«Принесите мне голову Айви Покет!»

Принесите мне голову Айви Покет! (fb2) - Принесите мне голову Айви Покет! [litres] (пер. Наталья Аллунан) (Безумные приключения Айви Покет, великолепной и ужасной - 3) 23046K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Калеб Крисп

Калеб Крисп Принесите мне голову Айви Покет!

© Аллунан Н., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Посвящается моей благодетельнице Гвендолин Грейстрок, которая по доброте душевной убежала в смущении

1

– Почему мы останавливаемся?

Я вовсе не спала – так, задремала немного, как это бывает с юными барышнями во время долгих поездок в дилижансе. Голова моя изящно запрокинулась, рот распахнулся, из носа раздавалось дивное мелодичное похрапывание. В дрёме я была сама элегантность.

– Возница, почему мы останавливаемся? – повторила моя соседка весьма раздражённым тоном. – До следующей остановки ещё ехать и ехать! Безобразие!

Мой мирный сон развеялся под натиском этих воплей. Пока она разорялась насчёт «остановок вне расписания», я поняла, что дребезжание стёкол в окнах и грохот колёс становятся тише – дилижанс действительно сбавил ход и остановился.

– Прошу прощения. – Мне в бок чувствительно ткнулся острый локоть. – Ты не могла бы подвинуться? – И кто-то втиснулся на сиденье между мной и окном.

Тут уж я проснулась окончательно и открыла глаза:

– Что вы делаете, неразумное вы животное?!

Это оказалась чопорного вида американка, мисс Финч. Та самая, которая удивлялась, как это я еду в Лондон совсем одна.

– С моего места дорогу не видно, а я желаю знать, чем вызвана эта непредусмотренная остановка. – Она поджала губы и нахмурилась. – Это просто возмутительно! Поперёк всех правил!

Меня плотно прижало к боку соседа – симпатичного юноши, мирно спавшего в обнимку с «Дэвидом Копперфилдом». На сиденье напротив расположились три сестры-старушки с белыми как снег волосами (мы не успели познакомиться, но я совершенно уверена, что их звали Коротышка, Лопоушка и Бука). Они увлечённо стучали спицами, вывязывая одинаковые шарфы в синюю и жёлтую полоску.

– Ну конечно, – сказала я, любезно толкнув мисс Финч плечом. – В конце концов, что это за поездка в дилижансе, если никто не набрасывается на тебя во сне?

Мисс Финч отдёрнула занавеску.

– Мне очень жаль, – заявила она без малейшего сожаления. – Мне показалось, я всего лишь легонько задела тебя.

– Вы правы, – пылко согласилась я. – Не сомневаюсь, тычок вышел таким сильным только потому, что природа наделила вас ручищами дровосека.

Посмотрев на свои руки, Мисс Финч отчаянно заморгала:

– Я… мне всегда говорили, что я очень изящного телосложения!

– Тем больше бросаются в глаза ваши здоровенные предплечья. – Я дружески похлопала её по колену. – Почему бы вам не присоединиться к какому-нибудь бродячему цирку, дорогая? Вы могли бы сколотить состояние!

Она нахмурилась, покачала головой и фыркнула – должно быть, так у американцев принято выражать благодарность и восхищение. Потом мисс Финч снова повернулась к окну:

– Снаружи так темно – ничего не разглядеть.

Тут она была права. Хотя карманные часы американки показывали только два пополудни, за окном царили сумерки. Тёмные низкие облака клубились над нами словно дым из печных труб.

Я откинулась на спинку сиденья и вздохнула. Задумалась о том, как я тут оказалась. Дилижанс направлялся в Лондон. И у меня были самые серьёзные причины предпринять это путешествие. Я собиралась спасти Ребекку и вернуть её домой (а попасть прямо ко Дворцу Проспы можно было только с Уинслоу-стрит). Выяснить, откуда стражи, которые держат её в плену, знают меня в лицо. И ещё освободить Анастасию Рэдклиф из ужасного сумасшедшего дома в Айлингтоне, а потом помочь ей разыскать ребёнка, с которым её жестоко разлучили. Но прямо сейчас дилижанс никуда не ехал. И я начала понимать, что это может быть не к добру.

– Вам что-нибудь видно, мисс Финч? – спросила я.

– Не так уж много. Вот кучер спускается с козел…

– На дороге что-то лежит, – добавила Лопоушка, выглянув в своё окно.

– Что ещё такое? – спросила Коротышка.

Бука щёлкнула пальцами и посмотрела на меня как на пуделя, который должен исполнить команду.

– Девочка, сходи-ка скажи вознице, чтобы объезжал всё, что валяется на дороге. Нам с сёстрами непременно нужно быть в Лондоне к девяти часам, а не то мы опоздаем на корабль.

Вообще-то я терпеть не могу делать что велено. Особенно то, что велено всякими старыми перечницами. Но мне и самой хотелось узнать, чем вызвана задержка. Поэтому я протиснулась мимо мисс Финч и выбралась на дорогу.

Слева и справа колосились поля спелой пшеницы, из-за мрачных туч золотые колосья казались рыжевато-ржавыми. Со стороны упряжки доносился разговор на повышенных тонах. Но лишь когда я обошла лошадей, я поняла, что происходит.

Небольшая телега, гружённая бревнами, лежала на боку. Рядом лежал и её возница с окровавленной головой. На обочине стояла дородная, крепко сбитая женщина и отчаянно всхлипывала. Наш кучер, мистер Адамс, выпрягал из телеги пару вороных.

Освободив лошадей, он склонился над раненым, которого, похоже, больше всего заботила судьба телеги. Они поговорили о том, что случилось, и мистер Адамс показал в сторону небольшого крестьянского домишки в отдалении, заметив, что помощь бы не помешала.

– Хотите, я сбегаю и позову кого-нибудь? – вызвалась я.

– Меня чуть не убило! – завопила толстуха. – Это просто чудо, что я шею себе не свернула!

– Вы ранены, мэм? – спросили у меня из-за спины. Я обернулась и увидела мисс Финч – она смотрела поверх моего плеча, сдвинув брови. – Могу я вам помочь?

– Я ударилась плечом, когда упала, – сказала женщина, баюкая руку. – Теперь оно жуть как болит. Меня чуть не убило!

– Что случилось? – полюбопытствовала я.

Она кивком указала на раненого возницу:

– Головы у него на плечах совсем нет, вот что случилось! Кто ж так правит!

Тучи пролились дождём нам на головы, а ветер подхватил струи и стал бросать их куда попало.

– Бедняжка, – сочувственно сказала мисс Финч. – Посидите с нами в дилижансе, там тепло и сухо. А мы пока пошлём за доктором.

– Вы очень добры, – поблагодарила женщина. – Но лучше я останусь тут, присмотрю за своим добром. – Она кивком указала на меня. – Может, девочка посидит со мной? Так мне было бы спокойнее, а то я страшно распереживалась.

Мисс Финч, похоже, решила, что это прекрасная мысль – подтолкнув меня к плачущей особе, она поспешила укрыться в дилижансе.

Толстуха вцепилась в мою руку и принялась повторять, как она чуть не погибла. Я заметила, что она то и дело украдкой оглядывается на дорогу позади дилижанса.

– Здорово вам досталось по голове, – заметил мистер Адамс, помогая вознице встать на ноги.

– Ничего, бывало и похуже, – отозвался тот, содрогнувшись от боли. – Вот посижу немного – и буду как новенький.

Мистер Адамс дал ему опереться на своё плечо, подвёл к обочине и осторожно усадил на землю. Я почти не обращала на них внимания – мой взгляд был прикован к толстухе, которая крепко сжимала мою руку. Для дамы в беде она выглядела на удивление мускулистой. Глазки у неё были крошечные, ужасно близко посаженные. Кожа такая рыхлая, что напоминала грубую лепёшку. Нос свёрнут набок. Как ни посмотри, всё выглядело как настоящее. Но меня ей было не обмануть! Я-то сразу поняла, кто скрывается под этой искусной маскировкой.

– Весьма впечатляет, мисс Олвейс, – сказала я, рывком высвободив руку. – Перевёрнутая телега, раненый возница… Кто угодно бы поверил.

Злодейка попятилась, вытаращившись на меня во все глаза:

– О чём ты говоришь? Я чуть не убилась! Я чуть шею себе…

– Да-да, конечно, ваша шея едва не переломилась напополам. Но она цела, потому что всё это – лишь хитрая ловушка. Только меня вам не провести.

– Да ты бредишь! – Преступница обратилась к мистеру Адамсу: – Вы слышали, что сказала эта девочка? Она сошла с ума!

Небо содрогнулось от грома, а мистер Адамс поскрёб в бороде и задумчиво уставился на меня.

– В уме она или нет, не скажу, – отозвался он, – знаю только, что она путешествует совсем одна и налегке.

– Вот-вот! – закричала женщина. – Что это за ребёнок, который поедет через полстраны без сопровождения и пожитков?

Обвинительные вопли всегда привлекают публику – неудивительно, что из двери дилижанса высунулись физиономии трёх сестёр-вязальщиц.

– Что-то не так? – с интересом спросила Лопоушка.

– Это девочка утверждает, что я не та, за кого себя выдаю! – заорала коварная мисс Олвейс.

Старушки дружно ахнули.

– Потому что она и правда не та, за кого себя выдаёт, – парировала я, указав на преступницу. – Несколько месяцев назад она прикинулась пухлой библиотекаршей. И вот теперь снова переменила обличье. Под этой жирной и уродливой личиной скрывается преступная книгочейка с чёрным как ночь сердцем. Она явилась, чтобы захватить меня в плен, сделать королевой и управлять мною словно марионеткой.

Сёстры снова ахнули. Мистер Адамс покачал головой. А замаскированная негодяйка принялась горестно всхлипывать. Мисс Олвейс являла просто чудеса актёрского мастерства!

– Что происходит? – К нам подошла мисс Финч и скрестила руки на груди. – И почему вы все так уставились на девочку?

– Она кое-что утверждает, – мрачно сказал мистер Адамс.

– И что же именно? – спросила мисс Финч.

Я снова изложила, как обстоят дела.

Мисс Финч выслушала. И вздохнула:

– Понятно.

Она тоже мне не поверила!

– Бедное дитя не виновато, – заявила замаскированная злодейка. – В деревне поблизости есть доктор. Вы поезжайте себе, а я отвезу бедняжку туда и позабочусь, чтобы ей помогли.

Я бросилась к притворщице, схватила её за нос и дёрнула. Выглядело это великолепно! Вот увидят мисс Финч и остальные, как этот нос останется у меня в руке, – сразу пожалеют, что не поверили мне!

– Что она творит?! – закричала Коротышка.

– Отпусти её! – велела мисс Финч.

– Сейчас отпущу, дорогая, – пообещала я. – Только стащу с неё это лицо.

Я дёргала и дёргала нос, но он почему-то не поддавался, как я ни старалась. Понимая, что надо торопиться, я отставила нос в покое и вцепилась в кустистые брови мисс Олвейс. Но и они почему-то не хотели отклеиваться.

– Перестань! – заорала коварная притворщица, колотя меня по рукам. – Оставь меня в покое!

Как ни странно, её нос сильно раскраснелся от моих усилий, а на месте выдернутых из брови волосков выступила капелька крови. Что было в высшей степени неожиданно.

– Не трогай её, малышка, – сказал мистер Адамс, мягко оттащив меня в сторону. – Так ты только хуже себе делаешь.

– Да она сумасшедшая! – заявила Бука.

– Причём опасная, – добавила Лопоушка.

– Никогда ещё со мной так жестоко не обходились! – рыдала пострадавшая. – Никогда в жизни!

Интуиция подсказала мне, что в сложившихся обстоятельствах будет уместно немного утешить бедняжку:

– Не корите себя, дорогая. Это природа наградила вас чертами столь невероятно уродливыми, что любой здравомыслящий человек примет вас за преступницу в гриме. – Я подошла и сочувственно похлопала её по плечу. – Это всё ваши родители виноваты.

Женщина резко размахнулась и отвесила мне пощёчину.

– Да как ты смеешь! – гневно воскликнула она. – Девочек с таким злым языком надо держать на цепи!

Моя левая щека горела огнём, но я не подавала виду:

– Если вам от этого легче, недавно я и правда сидела на цепи в сумасшедшем доме. И это было далеко не так весело, как может показаться.

Тут на дороге поднялся галдёж: все кинулись обсуждать, в своём ли я уме, я блестяще доказывала, что в своём, и так увлеклась, что не заметила, как к нам подъехала небольшая карета. Я даже не слышала, как она остановилась. И только когда её дверца распахнулась и оттуда выпрыгнула женщина в чёрном, я наконец поняла, что происходит. На лице настоящей мисс Олвейс была написана ледяная решимость и мрачное торжество. Она уставилась на меня и разрыдалась.

– Слава богу, я нашла её! – заявила она, уставившись на меня. Слёзы хлестали из её глаз будто из двух прохудившихся ведёр. – Моя малышка Айви, моя дорогая деточка сбежала из дома, и я сбилась с ног, разыскивая её!

– И вы правда хотите вернуть её домой? – недоверчиво поинтересовалась Бука.

Я повернулась и бросилась бежать, но убежала не далеко – толстуха, которую я приняла за мисс Олвейс, ловко поймала меня своими крепкими ручищами.

– Ай-ай-ай, как же ты могла! – сказала она. – Ну зачем ты сбежала от мамочки?

– Никакая она мне не мамочка, жилистая вы бестолковка! – В отчаянии я оглянулась на мисс Финч. – Мисс Олвейс – злобная колдунья и убийца из иного мира! Пожалуйста, не дайте ей схватить меня!

– Ты не в себе, – с серьёзным видом сказала мисс Финч. – Ты должна поехать с матерью.

Три сестры и мистер Адамс согласно закивали.

– Я всего лишь хочу вернуть домой мою деточку! – заливалась мисс Олвейс.

– Ну конечно, хотите, – сказала толстуха-силачка, волоча меня за руку к злодейке.

Я изо всех сил пыталась вырваться, но тщетно. На полпути толстуха наклонилась к моему уху и прошептала:

– У Проводника Душ на тебя виды.

Вот тут-то всё и встало на свои места. Вся история с опрокинутой телегой и правда оказалась искусно расставленной ловушкой. Единственное, что мне оставалось – отвлечь внимание врагов и уповать на удачу. Поэтому я перестала сопротивляться.

– Простите меня, прошу вас, я и правда вела себя как безумная, – заявила я во всеуслышание. – Я с радостью поеду с мамулечкой. Как хорошая девочка.

Дождь зарядил сильнее. Капли били о дорогу словно искры.

– Ты же говорила, что она злая колдунья из иного мира, – ухмыльнулась толстуха со свёрнутым носом.

– Никто не совершенен, дорогая, – возразила я. – Хоть на себя посмотрите.

И с этими словами я со всей силы пнула её по лодыжке. Толстуха взвыла (довольно-таки дико) и запрыгала на одной ноге, ослабив хватку. Мисс Олвейс коршуном кинулась ко мне. Я сочла уместным толкнуть на неё прыгающую толстуху. Они столкнулись на всём скаку и повалились в раскисшую дорожную грязь. Блестяще! Но долго торжествовать мне не довелось – раненый возница (который на самом деле, конечно, был целёхонек) вскочил на ноги и бросился ко мне.

Под громовые раскаты с неба я повернулась и побежала.

Я кинулась через пшеничное поле, раздвигая и топча колосья, а мисс Олвейс испустила леденящий душу вопль. Я очень хорошо знала, что означает этот её клич – без сомнения, злодейка призвала на помощь армию затворщиков. Испуганные крики бывших попутчиков подтвердили мою догадку. Представляю, как они удивились.

Дождь хлестал по широкому полю, небо с каждой минутой становилось всё темнее.

– Рассредоточьтесь и схватите её быстрее! – услышала я распоряжение мисс Олвейс.

Толстуха-громила и возница согласно гаркнули. Вскоре земля под ногами задрожала от топота, и я поняла, что затворщики рассыпались цепью по всему полю, разъярённые и исполненные охотничьего азарта.

Я подумала, не попробовать ли уйти в Проспу при помощи алмаза Тик-так, но отказалась от этой мысли: мисс Олвейс и её подручные сразу заметят яркий свет камня. И я бросилась бежать дальше. Дождь струился у меня по лицу и застилал глаза. Поле простиралось до самого горизонта, я не знала, куда бежать. И где искать укрытие.

– Тебе не уйти, Айви! – В голосе мисс Олвейс слышалось веселье. – Нас больше, и ума у нас тоже больше! Покорись судьбе! Возможно, тебе даже понравится…

«Ни за что!» – хотелось крикнуть мне, но, не будучи законченной идиоткой, я прикусила язык.

Я бежала со всех ног. Потом услышала тяжёлое, прерывистое дыхание. Оглянувшись, я увидела, что ко мне, топча колосья, приближается возница. Пришлось взять левее. Тут-то я и заметила небольшой каменный домишко, который мы видели с дороги. Поскольку выбора у меня всё равно не было, я устремилась туда.

Но вскоре мой бег прервался. Острые когти цапнули меня за щиколотку. Я повалилась ничком – к счастью, колосья смягчили падение. Подняв глаза, я увидела, что надо мной навис карлик в балахоне, его лицо было скрыто зловещего вида капюшоном. Коротышка зашипел как паровоз… И бросился на меня, выставив когти.

С душераздирающей силой и безжалостностью – недаром у меня все задатки прирождённого пьяного матроса – я пнула его ногами в живот. Карлик отлетел прочь на несколько шагов, ударился о землю и несколько раз перекатился. К тому времени, когда он смог остановиться, я уже мчалась в сторону дома.

– Вон она! – раздался крик толстухи. – Хозяйка, я её вижу!

В мгновение ока я упала на колени и поползла вперёд на четвереньках, как младенец. Я слышала, как совсем близко позади меня кто-то свистнул, раздались шаги. Тогда я припала к земле ещё ниже, упрямо продолжая ползти. И вскоре увидела каменный колодец. Совсем рядом с задней дверью дома.

– Где она?! – гаркнула мисс Олвейс.

– Я её больше не вижу, хозяйка!

– Так разыщи её, дурища!

Гром прокатился по небу, и земля содрогнулась. Сквозь бурю я слышала, как где-то рядом шипят затворщики – двое или трое. Поэтому я бросилась к колодцу и забралась в деревянное ведро, подвешенное над ним на верёвке. Взялась за ворот и стала медленно его поворачивать.

То есть таков был мой план. Увы, у ворота были свои планы. Верёвка принялась бешено разматываться, и ведро полетело вместе со мной вниз, во мрак. Только я подумала зажмуриться и взмолиться о том, чтобы столкновение с землёй вышло мягким, как ведро ударилось о дно колодца и разлетелось в щепки. Удар был из тех, что жестоко сказываются на упавших. Не будь я так хорошо воспитана, я бы сказала, что на моём седалище не осталось живого места.

Круглый колодец постепенно наполнялся дождевой водой. Омерзительно пахло сыростью. Стены были скользкими. Сверху до меня донеслось пыхтение толстухи. Потом круглое пятно света над головой заслонила тень. Я вжалась в стену и закрыла глаза.

– Ну? – раздался окрик мисс Олвейс. – Она там?

– Вроде нет, хозяйка, – сипло проговорила толстуха.

– Чёрт! Не могла же девчонка раствориться в воздухе!

– Небось в Проспу ушла, – высказался возница.

– Нет, – сказала мисс Олвейс. – Мы бы заметили свет, исходящий из камня.

Повисло долгое молчание. Потом мисс Олвейс закричала, перекрывая шум ливня:

– Я знаю, что ты слышишь меня, Айви, где бы ты ни пряталась! Возможно, тебе интересно будет узнать, что я навестила ваш домик у моря. Твой дружок Яго принял меня не слишком-то радушно.

Я зажала себе рот, чтобы сдержать готовый сорваться с губ крик.

– Он сражался достойно. – Мисс Олвейс злодейски рассмеялась. – Боюсь, я сломала ему руку. Ужасно нечестно с моей стороны. Айви, если хочешь снова увидеть Яго – выходи! Выходи, или мальчишке конец!

Искушение сдаться было невообразимо велико. Но отпустит ли мисс Олвейс Яго, стоит ей заполучить меня? Насколько я её знала, среди всех чокнутых маньяков-убийц она не выделялась верностью своему слову. Так что мне оставалось только надеяться, что Яго нужен ей живым. И я не проронила ни звука.

– Поищем её в доме, – распорядилась мисс Олвейс, обращаясь к своим приспешникам.

Дождь хлестал как из ведра. Нескончаемый. Безжалостный. Как я ни вжималась в стену, струи всё равно поливали меня. От ледяной воды, поднимавшейся всё выше, мои мышцы одеревенели. Холод был таким жестоким, что мне казалось, будто капли дождя впиваются мне в кожу, разъедают тело до самых костей, превращая костный мозг в лёд. В небе будто взрыкивал рассерженный великан. Вот воды набралось уже по пояс. Я больше не чувствовала губ.

Это последнее, что я помнила о своём великом побеге.

2

– Она приходит в себя.

Голоса доносились словно бы из далёкого далека. Я притворилась, что ничего не слышала. Я ведь и правда была очень далеко. В саду, заросшем сорняками и полевыми цветами, игриво распустившимися среди камней. Солнце согревало мне щёки. Мои ноги были босы и не слишком-то чисты. Руки – тонки, как карандашики. За спиной у меня стоял непритязательный белый домик с соломенной крышей.

– Генри, принеси скорее сюда воды и тряпицу. Её страшно лихорадит.

Я услышала, как дверь домика позади меня отворилась. Этот звук почему-то наполнил моё сердце искристой радостью, хоть я и не знала почему. В одном я была уверена – я непременно должна увидеть, кто вышел из дома. И я обернулась. Но в этот самый миг мне на лоб шлёпнулся холодный мокрый компресс. И всё кончилось. Глаза мои сами собой распахнулись, и утешением мне послужила ласковая улыбка, представшая взгляду.

– Я уж боялась, ты никогда не очнёшься. – Надо мной склонилась женщина средних лет с тонкими светлыми волосами. – Как ты?

У меня болело всё – каждая мышца, каждая косточка.

– Где я? – спросила я.

– На ферме Харрингтона, – раздался голос с дальнего конца комнаты.

Подняв глаза, я увидела высокого человека с чёрной бородой и растрёпанными непослушными волосами. Он с мрачным видом мерил шагами бедно обставленную комнатку.

– Меня зовут Маргарет, – сказала женщина. – А это мой муж Генри.

– Как я здесь очутилась?

– Очень хороший вопрос, – отозвался Генри. – Я отправился посмотреть, сильно ли потрепало бурей мои поля, и нашёл тебя в колодце. Ты плавала в нём, вялая и неподвижная. Я думал, ты мертва.

– Как тебя зовут? – спросила Маргарет, снова приложив к моему лбу ледяной компресс.

– Эсмеральда Брокколи. – Мне показалось, что, с учётом всех обстоятельств, лучше назваться этим именем.

– Что с тобой случилось, Эсмеральда? – Маргарет присела у моей постели. – Как так вышло, что ты оказалась в колодце и чуть не утонула?

– И что произошло в поле? – добавил её муж. – Вся пшеница вытоптана, урожай пропал. Я такого ни разу в жизни не видывал.

– На самом деле это ужасно смешная история. – Я села в кровати и тут же почувствовала головокружение. Пришлось закрыть глаза и подождать, пока оно пройдёт. – Я путешествовала с одним из тех чудных цирков, где показывают всяких уродцев. Мы остановились на дороге напротив вашего дома, и вдруг бородатая женщина как бросится бежать, прямо сюда, к вам. Директор цирка, сами понимаете, был в ярости. Он отправил за ней в погоню через поле двухголового пигмея и шесть говорящих шимпанзе. Будучи девочкой добросердечной и, скажу без ложной скромности, выдающейся, я тоже вызвалась помочь. Увидела ваш колодец, решила заглянуть в него, но перегнулась слишком низко и упала.

Фермер и его жена переглянулись.

– Она всё ещё не оправилась от лихорадки, – сказала Маргарет мужу.

Это была правда – но как так могло получиться? Я ведь наполовину мёртвая и во всех отношениях незаурядная девочка – я просто не могу заболеть!

– Сколько я уже тут нахожусь?

– Три дня. – Похоже, Маргарет хотела добавить что-то ещё, но вместо этого снова переглянулась с мужем.

У меня нехорошо засосало под ложечкой.

– В тот день, когда была буря, – сказал Генри, – какие-то люди постучались к нам и спросили, не видели ли мы девочку. Беглянку, как они сказали.

– А потом Генри нашёл в колодце тебя, – мягко добавила Маргарет, – и мы поняли, кого они искали.

– Они во что бы то ни стало хотели вернуть тебя, – сказал Генри, упрямо избегая моего взгляда. – Особенно женщина. Она пообещала нам целых пятьдесят фунтов, если мы найдём тебя и отдадим ей.

Мисс Олвейс разыскивает меня! Я вскочила на ноги, и голова у меня закружилась пуще прежнего.

– Но мы этого не сделаем, – заверила Маргарет, помогая мне встать на ноги. – Ни за какие деньги на свете. Мы не поверили слезам и обещаниям этой женщины. Правда же, Генри?

Но Генри не ответил. Вместо этого он показал пальцем на мою шею:

– Это твоё ожерелье на вид стоит целую прорву денег.

Я машинально прижала руку к груди и успокоилась, нащупав под ночной рубашкой алмаз Тик-так.

– Это подарок бородатой женщины, – сказала я. – Красиво, но ничего не стоит.

Фермер кивнул:

– Эти люди, которые тебя разыскивают, они плохие?

Я решила, что лучше всего сказать чистую правду:

– Да, дорогой, очень плохие.

– Тогда мне жаль, Эсмеральда.

Маргарет заполошно бросилась к мужу:

– Чего тебе жаль?

Громкий стук в дверь был ей ответом.

Маргарет ахнула:

– Генри, что ты наделал?!

В дверь заколотили настойчивее.

– Всё-таки пятьдесят фунтов, Маргарет, а у нас половина урожая погибла. – Он понуро покачал головой. – Мне жаль – но что я мог поделать?

– Ты мог бы держать язык за зубами, жадный ты балбес! – заявила я с изрядной суровостью.

В дверь уже не просто колотили, а ломились, и было ясно, что долго она не продержится.

– Пойду скажу им, что ошибся, – пробормотал Генри.

– Побудь тут, Эсмеральда, – сказала Маргарет. – Никто тебе ничего плохого не сделает. Мы отправим их восвояси.

Бедняжка была столь же недалёкой, сколь и добросердечной. Фермер с женой поспешно вышли из комнаты, закрыв за собой дверь. Стащив ночную сорочку, я натянула своё платье (оно лежало, аккуратно сложенное, на стуле). Только я успела переодеться, как за дверью поднялся страшный шум.

– С дороги, не то пожалеете! – Я узнала голос толстухи-громилы, работавшей на мисс Олвейс. – Где она?!

– Её здесь нет! – храбро заявила Маргарет.

Я уже наполовину выбралась из окна, когда Маргарет закричала. Потом послышался треск упавшей мебели. Дверь крохотной спальни распахнулась. Я перекинула ноги через подоконник и спрыгнула вниз.

Я приземлилась на клумбу, и мои ноги отозвались пронзительной болью. Домик стоял на опушке леса, и чтобы сбежать, пришлось бы пересечь пшеничное поле. Но я понимала, что у меня не хватит сил уйти от погони.

– Вон она! – заорала толстуха.

– Далеко ей не уйти! – отозвался мужской голос.

Я обернулась – из-за угла дома выскочил давешний возница. Я со всех ног бросилась через двор. Пот заливал мне лицо. И тут я заметила фургон моих преследователей. На козлах никого не было, пара лошадей мирно щипала траву.

– Оставьте её в покое! – крикнула Маргарет.

– Быстрее, Фландерс! – рявкнула толстуха. – Не дай ей уйти!

Я запрыгнула на козлы. Схватила поводья и отчаянно хлестнула ими лошадей. Фургон тронулся, но тут вдруг объявился возница. Он вцепился в подножку и попытался забраться на козлы. Тогда я схватила кнут и со всей силы хлестнула разбойника по руке. Он завизжал будто ошпаренный кот, разжал пальцы и свалился на землю.

Лошади уже неслись галопом. Я вытерла пот со лба и направила повозку на дорогу. При этом я то и дело оглядывалась назад, боясь, что где-то поблизости затаилась мисс Олвейс. Но она так и не показалась.

Фургон покатил по просёлочной дороге, и я попыталась успокоиться. Здраво поразмыслить и всё такое. Мне во что бы то ни стало нужно было добраться до Лондона. Чтобы вытащить Анастасию из сумасшедшего дома. Чтобы отправиться в Проспу и вернуть Ребекку домой. Следующий час тянулся мучительно долго. В голове у меня по-прежнему царил кавардак. Дорога бежала и бежала вперёд, и казалось, она никогда не кончится. Боль пронизывала тело до самых костей. Сколько ещё ехать до Лондона? Несколько часов? Дней? Недель?

Я не знала. Сама не понимая, что делаю, я направила фургон на обочину и остановила его в тени ивы. Поводья выскользнули у меня из рук. Веки смежились. Я отчаянно нуждалась в отдыхе. В короткой целительной передышке.

– Эй, с тобой всё в порядке?

Я вздрогнула и проснулась:

– Простите?

– С тобой всё в порядке, говорю?

– Да, дорогуша, я прекрасно себя чувствую.

Рядом со мной остановилась телега, гружённая корзинами с овощами и фруктами. На козлах сидела дородная и до неприличия краснощёкая особа.

– Выглядишь-то ты не шибко прекрасно. Скорее больной как собака.

– Я всего лишь застудила голову. – Я махнула рукой вперёд. – А теперь поезжайте своей дорогой.

– Куда путь держишь?

– В Лондон.

Женщина фыркнула:

– Далеко же ты собралась!

– А где я сейчас?

– В Винчестере, – был ответ. – Что ж ты одна-то едешь?

– Моей бабушке очень плохо, – быстро нашлась я. – На неё налетел слон прямо посреди оживлённой улицы. Растоптал бедняжку в клочья. Вот я и еду в Лондон, чтобы ухаживать за ней. – Я посмотрела на полные корзины овощей, и меня осенила блестящая идея. – А вы направляетесь на рынок?

– Ну да.

– А на этом рынке продают лошадей и фургоны?

– Бывает.

Краешком рукава я промокнула пот со лба:

– Прекрасно. Показывайте дорогу.

Женщина пожала плечами и хлестнула лошадей. Телега тронулась, я на фургоне пристроилась следом. Как оказалось, до рынка ехать было всего ничего, базар устроили прямо на площади в ближайшей деревеньке. Там шла бойкая торговля – с лотков и прямо с телег продавали фрукты, овощи, яйца и куски мяса. А ещё горшки, сковородки и всякую утварь. В дальнем конце рынка к столбу были привязаны несколько рабочих лошадей, а на столбе красовалось объявление: «Куплю лошадей, по фунту за штуку». Туда-то я и направилась.

Я опасалась, что у меня не хватит здоровья править фургоном до самого Лондона. И мне совсем не нравилась мысль встретиться с мисс Олвейс в дороге, где-нибудь в безлюдной местности. Так что нужно было придумать другой способ добраться до города – и уютный пассажирский вагон подошёл бы как нельзя лучше.

Так что я высмотрела торговца лошадьми, который ковырял в зубах, стоя под столбом, и предложила ему свою упряжку вместе с фургоном. Этот пренеприятнейший человек отнёсся ко мне почему-то крайне подозрительно. Целую вечность расспрашивал меня про мой товар.

Я заверила его, что лошади просто отличные и мой одноногий отец разрешил мне их продать. Мы немного поторговались (первоначально торговец назначил до неприличия низкую цену) и наконец сошлись на пяти фунтах за лошадей и фургон вместе.

– Только одно условие, – сказала я, пряча деньги в карман. – Подвезите меня до ближайшей станции.

Мы пожали друг другу руки и немедленно тронулись в путь.

Когда поезд прибыл на вокзал Ватерлоо, было уже темно. Я проспала всю дорогу в комфортабельном вагоне первого класса, но чувствовала себя нисколько не отдохнувшей. В голове словно стучали молотки. Всё тело ломило. Меня бросало то в жар, то в холод.

Я поспешно вышла из здания вокзала на многолюдную улицу. Влажные от лёгкой мороси булыжники мостовой блестели в свете газовых фонарей. Люди сновали во всех направлениях. Оглядываясь в поисках кеба, я заметила на другой стороне улицы бездомного мальчишку. На нём было ярко-красное пальто сплошь в заплатах. Мальчишка рассматривал меня с огромным интересом. Что ж, мне не привыкать к восхищённым взглядам. Из-за угла показался кеб, и я рукой подала ему знак остановиться.

– Куда, мисс? – спросил возница.

– На Уинслоу-стрит.

– Это нехорошее место. – Возница снял кепи и почесал в затылке. – Вы уверены?

– На Уинслоу-стрит, – повторила я. – И поскорее.

Пока мы ехали по городу, я снова сосредоточилась на своей миссии. Если верить мисс Олвейс, только с Уинслоу-стрит я могу попасть прямо ко Дворцу Проспы – а именно в этом зловещем месте держат в заточении Ребекку. Туда попадают все невинные души, пленённые алмазом Тик-так. Там их используют для исцеления людей Проспы от страшной болезни, которая бушует в этом мире уже не один век.

Я проверила, на месте ли алмаз, спрятанный у меня под платьем. И пусть я чувствовала себя совершенно разбитой, при мысли, что я скоро увижу Ребекку, всё во мне ликовало. Я пока не знала, как мне удастся спасти её из Дворца Проспы, но твёрдо решила: на сей раз я вернусь только с ней, и никак иначе.

Кебмен высадил меня в начале улицы. Уинслоу-стрит выглядела всё такой же унылой и мрачной, какой мне запомнилась. Длинный ряд домов с тёмными стенами, заколоченные окна, облупившаяся краска. Крохотные лужицы света под газовыми фонарями не могли разогнать тьму этого места. Вокруг не было ни души, только мимо проехал одинокий экипаж.

Я зашагала по улице так быстро, как только могла, невзирая на боль в ногах. Сосредоточилась мыслями на Ребекке, предвкушая момент, когда камень вспыхнет и оживёт. Перешла улицу, чтобы подойти ближе к памятному мне пустырю между обувной фабрикой и заброшенным пансионом. Когда-то на месте пустыря стояло здание, но теперь от него остались только груды битого кирпича и кусок стены. В стене сохранилась дверь. Рядом висела потускневшая от времени бронзовая табличка.

Именно тут передо мной однажды уже воздвигся Дворец Проспы.

– Ребекка, – прошептала я. – Я иду к тебе, дорогая.

Я выбросила из головы всё, кроме образа Ребекки. И Дворца Проспы. Вот-вот в воздухе раздастся гудение, похожее на гул электрической дуги… Алмаз у меня на груди нальётся жаром и ослепительно засияет… Уинслоу-стрит поблёкнет и растворится, словно картина, краски которой смыли с холста…

Но ничего не происходило. Камень оставался холодным. Жар исходил лишь от меня самой – лихорадка терзала меня. Я простояла там очень долго, ожидая, когда же камень наконец исполнит своё предназначение. Волшебное ожерелье ещё ни разу не подводило меня. Я достала алмаз из-под платья и стала вглядываться в него. Но камень лишь блестел в свете фонаря. Ни жара, ни света, ни признака жизни…

Почему камень отказывался работать? Может, его сила иссякла? Но мисс Фрост ни разу не упоминала о такой опасности. Голова моя раскалывалась от боли, тело ломило. А может быть, в этом-то всё и дело? Может быть, чтобы камень открыл проход в Проспу, мне надо быть здоровой и сильной?

С тяжёлым сердцем я отошла в сторону и присела на крыльце обувной фабрики, спрятавшись в дверной нише. Укрытие не хуже других. Мне надо было отдохнуть. Пронизывающий ветер дул, казалось, со всех сторон сразу. Я обхватила колени руками, но зубы у меня всё равно стучали от холода. Приходилось признать, что обстоятельства сложились не лучшим образом. Но я не сомневалась, что к утру всё наладится. Так обычно и бывает. Алмаз Тик-так снова начнёт меня слушаться. Куда он денется…

Подобные размышления бальзамом пролились на мою душу. Однако вскоре их целительный поток иссяк. Потому что я наконец заметила его. Мальчишку с вокзала. Того самого, в залатанном красном пальтишке. И на сей раз он был не один. Рядом с ним стоял высокий человек в отличном белом костюме и цилиндре. Мальчишка получил причитавшиеся ему деньги. После чего щеголеватый незнакомец повернулся ко мне.

– Я уже давно разыскиваю вас, Айви Покет, – заявил он, надменно поигрывая тростью. – У меня для вас новости от старого друга.

От старого друга? Кровь застыла в моих жилах. Должно быть, это ещё один подручный мисс Олвейс! Незнакомец быстрым шагом двинулся ко мне через улицу. Я вскочила и, невзирая на боль, со всех ног бросилась бежать.

3

– Стой! – кричал он. Голос незнакомца был глубоким, а тон – повелительным. – Стой, кому говорю!

Ну не глупец ли! С чего бы мне останавливаться, когда меня преследует по тёмной Уинслоу-стрит один из головорезов мисс Олвейс? Из-за лихорадки всё внутри у меня кипело и плавилось. От кожи, казалось, валил пар. Но я прибавила ходу и свернула за угол. Стрелой промчалась по узкой улице, миновала переполненную таверну и в великолепнейшем прыжке перелетела через спящего пса.

– Стой, Айви! – кричал мой преследователь, теряя дыхание. – Я не сделаю тебе ничего плохого!

– Совершеннейшая чепуха! – бросила я через плечо.

Хотя я пребывала на пороге смерти от какой-то потрясающей болезни, это не мешало мне нестись по улице со скоростью скакового жеребца. Я даже рискнула бросить взгляд назад. Незнакомец в белом отшвырнул свой цилиндр и бежал за мной будто разъярённый бык. На губах его я заметила тень улыбки. Злодей наслаждался, играя со мной как кошка с мышью! Но мне было отнюдь не весело. Грудь сдавило, каждый вдох давался с трудом.

В конце улицы я снова свернула и обнаружила, что проход круто поднимается вверх, что было очень некстати. Но делать нечего, я побежала наверх, мимо какого-то старичка, только что выкатившего свою тачку из маленькой пирожковой. На бегу я заметила, что тачка доверху нагружена пирогами всех видов и размеров. И тут меня осенила блестящая мысль.

Я остановилась и повернулась. Незнакомец в белом мчался ко мне по улице.

– Простите, можно ненадолго одолжить вашу тачку? – спросила я старика.

– Вот уж нет, – пробормотал тот.

– Ужасно великодушно с вашей стороны, – поблагодарила я, отталкивая старикашку и хватаясь за оглобли.

– Помогите! – заорал он. – Грабят!

Я припустила вниз, толкая тачку перед собой. Злодей в белом пытался уклониться, но тротуар был слишком узким, а тачка – слишком широкой. Так что ничто не помешало мне с разбегу наехать на негодяя. Он с грохотом повалился на землю. Тележка к тому времени уже набрала изрядную скорость и, по счастливейшему стечению обстоятельств, опрокинулась прямо на щёголя, завалив его блистательный белый пиджак всевозможными горячими пирогами.

– Мой костюм! – вскричал незнакомец. А потом застонал, будто его переехала тачка с пирогами: – Моя спина!

– Ах ты хулиганка! – заорал старик, ковыляя ко мне и потрясая кулаком. – Ты ж недельный запас пирогов угробила! Вот ужо тебя сейчас арестуют! Полиция! Полиция!

– Да успокойтесь вы, недоумок нервический! – Я достала все деньги, что ещё оставались у меня в кармане – два фунта и немного мелочи, – и дала ему. – Это вам возмещение за пироги.

Старый ворчун немного остыл.

Незнакомец в белом тем временем неуклюже поднимался на ноги. Двигался он так, словно у него всё болело – что за отрадная картина! Однако я не стала больше задерживаться и припустила вверх по улице со всей быстротой, на которую только были способны мои усталые ноги.

– Я найду тебя, Айви Покет! – крикнул он мне вслед. – Ты не сможешь скрываться вечно!

– Ещё как смогу, головорез вы наёмный! – отозвалась я через плечо. – В умении скрываться мне нет равных, недаром у меня все задатки прирождённого потерянного носка! Передайте мисс Олвейс, чтоб оставила меня в покое, а не то и ей несладко придётся!

Пробежав ещё несколько перекрёстков, я свернула в узкий переулок. Миновала конюшни, парикмахерскую… Тут я остановилась, приметив узкую тропку, уходившую вниз. Было до ужаса темно, но я прошла по тропе и очутилась во дворе, имевшем неряшливый и заброшенный вид. Там валялся диван с порванной обивкой. Лежало сломанное тележное колесо. И рос клён. Здесь-то я и присела передохнуть, прислонившись к дереву спиной. Я собиралась сидеть так всю ночь не смыкая глаз, чтобы враги не сумели подобраться ко мне. Но, увы, в этом я потерпела неудачу.

Меня разбудила собака, разлаявшаяся самым возмутительным образом. Кости мои по-прежнему ломило. Шея одеревенела до невозможности. Алмаз Тик-так под измятым платьем лежал на груди, холодный, как ледышка.

В общем, день начинался не слишком хорошо. Аппетита у меня не было вовсе, но я понимала, что мне необходимо поесть. Я до сих пор не могла взять в толк, как так вышло, что я заболела, причём заболела серьёзно. Ведь благодаря алмазу Тик-так я была наполовину мёртвая. В моих жилах больше не текла кровь. Считалось, что меня нельзя поранить как любую другую девочку. Так почему же, проведя ночь в сыром колодце, я расхворалась? И почему алмаз Тик-так больше не слушается меня?

Я встала и вернулась к переулку. Прежде чем выйти из узкого прохода, посмотрела по сторонам, не видно ли поблизости разбойника в белом. Или мисс Олвейс. Вверх по улице мальчишка тащил полный ящик яблок. Какая-то женщина развешивала у окна простыни, чтобы просохли на свежем утреннем ветерке. Она улыбнулась мне, и я улыбнулась в ответ, но на сердце у меня было тяжело.

Переулок вывел меня на шумную улицу. Но куда мне было идти? К счастью, я девочка незаурядных талантов, и потому на поверхность восхитительной каши у меня в голове вскоре всплыли одна-две блестящие мысли.

– Умница, Айви! – воскликнула я.

Пропустив повозку, я перешла на другую сторону улицы. Пусть мои замыслы и были гениальными, я не могла их осуществить, пока у меня нет ни дома, ни денег. Поэтому, едва ступив на тротуар, я ускорила шаг. Теперь я точно знала, куда идти. Спасение было близко, но нельзя было терять ни минуты!

Ещё недавно я и вообразить не могла, что однажды вернусь на Теккерей-стрит. Ведь здесь жило семейство Снэгсби – парочка безумных убийц, которые удочерили меня из наикорыстнейших побуждений. Однако, как ни странно, я вернулась и остановилась через дорогу напротив их дома – и всё из-за тысячи фунтов.

Эту сумму я получила за то, что доставила по поручению герцогини Тринити алмаз Тик-так Матильде Баттерфилд на двенадцадцатилетие. Вообще-то герцогиня обещала мне только пятьсот фунтов. Но мистер Бэнкс, её ворчливый поверенный, удвоил плату. При воспоминании о мистере Бэнксе меня охватила тоска – он был столь же добр, сколь и строг, и погиб страшной смертью от рук мисс Олвейс.

Когда я поселилась в доме на Теккерей-стрит, мамаша Снэгсби забрала у меня эту тысячу фунтов – чтобы спрятать в надёжном месте, как она сказала. И вот теперь я пришла забрать свои деньги. В конце концов, я их честно заработала.

Была у меня и ещё одна причина нанести визит Снэгсби. Анастасия Рэдклиф. Она жила в их доме некоторое время после того, как мисс Фрост помогла ей попасть в наш мир. И Снэгсби полюбили её как родную дочь, ибо Гретель, их единственное дитя, умерла ещё малышкой. Снэгсби думали, что Анастасия вернулась в Проспу. Но если они узнают, что она тут, в Лондоне, томится в сумасшедшем доме – да они горы свернут, чтобы её вызволить!

Подойдя ближе, я увидела, что перед домом стоит экипаж. Он был нагружен сундуками, и возница как раз привязывал их покрепче. Парадная дверь была распахнута, и мамаша Снэгсби решительным шагом вышла оттуда, направив на возницу зонтик будто шпагу.

– Аккуратнее с моим имуществом, ты, олух неуклюжий! – прикрикнула она. – Если хоть что-нибудь разобьётся, ты мне лично заплатишь, ясно?

Возницу это, судя по всему, не обрадовало, но он только кивнул. Мамаша Снэгсби повернулась к двери. Я поспешно вышла из-за повозки и заступила старухе дорогу, пока она снова не скрылась в доме:

– Привет, мама Снэгсби. Куда-то собираетесь?

Старая ворона имела весьма впечатляющую внешность. Рыхлую кожу лица покрывали несколько слоёв белой пудры. На верхней губе красовалась огромная родинка. А волосы! Сплошь чёрные, с единственной седой прядью на виске.

– Ты?! – прошипела она.

Да, не самое тёплое приветствие.

– Понимаю, мой визит может показаться неожиданным, – сказала я. – Вы ведь всё-таки чокнутая старуха с кучей скелетов в шкафу… Но я в некоторой мере надеялась…

– На что ты надеялась? – окрысилась мамаша. – Что мы примем тебя обратно? – Её губы изогнулись в уродливой пародии на улыбку. – Да я скорее глотку себе перережу!

– О, это было бы замечательно. Но на самом деле я пришла из-за денег.

Мамаша Снэгсби высокомерно вскинула голову:

– Денег?!

– Верно. Я имею в виду тысячу фунтов, которую вы любезно взяли на хранение. – Я самым настоятельным образом протянула руку ладонью вверх. – Мне хотелось бы получить её обратно, заранее спасибо.

Глаза старухи злобно сверкнули.

– Жизнь в одном доме с тобой, юная леди, причиняла нам немыслимые страдания. И знаешь, чего стоят эти страдания в пересчёте на деньги? – Она набрала полную грудь воздуха и медленно выпустила его: – Тысячу фунтов!

Какая чудовищная несправедливость!

– Искренне надеюсь, – продолжала мамаша Снэгсби, – что ты стала нищей побродяжкой, какой и выглядишь!

Я ничего не ответила.

– Больше того, надеюсь, ты… – Тут мамаша вдруг умолкла. Покосилась на повозку. Снова уставилась на меня. Её морщинистое лицо внезапно смягчилось. На губах показалась улыбка. Старуха обняла меня за плечи – вот уж чего я никак не ожидала. – Если тебе нужны деньги, может быть, мы могли бы договориться как деловые люди? – промурлыкала она. – О взаимной выгоде?

Что за потрясающая мысль!

– Выкладывайте, дорогая, – проронила я.

– Продай мне ожерелье, – прошептала старуха, пожирая взглядом ворот моего платья (и явно не сомневаясь, что под ним спрятан алмаз Тик-так). – Я верну тебе твою тысячу фунтов и добавлю ещё одну от себя. Только подумай, что ты сможешь сделать с двумя-то тысячами!

– Вы совсем с ума свихнулись? – возмутилась я. – Да ни за какие деньги на свете я не отдам вам алмаз Тик-так! Вы же станете убивать с его помощью ни в чём не повинных людей! – Я скрестила руки на груди. – Кроме того, он больше не действует.

Огонёк в её глазах погас, словно кто-то задул свечи.

– Тогда нам не о чем больше говорить.

– Всё готово, миссис Снэгсби, – сказал возница. – Вы едете?

Одарив меня на прощанье злобным взглядом, старуха направилась к экипажу.

– Погодите! – окликнула я. – Я хочу поговорить с вами об Анастасии!

Мамаша Снэгсби остановилась и холодно уставилась на меня:

– Что ещё?

Несколько мгновений я рассматривала свою бывшую приёмную мать. Потом пожала плечами:

– Ладно, не важно.

Мамаша Снэгсби любила Анастасию – я не сомневалась в этом, но подозревала, что достучаться до её чувств будет непросто. Старуха села в экипаж. Пока она усаживалась, я мельком увидела внутри Эзру. Оказывается, он находился там всё это время. За эти дни он как будто постарел. И выглядел хрупким и нездоровым. Он даже не взглянул в мою сторону. Упрямо отводил глаза.

Мамаша Снэгсби постучала зонтиком в крышу:

– Эй, возница, вперёд!

Потом она высунулась из окна и сказала, обращаясь ко мне:

– Надеюсь, судьба отблагодарит тебя за всё, юная леди!

– Какое совпадение, – отозвалась я. – Я тоже надеюсь на это.

Я уже хотела пойти поискать убежище, чтобы спокойно посидеть и подумать, но тут услышала нечто странное. Кто-то плакал. Рыдания доносились из дома Снэгсби. Я заглянула внутрь и увидела миссис Диккенс: стоя на четвереньках, она тёрла щёткой пол в холле.

– Миссис Диккенс! Что у вас за горе? – окликнула её я.

Экономка подняла голову, и я увидела, что по её пухлым щекам текут слёзы, да и из красного носа тоже течёт. Она вскочила на ноги и бросилась ко мне как к старому другу.

– Ох, деточка, как же я рада тебя видеть! – всхлипнула миссис Диккенс. – Что за денёк у меня выдался!

Оглядев тёмный холл, я увидела, что он пуст. Исчезли ковры, кресло у лестницы и портреты Гретель, нарисованные мамашей Снэгсби.

– Снэгсби что, пустили своё имущество с молотка?

Миссис Диккенс разрыдалась в три ручья, будто старая дева на свадьбе младшей сестры.

– Уехали навсегда, – проговорила она сквозь слёзы. – Они закрыли похоронное бюро после… после неприятного случая с мистером Гримвигом. Дом купили какие-то сомнительные шотландцы. – Миссис Диккенс трубно высморкалась. – У них есть собственная экономка, так что мне велено в три дня покинуть дом и выметаться на улицу!

– Вы не нашли новую работу?

– Пока нет, деточка. – Она промокнула глаза. – Никто не хочет нанимать старуху вроде меня, потрёпанную жизнью и тяжёлую на подъём.

– Их можно понять, – ласково сказала я. – И что вы собираетесь делать?

Она покачала головой:

– Сама не знаю. У меня за душой ни гроша. – Тут миссис Диккенс присмотрелась ко мне и ахнула: – Ты ужасно выглядишь, деточка! Неужто заболела?

– Ещё как, – отвечала я. – Того и гляди помру, надо думать. И вдобавок я тоже осталась без крыши над головой.

Миссис Диккенс внимательно оглядела меня и кивнула:

– Тогда лучше зайди-ка в дом.

Мы сидели в кухне на оставшихся стульях. Миссис Диккенс налила мне огромную миску бульона, и я заставила себя съесть всё.

