Сэмюэль Сковилль-мл. Скауты в лесах
Samuel Scoville Jr.
BOY SCOUTS IN THE WILDERNESS
Серия «Мировая книжка»
© П. А. Вязников. Перевод, 2017
© В. А. Денисова. Иллюстрации, 2017
* * *
Предисловие от издательства
Сэмюэль Сковилль-младший (1872–1950) родился в США, в небольшом городе Норидж, штат Нью-Йорк. В 1893 году окончил юридический факультет Йельского университета, но сфера его интересов оказалась гораздо шире одной юриспруденции.
В 1907 году он присоединился к Орнитологическому обществу, членом которого оставался до самой смерти. Он искренне любил природу и очень интересовался ею, часто и с удовольствием ходил в экспедиции для изучения птиц.
С 1915 по 1932 год Сэмюэль Сковилль-младший вел постоянную рубрику в газете The Evening Bulletin. Кроме того, он написал более дюжины книг, среди которых есть и биография американского президента Авраама Линкольна. Однако настоящую известность ему принесли серии приключенческих повестей для подростков. В данном издании представлена одна из самых известных его работ – «Скауты в лесах». Впервые она была опубликована в 1919 году в журнале Boy’s Life – The Boy Scouts Magazine («Жизнь мальчишки – бойскаутский журнал»).
Герои этой книги – юные исследователи природы, бойскауты Уилл и Джо. Они принимают условия пари, по которому должны отправиться в глухие леса без еды, оружия, инструментов и даже без одежды. Не обойдется, конечно, и без приключений. Мальчиков ждут холодные дождливые ночи, опасные дикие животные и даже встреча с бандитами! Ребята берутся за дело, чтобы доказать: в храбрости и смекалке скаутам нет равных!
Скаутское движение пользуется большой популярностью во всем мире. Идея этого движения принадлежит Эрнесту Сетон-Томпсону, описавшему первый в мире детский отряд «лесных индейцев». Она была интересна и Сковиллю-младшем у. Автор подробно рассказывает о природе, растениях и животных, о том, что может дать человеку лес и чего в лесу стоит опасаться.
Книга снабжена подробными комментариями переводчика, которые помогают читателю с головой окунуться в природу североамериканской глубинки, познакомиться с особенностями скаутского движения и индейскими легендами. В приложении приведена также американская система мер.
Глава I «Соглашайтесь или заткнитесь»
– Нет, сэр, – рявкнул Джеймс Донеган, сопровождая свои слова ударом красного кулака размером с окорок по столу, – нет и нет! Я не позволю. Не желаю, чтобы ваша орава бездельников строила хижину в моих лесах. Этот ваш скаутизм – вообще чушь. Пользы от него никакой. Вот я в вашем возрасте уже сам зарабатывал – собственной головой, руками и ногами. Вот почему сейчас у меня есть сотня квадратных миль лучшего делового леса у канадской границы – сейчас ни у кого лучше нету!
Мистер Донеган, богатый лесопромышленник, которого называли также Большой Джим, замолчал и, сердито пыхтя и хмурясь, уставился на четверых бойскаутов. С минут у, пока магнат сдирал фольгу с дорогой сигары и аккуратно раскуривал ее, стояла тишина. Затем подал голос Дик Джонстон – помощник скаутмастера[1].
– Ошибаетесь, мистер Донеган, – сказал он, слегка запинаясь, потому что не привык выступать на публике. – Скаутизм – никакая не чушь. И мы всего-то просим вас позволить нам выстроить хижину из валежника, который на вашей сотне квадратных миль просто валяется без дела. Но раз вы говорите, что нельзя, – пусть. А только бойскауты учатся использовать голову и руки с толком – вот как вы, и быть храбрыми, готовыми и полагаться на себя, и… и быть вежливыми… а не как вы, – и с этим выпадом Дик повернулся к двери. Трое вожаков патруля «Корнуоллских Скаутов» в новехонькой форме двинулись за ним, держась навытяжку и с большим достоинством.
– Эй, постойте-ка! – окликнул их Большой Джим. – Говорите, быть храбрыми, готовыми и полагаться на себя, а также использовать голову и руки, так?
– Так, – ответил Дик.
– Ну-ну, – пробурчал мистер Донеган. – Я, пожалуй, дам вам, нахалам, доказать это на деле. Вот что: выберите пару лучших своих скаутов и приведите их сюда в понедельник. Я отвезу их на двадцать пять миль к северу – там самая чащоба. Там они снимут всю одежду и на месяц останутся в лесу одни. Я слышал, вы якобы умеете добывать огонь трением, и строить шалаши, и мастерить ловушки и силки, и все такое. Вот и докажете, на что способны. Если пара ваших парней действительно сумеет прожить месяц в лесу, добыть себе одежду, пищу, огонь, и все это без посторонней помощи, – то я построю для «Корнуоллских Скаутов» не хижину, а отличный дом из бревен, самый лучший, и вдобавок отдам десять акров своего строевого леса. И вот что еще, – Большой Джим хмыкнул, – коли они так чертовски готовы и самостоятельны, то за целый месяц небось сумеют что-то заработать даже и в лесу. И я заплачу им двойную цену за все, что они принесут из леса. Соглашайтесь – или заткнитесь. Утром понедельника, это у нас будет двадцатое августа, они должны быть тут, а если нет – больше ко мне никогда и ни с чем не приставайте.
– Мы дадим вам ответ, мистер Донеган, – только и сказал Дик. Мальчики вышли и в затылок друг другу промаршировали по подъездной дороге длиной в полмили к каменным воротам поместья лесного короля.
Вечером в Грэндж-холле у «Корнуоллских Скаутов» было собрание. Они собирались каждую неделю, но в этот раз собрание было чрезвычайным.
За полчаса до начала собрания из рощи возле Грэндж-холла раздался крик совки. Птица трижды простонала в зарослях. Потом, после паузы, еще трижды. Снова пауза – и вновь заунывные дрожащие звуки разорвали вечерний воздух. Это был сигнал патруля «Совы» Корнуоллского скаутского отряда – и по нему каждый член «Сов» был обязан (и поклялся в том) бросить все, чем бы он ни занимался, и мчаться к Тотемному Дереву. И вот теперь Билли Дарби, жевавший кусок пирога, к удивлению семейства, бросил кусок недоеденным и вылетел из комнаты. В анналах семьи Дарби не было еще случая, чтобы юный Билли позволил какому бы то ни было делу встать между собою и пирогом. Еще удивительнее для близких был исход Джонни Моргана: когда прозвучал сигнал «Сов», он сидел намыленным в корыте (и надо сказать, купание ему было действительно необходимо). Но он в фонтане брызг выскочил из корыта, схватил свою фланелевую рубашку и форменные шорты, скрылся во тьме, облаченный лишь в мыльную пену, и на бегу пытался одеться.
А за ручьем прозвучал вой красного волка[2] – Фред Перкинс, вожак патруля «Волки», много вечеров учился этому вою у старого траппера[3] Джуда Адамса, а тот умел подражать любому зверю и любой птице, каких когда-либо слышал. А за Грэндж-роуд слышалось громкое тявканье лисы. Тявканье было мастерским: оно не успело прозвучать положенные девять раз, а все корнуоллские псы уже заливались яростным лаем. Впрочем, семеро запыхавшихся мальчиков, спешивших к месту сбора со всех концов городка, отлично знали, что это всего лишь Бак Уиттлси созывает патруль «Рыжие лисы».
Первыми собрались «Совы». Лишившийся пирога Билли обошел своих товарищей на несколько секунд, сразу за ним явился все еще роняющий капли мыльной воды Джонни – короче, и пяти минут не прошло, как патруль в полном составе собрался возле дуба с вырезанной на нем фигуркой; мальчики считали, что это сова.
Когда, тяжело дыша, прибежал последний из «Сов», Тед Бэкон – вожак патруля, он коротко рассказал о предложении лесоторговца.
– Ребята, – сказал Тед, – я думаю, и так понятно, что мы решим сегодня. У нас есть шанс получить эту хижину – и мы от него не откажемся. Я только хотел бы, чтобы одним из этих двоих стал бы кто-то из наших, из «Сов». Так что давайте выберем кандидата и будем проталкивать его на собрании.
Наступила тишина. Каждый из мальчиков нерешительно посматривал на соседей. Джонни Морган (все еще мокрый и в мыле) слегка поежился под порывом ветра и подумал, что «месяц в лесу без одежды» уже звучит достаточно прохладно.
– Понятно, что «Волки» выдвинут Уилла Брайта; он ведь игл-скаут[4], – сказал наконец Билли Дарби. – Я думаю, он и должен пойти, потому что про лес и всякую природу он знает больше любого из нас. А вот кто будет вторым… Тед, может, ты?
– Точно, – с облегчением согласился Джонни Морган. Голосование было единогласным.
– Ну, – ответил Тед, – раз вы так считаете и раз вы меня выбрали, я сделаю что смогу.
У «Волков» и «Лисов» совещания прошли почти так же; на собрание каждый из патрулей пришел со своим кандидатом на подвиг. Вел собрание мистер Сэнфорд – скаутмастер и создатель корнуоллского отряда. Кроме того, он был директором средней школы[5], хотя ему шел только третий десяток, и мальчики уважали и любили его. Когда собравшиеся затихли, Дик Джонстон, как глава комитета, избранного для переговоров с мистером Донеганом, доложил о том, как эти переговоры прошли.
– И наш комитет считает, – заключил он, – что мы должны не заткнуться, а принять эти условия.
Заявление было встречено аплодисментами.
– Предлагаю голосовать за принятие предложения Большого Джима! – выкрикнул Билли Дарби громко, как мог.
Со всех сторон зазвучали крики «Поддерживаю!». Но мистер Сэнфорд помедлил с объявлением голосования.
– Мальчики, – сказал он, – это серьезное дело. Да, мы хотим эту хижину, однако цена, которую запросил мистер Донеган, высоковата. Не уверен, что мы можем ее заплатить. Тем двоим, кто пошел бы на это задание, придется провести долгое время в холоде и голоде. Может быть, разумнее будет отказаться, чем попробовать – и не справиться.
Эти слова осторожной мудрости, однако, действия не возымели, и предложение было принято единогласно. Теперь предстояло выбрать тех двоих, кто целый месяц будет держать в своих руках честь корнуоллских скаутов.
– Господин председатель, – сказал, вставая, Бак Уиттлси, – я предлагаю кандидатуру Уилла Брайта как одного из двоих представителей «Корнуоллских скаутов» в назначенном мистером Донеганом испытании. Уилл – единственный среди нас игл-скаут. Он заслужил двадцать один значок – в том числе за умение обращаться с удочкой, стрельбу из лука, устройство бивуака, знание леса, следопытское дело, знание птиц, ориентирование, знание узлов и пиониринг[6]. Все это ему пригодится. Он хорошо закален и сможет долго выносить холод и голод, прежде чем согласится сдаться. И наконец – он «Волк», член лучшего в штате патруля!
Речь Бака была встречена громкими аплодисментами «Волков» и не менее громким шипением «Сов» и «Лисов». Впрочем, несмотря на это шипение, кандидатура Уилла была поддержана единогласно.
Затем посыпались кандидатуры спутника Уилла. «Волки» сразу же выдвинули Фреда Перкинса. «Совы» – Тэда Бэкона, а «Лисы» – Бака Уиттлси. Начались бурные дебаты.
– Так вы скольких хотите от «Волков» выставить, а? – спросил Билли Дарби.
– А что, двое – уже много? – ответил ему Бутс Локвуд. – И ведь надо выбрать лучших!
– Так Бак Уиттлси – всего лишь скаут первого класса, – ядовито возразил Билли. – Все, что он умеет в походе, – готовить еду. А что-то не похоже, чтобы этим двоим пришлось много стряпать!
Мистер Сэнфорд с некоторым трудом утихомирил собрание, и началось новое голосование. Увы, оно завело в тупик: каждый из патрулей голосовал за собственного кандидата, голоса разделились натрое. Решающий голос оставался за мистером Сэнфордом. Он поднялся; мальчики смотрели на него с большим волнением.
– Скауты, – сказал он, – я обязан проголосовать, приняв таким образом решение. Однако до этого я бы хотел внести свое предложение. Может быть, мы предоставим Уиллу самому назвать своего напарника? Так он сможет выбрать того, на кого может положиться.
Настала тишина. Потом вскочил Бак Уиттлси.
– Господин председатель, – сказал он, – это будет справедливо! Я снимаю свою кандидатуру.
Другие два кандидата последовали его примеру, и все проголосовали за предложение дать Уиллу самому выбрать спутника. Уилл не колебался ни минуты.
– Мне, – сказал он, поднимаясь с места, – по душе все ребята, каких вы называли. Однако если вы предоставляете выбор мне – я бы взял Джо Куто́.
С минуту все молчали. Потом посыпались возражения, которые Джо Куто, крепко сложенный пятнадцатилетний парнишка, выслушал, не меняясь в лице.
– Да он ведь почти что совсем еще новичок, – проворчал Джонни Морган.
– Он у нас едва месяц живет, – присоединился Фред Перкинс.
– Ребята, – обратился к товарищам Уилл, выслушав возражения, – я объясню вам, почему я хотел бы, чтобы Джо стал моим напарником в лесу. Да, он с нами недавно, но я его уже неплохо знаю. Джо знает про лес больше нас всех, вместе взятых. Понимаете, Джо по матери – атабасканский индеец[7], а его отец был французским траппером. Они оба умерли, так что никто не станет возражать, если Джо куда-то пойдет… Так, Джо?
Мальчик кивнул, по-прежнему не произнося ни слова.
Когда собрание закончилось, скауты столпились вокруг юного индейца. На их лицах явно читалось новое уважение. Фред Перкинс пригласил Джо в гости с ночевкой. Билли Дарби – он увлекался индейцами, умел издавать боевой клич и хотел было носить ирокез[8], правда, мама уговорила сына расстаться с этим украшением, – сейчас с открытым ртом почтительно взирал на Джо. Вожак «Сов» Тед Бэкон чувствовал себя так, словно под видом деревенского мальчишки в его патруль записался сам Ункас[9]. Но Джо, несмотря на все внимание товарищей, по-прежнему сохранял молчание. Поэтому Уилл сам поведал скаутам о полной приключений жизни Джо на Севере, где великая река Маккензи[10]вливается в Северный Ледовитый океан: о том, как Джо зацепил когтями медведь, как за ним гнались волки, как он наблюдал растянувшиеся на многие мили стада мигрирующих карибу[11], охотился на лесного бизона, рысь, ягуара, мускусного быка[12]и на других редких – и восхитительно опасных – зверей. Слушая рассказы Уилла, Тед с грустью думал об упущенных возможностях новой славы для «Сов» – с таким-то скаутом!..
Собрание закончилось, но за три дня, остававшихся до двадцатого августа, предстояло сделать еще немало. Для начала – получить согласие родителей Уилла и дядюшки Джо. Миссис Брайт поначалу пришла в ужас от мысли, что ее мальчик отправится в леса без пищи, одежды или снаряжения.
– Я не думаю, мистер Брайт, что ваш сын будет в опасности, – заверил мистер Сэнфорд. – И он, и Джо знают о лесе вполне достаточно, чтобы согреться и прокормиться. Ну, а если у них что-то пойдет не так, они всегда могут вернуться.
Решающий голос остался именно за мистером Брайтом. Он выслушал возражения супруги, просьбы Уилла и аргументы мистера Сэнфорда в молчании.
– Пусть идет, – сказал он наконец. – Это испытание пойдет ему на пользу. И у парня хватит ума вернуться, если он не справится. Думаю, дорогая, денька через три он будет дома и вряд ли станет впредь привередничать за столом.
Согласие дяди Джо Куто получить было гораздо легче. Это был маленький высохший француз, владелец небольшой фермы в Холлоу – так называли глубокую лощину между двух крутых холмов милях в трех от городка.
– Конечно, я его отпущу, – сказал он. – Мне придется его отпустить, потому что он все равно уйдет.
Глава II Начали!
Двадцатого августа солнце встало как обычно, словно этот день не отличался от любого другого, хотя на самом деле это был самый важный день в истории скаутов Корнуолла. В девять утра они с самым решительным видом промаршировали по подъездной дороге имения Донеганов. Каждый вожак патруля нес вымпел с тотемом на своем скаутском посохе, что весьма позабавило мистера Донегана; тот стоял на веранде, наблюдая за прибытием гостей.
– Совы, волки и лисы, – прокомментировал он. – Что ж, ребятам, которые уйдут сегодня в леса, понадобятся качества каждого из них!
У входа стояла его большая машина для путешествий.
– А сейчас, – сказал он, – я отвезу этих двоих и ваших скаутмастеров – так ведь вы их зовете, да? – на двадцать пять миль к северу. В конце просеки будет сторожка; в нее проведен телефон. Когда ваши парни решат, что достаточно намерзлись и наголодались, они смогут вернуться к сторожке и позвонить мне оттуда. А я вышлю им машину с какой-никакой одеждой и едой… Жду звонка с завтрашнего рассвета, – добавил он, когда все грузились в машину.
Казалось, по пути сарказм лесопромышленника продолжал расти.
– Жалко, мистер учитель, – заметил он, обращаясь к мистеру Сэнфорду, – что вы не придумали ничего лучше, чем вбивать мальчишкам в голову эту чушь. Эти двое, похоже, ребята неглупые, и если бы они не тратили время на то, чтоб таскаться с флажочками и подражать вою волков да сов, из них мог бы выйти толк.
– Не хочу с вами ссориться, мистер Донеган, – спокойно ответил мистер Сэнфорд. – Мы намерены заполучить эту хижину и десять акров ваших угодий, так что вы меня не разозлите.
Старый делец не привык к тому, чтобы ему так отвечали, и мрачно покосился на мистера Сэнфорда и ухмыляющихся скаутов.
– Вы слишком-то не рассчитывайте на хижину. И не думайте о продаже земли, пока ее не заполучите, – сухо отвечал он.
Машина мчалась на север, а на небе сгущались тучи, и когда они добрались до лесной дороги, пошел дождь. Это был тот северо-западный дождь, который может идти много дней. Большой Джим был явно в восторге.
– Думаю, вы позвоните мне не завтра, а уже сегодня, – хмыкнул он.
– Мистер Донеган, – ответил Уилл, – у вас три предположения, но, думаю, вы не угадаете ни разу.
– Тихо, Уилл, – перебил его мистер Сэнфорд.
– Да пусть себе болтает, – отмахнулся мистер Донеган. – Дождь смоет с него спесь до заката.
Несмотря на храбрую реплику Уилла, все скауты были встревожены. Сильно похолодало – так, что провести ночь под дождем нагишом казалось весьма мрачной перспективой.
Только Джо, казалось, это не беспокоило.
– Думаешь, продержимся под дождем? – прошептал наконец ему Уилл.
Джо только фыркнул. Но от этого презрительного звука его напарнику сразу стало легче на душе.
Вскоре авто оказалось в очень густом лесу и, переваливаясь, по заросшей мхом дороге направилось на север. Час с лишним ехали в тени огромных деревьев. Внезапно дорога закончилась на небольшой поляне. В середине ее стояла сложенная из бревен и крытая корой хижина с каменной трубой на скате крыши. Внутри обнаружились нары, каменный очаг и грубо сколоченный стол, но с телефоном на нем. Мистер Донеган первым делом проверил его – телефон работал. Его шофер меж тем втащил в хижину большую корзину для пикников.
– Вот, решил угостить вас напоследок, – сказал Большой Джим, пока шофер выставлял на стол пакеты со снедью. – Если вы действительно месяц проведете в лесу, это ваш последний нормальный завтрак… Но вы не справитесь.
От долгой поездки все проголодались – и то, с какой яростью скауты накинулись на беззащитный завтрак, позабавило промышленника.
– Сынок, – саркастически сказал он Джо (после того, как тот умял девять сандвичей), – может, наконец съешь что-нибудь питательное, чтобы не идти в лес на пустой живот?
Вместо ответа Джо запихнул в себя еще три.
– Не перетрудись, – предостерег мистер Донеган, когда Джо накинулся на шоколадные пирожные. – В конце концов, ты идешь в лес всего на какие-то тридцать дней…
Джо, не затрудняясь ответом, выдул пару чашек горячего какао из термоса, закинул в себя еще бутерброд и пару печенюшек и наконец поднялся. Пока мальчики снимали одежд у, все молчали. Они встали на середину сторожки, показывая, что ничего с собой не берут. Уилл был выше и отлично сложен, но жилистый Джо, загорелый и мускулистый, казался крепче.
– Готов спорить, что этот, что пониже, сможет продержаться дольше, – сказал мистер Донеган своему шоферу, пока мальчики обменивались на прощание рукопожатиями.
– Еще бы, – отвечал тот. – Я, бывало, столько и за месяц не съедал…
Прощальна я речь лесного короля была довольно короткой.
– Отсюда ступайте на север, парни, – предложил он. – Там – самые густые леса в этой части света. Там водятся медведи, рыси, дикие кошки и, думаю, несколько ягуаров. Можете охотиться – убейте кого и сколько захотите, – любезно добавил он, – я особо жалеть не стану. Если вы собираетесь оставаться в лесу, я хочу, чтобы вы дали мне слово чести, что ни от кого не примете помощь и не станете ни с кем разговаривать. Но в любое время, когда вы захотите, сможете получить одежду, хороший обед и машину до дома – только позвоните мне отсюда.
Скауты столпились вокруг Уилла и Джо и попрощались с ними своим боевым кличем[13] – и двое мальчиков, с блестящей от дождя голой кожей, двинулись в лес. Уходя все глубже в чащ у, они слышали прощальные гудки машины мистера Донегана, а потом – все удаляющийся гул мотора, и наконец вокруг остались только шуршание листвы под дождем да треск сухих веток под их босыми ногами.
Около мили они шагали в полном молчании. Хотя мальчики шли под дождем, они не особо замерзли, поскольку постоянно двигались. Уилл, несмотря на свои звание игл-скаута, двадцать один значок и преимущество в росте и возрасте, осознал, что подспудно ждет указаний от младшего товарища. Ведь бо́льшая часть его знаний была почерпнута из книг. А Джо по-настоящему жил в лесах, летом и зимой, скитался со своим родом по пустынным землям далекого Севера и научился справляться с холодом, голодом и страхом. В нем чувствовалась уверенность, которая все больше заставляла Уилла радоваться, что с ним идет именно Джо, а не кто-то другой.
Довольно скоро оленья тропа, по которой шли мальчики, повернула вверх, и они поняли, что поднимаются по длинному каменистому склону Блэкхилл, Черной горы – одной из самых мрачных и диких низких гор протянувшейся к северу гряды. Стало темнеть, и заметно похолодало. Уилл заколебался, потому что тропа вела прямо к вершине, но Джо шагал так уверенно, будто знал, куда идет.
– Где заночуем, Джо? – спросил наконец Уилл. – Может, поищем пещеру?
– Нет, – ответил Джо. – Пещеры холодные летом[14]. Надо искать белую сосну[15].
– Думаешь, мы сумеем разжечь костер? – спросил Уилл. Он-то хорошо помнил, как ему самому удалось сделать это с величайшим трудом, да и то с заранее приготовленными специальными палочками, ремешками из оленьей шкуры и сухим деревом.
– Сегодня огня нет, – коротко отвечал Джо. – Нет сухого дерева. Не найдем.
– Так на что тебе эта белая сосна? – осведомился Уилл, слегка раздражаясь.
– Идем, увидишь, – только и ответил юный индеец. Прошел час; мальчики миновали лесную полосу, состоявшую из тсуг[16], елей и бальзамических пихт[17], которыми заросла вся нижняя часть склона. Теперь вокруг были буки, клены и время от времени молодые белые сосны. Проходя мимо гладкого бука с низко свисающими ветвями, Джо остановился, ухватился за нижние ветви и взлетел на дерево. Он поднимался по ветвям, растущим почти на равном расстоянии друг от друга, с такой легкостью, словно шагал по лестнице, и остановился только на самой вершине. Здесь он огляделся, пока не заметил в угасающем свете дня то, что искал. Затем он ловко слетел вниз, где Уилл бегал вокруг дерева, пытаясь сохранить тепло.
– Ну, скаут, – пропыхтел последний, когда Джо спрыгнул на землю, – я рад, что ты спустился. А то я думал, ты решил свить себе на ветвях гнездышко на ночь…
– Нет, – коротко ответил Джо, – не гнездо ночью, логово. К утру будет холод.
Джо, резко повернув, двинулся вдоль склона, Уилл трусцой следовал за товарищем. Вскоре они добрались до соснового бора, который Джо углядел с дерева. Некоторые из сосен были настоящими старыми великанами, но в основном бор состоял из молодых сосен, чьи ветви спускались к земле. Джо, согнувшись, полез под нависающими ветвями, в самую чащобу. Здесь деревья были ниже; земля под ними была усеяна толстым слоем высохших сосновых иголок. Джо принялся обламывать нижние сухие ветки, пока не расчистил участок футов пяти в диаметре. Многочисленные нависавшие ветви с длинными иглами хорошо защищали от дождя – здесь до мальчиков капли практически не долетали. Джо прислонил две самые большие сломанные ветви к стволу сосны и уложил поперек слой веток поменьше. Потом мальчики наломали небольших сосновых побегов с ароматной хвоей и соорудили из них что-то вроде крыши, а толстый сосновый ствол стал задней стеной шалаша. С обеих сторон они также воткнули в землю ветки и переплели их более гибкими молодыми. Наконец вышел пусть не слишком прочный, но довольно теплый шалаш, открытый лишь с одной стороны – по крайней мере, внутри было куда теплее и суше, чем снаружи. К концу работы оба мальчика неплохо согрелись, трудясь усердно и энергично. После этого под руководством Джо они выбрались наружу и насобирали сухой бурой хвои, заполнив шалаш наполовину. Хмыкнув, юный индеец зарылся в нее так, что снаружи осталась только его черноволосая макушка; его белый спутник последовал за ним, мигом зарывшись в хвою не хуже сурка. В верхушках деревьев свистел и стонал ветер, который гнал струи дождя, барабанящие по ветвям. Но под бурым одеялом из старой хвои, плотной крышей и нависающими ветвями сосен мальчикам было тепло и сухо.
Сворачиваясь калачиком под покровом сухих игл, Джо пробормотал:
– Белая сосна – великое дерево. Оно всегда дает индейцам одеяло. Мы тут спим до завтра. Потом, может, дождь кончается и мы делаем костер. Дождь не кончается – мы остаемся тут. Ничего, кожа закаляется, не мерзнем.
– А как насчет пожевать? – осведомился Уилл.
– Пожевать есть много повсюду, – отвечал Джо. – Ягоды, коренья, кора. Дождь кончается – делаем огонь, ловим рыбу, куропатку, готовим их – вкусно…
– Знаешь, Джо, – перебил Уилл, – пожалуй, хватит на сегодня. Я проголодался и без твоих рассказов о разной еде. Обед довольно давно был.
– Голодный? – презрительно отозвался Джо. – Как насчет ходить два, три, четыре дня зимой совсем без еды?
– А тебе так приходилось? – ахнул весьма впечатленный Уилл.
– Да, – отвечал Джо, – много раз. Иногда все кролики умирают, потом волки, лисы, рыси, ласки, потом индейцы, и всем тяжело. Индейцы, они едят вяленую рыбу. Когда кончается, едят собак, потом мокасины, потом кору, что придется.
К этому времени почти совсем стемнело, ветер выл над горой, как дикий зверь, а дождь еще сильнее сыпал на деревья.
– Джо, а расскажи еще, – попросил Уилл. – Только про еду не надо. Ничего про пиршества и горы пищи. Давай про голод, про то, как замерзают насмерть… Так мне станет тут уютнее.
Джо задумался.
– Зимой индейские дети всегда голодны, всегда мерзнут, – произнес он наконец. – Когда я маленький, я часто очень голодный был – иногда и два, и три дня подряд совсем не ел. Мама, она тоже голодная, но отдавала мне всю еду, какую находила. Я слишком слабый, чтобы ходить, она слишком слабая, чтобы меня носить, племя ушло, нас оставили в маленьком типи[18]у замерзшего озера… У нее были только старый топор, нож, один крючок с лесой из коры, а для наживки – ничего. Я плакал и плакал, вот какой был голодный. Но я был только маленький мальчик, – оправдывающимся тоном сказал Джо. – Она везде искала, наживки нет. Не нашла. Она взяла топор. Сделала прорубь во льду. Слабая, надо часто отдыхать. Потом села у проруби. Отрезала кусок мяса от ноги, для наживки. Кровь пустила в прорубь, подманить рыбу. Насадила свое мясо – поймала большую щуку… Отрезала большой кусок для меня, другой кусок для себя, перевязала ногу, остальное для наживки. Наловила еще, смогли дожить до встречи со своими.
Настало долгое молчание.
– Хорошо иметь такую мать, – сказал Уилл наконец. – Ты знаешь, как она умерла?
– Нет, – ответил Джо. – Она заболела, когда меня не было дома. Я вернулся и увидел, что племя оставило ее и ушло. Она умерла. Отец, он умер сильно раньше. Медведь задрал. Я тогда тоже ушел от племени. Потом шел, шел, шел на восток, пришел в Корнуолл. У меня там дядя. Брат отца.
Джо умолк, и Уиллу как-то расхотелось расспрашивать дальше. Шел час за часом; мерное дыхание юного индейца показывало, что он крепко спит. Стояла полная темнота, какая только и может быть в безлунную дождливую ночь в густом лес у. Хотя мальчики лежали на расстоянии чуть больше фута друг от друга, Уилл не мог различить во тьме лицо Джо или рассмотреть стволы деревьев у самого входа в их шалаш. Он, кажется, начинал понимать, что имела в виду Библия, говоря об ужасе тьмы кромешной. Впервые в жизни у него не было возможности оказаться при свете, как только захочется. Что бы ни происходило этой ночью во тьме, клубящейся перед его напряженными глазами, придется ждать до утра, чтобы что-нибудь увидеть. Потом он вспомнил о диких свирепых зверях, которые беззвучно рыскали в поисках добычи во мраке за деревьями. Уилл невольно начал представлять, как страшно, когда во тьме тебя вдруг хватает когтистыми лапами неведомая тварь – может быть, ягуар, о котором так легкомысленно упомянул мистер Донеган. Неожиданно мальчик вздрогнул и почувствовал, как волосы на его голове встали дыбом, а по позвоночнику пробежала ледяная волна – он услыхал звук, который заставил его вскочить, взметнув фонтан сосновых иголок. Да, сомнений не было: звук послышался вновь, и Уилл резко втянул воздух, словно упал в ледяную воду. Это был звук тихих, крадущихся шагов в подлеске, среди плотного занавеса из сухих сосновых ветвей. Кто-то кружил рядом с их шалашом и подходил все ближе! Уилл больше не мог терпеть. Он потряс товарища за плечо. Глубокое сонное дыхание Джо прервалось – индеец проснулся мгновенно.
– Джо, – прошептал Уилл, – там кто-то ходит…
Джо приподнялся и с минуту внимательно прислушивался к шагам снаружи. Потом хмыкнул и снова улегся.
– Оно… оно опасное? – чуть заикаясь, спросил наконец Уилл. Хотя реакция Джо его порядком успокоила, он все же хотел бы иметь представление о ночном госте.
– Кого ты можешь услышать, тот не опасный, – ответил Джо. – Опасный зверь, он ходит тихо. А это только старина дикобраз.
– Откуда ты знаешь?
– Просто ни один другой зверь не смеет делать такой шум, – объяснил индеец. – Только старина Колючка. Он знает: его никто не тронет. И шумит, не боится, – и с этими словами Джо вновь уснул.
Уилл попытался последовать его примеру, но не смог. На конец шаги затихли; теперь не было слышно ничего, кроме завывания ветра и шороха дождя. Но только он начал засыпать, как откуда-то сверху послышался звук, напоминающий звон колокольчика. «Динь-динь-динь», – потом пауза и снова: «Динь-динь-динь» в каком-то неземном, жутковатом ритме.
– Ну и ночка, – пробормотал Уилл. – И что у нас теперь в программе? – и он повернулся, чтобы разбудить товарища, но тот уже сидел, так же озадаченный звуком колокольчика.
– Что это, Джо? – во второй раз за ночь Уилл задавал этот вопрос.
– Не знаю. Думаю, индейский демон.
– Ты что, боишься?
– Да, – честно признался Джо.
Этот ответ почему-то вернул Уиллу часть утраченного мужества.
«Динь-динь-динь», – вновь зазвучал невидимый колокольчик – откуда-то из пронизываемых дождем сосновых ветвей в сотне футов над ними. «Динь-динь-динь», – теперь уже меньше чем в полусотне футов. Казалось, оно, чем бы оно ни было, спускается к шалашу.
– Я боюсь волков и пантер, – воскликнул вдруг Уилл, вскакивая, – но не индейских демонов, потому что их не бывает! – Он схватил сухой сук и, дрожа (скорее от холода), выбрался из шалаша.
– Лежи тихо, – посоветовал Джо. – Ты не трогаешь демонов, демоны не трогают тебя.
Но Уилл тем не менее вышел во тьму, потому что хотел восстановить свое достоинство в глазах Джо после истории с дикобразом.
«Динь-динь-динь», – прозвенело прямо у него над головой, и мальчик увидал два круглых горящих глаза на ветке прямо над ним. В первый момент ему захотелось нырнуть назад в шалаш, но он рассудил, что то, что летает, – это просто птица или нетопырь. А летает ночью и имеет такие горящие глаза только одна птица. И тут он вспомнил читанное где-то описание редкой птицы Севера – мохноногого сыча[19].
– Вот что это, – сказал он громко. – Точно, в книжке написано, что она кричит будто колокольчик звенит… Ты, дружок, забрался миль на тысячу южнее, чем тебе положено, – добавил он, швырнув свой сук в ветку, на которой сидела птица. Сова беззвучно снялась с дерева – маленький, но смертельно опасный для мелких ночных странников хищник.
– Это, Джо, была ричардсонова сова, – лекторским голосом сообщил Уилл, вновь забираясь в нору в кучу сосновых игл. – На твое счастье, у твоего напарника есть значок за орнитологию. Мне стыдно за тебя, что ты принял бедную маленькую сову за злобного индейского демона… Ты что, не знаешь, что их не существует?
– Об индейских демонах ты знаешь не больше, чем о дикобразах, – саркастически заметил Джо. – А я, – после паузы добавил он, – слышал демона. Был в каноэ, ловил форель на икру лосося… Бросаешь икру в воду, от нее по воде жир течет, форель приходит. Она любит эту икру. Мы были от берега сорок футов. Темно и тихо. А под большим деревом – плач. Плачет и плачет, и стонет, и воет, тихо, потом громко, потом опять тихо. Как женщина, если заблудилась в лесах. Человек, с которым я в лодке, он хватал весло и быстро-быстро греб к середине озера. «Индейский демон», – говорил он. – «Сейчас это дерево будет падать!» – и через минуту большая-большая сосна, триста футов, падает в воду, а там были мы раньше. Тот человек, он мне сказал, что индейские демоны часто плачут перед тем, как падает дерево.
– Слушай, Джо, – сказал Уилл, чьи нервы из-за дикобраза и совы уже были несколько расшатаны. – Хватит говорить о демонах. Сейчас это вроде как не к месту. Расскажи лучше что-нибудь повеселее.
Ответом был только тихий храп, так что и Уилл решил заснуть. Но становилось все холоднее, и несмотря на то, что Уилл пытался зарыться поглубже в хвою, его непривычная к холоду кожа покрылась мурашками и он начал дрожать. В конце концов, как он себя ни сдерживал, у него застучали зубы, и этот звук снова разбудил Джо.
– Ты замерз? – спросил он.
– Что ты, – сердито ответил Уилл. – Зубами я стучу, просто чтобы развлечься.
Джо в ответ на эту попытку пошутить не произнес ни слова. Он просто выбрался из своей норы и выкопал новую вплотную к товарищу, зарылся рядом с ним и обнял Уилла, прижавшись к его дрожащей спине. Затем он засыпал себя и Уилла сосновыми иглами.
– Прижаться вместе – сохранить тепло, – сообщил он. – В зимней охотничьей стоянке все, люди и собаки, они сбиваются вместе, в кучу.
Постепенно Уилл перестал трястись, и мальчики, прижавшись друг к другу, заснули под двухфутовым покровом хвои.
Глава III Еда и огонь
…Следующее, что почувствовал Уилл, – что уже утро и что на ветках над шалашом прыгает и ругается большая голубая сойка[20]. Дождь прекратился, выглянуло солнце, воздух был чистый, свежий и пах сосной, бальзамической пихтой и тсугой. И чем-то еще, что сразу привело Уилла к мысли о завтраке.
– Вставай, Джо! – крикнул он, взбивая ногой фонтан сосновых игл.
Но Джо в шалаше не было. Уилл выглянул наружу, но индейца не было и тут. На какой-то миг Уилл испугался.
– Надеюсь, Джо не утащили его индейские демоны, – пробормотал он, издав уханье совы. Он дважды прокричал в сторону леса и в сторону гор и наконец услышал, как слабое эхо, ответный клич патруля. Уилл побежал на звук – тот вроде бы доносился от глубокого оврага на да льнем склоне горы. Уилл побежал через подлесок и скоро оказался на звериной тропе. Оказалось, это кратчайший путь к водопою на речке, журчавшей в расщелине неподалеку. Подойдя к речушке, Уилл увидал стройною смуглую фигуру Джо. На его лице, обычно таком бесстрастном, цвела широкая улыбка; в правой руке на палке с развилкой висела огромная, не меньше четырех фунтов, форель, пронзенная через жабры.
