– Упражнение, которое мы сегодня будем отрабатывать, – сказал он, – посадка через препятствие. Препятствием служит вон тот двухэтажный домик, – командир жестом руки показал на виднеющееся невдалеке здание. – Вы проходите на посадку не выше пяти-семи метров над ним, иначе промажете, и приземляетесь строго у знака «Т»…
Закончив объяснение, Евдокимов сообщил очередность полетов. Фамилию Покрышева он назвал одной из последних.
После каждого полета Евдокимов делал разбор, давал советы. Подошла очередь Покрышева. Он поднял в воздух машину, сделал круг. Теперь надо идти на посадку. Взглянул на здание. Вон оно, издали напоминает спичечный коробок… Курс – на него. Здание всё ближе, увеличивается с каждой секундой. И в этот момент какая-то неведомая сила приподняла машину и бросила вниз. На мгновенье вздрогнул самолет, зацепившийся колесом за трубу здания. От удара колесо оторвалось и полетело к земле. Самолет продолжал идти на посадку, до земли оставалось не более десятка метров. Петр растерялся: что делать? Как же теперь садиться без одного колеса? Да еще неизвестно, какое колесо отлетело – правое или левое? Из-за крыла нельзя было определить. Он резко развернул самолет и, набирая высоту, пошел на второй круг, чтобы собраться с мыслями и принять решение. С аэродрома поднялся истребитель, на его борту крупными буквами мелом было написано: «Прыгай!». Покрышев кивнул головой: «Понял». Прыгать! Это значит потерять машину. А может быть, попытаться спасти ее, посадив на одно колесо? Взглянув на посадочный знак, Покрышев, к радости своей, увидел, что его выложили буквой «Г». Ему показывали: отлетело левое колесо. Оттого что исчезла эта томившая неизвестность, стало легче. Он пошел на посадку. Снова навстречу быстро приближалась земля. Теперь только бы уловить момент, когда истребитель коснется ее. Секунда, вторая, третья… Почувствовав легкое касание о землю, он быстро выключил мотор, удерживая крен. Самолет бежал по летному полю на одном колесе. Постепенно гасла скорость, и, когда, все больше теряя ее, истребитель начал крениться влево, Покрышев на сто восемьдесят градусов резко развернул машину в левую сторону. Описав полукруг, она стала как вкопанная. К истребителю уже бежали люди. Примчалась санитарная машина. Увидев вылезающего из кабины летчика целым и невредимым, Евдокимов махнул врачу рукой: «Уезжайте, ваша помощь не потребуется». Вперед протиснулся широкоплечий, круглолицый механик.– Хорошо, что сам остановился, – глядя на летчика веселыми глазами, удовлетворенно произнес он. – А то мне командир приказал: как сядешь – ловить тебя.
– Что случилось? – тревожно спросил Евдокимов. – Почему зацепили трубу?
– Не знаю. Очень неожиданно получилось.
– Наверное, поток воздуха подбросил машину, – заметил стоявший рядом с Евдокимовым летчик.
– А почему не прыгали? – снова задал вопрос Евдокимов.
– Решил спасти машину.
– Молодец! С посадкой справились отлично. Новичок, а машину чувствуете.
* * * Итоги полетов подводил на вечернем разборе командир эскадрильи Михаил Суханов, старый опытный летчик. Сначала разбирали ЧП. Попросили доложить Покрышева. Гордый отлично совершённой посадкой, он бойко рассказал о полете. Суханов внимательно выслушал его.– Значит, можно считать, что у нас появился новый чкаловец, – неторопливо заметил командир. – Валерий Чкалов, служивший здесь и летавший с этого же аэродрома, тоже не раз показывал такие вещи. И среди наших летчиков есть немало его последователей.
Покрышев слушал, затаив дыхание. Он чувствовал, как от этих слов краснеют лицо и уши. Само упоминание его фамилии вместе с именем Чкалова приятно щекотало самолюбие. Ведь каждый, кто приходил в авиацию, мечтал стать таким же, как Чкалов! Суханов встал:
– Но Чкалов имел на это право. У него были большие знания, громадный опыт. Вы же только пришли в авиацию. Начинать свой путь с экспериментов – так дело не пойдет. Вы хорошо посадили машину на одно колесо. За это объявляю благодарность. Но вы не выполнили приказ, рисковали без нужды и за такой, с позволения сказать, «героизм» могли бы заплатить слишком дорогой ценой. Вы показали свою недисциплинированность, а без дисциплины нет армии. Поэтому за невыполнение приказа я арестую вас на десять суток с исполнением служебных обязанностей. Под арестом как раз находится опытный летчик-истребитель товарищ Гальченко. Подумайте вместе с ним над своим поступком. Он вам многое объяснит.
Десять суток ареста! Это решение командира поразило Покрышева. За что? Ведь самолет-то посажен безупречно!
Он с трудом досидел до конца разбора. Как во сне, никого не замечая и ничего не слыша, вышел из помещения. Гауптвахта! Вот с чего он начинает путь летчика-истребителя… И всё за то, что совершил хороший поступок – спас самолет. Не выполнил приказ? Но ведь всё обошлось благополучно…
Погруженный в свои мысли, добрел до домика, где помещалась гауптвахта. Красноармеец у входа с подчеркнутой вежливостью открыл дверь. В небольшой комнате, у окна, на табуретке, сидел невысокого роста человек в майке и галифе. Летная гимнастерка с одним кубиком в петлицах висела на спинке стула.
Летчик быстро повернулся и внимательно посмотрел на вошедшего. У него были черные как смоль волосы и живые, озорные глаза.
«Настоящий цыган», – подумал Покрышев.
– Новичок, что ли? – спросил летчик и, не дожидаясь ответа, добавил: – Я сразу так решил, потому что ни разу тебя не видел. Давай знакомиться. Гальченко Леонид.
Он встал, подошел и подал руку:– За что на «губу» попал?
Выслушав, Гальченко сочувственно кивнул головой:– Командир наш строгий. Такие вещи не любит.
Вот меня сюда за высший пилотаж на земле посадил.– За что? – не понял Покрышев.
Гальченко усмехнулся:– На велосипеде катался. На одном колесе. Восьмерки крутил, на ходу соскакивал и прыгал. Быстроту реакции в себе развивал. Ну и упал. Руку ушиб, лицо поцарапал… Командир и дал десять суток, сказал: «За несохранение личного здоровья».
Летчики разговорились. У Гальченко оказался природный дар рассказчика. Он с увлечением и очень интересно рассказывал об авиации, парашютном спорте, о примечательных случаях из жизни летчиков-истребителей. Вечера, проведенные с Леонидом, стали для Петра своеобразными уроками, которые давал опытный учитель. Занятия и тренировочные полеты продолжались каждый день. Однажды вечером Покрышева встретил знакомый авиатехник.– Здорово, летчик! – Техник в знак приветствия поднял вверх руку. – Отлично ты тогда посадил машину. Наши ребята в восторге.
Покрышев не стал его разубеждать. Раз они не знают о наказании, пусть думают, что он действительно совершил мужественный поступок. Такое внимание ему льстило.
Техник быстро огляделся вокруг и, убедившись, что они одни, сказал:
– Ребята просили пригласить тебя. Завтра выход ной, и мы решили повеселиться. Кстати, и твой успех отметим. Придешь?
Покрышев подумал немного и согласился.– Вот и хорошо! – обрадовался парень.
Техник снимал небольшую комнатку на окраине городка. Односпальная железная кровать, застланная тоненьким рыжим одеялом, несколько табуреток вокруг фанерного стола, голые стены и листы газеты на окне вместо занавесок – все говорило о том, что здесь живет холостяк. На столе, покрытом газетой, уже стояли две бутылки водки, лежали нарезанный толстыми кусками черный хлеб, несколько луковиц и свежие огурцы.
Четверо парней – авиатехник и мотористы – радушно встретили Покрышева, гостеприимно усадили его за стол. Разлили водку.
– Первый тост за нашего нового друга, – предложил техник. – За его успехи!
Парни протянули к гостю свои стаканы.– Что вы, братцы! – взмолился Покрышев. – Я водку такими дозами не пью…
– Какой же ты летчик, если стакана водки одолеть не можешь? Давай, давай! – настаивал парень с веснушчатым лицом.
Петр взял стакан, закрыл глаза и выпил. Внутри всё обожгло. Он закашлялся.
– На, закуси. – Кто-то услужливо протянул огурец.
Водка развязала языки. И вскоре вся компания оживленно заговорила.– Мы таких, как ты, уважаем, – говорил захмелевший техник. – Не погнушался прийти к нам. Другой считает: если он летчик – значит, не чета нашему брату технарю. Мол, не того поля ягода… А ты простой парень, по всему видно, нашенский.
– А техник – первый друг летчика… – вставил веснушчатый парень.
– Молчи, – оборвал его техник. – Это и так все знают.
В комнате стоял шум. Неожиданно с места поднялся рыжий моторист:– Что-то маловато. Надо добавить.. Я мигом.
Он сел на велосипед и уехал. А через несколько минут на столе появился еще литр водки. Покрышев смутно помнил, как в тот вечер добрался до дому
В понедельник его вызвал к себе Евдокимов.– Как провели субботний вечер?
– Отдохнул хорошо, – бодро ответил Покрышев.
– Значит, пить водку вы считаете хорошим отдыхом?
Лицо Петра залила густая краска стыда. Откуда командиру всё известно? Он опустил голову, стараясь не смотреть в глаза Евдокимову.– Так что же? Докладывайте!
Покрышев чистосердечно рассказал обо всем.– Хорошо, что вы стараетесь завести дружбу с техниками,– одобрительно заметил Евдокимов –Но делать это нужно не с помощью выпивок. Знаете, как говорят в народе: дружба, приобретенная во время пьянки, и пустой бутылки не стоит. Еще хотел бы предупредить: если вы приобщитесь к водке, считайте, что хорошим летчиком не станете. Вас в скором времени спишут из авиации. Учтите, что разговор на эту тему с вами первый и последний.
После беседы с Евдокимовым Покрышев изменился, стал дисциплинированнее. Друзья и те заметили в нем перемену. Кое-кто стал над ним подтрунивать: «Посмотрите, какой у нас тихоня объявился». Но Покрышев не обращал на это внимания.
Однажды в понедельник его вызвали к командиру. В комнате находились двое – командир эскадрильи Михаил Суханов и комиссар Иван Жабрев. Они приветливо поздоровались с Покрышевым, предложили сесть. Потом стали интересоваться, как у него идет служба, с кем дружит, чем занимается в свободное время.
«Точно как тогда, с Евдокимовым», – подумал Покрышев. Он сидел настороженный, отвечал, тщательно продумывая каждое слово.
– Мы пригласили вас побеседовать вот по какому вопросу, – наконец объявил Жабрев. – На той неделе состоится комсомольское собрание. Хотим рекомендовать вас комсоргом. Некоторые комсомольцы вашего отряда никак не могут привыкнуть к армейской дисциплине. Будет над чем поработать.
– За вами, я слышал, тоже грешки водятся? – спросил Суханов.
Покрышев покраснел и растерялся. За него ответил Жабрев:
– Водились, товарищ командир. Сейчас исправился, и замечаний по поведению не имеет.
– Вот и хорошо, – уже одобрительно заметил Суханов.– Сами исправились, теперь поможете другим. Считайте это комсомольским поручением.
На собрании его избрали комсоргом. За дело Петр взялся горячо. Провел запись в кружки художественной самодеятельности и сам стал активным участником танцевального кружка. Организовал несколько экскурсий по Ленинграду. И что особенно понравилось ребятам, наладил регулярные тренировки футболистов, волейболистов, легкоатлетов, гимнастов. Летчики с увлечением стали заниматься спортом. Вскоре в соревнованиях на первенство бригады спортсмены отряда заняли несколько призовых мест. Это был первый успех нового комсорга.
– Молодец! – похвалил Жабрев. – Из вас, оказывается, получается неплохой организатор. Со спортом здорово помогли поправить дело. А для летчика-истребителя хорошая физическая подготовка много значит. Он без нее – что птица без крыльев. Изменились ваши ребята, стали меньше получать замечаний от командиров, лучше учатся. Так держать!
Шел 1938 год. Эскадрилью реорганизовали в 7-й истребительный авиационный полк. В это же время поступила новая техника – более совершенные истребители «И-16». Они выгодно отличались от своих старших братьев: могли развивать скорость до четырехсот пятидесяти километров в час, имели большую высоту полета, лучшую маневренность и более совершенное вооружение.
Уже в первые месяцы новый полк добился больших успехов: занял в округе первое место по огневой подготовке и получил право участвовать в первомайском параде на Красной площади.
15 апреля полк перелетел в столицу. Оставшееся до парада время летчики использовали для тренировок. Вечером Покрышев приходил в гостиницу усталый, валился на постель. А рано утром – подъем, снова тренировки, отработка до мелочей всех элементов полета. По программе парада над Красной площадью следовало появиться точно в назначенное время.
…Рано утром Первого мая весь полк выстроился у истребителей. Командир еще раз уточнил задание. Раздалась команда:
– По самолетам! Запускай моторы!
Еще несколько минут – и истребители, девятка за девяткой, взлетели в голубое небо. Ровно в двенадцать часов, когда по Красной площади проходили танки, в небе появились самолеты. Они стройными рядами стремительно промчались над площадью, восхищая и радуя сотни тысяч людей, следивших за ними.
Не успели летчики вернуться с парада и обменяться впечатлениями, как были снова построены. Им объявили только что полученную радостную весть: полк по результатам участия в параде занял первое место. Приказом наркома семь лучших летчиков полка награждались мотоциклами. Среди отмеченных был и Петр Покрышев.
…И снова началась обычная жизнь – с утра до вечера учебные занятия и тренировочные полеты. Свободными были только воскресенья.
Накануне выходного, когда Петр с товарищами собирался в город, его вызвали в штаб. – Подождите меня, – бросил он на ходу друзьям.- Я мигом! В штабе он увидел человека в штатском, с орденом Ленина на груди.– Лучший стрелок бригады, – представил Покрышева гостю начальник штаба. – В стрельбе по конусу двадцать четыре из тридцати, а по щиту тридцать из тридцати. Отлично чувствует себя на больших вы сотах. Имеет меткий глаз, трезвый расчет и твердую руку.
Гость приветливо улыбнулся:– Именно такой летчик нам и нужен.
Потом стал объяснять, что ученые сконструировали для истребителей новое оружие – скорострельный пулемет. Необходимо испытать его на больших высотах. Район испытания – Ладожское озеро.
– Понятно, – ответил Покрышев. А сам подумал: «Друзья отправятся на свидание с девушками в пушкинские парки, а мне опять летать… И почему испытание нужно проводить именно сейчас?»
– Вы уж нас извините, – как бы читая его мысли, сказал конструктор. – Срочный оборонный заказ. Ну, пойдемте. Оружие на самолете уже установлено.
Покрышев взлетел, взял курс на озеро и стал набирать высоту. Стрелка высотомера неуклонно ползла к отметке «8000». «Теперь можно», – подумал он и нажал на гашетку.
От стрельбы легонько начал вздрагивать истребитель. Потом стрельба стихла, и самолет снова полетел, ровно гудя мотором. Все! Патроны израсходованы, можно и домой…
Он уже представлял себе, как посадит истребитель. У пулемета будет хлопотать конструктор, а он, наскоро переодевшись, поедет в парк. Вскоре внизу показался город Пушкин. Утопающие в густой зелени дома. Улицы ровными линиями расчертили город. Вон и знаменитое Большое озеро с Чесменской колонной… А правее – дворец, Камеронова галерея. Там, наверное, уже гуляют друзья. И вдруг дерзкая мысль осенила его: «Передам им воздушный привет, пролечу низко над дворцом». На мгновенье вспомнил разговор с Евдокимовым. Заколебался… А парки уже проплывали под ним. «Ну! – какая-то неведомая сила подталкивала его.– Ну! Давай сейчас, потом будет поздно…» Он рванул ручку управления, и самолет из горизонтального полета перешел в отвесное пикирование. От сильной перегрузки темнело в глазах, на барабанные перепонки давило что-то тяжелое. По Екатерининскому парку забегали испуганные люди, увидев падающий с оглушительным ревом самолет. Покрышев вцепился в управление. Почти над самыми верхушками деревьев последними усилиями вывел самолет из пикирования. В голове шумело. К горлу подкатывалась тошнота. Он с большим трудом довел истребитель до аэродрома. Долго сидел в кабине, приходя в себя. Конструктор забрался на крыло и осматривал пулемет.– Как прошло испытание?
.– Отлично, – устало ответил Покрышев.– Задержек при стрельбе не было?
– Нет…
– А зачем трюкачеством занимались? – всё еще осматривая пулемет, спросил конструктор.
Покрышев молчал, думал: «И дернул же меня черт… Опять начнут прорабатывать»
– Струсил? – уже на ты обратился к нему конструктор.– Даже в лице изменился. Придется выручать. Спросят – скажи: такое задание было.
К самолету неслись легковые машины. Из первой выскочил командир бригады Ерлыкин.
– Что за воздушное хулиганство? – еле сдерживая гнев, обратился он к Покрышеву.
– Летчик выполнял задание по испытанию нового пулемета, – ответил подоспевший начальник штаба.
– Какое задание? Кто разрешил? И почему не доложили мне?
– Вас не было на месте. А у товарища, – он показал на конструктора, – есть разрешение из округа на срочное испытание.
В разговор вступил конструктор, объяснил цель испытания. Не забыл сказать и о пикировании: да, он попросил летчика пролететь немного отвесно, чтобы узнать, как пулемет будет действовать после больших перегрузок. Но молодой пилот, видимо, из-за недостатка опыта перестарался.
– В следующий раз, – сделал Ерлыкин замечание стоявшему рядом начальнику штаба, – такие задания нужно согласовывать со мной.
Он сел в машину и уехал с аэродрома. Покрышев вздохнул облегченно: пронесло! КРЕЩЕНИЕ ОГНЕМ Рано утром 30 ноября полк подняли по тревоге. Занимался морозный день. Со стороны советско-финской границы, неподалеку от которой базировался полк, до носилась артиллерийская канонада. На ровном поле аэродрома выстроились летчики, инженеры, техники. Сильный мороз пощипывал щеки' нос, забирался под одежду. Но люди стояли, не шелохнувшись, внимательно слушали комиссара. Он говорил о том, что финские реакционеры спровоцировали инцидент на границе, и Советское правительство решило обезопасить от всяких случайностей Ленинград. По команде летчики сели в самолеты. Медленно тянулось время. От долгого ожидания стали мерзнуть ноги, а команда на взлет все не подавалась. К истребителю Покрышева подошел красноармеец в дубленом белом полушубке, в валенках и с большим термосом в руках.– Давай, авиация, какао пить будем!
– Какао? Очень кстати. Я чертовски замерз.
Красноармеец ловко налил в стакан горячий напиток. Не успел Покрышев сделать глоток, как в воздух взвилась сигнальная .ракета. Тишину аэродрома разорвал беспорядочный гул моторов. Звено за звеном стремительно поднялось в воздух. Эскадрилья взяла курс на север, пересекла линию фронта, – ее отчетливо можно было определить по черному дыму, густой пеленой стлавшемуся над землей. Это горели подожженные белофиннами деревни. Несколько минут летели над вражеской территорией. Она словно вымерла. Время полета истекало, а противника нигде не было видно. Пришлось возвращаться на аэродром. Потом взлетали во второй и третий раз. И всё неудачно. Казалось, противник уклоняется от встреч в воздухе. Наконец в районе Выборга эскадрилья встретила «туиск» – финский разведчик. Наши истребители устремились в атаку. После первых же пулеметных очередей финский самолет задымил, перевернулся в воздухе, полетел вниз. И в этот момент машину Покрышева сильно подбросило от удара зенитного снаряда. Самолет отчаянно затрясло. Стала резко падать скорость. Покрышев растерянно посмотрел на удаляющиеся к югу истребители. «Неужели отвоевался?» – подумал он, но тут же рассердился на себя за минутную слабость. Нет, он будет бороться до тех пор, пока не исчезнет последняя, хотя бы малейшая надежда на спасение! Под ним простиралась чужая земля, укутанная снегом, неизвестная и молчаливая. Только вдали, на юге, время от времени появлялись вспышки. Это вела огонь наша артиллерия. Там проходила линия фронта. По тому, как стремительно снижался самолет, Покрышев понял: до своих не дотянуть. Неожиданно заглох мотор. Теперь нужно было искать место для посадки. Среди леса он приметил маленькое болото и стал на него планировать. Самолет шумно плюхнулся на брюхо. Летчик ударился лбом о приборную доску. Из рассеченного лба но лицу полилась кровь… Машина, пробив лед, медленно оседала в трясину. Вокруг стояла тишина. Но доверять ей было нельзя. Каждую минуту мог появиться враг Выбравшись из кабины, Покрышев сразу же почувствовал: ноги медленно погружаются в болото. Попробовал сделать шаг и… провалился еще глубже – по самую грудь. Он раскинул руки, пытаясь удержаться на поверхности, но болото медленно засасывало его. Стоило посильнее упереться локтями, как руки тоже уходили в обжигающую холодом трясину. С лица падали крупные капли пота. От крови слипались глаза. Наконец ему с трудом удалось выбраться. И вот он лежал в десяти метрах от самолета, судорожно глотая холодный воздух. Переводя дыхание, начал соображать, что же делать дальше. В тишине послышалось шипение, и рядом что-то тяжело плюхнулось Покрышев осторожно приподнялся и огляделся. На северном берегу болота суетились маленькие фигурки. «Белофинны! Кроют, гады, из минометов по самолету! Надо уходить из зоны огня. Но сейчас нельзя. Поползешь –заметят и подстрелят. Лучше подождать темноты…» – И он остался лежать до вечера. Наконец солнце скрылось за лесом – начало темнеть. Посерел горизонт. Деревья постепенно теряли свои четкие очертания. Лишь изредка, когда из-за облаков появлялась луна, становилось светлее. Под ее холодным светом все приобретало сказочный вид: и поблескивающий тысячами маленьких точек снег, и одетые в белые шапки сосны, и темно-синее, какое-то незнакомое небо. Покрышев вынул пистолет, приготовился. Как только луна скрылась в облаках, осторожно пополз, ориентируясь на могучую сосну у края болота. Через несколько минут добрался до нее и, тяжело дыша, привалился к мощному стволу. Вдруг в кустах что-то шлепнулось в снег. Покрышев вздрогнул, быстро вскочил, спрятался за сосну и взвел курок пистолета. Сердце судорожно билось. Снова раздался шум, а потом все стихло. «Фу ты черт! Куропатка… Ну и напугала же!» Не успел он прийти в себя, как услышал шаги. На дорогу, которая проходила рядом с сосной, вышли трое в белых полушубках. «Финны!» – мелькнула мысль. Трое остановились. Один из них полез в карман.– И куда летчик запропастился? – в сердцах сказал он.
От этих слов у Покрышева тепло стало на душе Свои! Ищут его!– Я здесь, товарищи! – Он торопливо вышел из-за сосны.
– Ну вот, объявился, – с облегчением вздохнул большого роста детина, по всему видно бывший в тройке за старшего. С одной стороны возле него стоял боец с автоматом, с другой – санитар с сумкой.
– И где ты скрывался? Весь лес прочесали, а нигде нет… Командир наш видел, как тебя подбили, приказал во что бы то ни стало найти. Ну как, цел?
– Как видите…
Санитар открыл сумку, вынул вату и, намочив ее в спирте, вытер со лба Покрышева запекшуюся кровь.
– Мне бы согреться, не найдется?
Боец протянул флягу.– Пойдем, – приказал старший. – Нас уже давно ждут.
Командир мотомеханизированной бригады Вещев, широкоплечий мужчина в кожаном пальто, встретил Покрышева иронической улыбкой:
– Что. орел, сбили? Воевать надо так, чтобы не враг бил нас, а мы его.
– Всё это ясно, да не всегда так получается.
– Учиться надо…
В этот момент к Вещеву подъехала танкетка Он о чем-то долго говорил с танкистом, потом обратился к Покрышеву:
– Тебе, лейтенант, повезло. Эта танкетка отправляется с оперативными документами До штаба довезут, а там сам доберешься.
Танкетка двинулась прямо через лес: по дороге проехать было невозможно, – навстречу сплошным потоком двигались войска.
В пути неожиданно заглох мотор.– Что с ним случилось? Выйти посмотреть? – предложил водитель.
– Не надо, – возразил старший. – Темно. Вокруг финны шныряют. Посидим до рассвета.
– Это опасно, – не выдержал Покрышев. – Если уж финны обнаружат нас и подожгут, то мы в этой коробке зажаримся, как цыплята в духовке.
Его слова никакого впечатления на танкистов не произвели.– Тогда выпустите меня, – попросил Покрышев.
Он выбрался из танкетки, подошел к большому де реву, сел. Что же теперь предпринять? Неожиданно послышался шум мотора, и вскоре из темноты вынырнул танк с красной звездой на борту. Машина остановилась. Открылся люк, и из него выглянул танкист:– Что случилось, ребята?
Пока водитель танкетки объяснял, Покрышев крикнул танкисту:– Слушай, друг, подбрось авиацию!
Тот удивленно посмотрел на незнакомого летчика:– Места нет.
– Ну, тогда хоть на танке?
– Окочуришься же!
– Выдержу. Мы, летчики, народ закаленный. Ну?
– Ладно. Только привяжись на всякий случай тросом к башне.
Танк рванулся с места, громыхая гусеницами, по полз по лесу. Встречный ветер иголками колол лицо, забирался под комбинезон. Тело от холода начинало деревенеть, становилось непослушным.
«Так, действительно, окочуришься», – вспомнил Покрышев слова танкиста. Неожиданно танк остановился, открылся люк.– Давай к нам, летун, – послышался снизу уже другой, подобревший голос.
Внутри танка было тесно, но зато тепло. Обогревшись, Покрышев уснул под стук и грохот железа.
Проснулся он от крика. В танке никого не было.– Вылезай быстрее! – Голос звучал раздраженно
Рядом с танком стоял водитель, жадно затягиваясь папиросой.
– Вот такая чертовщина получилась. Хотели взорванный мост обойти, да неудачно. Придется тебе, авиация, пешим топать. Здесь недалеко, километров пять…
Покрышев распрощался, вышел на дорогу. У обочины стояла «эмка», а рядом с ней – военный. Военный неожиданно повернулся, и Покрышев узнал в нем Вещева.
– А, летун! – увидев летчика, обрадовался Вещев. – Ну, иди сюда, позавтракаем. Вот срочно командарм вызывал. Из штаба возвращаюсь. – Он достал из машины колбасу, хлеб. – Знаю, проголодался. Как же ты добирался?
– На перекладных, как придется…
– Сочувствую, – сказал Вещев, управившись с завтраком. – Теперь будет легче. Пойдешь до перекрестка – это в километре отсюда. А там – на попутную машину. Через час-другой будешь дома.
…Друзья обрадовались его возвращению. Но командир эскадрильи Шинкаренко при встрече хмурился. И хотя выслушал рапорт молча, Покрышев сразу понял: командир чем-то недоволен.
– Еще бы радоваться, если он из-за тебя выговор схватил, – объяснил Саша Булаев, с которым Покрышев сдружился в последнее время.
– За что же?
– Что не видел, как тебя сбили. Представляешь: прилетели, а тебя нет. Куда делся – никто не знает. Ну и шуму было! Командиру эскадрильи такой разгон устроили!
Покрышев чувствовал себя виноватым. Мало того, что он потерял машину и чуть не попал в лапы к белофиннам, так еще и командира подвел…
– Как ты думаешь, – спросил он осторожно Булаева, – дадут мне летать или отстранят?
Саша неопределенно пожал плечами:– Смотря какое настроение будет у Шинкаренко.
Командир вскоре сменил гнев на милость и разрешил Покрышеву вылетать на задания. Петр провел после этого несколько боев и штурмовок, даже водил на задание звено.
Вылет 18 декабря оказался для него трагическим. В тот морозный вечер он в группе истребителей поднялся в воздух по тревоге: у Выборга финны атаковали наши бомбардировщики. Но в указанном районе вражеских самолетов летчики не обнаружили. Солнце уже клонилось к закату, нужно было возвращаться обратно.
На железнодорожной станции северо-восточнее Выборга стояло несколько составов. И ведущий группы решил провести штурмовку. Он подал ведомым сигнал и устремился в атаку.
Трижды истребители заходили на цель. Загорелись составы, начали рваться вагоны с боеприпасами. Станцию заволокли густые черные клубы дыма.
Вдруг со стороны Выборга появилась тройка истребителей «фоккер-Д-21». Покрышев направил свое звено им навстречу. Двое финских летчиков предпочли не вступать в бой, но третий, ведущий, упорно шел на сближение.
«Что он? Показывает свою храбрость или берет на испуг? – подумал Покрышев, не сводя глаз с финского истребителя. – Надо проучить его».
Когда самолеты были совсем близко друг от друга, Покрышев сделал крутой вираж влево. Финн повторил его маневр, и они вновь оказались друг против друга.
Потом еще и еще раз финн в точности дублировал маневры Покрышева, как будто это был не воздушный бой, а учебные полеты, где ведомый старается копировать упражнения ведущего.
Противник попался опытный. Он, видимо, выжидал, когда советский летчик допустит ошибку, чтобы решительной атакой покончить с ним.
Шли минуты. Покрышев уже начинал злиться: сколько же можно возиться с этим упрямым финном! Правда, он видел, что с каждым новым маневром противник повторяет его движения не так четко и легко, как в начале боя, проявляет меньше изворотливости. Финн явно выдыхался. Но от напряженного поединка и больших перегрузок устал и Покрышев.
«На пилотаже его не возьмешь. Может быть, поймать на хитрость? Например, на эту…»
Выполняя одну фигуру, он оборвал ее на половине. Финн никак не ожидал такого маневра и потерял время, соображая, что же делать дальше. Этих нескольких секунд растерянности Покрышеву оказалось достаточно, чтобы зайти ему в хвост. Заговорили пулеметы, и «фоккер», вспыхнув, как факел, вошел в свое последнее пике.
Радость первой победы охватила Покрышева. Но тут он почувствовал мощный удар: зенитный снаряд разорвался под мотором, по машине забегали языки пламени.
«Опять подбили! – пронеслась тревожная мысль. – Надо садиться. Но куда? Может быть, вон на то озеро, что виднеется вдали?»
До озера он не дотянул. Горящая машина, быстро теряя скорость, планировала на лес. Затрещали макушки деревьев. Прорубив длинную просеку, истребитель наконец беспомощно клюнул носом в землю. Покрышев быстро выскочил из кабины и едва успел пробежать несколько метров, как взорвался бензобак.
Летчик упал, сбитый ударом взрывной волны, и потерял сознание.
Он очнулся, когда уже наступила ночь. Огляделся вокруг: где он? Мучительно стал –вспоминать, что же произошло. Ах, да! Его сбили. Неприятно! Хорошо, что жив остался. Значит, опять предстоит нелегкий путь возвращения и неприятное объяснение с командиром. Шинкаренко метал громы и молнии. Он нервно ходил по землянке, бросая недобрые взгляды на только что вернувшегося в полк Покрышева.– Если все летчики станут так воевать, как вы, у нас очень скоро не останется самолетов… – отчитывал он Покрышева. – Учитесь наблюдать не только за воздухом, но и за землей…
Покрышев хотел сказать, что он сбил вражескую машину, но промолчал. В конце концов командир прав: надо научиться воевать так, чтобы не терять самолеты.
Его отстранили от полетов. Через день ударили сильные морозы, и несколько, летчиков вернулись с задания с обмороженными лицами. А эскадрилья получила срочный боевой приказ на вылет, и командир скрепя сердце согласился включить в группу Покрышева. Петру дали самолет с самым слабым мотором. Эскадрилья встретила вражеские самолеты при подходе к цели и на большой скорости врезалась в их строй. Мерно застучали пулеметы, рассекая небо огненными линиями. Вот сбит первый «фоккер», за ним запылал второй. Однако вражеских самолетов не стало меньше. Как потом выяснилось, бой проходил над аэродромом, с которого враг получал подкрепление. Но тогда, в пылу сражения, наши истребители этого знали. Покрышев еле успевал за командиром эскадрильи и, как ни старался, всё-таки во время атаки оказался позади всех. Может быть, в такой ситуации, когда и наши и вражеские самолеты перемешались, это было и хорошо. Покрышев поймал в прицел «фоккер» и дал по нему пулеметную очередь. Подбитый самолет задымил. Эскадрилью Шинкаренко сменила вторая наша группа. Когда летчики вернулись на аэродром, то узнали, что сбили восемь финских самолетов. Отличился Александр Булаев. В полку много рассказывали, о том, как он уничтожил ведущего финской группы. Во время боя Булаев заметил на одном из самолетов антенну. «Солидная, видно, птица…» – определил он и бросился в атаку на вражеский самолет. Тот, маневрируя, стал увертываться от огня, потом пошел «змейкой», попробовал даже спастись пикированием. Но Булаев неотступно следовал за ним и наконец, сблизившись, дал длинную пулеметную очередь. «Фоккер» камнем полетел вниз. Вечером на разборе Шинкаренко зачитал телеграмму: командование поздравляло эскадрилью с большой победой. Закончился день, и летчики возвращались с аэродрома в свои землянки. Дорога шла через лес. В сгущающихся сумерках шли, как обычно, с веселыми шутками и смехом. Кто-то неожиданно толкнул Покрышева. Он упал на пень и тут же вскрикнул от острой боли. Громко стонавшего Покрышева быстро обступили друзья.– Что с гобой? – склонился над ним Булаев.
– Рука!
– Наверное, вывих, – сказал Булаев. – Дай я попробую вправить.
Он дернул за руку. Покрышев закричал:– Больно же, черт возьми! Даже в глазах потемнело.
– Тогда быстрее к– врачу. Давай, ребята, взяли! – скомандовал Булаев.
Летчики осторожно подняли его и понесли.– Перелом правой ключицы, – определил врач, осмотрев Покрышева. –Нужна срочная медицинская помощь.
Ему тут же наложили гипсовую повязку и через несколько часов поездом отправили в Ленинград.
В госпитале он пролежал около двух месяцев. Когда сняли гипс и сделали снимок, то оказалось, что ключица срослась неправильно.
– Будем делать операцию, – сказал хирург.
– Не дам! – решительно заявил Покрышев.
Врач удивленно посмотрел на него:– А вы знаете, молодой человек, что есть приказ из госпиталя выписывать только здоровых людей? Так вот, пока мы вам операцию не сделаем – из госпиталя не выйдете.
– А вы обещаете, что после операции рука будет действовать? – в свою очередь спросил Покрышев.
– Такой гарантии не может дать ни один врач.
Покрышев понял, что спорить бесполезно. Он решил бежать. На следующий день, когда наступил тихий час, он вышел в сад, перелез через забор и уехал на ближайший аэродром, где встретил инженера бригады и попросил его помочь добраться в полк.
Инженер обрадовался, порылся в кармане, вынул какую-то бумажку:
– Завтра нужно перегнать три самолета, а летчиков всего два. Будете третьим.
В полк Покрышев прилетел к вечеру. Как принято, доложил командиру. Тот особенно не расспрашивал: вернулся – хорошо, дел сейчас по горло.
Так он и стал летать с недолеченной, полудействующей рукой. О побеге Покрышева из госпиталя узнали только спустя два дня после окончания военных действий когда полк перелетел под Ленинград. Покрышева вызвал к себе командир полка Е.Г. Туренко.– Проходи, дезертир, – пригласил он – Побеседуем.
– Как дезертир?– удивился сидевший здесь же командир эскадрильи. – Он же воевал вместе с нами?
Командир протянул Шинкаренко телеграмму– Вот, читайте. Здесь написано: дезертировал из госпиталя!
Туренко встал из-за стола.– Так чем же вы объясните свое повеление Покрышев.
– Надоело лежать в госпитале хочу закончить войну вместе с полком, – горячо начал Петр.
– Ребячество! – прервал его Туренко – Вы не закончили лечение. До выяснения обстоятельств отстраняю вас от летной работы.
Наступила пауза.– Товарищ командир может быть съездить в госпиталь, переговорить с врачами –осторожно предложил Шинкаренко. – Какой же Покрышев дезертир, если он сто пять боевых вылетов?!
– Защищаете? – несколько смягчился. – Ну, хорошо. Пусть будет по-вашему!
В госпиталь поехали Туренко, Покрышев и еще трое летчиков. У начальника госпиталя они появились как раз в тот момент, когда гам находился известный военный хирург Н. Н. Бурденко. Генерал стоял у окна, смотрел на улицу. Разговор между летчиками и начальником госпиталя привлек его внимание. Он повернулся, подошел к ним.
– Нуте-с, молодой человек, – попросил он Покрышева, – покажите вашу руку!
Осмотрев ее, Бурденко обратился к своему младшему коллеге:– Что же вы хотели делать?
– Оперировать, – ответил тот.
– Н-да… – неопределенно произнес Бурденко.– Я думаю, что можно обойтись и без операции. Кость срослась достаточно хорошо. Летайте, молодой человек, на здоровье. Только больше занимайтесь физкультурой. Конфликт был исчерпан.
После военных действий наступил непродолжительный отдых. Летчики праздновали победу. За образцовое выполнение боевых заданий командования, за мужество и доблесть 7-й истребительный авиационный полк наградили орденом Красного Знамени. Правительственными наградами были отмечены почти все летчики полка. Орден Красного Знамени украсил и грудь Покрышева.