– Куда они уехали? – спросила я за обедом. – Я имею в виду Снэгсби.

– В Арундел, – ответила миссис Диккенс, встав, чтобы подбросить дров.

Мне сразу всё стало ясно. Как-то раз я проследила за Снэгсби, когда они отправились в Арундел. Я думала, у них там какие-то тайные делишки, но оказалось, что на кладбище у местной церкви похоронена их любимая дочь Гретель. Они навещали её могилу каждую неделю. Неудивительно, что Снэгсби отправились доживать остаток своих дней в Арундел, поближе к дочери.

Пока за окнами сгущалась ночная тьма, мы с миссис Диккенс успели о многом поговорить. Я рассказала ей о моих приключениях. О мисс Фрост. Об Анастасии. Услышанное потрясло добрую женщину до глубины души, но она ни на минуту не усомнилась, что вся моя невероятная история – чистая правда. Ну разве она не чудо!

Когда мой рассказ подошёл к концу, миссис Диккенс встала из-за стола и объявила:

– Ты будешь жить здесь со мной.

Мне было приятно услышать это, но я понимала, что радоваться рано:

– А разве вас не выставят отсюда на улицу через три дня?

Миссис Диккенс печально кивнула:

– Да. Но давай оставим эти тревоги на потом. Кроме того, девочке твоих лет нечего делать ночью на улицах.

После ужина мы направились в спальню миссис Диккенс – единственную, где осталась хоть какая-то мебель. Меня снова бросило в жар, и добросердечная экономка уложила меня в свою постель и принесла холодный компресс. Потом зажгла свечу, выдвинула ящик комода и достала оттуда часы:

– Я сберегла их для тебя.

Часы были серебряные. Помятые и поцарапанные. Они принадлежали Ребекке – я взяла их на память из её комнаты в Баттерфилд-парке. Я до сих пор помнила эту комнату в мельчайших подробностях – наполненную часами всех форм и размеров. Я прикоснулась к холодному металлу часов и почувствовала, как мне отчаянно недостаёт моей подруги.

– Спасибо, миссис Диккенс, – прошептала я.

Старушка устроилась в потертом кресле у окна, закутав ноги пледом. Она отхлебнула из чашки чая, сдобренного капелькой или десятью виски, и вздохнула.

– Спи сладко, деточка, – сказала она. – Хоть я и представления не имею, что мы будем делать завтра.

– Зато я имею, – ответила я. – Мы отправимся в сумасшедший дом.

– Что?!

– Пейте свой виски, дорогая. Поговорим об этом завтра.

И я задула свечу.

4

– Нет, я не могу!

– Ещё как можете, белогорячечная вы клуша!

Миссис Диккенс с ужасом уставилась на мрачное здание и вытерла свой грушевидный нос:

– Но что я им скажу?

Наутро мы отправились в Айлингтон пешком и добрались только к полудню. После того, как я хорошенько выспалась, мне самую чуточку полегчало (вот только тот домик с соломенной крышей в запущенном саду мне, к моему разочарованию, на этот раз не приснился). И вот теперь мы с миссис Диккенс стояли напротив ворот Лэшвуда, и экономка вдруг упёрлась.

– Скажите, что пришли навестить Анастасию Рэдклиф, – спокойно ответила я. – Мол, вы её дальняя родственница и только что вернулись из Америки.

– А если они мне не поверят? – чуть не плача, сказала она.

– Ну с чего бы им вам не верить? На вид вы совершенно порядочная и честная женщина. А что у вас слабость к крепкой выпивке, игре на скачках и кровавым детективным романам, так этого со стороны не скажешь. – Я ласково подтолкнула её к воротам. – Ступайте же, дорогая.

Тревогу миссис Диккенс можно было понять, поскольку Лэшвуд слыл самым жутким дурдомом во всём Лондоне. Я бы не стала беспокоить домработницу и пошла сама, но поскольку я совсем недавно сбежала из этой жуткой лечебницы (благодаря мастерству и находчивости Яго), мне показалось, что будет не слишком разумно показываться там так скоро.

Миссис Диккенс гулко сглотнула:

– Ладно, попробую, деточка.

– Анастасия ведь знает вас, миссис Диккенс. Она будет вне себя от радости, когда увидит знакомое лицо. Скажите ей, что помощь уже в пути. Скажите, мы найдем способ её вызволить.

Спрятавшись за фонарным столбом, я смотрела, как добрая экономка перешла улицу и скрылась в зловещих железных воротах Лэшвуда.

Утро выдалось хлопотным. После завтрака мы с миссис Диккенс напекли корзиночек с ревенем. Ревень в начинку я выбрала потому, что ничего другого в кладовке не оставалось. Миссис Диккенс очень удивилась, когда я завернула три вкусные и хрупкие корзиночки в салфетки и положила их в карман фартука.

– Что ты задумала? – спросила она.

– Скоро узнаете, – ответила я, и мы поспешили в путь.

Теперь мне оставалось только ждать, когда миссис Диккенс вновь покажется из ворот Лэшвуда. Минуты тянулись мучительно долго. Когда она наконец появилась, я сразу поняла по её лицу, что ничего не вышло.

– Старшая санитарка встретила меня в штыки, – проговорила она, отдуваясь. – Сказала, в Лэшвуде нет никого по имени Анастасия Рэдклиф. И все допытывалась, как меня зовут да кто мне сказал, что мисс Рэдклиф содержат здесь. – Миссис Диккенс перевела дух. – А потом она велела мне ждать и никуда не уходить, а сама куда-то заторопилась. Ну я и сбежала, как только она ушла подальше.

– Должно быть, Анастасию держат там под чужим именем, – предположила я. – Наверное, семейство Дамблби так решило, чтобы её уж точно никто не нашёл.

Всё складывалось не лучшим образом. Но, к счастью, я предусмотрела и такую вероятность. Поэтому я продолжала наблюдать за воротами лечебницы ещё примерно час, пока оттуда не повалила толпа охранников и поваров. Поскольку мне довелось провести в этом зловещем дурдоме некоторое время, я знала, что после обеда заступает новая смена работников.

В унылой толпе служащих я без труда высмотрела ту, кто был мне нужен. На ней была заляпанная чёрно-белая униформа, её внушительные брыли подскакивали и опадали при каждом тяжёлом шаге. Я очень хорошо помнила эту разносчицу обедов – когда-то я сулила ей жениха-сапожника из Бристоля, если она согласится помочь мне. Теперь же я дала знак миссис Диккенс, и та окликнула её.

– Чё надо? – пробубнила разносчица, сунув палец в нос.

Я вышла из-за фонарного столба. Толстуха узнала меня сразу же:

– Ты та противная девчонка из двадцать четвёртой, у которой язык что помело. – Тут она нахмурилась и даже перестала ковырять в носу. – Погоди-ка! Это разве не ты у нас сбежала?

– Да, дорогая, а вы та тупоумная любительница ковыряться в носу, которая дважды в день приносила мне овсянку. А теперь, когда мы вспомнили друг друга, перейдём к делу.

Она принюхалась:

– Какому ещё делу?

Вот тут-то я и вытащила из кармана фартука корзиночки и развернула салфетку, чтобы разносчица могла полюбоваться лакомством. Она тут же потянулась к пирожным своей грязной ручищей, но я увернулась:

– Не так быстро, жадная вы прорва! Сначала передайте от меня пару слов одной из пациенток.

Она снова потянула носом:

– Да? И кому же?

– Женщине, которая напевает без слов сутки напролёт.

Она пожала плечами:

– Не выйдет.

– Почему это?

– А нет её больше.

– Боже милосердный! – ахнула миссис Диккенс.

Но я уточнила:

– И куда же она подевалась?

– Чтоб я знала. Несколько дней назад её увезли. Прямо посреди ночи. Заковали на совесть, чтоб точно не удрала, и погрузили в какую-то странную карету. – Разносчица мрачно хохотнула. – Ажно четыре охранника понадобилось, чтоб её туда утолкать. – И она снова с жадностью уставилась на корзиночки. – А больше я ничего не знаю.

Её рука словно гремучая змея метнулась вперёд и выхватила пирожные. И толстуха потопала дальше. Мне остались только крошки на салфетке и тяжёлые раздумья.

– Какая неожиданность, – только и смогла сказать я.

Миссис Диккенс умудрилась вместить все наши трудности в один вопрос:

– И что мы теперь будем делать?

Всю обратную дорогу до Теккерей-стрит я размышляла, куда же увезли Анастасию и как мне теперь её отыскать. Я рассмотрела вопрос со всех возможных сторон. Даже вывернула его наизнанку. Перевернула с ног на голову и хорошенько тряхнула. Надавала ему оплеух. Но всё тщетно. Что было в высшей степени странно – ведь обычно я легко нахожу разгадку, недаром у меня все задатки прирождённого русского гроссмейстера. Или, на худой конец, монгольского шашиста.

В итоге не кто иная, как миссис Диккенс, подсказала мне решение. Это случилось тем же вечером за ужином.

Положив мне на тарелку последнюю картофелину, она строго-настрого велела мне её съесть, пока я от истощения не превратилась в тень. А потом сказала нечто очень важное:

– Вот сейчас заглянула в кладовку и подумала: продукты кончились, надо бы завтра пойти на рынок да купить ещё. – Она присела на стул и тяжело вздохнула: – Всё никак не привыкну, что нет у меня больше дома, чтобы вести хозяйство. Старые привычки живучи, верно, деточка?

Тут я вскочила и поцеловала старую клушу прямо в малиновый нос. Не только миссис Диккенс была рабой привычки – семейство Дамблби тоже! Двадцать лет они каждую неделю ездили в Лэшвуд, чтобы встретиться с Анастасией и потребовать у неё ответа, что она сделала с Себастьяном. А когда леди Дамблби умерла, Эстель стала выполнять этот ритуал вместо своей покойной матери.

Так что где бы сейчас ни была Анастасия, можно не сомневаться: Эстель будет навещать её каждую неделю в поисках ответа, который недоступен её разумению.

Поэтому на следующее утро я направилась в Хайгейт, где стоял роскошный особняк Дамблби. Миссис Диккенс была против по трём соображениям. Во-первых, от Эстель следовало ждать беды. Во-вторых, у нас других забот хватало – например, на следующий день должны были прибыть новые жильцы и выселить нас на улицу. И в-третьих, я кашляла всю ночь и утром была бледной, как мешок муки.

Но я настояла на своём – всё равно алмаз Тик-так по-прежнему оставался холодным и безжизненным, так что в Проспу мне было пока не попасть. Разумеется, я вела себя очень осторожно, проявив удивительный талант к скрытности. На мне была потрёпанная шляпка миссис Диккенс, и я умело пряталась в нише напротив особняка Дамблби.

Я приготовилась долго и мучительно ждать. Но этого не понадобилось.

Всего минут десять спустя к крыльцу подкатил экипаж, и из особняка выпорхнула Эстель, окутанная почти осязаемым облаком больших аристократических денег.

Всё в ней ласкало взгляд: нежно-розовое платье, украшенная перьями шляпка в тон, кружевной зонтик от солнца, золотые локоны, волной ниспадающие на плечи. С виду и не скажешь, что чокнутая.

Эстель бросила кучеру пару слов и села в карету. Вот тут-то я и сделала свой ход. Покинув укрытие, я с ловкостью и грацией газели в несколько бесшумных прыжков пересекла улицу и вскочила на запятки. Едва я успела схватиться за скобу для багажа, как карета тронулась. Чтобы не свалиться, требовалось изрядное мастерство, но, к счастью, мне было не привыкать.

Повозка катила дальше по улице, и сердце моё переполнялось торжеством. Скоро я увижу Анастасию! Хотя я по-прежнему не имела представления, где она.

Разочарование моё было жесточайшим.

– Да, мисс Дамблби, ваш заказ готов, – пролепетала молодая продавщица, с благоговением уставившись на богиню в розовых перьях. – Помочь вам донести коробку до кареты?

– Не стоит, – смущённо сказала Эстель. – У меня руки ещё не отказали.

Продавщица захихикала как полоумная.

Как оказалось, карета ехала в Мейфэр. Когда она остановилась, я быстро спрыгнула с запяток и, страдая от боли в усталых руках, спряталась за экипажем. Не успела я затаиться, как Эстель выпорхнула из кареты и скрылась в ближайших дверях. Сердце моё упало. Мы приехали вовсе не к Анастасии, а в магазин одежды! Мне хотелось рвать и метать.

Потом меня осенило. Возможно, в магазине начинается потайной ход, а в конце его – дверь, а за ней – ступеньки вниз, а внизу – ещё одна дверь, а за ней – темница без окон. И там-то, наверное, и держат Анастасию. С этой мыслью я прошмыгнула в магазин и, пока Эстель с продавщицей были увлечены беседой, мастерски спряталась за нарядно одетым манекеном.

Увы, похоже, Эстель явилась в этот магазин исключительно ради нарядов. Тут были платья всех фасонов, моделей и расцветок. А ещё шубки, шали, пелерины и палантины. От наплыва покупателей магазин не страдал. Кроме Эстель в зале находилась только одна дама, очень высокая и вроде бы с антилопой на голове. Время от времени она бросала на меня возмущённый взгляд, я же в ответ показывала язык и с упрёком кивала на её шляпу. Я бы и вовсе ушла, если бы не опасение, что меня заметят. Волновалась я, как оказалось, не напрасно.

Потому что беседа приняла в высшей степени интересный оборот.

– Это платье для особого случая, мисс Дамблби? – заискивающе прощебетала продавщица.

Прежде чем ответить, Эстель чуть помедлила и едва заметно повернула голову. Я затаила дыхание. Неужели она меня увидела? Знает, где я прячусь? Дыша не чаще, чем мёртвая Белоснежка, я замерла совершенно неподвижно.

Когда Эстель заговорила снова, её голос звучал заметно громче. Что было очень кстати!

– Я завтра еду в Саффолк. У меня там кое-какие дела, и к тому же одно очень важное семейство устраивает бал.

Дела? Может, речь идёт об Анастасии?

– Восхитительно, – заметила дама с антилопой на голове. – Я имею честь быть знакомой с большинством родовитых семейств Саффолка. Где же будет бал?

Эстель помолчала. Поправила причёску. Я прикусила язык, чтобы не закричать: «Да ответь же ты ей, зловредная попугаиха!»

Спустя целую вечность Эстель ответила. И от её слов у меня кровь застыла в жилах.

– Баттерфилд-парк, – сказала она. – Бал будет в Баттерфилд-парке.

5

Эстель не спешила уходить. Она стояла у прилавка и болтала с продавщицей о шляпках, перчатках и плащах, будто ничего интереснее в мире не существовало. Мне не терпелось бежать и поделиться с миссис Диккенс потрясающей новостью: Эстель Дамблби едет в Баттерфилд-парк! Это ведь не может быть простым совпадением, верно?

– Уверена, на балу вы будете первой красавицей, – сказала продавщица, когда Эстель наконец взяла свою большую коробку, перевязанную красной лентой. – Все остальные девушки просто позеленеют от зависти!

– Как мило с вашей стороны! – хихикнула Эстель. – Хотя я думаю, что в Баттерфилд-парке соберётся множество красивых девушек.

Продавщица снова заверила Эстель, что та будет краше всех. Когда коварная мисс Дамблби наконец вышла из магазина, я тоже вознамерилась покинуть его. На самом деле я давно уже ждала, словно тигр, изготовившийся к прыжку, когда она сядет в карету и я смогу безбоязненно выйти. Но не тут-то было.

– Могу я вам помочь?

Это оказалась продавщица. Она возникла прямо у меня за спиной.

Я надвинула шляпку пониже на глаза.

– Если оставите меня в покое, очень этим поможете.

– Почему вы всё время смотрите в окно? Что вы задумали?

– Жду, когда подойдёт моя тетушка Патрисия. Она поможет мне выбрать платье для коронации.

– Думаю, вы ошиблись магазином, – надменно заявила эта девица. – В конце улицы есть белошвейка, которая обслуживает рабочий класс.

Тут уж волей-неволей мне пришлось обернуться и посмотреть ей в лицо:

– Я пришла сюда не за платьем, дорогая. Мне нужна новая лошадь для большого парада. Вы ведь торгуете лошадьми, верно?

Она совершенно растерялась:

– Лошадьми?! У нас лучший модный бутик в Лондоне!

– Ах, прошу прощения, – улыбнулась я. – Мне показалось, это конюшни. Иначе откуда весь этот навоз, которым вы закидываете покупателей?

– Ах ты мерзавка!..

На счастье, в эту самую минуту дама с антилопой стала взывать к продавщице, желая посмотреть поближе пару перчаток.

– Уходи сейчас же! – прошипела девица, прежде чем отойти от меня. – Или я позову констебля.

Когда она ушла, я снова повернулась к окну, ожидая увидеть, что карета Эстель давно укатила. Но я ошиблась. Карета стояла на месте, дверца её была открыта, а Эстель о чем-то оживлённо беседовала с какой-то женщиной.

Её собеседница стояла ко мне спиной, поэтому лица я не видела. На ней было поношенное жёлто-коричневое платье. Нечёсаные волосы уложены в причёску в стиле «бродяжка». А в руках она сжимала видавшую виды сумку.

Лицо Эстель потеряло почти всё своё очарование. Судя по всему, она обрушилась на незнакомку с самым нелицеприятным выговором. Может быть, нищенка просила у неё денег? Как бы там ни было, когда Эстель повернулась, чтобы сесть в карету, женщина схватила её за руку. И упала на колени. Похоже, бедняжка о чём-то умоляла Эстель. Та в ответ треснула её кружевным зонтиком по голове.

Просительница мешком осела на мостовую, прикрывая голову руками. А люди в дорогих нарядах шли себе мимо по Мейфэр как ни в чём не бывало. Я же не смогла остаться в стороне. Уж лучше я выдам себя, но не дам этой чудовищной девице бить людей!

Я промчалась через магазин и выскочила на улицу. В первое мгновение меня ослепило яркое солнце, голова закружилась. Когда я пришла в себя, карета Эстель уже загрохотала по мостовой. Избитая просительница лежала на тротуаре, сжавшись в комочек, стыдливо пряча лицо в ладонях и рыдая как потерявшееся дитя. Я присела рядом с ней на корточки и тихонько коснулась руки, расчерченной красными следами ударов:

– Как вы, дорогая?

Её всю трясло.

– Мисс Эстель была моей единственной надеждой. – По-прежнему прижимая руки к лицу, она сдавленно всхлипнула. – А теперь всё пропало! Всё пропало!

– Сущая ерунда! Пока вы живы, надежда есть всегда! А теперь перестаньте ныть и расскажите мне, что у вас за дела с Эстель Дамблби.

Мои ласковые речи сотворили чудо: несчастная отняла руки от лица, и я наконец увидела её. И, не сдержав изумления, тихонько ахнула:

– Берта!

Мы сидели на скамейке у лавки, торговавшей шоколадом.

– Ах, мисс, как она может быть такой жестокой! – Берта снова всхлипнула и самозабвенно высморкалась. – Я ведь не попрошайка какая-нибудь, мне всего нужна-то лишь рекомендация!

За время своего недолгого знакомства с Бертой я уже успела убедиться, что она склонна преувеличивать свои несчастья и рыдать почём зря. Но на сей раз у неё и правда имелась веская причина для расстройства.

– Моя мама была очень больна, – начала она свой рассказ.

– Да, я помню, ты говорила в ту ночь, когда я сбежала из Лэшвуда. И что, твоей матушке не полегчало?

Берта покачала головой:

– Мама умерла.

– Мне очень жаль, дорогая.

– Мне пришлось на день отпроситься с работы, чтобы похоронить её, – печально продолжала Берта. – А когда я вернулась, Лэмптон, дворецкий, сказал, что в моих услугах больше не нуждаются.

– Он уволил тебя?!

– Мисс Эстель меня уволила.

Я вытерла лихорадочный пот, выступивший у меня на лбу:

– Но почему?

Берта ответила не сразу. Она покосилась на меня, явственно задумалась, подбирая слова, и наконец призналась:

– Она догадалась, что я говорила с вами – о том, как моя мама работала на Дамблби, об Анастасии и женщине с рыжими волосами.

Берта, тут не поспоришь, была ужасной болтушкой, но из-за того, что она рассказала мне, как мисс Фрост приходила к Дамблби в поисках Анастасии, бедняжка потеряла работу. Хотя она была ещё молода, у неё от природы было такое лицо с опущенными уголками глаз и рта, будто она жестоко разочаровалась в жизни. И вот теперь судьба обернулась так, что жизнь Берты стала под стать её лицу.

– Все мои сбережения ушли на похороны, – продолжала она. – Я задолжала за жильё, и хозяйка сказала, что велит своему брату вышвырнуть меня на улицу сегодня же. – Она посмотрела на сумку, которую держала на коленях. – Так что утром я собрала пожитки и ушла.

– И поэтому ты просила Эстель Дамблби о помощи?

– Я не попрошайка, мисс, – твердо повторила Берта, вытирая слёзы. – Я просила всего лишь дать мне рекомендацию, чтобы я могла найти работу в другом доме. – Она уныло покачала головой. – Но мисс Эстель сказала, что если я осталась без крыши над головой, то и поделом мне. Она обещала, что позаботится, чтобы меня не взяли на работу ни в один приличный дом в Лондоне.

– Вот дьявольское отродье!

– Наверное, тут вы правы. – Берта уставилась на меня глазами испуганного ребёнка. – Что же мне теперь делать?

– Не бойся, дорогая. Я помогу тебе.

Как именно я это сделаю, я пока не знала. Всё-таки я тоже была без гроша, а в самом скором времени мне предстояло остаться и без крова. Я бы хорошенько поразмыслила над нашими трудностями, но тут заметила человека на другой стороне людной улицы, в каких-то двадцати шагах от нас.

Он выделялся из толпы, одетой в унылые сюртуки и солидные костюмы. Его белый костюм и цилиндр так и сияли. То ли ему удалось каким-то образом избавиться от пятен, оставленных пирогами, то ли у него имелся запасной белый костюм. Как бы там ни было, незнакомец смотрел прямо на меня, и на губах его играла мальчишеская улыбка.

– Мне грозит опасность, – быстро сказала я, вскакивая на ноги. – Ничего серьёзного, просто щеголеватый подручный одной коварной злодейки. Ты со мной, дорогая?

Берта без колебаний кивнула:

– Конечно.

Она тоже вскочила, и мы побежали по запруженной людьми улице.

Бежать со всех ног – не всегда такая уж простая задача. Особенно для того, кто серьёзно болен. У меня снова раскалывалась голова. Яркое солнце слепило глаза. Мы с Бертой бежали, огибая многочисленных прохожих. Казалось, чем дальше, тем толпа становилась плотнее – вокруг колыхался целый океан сюртуков, сапог, шерстяных юбок и воздетых к небу зонтиков от солнца.

Я обернулась на бегу и поняла, что незнакомец в белом вот-вот нас нагонит.

– Как много людей, – пропыхтела Берта, волоча свою сумку. – Может, лучше перебраться на ту сторону, там вроде поменьше народу?

– Нет, дорогая, – отозвалась я, волоча медлительную недотёпу за собой. – В толпе мы в безопасности

– Кто этот человек, мисс?

– Понятия не имею! – крикнула я. – Знаю только, что он работает на ужасно опасную преступницу, у которой на меня злодейские планы.

Тусклые глаза Берты вспыхнули боевым азартом:

– Он доберётся до вас только через мой труп!

Мы пробежали мимо театра – должно быть, там только что закончилось представление, потому что люди так и валили из дверей. Они заступали нам путь, налетали на нас, внезапно останавливались поболтать посреди дороги. Нам приходилось изрядно вертеться и юлить, чтобы не завязнуть в этой толпе.

Пот ручьями лился по моему лицу и шее. Жарко было как в печке. Я оглянулась назад, но незнакомца в белом нигде не было видно. Я посмотрела ещё раз – снова ничего. Берта, хоть и пыхтела как загнанный осёл, не отставала от меня ни на шаг. На самом деле она даже вырвалась немного вперёд. Потому что ноги мои уже еле сгибались, будто свинцом налитые.

– У вас жар, мисс! – крикнула Берта. – Всё лицо в поту!

Я перепрыгнула какого-то ужасно эгоистичного джентльмена, который надевал ботинки прямо на улице. Но прыжок вышел неудачным, я тяжело ударилась о мостовую, шляпка слетела с меня, резкая боль в ногах отдалась во всём теле до самой макушки.

– Совершеннейшая чепуха, – прохрипела я. – Кажется, он нас потерял. Давай пройдём ещё немного…

– Осторожно, мисс!

Что-то блеснуло слева от меня. Потом чья-то рука, крепкая, как железный обруч, схватила меня за запястье. Не в силах вырваться, я резко остановилась.

– Заставила ты меня побегать, Айви Покет, – сказал незнакомец в белом.

Берта испуганно вскрикнула. Я набросилась на злодея, изо всех оставшихся сил колотя его свободной рукой по груди и голове. В толпе заахали и закричали. Я подняла глаза на незнакомца и обнаружила, что он будто бы возносится надо мной. Слишком поздно я поняла, что всё наоборот – это не он поднимается, а я падаю на мостовую. И в эту минуту яркий солнечный свет померк, словно над миром задёрнули занавес.

Тьма поглотила меня.

6

Первое, что я увидела, были синие птички. Целая стайка, с блестящими пёрышками и распростёртыми крыльями, летела по лазоревому небу среди воздушных облаков. И при этом птицы не двигались с места. Они были нарисованные. На потолке. Роспись, очень красивая и подробная, обрамляла в высшей степени элегантный светильник. Кому принадлежал потолок и светильник, я не знала.

Поэтому я резко села. Это было ошибкой, потому что голова моя оторвалась и полетела, кувыркаясь в воздухе, через всю комнату. По крайней мере, такое было ощущение.

– Успокойтесь, мисс, – сказала Берта. Оказывается, она сидела в кресле у моей кровати. – Вам ничего не грозит, вы целы и невредимы. Хотя лихорадило вас жестоко.

Я позволила ей снова уложить меня, но сперва ощупала ожерелье и убедилась, что алмаз Тик-так при мне. Он был на месте, но холоден как лёд.

– Где я?

Берта хихикнула:

– Роскошное гнёздышко, правда?

Что нисколько не прояснило ответ на мой вопрос.

– Я принесу вам воды, мисс. Похоже, у вас в горле совсем пересохло.

Берта поспешно вышла, а я оглядела комнату. У меня по-прежнему не было ни одной догадки о том, где я очутилась. Последнее, что я помнила, – это как щеголеватый подручный мисс Олвейс схватил меня. К счастью, поблизости его не было видно. Комната была чудесно обставлена – письменный стол красного дерева, бархатные кушетки и большое зеркало. На столике возле моей кровати стояла керосиновая лампа и серебряная шкатулка с запонками. Слева от меня был мраморный камин, над ним висел портрет хорошенькой девочки, играющей на пляже. Шторы на окнах были задёрнуты, и углы комнаты тонули в полумраке. Где же я всё-таки оказалась?

– Похоже, ты совсем сбита с толку, Айви. Может, я сумею помочь?

Голос донёсся с дальнего конца комнаты. Он был глубоким, властным – и при звуке его меня пробрал озноб. Потому я не очень сильно удивилась, когда обладатель этого голоса встал и вышел на свет. Всё это время он был рядом, скрывался в тёмном углу. Его костюм сиял белизной. Цилиндр незнакомец держал в руке.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Принести тебе что-нибудь поесть?

В ответ я швырнула шкатулку с запонками ему в голову. Злодей пригнулся, и она угодила в стену у него за спиной.

– Вам меня тут не удержать! – Я вскочила на ноги, схватила торшер и занесла его над головой. – Если придётся, я буду драться до последней капли крови! И предупреждаю, дорогой, я очень мстительна, недаром у меня все задатки прирождённой обманутой невесты!

– Не волнуйтесь, мисс, всё хорошо! – сказала Берта, входя в комнату со стаканом воды. – Мистер Патридж не желает вам плохого.

– Ты знаешь, кто он? – Я ахнула: – Так вы заодно!

– Нет, мисс, всё совсем не так, – заверила Берта.

Щёголь в белом рассмеялся:

– А ты точь-в-точь такая, какой описывал тебя мистер Бэнкс.

Я недоуменно нахмурилась:

– Мистер Бэнкс?

– Да. Я разыскивал тебя по его поручению.

– У мистера Патриджа для вас хорошие новости, – сказала Берта. – Просто замечательные.

– Ошибаешься, дорогая, – твёрдо сказала я. – Не думаю, что ты сумеешь понять, всё-таки ты слишком доверчивая и здравого смысла у тебя как у устрицы. Так что просто поверь: этот человек – бандит и злодей, он работает на другую, столь же преступную, злодейку по имени мисс Олвейс.

– Может быть, ты всё же позволишь мне объясниться, прежде чем бросишься в смертный бой? – Мистер Патридж подошёл к письменному столу и взял с него тонкую папку с бумагами. – Эта квартира принадлежала мистеру Бэнксу.

Я огляделась вокруг в поисках подтверждений. Мистер Патридж, должно быть, угадал мои мысли.

– Над камином висит портрет сестры мистера Бэнкса, Каролины. Она умерла, когда он был ещё юношей. Шкатулка с запонками, которую ты бросила в меня, принадлежала его отцу. Каждый раз, когда мистеру Бэнксу предстояло выступать в суде, он надевал золотые запонки. Верил, что они приносят ему удачу.

Я присела на кровать. Голова моя шла кругом – и в прямом, и в переносном смысле.

– Почему я здесь, мистер Патридж?

Он подошёл и вручил мне бумаги.

– Мистер Бэнкс был моим наставником и другом, – сказал он мягко. – В последние недели перед своей гибелью он много говорил со мной о тебе. Думаю… быть может, ты напомнила ему покойную сестру.

Я вспомнила, что мистер Бэнкс однажды сказал почти то же самое. По всему выходило, что мистер Патридж говорит правду. Но вопросов от этого становилось только больше.

– Как вы нашли меня? – спросила я. – И зачем?

– Как я тебя нашёл? Мистер Бэнкс довольно подробно описал мне твою внешность, и я раздал небольшое состояние уличным мальчишкам, чтобы они высматривали тебя по всему городу. Я узнал, что тебя упекли в Лэшвуд, но потом твой след затерялся… А несколько дней назад один из мальчишек заметил тебя на вокзале Ватерлоо.

Пока всё звучало весьма логично.

– Ты спрашиваешь, зачем я разыскивал тебя? – продолжил мистер Патридж и вдруг озорно улыбнулся.

У него было приятное лицо. Каштановые волосы, зачёсанные назад. Большие карие глаза. Точёный нос. На щеках ямочки.

– Бумаги, которые ты держишь в руках, – последняя воля и завещание мистера Горацио Бэнкса, – закончил он.

Я мельком взглянула на скучные документы:

– А при чём тут я?

– Так уж вышло, что при всём, – ответил мистер Патридж. – В тот день, когда мистер Бэнкс отправился в Саффолк, чтобы посетить имение Баттерфилд-парк по некоему секретному делу, он вручил мне своё новое завещание. В нём сказано, что он оставляет всё своё имущество мисс Айви Покет.

Берта захлопала в ладоши:

– Это же чудо, чудо как есть!

Новость была ошеломительная. Потрясающая. Я вытерла лоб, на котором опять выступил пот:

– Я… я не понимаю. Он оставил мне всё, что у него было?

– Вы не рады? – Улыбка Берты погасла. – Ох, мисс, вы такая бледная!

– Я пошлю за доктором, – сказал мистер Патридж. – Надо было сделать это несколько часов назад.

– Это ни к чему, – поспешно сказала я. – Я прекрасно себя чувствую. Здорова как огурчик. Сильна как бык.

Поскольку я была наполовину мёртвая и кровь у меня больше не текла, визит врача мог бы вызвать неприятные вопросы. Кроме того, у меня хватало забот поважнее.

– А что именно мистер Бэнкс оставил мне в наследство?

– Имущество мистера Бэнкса можно описать в нескольких словах, – сказал мистер Патридж. – Эта квартира – она теперь твоя, некоторое количество банковских облигаций, несколько картин… и пять тысяч фунтов.

Пять тысяч фунтов! Я бросилась к мистеру Патриджу и заключила его в объятия с такой силой, будто он подавился арахисом, а я пыталась его спасти.

– Это же восхитительная новость, расфуфыренный вы лапочка! Ах, милый мистер Бэнкс!.. Будь он жив, я бы поцеловала его необъятный лоб тысячу тысяч раз!

– Будь он жив, – улыбнулся мистер Патридж, – он бы не передал тебе своё имущество.

Берта смотрела на меня со слезами на глазах:

– Выходит, вы теперь богатая наследница.

– Разумеется, ещё многое предстоит оформить. – Мистер Патридж надел цилиндр. – Как исполнитель последней воли мистера Бэнкса я обязан обеспечить тебе должный уход. Тебе понадобится опекун, и надо будет подумать о поступлении в школу.

– Совершеннейшая чепуха, – отрезала я. – Мне сейчас не до учёбы. На мне висит с дюжину великих миссий и заговоров.

– Миссии? – с сомнением переспросил мистер Патридж.

– Я бы рассказала подробнее, дорогой, но всё это очень личное. Похищенные безумицы, проклятые ожерелья, иные миры, потерянные подруги…

– Понятно.

Потом я спросила мистера Патриджа, может ли он разыскать потерянного ребёнка. И рассказала ему все приметы, какие знала, ни словом не упомянув об Анастасии Рэдклиф. Он ответил, что это будет очень непросто, но он постарается помочь.

– Теперь что касается опекунства, – сказал мистер Патридж. – У меня есть тётушка, которая, возможно, согласится взять эту роль на себя…

– И как вам такая глупость в голову пришла, – тактично заметила я. – Нет, мистер Патридж, мне не нужны никакие опекунши.

– Не хочешь же ты сказать, что собираешься жить здесь одна?

– Конечно, нет. – Я одарила его улыбкой свежеиспеченной наследницы. – У меня на примете есть прекрасная компания.

– Красивая кухня, – сказала миссис Диккенс.

Мы сидели за круглым столом у венецианского окна, откуда открывался чудесный вид на Беркли-сквер, – я, Берта и миссис Диккенс.

– И это всё теперь твоё? – в изумлении спросила старая экономка.

Я кивнула. Мне и самой не верилось. Мистер Бэнкс сделал меня своей наследницей. Квартира была огромная. Натёртые до блеска деревянные полы. Красивые ковры. Изящная французская мебель. Пять спален, во всех удобные бронзовые кровати. Множество картин на стенах.

– Я так счастлива за тебя, деточка, – сказала миссис Диккенс. – По-моему, ты очень даже заслужила такой подарок судьбы. – Она тяжело вздохнула. – А на Теккерей-стрит ты, надо думать, уже не вернёшься?

– Конечно, нет, – ответила я. – Надеюсь только, вы сможете принести мне часы Ребекки.

– Тридцать лет я в том доме прожила, – тихо проговорила миссис Диккенс. – А с завтрашнего дня это будет уже не мой дом.

– И куда же вы отправитесь? – спросила Берта (которая сама осталась без крыши над головой).

– Ну, я пока не решила, – ответила миссис Диккенс с напускным спокойствием. – У меня есть приятельница в Дувре, может, она согласится пустить меня к себе.

– Никуда вам ехать не надо, – твёрдо сказала я. – Это и тебя касается, Берта. В этой квартире пять спален – вполне достаточно места для нас троих, да ещё и Анастасию будет куда поселить, когда я её разыщу.

Престарелая экономка и унылая горничная так и вытаращили глаза.

– Жить здесь?! – вскрикнула Берта. – С вами?!

– А что такого?

– Вы хотите, чтобы я для вас готовила? – спросила миссис Диккенс.

– Если только вы сами не прочь.

Глаза старой тугодумки подёрнулись слезами.

– Ты ведь не шутишь, деточка?

– Разумеется, нет. И, пожалуйста, хватит реветь, от этого у вас нос становится как китайский фонарик.

– А я буду горничной? – спросила Берта, отчаянно всхлипывая. – И у меня… у меня будет своя комната?

– Да, дорогая. И оставьте вы обе эти глупости насчёт того, кто чем будет заниматься. Мне кажется, мы втроём вполне можем всё делать сообща.

Тут меня стали обнимать так крепко, что только кости хрустели. И нести всякую чепуху насчёт того, что настал и на нашей улице праздник и что такой чудесной девочки, как я, свет ещё не видывал. Это всё, конечно, было верно подмечено. Но от миссис Диккенс не укрылась и тревога на моём лице:

– Ты волнуешься за тех, кого нет с нами, верно, деточка?

Я кивнула:

– Алмаз Тик-так не подаёт признаков жизни. А как мне без него попасть в Проспу и вернуть Ребекку домой?

– Я, признаться, ничего не поняла, – сказала Берта, – однако если кто и способен отыскать выход, то это вы, мисс.

– Спасибо, дорогая, – поблагодарила я. – Но на сей раз и у меня кончились идеи.

– А бедняжка Анастасия? – покачала головой мисс Диккенс. – Из Лэшвуда её увезли, и нам теперь её нипочём не найти.

В этом отношении у меня теперь были причины воспрянуть духом. И я рассказала, что мне удалось узнать во время вылазки в модный магазин.

– В Баттерфилд-парке будет большой бал, но я-то знаю, что Эстель едет в Саффолк не только ради него. – Я повернулась к Берте: – Она вообще знакома с Баттерфилдами?

– Точно не знаю, мисс, – ответила Берта. – На моей памяти они никогда не наносили визитов семье Дамблби.

– Чувствую, что-то затевается, – заметила я.

Невозможно было и представить, чтобы дела Эстель с Баттерфилдами не касались Анастасии. В конце концов, оба семейства имели привычку запирать ни в чём не повинных людей в Лэшвуде. Вряд ли это всего лишь совпадение. Я почти не сомневалась, что Эстель отправляется в Саффолк по делу, так или иначе связанному с Анастасией.

– Пол-Лондона едет на этот бал. – Миссис Диккенс встала и поставила чайник на плиту. – Поместью исполняется сто лет, так они решили отметить это с размахом. Я слышала, как горничные на рынке говорили, что праздник состоится через четыре дня и все слуги из лондонского дома Баттерфилдов едут в Саффолк, чтобы прислуживать на балу. Три сотни гостей приглашено, говорят.

Робкая тень улыбки наконец-то промелькнула у меня на лице:

– Три сотни и ещё один гость.

Ближе к вечеру миссис Диккенс отправилась обратно на Теккерей-стрит, чтобы забрать свои вещи (и Ребеккины часы), а меня Берта загнала в мою элегантную спальню и заставила прилечь. Сама она отправилась на рынок купить еды, а потом на другой конец города, чтобы приобрести мне новые платья, благо мистер Патридж выдал нам немного денег.

Я сказала ей, что прекрасно себя чувствую, но Берта решительно отказалась мне верить. И вот я очутилась в своей новой мягкой кровати (бывшей старой кровати мистера Бэнкса). Тело моё и правда просило покоя, но разум не переставал лихорадочно работать. Мои мысли занимал алмаз Тик-так. И Проспа. И вот тогда-то, в уютной и стильной обстановке моего нового дома, меня и посетила гениальная догадка. Я поняла, как мне попасть к Ребекке!

Но вовсе не озарение заставило меня резко сесть в кровати. Моё внимание привлёк мерцающий голубой шар, который спустился по дымоходу, выпал из камина и покатился по полу. Докатившись до комода, шар подпрыгнул высоко-высоко и опустился у изножья моей постели. Там он бесшумно ударился о половицы и в один миг превратился в весьма упитанное привидение. Ярко мерцая, оно зависло передо мной в воздухе.

– Спрячь меня, дитя, – попросила герцогиня Тринити, и в её голосе слышались тревога и нетерпение. Её окровавленная ночная рубашка трепетала на несуществующем ветру.

Я могла бы съязвить в ответ. Или задать ей тысячу вопросов. Но от меня не укрылось неподдельное отчаяние на её лице, и к тому же совсем недавно этот злобный призрак спас меня от мисс Олвейс и её армии затворщиков. Так что я лишь пожала плечами и указала на столик:

– Вон стоит кувшин с водой.

– Нет, там она обязательно будет меня искать, – сказало привидение. Искорки звёздного света роились в его волосах будто светляки.

В эту минуту я увидела, как с потолка дождём посыпались хлопья дымящегося пепла. Герцогиня тоже это заметила.

– Скажи, что ты меня не видела. – С этими словами она устремилась ко мне и скрылась у меня под одеждой.

Моё повидавшее немало платье мигом раздулось как воздушный шарик – казалось, ещё немного, и я улечу. Увы, я осталась сидеть в постели. Но и платье, как ни странно, не разошлось по швам, а лишь растянулось во все стороны, когда в нём устроилась герцогиня.

– Что вы творите, жирная надоеда?! – крикнула я, вскочив с кровати.

– Не выдавай меня, – послышался шёпот. – Прошу тебя!

– Кому не выдавать?

Ответ подсказал пепел. Он не рассыпался по всей комнате, как можно было бы ожидать, а собрался в кучу в двух шагах от меня. Куча прямо на глазах выросла в гору, обрела форму и округлилась. И вот наконец передо мной предстала незнакомка. Она была почти прозрачная, кожу её сплошь покрывали хлопья пепла. Мне запомнилось строгое чёрное платье с воротником-стойкой. И величественная голова, убелённая сединой.

Призрачная особа оглядела меня с головы до ног.

– Прости за вторжение, – царственно произнесла она. – Но я должна задать тебе один вопрос. Скажи, ты не видела герцогиню Тринити?

– Кого, дорогая?

– Герцогиню Тринити, – повторила она. – Если не ошибаюсь, вы знакомы.

– Вот уж не думаю.

Судя по всему, величавую покойницу очень заинтересовали мои новые формы.

– Пожалуйста, прости меня за прямоту, но ты выглядишь несколько полноватой.

– Ах да. Я очень плотно позавтракала. Съела половину пони и три бочонка ванильного крема. – Я обвела жестом свою блистательную комнату. – Как видите, я до неприличия богата и, как все богачи, немного ку-ку. А зачем вы хотите видеть герцогиню?

Она помолчала. Потом вздохнула:

– Некоторые призраки ошибаются в выборе. Они встают на путь мести живущим и не останавливаются перед кровопролитием. Те, кто так поступает, лишаются привилегии оставаться на земле.

– Она пребывает в сумеречных землях, – сказала я, будучи неплохо осведомлена о выборе, стоящем перед герцогиней.

– Уже нет. – Глаза дамы мрачно сверкнули. – Ей пора продолжить путь, пора возвращаться домой. Если она останется здесь… Если она останется, быть большой беде.

– А что случится?

Но призрак уже рассеивался, хлопья пепла сыпались с него и летели к потолку. Когда от привидения уже почти ничего не осталось, я спросила:

– А вы сами знакомы с герцогиней Тринити?

Величавая дама, прежде чем исчезнуть окончательно, печально улыбнулась:

– Мы с ней сёстры.

Вот так неожиданность! Когда последний горящий уголёк взлетел и испарился, я велела герцогине выметаться из моего платья. Она выскочила наружу с громким хлопком, очень довольная.

– Ты хорошо справилась, дитя, – промурлыкало привидение.

– Не вздумайте больше никогда прятаться в моей одежде, тучное вы потустороннее явление! – Я одёрнула платье, которое уже приняло нормальные размеры. – Это ужас как невоспитанно с вашей стороны!

– Как скажешь.

– И с чего вам понадобилось скрываться от родной сестры? Хотя я вообще удивлена, что у вас есть сестра. Я хочу сказать, у таких кровожадных и деспотичных людей, как вы, обычно нет ни братьев, ни сестёр.

– Ты видела лишь одну из моих сестёр. Всего нас семеро. – Герцогиня зарычала будто лев. – И все уже мертвы.

– А разве вам не хочется снова их всех увидеть?

– Не говори ерунды. Кроме того, сначала я должна выполнить одну великую миссию.

– Какую ещё миссию?

– Ну… – Герцогиня облизнулась, чёрный язык мелькнул будто змея. – Видишь ли, я тут преследую одну старинную приятельницу – она задумала продать картину, которую я оставила ей. Это был сентиментальный жест с моей стороны, а она его нисколько не оценила. Я являюсь к ней каждую ночь и устраиваю большой переполох.

– Вы доведёте бедняжку до сердечного приступа.

– Безусловно.

– Вам что, обязательно убивать всех, кто вам не по душе?

Привидение пожало плечами:

– Это помогает скоротать время.

Прежде чем герцогиня исчезла, я успела настоятельно расспросить её, известно ли ей что-нибудь о Ребекке. Она заявила, что нет:

– Меня занимает только этот мир, и никакой другой.

– Хорошо, тогда расскажите мне о Яго. Его схватила мисс Олвейс. Вы знаете, что с ним? И где он?

Привидение закрыло глаза, призрачный синий дым повалил крупными клубами от его необъятной туши.

– Мальчишка жив, – сказала герцогиня после долгого молчания. – Но не спрашивай меня, где он – этого я не знаю.

Это не очень-то мне помогло.

– Однако какая тебе разница, – проговорило привидение, подлетев к самому моему лицу, – ведь без алмаза Тик-так ты всё равно не сможешь попасть к своей подруге.

– Вот тут вы страшно ошибаетесь, дорогая, – заявила я. – Я бы, разумеется, предпочла отправиться в Проспу с помощью камня, но раз это теперь невозможно, я составила новый блестящий план «Б». Как раз за минуту до того, как вы вывалились из камина.

В её чёрных глазах вспыхнул интерес:

– И какой же у тебя новый план?

– Не ваше дело, обжора вы напыщенная. Кстати, не подскажете, когда луна снова будет в третьей фазе?

– Через четыре дня, кажется. А почему ты спрашиваешь?

– Просто так.

– Несносная девчонка! – зарычало привидение.

Первый обед в моём новом доме был очень торжественным. «Мой новый дом» – какие волнующие слова! Берта чудесно сервировала стол. Красивейшие фарфоровые тарелки и столовое серебро мистера Бэнкса сверкали при свечах. С каждой стены на нас взирали сельские пейзажи Англии.

Миссис Диккенс превзошла себя. Курица была зажарена до угольной корочки. Мундиры картофелин в духовке обрели восхитительную ворсистость крабового панциря. Бобы выглядели так, будто их пытали. Соус бугрился устрашающими комками. Но впервые за долгое-долгое время я была счастлива. Горло по-прежнему болело. Суставы еле гнулись. Но у меня в запасе имелась парочка блистательных замыслов по спасению: один – Ребекки, второй – Анастасии. У меня снова появилась надежда!

Миссис Диккенс проследила, чтобы стол был накрыт как подобает, и велела Берте идти с ней на кухню, чтобы прибраться и помыть посуду до ужина. Они торопливо направились к выходу из столовой, но я их остановила.

– Почему мы не можем пообедать все вместе? – спросила я.

Мисси Диккенс ахнула:

– Как же это, деточка?!

– Да очень просто. – Я расстелила на коленях салфетку (на мне было прелестное светло-зелёное платье, купленное Бертой). – Миссис Диккенс, хоть ваши таланты и исчерпываются умением дремать после обеда и виртуозно прятать бутылки виски, но вы приготовили эту жутко обгорелую курицу и, по-моему, имеете полное право сесть за стол и отведать угощение.

Экономка сначала растерялась. Но, убедившись, что я серьёзна, как распорядитель на похоронах, подошла и села рядом со мной.

– Это против всяких приличий, – пробормотала она, набивая рот картошкой, – но да хранят тебя небеса, деточка.

Берта сделала книксен (вот чудачка) и попятилась к двери:

– Я пойду помою кастрюли…

– Ничего ты мыть не будешь, – отрезала я.

– Правда?

– Берта, ты ревёшь как корова по восемь раз на дню, а то и больше, но сердце у тебя доброе. И если две служанки могут сидеть за одним столом, почему третья не может присоединиться к ним?

Она покраснела и, хихикнув, села за стол.

Разговор вскоре перешёл на мои грандиозные планы – точнее, на один из них. Когда я объявила, что намерена не только пойти на бал в Баттерфилд-парке, который состоится через четыре дня, но и разузнать там про Анастасию, у Берты и миссис Диккенс глаза на лоб полезли.

– Нельзя тебе туда, деточка! – запротестовала миссис Диккенс. – А то эта злющая леди Элизабет опять посадит тебя в дурдом!

– И правда, мисс, – поддержала её Берта. – Стоит ей вас увидеть – и всё будет кончено.

– Правильно. Поэтому я туда не поеду, – пояснила я.

– Не понимаю. – Миссис Диккенс положила нож и вилку. – Если ты не поедешь в Саффолк, как же ты пойдёшь на бал?

Я победно усмехнулась:

– Как Эсмеральда Брокколи, конечно же.

7

Джентльмен в синем жилете и с изборождённым морщинами лбом оглядел меня с головы до ног:

– Так говорите, вы актриса?

– О да, – подтвердила я. – Душераздирающе одарённая. Безумно талантливая. Вы могли видеть меня, например, в постановке «Девочка, которая отшлёпала её величество» – она шла на сцене больше года – и в пьесе «Кролик леди Вивиан», такой трогательной, что в театре каждый вечер был аншлаг.

Этот разговор происходил в обшарпанной мастерской на третьем этаже под вывеской «Театральная лавка Баззби: всё, что нужно для сцены». Когда-то я выследила мисс Олвейс до подъезда этого дома. Не кто иной, как Альфред Баззби, помог злодейке превратиться в мисс Бойни. Вот почему я и пришла к нему.

Разумеется, я не могла раскрыть ему истинную причину, по которой мне понадобилась убедительная маскировка. Поэтому я представилась актрисой, получившей главную роль в новой блестящей постановке.

– Главная роль, говорите? – Мистер Баззби протирал большое зеркало, висящее на стене. Перед зеркалом стоял большой стол, ломившийся от баночек с пудрой и клеем, а также париков и накладок всех форм и размеров. – Мне надо подготовить грим для актёров одного мюзикла, трёх драматических постановок и пантомимы. Объясните, зачем мне ещё один заказ?

Тут я достала из кармана (с недавнего времени распухшего от денег) пачку фунтовых банкнот:

– Затем, чтобы стать на десять фунтов богаче, превратив меня в настоящую аристократку.

Мистер Баззби застонал:

– Вы, наверное, хотите, чтобы я сделал вас красавицей?

– Не говорите глупостей, – отрезала я. – Сказано же вам: мне надо стать настоящей аристократкой. Сделайте так, чтобы я выглядела как дочь двоюродных брата и сестры, напрочь лишённых подбородков. Чтобы нос стал такой курносый, что и задирать бы не приходилось. А кожа – вся в веснушках. И зубы торчали вперёд так, будто я могу запросто перекусить любую удочку.

От меня не укрылся огонёк интереса, зажёгшийся в его глазах, и я поспешила развить успех:

– Или, может быть, у вас не хватит умения, чтобы создать мне новый образ?

– Не хватит умения?! – возмутился он, брызжа слюной.

