прислушиваясь к удалявшемуся цоканью подков. Смолк дробный топот заставы.

Сергеев обернулся, скомандовал: «По-овод-од!..» — тронул шенкелями коня.

На затемненной железнодорожной станции Польцин кипела тщательно замаскированная жизнь. Пути были заставлены составами и отдельными вагонами с разнообразными грузами, прибывшими со всех концов Померании. На немецких железных дорогах уже второй месяц творилось что-то невообразимое. Польцин, один из узлов дорог, связывающих восточную часть Померании с центром страны, был переполнен.

Вдруг в затаившуюся жизнь прифронтовой станции ворвался выстрел... второй... третий... Громыхнул взрыв ручной гранаты. Затрещали, быстро приближаясь, автоматы. Раздался конский топот... Насторожившиеся гитлеровцы услышали чей-то полный ужаса вопль:

— Козакен!.. Козакен!..

На станции поднялась паника.

Эскадрон капитана Сергеева ворвался на станцию. Кавалеристы спешились, рассыпались по путям и станционным зданиям, захватили телеграф, склады, стоявшие на путях составы, вступили в перестрелку с начавшими приходить в себя гитлеровцами. Эскадроны капитана Гайворонского и Героя Советского Союза старшего лейтенанта Блинова с двух сторон охватили станцию. Конники захватили шестьдесят четыре паровоза, более тысячи вагонов с грузами, двадцать пять новеньких «пантер» и пять «фердинандов». [330]

Капитану Сергееву за проявленное в боях мужество было присвоено звание Героя Советского Союза.

...К 20 марта 1945 года советские войска очистили от немецко-фашистских войск всю Восточную Померанию. План вражеского командования нанести фланговый контрудар по советским армиям, вышедшим на подступы Берлина, потерпел полный провал.

Советский народ высоко оценил боевые подвиги конногвардейцев. Указом Президиума Верховного Совета СССР 2-й гвардейский кавалерийский Померанский Краснознаменный корпус и 3-я гвардейская кавалерийская Мозырская Краснознаменная дивизия были награждены орденами Суворова 2-й степени; 17-я гвардейская кавалерийская Мозырская ордена Ленина Краснознаменная и ордена Суворова дивизия получила орден Кутузова 2-й степени.

Командиру корпуса генерал-лейтенанту Крюкову Владимиру Викторовичу было присвоено звание Героя Советского Союза. Командиры дивизий, штурмовавших укрепления «Померанского вала», генерал-майоры Курсаков Павел Трофимович и Ягодин Михаил Данилович были награждены орденами Суворова 1-й степени.

Через Одер и Шпрее до Эльбы

Наступление Советской Армии весной 1945 года развернулось на огромном фронте от Балтийского моря до Балканского полуострова. Наши войска вели наступательные операции невиданных масштабов в пределах Германии, Чехословакии, Венгрии, Австрии.

Войска 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов продолжали блокировать курляндскую группировку противника в составе 16-й и 18-й армий. Войска 3-го Белорусского фронта атаковали крепость Кенигсберг и в результате трехсуточного штурма овладели ею.

Войска 2-го и 1-го Белорусских фронтов к концу марта завершили ликвидацию восточно-померанской группировки противника, очистили от гитлеровских войск все пространство между нижней Вислой и нижним Одером и заканчивали перегруппировку для удара по Берлину. Войска 1-го Украинского фронта очистили от противника Силезию, вышли на реку Нейссе и готовились к наступлению на Берлин и на Дрезден.

Войска 4-го Украинского фронта, преодолев Карпаты, [331] развивали наступление в Чехословакии. Войска 2-го Украинского фронта пересекли венгерско-чехословацкую границу, прорвали вражескую оборону на реках Грон, Нитра, Ваг и на горном хребте Мале-Карпаты и овладели Братиславой. Войска 3-го Украинского фронта, отразив атаки вражеских танковых дивизий юго-западнее Будапешта, возобновили наступление, завершили очищение Венгрии, перешли австрийско-венгерскую границу и 13 апреля овладели столицей Австрии — Веной.

Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза и Советское правительство поставили перед советскими войсками задачу — овладеть столицей фашистской Германии городом Берлин и выйти на реку Эльбу.

* * *

В Померании наступила ранняя весна, стояли теплые солнечные дни. Шумели молодой листвой леса, на полях густо поднялись озимые посевы.

Части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса выступили на исходное положение. Походные колонны под звуки оркестров, под лихие казачьи песни тянулись по шоссейным дорогам на левое крыло 1-го Белорусского фронта. Жители окрестных населенных пунктов — сначала крадучись, а потом все более и более смело — выходили на улицы и дороги, с нескрываемым изумлением смотрели на двигавшихся в образцовом порядке «ужасных советских казаков», чудовищными зверствами которых так долго пугала немцев фашистская пропаганда.

Части корпуса сосредоточились на восточном берегу Одера.

Над притихшей долиной реки стояли предрассветные сумерки. Теплая ночь на 16 апреля была на исходе. На плацдарме западнее города Брисков слышалась редкая перестрелка, доносились орудийные выстрелы, разрывы снарядов — шел обычный огневой бой.

Вдруг откуда-то издалека донеслись раскаты артиллерийской канонады; мощность ее нарастала с каждой минутой. Началась артиллерийская подготовка войск 1-го Белорусского фронта. Южнее, на нижнем течении реки Нейссе, загремела канонада, положившая начало наступлению войск 1-го Украинского фронта.

Началась историческая Берлинская наступательная операция. [332]

К исходу дня советские части прорвали первую полосу вражеской обороны на западном берегу Одера. Войска 8-й гвардейской армии генерала Чуйкова начали штурм Зееловских высот.

В глубине леса на восточном берегу Одера сигнальные трубы запели сбор. Эскадроны и батареи выстроились на сборных местах. Офицеры читали приказ маршала Жукова:

«Боевые друзья!

От имени Родины и всего советского народа войскам нашего фронта приказано разбить противника на ближних подступах к Берлину, захватить столицу фашистской Германии — Берлин и водрузить над ней Знамя Победы. Кровью завоевали мы право штурмовать Берлин и первыми войти в него.

Я призываю вас выполнить эту задачу с присущей вам воинской доблестью, честью и славой...»

Конногвардейцы стояли притихшие, сосредоточенные. У всех была одна мысль: «Последний, решительный бой!.. За ним — окончательная победа, за ним — конец войны!..» Словно отвечая на эти солдатские мысли, прозвучали заключительные слова приказа:

«...вперед на Берлин!»

Громкое «ура!» гремело под зелеными сводами лесов...

По всему плацдарму от Франкфурта-на-Одере до Брискова уже грохотала канонада. Началась артиллерийская подготовка атаки на левом крыле фронта. Войска 33-й армии генерала Цветаева перешли в наступление. Завязались бои за автомагистраль и железную дорогу Франкфурт — Берлин.

* * *

19 апреля 2-й гвардейский кавалерийский корпус двинулся к переправам через Одер.

Река открылась глазам конников, как только головной отряд 35-го гвардейского кавалерийского полка перевалил через небольшую песчаную гряду против Ауриг. Поперек полосы темно-серой воды протянулся понтонный мост. Метрах в трехстах впереди, на той стороне реки, уходила вправо вдоль берега длинная дамба, обсаженная огромными деревьями. Еще правее виднелись острые шпили, крыши домов городка Брисков.

По настилу застучали подковы. Четвертый эскадрон потянулся по мосту. Понтоны слегка опускались; между [333] ними, сверкая на солнце, струилась вода. Кони шли весело, от воды поднимался бодрящий холодок...

Командир эскадрона капитан Язспкин обернулся в седле, обращаясь к ехавшему в двух шагах позади командиру отделения управления, весело проговорил:

— Вот, Ефимчук, и Одер. Теперь до Берлина осталась только одна река — Шпрее.

Сержант басовито ответил:

— Против Днипро или Вислы — Одеру, конечно, далековато, товарищ гвардии капитан. Так, немного Десну напоминает. И то она тогда мне куда серьезнее показалась...

— Еще бы, — живо откликнулся командир эскадрона. — Десну-то мы первыми по горло в воде форсировали, а тут, как на походе, по готовому мосту переправляемся.

Эскадрон вышел на берег, потянулся до дамбе. Капитан, проехав несколько шагов, скомандовал:

— Рысью, ма-а-арш!..

Вороные кони взяли резвой рысью, в такт заколыхались в седлах всадники в защитных гимнастерках, рванулись пулеметные тачанки. С восточного берега на мост вступал следующий эскадрон.

Утром 20 апреля войска 33-й армии после артиллерийской подготовки возобновили наступление. Четыре дивизии противника с большим количеством артиллерии, минометов, танков и штурмовых орудий оказали ожесточенное сопротивление. Наши стрелковые части продвинулись на километр и залегли под сильным огнем.

Генерал Крюков по приказанию командующего армией поставил своим частям задачу содействовать пехоте в прорыве оборонительной полосы противника.

Генерал Курсаков выслал вперед 189-й танковый полк подполковника Святославова с тремя батареями самоходных орудий. На танки были посажены два эскадрона 61-го гвардейского кавалерийского полка под командой майора Гурова. Им было приказано после пятиминутного огневого налета двух артиллерийских полков атаковать Маркендорф — основной узел вражеской обороны на шоссе (схема 18). Эскадроны 59-го гвардейского кавалерийского полка занимали исходное положение для атаки Хоэнвальде. 35-й гвардейский кавалерийский полк развернулся в районе Мильгоф. Правее сосредоточились полки 4-й гвардейской кавалерийской дивизии под командованием генерала Панкратова. [334]

В полдень артиллерия открыла огонь, из леса показались танки. Набирая скорость, они мчались на Маркендорф, охватывая его с двух сторон. За ними двигались самоходные орудия. Атака захватила противника врасплох.

Когда первый эшелон танков подошел метров на триста к Маркендорфу, над лесом прокатился грохот.

Залп «катюш» накрыл противника, его огонь начал стихать.

Ветерок растянул лохматые облака дыма, стлавшиеся по земле, из-за них вновь показались наши танки. У окраины Маркендорфа танки сбавили ход. Автоматчики лейтенанта Рыбина спрыгнули с танков и бросились в атаку. Навстречу длинными очередями залились пулеметы. Старший сержант Чалых выбежал вперед, залег, его пулемет застрочил по вражеским окопам. Соскочили с брони солдаты лейтенанта Панченко. Конники атаковали Маркендорф.

Одновременно эскадроны 59-го гвардейского кавалерийского полка ворвались в Хоэнвальде. Перешел в атаку и 15-й гвардейский кавалерийский полк с танками.

К исходу дня вражеская оборона на шоссе Франкфурт — Брисков была прорвана. Кавалеристы и танкисты перерезали железную дорогу и шоссе. 21 апреля генерал Крюков по телефону приказал прекратить наступление, передать захваченные опорные пункты стрелковым частям и отойти в исходное положение для получения новой задачи.

* * *

Советская Армия прорвала мощные укрепления Зееловских высот. Войска 1-го Белорусского фронта вклинились в оборону противника, острие этого клина было обращено прямо к Берлину. Севернее участка прорыва 3-я немецкая танковая армия продолжала удерживать свои оборонительные позиции до берегов Балтики. Южнее участка прорыва, на западном берегу Одера до Франкфурта и Губена, оборонялись войска 9-й немецкой армии. Войска 1-го Украинского фронта прорвали вражескую оборону по реке Нейссе и главными силами развивали наступление в сторону Дрездена.

Советское Верховное Главнокомандование приказало войскам 2-го Белорусского фронта перейти в решительное наступление на штеттинско-ростокском направлении, [336] а 1-му Украинскому фронту повернуть 3-ю и 4-ю гвардейские танковые армии генералов Рыбалко и Лелюшенко для удара по Берлину с юга. Несколько соединений фронтов получили задачу окружить 9-ю немецкую армию и не пропустить ее к Берлину.

21 апреля войска 1-го Белорусского фронта ворвались в пригороды Берлина и завязали уличные бои. Танки 1-го Украинского фронта 22 апреля вышли на южные окраины столицы Германии.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков приказал 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу следовать к Зеелов, форсировать реку Шпрее и ударить по тылам франкфуртско-губенской группировки противника, не допуская ее отхода к Берлину.

В течение полутора суток кавалерия прошла более ста двадцати километров и к исходу 22 апреля сосредоточились в лесу Штраесфорт — Хангельсберг.

Генерал Крюков решил главными силами корпуса форсировать реку Шпрее и канал Одер — Шпрее. Дивизия генерала Панкратова переправлялась в районе Гартмансдорф, дивизия генерала Ягодина — в районе Хангельсберг. Дивизия генерала Курсакова находилась в резерве корпуса, восточнее Кинбаум. Правее гвардейцы генерала Чуйкова и танки генерала Катукова овладели районом Рюдерсдорф, Эркнер и вели бои в восточных пригородах Берлина. Левее части генерала Колпакчи штурмовали Фюрстенвальде.

* * *

Река Шпрее и судоходный канал Одер — Шпрее в полосе наступления конницы являлись весьма серьезными водными преградами. Все мосты на реке и канале были взорваны. Части противника занимали оборону по южному берегу Шпрее и оказывали упорное сопротивление.

Наступление дивизий первого эшелона развивалось медленно. Главные силы 4-й гвардейской кавалерийской дивизии из-за сильного огня противника в течение дня 23 апреля не смогли форсировать реку Шпрее. 3-я гвардейская кавалерийская дивизия с хода овладела Хангельсбергом, расположенным на северном берегу Шпрее. При поддержке артиллеристов подполковника Яковлева эскадроны 12-го гвардейского кавалерийского полка приступили к форсированию Шпрее. Эскадрон Героя Советского Союза старшего лейтенанта Панихидникова переправился [337] через небольшую речку, отбил вражескую контратаку и закрепился. Саперы поспешно перевозили станковые пулеметы и минометы головного отряда. На южный берег Шпрее переправился эскадрон капитана Галченкова, за ним следовали остальные. Кавалеристы полковника Алиева расширили захваченный плацдарм и окопались.

9-й гвардейский кавалерийский полк под командованием подполковника Генералова с хода форсировал Шпрее восточнее Хангельсберга. Весь день кавалеристы медленно теснили гитлеровцев и завязали бой на северном берегу канала. Артиллерийские батареи не могли сразу переправиться через Шпрее; полк поддерживали только средние минометы, которые не могли подавить многочисленную артиллерию противника. Эскадроны залегли перед новой водной преградой.

Уже в темноте три эскадрона без тяжелого оружия переправились на подручных средствах через канал. Огнем из опорного пункта Маркграфписке, лежащего на командующей высоте в километре севернее автострады Берлин — Франкфурт, противник остановил кавалеристов.

Генерал Крюков решил вывести дивизию генерала Панкратова в корпусной резерв. В первый эшелон из-за левого фланга дивизии генерала Ягодина вводилась дивизия генерала Курсакова, которой была поставлена задача — форсировать реку Шпрее и наступать в общем направлении Шторков, не допуская отхода противника на запад по берлинской автостраде. Левее части 312-й стрелковой дивизии форсировали Шпрее, навели мост, но, встреченные сильным огнем противника из опорного пункта Рауэн, продвинуться вперед не смогли.

В 21 час 61-й гвардейский кавалерийский полк переправился на южный берег Шпрее. [338]

На рассвете 24 апреля, покрывая гулкое эхо берлинской канонады, по южному берегу Шпрее загремели наши батареи. Кавалеристы возобновили наступление. Дальше к востоку мощно грохотали советские орудия: войска 69-й армии генерала Колпакчи брали город Фюрстенвальде.

Части 3-й гвардейской кавалерийской дивизии сломили сопротивление противника и ворвались в Маркграфписке. Гитлеровцы долго и упорно обороняли этот важный опорный пункт, господствовавший над автострадой Берлин — Франкфурт, но все же были вынуждены отойти.

Командир дивизии генерал Ягодин приказал подполковнику Генералову наступать вдоль шоссе на Люббен, кавалеристы полковника Алиева обходили Люббен с северо-запада. В дальнейшем оба полка должны были перерезать шоссе Берлин — Губен. Резервный полк, танки и дивизионная артиллерия только еще переправлялись через Шпрее.

17-я гвардейская кавалерийская дивизия развивала наступление к югу. Головной отряд по лесной тропе вышел на берлинскую автостраду. В двух — трех километрах справа и слева шли бои. [339]

Капитан Усольцев доложил по радио командиру полка и двинулся с эскадроном прямо на Кольпин, занятый двумя батальонами 167-го гренадерского полка, составлявшего авангард 86-й пехотной дивизии.

Подполковник Агуреев усилил головной отряд. Полковая артиллерийская группа встала на огневые позиции; через несколько минут шесть батарей 250-го гвардейского артиллерийско-минометного полка подполковника Кратова уже били по Кольпину. Эскадроны 61-го гвардейского кавалерийского полка перешли в наступление, но в полкилометре от селения попали под заградительный огонь и начали окапываться.

Командир дивизии генерал Курсаков приказал подполковнику Журбе развернуть свой полк правее авангарда и вместе с танками атаковать Кольпин с северо-запада. Наступавшие конники получили поддержку еще восьми батарей. Танки подполковника Святославова также устремились на Кольпин. За ними двигались цепи спешенных эскадронов. Сломив сопротивление противника, кавалеристы овладели Кольпином.

10-й гвардейский кавалерийский полк с хода выбил фашистов из Люббена. 12-й гвардейский кавалерийский полк овладел Риплосом.

2-й гвардейский кавалерийский корпус прорвался к перешейку между многоводными озерами Гросс-Шауэн-зее и Гросс-Шторкер-зее, по которому проходит магистральное шоссе Губея — Шторков — Берлин.

Командование противника, стремясь не допустить захвата важнейшей своей коммуникации, подтянуло в район перешейка главные силы 86-й пехотной дивизии. Сюда же подходила 32-я моторизованная дивизия СС. После потери автострады Франкфурт — Берлин вражеские части были вынуждены отходить по шоссе Губен — Шторков, которому теперь угрожали конногвардейцы и танковые соединения генерала Рыбалко. Части 86-й немецкой пехотной дивизии, наступая между берлинской автострадой и этим шоссе, выходили на фланги и в тыл первого эшелона кавалерийского корпуса.

Для прикрытия левого фланга корпуса генерал Крюков приказал генералу Панкратову со своей дивизией форсированным маршем двигаться к северному берегу Шпрее. Но для этого требовалось время, а противник энергично наседал. [340]

Генерал Курсаков решил повернуть фронтом на восток резервный полк. Эскадроны 35-го гвардейского кавалерийского полка рассыпались в цепь у фольварка, уже захваченного противником и находившегося всего в километре от шоссе Фюрстенвальде — Шторков, вдоль которого растянулись тылы, коноводы, артиллерия, командные пункты частей дивизии. Полковые минометы заняли огневые позиции на берегу лесного озера и через несколько минут в фольварке уже рвались мины.

Эскадроны с двух сторон атаковали противника. После рукопашной схватки батальон 216-го гренадерского полка поспешно отошел.

Гитлеровцы пробирались лесом к огневым позициям дивизионной артиллерии. Батареи, повернув часть орудий на восток, беглым огнем встретили выходящие из леса вражеские цепи. Противник, неся большие потери, откатывался назад. Однако гитлеровцы снова и снова бросались в атаку. Тогда в бой вступили зенитно-пулеметные взводы батарей, ездовые, телефонисты и радисты. Они знали, что нельзя оставить без огневой поддержки полки, преграждавшие врагу дорогу к Берлину, и самоотверженно защищали огневиков.

Вражеская пехота устремилась на наблюдательный пункт третьей батареи. Старший лейтенант Панков не прекращал огня. Гитлеровцы подбирались все ближе. Все реже трещали из окопчиков автоматы артиллеристов. Скоро и они смолкли. Противник приближался, поднявшись во весь рост. Панков знал, что полки генерала Панкратова подходят на рысях. Нужно было задержать врага хотя бы еще немного!

— Огонь на меня!.. — скомандовал Панков в телефон на огневую позицию. Там подозрительно молчали. Командир батареи повторил данные для стрельбы и четким голосом скомандовал:

— Батарея, огонь!..

Прошло несколько секунд. Волна серо-зеленых мундиров была уже совсем рядом... Вдали ударил залп тяжелых минометов. Раздался резкий, быстро приближающийся свист...

Эскадроны 11-го гвардейского кавалерийского полка развернулись, с хода перешли в контратаку, отбросили противника и прикрыли правый фланг корпуса.

В полуразрушенном окопчике наблюдательного пункта кавалеристы среди трупов вражеских солдат нашли [341] уже застывшее тело отважного офицера коммуниста Панкова.

...Около часа ночи 25 апреля 59-й гвардейский кавалерийский полк атаковал Шторков с северо-запада, эскадроны 61-го гвардейского кавалерийского полка повели наступление с северо-востока, вдоль озера Гросс-Шторкер-зее. Двумя каналами, вытекающими из этого озера, Штернов разделен на три неравных части. Городское предместье, из которого выходит шоссе на Фюрстенвальде и на Берлин, расположено севернее первого канала; оно состоит из небольших домиков рабочих и ремесленников. К рассвету кавалеристы очистили предместье от противника и форсировали первый бетонированный канал Шторкерер, причем гитлеровцы даже не успели взорвать мосты. Завязались бои в центральной части города, вытянувшейся на широкой полосе между обоими каналами. На берегу живописного озера, окруженного высокими соснами, находились фешенебельные виллы местных и берлинских богачей.

На рассвете с востока к Шторкову подошли 86-й и 87-й полки. Части 32-й моторизованной дивизии СС «Тридцатое января», названной так в честь гитлеровского переворота 1933 года, с хода бросились в контратаку. Их встретил огонь эскадронов и батарей, танков и самоходок, находившихся в боевых порядках спешенной конницы. Эсэсовцы отхлынули назад.

Эскадрон капитана Бублика овладел железнодорожным мостом на северном канале и наступал с запада на центральную часть Шторкова. Правее 12-й и 9-й гвардейские кавалерийские полки атаковали Шауэн. Головной отряд капитана Кудленко стремительным броском вдоль шоссе прорвался к озеру. Главные силы вместе с танками подполковника Беляева развертывались из-за его флангов и форсировали южный канал. Дорога на Берлин была перерезана.

Генерал Курсаков, получив известие о крупном успехе на правом фланге корпуса, приказал: 59-му гвардейскому кавалерийскому полку выйти из боя в северозападной части Шторкова и атаковать город с запада и юго-запада; 61-му гвардейскому кавалерийскому полку — форсировать южный канал и очистить центральную часть Шторкова.

Около полудня эскадрон старшего лейтенанта Золотухина вышел на юго-западную окраину Шторкова, установив [342] локтевую связь с 9-м гвардейским кавалерийским полком, дравшимся в Шауэн. Эскадрон капитана Руткова захватил железнодорожную станцию и вел бой в южной части Шторкова, но был контратакован двумя батальонами 87-го полка СС. Лавина эсэсовцев навалилась на стык эскадронов и прорвалась к вокзалу. Впереди цепей двигалось шесть «тигров».

Батарея старшего лейтенанта Коростелева встретила танки огнем. Не прошло и пяти минут, как два «тигра» превратились в огромные пылающие костры, еще один замер с перебитыми гусеницами; три уцелевшие машины уползли за дома. Минометы старшего лейтенанта Харитонова частыми очередями прижали эсэсовцев к земле. Подполковник Журба ввел в бой резервный эскадрон с танковой ротой капитана Шпака.

В первых рядах атакующих находился парторг полка капитан Митрофан Слободян — боевой соратник и друг легендарного Павла Башкатова, участник славного похода от Подмосковья до Шпрее. Увидев, что раненый командир эскадрона упал, Слободян принял командование, с пистолетом в руке побежал вперед. Наступая вслед за подошедшими танками, кавалеристы смяли эсэсовцев, опрокинули и погнали их обратно. Слободян был ранен, но не ушел на перевязку до конца боя.

За отвагу и геройство, проявленные в борьбе с врагом, Президиум Верховного Совета СССР присвоил капитану Слободяну звание Героя Советского Союза.

Обходной маневр 3-й гвардейской кавалерийской дивизии и фланговая атака 59-го гвардейского кавалерийского полка сказались и на действиях 61-го гвардейского кавалерийского полка. В полдень эскадроны этого полка сломили сопротивление противника, форсировали южный канал и продолжали бои в заречной части города. Танки переправились через канал и атаковали «тигров», снова пытавшихся пробить дорогу своей пехоте на Берлин. Бой шел всю ночь. Эсэсовцы предприняли тринадцать атак, пытаясь прорваться на запад, но все их атаки были отражены.

В районе Бонсдорф, юго-восточнее Берлина, соединились танкисты генералов Катукова и Рыбалко. С севера к Шторкову подходили правофланговые части генерала Колпакчи. Стрелковые дивизии батальон за батальоном вступали в бой, окончательно преграждая путь к Берлину 9-й немецкой армии, замыкая кольцо ее окружения. [343]

Советские части, наступавшие с двух сторон, соединились. Франкфуртско-губенская группировка в составе более 200 тысяч солдат и офицеров и 300 танков была отсечена от Берлина и окружена в лесисто-озерном районе на южном берегу Шпрее.

Вечером 25 апреля войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов соединились северо-западнее Потсдама и завершили окружение Берлина. Севернее Берлина, на рубеже реки Хавель, Руппинер-канал, Хаупт-Гросс-канал, остались крупные силы войск противника, спешно сосредоточиваемые для наступления на юг в помощь берлинскому гарнизону. Заслоном против этой вражеской группировки развертывались передовые части 61-й армии и 1-й Польской армии.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков приказал 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу обойти Берлин с севера, разгромить противостоящего противника и выйти на реку Эльбу.

Во исполнение этого приказа генерал Крюков отдал распоряжение генералам Ягодину и Курсакову прекратить наступление, передать ликвидацию остатков 32-й моторизованной дивизии СС «30 января» частям стрелковых дивизий и немедленно выйти из боя для переброски на берлинское направление.

* * *

В ночь на 27 апреля части корпуса выступили из района Фюрстенвальде. Над лесами, во всю ширь западного горизонта стояло огромное багровое зарево, освещал окрестности на сотни километров, — это горел Берлин.

Кавалерийские дивизии двигались сплошным потоком, одна за другой. Все дороги были забиты нашими войсками, двигавшимися к Берлину. Никто не дремал, не кутался в плащ-палатку, как то бывало на протяжении почти четырех лет, при бесконечных ночных маршах. Светомаскировку не соблюдали: в шеренгах густо вспыхивали папироски. Повсюду звучали песни, смех, переборы баянов...

Кавалерийские дивизии повернули на север, по направлению к одному из самых мрачных «лагерей смерти» в Ораниенбурге, созданному гитлеровцами еще в 1933 году. Навстречу — пешком, на велосипедах, в фургонах — двигались люди, долгие годы томившиеся [344] в фашистской неволе и освобожденные теперь Советской Армией.

Шли поляки, французы, украинцы, немцы, русские, люксембургцы, белорусы, негры, американцы, греки, бельгийцы. Они несли свои национальные и красные флаги, пели свои национальные и революционные песни. Изможденные люди восторженно приветствовали конницу, двигавшуюся под гром оркестров, под лихие песни, принесенные к Берлину с Кубани и Ставрополья, с Волги и Урала, из Сибири и Туркестана.

Это было волнующее, незабываемое зрелище! Каждый солдат, каждый офицер на всю жизнь сохранил потом чувство братской, интернациональной солидарности освободителей и освобожденных, людей разных наций, не понимающих языка другого, но охваченных одним чувством — чувством свободы. К исходу 29 апреля части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса переправились через реку Хавель, достигли Науэн и двинулись дальше.

Головной отряд 3-й гвардейской кавалерийской дивизии под командой Героя Советского Союза старшего лейтенанта Блинова вышел на канал Хаупт-Гросс. На северном берегу канала окопались гитлеровцы, они открыли по эскадрону огонь. Подошли главные силы 9-го гвардейского кавалерийского полка. Подполковник Генералов решил форсировать канал через глубокий брод. Гуськом, один за другим, переправлялись эскадроны.

Вслед за авангардным полком развернулись эскадроны 10-го гвардейского кавалерийского полка полковника Филиппова, переправились на северный берег канала и повели наступление на Фризак. В двух километрах западнее города они были остановлены организованной обороной. В район Фризак и Ландин подтягивались [345] резервы противника, создавая угрозу левому флангу дивизии. Генерал Ягодин ввел в бой 12-й гвардейский кавалерийский полк полковника Алиева и всю дивизионную артиллерию. Весь день кавалеристы отбивали вражеские атаки.

4-я гвардейская кавалерийская дивизия вышла к каналу позднее. Головной отряд капитана Руденко с хода форсировал канал и закрепился на северном берегу. Командир 15-го гвардейского кавалерийского полка полковник Смирнов приказал и остальным эскадронам своего полка переправляться через канал. Переплыв на тот берег, кавалеристы отбросили перешедших в контратаку гренадеров.

Генерал Панкратов приказал командиру 11-го гвардейского кавалерийского полка подполковнику Шевченко форсировать канал правее авангардного полка. Саперный эскадрон поспешно строил переправу для артиллерии и танков. Над каналом гулко раскатывались залпы наших батарей, поддерживавших наступление спешенной конницы. Главные силы дивизии переправлялись через канал Хаупт-Гросс.

Противник начал контратаки из Фризака тремя батальонами 196-й пехотной дивизии с тридцатью танками. Первая атака была отбита. Враг вводил в бой резервы, сосредоточивал по наступающим конникам огонь орудий и минометов, бросал в атаку два пехотных полка и сорок танков. Но кавалеристы удержали свои позиции на северном берегу канала. Западнее Фризак гитлеровцы упорно удерживали Ландин и непрерывно контратаковали.

Генерал Крюков решил обойти части генерала Ягодина, ввязавшиеся в бой с противником на рубеже Фризак, Ландин, и прикрыть от удара главные силы корпуса с северо-запада. С этой целью он приказал генералу Панкратову овладеть Фризак и направить свою дивизию правым маршрутом на Зегелетц, Нойштадт, Киритц, Притцвальк. Дивизия генерала Курсакова по тревоге выступила из района Науэн и форсированным маршем, составляя левую колонну корпуса, двигалась на Фризак, Дреетц, Гольцхаузен, Притцвальк.

Как только стемнело, кавалерийские дивизии перешли в решительное наступление, нанося удар по Фризаку. Бой не прекращался всю ночь. К 10 часам 1 мая спешенные эскадроны следом за танками ворвались в пылающий [346] город и выбили гитлеровцев из Фризака. В боях на канале Хаупт-Гросс 196-я пехотная дивизия была разгромлена. Кавалеристы захватили двадцать орудий и семнадцать танков.

Указом Президиума Верховного Совета СССР полковнику Аркадию Смирнову и подполковнику Михаилу Шевченко было присвоено звание Героя Советского Союза.

В ночь на 2 мая 35-й гвардейский кавалерийский полк Героя Советского Союза подполковника Гладкова подошел к каналу Альтер Рин. Мосты через канал были разрушены, на северном берегу закрепился противник. Во тьме блестели огоньки пулеметных очередей, трещали винтовки, автоматы, рвались снаряды. Авангард спешился. Саперы начали наводить переправы. По обе стороны шоссе открыли огонь батареи 149-го и 250-го артиллерийских полков полковника Лобырева и Героя Советского Союза подполковника Кратова. Эскадроны по набросанным бревнам перебрались через канал и выбили гитлеровцев из окопов на берегу. 15-й гвардейский кавалерийский полк Героя Советского Союза полковника Смирнова правее форсировал Альтер Рин-канал.

Оборонявшийся на северном берегу 902-й гренадерский полк противника откатился в направлении на Нойштадт. По наскоро наведенным мостам коноводы уже переводили лошадей. Головные отряды начали вытягиваться по шоссе, ведущему на Зегелетц и Дреетц; за ними переправлялись главные силы. Дивизии стремительно шли на северо-запад. Полки атакой с двух сторон с хода захватили Нойштадт, разгромив 292-й запасный батальон, пытавшийся оказать сопротивление, и снова разошлись по своим маршрутам. Мелкие группы гитлеровцев разбегались при первых же выстрелах орудий, следовавших с головными отрядами.

Вечером 2 мая авангарды корпуса подошли к Притцвальку. Конногвардейцы перешли в атаку с юго-запада. 56-й и 75-й егерские полки поспешно отступили. На станции и в городе было захвачено пятьдесят паровозов, более полутора тысяч вагонов с грузами, огромные склады военного имущества.

В 21 час 2 мая радио сообщило, что войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов после девятисуточных боев завершили уничтожение главных сил 9-й немецкой армии, окруженных в лесах в районе Вендиш-Бухгольц, юго-восточнее Берлина. [347]

А немного позже весь мир узнал, что доблестные советские войска штурмом овладели Берлином, водрузили Знамя Победы над рейхстагом и принудили немецко-фашистские войска к капитуляции.

* * *

Утром 3 мая 1945 года 17-я гвардейская кавалерийская Мозырская и ордена Ленина Краснознаменная, орденов Суворова и Кутузова дивизия под командованием генерала Курсакова выступила из района Притцвальк.

Длинные походные кавалерийские колонны потянулись к Эльбе.

Главные силы дивизии остановились в лесах, окружающих город Бад-Вильснак. Авангард продолжал двигаться к Эльбе.

Солнце стояло еще высоко, когда 59-й гвардейский кавалерийский Гиссарский Краснознаменный орденов Александра Невского и Красной Звезды полк подошел к реке. Первым приблизился к воде четвертый эскадрон капитана Бублика, кавалера трех боевых орденов и двух медалей. Эскадрон начал спускаться по отлогому берегу. На той стороне развевались американские флаги...

Послышался частый топот копыт. Подскакал подполковник Журба. Обгоняя головной отряд, он скомандовал:

— Строй фронт, ма-а-арш!..

Рванулись вперед гнедые кони, выстраивая шеренги. Эскадрон выстроился вдоль реки в сотне шагов от воды. Легкая волна набегала на берег, шуршала по гальке, убегала обратно.

— Снять чехлы со знамен...

Упали защитные брезенты. Медленно развернулись тяжелые полотнища: Почетное Революционное Красное Знамя от ЦИК РСФСР — за взятие крепости Гиссар в двадцать первом году, Красное Знамя от ЦИК Бухарской советской республики — за разгром банд Энвер-паши в двадцать втором, Гвардейское Знамя — за форсирование Десны в сорок третьем!..

Журба взволнованным голосом громко проговорил:

— Поздравляю вас, герои-победители, с завершением славного похода через всю нашу страну, через Польшу, через Германию до того рубежа, который назначила нам наша великая Родина!.. [348]

Когда над водной гладью отгремело долго перекатывавшееся «ура!», Савва Петрович сбил кубанку еще больше набекрень, подкрутил усы, сверкнул глазом и, весело посматривая на своих боевых товарищей, произнес:

— Ну, а теперь, хлопцы, по старинному казачьему обычаю — напувать коней в Эльбе!.. Сле-еза-а-ай!..

Снова грянуло «ура!».

Кавалеристы спешились, ломая строй, отпускали подпруги, вводили лошадей в реку. Отфыркиваясь, роняя с губ серебряные капли, тянули кони прохладную воду Эльбы.

* * *

Ясный майский день.

На цветущих берегах Эльбы выстроились дивизии 2-го гвардейского кавалерийского Померанского Краснознаменного и ордена Суворова корпуса. На легком ветру колышатся боевые Знамена, развеваются эскадронные и батарейные значки. Вытянулись в ряд пулеметные тачанки, остановившие свой стремительный бег на запад. Стоят зачехленные орудия и минометы отгремевших батарей, «катюши», наводившие панический ужас на гитлеровцев. Неподвижно застыли танки.

На выгоревших, пропыленных гимнастерках сверкают боевые ордена и медали, гвардейские знаки, ленточки нашивок за ранения — почетные отличия фронтовиков.

Командир корпуса Герой Советского Союза генерал-лейтенант Владимир Викторович Крюков мчался вдоль строя, поздравляя солдат, офицеров и генералов с праздником Победы над фашистской Германией.

Солдаты и сержанты, офицеры и генералы вспоминали в эти минуты весь пройденный боевой путь корпуса...

1390 дней и ночей находились конногвардейцы на фронтах Великой Отечественной войны.

В боях за свободу и независимость Родины 2-й гвардейский кавалерийский корпус прошел более 10 тысяч километров. От опаленных войной лесов Смоленщины вился тяжелый, но славный путь первенцев советской конной гвардии. Он шел через заснеженные поля Подмосковья, через Вяземские, Курские, Орловские, Брянские леса, через земли многострадальной Белоруссии. Он [350] пролегал через Польшу, Померанию, Бранденбург и победоносно закончился в долине реки Эльбы!

Десятки тысяч гитлеровских солдат, офицеров и генералов нашли на этом пути смерть от метких пуль и снарядов, от острых шашек конников. Огромные трофеи, тысячи пленных были захвачены на этом пути.

Много храбрых, беззаветно преданных своему Отечеству, своему народу, великой Коммунистической партии воинов пало на этом славном пути.

Высокими наградами отметила Родина боевой путь корпуса. Ордена Красного Знамени и Суворова горят на Гвардейском Знамени. Ордена украсили боевые Знамена гвардейских дивизий, кавалерийских, артиллерийских, танковых, минометных, зенитных полков, составляющих этот славный боевой коллектив. Тридцать четыре Героя Советского Союза дал корпус, более двадцати тысяч солдат и офицеров награждено орденами и медалями.

Десять раз отмечалось славное имя конногвардейцев в приказах Верховного Главнокомандования, а 18 сентября 1943 года 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу был посвящен специальный приказ.

Конногвардейцы приняли посильное участие в сражениях Великой Отечественной войны. Они завоевали право с гордостью носить на груди медаль, учрежденную в память великой победы над гитлеровской Германией, на которой начертаны слова:

«Наше дело правое, мы победили».

Примечания

{1} Проникновение на Восток (нем.).

{2} Группенфюрер — генерал-лейтенант войск СС.

{3} Кожаные ремни.

{4} Огонь! (нем.).

{5} Очень хорошо (нем.).

{6} Довольно! (нем.).

{7} Назад! (нем.).

{8} Немецкий разведывательный самолет «Фокке-Вульф».

{9} Порода среднеазиатской верховой лошади.

{10} ПРГ — пешая разведывательная группа.

{11} «Правда», 27 ноября 1941 г.

{12} Порода среднеазиатской верховой лошади.

{13} Руки вверх! (нем.).

{14} Бывший генерал Советской Армии Власов А. А. за измену Родине был приговорен к смертной казни и повешен.

{15} Дзот — дерево-земляная огневая точка.

{16} Генерал-майор П. Т. Курсаков за мужество и высокое воинское мастерство в войне с белофиннами в 1940 году и в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. был награжден двумя орденами Ленина, пятью орденами Красного Знамени, орденами Суворова 1-й и 2-й степени и шестью медалями. Под его командованием 20-я кавалерийская дивизия получила звание гвардейской и награждена орденами Суворова и Кутузова. В 1947 году Курсаков был уволен в отставку по состоянию здоровья. Работал председателем Ставропольского областного совета ДОСАФ. 16 января 1952 года скончался после тяжелой болезни.

{17} КП — командный пункт части (соединения).

{18} Хорошо? (казахск.)

{19} «Правда», 19 сентября 1943 г.

{20} «Правда», 19 сентября 1943 г.

{21} ИПТАП — истребительно-противотанковый артиллерийский полк.

{22} Мерген — отличный стрелок (тадж.).

{23} «Фольксштурм» — так называемое народное ополчение, последнее формирование гитлеровской армии.

{24} Русские, мы сдаемся! (нем.).

Реклама на сайте