Борис Шаховский
ДЖОВАННИ
Поэма
Часть первая
1
Волосы Джованни
Черны, как сажа.
Глаза, говорят,
Чернее даже.
Зубы Джованни
Белее, чем снег,
Носит Джованни
Отцовский берет
И брюки из старой
Отцовской рубашки.
На них, как у взрослых,
Четыре кармашка.
И что из того,
Что в них нечего класть?
Карманы на брюках —
Важнейшая часть.
Джованни гордится —
Не брюки, а клад.
Жаль, что на них —
Островки заплат…
2
Джованни мог на берегу
Просиживать часами,
Смотреть, как лодки вдаль бегут,
Играя парусами.
Как пароходы за кормой
Винтами пенят воду…
Он только к ночи шел домой,
И вновь сюда — к восходу.
Есть парки в городе, но те
Не по карману бедноте.
От их больших ворот ключи
Держали крепко богачи.
А здесь и солнца щедрый луч
И ветер, самый свежий,—
Нельзя же запереть на ключ
Морское побережье.
И берег всех подряд встречал
Тепло и без разбора,
Ребят манил большой причал
За прутьями забора.
Хотели чем-нибудь помочь
Мальчишки на причале.
Их очень часто гнали прочь
И редко привечали.
Случалось так, что моряки,
Зазвав их к пароходу,
Бросали деньги-медяки
Забавы ради в воду.
Джованни только восемь лет,
Но он со всеми тоже
Нырял на поиски монет,
Нырял до слез, до дрожи.
Синела кожа.
На спине
Щетинились мурашки,
А море прятало на дне
Тяжелые медяшки.
3
Джованни за жизнь небольшую свою
В других городах еще не был.
Но вряд ли найдется в другом краю
Такое высокое небо.
Он не был нигде,
Но уверен вполне
И даже готов поспорить —
Едва ли найдется в другой стране
Такое хорошее море.
Никто и не спорил об этом с ним.
Здесь климат как в сказке прямо.
В Италии мало суровых зим.
Много дворцов и храмов.
Чудесные песни хранит она,
Картины, скульптуры прекрасные.
Отец говорит: «Золотая страна,
Красивая, Но несчастная».
4
Город Джованни
На два распорот:
Город верхний
И нижний город.
Верхние улицы
От солнца щурятся.
И ночью на них —
Рекой огни.
И я каждом квартале
Здесь дачи вставали,
И каждая вилла
Богатством давила.
Золото, мрамор.
Гранитные звери.
Огромные рамы.
Зеркальные двери.
Каждая вилла —
Богатства ковчег.
Ее бы хватило
На сто человек.
А в вилле один
Живет господин.
Не в меру богатый
И жадный не в меру
Его называют
Мил-ли-о-не-ром.
5
Но есть другие улицы,
Они сердито хмурятся.
В них тесно,
Как в ущельях.
Не улицы, а щели.
Они кривые, длинные,
Глухие, неуютные
И, словно паутиною,
Веревками опутаны.
На них
Лохмотья сушатся,
Под ними
Грязи лужицы.
И в этих лужицах вода
Не просыхает никогда.
Сюда для солнца путь закрыт,
Здесь вечно запах стойкий —
Угара,
Бельевых корыт,
Нечищеной помойки.
Кривятся нетхие дома —
Облезлые уроды.
Здесь по ночам густая тьма
Пугает пешеходов.
Глухие,
Душные места.
Здесь проживает беднота.
6
Джованни с семьею
Жил в темном подвале.
Такие подвалы
Пещерами звали.
Подвал хоть и низок,
А все-таки дом…
В нем мама
И та выпрямлялась с трудом.
Отец же ходил,
Непомерно сутулясь,
И даже, совсем не вставая
Со стула,
Рукою он мог
Потолок доставать.
В каморке
Стояла хромая кровать,
А рядом,
Забившись в глубокую нишу,
Ютился порожний
Комод полусгнивший.
Отцу он достался
От деда в наследство.
С него начиналось
Джованнино детство.
Комод был фамильный,
Семьи старожил.
Он детям грудным
Вместо зыбки служил.
Его выдвижной
И вместительный ящик
Для мальчика люлькой
Служил подходящей.
Теперь в нем
Сестренка Витотта спала,
А брат — на лохмотьях
Под крышкой стола.
В осеннюю пору
В подвале всегда
Заводится плесень
И каплет вода
В консервные банки.
И капли как будто
Здесь вместо часов
Отбивают минуты.
*
Когда-то семья
Проживала в квартире.
Она была выше,
Светлее и шире.
И мать вспоминала
Нередко о ней.
Джованни, конечно,
Не помнит тех дней.
В те деяние годы
Он был еще мал,
А папа тогда
На войне воевал.
С войны возвратился
Он раньше других —
С медалью в мешке,
Но без правой ноги.
Любую работу
Он взял бы с охотой,
Но папу не брали
Теперь на работу.
Сидела семья
На воде и на хлебе,
Продав за бесценок
Одежду и мебель.
Джованни взрослел.
Он и сам уже помнит,
Как их выгоняли
В трущобы из комнат.
Как в этой промозглой
Подвальной лачуге
Отца-инвалида
Свалили недуги.
Лежал он в постели
И кашлял натужно.
Теперь уже папе
Работы не нужно.
7
Джованни однажды,
Летней порою,
Верхней улицей
К морю пошел.
Хотя этот путь
И длиннее втрое,
Зато здесь идти,
Как нигде, хорошо!
Джованни шел
Не спеша и думал
Под мерный шелест
Блестящих машин:
«Сколько всегда
Здесь веселого шума,
Сколько богатых
И светлых витрин!»
Шел он спокойно,
Но на перекрестке
Он услыхал,
Как, над ним хохоча,
Громко кричали
Мальчишки-подростки —
Дети известного богача.
— Смотрите,
Парнишка какой богатый!
— Богаче его не найдешь,
Не ищи!
— Старый тюфяк
В разноцветных заплатах.
Берет-то, пожалуй,
У взрослых стащил!
— А башмаки-то!