– Не надо так кипятиться, дорогой, – сказала я, попятившись. – Не всем же быть мастерами и гениями.

Он бросился ко мне, чуть ли не силой усадил в кресло и развернул к зеркалу:

– Смотрите и учитесь, барышня!

– Господь всемогущий! – ахнула миссис Диккенс.

– Я вас вообще не узнала, – поддакнула Берта.

– Не удивительно, дорогая, – сказала я, снимая нос.

Мистер Баззби совершил настоящее чудо. Светлый парик, россыпь веснушек, задранный к небу нос, умопомрачительные кроличьи зубы – и пожалуйста: на свет явилась Эсмеральда Брокколи собственной персоной. Создание образа заняло большую часть дня, зато я внимательно следила за работой мистера Баззби и теперь могла сама в любое время изменить свою внешность.

– Бал состоится через три дня. – Я сняла передние зубы и положила их на кухонный стол. – Если всё пойдет по плану, мы с Бертой отправимся в путь завтра.

Берта ошеломлённо захлопала глазами:

– Я поеду с вами?!

– Благородная юная красотка вроде Эсмеральды Брокколи вряд ли стала бы путешествовать без горничной, правда? – Я взяла мокрую салфетку и принялась стирать с лица многочисленные веснушки. – Кроме того, пока я буду вынюхивать важные сведения, вращаясь в высшем обществе, ты сможешь прислушаться к тому, о чём болтают слуги.

– Как настоящий детектив, – мечтательно проговорила Берта.

– Но что ты надеешься найти в Баттерфилд-парке? – спросила миссис Диккенс, с энтузиазмом отделяя мясо утки от костей, чтобы приготовить его на ужин.

– Не что, а кого. Анастасию, – коротко пояснила я. – Конечно, нельзя сказать наверняка, что её держат в самом имении, но в Лэшвуде её точно уже нет. И нам известно, что у Эстель есть какое-то дело в Саффолке. Это определённо как-то связано, вы так не думаете?

Экономка явно пребывала не в восторге от моих замыслов:

– Если несмотря на грим они узнают тебя, то посадят под замок.

– Но как же они узнают? – Я сняла белокурый парик. – Вы сами видели, как великолепно я замаскировалась. А о моем актёрском таланте ходят легенды. Никто ни за что не догадается, что Эсмеральда – это я.

– Думаю, вы правы, – поддержала меня Берта и с жаром кивнула.

– Но как девушка, которой не существует, может попасть в число приглашённых на бал? – не унималась миссис Диккенс, в запале морща сизый нос. – До бала, как ты сама сказала, всего три дня, и приглашения уже разосланы.

Я объяснила, что на обратном пути из театральной лавки мистера Баззби сделала небольшой крюк и зашла в адвокатскую контору мистера Патриджа. Мне удалось убедить его отправить телеграмму в Баттерфилд-парк от имени леди Мораг Брокколи.

– А кто это? – спросила Берта.

– Моя мама. Ну, точнее, мать Эсмеральды, – ответила я.

– Господи помилуй, – пробормотала миссис Диккенс.

– В телеграмме мистера Патриджа говорилось, – продолжала я, – что дочь леди Мораг Эсмеральда семь лет жила в Индии, а теперь на несколько месяцев вернулась в Англию и хотела бы завести подобающие знакомства.

– Как умно! – восхитилась Берта. – И они согласились прислать приглашение?

– Пока нет, – сказала я. – Мистер Патридж обещал передать ответ леди Элизабет, как только получит его. – Я уселась за кухонный стол и проницательно улыбнулась. – Но я ни минуты не сомневаюсь, что всё получится.

Я решила пока не упоминать о том, что мне, возможно, пришлось немного надавить на мистера Патриджа, чтобы он добавил несколько слов насчёт того, что Эсмеральда приходится троюродной сестрой испанскому королю и что она охотно представит ему Матильду весной, когда он приедет в Лондон. Пока я аккуратно складывала в коробочку своё фальшивое лицо, раздался стук в дверь, и Берта отправилась открывать.

– Говорят, леди Элизабет очень проницательная особа и иметь с ней дело опасно, – с серьёзным видом заметила миссис Диккенс, нарезая куриную грудку. – Не представляю, чтобы она так легко разбрасывалась приглашениями на свой бал.

Возможно, экономка была права. Увлёкшись, я как-то не подумала, что буду делать, если не удастся заполучить приглашение. Поэтому, когда Берта вошла в кухню с запиской от мистера Патриджа, я встретила её с изрядной долей тревоги. Я вскрыла конверт и внимательно прочитала написанное. Трижды.

– Ну, что там? – нетерпеливо спросила Берта.

– Вежливый отказ, да, деточка? – предположила миссис Диккенс.

Я бросила записку на стол и прихлопнула ладонью:

– Мы едем на бал!

Миссис Диккенс собрала нам сэндвичей в дорогу. Конечно, её по-прежнему терзали сомнения. Она перебирала в разговоре каждую мелочь, которая могла бы меня выдать.

– Берта много лет работала в доме Дамблби, – ныла она, когда мы садились в кеб, чтобы ехать на вокзал. – Стоит Эстель увидеть её, она сразу почует неладное.

– Чепуха, несообразительная вы старушенция. – Я захлопнула за собой дверцу и высунулась в окно. – Эсмеральда только что приехала в Англию – разумеется, она первым делом постаралась нанять местную служанку. А Эстель прекрасно известно, что Берта осталась без работы и средств к существованию, так что ничего удивительного, что я взяла её в горничные.

– Там будет столько гостей – может, она вообще меня не заметит, – с надеждой добавила Берта.

Леди Элизабет заглотила мою наживку. Она не только прислала Эсмеральде приглашение на бал, но и предложила ей как почётной гостье остановиться в её доме.

Поездка прошла спокойно и без происшествий. Мы ехали первым классом, и моя маскировка работала просто чудесно. На мне было прелестное голубое платье, отделанное кружевом, золотые локоны украшены белой лентой – и даже ломота в костях немного унялась. Мы уже подъезжали к Саффолку (до нужной станции оставалось всего несколько остановок), когда Берта вдруг с энтузиазмом спросила:

– Почему вы не носите это ваше ожерелье на виду? Если гости увидят на вас такой огромный алмаз, то сразу решат, что вы записная модница.

Я объяснила ей, что если кто-нибудь из Баттерфилдов хоть краем глаза заметит алмаз Тик-так, наш обман сразу раскроется.

– Мне нельзя привлекать к себе излишнего внимания, дорогая. Я задумала завоевать доверие Эстель Дамблби, чтобы она решила, будто мы с ней ближайшие подруги. Только так я смогу выведать, где искать Анастасию.

Когда мы вышли на станции, шёл лёгкий дождь. Желая произвести впечатление с самого своего прибытия, я наняла карету, запряжённую четверкой лошадей, чтобы доехать до Баттерфилд-парка с ветерком.

Карета остановилась в крытой галерее у входа, и ливрейный лакей тут же распахнул дверцу.

– Идём, дорогая, – шепнула я Берте, проверяя, не отвалился ли мой фальшивый нос.

Мы обменялись заговорщицкими взглядами и нервными усмешками. А потом Эсмеральда Брокколи и её горничная вышли из кареты.

Пембертон, дворецкий Баттерфилд-парка, официально приветствовал меня, когда слуги выгрузили наш багаж, и шагнул в сторону, позволяя мне величественно проследовать в холл. Воспоминания тут же обрушились на меня. О, эта роскошная люстра, на которой я раскачивалась, чтобы свалиться в торт! Эта парадная лестница, с которой меня столкнула Ребекка (из самых благих побуждений)! А дальше, за холлом, располагалась огромная библиотека, высотой в два этажа, где моя лучшая подруга надела ожерелье и мгновенно иссохла у нас на глазах – от неё осталась лишь пустая оболочка.

– Добро пожаловать в мой дом, мисс Брокколи.

Её голос был подобен змее – скользкий, шипящий, таящий угрозу. Я обернулась с застывшей улыбкой на фальшивом лице.

– Леди Элизабет, я полагаю? – отозвалась я со всей светскостью.

Старая перечница подошла ко мне, опираясь на трость. Голова её была шишковатой и морщинистой, как грецкий орех.

– А кто ещё мог бы приветствовать вас как хозяйка в этом доме?

За её спиной по лестнице поспешно спускалась леди Амелия, на ходу застёгивая брошку на своей пышной груди и извиняясь за опоздание. Старуха бросила на невестку испепеляющий взгляд.

– Очень рада познакомиться с вами обеими, – сказала я.

– Уже много лет я не была в Индии, – проговорила старуха. – Где, собственно, располагается ваша чайная плантация?

Продумывая образ Эсмеральды, я не уделила особого внимания таким подробностям. Но я понимала, что должна непременно поразить хозяйку дома своей осведомлённостью.

– В Бомбее, – отвечала я без колебаний. – Вы, наверное, никогда о ней не слышали. Она ужасно маленькая. На карте и не сыщешь. Мой двоюродный дедушка, Вельзевул Брокколи, нашёл её под банановым листом.

– Что за вздор вы несёте! – возмутилась старуха, опасно прищурившись.

– Я чуть из панталон не выпрыгнула от счастья, получив ваше приглашение, леди Элизабет, – быстро сменила я тему. – Кстати, возможно, мне следует звать вас Лиззи?

– Разумеется, нет.

– И ладно. – Я посмотрела на огромную люстру. – Знаете, я как раз говорила своей горничной Берте, какой у вас прелестный маленький домик. Я-то последние семь лет провела в нашем индийском дворце, он просто до невозможности просторный. Так приятно для разнообразия будет пожить в скромном уютном домишке.

– О боже… – пролепетала леди Амелия.

– За словом вы в карман не лезете, мисс Брокколи, – резко сказала леди Элизабет. – Сколько в этих словах здравого смысла – другой вопрос.

Я была в ударе. Каждый мой жест, каждое слово эти тупые аристократки принимали за чистую монету.

– Я чувствовала себя весьма потерянной, оказавшись вдали от семьи, но вы мне с первого мгновения стали как родная бабушка. – Я широко улыбнулась леди Элизабет. – Ваш суровый нрав и непреклонная воля славятся по всему миру!

– В самом деле? – хмыкнула леди Элизабет.

– О да! – продолжала я. – И это тем более примечательно, что с виду вы скорее похожи на забытую в поезде лайковую перчатку.

Леди Амелия схватилась за сердце и задышала часто-часто.

– На кого ласкового? – переспросила леди Элизабет.

– Не важно, – поспешно сказала леди Амелия.

– Моя госпожа утомилась с дороги, – сказала Берта, пытаясь увести меня прочь. – Ей нужно принять ванну и немного полежать, чтобы собраться с мыслями.

Что взбрело в голову этой дурочке? Разве она не видит, как блестяще я справляюсь со своей ролью? Наклонившись к леди Элизабет, я прокричала ей в ухо:

– Я говорю, вы удивительно молоды душой для такой старой и сморщенной развалины!

Глаза леди Элизабет сузились, морщины вокруг них залегли глубже. Она вскинула трость и резко ударила ею об пол. Звук был как от пистолетного выстрела.

– Возмутительно!

– Глупости, Лиззи, – сказала я, ущипнув её дряблую щеку. – Доктора сотворили с вами настоящее чудо, и не спорьте. – Я улыбнулась как настоящая скромница. – Я не из тех, кто любит петь хвалы в свою честь – кстати, я говорила, что прекрасно пою? – но моё умение непринуждённо делать комплименты славится по всей Индии. – С этими словами я самым аристократическим образом хлопнула по плечу проходившего мимо дворецкого: – Покажите-ка мне мои комнаты, любезный, и велите принести с кухни любую мёртвую птицу, какая найдётся. Я просто умираю с голоду.

Леди Элизабет в восхищении сверлила меня недобрым взглядом, а леди Амелия, утратив дар речи, взирала со смесью священного трепета и глубокой растерянности. Я пожелала им хорошего дня, окликнула Берту и стала подниматься по великолепной парадной лестнице.

8

Той ночью мне снова приснился запущенный сад. Только на этот раз я была в домике, крытом соломой. Сидела на табурете за кухонным столом и смотрела в окно. За окном было дерево, к нему привязана моя скакалка. Я знала лишь, что наступила зима. Тут же, в кухне, была женщина. Она месила комковатое тесто.

Сидя у окна, я не могла толком разглядеть её лицо. Только в профиль – каштановые волосы, тронутые сединой, розовая щека, бледная, покрытая пятнами шея. Женщина шмыгнула носом и вытерла его перепачканной в муке рукой. Тут я поняла, что она плачет.

– Не стоит уже и ждать, что они ответят на письма. – Она тяжело закашлялась. – Мы… нам придётся поискать другое жильё. Деньги закончились, а у хозяина сердце каменное. Я ему так прямо и сказала.

Солнечные лучи лились сквозь заиндевелые окна, слепили глаза.

– Не стоит уже и ждать, что они ответят, – повторила она. – Ох, пальцы болят. Иди сюда, Айви, помоги маме месить тесто…

Тук-тук, услышала я. И скрип вдалеке. Потом шаги.

Кухня исчезла – словно свечу потушили.

– Пора вставать, мисс, – сказала Берта.

Я хмурилась, не торопясь открывать глаза.

– Ну зачем ты меня разбудила? Мне снился до ужаса важный сон.

– И что вам снилось, мисс?

Мама. Моя родная мама. Но я не стала говорить об этом Берте.

– Который час?

– Время спускаться к завтраку. – Берта безжалостно стянула с меня одеяло и велела вставать. – В доме с утра суета прямо как на вокзале. Все важные гости уже приехали. Никогда раньше не видала столько герцогинь разом!

Я встала, зевнула и поняла, что чувствую себя куда лучше, чем все эти дни с тех пор, как пришлось прятаться в том жутком колодце. Я огляделась по сторонам. Меня поселили в прекрасных комнатах в западном крыле. В спальне стояла чудесная кровать с четырьмя резными столбиками для балдахина, из окна открывался красивый вид на лес. Ничего общего с чердаком, куда леди Элизабет засунула меня в мой прошлый приезд.

Я переоделась в жёлтое муслиновое платье, которое Берта приготовила для меня. Мысли мои были заняты мамой. Я совсем её не помнила. Сказать по правде, мои воспоминания начинались только с того дня, когда мисс Фрост привела меня в «Харрингтонский приют для нежеланных детей». Но теперь, благодаря снам, мне удалось взглянуть на свою настоящую мать, пусть и мельком. И хотя она оказалось не совсем такой, какой я её себе представляла, это была моя мама, а остальное не важно.

– Я уже кое-что разузнала, – сказала Берта, повернув меня к себе спиной и завязывая бледно-жёлтый пояс. – Мисс Эстель должна была прибыть сегодня утром, но её поезд опаздывает, так что, возможно, к завтраку она не приедет.

– Тогда мне пора браться за дело, – заявила я. – Сначала поболтаю с леди Элизабет и посмотрю, что удастся вызнать, а потом займусь Матильдой.

Я повернулась и направилась к двери.

– Стойте, мисс! – прошептала Берта с немалым испугом.

– Что случилось, дорогая? – спросила я, оглянувшись.

– Ваше лицо! – ответила она с упрёком. – Оно же не одето!

Что было истинной правдой. Накануне перед сном я сняла грим – если бы я легла в постель Эсмеральдой, мой искусственный нос мог бы пострадать, а что сталось бы с подушкой, и подумать страшно. Так что я спрятала свою маскировку под кровать и заперла дверь на ключ, чтобы незваные гости не могли зайти ко мне и раскрыть мою тайну. (Берта спала в небольшой передней, откуда маленькая дверца вела в туалет.)

– Верно подмечено, дорогая, – сказала я, доставая из-под кровати коробку с гримировальными принадлежностями. – Ты куда умнее, чем кажешься, это факт.

– О… спасибо, мисс.

После того, как я вновь превратилась в благороднейшую Эсмеральду Брокколи, нос был надёжно приклеен, а белокурый парик закреплён на голове, мы с Бертой направились вниз в столовую, где был накрыт завтрак. Пока мы спускались по лестнице, она перечисляла самых именитых гостей. Только одно из этих имён привлекло моё внимание.

– Как ты сказала?

– Графиня Карбункул, – с неприязнью повторила Берта. – Я ходила принести вам кувшин свежей воды, чтобы вы могли умыться перед завтраком, и случайно столкнулась с ней у лестницы. Так она обозвала меня тупой растяпой и гордо так удалилась. Одно слово – грубиянка, да и только.

– Она больше лает, чем кусает, – сказала я. Мы как раз шли через большой холл.

– Вы знаете графиню Карбункул?

Я кивнула:

– Я была её горничной в Париже.

Перед дверью в столовую мы с Бертой разделились: она пошла на кухню, чтобы вынюхивать и подслушивать, а я направилась завтракать. Мимо прошли герцог и баронет, пожелав мне доброго утра. У самой двери я вдруг остановилась, вспомнив, как ходила по тем же самым комнатам вместе с Ребеккой. Казалось, тут какая-то ошибка: я здесь, в её доме, а Ребекки нет. Но мимолетная меланхолия быстро прошла. Пусть алмаз Тик-так оставался холодным и безжизненным под жёлтым муслином моего платья, у меня имелся блистательный запасной план. И первые шаги к спасению Анастасии я смогу предпринять уже здесь, в столовой, у порога которой остановилась. С этой мыслью я глубоко вдохнула и ринулась в бой.

Завтрак был очень торжественным. Блюда с деликатесами, свежие цветы, десятки лакеев и всё такое. Хотя аппетит у меня так и не проснулся, я всё-таки съела варёное яйцо и немного поджаренного бекона. Конечно, я бы предпочла кусок сырой тыквы, но необычные вкусы Айви Покет были слишком памятны обитателям Баттерфилд-парка, и я сочла за лучшее воздержаться от еды мёртвых девочек.

– У тебя совсем нет аппетита, радость моя? – Голос леди Амелии был полон материнской заботы. – Может быть, выпьешь чашечку душистого чая?

– Если я захочу чаю, я пну горничную, чтоб принесла. – Матильда сидела скрестив руки на груди и набычившись, чёрная чёлка упала ей на глаза. – В доме шестьдесят гостей, и ни один не привёз мне подарка! Ни один!

– Но сегодня ведь не твой день рождения, милая, – возразила леди Амелия умоляющим тоном.

– А напрасно! – огрызнулась Матильда. – Бал в честь моего дня рождения пошёл насмарку, и вот теперь бабушка наконец-то согласилась устроить новый, но почему-то не в честь меня, а в честь Баттерфилд-парка! И если мой бал устраивали в каком-то паршивом холле, то этот – в бальном зале! Нечестно!

– Говори чуть тише, милая, – робко попросила леди Амелия. – На нас смотрят.

– И пусть! – отвечала несносная грубиянка. – Шестьдесят гостей – и ни одного подарка!

С лицом мрачнее тучи Матильда встала из-за стола и прошла к выходу из столовой, как раз мимо меня. И какой бы противной она ни была, я хорошо помнила, что без её помощи я до сих пор томилась бы в Лэшвуде.

– Леди Амелия! – прокаркала леди Элизабет с другого конца стола. – Хватит болтаться там без дела, будто в ожидании, что вам подадут карету. Идите-ка сюда! Кто-то же должен порезать мне бекон.

Леди Амелия если слышно застонала:

– Конечно, леди Элизабет.

– Эти фрукты просто восхитительны, – сказала какая-то дама.

Я обернулась и не слишком удивилась, обнаружив, что рядом со мной сидит графиня Карбункул. Она ела клубнику, и сок стекал по её преимущественно отсутствующему подбородку. Мне сразу захотелось запрокинуть ей голову назад и промокнуть лицо салфеткой, и лишь ценой огромного усилия воли я смогла удержаться.

Выглядела графиня грандиозно. Волосы её были уложены в высокую причёску, которая венчала её голову подобно короне. Морщины во множестве разбегались по лицу. С огромной нижней губы капала слюна.

Графиня наклонилась ко мне:

– Знаете, я только недавно вернулась из большого путешествия и могу сказать, что во всём мире нет такой гостеприимной хозяйки, как леди Элизабет.

Сначала я подумала: какое удивительное совпадение, что графиня Карбункул знакома с Баттерфилдами. Но потом вспомнила, что все аристократы знают друг друга.

– Вы были в Париже, насколько я припоминаю, – сказала я, почесав парик (он оказался ужасно колючим). – А потом направились в Южную Америку, верно?

Графиня Карбункул настороженно посмотрела на меня:

– А откуда вам это известно, мисс…

– Брокколи. Эсмеральда Брокколи. Что до того, откуда мне это известно, – должно быть, кто-то рассказал. Вы же как-никак ужасно важная персона и всё такое.

Графиня уставилась на меня так, будто увидела что-то интересное у меня на лице.

– Вы совершенно очаровательны, мисс Мракколи, – сказала она, и её водянистые глаза сверкнули. – Думаю, мы крепко подружимся.

Мой грим великолепно одурачил эту тупицу!

– Помнится, я много раз читала о вас в газетах, – сказала я, хлопнув графиню по спине, как это заведено между благородными леди. – И должна сказать, газеты лгут: вы нисколько не похожи на обожравшегося моржа. – Я пожала плечами. – Ну, если не считать запаха рыбы изо рта и встопорщенных усов.

Пухлое лицо графини сделалось ярко-красным. Она оскалилась и зашипела на меня – должно быть, именно так в Европе принято благодарить за удачный комплимент. Потом её губы будто нехотя растянулись в улыбке, и она похлопала меня по руке:

– Вы такая воспитанная, Эсмеральда. Прекрасные манеры. – Тут она вздохнула. – Что касается газет, должно быть, вы читали ужасную колонку сплетен, которую ведёт не менее ужасная мисс Анонимка. Она просто упивалась восторгом, описывая тот несчастный случай в Париже.

О да. Несчастный случай. На торжественном званом обеде в честь президента Франции заботливая горничная графини Карбункул (то есть я) попыталась охладить её охваченный лихорадкой мозг, окунув голову бедняжки в чашу с фруктовым пуншем. Но вместо того чтобы преисполниться благодарности и немедленно удочерить меня, графиня с воплем покинула благородное собрание и уплыла на первом же пароходе в Южную Америку, бросив меня в Париже без гроша.

– С тех пор у меня не хватало духу вернуться в Англию, – печально призналась она. – Я так и не смогла забыть случившееся в Париже.

– Но это ведь так естественно, – заметила я, накрыв её руку своей. – Вас мучает совесть из-за того, что вы бросили на произвол судьбы прекрасную юную горничную, которая спасла вам жизнь.

– О, мне есть что сказать об Айви Покет. – Графиня недобро прищурилась и уставилась мне прямо в глаза. – Признаться, я давно мечтала, как однажды мы встретимся снова и я выскажу ей всё, что думаю о ней, без утайки.

Как ни странно, вид у этой напыщенной особы был ни капельки не счастливый.

– Но разве вы не вспоминаете эту чудесную горничную, Айви Покет – так, кажется, вы её назвали? – разве вы не вспоминаете её с обожанием и душевным трепетом? – спросила я, проявив невероятную чуткость.

– С обожанием?! – взвизгнула графиня Карбункул, но потом покосилась на леди Элизабет, сидевшую во главе стола. Между дамами словно произошла безмолвная беседа, потому что злобное выражение на лице графини вдруг сменилось вымученной улыбкой. – О, конечно, я обожаю её! У меня больше никогда не будет такой восхитительной горничной, как милая Айви!

Ну вот, давно бы так.

– А теперь прошу меня извинить. – Графиня встала и вместе с леди Элизабет отправилась на террасу.

Я подумывала присоединиться к ним, но тут заметила Берту – она топталась в холле, явно ожидая меня. Поэтому я вскочила, опрокинув стул, и, не привлекая внимания, выскользнула из столовой.

– Она здесь!

– Кто?

– Мисс Эстель! Я видела её горничную в кухне! – Берта нервно сглотнула. – Мисс Эстель правда здесь.

– Не волнуйся так, дорогая. Эстель укажет нам путь к Анастасии Рэдклиф.

– Но если… если она узнает, что мы задумали?

– Откуда? Только что за завтраком графиня Карбункул ела у меня из рук. Когда-то я была её любимой горничной, а сегодня она ни на минуту не заподозрила, кто перед ней. А теперь расскажи, удалось ли тебе вызнать на кухне что-нибудь интересное?

– Не так уж много, мисс, – сказала Берта, нервно оглядываясь. – В доме кишмя кишат мыши. Все служанки боятся их до смерти, но леди Элизабет, по-видимому, скупится на то, чтобы избавиться от грызунов.

– Ну, это делу вряд ли поможет. А не болтают ли о странных появлениях и исчезновениях людей? Или о сумасшедших, которые беспрестанно напевают? Или о тайных комнатах?

– Мне очень жаль, мисс, – беспомощно промямлила Берта.

– Леди Элизабет пригласила Эстель на бал в честь столетия Баттерфилд-парка, – проговорила я, постукивая по своему веснушчатому подбородку. – Что Эстель за дело то того, сколько лет этой развалюхе? У неё определённо были свои резоны приехать сюда.

– Слуги боятся леди Элизабет до судорог, – пробормотала Берта. – Её личная горничная выглядит совсем запуганной. К тому же бедняжка с ног падает от усталости, потому что ей приходится вставать среди ночи и нести в комнату хозяйки второй ужин. Говорят, аппетит у леди Элизабет прямо волчий.

– Правда? – Когда я в прошлый раз гостила в этом доме, старуха едва притрагивалась к еде. – Интересно…

– Простите, мы знакомы?

Я обернулась и увидела Эстель Дамблби. Она так и сияла в ослепительно белом платье, прекрасные волосы были уложены в элегантную причёску, локоны обрамляли лицо-сердечко.

– Не думаю, – сказала я. – Разве только вы бывали в Индии?

– Нет, мне не доводилось, – заявила Эстель, – но ваш голос кажется таким знакомым…

Я мило улыбнулась:

– Что за ужасную муру вы несёте!

Эстель рассмеялась колокольчиком:

– И в самом деле. Примите мои извинения.

Мы представились. От меня не укрылись презрительные взгляды, которые Эстель бросала на Берту, съёжившуюся у меня за спиной, будто ягнёнок при виде топора.

– По-моему, я где-то видела вашу горничную, – сказала Эстель с таким видом, будто Берта не могла нас слышать. – Осмелюсь спросить, где вы её нашли?

– В богадельне, – ответила я, не задумываясь. – Эта милая девушка в силу своей жуткой благовоспитанности не открыла мне никаких имён и прочего, но я знаю, что её прежняя лондонская хозяйка, настоящая ведьма, уволила её в тот самый день, когда у бедняжки умерла мать.

Глаза Эстель злобно сверкнули, но она тут же взяла себя в руки:

– Уверена, у хозяйки были на то свои причины.

– Да, например, мстительность и бессердечность, – сказала я, но быстро пожалела об этом, увидев, какой дикой злобой исказилось хорошенькое личико Эстель.

– Прошу меня извинить, – холодно проговорила она. – Я вообще-то шла на прогулку в лес.

Однако я не собиралась отпускать её, пока не выведаю что-нибудь про Анастасию:

– Какая вам такое в голову пришло! В этих лесах полно диких кабанов. Мне доподлинно известно, что на прошлой неделе они сожрали викария с женой.

За разговором Эстель то и дело украдкой поглядывала за окно. Я обернулась к нему и увидела на террасе леди Элизабет. Она прогоняла какую-то служанку. Утро выдалось холодным, поэтому мне показалось странным, что старуха решила выйти на воздух.

– Ничего, я всё же надеюсь, со мной ничего такого не случится, – сказала Эстель. – Кроме того, мне нужно засвидетельствовать своё почтение леди Элизабет. Она удивительная женщина, вы не находите?

– О да, – отозвалась я. – Ужасно удивительная. Жутко великолепная. Чудовищно чокнутая.

Эстель мелодично рассмеялась:

– Вы говорите такие забавные вещи, Эсмеральда!

Негодяйка уже была целиком во власти моего обаяния. Но я со своей стороны не собиралась поддаваться её чарам.

– А вы давно знаете Баттерфилдов? – спросила я как бы невзначай.

– Не очень, – сказала Эстель, открывая парадную дверь. – У нас есть общие знакомые.

Ага! Она шла прямиком в расставленную мной ловушку.

– И кто же?

С милой улыбочкой Эстель сказала:

– Вряд ли вам это имя что-нибудь скажет. Вы ведь только что из Индии.

– Вы приехали только на празднование столетия Баттерфилд-парка? – спросила я. – Или у вас ещё какие-то дела в Саффолке? Я спрашиваю лишь потому, что у англичан, живущих в Индии, есть добрая традиция совать нос куда не просят.

Вопрос, похоже, застал девицу врасплох. Но она быстро опомнилась:

– Да, так уж вышло.

– О?

– Ничего интересного. – Эстель одарила меня ласковой улыбкой. – Всего лишь небольшое семейное дело.

С этими словами она вышла из дома и поспешила к леди Элизабет.

Той ночью я отправилась на охоту. Расследование пока продвигалось великолепно. Эстель почти призналась в своих коварных замыслах. Ну, то есть не то чтобы призналась… Но по части скоропалительных выводов мне не было равных – недаром у меня все задатки прирождённой деревенской сплетницы. Я ни мгновения не сомневалась, что интуиция меня не обманывает.

Эстель прямо-таки выскочила на террасу, чтобы поговорить с леди Элизабет наедине. Что могли обсуждать эти две столь непохожие женщины – одна юная и коварная, другая старая и злобная? Разве так уж самонадеянно с моей стороны было предположить, что их свело вместе пристрастие запирать невинных и здравомыслящих людей в Лэшвуде и леди Элизабет помогает Эстель прятать Анастасию?

И хотя я пока не догадывалась, в чём состоит интерес леди Элизабет, я безошибочно чувствовала: в доме творятся недобрые дела. И это подсказывала не только моя блестящая интуиция. Ещё и Берта вспомнила кое-что такое, что навело меня на интересные мысли.

Старуха велела приносить ей в спальню еду среди ночи. И это было очень странно. Вот почему незадолго до того, как часы пробили полночь я, не снимая грима, выскользнула из своей комнаты, прокралась на цыпочках через западное крыло и притаилась в тёмном коридоре. Тусклого света мне вполне хватало, чтобы ясно видеть дверь в покои леди Элизабет.

Засыпать в мои планы не входило. Однако я всё же заснула. И проснулась два-три часа спустя, когда заспанная служанка прошла по коридору с подносом под серебряной крышкой. Она поставила поднос на столик у двери леди Элизабет, изрядно погремев посудой, что было весьма глупо с её стороны, трижды громко постучала в дверь и ушла.

Прошло несколько минут. Потом скрипнула дверная ручка и дверь открылась. Леди Элизабет, в длинном халате и ночном чепце, вышла в коридор и сильно закашлялась. Я вскочила на ноги и осторожно выглянула. Оказалось, леди Элизабет взяла поднос и пошла по коридору.

Я двинулась за ней, невидимая и неслышимая словно тень. На верхней площадке лестницы я остановилась и подождала, пока старуха пересечёт холл. Она прошла мимо гостиной и направилась в восточное крыло. Бесшумно прыгая через две ступеньки, я сбежала по лестнице и помчалась сквозь мозаику теней и пятен лунного света в холле. Бежать без свечи было непросто. Мои босые ноги заскользили по паркету, и я влетела в коридор, почти настигнув старую ведьму.

Должно быть, леди Элизабет направлялась в библиотеку. Но тут я резко остановилась. Потому что остановилась старуха впереди. И вместо того, чтобы открыть дверь в библиотеку, она поставила поднос на столик, достала ключи и отперла огромные резные двери в бальный зал. А потом снова подхватила поднос и тихо прошмыгнула внутрь. Дверь закрылась. Резкий щелчок замка разорвал тишину.

Действовать надо было быстро. Раз двери в зал заперты, мне требовалось найти другой путь. Я не сомневалась, что тайная ночная вылазка леди Элизабет имеет какое-то отношение к Анастасии. А иначе зачем этой ходячей мумии тащить поднос с едой в бальный зал в четыре часа утра?

Поэтому я на цыпочках отправилась на кухню. Повара и кухарки уже суетились у плиты – варили буженину и говядину к завтраку. Тихонько миновав их, я выскочила наружу (кухонная дверь была единственной незапертой дверью в доме в этот ранний час).

Ступая босыми ногами по влажной от росы земле, я побежала вокруг дома. От кухни до бального зала было недалеко, и я надеялась пробраться туда через окно (если, конечно, найду незапертое). На бегу я то и дело оглядывалась, проверяя, не преследует ли меня кто. Так и случилось, что я налетела на рассыльного.

На нём была тёплая жёлтая куртка из шерсти и клетчатое кепи, один глаз закрыт чёрной повязкой. А на плече рассыльный нёс большой мешок сыров, заказанных к праздничному столу.

– Куда это ты так спешишь ни свет ни заря? – спросил он, подмигнув мне. – Сбежать решила, да?

– Конечно, нет, пират вы несчастный.

У него сделался несколько обиженный вид:

– Я потерял глаз на войне.

– Да уж надеюсь, дорогой. – Я протянула руки. – На самом деле, если вам так уж надо знать, я спешила потому, что главный повар велел мне срочно забрать сыры. Завтра будет большой бал, и мы, сами понимаете, с ног сбиваемся.

Он посмотрел на меня с сомнением, но потом пожал плечами и вручил тяжёлый свёрток:

– Только запомни: эти сыры надо сразу же положить на лёд, поняла?

– Не беспокойтесь, так и сделаю.

Едва одноглазый доставщик вернулся к своей повозке, я поспешила дальше. Из-за него я потеряла драгоценное время! Не мешкая больше ни мгновения, я бросилась к ряду больших окон бального зала. Остановилась. Заглянула внутрь. За стеклом всё тонуло во мраке. Солнце ещё не взошло, первые лучи рассвета не могли рассеять темноту в огромном зале. Я перебегала от окна к окну, дёргая каждую раму. Все оказались заперты.

Подбегая к последнему окну, я уже почти отчаялась. Потянула раму, уверенная, что меня ждёт ещё одно разочарование. И едва не закричала от радости: рама поддалась. Я забралась в окно, бросив свёрток с сырами на пол. Плотные бархатные портьеры скрыли меня от любопытных глаз. Я отвела ткань в сторону и осторожно выглянула.

Огромное вытянутое помещение со сводчатым потолком и великолепными люстрами было погружено во мрак – чернильно-чёрные тени причудливыми паутинками лежали на фоне менее тёмных пятен. Леди Элизабет нигде не было видно. Бальный зал походил на пустующую гробницу.

Я решила обследовать его. Но едва я вышла из-за портьеры, раздался щелчок замка и большие двери стали отворяться. Я снова спряталась за портьеру и задёрнула её, оставив лишь щёлку, чтобы подглядывать. Двери открылись, и в натёртом паркетном полу отразился мягкий свет. В зал вошла девушка и заперла за собой дверь.

В руке у девушки была горящая свечка, шелковистые светлые волосы свободно лежали у неё на плечах. Она дошла до середины зала, и тут вдруг ветер дохнул в открытое окно у меня за спиной, и тяжёлая портьера заволновалась.

Эстель Дамблби остановилась:

– Эй? Есть здесь кто-нибудь?

Я затаила дыхание. Вот сейчас её шаги торопливо направятся в мою сторону. Я пропала… Но Эстель так и не подошла ко мне. Прошло не меньше минуты, прежде чем я решилась выглянуть в щёлку между портьерами. И увидела, что зал пуст. Дверь по-прежнему оставалась запертой. Значит, никто не мог прийти или выйти – иначе я бы услышала щелчок замка. Проявив завидную отвагу, я оставила своё убежище и заметалась по залу, пытаясь понять, что произошло. Когда я осмотрела каждый уголок, стало ясно одно: Эстель Дамблби растворилась в воздухе.

9

– Исчезла! – сказала я. – Как сквозь землю провалилась!

Я была в тупике. Обыскав весь бальный зал вдоль и поперёк, я так и не приблизилась к разгадке. Эстель исчезла. И леди Элизабет тоже. Бальный зал формой напоминал коробку шоколадных конфет: с одной стороны – ряд больших окон, с другой – ряд зеркал в рамах. Где-то должна быть потайная дверь. Но я не могла её найти.

Когда солнце показалось над верхушками деревьев и первые его лучи проникли в зал, я выбралась через окно наружу (дверь-то была заперта), тихонько зашла в дом через кухню и поднялась в свою спальню. Там я первым делом разбудила Берту и рассказала ей всё.

– Как странно, – сказала она, поправляя мой парик перед зеркалом (после бессонной ночи моя маскировка нуждалась в обновлении). – Люди шныряют ночью по тёмному дому и пропадают без следа! У меня от этого мурашки по спине…

– У меня и так не было сомнений, что леди Элизабет и Эстель Дамблби сговорились, но теперь всё стало ясно как день. Поднос с едой предназначался Анастасии. Вот ведь злодейская парочка!

– Что вы думаете делать, мисс?

– Это как раз понятно, дорогая. – Я капнула на искусственный нос клеем и приделала его на место. – Ещё до завтрака я вернусь в бальный зал и буду обыскивать его, пока не найду потайную дверь.

– Мне пойти с вами? – с надеждой в голосе спросила Берта.

– Спасибо, дорогая, не нужно. – Я облачилась в белое платье с прелестным шёлковым воротником. – Сегодня мне нужно, чтобы ты проследила за Эстель: куда она ходит, что делает, с кем разговаривает.

Берта кивнула:

– Да, мисс.

Не теряя драгоценного времени, я спустилась в бальный зал, однако исследовать его без посторонних глаз не получилось. Поскольку бал должен был состояться уже завтра, в зале, как тараканы, суетились слуги, устанавливая в ряд столы для пиршества.

Я не смогла пройти даже в резные дубовые двери зала – там я наткнулась на Матильду, которая жарко спорила со своей матушкой. Речь шла о том, как именно Матильда появится на балу. Естественно, противная девица желала, чтобы её внесли в зал на позолоченном троне.

– По-моему, это уж чересчур, милая, – робко возражала леди Амелия.

– Чересчур?! – Матильда топнула ногой. – Я стану хозяйкой всего этого, когда бабушка сыграет в ящик! Неужели я не заслуживаю хоть капли уважения?

– Конечно, заслуживаешь, доченька. – Леди Амелия принялась отчаянно обмахиваться веером. – Но мне кажется, бабушка будет против, чтобы тебя несли восемь лакеев.

Матильда скрестила руки на груди:

– Она что, не хочет, чтобы я чувствовала себя особенной?

– Ах, торжественное появление – такая волнительная тема, не правда ли? – заметила я, ловко вклинившись в их беседу. – Мне однажды довелось видеть, как королева Виктория явилась к утреннему чаю на спинах двадцати орлов – о, это было незабываемое зрелище! – Я улыбнулась Матильде. – Но возможно, твоей бабушке не понравится мысль, что ты явишься на бал подобно египетской принцессе на плечах рабов.

– А тебя кто спрашивает?! – огрызнулась Матильда.

Прежде чем я успела ответить, сверху раздался трубный глас леди Элизабет:

– Куда подевалась моя проклятая невестка? Леди Амелия, хватит бездельничать! Немедленно идите сюда и разотрите мне мозоли на ногах!

Точёные ноздри леди Амелии дрогнули. Всего лишь самую малость, но от меня это не укрылось. На её лице на миг промелькнуло раздражение. Потом она устало простонала:

– Уже иду, леди Элизабет!

– Леди Амелия, у меня нет привычки вмешиваться в чужие дела… – начала я.

– Врёшь, – встряла Матильда.

– …но мне кажется, вам не стоит позволять леди Элизабет так помыкать вами. Покажите ей, что не намерены терпеть подобное обращение. – Я похлопала её по пухлой руке. – Старая карга вам ещё спасибо скажет.

– Вы правда так думаете, Эсмеральда? – пролепетала леди Амелия.

– А почему нет? Единственный способ справиться с домашним тираном – надавать ему хорошенько, чтобы на всю жизнь запомнил.

– О боже… – прошептала леди Амелия. – Какие у вас странные идеи!

Тут леди Элизабет снова закричала, и её невестка поспешила на зов словно марионетка, которую дёрнули за ниточки. Когда она удалилась, я обнаружила, что Матильда разглядывает меня с огромным интересом, будто настенный гобелен. Я взмолилась, чтобы она меня не узнала.

– Ты самая уродливая девочка, которую мне доводилось видеть, Брокколи, – заявила она после долгого молчания. – Ты правда в родстве с испанским королем?

– Совершенно определённо, – сказала я. – Мы очень близки. Просто как сёстры.

– Ничего не понимаю, – сказала Матильда. – Но если меня ненавидят все друзья, чего же ждать от тебя.

– Если тебе от этого легче, я почти не сомневаюсь, что вскоре не смогу тебя и на дух переносить.

Матильда нахмурилась:

– Ты мне кое-кого напоминаешь.

– Уверена, какую-нибудь неподражаемую девушку. Которую никто в целом мире не понимал.

– Одну чокнутую. – Матильда заглянула в зал. – Ты знаешь, почему мы не устраивали приёмов в этом доме целых десять месяцев, Брокколи?

Я кивнула:

– Об этом писали во всех газетах. Твоя двоюродная сестра Ребекка трагически погибла.

Матильда развязала и снова завязала ленту в волосах. Её карие глаза сверкнули.

– Она вся сморщилась и иссохла прямо у нас на глазах. И умерла. По крайней мере, мне так кажется.

– У тебя есть сомнения? – мягко спросила я.

– Конечно, нет. – Матильда снова ожгла меня сердитым взглядом. – Идём, Брокколи, я покажу тебе настоящий дурдом.

Матильда отперла дверь и жестом предложила мне зайти. В комнате всё было так, как я помнила, однако у меня вырвался тихий возглас изумления. Аккуратно прибранная спальня, бронзовая кровать – и целый загадочный лабиринт часов. Часы занимали всю поверхность стен, пола, столов и комодов. Часы медные и серебряные, с кукушкой и дорожные. Все они тикали строго в унисон, и казалось, в комнате бьётся сердце.

– Потрясает, верно, Брокколи? – спросила Матильда.

Я испытывала вовсе не потрясение. Мной овладела печаль. Я думала о том, как в эти самые минуты моя подруга страдает во Дворце Проспы. В доме, где нет надежды, как она мне сказала. Я не знала, какие именно ужасы там творятся, знала только, что жизнь тех, кого звали Панацеями, была настоящим кошмаром. Исцеляя жителей Проспы, поражённых болезнью под названием Тень, они с каждым разом таяли, истончались, и наконец от них не оставалось ничего.

– Чья это комната? – спросила я.

– Моей двоюродной сестры, – сказала Матильда.

– А часы?

– Был у неё какой-то глупый заскок насчёт часов и её мамы. – Матильда прошла среди расставленных по полу часов к окну. – Но этот дом вообще странный. И странные дела тут творятся.

– Как интересно! – Я кашлянула. – Какие, например?

– Точно не знаю. – Она смотрела на парк за окном. – Но у меня есть кое-какие подозрения.

Я задумалась, участвует ли Матильда в заговоре против Анастасии. В конце концов, кто, как не она, помогла леди Элизабет заманить меня в Лэшвуд? Без сомнения, эта девица была способна на обман и предательство. Но пока всё выглядело так, будто она не меньше моего стремится понять, что творится в Баттерфилд-парке.

– Бабушка ненавидит часы, – сказала Матильда. – Но после смерти моей кузины она велела запереть эту комнату, чтобы всё оставалось как есть. – Матильда подошла ко мне. – И тут правда всё точно так же, как было при жизни кузины.

Я знала, что это не вполне правда. После трагических событий в день предыдущего бала в комнате Ребекки царили хаос и разрушение. Часы были разбросаны где попало. Хуже того, они тикали уже не в унисон, совершенно разладившись. Но кто-то, как видно, привёл их в порядок, чтобы часы снова бились в такт, как при жизни Ребекки. Что наводило на интересные мысли.

– Кто-то постоянно заводит все эти часы, – сказала я. – Это ты делаешь, дорогая?

Матильда протянула руку и погладила золотые дорожные часы на столе. На её хорошеньком личике отразилась печаль. Но лишь на мгновение.

– Не говори глупости, Брокколи. – Она резко повернулась. – Мне наскучило тут. Идём.

Вскоре после обеда Матильде надоело моё незабываемое общество – она пробормотала что-то насчёт того, что моя болтливость до добра не доведёт. Вновь предоставленная самой себе, я вернулась в бальный зал. Он был не заперт и восхитительно пуст. Я скользнула внутрь и прикрыла за собой дверь. Через весь зал строго посередине тянулись обеденные столы. Обогнув их, я подошла к стене с зеркалами. Все зеркала были в позолоченных рамах, а между каждыми тремя зеркалами висели канделябры, оплетённые золотой лозой.

Я начала от торцовой стены и пошла вдоль зеркал, ощупывая и толкая каждое в поисках тайного хода. Или дверной ручки. Добилась я немногого. Зеркала висели на стене как влитые. Никаких признаков тайного хода так и не обнаружилось. Не желая сдаваться, я быстро вернулась и начала всё сначала.

– Мисс Брокколи?

Я подпрыгнула от неожиданности. У дальнего края столов стояла леди Элизабет. Вот ведь странно: я ведь была на другом конце зала, в нескольких шагах от дверей, и двери оставались закрытыми. Не услышать, как она вошла, я бы не могла.

– Что вы тут делаете, мисс Брокколи? – спросила леди Элизабет.

– Просто любуюсь вашим блистательным бальным залом. Но, со своей стороны, не могу не поинтересоваться, леди Элизабет: а как вы сюда попали?

– Если вы опасаетесь, что я прилетела на метле, то могу вас успокоить: ничего подобного я не делала, – огрызнулась она.

– Что вы, у меня и в мыслях не было! – сказала я, подходя к ней поближе. – Разумеется, вы не из тех ведьм, что летают на метле.

Она фыркнула:

– Это что, такие комплименты принято теперь говорить в Индии?

– О да. Последний писк моды. – Я остановилась в нескольких шагах от старухи. – Однако я всё же не могу понять, как вы очутились тут, ведь я стояла у самой двери.

При мысли о том, что Анастасия где-то рядом, меня охватило страшное волнение. Мне хотелось выкрикивать её имя и колотить по зеркалам кулаками. Но, поддайся я этому порыву, весь мой хитроумный замысел пошёл бы прахом, а другой возможности освободить несчастную уже не представилось бы.

– Вот как? – сказала леди Элизабет. – Не берите в голову, мисс Брокколи. Я была здесь задолго до того, как вы вошли.

– Но я вас не видела.

– В таком случае вам стоит обратиться к врачу. – Старуха тростью указала на возвышение. – Я была вон там, осматривала эстраду. Завтра для моих гостей будет играть настоящий оркестр.

В конце зала и правда располагалась приподнятая сцена, но я не сомневалась, что непременно заметила бы леди Элизабет, будь она там. Я не поверила старухе ни на мгновение: когда я вошла, зал был пуст. Произошедшему могло быть только одно объяснение. И леди Элизабет это понимала.

– Или вы вообразили, – вкрадчиво проговорила она, – что у меня есть известный лишь мне тайный способ незамеченной проникать в этот зал? – Её маленькие тёмные глазки, полускрытые за морщинистыми веками, казалось, смотрели мне прямо в душу. – Не так ли, мисс Брокколи?

– О боже, конечно, нет! – Если бы мы играли в шахматы, то свой следующий ход мне пришлось бы продумать особенно тщательно. – С другой стороны, если бы у вас вдруг имелся тайный вход, где бы он, по-вашему, мог быть? Если не хотите говорить вслух, опасаясь за свою жизнь и всё такое, просто укажите тростью или стряхните на пол немного пыли со своей причёски и нарисуйте в этой пыли стрелку или ещё что-нибудь в этом роде.

– Стряхнуть пыль откуда? – Леди Элизабет приложила ладонь к уху. – Что вы там лепечете?

Старая перечница становилась довольно брюзгливой, поэтому я сочла за лучшее безотлагательно удалиться. Но я собиралась при первой же возможности обследовать зал ещё раз. Уже повернувшись, чтобы уйти, я краем глаза заметила за окном кое-что странное. Точнее сказать – кое-кого. Женщину. Она была вся в чёрном, лицо скрыто под вуалью. Незнакомка стояла на опушке леса и смотрела на Баттерфилд-парк. Возможно, это было привидение. Я однажды видела призрак Ребеккиной мамы в этом лесу. Подумав так, я очень удивилась, когда леди Элизабет внезапно очутилась рядом со мной и спросила:

– А это ещё кто такая, чёрт возьми?

– Не имею представления. – Я на миг перевела взгляд на леди Элизабет, а когда снова посмотрела в окно, оказалось, что незнакомка исчезла. – Душераздирающе любопытственно, не правда ли?

– Вздор! Что вы затеваете, мисс Брокколи? Почему вы шныряете в моём бальном зале, как будто что-то ищете?

– Я могла бы задать вам тот же вопрос, Лиззи.

– Невоспитанная девчонка! – взвилась она. – Моё имя – леди Элизабет!

– Ну конечно, бедная вы старая маразматичка, – сказала я нарочито громко, как и следует говорить, когда обращаешься к полоумным и тугим на ухо развалинам. – А это Баттерфилд-парк, ваш дом. – Я стала подталкивать её к дверям. – Не выйти ли вам на свежий воздух? Это немного прочистит вам мозги. Хотя, наверное, будет лучше, если я привяжу вас к дереву – так вы не заблудитесь и не свалитесь в яму.

– Толкните меня ещё хоть раз, – прошипела леди Элизабет, направив трость на моё горло, – и я оторву вам голову, мисс Брокколи.

И судя по всему, она серьёзно намеревалась это сделать. Зато мне удалось отвлечь её от неприятных вопросов. Не хватало ещё, чтобы старуха догадалась о моём расследовании.

Я с достоинством удалилась – весело помахав старушке на прощанье и пройдясь колесом в сторону двери (мне показалось, Эсмеральде Брокколи такой уход был бы в самый раз). Покинув зал, я направилась на поиски Берты – мне не терпелось рассказать ей о том, что я узнала. Внезапное появление леди Элизабет в бальном зале подтвердило мои худшие подозрения. Где-то там была потайная дверь. Но только где?

10

Ночью в бальный зал никто не входил. Я до утра оставалась на страже в библиотеке, подглядывая в замочную скважину (дверь библиотеки была как раз напротив). Спустя несколько часов я отважилась рискнуть и пробраться в зал, чтобы ещё раз поискать загадочный потайной ход. Двери, к моему великому облегчению, оказались не заперты – какая удача! Я обыскивала весь зал, но так ничего и не нашла. Под утро, заслышав в коридорах шаги проснувшихся слуг, я поднялась к себе, чтобы несколько часов поспать.

Берта разбудила меня, пребывая в самом приподнятом настроении. Бал должен был состояться уже вечером, и в доме царила предпраздничная суета. Усевшись перед туалетным столиком, я стала прилаживать на место фальшивый нос, а Берта восторженно пересказывала мне, что ей удалось увидеть.