– Привет, брат скаут, – крикнул Уилл, весело бросаясь к товарищу, – где рыбу добыл?
Вместо ответа Джо закинул голову и издал громкое «У-ху-хууу!» – крик большого ушастого филина.
– Хорош ухать, – сказал Уилл, от души хлопая Джо по голой спине, – откуда рыба?
– Так я тебе ответил, – сказал Джо. Испустив напоследок еще одно заунывное «У-хууу!». – От моего тотема.
– Тотем?
– Ну да. Мой тотем и большая сова, они дали Джо рыбу.
– Рассказывай!
– Ну, – отвечал Джо, – если хочешь что добыть, вставай рано. Индейский охотник встает затемно. Вот я встаю, а ты свернулся в клубок и храпишь, как сурок. Тогда я иду к воде. В высокой траве вижу – что-то двигается. Я тогда двигаюсь очень-очень тихо. Большой филин – он стоит в траве возле реки. Он знает – утром форель у берега. Он выслеживает форель. Я выслеживаю его. Старина филин, он хватает кого-то из воды. Плюх, хлоп, филин, он дергает, рыба прыгает, филин сжимает когти, тянет, тащит, крыльями хлопает и вот садится в траву с форелью в когтях. Теперь я бегу и кричу, машу руками, а старина филин, он мне дарит форель. Говорит: «Бери эту рыбу домой, съешь, может, кусочек хвостика отдай сонному сурку».
И точно, на широкой, в алых крапинках спинке форели видны были четыре глубокие дырки от стальных когтей филина.
– Ну, Джо, ты просто супер! – только и сказал Уилл.
Джо не ответил; он побежал по тропе, как будто что-то разыскивая. Вдруг он увидел то, что искал. Неподалеку от места, где тропа спускалась к самой воде, росла высокая туя[21]. Джо вручил форель Уиллу, а сам надорвал сухую наружную кору. Потом подобранным на берегу ручья острым осколком кремня он сделал неровные параллельные разрезы с ярд длиной и оторвал полоски прочного, гибкого лыка. Их он разрезал на куски одинаковой длины и переплел, так что через несколько минут у него в руках оказалась плотная и гладкая бечева. Затем Джо принялся нагнувшись бродить вдоль речки, высматривая что-то; наконец он нашел еще один кусок кремня с острой кромкой. Используя два увесистых булыжника как молот и наковальню, Джо принялся обкалывать найденный кремень и наконец добился того, что получилось грубое рубило с широким краем, за который его можно было держать. Над ручьем росла высокая бальзамическая пихта, один из корней которой вылез из берегового обрыва и засох. Джо ухватился за него, потянул изо всех сил и сумел отломать длинную и плоскую щепу. Своим кремневым рубилом он проделал в деревяшке углубление в полдюйма шириной и в три четверти дюйма глубиной. На конце этой канавки, под углом, он с некоторым трудом при помощи первого осколка кремня, которым он надрезал кору, проковырял дырку; затем, вновь пользуясь рубилом, отделил от сухого корня новую щепу – в полтора фута длиной и чуть меньше дюйма толщиной. Эту деревяшку Джо строгал, тер и выглаживал своими грубыми инструментами, пока на обоих ее концах не получилось что-то вроде длинных карандашей. Это было сверло для добывания огня. Теперь один конец этого приспособления Джо вставил в проделанное в деревяшке отверстие, а второй – в маленький кусок дерева с углублением. После этого Джо сломал сухую, но прочную ветку, согнул ее в короткий, не более двух футов, лук и, сделав зарубки с обоих концов, привязал, чуть ослабив, плетеную лыковую тетиву. Уилл в это время, следуя указаниям Джо, собирал хворост. Отрезав кое-как несколько довольно крупных сухих туевых щепок, он колотил их камнем на камне, пока не вышла куча тонких ломаных лучинок. Часть их он завернул в кусок сухой туевой коры. После этого он оторвал кусок бересты, которая, как известно, горит не хуже промасленной бумаги, и осторожно изорвал ее в мелкие, тонкие клочки. Когда все было готово, Джо обернул лыковой тетивой зажигательное сверло, выбрав всю ее слабину, поставил ногу на нижнюю деревяшку, а левую руку – на верхнюю. Затем он плотно прижал зажигательное сверло к углублению в нижней деревяшке и принялся размеренными сильными движениями двигать лук вперед и назад на всю длину. Сверло, вращаясь поочередно вправо и влево, постепенно углублялось в деревяшку. Джо постепенно увеличивал скорость движений, не теряя, однако, ритма и не позволяя сверлу останавливаться ни на секунду. По мере того как твердое сверло крутилось туда-сюда, бурая древесная пыль сыпалась в углубление вокруг сверла. Сверло вращалось все быстрее и быстрее; труха постепенно чернела, и от нее начал подниматься дымок. Еще несколько быстрых движений – и Джо вдруг нагнулся и подул на курящуюся кучку трухи. Тотчас же в почерневшей кучке показался тлеющий огонек. Юный индеец взял у Уилла щепоть тоненьких, как нитки, лучинок, поднес к искорке и снова принялся старательно дуть – и наконец сухие древесные волокна вспыхнули. На этот, пока еще слабый, огонек Джо положил кусочки бересты, затем сухие веточки горного лавра[22], устроив что-то вроде крохотного шалаша, и вскоре Огонь, древнейший друг человека, встал между мальчиками и древнейшими людскими врагами – холодом и тьмой. На склоне рос белый ясень[23], несколько толстых нижних сучьев были мертвыми и высохшими. Уилл, повиснув на них и раскачиваясь, сумел их сломать, а потом при помощи камня разделил на поленья. Еще пять минут – и жаркое, ясное пламя с гулом поднялось на добрых три фута. Уиллу казалось, что его промерзшее тело никогда не сможет насытиться этим восхитительным теплом. Оставив товарища поджаривать у костра то один бок, то другой, Джо прошелся вдоль берега и вскоре вернулся с кучей мягкой серой глины. Этой глиной он старательно обмазал добытую рыбину так, что получился плотный серый кокон, на каждом конце которого он веточкой проковырял отверстия для пара. Затем он разгреб угли и вырыл под ними ямку, куда и уложил свой глиняный «пирог»; затем он насыпал сверху шестидюймовый слой углей и добавил еще дров.
Уилл заинтересованно наблюдал за этими приготовлениями.
– Чем займемся, пока она печется? – с голодным блеском в глазах спросил он.
– Будем есть, – коротко ответил Джо, вставая и направляясь к видневшейся невдалеке полянке.
– Да? – Уилл вскочил и поспешил следом. – Ну, покажи только, что тут можно есть, а уж остальное я беру на себя!
Джо привел Уилла на старое пожарище. Среди груд мертвых стволов, валежника и хвороста росли тысячи тысяч ягод, которые всегда появляются на месте старых лесных пожаров. Там росла голубика, ягоды которой, о шести косточках, хрустели на зубах, и ежевика, чьи мелкие косточки почти незаметны. Здесь были и кустики темной черники с блестящими черными безвкусными шариками, а также крохотная карликовая приторно-сладкая черника с острыми листиками и высокорослая ежевика – ее кусты, от шести до пятнадцати футов, украшали грозди иссиня-черных ягод. Из всех самой лучшей и крупной была ароматная, сочная горная ежевика, чьи грозди свисали с концов длинных гибких побегов, ее ягоды были с некрупную вишню размером. Впрочем, эта классификация была озвучена позже, когда Уилл демонстрировал, за что заслужил значок «Знание леса». Пока что мальчики предпочли есть ягоды, а не классифицировать их. Они обрушились на первые же кустики как смерч, набивая горстями крупных сладких ягод свои пустые животы.
Через несколько минут Уилл, оторвавшись от ягод, воскликнул:
– Джо, я могу есть их всю жизнь! – Но рот Джо был слишком занят для ответа. Мальчики уплетали ягоды, пока не съели около кварты, заглушив голод. За их спиной, насколько видел глаз, простирался бесконечный густой подлесок.
– Даже если ничего другого не найдем, на этом можно протянуть несколько месяцев! – воскликнул Уилл, принимаясь за новый островок ягод.
Собирая ягоды, Уилл постепенно приближался к невысокому продолговатому холму; вдруг на мягкой земле он увидал глубокий свежий отпечаток. Такой мог бы оставить довольно маленький босой мальчишка, если бы только он весил сотни две фунтов. Странный след озадачил Уилла – он даже прекратил жевать, рассматривая отпечаток. Ветер дул оттуда, куда пошел хозяин следа, а босые ноги мальчика не производили шума. Когда Уилл добрался до вершины холма, то увидел, что прямо перед ним в густом ежевичнике сидит и обеими лапами сгребает в клыкастую пасть сочные ягоды зверь с черной лоснящейся шкурой. От неожиданности животное показалось Уиллу размером с хорошую корову. Тут у него под ступней сломалась сухая веточка – этого оказалось достаточно.
– Ффух! Ффух! – фыркнул медведь – и в следующий миг он уже улепетывал, ломая ветки и отбрасывая когтистыми лапами комья земли, камушков и листьев. Зверь бежал раскачивающимся, косолапым, но необыкновенно быстрым галопом. На вершине следующего холма в облаке пыли и опавшей листвы мелькнули морщинистые черные подошвы, и медведь исчез (к большому облегчению бойскаута).
– Ну, – философски сказал Уилл, возвращаясь к Джо, – не могу сказать, что я не рад тому, что медведь побежал не к нам, а от нас.
– Большой медведь, – прокомментировал Джо, изучив следы. – Из шкуры можно делать хорошее одеяло.
Возвращаясь в лагерь, мальчики, из опасения наткнуться на других мохнатых любителей черники, смотрели в оба. Когда они добрались до шалаша, то увидали, что костер совсем прогорел и глиняный ком в его середине был покрыт слоем мерцающих угольев. Джо палкой разгреб угли и принюхался. Аппетитный аромат, перебивающий запах дымка, заставил рты товарищей наполниться слюной.
– Готов, – резюмировал Джо, выкатывая палкой спекшийся, дымящийся ком. Расколов глиняную корку, он явил голодным глазам друзей превосходно запеченную форель. Ребята набросились на пищу как голодные коршуны. Впрочем, они цивилизованно пользовались тарелками (которые им заменили широкие и толстые дубовые листья) и вилками с ножами (вместо которых они приспособили небольшие палочки). Тонкая, лишенная чешуи рыбья шкура сходила золотисто-коричневыми лоскутами, открывая нежное и ароматное мясо. Они разбирали рыбу очень аккуратно, вынули внутренности, не повредив их, так что осталось только превосходное кушанье. Не прошло и четверти часа, а от четырехфунтовой рыбины остались только косточки. Джо тщательно собрал те, что были покрупнее и поострее, – чтобы позже использовать их как булавки и иголки; Уилл меж тем с помощью кремневого лезвия Джо занялся календарем. Много времени это не отняло: календарь Уилла был просто палкой из мягкой сосновой древесины. На ней Уилл собирался каждое утро делать зарубку – тридцать зарубок будут означать, что можно возвращаться в Корнуолл, к цивилизации. Покончив с изготовлением календаря, Уилл принялся размышлять о будущем, демонстрируя разницу между индейцем и белым. В течение многих поколений предки Уилла учились жить не только сегодняшним днем, но и днем грядущим. А вот отцы и пращуры Джо мерзли и голодали потому только, что не усвоили первейшего урока цивилизации: будущее само по себе не строится. Никто лучше Джо не мог бы встретить проблемы дня сегодняшнего. Но никто и не думал о будущем меньше него. Поэтому Уиллу было не так-то легко добиться внимания индейца к своим планам. Стоял один из жарких, безветренных августовских дней – макушка лета, время перед самым началом его конца. Как и обещал Джо, кожа Уилла уже начала привыкать к отсутствию одежды, и он чувствовал себя отлично без нее. Но он прекрасно понимал, что впереди их ждут холодные дни, а может, и заморозки, и обзаведение одеждой наметил на ближайшие дни. Но первым делом мальчики обследовали наспех сложенный накануне ночью шалаш. Надо сказать, ищи они хоть целый месяц – лучшего места для лагеря, чем в дождливом сумраке выбрал вчера Джо, сыскать было бы невозможно. Небольшая сосновая рощица, в которой они поставили шалаш, стояла на пригорке, плавно спускавшемся к горному ручью несколькими ярдами ниже. Совсем рядом чистая холодная вода собиралась в просторной каменистой яме, образовывавшей природный бассейн для купания. Да и шалаш, несмотря на спешку, оказался довольно крепким; тем не менее мальчики после завтрака целый час укрепляли и подправляли его тут и там, заменяя, где возможно, свежими упругими ветками сухие, которые использовали ночью. Наконец шалаш был готов – уютный и удобный, закрытый от ветра, приятно пахнущий свежей сосной.
Когда со строительными работами было покончено, Уилл предложил раздобыть еще провизии. Джо обучил Уилла одному из простейших приемов рыбной ловли. Они пошли берегом речки вверх по течению и скоро нашли впадавший в нее небольшой ручей – где-то неподалеку, видимо, бил родник. Теперь мальчики пошли по ручью, в неглубокой прозрачной воде сверкала форель – черная с алым и золотым. Дойдя до сужения ручья, ребята перегородили его камнями и принялись наполнять булыжниками получившийся прудик, при этом надстраивая его края так, что те возвышались теперь на фут над водой. Сам прудик сделался совсем мелким, в несколько дюймов. Затем мальчики поднялись по течению еще выше, футов на пятьдесят, вошли в воду и быстро и шумно зашлепали по ручью. При этом они, держа в каждой руке по палке, изо всех сил били по воде, загоняя рыбу в ловушку. И когда они вернулись к запруде, та, как корзина торговца, была набита некрупной, от четырех до шести дюймов, пытающейся выпрыгнуть из плена форелью. Рыбы тут набилось столько, что мальчикам оставалось доставать ее из воды прямо руками. В три захода они выловили больше сотни рыб, которые насадили на куканы[24]из гибких ивовых веток, пропустив их через жабры. К полудню они вернулись в лагерь с добычей. Джо показал Уилл у, как можно использовать плоские камни, уложенные в костер, вместо сковородок. Часть рыбы они зажарили на вертеле, взяв для этого молодые зеленые ветки; дело кончилось настоящим пиром из форели с черничным десертом. Остаток дня ушел на сооружение каменной коптильни: это была, в сущности, дымовая труба в три-четыре фута высотой, с отверстием внизу – очагом. Внутри трубы были устроены решетчатые полки из зеленых веток, на которые ребята разложили выпотрошенную, распластованную рыбу. Внизу разожгли небольшой огонь и набросали сверху полоски зеленой коры тсуги и сырой ивовой щепы, которые дали густой дым. Таким нехитрым способом мальчики вскоре на ловили и закоптили уйму рыбы, аккуратно сложили ее в берестяные туеса и, выбрав местечко посуше, развесили на соснах на безопасной высоте. Джо объяснил Уилл у, что, поскольку туеса подвешены на свитых из молодой коры веревках так, что могут свободно раскачиваться, никто из лесного народа на них не позарится из опасения, что это ловушка.
На другой день ребята отправились к большой березе, белевшей меж двух скал на склоне горы. Острыми кремневыми осколками они сделали на ее коре надрезы, после чего оторвали несколько двух- трехфутовых кусков этого превосходного материала. Наружная сторона бересты была сухая, жесткая и белая как мел, зато внутренняя представляла собой слои мягкого луба нежного желто-розового цвета. Из бересты мальчики свернули пару больших кулей, напоминавших классическое изображение рога изобилия, отправились на старое пожарище и наполнили их ягодами черники и голубики разных видов (Уилл классифицировал их на ходу). Вышел почти бушель. Разложив урожай на полосах бересты на хорошо прогретой солнцем скале, ребята вскоре смогли получить отличные сушеные ягоды, которые они убрали в туеса так же, как сделали с копченой рыбой.
Глава IV Смертельная ловушка
– Вставай! – воскликнул Уилл, поднимая голову с заменявшей подушку горки хвои. Краешек солнца только-только показался над Черной горой.
– Вставай, говорю! – вновь потребовал он, сопровождая для убедительности слова легким пинком в ребра Джо, прямо под слоем хвои.
– Зачем? – фыркнул сквозь сон индеец.
– А затем, – объяснил Уилл, – что сегодня величайший день в году, и я не хочу, чтобы ты упустил хоть минуту. Потому что, Джо, это мой день рождения!
– Хмм, – пробормотал Джо, – плохой день, очень плохой. Я буду спать и постараюсь забыть про это. Не буди меня. – И Джо свернулся в клубок, при этом ловко подгребая под свою голову бо́льшую часть Уилловой кучки сосновых иголок.
– Ах, плохой! – возмутился Уилл. – Я тебе покажу плохой день! Я тебя сейчас разбужу! – и он мощным рывком выдернул Джо из хвойной постели и покатил его прямо к речке. Индеец брыкался и вопил, но Уилл не отставал от него – докатил до берега и, сильно подтолкнув напоследок, отправил товарища по мягкому глинистому склону прямо в воду. Джо плюхнулся в реку с громким плеском и еще более громким криком.
– Это тебя научит с уважением относиться к одной из величайших дат в американской истории! – сказал Уилл, возвышаясь над берегом. Он ждал, когда Джо вынырнет. Однако с момента, когда последний плюхнулся в вод у, он больше не показывался. И сколько Уилл ни вглядывался в темную пенистую воду, он не мог разглядеть товарища. Через полминуты Уилл уже начал всерьез беспокоиться за Джо. Он наклонился, готовясь нырнуть, и вдруг его крепко схватили сзади. Джо проплыл под водой до переката у нижней части запруды, там, не всплывая, обогнул валун и бесшумно выбрался на берег. Затем он обошел запруду кругом и, подкравшись, атаковал зазевавшегося приятеля.
– Плохой день, очень плохой, – фыркнул Джо. – Это тебя научит толкать сонного старину Джо в воду! – и мощным толчком он швырнул Уилла далеко в реку. Причем всякий раз, когда Уилл пытался выйти на берег, Джо так плескал в него водой, что Уиллу приходилось отступать. Наконец, почти захлебнувшись, Уилл сумел все-таки прорваться через поднимаемые Джо фонтаны; он вылетел на берег и вцепился в Джо. Мальчики боролись на траве до тех пор, пока совершенно не обессилели от смеха; заодно они высохли и наконец сочли себя готовыми к завтраку. Как обычно, последний состоял из форели и черники.
Покончив с шестой рыбиной, Уилл обратился к напарнику:
– Знаешь, Джо, эта наша рыбная диета – не лучшая для настоящих мужчин. Мяса хочу, настоящего!
– Я думаю, там за холмом есть озеро, – ответил Джо, махнув рукой в сторону от Черной горы. – Может, там олени. Мы найдем оленя.
– Толку-то, – проворчал Уилл. – Ну, найдем мы оленя, и что? Убить-то его нам нечем.
– Идем, – покровительственно сказал Джо. – Я покажу.
Действительно, пройдя около мили, мальчики оказались у лежащего меж двух гребней маленького мелкого озерца, почти сплошь заросшего кувшинками. Едва завидев озерцо, Джо свернул и пошел в обход через лес, чтобы подойти к берегу с подветренной стороны. Мальчики крались через сосновый бор и вскоре наткнулись на оленью тропу, вившуюся через кусты горного лавра к самой воде. Джо направился к берегу, стараясь не производить ни единого звука. Они дошли до поворота: в какой-то полусотне футов от них, в маленькой бухточке, стоял молодой самец оленя. Он, похоже, выкапывал со дна корневища кувшинок[25]. Очень слабый ветер дул от оленя точно в сторону мальчиков, а их загорелые тела надежно скрывались среди кустов. Джо жестом велел Уиллу укрыться в густом лавровом кусте на другой стороне тропы и залечь. Тот повиновался, хотя едва не рассмеялся, увидав, что индеец нагнулся в поисках камней.
«Он бы еще трубочку с горохом взял», – подумал мальчик[26].
Меж тем Джо подобрал три или четыре булыжника, которые пришлись ему по руке, и осторожно спрятался в кустах напротив Уилла. После этого он тщательно прицелился и метнул камень – тот с громким плеском упал в воду позади оленя. Олень вздернул голову и стал подозрительно присматриваться к озеру. Еще камень и еще – они ложились все ближе к животному, – и олень, похоже, вообразил, что кто-то хочет напасть на него из-под воды. В два длинных прыжка животное выскочило на берег и, уже неспешной рысью, двинулось по тропе. Но как только олень поравнялся с засадой, Джо, как ягуар, вылетел из кустов и ухватил его за молодые рога. Джо вывернул шею оленя и навалился всем телом, и как олень ни вырывался, Джо удерживал его. Уилл набросился с другой стороны и вступил в схватку; ему подвернулся узловатый сосновый комель[27], и мальчик обрушил свою импровизированную дубинку точнехонько между глаз животного. Олень умер мгновенно. Мальчики связали его ноги веревками из полос кедровой коры и подвесили тушу на большую палку. После этого они (с немалым трудом и частыми остановками) отнесли свою первую дичь в лагерь.
– Да ты и впрямь великий охотник, – заметил Уилл, когда они сделали последнюю, уже неподалеку от шалаша, остановку.
– Тебе. Подарок. На день рождения, – только и ответил Джо, хотя он был явно польщен похвалой. Вооружившись кремневыми ножами, изготовленными из собранных у реки камней, мальчики под руководством Джо освежевали оленя и подвесили тушу на сук, отделив сперва мясистую заднюю ногу на обед. Теперь настала очередь Уилла поразить Джо новыми кулинарными идеями. Индеец хотел попросту зажарить куски оленины на зеленых ветках над углями на манер шашлыка, но Уилл настроился на обед, приготовленный наилучшим способом из возможных. Он процитировал Джо присказку, часто слышанную от матери:
Жарили мясо – пересушили, Мясо варили – да выварили, А с мясом на вертеле – пир закатили.Джо развел жаркий костер из самых твердых и сухих кусков дерева, какие смог набрать, а Уилл вырезал палку с рогулькой и воткнул ее в землю рядом с огнем. На рогульку же он уложил длинный шест, один конец которого оказался высоко над пламенем. К этому концу была привязана веревка, свитая из кедровой коры, а к этой веревке, в свою очередь, Джо прикрепил оленью ногу. Веревка же была не простой: в середину ее Уилл вплел пару плоских лопастей из коры. Эти лопасти поймали ветер, и веревка начала скручиваться, в результате жаркое не только поворачивалось вокруг, но и постепенно поднималось вверх. Спустя сколько-то оборотов вес мяса раскрутил веревку – но затем ветер вновь взялся за дело. В результате борьбы ветра и силы тяжести жаркое постоянно вращалось. Снизу же Уилл подставил свернутое из бересты на манер конической китайской шляпы блюдо – в него он собирал капавшие с оленины жир и сок. Ими он при помощи сделанного из луба помазка постоянно смазывал мясо. Джо очень понравилось это устройство, позволявшее не крутить вертел: индеец, как все его сородичи, предпочитал обходиться без лишних усилий, когда это было возможно.
Что это было за великолепное кушанье! Нет ничего лучше нежного, сочного оленьего окорока. Старые трапперы всегда считали бизоний горб и олений окорок двумя лучшими блюдами на свете. А мальчикам, которым уже порядком на доела рыба, этот окорок показался воплощением самой идеи хорошей пищи, и они ели и ели, пока мясо не было съедено до последней крошки, а кости не только обглоданы, но и тщательно выскоблены.
После ужина Джо, который припрятал всю содранную с туши шкуру, выскоблил ее дочиста кремневым лезвием, а затем натер смесью мягкой глины и оленьих мозгов, растянул на раме из веток и подвесил на шесте меж двух сосен, привязав полосками коры.
– Вечером найду нитки, – сказал Джо Уиллу, который почтительно взирал на его труды. – Потом буду делать красивую рубашку тебе.
– Где ты тут нитки возьмешь? – недоверчиво спросил Уилл.
Джо не ответил. Он стал вытягивать из ног оленя сухожилия.
– Нет, – ответил он на немой вопрос Уилла. – Это для ниток плохо. Потом буду делать тетиву. Нитки я буду покупать в другом магазине.
Джо спрятал добытые жилы в шалаше и, позвав Уилла за собой, направился к склону горы.
– Ты ищи мне большую черную ель[28], – распорядился он.
– Как скажешь, – ответил Уилл и через несколько минут остановился у большого дерева.
Джо презрительно фыркнул.
– Это – нет. Это белая ель[29]. Никуда не годится.
Он отломал ветку и продемонстрировал Уиллу, что иголки торчат почти под прямым углом к ней, отчего ветка на ощупь кажется колючей и грубой. Через несколько шагов он остановился у другой ели. Опять отломал небольшую ветку и показал, что здесь иголки растут наклонно, и если сжать ветку, она кажется мягкой, а не колючей. Порывшись в земле, индеец выкопал тонкий корень футов четырех длиной и толщиной с трубочный чубук. Он отрезал корень своим кремневым лезвием и им же сделал расщеп на конце; затем, зажав половинки между большими и указательными пальцами обеих рук, быстро разорвал корень пополам вдоль. Для этого требовалось немалое умение: когда Уилл попробовал проделать то же самое, разрыв быстро пошел на сторону, и в руках мальчика остался короткий обрывок. После этого Джо оборвал с половинок корня кору – для этого он, прижав обеими руками кусок коры кедра к круглой стороне, зубами протянул через нее корень. Не прошло и минуты, как у него были два длинных гибких шнура. Индеец продолжал эту работу, пока у него не набралось еловой «дратвы» достаточно, чтобы сшить не пару рубах из оленьей шкуры, а пару полных костюмов. Полученный материал он, вместе с оленьими жилами, спрятал в тайничке, устроенном в крыше шалаша. До темноты оставалось еще несколько часов, и мальчики решили набрать ягод на ужин. Но до этого Джо отправился к речке; там он подобрал несколько камней и, после некоторых усилий, изготовил пару тяжелых острых рубил, похожих на колуны для дров. С их помощью ребята под руководством Джо разрубили оленью тушу на четыре части и подвесили их над сушащейся шкурой. Джо объяснил Уиллу, что мясо можно не коптить: оленина, повешенная на ветру в сухом месте, не портится.
Через несколько минут мальчики были на старом пожарище и в четыре руки собирали ягоды в берестяные туеса. Вдруг Джо показал товарищу на трухлявый ствол, увитый каким-то растением с мелкими овальными листочками и гроздьями белоснежных ягод на стебельках.
– Волчья ягода[30], – определил Уилл, довольный представившимся случаем продемонстрировать свои познания.
– Индейский чай, – сказал Джо. – Собери все листья, сколько можешь. Вечером будет чай, хороший чай.
И мальчики набрали по охапке побегов, прежде чем возобновили сбор ягод.
После этого они двинулись на ту часть поляны, где еще не бывали прежде. Здесь ягоды всевозможных видов росли в невиданном изобилии. Мальчики работали обеими руками, так что их неуклюжие берестяные короба скоро наполнились блестящими спелыми ягодами. Тут оба пришли к решению поесть ягод и на месте. Они рвали ягоды и горстями кидали их в рот, совсем как встреченный Уиллом медведь, и съели не меньше чем по кварте каждый. Уилл остановился первым.
– Эй, братец скаут, – воззвал он, – ты бы оставил немного медведям! Или ты решил объесть всю поляну в один день?
Джо ухмыльнулся, поднялся с земли, напоследок забрасывая в рот горсть ягод, и двинулся к Уиллу. Но когда он огибал большой ягодный куст, прямо перед ним раздался тонкий звенящий звук, напоминавший, пожалуй, стрекот кузнечика, но громче, и в нем слышалась некая угроза. Уилл тоже услыхал его.
– Осторожно, Джо! – крикнул он. – Там… там… там г-гремучник[31]!
Но было поздно. За кустом лежала свернувшаяся кольцами змея в сернисто-желтых и темно-коричневых чешуйках. Это была древесная гремучая змея, владычица темных уголков леса – настоящая смертельная ловушка. Погремушка змеи, одиннадцать погремков ее хвоста быстро дрожали, издавая тот самый угрожающий звук. Из середины змеиных колец поднималась треугольная голова с золотистыми овальными глазами и неподвижными холодными черными зрачками. Они служат отличительным знаком семейства ямкоголовых гадюк, в которую входят две ядовитые змеи американского Севера – гремучая змея и медноголовый щитомордник[32]. Между лишенными век глазами и ноздрями были заметны ямки, давшие название виду.
Джо не успел остановиться и босой ногой наступил в самую середину свернувшейся гадюки. Пара длинных блестящих изогнутых зубов, острых как иглы, выдвинулись из белой верхней десны змеи. На середине такого зуба находится крошечное отверстие, из которого выделяется смертельный желтоватый яд. Голова змеи нанесла мгновенный удар, и ядовитые клыки впились в смуглую кожу Джо над самым коленом – и в тот же миг змея вновь свернулась как пружина, так что глаз едва мог уследить за ее ударом. Джо охнул и отскочил назад, как раз вовремя, чтобы избежать второго укуса. Он схватил валявшийся рядом сухой сук и изо всех сил нанес по змее удар, потом еще и еще. Первый же удар сломал гадюке позвоночник, и пока она извивалась, шипела и трещала хвостом в агонии, тщетно пытаясь вновь свернуться и напасть, мальчик, задыхаясь от ярости, буквально вколотил ее голову в землю. Все кончилось почти мгновенно, и когда Уилл подбежал к товарищу, Джо стоял над еще дергающимся трупом ядовитой твари, хмурый и неожиданно бледный для своей смуглой кожи. Чувствовался тяжелый мускусный запах, обычный для рассерженного гремучника.
– Ужалил? – крикнул Уилл.
Джо, не говоря ни слова, указал на пару маленьких проколов над левым коленом, из которых выступили капельки крови. И тут Уилл показал, на что годится его скаутская подготовка.
– Быстро давай сюда ножик, – скомандовал он.
Джо молча передал ему кремневый ножик, который он положил на всякий случай в свой короб. Уилл оторвал от своей корзины заменявшую ручку веревку, свитую из коры кедра. Он обвязал ее вокруг ноги Джо над местом укуса, затянул так туго, как смог, подсунул под этот жгут палку и закрутил, пока он не врезался глубоко в тело; но он помнил, что не позже чем через пять минут жгут на до снять, чтобы не допустить гангрены.
– Теперь мне придется сделать тебе больно, Джо, – предупредил Уилл. – Но иначе через несколько минут тебе будет гораздо хуже.
– Начинай, – бесстрастно ответил Джо.
Кремневым лезвием Джо глубоко, на всю длину змеиных клыков, рассек каждую из ранок от них. Хлынула кровь. Уилл опустился на колени и принялся энергично высасывать яд, то и дело сплевывая отравленную кровь.
– Теперь быстро в лагерь, – сказал он. – Худшее еще впереди.
– Погоди, – ответил Джо и нагнулся, чтобы поднять все еще слабо шевелящуюся змею. – Заберу кожу. Делать счастливый пояс, – и он осторожно взял гадюку прямо за размозженную голову. В ней было не меньше пяти футов, а в самом толстом месте ее тело было с предплечье Джо.
Мальчики поспешили в лагерь. Там Уилл раздул костер и сунул в ревущее пламя ясеневый сучок; когда на конце его ярко засветился уголь, он на всю глубину прижег раны Джо. Джо ни звуком, ни жестом не выдал боли. Когда все было кончено, Уилл выглядел куда бледнее и слабее товарища.
– Ну и нервы у тебя, брат скаут, – с восхищением сказал он, когда последняя огненная процедура была за вершена.
– Ерунда, – был ответ.
Затем Уилл снял жгут и промыл рану холодной водой.
– Ладно, сиди тут и будь паинькой, – сказал он. – Кажется, мы все сделали вовремя. Нога у тебя, наверное, распухнет и болеть будет, но, думаю, ты ни ее, ни жизнь не потеряешь.
Нога, разумеется, распухла к ночи и сильно болела. Уилл развел костер и дал ему прогореть в уголья. Потом, следуя указаниям Джо, он взял большой кусок бересты без дырок от сучков и свернул из него что-то вроде корытца, закрепив края шипами белого терновника[33]. Это корытце он наполнил водой и поставил на угли, так, чтобы угли не касались бересты выше уровня воды. К его изумлению, береста и не собиралась загораться, а вода вскоре закипела.
Уилл оставил Джо лежать у огня, а сам побежал к оленьей тропе – там, он помнил, было небольшое болотце, заросшее желтовато-серым сфагнумом[34]. Как известно, этот мох – природное перевязочное средство с хорошими антисептическими свойствами. Уилл намочил мох в кипятке и в несколько слоев покрыл им ногу товарища, сделав таким образом компресс. Всю ночь Уилл поддерживал огонь, время от времени давая Джо пряный, островатый отвар листьев волчьей ягоды. К утру индеец чувствовал себя намного лучше.
Глава V Дикобраз
Крепкое здоровье Джо вновь помогло ему выкарабкаться, но борьба жизни и смерти не прошла бесследно. Он был заметно бледнее, и, похоже, для полного выздоровления ему требовалось еще время. Чтобы индеец вел себя спокойно, его «личный доктор» предложил два-три дня поплотничать, попортняжничать и заняться прочими не слишком трудными работами, прежде чем отправляться в охотничьи и исследовательские экспедиции, которые они планировали ранее. Джо припас по этому случаю столько коры, что все белые кедры[35]близ лагеря стояли теперь ободранными. Уилл меж тем запасал дрова. Час за часом он ломал и складывал сучья старых гикори[36]и цветущего кизила[37], кора которого напоминает шкуру ящерицы и который дает сильный жар в огне. Еще Уилл при помощи увесистых булыжников наломал кучу мертвых сучьев граба, известного также как железное дерево[38] – плотная древесина этого дерева по виду напоминает мускулистую мужскую руку; иногда его добычей становился невысокий ствол каштанового дуба[39], чьи собранные в группы зубчатые листья напоминают листья каштана, а древесина дает вторые по качеству дрова после гикори. На растопку он собирал бересту и хворост горного лавра, а также узловатые корни тсуги и бальзамической пихты, которые выламывал из старых пней. Уилл сделал приспособление, которое понравилось Джо не меньше «патентованного ветрового вертела». Он сложил свои дрова на склоне, ведущем прямо к их очагу. Он оградил этот своеобразный склад кольями; когда внизу вытаскивали поперечную балку, пара поленьев скатывалась прямо к краю очага, поскольку ее подталкивал вес дров, лежащих выше. А Джо в это время нарезал свою кедровую кору в полосы пяти-шести футов в длину и в полдюйма шириной. Затем он поставил на огонь пару берестяных корытец, вскипятил воду и сварил в ней кору кедра с корой и молодой древесиной оленерогого сумаха[40] – кустарника с крупными гроздьями из сотен мягких, липких и чрезвычайно кислых ягод. В конце концов в одной из посудин кипела ярко-желтая краска. В другую он побросал пригоршнями разбитые камнями корни кизила, и вскоре кипящая вода превратилась в ослепительную краску, известную как «индейский красный»[41]. Затем Джо выкрасил сплетенные им полоски коры в ярко-каштановый и желтый цвета. Когда же они высохли, Джо позвал Уилла – тот все еще занимался дровами.
– В чем дело, босс? Болит что-нибудь? – спросил, подбегая, «личный медик» индейца.
– Готовься носить штаны.
– Запросто, – отозвался Уилл. – Позвольте посмотреть ткани?
Увидав ослепительные цвета, Уилл издал глухой стон.
– Убери, убери это! – и он прикрыл глаза рукой.
– В чем дело? – сердито спросил Джо. – Не нравится – делай себе штаны сам.
– Не обижайся, – примирительно ответил Уилл. – Я, понимаешь, просто надеялся на что-нибудь менее вызывающее. Чтобы в обществе тебе простили красно-желтые джинсы, надо быть таким красавчиком, как ты, брат скаут!
– Или носишь красно-желтые штаны, или никакие, – завершил дискуссию Джо.
– Ладно, – безропотно ответил Уилл. – Будь по-твоем у. Надеюсь только, до конца месяца они хоть немного выцветут…
Джо быстро повязал вокруг щиколоток Уилла по свободному кольцу из коры. К ним он привязал полоски разных цветов и принялся заплетать их, пучками по четыре, в необычно выглядящую сеть. Вообще-то это было известное всем племенам Севера плетение рыболовной сети, только тут все узелки были снаружи и располагались намного плотнее. Джо вязал, переплетал и перевязывал кору с такой скоростью, что, прежде чем Уилл устал стоять в одной позе, на нем уже оказались красно-желтые плетеные штаны. С виду они напоминали вязаные галстуки, которые Уилл обожал, правда, штаны эти – пока он не привык – были грубоваты, куда грубее нижнего белья из фланели. Но все-таки это было куда лучше, чем ходить нагишом через колючие кусты. Остаток дня Джо занимался изготовлением такой же пары для себя с помощью Уилла в плетении задней части.
Следующим утром Джо оружейничал. Взяв оленьи рога, он куском грубого песчаника спилил зубцы и, оставив часть рога как рукоятку, между двух камней заточил остаток так, что получились вполне острые лезвия. Рукоятки он плотно обмотал шнурами из луба. Получились удобные в хватке округлые рукояти, а когда он заострил концы и выточил их так, чтобы они годились для свежевания, вышла пара вполне пригодных охотничьих ножей. Пока он занимался ножами и поясом из дорого доставшейся змеиной шкуры, Уилл обследовал гору. Пройдя всего четверть мили от лагеря, он услыхал стук копыт, фырканье и рык. Вдруг прямо перед ним из-за деревьев выскочила раненая оленуха. Несомненно, какой-то охотник подранил ее. За ней неуклюже бежал черный медведь-подросток[42], уже почти взрослый. Никто из двоих не заметил стоявшего в тени, за стволом большой сосны Уилла. Когда звери поравнялись с мальчиком, медведь догнал оленуху и нанес вооруженной мощными когтями лапой удар, от которого оленуха рухнула. Но, накинувшись на жертву, медведь заметил наконец Уилла и отпрыгнул с яростным рычанием. Уилл невольно вскинул руки и закричал. Будь медведь старше, мальчику не поздоровилось бы; но этот испугался сам и неохотно побежал прочь, вихляя задом и оставив добычу сопернику. Уилл предпочел не ждать, пока зверь передумает, и, взвалив еще вздрагивающую тушу на плечи, спотыкаясь, пошел к лагерю. Джо, увидав новый дар небес, был в восторге.
– Ты настоящий шаман! – воскликнул он. – Заставил старину медведя охотиться для себя!.. Теперь у нас обоих будут рубахи из оленьей шкуры, – пообещал он, когда мальчики свежевали тушу.
Пришлось поработать еще, дубить и сушить шкуру, но в результате у мальчиков оказались две превосходно выделанные шкуры, мягкие, какой может быть только настоящая оленья шкура. А сшить рубашку оказалось довольно легко – это и впрямь проще, чем многие другие портняжные и скорняжные работы. Во всяком случае, Джо лишь прорезал отверстия для рук, ряд петель для пуговиц и оленьими жилами пришил сами пуговицы, которые он вырезал из мягкой березы. И у ребят появились мягкие охотничьи рубахи без рукавов, свободные и прочные. И еще осталось довольно шкуры, чтобы выкроить две пары мокасин; мальчики сочли, что обувь оказалась весьма кстати, даже несмотря на то, что их собственные подошвы к этому времени закалились и загрубели.
Прошла пара дней, и однажды утром, за завтраком, Уилл вдруг замер с недоеденной печеной форелью в руке.
– Знаешь, Джо, с едой что-то не так. Как-то невкусно.
– Соль, – фыркнул Джо.
– Точно, в ней-то и дело, – пробормотал Уилл, задумчиво разжевывая кусок. – То-то я и смотрю, что вроде как пресно…
– Сегодня утром, – сказал Джо, – ищи гикори. Добудь мне его луб. Я буду делать правильный вкус для еды.
И после завтрака белый мальчик отправился по склону горы, оставив друга, свернувшегося на ложе из хвои у костра, чтобы завершить отделку пояса из змеиной кожи. Стояло теплое, наполненное ароматами утро, и Уилл, рысивший через лес в своих новехоньких мокасинах, ощущал, что переполнен радостью бытия, которую влила в его жилы неделя с лишним жизни на природе. Поначалу ему вообще не попадались деревья с твердой древесиной. Повсюду стояли тсуги с короткой хвоей, ели, чьи иглы длиннее и растут по всей окружности ветки, и бальзамические ели, у которых иглы плоские и изогнутые, а внутренняя сторона иголок светлее внешней. Там и тут поднимались белые сосны, которые легко узнать по длинным тонким иголкам и стройным высоким стволам. После полосы вечнозеленых деревьев показались белые березы, светившиеся корой как бледные привидения; сахарные клены, буки и белые ясени – у последних листья сидят не на ветках, в отличие от ясеня черного, а на длинных черенках. И наконец, на верхней части склона, Уилл обнаружил то, что искал, – большое дерево гикори. Это был лохматый гикори с шероховатой корой, лоскуты которой висели на стволе неопрятной, клочковатой бахромой.
После долгих усилий мальчик сумел своим кремневым ножом отрезать большой кусок твердого нижнего слоя коры и отправился в лагерь другим путем, намереваясь выйти к ручью выше по течению. Проходя через тсуговую рощу, за которой серебристой лентой на зелени блестел ручей, он услыхал над головой странный скребущий звук, будто кто-то пытался пилить дерево очень тупой пилой. Подняв глаза, на коротких верхних ветвях тсуги, у самого ствола, Уилл увидал бурое с черным животное фута в три длиной от хвоста, напоминавшего треугольник с тупым верхним углом, до лохматой черной морды. Зверек грыз кору крупными оранжевыми зубами, неторопливо и не прерываясь ни на миг, будто заключил с кем-то договор об ошкуривании дерева. Голова и туловище зверя были покрыты множеством длинных острых белых иголок с темными кончиками, плоский хвост украшали похожие иглы, но покороче.
Мальчик распознал животное как поркупина, или «иглосвинку», как прозвали трапперы неуклюжего, глупого, но опасного дикобраза[43]северных лесов. Вблизи Корнуолла они практически не водились, и Уиллу прежде не доводилось видеть таких здоровенных, как тот, что глодал кору над его головой. Пожалуй, в нем было немногим меньше пятидесяти фунтов! Сначала мальчик попытался согнать едока коры с дерева, швыряя в него палки, а в промежутках испуская крики и колотя по стволу палкой; дикобраз, однако, продолжал свое занятие, не обращая на скаута особого внимания. Наконец Уилл решил забраться на дерево и попросту спихнуть дикобраза вниз. Оставив у подножия тсуги свернутую трубкой кору гикори, Уилл начал осторожно карабкаться по стволу с тут и там объеденной корой. Поднимался он медленно и был футах в пятнадцати от дикобраза, когда заметил, что звук, с которым животное грызло кору, прекратился. Он поднял голову и увидел, что дикобраз повернулся к нему и пристально смотрит туповатыми глазками на незваного гостя. И вдруг без единого звука животное, только что обвивавшее ствол, с поразительной прытью стало спускаться вниз, прямо к Уиллу. Спускался дикобраз не головой вниз, а хвостом. На каждом шагу его когти глубоко вонзались в кору. В следующую секунду дикобраз стал вдвое больше. Он растопырил свои длинные иглы и начал угрожающе помахивать хвостом. Уилл вдруг сообразил, что где-где, а на дереве с древесным дикобразом связываться не стоит. Он с содроганием вспомнил, как сам наблюдал исход столкновения собаки с совсем небольшим дикобразом – одним ударом хвоста колючий грызун вогнал в нос несчастного пса пару десятков ядовитых иголок, – и только теперь сообразил, почему дикобраз движется хвостом к нему, к его ничем не защищенным лицу и рукам. В панике он стал поспешно слезать по ветвям тсуги, расположенным, на его счастье, почти как перекладины стремянки. Но как Уилл ни торопился, а в искусстве лазания по деревьям он был не ровня дикобразу; и когда до земли оставалось добрых двадцать футов, хвост противника находился уже в паре ярдов от лица мальчика. Уилл остановился, отломал небольшой сухой сук и решил защищаться. Заорав во весь голос, он принялся колотить импровизированным оружием по стволу в надежде напугать животное. Но дикобраз только повернул голову и окинул врага взглядом своих злобных тупых глазок, но не остановился. Страшный хвост был уже совсем рядом, и тут снизу раздался голос.
– Прыгай быстро! – раздался приказ. Уилл глянул вниз – там стоял Джо, и таким встревоженным Уилл его никогда еще не видел. – Скорее! – снова крикнул индеец. – Нельзя драться с дикобразом на дереве, он убьет! Он тебя догонит, прыгай вниз!
Двадцать футов – это высоко. Уилл решил спуститься еще немного, прежде чем рискнуть. Но тут страшный хвост свистнул в воздухе и иглы прошлись по макушке мальчика. Через миг он ощутил острую, жгучую боль – еще три-четыре зазубренных иголки рассекли кожу на его голове, вылетев как стрелы из хвоста дикобраза и пробив скальп Уилла. Ясно было, что при следующем ударе он получит пару дюжин ядовитых игл в лицо, руки, глаза… Не колеблясь более, мальчик прыгнул и упал сквозь гнущиеся под его весом зеленые ветки. Джо поймал товарища, когда тот почти коснулся земли, и немного смягчил удар, но сам не удержался на ногах, и оба мальчика покатились через кусты. Джо поднялся первым, потирая ушибленную о пенек голову.
– Придурок, – искренне сказал он, помогая другу встать на ноги. – Что ты делал? Лучше залезть в берлогу старины медведя, чем на дерево старины дикобраза!
Уилл ничего не ответил – он осматривал себя в поисках повреждений. Впрочем, хотя его спина напоминала карту Южной Америки, а руки и ноги были сплошь в царапинах, кости были целы. Удостоверившись в этом, Уилл посмотрел наверх. Дикобраз вернулся на верхушку дерева и продолжил глодать кору, будто ничего и не случилось.
– Чертова колючая свинья[44]! – заорал вдруг Уилл, грозя зверю кулаком. – Я с тобой еще поквитаюсь!
Вечером, у костра, Джо под оханье и сдавленные стоны Уилла вытаскивал из последнего иголки и рассказывал о неосторожных охотниках, которые лезли за дикобразом на дерево; рассказал и о том, как нашел однажды у подножия дерева мертвого индейца, голова и шея которого чудовищно распухли из-за пронзивших их ядовитых игл. Когда Уилл рассмотрел вытянутые из его кожи иглы, он понял, насколько это страшное оружие. Конический кончик каждой иглы был покрыт множеством мелких зазубрин. Кроме того, иглы заносили в раны яд и заразу, что Уилл ощутил на себе утром – кожа на голове у него распухла и болела. Джо сказал ему, что дикобразы, бывает, убивают ударами игл волков, рысей и даже ягуаров.
– А есть дикобразов можно? В смысле людям? – поинтересовался Уилл.
– Да, – ответил Джо, – если голодаешь. И надо крепкий желудок, чтобы его мясо не пошло обратно.
Глава VI Владения бобров
Как-то утром Джо и Уилл проснулись, чувствуя себя особенно бодрыми. В августовском воздухе ощущалась какая-то острота, намекавшая, что холода уже не за горами. Как только краешек солнца появился над Черной горой, мальчики кубарем выкатились из своей теплой постели, исходящей ароматом хвои. За прошедшие дни их крепкие, стройные и коричневые от загара тела совершенно закалились и привыкли к холодку. Неподалеку от лагеря маленький водопадик устроил круглый бассейн в гранитной скале, футов пятнадцати в поперечнике и футов шесть в глубину. В прозрачной золотисто-бурой воде взблескивали спинки форелей, чьим домом был этот водоем. Там, где водопад падал в чашу, белели пена и брызги. Мальчики пользовались этим маленьким водоемом как личной ванной и каждое утро ныряли в колко-холодную воду горного ручья. Вот и сегодня они разом прыгнули в воду с покрытого мягким зеленым мхом каменного берега и принялись плавать в крутящейся воде, сами похожие на играющих вокруг них форелей. Немного поплавав, они выбрались на берег и принялись растираться пригоршнями сухого мягкого сфагнума, который они нарочно запасли и сложили кучкой у своей «ванной» вместо банных полотенец.
Минуту спустя Джо уже раздувал уголья в очаге, аккуратно сложенном из сухих сучьев граба и бука, а Уилл в это время чистил рыбу – дюжину форелей, которых он прямо голыми руками вытащил из маленькой запруды, где мальчики держали запас из последнего улова. Завтрак начался довольно бурно: Уилл нашел тонкий и плоский кусок сланца[45]и водрузил его на два булыжника над очагом вместо сковородки.
– Плохой камень, – прокомментировал его действия Джо.
– Да ну тебя, Джо, – отозвался Уилл. – Смотри лучше: дядюшка Уилл сейчас изжарит рыбку на сковородке, а то надоело все на вертеле…
– Я смотрю, – кротко ответствовал Джо, но при этом отодвинулся подальше от огня. И только Уилл положил на раскалившийся камень вычищенную и выпотрошенную форель и собирался класть вторую, как – бабах! – словно бомба взорвалась: во все стороны разлетелись осколки сланца, куски рыбы и пепел. Уилл упал на спину, дрыгая в воздухе голыми ногами. Поднявшись, он обнаружил, что форель, сланцевая «сковородка» и бо́льшая часть очага исчезли. А Джо согнулся пополам в беззвучном хохоте.
– Кто стрелял? – пробормотал пораженный Уилл. Ему понадобилось с полминуты, чтобы понять наконец, что виной всему мягкий камень, в котором было достаточно влаги. Когда та превратилась в пар, раскаленный сланец взорвался.
Уилл восстановил очаг и вернулся к проверенному способу готовки – на шампурах из прутьев. Джо меж тем молча сходил к ручью и принес тонкий и плоский, слегка выгнутый осколок мелкозернистого гнейса[46].
– Нет уж, сэр, – отказался Уилл. – Можете сами завтра испытывать эту утварь, а я держусь за старые верные шампуры.
Вскоре завтрак был готов. Форель выложили на квадратные куски березового луба вместо тарелок и присолили зеленоватым пеплом от коры гикори; и очень скоро лубяные «тарелки» опустели. Последовал десерт – по кварте сладкой черники на брата и сколько угодно свежайшей, чистейшей воды. Наконец скауты были готовы к трудам и заботам. Мальчики были в превосходной форме. Организм Джо избавился от последних следов змеиного яда, а у Уилла окончательно зажили царапины и ссадины, заработанные в битве с дикобразом. Этот день они решили посвятить исследованию ручья, поставлявшего форель к их столу.
С милю они шагали по территории, уже хорошо им знакомой благодаря неоднократным походам, посвященным рыбной ловле. Потом эти места закончились, и мальчики очутились у длинного и узкого ущелья – казалось, каменистые холмы рассек гигантский меч. Из ущелья сквозь густые заросли елей и вырывался их ручей. А дальше, за ельником, блестело широкое водное пространство. Мальчикам пришлось протискиваться сквозь очень плотно стоящие ели. Пройдя через них, они оказались на берегу озера акров в двадцать пять. А в конце этого озера или, вернее, запруды, виднелась плотина добрых ста футов длиной. В основании ширина плотины достигала пятнадцати футов, в высоту – десяти и состояла из длинных сучьев, толстые концы которых были направлены против течения. Эти концы, казалось, были обработаны тупой стамеской или зубилом. Каждый сук был закреплен горкой глины, и глиной же была покрыта вся передняя часть плотины; из глины торчали концы сучьев.
– Похоже, кто-то строит тут мельницу, – заметил Уилл, оглядывая плотину.
– Могвина, – коротко ответил Джо.
– Это еще кто?
– Бобр[47], – объяснил индеец.
– Ты хочешь сказать, что бобрам под силу выстроить такую здоровенную плотину[48]? – недоверчиво спросил Уилл.
Вместо ответа Джо нагнулся, с усилием вытянул из плотины один из сучьев и протянул его Уиллу. Заостренный конец сука словно бы обработали многочисленными ударами стамески, но вдоль поверхности каждого из срезов шла небольшая канавка, как если бы на лезвии той стамески была щербина. Канавка эта отмечала щель между четырьмя оранжевыми самозатачивающимися резцами бобра, и ее можно видеть везде, где поработали эти резцы: так сказать, фирменный знак строителя-бобра. Мальчики поднялись на плотину. Ниже по течению были беспорядочно навалены ветки со старыми, почерневшими в воде сучьями в основании и свежесрубленными, то есть свежеотгрызенными, наверху; тут и там виднелись ошкуренные колья из осины. Экономные бобры съели кору, а сами колья использовали для укрепления плотины. Противоположная сторона была аккуратно обмазана глиной и выглажена словно мастерком штукатура.
– Наверное, они это хвостами разглаживают, – сказал Уилл: он помнил длинный плоский чешуйчатый хвост бобра.
Джо рассмеялся.
– Много глупых рассказов про бобра, – фыркнул он. – Бобр, он хвостом ничего не разглаживает. Он шлепает хвостом по воде, когда ныряет, – сказать другим бобрам, что кто-то идет. Когда валит дерево, хлопает по земле, сказать, что дерево сейчас упадет, чтобы другие бобры береглись.
– Полно, Джо, – заспорил Уилл, – скажи еще, что бобры разговаривают.
– Разговаривают, конечно, – ответил Джо, – не хуже тебя. Только они разговаривают хвостом, а ты языком, и, кстати, очень много иногда. Бобр, он хвостом разговаривает, плавает, еще носит сучья и глину между хвостом и лапами, а больше ни для чего. А другая глупая история, – продолжал он, с редким для себя красноречием обличая бобра, – будто он высасывает воздух из бревен, чтобы они утонули. По правде, он их прижимает ко дну глиной.
– А зачем он их прижимает ко дну?
– Чтобы зимой есть кору, – ответил Джо. – Пошли, покажу.
Он повел Уилла по дамбе. По ее гребню шла хорошая утоптанная тропа, настоящее шоссе лесного народца и его главная улица. От дамбы по диагонали тянулась канава, или даже канал, фута четыре в ширину и два в глубину. Он уходил в лес, прямой как стрела. Вырытые земля и глина были аккуратно сложены в бруствер по краю канавы.
– Это кто-то лопатой выкопал, – заявил Уилл, внимательно осмотрев канаву.
Джо не ответил, вместо этого он повел товарища вдоль канавы, через подлесок, к краю рощи дрожащих на ветерке осин. В конце канала несколько деревьев, некоторые из которых были в пару футов в диаметре, были свалены все тем же «зубилом» с «говорящей» канавкой на каждом из его следов. Ветки были отделены от стволов, а сами стволы разделены на четырехфутовые отрезки, сложенные у края канала. Глубокие следы в глинистом склоне показывали, где часть таких «поленьев» была спущена в канал. Позже возле плотины мальчики увидели дерево, надежно за крепленное на дне глиной. Джо было нелегко убедить Уилла в том, что все это – работа бобров.
– Сейчас они вернулись домой, живут тут, – объяснял Джо. – А все лето они путешествуют, играют, ходят в гости, живут в норах на берегу, веселятся. В августе собираются дома, всю ночь работают, весь день спят, чинят плотину, хатки, запасают еду на зиму.
– Откуда ты про них столько знаешь? – спросил Уилл.
– Ловил их, – отвечал индеец. – Однажды поймал большого – семьдесят фунтов. Бобры, они в ловушке тихо сидят, не шумят, не бьются, как рысь или волк. А он попал в ловушку – и стоит в ней, а рукой прикрывает голов у… Если ударить, он удар отбивает и опять закрывается. Вот я однажды поймал молодого бобра. Я его выучил: он за мной ходил как собака и спал под моим одеялом, а когда я шел куда-то далеко, ехал наверху моего заплечного мешка. Когда делал стоянку – он плавал в реке, но когда я свистел – сразу приходил.
– А что с ним стало? – спросил Уилл, потому что Джо замолчал.
– Белый человек застрелил, на шкурку, – коротко ответил Джо и после паузы добавил: – А я выстрелил в белого человека.
– Ты что же, убил его?! – ужаснулся Уилл.
– Нет, – ответил его товарищ, – руку только сломал, перебил кость. Пришли еще белые люди, прогнали меня, я не успел еще выстрелить.
Мальчики вернулись к плотине и рассмотрели бобровые хатки, которых тут было несколько. Они походили на индейские типи, только меньше. Бо́льшая их часть была построена в воде. Основание их на несколько футов было ниже поверхности, а над водой они поднимались на три-четыре фута и в диаметре были около пяти. Впрочем, одна из хаток была раза в два больше остальных и стояла в довольно глубоком месте. Она была сооружена в основном из очищенных от коры сучьев и бревен тополя и стояла на возведенном на дне прочном фундаменте из глины, укрепленной сучьями; в фундамент были заделаны крепкие колья. Эти колья наклонялись к центру постройки, были переплетены ветками и хорошенько обмазаны смесью глины и торфа – в результате стены хатки были в добрых три фута толщиной.
– Тут живет их вождь, – заявил Джо, указывая на хатку. – У каждого бобрового племени есть вождь. Он командует, говорит, что надо делать. Иногда уводит бобров через лес – на десять, двадцать или тридцать миль и строит новую колонию, если в лесу пожар или вода пересыхает. У вождя всегда самый большой дом.
Уилл был чрезвычайно заинтересован.
– А что там внутри и как он туда попадает?
– Два входа, оба под водой. Внутри комната с полом из палок и сухая постель. А воздух проходит внутрь через дырку на крыше.
Некоторое время Уилл молча рассматривал жилище вождя бобров.
– Слушай, Джо, – вдруг предложил он, – а давай нырнем и все осмотрим? Ведь старина бобёр нам ничего не сделает?
Джо ухмыльнулся.
– Да вряд ли, – ответил он. – Я думаю, вождь еще не вернулся домой. А даже если вернулся, бобр не станет драться, если только не загнать его в угол.
– Ну так вперед!
– Глубоко нырять, – возразил Джо. – И далеко. И вход может быть узкий. Можно застрять.
– Ладно тебе заранее трусить, – подзадоривал Уилл. – Где твой азарт? А застрянешь, так я тебя вытащу.
– Ну давай, – хмыкнул Джо.
Встав на краю плотины, мальчики сделали несколько глубоких вдохов, нырнули и сквозь темную воду поплыли ко входу в хатку. С обращенной к берегу стороны к хатке было пристроено что-то вроде пандуса, где были сложены и за креплены глиной бревна из «продуктовой» кучи. Этот пандус упирался в стену хатки прямо под круглым отверстием фута два в диаметре. С противоположной стороны хатки был второй, точно такой же, вход. Уилл доплыл до входа первым и на мгновение заколебался. Хотел бы он уметь задерживать дыхание на одиннадцать минут (это – рекорд для бобра)… Но он-то был мальчиком, и воздуха у него оставалось еще всего на считаные секунды. Что, если внутри ход сужается и он застрянет? Так ведь и захлебнуться можно прежде, чем удастся освободиться. Но тут он подумал, что, если он даже не попытается, Джо поднимет его на смех, и сильным гребком он подплыл к норе и нырнул внутрь почти так же быстро, как настоящий бобр. К счастью, оказалось, что ход на всем протяжении широкий и гладкий, и через секунду мальчик оказался в комнатке семи футов в поперечнике. В середине ее был устроен помост из палок и глины, на шесть дюймов поднимавшийся над водой и потому совершенно сухой. Ближе ко входу на этой платформе помещалось сухое и теплое гнездо, целиком сделанное из расщепленной в стружку древесины. Пообок было устроено еще одно ложе – из сухой травы и мха. А около обоих входов оставались небольшие пространства, залитые водой. Из щелей между поддерживавшими крышу сучьями в нескольких футах над полом в хатку проникали воздух и свет. Уилл только-только успел вскарабкаться на платформу, как из входного отверстия показалась голова задыхающегося Джо. К несчастью для индейца, владелец хатки в это время почивал на своей моховой постели. И в тот миг, когда Джо выныривал из воды, огромный черный зверь метнулся к выходу из хатки. Головы бобра и мальчика столкнулись с громким стуком. Трудно сказать, кто из двоих был больше поражен и напуган. Джо хрюкнул, словно кабанчик на забое, как позже определил этот звук Уилл, а бобриный вождь извернулся и черной молнией метнулся ко второму выход у. Один удар перепончатых лап и плоского чешуйчатого хвоста – и бобр, который оказался никак не меньше четырех футов в длин у, исчез в норе. Державшийся за край спальной платформы Джо с выпученными глазами выглядел так забавно, что Уилл от хохота чуть не скатился в воду.
– Добро пожаловать, мистер Куто́, – еле выговорил он наконец. – Мистеру Бобру пришлось спешно покинуть нас, поскольку у него назначена деловая встреча, однако он любезно просил меня принять вас. Не желаете ли перекусить с дороги? Может быть, кусочек тополя или вы предпочитаете в это время дня бук?..
Джо вылез на платформ у, упал рядом с Уиллом и некоторое время лежал молча, переводя дыхание. Потом он перекатился на теплую постель из стружек, которую только что покинул владелец. От стружек слабо исходил приятный мускусный запах.
– Крупнее бобра в жизни не видел, – промолвил он наконец. – И он черный. Редко-редко рождается черный или белый бобр – обычно они рыжевато-бурые. Шкура этого старины стоит кучу денег.
– По-моему, хватит и того, что мы его выгнали из дома, – заметил Уилл. – Отобрать у него еще и шкуру – это было бы чересчур!
Когда глаза мальчиков привыкли к полумрак у, они внимательно рассмотрели дворец изнутри.
– В погребе сырость, – отметил Уилл, – да и во дворе не мешало бы откачать воду, но в целом домик уютный и теплый. Если сильно похолодает, можно будет переехать сюда. Надеюсь, владелец ничего не будет иметь против соседей… Впрочем, Джо, – мрачно продолжил он, – мне почему-то показалось, что он был тебе не слишком рад. Боюсь, ты как-то задел его.
Джо ничего не ответил, только потер свежую шишку на макушке. Мальчики удобно свернулись в теплой постели и еще долго говорили о бобрах. Джо пересказал Уиллу множество историй об этих умных животных, слышанных им от трапперов. Когда-то бобры водились повсюду, от Мексиканского залива до Гудзона. Впрочем, во Флориде они не встречались, надо думать, из-за аллигаторов. Плотины бобров затапливали огромные лесные пространства. Затем вода губила лес, плотины разрушались, а дно бывших бобровых за пруд, покрытое илом и торфом, превращалось в тучные луга. Когда-то, задолго до прихода в Америку белого человека, бобровые запруды создавали плодородные почвы, запасали воду на время засухи и, сдерживая наводнения, сохраняли чернозем на склонах холмов. Уилл навсегда запомнил утро, проведенное в бобровой хатке. В полумраке Джо говорил о бобрах так, как он говорил бы о мудром, храбром и счастливом братском племени индейцев. Бобры находят себе супругу на всю жизнь, и они всегда готовы пожертвовать жизнью ради своих детей. Он рассказал, что его народ верит в то, что когда-то в мире не было ничего, кроме безбрежных вод, в которых жил гигантский Бобр. По велению Великого Духа Бобр нырнул и поднял со дна грязь и камень – из них Великий Дух при помощи Бобра сотворил горы, равнины и луга. Обращаясь к собственному опыту, Джо рассказывал, что сам видел, как бобры закатывали на нужное место в строящейся плотине камни в сотню фунтов и без заметных усилий тащили против течения огромные бревна. А деревья со стволом в два фута диаметром они валили так же аккуратно и ловко, как мог бы сделать лесоруб с топором. Как-то Джо заметил трех бобрят на берегу ручья и сумел оказаться между ними и водой. Когда бобрята заметили, что путь к отступлению отрезан, они закричали громко и тонко, точь-в-точь как маленькие испуганные дети. Немедленно приплыла стара я бобриха и притворилась сильно раненной. Когда она поняла, что этот трюк не сработал, приплыл и бобер-отец; оба зверя нырнули и вынырнули у самого берега. Затем они выбрались на берег почти к самым ногам Джо и принялись ковылять, подволакивая лапы и изображая беспомощных ка лек. Но когда мальчик попытался поймать одного из них, тот, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, рывком ушел от противника. Бобрята, пользуясь тем, что внимание Джо было отвлечено, смогли отбежать достаточно далеко, чтобы успеть спастись. Тут же их родители разом нырнули, издевательски ударив хвостами по воде. Еще Джо рассказал, как однажды видел драку между бобром и диким котом – несмотря на свои острые когти, хищник в конце концов вынужден был бежать, спасаясь от мощных и острых резцов бобра.
– Понятно, почему канадцы выбрали бобра для своего герба, – резюмировал услышанное Уилл, когда пришла пора собираться восвояси. – Это и правда великий зверь!
Глава VII Красная сыроежка
Прошла неделя с тех пор, как мальчики открыли дорогу в Страну Бобров. Теперь они ходили сюда чуть ли не каждый день. Их поражало, как много работы могут бобры проделать от заката до рассвета. Бобры, похоже, думали о приближающейся зиме. В миг, когда спускались сумерки, черношерстный патриарх колонии выбирался из хатки. Над водой появлялась его голова, и он медленно и бесшумно обходил, то есть оплывал, свои владения, держась у самого берега пруда; без сомнения, он проверял, не угрожает ли колонии какой-нибудь враг. Ка к-то вечером вожак не заметил мальчиков, которые сидели на корточках за молодой порослью тсуги у берега. Не увидав, не услыхав и не почуяв никакой угрозы, вожак, которого Уилл окрестил «Дедом», вскарабкался на округлый валун в центре пруда – видимо, это был знак, что все спокойно. Десятка два бобров появились на поверхности и тут же разделились на группы, или, лучше сказать, бригады. Дед явно считал, что его возраст и опыт дают ему право на несложные обязанности караульного – все время, что мальчики наблюдали, он недвижимо восседал на макушке валуна. Под его неусыпным присмотром подданные работали с поистине отчаянной скоростью. Не менее дюжины бобров колонной проследовали в лес к осиновой роще в паре сотен футов от берега. Каждый из них сам выбирал себе дерево – и начиналась ночная работа. Мохнатый лесоруб вставал на задние лапы, а передними крепко обхватывал ствол; быстро, так, что только щепки летели, бобры принимались подгрызать осины, словно во рту у них работали какие-нибудь лесопильные механизмы. Так они трудились около часа. Наконец бобер, выбравший самую тонкую, дюйма в четыре в поперечнике осинку, ударил хвостом по земле, отхватил еще несколько щепок и кинулся в подлесок. Дерево затрещало, зашаталось и с шумом рухнуло. Остальные работники по сигналу товарища тоже укрылись в подлеске и не выходили минут пять после того, как осина упала. Они, несомненно, опасались, что шум упавшего дерева привлечет кого-нибудь из их врагов. Наконец они стали выбираться из зарослей, а первый, вернувшись к упавшей осине, принялся отгрызать ветки и разделять ствол на небольшие бревнышки, которые можно было бы оттащить к «продуктовой» поленнице.
Все это время вторая бригада усердно трудилась на другом берегу озера, удлиняя канал. Осины, росшие когда-то вдоль канала, были свалены еще в прошлом год у, но футах в трехстах от берега была еще одна роща. Бобр-вожак, по всей видимости, счел, что проще прокопать туда канал, чем таскать бревна через кусты. Теперь его подданные «со всех лап» удлиняли канал – ровно, как по линейке, пять футов в ширину и три в глубину. Бобры-работники по очереди ныряли, передними лапками поднимая на поверхность глины не меньше, чем поместилось бы на лопате землекопа; мало этого, такой же ком каждый бобер прижимал к животу плоским мускулистым хвостом. Животные казались довольно неуклюжими, но следующим утром мальчики были поражены тем, как удлинился канал и сколько деревьев было повалено. Этим вечером они наблюдали за бобрами около часа, а потом стали тихонько выбираться из своего укрытия, чтобы идти в лагерь. Но как осторожно они ни двигались, бдительный Дед со своего командного пункта заметил их. Два громких удара хвостом по воде – и в один миг все бобры скрылись в озере и не возвращались, пока Дед не убедился, что соглядатаи убрались окончательно.
Следующим утром мальчики вновь отправились на разведку. За короткие две недели в лесах Уилл под руководством Джо научился правилам лесной жизни и многое узнал. Жизнь на свежем воздухе, утренние купания в холодной воде и постоянная работа добавили ему мышц, силы и крепости. Он чувствовал, что ничего не боится и может все, – и любой из нас чувствовал бы то же самое, если бы мы решились жить на природе, а не запирались в домах. Отправляясь в походы, мальчики больше не брали с собой никаких припасов, потому что были теперь совершенно уверены, что в лесу всегда найдется пища для всякого, кто знает, где и как ее отыскать. Конечно, особенно силен в «гастрономической ботанике» был Джо. Он показал Уиллу множество растений, так сказать, «блюд на особый случай», которые нашим предкам в их суровые времена были отлично известны и которые их потомки позабыли за ненадобностью в наши тучные дни. Одним из первых в меню стало растение, обнаруженное на берегах бобрового пруда. Там и тут воду закрывала поросль крупных ярко-зеленых листьев водяного картофеля, как называли его лет двести назад, или стрелолиста[49].
Джо и Уилл ногами раскапывали ил под его листьями, и несколько клубней размером с куриное яйцо сами всплывали на поверхность. Сырыми они горчили, но сваренными напоминали батат. Это внесло приятное разнообразие в рыбно-ягодную диету, на которой мальчики сидели все это время. Джо открыл глаза Уиллу и на дикие бобы – они же земляные орехи[50], или дикий арахис, – там и тут росшие на полянах. Уилл, конечно, прекрасно знал это вьющееся растение с красивыми и душистыми пурпурно-коричневыми цветами. Но Джо цветы нимало не интересовали. Ухватив растение у корней, он вытянул целое ожерелье из трех или четырех десятков клубней, и некоторые из них тоже были размером с куриное яйцо. Сварив их, мальчики нашли, что вкусом они напоминают каштаны. Тут же, на бобровом пруду, Уилл наловчился нырять за корнями желтой водяной лилии, или кубышки[51]. Сырыми они были сладковатыми и клейкими на вкус, а испеченные Джо в золе – становились легкими и пористыми. А вот последний из кореньев, который узнал Джо, едва не поссорил мальчиков. Как-то теплым погожим вечером они бродили по склонам Черной горы в поисках чего-нибудь новенького, что можно было бы увидеть, услыхать, понюхать или попробовать на вкус. Вдруг в сырой низинке Джо остановился и выкопал с полдюжины каких-то клубней, оказавшихся индейской репой[52].
– Тысячу раз видел эту штуку, с детства ее знаю, – сказал Уилл. – Не думал, что от нее есть какой-нибудь толк.
– Лучшее растение в лесу! – фыркнул Джо. – Из него делают индейский хлеб.
Не успел Джо остановить товарища, как тот откусил огромный кусок от самого большого корня.
– Выплюнь, выплюнь! – закричал Джо. – Плохо для рта! Жжется!
– Да нет, вроде бы ничего особенного не чувствую, – удивленно ответил Уилл, тем не менее послушно выплюнув полупрожеванный кусок.
– Через минуту почувствуешь, – мрачно пообещал Джо.
Не прошло и минуты, как Уилл почувствовал.
– О… Ой! Ай! Уууу! Спасите!
Больше всего это напоминало смесь из толченого стекла и серной кислоты. Вода ничуть не помогала, и Уилл буквально сходил с ума от разъедающего рот жжения. Увы, даже Джо не знал никакого средства облегчить мучения.
– Скоро пройдет, – вот и все, что он мог сказать.
Но прошло не меньше часа, прежде чем ноющая, раздирающая и жгущая рот, язык и нёбо Уилла боль прошла. Как известно, только черный медведь может безнаказанно есть индейскую репу сырой.
– Можешь взять себе мою долю, – сердито сказал Уилл. – А я лично предпочту живых шершней и ядовитый плющ[53].
Вечером, впрочем, Уилл изменил свое мнение. Джо часа два отваривал клубни, а потом запек их; есть их надо было осторожно, выбирая только совсем мягкие куски, потому что там, где клубни остались жестковатыми, они сохраняли отчасти и свою едкость. В конце концов Джо удалось уговорить Уилла отведать мучнистой массы. Она больше всего напоминала печеные каштаны, и Уилл раз за разом просил добавки, пока все не было съедено без остатка.
На следующий день, когда, как всякие порядочные лесные жители, мальчики бродили в поисках пищи, они услышали раздающееся из густого молодого ельника кудахтанье. Джо замер.
– Тихо! – прошептал он, подталкивая товарища назад. – Будет хорошая еда!
Он срезал кремневым ножом с ближайшего кедра тонкую полоску коры фута в четыре и быстро свил из нее шнурок. Завязал на одном конце удавку, длинный скользящий узел, который никогда не заедает и не выскальзывает и который затягивается при малейшем усилии[54]. Второй конец он привязал к жердине футов восьми в длину – ее он сделал из ствола молодого клена – и вернулся с этим снарядом к ельник у.
– Кого удить собрался? – шепотом поинтересовался Уилл.
– Рыб-сосунов[55]! – ехидно шепнул в ответ Джо, исчезая в елках.
Когда Уилл догнал товарища, тот стоял подле дерева, на нижних ветвях которого сидело с полдюжины больших черно-серых птиц с полосками красноватой голой кожи над каждым глазом. Уилл сразу же их распознал: канадская дикуша[56]. От воротничкового рябчика[57], или гривистой куропатки, она отличается черными, а не коричневыми пятнами в расцветке оперения. Когда мальчики подобрались вплотную, птицы, вместо того чтобы с громким хлопаньем крыльев взлететь (ка к сделали бы нормальные куропатки), принялись переступать вправо-влево по веткам, поднимая крылья и дергая головами, будто танцуя. Джо медленно и осторожно поднес петлю к одной из птиц, и глупая дикуша… сама сунула голову в петлю! Петля затянулась. Индеец быстрым движением сдернул птицу с ветки и передал ее Уиллу, который свернул добыче голову и вытащил ее из петли. Точно таким же образом Джо одну за другой поймал всех птиц – важно было только каждый раз ловить ту, что сидела ниже всех.
– Самая крутая рыбалка, что я видал, – сказал Уилл, связывая тушки дикуш попарно за лапки. – Вот же дуры-то.
– Так их и зовут, – отвечал Джо. Уже позже он рассказал, что и у индейцев, и у белых лесорубов дикуши зовутся «птица-дура». Еще Джо рассказал, что, заметив собаку, дикуши немедленно взлетают, а их более благоразумные родичи дождутся, пока пес не замолчит.
На следующем пригорке ребят ждало еще одно открытие. На коре клена рос большой гриб – казалось, дерево высунуло большой малиновый язык.
– Грибной бифштекс[58], – сообщил Уилл, отламывая гриб. – Пожарим вместе с птицами.
Джо подозрительно понюхал находку. Действительно, когда гриб оторвали от коры, он стал очень похож на бифштекс с кровью, да и розовые капли, падающие с места, которым гриб крепился к дерев у, были точь-в-точь как мясной сок.
– Плохой гриб, – решил Джо.
– Самый что ни на есть хороший. И вон те тоже, – Уилл нагнулся и сорвал разом пригоршню сухих грибов с серовато-зелеными шляпками. Это были зеленые сыроежки, одни из самых вкусных лесных грибов. Уилл сунул один себе в рот, но ему пришлось прожевать несколько штук, прежде чем Джо согласился попробовать. Убедившись, что это вкусно, Джо принялся рыскать в поисках грибов. Увы, Уилл не догадался предупредить друга, что не все грибы одинаково полезны, а Джо решил, что всякий гриб по вкусу так же хорош, что и отведанный им. И эта ошибка едва не стоила ему жизни. Всего через четверть часа Уилл увидал, что индеец запихивает в рот последний кусок молочно-белого гриба[59].
– Ты где это взял? – встревоженно спросил он.
Вместо ответа Джо ткнул пальцем во второй такой же гриб у себя под ногами.
– Вкусно, – с набитым ртом сказал он. – Попробуй. Дрожащими руками Уилл сорвал гриб. У гриба была широкая и плоская белоснежная шляпка с белыми же пластинками, а чуть ниже основания шляпки гриб украшала похожая на вуаль бахрома. К низу ножка расширялась, вырастая из плотного мешочка. Вуаль и мешочек были несомненными признаками одного из тех двух грибов, которые грозят почти неминуемой смертью отважившемуся их съесть.
– Ты точно съел именно такой? – надеясь на чудо, уточнил Уилл.
Джо кивнул. А Уилл побледнел не хуже гриба.
– Джо, бегом к воде, быстро! – закричал он. – Это сам ангел смерти, и если он задержится у тебя в желудке больше чем на пару минут, ты покойник!
– Вкус хороший, запах хороший, приятно есть! – возразил Джо.
– Дурак, не спорь! Время же уходит! – чуть не плача, заорал на него Уилл. – Я виноват, надо было тебе про него рассказать, но я же привык, что ты в лесу все знаешь, вот и забыл! Да бегом же!
До ручья было долгих две мили, и мальчики пробежали их в молчании, экономя дыхание.
– Я себя нормально чувствую, – сообщил Джо наконец.
– Ничего не значит, – задыхаясь, ответил Уилл. – Будешь чувствовать себя нормально… часов двенадцать. Потом умрешь.
– Хммм, – все, что ответил Джо на эту «утешительную» новость.
Прыжками мчась со склона, Уилл заметил на лужайке красные пятна.
– Стоп! Можно к воде не спешить! – крикнул он, разглядев, что пятна – это красные грибные шляпки. Сорвав три или четыре штуки, он сунул грибы в руки Джо.
– Вот, глотай. На вкус вроде твоей индейской репы, но тебе придется съесть все.
Джо проглотил первый гриб, и в его глазах показались удивление и возмущение. Он схватился за живот.
– Как пчелу проглотил, – выдохнул он.
– Ешь еще, – приказал Уилл. – Надо. Не то помрешь.
У Джо слезились глаза. Но он все-таки съел еще один гриб, а потом, подстегиваемый непрерывными угрозами неминуемой гибели, и еще парочку.
– Я… тошнит. Сильно тошнит. Плохо тошнит, – выдавил он. – Умираю.
– Все правильно, так и надо, – бессердечно отвечал Уилл, – а через минуту тошнить будет еще сильнее.
Так и случилось; и полминуты не прошло, а рвотная сыроежка[60]подтвердила свое гордое имя: Джо расстался со всем, что съел в этот день. Приступы были так сильны, что могло показаться, что мальчик вот-вот расстанется с какими-нибудь нужными внутренностями. Когда рвотные позывы наконец прекратились, Джо повалился навзничь, бледный, потный и совершенно опустошенный.
– Так тебе и надо, – нравоучительно сказал Уилл. – Это тебе, жадному поросенку, урок – не совать себе в рот все, что попадется в лесу. В дикобразах ты, конечно, знаток, но что касается грибов – учиться тебе еще и учиться.
У Джо не было сил отвечать. Вечером Уилл сварил пару дикуш, и Джо все-таки сумел удержать в желудке кусочек мяса и несколько глотков бульона. После ужина он долго сидел молча, размышляя.
– В другой раз, – заявил он наконец, – лучше дай мне умереть, только не заставляй есть эту красную гадость.
– Если когда-нибудь съешь гриб без моего разрешения, я так и сделаю, – мрачно ответил Уилл.
Глава VIII Логово росомахи
Как-то вечером мальчики возвращались в лагерь после дня, проведенного возле бобрового пруда, и Уилл впервые встретил зверя, разительно отличавшегося от тружеников-бобров. Джо раздувал угли в очаге и вдруг услышал, как вскрикнул Уилл, возившийся у поленницы. В полумраке Джо увидел, как Уилл схватился за горло и тут же резко взмахнул рукой, словно отбрасывая что-то; прежде чем Джо успел подскочить к нему, Уилл повторил это движение и отпрянул от поленницы. Джо подбежал, а Уилл вновь схватился за горло, словно боролся с невидимым врагом, душившим его. И только оказавшись на расстоянии вытянутой руки, Джо разглядел тонкое, гибкое и изящное бурое животное – оно вновь и вновь взлетало по ноге Уилла и кидалось на его горло с молчаливой яростью, ужасающей даже несмотря на невеликие размеры существа. Уилл, хватая ртом воздух, сумел наконец сжать маленького противника и стискивал его, пока в глазах ласки не погас кровожадный огонь; тогда только он кинул на землю ее трупик.
– Ничего себе, – задыхаясь, сказал он, – этот мелкий черт чуть меня не прикончил. Когда я его схватил, он уже почти вцепился мне в глотку зубами…
– Это Тел-кай-лей, Лесной Убийца, – сказал Джо. – Быстрее всех в лесах. И готов драться с любым. Если он будет большой как лиса, убьет всех.
Уилл подобрал тельце. Ласка походила на белку, на худую и длинную бурую белку с белым воротником, белыми лапками и брюшком и с тонким хвостом, непохожим на пышное беличье украшение. А вот мышцы челюстей и шеи оказались очень длинными и очень сильными.
Позже у костра Джо рассказал Уиллу, как выслеживал ласку по следам на снегу – это было на Северо-Западе – и как поразили его кровь и смерть, которые зверек оставлял за собой. Мыши, кролики, куропатки, крысы и даже белки: причем ласка ловила и убивала их не от голода, а просто из кровожадности. Из каждой жертвы ласка высасывала немного крови, бросала труп и начинала новую охоту.
– Однажды, – завершил свой рассказ Джо, – я подстерегал уток, в кустах сидел. Вдруг надо мной летит темная тень. Я посмотрел вверх, там орел искал мертвую рыбу в воде. Я выстрелил из лука, пробил ему грудь. Старина орел упал. Я пошел к нем у. У орла на шее вижу череп ласки. Когда-то орел поймал ласк у, ласка, она извернулась, укусила, сжала зубы так, что орел не смог уже скинуть ее. Осталось у него вроде как ожерелье из черепа на всю жизнь.
В свою очередь, Уилл рассказал Джо, что он читал о ласках. Зверек, убитый Уиллом, был короткохвостой, или бурой лаской, иначе горностаем[61]. К северо-западу от здешних мест жила длиннохвостая ласка – она крупнее и отличается коричневато-желтым брюшком.
– А еще, – добавил Джо, – есть счастливая ласка. – Счастливая? – удивился Уилл. – Это как?
– Маленькая, как мышь. Человек видит счастливую ласку раз в жизни. Злобная, храбрая, как большая ласка. А если индеец ловит счастливую ласку, точно станет вождем.
– Это почему?
– Откуда я знаю? Просто знаю, что это так. Мой дядя, он однажды видел счастливую ласку. Побежал за ней, кинулся животом в лужу. Но поймал. Она ему большой палец почти отгрызла, но он не отпустил. После стал большим вождем.
– Ну, – сказал Уилл, – раз даже поймав ласку размером с мышь, делаешься большим вождем, быть мне президентом: моя-то ласка с целый фут!
– Ты будешь не большим вождем, только большим балбесом, – буркнул Джо, сворачиваясь калачиком в хвое.
Назавтра мальчики решили дойти до истока бобрового ручья. Как обычно, они остановились у запруды – посмотреть, сколько ее хозяева успели сделать за ночь. Они обнаружили, что и бобров, как людей, может настигнуть рок. На дальнем конце пруда бобры подгрызли большое дерево. Но когда оно падало, то задело соседнее дерево, отклонилось в сторону и придавило пару мохнатых лесорубов. Уилл расстроился, зато лицо Джо сияло чистой радостью.
– Печеный хвост бобра! – довольно пробормотал он, потирая живот.
Не без труда мальчики освежевали тушки животных, сняв тяжелые плюшевые коричневые шкуры, растянули их на дощечках и пристроили так, чтобы другие звери не достали. Предварительно они очистили кожу от мездры – тщательно соскоблили со шкур мясо и жир и натерли смесью глины и бобровых мозгов, чтобы шкуры стали мягкими. На обед Джо зажарил бобровую печенку и запек толстые чешуйчатые хвосты; мальчики устроили мясной пир, жирный и обильный.
После ужина случилось еще одно происшествие с горностаем. Мальчики стояли на берегу и вдруг услышали шум в подлеске; на березу, склонившуюся над водой, взлетел полосатый бурундук[62]. Он бежал, спасая свою маленькую жизнь, а следом за ним стелилась в беге красновато-бурая молния – горностай. На коротких дистанциях бурундук – неплохой спринтер и хорошо лазает по деревьям, но способности горностая превосходят его на порядок. Оба зверька раз за разом наматывали круги вокруг ствола, еще и еще. Бурундучок все время жалобно пищал. Горностай фут за футом догонял свою жертву, но в полосатой головке бурундука оказалось достаточно мозгов: последним отчаянным усилием бурундук рванулся, пробежал по нависавшей над водой ветви и сиганул в речку.
Горностай копьем врезался в воду всего в ярде от него. Началась гонка в воде. Оба животных плавали куда быстрее, чем могли бы плыть человек или собака. Сначала горностай нагонял бурундука. Но бурундук отлично представлял себе, на что способны в воде он и его преследователь, и плыл уверенно, даже не оглядываясь. Горностай приближался к жертве дюйм за дюймом и сумел оказаться всего в двух футах от нее, но удержать темп он не смог, и бурундук начал постепенно, но уверенно отрываться от хищника. Ярдов через сто расстояние между охотником и жертвой выросло до добрых десяти футов. Тут горностай наконец понял, что как пловец он не ровня бурундуку, развернулся и поплыл к берегу – медленно, явно утомленный гонкой. Однако когда Уилл попытался ударить его палкой, выяснилось, что не так уж он и вымотан; уйдя от удара, горностай красноватой молнией исчез в подлеске.
– Медленно, медленно, – засмеялся Джо. – Тебе только за дикобразами гоняться.
– А на суше он бурундука поймал бы? – спросил Уилл, спеша сменить тему.
– Конечно, – ответил Джо. – Хорь, ласка, горностай – они, если хотят догнать, догоняют всех. Куница[63], большая такая ласка, золотисто-бурая, она на белок охотится. Куница по деревьям бегает быстрее белки, а прыгает почти так же далеко. Но куница тяжелее белки, и если белка все время перепрыгивает с дерева на дерево, иногда убегает от куницы… А еще, – продолжал Джо с растущим энтузиазмом, – чернокот[64]. Тоже куница, но большая-большая и ловит кого угодно.
– Чернокот? – удивился Уилл. – Как это кот может быть куницей?
– Просто имя, – ворчливо ответил Джо. – Чернокот – он такой же кот, как Уилл Брайт – это умный Уилл[65].
Уилл засмеялся.
– Ну давай, рассказывай про своего чернокота, куницекота или как его там.
– На дереве он похож на черного кота. На земле на черную лис у. Белка бегает по деревьям. Куница ловит белок, а старина чернокот – он ловит куниц. С дерева на дерево может на сорок футов прыгнуть, с дерева на землю прыгает с тридцати – запросто. На земле догоняет лису, легко. Старина енот, он хороший боец. Но чернокот всегда убивает енота. Черно-кот убивает рысь, на оленя прыгает с дерева, убивает сразу. Только чернокот не боится игл дикобраза.
– Я тебе так скажу, – ответил Уилл, – я лично болею за твоего чернокота. Голосую за всякого, кто против поркупина. А откуда ты знаешь про иглы?
– Дядя показал. Поймал чернокота в капкан. У того вся шкура в иглах, а не распухло, не болело. Мы с него шкуру сняли, а под ней полно иголок, все такими пучками, а в мясо ни одна не воткнулась.
– Вроде шпагоглотателя, – заметил Уилл. – А он хоть кого-нибудь боится?
– Да, – ответил Джо. – Есть еще куница-дьявол, она убивает чернокота, убивает волка, убивает человека.
– Шутишь!
– Если мы встретим старину Ноггъяя, сам увидишь, шучу я или нет, – только и ответил Джо.
С каждой пройденной мальчика ми милей ручей становился все у́же; наконец он привел друзей к вертикальной скальной стене в несколько сотен футов высотой, тут и там рассеченной трещинами в сероватом граните. Место было дикое и пустынное. Тени стали удлиняться: в это время Уилл, шедший на некотором расстоянии от товарища, заметил странное животное, которое на небольшом удалении пристально следило за ним, почти не прячась среди деревьев. Шерсть у него была в основном очень темного, бурого, почти черного цвета, голова наверху и по бокам – серая, а от плеч вдоль боков шли каштановые полосы. Даже издали были хорошо видны огромные кривые когти. Когда Уилл остановился, животное несколько раз потянуло носом воздух, распознавая запах пришельца, а затем неожиданно село на задние лапы, странно человеческим жестом прикрыло глаза передними лапами и всмотрелось в незваного гостя – снова с почти человеческим выражением. Мгновение спустя зверь опять опустился на четыре лапы и странной раскачивающейся походкой, изогнувшись так, что его круп был на целый фут выше головы, не спеша пошел прочь. Его мохнатый хвост наводил на мысль о гигантском скунсе, а шкура напоминала медвежью. Зверь ничуть не выглядел встревоженным; наоборот, он двигался с необычайной уверенностью. Уилл, стараясь двигаться бесшумно, поспешил к Джо и тихо (все, кто живет в лесах, быстро приучаются говорить тихо) рассказал ему об увиденном. Джо помрачнел.
– Он слышал, как мы про него говорим, – вымолвил он наконец. – Опасно говорить про дьявола. Его дух, он всегда слышит, и дьявол приходит.
– Этот смешной горбатый скунс-переросток – индейский дьявол?
– Больше про Ноггъяя не говорим, – остерег его Джо. – Он сильнее медведя, он яростнее дикого кота, он храбрее чернокота.
Уиллу еще не приходилось видеть такой тревоги на лице у его индейского друга. Да ему и самому стало неуютно без оружия. В одной из скальных расщелин Джо нашел корявый мертвый ствол тсуги с гладкими, очищенными ветром и временем сучьями. С некоторым трудом ему удалось отломать один крепкий сук с наростом на толстом конце, так что получилось грубое оружие, напоминавшее древние индейские боевые палицы. Джо взвесил его на руке, укоротил рукоять и отщепил часть «набалдашника», сбалансировав импровизированное оружие. Уилл в это время тоже нашел себе прямой буковый сук, из которого смастерил дубину.
Нанеся своим оружием несколько могучих ударов по воображаемым индейским дьяволам, Уилл заявил, что теперь они могут дать отпор целой стае таких зверей.
На ходу Джо рассказал Уиллу кучу историй про свирепость и дьявольскую хитрость каркажу[66], он же скунсовый медведь, индейский дьявол или росомаха. По всей видимости, Джо решил, что, раз зверь уже знает об их присутствии, о нем можно говорить – хуже не будет.
– Однажды, – рассказывал он, – наше племя спрятало припасы в куче дерева. Большая куча, семьдесят футов в поперечнике. И пошли на охоту. Когда вернулись, все бревна, все деревья и валежник разбросаны, еда вся пропала. Работа росомахи. Другой раз старина Ноггъяя пошел вдоль тропы, где мы ставили капканы, тридцать миль. Убил всех зверей, какие попали в капканы, а сами капканы унес и закопал. Бывает, он вламывается в хижины трапперов, все уносит: припасы, одеяла, ружья, топоры, даже дрова – чтобы трапперы умерли от голода и холода. Мой дядя, он раз видел, как два каркажу отогнали золотистого медведя[67]от мертвого оленя, а ведь старина медведь, он сам отличный боец. Ноггъяя пришел, чтобы нам навредить. Он, знаешь, посылает свой дух далеко-далеко, все слушает и слышит, когда про него говорят, и приходит. Сначала он попробует убить тебя.
– С чего ты взял? – спросил Уилл, невольно испуганный. – Он может и с тебя начать.
– Нет, – мрачно ответил Джо. – Он на тебя смотрел из-под лапы, плохое, плохое колдовство, плохой знак. Сначала он нападет на тебя, – печально закончил он.
Уилл начал сердиться.
– Слушай, ты так говоришь, словно тебя уже съели. Да в этом твоем каркажу росту-то всего пара футов в холке, я ему дам разок этой вот дубинкой – вот тут он и присядет поразмыслить о плохом колдовстве и плохих знаках!
К этому моменту мальчики обогнули скальный обрыв, по которому бежала вниз струйка со множеством каскадов и водопадиков – несомненно, исток бобрового ручья.
– Завтра, – сказал Джо, – полезем наверх. Посмотрим, где начинается ручей. Сейчас ищем сухую пещеру для ночлега.
Разделившись, они пошли в противоположные стороны вдоль скальной стены. Уилл, пройдя совсем немного, обогнул скальный выступ у разросшейся желтой березы[68]и тут же увидел вход в довольно просторную на вид пещеру, пол которой был покрыт толстым слоем опавшей листвы. Уилл нагнулся, чтобы рассмотреть пещеру получше, и тут же в нос ему ударил тяжелый мускусный запах, а из темноты раздался свирепый рык. И не успел Уилл отскочить, как из пещеры вылетело то самое странное животное, которое он видел днем. Отпрыгнув, Уилл помчался прочь со всей скоростью, какую может развить очень испуганный (и занимающийся спортом) подросток; он бежал к Джо и звал его на бегу. Он был хорошим бегуном, даже Джо признавал это, но каркажу был куда быстрее. Несмотря на неуклюжий вид и смешную со стороны подпрыгивающую походку, животное настигло Уилла, когда тот успел пробежать всего с полсотни ярдов. Уиллу показалось, что ему снится кошмарный сон. Зверь нападал беззвучно – после того первого рыка из пещеры он не издал больше ни звука. Как только Уилл повернулся к противнику, тот прыгнул, целясь в горло мальчика – точь-в-точь как тот горностай. Только теперь нападал не маленький зверек, которого можно было отбросить одной рукой. Мощный круп индейского дьявола был футах в двух от земли, а плоская голова и широкие сильные плечи – вдвое ниже. Уилл успел ударить только один раз, когда молчаливый, капающий слюной зверь прыгнул. Дубинка Уилла врезалась точно между горящих злобой глаз со стуком, который Джо слышно было за сотню ярдов; этот удар приостановил каркажу, но лишь на миг. Прежде чем Уилл успел замахнуться во второй раз, зверь прыгнул вновь. Мальчик уронил дубинку и схватил каркажу за передние лапы, надеясь удержать его до подхода Джо. Хотя Уилл, который был очень силен для своих лет, мог приподнять росомаху, но держать состоящего из стальных мышц противника было все равно что пытаться руками остановить шатун паровой машины. Руки мальчика согнулись, и он ощутил прикосновение к шее, с обеих сторон, кончиков огромных когтей. Когда свирепая морда противника вплотную приблизилась к его лицу, Уилл резко перехватил зверя, сжав ему шею. Эта тактика оказалась лучше. У него появился шанс использовать преимущество в весе. Да и руки у мальчика были значительно длиннее лап росомахи, так что, удерживая врага за шею на расстоянии вытянутой руки, он мог обезопасить собственное горло от острых когтей; хотя кожу и крепкие мышцы его голых рук эти когти рвать могли, и Уилл до пояса оказался залит кровью. К счастью для Уилла, росомаха разделяла пристрастие всех куньих к укусу за горло. Медведи и кошки, например, всецело полагаются на когти, но куницына родня, включая росомаху, считает все приемы боя, кроме укуса в горло, напрасной тратой времени. Вот и теперь каркажу пользовался лапами прежде всего для того, чтобы дотянуться клыками до горла Уилла. Мальчик, едва не сбитый с ног мощным броском росомахи, удерживал ее вес, напрягая каждую жилку своего гибкого тела. Но он уже чувствовал, что слабеет, да и обильно текущая из ран кровь лишала его сил. Он в последний раз позвал на помощь и услыхал ответный яростный вопль Джо, вылетевшего из подлеска в полусотне ярдов от места схватки. Ужасная пасть росомахи широко открылась, показав частокол белых зубов, и зверь издал тот же рык, как перед броском из логова. Сил у мальчика почти не осталось.
Он ощутил горячее зловонное дыхание на своем лице. Дюйм за дюймом его израненные руки сгибались, дюйм за дюймом приближались злобные глаза и смертоносные зубы. Уилл попытался отпрыгнуть назад, чувствуя, что больше не в силах удерживать росомаху, запнулся о корень и упал навзничь во весь рост, оглушенный. Удар ослабил его захват, руки мальчика разжались, а зверь, издав удовлетворенное утробное рычание, рванулся вперед для смертельного укуса. В тот же миг в кусты можжевельника, куда рухнули Уилл и зверь, ворвался Джо. Взмахнув своей тяжелой палицей, он нанес удар, в который вложил весь вес и всю силу гибкого загорелого тела. Острый конец «набалдашника» палицы попал точно в ухо росомахи и сквозь ушной проход врезался в ее мозг. Не издав ни звука, животное моментально обмякло, скатилось с тела Уилла и осталось лежать неподвижно.
Час спустя Уилл разлепил глаза. Он лежал в пещере, сухой и теплой, правда, воняло тут так, что он немедленно закашлялся. Его разодранные когтями росомахи руки были обмотаны влажным сфагнумом, закрепленным берестой. Перед входом в пещеру трещал костер, а подле валялся труп недавнего противника – даже в смерти росомаха была страшна; рядом лежали два мертвых детеныша кремового цвета – Джо нашел их в пещере и убил. Уилл перевел взгляд на друга, и его глазам предстало необычное зрелище. Джо сунул в самый жар большую сосновую щепку и, когда та занялась, вынул ее и с торжественным видом сжег усы на скалящейся морде каркажу. Потом он много раз обошел мертвое животное, то пятясь, то шагая вперед и все время напевая что-то на родном языке. Уилл, хотя и был обессилен, наблюдал с интересом.
– Певец ты никакой, – пробормотал он, когда Джо закончил.
Товарищ ухмыльнулся.
– Ну, понял, что старина Джо кое-что знает об индейских демонах? – сказал он. – Каркажу не вернется. Сжег усы, спел хорошее заклятие. Ты лежи, а старина Джо приготовит ужин.
Уилл некоторое время послушно лежал, но потом ему в голову пришла тревожная мысль.
– Слушай, Джо, – сказал он, – это ведь была мадам Каркажу, да? А что, если месье Каркажу вернется и захочет воспользоваться своей спальней?
Джо ухмыльнулся.
– Папа Каркажу не придет. Когда родятся дети, он уходит, совсем. Вернется – мама его убьет.
– Да уж, – заметил Уилл, – то, что называется «счастливая семья».
– Именно, – кивнул Джо. – Сошью тебе куртку из ее шкуры. Шкура каркажу – лучшая в мире. И сильное колдовство. Только великий вождь Брайт, великий охотник на дикобразов, может носить. Носить шкуру каркажу, жить в пещере каркажу. Пока немного пахнет, скоро будет лучше. Никакой другой зверь даже близко не подойдет.
– Да уж, могу понять этого другого зверя, – ответил Уилл. Он ненароком глубоко втянул смрадный воздух в пещере, и ему тут же понадобилось высунуться наружу.
Глава IX Дикий мед
Ночь была холодной. Джо сшил шкуры двух несчастных бобров при помощи древесного шипа и жил, так что получилось одеяло, которого хватало только одному из мальчиков. Поэтому то один, то другой просыпались, дрожа, и обнаруживали, что товарищ во сне перетянул на себя больше, чем ему полагалось.
– Надо соорудить какое-никакое одеяло, достаточно большое, чтоб ты его все на себя не перетягивал, – сердито сказал за завтраком Уилл. – У меня спина совсем замерзла.
В течение завтрака его настроение не улучшилось.
– И мне надоела еда без соли, – ворчал он. – Пепел от гикори, конечно, лучше, чем ничего, но нам нужна настоящая соль. Эс-О-Эль-Мягкий знак! Как думаешь, найдется?
Джо покачал головой.
– Лизунцов[69]тут нет, – сказал он. – Была бы весна, добыли бы кленовый сироп[70]…
– Толку-то? Я соли хочу!
– Одно и то же, – отмахнулся Джо. – Старые трапперы годами вместо соли используют сироп…
– Ну, звучит странновато. Но ладно, верю. Вообще-то сладенькое точно сейчас не помешало бы… Слушай, раз уж мы о еде – пообещай мне кое-что!
Джо не почуял подвоха.
– Что пообещать?
– Что не пристрастишься к тем красным грибам!
Джо скорчил гримасу и кинул в товарища камушек; помимо своей воли он при одной мысли о перечно-едких и очень быстродействующих рвотных сыроежках почувствовал, как его желудок словно бы оборвался.
– Если будешь меньше болтать, – буркнул он, – могли бы найти уже дерево с медом. Мед лучше соли, лучше, чем сахар.
Уилл живо заинтересовался.
– Я ведь видел пчел на черничной поляне, – сказал он. – Пройдем чуть ниже того места, где мы дикуш нашли, и я попробую найти дупло…
– Иди один, – отвечал индеец. – Мне надо сделать лук и стрелы.
– Это еще зачем? Ты что, думаешь, нам еще одна росомаха встретится?
Товарищ его ответил не сразу.
– Чувствую зло, – сказал он наконец. – Что-то плохое. Чувствую. Вчера ночью тоже. И странный звук в горах. Нехорошо. С луком и стрелами надежнее.
– Волки, точно, – взволнованно заявил Уилл. – Их только и не хватало, все остальное-то уже было…
– Нет, – сказал Джо, – так далеко к югу, нет, тут волков нет. Звуки волчьи, но не волк.
Уилл немного подумал.
– Не знаю, – сказал он, – но с каркажу ты оказался прав, может, и сейчас тоже. Так что если нам придется столкнуться еще с какими-нибудь индейскими демонами, то лучше быть наготове… Делай свой лук, а я метательных камней наберу – глядишь, что и получится.
– Метательных камней?
– Ну да. Тяжелых, округлых, примерно с куриное яйцо, – беззаботно ответил Уилл. – Дай мне таких камней и день на тренировку – и я ими набью больше дичи, чем ты луком и стрелами.
Джо только фыркнул: он не знал, что во всем округе Уилл славился как отменный снайпер, когда дело доходило до древнейшего метательного оружия, известного человеку. Уилл, похоже, был одним из тех, в ком вдруг возрождаются пещерные люди, вроде тех, о ком рассказывал Борроу[71]: кто мог перебросить камень через церковный шпиль; или раб во времена Революции[72], который хвастал (и вполне обоснованно), что может на тридцати ярдах убить камнем любого; или, если брать времена менее давние, белый парень из Теннесси, который запросто убивал кроликов и рябчиков камешками, коими был вечно набит его карман. Как семьсот воинов-левшей из Гая[73], Уилл попадал в цель, не промахиваясь «даже на ширину волоса», причем ему не нужна была и праща, хватало стальных пальцев наработанной правой руки. Сколько Уилл помнил себя, попасть камнем в цель для него было так же легко, как любому другому мальчику – показать на эту цель пальцем. Этот его дар, похоже, и был продолжением простой способности показывать пальцем. Джо продолжал оскорбительно ворчать, и Уилл решил продемонстрировать свой талант; он сбегал к берегу и вернулся с пригоршней подходящих камней.
– Поставь любую мишень, в какую ты можешь попасть из лука, – сказал он, – и смотри, что я могу сделать камнем!
Джо безропотно поднялся и в тридцати ярдах воткнул ошкуренную белую ветку тополя, принесенную накануне с бобровой плотины. Такой же белый шест, в какой Робин Гуд и Маленький Джон стреляли в дни, когда тисовый лук и стрелы с гусиными перьями царили в веселой Англии.
– Не думаю, что ты попал бы хоть одной стрелой из шести, – хмыкнул Уилл, – но смотри теперь…
Мальчик выдвинул вперед левую ногу и, держа свои снаряды в левой руке, правой быстро швырнул камень. Тот полетел как пуля. С громким стуком камень попал точнехонько в цель, и белый шест задрожал. Звук еще не затих, а в мишень ударил новый камень, и еще один, и еще. Шесть камней за какие-то шесть секунд! Все камни попали в цель, кроме одного – тот лишь «мазнул» тополевую палку. Зато последний камень, самый тяжелый из всех, врезался в мишень с такой силой, что верх палки расщепился и она сломалась. Джо был в восторге.
– Не поверил бы, если бы сам не видел, – сказал он. – Ты бросаешь камни лучше, чем мой дядя стрелял из лука. А у него в воздухе бывало сразу шесть стрел, а однажды он прострелил насквозь бегущего бизона, а если стрел нет – он кидал камни лучше любого индейца. Но ты еще лучше.
Выше похвалы Джо не знал: его дядя, великий вождь, воплощал для мальчика храбрость, силу и искусство.
– Ну, – сказал Уилл, – приятно, что ты оценил. – Он поднял с земли несколько пушинок, оставшихся от дикуш. – А теперь пойду дупло с медом искать. Постарайся не попадать в неприятности, пока меня нет!
По пути к черничной поляне мальчик остановился и наскоро смастерил небольшой короб из бересты и пары акациевых шипов. Пройдя еще немного, он взял комок смолы со ствола ели и прибыл на поляну во всеоружии для поисков пчел – как учил его старый Джуд Адамс, лучший в Корнуолле бортник.
Там, где когда-то лесной пожар выжег подлесок, выросло много белого клевера[74] – это растение любит гари. Над цветами тут и там жужжали пчелы. Мед с белого клевера – самый лучший. Есть, конечно, липовый мед, густо-золотой и ароматный, или гречишный, коричневый и пикантный; но белоснежные полупрозрачные соты с медом белого клевера – всегда сокровище улья. Маленьких коричневых лесных пчел Северной Америки здесь было большинство. Однако тут и там мелькали и другие представители, например, с золотыми полосками на вытянутых изящных телах. Это были завезенные в Америку итальянские пчелы, отроившиеся с пасек в городах и деревнях и нашедшие пристанище в лесах. Они-то Уилла и интересовали. Итальянские пчелы не только приносят больше меда, чем их американская родня, но и бойцы из них не такие свирепые, что не менее важно для того, кто намерен бортничать, не будучи особо обременен одеждой. Держа в левой руке короб, Уилл правой шарил в траве, ища здоровую пчелу. Поймать ее на до было, ухватив большим и указательным пальцами так, чтобы не повредить ни пчелу пальцами, ни пальцы пчелой. Первая попытка была не слишком удачной. Уилл схватил крупную итальянскую рабочую пчел у, возившуюся в цветке, но, к сожалению, слишком близко к голове. Оскорбленное насекомое изогнулось и всадило жало точно в середину подушечки большого пальца Уилла.
– Ой! – вскрикнул Уилл, роняя пчелу, словно это был обжигающий уголек. – Ой! Ой! – добавил он, сунув горящий, будто пронзенный раскаленной иглой палец в рот.
– Ну, – заметил он, вынув наконец пораненный палец изо рта и обращаясь к мирозданию, – по крайней мере это ее убило. – Уилл знал, что у пчелы жало зазубренное, а не гладкое, как у осы, и поэтому пчела может ужалить лишь однажды, а потом погибает, потому что застрявшее в ранке жало отрывается. – Но одного раза мне довольно. Печально, что она не умерла до того, как меня ужалила… Хваталку надо сделать, вот что.
Он сложил несколько широких листьев и с их помощью сумел изловить несколько пчел и посадить их в свой короб; на сей раз обошлось без ранений. Смолой он приклеил к спинке каждой пчелы немного белого пуха дикуши и затем выпустил первую на прогалине, где он мог следить за ее полетом по белой метке. Пчела с сердитым гудением полетела прочь, поднялась выше, сделала пару кругов и потом полетела прямо, как пуля из ружья, туда, где лес начинал подниматься по склону горы. Уилл внимательно следил за ней и приметил, где пчела скрылась в кронах деревьев в сотне ярдов от места, где он стоял.
Поспешив туда, он выпустил вторую пчелу, которая в целом повторила те же действия. Правда, она была, похоже, из другого роя, поскольку полетела почти точно в противоположном направлении. То же было и с третьей. Зато четвертая, поднявшись над деревьями, полетела к склон у. Уилл пошел в указанном пчелой направлении, внимательно осматривая каждое дерево на пути. Он миновал редкую рощу с высокими деревьями, потом полосу вечнозеленых растений и, наконец, высоко поднялся по склону. Здесь он выпустил еще одну пчелу, но та полетела туда, откуда Уилл пришел.
– Проглядел, кажется, – пробормотал Уилл. – Но по крайней мере направление верное.
Он повернул назад, миновал вечнозеленый пояс и снова оказался в нижней части склона. Но сколько он ни искал, найти дерево с пчелами не удавалось. Тут он припомнил одну из максим Джуда Адамса: «Если тебе не помогают глаза, используй уши». Мальчик сел и прислонился спиной к морщинистому стволу большого сахарного клена[75], чьи огромные ветви простирались не меньше чем на пятьдесят футов от мощного корявого ствола, и стал напряженно вслушиваться. Сперва он слышал только цоканье красных белок[76], далекое карканье во Хронов[77], трели поползня[78], стук клюва пушистого дятла[79]и неумолчную перекличку черношапочных гаичек[80], порхавших вокруг в охоте за насекомыми. Но немного погодя Уилл различил низкий тихий гул, чем-то похожий на звуки органа, на который накладывались более звонкие и резкие голоса белок и птиц. Теперь он понял, что давно уже слышит этот гул – насыщенное, звучное жужжание занятого трудами улья. Поначалу казалось, будто гудение исходит со всех сторон. Но когда Уилл поднялся и отошел немного в сторон у, звук стал тише. Наконец мальчик понял, что он исходил от того самого клена, под которым он сидел.
– Кое-кто не отыщет пчелиного дерева, пока головой прямо в него не врежется, – саркастически упрекнул он себя вслух.
Высоко на дереве был огромный гнилой сук или ответвление ствола, в обхвате не тоньше самого Уилла. А в нем виднелась дыра – некогда дупло пушистого дятла. Несколько поколений птиц и белок расширяли его, пока квартиру не занял пчелиный рой. Вокруг дыры словно бы клубился дым – это влетали и вылетали пчелы; Уилл хотел было вскарабкаться наверх и удивить Джо добытым медом, но потом он посмотрел на распухший большой палец и передумал.
– Пусть Джо лезет, – пробормотал он себе под нос. – Он же у нас мастер по части лесной жизни, это ему лишний случай похвастаться…
И, хорошенько приметив местоположение дерева, он поспешил в лагерь. Там он застал товарища почти доделавшим лук. Джо долго рыскал по склонам холмов и берегу речки, пока не нашел среди принесенных паводком веток и коряг длинный сухой ствол молодого белого ясеня. Коры на нем не осталось, а древесина была выглажена и выбелена водой, морозом и льдом. Вода и солнце сделали древесину мореной, гибкой и крепкой как сталь. Своим кремневым ножом и маленьким резцом Джо отрезал палку нужной длины и обстругал ее, а потом отшлифовал «пудинговым камнем»[81], а потом крупным песком и сухим мхом. Получился легкий и крепкий лук почти в его рост, какой порадовал бы и самого Робина Гуда[82]. Лук был в пару дюймов толщиной в середине и сужался к концам, в которых Джо прорезал глубокие пазы для тетивы. Тетиву он аккуратно сплел из оленьих жил. Для нижнего плеча лука Джо завязал на тетиве бегущий булинь[83], а для верхнего – беседочный узел[84], сложный, никогда не подводящий узел, любимый моряками по всему свету. Уилл заявился, когда Джо натягивал тетиву. Поставив ногу на нижнее плечо лука, юный индеец с усилием согнул лук и закрепил тетиву. Потом, держа лук в левой руке, он правой натянул его. Тугой лук согнулся, но даже не затрещал.
– Хороший лук, – хмыкнул Джо. – Боевой.