НА ПОРОГЕ ВОЙНЫ В конце 1940 года Покрышева назначили командиром эскадрильи в только что сформированный 158-й истребительный авиационный полк. Он волновался: как-то сложится служба на новом месте. Здесь он уже обжился, обзавелся друзьями. А там – незнакомые люди, да и должность ответственная – командир эскадрильи. Служба на новом месте началась с приятного известия: его заместителем назначили Андрея Чиркова. Когда-то Покрышев и Чирков служили в одном полку! Потом их дороги разошлись. Оба отличились в боях с белофиннами и были награждены орденами Красного Знамени. Знакомство с летчиками тоже оставило приятное впечатление. Почти все они только что закончили училище. Молодежь ходила опрятно одетая, подтянутая, в начищенных до блеска сапогах.– Любят порядок, – определил Покрышев.– Это хорошо.
В эскадрилью попало и несколько опытных летчиков Обращал на себя внимание Владимир Никольский/ Коренастый, невысокого роста, он на все вопросы отвечал быстро и четко. По всему было видно, что летчик хорошо знает свое дело. Никольский уже несколько лет прослужил в армии, был техником, потом переучился на летчика.
«Значит, любит не только самолеты, но и небо. Он, пожалуй, будет неплохим командиром звена», – отметил Покрышев про себя.
По вечерам собирались все вместе. Покрышев интересовался, кто где жил до армии, чем занимался. Потом разговор незаметно переходил на любимые занятия и увлечения. Спорили о прочитанных книгах, кинофильмах.
Однажды во время такой оживленной беседы вошел замполит полка Яков Журавлев. Покрышев скомандовал «смирно», но Журавлев жестом пригласил всех сесть.
– О чем беседуете? – спросил он, с приветливой улыбкой оглядывая присутствующих.
– О кинофильме «Истребители» спор зашел. Одни говорят, что случай с героем фильма исключительный. Другие не соглашаются, утверждают, что подобные ситуации с летчиками не так редки и в этом нет ничего удивительного.
– Летчик – профессия романтическая, – сказал Журавлев, – Он может оказаться в самых невероятных ситуациях, поэтому всегда должен быть готовым совершить подвиг, как это сделал герой фильма. Но к подвигу следует готовиться, готовиться везде и во всем.
– Кстати, – обратился он к Покрышеву, – все ли коммунисты вашей эскадрильи знают, что завтра первое партийное собрание? Там как раз и пойдет речь. о наших будничных делах, о подготовке к нелегкой профессии летчика-истребителя и, если хотите, к подвигу.
– Да,– ответил Покрышев.– Все извещены лично, висит объявление.
– Хорошо. Вот там мы и продолжим начатый здесь разговор. Правда, – улыбнулся Журавлев, – в несколько другом плане.
* * * В докладе Журавлева о задачах парторганизации полка много говорилось о той большой, нелегкой работе которую предстоит провести. Полк только закончил формирование и переходил к боевой учебе. Много следует сделать по укреплению воинской дисциплины, Коммунисты горячо и по-деловому обсуждали как лучше выполнить эти задачи, с чего начать, как распределить силы. Запомнилось Покрышеву выступление крепкого ладно сбитого летчика Степана Здоровцева.– Наш полк по праву можно назвать комсомольским, – говорил он, – потому что он почти целиком состоит из членов ВЛКСМ. Ребята все молодые, только из училища, не всякому по душе строгая воинская дисциплина. А отличная дисциплина – залог всех успехов. Поэтому, мне кажется работу нужно начинать с укрепления дисциплины. И еще следует больше заниматься спортом в свободное время. Хорошее здоровье для летчика – это все.
Начальник парашютно-десантной службы, маленький живой армянин, поднял вопрос о взаимоотношениях между летным и техническим составом:
– Народ у нас молодой, с гонором, и не все по-товарищески относятся друг к другу. Вот, к примеру, не давно один наш техник познакомился с девушкой. А летчик ее отбил. И еще наговорил на своего товарища: кого, мол, ты любишь, он меньше меня зарабатывает…
Всё это начальник парашютно-десантной службы рассказал с юмором, и его выступление было встречей дружным смехом.
Когда собрание закончилось и коммунисты расходились, Журавлев подошел к Покрышеву:
– Это ваши ребята разбоем занимаются?
– Каким разбоем, товарищ замполит? Мне ни чем таком не докладывали.
– До меня дошли слухи, что в субботу какие-то летчики набедокурили на танцевальной площадке. Подозрение падает на вашу эскадрилью. Вы там разберитесь.
Покрышев «разобрался» и понял: видимо, за подобные проделки его «орлов» ему не раз еще будет попадать Раньше краснел за себя, теперь же придете краснеть за других. Такова уж командирская должность – быть в ответе за подчиненных.
* * * Наступил 1941 год. Для полка начался напряженный период боевой учебы. Программа была до предела насыщена тренировочными полетами. Покрышеву эти дни приходилось трудиться за двоих. Андрея Чиркова командировали на завод для изучения нового истребителя «Як-1», который поступал на вооружение нашей авиации. Чирков вернулся весной. Его наперебой расспрашивали о новой машине. Он не скрывал своего восторга: не машина – мечта! Имеет солидный потолок – десять с половиной тысяч метров, развивает скорость до пятисот девяноста километров в час, и вооружение солидное, даже пушка есть.– Не слышал. Андрей, когда мы получим «Яки»? – поинтересовался Покрышев.
– Обещают дать к лету.
В конце мая полк перелетел на полевой аэродром. Место для него выбрали удачное. Ровное летное поле, покрытое невысокой травой. С одной стороны – река, с другой – горушка и небольшое озеро. Казалось, сама природа позаботилась о маскировке.
На берегу вырос палаточный городок. В одной из палаток разместились Покрышев, Чирков, адъютант Ковешников и инженер Леонов.
– Мы можем прямо здесь изучать «Як-1», – пошутил Ковешников. – Собрались самые компетентные люди.
– Если добавить к ним чирковские конспекты, – уточнил Леонов.
Занятия по изучению нового истребителя проводил Чирков. Летчики учились с утра до позднего вечера. Аудиторией служила поляна.
Наконец наступил долгожданный день. Командированные за новой техникой инженеры полка привезли на аэродром огромные ящики. Техники и бойцы из батальона аэродромного обслуживания быстро распаковали их. Приступили к сборке новых машин.
В середине июня остроносые истребители, так непохожие на тупоносых «ишаков», уже стояли на аэродроме. Солнечные лучи весело играли на гладкой обшивке машин. Летчики, проходя мимо, заглядывались на них. А командиры эскадрилий частенько забегали в штаб, пытаясь выведать, кто же окажется счастливчиком: первым получит «Яки».
Честь эту по праву предоставили первой и второй эскадрильям – лучшим в полку.
– Истребитель замечательный, – говорил командир полка.– Управляется легко. Четко отзывается на каждое движение рулей. Имеет хорошую маневренность, особенно горизонтальную. Освоить его надо быстро. Сжатые сроки диктует нам время.
А время действительно было беспокойное и тревожное. Гулкое эхо войны на Западе уже докатилось до границ Советского Союза. Поступали тревожные сообщения – немецкие самолеты-разведчики всё чаще стали появляться в воздушном пространстве нашей страны.
Однажды, только что закончив тренировочный полет, Покрышев вновь поднялся в воздух по тревоге. Ему сообщили, что в районе Пскова обнаружен неизвестный самолет.
Нарушителя Покрышев встретил через несколько минут полета. Сблизившись, увидел на крыльях и фюзеляже самолета немецкие опознавательные знаки в виде черного перекрестия, а на хвосте – черную фашистскую свастику в белом круге.
На сигнал «садиться» немецкий самолет не реагировал. Он развернулся и спокойно полетел к границе. Если бы было можно проучить этого наглеца! Но существовал строгий приказ – по иностранным самолетам огонь не открывать во избежание конфликтов.
После полета, как и полагалось, Покрышев доложил о выполнении задания. Начальник штаба аккуратно записал всё в журнал, стал составлять донесение.
Выйдя из штаба, Покрышев встретил Чиркова. Андрей уже знал о вылете и теперь интересовался подробностями. Недавно он тоже встретился с немецким разведчиком и тоже, как выразился, эскортировал его чуть ли не до самой границы.
– Почему мы должны с ними дипломатничать! – негодовал Чирков. – Сколько мы еще будем терпеть?
Покрышев молчал. Что он мог ответить?.. Первая неделя освоения новых истребителей пролетела быстро. Все дни были заняты полетами. Покрышев с Чирковым с утра до вечера находились на летном поле, часто сами садились в машину, чтобы показать летчикам, как выполнить то или иное упражнение, совершить правильно посадку – самый трудный элемент полета. В субботу тренировочные полеты прекращались раньше обычного. Покрышев с нетерпением ждал, когда закончится последний: он так устал за неделю! Вот самолет начал снижаться, пошел на посадку.– На сегодня хватит, – облегченно вздохнул Покрышев. – Поработали хорошо и отдых заслужили.
Так ведь, Андрей?– Верно. Неплохо бы и домой на воскресенье слетать. Отпросись, Петро, у командира. Может, раз решит?
– Постараюсь, – ответил Покрышев и направился в штаб.
Он появился через несколько минут огорченный:
– Командир не разрешил. Приказал завтра с утра продолжить тренировки.
– Значит, опять без выходного, – недовольно буркнул Чирков.
– Я просил отпустить хотя бы на сегодня, – добавил Покрышев. – Командир через несколько часов летит в Псков. Он согласился взять с собою только одного. Говорит, нельзя эскадрилью оставлять без начальства. Ты уж меня, Андрей, извини.
– Ладно, лети, – без тени обиды сказал Чирков. – Раз командир двоим не разрешил – что же делать!
ЭСКАДРИЛЬИ ОТКРЫВАЕТ СЧЕТ Стрелка будильника еще не показывала шести часов утра, а Покрышев уже бодро соскочил с постели, подбежал к окну, распахнул его настежь. Ветер ворвался в комнату, туго ударил в грудь.– Ух, и денек наступает!
От ясного солнца, бездонной синевы неба и приятного тепла, которое наконец-то пришло после холодных дней, радостно становилось на душе. Утро обещало отличную погоду, летать сегодня будет одно удовольствие.
На уборку постели, гимнастику, умывание ушло около получаса. Он вышел из комнаты. На улицах стояла тишина. Ее лишь изредка нарушало клацанье лошадиных копыт о мостовую – это в больших фанерных фургонах развозили по булочным только что испеченный хлеб. Его ароматный запах приятно щекотал в носу.
«Подзаправиться бы сейчас», – подумал Покрышев, вдруг почувствовав, как проголодался. Вот уже позади город. Вдаль вела большая извилистая дорога. В этот утренний час она тоже выглядела пустынной. Лишь далеко впереди навстречу двигалась какая-то точка, оставляя за собой большой шлейф пыли. Точка быстро увеличивалась и превратилась в армейский «газик». Поравнявшись с Покрышевым, «газик» резко затормозил. Из него выскочил авиатехник покрышевской эскадрильи. Лицо у него было красное, возбужденное.– Товарищ старший лейтенант! – крикнул он. – Приказано срочно вас разыскать.
– Что случилось?
– Боевая тревога!
На аэродроме он услышал одно короткое слово: война! Война! Они ждали ее, готовились к ней ежедневно и ежечасно, но никто не думал, что она начнется так неожиданно. Летчики изменились на глазах. Как-то сразу посуровели их лица. Каждый знал: то, что вчера было учебой, сегодня будет жестоким боем с сильным, опытным и коварным врагом. …Эскадрилья Покрышева находилась в готовности номер один, когда истребители должны подняться в воздух через несколько секунд после сигнала ракеты. Летчики сидели в кабинах. Несколько раз поступали сообщения, что вражеские бомбардировщики летят к| Пскову. И каждый раз командир эскадрильи посылал на перехват Андрея Чиркова. Но встретиться с бомбардировщиками ему не удавалось. Тогда Покрышев решил подняться в воздух сам. Через полчаса он вернулся. Долго не вылезал из кабины. Около самолета ходил механик, внимательно осматривал машину.– Не встретили фрицев? – осторожно спросил механик, уже догадываясь, что вылет снова оказался напрасным.
Покрышев недовольно посмотрел на него и, хотя всё внутри клокотало, ответил спокойно:
– Не пришлось, дорогой.
Потом, снова взглянув на механика, подумал: «И чего он сияет. Ишь ты, вся физиономия расплылась в улыбке».
– Товарищ старший лейтенант, – уже не в силах скрыть радость сказал механик, – а Чирков-то резанул «хейнкеля»!
– Как резанул? – не понял Покрышев.
– Сбил. Несколько минут назад, вот здесь, над аэродромом!
Услышав об этом, Покрышев мигом выскочил из кабины:– Где Чирков?
– Да вон там, с летчиками…
Чирков, возбужденно и радостно рассказывал, как сбил бомбардировщик. Свое объяснение сопровождал жестикуляцией.
Покрышев бросился к Чиркову:– Андрей! Поздравляю, дружище!
Он крепко обнял и расцеловал своего заместителя.– Ну, рассказывай, как ты его… Давай всё по порядку.
– Как только я увидел ракету, – уже в который раз начал свой рассказ Чирков, – прямо со стоянки пошел в воздух. Смотрю – вдалеке две серебряные точки. Двигаются в сторону Пскова.
– На какой высоте они шли?
– Примерно две тысячи пятьсот – две тысячи шестьсот метров. Я к ним. Набрал высоту три тысячи.
А немцы, заметив меня, стали удирать. Я сверху на них. Бомбардировщики, а это были «хейнкели-111», заметались. Ну я, естественно, устремился за ведущим. Выбрал сектор мертвого пространства, где был недосягаем, подобрался поближе и почти в упор открыл огонь. Мотор вывел из строя, пробил бензобаки. Самолет загорелся… летчики даже выброситься на парашютах не успели.
– С какой дистанции стрелял?
– Пятьдесят метров!
– Молодец, Андрей! Сбил фашистский бомбардировщик по всем правилам.
– Жалко, второго упустил. Удрал, стервец!
– Не огорчайся. Сегодня ушел, завтра – не уйдет!
23 июня Чирков, первый из ленинградских летчиков, сбил вражеский самолет. А через день Андрей поздравлял Покрышева с победой. «Юнкерс-88» пытался подойти к нашему аэродрому. Его своевременно засекли посты воздушного наблюдения. Покрышев взлетел на перехват «юнкерса». Он так стремительно атаковал бомбардировщик, что тот не успел скрыться в облаках. Прошитый пулеметной очередью, стервятник упал в болото недалеко от аэродрома.
В этих первых эпизодических встречах прославились лучшие воздушные бойцы полка Андрей Чирков, Петр Покрышев и Александр Булаев.
Однако время одиночных встреч быстро прошло. В первую же неделю полк принял участие в большом групповом бою. Произошло это в районе города Острова, куда подтягивались наши крупные воинские , соединения. Фашистское командование предприняло попытку нанести массированный удар с воздуха по нашим войскам.
Над Островом группа появилась как раз в тот момент, когда с запада к станции подходили «юнкерсы». Они летели большим черным треугольником. Медлить нельзя было ни минуты, и ведущий, покачав крыльями, дал сигнал: «Атакую, следуйте за мной!»
«Юнкерсы», не долетев до станции, поспешили освободиться от груза и начали разворачиваться. Наши истребители налетели на плывший в небе черный треугольник. Через несколько минут место боя представляло большой крутящийся клубок. В центре его были бомбардировщики, а вокруг них носились наши истребители. Из-за большого желания быстрее сбить «юнкерсы, они спешили, сами же вносили беспорядок, мешали друг другу. На сигналы ведущего никто не обращал внимания. Все были увлечены боем.
Враг умело воспользовался этой неорганизованностью и, маневрируя, ушел на запад, не потеряв ни одного самолета.
На аэродром Покрышев возвратился злой. Обидно было, имея такое преимущество в воздухе, не сбить ни одного самолета. Он успел дать только одну очередь. А другие летчики расстреляли весь свой боекомплект. И без толку…
На общеэскадрильский разбор собирались неохотно. Не было слышно обычных шуток, смеха. Летчики выглядели усталыми, подавленными.
Покрышеву хотелось распечь своих подчиненных за бестолковый бой. Но он сдержался. Сейчас, как никогда, нужно было трезво разобраться, почему же фашистским бомбардировщикам удалось уйти. Нужно всё проанализировать, посоветоваться, поразмыслить над тактикой воздушного боя. Разбор затянулся.
– Сегодняшний бой, – говорил Покрышев, – был похож на известный праздник сабантуй. Кто во что горазд! Много было шума, мало организованности. Смотрите, что получается. Летчик еще не поймал в прицел самолет, а уже нажимает на гашетку и не отпускает ее до конца, пока патроны не кончатся. А результат? Боекомплект весь использован, а враг не сбит.
Потом он говорил о том, что нет лучшей цели для истребителя, чем неприкрытый бомбардировщик, что не следует спешить, нужно прежде всего выбрать удобную позицию для атаки. Летчик во время воздушного боя должен всё время контролировать свои действия, внимательно наблюдать за тем, что происходит вокруг. А уж если открывать огонь, то с короткой дистанции, бить наверняка.
Не раз, делая паузу, Покрышев внимательно смотрел на летчиков. Спрашивал себя: всё ли поняли, усвоят ли они главное – дисциплину боя, без чего не может быть успеха?
Воздушный бой на следующий день показал, что разговор не прошел даром. На этот раз встретились с «хейнкелями». Пока шли на сближение, Покрышев не раз оглядывался назад, он волновался: выдержат ли его летчики эту напряженную борьбу нервов, четко ли будут выполнять команды.
Эскадрилья, разобравшись попарно, точно следовала за ним. Истребители догоняли бомбардировщики. Те ощетинились яркими вспышками – стрелки открыли огонь. Но эскадрилья продолжала преследовать «хейнкели», не открывая огня. И лишь когда они сблизились на короткую дистанцию, Покрышев дал очередь по бензобакам ведущего «хейнкеля». Из бомбардировщика сразу же вырвались клубы черного дыма.
Вслед за Покрышевым очередь дал его ведомый Георгий Медведев. Из строя выпал второй бомбардировщик. Он как-то неуклюже перевалился на правое крыло и начал разваливаться в воздухе.
Оставшиеся «хейнкели» стали беспорядочно сбрасывать бомбы и пошли на снижение, пытаясь уйти от преследования. Но спастись удалось немногим. После боя на земле догорало пять вражеских самолетов.
Покрышев остался доволен действиями своих летчиков в бою. Такой успех радовал.
Храбро дрались в эти дни и летчики других эскадрилий полка. Младшие лейтенанты Степан Здоровцев и Петр Харитонов совершили воздушный таран вражеских бомбардировщиков. Младший лейтенант Михаил Жуков, пойдя на таран, вогнал в Чудское озеро «юнкер с-88».
Здесь, в ленинградском небе, летчики полка одерживали свои первые победы. А с фронтов шли тревожные вести. Танковые дивизии врага теснили наши войска в Прибалтике. Немцы вступили в Минск и Львов, стремительно продвигались на восток. Всё это было странно и непонятно.
– Почему же так получилось? – не раз спрашивали летчики Покрышева. Ведь им всё время говорили: если враг посмеет напасть на нашу страну, то будет разбит на его же территории. На удар поджигателей войны Красная Армия ответит двойным, тройным ударом.
Но вот идут дни, недели. А враг не только не разбит, но продолжает наступать, захватывает новые области Прибалтики, Белоруссии и Украины.
Отвечать на эти вопросы было трудно и горько. * * * Покрышев и Чирков дежурили вместе редко. Как правило, кто-нибудь из них всегда оставался в эскадрилье за старшего. Но на этот раз свободных летчиков не было, и им самим пришлось провести вместе несколько часов в готовности номер один. Чирков уже сел в кабину, а Покрышев еще не успел дойти до своего «Яка», как над аэродромом взлетела; ракета. Мимо с оглушительным свистом пронесся истребитель Чиркова. Покрышев взлетел, когда Чирков набрал высоту и атаковал двух «хейнкелей». Петр видел, что Чирков проводит свой излюбленный маневр – набирает высоту, чтобы ближе подойти к бомбардировщику и в упор ударить по нему. Фашисты явно нервничали, то и дело давали короткие пулеметные очереди, но Андрей упорно и грозно; приближался к стервятникам. И когда расстояние между ними сократилось до пятидесяти метров, Чирков открыл огонь по ведущему. Из правого мотора «хейнкеля» вырвалось пламя, но он успел дать ответную очередь. «Як» взмыл вверх, перевернулся и пошел вниз. Очередь пришлась по кабине. Одна из пуль, попав в прицел, отлетела от него рикошетом и перебила Чиркову переносицу. Кровь хлынула из носа. Вздрогнув от сильной боли, Андрей схватился руками за окровавленное лицо и на несколько секунд выпустил из рук управление. Самолет свалился в штопор. Только у самой земли, собрав все силы, Чирков вывел машину в горизонтальный полет. Но Покрышев тогда ничего этого не знал. Он видел только, как падал «Як». «Сбили Чиркова»,– подумал Петр. Неистовая злоба овладела им. Поймав в прицел второй «хейнкель», он открыл стрельбу из пушки и пулемета. От «хейнкеля» полетели куски дюраля. Бомбардировщик пошел вниз. Покрышев продолжал его преследовать, не прекращая огня. Но странное дело – почему-то молчал немецкий стрелок… И хотя машина продолжала гореть, летчики не торопились вы прыгнуть с парашютами. Уж не имитируют ли фашисты свою гибель, чтобы избавиться от преследования?.. И Покрышев всё нажимал и нажимал на гашетку, пока «хейнкель» не рухнул на землю. Петр не знал, что весь экипаж бомбардировщика был перебит и машину некоторое время удерживал в воздухе автопилот. После посадки Покрышев с ужасом заметил, что горючее на исходе, боеприпасы все использованы, а с перекаленных от непрерывной стрельбы стволов струится сизый дымок. «Нельзя так вести бой, – подумал он. – Совсем над собой контроль потерял». На аэродром в это время сел еще «Як». Вел он себя как-то странно. Щитки не выпустил. Садился неуверенно. Проскочил полосу и на пашне перевернулся. – Чей «Як»? – спросил Покрышев подошедшего Никольского.– Чиркова…
Они побежали к перевернутому самолету. Чирков лежал на земле ничком.– Андрей!-окликнул Покрышев. – Жив?
Чирков поднял голову. Лицо его было залито кровью.– Что с тобой?
– Пустяки, – ответил Чирков.
Подъехала санитарная машина. Чиркова положили на носилки.– Выздоравливай быстрее и возвращайся. Будем ждать, – сказал на прощание другу Покрышев.
Андрей еле заметно кивнул головой. ВРАГ РВЕТСЯ К ЛЕНИНГРАДУ Полк находился в непрерывных боях. Летчики отражали налеты вражеской авиации на аэродромы, прикрывали с воздуха наши отступающие войска и население, уходившее с родных мест на восток. За день каждому летчику приходилось совершать не менее трех боевых вылетов. Однажды Никольский, вернувшись со своим звеном с задания, рассказал, что видел большие колонны противника, которые двигались на Псков.– Доложите начальнику штаба, – приказал Покрышев. А сам потом долго размышлял над сообщением командира звена. Одолевала тревога: вот ведь какая силища движется на Ленинград. Сумеем ли остановить ее, и скоро ли это произойдет? С такими невеселыми мыслями он и уснул. В три часа ночи раздался резкий телефонный звонок. Еще окончательно не проснувшись, Покрышев потянулся за трубкой. Первые же услышанные слова заставили его вскочить с постели: поступил приказ вылететь парой на разведку.
Покрышев позвонил исполняющему обязанности командира полка капитану Ивченко и попросил разрешение на вылет.
– Готовьтесь. Я полечу с вами, – ответил Ивченко.– Вы на «Яке», а я на «И-16».
Вылетели рано утром. По дорогам – сплошной поток вражеских войск. Медленно ползут танки, по обеим сторонам от них едут мотоциклисты. Колонна растянулась на десятки километров. От перекрестка она расползалась по нескольким направлениям. Глядя сверху на бронированную громаду, Покрышев с болью в сердце подумал, каким мощным кулаком фашистское командование приготовилось ударить по Пскову.
Истребители низко прошли над колонной. Немцы огня не открывали. Самолеты повернули обратно. Покрышев повел свой «Як» стороной, а Ивченко почему-то полетел над колонной. «Может быть, командир решил провести штурмовку? Но зачем?» – забеспокоился Покрышев. Ивченко не только летел над колонной, но и начал снижаться. У развилки дорог немцы открыли сильный огонь. Стреляли из пушек, строчили из пулеметов; мотоциклисты, остановившись, вскидывали автоматы и тоже били по самолету. «И-16» загорелся. Из истребителя вывалился комочек, над ним раскрылся купол. Парашютиста медленно понесло к востоку. Покрышев облегченно вздохнул: там недалеко территория, занятая нашими войсками. Но вдруг порывистый ветер начал относить маленькую точку на запад. Ивченко стал опускаться в самую гущу вражеских войск. «Эх, Григорий, Григорий! – с отчаянием подумал Покрышев. – Погубила тебя твоя излишняя самоуверенность. А война не терпит ее и жестоко за это отплачивает…» * * * Для полка наступили дни кочевой жизни. Не успевали обжиться на одном аэродроме, как поступал приказ перелетать на другой. Приходилось перебазироваться ближе к Ленинграду. Положение было трудное. Оборвалась связь с командованием дивизии. Вылетевший несколько дней назад в Ленинград для получения указаний командир полка Афромеев не возвращался. Его заместитель Ивченко погиб. Командование полком временно принял капитан Павлов. В эти дни эскадрилья Покрышева понесла первую потерю. Погиб Борис Долгов. Погиб по-глупому. Поднявшись в воздух на тренировочном самолете «УТ-1», он не пошел на бреющем полете, а набрал высоту. Его успокоило, что вокруг не было ни одного самолета. Но небо оказалось обманчивым. Там, на высоте, тихоходный «УТ-1» стал легкой добычей «мессершмиттов». Аэродромы подвергались систематическим налетам бомбардировщиков. Гитлеровцы следили за передвижением полка и стремились не давать ему ни часу покоя. После очередного перелета летчики, воспользовавшись временным затишьем, собрались группами под тенью деревьев, чтобы отдохнуть, обменяться новостями. Авиатехники занимались ремонтом поврежденных машин, вооруженцы хлопотали у кабин, заряжая пушки и пулеметы. Истребители заправлялись горючим. В этот момент и появились над аэродромом вражеские бомбардировщики под прикрытием «мессершмиттов». Только один дежурный истребитель Николай Тотмин мог подняться в воздух. И он, ни минуты не раздумывая, вступил в бой с десятью вражескими самолетами, врезался в самую гущу. «Юнкерсы» бросились врассыпную. «Мессершмитты» же попытались выбить упрямца из их строя. Но заградительная очередь охладила пыл врагов. Тогда «мессершмитты» стали разворачиваться для новой атаки. А «И-16» продолжал бить по «юнкерсам». Неравная схватка одного советского летчика с группой вражеских самолетов происходила над самым .аэродромом, на виду у всего полка.– Смотрите, смотрите, нервишки у немцев не выдержали. Испугались! – услышал Покрышев рядом с собой восхищенный голос.
Бомбардировщики, беспорядочно побросав груз, повернули обратно. А Тотмин продолжал бой с двумя «мессершмиттами».
– Николай, смотри – «мессер» заходит сверху! – кричали с земли Тотмину, как будто он мог что-нибудь услышать.
Наступил самый драматический момент боя – вражеский истребитель получил преимущество в высоте. А каждый из наблюдавших хорошо знал, что это значит.
Неожиданно задрав нос своего «И-16», Тотмин повел его навстречу врагу. Расстояние быстро сокращалось. В последний момент фашист отвернул в сторону, но Тотмин, дав крен, правым крылом ударил по левому крылу «мессершмитта». Вражеский самолет камнем пошел вниз.
По аэродрому пронесся гул одобрения. Летчики бурно приветствовали своего товарища, который, израсходовав в бою все патроны, повторил подвиг однополчан Здоровцева и Харитонова.
Машина Тотмина была повреждена. Он выбросился с парашютом, который раскрылся в нескольких десятках метров от земли. К нему подбежали друзья. Они обнимали его, поздравляли с победой.
В полку только и было разговоров о таране над аэродромом. Друзья радовались успеху товарища, восхищались его мужеством.
Этот невысокий, крепко сбитый сибиряк был приметной фигурой. Всех поражало его железное здоровье, необыкновенная выносливость, закалка. Двадцатидвухлетний комсомолец имел веселый, жизнерадостный характер. Может быть, от избытка энергии он и любил иногда поозорничать, и поэтому в полку его считали недисциплинированным. Но теперь к нему пришла другая слава – добрая, слава мужественного и бесстрашного защитника Родины.
К вечеру полк перелетел, уже в который раз за эти дни, на другой аэродром. Командиры эскадрилий собрались на совет: что же делать дальше?
– Надо прежде всего накормить людей, – сказал Булаев. – Ребята голодны, а с пустым брюхом летчик не летчик. Но как это осуществить?
Договорились, что Покрышев разыщет кого-нибудь из начальства и позаботится об ужине.
Петр направился к небольшому зданию, где разместился КП. В одной из комнат, на стуле, сидел генерал.
– Разрешите, товарищ генерал, – Покрышев щелкнул каблуками. – Где можно найти старшего по гарнизону?
– Я буду за старшего. – Генерал поднял воспаленные от бессонницы глаза.
Покрышев доложил о прибытии полка.– Знаю, – прервал его генерал. – Что вы хотите?
– Людей надо бы накормить.
– Столовая закрыта, вряд ли что можно сделать.
Генерал встал, подошел к окну и стал смотреть на летное поле.– Что у вас еще?
– Куда можно направить людей на отдых?
– В казарму. Я уже дал команду принести туда сено.
Последние слова он сказал таким тоном, что стало ясно: разговор этот генералу начинает надоедать.
Покрышев вышел с КП. Что сказать ребятам, голодным и усталым после напряженного дня? Как объяснить, что сейчас их невозможно накормить?
Вечерние сумерки опускались над аэродромом. Теплый, ласковый ветер доносил из города звуки танцевальной музыки. Где-то веселились люди, как будто их не коснулось суровое дыхание войны.
Летчиков у стоянок не было. Покрышева ожидал один Булаев. Петр рассказал о встрече с генералом.
– Ты понимаешь, Саша, – горячился он. – Люди двое суток были в беспрерывных боях. Прилетели усталые, голодные. А здесь, видите ли, столовая закрыта! Открыть нельзя. Будто мы возвратились не из боя, а с гулянки…
– Да ты не кипятись, Петро! – успокаивал его Булаев. – Генералу сейчас тоже несладко. У него своих забот хватает. Бог с ним! А мы лучше в гарнизон пойдем, там в столовой для нас готовится отменный ужин. И без генерала договорились.
Поздней ночью летчики пришли в казарму и тут же уснули крепким сном. А через два часа их разбудил адъютант генерала и передал приказ – отдыхать у самолетов. Досыпали летчики под открытым небом, раскинув плащи на не высохшей от утренней росы траве. Покрышев обошел стоянки и, убедившись, что все на месте, вернулся к своему истребителю. Адъютант Ковешников уже хлопотал по хозяйству, тащил к стоянке телефон. Спать не хотелось, и Покрышев решил побриться. Вынул из походного чемоданчика бритвенные принадлежности, поставил перед собой карманное зеркальце и уже собрался развести мыло, как услышал отдаленный гул самолетов. За дни войны летчики по шуму моторов научились не только отличать чужие самолеты от своих, но и узнавать их типы. Покрышев отложил в сторону помазок, весь превратился в слух: да, это летят вражеские бомбардировщики… Он бросился к телефону, сообщил генералу о приближающейся опасности и попросил разрешения взлететь.– Какие там вражеские бомбардировщики? – послышался в ответ недовольный, грубый голос. – Пуганые вы вороны… Не можете узнать своих. Это же наши бомбардировщики возвращаются с задания! Сидите и смотрите!
А на горизонте уже появились самолеты. По их характерному силуэту можно было безошибочно определить: летят «юнкерсы». Не медля ни секунды, Покрышев быстро вскочил в кабину своего истребителя, взлетел и стал набирать высоту. Оглянувшись назад, он увидел, как одна девятка «юнкерсов» пошла на аэродром, другая – на городок. Бомбардировщики шли низко, безнаказанно сбрасывая бомбы. Мощные взрывы потрясли землю. Яркими факелами запылали машины. Разбрызгивая фейерверком горючее, рвались бензобаки. Вокруг стоял невообразимый грохот.
Сделав один заход, «юнкерсы» скрылись. Они нанесли большой ущерб – десять наших истребителей догорали на земле.
Когда Покрышев вернулся, над аэродромом висел «хейнкель-111» и фотографировал результаты налета.
– Ну гад! – с ненавистью произнес Покрышев. – Сейчас мы с тобой рассчитаемся…
После двух пушечно-пулеметных очередей «хейнкель» упал на аэродром, в расположение эскадрильи Булаева.
Через несколько часов прилетела комиссия, чтобы выяснить, почему немецкие бомбардировщики смогли нанести такой большой ущерб. Говорили, что генерал за беспечность наказан. Но Покрышева и его друзей уже там не было: они перелетели на другой аэродром.
* * * Среди отличившихся в июльских боях был покрышевский воспитанник Леонид Авершин. В свое время, этот неуклюжий с виду, громадного роста детина доставлял немало хлопот. На службе он был тихий и даже робкий. Но в увольнении с ним обязательно случалась какая-нибудь история: то выпьет лишнее и устроит скандал, то при встрече старшему нагрубит, то в драку ввяжется. Не раз Покрышева вызывали для объяснений к начальству и, что называется, снимали стружку за Авершина. После таких разговоров Покрышев возвращался злой и «беседовал» с Авершиным. Но тот сразу обезоруживал его своей откровенностью. Он не изворачивался, не скрывал своих поступков, а рассказывал все чистосердечно, без утайки: «Да, было, да, виноват, даю слово исправиться». «До каких же пор это будет продолжаться?» – возмущался Покрышев. Авершин заверял командира, что провинился в последний раз и просил ему поверить. За нарушение дисциплины он уже имел два выговора. Но как летчик Авершин был одним из лучших в эскадрилье и в числе первых успешно освоил «Як-1». Неизвестно, как сложилась бы дальше судьба Авершина, если бы не война. Он сразу как-то подтянулся, сделался дисциплинированнее. В первых же воздушных сражениях Авершин проявил себя незаурядным бойцом. Но повоевать ему пришлось недолго: в боях под Кингисеппом был подбит и потерял машину. Летчика осколком снаряда ранило в голову. Самолетов не хватало, и Авершин вынужден был сидеть без дела. После очередного перебазирования к Покрышеву пришел инженер и доложил, что на аэродроме в районе Луги сел на вынужденную посадку «ЯК-1», ранен летчик. Самолет исправный, но перегнать его некому. Придется сжечь машину. А жалко. Покрышев несколько секунд что-то обдумывал, а потом вызвал Авершина. Летчик явился быстро. Голова его была забинтована. Недавнее осколочное ранение давало себя знать. – Как себя чувствуете? – поинтересовался Покрышев.– Хорошо.
– А рана?
– Заживает.
– Летать можете?
У Авершина заблестели глаза. Вынужденное бездействие было для него самым большим наказанием.
– Могу, товарищ командир!
– Тогда слушайте. – Покрышев рассказал об оставленном «Яке».
– Перегоните – будете на нем летать. Только учтите, Луга занята немцами. В любой момент они могут оказаться и на том аэродроме.
– Перегоню. Места мне знакомые. Всё будет в порядке, товарищ командир! – Авершин не скрывал своей радости.
Покрышев вызвал машину, дал летчику в провожатые мотористов.– Ждем вас на новом аэродроме, – сказал он на прощание.
Вечером Покрышев возвращался со своей четверкой с задания. На Ленинградском фронте только что появились новые пикирующие бомбардировщики «Пе-2», истребители прикрывали их боевые действия. На землю опускалась дымка. Темнело. Покрышев сел первым. За ним Чирков. Подсвечивая себе фарами, летчики заруливали на стоянки, выключали моторы, вылезали из кабин.
Неожиданно мимо промчался самолет. Покрышев кинул взгляд на стоянку. Все пять его машин были уже на месте.– Неужели притащили за собой «мессершмитта»
– Пошел по кругу, – не спуская глаз с самолета сообщил стоявший рядом Чирков. – Давай подсветим ему фарами. Видимо, наш заблудился.
На свой страх и риск включили фары. Через несколько минут самолет подрулил на стоянку. Каково же было удивление, когда из кабины вылез Авершин и доложил о выполнении задания. Но еще больше удивились летчики, узнав, что в «Яке», на котором прилетел Авершин, отсутствовали многие приборы.– Как же ты без компаса шпарил? – спросил Покрышев.
– Места знакомые. От Луги летел вдоль железной дороги.
– А как без тахометра обошелся? – Все знали, как трудно летать без этого прибора, определяющего число оборотов мотора.
– Взлетел на полном газу. Потом чуть прибрал его, и так шел, определяя обороты на слух.
– Вы смотрите! – удивился залезший в кабину техник.– И прибора давления нет!
– Пришлось лететь с выпущенными шасси, – скромно заметил Авершин. – В общем, интуиция помогла выйти из тяжелого положения.
Вернувшиеся на следующий день мотористы дополнили картину этого удивительного полета. Они рассказали, что, приехав на аэродром, застали на опушке леса техника. Он снимал приборы с «Яка» и готовился поджечь машину.
Установить приборы уже не было времени. Наступал вечер. К тому же с минуты на минуту могли появиться немцы. Вдали отчетливо слышался приглушенный гул танков и тарахтение мотоциклов.