– Я одним глазком заглянула в бальный зал, – говорила она. – На это стоит посмотреть! В жизни не видывала такой роскоши! Правда, повара в панике – сыр так и не доставили, и им пришлось срочно заказывать его заново.

С утренней почтой мне пришло письмо. Писал мистер Патридж – он интересовался, нравится ли мне в Баттерфилд-парке и всё ли у меня хорошо. К сожалению, ему пока не удалось разыскать ребёнка Анастасии. Он предполагал, что Макклауд могла отдать малыша в приют, и собирался проверить это. Но лично я в этом сомневалась – ведь барон Дамблби говорил, что Макклауд всегда мечтала о ребёнке. С чего бы ей отказываться от него?

– Мисс Эстель сегодня встала очень рано и отправилась прогуляться, – сказала Берта. – Она та-ак глянула на меня! Говорю вам, она меня ненавидит.

Бедная растяпа накануне весь день ходила за Эстель по пятам, но так ничего интересного и не узнала, поскольку та только и делала, что болталась без дела в оранжерее.

Я уложила косу в тугой узел и заколола шпильками.

– Не стоит волноваться, дорогая. У Эстель на уме злодейства похуже, чем навредить тебе.

– Душа у неё чёрная. – Берта натянула мне на голову парик и поправила его. – Ну вот, мисс, всё готово.

Из зеркала на меня смотрела Эсмеральда Брокколи. Но на этот раз отражение не наполнило моё сердце надеждой. Ведь бал состоится уже вечером. Я-то думала, что сумею найти Анастасию уже через несколько часов после прибытия в Баттерфилд-парк, но я ошиблась. И мой гениальный план, призванный помочь мне вернуть Ребекку, теперь тоже вызывал у меня сомнения. Время утекало сквозь пальцы.

– Что-то не так, мисс? – заволновалась Берта. – У вас ужасно серьёзный вид.

Я встала и принялась мерить шагами комнату, словно подсудимый в ожидании приговора:

– Берта, послушай меня очень внимательно.

Горничная села на кровать и нервно сглотнула:

– Да, мисс?

– Если мы не сумеем найти Анастасию сегодня, до окончания бала, боюсь, мы никогда уже её не найдём. – Я остановилась перед дрожащей от волнения Бертой. – Но если мы разыщем её, а мы должны её отыскать, очень важно, чтобы ты сделала всё, как я скажу.

– Но почему непременно сегодня? Мы сможем оставаться в Баттерфилд-парке ещё два дня.

– Меня здесь уже не будет, – сказала я. – По крайней мере, я на это надеюсь.

Берта подпрыгнула, как испуганная крольчиха:

– О чём вы говорите, мисс?

– О второй части моего плана. Я рассчитываю попасть в Проспу без помощи камня. Но сделать это можно только нынешней ночью.

– Я не понимаю, – проговорила Берта и расплакалась.

– Берта, послушай меня, – мягко сказала я. – Я должна помочь к подруге, которая нуждается во мне даже больше, чем Анастасия.

– Вы говорите о Ребекке!

Я кивнула, думая о женщине на опушке леса, взгляд которой был прикован к Баттерфилд-парку.

– У меня есть план. Пока ещё не всё сошлось, как я рассчитываю, но я почти не сомневаюсь в успехе. – Я достала из кармана конверт и вручила его Берте. – Внутри ты найдёшь деньги и адрес дома в Уэймуте. Когда я отыщу потайную дверь, надо будет увезти Анастасию отсюда сегодня же. Отправляйся с ней в Уэймут и позаботься о ней.

Трясущимися руками Берта взяла конверт:

– Но разве не из Уэймута вы недавно убежали?

– Верно. Я дала тебе адрес того самого дома.

Глаза Берты потемнели от ужаса:

– Но вы ведь сами говорили, что мисс Олвейс пришла в этот дом в поисках вас и захватила в заложники вашего друга Яго!

– Да.

– А что, если мисс Олвейс снова явится туда? – расплакалась Берта. – Вы рассказывали, какая она безжалостная!

– Мисс Олвейс ни за что не подумает, что я буду так глупа, чтобы вернуться в Уэймут. – Я торжествующе улыбнулась. – Но она меня совсем не знает! Ну так что, ты сделаешь, как я прошу?

– Сделаю, – сказала Берта, зябко обхватив себя за плечи. – Но мне очень страшно.

– Совершеннейшая чепуха, – браво парировала я.

Хотя нельзя было отрицать, что и у меня бежали мурашки по спине от страха.

Эсмеральда Брокколи щеголяла в шёлковом платье персикового оттенка. Соломенные волосы, перевязанные красновато-коричневой лентой, падали ей на плечи. А её лицо, держащееся на капельке клея, блистало поистине поросячьим обаянием. Словом, Эсмеральда идеально вписывалась в толпу из трёх сотен благородных гостей.

Берта ничуть не преувеличила, когда расписывала бальный зал. В свете сотен свечей, установленных в восьми огромных люстрах, он сиял как шкатулка с драгоценностями. Шторы красного бархата были задёрнуты. Когда я вошла, оркестр играл вальс и многие гости уже кружились в танце. Повсюду были знатные дамы и господа. Куда ни посмотри – везде герцоги во фраках, герцогини в платьях из шёлковой парчи, украшенных искусной вышивкой, шляпки с перьями всевозможных фасонов и размеров, оборки и воланы.

Среди аристократов сновали слуги в накрахмаленных жабо и ливреях – наполняли бокалы, выдвигали стулья и предугадывали каждое желание гостей. Пиршественный стол, тянувшийся посреди зала, украшенный свежими орхидеями и канделябрами и уставленный серебряными блюдами с марципаном, картофелем, рыбой, крабами, омарами и прочими всевозможными яствами, выглядел великолепно. Тут же стояли пудинги, открытые пироги и торты всех цветов радуги. Но главным украшением стола служило огромное, не меньше десяти футов в длину, желе, формой своей в мельчайших подробностях повторяющее дом в имении Баттерфилдов. По верху этого кулинарного шедевра шла рельефная надпись «100 лет Баттерфилд-парку».

Я отважилась подойти к окну, раздвинуть шторы и выглянуть наружу. Сердце моё затрепетало от восторга, когда я увидела, что над парком парит половинка луны, заливая его бледным светом.

– Прекрасно выглядите, Эсмеральда.

Я обернулась и увидела леди Амелию. Сама она выглядела как полфунта масла, втиснутых в блестящий красный носок.

– Спасибо, леди Амелия. Вы тоже.

Она хихикнула и сделала внушительный глоток вина из бокала.

– На моей памяти впервые в нашем доме собралось столько гостей. Леди Элизабет будет счастлива.

– Не представляю, с чего бы, – встряла Матильда. – Скука смертная этот ваш бал, и только.

В эту минуту в парадные двери на другом конце зала торжественно вошла Эстель Дамблби. В бело-голубом платье и дивном рубиновом ожерелье, она была так прекрасна, что трудно было бы заподозрить в ней бессердечное чудовище. Едва войдя, Эстель тут же поймала взгляд леди Элизабет, которая стояла рядом с графиней Карбункул (шляпа графини напоминала фейерверк из павлиньих перьев), и подошла к ним. Они втроём сбились в кружок и некоторое время что-то обсуждали.

Какое удивительное совпадение, что все они собрались под одной крышей! И как же хорошо, что у меня есть мой дивный грим и непревзойдённые актёрские таланты! Я стояла в двух шагах от троицы этих наивных дурочек, а они ничего не подозревали!

– А это ещё кто такая? – спросила Матильда, невежливо показав пальцем.

Я обернулась. В зал вошла женщина в чёрном платье, чёрных перчатках и маленькой шляпке. Лицо её полностью скрывала вуаль.

– Наверное, миссис Уинтерботтом, из деревни, – предположила леди Амелия. – Её муж погиб прошлой весной – несчастный случай на охоте, – и она до сих пор носит траур. – Леди Амелия вздохнула. – Бедная женщина. Представляю, как она страдает.

– Кто страдает? – спросила леди Элизабет, присоединившись к нам.

– Миссис Уинтерботтом, – пояснила леди Амелия. – Она в трауре.

Старуха прищурилась и наклонила голову к плечу:

– Миссис Уинтерботтом в Тауэре? Да я только вчера утром видела эту мерзавку в церкви!

Матильда от души расхохоталась.

– Вокруг меня одни дурочки, – фыркнула леди Элизабет.

Я незаметно покинула их кружок и двинулась по залу. При этом я простукивала каблучками паркет. Толкала зеркала на стене. Как бы ненароком, разумеется. Стена за сценой выглядела сплошной и гладкой, поэтому там потайной двери быть не могло. Оставалась только зеркальная стена. Ход должен был быть где-то там.

– Что вы делаете, Эсмеральда?

Эстель Дамблби подошла ко мне, когда я изучала раму большого зеркала.

– Просто любуюсь этим шедевром старых мастеров, – светски сказала я. – Домов, подобных этому, больше, увы, не строят, ведь империя уже не та и всё такое. По-моему, это всё чернь виновата, вы не находите?

– А мне показалось, вы что-то ищете, – с милой улыбкой заявила Эстель. – Похоже, эти зеркала совершенно заворожили вас.

– Признаться, мне трудно оторвать взгляд от своего отражения, – сказала я, глядя на Эстель в зеркало. – Хотя мне, в свою очередь, кажется довольно странным, что вы не нашли на этом великолепном балу занятия более увлекательного, чем любоваться мной.

Эстель зарделась и хихикнула:

– Положа руку на сердце, я от природы чрезвычайно любопытна. По-вашему, это очень вульгарно с моей стороны – задаваться вопросом, что на самом деле затевают окружающие?

– Уверена, это не самая отвратительная из ваших привычек, – весело сказала я.

Улыбка на её лице померкла. Эстель повернулась на каблуках и павой поплыла прочь.

В бальном зале ощутимо попахивало тухлятиной, и не заметить этого было трудно.

Почуяла этот душок и графиня Карбункул. Она стояла возле стола, увлечённо обсасывая омаровую клешню, и павлиньи перья у неё на шляпке отчаянно колыхались.

– Чем это так отвратительно пахнет? – вопросила она.

– Графиня Карбункул, – сказала я, приветствовав её взмахом аристократической руки, – то, что вы уловили, – это всего лишь плесневелый дух благородных семейств – подагра, нафталиновые шарики, любовь к лошадям и всё такое. Моя бабушка воняла просто оглушительно, а она как-никак двоюродная сестра самого испанского короля.

– Двоюродная сестра? Правда? – переспросила графиня, вскинув бровь. – И как же её зовут?

– Леди Офелия Брокколи, – с царственным достоинством отвечала я. – Неподражаемая женщина. Весь Лондон сходил по ней с ума, пока она не уехала в Индию.

– Весьма в этом сомневаюсь. – Графиня намазала кусок омара мягким сыром и откусила внушительный кусок. – Почему в таком случае я о ней никогда не слышала?

– Это и правда очень странно, – сказала я. – Бабушка была очень разборчива в знакомствах. А вы, будучи лишённой подбородка графиней с гнилыми зубами, как никто отвечали её представлениям о подобающем обществе.

Услышав это, графиня почему-то чуть не подавилась омаром и закашлялась. Кусок омарового мяса выскочил у неё изо рта и, пролетев через весь зал, упал на прическу баронессы из Глочестера. В эту минуту мимо нас прошла дама под вуалью. Графиня Карбункул тут же её невзлюбила.

– Наверное, это пресловутая мисс Анонимка, – заявила она. – Было бы вполне в её духе пробраться сюда, чтобы подслушать побольше сплетен для своей отвратительной колонки. Я не прочь разорвать её на клочки голыми руками. – Она натянуто хохотнула. – Шучу, конечно.

Я сочла, что самое время сообщить графине о куске омара, застрявшем в щетине на её подбородке.

Графиня ахнула и густо покраснела:

– В самом деле?

– Да, дорогая. Будь он чуть побольше, вы могли бы ловить на него форель, просто склонившись над ручьём.

Графиня схватила салфетку и вытерла подбородок, но при этом уронила намазанную мягким сыром клешню себе на платье и снова ахнула от ужаса.

– Только посмотрите на это пятно! – закричала она. – Какой кошмар! Какой позор для моей репутации!

– Чепуха, – отмахнулась я, проникшись некоторым сочувствием к этой недотёпе. – Я уберу пятно в мгновение ока!

Вооружившись салфеткой, я обмакнула её сперва в шампанское, потом в клюквенный соус.

– Что вы делаете?! – спросила графиня и попятилась.

– Спасаю положение, – ответила я с торжествующей улыбкой. – Эта смесь быстро сотрёт пятно. Для полной уверенности я обычно советую добавить столовую ложку жучиных крылышек, но где ж их тут взять…

– Это платье обошлось мне в целое состояние! – завопила графиня.

– Не стоит так себя казнить, дорогая, – сказала я, набрасываясь на пятно. – Уверена, на манекене оно смотрелось чудесно.

Графиня продолжала пятиться от меня к столу, словно не хотела, чтобы я к ней прикасалась. Понятия не имею почему.

– Не трогайте меня! – взвизгнула она.

Тут события приняли дурной оборот. По какой-то неведомой причине графиня не желала, чтобы я ей помогла. Хуже того, она, судя по всему, опасалась, что я задумала навредить ей! В стремлении оказаться от меня как можно дальше она упёрлась седалищем в стол и выгнулась назад. Вот так и вышло, что пучок гигантских павлиньих перьев у неё на шляпе угодил в пламя свечи. И вспыхнул. Огонь побежал по перьям подобно лесному пожару, и миг спустя уже вся шляпа графини полыхала.

Две дамы, стоявшие поблизости, ударились в крик.

Графиня Карбункул потянула носом воздух:

– Что это горит?

– Вы, дорогая, – пояснила я.

Графиня выпрямилась и отыскала глазами своё отражение в зеркале. И только тогда завопила как дамочка, на которой горит шляпа.

Разумеется, я с готовностью бросилась ей на выручку. К тому времени огонь уже подбирался к волосам графини, поэтому действовать надо было решительно. Я огляделась по сторонам, высматривая, чем бы сбить пламя. И нашла искомое, едва мой взгляд упал на пиршественный стол.

– Приготовьтесь, графиня Карбункул!

– К чему?! – взвизгнула она.

Словно бешеный бык я ринулась на графиню и опрокинула её спиной на стол. Нельзя сказать, что она упала легко, как пёрышко – судки с подливой и запечённые фазаны полетели во все стороны. Тогда я вспрыгнула на стол и вдавила шляпу и голову графини в главное блюдо – огромное красно-синее желе, изображающее дом Баттерфилд-парка.

Изысканный десерт мгновенно потушил пламя. Голова графини осталась лежать на желейном шедевре, медленно в него погружаясь. Желе перемазало ей щёки и потекло по плечам и шее. Эффект был изумительный! Весь зал застыл, онемев от потрясения. Даже оркестр умолк.

– Ах ты… ах ты… глупая девчонка! – разразилась графиня Карбункул.

– Помогите же ей, идиоты! – рявкнула леди Элизабет на двух лакеев, застывших с раскрытым ртом.

Они поспешили к графине и отлепили её от стола. На её шляпе и скулах остались большие комки желе, однако графиня повела себя с большим достоинством. Она гордо выпрямилась, и желе медленно сползло у неё по ушам. Потом она немного порыдала. И перешла к весьма несправедливым упрёкам.

– Вон же стоит кувшин с водой! – орала она на меня. – Что тебе стоило просто плеснуть воды мне на шляпу, а не макать меня головой в желе?!

– Вот это мысль, – сказала я. – Графиня, похоже, вы несколько перебрали. Возможно, вам стоило бы ещё немного полежать на столе среди прочих десертов.

В ответ графиня схватила печёную картофелину и метнула мне в голову. Я пригнулась, и снаряд угодил в нос скрипачу в оркестре. Бедняга повалился назад и в поисках опоры ухватился за первое, что подвернулось под руку, – за канделябр на стене.

На пострадавшего музыканта никто не обращал внимания. Весь зал собрался вокруг графини Карбункул, пытаясь её утешить. Но пока официанты и гости хлопотали над её липкой светлостью, я не сводила глаз со скрипача. Похоже, только я заметила, что канделябр повернулся, когда музыкант в падении схватился за него, а потом снова встал на место. Повернулся и встал на место. Совсем как дверная ручка. И в то же мгновение зеркало в раме рядом со сценой чуть отошло от стены. Менее намётанный глаз ничего бы не заметил. Но я ни мгновение не сомневалась, что всё так и было.

– Дверь, – прошептала я.

11

– Моя репутация!

Графиня Карбункул сидела на стуле и увлечённо хлюпала носом, а целая толпа благородных леди вовсю обмахивала её веерами, уверяя, что, конечно же, ей вовсе не зазорно будет и впредь показываться в высшем обществе. Хотя, возможно, ей стоит какое-то время пожить в Румынии. Я почти не слушала их.

Дверь. В зале всё-таки есть потайная дверь! И где-то там, за ней, прячут Анастасию – я не сомневалась в этом ни минуты. Поэтому я немедленно поспешила к зеркалу.

– Удрать решила, Брокколи? – крикнула Матильда.

– Я просто хочу проверить, как там несчастный скрипач, – бросила я через плечо. Музыканты очень хрупкий народ.

Означенный скрипач уже поднимался на ноги и готовился присоединиться к оркестру. Я подошла к сцене. Украдкой отыскала глазами Матильду – та как раз приказывала Берте отрезать ей кусок торта. Когда музыка заиграла и пары снова закружились в танце, я отважилась подобраться к зеркалу поближе. Всё оказалось именно так, как я и подозревала. Рама отошла от стены всего лишь на волос, но вокруг неё появилась тонкая чёрная щель.

Я потянула раму на себя и приготовилась прошмыгнуть в тайный лаз. Но с дверьми есть одна сложность: стоит открыть дверь в темноту, как свет снаружи проникает внутрь. И пугает затаившихся за дверью летучих мышей. Шагнув в проём, я оказалась в длинном тёмном проходе. И пошла по нему, не замечая деревянных балок над головой. И трёх летучих мышей, свисающих с них. То есть не замечала я их лишь первые мгновения. А потом они завопили и вылетели в бальный зал, бешено хлопая крыльями.

Летучие мыши вообще-то мало на что способны. Но в хлопанье крыльями и сеянии паники в благородных собраниях им нет равных. Когда над столом с угощением закружились и заметались летучие мыши, гости подняли страшный крик.

– Нетопыри! – завопила толстая герцогиня.

– Бежим! – заорал какой-то лорд и, оттолкнув свою жену, рванул к выходу.

– Принесите мой мушкет! – взревела леди Элизабет. – Я разнесу паразитов в клочья!

Все многочисленные гости, похоже, попытались одновременно выбежать из зала. В дверях образовалась в некотором роде давка. Это вызвало незначительную панику. И лёгкое столпотворение. Я чувствовала, что до определённой степени это моя вина. Но быстро поняла, как спасти положение.

Летучие мыши носились по залу как безумные в поисках выхода. Значит, надо просто выпустить их наружу! Я промчалась через зал, запрыгнула на стол, пробралась среди блюд с бужениной и уткой и спрыгнула с другой стороны.

– Не бойтесь! – крикнула я. – Мыши сейчас улетят!

Я бросилась к красной бархатной портьере, нашла возле неё толстый шнур и потянула за него что было силы. Портьеры мгновенно разошлись в стороны. Великолепно! Я уже собиралась распахнуть окна, чтобы открыть летучим мышам путь к свободе, когда взглянула на пол и сделала неприятное открытие. Я нашла, откуда исходил запах тухлятины.

Сыр, который я бросила на пол за портьерой во время ночной вылазки, никуда не делся. Он так и лежал там, хотя от обёрточной бумаги остались клочья, а сыр с неистовой быстротой уминало полчище из сотен мышей – обычных, не летучих.

Не одна я заметила грызунов. Супруга мэра испустила леденящий душу вопль и запустила в мышей цилиндром своего мужа. Это была большая ошибка. Мыши, по уши перемазанные в сыре, бросились врассыпную по всему залу.

– Мыши! – закричала какая-то женщина, потом и остальные подхватили её крик.

Паника распространялась по залу столь же быстро, как и сами мыши. Примерно штук пятьдесят зверьков вскарабкались по скатерти на стол и стали угощаться, остальные заметались по полу, сея переполох.

Летучие мыши носились над головами гостей, обычные – под ногами. В бальном зале воцарились примерно те же настроения, что на тонущем корабле. Несколько женщин впали в уныние, группа мужчин швыряла в грызунов стулья и фрукты. Шум стоял оглушительный. Женщины ударились в истерику. Мужчины делали вид, что не ударились в истерику. Одна из служанок пыталась вскарабкаться по портьере. А леди Элизабет размахивала тростью, снова требуя принести ей мушкет.

– Ну почему каждый наш бал обязательно заканчивается катастрофой? – жаловалась Матильда матери.

Я решила, что настал самый подходящий момент, чтобы удалиться. Я упала на четвереньки, пробежала под столом (вместе с несколькими мышами), выбралась с другой стороны и направилась прямо к тайной двери. Там, у зеркала, я оглянулась и отыскала глазами Берту. Она кивнула мне. Я кивнула в ответ и незамеченной покинула погрузившийся в хаос зал.

Тайный ход был узким. Стены – из голого кирпича. Пол – утоптанная земля. Если не считать лучика света, просачивавшегося из бального зала, в нём царил мрак. Я разглядела крутую лестницу, уходящую вниз. Там, внизу, мерцал огонёк. Я поспешила спуститься по ступенькам.

Внизу оказалось просторное помещение. Спёртый воздух пах сыростью. Факел, укрепленный в кольце на стене, отбрасывал красноватый свет, разгоняя тьму. Из стены торчал деревянный колышек, на нём висел ключ. В дальнем конце комнаты в стену были вделаны две толстые цепи с наручниками на концах. Один наручник обнимал запястье женщины.

Анастасия Рэдклиф сидела на полу, обхватив руками колени. Спутанные волосы падали ей на лицо. Изорванная в лохмотья сорочка была вся в пятнах. Анастасия раскачивалась взад-вперёд, напевая знакомый мотив.

– Всё хорошо, дорогая, – ласково сказала я.

Услышав мои слова, она вздрогнула. Перестала напевать. Принюхалась.

– Я пришла, чтобы увести тебя отсюда, – прошептала я.

Несчастная посмотрела на меня, крепче обхватила колени и снова запела. Я огляделась в поисках ключа. Он висел слишком далеко, чтобы прикованная к стене Анастасия могла до него дотянуться, но мне-то ничто не мешало им воспользоваться. И хотя в голове моей проносились тысячи вопросов, одно я знала точно: времени у нас в обрез.

– У меня есть подруга, её зовут Берта, – сказала я, вставляя ключ в замок. – Она увезёт тебя туда, где ты будешь в безопасности. Увезёт далеко-далеко отсюда.

Я повернула ключ, и оковы упали. Мне захотелось завопить от радости! Но я сдержалась и лишь всмотрелась сквозь спутанные волосы Анастасии в её лицо, пытаясь встретиться с ней взглядом.

– Анастасия, я знаю, кому ты поёшь эту колыбельную день и ночь. Обещаю, если ты пойдёшь с Бертой, мы отыщем твоего ребёнка и вы снова будете вместе!

Анастасия перестала напевать. Рукой, покрытой коркой грязи, она схватила меня за запястье.

– Мой… – проговорила она тихим надтреснутым голосом. – Мой ребёнок?

– Да, мы найдём твоего ребёнка. Но сейчас нам с тобой надо выбираться из этого дома.

– Очень умно, мисс Покет.

Я подскочила от неожиданности, а Анастасия забилась в угол темницы. У подножия лестницы стояла леди Элизбет. А рядом с ней – графиня Карбункул. И Эстель Дамблби. Все трое выглядели очень довольными собой.

– Мы надеялись, что ты отыщешь эту маленькую темницу ещё вчера или позавчера, – сказала леди Элизабет с недоброй улыбкой. – Мы разве что карту тебе не нарисовали. Но лучше поздно, чем никогда.

Откуда им известно, кто я? Ведь в парике и гриме меня никак невозможно было узнать!

– После того как ты сбежала из Лэшвуда, – Эстель вышла вперёд, – я поняла, что у нас с леди Элизабет есть общий враг. И этот враг – ты.

Эстель протянула руку и оторвала мой фальшивый нос, потом сдёрнула парик и отшвырнула их.

– Мисс Дамблби любезно согласилась помочь заманить тебя в Баттерфилд-парк, – сказала леди Элизабет, – если я со своей стороны окажу гостеприимство мисс Рэдклиф. В темнице вполне хватит места для двоих сумасшедших, поэтому мы заключили сделку.

Я была потрясена до глубины души. Так всё это было искусно подстроено?! Всё это был заговор, чтобы заманить меня в Баттерфилд-парк, а Анастасию использовали как приманку? Иначе говоря, я попала в ловушку? Должно быть, осознание этой страшной правды отразилось у меня на лице.

– О, вот теперь она поняла, – сказала Эстель Дамблби, сияя от восторга. – Мы обвели тебя вокруг пальца как последнюю дурочку, Айви. Каково это – знать, что тебя обманули?

Я не ответила. Анастасия у меня за спиной снова принялась напевать.

– Тихо! – рявкнула леди Элизабет.

Я оглядела зловещую троицу, и только одна из дам вызвала у меня вопрос:

– А вы-то здесь при чём, графиня Карбункул?

– Ты ещё спрашиваешь! – ощерилась она, выковыривая желе из причёски. – Ты разрушила мою жизнь, Айви Покет, из-за тебя я стала посмешищем для всех, от Парижа до Лондона! И сегодня ты сделала это снова! Единственное, что может утешить мои оскорблённые чувства – это зрелище твоего окончательного уничтожения.

– Как-то слишком жестоко с вашей стороны, дорогая, – заметила я, сняв фальшивые зубы и бросив их на пол.

– Эта резиденция в Баттерфилд-парке предоставлена вам временно. – Леди Элизабет принялась расхаживать по темнице, и свет факела зловеще заиграл на её морщинистом лице. – Через несколько дней, когда всё успокоится, вас перевезут в дом на севере страны. Там для вас приготовлено узилище, по сравнению с которым это – настоящий дворец.

– Ты будешь жить в моём доме, – добавила графиня Карбункул. – Когда леди Элизабет написала мне в Испанию, подробно обрисовав свой замысел касательно тебя, она выразила надежду, что я предоставлю вам подобающее жильё.

– И таким образом, – вмешалась Эстель, – невозможно будет отследить связь между вами с Анастасией и леди Элизабет или мной.

– Идеальное преступление, – сказала леди Элизабет. – Ты принесла это проклятое ожерелье в мой дом и заморочила голову моей внучке. Это из-за тебя она умерла. И ты поплатишься за её смерть.

– Ничего у вас не выйдет, – твёрдо возразила я. – Я не допущу этого.

– А что ты нам сделаешь? – хихикнула графиня Карбункул. – Ты будешь сидеть под замком, пока не расплатишься за свои грехи.

– Она сгниёт в темнице! – прошипела Эстель. – Они обе сгниют!

– Бабушка?

Мы все посмотрели на лестницу – к нам спускалась Матильда. Она уставилась на нас во все глаза, и во взгляде её были изумление и тревога. Потом она заметила меня:

– Покет? А ты-то что тут делаешь?

Я промолчала.

– Бабушка, что происходит? – спросила Матильда уже настойчивее.

– Я защищаю доброе имя Баттерфилдов, – с гордостью заявила старуха.

– Мы устраняем угрозу для общества, – вставила графиня Карбункул.

Матильда указала на Анастасию:

– А это кто?

– Несчастная, с которой обошлись ужасно несправедливо, – сказала я, подбежав и встав рядом с Матильдой. – Её заперли в сумасшедшем доме только за то, что она полюбила Себастьяна Дамблби.

– Она убила моего брата! – закричала Эстель, и глаза её вспыхнули ненавистью. – Убила, а потом стала плести ложь об иных мирах и заколдованных ожерельях.

– Это всё правда, глупая вы курица! От первого до последнего слова! А вы, вместо того чтобы поверить Анастасии, отобрали у неё ребёнка и заперли её саму в дурдоме! Хотя это ваша семейка спятила, а вовсе не она!

Эстель схватила наручник на конце цепи и, бросившись на меня, попыталась надеть его мне на запястье. Но я в порыве боевого задора вырвала цепь у неё из рук и отшвырнула подальше. Эстель в ответ вцепилась мне в волосы и хотела вонзить ногти в щёку. Я со своей стороны принялась лупить и пинать её куда придётся. В итоге мы покатились по полу, мутузя друг дружку как две повздорившие школьницы.

– Лгунья! – вопила Эстель, кусая меня за руку.

– Умалишотка! – орала я, щипая её за плечо.

– Прекратите немедленно! – кричала леди Элизабет.

– Оторви ей башку, Покет! – подзадоривала Матильда.

Пока мы возились на грязном полу, воздух в душной темнице наполнило странное жужжание. Нет, не странное – очень даже знакомое! Моё сердце забилось сильно-сильно, и кровь мощно хлынула по жилам, всё тело наполнилось дрожью. Эстель навалилась на меня сверху, не давая пошевелиться. И в это самое мгновение алмаз Тик-так у меня на груди пробудился к жизни! Я ощутила, как от него разливается тепло. Потом камень засветился, яркий свет толчками хлынул из него, заполнив мрачное подземелье.

Раздались ахи и охи. Но громче всех ахнула Эстель. Я с силой оттолкнула её и поднялась на ноги. Достала из-под платья алмаз Тик-так и подняла его, чтобы Эстель могла как следует рассмотреть.

– Вот камень, о котором говорила Анастасия, – сказала я, тяжело дыша. – Он существует на самом деле.

– Н-н-не может быть! – пролепетала Эстель, заикаясь. Глаза её полезли на лоб от изумления. – Такого не бывает!

Я присела на корточки возле неё.

– Такого не бывает, но это правда. – Внутри камня заклубилась и расступилась мгла, показав нам половинку луны над Баттерфилд-парком. – Всё – правда.

У Эстель сделался совершенно растерянный вид. Потом на лице её отразился ужас.

– Ты должна отказаться от своих замыслов, Эстель, – сказала я. – Твой брат умер, потому что отправился вслед за своей любимой в её мир. Они прожили в любви и согласии несколько месяцев, и у них родился ребёнок. То, что сделала твоя семья, – жестоко и бесчеловечно. Отступись от этого злодейства, пока оно не разрушило твою душу.

– Вздор! – рявкнула леди Элизабет. – Ожерелье всегда было проклято. Это ничего не меняет.

Графиня Карбункул подобралась ко мне со спины, схватила за локти и оттащила назад:

– Девчонка должна заплатить за свои преступления!

– Довольно!

Как леди Амелия нашла путь в подземелье, неизвестно. Возможно, она пришла в поисках Матильды. Как долго она уже стояла у лестницы и сколько успела услышать, я точно сказать не могу. Но на её пухлом лице проступила воля, которой я никогда раньше в леди Амелии не замечала. Мама Матильды посмотрела на меня с немалым удивлением:

– Айви?

– Это долгая история, дорогая. – Я хорошенько врезала графине локтём в живот и вырвалась из её хватки. – Если коротко, то эта шайка бешеных гиен замыслила сгноить в подземелье меня и эту несчастную.

– Мы ошибались, – всхлипнула Эстель, пряча лицо в ладонях. – Мы так ошибались…

Я поспешно подошла к Анастасии. Она раскачивалась взад-вперёд и напевала без слов. Всё, что я могла сделать, – это утешительно похлопать её по руке, но она передёрнулась от моего прикосновения. Алмаз Тик-так стал гаснуть, и я убрала его под платье.

– Я больше не допущу заговоров и тайной мести в этом доме, – заявила леди Амелия.

Леди Элизабет уставилась на свою невестку, выпучив глаза:

– Что вы сказали?!

– Мы покончим с этим сегодня же. Айви и эта бедная женщина свободно покинут наш дом, и я не потерплю никаких возражений. Ваш замысел посадить их в клетку как зверей отвратителен и недостоин. Или вы вообразили, что месть может воскресить тех, кого не вернешь? Неужели вы думаете, что месть успокоит вашу душу? – Каким-то образом леди Амелия нашла в себе силы посмотреть леди Элизабет прямо в глаза. – Одна очень мудрая девушка посоветовала мне перестать позволять вам помыкать мною. И хотя поначалу сама эта мысль повергла меня в дрожь, теперь я не понимаю лишь одного: почему я терпела так долго.

Старуха направила на неё трость словно ружьё:

– Хорошо подумайте, прежде чем сказать что-нибудь ещё, леди Амелия. Возможно, вам не нравятся мои методы, но вы любите мои деньги.

– Мы с Матильдой уедем сегодня же, – отвечала леди Амелия. – Слишком долго мы жили под вашим кровом и под вашей пятой. Что же до денег… Если сократить траты – цена, которую придется заплатить за нашу свободу, то я согласна.

– Мама, не руби сплеча, – заявила Матильда с безумной ухмылочкой. – Конечно, они тут наломали дров как ненормальные, но я собираюсь унаследовать этот дом.

– Мы обзаведёмся собственным домом, милая, – сказала леди Амелия. – Когда-нибудь ты унаследуешь его.

– Что за ерунда! – надулась Матильда, скрестив руки на груди.

– Вы никуда не уедете, – заявила леди Элизабет.

– Уедем, – твёрдо сказала леди Амелия.

На этом всё могло бы и кончиться. Но у этого вечера ещё оставались для нас сюрпризы. Звук шагов, спускающихся по лестнице, раскатился по подземелью. Сначала я увидела подол её платья. Чёрный как ночь. Потом её руки в чёрных перчатках. Её наглухо застёгнутый воротник. И наконец вуаль, скрывавшую её лицо. Женщина в чёрном молча спустилась в темницу и подошла ко мне.

– А вы ещё кто такая? – возмущенно спросила леди Элизабет.

Женщина под вуалью не ответила. Она стояла неподвижно и молчала.

– На самом деле, леди Элизабет, – проговорила я, обходя фигуру в чёрном, – эта особа когда-то была гостьей в вашем доме. – Я всмотрелась в лицо под вуалью. – Не так ли, мисс Олвейс?

И тогда она подняла вуаль. Лицо её было до ужаса невыразительным и заурядным, но глаза, уставившиеся на меня, горели огнём.

– Так ты знала?!

– О да, – кивнула я. – Я весь вечер жду, когда же вы появитесь.

– Что она-то тут делает?! – рявкнула Матильда. – Она что, явилась сюда, чтобы уморить нас своими скучными рассуждениями?

– Кто эта женщина? – спросила графиня Карбункул.

– Писательница, – фыркнула леди Элизабет. – Словно мало нам было неприятностей сегодня.

– Должна признать, Айви, тебе удалось удивить меня, – сказала мисс Олвейс, поправляя очки.

– Вас было нетрудно заметить, – пожала я плечами. – Ещё вчера я видела, как вы наблюдали за домом, а когда сегодня вы заявились на бал и стали принюхиваться, я убедилась, что под этой вуалью может скрываться только одна злобная ведьма. – Я с торжеством улыбнулась. – Кроме того, луна сегодня в третьей четверти – самое удобное время для вас, чтобы нанести удар.

Мисс Олвейс с самого начала была моим планом «Б». Я знала, что она разыскивает меня, чтобы утащить в Проспу и доказать, что я Избранница Двух Миров. И я не сомневалась, что она сделает свой ход сразу же, как только луна войдёт в нужную фазу. В такие ночи Проводнику Душ легче всего пересечь грань между мирами. Я нарочно бродила по Лондону в надежде, что мисс Олвейс выследит меня и явится за мной в Баттерфилд-парк. И даже моя блистательная, как мне казалось, маскировка не помешала бы ей меня узнать. И мой план сработал в точности так, как я и рассчитывала.

– Я требую объяснить, что, пихты игольчатые, тут происходит! – гаркнула леди Элизабет.

Мисс Олвейс пропустила вопрос мимо ушей. Её вниманием завладело кое-что другое. Она медленно прошла в угол, где сидела Анастасия Рэдклиф. Несчастная напевала, обхватив колени.

– Так-так, – сказала мисс Олвейс. – Кто это у нас здесь?

– Никого интересного, – быстро сказала я, подскочив к ней. – Вы же явились сюда, чтобы утащить меня в Проспу, да? Ну так давайте скорее перейдём к делу.

Мисс Олвейс опустилась на корточки. Протянула руку в перчатке и отвела копну спутанных волос от лица Анастасии. Анастасия вскрикнула и в отчаянии забилась в угол, сжавшись в комочек.

– Неужели правда? – прошептала мисс Олвейс.

– Нет, неправда, вы, мерзкая кровожадная писака! – закричала я. – Эта женщина – бывшая хозяйка Баттерфилд-парка, она спятила после того, как её муж свалился в котёл с куриным бульоном и утонул. Жуть какая трагическая история. Её зовут…

– …Анастасия Рэдклиф, – перебила меня мисс Олвейс с усмешкой. – Как она тут очутилась, не представляю, но какой приятный сюрприз!

– Откуда этой писательнице известно имя чокнутой? – гаркнула леди Элизабет.

Мисс Олвейс встала, не сводя глаз с Анастасии.

– Ты станешь великолепным трофеем! – сказала она, обращаясь к безумной. – Светоч Справедливости в последнее время не слишком благоволит ко мне, однако когда я приведу к ней тебя, она навсегда останется у меня в долгу. Говорят, нет на свете любви более неистовой, чем материнская. – Она холодно рассмеялась. – Забавно.

– Айви, о чём это говорит мисс Олвейс? – спросила леди Амелия.

Эстель вытерла слёзы и бросилась к лестнице. Мисс Олвейс быстрее молнии метнулась ей наперерез:

– Куда-то собрались?

– Я хочу уйти, – сказала Эстель, побледнев от ужаса. – Пожалуйста, пропустите меня.

– Но самое интересное только начинается, – возразила мисс Олвейс.

План «Б» принял неожиданный оборот. Я рассчитывала, что мисс Олвейс заберёт меня в Проспу, но не предполагала, что в её сети попадется ещё и Анастасия. Я мало что знала о Светоче Справедливости, но тон мисс Олвейс наводил на мысль, что встреча матери и дочери вряд ли будет радостной. Сердце моё бешено колотилось. Алмаз Тик-так на моей груди стал наливаться теплом, и я вдруг сообразила, что мне больше не нужен Проводник Душ, чтобы пересечь границу между мирами. Мисс Олвейс словно прочитала мои мысли и двинулась ко мне.

– Так-так, – сказала она. – Сегодня я заполучила сразу Айви Покет, Анастасию Рэдклиф и алмаз Тик-так. Должно быть, боги добры ко мне.

К великой радости, в эту минуту меня осенила гениальная идея.

– Мисс Олвейс, прошу вас, оставьте это несчастное семейство в покое! – взмолилась я, напустив на себя подобающе безумный вид. – Баттерфилды не переживут, если вы опишете сегодняшние события в вашей новой книге!

– В какой ещё книге? – фыркнула леди Элизабет.

Прошмыгнув мимо мисс Олвейс, я подбежала к старухе и громко сказала ей в то ухо, что слышало лучше:

– Мисс Олвейс в строжайшей тайне собирает материал для книги об истории рода Баттерфилдов. Она хочет посвятить целую главу любовному треугольнику между вами, герцогиней Тринити и злосчастным Натаниэлем Фаррисом!

– Проклятая бумагомарака! – завопила леди Элизабет.

– О чём это вы? – насмешливо спросила мисс Олвейс.

– А обо мне в книге будет написано? – с надеждой поинтересовалась Матильда.

Я увидела, что по лестнице на цыпочках спускается Берта, внимательная и сосредоточенная.

– И это ещё не всё! – продолжала я, бросившись к графине Карбункул. – На писательские гонорары не разгуляешься, поэтому большинство авторов готовы на что угодно ради заработка. – Я похлопала графиню по опалённой шляпке. – Вы отлично знакомы с творчеством мисс Олвейс, дорогая, просто в тот раз она не подписалась своим настоящим именем.

Графиня Карбункул ахнула:

– Мисс Анонимка?!

– Она самая, – кивнула я.

Всё это были выдумки чистой воды. Но они помогли мне выбраться из затруднительного положения.

– Довольно! – заявила мисс Олвейс, хватая меня за руку. – Ты идёшь со мной, и она…

Но договорить ей не удалось. Графиня Карбункул выхватила у леди Элизабет трость и принялась колотить мисс Олвейс по голове и рёбрам.

– Ах вы негодяйка! – вопила её светлость.

Мисс Олвейс пыталась прикрыть голову руками, но после очередного яростного удара по макушке упала на пол. Тут в дело вступила леди Элизабет, которая стала пинать её ногами без особого сострадания.

– Ты напишешь эту книжонку только через мой труп! – орала она.

– Айви всё выдумала, глупые женщины! – кричала мисс Олвейс.

– Прекратите немедленно, все! – требовала леди Амелия.

Но никто и не подумал прекратить. Пока все увлеклись дракой, я окликнула Берту. Мы вдвоём подбежали к Анастасии и подняли её на ноги. Она покачнулась, но мы не дали ей упасть.

– Доверься мне, дорогая, – прошептала я. – Берта хорошая, она отведёт тебя туда, где тихо и спокойно. А потом мы найдём твоего малыша, я обещаю.

Анастасия ничего не ответила.

– Мне страшно, мисс, – сказала Берта.

Алмаз Тик-так ярко засветился у меня под платьем.

– Знаю, – ответила я, подталкивая их обеих к лестнице. – Делай как я сказала, и всё будет хорошо. У парадных дверей вас ждет карета. Отправляйтесь в Уэймут. Я найду вас там.

– А если мисс Олвейс станет нас преследовать? – спросила Берта, нервно сглотнув.

– Мисс Олвейс отправится в погоню за мной, дорогая. А теперь поспешите!

Берта кивнула, вцепилась в руку Анастасии и потащила несчастную вверх по лестнице. Воздух в подземелье гудел уже неумолчно. Камень ритмично вспыхивал, окрашивая стены темницы тёплым жёлтым светом. Я понимала, что происходит. Но и мисс Олвейс понимала.

Корчась на полу под ударами, она запрокинула голову и издала пронзительный вой. Леди Элизабет и графиню Карбункул отбросило назад. Из складок платья мисс Олвейс словно тени, зловеще шипя, взмыли затворщики. Благородные дамы испуганно закричали. Эстель бросилась к лестнице, но один из карликов, молниеносно развернувшись, оказался рядом с ней и впечатал бессердечную девицу в стену. Я уже мчалась к выходу, и тут Матильда схватила меня за руку.

– Найди мою сестру, Покет, – прошептала она. – Приведи её домой.

Затворщики метались по подземелью точно вихрь. Я уже преодолела половину ступенек, когда мисс Олвейс сумела подняться на ноги. Она бросилась за мной, однако графиня Карбункул, проявив невиданную прыть, вытянула руку и подсекла её ноги тростью. Я чуть не завопила от радости, увидев, как мисс Олвейс повалилась ничком.

– Держите её! – крикнула она своим мелким приспешникам.

Когда я оказалась наверху, камень уже вспыхивал и гас в ритме моего сердца. Узкий проход раскачивался словно лодка в шторм. Когтистая лапа затворщика вцепилась мне в лодыжку. Но долго он меня не удержал. Стены вокруг оседали словно уносимые оползнем. Потолок растаял и пролился дождём. До меня донёсся полный ярости крик мисс Олвейс. Я закрыла глаза и стала падать.

12

Я не очень хорошо помню падение. Воздух гудел. Земля дрожала. Пока я летела ей навстречу, тёмная почва внизу покрылась трещинами и несметное множество деревьев выстрелило из неё вверх. Деревьев с белоснежной корой и голыми ветвями. Они вставали подо мной будто армия призраков, и вот уже внизу расстилался целый лес. Потом из-под земли точно кровь проступил зелёный мох и покрыл её всю. Я упала и покатилась по земле, пытаясь ухватиться за что-нибудь, чтобы остановиться. Но остановил меня в конце концов ствол дерева. Я врезалась в него со страшным треском и застонала.

Усевшись, я первым делом огляделась в поисках мисс Олвейс. Но ночной лес был до странности тих. Полукруг изумрудной луны висел высоко над верхушками деревьев, окрашивая лес оттенками голубого и зелёного. И хотя я не сомневалась, что оказалась в Проспе, я понятия не имела, куда меня занесло.

Я поднялась на ноги и пошла, не обращая внимания на боль в спине. Мне показалось, что оставаться на месте не слишком разумно. Я не успела далеко уйти, как воздух в лесу словно бы загустел. Тихое гудение разнеслось среди белых стволов. Тут уж и последний глупец догадался бы, что происходит. Я со всех ног бросилась бежать. Гудение превратилось в рёв, и воздух, казалось, пошёл трещинами и стал лопаться.

– Найдите её! Она не могла уйти далеко!

Голос принадлежал мисс Олвейс. Чего-то подобного я и опасалась. Она издала свой воинственный клич, и земля задрожала. Без сомнения, целая армия завторщиков ринулась прочёсывать лес во всех направлениях. Но я бежала и бежала, пока… пока земля не ушла у меня из-под ног. Что-то опутало меня как паутина. Не успев даже вскрикнуть, я вознеслась к верхушкам деревьев.

Попасться в сеть – невеликое удовольствие. Приходится болтаться в мешке из толстой верёвки, подвешенном к до ужаса высокому дереву. Не самое лучшее времяпрепровождение. Но были в этом и хорошие стороны. Сверху я могла спокойно любоваться, как мисс Олвейс и её затворщики напрасно рыщут по лесу в поисках меня.

– Она должна быть где-то здесь, – твердила мисс Олвейс, вертя головой во все стороны. – Найдите её!

Затворщики носились среди белых стволов как угорелые. А я покачивалась у них надо головами. Меня тревожило, что ловушку могла поставить сама мисс Олвейс. Но даже если это и так, злодейка, похоже, забыла про свою сеть.

Потом я подумала, что, если сеть расставила не мисс Олвейс, мне следует опасаться настоящего охотника. Вдруг это окажется злонравный великан? Интересно, в Проспе водятся великаны? Я не могла знать наверняка. Сеть покачивалась на ветерке, играющем в кронах, убаюкивая меня. Через какое-то время мисс Олвейс и её подручные отправились обыскивать другие участки леса. К этому времени веки мои отяжелели, и я на секундочку прикрыла глаза.

– Приготовься.

Я рывком проснулась. Над лесом вставало солнце. На ветке рядом со мной сидела девочка.

– Приготовься, – снова сказала она.

– К чему? – спросила я, протирая глаза.

И только тут заметила большой нож в её руке. Девочка занесла его над головой, целясь туда, где сеть крепилась к ветке. Нож разрезал верёвку легко, будто масло. И я камнем полетела вниз, опутанная сетью. Падение закончилось внезапно. И больно. Но не смертельно. Потому что земля оказалась весьма мягкой.

Я поняла это не сразу, поскольку первым делом принялась выпутываться из злосчастной сетки и эта задача поначалу заняла все мои мысли, – но на самом деле я упала не на землю, а на полную тачку соломы. Пара рук протянулась ко мне сверху и помогла избавиться от пут.

– Кто ты? – спросил мальчишка довольно-таки сурово. – И откуда?

– Там, откуда я, расставлять ловушки считается до ужаса невежливым. – Я оглядела себя: оранжевое платье было безнадёжно испорчено, рукав порвался. – Отвечай: это ведь твоих рук дело?

– Сеть-то моя, – с гордостью сказал мальчик. – Но я ставил её на дичь, а не на девочек.

– Обычно мы ловим диких свиней и кроликов, – спрыгнув с дерева на тачку, добавила девочка, которая перерезала верёвку. – И прочее зверьё.

Отдышавшись, я присмотрелась к парочке повнимательнее. Это определённо были брат и сестра, оба худые как тростинки, с огромными карими глазами. Кожа цвета бронзы. Причёски похожи на копну сена, цветом и жёсткостью волосы тоже напоминают сухую траву, только у девочки они чуть длиннее. Брат выглядел немного старше сестры.

– Кто ты? – снова спросил мальчик. – И что ты тут делаешь?

– Меня зовут Айви Покет, и у меня тут очень важное дело, – сказала я, поднимаясь на ноги. – Просто покажите мне, в какой стороне Дворец Проспы, и я пойду.

– Ты беглая, да? – с серьёзным видом спросила девочка.

– Нам придётся донести на тебя, – сказал мальчик.

Он внезапно бросился ко мне и за руку стащил с тачки. Я схватила первое, что подвернулось – короткие грабли, лежавшие у бортика, – и треснула его по руке. Мальчишка завопил, из ранки потекла струйка крови.

– Больно! – взвыл он.

– Да уж надеюсь. Разве приличные мальчики доносят на ни в чём не повинных девочек?

– Если ты сбежала из Дворца Проспы, мы обязаны об этом доложить, – сказала девочка. – Если мы это не сделаем… В общем, доложить придётся.

– Я не бегу из Дворца Проспы, я, наоборот, пытаюсь попасть туда, – растолковала я им.

Мальчик, прищурившись, оглядел меня:

– Что-то не похоже, чтобы тебя тронула Тень.

– Она меня и не тронула, беспутный ты любитель ловушек.

Рана на предплечье мальчишки выглядела скверно. Он зажимал её другой рукой, но кровь продолжала идти.

– Мне жаль, что тебе так досталось, хотя ты сам в этом виноват, – сказала я. – Но я могу помочь.

На лице мальчика отразилось недоверие.

– Чем, интересно?

– Помогите мне собрать всё необходимое – и сами увидите.

Сначала они не хотели доверять мне. Потом немного дали волю подозрительности. Но в конце концов мои пленители вняли голосу разума и согласились помочь мне отыскать всё, что требовалось для снадобья. Мы бродили по лесу среди белых деревьев, позолоченных первыми лучами солнца, и я рассказывала о природных целительных средствах. У меня мелькнула мысль помочь мальчику таким же образом, как я когда-то исцелила запястье мисс Олвейс в Баттерфилд-парке, но я решила, что лучше, если брат с сестрой будут знать обо мне как можно меньше.

Я собрала дюжину стеблей полевых цветов, щепотку мха и немного древесного сока. Сок меня несколько удивил: когда девочка полоснула по стволу белого дерева своим ножом, из зарубки потекла густая и красная, как кровь, жидкость.

– Теперь осталось только влить половину столовой ложки свернувшегося молока, – объявила я. – Для пущей надёжности я обычно советую добавить ещё полпригоршни единорожьего помёта, но придётся обойтись тем, что есть.

Девочка нахмурилась. Мальчик взялся за оглобли тачки.

– Идём, – сказал он.

Как оказалось, они и правда были братом и сестрой, и звали их Лили и Амос Уинтер. Прошагав по лесу милю или две и перебравшись через ручей, мы вышли на полянку. Там моим глазам предстал скромный домишко и хлев. К счастью, корова Амоса издохла пару недель назад, и брат с сестрой до сих пор допивали, точнее, доедали оставшееся молоко, превратившееся в восхитительно комковатую массу.