Пришел черед стрел, которые, на до сказать, сделать куда труднее, чем лук. Впрочем, мальчик умел и это – спасибо его дяде, источнику почти всех на свете знаний для Джо. Около него уже лежали подготовленные древки – очищенные ветки калины[85]; это растение с овальными зубчатыми листьями все лесные индейцы считают лучшим материалом для стрел. Джо, срезав прямые ветки, очистил их от коры, остругал и закоптил. У части древков он сделал на пятке бороздку для тетивы, а на другом конце вырезал тяжелые тупые наконечники – для охоты на птиц. Теперь были нужны каменные наконечники, а для мастера-стрельника это самое непростое дело. Еще до прихода Уилла Джо набрал в сухих руслах текших весной по склону потоков пригоршню каменных осколков и отобрал кусочки белого и дымчатого кварца[86]. Из массивного обломка мертвого сука он сделал рукоятку и закрепил в ней обломок оленьего рога, найденный в лес у. Кусок рога он обточил так, что в конце концов вышло неплохое долото, хотя и закрепленное в рукояти под несколько необычным углом. Грубый валун сошел за наковальню. Уилл следил за действиями Джо с большим любопытством, поскольку он полагал, что искусство изготовления каменных наконечников, нередко встречающихся в полях и на берегах рек, давно утеряно.
– Думаешь, роговым долотом можно обрабатывать камень? – удивился он.
– Посмотришь.
Закрепив кусок кварца на своей импровизированной наковальне, Джо внимательно изучил его структуру, затем приставил к кварцу роговой инструмент и вдруг всем весом налег на его деревянную рукоять. К вящему изумлению Уилла, от кварца отлетел небольшой осколок. Джо вновь и вновь под разными углами приставлял роговое долото к камню, нажимал – и отщеплял новый осколок. Эти осколки сходили как кожура, оставляя характерные грани и сколы знакомых всем каменных наконечников. Время от времени юный индеец не давил на свое орудие, а бил по рукоятке небольшим, но увесистым камнем как молотком. Тогда осколки получались тоньше и длиннее. Впрочем, для самых тонких операций – формирования острого кончика – Джо не бил, а только надавливал, и не всем весом, а лишь рукой. Он был обучен секрет у, некогда открытому мастерами каменного века: если найти угол спайности[87](так это называется), то даже самый твердый камень можно обрабатывать роговым или деревянным инструментом. Кварц раскалывается так куда легче кремня, и пока Уилл наблюдал, Джо успел изготовить три острых многогранных наконечника, ничуть не хуже самых страшных древних жал, когда-то разивших животных или людей.
– Попробуй, – Джо, хмыкнув, вручил Уиллу свой инструмент и кусок кварца.
Но сколько Уилл ни трудился, сколько он ни надавливал и не молотил камнем по рукояти рогового долота, ему не удалось отколоть ни кусочка от камня. Тот казался прочным как сталь.
– Как ты это делаешь? – отчаявшись, спросил он. – Научи меня!
– Ничего не выйдет, – фыркнул тот. – Ни у одного белого не хватит мозгов для каменного наконечника.
И надо сказать, Уилл так никогда и не научился этому искусству.
Джо взял изготовленные им три древка и надрезал их с одного конца, сделав пазы. В эти пазы он вставил наконечники, закрепив их еловой смолой и затем оплетя оленьими жилами в сплесень[88] – теперь наконечники держались так же прочно, как если бы их зажали в тиски. Затем он аккуратно оперил стрелы перьями из крыльев куропаток-дикуш, которые специально сохранил для этой цели. Изготовление оперения – еще одно важнейшее искусство мастера-стрельника. Перья надо не только тщательно отобрать, но и правильно подрезать, а затем прикрепить под строго определенным углом. Некоторые перья Джо примотал тонкими жилками, некоторые приклеил еловой смолой. Затем он изготовил оперение для стрел с тупыми набалдашниками вместо острых наконечников – для охоты на птиц. После этого мальчик оставил стрелы сушиться на жарком солнце, а сам взял одну из тех, где оперение было привязано. Наложив пятку стрелы на тетиву, он натянул лук и выстрелил; тетива издала глубокий протяжный звон, а стрела прожужжала в воздухе и ударилась о тополевую палку-мишень с такой силой, что раскололась вдоль до самого оперения.
– Здорово, – восхитился Уилл. – Ястребиный Глаз, да и только, когда речь идет о луке. Не думаю, что в Нью-Гэмпшире[89]найдется человек, белый или краснокожий, который мог бы повторить это.
– Тебе потом хороший лук тоже сделаю, – пообещал Джо, втайне весьма польщенный похвалой.
– Не стоит, – ответил Уилл. – За оставшееся время я все равно не научусь хорошо стрелять. Обойдусь камнями, – и с этими словами он метнул в палку-мишень камень и сбил ее на землю.
Когда Джо наконец снял тетиву с лука, Уилл решил порадовать товарища сообщением, что единогласно избрал его бортником.
– Джо, – торжественно начал он, – я обнаружил такое пчелиное гнездо, какого свет не видывал; меду там фунтов триста, не меньше, как я прикинул. Хотел было принести немного, но решил оставить всю честь первым отведать этот мед тебе.
– Хм, – отозвался Джо.
– Да, – продолжал Уилл, – кое-кто боится пчелиных жал, но только не старина Джо. Готов спорить, что твой дядя был лучшим бортником во всей Америке.
– Где мы жили, там не жили пчелы, – сказал Джо. – Но я пчел не боюсь.
– Вот слова настоящего мужчины! – ухмыляясь, сказал Уилл. – Пчелки, конечно, будут вокруг тебя жужжать, но ты не обращай внимания. Лезь себе к дуплу да спускай мне мед. Ей-богу, восемь фунтов за раз готов слопать!
– Пошли.
Полчаса спустя мальчики уже были под пчелиным деревом с наспех сделанными из березовой коры и растянутыми на палках коробами.
– Видал? – закричал Уилл, показывая на клубящихся возле бывшего дупла дятла пчел. – Вон они! Так что тебе всего и оста лось, что подняться туда и спустить мед. Главную работу я сделал – поймал пчел, выследил гнездо. Ты, главное, гуди как пчелиная матка, и рой тебя не тронет!
Джо помедлил, задумчиво разглядывая свои голые смуглые ноги.
– А говорил, что пчел не боишься! – поддразнил Уилл.
– Пчел – нет. Но это старое дерево, оно царапается. – Ну-ну! – усмехнулся его товарищ. – Придется помочь кисейной барышне. Пошли, подсажу на нижние ветви, а то и впрямь поранишь еще свои нежные ножки!
Уилл помог Джо взобраться себе на плечи, чтобы тому было проще дотянуться до росшей в шести-семи футах ветки.
– Тише там, – проворчал он. – Не прыгай! Что я тебе – трамплин, что ли?!
Эти его слова прервал мощный толчок обеих ног Джо, который подпрыгнул и уцепился за ветвь, в то время как Уилл покатился в колючий куст красно-коренника[90].
– Вот сейчас как запущу в тебя камнем! – завопил сердито Уилл, выпутываясь из колючек.
Джо ничего не ответил, он скользил вверх по ветвям как черная змея, и вот он уже сидел на суку возле ворот пчелиного замка. Устроившись поудобнее, Джо пристроил в развилке рядом короб для меда и принялся неспешно выламывать куски трухлявого дерева. Уилл напрочь забыл о своей угрозе – из дупла вырвался рой пчел и окутал голову и плечи его товарища. Но… ни одна пчела Джо не укусила. Он был одним из тех редких счастливцев, кого пчелы почему-то не жалят. С раннего детства он запросто обращался с пчелами, и даже свирепые беломордые шершни[91] и огромные осы-сфексы[92]его не трогали. Уилл этого не знал и, разумеется, дивился храбрости индейца.
– Матерь божия! – сказал он от всей души, глядя на жуткое облако пчел. – Слава богу, я не там – но каков парень! Только б его не закусали до смерти.
В этот самый момент часть роя слетела к подножию дерева, чтобы познакомиться с Уиллом – и на его голой спине наглядно и убедительно доказала, что Уилл как раз от их жал не застрахован. Уилл взвыл как паровая сирена, бросился рыбкой в кусты и постарался укрыть себя ветками и листьями. Он лежал в своем укрытии, пока пчелы, угрюмо гудя, не поднялись к дуплу. Осмелившись наконец высунуться из кустов, он не мог поверить своим распухшим глазам: Джо преспокойно сидел верхом на суку, держа в каждой руке по огромному куску золотистых сот. Откусив от того, что он держал в правой, Джо посмотрел вниз и увидал торчащую из листвы голову друга.
– Мммм, вкусно! Сладко! Хорошо! – крикнул он. – Иди ко мне, Уилл, а то я все съем один!
Уилл не осмелился ответить, чтобы не привлечь опять пчел, и ему пришлось лежать в кустах и любоваться, как Джо не спеша и старательно набивает живот лучшими кусками сот. Наконец Джо наелся и стал осторожно спускать короб с сотами; пчелы последовали за украденным у них добром. Вскоре авангард столкнулся с Уиллом, и на сей раз раненый не стал ждать, когда его добьют, а, размахивая руками, помчался в сторону лагеря.
– Вернись! – звал Джо. – Вернись! Ты не любишь мед, нет?
На закате Джо подошел к шалаш у, неся оба подноса, полных медовых сот, золотисто-желтых, золотисто-белых и золотисто-коричневых. Уилл сидел, приложив к изжаленному лицу компресс из сфагнума, смоченного в горячей воде. Он посмотрел на Джо с упреком.
– Умник, да? – сердито спросил он ухмыляющегося индейца. – А все-таки, будь у меня доллар[93], я бы отдал его тебе за твой секрет. Почему они тебя не зажалили?
– «Уммммммм…» – прогудел тот вместо ответа.
– Чего?.. Не понимаю!
– Ты забыл. Ты не гудел как пчелиная матка, – объяснил Джо.
И тут он расхохотался и хохотал так, что повалился на спину и катался по хвое. И не мог остановиться, покуда Уилл не пригрозил вылить на него миску горячей воды, где готовил свои компрессы.
Глава X Медведь
Это была ночь Большого Пира. Мальчики начали с жареных дикуш и печеной форели, приправленных изрядным количеством меда в сотах; а на десерт была черника – много черники! – и тоже в меду. Уилл нашел, что Джо был совершенно прав. После двух недель без сладкого есть с медом даже дичь и рыбу было совершенно естественно и необыкновенно вкусно. Острая сладость меда вполне заменила вкус соли. Поначалу Уиллу казалось, что он никогда не насытится, ведь он понял, что именно этого вкуса ему ужасно недоставало с первого дня в лесах.
– А чем вы, индейцы, заменяете сахар? – спросил он, оторвавшись на время от еды.
– Обычно ничем, – фыркнул Джо. – Иногда, если откочевываем на юг, бывает мед. Весной пьем сок – кленовый, березовый; варим медовые стручки, гледичию[94], едим разные ягоды: чернику, голубику, малин у, морские сливы[95], иргу[96], – еще выкапываем сладкие корни…
Окончив ужин, они навалили в костер кучу поленьев, так что гудящий столб пламени и искр поднялся высоко в небо. Развалившись на спине на мягкой хвое, мальчики вытянули к огню ноги, грели ступни и разговаривали. А небо было полно звезд. Созвездия поздней осени мерцали и сияли от горизонта до горизонта. На востоке светился золотой рой Плеяд[97]. Джо, начиная дремать, смотрел, как Плеяды постепенно поднимаются к зенит у, и вдруг решил рассказать Уиллу об их секретах.
– Эти звезды, они счастье приносят, – сказал он, показывая на небольшое скопление. – Мой дедушка, он говорил, когда был маленький и когда осенью звезды в полночь поднимались на самый верх, все племя устраивало праздник. Плясали, пели, пировали. И в эту ночь, когда они наверху неба, вожди уходили и прятались.
– Почему? – Уилл был заинтригован.
– Потому что в эту ночь, когда Звезды Счастья стоят на самом верху неба в полночь, вождь должен отдать кому угодно все, что тот попросит. Дедушка говорил, все племя расходилось в разные стороны. Искали вождя. Кто его находил, тому вождь должен отдать все, что тот захочет.
– Ого. Пожалуй, я бы в такую ночь до рассвета сидел бы на верхушке дерева, чтобы меня не нашел жадный попрошайка вроде тебя.
– Не просидел бы, старина дикобраз бы тебя раньше нашел, – засмеялся Джо.
– Расскажи еще про звезды, – поспешил сменить тему Уилл.
В это время почти полная луна поднялась над вершиной Черной горы. На ее золотистом лике были различимы лунные горы и кратеры, которые так хорошо видны в телескоп.
– Кролик расцарапал Луне лицо, – промолвил Джо, указывая товарищу на небо.
– А кого вы зовете Кроликом?
– Зимой, – отвечал Джо, – следы Кролика видны ниже Охотника.
– Орион[98], значит, – пробормотал Уилл, – в Поясе Ориона – три яркие звезды…
Джо кивнул.
– Да, точно как следы кролика на снегу: два отпечатка ближе, два отпечатка дальше. Когда кролик прыгает, его длинные задние ноги оказываются дальше передних, дела ют отпечатки широко, передние ноги делают отпечатки близко. И в небе четыре звезды – совсем как след кролика. Однажды ночью, – продолжил Джо, – мистер Кролик, он крепко уснул под кустом. А Луна, она его увидела, спустилась и взяла Кролика на небо. Кролик брыкался, бил Луну лапами и царапал, и тогда Луна уронила Кролика, и Кролик убежал, в один прыжок перескочив полнеба и оставив свой след.
– Ничего себе прыжок, – прокомментировал индейскую легенду Уилл. – Мне всегда было любопытно, откуда все эти пятна на луне, спасибо, что просветил… Расскажи еще что-нибудь!
Джо с ленцой посмотрел вверх.
– Хорошо, – подумав, сказал он. – Расскажу тебе еще. Однажды большой вождь сделал себе дом на берегу Небесной Реки, – и Джо ногой показал на Млечный Путь, который струился мерцающим туманом через небеса. – У вождя, у него была красивая дочь, совсем как я красивая.
Уилл издал глухой стон.
– Вот она где сейчас, – продолжал Джо, не обращая внимания на невежливый комментарий; он показал на Вегу в созвездии Лиры, яркую звезду, мерцающую у края Млечного Пути с двумя менее яркими звездочками рядом – втроем они образуют равнобедренный треугольник.
– И вот однажды, – продолжал Джо, – молодой вождь из племени с другого берега реки пришел посмотреть на эту красивую скво. Он захотел взять ее с собой, но тут пришел ее отец, вождь, и загнал молодого вождя в реку. Молодой вождь, он поплыл через реку, а отец красивой скво, он стрелял из лука. Вот стрела, – и Джо показал Уиллу маленькое и тусклое созвездие Стрелы на Млечном Пути, действительно похожее на оперенную стрелу, недалеко от небольшого ромба, который некоторые называют Гробом Иова[99], а на самом деле это созвездие Дельфина.
– Когда молодой вождь доплыл до своего берега, он посмотрел назад. Он очень хотел взять себе красивую скво, а красивая скво, она очень хотела к молодому вождю, но не умела плавать и у нее не было каноэ. И вот он теперь там, – и Джо указал на яркий Альтаир в созвездии Орла, ярко сияющую летнюю звезду в сопровождении двух звезд-стражей. – Он стоит с двумя воинами своего племени и зовет свою скво, зовет и зовет, и скво, она ему отвечает. В седьмую ночь седьмой луны, когда небо ясное, тогда все сойки в мире летят в небо и делают мост через Реку. И тогда молодой вождь и красивая скво, они встречаются на середине моста из соек. Когда приходит утро, они возвращаются на свой берег, мост ломается – сойки летят назад, на землю. Если в седьмой день седьмой луны индейские дети видят голубую сойку, они кидают в нее камни за то, что она ленится, не хочет помогать делать мост. Чтобы улетела на небо. Если в эту ночь дождь, мы говорим, это слезы вождя и его скво, потому что они не смогут встретиться еще целый год.
Астрономические познания Джо произвели на Уилла большое впечатление.
– Давай еще, Джо! – попросил он. – Ты здорово рассказываешь. Я ничего этого раньше не слыхал.
Джо засопел носом.
– Белые люди, они ничего не знают про звезды, – заметил он. – Белый человек называет все эти звезды Большой Медведицей[100], – и он презрительно ткнул рукой в Большой Ковш. – Разве у медведя может быть такой длинный хвост?!
– Ну а как называют ее ваши индейские умники? – Эту большую часть мы зовем Медведь, – начал объяснять Джо, обводя рукой контур чаши Ковша. – А за Медведем идут Три Охотника, – тут он показал на звезды «ручки». – Теперь хорошо смотри на вторую звезду, – Джо указал на Мицар. – Вторую от конца «рукояти».
Уилл сощурился и вгляделся.
– Ну, – сказал он наконец, – двойная. Я вижу маленькую звездочку ниже большой.
– Вот, – продолжил Джо, – это котелок, его несет Второй Охотник. Убьют медведя, будут варить медвежатин у.
– Маловат котелок-то, – возразил Уилл. – Для такого-то медведя.
– Осенью на листьях красный цвет, – продолжал Джо, не обращая внимания на критику. – Ты видел? Вот. Это кровь Медведя. Охотники, они его догоняют, убивают, кровь капает на листья.
Эта история исчерпала силы Джо, и минуту спустя оба мальчика крепко спали под покровом хвои.
Ночью Уиллу приснилось, что они с Джо затеяли борьбу, а Джо вдруг начал расти – и рос, и рос, покуда не стал весить целую тонн у. Так, нечестно, Джо выиграл схватку, и Уилл оказался (во сне) на лопатках; а Джо держал его и все давил сверху, Уилл пытался оттолкнуть его, но Джо навалился и становился все тяжелее с каждым мигом. Уилл проснулся – и оказалось, что на него действительно навалилось что-то мягкое, но очень тяжелое, так, что он почти не мог дышать. В первую секунду Уилл подумал, что все еще спит и видит кошмар; потом – что Джо решил разыграть его или что Джо – лунатик.
– Отпусти, – еле выдохнул он. – Слезай. Что я тебе – коврик? – И мальчик изо всех сил толкнул темный силуэт, навалившийся на него. Под его руками оказалась густая косматая шерсть, и послышалось глухое ворчание. При этом звуке Джо ракетой вылетел из хвои.
– Уходи! – кричал он. – Уходи! Старина Медведь, он пришел за медом!
Этот крик привел Уилла в чувство, и он понял, что случилось. Ребята спрятали мед в шалаше, и его аромат привлек внимание проходящего мимо медведя, который, как любой из его родни, ради меда готов на что угодно. Джо выскочил наружу, Уилл последовал за ним, но по пути его рука сомкнулась на дубинке, которую он поставил возле постели. Зверь снова зарычал, в темноте послышался шорох, и на Уилла повеял ветерок – медведь ударил тяжелой когтистой лапой, и если бы удар попал в цель, мальчику пришел бы конец. А так когти лишь слегка задели его плечо, оставив на коже глубокую, но всего лишь царапину. Кубарем выкатившись наружу, Уилл увидал Джо – тот лихорадочно натягивал на лук тетиву и одновременно тщетно искал свои стрелы. Прежде, чем он нашарил их, из шалаша показалась темная тень, а затем и грозная голова размером с добрый кувшин в целый пек.
– По носу! Бей по носу! – закричал Джо, приплясывая вокруг со своим бесполезным луком. Уилл размахнулся и изо всех сил ударил животное по нос у, самому уязвимому месту медведя. Послышался захлебывающийся рев и затем звук падения тяжелого тела, сопровождаемый треском ломающегося дерева: в предсмертных судорогах медведь как бумагу разорвал стены укрытия. Джо в упор вогнал стрелу (он все-таки нашел свои стрелы) в грудь медведя, почти по самое оперение, но это было уже не нужно. Удар Уилла выбил жизнь из животного.
– Хороший удар, – только и сказал Джо, когда мальчики, хватая ртом воздух, склонились над поверженным зверем.
Кое-как отдышавшись, мальчики сумели оттащить тяжелую тушу в сторону от того, что еще недавно было их шалашом. До рассвета оставался еще час, но никто из них не мог бы сейчас заснуть, так что они разожгли костер поярче, чтобы хорошо осветить все вокруг, и приступили к свежеванию медвежьей туши, пока та не остыла. У них были только кремневые ножи да заточенные оленьи рога, так что работа была медленной и утомительной, и ее лишь ненамного облегчили разговоры и истории.
– Вот что бывает, когда слишком много говоришь о небесных медведях, – начал Уилл, когда мальчики дергали и тянули тяжелую, толстую шкуру. – Это не гризли[101]?
– Если бы был гризли, – с чувством ответил Джо, – мы сейчас были бы мертвые, оба. Никогда не знаешь, что сделает гризли, что он думает. И что он делает, он делает очень быстро.
– А ты когда-нибудь с гризли сталкивался? – спросил Уилл, трудясь над массивной передней лапой.
– Нет, у нас гризли редкие. Я слышал про гризли от трапперов и стариков, которые охотились дальше на юг. Они говорят, гризли может утащить взрослого быка, на ровной земле он сто ярдов бежит так быстро, как конь, а если неровно – быстрее. Гризли, он хорошо плавает, но на дерево лезет плохо.
– А что золотистый медведь? – спросил Уилл после паузы.
– Такой же, как черный. Черный медведь иногда рождается бурый, рыжий, белый или желтый. Иногда половина медвежат бурая, половина черная. Новорожденный медвежонок, он не больше крысы. Старый траппер мне рассказал, что однажды держал троих таких в одной руке. И они слепые и совсем лысые.
Некоторое время мальчики свежевали медведя молча. Когда Джо разделался с задней лапой, он решил поведать одну из историй из личного опыта.
– Однажды, я был очень маленький, – начал он, – я пошел зимой с другим мальчиком, он был старше, на охоту. У него был дробовик – старый, заряжался с дула, а в нем был один заряд пороха и дроби. У меня была длинная палка. Мы охотились на пустошах, потом поднялись на склон холма, под большим камнем я увидел дырку. Я ткнул туда палкой. Там было что-то мягкое. Я закричал – «Там что-то есть!» – и опять ткнул, и еще. И там что-то было. Снег как будто взорвался, выскочил злой, тощий, старый и сердитый медведь. Я тыкал палкой прямо в дырку для дыхания в берлоге.
– И что же ты сделал? – спросил крайне заинтересованный Уилл.
– Снег глубокий, бежать нельзя; на дерево лезть глупо, – продолжал Джо. – Другой мальчик, он взвел курок, я встал сзади, и мы ждали медведя. Я сказал: «Не промахнись, потому что моя палка, она не очень острая». Он ждал, пока медведь не подошел, не встал на дыбы, тогда он прицелился в белое место прямо под горлом и выстрелил почти в упор. Дробь пробила большую дырку, как пуля, медведь, он упал мертвый – так близко, что его кровь забрызгала нам мокасины.
Уилл был впечатлен.
– Недурно ты развлекался, когда был маленьким, – с завистью промолвил он. – Я медведя видел всего раз, осенью, мы со старшими ребятами пошли пострелять. У нас был пес, и он вдруг как рванется в кусты на берегу и лает как ненормальный. А там медведь начал устраиваться на зим у, берлогу строить. Выкопал в берегу круглую нору, ну не больше сурочьей. Внутри было все засыпанное сухими листьями и травой логово в форме кувшина, что ли (оно закруглялось кверху), а сбоку он вырыл лежанку, вроде платформы. А наверху было еще отверстие, поменьше, выходившее в кусты.
– Это дырка для воздуха, – перебил Джо.
– Наверное, – согласился Уилл. – Ну, а возле входа была куча сухих сучьев. Я думаю, медведь собирался закрыть ими вход после того, как залег бы на зимовку. Когда мы пришли, он как раз вылезал из берлоги. Один парень выстрелил в него из обоих стволов с очень близкого расстояния и убил. Мы потом рассмотрели его, это был еще совсем молодой медведь.
– Если бы старый, то вы сами никогда не нашли бы берлогу, – убежденно сказал Джо. – Старина медведь, он очень умный. Он даже через кусты ходит без шума. Его трудно увидеть, и даже мой дядя, он не нашел бы его в зимнем логове.
– А один из моих дядьев нашел, – Уилл вспомнил семейную историю.
Джо только засопел.
– Правду говорю, – настаивал Уилл. – Не думай, что твой дядя – единственный в мире охотник. Мой двоюродный прапрадед был революционным солдатом. Англичане схватили его и бросили на халк[102].
– Это что такое? – спросил Джо.
– Старые погибшие корабли, которые ставили на якорь и использовали как тюрьму, – объяснил Уилл. – Пока он был на халке, один из его товарищей, которого схватили вместе с ним, умер. Дядя Джейк сбежал, доплыл до берега и пробрался в Коннектикут; там он женился на вдове и стал знаменитым охотником на медведей. В одну зиму он добыл одиннадцать медведей. А случай, про который я рассказываю, был в марте. Он спускался по крутому склону, и вдруг его нога провалилась в сугроб и он наступил на что-то мягкое. И конечно, тут же об этом пожалел, потому что это что-то поднялось, и оказалось, что дядя Джейк сидит верхом на огромном черном медведе и медведь этот как безумный бежит галопом вниз по склону.
– Верхом на медведе…
– Ну, ты представил, – ухмыльнулся Уилл. – Добр ому старому дядюшке Джейку было о чем беспокоиться. Он не хотел сорваться, но и оставаться на медведе ему не хотелось; и что же, ты думаешь, он сделал?
– Загнал его на дерево, медведь сорвался и сломал шею?
– Ничего подобного. Выхватил охотничий нож и, когда они оказались внизу, воткнул его медведю прямо в хребет, у основания головы, и убил его.
Долгая пауза.
– Ты что, не веришь? – возмущенно спросил Уилл. – Хм, – только и ответил индеец.
Глава XI Розовая жемчужина
– Джо, – как-то после завтрака серьезно спросил Уилл, – сколько денег ты заработал на этой неделе?
– Деньги! – ответил Джо. – Зачем деньги, если нет карманов для денег?
– Это не оправдание, – пожурил Уилл. – В штанах или без, но перед возвращением в Корнуолл мы должны заработать. Ты разве забыл, что благородный и щедрый мистер Донеган обещал нам удвоить все, что мы заработаем в лесу? Пора бы заняться делом – золотую жилу найти, что ли, и растрясти старика.
– Он жадный, – пробормотал Джо.
– Нехорошо так говорить, – упрекнул Уилл, – после того как ты перед тем, как идти в лес, пообедал за его счет долларов на десять. Во всяком случае, разве мы не сумеем найти тут, в лесу, что-нибудь, что стоит хороших денег? Чернобурку[103], например. Я слышал, она стоит целую тысячу долларов.
– Без толку, – фыркнул Джо. – Ты не увидишь чернобурку. Только умный охотник может поймать. А я слишком занят, я защищаю тебя от пчел и дикобразов, нет времени ловить чернобурку. Еще, в это время года шкура плохая.
– Были бы мы на побережье, – продолжал Уилл, не обращая внимания на подколки Джо, – могли бы найти серую амбру[104].
– Это что?
– Серая такая штука, мягкая, пористая, как губка, ее иногда находят на берегу. Ее больные киты выплевывают, а ценится она на вес золота.
– Я бы тоже выплюнул, – заявил Джо и принялся искать что-то в кустах, под деревьями, вглядываться в лес, изображая усердие.
– Да что с тобой такое? – наконец спросил раздраженный Уилл, когда Джо принялся скрести землю, как фокстерьер.
– Как что? Я ищу больного кита, – отвечал Джо, рассматривая дуплистое дерево.
Уилл набросился на товарища с палкой, и китобойная экспедиция завершилась небольшой потасовкой.
– Пошли побродим, – предложил Уилл, когда мальчики отдышались. – Может, найдем что сто́ящее.
Они отправились вдоль ручья вверх, к бобровой запруде, но ничего нового не нашли – не считая черной птицы с алым хохолком с ворону величиной, которая выдалбливала в живой елке квадратную дыру. Уилл был взволнован.
– Хохлатая желна[105], – прошептал он на ухо Джо. – Никогда раньше не видел… Какая красавица. Может, коллекционеры неплохо заплатили бы за нее. Впрочем, такую красивую птицу я бы ни за какие деньги убивать не стал, – благородно добавил он.
Кажется, дятел не слишком поверил в благородство Уилла, поскольку расправил крылья и улетел с криком, напоминавшим кудахтанье, оставив мальчиков у пруда. У самого берега Уилл резко остановился.
– Вот наши деньги! – вскричал он, хлопая Джо по спине. Он показал на пустые раковины, которые, наверно, бросила какая-нибудь норка.
– Нехорошие, – буркнул Джо. – Ракушки в пресной воде совсем без вкуса.
– Вот в чем твоя проблема, Джо, – ты ни о чем, кроме еды, думать не можешь. А я вот читал, что ежегодно находят речного жемчуга[106]приблизительно на полмиллиона долларов, и эти ракушки небось полны жемчуга.
Джо покачал головой.
– Нечего головой качать, – настаивал Уилл. – Уж я-то знаю. Моя мама когда-то жила в Нотч-Брук – такой городок в Нью-Джерси. Был там у них сапожник, Дэйв Хоуэлл, так он, когда рыба клевала, бросал все дела, не работал…
– Умный человек, – буркнул Джо. – Я с ним согласен.
– Ну, ты-то отлынивал бы от работы, даже если бы никакого клева не было… Короче, этот Хоуэлл всегда отмечал начало сезона тем, что устраивал себе пир из запеченных ракушек. Запекал, солил и съедал за один присест целый пек. Ну и вот как-то весной он устроил такой праздник и успел съесть не больше дюжины ракушек, как чуть не сломал себе зуб – в одной было что-то твердое и круглое. Оказалось – жемчужина. Она испортилась от жара, но ее послали в Нью-Йорк, и тут бедняга Дэйв узнал, что, если бы он не запек жемчужину, она стоила бы тысячу долларов.
– Гм. Недешевый обед.
– Да, бедного Дэйва Хоуэлла чуть удар не хватил. Он забросил и рыбалку, и свою мастерскую и теперь только и делал, что собирал перламутровок. Да и все делали то же самое, но Дэйву больше жемчужины не попадались. А вот одному плотнику по имени Джейк Квакенбуш повезло. Он нашел большую жемчужину и продал ее ювелиру в Нью-Йорке за полторы тысячи… А ювелир ее продал в Европу, и потом ее купила императрица Евгения[107], ее назвали «Жемчужина королевы», и стоит она теперь десять тысяч долларов!
Поневоле Джо был заинтересован.
– Мой дед, – сказал он наконец, – он был великий шаман и лекарь. Он дожил до старости – так что даже стал говорить про свои снадобья и заговоры. Потому что больше не боялся смерти.
– А что, про это говорить опасно?
Джо кивнул с мрачным видом.
– Да. Если они говорят про свое искусство, умрут. Ладно. Однажды он мне показывал большую горсть жемчуга. Весь белый и в пятнах, как шарики извести. Он сказал, когда он был молодой, то много месяцев шел на юг от своих мест и пришел к большой куче. Куча, курган как змея, много сотен футов длиной. Он стал копать в голове у этой змеи, нашел кости старых людей. С костями нашел жемчуг. Его старые люди носили. Дед, он сделал из этого жемчуга сильное лекарство и потом стал большим вождем.
Уилл был впечатлен.
– Знаю про курганы, но никогда не слышал, чтобы в них находили жемчуг.
Разговор о сокровищах был прерван громким плеском у противоположного берега. Мальчики увидели зверя, плывшего через бобровый пруд. Поскольку мальчики стояли в тени тсуги, животное не замечало их и плыло прямо к ним. Джо первым узнал пловца.
– Рысь[108], – сказал он Уиллу. – Плывет прямо к тебе. Если не стукнешь по носу, ударит когтями.
И точно: когда животное подплыло поближе, Уилл сам разглядел уши с кисточками и круглую голову канадской рыси. Подплыв еще ближе, и рысь заметила мальчиков. Злобно сверкнули глаза, раздалось ворчание. Уилл ожидал, что рысь повернет обратно или хотя бы свернет в сторону, но Джо был прав. Оказавшись в воде, рысь всегда плывет в изначально выбранном направлении; и, хотя это не самый храбрый из лесных зверей, она готова драться до смерти за право выйти на берег там, где хочет. Уилл стоял у воды, сжимая дубинку. Рысь, рыча, подплывала все ближе, при каждом мощном гребке ее голова и спина поднимались из воды. Как только зверь оказался на мелководье и коснулся лапами дна, он с громким плеском прыгнул вперед – и с рыком кинулся прямо на Уилла. Если бы он отошел в сторону, огромная кошка была бы только рада этому и поспешила бы скрыться в зарослях, но Уиллу меньше всего хотелось выслушивать потом шуточки Джо. А кроме того, ему очень уж хотелось заполучить мягкую и теплую шкуру рыси – он помнил, что впереди холодные ночи. Поэтом у, как только рысь оказалась у берега, дубина Уилла со всей силы обрушилась на нее, увлекаемая всем весом мальчика. По расчетам Уилла, удар должен был прийтись точно между горящих глаз, но он не учел прыжка испуганной рыси. Когда передние лапы животного коснулись кромки берега, а задние нашли прочную опору, оно мощным прыжком взлетело выше траектории удара. Уилл потерял равновесие и упал вперед, а рысь, пролетая над ним, задела спину мальчика задними лапами; острые когти оставили на голой коже глубокие царапины от бедра до шеи. Еще немного, и рысь приземлилась бы прямо на Джо (тот, ухмыляясь, стоял позади и наблюдал за тем, как товарищ готовится к охоте). Но Джо успел пригнуться и нырнуть в кусты, ну, а рысь еще одним отчаянным прыжком скакнула к зарослям – и тут же скрылась из вид у. Джо выбрался из кустарника, на ходу вытаскивая шипы, занозы и прочее из груди и рук; его глазам предстал Уилл – вне всяких сомнений, он был самым разъяренным мальчиком из всех, кто когда-либо был расцарапан. Уилл вытянул дубинку из песка, куда она врезалась от удара, и теперь приплясывал от боли, излагая в пространство свои планы на случай новой встречи с этой рысью.
– Низко взял, Уилл, – спокойно произнес Джо. – А я говорил, что рысь поцарапает.
– А ты-то что стоял, придурок? – возмущенно рявкнул Уилл, пытаясь промыть горящие царапины – он плескал на них горстями воду из пруда. – Почем мне было знать, что чертова рысь вздумает пролететь надо мной, как распроклятая птица? Мог бы и пристукнуть ее, когда она приземлилась!
– Я? Твоя рысь. Ты охотник, ты хозяин, я прилег в кусты – посмотреть на охоту.
– Ну, – ответил Уилл, выразительно глядя на расцарапанное и усеянное занозами тело товарища, – скажу только, что для отдыха ты выбрал довольно колючее место. И чертовски быстро прилег!
Обмениваясь любезностями, мальчики искали сфагнум и вскоре уже смогли немного остудить болезненные раны пригоршнями этой готовой к употреблению припарки. Правда, нанесенные рысью повреждения зажили на Уилле не скоро, поскольку, как Джо объяснил ему, только укус человеческих зубов заживает медленнее, чем раны от когтей крупных кошачьих. А сам Джо остаток дня не переставал напоминать другу о неудачной охоте тем спокойным и даже мрачным тоном, каким всегда излагал свои шуточки.
– Хороший был удар, – замечал он, например. – Хорошая была шкура, теплая шкура, как раз для холодной ночи, – так же не к месту говорил он позже, как будто сам себе.
– Жаль только, рысь решила, что эта шкура ей нужнее, чем мне, – ответил на это Уилл.
Разговаривая таким образом, мальчики бродили по берегу в поисках ракушек, но свежие им поначалу не попадались. Наконец на некотором расстоянии от берега они нашли покрытую моллюсками отмель. Джо начал было собирать их руками, но Уилл остановил его, чтобы тот не взбаламутил грязь в воде. Отломав ивовую ветку с почкой на конце, он продемонстрировал научный метод ловли. Уилл аккуратно засунул свое орудие между приоткрытых створок ближайшей раковины. Та немедля захлопнулась, а Уилл вытащил добычу из воды. Повторив эту операцию много раз, он перенес на берег всю колонию. Ракушки были цвета темного рога, с расходящимися тонкими зелеными линиями, и Уилл с видом профессора просветил Джо, сообщив, что перед ними – лучистые перламутровки, один из полутора тысяч родственных видов, обитающих в США[109].
– Никуда не годятся, – фыркнул Джо, оказавшийся, похоже, самым пессимистичным охотником за сокровищами в истории. Из ракушек торчали мускулистые ноги, с помощью которых эти моллюски могут преодолевать значительные расстояния по песку на дне или даже на берегу[110].
– Иногда жемчужины прирастают к самой раковине, а иногда их надо искать в мантии – это мякоть моллюска, которой выстлана ракушка изнутри, – сообщил Уилл.
– А чаще всего они нигде, – Джо был по-прежнему настроен пессимистично.
– Спорим, я первый найду жемчужину? – Уилл предпочел не реагировать на комментарий товарища.
Друзья приступили ко вскрытию раковин при помощи острых осколков камня, и работа эта оказалась весьма грязной. Приходилось тщательно осматривать каждую раковину изнутри, потом ковыряться в складках мантии. Они открывали одну ракушку за другой – открывали, обыскивали и отбрасывали в растущую кучу отходов; но никаких признаков жемчуга не было. Некоторое время мальчики работали с одинаковой скоростью. Потом Джо стала надоедать возня с ракушками. Уилл меж тем покончил со своей горкой моллюсков и принялся помогать Джо. Но несмотря на то, что Уилл взял на себя бо́льшую часть кучки индейца, когда он покончил и с ней, возле Джо еще лежали две неоткрытые раковины. И терпение Джо, пресловутое индейское терпение, кончилось – он швырнул последнюю открытую им ракушку в отходы, встал и пинком откинул последние две ракушки в воду.
– Совсем глупая работа, – проворчал он, направляясь к краю воды, чтобы смыть слизь и грязь с рук.
– Послушай, – окликнул его Уилл, – а ведь может быть, ты выбросил превосходную жемчужину! Нельзя сдаваться, открой и те две.
– Нет. Ты хочешь – ты открывай сам. Бери жемчуг себе.
– Ладно, но ты пожалеешь, – изрекши это пророчество, Уилл принялся возиться в мутной воде. Наконец он нашел столь презрительно выброшенные индейцем раковины. Первая из них была необычно крупной.
– Видал красавицу? – спросил Уилл, поднимая моллюска. – Точно говорю, она снесла жемчужину с голубиное яйцо!
С этими словами Уилл вскрыл раковину и обыскал ее – с тем же результатом. Осталась последняя, какая-то кривая. Она выглядела так, словно в детстве с ней плохо обращались и морили голодом.
– Выбрасывай ее, мой руки. Хватит глупостей. Пойдем ужинать, – буркнул Джо, поворачиваясь.
Не сделал он и пары шагов, как восторженный вопль заставил его замереть.
– Нашел, нашел! – кричал Уилл, потрясая раковиной, от которой летели брызги.
Джо покачал головой.
– Нет уж, – сказал он, – не обманывай бедного маленького индейца, – и он повернулся к лагерю вновь. Однако звук быстрых шагов заставил его взглянуть через плечо; Уилл несся на него словно еще одна атакующая рысь.
– Да взгляни же сюда, придурок!
Внутри увечной, кривой раковины выглядывала из-под мантии, слишком короткой, чтобы укрыть ее, круглая розовая жемчужина величиной с крупную горошин у. Совершенно круглая, без единого изъяна или пятнышка, которые могли бы подпортить ее мерцающую красоту. Она, казалось, светилась собственным светом на желтоватом фоне раковины. Жемчужина лежала свободно, не прикрепленная к раковине.
– Должно быть, стоит не меньше миллиона, – заявил Уилл, когда ребята шли к лагерю. Джо ответил молчанием и молчал всю дорог у. Вечером он долго трудился у костра, а потом вручил другу кожаный мешочек с длинным шнурком, чтобы драгоценную находку можно было носить на шее.
– Джо, – торжественно обратился к нему Уилл, – ты признаёшь, что был неправ насчет ракушек?
– Да, – отвечал Джо.
– Ведь ты пинком отбросил тысячи долларов, потому что не слушал мудрого дядюшку Уильяма?
– Да.
– И ты – ленивый, невежественный и ни на что не годный бездельник?
– Да.
– И за то, что ты признал это, – сказал Уилл, – я отдам тебе половину своего миллиона.
Глава XII Пруд Колдуна
До конца условленного месяца оставалось всего несколько дней, как показывал деревянный календарик Уилла – мальчик носил его в мешочке на талии, вместе с полудюжиной метательных камней, кремневым ножом и прибором для добывания огня. Каждое утро, сразу после завтрака, Уилл делал на палочке очередную зарубку. Три недели в лесах сильно изменили обоих мальчиков. Уилл загорел так, что теперь его кожа практически не отличалась по цвету от кожи Джо, бронзовой от природы. Оба носили тяжелые мокасины оленьей кожи, сработанные Джо; выше шли обмотки, сплетенные из полосок кедровой коры, а затем – бриджи из медвежьей шкуры (их каждый шил себе сам, и эта работа сопровождалась огромными усилиями и сильнейшей критикой друг друга). Довершали их одеяния рубашки из оленьей замши. Они тоже были делом рук Джо, который выдубил, размял и выгладил шкуру так, как скво его племени делали с незапамятных времен. Такую рубаху любой охотник или траппер, где бы он ни жил, не променял бы ни на какую другую – если сумел бы ее раздобыть. Она мягкая и теплая, но при этом замша такая пористая, что через нее можно дышать или дуть, и она ни за что не скукожится, не сядет и не покоробится от влаги. При полном вооружении Джо носил лук и берестяной колчан, украшенный полосатыми иглами дикобраза, а в нем – дюжину стрел. Уилл же носил свою дубину на кожаной лямке через плечо, а метательные камни довершали его вооружение.
Найдя жемчужин у, мальчики сочли, что финансовая сторона их похода полностью отработана. Жемчужина явно стоила гораздо больше, чем что бы то ни было еще, что они могли бы добыть в лесах. Они сделали хорошие запасы продовольствия, были весьма неплохо одеты и вооружены и, если не случится ничего чрезвычайного, без проблем и даже с приятностью проведут оставшиеся дни испытания. Поэтому они приняли решение остаток времени посвятить исследованию территории за логовом росомахи и по другую сторону скальной стены, с которой срывался бобровый ручей. Уилл при этом все время помнил о странных звуках, которые его товарищ слышал у горы. Он не раз пытался заговорить об этом, однако Джо лишь молча тряс головой, и все, что сумел выдавить из него Уилл, было «плохие чары».
В чудесный день позднего августа, ясный и звонкий, мальчики отправились на поиски истока бобрового ручья. Каждый нес свое оружие, припасы на два дня и меховое одеяло; одеяла они собирались оставить в логове росомахи, чтобы лезть на скалы и исследовать местность за ними налегке. Когда после долгого марша они достигли подножия скальной стены, уже смеркалось. Логово каркажу оста лось таким, каким было, – пустое, устланное чистой сухой листвой. Еще стоящий здесь запах прежнего хозяина удержал других животных от посягательств на уютную пещерку. Поужинав, мальчики развели перед входом костер и разлеглись на одеялах из медвежьей шкуры – грели у огня усталые ноги и болтали, пока не пришло время сна.
Перед рассветом, в сероватых сумерках, Уилл неожиданно проснулся. Джо крепко спал. Поначалу Уилл не слышал и не видел ничего странного. Однако он ощущал присутствие какой-то опасности; наконец он бесшумно выбрался из пещеры. В небе горели зимние созвездия, поднявшиеся ночью из-за горизонта. Прямо над головой сиял усеянный драгоценностями Пояс Ориона, охраняемый по краям рубиновой Бетельгейзе[111]и снежно-белым Ригелем[112]; ниже зеленовато мерцал король неба – Сириус, Собачья звезда[113]. Но пока Уилл смотрел на небо, откуда-то с горы, из-за скальной стены, донесся тот самый звук, который так встревожил в свое время юного индейца. Это был вой – протяжный, скорбный и неописуемо зловещий. Он доносился, казалось, из невероятной дали и вместе с тем был как-то приглушен, словно раздавался из-под земли. Вновь и вновь звучал он в неподвижном воздухе. В вое, похожем на собачий, было и что-то неземное, отчего по позвоночнику Уилла побежали мурашки. Когда звезды начали бледнеть, вой стих, и Уиллу невольно пришло в голову, что все потусторонние гости должны исчезать с петушиным криком. Да, похоже на собаку – но откуда взяться собаке на пустой и одинокой вершине Черной горы?.. Джо был совершенно уверен, что это не волк, а Уилл так же твердо был убежден, что и индейские демоны тут ни при чем. Размышляя о загадочном звуке, мальчик постепенно уснул. Когда он опять проснулся, сияло солнце, а Джо развел огонь и сердито ворчал что-то о сонях и лентяях. При солнечном свете все страхи исчезли окончательно, и Уилл решил ничего не рассказывать Джо.
После завтрака мальчики исследовали скал у, с которой срывался бобровый ручей. На целую милю вправо и влево от ручья скальная стена была практически вертикальной, верных двести футов без какой-либо опоры для ног и рук. Ясно было, что придется или обходить гору кругом, или пытаться подняться по узкой расщелине, прорезанной ручьем. Сперва второй вариант казался практически нереальным. Расщелина извивалась на манер латинской буквы «S» – ручей прорезал эти изгибы в скользком мыльном камне[114]. Тут и там поток превращался в небольшие водопады, а скала была настолько скользкой, что мальчикам долго не удава лось сколько-нибудь продвинуться вверх. Но в конце концов, изгибаясь и пробираясь от выступа к выступу, цепляясь пальцами рук и ног, они поднялись почти до середины расщелины. Здесь начинался абсолютно гладкий склон. Лишь сбоку, на стене, было два-три небольших углубления, до которых Уилл смог дотянуться после немалых усилий. С трудом ему удалось перенести свой вес на край скалы. Теперь малейшая ошибка – и он как по льду соскользнул бы вниз в каменную чашу с водой (стоявший возле нее Джо уже ухмылялся в предвкушении). Пару раз Уилл уже начинал скользить, но ему чудом удавалось удержаться. Наконец он добрался до выступа и ухватился за более грубый камень, выступавший из гладкой скалы. На этой каменной полке Уилл и растянулся, наблюдая за усилиями Джо – тот, балансируя и изгибаясь, перебирался от одного скользкого выступа к другому, пока не оказался на самом опасном участке, на скругленном склоне чуть ниже Уилла. В миг, когда Джо пытался закрепиться на скользком склоне, Уилл опустил ногу и легонько толкнул Джо в макушку. Этого более чем хватило. Джо с воплем заскользил к воде. Однако при этом он успел вцепиться в лодыжку товарища. Уилл попытался выдернуть ногу – напрасно! Под весом Джо Уилл соскользнул с ненадежного выступа, и оба с криками полетели по гладкому, как стекло, склону вниз, напрасно пытаясь зацепиться за что-либо. Мальчики плюхнулись в каменный бассейн и некоторое время то топили друг друга, то боролись на берег у, пока не устали и не легли отдохнуть. Затем они возобновили трудный подъем (предварительно пообещав друг друг у обойтись на сей раз без грязных штучек). Полчаса спустя они достигли вершины склона; здесь расщелина сворачивала почти под прямым углом и, кажется, упиралась в отвесную стену в сотню футов высотой. Вдоль этой стены в облаке мелких брызг падала пенящаяся вода – прямо в зеленый водоем у подножия преградившей путь стены. Не имея крыльев, никто не смог бы подняться на скалу. Некоторое время мальчики молча любовались водопадом. Тяжелый подъем утомил и разгорячил их, и зеленоватая глубина манила и звала освежиться. Чаша под водопадом была футов в двадцать в поперечнике, под струями у стены вода кипела белым, а под водой, футах в шести от поверхности, темнели гладкие валуны. Уилл нырнул первым. Он опустил ноги вертикально вниз, чтобы встать на камень – тот вроде бы был точно под подошвами, – но, к удивлению мальчика, до камня он не достал. Тогда, вытянув руки над головой, Уилл позволил весу своего тела увлечь его в глубин у, но даже когда пальцы вытянутых рук оказались под водой, он не достиг камня. Тогда мальчик перевернулся и поплыл в глубину, пока сжавшее легкие давление не заставило его вынырнуть. Казалось, он парит в воздухе. Всплывая, Уилл видел над собой небо, деревья и даже ухмыляющегося Джо. Сделав мощный рывок, он всплыл на поверхность – и было самое время, если верить горящим легким.
– В этой луже футов сто глубины! – задыхаясь, сообщил Уилл товарищ у, когда оказался на берег у. – Спорить готов, тут до дна не донырнуть. Вода – как зеленый воздух. Но глубоко!
– Поэтому вода зеленая, – объяснил Джо. – Глубокая вода всегда зеленая.
Когда Уилл наконец отдышался, оба мальчика старательно сделали несколько глубоких вдохов. Набрав столько воздуха, сколько смогли вместить легкие, мальчики разом нырнули почти вертикально вниз. Уилл прилагал все силы, чтобы опуститься как можно глубже. И только когда его голова готова была лопнуть, он смог коснуться камня – тот оказался на глубине пятнадцати футов. Но возле камня открывался почти квадратный провал, и зеленая глубина тянулась дальше. Джо достиг камня почти одновременно с Уиллом, и оба бок о бок устремились вверх, к воздуху. Они выбрались на берег и повалились на камни, тяжело дыша, как вытащенные на сушу рыбы.
– Джо, – выговорил наконец Уилл, – а спорим, что ты не рискнешь нырнуть в ту квадратную дыру под камнем?
– Я могу плыть туда, куда можешь ты, и еще дальше.
В этот раз товарищи отдыхали не меньше четверти часа и постарались набрать даже больше воздуха, чем в предыдущую попытку. Они нырнули так глубоко, как смогли, а потом, напрягая все силы, поплыли вниз – в таинственный подводный проход. Сделав несколько гребков, мальчики смогли различить далеко внизу еще валуны и поняли, что не в их силах достичь дна. Разворачиваясь, чтобы подняться к поверхности, они заметили в стене провала отверстие, похожее на вход в пещеру. Уилл иногда был настоящим сорвиголовой, и, даже не прикинув возможный риск, он устремился в наклонный ход, почему-то уверенный, что тот приведет в сердце горы выше уровня пруда под водопадом. Джо хотел было остановить друга. Но было поздно – и Джо неохотно последовал за Уиллом. Это было чистой воды безрассудство. Если ход действительно вел к поверхности, мальчикам хватило бы воздуха только на то, чтобы вынырнуть. Если нет, если проход заканчивался где-то поблизости, никто из двоих не выплыл бы. Однако недалеко от входа пещера расширилась, а где-то вдали показался слабый свет. Уилл отчаянно поплыл на этот свет, и Джо следовал за ним. В самый последний момент их головы прорезали поверхность воды; мальчики оказались в полумраке длинного тоннеля, в конце которого пробивался отсвет дня. Хватая воздух, ребята некоторое время держались за выступ стены, пока Джо не заговорил.
– Ты идиот, – сказал он со всей убежденностью. – А если бы этот ход кончился? Тогда Уилл и Джо тоже кончились бы!
– Но ход-то не кончился, – напомнил очевидное Уилл. – А твой мудрый дядюшка Уильям нашел способ подняться по скале не снаружи, а изнутри.
От колодца, в котором мальчики вынырнули, ход, сужаясь, шел вверх; это был изогнутый тоннель, пробитый в незапамятные времена подземным потоком. Подъем к свету был крутым, но по крайней мере гладкое ложе сухого ручья позволяло держаться дороги. Чаша водопада, в которую нырнули ребята, была всего в сотне футов от вершины, но эта пещера тянулась на четверть мили; было ясно, что она открывается довольно далеко от обрыва. После долгого крутого подъема, от которого заболели даже их закаленные подошвы, мальчики наконец добрались до выхода. Здесь пещера сужалась, изгибалась вбок, а сам выход под скальным козырьком был не шире лисьей норы. Пришлось раскапывать руками песок, прежде чем отверстие расширилось достаточно для того, чтобы протиснуться. Оба мальчика были в чем мать родила. Одежда, оружие, снаряд для добывания огня – все осталось лежать на краю зеленого колодца. Правда, Уилл оставил на шее мешочек с жемчужиной.
Из-под скалы вынырнула сперва одна взлохмаченная голова, потом другая – точно как пара лисиц. Повинуясь каком у-то необъяснимому импульс у, Джо снова засыпал вход в тоннель, совершенно замаскировав его. Ребята огляделись в поисках обрыва, но, к своему удивлению, увидали берег темного озерца, лежавшего во впадине у самой вершины горы. Озерцо окружал пологий узкий берег, дальше поднималась пятидесятифутовая скала, а по ней поднималась грубая тропа – и по всем признакам, кто-то недавно по ней проходил, и не раз. Прямо перед мальчиками возвышался огромный, с дом, валун. Джо, разглядывая тропу, с подозрением потянул носом воздух, меж тем Уилл глядел на озеро, и ему вспоминались обрывки старых историй.
– Знаешь, где мы, Джо? – спросил он наконец.
– Мне не нравится это место, – отвечал индеец. – Плохое место. Плохое колдовство.
Не было никого ни видно, ни слышно, однако мальчики невольно понизили голос.
– Пруд Колдуна, – прошептал Уилл. – Один траппер давным-давно нашел его, но с тех пор почти никого тут не было за полвека – ну, может, пару раз только.
Мальчики осторожно двинулись вперед; в воздухе висело какое-то напряженное ожидание. Как будто кто-то только что замолчал. Мальчики пересекли открытое пространство перед гигантским валуном и, прежде чем обогнуть его, чуть ли не прижались друг к другу. Только они повернули за угол, как раздался тот самый жуткий вой, который Уилл слышал перед рассветом. Перед мальчиками оказалась убогая, грубо сработанная хижина, прислоненная стеной к валуну. Рядом рвались с цепи три черных пса, привязанные к дереву. Их длинные вислые уши выказывали родство с ищейками, а размер и свирепость выдавали кровь мастиффа. Поблизости стоял диковинный аппарат, от которого тянулся витой змеевик. Уилл опознал неуклюжий самогонный аппарат, и в его голове промелькнули многочисленные слухи о банде грабителей и самогонщиков, которые вроде бы орудовали где-то в этих краях, на границе, и за которыми охотились и канадские, и американские власти[115]. Не успели мальчики отпрянуть назад, как из хижины выскочили трое мужчин и схватили ребят. Один выглядел чистокровным индейцем. Второй был смуглым и крючконосым, а в ушах носил кольца, типичные для полукровки. Но третий, тот, что схватил Уилла, заставил мальчиков побледнеть от страха; у них буквально подкосились ног и. Это был настоящий гигант семи футов ростом, а по правой щеке, от внутреннего уголка глаза к краю губ, тянулся длинный шрам. Затягиваясь, этот шрам навечно исказил лицо бандита в злобной насмешке. Густые и косматые, как звериная шерсть, брови срослись в широкую полос у. Жестокие глаза сверкали тем же нечеловеческим блеском, какой Уилл видал однажды в глазах тигра в Бостонском зоопарке. Мальчикам хватило одного взгляда на это лицо, чтобы поверить во все истории, которые рассказывали про бандита Доусона, по кличке Шрам. Он был предводителем шайки конокрадов, орудовавшей в Штатах и сбывавшей лошадей в Канаде; еще они гнали виски и продавали его по обе стороны границы. Именно банда Шрама замучила почти до смерти Мозеса Батлера и его жену на Кричащем Холме – бандиты хотели выведать, где Мозес прячет деньги; они почему-то считали, что деньги в одинокой хижине водятся. Сам Шрам в прошлом году в перестрелке с сотрудниками Службы внутренних сборов[116]одного убил, а другого тяжело ранил, а потом скрылся в лесах и, как считали, там и умер от ран. Говорили, что Доусон свято верит в то, что только мертвецы молчат, почему, наверное, его до сих пор и не поймали, как и не смогли отыскать ни одно из его укрытий.
Доусон сжал горло Уилла, и у мальчика потемнело в глазах – только горящий взгляд бандита видел он во мгле. Потом Доусон выхватил Джо у державшего его полукровки и швырнул мальчиков в открытую дверь хижины, словно мешки с овсом. Уилл очнулся минуту спустя и увидел, что Джо встревоженно склонился над ним. Маленький мешочек с жемчужиной исчез. Доусон сорвал шнурок с мешочком с шеи Уилла и спрятал его в карман прежде, чем кто-то из его подельников заметил это. Бандиты поспешили проверить, нет ли поблизости кого-то еще, и на короткое время мальчики остались одни. Джо успел прошептать только: «Молчи, молчи, не говори, а то потеряем хижину!» – как бандиты вернулись.
– Никого у прохода, и следов никаких! – прорычал Доусон. – Эй, вы! Вы кто такие и как сюда попали?
Мальчики помнили уговор с лесопромышленником: если они за условленный месяц заговорят с кем-нибудь, то проиграют. Поэтому они только трясли головами и молчали. Когда же огромный разбойник угрожающе надвинулся на них, Уилла осенило. Он торжественно воздел руки, а потом величавым жестом указал на себя и на Джо. Несомненно, эта импровизация спасла мальчикам жизнь. Как метис, так и индеец были весьма суеверны и сочли сверхъестественным появление двух немых голых подростков, как будто свалившихся с неба. Впрочем, на Доусона произвести впечатление было не так легко. Из его дальнейших слов следовало, что он счел друзей сумасшедшими, сбежавшими в лес из какого-нибудь приюта. В этом случае безопаснее было бы отвезти их куда-нибудь подальше от Черной горы и отпустить на все четыре стороны – пусть их там найдут, это лучше, чем если их станут искать здесь. Но, с другой стороны, вдруг они шпионят по заданию канадской Конной полиции[117]?..
Некоторое время Шрам рассматривал мальчиков, а потом с угрозой прорычал:
– Если вы со мной играете!.. Пока что мы вас свяжем и проверим. Но если играете… – и он медленно провел ребром ладони поперек горла.
Уилл не понимал, как он смог не дрожать под этим свирепым взглядом. Джо же был бесстрастен, как обычно. По знаку Доусона метис связал мальчикам руки за спиной сыромятными ремнями, а потом их швырнули на кучу сухих листьев; Доусон вышел покормить собак – похоже, управляться с ними мог только он.
Глава XIII Побег
Остаток дня мальчики провели молча лежа на сухих листьях. Когда стемнело, бандиты развели костер и приготовили ужин. Про ребят как будто все забыли, но когда бандиты поели, индеец вернулся в хижину и принялся разглядывать Джо.
– Ты тоже краснокожий, – буркнул он.
Вскоре индеец вернулся с грубой миской тушеной оленины с картошкой – должно быть, бандиты прихватили картошку во время одной из вылазок. С самого утра мальчики ничего не ели, и кушанье пахло заманчивее, чем все, что они когда-либо пробовали. Индеец ослабил ремни, удерживавшие правую руку Джо, но левая осталась связана; тогда он поставил перед мальчиком миску. Джо, однако, не притронулся к еде, пока не освободил правую руку и Уилл у. Когда друзья опустошили миску и начисто выскребли пальцами остатки со стенок миски, индеец вернулся и связал их снова, на ночь. Когда он затягивал петли на запястьях Джо, тот напряг мышцы, и в результате потом, когда он расслабил руку, между путами и кожей появился небольшой зазор. Перед тем как ложиться спать, Доусон взял собак и прошел с ними по напоминавшей грубую лестницу тропе, по которой, как он полагал, спустились незваные гости. Привязывая последнего свирепого зверя, он выразительно посмотрел на ребят.
– Вздумаете шутки шутить, эти ребятишки в полминуты порвут вас на клочки, – сообщил он.
Час за часом тянулась эта бесконечная ночь – и ночи длиннее ни у кого из двоих еще не было. Вокруг храпели бандиты, снаружи то один, то другой пес издавал тоскливый, жуткий вой. Где-то после полуночи Джо удалось вытянуть руку из ослабленных пут. После этого развязаться окончательно было делом считаных минут. Так же тихо он распустил тугие узлы на Уилле. Но им пришлось долго разминать затекшие руки и ноги. Джо ждал серого предрассветного часа, когда люди спят крепче всего. Потом, бесконечно осторожно, он принялся пробираться между спящих. Доусона, который, завернувшись в одеяло, спал поперек входа, обойти было невозможно – пришлось переступать через него. В слабом свете заходящей луны белки его глаз поблескивали из-под полуприкрытых век, и это делало его лицо совсем уж дьявольским.
Они выбрались наружу; угол скалы прикрыл их от собак. Но стоит выйти из-за скалы – собаки их учуют, увидят и поднимут тревогу. Единственная надежда – добежать до тайного прохода прежде, чем бандиты проснутся и поймут, что происходит. Мальчики присели за скалой, точно спринтеры на старте, и затем внезапно ринулись бежать – в каком-то ярде от псов. Две собаки дремали, но третья, злобная старая сука, мгновенно оказалась на ногах. Натянув цепь, она яростно клацнула зубами и тут же залаяла – звук походил скорее на рев какого-то дикого зверя, чем на собачий лай. Это разбудило всех, кто спал. Мчась сквозь ночь, мальчики слышали свирепый вопль Доусона:
– Вставайте! Знал же я, что надо было прикончить мальчишек! Ну ничего, далеко не уйдут – я спущу собак. Когда поймаем их, больше церемониться не станем!
Обезумевшие от злости псы так натягивали цепи, что бандиту не сразу удалось освободить их. Эта маленькая фора спасла ребят. Они промчались по тропе так, как не бегали еще никогда в жизни, и добрались до лаза, откуда вылезли утром на свою беду. Они голыми руками разметали песок; Джо хотел пропустить друга вперед, но Уилл отказался.
– Ты младше, и потом, это я тебя впутал, так что лезь первым, – шепнул он, подталкивая Джо вперед.
Уиллу казалось, что Джо никогда не залезет в нору, потому что снаружи ее отверстие было у́же, чем изнутри. Джо отчаянно раскапывал песок, отбрасывая его назад, как сурок. Наконец ему удалось протиснуть плечи. Уилл слышал, как Доусон ругается, пытаясь отвязать собак.
«Если те настигнут нас раньше, чем мы завалим ход, шансов не будет. Помрем, как крысы в ловушке», – думал он.
Раздались крик бандита и собачий лай – псов спустили. В этот миг Джо наконец исчез в лазе, и Уилл ввинтился туда следом за товарищем – в последний момент. Завывая как демон, старая сука бежала по следу мальчиков, а две другие собаки следовали за ней. Но Уилл успел пролезть внутрь, и они с Джо завалили вход круглым булыжником, валявшимся поблизости. После этого мальчики помчались вниз по тоннелю, спасая свои жизни. То и дело, когда тоннель сворачивал, они налетали на стену, а иногда спотыкались о камни и падали, но о синяках, ссадинах и крови на своих лицах они, конечно, не думали, потому что понимали, что за ними по пятам во мраке гонится сама Смерть. Им было слышно, как псы лают у лаза и скребут камень; вскоре подоспели и бандиты.
– Тут спрятались! – со злобным ликованием крикнул Доусон. – Ну, только вытащу этот камень, и пусть собачки прикончат этих лисичек!
До края колодца ребята добежали в тот самый миг, когда псы один за другим забирались в лаз. Свора бежала так быстро, что когда беглецы нырнули в чернильно-черную неподвижную воду, старая сука была в каких-то десяти футах от колодца. Вниз по колодцу – потом вверх, к воздуху… Ребята отчаянно гребли руками и били ногами. Казалось, больше им под водой не продержаться – и тут они вылетели на поверхность чаши под водопадом и выкарабкались на берег. Уилл хотел было продолжить бег, но Джо его остановил:
– Погоди. Если собаки идут за нами, лучше встретить их тут.
Это было разумно. Мальчики наспех натянули одежд у, схватили каждый по увесистому камню с острыми краями и приготовились проломить череп собаке, буде та вынырнет вслед за ними. Впрочем, судя по всем у, среди предков свирепой своры не было собаки-водолаза, потому что нырнуть вслед за ребятами собаки не решились. Из-под земли доносились приглушенные голоса и поскуливание псов, отказывавшихся нырять. Потом эти звуки стали тише, потом исчезли.
– Если они хотят нас поймать, им придется спускаться с той стороны, а потом идти вокруг горы, – проговорил Уилл. – К тому времени мы будем далеко.
Джо не испытывал такой уверенности.
– Этот высокий, большой, он что-то придумает, – предрек он. – Он плохой, очень плохой.
Мальчики поспешили вниз тем же путем, каким поднимались накануне. Но они не знали, что собаки, от которых им еле-еле удалось улизнуть, происходили в том числе от ищеек, с которыми когда-то охотились на людей[118], и то, насколько опасно было для них идти так открыто. Миновав логово каркажу, они пошли вниз по бобровому ручью. Когда солнце поднялось так высоко, что его стало видно сквозь кроны деревьев, Джо остановился и прислушался. Со стороны горы раздался лай, и этот лай приближался.
– Они гонятся за нами, – пробормотал Уилл, бледнея. – У них был какой-то короткий ход! Эх, добраться бы только до сторожки! Мы бы позвонили, вызвали подмогу и могли бы продержаться до ее подхода!..
Джо ничего не ответил, но побежал вперед той особой рысцой, какой он научился во время многочисленных охот. Голоса псов были отчетливо слышны теперь, но все же преследователи были еще очень далеко. Мальчики со всех ног мчались вниз по склону, вдоль бобрового ручья – ведь речь шла, без всяких шуток, о самой их жизни. Тем не менее лай приближался. Наконец свора обогнула край горного склона и помчалась по прямой вдоль ручья, и ее лай стал таким громким, что мальчики приостановились и обернулись, думая, что черные псы увидели их. На самом деле звук усиливался и передавался склонами распадка словно в огромном рупоре; собак еще видно не было.
– Даже к шалашу не добежим, не то что к сторожке, – задыхаясь, сказал Уилл. – Эх, был бы у тебя твой лук, а у меня – дубина…
Джо ткнул рукой вперед.
– Мы успеем. Мы поплывем, потом будем у бобров, нырнем, спрячемся в доме бобра. Будем живы.
Уилл ничего не ответил, но понесся вперед сломя голову (Джо все время на шаг опережал его). Мальчики добежали до бобрового пруда и нырнули – собак пока еще видно не было. Но минуту спустя завывание и лай дали понять, что свора взяла свежий след. Мальчики плыли, стараясь держаться как можно ниже в воде, и, хотя собаки были уже у запруды, а ребята еще не доплыли до заветной хатки, мальчиков собаки не заметили. Без малейшего всплеска ребята нырнули и поплыли сквозь неподвижную воду ко входу в хатку Деда, вождя племени бобров, где они уже побывали несколько недель назад. Еще минута – и они оказались внутри теплого сухого купола и растянулись на постели хозяина. Забираясь внутрь, они слышали, как последний в испуге прыгает в воду, во второй выход. Снаружи сквозь плотную крышу их убежища доносился лай своры, а чуть позже послышались и хриплые голоса бандитов. Собаки остановились там, где след беглецов обрывался у воды.
– Тут они нырнули! – крикнул Доусон. – Далеко уйти не могли! Пустите собак по берегу в разные стороны – они возьмут след!
Еще пару часов мальчики слышали ругань бандитов и лай озадаченных собак – преследователи метались вокруг пруда; наконец, ближе к полудню, эти звуки затихли.
– Останемся тут дотемна, – сказал Уилл. – Потом им надоест искать, они вернутся восвояси, а мы пойдем в лагерь…
– Я стану спать, – согласился с ним Джо. Мальчики свернулись на покрывавшей помост мягкой траве и спали до вечера. Проснулись они незадолго до заката, и проснулись страшно голодными. Им казалось, что с того момента, когда им дали тушеную оленину, прошло не меньше недели. Джо поискал возле платформы – Дед приготовил тут ветки для еды, это был задел его зимних припасов. Джо порылся в них, вытянул ветку фута в четыре длиной и принялся глодать ее – ни дать ни взять голодный бобер-переросток. Уилл втянул ароматный запах черной березы, схватил ту же ветку и принялся грызть ее с другого конца. Они обгладывали ветку, пока не встретились на середине; каждый проглотил несколько футов зеленого луба. Конечно, не самая лучшая пища, но все же лучше, чем ничего, – можно как-то заполнить желудок.
Когда сквозь небольшие щели в крыше хатки перестал проникать какой-либо свет, мальчики осмелились выбраться наружу; беззвучно выбравшись на берег, они знакомой тропой пошли к лагерю. Ночь была совершенно темная, даже без звезд. Лес был полон шорохов и шепотов, в верхушках деревьев шелестел тревожный ветер. Мальчики крались тихо, понимая, что сейчас от тишины зависит сама их жизнь, поскольку враг вполне мог устроить засаду на хорошо заметной тропе. Постепенно во тьме соткались хорошо знакомые силуэты. Под большим буком в глубине чащи скрывалась их кладовая, со стенами из переплетенных сучьев и веток, где ребята держали запасы вяленой оленины, копченой рыбы и плетеные корзины с сушеными ягодами. Беззвучно, как охотящиеся змеи, они проползли через заросли, открыли заплетенную дверь и голодно потянулись к аппетитным полоскам мяса на верхних полках. Никогда еще они так не наслаждались едой. Насыщаясь, мальчики чувствовали, как силы буквально на глазах возвращаются к ним. Они не останавливались, пока не съели почти все мясо и рыбу, набив остатками карманы своих замшевых рубах, и не довершили поздний ужин обильным десертом из сушеных ягод.
– Это будет повкуснее коры… – прошептал Уилл.
Джо почтительно погладил живот, показывая, сколько для него значила плотная еда, и они выбрались из склада – для начала чтобы напиться холодной воды из родника. Тут же неподалеку было их «оружейное дерево», как Уилл называл терновник[119], на котором они развешивали для хранения свое оружие – дубинки, лук и стрелы. Они пошарили во тьме, и вскоре Уилл нащупал гладкую рукоять палицы и повесил ее через плечо. Джо в это время отыскал лук и колчан со стрелами и тоже вооружился. Затем Уилл подвязал к поясу мешок с метательными камнями, а Джо – короткую увесистую дубинку, и они, полностью теперь вооруженные, направились к шалаш у. В сумраке они могли разглядеть поленницу и черное отверстие входа в шалаш. Никаких звуков оттуда слышно не было, но Джо почуял опасность. Он молниеносным движением потянул Уилла на землю, знаком велев ему молчать, и ползком подобрался к самому шалашу. Джо хотел было сунуть внутрь голову – но чуть не наткнулся на спящего у самого входа мужчину. Джо отпрянул и застыл. Было слышно глубокое дыхание. Наконец Джо поднялся и заглянул внутрь. Минут пять он вслушивался и всматривался во тьму. Потом тихо вернулся к Уиллу и прошептал ему на ухо:
– Все спят. Собак нет. Теперь тихо-тихо идем к сторожке.
– Не раньше, чем я заберу мою жемчужину, – так же шепотом ответил Уилл.
Джо долгим взглядом посмотрел на него:
– Тогда я с тобой, вождь.
Не говоря более ничего, мальчики как тени скользнули внутрь и некоторое время стояли, пока не смогли различить силуэты спящих. Поперек входа спал индеец. По правую руку, на лежанке Уилла, лежало огромное тело – несомненно, Доусон. Надо полагать, мешочек с отнятой у Уилла жемчужиной он носил на шее. Мальчики очень осторожно перешагнули через индейца и склонились над крепко спящим гигантом. Он лежал лицом вниз, вдобавок держал руки возле горла. Наклонившись ближе, Уилл смог разобрать шнурок на его шее. Однако забрать мешочек, не разбудив бандита, было абсолютно невозможно. Уилл уже решился одним рывком сорвать драгоценный мешочек с шеи Доусона и затем бежать во тьму, но Джо понял это и, мягко отстранив товарища, шагнул вперед. Индейцы его племени, как древние спартанцы, обучали детей искусству воровства. Наклонившись, он принялся осторожно дуть точно между лопаток спящего. Поначалу ничего не случилось. Но постепенно прохладное дуновение стало раздражать голую кожу бандита, и тот слегка заворочался. Наконец он с неразборчивым бормотанием перевернулся спиной к теплой подстилке. Теперь бесценный мешочек был открыт взгляду мальчиков. Однако это движение почти разбудило Доусона. Джо поднял с пола фетровую шляпу бандита и начал осторожно обмахивать ею спящего. Легкие ритмичные дуновения охладили разгоряченное лицо бандита, и вскоре тот спал так же крепко, как и прежде. Тогда Джо вытащил острый осколок кремня, который таскал с собой в качестве ножика, и с чрезвычайной осторожностью приподнял мешочек, в то же время пальцем слегка придавливая кожу Доусона там, где только что лежало сокровище, чтобы исчезнувшее давление мешочка не разбудило его. Потом Джо очень осторожно, легчайшими движениями, стал подрезать стежки на мешочке, пока в том наконец не зазияло отверстие. Он слегка сжал мешочек – и в подставленную ладонь Уилла скользнул гладкий шарик, который мерцал даже во мраке. Засовывая жемчужину поглубже в карман, Уилл следом за Джо пошел к выходу. Увы – он шагнул самую чуточку в сторону и, когда Джо переступил через индейца, Уилл наступил на вытянутую ногу спавшего с другой стороны метиса. Тот с криком проснулся и схватил было мальчика, которому едва удалось увернуться. Джо при первом же звуке выпрыгнул наружу и теперь был в относительной безопасности. Но когда Уилл оказался у выхода, индеец вскочил, перегородив дорогу. Уилл отступил на шаг – и его стиснула жилистая рука полукровки. Он попытался вырваться, но безуспешно. Вопли метиса разбудили Доусона, и тот вскочил – а Уилл в этот миг сумел скинуть с плеча и стиснуть дубину. С коротким, но сильным замахом мальчик обрушил ее на голову державшего его противника. Звук удара в маленьком шалаше прозвучал необычайно отчетливо; бандит перекатился назад и лежал теперь как большой пес. Индеец спереди, а Доусон сзади кинулись на мальчика – только опыт игры в футбол[120]спас его. Пытаясь схватить мальчика, индеец потянулся слишком высоко, и Уилл поднырнул под его раскинутые руки; ловким финтом он обошел противника и вылетел из шалаша, прежде чем изрыгающие ругательства бандиты сообразили, что произошло. Мальчики ринулись по темной тропе и в мгновение ока скрылись из виду. Доусон, впрочем, не стал преследовать их, теряя время. Он вложил пальцы в рот и громко свистнул – и беглецы тут же услыхали со стороны склона горы лай своры, которую накануне вечером спустили поохотиться самостоятельно. Было очевидно, что как только собаки окажутся в лагере, погоня возобновится, поэтому сейчас мальчики изо всех сил старались получить фору и уйти как можно дальше – а при везении добежать до сторожки и позвонить мистеру Донегану.
Когда они устремились вниз по тропке, солнце уже осветило восточный край вершины Черной горы.
– Мы, – выговорил Уилл, стараясь не сбить дыхание, – хотя бы выиграли хижину и участок леса. Вчера был последний день.
– Если не бежим быстрее, – ответил Джо, – никогда не увидим наш патруль. Собаки близко.
Действительно, лай и завывание своры приближались. Очевидно, псы, побежав на свист Доусона, сразу же взяли след мальчиков. Когда беглецы преодолели еще четверть мили, лай стал совершенно явственным. Тропа в этом месте делала резкий поворот, почти поворачивая назад, чтобы обогнуть топкий участок – родничок образовывал тут трясину. За поворотом тропа проходила между двух больших белых дубов. Уилл схватил друга за плечо.
– Нам не успеть к сторожке раньше собак, – выдохнул он. – А тут подходящее место, чтобы их встретить. Они повернут на открытое место, и мы, может, смогли бы подбить пару из них прежде, чем они доберутся до нас.
– А если шайка вместе с собаками?
– Тогда нам конец. Пристрелят. Но придется рискнуть.
Мальчики встали за стволами дубов и постарались успокоить дыхание, готовясь к схватке. Джо аккуратно натянул тетиву, освободил стрелы в колчане от придерживающей завязки, а свою любимую стрелу наложил на лук. Уилл выбрал лучший метательный камень – хорошо сбалансированный, увесистый кусок кварца с острыми гранями. От напряженного ожидания взвинченные нервы мальчиков едва не лопались. У Джо на лбу выступили крупные бисеринки пота; Уилл покрутил дубинку сперва в одной руке, потом в другой. Голоса собак становились все громче – и вдруг смолкли. По свежему запаху псы поняли, что добыча рядом. Мальчики пристально следили за участком тропы в тридцати ярдах. Если собаки одни – шанс есть. Если же за кустами покажутся головы бандитов – их обоих ждет неминуемая смерть. Теперь они услышали топот лап и сопение суки-вожака, вынюхивавшей след. Еще несколько секунд – и станет ясно, есть ли у них этот шанс… Внезапно за кустом показалась сука с хищной длинной головой и злобно горящими глазами – она неслась по следу мальчиков. За спиной суки-вожака маячили черные тени ее свирепых отпрысков, которым, впрочем, нипочем не удалось бы обогнать свою мамашу. Свора вырвалась на открытое место, а мальчики напряженно смотрели в кусты – не следует ли за собаками двуногая смерть. Но – никого больше! Значит, бандиты пустили собак впереди себя и не могли угнаться за ними. Джо медленно поднял лук и натянул тетиву до самой груди; и как только псы миновали середину небольшой прогалины сразу за поворотом тропы, раздался звон тетивы и в воздухе как будто сверкнул луч света. Раздался захлебывающийся вой – стрела вонзилась в горло пса и засела в жизненно важной точке. Пес подпрыгнул высоко вверх – и упал уже мертвым. В тот же миг Уилл метнул свой камень во второго, который на долю секунды замедлил бег при виде гибели собрата. Прогудев в воздухе, камень попал в лапу животного точно над суставом и переломил ее как тростинку. Но скулеж умирающего и вой покалеченного псов привели суку в настоящее бешенство. Она с безумным ревом вылетела из-за поворота и, со вздыбившейся на загривке шерстью, кинулась на ребят. Времени хватало лишь на одну попытку. Стрела и камень разом полетели в атакующего зверя – и оба попали мимо. Мальчики только начали движение – а собака низко пригнула голову и одновременно рванулась вперед. В результате стрела просвистела между ее ушей, а камень лишь чиркнул по шерсти на загривке. Мальчики еле успели схватить дубинки – а огромная собака была уже рядом. Без сомнения, она успела бы схватить одного из них, если бы не потеряла какое-то мгновение, выбирая, кого хватать. Эта крошечная пауза стала для нее роковой. Уилл со всех сил обрушил тяжелый заостренный конец палицы на череп собаки, а Джо одновременно с не меньшей силой дубиной ударил ее по черной спине. Взвыв, сука застыла на миг – и упала на бок. Ее предсмертный вопль подхватили разъяренные голоса отставших бандитов. Не удостоив подергивающиеся собачьи тела взглядом, мальчики покинули засаду и помчались вперед – они успели полностью восстановить дыхание. И все же преследователи, пожалуй, смогли бы вскоре увидеть беглецов через прицелы своих ружей, потому что от болота тропа шла совершенно прямо; к счастью, они задержались возле поверженных псов. Мальчикам еще долго были слышны пронзительный голос метиса и хриплая ругань Доусона, которые пытались помочь раненым и умирающим собакам. Но наконец за внезапным поворотом тропы показалась приземистая бревенчатая сторожка. Последним рывком мальчики преодолели финишную прямую, плечом к плечу влетели на крыльцо и дрожащими руками принялись шарить над косяком, где должен был быть спрятан ключ. К счастью, он там и был, и вот уже мальчики оказались внутри, заперли дверь и задвинули массивный деревянный засов – целый брус, который входил в железные петли на двери и в паз в стене. Передние и задние окна были закрыты толстыми дубовыми ставнями. Мальчики оказались в безопасности – по крайней мере на какое-то время. Уилл сразу схватился за телефон, а сообразительный Джо по маленькой лесенке поднялся на чердак и открыл ставни на одном из небольших окошек, откуда было отлично видно пространство перед дверью и оба передних окна. Затем он открыл окошко и на противоположном торце – теперь он был готов пустить стрелу в любого, кто попытался бы подобраться к сторожке с фронта или с тыла.
В это время Уилл внизу яростно стучал по рычагу телефона[121], пытаясь пробиться к станции, а на тропе уже слышались голоса преследователей – и они приближались! Наконец станция ответила, и Уилл продиктовал номер мистера Донегана.
– Скорее! – добавил он. – Дело жизни и смерти!
Казалось, трубку не брали целый час.
– Что вам угодно? – послышался наконец грубый голос; это не мог быть не кто иной, как лесопромышленник.
– Это Уилл Брайт. Джо и я, мы в вашей сторожке. Нас схватили «Шрам» Доусон и его банда. Но мы сбежали. Они гонятся за нами, и я не знаю, сколько мы сможем продержаться. Возьмите людей и приезжайте как можно скорее, пожалуйста! И… мистер Донеган, – тут голос Уилла слегка дрогнул, – если не успеете, попрощайтесь с родителями от моего имени. И… и мы с Джо выиграли хижину для отряда! Мы все время были в лесу и ни с кем не говорили, и нам никто не помогал с тех пор, как мы расстались.
Что бы ни говорили о манерах и терпении богача, в недостатке решительности и быстроты упрекнуть его было нельзя.
– Держись, парень! – закричал он, и на этот раз в его голосе не было ничего грубого. – Я только захвачу шерифа и еще пару ребят и гоню к вам – обещаю побить все рекорды!
Глава XIV В осаде
Еще пару минут преследователей было не видно и не слышно. В утреннем свете лес стоял тихий и свежий. Где-то сразу позади сторожки раздалась звонкая трель дрозда-отшельника[122]. Птичка пела так, словно в мире не существовало ни опасностей, ни самой смерти, и ее тельце трепетало в экстазе. Звуки ее трелей поднимались так высоко, что некоторые становились неслышны для человеческого уха, но при этом она издавала их – клювик открывался, грудка трепетала, – песня, которой людям насладиться не дано.
Джо сидел на корточках у открытого переднего окна чердака, а Уилл сторожил подход с тыла. Минуты шли, и Уилл начал уже надеяться, что контрабандисты повернули назад.
– По-моему, они не придут, – прошептал он.
Джо лишь фыркнул и указал на небо, где кружил рыжехвостый ястреб[123]. Уилл посмотрел: птица широкими кругами поднималась выше; пролетавшая невдалеке ворона тревожно каркнула.
– Птицы их видят. Они затаились.
Еще десять долгих, напряженных минут.
– Я выгляну… – пробормотал наконец Уилл.
– Нет, нет! – прошипел Джо. – Жди! – И он на корточках пополз в глубину чердака, где валялась оставленная кем-то старая шляпа. Надев ее на свой лук, он осторожно приподнял шляпу – чуточку, над самым подоконником переднего окна, и слегка подвигал ее взад-вперед. Сперва ничего не происходило. Тогда Джо приподнял шляпу выше – теперь она полностью показалась над подоконником. Тут же с двух противоположных краев опушки леса грянули выстрелы из мощных ружей, и шляпа, пролетев через полчердака, упала с двумя дырами в тулье. Джо вскрикнул, и его крик перешел в глубокий стон. Фокус сработал. Из-за спутанной сухой травы и черничника – казалось, там не мог бы спрятаться и кролик – выглянуло злобное лицо метиса, украшенное пятном засохшей, почерневшей крови на лбу, там, где Уилл «приласкал» его в хижине своей дубинкой. С нехорошей улыбкой метис метнулся к двери сторожки. Джо наложил стрелу на тетиву и приготовился. Раздался звон – точь-в-точь басовая струна банджо – стрела свистнула в воздухе и глубоко вонзилась в бедро бандита. С криком боли и ярости он вскинул свою магазинку[124]и дважды, без паузы, выстрелил в чердачное окно. Но мальчики лежали у самой стены, и их не задело. Не успели стихнуть выстрелы, а метис уже исчез – только капли крови на земле показывали, где он стоял. Несколько секунд было тихо. Уилл поймал себя на том, что считает удары сердца и прикидывает, сколько времени понадобится мощному автомобилю, чтобы преодолеть тридцать миль ухабистой дороги. Эх, если бы только враг приступил к долгой осаде – спасение пришло бы вовремя… Однако во главе нападавших стоял совсем не дурак. Огромный контрабандист вот уже десяток лет как успешно противостоял лучшим из лучших офицеров Службы внутренних сборов по одну сторону границы и цвету Конной полиции – по другую. Он сразу заметил телефонный провод и сообразил, что в городе уже, должно быть, получили призыв о помощи. Но не тот он был человек, чтобы легко, без драки отказаться от сокровища, которое уже было у него в руках, и потерять лучшее из своих убежищ. Доусон сделал следующий стратегический ход: он поставил раненого за деревом, откуда тот прекрасно видел весь фасад сторожки, а сам вместе с индейцем подхватил десятифутовое бревно в фут толщиной – и с этим орудием наперевес они выбежали к двери: этим тараном, под прикрытием третьего сообщника, бандиты рассчитывали высадить ее. Слегка пошатываясь под тяжестью бревна, контрабандисты ударили им в центр двери. К счастью для мальчиков, дверь была дубовая, прочная и тяжелая, и ее удерживал массивный засов. Любая другая дверь от страшного удара бревна, который силач Доусон обрушил на нее, немедленно вылетела бы. Но все равно по двери прошла трещина, а здание дрогнуло; и все же дверь выстояла. Джо попробовал было осторожно подняться, но Доусон выбрал для стрелка идеальную позицию, с которой тот видел все, – пуля просвистела, слегка задев волосы мальчика. Тогда Джо, лежа на спине, поднял лук в расчете стрелять наугад; метис, однако, был отменным стрелком, да и стрелять приходилось всего с полусотни футов с очень удобной позиции. Когда конец лука поднялся над подоконником, он тщательно прицелился и выстрелил. Пуля с треском расщепила лук у места крепления тетивы – и в руках Джо осталась бесполезная сломанная палка. А одновременно с выстрелом таран опять грохнул о дверь сторожки. Было очевидно, что долго она не выдержит. Мальчики ползком добрались до лестницы, слетели вниз и принялись баррикадировать дверь всем, что можно было сдвинуть с места. Первым делом они поставили на попа тяжелый дубовый стол, привалив его к двери – получилась почти что вторая прочная дверь. Стол они подперли тяжелым ларем, стульями и сложенными у очага дровами. Укрепленная такой баррикадой, дверь стала поддаваться куда хуже – и появилась надежда продержаться до прихода подмоги.
Но похоже, что эта же мысль пришла в голову контрабандисту. Мальчики поспешили наверх – к окнам; они испугались, что кто-то из бандитов может попытаться проникнуть внутрь через них. Сжимая свои дубинки, они пригнулись у окошек, готовые дать отпор. Но атаки не было. Вместо этого в тишине раздался зловещий треск и над лестницей всплыла голубоватая струйка дыма. Осаждающие кинули спичку в наваленную у двери груду сухих веток и травы, а сами залегли в засаде – оттуда они с легкостью могли взять мальчиков на прицел, когда огонь выгонит их наружу. Треск становился все громче; вскоре нижний этаж весь заполнился удушающим сизым дымом. Мальчики посмотрели друг другу в глаза – и увидели там отчаяние. Сквозь щели между бревнами стены показались язычки пламени. Первым заговорил Джо.
– Стой тут, у окна. Попробую выбраться сзади, пока можно. Ты стой тут. Услышишь, что я выхожу, – беги и прыгай в кусты. Они отвлекутся, ты уйдешь.
– А ты?
– Может быть, не заметят в дыму. Потом, ты пустил меня первым в пещере. Я пущу тебя первым тут.
Уилл посмотрел индейцу в лицо. Оно было привычно бесстрастным, но в глубоких глазах Уилл увидел какое-то незнакомое выражение – и понял вдруг, как много Джо значит для него.
– Ну нет, – воскликнул он, сжимая руку товарища. – Даже если я убег у, разве я смогу забыть, что тебя убили из-за этого? Какой скаут бросит друга?
Ворвавшийся снизу клуб дыма заставил его поперхнуться и замолчать. Внизу плясали языки огня.
– Поздно, – тихо сказал Джо. – Придется прыгать в окно. Лучше пуля, чем огонь.
– Постой! – крикнул Уилл, когда Джо уже направился к окну. – Продержимся до последнего! Мистер Донеган может быть тут в любой момент.
Мальчики в безумной надежде вслушались – но звука автомобильного мотора не было слышно; только трещало и шипело пламя, добравшееся уже до лестницы. Огонь был так близко, что забившиеся в угол мальчики уже чувствовали его обжигающее дыхание. И тут согнувшийся в три погибели Уилл заметил на полу грубо сколоченную стремянку футов шести в длину.
– Смотри, – хрипло сказал он. – Она короткая, до земли не достанет – тут должен быть и еще один чердак!
Действительно, в потолке был маленький люк, наверняка под самым коньком был еще чердачок или просто пространство между потолком и крышей. Мальчики мигом подняли стремянку; когда Уилл начал подниматься, через лестничный проем ворвался сноп огня.
– Если идем наверх, – медленно проговорил Джо, – уже не спустимся. Умрем как крысы в ловушке. Хочу умереть на открытом месте – в бою, – он надел на руку петлю своей палицы и решительно повернул обратно к окну.
– Нет, не надо! – задыхаясь, сказал Уилл. – Может, сможем вылезти на крышу. Если мы сможем продержаться всего несколько минут, нас спасут; машина, наверное, уже рядом!
Джо поколебался, но последовал за Уиллом. Они вскарабкались по лесенке, втиснулись в крохотное пространство чердачка, и в тот же миг вихрь багрового пламени взметнулся там, где они только что стояли. Мальчики захлопнули люк; они оказались в помещении фута в четыре высотой по центру, но пока что – пока что! – они были защищены от огня и дыма. В потемках они принялись ощупывать косые стропила над собой. Никакого ведущего наружу отверстия не было, и ясно было, что даже с их грубыми дубинками мальчикам не удастся пробиться сквозь толстые балки и двойной слой черепицы. В конце помещения Джо наткнулся на печную трубу. Клавшие ее когда-то печники не удосужились скрепить камни в верхней части трубы раствором, и под пальцами Джо несколько камней слегка шевельнулись. Хриплым возгласом Джо подозвал Уилла, и мальчики принялись руками и дубинками раскачивать камни, и наконец один из них поддался. Выпавший камень ослабил соседние. Отчаянно дергая камни (огонь уже буквально стучался в их дверь, то есть люк), мальчики сумели проделать в трубе отверстие – здесь, наверху, камни были положены только в два слоя. Ввинтившись внутрь, Джо полной грудью вдохнул чистый наружный воздух. Внутри он нащупал какой-то выступ – когда мальчик встал на него, его голова оказалась почти на уровне верха трубы. Вернувшись к Уиллу, он в двух словах описал ему ситуацию. Через минуту оба мальчика были уже внутри и закладывали меньшими камнями проделанное отверстие, чтобы защититься от огня и дыма. Пока что они не осмеливались вылезать из трубы, чтобы не стать легкой мишенью для врага. Пока что камни смогут спасти их от дыма и даже от жара. А когда терпеть станет невозможно, можно будет попытаться или вылезти наружу, или спуститься вниз – толстые каменные стены печи, возможно, позволят им продержаться до конца пожара. Во всяком случае, пока огонь не ворвется под самую крышу, у них есть передышка.
Головы мальчиков оказались на уровне замкового камня[125], и они могли отчетливо слышать голоса на улице. Индеец сказал что-то на чиппева[126], и Джо мрачно ухмыльнулся.
– Что он говорит? – спросил Уилл.
– Он говорит, он надеется, мы любим жаркое, которое быстро печется. Потому что если мы выйдем, они убьют нас по-настоящему медленно и больно.
Чердачок, откуда они залезли в трубу, начал меж тем гореть, и сквозь стенки трубы стал проникать жар – как дыхание горна. Камни нагревались все сильнее. Наконец мальчики больше не могли выносить жар и спустились вниз – прямо в огромный очаг, толстые стены которого были сложены так, чтобы защитить бревенчатые стены от жара десятифутовой топки. Воздух сушил и обжигал горло и легкие, но по крайней мере ка мни не поджаривали плоть мальчиков, как было наверх у. Вскоре, однако, появилась новая угроза. Тяга воздуха заставила струйки удушающего дыма потянуться внутрь. В любой момент в очаг мог ворваться и вихрь пламени, которое изжарило бы ребят в уголья. Дым становился плотнее; мальчики, оторвав полосы ткани от своих рубашек, сделали закрывающие нос и рот повязки и старались дышать сквозь мех медленно и редко. Но и с этой защитой у Уилла закружилась голова. В глазах его колыхался багровый туман, в висках молотом стучала кровь; он понял, что вот-вот этот туман станет черным и он без сознания упадет в полыхающее дымное пламя.
– Где же они?.. – распухшими, потрескавшимися губами прохрипел он. Джо внешне бесстрастно смотр ел вверх, на крохотный квадратик синего неба в трубе.
Вдруг он шевельнулся и попытался что-то сказать. Уилл нагнулся к другу и наконец расслышал:
– Волк… волк… – Джо задыхался.
Уилл прислушался, но сначала смог расслышать лишь издевательские крики индейца. Но наконец и он сквозь треск огня расслышал далекий вой красного волка – и этот звук приближался!
– Это кто-то из нашего патруля… – выговорил он. – Держись, Джо. Нас, наверное, спасут все-таки.
Джо не ответил. Его черноволосая голова упала набок, ткнувшись в раскаленные камни, глаза остекленели.
Глава XV Спасение
В тридцати милях от сторожки Большой Джим Донеган доказал, что его не зря считают самым расторопным человеком во всем штате. Не успел он закончить разговор с Уиллом, как схватил трубку внутреннего телефона.
– Скоростную к подъезду, так быстро, как Господь тебе позволит! – крикнул он своему шоферу Дональду, старому седому солдату удачи; за рулем Дональд был настоящим волшебником. А в следующий момент лесопромышленник уже связался с мистером Сэнфордом.
– Ваши скауты – в моей сторожке, и их осаждает шайка контрабандистов, хотят их прикончить. Если можете быть у меня через пять минут с ружьем – жду!
Такой же звонок он сделал Баку Мастерсу – констеблю[127] их городка, уравновешенному и смелому бойцу, бывшему в свое время канадским рейнджером[128].
– Это банда Доусона, так что бери пушку и прихвати помощников[129], – закончил магнат.
– Слушай, Джим, – протянул Бак, который всех называл просто по имени и на «ты», – если против твоих парней сам Доусон, помощников разыскивать некогда. Со мной мой автоматический «люгер»[130] – однажды он остановил медведя, и я думаю, мне его достаточно. Хочешь застать ребят живыми – побыстрее выводи свою «Жестянку Лиззи»[131].
Большой Джим бросил трубку, схватил в оружейной комнате любимое ружье и обойму патронов, в два прыжка преодолел лестницу и был на крыльце в тот самый момент, когда к нему подрулил самый быстрый автомобиль его гаража.
– Остановимся у Бака Мастерса, – коротко приказал он, – а потом поглядим, в какое время ты уложишься отсюда до сторожки. Ты все ворчишь, что я не даю тебе ездить достаточно быстро, так вот посмотрим, сколько ты сумеешь выжать из этой тарахтелки. Хотя погоди, надо и тебе ружье взять, – и мистер Донеган хотел выйти.
Дональд только ухмыльнулся и продемонстрировал рукоятку флотского револьвера, торчащую из его кармана.
– Хватит этой малышки. Двадцать лет она меня вполне устраивала.
На сумасшедшей скорости они преодолели подъездную дорогу и в воротах имения встретили мистера Сэнфорда – тот бежал навстречу с двустволкой в руках. За ним, пыхтя, еле поспевал невысокий подросток с карабином тысяча восемьсот сорокового года – дульнозарядным, с кремневым замком.
– Ну-ну-ну! – пророкотал мистер Донеган, когда Дональд остановил дрожащую от напряжения машин у. – Кто это тут у нас, никак опять милиция[132]на тропе войны. У нашего учителя замечательное ружьецо – пробками небось стреляет, а малыш Вилли[133]стянул кремневку своего прадеда?
Мистер Сэнфорд молча забрался на заднее сиденье, но вожак «Волков» не мог не вступиться за честь своего оружия.
– Может, оно и неказистое, но я однажды убил из нее оленя, и никакому контрабандисту не поздоровится, если он получит заряд!
– Слазь-ка отсюда! – велел Дональд, пытаясь спихнуть мальчика с подножки. – Детям тут не место.
– Но я должен! – закричал Фредди. – Уилл из моего патруля, и если какие-то там бандиты напали на него и на Джо, я должен ехать!
– Да пусть его едет, – вмешался Большой Джим. – От него не меньше пользы, чем от директора школы с его дробовичком.
На окраине они подобрали Бака Мастерса.
– Гляжу, помощники у меня есть, – заметил он, тоже усаживаясь на заднее сиденье. – По мне, годятся, – он похлопал Фредди по потной спине, – и должен заметить, я рад, что сижу с ними плечом к плечу: впереди, перед их пушками, мне было бы неуютно.
– Мы и не претендуем на то, что наши ружья – последнее слово в военном деле, – ответил мистер Сэнфорд, – но мы с вами и постараемся сделать все, что в наших силах. Верно, Фредди?
– А то! – воскликнул мальчик, роняя карабин так, что тот уперся дулом в поясницу мистера Донегана.
– Славно сказано! – от души похвалил мистер Мастерс. – Вы отчаянные ребята. Я бы, однако, предложил генералу Перкинсу нацелить свою артиллерию в зенит. Было бы немного неудобно проделать дырку в мистере Донегане – после того, как он подвез нас на своей новехонькой машине.
Фредди покраснел и весь остаток пути старательно держал свое оружие стволом вверх.
Через минуту они уже выехали из городка, и мощное авто так понеслось по дороге, что его пассажиры уже не могли разговаривать из-за встречного потока воздуха. Хотя отдельные участки дороги были нехороши, Дональд мчал с огромной скоростью; в этот день он полностью подтвердил свою репутацию сорвиголовы и искусного шофера. Правда, иногда машина подпрыгивала на ухабах и все ее пассажиры вместе со своим оружием дружно подлетали вверх.
– По мне, так лучше воевать с миллионом контрабандистов, чем разъезжать на этой чертовой колеснице с водителем, который, несомненно, сбежал из клиники для опасных психов, – едва выговорил Бак, когда машина на крутом вираже встала на два колеса.
Последние десять миль машина прыгала по узким лесным дорогам. Дональд ловко объезжал ямы, ушедшие в землю бревна и прочие препятствия, прилагая все свое мастерство. Но из-за плохой дороги пришлось сбросить скорость. На повороте, где дорога выходила на поляну, команда увидала над лесом облако сизого дыма. Донеган побледнел.
– Жми вовсю, – пробормотал он Дональду. – Не бойся разбить машину, мы уже достаточно близко – добежим, если что…
Фред увидал дым не сразу, но когда увидал, по его щекам побежали слезы.
– Гоните, Дональд, гоните! – мальчик заколотил по спине водителя кулаками. – Они сожгут Уилла и Джо заживо!
Мистер Сэнфорд застонал и так стиснул дробовик, что костяшки его пальцев побелели. Дональд, не говоря ни слова, вдавил в пол педаль газа, и машина рванула как бешеная. Ему приходилось участвовать в гонках на Кубок мира, но ни разу в его жизни ставки не были так высоки и он никогда не гонял с таким риском. На крутых поворотах машину заносило, то и дело она чиркала бортом о стволы деревьев; фары и лобовое стекло были разбиты сучьями и низкими ветвями. Все отчаянно хватались за сиденья и дверцы, чтобы не вылететь наружу на очередном пируэте. Лишь чудом авто не перевернулось и ничего важного сломано не было. Приблизившись к сторожке, они увидели багровое сияние и длинные языки оранжевого пламени. Лицо мистера Донегана посерело и застыло.
– Если мерзавцы убили ребятишек, – сказал он очень ровным голосом, – я потрачу все свои деньги до последнего цента, но каждая собака шайки Доусона будет вздернута.
– Я участвую в охоте, – отозвался Бак, – но только если я увижу кого-то из них на расстоянии выстрела, вешать будет некого.
В четверти мили от сторожки Фредди вдруг вскинул голову и трижды издал волчий вой.
– Если они еще живы, – объяснил он, – то поймут, что помощь близко.
Его услышали не только осажденные. Доусон прекрасно знал, что волки в этих местах не водятся, и понял, что это предупреждение. Он дважды пронзительно свистнул – сигнал к немедленному отступлению. Индеец подобрался к нему.
– Уходим, – скомандовал вожак. – Сюда кто-то приближается. Мальчишки все равно уже никому ничего не расскажут. Возвращаемся к пруду Колдуна, берем вещи и двигаем на север; пересидим в Адовой норе, пока шум не утихнет.
Он вновь нетерпеливо свистнул и, не дожидаясь полукровку, нырнул на скрытую в кустах тропку; индеец последовал за ним. Метис прекрасно слышал сигнал, но, разъяренный из-за боли в раненом стрелой бедре, не мог отказать себе в удовольствии присутствовать при мучительной смерти противников.
– Надеюсь, вы будете умирать медленно, – проскрежетал он. – Потом ласки, скунсы и медведи похоронят то, что от вас останется, в своих желудках! – И с этим он наконец повернулся, чтобы следовать за своими дружками. Но он чересчур за держался. Из-за поворота дороги как атакующий бык вылетел большой мощный автомобиль. Метис метнулся в кусты, но в это мгновение разом прогремели винчестер[134] мистера Донегана и автоматический пистолет Бака, а мгновением позже – флотский кольт сорок четвертого калибра[135] Дональда, который шофер выхватил из кармана в тот же момент, когда ударил по тормозам. Метис продолжал бежать, но, когда он был уже в паре шагов от зарослей, раздался еще один сдвоенный выстрел. Это выстрелил из обоих стволов своего дробовика учитель. Метис замер и пошатнулся, а из машины прогрохотал настоящий гром – и бандит рухнул. Это Фредди удалось наконец нажать на тугой спуск своего верного карабина, и забитые в ствол свинцовая пуля, два металлических шарика (тех самых, для игры в шарик и) и черный порох, коего было всыпано на четыре пальца, сделали свое дело. Мистер Донеган подскочил от грохота и, несмотря на ситуацию, ухмыльнулся.
– А ведь именно учителев дробовик и кремневка Фредди сделали все дело, – заметил он, и спасатели побежали к пылающей сторожке.
Часть крыши и дверь прогорели и рухнули, но внутри не было видно ничего, кроме вихря пламени. Они подняли наполовину заполненную бочку для дождевой воды и, напрягшись, выплеснули ее вовнутрь. Потом они еще много раз наполняли бочку и пару старых ведер, которые стояли подле нее, водой из ручья. Постепенно огонь утих, и они смогли проникнуть в сторожку, боясь того, что могли найти в шипящих и дымящихся руинах. Но сколько они ни искали, мальчиков не было. Все перекрытия рухнули, и ничто не мешало осмотреть все здание целиком, но двух обугленных тел (чего все так боялись) видно не было.
– Как-то сумели выбраться, – сказал Бак промышленник у.
– Уилл! Джо! – крикнул Фред. Внезапно раздался какой-то стук и из глубин камина появилась и остановилась в центре очага шатающаяся черная фигура. Сквозь дым и пар спасатели увидали, что этот кто-то одет в опаленную медвежью шкуру и держит на руках неподвижное тело поменьше. Спотыкаясь, это почти потустороннее видение двинулось к спасателям – и они разом вскрикнули; сильные руки подхватили Уилла и бесчувственного Джо, вынесли наружу и уложили на прохладную траву. Ведро холодной воды привело их в себя; через минуту мальчики были уже на ногах, и стало ясно, что, если не считать копоти и пузырей ожогов, оба практически невредимы.
Уилл слабо улыбнулся мистеру Донегану.
– Хижина наша? – хрипло спросил он.
– Само собой! – ответил богач, осторожно похлопывая мальчика по обожженной спине.
Дональд в это время подошел к телу метиса. Как ни странно, тот был не только жив, но и не получил серьезных ранений. Немного дроби мистера Сэнфорда попало ему в лоб и слегка оглушило, а сложносоставной заряд Фредди перебил кость ноги.
Сквозь дым и пар спасатели увидали, что этот кто-то одет в опаленную медвежью шкуру и держит на руках неподвижное тело поменьше.
– До виселицы доживет, – объявил шофер, принеся к авто обезоруженного бандита.
Уилл отвечал на вопросы до самого городка. А там на улицу высыпали все от мала до велика и радостными криками приветствовали побитую машину и ее пассажиров.
– Такой славы вам не видать больше, даже если станете кентаврами, – сказал Бак и, увидев улыбку учителя, поправился, – я хотел сказать, кентурионами[136].
Метису наложили лубок, перевязали рану от стрелы и в таком виде препроводили в тюрьму. Затем мистер Донеган объявил, что на следующий день в ратуше будет проведено специальное собрание бойскаутов и на него приглашаются все желающие; а сам мистер Донеган сообщит там нечто важное.
Глава XVI Выигрыш выплачен
Никогда за всю историю Корнуолла в маленькой ратуше не собиралось столько народа. Собрались люди со всех двадцати семи холмов, которые относились к Корнуоллу, с ферм в горах и дальних поселений. Натан Харт, который утверждал, что разносит почту по самому каменистому и скалистому маршруту в мире, разнес новость по всем тридцати шести квадратным милям, принадлежавшим городку. Люди приходили из Западного Корнуолла, с Корнуолльских Равнин, с Крим-хилл, из Корнуолльской лощины. Прислали своих представителей четыре одиноких дома на Диббл-хилл[137]. Старик Рэш Хоу, хромая, спустился с Казарменной горки, толкая перед собой «уницикл», как он называл обычную садовую тачку, куда усадил больную ревматизмом жену. С Приндл-хилл по каменистой дороге приехали Майра Приндл с женой. Прибыли жители Бэллихэка и Рэттлснейк-маунтин (действительно изобиловавшей гремучими змеями, в честь которых и была названа гора). С гребня Кобла, или попросту Каменюки, спустился сам дядюшка Рэели Рексфорд, который пахал, запрягая в плуг разом три пары быков, а когда он кричал на этих быков, его было слышно в трех окрестных поселках. С Банкер-хилл спустился старый Джеб Банкер, а Сайлас Форд и одиннадцать его детей (один – еще младенец, которого несли на руках) прошли пять миль с Форд-хилл. В общем, маленький зал был забит до предела и люди стояли в дверях; а пустовавшая обычно галерея была запружена народом так, что опасно потрескивала. На сцене, где сидели обычно селектмены[138], сегодня собрались все бойскауты – «Совы», «Волки» и «Лисы», с вожаками патрулей во главе. На диване красного плюша, за столиком с вечными графином и стаканом на нем, где обыкновенно полагалось сидеть Старшему селектмену и городскому секретарю[139], сегодня были мистер Донеган – весьма красный и как будто весьма сердитый – и мистер Сэнфорд в скаутском мундире, поскольку сейчас он был в ипостаси скаутмастера Корнуоллских бойскаутов. Первый ряд занимал оркестр Корнуоллской конной стражи[140]. Никогда еще они не играли с таким воодушевлением, как сегодня. Они дудели, барабанили, гремели, звенели и гудели так, что было поразительно, как это ни у кого не лопнули барабанные перепонки. Когда были заняты все сидячие места, а в проходах не осталось ни единого свободного дюйма (что, между прочим, строго запрещено пожарной службой), на галерее тоже негде было яблоку упасть, и даже подоконники были заняты мальчишками, мистер Сэнфорд вышел вперед и не без труда заставил оркестр замолчать на середине последней из четырех мелодий, которые они знали и которые сыграли уже трижды подряд.
– Сограждане, – начал он так торжественно, как не мог бы и сам городской секретарь, – мы собрались здесь сегодня, чтобы приветствовать двух бойскаутов, сделавших то, чего никогда не делали и взрослые мужчины. Месяц назад они ушли в самое сердце лесов – было холодно, шел дождь и сгущалась тьма, а у них не было с собой ни пищи, ни огня, ни даже одежды. Используя лишь свою силу, мужество и ум, они смогли прожить в лесах, среди дикой природы и доказать, что подготовка скаута что-то да значит. Они показали нам то, что мы порой забываем: человек способен преодолеть что угодно, если он храбр, силен и терпелив.
– Но мальчики сделали гораздо больше. Они поддержали дух наших предков. Они встали против зла и выстояли. Они сделали то, чего не могли сделать взрослые. Вооруженные лишь примитивным самодельным оружием, они сражались с бандой, которая много лет угрожала нашим гражданам. Я говорю вам, друзья и соседи, – продолжал учитель, и голос его взволнованно звучал в напряженной тишине зала, – мужество и героизм этих ребят, взглянувших смерти в лицо, никогда не изгладится из памяти жителей нашего маленького старого города. Я рад и горд представить вам скаута Брайта из патруля «Волки» и скаута Куто из патруля «Совы»!
Дверь позади сцены открылась, и вошли Уилл и Джо в роскошных лесных одеяниях. По их указаниям люди мистера Донегана отыскали лесной лагерь и привезли всю одежду и снаряжение – бандиты почти ничего не тронули. На ногах у мальчиков были мокасины из дубленой шкуры с медвежьих лап; огромные когти были загнуты назад и вверх и подшиты к верхней части мокасин; вышло весьма красиво и впечатляюще. До колен их ноги были укрыты обмотками из раскрашенных во все цвета радуги полос кедровой коры. Далее следовали короткие штаны, с великими трудами скроенные из шкур оленухи и росомахи и сшитые при помощи острых шипов и оленьих жил. Надо сказать, что эти штаны поразили женскую часть аудитории больше, чем любая другая часть программы. Выше штанов было самое красивое – рубахи из оленьей шкуры с окрашенными иглами дикобраза. На Джо был пояс с болтающимся змеиным погремком – из выделанной шкуры той самой змеи, которая едва не прикончила его, а Уиллу пришлось обойтись поясом из шкуры убитой им в черничнике огромной черной змеи. У каждого из ребят через плечо было перекинуто одеяло из медвежьей шкуры. Сломанный лук Джо сгинул в пламени, но при нем была дубинка, а Уилл нес верную палицу и мешочек с метательными камнями; вооружение мальчиков произвело небольшую сенсацию. У каждого на шее висел кошель, сделанный из лапы росомахи, с огромными когтями на нем. Друзья встали по обе стороны мистера Сэнфорда, а зал разом поднялся и приветствовал их восторженным криком, который едва не сорвал с ратуши крышу. Оркестр сбивчиво грянул марш. Жалко только, что в суматохе музыканты не успели договориться, какую именно из четырех мелодий своего репертуара они будут исполнять, и в результате играли разом не меньше трех из них. Впрочем, никто на это не обратил внимания, так как мужчины, женщины и дети – все кричали так громко и так радостно, что ничего не замечали. Этот пандемониум[141]продолжался добрую четверть часа, и все это время Уилл и Джо стояли растерянные, с видом смущенным и даже немного глуповатым – будто их поймали за кражей яблок в чужом саду. В конце концов лесопромышленнику удалось добиться относительной тишины, а Уилл и Джо заняли место на красном диване рядом с мистером Сэнфордом.
– Я хотел бы сказать, – прогудел Джим Донеган, – что я совершил ошибку. Я ошибаюсь нечасто. Может быть, это был первый раз. Однако сейчас я признаю свою ошибку и хочу заплатить. Когда-то я сказал директору школы и некоторым из присутствующих здесь молодых людей, что не считаю скаутизм дельным занятием, что ребята учатся всякой ерунде и что толку от них никакого. Я был не прав. Эти двое показали, на что годятся. Вот я держу дарственную на десять акров лучшего леса прямо за окраиной города и вот чек на тысячу долларов, чтобы скауты могли построить себе хижину – согласно нашему договору.
Шум и крики возобновились и длились так долго, что у Большого Джима чуть жилы не лопнули, когда он пытался перекричать их.
– Это еще не все! – крикнул он, и вид при этом имел очень рассерженный. – Я пообещал этим молодым людям, что заплачу вдвое за все, что они добудут в лесах. За поимку любого члена шайки Доусона назначена награда. Благодаря им пойман один из бандитов, и за него причитается пятьсот долларов. Так что вот еще один чек на тысячу долларов на их имя.
Вновь раздались крики, правда, на этот раз они длились меньше, потому что зрители увидели, что Уилл наклонился к Джо и мистеру Сэнфорду и что-то им шепчет, а те кивают в ответ и подталкивают Уилла вперед. Уилл подошел к лесопромышленнику и, чувствуя перед огромной аудиторией больший страх, чем он испытывал в горящей сторожке, потянул его за рукав.
– Мистер Донеган, – подрагивающим голосом произнес мальчик в наступившей тишине, – Джо и я, мы не хотим брать эти деньги. Это было бы вроде платы за кровь, как у охотников за головами[142]. Да и схватили его не мы.
Зал загудел. Джим Донеган покраснел еще сильнее (как ни странно, это оказалось возможно).
– Вы должны взять эти деньги! – рявкнул он.
– Нет, – твердо ответил Уилл, – мы к ним не притронемся. Но у нас есть еще кое-что, подпадающее под наш договор, – добавил он, видя, что мистер Донеган вот-вот снова закричит.
Все, кроме Джо, были озадачены, когда мальчик снял с шеи кожаный мешочек на шнурке и передал его лесопромышленнику. Тот открыл мешочек и едва не уронил его, когда увидел внутри, среди мягких обрывков коры, мерцание розовой жемчужины. Как у многих других богачей, у мистера Донегана было хобби. Он коллекционировал драгоценные камни, и ходили слухи, что его коллекция – одна из лучших в стране. Схватив жемчужину, он повернул ее к свету и внимательно осмотрел; потом вытащил из кармана небольшую ювелирную лупу, которую всегда носил при себе, и тщательно обследовал драгоценность; зал, затаив дыхание, ждал его решения. Наконец мистер Донеган выпрямился и тихо сказал:
– Это самая лучшая розовая пресноводная жемчужина, какую я видел за всю свою жизнь. Какая-нибудь крупная ювелирная фирма заплатила бы вам за нее не меньше двух тысяч. Так что, если вы согласны, я выпишу вам чек на четыре.
Мальчики были согласны. Когда Уилл потной рукой взял листок бумаги, который так много значил для будущего двоих друзей, зал в третий раз побил все рекорды по шуму для Корнуолла и окрестных поселений.
Так закончилось это большое приключение, которое на самом деле было началом нового, еще большего. Но это уже совсем другая история.
Приложение Американская система мер
ДЛИНА:
1 дюйм = 2,54 см.
1 фут = 30,48 см = 12 дюймов.
1 ярд = 3 фута = 0,9144 м.
1 миля = 1609,344 м (~1,6 км).
ПЛОЩАДЬ:
1 кв. миля = 640 акров = 259 га = 2,589988110336 кв. км = 2589988,11 кв. м.
1 акр = 160 кв. род = 43560 кв. футов.
1 кв. род = 272,25 кв. футов.
1 кв. ярд = 9 кв. футов = 1296 кв. дюймов.
1 кв. фут = 144 кв. дюймов.
1 кв. фут = 0,09290304 кв. м.
ОБЪЕМ:
1 галлон жидкостный = 4 квартам, или 231 куб. дюйму, или 3,785411784 л.
1 галлон сухой = 4,40488377086 л.
1 пек = 2 галлона = 8 сухих кварт = 16 сухих пинт. 1 кварта жидкостная = 2 пинты = 57,75 куб. дюйма или 0,946352946 л.
1 кварта сухая = 1,101220942715 л.
1 пинта жидкостная = 28,875 куб. дюймов или 0,473176473 л. Если речь идет о пиве, то его меряют только имперскими (английским и) пинтами – 0,56826125 л.
1 пинта сухая = 0,5506104713575 л.
1 баррель нефтяной (буквально – бочка) = 42 галлона или 158,987294928 л.
1 баррель сухой = 105 сухим квартам или 115,628198985075 л.
1 бушель = 32 сухих кварты, или 64 сухих пинты, или 35,2393 куб. дм / л.
1 унция жидкостная = 29,5735 куб. см (или мл).
ВЕС:
Стандартный американский и английский фунт равен 453,59237 граммов, также используется название «имперский фунт». В одном фунте 16 унций. Если не требуется бо́льшая точность, то перевод килограммов в фунты можно осуществлять по коэффициенту 0,454.
1 унция равна 28,349523125 грамм, в одном фунте 16 унций.
Примечания
1
Скаутмастер – вожатый (взрослый) скаутского отряда. Его помощник выбирается из числа самих скаутов (детей).
(обратно)2
В английском тексте он серый, т. е. «серый лесной волк», однако официальное зоологическое имя этого животного – «канадский красный волк», или «восточный канадский волк» (Canis lupus lycaon).
(обратно)3
Тра́ппер (от англ. trap – «ловушка») – охотник на пушных зверей в Северной Америке.
(обратно)4
Игл-скаут (букв. «скаут-орел») – высший «ранг» в американской бойскаутской организации. В описываемый период (1911–1919 гг.) получить его можно было, заслужив 11 значков (они выдаются за выполнение определенных нормативов в спорте, изучении природы, освоении различных навыков и т. д. и нашиваются на специальную ленту, которая носится с парадной формой по торжественным случаям).
(обратно)5
Для подростков 13–17 лет.
(обратно)6
Пиониринг – оборудование бивуака различными приспособлениями из жердей и веревок, а также применение этих средств для переправы и т. д.
(обратно)7
Атабаски – группа племен коренного населения Внутренней Аляски и Канады, название происходит от озера Атабаска. Они жили небольшими группами (20–40 человек) и занимались рыбной ловлей и охотой.
(обратно)8
Здесь «ирокезом» называется не прическа в форме гребня, а «scalp-lock» – прядь на обритой наголо голове (наподобие запорожского оселедца), какую индейские воины носили как вызов врагам: «На, срежь, если осмелишься!»
(обратно)9
Ункас – сахем, или сагамор (верховный вождь), мохеганов, прославившийся тем, что, заключив союз с английскими колонистами, воевал с другими индейскими племенами.
(обратно)10
Маккензи – крупнейшая река Канады и всего американского Севера протяженностью свыше 4,5 тыс. км. Названа в честь открывшего ее Александра Маккензи.
(обратно)11
Карибу – так называют северного оленя в Северной Америке и Канаде.
(обратно)12
Мускусный бык, или овцебык (лат. Ovibos moschatus), – единственный современный представитель рода Ovibos, занимающий промежуточное положение между быками и овцами.
(обратно)13
Существует множество разновидностей кличей или приветствий – выкрики, короткие стишки-кричалки, а также приветствия без использования голоса, например аплодисменты в определенном ритме, групповые движения и проч.
(обратно)14
В речи Джо проскальзывают ошибки.
(обратно)15
Белая сосна (лат. Pinus strobus) – крупное дерево до 67 м высотой, 100–180 см толщиной. Растет в северо-восточных районах Северной Америки.
(обратно)16
Тсуга (лат. Tsuga) – вечнозеленое хвойное дерево семейства сосновых, высотой 20–65 м.
(обратно)17
Пихта бальзамическая (лат. Abies balsamea) – вечнозеленое хвойное дерево семейства сосновых. Занимает огромные площади в Северной Америке.
(обратно)18
Типи – традиционное конусообразное переносное жилище кочевых индейцев Великих равнин и Центральной Америки с очагом, расположенным внутри в центре. Снаружи покрыт обработанными шкурами бизонов или оленей. Позднее, с появлением на континенте европейцев, иногда использовалась более легкая парусина.
(обратно)19
Мохноногий сыч (лат. Aegolius funereus) – небольшая сова размером с голубя.
(обратно)20
Голубая сойка (лат. Cyanocitta cristata) – певчая птица с голубой спинкой, сине-черно-белым узором на крыльях и черно-белым полосатым хвостом. Умеет издавать множество различных звуков и подражать другим птицам.
(обратно)21
В оригинале – «красный кедр»; к кедрам настоящим растение отношения не имеет. Правильное же название – туя складчатая, или туя гигантская (лат. Thuja plicata), – вид голосеменных растений семейства кипарисовых. Имеет прочную ценную древесину, идущую на отделку зданий, столярные работы, заборы, столбы и т. п.
(обратно)22
Горный лавр (от лат. Kalmia latifolia) – ядовитое растение семейства вересковых. Индейцы изготовляли из древесины горного лавра ложки.
(обратно)23
Ясень (лат. Fraxinus) – дерево семейства маслиновых. Древесина ясеня благодаря своей упругости и прочности, а также красоте использовалась для изготовления боевых орудий и орудий охоты, посуды, мебели, лыж, весел, обручей, саней, в кораблестроении и проч. В данном случае имеется в виду ясень американский.
(обратно)24
Кукан – приспособление для сохранения и переноса выловленной рыбы.
(обратно)25
Корни кувшинок съедобны и для людей, как и многие другие водные или береговые растения (рогоз, лапчатка прямостоящая, водяной манник, кубышка и проч.). В Полесье, к примеру, из сделанной из них муки готовят несколько блюд, считающихся лакомством.
(обратно)26
Трубочка – игрушка, чтобы плеваться горохом в «противника».
(обратно)27
Комель – нижняя, основная, прилегающая к корню часть (растения, волоса, пера, рога).
(обратно)28
Ель черная (лат. Picea mariana, Picea nigra) – вечнозеленое хвойное дерево, встречается в смешанных лесах. Нетребовательно к климату и почвам.
(обратно)29
Ель белая (лат. Picea glauca) – один из видов ели, произрастающий от северной Аляски на западе до Ньюфаундленда на востоке. Хвоя имеет сине-зеленый цвет сверху и сине-белый снизу.
(обратно)30
К счастью, это не какое-нибудь ядовитое волчье лыко, а снежноягодник мягкий (лат. Symphoricarpos mollis Nutt), листопадный кустарник семейства жимолостных. Некоторые разновидности разводят как декоративное растение, а дети любят давить его ягоды, лопающиеся с громким хлопком. Ягоды несъедобны. Индейцы использовали растение как лекарство от различных болезней, а из побегов делали стрелы и свирели.
(обратно)31
Гремучник, или гремучая змея (лат. Crotalinae), – ядовитая змея семейства гадюковых. Эти змеи отличаются наличием двух термочувствительных ямок, расположенных в промежутке между глазами и ноздрями змеи. Также имеют погремок на конце хвоста. Мальчикам попался так называемый «древесный гремуч-ник» 90–150 см длиной.
(обратно)32
Медноголовый щитомордник (лат. Agkistrodon contortrix) – змея семейства гадюковых. Выделяют 4 подвида, все они распространены на востоке Северной Америки. Взрослые особи в длину обычно достигают 50–90 см, хотя некоторые могут быть больше метра в длину.
(обратно)33
В оригинале – White-thorn. Это название носят несколько разных растений с шипами.
(обратно)34
Сфагнум (лат. Sphagnum), или торфяной мох, – болотное растение. Используется в строительном деле как изоляционный материал. Некоторые народности изготовляют из него теплые пеленки, которыми зимой укрывают детей.
(обратно)35
Белый кедр (лат. Thuja occidentalis) – вечнозеленое хвойное дерево семейства кипарисовых. При сжигании выделяет приятный запах. Из листьев получают эфирное масло.
(обратно)36
Гикори, или кария (лат. Carya), – дерево семейства ореховых. «Гикори» или «хикори» – индейское название ореха.
(обратно)37
Кизил, в оригинале – «собачье дерево» (лат. Cornus). В давние времена использовался американскими первопоселенцами для чистки зубов.
(обратно)38
Граб (лат. Carpinus) – лиственное дерево семейства березовых. Из древесины граба изготавливают музыкальные инструменты, шпон, токарные изделия, напольные покрытия. Здесь имеется в виду граб каролинский, или граб американский.
(обратно)39
Каштановый дуб (лат. Quercus prinus) – разновидность белого дуба, произрастает на востоке США. Часто путают с болотным каштановым дубом (но он растет южнее).
(обратно)40
Сумах оленерогий, сумах пушистый, или «уксусное дерево» (лат. Rhus typhina) – листопадное дерево. Плоды – маленькие красные костянки, собранные в метелки.
(обратно)41
Он же каштановый.
(обратно)42
Черный медведь, или барибал (Ursus americanus), – обычный североамериканский медведь, отличающийся от бурого гладким черным мехом и более мелкими размерами, а также острой мордой и высокими конечностями с короткими ступнями. Встреч с людьми предпочитает избегать.
(обратно)43
Североамериканский дикобраз, или поркупин (лат. Erethizon dorsatum), – представитель семейства древеснодикобразовых, или иглошерстных. При нападении древесные дикобразы кусаются и бьют противника хвостом, на котором находятся зазубренные иглы, наносящие болезненные, воспаляющиеся раны. Индейцы употребляли мясо дикобраза в пищу, а иглами украшали одежду.
(обратно)44
Поркупин (от англ. porcupine) – буквально «колючая свинья», поэтому Уилл так и выразился.
(обратно)45
Глинистый сланец – осадочная порода, состоит из глинистых минералов с вкраплениями кварца и кальцита, от чего, в частности, зависит его цвет. Иногда включает окаменелости. Легко раскалывается вдоль бывшей плоскости образования (поскольку при образовании осадочные породы откладываются слоями).
(обратно)46
Гнейс – горная порода, близкая гранитам и глинистым сланцам. Гнейсы являются одними из наиболее распространенных в земной коре пород.
(обратно)47
Канадский бобр (лат. Castor canadensis) – полуводное млекопитающее отряда грызунов. Бобровые семьи территориальны и охраняют свои участки от других бобров. Границы участка метятся секретом анальных желез (бобровой струей), который наносится на специальные холмики из грязи и ила. В случае опасности подают сигнал тревоги ударами хвоста по воде. Живут в хатках, построенных из хвороста, обмазанного илом и землей. Для регуляции уровня воды и скорости течения строят на речках плотины из бревен, ветвей, камней, ила, глины.
(обратно)48
В среднем бобровые плотины имеют длину порядка ста метров. Здесь плотина относительно небольшая. Для сравнения: рекорд бобровой плотины – 850 метров (она видна даже из космоса!) в национальном парке «Вуд-Баффало» в Канаде.
(обратно)49
Стрелолист (лат. Sagittaria) – многолетнее травянистое растение, полностью растущее в воде либо частично в нее погруженное. Клубни съедобны и богаты крахмалом.
(обратно)50
Земляной орех (лат. Apios Tuberosa) – здесь: глициния американская (иначе – индейский батат, индейский картофель, дикий картофель) – дикорастущее растение, использовавшееся коренными жителями Северной Америки в пищу. Съедобны клубни и бобы. Сейчас «земляным орехом» обычно называют арахис, но это даже другое семейство.
(обратно)51
Кубышка, или кувшинка (лат. Nuphar lutea), – многолетнее растение с характерными желтыми цветами, плоскими плавающими листьями и богатыми крахмалом корнями.
(обратно)52
«Индейская репа» (лат. Arisaema triphyllum) – многолетнее травянистое растение. Сырое растение вызывает сильнейшее жжение во рту, пищеводе, желудке и кишечнике. Иногда язык и горло распухают настолько, что мешают нормальному дыханию и речи. Однако после сушки или термической обработки растение пригодно в пищу. Североамериканские индейцы делали из растения лекарства от различных болезней.
(обратно)53
Ядовитый плющ (лат. Toxicodéndron radícans) – растение семейства сумаховых, прикосновение к которому вызывает достаточно болезненные ожоги.
(обратно)54
Речь идет о висельной петле (висельный узел, эшафотный узел, затягивающаяся удавка, петля/узел Линча) – вид морского узла, относящийся к самозатягивающимся петлям. Обычно применялся при казни через повешение, отсюда и название. Широко используется в морском деле, в рыболовных снастях и пр.
(обратно)55
Буффало, или рыба-сосун (лат. Ictiobus), – рыба семейства чукучановых. Отличается толстыми, покрытыми ворсинками губами.
(обратно)56
Дикуша канадская, или еловая (лат. Falcipennis canadensis), – птица семейства фазановых.
(обратно)57
Воротничковый рябчик (лат. Bonasa umbellus), или гривистая шотландская куропатка, – вопреки названию обитает в Северной Америке (США, Канаде, Центральной Аляске).
(обратно)58
Печеночница обыкновенная, или печеночный гриб (лат. Fistulina hepatica), – съедобный гриб-трутовик с нежным вкусом, сильным кисловатым привкусом, иногда горьковатым, и слабым фруктовым запахом. В пищу лучше употреблять молодые грибы, по форме, структуре и окраске поверхности напоминающие бычий язык. Богат витамином С.
(обратно)59
Бледная поганка (лат. Amanita phalloides) – гриб из рода мухоморов, один из самых опасных ядовитых грибов. Отравление наступает при употреблении бледной поганки в пищу. Признаки отравления могут не проявляться на протяжении первых 6–24 и более часов, в течение которых уже наносится непоправимый вред организму.
(обратно)60
Сыроежка рвотная, или сыроежка жгучеедкая (лат. Russula emetica), – гриб с белой мякотью и очень острым, горьким вкусом и фруктовым запахом; обладает рвотным эффектом. Здесь: сыроежка кроваво-красная (лат. Russula sanguinaria) – гриб с характерной малиновой выпуклой шляпкой и жгучей на вкус мякотью. При употреблении в сыром виде сильно раздражает слизистые оболочки, что обычно приводит к рвоте.
(обратно)61
Горностай (лат. Mustela erminea) – ценный пушной зверек с длинным телом на коротких ногах, длинной шеей и треугольной головой с небольшими округлыми ушами. Окраска меха зимой чисто белая (характерна для районов, где минимум 40 дней в году лежит снег), летом двухцветная – верх тела буровато-рыжий, низ желтовато-белый. Кончик хвоста черный в течение всего года.
(обратно)62
Видимо, сосновый бурундук (лат. Tamias amoenus), или восточноамериканский бурундук (лат. Tamias striatus). Спина красновато-коричневая с пятью укороченными белыми полосками, окаймленными темным мехом. Хвост рыжевато-коричневый. Обитает в лиственных лесах, зарослях кустарника, среди скал и каменистых россыпей.
(обратно)63
Американская куница (лат. Martes americana) – редкий вид, внешне похожий на лесную куницу. Имеет мягкий и густой мех с вариацией цвета от бледно-желтого к красноватому и темно-коричневому. Повадки изучены плохо, это очень осторожный ночной хищник.
(обратно)64
Очевидно, речь идет об ильке, она же куница-рыболов, или пекан (лат. Martes pennanti), – хищное млекопитающее семейства куньих с тёмно-бурой, почти черной шерстью. Была специально заселена в некоторые районы Северной Америки, чтобы держать под контролем популяцию североамериканского дикобраза.
(обратно)65
Фамилия Уилла – Bright – может переводиться как «яркий» или «умный».
(обратно)66
Росомаха, или каркажу (лат. Gulo gulo, что буквально значит «проглот», «обжора»), – хищное млекопитающее семейства куньих. Внешне похожа на медведя, ноги короткие, задние длиннее передних, из-за чего спина изогнута дугой. Хвост недлинный, очень пушистый. Сильный, осторожный и в то же время дерзкий зверь, ведущий одиночный образ жизни. В отличие от большинства куньих, ведущих оседлый образ жизни, росомаха постоянно кочует в поисках добычи. Нередко разоряет зимовья охотников и похищает добычу из капканов.
(обратно)67
Золотистый, или коричный, медведь (лат. Ursus americanus cinnamomum) – подвид американского черного медведя, имеет характерную «коричную» окраску меха. Всеяден, хорошо плавает, бегает и лазает по деревьям. Ведет в основном ночной образ жизни, в зимнюю спячку не впадает.
(обратно)68
Желтая береза (лат. Betula alleghaniensis) – дерево с характерной золотисто-коричневатой корой.
(обратно)69
Лизунцы – здесь: натуральные выходы минералов, которые животные лижут, чтобы получить необходимые им вещества, в частности соль.
(обратно)70
Кленовый сироп – уваренный сок сахарного клена, черного клена или красного клена. Популярный ингредиент в кухне Канады и США. Сок собирают весной, в основном в марте, так же как березовый, и выпаривают на больших плоских поверхностях без добавления сахара.
(обратно)71
Джордж Борроу (1803–1881) – английский писатель, между прочим, знакомый А. С. Пушкина.
(обратно)72
Война за независимость США, в американской литературе чаще называется Американской революционной войной (1775–1783), – война между Великобританией и лоялистами (лояльными законному правительству британской короны), с одной стороны, и революционерами 13 английских колоний (патриотами) – с другой, которые провозгласили свою независимость от Великобритании как самостоятельное союзное государство в 1776 г.
(обратно)73
Автор ошибается. Книга Судей Израилевых 20:16 – «Из всего народа сего было семьсот человек отборных, которые были левши, и все сии, бросая из пращей камни в волос, не бросали мимо (в англ. тексте – «даже на ширину волоса»)». Но Гай («A’i» – «руины, развалины», вряд ли настоящее имя города) – это из Книги Иисуса Навина, в Книге Судей воины-левши были из Гивы.
(обратно)74
Клевер ползучий (лат. Trifolium repens) – растение семейства бобовых. Широко распространенное ползучее травяное растение, хороший медонос, превосходное кормовое растение, также используется в пищу людьми. В народной медицине использовался как лекарство от различных болезней.
(обратно)75
Клен сахарный (лат. Acer saccharum) – листопадное дерево, являющееся символом Канады. Широко используется для изготовления сахарного сиропа.
(обратно)76
Красная белка (лат. Tamiasciurus hudsonicus) – грызун, распространенный во всей Северной Америке. Научное название дано животному в честь Гудзонова залива, места, в котором оно было впервые описано.
(обратно)77
Интересно, что речь не о воро́нах, а о во́ронах. Американский ворон (лат. Corvus brachyrhynchos) – крупная птица с черным оперением. От своего сородича, обыкновенного ворона, отличается меньшим размером и особенностями поведения.
(обратно)78
Вероятно, американский поползень-крошка (лат. Sitta pygmaea) – небольшая певчая птица. В поисках насекомых и семян ловко передвигается по стволам и ветвям деревьев, зачастую вниз головой или даже вверх ногами, хотя делает это реже остальных поползней.
(обратно)79
Пушистый дятел (лат. Picoides pubescens) – небольшая птица, обитающий в Северной Америке. Крылья в основном черные с белыми пятнами, хохолок черный с красным, грудка, живот и спинка белые.
(обратно)80
Черношапочная гаичка (лат. Poecile atricapillus) – небольшая птица семейства синицевых. Отличается маленьким пухлым телом, большой черной шапочкой на голове, черным пятном на горле и белыми щечками. Они могут сбиваться в стайки с птицами других пород.
(обратно)81
Конгломерат (геол.) – осадочная порода, представляющая собой разнородные зерна и гальку, скрепленные вместе другим веществом, обычно кварцевым песком. Английское название – «пудинговый камень» – получил за внешнее сходство с рождественским пудингом, где в тесто добавлены цукаты, изюм и орехи.
(обратно)82
Робин Гуд, кстати, предпочитал лук из тиса.
(обратно)83
Бегущий булинь – веревочный узел. Относится к простым затягивающимся узлам и представляет собой беседочный узел (см. ниже) с маленькой петлей, в которую пропущен коренной конец. Применяется для поиска предметов на дне.
(обратно)84
Беседочный узел, или булинь, – один из основных и наиболее древних узлов общего применения. Незатягивающаяся концевая петля. Иногда именуется «королем узлов» за универсальность применения и отсутствие явных недостатков.
(обратно)85
Калина (лат. Viburnum) – цветковое растение-кустарник или невысокое дерево семейства адоксовых. Известный материал для простых стрел; такие стрелы были, например, найдены при Этци – мумии человека каменного века, обнаруженной в Тирольских Альпах.
(обратно)86
Молочно-белый и дымчатый кварц – минералы, разновидности кварца. Используются в основном для производства кварцевого стекла.
(обратно)87
Спайность – способность минерала раскалываться по определенным кристаллографическим направлениям с образованием гладких параллельных поверхностей, называемых плоскостями спайности.
(обратно)88
Сплесень – способ сращивания тросов путем переплетения составляющих их прядей без излома троса; сплетение. Полученное соединение при правильном изготовлении имеет высокую прочность.
(обратно)89
Нью-Гэ́мпшир или Нью-Хэ́мпшир (англ. New Hampshire) – небольшой штат в регионе Новая Англия на северо-востоке США. Неофициальное название – «Гранитный штат».
(обратно)90
Краснокоренник, или цеанотус (лат. Ceanothus), – род растений семейства крушиновых.
(обратно)91
Беломордый шершень (лат. Dolichovespula maculata) – один из видов шершней. Имеет черную окраску с характерной белой «маской» и пятнами.
(обратно)92
Сфекс – род роющих ос, распространенных по всему миру. Окраска черная, у части видов передняя часть брюшка красного цвета. Гнездятся в почве.
(обратно)93
Не забудем, что в описываемое время доллар был гораздо дороже, чем в наши дни. Один доллар приравнивался к (и обменивался на) 1,97 г золота, и за доллар можно было купить во много раз больше, чем теперь.
(обратно)94
Гледичия (лат. Gleditsia) – род растений семейства бобовых, включающий в себя около пятнадцати видов деревьев. Плоды – стручки, часто содержат сладкий сок.
(обратно)95
Слива морская (лат. Prunus maritima) – растение семейства розовых, листопадный кустарник. Плоды – костянки, появляются в сентябре, съедобны и идут на приготовление варенья.
(обратно)96
Ирга (лат. Amelanchier) – растение подсемейства яблоневых. Кустарник или небольшое дерево с плодами синевато-черного или красновато-фиолетового цвета.
(обратно)97
Плеяды – рассеянное скопление в созвездии Тельца; одно из ближайших к Земле и одно из наиболее заметных для невооруженного взгляда рассеянных скоплений. Девять ярчайших звезд скопления получили свои имена в честь семи сестер Плеяд и их родителей в древнегреческой мифологии. Благодаря их заметности у многих народов с ними связаны различные мифы и предания.
(обратно)98
Орион – экваториальное созвездие, которое легко разыскать по трем бело-голубым звездам, изображающим пояс Ориона. Наиболее яркие звезды: Ригель, Бетельгейзе и Беллатрикс. В Орионе расположена видимая невооруженным глазом Большая Туманность Ориона.
(обратно)99
На самом же деле Гроб Иова – это астеризм, или группа звезд внутри созвездия (как Пояс Ориона или Меч Ориона в Орионе); 4 звезды, расположенные ромбом.
(обратно)100
Большая Медведица (лат. Ursa Major) – созвездие северного полушария неба. Семь звезд Большой Медведицы составляют фигуру, напоминающую ковш с ручкой. Этот астеризм известен с древности у многих народов под разными названиями: Плуг, Лось, Повозка, Семь Мудрецов и т. п. Пять внутренних звезд движутся в одну сторону, две другие – в противоположную, поэтому форма Ковша существенно меняется примерно за 100 000 лет.
(обратно)101
Гризли (лат. Ursus arctos horribilis) – подвид бурого медведя, крупнейший и свирепейший североамериканский хищник. Название получил по седоватому цвету меха. Впадает в спячку, питается в основном растительной пищей, умеет плавать и ловить рыбу. Также гризли любят разорять ульи и есть мед. Известно множество случаев нападения гризли на человека, часто со смертельным для последнего исходом.
(обратно)102
В ходе Войны за независимость британцы широко использовали тюремные суда, халки (hulks). На них погибло больше пленных, чем было убито в боях – от дурного обращения, болезней, скученности, грязной воды и голода. Очень много таких судов стояло в Ист-Ривер в Нью-Йорке. В бруклинском Форт-Гринпарке (Нью-Йорк) узникам тюремных судов поставлен памятник.
(обратно)103
Чернобурка, или чернобурая лисица, – лиса с мехом черно-бурого цвета, не является отдельной породой.
(обратно)104
Амбра, или серая амбра, – твердое горючее воскоподобное вещество, образующееся в пищеварительном тракте кашалотов. Высоко ценится в парфюмерии, используется как фиксатор ароматов. Изредка используется как ароматизатор также в традиционной медицине и гомеопатии.
(обратно)105
Хохлатая желна (лат. Dryocopus pileatus) – птица семейства дятловых. Оперение в основном черное с красным хохолком и белой полосой, спускающейся по бокам до шеи. Ведет оседлый образ жизни. Обитает в лесах с высокими деревьями. Обычно создает гнезда в дуплах мертвых деревьев. Ежегодно покидает старое гнездо и создает новое.
(обратно)106
Жемчуг – твердое округлое образование, извлекаемое из раковин некоторых моллюсков. Ценится как драгоценный камень и используется для производства ювелирных изделий.
(обратно)107
Императрица Евгения (1826–1920) – императрица Франции, супруга Наполеона III, славилась красотой и считалась законодательницей моды.
(обратно)108
Канадская рысь (лат. Lynx canadensis) – близкий родственник евроазиатской рыси. Ведет в основном одиночный образ жизни. Питается зайцами, также ест грызунов (бобров, мышей, белок); иногда охотится на лис, благородных оленей, фазанов.
(обратно)109
В США обитает более 300 видов (а не полторы тысячи) пресноводных перламутровых моллюсков. При этом вид, распространенный в одной реке, может не встречаться в расположенной в десятке километров от нее.
(обратно)110
Автор ошибается. Описываемые моллюски явно двустворчатые (clams): они захлопывают створки, которые потом приходится раскрывать. У таких, тем более брошенных на суше, обычно нога из раковины не торчит и створки захлопнуты. Так что на какой-то миг добыча мальчиков превращается в брюхоногих.
(обратно)111
Бетельгейзе – красный сверхгигант, одна из крупнейших среди известных астрономам звезд.
(обратно)112
Ригель – бело-голубой сверхгигант, яркая околоэкваториальная звезда. Название по-арабски значит «нога» (имеется в виду нога Ориона).
(обратно)113
Сириус – ярчайшая звезда ночного неба, которую можно наблюдать практически из любого региона Земли. Греки ассоциировали Сириус с летней жарой: название звезды происходит от слова, означающего «жаркий день». Латинское название Сириуса – «Каникула» – означает «маленькая собачка»; в Древнем Риме период летней жары, совпадавший с началом утренней видимости Сириуса, называли «собачьи дни», отсюда и происходит слово «каникулы».
(обратно)114
Мыльный камень – минерал, разновидность талька. Название обусловлено тем, что камень настолько гладкий, что кажется мыльным или жирным на ощупь. Отличительная особенность – его теплостойкость, он быстро нагревается и медленно остывает. Именно поэтому применяется в каминах и печах. Также из-за своей мягкости используется в качестве материала для резьбы. Легко окрашивается. Подкрашенный мыльный камень часто выдают за нефрит.
(обратно)115
В это время «сухой закон» еще не действовал во всей стране, но производство спиртных напитков было практически полностью прекращено. Это создало широкое поле деятельности для нелегальных производителей и торговцев, и именно на этой почве процвела американская мафия. В Канаде «сухой закон» действовал в 1907–1948 гг. в отдельных частях страны.
(обратно)116
Служба внутренних сборов – организация Федерального правительства США, которая собирает налоги.
(обратно)117
Королевская канадская конная полиция – федеральная полиция Канады и одновременно полиция большинства канадских провинций. Это полицейское образование стало широко известно публике благодаря своим действиям во время «золотой лихорадки» Клондайка на рубеже XX века, голливудскому кино и различным телепередачам.
(обратно)118
Частая практика рабовладельцев.
(обратно)119
Здесь «терновник» употреблен как обобщающее название колючих растений.
(обратно)120
Здесь, несомненно, имеется в виду американский футбол (в этой игре разрешается нести мяч руками, кидать его). Мяч – продолговатый, ворота практически идентичны воротам для игры в регби, а действия игроков в начале XX века были заметно жестче, чем у европейских футболистов. Канадский футбол похож на американский, хотя имеет ряд отличий.
(обратно)121
Наборного диска еще не было, соединение устанавливала телефонистка на «центральной» (телефонной станции). Какой именно аппарат был у мистера Донегана, сказать трудно, он был богатым человеком, но это всего лишь сторожка. Так что у этого телефона могло не быть и трубки, а только наушник и рупор микрофона отдельно (встроенный в аппарат или тоже на проводе).
(обратно)122
Дрозд-отшельник, или пестрый американский дрозд (лат. Catharus guttatus), – певчая птица с красноватым хвостом и белыми кругами под глазами. Примечательна красотой медленного, нисходящего пения, часто исполняемого на верхушках деревьев.
(обратно)123
Рыжехвостый ястреб (Buteo jamaicensis) – хищная птица семейства ястребиных, распространенная в Северной Америке.
(обратно)124
Магазинная винтовка – одноствольное нарезное ружье с магазином, термин обычно применяется к несамозарядным винтовкам – в винтовках этого типа подача очередного патрона производится вручную, при помощи затвора.
(обратно)125
Замко́вый камень (иногда просто замо́к) – элемент кладки в вершине свода или арки. Часто выступает из плоскости арки, выделяется размерами, имеет орнаментальную или скульптурную обработку, получая таким образом и декоративную функцию, служит украшением арок и даже плоских перемычек.
(обратно)126
Чиппева, или оджибве, – язык индейцев оджибве. Оджибве – индейский народ, являющийся «старшим братом» или «хранителями веры» в существующем с XVIII века союзе индейских племен. Основные традиционные занятия – охота, рыболовство, собирательство (сезонный сбор дикого риса и кленового сока).
(обратно)127
Констебль (от лат. comes stabuli – «начальник конюшни») – административная должность, как правило, в правоохранительных органах англоязычных стран. В настоящее время – низший полицейский чин. Широко распространенный в США разговорный синоним слова полицейский, «коп», исторически возник из аббревиатуры COP, что в переводе означает «констебль на посту».
(обратно)128
Канадские рейнджеры (букв. «канадские сельские полицейские») – специализированное подразделение Канадских вооруженных сил. Они гарантируют военное присутствие в удаленных областях Канады (север страны, береговая линия), а также наблюдают и сообщают о необычных происшествиях.
(обратно)129
Помощник шерифа, или заместитель шерифа, – лицо, назначаемое шерифом, или доброволец, не приносящий присяги (сам шериф тоже может лишь избираться без присяги), которому шериф делегирует свои полномочия.
(обратно)130
Пистолет Люгера, «Люгер», или «Парабеллум», – сложный и дорогой в производстве пистолет, разработанный Георгом Люгером на основе идей своего учителя Хуго Борхардта. Главным достоинством «Парабеллума» была очень высокая точность стрельбы, достигнутая за счет удобной «анатомической» рукояти и легкого (почти спортивного) спуска.
(обратно)131
Ford Model T («Форд Модэл Ти», также известная как «Жестянка Лиззи») – первый доступный автомобиль, выпускавшийся миллионами экземпляров. Несмотря на максимально упрощенную конструкцию, по комфорту, простору и оборудованию он не уступал остальным автомобилям, а по размеру принадлежал к современному среднему классу. При этом стоил «Форд-Т» почти вдвое меньше среднего автомобиля.
(обратно)132
Здесь: Милиция Конфедерации (1861–1865) – не слишком строго организованные ополченческие силы Конфедерации южноамериканских штатов, воевавшие вместе с регулярной армией южан во время Гражданской войны в Америке. Среди прочего охраняли военные и гражданские объекты, ловили южан-дезертиров и агентов северян, а также гражданских лиц, симпатизировавших Союзу штатов.
(обратно)133
Мистер Донеган, очевидно, имеет в виду песенку «Малыш Вилли с ружьем».
(обратно)134
Винчестер – общее название для винтовок и ружей, производившихся в США во второй половине XIX века. Винчестеры пользовались огромной популярностью. У мистера Донегана почти наверняка было магазинное ружье с ручной перезарядкой при помощи подвижного цевья («помповое» ружье).
(обратно)135
Один из самых популярных револьверов Кольта в 50-х гг. XIX века, однако крайне ненадежный. При регулярном использовании крепления барабана разбалтывались, и стрелку приходилось придерживать его левой рукой при выстреле. Поняв ошибку, Кольт стал продавать отдельные револьверные барабаны, которые можно было свободно приобрести.
(обратно)136
Кентурион (чаще центурион) – командир в римской армии. В оригинале Бак путает слова «центурион» (centurion) и «сороконожка» (centipede).
(обратно)137
Диббл-хилл (англ. Dibble hill) – интересное название; dibble означает «сажальный кол», «ямкоделатель».
(обратно)138
Селектмены – в городах Новой Англии члены городского самоуправления (исполнительная власть). В большинстве городов высшую власть имело ежегодное всеобщее собрание граждан с правом голоса, а между этими собраниями – совет выборных представителей, обычно из 3–5 человек. С ростом городов эта система усложнялась.
(обратно)139
Городской секретарь, или городской клерк, – один из старших чиновников городской администрации, обычно ведает вопросами организации выборов, руководит городским архивом и ведет записи о различных событиях (в связи с чем может именоваться также городским архивариусом или летописцем) и т. д.
(обратно)140
Вооруженная кавалерийская служба резерва, в случае войны имеет задачи разведки.
(обратно)141
Пандемониум – «сборище демонов»; здесь: «шум, сумятица».
(обратно)142
«Охотник за головами» (букв. «охотник за вознаграждением») – человек, за денежное вознаграждение занимающийся розыском и поимкой беглых преступников и дезертиров, а также лиц, подозреваемых в совершении преступлений. Плата могла назначаться не только за поимку, но и за убийство разыскиваемого.
(обратно)
Комментарии к книге «Скауты в лесах», Сэмюэль Сковилль-мл
Всего 0 комментариев