Другой бы летчик не отважился подняться в воздух на полуразобранной машине, а Авершин взлетел и в наступающей темноте точно вывел «Як» на незнакомый аэродром.
8 июля радио передало сообщение, которое взволновало всех. Трем летчикам полка – младшим лейтенантам Степану Здоровцеву, Михаилу Жукову и Петру Харитонову – было присвоено звание Героя Советского Союза.
В конце боевого дня состоялся митинг. Поздравляли героев. От их имени выступил Степан Здоровцев.
– В эти лучшие минуты моей жизни, – сказал он, – когда Родина удостоила меня высшей награды, мне хочется сказать: клянусь тебе, мой любимый народ, моя дорогая партия и наше родное Советское правительство, то, что я сделал, это только начало. Я буду беспощадно драться с врагами до полного их уничтожения, не щадя ни сил, ни крови, ни жизни своей.
Каждый, кто слушал героя, не знал, что слышит и видит его в последний раз: на другой день Степан вылетел на разведку и не вернулся.
В полк зачастили корреспонденты. В центральных и ленинградских газетах появились портреты первых Героев Советского Союза Великой Отечественной войны, очерки об их боевых подвигах.
Корреспонденты работали на совесть. В газетах публиковались материалы не только о героях, но и их однополчанах. В «Красной звезде» появился снимок: Покрышев поздравляет Тотмина с воздушным тараном. В «Известиях» была опубликована фотография Покрышева с Тотминым и отличившимся в боях лейтенантом Виктором Иозицей. Со страниц «Комсомольской правды» на читателя смотрели два улыбающихся летчика – два боевых друга из покрышевской эскадрильи Андрей Чирков и Владимир Никольский.
Корреспондентов на аэродроме можно было встретить каждый день. Как-то в перерыве между боями к Покрышеву на стоянке подошел комиссар эскадрильи Василий Смирнов с незнакомым майором.
– Корреспондент центральной газеты, – представил его Смирнов. – Хочет побеседовать с нами.
– Рассказывать особенно не о чем, – ответил Покрышев.
– Вы, Петр Афанасьевич, расскажите, как немца усами сбили, – подсказал Смирнов.
– Усами? – удивился корреспондент. – Как усами? Это интересно.
Покрышев усмехнулся. Усы он отпустил в начале войны. Несколько раз собирался сбрить их, но получалось так: когда садился бриться, раздавалась команда на вылет. Потом он махнул рукой: раз оставил, пусть растут.
Вот эти усы и были объектом шуток. Особенно усердствовал Булаев. Всегда сдержанный, не любивший много говорить, он проявлял тут исключительную ; активность и больше всех подсмеивался над своим другом.
А здесь еще этот случай с «мессершмиттом». Покрышев со своим ведомым Г. Медведевым возвращался с задания. На пути встретили тройку «Мигов». Как принято, поприветствовали друг друга, покачав плоскостями, и разошлись. И тут за «Мигами» уцепились неизвестно откуда появившиеся два «ME-109». Надо выручать товарищей! Покрышев развернулся, стремительно ударил по идущему сзади ведомому и сразу сбил его. А Медведев подошел к ведущему и… не стрелял. Оказалось, он забыл перезарядить пулемет.– Я этого не знал, – рассказывал Покрышев.-Меня такое зло взяло на моего ведомого! Медведев – впереди, а мне до «мессера» метров шестьсот – восемьсот. Я дал сигнал – убирайся в сторону! И пошел на сближение. Достал «сто девятого». Смотрю. А в кабине такая рыжая морда сидит! Немец от испуга дал ле вый крен и на меня смотрит. И я на него смотрю. Ну он – как загипнотизированный… от меня глаз отвести не мог. Вернее, от моих усов. Всё шел со снижением, пока не врезался в землю. Рассказ корреспонденту понравился. Он заразительно смеялся.
– Вот это тема для очерка, – вздрагивая от смеха, говорил он. – Я напишу его и назову так: «Усы старшего лейтенанта Покрышева».
Покрышев за эти дни осунулся, похудел. Ввалившиеся щеки резче подчеркивали усталость. Давали себя знать постоянное напряжение, недосыпание, тревоги и заботы о судьбе эскадрильи. И только глаза, живые и проницательные, говорили о том, что боевые испытания не согнули волевого командира, что он по-прежнему бодр и полон энергии.
Ранним утром 20 июля Покрышева встретил парторг полка Орлов.– Сегодня собираем партбюро. Будем обсуждать заявления ваше и Чиркова о приеме в партию, – сообщил он. – День напряженный, много боевых вылетов. Проведем заседание вечером. Предупредите Чиркова.
День действительно выдался напряженный. По четыре – пять раз летчики поднимали в воздух свои истребители, провели несколько боев.
Вечером на КП, где собралось партбюро, Покрышев пришел усталый, но радостный. В групповом бою он сбил два «мессершмитта». Приятно было идти на прием с такой рекомендацией.
Его пригласили войти. Орлов зачитал анкету.– Будут ли вопросы? – ознакомив присутствующих с документами, спросил он.
– Покрышева знаем, – сказал Смирнов. – Хороший командир эскадрильи. И воюет неплохо. Сбил пять самолетов лично и один в группе. К ним сегодня еще два «мессершмитта» добавил. Достоин быть членом партии.
– Боец хороший, – подтвердил Журавлев. – Только вот плохо выглядит. Видно, устал. Надо дать ему кратковременный отпуск.
– Я очень бодро себя чувствую. И в отпуск не пойду,– решительно заявил Покрышев. – В такое время!
– Вот именно, поэтому и надо отдохнуть, – заметил Журавлев. – Впереди предстоят очень тяжелые испытания. Считайте, что решение состоялось и не будем обсуждать приказ.
– Вопросов больше нет? – спросил Орлов. – Имеется одно предложение: принять. Нет возражений? Нет.
Тогда так и запишем: «Постановили единогласно Покрышева Петра Афанасьевича, кандидата в члены ВКП(б) с 1939 года, принять в члены партии, как храброго защитника социалистического отечества». Поздравляем вас, Петр Афанасьевич! Уверены, что будете высоко нести звание коммуниста.
На том же заседании бюро в члены партии приняли и Андрея Чиркова. Журавлев сделал так, как сказал. Через несколько дней Покрышева отправили на «курорт», – так летчики называли авиационный санаторий в городе Пушкине. Первые дни Покрышев отсыпался после бессонных | ночей. А на четвертые сутки начал тяготиться отдыхом. I Поэтому, когда к нему приехал Чирков, он забросал' его вопросами: «Что нового в полку? Как идут дела?»– Дела идут, – неопределенно отвечал Чирков. –
Правда, сейчас наступило некоторое затишье. Полк сбивает в сутки не больше одного-двух самолетов. Видимо, это затишье перед бурей. Так что набирайся сил.
– А как в эскадрилье? Всё нормально?
Чирков замялся. – Что молчишь? – встревожился Покрышев. – Рассказывай!– С Медведевым неприятность получилась.
– С каким? – переспросил Покрышев, потому что в эскадрилье было два Медведева.
– Со Степаном. На разведку вылетел. Только с аэродрома поднялся – сдал мотор. Самолет загорелся, упал и разбился. Медведев получил сильные ожоги. Вчера в госпитале умер.
На второй день после выхода из краткосрочного отпуска Покрышева ожидала новая неприятность. Владимир Никольский проверял самолет после ремонта. При заходе на посадку не выпускалась правая нога шасси. Летчик решил выдернуть ее с помощью пилотажа. Но самолет потерял скорость и упал. Никольский погиб.
За месяц эскадрилья Покрышева потеряла трех летчиков.
ТРУДНЫЙ АВГУСТ Фронт приближался к Ленинграду. После кратковременного затишья командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал фон Лееб отдал приказ о новом наступлении. Многочисленные, хорошо вооруженные немецкие дивизии, тысячи танков и самолетов были брошены против защитников Ленинграда. На дальних подступах к городу снова разгорелись ожесточенные кровопролитные бои. Летчикам полка приходилось за день совершать по нескольку вылетов. В одном из воздушных боев чуть не погиб Александр Булаев. Четверка «Яков», которую он вел, встретилась с большой группой вражеских истребителей. Советские летчики сбили четыре самолета. Но немцам удалось подбить ведущего. Булаев выбросился с парашютом. Александр считался опытным бойцом, и то, что его сбили, стало событием в полку.– Как же это произошло?– допытывался потом Покрышев у Булаева, стремясь до мельчайших деталей выяснить картину воздушного сражения.
Александр лишь недоуменно пожимал плечами:– Сам не знаю. Схватился с ведущим. Хотел добиться преимущества в высоте. Иду вверх свечой, и он тоже. Предпринимаю новую попытку – и опять безрезультатно. Никак не одолеть его в вертикальном маневре. А ведь наши «Яки» на вертикалях превосходят «сто девятые». Какие-то новые машины появились у немцев.
Они сидели около покрышевского истребителя, тщательно замаскированного густыми ветвями деревьев. На аэродроме стояла относительная тишина. Выдались те редкие минуты, когда весь полк отдыхал от боев.– Но это еще не всё, – продолжал Булаев. – Приземлился я на ржаное поле, а вскоре неподалеку совершил вынужденную посадку на поврежденном истребителе и мой противник. Схватились за пистолеты. Так мы с ним и перестреливались, пока не подоспели на по мощь наши пехотинцы.
Через несколько часов Покрышев, Булаев и еще несколько командиров выехали из полка к месту вынужденной посадки немца. Летчики долго осматривали вражеский истребитель. Это был уже знакомый им «мес-сершмитт-109», но несколько измененный, усовершенствованный.
А на другой день стали известны показания, которые дал на допросе подбитый Булаевым обер-лейтенант. Оказалось, он – летчик эскадры Рихтгофена, сформированной из опытных воздушных асов. Всего несколько дней назад они получили на берлинском заводе модернизированные истребители «Mе– 109» и по личному указанию Гитлера прибыли под Ленинград для борьбы с «Яками».
Комиссар полка, сообщив летчикам о показаниях немца, добавил, что Рихтгофен – ас первой воины. В его эскадру попадают только опытные летчики. Это – фашистская элита, немецкие воздушные «СС». В свое время в этой эскадре служил сам Геринг. Группа Рихтгофена прославилась кровавыми делами еще в Испании, когда помогала устанавливать франкистский режим. Сейчас асов Рихтгофена бросают на самые ответственные участки советско-германского фронта.
– Теперь на вас смотрит не только вся страна, но и вся Европа, – закончил свой рассказ комиссар.– Сумеете ли вы одолеть в бою хваленых германских асов?
Первым из эскадрильи Покрышева с немецкими асами Рихтгофена встретился Андрей Чирков, который вместе с Николаем Шиошвили и Давидом Джабидзе прикрывал атаку скоростных бомбардировщиков на колонну фашистских танков в районе озера Самро. Чирковской тройке пришлось нелегко. Уже в первые минуты воздушного сражения «эфам», как называли новые «мессершмитты», удалось подбить самолет Шиошвили. Он вышел из боя и еле-еле дотянул до своего аэродрома. Покрышев забросал Шиошвили вопросами. Но тот рассказал очень немного. Чирков, заметив вражеские истребители, подал нашим бомбардировщикам команду уходить, а сам пошел в атаку и с первой же очереди подбил ведущего группы.
Время шло. По расчетам, у истребителей Чиркова и Джабидзе уже давно кончилось горючее. Но они всё не возвращались. Покрышев не находил себе места. Он бродил по аэродрому, то и дело посматривая в сторону, откуда должны были появиться летчики.
«Что могло случиться?» – терялся он в догадках. Только к вечеру Покрышев узнал, что самолет Джабидзе сбили, а сам летчик был ранен – пуля пробила ему лопатку. Джабидзе находился в госпитале. А о Чиркове ничего е было известно. Пришло лишь подтверждение., что Чирков действительно подбил ведущего и немец совершил вынужденную посадку. На другой день Покрышеву сообщили, что сбиты Чирковым обер-лейтенант взят в плен и допрошен штабе.– Летчик, который сбил меня, какой-то сумасшедший, – недоуменно пожимал плечами немец. – Он пошел в атаку на целую группу, притом на асов Рихтгофена. Такие действия не предусматривает ни одна инструкция, ни одно наставление. За свою дерзость русский поплатился. Его сбили. Его не могли не сбить.
Шли дни, а Чирков не возвращался. «Может быть Андрей действительно погиб», – думал Покрышев. Го речь утраты и гнев переполняли его. Поднимаясь в воз дух, он ни о чем больше не думал, кроме как о мести И когда однажды, возвращаясь с задания, Покрышев обнаружил над Гатчиной группу «мессершмиттов» штурмующих железнодорожные эшелоны, он с таким остервенением набросился на них, что в первые же ми нуты боя сбил немецкий истребитель с ненавистной паучьей свастикой.
Потом на землю рухнул второй «Mе– 109».– За Чиркова! – повторял Покрышев всякий раз когда нажимал на гашетку.
Оставшиеся вражеские самолеты позорно удрали очистив небо над станцией.Новый командир полка, назначенный только два дня назад, Герой Советского Союза капитан Владимир Матвеев выслушал доклад Покрышева и сообщил: подтверждение того, что сбиты самолеты, уже получено.
– Вы, старший лейтенант, «двоечник»! – весело заметил он. – Если сбиваете, то обязательно два самолета. На одном не останавливаетесь.
Матвееву, видимо, уже рассказали о победах Покрышева. Свой боевой счет Покрышев открыл на четвертый день войны, а на восьмой сбил сразу двух стервятников. Потом, 3 июля, сразил два «юнкерса». А в день, когда вступал в партию, 20 июля, сбил еще два «МЕ-110». И вот теперь новая пара…
Выслушав поздравление, Покрышев задал вопрос, который всё это время не оставлял его:
– Есть ли сведения о Чиркове?
Командир полкf нахмурил лоб:– Пока никаких.
Опять Покрышевым овладели тревожные думы. Каждый раз, возвращаясь с задания, лелеял он надежду узнать что-нибудь о друге. И всякий раз его ожидало разочарование. Вот и теперь об Андрее ничего неизвестно.
Чирков появился на аэродроме через неделю: небритый, с осунувшимся, измученным лицом, в старенькой гимнастерке с чужого плеча. Он рассказал, что был ранен. На подбитом самолете сумел выйти из боя и посадить истребитель на небольшое поле около маленькой деревушки. С трудом дополз до дороги. Там его подобрали проезжавшие на машине пехотинцы и доставили в госпиталь, где он и пробыл неделю.
– Ранение серьезное? – поинтересовался Покрышев.
– Да нет, пустяки.
– А обмундирование где раздобыл? – Покрышев кивнул на выцветшую гимнастерку, которая неуклюже сидела на могучем чирковском теле.
– В госпитале. Выбирать не было времени.
– Значит, дезертировал из госпиталя?
– Не дезертировал, товарищ командир, а убежал. Здесь скорее поправлюсь. Родной полк для меня – как бальзам для ран.
«Что делать с этим упрямцем!– подумал Покрышев. – Обратно в госпиталь его всё равно не спровадишь!»
И тут же поймал себя на мысли: на месте Чиркова он поступил бы так же.– Ну, оставайся. Только учти: пока окончательно не поправишься – летать не разрешу. Отдыхай, а я пойду доложу о тебе.
Матвеев был чем-то взволнован. Он нервно ходил по комнате. Начальник штаба, силя за столом, быстро писал.
Покрышев вошел и доложил о Чиркове.– Летчики сейчас нам очень нужны. Пусть остается,– согласился Матвеев. – А с Евтиховым, – продолжал он прерванный разговор с начальником штаба, – нужно решать только так: под суд военного трибунала. Подлец и трус, опозорил полк!
О поступке Евтихова знал уже весь полк. Вчера вместе с Шиошвили и Маркиным он вылетел на задание – прикрывать участок железной дороги Гатчина – Кингисепп. Погода стояла неважная, видимость была плохая. Стремясь выйти из облаков, Евтихов снизился до такой малой высоты, что врезался в лес и увлек за собой ведомых. Евтихов дезертировал, боясь ответственности.
– Это пятно лежит на вашей эскадрилье, – обратился Матвеев к Покрышеву. Голос его звучал сурово.
– Из-за разгильдяйства, недисциплинированности и неорганизованности мы теряем людей и самолеты, когда сейчас каждый человек, каждая машина на вес золота.
«И надо же, чтобы этого капитана-штрафника направили из другой части именно в нашу эскадрилью, – подумал Покрышев. – Говорили – на исправление. Дали звено. Следовало всё время держать его под контролем». Ну что ж… Покрышев – командир эскадрильи и несет ответственность за каждого летчика. Это ЧП – хороший урок.
Евтихова вскоре поймали и привезли на аэродром. В тот день на летном поле собрали и выстроили весь | полк. Люди застыли в строю. А перед строем стоял какой-то другой Евтихов, чужой и жалкий. Грязный, небритый, в гимнастерке без ремня, он тупо глядел перед Собой в землю, боясь поднять голову и посмотреть на людей, как будто их взгляды могли обжечь его. Ласково грело солнце, ветер перебирал невысокую траву, теплом дышал в лицо. С северо-запада доносился приглушенный гул отдаленной артиллерийской канонады. Перед строем зачитали приговор суда Военного трибунала. Заключительные слова: «…приговорить к расстрелу» – прозвучали в тишине по-особому сурово. * * * Обстановка на фронтах становилась всё напряженнее. Каждую неделю в сводках Советского Информбюро сообщалось об оставленных городах на Украине, в Белоруссии и Прибалтике, появлялись новые направления, на которых развертывались бои. Танковые и мотомеханизированные колонны немецких войск охватывали Ленинград полукольцом.Летчики полка в эти напряженные дни прикрывали с воздуха железные дороги, по которым передвигались наши войска, сопровождали на задание бомбардировщики, вели разведку. За первые два месяца на счету полка числилось более шестидесяти сбитых стервятников. Слава об однополчанах Покрышева Степане Здоровцеве, Петре Харитонове, Михаиле Жукове, Николае Тотмине, Андрее Чиркове, Александре Булаеве, Сергее Литаврине разнеслась по Ленинградскому фронту и по всей стране. Но победы доставались дорогой ценой. Полк нес большие потери. В одном из боев эскадрилья Покрышева потеряла сразу два самолета. Летчики спаслись – выпрыгнули с парашютами. Когда Покрышев расспрашивал, как всё случилось, ни один ничего толком объяснить не мог. Рассказ получался сбивчивый и неполный: летели в группе, увидели четверку «мессершмиттов», атаковали их.– Как вели себя «мессершмитты»? – допытывался Покрышев.
– Сначала бой приняли. Потом стали уходить.
– Вы видели, когда немцы открыли огонь?
– Не заметили.
– Не заметили… – уже раздраженным тоном повторил слова летчиков Покрышев. – Больше рты раскрывайте… Тоже мне, истребители…
…На следующий день он вылетел четверкой на «свободную охоту». Уже через несколько минут после взлета Покрышев увидел «мессершмитты». Разделившись на пары, они летели в сторону Ленинграда.
Покрышев решил атаковать врага. Немцы приняли бой. Группы сблизились, встретив друг друга сильным пушечно-пулеметным огнем. Но уже во вторую атаку «мессеры» не пошли: развернулись и стали уходить.
Броситься вдогонку, настичь их и выпустить заключительную очередь, которая свалит машины на землю,– такое желание появилось у Покрышева. Но он тут же подумал: «Почему немецкие летчики так поспешно выходят из боя, ведь особой опасности им не грозит?»
Взглянув вверх, он понял всё. Из-за облаков вывалилась новая пара «мессершмиттов». Так вот оно что! Нехитрая тактическая ловушка. Расчет простой. Основная группа принимает бой, а потом демонстрирует бегство. А в это время скрывающиеся где-то в облаках «мессершмитты» ждут момента, когда неосмотрительный противник клюнет на приманку и бросится догонять «спасающиеся бегством» истребители. Неожиданная стремительная атака сверху – и «мессеры» в упор расстреливают самолеты…
Покрышев бросился наперерез немцам, дал длинную очередь. Огненная струя преградила дорогу вражеским истребителям. Они поспешили скрыться в облаках…
– Гитлеровские летчики всё чаще предпочитают нападать из-за угла, строят всякого рода воздушные ловушки,– говорил Покрышев, разбирая проведенный бой. – Необходимо повысить бдительность во время полетов и особенно в бою. Постоянно следите за воздухом. Побеждает тот, кто первым заметит противника, первым разгадает его маневр, первым нанесет удар.
С каждой неделей фронт все приближался к городу Ленина. С тяжелыми боями наши войска отступали. 21 августа было опубликовано обращение ко всем трудящимся города. Его напечатали все ленинградские газеты, отдельными листовками оно было расклеено по Ленинграду.
«Над нашим родным и любимым городом, – говорилось в обращении, – нависла непосредственная угроза нападения немецко-фашистских войск…»
В тот же день, когда в газетах появилось обращение, в полку прошли митинги. В покрышевской эскадрилье текст обращения зачитал парторг полка Н. И. Орлов. Потом выступал комиссар эскадрильи штурман В. Т. Смирнов, летчики, техники. Выступал и П. А. Покрышев. Все они говорили о своем непреклонном стремлении защищать Ленинград до последней капли крови. Как клятва звучали заключительные слова выступлений: «Смерть немецким захватчикам!»
Эскадрилья приняла резолюцию. Она состояла всего из нескольких слов: «Бить врага еще крепче!»
Но воевать у стен Ленинграда долго не пришлось. Через три дня полк, понесший в непрерывных боях тяжелые потери, был отправлен на переформирование. Небольшая группа во главе с Покрышевым летела на своих самолетах. Остальным предстоял длинный и трудный путь на автомашинах.
…На поле сиротливо стояло несколько «И-16» и «Яков». Это было всё, что осталось от полка. Готовых к полету летчиков пришли проводить друзья однополчане.
Наступили минуты прощания. Покрышев подошел к Чиркову. Легонько похлопал его по плечу:– Ну, Андрюша, до встречи за Ладогой.
Они крепко обнялись. Потом Покрышев попрощался со всеми, кто пришел их проводить, направился к машине. Через несколько минут группа взлетела и взяла курс на восток. НАД «ДОРОГОЙ ЖИЗНИ» В конце августа полк прибыл на новое место. Немецкие войска к тому времени уже перерезали все дороги, ведущие к Ленинграду. Из образовавшегося кольца удалось выбраться с большим трудом. Переправлялись через .Ладожское озеро на баржах. Несколько раз подвергались ожесточенным налетам вражеской авиации. Во время бомбардировок погибло почти всё полковое имущество, документы. К счастью, потерь среди личного состава не было. На отдых дали около недели. А потом началось переформирование. Здесь и разошлись пути-дороги однополчан. Покрышев получил назначение командиром эскадрильи в 154-й истребительный авиационный полк, вместе с ним оказались его боевой заместитель Андрей Чирков и еще несколько человек. Больше половины состава направили в другое подразделение. И только незначительная часть летчиков, воевавших на «И-16», осталась в родном полку. Каждый день радио сообщало нерадостные вести с фронтов Отечественной войны. От этих сообщений тревожно и беспокойно становилось на сердце. Враг вступил в Подмосковье, рвался к столице нашей Родины. На севере его отборные части стремились овладеть Тихвином и создать вокруг Ленинграда второе кольцо блокады. На юге фронт придвинулся к Кубани. 16 октября радио передало сообщение: после тяжелых боев советские войска оставили Одессу… Он помнил Одессу 1934 года, когда приехал туда двадцатилетним пареньком. В руках – простенький фанерный чемоданчик с немудреными пожитками: кружка, ложка, зубная щетка, пара белья… всё, как рекомендовала повестка. В кармане старой потертой спецовки – свидетельство об окончании летных курсов Харьковского аэроклуба и направление в школу военных пилотов. Много приятных воспоминаний связано с этим городом. В свободные от учебы часы он бродил по одесским бульварам и набережным, у знаменитой лестницы назначал свидания… Здесь, в Одессе, началась его летная биография. Здесь же выдержал он первый экзамен на мужество. Случилось это перед самыми экзаменационными полетами. Накануне, стоя в наряде, он сильно перегрелся на солнце и утром, соскочив с постели, неожиданно вскрикнул от боли: будто тысячи иголок вонзились в пятки. Ребята в комнате прыскали от смеха, наблюдая, как он, делая комичные гримасы, стоял на цыпочках. Его друг Сергей Болотин ехидно заметил: «Уж не задумал ли ты сменить авиацию на балет?» Покрышев пробовал объяснить, что не может встать на полную ступню. «Комедию разыгрываешь! – не унимался Болотин. – От нарядов увиливаешь». Но Покрышеву было не до шуток. Так, на цыпочках, он и ушел в санчасть. Врач, внимательно осмотрев его, со вздохом сказал: «Расстройство пяточного нерва. Придется госпитализировать» – «Как госпитализировать?» – не понял он. «Положим в госпиталь. Будем лечить, – уточнил врач. – Поставим вас на ноги в буквальном смысле слова». Он пробыл в госпитале неделю. Наступал день выпускных экзаменов. Приехала комиссия, и Покрышеву, как больному, разрешили сдавать только теорию, а до полетов не допустили. Петр не находил себе покоя и после долгих размышлений написал рапорт с просьбой допустить до экзаменационных полетов. Помог инструктор. Как уж ему удалось утрясти это дело – неизвестно, но Покрышева до полетов допустили. Технику пилотирования у него проверял сам председатель комиссии. Полет он оценил на «отлично». И никто не подозревал, каких усилий стоило этому упрямому черноволосому юноше неторопливой походкой пройти по аэродрому, сесть в кабину самолета и управлять истребителем. Даже у друзей Покрышева создалось впечатление, что он выздоровел. Долечивался Покрышев уже в Вологде, куда получил назначение после окончания школы военных пилотов. * * * В октябре 1941 года полк получил приказ: освоить поступившую американскую авиационную технику. Всех интересовало, что представляют собою эти истребители. Никто ничего толком о них не знал. На вопросы летчиков командир полка пожимал плечами:– Опробуем – тогда узнаем…
Первое сообщение принес Чирков:– Встретил недавно знакомого летчика, который успел повоевать на американских машинах. Не хвалит.
– А как скорость? – поинтересовался Покрышев, который оценку каждой машины начинал со скорости.
Чирков недовольно причмокнул губами:– Скорость мала. С «мессерами» тягаться трудно.
– Это плохо. Но что делать? Воевать-то всё равно на них придется. Во время разговора к ним подошли другие летчики эскадрильи.
– Товарищ командир! – обратился к Покрышеву молодой летчик Василий Беляков, совсем недавно при бывший в полк из училища. – Что-нибудь известно о новых машинах?
Покрышев хитро прищурил глаза:– Как же! Известно. Мы получаем истребители, которые называются «томагавками». Знаете, что такое «томагавк»?
– Читали у Майн-Рида, – ответил живой, с озорными искорками в глазах Владимир Халиманцевич. – Такое боевое оружие было у индейцев.
– Именно боевое, – подхватил Покрышев. – Таким нужно сделать и наше новое оружие.
– «Томагавк» в переводе означает топор, – снова подал голос Василий Беляков, – на топоре же много не налетаешь.
– Если вы по натуре боец, то на любых машинах сможете сражаться. Правильно я говорю? –обратился Покрышев к Чиркову.
Тот кивнул головой.– Хотя бы скорее познакомиться с этими «томагавками», – сказал Николай Ивин, молодой командир звена. – Надоело ждать да гадать.
– Уже скоро, – успокоил его Чирков. – Есть приказ…
Через несколько дней полк погрузили в эшелон и отправили на прифронтовой аэродром, где находился центр по изучению новой техники.
Программу проходили в сжатые сроки. Пока летчики изучали самолеты, инженеры и техники собирали «томагавки», не прекращая работы ни днем ни ночью. К двадцать четвертой годовщине Великого Октября они преподнесли свой подарок – закончили сборку первой партии истребителей. Новенькие «томагавки» по виду походили на сильную птицу, которая приготовилась к полету: выгнутая спина, широко расставленные ноги. Покрышеву первому в полку предоставили право познакомиться в полете с американским истребителем.
На аэродроме собралась почти вся его эскадрилья. Летчики стояли на пронизывающем холодном ветру и наблюдали, как ведет себя машина в воздухе.
Истребитель постепенно набирал высоту. Покрышев взглянул на высотомер:– Теперь можно попробовать, на что ты способно, оружие индейца!
Дал полный газ, посмотрел на прибор, покачал головой. Да, это не «Як-1», который позволял на большой скорости проводить атаку сверху. На «томагавке» не разгонишься…
Затем испробовал машину на виражах, в горизонтальном маневре. «Это уже хорошо. А огня-то сколько – шесть стволов! Только попади – от вражеского самолета ничего не останется. Правда, нам бы хватило и одного ствола, была бы скорость… А радиооборудование отличное и работает безотказно». Летчики с нетерпением ждали, когда истребитель сядет и подрулит на стоянку. Покрышев медленно вылез из кабины, спрыгнул на землю, обошел машину. Он не торопился с оценкой. Потом, похлопав по обшивке, будто это не истребитель, а конь хорошей породы, произнес так, чтобы все слышали:– Горизонтальный маневр что надо, огня – сколько влезет, рация – мы такой еще не имели. Словом, воевать можно. Только надо быстрее его освоить.
При каждом удобном случае Покрышев старался внушить молодым летчикам, что «томагавк» хотя и тихоходная, но маневренная машина, и на ней можно хорошо драться. Он понимал, как много значит, когда летчик верит в свои силы и в свою машину. Это уже половина победы. * * * В середине ноября полк перебазировался на фронтовой аэродром. Накануне боевых действий Матвеев собрал командно-руководящий состав.– Положение на фронте вы хорошо знаете, – начал он глуховатым голосом. – Фашистское командование старается туже затянуть петлю вокруг Ленинграда. В городе голод. Сейчас воздушная дорога – единственная артерия, которая соединяет «Большую землю» с Ленинградом. В осажденный город начали летать транспортные самолеты с продовольствием. Нам приказано их сопровождать. Я не останавливаюсь на особой важности задания, – вы сами это прекрасно понимаете. Полеты начинаются завтра. Вы, Покрышев, поведете группу.
После совещания Покрышев на несколько минут забежал в дом, где ему теперь предстояло жить, вынул из чемодана толстую, в клеенчатом переплете общую тетрадь для записей и уже направился к летчикам, как в дверях неожиданно вырос запыхавшийся от сильного бега Булаев.
– Хорошо, что застал тебя здесь… – с. Облегчением выдохнул он еще с порога.
В правой руке Булаев держал туго набитую наволочку, аккуратно завязанную с одного конца бечевкой.
– Если не трудно – захвати гостинец, – он протянул наволочку Покрышеву.
– Что это такое?
– Да разное: хлеб, лук, сало, сахар… Для жены.
Покрышев хорошо знал жену Булаева, бывал у них в гостях. Его друг женился полтора года назад. Вместе побыть пришлось недолго. Беспокойная летная служба, а затем война надолго разлучили их. Сейчас жена Булаева находилась в осажденном врагом Ленинграде…
Покрышев положил продукты на стол:– Обязательно передам, Саша.
Густые облака плотно закрыли небо, и от этого всё вокруг казалось серым: и снег, и подходивший вплотную к аэродрому лес, и небольшие домики на краю летного поля.
Вдали появилась девятка тяжелых бомбардировщиков «ТБ-3». Мощно гудя моторами, они медленно и низко проплыли над аэродромом.
Покрышев поднял в воздух свою группу. В ней летели Владимир Яковлев, Владимир Халиманцевич, Николай Федоров и Василий Курочкин. За аэродромом они догнали бомбардировщики.
Группа благополучно долетела до Ленинградского аэродрома. Ленинградцы тепло встретили летчиков. Изможденные голодом люди обнимали их.
Рядом стояли автомашины. Они уже ждали драгоценный груз. Рабочие выгружали мешки с мясом, ящики с салом, консервами, сгущенным молоком и осторожно несли их к кузовам автомашин. Каждый такой ящик, который в обычных условиях был бы под силу одному рабочему, переносили по три-четыре человека. Они часто отдыхали, вытирая со лба пот.
Подошел человек в шапке-ушанке, сером полушубке, черных валенках. Представился:
– Начальник аэропорта. Очень тяжело, товарищ, – тихо пожаловался он. – Всё вынесем, выстоим. Но вот голод…
– Теперь будет легче, – успокоил Покрышев. – Целые транспортные караваны доставляют по воздуху продовольствие. Потерпите еще немного. Скоро разорвем блокаду.
Караван вылетал в обратный путь на следующий день. И Покрышев вечером с попутной машиной отправился в город, чтобы выполнить поручение Булаева.
Он не узнал когда-то залитый огнями многолюдный Ленинград. Город погрузился в полумрак. Не слышно было оживленных гудков машин и веселого перезвона трамваев. Лишь изредка проезжали машины. Улицы перегораживали баррикады – сложенные штабелями мешки с песком, большие металлические ежи и железобетонные надолбы. Посреди улиц сиротливо стояли трамваи и троллейбусы. Они беспомощно цеплялись за рваные провода. Многие здания ощетинились амбразурами огневых точек. Кое-где попадались обгорелые коробки домов.
Но город жил и сражался. На площадях и набережных под маскировочными сетками стояли зенитные батареи. Устремив стволы в небо, они бдительно несли боевую вахту.
Около одного из заводов Покрышев увидел несколько автомашин с грузом. Из заводских ворот они отправлялись на фронт, который находился всего в нескольких километрах. Ленинградские предприятия работали, снабжали защитников города оружием и боеприпасами. Дом, в котором жила жена Булаева, разыскал с трудом,– так война изменила эти места.
В квартиру пришлось долго стучать, пока не открыли дверь. Старичок в пальто, с большим теплым шарфом на шее вопросительно посмотрел через очки на летчика.
Покрышев представился.– От Саши? – Старик засуетился. – Проходите, пожалуйста. Дочь спит, я сейчас ее разбужу.
– Не беспокойтесь, – попросил Покрышев. – Я ненадолго. Передайте привет от Саши. И вот это, – он подал продукты, вынул из внутреннего кармана деньги, письмо.
На глазах у старика появились слезы.– Транспортный караван отправлялся в обратный путь. Садясь в кабину истребителя, Покрышев всё думал о вчерашнем визите. И еще яростнее закипала ненависть к врагу, принесшему такие нечеловеческие страдания его городу.
Первыми, оставляя за собою огромные снежные вихри, поднялись в воздух «ТБ-3». Истребители уже запустили моторы и ждали команды, когда неподалеку разорвался снаряд. Вслед за первым раздался второй взрыв, третий… Всё заволокло дымом. Когда он рассеялся, Покрышев увидел, что Яковлев и Халиманцевич успели взлететь и, набирая высоту, устремились за «ТБ-3». А на снегу сидел с перекошенным от боли лицом Курочкин. Взрывной волной его выбросило из кабины.
– Командир! – крикнул он. – Мне больше не летать!
Только теперь Покрышев заметил, что Курочкин сидит в луже крови. Казалось, его ноги уходят в землю. Но у него уже не было ног…
Машина Федорова тоже осталась на земле. Летчик был ранен, он сидел в кабине, беспомощно уронив голову на приборную доску.
Раненых немедленно отправили в госпиталь. А обстрел прекратился так же неожиданно, как и начался. Вероятно, враг подумал, что все самолеты поднялись в воздух. На аэродроме установилась тишина. Покрышев посидел еще несколько минут в машине, потом тяжело вылез из кабины. От разорвавшихся снарядов шумело в голове. Пороховой дым вызвал во рту ощущение горечи. Сняв рукавицы, он взял горсть чистого снега, припал к нему горячими губами и стал с наслаждением есть.
На стоянке появился инженер. Он сначала подошел к истребителю Курочкина, потом Федорова и уже затем к покрышевской машине.
– Ну, браток, и покорежило же твою машину! – сочувственно произнес он, осматривая «томагавк». – Как ты сам цел остался?
– А я заговоренный, – усмехнулся Покрышев. – Вы лучше скажите, много времени потребуется на ремонт?
– Ремонт исключается. Скажите спасибо, если из трех соберем одну машину. И то с вашей помощью. Они ведь для нас незнакомы.
Покрышев даже сплюнул от злости:– Ну хотя бы одну. Только быстрее!
Но когда машину отремонтировали, изменилась погода. И Покрышеву пришлось «погостить» на ленинградском аэродроме.
Только через неделю небо прояснилось и можно было вылететь. Появление Покрышева в полку для всех явилось радостным, неожиданным событием.
– А мы вас уже считали погибшим, – сказал начальник штаба Николай Минеев. – Как говорится, зачислили в графу «безвозвратные потери». Беляков и Халиманцевич доложили, что в ваш истребитель попал снаряд.
Покрышев хитро прищурил глаза:– Меня никакой снаряд, никакая пуля не возьмут.
В эти дни радио сообщило о разгроме немецко-фашистских войск под Москвой. Перейдя в контрнаступление, Красная Армия отбросила врага далеко от столицы, погнала на запад.
Летчики ходили радостные и возбужденные. Победа несказанно воодушевила весь состав полка. Каждый думал только об одном – как еще сильнее бить врага, чем помочь ленинградцам, чтобы облегчить их трагическую участь.
Первым удивил всех Чирков. Отправляясь сопровождать транспортные самолеты в Ленинград, он взял к себе в кабину ящик сливочного масла. Делать это запрещалось, так как дополнительный груз снижал маневренность истребителя и при определенных условиях мог сыграть роковую роль.
Полет оказался удачным. Довольный Чирков не выдержал и рассказал, как провез ящик масла.