Мы уселись в прохладном хлеву, где солнце весело пробивалось в щели между досками, и я стала смешивать снадобье, а Амосу велела подставить пострадавшую руку. После добавления молока моё целебное средство превратилось в замечательную густую мазь ярко-рубинового оттенка.

– Ну и воняет же оно, – поморщился Амос.

– Ага, – согласилась его сестра, зажимая нос.

Я щедро намазала руку мальчишки, полностью покрыв рану мазью, и велела им подождать десять минут и быть готовыми узреть настоящее чудо.

– Почему вы решили, что я сбежала из Дворца Проспы? – спросила я, усаживаясь на бочку с овсом.

– Из-за девочки, – сказала Лили.

– Девочки?

Амос кивнул:

– Мы нашли её в лесу полгода назад. Она сбежала из Дворца Проспы, и её преследовали проклятые затворщики.

– Мы прятали её в сарае, – сказала Лили, кусая губы. – Но они нашли её и увели обратно. – Она покачала головой. – Никогда не слышала, чтобы человек так кричал.

Я ахнула: видение! Картина, открывшаяся мне в глубине алмаза Тик-так: Ребекка бежит среди белых деревьев, а за ней гонятся неистовые затворщики.

– Эта девочка сказала, как её зовут?

Лили печально кивнула:

– Ребекка. Её звали Ребеккой.

– Чтоб мне провалиться! – услышала я собственный голос. – Я знаю её. Это ради Ребекки я иду во Дворец Проспы. Чтобы найти её и вернуть домой.

– Никто не выходит из Дворца Проспы, – сказал Амос. – Во всяком случае живым.

– А она выйдет! – В возбуждении я вскочила на бочку. – Я уже бывала во Дворце раньше. Я знаю, где её держат, и… Надеюсь, она всё ещё там. – Меня внезапно охватили сомнения. – А вдруг её перевезли в другое место?

– Она наверняка во Дворце Проспы, – с уверенностью сказал Амос. – Один мой друг, он работает в городе, сказал, что несколько месяцев назад во Дворец перестали прибывать новые души. Светоч Справедливости не станет разбрасываться оставшимися Панацеями, даже непослушными.

– Какого цвета? – вдруг спросила Лили.

Я непонимающе нахмурилась:

– Что «какого цвета»?

– Ты сказала, что была во Дворце Проспы, – пояснила девочка. – Какого цвета были двери там, где держали Ребекку?

– Жёлтого. А что?

– Это потому, что тогда она ещё недолго там пробыла, – хмуро сказал Амос. – Панацеи слабеют с каждым исцелением, и их переселяют на другие этажи. – Он поглядел на свою руку и потрогал корку, в которую превратилась застывшая мазь. – Теперь Ребекка, наверное, уже на зелёном. Или на лиловом.

– А сколько там всего цветов? – спросила я.

– Лиловый последний, – ответила Лили.

Я вспомнила, как в прошлый раз встретила во Дворце Проспы бедного мистера Блэкхорна. Стены его комнаты были выкрашены в мерзкий лиловый цвет.

– Дворец Проспы плохое место, – сказала я.

– Да, – согласился Амос. – Но Тень ещё хуже.

– Папа умер, когда я была младенцем, а мама заболела прошлым летом. – Голос Лили дрожал. – Сначала у неё появились тёмно-серые пятна на руках, потом и вся кожа сделалась такой.

– Сочувствую, – вздохнула я.

– Ей не было больно, – твёрдо сказал Амос. – Тень убивает, но не причиняет страданий.

Он сунул руку в ведро с водой и смыл мазь. Мы с Лили подошли поближе, чтобы посмотреть. Рана под слоем моего снадобья зажила. Краснота на её месте ещё оставалось, но края сошлись и кровь остановилась.

– Как ты это сделала? – Амос уставился на меня круглыми от изумления глазами.

– Кто ты, Айви Покет? – спросила его сестра.

Я улыбнулась:

– Я – единственная и неповторимая, дорогие мои.

– Тень унесла их всех, – сказала Лили.

– Кого?

– Королеву и её семью.

– Весь их род исчез с лица земли, – подтвердил Амос. – Вот почему у нас теперь всем заправляют Светоч Справедливости и её присные. И так уже два века.

– Светоч Справедливости сама решает, кто встретится с Панацеей, – добавила Лили. – Считается, что лечение должно доставаться равно богатым и бедным, но на самом деле всё не так. Во Дворце Проспы дела делаются иначе.

Мы шли по белоствольному лесу уже около часа. Амос и Лили решили, что лучше не задерживаться надолго у них дома – вдруг туда явится мисс Олвейс. Я заметила железнодорожные рельсы, извивающиеся по лесу.

– Они ведут прямо в город, – кивнул на них Амос. – Если хочешь попасть во Дворец Проспы, садись в поезд.

– Нет, ей же нельзя! – воскликнула Лили, и голос её разнёсся среди деревьев. – Если кого-то поймают без билета, то непременно казнят. И даже если Айви удастся сесть на поезд, все сразу поймут, что у неё нет Тени, и тогда она пропала.

– Значит, ей лучше не попадаться контролёрам. – Амос озорно улыбнулся мне. – Главное – запомни: тебе нужен красный поезд, не белый!

– А в чём разница? – спросила я.

– На красных поездах богатеи едут в город лечиться, – сказала Лили. – На белых тронутых Тенью бедняков вывозят из города, чтобы…

– …чтобы они умерли где-нибудь подальше от глаз здоровых горожан, – закончил за неё Амос. – Больным запрещено находиться в городе – они обязаны садиться на белый поезд, как только проявится болезнь.

– В горах есть больница – туда-то и увозят тронутых Тенью. – Лили отбросила с глаз непослушные волосы. – И уже оттуда никто не возвращается.

Всё это было, конечно, очень печально. С другой стороны, имелись и хорошие новости: поезд привезёт меня прямо ко Дворцу Проспы. Оставалось только попасть на него.

– И где можно сесть на поезд? – спросила я. – Где ближайшая станция?

– До неё много миль, – сказала Лили.

– Надо же, как неудобно. И на чём же вы тут передвигаетесь?

– На лошадях, – немного обиженно ответил Амос. – Или пешком.

– Поезда только для больных, – сказала Лили. – Кроме того, Светоч Справедливости не одобряет, когда деревенские жители наведываются в город.

– Мы оскорбляем ей взор своим неумытым видом, – усмехнулся Амос.

Я с раздражением вздохнула:

– Так как же мне сесть на поезд?

– Но тебе нельзя на поезд, Айви! – Лили была готова удариться в слёзы. – Говорю же, если тебя поймают, то…

– Поезда ходят тут трижды в день, – перебил Амос. – И на повороте, где они огибают реку, замедляют ход. Думаю, там ты сможешь запрыгнуть. – Он посмотрел на меня с интересом. – Хватит тебе на это прыти, Айви?

– Я вообще ужасно прыткая. Чудовищно быстрая. Однажды я успела выйти из себя всего за две минуты.

Брат с сестрой переглянулись и пожали плечами. Возможно, это был какой-то местный ритуал.

Поскольку до поезда ещё оставалось время, мы углубились в лес. Куда мы идём, я не имела представления. Лили и Амос знали лес как свои пять пальцев и легко находили дорогу среди зарослей кустарника и каменистых холмов. Наконец мы пришли.

– Вот чем мы зарабатываем себе на жизнь, – с гордостью сказал Амос.

– Это нелёгкий труд, – добавила Лили. – Но оно того стоит.

Мы стояли у кромки огромного серебристо-белого утеса, сверкающего в лучах полуденного солнца. Далеко внизу бурлила быстрая река, на другом берегу высился похожий утёс.

– Тут очень красиво, – сказала я. – Но я не понимаю, как это место приносит вам деньги.

Амос присел на корточки, достал из кармана маленький молоточек и ударил по камню у себя под ногами. Камень легко раскрошился. Амос взял в пригоршню несколько мелких осколков и потёр их в руках.

– Его зовут дремотным камнем, – произнес он.

– Порошок из него используют врачи, – сказала Лили. – Щепотки достаточно, чтобы усыпить человека – перед операцией или ещё зачем-нибудь.

– Он, считай, безвредный, – добавил Амос. – Разве что память от него слегка мутится.

Ну конечно! Должно быть, именно этим порошком мисс Фрост дунула мне в лицо, когда мы ехали в Уэймут.

– Если ты и правда задумала пробраться во Дворец Проспы, – Амос подошёл ко мне с горстью дремотных камешков, – это может тебе пригодиться.

И он пересыпал камешки в карман моего платья.

Я хотела поблагодарить его. Но не успела. Потому что над нами навис высокий силуэт.

– Ну и ну, – сказала мисс Олвейс, доставая из-за пояса кинжал. – Какая приятная встреча.

– Оставьте её в покое! – крикнула Лили.

– Это невозможно. – Мисс Олвейс повела кинжалом в сторону Амоса и Лили. – Мне нужна только девчонка. Отдайте её мне, и я оставлю вас в живых.

Мы с Амосом и Лили оказались в ловушке на краю утеса. Мисс Олвейс стояла между нами и лесом. Чтобы спастись, надо было обойти её.

– Я сдаюсь, – сказала я. – Отпустите их, и я тут же пойду с вами.

Мои слова, судя по всему, убедили мисс Олвейс не до конца.

– Правда?

– Да, дорогая.

– Не делай этого, – зашептал Амос. – Я могу драться, я умею!

– Я тоже, – поддакнула Лили.

– Вы очень добры, но будет лучше, если я сразу сдамся. Теперь я понимаю: рано или поздно мисс Олвейс всё равно перехитрила бы меня.

Я уже шла к ведьме-злодейке. Она насторожённо смотрела на меня, не опуская кинжала. Когда я приблизилась, её глаза вспыхнули:

– Ты становишься умнее не по дням, а по часам, Айви.

– Что верно, то верно.

В то же мгновение я отпрянула и со всей силы пнула её по лодыжке. Мисс Олвейс взвыла, как волк на луну, и качнулась назад. Вот тут-то я и толкнула её так, что она повалилась на спину.

– Бежим! – крикнула я Амосу и Лили.

Брат с сестрой бросились мимо мисс Олвейс. Я уже мчалась среди деревьев, когда услышала позади крик Лили. Взметнув подошвами пыль, я резко остановилась и обернулась. Мисс Олвейс успела вскочить на ноги и схватить Лили. Одной рукой преступница держала девочку за шею, другой прижимала лезвие кинжала к её горлу.

– Очень умно, Айви, – сказала мисс Олвейс, тяжело дыша.

– Амос! – воскликнула Лили.

– Отпустите её! – крикнул он.

Мальчик медленно пошёл к ним, а мисс Олвейс пятилась к обрыву.

– Я отпущу девочку сразу же, как только Айви сдастся. – Мисс Олвейс холодно посмотрела на меня. – Ты поняла?

– Да. – На сей раз я говорила искренне. Лили и Амос тут ни при чём. Поэтому я подняла руки, показывая, что сдаюсь. – Я пойду с вами. Даю слово.

Я была уже всего в нескольких шагах от безжалостной негодяйки, когда Лили с силой укусила её за запястье. Мисс Олвейс взвизгнула и отдёрнула руку. Однако радость была недолгой – едва Лили кинулась к нам, мисс Олвейс метнулась за ней и вцепилась ей в платье, но вдруг поскользнулась на искрящихся камнях и качнулась назад, увлекая Лили за собой. Девочка упала, покатилась – и соскользнула с обрыва.

– Лили! – закричал Амос.

Мисс Олвейс успела схватить Лили за руку. Мы с Амосом подбежали к обрыву. В глазах девочки застыл ужас, но она не издавала ни звука. Мисс Олвейс, перекосившись от напряжения, удерживала её. Амос схватил сестру за другую руку, и они с мисс Олвейс вместе стали вытаскивать Лили. Вдвоём у них стало получаться.

Мало-помалу Лили вползала на утёс. Мисс Олвейс тянула, стиснув зубы. Амос покряхтывал. Лили была уже почти наверху. И тут камни под ней стали крошиться. Амос и мисс Олвейс потянули изо всех сил, но край утёса треснул словно песочное печенье. Лили выскользнула из хватки мисс Олвейс и брата и полетела вниз.

Её крик разнесся над ущельем. Я не стала смотреть вниз. Не смогла. Но я слышала, как всхлипнул Амос и как прерывисто выдохнула мисс Олвейс. От потрясения и ужаса у меня перехватило дыхание. Это было слишком ужасно. Слишком несправедливо!

Я сделала несколько шагов словно в забытьи. Но тут же пришла в себя, увидев, что Амос бросился на мисс Олвейс. Но куда ему было тягаться с головорезкой в проворстве – она отшвырнула его от себя будто тряпичную куклу.

– Я не желала смерти этой девочке, – сказала она ровным тоном. – И я не хочу убивать тебя. Но убью, если встанешь у меня на пути. Мне нужна Айви. Пропусти меня.

Где-то вдалеке раздалось пыхтение и свисток паровоза. Я на мгновение отвлеклась и не заметила, как Амос подобрал с земли белый камень. Когда я обернулась, мальчик метнул его в мисс Олвейс – прямо в лоб. Она вскрикнула и рухнула на колени.

Мальчик бросился бежать. На бегу он схватил меня за руку и потащил за собой. Мы мчались по лесу, и среди деревьев я видела десятки затворщиков, шныряющих вокруг.

– Я отвлеку их, – сказал Амос. Лицо его было бледным и мокрым от слёз, рыдания душили его, всё тело била дрожь. Он показал вперёд, и я увидела длинный красный поезд, ползущий за деревьями. – Перед обрывом он замедляет ход, – сказал мальчик еле слышно и сипло. – Удачи тебе.

– Мне так жаль Лили, – сказала я. – Если бы не я…

– Беги, Айви! – крикнул он. – Беги!

Амос отскочил в сторону, а двое затворщиков кинулись к нам. Я врезала одному по голове, а через другого перемахнула, запрыгнув на поваленное дерево. Осмотревшись, я снова быстро отыскала глазами красный поезд. Он начал сбавлять ход. Откуда ни возьмись выскочил затворщик и сбил меня с ног. Злобно шипя и выставив когти, он бросился на меня. Я быстро перекатилась, и мерзопакостный карлик, промахнувшись, повалился на землю. Воспользовавшись этим, я со всей силы пнула его в грудь и помчалась к поезду.

Поезд действительно шёл медленно, огибая гору по узкому уступу. Я скатилась по склону оврага, пропахав его подошвами башмаков, и устремилась вперёд. Когда я подбегала к рельсам, мимо как раз проезжал последний вагон. У меня не осталось выбора: пришлось прыгать.

Вцепившись в поручень, я восстановила равновесие на ступеньках вагона. Поднялась выше и дёрнула дверь. Она оказалась не заперта! Оглохнув от ветра в ушах, я ввалилась в тамбур и закрыла за собой дверь. Лили… Бедная Лили! Снова и снова перед моим внутренним взором вставала картина, как девочка сползает с кромки утёса. Но я понимала: если я хочу спасти Ребекку, мне нельзя сейчас об этом думать. Мой план был прост: ехать на поезде до самого Дворца Проспы.

Но с этим возникли сложности.

Первая сложность обнаружилась, едва я заглянула сквозь застеклённую дверь в салон. Внутри вагон тонул в роскоши: синие плюшевые кресла, светильники на потолке, серебряная фурнитура и толстый ковер на полу. Все места были заняты, кроме одного, справа, недалеко от меня. На втором кресле в этом ряду сидела женщина и читала книгу. Я чувствовала себя вполне уютно и в тамбуре и вполне могла бы просидеть там до конца пути, если бы не проводник. В тёмном костюме и форменной шляпе он шёл по проходу с папкой в руках, проверяя у всех билеты по списку.

Однако встревожиться меня заставил не проводник, а буфетчица, появившаяся в дальнем конце вагона.

– Кто желает чаю? – громко взывала она. – Скоро мы подадим чай.

Беда была в том, что сервировочная тележка с чаем стояла в тамбуре как раз рядом со мной. Над баком с кипятком поднимался пар, оседая капельками на окне. Когда девушка уже была совсем близко, я пригнулась и нырнула под свисающую до пола скатерть на нижнюю полку тележки. Там было довольно тесно из-за использованных чашек, стопок, перемазанных в креме тарелок и грязных салфеток. Но я уместилась.

Сидя под скатертью, я услышала, как открылась дверь. Тележка подо мной качнулась – буфетчица развернула её и вкатила в салон через узкую дверь. Девушка медленно шла по проходу, любезно разливая по чашкам горячие напитки и раздавая десерты. Я подглядывала в щёлку между краями скатерти. Пассажиры были разодеты в пух и прах. Как и говорила Лили, тут ехали сплошь богатеи.

Несколько человек играли в карты. Другие читали. Девочка играла с куклой. Мальчик рисовал что-то мелками на листе бумаги. Но кое-что в облике этих нарядных пассажиров заставило меня содрогнуться от ужаса. Кожа у них у всех была серая, как дождевая туча. На них лежала пепельная тень. У кого-то кожа была более тёмного оттенка, у кого-то посветлее. Но все они были мечены Тенью.

– Когда закончишь подавать чай, – послышался мужской голос (должно быть, он принадлежал проводнику), – вымой всю тележку сверху донизу. На прошлой неделе она была ужасно грязная, и я такого больше не потерплю.

– Хорошо, мистер Трумэн, – пролепетала девушка.

Это было до ужаса некстати. Стоит буфетчице сдёрнуть скатерть, и она меня обнаружит. Надо было как-то выбираться. Мой гениальный разум тут же подбросил идею. План был жутко рискованный. И опирался на мальчика, развлекавшегося рисованием. Когда тележка проезжала мимо (мать мальчика заказала для него чашку чая и кусок сливочного торта), я молниеносно выпростала руку из-под скатерти и схватила мелок с края столика. Если мальчик и заметил мой манёвр, то не стал поднимать тревогу.

Когда буфетчица докатила тележку до конца вагона, я на четвереньках выбралась из-под скатерти вперёд и метнулась в дверь тамбура, где по-крабьи прошмыгнула в туалет. Там я сразу закрыла дверь. Достала из миленькой золочёной салфетницы несколько салфеток. Пустила воду. Заткнула слив раковины пробкой. И приступила к делу.

Всё было просто. Используя ручку от туалетного ёршика, я раскрошила серый мелок в раковине и смешала его с водой, чтобы получилась паста. А потом при помощи салфеток нанесла это средство себе на лицо, шею и руки. Получилось великолепно. Не прошло и нескольких минут, как я уже выглядела не лучше остальных пассажиров – моя кожа сделалась болезненно-серой, словно на неё легла зловещая Тень.

Выйдя из туалета, я взглянула в соседний вагон. Там не было ни одного свободного места, и мне пришлось вернуться назад. Проводник к тому времени уже проверял билеты у пассажиров в предпоследнем ряду. Я протиснулась мимо него, улыбнулась пожилой паре, сидевшей рядом, и уселась на единственное свободное место рядом с элегантно одетой дамой. У неё были тёмные волосы и зелёные глаза, а кожа имела зловеще-пепельный оттенок. Дама взглянула на меня, оторвавшись на миг от книги, но ничего не сказала.

– А вы откуда взялись? – раздался голос надо мной.

Я подняла глаза, и увидела, что проводник рассматривает меня с великим подозрением.

– Из туалета, – отвечала я. – В долгих поездках меня ужасно пучит.

– Как вас зовут?

– Как вас зовут? – Я пожала плечами. – Понятия не имею, дорогой. Наверное, Уилбур, или Боб, или как-нибудь в этом роде.

– Очень смешно, – сказал проводник. – Назовите ваше имя. И у меня нет времени для игр.

– Ну… моё имя… – Разумеется, мне не составило бы труда придумать себе имя, но проводник определённо не нашёл бы его в своём списке. У меня из головы не шло предостережение Лили: за безбилетный проезд в красном поезде полагалась смертная казнь. – Я… меня зовут…

– …Грейс Хэвишем, – сказала моя соседка с книгой. – Пожалуйста, простите мою дочь. Её шутки часто заходят слишком далеко.

Проводник нахмурился:

– Я думал, у нас одно место свободно.

– Грейс Хэвишем, – повторила дама. – Вы найдёте это имя в списке пассажиров.

– Да, но… – Недалёкий детина замялся. – Мне сказали, ребёнок умер прошлой ночью.

Дама на миг дотронулась кончиками пальцев до своих ярко-красных губ и взглянула в окно. Потом снова пригвоздила проводника к месту ледяным взглядом:

– Просмотрите на неё. По-вашему, она мертва?

Проводник окончательно утратил волю к сопротивлению.

– Должно быть, тут какая-то ошибка, – пробормотал он.

– Уверена, так иногда случается, – сказала моя доблестная защитница.

– Конечно, случается, – подхватила я, вне себя от облегчения. – А теперь ступайте, глупый вы человек, и не мешайте нам предаваться страданиям.

Проводник ушёл, листая свои списки. Соседка ласково улыбнулась мне, но ничего не сказала. Разумеется, я хотела поблагодарить её, но она сразу уткнулась в книгу, и я почувствовала, что не стоит её сейчас беспокоить. Ей не до меня.

Я стала думать о том, что ждало меня впереди, и меня охватила дрожь. Это будет непросто. Интуиция подсказывала мне: чтобы освободить Ребекку и вернуть её домой, понадобятся вся моя сила, находчивость и отвага. Зато я с каждой минутой приближалась к цели. Я ехала во Дворец Проспы.

Паровоз свистнул, и поезд нырнул в туннель под горой. Пожилая пара впереди обменялась несколькими словами – что-то насчёт того, едем ли мы по расписанию и всё такое.

– Уже скоро, – сказал старичок своей жене.

Я закрыла глаза. Слова эхом отдавались у меня в голове. Уже скоро.

13

– Куда мы идём?

– Ты ещё не устала спрашивать?

Мы пробирались по снегу среди дубов-великанов. Я и моя мама. Она держала меня за руку – её ладонь была ужасно потной – и шла чуть впереди. Когда я поднимала голову, солнце слепило мне глаза, мешая рассмотреть её лицо. А я так хотела заглянуть в него – заглянуть и узнать её. Но пока мы брели, проваливаясь в снег, я могла видеть его лишь мельком. Длинный нос, щека, мокрая от испарины, красные пятна на шее.

– Куда мы идём? – снова спросила я.

Мама дышала тяжело, хрипы вырывались из её груди:

– Я не знаю, Айви.

– Я устала, – заныла я.

– Брось, ты у меня такая сильная девочка. – Она вытерла глаза рукавом. – Мы найдём место… где сможем немного передохнуть.

Поезд оглушительно взревел, и я проснулась, хватая ртом воздух.

– Дурной сон? – Соседка чуть улыбнулась мне. – Моей дочери Грейс тоже всё время снились твари, шныряющие в темноте.

Я зевнула и потянулась:

– Мне снилась мама. И это было очень волнительно, потому что я ничего о ней не знаю. Я даже не знаю, как она выглядела, и во сне её лицо всё время ускользало, а мне казалось, что вот-вот, ещё немножко – и я увижу её…

– О.

Повисло долгое молчание. Дама с книгой оглядела вагон:

– Так у тебя нет билета, да?

Я молча кивнула.

– Я никому не скажу, – шепнула дама. – Меня зовут миссис Хэвишем.

– А ваша дочь, она… Ну то есть она…

– Она боролась изо всех сил, но всё оказалось напрасно. – Миссис Хэвишем скользнула взглядом по моему лицу. – Давно это у тебя?

– Совсем нет. Началось внезапно и всё такое.

– Так всегда и бывает. – Она похлопала меня по руке. – Я рада, что место моей дочери не пропадёт понапрасну. Ты раньше бывала в городе?

– Можно сказать, нет. А какой он?

Моя спутница указала на окно рукой, затянутой в перчатку:

– Смотри сама.

Лес подходил к самой границе города. А потом исчезал. Не постепенно, а сразу: только что мы ехали среди деревьев – и вот уже вокруг городские дома и улицы.

Поезд шёл по широкому бульвару, уставленному шатрами и киосками. Бульвар то изгибался дугой, то выпрямлялся, то снова поворачивал. Фасады магазинов сверкали как новенькие монетки. Все дома были из жёлтого камня. Некоторые спереди были обшиты досками, у других стекла в витринах можно было откатить в сторону (не знаю уж, куда они там убирались), чтобы магазин превратился в грот, выходящий прямо на тротуар. Над магазинами располагались жилые квартиры, где на карнизах иногда попадались клетки с птицами. На других окнах висели шторы с изображением большого белого здания, в котором я без труда узнала Дворец Проспы.

Магазины были открыты, но прохожих оказалось на удивление мало. Я заметила нескольких женщин в ярких нарядах – юбки доходили им лишь до лодыжек. Одна из них везла коляску. Какой-то мужчина выгуливал кота на серебристом поводке. И нигде не было видно ни лошадей, ни повозок.

– А на чём же тут ездят? – спросила я миссис Хэвишем. – Где все экипажи и телеги?

– В городе не одобряют повозки, – объяснила она. – Грузы доставляются до семи утра или после десяти вечера. Горожанам настоятельно советуют ходить пешком.

– Но почему? И что же делать хромым и безногим?

– Светоч Справедливости верит в пользу физических упражнений. В деревнях и на фермах всё иначе, но здесь Светоч Справедливости ставит здоровье превыше всего.

Поезд проехал мимо торговых палаток, потом под громадным куполом, опиравшимся на четыре колонны красного мрамора, и оказался на проспекте с огромными домами без окон.

– Это городской совет и банк, – показала миссис Хэвишем. – А вон там – казармы, где квартирует и учится гвардия Светоча Справедливости.

Дома были сложены из светло-коричневого кирпича, фасады их украшали ребристые колонны, ослепительно сверкавшие на солнце. А по сторонам зданий красовались огромные плакаты и указатели. На первом была изображена красивая девушка в нарядном платье. Волосы у неё тоже были чудесные. Но она не улыбалась – она с ужасом смотрела на серое пятно у себя на руке. Ниже была надпись огромными белыми буквами: «БДИТЕЛЬНОСТЬ ПРЕЖДЕ ВСЕГО».

На следующем плакате не было картинок, только текст, чёрным по белому:

ПРИ ПОЯВЛЕНИИ ПЕРВЫХ ПРИЗНАКОВ, КАК ТО:

– беспричинная усталость;

– озноб;

– серые пятна на коже,

НЕМЕДЛЕННО ПРОСЛЕДУЙТЕ К БЕЛЫМ ПОЕЗДАМ. ОТПРАВЛЕНИЕ КАЖДЫЙ ЧАС НОЛЬ-НОЛЬ МИНУТ.

– Не волнуйся, – сказала миссис Хэвишем. – Хотя быть больным считается здесь преступлением, мы приехали по приглашению Светоча Справедливости.

– Почему людей высылают из города только за то, что они заболели?

– Никто точно не знает, как распространяется Тень, и это порождает страхи. Те, кто пока здоров, до смерти боятся больных, хотя нет никаких доказательств, что Тень заразна. Светоч Справедливости бережёт город как зеницу ока, не позволяя болезни разгуляться.

– А по-моему, это сущий бред.

– Ты не единственная, кто хотел бы, чтобы всё было иначе. – Миссис Хэвишем указала на другую сторону серебристого бульвара. – Эти надписи сейчас появляются по всему королевству.

Там стоял трёхэтажный дом, обнесённый красивой чугунной оградой. На нём красовался ещё один плакат про «первые признаки», но поверх него красной краской было жирно намалевано: «Избранница грядёт!» Два человека в одинаковых оранжевых комбинезонах уже закрашивали надпись.

– От этих надписей стараются избавиться сразу же, как только заметят, – сказала миссис Хэвишем. – Кто-то говорит, что их делают тайные враги власти, другие верят, что послание говорит правду. Как бы там ни было, разговоры об Избраннице ведутся открыто, хотя кто за этим стоит, я даже не догадываюсь.

А я как раз догадывалась. Вернее, знала точно: надписи делают по указке мисс Олвейс. Эта буйнопомешанная хочет, чтобы все поверили: я уже здесь и скоро всех спасу. Когда-то, возможно, я и сама в это верила. Но теперь понимала, что всё это бред, и к тому же опасный. У меня была одна цель – спасти Ребекку.

Какая-то женщина в оливковом платье бежала по улице со всех ног. Она показывала пальцем на старичка, стоящего на коленях с опущенной головой. Он же в ужасе смотрел на собственную руку: от пальцев до запястья на ней расползлось болезненно-серое пятно. Кое-кто из пассажиров пробормотал что-то, качая головой.

Поезд миновал небольшой подвесной мост на стальных тросах, обогнул протянувшиеся в ряд террасы и наконец подкатил к огромной площади. Она была вымощена бледно-зелёным кирпичом, чуть в стороне высилось десятиэтажное здание с белыми стенами. Завидев его, пассажиры принялись тыкать пальцами и возбуждённо болтать.

– Дворец Проспы, – сказала миссис Хэвишем.

Раньше я всегда видела его с другой стороны, потому и не узнала. Фасад здания украшали массивные колонны и арочные окна. Перед Дворцом расстилалась обширная терраса, по обе стороны от неё вдоль всего здания спускались пологие лестницы. Над крышей высилась часовая башня со шпилем.

В дальнем конце площади блестело огромное озеро с изумрудной водой. В каменный парапет, окружающий его, были вделаны дюжины медных насосов. От Дворца до озера тянулись ряды аккуратно подстриженных деревьев. Стволы и ветви у деревьев были белые, листья – кроваво-красные, а плоды – жёлтые и вытянутые. Множество опавших плодов лежало на земле. Какие-то нарядные гуляющие сметали их в кучи.

– Что это за плоды? – спросила я.

Моя соседка посмотрела на меня с удивлением:

– Ты разве не знаешь?

– Знаю, разумеется, просто название из головы вылетело.

Миссис Хэвишем ласково улыбнулась:

– Овидиевы деревья растут по всему королевству. Говорят, плоды их невероятно вкусны, но всякий, кто отведает их, умирает.

– Тогда почему все эти деревья не вырубили? – спросила я.

– Чтобы люди не теряли бдительности – Светоч Справедливости обязала всех жителей города следить, чтобы ни дети, ни домашние животные не отравились этими фруктами. И чтобы яд не попал в озеро – как ты знаешь, его вода славится своими полезными солями по всему королевству. – Она безрадостно вздохнула. – Мы должны вносить свою лепту.

Поезд сбавил ход. Оглядевшись, я увидела на краю площади огромный памятник. Постамент его был таким высоким, что казалось, изваяние касается облаков. Оно было отлито из чистого серебра, и когда я поняла, что оно изображает, то ахнула.

– Глазам своим не верю, – прошептала я.

Миссис Хэвишем рассмеялась:

– Ты что, никогда не видела его на картинках?

Я покачала головой. На восьмигранном пьедестале красовался огромный сверкающий алмаз Тик-так. Точная копия камня, скрытого у меня под платьем. Я чуть не залезла миссис Хэвишем на колени, чтобы получше рассмотреть монумент, пока поезд проезжал мимо. На пьедестале из медово-жёлтого камня была высечена надпись:

КАМЕНЬ ДАРУЕТ НАДЕЖДУ, ДУШИ ПРИНОСЯТ ИСЦЕЛЕНИЕ.

Вагон накренился – поезд круто повернул, паровоз пронзительно свистнул, и мы остановились. Миссис Хэвишем закрыла книгу:

– Прибыли.

– Дамы и господа, мальчики и девочки, пожалуйста, садитесь, – вкрадчиво произнёс малый в хрустящем чёрном костюме. – Это не займёт много времени.

Нас – около семидесяти человек – проводили в роскошный зал ожидания: пол, устланный мягким ковром, белые панели на стенах, расписной сводчатый потолок, украшенный полукружиями лун. Чёрный Костюм обошёл нас, сверяя со списком и выдавая каждому карточку. Карточки походили на библиотечные формуляры, но отличались цветом.

Это заметила не только я.

– Почему карточки разного цвета? – спросил человек средних лет с тёмно-серой кожей. Он закашлялся и схватился за грудь. – Я заплатил немалую сумму…

– Сэр, я вынужден с самого начала сказать, что вы не правы, – перебил Чёрный Костюм. – Здесь, во Дворце Проспы, все равны. Все наши Панацеи – одинаково превосходного качества. Цвета лишь помогают нам следить, чтобы каждый получил лечение, когда настанет его очередь.

Похоже, больного это не слишком-то убедило. Меня тоже – ведь я помнила, что рассказывали Амос и Лили. У нас с миссис Хэвишем были жёлтые карточки. Значит, нас будут исцелять при помощи души, которая лишь недавно попала в Проспу. Какое невезение!

– Пожалуйста, подойдите к линии на полу, соответствующей цвету ваших карточек, – велели нам после.

Я сказала миссис Хэвишем, чтобы она шла вперёд. А я, мол, завяжу шнурки и догоню её. На самом деле мне надо было подумать. Моя карточка была жёлтой. Но Ребекка здесь уже давно, а значит, её уже перевели на другой этаж. Зелёный или лиловый, предполагал Амос. Если я хочу разыскать подругу, надо срочно что-то придумать.

Большие белые двери распахнулись, и очереди стали двигаться. Мы втянулись в большой холл, откуда каждая очередь направилась в коридор своего цвета. Я оглядела страдальцев. Некоторые сжимали в руках лиловые билеты, другие – синие, зелёные или жёлтые. На каком этаже теперь держат Ребекку? Я точно не знала, а без этих сведений легко было промахнуться. Но я решила рискнуть. Быстро шагнув в сторону, я слегка толкнула локтем мужчину, который интересовался значением цветов. У него была лиловая карточка.

– Наверняка это враки, – сказала я.

– Что? – спросил он и зашёлся кашлем.

– Что тут всё по-честному. – Я показала свою жёлтую карточку. – По счастливой случайности мне стало известно, что жёлтые – самые лучшие. А ведь у меня только средняя степень поражения Тенью, а вы, похоже, одной ногой в могиле.

Он наморщил лоб:

– И что с того?

– Ну, я готова поменяться. – Я пожала плечами. – Если, конечно, вы сами этого хотите.

Он колебался лишь мгновение. А потом выхватил карточку из моей руки.

– Следуйте за мной, пожалуйста, – сказала девица в платье официального вида, сияющая здоровым румянцем. – Идти довольно далеко, но в конце пути вас ждут чай и закуски.

Коридор был длинным и узким, его лавандовые стены переходили в стрельчатые арки потолка. Газовые светильники, подвешенные на цепях, шипели у нас над головами. Я шла последней в череде из двух десятков больных. Никто не говорил ни слова, все шли молча – должно быть, лелеяли надежду, что их страдания скоро останутся в прошлом. Сутулый юноша, шедший передо мной, отчаянно хрипел. Его тонкая шея была бледной и серой.

Коридор привёл нас в уютно обставленную комнату. Стёкла в высоких окнах были матовые, но пропускали солнечный свет, немного оживляя помещение. Вокруг стола, на котором в изобилии лежали книги, журналы и газеты, были расставлены удобные кресла с высокими спинками. Дальний конец зала скрывался за лиловыми портьерами. Дверь в углу, похоже, вела в кухню или буфетную, потому что вскоре оттуда появились две служанки с чайниками и кофейниками.

Я села и оглядела комнату. Панацей видно не было.

– Добрый день. Я профессор Финсбери. – В комнату вошёл пожилой человек в светлом врачебном халате.

Его жидкие волосы облепляли вытянутый череп, губы были тонкие, а усам недоставало уверенности. Профессор долго вещал о том, какую огромную работу они тут делают во Дворце Проспы, как мы должны быть благодарны за лечение Панацеями и какая Светоч Справедливости великая женщина, просто величайшая в истории…

– Где Панацеи? – спросила я, когда он приостановился, чтобы набрать воздуху. – Не хочу вас торопить, дорогой, но мы тут немного умираем вообще-то.

Профессор Финсбери покачался с пятки на носок.

– Ваше нетерпение вполне можно понять, юная барышня. Однако прежде, чем мы начнем, вам всем необходимо кое-что узнать. Он подошёл к занавесу и занёс палец над золотой кнопкой в стене. – Итак. Во время исцеления запрещается какое-либо общение с Панацеями. Целиком и полностью. Того, кто нарушит это правило, будут судить за измену интересам королевства.

Это было весьма сурово с их стороны. Я подалась вперёд в кресле, предвкушая, что вот сейчас занавес раздвинется и я увижу Панацей. Как же истово я молилась, чтобы Ребекка оказалась среди них!

– Им будет больно? – спросила хрупкая женщина, сидевшая рядом со мной. – Я слышала, что Панацеи ужасно страдают, исцеляя нас.

– Это не так, – сказал профессор Финсбери. – На самом деле Панацеи испытывают в процессе лечения лишь лёгкое покалывание, да и то почти незаметное. – Он прокашлялся. – Итак, начнем.

Он нажал кнопку. Раздалось тихое жужжание, занавес открылся, и нашим глазам открылась вторая половина помещения. Вот что я увидела. У дальней стены стояли два бритых наголо стражника в памятных мне оранжевых мундирах. На поясе у каждого висело по дубинке и кинжалу. Посреди комнаты выстроился ряд из шести простых стульев. А перед каждым стулом высилось необычное сооружение из дерева и железа. Больше всего оно походило на письменный стол или парту, над столешницей которой была установлена небольшая гобеленовая ширма. К нижней части ширмы был привинчен железный браслет как от наручников. И из каждого браслета торчала рука. Только рука. Те, кому принадлежали эти руки, были полностью скрыты за ширмами. Мне захотелось закричать от злости. Разорвать эти ширмы в клочья. Треснуть профессора Финсбери по башке.

– Те шестеро, на кого я укажу, пойдут первыми, – сказал профессор. – Они должны занять место у лечебного стола. За какой именно стол вы сядете, всё равно – на лечение это не повлияет.

Панацеи не издавали ни звука. Я внимательно разглядывала их руки, пытаясь догадаться, какая из них может оказаться рукой Ребекки. Потому-то я и не заметила, как профессор Финсбери показал на меня. То есть заметила, но не сразу. Спохватившись, я вскочила и поспешила к столам. Больные занимали свои места. А я всё вглядывалась в кисти рук, торчащие из-за ширм. Они были разного размера и цвета, хотя кожа на всех истончилась почти до прозрачности. Одна рука была большой и смуглой. Другая худой и изящной. Но только одна привлекла моё внимание. Маленькая дрожащая ручка, усыпанная веснушками. Ребекка! Это точно её ладонь!

Теперь свободными оставались только два стула – один напротив Ребекки, второй рядом, где торчала грубая лапища с опухшими суставами. Болезненный юноша, шедший передо мной по коридору, как раз направлялся к Ребекке. Я метнулась вперёд, оттолкнула его плечом и уселась перед Ребеккой. Больные осуждающие заахали. Я в ответ показала им язык и сдержанно цокнула языком.

– Когда я скажу, – заявил профессор Финсбери, расхаживая у нас за спиной, – возьмите руку Панацеи двумя руками. Нет необходимости сжимать её с силой – для целебного эффекта достаточно простого прикосновения. – Он остановился за моим стулом. – Далее, не отпускайте руку Панацеи до тех пор, пока я не похлопаю вас по плечу.

Мне отчаянно хотелось окликнуть Ребекку по имени. Убедиться, что за ширмой именно она. Мне не нравились её оковы. И замок на них тоже не сулил ничего хорошего. На лбу у меня выступил пот, и я торопливо вытерла его рукавом.

Дрожащими руками я потянулась к ней. Коснулась полупрозрачных пальцев. И услышала тихий вздох изумления. Рука с надеждой сжалась вокруг моей руки. Да, это точно была Ребекка!

Вокруг меня раздавались кряхтение и стоны. Я покосилась в сторону и обнаружила, что моего соседа бьёт дрожь. Серый цвет на его коже пошёл рябью, как вода в пруду. А потом пепельный оттенок стал светлеть, уступая место здоровому природному цвету. По ту сторону ширмочек также раздавались звуки. Болезненные содрогания. Сдержанные всхлипы. Постанываний тоже хватало. Если исцеление проходит для Панацей безболезненно, как утверждал профессор, отчего же эти несчастные дрожат и стонут, как раненые звери?

– Спасение рядом, дорогая, – шепнула я.

– Айви?

Кто-то положил мне руку на плечо. Надо мной возвышался профессор Финсбери. И смотрел на меня с растущей тревогой. Силой заставив меня повернуть голову, он достал из кармана носовой платок и потёр мне щёку. Только тут я заметила, что на рукаве, которым я вытерла вспотевший лоб, осталось серое пятно. Профессор уставился на свой платок, тоже измазанный серым, и глаза его полезли на лоб. Вскинув платок над головой, он завопил:

– Стража!

Пока оранжевые мундиры бежали ко мне, я вскочила и хорошенько толкнула профессора. А потом голыми руками разорвала ткань ширмы. По другую сторону и правда сидела Ребекка. Прикованная к зловещему столу. Кожа её источала еле заметное сияние, словно внутри Ребекки теплился огонёк. Светлые кудряшки висели безжизненными прядями. Печальный взгляд карих глаз застыл.

Я дёрнула замок на её браслете, но он держал крепко.

– Она взбесилась! – завопила какая-то женщина.

– Я сразу поняла, что от неё будут неприятности! – заявила другая.

– Айви, берегись! – крикнула Ребекка.

Я обернулась – двое стражников уже готовы были броситься на меня. Я пригнулась и с завидным проворством проскочила у них под ногами – недаром у меня все задатки прирождённого беглого каторжника. Но когда я кинулась прочь, один из громил схватил меня за волосы. Меня отбросило назад. Он вцепился мне в косу так сильно, что я испугалась, как бы вовсе её не оторвал. Поэтому я врезала ему локтем под дых. Стражник хрюкнул. Я врезала ещё раз. Он громко застонал и ослабил хватку. Вырвавшись на свободу, я подбежала к читальному столу и схватила с него стопку книг. Одну книгу я метнула в стражницу, угодив ей прямо в лицо – великолепный бросок! Второй мой снаряд ударил стражника-мужчину аккурат по самому больному месту.

Алмаз Тик-так у меня под платьем засветился, комната озарилась оранжевыми всполохами. Послышалась новая порция охов, ахов и замечаний. Но я не обращала на камень внимания – он мог перенести меня обратно в мой мир, однако я не знала, сумею ли забрать Ребекку с собой.

Вместо этого я схватила со стола самую толстую книгу и ринулась на врага. Стражнице досталось по челюсти (мой лучший удар!), стражнику – в висок, да так, что громила сполз по стенке. При падении у него на поясе звякнула связка ключей.

– Позовите ещё стражей! – крикнул профессор Финсбери служанке. – Быстро!

Он бросился ко мне и довольно-таки сильно схватил за шею. Пришлось ударить его локтем. Прямо под ребра. Несчастный задохлик взвыл, а я высвободилась и добавила ему книгой по голове.

– Кто-нибудь, хватайте её! – воззвал серый от болезни старикашка.

– Я пас! – отозвался долговязый юноша, качая головой.

– Айви, скорее! – крикнула Ребекка.

Дрожащими руками я перепробовала на её оковах несколько ключей из связки. Наконец раздался долгожданный щелчок – и замок открылся! Я вытащила руку Ребекки из браслета, и моя подруга вскочила на ноги.

– Бежим, дорогая! – воскликнула я.

– Задержите их! – завопила служанка, вцепившись в чайник.

Мы уже бежали через комнату.

– Только попробуй, и я тебе голову оторву, – пригрозила я девице.

– За мной, Айви! – И Ребекка бросилась к двери в углу.

За дверью, как я и думала, оказалась кухня, где хлопотали кухарка и несколько её помощниц. Одна из них завизжала от испуга. Но мгновение спустя нас в кухне уже не было. Ребекка провела меня через несколько коротких коридорчиков, а потом вниз по металлической лестнице.

– Куда мы? – спросила я на бегу.

– В самый низ! – крикнула она в ответ.

Мы спускались и спускались. Не знаю, сколько этажей мы миновали. Оставалось для меня загадкой и то, откуда Ребекка так хорошо знает, куда бежать. Но главное – мы бежали на свободу из Дворца Проспы. Я нашла свою подругу, и скоро мы вернёмся домой!

Мы бежали по небольшой площадке между этажами – и тут откуда ни возьмись на нас налетела стражница и схватила за руки. Она была огромная и страшная, как смертный грех, губы её кривились в злобной ухмылке.

– Сбежать нацелились, а? – прошипела она. – Думали, можно так просто взять и удрать из Дворца Проспы?

Ребекка начала всхлипывать, замотала головой:

– Пожалуйста, не заставляйте меня возвращаться обратно!

– Не самый удачный денёк выдался, а? – Стражница повернулась ко мне: – А тебя ждёт кое-что ещё похуже!

– Звучит соблазнительно, – невозмутимо сказала я, запустив руку в карман, – но у меня другие планы.

С этими словами я достала руку из кармана, разжала кулак и сдула с ладони горсть дремотного порошка прямо в лицо стражнице. Она поперхнулась разок, а потом как миленькая осела на пол. Но торжествовать победу было некогда – сверху по лестнице уже грохотали многочисленные шаги. И мы снова бросились бежать.

– Где мы?

Вслед за Ребеккой я спустилась ещё на три пролёта. Пробежала по двум коридорам. И наконец преодолела маленькую винтовую лестницу, спрятанную за гобеленом. Мы оказались в зале без окон. Белый пол, сводчатый кирпичный потолок. Толстые колонны по углам. Голые стены, заросшие мхом вдоль трещин. А в дальнем конце зала ступеньки спускались к бассейну. Жидкость в нём источала золотистое сияние, словно под её поверхностью скрывались светильники.

Я подошла к бортику и заглянула в бассейн. Лёгкая рябь на воде мешала рассмотреть как следует, но на дне определённо что-то виднелось. Что-то большое, красное, как мясо. Через равные промежутки времени оно выпускало пузыри, и они вырывались на поверхность, рассеиваясь облачками пара.

– Так я попала сюда, – сказала Ребекка. – Сюда попадает каждый, кто наденет ожерелье с алмазом Тик-так.

– И всплывает из-под воды?

Ребекка кивнула:

– Не знаю, что это такое, но первое моё воспоминание после того, как я застегнула ожерелье, – это как меня вытаскивают из бассейна.

Восхитительно странно!

– Однажды я уже сбежала, – тихо проговорила Ребекка, потирая запястье, где так и остался след от браслета. – Я уговорила стражницу, чтобы она выпустила меня погулять в коридоре и размять ноги. Каким-то образом мне удалось найти дорогу сюда. – Ребекка показала на стрельчатую дверь в дальней стене. – Там начинается подземный ход, он выводит прямо в лес. Я выбралась, Айви, я была свободна, пока…

– Да, дорогая, я знаю.

Я действительно знала, что было дальше. Амос и Лили прятали Ребекку, но потом явились затворщики и утащили её обратно.

– Куда мы? – спросила она жалобно.

– Домой, дорогая, – сказала я. – Я отведу тебя домой.

– Я никогда уже не смогу попасть домой.

– Кто это сказал?

– Светоч Справедливости, – еле слышно ответила она. – И профессор Финсбери.

– Да эти идиоты набитые врут и не краснеют, ты разве не заметила? Тебе не приходило в голову, что они и тут соврали?

Ребекка ненадолго задумалась:

– Ах, Айви, ты правда думаешь, что я могу вернуться?

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Признаться, я пока не знаю точно, как это будет, но алмаз Тик-так наверняка как-нибудь нам поможет. Главное – убраться подальше из этой обители скорби.

Ребекка улыбнулась – впервые с тех пор, как случилось несчастье в Баттерфилд-парке. Мы взялись за руки и побежали к подземному ходу, навстречу свободе. Но тут из-за той самой двери послышались голоса. Мы бросились назад и, не обменявшись ни словом, спрятались за колонной.

Явив великое мастерство скрытности, я осторожно выглянула. Из стрельчатой двери вышли двое стражников в оранжевом, а за ними – высокая фигура в серебристом плаще с капюшоном, расшитом сложным узором из спиралей. На ходу она сняла плащ и осталась в куда более скромном платье из коричневого муслина.

– Светоч Справедливости, – прошептала Ребекка с трепетом.

– Две девочки сумели перехитрить мою королевскую гвардию? – произнесла Светоч Справедливости глубоким красивым голосом. – Обыскивайте весь дворец, пока не найдёте их. И приведите нарушительницу ко мне в кабинет.

– Да, Светоч Справедливости, – хором ответили стражники.

Светоч Справедливости оказалась высокой и крепко сбитой. Её седые волосы были подстрижены очень коротко, совсем как у её стражей. Взгляд голубых глаз, казалось, видел всё насквозь. На лице выделялись высокие скулы. Возраст её трудно было определить – шея у неё была морщинистая, а лицо гладкое и блестящее, как фасоль.

Стражники тяжело протопали к винтовой лестнице. При этом они прошли ужасно близко от нас с Ребеккой, и мы немного подвинулись, чтобы не попасться им на глаза. Напрасно мы это сделали. Светоч Справедливости неслышно подкралась к нам сзади. И похлопала Ребекку по плечу – та вскрикнула словно от боли.

– Как приятно снова увидеть тебя, Ребекка. – Светоч Справедливости улыбнулась одними губами, разглядывая нас обеих. – Скажи мне, дражайшая, кто твоя подруга?

14

Комната была гадкая и мрачная. Ни стула, ни кровати. Только голые стены. Ведро с водой. Высокий шкаф в углу. Стражники разлучили нас с Ребеккой. Её увели наверх, и пока её волокли по лестнице, она выкрикивала моё имя. Её вопли до сих пор эхом отдавались у меня в ушах. Меня отконвоировали на первый этаж, в какую-то скудно обставленную комнату. А потом втолкнули в эту отвратительную камеру и заперли.

Я изрядно пошумела. Выкрикивала угрозы и всё такое. Требовала, чтобы ко мне немедленно привели Ребекку. Меня никто не послушался. Я смирилась и села на пол, прислонившись к стене. Время тянулось как патока. Возможно, я задремала. Не уверена. Но скрежет ключа в замке разбудил меня. Дверь отворилась, бледный свет хлынул из коридора в мою темницу. И ко мне медленно вошла Светоч Справедливости.

– Дверь этой камеры ведёт прямо в мои покои, – сказала она. – Ты здесь, потому что ты – особенная. Надеюсь, ты удобно устроилась?

Я встала:

– О да. Всё просто прекрасно, аж жуть.

– Можете идти, – бросила Светоч Справедливости стражу за дверью.

Когда он оставил нас, она с царственным видом подошла ко мне близко-близко:

– Ведь Дворец Проспы только и говорит что о тебе.

– Стоит ли удивляться? А теперь я настаиваю, чтобы ко мне привели Ребекку. Я хочу убедиться, что она не пострадала.

– Пострадала? – Она гордо вскинула подбородок. – Панацеи – почётные гости этого дома. Здесь они окружены величайшей заботой и уважением.