Модельная пара!
— Жаль, прохудился
Правый башмак!
Дырку прожег он,
Куря сигару!
— Что ж вы молчите,
Синьор босяк?
— Может, зайдем,
Побеседуем в баре?
Впрочем, вы поняли нас
И так:
Не пачкайте
Места на тротуаре.
Марш на дорогу,
Босяк!
Кто бедняку
Придет на подмогу?
Три драчуна
Стоят на пути!
Молча Джованни
Сошел на дорогу.
Хочешь не хочешь,
А надо сойти.
Мама Джованни
Всегда учила —
В жизни не спорь,
Не борись с богачом,
Лучше согнись
Перед этой силой,
Даже
Когда не виновен ни в чем.
8
Джованни с самых детских лет
Нуждой и горем битый.
Не каждый день он видит хлеб.
Не каждый день он сытый.
Зачем же мир устроен так —
Богатые мальчишки
Бросают пряники в собак
И покупают книжки?
У них всегда
Всего полно.
Они гурьбой веселой
В воскресный день идут в кино
И даже ходят в школу.
Однажды в церкви он спросил
Священника об этом.
Священник рот перекрестил,
Зевнув перед ответом.
— То воля божья,
Милый друг!
А что от бога — свято.
Работай, не ясалея рук…
Богатство для богатых.
Для бедных, сын, земля скупа.
Так мир устроен грешный.—
Поп говорил,
А у попа
Дрожал живот потешно.
И колыхался белый крест
На толстом брюхе мерно.
— Вот кто, наверно, жирно ест!
И досыта, наверно!
— Да, да, мой сын, земля скупа.
С богатым надо ладить.
Хотелось сытого попа
По животу погладить.
И поп сказал, жуя слова,
С шипением и свистом:
— Виной всему, мой сын, Москва,
Москва и коммунисты.
Джованни!
Бойся, как огня,
Ты этих красных бестий.
Молись.
В подарок от меня
Возьми вот этот крестик.
9
Джованни помнит, как сейчас:
Чуть небеса светлели,
Когда отец в последний раз
Позвал его к постели.
Как бледен был отцовский лоб!
А мама говорила:
Где денег раздобыть на гроб?
На что купить могилу?
Джованни помнит: мать в слезах
Хозяина молила
Ей денег дать.
Он отказал.
— На что купить могилу?
Соседки денег принесли
На первые расходы.
А в полдень к матери пришли
Рабочие с завода.
Неловко кепку теребя,
Сказал кузнец Лористо:
— Немного денег для тебя
Собрали коммунисты.
За что ж так яростно и зло
Поп шлет на них проклятья?..
Ведь сколько слышал добрых слов
Джованни про Тольятти!
Он про него не раз, не два
Слыхал, когда в народе
Звучали светлые слова
О мире,
О свободе.
10
Маму согнула
Нужда и забота.
Мама ходила,
Искала работу.
Хмурые дни
Над лачугой летели.
Следом за днями
Тянулись недели.
Не находилось
Работы нигде…
Вечером мама
По пояс в воде
В море искала
Ракушки-арселе,
Их бедняки
Собирали и ели.
Часто в воде
Ей стоять приходилось.
Как-то в ненастье
Она простудилась.
Долго крепилась,
Но все же слегла.
Даже в каморке
Ходить не могла.
Стало в подвале
Тоскливей и тише.
Только скребутся
Голодные мыши…
11
Джованни строг не по годам.
Не выбьешь слез и плеткой.
Он плакал только раз,
Когда отца сожгла чахотка.
Джованни старше стал.
С тех пор
Прошло уже два года.
Забыл он про морской простор,
Забыл про пароходы.
Нет времени встречать рассвет
И кораблей громады.
Джованни полных десять лет —
Теперь работать надо.
Джованни в лавке служит. Он
За маленькую плату
Товар разносит по домам
Бездельникам богатым.
И не под силу груз порой,
А он несет упрямо:
Там дома с маленькой сестрой
С утра ждет хлеба мама.
Неважно, что измучен он
И ношей перегружен,
Лишь только б горстка макарон
Была семье на ужин.
12
В эту ночь на лохмотьях опять
Лег Джованни без ужина спать.
Он уснул и увидел во сне
Светлых сказок волшебное царство.
Подарили ему в той стране
Много хлеба,
А маме — лекарство.
Он для бедных соседских ребят
Взял оттуда игрушек чудесных.
Почему ж так истошно гудят
Колокольни церквей окрестных?
Он проснулся.
Надсадный звон
Тьму ночную неистово хлещет,
И конечно, это — не сон.
А набата язык зловещий.
Беспорядочный шум за стеной.
На висках бьются тонкие жилки.
Мать пугливо глядит в окно.
Жидким светом чадит коптилка.
Плачет громко спросонок сестра.
Гул набата то резче, то тише.
Чей-то крик долетел со двора…
И Джованни на улицу вышел.
13
Где-то близко случилась беда,
А какая, никто не ведал,
Все бежали не зная куда,
И Джованни — за всеми следом.
Крики. Ветер. Призыв гудков…
И Джованни узнал с волненьем:
Речка вышла из берегов
И грозит большим наводненьем.
Надо в горы быстрей бежать,
Там не страшно, сиди хоть неделю.
Ну, а как же сестра и мать?
Мать совсем не встает с постели.
Он вернулся, чтоб им помочь.
Он один уходить не хочет.
Разрывали факелы ночь
На багряные,
Мрачные клочья.
14
А наутро гудела молва,
Что как будто беда миновала,
Что вплотную река подошла,
Но до стен городских не достала.
От несчастья спасла высота,
На которой раскинулся город.
Но не скоро сошла суета,
Успокоились люди не скоро.
15
И Джованни с друзьями тогда
На окраину города вышел.
Там в низине большая вода
Гонит бревна, деревья, крыши.
И опять все как будто во сне.
Вот плывут переплеты окошка,
Вдалеке на широком бревне
В страхе мечется серая кошка.
То сорвется в пучину она,
То, намокшая, вылезет снова,
Не решаясь отплыть от бревна…
А река потемнела сурово.
И в своей неуемной гульбе
В берег бьет оголтело и хлестко
И несет, и несет на себе
Крыши, бревна, деревья и доски.
А когда от прибрежных кустов
Пролегли синеватые тени,
Появились десятки плотов
Из затопленных ближних селений.
И на них, посредине реки,
В этом страшном, неистовом гуде
Дети, женщины и старики —
Изможденные, скорбные люди.
И плывут, и плывут плоты,
Их встречают молчанием строгим.
И такие плывут, что пусты,
Без людей…
Видно, где-то в дороге
Ночью смыло их бурной волной.
А плоты, огибая сушу,
Одиноко плывут стороной,
Словно памятники утонувшим.
А река, хороня голоса,
Жертвы новые жадно искала.
Почему ж их никто не спасал,
Разве лодок в Италии мало?
Исступленно грохочет вода
И лютует и тешится вволю.
Почему ж богатеев суда
Равнодушно стоят на приколе?
Молчаливо стоят, а вдали
Гибнут люди.
И только к ночи
Пострадавшим на помощь пошли
Наспех сбитые лодки рабочих.
16
А наутро, будя восход,
Пел причальный гудок над морем.
В порт, как видно, пришел пароход,
Не поможет ли он их горю?
И Джованни туда поспешил:
— Там, наверно, корабль встречают.
Вышел к порту,
Вокруг ни души.
За оградой охрана скучает.
Долго было пустынно, но вот,
Направляясь к линейкам улиц,
Из широких портых ворот
Молча докеры вышли сутулясь.
А вдогонку им с пеной у рта
Зло и дико горланил кто-то:
Эй, вернитесь назад! По местам!
Я вас выгоню завтра с работы! —
Только докеров разве сдержать?
Кто-то вслух проворчал сердито:
— Пусть оружие приедут сгружать
Сами мистеры с Уолл-стрита…
А Джованни плечами пожал.
Как? Оружие? Быть не может!
Ведь священник всегда утверждал.
Что Америка бедным поможет.
Ну, конечно, сегодня она
Пострадавшим от наводненья
Посылает муки и зерна,
А ребятам конфет и печенья.
Это все не должно лежать
Слишком долго на пароходе.
Почему же они сгружать
Не хотят и домой уходят?
17
Вскоре бас портового гудка
Надоедливо, сипло и нудно
Звал голодных людей городка
На разгрузку прибывшего судна.
И Джованни пошел: может, он
(Если пустят его на судно)
Заработает макарон:
Не беда,
Что придется трудно.
Он пробрался на пароход,
Тот стоял, неуклюже громоздкий.
Ждал работы голодный народ:
Дети, женщины и подростки.
К ним Джованни пробрался с трудом.
До утра он ворочал грузы.
А ему заплатили потом
Небольшим котелком кукурузы.
Наконец он свалился без сил
И заснул у подъемного крана.
Тут мальчишку пинком угостил
Офицер корабельной охраны…
18
Невеселый вставал рассвет.
Ноют руки
И плечи больно.
Но получит семья обед,
И Джованни уснул довольный.
Нынче может он долго спать,
Он работал много и честно.
Почему ж его будит мать,
Почему ж с перекрестков окрестных
Долетает неясный гул?
Может, снова река взбунтовалась?
Он проснулся,
На мать взглянул.
И увидел, что мать улыбалась.
За три месяца в первый раз
Сын увидел ее улыбку.
Светлый блеск этих добрых глаз…
А на улице бойкая скрипка
Лихо, громко, задорно вела
Итальянскую песню о мире,
Песня смело вдоль улиц шла.
Разливалась все шире и шире.
И размашисто, словно прибой,
Торопилась на берег к причалам,
Увлекая туда за собой
Сотни жителей бедных кварталов.
А в порту увидали все,
Как уверенно, четко и плавно
К ним, во всей величавой красе,
Шел корабль
Из далекого плаванья.
И над ним в голубой вышине
Ярко, ласково, в знак привета
Колыхался и пламенел
Флаг далекой Страны Советов.
19
Громкий говор.
Радость в каждой фразе.
Песня мчится над простором вод,
Ей идет навстречу «Тимирязев».
«Тимирязев» — русский пароход.
Вот уже и якорь подал лапу
Морю синему.
Причалил пароход.
И, его встречая, вверх по трапу
Все начальство местное идет.
Вот начальник, несколько помешкав,
Отряхнул пушинки с толстых плеч,
И сказал с ехидною усмешкой
Он давно продуманную речь:
— Очень сожалею. Мы едва ли
Разгрузить сегодня сможем вас:
Докеры у нас забастовали
И в порту работа сорвалась.
Говоря все это капитану,
Он с трудом иронию скрывал,
Но, пройдя сквозь хмурый строй охраны,
К пароходу весело шагал
Делегат бастующих рабочих.
И, поднявшись на высокий борт,
Он сказал взволнованно: — Мы очень
Рады вам.
Наш город очень горд,
Что встречает гостя из России.
Вам привет сердечный шлет народ.
И меня рабочие просили
Передать, что этот пароход
Мы досрочно выгрузим, по-русски.
Только те, что входы стерегут,
Нас пускай пропустят на разгрузку!
Мы сигнала ждем на берегу.
20
Огромный трюм
Советского посланца
Освобождали все портовики.
В подарок пострадавшим итальянцам
Несли на берег бочки и тюки.
На пароход
С большой толпой рабочих
Проник Джованни.
Разве утерпеть!
Он не забыл слова попа,
Он хочет
Сам на людей советских посмотреть.
*
Робко встал в сторонку он,
Чтоб никто не видел.
— Что невесел ты, дружок?
На кого в обиде?
Ты не прячься в стороне,
Будь поближе к людям.
В кубрик спустимся ко мне?
Добрым гостем будешь!
Не обидят гостя тут
И в обиду не дадут.
Только, видно, не всерьез
Говорит ему матрос.
Гостем, так уж повелось,
Может быть богатый,
А Джованни что за гость —
Все штаны в заплатах!..
Все заштопано на нем,
Коротко и узко!…
— Ну, идем, дружок, идем,
Погостишь у русских.
21
Они обедали
Вдвоем,
И долго шла беседа.
О жизни,
Об отце своем
Гость моряку поведал.
Моряк советский подарил
Ему альбом и краски…
Не очень гладко говорил
Матрос по-итальянски.
Немного слов, как видно, знал,
С трудом лепил вопросы,
Но гость отлично понимал
Советского матроса.
22
Да, с Джованни в первый раз
Так по-человечьи
Говорили. — Что ж, от нас,
В память этой встречи,
Забирай вот сапоги
И матроску русскую,
Примеряй-ка, не туги?
Слышь, подметки хрусткие?
Что ж молчишь ты, как немой?
Быстро амуницию
Забирай,
И марш за мной
В душ горячий мыться.
— Э, тебя и не узнать,
Подменили прямо,
Удивится даже мать,—
Не узнает мама.
От поливки ты подрос! —
Шутит ласковый матрос.
23
До обеденной поры
Мальчик был у русских.
Собрались на перерыв
Моряки с погрузки.
Подошли и встали в круг
Шумные матросы.
— А! Парнишка!
Здравствуй, друг,
Гость черноволосый!
Не прошло пяти минут —
С гостем все знакомы.
Как ему спокойно тут!
Ну совсем как дома!
Сразу стал ему родным
Шумный кубрик этот.
Вырос холмик перед ним
Свертков и пакетов.
Все растет он и растет
Шире, выше, круче.
Как Джованни унесет
Эдакую кучу?
Вещевой нашли мешок.
— Ну, теперь что надо!
— Все как будто хорошо.
Только вот досада:
Не по форме гость одет,
Брюк на нем матросских нет.
А моряк хороший — Не моряк без клеша!
— Разрешим сейчас вопрос!—
Говорит один матрос.—
Перво-наперво ему
Я свои прикину.—
И моряк, открыв баул,
Мигом брюки вынул.
— Так, примерим их сейчас!
— Эх! Какая жалость!
Брюки были бы как раз,—
Длинноваты малость.
— Что ж, длинны — не коротки,
Можно все уладить:
Их подшить — пустяки,
Пустяки — прогладить!
Удлинить штаны нельзя,
А уменьшить — просто.
Дайте ножницы, друзья,
Подгоню по росту.
— Ну, теперь держись, враги!
— Вот моряк хороший! —
Утонули сапоги
В необъятном клеше.
— Ну, моряк, иди, гуляй.
— Посмотреть — так с ходу
Хоть в команду зачисляй.
Жаль, не вышли годы!
24
— Ну-ка, друг,
Давай на круг
Новыми подошвами,—
И десятки дружных рук
Хлопнули ладошами.
Одобряют голоса:
— Начинай,
Поможем! —
Как бы он сейчас сплясал!
Да плясать не может.
А баян плеснул на круг
Ловко песню броскую.
И посыпалось — тук! тук! —
«Яблочко» матросское.
Баянист из-под руки
Сыплет дробь без устали.
Отбивают моряки
Лихо пляску русскую.
Выбивают каблуки
Пляс легко и четко —
Отдыхают моряки
В перерыв короткий.
25
Джованни строг не по годам,
Не выбьешь слез и плеткой,
Он плакал только раз, когда
Отца сожгла чахотка.
И в первый раз за жизнь свою —
От радости сегодня.
Идет,
И будто бы поют
Под сапогами сходни.
И в этот день, как никогда,
Легко, легко шагается,
Звенит простор,
Блестит вода,
А солнце улыбается.
И даже ветер-озорник
Ласкает щеки нежно,
Полощет синий воротник
Матроски белоснежной.
Джованни ветру, солнцу рад.
Идет по верхней улице.
— Смотрите!
Что за маскарад?
Синьоры, полюбуйтесь-ка?
— Он повзрослел! Одет не так!
Но мы встречались где-то,
— Да это ж старый друг — босяк,
На маскарад одетый!
Так снова, громко хохоча,
На шумном перекрестке
Стояли дети богача,
Насмешники-подростки.
— Он нас как будто не узнал?
— Да встречи слишком редки!
— Нет! Он спешит на карнавал
Собрать в мешок объедки.
— Э-ге!
Готов идти на спор,
Что наш знакомец старый
Забыл давнишний уговор —
Не пачкать тротуара.
— А я ему напомнить рад.
Даю звонок отвальный.
А ну-ка марш бегом назад,
Гуляка карнавальный.
Да больше ни ногой сюда!
Не то сдерем рубаху! —
Но он стоял, Как никогда,
Спокойно и без страху.
Расставив ноги, как матрос.
Барчонку бросил жестко:
Ты — богатей, а не дорос
Ходить а такой матроске.
Да что ходить —
Тебе рукой
Не дам ее потрогать!
— Ха, ха! Скажите! Ишь, какой
Босяк сегодня строгий.
Видать, материя — дрянцо! —
И дернул за рубаху.
Джованни в пухлое лицо
Врага ударил с маху.
Напряг Джованни кулаки,
Готов к неравной схватке.
Пусть бьют!
Но где же «смельчаки»?
Сверкают только пятки!
Он шел, победой окрылен,
Знакомою дорогою.
И думал, что богач силен,
Пока его не трогают.
Напрасно их так редко бьют
(Ведь дело-то пустое).
Он знал теперь — бедняк в бою
Троих богатых стоит.
26
Раньше рассвета жители встали,
Раньше рассвета на берег пришли.
Кто их собрал?
Зачем их созвали?
Это сердца их сюда привели.
Стоит «Тимирязев», как светлая глыба.
Толпы народа — не сосчитать.
Это Советской стране спасибо
Люди за помощь пришли сказать.
В порт к кораблю никого не пускали,
Но полисмены сдержать не могли
Праздник народа,
Народа Италии.
В злобе бессильной стоят патрули.
Огненный флаг,
Задевая за тучи,
Веет сегодня над гребнем волны.
Это его «Тимирязев» могучий
Держит, как паспорт
Советской страны.
27
И вот советский пароход
Готов в дорогу дальнюю.
Повисли над простором вод
Его гудки прощальные.
Вперед — в обратный переход!
Подставив ветру плечи,
Пошел он, набирая ход,
Вперед — заре навстречу!
И вдаль уносит на себе
Снопы лучей рассветных.
Платки, как стая голубей,
Взлетают в знак привета
На берегу. И там среди
Своих друзей-товарищей
Джованни пристально следит
За флагом уплывающим.
Он верит: вновь придет пора,
Желанный день засветится —
С горой не сходится гора,
Друзья с друзьями встретятся!
Он будет дружбу век беречь…
Стучит сердечко детское:
Счастливый путь!
До новых встреч,
Друзья мои советские!»
Часть вторая
1
Наступает вечер ранний,
На проспектах фонари
Тянут шеи к окнам зданий:
Посмотреть, что там внутри.
В занавески запахнулись
Этажи жилых квартир.
Озарился светом улиц
Деловой конторский мир.
Словно грани синих льдинок,
Блещут гладкие столы.
Сотни пищущих машинок
Влезли в спальные чехлы.
Засыпают телефоны.
И согнулись от тоски,
Как увядшие бутоны,
Ламп настольных колпаки.
В опустевших кабинетах,
Подоткнувши подолы,
Чтоб на хлеб добыть монеты,
Моют женщины полы.
Их сухие лица строги.
Метлы, щетки в их руках.
Ревматические ноги —
В толстых штопаных чулках,
Вот контора за конторой
Погружается во мрак,
За приспущенною шторой
Укрываясь от зевак.
Шторка падает за шторкой,
Отсекая улиц тьму.
Мать Джованни за уборкой.
Есть работа и ему.
Сор, набравшийся в корзины,
Он выносит за порог,
Наполняя длинный, длинный
И прожорливый мешок.
А потом, когда пустели
Все корзины до одной,
Он, мечтая о постели,
Вместе с мамой шел домой.
Но сегодня очень рано
Отработав свой урок,
Он пошел купить каштаны
На ближайший уголок.
Продавец, хромой немножко,
Весь морщинками прошит.
Он каштаны длинной ложкой
На жаровне ворошит.
Жадно ест какой-то дядя
Длинный хлебец с ветчиной.
Рядом жарятся оладьи
На печурке жестяной.
Одеваясь хрусткой коркой,
В масле плавая, шипят.
А потом, сложившись горкой,
Манят запахом ребят.
Подошел Джованни чинно,
Взял каштанов три кулька…
Вдруг больничную машину
Видит он издалека.
Подошла она к конторе
И кого-то увезла.
Боже мой! Какое горе!
Мать упала со стола!
— Вот ведь божия немилость!
— Стала стены вытирать…
— Ножка трах — и подломилась.
— Долго ей теперь хворать!
Мальчик бросился в больницу.
Постучал. Пришла сестра.
— К маме можно мне, сестрица?
— Приходи, дружок, с утра.
— Что у мамы?
— Переломы.
Перелом обеих рук.
— Мама скоро будет дома?
— Не могу сказать, мой друг.
— Отложу кулек Витотте,
А вот эти два кулька
Передайте маме, тетя!
— Нет! Она не ест пока!
2
Час за часом хриплым боем
Бьют куранты в тишине.
Отсыревшие обои
Пузырятся на стене.
На веревке сохнет платье.
Спит Витотта у окна.
Этой ночью на кровати
В первый раз она одна.
И подушку сладко, сладко,
Словно маму, обняла.
Спит сестренка с черной прядкой.
Как она еще мала!
Нелегко теперь придется!
Кто захочет им помочь?
Как тревожно сердце бьется
У Джованни в эту ночь!
Он закрыл глаза большие.
Надо спать, но сон не шел.
Только вдруг — шаги чужие!
Кто-то в комнату вошел.
— Эй, вставай!
Вставай, Джованни!
На полу досмотришь сны.
Ты их смотришь на диване,
Мы забрать его должны.
— Ну, понежился, и хватит.
А теперь глаза протри
И с девчонкиной кровати
Барахлишко собери.—
Встал Джованни. Он не плакал.
Он обиду заглушил.
Постелил тряпицу на пол
И сестренку положил.
— Мама, ты? — сестра спросила.—
Это ты пришла ко мне? —
Но глазенки не открыла,
Сладко чмокая во сне.
— Ну, пока! Прощай, Джованни!
Не советую грустить!
Надо в срок, без опозданий,
За подвальчик свой платить.
3
Случается так,
Что становится быль
Похожей на кадры экрана.
Роскошный, сверкающий автомобиль
Стоял у дверей ресторана.
За стеклами — снег ресторанных гардин.
Кривляется площадь рекламой.
На улицу вышел седой господин
С красивой разряженной дамой.
Она, улыбаясь, уселась в авто,
А он, молчалив и невесел,
Небрежно свое дорогое пальто
На спинку сиденья повесил.
Душистой сигары сверкнул огонек.
Помедлив не больше минуты,
Машина умчалась.
В пыли кошелек
Лежал, словно жаба, надутый.
Хоть красным сигналом грозил светофор,
Джованни пустился вдогонку.
— Синьора, постойте!
Постойте, синьор! —
Кричал он
Упорно и звонко.
Машина застыла.
— Чего он орет?
— Ну, что ты, нахал голоштанный?
— Синьор, извините, пожалуйста.
Вот —
Из вашего выпал кармана.
— О, это похвально — чужого не брать.
Смотри-ка, Все, кажется, цело!
Вот мелочь возьми.
На гостинцы потрать.
Ты сделал хорошее дело.
Синьора спросила:
— Ты чей, паренек?
И как твое имя — скажи нам.—
Джованни синьоре
Ответить не смог —
Внезапно умчалась машина.
Ворчал на жену
Господин у руля:
— Ты с нищими возишься слишком!
— Но этот бедняк, он щедрей короля!
Дивлюсь я подобным мальчишкам!
— Оставь!
Без мальчишки по горло забот.
Мой воз и без этого тяжкий.
Пять тысяч рабочих,
Огромный завод,
А ты о каком-то бродяжке.
4
Чуть светает.
Рано-рано.
Но зажегся свет уже
У сапожника Джордано
На четвертом этаже.
Палец, вымазанный варом,
Всем гвоздям подводит счет.
Молоток подошвам старым
Без конца поклоны бьет.
Кот, которому не спится,
С крыши начал свой поход.
Прочность старой черепицы
Проверяет лапкой кот.
Встал на желоб водосточный
И, антенной выгнув хвост.
Смотрит вниз,
Где в клетке прочной
Над окошком дремлет дрозд.
Мальчик кашляет в подвале.
Надрывается до слез.
Он поправится едва ли,
У него туберкулез.
Эх, жилье б ему получше —
Может быть, и поживет!
Но отец ребенка — грузчик
Без работы третий год.
Из дверей тряпичник вышел.
Жалкий вид у старика.
Он живет под самой крышей
Между балок чердака.
Он идет худой, небритый
Со двора с пустой сумой.
И с сумой, тряпьем набитой
Возвращается домой.
Так он ходит еле-еле
С тяжкой ношей за спиной,
В длинной вытертой шинели
И зимою и восной.
В доме каждое оконце
По-особому скрипит.
Пробудился дом, а солнце
Все еще спокойно спит.
Нет, ему с его восходом
Не успеть к началу дел.
Двор наполнился народом,
Голосами загудел:
— С днем рожденья, Маргарита!
Что же в честь такого дня
Подарить тебе? — Корыто,
Чтоб стирало без меня.
— Как здоровье? — Слава богу!
— А худеешь ты, сосед!
Видно, дела слишком много?
Нет, напротив — дела нет.
И висит над старым домом
Шум и гомон, крик и звон…
Вышел,
Кланяясь знакомым,
Бенвенуто-почтальон.
А мальчишки Бенвенуто
Провожают до ворот:
Вдруг сегодня он кому-то
В сумке счастье принесет?
Счастье!.. Где оно плутает?
Письмецо прислать пора!
Может, грамоты не знает,
Как жильцы с того двора?
5
Опять настал сезон ненастья.
Дожди!..
А где достать пальто?
Но вдруг немыслимое счастье
Во двор доставило авто.
Джованни выглянул: о боже!
Своих знакомых видит он!
Синьор знаком!
Синьора тоже!
И это, кажется, не сон!
Как героиня на экране,
К его дверям идет она.
Но что им нужно от Джованни?
Он отдал деньги все сполна!
— Ну, принимай гостей, хозяин!
Тебя не просто отыскать!
Что ж ты стоишь,
К стене припаян?
Быть ловким надо привыкать.
А то обидимся, уедем
И не откроем свой секрет.
Дай даме стул.
Сходи к соседям,
Уж если стула в доме нет!
— Нет, лучше стоя оставаться,
Чтобы клопов не нахватать!
— Ну, сколько лет тебе?
— Тринадцать.
— А где отец? — Ага! — А мать?
Теперь послушай-ка, Джованни,—
Больную мать возьмешь домой.
Машину дам,
Лекарств достанем,
Ее полечит доктор мой.
Вдруг дама закричала: — Уго!
Смотри скорее — там, в углу…
Нет, нет, смотри вот в этот угол —
Малышка дремлет на полу.
— Ну, ладно! Будет все в порядке.
Не ахай, Джемма! Помолчи!
Девчонка будет спать в кроватке.
Аванс, Джованни, получи!
Твои дела наладим сразу.
Беру тебя на службу к нам.
Ты будешь разносить приказы
Из управленья по цехам.
Родился ты в семействе нищем,
Но, видно, честный паренек.
А мы таких рабочих ищем,
Чтоб им довериться я мог.
Да вот жене скажи спасибо
(Упрямы женщины — беда!),
Все время за тебя просила.
Ты ей понравился тогда.
6
Так доволен
Был Джованни
Только раз
За весь свой век.
Он идет.
Кошель в кармане.
Он рабочий человек.
Наберет сейчас Джованни
Макарон
И разных круп,
Купит голову баранью.
Мама сварит вкусный суп.
А еще он купит вволю
Красных перечных пучков.
Хлеб посыпав крупной солью
Он наестся тех стручков.
Возле булочной (занятно!)
Почему-то встал пикет.
— Поворачивай обратно,
В магазины входа нет!
Что ж, за деньги
Я доеду
И на рынок без хлопот.
Мама ждет крупы к обеду,
А Витотта перца ждет.
— Собираешься впустую! —
Мальчугану говорят.—
Все водители бастуют.
Все автобусы стоят.
— На трамвай,— сказал прохожий,—
Мы успеем! Не зевай!
На трамвай! И там все то же —
Отдыхает и трамвай.
Почему речные воды
Так безжизненны с утра?
Неподвижны пароходы.
Неподвижны катера.
Как в старинной сказке где-то —
Поезда усыплены.
Не доставлены газеты
Всем читателям страны.
Тишь такая незнакома.
Непривычна эта тишь…
— Здравствуй, дядюшка Джакомо!
— Я к тебе иду, малыш.
Заводским ты стал, Джованни.
С порученьем я к тебе.
Мы решили на собранье
Поддержать друзей в борьбе.
Пусть рабочий на работу
Не выходит.
И конец!
— Как же можно, дядя?
Что ты!!
Мне хозяин — как отец.
Нас спасла его забота!
Мы б сидели без гроша.
— Ты ж давно все отработал.
Эх! Простецкая душа!
Погоди,
Когда у «папы»
Будут прибыли мелки,
Он расправит
Волчьи лапы
И покажет вам клыки…
Утром
Нет гудка-побудки.
Пусто, тихо у ворот.
Шуток нет.
Бастуют шутки.
Не работает завод.
А в конторе — секретарша,
За столом хозяин злоб,
У стола бухгалтер старший
И уборщица с метлой.
— Посмотрите на Джованни!
Он сегодня молодцом.
Я и знал, что он не станет,
Как другие, подлецом!
Награжу тебя охотно.
На приказ кладу печать.
Вдвое больше за работу
Будешь, парень, получать!
7
Бежит
Через огромный цех
Дорожка из гудрона.
Джованни слышит
Чей-то смех:
— Знакомая персона!
Он оглянулся.
Перед ним —
Насмешники-подростки.
— Ему осмотр мы учиним!
Гляди — он без матроски!
— Ах ты, босяк!
Куда ты прешь?
Повремени немного!
Сейчас с дороги ты сойдешь —
Уступишь нам дорогу!
Джованни так взглянул на них,
Что парням не до смеха.
— А ну,— сказал он,— всех троих
Прошу уйти из цеха!
— Эй, дети! Что за суетня?
Все трое — как в угаре!
Ты что, сынок? — Сейчас меня
Один драчун ударил!
Он, папа, злой, как дикий зверь,
И сильный, между прочим.
— Он с нами дрался.
И теперь
Опять подраться хочет.
— Синьор Спирито,
Ваш бандит,
Ну, этот
Ваш посыльный,
Всех бьет и дразнит,
Всем грубит.
Он злой
И очень сильный!
— Вы с кем-то спутали его.
За целый год работы
Он не обидел никого.
То — посторонний кто-то.
— Ах! С кем-то спутал я его?
Нельзя ль распутать узел?
Уж сыну лучше знать того,
Кто их
Троих мутузил.
— Тогда придумайте ему
Взыскание любое.
— Упрятать наглого
В тюрьму!
— Но где следы побоев?
— Чтоб не рассориться со мной,
Увольте
В крайнем случае!
— Нет, нет!
Он лучший мой связной.
— А я — заказчик лучший.
Синьор Спирито!
Зная вас,
Не жду от вас отказа.
Но, если получу отказ,
Не будет вам заказа!
8
Блики солнца в кабинете.
На часах — десятый час.
Все — как прежде. Но в пакете
Пачка денег и приказ.
Строчки горькие до боли.
Впору плакать и кричать.
«За ненужностью уволить.
У. Спирито» — и печать.
— Можно мне пройти к Спирито?
У меня больная мать.
— Дверь к нему тебе закрыта.
Не велел тебя пускать.
— Что теперь скажу я дома?
Все равно к нему прорвусь!
— Лучше к дядюшке Джакомо
Ты сходи. Сходи! Не трусь!
9
В ночи маячат сигареты,
Мерцают, словно светлячки.
Идут рабочие пикеты.
Идут, подняв воротники.
Пикет сменяется у входа.
А ночь беззвездна и тиха.
Молчит огромный двор завода.
Молчат безлюдные цеха.
Но не молчит
Ни днем ни ночью
Один конторский кабинет.
В нем — грозный, стачечный, рабочий
Неодолимый Комитет…
Предгрозья душная истома.
Чуть тлеют
Дальние огни.
Посты сменяет
Сам Джакомо.
Джованни прячется в тени.
— Ты где, сынок? Присядь. Закурим.
А впрочем, рано дым пускать.
Ну, как дела? Ты начал, дурень,
В нутро хозяйское вникать?
Он рад рабочими руками
Таскать каштаны из огня.
Твоя дорога только с нами.
Мы все рабочие — родня.
Закапал дождь.
Свои береты
Надвинув глубже на глаза,
Идут рабочие пикеты,
И резковато — мокрым светом
На их плащах
Блестит гроза.
10
Семнадцатое утро
Считает Комитет.
Закончились продукты.
И денег больше нет.
Полиция грозится:
Зачинщиков — в тюрьму.
И вот с утра полиция
Заводит кутерьму.
К заводу поспешая,
Встает вокруг заслон.
А у ворот — большая
Толпа ребят и жен.
И шумно,
Как на рынке…
Взметнулся детский плач.
Пошли плясать дубинки
По женским спинам вскачь.
Родных рабочим жалко.
Рванулись из ворот.
Проклятья… Стоны… Свалка.
Шумит водоворот.
И вот уж бомбы рвутся —
И плачут сотни глаз.
В народ пустили трусы
Слезоточивый газ.
И тут же от забора
Из крепких рук парней
В дубиночную свору
Посыпал град камней.
И, разрастаясь быстро,
Гудит булыжный вал.
Но гулко грянул выстрел
Один смельчак упал.
За ним второй… десятый.
И снова грянул залп.
— Отход! Отход, ребята! —
Джакомо приказал.
Остыв, лежат патроны.
Устав, молчит народ.
Лишь раненые стонут
На бревнах у ворот.
Потом, взревев сиреной,
Увез их «Красный крест»
А прочих полисмены
Забрали под арест.
11
Сотни групп
И одиночек
Забастовке помогли.
От рассвета и до ночи
Делегаты к штабу шли.
Не смолкают телефоны.
Разгружаются тюки.
Восемь ящиков лимонов
Подарили моряки.
Полисмены мечут грозы.
Только руки коротки.
Овощей четыре воза
Подослали батраки.
Городских шоферов жены,
Свой объехавши район,
Снарядили два фургона
Сухарей и макарон.
Значит, знают
Все на свете
О бастующих теперь.
Шумно, дымно в Комитете,
День и ночь открыта дверь.
Шлейфы дыма поразвесив,
Смотрят почту мастера.
— Братцы! Это ж от Алессио!
От него конверт. Ура!!!
Пишет он: «Всем сердцем — с вами
Верю в вас не я один!»
Шлет значок на наше знамя.
Как же мы не победим?
Напиши ему, Джакомо:
Всех врагов своих сомнем!
— Дядя Джак, он — ваш знакомый?
Расскажите мне о нем.
— Что ж, садись, Джованни, слушай!
Не забыть его вовек!
Это пишет самый лучший,
Самый смелый человек!
12
Я рассказ начну, считай,
Сорок третьим годом.
Рим. Безмолвна «Вилла Тай».
Три слона над входом.
В кабинетах спят столы,
Посерев от пыли.
Здесь тайландские послы
Беззаботно жили.
Но, узнав, что ход войны
Стал для них конфузным,
Были выехать должны
Из страны союзной.
Был оставлен в доме том
Лишь слуга Алессио.
И смотрел забытый дом
Пусто и невесело.
Каждый день
Слуга чуть свет
Направлялся к рынку.
Вез его велосипед
Овощей корзинку.
Тормозил машину он,
Длинный, бледнолицый.
И отвешивал поклон
Служащим милиции.
Очень вежлив был чудак
С милиционерами.
Те хихикали в кулак
Над его манерами.
Был у них совсем как свой
Тот слуга с корзиной.
Кто же знал,
Что под травой
Притаились мины?
И морковка неспроста
Пышностью зеленой
Прикрывала паспорта,
Пули и патроны.
И лежал укроп вразброс
Нежно и пушисто…
И летели под откос
Поезда фашистов.
Рвали гитлеровских жаб
Тыловые вьюги.
В «Вилле Тай»
Был тайный штаб
Партизан округи.
13
Вечер.
Римская луна
Город осветила.
Спят над входом три слона,
Спит глухая вилла.
Переулок тих и сер.
Здесь в углу пустынном —
Кох, фашистский офицер,
И сержант Пепино.
Пьетро Кох вздремнуть не прочь
Во дворе под вязами,
Но за домом
В эту ночь
Им следить приказано.
— Я пройдусь, сержант, а ты,
У калитки дальней
Притаясь,
Садись в кусты.
Помни знак сигнальный!..
Скучно в медленной тиши.
Зябко.
Час четвертый.
На дорожке — ни души.
Дом молчит как мертвый.
В этом царстве тишины
И уснешь в два счета…
Вдруг он видит — Вдоль стены
В дом прокрался кто-то.
«Самый срок подать сигнал»,—
Прошептал Пепино
И рывком патрон вогнал
В глотку карабина.
Но… опять шаги слышны.
Чуть шурша травою,
От калитки
Вдоль стены
В дом метнулись трое.
Трет Пепино кожу век
И глазам не верит:
Восемнадцать человек
Прошмыгнули в двери.
Партизаны, стало быть…
Скрыть иль нет от Коха?
Кох не видел — можно скрыть.
Видел — будет плохо.
Звезд бессонный караул
Тает в небе мглистом.
Кох на лавочке уснул
И храпит с присвистом.
Разбудил сержант его,
Кашлянув нарочно.
— Что такое? — Ничего!
— Никого? — Так точно!
Солнце встало иа-аа крыш,
Разрумянив стены.
Здесь, Пепино, постоишь
И дождешься смены.
Из участка целый взвод
Кох прислал на смену.
А навстречу из ворот
Медленно, степенно
Вышел страж особняка,
Направляясь к рынку.
На руле одна рука,
А в другой — корзинка.
— А, начальство!
Мой привет!
Ношу — на багажник.
Сел на свой велосипед
И поехал важно.
— Вот артист! — сказал один.
Усмехнулись зрители.
— Этот вежливый блондин
Чем-то подозрителен.
Коха правая рука — Взводный Доменико
Крикнул:
— Пепе, чудака
Мигом догони-ка!
Тот догнал.
— Чего везешь?!
Слезь-ка, сделай милость! —
У слуги в коленках дрожь,
Сердце провалилось.
— Так и есть!
Одна трава!
Но трава на славу! —
И чуть слышно: — Голова,
Ночью жди облаву.
14
Ночью грянули: «Бот! Бот!» —
В дверь приклады ружей.
— Эй, блаженный идиот,
Выходи наружу!
Но в ответ за дверью тишь.
— Мы откроем силой!
— Отопри!
Не то взлетишь
Вместе с этой виллой!
Перешлеп разутых ног,
Шепоток за дверью:
«Пусть меня накажет бог,
Сонную тетерю!»
— Что колдуешь? Хочешь, гад,
В пекло без транзиту? —
Дверь открылась. — Очень рад
Вашему визиту.
Разъяренный Пьетро Кох
Подскочил к Алессио.
— Негодяй! Ты что, оглох?
Измочалю в месиво.
— Я снотворных много пью.
— Ну-ка, обезьяна!
Проведи в нору свою.
Где тут партизаны?
Покажи, облезлый гусь,
Где ты прячешь пленных?
— Партизан я сам боюсь,
Господин военный!
— Скажешь, в доме
Ты — один
Собственной персоною?
— Да, конечно, господин.
Вот клянусь мадонною.
— Ты мне клятвы эти брось!
Я уж, слава богу,
Вижу вас таких
Насквозь.
Обыскать берлогу!
Дом фашисты
Кверху дном
Весь перевернули.
Вот и снова за окном
Зорька в карауле.
Поднимается вдали
Солнце постепенно.
И ни с чем
Назад ушли
Злые полисмены.
Так потешился слуга
Над фашистским сбродом.
Пленных с виллы от врага
Вывел тайным ходом.
Прятал он запасы бомб,
Потайные рации
В дебрях римских катакомб
И канализации.
Утром
Вновь корзинку брал.
Вновь мелькали спицы.
И слуга опять кивал
Служащим милиции.
А победный день настал.
Не слугой-святошею,
Нет. Алессио предстал
Русским парнем Лешей.
А теперь
Он много лет
Из Узбекистана
В теплых письмах шлет привет
Бывшим партизанам.
Вот, Джованни, отчего
Нам сегодня весело.
Вот кто нам прислал письмо.
Вот кто наш Алессио.
15
Опять грозы сквозные пули
Простреливают темноту.
Джованни нынче в карауле,
С другими вместе на посту.
Он грязь с другими вместе месит.
Идет литой патрульный ряд.
Завод бастует третий месяц.
Посты рабочие стоят.
«Уж эти своего добьются»,—
Шумит народная молва.
Как в настоящей Революции,
Они воюют за права.
Раскаты грома раздаются,
Как отдаленная стрельба…
Хоть стачка и не Революция,
Но настоящая борьба!
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Джованни», Борис Михайлович Шаховский
Всего 0 комментариев