Примеру Чиркова последовали и другие летчики полка: Петр Покрышев, Александр Горбачевский, Константин Коршунов, Иван Чемоданов, Иван Кукишев.
«Чирковским методом» продовольствие перевозили до тех пор, пока не потерпел катастрофу Иван Кукишев. Во время полета его истребитель обледенел и от перегрузки упал в районе Тихвина. После этого случая командование строго-настрого запретило летчикам брать в кабину дополнительный груз.
За полтора месяца транспортные самолеты, которые сопровождали летчики полка, перевезли в Ленинград семьсот пятьдесят четыре тонны продовольствия, а из осажденного города вывезли около семи тысяч ленинградцев.
Это был подвиг, который золотыми буквами вписан в историю обороны Ленинграда.
«НИЗШИЙ» ПИЛОТАЖ НЕМЕЦКОГО АСА Над аэродромом низко плыли разорванные ветром облака. По летному полю гуляла поземка, наметала у стоянок холмики снега. Неутомимые труженики – солдаты в телогрейках из батальона аэродромного обслуживания до седьмого пота расчищали дорожки. До вылета оставался почти целый час, а Покрышев уже был на стоянке. Вслед за ним появились Владимир Яковлев, молодые летчики Василий Беляков, Владимир Халиманцевич и Федор Чубуков. У командирского истребителя хлопотал Аркадий Черномордик.– Машина в порядке, механик? – приветливо обратился к нему Покрышев.
– А как же, товарищ командир!
– У пулеметов полный боекомплект?
– Сам проверял. Наши девушки-вооруженцы постарались на совесть.
– Спасибо! – И про себя подумал: «Сколько людей способствует успеху летчиков там, в небе! И какие это люди! Незаметные, скромные. Взять техников и механиков. Они ночью в тридцатиградусный мороз, на пронизывающем до костей ветру готовят к полету машины, пока летчики отдыхают. Просто диву даешься, насколько быстро они освоили техническое обслуживание «томагавков» и насколько надежно научились готовить машины. Правильно сказал недавно на партийном собрании замполит, что труд нашего технического состава можно оценить только одним словом – героизм».
Над аэродромом появились «дугласы». Ведущий качнул крыльями, приветствуя друзей. Покрышев помахал рукой, закрыл фонарь кабины и запустил мотор.
Истребители быстро набрали высоту и заняли свое место над «дугласами». Показалось Ладожское озеро. Вот оно, лежит под ними огромное и безмолвное, закованное в лед, спрятанное под белым покрывалом снега. «Место стало бойким», – вспомнил Покрышев слова начальника штаба. Узнав о том, что над Ладогой начала действовать «воздушная дорога», гитлеровское командование группы «Север» приняло все меры, чтобы закрыть воздушный коридор. Для выполнения этой задачи были привлечены опытные фашистские асы. Многие из них прославились в небе Испании, Франции, Польши, Греции, успели отличиться на советско-германском фронте, за что получали награды из рук самого фюрера. За каждый сбитый самолет, особенно транспортный, им выплачивались крупные вознаграждения. Охотников «заработать» находилось немало. Фашистские бандиты, как хищники, шныряли вокруг в поисках добычи. Покрышев до боли в глазах смотрел по сторонам. Казалось, из-за облаков вот-вот вынырнут «мессершмитты». Но они не появлялись на всем пути полета в Ленинград. Покрышев был удивлен. Когда он сказал об этом командиру группы из соседнего полка, который только что привел в Ленинград девятку транспортников, тот усмехнулся:– Что же тут странного? Вам просто повезло. Угадали в «окно», когда одна группа ушла с патрулирования, а смена еще не подоспела. С той группой мы только что провели ожесточенный бой. Сюда караван провели. Беспокоимся, как будет на обратном пути…
Покрышев подробно расспросил о поведении немцев в бою, поблагодарил за информацию и поспешил на стоянку.
Проходя мимо небольшого деревянного здания аэровокзала, он увидел группу ленинградцев, ожидавших вылета на «Большую землю». Они сидели на узлах и чемоданах. Закутанные в платки и шарфы ребятишки, измученные женщины, старики. Покрышев чувствовал на себе молчаливые взгляды. Они как бы укоризненно спрашивали: «Ну что же вы? Как же допустили врага до стен города?»
Покрышев, стараясь не смотреть на людей, машинально засунул руки в карманы. Его пальцы нащупали галеты и завернутые в бумажку два кусочка сахара. Только сейчас он вспомнил о них. Торопясь на вылет, не успел позавтракать.
Летчик вынул галеты и сахар, подержал в руках. Потом посмотрел на людей. Его внимание привлек мальчуган лет десяти, со сморщенным, как печеное яблоко, коричневым лицом. Может быть, он вспомнил себя и свое детство, когда во время голода на Украине в двадцатых годах, как и этот мальчуган, только и мечтал о куске хлеба. Покрышев подошел, протянул галеты и сахар. Мальчик жадно схватил их, его глаза радостно заблестели, а на лице появилась счастливая улыбка. Он даже не сказал «спасибо», настолько был поглощен подарком.
Изможденная голодом женщина, его мать, с благодарностью смотрела на летчика, не в силах вымолвить ни слова. Только непрошеные слезы медленно ползли по ее впалым щекам. Покрышев больше не мог смотреть на эту картину, повернулся и быстро пошел к своей машине.
Обратно транспортники везли ленинградцев. Ярко светило солнце. По белому покрывалу Ладожского озера ползли четкие тени самолетов: в центре большие– от транспортников, по бокам маленькие – истребителей. Неожиданно к ним прибавились другие-
расплывчатые. Посмотрев вверх, Покрышев обмер: со стороны солнца на самолеты Халиманцевича и Белякова пикировали «мессершмитты». На лбу выступил холодны! пот: в этот момент его истребители представляли дли врага, имевшего запас высоты, хорошую мишень. Заметили ли они опасность?– Сокол-5, Сокол-5, разворот! – крикнул по радио Покрышев.
Выполнить команду летчики не успели. Девятка «мессершмиттов» стремительно пронеслась над ними, открыв огонь из пушек и пулеметов.
Оба истребителя вспыхнули одновременно. Самолет Халиманцевича камнем полетел вниз, пробил лед озера и исчез под водой.
Истребитель Белякова горел, но продолжал лететь. Пламя жадно лизало плоскость. За горящим самолетом раскрылся белый купол парашюта.
Вражеские истребители уже развернулись и перестраивались для новой атаки.
Покрышев приготовился к отражению удара. Перед глазами всплыли лица ленинградцев, которых он только что видел. Они летели на этих «дугласах». Он будет защищать их, пока хватит сил…
«Мессершмитты» стремительно приближались. Но теперь их было уже не девять, а только пять. Куда делись остальные? Может быть, они решили, что для расправы с караваном достаточно и пятерки? И вторая группа скрылась с целью внезапно атаковать транспортные самолеты?..
Размышлять не было времени. Пятерка попыталась прорваться к «дугласам», но две длинные очереди преградили им путь. «Мессершмитты» резко развернулись влево и стали набирать высоту.
Принять вызов и сделать такой же маневр? Но тогда бой над озером затянется и «дугласы» останутся без защиты. Вероятно, на это и рассчитывает блуждающая где-то четверка «мессершмиттов».
Покрышев прибавил газ. За ним следовал лишь один истребитель Яковлева. Куда же девался Чубуков? Неужели сбили? Но когда?..
– Сокол-7, Сокол-7, где вы? – Покрышев несколько раз повторил вызов по радио. Но «Сокол» молчал.
«Дугласы» прошли озеро и летели над землей. До безопасной зоны уже рукой подать. И в это время слева неожиданно появилась пара «мессершмиттов». Они летели параллельно по курсу.
«Выжидают удобный момент для атаки каравана». – Покрышев хорошо знал эту тактику немцев и решил поймать их на хитрость. – Сокол-2, Сокол-2! – предупредил он Яковлева. – Внимательно следите за мной!Впереди, слева, висели густые серые облака. Ош разъединяли две летящие в одном направлении группы В этих облаках и решил на время скрыться Покрышев Пусть немцы подумают, что «дугласы» беззащитны. Может, клюнут на приманку?
«Мессершмитты» клюнули. Когда наши истребители выскочили из-за облаков, враги, устремившись к каравану, проходили как раз под ними.
Покрышев прицелился, нажал на гашетку. Длинная очередь полоснула посредине пары вражеских самолетов. Они шарахнулись в стороны. На борту левого «мессершмитта» мелькнул крупно нарисованный червонный туз.
«Ас! – молнией пронеслась мысль. – Ну что же, попробуем с тобою потягаться, тем более что «дугласы» уже дома, в безопасности».
Покрышев много слышал о тактике боя, применяемой немецкими асами. Они любили нападать внезапно. И в случае первой же неудачи оставляли противника и уходили на предельной скорости. Значит, надо действовать стремительно.
– Сокол-2, Сокол-2! Атакую левого. Возьмите второго! – передал он команду.
– Вас понял! – раздался в наушниках голос Яковлева.– Беру второго.
Покрышев сделал разворот и устремился на ведущего. Когда до червонного туза оставалось метров сто пятьдесят, он открыл огонь. Немец резко развернул машину в сторону и пытался пойти вверх. Но вторая очередь заставила его сделать сильный крен. Покрьпшев проскочил над ним так близко, что даже различил сидящего в кабине летчика. У фашиста было перекошенное от злобы лицо, широко раскрытый рот. Он что-то кричал и грозил кулаком.
– Мы тоже так умеем… – сказал Покрышев, прибавив к последнему слову несколько крепких эпитетов. – Сейчас я это тебе покажу.
Сделав крутой вираж, он зашел фашисту в хвост, Тот стремился выйти из-под удара и проделывал одну фигуру высшего пилотажа за другой, пытаясь оторваться от преследователя. Но Покрышев в точности повторял эти фигуры, как будто самолеты были связаны незримой нитью.
Немцу нельзя было отказать в выдержке – фигуры высшего пилотажа он выполнял четко. Хозяин червонного туза действительно показывал себя большим мастером воздушного боя. Но фашисту не удавалось освободиться от мертвой хватки. Покрышев же не мог сократить расстояние, чтобы ударить по врагу наверняка – метров с пятидесяти.
И тогда он решил открыть огонь с дальней дистанции. Покрышев знал, что в случае промаха немец может уйти, потому что для точности прицеливания пришлось бы погасить на время скорость, и терпеливо ловил удобный момент, чтобы ударить наверняка.
«Мессершмитт» мелькал в круге прицела, то приближаясь к центру, то удаляясь от него.
«Только не горячись, – успокаивал себя Покрышев.– Возьми вниз… Вот так… Теперь немного влево… Еще немного».
Он напрягся до предела. «Еще чуть-чуть, хорошо! А теперь…» От выстрелов «томагавк» затрясся. Длинные огненные трассы догнали «мессершмитт» и уткнулись в него. Весело заплясали языки пламени.– Попал! – радостно воскликнул Покрышев.
Он хотел еще раз нажать на гашетку, но вовремя спохватился: «Надо заставить этого аса сесть. А там его возьмут в плен. Территория-то под ним наша!»
«Мессершмитт» быстро терял скорость и высоту, Покрышев сопровождал его, пока враг не плюхнулся на заснеженное поле недалеко от поселка Новая Ладога.
«Вот и закончилась твоя карьера, червонный туз, фигурой низшего пилотажа», – подумал Покрышев.
К. самолету по снегу уже бежали бойцы. Покрышев сделал круг и, убедившись, что немца взяли в плен, повернул на аэродром. Яковлев, возвратившийся несколько раньше после безрезультатного боя с ведомым аса, дожидался своего командира. Он первым поздравил Покрышева с победой. Оказалось, что в штабе уже знают о бое с «червонным тузом», – сообщили посты воздушного наблюдения, оповещения и связи. Матвеев выслушал доклад, попросил Покрышева на летном разборе рассказать о бое с асом, а на вопрос о судьбе Белякова и Чубукова ничего сообщить не мог; пока никаких сведений не поступало. Покрышев зашел к себе, чтобы отдохнуть после напряженного боя. Во всем теле чувствовал усталость, в голове шумело от переутомления, но заснуть не мог. Долго ворочался на койке. Беспокоила судьба летчиков. Что с ними? Неужели в живых остался один Яковлев? Наконец он встал, оделся и пошел в штаб. Матвеева не было, но на месте находился начальник штаба Минеев.– Есть новости, – радостно сообщил он. – Чубуков ваш жив и здоров. Сел на вынужденную.
– А Беляков? – нетерпеливо спросил Покрышев.
– Погиб. Выпрыгнул из горящей машины, но рано раскрыл парашют. Фашисты расстреляли его в воздухе.
– Гады! А еще считают себя рыцарями неба. Мы беззащитных летчиков в воздухе не расстреливаем.
– Такова уж волчья натура, – тяжело вздохнул Минеев. – Разве только с одним Беляковым они это сделали! Недалеко от вас вел воздушный бой Пилютов. Его сбили. И уже после посадки восемь «мессершмиттов» пять раз заходили на штурмовку беззащитного самолета. Пилютов получил много осколочных ранений, но, к счастью, остался жив. Сейчас он в госпитале.
Помолчали. Полк в этот день понес тяжелые потери, и каждый думал о погибших товарищах. Потом Минеев взял со стола бумагу.
– Важную вы птицу подбили, Петр Афанасьевич!
Можете гордиться, в поединке вы победили известного немецкого аса, обер-лейтенанта. Матерый воздушный бандит. Награжден тремя железными крестами. Не всякий фашистский вояка имеет такие боевые награды. Эти сведения только что сообщили из штаба воздушной армии. Немец сейчас там. Если хотите, поезжайте, посмотрите.
– Нет никакого желания, – ответил Покрышев.
– Правильно, Петр!– одобрительно заметил находившийся в штабе командир первой эскадрильи Георгий Глотов. – Что на них смотреть.
И, улыбнувшись, уже другим тоном добавил:– А помнишь, как мы почти всем полком в июне сорок первого ездили смотреть первый фашистский самолет, сбитый Андреем Чирковым? Каждый тогда себе на память увез сувенир – кто пластинку, кто деталь от прибора, а кто и просто кусочек дюраля.
– Прошло то время, когда мы смотрели на сбитые фашистские самолеты как на музейную редкость, – не без удовлетворения произнес Минеев. – Теперь другие времена. Сбитым самолетом никого не удивишь. Но этот «мессершмитт» вам бы, Покрышев, надо посмотреть Нам сообщили, что сбили вы его мастерски, четырьмя пулями. Первая попала в винт, вторая – в мотор, третья – сзади кабины и четвертая – в свастику на хвосте. Отличная стрельба!
ПЯТАЯ СИМФОНИЯ ЧАЙКОВСКОГО Задание было несколько необычное: провести бой с немецкими истребителями и во что бы то ни стало одержать победу. Этим преследовались сразу две цели: во-первых, сбить спесь с фашистов, которые за последнее время стали вести себя в воздухе очень нагло, и, во-вторых, показать своим летчикам, особенно молодым, что и на «томагавках» можно успешно драться с «мессершмиттами». Для выполнения задания подобрали группу. В нее включили лучших летчиков полка: Николая Зеленова, Константина Коршунова, Василия Гнеева, Ивана Чемоданова и Георгия Мармузова. Старшим назначили Петра Покрышева. Морозным январским утром 1942 года группа вылетела на «свободную охоту». Еще издали над самой линией фронта она заметила шестерку «мессершмиттов», которые покружились над нашими позициями и скрылись. Покрышев решил подождать, понаблюдать за районом, где обнаружили вражеские самолеты. Они появились через несколько минут, приблизились к линии фронта. Но стоило нашим истребителям пойти им навстречу, как «мессершмитты» развернулись и ушли обратно. Создавалось впечатление, что немцы вылетели не на боевое задание, а на тренировку и отрабатывали тактический прием. Так повторялось несколько раз, пока не истекло время патрулирования. Поведение противника было непонятным и настораживало: почему он избегает боя? Вернувшись из полета, Покрышев поделился своими сомнениями с Матвеевым.– Ясно, – выслушав его, сказал командир полка. – Мы для противника новички, вот он и изучает наше поведение. А вам бы следовало его активно атаковать. Без разведки.
Во втором вылете Покрышев приготовился действовать энергичнее. Обнаружив над фронтом шестерку «мессершмиттов», он увел группу в тыл и стал рать высоту.
Ведущий группы противника предугадал маневр наших истребителей и у линии фронта появился на же высоте. Немец в своих действиях пошел дальше: разделил шестерку на две группы. Сам с ведомым круто устремился вверх, а две пары развернулись и ушли в сторону солнца.
– Сокол-52! Сокол-52!-продолжала предупреждать «земля». – Будьте внимательны! В вашем районе самолеты противника!
«Но где же «мессеры»? – подумал Покрышев. – Надо попросить «землю» обозначить местонахождение вражеских истребителей».
Через несколько секунд справа появились белые облачка разрывов. «Вот теперь порядочек! Можно смело идти на сближение». – И Покрышев передал по радио команду:– Атакую! Следуйте за мной.
Шестерка «томагавков» и четверка «мессершмиттов» стремительно неслись навстречу друг другу. И когда расстояние сократилось до трехсот метров, по команде ведущего наши истребители открыли дружный огонь. Два «мессершмитта», вспыхнув, тут же вывалились из строя.
Шестерка выходила после атаки и уже набирала высоту, когда сверху на нее устремилась пара «мессершмиттов». Всё это время она ходила за облаками, выжидая удобный момент для атаки, и, видимо, решила, что он наступил. Резким разворотом Покрышев вывел из-под удара группу. Немецкие летчики, имея преимущество в скорости, пытались зайти в хвост «томагавкам». Вот где нашим летчикам пришлось продемонстрировать свое искусство. Они умело уходили от атак, и всякий раз, сходясь на лобовых, били из пушек и пулеметов. Били дружно, метко. Вслед за первыми двумя полетел к земле третий «мессершмитт», за ним четвертый, пятый… Ведущий вражеской группы, оставшись один, позорно удрал.
– Доложи начальству о бесславном конце своей группы! – крикнул ему вслед Покрышев. – Пусть знают наших!
Настроение было приподнятое. Сбить пять вражеских самолетов и не иметь потерь… Лишь Мармузов был легко ранен в плечо. Это была блестящая победа. Ее отмечали всем полком. В столовой накрыли столы для товарищеского ужина. «Именинников» усадили в центре. Перед каждым летчиком, сбившим вражеский самолет, поставили традиционный торт, который считался в полку одним из самых почетных подарков.
Рядом с тортом стояли граненые стаканы с фронтовыми ста граммами, а около них лежали маленькие головки лука и дольки чеснока. Их принесли героям друзья, поделившись своими скромными, но столь дорогими в то время запасами. Когда все расселись, поднялся Матвеев.
– Сегодняшний бой, – сказал он, – прозвучал в ладожском небе героической симфонией. Пусть же она звучит и не смолкает, пока мы не добьем фашистского зверя! За нашу победу!
После ужина раздвинули столы, убрали стулья и скамейки. Матвеев взял свою неразлучную тульскую гармонь, прошелся сверху вниз по ладам. На середину образовавшегося круга вышел комиссар полка Виктор Сясин.
– А ну, раздайся народ! – комиссар лихо взмахнул руками. – Объявляются пляски на приз. Выходи на круг!
Под задористый аккомпанемент гармони вышла пара. Еще секунда – и вот уже она понеслась по кругу в залихватской пляске. Через несколько минут ее сменила вторая пара, потом третья… Летчики плясали под присвист, им отбивали такт на табуретке, отхлопывали в ладоши. В эти минуты веселья казалось, что и в помине нет суровых военных дней и фронт проходит не рядом, а далеко-далеко, за сотни километров.
В русской пляске всех одолел Зеленов, а в лезгинке – Покрышев. Победителям преподнесли призы – снова торты.– Мне и одного хватит, – пробовал отказаться Покрышев.
– Бери, поможем, – уговаривали друзья.
Взглянув на часы, Матвеев отложил в сторону гармонь, встал.– Время!-сказал он. – Пора на покой. Завтра с раннего утра – вылеты.
* * * Зимой 1941/42 года войска Ленинградского и Волховского фронтов предприняли ряд операций, чтобы освободить Ленинград от тисков блокады. С трех различных направлений были нанесены удары по фашистским войскам. Особенно ожесточенные бои проходили в районе Малукса – Погостье. Части 54-й армии в конце февраля и первой половине марта с тяжелыми боями продвинулись на двадцать – двадцать два километра. Ценой больших усилий врагу удалось локализовать прорыв. Фронт стабилизировался. В наших руках осталось несколько километров болотистых топей и залитых водой торфяных полей. Этот участок земли, находившийся в полуокружении врага, прозвали в обиходе «аппендиксом». Гитлеровское командование предприняло яростные атаки, чтобы ликвидировать образовавшийся в их расположении плацдарм. Эти попытки всякий раз оканчивались неудачей. Тогда оно решило уничтожить на плацдарме всё живое с воздуха. Ежедневно десятки «юнкерсов» бомбили «пятачок». На его защиту были направлены все авиационные полки, базирующиеся в районе Ладожского озера. Они создали над этим «пятачком» надежный заслон с воздуха. Весь март и апрель продолжались ожесточенные бои. * * * Покрышев вышел на крыльцо, полной грудью вдохнул чистый, пахнущий талым снегом воздух. Чувствовалось приближение весны. С крыши добротного рубленого дома начинал сползать снег, весело звенела капель, залитые ярким солнцем большие сугробы снега искрились миллиардами ослепительных точек. А на деревьях и кустах, что были рядом с домом, набухали почки – первый признак пробуждающейся от зимней спячки природы. Летчик расправил плечи, сделал несколько резких движений руками и побежал в штаб. Предстоял боевой вылет. В этот день «юнкерсы» с особенным упорством шли на «пятачок». Фашистские бомбардировщики появлялись по одному через определенные интервалы и даже по определенной схеме. «Юнкерсы» заходили далеко на нашу территорию и уже оттуда шли точно по центру над «аппендиксом». Высоко над ними кружили «мессер-шмитты» – группа прикрытия. Когда Покрышев привел пятерку на место, чтобы сменить соседа, «юнкере», сбросив бомбы, уходил на свою территорию. «Запоздал…» – с сожалением подумал Покрышев, но тут же увидел вдали другой «юнкере». Бомбардировщик шел точно по курсу, которым только что пролетел его предшественник. Покрышев открыл огонь, враг метнулся в сторону, поспешил освободиться от груза. Бомбы упали на нейтральной полосе. Спустя несколько минут появился третий «юнкере». Теперь Покрышев действовал расчетливее. Зная, куда полетит и что предпримет немец, он стремительно сблизился с бомбардировщиком и сбил его. Но «юнкерсы» продолжали по одному появляться над «аппендиксом». «И упрямо же лезут», – удивился Покрышев. Еще больше поражало поведение «мессершмиттов», которые должны были прикрывать бомбардировщики. Вражеские истребители спокойно, без всякой тревоги кружили высоко в небе. Они или же не замечали советских истребителей на фойе серой земли, или полагали, что «Ю-88» сбивают зенитки. Когда время патрулирования подходило к концу и группа собиралась передать дежурство, появился немецкий корректировщик «хейнкель-126». «Костыль», как прозвали его за неуклюжий вид, прилетел сфотографировать результаты действий бомбардировщиков. Он стал легкой добычей наших летчиков. Позднее выяснилось, чем объяснялось удивившее Покрышева упрямство немцев. Чтобы при бомбардировке не задеть случайно свои позиции, они на острие «аппендикса» установили приводную радиостанцию. На нее-то и держали курс «юнкерсы». Немецкая пунктуальность обернулась против них же самих. * * * Небольшая комната от раскаленной докрасна походной железной печурки быстро наполнилась приятным теплом. Покрышев снял унты, расстегнул и повесил на спинку стула ремень, потом гимнастерку и сел за стол, чтобы занести в тетрадь заметки о сегодняшнем бое. Такая уж выработалась у него привычка. Не успел он закончить записи, как дверь открылась и вошли его замполит Семен Коршунов, летчики Александр Горбачевский, Юрий Зайцев, Василий Шелегов. Вечерами они часто бывали в командирском домике, любили перед сном отвести душу, читали полученные из дому письма, делились радостями и огорчениями, сидели у радиоприемника, который принесли Покрышеву бойцы из батальона аэродромного обслуживания. День выдался тяжелый, и усталые летчики сидели молча. Говорить не хотелось… Включили радиоприемник. Через несколько секунд комнату наполнила грустная мелодия. Она звучала чисто и приглушенно, как лесной ручей. Временами мелодия оживлялась, усиливалась.– Чайковский… Пятая симфония, – тихо заметил Коршунов.
Летчики, затаив дыхание, слушали музыку. Покрышев обвел взглядом друзей. Война лишила их мирных радостей, надолго оторвала от родных и знакомых. О чем они думают сейчас? Семен Коршунов положил перед собою на стол руки, смотрит на них. Он, наверное, думает о доме. Пять лет в армии, родителей видел редко, только во время краткосрочных отпусков. Когда теперь представится возможность снова обнять мать и отца?.. На спинку стула облокотился Александр Горбачевский, боевой друг Покрышева. Судьба не разлучала их с первых дней войны. Покрышев часто замечал, что Александр очень грустил по родному украинскому селу, где теперь хозяйничали немцы. Может быть, Горбачевский снова вспомнил дорогие сердцу знакомые места, тихие украинские вечера, задушевные песни девчат… Ведомый Горбачевского Юра Зайцев – веселый и темпераментный молодой летчик, недавно прибывший в полк, – сидел непривычно серьезный. Уж не стала ли сейчас еще тяжелее горечь разлуки с любимой, которая ждала его где-то далеко отсюда?.. Сосредоточенно глядел в угол Шелегов. Милый Вася Шелегов…. В кругу друзей стеснительный и застенчивый, как девушка, но смелый и решительный в бою. О чем думал он в эти минуты? О своей молодости, которую отняла война? О неизведанном счастье первых свиданий? О тех, кого нет среди них, кто погиб, защищая Родину? Может быть, потому так грустно звучит симфония? Но вот звуки ее постепенно становятся веселее, энергичнее… Не так ли меняется настроение, когда после тяжелого боя тебя вдруг охватывает радостное чувство… Ведь противник побежден, его наконец постигло справедливое возмездие… За окном послышался отдаленный гул самолетов.– Летят, гады! – с ненавистью произнес Горбачевский. – Опять не дадут спокойно отдохнуть.
Вслед за глухим гулом моторов послышался свист, и, сотрясая воздух, раздался один взрыв, за ним второй… Где-то рядом рвались бомбы, а здесь, в этом доме, недалеко от Ладожского озера, звучал всё усиливающийся гимн жизни, радости, свету, вселяя в людей уверенность в свои силы.
Замерли последние звуки мощного финала. Никто не проронил ни слова.– А вы знаете, – прервал долгое молчание Семен Коршунов, – до войны я слушал в городском парке лекцию о музыке. И лектор рассказывал, что эту симфонию Чайковский посвятил немцу, директору филармонического общества в Гамбурге. Он называл фамилию, но я забыл ее.
– И среди немцев есть хорошие люди. Не чета этим ублюдкам, что зверствуют на нашей земле,– сказал Горбачевский. – Всех немцев тоже нельзя мерять одной меркой.
– Это правильно, – заметил Покрышев. – Германия дала миру немало великих людей. И сейчас там многие ненавидят фашизм и борются с ним.
– Кончится война, – мечтательно произнес Шелегов, – обязательно буду ходить на симфонические концерты.
– Вместе пойдем, – Покрышев улыбнулся. Глаза его заискрились. – Соберемся всей эскадрильей в Ленинграде – и в филармонию… Так ведь?
ЩИТ КОМАНДИРА Группа только что вернулась с задания. Истребители прикрывали «пешки», которые бомбили осиное гнездо – немецкую батарею в районе Шлиссельбурга, обстреливавшую Ленинград. Передав самолеты техникам, Покрышев вместе со своим ведомым Федей Чубуковым зашел к дежурному по эскадрилье.– Дали фашистам жару? – весело спросил дежурный.
– Не только жару, но и перцу, – довольно рассмеялся Покрышев.
Он устало сел на табуретку, расстегнул ворот куртки, облегченно вздохнул: кажется, сегодня поработали неплохо.
В комнате зазвонил телефон. Дежурный взял трубку. Лицо его постепенно менялось: из добродушного и веселого становилось хмурым и озабоченным.
– Товарищ командир, – сообщил он Покрышеву, – «пешки» летят на задание. Командир полка приказал их сопровождать.
Над аэродромом послышался ровный мощный гул моторов. Появилась пятерка «Пе-2».
– Пошли, Чубук! – Покрышев встал и быстро на правился к двери. – Отдохнем потом.
На прикрытие «пешек» вылетели три пары: Покрышев с Чубуковым, Горбачевский с Девятко и Чирков со своим ведомым. На всем пути их сопровождали облачка разрывов: вражеские зенитки вели бешеный огонь.
Проходили южнее Шлиссельбурга. В этом районе развертывался воздушный бой, который как магнит притягивал к себе всё новые группы самолетов. Из образованного десятками самолетов огромного клубка то дело вываливались горящие машины. К земле плыли белые купола парашютов.
Ведущий «пешек» стороной обошел этот район, Глядя на огромное воздушное сражение, Покрышев пожалел, что он не там. Ему больше была по душе роль воздушного бойца, чем воздушного часового. Но он воин и должен выполнять то, что поручено.
Подумал и о другом: «Может быть, бой привлечет к себе всё внимание и все силы немцев? Тогда наши «ПЕ-2» отбомбятся беспрепятственно…»
Расчеты эти не оправдались. Когда «пешки-» вышли на цель, появились «мессершмитты». Труднее всех пришлось паре Горбачевского, которая шла сзади. В короткой схватке немцы зажгли истребитель Девятко.
«Мессершмитты» ушли в сторону и стали кружить, выжидая удобный момент для атаки. Они воспользовались некоторой несогласованностью «ПЕ-2», которые при выходе из пикирования после бомбежки растянулись. Одна «пешка» стала их жертвой.
Бомбардировщики всё-таки выполнили задание и повернули домой. «Надо прикрыть их отход», – подумал Покрышев. Поискав глазами Чиркова, он передал по радио:– Сокол-54! Я – Сокол-52! Прикрывайте бомбардировщики до базы тройкой. Я свяжу истребители боем.
– Я-Сокол-54! – раздалось в наушниках.– Вас понял.
Четыре, шесть, восемь… Покрышев насчитал двадцать самолетов. Два против двадцати! Но он смело бросился в бой.
Главное – высота. Два наших истребителя стремительно пошли вверх. Немцы приближались и тоже набирали высоту. Три тысячи… три пятьсот… четыре тысячи метров.
Оглянувшись, Покрышев увидел, что Чубуков точно следует за ним. Хорошо! Тогда можно начинать. И он перевел свой самолет из вертикального в горизонтальный полет.
В прицеле заметался ведущий вражеской группы. Казалось, не фашистский «мессершмитт» мелькал в перекрестье прицела, а паук-крестовик, рассвирепевший оттого, что его потревожили, бегал по паутине. Когда паук оказался в самой середине прицела, Покрышев энергично нажал на гашетку. Длинная огненная струя уткнулась в бензобак «мессершмитта». Неестественно клюнув носом, в клубах черного дыма, истребитель штопором пошел вниз. Вслед за ним полетел к земле другой самолет, сбитый ведомым.
– Молодец, Чубук! Так их, гадов!
Вражеские истребители остервенело атаковывали советскую пару. Огненные трассы стремительно чертили небо. И, чтобы не напороться на них, Покрышев то и дело круто разворачивал машину. Промедли, замешкайся на какое-то мгновенье – и враг моментально использует оплошность…
С каждым маневром немцы всё больше оттирали Покрышева от Чубукова. А Петр прекрасно понимал, что значит вести бой без ведомого: в девяносто девяти случаях из ста он заканчивается поражением…
И Покрышев предпринял попытку соединиться со своим ведомым.– Сокол-5! Сокол-5! Я – Сокол-52! – передал он Чубукову. – Применяем «ножницы».
Уже однажды Покрышев применил этот тактический метод ведения боя – и очень успешно. Заключался он в том, что с разных сторон истребители шли навстречу друг другу и выбивали огнем прицепившиеся в «хвосте» вражеские самолеты. И так повторялось несколько раз.
«Ножницы» явились единственно верным решением, возможным в данной обстановке. Такой прием вызвал растерянность у немцев. Восемнадцать истребителей никак не могли справиться с двумя, навязать им свою тактику боя. Прошло еще минут пять, прежде чем они наконец разбились на группы. Одна устремилась к Покрышеву, другая – к Чубукову. Бой разделился на два очага. Теперь Покрышев еле успевал увертываться от атак фашистских стервятников. От ударов снарядов несколько раз вздрагивал истребитель. И всё же летчик использовал малейшую возможность, чтобы дать очередь по вражеским самолетам. Рухнул вниз, объятый пламенем, еще один «мессершмитт».
Однако с каждой минутой вести бой было всё труднее. Сколько еще времени предстоит держаться? «Пешки» уже скрылись из виду. Они, наверное, где-то на подходе к дому. Теперь можно выходить из боя. Но где же Чубуков?..
Покрышев остался один. Надо сию же минуту уходить. Но как? Он вспомнил солнечный летний день 1938 года, – тот день, когда испытывал новый пулемет, – и свое пикирование. Тогда это было неосознанным проявлением его молодого темперамента, теперь же стало единственным выходом из трудного положения.
Улучив момент, он бросил свой истребитель круто вниз. Самолет быстро терял высоту и падал, пока стрелка высотомера не доползла до отметки «500». Тогда Покрышев вывел истребитель из пикирования и перешел на бреющий полет.
Прием удался. Гитлеровцы, видимо, решили, что сбили советский истребитель, и не стали его преследовать.
Вернувшись на аэродром, Покрышев прежде всего поинтересовался, возвратился ли Чубуков.
Авиатехник, осматривая истребитель, отрицательно покачал головой. Потом сказал:
– И как вы смогли дотянуть на таком самолете?
Пробоин не сосчитать. Приборы, тросы – всё перебито. Покрышев уже не слушал его, в мучительном ожидании то и дело поглядывал на небо. Вдали показался истребитель.– Чубук! – обрадовался Покрышев. – Это он!
Но, увидев, что самолет летит как-то неуверенно и время от времени неловко дергается, с тревогой подумал: «Не ранен ли?»
Самолет тяжело плюхнулся на летное поле. Нет, Чубуков обычно так не садится. Значит, с ним что-то случилось…
К самолету уже бежали техники, механики, вооруженцы. И вдруг неожиданно раздался дружный хохот. Из кабины истребителя, который был изрешечен не меньше покрышевского, вылез с черным, как у негра, лицом Федя Чубуков. По его куртке стекало масло. Летчик быстро соскочил на землю. Увидев Покрышева, вытянулся, отдал честь:– Младший лейтенант Чубуков вернулся с боевого задания!
Новый взрыв смеха окончательно смутил Чубукова.– Понимаете, товарищ командир, – торопливо начал объяснять летчик, – пуля пробила маслобак. Горячее масло начало хлестать. Да еще руль поворота заклинило. Совсем измучился. Еле дотянул до своего аэродрома.
По дороге с летного поля Чубуков, уже не спеша, рассказывал, как дрался без командира. На него навалились «мессершмитты» в надежде разделаться с одиноким самолетом. Он же удачно уклонялся от огня, всё время оттягивал группу к нашей территории. Сбил еще одного стервятника. Было особенно трудно, когда от вражеских снарядов заклинило руль поворота и пробило маслобак. Масло брызгало в лицо, заливало глаза.
Покрышев то и дело кидал взгляд на Чубукова и не скрывал восхищения. Герой, да и только! Как он теперь не похож на того Чубукова, который пришел в полк в конце 1941 года. Оперился птенец! А когда-то его считали неудачником в авиации. Вот ведь как может сложиться судьба человека!
После окончания летной школы Чубуков провоевал совсем немного, – его отстранили от полетов, приписали боязнь боя. А то была не боязнь, а просто недостаток опыта, излишняя осторожность.
Чубукова отправили к зенитчикам, где ему поручили поддерживать связь зенитной батареи с появляющимися в том районе нашими самолетами.
Узнав, что у зенитчиков объявился летчик, а их в эскадрилье не хватало, Покрышев встретился с ним, побеседовал и уговорил командира взять Чубукова в полк. Робкий и стеснительный, молодой летчик был честным и откровенным. Эти качества и покорили Покрышева.
«Попробую сделать хорошего ведомого, – подумал он. – Может быть, получится».
С новичком пришлось много повозиться. Летную науку он усваивал тяжело и медленно. Случалось, на тренировке Чубуков при посадке ставил истребитель на нос или заруливал в снег, не говоря уже о мелких погрешностях, и тогда появлялась мысль распрощаться с ним: чего же зря тратить время. Но какое-то внутреннее чутье подсказывало: надо подождать. Премудростями летного дела парень овладевал хотя и медленно, но надежно. И если что-нибудь усваивал, то возвращаться к этому не приходилось. Из него должен получиться хороший летчик!
И Покрышев терпеливо «натаскивал» новичка. А его первое крещение? Это произошло как раз в тот день, когда Покрышев сбил над Ладогой немецкого аса. Чубуков совершил вынужденную посадку – позабыл перекрыть бензобак. Об этой забывчивости, которая могла обойтись очень дорого, Покрышев разговаривал с ним круто, по-мужски. Чубуков не обиделся. Потом было еще одно «объяснение». Тогда они сопровождали транспортники в Ленинград и на пути встретили большую группу немецких истребителей. Обойти этот воздушный заслон оказалось невозможно. Выход оставался один – связать истребители боем, драться до последнего, пока транспортные самолеты не пройдут опасную зону. Сражаться, не щадя своей жизни, чтобы спасти жизнь другим. И Чубуков не выдержал, проявил слабость. Как только начался бой – ушел в сторону, оставил своего командира одного. После боя ему, Покрышеву, было трудно в беседе с Чубуковым оставаться спокойным, говорить, не повышая голоса. «Ведомый – щит ведущего, – сказал он тогда, – и если ведомый проявляет трусость, бросает командира в бою и оставляет его без защиты на верную гибель – это не только малодушие, но, если хотите, предательство. Еще один такой случай – разговор будет коротким: я достаточно хорошо умею стрелять». Чубуков стоял бледный. Помедлив, чуть слышно сказал: «Товарищ командир, поверьте мне… этого больше не повторится». И он потом ни разу не бросал командира, служил ему надежным щитом в бою. В одном из мартовских боев Чубуков до последней возможности прикрывал ведущего. Его ранило, но и с застрявшим осколком в ноге он продолжал сражаться. На аэродром вернулся только после окончания боя и сразу же из кабины попал в санитарную машину. В госпитале Федора Чубукова приняли в партию. «Да, – вспоминал Покрышев. – Прошло каких-то четыре месяца, а вон как шагнул парень». Полк перелетел на один из аэродромов под Ленинград. Предстояло большое дело, но какое – никто не знал. Было приказано отдыхать и ждать команды. Летчики разошлись и занялись своими делами. Покрышев после перелета почистил от пыли форму, надраил до блеска сапоги, вымылся. Оп уже приготовился ужинать, как в дверях появился дежурный и пригласил к командиру полка. Матвеев сидел за накрытым столом.– Поужинать не успели?
– Только собирался.
– Тогда составьте компанию. – Командир пригласил Покрышева за стол, пододвинул сыр, масло, хлеб, потом открыл банку тушенки.
За ужином Матвеев рассказал, что на одном из вражеских аэродромов сосредоточено большое количество бомбардировщиков. Немцы готовят налет на Ленинград. Решено предупредить этот налет. Завтра полк штурмовиков «Ил-2» нанесет массированный удар по аэродрому, а прикрывать их будут истребители покрышевского полка.
…Вылет назначили на одиннадцать часов утра. Летчики сидели в кабинах, ждали штурмовиков. Но они не появлялись. А через несколько минут прозвучал отбой.
Из самолетов вылезали недовольные: почему отменили вылет? Но вскоре выяснилось, что в последний момент кому-то пришла в голову мысль воспользоваться немецкой пунктуальностью. В половине первого у них начинался обед. На это время и решили перенести вылет.
Расчет оказался верным. Первый заход наши штурмовики совершили беспрепятственно – зенитки молчали. Только при втором заходе они стали торопливо огрызаться.
Удар был эффективный: сразу же запылало несколько машин. Над землей поплыл густой черный дым.
Вражеские истребители, поднятые по тревоге с соседних аэродромов, явно запоздали. Они появились, когда штурмовики совершали последний, третий заход.
Воздушный бой был скоротечный и ожесточенный. Покрышев действовал дерзко, и это принесло успех. Стремительными атаками, в которых его надежно прикрывал Федор Чубуков, он сбил два «мессершмитта».
Вернувшись с задания, Покрышев крепко обнял Чубукова:– Спасибо, Чубук! Эти два «мессера» записаны на мой счет, но их по праву надо бы разделить пополам.
Почти полтора года Чубуков летал ведомым Покрышева. Он прошел хорошую школу и принял от своего учителя эстафету – командовал покрышевской эскадрильей. Окончил войну Федор Чубуков прославленным асом – сбил тридцать четыре самолета лично и пять – в группе. Свой рекорд он установил 28 марта 1944 года, когда за день уничтожил четыре фашистских самолета. В том же году ему присвоили звание Героя Советского Союза.
О Чубукове в полку говорили: «В нем чувствуется покрышевская хватка». ГВАРДЕЙЦЫ Аэродром полка находился недалеко от Волхова. Раньше здесь не базировались военные самолеты. Но шквал войны докатился и до этих краев. Приблизившийся фронт залпами тысяч орудий разорвал тишину заладожских лесов. Окопы и укрепления исчертили леса, топи и торфяные поля. Перекочевала в эти места и авиация. За короткое время строители укатали под взлетные полосы поля, на которых прежде колосилась рожь да беспечно цвела картошка, понастроили блиндажи и землянки, проложили дороги. Такие полевые аэродромы появлялись осенью и суровой зимой 1941/42 года за Ладогой, всего в нескольких километрах от линии фронта. Подобное соседство доставляло дополнительные хлопоты. Временами вражеская артиллерия вела по аэродрому интенсивный огонь. Летчики не оставались в долгу. Вылетая на задание, они обстреливали из пушек и пулеметов вражеские позиции. В этот ноябрьский день стояла нелетная погода Низкая облачность плотной шапкой прикрывала землю Летчики, ознакомившись утром в штабе с обстановкой, разошлись по домам и землянкам. От нечего делать забивали «козла», писали домой письма, слушали игру на баяне Феди Чубукова. Погода обрекла полк на бездействие. Вечером в штабе собрались на совет командиры.– Дела, прямо скажем, неважные. – Матвеев низко наклонился над картой, внимательно рассматривая ее при тусклом свете коптилки.
Рядом сидели заместитель командира полка Пилютов, начальник штаба Минеев. Напротив, на скамейке, расположились начальники служб, командиры эскадрилий Зеленое и Покрышев, их заместители.
– Задачи перед полком остаются прежние. – Матвеев выпрямился, обвел взглядом командиров. – Первая – прикрывать Волховстрой, мост через реку Волхов, базу Кобона и «Дорогу жизни» через Ладожское озеро. И вторая – сопровождать транспортные самолеты по маршруту Тихвин – Ленинград – Тихвин и Плеханове– Хвойная – Плеханове. Как установится погода – будьте готовы.
– А на чем воевать? – подал реплику Зеленов. – Машин-то осталось мало.
Наступило молчание. В боях полк потерял много самолетов, а пополнение всё не поступало. И теперь каждый истребитель был на учете.
– Обещают, – прервал молчание Матвеев. – А пока придется воевать на том, что есть. Инженер обещал отремонтировать три поврежденные машины.
В это время дверь открылась, и, потирая руки от мороза, вошел старший инженер полка Шатаев.
– Две машины к утру сделаем,– доложил он,– а с третьей придется подождать. Основательно побита. Работы много.
Шатаев вынул блокнот, полистал, потом перечислил, какой необходим ремонт.
Деловой разговор скоро кончился. Но командиры не расходились. Когда по радио стали читать сообщение от Советского Информбюро, все притихли. Ждали добрых вестей. После летних неудач Красная Армия стала наносить мощные удары по врагу. Вот уже несколько месяцев шла битва за Сталинград. Обескровленные в тяжелых сражениях отборные немецкие дивизии не могли больше двигаться вперед. Поражением гитлеровцев закончились многодневные бои на подступах к городу Орджоникидзе.
Что нового сообщит радио сегодня? «В течение 21 ноября, – читал диктор, – наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда, юго-восточнее Нальчика и северо-восточнее Туапсе…»– Относительное затишье, – заметил Матвеев.– Значит, надо ждать больших событий…
– Пора начинать. И нам бы веселее было воевать,– добавил Зеленов.
– Там, Коля, – Пилютов показал пальцем наверх, – сделали большое упущение, что о сроках наступления не посоветовались с тобой.
Легкий смешок прошел по рядам.– Ты не обижайся, – уже серьезно сказал Пилютов. – Все мы, как и ты, с нетерпением ждем чего-то большого, знаменательного.
«В Народном комиссариате обороны…» – объявил диктор.
– Потише! – попросил Матвеев. – Давайте послушаем.
Диктор стал читать постановление о преобразовании авиационных полков в гвардейские.
«За проявленную отвагу, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм полки преобразованы в гвардейские, – продолжал торжественно читать диктор – …154-й истребительный авиационный полк – в 29-й гвардейский истребительный авиационный полк…»
– Наш! – не сдержал нахлынувшей радости начальник штаба Николай Минеев. – Мы – гвардейцы!
Грянуло дружное «ура». Все, кто находился в штабе, бросились обниматься, поздравляли друг друга.
154-й истребительный авиаполк принадлежал к числу частей, сформированных незадолго до войны. Молодые летчики набирались опыта в боях, ставших для них учебной аудиторией, крепко били врага и за первые три месяца войны уничтожили сто сорок два фашистских самолета.
Этот список открыл прославленный ленинградский ас капитан Георгий Петров, который 3 июля 1941 года сбил «юнкере». А на следующий день, сопровождая на задание бомбардировщики, он в паре с Алексеем Сторожаковым уничтожил «Mе-109».
Летчики полка защищали небо на ближних подступах к Ленинграду, сражались над Лугой и Волосовом, Гатчиной и Пушкином, штурмовали вражеские аэродромы, а в суровые дни блокады сопровождали транспортные самолеты с продовольствием в Ленинград и провели над Ладожским озером не одну сотню боев.
За полтора года войны в полку появились свои асы – мастера воздушного боя Петр Покрышев, Андрей Чирков, Александр Горбачевский, Петр Пилютов, Николай Зеленов, Константин Коршунов, сбившие по десять и больше вражеских самолетов.
Каждый бой был не на жизнь, а на смерть. Жарким июльским днем 1941 года погиб во время тарана вражеского самолета командир звена Сергей Титовка. Ему посмертно присвоили звание Героя Советского Союза. Много хороших летчиков потерял полк.
Им не посчастливилось дожить до радостного дня, когда полк стал гвардейским, но они немало сделали для того, чтобы он носил это звание. С конца 1941 года полком командовал батальонный комиссар Александр Матвеев. Для своих подчиненных он был строгим, взыскательным командиром и одновременно старшим товарищем, простым и душевным человеком. В дни, когда полк вел напряженные бои, Матвеев умел поднимать настроение людей, и самые суровые испытания казались не такими тяжелыми. В полку часто устраивались фронтовые балы. Матвеев на этих балах поражал виртуозной игрой на гармони. Когда требовала обстановка, Матвеев сам водил группы полка в бой. По всему фронту разнеслась весть о победе, одержанной матвеевской группой 13 марта 1942 года. Их было шестеро – Александр Матвеев, Петр Пилютов, Петр Покрышев, Андрей Чирков, Георгий Глотов и Георгий Мармузов. В бою с восемнадцатью фашистскими самолетами они сбили семь, сами не потеряв ни одного. Каждый уничтожил по одному стервятнику, а ведущий – два. За проявленный героизм и отличное мастерство Матвеева и Чиркова наградили орденами Ленина, Пилютова, Покрышева и Мармузова – орденом Красного Знамени, а Глотова – орденом Красной Звезды.– Мы теперь гвардейцы, – любил повторять Покрышев. – И надо научиться драться по-гвардейски!
Самый крупный из боев, после того как полку присвоили звание гвардейского, он провел 9 декабря. Шестерка наших истребителей встретила в районе Кобоны группу «мессершмиттов». Первая атака закончилась вничью: один-один. Немцам удалось сбить самолет Шелегова, и летчику пришлось прыгать с парашютом. Но одного из четверки «мессершмиттов» поймал в прицел Николай Ивин и выпустил по нему очередь. Немецкий истребитель неестественно дернулся раз-другой, потом клюнул носом и полетел вниз.
Оставшись без защиты, ведущий стал поспешно уходить в сторону солнца.– Следите за ведущим, – передал Покрышев команду Ивину и тут же услышал в наушниках его тревожный голос:
– «Мессершмитты» идут в лобовую атаку.
У меня нет скорости… «Что случилось? Может быть, Ивина подбили? Почему упала скорость?»– Делайте разворот, прикрою! – передал он в эфир.
Ивин начал разворачиваться, а наперерез ему стремительно шел «сто девятый». Каких-то сто – сто пятьдесят метров отделяло его от врага, и Покрышев, нажав на гашетку, дал длинную пулеметную очередь. Огненные струи полоснули по кабине фашистского истребителя, и в следующее мгновение раздался сильный взрыв. «Мессершмитт» врезался в разворачивающийся истребитель Ивина. Покрышевскую машину взрывной волной подбросило вверх, и она влетела в черное облако, образовавшееся от взрыва. Горохом застучали по обшивке обломки разбитых самолетов. Когда Покрышев выскочил из облака, вражеские истребители маячили далеко впереди, – после первой же атаки они предпочли не продолжать боя и поспешно уходили на запад. С тяжелым чувством Покрышев докладывал Матвееву о сражении, в котором погиб Ивин.
– Да, – как-то неопределенно заключил командир, выслушав Покрышева. – Ивина нашли. Приземлился на парашюте.
– Живой? – обрадовался Покрышев.
Матвеев ответил не сразу.– Без головы, – наконец сказал он. – Ее, видимо, отрубило винтом при прыжке. А парашют открылся автоматически.
Стало тихо-тихо. Было слышно, как гудит ветер, гуляя по аэродрому. Матвеев переложил с места на место последние донесения, механически разглядывая их, добавил:
– А фашистский летчик был убит во время боя.
Пуля попала ему в затылок. В сознании Покрышева промелькнули картины воздушного боя. Медленно разворачивающийся истребитель Ивнна… стремительно идущий ему наперерез «мессершмитт»… Предупредительная очередь… Да, он тогда убил немца. Будь фашист жив, он никогда не пошел бы на тарам. Как нелепо погиб Ивин! Накануне Нового года Матвеев обрадовал Покрышева:– Собирайтесь, Петр Афанасьевич! Полетите за самолетами.
Этого дня ждали все летчики полка. Машин осталось совсем мало, и каждый с тревогой думал о том, что может наступить день, когда истребителей останутся единицы.
За новыми самолетами Покрышев вылетел вместе с Чирковым, Горбачевским и другими летчиками, которые летали на истребителях системы конструктора Яковлева. Им предстояло получить новые модернизированные машины «Як-7».
На заводском аэродроме гвардейцы задержались недолго. Поступил приказ: немедленно возвращаться. Фронту нужны были самолеты.
Первую посадку сделали в Хвойной. Заправились горючим o– и снова в путь. Но в районе Тихвина проходила полоса сильного снегопада. Пришлось сесть на ближайший аэродром и там заночевать.
Рано утром Покрышев побежал в штаб узнать обстановку. По летному полю стлался грязный, серый туман, свинцовые тучи низко ползли над землей.
– Что, капитан, не спится? – вопросом встретил его дежурный по штабу.
– Какой сон, когда ребята самолеты ждут. Как, выпустите?
Дежурный подал метеосводку:– Вот читайте. Улучшения не предвидится.
Покрышев пробежал глазами листок, положил его на стол:– Но лететь-то надо всё равно, местность мне известная. Когда будет командир?
– Звонил, сейчас подойдет.
Командир местного гарнизона, выслушав Покрышева, возражать не стал.– В мирное время я бы ни за что вас не выпустил.
Но сейчас война. Понимаю, как нужны истребители фронту. Группу на свой аэродром Покрышев вывел точно. Однополчане встречали их как долгожданных гостей. Рядом с американскими «томагавками» и «китти-хауками» выстроились современные отечественные истребители. Летчики с восторгом осматривали машины, обменивались одобрительными репликами. Вскоре гвардейцы передали соседям американскую технику и приступили к освоению «Як-7». Ранним утром 12 января 1943 года с аэродрома отправляли первую группу из одиннадцати истребителей. Ей предстояло обновить самолеты в бою. Командиром группы назначили Николая Зеленова. Просился Покрышев, но Матвеев отказал:– Вы хорошо знаете «Яки», готовьте летчиков.
Пришлось на время стать учителем. Через несколько дней однополчане узнали, на какое задание улетел со своей группой Зеленов. Войска Ленинградского и Волховского фронтов, перейдя в наступление, прорвали блокаду Ленинграда. Действия наземных войск вместе с другими частями прикрывала с воздуха и группа гвардейцев полка. Вскоре в полк вернулся с товарищами и сам Зеленов. Веселый, энергичный, он рассказывал об участии в операции по прорыву блокады Ленинграда. Его летчики не посрамили гвардейского звания. В двадцати воздушных боях они сбили восемь вражеских самолетов. КАВАЛЕР ЗОЛОТОЙ ЗВЕЗДЫ Вечером 10 февраля Покрышев слушал последние известия. Передавали сообщение от Советского Информбюро, потом указы Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза воинам, отличившимся в боях с фашизмом. Среди новых Героев часто встречались знакомые фамилии. «Капитану Зеленову Николаю Андриановичу…» – звучал голос диктора. Это их Коля Зеленов – командир первой эскадрильи. «Подполковнику Пилютову Петру Андреевичу…» После того как Матвеева назначили командиром дивизии, Пилютов принял от него полк. Исключительная храбрость, отличное знание летного дела и чуткость к людям снискали ему уважение среди летчиков. Потом Покрышев услышал свою фамилию. Первые минуты он сидел словно загипнотизированный. Сначала не поверил. Но диктор только что прочитал: «Майору Покрышеву Петру Афанасьевичу…» Радостный вскочил он с табуретки, стал одеваться. «Неужели присвоили Героя?» У штаба начали собираться люди, поздравляли новых кавалеров Золотой Звезды. Когда появился Покрышев, летчики с криком «качать Героя» дружно подхватили его на руки и подбросили несколько раз вверх. Тут же стояли взволнованные Пилютов и Зеленов. Замполит пробовал внести организацию в стихийно возникшее чествование.– Товарищи, потише! – просил он. – Разрешите сказать несколько слов.
Когда шум утих, замполит начал:– К трем первым Героям Советского Союза нашего полка – Сергею Титовке, Алексею Сторожакову и Георгию Петрову – прибавилось еще трое. Разрешите горячо поздравить их, пожелать успехов. А всему полку – чтобы семья Героев постоянно пополнялась. Давайте же еще беспощаднее бить врага, драться по-гвардейски, как дерутся наши Герои.
Все бурно зааплодировали.– Событие большое, надо бы его отметить, – предложил один из летчиков.
Замполит кивнул в сторону Пилютова: как командир… Пилютов только махнул рукой, – разве откажешь в такой день. * * * Покрышев ходил возбужденный. Радовали сообщения с фронтов. Битва на Волге закончилась разгромом двадцати двух вражеских дивизий. Освобожден Северный Кавказ, Ростов. Фашистскую нечисть гнали с советской земли. Вечером 16 февраля радио сообщило о новой победе советских войск, освободивших Харьков. Бывшая столица Украины, крупнейший культурный и промышленный центр, город, где Покрышев начинал свой трудовой путь! …Это было трудное время – начало тридцатых годов. Нужда заставила покинуть родное херсонское село Голая Пристань и приехать к старшей сестре.– Город большой, найдешь работу, поступишь учиться, станешь человеком, – уговорила его сестра.
Вместе с сотнями таких же подростков Петр ежедневно ходил на биржу труда. Однажды ему повезло. На бирже появился пожилой мужчина в рабочей спецовке, кепке, в начищенных до блеска русских сапогах. Он громко объявил:– А ну, молодежь, давай ко мне!
Вокруг быстро собралась группа подростков.– Я представитель завода «Серп и молот», – отрекомендовался мужчина. – Знаете такой? Сельскохозяйственные машины делает. Так вот, наш завод принимает на работу молодежь. Дадим хорошую специальность. Но с одним условием, – представитель завода улыбнулся, в его глазах появился хитроватый огонек. – Месяц придется потрудиться на уборке картофеля. Вот мы там и проверим, из кого получится хороший рабочий.
Кое-кто из ребят не поверил: с картошкой провозишься, а работы не дадут. Другие подумали: «Не очень-то приятно месяц копать картошку. Лучше поискать более подходящую работу».
Покрышев записался. Месяц честно отработал, а потом его отправили в школу ФЗО. Первые дни жилось несладко. Ездил на занятия почти через весь город, спал мало, а учился и работал много, часто голо дал.
Как-то, возвращаясь с завода, встретил во дворе группу беспризорников. Грязные и оборванные, они о чем-то горячо спорили между собой.
– Эй ты, фэзэушник, – позвал один из них. – Подойди сюда!
Покрышев подошел.– Жрать хочешь? – неожиданно грубо спросил беспризорник.
– А у тебя что-нибудь есть?
– Дурак. Тебя спрашивают, отвечай!
Покрышев простодушно кивнул головой:– Живот подвело!
– Тогда пойдем с нами вон туда, – беспризорник кивнул в сторону небольшого здания, окруженного высоким забором. – Видишь артель «Кожгалантерея»?
– Вижу, ну и что? – не понял Петр.
– Там куски кожи лежат. Утащим несколько штук – продадим, получим много денег. Пошли. – Беспризорники почти силой повели его с собой.
У забора остановились. Тот же парень, видимо, старший среди них, воровато оглянувшись по сторонам, приказал:
– Ты самый маленький. Подлезай под забор – подашь нам кожу.
Покрышев стоял в нерешительности.– Давай быстрее, пока никто не видит… – торопил парень. – Не трусь…
Петр лег на живот и осторожно пролез под забор. Не успел он подняться на ноги, как чья-то сильная рука схватила за шиворот, приподняла.
– Попался! – На него зло смотрели глаза сторожа. – Ишь ты, воришка!
Всю компанию как ветром сдуло. А его привели в милицию. Дежурный, пожилой человек, с седыми висками и утомленным от бессонницы лицом, устало посмотрел на него и спросил документы. Повертев в руках заводской пропуск, положил на стол:– Эх ты, горе луковое, а не рабочий! Придется о твоих делишках сообщить на завод.
Твердый комок подкатился к горлу. Он вспомнил, в какой торжественной обстановке им выдавали пропуска, как тепло поздравлял старый мастер каждого фэзэушника, как говорил о чести рабочего, призывал не позорить ее.
На глазах появились слезы и поползли по щекам.– Дяденька, отпустите, я больше не буду… Ведь меня уволят с завода. Не буду больше…
Милиционер вынул из портсигара папиросу, затянулся. Белые колечки дыма весело поплыли к потолку.
– Не будешь, говоришь? Можно поверить?
– Честное слово!
– Если говоришь искренне – поверим. – Он встал из-за стола, протянул Петру пропуск: – Иди и больше не попадайся.
Это было первое и последнее его знакомство с беспризорниками. В труде и учебе пролетели два года. Распорядок дня в школе был жесткий – шесть часов занятий, четыре часа работы. В каждой группе – по сорок человек: мастер не всегда успевал уделить внимание каждому парню. Многое зависело от самого ученика, его способностей, упорства, прилежания. Наступило время экзаменов. Сначала сдавали теорию. Сдал теорию – выбирай запечатанный пакет. А в нем задание. Покрышеву досталось трудное задание – за неделю сделать «ласточкин хвост», так за свою оригинальную форму называлось изделие из двух металлических пластинок толщиной до десяти миллиметров. Эти «хвосты» требовалось вырезать с таким расчетом, чтобы при совмещении между ними не могла просочиться даже вода. Через пять дней Покрышев сдал работу.– Уже? – удивленно поднял брови мастер. – Шустрый!
Когда мастер принес работу председателю комиссии, тот долго и придирчиво рассматривал «ласточкин хвост», потом передал другим членам комиссии.
– Да, хватка у парня есть, – сказал он. – Смекалистый и расчетливый. Таким качествам может позавидовать любой рабочий. Как ваше мнение?
– Я думаю, надо дать ему четвертый разряд, – сказал один из членов комиссии.
Другой возразил:– Обычно за выполнение такого задания присваивают второй или третий. Не слишком ли много сразу?
– Сделано действительно с большим мастерством,
да и раньше срока, – заметил председатель. – Думаю, скупиться не стоит. Покрышеву присвоили четвертый разряд жестянщика. По этой специальности он проработал около двух лет, пока не произошло событие, которое предопределило его дальнейшую жизнь. Однажды в обеденный перерыв в цехе появились два летчика. В синих суконных гимнастерках и галифе, в до блеска начищенных хромовых сапогах. На голове – аккуратные пилотки. Внешний вид военных привлекал внимание. И вскоре вокруг них собралась толпа. Летчики рассказали о быстро растущем воздушном флоте страны Советов, его захватывающих перспективах.– По призыву комсомола объявлен набор в авиацию, – говорил один из гостей. – Мы пришли узнать, есть ли среди вас желающие поступить в аэроклуб.
Если найдутся – подавайте заявления. После этой беседы Покрышев вместе с другими парнями написал заявление с просьбой принять в аэроклуб. Возбужденный шел Петр на медицинскую комиссию. В мечтах он видел себя уже летчиком, который водит самолет в безбрежном голубом океане, высоко-высоко над землей. Врач-терапевт долго и внимательно слушал его. Потом поморщился и, положив на стол трубку, недовольно спросил:– Что это у тебя сердце бьется как телячий хвост?
Приговор был вынесен жестокий и беспощадный. Из кабинета Покрышев вышел расстроенный, брел по коридору, ни на кого не обращая внимания.– Ты чего нос повесил? – раздался рядом голос.
Покрышев поднял голову и увидел летчика, которыйвыступал у них на заводе.
– Не прошел… – ответил он чуть не плача. – Сердце оказалось плохим.
– Такой молодой – и сердце… – Летчик немного постоял, подумал. – Не отчаивайся, пойдем.
Теперь уже вдвоем они появились у врача. Летчик о чем-то спросил терапевта, потом стал с нимбеседовать. Казалось, о Петре сразу же забыли. Покрышев уже начал подумывать, что зря пришел сюда, как летчик неожиданно попросил врача еще раз осмотреть паренька.
Врач удивленно поднял брови, но согласился. Закончив осмотр, он с еще большим удивлением заключил:
– Сейчас всё нормально.
– Я так и знал, – обратился летчик к Петру. – Переволновался – и чуть не забраковали. Нужно научиться владеть собой.
Настроение снова поднялось. Он шел по улицам Харькова, с улыбкой глядя на стреляющие со стен плакаты: «Трудовой народ, строй воздушный флот!», «Пролетарий– на самолет!», «Даешь мотор!» Ему хотелось петь, плясать, обнимать и целовать прохожих. Как здорово, что он станет летчиком!
Сначала планерная школа, потом аэроклуб. Занятия проходили ежедневно: с восьми утра до двух часов дня. А к трем надо было спешить на работу. Когда Покрышев в летной форме впервые появился на заводе, ребята откровенно завидовали, а девчата не сводили с него восхищенных глаз.
– Это тебя, парень, нарядили, чтобы ты за авиацию агитировал, – не верил мастер. – Знаешь, как у нас на заводе детали показывают на выставке? Мол, смотрите и делайте так же.
– Насчет агитации это вы правильно сказали.
Я теперь авиацию буду пропагандировать сколько сил хватит. А что не верите – постараюсь доказать. Вот начнем тренировки – обязательно приглашу посмотреть,
как летаю.– Пригласи, пригласи! С удовольствием приду.
Начались тренировочные полеты, и Покрышев пригласил на аэродром своего цехового мастера. Тот экскурсией остался доволен.
– Удивил ты меня, Покрышев, – признался он. – Вон чего добился! Характерец у тебя, скажу, завидный. Упорный! Поди, целый год по вечерам эту самую авиацию изучал. Тяжело, а не бросил. Молодчина!
Наконец закончена программа, сданы зачеты. Курсанты получили путевки в небо: свидетельства пилотов гражданской авиации. А через несколько дней в Харьковский аэроклуб приехали военные летчики. Они познакомились с личными делами выпускников, отобрали восемь самых лучших из них, в том числе и Покрышева, пригласили на беседу.
– Есть решение горкома комсомола послать вас для дальнейшей учебы в Одесскую школу военных пилотов, – объявил начальник. – Все ли согласны ехать?
Согласны ли парни? Конечно! Стать военными летчиками! Да кто об этом не мечтал!
В марте 1934 года Покрышев уехал в Одессу. * * * В середине февраля 1943 года Покрышева и Зеленова направили за новой партией самолетов. Путь лежал через Москву.– В Москве обязательно свяжитесь с Матвеевым, – провожая группу, наказывал Покрышеву Минеев. – Он там сейчас по делам службы. Звонил, дал такое распоряжение.
Прибыв в столицу, Покрышев первым делом разыскал Матвеева. В номер гостиницы, где тот остановился, пришли вместе с Зеленовым. Просидели у Матвеева весь вечер. Он расспрашивал, как дела в полку, Покрышев и Зеленов отвечали. А провожая их, Матвеев сообщил: – Придется здесь задержаться на несколько дней. Завтра нужно зайти в секретариат Президиума Верховного Совета СССР. Догадываетесь зачем? Особых разъяснений не требовалось. В секретариате, как и полагается, записали все данные, попросили в ближайшие дни никуда не уезжать – намечается вручение правительственных наград большой группе воинов. Награждение состоялось через несколько дней. В Кремлевском зале собрались летчики, артиллеристы, танкисты, пехотинцы, прибывшие почти со всех фронтов. Они приехали за новыми наградами, которыми отметила Родина их боевые подвиги. Без пяти минут десять в зале появился Михаил Иванович Калинин в сопровождении секретаря Президиума Верховного Совета СССР А. Горкина. Зал зааплодировал. Михаил Иванович дошел до стола, повернулся, внимательно добрыми глазами посмотрел на сидящих в зале и легким жестом руки приветствовал награжденных. Наступили торжественные минуты. Сначала награды вручали Героям Советского Союза. Когда назвали фамилию Покрышева, он встал, в большом волнении подошел к столу. Михаил Иванович бережно взял коробочки с медалью «Золотая Звезда» и орденом Ленина.– С Ленинградского фронта? – Вручая награды и пожимая руку, он внимательно посмотрел на летчика поверх очков.
– Да, Михаил Иванович.
– Если у нас Ленинград защищают такие соколы –
за судьбу города можно быть спокойным. Поздравляю вас с высокой правительственной наградой.– Служу Советскому Союзу! – ответил Покрышев.
После вручения орденов и медалей М. И. Калинин от имени правительства еще раз поздравил награжденных, пожелал им новых боевых успехов.
– Награды, полученные сейчас вами, ко многому обязывают, – напомнил он. – Беспощадно истребляйте фашистскую нечисть, быстрее освобождайте от нее нашу советскую землю…
В свой номер гостиницы Покрышев возвратился поздно вечером. Перед глазами проходили события дня: вручение наград в Кремле, теплое рукопожатие М. И. Калинина, товарищеский ужин в ресторане «Арагви». По установившейся традиции звезды Героев опустили в один бокал. Из него по очереди пили за новые победы.
Новые победы! О них он думал, когда прикреплял к груди Золотую Звезду Героя, и еще думал о своих товарищах, прежде всего об Андрее Чиркове – боевом друге и заместителе. Андрей, имевший много блестящих побед, тоже герой, хотя звание это ему еще не присвоили. Но он верит – и Чирков будет носить Золотую Звезду.
Новые победы! Скорее бы получить самолеты – и на фронт, снова в бой! «ЧЕМОДАННЫЙ ОРКЕСТР», «КОТ» И ВАСЯ ШЕЛЕГОВ В полк из госпиталя возвратился Владимир Яковлев – боевой командир звена из покрышевской эскадрильи. Первый, кого он встретил, был Сясин.– Вернулся? – Комиссар крепко пожал ему руку.– Как самочувствие?
– Хорошее. Только вот видите…
Улыбка исчезла с лица комиссара. В январские дни Владимиру Яковлеву пришлось выдержать тяжелый бой с фашистскими истребителями. Вражеский снаряд разорвался у него в кабине. Осколки вонзились в бок летчику, а отлетевшие от разбитых приборов кусочки эмали попали в правый глаз. Липкая теплая кровь заливала лицо. От адской боли в боку и глазу летчик моментами терял сознание, но нашел в себе силы открыть фонарь и покинуть горящий самолет. Ранение оказалось серьезным. Эмаль попала в глаз, началось воспаление. Будь эти кусочки металлическими, их извлекли бы магнитом, но с эмалевыми это проделать невозможно. Пришлось вынимать глаз. И вот Яковлев снова в полку. Но вернулся он с одним глазом…– Ну пойдемте, – встрепенулся Сясин. Я как раз иду в покрышевскую эскадрилью. Ребята будут рады видеть вас.
Они направились на летное поле. Еще издали около стоянки покрышевского самолета Сясин заметил большую группу людей и услышал дружный хохот.
Комиссар подошел поближе, протиснулся сквозь толпу. Картина, которую он увидел, заставила и его улыбнуться. Полковой художник на борту покрышевского истребителя рядом со звездочками, обозначавшими количество сбитых вражеских самолетов, рисовал… кота. Вокруг слышались шутки, одобрительные реплики:
– Ну и киса! Вот это морда!
Художнику наперебой давали советы:– Усы подлинней сделай! И хвост трубой!
Кот получился забавный, с выгнутой спиной, вздыбленной шерстью и блестящими глазами.
– Вы что это придумали? – спросил Сясин хозяина истребителя, который, сложив руки на груди, стоял тут же и улыбался, довольный своей затеей.
– Надо же на врагов страху нагнать, товарищ комиссар. Пусть при одном только виде кота у них появится дрожь в коленях.
Вокруг одобрительно загудели. Сясин махнул рукой:– Ну ладно, что с вами поделаешь. Только имейте ввиду – истребитель станет теперь приметным, враги начнут охотиться за вами. Осмотрительнее будьте, – сказал он Покрышеву.
– Не беспокойтесь, товарищ комиссар! Всё будет в порядке.
– Вот и готово! – весело сказал художник, заканчивая работу. – Кот, товарищ майор, получился что надо!
– Тогда сейчас в честь рождения кота дадим концерт, – объявил Покрышев.
– Подождите немного, – вмешался Сясин. – Посмотрите, кто к нам приехал!
Только теперь Покрышев увидел Яковлева, скромно стоявшего в стороне. Они обнялись.
– С возвращением! А что такой хмурый? – удивился Покрышев.
Яковлев замялся.– Чувствую, что с полком придется расстаться. Какой я теперь летчик… – тихо произнес он. И вдруг вы крикнул странно изменившимся голосом: – Товарищ командир! Оставьте меня в эскадрилье!
– Конечно оставим, не волнуйся, – успокоил его Покрышев. – Адъютантом пойдешь?
Лицо Яковлева просветлело.– С большим удовольствием.
– Вот и хорошо. А там, смотришь, и на боевые задания летать станешь.
Теперь уже Яковлев радостно улыбался. Настроение заметно поднялось.– Ну, боевой адъютант, приступай к исполнению своих служебных обязанностей. Доставай наш «чемоданный оркестр».
«Чемоданным оркестром» в полку называли видавший виды и изрядно побитый патефон. Покрышев возил его с собою почти с первых дней войны, никогда с ним не расставался.
К патефону имелся богатый набор пластинок. Петр Афанасьевич собирал их давно. Однажды, будучи на переформировании, он заглянул в сельский магазин нет ли чего интересного из музыкальных записей. Ему повезло – на полке стояло около сотни пластинок. Он отобрал несколько штук, рассчитался за них.
«Бога бы побоялся, – неприязненно заметила старушка, стоявшая у прилавка. – Война… Надо думать о том, как фашиста с земли нашей быстрее прогнать, а он, видите ли, о музыке и всяких там басурманских песнях думает. Поди, для какой-нибудь крали подобрал…» – «А мы, бабушка, в бога не верим, – усмехнулся в усы Покрышев. – Пластинки же подобрал не для крали, а для друзей. Музыка нам очень нужна, с нею и воюется легче».
Популярные русские и украинские песни в исполнении известных певцов, старинные вальсы, цыганские романсы, марши составляли репертуар фронтовых концертов, которые устраивались прямо на стоянке в свободные минуты.
Яковлев вытащил патефон и поставил на плоскость самолета.– С чего начнем? – спросил Покрышев.
– Авиационным маршем! – раздались голоса.
Покрышев поставил пластинку. …Истребитель с номером «34» и котом на борту стал приметнее. Но летать на нем Покрышеву долго не пришлось. Его отправили за новой группой самолетов. Приказ поступил неожиданно, и на сборы дали не более часа. В эти-то минуты и зашел Василий Шелегов с просьбой разрешить на время полетать на командирской машине. Покрышев не сразу ответил. Дать свою машину молодому летчику?.. Мало ли что может случиться! Тогда на чем же он сам будет воевать? Но этот непосредственный и обаятельный парень так просил, что Петр Афанасьевич согласился. Накануне Шелегов потерял свою машину. Не сидеть же ему без дела!– Только смотрите… Если потеряете… – И многозначительно посмотрел на Шелегова.
– Я вас понял, товарищ командир, – ответил лейтенант. – Буду беречь как зеницу ока.
В первый же вылет на покрышевском истребителе Василий сбил «юнкере» и… заважничал. Ходил, что называется, задрав нос. Друзья, улыбаясь, наперебой просили его «поделиться боевым опытом», и польщенный Шелегов не без гордости повторял уже в который раз свой рассказ.
– Понимаете, – медленно начинал он, – только что я вылетел, смотрю – «юнкере». Куда-то торопится. Не торопись, говорю про себя, голубчик! И положил «Як» в разворот. Машина отличная, управляется легко, скорость высокая. Догнал, выдал ему по первое число. Ну и зрелище, скажу вам, приятное… «Юнкере» дымит и штопором вниз. А я за ним – и добавляю!
Во второй вылет Шелегов снова сбил самолет.– Если вы в каждый вылет будете уничтожать по одному самолету, то скоро догоните своего командира, – заметил начальник штаба, занося итоги дня в журнал боевых действий.
Но из третьего вылета Шелегов вернулся без покрышевского самолета.– Что же ты, Вася, оплошал? – шутили летчики.
– Подлецы фрицы догадались, что на машине летает не сам хозяин…
– Разница между командиром и тобою, конечно, есть. Дрался бы, как Покрышев, тебя бы не сбили.
– Опозорил ты, Вася, командира, – сказал слышавший разговор начальник штаба. – Вот мы получили сообщение, что фашистские летчики как только расправились с тобой, сразу же передали по радио: мол, сбили знаменитого советского аса. А Петра Афанасьевича за всю войну не только не сбивали, но даже не царапнули. Подпортил ты репутацию ему.
– Да бросьте, ребята, – сердился Шелегов. – И так кошки на сердце скребут.
– Уж не тот ли кот, что был на фюзеляже нарисован? Поди, он на тебя сердится, что его угробил?
– Всё смеетесь! А как мне командиру докладывать?
Впору сквозь землю провалиться… Группу Покрышева, вернувшуюся на новых «Яках», вышел встречать весь полк. Но Шелегова не было. Покрышев с тревогой подумал: «Неужели…»– Товарищ командир!-подбежал механик Нестеров. – Самолета-то вашего нет, сбили. И патефон…
– А что с Шелеговым?
– Шелегов жив.
Так вот почему не пришел встречать его Василий! Стыдно показаться на глаза командиру.
Нестеров стоял растерянный, а Покрышев улыбался:– Не огорчайтесь, Нестеров! Тяжело, конечно, но посмотрите, сколько самолетов мы привели.
Вечером Покрышев вызвал к себе Шелегова.– Виноват, товарищ командир, – бормотал летчик, стоя с низко опущенной головой. – Извините, что так получилось… – И, помолчав немного, добавил: – «Яка» вам достать я, конечно, не в силах. А патефон и пластинки постараюсь…
Покрышев махнул рукой:– Где вы найдете такие пластинки! Я рад, что вы живы остались.
Патефон Шелегов всё-таки раздобыл. И пластинки… Правда, среди них не было тех песен, которые так любили слушать летчики. ВНИМАНИЕ! В ВОЗДУХЕ ПОКРЫШЕВ! Четверка «Яков» заходила на посадку. Истребители, плавно коснувшись земли, рулили к своим капонирам. Навстречу крылатым птицам бежали механики. Не будь даже знакомых цифр на фюзеляже, они все равно узнали бы свои машины по еле заметным, только им одним известным приметам. Порою странно было видеть, с какой заботой эти суровые люди ухаживали за самолетами. Но еще больше они любили их хозяев. Каждого механика связывала с летчиком крепкая фронтовая дружба. Нестерова Покрышев встретил улыбкой. Механик, поравнявшись с «Яком», положил левую руку на плоскость и так бежал рядом. Покрышев, приветливо помахав ему рукой, показал два пальца, – это значило, что он сбил два самолета. Нестеров быстро снял варежку с правой руки, поднял большой палец: отлично! Оба засмеялись. У капонира «Як» остановился. Покрышев открыл фонарь, не торопясь вылез из кабины.– Рисуем еще две звездочки, товарищ командир! – Нестеров не скрывал своей радости. – Я сейчас принесу краску.
– Давай рисуй. А я пошел в штаб.
Несколько минут заняла обычная процедура: доклад о результатах боя, вопросы.
Сделав необходимые записи в журнале, начальник штаба отложил его в сторону.
– Есть одна любопытная новость, Петр Афанасьевич, – сказал он. – Наши радисты перехватили интересный разговор. Как только вы появились в воздухе,
немецкие радиостанции наполнили эфир тревожными сигналами: «Внимание! В воздухе Покрышев!» Бояться вас стали фрицы.
– Они всех нас теперь боятся, – ответил Покрышев.
– Не скромничайте. Значит, нагнали страху, если фашисты так истошно вопят в эфире. Вас по праву можно назвать асом.
– Непривычно нам, советским летчикам, называться, как и гитлеровцы, асами, – недовольно сказал Покрышев.
– Вы не правы, – вмешался в разговор находившийся в штабе Сясин. – Слово «ас» вовсе не немецкое, а французское. В переводе оно означает «туз». Так еще в первую мировую войну называли летчиков, которые сбили не менее десяти самолетов. Немцы только переняли идею у французов. Вот что они утверждают.
Сясин вынул из кармана блокнот, полистал.
– Послушайте выдержку из немецкого авиационного журнала. «Асы имеют задачей борьбу за господство в воздухе. Они разыскивают противника в воздухе, атакуют его и уничтожают возможно большее количество неприятельских самолетов. Борьба за господство в воздухе всегда должна вестись наступательно».
– Всё верно, – заметил Минеев. – Только наши асы существенно отличаются от гитлеровских. Те при первой же неудаче стараются скрыться, наши, пока не добьются победы, от противника не отстанут. У них ас при численном «меньшинстве не вступает в бой, наши же орлы сами рвутся в драку. Фашист ищет себе добычу полегче, он заинтересован только в увеличении личного счета. Наш же ищет сильного противника. Вы, Петр Афанасьевич, сколько уничтожили ведущих групп?
– Из всех сбитых мною самолетов больше половины были ведущие.
– Вот что значит наш ас, – не без удовлетворения сказал Сясин. – Он не ищет легких побед.
Да, Покрышев не искал легких побед. К каждой из них шел тернистым путем поисков. Он был одним из тех, кто успешно освоил действия в бою парой. Эта тактическая новинка в то время стала применяться нашими летчиками. Покрышев на опыте убедился в преимуществе нового метода ведения боя.
Однажды Покрышев и его ведомый – отличный летчик, который хорошо знал и понимал своего командира, встретились с шестеркой истребителей «Mе-109». Два против шести. Силы неравные. Но Покрышев не уклонился от боя. Он стал быстро набирать высоту для атаки. «Мессершмитты» не отставали, проявляя исключительную маневренность на вертикалях. Такое состязание продолжалось долго. Ведомый не отставал от ведущего. И Покрышев, чувствуя надежную защиту, действовал уверенно, ни разу не оглянулся назад и сумел сбить «мессершмитт».
Позднее, когда Покрышев выступал на одном из совещаний по обмену боевым опытом, он так охарактеризовал преимущества построения парой:
– Пара – самая лучшая тактическая единица истребителей. В отличие от звена, построенного из трех самолетов клином, она исключительно маневренна, гибка и боеспособна, может самостоятельно и успешно решать тактические задачи.
Мы на собственной практике убедились в этом. На мой взгляд, нужно неустанно сколачивать пары, делать их постоянными, чтобы каждый летчик твердо знал, с кем он летает, имел со своим напарником не только твердые уставные отношения, а и полную договоренность, мог понимать его с одного движения, с полуслова. Ведущий пары должен направлять действия своего ведомого, командовать им в бою, а ведомый неотступно следовать за ведущим, точно выполнять его команды и всегда быть готовым защитить своего командира.
В бою что важно? Уметь всё время видеть свои и вражеские самолеты, предотвращая возможность стать жертвой внезапности, мгновенно и правильно реагировать на обстановку. Самый выгодный строй для этого – пара. Она позволяет всё время маневрировать в полете и вести круговое наблюдение. От того, как мы сумеем сколотить и натренировать пары, от того, как мы, ведущие, научим летать своих ведомых и поможем им стать нашими надежными помощниками в бою, будет зависеть весь дальнейший наш успех в воздушных схватках с немцами.
Сам Покрышев тоже старался быстро перенять всё новое, что появлялось на вооружении наших летчиков, приобреталось их боевым опытом. * * * Красный диск солнца еще не появился из-за горизонта, утренний туман стлался над погрузившейся в ночной сон землей, а шестерка «Яков» уже поднялась в воздух. Через несколько минут она догнала группу пикирующих бомбардировщиков «Пе-2» и пристроилась попарно сверху. «Пешки» летели бомбить вражеский аэродром, а шестерка истребителей сопровождала их. Накануне Покрышев долго беседовал с летчиками, до мельчайших деталей разбирая задание. Он то ходил по землянке, перечисляя обязанности ведомых и давал им советы, то вдруг останавливался, чтобы наглядно продемонстрировать свою мысль. И тогда его ладони изображали самолеты, сближались одна с другой, потом, описав замысловатые кривые, расходились в стороны. Временами он прерывал объяснение и, обратившись к кому-нибудь из летчиков, спрашивал: «А если истребители противника зайдут справа, что вы будете делать? А если слева?.. А если?..» Это «если» он задавал несколько раз. Лишь убедившись, что все летчики твердо уяснили свои обязанности, Покрышев отпустил их отдыхать. …Мощные взрывы нарушили утреннюю тишину. После первых же атак пикирующих бомбардировщиков вверх взметнулись длинные языки пламени. Через несколько минут рокот моторов, оглушительные разрывы бомб и отчаянная стрельба зениток слились в сплошной гул. «Пешки» сделали второй заход, потом третий. Аэродром полыхал десятками костров: горели самолеты, взрывались цистерны с горючим. Группа начала отходить от цели.– Будьте внимательны, – передал Покрышев команду своим ведомым, – усильте наблюдение за воздухом.
Из опыта он знал: если фашистские истребители не успевали помешать бомбежке аэродрома – они стремились атаковать группу на обратном пути. Здесь уж смотри в оба.
Ждать долго не пришлось. Маленькие точки вскоре появились на горизонте. Шестерка «фокке-вульф-190» пыталась с ходу атаковать группу. Покрышев первой же пулеметной очередью прошил самолет противника. Остальные фашисты предпочли оставить поле боя.
Когда Покрышев был в штабе и докладывал о результатах вылета, зазвонил телефон. Начальник штаба снял трубку, потом заулыбался, перевел взгляд на Покрышева.
– Звонил командир соседнего бомбардировочного полка, – кончив разговор, сказал он. – Просил передать вам большое спасибо за отличное прикрытие. Заявку сделал, чтобы на очередное задание снова послать вас во главе группы сопровождения.
А вечером поступила телеграмма от генерала С. Д. Рыбальченко. Командующий воздушной армией за успешное выполнение задания и хорошую организацию боевого вылета объявил благодарность летчикам группы и техникам, готовившим машины к вылету. * * * Покрышев дрался своим, особым стилем, в котором сочетались умение первым обнаружить противника, точный, филигранный маневр, холодная расчетливость и мгновенный удар.– Никогда не нужно повторяться в приемах, – любил говорить своим летчикам Покрышев. – Враг приспосабливается к однообразной манере боя, и тогда с ним приходится долго возиться. Следует быть оригинальным, постоянно искать. Только в этом случае приходит успех.
В минутах боя концентрируются десятки и сотни часов тренировок. Не надо жалеть себя и успокаиваться, как только почувствуешь, что прием начал получаться. Нужно еще и еще раз повторять, чтобы закрепить достигнутое, отработать выполнение приема до автоматизма.
Летчики восхищались покрышевской расчетливостью, его умением сводить лишние движения до минимума. И неудивительно, что больше половины боев, в которых он сбивал вражеские самолеты, проходили в кратковременных схватках.
Покрышев любил проводить лобовые атаки. Они требовали большого мужества и хладнокровия. Гитлеровцы боялись лобовых атак и старались избегать их, теряли инициативу. Этим умело пользовался Покрышев, чтобы навязать свою тактику боя. Бой он завершал мгновенным ударом, бил с короткой дистанции одновременно ив пушки и пулемета. Его прекрасная снайперская стрельба давала отличные результаты.
Советский ас не признавал ничейного исхода и не успокаивался после первого успеха. В бою с истребителями, будь то «мессершмитты» или «фокке-вульфы», Покрышев использовал весь свой арсенал фигур высшего пилотажа плюс инициативу и хитрость.
Если встречался «юнкере», то он атаковал его до тех пор, пока бомбардировщик не падал на землю.
– Поджег «юнкерсу» мотор – сразу же бей по второму. Иначе фашист сможет уйти и на одном моторе,– советовал Покрышев молодым летчикам и сам всегда следовал этому правилу.
Вот эти качества воздушного бойца и сделали его одним из лучших летчиков Ленинградского фронта. БИТВА ЗА МОСТЫ С наступлением лета 1943 года гитлеровское командование решило взять реванш за потерю «фляшенхальса» – «бутылочного горла», как фашисты называли двенадцатикилометровую полосу, отделявшую осажденный Ленинград от «Большой земли». Войска Ленинградского и Волховского фронтов в начале года выбили пробку из «фляшенхальса», прорвали в этом месте блокаду Ленинграда. В измученный и изголодавшийся город пошли составы с продуктами, топливом, оружием и боеприпасами. Чтобы снова лишить Ленинград железнодорожной артерии, враг предпринял попытку разрушить железный и деревянный мосты через реку Волхов. Первый крупный налет немцы совершили 8 июня. На его отражение в воздух были подняты все полки истребительной дивизии. Гвардейцы с другими полками дивизии отважно сражались и сорвали замысел врага. Через день в «Правде» появилась небольшая заметка: «Налет немецких самолетов на г. Волхов». «Днем 8 июня, – сообщала газета, – немецкая авиация тремя группами общей численностью до 70 самолетов пыталась совершить налет на г. Волхов. К городу прорвалось несколько вражеских самолетов, беспорядочно сбросивших бомбы. Промышленные и другие объекты не пострадали. При отражении налета в воздушных боях и огнем зенитной артиллерии сбито 24 немецких самолета. Наши потери – 2 самолета». Заметку эту прочитали во время политинформации всему составу эскадрильи. Еще раз проанализировали действия летчиков при отражении вражеских налетов. Прошли партийные и комсомольские собрания. Разговор на них велся о том, какое большое значение в боях за Ленинград приобретает битва за мосты. Замполит эскадрильи Семен Коршунов побеседовал с каждым коммунистом и комсомольцем. Настроение было боевое. Люди прекрасно понимали задачу, рвались в бой. Битва за волховские мосты достигала своего апогея. Летчики эскадрильи Покрышева делали по четыре-шесть вылетов в день. Драться приходилось с превосходящими силами противника. …Покрышев мягко посадил свой «Як», зарулил на стоянку. Один за другим возвращались на аэродром его летчики. Они встретили группу вражеских самолетов и рассеяли ее. Это была большая победа. Смолк выключенный мотор. Покрышев посидел в кабине несколько секунд, потом открыл фонарь, стал вылезать. Около истребителя уже стояла официантка из полковой столовой со своим хозяйством – бачками, котелками, кружками. Из-за частых боевых вылетов летчики не успевали обедать, да и от усталости пропадал .аппетит. И девушки-официантки приносили второй завтрак на стоянки. А вечером, когда напряжение дня спадало, летчики, немного отдохнув, шли в столовую. Покрышев размял отекшие ноги, устало потянулся.– Есть будете, товарищ командир? – спросила официантка.
– Надо бы. Что у нас на завтрак?
– Котлеты и компот.
– Хорошо, давайте.
Покрышев снял шлем, расстегнул ворот гимнастерки, подошел к ведру с водой.
– А ну-ка, друг, полей, – обратился он к стоявшему рядом Нестерову.
Он мылся с наслаждением, освежая прохладной водой разгоряченное боем лицо.
Подошла официантка, осторожно поставила на разостланный около самолета брезент котелок с котлетами и кашей, кружку компота, положила кусок хлеба.
– Товарищ командир, – снова обратилась она к Покрышеву. – Не знаю, что с вашими летчиками делать? Опять несколько человек отказались от еды.
– Значит, вкуснее надо готовить, – отфыркиваясь, сказал Покрышев.
Девушка обиженно поджала губы.– Мы и так стараемся. Даже по заказу готовим.
– На наших девчат пожаловаться нельзя,– заметил Нестеров. – Они заботливые. Но ребята так устают, что как прилетят с задания, так чехол на землю – и спать. Поди, ночью гады снова не дадут отдохнуть?
– Это точно, – подтвердил Покрышев. – Вот только немного стемнеет, так «юнкерсы» начнут гудеть.
Покрышев сел на брезент и принялся за еду. На стоянке появился Сясин.
– Пришел с вами, Петр Афанасьевич, посоветоваться,– сказал он. – Политдонесение собираюсь сейчас писать. О первых боях за мосты. Кого из группы, которую вы водили, нужно отметить?
Покрышев отодвинул в сторону котелок, положил ложку.– Отметьте обязательно Александра Горбачевского. Отлично действует в бою и результативно. Сбил несколько «юнкерсов». Федю Чубукова не забудьте. Он теперь сам водит в бой небольшие группы. Хорошим бойцом зарекомендовал себя Иван Чемоданов. Свой личный счет сбитым машинам довел до девяти. Еще один – и можно будет называть его асом. А вот Константин Коршунов уже им стал. Он сбил двенадцать самолетов лично и пять в группе. Из молодых хорошо проявили себя Василий Шелегов и Юрий Зайцев.
Сясин сделал записи в блокноте, поинтересовался только что проведенным боем.
– Битва за мосты лишь начинается, – заметил замполит. – Недавно был взят в плен стрелок-радист с «Ю-87». Он сообщил, что его эскадрилью пикирующих бомбардировщиков перебросили из Норвегии.
– Видимо, немцы подтянули к Ленинграду большие силы, – сказал Покрышев. – Уж очень много бомбардировщиков участвует в налетах.
– Вы правы. На нашем участке фронта появились незнакомые до сих пор авиационные части. Немцы стремятся во что бы то ни стало разбомбить мосты.
Тот же пленный рассказал любопытные вещи. К ним на аэродром приезжал генерал, представитель штаба воздушного флота. На совещании он заявил, что на июнь гитлеровское командование поставило перед всей бомбардировочной авиацией 1-го Воздушного флота задачу – разрушить волховские мосты и создать тем самым снова трудные условия для снабжения Ленинграда. Так что учтите: самые тяжелые бои еще впереди.
18 июня немецкие самолеты дважды пытались совершить налеты на Волхов. Разделившись на группы, они с разных сторон устремились к мостам. Снова развернулись ожесточенные воздушные бои. Один из них стал последним для Александра Горбачевского. С группой в пять истребителей он вылетел на перехват противника. К Волхову они прилетели вовремя. На горизонте уже появились двенадцать «фокке-вульфов-190». У врага было двойное численное преимущество, но это не испугало Горбачевского: он принял бой. Однако к вражеской группе подходили новые истребители, и им удалось рассеять нашу группу. Бой советским летчикам пришлось вести парами. Они сбили четыре «фокке-вульфа». В горячей схватке истребитель Горбачевского был подбит, а сам он ранен. С большим трудом летчик выбросился с парашютом из горящего самолета. Горбачевского подобрали наши пехотинцы. У него были перебиты ноги. Еще более трудный и напряженный бой провел Чубуков. Во время патрулирования со своей четверкой Чубуков неожиданно встретился с группой, в которой летели сорок три «хейнкеля-111», тридцать два «юнкерса-87» и до двадцати «ФВ-190» и «МЕ-109». Пройти мимо? Нет, не этому учил его прославленный ас ленинградского неба, не к этому обязывало высокое звание гвардейца… Чубуков принял дерзкое решение – набрать высоту и атаковать бомбардировщики. Но вражеские истребители помешали нанести неожиданный удар. Разгорелся ожесточенный бой. Рухнули на землю два «фоккера». В сражении Чубуков потерял своих товарищей, вернулся на аэродром один. Но ему удалось сковать врага боем до подхода наших истребителей. Дни боев над Волховом совпали со второй годовщиной начала Отечественной войны. Итоги участия полка в войне были внушительные. Сотни вражеских самолетов сбили гвардейцы. Список лучших асов полка возглавлял Петр Покрышев. На счету у него было девятнадцать самолетов. По шестнадцать стервятников уничтожили Андрей Чирков и Александр Горбачевский, по пятнадцать – Петр Пилютов и Николай Зеленов. Двенадцать самолетов сбил Константин Коршунов. Федор Чубуков, Иван Чемоданов, Иван Леонович записали на свой счет еще несколько сбитых фашистов. Обрела опыт и закалилась в трудных испытаниях молодежь. Юрий Зайцев, Михаил Маничев, Николай Никитин и другие вчерашние новички, летая в парах с опытными воздушными бойцами, надежно прикрывали своих ведущих и одержали первые победы. Вражеская авиация понесла большие потери, но так и не смогла выполнить поставленную перед ней задачу. Волховские мосты остались в неприкосновенности. По ним день и ночь продолжалось движение. В конце июня битва за мосты начала постепенно утихать. Была одержана еще одна победа в боях за Ленинград. ПОЛК ПРИНИМАЕТСЯ В БОЮ Покрышева вызвали в штаб истребительной авиационной дивизии. С ним беседовал генерал-майор А. А. Иванов. После приветствия и обычных вопросов о здоровье и настроении он как-то буднично сообщил о назначении Петра Афанасьевича командиром соседнего полка.– Командиром полка? – Покрышев не мог этому поверить, так всё было неожиданно. Он робко пробовал убедить генерала, что целесообразно на эту должность выдвинуть кого-нибудь другого. Ведь есть много опытных и талантливых командиров!
Генерал выслушал Покрышева, потом добродушно сказал:– Знаете, майор, есть такая старая поговорка: не боги горшки обжигают. Опыт у вас есть, а к новым масштабам привыкнете. Желаю успеха!
И генерал крепко пожал на прощанье руку Покрышеву.
Назначение отмечал весь полк. Вечером в столовой состоялся товарищеский ужин. Прощаться с друзьями, с которыми в эти трудные годы делил радость побед и горечь неудач, было тяжело, и, чтобы не расстраивать себя и товарищей, он решил на следующий день вылететь пораньше. Аэродром еще спал. Только со стоянок временами доносился тонкий металлический звон: техники заканчивали подготовку самолетов к боевым вылетам. Около покрышевского «Яка» хлопотал Нестеров, который, наверное в десятый раз, осматривал машину. Увидев Покрышева, техник хотел доложить о готовности машины к вылету, но Покрышев махнул рукой: не надо. Он подошел к Нестерову и крепко обнял.– Ну, дружище, спасибо тебе за всё! Спасибо!
У техника на глаза навернулись слезы.– Ну, ну… Полно…
– Товарищ командир! – глухо произнес техник. – Вы уж берегите себя. Мало ли что…
– Хорошо, Нестерыч, хорошо!
Он сел в самолет, в последний раз оглядел аэродром, который полтора года был ему родным домом.
До свиданья, полк! До свиданья, друзья! До места базирования другого полка было несколько десятков минут полета. И Покрышев решил отправиться в путь один, без ведомого. Новый полк на протяжении всей войны был их соседом. Они вместе защищали дальние и ближние подступы к Ленинграду, сражались у озера Самро, под Кингисеппом, Тосно, Мгой, охраняли «Дорогу жизни», сопровождали летавшие в Ленинград транспортные самолеты, участвовали в битве за волховские мосты. Он много слышал об отличных бойцах полка: Герое Советского Союза Александре Лукьянове, Сергее Власове, Иване Рощупкине, Михаиле Габринце, Петре Лихолетове, Викторе Зотове. Слава об их боевых подвигах гремела по всему Ленинградскому фронту. В этот же полк пришел командиром эскадрильи и его друг Александр Булаев. Жалко Сашу. Полтора месяца назад он погиб в авиационной катастрофе… Так, вспоминая прошлое, Покрышев прилетел на место. Его встретил начальник штаба, доложил, что полк отдыхает.– Когда прикажете собрать полк? – спросил он.
Покрышев взглянул на часы:– Вечером. А командно-руководящий состав – на десять ноль-ноль. Ну, рассказывайте, чем вы занимались последние два дня?
Они шли по полю. Покрышев внимательно слушал доклад начальника штаба. Тишину аэродрома неожиданно разорвал глухой выстрел. В воздух взметнулась сигнальная ракета. Описав дугу, она рассыпалась на сотни искрящихся звездочек.– Команда на взлет?
– Всему полку, – подтвердил начальник штаба.
Оставляя за собой густые облака пыли, стремительно взлетела дежурная группа. Аэродром быстро пришел в движение. Через несколько минут из землянок стали выскакивать летчики. Они бежали к своим самолетам. Покрышев остановился и, обратившись к начальнику штаба, сказал:– Я поднимусь в воздух, там и познакомлюсь с полком.
Мимо пронеслась еще одна группа истребителей. Покрышев торопливым шагом направился к «Яку», быстро сел в самолет, закрыл фонарь, надел шлемофон. В нем раздался слабый треск, а потом послышался голос: станция наведения сообщала координаты вражеских самолетов. Они пролетали где-то неподалеку.
Уже в воздухе, набирая высоту, Покрышев заметил на фоне облаков поблескивающую на солнце пятерку вражеских бомбардировщиков. По характерной их конфигурации он определил: это пикировщики «юнкерсы-87», «лаптежники», как их прозвали за не убирающиеся в полете шасси.
«Юнкерсы» летели на параллельных курсах. Наших истребителей поблизости не было.
«Что же предпринять? Пройти мимо? Надо сначала найти хотя бы одну из своих групп», – подумал Покрышев.
А какой-то другой внутренний голос, споря с первым, убеждал: «Нет, ты не можешь допустить, чтобы «юнкерсы» безнаказанно дошли до цели».
«Но ты без ведомого, – напоминал ему первый голос.– А если с ними где-то истребители? Драться в одиночку рискованно. Не один летчик поплатился за такую дерзость!»
«Атаковать, атаковать, атаковать…» – всё настойчивее твердил второй голос.
И он решил атаковать, стал заходить со стороны солнца. Бомбардировщики неожиданно изменили курс. «Уж не заметили ли меня?» – мелькнула тревожная мысль. Однако, изменив курс, «лаптежники» продолжали лететь спокойно. Значит, маневр удался. Первым объектом атаки он выбрал левого ведомого. И, сближаясь, поймал его в прицел. Когда самолет замелькал в перекрестье, Покрышев нажал на гашетку. И сразу увидел, что очередь оказалась удачной. Огненная струя уперлась во вражескую машину. Покрышев вывел «Як» в разворот, чтобы посмотреть, куда падает сбитый бомбардировщик. Но тот по-прежнему продолжал лететь, оставляя за собою еле заметный шлейф дыма. Новый азарт овладел им: «Не падаешь? Сейчас добьем!» После второй атаки «юнкере» вспыхнул и вывалился из строя. Покрышев уже примеривался ко второму бомбардировщику, как невдалеке появилась шестерка истребителей. ««Лавочкины»! – обрадовался он, вглядываясь в увеличивающиеся с каждой секундой точки. – Вот это здорово! Сейчас от «лаптежников» полетят пух да перья…» Но уже в следующее мгновение по его спине пробежал неприятный холодок. За «Лавочкиных» он по ошибке принял «ФВ-190». По своей конфигурации они очень походили на «Ла-5». Уходить поздно, надо принимать бой одному против шести, без ведомого… Что предпримет враг? Нужно разгадать его замысел и, сделав это, выбрать правильную тактику боя. Одна пара «фоккеров» отвалилась от группы и стала уходить вправо. Оставшаяся четверка устремилась на Покрышева. Он дал предупредительную очередь, и четверка резко отвернула влево. Вражеские истребители рассыпались по небу, и Покрышев до боли крутил головой, держа в поле зрения все «фоккеры». Стоило упустить из виду хотя бы одного, как за эту оплошность пришлось бы расплачиваться дорогой ценой. Он еле успевал увертываться от настойчивых атак, стараясь вырваться из цепких клещей, в которые взяли его вражеские истребители. И с каждым новым маневром оттягивал их к аэродрому. В этом он видел теперь свое спасение. Паре вражеских истребителей всё же удалось зайти в хвост «ястребку». На размышления были считанные секунды. И Покрышев круто направил свою машину вверх, а затем резким разворотом ушел вправо. И вовремя. Фашистские летчики открыли огонь. Две трассирующие линии перечеркнули то место, где пролетел бы он, не предприми такой стремительный маневр. Но теперь Покрышев оказался в выгодном положении: «фоккеры» проносились мимо ниже его. Он быстро поймал в прицел ведущего и нажал на гашетку. «Фоккер» задымил. Удачно! Он перенес огонь на ведомого, но пушка и пулемет молчали. Покрышев отпустил гашетку и нажал еще раз. Да, кончились снаряды и патроны. Что же теперь делать? Как вести бой? У него на вооружении не оставалось ничего, кроме дерзости, и он использовал это свое последнее оружие, чтобы, если и не победить врага, то хотя бы не стать побежденным. Откуда-то подошла еще пара «фоккеров». Семеро против одного! Но Покрышев не уклонялся от боя. Он продолжал атаковать. И враги, не зная, в каком трагическом положении находится советский летчик, шарахались в стороны, боясь попасть под огонь истребителя. Томительно тянулись секунды боя. Каждая казалась долгой минутой. Наконец около вражеских самолетов запрыгали хлопья разрывов. Это наши зенитчики открыли огонь. Аэродром был рядом. Покрышев ждал этого момента, ждал, видя в нем свое спасение. Увлеченный боем, он сначала не заметил, как там, с земли, начали помогать ему вести сражение в воздухе. Только увидев множество белых облачков, облегченно вздохнул: помощь пришла вовремя, он уже порядком устал. Казалось, еще несколько минут – и он не выдержит схватки с семью истребителями. Огонь зенитных батарей вызвал замешательство у врага. А Покрышев, воспользовавшись его растерянностью, в резком пике рванулся вниз, над самой землей выровнял самолет и пошел на посадку. У самолета собрались летчики, техники. Они видели этот неравный бой и теперь хотели посмотреть на своего нового командира: каким он вернулся из боя. Покрышев бойко вылез из кабины, спрыгнул на землю, расстегнул ворот черной куртки и стал медленно вытирать с лица пот. Люди ждали, как поведет себя командир, что он им скажет? Вытерев пот, Покрышев засунул платок в карман и весело, как будто бы и не было тяжелого, напряженного боя, обратился к начальнику штаба:– Неувязка получилась. Хотел с полком в воздухе познакомиться, а встретился с врагом. Можете на счет полка записать два сбитых самолета.
– Поздравляем с победой, – начальник штаба крепко пожал Покрышеву руку. – Теперь можно и от дохнуть.
– Отдохнем потом, – возразил Покрышев. – А сей час пойдемте в штаб, поговорим о наших делах…
Так с чего же начать? Чем больше он размышлял над этим вопросом, тем тверже склонялся к мнению: без крепкой дисциплины ему не добиться высокой боеспособности полка. На одно из первых совещаний не явилось несколько командиров. В тот же день Покрышев пригласил их к себе. Выяснилось, что они попросту игнорировали приказ. Не явившиеся на совещание командиры были наказаны. Об этом сообщалось в приказе по полку. А в последних строках приказа было написано: «Предупреждаю весь личный состав, что впредь ко всем нарушителям дисциплины и лицам, нечетко несущим службу, буду применять более строгие меры». Полк постепенно менял свое лицо. На командные должности пришли новые люди. Из ветеранов, которые начинали войну, осталось всего два летчика: Петр Ли-холетов и Виктор Зотов. Оба они командовали эскадрильями. Основное ядро полка составило пополнение, прибывшее весной 1942 года. Из этого пополнения особенно выделялись Владимир Серов и Валентин Веденеев. Двадцатилетний кубанский паренек Владимир Серов очень скоро выдвинулся в число лучших летчиков. Он подкупал своим неуемным стремлением летать и драться, безудержной отвагой. Владимиру повезло. Он попал в эскадрилью Александра Булаева, и тот из вчерашнего необстрелянного новичка сделал храброго, опытного воина. За год Серов добился больших успехов: одержал несколько блестящих побед, стал летать на новом истребителе «Ла-5» и командовал эскадрильей. Успехи Валентина Веденеева были скромнее, но он тоже имел на своем счету сбитые вражеские самолеты и командовал звеном. В июле в полк снова прибыло пополнение. Восемь молоденьких младших лейтенантов в новенькой форме с завистью смотрели на летчиков в выцветших гимнастерках, с опаленными солнцем, обветренными лицами. К фронтовикам, «понюхавшим порох» и имевшим награды, они относились с уважением. У новичков было одно желание: быстрее сесть в боевой самолет.– С этим спешить не будем, – заявил Покрышев при первом знакомстве. – Набирайтесь опыта. Потом вас проверим. Выдержите экзамен – начнете осваивать «ЛА-5».
Молодежь готовили к боям основательно. Покрышев постоянно интересовался, как идет учеба, часто расспрашивал об этом командиров эскадрилий. И был очень доволен, когда слышал в ответ, что ребята попались хорошие и быстро входят в строй.
Из нового пополнения обращали на себя внимание испанец Бенито Агирре и Ефим Лавренов.
Бенито приехал в Советский Союз вместе со своими сверстниками, когда у них на родине шла гражданская война. Он всей душой ненавидел фашистов: от их рук в Испании погибли его родители. Темпераментный и нетерпеливый, испанец надоедал командирам вопросом: скоро ли его пошлют в бой.
Кумиром Бенито был Серов. Он копировал серовский воздушный почерк, на земле ходил так же, как и Серов, – вразвалочку, засунув руки в карманы галифе.
Полной противоположностью Бенито был Ефим Лавренов – небольшого роста, голубоглазый, румяный и немного курносый паренек, очень застенчивый и незаметный. Лавренов прославился тем, что спас от гибели командира, защитив его в бою.
Покрышев теперь летал на боевые задания реже. Новая должность приковывала его к аэродрому, да и прибывающие в полк молодые летчики требовали внимания. И он не жалел сил, передавая им свой опыт и знания.
ВТОРАЯ ЗВЕЗДА ГЕРОЯ От сильной жары свинцом налилась голова, пересохло во рту, тяжело дышалось. Куда скрыться от беспощадных лучей солнца? Может быть, вон под тот дуб, что одиноко возвышается на холме? Или броситься в освежающую прохладу реки? Попытался встать, но тут же почувствовал острую боль в спине. Пробовал крикнуть, открыл рот, но не услышал своего голоса. Солнце неожиданно исчезло, а на его месте осталось серое пятно. Он присмотрелся и увидел, что серое пятно-это брезент походной палатки. Но почему видит только левый глаз? Рука осторожно дотронулась до того места, где был правый глаз, и ощутила туго натянутый бинт. Почему он здесь? Откуда такая боль в спине? И что с правым глазом? Ведь он, кажется, вылетал куда-то? Да, да. Вместе с летчиком Кудрявцевым на тренировочном самолете «УТИ-4». Кудрявцев только что вернулся в полк из госпиталя, и он, Покрышев, решил проверить технику пилотирования… Что же было потом? Они взлетели и не успели сделать первый разворот, как из-под капота начали бить языки пламени. Машину пришлось сажать поперек полосы. Погасить скорость, естественно, не удалось. Самолет выкатился за полосу, зацепился шасси за канаву и перевернулся. Почему он не списал эту старую рухлядь? Ведь давно собирался. Машина изрядно поношена, даже шасси не убирались. Решил оставить ее для тренировок. Вот и пострадал сам.– Как чувствуете себя, Петр Афанасьевич? – услышал он рядом с собой голос.
Покрышев осторожно повернул голову и увидел замполита полка.– Дышать трудно. И грудную клетку давит.
А в спину – как кол забили… Потом, сморщившись от сильной боли, спросил:– Сколько я уже лежу?
– Двадцать пять часов.
– Многовато! Что с Кудрявцевым?
– Не беспокойтесь. Жив-здоров. – И, помолчав не много, замполит протянул свежий номер газеты.– Здесь Указ напечатан. Вы награждены второй медалью «Золотая Звезда». Поздравляю вас, Петр Афанасьевич!
– Неужели? – не поверил Покрышев.
– Прочтите, – протянул газету замполит.
Покрышев медленно читал строки Указа. Потом от вернулся в сторону и тихо произнес:
– Вчера мне исполнилось двадцать девять лет.
– Вам поздравлений много пришло. – Замполит положил на тумбочку пачку писем и телеграмм, – От командования воздушной армией, политотдела, однополчан-гвардейцев, друзей… Всех трудно перечислить. В полку проведен митинг. Мы гордимся, что вы первый на Ленинградском фронте удостоены звания дважды Героя Советского Союза. Ребята желают вам скорейшего выздоровления.
– Я очень тронут. За поздравления передайте мое сердечное спасибо. Они для меня хорошее лекарство.
Месяц он лежал в полевом госпитале. Постепенно начинали возвращаться силы. Опухоль у глаза рассасывалась, заживали ушибы. Но боль в спине не утихала: беспокоил позвоночник.
– Это последствие ушиба, – успокаивал врач. – От дохнете немного – и всё пройдет.
Несколько недель Покрышев провел в доме отдыха под Москвой. Но и после отпуска боль в позвоночнике не проходила. Она мешала ему свободно ходить, заставляла стискивать зубы при неосторожном или резком движении. И всё же Покрышев верил, что эта проклятая боль скоро исчезнет и он снова будет беспощадно бить врага. Этим оптимизмом было проникнуто его обращение, адресованное комсомольцам-летчикам. Обращение напечатала армейская газета «Боевая тревога» в день двадцатипятилетия Ленинского комсомола.
«В эти годы и на нашу с вами долю выпала честь участвовать в великой борьбе, в Отечественной войне советского народа против ненавистных немецко-фашистских захватчиков, – писал Покрышев. – Будем же достойными сынами своего социалистического отечества. Пусть наши молодые сердца, наш воинственный дух, наша воля к победе не успокоятся до тех пор, пока вся наша Родина-мать, от края и до края, от моря и до моря, не обретет вновь полной свободы и независимости. Смело, братья! С оружием в руках, беспощадно уничтожая врага в воздухе и на земле, отстоим наши права, нашу молодость».
Позвоночник продолжал беспокоить. Однажды, после совещания в штабе армии, к Покрышеву подошел генерал Рыбальченко:
– Что ты, Петр Афанасьевич, сидишь сморщившись, как гриб после мороза?
– Проклятая боль не дает покоя, Степан Дмитриевич.
– К врачам обращался?
– Не раз. Ничего не находят.
– Мне докладывали, что в Ленинград привезли партию новых рентгеновских аппаратов. Я дам команду, чтобы тебя направили на рентген. Может быть, там определят, в чем дело.
Покрышев воспользовался советом. Врач долго и внимательно рассматривал рентгеновские снимки.
– Вот здесь,– он провел пальцем по снимку,– у вас обнаружена трещина четвертого грудного позвонка. Она и беспокоит. Необходимо срочно пройти курс лечения,
иначе могут быть тяжелые последствия. Покрышева снова положили в госпиталь. Лежать пришлось на деревянном щите, – так требовали врачи. Лечение превратилось в муку. Потянулись утомительные дни. Как он ждал, чтобы быстрее кончились эти процедуры. Покой и тишина угнетали и тяготили его. Радостнее становилось, когда навещали друзья. Они не забывали Покрышева, появлялись в госпитале шумные, веселые. Приходили Андрей Чирков (его тоже назначили командиром полка), Федя Чубуков, (он теперь командовал покрышевской эскадрильей в гвардейском полку). Заходил несколько раз Вася Шелегов. Часто приезжал Иван Дубовик, который временно исполнял обязанности командира полка. Однажды в госпиталь приехал художник Яр-Кравченко рисовать портрет дважды Героя.– Портрет? – удивился Покрышев, когда художник сообщил ему об этом. – Как же я буду позировать?
– Не беспокойтесь, – ответил Яр-Кравченко. – Постараюсь нарисовать вас без сеансов позирования. Разрешите мне только бывать у вас и сделать несколько эскизов.
Яр-Кравченко принялся за работу, долгие часы проводил в палате Покрышева и делал в альбоме эскизы
Покрышев лежал на кровати, а художник рисовал портрет дважды Героя в военной форме. В этом были свои неудобства, но Яр-Кравченко нашел выход: стал приглашать для натурных зарисовок медицинскую сестру Любу и просил ее надевать покрышевский китель.
Девушка смущалась, краснела.– Ради искусства, Любочка, можно и потерпеть, не стесняйтесь, – ободрял ее художник.
Вскоре он принес готовый портрет и повесил его перед Покрышевым.– Как, нравится?
Покрышев внимательно рассмотрел портрет и удовлетворенно заметил:– Здорово получилось!
Курс лечения затянулся. Сначала госпиталь, потом ленинградский санаторий летчиков. Но лечение неожиданно прервали. Пришла телеграмма с вызовом в Москву для получения награды.
17 сентября в Кремле заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР О. В. Куусинен вручил Покрышеву вторую медаль «Золотая Звезда».
Не закончив курс лечения, Петр Афанасьевич вернулся в полк. ПОДАРОК КОНСТРУКТОРА Письмо, которое ему вручили, заинтриговало. Обычный серый конверт (военное время – с бумагой туго) и на нем размашистая надпись: «Прославленному ас; ленинградского неба П. А Покрышеву». От кого бы это? Он разорвал конверт, вынул письмо, пробежал глазами. Письмо было от А. С. Яковлева. Авиаконструктор сообщал, что на присужденную ему премию приобрел истребитель «Як» последнего выпуска и решил пере дать самолет прославленному асу ленинградского неба Яковлев выражал надежду, что новая машина Покрышеву понравится, и приглашал в гости. Подарок и приглашение авиаконструктора до глубины души взволновали Петра Афанасьевича и несказанно обрадовали. Ведь А. С. Яковлев был в среде военных летчиков человеком исключительно популярным. Его «ЯК-1» по своим качествам превосходил «МЕ-109». На «Яках» наши летчики, в том числе и Покрышев, одержали немало блестящих побед. Покрышев в эти октябрьские дни 1943 года находился в служебной командировке в Москве. И хотя времени было в обрез, он постарался воспользоваться приглашением знаменитого авиаконструктора. Яковлев встретил его радушно.– Я давно вас ждал, – признался он. – Узнал, что вы в Москве, решил пригласить. Очень рад, что приехали. Проходите! Будете гостем.
На Яковлеве был простой рабочий костюм. Он улыбался, был предупредителен и внимателен. Они прошли в кабинет.
– Располагайтесь, будьте как дома. Я вас оставляю на несколько минут. Пойду похлопочу об ужине.
Рабочий кабинет конструктора походил на музей. Повсюду были расставлены модели истребителей, у стен лежали многочисленные детали самолетов. На широком столе высокими стопками возвышались книги и журналы.
Покрышев с интересом осматривал модели. Его внимание привлекла одна из них. Любопытно! Что же это за истребитель? Такой ему еще не приходилось видеть. Через несколько минут вернулся Яковлев. В руках у него были железные прутики, тарелка с мясом и бутылка вина. Всё это он поставил на столик рядом с камином.
– Сейчас я угощу вас национальным кавказским кушаньем. – Яковлев проворно стал насаживать кусочки мяса на железные прутики. – Вы любите шашлык? –'Когда-то любил. Но там, на фронте, мы забыли его вкус.
– Тогда вспомните. – Он осторожно подвесил прутья над дышащими жаром красными углями. – А вы что так внимательно разглядываете модель?
– Впервые такую вижу. Это новый истребитель?
– Угадали. Мы, конструкторы, стремимся создать новые истребители, которые были бы лучше не только немецких, но и наших ныне существующих. Мы тщательно собираем и анализируем весь материал о том, как ведут себя в бою «Яки». Мнение фронтовиков для нас очень ценно. Хотелось бы от вас услышать, какую оценку дают им ленинградские летчики-истребители.
Только сразу договоримся: не стесняйтесь, начистоту.– Стесняться не приходится. Можно только гордиться,– ответил Покрышев. – За «Яки» спасибо. Машины отличные. Дерешься на них уверенно. А пожелание только одно – чтобы новые истребители были более маневренными в полете по вертикали. Сейчас в воздушном бою побеждает тот, кто быстрее добьется преимущества в высоте.
Яковлев покрутил железные прутики:– Вот и шашлык готов. Давайте ужинать.
Он налил вино в бокалы.– Прекрасные люди – летчики. Я получаю от них много писем. Это храбрый и мужественный народ. Без преувеличения скажу: они творят чудеса. Предлагаю тост за летчиков, в чьих надежных руках находятся наши истребители.
– И за конструкторов, которые их создали, – добавил Покрышев. – Созданные вами отличные машины дают возможность сражаться результативно.
Вино было грузинское, нежное. А шашлык получился сочный и ароматный.– Как вы оцениваете мои кулинарные способности? – поинтересовался Яковлев,
– Такого вкусного шашлыка я еще не пробовал, – признался Покрышев.
– Приготовлять его научил меня один чудесный грузин, летчик-истребитель, который побывал у меня в гостях. Забавный парень. Всё время говорил, что за всю свою жизнь научился двум вещам: приготовлять шашлык и бить фашистов. Он тоже воюет на «Яках». Так вот о «Яках». Они имеют реальные предпосылки для дальнейшего усовершенствования как по увеличению скорости и улучшению маневренности, так и по усилению вооружения. Кстати, машина, которая вам подарена, именно этим выгодно и отличается от старых «Яков». Она легче своих предшественниц. Я назвал ее «москитом». Не удивляйтесь такому странному названию. На мой взгляд, оно очень характеризует летные качества машины. Вы сами убедитесь, когда опробуете ее.
– А скажите, такие модернизированные самолеты скоро пойдут в серийное производство?
– Наши конструкторы сейчас мною работают над созданием современных истребителей, стремятся найти для них новые легкие и более прочные материалы, увеличивают мощность моторов и вооружения, обновляют приборы, радиооборудование. Вот как закончим работу – думаю, что сделаем это в ближайшее время, – так и начнем массовое производство. Я вас, Петр Афанасьевич, приглашаю завтра посетить завод. Посмотрите, как он работает, как трудятся люди.
На другой день утром они приехали на завод, где Александр Сергеевич Яковлев был директором и генеральным конструктором. Огромные цехи производили внушительное впечатление. Так вот где делаются самолеты, на которых они летают в бой!
Он ходил вместе с Яковлевым по раскинувшемуся на несколько километров заводу, который работал четко, как хорошо налаженный механизм.
– Смотрите, Петр Афанасьевич, – обратил его внимание Яковлев на производственный график. – Он есть у нас в каждом цехе. Это подробно разработанный план, в котором определено, какие детали, в каких количествах и к какому сроку должны быть изготовлены. Иначе нельзя, будут срывы. И рабочие делают всё, чтобы трудиться по графику. Они дошли до основного цеха завода – сборочного, самого большого и просторного на предприятии. Вдоль всего цеха шел главный конвейер – рельсовая линия. К ней подвешивались тележки, на которых устанавливался собираемый самолет. Какая мощь готовится здесь, в заводских корпусах! Покрышев не находил слов.
Его окружили рабочие. Они интересовались, как воюют летчики, просили передать привет от самолетостроителей. Подошел сухощавый старичок в потертом комбинезоне.
– Наш лучший мастер, – представил его Яковлев.
Мастер поздоровался, снял очки и, глядя на летчика хитроватыми голубыми глазами, спросил:
– Так сколько же ты, сынок, сбил самолетов, что тебе дали две звезды Героя?
– Тридцать шесть.
– Добре. Значит, хорошо воюешь. Бей их, проклятых! А мы здесь сделаем все, чтобы дать вам хорошие машины. Так и передай своим товарищам.
– Обязательно передам, папаша!
Они вышли на заводской двор, где, выстроившись в ряд, стояли новенькие истребители. Только что выпущенные из цеха машины ожидали испытания и отправки на фронт.
Яковлев пригласил Покрышева пройти к ангару:– Там стоит моя, а вернее, теперь ваша машина.
Посмотрите! Машина походила на все «Яки», но по размерам некоторых частей, отточенности форм, идеальной отделке каждой детали превосходила их.– Мечта летчика! – осмотрев «Як», не удержался от восторга Покрышев.
– А вы испытайте ее в воздухе, – предложил Яковлев.
– Сейчас? – удивился Покрышев.
– Да, – подтвердил Яковлев.– А почему бы и нет. Я отдам команду, чтобы ее подготовили к полету.
…Покрышев вылез из кабины возбужденный и радостный.– Как «москит»? –поинтересовался Яковлев.
– Могу только еще раз подтвердить – мечта летчика. Спасибо вам, Александр Сергеевич, за хороший подарок!
МОЛОДЕЖЬ РАСПРАВЛЯЕТ КРЫЛЬЯ Серые облака низко опустились к земле, временами шел густой мокрый снег. Погода не благоприятствовала полетам, но Покрышев продолжал проводить тренировки. «Трудно в учении – легко в бою», – повторял он суворовскую поговорку. А бой предстоял большой и тяжелый. Его приближение чувствовалось во всем. В Ленинград прибывали новые воинские подразделения, к фронту потоками двигались пушки и танки. Все эти дни Покрышев находился на аэродроме. Он то сидел на командном пункте и внимательно наблюдал за полетами своих питомцев, то сам садился в кабину самолета. …Хмурым январским утром 1944 года мощные залпы сотен артиллерийских орудий возвестили о начале наступления наших войск под Ленинградом. Одновременно в воздух поднялись группы бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей. Счет полка в этом новом сражении за Ленинград открыл Владимир Серов, который в последнее время выдвинулся в число самых результативных летчиков-истребителей Ленинградского фронта. Вместе с Гоги Бачиашвили он провел бой с двумя «фокке-вульфами». Равный поединок – два на два – закончился в пользу наших летчиков. Серов сбил ведущего, а Бачиашвили уничтожил второго фашистского стервятника. Боевые вылеты успешно совершили и совсем молодые летчики, ведь недаром Покрышев заставлял их по нескольку раз в день проводить тренировочные полеты и учебные бои. На вечернем разборе он тщательно проанализировал первые боевые вылеты, дал советы, как действовать в случае потери ориентировки в воздушном бою, при проведении противозенитного маневра. Покрышев требовал, чтобы каждый летчик знал на память курс, расстояние и время полета от аэродрома до основных пунктов и обратно. Более недели продолжались ожесточенные бои. А вечером 27 января из репродуктора, установленного на клубе аэродрома, в морозный воздух полились позывные знакомой мелодии «Широка страна моя родная». К ней уже привыкли, ее ждали, потому что она была предвестницей радостных сообщений о новых победах. И вот уже десятки людей, собравшихся у клуба, слушали приказ Верховного Главнокомандующего: вражеская блокада Ленинграда снята… сегодня Москва в честь этой победы салютует доблестным войскам Ленинградского фронта… В конце января полк Покрышева перелетел на один из аэродромов недалеко от Ленинграда. Знакомые и близкие места! Петр Афанасьевич ходил по аэродрому, вспоминая трудные дни августа сорок первого года. Отсюда он не раз взлетал, чтобы ринуться в смертельный бой с врагом, который имел численное превосходство в воздухе. Каждый бой тогда был образцом мужества и героизма. Звену приходилось драться против эскадрилий, эскадрилье – против полка. Не хватало машин; чтобы летать на них в бой, устанавливалась очередь. За эти два с лишним года многое изменилось. Теперь наши летчики, имея прекрасные скоростные самолеты, стали хозяевами ленинградского неба. Тогда, покидая этот аэродром, летчики верили, что рано или поздно они вернутся. И вот вернулись. Их взору предстали чудовищные следы разрушения. Окутанный клубами черного дыма, горел город, превращенный в руины. А на аэродроме в беспорядке валялись обгорелые самолеты, груды металла. На взлетной полосе лежал убитый немецкий комендант. Он не успел удрать, и его настигла справедливая кара. По всему было видно, что удар для фашистов оказался неожиданным. Во время обхода в кустах у обочины аэродрома обнаружили сбитый краснозвездный истребитель. Из-под снега торчал только хвост и одно крыло. Пока солдаты раскапывали его, Покрышев мучительно ждал. Показался бортовой номер. При виде его у Покрышева защемило сердце. Это был номер истребителя Васи Гнеева. В дни прорыва блокады Ленинграда Гнеев вылетел на задание и не вернулся. Теперь вот нашли гнеевский истребитель.– Посмотрите, нет ли в кабине летчика? – попросил Покрышев. Солдаты энергичнее заработали лопатами. Наконец показалась кабина.
– Летчика нет, товарищ майор, – сказал один из солдат.
Покрышев постоял еще немного, посмотрел на истребитель:– Очистите снег вокруг машины. Если всё же обнаружите летчика – доложите.
Но Гнеева не нашли, судьба его так и осталась неизвестной. * * * Фашистские войска откатывались на запад. Неприступный «Северный вал», о котором так много кричала фашистская пропаганда, треснул и развалился под ударами войск Ленинградского фронта. Враг отступал к Луге и Нарве. Покрышевский полк в эти дни прикрывал с воздуха наступающие советские войска, штурмовал колонны противника. В самый разгар боев пришло сообщение о присвоении большой группе летчиков звания Героя Советского Союза. В списке Покрышев нашел фамилии бывших однополчан – Андрея Чиркова, Александра Горбачевского, Константина Коршунова. В тот же день он отправил друзьям поздравительные телеграммы. Звание Героя Советского Союза присвоили Петру Лихолетову и Виктору Зотову. В полку состоялся митинг. Лихолетова сердечно поздравляли друзья. А Зотову, который два месяца назад был переведен в гвардейский полк Николая Свитенко, послали телеграмму. Наступила весна – третья весна войны. И хотя часто хмурилась погода и солнце редко показывалось из-за пелены облаков, на сердце у всех было радостно. Каждый день радио сообщало о новых победах. Врага гнали с советской земли. В развернувшихся боях за освобождение Ленинградской области мужала и крепла молодежь покрышевского полка, а летчики-ветераны увеличивали счет сбитых фашистских самолетов. Однажды начальник штаба Анатолий Красько доложил Покрышеву, что в полк прибыл партизан Головачев.– Какой партизан? – не понял Покрышев.
– Наш Головачев.
Владимир Головачев пришел в полк в июле 1943 года. Летал ведомым у Серова, набирался опыта. Несколько дней назад в боях над Лугой Головачева сбили, и никто ничего не знал о его дальнейшей судьбе. Решили – погиб.
Но Головачев не погиб, а предстал живым и невредимым перед командиром. …Летчик приземлился на территории, занятой отступающими немцами. Они его заметили, начали преследовать. Пока было возможно – отстреливался. Убил двоих. Но подскочил третий, вышиб пистолет, сбил с ног и навалился на Головачева. Хорошо, что за голенищем оказалась финка. А потом встретил партизан и десять дней воевал вместе с ними.– Вот даже документ принес, что был партизаном. – Головачев достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. – Всё как полагается, и с печатью.
Покрышев, посмотрев, вернул лист Головачеву.– Ну что же, партизан, если не забыли авиацию – принимайтесь за дело. Работка, сами понимаете, сейчас горячая.
* * *
Как-то вечером, за ужином, Покрышев услышал разговор, который насторожил его. Летчики, обсуждая между собой итоги дня, нелестно отзывались о своем товарище: боится зенитного огня, во время обстрела трусит. А для летчика не было позорнее недостатка, чем трусость. После ужина Покрышев вызвал этого летчика к себе.– До меня дошли слухи, что вы боитесь зенитного огня? – сразу же спросил он.
– Есть такое.
– В чем же дело?
– Сам не знаю. Как попадаю в зону обстрела, всё кажется – сейчас собьют. И стараюсь быстрее выйти из зоны.
– Может быть, вы устали? Тогда отдохните не сколько дней.
– Да нет. Усталости не чувствую.
– Тогда договоримся так, – предложил Покрышев.– Завтра утром вылетим вместе на «свободную охоту». Проверим, так ли страшен зенитный огонь.
На рассвете пара истребителей «Ла-5» поднялась в воздух. В районе Пскова нарастал гул артиллерийской канонады. В разных местах ярко вспыхивали небольшие огоньки – стреляли орудия. Снаряды выбрасывали кверху купола черной земли и дыма. Утихшее за ночь сражение развертывалось с новой силой.
Минут тридцать истребители ходили по переднему краю, штурмовали вражеские войска. И все эти тридцать минут белые купола разрывов снарядов преследовали их. Но пара благополучно возвратилась на аэродром. Когда Покрышев вылез из кабины и спрыгнул на землю, к нему подошел летчик.
– Товарищ командир! Разрешите получить замечания?
– Давайте сначала осмотрим самолеты, – предложил Покрышев. – Начнем с моего.
– Ни одной пробоины! –удивился летчик.
– А теперь пойдемте к вашему!
Они долго ходили вокруг истребителя, внимательно его осматривали.– Вот это здорово! – удивился летчик, убедившись, что его самолет остался таким же невредимым, как и у командира.
– Расскажите, что же вы видели в полете? – спросил Покрышев.
– Сплошное море огня.
– Положим, не сплошное. Ведь мы-то летели не в этом море, иначе нас сбили бы.
– Я заметил несколько коридоров.
– Вот это верно. 'Нужно уметь выбирать такие коридоры, развивать в себе наблюдательность, всегда следить за обстановкой и правильно ее оценивать. Тогда зенитный огонь не так уж страшен.
– Я сегодня убедился в этом.
Через несколько дней Покрышев поинтересовался у командира эскадрильи, как ведет себя в бою молодой летчик.
– Не узнать, – ответил тот. – Действует уверенно.
Его прежнюю боязнь как рукой сняло. «Значит, урок пошел впрок, – подумал Покрышев.– Хорошо, когда человек обретает уверенность в своих силах». * * * Войска Ленинградского и Волховского фронтов, продолжая стремительное наступление, быстро вышли к реке Нарве, Чудскому и Псковскому озерам. Фашистское командование, пытаясь обеспечить себе превосходство в воздухе, перебросило на эстонские аэродромы авиационные соединения из Франции и Бельгии. Район Чудского озера стал местом ожесточенных воздушных сражений. Полк Покрышева, находившийся в эти дни восточнее озера, принимал в них непосредственное участие. Памятные места, связанные со славными победами русского оружия, вдохновляли на новые подвиги. Не раз Покрышев напоминал летчикам вещие слова Александра Невского, почти семь веков назад наголову разбившего здесь немецких псов-рыцарей: «Кто же с мечом к нам войдет, от меча и погибнет. На том стояла и стоять будет русская земля». Летчики покрышевского полка дрались вдохновенно. Об одной из блестящих побед, которую одержала группа под командованием капитана Константина Агеева, сообщило Советское Информбюро. Восьмерка «Ла-5», которую вел Агеев к линии фронта, получила сообщение о местонахождении большой группы вражеских самолетов. «Ла-5» сразу же развернулись и приняли боевой порядок. Первую четверку, сковывающую, повел сам Агеев, а вторую, ударную, Серов. Едва они успели перестроиться, как справа появилось до тридцати пяти «юнкерсов-87». Их сопровождали десять «фокке-вульфов-190». Но истребители следовали далеко от бомбардировщиков и совсем оголили правый фланг. Этим и решил воспользоваться Агеев. Он пропустил группу и, углубившись на территорию противника километров на пятнадцать, неожиданно ударил с той стороны, откуда враг никак не ожидал нападения. Первая четверка связала боем истребители, а вторая, Серова, пошла в атаку на «юнкерсы» и с дистанции пятьдесят метров открыла огонь. В первой же атаке Серов и его ведомые Веденеев и Ермаков сбили по одному бомбардировщику. А всего враг потерял семь «юнкерсов» и один «фокке-вульф-190». Все наши истребители вернулись на базу. В боях в районе Чудского озера отличились многие летчики покрышевского полка. Их наградили орденами и медалями, а сам Петр Покрышев за умелое руководство действиями полка был награжден орденом Александра Невского. ЩЕДРОЕ ЛЕТО Еще до войны Покрышев прочитал книжку финского писателя. Он забыл название ее и фамилию автора, но память надолго сохранила картину описанного в ней северного лета. Неповторима в своей красоте северная природа. Не очень щедро к этому суровому краю солнце, – лишь на короткое время оно одаряет теплом землю. И буквально на глазах все преображается. Веселеют не избалованные солнечной лаской угрюмые могучие сосны и ели. Яркие цветы покрывают опушки лесов и луга, берега озер и болот. Цветы торопятся жить, потому что на жизнь им отведено мало времени… Финляндию он видел только зимой. А теперь предстояло увидеть и летом. Готовилось наступление наших войск на Карельском перешейке. Об этом Покрышев узнал в штабе воздушной армии, куда его пригласили на совещание. Командующий армией С. Д. Рыбальченко подробно рассказал о задачах, которые ставятся перед авиацией.– Операция пройдет быстро и стремительно, – подчеркнул он. – Поэтому каждая часть должна к ней тщательно готовиться.
В мае покрышевский полк перелетел поближе к месту предполагаемых боевых действий. Соседями истребителей стали штурмовики, с которыми предстояло вместе работать.
Авиационные части накануне наступления пополнились новой техникой. Получил подкрепление и полк Покрышева – семь новеньких, прямо с завода, истребителей «Ла-5». Дать их решили тем, кто покажет лучшие знания на экзаменах и зачетах.
В эскадрильях шла интенсивная учеба. Каждый день – занятия по авиационным дисциплинам. Кропотливо изучался опыт лучших мастеров воздушного боя Ленинградского фронта. Покрышев требовал, чтобы каждый летчик полка отлично знал район боевых действий.
Солнечным майским днем у командного пункта полка остановился зеленоватый «газик». Из него вышел командующий ВВС Главный маршал авиации А. А. Новиков. Покрышев выбежал навстречу.
– Не ждали? – улыбнулся маршал, протягивая руку. – Приехал познакомиться с вашей жизнью.
Он посмотрел вокруг. Увидев скамейку, подошел, сел.– Докладывайте, как идут дела.
Новиков внимательно выслушал доклад, потом стал задавать вопросы. Его интересовало буквально всё: подготовка полка к воздушным боям, организация питания, отдых и настроение личного состава полка.
Потом прошел на стоянки, побеседовал с летчиками. А уезжая пообещал:– Отличитесь в боях за освобождение Карельского перешейка – постараемся дать вам новые истребители «Ла-7».
Спустя несколько часов после отъезда Новикова позвонил Матвеев.– Командующий у вас был? – поинтересовался он.
– Только что уехал.
– Проводили? Хорошо. Ждите новых гостей.
– Не до гостей сейчас, Александр Андреевич!
– Понимаю, но надо! Завтра к вам приедет группа иностранных корреспондентов. Они совершают поездку по Ленинградскому фронту. Принять их следует по законам нашего русского гостеприимства.
– Понял, Александр Андреевич!
В полдень на аэродроме появился корреспондентский автобус. Из него шумной гурьбой высыпали иностранные журналисты. Как-то непривычно было видеть на военном аэродроме столько штатских людей. Журналисты здесь же, у командного пункта, где остановился автобус, быстро окружили Покрышева.
– Это вы и есть знаменитый советский ас? – коверкая русские слова, спрашивал невысокого роста лысоватый мужчина в больших роговых очках. – Разрешите мне сделать снимок. – Он расстегнул футляр фотоаппарата.
Его примеру последовали другие корреспонденты. Покрышев хотел пригласить журналистов в помещение, но они, вынув блокноты, тут же организовали «пресс-конференцию».– Как вы проводите бои?
– Очень просто. Ищем в воздухе противника и уничтожаем его.
– Не могли бы вы рассказать, как ведут себя немецкие летчики?
– Сейчас они уже не те, что были в 1941 году. Тогда фашисты, имея преимущество в воздухе, вели себя нагло. На летчика, который сбивал их, они смотрели как на чудо. Теперь же, в 1944 году, наша авиация имеет превосходство в воздухе. А вражеские летчики стали действовать осторожно и боязливо. Да и многие из фашистских асов нашли могилу в нашей земле.
– Не могли бы вы назвать лучших летчиков полка?
– У нас много хороших летчиков, – после некоторого раздумья ответил Покрышев. – Вот, например, Владимир Серов. Совсем недавно он прибыл к нам в полк сержантом. А сейчас – старший лейтенант, командир эскадрильи. Воюет чуть больше года, а на своем счету уже имеет двадцать пять сбитых вражеских самолетов. Редкий день о нем не пишут газеты.
Во время стихийно возникшей беседы над аэродромом появился возвращавшийся с задания истребитель. Он летел неуверенно и плюхнулся на «живот».
– И часто ваши летчики возвращаются из боя в таком виде? – спросил французский корреспондент.
– Случается. Ведь идет война…
– Нам бы хотелось посмотреть на ваши самолеты, – попросил один из журналистов.
– Прошу вас, – предложил Покрышев. – Пройдемте на поле.
Потом гостей пригласили в столовую на товарищеский обед. За столы, расставленные буквой П, с одной стороны сели журналисты, с другой – летчики. В центре разместилось командование полка.
Покрышев встал, поднял стакан:– Я хотел бы провозгласить тост за дружбу народов антигитлеровской коалиции, которые с оружием в руках сражаются против коричневой чумы фашизма.
Потом слово попросил француз.– Нам очень приятно, – волнуясь начал он, – что мы получили возможность познакомиться с таким боевым полком, как ваш, господин Покрышев, и с вашими замечательными летчиками. Я предлагаю тост за успехи вашего полка в боях с фашизмом, за Покрышева, Серова, Лихолетова и других замечательных асов. Провозглашались тосты за скорую победу над врагом. Когда гости выходили из-за стола, к Покрышеву подошел английский журналист.
– Разрешите вас спросить, – обратился он. –Не удивляйтесь, если мой вопрос покажется вам несколько странным и, может быть, наивным: как вы думаете, сколько потребуется месяцев, чтобы окончательно разгромить Германию?
Покрышев улыбнулся. Что ответить «британскому союзнику»? Сказать прямо и откровенно, что это зависит также от правительства его страны, которое затягивает открытие второго фронта? Или ответить в известных дипломатических рамках?
– Буду с вами откровенным, – начал Покрышев. – Это зависит не только от меня и наших воинов, но и от вас. Быстрое открытие второго фронта, о котором давно идут разговоры, намного приблизило бы день победы. Кстати, а вы бы смогли ответить, когда откроется второй фронт?
– Что вы, господин Покрышев, – замахал руками журналист, – нам это неизвестно…
– Ну вот видите! Что же касается нас, то я могу сказать только одно: мы всё сделаем, чтобы день победы наступил быстрее.
Утром 10 июня воздух сотрясла артиллерийская канонада. Она нарастала с каждой минутой. В небо поднялись сотни самолетов. Бомбардировщики и штурмовики, сопровождаемые истребителями, летели на север и северо-запад. От мощных ударов сотрясалась и гудела земля.
Одна за другой уходили на задание двойки, четверки и шестерки «лавочкиных» покрышевского полка. Летчики возвращались с задания возбужденные. Пока они докладывали о результатах полета и обменивались новостями, техники быстро готовили машины к очередному вылету. Покрышев несколько раз водил группы на задания. Один вид наших мощных воздушных армад наполнял его сердце радостью. Боевой счет полка на Карельском перешейке открыл снова Владимир Серов. В первый же день он сбил итальянский «фиат».– И долго ты охотился за этой старой рухлядью? – досаждали ему летчики.
Серов сердился: что делать, если кроме допотопных «фиатов» ничего не встретишь сейчас над Карельским перешейком.
Но через несколько дней обстановка изменилась. Появились истребители «фокке-вульфы-190», всё чаще навязывали нашим летчикам воздушные бои. В одном из них погиб капитан С. Я. Богатырев. В полку любили и ценили этого боевого командира, хорошего воспитателя и отличного товарища.
После гибели Богатырева – новые потери. Не вернулись на аэродром командир эскадрильи старший лейтенант И. Т. Пащенко и командир звена лейтенант В. М. Семенов, было сбито в боях еще несколько летчиков.
Позднее выяснилось: немецкое командование, напуганное успешным наступлением советских войск на Карельском перешейке, перебросило в Финляндию 54-ю истребительную эскадру, укомплектованную опытными летчиками, – ту самую эскадру, которая не раз появлялась под Ленинградом.
Бои в воздухе с каждым днем становились ожесточеннее. В журнале полка появились новые записи о победах Серова, Лихолетова, Веденеева, Ермакова и других летчиков. Некоторые бойцы в отдельные дни сбивали по два фашистских самолета.
«Отлично дерутся ребята!» – не раз удовлетворенно отмечал про себя Покрышев, подводя итоги дня. Но, выступая на разборе, постоянно повторял: «Нельзя расслабляться, на каждый бой нужно выходить в полной готовности, всегда помнить, что противник сильный и победы можно добиться только благодаря огромному напряжению всех сил». Он знал: летчиков полка, особенно новичков, необходимо психологически настроить на тяжелые бои.
В середине июля воздушные бои на Карельском перешейке начали утихать. Сокращалось число боевых вылетов. Можно было дать людям отдохнуть.
Покрышева вызвали в штаб дивизии. Вернулся он к вечеру. Весь командный состав ждал его на КП.
– Как у нас, Анатолий Матвеевич, идут дела? – обратился он к Красько.
– Только что группа Веденеева вернулась с задания. Впустую.
Сидевший тут же Веденеев стал оправдываться:– Куда девались гады? Раньше, как вылетишь – обязательно на кого-нибудь наткнешься. А теперь встреча с ними – редкость.
– Зря вы оправдываетесь, Веденеев, – весело заметил Покрышев. – В штабе дивизии мне сейчас рассказали: 54-ю эскадру так расчехвостили, что им даже улететь отсюда не на чем было.
Красько протянул Покрышеву объемистый пакет:– Это вам. Из-за границы.
В пакете оказалась английская газета. Покрышев развернул ее и на одной из страниц увидел свой портрет и небольшую заметку. Усмехнулся: «Это послание одного из тех корреспондентов, которые к нам приезжали. Англичанина. Оказался истинным джентльменом». Он положил газету на стол и обратился к Красько:
– Так какие же у нас итоги?
– За период боевых действий на Карельском перешейке,– четко доложил начальник штаба, – полк произвел тысячу пятьдесят вылетов, провел семьдесят групповых боев и сбил сто пять самолетов.
– Итоги хорошие. На этом нашу операцию можно считать законченной. Есть приказ готовиться к новоселью. Снова под Нарву.
КОНЕЦ ВОЙНЕ Лихолетов возвратился с задания возбужденным. По пути к КП он напевал вполголоса какую-то веселую песенку, помахивая в такт прутиком лозы, и чему-то широко улыбался. «Бой был удачным. Правда… Да стоит ли об этом говорить, – думал он. – У новенького из-под хвоста «фоккера» выбил. Еще хорошо, что увидел, а то бы – поминай как звали… Он, конечно, отчаянный, но «птенец», зарвался… Зато теперь будет знать, каково одному против нескольких». С этими мыслями Лихолетов подошел к Покрышеву и с обычным для него юмором и яркими подробностями стал докладывать о проведенном бое. Покрышев сначала внимательно слушал, а потом перебил Лихолетова:– Молодой летчик по своей неопытности оторвался от группы. Над этим острить не следует. Хорошо, что всё обошлось благополучно. Погибни он – потом сами бы казнили себя за то, что не уберегли.
Лихолетов помрачнел. Все в полку знали, что подобные замечания даже от такого авторитетного летчика и командира, каким был Покрышев, он воспринимал болезненно.
– Ну, ладно, – сказал Покрышев, положив руку на плечо Лихолетова. – Где он, этот «птенец»?
– У самолета.
– Надо, пожалуй, поговорить с ним. Пойдемте…
Смущенный летчик стоял у своего основательно побитого «ЛА-5». Вокруг истребителя хлопотали техники.
– Ого! – воскликнул Покрышев, глядя то на летчика, то на его продырявленный во многих местах самолет.– Здорово, видать, повоевали?!
– Да вот!.. – еще больше смутившись и не зная, что ответить на замечания командира полка, невнятно проговорил младший лейтенант.
– Что же так плохо бережете машину?
Младший лейтенант молчал.– Эти дыры на истребителе оттого, что воевать начинаете в одиночку.
– Товарищ командир! Я оказался в очень выгодном положении, как раз в хвосте у «фоккера»,– начал горячо оправдываться летчик.
– Этот прием давно известен, – спокойно заметил Покрышев. – Фашисты ловят на него малоопытных летчиков. Вы отрываетесь от группы, устремляетесь в погоню за одиночным самолетом, думаете, сейчас его собьете, а тут неожиданно сверху появляется пара вражеских истребителей, – и вычеркивай вас из списка.
Хорошо, что на выручку пришел Лихолетов. Но ведь он мог и запоздать, и не заметить. Техники, перестав возиться около «лавочкина», стали прислушиваться к разговору. Подошли летчики с соседних стоянок. Постепенно около командира полка собралось до двух десятков человек.
– Приведу один пример, чтобы вы яснее осознали всю трагичность своего положения, – продолжал Покрышев. – Когда мы воевали над Ладогой, к нам в полк прибыл молодой летчик Виктор Белов. В первый же свой вылет он оставил группу, догнал одиночный «юнкере» и сбил его. Ему тогда просто повезло. А из второго вылета Белов уже не вернулся… Воздушный бой – это коллективный бой, а не схватка одиночек.
Тот, кто не чувствует рядом локтя товарища и сам не оказывает ему помощи, не воздушный боец, какими бы замечательными качествами он ни обладал. Вы хотели побыстрее нарисовать на фюзеляже красную звездочку, а вместо этого приходится заделывать пробоины.
Летчик стоял, низко опустив голову. Время от времени он поднимал ее. Лицо у него было бледное, а под правым глазом подергивалась синяя жилка, выдавая сильное волнение.
– Я учту ваши замечания, товарищ командир,– наконец тихо проговорил младший лейтенант.
– Хорошо, если учтете. Это нужно в первую очередь вам.
* * * В сентябре началось сражение за освобождение Эстонии. Полки Покрышева и Свитенко только что перебазировались на аэродром, расположенный недалеко от старинного эстонского города. Там еще шли бои. Частые взрывы снарядов и мин, автоматные очереди и выстрелы сливались в один общий гул: гитлеровцы отчаянно защищались. Авиаторы не успели обжиться, как поступил приказ подготовиться к перелету на другой аэродром.– На новое место уже выехал батальон аэродромного обслуживания, – сообщили Покрышеву по телефону. – К исходу дня будьте там.
Свитенко, слышавший разговор, недоуменно пожал плечами.– Попроси разрешения хотя бы самим сначала слетать туда, – шепнул он. – Кто его знает, что это за аэродром.
Покрышев передал просьбу и получил разрешение. Вылетели на связном «По-2». До нового места добрались благополучно. Сверху с трудом нашли место для посадки: на взлетной полосе валялись трубы, ржавое и обгоревшее железо. «По-2» подрулил на стоянку. Выключили мотор. Вылезая из кабины, летчики увидели невдалеке в кустах бойца, отчаянно махавшего им руками.– Быстрее бегите сюда! – кричал он.
Они бросились в кусты. Только здесь летчики узнали, какая опасность их подстерегала. «По-2» сел как раз на нейтральной полосе: по одну сторону ее находились наши войска, по другую – немецкие. Для Покрышева и Свитенко так и осталось тайной, почему немцы не обстреляли самолет.
Через несколько минут боец привел летчиков в штаб к командующему армией. Генерал встретил их приветливо. Услышав рассказ летчиков, рассмеялся:
– Говорите, батальон аэродромного обслуживания сюда прибыл? Не видел его. Отсюда, голубчики, сначала немца выбить надо. А вы – летать! – Но потом, переходя на серьезный тон, продолжал:
– Завтра ко второй половине дня гитлеровцев выгоним. Подготовим аэродром и прилетайте себе на здоровье. А сегодня давайте вместе поужинаем и идите отдыхать…
Утром Покрышев и Свитенко пришли в штаб. Они застали командарма в отличном настроении.
– Ну, авиация, – обратился он к летчикам, – действуйте. Аэродром в вашем распоряжении.
Эстонская земля освобождалась от фашистского рабства. 22 сентября 1944 года наши войска вступили в Таллин. В боях за эстонскую столицу отличился и покрышевский полк. Ему в числе других присвоили наименование «Таллинского», а за отличное выполнение заданий командования наградили орденом Красного Знамени. Это радостное событие совпало со знаменательной датой – четвертой годовщиной полка. Славный путь прошел полк. За годы войны его летчики совершили более восьми тысяч боевых вылетов, провели более пятисот воздушных боев, сбили четыреста фашистских самолетов, уничтожили десятки артиллерийских батарей, сотни машин, тысячи гитлеровских солдат…
Своими боевыми подвигами они продолжали вписывать новые страницы в летопись полка.
* * * Под мощными ударами советских войск противник начал эвакуацию с островов Эзель, Даго и Муху. Фашисты отступали в Курляндию на кораблях и даже на лодках. А над этим скопищем спасающихся от возмездия палачей с раннего утра и до позднего вечера кружили советские штурмовики, бомбардировщики и истребители. Первую группу полка, вылетевшую штурмовать вражеские караваны, повел сам Покрышев. У островов летчики увидели десятки судов; переполненные солдатами, они отплывали на запад. В памяти Покрышева всплыли картины недавнего прошлого. 1941-1942 годы. Ладожское озеро. От левого берега плывут суда. В них – сотни, тысячи ленинградцев: женщины, дети, старики. Для них правый берег– это жизнь, спасение от голода, варварских бомбардировок и обстрелов. Но не всем удавалось благополучно закончить путешествие. Фашистские стервятники беспощадно расстреливали беззащитное мирное население. Наши летчики могли тогда только помешать им, но не предотвратить чудовищное злодеяние. Господство в воздухе оставалось за врагом. И вот сейчас настал час расплаты!– За Ленинград! За Ладогу! – Покрышев бросил свой истребитель вниз, бреющим полетом прошел над морем. После первой же атаки загорелось судно. С него в паническом ужасе бросались в воду гитлеровцы.
За Ленинград! За Ладогу! Краснозвездные «ястребки» продолжали штурмовать вражеские суда. Не одна сотня гитлеровцев пошла ко дну. Первую группу наших самолетов сменила вторая. Ее вел Лихолетов. Каждый летчик совершил в тот день по два-три боевых вылета. Все действовали успешно, но Покрышев и тут подмечал недостатки, обращал на них внимание своих питомцев. Одним он указывал, чтобы не растягивались во время полета, другим, чтобы не запаздывали со сбором после штурмовки, возвращались на аэродром в группе, а не в одиночку. Каждый вечер Покрышеву звонил Матвеев. Такая уж привычка выработалась у командира дивизии: в конце дня лично интересоваться итогами боевых действий полка. На этот раз он не стал выслушивать Покрышева, а пригласил к себе.– Есть для вас новость, – сообщил он.
Покрышев быстро оделся и поехал. На ужин собрался почти весь руководящий состав дивизии, командиры полков. Когда все расселись, с места поднялся Матвеев.– Ленинградскому фронту, – начал он, – предоставлено право послать одного командира на курсы усовершенствования начальствующего состава. Вы сами видите: война кончается, пора подумать о будущем. Мы посоветовались и сошлись на кандидатуре Петра Афанасьевича Покрышева.
После ужина Покрышев подошел к Матвееву:– Александр Андреевич! Почему же на мне остановился выбор? Я с полком собирался до Берлина дойти, и вдруг – учиться!
– Берлин и так возьмут, – мягко заметил Матвеев.– Вам же, Петр Афанасьевич, надо наукой подзаняться. Видите, как быстро авиация развивается. Пройдет год-второй, и командиру крупных соединений в авиации без науки делать нечего будет. Так что собирайтесь, все мы желаем вам успехов в учебе!
В три дня Покрышев сдал полк своему заместителю Петру Лихолетову, распрощался с товарищами и уехал в Москву. Но он всё еще надеялся хотя бы на время отложить учебу и остаться на фронте.
В Москве решил зайти к главкому. А. А. Новиков встретил его радушно, долго и подробно расспрашивал о воздушных боях над Прибалтикой.
– Значит, говорите, наше преимущество в воздухе полное, – удовлетворенно повторил он слова Покры-шева и радостно потер руки. – Да, теперь время уже не то. Наша авиация сейчас намного сильнее немецкой. И господство в воздухе мы имеем на всех фронтах.
Дела шли хорошо, и маршал находился в приподнятом настроении. Но как только он услышал просьбу Покрышева, лицо его стало серьезным и озабоченным. – И не просите, – решительно заявил он. – Война заканчивается, но борьба за мир – нет. Мы должны подумать о завтрашнем дне. В скором времени авиация начнет оснащаться более современными самолетами. Придет новое пополнение. Нужно будет в сжатые сроки овладеть новой техникой, обучить молодежь. А задача эта под силу только командирам, сочетающим в себе богатый практический опыт и глубокие теоретические знания.
Покрышев понял: просить бесполезно. Занятия начались 1 ноября 1944 года. Вчерашние фронтовики заполнили просторные светлые аудитории и кабинеты. Поначалу летчикам, привыкшим к шуму и грохоту фронта, трудно было войти в спокойный и размеренный ритм жизни академии. Заниматься приходилось много. В первые дни учебы Покрышев часто выступал перед москвичами. Приглашали рабочие и служащие, воины и курсанты, студенты и школьники. Просили рассказывать о боях за Ленинград. Но многочисленные встречи мешали заниматься, и на время пришлось отказаться от выступлений. * * * Полгода пролетело как один день. В мае – выпуск. По всему чувствовалось, что этот май станет месяцем окончательного разгрома и полной капитуляции фашистской Германии. Утро Первого мая выдалось солнечное и прекрасное. Нарядно украшена столица, оживленны москвичи. На Красной площади и прилегающих к ней улицах выстроились ровные квадраты войск. Солнечные лучи играют на граните Мавзолея, на зубчатых стенах Кремля, ослепительно золотят циферблат Спасской башни. Начинается традиционный военный парад. Мимо Мавзолея четким шагом проходят колонны представителей родов войск, прославленные в боях подразделения. В торжественном параде прошла и колонна академии. Ее знамя нес дважды Герой Советского Союза П. А. Покрышев. Слева и справа от него шли ассистенты– дважды Герои Советского Союза прославленные летчики-штурмовики М. 3. Бондаренко и В. И. Голубев. После Первомая – государственные экзамены. Покрышев успешно выдержал их и получил назначение заместителем командира одной из гвардейских истребительных частей. ВРЕМЯ ПОКОРЕНИЯ СКОРОСТЕЙ На фронте Покрышев часто мечтал о мирных днях. Вот наступят они – можно будет и отдохнуть! Залпы победного салюта давно отгремели, но порядок армейской жизни мало в чем изменился. В часть прибывала молодежь, только закончившая летные училища, и надо было обучать ее, передавать опыт, приобретенный в войне. Забот прибавилось, когда командира части направили на учебу и Покрышев исполнял его обязанности. Рано утром, наскоро позавтракав, он спешил на аэродром. Начинались учебные полеты. Потом разборы, беседы с командирами и начальниками служб, приемы по личным вопросам, собрания и совещания. Домой, в авиагородок, возвращался поздно. И так почти каждый день. Время было насыщено большими событиями, которые открывали новую эру в авиации. Советские авиаконструкторы создали реактивные самолеты с мощными отечественными двигателями. Наша промышленность начала крупносерийное производство этих машин. Они коренным образом изменили у летчиков представление о скорости. Часть, которой командовал Покрышев, одной из первых получила реактивные машины. Новые истребители имели непривычный вид. Необычной формы фюзеляжи с вытянутой вперед носовой частью, отсутствие привычного воздушного винта делали их похожими на ракету.– Нравятся? – поинтересовался Покрышев у обступивших его летчиков.
– Не истребитель, а труба, – сказал стоявший ближе всех к командиру молоденький лейтенант. – Как на ней только летают?
– Скоро узнаете.
Он сам с нетерпением ждал этой минуты. Но предварительно пришлось основательно изучить новую технику, сдать зачеты, совершить несколько десятков тренировочных полетов в таком же, но двухместном учебном истребителе вместе с инструктором.
И вот наконец наступили долгожданные минуты, когда он совершал первый самостоятельный полет на реактивном истребителе.
День выдался ясный и солнечный. Видимость, как говорили летчики, миллион на миллион. На обычном языке это означало: вокруг ни облачка, беспредельный голубой горизонт хорошо просматривается. О лучших для полета условиях нельзя было и мечтать.
На аэродроме собрался весь командный состав части, летчики, специалисты наземных служб. Первый полет на реактивном самолете стал настоящим праздником.
Покрышев подошел к истребителю, на стальной обшивке которого играли озорные солнечные лучики. Ему ли, опытному летчику, проведшему не одну тысячу вылетов, волноваться, когда он садится в кабину самолета! Но чувство праздничности, торжественности и в то же время ответственности за исход полета не покидало его до тех пор, пока не заработал двигатель. И только тогда исчезло волнение.
Из сопла двигателя вырвалась струя ослепительного пламени. Аэродром наполнил мощный свистящий гул. Самолет резко рванулся с места, стремительно пробежал по взлетной полосе, легко оторвался от земли и стал набирать высоту.
Серебристая точка, расплескивая солнечные блики, уходила в голубую даль. Она то высоко взмывала вверх, то молнией устремлялась вниз.
Прошло три… пять… десять минут полета. Истребитель делал глубокие виражи, перевороты, крутил «бочки», оставляя за собою тонкую белую полосу. Наконец, пошел на посадку, коснулся бетонированной полосы, зарулил на стоянку. Постепенно утих гул двигателя. Покрышев вылез из кабины. Лицо его сияло.
– Мечта! – восхищенно сказал он. – Скорость!.. Маневр!.. Как жаль, что мы не имели таких замечательных машин в годы войны!
Часть осваивала реактивную технику. Покрышез с присущей ему настойчивостью, старался внушить молодым летчикам, что без прочных и глубоких теоретических знаний, без постоянных тренировок нельзя овладеть новой техникой.
– Реактивный истребитель хорош, – повторял он. – Неплохо оснащен приборами. Его полет контролируется с земли современными радиолокационными средствами. Но они только помогают летчику, не подменяя его.
В самый разгар учебы Покрышева перевели в другую часть, ближе к Ленинграду. Новое назначение обрадовало – он давно мечтал о возвращении в края, где служил и воевал.
Новая часть только еще готовилась к освоению реактивной техники. Приобретенный опыт пригодился, помог быстро закончить теоретическую подготовку и перейти к полетам.
На стоянках застыли стальные птицы. Вокруг них хлопочут люди в темно-синих комбинезонах. В этот ранний час Покрышев уже на аэродроме. Первый визит – в пилотскую комнату: проверить, как летчики готовятся к выполнению задания. Потом – на стоянки: успевают ли инженеры и техники к назначенному времени обслужить истребители. Несколько десятков минут уходит на осмотр взлетно-посадочной полосы. После этого – короткое совещание с руководящим составом. Командиры докладывают о готовности к тренировкам. Теперь можно подняться на вышку и разрешить полеты.
По полосе разбегается и уходит вдаль первый истребитель. Через несколько минут – второй, третий… Серебристые птицы совершают полеты по кругу. Командир части внимательно следит за действиями летчиков, время от времени берет микрофон, чтобы передать замечания.
Неожиданно на КП раздается тревожный голос:– Я – 57-й, я – 57-й! Лечу вверх колесами…
Что такое? Истребитель в нормальном положении, а летчик в панике? Может быть, нервы не выдерживают? Нужно ему собраться, взять себя в руки, освободиться от страха и боязни.
– 57-й! 57-й! – передал Покрышев в эфир. – Летите в таком же положении.
Потом вторично повторил приказание и облегченно вздохнул, когда услышал в ответ слова:
– Вас понял. Лечу в таком же положении.
Время полета истекало. Истребитель стремительно пошел на посадку, коснулся бетонной полосы и, погасив скорость, зарулил на стоянку.
Через несколько минут летчик был уже на КП и докладывал о полете.– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался Покрышев, видя, в каком состоянии находится летчик.
– Сейчас хорошо. А вот в полете… Казалось, лечу вниз головой.
– У молодых летчиков это случается. В полете на реактивной технике очень важно точно контролировать свои действия и надежно держать связь с землей. Контроль и связь – поняли?
Часть успешно осваивала реактивную технику. Почти все летчики могли совершать полеты в ночное время, были подготовлены к боевым действиям в сложных метеорологических условиях. Это был большой успех командира части, который сам к тому времени стал летчиком первого класса.
Командиром части П. А. Покрышев прослужил около двух лет, передавая свой опыт и знания молодежи, пришедшей в авиацию уже после войны.
* * * В тот февральский день 1950 года Покрышев, как всегда, с утра находился на аэродроме. В самый разгар тренировочных полетов на командный пункт прибежал возбужденный почтальон. – Товарищ полковник, почитайте! – Он подал «Ленинградскую правду», показал на третью страницу, где был опубликован отчет об одном из предвыборных собраний. В отчете сообщалось, что коллектив Шуваловского торфопредприятия выдвинул П. А. Покрышева кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР по Ленинградскому сельскому избирательному округу. Находившиеся на КП летчики тепло поздравили своего командира. Кандидатура П. А. Покрышева на предвыборных собраниях трудящихся получила единодушную поддержку. К нему поступила просьба дать согласие баллотироваться в Верховный Совет СССР. С волнением сел он за стол, чтобы написать заявление в окружную избирательную комиссию. С тем же чувством приехал на встречу с рабочими бумажной фабрики «Коммунар» и жителями поселка Антропшино. В клубе, где должна была проходить встреча с избирателями, Покрышев увидел бывшего однополчанина. Оказалось, он работает здесь же, на фабрике. За несколько минут, оставшихся до начала собрания, вспомнили родной полк, боевых товарищей. Когда прозвенел звонок, приглашая всех в зал, бывший летчик сказал Покрышеву:– Мне поручили выступить на собрании, рассказать о ваших боевых подвигах.
– Только вы не очень… Без красок… – попросил Покрышев.
Началось собрание. Выступали рабочие, служащие. Выступил и бывший однополчанин Покрышева. Он начал рассказ тихо, медленно, тщательно подбирая слова, но потом оживился и не без восхищения говорил о подвигах героя-летчика, с которым воевал в одном полку.
Покрышев укоризненно покачал головой.– Что, Петр Афанасьевич, – спросил сидящий рядом председатель фабкома, – приукрашивает?
– Да нет, говорит всё правильно. Только поскромнее бы…
Потом на трибуну поднялся Покрышев, поблагодарил избирателей за доверие, рассказал о своей службе в Советской Армии и заверил, что будет высоко нести звание депутата.
* * * В 1952 году П. А. Покрышева направили на учебу в Высшую военную академию Генерального штаба. Через два года он закончил авиационный факультет, после чего назначался на командные должности в советской авиации. 8 августа 1955 года Петру Афанасьевичу присвоили звание генерал-майора. ГЕНЕРАЛ ОСТАЕТСЯ В СТРОЮ Время неумолимо. Всё чаще давали знать последствия войны и трудной фронтовой жизни. Стало побаливать сердце. Пришлось распроститься с армией, которой он отдал двадцать семь лет жизни. Пожалуй, впервые Покрышев почувствовал себя совершенно свободным от повседневных служебных забот. Казалось странным, что не звонит поминутно телефон, к чему он привык за многие годы службы, что не надо никуда спешить, а можно, не торопясь, почитать книгу или журнал, посидеть с удочкой у озера или заняться цветами. Этим любимым занятиям и раньше посвящались свободные часы, но тогда он не раз ловил себя на том, что даже на отдыхе невольно думал о служебных делах. Теперь же он свободный человек… Прошло несколько месяцев, покой и отдых стали надоедать. Снова потянуло к авиации, к людям. И вот Покрышев пришел в Северное управление гражданской авиации. Так он стал сменным помощником начальника Ленинградского аэропорта. Должность оказалась довольно хлопотной, требовала отличного знания летного дела, больших организаторских способностей и, главное, умения работать с людьми. Сменный помощник начальника аэропорта «осуществляет оперативное руководство деятельностью аэропорта»– так записано в инструкции. А это значит, что он должен быть в курсе всех событий в аэропорту, контролировать работу служб и, если потребуется, вносить свои коррективы. …На летном поле поют песню двигатели мощных турбовинтовых и турбореактивных лайнеров. А на бетонные полосы аэродрома с небольшими интервалами садятся всё новые огромные серебристые птицы. Какие только самолеты не увидишь в Ленинградском аэропорту: «ТУ-104», «ТУ-124», «ИЛ-18», «АН-10», «АН-24»… Они прибывают из ближних и дальних районов страны. А через несколько часов, приняв на борт пассажиров, снова отправляются в рейс. Что ни сезон – открываются новые авиалинии. Теперь уже редкий крупный город нашей страны не связан прямым воздушным сообщением с городом на Неве. Тяжелые самолеты стали летать на север – в Мурманск, Архангельск, Петрозаводск. В 1964 году открылась самая длинная в Советском Союзе и одна из самых больших в мире авиалиний Ленинград – Южно-Сахалинск, ее протяженность – восемь тысяч сто километров. Авиатрассы соединили Ленинград со столицами европейских государств: Хельсинки, Стокгольмом, Копенгагеном, Лондоном, Берлином, Варшавой, Софией, Бухарестом, Будапештом. Всё оживленнее становятся воздушные ворота Ленинграда. Более пяти тысяч пассажиров ежедневно вылетает отсюда и столько же прилетает. Прибавилось забот и у сменного помощника начальника аэропорта. Хозяйство огромное. Вопросов сотни. И все их надо решать в считанные минуты. Нередко и пассажиры заходят к нему со своими жалобами, просьбами. Бывает, по какой-то причине человек не смог вылететь вовремя. Билет стоит дорого, но раз опоздал – ему возвращают не полную сумму: вычитают двадцать пять процентов стоимости. Пассажир недоволен, и приходится вежливо объяснять ему правила Аэрофлота. В другой раз по вине службы аэропорта задерживается вылет самолета. Возмущенный пассажир идет к дежурному начальнику. В этом случае виноват Аэрофлот, и пассажира надо успокоить, принять меры, чтобы он быстрее вылетел. * * * Так в беспокойных хлопотах проходят дни. Кажется, совсем недавно пришел он в Ленинградский аэропорт. А вон как незаметно летит время. За эти годы коллектив узнал Покрышева как высококвалифицированного, думающего и энергичного специалиста. Глубокое уважение сослуживцев он почувствовал, когда отмечалось его пятидесятилетие. В тот день много теплых слов было сказано о юбиляре. Товарищи по работе вручили адреса, памятные подарки. Это свидетельство человеческой благодарности тронуло Петра Афанасьевича. Особенно дорог ему был один подарок – альбом-фотолетопись военных лет гвардейского полка, в составе которого Покрышев защищал Ленинград. С большим душевным волнением принял Петр Афанасьевич альбом, поднес его к губам и поцеловал выцветшую обложку. Растроганный и взволнованный пришел он в свой кабинет. В эти минуты и зашли к нему начальник аэропорта Герой Советского Союза Василий Алексеевич Горин и начальник службы движения Михаил Михайлович Лобанков. Оба в годы Великой Отечественной войны тоже сражались на Ленинградском фронте. Петр Афанасьевич перелистывал альбом, снова и снова вспоминая давно минувшие боевые годы.– Взгляни, Михаил Михайлович! – обратился он к Лобанкову и показал на фотографии, над которыми художник крупными буквами написал: «Летят «дугласы». – Узнаешь?
Как не узнать, если Лобанков на этих самых «дугласах» не одну сотню раз летал в осажденный Ленинград, доставляя по воздушному мосту продовольствие, боеприпасы и медикаменты, а оттуда вывозил больных и раненых, изможденных голодом женщин и детей!
Однажды Покрышеву позвонили из облисполкома и сообщили, что приехавший в Ленинград американский корреспондент очень хочет с ним встретиться.
– Если уж очень хочет, не смею отказать, – ответил Покрышев.
Корреспондент появился в аэропорту через несколько часов в сопровождении переводчика.
– Я в Ленинграде во второй раз, – сказал он. – Был две недели назад, хотел встретиться с вами, но срочно вернулся в Москву. Узнал о полете двух ваших космонавтов –Беляева и Леонова.
– И какое впечатление на вас произвел их полет?
– Это восхитительно! Выйти из корабля в космос!
Уму непостижимо…– Вы знаете, есть у нас одна песня, в которой поется: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» То, о чем раньше человек даже мечтать не мог, сегодня совершается. Такое наше время…
– Я сам убеждаюсь в этом, – заметил корреспондент. – Но я приехал сюда, чтобы услышать о ваших подвигах в годы войны. Американцев очень интересуют биографии героев.
– Постараюсь удовлетворить ваше любопытство, хотя тема эта слишком обширная, – ответил Покрышев.
Он рассказал о первых боях с фашистами, о том мужестве, которое проявляли советские летчики, защищая Ленинград. Вспомнил однополчан – первых героев войны: Степана Здоровцева, Петра Харитонова, Николая Тотмина, которые таранили вражеские самолеты.
– Господин Покрышев! – Корреспондент перестал писать, положил на стол авторучку. – А вы не могли бы сказать, какие суммы герои получили за эти тараны?
Покрышев на несколько секунд задумался. Как растолковать американцу, что советские летчики совершали подвиги не ради денег, а во имя Родины, которую пытался поработить враг. Как объяснить ему, представителю капиталистического мира, что не чувство корысти и наживы двигало его однополчанами, когда они шли на подвиг, а стремление помочь товарищам в тяжелые минуты. Таков уж характер советского человека. Так воспитала его Родина.
– Этот подвиг трудно оценить в деньгах, – сказал он. – Его высоко оценил народ, правительство. Этим летчикам было присвоено звание Героя Советского Союза. А это звание у нас очень дорогое и почетное.
Таких Героев среди защитников Ленинграда были сотни. Мы вылетали на боевые задания по пять-шесть раз в сутки. Когда мои товарищи поднимались в воздух, то не спрашивали: «Сколько немецких самолетов?», а интересовались: «Где они?» Случалось, что шесть наших истребителей сражались против шестидесяти вражеских. Немцы, как правило, уклонялись от борьбы при равенстве сил. Они стремились вступать в бой лишь при численном превосходстве.
– Я слышал, что вы воевали на американских самолетах? – поинтересовался корреспондент.
– Да, в конце 1941 года, в очень трудное для нашей страны время, под Ленинградом появились американские истребители «томагавки», а затем «китти-хауки». Наши летчики быстро их освоили и прекрасно на них дрались. Я лично, летая на «томагавках» и «китти-хауках», сбил тринадцать немецких самолетов.
– Тринадцать по приметам число несчастливое, – заметил гость.
– В данном случае получилось наоборот, – возразил Покрышев. – Тринадцать раз я добивался победы и ни разу не был побежденным, – вот и судите сами, счастливое ли для меня это число. Кстати, за эти победы мне присвоили звание Героя Советского Союза.
– Аза что вы получили вторую Золотую Звезду? – спросил корреспондент.
– Я совершил двести восемьдесят боевых вылетов, участвовал в пятидесяти воздушных боях, сбил тридцать два самолета противника лично и восемь в группе.
– Сейчас вы известный в стране герой и могли бы спокойно отдыхать. Но вы работаете. У вас все-таки бывает когда-нибудь свободное время?
– Конечно, как у всех людей. Правда, только немножко меньше.
– И как вы его проводите? Есть ли у вас любимые занятия?
– Большую часть времени отдаю общественной работе. Я являюсь членом Комитета борьбы за мир, Всесоюзного комитета ветеранов войны. Много занимаюсь с ребятами из клуба юных космонавтов имени Г. С. Титова при Дворце пионеров. Перечислить все общественные обязанности – дело долгое. Ну а если действительно выдаются свободные минуты, то выезжаю на Карельский перешеек: там у меня дача. Очень люблю цветы и рыбную ловлю.
– Когда вы сидите на берегу и удите рыбу, думаете ли вы о войне?
– В такие минуты обо всем забываешь. О минувшей войне вспоминаю лишь тогда, когда встречаюсь со школьниками, – они просят рассказать. Ну, а вообще о войне… Вот у нас на земле много еще тяжелых болезней. Лучше направить свои усилия на борьбу с ними, а не убивать друг друга. Война мирным людям не нужна. Я, например, воевал по необходимости, чтобы спасти свою страну от фашизма. Мы ненавидим войну и сражались, чтобы ее не было. Поэтому с большим огорчением советские люди узнают из газет и сообщений по радио о том, что ваше правительство ведет грязную войну во Вьетнаме. На заседании Всесоюзного комитета ветеранов войны Советского Союза 25-28 февраля 1965 года было принято обращение к американскому народу и американскому правительству о прекращении налетов на мирное население Вьетнама. Я бы очень хотел, чтобы вы на страницах своей газеты подняли голос в защиту миролюбивого вьетнамского народа.
– Я постараюсь объективно довести до читателей газеты содержание нашей беседы. Номер газеты с опубликованным материалом я вам вышлю.
Американец поблагодарил Покрышева и уехал. А Петр Афанасьевич подумал: «Вряд ли корреспондент отважится написать правду о том, что советские люди решительно осуждают американскую агрессию во Вьетнаме». * * * В аэропорту П. А. Покрышев трудился через день – с утра до позднего вечера. Такова уж особенность работы сменного помощника начальника аэропорта. Казалось бы, в выходные дни можно и отдохнуть, но они редко бывали свободными. Его дважды избирали депутатом Ленинградского городского Совета. В течение многих лет он – член постоянной комиссии по транспорту и связи, участвовал в депутатских проверках, контролировал выполнение решений горисполкома по транспорту. Немало вопросов помог он разрешить транспортникам. Район, чьим посланцем Покрышев являлся в Советах, молодой. Вдоль Ново-Измайловского проспекта вытянулись шеренги недавно выстроенных многоэтажных домов. Район благоустраивается. Немало вопросов возникает в связи с .этим: по какому расписанию пускать автобусы, где поставить фонари, как озеленить территорию. Идет народ к депутату с пожеланиями и предложениями, сигнализирует о недостатках. Как-то пришла группа жильцов – у них в доме не подавалась горячая вода. Немало времени пришлось потратить, чтобы выяснить: горячей воды не будет до тех пор, пока не введут в строй новые котлы ТЭЦ. Об этом и сообщил избирателям, а в блокноте записал: «Ввод новых котлов ТЭЦ – под контроль! Вернуться через месяц». В другой раз избиратели пожаловались, что движение на перекрестке Ново-Измайловского проспекта и улицы Бассейной никак не регулируется. А место это бойкое. Из-за сплошного потока автотранспорта пешеходу нельзя спокойно перейти улицу.– И вроде вопрос-то простой, а не пробить, – сетовали они.
В том, что установить светофор дело нелегкое, Покрышев вскоре убедился сам. Кажется, мелочь. Но ведь именно из таких мелочей и состоит наш быт. И ими приходится много заниматься депутату.
Обращались к П. А. Покрышеву избиратели и с «деликатными» вопросами. Однажды на прием пришел молодой парень, рассказал о своем конфликте с женой.– Недавно женился, жили хорошо, дружно, пока однажды на улице не встретили моряка. Тот поздоровался, и жена ответила ему с улыбкой. Я спросил: «Кто это?» А она в ответ: «Старый знакомый». Потом усмехнулась и добавила: «А что тебя так это волнует?» Мне показалось это обидным. Ну, я не вытерпел, слово резкое сказал. Жена – в слезы. И с тех пор между нами как черная кошка дорогу перебежала.
– И чем же я могу вам помочь? – спросил Покрышев.
– Поговорите с женой.
– А вы попросили у нее прощения? – поинтересовался Петр Афанасьевич.
– Я? – удивился парень. – Нет. А почему я должен это делать? Ведь она виновата, а не я.
– А вы разве не чувствуете, что в этой размолвке есть и ваша, причем большая, доля вины? Ведь порою подозрительность незаслуженно оскорбляет и унижает человека. Я уже не говорю о резком или неосторожно сказанном слове.
Парень растерялся. Видимо, не ожидал, что разговор примет такой оборот.– Вам сколько лет? – спросил Покрышев.
– Двадцать два.
– Двадцать два… В эти годы наше поколение сражалось на фронте. Мы были далеко от своих жен, любимых девушек. Но вы знаете, как мы верили в них!
Эта вера придавала нам силы, приносила радость, помогала в трудные минуты. Мы считали оскорблением даже подумать плохо о них.
Он помолчал несколько секунд, взял авторучку:– С женой вашей я поговорю. Дайте, пожалуйста, ваш адрес.
Покрышев сделал пометку в блокноте.– Но мне хотелось, – сказал он, – чтобы вы нашли в себе мужество и сами поговорили с ней. Это моя к вам просьба.
А через несколько дней, проходя по Ново-Измайловскому проспекту, Покрышев встретил своего недавнего посетителя. Он вел под руку молодую женщину. Поздоровались.
– Познакомьтесь, Петр Афанасьевич! Моя жена Тамара.
– Приятно видеть вас вместе такими веселыми. Куда собрались?
– В кино.
– Значит, вы освобождаете меня от вашего поручения?– улыбнулся Покрышев.
– Да, – ответил молодой супруг. – Мы помирились.
Я поступил так, как вы советовали. Набрался мужества и…– Тоже мне герой! – жена легонько дернула его за локоть. – Чем о себе рассказывать, пригласил бы лучше Петра Афанасьевича в гости.
– Правда, заходите к нам, – смутился парень.– Посмотрите, как живем.
– Спасибо, зайду, – пообещал Покрышев.
Молодые люди пошли дальше, а у Петра Афанасьевича тепло стало на душе: как хорошо, когда ты нужен людям.
Петра Афанасьевича часто приглашали в гости. Он не отказывался. Не в его это характере. Выступал перед рабочими, воинами, студентами, пионерами с рассказами о славных подвигах ленинградских летчиков в Великой Отечественной войне. На просьбу рассказать о своих боевых делах П. А. Покрышев, человек исключительной простоты и большой скромности, обычно отвечал, что своими подвигами и тем, что стал дважды Героем, обязан партии и народу, которые его вырастили, друзьям, с которыми бок о бок сражался с фашизмом. С их помощью он стал сыном неба. И, уйдя по состоянию здоровья «на землю», П. А. Покрышев не распрощался с небом, в меру своих сил служил ему. БЮСТ НА РОДИНЕ Однажды вместе с деловыми бумагами и документами он получил письмо из города Голая Пристань Херсонской области. Письмо с родины! О чем пишут его земляки? Он быстро распечатал конверт, вынул листок бумаги и пробежал глазами. А прочитав, смутился: в письме сообщалось, что в Голой Пристани будет установлен бронзовый бюст П. А. Покрышева. Петра Афанасьевича приглашали на открытие. Он отложил в сторону письмо, и воспоминания детства унесли его в далекое прошлое. Вот он беззаботно бегает со своими сверстниками по широкой улице украинского села, поднимая большие облака едкой белой пыли. С утра до позднего вечера играли в войну. С деревянными наганами, саблями и гранатами ходили друг на друга в атаку, штурмовали сеновалы. Любили бороться – кто кого положит быстрее на лопатки. Ловкий и юркий Петр часто побеждал мальчишек, даже тех, кто был старше и сильнее его. Несколько молниеносных приемов, подножка – и противник оказывался на земле. Однажды удалось побороть самого Гриньку – первого заводилу на селе. Ребята прыгали в восторге и хлопали в ладоши. Гринька же поднялся с земли злой и мрачный. Куда девался его прежний высокомерный вид. Ядовитый смех ребят вывел Гриньку из терпения. Он приблизился к Петру и прошипел прямо в лицо: «Я тебе сейчас на кулаках докажу, кто из нас сильнее». Ребята замерли, Гриньку не смел никто обидеть, мальчишки его побаивались. Петр тогда не отступил, не струсил, хотя знал силу Гринькиных кулаков. Ему досталось. Но зато первому заводиле на селе он подвесил под глазами несколько фонарей и разбил в кровь нос. Весь день он пропадал у реки и пришел домой поздно вечером, когда стемнело, чтобы не видны были полученные в драке синяки. А вообще домой приходил с неохотой. Время было трудное, голодное. Вместо добротного украинского борща варили щи из лебеды, а хлеб из мякины заменил сдобные белые караваи. В семье Покрышевых было четверо детей. Отец – крестьянин, еле-еле сводил концы с концами. Овеянная в те годы жарким ветром и страдающая от засухи земля не осыпала людей щедрыми дарами. С нужды отец запил и тяжело заболел – его разбил паралич. Он умер, когда Петру было десять лет. С большим трудом удалось закончить пять классов. Нужда заставила идти работать. Он поступил в судостроительную артель «Надднепрянский човен» и трудился там, пока не уехал в Харьков к сестре. В те дни далекого детства в его сердце и запала мечта стать летчиком, которая потом выросла в безграничную любовь к авиации. Первый раз он увидел самолет, когда еще не ходил в школу. Недалеко от села неожиданно раздалась пулеметная дробь. В небе кружились две большие птицы, стреляя друг в друга. Откуда они появились и что это за диковинка – никто не знал. Даже взрослые ни разу не видели в здешних краях летающих машин. Мальчишки оставили шумные игры. «Вот здорово!» – они не сводили восхищенных глаз с неба. – «Смотри, смотри! Падает!» Один из самолетов вдруг пошел вниз и, оставляя за собой клубы густого черного дыма, упал в море колосящейся густой пшеницы. Мальчишки шумной ватагой побежали к сбитому самолету. Машина с красной звездой на борту уткнулась, носом в землю. Одно крыло отлетело. В кабине, склонив головы, неподвижно сидели два летчика. Экипаж похоронили недалеко от места гибели. Небольшой холмик заботливо обложили цветами. Потом Петр не раз прибегал к этому холмику, подолгу молча стоял, вспоминая тех двух парней, отдавших жизнь за новую власть рабочих и крестьян. А через несколько лет он во второй раз увидел самолеты. Их было много. Они прилетели из Крыма на Херсонщину и сели в степи недалеко от Голой Пристани. Почти всё село, как на экскурсию, ходило смотреть на самолеты. Молодые парни в летной форме Объясняли, почему летают эти чудесные птицы, рассказывали об авиации, показывали кабину, а самым любопытным разрешали даже забраться на крыло. Воспоминания детства! Они воскресили перед ним годы далекого прошлого, картины родных украинских мест. Хорошо навестить их, побывать на родине. …И вот Голая Пристань. Милый сердцу парк. Пятнадцатилетним парнишкой вместе со сверстниками он закладывал его. Молодые деревца хорошо прижились. Летом в парке буйно цветет акация, густыми зелеными листьями шелестят клены, белыми куполами красуются тополя. Теперь на одной из тихих аллей в окружении этой зелени будет стоять его бронзовый бюст, бюст дважды Героя, летчика-истребителя. * * * День выдался теплый, солнечный. С утра тысячи демонстрантов – рабочие местных торфопредприятий, служащие, колхозники, гости из Херсона и из других мест – направились к центру села, в парк, на митинг, посвященный открытию бронзового бюста П. А. Покрышева. Повсюду красные флаги, лозунги, плакаты. Из мощных динамиков лились звуки маршей. Покрышев поднялся на трибуну, посмотрел на многотысячную праздничную, веселую толпу, на улыбающиеся лица. Чувство благодарности к землякам за теплую встречу наполнило его. Наступила торжественная минута. С бюста спадает белое полотнище. И взорам присутствующих предстает высокий гранитный пьедестал с изображением ордена Ленина, двух Звезд Героя и авиационной эмблемы. На мраморе золотыми буквами написаны слова Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении П. А. Покрышева второй Золотой Звездой. На пьедестале – бронзовый бюст Героя. Сосредоточенный, устремленный вдаль взгляд. Открытое лицо выражает силу и уверенность. Таким изобразил Героя лауреат Государственной премии скульптор Н. Томский. Один за другим на трибуну поднимались колхозники, рабочие, представители интеллигенции. Они приветствовали знатного земляка. Когда слово предоставили П. А. Покрышеву, по парку прокатилась мощная волна аплодисментов. С волнением он подошел к микрофону. Несколько секунд постоял, не находя нужных слов. Что сказать землякам? Как поблагодарить их, Родину, партию за то, что они сделали для него – простого крестьянского парня, ставшего известным в стране человеком? Люди застыли в ожидании. Они видели, что дважды Герой, бесстрашно громивший врага, здесь, перед ними, вдруг оробел, смутился. И они понимали его. Наконец Покрышев начал говорить.– Мои заслуги перед Родиной, – сказал он, – это заслуга народа, который меня вырастил, это заслуга комсомола, который дал мне путевку в жизнь, 'это заслуга партии, которая меня воспитала. Им от меня низкий сыновний поклон.
Он говорил о большой чести быть гражданином такой страны, как Советский Союз, о том, что нужно высоко нести это звание, о большом пути, пройденном великой страной, и о том, что еще предстоит сделать.
Он часто навещал родные места. В последний раз Петр Афанасьевич приехал сюда летом, в августе 1967 года. Здесь и оборвалась его жизнь. Его похоронили в Голой Пристани, где он родился, в парке, который сам когда-то сажал, рядом с бронзовым бюстом, который был поставлен ему, дважды Герою Советского Союза, прославленному летчику-истребителю, человеку и гражданину своей страны.
Комментарии к книге «Сын неба», Евгений Петрович Баулин
Всего 0 комментариев