– И поэтому они плачут и стонут во время исцелений?

Она вытянула из рукава тканую салфетку. Подошла к ведру и обмакнула её в воду. Вернулась ко мне.

– Стражники доложили, что у тебя под платьем спрятано что-то странное и светящееся, – сказала она, вытирая серую маскировку с моего лица. – Я полагаю, это алмаз Тик-так?

Я напустила на себя непонимающий вид:

– Что ещё за алмаз Тик-так?

Светоч Справедливости улыбнулась. Я подумала об Анастасии Рэдклиф – её родной дочери. Может, стоит попробовать заговорить о ней? При этой мысли у меня в голове будто полыхнула вспышка, предостерегая: не надо! И я прикусила язык.

Светоч Справедливости отжала салфетку и принялась вытирать мне лицо и руки.

– Я знаю, что камень у тебя, – мягко сказала она. – И я знаю, откуда ты. Ты же понимаешь, что мы не можем позволить тебе ускользнуть обратно в твой мир, верно?

Она отбросила салфетку и ощупала мою шею, но нашла только серебряную цепочку без всяких кулонов. Глаза Светоча Справедливости вспыхнули от ярости. Она обыскала мои карманы. И мои башмаки.

– Где он? – спросила она наконец.

– Кто, дорогая?

– Будет гораздо лучше, если ты не станешь упрямиться.

– Я хочу увидеть Ребекку.

– Она отдыхает, Айви.

– Откуда вам известно моё имя? Вы знаете меня?

Светоч Справедливости сложила ладони словно в молитве:

– А откуда я должна знать тебя?

– Трудно сказать. В Англии я ужасно широко известна. И в Париже тоже. И в некоторых карандашных лавках в Стамбуле. Да и ваши стражники, похоже, узнали меня в прошлый раз.

– А вот это действительно странно.

Светоч Справедливости прошла к высокому шкафу в углу. Ключом, висевшим у неё на шее, отперла верхний ящик. Достала маленькую склянку с лиловой жидкостью. Положила в карман.

– Кто послал тебя сюда, Айви? Мисс Фрост? Или мисс Олвейс? – Она коротко засмеялась. – Когда-то они обе подчинялись мне, но теперь делают что хотят.

– Фрост и Олвейс? – Я пожала плечами. – Впервые слышу.

– У мисс Фрост и мисс Олвейс есть особые способности, – сказала Светоч Справедливости. – Они обе умеют пересекать грань между мирами, когда луна находится в нужной фазе, а мисс Олвейс вдобавок может вызывать небольшую армию коротышек, стоит ей только открыть рот. На обитателей твоего мира это должно производить глубокое впечатление. – Улыбка заиграла на её губах. – Но источник их способностей – Портал. Ты знала это, Айви? Без него они станут обычными людьми.

Я ничего не ответила и притворилась, будто умираю со скуки.

– Много лет назад Проспа была королевством, и в этом королевстве любили баловаться чёрной магией, – продолжала она, оглядев мою камеру, словно здесь было завораживающе красиво. – Тень – пример того, как подобные игры могут обернуться гибелью. Айви, я спрашиваю тебя: где алмаз Тик-так?

Будучи девочкой выдающегося ума, я спрятала камень сразу же, как меня заперли в этой тесной комнатушке, – сняла его с цепочки и засунула себе в волосы, туда, где на затылке начиналась коса. В результате получилась лёгкая выпуклость, но не слишком заметная. Для тайника так очень даже неплохо.

– Я хочу видеть Ребекку, – сказала я.

Светоч Справедливости протяжно и спокойно вздохнула, тепло улыбнулась и вышла. Дверь за ней закрылась, и я вновь осталась одна в темноте.

Дом выглядел мрачным и неуютным. В окнах не теплилось ни огонька. Мы стояли на ледяном ветру и смотрели на него.

– Пойдем, Айви, мы… – Мама мучительно закашлялась, согнувшись пополам. Капли крови у неё изо рта упали на сияющий белизной снег. Она замотала лицо потрёпанным шарфом. – Пусть дом не слишком приглядный, но чтобы переночевать сойдёт. Я… мне надо немного отдохнуть.

Внутри оказалось ужасно. Разбитые окна. Обшарпанные стены. Пустые дверные проёмы. В комнатах спали бродяги. Пили пьяницы. На лестнице сидела беззубая женщина и кричала на кого-то, видимого только ей. Воняло в доме отвратительно.

Мы нашли комнату наверху. Огонь там не горел, и она вся вымерзла. Мы устроились у холодного очага, прижавшись друг к дружке. Мама всё время закрывала лицо шарфом.

– Я знаю, тут плохо. – Она достала из кармана конверт и сунула его мне в карман. – Завтра мы найдём другое место для ночлега. Милое и уютное.

Я кивнула. Хотя знала, что это неправда.

Яркий свет ударил мне в глаза, и сон рассеялся. Я заморгала. Прикрыла глаза ладонью. Сквозь пальцы я увидела, что на пороге комнаты стоит Ребекка.

– Айви, ты цела? – Она бросилась в комнату и помогла мне встать на ноги. Обняла меня прямо-таки лихорадочно. – Они мучили тебя?

– Нет, дорогая, никто меня пальцем не тронул. Но как… Я не думала, что они позволят нам увидеться.

– Я тоже, – призналась Ребекка. Слабое свечение, пробивавшееся сквозь её полупрозрачную кожу, бросало блики на стены. – Меня разбудили и сказали, что нам надо идти.

– Куда? – нахмурилась я.

В комнату вошли двое стражников. У каждого поверх оранжевого мундира был затянут широкий пояс, на котором висело по два кинжала. Стражники схватили нас и вытолкали из комнаты.

– Куда вы нас ведёте? – спросила Ребекка.

– Что происходит?! – возмутилась я.

Стражник, тащивший Ребекку, оглядел нас с ледяным безразличием.

– Скоро узнаете, – сказал он.

– Приказ Светоча Справедливости, – пробормотал один из стражников, пока нас гнали вниз по лестнице.

Вскоре мы очутились в том же зале без окон, где нас и схватили. Тот же белёный пол и сводчатый кирпичный потолок.

– Шевели ногами! – прикрикнул стражник, тащивший Ребекку передо мной.

– Будь рядом, Айви, – пролепетала Ребекка. – Будь рядом.

– Не бойся, – ответила я. – Я здесь, прямо за тобой.

– А ну заткнитесь, обе!

Нас проволокли через сырой подвал. Я едва успела бросить взгляд в ту его часть, что занимала мои мысли, – бассейн. И заметила, что вода в нём уже не напоминает ожившее золото. Сегодня она была мутно-сиреневая. И пузыри, вырывавшиеся на поверхность, распространяли отвратительное зловоние – нечто среднее между душком тухлой рыбы и запахом мамаши Снэгсби.

– Мы не собираемся тут всю ночь с вами возиться! – гаркнул стражник, и нас втолкнули в дверь в дальнем конце зала.

Мы прошли по длинному и мрачному туннелю. Миновали толстую металлическую дверь и оказались в огороженном стенами дворе, освещённом изумрудной луной. У чугунных ворот ждали две кареты: тёмные окна, засовы на дверцах.

– Они хотят разлучить нас! – в тревоге воскликнула Ребекка.

– Да, дорогая, боюсь, ты права.

Но мы ошиблись. Один стражник прошёл к первой карете, другой затолкал нас обеих во вторую. Дверца закрылась, раздался шорох засова, и стражник велел отправляться. Я услышала, как тронулась передняя карета, а за ней покатила и наша.

В карете было бы совсем темно – хорошо ещё, Ребекка немного светилась. Я видела, что мою подругу мучают растерянность и усталость. И догадывалась, какие мрачные мысли переполняют её.

– Нам повезло, Ребекка, – сказала я.

– Повезло?

– Нас везут вместе. Разве это не великая удача?

Но страх по-прежнему плескался в её глазах.

– А зачем вторая карета? – спросила она. – Куда нас везут? Что с нами сделают, Айви?

– Ничего, – с непоколебимой уверенностью ответствовала я. – Потому что они нас никуда не довезут.

Ребекка недоуменно нахмурилась. Пришлось рассказать ей мой план. Примерно полчаса мы терпеливо выжидали. Наконец Ребекка кивнула, и я принялась колотить в крышу кареты.

– Помогите! Прошу вас, помогите! – вопила я, изображая панику так правдоподобно, как только могла (то есть правдоподобнее некуда). – Ребекка умерла! Она умерла!

Я услышала, как возница осадил лошадей. Карета замедлила ход и остановилась. Пара башмаков ударилась о землю – кто-то спрыгнул с облучка. Засов со скрипом отодвинулся. Дверь отворилась.

– Что тут у вас? – спросил стражник.

– Разуй глаза, глупец толстошеий, – отчаянно всхлипнула я. – Только что она была жива-здорова – и вдруг обмякла и упала, ударилась об окно. – И я заорала, как тролль, чей мост рухнул: – Моя любимая подруга мертва-мертвёхонька!

Ребекка справлялась с ролью великолепно. Валялась на сиденье. Неподвижная как изваяние. С закрытыми глазами.

– Если она умерла, то почему светится? – прорычал стражник.

– Что там происходит? – окликнул возница.

– Ничего. Просто девчонки нас за дураков держат.

Вот тут-то я и лягнула его в подбородок. А потом разжала кулак и дунула – остатки дремотного порошка полетели стражнику в лицо. Я схватила Ребекку за руку и потянула – стражник ещё падал, а мы уже выскочили из кареты. Поднялся изрядный шум и суматоха. Возница обругал нас последними словами, спрыгнул с козел и стал звать тех, кто правил второй каретой. Но мы к тому времени уже бежали со всех ног.

Лес. Мы оказались в глухом лесу, белые деревья стояли словно призрачная армия на страже ночи. Мы с Ребеккой мчались среди них в лунном свете. Я выбирала дорогу, хотя понятия не имела, куда бежать.

Позади раздавались крики, возница звал нас по именам, другие голоса перекликались между собой:

– Ищите там!

– Они не могли далеко уйти!

– Светоч Справедливости с нас шкуру спустит!

– Почему мы остановились? – спросила Ребекка, тяжело дыша.

Я показала на дерево у неё за спиной. Оно было белое и величественное, как и все деревья в лесу, но на белой коре виднелись широкие чёрные щели. Внутри ствол был пуст. Идеальное убежище. По крайней мере, для Ребекки.

– А как же ты, Айви? – поинтересовалась она, когда я велела ей спрятаться.

Она осторожно забралась в дупло. Оно было тесное, и ей пришлось скорчиться в три погибели. И хотя свечение выдавало её, заметить Ребекку в тени дерева было непросто.

– А как же ты, Айви? – повторила она. – Где ты спрячешься?

– Нигде, дорогая. Я уведу погоню подальше, описав круг, вернусь и угоню карету из-под носа у возницы. Недавно обстоятельства вынудили меня угнать фургон, и оказалось, я отлично это умею. А потом я подъеду сюда и заберу тебя.

– Будь осторожна, – сказала Ребекка. – Ох, будь осторожна, Айви.

Я кивнула и побежала. Описав широкую дугу, я вернулась к стоящим на дороге каретам. Возницы нигде не было видно. Стражник, которого я усыпила, по-прежнему лежал на земле. Дальше вдоль дороги лес редел. За деревьями я разглядела поляну, а на ней – каменную изгородь и мельницу. Стражник из передней кареты бродил у дороги. Он пнул своего спящего подельника по лодыжке и выругался. Потом забрался на козлы и махнул вознице рукой.

– Поезжай, – буркнул он. – Пока мы, чего доброго, и эту не потеряли.

Что-то в его словах было такое, что у меня нехорошо засосало под ложечкой. И по спине пробежали мурашки. Я не понимала, что именно меня встревожило, и знала, как дорого нам время, но чувствовала, что непременно должна взглянуть на того, кого везут в первой карете.

Возница хлестнул лошадей, и карета быстро покатила прочь. Я вздохнула: мне хотелось бежать вдогонку – но не могла же я бросить Ребекку! Кроме того, карета наверняка скоро умчится по дороге и её будет уже не догнать. Но я ошиблась. Карета свернула к мельнице.

Я огляделась по сторонам в поисках возницы нашей кареты. Его нигде не было видно. Тогда я метнулась напрямик через лес и, пригнувшись, подкралась к низкой каменной изгороди. Карета остановилась прямо перед дверью мельницы. Заглянув через изгородь, я увидела, как кучер спрыгнул на землю, подошёл к дверце кареты и отодвинул засов. Открыв дверь, он забрался внутрь и почти сразу же появился снова. В руках он нёс что-то завернутое в одеяло. Что-то похожее на человеческое тело, но не очень большое. Ребёнок? Взрослый коротышка? Возможно, мёртвый? Но зачем было запирать мёртвое тело в карете?

Мне нестерпимо захотелось перепрыгнуть через забор и посмотреть поближе. Но я сдержалась и продолжала тихо наблюдать. Поднимаясь на крыльцо со своей ношей в руках, возница споткнулся. Край одеяла сполз, и свет изумрудной луны упал на лицо девочки у него на руках. Лишь огромным усилием воли мне удалось сдержать крик. Потому что эта девочка была я.

15

– Она была точь-в-точь как ты? – Ребекка отчаянно хмурилась. – Но как так может быть?!

– Я сама ничего не понимаю, – призналась я. – Хотя этому может быть простое объяснение. Должно быть, во всех мирах, сколько их есть, имеется своя Айви Покет. Мир просто не может существовать без такой выдающейся девочки, как я.

Когда я вернулась к «нашей» карете, её возница уже грузил своего мирно спящего напарника внутрь. А потом он уехал. Похоже, носиться по лесу в поисках в двух сбежавших девочек не входило с число его любимых занятий. Так что дальше нам предстояло путешествовать пешком.

Я вернулась к Ребекке. Кожа её сделалась такой прозрачной, что можно было разглядеть сосуды на щеках, похожие на крохотные ручейки, струящиеся по её лицу. Моя подруга выглядела такой же усталой, как я себя чувствовала. Но у нас не было иного выбора – только бежать дальше. Возница наверняка поднимет тревогу, и скоро весь это лес будет кишеть оранжевыми мундирами.

На бегу я рассказала Ребекке о девочке, которую спрятали на мельнице.

– Теперь я понимаю, почему, когда я в первый раз пыталась спасти тебя, стражники меня узнали, – сказала я, когда мы карабкались по склону неглубокого оврага. – Они приняли меня за ту девочку.

Ребекка замедлила шаги:

– Всё равно непонятно. Зачем они держали девочку, с которой вы похожи как две капли воды, во Дворце Проспы? И почему теперь решили перевезти её в другое место?

Мы пересекли освещённую луной дорогу, где на ярко-зелёном мху остались следы колёс.

– Уверена, этому есть чудовищно простое объяснение, – заявила я. – Так всегда бывает.

Тут раздался топот копыт, и мы спешно юркнули за дерево.

Лошади мчались галопом, но рядом с нашим убежищем пошли медленнее, а потом и вовсе остановились. Мы с Ребеккой затаили дыхание, боясь выглянуть из-за дерева.

– Айви Покет, мы знаем, что ты здесь, – крикнул женский голос. – Мы служим Хранителю Камня и пришли, чтобы отвезти тебя в безопасное место.

Ребекка схватила меня за руку:

– Кто такой Хранитель Камня?

Я радостно улыбнулась:

– Мисс Фрост.

Мы ехали верхом, сидя позади наездниц. Обе они были в коричневых штанах и чёрных куртках, с мрачными и целеустремлёнными лицами. Волосы у одной тёмные, у другой светлые. Говорили женщины мало, но наездницами оказались великолепными. Дважды они заставляли лошадей перепрыгивать через изгородь, а один раз мы пересекли реку на дне лощины, погрузившись по колено в воду.

В конце пути нас ждал потрёпанный ветрами фермерский дом. Довольно-таки скромный. Служанка встретила нас и проводила наверх, в комнату с белёными стенами. Там была кровать, ночная ваза и множество безделушек.

– Садись отдохни. – Я показала Ребекке на кровать.

Она послушно уселась, подняла на меня глаза и устало улыбнулась:

– Спасибо, Айви. Спасибо, что пришла за мной, хотя я и заклинала тебя не приходить.

Я собиралась ответить в духе великой скромности, но тут в комнату вошла одна весьма рассерженная особа:

– Что вы скажете в своё оправдание, мисс Покет?

Мисс Фрост смотрела на меня так, будто я между делом убила трёх человек.

– Что ж, я тоже рада вас видеть, дорогая.

– Я велела вам оставаться в Уэймуте. – Мисс Фрост принялась мерить комнату шагами. На ней было серое платье, огненно-рыжие волосы стянуты в узел на затылке, на бледном лице застыло недовольное выражение. – Только представьте мои чувства, когда выяснилось, что вы бежали в ночи как воровка.

Мисс Фрост намекала на то, что я откопала и взяла алмаз Тик-так, который от меня спрятала. Глупая ведьма!

– Мой побег оказался только к лучшему, – сказала я с достоинством. – Тем же вечером в дом за мной явилась мисс Олвейс. Она схватила Яго – возможно, уже успела по меньшей мере четвертовать беднягу. Я хотела его спасти, но не было времени.

– Не говорите глупостей. Яго удалось сбежать. Он спрятался в высокой траве и дождался, пока мисс Олвейс с подручными не ушли.

Восхитительные новости!

– Вы давно оттуда? – спросила я.

– Я вернулась из вашего мира всего несколько часов назад. – Мисс Фрост посмотрела на меня и нахмурилась. – У вас нездоровый вид, мисс Покет.

Я чуть не бегом бросилась к красноволосой воительнице:

– Вы видели Анастасию? Она была там? Как…

– Анастасия и Берта благополучно добрались до Уэймута, – перебила меня мисс Фрост. – Что же до состояния Анастасии… Я бы назвала его болезненным. Мы… то есть я долго говорила с ней и уверена, что со временем её рассудок восстановится. – Вздохнув, она помолчала. – Спасти Анастасию было нелёгкой задачей. Вы прекрасно справились, мисс Покет.

Обычно мисс Фрост разбрасывается одобрением с той же охотой, с какой голодающий делится шоколадом. Я бы растаяла от такой щедрой похвалы, но на это не было времени – у меня ещё оставалось множество вопросов.

– Как вы нас нашли? – Я вытащила алмаз Тик-так из косы, повесила его на цепочку и надела на шею. – Как вы вообще узнали, где я?

– Берта рассказала мне, что вы задумали. – Мисс Фрост нисколько не заинтересовалась тем, как гениально я спрятала камень. Возмутительно! – Что же до того, как я нашла вас здесь, у меня есть осведомитель во Дворце Проспы. Он дал мне знать, что вас схватили и этой ночью отправят в другое место. – Она взглянула на Ребекку. – Единственное, чего я не понимаю, это почему вас решили увезти из Дворца вдвоём. Возможно, Светоч Справедливости хотела использовать вашу дружбу, чтобы склонить вас к сделке.

– Какой ещё сделке? – спросила я.

Мисс Фрост хотела что-то сказать, но умолкла на полуслове.

– Вода… – раздался слабый голос Ребекки, по-прежнему сидевшей на кровати.

Я уставилась на подругу, не понимая, о чём она говорит, но быстро сообразила.

– Ах да. – Я села на кровать рядом с Ребеккой. – Вода в том подземном бассейне ужасно воняла.

К моему крайнему изумлению, теперь уже мисс Фрост стремглав подбежала к нам с искажённым тревогой лицом:

– Какого цвета была вода?

– Сиреневого.

Мисс Фрост снова принялась расхаживать по комнате. При этом она в волнении что-то бормотала себе под нос. Мне послышалось: «Что она натворила? Неужели это правда?!»

– Что вы там бубните? – настойчиво спросила я.

– Этот бассейн – портал, дверь между нашими мирами, – сказала она. – Его создали много веков назад при помощи зачарованного солнечного алмаза. Портал – живое существо. Он живой, мисс Покет, а значит, его можно убить.

– Вы думаете, Портал умирает? – спросила Ребекка.

Мисс Фрост кивнула:

– Похоже, его отравили.

Это напомнило мне кое о чём, и я рассказала мисс Фрост, как Светоч Справедливости спрятала в карман склянку с лиловой жидкостью. Услышав это, мисс Фрост ещё более сердито прищурилась и поджала губы.

– Значит, так и есть, – сказала она. – Подозреваю, она воспользовалась соком шейного дерева. Их было всего шесть на всё королевство, и все шесть уничтожены много веков назад, когда из Проспы изгнали чёрную магию. Но, по слухам, Светоч Справедливости унаследовала маленькую бутылочку сока, когда стала главным судьёй. Это единственный яд, достаточно сильный, чтобы убить такое могучее существо, как Портал.

Тут мне пришли на ум слова, которые Светоч Справедливости обронила во время нашего разговора.

– Мне известно из надёжных источников, что вам и мисс Олвейс не обойтись без Портала.

Мисс Фрост кивнула:

– Много лун назад один королевский алхимик обнаружил, что, если впрыснуть кровь Портала в свои жилы, можно обрести некоторые способности. – Она остановилась у маленького оконца, выходившего на залитый лунным светом двор. – Если Портал умирает, то и моя работа в качестве Хранителя Камня подходит к концу.

– Ну и прекрасно! – воскликнула я. – Никому больше не придётся мучиться, как Ребекке и всем этим несчастным!

– Я… мне, наверное, лучше прилечь, – еле слышно проговорила Ребекка.

Я помогла ей лечь в постель. Взбила подушку. Промокнула лоб. Я бы осталась сидеть подле подруги, но мисс Фрост буквально оттащила меня прочь:

– Вы что, совсем ничего не понимаете, мисс Покет?! Когда Портал умрёт, связь между нашими мирами прервется навсегда. Сила камня исходит от Портала, и без него вы не сможете вернуться назад. Вы навсегда застрянете в Проспе. Если бы только существовал какой-то способ спасти Портал, я бы им воспользовалась, но от сока шейного дерева нет противоядия.

– Тогда я возьму Ребекку и отправлюсь с ней домой как можно скорее, – сказала я. – В конце концов, я здесь, только чтобы спасти её.

– Как можно быть такой глупой! – в раздражении выпалила мисс Фрост. – Ребекка не может вернуться в ваш мир так, как вам это представляется. Сколько раз я пыталась втолковать вам это, но вы не слушали. Кроме того, алмаз Тик-так позволяет перемещаться между мирами только вам, на Ребекку он не подействует. Ей необходимо воспользоваться Порталом, и даже тогда…

Я оглянулась и увидела, что Ребекка забылась тревожным сном.

– Если так, мы с Ребеккой проберёмся обратно во Дворец Проспы и отправимся домой оттуда.

– Думаете, это так просто? – Мисс Фрост скрестила руки на груди. – Дворец, да и весь город, кишит стражниками.

– Тогда мы проникнем туда завтра. – Я тоже скрестила руки на груди.

– Завтра может быть уже поздно. – Голос мисс Фрост смягчился. – Мисс Покет, хотя мы не знаем, когда именно Светоч Справедливости отравила Портал, я думаю, что умирать он будет не больше суток. У нас есть предание об охотнике, которого отравили ядом шейного дерева на рассвете, а к закату он умер. – Она взяла меня за подбородок и заставила посмотреть ей в глаза. – Воспользуйтесь алмазом Тик-так и отправляйтесь домой. Для Ребекки уже нет надежды – смиритесь с этим и уходите, пока ещё возможно.

– Совершеннейшая чепуха, – прошептала я. – Я не вернусь без Ребекки.

– Её душа уже истончилась и продолжает таять. Даже если бы Ребекка никого не исцеляла, ей всё равно оставались бы к этому времени считаные недели. Такова цена, мисс Покет. Таков уговор.

– Ребекка ни на какие уговоры не шла, – сказала я. – Она надела ожерелье только потому, что хотела увидеть свою маму. – Я с вызовом повернулась спиной к мисс Фрост и посмотрела на Ребекку. – Мы отправимся домой вместе, пока Портал ещё жив, и это моё последнее слово, мисс Фрост.

Несносная рыжая женщина вышла из комнаты и вернулась со стаканом молока и печеньем. Печенье оказалось вполне аппетитным.

– Мисс Олвейс не теряла времени даром, – сказала она. – Она пустила по королевству слух, что Избранница Двух Миров появится уже завтра. – Она вздохнула. – Светоч Справедливости объявила её врагом королевства.

Жуя печенье, я бродила по комнате, разглядывая вещи на столе и комоде. Обстановка была безыскусная, зато тут были книги по истории Проспы и много деревянных солдатиков.

– Чей это дом?

– Когда-то тут жили мои дядя и тётя. Я выросла здесь, – ответила мисс Фрост.

Я взяла в руки миниатюрный групповой портрет с изображением двух девочек и мальчика. У мальчика и одной из девочек волосы горели огнём. Вторая девочка была самой неприметной внешности и в очках. Я узнала их сразу же. Точнее, узнала двоих на картине:

– Это вы и мисс Олвейс!

Мисс Фрост коротко кивнула:

– Мы вместе учились в школе.

– А кто этот очаровательный паренёк между вами?

– Мой брат. – Мисс Фрост выхватила миниатюру у меня из рук. – Довольно вопросов. Займёмся делами насущными. Прежде всего вам необходимо переодеться во что-нибудь более приличное, чем это нелепое бальное платье.

Как чудовищно невежливо с её стороны! Мисс Фрост вытащила из-под кровати ящик и стала рыться в нём в поисках одежды для меня. Рыжая прядь выбилась из её прически и упала на глаза. Почему-то это напомнило мне кое-кого.

– Мне снилась мама, – сказала я. – Несколько раз за последнюю неделю.

Мисс Фрост отвлеклась от одежды и подняла глаза:

– И вы видели её лицо?

– Не очень хорошо. Солнце всё время мешало. – Я нахмурилась. – А почему вы спрашиваете?

– Мисс Покет… – Мисс Фрост замялась, явно не в силах подобрать слова. – Возможно, сейчас не самое подходящее время, но я должна кое-что…

– О, я же ещё не рассказала вам самое удивительное! – перебила я, поразившись своей рассеянности. – Я видела девочку, точь-в-точь похожую на меня.

Мисс Фрост велела рассказать всё с самого начала. И я рассказала – во всех волнующих подробностях. К тому времени, когда моё повествование подошло к концу (и меня заставили переодеться в гадкое красно-коричневое платье), мисс Фрост спросила:

– Можете показать мне дорогу до мельницы, где осталась девочка?

Я возмущённо фыркнула:

– Разумеется! Я вам не какая-то глупая…

– Наденьте это. – Она силой заставила меня взять пыльный старый плащ и быстро зашагала к двери. – И поспешите, мисс Покет.

Карета неслась по лесу. Мы с мисс Фрост сидели внутри. Одна из её помощниц правила лошадьми, другая стояла на запятках с мечом и кинжалом на поясе, на случай появления стражей Светоча Справедливости (или мисс Олвейс с её затворщиками).

– Кто эта девочка, похожая на меня? – спросила я уже в шестой раз. – Вы точно о чём-то догадываетесь. Иначе мы не неслись бы через лес среди ночи.

Мисс Фрост расправила складки платья:

– Когда вы впервые надели алмаз Тик-так по пути из Парижа – вы остались в живых. Хотя должны были умереть.

– И при чём тут мой двойник?

– Ваша душа должна была отправиться в Проспу сквозь Портал, – продолжала мисс Фрост. – Но вместо этого вы упрямо отказались покидать свой мир, хотя и претерпели некоторые изменения.

Я кивнула:

– Меня нельзя ранить, в моих жилах не течёт кровь, я могу исцелять людей из вашего мира.

– Верно.

– Я думала, что и заболеть не могу, но недавно меня одолела ужасная хворь. Я была просто на грани смерти и всё такое. И алмаз Тик-так отказывался меня слушаться.

– Да, Берта рассказала мне. – Мисс Фрост вздохнула, но не устало, а в раздражении. – Думаю, всё это связано, мисс Покет. Когда вы впервые надели ожерелье, вы остались в своём мире, но часть вашей души, как я предполагаю, отправилась в Проспу – как душа любого человека под действием алмаза Тик-так.

Я ахнула:

– И это её я видела на мельнице?!

– Мне кажется, да. Я не знаю точно, но думаю, что эта девочка, эта часть вашей души, должна отличаться от всех остальных душ. Мой осведомитель во Дворце Проспы рассказывал, что она не светилась и с самого начала всё время пребывала в каком-то оцепенении. Должно быть, Светоча Справедливости заинтересовало появление такой необычной девочки. – Мисс Фрост посмотрела в окно, за которым проносился тёмный лес. – Когда вы сказали, что стражники во Дворце Проспы узнали вас, то только подтвердили мои подозрения. Оставив вас в Уэймуте, я вернулась в Проспу, чтобы похитить вашу утраченную половину и вернуть в ваш мир. Но это оказалось невозможно. Дюжина стражей стерегла её денно и нощно.

Вот уж чего я никак не ожидала услышать!

– Вы заболели, невзирая на всю обретённую силу, – продолжала мисс Фрост, – потому что часть вашей души умирает. И я уверена, что именно из-за вашей болезни алмаз Тик-так отказывался работать.

– Ничего себе! – Я нахмурилась. – Выходит, это я умираю?

– Когда вы разделились, вам повезло больше, мисс Покет. – Мисс Фрост невесело улыбнулась. – Девочка, которую вы видели ночью, – меньшая часть вас. Вам камень даровал силу и неуязвимость, а она бледной тенью отлетела в Проспу. Можно сказать, вместе с ней вы потеряли часть силы, но ей без вас и вовсе не выжить.

Колесо налетело на кочку, и нас обеих подбросило.

– Если Светоч Справедливости держит в плену часть меня, почему же она не узнала меня, когда нас схватили? – спросила я.

– Она что-то задумала, – с уверенностью сказала мисс Фрост. – Я почти не сомневаюсь, что сегодня ночью она намеревалась объединить обеих Айви Покет.

Я вскочила и чуть не ударилась головой о потолок кареты:

– А такое возможно?

Впереди показалась мельница, и мисс Фрост махнула в окно вознице, чтобы та придержала лошадей.

– Скоро мы это узнаем, мисс Покет.

Мельницу мы взяли штурмом без жалости к врагам. Мисс Фрост вышибла дух из стражника, стоявшего у кареты из Дворца. Одна из её товарок с лёгкостью сбила замок. Другая схватила пару стражей, охранявших дом со стороны кухни, и столкнула их лбами. Мисс Фрост велела своим воительницам проверить остальные комнаты внизу и подвал, а мне – подниматься за ней.

Мы легко взлетели по лестнице, хотя ступеньки изрядно поскрипели под нами. Наверху был небольшой коридор и три двери. У самой дальней стоял стул, на нём дремал охранник.

Мисс Фрост сказала мне стоять на месте, крадучись подобралась к стражнику и похлопала его по плечу. А едва он открыла глаза, дунула ему в лицо дремотным порошком. Он сполз со стула на пол.

– Идём, – шепнула мисс Фрост и первой вошла дверь.

К тому времени, когда я подоспела, она стояла у кровати и молчала. Похоже, мисс Фрост утратила дар речи. Я подошла и увидела, что так потрясло её.

На кровати лежала девочка. Она была… Мы были на одно лицо. Только её лицо было ужасно измождённым: ввалившиеся щеки, тёмные круги под глазами… Кожа бледная как простыня. Алмаз Тик-так у меня на груди пробудился – казалось, там разгорелся жаркий огонь.

– Поверить не могу, – тихо сказала я. – Это же я.

– Да. Но после стольких месяцев, проведённых в оцепенении, силы почти оставили её. – Мисс Фрост показала на стул у стены. – Подай мне одеяло.

Я сделала что велено. Мисс Фрост завернула девочку – то есть меня! – в одеяло и легко подхватила её на руки.

– Пойдём, пока охрана не опомнилась.

Мы уже были на пороге комнаты, когда внизу послышался шум: хэканье и стоны, треск ломающейся мебели и грохот кастрюль. Потом раздался крик одной из подручных мисс Фрост. Потом жуткий звук падения тела. И тяжёлые шаги по лестнице.

Мисс Фрост быстро спряталась за дверью и указала на кровать.

– Займите её место, мисс Покет! – шепнула она. – И закройте глаза.

Шаги быстро приближались, поэтому я подбежала к постели, легла на спину, закрыла глаза. И постаралась успокоить дыхание. Я услышала, как вошёл стражник.

– Она на месте! – зычно крикнул он. – Смотрите там внизу в оба, наверняка где-то прячутся её сообщники!

– Есть, сэр! – донесся в ответ такой же грубый голос.

Быстрые шаги топали по полу. Я ощутила на лице зловонное дыхание.

– Вот найду твоих подружек и сверну им шеи, – шёпотом пообещал стражник. – Ума ни приложу, зачем Светоч Справедливости так носится с эдакой уродливой доходягой.

Этого я уже вытерпеть никак не могла. Мои глаза будто по собственной воле распахнулись:

– Ты и сам не писаный красавец, дорогой.

С этими словами я врезала ему кулаком прямо в нос. Громила завопил. Его жирная физиономия налилась дурной кровью. Он схватил меня за горло и прижал к стене.

– Это была последняя шуточка в твоей жизни, – прошипел он. – Хоть порадовалась напоследок, а?

Он так сдавил мне горло, что я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Но всё же сумела просипеть:

– Светоч… Справедливости будет недовольна.

Он злобно ухмыльнулся:

– Несчастный случай. Бывает.

– Отпусти её! – сказала мисс Фрост, выйдя из-за двери. – Или ты горазд драться только с детьми?

Грубиян обернулся. И, похоже, растерялся, увидев на руках у мисс Фроси ещё одну Айви Покет. Я скосила глаза и заметила на прикроватном столике кувшин с водой. Схватив его, а со всей силы запустила им в голову негодяю. Пальцы на моём горле разжались, громила застонал и схватился за голову. Не теряя времени даром, я тут же пнула его в живот.

– Отлично, мисс Покет! – Мисс Фрост осторожно выглянула в коридор. – Его сообщник внизу наверняка слышал шум. Идёмте скорее.

– Куда? – прошептала я. – Этот, внизу, сразу увидит нас.

Она не успела ответить. Едва мы выбежали в холл, как поверженный громила уже поднялся на ноги и бросился за нами.

– Быстрее, мисс Покет! – крикнула мисс Фрост.

Мы бежали вниз по скрипучей чёрной лестнице. Громила нёсся за нами, выкрикивая оскорбления и приближаясь к нам с каждым шагом.

– Вот поймаю вас – шеи сверну! – грозил он.

Я еле поспевала за мисс Фрост и только молилась, чтобы мечты стражника не сбылись.

16

– Сделайте что-нибудь, мисс Покет!

– Что, например, рыжая вы умалишотка!

Шаги стражника всё ещё грохотали по лестнице, а поскольку руки мисс Фрост были заняты моей утраченной половиной, только я могла остановить нашего преследователя. Одним прыжком преодолев последние две ступеньки, я заметила возле кладовки метлу, схватила её и выставила ручкой поперёк дороги гнавшемуся за нами верзиле, просунув между столбиками перил. Верзила на всём скаку споткнулся и повалился носом вперёд, нелепо размахивая мускулистыми ручищами. Перекувырнувшись в воздухе, он пролетел через неприбранную кухню, приземлился на голову и затих.

Мы выскочили в ночь и бросились к карете. Обе помощницы мисс Фрост уже пришли в себя, хотя у одной на лбу красовалась зловещего вида рана. Одна из женщин, как и прежде, села на козлы, другая вскочила на запятки. Я ещё только встала на подножку, а карета уже рванула с места.

– Закройте дверь, мисс Покет, – велела мисс Фрост, осторожно опуская свою ношу на сиденье.

– Я пытаюсь! – крикнула я в ответ.

Проявив завидную ловкость, я запрыгнула в карету и, захлопнув за собой дверцу, мешком рухнула на сиденье. Мисс Фрост, устроившись напротив меня, разворачивала одеяло, в которое был закутан мой двойник. Девочка безвольно скособочилась у окна, лицо её было мертвенно-бледным, тёмные волосы прилипли к впалым щекам.

– Ну хорошо, – сказала я. – И что же дальше?

Мисс Фрост не успела ничего ответить – всё прояснилось и без неё. Алмаз Тик-так у меня под платьем снова ожил. Карета затряслась, словно мы въехали в засыпанное камнями ущелье. Воздух сгустился и наполнился гудением. Я достала алмаз из-под платья – камень горел багровым светом. Вдруг сделалось до невозможности жарко, воздух стал потрескивать и шипеть, будто карета превратилась в камин.

Должно быть, от мисс Фрост не укрылись сомнения на моём лице.

– Не волнуйтесь, мисс Покет, – сказала она. – Я надеялась, что, когда обе ваши половинки окажутся рядом, это послужит толчком к воссоединению, и оказалась права.

И тут одновременно произошли два события. Во-первых, я ощутила, как невидимая сила вихрем закружилась вокруг меня, подхватила и поволокла к двойнику. Во-вторых, я увидела, как двойник открыл глаза. Вторая Айви Покет проснулась резко, будто безжалостно вырванная из объятий сна. Огляделась и сразу заметила меня.

– Я не удивлена, – были её первые слова. – Всегда подозревала, что у меня есть сестра-близнец, с которой нас разлучили сразу после рождения. Возможно, ведьма постаралась или злонамеренная пикси. Душераздирающая трагедия.

Невзирая на своё затруднительное положение, я не удержалась от печального вздоха:

– И ведь какая могла быть красивая история…

Мисс Фрост не было до моих печалей никакого дела:

– Вы – две части одного несносного целого. Так что перестаньте сопротивляться и воссоединитесь.

Моя копия недоумённо уставилась на мисс Фрост:

– Кто вы? Мы в Лондоне? Последнее, что я помню, это как я плыла из Франции на великолепном корабле под названием «Британия». Первым классом, разумеется. Но всего я вам рассказать не могу, потому что это тайна, и я буду молчать как камбала, и всё такое. Видите ли, я должна исполнить поручение герцогини Тринити, невероятно жирной особы, заколотой кинжалом в сердце. И убийца всё ещё рыщет на свободе – жуть как волнительно! – Тут она ахнула и сердито ткнула в меня пальцем: – Эй, это моё ожерелье! Отдай сейчас же, ты…

– Ох, да заткнись уже! – зарычала я.

Я сползала с сиденья навстречу двойнику – меня тянуло к ней, как магнитом. Ощущение было ужасное – как будто меня засасывает в бездну, откуда уже не будет возврата. Я уперлась ногой в сиденье напротив.

– Мисс Фрост, что происходит?! – крикнула я.

– Не сопротивляйтесь, мисс Покет. – Мисс Фрост сидела на краешке диванчика, увлечённо наблюдая за событиями. – Всё будет хорошо. Всё будет хорошо, мисс Покет.

– Да что вы такое несёте! – вспылила я. – Эта девчонка говорит сплошные глупости! Между нами нет ничего общего! Должно быть, это какая-то хитроумная ловушка, чтобы заполучить мою душу!

Другая часть меня тоже отчаянно противилась притяжению. Цепляясь за спинку сиденья, она проговорила сквозь стиснутые от усилий зубы:

– У моего двоюродного дедушки украл душу карманник. Бедняга – дедушка, а не воришка, разумеется, – окончил свои дни, запертый в подвале моей бабушки. Питался свечными огарками.

– Да это всё чистейшее враньё! – завопила я.

– Откуда нам знать? – крикнула она в ответ.

Мои колени уже подгибались, не в силах больше противостоять тяге. Айви напротив меня вонзила ногти в обивку сиденья.

– Мисс Покет, вы доверяли мне раньше, поверьте и теперь, – сказала мисс Фрост. – Перестаньте сопротивляться – и вы вновь обретёте цельность.

– Никогда не доверяй рыжим, – заявила вторая я. – Или ты совсем ничего не соображаешь, дорогая?

Я пристально посмотрела на мисс Фрост:

– Если окажется, что вы ошиблись, я вам уши оторву.

И я расслабилась. Дальше всё произошло в считаные мгновения. Невидимая сила подхватила меня и понесла к двойнику. Алый свет, исходящий от камня, превратился в шар золотистого сияния, шар разбух, дотянулся до моей заблудшей половины и окутал её. Она испуганно вскрикнула. Её кожа засияла неземным светом, девочка воспарила над сиденьем и стрелой устремилась ко мне. Нет, не совсем ко мне. Алмаз Тик-так – вот что притягивало её. Миг спустя мы столкнулись. Сияющая девочка втянулась в камень – и вот уже только её ночная рубашка валяется под ногами.

Я услышала, как мисс Фрост зовёт меня по имени.

У меня отчаянно кружилась голова, перед глазами всё плыло, а потом всё вокруг заполнил ослепительный свет.

Когда сияние померкло, кареты уже не было. Я была в пустой комнате с голыми стенами. Очаг не горел. В разбитое окно ветер задувал снег. Я сидела, сжавшись в комочек, на коленях у мамы. Дыхание вырывалось у меня изо рта облачками пара. Я подняла глаза – лицо мамы было замотано шарфом до самых глаз. Она не двигалась. Глаза её были открыты, но, похоже, она не видела меня. Я потрогала маму за руку. Рука оказалась холодна как лёд.

– Мама?

Ответа не было.

Я стащила шарф с её лица и впервые смогла её как следует разглядеть. Простоватое, но милое лицо. Морщинки на лбу. Сухая кожа в мелких изъянах. Обветренные губы, с которых уже не срывались облачка пара. Я заглянула маме в глаза, но не смогла встретиться с ней взглядом. Коснувшись её лица, я заметила у неё под глазом родинку. Маленькую, по форме точь-в-точь как… облако.

Дверь распахнулась, и в комнату решительно шагнула женщина в жёлтом капоре. Подошла к нам с мамой и присела рядом на корточки. Потом вздохнула:

– Вы не те, кого я ищу.

Она встала и прошлась по комнате. Спросила, как меня зовут. Я не ответила. Я спрятала лицо у мамы на груди и повернулась к незнакомке спиной.

– Твоя мама умерла, – сказала женщина.

Я почувствовала, как она роется в маминых карманах. Потом в карманах моего пальтишки. Вот она нашла записку.

– Так тебя зовут Айви?

Я упрямо молчала. Она силком подхватила меня на руки.

– Пойдем, Айви, – сказала мисс Фрост. – Поищем для тебя дом получше.

И я закричала.

– Всё хорошо, мисс Покет. – Голос мисс Фрост звучал спокойно и немного хрипло. – Вам нечего бояться.

Я почувствовала, как она вытирает слёзы у меня на щеках.

– Как ты себя чувствуешь, Айви? – спросила Ребекка.

Открыв глаза, я увидела, что мы вернулись в дом мисс Фрост. Она сидела на постели рядом со мной, Ребекка стояла у неё за плечом. Обе выглядели очень встревоженными.

– Как вы, мисс Покет? – спросила мисс Фрост.

Я попыталась заговорить, но с губ нё сорвалось ни звука.

– Вы говорили, она станет сильнее, – сказала Ребекка. – Почему же она не отвечает?

Я и правда чувствовала себя сильной – совершенно разбитой, но гораздо сильнее, чем была всё это время.

– Теперь, когда Айви восстановила целостность, всё станет как раньше. – Мисс Фрост достала из-за голенища башмака маленький кинжал. – Но есть лишь один способ это проверить.

– Что вы задумали?! – испугалась Ребекка.

Но я-то сразу всё поняла. Поэтому я не дрогнула и не обозвала мисс Фрост взбесившейся коровой, когда она провела лезвием по моему предплечью. И на этот раз вместо тёмного дыма из ранки потекла обычная красная кровь. Я снова стала человеком.

– Она… – Похоже, Ребекке не хватало слов, чтобы договорить.

Мисс Фрост кивнула и приложила ладонь к моей ранке, останавливая кровотечение.

– Отныне никаких падений с лестницы или прыжков в огонь. Теперь мисс Покет так же уязвима, как и любой человек из вашего мира.

Я посмотрела прямо в глаза мисс Фрост:

– Мёртвая женщина, на коленях которой вы нашли меня много лет назад, была Макклауд, служанка из дома Дамблби.

Если мои слова и потрясли её, она ничем этого не показала. Возможно, она уже догадалась, что на меня снизошло понимание.

– Думаю, да, – только и сказала мисс Фрост.

– Кто такая Макклауд? – спросила Ребекка.

– Мисс Баттерфилд, вы не могли бы принести свежей воды? – попросила мисс Фрост.

Ребекка поняла намёк и удалилась. Когда она ушла, мисс Фрост встала и скрестила руки на груди.

– Тогда я, конечно, этого не знала, – начала она невозмутимым тоном. – Я разыскивала Анастасию и её ребёнка и была очень разочарована, когда вместо них наткнулась на вас и Макклауд. Вы отказывались говорить, но в кармане у вас я нашла записку – листок бумаги, на котором было вкривь и вкось написано «Айви». Я передала вас в приют, и там спросили, как ваше имя. «Айви Покет»[1], – сказала я. Что же до Анастасии, то я решила, что всё это время шла по ложному следу…

– А потом я сказала вам, что Дамблби отослали ребёнка Анастасии с Макклауд.

– Да. – Её голос смягчился. – Если бы я только знала…

– Получается, я её дочь?

– Анастасии Рэдклиф? – Мисс Фрост глубоко вздохнула, словно собираясь с духом. – Да, думаю, да. И это во многом объясняет связь между вами и алмазом Тик-так.

Внутри меня начал закипать гнев:

– Почему же вы мне не сказали?!

– Я пыталась сказать вам, мисс Покет. – Она отвернулась к окну, в которое лился утренний свет. – Но, честно говоря, я опасалась, что, узнав правду, вы натворите глупостей. Например, вернётесь в Лэшвуд, чтобы спасти Анастасию. Как вы помните, мы и без того находились тогда в непростых обстоятельствах.

У меня есть мама. Я пыталась поверить в это – и не могла.

– Она не узнала меня, – услышала я собственный голос. – Я была рядом с ней, а она не догадалась, кто я.

– Чтобы выжить, Анастасия отгородилась от внешнего мира, погрузившись в мир внутренний, – сказала мисс Фрост. – Она не узнала вас, потому что не видела. Возможно, смотрела на вас, но всё равно не видела по-настоящему.

– А вдруг она никогда не узнает меня? – проговорила я через силу.

– На самом деле, мисс Покет, она уже вас узнала.

Я села на кровати в полной растерянности:

– Извольте объясниться!

– Как вам известно, я навестила ваш мир вскоре после того, как вы прибыли в Проспу, – сказала мисс Фрост. – Первым делом я направилась в домик в Уэймуте, чтобы проведать вас. И вместо вас обнаружила там Анастасию.

– И?

– Конечно, здоровой назвать её было ещё нельзя, однако разум её уже начал проясняться, невзирая на все страдания, которые ей довелось пережить. Думаю, мы, уроженцы Проспы, выздоравливаем быстрее, чем жители вашего мира.

– И? – снова спросила я, едва сдерживая волнение.

– Я рассказала ей правду. Что вы – её дочь.

– И она… она сказала что-нибудь?

Мисс Фрост ответила не сразу. В задумчивости коснулась пальцами подбородка.

– Она расплакалась, мисс Покет. Расплакалась.

Я вскочила. Достала из-под платья алмаз Тик-так:

– Я должна немедленно спешить к ней. Чтобы наша семья воссоединилась и всё такое.

Вернулась Ребекка с кувшином воды и поставила его на столик у кровати.

– Ребекка, дорогая, думаю, лучше всего будет, если ты заберёшься мне на закорки, как медвежонок на спину к медведице. Мы возвращаемся домой.

– Это невозможно. – Мисс Фрост указала на камень у меня в руке. – Присмотритесь внимательнее, мисс Покет.

Я послушалась. И поняла, что бриллиант уже совсем не тот – в сердцевине его пролегала трещина, и сердцевина эта была черна как ночь.

– Он…

– …сломался? Верно. – И, невзирая на потрясение и боль, я заметила грусть в глазах мисс Фрост. Долгие годы она была Хранителем Камня, и жизнь её неразрывно связана с ним и его мрачным предназначением. – В ваших жилах течёт кровь двух миров. Это объясняет природу вашей уникальной связи с камнем. Но сила, которая потребовалась, чтобы вновь сплавить ваши половинки воедино, была слишком велика. Камень не выдержал напряжения. Магия покинула его, мисс Покет.

– Но и проклятие тоже, – прошептала Ребекка.

Я вспомнила слова Светоча Справедливости о чёрной магии в королевстве Проспа.

– Это правда, что Тень – плод тёмного колдовства?

– Возможно. – Мисс Фрост потёрла лоб. Похоже, она страшно устала. – Несколько веков назад королевская дочь обратилась к колдуну, чтобы призвать проклятие на голову своей матери. Проклятие, напитанное мощью чёрной магии, убило королеву за считаные часы. Когда её тело нашли, кожа её была полностью серой. Словно на неё легла густая тень.

– Так вот откуда пошла Тень!

– Многие верят, что это правда, – сказала мисс Фрост. – Проклятие было могучим и яростным, оно не остановилось, убив королеву, а стало распространяться дальше – сначала по дворцу, а потом и по королевству. – После этого всех магов и колдунов казнили, но было поздно.

Я вспомнила прохожего, которого видела в городе из окна поезда, – мужчину, с ужасом уставившегося на серое пятно на руке. И лица больных во Дворце Проспы.

– Неужели не было никакого способа остановить проклятие?

– Лучшие умы Проспы бились над этой задачей, – устало ответила мисс Фрост, – но тщетно. Мы даже не знаем, каким образом распространяется болезнь. Тень косит всех без разбору, и лишь немногие, те, кто от природы не восприимчив к ней, могут не опасаться её смертельной хватки.

Тут было над чем подумать.

– То есть вы к Тени невосприимчивы?

– Похоже, что так. – Мисс Фрост на несколько мгновений закрыла глаза. – Трудно сказать точно. Считается, что человек невосприимчив, если он выжил. Например, не заразился, когда вся его семья заболела.

– И… и это случилось с вами?

– Верно. – Мисс Фрост скрестила руки на груди. – Кроме Тени, единственное наследие тех времён – это Портал. Его создал королевский чародей, когда её величеству наскучила жизнь во дворце и ей захотелось взглянуть на иные миры. Дворец Проспы тогда был королевским дворцом, и Портал взрастили в подвале, расположенном под королевскими покоями. Однако затея обернулась разочарованием. Несколько глупцов, которых уговорили опробовать его на себе, погибли в пустоте между мирами. Всё, что вернулось назад, – несколько оторванных конечностей и голова.

– Какая изумительная жуть! – восхитилась я.

– Когда Тень стала распространяться, первая Главная Судья велела уничтожить Портал вместе с прочими орудиями и плодами магии. К счастью, гениальный ученый по имени Пегготти Спринг убедила её передумать. В пустыне на северных границах она нашла удивительный бриллиант. Профессор Спринг надеялась, что его сила позволит ей путешествовать в ваш мир.

– Это был алмаз Тик-так!

