«Передовой отряд смерти. Фронтовой дневник разведчика вермахта, 1942-1945»

Вилли Кубек Передовой отряд смерти. Фронтовой дневник разведчика Вермахта 1942–1945

22 июня 1942 г

Сегодня вот уже год, как началась война с Россией. Как все-таки летит время! Кто знает, каким станет для нас этот предстоящий второй год войны?

Прибыл наш главный техник Кайцик. Вместе с ним завезли и гороховую муку. После этого выезжаем на местность в районе Красной Колонии, отрабатываем приемы работы с рацией, все идет как по маслу. Вообще, исключительно приятно управлять новой техникой, даже сиденье в нашей новой бронемашине куда удобнее, чем в прежней, — сидишь себе как в кресле. Ни пыль, ни дождь в ней не страшны.

Около 6 часов мы в Таганроге. Через весь город едем на завод, перед нами распахиваются ворота. Здесь уже находится машина Штюбнера и еще две из нашей роты.

Въезжаем в цех, предстоит кое-что приварить. В цеху довольно много русских рабочих. Здесь изготавливают запчасти для техники нашей дивизии и проводят всякого рода работы — сварку, постановку бронеплит и так далее.

В цеху валяются корпуса от огромных авиабомб и снарядов. Сварочные работы затягиваются, поэтому решаем подкрепиться сухим пайком (мясной тушенкой и сливочным маслом). Потом я решил пройтись по заводу, а после этого уселся в бронемашину черкнуть пару строк в дневник.

К обеду все сварочные работы, наконец, завершены, и мы гордо шествуем через весь город к солдатской гостинице для отпускников. Там и ставим машины.

Мальчишка надраил мне сапоги, и мы все вместе направляемся в столовую. Там съедаем за 20 пфеннигов супа из пшенки.

После этого отпрашиваюсь к парикмахеру подстричься. На рынке загоняю на 20 рейхсмарок сигарет — по 30 пфеннигов за штуку.

В 15 часов иду в кино, там мы все и встречаемся, не сговариваясь.

У буфета, где продают пирожные, форменная давка — пирожные стоят 1 рейхсмарку, уминаю целых 5 штук. Фильм называется «Образцовый супруг».

После фильма ненадолго подходим к нашим машинам, закусываем на броне, а после мелкими группами идем прогуляться по Таганрогу.

В городе уже не так много военных — «Лейбштандарт «Адольф Гитлер» отбыл, что касается девушек, наверняка процентов сорок их уже отправлены в Германию.

Решаю сходить к морю подышать свежим вечерним воздухом. К 21 часу возвращаюсь в гостиницу, отпускников отправили назад в части, поэтому там пусто. Беру в машине два одеяла, и мы еще с тремя товарищами ночуем в комнате 7.

Если верить листовкам, на сегодня русские запланировали массированный авианалет на Таганрог и артобстрел города. Что же, поглядим!

13 июля 1942 г

Подъем в 5 утра, сразу же бежим к речке умываться и выкупаться, потом без спешки выпиваем кофе.

В 6.20 построение взвода легких бронемашин в саду рядом с местной комендатурой 16-й дивизии, расквартированной здесь до декабря 1941 года.

Из дивизии здесь остались в комендатуре 2 человека, занимающиеся дополнительными поставками молока, сливочного масла и остального для своих частей.

После построения мы обустраиваемся на новом месте. Сначала раздобываем стол, на котором я расставляю фляжки, посуду, раскладываю ложки. Над столом натягиваю брезент, чтобы не изжариться заживо на солнце.

Земля здесь непривычно мягкая, солнце палит, мы жутко потеем.

На обед шоколадная лапша. После еды на часок отправляюсь к реке. В 13.20 построение. Во второй половине дня сооружаю уборную, жара такая, что еле выдерживаю.

Потом решил выстругать из дерева вешалку для своего нового серого костюма. Сразу же по окончании работы бежим к речке купаться. После купания ни с чем не сравнимое чувство бодрости.

За ужином наедаемся досыта, потом я сажусь кое-что записать в свой дневник. Вечер проходит очень спокойно. На полчаса к нам заезжает командир роты.

Вообще здесь куда живописнее, чем в Пономареве, где мы простояли всю зиму. Ну почему бы нам не проехать еще 100 километров и не перезимовать здесь? Впрочем, этого нам уже не узнать.

В этом селе собрался весь наш батальон и еще противотанковое подразделение.

14 июля 1942 г

Подъем в 5 утра, сразу же иду к реке выкупаться, благо до воды всего-то 150 метров.

С 6.30 до 9.30 чистка оружия. Я основательно драю свой пулеметик и пушку. Какой-то русский из местных сметает пыль с наших тяжелых бронемашин.

Во второй половине дня демонтируем рации, потом очищаем их от пыли, причем тоже в здании бывшей школы.

Надо сказать, школа здесь куда приличнее, больше. Полы выложены плиткой. Здесь множество различных помещений, канцелярия, оружейка, каптерка. Здесь же расположились и ремонтники.

В коридорах школы примерно сидят 40 русских женщин и прядут.

Меня назначили в охранение, начиная с сегодняшнего дня мы стоим в карауле и в расположении батальона.

Унтер-офицер Ваак приносит почту, полевая почта найдет нас повсюду, за что ей низкий поклон. Я быстро сбегал выкупаться, потом надеваю форму и иду к школе.

Тут же построение на ужин, жареная говядина, тушенка, сигареты и леденцы. И еще молоко — по пол-литра на брата.

После еды готовлю пудинг. Сахар жертвует унтер-офицер Ваак. Все оказывается непросто — у русских нет дров, нет подходящей кастрюли, да и нормальной плиты. Но я все же ухитряюсь приготовить десерт.

В 20 часов заступаю на пост, очень душный вечер. Рота горланит песни, громкая музыка доносится и оттуда, где обосновались истребители танков.

15 июля 1942 г

С утра небо затянуто облаками, туман, но я все же отправляюсь к воде и купаюсь.

Прибыло довольно много почты. Вся вторая половина дня проходит за написанием писем и дневника. И еще на посту ПВО.

Как-то незаметно мы здесь приживаемся. Интересно, сколько еще нас продержат здесь?

16 июля 1942 г

Подъем в 5 утра, как обычно.

Оказывается, отныне купание в реке только под надзором офицера, но я это распоряжение игнорирую.

После построения возле школы проверка радиопереговорных устройств. Все проходит быстро, и потом мы снова устанавливаем их на наши бронемашины.

На обед белая фасоль, после еды сразу же на речку. На сей раз под надзором лейтенанта Венте.

После купания все читают. После 13 часов кто-то приходит и как бы невзначай бросает: мол, к 15 часам все должно быть готово к маршу.

Никто и бровью не повел, просто лежим и читаем дальше.

Унтер-офицер Ваак решил все же проверить, так ли это. Оказывается, да, все верно. Приступаем к подготовке, укладываем барахлишко и все, что требуется. Лишнее в обоз, как обычно. Завершив эти приготовления, снова идем на реку.

Предписано соблюдать осторожность и перед купанием хорошенько изучить дно. Поскольку я плаваю так себе, меня натаскивает унтер-офицер Ваак, старший нашей разведгруппы. Дурачимся как можем. Пробыв на речке около часа, уходим на ужин.

К 19 часам выводим технику на дорогу.

В 23.15 выступаем. Пока что ложусь вздремнуть прямо рядом с нашей бронемашиной.

В 23.15 меня растолкали — рассаживаться по машинам.

В машине паримся целый час перед тем, как дана команда к отъезду.

Куда нас несет? То ли в тыл, то ли поближе к фронту, этого нам знать не дано.

Лично мне представляется, что нам светит только одно — бои. И я в этом смысле в меньшинстве.

95 % наших считают, что речь идет о переброске — в Германию, во Францию, в Турцию.

Около полуночи снимаемся с места. Наш водитель унтер-офицер Вестфельд сидит на броне, я — в башне обслуживаю рацию.

Снова веселая поездка — с музыкой, шутками, песнями.

Отмахав километров 100, останавливаемся в какой-то деревне. Сразу же приступаем к маскировке и выкладываем из камня защитные стенки для техники.

После я решил сходить набрать вишен. Принес целое брезентовое ведро — несколько килограммов. Ветки гнутся чуть ли не до земли — столько вишен.

После этого сажусь черкнуть несколько строк в дневник, очень удобно писать на орудии.

Все утро наши бомбардировщики «Ю-88» шли на восток, к фронту, до которого отсюда километров 17.

После обеда решил сварить компот из вишен — на каждого пришлось чуть ли не по полному котелку, и еще осталось.

К сожалению, у нас только искусственный подслади-тель, сахара нет. Прибыла и наша полевая кухня.

Сегодня вечером ужинали в палатке. Неудобно.

18 июля 1942 г

На 6 утра намечено начало марша, но отвалили мы только к полудню. Самое любопытное — куда нас гонят? Оказывается, в Старую Ласю. Мы ошеломлены.

Проселочные дороги и так раскисли, а тут как на грех снова льет. Наше переговорное устройство работает как часы. Мы, следуя в хвосте колонны, обеспечены бесперебойной связью с командиром, который возглавляет колонну.

В низине застряли легкие бронемашины унтер-офицера Ваака. Вааку удается их каким-то образом вытащить, мы вследствие этого отрываемся от основной колонны и прибываем в Старую Ласю только к 20 часам.

Располагаемся рядом с местной комендатурой, спать ложимся в здании бывшей школы. В общем, отмахали мы довольно много, но, выходит, просто так, только бензин зря потратили. Судя по всему, обстановка на фронте изменилась, поэтому нас и решили вернуть на старое место.

19 июля 1942 г

Подъем сегодня в 7 утра. Демонтирую пулемет, потом быстренько сколачиваю столик из досок и приступаю к чистке оружия.

На завтрак пол-литра молока на брата.

Все машины выезжают к речке на помывку, я пока что чищу пулемет.

После обеда ложусь прямо на стол поспать, сплю до 16 часов, пока наша техника не возвратилась.

Снова устанавливав вооружение, получаю для нашего экипажа довольствие. После этого еще раз решаю сбегать на любимую речку искупаться. Кто только мог подумать, что мы сюда вернемся?

В 20 часов слушаем последние известия, потом отправляемся в школьное здание спать. Утром снова предстоит долгая дорога.

Явно что-то затевается. Вот уже 3 дня мы видим исключительно нашу авиацию — иногда 7, иногда 13 самолетов. В небе непрерывный гул двигателей.

20 июля 1942 г

Подъем уже в 3 часа, но выезжаем, как обычно, часов около 6. Цель — Кирсановка, но вскоре выясняется, что Красная Колония, а в полдень мы, выпучив глаза от удивления, убеждаемся, что прибыли в Пономарево, то есть туда, где наша рота зимовала.

Либо это маневр с целью ввести в заблуждение русских, либо наш генштаб решил изменить первоначальный план, согласно которому нам отводятся совершенно другие задачи. Естественно, что нам, «простым воякам», не дано знать, как на самом деле обстоят дела.

Ну кто из нас мог подумать 11 июля, когда мы выезжали отсюда, что нас снова вернут сюда, в Пономарево?

В здании школы снова поселились русские из местных.

В небе постоянный гул двигателей — передвигаются наши бомбардировщики. В общем, что-то затевается.

После обеда бойцы нашей роты идут в наш бассейн, стоивший в свое время немалых трудов. Мы никак не думали, что снова удастся окунуться в него.

Около 17 часов прибывает целая гора почты. Наша вездесущая полевая почта. Наверное, нет такого места, где бы она нас не разыскала.

Из школы выносим столы и скамьи, и наша «разведгруппа Ваака» в полном составе ужинает на свежем воздухе.

21 июля 1942 г

Вот и пришел день, которого все столько ждали, — «дорога на Ростов», старики помнят, что это означает.

В 5 утра подъем. А еще раньше, по словам нашего постового, в сторону противника направились не меньше сотни наших пикирующих. И сейчас гул в небе не смолкает. В 8 часов утра построение, оберлейтенант Айк раздает карты, потом приобретаем кое-что за деньги. Наша разведгруппа получает: по бутылке вина и шампанского на брата, далее по 80 сигарет, и еще табак, бритвенные лезвия и почтовую бумагу.

Около половины девятого выезжаем из Пономарева и направляемся в Красную Колонию, на сей раз уж точно сюда не вернемся. Наш батальон в составе нашей 13-й танковой дивизии следует на малой скорости в Троцкое. За нами тянется длиннющий хвост пыли. Каждые две минуты остановка, мы к этому уже успели привыкнуть. У нас над головой непрерывный гул — летят наши бомбардировщики, иногда группами по 15–20 машин. Время от времени мелькают и маневренные «Ме-109».

Наконец, уже около полудня, прибываем в Троцкое. Располагаемся в саду, кухня кормит нас супом с лапшой.

Примерно в 14 часов отправляемся дальше. Уже сегодня утром линия обороны противника была прорвана, причем без особых усилий с нашей стороны.

Русские в спешке отступают.

Нам довольно долго приходится догонять части нашей 13-й дивизии.

На дороге скопилось множество техники, машины следуют впритык друг к другу, но в небе ни единого русского самолета. Медленно, крайне медленно продвигаемся мы вперед.

Минуя линию обороны, наблюдаем страшную картину. Все дома превращены в груду развалин, нейтральная полоса изрыта воронками и траншеями. Слева лежит наш сбитый «Ме-109».

Жара невыносимая, пылища такая, что не продохнуть. Колонны нашей 13-й танковой дивизии успели оторваться довольно далеко. Впереди нашего разведвзвода следуют 2 разведгруппы.

Наша бронемашина раскалилась на солнце — сказывается слишком медленная езда. Часто приходится останавливаться, чтобы дать двигателю остыть.

Вместе с нами на марше и дивизия СС «Викинг», чуть левее следует 125-я пехотная дивизия.

Одна за одной тянутся гужевые колонны. Наши бомбардировщики внушают нам чувство уверенности. Ведь на прошлогоднем марше на Ростов-на-Дону они и не показывались. До самого горизонта над местностью нависает темная пелена пыли. Где-то впереди трещат одиночные выстрелы.

Темнеет, около 20 часов нагоняем нашу остановившуюся колонну.

Лейтенант Фислер жестом показывает нам на толпу наших бойцов. Получаем ливерную колбасу и сладости.

Поев, ложимся спать тут же, рядом с нашей бронемашиной.

Что-то преподнесет нам следующий денек?

22 июля 1942 г

Постовой будит моего водителя и водителя заднего хода еще в 3 часа утра. Оба готовят бронемашину к поездке.

Я поднимаюсь в 5 утра, приношу кофе, наскоро вытираю пыль с вооружения, потом мы завтракаем.

Ждем приказа следовать дальше. Тем временем раздают почту, и я сажусь черкнуть несколько строчек домой. В конце концов, уже в 9.45 снимаемся с места. Сегодня тоже пыльно, но не так, как вчера.

Сотни единиц техники нашей 13-й дивизии следуют вплотную друг к другу, временами по дороге в одном и том же направлении следует до 3 колонн техники. Несколько сотен метров тащимся, потом стоим, потом снова трогаемся и, чуть проехав, опять стоим. Над нами гудят наши бомбардировщики.

Вокруг ни единого села, только поросшие высокой травой поля, усеянные невысокими холмиками.

Проехав всего ничего, останавливаемся. Причем надолго. Неописуемое зрелище: впереди видим длинный противотанковый ров, где сосредоточился противник. Перед ним в балке затаились несколько наших бронемашин в полной боевой готовности.

Волнами пролетают наши пикирующие бомбардировщики, видно, как они атакуют позиции русских. Эти пилоты — ребята бесстрашные: спикируют, скинут бомбочку, и снова вверх, потом все повторяется, пока боезапас не исчерпается.

Наши машины трогаются с места и направляются к позициям врага. Часть техники следует прямо через противотанковый ров, остальные — вдоль позиций противника. Наша артиллерия и танки ведут по неприятелю ураганный огонь, русские не отвечают.

И снова раздается уже знакомый характерный гул — на подлете два десятка пикирующих. И тут же на позиции русских обрушиваются бомбы — каждая машина «Ю-87» сбрасывает по 8 бомб. Зрелище захватывающее — то тут, то там в небо вздымаются черные грибы разрывов, до десятка одновременно, буквально сметая невысокие степные холмики.

Жутко становится при мысли, каково оказаться под градом этих бомб.

А между тем пикирующие все прибывают и прибывают, в воздухе стоит неумолчный гул двигателей. На стрелках часов 12.00. Следующие впереди нас колонны переваливают через противотанковый ров. Внезапно единственное орудие русских выпускает по нам с десяток снарядов. Останавливаемся и выжидаем.

Тут подоспела наша полевая кухня, получаем кофе и по полному котелку сладкой рисовой каши. Вкуснятина!

Если бы только не эта проклятая жарища!

Все колонны впереди нас, в том числе и дивизия СС «Викинг», трогаются с места и следуют дальше. Наконец, доходит очередь и до нас. Но едва мы одолели 5 километров, как двигатель нашей бронемашины снова перегрелся — не хочет тянуть, и точка! Сворачиваем налево и останавливаемся. Хайн снимает топливный насос. Мимо нас движутся 3 колонны и еще войска на гужевом транспорте.

С понурым видом навстречу тянутся колонны русских пленных, как правило, группами в два десятка человек, на них никто не обращает внимания.

К 18 часам мы снова трогаемся с места, теперь приходится все время обгонять другие колонны.

Проехав 1 километр, добираемся до противотанкового рва и переезжаем его.

Вся дорога на этом участке в воронках от авиабомб и снарядов. К 20 часам нагоняем наше противотанковое подразделение, а потом и обгоняем его.

В конце концов мы оказываемся со своей ротой, расположившейся на окраине села прямо в поле. Тут же ужинаем, кормят рыбой, выдают и сливочное масло. Спим на земле прямо у нашей бронемашины.

23 июля 1942 г

Постовой охранения поднимает нас в 5 часов утра. И снова над нами летят бомбардировщики. Около 8 отправляемся в дорогу, приходится преодолевать глубокий противотанковый ров. Останавливаемся у ростовского аэродрома.

Нашему взору представляется любопытная картина — на Ростов-на-Дону один за одним летят наши бомбардировщики, иногда штурмовики или истребители.

Судя по всему, большая часть русских самолетов уничтожена в результате массированных атак наших люфтваффе, во всяком случае, их нет и в помине.

Однако русские зенитчики ведут ожесточенный огонь. И наша артиллерия беспрерывно палит по городу. Мимо проходят автоколонны, направляясь прямо в город.

Сегодня снова пришлось сооружать противоосколоч-ные щели, но русская артиллерия помалкивает. Мы едим, потом умываемся, приходится при этом экономить воду, и тут снова команда: «Разведгруппе унтер-офицера Ваака подготовиться к маршу!»

Нам приказано выехать в подвижный дозор.

Приходится проехать чуть назад, потом свернуть вправо. Примерно через 5 километров встречаем бойцов дивизии СС «Викинг». Чуть правее наступает 73-я пехотная дивизия.

Мы едем напрямик через поле примерно 8 километров, с небольшой возвышенности обозреваем село, где отчетливо видны отступающие русские. Проезжаем еще кусок и с возвышенности наблюдаем за атакой наших танкистов.

Всего мы передали в штаб батальона 9 донесений о результатах наблюдения.

После этого проезжаем еще несколько километров. Двигатель нашей машины снова перегревается — старая история! — и мы вынуждены остановиться. Унтер-офицеру Вааку, старшему нашей разведгруппы, приходится в одиночку ехать дальше на командирской бронемашине.

Уже около 12 часов мы встречаемся с ним на широком, ровном шоссе, ведущем в Ростов-на-Дону. Проезжаем немного вперед, потом сворачиваем на засеянное овсом поле и по радио — запрашиваем дальнейшие инструкции.

Мимо непрерывно движутся машины и техника частей ваффен-СС. По шоссе следует большая колонна 73-й пехотной дивизии. Со всех сторон ведет огонь наша артиллерия. В воздухе гудят самолеты — бомбардировщики, в том числе, и пикирующие, в одной группе я насчитал до 20 машин, далее истребители и штурмовики. Русское орудие выпускает по колонне ваффен-СС с десяток снарядов.

Мы же пока выжидаем, поэтому, чтобы не было скучно, перелистываем книги и газеты.

Около 20 часов получаем приказ возвращаться. Едем назад прежним путем, приходится останавливаться и охлаждать перегревшийся двигатель.

Когда мы выезжаем на ведущее в Ростов-на-Дону шоссе, уже начинает темнеть. Нашей роты на прежнем месте не обнаруживаем, по радио выясняем, что она уже на новом месте, а именно на ростовском аэродроме.

Целый час ищем роту, рыская в темноте по дорогам, и в конце концов находим ее. Страшно проголодались.

Нас кормят перловым супом, консервированной колбасой, сливочным маслом и выдают несколько штук сигарет. В 22 часа ложимся спать.

24 июля 1942 г

И снова подъем в 5 утра. Оксенфарт раздобывает для нас ведро воды — хоть можно умыться по-человечески.

Узнаем, что наш оберлейтенант Айк как выехал вчера вечером в Ростов-на-Дону на 4-й бронемашине, так до сих пор и не вернулся.

Солнце основательно припекает, поэтому облачаюсь в спортивные штаны и тщательно чищу оружие.

К нам присоединяются словаки.

Аэродром выглядит дико. Едва я забрался в какую-то наполненную водой огромную бочку освежиться, как скомандовали: «Приготовиться к маршу!»

Второпях одеваюсь, и мы пускаемся в путь. Проезжаем немного по главному шоссе, потом уже на въезде в город сворачиваем вправо, делаем солидный крюк и останавливаемся в каком-то пригороде Ростова-на-Дону, лежащем прямо на берегу Дона.

Наша бронемашина снова забастовала, поэтому вынуждены остановиться и дать двигателю остыть.

Ребята из ваффен-СС, прибывшие чуть раньше нас, уже отправились раздобывать съестное.

Один из них возвращается с ведром абрикосов. Мы с Бюссом тоже решаем набрать фруктов и, увидев согнувшиеся под тяжестью плодов ветви, лишаемся дара речи. Абрикосы висят просто гроздьями, как виноград. Набираем несколько килограммов абрикосов и, наверное, с килограмм помидоров.

После этого продолжаем путь. Впереди баррикада из бетонных блоков и узенький проезд. Рядом бетонный дзот с 15 амбразурами.

Проехав с полкилометра, встречаем нашу роту, расположившуюся в огромном саду. Уже полдень, иду забрать обед — сладкую шоколадную лапшу.

Ниже несет воды Дон. Ширина реки в этом месте достигает 300 метров. Мы расположились как раз у самого узкого места реки — здесь ширина ее не более 150 метров. Действует паромная переправа.

Узнаем, что наш оберлейтенант Айк отправился вчера на 4-й бронемашине через весь город захватить мост, но мост оказался взорван. Паромную переправу удалось спасти и еще между делом здорово всыпать отступавшим русским.

У реки одиноко застыл «Т-34». В Ростове-на-Дону повсюду бушуют пожары. Наша артиллерия ведет непрерывный обстрел города, — в особенности достается расположенному на другом берегу Дона Батайску, где засели русские.

В самом Ростове-на-Дону оборона состоит в основном из ополченцев.

Почти все улицы города перегорожены бетонными дотами, стреляют отовсюду. Русские намеренно пропускают нашу технику, чтобы потом беспрепятственно обстреливать следующих за ней наших пехотинцев.

Наши танки сумели прорваться лишь на отдельных главных магистралях города.

Венте притаскивает на буксире изрешеченную пулями легковушку, в которой ехал наш военный корреспондент. Из ехавших в машине никто, к счастью, не пострадал.

Поев, умываюсь, потом мы на тросе подтягиваем вверх по очень крутому склону (50 %) нашу легкую бронемашину. В роли тягача выступила наша полевая кухня. Правда, пришлось надежности ради воспользоваться не одним тросом, а добрым десятком.

После этого нам приказано доставить боеприпасы к парому. Приказ исходит из штаба батальона.

Над нами десятками проносятся пикирующие и обычные бомбардировщики. Рев такой, что хоть уши затыкай.

А четыре штурмовика вообще решили пройти на бреющем.

Выданное сегодня довольствие: галеты, полбанки тушенки, жиры, сигареты.

Приносим из дощатой хибары, в которую попал снаряд, уцелевшие стол и несколько стульев.

С 20 до 23 часов стою в боевом охранении. Теперь, когда стемнело, пожары в городе выглядят еще более зловеще. Со стороны города доносится непрерывная стрельба.

К переправе направляются части 73-й пехотной дивизии, от гула двигателей уже голова не варит. Безмерно рад, когда приходит смена. Я сразу же ложусь спать и сплю, пока дождь не разбудил меня. Я быстро прячусь от него в остатках деревянной хибары, а когда дождь перестал, снова ложусь спать на землю.

Внизу, на берегу Дона, совсем неподалеку, завязывается ожесточенная перестрелка. Но я так хочу спать, что уже не обращаю внимания даже на это.

25 июля 1942 г

В 5 утра меня поднимает постовой, но встаю я только в 6 часов, умываюсь, после этого завтракаем.

Я первым узнаю о гибели лейтенанта Шендельдиля. Довольно многочисленная группа отступающих русских сегодня ночью сумела прорваться через Дон и атаковала наше пока еще слабое предмостное укрепление. Впрочем, большую часть солдат противника перестреляли чуть ли не в упор.

Сегодня с утра снова переполох. Артиллерия гремит беспрерывно. В небе гудят бомбардировщики, все они утюжат Батайск. В городе стало заметно тише.

Мой водитель вместе с ремонтниками корячится с двигателем, я чищу пулемет и орудие.

Семеро человек из нас отправляются на откос, где у самого Дона предстоит вырыть могилу для лейтенанта Шендельдиля и ефрейтора Лангханса.

К полудню возвращаемся, я заранее раздобыл ведро картошки, и теперь ее срочно надо помыть. Местные женщины из близлежащих домов чистят картошку, а я тем временем приношу из полевой кухни картофельный суп. После жарю картошку, благо сливочного масла у нас сколько угодно — Вайне где-то сумел раздобыть. Картошка готова, я сходил нарвать целый котелок вишен для полевой кухни — повара обязали всех принести им по котелку ягод.

Затем я нарвал и отварил целую кастрюлю абрикосов, жаль только, что без сахара.

Между тем возвращается наша отремонтированная бронемашина. Быстро устанавливаю пулемет и заодно прочищаю орудийный ствол. За это время вскипает вода — я решил умыться по-настоящему, горячей водой, потому как несусветно грязный. Некуда деться от пыли, поднимаемой проезжающим мимо транспортом.

Умывшись, иду к Варзлику подстричься, больше зарастать уже нельзя. Так и проходит первая половина дня. Тут мне сообщают, что мне и еще восьмерым нашим бойцам предстоит к 17.45 прибыть на похороны лейтенанта Шендельдиля и ефрейтора Лангханса. Таков приказ лейтенанта Ревершона фон Боха. Ужин, таким образом, накрывается медным тазом, мне предстоит одеться по форме и до блеска надраить сапоги и ремень.

В конце концов, мы ждем до 19 часов, то есть до прибытия лейтенанта Барца, адъютанта и начальника нашей финчасти. Спускаемся к могиле при касках. Оберлейтенант Мильке произносит надгробную речь, потом мы забрасываем могилы землей. Около 20 часов возвращаемся.

Группу из нашей роты отправили за боеприпасами для батальона. Только сейчас выдается возможность отужинать, едим суп с манкой и вишнями, пьем вишневку собственного производства (нашего повара Хоппе).

Радисты из части ваффен-СС транслируют для нас веселую музыку. Разудалые мелодии плохо вяжутся с тем, что нам предстоит.

Около 21 часа ложусь спать.

Однако ночью поднимают всю нашу похоронную команду — перетаскивать раненых. Пожары в Ростове-на-Дону продолжаются, но вот стрельба поутихла.

26 июля 1942 г

Сегодня воскресенье. И, как я и предполагал, где-то около часу является Бартельс забрать двоих человек — меня и Герарди. Спускаемся к парому. Заметно похолодало. Еще темно, над Ростовом-на-Дону по-прежнему полыхает зарево. Лишь изредка доносятся сухие винтовочные выстрелы.

Рассчитанный на 8 т паром перевозит на противоположный берег грузовики дивизии «Визель». Вместе с нами еще 8 человек русских и двое носилок. Мы ждем, ждем, уже светает, а мы ждем. На часах 3.15, а раненых все нет. Герарди приводит двоих бойцов сменить нас, и примерно в 3.55 я возвращаюсь, встречаю Браунвеля, он рассказывает, как таскал на позиции боеприпасы, а оттуда пришлось километров, наверное, восемь тащить раненых на перевязочный пункт. Я решил не ложиться, а сесть за написание дневника.

Еще нет и 5 часов, как появляются первые пикирующие бомбардировщики, каждые полчаса группами по 16–20 машин они следуют курсом на Батайск. Оттуда доносятся звуки разрывов.

В 5 утра общий подъем, быстро завтракаем, после этого пишу несколько писем. Вместе с унтер-офицером Вестфельдом притаскиваем ведро картошки, поджариваю несколько сковородок картошки.

Абрикосы все съедены. Русские срывают их еще недозрелыми, те, что остаются после нас.

К полудню наш артогонь усиливается. На обед гороховый суп. Мы достали 4 штуки тарелки, в них еда кажется вкуснее.

Во второй половине дня приношу еще ведро картошки. Видя, что скоро мы выроем всю картошку, русские тоже начинают копать.

Ближе к вечеру готовлю обед. Каждый получает 3 штуки картофельных оладий и тарелку жареной картошки. Полевая кухня предлагает суп из манки с вишнями или абрикосами. А мы наелись как никогда.

Спим под открытым неДом.

И сегодняшний день выдался довольно спокойным.

Марш продолжим только после того, как наши бронемашины пробьются к Батайску.

27 июля 1942 г

Встаю около 6 утра. Ночью просыпался — русский бомбардировщик решил сбросить бомбочку примерно в 150 метрах от нас. Сегодня экипажу каждой машины предстоит сдать на полевую кухню по ведру картошки.

Мы с Бюссом отправляемся на поиски, но повсюду огороды пусты, картошка выкопана. Лишь изредка вытаскиваем из земли пару кустиков. Мы уже готовы вернуться ни с чем, но тут натыкаемся на невыкопанный участок, где набираем даже 2 ведра. Естественно, одно ведро оставляем себе.

Наедаюсь абрикосов, их уже почти не осталось — наши ребята неплохо поработали.

Навещаю друга Флизенберга, моего водителя периода первого наступления в России летом прошлого года, когда мы еще передвигались на легкой бронемашине. Тот сварил 6 банок варенья без сахара.

Около 10 часов мы с Бюссом приступаем к чистке картошки, очищенный картофель протираем на терке, добавляем муки и печем оладьи. Выходит по 5 штук на брата. Вкус отменный. Полевая кухня кормит нас вареной картошкой, гуляшом, абрикосами и вишневым компотом.

Едим из тарелок, как на гражданке. Да, я еще забыл упомянуть про салат из свежих огурцов.

Вот так мы и живем эти дни, без сомнения, приходилось и куда хуже.

В 14 часов построение. Рядовому Катеру за хорошую стрельбу присвоили звание ефрейтора.

После этого направляемся к Дону к захваченному у русских танку «Т-34». По нему производим испытательные выстрелы из нашей тяжелой 8-колесной бронемашины, используя различные типы боеприпасов.

2-см снаряд пробивает в броне углубление около 3 см и рикошетит. Особый заряд 2-см орудия, которых у нас, увы, в обрез, спокойно прошивает броню чуть повыше гусеницы. Из 6 выстрелов с дистанции в 100 и 200 метров 3 оказались эффективными.

После стрельб большая часть личного состава возвращается, остальные идут освежиться к роднику. Делаю несколько снимков Ростова-на-Дону, танка «Т-34» на пароме и к 17 часам тоже возвращаюсь.

Тем временем Бюсс нарезал картошки, я тут же ее поджариваю. Выходит тарелка с верхом на брата. Полученную в счет довольствия рыбу и сливочное масло оставляем на завтрашний день.

Все это решаем спрыснуть забродившим фруктовым соком, которого у нас 3 полных котелка, а старший разведгруппы Ваак выставляет бутылку водки.

Около 20 часов прибывает Оксенфарт. Ему нужны 8 человек добровольцев для акции против партизан, застреливших фельдфебеля метрах в 300 от нас.

Отправляется унтер-офицер Клюзенер и с ним еще 8 бойцов. Вскоре мы слышим выстрелы. Час спустя Клюзенер возвращается, оказывается, они опоздали — с партизанами разделались другие, при этом застрелены 2 политрука и 4 русских солдата.

Прошелся по местности, потом до 6 часов спал. После подъема выяснилось, что наш Унгер получил ранение.

Боевое охранение батальона нарвалось на группу партизан, завязался бой, трое наших ранены, перестрелка была нешуточной.

28 июля 1942 г

Стоит только солдату получить парочку дней передышки, как тут же начинают ходить разного рода слухи. Например, о том, что нас возвратят в Таганрог.

Но все оказывается по-иному. В 5 утра подъем, мы спокойно собираемся. К 7 утра все должно быть готово к выступлению. Нам предстоит следовать в направлении Кавказа. На дорожку отъедаюсь абрикосами, и в 9 утра снимаемся с места. Направление: на Ростов-на-Дону. Едва въезжаем в город, как нашу колонну снова и надолго задерживают. Прячемся от солнца в тени.

На обед капустный суп, мы его выплескиваем. После обеда располагаемся в большом парке.

Доставили почту, еще раз убеждаюсь, наша полевая почта отыщет тебя повсюду. И как только они умудряются? Ложимся в тени и спим.

На ужин ливерная колбаса и сливочное масло, допиваем оставшийся фруктовый сок.

После ужина приказ: «Разведгруппе унтер-офицера Ваака подготовиться к выступлению!» Предстоит ехать в подвижный дозор до штаба дивизии СС «Викинг». Выезжаем тем же маршрутом, по которому вела наступление наша 13-я дивизия. Жуткая картина. Сплошные развалины. Ни одного целого здания. От многоэтажных административных зданий остались лишь черные от копоти руины.

На каждом углу сооружены кирпичные бункеры с амбразурами. Их задачей было перекрыть улицы, но с теми, кто там засел, разделались быстро — артиллеристы всаживали снаряды прицельно в амбразуры.

Местных жителей нет и в помине. Город кажется вымершим.

У понтонного моста через Дон пришлось долго ждать — здесь одностороннее движение. Жаль, что темнеет, снимать при таком освещении невозможно.

Пристроившись к пехотному полку ваффен-СС, проезжаем через понтонный мост (около 50 лодок). Любопытное зрелище. На другом берегу еще дымятся пепелища хат.

Единственная дамба здесь, по которой можно передвигаться, — железнодорожная насыпь. По ней и едем до Батайска, это около 10 километров. По обе стороны сплошное болото, тут и там поблескивают озерца.

Девять мостов преодолели мы на пути, и все они в неповрежденном состоянии — русским они были нужны для отступления из Ростова-на-Дону, так что взрывать их они не стали.

Того, что мне довелось видеть в Батайске, не забыть до конца своих дней. Весь этот городок представлял собой сплошную груду руин. Повсюду воронки от бомб и снарядов. Ни одного человека. Леденящее душу зрелище разрушения.

Обогнав колонну ваффен-СС, стараемся вырваться вперед. Часть радиосообщений оставляем без ответа.

После того как мы миновали примерно 20 километров, из штаба батальона поступает приказ: «Возвратиться на восточную окраину Батайска!»

Разворачиваемся и едем обратно. Я, опершись на затвор орудия, прикорнул и проспал до самого Батайска.

Вскоре прибывает наш батальон, и мы следуем вместе с ним. Снова нашему взору открывается картина опустошения, на сей раз при свете луны.

Заливаем в баки 80 л бензина из запасных канистр, после этого держим путь в сторону Кавказа.

По пути мы с Вестфельдом дремлем, но большую часть я предпочитаю бодрствовать: играю на губной гармошке или пою — развлекаю таким образом водителя, чтобы ненароком не заснул. Наступает полночь.

29 июля 1942 г

Постепенно светает, а мы все едем и едем, время от времени останавливаясь. Села по пути встречаются редко. Изредка встречаются русские солдаты, понуро бредущие оттуда, куда мы направляемся.

Около 3 часов утра от командира нашей роты обер-лейтенанта Айка поступает приказ опять ехать в штаб дивизии ваффен-СС «Викинг». Сворачиваем вправо, дожидаемся Райхе (он перевозит горючее) и заправляемся. Потом мчимся назад.

Сначала все спокойно, следуем по дорогам, но и не только по ним, иногда приходится сворачивать на поле, минуем села. И все спокойно.

Оружие держим на изготовку, но на предохранителе. Я готов ко всему и время от времени поглядываю в прицел.

На возвышенности мы останавливаемся — командирская машина посылает нам предупреждение: «За расположенным за взгорьем селом возможно наличие стрелков противника». Снимаю оружие с предохранителя.

Мчимся к деревне. Через прицел вижу, как Илле (водитель первой бронемашины) разговаривает с каким-то русским, тот в страхе поднял руки вверх.

Появляется и второй русский, пытается наброситься на унтер-офицера Ваака, водителя первой машины, но Ваак тут же укладывает его из пистолета.

Едем дальше, и тут мой водитель орет, что, мол, справа в саду черт знает сколько русских. Я их не вижу — слишком узок обзор прицела. Второй водитель явно сдрейфил, спрашивает, а не повернуть ли нам назад. Да и мой водитель, унтер-офицер Вестфельд, тоже не из бесстрашных.

Сам не знаю почему, но я сохраняю хладнокровие. Прямо перед нами на дороге появляется русский с карабином наперевес, странно он себя ведет, вероятно, не распознает в нас противника.

Приказа открывать огонь мне никто не отдавал, в конце концов мы разведчики, и наша задача не палить без толку, а наблюдать и передавать в штаб сведения. А в батальоне разберутся, что к чему.

К тому же открыть огонь означало бы вызвать переполох в стане противника. Русские тут же начнут палить и по нам из противотанковых ружей, а нашей броне их пуль ни за что не выдержать.

Наш девиз: все видеть, оставаясь при этом незаметными. И не стрелять без крайней на то нужды.

А русские между тем повсюду, нет в селе такого сада, чтобы их там не было.

Поспешно покидаем село, хватит с нас, мы все, что нужно, увидели.

По обеим сторонам дороги в полях пшеницы позиции русских.

Русские смотрят на нас, выпучив глаза. Они явно не рассчитывали на наше появление здесь. Никто даже не шлепнулся на землю, видимо, просто принимают нас за своих.

Случайно в прицеле оказывается русский солдат, как раз справляющий отнюдь не малую нужду. Я огня не открываю, не имею на то права. Зато унтер-офицер Ваак возьми да выстрели из 2-см орудия по пулеметной позиции русских справа. У самого капота машины Ваака дорогу переходят двое русских с карабинами.

Их здесь полным-полно, но они только изумленно пялятся на нас.

Ваак отдает приказ: «Повернуть!» Мы бодро разворачиваемся и едем назад, трещат одиночные выстрелы.

Выехав на возвышенность, посылаем радиодонесение, потом двигаемся на северо-запад, в обход.

Проехав километров 15, встречаем 178-ю пехотную дивизию и останавливаемся. Пехотинцы заняли позиции. Постреливает русское пехотное орудие, мы отъезжаем чуть назад и съедаем по бутерброду. Затем, следуя поступившему из штаба батальона распоряжению, возвращаемся к себе.

В одном из сел по пути хватаем несколько человек русских, потом отпускаем их на все четыре стороны.

Еще 20 километров, и мы в родном батальоне, потом одолеваем последние 3 километра до расположения нашей роты.

Время — 11.00. Умываемся, заправляем бронемашину, после чего едим шоколадную лапшу.

По дороге, взметая пыль, движутся бронетранспортеры и грузовики. В 14 часов и мы снимаемся с места, следуя в хвосте 3-й роты. Нам предстоит проехать примерно 50 километров.

Передвигаемся медленно, часто приходится останавливаться. Постоянно натыкаемся на бредущих непонятно куда русских. Мне кажется, они вообще не соображают, что происходит.

За руль садится второй водитель, первый пока отдыхает. На подъезде к большому селу нас обстреливают, похоже, из противотанковых орудий. Тут наши артиллеристы решают не давать спуску русским и посылают с пару десятков снарядов по деревне. Обстрел сразу же прекращается.

Делая огромный крюк, используя балки, мы обходим село. Дорогу выбираем самостоятельно, приходится пробираться полями. Вместо Бюсса за руль садится В. Хайн, поскольку тот не справляется. Надо сказать, Хайн удачно нагоняет колонну, и вскоре мы все вместе.

И снова наша машина барахлит. На сей раз неполадки с педалью акселератора. Водитель устраняет неисправность, но час времени теряем.

Медленно спускаются сумерки. Несколько минут спустя мы нагоняем остальные наши бронемашины — они как раз остановились у полевой кухни и забирают кофе.

Сумерки сгущаются, мы проезжаем кусок дальше, добираемся до села, где уже находятся наш фельдфебель, Кайцик и вестовые. В этом селе горит сразу с десяток хат. Потом мы пытаемся отыскать командный пункт батальона. Плутаем почем зря. В конце концов, после примерно 10-километровой езды на ощупь, прибываем на КП батальона.

Все места для ночлега забиты битком, мы ужинаем. После ужина сажусь в машине дописать дневник — событий накопилось за целых два дня: вчерашний и сегодняшний.

30 июля 1942 г

Боже, я даже и выспаться толком не успел. Завтракаем, точнее говоря, завтрак проходит без меня — я занимаюсь подготовкой оружия.

Отъезжаем на четырех тяжелых бронемашинах. Унтер-офицеры Зимон и Кемпе вскоре куда-то отправляются по своим делам, и группу возглавляет наш унтер-офицер Ваак. Проехав несколько километров, останавливаемся в лесополосе. И, согласно предупреждению фон Ваака, прямо на меня движется русский грузовик. Гердинанд, стрелок Ваака со 100 метров открывает по русским огонь.

Так как мой водитель прошляпил, наша бронемашина успевает, как говорится, к шапочному разбору — трое русских уносят ноги, успели удрать чуть ли не на полкилометра. Мой пулемет часто заклинивает, но я все же даю вслед убегающим пару коротких очередей.

Едем дальше, встречающихся на пути русских, а их много, просто отправляем к себе в тыл, если попадаются офицеры — подвергаем краткому допросу.

Слева от нас наступает танковый полк. Танки ползут еле-еле, мы без труда обгоняем их и останавливаемся в 3 километрах у железнодорожной линии. Останавливаются и те бронемашины, которые вели обстрел убегающей от нас моторизованной колонны русских.

Едва проехав, наверное, с километр, видим, как у домика рядом с насыпью что-то вспыхивает, и рядом с нами разрываются 3 снаряда.

Резко берем вправо и видим, как все вокруг заволакивает черным дымом от разрывов снарядов трех русских реактивных установок.

Они ведут по нам беспорядочную стрельбу залпами по 15 снарядов. Мы в ответ выпускаем по противнику 10 выстрелов из 2-см орудия.

Мы успеваем уйти от русских, перемахнув через железнодорожную линию, и останавливаемся только у стогов соломы вдалеке. Русские продолжают палить вслед нам.

Мы видим, как по другой дороге русские тоже отступают.

У домика примерно в 800 метрах от нас останавливаются 4 русских грузовика с пехотинцами. Видно, как наши бронемашины угощают их огнем. Несколько человек русских в панике соскакивают на землю и тут же уносятся со всех ног прочь.

Проезжаем чуть вперед, минуем еще один стожок и видим еще одну отступающую колонну противника. Обо всем увиденном тут же докладываем по рации.

На бреющем над нами проносятся два русских биплана, вероятно, принимают нас за своих. Останавливаемся только, чтобы слегка перекусить, и вновь едем дальше.

Проезжаем мимо того самого участка ручья, возле которого наши машины героически преодолевали трясину. Затем быстро минуем длинное село. Жители сообщают нам о надежной дамбе, о чем мы немедленно предупреждаем по радио остальных.

А пока что стоим, охраняем эту дамбу и видим, как с десяток русских бипланов пытаются атаковать наши бронемашины. Между прочим, экипажи остальных машин обнаружили еще одну дамбу.

Унтер-офицер Ваак сбивает один биплан, самолет загорается и падает. Мы чуть дальше проезжаем по деревне. Ваак обстреливает автоколонну русских, я с дистанции 100 м укладываю скачущего верхом русского вестового.

Мы снова отправляем донесение, предупреждаем две наши легковушки о том, чтобы ненароком не заехали на позиции русских. Легковые машины следуют, не отрываясь от нас, до расположенной правее части деревни. За пределами села русские спешно отступают — колонны грузовиков, гужевой транспорт, конница, пехотинцы, короче говоря, в полном составе.

Мы с Гердинандом, усевшись на башню, наблюдаем эту картину, и тут же справа из-за склона показывается грузовик. Быстро к орудию, подпускаем грузовик поближе, за ним выползает еще один. Подпускаем их метров на 400, видно, что на машинах следуют пехотинцы.

Я уже выбрал себе цель — второй грузовик, а вот Гердинанд молчит, будто воды в рот набрал. Я все же подбиваю первый, машина останавливается. И тут открывает огонь и мой напарник — и тоже всаживает пару снарядов в первую машину. Второй грузовик, развернувшись, уходит. Ему вслед я и пускаю два оставшихся снаряда. Водитель быстро вставляет новую обойму, да не той стороной, и второй грузовик благополучно скрывается из виду.

Мы докладываем о случившемся по рации и едем дальше. По пути встречаем небольшой отряд русских, несколько человек, едущих на телегах вместе с какими-то женщинами из местных. Унтер-офицер Ваак быстро выясняет кто они и откуда и разоружает их.

Доезжаем до другого села, около хат столпились русские и с любопытством глазеют на нас. То ли принимают нас за своих, то ли вообще непонятно что у них на уме. Мы огня не открываем, но отправляем в штаб соответствующее донесение.

Ваак, сделав крюк, подъезжает с другой стороны задом, потом бросает дымовую шашку. Мы отъезжаем, и едва не нарываемся на 3 орудия противника.

Так как едем мы на последних каплях горючего, посчитали нужным сообщить об этом в штаб. И тут же по рации поступил приказ ехать на заправку на главную дорогу. Это было около 17 часов.

Проехав километров 10, выезжаем на главную дорогу, но до того места, где предстояло заправиться, так и не добираемся. Темнеет, мы у какого-то большого села, которое вначале приняли за Сальск.

Останавливаемся у одной из хат, умываемся, я чищу оружие. Илле приносит молока, мы сумели раздобыть и яиц, каждому достается по 3 штуки, есть у нас и хлеб. Из штаба батальона по радио Уступает распоряжение направляться к месту дислокации в 10 километрах от Сальска. Мы едем туда, темно, хоть глаз выколи.

Около 21 часа я засыпаю прямо в машине. Но тут унтер-офицер Ваак обстреливает из пулемета русских, на которых мы случайно наткнулись. А вот своих никак не можем отыскать. Возвращаемся в большое село, располагаемся там, а на часах между тем 23.30. Каждому из нас восьмерых предстоит час отстоять в боевом охранении. Мой расход боеприпасов за сегодня: тридцать 2-см снарядов, из них половина разрывных и бронебойных, 20 пулеметных патронов.

31 июля 1942 г

Поднимаемся в 6 часов, закусываем бутербродами, сливаем из русского грузовика литров 15 бензина.

Проехав 15 километров, видим бронемашины нашей роты, расположившиеся в лесополосе. Они тоже готовятся к маршу.

В разведгруппе унтер-офицера Шатца получаем 60 л бензина. Поев на дорожку хлеба с яблочным вареньем, догоняем колонну и вместе с ней следуем обратно. Пылища такая, что дышать нечем.

Вперед вырывается танковый полк 13-й танковой дивизии. Вскоре находим и свою роту, получаем на нашу разведгруппу 7 буханок хлеба, 2 банки консервированной колбасы, мед, сливочное масло и засахаренные фрукты.

Заливаем полные баки, и снова вперед. В каком-то небольшом городке останавливаемся и размещаемся в огромных, похожих на цеха помещениях. Три часа я потратил, чтобы как следует почистить оружие. После этого обед, скромный, правда, да мне уже и есть не хочется — так замотался.

После этого заставил себя постирать обмундирование и носки.

Затем усаживаюсь за дневник и еще пишу несколько писем домой. Рядом большой тракторный завод.

Возвращается и разведгруппа лейтенанта Грисхайма. Одну легкую бронемашину обстреляли русские, и машина сгорела дотла. Погиб ее водитель рядовой Элер, а Хуке получил легкое ранение.

Грисхайм на двух машинах вернулся туда, где их обстреляли, забрать тело Элера. Тот попал под пулю как раз, когда покидал горящую машину.

После ужина ложимся в огромном помещении спать. Я уже почти заснул, как услышал, что ищут добровольцев вырыть могилу для Элера. Проходит время, темнеет, мы спорим и спорим, где его похоронить, так и не приходим к единому мнению, и в конце концов могилу так и не вырыли.

1 августа 1942 г

Тело нашего погибшего товарища выставлено в одном из огромных помещений, всю ночь около него стоит почетный караул из четверых бойцов.

В 4 утра мы, четверо человек, поблизости от перевязочного пункта вырываем, наконец, могилу для нашего павшего товарища. Похороны проходят торжественно — тело провозят на бронемашине до могилы. Оберлейтенант Айк произносит надгробную речь.

Первую половину дня привожу в порядок машину. После обеда (сладкий фруктовый суп) Таузенд с Вендлером занимаются юстировкой моего оружия, после этого я заливаю куда следует масло и пополняю запас ветоши для чистки оружия.

Около 11.30 выезжаем в разведку, сначала все идет более-менее нормально, обгоняем колонны и вдоволь глотаем пыль. Проехав 20 километров, встречаем батальон Брузе, который ведет ожесточенный бой за деревней.

Унтер-офицер Ваак налаживает радиосвязь. Мы вместе с грузовиками останавливаемся на дороге.

Минут десять спустя русские снаряды ложатся уже поблизости от нас. Отъезжаем километра на 4 назад, затем огибаем населенный пункт слева.

Вскоре видим двух русских солдат, они то ли обрывают телефонную связь, то ли, наоборот, восстанавливают.

Едем дальше. Отправляем несколько донесений об отступающих русских. Едем прямиком через поле и видим, как наши пикирующие атакуют близлежащую деревню.

Останавливаемся, командирская бронемашина едет дальше сама по себе, сворачивает направо, и тут до нас доносится выстрел из русского противотанкового орудия. Ваак на полном ходу возвращается, слава богу, все обошлось.

Проехав немного вперед, докладываем об инциденте в штаб.

Наш танковый полк находится примерно в 2 километрах впереди, мы выпускаем две сигнальные ракеты.

Танкисты нас заметили — мы поняли это из их радиообмена.

Мы быстро направляемся к нашим бронемашинам, докладываем о вражеском противотанковом орудии и обо всем, что увидели. Наш генерал тоже находится в одной из бронемашин. Подъезжаем к лесополосе справа от танков и по радио представляем в штаб полный отчет об обстановке. Бронемашины выдвигаются вперед, вскоре до нас доносится шум боя.

Русские тоже открывают огонь из противотанкового орудия, и поскольку мы оказываемся в секторе обстрела — мы ведь идем вплотную за танками, один из вражеских противотанковых снарядов разрывается в полусотне метров от нас.

Пятимся назад и снова отправляем в штаб батальона донесения, запросив о местонахождении нашего батальона.

Опускаются сумерки. Мы узнали местонахождение нашей роты и отправляемся на ее розыски.

Черт бы побрал эти блуждания в потемках! Положив голову на затвор орудия, я чуть придремал. В конце концов, к 22 часам прибываем в нужное место.

Роту мы обнаруживаем только к 23 часам. Она и сама только что явилась. Заняв круговую оборону, валимся спать.

2 августа 1942 г

Сегодня воскресенье, но это никак не отражается на ходе боевых действий. Нас поднимают еще в 3 часа. Быстро съедаем бутерброды, и тут же следует команда сниматься с места.

Едем вместе с батальоном стрелков-мотоциклистов. Мы понятия не имеем ни о чем. Все понуро следуют за направляющим. Противник находится по обе стороны маршрута следования, нам остается лишь свободная узенькая полоска, по которой мы и продвигаемся. Бедняги обозные! Георге и Оксенфарта вчера не слабо обстреляли.

В общем, продвигаемся вперед, то есть плетемся со скоростью 5 км/ч, потом следует краткая или же продолжительная остановка на каком-нибудь засеянном подсолнухами или еще чем-нибудь поле.

Вот уже несколько дней проявляют активность русские истребители и бомбардировщики, но пока что никакого вреда нам от них не было.

Время от времени проваливаюсь в сон, подложив под голову свернутое одеяло. Однажды нас на ходу обстреливают русские из противотанковых орудий, минометов и пехотных орудий. Русские бьют нам прямо в левый фланг.

Как можем увертываемся от их огня, укрываясь в многочисленных балках.

Наши обозные стремятся выбраться в голову колонны — только там они в относительной безопасности, поближе к боевым подразделениям.

Повсюду, куда ни глянь, стоит множество грузовиков нашей 13-й танковой дивизии. Время от времени моросит дождь.

Приближаемся к большому селу. Тут и там множество сгоревших грузовиков и тел погибших русских.

За нами тянется необозримое облако пыли.

На нашей бронемашине следует и оператор «Вохеншау», который снимает на пленку происходящее.

Сразу у въезда в село стоит русский реактивный миномет — «катюша». Установка выведена из строя, направляющие искорежены взрывом. В деревне мы обнаруживаем еще 4 такие, крайне опасные для нас установки, к счастью, тоже выведенные из строя. С некоторых враг даже не успел снять реактивные снаряды. Нет, теперь вы для нас не опасны!

В селе горит несколько хат.

На обед суп с лапшой.

Мы медленно продвигаемся вперед, не обращая внимания на засевшего по обеим сторонам дороги противника.

Отыскиваем путь следования самостоятельно, предпочитая поля и луга. Русские, которые вообще не в курсе обстановки, с тупым безразличием понуро проходят мимо, направляясь в наши тылы.

Подкрепившись, мы некоторое время остаемся в балке — унтер-офицера Ваака срочно потребовал к себе командир.

Потом мы снова отправляемся в разведку, причем на тот же участок, что и вчера, там у одного из сел русские обстреляли 6 наших перевозивших горючее грузовиков и уничтожили 5 из них. Удалось уйти только одной машине — водителю Райхе. По-видимому, село в руках противника.

Проезжаем вдоль пути следования около 25 километров назад, затем сворачиваем налево и следуем вдоль лесополосы.

Уже через 2 километра замечаем на высоте окапывающихся русских — пехотинцев и верховых.

Разворот на 180 градусов, и к следующей лесополосе. Оттуда русских видно куда лучше, отмечаем наличие 3 артиллерийских орудий. Численность противника, судя по приблизительным подсчетам, около батальона. Тут же в штаб летит радиодонесение.

Если прикинуть, весь путь следования в опасности — с такого расстояния русским ничего не стоит атаковать наши колонны. Тем более окопавшись на высоте.

Нечему удивляться, если они уничтожили 5 наших бензовозов. Мы продолжаем наблюдение.

Наш водитель, следуя в стороне от русских, быстро сворачивает влево к полевым позициям и скрывается за возвышенностью. Вскоре открывает огонь противотанковое орудие противника, и Ваак тоже стреляет из пулемета и орудия.

Ваак на всех парах возвращается, и мы тут же отправляем очередное донесение в штаб. Между тем оттуда приходит распоряжение отходить в тыл. Время — 17.00.

И снова мы следуем по маршруту движения, но уже в другом направлении — вперед. Свою роту находим, уже когда успело стемнеть.

Уже собрались спать, но не получается — заправляемся и едем дальше. Я устал, меня страшно клонит в сон. Мы по очереди с Вестфельдом бодрствуем.

Хуже всего приходится нашему водителю — тот все время должен бодрствовать.

На привале получаем довольствие, перекусываем тем, что успел для нас приготовить наш второй водитель.

Бюсс ловит по рацииГмузыку. Совсем стемнело и похолодало.

Чем дальше мы следуем на юг, тем светлее ночи.

Закутавшись в одеяло, высовываю голову в люк башни, чтобы прогнать сон. Безумно рад, когда в 24 часа мы останавливаемся возле лесополосы. И 10 минут не проходит, как я сплю мертвым сном.

3 августа 1942 г

Ночью с 1.30 до 2 часов стою в боевом охранении, сменяемся поочередно. И подъем снова в 5 утра!

Подкрепившись немного, ждем приказа следовать дальше.

На время отсутствия оберлейтенанта Айка (отбывшего в разведку) нашу группу возглавляет лейтенант Грисхайм.

Где-то около 6 утра, наконец, хоть и черепашьими темпами, отъезжаем. Часто останавливаемся. Теперь мы едем исключительно по степи. Высокая трава по обе стороны дороги.

Сначала еще по пути попадаются села, а потом уже одна только степь перед глазами. Я устал, клюю носом, впрочем, человек привыкает ко всему.

Пару раз приходится брать на буксир Ваака — у него барахлит стартер. В результате отрываемся от основной колонны — из-за задержек.

Периодически видим проезжающих обозных. Справа различаем огневые позиции врага. Позади трещат выстрелы.

Поджариваем яйца, каждый получает 3 штуки. Унтер-офицер Хоппе, наш кухонный начальник, проходя мимо, поведал нам, что едва не угодил под русские пули. Хорошо, что вовремя успел нырнуть за проходившую мимо бронемашину.

Сразу же за полевой кухней плетется наша «легкая колонна» — горючее. Пользуясь случаем, заправляем полный бак — 100 литров.

Наш батальон на 100 километров расходует около 12 тонн бензина.

Примерно в 14 часов мы снова отправляемся. Местность сменяется на холмистую, ни одного села в пределах видимости. Вскоре нагоняем свою роту, расположившуюся на огромном поле подсолнухов.

Из полевой кухни приносим шоколадную лапшу. Сидя в машине, записываю несколько строк в дневник, а около 17 часов марш продолжается. Катим вперед и катим до самой темноты. Опять сплю на сиденье нашей бронемашины.

В 22 часа остановка, занимаем круговую оборону, выставляем посты боевого охранения. Что готовит нам завтрашний день? Как знать, может, кто-нибудь из нас и не доживет эти сутки?

4 августа 1942 г

Стою в охранении с 24 часов до 2. Мимо время от времени проходят посты нашего 93-го пехотного полка.

Иногда в ночное небо взлетает сигнальная ракета. Подъем примерно в 5 утра, в 7 снова в путь. И снова следуем по всхолмленной местности. Пустынно, ни одной деревни. Повсюду на полях скопления грузовиков.

Иногда в балке встречается колодец, вокруг которого одиноко стоят несколько домишек. В одной такой хибаре мы и останавливаемся около 9 часов. Правда, здесь есть коровы и птица.

Едем к расположенной справа лесополосе, где уже стоит разведгруппа лейтенанта Ревершона. Экипаж каждой машины сумел раздобыть полное брезентовое ведро яиц.

Во время длительного рейда в разведку машину лейтенанта Ревершона противник обстрелял из противотанкового ружья. В результате Бюсс ранен осколком в грудь.

Разведгруппа унтер-офицера Кемпе стоит в селе с сорванным двигателем, примерно в 3 километрах от реки Кубани. Вина во всем оберлейтенанта Айка — слишком уж быстро ехал.

Едва мы успели обосноваться на новом месте, как явилась пятерка русских бомбардировщиков, сбросившая бомбы чуть вдалеке.

В первой половине дня я был занят пошивом чехлов для орудия и пулемета, а потом стирал пыль с нашей бронемашины.

Несколько раз появлялись русские истребители и бомбардировщики, но и наши не заставили себя долго ждать. Впереди в стороне Кубани погромыхивает артиллерия.

На обед куриный супчик.

Сегодня у нас много воды, поэтому предстоит большая стирка и помывка. Мы еще накопали картошки и поджарили на всех. Довольствие: 3 яйца вкрутую, сливочное масло, хлеб.

Спать ложусь рано — просто усаживаюсь в башню нашей бронемашины, голову на орудие. Строго говоря, мы в охранении — противник всего в 4 километрах.

5 августа 1942 г

Подъем в 5 утра, ждем приказа выступить. К 9 все должно быть готово к маршу. Одеваемся, погружаем скарб и ждем.

Сижу в башне и пишу.

В 11 часов нас кормят гуляшом с картошкой, кофе, увы, нет. Пить хочется страшно.

В воздухе постоянно гудят наши «Ме-109» и «Ме-110», изредка пролетает и «рама» — наш самолет-разведчик. Русские тоже мелькают.

Едва мы отобедали, как пора сниматься с места.

Доедаю уже в машине, пылища ужасная.

Проехав несколько километров, останавливаемся у реки Кубани. На противоположном берегу видим объятый пламенем городок.

На железнодорожной линии стоит длинный товарный состав и тоже горит.

Я зачерпнул воды в колодце, но ее пить нельзя — настолько отвратительный вкус. Приходится утолять жажду яблочным пюре из банок.

Час спустя проезжаем наведенный саперами через Кубань понтонный мост длиной 150 метров.

На занятом врагом берегу есть слабо укрепленный плацдарм, километра с 2, не больше, в глубину. И в городе тоже остаются русские. Вскоре мы сворачиваем направо и едем по огуречному полю.

Вперед направляются 10 бронемашин и 8,8-см зенитное орудие. По обеим сторонам дороги огромные скопления автотехники. Постоянно ведет огонь одно-единственное орудие неприятеля. Иногда появляются русские истребители и бомбардировщики. Наши зенитчики пытаются их сбить, но ничего не выходит. Однако явное превосходство в воздухе все равно за люфтваффе. Приношу целый ворох моркови, очищаем ее и грызем, сидя в тени.

В 17 часов снова «Вперед!», во главе батальона сосредоточены все бронемашины, а сам батальон, в свою очередь, возглавляет колонну нашей дивизии.

Едем прямиком через железнодорожную линию между занятым неприятелем городом и селом. Противник предпочитает не открывать по нам огня.

У железнодорожной линии унтер-офицер Клюзенер подбивает 2 русских грузовика. После того как мы переехали железную дорогу, скорость значительно возросла. Иногда замечаем бредущих через поля отдельных русских солдат.

Проезжаем километров 15, высылаем вперед разведгруппу — она объезжает деревню справа, а мы — слева.

Унтер-офицер Ваак захватывает в плен троих русских, один из пленных подрывает себя на ручной гранате, другой прикидывается мертвым, его расстреливают, а третьего приводит Ваак. Подъезжаем к селу, батальон уже проехал через него, и мы направляемся дальше.

Останавливаемся в каком-то селе по пути, занимаем круговую оборону и располагаемся в густом кустарнике. Мы с Вальтером приносим воды и по котелку молока и абрикосов. Прибыла и наша полевая кухня, выдают кофе и довольствие. Уже 21 час. Попеременно стоим в боевом охранении. Ночь проходит без каких-либо происшествий.

6 августа 1942 г

Вдалеке дымят два подожженных нефтехранилища, в небо поднимаются огромные облака черной копоти. В воздухе постоянно курсируют наши «Ме-109» и «Ме-110». Изредка пролетают и русские.

Русские обычно проносятся на бреющем, поэтому им нетрудно уйти от огня, но вот как раз сегодня подбили парочку их самолетов.

Наш главный техник Кайцик рассказывает, что однажды был свидетелем тому, как подбили целых 5 русских самолетов.

Проезжаем мимо села. Направляем вперед несколько наших бронемашин и 3 бронетранспортера с личным составом.

Все очень напоминает охоту на зайцев. В плену оказывается целый рабочий батальон русских. Будто зайцы, улепетывают они в наш тыл, в плен.

Кое-кто из них пытается спрятаться, но не выходит. Захваченный русский пулемет мы уничтожаем. После того как пленные собраны и отправлены в тыл, мы заезжаем в лесополосу и там маскируемся.

Вынуждены 2 часа отсиживаться там — что-то уж слишком активизировалась авиация противника.

В полукилометре от нас вдруг появляется русская легковушка и едет прямиком на наш бронетранспортер с личным составом. Мы уже собрались захватить ее пассажиров в плен, но тут машина, круто развернувшись, уносится на полном газу прочь. Мы открываем огонь, но ни 7 выпущенных мною 2-см снарядов, ни пулеметные очереди машины Ревершона результатов не дали. Русские благополучно улизнули.

В километре от нас падает подбитый русский самолет-разведчик.

Сразу же после полудня снимаемся с места. Тем временем подоспели и наши обозные.

Сначала путь наш лежит через поля, потом минуем растянутую на несколько километров деревню.

За деревней батальон, свернув вправо, следует вдоль железнодорожной линии, а наша разведгруппа направляется налево и едет через поля. Сверху нас предупреждают: «Опасность прорыва танков противника!»

Проезжаем 10 километров, затем мимо еще одного городка, мы даже въезжаем в него, добираемся до хранилища ГСМ, там останавливаемся и обеспечиваем оборону с фронта. 14 часов. Бензина хоть залейся, заправляем полные баки.

Русские зенитчики остервенело палят по нашим самолетам.

Возвращается из города наш батальон, с ним разведгруппа унтер-офицера Штихерта, вышедшая из окружения русских.

У нас от голода животы свело, вот мы и решаем хотя бы картошки испечь. Потом находим нашу полевую кухню, нас кормят супом с морковью и поят кофе. Суп этот — водичка, с него толку мало. Тут же мы снова трогаемся и следуем дальше.

Возглавляет колонну наш батальон, нас отправляют к обозным — во избежание недавних сюрпризов русских. Ждем Райхе, водителя грузовика, перевозящего горючее, — тот решил заправиться, как говорится, «под крышку».

Дивизия в полном составе снимается с места. Позади тянутся остальные дивизии, в том числе и горнопехотные. Как только Райхе заправился, мы едем, тащимся еле-еле через небольшой городок Курбаная на реке Лабе. Техника не успевает протолкнуться по узким улицам, приходится пропускать движущиеся в два ряда колонны.

У реки Лабы мы продвигаемся по застроенной однообразными хатенками улице. Местное население в страхе выбирается из подвалов. Наверное, думают, что мы приехали их расстреливать. Но мы с гражданскими не воюем!

Кого-кого, а нас им нечего бояться.

Мой водитель и двое человек из технической службы сменяют шарнир, я занимаюсь чисткой оружия.

Водитель ухитрился раздобыть 45 штук яиц.

Люди явно заискивают перед нами, по-видимому, из-за боязни, нажарили нам картошки целую груду, залили ее 6 яйцами, нарезали огурцов и помидоров.

Но мы садимся за стол только после того, как устранена неисправность, то есть только к 22 часам.

Полевая кухня выдала нам мед по целому котелку на брата. Русские тоже угощают нас медом, так что мы решили запастись им впрок — залили 4 полные бутыли.

7 августа 1942 г

Примерно в 6 утра, час спустя после подъема, мы умываемся и сытно, совсем по-домашнему, завтракаем. Вестфельд и Лангхаммер уезжают к полевой кухне забрать поросенка. Я пока что пишу дневник, потом срываю с веток спелые яблоки.

Когда наша бронемашина вернулась, поступает приказ: «Подготовиться к разведывательному рейду!» Но выезд тут же переносят на полдень. Около 11 часов едим сладкий фруктовый суп, а сразу же после 11 выезжаем в разведрейд.

Наша задача — продвинуться примерно на 20 километров вдоль берега Лабы. До нас разведотряд унтер-офицера Клюзенера доложил о наличии там 4 русских танков и артиллерийской батареи. Мы следуем по берегу протекающей вдоль лесополосы реки. Ехать приходится лугами и полями. Очень красиво выглядят огромные поля, засеянные подсолнухами и кукурузой. Незабываемое зрелище!

Кукуруза высокая, выше нашей антенны. Мы осторожно пробираемся мимо крестьянских хат небольшого села.

Через 20 километров видим большое село. К сожалению, оно окружено кукурузными полями, что существенно осложняет наблюдение. Делать нечего, решаем нанести визит в село.

Неторопливо пробираясь через кукурузу, проезжаем вплотную к хатам. И тут же встречаем двоих русских, безоружных, они нам ни к чему, пусть себе убираются на все четыре стороны. Потом едем по лабиринту улочек, вокруг сплошная зелень, высокие деревья. Отчего-то все это как-то необычно и неприятно. Очень уж петляем по бесчисленным крутым поворотам, то вверх, то вниз. Но все же этот серпантин кончается.

К счастью, видим двоих наших водителей и две машины. И вдобавок нашего радиста. Русских всегда поражало, как это наши бронемашины обходятся без разворотов, чтобы изменить направление движения.

Надо сказать, наши оба двигателя здорово перегрелись, а машина Ваака вообще не хочет трогаться с места. В общем, мы пережили незабываемую нервотрепку. Атакуй нас сейчас противник, мы были бы вынуждены тут же дать стрекача, оставив ему нашу технику.

Но, слава богу, ни одного русского в форме нет и в помине, вероятно, противник побаивается наших внушительных бронемашин.

В конце концов протаскиваем нашу командирскую бронемашину через все огромное село.

Мы были готовы петь от счастья, выехав за пределы села и оказавшись в гуще зарослей двухметровой кукурузы.

На какое-то время пришлось там остаться — дать двигателям остыть. Русские женщины принесли нам молока и домашних пирогов.

Час спустя поехали назад, на сей раз по дороге. По правую руку лежит сбитый русский самолет.

Примерно в 17 часов добрались туда, где разместились наши. И вовремя — как раз раздавали довольствие.

Сегодня у нас на столе: бутыль меда, сливочное масло, 2 десятка вареных яиц, 15 поджаренных кусочков свинины — мяса того самого поросенка, которого мы раздобыли для полевой кухни. Одним словом, наедаемся до отвала. Хозяйка отварила нам картошки, но ее было решено оставить на потом.

Спать, правда, пришлось в машине.

8 августа 1942 г

Сегодня суббота. Однако поспать подольше не удается. Нас подняли уже в 2.30 утра: «Подготовиться к маршу!»

В спешке упаковываемся и съедаем, наконец, наш пудинг.

Но марш снова отложили, мы ложимся и спим до 6 часов, потом получаем у полевой кухни положенный кофе и завтракаем.

Как и вчера, в воздухе царит небывалая активность. Один раз пролетели аж 27 пикирующих, обычно мы видим не больше девяти.

Проехав метров 100 вперед к какой-то хате, останавливаемся и ждем команды выступить. Я приношу табурет и сажусь почитать. Тем временем привозят почту.

Около 10 часов решаю умыться, едва заканчиваю, как раздается команда, и мы отправляемся.

Жара невыносимая, градусов под 40 в тени, если не больше.

Вскоре добираемся до Лабы и переезжаем ее по понтонному мосту длиной около 100 метров. На берегу дежурят наши зенитчики. Вокруг полно наших продырявленных пулями телег.

На другом берегу Лабы есть еще и рукав поуже, а дальше примерно в километре лесополоса. Битый час мы пробираемся через него.

Видно, что наши саперы сложа руки не сидели, это же надо — отгрохать из бревен такой проезд по заболоченной лесной дороге. По обе стороны этой дороги саперы до сих пор укрепляют наиболее неблагополучные участки.

С ними замечаем и несколько человек русских. Солнце печет жутко, спасения от него нет и в тени.

Миновав лес, выезжаем на дорогу, ведущую мимо полей. До ближайшей деревни ползем километров 20.

Наши взмокшие от пота лица почернели от пыли. Справа и слева тянутся кукурузные поля. С меня буквально пот градом.

Приношу из полевой кухни еду. На обед: жаркое с картофелем и подливой.

Пока мы проезжали через село, все было спокойно. Едва выехали, как вокруг загремела стрельба. Ранены трое наших: Адлер, Тённигес и Хартунг.

Здесь полно груш, набираю целое ведро.

Четверть часа спустя следуем дальше. На мелком месте вброд перебираемся через ручей.

За ручьем начинается подъем, и мы взбираемся на него по извивающейся дороге.

Внезапно видим, как впереди шлепаются мины русского миномета. Одна из наших машин получает прямое попадание.

Внизу у ручья целый затор техники — слева за гребнем холма засели русские. Хорошо видны их зенитки и пехотинцы.

Русская пехота пытается атаковать. Пули то и дело свистят. Впереди метрах в 50 от нас позиции нашей батареи. Наши артиллеристы ведут огонь по неприятелю, причем довольно метко.

Выезжаем вперед на трех бронемашинах, но ведет огонь лишь одна из них — остальные не могут съехать с дороги.

Примерно час спустя колонна нашей роты продолжает движение. Мы даже не знаем, куда направляемся. Справа и слева крупные силы врага. Мы перемахиваем через вершину холма и оказываемся в длинной балке. Проехав километров 10, останавливаемся на ночлег в селе — уже темнеет. Помогаю чистить оружие стрелку машины, которой все же удалось открыть огонь, потом, наскоро перекусив, укладываюсь спать. В целом, ночь спокойная, разве что время от времени в небо взлетает парочка ракет.

9 августа 1942 г

Снова воскресенье. Что ждать от него?

В 4 часа подъем, потом все срочно заправляемся горючим.

Нам снова поручен разведрейд. Сегодня с утра довольно прохладно. Дорога снова идет среди полей.

Едва отъехав, встречаем наших: кто верхом, кто на телегах. Мы объясняем им новое направление марша.

Вскоре видим перед собой село. Русские носятся как угорелые туда-сюда. В одном месте собралась целая толпа их. Останавливаемся, чтобы выяснить обстановку.

И тут над нами появляются два истребителя «Ме-109» и, недолго раздумывая, выпускают по нам парочку длинных очередей. Люк машины Таузенда поврежден.

Мы тут же вывешиваем опознавательный флажок, и пилоты узнают нас.

Еще бы немного, и нам конец. Вовремя опомнились. Повезло.

Принято решение следовать через деревню. Мы, не торопясь, сомкнутой колонной проезжаем через улицы, застигнув русских врасплох. Они начинают разбегаться, уже когда мы далеко впереди. Вплотную к деревне видим колонну грузовиков, телеги — русские на самом деле не ждали нас здесь.

Мы тоже рады, что все обошлось без драки и что сразу же удалось отыскать бревенчатый настил, проложенный по трясине.

Выехав из села, едем вдоль железнодорожной линии, потом сворачиваем в занятый участок леса.

Здесь тоже все спокойно, миновав лесной участок, сворачиваем на поле подсолнухов — надо дать остыть двигателям.

Видим, как по тропинкам и дорожкам русские спешно отходят, и тут же сообщаем по радио обо всех их передвижениях. Обождав с полчаса, трогаемся с места и снова следуем через поля. Я просто изнываю от жары. Проезжаем через извилистую балку, по дну которой протекает пересохший сейчас ручей. Увы, но ни моста, ни относительно ровного места так и не находим, поэтому приходится тащиться километра 4 до самого выезда из балки. Выбравшись оттуда, видим большое колхозное село.

Место идеально подходит для наблюдения.

Чуть вправо и слева от нас раскинулись два села. В обоих направлениях движутся колонны русских.

Снова отправляем в штаб радиодонесение и отъезжаем на 150 метров назад перебраться через ручей.

Но тут нас подстерегает неудача — наш водитель унтер-офицер Ваак застревает: только снаружи грунт казался затвердевшим, на самом деле это только корка, под которой сплошная трясина.

Бронемашина влезает по самый дифференциал. Куда ни глянь — русские, а мы засели. До своих ехать и ехать. Пытаемся откопать колеса, тем временем мы с Гердинандом поглядываем, чтобы нас не застали врасплох. Потом сменяемся, наша очередь лопатить грязь. Господи, я никогда в жизни еще не потел так, как тогда! Мысль о том, чтобы бросить к чертям собачьим технику и отвалить подобру-поздорову, никому и в голову не приходит. Не раз приходится высовывать опознавательный флажок, потому что над нами на бреющем постоянно проносятся «Ме-109».

Пытаемся вытащить Ваака нашей машиной, но тщетно. К тому же у нас после этих попыток полетел вал.

И тут справа послышалась стрельба, скорее всего, наши попытались прорваться.

Мы связались по рации со своими и попросили помощи. Стрельба становится все яростнее.

Мой водитель унтер-офицер Вестфельд взбирается на холм посмотреть, что происходит. В колхозном селе полно русских конников, прибывают все новые и новые. Мы решаем огня не открывать, чтобы не привлекать внимания русских.

Чуть ли не вплотную к нам проезжает русский обоз. Но мы готовы ко всему — так просто мы нашу бронемашину не отдадим.

Километрах в 5 от нас проходят наши войска. А мы в ловушке. Наконец, в 15 часов приходит избавление — на бронетранспортере прибывает наш командир роты оберлейтенант Айк и вытаскивает нас из ручья.

Не будь у нас на машине рации, мы были бы обречены.

Теперь мы все вместе под прикрытием балки проезжаем через левую часть села. Остальное село в руках русских. Русские открывают по нам огонь из противотанкового ружья, но без толку.

Вскоре мы в своей роте, она как раз останавливается на обед. Кормят нас капустным супом, к которому никто так и не притронулся.

Как обычно полями еле-еле тащимся дальше. Потом останавливаемся, и в этот момент слева доносится стрельба. Вскоре к нам в плен сдаются шестеро русских. Справа от дороги видим несколько изрешеченных пулями телег.

Мы приближаемся к Майкопу. Впереди стреляют. Снова стоим, впереди замечаем вспышки выстрелов русских реактивных минометов, и тут же слева гремят разрывы снарядов.

Какой-то участок пути я сплю. Не доезжая примерно 6 километров до Майкопа, останавливаемся на ночлег прямо на поле.

Около 5 утра подъем, забираем кофе и завтракаем, потом почти все снова укладываются спать. Трогаемся с места только к 8 часам утра и почти у самого Майкопа снова стоим посреди кукурузного поля.

Перед нами поросшие деревьями холмы, впереди идут бои. Майкоп уже взят.

Наша разведгруппа под командованием Зимона уже побывала в Майкопе. Судя по их радиодонесениям, наши бронетранспортеры, совершив прорыв, овладели важным мостом.

Наш унтер-офицер Кемпе получает из рук генерала «Железный крест» 1 — го класса, сам же генерал — «Дубовые Листья» к «Рыцарскому кресту».

В воздухе непрерывно свистят пули, осколки снарядов, гремят орудийные и винтовочные выстрелы. Приходится срочно рыть окопы. Но не успели мы отрыть их, как звучит команда следовать дальше.

Движемся вдоль убогих домишек окраины Майкопа, там же делаем привал.

Первым делом основательно умываюсь и прополаскиваю в воде белье. Вторая половина дня проходит в чистке оружия.

Русские обстреливают нас с противоположной высоты из минометов и противотанковых орудий. Время от времени посвистывают пули и осколки.

Но мы уже отупели настолько, что никак не реагируем на это. У нас над головами проносятся снаряды наших артиллеристов.

Мой водитель меняет неисправный вал, к 19 часам он справляется, и мы вместе ужинаем.

На ужин сыр, рыба, помидоры, хлеб — все это организовал Вестфельд.

Полевая кухня выдала нам по литру пива на нос.

В 6.30 утра нас поднимают. Наскоро позавтракав, сразу за работу. Протираем нашу бронемашину от пыли, я чищу боеприпасы. Русские минометы беспрестанно палят по нам — неудивительно: у нас в тылу расположились наши артиллеристы.

Одна из мин разрывается прямо у стола унтер-офицера Шатца — тяжело ранены Циммерман и Фольнер, сам Шатц получил легкое ранение. Снова поступил приказ отрыть траншеи, которыми мы практически не пользуемся.

Спокойно продолжаем работать, и только иногда, если становится уж совсем опасно, забираемся в машину.

Вторая половина дня проходит в ничегонеделании — разве что читаем, пишем письма да слушаем музыку по рации. На ужин печем картошку. Полевая кухня решила порадовать нас компотом.

После еды сооружаем место для ночлега, укладываемся спать и еще немного болтаем под музыку. И надо же — вдруг ни с того ни с сего дают залп русские «катюши», несколько снарядов падают вблизи, но потом все стихает, и я спокойно засыпаю.

12 августа 1942 г

Сегодняшнее утро началось с неприятностей — довольно сильного обстрела «катюшами». И хотя мы на сегодня ничего такого не планировали, все вышло по-другому. И все дело в русских минометах, так что приходится перебираться примерно на километр назад за город в поля.

Ни одной симпатичной девчонки нам здесь не попадалось.

Нам попадается пустой дом, но двери заперты, так что приходится сначала лезть в окно, а уже потом отпирать дверь изнутри. Сегодня опять страшная жарища. Перво-наперво предстоит отрыть траншею для защиты от осколков. На обед картошка с жареным мясом, после мы остаемся в доме — здесь по крайней мере прохладно. Вечером выдают по литру глинтвейна, сыр, маргарин, а потом мы сами приготовляем томатный сок.

Ужин затягивается до 19 часов, потом готовимся к ночлегу на свежем воздухе, а перед этим часик слушаем музыку. Сегодня вручили целых 11 «Железных крестов» 2-й степени, среди награжденных Гердинанд, Ролапп и Катер.

13 августа 1942 г

Стоит только наступить относительному затишью, как начинаются всякого рода построения и разъяснения, что кому делать. Мне выпадает всю первую половину дня драить оружие.

Во время обеда унтер-офицер Ваак является с новостью: нам приказано отправить бойцов двух разведгрупп к 13 часам в кино. Быстро проглатываем обед и переодеваемся. После этого усаживаемся на русский грузовик и в Майкоп. Зал уже наполовину заполнен. Мы тоже рассаживаемся и ждем начала фильма. Зал красивый, и вообще кинотеатр вполне приличный. Но вот незадача — оказывается, электроэнергию еще не успели подключить, и подключат только на следующий день.

Непонятно, что у них здесь за порядки! Правая рука не ведает, что делает левая! На кой черт надо было срывать с места нас?

Так что приходится возвращаться, так и не поглядев обещанного кино.

Полчаса спустя снова построение. Наш командир роты, правда, много не говорит. После построения свободное время.

На ужин говядина, помидоры, хлеб, потом мы собираем скарб, ибо завтра предстоит сниматься с места.

14 августа 1942 г

Подъем в 6.30 утра, и уже нестерпимо жарко.

На 9 часов назначен отъезд. Думаем и гадаем, куда нас бросят.

Соединяемся с батальоном, уже в его составе покидаем Майкоп.

Следуем вдоль Кавказских гор. Сначала дорога сносная, движение по ней весьма оживленное. На Майкоп движутся все новые и новые дивизии, много гужевого транспорта, а также горно-пехотных подразделений.

Пейзаж здесь живописный, я делаю множество снимков.

За более чем год войны мне до сих пор ничего красивее видеть не приходилось. Куда ни глянь — горы, долины, красивые пейзажи и виды, горы, поросшие зеленым лесом.

Дорога вьется вдоль гор, иногда подъемы таковы, что и не сразу их одолеешь.

В одном из сел обнаруживаем подбитый немецкий танк, а на высотке неподалеку — 7 изуродованных противотанковых орудий.

Во время 10-минутного привала купаемся в Лабе. Вода прозрачная, очень чистая и прохладная.

Около 15 часов прибываем в Лабинскую и там останавливаемся.

Обед был раньше в каком-то селе, кормили лапшой.

Сразу же по прибытии в Лабинскую отправляемся раздобыть еды. Приносим десяток яиц, молока и забалтываем оладьи.

Меня ставят в караул. Пролетел русский самолет и сбросил парочку бомб.

Наш батальон уже снова впереди, а мы застряли по причине отсутствия горючего.

В 5 утра подъем, после этого умывание и утренний туалет. К 8 часам доставляют горючее, на каждую машину положено всего лишь несколько полных канистр.

В 9 утра отправляемся. На умеренной скорости едем по хорошей широкой дороге, все ближе и ближе подбираясь к подножию Кавказских гор. На дороге Кавказ— Ростов-на-Дону повсюду рабочие из местных. Их используют для улучшения дорожного покрытия. Снова начинается жара, но ветерок приносит желанную прохладу.

К полудню добираемся до Армавира, расположенного у реки Кубань. Минуем огромный аэродром, на котором расположились примерно 80 немецких бомбардировщиков, истребителей, штурмовиков и пикирующих. Самолеты постоянно взлетают и садятся.

Останавливаемся на окраине города, дождавшись, пока подтянутся остальные, продолжаем движение сомкнутой колонной уже через город. Вот здесь полным-полно симпатичных девчонок.

В воздухе повисла густая пыль — мимо тянутся бесконечные колонны войск и гужевого транспорта. Повсюду валяются обгоревшие остовы русских грузовиков.

Кубань переезжаем по наведенному саперами понтонному мосту с двухсторонним движением. На том берегу взбираемся на откос, откуда открывается прекрасный вид на Армавир и долину Кубани.

В хорошем темпе около 14 часов прибываем в село, где и останавливаемся.

16 августа 1942 г

Ни свет ни заря — в 4 часа подъем, очень уж рано, я не выспался. Заправиться мы успели еще вечером. Слава богу, заправщик оказался рядом.

Остальные наши заправлялись ночью из бочек.

Сначала выезжаем из села и ждем. Снова приходится взбираться на гору, пока батальон собирается внизу.

Подъем на эту гору занял битый час. Здесь наверху сел почти нет. Пару раз ненадолго останавливаемся.

Батальон явно не поспевает за нами, поэтому приходится ждать, а потом снова еле тащиться.

Примерно через 30 километров выезжаем на прекрасную, правда, неасфальтированную дорогу. Навстречу нам движутся колонны. Пейзажи здесь — загляденье.

Примерно к обеду останавливаемся, сворачиваем направо к опушке леса.

У полевой кухни нам выдают шоколад и по 2 яблока. Из штабной кухни приношу еду и кофе.

Заправляемся и снова следуем дальше по этой же широкой дороге, серпантином вьющейся вверх на гору. Мимо проезжают наши колонны. По обеим сторонам дороги лес. Как здесь красиво!

Двигатель нашей бронемашины перегревается, так что приходится остановиться. Вскоре мы оказываемся на вершине горы, потом снова спускаемся и проезжаем через живописный городок под названием Ворошиловск.

В городе почти не видно следов сражений — он весь в зелени. Здесь работает и кино для наших солдат. Миновав Ворошиловск, прибавляем ходу, мы уже проехали почти 100 километров.

Между прочим, сегодня воскресный день. Девушки вышли в красивых выходных платьях. Мы первым делом приводим себя в порядок, умываемся. Время — 16 часов. Выносим из дома стол и стулья и обедаем на свежем воздухе.

17 августа 1942 г

Подъем около 6 утра, вскоре предстоит продолжить путь. Пока едем, перелистываю книжку. Сегодня ландшафт не такой живописный — мы уже успели отъехать от подножия Кавказских гор.

За этот день проезжаем всего 70 километров и около полудня останавливаемся в Шабле. Нам удалось найти прекрасное место для отдыха.

Раздевшись догола, умываемся, а потом сразу же за работу — надраивать оружие и очищать от пыли и грязи нашу машину. Кое-где слой пыли доходил до 2 сантиметров. Вместе с нами работают и двое водителей.

Мой водитель решил приготовить на всех гуся с картошкой. Я принес и наколол дров, потом жарил картошку, пока варился гусь. Полевая кухня выдает мармелад, рыбу и освежающий напиток для марша.

Уже 19 часов, постепенно спускаются сумерки, тут как раз готова картошка, а к ней и гусь.

Один из водителей накрывает на стол, мы садимся и все вместе ужинаем. Каждому достается по здоровенному куску гуся. Наедаемся» до отвала.

Примерно такой же ужин и у экипажа машины унтер-офицера Ваака.

После ужина решаем немного пройтись, дурачимся, а потом возвращаемся в дом и ложимся спать.

18 августа 1942 г

В 6 утра подъем. Командиру нашей разведгруппы унтер-офицеру Вааку доставили новые карты, на которых нанесен участок до самого Грозного.

В 8 утра выступаем. Сегодня опять ужасная пылища, поэтому я решаю не вылезать из башни.

Природа вокруг снова тоскливая.

Оружие приходится расчехлить — не исключены стычки с противником. Проехав 60 километров, останавливаемся пообедать в каком-то колхозе. В нескольких километрах впереди большое село, за ним гора. На обед — кусок жареного мяса, подлива и картошка.

Пришло довольно много почты. И как только полевая почта умудряется отыскать нас в такой глуши?

Нашу 5-ю роту отправляют в авангард, снова постреливают, я даже успел отвыкнуть от стрельбы за последние дни.

Почти без перерыва огонь ведут не менее двух русских батарей.

Жарища такая, что даже в тени не усидишь.

Я собрался почитать и написать несколько писем, но куда там! Жара нестерпимая, ничего не хочется. Когда стало чуть прохладнее, я забрался на башню и стал писать. Стрельба к тому времени уже стихла.

Около 17 часов въезжаем в довольно крупный населенный пункт, вздымая за собой длиннющий хвост пыли. Останавливаемся здесь на ночлег, наша рота в полном составе располагается на большом подворье, огороженном сараями.

Русские бежали отсюда, полным-полно пустых хат и домов, но жильцы забрали с собой весь скарб. А вино из бочек вылили прямо на землю.

До сих пор мы не видели ни одного русского самолета. Наша разведгруппа унтер-офицера Шатца отправлена для установления связи со штабом 40-го корпуса.

19 августа 1942 г

Подъем в 6 часов, завтрак скуднее некуда. До обеда пишу дневник, потом несколько писем. Едва дописываю их, как звучит команда: «Подготовиться к маршу!» Вместе с группой Ваака едем в штаб батальона, там встречаем лейтенанта Шпортледера и два взвода стрелков-мотоциклистов. В 6 километрах от села Мохоз-Апександровское согласно данным, полученным от местных жителей, действует группа партизан численностью в 4000 человек.

Отъезжаем, но через ручей решаем не ехать, а пробираемся окружным путем, сделав 30-километровый крюк, только потом выезжаем к опушке леса. Ничего подозрительного не замечаем. Лейтенант Шпортледер приказывает прочесать лес, но это ничего не дает. Отправляемся восвояси.

К 17 часам мы возвращаемся, и тут зарядил дождь.

20 августа 1942 г

Наш водитель растолкал нас рано, часа в 3. Оказывается, нам предстоит ехать в разведку. Я все же успел выспаться и сразу же поднимаюсь. Сначала на обеих машинах предстоит переставить зажигание, на завтрак съедаем только по бутерброду.

Около 5 часов выезжаем в батальон и там докладываем о прибытии.

После этого взбираемся на цепь холмов, там обнаруживаем передовые позиции нашей 5-й роты.

Дорога, по которой мы следуем, широкая, удобная, по обеим сторонам неглубокий кювет, рядом с ним еще проезжая часть, но поуже.

Сегодня с утра пока что не так пыльно. Примерно через километр проезжаем мимо двух брошенных русских орудий.

Дорогая прямая, поэтому едем довольно резво. Дорога понемногу подсыхает, поднимается пыль, теперь ехать приходится с большим интервалом. Вокруг ничего, лишь изредка попадается колхозное или совхозное село.

На дороге стоят поврежденные русские грузовики, чуть поодаль убитые лошади. Полно разбросанных ящиков с патронами и снарядами.

Дорога эта ведет в большое село Соломенское — цель нашего рейда.

Мы осторожно въезжаем в село, хоть и поднимаем жуткую пыль. Вдруг откуда-то появляются трое русских верховых и пытаются уйти. Одного из них мы ловим, обезоруживаем и отпускаем на все четыре стороны.

Примерно через 20 минут блуждания по деревне наткнулись на разрушенный радиоузел, потом выехали из села, направились было к высоте, но тут на нас внезапно обрушились снаряды артиллерии русских. Наш наблюдатель установил наличие трех орудий. Мы были вынуждены повернуть, остановиться, но тут снова разрыв, буквально в считаных шагах от нас.

Тут уж пришлось уносить ноги и пытаться проехать за орудия врага.

К сожалению, перебраться через ручей нам так и не удалось, причем даже проехав вдоль него еще с десяток километров.

Но нет худа без добра — в одном из сел нам удалось урвать для себя 120 штук яиц и несколько крупных дынь. Причем безо всякого насилия — люди сами предложили нам эти богатства.

Уже 11 часов, мы возвращаемся в батальон и докладываем о прибытии. После еды чищу оружие и нашу бронемашину.

Наша радиостанция в Белграде передает отличную музыку, так что веселимся вовсю, а отдельные разрывы бомб нас не трогают.

21 августа 1942 г

Едва становится потише, как мы вновь снимаемся с места. Концену и еще троим нашим ребятам влепили полчаса строевой подготовки в наказание за неотдание чести старшему.

И это чуть не на передовой!

Новички (вновь прибывшие) сегодня проходят боевую выучку. А мы занимаемся тем, что приводим в порядок обмундирование. Сегодня трое упали в обморок во время проповеди нашего капеллана.

Часов в 9 перебираемся на новое место. В нашем распоряжении весь дом вместе с фруктовым садом и верандой.

Дом покинут жильцами, повсюду страшный беспорядок. Но мы все же отыскиваем посуду, мыло и т. п. До обеда проводим основательную уборку двора. А обедаем на веранде, едим с тарелок, совсем как дома. После еды обследуем кладовку, но ничего заслуживающего внимания не находим. Сахара, во всяком случае, нет и в помине.

Сегодня подстригаюсь у нашего внештатного парикмахера Варзлика. Так и проходит день. Скоро уже пора готовиться к ужину.

Кроме еды, которой мы успели запастись самостоятельно, получаем на полевой кухне порцию поджаренного мясного фарша.

После ужина обшариваем дом в поисках пригодных носильных вещей. Похоже, домик этот принадлежал какой-нибудь крупной шишке, явно функционеру, который второпях не успел все прихватить.

Находим целые залежи ткани, кружев, вязаных вещей, красивых шуб и обуви — сомневаюсь, чтобы подобные вещи были доступны простым русским людям.

Я забираю лишь 10 кусков мыла и несколько коробков спичек, ну и кое-что из нижнего белья.

22 августа 1942 г

В 3.30 утра подъем для нашей разведгруппы. Моросит дождь. Мы быстро собираем вещи, расчехляем башню и едем в батальон, куда прибываем к 4.30.

Нам поставлена задача возглавлять колонну нашего батальона.

Дождь тем временем перестал. Слава богу, хоть не будет так пыльно. Мы едем по той же дороге, что и позавчера, проезжаем 50 километров.

Позади передвигается рота бронетранспортеров, за ней следует наш батальон. По дороге проглядываю газеты. Нам ехать еще километров 60.

Перед нами мост. Но едва на него заехали первые два бронетранспортера, как он, не выдержав, рухнул. Вся колонна вынуждена искать другой переезд.

Проезжаем через большое село Эдисьяр, через которое в это же время проходит и 2-я танковая дивизия. Дорога здесь куда хуже — полным-полно луж и выбоин. Выехав из села, сворачиваем влево, а наш батальон уже успел переправиться через ручей.

Странный вокруг ландшафт — повсюду 15–20-метровые, формой напоминающие кегли скалы, очень странная картина. К полудню мы в пункте назначения, и тут же раздобываем яйца.

Располагаемся у небольшой хатенки. Так как остальная наша рота пока что не прибыла, приступаем к выпечке бисквитов, наедаемся вволю.

В небе беспрепятственно кружат русские бомбардировщики — новенькие, самые современные американские машины. Один раз даже сбросили несколько бомб, но довольно далеко — мы по привычке втянули головы в плечи, но разрывы прогремели не менее чем в 400 метрах от нас.

Русские бомбардировщики обычно следуют группами по 6–9 машин и всегда в сопровождении истребителей.

До 18 часов пролетело около 40 тяжелых машин. Когда прибыла наша рота, узнаем печальную новость. Вплотную с бронемашиной Штюбнера упала бомба, кроме того, машину прошило очередью из бортового пулемета, причем как раз с той стороны, где сидел Штюбнер. Он был убит наповал. Гроссе и Дике получили ранения в ногу.

В 18 часов хороним Штюбнера, взвод дает прощальный залп.

Собирается дождь, поэтому спать укладываемся в доме.

23 августа 1942 г

Снова воскресный день. Поднимаюсь уже в 4 часа, чтобы спокойно упаковаться. В небе уже рокочут первые русские бипланы. Сижу и строчу свой дневник, но тут решили вернуться бипланы, на этот раз целых 12 штук.

До 6 часов успел написать целых 4 письма.

С утра и до обеда много раз появлялись русские бомбардировщики.

Русская хозяйка выстирала нам белье.

Снова прилетели 9 русских бомбардировщиков (американского производства) и сбросили несколько бомб. Я уже было бросился за дом укрыться, но в последний момент передумал. Бомбы упали в 200–300 метрах, вокруг визжали осколки. В небо взметнулись столбы дыма, в доме волной высадило почти все стекла.

Санитар, стоявший с другой стороны дома, то есть там, где я собрался укрыться, получил осколок в голову.

Но в конце концов все ужасы миновали, я снова жарю яичницу из шести яиц. Во второй половине дня мы решили все же отрыть для себя траншею. Сегодняшней ночью будем в ней спать.

В первой половине дня помогал убирать могилу нашего погибшего товарища обер-ефрейтора Штюбнера. На нее поставили крест, украсили цветами, сделали ограду.

Вместе с еще 15 нашими ребятами получил сегодня значок за подбитые танки («Panzerkampfabzeichen»).

Вчера погиб Кюне из разведгруппы Вреде. Он вопреки запрету зашел в находившийся под огнем противника сарай и получил пулю в голову.

Из-за интенсивного обстрела тело погибшего Кюне пролежало довольно долго — не было возможности забрать его. Бессмысленная, дурацкая гибель. И все по причине невыполнения приказа. Такое на войне нередко случается, беспечность обходится здесь очень дорого.

Снова в небе гул двигателей русских бомбардировщиков, они сбрасывают осветительные ракеты.

24 августа 1942 г

Подъем рано утром — в 6 часов. Ничего особенного не происходит. Сажусь писать. Прибывает целая груда писем, так что после обеда приходится на них отвечать. Так и проходит день.

О разведгруппе унтер-офицера Шатца ни слуху ни духу. Лейтенант Грисхайм безуспешно разыскивал ее весь позавчерашний день. Вчера поиски продолжились силами разведгруппы Зимона. От них пришло радиодонесение: «Проехав 110 километров, обнаружили передвижную радиостанцию Шатца. Двигатель прострелен из противотанкового ружья, машину обчистили русские. Вооружение демонтировано. Проехав еще 4 километра, обнаружили хорошо замаскированную вторую бронемашину. От машины уходят следы четверых человек». Вот и все, что известно о группе Зимона. Но Зимон к вечеру вернулся на уцелевшей бронемашине, которую притащили на буксире.

Сегодня он снова отправился на поиски своих пропавших товарищей и забрать передвижную радиостанцию. Едва он ушел, как вернулась разведгруппа Шатца. Им пришлось идти пешком, и ребята еле на ногах держались от усталости.

Мы страшно рады, что все обошлось.

Разведгруппа пробиралась двое суток на своих двоих оттого места, где их обстреляли, до расположения роты. А это ни много ни мало 100 километров.

У них кончился бензин, пришлось остановиться в какой-то балке. Только Пиховяк приготовил трос, чтобы взять их на буксир, как откуда ни возьмись два грузовика русских. Пальнули в двигатель машины, оборудованной рацией, из противотанкового ружья, а во второй бронемашине уже после нескольких ответных выстрелов отказало 2-см орудие.

Уйти от русских им все же удалось, но проехали всего 5 километров — как на грех тоже иссяк бензин. Машину пришлось оставить, предварительно тщательно замаскировав, и добираться пешком до расположения роты. Оба экипажа благополучно прибыли в роту.

Унтер-офицеру Зимону удалось разыскать и доставить оборудованную рацией бронемашину. Смелое предприятие, ничего не скажешь!

Откровенно говоря, все это произошло опять же по причине легкомыслия водителей — необходимо было рассчитать горючее, чтобы его хватило и на обратный путь.

25 августа 1942 г

Стою на посту, в 5 утра поднимаю роту, стараясь никого не упустить. И передаю приказ «Приготовиться к маршу!». В 8.30 отъезжаем, мы возглавляем колонну. За нами следует рота бронетранспортеров, та же, что и в прошлый раз, а за ней наш батальон.

Слишком далеко мы от наших бронетранспортеров не отрываемся.

Местность, по которой мы передвигаемся, выглядит довольно непривычно пустынной. Лишь изредка мы минуем села, в одном из таких сел останавливается наш батальон вместе с бронетранспортерами. Мы уже успели проехать около 30 километров.

Проехав еще 15 километров, наша разведгруппа останавливается в селе, там мы встречаем бронетранспортер разведгруппы 3-й танковой дивизии.

Признаков неприятеля не наблюдается. Раздобываем яйца и молоко, потом возвращаемся. Между тем наступил полдень.

Наша рота встала на привал среди колючего кустарника. Мы с трудом продираемся через него и глубокие рвы.

Тщательно маскируем нашу бронемашину, после этого я отправляюсь за едой. Поев, мой водитель отправляется к ремонтникам чинить водяной насос.

Полтора часа спустя он возвращается, и мы приступаем к рытью окопчиков в полметра глубиной, чтобы было где спать ночью.

На спиртовке отвариваем 12 штук яиц. И ужинаем прямо на траве.

Медленно опускаются сумерки. Русские летчики пока что нас не обнаружили. Поэтому сбрасывают бомбы на других. После ужина зачехляю машину, потом укладываюсь в отрытый окопчик спать, укрывшись колючими ветками кустарника. В небе над нами стоит неумолчный гул русских бомбардировщиков.

26 августа 1942 г

Подъем уже в 5 утра, но я продолжаю спать как ни в чем не бывало. Бюсс принес кофе, остальные тоже пока спят. Вдруг слышим: «Заправить технику!» Видим на дороге заправщик, заливаем 100 л бензина.

Едва успели заправиться, как звучит команда «Приготовиться к маршу!». Мы быстро укладываемся, и в 8.50 рота снимается с места. Правда, мы остаемся ненадолго сменить покрышку и потом нагоняем остальных.

Ветер и идущие по дороге машины поднимают целые облака пыли. В небе урчат двигатели русских бипланов, время от времени они сбрасывают бомбы.

Приходится часто останавливаться. Вскоре мы нагнали своих и встроились в колонну. На малой скорости едем по той же дороге, по которой вчера отправлялись в разведку.

Приходится остановиться — над нами полтора десятка бипланов, бомбят и обстреливают нас. Доехав до небольшого села, занимаем на его окраине позиции для охранения. Возвращается наша 2-я рота.

Сначала маскируем нашу бронемашину досками от штакетника, поверх набрасываем соломы.

Справа от нас довольно крупное село, по левую сторону тянется лесной массив. На одной из гор перед нами километрах в двух находятся передовые позиции стрелков-мотоциклистов.

Согласно показаниям пленных, перед нами выгрузились 2 батальона русских танков.

Остаемся в машине, Гейнц приносит еду, кормят сегодня супом из лапши. Мы с Вестендом по очереди ведем наблюдение.

Справа в большое село на бронетранспортерах въезжает наша 4-я рота, и тут же русская артиллерия начинает обстрел. Воют минометы, тявкают противотанковые орудия. Наблюдение становится невозможным.

В небе все утро напролет повышенная активность — роем носятся русские бипланы.

Я невольно удивляюсь мастерству пилотов — такие кульбиты выделывают, что диву даешься. Срываются почти в отвесное пике, отчаянно паля из бортового оружия. А наши зенитчики жуют сопли — ни одного выстрела.

Справа от нас виднеются отроги Кавказских гор. Зрелище захватывающее. Именно туда, отбомбившись, улетают русские истребители. Чтобы вскоре вернуться с новым запасом бомб. Один из бомбардировщиков, прорвавшись, сбрасывает 3 бомбы в каких-то 150 метрах от нас. Грохот ужасающий.

Бюсс ненадолго сменяет меня, я умываюсь и выпиваю немного теплой воды с медом.

Примерно в 17 часов появляются 15 бомбардировщиков и с десяток бипланов. Наблюдаю за ними в бинокль с башни машины.

Русские летчики бомбят расположенное справа от нас село и подходы к нему.

А полчаса спустя начинается настоящее светопреставление: воздух наполняет гудение двигателей. Маневренные русские машины срываются в крутое пике и, обстреляв село реактивными снарядами наподобие тех, что используют их знаменитые «катюши», снова резко взмывают вверх.

За весь день мы насчитали не менее полутора сотен бипланов. А из наших здесь побывала всего-то парочка «Ме-109», да и то люфтваффе явились, когда русских уже и след простыл.

Вестфельд с Хайном уже успели вырыть для себя окопчик, но тут вновь звучит команда: «Приготовиться к маршу!»

Возвращаемся на 10 километров назад в село. Тем временем стемнело. Располагаемся для ночлега в саду, предварительно замаскировав нашу бронемашину.

Раздобытую печенку мы так сегодня и не зажарили. Решили ограничиться бутербродом с рыбой и хлебом с маслом.

И здесь в воздухе гудят русские бомбардировщики.

Вокруг сада тянется ровик и живая изгородь из колючего кустарника. Раздвинув кустарник, укладываемся на ночь в ровик.

27 августа 1942 г

Наша 13-я танковая дивизия в 100 километрах позади, кроме того, поговаривают, что она успела выбрать весь лимит горючего, предназначенный для нас, — дескать, все отправлено в район Сталинграда.

Кажется, и наши люфтваффе тоже сейчас под Сталинградом. Вот поэтому-то у русских здесь полнейшее превосходство в воздухе.

У нас явно не хватает сил на проведение двух широкомасштабных наступательных операций — и на Сталинград, и на Кавказ. Надорвались мы.

Поднимают нас в 5 утра. Я проснулся еще раньше — из-за комаров. Вестфельд поджарил печенку, к ней мы съели и оставшийся хлеб с маслом.

Умываюсь трофейным русским мылом и протираю набившуюся в машину пыль. Теперь хоть сидеть в чистоте можно.

Как обычно, надраиваю и оружие.

Всю оставшуюся первую половину дня объясняю новому стрелку обер-ефрейтору Отто, как обращаться с оружием, учу его, как снимать и ставить пулемет и как его чистить.

В 12 часов дня возвращаюсь, все уже успели пообедать, кормят жареной картошкой с мясом. Потом усаживаюсь в машине и пишу дневник.

Над нами в направлении нашего тыла проследовали 9 вражеских бомбардировщиков американского производства, кроме них и бипланы. Нас они пока не трогают, предпочитая действовать на близлежащих участках.

В воздухе завязывается схватка — с десяток бипланов против пары наших «Ме-109». Только теперь замечаешь, насколько маневренны наши истребители. Не успеешь и глазом моргнуть, как очередной русский биплан, объятый пламенем, устремляется вниз. Едва заметив «мессершмитты», русские удирают. Ни к чему им связываться с нашими «Ме-109».

Мы очень всему этому рады.

С неба впервые за долгое время сыплются листовки. Русские грозят нам полным разгромом на Кавказе.

Некоторое время продолжаю писать дневник, потом мы готовим ужин, чистим картошку все вместе. Вестфельд тут же жарит ее, Хайнц где-то раздобывает стол.

Около 18 часов общий ужин, каждому достается здоровая порция жареной картошки и впридачу яичница из 6 яиц. Вестфельд готовится заступить на пост, я его сменяю.

И вновь в небе черт знает что — опять налетела русская авиация. И сбрасывают они, знаете, не игрушечные бомбы, а настоящие. Вокруг в небо вздымаются грибовидные фонтаны разрывов. Весь вечер грохот, земля трясется. В конце концов бомбежка стихает, и я рад, что могу улечься спать в свой окопчик.

28 августа 1942 г

С 1.30 до 2.30 стою на посту. В 3.30 поднимают нашу разведгруппу. Вчера вечером у нас еще оставалось в запасе 8 двадцатилитровых канистр бензина. Кроме того, нам приказано стереть с машин все опознавательные знаки. Расчехляю нашу бронемашину, и мы вскоре отъезжаем.

Поесть и выпить кофе уже не успеваем. Проехав несколько километров до штаба батальона, докладываем о прибытии, после чего и начинается наш разведрейд. Делаем основательный крюк по песчаной, словно пустыня, местности, потом направляемся в сторону Мекенской к каналу имени Сталина. С фланга летят русские бомбардировщики, но наш «Ме-109» сбивает одного из них.

Мы медленно подъезжаем к селу, местные жители в страхе разбегаются. Машина унтер-офицера Ваака резко сворачивает, мы за ней. Тут раздается громкий хлопок, и я соображаю, что лопнула покрышка.

Мы тут же убираемся из этого села и сообщаем обо всем по радио, после чего едем обратно к расположенной примерно в 3 километрах полуразрушенной хате. На машине Ваака тоже лопнула покрышка — видимо, на том же месте, что и у меня.

Быстро меняем покрышки, я после этого подкачиваю давление в колесе.

Затем снова проезжаем вперед. Канал минуем по мосту, переезжаем и железнодорожную линию, а потом добираемся до большой станицы Мекенской.

Я здорово нервничаю, весьма странное чувство.

Противника в станице нет. Если верить местным жителям, русские войска убрались минувшим вечером в расположенное в 2 километрах соседнее село.

Противника, стало быть, нет и в помине, но зато полно красивых девушек.

Остановившись на перекрестке, получаем от кого-то из местных молоко.

Устанавливаем по рации связь с разведгруппой унтер-офицера Шатца — они остановились у канала. Ваак отправляется к нему, и вскоре оба возвращаются вместе. Вокруг наших бронемашин понемногу собирается толпа людей.

Выехав из станицы, вместе с группой Шатца проезжаем кусок вдоль канала. Положение наше выгодное — растущие вдоль канала деревья скрывают нас от противника.

А противник явно у Терека, протекающего вдоль канала. Примерно в 15 километрах отсюда начинаются предгорья Кавказа.

Вдоль нашего пути следования за каналом проходят автомобильная и железная дороги. На отдельных участках вдоль канала присутствия врага не обнаружено — так и докладываем по рации. И вот, проехав таким образом километров 100, прибываем в другую крупную станицу— Николаевскую, расположенную чуть в стороне от железнодорожной станции. Подъезжаем к станции.

Ваак с Вестфельдом, оба наших водителя с пистолетами в руках сразу же врываются в станционное здание и вскоре выводят оттуда русского солдата, которого тут же обезоруживают.

Машина Ваака стоит прямо перед станционным зданием, я же слежу за входом в него.

Симпатичные девчонки с нескрываемым интересом наблюдают за происходящим.

Метрах в 50 слева верхом проезжает русский в синей форме. Я предпочитаю огня не открывать — демаскировать себя явно незачем.

Вдруг раздается выстрел, будто нас обстреляли из противотанкового ружья. Тут являются Ваак с Вестфельдом, оказывается, это они бросили гранату в телефонный узел.

Русский на коне переходит на галоп, я пару раз стреляю ему вслед, он, слетев с коня, тут же поднимается и пытается бежать. Но, по-видимому, испугавшись, что его уложат на месте, предпочитает сдаться.

Надо сказать, что я даже рад, что не застрелил его. Доставляем его к нашей машине и вместе с ним въезжаем в станицу — строго говоря, верх безрассудства.

Местные, видимо, приняли нас за своих — неудивительно, ведь на наших машинах никаких опознавательных знаков, к тому же на башне восседает плененный нами русский. Не исключено, что они приняли нас вообще за англичан, потому что радостно приветствуют нас. Как я уже говорил, неприятеля здесь нет и в помине, зато множество чертовски красивых девчонок.

Нервы у нас на пределе, но, невзирая на это, мы вдоль и поперек объезжаем станицу, поднимая неимоверную пыль. Ох, только бы это все сошло бы нам с рук!

Наша бронемашина идет второй, пылища ужасная, поэтому приходится глядеть во все глаза.

Какое-то время спустя мы останавливаемся, отправляем радиодонесение и покидаем станицу.

Я страшно рад, что мы убрались оттуда, потому что внезапно откуда-то слева появляется еще один русский верховой. Да, дорогой мой, все, для тебя война закончилась.

Распрощавшись с конем, он тоже занимает место в нашей бронемашине.

Проехав сотню метров, мы забираем в плен еще двоих верховых — оба, как ни в чем не бывало, приветствуют сидящих на броне своих соотечественников, даже не думая, что мы — немцы. Мы в приличном темпе устремляемся по главной дороге, ведущей за каналом, рядом с которой проходит железнодорожная линия.

Мы задумали взять в плен и взвод русских, который заметили километрах в полутора. Железнодорожные рабочие, ремонтирующие полотно, тоже не восприняли нас за противника.

И вдруг снова хлопок — опять покрышка полетела, но мы, невзирая на это, едем дальше.

Проехав километров 20, видим состав — паровоз и десяток товарных вагонов. У состава толпятся рабочие.

Мы же остановились на дороге примерно в 150 метрах от поезда.

Ваак подъезжает, устанавливает взрывное устройство мощностью 1 кг на рельсах под паровозом. Взрыв, но на него, казалось, никто не обращает внимания. После этого Ваак швыряет гранату в кабину машиниста, едва успевает выпрыгнуть, как она взрывается.

Ваак возвращается, и тут поступает приказ открыть огонь. Выпускаю в паровоз парочку 2-см снарядов, причем прямо в котел и запасной резервуар.

Котел взрывается, выплюнув огромное облако белого пара. Локомотив полностью выведен из строя, а мы едем дальше.

Проехав около 10 километров, мы снова переезжаем канал и железнодорожную линию и потом той же дорогой, тянущейся вдоль канала, но по другую его сторону, возвращаемся.

Теперь мы передвигаемся куда медленнее — из-за лопнувшей покрышки. Резина разрывается, шлепает по дороге и ударяется о крыло.

Постепенно спускаются сумерки. Ваак решает завернуть в Мекенскую, и мы теперь едем вдоль канала в одиночестве.

Нашу бронемашину немилосердно трясет — скоро и резины на ободе не останется.

Вдали видим, как в небо поднимаются осветительные ракеты, доносятся глухие разрывы бомб. Но мы потихоньку продвигаемся вперед, делая частые остановки, и ужасно рады, когда добираемся до постов нашего боевого охранения.

После того как мы доложились нашему командиру роты оберлейтенанту Айку, едем получать новую шину. Ехать надо куда-то к вокзалу. Так как все карты у командира нашей разведгруппы унтер-офицера Ваака, мы понятия не имеем, где этот вокзал находится.

Но тут как раз появляется сам Ваак, а за его бронемашиной едет грузовик с семью пленными русскими солдатами — они пожелали ехать именно с ним и ни с кем другим.

Проехав несколько сотен метров, останавливаемся — все, больше ехать невозможно. Мы и так проехали на драной покрышке добрых полсотни километров! Теперь обод уже почти оголен. Унтер-офицер Ваак дальше едет один и 20 минут спустя возвращается с новой покрышкой.

Мы тем временем закусили бутербродами. За весь день это мой третий по счету бутерброд. Покрышку ставим уже в темноте. Пленных русских, которых мы доставили сюда, пересаживаем на грузовик к семерке их соотечественников, сидящих сейчас в кузове. Этот грузовик с пленными передан под охрану.

После этого мы вместе едем в роту, к этому времени расположившуюся в Ершской.

Здание вокзала в станице объято огнем. Ставим наши бронемашины между двух рядов деревьев.

Всего за сегодняшний рейд мы одолели 200 километров и страшно устали.

Водитель приносит из полевой кухни кофе, сливочное масло и колбасу, съедаем еще несколько бутербродов, затем маскируем бронемашину и после этого ложимся спать.

Я так вымотался, что даже не было сил укрыться чем-нибудь.

Расход боеприпасов за сегодняшний рейд: 10 обычных бронебойных снарядов, 10 бронебойных снарядов с разрывным зарядом.

29 августа 1942 г

Рано утром мы разбужены взрывами бомб. И тут же в 6 утра подъем, но мы не встаем, снова засыпаем, однако уже несколько минут спустя нас будят русские бипланы, с бреющего обстрелявшие нас. Тут уж поневоле вскочишь! Раздается команда: «Приготовиться к маршу!» Это означает еще, что нам необходимо заправиться.

Но канистры с бензином нам приходится буквально вымаливать. У Штабана только 200-литровые бочки. Все выстроились в очередь, переливка горючего в канистры занимает черт знает сколько времени.

На дороге, несмотря на ранний час, полно частей 23-й дивизии, в составе которой мы на данный момент действуем.

Наша 13-я танковая где-то очень и очень далеко позади.

Нам предстоит вновь возглавить колонну, а тут как назло спустила шина, приходится подкачать, потом нагонять своих по той же дороге, по которой ехали вчера в разведку. Унтер-офицер Ваак на мотоцикле следует впереди.

Примерно через 25 километров мы догнали своих и, встроившись впереди бронетранспортера, продолжили марш. 23-я пехотная дивизия в Мекенской. Наш батальон продвигается дальше все время вдоль канала.

Впереди наша разведгруппа Зимона. Проезжаем 15 километров в направлении Николаевской, и батальон маскируется у канала, благо деревьев достаточно.

Мы снова едем в разведку. С лейтенантом Гляйзом едем до Николаевской, Гляйз въезжает в село, но его с гор обстреливают русские. Мы поэтому, сделав солидный крюк влево, отъезжаем в пески за селом. Местность здесь очень холмистая, сплошные дюны, песок, поросший травой и бурьяном. Передвигаться приходится в особом режиме — иначе колеса нашей бронемашины вязнут в песке. Расход горючего при такой езде чудовищный.

Здесь всего лишь редкие колхозы да хатки пастухов, которые пасут овец. Вот в одном из таких колхозов мы и останавливаемся. Местные жители, бросая робкие взгляды, подходят ближе. Один из них сообщил нам о местонахождении партизан.

Об этом мы сообщаем по рации, и тут же поступает сообщение от Зимона и Гляйза. Гляйз докладывает: «Противник в районе железной дороги, два взвода танков и т. д.». Гляйз собрался взорвать железнодорожные пути, необходимо выслать зенитное орудие.

А мы еле-еле тащимся по пескам.

Около полудня доезжаем до еще одного колхоза, там обзаводимся молоком, умываемся и едим.

Хотя батальон должен был последовать за нами, он почему-то до сих пор торчит у канала. Согласно сведениям, полученным от местных жителей, примерно в 15 километрах находится мост через Терек.

Едем в указанном направлении и останавливаемся у перекрестка. Здесь начинается крутой спуск, видна железная дорога, до нее километра 3–4.

Ваак и Вестфельд вылезают, идут на наблюдательный пункт, откуда изучают обстановку. Все данные тут же передаем по рации.

Непрерывно курсируют грузовики и другая техника.

Горючего у нас в обрез, далеко ехать не можем, поэтому елозим вдоль сопок. Между тем уже 16 часов, и по радио поступает приказ о возвращении.

Кратчайшим путем едем назад, постепенно темнеет.

Возле Мекенской видны воронки от бомб.

Когда мы подъезжаем к каналу неподалеку от Николаевской, уже совсем темно.

Мы страшно рады вернуться в батальон. Остается лишь найти свою роту. Оказывается, она расположилась более чем в 10 километрах у канала.

Через каждые 150 метров стоит наш грузовик. Иногда проезжаем мимо стрелков-мотоциклистов. Тьма кромешная, ничего не стоит на кого-нибудь напороться. Поэтому ехать приходится осторожно. Иногда русские выстреливают осветительные ракеты, и в эти краткие мгновения можно хоть как-то сориентироваться. В небе неумолчный гул — русские бомбардировщики.

В Мекенской они натворили дел. До сих пор оттуда доносятся звуки разрывов, если судить по ним — сбрасывают тяжелые бомбы. Все небо в осветительных ракетах.

До полевой кухни приходится топать целый километр. Ничего не поделаешь — не сидеть же без еды и довольствия. Доволен, когда наконец возвращаюсь.

Поев, сразу же заваливаемся спать — Вальтер с Гейнцем прямо в машине, мы с Эрихом на матушке-земле под бронемашиной.

30 августа 1942 г

Очередное фронтовое воскресенье. В 5 утра подъем, сегодня хоть и выходной день, но для нас рабочий. После еды мы — Вальтер, Гейнц и Эрих — чиним тормоза, потом я варю яйца, срубаю веток для маскировки и драю орудие.

Сегодня русских бомбардировщиков относительно немного, скорее всего, орудуют где-то еще.

В 16 часов мы вместе с Таузендом едем около километра заправиться. Бензина выдали из расчета всего 20 литров на машину. Я сразу же соображаю, что завтра с утра придется заливать полный бак. Заезжаем на полевую кухню, получаем довольствие. Хлеб успел не только зачерстветь, но и заплесневеть.

Когда возвращаюсь, вижу, что все трое до сих пор колдуют над тормозами. Начинается дождь, постепенно темнеет. Тормоза все же удалось подладить, колеса снова на месте. Есть приходится в темноте прямо на траве, нащупывая еду.

Ставим с Гейнцем палатку на четверых человек, и тут нам сообщают, что завтра снова предстоит ехать в разведку.

Вчера лейтенант Грисхайм вынужден был оставить возле станицы Червонной машину Зондермана — полетела кулиса. Но оружие с бронемашины, разумеется, сняли.

Командир роты вне себя от бешенства, Грисхайм даже ни разу не выстрелил, хотя местность была занята противником.

В 3.30 часовой охранения поднял нас. Еще не рассвело.

Мы быстро снимаем палатку, укладываемся и едем заправляться. Я приношу кофе. Заправившись, едем вдоль канала, проезжаем 6 километров до КП батальона.

Там нам приходится ждать прибытия оберфельдфе-§еля Эртеля. Пока ставим машину в кусты неподалеку от канала. Я тут же ложусь досыпать.

От комаров нет спасения — надеваю на голову сетку от мошкары и еще натягиваю поверх одеяло.

Около 6 утра команда: «Приготовиться к маршу!»

В машине меня ждет почта.

Нам поставлена следующая задача:

— по прибытии в Николаевскую установить связь с взводом Хильски, атакованным с двух сторон;

— после этого следовать дальше до Червонной.

Едем по дороге вдоль канала и железнодорожной линии к станции.

Этот маршрут мы уже успели выучить чуть ли не наизусть. Ориентируемся и в станице.

Объехали почти все вокруг — присутствия врага не обнаружено.

Не обнаружили мы и Хильски. О чем и докладываем по рации, остановившись на углу улиц.

В этот момент над нами пронеслись на бреющем русские бипланы.

Тут появляется наша «рама» — двухфюзеляжник, с неба доносится тарахтенье пулеметов — два русских биплана пристроились в хвост нашему самолету. Исход единоборства мы уже не видим, потому что едем дальше — на окраине села мы заметили бронепоезд русских.

Теперь во что бы то ни стало прочь из этой станицы. Перебравшись за железнодорожную линию в степи, обнаруживаем взвод Хильски и пять бронетранспортеров. Устанавливаем связь и узнаем следующее: вчера обер-лейтенант Рот на двух мотоциклах сумел пробраться мимо русских танкистов и взорвать железнодорожное полотно.

Правда, сам он еле ноги унес — русские прострелили ему оба колеса.

С утра Хильски побывал в Николаевской, туда пожаловали 40 человек русских, по-видимому, в поддержку их танковому взводу, охранявшему этот участок.

Русские с двух сторон атаковали Хильски, и он вынужден был отойти, лишился одного колеса, и один боец из его взвода до сих пор считается пропавшим без вести.

Поступает радиодонесение из штаба батальона — нам предстоит связаться с артиллеристами, они расположились дальше в степи, и передать им приказ уничтожить бронепоезд русских.

Мы трогаемся с места, и вскоре позади загремели выстрелы. Не по нашу ли душу?

Вдали видим, как движется наша артиллерия, и едем прямо на них. В их распоряжении 2 орудия и 5 бронетранспортеров. Они направляются к своим прежним позициям — со стороны Терека им обеспечивается огневое прикрытие.

Едем дальше и встречаем телеги с женщинами, они угощают нас огромными гроздьями винограда.

Дальше приходится пробираться через колючки, мы уже были здесь однажды. Останавливаемся долить в баки бензин из запасных канистр.

Останавливаемся в небольшом селе, получаем там молоко, яйца и помидоры. Едем дальше. Местность приобретает холмистый характер. Перед нами станица Червонная, с двумя большими церквями, аза ней поднимаются горы Кавказа.

Прячась в балках, осторожно подбираемся к станице.

Когда въезжаем в село, нервы на пределе. Я неотрывно гляжу в прицел, ноги на педалях спуска орудия и пулемета.

В умеренном темпе минуем улицы. Время близится к полудню. Кое-где в садах замечаем русских солдат — они явно здесь на постое. Картина почти идиллическая. Сворачиваем на другую улицу.

Навстречу галопом проносятся несколько всадников.

Доезжаем почти до самой восточной окраины села и оказываемся почти вплотную к Тереку, разворачиваемся и возвращаемся. И снова приходится петлять по улицам. Слышу команду водителя: «Башню на 3 часа!» Нашу первую машину обстреляли справа.

Я пытаюсь перевести башню в нужное положение, но не успеваю — мой водитель резко сворачивает влево и, поддав газу, уносится прочь.

Вестфельд, высунувшись из башни, пару раз пальнул из пистолета. А нас, оказывается, обстреляли из танкового пулемета и еще огня добавили несколько солдат из своих карабинов.

Выезжаем из села и скрываемся из зоны досягаемости. Останавливаемся только в степи. В мою машину с левой стороны угодила пуля русского карабина. Ерунда, царапина, только краску чуть содрало, а на броне ни вмятинки.

Решаем малость передохнуть, потом возвращаемся. Снова следуем вдоль железной дороги, проезжаем, наверное, километра 4 и примерно в 800 метрах впереди замечаем четыре русских грузовика. Увы, но открывать огонь нам запрещено, и мы отправляемся восвояси, сбиваемся с дороги и прибываем к своим в батальон уже в 19 часов, когда почти стемнело. Там пока и остаемся.

На нашей машине едем 6 километров за довольствием. Тьма кромешная, приходится всецело полагаться на слух.

Один раз едва не сбили мотоциклиста.

В небе гудят бомбардировщики, время от времени совсем недалеко гремят разрывы бомб.

Но нам на это наплевать — вымотались за день достаточно, поэтому тут же заваливаемся спать.

1 сентября 1942 г

Подъем сегодня аж в 2 часа ночи, нет времени даже как следует собрать вещи.

3-я танковая дивизия сменяет на данном участке нашу, а наша должна вот-вот подтянуться для создания плацдарма. Так нам, во всяком случае, говорят.

Едем в темноте, я то засыпаю, то снова пробуждаюсь.

Около 5 утра мы у цели, небольшого села — 35 хат и 20 деревьев.

Подтягиваем все наши восьмиколесные бронемашины к одной из хат, маскируем технику сплетенными из тростника матами.

Умываемся, завтракаем, потом за работу.

Солнце палит вовсю, натягиваю кусок брезента вместо тента, усаживаюсь под ним драить оружие.

В первой половине дня очищаю бронемашину от пыли и чищу боекомплект для 2-см пушки.

После обеда доставляют почту и товары из военторга. На разведгруппу можно приобрести за деньги бутылку ликера, бутылку шампанского и 20 сигарет на человека, упаковку табака и так далее.

В 15 часов отправляюсь к унтер-офицеру Герберу за боеприпасами.

В 17 часов общий ужин, мы испекли вкусный яичный бисквит.

Вечер проходит под музыку и со спиртным.

У канала обосновались зенитчики со своими 2-см и даже 8,8-см орудиями. Интересно смотреть, как они выпускают по русским самолетам трассирующие снаряды. Примерно в 21 час ложимся спать — прямо на соломе рядом с бронемашинами.

2 сентября 1942 г

Сегодня день свободный, я решаю посвятить его писанине. Дождливо. С утра ставим палатку.

3 сентября 1942 г

Наш командир роты в 16 часов решил пригласить наш 1-й взвод попить чайку. Мы охотно приняли приглашение.

Сооружаю подобие стола. Так и проходит время.

Для командира роты приготовили из соломы место для сидения по-турецки, нечто вроде соломенного тюфяка, вдобавок повесили позади две скрещенные сабли.

Потом мы соорудили на головах чалмы из полотенец. Каждый получает пиалу чаю и кусок дыни.

В общем, развлечение это целиком и полностью инициатива шефа, так что он оставил за собой право не слишком затягивать его — разошлись около 18 часов.

А вот в другом взводе он просидел аж до полуночи.

Вечером мне заступать в батальонное охранение. По-прежнему идет дождь.

4 сентября 1942 г

Наш фельдфебель слишком уж рьяно взялся за нас: устраивает построения, проверяет солдатские книжки, смертные медальоны и т. д.

Я только хотел переодеться в рабочую одежду, как меня вызвал к себе фельдфебель.

К 9 часам мне и еще девятерым бойцам надлежит приготовиться к церемонии вручения нашему командиру «Рыцарского креста». Прибудет сам генерал.

После тщательнейшего утреннего осмотра маршируем в батальон. Остальные уже там — человек 200, никак не меньше. Мы занимаем место на правом фланге.

В 10 часов прибывает генерал, в краткой речи он нахваливает разведгруппы батальона.

В 10.30 перерыв, иду к передвижному хранилищу одежды, достаю свитер и надеваю его: заметно похолодало, да и погода ненастная.

После обеда выполняю разные мелкие работы.

Только сегодня заметил, что осколками поврежден запасной ствол 2-см орудия. Кроме того, он успел покрыться ржавчиной.

В 16 часов конец раббты, сразу же усаживаюсь писать. В 18 часов уже совсем темно. К нам сегодня вновь проявили интерес самолеты противника. Один, спикировав, дал очередь прямо по селу.

5 сентября 1942 г

В 4.30 утра раздается крик часового: «Заправить технику!» Речь идет о выдаче 25 канистр. Капля в море!

Каждому достается ровно столько бензина, чтобы дотянуть до ближайшей заправки.

Не жалею, что подняли так рано. Очень живописная картина открывается нашему взору. Воздух чистый, прозрачный, и перед нами во всем своем величии предстают Кавказские горы. Они так близко, что кажется, протяни руку — и прикоснешься к ним.

Перед ними тянется покрытая темно-зеленым лесом гряда пониже — нефтеносные районы Грозного.

Запечатлеваю этот пейзаж на небольшом эскизе.

В 6 часов построение, командир знакомит нас с обстановкой, дает названия отдельных гор, которые мы сегодня видим впервые так отчетливо.

На 10.15 назначен марш, до этого времени предстоит подготовиться. Я даже успеваю сесть и записать несколько строк в дневник.

Непродолжительный период ненастья закончился, сегодня снова очень жарко.

Ровно в назначенное время снимаемся с места. От этой погоды клонит ко сну, я в поездке почти все время дремлю. У дороги замечаем сбитый бомбардировщик противника. Машина американского производства.

Проехав 30 километров, останавливаемся в небольшом селении.

Ставим машину вплотную к дому, маскируем ее и усаживгемся в доме, в прохладной комнате на теневой сторон Каждый находит себе занятие. Вальтер решил сменить масло в коробке передач.

В 17 часов ужинаем при свечах. Километрах в четырех рвутся русские бомбы. Невзирая на них, укладываюсь спать в доме на кровати.

Кончился относительно спокойный день. Что принесет с собой следующий? Когда нас снова пошлют в рейд?

6 сентября 1942 г

Подъем уже в 5 часов утра, на 14 часов назначено начало марша. После короткого завтрака усаживаюсь в тень за машиной и читаю.

Сегодня нас порадовали целым ворохом писем.

Около 16 часов нерадостная новость: мне предстоит заступить в батальонный караул. В 17.45 мы с Вилле отправляемся в расположение батальона. Это всего в 150 метрах.

Эти русские бомбардировщики порядком осточертели — снова сбрасывают свои бомбы примерно в 4 километрах от нас. Грохот страшный, вверх вздымаются черные фонтаны земли, земля дрожит, дребезжат оконные стекла.

Кстати сказать — сегодня воскресенье.

Никакого марша сегодня так и не вышло.

7 сентября 1942 г

К 6 часам я отстоял положенное в карауле. Забираю вещички и направляюсь к бронемашине. Все еще дрыхнут.

На завтрак зажариваем яичницу из десятка яиц с мукой и молоком. Чувствую сегодня отвратительно, все тело ноет. Пробовал почитать, но не смог, решил прилечь.

В полдень перебираюсь в машину — там прохладнее, благо она стоит в тени, да и мухи не так досаждают. Подходит время обедатьга у меня кусок в горло не лезет. После обеда снова лежу, но чувствую себя получше. В 16.30 готовлюсь к построению. Только мы нагладились, побрились и умылись, как построение вдруг отменяется.

Приносим довольствие, я все же заставляю себя съесть два куска хлеба с маслом. Спать ложусь на машине, подстелив сена, накрываюсь шинелью, двумя одеялами, а поверх кладу еще и прорезиненный плащ.

Над нами снова гудят русские бомбардировщики, и снова бомбовые удары сотрясают все вокруг. Русские бомбят участки в 4 километрах слева и 8 километрах справа от нас. Несмотря на относительно большое расстояние, оконные стекла дрожат так, что едва не высыпаются.

8 сентября 1942 г

Подъем в 5 утра, но я считаю, что это слишком рано, и сплю до 6 часов.

Встаю, не торопясь умываюсь, после этого завтракаем.

Сегодня выдался снова очень жаркий день. Устраиваюсь в тени и читаю. В 10 часов построение в спортивных костюмах.

Едва дежурный унтер-офицер скомандовал: «Строиться!», как командир кричит: «Разойдись!»

К 11 часам мы должны быть готовы выступить.

Мы несказанно рады: ведь это уже, наверное, в третий раз, когда стоит роте начать построения и заниматься всякой тыловой ерундистикой, как ее отправляют на марш.

Уже полчаса спустя мы все успеваем сложить, ровно в 11 подкатывает наш командир, впереди следует наш взвод тяжелых бронемашин в полной боевой готовности, за исключением разве что 1 разведвзвода, который переподчинен батальону Брузе.

Следуем все время вдоль канала, проезжаем мимо зарослей колючего кустарника, мимо селения, где нам уже приходилось побывать.

Жара такая, просто сил нет. Дороги уже кое-где вполне подсохли так, что мы поднимаем пыль.

Проехав около 30 километров, оказываемся в непосредственной близости от Моздокского плацдарма. Вот уже несколько дней до нас доносится артиллерийская канонада. Здесь царит оживление, повсюду, куда ни глянь, обозы, в каждом селении, за каждым кустом.

Боевые группы сворачивают влево к предмостному укреплению. Останавливаемся посреди поля, слева видим сбитый русский бомбардировщик. Возвращаются наши «рамы» — двухфюзеляжники, — которые также используются в качестве бомбардировщиков.

Заправляемся, получаем у полевой кухни еду и еще ужин на два дня сухим пайком. После обеда на большой скорости следуем по очень красивой дороге в направлении Терека. Перед нами большое селение. Внимание привлекает большая церковь.

Въезжаем в это селение, где-то слева находится и Моздок.

Время от времени вздрагиваем от очередного залпа батареи 21 — см орудий.

В небе кружат несколько «Ме-109» и штурмовик. Со стороны Терека доносится стрельба.

Едем к церкви. Но что с этим селением? Нет дома, который не был бы разрушен, крепко здесь бились, нечего сказать. На одной из улиц слева так и осталось стоять русское противотанковое орудие. Кое-где в домах окна превращены в бойницы. Церковь тоже сильно разрушена. Наш командир оберлейтенант Айк, едущий вместе с нами, кажется, не очень хорошо ориентируется.

Останавливаемся у Терека, потом снова катим к церкви. Здесь надо смотреть в оба — пыль такая, что, не ровен час, отстанешь от остальных.

В конце концов оберлейтенант все же находит дорогу, мы выезжаем из селения и едем вдоль Терека. Примерно 20 километров приходится ехать по отвратительным дорогам, сплошь усаженным кустарником. В одном селении останавливаемся. Здесь относительно мало войск. Чуть дальше по дороге расположился батальон Брузе, они охраняют Моздокский плацдарм. Поблизости враг сосредоточил значительные силы. Завтра группам Гляйза и Зимона предстоит провести там основательную разведку.

В этой же деревеньке мы и остаемся. Наша разведгруппа размещается в какой-то старой развалюхе, где обитают исключительно старики и старухи.

Со стороны Моздокского плацдарма стрельба и разрывы.

Первым делом умываемся с дороги, потом съедаем на ужин бутерброды — хлеб с маслом. Уже около 18 часов, так что успело стемнеть.

Прошлой ночью русские сбросили на это селение около 60 бомб, поэтому всем приказано ночевать в окопах. Я быстро отрываю для себя окопчик, укладываю в него кусок брезента, ложусь и тут же проваливаюсь в сон.

Но вскоре пробуждаюсь — где-то неподалеку рвануло штук 10 бомб. На нас сыплются осколки и комья земли. Поспешно натягиваю на голову одеяло.

Остальную часть ночи спал спокойно, хотя бомбы по-прежнему рвались. Ну и черт с ними, в конце-то концов.

Что же будет завтра?

9 сентября 1942 г

Моздокский плацдарм был создан несколько дней назад. Кроме того, нашим удалось овладеть и переправой через Терек чуть левее. Оба предмостных укрепления, в целом, слабоваты, конечно, и до сих пор никак не удалось их объединить.

Наш полк успел переправиться и даже отбить танковую атаку русских. Потери противника: около 30 подбитых машин.

Наша авиаразведка докладывает о подходе танков и крупных сил противника.

Отныне мы переподчинены командованию батальоном Брузе по всем вопросам проведения разведки.

Вчера, как рассказывают, наши истребители сбили 27 русских самолетов и наши зенитчики еще 10.

Такова обстановка на Моздокском плацдарме.

Подняли нас сегодня около 6 часов утра. Первое, чем мы занялись, так это отловом гусей. Удалось поймать четыре птицы.

Перебираемся вместе с нашей бронемашиной на другую сторону улицы к более приятным людям. Женщина, у которой мы стоим на квартире, имеет большую и просторную кухню. Там мы и отвариваем наших гусей. Час с четвертью спустя они готовы.

Вся наша разведгруппа унтер-офицера Ваака (8 чел.) обедает в полном составе. К великолепному супу съедаем и отварной гусятины с картошкой. Ну совсем как дома. Уже забыл, когда мы как следует ели.

Хочется надеяться, что не в последний раз!

Около 14 часов является унтер-офицер Арндс и приносит обед, шоколад и почту. Я тоже принес две кастрюли гуляша, но его уже никто есть не хочет — все сыты.

После обеда все садимся и читаем.

Около 16 часов ставим варить оставшихся двух гусей. К ужину печем бисквит из яиц по новому рецепту: немного молока, мука, белок и желток 12 битых яиц. Пирожные вышли на славу.

Темнеет, наш радист и водитель К.-Х. Бюсс ловит по рации отличную музыку.

Сегодня все мы заступаем в охранение. В небе постоянный гул русских самолетов, каждую минуту рвутся бомбы. Едва я вышел на улицу, как услышал хорошо знакомый свист. Бросаюсь во двор, хочу спрятаться за машиной, но калитка почему-то не открывается. Пригибаюсь и жду. Страшный бзрыв.

Осматриваюсь. Оказывается, бомба упала в каких-нибудь 25 метрах от меня на другой стороне улицы и в 3 метрах от легковушки нашего командира. Его машину буквально изрешетило осколками, пробит в нескольких местах радиатор и бензопровод, вовсю хлещет вода и бензин.

У Ярмера и Гофмана пробиты канистры с бензином.

Вдоль улицы упало еще несколько 15-кг бомб.

Сменившись с поста, очень рад забраться в свой окопчик.

10 сентября 1942 г

Сегодня предстоит разведывательный рейд к Тереку. Уже в 4 утра часовой охранения поднимает нас. Быстро собираемся. Пришлось прихватить и гусей, причем прямо в кастрюлях. Отведать их мы просто не успели — времени не хватило.

Едем вдоль Терека, по пути минуем несколько селений, все спокойно.

В одном из селений захватываем в плен троих русских. Один весьма неплохо говорит по-немецки, прихватываем их с собой на машине, провозим чуть-чуть, потом отпускаем на все четыре стороны, потому что получаем приказ сменить маршрут следования.

Издали доносится шум боя, в небе несколько наших «Ме-109». Русских днем почти не видно.

Экипаж машины Ваака раздобывает в селениях яйца и кое-какую другую еду. Мой водитель упрям как осел, поэтому не желает выпускать меня из машины. В результате, остановившись в какой-то деревне, вынуждены довольствоваться остывшим гусем.

Я так зол, что даже есть не хочу. С завистью гляжу, как ребята из первой машины жарят яичницу и подогревают гуся.

Я походил поблизости осмотреться. Видел, как местные женщины в больших тазах варили мякоть дыни. Выходила бурая масса, заменявшая сахар.

Зато для мух настоящее пиршество, пока женщины вырезали мякоть и очищали ее от зернышек, их слетелось великое множество.

Час спустя едем дальше.

В одном маленьком селении обнаруживаем огромный склад ГСМ — 10 ООО литров керосина и 6000 литров бензина. Немедленно сообщаем об этой находке в штаб батальона.

Брузе намерен выслать людей для охраны — местные вовсю растаскивают керосин.

Иногда едем вдоль полей подсолнухов.

Каждые два часа отправляем радиодонесение о нашем местонахождении.

В конце концов командир нашей группы решает посвятить остаток второй половины дня поискам жратвы.

В селениях по дороге нам удаетсй раздобыть очень полезные вещи: 100 яиц, 2 ломтя сала, ломоть жира, мыла и 3 литра отличного подсолнечного масла.

Мой водитель унтер-офицер Вестфельд пробует себя в качестве шофера. Получается, и недурно.

В одной из хат нам даже предложили вина.

Около 18 часов получаем по рации приказ возвращаться.

Место встречи — большое селение. Наш оберлейтенант Айк тоже направляется туда вместе с боевой группой. По пути мы отрываемся от нашей первой бронемашины, но потом она снова нашлась, уже у железнодорожной линии. Мы вместе следуем вдоль железной дороги.

Боевая группа расположилась в каком-то селении прямо вдоль дороги под деревьями.

Нам выдали четыре буханки хлеба, колбасы — двухдневную норму.

В темноте наскоро проглатываем бутерброды, потом укладываемся спать рядом с машинами под деревьями.

Подъем назначен на 1.30 ночи.

11 сентября 1942 г

Этот день — день завершения нашего разведывательного рейда группы унтер-офицера Ваака — стал самым черным днем для нашей роты за всю кампанию в России.

Как и было намечено, нас подняли в 1.30. Выспаться как следует я, разумеется, не успел. Мы быстро собираемся, укладываемся, сворачиваем одеяла, тут приходит Концен и объявляет, что выезд намечен только на 4.30 утра.

Мои друзья тут же забираются в машину, а я заваливаюсь досыпать тут же рядом на землю.

Когда просыпаюсь, часа, наверное, в 4, все уже на ногах, гудят запускаемые двигатели машин.

Быстро поднимаю наш экипаж, и мы отъезжаем.

Наша усиленная группа состоит из 5 тяжелых 8-колесных бронемашин, легких бронетранспортеров, 3 противотанковых орудий, взвода стрелков-мотоциклистов, бранденбуржцев и саперов.

Командир группы — оберлейтенант Айк, он же командир 1-й разведроты.

Нам поставлена следующая задача.

Примерно в 5 километрах от нас русские удерживают плацдарм в районе Прохладного у Терека, правый берег которого обороняет бронепоезд.

Этот бронепоезд совершил рейд, обстреляв части 23-й пехотной дивизии, приближавшиеся к плацдарму с другой стороны.

И теперь нам предстоит взорвать железнодорожное полотно в районе вражеского плацдарма на участке с высокой насыпью. Задача эта поставлена командованием корпуса.

Разведгруппа Зимона вчера провела разведку этого участка плацдарма русских.

И мы в предрассветных сумерках направляемся вдоль железнодорожного полотна к плацдарму. Впереди следуют 5 тяжелых 8-колесных бронемашин, за ними — легкие бронемашины, оба 5-см противотанковых орудия, затем стрелки-мотоциклисты и бранденбуржцы. Замыкают колонну саперы, имеющие при себе 200 кг взрывчатки.

Вследствие густого тумана видимость сильно ограничена.

На сужении дороги между железнодорожной линией и выемкой слева первая машина Тони Бусса наехала на русскую мину. Экипаж отделался легким испугом, зато заднее колесо всмятку.

Тут же подоспели саперы и обнаружили и обезвредили еще около десятка мин на этом же участке пути. Заняло это минут 30, лишив нашу группу эффекта внезапности — взрыв привлек внимание русских.

До города оставалось каких-нибудь 500 метров.

После того как мины были обезврежены, мы вплотную к железнодорожной линии осторожно подъехали к городу.

Машина, лишившаяся колеса вследствие взрыва мины, осталась стоять.

Наши стрелки-мотоциклисты, заняли оставленные русскими позиции и открыли огонь по замеченным пулеметным гнездам русских.

Мы, расставив наши тяжелые бронемашины с интервалом в 50–100 метров, также открыли огонь по противнику.

Саперы под прикрытием нашего огня стали доставлять взрывчатку к предусмотренному для подрыва участку рельсового пути.

Несколько минут спустя из города показался бронепоезд русских. До них было около 800 метров. Мы вместе с артиллеристами 2-см орудий тут же открыли огонь по русским танкам, используя спецзаряды (повышенной мощности). Наш обстрел оказался успешным — примерно 20 минут спустя вражеские танки, отстреливаясь, стали отползать назад к городу.

Вскоре после этого водитель одной из тяжелых бронемашин унтер-офицер Курт Кемпе, мой земляк, получил выстрел в голову. Он стоял, высунувшись из люка башни, и, глядя в бинокль, сообщал целеуказания своему стрелку.

Машина Кемпе тут же вышла из боя и направилась к месту, где оставалась бронемашина Тони Бусса.

Тем временем русские под прикрытием кустарника успели подтянуть несколько противотанковых орудий.

Вследствие тумана невозможно было ничего разглядеть, что поставило нас в крайне невыгодное положение. Хотя мы вели непрерывный огонь, русские, занимавшие поросший деревьями и кустарником участок примерно в 300 метрах от нас, оставались неуязвимыми. А наши 8-колесные громадины торчали как на ладони, что и предопределило наш трагический конец.

Мы настолько были захвачены схваткой, что никто и подумать не мог, что в нас могут попасть из противотанкового орудия. Собственно говоря, нам необходимо было устроить дымовую завесу, и будь это на учениях, мы непременно устроили бы ее. Но наши водители позабыли обо всем, и русские палили по нам, как по неподвижным мишеням.

Первое попадание получила бронемашина фельдфебеля Зимона — три дымовых снаряда угодили вплотную к башне. Зимон на какое-то время лишился зрения от попавших в глаза едкого дыма и осколков жестяных оболочек снарядов. В результате его бронемашина также была вынуждена выйти из боя — он срочно направился в селение, где располагался медпункт.

Таким образом, в схватке с противником участвовала теперь наша разведгруппа Ваака — две 8-колесные бронемашины.

Дело в том, что попадания в машину Зимона вполне можно было избежать, выстрели он первым дымовыми снарядами.

Зимон был одним из лучших командиров разведгрупп.

Вскоре произошло нечто, что предопределило и нашу судьбу, — разрывной снаряд 5-см русского орудия влетел прямо через открытый люк водителя внутрь нашей машины. Раздался страшный взрыв. Я только услышал, как наш водитель Вестфельд выкрикнул: «Задний ход!» Потом все стихло. Я осторожно пошевелил руками и ногами, убедиться, что все на месте. Бывает и так, что в первый момент человек не чувствует, что у него оторвало руку или ногу. К счастью, все было в порядке.

Задний водитель оказался куда в худшей ситуации — он имел возможность только заднего обзора, а что творилось впереди, не видел вообще. Мы оба подумали о том, чтобы покинуть машину. К.-Х. Бюсс запросил по рации о судьбе товарищей. Ничего хорошего я ему сообщить не мог.

Наш водитель В. Хайн из Магдебурга так и замер на сиденье с оторванной головой. Снаряд снес ему полчерепа, черепная кость валялась на полу, а вся бронемашина изнутри была в крови. Снаряд угодил ему прямо в лицо на уровне рта, потом сдетонировал, ударившись изнутри о левую часть башни и разлетевшись на сотни мельчайших осколков.

Кроме этого, снаряд пробил дыру в броне диаметром 10–15 см.

На вопрос водителя заднего хода, что теперь делать, я скомандовал: «Задний ход!»

Но легко сказать — наш водитель переднего хода уже не мог совершать никаких необходимых для этого манипуляций, поскольку погиб. Таким образом, ни на первую, ни на вторую передачу уже не перейти, оставалась третья, вот на ней и на полном газу мы и отползли к тому месту, где наехал на мину наш Тони Бусс. Надо сказать, это произошло лишь блйщцаря мастерству и умению моего водителя заднего хода. Если бы не он, вполне возможно, мы бы оба погибли. Причем действовал он, будучи раненым, как впоследствии выяснилось — из правого бока у него вытащили 62 осколка. Что касается меня, то я уберегся от осколков исключительно благодаря орудию — именно оно и защитило меня от них.

Я сидел на месте стрелка справа от орудия, а русский снаряд попал в левую часть бронемашины. И то, что я остался в живых, произошло благодаря моему водителю заднего хода, потому что, не уберись мы оттуда вовремя, следующий снаряд превратил бы нас обоих в фарш.

После нас два попадания получила и последняя тяжелая бронемашина унтер-офицера Ваака.

А наш оберлейтенант Айк, пока мы хоронили четырех погибших членов экипажа, получил пулю в живот.

Унтер-офицер Ваак, мой командир разведгруппы, с которым столько пришлось выезжать в разведку, умер позже в госпитале, как и водитель заднего хода Миль-да. Водитель Илле и стрелок Гердинанд также попали в госпиталь, как выяснилось позже. Гердинанду ампутировали ногу, а вот Илле оклемался и даже собирался вернуться в роту.

К тому времени как Ваак получил два прямых попадания, саперам удалось заложить взрывчатку и в двух местах взорвать рельсовый путь. В результате остались две воронки глубиной около 8 метров.

Стоило ли это таких страшных потерь? Ведь обе воронки засыпали самое позднее пару дней спустя, и бронепоезд снова имел возможность спокойно обстреливать бойцов 23-й пехотной дивизии.

Куда важнее было бы уничтожить сам бронепоезд.

Легкие бронетранспортеры, противотанковые орудия и стрелки-мотоциклисты, после того как рельсовый путь был подорван, отошли к месту дислокации.

Прибыв к машине Тони Бусса, мы сразу же связались по рации с нашими товарищами. Тело унтер-офицера Кемпе завернули в брезент и погрузили на нашу машину, и Ярмер доставил его в селение.

Бронемашина Кемпе оттащила на буксире в селение и наехавшую на мину машину Бусса. Вместо колеса приладили кусок железнодорожного рельса. Выполнившие поставленную задачу саперы отправились в Моздок.

В селении мы сразу же привезли раненых в медпункт, где их срочно перевязали. Меня перевязали в последнюю очередь — я ведь, по сути, отделался лишь царапинами. Когда всем раненым была оказана помощь, мы также направились в сторону Моздока.

Кроме моей машины были и бронемашина унтер-офицера Кемпе, того, который пострадал от наезда на мину, и бронетранспортер, вооруженный противотанковой пушкой.

Так как оттащить пострадавшую от взрыва мины бронемашину оказалось делом непростым, но наши ребята никак не желали ее бросать, мы одни доставили троих погибших в Моздок, подвергая себя немалому риску напороться на партизан, которые, если верить местным жителям, вовсю действовали здесь.

Наткнись мы на их группу, обороняться нам было бы нечем. И я сидел сверху на башне, вооруженный лишь пистолетом. А в бронетранспортере, вооруженном противотанковой пушкой, находился один лишь водитель — командир машины тоже был ранен и отправлен вместе с другими ранеными по назначению. К тому же мы плохо знали и дорогу на Моздок, и место дислокации там нашей роты.

Неподалеку от Моздока бронетранспортер, вооруженный противотанковой пушкой, подъехал к штабу дивизии, чтобы там выяснить местонахождение нашей роты. Проторчав там битых два часа, он уехал ни с чем — никто так и не удосужился дать нам соответствующую информацию.

И мы просто въехали в город и по счастливой случайности встретили свою роту. Еще немного, и мы бы ее не застали: она направлялась к Тереку. В Моздоке еще оставался только обоз. Это было уже в 17 часов.

Все мы еле на ногах держались после этого кошмарного дня и со вчерашнего вечера толком даже не поели.

Меня донимал попавший в бедро осколок, передвигался я с трудом, поэтому на бронетранспортере поехал к обозным.

Ярмер сопровождал троих наших погибших товарищей, которых мы везли 50 километров — от Прохладного до Моздока, в указанное нашим Кайциком место. Там похоронная команда уже вырыла для них могилы и готовилась предать их тела земле.

Прибыв к обозным, мы первым делом слегка подкрепились, потом уселись все вместе и долго сидели молча в наступавших сумерках. Никто толком не опомнился после произошедшего.

Только в 22 часа мы стали ложиться спать, но уснуть было невозможно из-за постоянно ревущих в небе русских бомбардировщиков, бомбивших город.

Итог операции

Поставленная нам задача не соответствовала специфике нашей группы. Мы являлись разведывательной группой, чья цель — выяснить наиболее удобные способы и участки продвижения наших войск. Вооружение наше состояло из пулеметов и карабинов.

В результате почти вся наша разведгруппа Ваака была уничтожена. В живых остались Илле да я.

У нас не было никаких шансов уцелеть в этой схватке. Мы глубоко скорбим о гибели наших четверых товарищей, о бойцах из других подразделений и тех, кто был ранен.

Пусть впредь ничего подобного не повторится.

Возможно, офицер, отдавший соответствующий приказ, признает свою неправоту. Здесь, в районе Прохладного, уже не одна разведгруппа была выведена из строя вследствие артобстрелов и бомбежек противника.

Ценой невосполнимых жертв мы повредили рельсовый путь, взорвав его, однако русские наверняка восстановят его уже в течение ближайших суток.

За эти 93 дня, миновавшие с момента прибытия нашей тяжелой бронемашины, она успела стать нашим домом, нашим верным боевым товарищем и образцом безотказности, если не считать мелких дефектов.

И хотя наша 8-колесная бронемашина уцелела, ее ждет отправка в Лейпциг на ремонт.

И я буду скучать по ней, хотя для двоих моих товарищей она стала бронированным гробом.

День 11 сентября 1942 года стал черным днем для 1 — й разведроты 13-й танковой дивизии.

Из 20 участвовавших в операции бойцов пятеро погибли — трое командиров экипажей, двое водителей. Один командир экипажа и четверо бойцов получили ранения.

Случайность или предопределенность?

Когда я в октябре 1942 года отправился в свой первый отпуск на родину, я имел возможность видеть свою бронемашину — ее отправили тем же составом, что и меня, на грузовой платформе, прицепленной к составу, перевозившему отпускников.

И я от всей души желаю своей машине, чтобы она уцелела, возвратившись на фронт.

12 сентября 1942 г

День первый после катастрофы.

Около 6 утра подъем, в 7 часов наша рота отправляется маршем. Но я продолжаю лежать.

В конце концов поднявшись, иду к бронемашине забрать необходимые вещи.

Двое русских отмывают и очищают кабину от крови. Кабина выглядит совершенно неописуемо.

Здесь еще и Кнопф с Вендлером, оба тоже из нашей роты. Он заняты демонтажом вооружений. Все, что я забрал из машины, выкладываю на кусок брезента, расстеленный на веранде.

Нашу большую бутыль подсолнечного масла отдаю Вендлеру, яйца и бутылку с маслом поменьше забирает Гогарн.

Наша полевая кухня оставила для нас довольствие из расчета на 3 дня. Еды у нас вдоволь. Гогарн поджарил оладьи и яичницу.

Здесь остаются и бронемашины Ярмера и Тони Бусса, здесь же крутится и наш главный ответственный за состояние техники Кайцик.

Ждем прибытия группы ремонтников.

Где-то около 9 утра организовываю горячую воду в одном из соседних домов и смываю с себя всю грязь последних дней.

Форму танкиста отдаю в стирку местной женщине, сам надеваю полевую форму.

После ковыляю в медпункт удалять осколок из глаза.

Остальные осколки помельче мне вытащили мои товарищи еще вчера — их засела целая уйма в области шеи, в коже головы, неглубоко, правда, так что проблем с их извлечением не возникло. В медпункте мне заклеивают ранки.

В глаз мне капают кокаин, после чего хирург щипчиками вынимает осколок. Накладывают пластырь на раненое бедро, засевший там осколок, доставивший мне столько мук, также благополучно извлечен.

Я вынужден остаться на медпункте, потому что мне забинтовали оба глаза. Так сказать, временно слепой.

Меня отводят в палату и укладывают на койку. В обед меня кормит гороховым супом санитар. Потом я снова ложусь и пребываю в полудреме.

Меня пришли навестить наш Кайцик и унтер-офицер Бутула. Вещи мои перегрузили на грузовик Хирша.

Ночью не могу заснуть, ворочаюсь с боку на бок — не дают покоя воспоминания о вчерашнем дне.

13 сентября 1942 г

С утра нас кормят хлебом с медом. Потом обход врача.

В 9 часов меня отправляют в тыл, в Советскую. Меня укладывают на носилки, дают плитку шоколада и потом вместе с еще несколькими ранеными товарищами помещают в санитарную машину. Если бы я только мог видеть!

Дорога — а ехать приходится 90 километров — сплошная пытка. Машину трясет на ухабах, лежащий рядом со мной лейтенант стонет при каждом толчке.

Наконец, прибываем на место. Какое-то время лежим в санпропускнике, потом меня переносят в палату, все койки заняты, поэтому укладывают меня на соломенном тюфяке.

Уже 16 часов. Меня проводят к врачу на перевязку.

Тоска здесь смертная. Вечером выдают пол плитки шоколада, бутерброды с колбасой и чай. Раздаю раненым сигареты.

14 сентября 1942 г

Рад неописуемо наступившему утру. Наш санитар буквально пляшет перед нами, стараясь угодить во всем. На завтрак хлеб с медом и сливочным маслом. Как же окаянно долго тянется время!

На обед фрикадельки с картошкой. Вкусно. Наш санитар зачитывает нам последнюю сводку ОКВ. На ужин вкуснейшие бутерброды с колбасой и фрикадельками.

15 сентября 1942 г

С утра для меня и еще нескольких человек прозвучала команда «Подготовиться к маршу!» — нас перебрасывают в Георгиевск. Я тут же одеваюсь, чтобы освободить койку для других нуждающихся — в приемном отделении толпа раненых.

Выхожу во двор, чуть сдвинув вверх повязку, встречаю там Майера, прибывшего сюда к ремонтникам вместе с Таузендом.

Около 10 часов отъезжаем, все разместились в трех больших автобусах, в них как-то все же удобнее, чем в санитарной машине. Жаль только, что из-за повязки толком ничего не вижу. В Георгиевске нас принять не хотят — все госпитали битком. У фруктового киоска накупаем себе фруктов.

Чуточку приподнял повязку, но вижу еще плохо, поэтому приходится снова ее опустить на глаза.

Теперь наш путь лежит в Пятигорск. Там в полевом госпитале тоже черт знает что, поэтому отправляемся в центр города, где находится сборный пункт раненых. Меня и еще нескольких человек оставляют там. Полевой госпиталь расположился на окраине города.

Я сразу же иду к глазному врачу, он тщательно меня осматривает, обнаруживает еще один, совсем крохотный осколок и тут же извлекает его.

К счастью, он накладывает мне пластырь только на левый глаз.

Снова возвращаюсь на сборный пункт раненых, уже 16 часов. С утра я ничего не ел. Нас привозят на сборный пункт на санитарной машине. Сборный пункт разместился в здании бывшей гостиницы «Бристоль». Здесь страшный кавардак. Персонал, который командовал этим местом, сменяется.

Здание битком забито ранеными, так что приходится искать палату во флигеле.

Везде и всюду одни румыны. Мы ходим-ходим, но никто ничего не знает и не понимает. В конце концов остаюсь в палате № 82, где уже лежат трое солдат.

Где-то к 19 часам новый персонал вошел в курс дела, и нам даже выдали ужин — всего ничего: бутерброды с рыбой, я так и не наелся. Наш этаж, где сотня человек раненых, обслуживают только двое санитаров, так что чай нам приносят минут через двадцать. Насколько же лучше было в том, самом первом госпитале! Там на каждую палату был санитар.

После еды я вдруг почувствовал, как страшно устал за день, но битый час пришлось ждать, когда выдадут одеяла.

16 сентября 1942 г

На завтрак два куска хлеба с медом. Хлеб нарезан толсто, а вот слой меда тонюсенький. Около 9 часов меня на автобусе везут к вокзалу, а оттуда я ковыляю в полевой госпиталь. Глазной врач смазывает мне глаз какой-то мазью и снова заклеивает его пластырем.

В госпитале я заметил нескольких медсестер-немок.

Возвращаюсь на грузовике, тут же отправляюсь в парикмахерскую подстричься. На обед капустный суп.

Рядом в магазинчике покупаю 20 листов писчей бумаги и 40 штук конвертов за 3 рейхсмарки, потом покупаю яблоко, их продают здесь на каждом углу 3 рейхсмарки кило.

После обеда пишу письма. Примерно в 15 часов решил пройтись по городу.

Улица, проходящая у бывшей гостиницы, мне очень понравилась. Здесь много парков, красивых скверов, везде скамейки под огромными деревьями. Прохожу в тени деревьев до самой террасы — а это метров 800. С террасы открывается великолепный вид на город. Усаживаюсь на скамейке и спокойно отдыхаю, наслаждаюсь прекрасным днем. Возвращаюсь как раз к ужину — снова два бутерброда с рыбой.

17 сентября 1942 г

Встаю в 7 часов утра. Моих троих товарищей по палате сегодня отправляют куда-то в тыл поездом. На этом сборном пункте вечная сутолока.

Теперь я остался в палате в одиночестве, можно спокойно сесть и написать письма. Позже снова сходил в город купить еще 200 листов бумаги для писем и конвертов. Часть бумаги послал домой — там это страшный дефицит.

Сегодня решил сходить до полевого госпиталя пешком — это километра 3, наверное.

Город изумительный, большая часть магазинов работает. На каждом углу торгуют фруктами.

Наедаюсь их до отвала — здесь и сливы, и груши, и виноград. Просят 2–3 рейхсмарки за кило. Открыты и кафе, там за рейхсмарку подают очень вкусные пирожные.

К вокзалу ведет широкая улица, по обе стороны тротуар, а в центре посажены деревья.

Пятигорск живописно расположен среди гор, город известен целебными минеральными источниками и домами отдыха.

У глазного врача получаю очередной пластырь на глаз. Возвращаюсь на сборный пункт опять пешком.

В небе время от времени гудят санитарные самолеты «Ю-52».

Сегодня я чуть припоздал, поэтому мне досталась только подливка без лапши. Зато я запасся яблоками и грушами.

Один румын немецкого происхождения, наш санитар, дал мне целую миску сладкой рисовой каши.

После еды читаю газету «Танки вперед!». Потом меня переводят в главное здание в 21 — ю палату, где лежат еще 5 человек. В палате балкон, оттуда красивый вид на главную улицу.

В 16 часов иду в русский театр. Это большое импозантное здание. Сегодня дают спектакль для вермахта — оперетту «Богиня огня». И хоть поют и говорят по-русски, мне страшно нравится. Играют актеры прекрасно — и мимика, и жестикуляция, оркестр прекрасно и слаженно играет. В антракте иду в буфет, где съедаю за рейхсмарку кусок торта. Около 18.30 возвращаюсь. В нашей палате электрический свет, холодная и горячая вода.

Какой хороший был сегодня день, война отступила куда-то далеко-далеко.

18 сентября 1942 г

Не торопясь, в 10 часов утра отправился к глазному врачу, по пути объедаюсь фруктами.

Наконец глазной врач доктор Гайб снимает мне повязку. От него я иду к зубному врачу лечить резцы.

День выдался довольно жаркий, иду не торопясь.

После обеда сажусь написать письма, но в палате шумно, никак не могу сосредоточиться.

В 16 часов снова иду в театр. Дают комедию «Тетушка из Бразилии».[1] Русские играют безупречно, мы хохочем до упаду.

На ужин получаем четыре куска хлеба, творог и вино. Нет, наесться досыта здесь определенно невозможно.

19 сентября 1942 г

Какое прекрасное чувство, когда ты снова обретаешь зрение. Хотя вижу я вблизи довольно плохо, все размыто — слишком велика нагрузка на правый глаз.

В начале девятого утра отправляюсь на базар. Народу там — не протолкнешься. Фруктов настоящий завал. Цены: 1 кг натурального пчелиного меда — 14 рейхсмарок, 1 л подсолнечного масла — 4 рейхсмарки, табак — 4 рейхсмарки, 1 кг колбасы — 14 рейхсмарок, 1 кг сливочного масла — 22 рейхсмарки.

Невзирая на кошмарно высокие цены, от покупателей отбоя нет. Хожу некоторое время, глазею, после чего отправляюсь к глазному врачу. Сегодня все происходит быстрее — с каким-то оберлейтенантом еду на грузовике до самого сборного пункта раненых.

На обед картошка с мясом и подливой, наконец впервые за все время нормальная еда.

После обеда решил выйти в город. В 15 часов начало сеанса в солдатском кинотеатре, вход свободный. Показывают фильм «Кадеты».

На ужин два бутерброда с колбасой и к ним парочка помидоров.

Часто в эти приятные для меня дни вспоминаю своих товарищей, отдавших 11 сентября молодые жизни в этом бою в Прохладном у Терека. Жаль, что нашу сплоченную и опытную разведгруппу постигло такое несчастье.

Могло и меня постичь.

Все мои не очень серьезные раны успели затянуться.

20 сентября 1942 г

Сегодня воскресенье и мой последний день в Пятигорске. Все утро просидел на балконе, солнце неяркое, и писал дневник, за который не мог сесть аж с 9 сентября, то есть за два дня до роковой операции в Прохладном.

Когда устаю, делаю перерыв и для разнообразия наблюдаю, что делается на улице.

Обед, которого я еле дождался, здорово разочаровал меня — сегодня воскресенье, а нас пичкают этим перловым супчиком!

После обеда продолжил писать дневник, потом мы вместе с одним парнем пошли в парикмахерскую подстричься и заодно сбрить мою детскую бороденку. После этого пошли на окраину города, где я за 2,5 рейхсмарки купил полкило винограда и полкило яблок.

За театром на горе есть прекрасное место для обзора. Тут же у памятника с орлом примостился и местный фотограф.

Город отсюда как на ладони.

В 16 часов идем в театр. За 5 рейхсмарок съедаю перед этим целых 5 штук пирожных.

Сегодня все места заняты, примерно 1000 человек солдат. Пришли посмотреть оперетту «Веселая вдова». Этот вечер наверняка надолго запечатлеется в памяти.

Прекрасные костюмы, великолепная актерская игра — все это восхищает нас. А какие чудесные голоса у исполнителей! А оркестр! После спектакля аплодисменты не утихают. Из зала мы выходим только в 19.30.

21 сентября 1942 г

Встаю около 6 утра, усаживаюсь на балконе дописать дневник.

В 7 часов завтрак — белый хлеб с муссом.

Моя беззаботная жизнь заканчивается. Собираюсь забрать направление в часть, кроме того, надо получить довольствие на одни сутки: хлеб, немного масла и две фрикадельки.

В каптерке мне вручили еще и пару сапог.

Как и на чем я буду добираться до своей роты, никого не волнует. Тут я сам себе голова — во всяком случае, направление у меня на руках.

И вот мы втроем — я и еще двое выписавшихся товарищей — начинаем пробираться к главной транспортной магистрали. Направление: фронт. Цель: Георгиевск. Предварительно запасаюсь яблоками и сливами. Правда, моим двум товарищам в другую сторону, и их забирает какой-то грузовик русского производства.

Я направляюсь к выезду из города и жду там.

Тут же ждут и несколько сотен местных жителей — все хотят, чтобы и их подхватили. Примерно к 11 часам удается вскочить в автобус «Тодта», на нем добираюсь до Георгиевска, а потом и дальше — до Советской. Это еще 20 километров. Странно, но что-то нигде не замечаю ни единого указателя с названием «13-я танковая дивизия». Какой смысл искать здесь?

Поэтому высаживаюсь и уже на грузовике возвращаюсь в Советскую.

Мимо в сторону фронта тянется дивизия СС «Викинг».

В Советской рядом с вокзалом нахожу место для ночевки. Уже почти 19 часов и темно. У своих квартирных хозяев съедаю свои два бутерброда, они угощают меня салатом из помидоров и очень вкусной дыней. Сплю на кровати.

Ночь лунная, светлая, поэтому в небе гудят моторы советских самолетов.

22 сентября 1942 г

Поднимаюсь рано, в 5.30 утра, съедаю бутерброд, собираю свои нехитрые пожитки — полбуханки хлеба, почтовая бумага, спортивные туфли — и пешком отправляюсь к ремонтной мастерской.

Увы, но никого из водителей нашей роты не нахожу. Как мне сказали, они здесь бывают нечасто. Забегают на несколько минут посмотреть, как дела, и уходят. А чего им здесь торчать? Проживают они на частных квартирах, им ни в караул не надо, вообще никуда не надо, наслаждаются себе жизнью и в ус не дуют, а просто дожидаются, когда их технику приведут в порядок.

Вижу четыре тяжелые 8-колесные бронемашины из нашей роты. Их тоже приводят в порядок.

Таузенд получил новый движок и завтра собирается опробовать его.

Гогарн готовится везти мою подбитую 11 сентября бронемашину на ремонт в Германию.

Здесь еще Зелигер и Раудциус, кому-то из них подфартило: тоже получает новый движок. Кроме четырех тяжелых бронемашин из нашей роты здесь находятся еще две машины — одна из 3-й, другая из 23-й танковых дивизий. Легких бронемашин я здесь не заметил.

Отправляюсь на квартиру к Таузенду. Он когда меня увидел, глазам не поверил — мол, откуда я здесь взялся.

Мы вместе завтракаем, сварили себе яиц. Потом вдвоем идем к Гогарну, у него я встречаю Раудциуса.

Какое-то время мы разговариваем о том о сем, потом я черкаю письмишко домой и около 10 часов прощаюсь.

Около госпиталя стоит санитарная машина, шофер согласился взять меня с собой, благо с ним никто не ехал.

Мы следуем по новому маршруту продвижения 13-й танковой дивизии к 20-тонному мосту. Туда и обратно снуют колонны войскового подвоза.

У моста движение застопоривается, приходится делать изрядный крюк (километров 20!) и переезжать через 8-тонный мост через Терек, расположенный справа от Моздока. С большим трудом одолеваем крутой подъем за Моздоком.

Здесь наверху все утыкано позициями, полно и противотанковых рвов.

В Гнаденбурге (так у автора. — Прим. перев.) выхожу из машины, усаживаюсь на углу улицы. 15 часов, съедаю черствый ломоть хлеба.

Случайно мимо проходит наша «легкая колонна», и я еду с Райхе, стоя на подножке. И так километров 30, не меньше, до самого обоза роты. Жаль, что обоз нашей роты с утра куда-то отъехал, но сама рота находится еще в 22 километрах.

С полчаса, если не ббйьше, пытаюсь поймать машину, которая ехала бы в нужном направлении, но тщетно.

Неожиданно встречаю лейтенанта Ташнера, он возвращается из отпуска и тоже должен попасть в свой батальон на передовую. Оберлейтенант Маркс предоставляет в его распоряжение свою легковушку, и мне позволено ехать.

Километров через 20 вижу справа огромный фруктовый сад, а посреди деревьев — бронемашина нашей роты.

Вылезаю, перехожу по проложенной через ручей доске на другую сторону и возле первой бронемашины приветствую первого своего сослуживца.

Спрашиваю, как найти нашего фельдфебеля, но все, оказывается, собрались за столом праздновать день рождения нашего ответственного за технику Кайцика — тут и лейтенанты Грисхайм, Гляйз, фельдфебели Эртель и Эбауэр и наш горячо любимый Бишоф.

Лейтенант Гляйз тут же вручает мне значок за ранение.

Уже темнеет, спрашиваю, как найти нашу передвижную каптерку, но тут слышу крик:

— Кубек! К фельдфебелю!

Лейтенант Гляйз, посмеиваясь, комментирует: «Ну, вот, видите, что отхватили?» Я, кажется, понимаю, что он имеет в виду, но все равно удивлен и обрадован, когда он вешает мне на грудь «Железный крест» 2-й степени.

Выпиваю с лейтенантом коньяку, после иду в передвижную каптерку к нашему Бурмайстеру. Получаю шинель и 3 одеяла, потом готовлю себе постель на ночь.

На сегодняшний день я единственный из разведгруппы Ваака, оставшийся в роте, — четверо погибли, а трое еще в госпитале.

23 сентября 1942 г

В 5.30 утра подъем. Сразу же объявляют, что в 9 часов проверка состояния противогазов.

От унтер-офицера Хопе, нашего кухонного шефа, приношу довольствие, потом почти до самого обеда перебираю свое барахлишко.

То, чего недостает, получаю на складе; выходит, у меня теперь сплошные обновы, а кое-что присутствует даже в двух экземплярах.

Меня пока что освобождают от всякого рода построений.

Больше всего меня радует, что уцелел фотоаппарат и все мои записи. Оказывается, после моей отправки в госпиталь все было связано в большой узел и передано Бурмайстеру.

Некоторые вещи приглянулись моим товарищам, ладно, пусть носят. После обеда снова отношу вещи Бурмайстеру на хранение.

Спать решил лечь рядом с грузовиком. Взошла полная луна.

Доставили почту.

24 сентября 1942 г

Встаю еще до подъема, надеваю шинель и усаживаюсь в кабину грузовика.

Подъем в 6 часов, но почти все продолжают спать. Самые бодрые начинают подниматься только в 7.

Очень холодно и сыро. Туман.

Никому не хочется начинать еще один день, все стоят, засунув руки в карманы, и чешут языками.

С утра чищу картошку для кухни и пишу письма.

Обед — просто объеденье: картофельный салат, поджаренный мясной фарш и салат из свежих помидоров. Я съедаю две порции. После обеда почти 3 часа пишу, затем жарю картошку. Вот только соль приходится буквально по щепоткам вымаливать — не хватает.

Колбасу из сухого пайка решаем оставить на завтра. Вечером сидим и беседуем при луне до 22 часов. Почти постоянно в небе гудят русские самолеты.

25 сентября 1942 г

Уже в 3.30 сигнал к подъему. Укладываю вещи кХиршу на грузовик с боеприпасами.

Мне страшно недостает нашей бронемашины, которую отправляют на ремонт в Германию, тоскую и по товарищам, которых или уже нет на этом свете, или отправлены в госпитали тоже в Германию.

В 4 часа отъезжаем, еду в кабине грузовика.

Когда мы прибыли на место, роты там уже не оказалось, нагоняем мы ее только к 10 часам утра.

Туман такой густой, что видимость менее 50 метров. Едем через унылую степь. Постепенно светает, туман поднимается.

По обе стороны дороги слышатся выстрелы. Огонь ведет артиллерия. Никто из нас представления не имеет, что происходит.

Кроме нас на маршруте следования полно других колонн, в том числе и гужевых. Наступление, судя по всему, широкомасштабное, совсем как в прошлом году, когда мы выдвигались к Бугу перед началом русской кампании.

Около 9 часов останавливаемся в каком-то колхозе. Подъезжаем к самым телятникам, ставим бронемашины и маскируем технику камышовыми матами и досками. В этом колхозе обнаруживаем огромные запасы пеньки и сырья, а также оборудование для ее приготовления.

Это неплохой улов, потому что на родине острейшая нехватка этого материала.

Вытаскиваю пожитки из кузова грузовика, отношу их в помещение, прибираю там, достаю стол и стул, после чего укладываю вещи заново.

Чуть погодя согреваю воды в тазу, моюсь и чувствую себя после этого будто заново на свет родившимся.

Помывшись, сажусь и пишу 15 писем.

По маршруту следования продолжают тянуться колонны — примерно 50 бронетранспортеров, множество другой техники. Пылища неописуемая.

Примерно в 200 метрах от нас расположилась батарея 10,5-см орудий. Артиллеристы периодически постреливают.

На обед мясо с картошкой и подливой, очень вкусно.

Над нами все время кружат фанерные бипланы русских.

К полудню от ремонтников возвращается Таузенд, на его тяжелую бронемашину установили новый движок.

Еще примерно с полчаса пишу, потом перебираюсь в машину Таузенда. Отныне она станет моим домом.

В 15.30 снимаемся с места, с нами едет еще какой-то офицер медицинской службы.

Над дорогой клубится пыль. Солнце палит, пыль забивает глаза. Куда ни глянь, повсюду колонны: справа, слева, даже рядом с дорогой по полям катят. Все время слышится стрельба.

Проехав около 30 километров, оказываемся у покрытой лесом горной цепи, за ней виднеются горные вершины Кавказа. Располагаемся в необъятном фруктовом саду. Нашему примеру следуют и еще несколько колонн.

Первым отрываю себе окопчик.

Привозят почту и тут же раздают. На ужин: сливочное масло, хлеб, сигареты и мелкие яблочки.

Едим, пока не стемнело, после чего оборудуем места для ночлега в бронемашине. Вдвоем можно уместиться.

Прилетает несколько русских бипланов, но наши зенитчики обрушивают на них шквальный огонь, и русские предпочитают убраться подобру-поздорову. Сажусь в машину и пару часов читаю при свете, затем ложусь спать.

26 сентября 1942 г

Спал в эту ночь прекрасно, было тепло, я даже не замерз, как в последние ночи. Уже в 6 утра я на ногах, чуть позже поднимаю охранение.

Всю первую половину дня очищаю бронемашину от грязи и пыли, кое-где слой пыли доходит до 3 см. Такого еще видеть не приходилось — ничего подобного с моей прежней бронемашиной не случалось. Даже оружие в такой грязи, что и не поймешь, что это — пулемет или кусок бревна.

Время от времени дают о себе знать «катюши». Иногда их снаряды ложатся совсем неподалеку. Постоянно ведет огонь и наша артиллерия, причем далеко не одна батарея.

Мы снимаем рацию и антенну с машины Рипа и переустанавливаем на нашу.

На обед капустный суп. Нашей полевой кухне приходится 15 километров ездить за водой.

Во второй половине дня снова оттираю от грязи бронемашину, в особенности налегаю на брызговики.

Теперь у меня водителем Гроссе, а Бенцель — радист и водитель заднего хода. Так что команда обновилась полностью.

Во второй половине дня непрерывно палит артиллерия. Ведут огонь и тяжелые минометы, расположенные где-то левее. Мимо следует батарея 21-см дальнобойных орудий. Да, чего здесь только не насмотришься!

Сажусь за пристроенную на броне доску, она служит мне письменным столом, и пишу дневник, за который давно не садился.

Между тем мало-помалу смеркается, потом сообщают, что, мол, мне предстоит сегодня стоять в охранении. Дежурным сегодня заступает унтер-офицер Пфайль. Нам приказано вырыть и окопчик.

Я за 10 минут отрываю окопчик для ночевки глубиной в 2 штыка и кладу в него вещи. В 18 часов заступаю в охранение. Уже совсем стемнело. Выставляем по 3 человека на пост.

Из фруктового сада доносится передаваемая по радио музыка, иногда постреливают артиллеристы, и наши, и русские. Внезапно заслышав характерный вой русских реактивных минометов — «катюш», — бросаемся в окопы. И вовремя, потому что в нескольких сотнях метров от нас остервенело рвутся снаряды. В воздух взлетает грузовик с боеприпасами, что-то где-то горит.

В 19 часов укладываюсь в окопчик, слушаю музыку.

В 20 часов снова на пост. Взошла луна. Меня вызывает командир и велит поднять всех в 22 часа, потому что в 22.45 мы снимаемся с места.

Ставлю в известность всех командиров разведгрупп. Без нескольких минут 22 часа охранение поднимает личный состав роты.

Мы проворно рассаживаемся по машинам, укладываемся, и тут как раз команда «Выступаем!». Мы медленно поднимаемся по горной цепи.

Где-то вдалеке падают бомбы, видны вспышки снарядов четырех «катюш», всего я насчитал около 80 разрывов. Похоже, русские попали в цель — что-то сильно горит.

Проехав километров 8, съезжаем в балку — там предстоит разместить бронемашины нашего батальона. Рота находится где-то впереди. Пробираемся на наших тяжелых бронемашинах через густые, как джунгли, заросли кустарника, ставим машины и маскируемся, оставив по обе стороны машины свободное пространство для доступа к люкам.

Луна скрылась за облаками, стало совсем темно.

Полчаса спустя меня вызывает унтер-офицер Пфайль, собираю вещички, прихватываю автомат и отправляюсь на поиски нашего охранения.

Балка заканчивается крутым обрывом, взбираюсь на него и обнаруживаю наших ребят из охранения.

На обратном пути мы каким-то образом умудрились заплутать.

Страшно рад, когда минут 20 спустя укладываюсь на оставленной позиции. Там даже койка откуда-то взялась. На посту стою с 4 до 6 утра, густой туман, и в 20 шагах ничего не разберешь.

По пути у воронок натыкаюсь на тела двух погибших русских. А воронки-то от мин наших 6-ствольных минометов.

27 сентября 1942 г

Воскресенье, хоть и у подножия Кавказа, хоть и вдали от дома, но все же воскресенье. Еще задолго до 6 утра над нами начинают кружить русские бипланы — скорее всего, тоже заплутавшие в тумане.

В 5 часов разбудил лейтенанта Грисхайма, ему вместе с 4 бойцами предстоит ехать в разведку.

Но поскольку туман пока что не рассеялся, отъезд откладывается.

Воздух пропитан сыростью. Туман такой, что ни зги не видать — стоишь себе, как дурак, и не знаешь, что делать.

Приношу из полевой кухни чай, съедаю хлеба с медом.

Снова появляется унтер-офицер Пфайль — на сей раз нам приказано стоять в охранении. Я быстро забираю свой автомат, три рожка патронов, пистолет, каску и иду искать унтер-офицера Пфайля, который уже направился туда, где предстоит заступить на пост.

Я иду тем же путем, что и ночью, до пересечения тропинок, где лежат убитые русские. Но Пфайля не обнаруживаю.

Прохожу еще метров 200, там встречаю сидящего за пулеметом Хартунга. Оказывается, унтер-офицер Пфайль направился еще дальше.

К нам случайно заехали три грузовика — водители тоже заблудились. Указываем им, как выехать.

Мимо нас проходит лейтенант Грисхайм с четырьмя бойцами — идут в разведку. Возвращается с двумя солдатами и унтер-офицер Пфайль. Этим двум ребятам предстоит стоять на обрыве.

Мне приказано забраться на горку и с дерева следить за тем, что происходит в долине. Через густые заросли поднимаюсь на горку, залезаю на дерево. Видеть я, разумеется, ничего не вижу из-за тумана и других деревьев.

Может, забраться на другое деревце? Смысл? Туман ведь не рассеялся. Возвращаюсь к пулемету. Уже 9 часов утра. Сменить меня никто не пришел, зато со стороны обрыва доносятся приближающиеся выстрелы.

Унтер-офицер Вреде занимает позицию вверху у обрыва. Меня с Альхузеном отправляют назад, на поляну у скрещения тропинок, охранять подходы со стороны долины. Стрельба становится более интенсивной — трещат автоматы и пулеметы.

Наша рота поднята по тревоге, все, кроме водителей, должны иметь при себе оружие и занять круговую оборону. У перекрестка проходит Кёрбер с пулеметом в руках.

Над нашими головами свистят снаряды пехотных орудий и других батарей. Вообще уже теперь трудно разобрать, чей снаряд и куда летит — наш или русский.

Над обрывом жужжат пули. Противник вяло отстреливается из минометов и артиллерийских орудий; судя по всему, в его распоряжении не более одной батареи.

Туман постепенно рассеивается, теперь уже хорошо видна долина, изрезанная брошенными огневыми позициями русских.

Справа от нас виднеются три холма, на первом слева различаю наши посты охранения.

Как выясняется позже, это посты 370-й пехотной дивизии. Видимо, взвод пехотных орудий, они тоже ведут огонь, но уже в другом направлении. За горой ущелье, а за ним возвышается огромная горища, которую и обстреливает наша артиллерия. Оттуда доносится и пулеметный огонь, и выстрелы батареи русских. В общем, трудно разобраться, кто в кого палит.

Слева постоянно мелькают вспышки наших батарей, а секунд через пять раздается истошный вой проносящихся над головой снарядов.

Вверху на обрыве интенсивность стрельбы нарастает, похоже, там против наших сражается разбросанная горстка русских.

Стрелки, скорее всего, засели в кронах деревьев у обрыва, пистолетные выстрелы становятся все громче.

Сижу в кустах и не спускаю глаз с крутого, поросшего кустарником откоса. А тем временем хорошо знакомому завыванию «катюш», похоже, и конца не видно.

И тут же вижу разрывы, ложатся снаряды один за другим в том самом фруктовом саду, где еще вчера вечером стояли наши машины. Разрывы гремят постоянно, я насчитал не менее 80 разрывов. Наверняка это старые знакомые — те самые 4 русских «катюши».

Появляются и русские истребители, но уходят, опасаясь плотного зенитного огня. И вдруг из балки со свистом проносятся снаряды наших 6-ствольных минометов. Я невольно втягиваю голову в плечи. И тут разверзается ад кромешный: грохот такой, что оглохнуть можно. Еще бы — четыре наши батареи, с десяток пехотных орудий, да еще батарея 6-ствольных минометов! Иногда пролетит и шлепнется русский снаряд, но на них мы больше не реагируем.

Обед мне в 13.30 приносит водитель.

Наша артиллерия и минометчики ведут огонь всю вторую половину дня.

Стрельба у обрыва постепенно стихает, часть наших сил отводят. Русские снаряды ложатся в непосредственной близости от наших 6-ствольных минометов и позиций легких зенитных орудий.

Около 15 часов снова заговорили «катюши», русские ведут плотный огонь, буквально снаряд к снаряду, обстреливая примыкающий к маленькому селению участок. Вижу, как загораются скирды соломы. В 17 часов «катюши» дают еще один залп по фруктовому саду. Опускаются сумерки.

К пересечению тропинок выезжает тяжелая бронемашина. Кёрбер доставил мои спальные принадлежности да пару бутербродов.

В темноте мелькают яркие вспышки артиллерийских орудий и прочерчиваются огненные следы мин, выпущенных из 6-ствольных минометов. Мы вшестером охраняем перекресток дорог. Вверху над обрывом в брошенном русскими доте расположились наши пулеметчики.

С 18 до 19 сижу в секрете, ас 19 до 20 вышагиваю на посту между бронемашинами и ближайшим постом охранения. Издали доносятся разрывы бомб.

Русские бомбардировщики, замыкающие строй, разгружаются неподалеку. Иногда наши артиллеристы решают поддать жару противнику, и тогда у нас над головами со свистом проносится сотня снарядов. Аза сегодняшний день, по моим подсчетам, в сторону неприятеля пролетело никак не меньше тысячи снарядов.

В 19 часов поднимается луна. Я напряженно вслушиваюсь, реагирую на малейший шум. В 20 часов ложусь спать прямо на траве, подстелив кусок брезента и укрывшись сразу тремя одеялами.

С полуночи и до 2 часов ночи я снова час в секрете и час на посту. Ничего примечательного за это время не происходит.

28 сентября 1942 г

Безумно рад возможности улечься спать. В 6 утра всем нам позволяют уйти, остается только один пулеметчик. Его сменяют каждые 2 часа.

Собираю вещички, иду к бронемашине и завтракаю.

К 8 утра мне снова идти к пулемету на перекресток. Мой предшественник оставил там целую кучу иллюстрированных журналов, так что есть чем заняться.

До сих пор туман, ничего не видно.

Но и артиллерия с самого ранья уже постреливает, но куда слабее, чем вчера. Огонь ведет, по-видимому, русская батарея легких орудий, снаряды так и свистят над головой. Иногда совсем рядом визжат и осколки. Мало-помалу здесь становится неуютно.

В 10 часов дежурство заканчивается. Вообще-то оно уже давно должно было закончиться, вот только мой напарник об этом мне и словом не обмолвился.

После обеда чищу оружие и люльку орудия.

Несколько раз наши артиллеристы предпринимали обстрел, посылая на противника от 50 до 100 снарядов. Стреляли и 6-ствольные минометы, те выпускали не более 50 ракет.

Русские отвечают лишь одиночным огнем. Надо сказать, сегодня вообще куда спокойнее, чем вчера.

Сижу на машине и чищу оружие. Один раз прилетели 9 бомбардировщиков американского производства и совсем неподалеку от нас разгрузились. Несмотря на яростный огонь наших зенитчиков, ни одной русской машины им подбить не удалось.

Бенцель приволок воды — источник в полукилометре от нас. Впервые за 3 дня можно помыться. Боже, какое же это блаженство — ощущать себя вымытым.

Венцель и Гроссе отправились на пост, так что я в одиночестве. Читаю, потом оборудую себе местечко в бронемашине, даже некое подобие письменного стола соорудил. Наглухо уплотнил все люки машины. До 24 часов под приятную музыку, пойманную по рации, пишу с десяток писем, и даже война отступает на задний план.

29 сентября 1942 г

Сегодня затишье, лишь изредка постреливает артиллерия.

Вчера Бенцель достал на кухне кусок мяса, сегодня нарезал и поджарил.

У нас пока что остается хорошее подсолнечное масло — 10 л у Таузенда.

До обеда привозят почту. Уж она точно найдет нас где угодно.

Усаживаюсь в бронемашине писать дневник. Над нами вновь появляются бомбардировщики американского производства и метрах в 500 от нас сбрасывают бомбы. Время от времени со свистом проносятся и снаряды.

Мы как раз вспомнили Фрёбеля, мол, уже скоро должен возвратиться из отпуска. А он, оказывается, уже возвратился. Ему есть что рассказать мне, к тому же его назначили ко мне водителем.

На обед капустный суп, мы всей компанией решаем его проигнорировать.

Во второй половине дня пожаловали только несколько русских фанерных бипланов.

На ужин — свежая колбаса и хлеб.

Меня назначили в охранение, послали в распоряжение унтер-офицера Штихерта. Это на прогалине. С 18 до 19 часов в секрете, с 19 до 20 в бронемашине у пулемета.

Темень непроглядная. Два часа спустя появляются несколько ночных бомбардировщиков и бомбят чуть дальше впереди. Жуткий свист и грохот. А предварительно высвечивают небо ракетами. Но в целом дежурство прошло спокойно.

С 24 часов и до 2 ночи я снова в охранении, ночные бомбардировщики не оставляют нас в покое. Каждый час примерно 4–5 машин, идущих тем же курсом. Один раз бомбы упали на участке роты, но без какого-либо ущерба.

С 2 до 6 спокойно дремлю.

Как же все-таки пойдет дело дальше?

Мы уже совсем превратились в пехотинцев!

1 октября 1942 г

В 6 часов утра подъем. Дожидаемся, когда придут нас сменять. Наконец, уже почти в 7 часов смена пожаловала.

Возвращаюсь к нашей бронемашине. Бенцель уже поджарил яичницу, мы с Фрёбелем съедаем по бутерброду, потом я зажариваю еще 6 яиц на всех сразу. До обеда все тихо, лишь одиночный огонь русской артиллерии.

Сажусь в бронемашину и до самого полудня читаю роман. Снова прибыла целая груда почты. Нашего командира Штольца куда-то переводят, так что в 14 часов к нам явится другой, поэтому все вокруг бегают как чумовые.

Пришиваю на мундир ленточку «зимнего ордена». Потом кое-что по мелочи подштопываю.

Нас извещают о том, что, дескать, каждой разведгруппе полагается раздобыть и сдать по 2 ведра картошки. Мы с Клоппом отправляемся на поиски. Картофельное поле в двух шагах, правда из-за бурьяна и картошки не видать. И чтобы отыскать картофельный куст, сначала приходится выдрать кучу сорняков. Ведро мы с грехом пополам успели накопать, но тут команда: «Приготовиться к маршу!» Сдаем картошку на кухню.

В канцелярии раздают заказанные яблоки и торты — их только что доставили из тылового обоза.

На наш экипаж полагается 5 кг яблок, Гроссе оплатил их — 17,50 рейхсмарок. Все аккуратно укладываем в машине.

По-видимому, русские артиллеристы засекли наше местонахождение, стреляют по нашему лесочку, разрывы, визг осколков. Так что лучше уж не вылезать из бронемашины.

Хоппе приносит еще довольствие для меня: хлеб и колбасу.

Только Фрёбель надумал отправиться к полевой кухне за глинтвейном, как снова рядом разорвалось несколько снарядов. «Воздух!» — завопил кто-то из наших.

Над нами гудят 18 бомбардировщиков американского производства и 10 истребителей сопровождения, потом разворачиваются и заходят атаковать наши артиллерийские позиции. Наши зенитчики палят по ним вовсю, но попасть никак не могут.

Едва эти убрались, как на смену им появляются другие. Наши старые знакомые — фанерные бипланы, машин 20, никак не меньше. Особых хлопот они не доставляют, но вот зато переполоху от них — носятся на бреющем, как растревоженные пчелы, сбросят парочку мелких бомб, дадут несколько очередей из пулемета — вот и все. Но в конце концов и они убираются восвояси. А уже 16 часов.

Мы трогаемся с места, но проезжаем не больше 3 километров чуть левее.

Дорога находится под обстрелом, на обочине и в кюветах валяются покореженные и сгоревшие грузовики.

Мы проезжаем через изрытое воронками селение, кое-какие дома полностью разрушены в результате прямых попаданий. Проехав еще 3 километра, сворачиваем вправо и поднимаемся на гору. Никто понятия не имеет, что вообще происходит.

Проезжаем через кукурузное поле примерно до половины подъема. Ставим машины в кустах колючки и маскируем их. Лейтенант Гляйз вместе с водителем забрались выше по склону подыскать место для позиции, а мы тем временем следим за обстановкой. Уже начинает темнеть.

Возвращается Гроссе, нам предстоит не мешкая приступить к охране участка.

Снимаю с бронемашины пулемет, беру автоматы, мешок с патронами для пулемета, и мы со всем этим тяжеленным добром взбираемся на гору и проходим метров 150 до колючего кустарника.

Темно, хоть глаз выколи. Над горой сильный ветер, по небу несутся темные клочья облаков.

Мы с Фрёбелем снова спускаемся к бронемашине забрать остальные вещи. Едва мы спустились, как начинается дождь.

Кое-как, действуя на ощупь, нахожу и растягиваю над башней кусок брезента. Мы пережидаем дождь, благо 10 минут спустя он перестает.

К нашему великому облегчению, мы все же наверху. Закусываем хлебом с колбасой. Все промокло насквозь, а тут еще этот ветер.

По обе стороны расположились другие группы. Перед нами лежит долина, за ней снова горы. Нас в группе шестеро, по 2 часа каждому предстоит провести в охранении.

Примерно в 4 километрах от нас расположились части 370-й пехотной дивизии.

Около часу ночи вдруг раздается стрельба, но быстро стихает, а в целом все спокойно.

Спать приходится в кустарнике, подыскав более-менее защищенное от ветра место.

Другие группы сумели обнаружить брошенные русскими землянки.

2 октября 1942 г

В 4.30 утра перебираемся на противоположный склон горы — чтобы враг не заметил на верхушке. Все, за исключением четырех человек, отправляются вниз к нашим бронемашинам. По дороге приходится держать ухо востро.

Нам, четверым оставшимся, как только развиднеет-ся, предстоит изучать местность. Для этих целей сюда из пункта корректировки огня доставили стереотрубу.

Холодно. Просматриваю газеты и журналы. Медленно рассеивается туман.

Русские прицельно бьют из орудий по пересекающим равнину дорогам, по нашим артиллерийским позициям и по отдельным домам и подворьям.

Эти ребята не промахиваются. Так что даже нашему военврачу, и не только ему, приходится подыскивать себе другое местечко.

Снаряды противника свистят буквально над головами. Мы уже даже по звуку научились определять место их попадания и редко ошибаемся, стоит только взглянуть в бинокль.

Около 8 утра лейтенант Ташнер приказывает нам перебраться на новый и более удобный наблюдательный пункт на кукурузном поле.

Стою на новом месте с 8 до 9 часов, когда меня сменяют, отправляюсь на старое, где остались все вещи.

В 12 часов нас сменяют.

За неимением воды котелки приходится прополаскивать чаем.

Во второй половине дня смазываю оружие, читаю роман и пишу дневник и письма.

Вдруг налетает рой фанерных бипланов, машин 20, но их быстро отгоняют наши зенитчики. Впрочем, ненадолго — вскоре они возвращаются и сбрасывают на нас несколько штук легких бомб. Один раз я даже наблюдал в бинокль, как бомбы, отделившись от самолета, падают и взрываются.

Около 15 часов русская артиллерия накрыла тот наблюдательный пункт, откуда мы вели разведку сегодня утром. Туда упало снарядов 30. А один угодил прямо в окоп корректировщика артогня. Парня разорвало на куски. Еще один снаряд попал в траншею — также один погибший.

Сижу в бронемашине и пишу. Слышу, как после каждого взрыва снаружи светят осколки.

Быстро едим и сразу же в охранение. Сегодня к 17 часам заступаем на позицию.

Нагруженный своими спальными принадлежностями и пулеметом, поднимаюсь вверх по склону горы, прохожу через кукурузное поле до брошенной русскими позиции.

Спим в крытой траншее. Двое наших постоянно на посту в 50 метрах от нас, еще один человек остается за пулеметом.

Время тянется нестерпимо медленно, ждешь не дождешься, пока явится твой сменщик. Уже в 3 часа утра пролетает четверка русских ночных бомбардировщиков. По обе стороны от меня, как и вчера, в 50–100 метрах расположились наши пулеметчики.

3 октября 1942 г

Сегодня вторая годовщина моей солдатской службы. Как все-таки летит время! До сих пор все было переносимо, да смилостивится надо мной судьба и дарует мне и третий такой же год.

С рассветом, в 4.30 утра, мы снова собираем пожитки и с оружием возвращаемся к нашим бронемашинам.

Поскольку днем русским ничего не стоит заметить нас, оставляем на светлое время суток только один пост — на кукурузном поле.

На завтрак ели только поджаренный на масле хлеб — больше ничего нет. После завтрака нам с Бенцелем приказано спуститься вниз к ручью на разведку.

Спускаемся по тому же участку горы, где ночью стояли в охранении, в долину, через которую протекает ручей.

Спуск довольно крутой, проходим метров 30 через густой, дремучий лес. Русло ручья здесь пересохшее.

Как индейцы, пробираемся через лесную гущу вдоль ручья примерно 300 метров и наконец обнаруживаем воду. Под крышку заливаем прихваченные с собой канистры и, обливаясь потом, идем назад. Наконец можно хоть по-человечески помыться.

Сегодня снова интенсивный артобстрел. Наши батареи, включая 6-ствольные минометы, долбят какое-то расположенное примерно в 5 километрах селение, преграждающее нам путь через предгорья к Орджоникидзе.

Около 11 часов меня вызывают к командиру — сдать солдатскую книжку. Пришло время и мне отправиться в отпуск домой. Страшно обрадован.

После этого приказано снова карабкаться наверх и стоять там в охранении. Оттуда прекрасно видно в бинокль, как наша артиллерия продолжает молотить занятое русскими селение.

Оттуда доносится шум боя, похоже, часть селения уже в наших руках, но тут заговорили «катюши». Во второй половине дня в небе множество бипланов, но наши зенитчики и пара истребителей вскоре прогоняют их.

Наша «рама» часами кружит в воздухе. Около 17 часов спускаюсь, ужинаю, намазываю колбасным фаршем пару кусков хлеба и беру их с собой в нашу землянку.

До 18 часов беседуем о том о сем, потом ложимся спать.

С 23.20 до 1.40 ночи стою в охранении. Мыслями я уже в отпуске. Меня сменяет Фрёбель, и я снова ложусь на узкое жесткое ложе — собственно, на дно траншеи, через которую переброшены несколько бревен.

Внезапно меня будит Фрёбель и с волнением в голосе сообщает, что, дескать, примерно в 50 метрах в тростнике заметил чью-то тень. Выкрикнул: «Стой, кто идет?» — ответа никакого. Он хотел выстрелить, да пулемет отказал. Осмотрев оружие, оттягиваю рукоятку затвора и убеждаюсь, что затвор не так вставлен. Разумеется, выстрелов не жди.

Так надо было из автомата пальнуть, говорю ему. Фрёбель отвечает, что, мол, и автомат заело.

Я беру пулемет и даю короткую очередь как раз туда, где мой напарник заметил странную фигуру. От стрельбы проснулся Кёрбер, с соседнего поста приходит унтер-офицер Шассе. Вместе осматриваем местность и обнаруживаем подстреленную нами лошадь.

В такой темнотище всякое может привидеться. Но мы все равно довольны — в кромешной тьме бьем без промаха. А ведь вместо этой несчастной лошади вполне могла пожаловать и разведгруппа русских.

В 4.30 снова возвращаемся к своим бронемашинам.

4 октября 1942 г

Вот и настал долгожданный момент — первый за 2 года службы отпуск на родину!

Прибыв к бронемашине, тщательнейшим образом умываюсь, после чего укладываю вещи. Решил прихватить на всякий случай и полтора литра подсолнечного масла.

Покончив с этим, прощаюсь с товарищами, кое-кто отдает мне письма, чтобы я довез их до ротной канцелярии — все же скорее дойдут по назначению.

Только в 8 часов я наконец уселся в коляску мотоцикла, чтобы уехать. Всего тебе наилучшего, Кавказ!

Дорога, по которой мы следуем, ужасная — рытвины, колдобины, пылища страшная. Радуюсь, что мы, кое-как одолев эти проклятущие два десятка километров, прибываем в селение, где разместилась наша рота.

Зайдя в канцелярию, узнаю, что мне дали в нагрузку чуть ли не мешок писем. Что поделаешь — ради товарищей я готов на все.

Получаю на руки отпускное свидетельство и докладываю по инстанции об отбытии. От нашего кухонного императора унтер-офицера Хоппе получаю буханку хлеба, банку рыбных консервов и свиной жир.

Между тем прибывает почта с родины, я получаю бандероль и несколько писем. Время близится к 10 утра.

В 11 часов удалось сесть на грузовик, который отвез меня на 30 километров в наш тыл. Каким образом мне добираться с Кавказа в мое родное местечко Фёльпке под Магдебургом — целиком и полностью моя забота.

Во всяком случае, поездом по расписанию явно не удастся.

Уже довольно скоро я нашел еще один грузовик, который доставил меня в Гнаденбург. В Гнаденбурге мне пришлось прождать битый час, потом еще на одном грузовике переехать 20-тонный мост через Терек, потом ехать вдоль реки в Моздок мимо разрушенной церкви.

По чистой случайности мне удалось сесть на грузовик, в котором в Прохладный ехали саперы. То есть туда, где 11 сентября я был ранен и где потерял столько боевых товарищей.

Дорога на Прохладный идет вдоль железнодорожной линии. На подъезде к Моздоку стоят два поврежденных русских бронепоезда. Рельсовый путь снова восстановлен саперами с помощью русской рабсилы. За дорогу меня пропылило чуть ли не насквозь.

Потом я понял натуру водителей обоза — они страшно боятся ехать до Прохладного, мотивируя это тем, что, дескать, минувшей ночью русские подвергли город страшной бомбардировке.

Поэтому они решили переночевать в каком-то селении неподалеку от города. В поисках этого селения мы проехали километров 20, но так ничего и не нашли. Пришлось снова возвращаться на трассу, но, пока мы плутали, успело стемнеть.

В конце концов проехав еще с десяток километров, мы набрели на какое-то совсем крохотное село и переночевали в огромном помещении, принадлежащем сейчас Имперской службе трудовой повинности.

5 октября 1942 г

Вот уже успел миновать первый день отпуска, а я еще торчу у Терека. В 5 часов мы снова едем в Прохладный. С грузовика меня ссадили как раз у дороги, ведущей в Георгиевск.

Направляюсь в первый попавшийся дом, как следует умываюсь, съедаю кусок пирога, присланного мне во вчерашней посылочке, и записываю несколько строчек в дневник. По улице постоянно идут машины. Время — 8.30. Мне надо в Георгиевск, но увы — приходится довольно долго ждать попутной машины. Что-то не спешат, они выехать из города.

Наконец, часа через два меня подбирает грузовик, идущий на Солдатскую. Уже скоро до меня доходит, что я еду вообще не туда, поэтому вылезаю у перекрестка с указателем на Георгиевск.

Жду там до 14 часов, и ни одной машины!

Только тогда до меня дошло, что эта дорога к маршруту следования отношения не имеет.

Подхватив тяжелый чемодан, тащусь, обливаясь потом, с полкилометра до аэродрома.

Здесь базируется эскадрилья истребителей «Ме-109». От часового узнаю, что летчики в день сбивают от 10 до 20 вражеских самолетов. Истребители постоянно садятся и взлетают.

Несколько дней назад сюда пригнали и 8 пикирующих бомбардировщиков, за два боевых вылета они уничтожили два русских бронепоезда.

Через вокзал и аэродром направляюсь к главной трассе, проходящей вдоль железнодорожной линии. Грузовики идут взад и вперед, и мне не составляет труда поймать машину.

На аэродром уже успели доставить около 50 ООО бомб, вскоре пожалуют и сами бомбардировщики.

Грузовик доставляет меня к месту в 20 километрах, не доезжая Георгиевска. Потом меня подхватывает какой-то дизель и довозит до города.

Дальше трясусь на телеге почти до самого вокзала и там начинаю искать место ночевки. Мне везет, и мы еще с одним солдатом быстро находим квартиру.

Кое-как поужинав, ложимся спать.

Что же готовит мне день завтрашний?

6 октября 1942 г

Примерно в 6 утра поднимаюсь, умываюсь, что-то наскоро проглатываю, беру вещи и отправляюсь на вокзал.

Какая досада — буквально только что, каких-то 10 минут назад отошел поезд на Ростов-на-Дону. Приходится ждать следующего.

На вокзале есть столовая, можно выпить кофе и получить довольствие. Ругаю себя за то, что забрал довольствие до 10 октября у себя в роте. Здесь довольствие получше, но, увы, не для меня. На день выдают здоровый кусище колбасы, жиры и мармелад.

Я же на неделю получил только 450 г говядины и банку рыбных консервов. Это просто ерунда, но ничего не попишешь.

В зале ожидания не протолкнуться. Около 14 часов прибывает поезд на Ростов-на-Дону. Мы толпой бросаемся рассаживаться по товарным вагонам. Семь вагонов — резерв для раненых. Полы устланы толстым слоем соломы.

Мы — нас 25 человек — едем без соломы.

Как только в вагоны погрузили раненых, поезд отправляется.

В Минеральных Водах стоянка дольше. Я выхожу размять ноги, и тут у меня глаза на лоб лезут — на открытой грузовой платформе, прицепленной к нашему поезду, вдруг вижу наши подбитые в Прохладном тяжелые бронемашины, в том числе и свою родную. Их направляют в Лейпциг на ремонт. Так что судьбе было угодно, чтобы на родину мы следовали вместе.

Опускаются сумерки и мы ложимся спать, теснотища ужасная, лежим впритык друг к другу.

Подкладываю на доски одеяло, а вторым укрываюсь.

Спалось отвратительно: только заснешь — и тут же просыпаешься.

7 октября 1942 г

Когда утром мы проснулись, поезд, оказывается, давно стоял. Сами мы отодвинуть тяжелую вагонную дверь не смогли, потребовалась помощь извне.

Времени 5 утра, мы в Армавире.

Скоро поедем дальше.

Я пересаживаюсь на грузовую платформу, на которой стоит моя бронемашина. Отсюда куда лучше обозревать местность.

Железнодорожная линия здесь большей частью двухпутная. Постоянно идут встречные поезда, масса вагонов, груженных боеприпасами, и рефрижераторов.

На многие километры по обе стороны линии — сплошное кладбище вагонов и локомотивов. Страшное и унылое зрелище.

Местность однообразная, монотонно стучат колеса. Проезжаем станцию Кавказская. Поезд часто останавливается.

Во второй половине дня ложусь на голые доски рядом с бронемашиной.

Когда мы уже в сумерках останавливаемся, узнаю, что до Батайска еще 160 километров.

Я хотел было вернуться в свой вагон, но не успел — поезд внезапно отправился, и мне пришлось около часа мерзнуть на открытой грузовой платформе до следующей остановки. Когда поезд остановился, я все же решил не возвращаться в крытый вагон, а подстелить побольше соломы и спать на ней.

8 октября 1942 г

Пятый день отпуска, а все еще на Кавказе.

Минувшая ночь прошла ужасно — пришлось встать, надеть шинель и закутаться в одеяло. Но и это мало помогло — промерз до костей.

Никогда в жизни больше не поеду на открытой платформе.

К 4 утра поезд наконец останавливается. Мы прибыли в Батайск.

Ждать нам, отпускникам, скучно, поэтому подхватываем багаж и 2 километра до вокзала топаем на своих двоих.

Здесь сплошные руины. Здание вокзала, самое крупное на участке от Георгиевска, полностью разрушено прямым попаданием авиабомбы.

Поезд для отпускников уже стоит на путях. Отъезд на следующий день, вроде в 6.35.

На вокзале выдают довольствие и кофе. К сожалению, вопрос о довольствии у меня уже решен раньше.

Иду в место для размещения ожидающих — огромные, неуютные помещения, столы, скамейки, покрытые соломой полы.

До обеда читаю роман, потом иду и получаю рисовый суп.

Во второй половине дня немного пишу дневник, а после нехитрого ужина ложусь спать.

9 октября 1942 г

Сегодня имею право отоспаться и в полной мере воспользуюсь им. Весь день читаю, потом отправляюсь в город в парикмахерскую.

Город этот — большая деревня. Здесь нет даже главной торговой улицы. Большинство домов — сплошные развалины. Даже дом отпускника и тот выглядит не лучше — ни одного целого окна, холод собачий. К счастью, удается подыскать небольшую комнатку с целыми стеклами в окнах, где я рано ложусь спать.

10 октября 1942 г

Поднимаюсь в 4.30 и с багажом тороплюсь на вокзал. Вот сегодня я уже имею полное право на получение довольствия и в 5 часов его получаю. Поезд отправился в 7.30 утра, мне удалось получить хорошее место у окна. Состав медленно проезжает огромный город Ростов-на-Дону. У моста через Дон непродолжительная остановка.

Мы имеем возможность вблизи рассмотреть развалины.

Повсюду на железнодорожных путях кипит работа. Во второй половине дня остановка, где нас кормят. Возникает страшная сутолока.

Довольствие — грех жаловаться: 100 г сливочного масла, 250 г колбасы.

Едем однообразной тоскливой степью.

Около 20 часов ложимся спать, в купе набилось 7 человек — четверо спят на скамьях, трое под скамьями. Я улегся посередине на вагонном полу.

В вагонах топят, так что спится неплохо.

Рано утром прибываем в Днепропетровск.

Здесь выдача довольствия происходит довольно медленно. Очередь длиннющая, человек, наверное, 100.

Но я сегодня действую похитрее. Как только поезд где-нибудь останавливается, я пережидаю первый наплыв, а потом спокойно иду выпиваю свой кофе и съедаю супчик. Суп дают везде и сколько угодно.

12 октября 1942 г

Местные женщины повсюду предлагают нам купить яиц — корзинка 100 штук стоит 45 рейхсмарок. Правда, потом, когда пересчитаешь, выясняется, что яиц не 100, а только 80. Продают и свойское сливочное масло за 20 рейхсмарок, и многое другое.

Покупаю пару килограммов яблок — 7 штук стоят 1 рейхсмарку.

Пейзаж по-прежнему однообразный.

Все вокруг погружены в чтение — впрочем, а что еще делать в дороге?

На одной крупной станции солдатам выдают так называемую посылку от фюрера. Это происходит быстро, без задержек — от силы полчаса.

С наступлением темноты ложимся спать.

13 октября 1942 г

Рано утром прибываем в Пшемысл. Высаживаемся из поезда. Багаж перевозим на телеге в казарму, там сдаем его в бараке, съедаем вкусный горячий суп, после чего нас направляют на дезинсекцию — избавлять от вшей.

Носильные вещи сдаем связанными в большой узел. После этого в душ минут на двадцать. Мыло и полотенце нам выдают. Потом часа полтора ждем, пока прибудет наша обесвшивленная одежда. Наконец, все одеваются, получают довольствие, обменивают деньги и так далее.

Примерно в 14 часов садимся на поезд, который повезет нас до Германии, но вместо 14 отъезжаем только в 17 часов.

Вечером около 23 часов прибываем в Краков. Там пересадка. Поезд на Бреслау отошел полчаса назад, теперь приходится ждать поезда из Лемберга (Львова. — Прим. перев.), который приходит только к часу ночи с двухчасовым опозданием.

Давка на платформе страшная — все хотят уехать лембергским поездом. С великим трудом втискиваюсь в вагон и нахожу место в тамбуре.

Мне еще повезло — один унтер-офицер с багажом устроился в отхожем месте. Ни о каком сне нечего и думать — тут и ноги вытянуть нет никакой возможности. Я и не представлял, что поезд может быть так битком набит людьми.

14 октября 1942 г

Рано утром в 6 часов мы в Бреслау, там приходится 3 часа ждать — нам, видите ли, запрещено ехать обычными пассажирскими поездами! А с какой стати?

Здесь же на вокзале мы едим, потом я иду ненадолго в город. Наконец, отъезжает наш поезд. К полуночи я в Магдебурге, а поезд в мой родной город будет только утром.

Иду в зал ожидания Красного Креста. Время проходит быстро, и я первым же поездом еду в свой родной Фёльпке, где и начнется мой настоящий отпуск.

15 октября — 2 ноября 1942 г 19 дней отпуска на родине

Мне повезло: свой день рождения — мне исполнялось 22 года — я отмечал дома. Мои родители, родственники, сестры и братья были страшно рады моему приезду.

За 10 дней пребывания дома я поправился на целых 5 кило!

Раньше 9–10 часов утра не поднимался — просто не получалось. Дни летели один за другим.

2 ноября снова собираться и отправляться назад на Кавказ. До Германии я добирался 11 дней, интересно, сколько же времени займет обратный путь?

3 ноября 1942 г

Встаю в 6.30 утра. В 7.43 отходит поезд. Кто знает, когда суждено мне вновь вернуться сюда? Если вообще суждено.

В Эйслебене стоянка один час. Поскольку мне в скорых поездах передвигаться воспрещается, должен ждать следующего, обычного. Идиотское распоряжение, смысл которого мне совершенно непонятен. Но ничего не изменишь.

В 11.24 я хотел было поехать из Магдебурга на Дрезден, но узнал, что в 17.20 через Берлин идет прямой поезд на Пшемысл.

Вынужденной задержкой в Магдебурге я воспользовался, чтобы разыскать и навестить родственников моих павших боевых товарищей унтер-офицера Ваака и обер-ефрейтора Хайна и лично рассказать им о том, как они погибли.

В 17.20 отъезд, и мы с унтер-офицером Шальком получаем местечко у окна. В вагоне жарко и спать можно только сидя.

Как там моя рота на Кавказе? Все ли живы?

4 ноября 1942 г

Через Берлин и Бреслау к 16 часам попадаем в Пшемысл. В темноте тащим багаж, отмечаем свидетельства, потом в «Блоке 5» находим место для ночевки. После этого ужинаем.

Мы попытались остаться на ночь здесь, но ничего из этого не вышло.

Около 22 часов сели на поезд, по 4 человека в купе. Один спит в подвешенном сетчатом гамаке, двое — на скамьях, а я решил устроиться на полу.

Около полуночи к нам ввалились еще несколько человек солдат, так что пришлось спать сидя.

5 ноября 1942 г

Дорога через генерал-губернаторство[2] еще отличается неким разообразием. Но стоило нам оказаться в России, как начался тоскливый однообразный ландшафт.

Не на что и в окно посмотреть.

Доедаю сегодня последний домашний бутерброд.

Вечером получаем довольствие — 100 г сливочного масла и солидный ломоть ветчины.

Нас пока что 5 человек в купе. При свече толкуем о жизни до 21 часа.

Сегодняшнюю ночь сплю наверху, на багажной полке.

6 ноября 1942 г

Около 8 утра мы в Знаменке, здесь мы выходим, а состав отправляется назад порожняком.

Идем в зал ожидания и завтракаем.

Здесь же получаем и довольствие: 100 г сливочного масла и 300 г колбасы.

Поев и наведя необходимые справки, идем в расположеннное в пяти минутах ходьбы солдатское общежитие.

Там на обед картошка, капуста, гуляш. Цена 60 пфеннигов. Все очень вкусно. Поев, выходим на свежий воздух побродить.

Ужинаем из собственных запасов в солдатском общежитии. Доедаю домашние пирожки. Спим в огромном спальном помещении на солдатских койках и соломенных тюфяках. Тут даже слегка топят и еще выдают на ночь по одеялу.

7 ноября 1942 г

Нас поднимают в 5 часов, мы быстро собираемся и на вокзал. Но, к сожалению, запланированного поезда на Ростов-на-Дону — отъезд в 6.20 — сегодня не будет.

Позавтракав, мы сдаем вещи в камеру хранения, потом сидим в зале ожидания. Около 9 часов отъезжаем служебным составом. По пути у нас рвется шланг обогрева, и до самого Днепропетровска приходится ехать в страшном холоде. Туда прибываем, когда уже стемнело, в 17 часов. Никто здесь ничего не знает и толком объяснить ничего не может.

Сдаем вещи и отправляемся в расположенную в 3 километрах от вокзала гостиницу. Там съедаем пару бутербродов и идем в кино на фильм «Что случилось этой ночью».

А в 21 час на боковую.

8 ноября 1942 г

Утром унтер-офицерский рев: «Подъем!» Ну совсем как в казарме! Тут уж хочешь не хочешь выметайся. Умываемся в каком-то кое-как оборудованном в подвале умывальнике и прямо с багажом направляемся в роскошное помещение столовой.

За 30 пфеннигов здесь можно взять пару бутербродов. Очередь — конца и края не видать. До полудня читаем и пишем письма. На обед за 60 пфеннигов картофель с подливой, кусок колбасы (100 г), очень вкусно, но мало.

Теперь пора отправиться к расположенному в 40 минутах ходьбы вокзалу. В 14 часов поверка всех, кто отъезжает отправляющимся завтра в 19.30 поездом до Батайска.

Забираем багаж, а потом стоим в длиннющей очереди.

Холодно, мороз минус 6 градусов.

Два часа на морозе, мы наконец занесены в соответствующий список. Можно и погулять, только вот гулять по такому холоду что-то не хочется.

Главное — не упустить, чтобы тебе сделали необходимую отметку в отпускном свидетельстве.

Подкрепившись в столовой Красного Креста кофе и супчиком, решаем прямо с чемоданами пойти в кино посмотреть фильм «Бал».

Около 20.00 мы снова в солдатской гостинице.

9 ноября 1942 г

Подъем сегодня в тот же час, что и вчера, умывание и завтрак — там же. После мы сразу же торопимся на вокзал и остаемся в зале Красного Креста. Там по крайней мере тепло и уютно.

Уже в 10 часов забираем багаж и встаем в бесконечную очередь в три ряда. Холодно, как и вчера. Поезд, естественно, опаздывает и прибывает только к 18 часам.

Едва состав остановился, как платформа пришла в движение — все без разбору устремились к вагонам. Вагоны не освещены.

Я оказываюсь в какой-то конуре, прежде служившей купе 4-го класса. Поезд отходит только к 22 часам. Жара и духота такая, что дышать нечем.

10 ноября 1942 г

Где-то около полудня вырубают отопление, становится холодно. Светит неяркое солнце. Пейзаж однообразный до ужаса — все та же серая, тоскливая степь.

Остается только одно — убивать время за чтением. Поезд делает остановки, но они настолько короткие, что ни поесть, ни даже кофе выпить не успеваешь. А кое-где вообще не оборудованы пункты питания.

К вечеру снова затопили. В 16 часов уже стемнело.

Кое-как дремлем в сидячем положении. Сном это не назовешь. Как и вчера, в 22 часа отопление снова выключили, сидим и мерзнем.

Выехал из дома я 3 ноября, сегодня 10-е, а мы не то что до Кавказа, а до Ростова-на-Дону еще не добрались.

11 ноября 1942 г

Около полуночи доезжаем до Таганрога. И эти последние 90 километров до Батайска мы тащимся 6 часов! А потом еще 2 часа стоим, не доезжая станции.

Наконец, вокзал. Везде полным-полно народу — в зале ожидания, на пункте питания. Даже ноги переставлять нет нужды — людская масса просто подхватывает и несет тебя. Решаем на вокзале не задерживаться и отправляемся в солдатскую гостиницу. Там все как и прежде — в трех комнатах топят, да и в них людей, как сельдей в бочке. Все водопроводные краны замерзли.

Оставляем багаж, идем в зал Красного Креста, съедаем там по миске супа. После этого ищем где умыться, не находим, зато находим грузовой автобус ОКХ, направляющийся в Георгиевск. Водитель соглашается подбросить нас. Возвращаемся, завтракаем, незаметно наступает полдень, мы идем к автобусу, грузим багаж в багажное отделение и садимся у водителя за спиной в салоне.

Аккумуляторы у машины безнадежно посажены, поэтому приходится ждать, пока ее дернут на буксире. Уже почти стемнело, когда мы, наконец, отъезжаем.

До 21 часа одолеваем около 140 километров до Павловской. Найти частную квартиру в это время уже не удалось, поэтому решили спать прямо в автобусе. Там же улеглись и оба водителя.

12 ноября 1942 г

Спал, завернувшись в одеяло, только ноги замерзли. Около 5 утра едем дальше. Дорога становится все хуже и хуже. Здесь уже выпал первый снег, теперь превратившийся в кашу, в особенности если спускаемся в долину.

Через Тихорец плетемся еле-еле — впереди следует большая колонна ОКХ.

Проедем метров 100, и снова стоим.

Высаживаемся в 500 метрах от Архангельского.

Но что же с моими вещами? Оказывается, емкость с маслом протекла, и часть масла попала на мой багаж.

Мы с моим товарищем с километр месим ногами грязь, потом загружаем багаж на проезжающую мимо телегу. Так мы едем до расположенной в 5 километрах железнодорожной станции. И нам везет — уже 10 минут спустя мы едем на грузопассажирском составе в пустом вагоне до Кропоткина. Туда прибываем в 19 часов и сразу же направляемся в солдатскую гостиницу переночевать, благо она всего в 5 минутах ходьбы от станции. Наскоро перекусив, ложимся спать в настоящие постели.

13 ноября 1942 г

Как и следовало ожидать, подъем в 5 утра. Спокойно собираемся, получаем довольствие, завтракаем и идем на вокзал.

Там от отпускников, собирающихся в Германию, узнаем печальные вести о судьбе нашей 13-й танковой дивизии.

Пользуясь случаем, распаковываю чемодан. Часть вещей пропиталась маслом, включая и концентрат для приготовления пудинга. Остальная еда, слава богу, в порядке. Около полудня на дрезине едем до Армавира, города, в котором нет железнодорожного вокзала. Туда прибываем около 15 часов. Кофе здесь раздают только три передвижных котла.

С багажом идем в расположенную в 10 минутах ходьбы солдатскую гостиницу, там нас кормят. Поев, снова идем к станции, но служебный поезд, оказывается, только что ушел. Вот же досада!

Прождав зря часа два поезда для отпускников, возвращаемся в гостиницу. Там спим на соломенных тюфяках в огромном нетопленом зале. Тут весьма кстати пришлись два моих одеяла.

В целом, я добираюсь из дома до кавказского фронта 11 дней.

Как там мои товарищи? Живы ли они?

14 ноября 1942 г

Около 6 подъем и на улицу — приходят уборщицы.

Умываемся, завтракаем и снова тащимся к станции ждать служебного поезда, он должен быть в 9.30, но, как правило, появляется с 8-часовым опозданием.

Хорошо хоть, что здесь не так холодно, но все равно многочасовое стояние отнюдь не согревает. Находим какой-то барак, там растапливаем печку-времянку. На дрова разбираем часть деревянной ограды.

Наконец, к 19 часам подходит долгожданный служебный поезд, разумеется, вагоны нетопленые. Несмотря на это, сплю несколько часов сидя.

15 ноября 1942 г

Ночью поезд следовал почти без остановок, и к 4 часам утра мы добрались до Минеральных Вод, а к 5 часам — до Георгиевска.

К нашему удивлению и разочарованию, здесь все покрыто снегом. А под снегом грязища.

В отапливаемом зале ожидания завтракаем, потом едем в 13-ю танковую дивизию, располагающуюся примерно в 5 километрах. Там встречаем оберлейтенанта Мильке.

Около 11 часов мы вдевятером едем на санитарной машине. Всю задницу отбило, пока ехали. В 15 часов прибываем к берегам Терека в Прохладный, где в канцелярии получаем направление.

Дальше ехать смысла нет — уже стемнело. Идем на предоставленную нам в канцелярии квартиру.

Хозяйка приготовила чай, мы спокойно ужинаем, потом беседуем и ложимся спать.

Унтер-офицер Шальк, мой попутчик, с которым мы пережили все невзгоды двухнедельного странствия, ложится на кровати, я на диване.

Да, скоро я увижусь со своими боевыми товарищами. Хочется надеяться, что все они живы-здоровы.

Отпуск пошел мне на пользу, однако скоро меня захватит суровая реальность жизни.

16 ноября 1942 г

Поднимаемся около 5.50 утра, не спеша умываемся и завтракаем. В 7 часов отправляемся в путь на той же санитарной машине. Так как одному из наших попутчиков, гауптману, необходимо быть в Арике, мы вынуждены сделать солидный крюк.

В полдень или около того делаем остановку, все выскакивают из машины. Я остаюсь и выпиваю пару глотков кофе.

Три человека из едущих на этой окаянной санитарной машине свалились в обморок — угорели. Дело в том, что выхлопные газы через открытые вентиляционные щели проникают внутрь. Я сам чувствую, что у меня голова закружилась, товарищи говорят, что бледный, как полотно, но 10 минут на свежем воздухе и все в порядке.

Нет уж, в этой душегубке мы дальше не поедем. Сгружаем вещи, а я съедаю бутерброд.

Вдруг видим, как мимо проезжает тяжелая бронемашина Рипа из нашей 1-й роты. Они подбирают нас. С ними доезжаем до наших ремонтников, там я впервые по-настоящему отогрелся.

Там я и узнаю последние ужасные новости. Оказывается, погиб унтер-офицер Пфайль, с которым мы перед отпуском столько времени провели в боевом охранении. Погиб и Хуке.

Трое наших числятся пропавшими без вести: Кнопф, Бартковяк и еще один из вновь прибывших.

Дальше добираемся на грузовике, на нем доезжаем почти до самого Ардона, по пути видим два обгоревших русских бронепоезда. Вдруг замечаем проезжающего на легковушке оберлейтенанта Мильке. Вот удача — его чемодан до сих пор у нас. Тут, воспользовавшись случаем, мы его и передали по назначению.

Пешком добираемся до въезда в Ардон, потом нас подбирает легковушка и провозит с полкилометра.

Батальон наш расположился тут же на окраине Ардона, первая улица направо. В самом первом доме обосновался наш фельдфебель, он как раз стоит в дверях.

Я тут же докладываю о прибытии из отпуска. Фельдфебель посылает меня на квартиру, где проживает унтер-офицер Фишер и еще 6 человек. Помещение достаточно большое и хорошо протопленное.

Уже начинает темнеть. Складываю вещи и занимаю один ящик комода.

На ужин угощаю товарищей привезенной из дома жареной колбасой.

Итог моего отпуска:

— 11 дней с фронта домой;

— 19 дней дома;

— 14 дней из дома на фронт (до Ардона).

Всего: 44 дня отсутствия в части.

Впрочем, и остальные фронтовые отпускники могут похвастаться примерно тем же. Как ни крути, а полтора месяца тебя на фронте нет.

17 ноября 1942 г

Подъем в 5.30, построение в 6.30.

Нас приветствует наш новый командир оберлейтенант Мильке. Его к нам прислали вместо Айка — Айк в тот же роковой день 11 сентября получил ранение в живот.

После построения я раскладываю вещи и забираю накопившуюся за время моего отсутствия почту.

Два письма от водителя заднего хода и радиста Бюсса — он тоже был ранен тогда в Прохладном. Карл-Хайнц Бюсс лежит в госпитале в Германии. Из него вытащили 62 осколка, все правая «половина тела была буквально изрешечена. Пишет, что идет на поправку.

Здесь погода хорошая, солнечно. Даже без шинелей ходим, даром, что на дворе ноябрь.

Еду получаем из штабной кухни. После обеда сел почитать присланную почту. В 14.30 здесь уже темнеет.

Вечером до 21 часа при свете рождественской свечи пишу 15 писем и открыток.

Начиная с 15 часов являются русские бомбардировщики — боже, как действует на нервы этот гул. Весь день палила русская артиллерия.

Неподалеку начинают рваться бомбы, сначала свист, потом грохот разрыва. Весь дом трясется, с потолка отвалился здоровенный кусок штукатурки.

Но я как ни в чем не бывало строчу себе и строчу. Большинство наших выскочили во двор.

В 21 час ложусь спать. Предварительно я сбегал к Штёкеру и забрал у него все сданные ему перед отъездом в отпуск одеяла и вещи.

Похоже, «иваны» угомонились, во всяком случае их не слыхать.

Значит, я снова на фронте. Что ж, поглядим, что за сюрпризы готовят мне ближайшие денечки.

18 ноября 1942 г

Если каждый день будет продолжаться в том же духе, что и вчера, глядишь, и без потолка останемся.

Подъем и построение — так же, как и вчера.

Меня назначили стрелком-танкистом в тяжелой 8-колесной бронемашине унтер-офицера Шатца.

В первой половине дня нам роют землянки 10 русских военнопленных.

Вынужден прокипятить замасленные во время поездки из Ростова-на-Дону в Армавир вещи.

В небе грозно гудят 4 наших истребителя «Ме-109». Иногда пролетают и русские бомбардировщики.

Пришиваю метки с фамилией на белье и заштопываю на нем дырки. Около полудня великое переселение — устраиваемся по разведгруппам. На мое счастье, разведгруппа Шатца перебирается в соседнюю комнату, кстати, довольно уютную.

На обед фасолевый суп и сладкий чай. Кроме того, 0,5 л водки.

Устраиваемся в новой комнате, я тут же занимаю для себя ящик в комоде. В этой комнате даже стоит шкаф.

Во второй половине дня перетаскиваем дрова из старой квартиры унтер-офицера Шатца.

Вечером аккуратно пишу 10 писем и 9 открыток.

«Иваны» сегодня не появлялись — дождь.

За стеной те из наших, кто отслужил уже 4 года, решили устроить маленькое торжество.

19 ноября 1942 г

Сегодня с утра уборка жилого помещения. После обеда отправляюсь к унтер-офицеру Штихерту, я заступаю в гарнизонный караул — в 14 часов сменяем старый.

С 16 до 18 стою на посту, после этого ужинаю и снова в караул. Сегодня ночь выдалась довольно светлая.

С 20 и до 22 часов, а также с 4 до 6 стою на посту. В шинели холод вполне переносим. Светает около 5 утра.

Вот теперь-то и начинается то, ради чего нас здесь выставили, — не позволять гражданским лицам покидать населенный пункт или входить в него без специального на то разрешения.

20 ноября 1942 г

В 6 утра меня сменяют, иду в роту, это примерно с полкилометра, принести для караула кофе.

Возвращаюсь на грузовике.

Наскоро позавтракав, мы вместе с Ланге (он из Ошерслебена, нашего окружного городка), пока есть чуток свободного времени, решаем сходить поглазеть на подбитые русские бронепоезда.

Оба бронепоезда стоят примерно в 150 метрах друг от друга. Я нащелкал с десяток снимков.

Бронепоезда вывели из строя, обстреляв их из танковых, зенитных и противотанковых орудий. Снаряд 8,8-см орудия насквозь прошил один из бронированных вагонов. В каждом из бронепоездов мы насчитали около 20 пробоин. Зрелище не из приятных.

Наши саперы столкнули подбитые вагоны с рельс, чтобы не мешали движению.

Каждый бронепоезд состоит из 4 орудийных площадок, оснащенных 7,62-см пушками. Вагоны имеют тройное бронирование толщиной примерно 13 мм, промежуток между которыми составляет 8 см, потом слой дерева толщиной 5 см, и затем еще 13 мм брони.

С 10 до 12 я снова на посту, патрулирую участок длиной примерно в 1,5 километра. Здесь движение довольно оживленное. Задерживаю нескольких местных и еще две повозки, направляю их в караульное помещение. Тут открывает огонь русская артиллерия — вблизи рвутся 5 тяжелых снарядов.

Женщины и дети в панике — снаряды упали там, куда им велено идти, поэтому я отправляю их назад в село.

В 14 часов приходит следующая смена, а мы возвращаемся в роту.

Наши товарищи, окруженные в районе Гизиля под Орджоникидзе, с помощью дивизии СС «Викинг» сумели выйти из кольца противника и сегодня получают двойной рацион — полплитки шоколада и пол-литра шнапса.

21 ноября 1942 г

Перед тем как лечь спать вчера вечером, приклеивал к белью нашлепки с фамилией.

Сегодня построение уже в 6.20, на 9 часов назначен осмотр оружия.

20 человек под контролем унтер-офицера Шатца занимаются чисткой оружия, шум страшный. Времени мало, и мы успеваем только слегка надраить оружие. В 9 часов мы в страшной спешке выкладываем оружие на четырех столах, но все же успеваем.

Остальную первую половину дня помогаю Рундфусу окапывать его тяжелую бронемашину.

В полдень тревога, приказывают срочно установить вооружение на машины. К 13 часам я готов — все установлено и смазано.

Эбауэр вызывает меня на 15 часов к себе.

Беру каску, карабин, и в 15 часов мы с еще четырьмя бойцами прибываем в указанное место. Накрапывает дождь, поэтому прихватываем с собой плащи и идем.

Эбауэр несется вперед как угорелый — за 2 часа мы одолеваем километров 8. Я взмок от пота. К тому же грязища жуткая, еле ноги переставляешь. В 17 часов возвращаемся из патруля в насквозь промокших сапогах. Следующий патруль проходим с 17 до 18.30. Я еле стою на ногах и сразу бухаюсь спать.

Третий и последний патрульный обход проделываем с 23 до 1 часу ночи. Почти все посты предпочитают молчать, отзываются лишь некоторые.

22 ноября 1942 г

Сегодня выходной, воскресенье. Да, дома было бы в этот день куда веселей. С утра остаюсь за дневального.

На сапогах у меня налипло с полкило грязи. Обязанности дневального исполняю до 11.30, потом мы с одним русским из наших помощников втаскиваем к нам комнату еще один шкаф, и я складываю туда одежду. После решил украсить комнатенку картинками и открытками. Затем чищу карабин. На обед фасолевый суп. Как всегда после обеда выдача довольствия. Сегодня получаем полплитки шоколада, 35Qx вина, сливочное масло, колбасу и мармелад.

Вышедшие из окружения у Гизеля дополнительно получают по полбутылки шампанского. Видимо, для поддержания боевого духа 13-ю танковую дивизию решили чуть подпоить и подкормить.

Во второй половине дня прямо к нашему дому подъезжает передвижной радиоузел и развлекает нас модными пластинками.

К вечеру прибывает Бехерт и размещается у нас. Ужин шикарный: глинтвейн, пироги, разговоры. «Иваны» пролетели всего пару раз. В 21 час ложимся спать.

23 ноября 1942 г

В 5 утра подъем, с 6.20 и 7 часов построение.

Погода как на заказ — даже солнце проглядывает. С 13 до 14 строевая подготовка, сегодня это даже почему-то приятно.

Русские артиллеристы выпустили около 20 снарядов, все они разорвались поблизости от гарнизонного караула.

После строевой час поём. И это сегодня тоже приятно.

После украшаем наше жилище, готовим ужин — жареная картошка с консервированным шпинатом (3 банки). Откуда-то взялись три симпатичные русские девушки, так с ними заигрывает вся разведгруппа. На квартире унтер-офицера Гербера организуют танцульки, благо есть трофейный граммофон и даже пластинки.

«Иваны» сегодня так и не пожаловали. До 22 часов пишу дневник.

24 ноября 1942 г

В 5 часов сон прерывает постовой. Мы по очереди умываемся — постоянно держим воду в канистре про запас. Начищаем сапоги, еще остается время поесть, а в 6.20 построение.

Но наш фельдфебель появляется только в 6.30.

Меня назначают в разведгруппу Вилле, она сегодня выезжает первой. Вместе с Хенером чистим оружие и боеприпасы.

С десяток русских истребителей довольно долго кружат над Ардоном, красиво эти ребята летают, ничего не скажешь.

На обед опять один только гуляш. Правда, ребята успели наварить картошки.

В 12.55 снова построение, но мы вынуждены пару раз действовать по команде «Воздух!» — над Ардоном пронеслись на бреющем два десятка русских истребителей и обстреляли городок.

Да, русская артиллерия нас не забывает — опять выпустили несколько снарядов.

В течение часа унтер-офицер Вреде перечисляет нам фамилии комсостава 13-й танковой дивизии. После этого час спортивной подготовки на свежем воздухе. Очень кстати.

В 15 часов конец службы. Тут же подвозят почту и огромные яблоки. За них платим 2,25 рейхсмарки.

В небе снова гудят русские бипланы. Вспыхивают наши прожекторы и тут же их нащупывают. Любопытно смотреть, как они, попав в луч, вертятся, пытаясь уйти. Тут же реагируют и наши добросовестные зенитчики. Свистят бомбы и разрываются где-то совсем рядом. В нескольких домах взрывной волной вышибает стекла.

Внезапно появляется Керстен и объявляет, что мне предстоит дежурить по канцелярии. Черт! А я так надеялся на свободный вечерок!

Иду в канцелярию. Оказывается, пойман вражеский лазутчик. Мы с Гогарном и Хенером должны его охранять. Запираем его в подвале здания школы.

Бомбы часто рвутся в опасной близости. Вижу, как один из самолетов пикирует прямо на меня, и тут же раздается знакомый свист.

Бомбы рвутся в 150 ветрах от меня у перекрестка. Этот налет не прекращается все 2 часа моего дежурства по канцелярии. Самолеты всегда следуют двумя колоннами — одна бомбит наш участок, другая, пролетев вдоль главной улицы, разгружается в районе, где находятся подбитые бронепоезда.

25 ноября 1942 г

С 4 до 6 снова стою на посту у подвала. Пролетело еще несколько бомбардировщиков.

На построение мне идти не нужно, достаю из бронемашины несколько дисков с патронами и протираю их.

Около 8 снова заступаю на пост, а в 9.30 лазутчика забирает Штихерт.

Одна из бомб упала в 25 метрах от разведгруппы Штихерта, осколок, пролетев через отверстие, оставшееся после снятия орудия, ударил прямо в дымовой снаряд. Снаряд, естественно, сдетонировал, теперь внутри машины все черным-черно от копоти.

Представляю себе, каково будет ребятам отскребать машину от копоти.

Еще один осколок попал внутрь уже другой бронемашины через открытый люк водителя.

Осколками убило корову и изрешетило один из домов.

На обед горох, жесткий как камень.

В 12.55 построение. Как снег на голову — час строевой! Перед этим три раза команда «Воздух!».

Девять бомбардировщиков американского производства разгружаются на окраине города — ясно видно, как бомбы отделяются от фюзеляжей.

В противотанковом подразделении горят два бензовоза, в небо поднимаются клубы черного дыма.

После строевой полчаса нас учат, как надевать и снимать противогаз, после этого до 15 час. поём.

26 ноября 1942 г

Сегодня отлично выспался. До обеда чистка патронных дисков пулемета — изымаю патроны, чищу каждый в отдельности, потом снова снаряжаю диск.

На обед сегодня гороховый суп, причем вкуснее вчерашнего.

С 13 до 14 часов командир проводит занятия, после этого под руководством нашего ротного фельдфебеля делим вещи наших погибших в окружении под Гизелем товарищей. Я как раз на тот момент находился в отпуске.

Сегодня снова целая груда почты.

Русские бипланы вновь пожаловали, но все было не так бурно, как позавчера, — они предпочли сбросить бомбы где-то еще.

27 ноября 1942 г

Когда часовой разбудил нас, показалось, сам Вельзевул спустился на землю. Русские палят вовсю, да и наши в долгу не остаются. Весь фронт пришел в движение.

Постоянно слышится щелканье карабинов и пулеметные очереди. Черт возьми, что-то серьезное затевается!

Едва мы успели одеться, как нам посылают привет и с неба. Мы тут же юркнули в землянку. Целый рой русских двухмоторных бомбардировщиков носится над Ардоном, поливая пулеметным огнем все, что внизу.

Мы то в землянку, то из нее. Нет возможности даже кофе проглотить.

Естественно, ни о каком выступлении сегодня и речи быть не может. Здесь, в горах, грохот разрывов и выстрелы отдаются оглушительным эхом. Слышно, как снаряды со свистом проносятся, чтобы разорваться где-то вдали.

Эдак часам к 9, когда артиллерийский огонь и шум боя достигает опасной кульминации, поступает приказ быстро упаковаться и, на всякий пожарный, быть готовым сняться с места.

Да, но с чего начать? Все наше барахло в помещении, которое мы, надо сказать, обустроили, не пожалев времени, — уют, открытки на стенах и так далее.

Пока мы собираемся, поступает новый приказ: «Пехотному взводу подготовиться к бою!»

Я тут же снимаю с бронемашины пулемет, где-то надо добыть треножник, мелькает мысль, 8 магазинов есть, этого пока хватит.

В спешке нацепляем на себя что ближе лежит — шинели, пилотки, мундиры — и, обогнув загон для скота, мчимся к комендатуре. Все собираются во дворе, обер-лейтенант Мильке разделяет нас на 2 взвода и группу истребителей танков, после этого «разойдись!», но не уходить — оставаться в пределах досягаемости.

Наша разведгруппа Шатца включена во взвод Клюзенера, мы в полной боевой готовности стоим у канцелярии. Шум боя постоянно приближается.

Русская артиллерия ведет по Ардону шквальный огонь. Каждые два часа палят «катюши», их снаряды рвутся на окраине Ардона.

Враг бросил против нас самые опасные самолеты. Штурмовики на бреющем проносятся над улицами, ведя непрерывный огонь из бортового оружия, разворачиваются и снова в атаку. Кроме того, они сбрасывают штук по пять легких бомб, если они бомбят с бреющего — знай наверняка: бомба снабжена взрывателем с часовым механизмом.

Пока что наше пристанище не затронуто, самолеты разгружаются где-то на окраинах города, там, где сосредоточены танковые взводы, между нашими артиллерийскими позициями и позициями зенитчиков. Раз в два часа подлетает от 6 до 9 бомбардировщиков американского производства. Наши зенитчики сколько ни бьют по ним, так и не попадают. Бомбы отделяются от самолетов как раз над нами, но падают гораздо дальше — видим, как над окраиной вздымаются вверх черные грибы разрывов.

Вследствие высокой скорости самолетов сброшенные ими бомбы падают довольно далеко. Где-то горит бензосклад и, кажется, один из домов.

Мы стоим в полной боевой, однако с каждым новым прилетом приходится прыгать в траншею.

На обед гороховый суп, я ненадолго забегаю к нам на квартиру. Рип и Раудфус успели уже все упаковать, даже открытки все поснимали — одни голые стены остались.

Наши бронемашины — будто склады на колесах, доверху забиты барахлом, чужим и своим.

Во второй половине дня грохот постепенно идет на убыль, однако артиллерия по-прежнему ведет интенсивный огонь.

Около 16 часов заходим в наше жилье отогреться. Вид, конечно, уже совсем не тот — необжитый. Но мы вносим спальные принадлежности, хотя готовность № 1 никто не отменял. Постепенно темнеет, и даже почту каким-то образом доставили.

Настроение у всех похоронное, ужин съедаем в полном молчании.

Наши ловкие истребители за день подбили 3 или 4 русских самолета — я видел, как один объятый пламенем русский бомбардировщик устремился к земле.

Вчера вечером кто-то из карабина или из пулемета подбил один русский бипланчик — лучи нескольких прожекторов провожали падающую машину до самой земли.

Спать сегодня приходится не раздеваясь. Завтра с утра все тяжелые 8-колесные бронемашины отправляются на оборону Ардона.

28 ноября 1942 г

Когда постовой разбудил меня в половине второго ночи, я почувствовал, что успел выспаться. Так что бодро шагаю на пост. Показы спали, успело выпасть сантиметра 2 снега. Мне поставлена задача: если шум боя усилится, немедленно поднять командира.

Но фронт успокоился, только несколько бипланов непрерывно гудят в воздухе. Без двадцати три поднимаю Хартунга, а тот уже и всех остальных — разведгруппы Вреде и Штихерта.

В 3 часа и я отправляюсь в свою разведгруппу. Придя, быстро устанавливаю пулемет на машину и снаряжаю еще 6 дисков патронами.

Поесть уже не успеваю — натягиваю шинель, как мы трогаемся в путь.

Сначала едем полсотни метров до выезда из сада — и тут стоп! Оставляем наши бронемашины, а сами назад в дом. Но я остаюсь, смазываю механизмы орудия — что-то оно с трудом ворочается в последнее время.

Часа через два снова загоняем наши бронемашины в импровизированные капониры. Шум боя по-прежнему не стихает ни на минуту и даже усилился.

Говорили, что вчера русские в двух местах прорвали нашу оборону. В нашей 2-й роте тяжелые потери.

Дивизия СС «Викинг» перебросила на опасный участок один батальон. А вообще обстановка остается неясной. Несмотря на так и не отмененную готовность, вытаскиваю 6 пустых магазинов из бронемашины и снаряжаю их — по 60 патронов каждый.

Мне помогает наш доброволец из местных по имени Иван.

11.30 утра. Я как раз снаряжаю 17-й по счету магазин. Время от времени, как и вчера, наши русские друзья-пилоты пару раз все же загоняли нас в укрытие. Да и русская артиллерия подкидывает нам подарочки — тяжелые снаряды, которые ложатся в полутора сотнях метров от нас, да так, что землянка ходуном ходит.

Иван сходил за обедом, я заканчиваю снаряжать магазин, и тут появляется унтер-офицер Шассе. Все, через 5 минут выезжаем.

Быстро сую последние патроны, потом забрасываю все в машину, возвращаюсь и, подхватив все сразу — шинель, меховую безрукавку, посуду со жратвой, бегу к уже отъезжающей бронемашине.

Оберлейтенант на пару минут останавливает нас — краткий инструктаж, потом я аккуратно складываю магазины для пулемета и спокойно одеваюсь.

Направляемся на южную окраину Ардона, мол, там уже русские, но оказалось, все это — ложная тревога, никаких русских нет. Скорее всего, у кого-нибудь из бойцов на передовой просто нервишки сдали.

Подъехав на окраину, тут же сворачиваем вправо в один из садов. Буквально в нескольких метрах падает снаряд. Мюллер чуть отстает. Слева на запасных позициях замечаю группу пехотинцев.

Перед нами поле, ровная открытая местность, за ней Терек и большое селение, занятое русскими. За селением поднимается гора.

На равнине как раз перед нами около 150 человек русских. А может, мне только показалось. Дальше справа остальные разведгруппы нашей роты.

Шассе изучает противника в бинокль, я — в оптический прицел.

По равнине снуют наши бойцы, в нашу сторону бредут взятые в плен русские. Непонятно, что здесь происходит, и никто не может объяснить.

Справа шум боя усиливается. Снова волнами накатываются русские бомбардировщики и штурмовики. Не долетев до нас, они разворачиваются и в крутом пике открывают по нам огонь. С грохотом рвутся бомбы, нередко мы даже улавливаем момент, когда очередная бомба отделяется от машины. Но, на наше счастье, пилоты нас не видят — мы неплохо замаскировались.

В нескольких километрах от нас падает объятый пламенем русский штурмовик — наш «Ме-109» подбил его. Но, по-моему, и самому «Ме-109» досталось на орехи от противника.

Неужели нас заметили русские артиллеристы? Потому что в опасной близости от нас рвутся снаряды, нередко всего в двух десятках метров с небольшим.

Наши 6-ствольные минометы, батарея которых расположилась примерно в 600 метрах справа от нас, бьют залпами через равные промежутки времени. Русские, в попытке подавить их, обрушивают в ответ в десять раз больше снарядов и мин. Достается не только позициям 6-ствольных, но и нам.

Наконец, около 15 часов поступает приказ «Отходить!» Нас сменят пехотинцы, которым предстоит обеспечивать оборону здесь, на окраине Ардона. Еще засветло добираемся домой, но тут нас поджидает неприятный сюрприз.

Одна сброшенная русскими бомба упала в 20 метрах от нашего дома, вторая — в 50. В общем, ни одного целого стекла в окнах.

Первым делом выметаем битое стекло и куски известки. Холодина в доме ужасная. Растапливаем плиту и захлопываем ставни.

Понемногу становится тепло, и мы садимся ужинать. Приносят почту. Но нам невесело — даже разговаривать, и то не хочется.

Стрельба продолжается. Поэтому самое разумное — лечь пораньше спать, разумеется, одетыми по полной форме на всякий случай.

29 ноября 1942 г

И в Сталинграде, и здесь русские решили устроить нам веселую жизнь, пытаясь прорвать фронт.

Уже в 3.30 подъем. В 4.15 унтер-офицер должен доложить о готовности группы. Я быстро снимаю пулемет, забираю магазины, другие помогают мне внести все это хозяйство в дом.

Одевшись по-походному, снова заваливаемся на боковую. Но грохот и гул не дают нам уснуть.

В 6.30 окончательный подъем. Сегодня воскресенье. Перво-наперво заделываем окна. К счастью, у русских оказываются запасные окна. Вынимаем из них целые стекла и вставляем вместо разбитых. Растапливаем печку, и вскоре в ней весело потрескивают дрова.

Приведя окна в порядок, пьем утренний чай. Унтер-офицер Шатц угощает всех пирогом, добравшимся до него с полевой почтой. Едва мы покончили с завтраком, как снаружи раздается чей-то крик: «Воздух!» Выскакиваем из дома и видим, как на нас несутся русские бомбардировщики. Едва скрываемся в землянке, как земля содрогается, вблизи оглушительно гремят целые серии взрывов, а на головы сыплется песок и земля.

Самолеты улетают, и мы осторожно выбираемся наружу. Повсюду вокруг дым, нам еще повезло. Снова садимся в комнате. Никому ничего не хочется.

Решаю снова умыться, потом беру с собой фотоаппарат и иду снимать.

Прямо у бронемашины Раудфуса разорвалась тяжелая бомба, метрах в 15 — две легкие и еще одна тяжелая прямо у каптерки 4-й роты. Треть дома снесло. Солдаты находились в убежище, а теперь копаются в надежде извлечь из-под обломков вещи.

Тяжелая бомба разорвалась и в метре от дома унтер-офицера Циммермана.

А вот в дом рядом с нами, к счастью, никем не занятый, прямое попадание.

Дом, где располагалась канцелярия, бомбы сровняли с землей — стены будто унесло куда невиданной бурей. Лишь груда деревянных обломков свидетельствует о том, что здесь еще совсем недавно стоял дом.

У развалин стоят Лехельт и Штрикман, искоса поглядывая на превратившуюся в груду металла легковушку.

Писари пытаются извлечь из-под развалин какие-то документы. Среди служащих канцелярии лишь один раненый, да и то легко — все находились в убежище.

Едва возвращаюсь, как снова приходится бежать в землянку. До полудня нас почтили визитом 6–9 русских штурмовиков и бомбардировщиков американского производства.

Самые опасные — русские штурмовики, носятся над Ардоном на бреющем, ведя ураганный огонь из бортового оружия. Один раз окатили нас фосфором. Один дом подожжен бомбой.

В воздухе постоянно и наши истребители. Я видел, как они сбили один бомбардировщик и тот рухнул на землю.

До полудня развлекаемся чтением старых газет. После обеда снова преисподняя, на сей раз неустанно палит артиллерия. Грохот выстрелов и разрывов эхом отдается в горах.

Большую часть времени торчим в землянке. В конце концов до нас добирается распоряжение всем, в том числе и нам, правда, за исключением водителей машин, собраться там, где еще утром была канцелярия, и превратиться в пехотинцев.

Второпях собираемся, я нацепляю поверх шинели еще и накидку, прихватываю с собой одеяло и кусок брезента. И вот мы, взвалив на спину пулеметы, тащимся к лежащим за 2 километра окраинам Ардона.

Медленно опускаются сумерки. Мы блуждаем вокруг да около, перескакиваем через какие-то ручьи, промачиваем ноги.

Вреде ищет соседей справа, мы тупо дожидаемся. Время идет. Я под командованием унтер-офицера Шассе, мы сворачиваем вправо и несколько раз меняем позиции, пока не находим более-менее подходящую.

Минуют часы, и мы в конце концов оставляем и ее — на смену нам прибыли саперы, им поручено оборонять этот участок.

Мы с Мюллером тщетно пытаемся найти свободную землянку. Куда там! Везде народу понапихано, что не влезть. Наконец находим места для сидения на корточках в землянке вестовых штаба 66-го пехотного полка. Между тем натикало 23.30. Наши четыре группы выставляют лишь один пост пулеметчиков, я заступаю первым. Усаживаюсь в окопе за пулеметом, в любую минуту готовый открыть огонь.

Слышно, как километрах в трех по фронту кипит бой. Я измотался так, что глаза слипаются.

Сменившись, иду в натопленный дом и с трудом нахожу там место. Подстелив под себя брезент, вытягиваюсь одетым по полной форме и тут же проваливаюсь в сон.

30 ноября 1942 г

С 2.30 до 3.30 я снова на посту за пулеметом. Вдали постреливают. Дождавшись смены, снова бреду в дом, а в 6 снова на пост.

Не успело развиднеться, как снова начался сумасшедший дом — относительно спокойная ночь миновала. Приходится лежать в окопе — снаряды ложатся в опасной близости. Безумно рад, когда в 7.30 мне приказано отойти и прихватить с собой пулемет.

Все группы, кроме нашей, возвращаются в роту. Мюллер следующим заступает на пост у четырех домов, как раз у позиций 6-ствольных минометов. На соломенной крыше одного из домов расположился артиллерийский наблюдательный пункт.

Завтракаю, потом иду готовить ручные гранаты. Русская артиллерия, видимо, решила взять нас измором — здесь, на восточной окраине Ардона, рвутся снаряды буквально всех калибров.

По главной улице следуют 5 бронетранспортеров, они единственные из боеготовых машин. Их задача: уничтожить прорвавшихся ночью в соседний колхоз русских. Около полудня снова заступаю на пулеметный пост. Русские держат этот участо|Гпод постоянным обстрелом, приходится постоянно шлепаться в грязь. Время от времени со свистом пролетают и срикошетившие снаряды.

Наконец подходит желанное время обеда, а после нам сухим пайком выдают и ужин. Сегодня нас одарили даже половинкой плитки шоколада. Шоколад тут же исчезает у нас в желудках.

Наша артиллерия тоже в долгу не остается. Со стороны наблюдательного пункта только и слышишь, как там выкрикивают цифры данных.

Когда мины наших 6-ствольных пролетают у нас над головой, мы невольно приседаем и успеваем проследить за летящими на относительно небольшой скорости минами.

Около 15 часов поступил приказ «Отходить!».

1 декабря 1942 г

Спалось мне очень хорошо. Первую половину дня очищаю от грязи обмундирование и чищу оружие. Ужин поистине царский — картошка с подливой, приготовленный Мюллером шпинат. Наедаемся до отвала, и даже сэкономили на довольствии.

После еды читаем иллюстрированные журналы, газеты, потом поём под губную гармошку. Вечер получился очень спокойный и приятный. К нам пришли в гости еще товарищи, так что погорланили на славу.

Время бежит незаметно, а тут еще заявился и нежелательный визитер — посыльный. Всем унтер-офицерам срочно собраться у бывшей канцелярии. Хорошее настроение как ветром сдуло. Все понимают, что ничего хорошего ждать не приходится. Вот так-то!

Когда возвратился унтер-офицер Шатц, для нас с Шайдунгом это означало одно: «Подготовиться к бою!» Нас включили в ударную группу нашего батальона.

Я рад, что еще днем хоть помылся по-человечески. Мы быстро собираемся, тем более что и собирать особенно нечего.

2 декабря 1942 г

Подъем в 2 часа ночи, одеваемся, прихватываем вещички — три одеяла, фляжка, котелок, и в 2.30 общий сбор. Группу ведет унтер-офицер Вреде, нас 30 человек. Пешком топаем в расположение батальона.

Мы с Шайдунгом пока что остаемся стеречь наши вещи и оружие. Час спустя подъезжает грузовик, укладываем на него все барахло, после чего едем 6 километров в батальон. Он находится у самой железнодорожной линии. Начинается мелкий, противный дождь. Перед этим нас убедили, что, дескать, землянки рыть не надо, там хватит и уже вырытых.

Но нас ждет разочарование. Правда, землянка для командира уже готова. А вестовые и связисты вовсю копают — строят землянки.

И вот мы сидим и ждем нашу группу. Настроение хоть плачь. Через полтора часа является группа — им ведь пришлось идти пешком эти 6 километров.

Нам приказано рыть землянки на кукурузном поле вплотную к командному пункту батальона. На несколько человек всего одна лопата. Я работаю вместе с унтер-офицером Вреде, Шайдунгом и только что прибывшим новичком. Начинаем углублять уже кем-то начатую яму. Один роет, остальные смотрят — так и приходится работать.

Верхний слой земли еще более-менее податлив, но потом земля становится как бетон. Тут уж приходится действовать ломом. До 15 часов мы углубились всего на метр двадцать. Набрасываем в яму сухие листья курурузы, траву и усаживаемся в нее.

Завешиваем верх брезентом и чехлами для запасных колес. В целом, получилось неплохо. По крайней мере даже тепло.

На ужин хлеб, мясо со свиным жиром и масло.

При свечах ужинаем в нашей палатке-землянке. В этом есть даже что-то романтичное.

Весь день русская артиллерия вела беспокоящий огонь по площадям.

3 декабря 1942 г

Поднимаемся где-то около 5 утра. Спалось на новом месте очень даже неплохо.

Что-то проглатываем наскоро, потом со свежими силами снова рыть.

Один человек работает ломом, другой вычерпывает окаменевшие комья лопатой. Мы уже приработались. Пару раз где-то совсем рядом просвистели русские снаряды.

Около 9 утра тревога, группа в готовность — предстоит рейд на противника. Все начинают бегать, и вообще все очень напоминает растревоженный муравейник.

Меня включили в группу унтер-офицера Клюзенера пулеметчиком (1 — м номером). Командир группы — обер-фельдфебель Фресдорф из саперного подразделения. Нам придали еще тяжелый миномет.

Наша группа, оказывается, еще и передовая. Ну и черте ним!

Продвигаемся вдоль железнодорожной линии до развилки дорог. Останавливаемся на кукурузном поле. Вреде, Фресдорф и Клюзенер идут дальше, ко 2-й роте. Четверть часа спустя нас нагоняет вестовой.

С интервалом в 50 метров следуем по открытой местности до ручья.

Посоветовавшись, решаем все же переходить речушку вброд. В результате промачиваем ноги. Продираемся через какие-то кусты, шлепаем по болоту, в конце концов прибываем в расположение 2-й роты. Рота находится у обрыва за заболоченным участком, стрелять некуда — сектор обстрела как таковой отсутствует: куда ни глянь — сплошная кукуруза. Солдаты усердно копают землю. Оберфельдфебель Фресдорф с лейтенантом Ташнером метрах в 15 от нас.

Группа занимает позиции.

Вдруг над головами провыло несколько снарядов, тут же разрывы, свист осколков — русские засекли нас. Их мины шлепаются совсем рядом. Приходится и нам шлепаться в грязь.

Кое-как, пригнувшись, выбегаем на довольно широкую дорогу, за ней полоса кустарника.

Моя задача — оборонять участок дороги слева.

Унтер-офицер Клюзенер рычит:

— Группа! Подготовиться одним прыжком перескочить дорогу!

Я обращаю его внимание на какое-то движение слева. Он приставляет к глазам бинокль, оказывается, это русская разведгруппа, трое человек. Обождав, наша группа моментально пересекает дорогу, и, пройдя чуть больше метра, бойцы замирают на месте как вкопанные. Обрыв! Один из наших чуть не слетел вниз.

И что же предстает нашим взорам? Мы у бурной реки шириной около 50 метров.

Да, нам предстоит перебираться через этот поток. Только вот никто не желает быть первым. В конце концов отыскивается один смельчак и мужественно топает по воде на другой берег. За ним и остальные. Вода едва не сбивает меня с ног, но, правда, здесь мелко, вода едва ли доходит до колен. Рад вновь обрести твердую почву под ногами.

Оглядевшись, мы стаскиваем сапоги и выливаем воду из них. Пока что все идет нормально, вот уже и группа унтер-офицера Штихерта шлепает по воде.

Остальные две группы остаются на том берегу — прикрывать нас, чтобы мы смогли выполнить поставленную задачу: подорвать дамбу у слияния Терека и еще одной речки.

Нашим двум разведгруппам предстоит теперь пробраться к передовым позициям русских.

Осторожно, на расстоянии друг от друга начинаем продвигаться вдоль русла реки, потом перебираемся через ручеек, затем выбираемся на относительно ровный, поросший кустарником участок местности и, пригнувшись, медленно переходим его.

Клюзенер со Штихертом, стоя чуть поодаль и глядя по сторонам, наблюдают.

Потом мы осторожно идем по кукурузному полю. Справа щелкают одиночные выстрелы. Шелест засохших листьев кукурузы действует на нервы.

Пройдя с полкилометра, замечаем вьющийся из труб землянок дым — русские! Осторожно подбираемся метров на 200 к их позициям. Судя по всему, нас пока что не обнаружили.

Теперь Штихерт и Клюзенер пробираются в одиночку, я с пулеметом прикрываю их справа.

Какое-то время спустя они возвращаются и докладывают, что на мосту оживленное движение; кроме того, буквально в нескольких шагах они заметили русских офицеров.

Незамеченными мы быстро возвращаемся туда, откуда пришли, — топаем километр с лишним до берега горной реки. И снова приходится форсировать ее. Мы не успели обсохнуть и после первого перехода. Моего земляка Ланге из Ошерслебена поток едва не унес. Вследствие маленького роста он почти по задницу в воде.

Мы благополучно добираемся до своих и слышим, как наши 6-ствольные минометы и артиллеристы дают несколько залпов по позициям русских. Как и были, промокшие до нитки, возвращаемся в расположение 2-й роты. Уже сумерки, к тому же день пасмурный, так что русские нас не видят. Мы до безумия рады снова оказаться в нашей только что отрытой и теплой палатке-землянке.

Тут прикатывает на грузовике Шатц, привозит довольствие и дрова. Унтер-офицер Вреде велел передать — оказывается, можно вернуться в Ардон на просушку обмундирования. Мы, продрогшие до костей, еле взбираемся в кузов и вскоре без происшествий добираемся до роты.

Тут же нас тащат в теплый дом, Руди с Мюллером уже позаботились об ужине. Вечер обещает быть приятным.

Первым делом стаскиваем с себя наши насквозь промокшие тряпки и развешиваем их для просушки на веревках.

На ужин каждый получает по солидной порции картошки, открыли последнюю банку самодельного шпината. Насытившись и отогревшись, берусь за письменные принадлежности, пишу два письма и еще записываю приличный кусок в дневник.

4 декабря 1942 г

Мы с Кулле встаем без нескольких минут 6. Унтер-офицер Шатц уже давно встал и даже успел привезти дров. Причем все произошло по инициативе нашего ротного фельдфебеля — этот свое дело знает туго. Много наших занято на работах по сносу разрушенных во время бомбардировки домов.

Кое-как позавтракав, основательно умываюсь, после этого чувствую себя прекрасно.

А около 9 утра начинается светопреставление. Первыми заговорили «катюши», потом раздались глухие залпы обычной артиллерии, завыли минометные мины.

Русские, видимо, решили сровнять Ардон с землей. Не раз совсем неподалеку от нашего убежища разорвалось несколько мин и снарядов. Решаем все же убраться в дом. Только добегаем туда, как снова крик: «Воздух!» Приходится снова мчаться в нашу крытую брезентом траншею.

В полдень нам предстоит еще одна вылазка к русским на передовую. Ничего доброго это не сулит. Простреливается буквально все. Неподалеку разрывается снаряд, и оконные стекла снова вздребезги.

Время отъезжать. Вскакиваем на груженный дровами кузов и едем. Артогонь немного поутих. В полукилометре от Ардона на кукурузном поле полным-полно постов охранения и резервных подразделений. Поговаривают о прорыве русских.

В общем, день ото дня все веселее! Наш водитель глушит двигатель. Волнами накатывают русские самолеты. Одна санитарная машина доставляет раненых, другая подбирает нас.

Проехав пару десятков метров, видим наспех сколоченный щит с надписью: «Проезд запрещен! Дальше противник!» Водители сбрасывают на землю дрова, а мы топаем к речке.

По кукурузному полю русская артиллерия открыла беспокоящий огонь из легких орудий. Бьют по обеим сторонам железнодорожного пути.

Наши группы в обороне на путевой насыпи. Сначала перекусываем, после этого звучит команда: «Резервному взводу приготовиться!»

И тишина. Вот же зараза! Торчим, торчим минута за минутой, и ни с места. Нет ничего хуже, чем вот так сидеть и ждать.

Унтер-офицер Циммерман отправляется с тремя бойцами к саперам — на их участке прорвались русские. Другой группе приказано идти во взвод лейтенанта Лея — этим предстоит ликвидировать брешь на месте прорыва.

С 16 до 18 стою в охранении вместе с Фрёбелем, а этот парень не из смельчаков. Один часовой на железнодорожной линии, один около командирской землянки, и еще один обходит все землянки. Всего по 3 человека на смену — итого 9 бойцов.

Темень хоть глаз выколи. Поесть мне в этот вечер нечего — мое довольствие в группе унтер-офицера Вилле, сейчас я в ней числюсь, а те уже дрыхнут.

В нашей недостроенной землянке мы снова постелили на землю брезент, наверх накидали соломы, на этом и спим.

Но тут нас заставляют тащить лопаты в 3-ю роту. Ни минуты покоя даже на ночь глядя. И ночью не особенно поспишь — над железнодорожной линией постоянно со свистом проносятся выпущенные русскими снаряды. Их легок заметить по красноватым следам.

Когда мы с Хартунгом, которого я сменяю, идем к его землянке, теряем ориентировку и минут 40 блуждаем в поисках, пока нас не приводит куда нужно унтер-офицер Вилле. Время в карауле тянется медленно, и потом я доволен, что, наконец, можно лечь спать.

5 декабря 1942 г

Спим примерно до 6 утра, потом съедаем чуть хлеба и снова за работу — снимаем брезент, убираем солому и наши одеяла.

В батальон снова нужно троих на постройку землянки медпункта.

А тут снова «Воздух!»

Час спустя снова можно работать.

С передовой доставляют раненых. Русские атакуют беспрерывно небольшими группами, и после каждой такой атаки у нас кто-то ранен.

Сегодня в воздухе кружат даже несколько наших «Ме-109». А русские накатывают волнами — бомбардировщики американского производства и штурмовики. И усыпают бомбами Ардон и деревни вокруг. Для прикрытия они всегда идут в сопровождении 8–10 своих истребителей.

С утра своими глазами вижу, как наш «Ме-109» сбивает такой русский истребитель. Машина огромным факелом устремляется к земле.

Пилоты наших «месеершмиттов» намертво вцепляются в русских и уже не отпускают их. Вижу, как один русский истребитель выходит из боя с огромной дырой в плоскости. Русский бомбардировщик, получивший серьезные повреждения от зенитных снарядов, падает, так и не дотянув до своего аэродрома базирования. Короче говоря, русские недосчитались после этого боевого вылета пятерки своих самолетов.

Обед в 14 часов. Где-то совсем близко тявкают русские легкие орудия. Поэтому за едой приходится всегда посылать кого-нибудь одного.

Перед наступлением темноты прикрываем нашу палатку-землянку досками, бревнами и кусками жести.

Сегодня в охранении стоят только шестеро наших. Четверым опять приказано доставить на передовую боеприпасы.

Завешиваем часть крыши брезентом. Но уже около полуночи просыпаемся — на нас капает вода. Поднимаюсь и закладываю брезентом всю крышу. Все равно капает — дьявол с ним, мы спим дальше.

Несмотря на неприятности от просочившейся струйки воды, ночь прошла сносно. Но все промокло, хоть выжимай. Дрожа от холода, поедаем бутерброды.

Онемевшими пальцами снимаю брезент. Сырость действует нам на нервы.

На передовой снова переполох, русские постоянно атакуют. А мы, наплевав на постоянно свистящие над головой мины и снаряды, летящие из-за железнодорожной линии, обустраиваем землянку.

И снова тревога.

Собираем вещи, чтобы в случае чего сразу подхватить их, потом опять работаем.

Двое наших выгребают лопатами остатки земли, а мы с Кулле взяли на себя плотницкие работы.

Потолком нам служат 6 штук толстенных бревен, поверх укладываем бревна потоньше, хоть и разные по размерам, но мы умудряемся уложить их как следует. На бревна кладем листы жести, а уже на жесть Вреде накидывает землю.

Место, где печная труба соприкасается с крышей, закладываем жестью, дальше кладем доски. Кулле сооружает железную печку.

Слева в качестве стены помещаем дверь из толстых досок, в ней я вырезаю четырехугольник 60 х 40 — окно. После этого обрабатываю края так, чтобы вошли два стекла — одно побольше, другое поменьше.

Около 15 часов завозят довольствие, Вреде раздает его прямо в землянке. А Барча ранило шальной пулей, едва не погиб.

Поделив еду на всех, садимся за наш столик и заправляемся.

После еды сажусь за дневник. Снаружи снова черт знает что делается. Опять четверых наших гонят на передовую доставлять боеприпасы, а еще четверых — в охранение.

Эту ночь спалось хорошо — на пол мы насыпали кукурузной соломы. В 5 утра нас будит постовой охранения, мы просыпаемся, но подниматься не спешим.

Вскоре доставляют кофе, тут уж поневоле приходится выходить. Быстро перекусываем, и снова за работу.

Сегодня очень ясно, поэтому русские вовсю палят из тяжелых орудий. Лучше из землянки не вылезать. С минами и летящими рикошетом снарядами шутки плохи.

Мы занимаемся встраиванием двери.

Все оказывается не очень просто. Сперва нужно забить кусками дерева дыры. Вместо коробки ставим толстые бревна, и когда дверь, наконец, навешена, мы готовы плясать от радости.

Пару раз мины шлепались в нескольких шагах от нас, поэтому приходилось ддже прервать работу.

Воют эти мины совершенно жутко, а одна упала метрах в десяти от нашей землянки.

В полдень стою на посту охранения у железнодорожной линии. Батарея тяжелых орудий русских накрывает наших пулеметчиков примерно в полукилометре от нас.

Вижу, как у самого обрыва рвутся снаряды, как вверх вздымаются фонтаны земли. Русские выпустили около 30 снарядов. Счастлив, когда меня, наконец, сменяют. Кофе и жратву притаскиваем, уже когда совсем стемнело, потом в суматохе делим еду на всех.

После еды приказано доставить боеприпасы на передовую, в 3-ю роту. Приносим их с пулеметной позиции, грузим на телегу и везем — так все же полегче будет и побыстрее.

Спать ложимся рано.

В 23 часа нас снова поднимают — вытаскивать засевшую в грязи телегу, теперь приходится в руках тащить ящики с патронами в 3-ю роту. По пути шлепаем через три ручейка. К часу ночи с промокшими ногами возвращаемся в землянку.

Вчера вечером унтер-офицер Вилле и еще шесть человек направлялись во 2-ю роту. Трое наших уже несколько дней там.

Как ни протестовал унтер-офицер Вилле, никто его и слушать на стал.

Встаем около 6 часов, и только потому, что надо идти за кофе. После скудного завтрака энергично принимаемся за работу — сколачиваем себе деревянные койки. Наш ротный фельдфебель подогнал вчера целую телегу досок, так что материала хватит.

На передовой снова неспокойно — русские атакуют и атакуют. Беспрерывно грохочет артиллерия. Но мы и в ус не дуем. Мы с Кулле распиливаем доски, мало-помалу койки обретают зримые черты — две односпальных, одна над другой. Короче, деревянные нары. Едва закончив, начинаем устраиваться в новом жилище.

На вечер колем кучу дровишек. Вообще-то бегать по улице ни к чему — мины есть мины. Русские на них не скупятся, местность простреливается.

А где-то около 14 часов противник снова обрушивает на наших пулеметчиков несколько тяжелых снарядов. Вчера один такой прямым попаданием угодил в передвижную полевую кухню 5-й роты. Водитель погиб на месте. Проходим мимо этого места сегодня, жуткое зрелище! Каждые 10–15 метров воронка, вплотную к нашим орудиям.

Рельсовый путь во многих местах поврежден. Русские обстреливают нас и шрапнелями, а это хуже некуда. Очень и очень опасно — представьте себе, на высоте 50 метров вдруг над вами разрывается снаряд и вниз устремляется волна осколков.

В полукилометре от пулеметной позиции так и торчит в грязи наша телега.

Полученное довольствие делим в землянке, теснотища — не повернешься.

Унтер-офицера Штихерта и еще четверых наших забирают в 3-ю роту — там за ночь 9 человек получили ранения, а двое погибло.

Вообще-то делить довольствие — целая наука. Битых два часа пришлось этим заниматься. Пока трое принесут, пока поделишь, глядишь, уже темно. Сегодня за ужином съедаем последние запасы домашней колбасы.

Фёлькеру шальная пуля угодила в бедро.

Мы с Кулле стоим в охранении — первый раз 2 часа, потом 20 минут, а потом еще 2 часа.

Группу Шассе тоже погнали на передовую. Там опять черт знает что — в воздухе только и мелькают следы трассирующих.

На несколько мгновений ракеты освещают местность. Я устал так, что буквально с ног валюсь. Должен сказать, что койки вышли удобные — спится нормально.

9 декабря 1942 г

Боже мой, как же мы устали — даже сон не освежил. В 5 утра бежим за кофе, после снова ложимся и только к 7 часам продираем глаза.

Три бутерброда на брата мы сегодня съедаем, а потом хлеб кончается.

С 9 до 10.30 стою в охранении у железнодорожной линии. Солнце пригревает. Откуда ни возьмись — наш ротный фельдфебель. Пожаловал лично взглянуть на то, что осталось от взвода.

И сегодня тоже очень и очень неспокойно. Слева от батальона в воздух взлетают красные ракеты и сигнальные — предупреждения о появлении танков противника.

Вот уже несколько дней, как во всему фронту раздается гул танковых двигателей. Русские, видимо, собрались изничтожить нас здесь, на наших позициях в Ардоне.

Единственная надежда на отвод наших сил. Часть обоза уже перебросили в тыл.

Сменившись, сразу же умываюсь как следует — самое время.

После этого занимаюсь приборкой в нашей вновь сооруженной землянке, и даже остается время на ведение дневника.

Сегодня чрезвычайно активны наши 6-ствольные минометы, в особенности одна их батарея — посылают на противника по 24 мины на расчет.

Сегодня русские впервые применили фосфорные снаряды, которые, взрываясь в воздухе, окатывают тебя горящим фосфором. К счастью, после обстрела ими нигде очага пожара не возникло.

С наступлением темноты нам доставляют еду. Суп из капусты.

А вот хлеб обещали привезти только к утру.

С 15.30 до 18 часов мы вместе с Кулле стоим в охранении. У железнодорожной линии снова переполох, страшный шум. Видишь, как ежесекундно прочерчивают ночную тьму следы трассирующих пуль и снарядов, как небо освещают ракеты.

Сегодня опять пожаловали русские «фанерные бомбовозы» — сбросили их достаточно. Как позже выяснилось, им над Ардоном здорово поддали наши зенитчики, одна машина подбита.

Русские швыряют неподалеку позади нас 4 фосфорные бомбы — очень неприятно!

Сменившись, сажусь за дневник и 2 часа посвящаю ему, потом до 23 часов сплю. С 23 до 1 часу ночи снова на посту. Грохот фронта не стихает. Темно, хоть глаз выколи.

Что готовят нам следующие дни? У меня неприятное предчувствие: нашему фронту здесь долго не удержаться, сил у русских больше.

В 5 часов встаем, Кулле доставляет кофе, я перекладываю прибывшую почту. После завтрака стою на посту у железнодорожной линии (с 6 до 7.30). Сегодня фронт на удивление тих и спокоен.

Сменившись, до 13 часов успеваю написать целых 11 писем. Через окно землянки пригревает солнышко.

Артиллерия стреляет мало. В 13 часов уже темнеет.

В небе, как всегда, несколько русских бипланов, зенитчики ведут по ним интенсивный огонь. Клюзенер с Керстеном снова режутся в скат.

Когда в 15.30 прибывает довольствие, никого нет. Большинство отправили на доставку боеприпасов к передовой, трое наших опять погнали во 2-ю роту, а мы с Кулле — в охранении.

Приходится быстренько сбежать с поста ненадолго и получить на всех довольствие.

Потом сажусь поесть, сегодня у нас суп из шпината, жидкий, ни дать ни взять водичка. Зарядил снег. Сразу же после смены отправляюсь спать.

11 декабря 1942 г

С 23 часов и до 1 часу ночи мы с Кулле снова на посту. Была настоящая пурга, снегу выпало почти 2 сантиметра.

В 3.30 подъем. Одеваемся, как для боя.

Восьми нашим тяжелым бронемашинам и 16 бронетранспортерам нашей 4-й роты предстоит очистить от русских участок 3-й роты. Сидя в землянке, мы напряженно ждем приказа выступить.

Примерно в 4.45 наши 6-ствольные минометы и пехотные орудия дают парочку залпов, после чего начинается пулеметный огонь. Отчетливо видно, как следы трассирующих пуль проносятся в сторону противника. С радостью встречаем утренний кофе.

Еще большая радость — доставленная прямо с утра почта. Но вот только для меня — увы — ничего нет. А вот Кулле удостоился посылки весом в 1 кг.

Разводим огонь в печурке, становится тепло.

Кулле вскрывает посылку и угощает нас гостинцами из дому.

Как всегда, полтора часа в светлое время суток стою на посту у железнодорожной линии. Лейтенант Мюллер не дает нам покоя — требует, чтобы и мы шли сооружать землянку медпункта. И мы накрываем ее до 13 часов.

Вреде говорит, что будто бы мне сегодня вечером придется идти на позиции. Сменить Клоппа и двух новичков. Что поделаешь, приказ есть приказ. Я безмолвно покоряюсь судьбе.

В 15 часов всех нас шестерых человек срочно требуют к главному врачу 3-й роты — доставить в тыл раненых. К счастью, через ручей проложили доски, так что хоть ноги остаются сухими. Мы приносим на носилках двоих тяжелораненых и одного умершего.

Когда приходим в землянку, оказывается, уже и еда подоспела.

Свой сухой паек я откладываю, обхожусь одним только супом.

В 18 часов с Катером и Эделем мы прихватываем 5 штук одеял, 3 куска брезента, мешок с хлебом, словом, все самое необходимое, и направляемся в расположение 2-й роты.

Ланг уже там, ему велено притащить дров.

Меня включают в группу унтер-офицера Штихерта вместо новичка.

Ничего не скажешь — вот так обмен!

Траншея всего 60 см глубиной, в ней и сидеть-то неудобно. Так что передвигаться приходится на четвереньках.

Вместе с еще пятерыми бойцами мы сидим за пулеметом у дороги — по фронту русские, во всяком случае, были там. В результате предпринятой нами сегодня утром атаки удалось отбросить русских примерно на 250 метров к горной реке.

Утром было взято в плен 40 человек, захвачен миномет и 7 ящиков с патронами. В общем, теперь русские уже не сидят в двух шагах, как раньше. В ходе атаки дело дошло даже до рукопашной схватки.

Сразу за нами ручей — поэтому и траншеи пришлось рыть мелкими. Иначе их просто заливает грунтовыми водами. В результате разрыва мины рядом с этим горе-укрытием проломилась несущая балка.

Слой земли наверху тонюсенький, и вообще крыша такая, что ночью звезды видать. И как только мы здесь выдержим эти предстоящие несколько дней? Что готовят они нам?

Русские непременно догонят нас из Ардона.

Лежу, скрючившись, на откосе крутизной градусов в 50, перебросив ноги через Густава.

Дверью здесь служит брезент, ни окон ни печки в этой землянке нет. Холодина собачья. Даже есть не хочется — руки совсем окоченели. Поэтому засыпаю.

Два раза меня поднимают — идти на пост. Странное чувство — ты впервые находишься на передовой. Напряженно вслушиваюсь в ночную тьму. Время от времени взлетают ракеты. Русские молчат, но с нашей стороны довольно часто гремят пулеметы «MG». Я тоже иногда даю короткие очереди.

За ночь мне так и не удалось отогреться — земля замерзла совсем. Но… в конце концов и эта ночь миновала.

Мы на четвереньках, как кошки, крадемся сменять друг друга на посту, преодолевая всевозможные преграды.

На посту время бежит незаметно. За ночь ничего примечательного не происходит.

И сегодня никаких примечательных событий. Каждые 4 часа стою на посту. Все вокруг белое, куда ни глянь везде снег.

Русские не показываются, мы отогнали их на 250 метров. Наверняка сейчас усиленно окапываются. Только изредка постреливают.

Русские не стреляют еще и потому, что мы отвечаем трехкратным по мощности огнем.

Как только выпадает свободная минутка, мы дремлем.

Во второй половине дня поодиночке работаем — углубляем траншеи.

Часам к 16 траншея углублена, впрочем, только до 70 сантиметров, из-за грунтовых вод.

Вечером по пути за довольствием прихватываем дровишек. Приходится идти довольно далеко через кукурузное поле до командного пункта роты. Причем только в темное время суток.

За ночь на посту ничего чрезвычайного. Периодически даем один-два беспокоящих залпа — просто так, чтобы подразнить русских.

Сегодняшний день пережили. Похоже, русские решают собственные проблемы.

А может, собираются с силами для нового броска — изгнать нас из Ардона.

13 декабря 1942 г

В воскресенье также никаких особых происшествий — разве что появляется солнце и за день весь снег тает.

Так как сидеть целый день в траншее холодновато, перебираемся в новую, уже вырытую, но без крыши землянку. Подложив под себя кусок доски, читаю, потом веду дневник и пишу письмо. На фронте полнейшее затишье. Уж не затишье ли перед бурей?

Наши артиллеристы бухнули чуть ли не на наши головы (перелет всего в 30 метров) 15-см снаряд. Осколок вонзился в приклад моего пулемета. С наступлением темноты мы все направились на КП роты и в две ходки обеспечили себя дровами.

На ужин гуляш с картошкой, хлеб, мармелад и колбаса, потом еще и сигареты выдали. Еду подогреваем в соседней землянке.

Мне, правда, есть не хочется — одним хлебом умудрился насытиться.

14 декабря 1942 г

Сегодня также спокойный день. Выстаиваем положенные часы на посту, потом спим или же обустраиваем новую землянку.

Солнце и сегодня пригревает. В поле это чувствуется сразу, не то что в нашей промороженной землянке. Снова сажусь на солнышке и пишу дневник.

Сегодня моя очередь идти за едой, предварительно прополаскиваю котелки в ручье.

Опять удалось разжиться дровишками у ротного КП.

Вечером сменили Штихерта и Ланге, потом еще троих. Вместо них прибыли унтер-офицеры Химмельсрайх и Хартман. Хартман бесится — ему первому приходится тащить тяжелые балки.

Какое-то очень подозрительное это затишье последних дней. Или же русские все еще не отошли от того, что мы их отшвырнули на четверть километра, или же всерьез готовят новое наступление?

15 декабря 1942 г

Сегодня с утра густой туман. Русские решили немного пошуметь. Они ведут огонь всего из двух пулеметов и нескольких винтовок, но зато весь день не дают нам покоя. Плохо они нас знают — нервы у нас крепкие!

Не видно ни зги. Пару раз выстрелили из миномета.

Сегодня заканчиваются последние запасы сливочного масла, которое я привез с собой из отпуска.

Около 14 часов приступаем к сносу старой землянки. Бревнами с ее крыши накрываем новую.

Работать приходится без пил, по сути, голыми руками. Адский труд. Но мы справляемся.

Все щели конопатим кукурузной соломой и даже полы частично выложили досками.

Русские, поняв, чем мы тут занимаемся, решили сделать нам гадость — подкидывают нам мины из миномета. Приходится делать вынужденную паузу, но потом работа кипит с удвоенной силой. И не замечаем, как темнеет.

В 16 часов отправляемся за довольствием. Наша печурка, изготовленная из железной бочки, сначала дымит немилосердно, но потом все-таки функционирует нормально.

Нам дали еще четыре доски на укладку полов землянки.

Разогреваем еду и ужинаем, потом готовим себе постели. Впервые за все последние дни мы сумели оборудовать для себя теплое помещение. Ночь проходит спокойно.

16 декабря 1942 г

Сегодня утро тоже туманное.

Сооружаем новую печь в землянке — настоящую печь, разборную из массивных литых металлических плиток. Греет лучше некуда. День проходит спокойно и без особых событий.

С наступлением темноты направляемся на ротный КП за довольствием.

А вот с почтой что-то начались задержки, прибывает лишь изредка.

И сегодняшняя ночь проходит без происшествий, лишь иногда выстрелы. Нам все это очень не нравится.

Что все-таки затевают русские? Не могу отделаться от неприятного чувства, что противник вот-вот начнет наступление.

17 декабря 1942 г

День проходит спокойно. Двое наших сегодня с утра пилят дрова, через час пилу нужно вернуть.

Я прорываю проход к ручью.

Сегодня, наконец, выкроили время для чистки оружия, а то на него страшно смотреть.

Русские и сегодня не показываются.

Почту не привозят и сегодня вечером. Это уже просто невыносимо. И жиденький капустный супчик тоже не способствует подъему настроения.

К вечеру холодает, приходится надевать плащ поверх шинели.

18 декабря 1942 г

И сегодня тоже ничего особенного. Спокойно, а у нас в землянке уютно и тепло.

Сразу после того как меня сменили, вместе с еще троими ребятами собираем пожитки и топаем на КП роты. Оттуда тоже пешком в расположение батальона, по прибытии докладываем унтер-офицеру Вреде.

Затем на телеге отправляемся за 10 километров в роту, которая теперь расквартирована в Николаевской.

По пути лошадь попадает в ручей и едва не тонет. С великим трудом нам удалось ее вытащить. К 19 часам добираемся до роты, на ночлег идем к унтер-офицеру Герберу.

Скудный и непродолжительный ужин, и тут же спать.

19 декабря 1942 г

До 7 часов спим, ночь проходит спокойно. С утра унтер-офицер Гербер занят сооружением печки. Грязища в этой Николаевке непролазная. Только в 10 часов умудряюсь помыться, в первую очередь вымыть голову.

Остальное время проходит в чтении и написании писем. Хозяйка стирает нам белье. Во второй половине дня печка готова, и мы, наконец, можем протопить дом. Сегодня суп вкусный и горячий.

Вечером по-настоящему моюсь в горячей воде. Словно заново родился.

20 декабря 1942 г

Что это за затишье? Неужели русские задумали испакостить нам Рождество? Наверняка у них что-то на уме. Меня не покидает недоброе предчувствие.

Поднимаюсь в 7 часов. С некоторых пор я все свободное время стараюсь посвятить сну.

После скромного завтрака пишу несколько писем домой. После этого доснимаю оставшиеся кадры и упаковываю две отснятые пленки.

Хартунг, который завтра отправляется в отпуск, заберет мои пленки с собой.

В 12 часов с вещами отправляемся в канцелярию. Все на той же телеге, прихватив кофе и еду, едем в батальон. Вдоль дороги тянутся нескончаемые поля конопли.

Много местных жителей копают картошку.

Встречаем несколько телег, везущих картошку в Николаевскую.

Около 14 часов прибываем в батальон и докладываем унтер-офицеру Вреде.

В землянке Вреде расположились Штихерт с Керстеном.

Перебираюсь к унтер-офицеру Шассе в землянку, которую раньше занимал Клюзенер, и у самой крыши обустраиваю себе ложе. Во второй половине дня укладываю вещи и читаю. Туман, на фронте тихо. С 19 по 21 час стою в охранении у железнодорожной линии.

Наша самодельная сложенная из кирпича печь дарует желанное тепло. Иногда даже жарко становится.

Настроение, в целом, неплохое — все-таки нам везет: Рождество отметим в теплой земляночке, а не где-нибудь на морозе на передовой.

21 декабря 1942 г

Этой ночью я хорошо выспался. С утра поджариваю хлеб. С 7 до 9 утра — охранение у железнодорожной линии. Весь день никаких изменений, затишье продолжается. Батальон тоже решил оставить нас в покое. Посиживаем себе в землянке и читаем.

С тех пор как вернулся из отпуска, не могу читать эти дешевые романчики. Лучше уж газету полистать.

Главным образом мы заняты тем, что дожидаемся, пока нам подвезут пожрать. Сегодня это произошло в 15 часов. Сегодня хоть коптилки появились, и почта тоже пришла, хоть и немного.

Поужинав, это было уже в 18 часов, улегся спать. Слава богу, не бежать в охранение — сегодня заступил взвод связистов.

Тепло, поэтому стаскиваю с себя безрукавку, свитер и теплые носки и даже одеялом не накрываюсь. Так и засыпаю.

В 22 часа прибегает унтер-офицер Штихерт и будит нас. Черт, снова на передовую! И весь наш взвод в полном составе, кроме нас и взвод связистов должен, оказывается, сменить саперов.

Этого только недоставало — рождественский сюрприз, так сказать. Никакие возражения, естественно, не принимаются. Мы встаем, собираем все необходимое, включая оружие. Но приходится ждать почти до полуночи—я предпочитаю скоротать время лежа на постели, хотя заснуть, конечно же, не удается.

То, что нас на Рождество решили сунуть на передовую, еще полбеды — с этим мы смирились. Приказ есть приказ. Хуже, что мои предчувствия, похоже, оправдываются — ничего хорошего этот внезапный вызов не сулит.

22 декабря 1942 г

В 0.45 следуем в батальон. Топаем навстречу неизвестности. С нами следует и унтер-офицер Химмельсрайх, он в составе 2-й роты.

Бредем к переходу через железнодорожные пути, рядом с прежней пулеметной позицией, там нас уже ждут товарищи из взвода связи и подразделений 5-й роты. Мы гуськом идем дальше, впереди группа Клюзенера. Мне приходится тащить кроме своих пожитков еще и два ящика с патронами для пулемета.

Задыхаясь, еле волоча ноги, продвигаюсь вперед. Даже взмок от пота — чувствую, как нижнее белье прилипло к телу. Поэтому я на седьмом небе, когда мы, наконец, добираемся до позиций и неширокого ручья — здесь хоть можно отдышаться, дожидаясь остальных.

Плюхаюсь на ящик и жду. Вскоре прибывают и остальные, передышка кончилась, и мы идем дальше.

Следующий привал в какой-то траншее. Унтер-офицер Штихерт дает соответствующие указания, мы снова следуем дальше — предстоит 300 метров добираться траншеями.

Пробираться через узкую траншею, да еще с поклажей на спине, — сущая мука. В конце концов добираемся куда приказано. Саперы в двух словах вводят нас в курс дела, после чего исчезают.

Входим в указанную нам землянку. Вместо двери болтается на ветру кусок брезента, окна нет, в качестве печки — дыра в стене, где весело трепещет пламя. Стоять здесь можно только согнувшись — несущая балка осела в результате обстрела из противотанковых орудий.

Нойбауэр тут же отправляется в охранение, мы усаживаемся в землянке. Холодно, тут уже шинель не снимешь.

Все умолкают и погружаются в раздумья. На фронте тишина, да и только — даже бешеная стрельба саперов и та стихла.

Мы же предпочитаем зря не палить, и русские тоже. Вероятно, они здорово пристрелялись, ведя огонь по нашим позициям.

В 5 утра сменяю бойца у пулемета, это всего метрах в 25 от нашей нынешней землянки, добираться туда пришлось узкой траншеей.

Поскольку никто из нас совершенно не в курсе обстановки, приходится держать ухо востро. У пулеметной позиции кукурузное поле, дальше метров на 150 — полоса кустарника, а в ней и за ней — позиции русских.

Основной помощник — уши, на них и приходится полагаться. Я напряженно вслушиваюсь в тишину. Время от времени делаю пару выстрелов. Полтора часа пролетают незаметно.

И вообще, день этот проходит без особых событий — 1,5 часа на посту, после этого 3 часа свободен. Эти свободные часы уходят в основном на сон в нетопленой землянке. Согреваешься, только пролежав часика полтора под одеялом, или лучше под двумя.

Штихерт где-то откопал русский миномет, и они теперь время от времени отправляют приветы Иванам.

Наши орудия и 6-ствольные минометы периодически ведут по противнику беспокоящий огонь.

Вечером решил сходить к нашим соседям по левому флангу — к Керстену и Химмельсрайху. Керстену досталась позиция хуже некуда — до русских всего полсотни метров. На этой позиции уже четверо получили пулю в лоб.

Наш новичок всем действует на нервы — ему все время кажется, что русские пробираются к нам.

Фельми ночью выпускает две красные ракеты — вот же дуралей! И всего-то из-за двух шлепнувшихся поблизости мин. Было из-за чего огород городить!

Несмотря на нервозность и на холод в землянке, спалось мне в эту ночь вполне нормально.

23 декабря 1942 г

Сегодня все только и говорят, что на следующую ночь нам предстоит сменить позиции и отойти. Отвод сил, мол, запланирован.

Вполне можно предположить такое. После катастрофы под Сталинградом нам здесь, на Кавказе, ловить нечего.

День проходит почти спокойно, если не считать рутинной пальбы с той и с другой стороны.

Вечером сносим все, что осталось здесь: каски, ручные гранаты и т. д., — подальше в тыл. Чтобы русским не досталось.

После 15 часов я отправляюсь с котелками и флягами к кухне. Приходится ждать час, пока на машине доставят еду. Сегодня нас порадовали сладкой манной кашкой. Русские, заслышав гул двигателя машины, тут же принялись стрелять и чудом не попали в нас.

Позади нас постоянно взлетают вверх фонтаны грязи.

Русские все прекрасно видят и понимают.

Вечером на посту наблюдал странное и редкое зрелище — венец вокруг Луны.

Клюзенер приходит к нам на пулеметную позицию и сдуру, просто так выстреливает 200 патронов. Я еле дождался, пока он не уберется восвояси.

Прямо передо мной, примерно в 150 метрах замечаю русского, ведущего огонь из автомата. Прицеливаюсь и даю очередь прямо на пламя из ствола. Я специально снарядил целую ленту трассирующими, чтобы видеть, куда стреляешь.

В свободное время пишу дневник, хотя условия для этого не самые лучшие.

Вечером устраиваем большой костер, в огонь летят пустые ящики из-под патронов, служившие нам столом и табуретами.

До самой полуночи не сплю — упаковываю свои пожитки.

Кто знает, куда нас занесет? И кто знает, где и как нам предстоит отпраздновать Рождество?

Чем дольше длится эта война, тем ожесточеннее приходится сражаться. Те, кому суждено выжить в ней, с полным основанием могут считать себя избранниками Божьими.

24 декабря 1942 г. Рождество

Сегодня ночью мне тоже пришлось постоять на посту с 1 до 2 ночи. Около 2 явилась группа, сменившая нас. В 4 или 5 сменили и их, а потом и других, кого отводят подальше от русских.

Для нас снова начинается изнуряющий марш. На спине у меня свернутые одеяла, в каждой руке по тяжеленному ящику с патронами, да еще сменные стволы для пулемета впридачу.

Обливаясь потом, проделав километра полтора, мы добрались до перехода через железнодорожную линию. Нам остается еще с полкилометра.

Промокшие до костей, на ватных ногах мы, наконец, добираемся до колонны грузовиков.

Разведгруппа унтер-офицера Шатца на двух 8-колесных тяжелых бронемашинах тоже здесь, в качестве резервной группы. После краткой передышки грузим барахло и оружие на грузовик, а потом забираемся в кузов сами.

Теснота, но все же лучше плохо ехать, чем хорошо топать.

Выехали мы где-то в половине четвертого.

В 4.30 прибыли в Краснодар, расположенный справа от протекающей через Николаевку реки, где дислоцирована наша рота.

Внезапно наш грузовик угодил колесами в глубокую выбоину, и мы осторожно выбрались из кузова, прихватив с собой вещи и оружие. Общими усилиями машину вытащили, и грузовик поехал к нам в роту.

Вещи мы все-таки успели закинуть, после чего группами отмахали еще 300 метров. Теперь мы подчинены 3-й роте в качестве резервного подразделения. Гражданское население эвакуировано куда-то в сторону Шиколы.

Еще небольшая передышка, и за работу. Обычная рутина — поиски и забивание птицы. Нойбауэр отхватил головы трем петухам, а вот мне впервые в жизни приходится заниматься самым отвратительным на свете делом — ощипывать кур.

Клюзенер с Нойбауэром забили поросенка, небольшого, примерно на 10 кг.

Я по неопытности вместе с перьями чуть ли не кожу содрал с бедных птиц.

Сначала в кастрюлях отвариваем поросенка.

Когда он готов, сдираем с костей мясо. Выходит полная большая кастрюля. Съедаем бульон и еще на огне поджариваем куски мяса, съедаем их с хлебом, потом переходим к нашим петушкам.

В паузах наигрываю на губной гармошке рождественские мелодии, кое-кто даже подпевает.

Около 9 слышим команду «Приготовиться к маршу!»

Полусырых кур помещаем в две кастрюли, одеяла кидаем в наши бронемашины, отъезжающие в роту.

Другие группы тоже тащат с собой раздобытую жратву и в ведрах несут бульон.

Когда мы минуем мост через речку, видим, как наши саперы минируют подходы к мосту.

Пройдя километра 2, мы, еле-еле переставляя ноги, добираемся до роты, разместившейся в Николаевской.

Там из наших только фельдфебель да 8-колесная бронемашина. Большая часть местных жителей уже эвакуировалась, уходят последние.

Мы заходим в дом, где остановился унтер-офицер Хоппе. Резервный взвод остается на готовности.

Русские уже постреливают по селу. В доме жуткий беспорядок. Картошки завались, мы варим ее и делаем картофельное пюре, дожариваем петухов, и выходит славный обед. Наши разбрелись по углам прикорнуть после сытной еды. Вечером думаю сесть за дневник, но от усталости не могу и ложусь спать.

Нойбауэр отварил картошки и подогрел свинину, очень недурно получилось. Потом мне выпало час простоять в батальонном охранении. Издалека был слышен шум боя.

Вот так мы встретили Рождество — в грязной хате.

Около 23 часов нам предстояло ехать дальше — до Шиколы.

25 декабря 1942 г. 1 — й день Рождества

Таким мы себе это Рождество 1942 года и представить не могли!

За час до полуночи подъем. Я уже одет, так что все происходит быстро. Кидаю вещи в бронемашину — машина и так битком набита стульями, столиками, даже деревянную разборную кровать и то сунули, не говоря уже о мешке картошки и забитых петушках.

Без нескольких минут 12 наша колонна трогается с места и направляется в расположенную более чем в 30 километрах Шиколу на якобы подготовленные новые позиции.

Наша разведгруппа Шассе замыкает колонну — мы тащим на буксире 8-колесную бронемашину Хеннинга.

На наше счастье, ночь выдалась светлая. Я сижу на месте стрелка, но уже скоро вылезаю наружу поглазеть на местность.

Дорога вьется среди невысоких гор. По ней следуют и колонны пехотинцев. Как назло, приходится тянуть бронемашину Хеннинга, а с ней не разгонишься особо.

Наконец, уже где-то в половине четвертого прибываем в Шиколу. Условия расквартирования, как вскоре выяснилось, просто неописуемые — ни с чем подобным мы до сих пор не сталкивались.

Заходим в какую-то хибару, где уже спят с десяток русских, включая маленьких детей и старух.

В нос ударяет вонь, но нам наплевать — мы еле на ногах стоим от усталости.

Перепуганные русские сбиваются в угол, на освободившемся пространстве устраиваемся и мы.

Поднимаюсь в 9.30. Прибыла целая гора почты, целый мешок только на нашу роту. Я получил письмо и два иллюстрированных журнала. Но даже сесть и почитать не могу — дети плачут, грязища страшная.

Кое-как умывшись, садимся завтракать.

Во второй половине дня мы поделили помещение на две части — в одной русские, в другой мы. От них мы предпочли завеситься кусками брезента.

Поставили привезенный с собой столик, стулья, подмели пол, и все как-то преобразилось. Главное — не очень чистоплотные хозяева не мешают.

Я принес из машины Хеннинга елку, вернее, ветку елки, которую мы укрепили на стене, украсили свечами и цветной бумагой. В общем, у нас теперь все выглядит очень празднично.

Достаю губную гармошку и наигрываю рождественские мотивы.

Злимся на нашего ротного фельдфебеля, который не удосужился выдать нам положенные на Рождество лакомства.

Кто знает, что уготовит нам завтрашний день?

В 16 часов съедаем приготовленный Хоппе ужин — мясо с картошкой. Очень вкусно, но я так проголодался, что съел еще и парочку бутербродов. Черт возьми, сейчас бы в самый раз рождественское довольствие!

Вечер выдался спокойный, мы сидели и разговаривали до 21 часа, а потом улеглись спать.

Сегодня меня хоть не погнали в охранение, и то хорошо.

26 декабря 1942 г. Второй день Рождества Шикола

Что-то готовит нам этот день?

Уже в 4 часа наш сон нарушил Раудфус: «Тревога! Всем подъем! Русские прорвались!» Оказывается, боевое охранение нас не нашло, пришлось посылать Раудфуса поднять нас. Быстро одеваемся. Я сегодня решил надеть шинель. Рота собирается у нашего дома. Оставляют только водителей, всех остальных делят на группы.

Я назначен 2-м номером за пулемет к Нойбауэру в группу Клюзенера. И мы, прихватив ящики с патронами, пешком отправляемся в расположение батальона.

Ночью выпал снег и подморозило.

А до батальона ни много ни мало 2 километра. Рад, когда мы, наконец, добираемся туда. Разместили нас вместе с вестовыми.

Шум боя становится все отчетливее. Ухают наши 6-ствольные минометы, но видимости почти никакой — туман. Русские и решили воспользоваться густым туманом и в нескольких местах сумели прорвать нашу оборону. Едва мы появились, как нам сообщили, что нас срочно требует к себе гауптман Фрёмиль.

Унтеру-офицеру Клюзенеру приказано взять троих и идти в пешую разведку — мол, русские уже в Шиколе, там, где находятся обозы 5-й роты. Гауптман отправляет туда группу Вилле, почти наугад, ориентируясь исключительно по шуму боя: никто из вестовых понятия не имеет, где эти обозы.

Остальные группы обспечивают оборону по фронту.

Теперь я уже в группе Химмельсрайха, 2-м номером за пулеметом. Сидим прямо на улице. Проклятый туман!

Справа от нас позиции 6-ствольных минометов, чуть дальше противотанковое орудие, расчет которого никак не может отыскать затвор.

Вскоре Штихерт забирает нас отсюда и посылает в 4-ю роту. Мол, свернете налево на вторую от нас улицу, а потом прямо.

Вместе с нами действуют и румыны.

Я вспотел, как конь. Часто вблизи рвутся мины. Отмахав на своих двоих около 2 километров, оказываемся на восточной окраине Шиколы, вдоль которой протянулся противотанковый ров. Слева постоянно тарахтит пулемет.

Очевидно, 4-я рота залегла где-то дальше.

В тумане продвигаемся дальше вдоль по улице.

В тот момент, когда Химмельсрайх и еще один наш боец решают свернуть налево, гремит разрыв. Мы тут же кидаемся в противотанковый ров. Химмельсрайх с солдатом возвращаются и идут вдоль улицы. Помедлив, за ними следуем и мы и уже вскоре прибываем на ротный командный пункт.

Оберлейтенант Мильке тут же отправляет нас в сопровождении вестового назад. Сначала по левой стороне улицы следуют Химмельсрайх и Ланге, а метрах в 150 позади идем мы. Химмельсрайх поворачивает и жестом призывает нас к себе. Я тут же добегаю до него.

Прямо перед нами, от силы в полутора десятках метров, тянется овраг, в котором засели русские, и все новые и новые солдаты противника, вынырнув из тумана, устремляются туда.

Густав стреляет неплохо и снимает нескольких человек.

Одновременнно Фурман заходит слева метрах в 50 от нас и залегает с карабином, подходят и еще несколько человек наших.

Безо всякого прикрытия лежим прямо на краю оврага, стреляя то направо, то налево. Положение наше хуже некуда. А туман только на руку русским.

Русские что-то кричат, лают потревоженные собаки.

Мы и знать не знаем, кто там у нас справа, кто слева, короче говоря, действуем на свой страх и риск. Один ящик (300 патронов) мы уже израсходовали. Внезапно замечаю, что Фурман лежит без движения, к нему спешит Мауэрер. Слева пробираются русские, им нет конца, кое-кого нам удалось уложить из пулеметов.

Я едва успел вставить новую ленту, как вдруг ощутил сильнейший удар в плечо.

Кричу Густаву, что я, мол, ранен.

Левая рука повисла плетью, я и шевельнуть ею не могу. С великим трудом переворачиваюсь на бок и еле-еле отползаю метров на Ш. Потом поднимаюсь и, пригнувшись, бегу, правда, тут же перехожу на шаг. Раненая рука как висела, так и висит.

На улице встречаю Лодза, которого послали за подкреплением, он и доводит меня до командного пункта роты.

В дверях стоит оберлейтенант Мильке, он как раз отправляет два пулеметных расчета к нам на подмогу. Дай бог, чтобы они успели, пока наши там держатся.

Иду в расположенную тут же рядом землянку, где разместился медпункт. Тут же за мной приходит и Мауэрер. Оказывается, едва он подобрался к Фурману, как его полоснуло по голове пулей.

Санитар с трудом стаскивает с меня шинель и всю остальную одежду — я и шевельнуть раненой рукой не могу. Нательную рубаху пришлось разрезать, а вся моя одежда пропиталась кровью.

Пуля угодила мне в левое плечо и прошла навылет. Выходное отверстие примерно на 6 сантиметров выше на спине. Судя по всему, кость не задета.

Приходит и Эдель. У него пуля раздробила локтевой сустав. Он рассказывает, что до него ранило Ланге и что вроде бы Химмельрайх сбежал потихоньку, оставив двух раненых товарищей.

Перевязав меня, санитар кое-как набрасывает на меня одежду. Из 4-й роты постоянно прибывают все новые и новые раненые. Мы все вместе отходим по левой стороне улицы к окраине Шиколы. Рука болит страшно, в особенности если оступишься. Потом на какой-то легковушке нас отвозят к оберарцту[3] доктору Вальштабу. Тот делает нам еще одну перевязку. Здесь я узнаю, что доктор Вальштаб, сын приходского евангелического священника, до 1932 года проживал в моем родном городе. Да, воистину тесен мир — с кем только не повстречаешься на войне!

Русские атаковали, воспользовавшись густым туманом, и сумели во многих местах прорвать нашу оборону. А румыны дали стрекача. Все, кто находился в селении, спешно покидают его. А туман и не думает рассеиваться. От залпов русской артиллерии дребезжат оконные стекла. Наши 6-ствольные минометы посылают ответные залпы в сторону противника.

Аксель фон Мюнхгаузен также получил ранение в верхнюю часть бедра.

Вызвали нашего ротного фельдфебеля, с ним пришли Хоппе, Штихерт и Майснер. Каждому раненому нашей роты поднесли полторта, плитку шоколада, 36 сигарет и по бутылке коньяка на троих. Мауэрер остается в роте, а нас с Эделем и Мюнхгаузеном примерно через полчаса на грузовике доставляют в Урус. По пути умирает от ранения в живот один из наших товарищей.

В Урусе, оказывается, только пункт распределения раненых, на всех и про всех — один врач, да еще помощник. Врач где-то раздобыл для нас краюху черствого хлеба.

Около 16 часов засыпаю на подстилке из соломы, а вместо одеяла снимаю оконную занавеску.

Продолжают поступать новые раненые.

В 19 часов нас на санитарной машине отвозят в расположение 2-й санитарной роты, где мы битый час ждем, пока нас перевяжут.

Вместо ужина выдали только бутерброды, но зато здесь можно выспаться. Мне достается даже свободная койка.

27–29 декабря 1942 г

Эти дни я провел на центральном медпункте. День я пролежал на койке, а потом пришлось ее освободить для тяжелораненого, а я перекочевал на обычный соломенный тюфяк. Лежать страшно неудобно, поэтому сплю мало. Ночам, казалось, конца не будет. В нашем помещении лежат примерно 2() человек раненых, оно просторное и теплое. Наши оба санитара хорошо за нами ухаживают. Кормят тоже очень хорошо.

Так как лежать все равно неудобно, я днем встаю. Самое плохое, что читать нечего. Две-три газеты выучил со скуки чуть ли не наизусть.

Хорошо, что хоть наш ротный фельдфебель догадался принести мне перед отправкой планшет, рюкзак и походную флягу, я по крайней мере имею возможность писать.

29 декабря около 19 часов нас погрузили в большой автобус. Наш санитар, понимая, что мы вечно голодные, принес даже еще по бутерброду.

Мы чрезвычайно довольны, что уже час спустя оказываемся в Тереке, однако там нас ждет разочарование. Поскольку полевой госпиталь 1 — й санроты, состоящий из нескольких зданий, где лежат около 300 человек раненых, забит до отказа, а наш автобус не может ехать ночью по обледенелой дороге, нам предстоит переночевать в большом помещении, похожем на зал, а еще больше — на конюшню, где мы спим на соломе.

От печи тепла немного, в нашем зале жуткий холод. Мы жмемся к печке, а потом, когда нам через полтора часа все же выдали по три одеяла на брата, многие улеглись спать.

Прошла целая вечность, пока нам принесли кофе, а потом пришлось долго ждать бутерброды. Лег и я, тем более что у меня, к счастью, было целых четыре одеяла.

30 декабря 1942 г

В 4.30 утра нас подняли. В 5 часов нас должны были куда-то отправить, однако отправили только в 7.30. До этого времени нас покормили все теми же бутербродами и мы торчали, не зная чем себя занять, в нетопленом помещении.

Так как нам предстояло ехать на грузовом автомобиле, нам выдали что-то вроде бумажных штанов для защиты от холода. Наконец подъехали два грузовика, нас рассадили по 20 человек на кузов — по четверо на скамейке.

Выпал снег, но немного, зато подморозило основательно. Уже довольно скоро мы замерзли. Бумажные штаны помогают мало. Крытый березентом кузов насквозь продувается холодным ветром. Ноги у нас просто оледенели, стучим ими о пол кузова, я никогда не забуду эту кошмарную поездку.

Нас везут через Нальчик, и мы жутко довольны, когда прибываем, наконец, в Пятигорск.

Грузовик подпрыгивает на ухабах, да так, что ломаются две скамьи, и те, кто на них сидел, падают на пол. Но и эта поездка заканчивается, причем уже у хорошо известного мне эвакогоспиталя в Пятигорске.

Мы быстро соскакиваем с кузова и чуть ли не бегом на регистрацию. Так как и здесь все битком забито ранеными, меня направляют в блок «Б» в маленькую палату, где лежат те, кто мучается зубами. Их здесь 10 человек.

И здесь мы по уши в дерьме! Никому до нас дела нет.

Проходят долгие часы томительного ожидания, пока мы не получаем просто деревянное подобие коек с соломенными тюфяками.

За двумя одеялами пришлось топать самому, как потом и за обедом. Сегодня нас кормили куриным супом, всего-то пару ложек, так, для вкуса.

В этом богом забытом месте нужно полагаться исключительно на себя. Будешь сидеть, разинув рот, — ничего не получишь.

Ругаюсь и про себя, и вслух, но это дела не меняет.

В 15 часов заваливаюсь спать.

Мой сосед приносит мне ужин и даже угощает кофе из своей фляжки. На ужин два бутерброда со смальцем — один побольше, другой поменьше, зато мяса вдоволь.

И пиво нам тоже выдали, но почти не пил, потом только глотнул чуть шнапса.

После еды меня потянуло в сон, и спалось куда лучше, чем предыдущей ночью.

31 декабря — последний день 1942 г. — 3 января 1943 г

Перебираюсь в другую палату. Ухода за нами никакого, но вот жратва получше.

На Новый год каждому достается по здоровенному куску жареной гусятины. А вечером выдают печенье, что косвенно подтверждает слухи о том, что сборный пункт для раненых придется освобождать. Вообще слухи ходят самые экзотические. О том, например, что наши войска отступают по всему фронту. О том, что Нальчик вот-вот придется оставить, о том, что полевую почту перебросят в Армавир, и так далее.

В общем, тихая паника.

Вслух мы это не обсуждаем, однако многое свидетельствует о том, что все пресловутые слухи — правда.

Из окна нашей палаты изумительный вид — я помню его еще по моему первому пребыванию здесь.

И погода стоит прекрасная. Солнце пригревает почти по-летнему, снег тает, хоть и выпало его совсем немного. Если сидеть у окна, кажется, что весна пришла. Обходов почти не бывает, поэтому среди больных много и таких, кому уже самое время возвращаться на фронт.

4 января 1943 г

Вот уже несколько дней всех раненых отправляют в Минеральные Воды, а то и вообще отпускают на все четыре стороны. Те, кого отпускают, получают весьма обильный сухой паек. Ничего, мол, с ними не сделается, сами доберутся в свои части.

Сегодня доходит очередь и до меня — меня осматривают, а потом определяют, что я подлежу отправке на транспорте.

Собираю то немногое, что у меня осталось, и готовлюсь к отбытию. Вчера вечером нас побаловали — выдали 200 г французского шоколада. Я и конфет успел отложить.

Около полудня наша санитарная машина отъезжает. Сидим в ней впритык, теснотища, как в гробу. Сначала проезжаем совсем немного, потом машина надолго останавливается.

И такими темпами до самых Минеральных Вод, все 23 километра. Дорога забита автоколоннами.

Значит, не зря говорили, что мы отступаем. В Нальчике все важные здания приказано взорвать.

Мы довольны, когда, наконец, после долгих мучительных часов прибываем в Минеральные Воды на распределительный пункт раненых.

Но рано мы радовались. Когда после долгого ожидания нас все же принимают, нашим глазам предстает удручающее зрелище. В немногих свободных палатах только деревянные койки, по сути, каркасы, да соломенные тюфяки. В сравнении с этим Пятигорск — чуть ли не курорт.

И вот нас человек 100 набилось в огромный нетопленый зал. Ни коек, ничего.

И опять же, никому до нас дела нет, мы брошены на произвол судьбы. Неужели здесь некому о нас позаботиться? Нам пообещали протопить печи в этом зале. В конце концов меня вместе с еще 41 человеком сунули в какую-то комнатенку.

Наконец, мы получаем и ужин — хлеб, консервы, сигареты. Налетай!

Но мне есть отчего-то не хочется, съедаю только немного колбасы, а потом ложусь на койку. Причем если у тебя действует только одна рука, взобраться наверх (койки двухэтажные) не так просто.

Дожевывая остатки шоколада, засыпаю после всех невзгод этого дня.

5–10 января 1943 г

Поездка во вспомогательном санитарном поезде в Днепропетровск

Ранним утром нас готовят к погрузке в состав. Каждый норовит влезть в очередь первым. Первыми вносят лежачих раненых.

После многочасового ожидания, уже где-то к полудню, и я покидаю это негостеприимное лечебное учреждение. До ближайшей железнодорожной станции пешком, а там уже стоит длинный, наспех собранный санитарный поезд.

Не сразу нахожу место в вагоне, в который приходится забираться по приставной лестнице. На 25 человек всего 20 тюфяков, разумеется, соломенных, и почти все уже заняты.

Хоть это и непросто, но мы все же отыскиваем местечко. Мы — это я и мой товарищ Бартоломеус Замм, прозванный «Иисусом» из-за успевшей отрасти бороденки. И место это в самом конце вагона.

Устраиваюсь между двух соломенных тюфяков, накрываюсь одеялом, и даже это неудобство идет мне на пользу. Одеял, к счастью, здесь хватает. Куда труднее распихать свое барахлишко.

Шинель и летнее обмундирование использую в качестве подушки, остальное пихаю к стенке вагона. Мне крупно повезло — среди ниток оказалась и пара иголок. Ну вот, кажется, все разложили и сами улеглись, поезд может отправляться. Но он и не думает отправляться.

В качестве санитаров нам определили едущих на родину отпускников. Нам достался Йозеф. В обязанности Йозефа входит таскать посуду и все остальное.

Все, что есть в этом вагоне, — две круглые металлические печи да кучи угля. Стало быть, хоть околевать от холода не придется.

Ну, еще вдобавок к этому несколько тазов, кастрюль, чашек и глубоких суповых тарелок.

Вскоре мы заскучали от этого бесконечного ожидания и решили лечь спать. Наконец нам принесли поесть. У Бартеля котелок, у меня фляжка, так что мы выручили друг друга.

В конце концов я все же каким-то образом задремал, потому что, проснувшись, услышал перестук колес поезда.

Вероятно, было уже довольно поздно, когда началась наша поездка. Как там мои ребята из разведроты?

Так вкратце выглядела 6-дневная поездка в санитарном поезде…

Кормежка.

Кормежка была, в целом, неплохой, питание организовывали на крупных железнодорожных станциях, где подолгу стояли. Тогда нашему Йозефу приходилось попотеть, хотя ему обычно помогал кто-нибудь из ходячих раненых.

Обед был вполне приличным. Мы с Бартелем ели из одного котелка. Правда, еду мы получали нерегулярно.

Хлеба и колбасы давали вдоволь, колбасы, например, 250 г в сутки. Я не все съедал, а вечером только колбасу без хлеба.

Когда мы прибыли в Днепропетровск, оказалось, что у нас в запасе аж три нетронутые буханки хлеба. Те, кто нуждался в диетическом питании, получали его.

В общем наши начпроды потрудились неплохо.

Маршрут следования.

Поездка была очень однообразной. Часто поезд застревал где-нибудь на несколько часов. Мы еле плелись. Так как в нашем вагоне были не в порядке рессоры, нас трясло немилосердно. А тряска отдавалась болью в ранах. Я даже спать не мог из-за этого.

Ехали мы через Армавир, Тихорецкую, Батайск, Ростов-на-Дону.

В дороге кто-то распустил слух, что, мол, русские танки уже у Батайска. Слава богу, это оказались только слухи.

Миновав Таганрог, мы повернули на Харьков.

Поскольку все госпитали в крупных городах были переполнены, мы опять повернули на Днепропетровск.

Наши попутчики (вши).

Несмотря на то что в Пятигорске нас переодели в чистое белье, уже несколько дней спустя у нас завелись вши.

В особенности осложняет дело то, что я практически не могу двигать раненой левой рукой.

Но когда, невзирая ни на что, все же предпринимаю попытки избавиться от вшей, то уничтожаю до 50 насекомых, правда, легче от этого не становится.

Эта дрянь размножается просто бешеными темпами. Труднее всего бывает выдержать этот зуд бессонными ночами.

Стоит сунуть руку за пазуху, и ты обязательно поймаешь очередную вошь. А они везде: на белье, на одеялах.

Врачебный уход.

На долгих остановках обычно появляются санитары. Чувствую, что рана под повязкой нагноилась.

Так как у санитаров не всегда при себе перевязочный материал, мне за все дни поездки ни разу не делали перевязку.

Развлечения.

В начале поездки на каждый вагон выдали по нескольку книг. Так что хоть как-то можно было отвлечься. Но мы разместились в углу вагона, где слишком темно, чтобы читать, и мне иногда приходилось вставать и садиться на свободную скамейку у печки.

Но долго у раскаленной печки не высидишь — жарко. Мы даже вагонную дверь постоянно оставляли приоткрытой.

Погода.

Погода была довольно теплой, в особенности на Кавказе. Только за Ростовом-на-Дону похолодало, там даже снег лежит, хотя большей частью снежный покров тонкий. И так до самого Днепропетровска.

Прочее.

Нам постоянно не давал покоя вопрос: куда все-таки нас везут? А вообще, эта дорожная скука, вынужденное безделье, однообразие просто невыносимы. Но несмотря на это, всем нам хотелось, чтобы нас увезли куда-нибудь подальше. Мимо постоянно проезжали на восток составы с автотранспортом, техникой и прочими необходимыми фронту грузами.

Приходилось, в особенности в районе Кавказа, проезжать через полностью восстановленные или даже отстроенные заново мосты. Многие мосты ремонтировали. От Моздока до Ростова-на-Дону идет уже двухпутка, если же на отдельных участках ее нет, то спешно сооружают.

Участок от Ростова-на-Дону до Днепропетровска — глубокий тыл, и там тихо и спокойно, словно в мирное время. О войне напоминают лишь развалины.

Выгрузка в Днепропетровске.

В первой половине дня 10 января 1943 года мы прибыли в какой-то городок, где уже стоял другой санитарный поезд. Странно, но, хотя эта поездка удалась нам, почему-то не очень хотелось, чтобы она закончилась, нам хотелось, чтобы нас везли до самой Германии.

Когда, наконец, стало точно известно, что нам придется выгружаться, все сразу принялись собирать вещички.

Я не торопился и угадал — нас повезут дальше.

Йозеф притащил сухой паек, причем весьма обильный.

Наконец, все сомнения отпали — нас на самом деле выгрузят.

Около 17 часов мы доехали до места, выгрузились и на больших автобусах стали разъезжаться куда-то.

Нам выпало оказаться в полевом госпитале 2/529.

По прибытии туда мы сдали документы, а потом нас и все наши вещи подвергли дезинсекции.

Я со вздохом облегчения сдал свое белье.

Когда мне сняли повязку, под ней все буквально кишело вшами. А какое неописуемое чувство облегчения испытываешь, смыв всю эту заразу, всю дорожную грязь! Но вообще-то санитары здесь — народ черствый, явно не рвутся помочь. Бартель иногда помогает мне — я ведь почти не владею левой рукой. Из душа направляемся сразу в перевязочную, где нас ожидает сестра.

И вот мы с Бартелем, сияя от счастья, переодетые в полосатые пижамные куртки (штанов на нас не хватило), направляемся на четвертый этаж в указанную палату.

Кроме нескольких одноэтажных кроватей здесь стоят и две двухэтажные, одна из которых свободна. Я занимаю место внизу, и тут же на мое счастье выдали штаны — не бегать же, в конце концов в таком виде!

11–29 января 1943 г

В первые дни рана моя беспокоит все сильнее и сильнее. Я уже и рукой шевельнуть не могу.

Каждый раз, как приходится вставать с койки, слезы из глаз.

А 13 января стало совсем плохо — температура подскочила до 39,6.

С утра иду в перевязочную, оказывается, вся рана — сплошной гной, даже повязку не отдерешь.

Врач констатировал абсцесс в канале раны, распорядился срочно оперировать. Молодая русская медсестра готовит все необходимое.

Под наркозом врач делает надрез чуть ниже канала раны и перевязывает сам канал и рану, предварительно пропустив резиновый шланг — канюлю.

Очнувшись после наркоза, понимаю, что все позади, боли не чувствую никакой. Врач накладывает тугую повязку.

На следующий день температура спадает. Пять дней хожу на перевязку, процедура весьма болезненная. Каждый раз с облегчением воспринимаю ее завершение.

27 января тугую повязку, наконец, снимают. У раны совершенной другой вид.

Распорядок дня.

Подъем (пробуждение) в 7 утра, приходят медсестры с тазиками для умывания.

В первые дни приходилось умываться с помощью медсестры, потом я уже сам хожу в умывальную.

Затем приносят посуду (ее моют румыны) и завтрак. После этого подметают или делают влажную уборку палаты.

Встаю я обычно ненадолго, в основном лежу. Потом представляется возможность почитать, благо книг здесь достаточно.

Дежурная медсестра всегда занята — перевязки и так далее.

Питание.

Я получаю трехразовое питание. В 8 утра завтрак. Бутерброды хоть и тонкие, но уже намазаны медом или мармеладом — когда как. Я редко съедаю больше двух, от силы трех бутербродов, есть не хочется. В 9 утра приносят еще по бутерброду.

В нашей палате никто не съедает все. Рудольф, этнический немец из Румынии, отдает их румынам — те вечно голодные — в обмен на сигареты.

Обед хороший. Всегда что-нибудь, да оставишь. А иногда и вовсе не притрагиваешься.

На ужин дают опять бутерброды, как и на завтрак, да еще немного колбасы, рыбы или еще чего-нибудь.

Прочее.

Погода мягкая, мороза нет, снега мало. В нашей палате на 25 человек всегда тепло.

Почти все здесь — лежачие, ходячих только несколько человек. Каждое утро обход врача.

Главврач — дока в своей области, день и ночь на ногах, работы невпроворот, сам оперирует, ассистирует ему медсестра.

Постоянно выписывают тех, кто признан пригодным для отправки на транспорте, выписывают и Бартеля. Я пока что не признан пригодным для отправки на транспорте.

Наши вещи, скукожившиеся от сушилок и дезинфекций, мы получаем лишь 29.01.1943, непосредственно перед отправкой в Германию. Все, что мне явно не понадобится, — летнюю форму, куртку на меху, вязаные нижние штаны — я с собой не беру. Мне даже пришлось лежать в коридоре из за большого притока новых раненых. Койки были вполне удобные, мне даже досталось стеганое одеяло. Нижнего белья хватало в обрез — я целых три недели не менял его.

С 29.01 по 2.02.1943 г. мы на санитарном поезде добирались до Швейдница (Силезия).

21.07.1943 года меня признали фронтопригодным и направили в резервные части.

14 апреля 1944 г

Известие о том, что меня переводят на фронт, да еще в родную 13-ю танковую дивизию, было словно гром среди ясного неба. Ведь именно оттуда, с Кавказа, из Шиколы, 26.12.42 г. меня направили на излечение в госпиталь после ранения в плечо, полученного в бою, где нас использовали в качестве пехотинцев.

После 6-месячного пребывания в госпитале в Швейднице, так сказать, в силезском Потсдаме, я, полностью выздоровев, оказался в Майнингене (Тюрингия). После службы в роте выздоравливавших я сначала занимался подготовкой новобранцев, позже выполнял в канцелярии чисто бумажную работу.

С началом весны многих моих товарищей стали отправлять на фронт. Дошла очередь и до меня, собственно, этого следовало ожидать.

Вместе со мной отправке на фронт на транспорте подлежали еще 10 человек и еще 30 человек направили в Италию в 29-ю танковую дивизию своим ходом. Отъезд должен был состояться уже на следующий день, я, в общем-то, довольно быстро настроился на отправку на фронт.

Жаль, конечно, было покидать Зондерхаузен, где я прижился и где мне нравилось. Во всяком случае, там было куда лучше, чем в Майнингене, и природа живописнее, да и вообще.

Здесь, в Зондерхаузене, жилось спокойно, война нас и не касалась.

Непосредственно перед отправкой нас переодели во все новое.

В беготне с обходным листом проходит этот день. Сразу после 18 часов еще раз на прощание решил выйти в город и подышать вольным воздухом.

15 апреля 1944 г

В первой половине дня отправки мы так и не дождались. Так и прослонялись между казармой и штабом. Получили довольствие, прошли палатку окуривания, медицинский осмотр на предмет фронтопригодности, проверку форму одежды. И так до 13 часов. Потом упаковывались — для этих целей нам выдали по 2 бельевых мешка.

Отправил домой небольшую посылку с лишними вещами.

Только собрался выйти втород, как объявили воздушную тревогу! Вот же дьявол! Я за ворота казармы вышел только в 14 часов!

Отоварил свои последние карточки — купил 1 кг белого хлеба, 20 штук булочек, 1 кг сдобы, пол кило галет и 200 г колбасы.

Сухим пайком нам выдали: 2 буханки черного хлеба, 700 г кровяной колбасы и 350 г свиного сала. Это 5-дневная норма.

В общем, жратва заняла целый чемодан.

В дорогу намазал себе 6 штук бутербродов.

16 апреля 1944 г

Подъем в 4.30, сдача двух полученных на время одеял. На завтрак съел кусок сдобы и булочек.

В 5.30 отъезд в Магдебург. В дороге коротаем время за игрой в скат.

Около 10.30 прибытие в Магдебург. Досада какая — дом в двух шагах, а туда ни ногой! В 13 часов выезжаем в Берлин.

Опять эти поезда! Уже третий по счету поезд! Осточертели они уже!

С нетерпением жду, когда прибудем в Берлин. Столько наслушался об этом городе от своих товарищей. Когда мы приехали туда, испытал разочарование, а увидев целые улицы и кварталы разрушенных домов, и вовсе поник. Несчастный Берлин!

Сходим на Потсдамском вокзале. И здесь тоже картина такая же — если еще в нижних этажах бывших роскошных отелей и есть какая-то жизнь, то верхние либо разрушены, либо выгорели. По моим прикидкам, процентов 70 ущерба именно от зажигательных бомб.

Вечер провожу у родственников в Хоэншёнхаузене, там как следует отмываюсь, наедаюсь. Много разговариваем о былых и грядущих днях.

На трамвае без пересадок добираюсь до вокзала Зоо, а оттуда в 1 час ночи отправляется наш поезд на Вену.

17 апреля 1944 г

Фельдфебель Крюгер, унтер-офицер Бенцель и я втроем в купе. Впервые едем на нормальном пассажирском поезде.

Сразу после отправки ложимся спать. Я — на полу. В вагоне очень тепло, даже жарко, но я спал как убитый. Около 6 часов утра проезжаем Бреслау.

Мы проехали через всю Чехословакию и через Брно к 17 часам прибыли на Восточный вокзал Вены.

Сдаем в Арсенале[4] багаж, и в город. Увы, но только до 23 часов.

На Пратере мы разошлись, договорившись о встрече в 23 часа возле Арсенала.

На Пратере царит оживление. Глазею на все подряд, катаюсь в парке на русских горках, посещаю и другие аттракционы.

Время пролетает незаметно, совершенно случайно мы все встречаемся в 22 часа на Пратере, выпиваем по кружке пива — и к Арсеналу. Там еще целый час ждем, пока нам в обмен на солдатские книжки выдадут по паре одеял.

Нас направили в комнату 173, а там уже народу битком.

Духота, трехэтажные койки, теснота, но нам невдомек — устали страшно и засыпаем, едва опустившись на соломенные тюфяки.

18 апреля 1944 г

В 7 утра подъем, забираем багаж и потом на венский фронтовой распределительный пункт.

Сначала идут фельдфебель Крюгер с Мертенсом, а мы дожидаемся их у входа А. Прождали целый час на солнцепеке. Жарко и вдобавок пыльно. Мы не завтракали, даже кофе не пили. И садимся завтракать на свежем воздухе. Еще час, и наш фельдфебель возвращается. Время отъезда так и не определено, нам велено идти в блок 12 Арсенала. Время — 10 часов. До обеда режемся в скат, в этой нашей комнатенке все же как-то уютнее, чем там, где пришлось ночевать.

Во время обеда обхожу Арсенал. Здесь расположены и ремонтные мастерские для танков, автотранспорта и производственные помещения.

Одна из главных функций Арсенала — прием для временного размещения личного состава и дальнейшего его распределения по фронтам.

Знакомлюсь здесь с теми, кто отстал от своих частей, выходя из окружения под Каменец-Подольским, выслушиваю жуткие истории от воевавших на южном участке фронта.

В общем, людям пришлось на своих двоих драпать почем зря через Венгрию и Румынию от наступавших им на пятки русских.

Что происходит? Как такое могло случиться? По-видимому, после прорыва русских на южном направлении там произошла ужасная катастрофа.

Войска Красной армии на обширном участке фронта прорвали нашу оборону и теперь гонят целые наши дивизии на запад. Враг уже на румынской границе, а кое-где успел продвинуться и дальше, в Венгрию.

Ничего себе делишки! [де же, в таком случае, сейчас наша 13-я танковая? Если таковая вообще существует?

Однако в Вене ничего этого не чувствуешь, здесь мы наслаждаемся беспечностью.

Продолжаю свою экскурсию по Арсеналу. Вижу около 30 тяжелых танков типа «Пантера», в основном они здесь по причине поломок двигателей. На одной из машин я насчитал около 20 попаданий снарядов, причем на лобовой броне. Только в одном танке зияла огромная пробоина в башне, чуть пониже орудия. Не пойму, откуда она могла там взяться.

Значит, в Арсенале и ремонтом танков занимаются.

В 14 часов построение, стоим битый час, 1000 без малого человек, все, кому предстоит отправка на фронт.

Поговаривают, что нас дальше повезут на пароходе по Дунаю.

Весь остаток дня, включая вечер, до 24 часов, мы свободны. Выход в город по предъявлении выписки из солдатской книжки, выданной временно взамен забранной для оформления.

Погода великолепная, и я пешком отправляюсь в центр Вены.

Гуляю в парке, потом усаживаюсь на скамейку, откуда открывается чудесный вид на городскую ратушу и здание парламента.

После 19 часов, осмотрев выставку «Наша армия», иду на Пратер. Но там уже в 21.30 все закрывается, жаль, конечно, что так быстро пролетает время.

В 24 часа возвращаюсь в Арсенал, получаю одеяла и укладываюсь спать. Из наших 12 человек только один не явился.

19 апреля 1944 г

Подъем в 7 утра, умывание, завтрак. Немного пишу дневник, а потом до полудня валяюсь на койке. Обед так себе, я его даже не стал есть.

В 14 часов построение, какой-то гауптман выдает три служебных удостоверения. Выходит, на троих человек, значит, по одному удостоверению. Отбытие в 23 часа с Северного вокзала Вены. Пункт назначения: Пшемысл. Не повезло!

Получаем сухой паек из расчета на 3 дня: буханку хлеба, 200 г сливочного масла, банку рыбных консервов и 400 г консервированной колбасы, далее 9 сигарет.

В наших солдатских книжках сделаны соответствующие отметки, и мы на трамвае с багажом едем на расположенный у Пратера Северный вокзал.

Сдаем багаж в камеру хранения и отправляемся в город. Нас четверо: Крюгер, Мертенс, Бенцель и я.

Идем в кафе «Концерт», там серьезная стычка с официантами — все угловые столики, иными словами, лучшие места, видите ли, зарезервированы. Но нам на это наплевать — усаживаемся за понравившийся нам стол, и дело с концом.

Музыка очень приятная, напитки и кондитерские изделия страшно дорогие.

В 22.50 возвращаемся на Северный вокзал, забираем багаж и идем в зал ожидания, где уже полным-полно таких же вояк, как и мы. Представляю, что будет, когда прибудет поезд.

Так и вышло. Поезд был переполнен, и мы, получив официальное подтверждение, что сесть не могли, идем ночевать в солдатскую гостиницу, расположенную в 150 метрах от вокзала. Здесь куда лучше, чем в аналогичных местах, где мне приходилось быть до этого. В столовой яблоку негде упасть, но мы ужинаем. Там даже подают шампанское, вот только денег на него уже нет. Кто мог предполагать, что наша поездка затянется?

Отдав в залог солдатские книжки, получаем по 2 одеяла, и уже к полуночи я сплю, как сурок.

20 апреля 1944 г

В 7 утра нас будит рык дежурного обер-ефрейтора — всем быстро подъем и убираться вон. Можно подумать, что за рычание ему доплачивают. Ничего не поделаешь, встаем, умываемся и снова сдаем багаж на вокзале. До 13.30 свободное время, и я иду в город.

Погода испортилась, а я собирался съездить в Шёнбрунн, вместо этого иду в исторический музей. Большинство наиболее ценных экспонатов снято с экспозиции и надежно укрыто, и все же здесь есть на что посмотреть, например множество предметов культуры Древнего Египта. После музея сходил в кинотеатр короткометражных фильмов, а оттуда на трамвае добрался до Северного вокзала. Съел в столовой Красного Креста тарелку супа.

В 14 часов мы снова в зале ожидания, становимся в очередь. Давка ужасная. Примерно в 14.30 объявляют посадку на поезд.

Быстро рассовав свой багаж, садимся играть в скат. Поезд следует через Брно и Бреслау, где нам уже приходилось проезжать всего три дня назад.

21 апреля 1944 г

Около часа ночи прибытие в Бреслау, мы сразу же идем в зал ожидания служащих вермахта.

Сажусь записать кое-что в свой дневничок, но при этом засыпаю. Устал ужасно, поэтому устраиваю из скамеек нечто вроде лежбища. И, подложив под себя одеяла и брезент, прекрасно сплю с 3 до 7 часов. Если устал, все равно где спать.

Умываться приходится топать до солдатской гостиницы, расположенной в полукилометре. Причем там даже есть горячая вода. После завтрака вновь усаживаюсь за дневник. В 10.30 выезжаем из Бреслау на переполненном пассажирском поезде. Нам повезло — удалось раздобыть сидячие места.

С полудня и до 17 часов режемся в скат, я вполне недурно освоил эту игру.

Погода отвратительная. Около 19 часов прибываем в Краков. Поев супа в столовой Красного Креста, размещаемся на ночлег в солдатской гостинице. Около 21 часа ложусь спать.

22 апреля 1944 г

Неделю в пути, а доехали всего-то до Кракова.

Когда же мы доберемся до своих? Русские сейчас доставляют немало головной боли нашим штабистам — за март прорван весь южный фронт!

Около 7 подъем. Умывальники находятся во дворе. Я быстро одеваюсь, умываюсь. Завтракаем в саду гостиницы. Около 9.30 предстоит ехать дальше.

Немногие отведенные для вермахта вагоны забиты битком.

Устраиваю себе место для сидения в проходе вагона. Два часа спустя занимаю настоящее место для сидения.

До самого Пшемысла, то есть до 15 часов, сражаемся в скат.

Сходим на Северном вокзале и тут же направляемся на Западный, до него минут 20 ходу. Багаж отвозят на тележке носильщики — польские мальчишки, чумазые, оборванные, прямо-таки дерутся за право перевезти багаж прибывающих военных.

На Западном вокзале отправляемся ночевать в то самое заведение, которое я помню еще с поездки в отпуск из России после первого ранения в октябре 1942 года.

В «Блоке 8» получаем места в грязном помещении на 50 двухэтажных коек. Здесь, как и во всех подобных местах, противно. Мне казалось, что за прошедшие без малого два года здесь все же наведут мало-мальский порядок.

Мы умылись с дороги, и тут как раз подошло время ужина.

В расположенной неподалеку, метрах в 150, солдатской гостинице по карточкам за 1 рейхсмарку можно получить ужин, кружку пива и шнапс. Правда, вот только нужно постоять в очереди человек на 150. Но мы выдерживаем.

Еда первосортная: картофель с подливой и тушеными овощами, пудинг, пиво и шнапс.

После ужина до 22 часов играем в скат, после ложимся спать.

Подкладываю под себя на соломенный тюфяк кусок брезента, накрываюсь одеялом и шинелью. Не удивлюсь, если выйду из этого заведения завшивленным.

Когда нам ехать дальше в Галац, в Румынию, неизвестно. Хочется надеяться, что надолго мы здесь не задержимся.

Но мы, добираясь из Зондерхаузена на фронт в свою 13-ю танковую дивизию, застряли в этом Пшемысле на целых восемь дней!

Воскресенье 23 апреля 1944 г. — воскресенье 30 апреля 1944 г

Прибытие.

При прибытии с фронта в солдатские гостиницы на ночлег пускают лишь по предъявлении справки о том, что ты прошел дезинсекцию. Если же возвращаешься из Германии — будь добр явиться и доложить о прибытии в барак для приезжающих. К отпускному свидетельству или командировочному удостоверению прикрепляют синий листок о прибытии с индексом «А», «Б» или «АБ». Потом тебе укажут, где и в каком бараке разместишься.

Размещение.

В общем и целом здесь ничего не изменилось в лучшую сторону со времени моего первого пребывания здесь. А ведь, если постараться, можно было бы создать здесь сносные условия. Но, судя по всему, здесь пальцем о палец никто не желает ударить. В помещении находятся 50 человек, двухэтажные койки — словом, свинарник. Багаж ставят прямо на койку. Каждое утро я сворачиваю брезент, складываю шинель и одеяло и ухожу. Вообще, стараюсь быть здесь как можно меньше — прихожу только, чтобы переспать ночь.

Построение.

Как уже неоднократно объявляли по громкоговорителю, на построение являться без багажа в 6, 8, 14 и 16 часов. Иногда за день бывает только одно построение, иногда вообще не бывает. Впрочем, меня лично это особенно никогда не интересовало. Пока что я не видел здесь, чтобы кого-нибудь отправляли на транспорте. В основном здесь занимаются формированием подразделений — рот, которые будут расквартированы либо в городе, либо в пределах 10-километровой зоны. Обычно такую роту собирают за пару часов, а еще пару часов спустя она уже марширует в пункт назначения. И всегда в этом лагере остается человек 200, которых пока еще никуда недели.

Мы никоим образом не собирались сачковать или умышленно задержаться здесь, напротив, мы как можно скорее хотели добраться к себе в дивизию, поэтому даже багаж не распаковывали, чтобы в любую минуту быть готовыми отправиться на расположенный тут же неподалеку вокзал и укатить куда положено.

Питание.

Раз в 2–3 дня нам выдают довольствие сухим пайком. Если повезет, получишь сразу, но чаще приходится выстаивать в очереди.

Две сестры согласно списку и по предъявлении соответствующей карточки выдают тебе жестяной номерок, а уже по предъявлении номерка ты рядом получаешь довольствие.

Норма на 2 дня: 1 буханка хлеба, 120 г сливочного масла или свиного жира, 300 г колбасы и 5 сигарет.

После получения довольствия ты, проштемпелевав карточку, имеешь право в день получить еще 8 сигарет, но уже за деньги. Естественно, все этим правом пользуются. Но и здесь требуется выстоять очередь.

Дополнительное питание.

В «Блоке 4» всегда неплохой суп, причем весь день. Как правило, из лапши и с пшенной кашей.

Обычно часов в 9 утра съедаю тарелку супа. Там можно получить и кофе. Дополнительные порции бесплатно.

Солдатская гостиница — примерное описание.

Обычно размещаются они в средних размеров зданиях. Персонал — около 10 человек сестер, 5 официанток-полек, да еще пара человек рядового состава для обслуживания офицеров. Столовая на 150 мест. Есть и комната для игры на музыкальных инструментах (на 20 человек), где стоит пианино, можно взять и скрипку. Комната для чтения и написания писем — на 25 человек.

Книги выдают чаще всего сестры. Есть и помещение, где стоит теннисный стол.

Выдача пищи.

За едой приходится выстаивать в очереди, обычно от 30 минут до часу, а в обед и того больше. Гостиница открывается в 8 утра. За 50 пфеннигов тебе дают: 2 бутерброда с мармеладом или сливочным маслом, чашку кофе — все это берешь у окошка выдачи, так что и здесь очередь.

После того как все позавтракали, это бывает часов в 10 утра, кое-кто уже занимает очередь на обед — его выдают в 11 утра.

Сестра при условии штемпеля в проездных документах выдает порцию еды и номерок на пиво. Все это за 1 рейхсмарку.

Обед подают на столы официантки, это же касается и пива.

За место приходится сражаться — ежедневно выдается 1500–2000 порций, а мест в зале всего 150. Едва доедает один, как другой с нетерпением ждет, пока освободится место.

Музыкальное сопровождение осуществляется через вывешенный здесь же репродуктор, откуда раздается иногда жуткий треск. Обед можно получить до 14 часов.

Ужин.

И снова очередь — сначала тебе предстоит за деньги (50 пфеннигов) получить карточку, а потом выстаивать вторую очередь у окна раздачи.

Раздача ужина начинается с 16 часов. 2 бутерброда с мармеладом или сливочным маслом — стоимость 1 рейхсмарка.

После ужина до 22 часов за 25 пфеннигов можно получить рюмку шнапса.

Распорядок дня.

Обычно я встаю в половине восьмого, и уже в девятом часу я готов — умылся, побрился, успел даже свернуть одеяло, позавтракать. После этого либо возвращаюсь на весь день в спальное помещение полежать, либо иду в читальню, либо отправляюсь пройтись по территории, а иногда, вопреки запретам, и за территорию. Возвращаюсь примерно в 13.30. Потом сажусь и наблюдаю, как наши бойцы чистят сапоги или поедают продающиеся тут же у входа пирожные.

Местные мальчишки, промышляющие чисткой сапог наших военных, зарабатывают неплохие деньги. Почистить сапоги стоит от 3 до 5 рейхсмарок или 6 сигарет — на усмотрение владельца сапог.

Идешь по улице, и на тебя буквально налетают женщины, дети, да и мужчины тоже с просьбой купить у них пироги — посыпанную сахарной пудрой выпечку из пшеничной муки с начинкой из варенья.

Между 12 и 14 часами я обедаю в солдатской гостинице. После обеда ухожу в город и возвращаюсь примерно в 21 час.

Около 22 часов или чуть позже ложусь спать.

Город Пшемысл.

В этом городе около 50 тысяч жителей. Сам Пшемысл поделен на две части протекающей здесь рекой Сан. Южная часть города расположена у подножия горы, вообще Пшемысл со всех сторон окружают горы высотой до 150 метров. Часть кварталов разрушена до основания, и даже уцелевшие дома несут на себе следы войны.

Черный рынок процветает, дороговизна ужасающая. Расческа — 15–30 рейхсмарок, ручка с пером — 50 рейхсмарок, 1 кг картошки — 1–3 рейхсмарки, 2 сигареты — 1 рейхсмарка, пачка табаку — 10 рейхсмарок. А уж об одежде и говорить нечего — цены воистину чудовищные.

Защитные сооружения в Пшемысле.

Внутреннее кольцо обороны города времен Первой мировой войны хорошо сохранилось. Даже при нынешней технике эти сооружения просто так с ходу не возьмешь.

Оборонительные сооружения эшелонированы в глубину. Это мощные бетонные бункеры, заглубленные метра на 2 в землю, куда помещается не меньше батальона солдат.

Внешнее кольцо обороны пролегает в 20–30 километрах от города.

В Первую мировую войну город в течение целого года удерживали около 200 тысяч русских солдат. Горные укрепления дают возможность обозревать всю прилегающую местность.

А вид с гор весьма живописный. И сегодня можно заметить немало свидетельств прошлой войны — артиллерийских дуэлей, все вокруг изрыто поросшими травой воронками.

Сколько же труда и средств было вложено для возведения всех этих мощнейших укреплений. Сегодня эти горные укрепления — излюбленное место вылазок горожан.

Достопримечательности.

Таковых в Пшемысле не очень много. Что же касается развлечений, увеселительные заведения можно по пальцам перечесть. Два кинотеатра, где один и тот же фильм крутят по целой неделе. Есть несколько ресторанчиков для нас, немцев, но там по вечерам яблоку негде упасть. Лично я туда не ходок, сходил раз и пришел к выводу, что в нашей солдатской гостинице еда куда лучше.

В городе полно военных.

Цель моих прогулок — обычно парк у бастиона. Прекрасные виды на окружающую местность, красивые аллеи, удобные скамейки, толпы гуляющих — все это привлекает меня.

Между северной частью города и Западным вокзалом оживленное движение транспорта. Гужевые повозки, перевозчики багажа— в основном мальчишки, перевезут самый тяжелый багаж куда угодно. Цена 1,5–2 рейхсмарки в зависимости от числа мест багажа.

1–7 мая 1944 г. Поездка по железной дороге в Текучи (Румыния)

Как снег на голову после обеда, когда как раз сидел и писал письма, поступает приказ: «Строиться с багажом!»

Из-за этого пропускаю обед, весь день проходит в стоянии в очередях: сначала за довольствием, потом за военторговскими товарами, где продают по 8 сигарет на день.

Наша группа оказывается в вагоне № 7, это товарный вагон итальянского производства. Отъезд в 20.30 вечера.

Впечатления о поездке.

Состав наш из 40 вагонов, в каждом по 20–30 человек, кроме того, два вагона-кухни. Начальник поезда — гауптман.

Маршрут следования: Стрый, Мукачево, Дез, Дета, Ноймаркт, Паланка, Марашести, Текучи.

По территории Венгрии поезд идет значительно быстрее, чем в Румынии.

Сначала едем через Галицию, кусочек прежней Чехословакии, теперь принадлежащий Венгрии, потом через Венгрию, Румынию, потом минуем снова узкий кусочек Венгрии и опять въезжаем в Румынию.

Очень интересно ехать через Карпаты. Поезд, повторяя причудливые изгибы железнодорожного пути, проезжает мимо поросших лесом гор. Чуть дальше виднеются заснеженные горные вершины. Иногда состав тащат целых три паровоза — уклон слишком большой.

Вскоре Карпаты сменяют бесконечные зеленые просторы — знаменитая венгерская пушта.

В Венгрии все выглядит приятно и ухоженно, железнодорожные станции аккуратные, повсюду чистота. Везде полно венгерских солдат, занятых на дорожных и строительных работах.

Когда мы оказываемся в Румынии, поезд идет медленнее. Иногда на пограничных станциях часами приходится ждать паровоза.

Очень досадно, что у нас нет при себе ни румынских, ни венгерских денег. Повсюду продают местное вино, водку, вот только никто не желает брать наши рейхсмарки.

И как же быть? Солдатики находят выход — сбывают всякую всячину.

Надо сказать, пресловутая купля-продажа приняла в вермахте невиданные масштабы.

Например, организация Тодта просто-напросто торгует лошадьми, а наш брат-солдат не гнушается загнать часть обуви или обмундирования, чтобы получить немного желанных венгерских пенго или румынских лей.

Погода во время поездки как на заказ. Я даже успел загореть во время долгих вынужденных стоянок.

Кажде утро умываемся, иногда и в полдень тоже. Я предпочитаю не мыться у открытых источников, а всегда отыскиваю колодец. Похоже, на них у меня особый нюх. Но однажды удалось даже искупаться в чистом и прохладном горном озерце.

Довольствие на время поездки.

В Пшемысле мы получили сухой паек из расчета на 5 дней пути следования — 3 буханки хлеба, 850 г мясной тушенки, 300 г сливочного масла и маргарина. Кроме того, я сохранил еще из Германии банку кровяной колбасы (еще с отпуска).

7 мая нам снова выдали сухой паек на 2 дня. Кофе дают утром и вечером у вагонов-кухонь, в полдень — суп, полная кастрюля на трех человек, всегда пересоленный и невкусный, я его почти не ем.

Отопление в вагонах.

В Пшемысле мы загрузили кучу угля. Наша небольшая печурка греет отменно, так что по ночам потеть приходится. Оставляем ночью дежурных поддерживать огонь в ней, они сменяются каждые 2 часа. А днем топить нет необходимости — и так жарко.

Условия для спанья.

В вагоне № 7 нас 22 человека. В Пшемысле мы уложили пол вагона тонкой древесной стружкой. Теснотища ужасная, спать приходится впритык друг к другу. Как сельди в бочке. На второй день я по примеру других соорудил себе подвесной мат из подручных средств.

Спится прекрасно — ни тряски, ничего. Только покачивает. Я и днем в него забираюсь, тем более что широкая дверь всегда раздвинута, благо тепло, и можно наблюдать быстро сменяющиеся пейзажи.

Движение.

По пути встречаем множество транспортных составов, в основном везут различные материалы. Много и составов, направляющихся в Германию или, возможно, на другие участки фронта. Очень много артиллерийских орудий на платформах.

Прочие события.

Через ночь мы заступаем в охранение поезда. На всякий случай создан сокращенный боевой расчет.

Кое-кто из наших отстал от поезда — иногда состав может взять да отправиться без предварительного сигнала.

8 мая 1944 г

Если считать от дня нашего отъезда из Зондерхаузе-на (16 апреля), то мы в пути уже 22 дня, и никто не знает, сколько еще продлится эта поездка и когда мы будем в родной 13-й танковой дивизии.

Вышестоящим штабам приходится проводить колоссальную работу по возвращению личного состава в части и соединения, тем более что сейчас весь фронт находится в движении. Неудивительно, что и нас везут столько времени.

Кроме того, есть ведь и другие проблемы, например недостаток транспортных средств, в частности подвижного состава, локомотивов. Дает о себе знать и неудовлетворительное состояние рельсового пути, и задержки с войсковым подвозом, и масса других сложностей.

И тылу приходится не легче: в Германию увеличивается приток раненых, не всегда тщательно осуществляется ремонт пострадавшей в боях техники. К тому же не следует забывать, что многие железнодорожные линии однопутные, что создает дополнительные проблемы.

В Марашести с утра вдоль поезда шел один офицер, направлявшийся в Барлад, где расположился штаб нашей 13-й танковой дивизии. И мы повернули на Текучи, куда прибыли к 11 часам.

Следующий поезд в Барлад должен был отправиться только в 15 часов, мы решили сходить в город, а одного из наших оставили стеречь вещи на вокзале.

За исключением одной, главной улицы, Текучи — городишко занюханный. Купить можно все, причем недорого, но у нас нет румынских лей.

Солнце печет немилосердно. К полудню большинство наших возвращаются на вокзал и садятся перекусить, чем бог послал. Запивать, правда, приходится не румынским вином, а водичкой.

Так как пассажирские поезда переполнены, да и прибывают с большим опозданием, мы садимся на товарняк, прямо на открытые платформы, где стоят телеги войскового подвоза. За нами увязываются и местные румыны. Поезд останавливается у каждого столба, и мы прибываем в пункт назначения (Барлад) лишь к 22 часам. Да и то не в сам Барлад, а на станцию в 7 километрах от города. Никто не знает, когда он отправится дальше, да и отправится ли вообще. Пешком топать столько далековато, поэтому останавливаемся на ночлег в близлежащем селе. Здесь все выглядит так же убого, как и в России. Мы и еще трое товарищей спим на свежем воздухе, остальные решили расположиться в пустой, только что выбеленной крестьянской хате.

9 мая 1944 г

На аэродроме в Текучи, куда мы прибыли, суматоха, что говорит о близости фронта. В 8 часов мы все встали, а к 10 успели умыться. Правда, вот вместо таза приходится использовать колпак от автомобильного колеса.

Около 10 часов мы уже у железнодорожной линии, ложимся там на травку. Час спустя прибывает нефтеналивной состав, в нем еще 4 товарных вагона, но запертых. По слухам, состав должен отойти через 2 часа.

Я взбираюсь на одну из цистерн, моему примеру следуют другие, вот так мы и едем, все 80 человек. Опасно, потому что на кривой имеешь все шансы слететь вниз.

Около 15 часов мы в Барладе. На расположенном рядом с вокзалом фронтовом распределительном пункте получаем сухой паек на 2 дня: 1 буханку белого хлеба, сливочное масло и говядину. И тут же садимся поужинать.

Фронтовой распределительный пункт направляет нас в Кишинев. Но так как поезд на Кишинев отправится только в 19 часов, мы идем побродить по городу. Барлад — город, населенный евреями: из 40 тысяч жителей 10 тысяч евреев.

На базаре приходится слышать очень странный говор. На запущенных улочках сплошь еврейские лавчонки, в которых купишь все что угодно, лишь бы деньги были: радиоприемники, туалетное мыло, губные гармошки, бутылку ликера — словом, все.

Витрины представляют собой нагромождение товаров, не сразу разберешься, где что лежит.

Прямо на улицах торгуют выпечкой, салом и так далее. Камрад, а у тебя есть чего продать, на своем странном наречии спрашивают у нас евреи. Нарядно одетые женщины — сплошь еврейки. Нас предупредили, что у 80 % венерические заболевания.

В лавках грязно, непрггбранно, на полках навалено все вперемежку. Я терпеть не могу нечистоплотности в любом ее проявлении, поэтому разворачиваюсь и ухожу к фронтовому распределительному пункту, где лежит наш багаж. По пути покупаю за 60 лей (1 рейхсмарка) пяток яиц.

В 19 часов садимся на поезд, который следует до Кишинева (4 вагона). Поезд мгновенно забивают до отказа. Но нам везет — успеваем занять хорошие места.

На вокзале перед отъездом успеваем пропустить с Бахом по стаканчику шнапса и вина. Так что я чуть на взводе. Купленные яйца мне отварили на вокзале.

Около 20 часов мы в поезде, я снова сооружаю себе гамак и прекрасно сплю в нем.

Дорожные впечатления. Румыния

Поезда ходят по расписанию только на главном участке — до Бухареста. Судя по всему, румыны относятся к поездкам наплевательски.

С собой в дорогу берут только литровую бутыль воды — вот и весь провиант. Они передвигаются на всех поездах, включая и товарные, могут спокойно перебежать путь перед движущимся поездом, перелезть через него на остановке и так далее. И если где-нибудь отыщется скоба, доска или еще что-нибудь в этом роде, считай, место найдено: уцепился и езжай себе.

Билеты — явление, распространяемое исключительно на пассажирские поезда, причем на тех, кто едет непосредственно в вагонах, а не на крышах. Контролеры по крышам не лазают, ехать наверху вполне можно. Что-то я не припомню случаев, чтобы кто-нибудь свалился — намертво вцепляются во все, за что можно держаться. Видишь, как идет товарняк, сплошь облепленный людьми, — вполне нормальное явление.

Если кому-то понадобится сойти, а поезд в этом месте не останавливается, а только тормозит, люди как ни в чем не бывало спрыгивают на землю. Никаких ограждений платформ, как, например, в Германии, здесь не существует. Разве что в Бухаресте или в других крупных городах. Люди вовсю ползают под вагонами, минуя таким образом и один, и два, и больше составов. Путепроводы или пассажирские тоннели здесь редкость. Надо сказать, Румыния — весьма отсталая страна во всех отношениях. Это сразу бросается в глаза.

10 мая 1944 г

Около 5 утра поезд набит буквально до отказа — негде повернуться даже на крышах. Мы отправляемся в Романешти.

Пейзаж вокруг равнинный, совсем как дома. На подъезде к Романешти один вагон сходит с рельс, и движение парализовано.

Прибывают румынские и немецкие саперы и приступают к работам по ликвидации последствий аварии и ремонту пути. Оказывается, насыпь поехала, такое здесь, как нам объяснили, происходит более-менее регулярно. Час спустя путь восстановлен, и поезд идет дальше.

К полудню прибываем в Романешти — на важную узловую станцию.

Русские бомбардировщики поработали здесь на славу — удивляться нечему, мы приближаемся к линии фронта. По обеим сторонам пути сплошные воронки, множество обгоревших и разнесенных в щепы вагонов. Над городом постоянно кружат наши и румынские истребители. Подкрепляемся на свежем воздухе. Вскоре появляется начальник поезда и сообщает, что, дескать, поезд на Кишинев только один, и тот отправится вечером. Но, на наше счастье, мы уже в 16 часов садимся на товарный состав с боеприпасами — к нему прицепляют несколько пустых вагонов. Один из них предназначен для нас.

Но состав этот отъезжает только в 19 часов.

Снова подвешиваю гамак, на этот раз повыше, чуть ли не под крышей вагона.

Странно, но это, оказывается, тот же самый вагон, в котором мы добирались до Текучи. Мы вполне могли бы спокойно ехать до самых Романешти, если бы не тот офицер из фронтового распределительного пункта — именно он ввел нас в заблуждение. В вагоне все еще стоит та же печка, даже стружка на полу, и та осталась.

С 23 до 24 часов дежурю, печка потрескивает — углем мы запаслись.

11 мая 1944 г

Сменившись, сразу же забираюсь в гамак. Но долго наслаждаться покоем не приходится. Внезапно мой гамак обрывается, я лечу вниз и падаю на одного из своих товарищей.

В темноте собираю свои вещи. Полчаса спустя ложусь на другом конце вагона на сложенный багаж. Но и там я задержался не больше, чем на полчаса, — заснув, свалился вниз и угодил головой прямо в печку. После этого ложусь на полу и сплю до утра.

В 5 часов мы прибываем в Кишинев — столицу Бессарабии. Этот город — пункт назначения.

Чтобы добраться сюда из Зондерхаузена, нам потребовалось 25 дней!

Разместившись в одном из немногих уцелевших и покинутых жителями домов, мы умываемся, завтракаем, а потом нежимся на солнышке, дожидаясь возвращения нашего начальника — он отправился во фронтовой распределительный пункт.

К 11 часам он приходит, после этого мы все едем на армейский продсклад — там предстоит стоять в карауле. Отбирают 12 человек. Охранять предстоит складские помещения и вагоны.

Вечером слышен отдаленный гул канонады — первое приветствие с фронта. Теперь уже скоро мы прибудем в свою 13-ю танковую дивизию. И что там нас ждет?

До 14 часов стоим в карауле. Потом Вайднер, Конрад, Цауг и я едем на грузовике в ремонтное подразделение 13-го разведывательного батальона 13-й танковой дивизии. Остальные наши товарищи остаются в карауле до полудня следующего дня.

Кишинев разрушен почти до основания — город пуст, жителей эвакуировали. Стерты с лица земли целые кварталы, почти как в Берлине.

Четверть часа спустя мы у ремонтников. Первые, кого мы увидели, — это Браунвеллер и Кёниг, оба мои старые товарищи, с которыми мне пришлось расстаться еще на Кавказе 26 декабря 1942 года из-за ранения. И в первой роте встречаю тоже много «старичков» — тут же радостные объятия, расспросы.

У полевой кухни нам наливают уже остывшего супа и дают по огромному куску мяса.

Жарко. Мы размещаемся в довольно милой комнатенке. Первым делом отдыхаем с дороги, потом я основательно моюсь на солнце и выстирываю белье.

После ужина отправляюсь в 1-й взвод 1-й роты — они разместились неподалеку. И снова приветствия, радостные объятия — тут и фельдфебель Фишер, унтер-офицеры Бусс, Швайгхёфер, Эрбсмель, Хартман и Нойбауэр.

В 22 часа ложусь спать.

12 мая 1944 г

Встаем примерно в 8 часов, я вешаю белье на просушку.

Только я, позавтракав, переоделся в спортивные штаны, поставил себе стол и уселся писать, как поступил приказ немедленно отправиться в расположение 1-й роты ремонтников и готовиться к отправке на передовую.

Складываем вещи у места сбора, после чего я снова иду в 1-й взвод и беседукх с фельдфебелем Фишером, которого вскоре должны отправить домой. Около 13 часов мы на новой полевой кухне едем в 1-ю роту.

До расположения роты около 40 километров. Она в составе целого 13-го разведывательного батальона находится на позиции в огромном фруктовом саду.

Сразу же идем на командный пункт батальона, где докладываем о прибытии, потом расходимся по подразделениям. Первых знакомых, кого я увидел, это унтер-офицеров Вагнера и Бурмайстера.

Докладываю о прибытии лейтенанту Науку, который находится тут же со своей легковушкой. Меня все рады видеть после 17-месячного отсутствия.

Затем иду к бронемашине — здесь вижу 18 тяжелых 8-колесных и 6 легких 4-колесных машин.

И почти у каждой встречаю кого-нибудь из старых боевых товарищей. Все рады видеть меня, и я тоже очень рад, что они все живы и здоровы.

У кухни получаю хлеб, полпачки маргарина, колбасу — голодать не придется.

Обойдя подразделение и увидев всех своих старых товарищей, вижу захваченный у русских танк Т-34, выполняющий здесь роль тягача — вытаскивать наши засевшие в грязи бронемашины. Башня у танка снята. Причем эту «тридцатьчетверку» захватили новехонькой.

Затем встречаю еще одного старого вояку — нашего ротного фельдфебеля Эбауэра. Рапортую ему.

После ужина иду на доклад к лейтенанту фон Давье, с которым мы когда-то ходили вместе в новобранцах, а теперь вот он сумел дослужиться до лейтенанта. С ним и еще унтер-офицером Таузендом мы спим в одной палатке.

Перед тем как заснуть, снова слышу знакомые звуки — рокочут русские бипланы. Где-то поблизости рвутся сброшенные ими легкие бомбы.

Так что я снова вернулся на фронт, в свою роту и в свою родную 13-ю танковую, где отсутствовал полтора года. Вывезли меня из Шиколы вследствие ранения навылет в плечо, полученного в бою, где нас использовали в качестве пехотинцев.

Наша дислоцированная на Кавказе армия во избежание участи, постигшей вскоре 6-ю армию под Сталинградом, вынуждена была отойти с позиции в предгорьях Кавказа.

О том, как 1-я рота 13-го разведывательного батальона пережила первый этап отступления в Крым, я узнал из ответного письма нашей ротной канцелярии (я туда направил запрос о моих личных вещах, так и оставшихся в подразделении).

«После того как тебя ранило, начался массовый отвод наших сил, и вообще уже нельзя было разобраться, где фронт, а где тыл. Бывало, что прибываем в пункт назначения, а там нас уже поджидают русские.

И мы отступали и отступали. Одна потеря задругой, к тому же холодина в ту зиму была страшная.

В нашем пехотном взводе уже практически никого и не осталось. Большая часть личных вещей тоже пропала. И наш горячо любимый унтер-офицер Фархольц все же сделал все от него зависящее, чтобы уберечь хотя бы самое необходимое. Я в ту пору помочь ему в этом не имел возможности, поскольку был на совершенно другом участке.

Потом наступил период плацдарма на Кубани. К тому времени роту уже поделили. И там нам ничего хорошего не светило — всем досталось на орехи: и тем, кто на передовой, и канцеляристам. Только прибыв в Крым на отдых и пополнение личным составом, мы оказались в относительно спокойном месте».

Чем же обернулось отступление для 13-й танковой дивизии?

13-я танковая дивизия была стержнем при отступлении из района Терека и при создании и обороне кубанского плацдарма. Соответственно этому были и потери.

После переброски дивизии на Таманский полуостров (Крым) от нее оставались 66-й мотопехотный полк, остатки 4-й саперной батареи, остатки 13-го противотанкового батальона, танковый батальон — 6 машин и сильно поредевший 13-й артиллерийский полк.

Из Тамани перечисленные силы перебросили в глубь Крымского полуострова, началась обычная повседневная рутина — занятия, да тут еще прибыло пополнение и техника.

Но все когда-нибудь да заканчивается, и вот в середине августа 1943 года беспечным денечкам пришел конец.

На знакомом мне Миусском фронте под Ростовом-на-Дону, который мне в течение 7 месяцев пришлось оборонять в составе 13-й танковой дивизии зимой 1941/42 года, и откуда летом 1942 года наша дивизия отправилась завоевывать нефтеносные районы Кавказа, что после окружения и уничтожения 6-й армии под Сталинградом обернулось крахом, русские в августе 1943 года начали широкомасштабную наступательную операцию.

И в ходе этой операции была сметена вновь созданная 6-я армия; в результате прорыва противник, прорвав нашу оборону на участке шириной 8 километров, сумел углубиться на занимаемую нами территорию на 20 километров.

18.08.1943 была поднята по тревоге находившаяся в Крыму 13-я танковая дивизия и срочно переброшена на участок под Сталино.

Следует отметить, что противник был значительно лучше вооружен, организован и умело использовал наши тактические методы. Бронированные штурмовики — самолеты нового типа — постоянно атаковали наши наземные войска и танковые части, обстреливая их из мощного бортового оружия.

В ночь на 27.08.1943 русские прорвались к Азовскому морю на участке между Таганрогом и Мариуполем. Бои принимали все более ожесточенный характер.

К тому же, как наша, так и русская авиация, по-видимому, утратив способность различать, где свои, а где противник, наносила мощные бомбовые удары по ошибке. Так, две группы русских штурмовиков внезапно атаковали два наступавших батальона русских.

А эскадрилья немецких пикирующих бомбардировщиков набросилась на только что обновивший вооружение взвод противотанковых орудий 13-й танковой дивизии, в результате чего все три орудия были уничтожены. Такое не редкость в ходе беспорядочных, плохо управляемых отступлений, когда командованию отнюдь не всегда ясна оперативная обстановка.

Попытка сбить русские штурмовики из 2-см зенитных орудий ни к чему не привела — наши снаряды отскакивали от брони этих самолетов, как горошины.

Однако у русских бронированных штурмовиков был один существенный недостаток — двигатели водяного охлаждения часто перегревались, а воздухозаборники забивались пыльцой цветущей кукурузы.

Однако русские продолжали наседать, их целью было сокрушить и уничтожить 6-ю армию и тем самым открыть путь в Крым.

Наиболее ожесточенные бои велись на участках между Запорожьем и Азовским морем, а также в районе устья Днепра.

Если верить данным противника, силы его были вдесятеро больше, поэтому наши дивизии, не выдержав натиска русских, вынуждены были постоянно отступать.

В боях за Октоберфельд[5] враг понес ужасающие, немыслимые потери. Им было предпринято 30 атак этого населенного пункта.

На Днепровском плацдарме под Херсоном 13-я танковая дивизия во взаимодействии с 4-й горнопехотной дивизией сумела переправить через реку 15 ООО единиц техники и, кроме того, гужевой транспорт.

В ноябре 1943 года дивизия сражалась в районе Днепропетровска и Кременчуга — на участке, хорошо знакомом еще по 1941 годугТам русские сумели прорвать фронт на участке шириной до 150 километров, но нам все же удалось разгромить крупные силы врага и ликвидировать огромную брешь.

К концу 1943 года стало ясно, что на протяжении всего следующего, 1944 года придется вести тяжелые оборонительные бои.

В середине февраля 1944 года 13-я танковая дивизия при поддержке артиллерии, действуя в крайне неблагоприятных погодных условиях, прорвала кольцо окружения немецких войск. Потери техники были настолько велики, что танковая дивизия, по сути, превратилась в пехотную.

Что же касается русских, те бросали в бой все новую и новую технику американского производства, отличающуюся повышенной проходимостью. Под Черкассами 13-й танковой дивизии помимо врага пришлось сражаться и с заболоченными участками местности, с ледяным дождем. Именно там был потерян последний из имевшихся тяжелый тягач, поэтому пришлось взорвать несколько остающихся 8,8-см орудий, именно там топь поглотила и последние 6 танков.

Пехотинцы пешим маршем миновали труднопроходимую местность в районе Ново-Архангельска.

В качестве нового района боевых действий был определен переход через Буг, именно там 13-й танковой дивизии предстояло удерживать фронт.

Стратегическая обстановка потребовала дальнейшего отвода сил, вследствие чего дивизия и оказалась в районе Кишинева, где в страшной спешке осуществлялось пополнение личным составом, техникой и вооружениями.

Положение противника на тот период: русские, овладев Черкасским плацдармом, в ходе предпринятого ими широкомасштабного наступления продолжали сокрушать и другие важные плацдармы на западном берегу Днестра в районе Бутора, а позже и Дубоссар.

Такова была обстановка в 13-й танковой дивизии на момент нашего прибытия туда.

13-й разведывательный батальон, куда я вернулся, уже был полностью оснащен бронемашинами.

13 мая 1944 г

Три дня назад началось крупное наступление наших сил на плацдарм русских на Днестре. В этой операции разведрота участвовала в полном составе, были задействованы все бронемашины. В ходе операции наши потери составили 3 человека убитыми и 10 единиц техники.

Бронемашины пострадали в основном от прямых попаданий из противотанковых ружей — причем это были, как говорится, пробоины от стрельбы в упор. Самые большие потери пришлись на 4-ю роту нашего батальона. Но плацдарм русских был уничтожен полностью. После этого мы заняли исходные позиции для подготовки к устранению еще одного неприятельского плацдарма на Днестре.

Наш 4-й танковый полк, подразделение истребителей танков из-за полного отсутствия техники, использовался для проведения пехотных операций. Этим и объясняются огромные потери. С обеих сторон применялась авиация.

Об наступлении нам стало известно заранее вследствие предательства русских. Отсюда у противника и такие значительные потери.

Воскресенье, 14 мая 1944 г

Нас подняли уже в 4 часа, а в 5 батальон выехал. Меня послали в обоз 3-й роты, и я принял у унтер-офицера Бехерта 3 телеги, 8 лошадей 5 коров. И такое происходит в механизированной разведроте!

После отправки батальона и после того, как Опиц подоил коров, отправляемся в путь и мы — обоз 3-й роты.

До пункта назначения Флорени около 30 километров. Солнце припекает вовсю, а проезжающие мимо грузовики поднимают жуткую пыль.

По пути пару раз останавливаемся — дать возможность скотине пощипать травы и напиться.

Каким-то образом, по недосмотру некоторых наших товарищей, у нас увели теленка.

Продвигаемся мы медленно, вообще пребывание в обозе дело тоскливое.

Наконец, к 16 часам добираемся до Флорени, там устраиваемся на прежних квартирах, где обоз был еще позавчера. Наш ротный фельдфебель в добром расположении духа, даже не бранится, вопреки ожиданиям, насчет кражи у нас теленка.

Напоив лошадей, привязываем их к забору, а коров отводим в стойло.

Условия расквартирования? Боже, об этом лучше не говорить! Подвешиваю на веранде гамак и ложусь спать, не раздеваясь, укрываюсь одеялом. Прекрасно выспался на свежем воздухе, по крайней мере куда лучше, чем если бы остался в этой завшивленной хате.

15 мая 1944 г

Подъем в 5 утра, построение в 7, нас всего 12 человек. Мы с Кнауфом до 12 часов пасем коров на пастбище. Над нами постоянно снуют истребители.

Наша рота на позициях у Днестра. Со стороны фронта постоянно доносится грохот канонады.

На обед фасолевый суп. В 14 снова построение, после чего мы на двух телегах едем за сеном. Кто-то стащил у нас рано утром сено, пока мы спали.

В 17 часов возвращаемся, я готовлюсь заступить в охранение. С 19 до 21 часа пишу, потом ложусь спать. С 22 часов и до 1 часу ночи стою в охранении, идет дождь, темно, хоть глаз выколи.

Охраняем мы обоз и тушу забитого вчера быка. Мы подвесили ее тут же неподалеку.

16 мая 1944 г

Сегодня как раз месяц с тех пор, как я покинул Зондерхаузен и выехал на фронт, в родную роту.

До обеда помогаю забивать теленка.

В обед приналег на печенку, даже живот разболелся, но, к счастью, быстро прошел.

После еды приводим в порядок личные вещи. Я, усевшись в гамаке, пишу почти до 23 часов, потом ложусь спать.

Около 20 часов со стороны фронта доносится шум ожесточенного боя, применяется и артиллерия, и авиация, в точности так же, как и вчера. Весь день на фронте шла пальба.

Наши условия расквартирования.

Обычная деревенская хата, в точности такая же, как и в России. Кухонька крохотная, не повернуться, к тому же доверху завалена всяким хламом. Стены небеленые, пол земляной.

Мебель: маленький круглый столик. Вокруг мешки с картошкой, кукурузная солома, разный никчемушный хлам, какие-то грязные шкуры и тому подобное.

В хате только два окошка, и те без стекол. Электричества нет и в помине. Вонь нестерпимая. Сам я в эту хату даже не захожу — не могу, только вещи туда забросил, да и то только то, что упаковано. А спальные принадлежности и все остальное уложил на гамак на веранде.

Прямо передо мной стойло без дверей, а слева двухметровая куча навоза. Двор тоже страшно захламлен и загажен.

У хозяев я отвоевал половину веранды. Потому что на другой копошатся старухи и дети, и те и другие оборванные, грязные, нечесаные.

17 мая 1944 г

Подъем в 5, в 7 построение. До обеда снова пасем с Кнауфом лучших наших коров. Солнце жарит, и мы до 11 часов загораем. Вдали погромыхивает фронт, в небе постоянно курсируют немецкие истребители.

После обеда притащили с поля соломы.

18 мая 1944 г

Сегодня помогаю унтер-офицеру Фархольцу в канцелярии. После обеда решили все же вырыть щель-укрытие — русские бипланы достают нас и здесь. Разнообразия ради прогремела гроза.

Около половины шестого получили приказ следовать дальше. Полевая кухня и грузовик отъезжают примерно в 18.30.

С наступлением темноты пожаловали русские бипланы. Сбросили неподалеку парочку бомб. Все дело в том, что русские заметили свет в окнах и решили наведаться.

Сегодня завершается эвакуация из Флорешти.

19 мая 1944 г

В 4 утра подъем, около 5 часов отъезжаем на наших телегах, позади бредут коровы. Наш ротный фельдфебель передвигается верхом на лошади. После грозы дороги не успели подсохнуть, но вполне проезжие.

Проезжаем километров 15 в направлении фронта, к Днестру, и располагаемся в селе Балабауэшти, расположенном в долине реки у самого Днестра.

Наши бронемашины, став цепочкой на склоне горы, обеспечивают оборону. Всю первую половину дня устраиваемся на новом месте, кормим и поим скотину и т. д. Внезапно натянуло грозу, причем довольно сильную. После обеда чистим картошку на всю роту. Вечером решил нажарить себе картошки. Весь день в небе самолеты, в особенности много наших пикирующих.

Вечером слышен шум ожесточенного боя. Группировку русских, у которых здесь, на Днестре, довольно сильно укрепленный плацдарм, окружили на узком перешейке и приступили к ее разгрому — вот поэтому наши пикирующие и носились весь день как очумелые.

20мая 1944 г

Ночь прошла для нас спокойно, подъем был в 5 часов. До обеда вытаскивали картошку из грязного подвала. Набрали 3 мешка.

После обеда снова чистим картошку, после этого я сварил вкуснейший куриный суп на всю нашу обозную компанию.

В небе опять повышенная активность. Около 17 часов 3 русских истребителя сбили 2 наших пикирующих, 1 русский истребитель тоже оказался сбит в этом бою. Пикирующие бомбардировщики на бреющем полете отчаянно пытались уйти, но это удалось лишь одному, и то с трудом.

Поели курицу с жареной картошкой. Получили довольствие на 3 дня: 150 г жира, 200 г колбасы, два куска сыра и мед. До сих пор, насколько мне известно, выдавали только жир, а в полевой кухне дополнительно свежую колбасу.

Я сегодня дежурный по пищеблоку, и, пока со всем справился, на часах было 20.30.

До 22 часов я сделал несколько записей в дневник, потом лег спать на три сколоченные широкие доски — все мое ложе.

Воскресенье, 21 мая 1944 г

До обеда чистка картошки, и после обеда — до 16 часов — тоже.

К16 часам прибыли 4 тяжелые бронемашины, две машины были в Брэиле на ремонте, а две прибыли из другой дивизии.

Наконец, мне снова дали место стрелка в тяжелой 8-колесной бронемашине. Я приписан к разведгруппе «Л-т Вулыитайн», состоящей из двух тяжелых машин.

Командир машины — унтер-офицер Дитц, водитель переднего хода Хорст Лиман, заднего хода, он же и радист, — Макс Першке.

Так что конец моей недолгой службе с коровами и телятами в обозе. Сразу же перетаскиваю барахлишко в машину. Время — 20.00. Умываемся, после ужинаем: курица и утка, приготовленные Кнауфом. Поев, сразу же спать.

Днестровский перешеек очищен от неприятеля, поэтому на фронте стало потише.

Сначала на этом перешейке находился наш плацдарм, русским удалось вытеснить нас оттуда и овладеть плацдармом.

С нашей стороны были серьезные потери, много народу утонуло.

После подвода сил подкрепления русские сами очутились в кольце окружения. Перед этим была проведена интенсивная артиллерийская подготовка, кроме того, применена авиация.

Весь район Днестра был прочесан — русские понесли гигантские потери.

И все же, несмотря на это, русские сумели прорваться в одну из последних ночей — 1200 человек и 37 танков.

Обе стороны понесли в этом бою большие потери.

22 мая 1944 г

В 5 часов утра подъем, в 8 часов на двух тяжелых бронемашинах отъезжаем в расположение роты. Дорога местами проходит у самой кромки воды Днестра, прежде этим путем не ездили — участок простреливался русскими снайперами. Например, под нашим лейтенантом фон Давье убили лошадь.

Проехав около 2 километров, оказываемся в роте. Она расположилась в лесу на берегу Днестра. Густые кроны деревьев — отличная маскировка для техники. Я шью для нашей 2-см пушечки чехол, а водители сколачивают стол и табуретки.

После обеда отправляемся на берег реки. В этом месте Днестр представляет собой чуть ли не болото — вокруг топь, трясина. И трясина эта за последние дни стала могилой для многих наших и русских солдат. На берегу до сих пор лежат трупы русских солдат и погибшие лошади. Мы быстро возвращаемся.

Во второй половине дня и вечером поблизости кружат русские самолеты. Я наблюдаю за ними в бинокль. Летчики ведут огонь из пушек и реактивных установок, закрепленных под крыльями машин. А до этого они успели сбросить и несколько бомб.

В 21 час ложимся спать в землянке.

23 мая 1944 г

Около 7 часов меня подняли на чистку картошки.

В полдень выезжаем к парому через Днестр — отвезти еду экипажам застрявших там бронетранспортеров 2-й роты. По парому на восточный берег переправляются гужевой транспорт, личной состав.

Существует и понтонный мост, но навести его успели только с наступлением темноты.

По пути к парому обгоняем наш обоз. Проехав километров 25, мы в Милени — селе на 1000 жителей.

Наша рота расположилась в саду. Мы загоняем под деревья и нашу бронемашину, после чего дежурим — наблюдаем за воздушной обстановкой. В распоряжение роты выделено 3 дома, два из них крохотные, неказистые хатенки. Умывшись и поев, укладываемся спать прямо в бронемашине.

24–31 мая 1944 г

В первый день — смотр вооружений, проводил лейтенант Наук, на второй — осмотр обмундирования на предмет комплектности и пригодности.

В основном занимаемся сейчас технической подготовкой, чисткой оружия и боеприпасов и т. п.

День выглядит следующим образом…

В 5.30 подъем, в 7 часов построение. После этого до 11.30 занятия. Потом 2 часа обеденный перерыв, после снова занятия и обслуживание техники до 17 часов. В целом, здесь жизнь течет пока что довольно спокойно, никаких особо важных событий не происходит.

И мы, и русские зализываем раны — оправляемся после тяжелых весенних боев и потерь.

И мы, и противник комплектуем дивизии личным составом и всем необходимым — предстоит решающий удар на этом направлении в Румынии.

Стараемся поинтереснее организовывать вечера. Однажды днем налетели несколько русских самолетов — это были штурмовики — и обстреляли нас с бреющего, они летели не выше 10 метров. На Милени было сброшено несколько бомб. Причем это были бомбы замедленного действия, снабженные часовым механизмом, установленным на 24 часа. Взорвались они сутки спустя, несколько человек погибли или получили ранения, кроме этого, были разрушены 3 дома.

Первые ночи спал в машине на сооруженном из досок и сена ложе.

Слава богу, меня хоть в охранение последнее время что-то не гонят — и все из-за того, что много наших старых вояк проштрафились из-за чего-то там, вот их и послали в охранение, причем надолго.

Воскресенье, 28 мая 1944 г. Троицын день

Вчера в честь праздника Троицы состоялась церковная служба. Ее вынуждены были проводить в глубоком овраге.

Первый день Троицы выдался ветреным. Мой товарищ, не выдержав холода, перебирается в бронемашину, я же, натянув одеяло на голову, лежу в полудреме до самого полудня, только потом встаю.

Первым делом умыться и поесть. Завтракаем отличным жареным мясом с картошкой.

Во второй половине дня режемся в скат, ветер чуть утих.

В 17 часов построение роты в полном составе. На роту выдали в честь Троицы 50 л вина. И мы, разгоряченные выпивкой, на украшенных цветами и ветками трех телегах разъезжаем по ротам.

Я, усевшись верхом на лошади, запечатлеваю сцену на пленке.

29 мая 1944 г

И сегодня, как вчера, ветер насквозь продувает нашу убогую хатенку. Свистит буквально изо всех щелей. В этот день я тоже раньше полудня из-под одеяла не выбираюсь. После обеда команда для нашего экипажа «Подготовить технику!».

Оказывается, затеяли состязание по стрельбе для офицерского состава. И вот мы, погрузив на бронемашину столы, стулья и все необходимое, везем этот скарб к месту стрельбища.

Меня посадили регистрировать результаты стрельбы из пистолета.

Под финал вздумали палить снарядами из нашей бронемашины. Я весь в грязи после этих упражнений, взбешен — изгадили мне 2-й день Троицы.

Возвращаемся мы только в 21 час, уставшие, и сразу после ужина на боковую.

30 мая 1944 г

С утра надраиваю свою 2-см пушечку, после обеда — боеприпасы. Все должно быть в порядке — и орудие, и боеприпасы к нему.

В 17.00 конец службы. Сегодня, наконец, будет время заняться дневником. Сегодня мы уговорили нашу пол-литровую бутылку шнапса, выданную нам вместе с 3 упаковками табака и 40 сигаретами по случаю Троицы.

Шнапс поднимает настроение, и в 22 часа ложимся спать.

Сегодня самая настоящая служба, все как положено. Несколько часов различных видов подготовки, а затем час физподготовки.

Официальный приказ: обнажаться только до пояса.

Вечером я заканчиваю рано, поэтому сразу же сажусь писать.

Поговаривают, что завтра с утра нас погонят куда-то еще.

Вместе с одним из водителей монтируем бронированный кожух на коробку передач, потом я упаковываю вещи. Между тем темнеет. Быстренько подвешиваю гамак и ложусь спать.

1 июня 1944 г

В 5 утра подъем, в 6 нас уже везут до расположенного в 6 километрах населенного пункта. В пути читаю Карла Мая.

В конце протянувшегося вдоль дороги села фруктовый сад. Там мы и останавливаемся.

Солнце печет немилосердно, я работаю в тренировочных штанах.

Около 18 часов после ужина (сладкий суп с манной крупой) отправляемся купаться. Это недалеко, всего в 700 метрах протекает ручеек глубиной в полметра. Какое удовольствие освежиться в воде после рабочего дня да еще на такой жаре. После купания усаживаюсь за свой временный столик и пишу письмо. А в 22 часа иду в машину спать — похоже, собирается дождь.

2–7 июня 1944 г. Затишье в Чирке

После того как завершены работы по рытью капонира для техники и укрытия для экипажа, начинаются занятия. Нет, нашему брату-солдату безделье не грозит.

В основном на занятиях изучаем вооружение. Из-за жары нам разрешили присутствовать в спортивной одежде, и то раздетыми до пояса.

Во второй половине дня чаще всего физподготовка, потом купание в ручье.

По вечерам заходим к соседям перекинуться в карты или отправляемся по садам за черешней.

Сплю все эти ночи у бронемашины на пшеничном поле. Подкладываю под себя только кусок брезента, но все равно получается очень комфортно.

Кормежка хоть куда.

Ежедневно как по заказу прилетают два русских самолета-разведчика. На фронте затишье. Уж не затишье ли перед бурей?

К нам в батальон прибывает новый командующий дивизией. И напутствует нас - всем заниматься боевой подготовкой до следующей операции.

Никаких особых событий не происходит. Почту привозят регулярно.

На полях зреет обильный урожай. Поспевает и виноград. Мы уже присматриваемся к гроздьям.

В среду едем к ремонтникам в Брэилу.

8–13 июня 1944 г

Вчера побывали в подразделении ремонтников в Брэиле, это примерно в 25 километрах от нас под Кишиневом. Добрались туда без происшествий.

Роту рано подняли по учебной тревоге — предстояла отработка навыков стрельбы. Наши господа офицеры до 6 утра выпивали с Хаке.

Ремонтная рота переброшена из Кишинева в Брэилу, расположилась она в лесополосе.

Как мы уже знаем, все там приходится делать самим. Запчасти на вес золота. Простейший ремонт обычно делает экипаж, ну а если приключилось что-нибудь посерьезнее, например с движком или там коробкой передач, тогда подключаются ремонтники. Мы сменили переднюю правую кулису на снятую с другой машины в Кишиневе.

Подъем у ремонтников обычно в 4.30 утра, в 5.30 построение. Работы до 11.30, потом перерыв до 13.00 часов.

Вторая половина дня до 18 часов (в день у них по 3 построения).

Суточные нормы довольствия ниже войсковых.

В воскресенье мы собираемся вернуться в роту на торжество, посвященное возвращению гауптмана Барца, которому только что присвоили это звание. Но — увы — из этого ничего не выходит. Предстоит еще покраска нашей бронемашины, а вот краска пока что не поступила. Приходится ждать, пока ее доставят.

Во вторник наша машина в конце концов покрашена, и мы отправляемся в роту.

Идем на доклад к гауптману Барцу — он совсем не изменился.

Я знаю его давно, еще с 1941/42 года по Миусскому фронту, когда я бегал у него в денщиках, в бытность его комендантом Покровского под Ростовом-на-Дону.

Наш ротный фельдфебель — мужик что надо. Оставил для нас оладьи с торжественного ужина в воскресенье.

Мы снова отправляемся в наш капонир. А вот нашего самодельного столика не видим — стащили.

Общая обстановка.

Чирка представляет собой село, растянутое на 2 километра в долине. Отличительной чертой этой бессарабской деревни являются необозримые виноградники. Отсюда до передовой километров 20, а до Кишинева — 25.

Довольствие.

Довольствие плохое. Если бы не черешня и инжир, было бы совсем плохо.

Иоганн, наш сосед-румын, иногда подкидывает нам молоко, вино в обмен на табак — самую распространенную валюту.

Довольствие нам выдают раз в 5 дней, но хватает его от силы на 4. А уж потом кто как сможет, так и обходится. Обед скудный — попеременно горох, фасоль, чечевица. Хлеба буквально в обрез. Кофе дают трижды в день. Дополнительное довольствие раз в неделю по средам.

Служба.

Служба скучна, однообразна, как правило, это простейшие виды работ, от которых и отупеть недолго. Большей частью это вгоняющие в сон занятия на успевшую набить оскомину тему вооружений.

По субботам и воскресеньям — час строевой подготовки.

Водители тоже занимаются обслуживанием транспортных средств и техники. Иногда у них проводится смотр техники.

Нам, стрелкам, нередко просто нечего делать, поэтому шляемся в окрестностях села в поисках еды, под видом того, что определяем дальность до тех или иных объектов на случай ведения боевых действий.

Иногда занимаемся спортом, после этого, как правило, отправляемся купаться в близлежащий ручей. Водица в нем хоть и не очень чистая, но зато освежает. Бывает, что занимаемся огневой подготовкой за деревней. Раз в день выстраиваемся на осмотр перед командиром батальона, но чаще этим занимается первый офицер штаба батальона.

Естественно, русские постоянно следят за нами — их воздушная разведка работает регулярно.

Однажды с самолетов они стали разбрасывать над Чиркой пропагандистские листовки. Содержание их сводилось в основном к следующему: 13-я дивизия, побольше занимайся боевой подготовкой, мы для тебя приготовили настоящий шедевр.

Яснее не выразишься! Противник знает наше соединение, которое ему в свое время удалось взять в кольцо. Это было в ноябре 1942 года под Орджоникидзе на Кавказе. В тот раз дивизию вызволила дивизия ваффен-СС.

Распорядок дня.

Подъем в 5 часов утра, в 6 часов построение у канцелярии. Нашему экипажу приходится топать дальше всех.

До 11.30 служба, до этого времени получасовой перерыв для приема пищи.

Перерыв на обед — 2 часа, который не замечаешь: и помыться надо, и за едой сходить, так что настоящего отдыха не получается.

В 13.20 — построение, развод на работы до 16.00. Но освобождаемся мы не ранее 18 часов. По вечерам скат, а в 21 час ложимся спать.

Спальное помещение.

Чаще всего ложусь спать прямо на пшеничном поле у бронемашины, подстелив под себя кусок брезента и еще шинель и накрывшись одеялом. Последние несколько ночей шел дождь, поэтому пришлось спать в машине.

Условия расквартирования.

Разместились мы в саду, среди сливовых деревьев. Между четырьмя деревьями поставили нашу бронемашину, загнав ее в большой окоп глубиной 60 см. Этот импровизированный капонир служит защитой от осколков. В 10 метрах от машины под акациями мы установили стол и 2 скамейки. Там мы живем — едим, пишем письма, отдыхаем. Все наши вещи и посуда развешаны на деревьях.

Всегда имеется про запас 20-литровая канистра воды. Умывальником служит ведерко от мармелада.

Ящик с продуктами стоит на скамейке — это его постоянное место.

Правда, есть еще одна напасть — муравьи, а в остальном здесь вполне переносимо.

* * *

На этом месте завершается собственно дневник, дальнейшие события вплоть до начала широкомасштабной наступательной операции русских описаны мною в письмах родителям. Эти письма еще можно было отправить домой в Германию полевой почтой вплоть до 20.08.1944 г.

Рассуждения на тему 22 июня 1944 года — 3-й годовщины начала войны с Россией

Чего только не произошло за эти 3 года! И на Германию, и на захваченные ею страны обрушились страшные невзгоды.

За полтора годы нам ценой невероятных потерь в живой силе и технике удалось дойти до Сталинграда, вклиниться на Кавказ, оставляя после себя смерть и разрушение.

На долю ни в чем не повинных людей выпали невообразимые страдания. Сталинград послужил своего рода поворотным пунктом. Настало время, когда мы стали осваивать «науку отступления», причем с помощью Красной армии мы проявили себя способными учениками и неотвратимо и быстро приближались туда, откуда в 1941 году начали эту кампанию.

С весны нынешнего года противник отбил у нас огромные участки ранее занятой нами территории: в его руках почти вся Украина, начиная с 22.06.1944 г. он непрерывно наступает на всех направлениях.

Размышления об этой войне зафиксированы письменно в январе 1944 года еще в казарме Майнингена, где я тогда пребывал и где имел доступ к пишущей машинке в канцелярии вермахта.

Я не мог предполагать о последствиях того, попади эти мои записи в не те руки.

К размышлениям меня подтолкнули полтора года войны на Восточном фронте в России, два ранения (1-е — когда 11.9.1942 г. в Прохладном у Терека была подбита наша тяжелая бронемашина и в живых я остался один из всего экипажа; 2-е — ранение в плечо во время пехотной операции в районе Шиколы на Кавказе, это произошло 26.12.1942 г.), 6 месяцев пребывания в госпитале и после этого 9 месяцев службы в Германии в кадрированной роте в Майнингене и Зондерхаузене.

Майнинген (Тюрингия), январь 1944 г Казармы

Настроение хуже некуда. Постоянные воздушные налеты, скоро они превратят в ничто всех нас, и самое обидное — погибнуть под обломками зданий не где-нибудь, а у себя дома.

Кажется, голова лопнет; а ты так и не найдешь внятного ответа на все мучающие тебя вопросы. Затянувшееся отступление наших войск в России, разумеется, настроения не улучшает.

Произносимые повсюду речи, проникнутые духом беспомощности, характерной для сегодняшнего дня, уже никто не слушает. Даже самый распоследний фанатик в конце концов утрачивает веру в якобы грядущее возмездие, о котором трубят на каждом шагу.

У всех когда-нибудь исчерпывается терпение, и люди спрашивают себя: а ради чего это все?

Теперь каждого донимают эти или подобные мысли о возможном исходе этой войны.

И никому нет охоты оказаться в последнем батальоне, который разгромят.

Объявленную на 30.1.1944 г. речь фюрера уже никто не ждет, как это было прежде.

Каждый задает себе вопрос — а что в ней может быть нового?

Нам уже не раз приходилось слышать, что, дескать, существуют два пути: либо мы победим в этой войне, либо русские. Внушающая утешение идея, нечего сказать!

Ради чего эта долгая война, за которую никто не желает брать на себя ответственность? Ради чего гибнут миллионы невинных людей, в том числе женщин, детей? Война такой ценой?

Неужели нельзя было все решить мирным путем?

Кто стал бы на нас нападать, если бы мы сами не досаждали другим?

Нам ведь тысячи раз повторяли, мол, мы сотрем города Англии с лица земли. А не настанет ли день, когда мы будем стыдиться этого?

Теперь, когда стирают с лица земли наши города, все вокруг заговорили о терроре против нас.

А если произойдет такое, что мы когда-нибудь все же сможем обрушить на Англию вдвое больше бомб, чем они на нас, то мы назовем это возмездием.

И мы, и они только и способны на лживые фразы.

Когда-то нас убеждали — все, теперь только русских сокрушить, нанести этот последний и решающий удар, вот тогда все, мир. А что мы видим теперь?

Кто теперь наносит пресловутый последний и решающий удар?

Когда-то нам втолковывали, что там, куда ступил сапог немецкого солдата, ничей больше не ступит. А что мы видим сегодня?

Кому же, в таком случае, верить? Неужели нас до сих пор вдохновляет эта война, по окончании которой миллионы людей лишатся крова и основ для существования — обретенного ценою таких трудов имущества?

Кто выиграет от этой войны?

Вопросы, вопросы, вопросы, которые не дают покоя никому.

100 % населения ни в какую окончательную победу не верит. И каждому предельно ясно — проиграй мы эту войну, нас непременно обвинят в том, что, дескать, мы не сумели приложить достаточно усилий ради достижения победы.

Но вот в «возмездие» люди еще продолжают верить.

И даже если сегодня мы уже не столь уверены в скорой победе, как это было в начале войны, все же где-то в глубине души каждый верит в ее приход, ибо по-иному ведь просто быть не может.

Приходится слышать самые дикие сценарии пресловутого «возмездия». Кто-то из самого надежного источника слышал то, что слышать не мог в принципе, ибо те, кто наверху, умеют держать язык за зубами.

Впрочем, если не считать бомбардировок крупных городов, истинная война пока что не докатилась до Германии. Пока что здесь никто не погибает от голода — еды на всех хватает.

И даже в городах атмосфера скорее, мирная. Ну, кто в таких условиях способен задуматься о том, что происходит на далеких фронтах?

И если здесь у тебя на родине жизнь вполне сносная, спрашивается, а за что ты собственно сражаешься?

Повсюду на родине спекулируют и наживаются. Ты — мне, я — тебе, вот основополагающий принцип существования.

В обмен на вино получают отрез на костюм, а до людей ни вино, ни отрез не доходят. Чего бы ни касалось, спекулируют всем и наживаются на всем.

У кого есть связи, тот может достать все. Разумеется, за соответствующую цену. А она высока. За килограмм натурального кофе в зернах выкладывают до 300 рейхсмарок.

В общем, «колеса должны крутиться для победы!»

Примечания

1

Вероятно, автор имеет в виду комедию «Тетка Чарлея», известную нам по фильму «Здравствуйте, я ваша тетя!».

(обратно)

2

Генерал-губернаторство — так в гитлеровской Германии называлась территория оккупированной Польши.

(обратно)

3

Оберарцт — обер-лейтенант медицинской службы.

(обратно)

4

Арсенал — в Вене на улице Рингштрассе, первое архитектурное сооружение в историческом стиле. Построено в 1848 году, комплекс зданий в романско-готическом стиле, которые предполагалось использовать как казармы и для производства и хранения оружия, а при необходимости в качестве крепости. Строительство арсенала явилось ответом императора Франца-Иосифа I на революцию 1848 года. В настоящее время здесь размещается научно-исследовательский институт.

(обратно)

5

Октоберфельд, тж. Яркое, Биюк-Онларский — населенный пункт в Сакском районе Крыма в 35 километрах к сев. — зап. от Симферополя.

(обратно)

Оглавление

Вилли Кубек . Передовой отряд смерти. Фронтовой дневник разведчика Вермахта 1942–1945

  22 июня 1942 г

  13 июля 1942 г

  14 июля 1942 г

  15 июля 1942 г

  16 июля 1942 г

  18 июля 1942 г

  19 июля 1942 г

  20 июля 1942 г

  21 июля 1942 г

  22 июля 1942 г

  23 июля 1942 г

  24 июля 1942 г

  25 июля 1942 г

  26 июля 1942 г

  27 июля 1942 г

  28 июля 1942 г

  29 июля 1942 г

  30 июля 1942 г

  31 июля 1942 г

  1 августа 1942 г

  2 августа 1942 г

  3 августа 1942 г

  4 августа 1942 г

  5 августа 1942 г

  6 августа 1942 г

  7 августа 1942 г

  8 августа 1942 г

  9 августа 1942 г

  12 августа 1942 г

  13 августа 1942 г

  14 августа 1942 г

  16 августа 1942 г

  17 августа 1942 г

  18 августа 1942 г

  19 августа 1942 г

  20 августа 1942 г

  21 августа 1942 г

  22 августа 1942 г

  23 августа 1942 г

  24 августа 1942 г

  25 августа 1942 г

  26 августа 1942 г

  27 августа 1942 г

  28 августа 1942 г

  29 августа 1942 г

  30 августа 1942 г

  1 сентября 1942 г

  2 сентября 1942 г

  3 сентября 1942 г

  4 сентября 1942 г

  5 сентября 1942 г

  6 сентября 1942 г

  7 сентября 1942 г

  8 сентября 1942 г

  9 сентября 1942 г

  10 сентября 1942 г

  11 сентября 1942 г

  12 сентября 1942 г

  13 сентября 1942 г

  14 сентября 1942 г

  15 сентября 1942 г

  16 сентября 1942 г

  17 сентября 1942 г

  18 сентября 1942 г

  19 сентября 1942 г

  20 сентября 1942 г

  21 сентября 1942 г

  22 сентября 1942 г

  23 сентября 1942 г

  24 сентября 1942 г

  25 сентября 1942 г

  26 сентября 1942 г

  27 сентября 1942 г

  28 сентября 1942 г

  29 сентября 1942 г

  1 октября 1942 г

  2 октября 1942 г

  3 октября 1942 г

  4 октября 1942 г

  5 октября 1942 г

  6 октября 1942 г

  7 октября 1942 г

  8 октября 1942 г

  9 октября 1942 г

  10 октября 1942 г

  12 октября 1942 г

  13 октября 1942 г

  14 октября 1942 г

  15 октября — 2 ноября 1942 г . 19 дней отпуска на родине

  3 ноября 1942 г

  4 ноября 1942 г

  5 ноября 1942 г

  6 ноября 1942 г

  7 ноября 1942 г

  8 ноября 1942 г

  9 ноября 1942 г

  10 ноября 1942 г

  11 ноября 1942 г

  12 ноября 1942 г

  13 ноября 1942 г

  14 ноября 1942 г

  15 ноября 1942 г

  16 ноября 1942 г

  17 ноября 1942 г

  18 ноября 1942 г

  19 ноября 1942 г

  20 ноября 1942 г

  21 ноября 1942 г

  22 ноября 1942 г

  23 ноября 1942 г

  24 ноября 1942 г

  25 ноября 1942 г

  26 ноября 1942 г

  27 ноября 1942 г

  28 ноября 1942 г

  29 ноября 1942 г

  30 ноября 1942 г

  1 декабря 1942 г

  2 декабря 1942 г

  3 декабря 1942 г

  4 декабря 1942 г

  5 декабря 1942 г

  9 декабря 1942 г

  11 декабря 1942 г

  13 декабря 1942 г

  14 декабря 1942 г

  15 декабря 1942 г

  16 декабря 1942 г

  17 декабря 1942 г

  18 декабря 1942 г

  19 декабря 1942 г

  20 декабря 1942 г

  21 декабря 1942 г

  22 декабря 1942 г

  23 декабря 1942 г

  24 декабря 1942 г. Рождество

  25 декабря 1942 г. 1 — й день Рождества

  26 декабря 1942 г. Второй день Рождества . Шикола

  27–29 декабря 1942 г

  30 декабря 1942 г

  31 декабря — последний день 1942 г. — 3 января 1943 г

  4 января 1943 г

  5–10 января 1943 г

  11–29 января 1943 г

  14 апреля 1944 г

  15 апреля 1944 г

  16 апреля 1944 г

  17 апреля 1944 г

  18 апреля 1944 г

  19 апреля 1944 г

  20 апреля 1944 г

  21 апреля 1944 г

  22 апреля 1944 г

  Воскресенье 23 апреля 1944 г. — воскресенье 30 апреля 1944 г

  1–7 мая 1944 г. Поездка по железной дороге в Текучи (Румыния)

  8 мая 1944 г

  9 мая 1944 г

  10 мая 1944 г

  11 мая 1944 г

  12 мая 1944 г

  13 мая 1944 г

  Воскресенье, 14 мая 1944 г

  15 мая 1944 г

  16 мая 1944 г

  17 мая 1944 г

  18 мая 1944 г

  19 мая 1944 г

  20мая 1944 г

  Воскресенье, 21 мая 1944 г

  22 мая 1944 г

  23 мая 1944 г

  24–31 мая 1944 г

  Воскресенье, 28 мая 1944 г. Троицын день

  29 мая 1944 г

  30 мая 1944 г

  1 июня 1944 г

  2–7 июня 1944 г. Затишье в Чирке

  8–13 июня 1944 г

  Рассуждения на тему 22 июня 1944 года — 3-й годовщины начала войны с Россией

    Майнинген (Тюрингия), январь 1944 г . Казармы . . . . . .

Реклама на сайте