Мисс Фрост кивнула:

– Профессор Спринг рассчитывала найти в вашем мире лекарство от Тени. Ей было дано разрешение использовать Портал для экспериментов, а остальное вы уже знаете. Когда Главная Судья узнала, на что способен камень, она учредила должности Проводника Душ и Хранителя Камня, которые должны были следить, чтобы ожерелье выполняло свою работу.

– Похищало души, – вставила я с великолепным ехидством.

– Моё дело было следить за использованием алмаза Тик-так и его безопасностью, чтобы у моего народа оставалась надежда на исцеление от Тени, – резко ответила мисс Фрост. – Это мисс Олвейс как Проводник Душ должна была обеспечивать непрерывный поток Панацей в Проспу. Но с годами мисс Олвейс отвергла правила использования алмаза: она больше не хотела довольствоваться похищением душ престарелых и умирающих. Она стремилась к большему – встать во главе всей Проспы, расшатав трон Светоча Справедливости. Поэтому ваша бабушка объявила её врагом королевства.

– Мне кажется, что и к вам бабушка не питает особой любви, дорогая, – не удержалась я.

Мисс Фрост фыркнула:

– Светоч Справедливости – безнравственная и лживая особа. Я видела, как она наживается на Тени – продает дозволение прикоснуться к Панацее богатым и влиятельным. Я сказала, что если она не прекратит это, я заставлю её прекратить. – Рыжеволосая воительница пожала плечами. – Ей это пришлось не очень по нраву, и она отправила свою гвардию убить меня. К счастью, кровь Портала, текущая в моих жилах, помогла мне одолеть этих головорезов.

– Получается, вы ведьма, верно? – Я со знающим видом покачала головой. – Я практически уверена, что так и есть. Эти ваши унылые одежды, дурной характер, усики на верхней губе…

Мисс Фрост ощетинилась. Ноздри её яростно раздувались. Возможно, дошло бы и до рукоприкладства, но тут в комнату постучалась одна из её соратниц и вручила мисс Фрост письмо. Та прочитала его и сунула в карман.

Тем временем я думала о том, сколько боли и тоски принес в мир алмаз Тик-так. Но в то же время он был воплощением надежды для жителей Проспы – только он мог принести им исцеление от Тени. А теперь его больше нет.

– Мне не жаль, что алмаз Тик-так больше не будет похищать души, – сказала я, подойдя к мисс Фрост. – Но если остается возможность, что я та, кем меня считает мисс Олвейс, что я могу навсегда остановить Тень, то…

– Я верю в факты, а не мифы, – холодно перебила меня мисс Фрост. – А факты таковы, что алмаза Тик-так больше нет и значит, ваша последняя надежда вернуться домой – это Портал.

– Но Портал умирает, – воскликнула Ребекка.

– Вот почему мы должны придумать, как мисс Покет попасть к нему, прежде чем путь закроется окончательно. Хотя я боюсь, что переход может быть весьма опасен. – Мисс Фрост посмотрела на часы. – Записка, которую мне принесли, была от моего сообщника во Дворце Проспы. Он пишет, что Светоч Справедливости спускалась в подземелье, где находится Портал, прошлой ночью около полуночи. Если именно тогда она отравила его, у нас осталось меньше четырёх часов.

Новость потрясла меня до глубины души. Если я не успею вернуться в свой мир, как же я тогда смогу воссоединиться со своей настоящей матерью? С другой стороны, мысль о маме напомнила мне кое о чём ещё, не менее важном…

– Но ведь Светоч Справедливости – моя бабушка! – сказала я, резко обернувшись. – Да, конечно, она слегка чокнутая злодейка, но я уверена, стоит ей только узнать, что во мне течет её кровь, и она сразу подобреет!

– Вы глубоко заблуждаетесь, – отрубила мисс Фрост. – Светоч Справедливости неспособна испытывать тёплые чувства. Не знаю, зачем она отравила Портал – это выглядит весьма странно, ведь Панацеи – источник её могущества. Но, как бы там ни было, так мог поступить только человек отчаявшийся, которому нечего терять. А таким людям доверять нельзя.

– Мисс Фрост права, Айви, – добавила Ребекка. – Когда я только попала во Дворец Проспы, Светоч Справедливости приходила ко мне и расспрашивала про алмаз Тик-так. Похоже, она откуда-то уже знала, что ты надевала ожерелье. И я видела, что она отчаянно желает узнать о тебе побольше. – Ребекка покачала головой. – Она не сломила меня, Айви. Я ничего ей не сказала.

Я тепло улыбнулась ей:

– Ты молодец, дорогая.

Но это ещё не означало, что Светочу Справедливости известно о нашем с ней родстве. Возможно, моя милая бабуля и правда чуточку бесчеловечна. С другой стороны, её можно понять: родная дочь сбежала в другой мир, бросив её одну. Неудивительно, что бабушкино сердце очерствело и сморщилось, как урюк. Но стоит ей только узнать, кто я, как её сердце оттает, глаза наполнятся слезами, и мы обнимемся, как два отважных путешественника, сбившихся с пути в бурю.

– Надо просто сказать бабушке правду, – радостно заявила я. – И тогда она сразу позволит нам с Ребеккой вернуться домой, пока Портал ещё жив.

– Ты так думаешь? – с надеждой спросила Ребекка. – Ах, Айви, ты правда думаешь, что…

– Не будьте наивны, – самым жестоким образом вмешалась мисс Фрост. – Подозреваю, что Светоч Справедливости отлично знает, кто такая мисс Покет. Надо найти способ проникнуть к Порталу незамеченными. А для этого требуется хорошенько поразмыслить.

– Где тут уборная? – спросила я, направляясь к двери. – Не будь я девушкой из высшего общества, владелицей собственных апартаментов на Беркли-сквер, я бы сказала, что вот-вот лопну.

Мисс Фрост вздохнула с крайним неодобрением:

– Внизу, по коридору мимо кухни.

На нижнем этаже болтались четыре сподвижницы мисс Фрост, поэтому я прошмыгнула из гостиной в небольшую библиотеку и выбралась через окно. Мой путь лежал во Дворец Проспы.

17

Побег – дело непростое. Вот почему я пряталась под весьма растрёпанным кустом и мысленно ругала мисс Фрост на чём свет стоит. Как оказалось, снаружи её дом охранялся не хуже, чем изнутри. Выпрыгнув из окна, я очутилась за невысокой живой изгородью. Быстро приметив поблизости одну из подружек мисс Фрост, я пригнулась. Женщина прошла мимо, потом развернулась и двинулась в обратном направлении. Едва она миновала меня, я быстро проползла через двор и спряталась за бочкой с репой.

Тут послышались женские голоса. И приближающиеся шаги. Поблизости рос клён, с него свисала верёвочная лестница. Выбор у меня был невелик, и, поскольку становиться невидимой я не умела, пришлось метнуться туда и быстро вскарабкаться по лестнице. Наверху оказался премиленький домик на дереве. Сплошь доски и ржавые гвозди. Пригнувшись, я подобралась к квадратному оконцу, прорезанному в стене. Моё внимание привлекли инициалы, вырезанные под ним и заключённые в сердечко: Дж. О. и Э. Ф. Но вскоре я забыла о них. Через окно я видела, как ко двору галопом мчится всадник. Точнее, всадница, в коричневых штанах и чёрном камзоле, как все помощницы мисс Фрост. Она привязала коня к ветке прямо подо мной и бегом бросилась в дом.

Когда она ушла, я заметила, что две пешие охранницы заболтались у дверей конюшни, – и сделала свой ход. Я выбралась из окна, встала на толстую ветку и спрыгнула прямо в седло, причём весьма умело. Хотя не буду отрицать – седалищу моему пришлось несладко. Когда я отвязала поводья, в доме поднялся шум.

– Она не могла уйти далеко! – крикнула мисс Фрост. – Обыщите всё сверху донизу!

Я ударила лошадь пятками, и она взяла с места в галоп. Мы летели по дороге как птицы. Коса моя расплелась, и волосы самым великолепным образом реяли по ветру у меня за спиной. Это был душераздирающе красивый побег. До тех пор, пока я не увидела всего в тридцати шагах впереди четыре чёрные кареты. На козлах сидели коротко стриженные люди в знакомых оранжевых мундирах – стражники Светоча Справедливости. И они гнали лошадей прямо к дому мисс Фрост.

Я свернула с дороги и направила лошадь в лес. Возвращаться назад я не собиралась. Не было времени – Портал закроется всего через несколько часов, а с ним умрёт и всякая надежда увидеть маму.

Мисс Фрост с подругами быстро разберутся с этими оранжевыми мундирами. А главное – всё наладится, как только Светоч Справедливости узнает, что я её внучка. Она отпустит нас с Ребеккой домой.

Рассуждая так, я подхлестнула лошадь и поскакала дальше.

Во Дворце Проспы стояла благословенная тишина. Чудесное безлюдье. Стражи почти не было видно. Не могли же они все отправиться получать на орехи к дому мисс Фрост?

До города я добралась верхом, вдоль железной дороги. А дальше пошла пешком, рассудив, что лучше не рисковать, раз уж лошади тут днём запрещены. У моста я свернула и обошла вокруг Дворца, чтобы выйти к заднему фасаду.

Показался стражник. Он шёл, заложив руки за спину, и быстро скрылся за углом. Похоже, он патрулировал Дворец, вышагивая по кругу. Поэтому, едва он свернул за угол, я бросилась вперёд. Пробежала по серебряной дорожке между кроваво-красными кустами. Мимо таблички «Дворец Проспы». И просочилась внутрь никем не замеченной – недаром у меня все задатки прирождённого дурного запаха.

Внутри было пусто. Не сновала по коридорам обслуга. Не вышагивали стражи. Передо мной открылась великолепная парадная лестница. Я побежала на второй этаж. Именно там меня держали взаперти после того, как мы с Ребеккой попались. И пусть я не знала наверняка, но интуиция подсказывала мне, что покои Светоча Справедливости должны быть где-то неподалёку. Не случайно же она держала склянку с ядом в комнате, служившей мне темницей.

На лестничной площадке висел портрет Светоча Справедливости. Судья была изображена величественной до жути, на фоне полковых знамен. Налево и направо уходили широкие коридоры. Я наугад свернула налево. В коридоре было множество дверей, и все открыты настежь. Несколько пустых кабинетов, библиотека… Но одна дверь была закрыта. Что меня до ужаса заинтересовало. Я открыла её и вошла.

За дверью оказалась просторная и светлая комната. Белые книжные стеллажи вдоль стен. Посередине – большой письменный стол и кожаное кресло с высокой спинкой. Камин, выложенный из тёмного камня, с высеченной поверху надписью:

БДИТЕЛЬНОСТЬ ПРЕЖДЕ ВСЕГО.

А в дальней стене – большие бронзовые двери, украшенные множеством уменьшенных изображений алмаза Тик-так. Мне захотелось взглянуть на них поближе, но стоило мне сделать несколько шагов, как пол подо мной затрясся. Через мгновение всё прекратилось.

Двери блистали великолепием. Слева и справа от них были высокие окна, за которыми мне открылась знакомая картина: обширная терраса, широкие ступени, дальше – огромная площадь, памятник алмазу Тик-так и озеро. Всё выглядело в точности так, как в тот день, когда я впервые увидела эту картину из окна поезда. Не считая нескольких отличий.

Во-первых, посреди озера высился большой помост, а на нём стоял алый трон. Во-вторых, на площади и вокруг озера собралась огромная толпа. У многих людей на коже темнели серые пятна, лица были больные и осунувшиеся. А стражники из Дворца Проспы орали на толпу весьма неблагонравным образом.

– Ты вернулась.

Я подскочила от неожиданности и обернулась. В дверях стояла Светоч Справедливости. Она была в простом коричневом платье, без драгоценностей и прочих украшений.

– Да, дорогая, – отозвалась я. – Мне пришлось вернуться, потому что у меня для вас восхитительные новости.

Светоч Справедливости подошла ко мне. Без единого слова протянула руку к моей шее. Когда она нащупала у меня под платьем камень, её ледяные глаза сверкнули, Светоч Справедливости вытащила алмаз на свет и взглянула на потемневший, треснувший бриллиант.

– Так я и думала, – сказала она. – Почему бы нам не побеседовать в моих покоях?

Чудесная мысль. Светоч Справедливости провела меня сквозь двустворчатые двери, расположенные между стеллажей. За ними оказалась уже знакомая мне комната – та самая, что примыкала к моей темнице. Обставленная весьма безыскусно: несколько деревянных стульев, кровать в углу. Стол и керосиновая лампа. На стене поблёкший от времени гобелен с изображением озера.

– Это и есть ваши покои? – спросила я.

Она оглядела комнату:

– Народ Проспы считает, что глава государства не должна купаться в роскоши, как королева. Ей надлежит жить скромно и непритязательно, как крестьянке.

Светоч Справедливости подошла к стене, завешенной гобеленом. Отвела его в сторону. За гобеленом оказалась дверь, скользнувшая в сторону от одного прикосновения. Светоч Справедливости вошла туда, и я быстро последовала за ней. И очутилась в покоях, ничуть не похожих на скромную комнату, оставшуюся за дверью.

Резной потолок из дубовых досок, огромная помпезная люстра, свисающая посередине. Пышные ковры на полу. Камин с гигантским дымосборником, тоже украшенный резьбой – в виде кинжалов. Массивная мебель, обитая алым и чёрным шёлком. Воздух, благоухающий персиками и апельсинами.

– Это мой маленький секрет, – сказала Светоч Справедливости. – У всех великих вождей есть свои секреты.

Вдоль одной из стен стояли застекленные шкафчики, набитые изящными вещицами вперемежку с предметами странными и жуткими. Тут были расписные вазы, скипетр, инкрустированный сверкающими зелёными камнями, статуэтки слоновой кости, а рядом – засушенные головы, кости, будто обмакнутые в жидкое золото, склянки с чем-то, до тошноты напоминающим человеческие языки. Я уставилась на бабушку в некоторой растерянности.

– История Проспы полна тёмных и завораживающих моментов, – проговорила она мягко. – Я собираю свидетельства тех времен. Эти языки принадлежали подданным, которые чем-то огорчили королеву. – Она села за изукрашенный письменный стол и жестом предложила мне кресло напротив. – Итак, что ты хотела мне сказать, Айви?

Я поспешно приняла приглашение, поскольку Портал был при смерти и следовало беречь каждую минуту, и постаралась говорить как можно короче. Свою речь я закончила с изрядной поэтичностью:

– Теперь я почти не сомневаюсь, дорогая бабушка, что вам хотелось бы до скончания жизни оставить меня при себе, чтобы осыпать поцелуями, объятиями, деньгами и пирожными. Но увы, это совершенно невозможно. У меня уже есть собственный дом и, как оказалось, собственная мама. Она ваша дочь, так что вы с ней, наверное, знакомы.

Бабуля ничего не сказала. Лишь молча улыбнулась.

– Понимаю, вы онемели, – сказала я, не растерявшись. – Радостное потрясение и всё такое.

Она открыла ящик стола, достала оттуда что-то и толкнула по столешнице ко мне. Это была фотография (цветная, подумать только!) девочки, во многом похожей на меня.

– Это моя сестра, Флоренс, – сообщила Светоч Справедливости. – Она умерла незадолго до своего четырнадцатилетия. У вас немало общих черт, ты не находишь?

Так Светоч Справедливости с самого начала знала, кто я такая! Мисс Фрост была права. Это просто возмутительно! И обескураживающе.

– Я не понимаю, – призналась я.

– Не понимаешь? – Светоч Справедливости откинулась на спинку кресла. – Когда твоя половина прибыла сюда сквозь Портал, мне сразу бросилось в глаза, что она – особенная. Она не светилась и выглядела точь-в-точь как моя сестра. Каким бы невероятным это ни казалось, я понимала: девочка не может быть не кем иным, как ребёнком моей дочери. В твоих жилах течёт кровь обоих миров – Проспы и того, другого. Я также понимала, что ты, весьма возможно, сумеешь попасть сюда. На самом деле, я даже рассчитывала на это. – Она указала на меня. – И вот ты здесь.

У меня нехорошо засосало под ложечкой. И поджилки затряслись всё сильнее.

– Зачем вы отравили Портал, бабушка?

– Чтобы навсегда разорвать связь между нашими мирами, – просто сказала она. – Эта страница истории Проспы уже перевёрнута.

Пол снова вздрогнул. Откуда-то донёсся глухой рокот. Картины на стенах качнулись. Стекла в окнах звякнули. Светоч Справедливости тоже заметила всё это, и на её гладком лице пролегли морщины. Но мне надо было обсудить с ней кое-что поважнее.

– Но как же Тень и Панацеи? Когда Портал умрёт, люди…

– Панацей перевезли в другое место, где им ничто не угрожает. – Она указала на толпу за окном. – Проводник Душ посеяла в моих людях большие надежды на тебя, Айви. Их ждёт жестокое разочарование. Вот почему моя гвардия сейчас пытается очистить город и заставить всех разойтись по домам.

– Но ведь без Портала больные обречены! Красть души отвратительно – но разве вы не должны заботиться о благе своего народа?

Бабушка молча смотрела на меня. Её голубые глаза были прекрасны, но в них не было ни капли сострадания. У меня оставалось ещё немало вопросов, но я уже догадывалась, что ответы мне не понравятся.

– Почему вы велели увезти нас прошлой ночью? Меня и Ребекку? – всё же спросила я.

– Ребекка была не более чем приманкой. Она была нужна мне, чтобы ты не ускользнула обратно в свой мир, воспользовавшись силой алмаза. Пусть мне и не удалось найти ожерелье, я знала, что ты держишь его под рукой. И знала, что ты не сможешь забрать Ребекку с собой, если отправишься домой при помощи камня. Что же до второй твоей половины, в мои планы входило, чтобы вы воссоединились. – Она вздохнула. – Ведь что ни говори, но пока ты не вернула себе целостность, я не могла тебя убить.

Я встала:

– Что ж, приятно было повидаться, бабушка. Не забывайте обо мне, пишите иногда, как у вас дела. А сейчас прошу меня извинить: мне надо вернуться за моей подругой. Не утруждайтесь торжественными проводами или прощальным завтраком. Мы просто нырнём в Портал и отправимся своей дорогой.

– Я этого не допущу. – Светоч Справедливости встала из-за стола, и я увидела в её руке изящный серебристый пистолет. – Дочь для меня умерла, и ты не что иное, как живое доказательство её измены. Она бежала от меня, словно я чудовище. Я не думала, что возненавижу кого-нибудь сильнее, чем Анастасию, – и тут появилась ты.

Жуть, да и только.

– Отпустите меня домой, и вы больше никогда обо мне не услышите.

– Анастасия прекрасно обходилась без матери, – сказала она. – Обойдёшься и ты.

И только тут на меня наконец снизошло полное понимание:

– Вы отравили Портал лишь для того, чтобы не дать мне вернуться к матери. – Я покачала головой. – Это была месть.

– Это справедливое возмездие! – Светоч Справедливости приставила пистолет к моей груди напротив сердца. – При иных обстоятельствах я, возможно, восхищалась бы внучкой, которая не дрогнула перед лицом могущества своей бабки. Которая держалась отважно и хранила верность друзьям. Но обстоятельства таковы, каковы они есть, и надо с этим смириться. Даже не будь ты моей внучкой, ты оставалась бы угрозой тому единственному, что дорого моему сердцу.

– Вашей власти, – услышала я собственные слова.

Она ничего не сказала. Но слов и не требовалось. Ответ легко читался в царственной посадке её безволосой головы. В её потайных покоях, обставленных по-королевски. В её алчных глазах. Быть Высшей Справедливостью Проспы было для неё важнее всего. Ради этого она готова была снести любые преграды.

– Я бы застрелила тебя прямо здесь, – произнесла Светоч Справедливости, – но не хочется марать покои и поднимать шум.

– Как благородно с вашей стороны, бабусенька.

Тыча мне в грудь пистолетом, она заставляла меня отступать, пока я не упёрлась спиной в стеклянный шкаф.

– Может быть, вы согласитесь закормить меня до смерти холодной овсянкой? Или устроить выволочку и отправить спать без ужина?

Я с разворота ударила её под локоть, надеясь, что от удара пистолет вылетит из её руки на другой конец комнаты. Но Светоч Справедливости почти не дрогнула. Она вновь приставила дуло пистолета к моей груди – и взвела курок.

– Силы во мне больше, чем кажется, – сказала она.

– А здравомыслия – меньше, – добавила я.

Но деться мне было никуда, и мы обе это знали. С довольной улыбкой Светоч Справедливости свободной рукой открыла дверцу одного из стеклянных шкафчиков и повернула статуэтку слоновой кости, изображавшую женщину с карманными часами в руках. Раздалось шипение. Шкафчик вдруг выехал вперёд, словно что-то вытолкнуло его, и скользнул в сторону. За ним открылся проход. Нет, не проход – тесная ниша, в которой едва уместился бы стоя один человек.

– Эта маленькая камера со всех сторон обшита сталью. Когда дверь закроется, доступ воздуха внутрь полностью прекратится. – Светоч Справедливости повела своим оружием, приказывая мне зайти в нишу. – Мне показалось, что удушье – лучший выбор.

– Тогда как на мой взгляд мы могли бы всё обсудить, сойтись на том, что вы безнадёжно сбрендили, и отправиться каждая своей дорогой.

Светоч Справедливости схватила меня за руку и втолкнула в нишу. Там было так тесно, что я оказалась зажатой между стен будто в тисках. Я попыталась выскочить на свободу, но пистолет живо заставил меня отступить.

– Твой путь закончится здесь, – сказала Светоч Справедливости. – Не самый славный конец. Но, с другой стороны, есть что-то прекрасное в том, что ты будешь замурована в моём собрании редкостей.

– Но разве не лучше было бы сделать из меня чучело и повесить над камином? – предложила я, нервно сглотнув. – Давайте пойдём к ближайшему чучельнику и поговорим.

– Напрасно ты сунулась в мой мир, Айви. Оставалась бы в своём.

Светоч Справедливости потянулась к статуэтке из слоновой кости. Сейчас она повернёт фигурку – и замурует меня навеки. Моя жизнь будет кончена. Светоч Справедливости взялась за статуэтку – и тут рука в перчатке змеей обвилась вокруг её шеи. С другой стороны к её горлу метнулся кинжал. За спиной Светоча Справедливости возникла злорадно ухмыляющаяся особа.

– Привет, Айви, – сказала мисс Олвейс.

Шагнув на свет из ниши, которая чуть не стала мне могилой, я испытала великое облегчение. Мисс Олвейс отобрала у Светоча Справедливости пистолет и, оттолкнув её в сторону, оглядела тайные покои.

– До меня доходили слухи о вашей маленькой коллекции пакостей, – сказала она. – Но я думала, это выдумки.

– Ниша хорошо послужила мне. – Светоч Справедливости погладила свою морщинистую шею. – Нет, использовать её мне приходилось всего раз или два. Обычно хватало угрозы.

– Но не сегодня. – Мисс Олвейс поправила очки на носу, и я заметила у неё на луб ссадину от камня, метко брошенного Амосом. – Конечно, убить Айви было бы славно. Я и сама об этом подумывала, но потом поняла, что она должна послужить высокой цели. Вы же знаете, что она надела ожерелье с алмазом Тик-так и осталась жива. Это означает, что она может оказаться той, кого мы искали. И несмотря на это, вы хотели убить её?

– Я всё равно убью её, – хладнокровно заявила Светоч Справедливости. – Мисс Олвейс, неужели вы думаете, что кто-то из вас выйдет отсюда живой? Моя гвардия…

– Вашей гвардии во Дворце нет. Все они в городе – пытаются остановить революцию.

– Кроме тех, кому в эту самую минуту мнёт бока мисс Фрост, – добавила я.

Пол снова содрогнулся, на сей раз особенно сильно. Стеклянные шкафы задребезжали, дверцы их распахнулись, многие из любезных сердцу Светоча Справедливости диковин попадали на пол. Мисс Олвейс стрельнула глазами по сторонам. И снова уставилась на Светоч Справедливости:

– Что это? Что вы сделали?!

Светоч Справедливости вздохнула и ничего не сказала.

– Она отравила Портал, – объяснила я. – Не знаю, в этом ли причина сотрясений, но Портал вот-вот закроется, поэтому мне нужно вернуться в мой мир, прежде чем…

– О чём вы думали! – Не слушая меня, мисс Олвейс метнулась к Светочу Справедливости и приставила кинжал к её горлу. – Вы пытались убить девчонку, чтобы она не сыграла свою роль Избранницы Двух Миров. И вы убили Портал, поэтому он больше не сможет переправлять сюда души, чтобы лечить людей. Вы что, не хотите остановить Тень? Вам всё равно?

Бабушка встретила взгляд мисс Олвейс, не дрогнув:

– Я верховная судья. Я решаю, как будет лучше. Меньше чем через час Портал перестанет существовать и всё будет кончено.

Мисс Олвейс в изумлении покачала головой:

– А что вы скажете людям?

– Что Проводник Душ под покровом ночи проникла во Дворец и отравила Портал.

Во взгляде мисс Олвейс ярость мешалась с восхищением, и восхищения было больше.

– Свалить всё на меня? Умно.

– Когда люди узнают, что вы не привели им Избранницу Двух Миров, что эта девочка – ваша выдумка, они готовы будут поверить любым обвинениям против вас, – заявила Светоч Справедливости. Глаза её сверкали лихорадочным воодушевлением. – И я помогу народу пережить эту великую трагедию. Больные умрут, а здоровые возьмутся за дело. Мы начнем всё заново – под моим мудрым руководством.

– Да вы совсем спятили, дорогая, – вставила я своё веское слово.

Последовал новый толчок, стены задрожали. Над головами у нас раздался оглушительный треск, и мгновение спустя огромная люстра упала на пол всего в нескольких шагах от нас.

– Дворец Проспы выстроен над вместилищем Портала, – сказала мисс Олвейс. – То, что вы сделали, разрушит его.

– Вы ошибаетесь, – возразила Светоч Справедливости. – Портал скоро умрёт. Дворец вполне выдержит несколько толчков.

– Нет, – печально покачала головой мисс Олвейс. – Он уже рушится.

И вот тут Светоч Справедливости побледнела. Я видела это своими глазами!

– Вы ошибаетесь, – повторила она, но уже без прежней уверенности.

– Какой печальный конец великого Светоча Справедливости, – сказала мисс Олвейс с прежней язвительностью. – К вечеру сегодняшнего дня этот Дворец будет лежать в руинах, а Проспа обретёт новую королеву.

Я знала, что она имеет в виду. Что я – Избранница Двух Миров. Светоч Справедливости тоже это знала. Вот почему она бросилась на мисс Олвейс и оттолкнула её назад. Мисс Олвейс споткнулась. Светоч Справедливости потянулась к пистолету. Мисс Олвейс резко развернулась и ударила противницу каблуком. Сила удара отшвырнула Светоча Справедливости к шкафам. Она впечаталась спиной в дверцы. Зазвенело стекло. Моя бабушка застонала.

– Отлично сработано! – Я захлопала в ладоши.

Мисс Олвейс не ответила. Она бросилась к Светочу Справедливости, схватила её и швырнула прямо в нишу-могилу. Я подбежала к нужному шкафу и повернула статуэтку. Шкаф скользнул на место.

– Приятно было познакомиться, бабуля! – Я ещё успела помахать ей рукой на прощанье.

Миг – и шкафы снова выстроились в ряд, запечатав нишу. Мисс Олвейс бросила пистолет в камин, огляделась по сторонам и глубоко вздохнула. Я уже бежала к выходу:

– Спасибо, дорогая, без вас я бы не управилась. А теперь, если не возражаете, мне пора забрать свою подругу и прыгнуть с ней в Портал. Время дорого и всё такое.

Мисс Олвейс встала у меня на пути, направив на меня кинжал:

– Пора тебе встретить свою судьбу, моя давняя подружка.

18

Платье было белое и довольно-таки красивое. Мисс Олвейс швырнула его мне и настояла, чтобы я переоделась перед торжественным выходом к народу. Прежде чем покинуть Дворец Проспы, мы спустились к Порталу – мисс Олвейс хотела своими глазами увидеть его. Когда мы вошли в подземный зал, земля снова содрогнулась. В подземелье отчётливо воняло тухлятиной, и тёмная вода в бассейне бешено пузырилась.

Мисс Олвейс смотрела на Портал, и в этом взгляде было что-то наподобие грусти.

– Он и правда умирает, – проговорила она.

– Как скоро он закроется?

– Светоч Справедливости сказала, что Порталу осталось жить меньше часа. – Она взглянула на часы – было начало двенадцатого. – Наверное, она права.

– Тогда мне надо срочно бежать за Ребеккой. – Я бросилась к двери, ведущей в подземный ход.

Но далеко я не убежала – мисс Олвейс поймала меня за шиворот и дёрнула обратно.

– Твоё будущее принадлежит Проспе, Айви, – приговаривала она, без особых церемоний толкая меня вверх по винтовой лестнице. – Игры кончились. Час пробил.

Мисс Олвейс времени зря не теряла. Она разослала вести во все концы королевства. Её стараниями повсюду появлялись надписи на стенах и листовки, возвещающие, что сегодня явится Избранница Двух Миров. Они призывали больных, вопреки запретам и страже, прийти в город и своими глазами увидеть, как закончится время страданий.

И они пришли. Они наводнили город. Их были тысячи. Когда мы вышли на террасу через бронзовые двери в официальном кабинете Светоча Справедливости, я ахнула. И застыла с раскрытым ртом. На огромной площади внизу яблоку было негде упасть. Люди стояли на площади и по берегам огромного озера за ней – дети и старики, мужчины и женщины.

– Все они пришли сюда ради тебя, Айви. – Мисс Олвейс стояла позади меня, приставив остриё кинжала к моей шее сзади. По торжественному случаю она надела алый плащ, и его широкий рукав скрывал кинжал от глаз толпы. – Сегодня ты перевернёшь новую страницу нашей истории.

– И как, по-вашему, я должна это сделать? – поинтересовалась я, не в силах отвести глаз от толпы. – Исцелить всех мановением волшебной палочки? Так у меня нет никаких палочек, вредоносная вы поганка!

Мисс Олвейс указала на озеро и возвышение, установленное посреди сверкающей водной глади.

– Вот как ты это сделаешь, – с придыханием заявила она. – Пророчество об Избраннице Двух Миров гласит, что она исцелит всех при помощи воды. А вода в этом озере сама по себе хранит тайну. В него не впадают реки, а на дне его не бьют ключи, там одна лишь глина. И тем не менее уже много столетий в озере не иссякает вода, насыщенная пузырьками газа и богатая полезными минералами. Объяснения этому так и не нашли. Теперь ты понимаешь? Это то самое место, где всё свершится.

– Да у вас крыша определённо набекрень, дорогая. – Я уставилась на толпу, окружавшую насосы по берегам озера. – Эти несчастные разорвут нас с вами в клочья, когда выяснится, что я не та девочка, которой они меня считают.

Была ли я и в самом деле Избранницей? Этого я не знала. Но после того как я снова стала обычным человеком, это уже не казалось мне возможным. Или логичным. Все мои мысли были заняты Порталом. И безжалостно утекающим временем. Вот почему я рванулась прочь, пытаясь сбежать. Но мисс Олвейс схватила меня за руку.

– Твой выбор – слава или смерть, – заявила она. – Что ты выбираешь, Айви?

– Я хочу домой, – сказала я.

– Твой дом здесь.

Отчасти это было правдой. Моя мать родилась в Проспе. Её кровь, кровь жительницы этого мира, текла в моих жилах. Но мой дом – там, где мама, а мама осталась в Англии.

Мисс Олвейс не было никакого дела до стремлений моей души. Она заставила меня спуститься с террасы на площадь. Толпа расступилась перед нами. Люди бормотали, показывали на нас пальцами, ахали.

– Это она!

– А не маловата ли?

– Айви, мы с тобой!

– Да благословят боги Избранницу Двух Миров!

Хотя в толпе и попадались иногда богато разодетые люди, большинство, похоже, добрались сюда из деревень: женщины в простых платьях, мужчины в поношенных штанах и куртках. У многих были отметины Тени. Вокруг меня колыхалось море серых лиц и пустых глаз. Мисс Олвейс уже успела рассказать мне, как все эти люди сотнями прибывали в город на подводах и пешком. Презрев запрет на конный транспорт, они заполонили город. Их вела надежда на исцеление.

Гвардия Светоча Справедливости поняла, что с таким многочисленным противником ничего не поделать, и отступила во Дворец Проспы. Лишь несколько стражников осталось снаружи, чтобы вместе с прочими людьми королевства воочию увидеть то, что произойдёт.

Некоторые из людей в толпе выкрикивали хвалы Проводнику Душ, благодаря её за то, что привела Избранницу Двух Миров. Мисс Олвейс упивалась этой благодарностью, как котёнок – молоком.

– Я сделала лишь то, что сделал бы на моём месте любой Проводник Душ, – с царственным видом отвечала она. – Я не ищу иной награды, кроме как избавления Проспы от Тени.

– Конские яблоки цена вашим словам, – прошептала я. – Из-за вас погибла Лили.

– Кто такая Лили?

Мы уже подходили к озеру. Толпа с каждой минутой становилась всё плотнее.

– Лили – та девочка, которая свалилась из-за вас со скалы.

– О. – Мисс Олвейс вздохнула. – Это был несчастный случай. Я не хотела убивать её.

– Возможно, но для вас убить человека ничего не стоит. Вспомните хоть бедного мистера Бэнкса или герцогиню Тринити.

– Я просто заботилась о том, чтобы алмаз Тик-так продолжал делать свою работу. – Мисс Олвейс улыбалась направо и налево как безумная. – Следить, чтобы поток душ в Проспу не прерывался, было моим священным долгом, и я несла это бремя с гордостью.

– Вы чудовище.

– Я Проводник Душ.

От набережной к деревянной площадке посреди озера вели мостки. Мисс Олвейс направляла меня именно туда. Мы уже почти ступили на мостки, когда знакомый голос окликнул меня по имени. Оглядевшись, я увидела мальчика. На ремне через плечо у него висел деревянный лоток. Лицо его было пепельного цвета, остальная кожа – светло-серая. Это был Амос. Я вырвалась из хватки мисс Олвейс.

Ловко обогнув болезненного вида женщину с младенцем на руках, мальчик подошёл ко мне.

– А ты правда Избранница? – спросил он. Вид у Амоса был слегка ошалелый.

Я не ответила, разглядывая его лоток. Там ровными рядами стояли пузырьки с ярко-красной жидкостью. На каждом был приклеен рукописный ярлычок: «ЧУДОДЕЙСТВЕННЫЙ КРЕМ АЙВИ ПОКЕТ. ВСЕГО 5 СКРЕП ЗА СКЛЯНКУ!».

Мальчик заметил моё изумление:

– Понимаешь, твоё средство так здорово помогло – вот я и решил наделать побольше и продавать. – Он взглянул на меня в смущении. – Надеюсь, ты не против?

– Конечно, нет, дорогой. – Тут я заметила, что его рука от запястья до локтя намазана красной мазью. Что было очень странно. – Но ведь твоя рука зажила!

Амос кивнул, подошёл ближе и заговорщицки мне подмигнул:

– Покупателям нравится, когда продавец тоже пользуется своим товаром. Это способствует росту продаж.

Земля у нас под ногами снова содрогнулась. Это длилось недолго. Но каждый в толпе заметил толчок, и вокруг поднялся ропот. Однако меня больше волновало другое.

– Когда ты успел заболеть, Амос?

– Это началось ночью, – сказал он, глядя на свои руки, будто они были не его, а чужие. – А к утру я был весь серый. Никогда не слышал, чтобы всё происходило так быстро. – Он невесело усмехнулся. – Наверное, я и в этом особенный.

– Мне ужасно жаль.

Он пожал плечами:

– Тень унесла моих родителей. Я всегда знал, что однажды она явится и по мою душу.

Рядом со мной возникла мисс Олвейс.

– Не задерживайся, – прошипела она, снова схватив меня за руку.

При виде мисс Олвейс глаза Амоса вспыхнули ненавистью. Он хотел было наброситься на неё, но усилием воли удержался. Я подумала, как же много потерял этот мальчик.

– Насчёт Лили… – поспешно заговорила я. – Я понимаю, что если бы не я, она…

– Это она виновата в смерти Лили, а не ты, – перебил он, метнув полный ярости взгляд в мисс Олвейс.

– Идём, Айви, – сказала мисс Олвейс, не обращая на Амоса никакого внимания. – Все ждут.

Он схватил меня за руку:

– Надеюсь, ты и есть Избранница, Айви. Все мы здесь на это надеемся.

Я кивнула. Дружески сжала его ладонь:

– Амос, ты не должен оставлять…

Мисс Олвейс ткнула меня кинжалом в спину – остриё прошло сквозь ткань платья и оцарапало кожу. Успев лишь помахать Амосу на прощанье, я вынуждена была двинуться дальше.

Тридцать минут. Тридцать минут оставалось до того, как Портал закроется навсегда. С возвышения посреди озера мне были видны часы на башне Дворца. Они только что пробили половину двенадцатого. К полудню Портал умрёт. А я, вместо того чтобы со всех ног мчаться к подземному бассейну, торчала посреди озера. Мы были на деревянном помосте вдвоём – я и мисс Олвейс. И большой алый трон возвышался у нас за спиной.

Происходящее казалось бредом безумца. Сном. Небывальщиной. Но вот я стою тут, лазурная вода вокруг сверкает на солнце, и огромная толпа смотрит на меня, затаив дыхание, ожидая, что ещё немного, и я навсегда избавлю её от проклятия Тени. Я снова посмотрела на часы. Осталось двадцать девять минут. Мисс Олвейс вышла вперёд и сделала приглашающий жест, обращаясь к толпе.

– Сегодня великий день, – разнёсся над водой её голос. – Тень – это воровка. Она крадет наши жизни и мечты. И с той самой минуты, когда она начала захватывать страну два столетия назад, мы жили единой надеждой – что однажды придёт Избранница Двух Миров. Девочка из иного мира, которая прогонит мор с нашей земли.

Толпа разразилась радостными криками, свистом и рыданиями, они волной накрыли нас. И было в воздухе и в настроении людей что-то ещё, чему я не могла подобрать названия. Но ясно чувствовала его присутствие.

– А теперь Айви займет своё место и мы начнём! – провозгласила мисс Олвейс.

Люди снова радостно закричали, приветствуя меня. А мисс Олвейс подошла и встала рядом. Передо мной был спуск к воде – три ступеньки.

– Займи своё место, Айви, – приказала мисс Олвейс. На лице её появилась редкая гостья – улыбка. – Опусти руки в воду – и всё произойдёт само собой.

Красная бархатная подушка лежала у кромки воды, чтобы мне было удобнее стоять на коленях.

– Нет, – возразила я.

– Да, – упорствовала мисс Олвейс.

– Я не хочу быть Избранницей. Я не хочу становиться королевой. Да, было бы неплохо носить корону, рубить людям головы и есть торты каждый день, но это не та жизнь, о которой я мечтаю. – Я посмотрела на мисс Олвейс со всей возможной непреклонностью. – Я хочу жить с мамой. Я хочу домой.

– Нам не всегда дано выбирать свою судьбу, Айви, – заявила она, и, к моему глубочайшем потрясению, сквозь обычные непререкаемые интонации в её голосе послышалось сострадание. – Думаешь, я живу так, как мне бы хотелось? Тень забрала у меня всех – родителей, бабушку с дедушкой… мужа.

– У вас был муж?! Вы не ошиблись, дорогая? Я всегда считала вас чокнутой старой девой!

– Мы недолго прожили вместе, – мягко проговорила она. – После того как смерть унесла его, я поклялась остановить Тень любой ценой. Вот почему я стала Проводником Душ. Вот почему я шла по твоему следу в обоих мирах. – Она указала на тысячи серых лиц по берегам озера. – Посмотри на них, посмотри, как они страдают. Неужели ты сможешь просто повернуться и уйти? Даже не попытавшись помочь им?

Я не ответила. Конечно, я хотела помочь. Я хотела избавить их от страданий и отменить смертный приговор для всех, на кого легла Тень, – в том числе и для Амоса. Но чтобы спасти им жизнь, я должна была пожертвовать своим счастьем. И я сомневалась, что у меня хватит духу на такое.

В толпе поднялся ропот. Люди усомнились во мне. И правильно сделали. Мисс Олвейс наклонилась и заглянула мне в глаза:

– Иногда приходится отбросить то, что кажется желанным, ради того, что по-настоящему важно. Айви, неужели ты не понимаешь, что это важнее?

Я обвела глазами толпу. Обращённые ко мне лица. И вот тогда-то я наконец поняла, что я почувствовала в самом начале в настроении людей и чему не могла подобрать названия. Это был вера. Все эти люди пришли сюда в надежде на то, в чем у них не было и не могло быть твердой уверенности. Они явились в город, смели стражу Светоча Справедливости – и всё ради веры в лучшее. Они верили в меня, девочку, которую видели впервые в жизни, лишь потому, что им нужно было во что-то верить. Были ли их упования напрасны? Стоила ли их вера всех усилий? Оставался только один способ проверить. И как бы сильно мне ни хотелось вернуться к маме, я понимала, что мой долг – узнать правду вместе с ними.

Я прошла мимо мисс Олвейс к краю помоста. Спустилась по ступенькам. Опустилась на колени у кромки воды. Толпа умолкла, над озером повисла тишина. Я подняла глаза и огляделась. И от того, что я увидела, душа моя возликовала: на террасе, у Дворца Проспы, стояли мисс Фрост и Ребекка. Они добрались сюда! Они сумели. Я посмотрела на часы – до гибели Портала оставалось двадцать две минуты.

У меня мгновенно родился новый план: сейчас я быстренько исцелю королевство, а потом мы с Ребеккой бегом помчимся к Порталу и отправимся домой! Лучше не придумаешь! Я глубоко вдохнула. Посмотрела на лазурную воду. Вытянула перед собой руки ладонями вниз и погрузила их в озеро. Ладони коснулись поверхности и опустились ниже. Вода была ледяной.

Я держала руки в воде. Ждала. Надеялась. Молилась. Казалось, вся Проспа затаила дыхание. Ни звука не раздавалось вокруг. А потом я вдруг ощутила щекотку – она зародилась в кончиках пальцев и быстро распространилась вверх, к локтям. Словно заряд энергии заструился из-под воды, по поверхности разбежались круги. И вдруг цепочка у меня на шее сама собой лопнула. Алмаз Тик-так упал прямо в воду и пошёл ко дну. И тут озеро забурлило и засветилось – лазурную воду в нём вытеснила золотая, она сияла так ярко, что у меня заслезились глаза.

Толпа дружно ахнула. Мисс Олвейс внезапно оказалась рядом со мной.

– Началось! – крикнула она. – Началось!

Все радостно завопили в ответ. Я вытащила руки из воды. Озеро сияло как солнце. Я села на пятки и стала смотреть, как люди кинулись к насосам и налегли на рычаги. Мощные струи сверкающей жидкости цвета меда полились на толпу.

– Пейте! – велела мисс Олвейс. – Пейте воду, втирайте её в кожу – и исцелитесь!

Так они и делали. Глотали, захлёбываясь. Самозабвенно поливали свои серые тела. Мы с мисс Олвейс смотрели на всё это с помоста, и вот по берегам озера началось… Нет, ничего не началось. Серые лица оставались серыми. Никто не почувствовал себя хоть чуточку лучше. Сразу же над толпой поднялся сердитый и разочарованный ропот. Люди спрашивали друг друга, что за ерунда тут творится. Да, водичка очень красиво светится, но нисколько не смывает Тень. Я покосилась на часы. Осталось девятнадцать минут.

– Дайте целительной воде время! – крикнула мисс Олвейс. – Возможно, она действует не сразу!

Но я расслышала сомнения в её голосе, и от людей они тоже не укрылись.

– Это просто гнусный розыгрыш, вот что это такое! – крикнул какой-то мужчина.

– Я потратил сорок скреп, чтобы добраться сюда, – пожаловался другой, – и всё впустую!

– Избранница – самозванка! – раздался женский голос.

– А вот это чудовищно несправедливо! – крикнула я в ответ. – Я никогда и не утверждала, будто я Избранница!

Это был настоящий кошмар. Безнадёжное дело. Я посмотрела на мисс Олвейс. Она стояла вся бледная. Возможно, думала о том, как толпа разорвёт нас на куски, едва мы приблизимся к берегу. И тут сквозь возмущённые вопли пробился голос. Мальчишеский голос. Он кричал:

– Прошло! У меня прошло! Получилось!

Все одновременно повернулись на голос. Толпа расступилась, пропуская мальчика. И я увидела, что это Амос. Он почему-то показывал всем свою руку – ту, на которую перед этим нанес мою целебную мазь. Я бросилась по мосткам к берегу, и мисс Олвейс широким шагом устремилась за мной.

Когда мы подбежали к Амосу, люди вокруг него кричали от радости. И мы сразу увидели, что вызвало такой восторг. Когда Амос весь облился водой из насоса, ничего не изменилось. Сначала.

А потом он заметил, что с моим природным целебным средством на его предплечье что-то происходит. Вонючая мазь с шипением запузырилась. И впиталась в кожу как в губку. А кожа под ней на глазах сменила цвет с болезненно-серого на здоровый. Пятно нормальной кожи стало расти, расползаться во все стороны – и вскоре весь Амос сделался розовый и сияющий как младенец.

– Это мазь Айви помогла! – кричал он. – Айви – Избранница Двух Миров!

Амос подбежал ко мне и чмокнул в щёку. А потом стал раздавать склянки с мазью со своего лотка. Люди жадно хватали пузырьки с ярко-алым «Чудодейственным кремом Айви Покет».

– Сочетание твоего дурацкого лекарства и напитанной энергией воды высвободило целебные силы, – пробормотала мисс Олвейс. – Невероятно!

– На самом деле, дорогая, удивляться тут нечему, – заметила я. – О моих природных снадобьях ходят легенды.

– Не волнуйтесь! – кричал Амос. – Мы приготовим огромную бочку этой мази, много бочек, если понадобится! Избранница настоящая!

Толпа оглушительно взревела: вначале рёв раздался в ближних рядах и затем раскатился по всей площади. Мисс Олвейс оттащила меня назад на мостки.

– Пророчество сбылось! – выкрикнула она, впившись пальцами мне в плечо. – Избранница явилась, чтобы спасти нас!

Толпа снова разразилась радостными воплями.

– На наших глазах владычеству Тени пришёл конец! – продолжала мисс Олвейс. – И согласно пророчеству Проспа обрела новую королеву!

Толпа снова пришла в неистовство.

– Айви на престол! Айви на престол! – принялись скандировать люди.

Это было страх как восхитительно. И ужас как страшно, потому что это ведь сущее безумие! Рука мисс Олвейс отпустила моё плечо, но спину мне тут же кольнуло остриё её кинжала.

– Однако мы не должны забывать, что наша королева ещё дитя, а королевская власть – тяжкое бремя, – гнула своё мисс Олвейс. – Поэтому Айви попросила меня принять обязанности главного судьи. Мы проведём коронацию немедленно, и я приступлю к выполнению повседневных обязанностей. – Она вытянула перед собой руки с пафосом, свойственным лишь безумцам. – Сегодня начинается не просто новая глава – новый том в истории Проспы!

– Мисс Олвейс? – окликнула я.

Злодейка повернулась ко мне, ухмыляясь как чокнутая:

– Да, ваше величество?

– Кажется, вы немного перегрелись. К счастью, я знаю отличное средство.

И я изо всех сил толкнула её в грудь. Мисс Олвейс отшатнулась назад, перевалилась через перила и плюхнулась в воду. На миг на площади повисла тишина. Люди растерянно переглядывались. А потом Амос от души расхохотался – и вскоре к нему присоединились все. К тому времени, когда мисс Олвейс вытащили из воды, она была законченным посмешищем.

Склянки с мазью ходили по рукам. Люди капали понемногу себе на кожу и спешили к насосам, чтобы окатить золотистой жидкостью то место, куда нанесли моё природное снадобье. И через несколько мгновений становились совершенно здоровы!

Амос записывал на бумаге рецепт мази. Люди садились на телеги и отправлялись за молоком, чтобы поставить его киснуть на солнце, и в леса, чтобы собрать древесный сок, цветы и мох. Но всё это море радости, бурлившее вокруг, уже не занимало меня.

Едва я сошла с мостков на берег, земля снова содрогнулась. На сей раз очень сильно. Люди пошатнулись, некоторые не удержались на ногах. Из-под земли донёсся рокот, словно где-то там взревел огромный лев. Люди на площади вдруг страшно закричали. Я подняла глаза и увидела, как весь фасад Дворца расколола гигантская трещина. Обломки каменной кладки полетели вниз. Окна лопнули, дождь битого стекла обрушился на толпу. Кое-кто из собравшихся с воплями бросился прочь. Но большинство всё ещё пребывали в таком счастье, что происходящее их не волновало.

Я со всех ног бежала ко Дворцу. Люди почти не замечали меня. Взглянув на часы, я увидела, что осталось всего пятнадцать минут. Тогда я отыскала глазами мисс Фрост и Ребекку – я хотела помахать им, дать знать, что уже спешу к ним. Они стояли на прежнем месте, но теперь они были не одни. Со всех сторон их окружили гвардейцы в оранжевых мундирах. Стражи Дворца держали их за руки. А впереди стояла женщина. Каким-то образом она высмотрела меня в толпе. Светоч Справедливости улыбнулась, глядя прямо на меня, и поманила рукой будто старую знакомую.

19

– Слушайте меня, добрые граждане Проспы! – громогласно начала Светоч Справедливости.

Тем временем стража вела меня вверх по ступеням к Дворцу. Голос Светоча Справедливости разнёсся над озером. В ответ одни люди презрительно заулюлюкали, другие засвистели.

– Вы говорили, нет никакой Избранницы! – сердито выкрикнула какая-то женщина.

– Светоч Справедливости печётся только о богатых! – подхватил мужчина. – А фермеров и их родню она и близко к Панацеям не подпускала!

Но Светоч Справедливости просто вскинула руки, словно веля добрым гражданам Проспы заткнуться. Что они, как ни удивительно, и сделали.

– Сегодня не время для упрёков! – заявила она. – Сегодня день нашего торжества! День, о котором я мечтала с самого детства! День нового рассвета Проспы!

Это было в высшей степени неожиданно. И казалось полным бредом. Поднявшись на верхнюю ступеньку, я заметила, что поблизости, стараясь не привлекать внимания, топчется профессор Финсбери. Я направилась было к мисс Фрост и Ребекке, но стражи заставили меня свернуть в другую сторону и подвели к Светочу Справедливости. Встав у неё за спиной, я смотрела на огромное море лиц, колыхавшееся вокруг памятника алмазу Тик-так и раскинувшееся до самых дальних берегов огромного озера.

– Однако этот великий день, это величайшее торжество – не моя заслуга, – продолжала Светоч Справедливости, скромно качая головой. – Мы все обязаны этим девочке, явившейся к нам из иного мира, чтобы победить Тень, – моей дорогой внучке…

В толпе раздались ахи и возгласы изумления.

– …её королевскому величеству Айви Первой!

Толпа оглушительно взревела, приветствуя нас. Я покосилась на часы. Осталось всего десять минут.

– Два столетия королевский престол Проспы пустовал, – заявила Светоч Справедливости. – Но сегодня мы передадим скипетр старой династии новой королеве!

Светоч Справедливости обернулась и сделала знак своим слугам. Тотчас из дверей Дворца вышел стражник со скипетром на подушечке белого атласа.

– Как вам удалось выбраться? – вполголоса спросила я бабушку.

– Профессор Финсбери видел, как вы с мисс Олвейс выбегали из моих покоев, и заподозрил неладное. – Она чуть заметно улыбнулась. – А поскольку он моя правая рука, то знал, где искать.

Когда страж со скипетром подошёл к Светочу Справедливости, земля снова содрогнулась, на мгновение уйдя у нас из-под ног, раздался громкий рокот. Светоч Справедливости покачнулась и не упала лишь потому, что вцепилась в руку стражника. Лестница перед нами пошла волнами. Ещё один мощный толчок, грохот – и через все ступени протянулась трещина. Гигантский монумент в честь алмаза Тик-так на площади закачался из стороны в сторону.

– Что происходит?! – закричали в толпе.

– Это возмездие Тени!

– Вы ошибаетесь! – заявила Светоч Справедливости. – Всему виной – страшное преступление, из-за которого Дворец Проспы рушится. – Она слегка поклонилась и повернулась ко мне. – Пусть наша новая королева сама поведает вам о постигшем нас горе.

Повернувшись спиной к толпе, Светоч Справедливости взяла в руки скипетр. Я уже видела его в её собрании диковин: чёрный жезл, украшенный изображениями золотых корон, с большими зелёными камнями на обоих концах.

– Ты хочешь домой, Айви? – ласково спросила она.

– Конечно, хочу, монстрица вы кровожадная!

– Тогда скажи своему народу, что это мисс Олвейс отравила Портал. Скажи людям, что видела это своими глазами. Скажи, что ты не можешь править ими, потому что хочешь вернуться домой. И потому передаёшь корону и власть своей любимой бабушке.

– С чего вы решили, что я стану всё это говорить?

– Потому что иначе мои стражи не подпустят тебя к Порталу и ты никогда не вернёшься домой. – Она сунула мне в руки скипетр. – А профессор Финсбери застрелит мисс Фрост.

Я оглянулась – профессор и правда стоял возле мисс Фрост, прижав дуло пистолета к её спине.

– Возможно, я проиграю войну, – прошептала Светоч Справедливости. – Но я выиграю те битвы, которые только и важны для тебя: у тебя не будет больше ни друзей, ни матери.

– Не слушайте её, мисс Покет, – твердо сказала мисс Фрост, не обращая внимания на пистолет. – Я могу сама о себе позаботиться. Поступайте так, как считаете правильным.

– Вы не посмеете застрелить мисс Фрост на глазах у всех, – сказала я Светочу Справедливости.

– А что мне терять? – парировала она с весёлым огоньком в глазах. – Если люди узнают, что я сделала, мне не жить. Я предлагаю выход для нас обеих. Отправляйся домой и оставь Проспу мне.

– А как же мисс Фрост? – спросила я.

– Ни один волос не упадёт с её головы, даю тебе слово. – Светоч Справедливости посмотрела на Ребекку. – Девочка же слишком слаба, чтобы выдержать переход. Я окружу её заботой и вниманием до конца дней. – Она снова протянула мне скипетр. – Итак, каков твой ответ?

– Соглашайся, Айви! – крикнула Ребекка звенящим голосом. – Тебе нужно к маме, Айви, а всё остальное не важно. Соглашайся и спеши домой.

– Послушай её, – сказала Светоч Справедливости.

Я взяла королевский скипетр из рук бабушки. Люди радостно закричали. Я взглянула на часы – осталось семь минут. Тогда я прошла мимо Светоча Справедливости и встала на самом краю верхней ступени. Взбудораженная толпа затаила дыхание.

– Портал отравлен, – громко сказала я.

Люди возбуждённо зашумели, но Светоч Справедливости вскинула руки, и снова пала тишина. Я посмотрела вниз – мисс Олвейс, мокрая до нитки, стояла у подножия памятника. Я подумала о своей маме. О возвращении домой. О старых друзьях. И, наконец, о том, что я обязана была сделать – невзирая на последствия.

– Его отравила мисс Олвейс, – сказала я. – Я видела это своими глазами.

Толпа взвыла в праведном гневе. Люди повернулись к мисс Олвейс, стали тыкать в неё пальцами, толкать, кричать на неё. Мисс Олвейс в замешательстве смотрела на меня. Я покосилась на Светоч Справедливости – она злорадно и самодовольно улыбалась.

– Так велела сказать мне моя бабушка, – заявила я, указав на паскудную старуху скипетром. – Хотя на самом деле это Светоч Справедливости отравила Портал!

– Молодец, мисс Покет! – воскликнула мисс Фрост.

Возгласы изумления и недоверия пронеслись по берегам озера. Я взглянула на мисс Олвейс и увидела, что она едва заметно улыбается и аплодирует мне.

Светоч Справедливости встала у меня за спиной и прошипела:

– Прекрати!

– Мне противно говорить о том, что заставило её пойти на это преступление, – продолжала я, не обращая на злодейку внимания. – Но я не вижу иной причины, кроме желания насолить собственной дочери. Должно быть, многим из вас известно, что моя мама сбежала от Светоча Справедливости. А зачем дочери бежать от матери в то время, когда ей больше всего нужна материнская любовь и поддержка? Она бежала, потому что не нашла её. Потому что сердце её матери – камень.

Люди закивали, забормотали, соглашаясь. Я посмотрела на часы – четыре минуты.

– Девчонка лжёт! – громко рявкнула Светоч Справедливости.

– Сегодня Светоч Справедливости пыталась убить меня, – выкрикнула я столь же громко, – чтобы я не смогла вылечить вас от Тени. Однако, согласитесь, я всё-таки справилась с этой задачей, и притом блестяще.

– Да благословят тебя боги, Айви! – крикнула какая-то девочка, и могучий хор голосов поддержал её. Ну что за прелесть эти пейзане!

– А теперь, – сказала я, – я поступлю так, как должна поступить во благо Проспы и её народа.

Я резко развернулась и со всей силы швырнула скипетр. Крутясь, он просвистел по воздуху и самым безжалостным образом ударил в цель. Профессор Финсбури заорал, пистолет вылетел из его руки и упал на другом конце террасы. Скуля словно побитый щенок, профессор прижал к груди ушибленное запястье.

– Взять её! – рявкнула Светоч Справедливости.

Один из стражников бросился к мисс Фрост, но она мгновенно разделалась с ним – ударила кулаком в лицо и сбила с ног. А остальные стражники повели себя неожиданным образом – они попятились, отказавшись нападать на мисс Фрост, меня или Ребекку.

– Предатели! – завопила бабушка.

– Осторожно, мисс Покет! – крикнула мисс Фрост.

Обернувшись, я увидела, что Светоч Справедливости вырвала кинжал у одного из стражников и уже занесла клинок надо мной. Лицо её пылало ненавистью и злобой. Я на мгновение остолбенела. Но зато не растерялась Ребекка. Пока я оборачивалась, она уже бежала к нам. И вот она рыбкой бросилась вниз и вцепилась старухе в ногу. Светоч Справедливости споткнулась, и я успела увернуться от удара, пропустить бабулю мимо себя и наподдать ей ногой пониже спины. Она полетела вниз по ступенькам и упала ничком. Правда, тут же вскочила. На щеке её темнел огромный синяк. Люди окружили её и принялись обзывать довольно-таки нехорошими словами.

– Глупцы неблагодарные! – прошипела она. – Я спасла жизнь лучшим из вас, и вот что получаю в ответ!

Мисс Фрост подобрала упавший скипетр и с поклоном протянула его мне:

– Королева Айви.

– Слушайте же моё первое и последнее королевское повеление! – закричала я. – Своей властью я передаю эту великолепную дубинку мисс Фрост. Мне надо домой, и потому я провозглашаю эту женщину королевой Проспы! Да продлится её царствование долгие годы и всё такое.

Бедняжка со всей определённостью растерялась. Мне пришлось чуть не силой сунуть скипетр ей в руки.

– Вы уверены? – слабым голосом спросила она.

Я пожала плечами:

– Вряд ли вы окажетесь намного хуже моей бабули.

Оглушительный крик ликования взметнулся над площадью. Он был таким громким, что я едва расслышала, как пробили часы. Наступил полдень.

– Айви, тебе надо спешить! – сказала Ребекка.

– Поздно! – взвыла Светоч Справедливости, издали тыча в меня пальцем. – Ты никогда не вернёшься домой! Ты никогда не узнаешь материнской любви!

Я поймала её взгляд и не отвела глаз:

– А это мы ещё посмотрим, бешеная вы корова.

Но ей не довелось ничего увидеть.

На площади раздались испуганные крики. Я подняла глаза и увидела, как мисс Олвейс отпрыгнула в сторону – чего она испугалась? И тут статуя из чистого серебра, увенчанная огромным алмазом Тик-так повалилась с пьедестала. Прямо на бабулю. Бедная старушенция только и успела что обернуться и выставить перед собой руки, словно надеялась защититься. И камень вбил её в землю, да так, что зелёные кирпичи полетели во все стороны. Толпа завопила, но радостные крики сразу оборвались, потому что земля вновь содрогнулась, одна из колонн на фасаде над нами треснула, и на террасу посыпались крупные куски кладки.

– Идёмте, мисс Покет! – крикнула мисс Фрост.

На мгновение меня охватило сожаление из-за бабушки. Она так ненавидела меня… Какой напрасной тратой сил была её пустая злоба! Однако у меня не было времени долго сокрушаться, потому что мы уже бежали во Дворец Проспы, а терраса проседала и рушилась у нас под ногами.

– Уже полдень! – крикнула я. – Время вышло!

– Раз толчки продолжаются, значит, Портал ещё жив, – сказала мисс Фрост.

Мы мчались по коридору. Дворец Проспы содрогался. Стены шли трещинами. С потолка сыпалась штукатурка. Портрет Светоча Справедливости упал со стены и валялся на пыльном ковре, безнадёжно испорченный. Мы ссыпались по чёрной лестнице. Пронеслись через лабиринт узких коридоров. И бегом спустились по винтовой лестнице в подземелье. В зале без окон стояло густое зловоние.

Ребекка первой подбежала к бассейну с мутной водой. Мисс Фрост и я отставали от неё лишь на шаг, а за нами спешили двое стражников, выбравших верность новой королеве. Вода была болезненно лилового цвета. Пузыри поднимались со дна редко-редко.

– Он ещё жив? – спросила я. – Проход ещё открыт?

– Думаю, да, – ответила мисс Фрост. – Но времени почти не осталось.

Ребекка схватила меня за руку:

– Айви, мы возвращаемся домой!

– А я ведь говорила тебе, что мы вернёмся! – улыбнулась я.

Стены заскрипели и содрогнулись, поэтому я быстро перешла к делу.

– Есть один мальчик по имени Амос Винтер, – сказала я, обернувшись к мисс Фрост. – Это очень отважный юноша, и у него даже хватило ума принести сегодня моё природное снадобье. Мне бы хотелось, чтобы вы позаботились о нём.

– Я посмотрю, что смогу сделать, – сказала рыжая королева.

– А что до мисс Олвейс…

Я перебрала в памяти всё, что произошло в этот день. И всё, что я успела узнать о жизни этой зло – нравной книгочейки. И спросила:

– Она была замужем?

– Очень недолго, – подтвердила мисс Фрост. – Они с Эдвардом обвенчались у его смертного одра. В ту же ночь он умер. Думаю, мисс Олвейс так и не оправилась от потери.

Мне вспомнился портрет в доме мисс Фрост, на котором были она сама, её брат и мисс Олвейс. И инициалы, вырезанные в домике на дереве.

– Это за вашего брата она вышла замуж, дорогая?

Мисс Фрост кивнула и на мгновение закрыла глаза.

– Вам интересно, что будет с мисс Олвейс? Именно благодаря её настойчивости мы все убедились, что вы Избранница Двух Миров. Её вклад заслуживает награды, а её злодеяния – наказания. Я дам ей и то и другое.

– Как это?

– Мисс Олвейс жаждет власти, поэтому я назначу её министром по переработанным продуктам.

Я озадаченно нахмурилась:

– А это ещё что такое?

– Это то, что собирается в канализационном отстойнике на окраине города. Условия работы там довольно неприятные.

– Я лишь хочу убедиться, что поняла правильно, – с надеждой сказала я, – вы ведь имели в виду какашки, правда, дорогая?

Мисс Фрост сдержанно улыбнулась:

– Мисс Олвейс будет ненавидеть каждый миг своей новой работы.

Вполне возможно, что я заверещала от восторга. Но радовалась я недолго, потому что сводчатый потолок над нами затрещал. Несколько кирпичей упало на пол. Я даже испугалась, не рухнет ли весь город.

Мисс Фрост, похоже, прочла мои мысли:

– Толчки прекратятся, как только Портал закроется.

– Панацеи! – воскликнула я. Мне стало очень стыдно, что я не подумала о них раньше. – Светоч Справедливости отослала их куда-то из Дворца! Надо найти их, и мы отправимся назад все вместе!

Мисс Фрост покачала головой:

– Их увезли в лазарет в нескольких часах пути от города. Да и поздно уже пытаться вернуть их, мисс Покет, – их тела давно истлели, так что в вашем мире Панацеи станут лишь бесплотными духами. – Заметив, что я закипаю от злости, она вскинула руку. – Но поскольку в их целительной силе больше нет нужды, я обещаю, что они проведут остаток своих дней как почётные граждане Проспы. Мы в долгу перед ними.

Я знала, что она позаботится об этом. Но не сразу до меня в полной мере дошёл смысл её предшествующих слов. А когда дошёл, я нахмурилась и в растерянности посмотрела на Ребекку:

– Если ты вернёшься, то не сможешь жить дальше, – проговорила я, не в силах поверить. – Ты станешь бесплотным духом.

– Я знаю, – спокойно сказала Ребекка.

Я ахнула:

– Тогда почему ты хочешь, чтобы я отвела тебя туда?

Ребекка посмотрела на меня глазами, полными слёз. И я всё поняла. Ну конечно, как же я сразу не подумала! Она хотела вернуться по той же причине, что заставила её надеть ожерелье с алмазом Тик-так.

– Ты хочешь к маме.

Ребекка кивнула. Она сделала свой выбор – горький, но благородный.

Мисс Фрост наклонилась и зачерпнула воду в пригоршню. Это была уже не вода, а густая жижа, которая лениво просочилась у неё между пальцев.

– Переход грозит вам страшными опасностями, – сказала она, поднимаясь на ноги. – Портал умирает в муках и не сможет позаботиться о том, чтобы вы благополучно достигли цели. Пройдя сквозь него, вы окажетесь в пустоте. Это очень опасное место, мы зовём его Бездной. Портал не будет указывать вам дорогу, и вы можете безнадёжно заблудиться. – Она пристально посмотрела в глаза мне и Ребекке. – Держите путь на алый огонёк. Понятно?

Я взглянула на отравленную воду. Снова подняла глаза на мисс Фрост. И спросила:

– Мы ещё увидимся?

– Когда Портал умрёт, связь между нашими мирами прервётся навсегда. Не медлите и помните: алый огонёк приведёт вас домой.

Я думала, она произнесёт целую речь. О том, что вечно будет мне благодарна. О том, какие чувства переполняют её душу. О том, что она никогда меня не забудет. Что любит меня как сестру. Или, по меньшей мере, как слегка подзабытую кузину. Вместо этого мисс Фрост просто взяла меня за подбородок, заглянула в глаза и сказала:

– Спасибо, мисс Покет.

И это было лучше всяких речей. Мисс Фрост и двое стражников направились к подземному ходу, ведущему наружу. Мы с Ребеккой подошли к бассейну. Не обменявшись ни словом, мы крепко взялись за руки и прыгнули в воду.

20

Глаза щипало. Лёгкие горели огнём. Кожу словно покалывали мириады крошечных иголок. Нас отчаянно кружило в лиловом водовороте, полном каких-то ошмётков. Хорошо, что со мной была мёртвая Ребекка – она светилась в мутной жиже словно уличный фонарь.

Найти Портал нам не составило труда. Его тёмная масса пульсировала на самом дне. Я плыла к нему, чувствуя рядом присутствие Ребекки. Дальняя стена была сплошь облеплена камешками, мелкими рачками и водорослями. А на дне, среди тины и шипастых раковин, было то, к чему мы стремились. Портал был огромен, толстые щупальца покрывали его, а в центре зияло отверстие, уже почти затянувшееся. Я нырнула туда первой и, отталкиваясь ногами, протиснулась в Портал.

Я очутилась в длинном узком туннеле, пористом, как шляпка гриба. Стены тихо постанывали, словно умирающий великан, и сжимались вокруг меня. Я хотела обернуться и убедиться, что Ребекка плывёт за мной, но в туннеле было слишком тесно.

Чем дальше, тем уже становился туннель. Вдруг раздался страшный грохот. И хотя я не могла обернуться, я чувствовала, что Ребекка торопится за мной, и понимала: позади нас проход закрывается. Я плыла изо всех сил, отталкиваясь от стен руками в отчаянной надежде удержать стены туннеля, пока мы из него не выберемся.

Воздуха в лёгких совсем не осталось. Но я могла лишь спешить изо всех сил и молиться, чтобы мы успели. И тут по туннелю прокатилась судорога и толкнула нас вперёд. В тот самый миг, когда мне уже казалось, что лёгкие вот-вот разорвутся, в лицо мне ударил сильный ветер. Я поспешно вдохнула благословенный воздух, обернулась и увидела, как Ребекка вылетает из дыры следом за мной и гноящийся Портал стягивается в крохотный комок позади неё.

– Айви, помоги!

Ребекка проносилась прямо надо мной. Я потянулась и успела схватить её за руку. Мы снова были вместе.

Трудно подобрать слова, чтобы описать Бездну по ту сторону Портала. Там не было ничего – и в то же время было многое. Пустой, лишённый деталей пейзаж, уходящий в бесконечность. Окрашенный в самые светлые оттенки голубого. Кроме того, там была ужасная погода – яростный ветер, который завывал, вихрился и швырял нас из стороны в сторону.

– Куда мы летим? – спросила Ребекка.

Я огляделась в поисках алого огонька. Какой-то огонёк – едва заметное, почти неразличимое свечение – маячил вдали. Но был ли он алым? Трудно сказать. Ужасно тяжело было что-то разглядеть в объятиях этого свирепого ветра.

– Туда! – крикнула я, указав на огонёк.

Ребекка кивнула и крепче сжала мою руку.

– Не отпускай меня! – крикнула она. – Айви, обещай, что не отпустишь меня!

– Конечно, не отпущу, дорогая! – ответила я.

Но как оказалось, я поспешила с обещанием. Едва я это сказала, как сзади налетел могучий порыв ветра и, подхватив меня, закружил кувырком.

– Айви! – закричала Ребекка.

Её рука выскользнула из моей. Я принялась грести руками и ногами, пытаясь противостоять воздушному потоку, который быстро увлекал меня всё выше. Но ветер нёс меня куда хотел, будто я была сухим листком в бурю, и чем больше я старалась, тем дальше оказывалась Ребекка. Всего несколько мгновений спустя она сделалась крохотной точкой посреди пустоты.

– Глупое дитя, – раздался шёпот у меня над ухом.

А потом меня проглотили. Ветер исчез. Ураганный рёв в ушах стих. Я сидела в прозрачном шаре, а точнее – в брюхе жирного призрака. Герцогиня Тринити устремилась вперёд, то есть назад, к Ребекке.

– Как вы вовремя, дорогая, – сказала я. – В кои-то веки я искренне рада вас видеть.

– Тебе нечего делать в Бездне, – пропела она. – Разве я тебя не предупреждала, чтобы ты не вмешивалась?

– Я совершенно уверена, что ничего такого вы не говорили, – парировала я.

– Глупое дитя, – снова проворчала она.

Упёршись ладонями в её мерцающую оболочку, я посмотрела вниз – и увидела Ребекку. Её мотало ветром туда-сюда, но стоило ей увидеть, что я несусь к ней в призрачном пузыре, она разрыдалась – от облегчения, надо полагать. Герцогиня не замедлила полёта, когда мы приблизились к Ребекке. Я успела испугаться, что мы пролетим мимо, но она распахнула гигантскую пасть и заглотила мою подругу.

– Кто это? – спросила Ребекка, когда я помогла ей встать на ноги.

– Да так, одна моя приятельница, – небрежно ответила я. – Правда, слегка кровожадная, зато в трудную минуту на неё всегда можно положиться.

Герцогиня летела сквозь бури и ураганы прямо на алый огонёк. Когда мы подлетели ближе, его тусклое мерцание превратилось в отчетливо красный свет. Формой огонёк напоминал слезу, и огромные клубы алого тумана исходили от него.

Когда мы были уже совсем близко, герцогиня остановилась. Ветра трепали её со всех сторон. Она застонала, и я заметила, как от её призрачного тела отрываются и улетают прочь светящиеся лохмотья.

– Что происходит, герцогиня?

– Не твоё дело. – Голос её звучал сдавленно и устало. – Здешние ветра не знают пощады. Лезьте в туннель и не оглядывайтесь.

– Какой туннель? – не поняла я.

– Айви, смотри! – воскликнула Ребекка.

Прямо перед нами призрачная оболочка вытянулась трубой, образовав круглый проход к алой слезе. Мы поползли по нему на четвереньках. Ребекку я на сей раз пустила вперёд, чтобы присматривать за ней. Нам оставалось всего несколько футов, когда туннель вдруг порвало в клочья. Ветра набросились на герцогиню со всех сторон будто стая голодных псов. Нас с Ребеккой вышвырнуло в пустоту – и мою подругу сразу же понесло прочь от меня.

– Айви, что происходит?! – закричала она.

До спасения было рукой подать. Я схватила Ребекку за запястье и изо всех сил толкнула прямо в алое сияние. Она слабо вскрикнула и канула в него. Воздушный поток подул мне в спину. Оглянувшись, я увидела, что герцогиня дует на меня, помогая долететь до красного проёма.

– А как же вы? – крикнула я.

Ветра продолжали терзать герцогиню, отрывая от неё клочья. Привидение покачало головой:

– Со мной скоро всё будет кончено. – Она подула снова, и меня поднесло ближе к проходу. – Прощай, дитя!

– Как вы нашли меня здесь? – Но не успел вопрос сорваться с моих губ, как я сама всё поняла. – Вы решили напоследок совершить доброе дело? Да, герцогиня?

– Я сделала свой выбор и ни о чём не жалею. – Клочья звёздного света облетали с неё, и я уже едва могла разглядеть её мерцающий силуэт. – Ребекка вернётся туда, откуда отправилась в путь. И ты тоже, надо только добавить попутного ветра.

Она дунула на меня в последний раз, и я ощутила спиной ласковое тепло. Ветер рассвирепел, и миг спустя герцогиня Тринити, великая и ужасная, разлетелась горсточкой праха на крыльях бури. Я повернулась и нырнула в проём.

Падение завершилось не так изящно, как я надеялась. Бездна будто выплюнула меня, да с такой силой, что я покатилась по полу. Но сразу пришла в себя и вскочила на ноги. Оглядевшись, я поняла, что очутилась в узком коридоре. Кирпичные стены, земляной пол… Я одёрнула платье и толкнула дверь. Зеркало в раме бесшумно отворилось, и я вышла в тёмный бальный зал. С тех пор как я покинула его, порядка в нём немного прибавилось. Портьеры красного бархата были задёрнуты. Зал заполняли тишина и неподвижность. Я бросилась к выходу.

Найти Ребекку не составило труда. Я заподозрила, что она где-то неподалеку, когда в гостиной едва не налетела на служанку, которая неслась сломя голову, визжа что-то о привидениях. Ребекка была в главном холле. И она была там не одна. На ступеньке парадной лестницы сидела леди Элизабет, глядя на внучку со смесью горя и изумления.

– Я… глазам своим не верю, – пробормотала она. – Моя внучка вернулась!

Мёртвая девочка здесь, в нашем мире, светилась голубоватым светом, как раньше герцогиня. Её кожа отбрасывала льдистые отблески, в глазах искрилось веселье. Но она вела себя как неупокоенный дух – сдвинув брови, металась из комнаты в комнату и всякий раз возвращалась в холл. И я понимала почему.

– Она придёт, – сказала я ей со всей возможной уверенностью. – Мама скоро отыщет тебя.

Ребекка бросилась мне на шею:

– У тебя получилось, Айви! Ах, я так боялась, что ты затеряешься в этой жуткой Бездне…

– Да, я выбралась, – кивнула я. – А вот герцогине повезло меньше.

Но Ребекка уже переживала о другом:

– Ты правда думаешь, что она придёт, Айви? Но как же она узнает, что я здесь?

– Она всё время присматривает за тобой, дорогая. Поверь мне, она придёт.

Леди Элизабет встала – это стоило ей некоторого труда. Тяжело опираясь на трость, она подошла к Ребекке. Её крошечные глазки были прикованы к призрачному свечению, исходившему от девочки.

– Ты вернулась домой, Ребекка, – промолвила она.

– Да. – Ребекка покачала головой, и звёздный свет заискрился в её волосах. – И нет. Я просто жду маму.

– Ах, вот как… – Старуха тихонько фыркнула. – А я-то думала, ты пришла, чтобы преследовать меня. – В её голосе послышалось разочарование.

И вот тут я наконец заметила, как удивительно тихо в доме.

– А где же все? – спросила я.

– Большинство слуг уволились после того злосчастного бала, – сказала леди Элизабет. – Несли какой-то вздор насчёт того, что Баттерфилд-парк проклят. – Она снова фыркнула. – Идиоты!

– А где Матильда? – спросила Ребекка. – Пожалуй, я хотела бы поздороваться с ней. И с леди Амелией… Они дома?

Леди Элизабет оперлась на трость обеими руками.

– Они уехали. – Она устало вздохнула. – Уплыли в Австралию.

– Так вы тут одна? – уточнила Ребекка.

Старуха пропустила вопрос мимо ушей.

– Когда твоя мать умерла, – проговорила она, и морщины на её лице сложились в маску боли и стыда, – я пыталась поступать так, как считала правильным. Я хотела заставить тебя жить дальше, несмотря на потерю. Хотела, чтобы ты перестала ходить с унылым видом. И я была не права. Это было жестоко с моей стороны. – Она кивнула самой себе. – Да, жестоко. И теперь я прошу прощения.

– Это уже не важно, бабушка. – Ребекка легонько коснулась её щеки. – Если вы ищете прощения, я и так прощаю вас.

При этих словах у леди Элизабет вырвалось сдавленное рыдание. Оно было давнее, далеко запрятанное и выношенное – и по-своему прекрасное.

– Она здесь! – воскликнула Ребекка, указывая на окно.

Я проследила за её взглядом и увидела маму Ребекки. Она стояла на лугу возле летнего домика, где Ребекка с Матильдой учились. Светлые волосы сияющей волной падали ей на плечи. На лице расцветала чудесная улыбка. Леди Элизабет ахнула. Я помахала. Мама Ребекки помахала мне в ответ – ну что за прелестное привидение!

Появление мамы, похоже, развеяло все сомнения Ребекки. Все страхи, терзавшие её. Прежде чем улететь, Ребекка повернулась и поцеловала бабушку.

– Тебе пора, – сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал как можно радостней. Я не собиралась реветь в три ручья, как девочка, которая навсегда прощается с лучшей подругой. Жаль, мне не очень удалось осуществить своё благое намерение.

Мы крепко обнялись на прощанье. Кожа Ребекки была прохладной. Её губы легонько коснулись моей щеки:

– Ты привела меня домой, Айви.

– Стань яркой звёздочкой, – сказала я, прижимая её к себе. – Стань яркой звёздочкой, чтобы я всегда знала, что ты там, на небе.

Я не очень хорошо помню, что было дальше. Только что Ребекка была с нами в холле – и вот она уже скользнула к выходу. Мы с леди Элизабет молча смотрели, как она летит навстречу маме. А потом они как будто растаяли друг в друге – свечение Ребекки слилось с сиянием её матери. И исчезли, лишь бледный отсвет ещё мгновение лежал на лугу, прежде чем угаснуть.

Некоторое время между нами царило молчание. Я обернулась и внимательно оглядела леди Элизабет. Она выглядела сломленной, утрата лишила её высокомерия и сделала уязвимой. Я не хотела жалеть её – ведь она так дурно обходилась со мной. Но почему-то всё зло, причинённое ею, уже не имело значения.

– Что ж, – жизнерадостно сказала я, – наверное, теперь вы будете молить меня о прощении. Лить слёзы, целовать мои ноги, намазывать мне маслом тосты и всё такое.

– Тебе? – Тень былой заносчивости промелькнула у неё в глазах. – Никогда!

– Тогда, может быть, вы хотя бы примете мой совет? Если, конечно, не хотите окончить свои дни в одиночестве в этом зловещем доме.

Она фыркнула, но уже не так уверенно, как раньше.

– Я слушаю.

– Помиритесь с леди Амелией и Матильдой, – сказала я. – Отправляйтесь за ними и исправьте то, что натворили. Сейчас вы вредная мерзопакостная старушенция, но, без сомнения, вы не всегда были такой. Леди Амелия заслуживает вашего уважения, а Матильде пойдёт на пользу ваш пример – покажите ей, что если всю жизнь только ненавидеть, мстить и творить зло, то останешься в одиночестве. Покажите ей, что пытаетесь измениться к лучшему, – и может быть, тогда и она сможет измениться.

Старуха задумалась. Потом нервно сглотнула:

– В Австралию?

Я кивнула:

– Боюсь, другого выхода нет.

Она снова фыркнула и стукнула тростью в пол:

– Что ж, наверное, бывают места и похуже.

– Их не слишком много, дорогая. Но вы молодец, что отважились!

Леди Элизабет немедленно отправила посыльного с письмом, чтобы забронировать место на ближайшем пароходе в Австралию. Она предложила мне чаю со льдом и сырую картошку, но я сказала, что мне пора. По доброте душевной она даже дала мне пять фунтов на поезд. Нельзя сказать, что мы стали друзьями – после всего, что совершила леди Элизабет, это было невозможно. Но по молчаливому согласию мы решили: что бы ни произошло между нами, оно осталось позади, в пустом холле. Похлопав старушку по плечу на прощанье, я направилась к двери.

И уже на пороге она окликнула меня:

– Куда вы направляетесь, мисс Покет?

Я подумала о том, куда лежит мой путь. И кто ждёт меня там.

– Пока, Лиззи.

Вскоре я уже шла по усыпанной гравием подъездной дороге прочь из усадьбы. Оглянувшись, я окинула взглядом величественный дом. При всём его великолепии он казался пустым. Да, он был очень красив – но как же мало радости видела я в его стенах! Я не знала, вернётся ли леди Элизабет вместе с Матильдой и её матерью. Может быть, особняк будет веками стоять пустым. Я знала только, что Ребекка уже где-то далеко. Что она нашла счастье и покой. И что моя роль в истории этого печального места подошла к концу. Что меня очень радовало.

– Как же я рада видеть вас, мисс! – повторила Берта уже в седьмой раз. – Я-то боялась, вы больше никогда не вернетесь в Англию, ей-ей.

Придя на станцию, я написала им, что прибуду в Дорсет на следующий день. Берта и Яго приехали меня встретить: Яго долго и безжалостно пожимал мне руку, Берта рыдала в три ручья. Багажа у меня не было, так что мы просто сели в фургон и покатили в Уэймут.

Нам надо было о многом поговорить. В первую очередь, конечно, о моих приключениях. Я рассказала всё в подробностях. Яго насупился, узнав, что мисс Фрост больше не вернется.

– Она тот ещё старый сухарь, – с восхищением заявил он. – Ей никакими враками голову не задуришь.

– Верно подмечено, дорогой, и хорошо сказано к тому же. – Я дружески пнула его по ноге. – Ты на редкость красноречивый юноша. Почему бы тебе не попробовать говорить по-английски?

Яго расхохотался, и Берта тоже прыснула. Не знаю, что их так рассмешило, но было весело. Однако мы ещё не обо всём успели поговорить. Миссис Диккенс осталась в квартире на Беркли-сквер, ожидая нашего возвращения.

– Она прислала для вас целый сундук, красивые платья и всё в таком роде, – жизнерадостно сообщила Берта. Потом вдруг фыркнула: – Вот только ума не приложу, зачем миссис Диккенс прислала ещё и старые помятые часы. В её записке говорилось, что вы поймёте.

Должно быть, это были часы Ребекки. При мысли о них меня охватила светлая грусть. Берта продолжала болтать ещё какое-то время, сказала, что мистер Патридж несколько раз писал мне. Но меня волновал только один вопрос:

– Как там моя… Как там Анастасия?

– Набирается сил с каждым днём, – сказала Берта.

Яго направил нашу повозку на просёлок, отделявшийся от главной дороги, и мы покатили среди степей, заросших высокой травой.

– В первую ночь она только напевала без слов и дрожала, – сказал он. – Но после того как к нам наведалась мисс Фрост, твоя мама стала другим человеком. Позволила Берте помочь ей вымыться, начала есть и даже немного разговаривать. Сегодня утром она работала в саду и пела.

– У вашей матушки такой красивый голос, – добавила Берта.

Мы въехали на холм, и я увидела впереди знакомый маленький домик. В горле у меня пересохло. Всё внутри сжалось. Мне стало так плохо, как никогда в жизни. Мне хотелось, чтобы просёлок тянулся ещё многие мили, но мы уже почти приехали. Яго завел лошадей во двор:

– Ну как, готова, Трещотка?

Мне казалось, я приблизилась цели, к которой шла целую вечность. Так почему же я не спешила выпрыгнуть из фургона и броситься в материнские объятия? Возможно, меня одолела морская болезнь в дороге. Или цинга.

– Всё будет замечательно, мисс, – ласково подбодрила меня Берта.

– Ничего себе – да она дар речи потеряла! – воскликнул Яго.

– Что за глупости! – возмутилась я.

В конце концов, какая разница, как я себя чувствую? Выбора всё равно нет. Так что я встала и, не обращая внимания на грызущие меня сомнения и неуверенность, выпрыгнула из повозки.

21

Она ждала меня в саду. Стояла под большим вязом, спиной к морю. Я впервые смогла толком разглядеть её лицо – раньше-то оно скрывалось за завесой спутанных волос. На ней было светло-зелёное платье. Блестящие тёмные волосы свободно падали на спину, не уложенные в причёску и даже не прихваченные лентой. Её лицо было отмыто дочиста. Глаза оказались яркие, голубые. На губах играла улыбка. Пальцы рук были сплетены.

Берта и Яго остались стоять у задней двери. Я не возражала, что они смотрят на нас. Возможно, я мечтала, что мама бросится мне навстречу. Но она не двинулась с места. Только подняла руки к сердцу, глядя, как я иду к ней через двор. Когда я остановилась перед ней, мне на миг показалось, что она сейчас снова запоёт колыбельную без слов. Но потом на лице её отразились любовь и забота.

– Ты проделала долгий путь, – сказала она.

Я кивнула.

– Как ты, Айви?

– Как пыльным мешком пристукнутая, дорогая, – отвечала я. – Столько разного со мной приключилось – жизнь висела на волосе и всё такое. Твоя матушка малость помешанная, но, думаю, это ты и так знаешь. – Я вздохнула. – Большинство девочек, угодив в такую переделку, сжались бы в комочек и рыдали бы много дней. Но только не я. Да, опасности поджидали за каждым поворотом и множество людей пытались меня пленить. Но я не дрогнула. Раздавала удары направо и налево. Спасла Ребекку. Столкнула мисс Олвейс в озеро. Вылечила людей от Тени. Стала королевой. Нашла недостающую часть себя – у этой дурочки от болтовни рот вообще не закрывался, – и наконец опять стала живой и целостной. – Я снова вздохнула. – Теперь ты понимаешь, дорогая, какое это было незабываемое приключение.

Анастасия Рэдклиф опустилась на корточки, чтобы заглянуть мне в глаза, протянула руки и приложила их к моим щекам.

– Как ты, Айви? – снова спросила она.

– Как я?

Признаться, я растерялась. Может, она не слышала ничего из того, что я сказала? Или мой рассказ не тронул и не позабавил её? Но в голосе Анастасии звучала такая нежность, что у меня перехватило дыхание.

И я поняла: она хочет услышать то, о чём меня никогда никто раньше не спрашивал. То, что не нуждается в увёртках и красном словце. Словами и взглядом эта странная женщина просила меня, вопреки всем моим привычкам, открыть то, что есть во мне настоящего, неподдельного, как биение сердца. Она хотела знать, как я, кто я… И хотя часть меня отчаянно противилась такой откровенности, я заставила этот внутренний голос замолчать и призналась:

– Я боюсь. Мне страшно.

– Чего ты боишься, Айви?

– Многого. Я боюсь, что всё это не по-настоящему. Что ты мне только снишься. И ещё боюсь не понравиться тебе, если ты всё-таки настоящая. Я ведь не подарок, знаешь ли. И боюсь, что даже если ты захочешь, чтобы мы стали семьёй, ничего не получится. Что я доведу тебя до того, что ты отдашь меня в приют. Или сбежишь в ночи, оставив мне прощальную записку на подушке.

Мой язык выговаривал слова будто сам по себе, губы отчаянно дрожали, слёзы скапливались в глазах, – словом, я понимала, что выгляжу не самым достойным образом. И всё равно мне было хорошо. Ведь я так долго пряталась в своём воображении. И теперь отчаянно нуждалась в чём-то настоящем. В чём-то подлинном.

– Когда ты ещё не знала, что я твоя мать, – сказала Анастасия, по-прежнему держа моё лицо в ладонях, – когда я была для тебя всего лишь сумасшедшей в дурдоме, ты всё равно пыталась мне помочь. Двенадцать лет я пела тебе колыбельную днями и ночами, двенадцать лет мечтала о сегодняшнем дне – а теперь, когда он настал, когда я увидела, как ты идёшь ко мне, я страшно испугалась, что разочарую тебя Айви, что тебе не нужна моя любовь. Я твоя мама, Айви, что бы ни случилось, до последнего вздоха. Если не можешь поверить ни во что больше, поверь хотя бы в это.

Я поймала себя на том, что киваю – я верила каждому её слову. Не помню, чтобы я бросалась маме на шею, но, должно быть, всё-таки бросилась, потому что обнаружила себя в её объятиях. Мы простояли так долго-долго, и ни одной из нас не хотелось отстраняться. Словно издалека я слышала, как у крыльца шмыгает носом Берта, а Яго советует ей высморкаться.

Когда встречаешь человека, который тебе ближе всех на свете, вам всегда найдётся о чем поговорить. И вот мы сидели на кухне, ели булочки с мёдом – и говорили, говорили обо всём подряд. Берта заварила чай. Яго в изумлении таращил глаза. Слова лились потоком. Мы перебивали друг друга. Пересказывали одно и то же по многу раз.

Мама рассказывала мне о Себастьяне Дамблби, моём отце. По её словам, он был прекрасным и добросердечным человеком и ужасно радовался моему рождению. Она рассказывала и о Светоче Справедливости, о том, как росла под пятой матери во Дворце Проспы и наконец сбежала, не желая больше терпеть её жестокость, взяла себе новое имя и отправилась в наш мир.

– Выходит, на самом деле я Айви Рэдклиф, – задумалась я, уминая аппетитную булочку за обе щеки. – Или Дамблби? – Тут я ахнула: – Получается, Эстель – моя тётка! Какой ужас!

– От фамилии матери я отказалась и забыла её навсегда, – сказала Анастасия. – Рэдклиф – имя няни, которая обо мне заботилась. Я всегда мечтала быть её дочерью, вот и взяла её фамилию. Что же касается Дамблби, думаю, это семейство причинило нам слишком много страданий. – Перегнувшись через стол, она накрыла мою руку своей. – Покет – прекрасная фамилия, и я бы с радостью взяла её. Ты ведь не против?

– Конечно, она не против! – воскликнула Берта, поливая булочку слезами.

Я решила, что это отличная мысль.

– Ты всё ещё не наелась, Трещотка? – спросил Яго и придвинул мне последнюю булочку.

– Умираю с голоду, – воскликнула я.

– Берта, сядь и выпей чаю, – сказала Анастасия. – А то ты скоро с ног свалишься.

– Да мне совсем нетрудно, мисс. – Добрая душа, Берта всё же присела и огляделась. – Ещё совсем недавно я похоронила мою бедную матушку и мне некуда было идти. А теперь только посмотрите на меня. – Она улыбнулась и покачала головой. – Умеет жизнь удивлять, правда?

Я как раз откусила кусочек булочки, и тут слова Берты так поразили меня, что я забыла закрыть рот и мёд потёк по подбородку. Последний год был полон великих потрясений. Но, с другой стороны, за это время я пережила множество захватывающих приключений, не раз проявила геройскую отвагу и уцелела, несмотря на страшные опасности. И вся эта долгая история привела меня домой. Что может быть чудеснее? Я нашла маму – единственного человека на всём белом свете, который скучал по мне так же сильно, как я скучала по ней. Каким-то невероятным образом мы воссоединились. Но, с другой стороны, ничего удивительного – ведь у меня все задатки прирождённой героини истории со счастливым концом.

Эпилог

– О господи, Айви, я так волнуюсь!

Я выглянула в щёлку занавеса. Люди входили в зал, рассаживались, возбужденно переговаривались.

– Всё пройдет на ура, мама. В конце концов, почти все билеты проданы.

– Десять минут до занавеса, – напомнила Берта, пробегая мимо. – Яго, где ноты?

– Я отдал их мистеру Спенсеру, – ответил он. Голос Яго с годами стал ниже и грубее, но улыбка осталась всё такой же мальчишески озорной. – А может быть, ты или миссис Диккенс хотите сесть за рояль?

– Только не я, дружок, – заявила миссис Диккенс, выбегая из костюмерной с платьем, перекинутым через плечо, и иголкой с ниткой в руке. – У двух девочек подолы неровные, я с ног сбиваюсь!

Два года промелькнули как прекрасный сон. Несколько месяцев мы провели в Дорсете, а потом перебрались в квартиру на Беркли-сквер – я, мама, миссис Диккенс, Берта и, конечно, Яго. Мы стали настоящей семьёй во всех смыслах, которые нас волновали. Мама потратила часть денег мистера Бэнкса, чтобы открыть музыкальную школу в Хэпстеде – «Мелодии Покетов». Мальчики и девочки со всего Лондона приезжали к ней, чтобы учиться пению и игре на фортепиано.

– Дети так нервничают, ведь им предстоит выступать перед своими родными, – сказала мама, стискивая руки, как в старые недобрые времена. – Ах, Айви, это же наше первое большое выступление. А вдруг мы не готовы? Может, мы мало репетировали или…

– Твои ученики готовы, и ты тоже, – заверила я, взяв её за руку. – Все твёрдо знают свои партии, они вложат в пение душу, и вас ждёт грандиозный успех.

С мамой такое случалось – она вдруг начинала нервничать и тревожиться. Обычно она была спокойной и уверенной, но порой прошлое напоминало о себе. Иногда ей снились плохие сны. Она плакала. Вспоминала Лэшвуд. Моего отца. Потерянные годы. Но я всегда говорила ей, что мы должны ценить то, что у нас есть. Ведь понадобились два мира, одно волшебное ожерелье, множество невзгод и огромная благосклонность судьбы, чтобы мы обрели своё счастье.

Другим повезло меньше. Спустя несколько месяцев после бала в Баттерфилд-парке мистер Патридж узнал, что какой-то нечистоплотный банкир спустил на азартные игры всё состояние семьи Дамблби. Роскошный дом в Хайгейте пошёл с молотка, а Эстель видели в магазине готового платья на Мейфейр – она умоляла взять её продавщицей. Восхитительно!

Графине Карбункул пришлось ещё тяжелее. После того как она опозорилась на балу в честь столетия Баттерфилд-парка, в газетах появилась восхитительно язвительная статья за подписью мисс Анонимки под названием «ГРАФИНЯ КАТАСТРОФА НАНОСИТ НОВЫЙ УДАР». Заметку перепечатали газеты по всему миру. Не в силах вынести, что стала всеобщим посмешищем, графиня Карбункул купила маяк на побережье Аляски и поселилась там, поклявшись никогда больше не показываться в свете. Просто прелесть что за новости!

– Ты унаследовала музыкальные способности своей мамы? – спросил мистер Спенсер. Он как раз пытался уложить расчёской свои непослушные волосы.

Обычно на рояле нам аккомпанировал мистер Хардинг, но он свалился с гриппом, и мистер Спенсер его заменил.

– Ты умеешь петь? – спросил он, убирая расчёску в карман.

– Дорогой, когда я пою – это звучит хуже, чем три кошки в мясорубке. Хотя однажды мне удалось изобразить «Боже, храни королеву» отрыжкой.

Мистер Спенсер тоскливо вздохнул:

– О, королева Виктория… Я восхищаюсь ею. Сколько достоинства! А ведь быть королевой, наверное, нелегко, правда?

– Да ничего особенного, – радостно ответила я. – Конечно, я была королевой Айви всего пять минут, но…

– Айви. – Мама покачала головой.

Я жизнерадостно застонала:

– Простите, мистер Спенсер. Будучи девочкой со странностями и загадочным прошлым, я иногда несу полную чепуху.

Мы договорились никогда не упоминать о Проспе вне нашего дома. Чтобы люди не решили, будто мы свихнулись, и не заперли нас в дурдом. Маме этого опыта хватило на всю оставшуюся жизнь. И мне тоже.

– О, девочки такие выдумщицы… – пробормотал мистер Спенсер и пошёл к роялю.

Мама засмеялась и поцеловала меня в щеку:

– Пожелай мне удачи!

Я пожелала, и она снова поцеловала меня. А потом стала расставлять своих учеников на станках для хора. Зал был почти полон. Я заметила в первом ряду мистера Патриджа – в щегольском белом костюме, с цилиндром в руке. Мистер Патридж неровно дышал к маме, хотя она вела себя тихо и скромно, ничем не поощряя его ухаживаний. Впрочем, у мамы был свой секрет привлекательности. Вам просто хотелось быть рядом с ней, и точка.

– Помните, дети, – сказала мама, встав перед хором. – Поём громко, улыбаемся широко!

Она подала знак Яго, он потянул за верёвку и поднял занавес. Я снова взглянула в зал, любуясь радостными лицами зрителей, которые захлопали и закричали, приветствуя артистов. И вот тогда-то я и увидела её. Она стояла в конце зала, у стены. Тёмное платье. Огненно-рыжие волосы. Мисс Фрост собственной персоной – строгая и величественная. Поймав мой взгляд, она чуть заметно кивнула. От растерянности я забыла кивнуть в ответ. Какой-то припозднившийся зритель, спеша занять своё место, на миг заслонил её от меня. А когда он прошёл, мисс Фрост исчезла. Я оглядела зал, но не нашла её. Да и правда ли это была мисс Фрост? Разве такое возможно? Ведь дверь между мирами закрылась навеки, разве не так?

Мама плавно взмахнула руками, и хор запел. Пели они божественно. Я не стала больше вглядываться в зал в поисках мисс Фрост. Я видела её, она видела меня – этого достаточно. Она ли это была? Как она тут очутилась? Поверить было непросто, но я не собиралась слишком уж переживать по этому поводу. Потому что если жизнь чему-то меня и научила, то это тому, что возможно всё.

Благодарности

Ох, как неловко… Это же заключительная книга о приключениях Айви Покет – что само по себе здорово, правда? Но значит, настала пора разбрасывать «спасибо» как конфетти, сыпать благодарностями направо и налево и уверять в безграничной признательности. Теперь понимаете, в чём моя проблема? Ну, ладно. Пора за дело.

Мой литературный агент Маделин Милбурн была мне маяком в тумане литературы последние три года. Её мудрость, преданность и находчивость на переговорах заслуживают высочайших похвал. Я также снимаю шляпу перед Терезой Коэн, которая виртуозно жонглировала иностранными правами, и Хейли Стид, без которой мы бы пропали.

Спасибо ребятам из Greenwillow Books, особенно Вирджинии Дункан, Сильвии Ле Флёк, Кэти Хейт и Тиму Смиту. А невероятный талант и неподражаемые иллюстрации Барбары Кантини и вовсе повергли меня в трепет.

Я почти уверен, что меня прокляли при рождении. Возможно, какая-нибудь ведьма постаралась. Или злонравная библиотекарша. Но несмотря на все козни судьбы, в моей жизни есть кое-что хорошее – как луч света в тёмном царстве. Например, мои племянники и племянницы. Не говоря уж о родителях, которые поддерживали меня долгие годы. И отдельное спасибо Кэрол – за дружеское участие, юмор и бесчисленные кинофильмы. А ещё Кристине – за то, что подбадривала меня и соглашалась выслушать. И Полу – за распечатки и помощь с компьютером.

Что ж, дорогой читатель, вот наше приключение и подошло к концу. Давай не будем плакать. Мы ведь не какие-нибудь нытики, правда? Закончилось всё великолепно, но тебе жаль, что последняя страница уже перевёрнута и всё позади – тут я тебя очень хорошо понимаю. Однако есть и другие книги, другие герои. Да, они не похожи на Айви и её историю – но разве в мире вообще есть что-то одинаковое? Чтобы не остаться без яичницы на завтрак и конфет на ужин, я буду продолжать писать книжки про детей, но боюсь, среди них не будет никого столь же несносного, невозможного и неисправимого, как Айви Покет. И писать про них будет уже не настолько весело. А с Айви было обхохочешься. А теперь ступай своей дорогой. Я устал.

Калеб Крисп

Об авторе

Калеба Криспа вырастили воинствующие библиотекарши. Они держали его на строгой диете, состоявшей исключительно из английской классики и холодной овсянки. Однако его беззаботное детство трагически оборвалось, когда он продал двоюродную бабушку Мейбл за горсть совершенно обычных на вид тыквенных семечек. Окончив университет имени Шаляя-Валяя, где получил степень чокнутого учёного, он решил посвятить свою жизнь писательскому ремеслу.

После долгих лет тяжёлого труда и разочарований и нескольких часов работы в запертом сундуке Калеб переселился в заброшенный домик посреди леса и стал сочинять историю о совершенно заурядной двенадцатилетней горничной. Связь с внешним миром он поддерживает посредством морзянки и литавр. Калеб не доверяет никому, кроме своего литературного агента, и люто ненавидит кондитеров, а также некоторых домашних кроликов.

Ах, да! Он просил передать, чтобы вы не читали эту книгу.

Примечания

1

Покет (англ. Poket) – карман.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

Эпилог

Благодарности

Об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg