«Спокойное достоинство безмолвия»

Спокойное достоинство безмолвия (fb2) - Спокойное достоинство безмолвия [2.2] (пер. Мария Михайловна Виноградова,Анна Сергеевна Хромова) (Хроника убийцы короля) 3011K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Патрик Ротфусс

Патрик Ротфусс СПОКОЙНОЕ ДОСТОИНСТВО БЕЗМОЛВИЯ

Ви — без нее этой истории не было бы. И Тоннельному Бобу — без него не было бы Аури.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Возможно, вам не захочется покупать эту книгу.

Да, я знаю, авторам таких вещей говорить не полагается. Маркетологи не одобрят. У редактора сделается истерика. Но я уж лучше честно вас предупрежу с самого начала.

Во-первых, если вы не читали других моих книг, с этой лучше не начинать.

Мои первые две книги — это «Имя ветра» и «Страхи мудреца». Если вам интересно, что я за писатель, начните с них. Это лучшее знакомство с моим миром. А в этой книге говорится про Аури, одного из персонажей той серии. Вне контекста тех книг вы, вероятно, ничего не поймёте.

Во-вторых, даже если вы и читали другие мои книги, пожалуй, будет только честно предупредить, что история эта довольно странная. Я сам не любитель спойлеров, но достаточно будет сказать, что она, ну… другая. Тут нет многого из того, что должно быть в классической повести. И, если вы хотели продолжения истории Квоута, ее вы тут не найдете.

С другой стороны, если вам охота побольше узнать про Аури, то этой повести как раз есть что вам предложить. Если вы любите слова, и тайны, и загадки. Если вам интересно про Подсветье и про алхимию. Если вы хотите узнать больше о потаенных силах, что движут моим миром…

Ну, вот тогда эта книга, наверно, для вас.

НА САМОМ ГЛУБОКОМ ДНЕ

Проснувшись, Аури поняла, что у нее в запасе семь дней.

Да-да. Она была вполне уверена. Он навестит ее на седьмой день.

Ой, как долго! Ждать очень долго, да. Но когда тебе столько всего надо сделать, не так уж это и долго. Если, конечно, делать все как следует. Если она хочет быть готова.

Открыв глаза, Аури увидела пятнышко тусклого света. Нечасто такое увидишь — она ведь у себя в Мантии, самом-самом укромном уголке, что у нее есть. Значит, сегодня белый день. Глубинный день. День находок. Аури улыбнулась: в груди бурлило возбуждение.

Света было ровно столько, чтобы разглядеть бледный силуэт своей руки. Пальцы нащупали бутылочку с капельницей в изголовье постели. Аури откупорила бутылочку и уронила одну-единственную каплю на блюдечко Лисика. Вскоре Лисик медленно просветлел и засветился слабой сутемной голубизной.

Аури бережно-бережно сдвинула одеяло так, чтобы оно не коснулось пола. Выскользнула из постели — каменный пол под ногами был теплым. Тазик стоял на столике возле постели, рядом лежал тоненький кусочек ее самого душистого мыла. За ночь ничего не изменилось. Это хорошо.

Аури выдавила еще одну капельку, прямо на Лисика. Поколебалась, усмехнулась и уронила третью каплю. В день находок полумеры неуместны. Потом собрала одеяло: свернула вдвое, вчетверо, старательно придерживая подбородком, чтобы не коснулось пола.

Лисик светился все ярче и ярче. Сперва он просто мерцал — словно блик на стекле, словно далекая звездочка. Потом принялся подмигивать, как светлячок. Ярче, ярче — и он уже весь переливается светом. И вот он возлежит у себя на блюдечке, как голубовато-зеленый уголек из костра, чуть побольше монетки.

Аури улыбалась Лисику, пока он не проснулся окончательно, залив всю Мантию самым правильным, самым ярким, голубовато-белым светом.

Тут Аури огляделась. Увидела свою идеальную постельку. Точь-в-точь ей по мерке. Так. Она проверила свое кресло. Кедровый Сундучок. Крохотную серебряную кружечку.

Камин был пуст. Над камином — полка: тут у нее желтый листик, каменная шкатулка, серая склянка с душистой сушеной лавандой. Ничто не стало ничем другим. Ничто не сделалось таким, каким ему не следовало быть.

Из Мантии можно выйти тремя путями. Через коридор, через дверной проем, через дверь. Но последний путь из трех — не для нее.

Аури вышла через дверной проем и очутилась в Порту. Лисик так и лежал у себя на блюдечке, тут его свет сделался тусклее, но все равно достаточно яркий, чтобы все видеть. В последнее время в Порту было не так уж оживленно, но Аури все-таки проверила все по очереди! В шкафу для вина покоилась половинка разбитой фарфоровой тарелки, не толще цветочного лепестка. Под нею лежала книга ин-кварто в кожаном переплете, пара пробок и моточек шпагата. Чуть в стороне ждала его тонкая белая чашечка — ждала так терпеливо, что Аури ей позавидовала.

На стене на полке лежал на блюдечке комок желтой смолы. Черный булыжник. Серый камушек. Гладкая плоская деревяшка. И, чуть в стороне от остальных, стояла баночка, и ее проволочный зажим был раскрыт, как клювик голодной птички.

На среднем столе на чистой белой тряпочке покоилась пригоршня ягод остролиста. Аури немного посмотрела на них, потом перенесла их на книжную полку — это место им больше подходит. Окинула комнату взглядом и кивнула. Все хорошо.

Вернувшись в Мантию, Аури умыла лицо, и руки, и ноги. Стащила ночную рубашку, свернула, уложила ее к себе в кедровый сундучок. Радостно потянулась, вскинув руки и высоко приподнявшись на цыпочках.

Потом надела свое любимое платье, то, что он подарил. Платье нежно касалось кожи. Имя Аури горело у нее внутри, точно пламя. Хлопотливый день сегодня будет!

* * *

Аури взяла Лисика, посадив его на ладонь. Прошла через Порт, выскользнула через неровную трещину в стене. Трещина была неширокая, но Аури была такая худенькая, что ей даже почти не приходилось разворачиваться боком, чтобы не задеть разбитые камни. Совсем не тесно.

Тамбур был комнатой с высоким потолком и ровными, белыми стенами из тесаного камня. Эха тут не было, кроме ее стоячего зеркала. Но сегодня тут оказалось кое-что еще: легчайшее дуновение солнечного света. Свет проник сквозь арку дверного проема, заваленного мусором: сломанными балками и обвалившимся камнем. Но на самом верху все же была полоска света.

Аури встала напротив зеркала и взяла щетинную щетку, которая висела на деревянной раме. И принялась расчесывать спутанные со сна волосы, пока те не окутали ее, точно облако.

Она спрятала Лисика в кулаке. Без его голубовато-зеленого сияния комната сделалась темнее темного. Потом глаза у Аури раскрылись широко-широко, и она уже не видела ничего, кроме мягкой, слабой полоски теплого света, сочащейся поверх груды мусора у нее за спиной. Бледно-золотистый свет вспыхнул в ее бледно-золотистых волосах. Аури улыбнулась своему отражению в зеркале. Она совсем как солнышко!

Разжав кулак, она раскрыла Лисика и проворно юркнула в хаотический лабиринт Рубрики. На то, чтобы отыскать медную трубу с нужной обмоткой, потребовалось никак не больше минуты. Но вся штука-то в том, чтобы отыскать идеальное место, верно же? Аури добрых полмили шла вдоль трубы по круглым тоннелям красного кирпича, стараясь не упустить эту трубу среди хитросплетения прочих бесчисленных труб.

И тут вдруг труба ни с того ни с сего свернула и ушла прямиком в искривленную стену, бросив ее на полпути. Вот ведь хамство! Нет, конечно, вокруг было множество прочих труб, но на тоненьких жестяных трубочках обмотки вообще не было. Ледяные трубы из полированной стали были слишком новые. Железные трубы сами напрашивались, так что даже неловко, но у них вся обмотка была хлопчатобумажная, а с ней столько возни — нет, сегодня Аури не до того.

И Аури пошла вдоль толстой керамической трубы, неспешно ползущей вперед. В конце концов труба зарылась в землю, однако в месте изгиба ее льняная обмотка провисла и обтрепалась, как рубаха уличного сорванца. Аури улыбнулась и бережными пальчиками отмотала полосу ткани, очень стараясь ее не порвать.

Наконец ткань оказалась у нее в руках. Идеальная вещь! Полупрозрачная полоса посеревшей холстины длиной в руку Аури. Усталая, но услужливая. Аури сложила ее в несколько раз, повернулась и опрометью понеслась через Сумерк, а оттуда вниз, вниз, в Дюжину.

Дюжина была одним из немногих изменчивых мест в Подсветье. Она была достаточно мудра, чтобы знать себя, и достаточно отважна, чтобы быть собой, и достаточно неукротима, чтобы меняться, оставаясь при этом абсолютно правильной. В этом отношении она была практически уникальна, и, хотя она не всегда бывала безопасной и благоприятной, Аури поневоле испытывала к ней расположение.

Сегодня высокие, просторные своды были именно такими, как она и думала: яркими и оживленными. Копья солнечных лучей били сквозь открытые решетки высоко вверху, пронзая глубокую, тесную долину изменчивого места. Свет сочился мимо труб, опорных балок и мощной, прямой линии старинной деревянной галереи. До самого глубокого дна долетали отдаленные звуки улицы.

Аури услышала цокот копыт по булыжной мостовой, резкий и округлый, будто хруст костяшек. Услышала далекие раскаты проезжающей телеги, смутную неразбериху голосов. И во все это вплетался пронзительный, сердитый крик младенца: младенец явно хотел грудь, а ему не давали.

На дне Желтой Дюжины был длинный глубокий бассейн с водой, гладкой, как стекло. Солнце наверху светило так ярко, что Аури было видно под водой все до второго сплетения труб.

Солому она тут уже припасла, и на узком каменном выступе вдоль стены ждали три бутылки. Но, посмотрев на них, Аури нахмурилась. Вот зеленая, вот коричневая, вот прозрачная. Вот широкая откидная пробка, вот серая завинчивающаяся крышка, вот пробка, толстая, как кулак. Все разной формы, разного размера, но ни одна из них не годилась.

Ну что ж такое! Аури всплеснула руками.

И бросилась обратно в Мантию, шлепая по камню босыми ступнями. Очутившись там, она окинула взглядом серую стеклянную бутылочку с лавандой внутри. Взяла в руки, внимательно рассмотрела, потом поставила бутылочку на место и снова кинулась прочь.

Аури промчалась через Порт, выбежав на этот раз через покосившийся дверной проем, а не через трещину в стене. И запетляла по Лозе. Лисик отбрасывал на стены мечущиеся тени. Волосы Аури на бегу развевались у нее за спиной, точно знамя.

По винтовой лестнице — через Темницу: вниз по кругу, вниз по кругу. Услышав, наконец, шум воды и звон стекла, Аури поняла, что миновала порог и очутилась в Перезвонах. Вскоре свет Лисика отразился в водовороте черной воды, поглотившей нижнюю часть винтовой лестницы.

В неглубокой нише примостились две бутылки. Одна голубая, узкая. Вторая зеленая, широкогорлая. Аури склонила голову набок, зажмурила один глаз и двумя пальцами дотронулась до зеленой. Улыбнулась, сцапала бутылку и понеслась обратно наверх.

На обратном пути она пошла через Прыги, чтобы сменить атмосферу. Пробегая по коридору, она перемахнула первую глубокую трещину в проломленном полу изящно, как танцовщица. Вторую трещину она перепорхнула легко, как птичка. А третью перепрыгнула необузданно, как хорошенькая девушка, похожая на солнышко.

До Желтой Дюжины она добежала вся запыхавшаяся. Переводя дыхание, она запихала Лисика в зеленую бутылку, аккуратно натолкала туда соломы, чтобы ему было помягче, и прищелкнула пробку к резиновому уплотнителю, надежно запечатав посудину. Она подняла бутылку, заглянула внутрь, потом улыбнулась, поцеловала бутылку и бережно поставила ее на край бассейна.

Аури сбросила свое любимое платье и повесила его на блестящую латунную трубу. Она улыбалась и немножко дрожала, в животе у нее плавала испуганная рыбка. Потом, стоя вся как есть, она обеими руками собрала свои летучие волосы, зачесала их назад и принялась заплетать, перевязывая полосой старой серой холстины. Когда Аури управилась, получился длинный хвостик, свисающий до самой поясницы.

Крепко прижимая руки к груди, Аури сделала два шажка и остановилась над самым бассейном. Окунула в воду носочек, потом всю ступню. Улыбнулась от того, какая была вода: прохладная и нежная, точно мята. Потом опустилась ниже, окунув в воду обе ноги. Немного повисела над бассейном голенькая, опираясь на руки, стараясь не прикасаться к холодному каменному бортику.

Но тут уж никуда не денешься. Так что Аури, насупясь, села на край бассейна. В холоде каменного бортика ничего мятного не было — он тупо и жестко впился ей в нежную попку.

Тут Аури перевернулась и начала опускаться в воду. Опускалась она медленно, шаря ногами, пока не нащупала маленький каменный выступ. Она обхватила его пальцами ног и встала по бедра в воде. Сделала несколько глубоких вдохов, крепко зажмурилась и оскалила зубы, прежде чем окунуться в воду всеми нижними местами. Она негромко взвизгнула, и вся покрылась мурашками от холода.

Теперь, когда худшее было позади, она зажмурилась и окунула под воду и голову тоже. Охая и моргая, протерла глаза. Ее пробрала сильная дрожь, она прикрыла груди одной рукой. Но к тому времени, как дрожь стихла, гримаса сменилась улыбкой.

Без ореола окутывающих ее волос Аури чувствовала себя совсем маленькой. Не такой маленькой, какой она старалась быть ежедневно. Не такой маленькой, как дерево среди деревьев. Как тень под землей. И не только телом. Когда Аури приходило в голову посмотреть на себя в стоячем зеркале, девушка, которую она там видела, была крохотной, как уличный сорванец, что просит милостыню на улице. Девушка, которую она видела, была худенькой-худенькой. С высокими, изящными скулами. С ключицами, выпирающими сквозь кожу.

Но нет. С волосами, собранными назад, и еще промокшими вдобавок, она чувствовала себя как-то… мельче. Слабее. Темнее. Тусклее. Тоскливее. Это было бы ужасно неприятно, если бы не идеальная льняная лента. Если бы не лента, Аури чувствовала бы себя не просто промокшим фитилем — она была бы прямо-таки потухлой. Нет, все-таки надо делать все как следует, оно того стоит.

И вот наконец дрожь улеглась окончательно. Рыбка по-прежнему кувыркалась у нее в животе, но Аури улыбалась с нетерпением. Золотистый солнечный свет бил прямо в воду, яркий, ровный, как копье.

Аури набрала воздуха в грудь и резко выдохнула, шевеля пальцами ног. Еще раз глубоко вздохнула и выдохнула снова, уже медленнее.

И в третий раз. Аури стиснула в руке горлышко бутылки с Лисиком, отпустила каменный бортик бассейна и ушла под воду.

* * *

Свет падал идеально, и первое сплетение труб Аури было видно отчетливо, как никогда. Проворная, как гольян, она извернулась и плавно проплыла сквозь трубы, ни одна из них ее даже не задела.

Под первым сплетением лежало второе. Она оттолкнулась ногой от старой железной трубы, чтобы погрузиться глубже, свободной рукой, проплывая мимо, ухватилась за вентиль, изменив скорость и проскользнув в узкое пространство между двумя медными трубами толщиной в руку.

По мере того как она опускалась на дно, копья света таяли, оставалось лишь голубовато-зеленое свечение Лисика. Но и его свет, сочащийся сквозь солому, воду и толстое зеленое стекло, выглядел здесь приглушенным. Аури округлила губы идеальной буквой О и выпустила две стремительных вереницы пузырьков. Чем глубже она спускалась, тем сильнее росло давление, вокруг, во мраке, вставали смутные очертания: старые мостки, покосившаяся каменная плита, древняя, поросшая водорослями деревянная балка.

Вытянутые пальцы коснулись дна быстрее, чем глаза, и Аури принялась водить рукой вдоль еле видимой поверхности гладкого каменного пола. Туда-сюда. Туда-сюда. Быстро, но осмотрительно. А то тут иногда и острое попадается.

И вот пальцы наткнулись на что-то длинное и гладкое. Палочка? Аури взяла ее под мышку и позволила себе начать подниматься наверх, обратно к далекому свету Свободная рука нащупывала знакомые трубы, хваталась и направляла движение. Она петляла в лабиринте еле видимых силуэтов. Легкие немножко заныли, и Аури выпустила еще одну струйку пузырьков.

Ее лицо вынырнуло на поверхность возле бортика, и в золотом свете Аури разглядела свою находку: чистую белую кость. Длинную, но не от ноги. От руки. Первичная аксиальная. Она провела пальцами вдоль кости и нащупала маленький поперечный шовчик, будто колечко: кость была сломана, но давно срослась. Она была полна приятных теней.

Аури с улыбкой отложила кость в сторонку Потом сделала еще три медленных, глубоких вдоха, покрепче стиснула Лисика и снова нырнула в бассейн.

На этот раз у нее застряла нога между трубами второго сплетения. Вот незадача! Аури насупилась, подергалась и вскоре освободилась. Она выдохнула половину воздуха, что был в легких, сильно оттолкнулась ногами и камнем ушла в черноту на дне.

Несмотра на неудачное начало, находка попалась сразу же. Пальцы, не успев даже дотронуться до дна, нащупали какой-то непонятный клубок. Аури представления не имела, что это такое могло бы быть. Металлическое что-то, что-то скользкое, и еще что-то твердое, все вместе. Она прижала клубок к груди и снова стала всплывать.

На этот раз совать находку под мышку было нельзя: а вдруг что-нибудь из этого потеряется! Поэтому Аури пристроила бутылку с Лисиком на сгиб локтя и поднималась с помощью левой руки. Вышло очень хорошо, уравновешенно, и она вынырнула на поверхность еще до того, как пришлось выдохнуть остаток воздуха из легких.

Она развернула клубок на краю бассейна. Старый пояс с серебряной пряжкой, потемневшей до угольной черноты. Веточка с листиками и ошарашенной улиткой. И, наконец, не последняя находка: на куске сгнившей веревочки, перепутавшейся с веткой, висел тонкий ключик длиной с указательный палец Аури.

Аури поцеловала улитку, извинилась и бросила ветку обратно в воду, где ей и было место. Кожа пояса вся выкрутилась и скукожилась, но пряжка оторвалась, стоило чуть-чуть потянуть. Да, им обеим так будет лучше.

Аури висела на каменном бортике бассейна и дрожала мелкой дрожью. Зябкие волны пробегали по плечам и груди. Губы из розовых сделались бледно-розовыми, с голубоватым отливом.

Аури взяла бутылку с Лисиком и проверила пробку, чтобы убедиться, что она надежно закупорена. И посмотрела в глубину. Рыбка в животе возбужденно носилась из стороны в сторону. Ну, третий раз — самый счастливый!

Аури набрала воздуха и снова нырнула. Тело плавно выгибалось, правая рука уверенно нащупывала один за другим дружественные зацепы. Вниз, в темноту. Плита. Балка. И вот остался лишь тусклый свет Лисика, который подсвечивал протянутую руку бледным голубовато-зеленым светом. Прямо как водяной какой-нибудь!

Костяшки пальцев коснулись дна, Аури немного покрутилась на месте, чтобы сориентироваться.

Она загребала ногами и водила рукой из стороны в сторону, неспешно обшаривая черное каменное дно бассейна. И вот что-то блеснуло, и пальцы наткнулись на что-то твердое и холодное, все такое жесткое и гладенькое. Находка была полна любви и ответов, настолько полна, что Аури буквально почувствовала, как они хлынули наружу от малейшего прикосновения.

Целых десять мгновений, десять сильных ударов сердца Аури думала, будто находка прикреплена к камню. Но потом она поддалась, и Аури сообразила, в чем дело. Она просто тяжелая. После долгой, скользкой возни пальчики Аури все же нашли, как оторвать ее от дна. Находка была из литого металла, толстая, как книга. Странной формы и тяжеленная, как слиток иридия.

Аури прижала ее к груди и почувствовала, как острые грани впились в кожу. Она согнула колени и изо всех сил оттолкнулась от дна обеими ногами, глядя наверх, на далекое мерцание поверхности.

Она загребала ногами изо всех сил, но как будто не двигалась с места. Металлическая штуковина тянула вниз. Нога сильно ударилась о толстую железную трубу, и Аури воспользовалась случаем упереться и оттолкнуться снова. Она ощутила стремительное движение — но оно замедлилось тут же, как только нога оторвалась от железяки.

Ей теперь приходилось бороться с собственными легкими. Они, глупенькие, были полупусты и жаждали воздуха. Аури выпустила изо рта вереницу пузырей, пытаясь их обмануть, хотя и знала, что каждый пузырь делает ее тело тяжелее — а ведь она еще даже не добралась до нижнего сплетения!

Аури попыталась было переложить металлическую штуковину на сгиб локтя, чтобы иметь возможность хвататься рукой. Но стоило ей попытаться, гладкая штуковина чуть было не выскользнула из пальцев. Аури запаниковала, дернула рукой, и бутылка с Лисиком стукнулась о какое-то невидимое препятствие. И Лисик выскользнул и вырвался из руки Аури.

Аури взмахнула было рукой, но костяшки пальцев только оттолкнули Лисика еще дальше. На миг Аури застыла. Нет, выронить металлическую штуковину было немыслимо. Но Лисик же!.. Он же у нее всегда был!..

Она смотрела, как бутылку с Лисиком подхватило током воды и унесло за пределы досягаемости, за три перекошенных медных трубы. Легкие были уже вне себя. Аури стиснула зубы, ухватилась за ближайший каменный выступ рукой, которая теперь осталась свободна, и подтянулась вверх.

Легкие уже корчились у нее в груди, и Аури мало-помалу выпускала свои пузырьки, хотя впереди даже нижнего сплетения видно не было. Без Лисика стало совсем темно, но она хотя бы продвигалась вперед, подтягиваясь резкими неуклюжими рывками, хватаясь за все, что только подворачивалось под руку. Она гребла ногами, но это почти совсем не помогало — слишком тяжелым был этот кусок острой, колючей любви, которую она так крепко прижимала к груди. Может, это ответы внутри такие тяжелые?

Наконец она кое-как доползла до нижнего гнезда труб. Но легкие у нее были уже пусты, и тело налилось свинцом. Обычно-то она рыбкой проскальзывала через эту перепутаницу, даже не задевая телом трубы. Но она сделалась тяжелой и пустой. Она хваталась одной рукой и протискивалась сквозь них наощупь. Впопыхах она ударилась коленом и проехалась спиной по чему-то острому и ржавому. Аури протянула руку, но сейчас она стала такой тяжелой, что пальцы даже не задели привычной опоры.

Она толкнулась ногами, выиграла какую-то пару дюймов, и тут, невзирая на то, как тщательно она заплеталась, волосы все-таки за что-то зацепились. Это остановило ее на середине рывка, заставило запрокинуть голову и развернуло боком.

И Аури почти сразу почувствовала, что идет ко дну. Она бешено задергалась. Ударилась лодыжкой о трубу, все тело пронзило болью, однако Аури проворно нащупала эту трубу второй ногой, уперлась и толкнулась сильно-сильно. И пробкой устремилась вперед, так быстро, что волосы оторвались от той грубой штуковины, которая их ухватила. Резкий рывок заставил Аури запрокинуть голову и раскрыть рот.

И вот тут она начала тонуть. Рот наполнился водой, она давилась и захлебывалась. Но даже теперь, когда вода хлынула ей в нос и в горло, Аури ничего так не боялась, как того, что рука как-нибудь вдруг разожмется и тяжелый угловатый кусок металла выскользнет и уйдет вниз, в темноту. Потерять Лисика было плохо. Без него она останется слепой и одинокой в темноте. Застрять между труб и захлебнуться насмерть — тоже ужасно. Но ни то, ни другое не было неправильным. А вот упустить металлическую штуковину в темноту — это просто невозможно. Немыслимо! Это уж такой кавардак, что кошмар просто.

Волосы у Аури расплелись и клубились в воде вокруг нее, точно облако дыма. Рука ухватилась за изгиб трубы — знакомый, успокаивающий. Она подтянулась, ухватилась снова, нашла другую опору. Стиснув зубы, Аури захлебывалась, тянулась и хваталась.

Она вырвалась на поверхность, задыхаясь и отплевываясь, и снова ушла под воду.

В следующую секунду она все же выкарабкалась наверх. На этот раз свободная рука ухватилась за каменный бортик бассейна.

Аури вывалила находку из воды, и та ударилась о каменный пол с колокольным звоном. Это была сияющая латунная шестерня, здоровая, как суповая тарелка. Толщиной с большой палец Аури, и еще немного сверху. У шестерни было отверстие в центре, девять зубцов и зазубренная дырка на месте десятого, отломившегося невесть когда. Шестерня была полна правильных ответов, любви и душевного света. Она была прекрасна!

Аури улыбнулась и извергла на камни половину той воды, что набралась ей в желудок. Потом ее вытошнило еще раз — она отвернула голову, чтобы не попало на сияющую латунную шестерню.

Потом Аури прокашлялась, прополоскала рот водой и сплюнула обратно в бассейн. Латунная шестерня лежала на холодных камнях Желтой Дюжины, тяжелая, как сердце. В падающем сверху свете поверхность ее была золотой и мерцальной. Будто кусочек солнца, который она, Аури, добыла со дна.

Аури снова закашлялась и содрогнулась. Потом протянула руку и пальчиком дотронулась до шестерни. И улыбнулась, глядя на нее. Губы у Аури были синие. Ее трясло. Ее сердце было полно радости.

* * *

Выбравшись из воды, Аури окинула взглядом бассейн на дне Дюжины. Она понимала, что надеяться не стоит, и все-таки надеялась увидеть Лисика, лениво колыхающегося на воде.

Нет, ничего…

Ее лицо помрачнело. Может, нырнуть еще разок? Нет, нельзя. Три раза. Так устроен мир. Но при мысли о том, чтобы бросить Лисика там, в темноте, сердце разорвалось и через него пролегла узкая трещина. Потерять его теперь, после всего…

И тут Аури заметила, как глубоко под водой что-то движется. Что-то блеснуло. Что-то засветилось. Она улыбнулась. Лисик выглядел, ни дать ни взять, как толстый ленивый светляк, который неспешно поднимался на поверхность сквозь все эти перепутанные трубы.

Она ждала целых пять минут, следя, как бутылка с Лисиком, колыхаясь, движется вверх, пока она, наконец, не вынырнула, что твоя утка. Аури поймала и расцеловала бутылку. Она прижала ее к груди. О да! Все надо делать как следует, оно того стоит.

* * *

Ну-с, всему свое время. Аури выпустила Лисика из бутылки и поставила бутылку на стену, рядом с прочими. Потом отправилась в Перезвоны и сполоснулась в тамошней неспокойной воде. Потом вымылась, использовав тоненький обмылочек, благоухающий цинной и летом.

Намылившись, оттеревшись и промыв волосы, Аури нырнула в бездонные черные воды Перезвонов, чтобы еще разок сполоснуться. Под водой к ней что-то прикоснулось. Что-то скользкое и массивное мимоходом привалилось к ее ноге своей тушей. Аури это не волновало. Что бы это ни было, оно на своем месте, и она на своем. А значит, все так, как и должно быть.

Отмывшись дочиста, отжимая волосы, Аури отправилась в Десятки. Не самый короткий путь, но идти через Бурки прямо так, во всей своей розовой наготе, было бы как-то неприлично. Да все равно — хоть путь был и не самый короткий, вскоре она, шлепая по камню мокрыми ногами, уже свернула за угол и очутилась в Припечке. Лисика она оставила на кирпичном выступе у входа — он не любит, когда слишком жарко.

Сегодня толстые стальные трубы, идущие вдоль стенки тоннеля, были такие горячие, что и близко не подойдешь, и стены и пол вбирали тепло до тех пор, пока сами не сделались трескучими от жара. Аури медленно поворачивалась на месте, чтобы ни одну часть ее нежного всего как есть не обожгло безмолвным багровым ревом, который валил от труб. В этом месте ее кожа стремительно высохла, летучие волосы снова распушились и поднялись облаком, и заледеневшие кости избавились от дрожи.

Потом Аури добыла из Желтой Дюжины свое любимое платье. Она натянула платье через голову, отнесла все свои сокровища обратно в Порт и разложила их на среднем столе.

На кожаном поясе были выдавлены непонятные завитушки. Большая латунная шестерня была сияющая вся насквозь. Ключ был чернее черного. А вот пряжка была черная, а внутри блестящая. Непростая, сокровенная вещица.

Может, эта пряжка для него? Это было бы хорошее начало дня. Взять и уладить все сразу, до его визита еще столько дней, а подарок уже вот он.

Аури пристально вгляделась в пряжку. Подходящий ли это для него подарок? Он да, тоже перепутанный такой. И в нем много сокровенного. Аури кивнула и дотронулась до холодного темного металла.

Ой, нет. Она ему не подходит. Могла бы и сразу догадаться. Он не для того, чтобы крепить. Чтобы держать закрытым. И он же не темный совсем. Нет-нет! Он весь такой огненосный. Огненно-алый. Сияющий насквозь, и внутри ярче, чем снаружи, будто золото, позолоченное медью.

А вот насчет шестерни надо подумать. Шестерня, может быть, и для него как раз — но с этим можно обождать. А вот о ключе следовало позаботиться немедленно. Ключ явно выглядел самым беспокойным из всех. Оно и неудивительно. Ключи вообще не отличаются умиротворенностью, ну а этот буквально вопил, требуя замка. Аури повертела его в руках. Ключ был дверной. Он этого совершенно не стеснялся.

Черный ключ. Белый день… Аури склонила голову набок. Все складывалось верно. Это был день находок, а бедная вещица, несомненно, отчаянно нуждалась в заботе. Аури кивнула сама себе и сунула ключ в кармашек платья.

Тем не менее прежде, чем уйти, Аури помогла всем вещам отыскать свое законное место. Пояс, разумеется, остался лежать на среднем столе. Пряжка переселилась к блюдечку со смолой. Кость угнездилась до неприличия тесно к ягодам остролиста.

А вот с шестерней в этом отношении оказалась уйма хлопот. Аури пристроила ее было на книжную полку, потом перенесла на угловой столик. Шестерня привалилась к стене, задрав вверх дыру на месте потерянного зуба. Аури нахмурилась. Нет, не самое подходящее место…

Аури вытащила ключ и поднесла его к шестерне. Черное и латунь. Оба созданы, чтобы крутиться. На двоих у них двенадцать зубов…

Она покачала головой и вздохнула. Положила ключ обратно в карман и оставила большую латунную шестерню пока на книжной полке. Нет, не самое подходящее место, но пока ничего лучше она сделать не могла.

* * *

Ближе всего было до Борга, туда Аури и побежала, пригибаясь в низких каменных дверных проемах, пока, наконец, не очутилась перед первой из его дверей. Остановившись, Аури взяла Лисика в горсточку и слегка подула на него, раздувая его свет. Деревянная дверь была огромная, седая от старости, и ее петли почти рассыпались хлопьями ржавчины.

Аури достала ключ из кармана и вытянула руку, держа его между собой и большой седой дверью. Посмотрела на дверь, на ключ, снова на дверь, повернулась и зашлепала прочь. Три поворота налево, через разбитое окно — и вот и вторая дверь, такая же старая и седая, еще больше первой. Но тут Аури все поняла, едва взглянув на них. Нет, не годится. Это не те двери. А куда же тогда? В Десятки? К Черной Двери?

Аури содрогнулась. Ой, нет, только не Черная Дверь. Только не в белый день. Лучше в Подводы. А потом в Десятки. Пусть даже в Сквозьдонье. Этот ключ не от Черной Двери, нет!

Аури помчалась через Рубрику, дважды повернула налево, дважды направо, для равновесия, стараясь не следовать слишком долго вдоль какой-нибудь трубы, а то обидятся еще. Дальше Грейли, с его извилистыми путями и сернистым запахом. Там она слегка заблудилась среди обваливающихся стен, но в конце концов все-таки нашла верный путь в Обвалище, узкий земляной тоннель, такой крутой, что он был больше похож на нору. Аури спустилась по длинной лестнице, связанной из жердей и палок.

Лестница вела в маленькую, аккуратную комнатку из полированного камня. Комнатка была размером с чуланчик, и там ничего не было, кроме старой дубовой двери, окованной медью. Аури отряхнула руки, распахнула дверь и, легко ступая, вошла в Подводы.

Коридор был такой широкий, что по нему мог проехать фургон. С высоким потолком, и такой длинный, что свет Лисика едва-едва достигал завала в дальнем конце. Над головой голубовато-белый свет рассыпался в хрустальной люстре.

Нижняя половина стен была одета черными деревянными панелями, а выше шла узорчатая штукатурка. Потолок был расписан большими фресками. Там отдыхали женщины, одетые в кисею, перешептываясь и умащая друг друга маслом. Мужчины резвились в воде, брызгались и дурачились совсем все как есть.

Подводы были с обоих концов завалены обрушившимся камнем и землей, но посередине там было чисто, как в тигле. Все сухо и прочно, так, что лучшего и желать нельзя. Никакой сырости. Никакой плесени. Никаких сквозняков, приносящих пыль. Так что, невзирая на мужчин, которые все как есть, это было приличное место, и Аури очень заботилась о том, чтобы вести себя подобающим образом.

В коридоре было двенадцать дубовых дверей. Хорошие, надежные, окованные медью. За долгие годы, проведенные в Подсветье, Аури открыла три из них.

Она пошла по коридору. Лисик ярко сиял в поднятой руке. Шагов через десять в глаза ей бросилось что-то блестящее на мраморном полу. Подбежав поближе, Аури увидела на мраморе хрусталик: он упал с люстры, но не разбился. Надо же, везучий, да еще и отважный! Она подобрала хрусталик и положила в тот карман, где не было ключа. А то еще поссорятся, если окажутся вместе.

Это не была ни третья дверь, ни седьмая. Аури уже рассчитывала, как пройдет в Сквозьдонье, но тут заметила девятую дверь. Она ждала. Ждала с нетерпением. Щеколда повернулась, и дверь плавно распахнулась на молчаливых петлях.

Аури вошла внутрь, вынула ключ из кармана, поцеловала его и бережно положила на пустой стол сразу за дверью. От легкого стука, с каким ключ лег на деревянный стол, на сердце потеплело. Аури улыбнулась, глядя, как ключ лежит на столе. Ему было уютно, он был на своем месте.

Это была гостиная. Очень красивая. Аури положила Лисика в настенный канделябр и принялась внимательно осматриваться по сторонам. Высокое бархатное кресло. Низкий деревянный столик. Плюшевая кушетка на плюшевом ковре. В углу — маленькая тележка, наполненная бокалами и бутылками. Все они держались с большим достоинством.

Но что-то в комнате было не так. Ничего угрожающего. Не то, что в Дваждысидении или Безличье. Нет. Это было хорошее место. Почти идеальное место. Все было почти. Если бы не сегодняшний белый день, когда все происходит как следует, она бы, может, и не заметила, что чего-то не хватает. Но был именно такой день, и она заметила.

Аури обошла комнату, чинно сцепив руки за спиной. Осмотрела тележку: больше дюжины бутылок, все разноцветные. Некоторые заткнуты пробками и полные, в других нет ничего, кроме пыли. На одном из столиков, возле кушетки, лежали блестящие серебряные пружинные часы. Еще там было кольцо и россыпь монет. Аури посмотрела на них с любопытством, трогать ничего не стала.

Она двигалась изящно. Шаг. Еще шаг. Темный плюш ковра ласкал ноги, точно мох, и когда Аури наклонилась, чтобы провести пальцами по бесшумному ворсу, она заметила под кушеткой что-то маленькое и беленькое. Она потянулась в темноту своей беленькой ручкой. Ей пришлось сильно вытянуться, прежде чем пальцы нащупали гладкое и прохладное.

Это была малюсенькая статуэтка, выточенная из куска светлого, застенчивого камня. Солдатик в отчетливо очерченной кольчуге, со щитом. Но подлинным его сокровищем было его милое лицо, такое славное, не хочешь, а поцелуешь.

Он был не отсюда, но он не был неправильный. Точнее, это не было то, что было неправильно в этой комнате. Бедняжка просто-напросто потерялся. Аури улыбнулась и положила куколку в карман, к хрусталику.

Тут она почувствовала под ногой крошечный бугорок. Аури приподняла край ковра, завернула его и нашла под ковром маленькую костяную пуговку. Аури долго смотрела на пуговку, потом понимающе улыбнулась ей. Нет, это не она. Пуговка была там, где и следовало. Аури бережно раскатала ковер, как было, и примяла край ладошками.

Она еще раз обвела взглядом комнату. Хорошее было место, и почти такое, каким ему следовало быть. Ей, на самом деле, делать тут было нечего. Даже удивительно: ведь это место явно тыщу лет провело в одиночестве, никто о нем не заботился.

Но все равно, что-то было не так! Чего-то не хватало. Мешала какая-то мелочь, вроде одинокого сверчка, который свербочит в ночи, как сумасшедший.

На другом конце комнаты была вторая дверь, она так и просилась, чтобы ее открыли. Аури повернула щеколду, прошла по коридору — только затем, чтобы очутиться у подножия лестницы. Она огляделась не без удивления. Она-то думала, что она все еще в Подводах. А оказывается нет. Это совершенно другое место!

Сердце у Аури забилось быстрее. Она уже тыщу лет не оказывалась в совершенно новом месте. В месте, которое смеет оставаться самим собой.

Но все-таки надо осторожно… Аури пристально осмотрела стены и потолок, освещенные ровным светом Лисика. Несколько трещин, да, но все они не шире пальца. Несколько камушков попадало, и еще на ступенях валялись мусор и куски цемента. Стены выглядели голыми и несколько снисходительными. Нет-нет. Это уже явно не Подводы.

Аури провела ладонью по каменным ступенькам. Первые несколько ступенек были прочные, а вот четвертая шаталась. Как и шестая, и седьмая. И десятая.

На полпути, там, где лестница поворачивала в другую сторону, была площадка. На площадку смотрела дверь, но дверь эта была ужасно стеснительная, так что Аури из вежливости сделала вид, будто не заметила ее. Она бережно поднялась по второму лестничному пролету и обнаружила, что и там половина ступенек шатается либо норовит опрокинуться.

После этого Аури спустилась по лестнице обратно, чтобы убедиться, что нашла все движущиеся ступеньки. Нет, не все! Ой, как здорово! Это место непредсказуемо, как пьяный лудильщик, хитренькое такое. У него был свой нрав, и нрав непростой. Трудно отыскать место, менее похожее на дорожку в саду.

У некоторых мест есть имена. Некоторые места меняются или скрывают свои имена. У некоторых мест и вовсе нету имен, это всегда так грустно. Быть скрытным — одно дело. Но вовсе не иметь имени?! Как это ужасно. Как одиноко.

Аури поднялась по лестнице во второй раз, щупая ногой каждую ступеньку, переступая те места, про которые уже знала, что они плохие. Поднимаясь, она все никак не могла решить, что же это за место. Застенчивое оно или скрытное? Затерянное или одинокое? Загадочное место… От этого она только шире улыбалась.

* * *

Наверху у лестницы обрушился потолок, но там был проход в развалившейся стене. Аури шагнула в дыру и поймала себя на том, что восторженно улыбается. Еще одно новое место! Целых два за день! Ее босые ноги переминались на замусоренном каменном полу, чуть не приплясывая от возбуждения.

Это место было совсем не такое скрытное, как лестница. Оно называлось Засвалка. Оно было полузасыпанное, полуразрушенное и полуполное. Ой, сколько всего там было!

Часть потолка обрушилась, и везде лежала пыль. Но, невзирая на обрушившиеся камни, тут было сухо и прочно. Никакой сырости, только пыль и неподвижный воздух. Большую половину комнаты занимала сплошная масса осыпавшейся земли, камня и балок. Под обвалом виднелись останки кровати с балдахином. В уцелевшей части комнаты стояли туалетный столик с трехстворчатым зеркалом и черный деревянный платяной шкаф, выше высокой женщины, вставшей на цыпочки.

Аури застенчиво заглянула в полуоткрытые дверцы шкафа. Она увидела дюжину платьев — все бархат и вышивка. Туфли. Шелковый халат. И всякие кисейные штучки вроде тех, что на фресках в Подводах.

Туалетный столик был совсем непутевый: болтливый и бесстыжий. На нем валялись баночки с пудрой, кисточки, палочки туши. Браслеты и кольца. Гребни роговые, костяные, деревянные. Булавки, и ручки, и десяток бутылочек — одни солидные, другие хрупкие, как лепесточек.

Беспорядок был ужасающий. Все, что было на столике, валялось как попало: пудра рассыпана, бутылочки опрокинуты, булавки на блюдечке все сикось-накось.

И все-таки, несмотря на весь разгром, Аури эта вещь поневоле понравилась, хоть она и держалась нагло и непристойно. Аури чинно присела на краешек стула с прямой спинкой. Пропустила сквозь пальцы свои летучие волосы и улыбнулась, увидев свое тройное отражение.

Напротив обвалившейся стены была еще дверь, наполовину заваленная сломанной балкой и кусками каменных плит. Но она, хоть и спрятанная, совсем не стеснялась.

И Аури взялась за работу, приводя все в порядок, насколько это возможно.

Подвинула деревянную балку, загородившую дверь. Она пихала и толкала изо всех сил, по паре дюймов за раз, пока, наконец, не сумела подсунуть под нее кусок другой упавшей балки вместо рычага. Потом Аури разобрала камни: те, что не могла поднять — двигала, те, что не могла отодвинуть — катила.

Под камнями обнаружились обломки маленького столика, и среди щепок Аури нашла отрез тонкого белого кружева. Кружево она бережно свернула и положила в карман к хрусталику и каменному солдатику.

Как только путь был очищен, дверь легко распахнулась, стеная ржавыми петлями. За ней обнаружился чуланчик. В чуланчике стоял пустой фарфоровый ночной горшок. Деревянное ведро, щетка из тех, которыми драят палубу, и тугая березовая метла. На двери с обратной стороны висели два пустых матерчатых мешочка. Тому, что поменьше, не терпелось отправиться по делам. Аури улыбнулась и уложила его в отдельный карман.

Метле не стоялось на месте после того, как она столько времени провела взаперти, поэтому Аури вынесла ее за дверь и принялась мести, собирая древнюю пыль и землю в аккуратную кучку. Но она и потом не унялась, так что Аури пошла подмести и безымянную лестницу тоже.

Лисика она, конечно, захватила с собой. Вряд ли можно рассчитывать, что такое место станет прилично себя вести в темноте! Но поскольку, чтобы как следует отдраить это место, требовались две руки, Аури привязала Лисика к длинной пряди своих развевающихся волос. Это несколько уязвило достоинство Лисика, но Аури от души извинилась и поцеловала его. К тому же оба знали, что Лисику втайне нравится мотыляться во все стороны так, чтобы тени вокруг крутились и плясали.

И вот Лисик в течение некоторого времени болтался и раскачивался, а Аури старательно делала вид, будто не замечает его несолидного ликования, и по-быстрому прибиралась на безымянной лестнице, сгоняя тугой березовой метлой каменную крошку, пыль и грязь. Лестница была польщена таким вниманием, однако осталась все такой же замкнутой.

Вернув метлу в чуланчик, Аури достала оттуда ночной горшок и поставила его рядом с гардеробом. Она слегка развернула его, чтобы горшок смотрел в нужную сторону.

Туалетный столик, как ни обаятелен он был, тоже ее беспокоил. Там все было наперекосяк, однако уборки ничто не требовало. Вот разве что щетка для волос — ее Аури передвинула поближе к изысканному рубиновому кольцу.

Аури скрестила руки на груди и добрую минуту смотрела на туалетный столик. Потом опустилась на четвереньки и заглянула под него снизу. Открыла ящички и переложила носовые платки из левого в правый, потом нахмурилась и переложила платки обратно.

Наконец сдвинула весь столик на две пяди влево и чуть поближе к стенке, заботясь о том, чтобы ничто не попадало на пол. И стул с высокой спинкой, что стоял у столика, тоже подвинула так, чтобы он по-прежнему смотрелся в зеркала. Потом подняла стул, осмотрела его ножки снизу и поставила стул на место, слегка пожав плечами.

В полу, рядом с платяным шкафом, одна плитка шаталась. Аури вынула ее пальцами, поправила лежавший под ней кожаный мешочек и шерстяной лоскут, уложенный туда для плотности, поставила плитку на место и придавила покрепче ручкой метлы. Проверила плитку ногой и улыбнулась, обнаружив, что та больше не шатается под ее весом.

И наконец Аури отворила шкаф. Платье вишневого бархата она перевесила подальше от бледно-голубого шелкового халата. Поправила крышку высокой картонки для шляп, которая была приоткрыта. И выдвинула ящик внизу шкафа.

И вот тут-то у нее перехватило дыхание. На дне ящика, аккуратно сложенные, лежали несколько идеальных простыней, светлых и шелковистых. Аури потрогала одну из них и изумилась плотности ткани. Ткань была такая тонкая, что пальцы не чувствовали отдельных нитей. Прохладная и нежная на ощупь, словно возлюбленный вошел с мороза и поцеловал в губы.

Аури погладила простыню. Вот бы чудесно было спать на такой, а? Лечь и ощутить эту нежность всей обнаженной кожей…

Аури вздрогнула, и пальцы сами сжались на краях сложенной простыни. Сама не понимая, что делает, она вытащила простыню с ее положенного места и прижала к груди. Провела губами по гладкой ткани. А под ней были еще и другие простыни… Это же целый клад! Такому месту, как Засвалка, уж точно достаточно. А потом, она ведь столько всего расставила по местам! Уж наверно…

Аури долго-долго смотрела на простыню. И хотя глаза у нее были голодные и размякшие, губы сделались твердыми и гневными. Нет! Мир не так устроен! Уж ей ли не знать? Она ведь прекрасно знает, где место этой простыне.

Аури зажмурилась и положила простыню обратно в ящик. В груди у нее пылал стыд. Какая же она все-таки жадная бывает! Себе чего-то хочет! Сбивает мир с верного пути. Смущает все сущее весом своих желаний.

Она задвинула ящик и поднялась на ноги. Огляделась и кивнула сама себе. Для начала неплохо. Туалетный столик явно нуждается во внимании, но она пока не определила, в каком именно. Однако же у этого места есть имя, и со всем, что лежало на поверхности, она разобралась.

Аури взяла Лисика, спустилась по безымянной лестнице, миновала Подводы и Обвалище и вернулась к себе в Мантию. Она принесла свежей воды. Умыла лицо, и руки, и ноги.

После этого ей сделалось куда лучше. Аури улыбнулась и, повинуясь причуде, помчалась в Рытье. Она тыщу лет там не бывала и ей недоставало его теплого земляного запаха. Близости стен.

Аури на цыпочках вприпрыжку миновала Рубрику, уворачиваясь от труб. Пронеслась через Леса, по дороге подпрыгнула, чтобы покачаться на изъеденных временем балках, удерживающих на весу просевшую крышу. И наконец очутилась у разбухшей деревянной двери.

Она переступила порог, подняв повыше Лисика. Втянула воздух, принюхалась. И улыбнулась. Она точно знала, где находится. И все было именно там, где и должно быть.

ПОСЛЕДСТВИЯ ВЗГЛЯДА

На второй день Аури проснулась в тишине в идеальной темноте.

Это означало, что день будет поворотный. День для делания. Это хорошо. А то так много всего надо сделать до его прихода! У нее же ничего не готово.

Она разбудила Лисика, свернула одеяло, заботясь о том, чтобы уголки не коснулись пола. Окинула взглядом комнату: шкатулка, листик, лаванда — все в порядке. И постель ее в порядке. Все как и должно быть.

Из Мантии можно выйти тремя путями. Коридор — это на потом. Сейчас — через дверной проем. Дверь — дубовая, окованная железом. Аури даже не посмотрела в ее сторону.

В Порту каменная статуэтка и моток кружева чувствовали себя как дома. Отважный хрусталик был вполне доволен винным шкафом. Кость от руки и матерчатый мешочек чувствовали себя так уютно, будто сто лет тут лежат. Старая черная пряжка немного потеснила смолу, но это нетрудно было исправить. Аури подвинула пряжку в сторону, чтобы все было культурно.

Огляделась и вздохнула. Все было в порядке — кроме большой латунной шестерни. Шестерня приводила ее в отчаяние.

Аури взяла хрусталик и положила его рядом с шестерней. Нет, это совсем не помогло, только хрусталик расстроился. Отваги в нем на десятерых, но он совершенно не создан для углового столика! Аури поспешно поцеловала его в качестве извинения и вернула хрусталик в шкаф для вина.

Она взяла тяжелую шестерню обеими руками и отнесла ее в Мантию. На самом деле, это было неслыханно, но сейчас Аури просто не представляла, что делать. Она поставила шестерню на узкий каменный выступ на стене напротив своей постели. Развернула ее так, чтобы дыра на месте выпавшего зуба смотрела точно в потолок. Так, будто шестерня тянулась вверх своими куцыми ручонками.

Отступила назад, посмотрела и вздохнула. Да, так лучше. Но все равно, место совершенно неподходящее!

Аури умыла лицо, и руки, и ноги. Тоненький обмылочек благоухал солнцем, это заставило ее улыбнуться. Потом она натянула свое второе любимое платье — там карманы были лучше. В конце концов, сегодня же поворотный день!

В Порту она надела через плечо свой холщовый собиральный мешок и кое-что положила внутрь. И карманы набила до отказа. Прежде чем уйти, Аури еще раз оглянулась в Мантию, на медную шестерню. Но нет. Если уж та хотела пойти с ней, надо ей было смирно оставаться в Порту. Ишь, гордая какая!

В Тамбуре Аури с удивлением обнаружила, что зеркало расстроено. Встревожено даже. Не очень-то благоприятное начало для дня. Но все равно, только дурак станет нарочно не обращать внимание на такие вещи. А Аури далеко не дура.

Кроме того, зеркало было с ней уже довольно давно, и Аури разбиралась в его привычках. Оно хотело переехать, только для начала надо было его успокоить. Утешить. Укрыть. И вот Аури, невзирая на то, что она еще даже не причесана, взяла Лисика и отправилась в дальний путь в Подводы, и медленно подошла к своей новооткрытой двери, разглядывая фрески над головой.

Ненадолго задержалась в гостиной, огляделась. Мелкая неправильность по-прежнему никуда не делась, как крохотный хрящик, застрявший в зубе. Она бы ее не так беспокоила, если бы все остальное тут не было таким, почти кругло идеальным.

Однако кое с чем торопиться попросту нельзя. Это Аури знала точно. Кроме того, прежде всего следовало позаботиться о зеркале. А это означало — укрыть. Поэтому она стала подниматься по безымянной лестнице, пританцовывая из стороны в сторону, чтобы не наступать на ненадежные ступеньки. И сквозь пролом в стене вошла в Засвалку.

Внутри Аури открыла ящик в платяном шкафу. Простыни она трогать не стала, а вместо этого сунула руки в карманы. Нащупала гладкие грани отважного хрусталика. Нет. Коснулась изгибов доброго каменного солдатика. Нет. Плоский черный булыжник? Нет.

Тут ее пальцы нащупали пряжку, и она улыбнулась. Достала ее и бережно положила в ящик. И подняла верхнюю сложенную простыню. Простыня была гладкая и сливочная на ощупь. Бледная, как слоновая кость. У нее…

Тут Аури остановилась, глядя на пряжку, чернеющую в ящике. В животе лежал камень. Она не отсюда! Нет, все казалось вполне разумным. Да, конечно. Но Аури же знает, чего оно стоит, когда что-то кажется, а?

Она нехотя положила простыню обратно в ящик, провела пальцами по ее идеальной белизне, гладкой, чистой, новенькой. В ней был намек на зиму…

Но нет. Есть все-таки разница между истиной и тем, что нам хочется считать истиной. Вздохнув, Аури достала из ящика пряжку и запихала ее поглубже в карман.

Оставив простыню там, где она была, Аури отправилась обратно в Мантию. Теперь она шла медленно, не трусила и не подпрыгивала. Спуск по безымянной лестнице немного ее повеселил. Ее путь шатался, как пьяный, когда она перемахивала с одного безопасного места на другое.

Ступенька качнулась у нее под ногой, и Аури замахала руками, как ветряная мельница, чтобы не упасть. И, стоя на одной ноге, склонила голову набок. Может, это место называется Кувырк? Нет, оно для этого слишком лукавое!

А зеркало в Тамбуре тревожилось по-прежнему. Поскольку ничего другого Аури не оставалось, пришлось принести одеяло со своей постели. Стараясь, чтобы одеяло не коснулось земли, она накинула его на зеркало, потом развернула зеркало лицом к стене. И только тогда его стало можно передвинуть к противоположной стене комнаты и поставить напротив заложенного кирпичом окна, куда ему так отчаянно хотелось.

Аури вернула одеяло в Мантию и умыла лицо, и руки, и ноги. Вернувшись в Тамбур, она поняла, что время потрачено не зря. Она еще никогда не видела свое зеркало таким довольным. Улыбаясь себе самой, Аури принялась вычесывать из волос колтуны, пока волосы не окутали ее золотистым облаком.

Однако когда Аури заканчивала причесываться и подняла руки, чтобы собрать свое облако волос за спиной, она вдруг немного пошатнулась — голова внезапно закружилась. Когда головокружение миновало, она сходила в Сверчеек и хорошенько напилась воды. Она чувствовала, как холодная вода струится по ее внутренностям, не встречая никаких препятствий. Она чувствовала себя совсем пустой внутри. И желудок был как пустой кулачок.

Ногам очень хотелось сходить в Аппелькорт, однако Аури знала, что яблок там не осталось. И он ее там все равно не ждет. Он будет только на седьмой день. Впрочем, это и хорошо. А то у нее нет ничего подходящего, чтобы с ним поделиться. Ничего такого, что хотя бы отдаленно смахивало на настоящий подарок.

Поэтому она вместо этого пошла в свой Клад. Вся ее посуда висела по местам. Спиртовка была более или менее. Треснутая глиняная чашка стояла тихо. Все как и должно быть.

Однако при всем при том у нее в Кладе было куда больше инструментов, чем еды. На полках лежал мешочек с солью, что он подарил. Четыре пузатых фиги, скромно закутанных в лист сложенной бумаги. Одно-единственное яблоко, сморщенное и одинокое. И на дне прозрачной стеклянной банки сиротливо лежала горсть сушеного гороха.

В каменный стол был вделан холодильный колодец, в котором медленно, но непрерывно струилась ледяная вода. Однако он ничего не холодил, кроме комка желтого масла, масло это было полно ножей, и в еду не годилось.

А на столе стояла вещь прекрасная и удивительная. Серебряная мисочка, до краев наполненная мускатными орехами. Округлые, коричневые, гладенькие, как речные камушки, они прибыли в гости из дальних краев. Они наполняли собой воздух, буквально вопия о далеких странствиях. Аури жадно посмотрела на них и провела пальцами вдоль краешка серебряной мисочки. На ней был узор из сплетенных листочков…

Но нет. Орехи, конечно, диковинка и прелесть, но Аури не была уверена, что их стоит есть. Во всяком случае — не сейчас. В этом отношении они были как масло: не совсем еда. В Кладе были тайны, которые желали выждать время.

Аури взобралась на каменный стол и села, скрестив ноги и выпрямив спину. Она порезала яблоко на семь равных частей, прежде чем его съесть. Оно было кожистое и полное осени.

После этого она все еще была голодна, поэтому достала с полки бумагу и бережно ее развернула. Она съела три из четырех фиг, откусывая по крошечному кусочку и мурлыча про себя. К тому времени, как она их доела, руки у нее перестали дрожать. Она снова завернула оставшуюся фигу, положила ее на полку и слезла на пол. Зачерпнула воды из колодца и попила. Аури улыбнулась. От холодной воды у нее весь живот задрожал.

* * *

Поев, Аури поняла, что медной шестерне давно пора найти подходящее место.

Сперва она попыталась было ей польстить. Взяла шестерню обеими руками и бережно водрузила ее на каминную полку, рядом со своей каменной шкатулкой. Шестерня не обратила внимания на комплимент и попросту осталась там стоять, все такая же скрытная, как и прежде.

Вздохнув, Аури ухватила ее обеими руками и потащила в Сумерк, но там, среди старинных бочонков, шестерне тоже было нехорошо. Не пожелала она остаться и в Сверчейке, у струящейся воды. Аури пронесла ее через всю Темницу, поставила на каждый подоконник, но ни один из них шестерню не устроил.

У Аури уже руки болели от этой тяжести. Она попыталась было разозлиться, но сердиться на шестерню не получалось. Она за все годы, что прожила тут, внизу, ни разу не находила ничего подобного. Она чувствовала себя счастливой от одного вида этой вещи. Да, она была тяжеленная, но прикосновение к ней дарило радость. Она была чудесная. Безмолвный колокол, звенящий любовью. И все время, пока Аури ее таскала, она напевала через пальцы о тайных ответах, что в ней хранились.

Нет. Сердиться на нее решительно невозможно. Она ведь делает все, что может! Аури сама виновата, что не знает, где ей место. Ответы всегда важны, но редко бывают легкими. Надо просто не торопиться и делать все как следует.

Аури на всякий случай отнесла шестерню и туда, где ее нашла. Конечно, было бы очень грустно ее лишиться, но иногда другого выхода просто нет. Некоторые вещи просто слишком правильные, чтобы оставаться тут. А некоторые только заходят погостить на время.

Аури шагнула под темные своды Серой Дюжины, и свет Лисика потянулся к незримому потолку. Его спокойное зеленоватое сияние проникло между труб, опутывающих стены. Сегодня это место было совсем другим. Такова уж его природа. Но Аури все равно знала, что оно ей радо. Ну, может, и не радо, но, по крайней мере, на нее не обращают внимания.

Аури вышла на середину комнаты, где лежали глубокие черные воды бассейна, гладкие, как стекло. Она заботливо поставила блестящую шестерню вертикально на каменном бортике бассейна, так, что дыра на месте сломанного зуба смотрела вверх под углом. Отступила на шаг и прикрыла Лисика ладонью. Теперь, освещенная лишь тусклым серым светом, сочащимся сквозь решетку наверху, шестерня была совсем не такой сверкальной, как прежде. Некоторое время Аури пристально наблюдала за ней, склонив голову набок.

Потом улыбнулась. Нет, уходить она не хочет! Уж это-то очевидно. Аури взяла шестерню и попробовала пристроить на узкую полочку над бассейном, рядом со своими бутылками. Но шестерня просто стояла на полочке, вся такая отчужденная, переливаясь ответами и дразня Аури.

Аури, скрестив ноги, уселась на пол и попыталась придумать, куда же еще можно бы пристроить эту медную шестерню. В Мандрил? В Свечницу? Она услышала в воздухе шорох перьев. Захлопали крылья, потом все стихло. Подняв глаза, Аури увидела на фоне тусклого серого круга света, падающего сквозь решетку высоко вверху, силуэт козодоя.

Птица сильно тюкнула чем-то о трубу, потом съела это. Улитку, наверное. Гадать, какая это труба, не приходилось. Аури по звуку сразу поняла, что труба железная, черная, толщиной в два ее больших пальца. Козодой еще раз тюкнул по трубе и слетел к бассейну, чтобы напиться.

Попив, птица стремительно вспорхнула на свой прежний насест. Обратно на трубу. И снова очутилась в центре круга тусклого серого цвета. И тюкнула снова, в третий и последний раз.

У Аури внутри все похолодело. Она выпрямилась, во все глаза глядя на птицу. Птица некоторое время поглядела на нее, потом улетела прочь, выполнив то, зачем явилась.

Аури немо смотрела ей вслед, похолодевшие внутренности стягивались тугим комом. Что ж, все ясно, яснее и быть не может. Пульс у нее участился, ладони вдруг вспотели.

Она бросилась было бежать, и только шагов через десять спохватилась и вернулась. Смущенная собственной грубостью, Аури поцеловала медную шестерню, чтобы та не думала, будто ее тут бросили. Она вернется! Потом Аури припустилась прочь.

Сперва в Мантию. Там она умыла лицо, и руки, и ноги. Достала из кедрового сундучка платок и через Рубрику и Гнездилища помчалась в Борг. Тяжело дыша, она наконец очутилась перед неприметной деревянной дверью, ведущей в Тенета.

Переполненная тошнотворным, холодным страхом, Аури окинула дверь взглядом и с облегчением увидела там еле заметную паутину. Время еще есть. Возможно. Она прижалась ухом к двери и прислушалась изо всех сил. Никого… Она медленно отворила дверь.

Встревоженно стоя в дверном проеме, Аури заглянула в пыльную комнату. Окинула взглядом свисающую с потолка паутину, окинула взглядом столы, заваленные пыльными инструментами. Окинула взглядом полки, уставленные пузырьками, коробками, жестяными контейнерами. Окинула взглядом вторую дверь, на противоположном конце комнаты. Ни единого намека на свет за дверью не было.

Аури тут не нравилось. Это было уже не Под светье. Это место промежуточное. Оно не для нее. Но, несмотря на то что ей тут не нравилось, все прочие варианты были еще хуже.

Она окинула взглядом пол, покрытый тонким слоем пыли, на котором отчетливо виднелись следы тяжелых сапожищ, черные, смазанные пятна в серой пыли. Эти следы рассказывали свою историю. Они вошли через ту дверь, прошли от стола к соседней полке, а потом направились к той двери, у которой стояла Аури.

Аури гневно воззрилась на то место, где следы миновали порог. Покинув пыльный пол Тенет, следы сделались невидимыми. Они были очень давнишние. Но и сейчас при виде их сердце отчаянно заколотилось. И по коже побежали горячие мурашки, такое негодование охватило Аури при одной мысли о них. Вторая цепочка следов рассказывала ту же историю в обратном порядке. Они вернулись в Тенета из Подсветья. Подошли к столам, к полке и вышли через другую дверь. Они описали некий круг. Замкнутый круг.

Следы были не новые. И все равно эта история Аури не нравилась. И ей не хотелось, чтобы она повторилась.

Она перевела дыхание, чтобы успокоиться. Некогда, некогда нервничать! Скоро они явятся сюда, надменные пришельцы в сапожищах, которые ничегошеньки не знают об этом месте. Колючий жар сменился холодным потом, и Аури сосредоточилась.

Свирепо хмурясь, Аури набрала побольше воздуху и переступила порог Тенет. Она поставила свою крохотную белую ступню в черный отпечаток сапога. Ножка у нее была достаточно маленькая, чтобы это не составило труда. Но все равно Аури двигалась медленно и продуманно. На втором шаге она лишь чуть коснулась пальцами пола. Ее ноги легко помещались внутри следов, не оставляя новых отпечатков на пыльном полу.

Так она и двигалась — легко, изящно, шаг за шагом. Сперва подошла к полке, окинула взглядом контейнеры и выбрала увесистую бутылку с притертой стеклянной пробкой. Потом взяла кисточку, попробовала пальцем щетину. И вернулась к двери, шагая медленно и грациозно, как олененок.

Она прикрыла за собой дверь. Вздохнула с облегчением, и побежала в Рубрику.

Как ни проворна она была, ей потребовался час, чтобы отыскать нужное место. Круглые кирпичные тоннели Рубрики шли вдоль и поперек всего Подсветья: мили и мили подземных ходов, петляющих вверх и вниз, вперед и назад, ведущих трубы всюду, куда надо.

И когда Аури уже начала было бояться, что никогда его не найдет, когда она начала бояться, что это, может, вовсе и не в Рубрике, она наконец услышала звук, похожий на шипение рассерженных змей и на дождик. Если бы не он, у нее бы ушел на поиски целый день. А так она пошла на шум, пока в воздухе не запахло сыростью.

И вот наконец, свернув за угол, Аури увидела, как из треснутой железной трубы фонтанчиком бьет вода. Брызги намочили кирпичи на двадцать футов в обе стороны, и с остальных труб тоже капало. Тоненькие латунные трубочки, по которым шел сжатый воздух, ничего против не имели. Толстая черная сточная труба находила все это довольно забавным. А вот труба с паром была далеко не в восторге. Ее толстая обмотка промокла насквозь, и она ворчала и дымилась, наполняя тоннель затхлой парниковой сыростью.

Аури, не подходя ближе, провела взглядом вдоль черной линии треснувшей железной трубы, тщательно отслеживая ее между остальными. Подняв повыше Лисика, она пошла прочь от течи, назад вслед за черной трубой.

Через десять минут, завернув на секундочку в Десятки, Аури отыскала вентиль: маленькое колесико, на котором едва хватило места, чтобы взяться за него обеими руками. Поставив на пол бутылку и положив кисточку, Аури крепко ухватилась за вентиль и потянула. Не крутится! Тогда она достала из кармана платок, обернула им вентиль и попыталась еще раз, осклабившись от напряжения. И вот наконец-то тугой, сто лет не смазанный вентиль поддался и нехотя разрешил себя завернуть.

Аури собрала свои инструменты и отправилась назад. Змей было не слышно. Фонтанчик исчез, но в тоннеле по-прежнему все было мокрое. Воздух был сырой и тяжелый, волосы сразу слиплись и приклеились к лицу.

Аури вздохнула. Ну да, все как и говорил магистр Мандраг тогда, много лет назад. Она вернулась туда, где было сухо, и, скрестив ноги, уселась на пол.

Это было самое трудное. Ожидание изводило ее. У нее же столько дел! Да, разумеется, это дело очень важное. Но ведь он же придет на седьмой день, а она совершенно, совершенно не готова!

Издалека донесся какой-то звук. Скорее, даже отзвук. Шарканье? Шаги? Топот сапог? Аури вся так и застыла. Спрятала Лисика в кулаке и замерла во внезапно сомкнувшейся тьме, напряженно вслушиваясь.

Нет. Показалось. В Подсветье обитала тысяча мелких шорохов и шумов: вода в трубах, ветер в Подолах, раскатистый рокот телег, сочащийся сквозь мостовые, чуть слышные голоса сквозь сточные решетки. Но не сапоги. Нет еще. Пока нет.

Она выпустила Лисика и пошла еще раз посмотреть на течь. Воздух по-прежнему был горячим и душным от влаги, и потому Аури вернулась туда, где сидела. Ей ничего не оставалось, как ерзать и переживать. Она уже подумала было сбегать за медной шестерней. Хоть не одной ждать придется… Но нет. Надо остаться здесь.

Течь — это скверно. Но она может некоторое время оставаться незамеченной. А вот теперь, когда этот кусок трубы полностью перекрыт, есть все шансы, что там, наверху, перестало работать что-то важное. И никогда не знаешь, что именно. Возможно, эта труба ведет в какие-то заброшенные помещения главного здания, где она годами может оставаться неработающей — никто и не заметит.

А предположим, она ведет в Дом магистров, и прямо сейчас кто-то из них принимал ванну? А вдруг она ведет в тигельную, и чей-то эксперимент, оставленный спокойно известковаться, вместо этого неожиданно подвергся каскадной экзотермической реакции?

Все сводилось к одному. Переполох. Люди отыщут ключи. Отворят двери. К ней в Подсветье спустятся чужаки, нагло светя повсюду своими лампами. Надымят. Нашумят. Все кругом истопчут своими жестокими, равнодушными сапожищами. Станут глазеть по сторонам без единой мысли о последствиях взгляда. Тыкать вещи пальцем и хватать руками, представления не имея о том, как что следует делать.

Аури поймала себя на том, что стиснула кулаки до белых костяшек. Она встряхнулась и встала. Волосы свисали с головы жидкими прядями.

Аури поднесла Лисика поближе к черной железной трубе и с облегчением увидела, что вся проблема — в тонкой, с волосок, трещинке. Труба выглядела сухой, но Аури все-таки протерла ее платочком. А потом протерла еще разок. Затем откупорила бутылку, окунула туда кисточку и хорошенько промазала тонкую трещинку прозрачной жидкостью.

Морща нос от острого, как нож, запаха, Аури еще раз окунула кисточку в бутылку и принялась обмазывать трубу. Она улыбнулась, посмотрела на бутылку Прелесть! Тенакль — вещество опасное, но здесь он просто идеален. Не густой, как повидло, не жидкий, как вода. Он надежно держится, прилипает и размазывается. Он полон зеленой травы, прыжков и… сульфония? Нафты? Не то, что выбрала бы сама Аури, но с результатом не поспоришь! Вложенного мастерства отрицать нельзя.

Вскоре вся труба вокруг трещины была прокрыта блестящей жидкостью. Аури облизнула губы, посмотрела наверх, потом, пожевав губами, аккуратно плюнула на краешек смоченного места. Поверхность тенакля пошла рябью, и улыбка Аури сделалась шире. Она потыкала трубу пальцем и с удовольствием убедилась, что жидкость затвердела и сделалась гладкой, как стекло. О да! Тот, кто создал и факторизовал это вещество, был живым доказательством того, что алхимия — это искусство. Это была рука подлинного мастера.

Аури нанесла еще два слоя, вокруг всей трубы и на пядь в обе стороны от волосяной трещины. Еще дважды плюнула, чтобы вещество схватилось и застыло. Потом закупорила бутылку, поцеловала ее, улыбнулась и помчалась обратно, включать воду.

Исполнив свой долг, Аури позаботилась о кисточке и направилась обратно в Тенета. Она приложила ухо к двери. Прислушалась. Услышала слабый… Нет. Никого. Она затаила дыхание и снова прислушалась. Никого!

И все равно, дверь Аури открывала медленно-медленно. Заглянула внутрь, чтобы убедиться, что за второй дверью не видно света. Сердце у нее екнуло: ей вдруг показалось, что на полу появились новые следы… Но нет. Это просто тень. Просто ее собственный страх, от которого перехватывает дыхание.

Она бережно поставила бутылку обратно на полку, на ее положенное место, ровно на тот черный, незапыленный круг, с которого она ее взяла. Теперь кисточку. Аури тщательно ступала в огромные грубые следы от сапог. Нет, она не из тех, кто тревожит вещи. Она двигалась, как движется вода внутри легких волн. Движение движением, а вода остается все та же. Так и должно быть.

Аури плавно затворила за собой тяжелую дверь. Проверила щеколду, чтобы убедиться наверняка. Она снова очутилась в Подсветье. Здесь камни должны были бы ласкать ей ноги. А они не ласкали. Они оставались просто камнями. И воздух казался чуждым и напряженным. Что-то было не так!

Она остановилась, снова прислушалась у двери. Вслушалась внимательней, потом приоткрыла щелочку и заглянула внутрь. Никого. Аури затворила дверь и проверила щеколду. Навалилась всем весом на дверь и попыталась было вздохнуть, но дыхания в груди не хватало. Что-то было не так! Она что-то забыла!

Аури бросилась обратно в Рубрику. Сердце заходилось в груди. Она свернула не туда. Потом еще раз свернула не туда. Наконец она нашла тот вентиль. Опустилась на колени, чтобы убедиться, что она его открыла, а не закрыла. Она прижала ладони к трубе и ощутила в ней дрожь бегущей воды.

Значит, дело не в этом. Но все равно! Достаточно ли осторожно она двигалась? А вдруг она оставила след на полу? Аури бросилась обратно к Тенетам, прижалась ухом к двери. Никого. Она отворила дверь, подняла Лисика как можно выше, чтобы осветить пыльный пол. Ничего.

Теперь Аури уже вся блестела от пота. Она затворила тяжелую дверь. Проверила щеколду, навалилась на дверь всем своим хрупким телом, упираясь в нее ладонями и лбом. Попыталась было вздохнуть поглубже, но сердце в груди сделалось жестким и тугим. В воздухе за дверью было что-то не так! Дверь отказывалась как следует входить в раму! Аури надавила на нее обеими ладонями. Проверила щеколду. Свет Лисика сделался вдруг слишком слабым. Достаточно ли осторожно она двигалась? Нет. Она знала. Аури прислушалась, потом отворила дверь и заглянула снова. Никого. Но просто заглянуть не помогало. Она знала, что то, что кажется — это даже не половина того, что есть на самом деле. А ведь что-то было не так! Аури очень старалась расслабиться, но никак не получалось. Она не могла перевести дух. Камни под ногами были как будто не ее. Нужно спрятаться куда-то в безопасное место!

И, невзирая на камни, на чуждость, витающую в воздухе, Аури потихоньку побрела к себе в Мантию. Она выбрала самый безопасный путь, но все равно шла медленно-медленно. И даже так ей приходилось время от времени останавливаться, зажмуриваться и просто дышать. И даже так дышать почти не помогало. А как оно могло помочь, если сам воздух сделался неправильным?

В Сборнике все углы сделались не те, но Аури даже не сознавала, как она заблуждается, пока не огляделась и не увидела, что находится в Скейпере. Она и не знала, что сделалась так неуместна, но отрицать не приходилось: так оно и есть. Кругом была сплошная сырость. Запах гнили. Грязь под ногами. И стены так злобно пялились! Аури все вертелась, вертелась на месте, но так и не могла найти, где ее место.

Она попыталась идти вперед, несмотря ни на что. Она знала, что если пройти, повернуть и пройти еще, в конце концов мрачный, грязный Скейпер останется позади. И она выйдет в доброжелательное место. Или, по крайней мере, такое место, которое не пытается выкручивать, давить и нависать.

И вот она пошла, и повернула, и огляделась, надеясь вопреки всему увидеть хоть что-то знакомое. Надеясь, что камни под ногами вдруг мало-помалу начнут принадлежать ей. Но нет. Молот сердца в груди говорил, что надо бежать. Надо в надежное место! Надо вернуться в Мантию. Но где же, где же дорога-то в Мантию? И даже если бы она знала дорогу, весь воздух вокруг сделался тугим, и голова от него шла кругом. Аури даже оперлась рукой о резкие, недобрые стены, как ни противно было до них дотрагиваться.

Медленные шаги. Поворот. Она улыбнулась, увидев, как впереди все раскрылось. Ну, наконец-то! Аури наконец-то увидела впереди конец Скейпера, и грудь мало-помалу начало отпускать. Она сделала еще два шага, прежде чем поняла, что за путь он ей предлагает. Она остановилась. Нет! Нет-нет! Путаница негостеприимного тоннеля впереди заканчивалась. Но заканчивалась она огромной и пустой тишиной Черной Двери.

Аури даже не стала разворачиваться. Просто медленными, скользящими шагами начала отступать в том же направлении, откуда пришла. Это было тяжело. Стена хватала за руку и цепляла ее, обдирая кожу с костяшек. Тугой сырой узел Скейпера не хотел пускать ее обратно в себя. А Черная Дверь хотела! Широкий, гостеприимный путь к Черной Двери простерся перед ней, точно черная разверстая пасть. Пропасть. Лопасть.

Шаг за шагом продвигалась она обратно в Скейпер. Она не смела выпустить из виду путь к Черной Двери. Не смела оставить ее позади, такую невидимую. Неуместную. Непроходимую.

Наконец Аури отступила за угол и, дрожа, сползла на пол. Ей нужны все силы, чтобы не развалиться на части. Нужно вернуться в Мантию. В ее идеальное место. Там камни под ногами надежны. И все хорошо и правильно, все как следует.

Ее кружило, клонило, косило. Аури вся дрожала и не могла заставить себя встать, так что она скорчилась и осталась сидеть на полу, скрестив ноги.

Она просидела там немало молчаливого времени. Она закрыла глаза. Закрыла рот. Накрыла ладошкой Лисика. Она сидела маленькая-маленькая. Неподвижная-неподвижная. Мутная сырость Скейпера пропитала ее волосы, и они сделались тяжелыми. Аури позволила своей спутанности окутать ее, точно занавеской. Внутри получилось такое крохотное пространство. Маленькое-маленькое, в самый раз для нее.

Аури открыла глаза и посмотрела в это крохотное личное пространство. Она увидела, как отважный Лисик отважно сияет, защищенный ее руками. Она открыла его, и, хотя его свет был жидким и разреженным, вид Лисика в этом маленьком убежище заставил Аури улыбнуться. Она пошарила внутри себя в поисках своего правильного идеального имени, и, хотя поиски вышли долгими и одинокими, в конце концов она его нащупала. Оно было дрожащим и жалким. Запуганным. Жалостным. Однако по краям оно по-прежнему было осиянно. Оно по-прежнему было ее. Оно светилось.

Аури медленно встала и принялась пробираться прочь из Скейпера. Воздух был густой и дрожкий. Стены были исполнены злобы и презрения. Камни негодовали на каждый ее шаг. Все повсюду рычало и скалилось по-всякому. Но она все-таки отыскала путь в Сборник, где стены были просто угрюмы. А потом дошла до Бурок.

И вот наконец Аури ощутила под ногами камни Мантии. Она легко шагнула в свое столь идеальное место. Умыла лицо, и руки, и ноги. Это помогло. Она посидела в своем идеальном кресле. Полюбовалась своим идеальным листиком. Подышала чудесным обычным воздухом. Ей больше не казалось, что кожа туго натянута. Сердце сделалось теплым и маслянистым. Лисик снова засиял ярко, даже лучезарно.

Аури пошла в Тамбур и расчесывала волосы до тех пор, пока не избавилась от сырости и колтунов. Она набрала воздуха в грудь и выдохнула. Имя Аури сладко покоилось у нее в груди. Все опять было на своем месте. Она улыбнулась.

ПРЕКРАСНАЯ И СЛОМАННАЯ

Немного передохнув, Аури попила воды из водоема в Искорке, потом вернулась забрать медную шестерню. Шестерня была терпелива, как целых три камня, но все равно она заслуживала подходящего места не меньше любой другой вещи.

За неимением лучших идей, Аури отнесла ее в Подводы. Может, там ее место? Или, того лучше, вдруг эта медная штуковина ей подскажет, где кроется та крошечная неправильность, что не дает гостиной звенеть нежно, как колокольчик.

А может быть, там она сумеет разглядеть шестерню в лучшем свете. Ведь это место такое новое, и почти идеальное! Наверно, ничем не хуже любого другого места.

И вот Аури спустилась вниз, в приличные, богатые, отделанные деревянными панелями Подводы. А оттуда — в свою новую гостиную. Она усадила медную шестерню на кушетку и свернулась клубочком рядом с ней, поджав под себя ноги.

Нет, шестерня все равно была недовольна. Аури вздохнула и посмотрела на нее, склонив голову набок. Бедняжка! Такая прелестная — и заброшенная. Такая ответная — и все эти знания заперты у нее внутри. Такая прекрасная — и сломанная. Аури кивнула и ласково положила руку на гладкую щеку шестерни, утешая ее.

А может, Сквозьдонье? Ой, и как же она сразу-то не додумалась? Ну да, правда: когда думаешь о любви и ответах, древние развалины в пещере в голову приходят далеко не в первую очередь. Но, может быть, в этом-то и весь смысл? Быть может, какому-нибудь давно застывшему громадному механону как раз отчаянно недостает девяти блестящих зубцов и любви в глубине его заброшенного сердца?

Аури провела пальцем по боку шестерни, слегка оцарапав палец о зазубренный край на месте обломанного десятого зуба.

И тут ее как громом поразило. Она наконец-то поняла, что было не так. Ну да! Конечно! Она вскочила, радостно улыбаясь. Закатала краешек ковра, пока не показалась лежащая под ним довольная пуговка.

Она принялась шарить по карманам, разыскивая, разыскивая… Вот!

Аури положила почерневшую пряжку рядом с пуговкой. Подвинула ее поближе. Перевернула… Во-от! Она слегка содрогнулась, укладывая ковер на место. И тщательно разгладила его ладонями.

Она поднялась на ноги, и внутри у нее что-то щелкнуло, как ключ в замке. Вот теперь комната сделалась идеальной, как круг. Как колокол. Как абсолютно полная луна.

Аури радостно расхохоталась, и каждый звук ее смеха был как птичка, которые выпархивали и разлетались по комнате.

Она стояла в центре комнаты и кружилась на месте, осматривая ее всю. И когда ее взгляд упал на кольцо на столе, Аури увидела, что оно уже не принадлежит этому месту. Оно могло идти куда угодно. Оно пело золотом внутри себя, и янтарь в кольце был мягок и тих, как осенний денек.

Переполненная радостью, Аури пустилась в пляс. Ее босые ноги были белы на мягком, темном мху ковра.

* * *

С сердцем, радостно кувыркающимся у нее в груди, Аури снова взяла медную шестерню, улыбнувшись, когда руки сомкнулись вокруг нее. Она была едва на полпути в Мантию, как вдруг до нее долетел отзвук мелодии.

Аури застыла, точно камень. Смолкла, как молчание в сердце. Не может быть! Рано еще! У нее в запасе еще дни и дни! Она же совсем не…

Чу! Снова. Слабо-слабо. Звук, который мог бы быть звоном стекла о стекло, пением птицы — но мог быть и отдаленным звучанием туго натянутой струны.

Он тут! На несколько дней раньше, а она вся чумазая и с пустыми руками! Но все равно, сердце в груди метнулось вбок при мысли, что она увидит его снова.

Аури понеслась обратно в Мантию стремительней кролика, за которым гонится волк. Она выбрала кратчайший путь, несмотря на то что он вел через Безличье, с его сыростью, страхом и жутким запахом горячих цветов, висящих в воздухе.

Вернувшись в Мантию, она положила латунную шестерню рядом с камином. Потом Аури умыла лицо, и руки, и ноги. Скинула одежду и переоделась в свое любимое платье.

Потом, вся дрожа от нервного возбуждения, она кинулась в Порт и стала обводить взглядом полки. Нет, не кость, конечно. И не книгу. Рано еще. Она дотронулась двумя пальцами до хрусталика, взяла в руки, подержала. Подышала, пробуя воздух на вкус. И положила обратно.

Она переступила с ноги на ногу и заглянула в Мантию. Ее идеальный желтый листик почти подходит! Медная шестерня теперь нахмурилась и была слишком гордая. В нем этого и так достаточно.

А вот ее новообретенное колечко осеннего золота! Да, конечно, оно достаточно красивое. И ему подходит, дважды яркое. Но в качестве подарка оно слишком… зловещее. Аури не хотелось намекать ему на демонов.

И тут она заметила склянку с разинутым ртом. Ее взгляд перебежал на другую полку с россыпью ягод остролиста, ярких, как кровь на полотне. Грудь наполнилась восторгом. Аури улыбнулась.

Она схватила ягоды и пересыпала их в баночку. Ягоды поместились идеально. Ну а как же. Они же правильные и ответственные. Остролистая баночка. Чтобы он был жив-здоров. Преждевременный визит. Музыка.

Конечно, получилось слишком небрежно. Почти неприлично. Но, по правде говоря, ведь он же сам явился раньше времени! Для преждевременного визита этого вполне достаточно. Она вылетела за дверь, ее ноги протопотали через весь Гримсби, вдоль Весел, и наконец по Пути Подниз.

Там, под тяжелой водосточной решеткой, Аури некоторое время помедлила. Сердце отчаянно колотилось, она прислушивалась изо всех сил. Тишина. Не послышалось ли ей? Ждет ли он? А вдруг, пока она медлила, он соскучился и ушел?

Она положила Лисика в коробочку, повернула скрытую задвижку и трясущимися руками толкнула тяжелые железные прутья. Решетка распахнулась, и Аури выбралась в Аппелькорт, прячась за тамошними зелеными изгородями. Она застыла. Прислушалась. Голосов не слышно. Это хорошо. Света в окнах не видно. Это хорошо.

В Аппелькорт смотрела луна. Нехорошая луна. Аури выглянула из своего убежища за изгородью, посмотрела на небо. Облаков нет. Она закрыла глаза и снова прислушалась. Тишина.

Она набралась духу, перебежала открытую лужайку и остановилась, спрятавшись под кроной леди Древа. Там она остановилась перевести дыхание, замерев столбиком. Вновь оглядевшись по сторонам, она вскарабкалась по узловатым сучьям. С остролистой баночкой в руке это было не так-то просто. Она чуть-чуть оступилась, и корявая кора окорябала ей подошвы.

И вот она очутилась на Самом Верху Ей было видно все и навсегда. Весь Темерант бесконечно разматывался у нее под ногами. Это было так чудесно, что она даже почти не обращала внимания на луну.

Она видела колючие дымоходы тигельной, и крылья «конюшен», полных мерцесвета. К востоку виднелась серебристая линия Старого Каменного тракта, идущего сквозь лес глубоким ущельем, туда, к Каменному мосту, за реку, далеко-далеко…

Но его тут не было. Ничего не было. Только теплая смола под ногами. И трубы. И луна, резкая такая.

Аури стиснула в руке остролистую баночку. Огляделась и шагнула в тень кирпичного дымохода, чтобы луна на нее не пялилась.

Она затаила дыхание и прислушалась. Нет, его нет. Но, может быть… Может, если подождать…

Она огляделась. Ветер пролетел мимо, бросил волосы ей в лицо. Аури отвела волосы, нахмурилась. Его нет. Ну да, разумеется. Он и не придет, пока не настанет седьмой день. Она же знает. Она же знает, как устроен мир.

Аури стояла неподвижно, прижав руки к груди. Она держала в руках остролистую баночку. Глаза бегали по залитым луной крышам.

Она села, скрестив ноги, на жестяную крышу в тени трубы.

Огляделась. И стала ждать.

НЕОБЫКНОВЕННОЕ ПРИЯТНОЕ МЕСТО

Наконец луна ушла за облако. У-у, гордячка! Аури воспользовалась случаем и убежала назад в Подсветье.

Пока она шла через Десятки, на сердце у нее было тяжело. Но в Сумерке она нашла целую груду сухого хвороста, которую нанесло сквозь решетки какой-то забытой бурей. Вяз, и ясень, и терновник. Так много дров, что ей потребовалось целых шесть ходок, чтобы утащить их все в Мантию. Вот уж находка так находка! Под конец Аури чуть ли не насвистывала.

Аури умыла лицо, и руки, и ноги. Улыбаясь от запаха своего совсем истончившегося обмылочка, она надела свое второе любимое платье. День для делания еще не кончился!

Наполнив карманы и взяв свой собиральный мешок, она отправилась в Мандрил. Ей не пришлось даже замочить ноги: сильных дождей не было уже тыщу лет. Дойдя до конца извилистого хода, Аури остановилась перед последним поворотом. Впереди виднелся отсвет лунного сияния, поэтому она быстро поцеловала Лисика и спрятала его в его деревянную коробочку.

Последнюю часть Мандрила она миновала скорее по памяти, чем с помощью зрения. Осторожно ступая, она подошла к вертикальной водосточной решетке, за которой не было ничего особенного, просто дно оврага. Аури встала вплотную к тяжелой решетке. За нею виднелась громада Гавани на холме, тень, громоздящаяся на фоне звездного неба. В окнах горело несколько огоньков: и красные, и желтые, а на самом верху — один пронзительный, леденяще-голубой.

Аури затаила дыхание. Ни голосов. Ни стука копыт. Ни воя. Она посмотрела наверх и увидела звезды, луну и несколько узких обрывков облаков. Она следила, как клок облака медленно плывет по небу. Дождалась, пока он спрячет узкий месяц.

И только тогда Аури открыла спрятанную задвижку решетки, так, что та распахнулась, будто дверь. Она пробежала вверх по оврагу, пересекла ухоженный газон и нырнула в тень под раскидистым дубом.

Постояла там неподвижно, пока сердце не перестало колотиться. Пока не убедилась наверняка, что ее никто не заметил.

Тут Аури принялась продвигаться вокруг ствола дуба так, чтобы зданию стало ее не видно. После этого она повернулась и исчезла в лесу.

* * *

Аури нашла это место, когда собирала сосновые шишки. Маленькое, заброшенное кладбище, с плитами, затянутыми плющом. Розы одичали и заплели останки старинной кованой ограды.

Прижав локти к телу, подпирая ладонями подбородок, Аури ступила на кладбище. Ее крохотные ножки беззвучно ступали среди могил.

Луна вышла снова, но она теперь была ниже и стеснялась. Аури улыбнулась ей — теперь, когда она уже не на Самом Верху, и Гавань осталась далеко позади, она была рада обществу. Тут, на краю поляны, луна высвечивала валяющиеся на земле желуди. Аури потратила несколько минут, выбирая желуди с идеальными шляпками и складывая их в собиральный мешок.

Она прошлась между плит и остановилась у одной, разбитой, с надписью, стертой дождями и временем. Коснулась ее двумя пальцами и пошла дальше. Аури приподняла плющ на памятнике, потом обернулась и посмотрела на могучий лавр, что рос на другом конце кладбища. Его корни расползлись повсюду между плит, ветви раскинулись вверху.

Он был такой одинокий. Совершенно чуждый и неуместный.

Аури подошла поближе — ее ступни легко помещались между корнями, — и прижала ладонь к темному стволу дерева. Глубоко вдохнула теплый аромат его листьев. Медленно обошла вокруг дерева и заметила черное отверстие между корней.

Аури кивнула, сунула руку в собиральный мешок и достала ту кость, что нашла накануне. Наклонилась и сунула ее поглубже в черное пространство под деревом. И удовлетворенно улыбнулась.

Она выпрямилась, отряхнула колени и потянулась. И принялась срывать маленькие синие плоды лавра и тоже складывать их к себе в собиральный мешок.

* * *

После этого она отправилась исследовать лес. Нашла гриб и съела его. Нашла листик, подышала на него. Посмотрела наверх, на звезды.

Потом Аури перешла ручеек, которого раньше никогда не видела, и с удивлением обнаружила среди деревьев небольшой хуторок.

Удивление было приятным. Место оказалось очень приличное. Дом каменный, с шиферной островерхой крышей. На заднем крылечке, у двери, стоял маленький столик. На столике — деревянное блюдо, накрытое деревянной мисочкой. Рядом глиняная мисочка, накрытая глазированным глиняным блюдцем.

Аури подняла деревянную мисочку и нашла под ней кусок свежего черного хлеба. В нем было здоровье, и сердце, и очаг. Славная вещь, вся сплошное приглашение. Она положила хлеб в карман.

Она знала, что во второй мисочке молоко, но блюдце, которым она была накрыта, стояло донышком кверху. Это не для нее. Молоко она оставила фейри.

Держась в тени, Аури прошла через сад к скотному двору. Там был незнакомый пес, сплошь хрящи да лай. Пес был вдвое тяжелее Аури, ростом чуть ли не ей по грудь. Он выступил из тени, когда Аури была уже у самого двора.

Пес был черный, с толстой шеей, вся морда в шрамах. Одно ухо изорвано и изжевано в какой-то забытой драке. Он подошел вплотную, пригнув массивную башку, подозрительно ворочаясь из стороны в сторону и разглядывая Аури.

Аури улыбнулась и протянула руку. Пес принюхался, лизнул ей пальцы, широко зевнул и улегся спать.

Скотный двор был громадный. Снизу камень, сверху крашеное дерево. Двери были закрыты и заперты на тяжелый железный амбарный замок. Но дверь сеновала высоко вверху была открыта нараспашку, навстречу ночи. Аури взобралась по оплетенным плющом камням проворно, как белка. Вторую половину она преодолела медленнее: доски под пальцами и ступнями были странные на ощупь.

Двор был полон мускуса и сна. И темноты еще — только несколько узеньких полосочек лунного света пробивались наискосок сквозь дощатые стенки. Аури открыла Лисикову коробочку, и его голубовато-зеленый свет заполнил открытое пространство.

Старый мерин ткнулся мордой в шею Аури, когда та проходила мимо его стойла. Она улыбнулась ему и нашла время расчесать ему хвост и гриву. Еще там была беременная коза, которая проблеяла ей приветствие. Аури сыпанула ей зерна в кормушку. Еще там была кошка — они с Аури друг друга проигнорировали.

Аури провела там некоторое время, рассматривая все вокруг. Точильный камень. Ручные жерновки. Маленькая, аккуратно подогнанная маслобойка. Медвежья шкура, растянутая для просушки. Очень необычное, приятное место. Все такое ухоженное, такое любимое. Она не видела ничего бесполезного, потерянного или неправильного.

Ну, почти ничего. Даже самый надежный корабль нет-нет, да и даст течь. Вот одинокая репка выкатилась из ящика и валялась на полу. Аури положила ее в собиральный мешок.

Еще там был большой каменный ледник. Он был набит кусками льда, каждый толщиной больше зольного кирпича, и вдвое длиннее. В леднике она нашла куски мяса и нежное сливочное масло. Еще там был ком нутряного сала в миске, и медовые соты на подносе.

Нутряное сало было в ярости. Настоящая буря осенних яблок, старости и гнева. Больше всего ему хотелось отправиться своей дорогой. Аури засунула его поглубже в мешок.

Ах! Но эти соты! Такие чудесные! Ни капельки не краденые. Крестьянин любил пчел и сделал все как следует. Соты были полны беззвучных колокольчиков и сонного летнего полдня.

Аури порылась в карманах. Пальцы наткнулись на хрусталик, на каменную куколку… Нет, булыжник сюда тоже не годится. Она полезла в собиральный мешок и стала шарить между собранных ею желудей.

Поначалу казалось, будто ничего из принесенного с собой тут не годится. Но тут ее пальцы нашли — и она поняла. Аури бережно достала отрез тонких белых кружев. Сложила их и положила рядом с маслобойкой. То был кропотливый труд многих долгих, сонных осенних дней. В таком месте, как это, они найдут себе дело!

Потом Аури достала чистую белую тряпицу, в которой прежде лежали ягоды остролиста, и протерла ее маслом. Отломала кусок липких сотов размером со свою раскрытую ладонь и завернула их как можно аккуратнее.

Ей бы очень хотелось взять еще и масла: ее-то масло было полно ножей. На полочке в леднике лежало одиннадцать ровных прямоугольных кусочков. Полных клевера, птичьего пения и, как ни странно, угрюмых намеков на глину. Но все равно, они были чудесные. Аури порылась в собиральном мешке, дважды обыскала все карманы, но так ничего и не нашла.

Она плотно затворила ледник. Поднялась по лестнице к открытому окну сеновала. Спрятала Лисика и медленно спустилась по стене скотного двора, забросив собиральный мешок за спину.

Очутившись внизу, Аури откинула свои летучие волосы с лица и чмокнула громадного пса в сонную макушку Бегом миновала угол двора и успела сделать шагов десять, прежде чем мурашки на затылке сказали ей о том, что за нею следят.

Аури застыла на середине шага, недвижная, словно камень. Тронутые ветром, ее волосы развевались сами собой, медленно окутывая ее лицо, будто клубы дыма.

Что она увидела? Зеленый свет Лисика в щели шиферной крыши? Тонкую фигурку Аури, полускрытую волосами, похожими на пух чертополоха, босоногую в лунном свете?

Аури внезапно улыбнулась, невидимая за завесой волос. И прошлась колесом. Впервые за тыщу лет. Ее легкие волосы тянулись за ней, будто хвост кометы. Оглядевшись, она увидела дерево, а в стволе дерева — черное дупло. Аури, пританцовывая, подбежала к нему, крутясь и подпрыгивая, потом наклонилась и заглянула в дупло.

Повернувшись спиной к дому, Аури открыла коробочку с Лисиком и услышала, как негромкий возглас протянулся к ней сквозь ночное безмолвие. Она зажала рот ладонью, чтобы не прыснуть вслух. Дупло было идеальное: ровно такой глубины, чтобы девочка могла сунуть туда руку и все ощупать. Конечно, если она любопытна. Если она достаточно отважна, чтобы сунуть руку в дупло почти по самое плечо.

Аури достала из кармана хрусталик. Поцеловала его, отважного исследователя, и еще везучего вдобавок. Это была идеальная вещь. И место идеальное. Правда, она уже не в Подсветье. Но все равно, нельзя отрицать, что все было абсолютно правильно.

Она завернула хрусталик в листок и положила на дно дупла.

И убежала в лес, приплясывая, подпрыгивая, хихикая пронзительно и дико.

* * *

Потом она вернулась на могилище и забралась на большое плоское надгробие. Сидя с прямой спиной и улыбаясь, Аури устроила себе настоящий ужин: мягкий черный хлеб и самую чуточку меда. На потом у нее были сосновые орешки, только-только вылущенные из шишек, каждый сам по себе — крохотное, идеальное угощение.

И все это время сердце у нее было переполнено до краев. Ее улыбка сияла ярче тонкого месяца. Аури даже пальцы облизала, как будто она какая-нибудь невоспитанная особа, шальная и распущенная.

ПУСТОТА

На третий день Аури плакала.

ГНЕВНАЯ ТЬМА

Когда Аури проснулась на четвертый день, все переменилось.

Она почувствовала это еще до того, как потянулась, пробуждаясь. Прежде чем открыла глаза в непроглядной тьме. Лисик был напуган и полон горя. Значит, сегодня день, сходящий на нет. Жгучий день.

Аури его понимала. Она же знала, как это бывает. Некоторые дни буквально наваливаются на тебя, как камень. Иные непостоянны, как кошки: ускользают прочь, когда ты нуждаешься в утешении, а потом возвращаются, когда они тебе не нужны, садятся на грудь, крадут дыхание.

Нет. Она понимала Лисика. Но все же ей на полминутки захотелось, чтобы это был какой-нибудь другой день, несмотря на то что она знала: если от мира чего-то хотеть, ни к чему хорошему это не приводит. Несмотря на то что знала: это плохо.

Но все равно: жгучие дни всегда суматошные. Хрупкие слишком. Неподходящие дни для делания. В такие дни хорошо сидеть на месте и следить за тем, чтобы почва не уходила из-под ног.

Но у нее осталось всего три дня. А сделать надо еще так много!

Плавно двигаясь в темноте, Аури взяла Лисика с его блюдечка. Он буквально полыхал страхом, и уговорить его было никак: он был так угрюм, вплоть до свирепости. И Аури поцеловала Лисика и вернула его на место. А потом встала с постели, накрытая слепящим покрывалом непроглядной, тяжкой тьмы. Открыты глаза или закрыты, разницы не было никакой, и Аури держала их закрытыми, на ощупь отыскивая свой кедровый сундучок. И все так же, с закрытыми глазами, она достала спички и свечу.

Аури чиркнула спичкой об пол. Спичка фыркнула, брызнула искрами и сломалась. Сердце у Аури упало. Скверное начало скверного дня. Вторая даже искр не дала, просто осыпалась. Третья переломилась пополам. Четвертая вспыхнула и сразу потухла. Пятая стерлась в ничто. На этом спички кончились.

Аури некоторое время сидела в темноте. Такое уже бывало иногда и раньше. Давно уже такого не было, но она помнила. Она уже сидела вот так, пустая, как яичная скорлупка. Опустевшая, с тяжестью в груди, в гневной тьме, когда она впервые услышала, как он играет. Еще до того, как он дал ей новое, прекрасное, идеальное имя. Кусочек солнышка, который ее никогда не покидал. Горбушку хлеба. Цветок в ее сердце.

Когда она подумала об этом, встать оказалось легче. Дорогу до столика она знает. В тазике есть свежая вода. Она умоет лицо, и руки, и…

Мыла же нет! Она извела последнее мыло. А остальные куски там, где им и место: в Пекарне.

Она снова села на пол возле постели. Закрыла глаза. Еще немного — и она бы так и осталась там, с оборванными струнами, с нечесаными волосами, одинокая, как пуговица.

Но он же придет! Он скоро будет здесь, такой славный, отважный, разбитый и добрый! Он придет и принесет, со своими умными пальцами, такой невнимательный к столь многим вещам! Он с размаху бьется о мир, но все равно…

Три дня. Через три коротких дня он придет в гости. А она, сколько ни трудилась, сколько ни бродила, так до сих пор и не отыскала ему настоящего подарка. Она хорошо разбиралась в природе вещей, но так и не уловила даже глухого отзвука чего-то такого, что она могла бы подарить.

Из Мантии можно выйти тремя путями. В коридоре было темно. В дверном проеме было темно. За дверью было темно, и закрыто, и пусто, и ничто.

Поэтому Аури, без друзей, без путеводного света, медленно и осторожно пошла через коридор, пробираясь в Клад.

Она миновала Свечницу, легонько касаясь пальцами стены, чтобы не сбиться с дороги. Пришлось идти дальней дорогой, в обход: без света Прыги слишком опасны. Потом, на полпути через Сборник, она остановилась и повернула назад, из страха, что впереди окажется Черная Дюжина. Где воздух над головой так же темен, неподвижен и холоден, как вода внизу. Сегодня эта мысль была для нее невыносима.

А это означало, что для нее нет другого пути, кроме как через сырой и заплесневелый Скейпер. И, как будто этого мало, единственный верный путь через Бурки был чрезмерно узок и весь затянут паутиной. Паутина запуталась в волосах, от этого Аури сделалась липкой и раздраженной.

Но в конце концов она все-таки пришла в Клад. Ее встретило тихое щекочущее журчание воды в холодном колодце, и Аури только тут вспомнила, какая она голодная. Она отыскала на полке свои оставшиеся несколько спичек и зажгла спиртовку. От внезапного яркого света глазам сделалось больно, и даже после того как Аури пришла в себя, желтый пляшущий огонек делал все вокруг странным и тревожным.

Она положила оставшиеся пять спичек в карман и напилась воды из холодного колодца. В странном, неровном свете полки выглядели еще более пустыми, чем обычно. Она сполоснула в ледяной воде руки, и лицо, и ноги. Потом села на пол и съела репку, откусывая по маленькому кусочку. Потом съела последнюю оставшуюся фигу. Ее личико было суровым. Воздух был колким от запаха мускатного ореха.

* * *

Вся мерцотная и липкая от паутины, Аури отправилась в Пекарню. Там сегодня не было как в духовке. Все было затаившимся и угрюмым, как забытая гончарная печь.

Она миновала чуть теплые трубы, свернула, свернула еще раз и наконец дошла до маленькой кирпичной ниши, которая так идеально подходила для ее мыльных запасов. Там было не жарко, но сухо. И…

Мыла не было. Ее мыло пропало!

Нет-нет. Это все неровный свет спиртовки, он ее обманул. Странный такой, желтый такой. Он всюду отбрасывает тени. И меняет все Подсветье. Ему невозможно доверять. Это явно просто не та маленькая кирпичная ниша, потому она и пустая.

Аури повернула назад и вернулась по своим следам в Уголье. И пошла обратно, считая повороты. Налево. Направо. Налево, еще налево, потом направо.

Нет. Это Пекарня. Это та самая ниша. Но в нише ничего не было. Не было мешка из рогожки. Не было аккуратных кусочков идеального летнего мыла. И даже тут, в тусклом красном свечении этого места, Аури почувствовала, как все заледенело внутри. Неужели у нее в Подсветье кто-то побывал? Неужели кто-то трогает здешние вещи? Тревожит всю гладкость ее многолетних тяжких трудов?

Вся жидкая и ватная внутри, она принялась искать повсюду, заглядывая во все углы и светя спиртовкой в тень. И в каких-то десяти футах она нашла свой мешок из рогожки, изодранный в клочья. Запах ее душистого циннового мыла смешивался с вонью мускуса и мочи. И клочок шерсти там, где какой-то мелкий лазающий зверь протиснулся мимо выступающего кирпича.

Аури застыла. Вся липкая, с нечесаными волосами. Ее личико поначалу было ошеломленным, окаменевшим в мерцотном желтом свете. Потом ее губы гневно скривились. Взгляд сделался колючим. Какая-то тварь съела все ее идеальное мыло!

Аури протянула руку, взяла двумя пальцами клочок шерсти. Жест был исполнен такой ярости, что она испугалась, как бы не сорваться и не заставить мир треснуть пополам. Восемь кусочков! Запас мыла на всю зиму! Какая-то тварь съела все идеальное мыло, которое она сделала! Она посмела явиться сюда, в подходящее место для мыла, и сожрала его все!

Аури топнула ногой. Она от души надеялась, что жадная тварь будет дристать целый оборот! От души надеялась, что ее от дриста вывернет наизнанку, и задом наперед, и что она провалится в трещину, и потеряет имя, и сдохнет в одиночестве, пустая-препустая в гневной тьме.

Она швырнула клочок шерсти на пол. Попыталась пропустить волосы сквозь пальцы, но нечесаные волосы застряли. На миг ее колючие глаза переполнились слезами, но Аури сморгнула их обратно.

Вся раскаленная после Пекарни, обливающаяся потом от ярости и неправильности происходящего, Аури повернулась и вихрем унеслась прочь, сердито шлепая по камням босыми ногами.

* * *

Возвращаясь в Мантию, Аури выбрала путь покороче. Вся чумазая и измазюканная, она улучила минутку, чтобы окунуться в бассейн на дне Серебряной Дюжины, и ей стало чуточку получше. Это, конечно, не настоящее мытье. Так, ополоснуться. И холодно вдобавок. Но все же лучше, чем ничего. Хотя и ненамного. Луна чуть заметно заглядывала сквозь решетку вверху. Но луна была доброй и далекой, так что Аури не возражала.

Выбравшись из воды, она встряхнулась и растерла ладонями мокрое тело. Вернуться в Пекарню, чтобы обсушиться, и думать было нельзя. Только не сегодня! Она посмотрела на лунный свет, заглядывающий сверху сквозь решетки, и только-только начала выжимать из волос воду, как вдруг услышала: всплеск. Писк. Вопль отчаяния.

Она заметалась в панике. Иногда заблудившиеся существа находили дорогу на дно Дюжины и падали в бассейн, пытаясь напиться.

Она чуть с ума не сошла, пока его отыскала. Этот чертов ужасный мерцесвет, казалось, отбрасывал больше теней, чем разгонял. И эхо, эхо звучало со всех сторон, рассыпаемое трубами и водой Серебряной Дюжины, так что слух почти не помогал.

Но наконец она его нашла. Крохотное существо, пищащее и слабо барахтающееся в воде. Совсем малыш, еле научившийся передвигаться самостоятельно. Аури ухватилась за какую-то скобу и потянулась над водой, задрав одну ногу для равновесия и подняв руку выше головы. Она растянулась, как танцовщица. Рука описала плавную дугу и окунулась в воду, мягко подхватив промокшее создание…

И оно ее укусило! Вонзило зубы в мясистую часть кисти между большим и указательным пальцами.

Аури заморгала и подтянулась обратно на бортик, бережно держа в руке маленького скунса. Он брыкался и отбивался, и ей пришлось стиснуть его крепче, чем хотелось бы. Если бы он плюхнулся обратно в воду, он мог бы наглотаться воды и утонуть прежде, чем она успеет его найти и достать.

Встав обеими ногами обратно на камень, Аури сделала крохотному скунсу клетку из пальцев у себя на груди. Для лампы рук не хватило, и Аури доверилась лунному свету, взбегая по Старым Мосткам. Звереныш барахтался и царапался у нее на груди, пытаясь освободиться, и укусил ее второй раз, за подушечку мизинца.

Но к тому времени Аури уже добралась до ближайшей решетки. Она подняла руку и вытолкнула бедное заблудившееся создание наружу. Прочь из Подсветья, обратно на его законное место, в ночь, к маме, мусорным бакам и мостовым.

Аури спустилась обратно на дно Серебряной Дюжины и окунула болезненно пульсирующую руку в воду. Болело довольно сильно, но, по правде сказать, сильнее всего пострадали ее чувства. С нею уже лет сто никто не поступал так по-хамски.

Пока Аури натягивала через голову платье, сердце у нее в груди было черным и тяжелым. Сегодня даже платье не сидело на ней как следует. В желтом свете казалось, будто все вещи злорадно ухмыляются ей. И волосы, волосы были ужасные!

Аури пошла обратно в Мантию, кружным путем, чтобы миновать Тамбур и не видеть себя в зеркале. Войдя в Порт, она увидела, что почти все здесь не так. Ну да, конечно. Просто день такой.

Она поставила спиртовку на стол резче, чем следовало, так что пламя подпрыгнуло. И принялась, как могла, приводить комнату в порядок. Остролистая баночка рядом с томом ин-кварто? Нет. Пусть стоит одна на дальнем конце второй полки. Смола требовала себе отдельного места. Склянка, до краев наполненная темно-синими плодами лавра, переехала обратно на угловой столик. Маленькая каменная статуэтка примостилась на самом верху шкафа для вина, как будто она настолько лучше их всех.

Единственным, что осталось на месте, были ее новообретенные идеальные соты. Аури даже чуть было не откусила кусочек — безо всякой причины, просто затем, чтобы день стал хоть чуть-чуть посветлее. Да уж, с нее бы сталось, хотя это чистый эгоизм. Но мысль о том, чтобы прикоснуться к ним в таком состоянии, была просто невыносима.

Когда вещи были худо-бедно расставлены, насколько уж получилось, Аури взяла лампу и прошла в Мантию. Ее кедровый сундучок был в некотором беспорядке, вокруг были раскиданы сломанные спички, однако это все исправить было нетрудно. С медной шестерней все было в порядке. Ее идеальный листик. Каменная шкатулка. Кольцо осеннего золота. Серая стеклянная бутылочка, наполненная лавандой. Все как следует. Аури чуть-чуть успокоилась.

И тут она увидела одеяло! Свое идеальное одеяло, которое она себе сделала самым подобающим образом. Одеяло перевернулось, и уголок лежал прямо голым на полу!

Сперва Аури ничего не могла, просто стояла. Она подумала, что сейчас расплачется, но, заглянув внутрь себя, обнаружила, что слез у нее не осталось. Одни репьи и битое стекло. Она устала и разочаровалась во всем на свете. И рука еще болела.

Но слез не осталось совсем. Так что она вместо этого собрала одеяло и потащила его в Подолы. Отыскав чистую латунную трубу, она развесила одеяло поперек тоннеля, как занавеску, чтобы непрестанный ветер проносился мимо, и стала смотреть, как оно колышется взад-вперед. Одеяло раздувалось и полоскалось — но и только.

Аури насупилась и стала снимать одеяло с трубы. Но она была небрежна, и порыв ветра задул ее спиртовку. Чтобы зажечь ее снова, пришлось потратить еще одну драгоценную спичку.

Когда Подолы снова наполнились мерцотным светом, Аури стянула одеяло с трубы, перевернула и повесила обратно на трубу. Но нет. Что задом наперед, что передом назад — разницы не было никакой.

Потом она поднялась на Старые Мостки и нашла решетку, которая больше всего любит луну. Бледный лунный свет сыпался сквозь нее, как снежинки, падал, как серебряное копье. Аури расстелила одеяло под луной, чтобы его хорошенько промыло лунным светом.

Не помогло.

Она пронесла одеяло задом наперед через весь Сей-Вей. Сносила его на вершину Драфтинга, сбросила вниз и проводила его взглядом сквозь проволочный лабиринт, пока оно не зацепилось за проволоку в самом низу и не повисло на ней, плавно раскачиваясь вверх-вниз. Отнесла его обратно в Мантию и закутала в него ужасную, несносную, упрямую медную шестерню, которая стояла там, нагло ухмыляясь золотом в мерцотном свете. Толку с этого не было никакого. Не в силах придумать ничего другого, что могло бы хоть как-то смягчить неприятность, Аури отнесла одеяло в самый низ, через Подводы, в свою новую идеальную гостиную. Она повесила его на спинку кушетки. Потом свернула и положила на кресло.

И наконец, по-настоящему отчаявшись, Аури стиснула зубы и расстелила свое одеяло поверх толстого красного ковра в центре комнаты. Разгладила его обеими руками, заботясь о том, чтобы оно не коснулось каменного пола. Одеяло накрыло ковер почти полностью. На миг Аури почувствовала, как в груди у нее пробуждается надежда, что…

Но нет. Это ничем не помогло. И тогда она все поняла. По правде сказать, она это знала с самого начала. Одеяло теперь уже ничем не исправишь.

Гневно хмурясь, Аури схватила одеяло, скомкала неблагодарную вещь как попало и побежала вверх по безымянной лестнице.

Она чувствовала себя плоской и выскобленной, как старая шкура. Сухой, как бумага, исписанная с обеих сторон. И даже шутливые заигрывания новой каменной лестницы не пробудили в ней ни малейшего дыхания радости.

Она перебралась через завал, миновала пролом в стене и вошла в Засвалку. В желтом мерцотном свете она выглядела совсем иначе. Сплошной смутный страх и разочарование.

И когда взгляд Аури упал на туалетный столик, она увидела его в новом свете. Теперь он не был непутевым. Она обнаружила в нем нечто мрачное, и мельком увидела то, что не давало ему стать таким, как следует. Аури чувствовала оборванные края царящего на нем беспорядка.

Но сейчас, вся нечесаная и липкая, немытая и опустошенная, Аури была не в том состоянии, чтобы что-то исправить. И не в том настроении, чтобы заботиться о неблагодарной вещи.

Вместо этого Аури опустилась на колени перед платяным шкафом и поставила рядом с собой спиртовку. Коленям было холодно на каменном полу. Она открыла ящик и посмотрела на сливочные сложенные простыни, что лежали внутри.

Аури зажмурилась. Сделала долгий, судорожный вдох и выдохнула снова.

Не открывая глаз, она принялась запихивать одеяло в ящик. Потом положила руку на верхнюю простыню. Да. Так будет честно. Она даже вслепую чувствовала, какая она нежная, эта простыня. Пальцы скользили по сливочной глади…

Аури услышала тихий треск и почувствовала запах паленых волос.

Она отшатнулась, лихорадочно отползла назад на четвереньках, прочь от злобно плюющегося желтого пламени. Схватилась за волосы — то, что обгорело всего несколько прядей, было утешением, но слабым. Аури сердито подошла обратно к шкафу, выдернула оттуда свое одеяло и грубо задвинула ящик, слишком разъяренная, чтобы соблюдать должную учтивость.

Потом, выбираясь через пролом в стене, Аури ушибла пальцы о торчащий из пола камень. Лампу она не уронила, но была близка к этому. Вместо этого она вскрикнула от боли и пошатнулась, пытаясь удержать равновесие.

Аури с размаху села на пол, держась за ногу. И только тут сообразила, что одеяло-то она выронила. Оно лежало рядом с нею на голом полу. Она так скрипнула зубами, что испугалась, как бы они не сломались.

Посидев некоторое время, она взяла лампу, поплелась обратно в Порт и гневно втиснула одеяло в винный шкаф. Потому что теперь ему место было тут. Потому что так уж обернулось дело.

* * *

Аури долго сидела в своем думательном кресле, глядя исподлобья на медную шестерню. В желтом свете она вся лучилась теплым медом. Но Аури все равно смотрела на нее исподлобья. Как будто это она была виновата. Будто это она все испортила.

Но в конце концов ее хандра вся выгорела. В конце концов Аури успокоилась достаточно, чтобы осознать истину.

Невозможно бороться с приливом, невозможно поменять ветер. А если это не ветер, а буря? Тут надо не поднимать паруса, а задраить люки и отчерпывать воду Ну, и как тут было все не испортить, когда она в таком состоянии, а?

Она отклонилась от истинного пути. Сперва привести в порядок себя. Потом свой дом. Потом свой кусочек неба. А потом уж…

Ну… По правде сказать, Аури не знала, что потом. Но искренне надеялась, что после этого мир мало-помалу завертится сам по себе, как пружинные часы, собранные как следует и поцелованные маслом. Вот на что она надеялась. Потому что, честно говоря, бывали дни, когда она себя чувствовала ободранной до крови. Она так устала быть сама по себе! Быть единственной, кто заботится о том, чтобы в мире все шло как следует.

Но тут уж такое дело: либо дуться, либо плыть. Поэтому Аури встала и сполоснула руки, и лицо, и ноги. Мыла у нее, конечно, не было. Так что это, конечно, не мытье. И лучше ей от этого не стало ни капельки. Но что ей оставалось?

Она поднесла лампу к губам и задула желтый язычок пламени. Комнату затопила тьма, и Аури забралась в свою узкую, голую постель.

* * *

Аури долго лежала в темноте. Она была усталая, спутанная, голодная и опустевшая. Она утомилась сердцем и головой. Но сон все равно не шел.

Поначалу она думала, будто все дело в одиночестве. Или в холоде, от которого щипало глаза и не лежалось на месте. А может, это все тупая боль в дважды укушенной руке…

Но нет. Она все это заслужила. И всего этого было бы мало, чтобы не давать ей спать всю ночь. Она и не с таким засыпать научилась. Тогда, прежде, пока он еще не пришел. В те годы, когда она еще не получила свое чудесное новое идеальное имя.

Нет. Она знала, в чем дело. Аури выскользнула из постели и достала одну из своих немногочисленных спичек. Спичка вспыхнула с первой попытки, и Аури белозубо улыбнулась в красном свете серного пламени.

Она зажгла спиртовку и пошла с ней в Порт. Виновато достала свое одеяло из винного шкафа, куда она его запихала. Ласково расправила его на столе, бормоча извинения. Ей правда было стыдно. Она же ведь знала, что так нельзя! Жестокость никогда не помогала двигать миром.

Потом Аури бережно, ласковыми руками свернула одеяло. Сложила его уголок к уголку, чтобы одеяло оставалось прямым и правильным. Нашла ему подходящее место на книжной полке, и принесла гладкий серый камушек, чтобы ему не скучать в одиночестве. Да, ночами будет холодно, ей будет его не хватать. Но ему тут хорошо. Разве оно не заслуживает права на счастье? Разве всякая вещь не заслуживает того, чтобы быть на своем месте?

И все-таки Аури немножко поплакала, укладывая одеяло на полку.

Она вернулась в Мантию и села на постель. Потом вернулась в Порт, проверить, не испортилось ли что-нибудь от ее слез. Но нет. Она погладила одеяло, утешая его. Все было как следует. Одеяло было счастливо.

Вернувшись в Мантию, Аури походила по пустынной комнате, проверяя, все ли как следует. Думательное кресло было в порядке. Кедровый сундучок стоял вплотную к стене. Блюдечко Лисика и бутылочка с капельницей — в изголовье постели. Медная шестерня стояла у себя в нише, равнодушная ко всему.

Камин был пуст: чист и прибран. На прикроватном столике стояла ее крохотная серебряная кружечка. На полке над камином лежал ее идеальный желтый листик. Ее маленькая шкатулка из камня. Ее серая склянка с доброй сушеной лавандой внутри. Ее кольцо из нежного, теплого осеннего золота.

Аури потрогала их всех по очереди, чтобы убедиться в них. Они были всем, чем им полагалось быть, и ничем другим. Они были в полном порядке.

Но, несмотря на все это, Аури чувствовала себя не в своей тарелке. И это тут, в своем идеальном месте!

Аури сбегала в Борг, принесла метелку и принялась подметать пол в Мантии.

Это заняло час. Не потому, что пол был грязный. Просто Аури подметала не спеша и тщательно. И пола было довольно много. Она не так уж часто об этом вспоминала, потому что Мантия теперь почти не нуждалась в уходе. Но она была большая.

Мантия была ее, это место любило Аури, и она себя здесь чувствовала, как горошина в своем собственном идеальном стручке. Но, несмотря на все это, пустого пола было много.

Освежив пол, Аури вернула метелку на место. На обратном пути она забрела в Порт, проведать одеяло. С одеялом вроде бы все было в порядке, однако Аури принесла еще остролистую баночку, чтобы та тоже составила ему компанию, просто на всякий случай. Ужасно ведь быть одиноким!

Она снова вступила в Мантию и поставила спиртовку на столик. Достала из кармана три оставшихся спички, и положила на стол и их тоже.

Сев на край постели, Аури осознала, что же тут не на месте. Да она же сама в жутком беспорядке! Она кое-что видела в Засвалке — и не позаботилась о нем. Аури подумала о туалетном столике с тремя зеркалами, и по краешку ее сердца пробежался щекочущий палец вины.

Но все равно. Она сейчас смертельно устала. Она устала, у нее все болит. Может быть, хотя бы в этот раз…

Аури нахмурилась и яростно замотала головой. Какая же она все-таки дрянная временами! Только о себе и думает. Как будто бы облик мира зависит от ее настроения. Как будто бы она что-то значит.

И она встала и поплелась обратно в Засвалку. По Обвалищу. Через Подводы. Через кругло-идеальное Колечко и по безымянной лестнице.

Миновав пролом в стене, Аури пристально посмотрела на туалетный столик в мерцающем свете. И тут она почувствовала, как сердце слегка подпрыгнуло у нее в груди. Неровный свет играл в трех зеркалах, и бесчисленные тени танцевали среди пузырьков на столике.

Подступив ближе, Аури всмотрелась пристальней. Она бы никогда этого не разглядела, если бы не изменчивая природа желтого света. Она шагнула влево, вправо, оглядев все с обеих сторон. Склонила голову набок. Опустилась на колени так, чтобы глаза очутились на уровне столешницы. И внезапно расплылась в сияющей, солнечной улыбке.

Несколько минут спустя Аури кивнула сама себе. Достала из правого ящичка пару перчаток и положила их к зеркалу, рядом с баночкой румян. Потом Аури выдвинула правый ящичек до конца и поменяла местами с его напарником слева. Посидела еще, довольно долго, двигая оба ящичка взад-вперед на новом месте, с глубоко сосредоточенным видом.

Наверху был полный беспорядок, бутылочки и безделушки раскиданы как попало. Невзирая на это, почти все тут было именно так, как и должно быть. Единственным исключением были щетка для волос — ее Аури сунула в левый ящик, вместе с носовыми платками, — и золотая брошка с двумя летящими птицами, которую она спрятала под разложенным веером.

И после этого единственной неуместной вещью осталась изящная голубая бутылочка с завинчивающейся серебряной пробкой. Она, как и многие другие бутылочки, лежала на боку. Аури поставила ее вертикально — нет, не годится. Попыталась убрать в ящик — нет, бутылочка и там была ни к чему.

Аури взяла бутылочку в руки, прислушиваясь, как булькает жидкость внутри. Неуверенно окинула взглядом комнату. Снова открыла ящички туалетного столика, потом закрыла их. Ну нету, нету для нее места!

Она рассеянно потрясла бутылочку, постучала по ней ногтем. Бледно-голубое стекло было тонким, как яичная скорлупа, но пыльным. Аури как следует протерла бутылочку: вдруг это сделает ее более откровенной!

Чистая бутылочка заблестела, будто сердце какого-то забытого ледяного бога. Вертя ее в руках, Аури увидела крохотные буковки, вырезанные на донышке. Надпись гласила: «Моей пьянящей Эфир…»

Аури зажала рот ладошкой, но у нее все-таки вырвался сдавленный смешок. Она медленно, с лицом, на котором отражалось глубокое недоверие, отвернула пробку и понюхала. И рассмеялась — открытым, громким смехом, идущим из самого живота. Она так хохотала, что еле сумела снова завернуть пробку. И минуту спустя, пряча бутылочку поглубже в карман, она все еще хихикала.

Она улыбалась и тогда, когда осторожно спускалась по безымянной лестнице, и тогда, когда бережно ставила бутылочку в Порту. Больше всего бутылочке понравилось на книжной полке, и это было вдвойне хорошо, потому что там она составила компанию и остролистой баночке, и одеялу.

Аури улыбалась и тогда, когда забиралась в свою идеальную постельку. Ну да, там было холодно, и к тому же одиноко. Но тут уж ничего не поделаешь. Аури лучше, чем кто бы то ни было, знала, что все надо делать как следует, оно того стоит.

ПЕПЕЛ И УГЛИ

Когда Аури проснулась на пятый день, Лисик уже вполне пришел в себя.

Оно и к лучшему, у нее было столько работы!

Лежа в темноте, она гадала, что же принесет этот день. Бывают дни, гордые, как фанфары. Они возвещают о своем прибытии, как удар грома. А иные дни любезны и сдержанны, как визитная карточка на серебряном подносике.

Некоторые же дни робки и застенчивы. Они не представляются сами. Они ждут, пока заботливая девушка их отыщет.

Вот это и был такой день. Слишком робкий, чтобы постучаться в двери. Что же это за день: призывный? Посыльный? День для созидания? День для починки?

Не поймешь. Как только Лисик достаточно пробудился от сна, Аури пошла в Капы и набрала свежей воды себе в тазик. Потом вернулась в Мантию и сполоснула лицо, и руки, и ноги.

Мыла, конечно, не было. Это самое первое, что надо исправить сегодня. Она не настолько тщеславна, чтобы противопоставлять свою волю всему миру. Однако же она может использовать то, что мир ей дает. На мыло ей хватит. Это можно. Тут она в своем праве.

Прежде всего она зажгла спиртовку. Теперь, когда Лисик смягчал желтизну своей нежной лазурью, желтое пламя сделало комнату теплой, не наполняя ее при этом оголтелыми тенями, цепляющимися за стены, дергаными и дрожащими.

Аури открыла дымоход и заботливо разложила огонь из недавно найденного хвороста. Хороший хворост, сухой. Ясень, и вяз, и бодрый терновник. Вскоре в камине весело трещало пламя.

Она немного посмотрела на огонь, потом отвернулась. Ему нужно время, чтобы прогореть. Магистр Мандраг всегда говорил: девять десятых химии — ожидание.

Но ей пока что было чем заняться. Для начала Аури сходила в Клад. Принесла медный котелок и свою треснутую глиняную чашку. Сунула в карман пустой матерчатый мешочек. Взглянула на масло в колодце, потом нахмурилась и покачала головой: нет уж, там ножи, такие неприятности ей ни к чему.

Вместо этого она достала твердый белый ком нутряного сала, с любопытством понюхала его и улыбнулась. Потом взяла маленькую треногу, всю из железа. Взяла свой мешочек с солью.

Она уже собиралась уйти, но тут остановилась и посмотрела на серебряную мисочку с мускатными орехами. Такие необычные, такие редкие. Полные дальних стран. Аури взяла один орешек и провела пальцами по его узористой шкурке. Поднесла его к лицу и втянула воздух. Мускус и чертополох. Запах, как портьера в борделе: глубокий, красный, полный тайн.

Все еще не будучи уверена, Аури зажмурилась и наклонила голову. Розовый кончик языка застенчиво высунулся наружу и коснулся странной коричневой зернушки. Она постояла, застыв как вкопанная. Потом, с закрытыми глазами, мягко провела гладкой стороной зернушки по губам. Движение было нежное и вдумчивое. Оно не имело ничего общего с поцелуем.

Много времени спустя губы Аури наконец растянулись в широкой, счастливой улыбке. Глаза распахнулись широко, как лампы. Да! Да-да!

Именно то, что надо!

* * *

Разрисованная листиками серебряная мисочка была тяжелая, так что Аури нарочно сходила лишний раз и донесла ее в Мантию двумя руками. Следом она притащила большую каменную ступку, которая обитала в Темнице, вся такая украдная. Сходила в Перезвоны, принесла обратно две бутылки. Обыскала пол в Десятках, нашла там россыпь сухих сосновых иголок. Их она тоже принесла в Мантию и положила на дно треснутой глиняной чашки.

Огонь к тому времени прогорел до золы. Аури золу смела, положила в треснутую глиняную чашку и плотно утрамбовала.

И пошла сполоснуть испачканные сажей руки. Сполоснула лицо и ноги.

Снова разложила огонь. Положила сало в котелок. Подвесила котелок над огнем, чтобы сало растаяло. Добавила соли. Улыбнулась.

Снова сходила в Клад, принесла собранные желуди и широкую, плоскую сковороду. Очистила желуди и пожарила их, перетряхивая на сковороде. Притрусила солью и съела их один за другим. Некоторые были горькие. Некоторые сладкие. Некоторые никакие. Так уж устроен мир.

Доев желуди, она посмотрела на сало и увидела, что оно еще не готово. Совсем не готово. Тогда она принялась один за другим лущить мускатные орехи. Она толкла их в старой каменной ступке. Толкла мелко-мелко, прямо в пыль, и пересыпала пыль в склянку. Лущила и толкла. Лущила и толкла. Ступка была мрачная штуковина, жестокая и сухая. Но после того, как Аури два дня не мылась как следует, ступка вполне отвечала ее настроению.

Управившись со ступкой, Аури сняла с огня котелок с растопленным салом. Помешала. Процедила, так, чтобы не осталось ничего, кроме горячего, острого жира. Отставила медный котелок в сторону, остывать. Сходила принести свежей воды из правильной медной трубы в Сборнике. Наполнила спиртовку из блестящего стального крана, аккуратно запрятанного в Борге.

Когда она вернулась, огонь снова угас. Аури смела пепел и утрамбовала его в треснутую глиняную чашку.

Сполоснула испачканные сажей руки. Сполоснула лицо и ноги.

Развела огонь в третий и последний раз. Потом Аури пошла в Порт и окинула взглядом свои полки. Достала бутылочку Эфир и поставила у камина рядом со своими инструментами. Принесла остролистую тряпицу.

Следом принесла склянку с темно-синими плодами лавра. Но, к великому ее сожалению, она не годилась. Уж как Аури ни старалась, а склянка с лавром просто не желала становиться рядом с ее инструментами. Даже когда Аури предложила ей каминную полку.

Аури почувствовала себя несправедливо обиженной. Ведь лавр был бы просто идеален! Она подумала о нем сразу, как только проснулась и стала думать о мыле. Он бы туда лег, как рука в руку. Она же рассчитывала смешать…

Но нет. Ему тут места не было. Уж это-то было ясно. Упрямая штуковина просто не желала внимать доводам разума.

Это приводило Аури в отчаяние, но она понимала, что не стоит пытаться прогибать мир под свои желания. Ее имя было как эхо боли внутри нее. Она была немытая, нечесаная. Это было бы чистым безумием. Аури вздохнула и отнесла склянку с темно-синими плодами обратно на полку в Порту, где она стояла прежде: эгоцентричная и самодовольная.

Потом Аури села на теплые, гладкие камни Мантии. Она сидела возле камина, разложив вокруг себя свои импровизированные инструменты.

Пепел в треснутой глиняной чашке был именно таким, как следует. Тонким и мягким. Дуб сделал бы его слишком неподатливым. Береза горькая. Но это — это было идеальное сочетание. Ясень, вяз и терновник. Смешение без месива и мешанины. Ясень горд, но уместен. Вяз изыскан, но апетален, что особенно кстати в ее случае.

Ну а терновник… хм. Аури слегка покраснела. Достаточно будет сказать, что, при всей апетальности, она же все-таки здоровая юная леди, и существует же такая вещь, как избыток приличий.

Следом она взяла бутылочку Эфир. Такую ужасно жеманную, полную похищенных мгновений и аромата селаса. Идеально! Воровство — именно то, что ей необходимо.

Мускатный орех — заморский, чуть-чуть иностранец. Он был до краев полон морской пеной. Чудесное дополнение. Ключевой элемент. И шифр, и тайна одновременно. Но ее это не особо тревожило. Она же понимала, что некоторые секреты следует держать в тайне.

Аури заглянула в стынущий котелок и увидела, что жир начинает застывать. Он обнимал края котелка, образуя тонкий полумесяц, будто луна. Аури улыбнулась. Ну конечно! Она же его при луне нашла. И он, вслед за луной, скоро вырастет и наполнится.

Однако Аури пригляделась пристальнее, и перестала улыбаться. Да, сало было чистым и сильным, но в нем теперь не осталось яблок! Теперь оно было до краев полно старостью и гневом. Целая буря ярости.

Нет, так совершенно не годится! Не может же она день за днем омывать себя чистой яростью. Да еще без лавра, который мог бы хотя бы увенчать ее… Нет-нет, гнев придется отфильтровать. Иначе мыло будет загублено, а то и похуже.

Аури вернулась в Порт и огляделась. Ну, выбор был довольно прост. Она взяла соты и откусила кусочек. Аури зажмурилась и вся покрылась мурашками от их сладости. Она не удержалась и захихикала, облизывая губы. Голова пошла кругом от трудящихся внутри нее пчелок.

Высосав всю сладость, Аури деликатно сплюнула в ладошку комочек пчелиного воска. Она покатала его в руках, получился мягкий, круглый шарик.

Аури взяла котелок с салом и направилась в Сумерк. Луна здесь смотрела сквозь решетку по-матерински добрым взглядом. Мягкий свет рассыпался наискосок, целуя каменный пол Подсветья. Аури села подле круга серебряного света и мягко поставила котелок в самую середину круга.

Стынущее сало образовало теперь тонкое белое кольцо вокруг середины медного котелка. Аури кивнула самой себе. Три круга. Идеально для вопрошания. Лучше быть мягкой и вежливой. Навязываться миру — это худшая разновидность эгоизма.

Аури привязала шарик пчелиного воска на ниточку и окунула в середину все еще горячего сала. Несколько секунд спустя она успокоилась, видя, что воск действует как талисман. Аури чувствовала, как гнев застывает, собирается вокруг воска, стремится к нему, точно медведь, ищущий меда.

К тому времени, как круг лунного света оставил медный котелок позади, гнев из сала вытянуло, весь до капельки. Самая чистая факторизация, какую когда-либо осуществляла рука человека.

Потом Аури отнесла котелок в Клад и поставила в текучую воду холодильного колодца. И сало проворно, как кузнечик, остыло, образовав плоский белый круг в два пальца толщиной.

Аури бережно отлепила круг сала от поверхности и слила золотую воду, что набралась снизу, мимоходом обратив внимание, что вода содержит намек на сон и все яблоки тоже. Жаль, конечно. Но тут уж ничего не поделаешь, бывает и так.

Восковой шарик кипел. Теперь, высвободив гнев наружу, Аури сообразила, что это куда более свирепая субстанция, чем она думала. То была ярость, разразившаяся из-за безвременной смерти. Ярость матери из-за детенышей, что остались одни.

Как же хорошо, что шарик уже болтался на ниточке! Аури было бы противно дотрагиваться до него руками.

Медленно и тихо Аури опустила шарик в толстую стеклянную банку и закрыла ее тугой-претугой крышкой. И унесла банку в Ковницу. О, как бережно она ее несла! О, как бережно поставила ее на высокую каменную полку! За стекло. Так будет всего безопасней.

* * *

В Мантии третий и последний огонь Аури рассыпался пеплом. Она снова его собрала. И этот пепел заполнил треснутую глиняную чашку до краев.

Аури сполоснула испачканные сажей руки. Сполоснула лицо и ноги.

Все было готово. Аури улыбнулась и села на теплый каменный пол, разложив вокруг все свои инструменты. Снаружи она была само спокойствие, но внутри себя так и плясала при мысли о своем новом мыле.

Она поставила котелок на железную треногу. Под треногу подсунула спиртовку так, чтобы жаркое и яркое пламя целовало медное донце котелка.

Сперва — идеальный круг чистого белого жира. Он был сильный, и резкий, и чудесный, как луна. Часть Аури, какая-то дрянная, нетерпеливая частица, хотела было поломать диск на кусочки, чтобы он побыстрее растаял. Чтобы мыло сварилось поскорей. Чтобы можно было помыться, расчесать волосы и наконец-то, наконец-то привести себя в порядок…

Но нет. Она положила жир в котелок мягко, бережно, чтобы тот не обиделся. Она позволила ему остаться чистым и идеальным кругом. Терпение и приличие. Иначе было бы некультурно.

Затем — пепел. Она поставила треснутую глиняную чашку на низкую стеклянную банку. И залила его прозрачной, чистой водой. Вода просочилась сквозь пепел и закапала, застучала, засочилась сквозь трещину на дне чашки. Она была мутно-красной, как кровь, и глина, и мед.

Когда последние капли упали на дно, Аури подняла банку с зольным раствором и увидела, что лучшего она еще не делала. Раствор был закатного, дымчато-алого цвета. Царственный и изысканный, он был изменчив. Но в глубине жидкости таился капризный румянец. В нем были все подобающие вещи, что принесло дерево, и, кроме того, немало едкой лжи.

В некоторых отношениях этого было бы и достаточно. Сало и зольный раствор — вполне себе мыло. Но яблок-то, яблок-то в нем не будет! Ничего сладкого и доброго. Мыло выйдет твердым и холодным, как мел. Это будет все равно, что мыться равнодушным кирпичом.

Так что да, в определенном смысле для мыла этого достаточно. Но ведь это же ужасно! Какой кошмар: жить в окружении холодных, колючих, пустых вещей, которые всего лишь достаточны?

Сидя на теплом, гладком полу Мантии, Аури содрогнулась от одной мысли о том, чтобы пребывать в таком безрадостном мире. Ничего идеального. Ничего прекрасного и правильного. Ну уж нет! Она слишком мудра для того, чтобы так жить. Аури огляделась и улыбнулась, глядя на всю свою роскошь. У нее есть идеальный любящий листик и лаванда. На ней ее любимое платье. Ее имя Аури, сияющий золотой слиток, который всегда при ней.

И вот она отвернула серебряную пробочку льдисто-голубой бутылочки и вылила духи в тщательно перетертый мускатный орех. Аромат селаса заполнил комнату, такой сладкий и легкий на фоне колкой едкости мускатного ореха.

Аури улыбнулась и размешала их лучинкой, а потом влила густое влажное месиво в матерчатый мешочек, который она натянула на горлышко широкой банки. Аури принялась выкручивать концы мешочка двумя палочками, и вскоре ткань импровизированного пресса натянулась и наружу засочилась густая, темная маслянистая жидкость, которая потекла на дно банки. Тонюсенькой-претонюсенькой струйкой. Всего ложка жидкости. Две ложки. Три…

Аури все вращала и вращала палочки, сосредоточенно поджав губы. Ткань натягивалась все туже и туже. Темная жидкость выступала наружу, собиралась в капли, падала вниз. Снова и снова.

Аури поневоле пожалела, что у нее нету настоящего пресса. А то ведь столько добра пропадет! Она поднатужилась, еще раз повернула палочки, перехватила их и сделала еще пол-оборота. Аури скрипела зубами, костяшки пальцев у нее побелели. Еще капля. Еще три. Еще десять…

Руки у Аури начали дрожать, и она поневоле бросила взгляд на окованную железом дверь, что вела в Ковницу.

И отвернулась. Она, конечно, плохая, но не настолько же! Пустые желания — это так, фантазии. А вот заставлять мир подчиняться своим желаниям — это совсем другое дело…

Наконец ее трясущиеся руки больше не выдержали. Аури вздохнула, расслабилась, высвободила палочки и опорожнила мешочек в сковороду. Масса перестала быть темной и влажной: теперь мускатная мезга посветлела и рассыпалась на крошащиеся кусочки.

Аури взяла склянку и посмотрела на вязкую жидкость, прозрачную, как янтарь. Чудная, чудная, чудная! Аури в жизни не видывала ничего подобного. Жидкость была насыщена тайнами и морской пеной. Она щетинилась загадками, как иголками. Сплошной мускус, шепоты и тетрадекановая кислота.

Она была так прекрасна, что Аури отчаянно захотелось раздобыть ее побольше. В банке была всего горсточка. Аури посмотрела на сковородку. Может, если помять мезгу руками, получится добыть еще несколько драгоценных капель…

Однако, потянувшись к сковороде, Аури обнаружила, что ей почему-то противно дотрагиваться до этой рыхлой массы собственной голой рукой. Она остановилась, склонила голову набок, пристально вглядываясь в бледную, серую, крошащуюся мезгу, и у нее засосало под ложечкой от того, что она увидела.

Масса была полна крика. Дни и дни бесконечного темно-багрового крика. Да, прежде крик за тайнами скрывался, но ныне сладкий селас их впитал, и крик яснее дня ей виден стал.

Аури взяла баночку и принялась разглядывать янтарный бин. Но нет. Все было так, как она увидела прежде. Тут не было никакого крика, спрятанного среди тайн и мускуса. Жидкость по-прежнему была идеальна.

Аури длинно, судорожно выдохнула. Поставила баночку, мягко положила матерчатый мешочек и обе своих крутильных палочки в железную сковородку рядом с кошмарной мезгой. Она старалась дотрагиваться до них как можно меньше, и то самыми кончиками пальцев, как будто они отравленные.

Она не хотела находиться рядом с ними. Ни секунды. Она уже знала. Знала про это, багровое. Хватит с нее крика!

Слегка вспотев, Аури взяла сковородку обеими руками и обернулась к дверному проему. Но остановилась прежде, чем сделать хоть шаг в сторону тщательно обустроенного Порта. Нет, там это держать нельзя. Кто знает, какой хаос оно способно устроить? Крик — сосед недобрый.

Тогда Аури направилась было к коридору. Сделала шаг — и остановилась, не зная, куда же идти. В Подолы, откуда ветер разнесет крик по всему Подсветью? В Клад, где он станет тлеть, точно уголь, рядом с ее сковородками, горшками и драгоценными горошинами?..

Ну уж нет! Нет-нет!

И Аури повернулась еще раз. К третьему выходу из Мантии. Она направилась к окованной железом двери и отнесла матерчатый мешочек в Ковницу.

* * *

Вернувшись, Аури сполоснула лицо. Сполоснула руки и ноги.

Шагнула было в сторону треноги и медного котелка, потом остановилась. Вернулась к тазику. Сполоснула лицо. Сполоснула руки и ноги.

Ей больше всего на свете хотелось мыла. Сесть и закончить то, за что она взялась. Она уже так близка к цели! Но сперва она торопливо забежала в Порт, чтобы окончательно убедиться, что все на месте. Разгладила одеяло обеими руками. Потрогала плоский серый камушек. Подвинула остролистую баночку туда, где ей место. Потрогала кожаную книгу, открыла обложку, чтобы убедиться, что страницы все по-прежнему неразрезаны. Да, неразрезаны. Но, оглянувшись в сторону полки, Аури увидела, что камень совсем порвал связующую нить. Аури попыталась было задвинуть его обратно туда, где правильно, но не видела его формы и не могла определить, как все устроено, и там ли ему место. И мед еще! Ей хотелось меду, но нет, нельзя…

Аури протерла глаза. Потом заставила себя остановиться и посмотрела на свои руки. Бросилась обратно в Мантию. Сполоснула лицо. Сполоснула руки и ноги.

И тут она почувствовала, как внутри нее нарастает паника. Она же знает! Она знает, как быстро все может сломаться. Ты делаешь, что можешь. Заботишься о мире ради самого мира. И надеешься, что с тобой все будет в порядке. Но она же знает. Все может взять и обрушиться, и ничего ты с этим не поделаешь. И да. Она знает, что не права. Она знает, что ее все клонит не в ту сторону. Знает, что в голове у нее кавардак. Знает, что она неправильная внутри. Знает!

Она дышала все тяжелее. Сердце молотом колотилось в груди. Свет становился все ярче, и Аури слышала звуки вещей, которых обычно слышать не могла. Стенания мира, свороченного с места. Завывания вещей, сбитых с верного пути…

Аури озиралась, от страха бросило в пот. Внутри все смешалось, сжалось. Даже здесь — мир тот, да не тот. Это видно во всем, повсюду. Все стало так зыбко, так хрупко. Ее идеальное место — Мантия! — как скорлупка. Постель — и та как чужая. Шкатулка вдали, у края. Идеальный листик так слаб, лаванда теряет цвет, нет на нее надежды и спасения тоже нет.

Она посмотрела на свои трясущиеся руки. Неужели она теперь полна крика? Опять?! Нет! Нет-нет… Это не она. Не только она. Это просто все. Просто все вокруг заплуталось, делается хлипким и рваным. Она даже на ногах стоять не могла. Свет сделался зазубренным, скрипел, как ножом по зубам. А под ним — под ним пустая тьма. Безымянное и пустое все скреблось когтями сквозь истончающиеся стены. И даже Лисика рядом нет. Камни чужие. Воздух. Она полезла искать свое имя и не нашла даже мерцания. Она просто пустая вся внутри. И все было пустое. Все было всем. И все было всем остальным. Даже тут, в ее самом идеальном месте. Ей надо, надо, надо! Пожалуйста, ну пожалуйста…

Да вот же она! У стены Аури увидела медную шестерню, и шестерня совсем не изменилась. Она была слишком полна любви. Ничто не могло ее поколебать. Ничто не могло ее отвратить от нее самой. И когда весь мир сделался палимпсестом, она осталась идеальным палиндромом. Непреложным.

Но она была на другом конце комнаты. Так далеко, что Аури боялась не дойти. Сейчас, когда камни под ногами сделались такими грубыми. Сейчас, когда она так пуста внутри. Но, заставив себя сдвинуться с места, Аури увидела, что это совсем нетрудно. Путь вел под горку. Горделивая, сияющая медная шестерня была достаточно верна, она так сильно вдавилась в хлипкую протертую ткань мира, что сделала на ней вмятину.

И вот Аури дотронулась до шестерни. Лицо у нее было такое гладкое, такое теплое. И Аури, обливающаяся потом, задыхающаяся, отчаявшаяся, уткнулась лбом в прохладный металл. И ухватилась за шестерню обеими руками. Прикосновение острых граней к ладоням было как успокаивающий нож. Поначалу Аури за нее просто цеплялась, как потерпевший кораблекрушение цепляется за прибрежные валуны. Но в мире вокруг нее по-прежнему бушевала буря. Все было кверху дном. Бледные крошки и ноющая боль. И вот Аури уперлась в нее трясущимися руками. Потянула, чтобы развернуть шестерню на ее узком выступе скалы. Крутанула противосолонь. В сторону разрушения.

Она перекинулась с зуба на зуб. Аури провернула медную шестерню, и лишь тут поняла, отчего она так тяжела. То было средоточие. Ось. Точка опоры. Она вращалась, она наклонялась, но на самом деле так лишь казалось. На деле она стояла. Пребывала и оставалась. Это мир и все бытие вращались вокруг нее.

Еще толчок — и вот провал на месте сломанного зуба вниз оказался обращен. И только лишь зубцы со скрежетом воткнулись в камень, почувствовала Аури, как мир вокруг нее внезапно содрогнулся. Он щелкнул. Встал на место. Вправился. Выправился. Она, трепеща, огляделась вокруг и увидела, что все в порядке. Ее постель была просто ее постелью. И все-все в Мантии было в порядке. Ничто не было чем-то другим. Ничто не было тем, чем ему быть не следовало.

Аури с размаху плюхнулась на пол. На нее внезапно накатило такое облегчение, что она ахнула. Рассмеялась, схватила шестерню и прижала ее к груди. Расцеловала ее. Зажмурилась и расплакалась.

ВСЕ ПО ЕЕ ЖЕЛАНИЮ

Поставив Средоточие обратно на узкий выступ, Аури вытерла свои размазанные слезы с его милого медного лица. Подошла к котелку и с радостью обнаружила, что сало совсем растаяло. От него пахло жаром, костром, землей, дыханием. Она наклонилась и задула желтое пламя.

Теперь к тазику Аури сполоснула лицо. Сполоснула руки и ноги.

Она села на теплый каменный пол рядом с котелком. Уже скоро. Уже близко. Аури улыбнулась, и в течение одного долгого вдоха даже почти не переживала по поводу того, какая она сделалась нечесаная и чумазая.

Она помешала жир тонкой палочкой. Вдохнула и выдохнула, чтобы успокоиться. Взяла банку с зольным раствором и медленно влила его в жир. Смесь тотчас же помутнела, и белое слегка окрасилось розоватым. Она заулыбалась горделиво и снова принялась мешать.

Потом она влила в раствор янтарный бин — летуч, остер. В нем тайна, мускус и медведь смешались, чтобы ввысь взлететь. Аури помешала — и вокруг селасом задышало.

Аури сосредоточенно помешала снова и снова. Варево загустело. Все, хватит. Готово.

Аури глубоко вздохнула и выпустила воздух. Пошла сполоснула лицо, и руки, и ноги. И принялась собирать свои инструменты, по два за раз, и разносить их по местам. Обратно в Клад, и Порт, и Перезвоны — бутылки, лампы и сковороды.

Управившись со всем этим, Аури взяла успевший остынуть медный котелок и отнесла его в Порт. Наклонила котелок, сунула туда руку и достала гладкую, округлую, куполообразную головку светлого, душистого мыла.

Плоским краем тарелки-лепестка она принялась резать мыльный купол. Она порезала его на ломтики, все разного размера и разной формы. Каждый по-своему, и все по ее желанию. От этого Аури чувствовала себя восхитительно дрянной, но поскольку мыло было ее, от этого мелкого своеволия беды не будет.

Время от времени можно себя побаловать. Это помогает не забывать, что она на самом деле свободна.

Работая, Аури увидела, что мыло на самом деле не совсем белое. Оно было нежно-нежно-розовое, как свежие сливки с малюсенькой капелькой крови. Аури взяла кусочек мыла, бережно-бережно поднесла его к лицу и легонько дотронулась языком.

И улыбнулась его совершенству. Мыло вышло поцелуйное. Нежное, но твердое. Таинственное, но сладкое. Ничего подобного ему не было на всем Темеранте! Ни под землей, ни под куполом небес.

Все, Аури больше не могла терпеть ни секунды. Она кинулась к своему тазику. Умыла лицо, и руки, и ноги. И рассмеялась. Смеялась так нежно, и громко, и звонко, как колокольчик, как арфа, как песня ребенка.

Пошла в Перезвоны и вымылась вся. И волосы расчесала. И прыгала, и хохотала.

Вернулась домой. И легла в кровать. И улыбнулась: теперь можно спать!

ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ ДВИГАТЬСЯ ИЗЯЩНО

Когда Аури проснулась на шестой день, ее имя развернулось в сердце, как цветок.

И Лисик тоже это почувствовал: стоило его увлажнить, он буквально полыхнул светом. Это был растущий день. День созидания.

От этого она рассмеялась, еще не успев встать с постели. Этот день наступил слишком поздно, но не все ли ей равно? Ее мыло вышло душистым, как никогда. К тому же есть особое достоинство в том, чтобы делать всякое дело в свое время.

Однако эта мысль несколько ее отрезвила. Ведь визит-то его ждать не будет! Он скоро придет. Уже завтра! А у нее так и нет ничего хорошего, чем можно было бы поделиться. Нет у нее идеального подарка.

Из Мантии можно выйти тремя путями… Но нет.

Она умыла лицо, и руки, и ноги. Расчесала волосы, пока они не окутали ее золотистым облаком. Попила, надела свое любимое платье. Рассиживаться некогда. День будет хлопотный.

Прежде всего — разложить по местам свое новое, идеальное мыло. У нее было семь кусочков. Один — у тазика, в Мантии, где безопасно. Одним она вчера мылась в Перезвонах. Четыре самых больших она отнесла в Пекарню, пусть допекаются. А самый маленький, самый душистый уложила на дно своего кедрового сундучка, чтобы ей больше никогда-никогда не пришлось обходиться без мыла. Уж этот-то урок она заучила твердо! Да-да!

Аури помедлила, не вынимая руки из кедрового сундучка. А может, его порадует кусочек поцелуйного мыла, а? Хорошее ведь мыло. Он небось такого и не видывал…

Ну уж нет! Аури покраснела, не успев даже додумать мысль до конца. Это уж чересчур, совсем неприлично. А потом, это мыло не для него. Тайны да, тайны ему годятся, но в нем слишком уж много дуба. И ивы тоже. А селас — совсем, совсем не его.

Аури закрыла крышку своего душистого кедрового сундучка, но, вставая на ноги, почувствовала, как комната сделалась слишком яркой и покачнулась. Пошатываясь, она сделала пару шагов и села на постель, чтобы не упасть. Она почувствовала, как в ней подымается страх. Глаза встревоженно заметались по комнате. Неужели это?..

Да нет. Все проще. Живот снова сделался как пустой барабан. Она забыла позаботиться о себе.

И потому, когда голова перестала кружиться, пришлось пойти в Клад. Однако Аури из прихоти, для компании, прихватила с собой дерзкое Средоточие. А то ведь оно Подсветья-то толком почти и не видело! Оно, конечно, было тяжелое, но, по правде сказать, это было самое меньшее, чем Аури могла отплатить ему за всю его помощь.

Особых сокровищ в Кладе не нашлось, кроме сковородок. Впрочем, было там и кое-что еще. Аури достала жестяной котелок, наполнила его свежей водой. Зажгла спиртовку своей предпоследней спичкой. Потом залезла на стойку и потянулась обеими руками, чтобы достать свою банку. Сухие горошины катались внутри, дурашливо побрякивая о стекло.

Аури откинула крышку с зажимом и высыпала горошины в свою крохотную ладошку так, что получилась горсть с верхом. Ладошка у нее была невелика. Горошин оказалось не так уж много, однако же это была половина того, что у нее имелось. Аури наклонила ладонь над котелком, и горошины поплюхались в греющуюся воду. Аури поколебалась, потом пожала плечами и ссыпала в котелок и вторую половину тоже.

Она поставила пустую банку на стойку и огляделась. В мерцесвете спиртовки и зеленовато-голубом сиянии Лисика пустота полок сделалась особенно очевидна. Аури вздохнула и выкинула это из головы. Сегодня у нее будет супчик. Завтра в гости придет он. Ну, а там…

Ну, а там она сделает все, что может. Это был единственный способ. Не хотеть ничего для себя. Тогда ты становишься маленькой. И тебе ничто не грозит. Это означало, что ты можешь ходить по миру неприметно, не опрокидывая всякую встречную тележку с яблоками. И если вести себя бережно, если стать неотъемлемой частью вещей, ты сможешь помогать. Чинить то, что треснуло. Выправлять то, что перекошено. И полагаться на то, что мир, в свою очередь, предоставит тебе возможность поесть. Это единственный способ двигаться изящно. Все прочее — тщеславие и гордыня.

Может, принести завтра медовые соты, чтобы разделить их с ним? Ах, как это было бы чудесно! А то жизнь-то у него совсем несладкая. Что правда, то правда.

Она размышляла над этим, пока пузыри бурлящей воды заставляли ее горошины плясать в котелке. Аури рассеянно поглаживала по щеке дерзкое Средоточие. Наконец, после долгих размышлений, она решила, что да, соты, пожалуй, сгодятся, если ничего другого не подвернется.

Она немного помешала супчик и добавила соли. Жалко все-таки, что масло полно ножей. Сюда бы чуток маслица, вот бы вкуснятина вышла! Да, чуток маслица был бы тут очень кстати.

* * *

Съев свой чудесный супчик, Аури вернулась в Мантию. Вдвоем со Средоточием через Прыги или Венерет идти было бы сложно. Поэтому она выбрала длинный кружной путь и пошла вместо этого через Сборник.

С теплым животом, да еще и с гостем, Аури не торопилась, идя через плотно подогнанные каменные тоннели. Она дошла уже почти до самого Сомненника, с тяжелым Средоточием в руках, как вдруг ощутила под ногами мягкое шурхотение и остановилась.

Посмотрев себе под ноги, Аури увидела на полу россыпь листьев. Нет, ну откуда тут взяться листьям, а? Ветра в Сборнике нет. Воды тоже. Аури огляделась, но не увидела ни единого пятнышка птичьего помета. Принюхалась — но мускусом и мочой тоже не пахло.

Однако ничего угрожающего тут не было. Ничего сбитого и спутанного. Никакой неровности, никакой неправильности. Но нельзя сказать, чтобы тут ничего не было. Тут была половинка чего. Тайна!

Исполнясь любопытства, Аури мягко положила Средоточие на пол и подняла листик. Листик выглядел знакомым. Она пошарила вокруг и нашла целую горсть таких листьев, рассеянную возле открытого дверного проема. Аури подобрала их, и, когда они перессорились у нее в руке, она все поняла.

Взбудораженная, она отнесла Средоточие обратно в Мантию. Перед уходом она поцеловала его в щечку и устроила его поудобнее на каменном выступе — дырой вниз, разумеется. Потом кинулась в Порт и схватила серебряную мисочку. И приложила принесенный с собой шурхотливый листик к переплетенным листьям, выгравированным вдоль края. Листик был тот же самый.

Аури покачала головой. Непонятно, что это сулит. Но, как бы то ни было, есть только один способ это проверить. Аури взяла серебряную мисочку, опрометью кинулась обратно в Сборник, а оттуда — в дверной проем, где она нашла россыпь листьев. Через каменный завал. Мимо упавшей балки.

Она не знала, бывала ли она прежде в этом месте Сборника. Однако искать путь все равно было проще простого. Там и сям один-два листика лежали на полу, точно хлебные крошки.

И вот наконец Аури очутилась на дне узкой шахты, ведущей вертикально вверх. Старинная печная труба давно минувших дней? Потайной ход? Колодец?

Тоннель был узкий и крутой, но Аури была совсем тоненькая. И даже с серебряной мисочкой в руках она вскарабкалась по нему проворно, как белка. Наверху обнаружилась доска, уже наполовину сдвинутая с места. Аури без труда отодвинула ее в сторону и выбралась в подвальное помещение.

Комната была пыльная и заброшенная, со множеством полок. По углам были свалены бочки. На полках громоздились узлы, бочонки и ящики. Сквозь запах пыли Аури уловила нотку улицы, пота и травы. Оглядевшись, она увидела под потолком окошко, а на полу под ним — битое стекло.

Место было опрятное, не считая россыпи листьев, занесенных сюда какой-то забытой бурей. Тут стояли мешки зерна и ячменной муки. Зимние яблоки. Провощенные тугие упаковки фиг и фиников.

Аури обошла комнату, держа руки за спиной. Она ступала легко, как танцовщица на барабане. Бочонки с патокой. Банки земляничного варенья. Несколько кабачков вывалились из своего мешка у самой двери. Аури шуганула их на место и потуже затянула мешок.

Наконец она наклонилась, чтобы получше рассмотреть нижнюю полку. Одинокий лист залетел и устроился на глиняном горшочке. Двигаясь аккуратно, Аури подняла листик, взяла горшочек и поставила на его место серебряную мисочку. И положила листик обратно в мисочку.

Она позволила себе окинуть комнату голодным взглядом, и не более того. Потом Аури направилась обратно, туда, откуда пришла. И, лишь вернувшись в знакомую тьму Сборника, она вздохнула свободно. И с нетерпением смахнула пыль со своего нового сокровища. Если верить картинке, в горшочке были оливки. Оливки чудесные!

* * *

Оливки отправились в Клад. Они выглядели немного одинокими у себя на полке. Однако одиночество все-таки гораздо лучше, чем ничего, кроме гулкой пустоты, соли и масла, полного ножей. Намного, намного лучше!

Потом Аури проверила, как дела в Порту. Льдисто-голубая бутылочка была немного не в своей тарелке. Она примостилась на самой нижней, самой левой полке у восточной стены. Аури мягко коснулась ее, изо всех сил стараясь подбодрить. А он любит бутылки. Может, это как раз подобающий дар?

Аури взяла бутылочку, покрутила в руках. Да нет. Не эта бутылочка. Суровая. Гравированная. Названная в честь кого-то другого.

А может, другую какую-нибудь бутылку? Да, это казалось почти правильным. Не совсем, но почти.

Она подумала про туалетный столик в Засвалке. Вчера он выглядел ровным и правильным. Но тогда она была вся растерзанная. Не в лучшей форме. Может, там есть какая-нибудь бутылочка, перепутавшаяся с остальными. Что-нибудь неправильное, потерянное или неуместное.

Ну, а даже если и нет, по крайней мере, будет с чего начать. И вот Аури взяла в руки теплое, приятное, увесистое Средоточие. И пошла кружным путем, тем, который чуточку дольше, чтобы показать ему Тамбур, и Вперед, и Просветное — оно ведь их еще не видело! — прежде, чем направиться в Подводы.

Она немного передохнула в Колечке, своей новой, идеально круглой гостиной. Средоточие королем восседало на бархатном кресле, а Аури удобно развалилась на томной кушетке, давая рукам отдых от такой сладкой боли — таскать Средоточие.

Но она была слишком занята, некогда было нежиться. Поэтому Аури снова взяла тяжелую шестерню и стала медленно подниматься по безымянной лестнице, не торопясь, чтобы Средоточие вволю насладилось странной и лукавой застенчивостью этого места. И поскольку оба они были вежливые, оба не обратили внимания на стеснительную дверь на лестничной площадке.

Вот и Засвалка. Аури пролезла сквозь стену и увидела, что комната точь-в-точь такая, какой она ее запомнила. Не идеально верная, как Колечко. Однако же ничего вызывающе искаженного тут не было. Ничего кривого, потерянного или кричаще неправильного. Теперь, когда туалетный столик был выправлен, Засвалка выглядела вполне довольной и могла спокойно предаться долгому и теплому зимнему сну.

Но все равно, не зря же она шла в такую даль! Поэтому Аури отворила платяной шкаф и заглянула внутрь. Потрогала ночной горшок. В чулан она тоже заглянула, вежливо кивнула стоявшим там метле и ведру.

И окинула взглядом туалетный столик. Там было несколько хорошеньких бутылочек. Одна особенно бросилась ей в глаза. Такая маленькая, светленькая. Сверкающая, как опал. Идеальная, с хитрой защелкой. Аури не нужно было ее открывать, чтобы увидеть, что внутри у нее дыхание. Драгоценная вещица.

Она подняла повыше Средоточие и попыталась посмотреть сквозь круглое отверстие в самом центре него, всего такого центричного. Она надеялась углядеть что-то, чего не заметила прежде. Что-нибудь отпавшее или заплутавшееся. Ниточку какую-нибудь, за которую можно потянуть и что-то вытащить. Но нет. Как ни гляди, прямо или искоса, а с туалетным столиком все было хорошо, и он действительно был в порядке.

Бутылочка, сверкающая потаенным дыханием — это был бы царский подарок. Но нет. Взять ее было бы так же глупо и жестоко, как выдрать зуб ради того, чтобы выточить из него бусину и повесить на нитку.

Она вздохнула и пошла прочь. Вышла сквозь стену и принялась спускаться по безымянной лестнице. Может, стоит сходить поохотиться в Линн, это такое трубное место, и, наве…

И на тебе! На обратном пути лукавый камень вывернулся у нее из-под ноги. Аури задумчиво спускалась из Засвалки по безымянной лестнице, и тут одна каменная ступенька наклонилась и накренилась. И она вперед! Чуть не упала!

Аури вскрикнула, и среди ее испуга Средоточие рванулось прочь. Оно, вращаясь, вывалилось из ее руки и выплыло из облака ее золотистых волос. Оно было очень тяжелым, но казалось, что оно скорее летит, чем падает. Оно повернулось, кувырнулось и ударилось о седьмую ступеньку так сильно, что камень треснул, снова подскочило в воздух, вращаясь, пало ниц своим медным лицом и разбилось при падении.

О, что за звук оно издало — точно стенание разбитого колокола! Точно песнь умирающей арфы! Оно ударилось о камень — и сияющие осколки разлетелись прочь.

Аури каким-то чудом устояла на ногах. Упасть она не упала, но как же заледенело сердце у нее в груди! Она с размаху села на ступеньки. Она слишком онемела. Сердце стало холодное и белое как мел.

Она еще чувствовала его у себя в руках. Видела следы от его острых граней, вцелованные в ее кожу. Она поднялась на ноги и принялась деревянно спускаться вниз. Шаги ее были неловкими и неровными — бездумные ступеньки все пытались ее уронить, как слабоумный старичок снова и снова рассказывает один и тот же несмешной анекдот.

Она так и знала. Надо было с ним помягче, с миром-то. Она же знала, как все устроено. Она же знала, что, если не будешь ступать легко, как птичка, весь мир развалится и погребет тебя под собой. Словно карточный домик. Словно бутылка о камни. Словно запястье, крепко прижатое рукой с горячим дыханием, воняющим вином и похотью…

Заледеневшая до хрупкости, Аури остановилась на нижней ступеньке. Глаза ее были опущены, солнечные волосы окутывали ее покрывалом. Все было так неправильно, что хуже и не бывает. Она не могла заставить себя посмотреть дальше своих маленьких, перепачканных пылью ножек.

Но ничего другого не оставалось. И Аури подняла глаза и выглянула. Потом вгляделась. Она увидела осколки — и сердце перевернулось у нее в груди. Нет! Оно не разбилось. Оно разломалось. Разломалось оно!

Лицо Аури медленно расплылось в улыбке. Такой широкой, можно было подумать, будто она луну съела. Ну да! Средоточие разломалось, но ничего плохого тут нет. Хлеб ломается. Лед ломается. Голос ломается. Ну да, конечно, оно разломалось. Как же еще некто столь сосредоточенный на себе мог бы выпустить в мир все свои идеальные ответы? Некоторые вещи слишком правильны, чтобы оставаться такими как есть.

Средоточие распалось на три сияющих куска. Три зазубренных осколка, по три зубца на каждом. Оно перестало быть булавкой, вонзенной в сердце вещей. Оно сделалось тремя тройками.

Аури расплылась в улыбке еще шире. Ах! Ах! Ах! Ну да, конечно! Она ведь искала не вещь. Неудивительно, что все ее поиски обернулись ничем. Неудивительно, что все выглядело так неправильно. Это были три вещи. Он принес три, и ей, значит, тоже надо. Три идеальных тройки — вот будет ему подарок!

Аури насупила брови, обернулась и посмотрела назад, на лестницу Шестерня ударилась о седьмую ступеньку Средоточие разбило ее довольно жестоко. Значит, не семь! Еще одно, в чем она ошиблась. Не на седьмой день он придет. Он посетит ее сегодня!

В другое время эта мысль могла бы начисто выбить ее из колеи. Она бы вся вспотела и безнадежно запуталась. Но только не сегодня! Не сейчас, когда перед нею была сама прекрасная истина. Не сейчас, когда ей вдруг все сделалось ясно и очевидно. Три вещи — это же так просто, если знать, что к чему!

Аури была настолько ошеломлена, что ей потребовалось несколько минут, чтобы осознать, где она стоит. Или, скорее, осознать, что лестница наконец-то поняла, где находится. Поняла, что она такое. К чему она относится. У нее появилось имя. Аури находилась в Девятикратно.

СОКРЫТАЯ СУТЬ ВЕЩЕЙ

Аури собрала тройки и направилась обратно в Мантию. Теперь они казались куда легче. Оно и неудивительно. Они же рассыпали все свои тайны, а уж Аури ли не знать, как тяжелы могут сделаться тщательно скрываемые тайны!

Вернувшись в Мантию, Аури бережно расположила тройки. Но еще до того, как она закончила расставлять их вдоль стены, она увидела прообраз своего первого дара. Увидела яснее ясного. Теперь понятно, для чего тут так много лишнего пола! Теперь понятно, почему она никогда не пользовалась вторым выступом у стены!

Зубцы были восхитительны. Такие правильные! Они сияли, точно желания в сказке.

Увидев, как все следует устроить, Аури отнесла первую сияющую тройку обратно в Засвалку. Через Подводы, с их мужчинами, всеми как есть, через кругло-идеальное Колечко, и по Девятикратно, нарочито-небрежному в своей новенькой поименованности.

Улыбаясь, Аури принесла сияющую медную тройку прямо к платяному шкафу и уложила ее в ящик, как нельзя более бережно. Тройка угнездилась внутри совершенно непринужденно. Будто возлюбленный или ключ. Аури сунула обе руки в ящик и ощутила кончиками пальцев прохладную белую гладкость простыни. Она вынула ее и прижала к губам.

Простыня была свободна и могла уйти. И Аури, задыхаясь, кинулась обратно в Мантию, прижимая к груди простыню.

Вторую тройку она отнесла прямиком в Туки. На один головокружительный миг Аури оставила Подсветье. Пролом в стене, потайная лестница, потом через подвал — в кладовую лучшего трактира, какой она знала. Там она оставила тройку и взяла взамен толстую белую перину, набитую невинностью и пухом. Перина была хорошая, мягкая, полная ласкового шепота и воспоминаний о дорогах.

И даже под весом этой перины Аури мчалась через подземелье легко, как пушинка.

Вернувшись в Мантию, она бережно расстелила перину у стены, напротив своей собственной постели. Достаточно близко, чтобы, если она ему вдруг понадобится, можно было лишь шепнуть. Достаточно близко, чтобы, если он захочет, он мог бы ей петь по ночам.

Подумав об этом, она слегка покраснела, потом взяла идеальную сливочную простыню, постелила ее поверх перины и подоткнула края. Мягко разгладила ее ладошками. Она была такая чудесная, как поцелуй, коснувшийся кожи!

Улыбаясь, Аури пошла в Порт и достала обратно одеяло. Теперь понятно, почему оно ее бросило. Оно осознало, что к чему, намного раньше, чем она. Просто оно больше было не для нее. Аури постелила на постели его одеяло и обратила внимание, что оно теперь не боится пола. Отступив назад, она посмотрела на него, такое мягкое, и нежное, и надежное, и честное.

Она принесла из Порта его красивую чашечку. Принесла кожаную книгу, неразрезанную, непрочитанную, совершенно неведомую. Принесла каменную статуэтку. И разместила все три на полочке у его постели, чтобы у него было что-нибудь свое красивое.

Ну, вот и все. Теперь у Аури был для него подарок: надежное место, где он может жить.

Но, как ей ни хотелось остаться и понежиться еще, надо было двигаться дальше. Сегодняшним правилом было число три. Ей нужны были еще два подарка.

* * *

Аури вернулась в Порт и окинула полки самым что ни на есть пристальным взглядом созидателя. И, поскольку сегодня был день созидания и в спину дул попутный ветер, Аури подумала о том, что могло бы ему пригодиться.

Это был непривычный образ мыслей. Несмотря на то что она хотела не для себя, она понимала, что такие вещи могут быть опасны.

Она посмотрела на остролистую баночку. Та дразнила и манила, но Аури понимала, что для него это не то. Не совсем то. Это был дар для нежданного гостя. Соты… ну, пожалуй. Она потянулась двумя пальцами к склянке с плодами лавра. Взяла склянку, посмотрела ее на свет. Ну да, ему действительно недостает лавров.

И тут все щелкнуло и сложилось. Ну конечно! Она чуть заметно улыбнулась. Что может быть лучше, чтобы утишить гнев? А кроме того, это была третья часть того, за что она уже взялась. Свеча. Свеча — именно то, что ему надо.

Тут Аури вдруг остановилась, будто с разбегу, по-прежнему держа в руке склянку. Она затаила дыхание и задумалась о суровой реальности времени. Свеча — это плавка. Свеча — это литье. А все это в первую очередь — форма. Аури почувствовала, как у нее все лицо нахмурилось при одной мысли о том, чтобы сделать ему маканую свечку. Нет-нет, это никуда не годится, все эти крипли и крапли совсем не для него.

Нет. Только форма. Единственный способ сделать свечу, которая достаточно хороша для него.

А это значит — Ковница.

Аури почти даже не колебалась. Ради себя она бы на такое не пошла, но сейчас это было просто необходимо. Ну разве он не заслуживает чего-нибудь хорошего? После всего, что он сделал, разве не заслуживает он хорошего, царского подарка?

* * *

Это было чистое и тихое место.

Там стоял рабочий стол. Черный, и гладкий, и твердый как камень. По бокам стояли штативы. Тиски. Набор плавающих колец. Подставка под горелку. Были там и краны, и вентили, продуманно устроенные: все сталь, латунь и железо.

Были там и полки, все на одной стене. Уставленные многочисленными и разнообразными принадлежностями ремесла. Кислоты и реагенты в закупоренных склянках. Сульфоний в каменной банке. Стойки с порошками, солями, глинами и травами. Масла и мази. Четырнадцать вод. Двойная известь. Камфара. Все идеально. Все верно. Все собрано, факторизовано и хранится самым подобающим образом. Были тут и инструменты. Перегонные кубы и реторты. Великолепная широкая бесфитильная горелка. Мотки медных трубочек. Тигли, и щипцы, и водяные бани. Сита, и фильтры, и медные ножи. Был и измельчитель, и ослепительно чистый винтовой пресс.

Были там и каменные полки. Бережные полки. На них, за толстым-толстым стеклом, таились бутыли. Эти бутыли не были чистыми и аккуратными, как на других полочках. И ярлыков на них не было. Они были дворовые. В одной хранился крик. В другой ярость. Там было много-много бутылей, и эти две были далеко не самые худшие.

Аури поставила на стол банку с плодами лавра. Она была маленькая. Как уличный сорванец. И большинство вещей были ей не по росту. Большинство столов были для нее слишком высокие. Этот нет.

Эта комната прежде принадлежала ей. Хотя нет. Эта комната прежде кому-то принадлежала. А теперь нет. Не принадлежала. Это было никакое место. Пустой лист ничего, которое не могло принадлежать. Оно было не для нее.

Аури выдвинула ящик рабочего стола и достала оттуда кругоугольную латунную форму. Такая как раз лучше всего подойдет для свечки.

Сосредоточенно хмурясь, Аури рассматривала плоды лавра. Да, они вполне почтительны, как и следовало ожидать, но при этом полны гордости. И еще с намеком на холод северного ветра. Это бы нужно поумерить. И… да. Сквозь них тоже тянулась ниточка гнева. Аури вздохнула. Нет, так совсем не годится.

Она сощурилась и поиграла цифрами в голове. Переводя взгляд с формы на склянку с плодами, она видела, что воска, который в них содержится, совсем не хватит. На целую свечу точно не хватит. На настоящую свечу. На свечу для него.

Аури вышла и вернулась с сотами. Деловито положила их под пресс и принялась вращать рукоятку, пока мед не хлынул вниз, в чистую, прозрачную баночку. Работы на полминуты.

Оставив мед стекать, Аури зажгла ближайшую бесфитильку и развернула штатив так, чтобы тигель оказался на нужной высоте. Открыла пресс, достала плоский лист пчелиного воска, сложила вчетверо и положила в тигель. Воска вышло не очень много, примерно столько, сколько могло поместиться у нее в обеих ладонях. Но, когда она добавит плоды лавра, выйдет как раз достаточно, чтобы заполнить форму.

Аури посмотрела на тающий воск и кивнула. Вещь будет сонная. Сплошь осенняя сладость, трудолюбие и заслуженная награда. Колокольчики тоже придутся кстати. Тут не было ничего такого, чего бы она ему не пожелала.

Будь это свеча обычного поэта, меда и лавра, пожалуй, было бы достаточно. Но ведь он не простой поэт! Нужно что-то еще.

Щепотка камфары подошла бы идеально. Самая чуточка, искорка, намек на что-то летучее. Но камфары у нее не было, и желать этого было бессмысленно. Поэтому вместо этого Аури принесла кусочек идеальной смолы из Порта. Для связи и чтобы душа его оставалась душевной сейчас, когда наступает зима.

Аури помешивала воск тонкой стеклянной палочкой. Она улыбнулась. Какое все-таки редкостное удовольствие — работать настоящими инструментами! Что за роскошь! Дожидаясь, пока растворится смола, Аури насвистывала, помешивая, и улыбалась. Это будет ее секрет. В свече будет еще и ее свист.

Потом она вышла в Мантию и посмотрела на свою идеальную лаванду в серой склянке. Она достала веточку лаванды. Две веточки. Потом Аури ощутила, как в груди у нее вспыхнул жаркий стыд. Не время сейчас сквалыжничать! Он-то ведь никогда не скупится на помощь. Неужели он не заслуживает сладких снов?

Аури стиснула зубы и вытащила из банки сразу половину лаванды. Ох, какая же она все-таки бывает жадная-прежадная!

Обратно в Ковницу. Аури высыпала плоды лавра в измельчитель. И плоды в три вдоха оказались меленько-меленько перетерты. Потом Аури остановилась, глядя на массу перемолотых плодов.

Она знала, как следует правильно себя вести с лавром. Знала способ, требующий терпения. Стереть и сварить восковые плоды. Отфильтровать выварки. Проварить еще раз, осветлить, остудить, отделить воск. Даже с настоящими инструментами на это уйдут часы работы. Много-много часов.

Но он-то ведь придет уже скоро! Она это знала. Знала, что на это нет времени.

И даже если бы у нее в запасе был целый день. Ведь в воске есть начала, которые для него не годятся. Он и так под завязку полон гнева и отчаяния. И гордость… ну, уж этого-то у него с избытком.

Есть, есть способы отфакторизовать все это. Все их она знала. Знала вращающиеся круги известкования. Умела делать возгонку и вытяжку. Умела выделить неисключающее начало не хуже любого, кто когда-либо занимался этим ремеслом.

Но сейчас было не время вымаливать милости у луны. Не теперь. Ей нельзя спешить и нельзя медлить. Бывают вещи, которые слишком важны.

Все как говаривал Мандраг: девять десятых алхимии — это химия. А девять десятых химии — ожидание.

Ну, а остальное? Та крохотная десятая доля десятой доли? Самая суть алхимии — то, чему Аури научилась давным-давно. Она училась этому прежде, чем обрела понимание истинного устройства мира. Прежде, чем узнала способ быть маленькой.

О да! Она обучилась своему ремеслу. Постигла его тайные пути и секреты. Все тонкие, нежные, вкрадчивые пути, которые делают человека истинным мастером в этом искусстве. Так много разных путей! Иные надписывают и описывают. Существуют символы. Обозначения. Бин и связывание. Формулы. Математический аппарат…

Но теперь-то она знала куда больше, чем все это. Многое из того, что она прежде считала истиной, оказалось обычными фокусами. Просто хитроумными способами разговаривать с миром. Это все был торг. Мольба. Зов. Взывание.

Но под всем этим лежала тайная глубина, сокрытая суть вещей. Мандраг ей этого так и не сказал. Пожалуй, он и не знал. Эту тайну Аури открыла сама.

Она знала истинный облик мира. Все прочее было тенью и рокотом далеких барабанов.

Аури кивнула сама себе. Ее личико было суровым. Она сгребла восковые перемолотые плоды в сито и поставила сито над сборником.

Она закрыла глаза. Развернула плечи. Сделала медленный, ровный вдох.

В воздухе висело напряжение. Натяжение. Ожидание. А ветра не было. Аури не говорила. Мир напрягся и замер.

Аури перевела дух и открыла глаза.

Она была маленькая, как уличный сорванец. Ее крохотные ножки, стоявшие на камне, были босыми.

Аури стояла и улыбалась в кругу своих золотистых волос, давя на мир всем весом своего желания.

И все содрогнулось. Все постигло ее волю. Все прогнулось, чтобы ей угодить.

* * *

Вскоре Аури вернулась в Мантию с красноватой свечой, в которую была впрессована лаванда. Свеча пахла лавром и пчелами. Она была идеальна.

Аури умыла лицо. Умыла руки и ноги.

Уже скоро. Она это знала. Скоро он придет в гости. Весь огненно-алый, славный, грустный и сломанный. Прямо как она. Он придет и, как истинный джентльмен — а ведь он же джентльмен! — принесет ей три вещи.

Аури улыбалась и чуть не приплясывала. И у нее тоже будет для него три вещи!

Во-первых, его хитроумная свеча, такая таборлиновская. Такая теплая, начиненная поэзией и снами.

Во-вторых, подходящее место. Полочка, где он сможет оставить свое сердце. Постель для сна. Тут ему ничто не причинит вреда.

Ну, а в-третьих? Ну-у… Аури опустила голову и почувствовала, как щеки у нее мало-помалу заливаются краской…

Чтобы выиграть время, Аури протянула руку к каменному солдатику, что стоял в изголовье его постели. Странно, как это она раньше не замечала узора у него на щите? Он был еле виден. Но да. То была башня, окутанная языком пламени. Это не простой солдатик: это маленький каменный амир.

Вглядевшись, Аури различила еще и тончайшие линии на его предплечьях. Нет, ну как она могла упустить из виду такое? Это же крохотный кирид. Ну да, конечно. Конечно, так оно и есть. Как иначе он мог бы быть подходящим подарком для него? Она поцеловала крохотную статуэтку и поставила обратно на полочку.

Но все равно оставалось еще и в-третьих. На этот раз Аури не стала краснеть. Она улыбнулась. Умыла лицо, и руки, и ноги. А потом бросилась в Порт и открыла остролистую баночку. Двумя пальцами Аури достала одну-единственную ягоду. Крохотную ягоду, алую, как кровь, даже в зеленом свете Лисика.

Аури забежала в Тамбур и посмотрелась в зеркало. Облизнула губы и прижала ягоду к ним. Помазала губы ягодой, потом провела ею по губам взад-вперед.

Она посмотрела на свое отражение. Точно такая же, как и раньше. Губы у нее были бледно-бледно-розовые. Она улыбнулась.

Аури вернулась в Мантию. Умыла лицо, и руки, и ноги.

Возбуждение накипало и бурлило внутри. Аури посмотрела на его постель. Его одеяло. Его изголовье с крохотным амиром, который ждал там, чтобы хранить его.

Все было идеально. Все было верно. Это было начало. Однажды ему понадобится место, а тут для него все уже готово. Однажды он придет, и она станет заботиться о нем. Однажды он будет тем, кто пуст, как скорлупка, пустынен, опустошен во тьме.

И тогда… Аури улыбнулась. Не ради себя. Нет. Ради себя — никогда. Ей следует оставаться маленькой и спрятанной, сокрытой от мира.

Но ради него — совсем другое дело! Ради него она пустит в ход все свое желание. Призовет всю свою хитрость, все свое мастерство. И тогда она создаст для него имя.

Аури крутанулась раза три. Втянула в себя воздух. Усмехнулась. Повсюду вокруг нее все было как следует. Она точно знала, где находится. Именно там, где ей и следовало быть.

ЭПИЛОГ

В глубине Подсветья, стоя на теплых камнях, Аури услышала слабый и нежный обрывок мелодии.

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

Давайте, я поведаю вам повесть о повести. Это именно то, чем я занимаюсь.

* * *

В январе 2013 года я сидел в баре в Сан-Франциско с Ви Харт: матемузыкантом, видеохудожницей и вообще чудесным человеком. Оба мы много лет были поклониками творчества друг друга, сами того не зная, и нас лишь незадолго до того познакомил наш общий друг.

В тот день мы впервые встретились лицом к лицу. Я только что дописал первый набросок книги, которая теперь перед вами, и Ви согласилась взглянуть на это и высказать свое мнение.

Мы провели пару часов, обсуждая эту повесть, и наша беседа то и дело отклонялась в самых непредсказуемых направлениях, как и водится у хороших бесед.

Ви действительно оказалась хорошим читателем. Мало того что умным, еще и на удивление проницательным вдобавок. Когда я сказал ей об этом, она слегка усмехнулась и объяснила, что она, собственно, сама большую часть времени только и делает, что пишет. Она пишет сценарии для своих видеороликов, потом их снимает. Сценарий — это львиная доля работы.

Она указывала на кое-какие моменты в повести, над которыми еще следовало поработать, на некоторые шероховатости, некоторые логические нестыковки. Указывала и на то, что ей понравилось, и говорила о повести в целом.

Следует заметить, что к тому моменту я был несколько пьян. Со мной такое нечасто случается. Но, поскольку уж мы застряли в баре, вежливость требовала купить что-нибудь выпить. Потом я взял еще, потому что Ви взяла себе еще, а мне не хотелось отбиваться от компании. А потом я взял себе еще, потому что несколько нервничал из-за первой встречи с Ви. И еще потому, что несколько нервничал из-за своей книги.

Ну, скажем честно: из-за книги я нервничал не «несколько», а довольно сильно. Потому что в глубине души-то я понимал, что эта моя новоиспеченная повесть — просто катастрофа. Крушение поезда. Колоссальное, дымящееся крушение.

— Там же нет ничего, чему полагается быть в книге! — говорил я Ви. — В книге должны быть диалоги, действие, конфликт. И персонажей должно быть больше одного! А я написал зарисовочку на тридцать тысяч слов!

Ви сказала, что ей нравится.

— Ну это-то да, — сказал я. — Мне тоже нравится. Но это же не главное. Ты понимаешь, люди ждут от книги определенных вещей, — объяснил я. — Без одной или двух из них еще можно обойтись, если осторожно, но нельзя же без всего сразу! Больше всего похожа на хоть какое-то действие сцена, в которой человек варит мыло. Я извел восемь страниц на описание того, как человек варит мыло. Восемь страниц шестидесятистраничной повести на то, как человек варит мыло. Это же психом надо быть!

Как я уже говорил, я действительно переживал из-за этой книги. Ну, и пьян был — возможно даже, довольно сильно. И я наконец получил возможность свалить с плеч часть груза, которым до сих пор ни с кем не делился.

— Люди это прочтут и взбесятся, — сказал я.

Ви смотрела на меня с серьезным видом.

— Я чувствую большее эмоциональное сродство с неодушевленными предметами в этой повести, чем обычно чувствую с целыми персонажами других книг, — объяснила она. — Это хорошая повесть.

Но я и слушать ничего не желал. Я покачал головой, даже не глядя на нее.

— Читатель ждет определенных вещей. Люди это прочтут и разочаруются. Там нет ничего, чему полагается быть в нормальной книге.

И тут Ви сказала кое-что, что я запомню на всю оставшуюся жизнь.

— Да ну их в жопу, этих людей, — сказала она. — Для таких, как они, книги все время пишут. А как же я? А где же книги для таких, как я?

Она говорила страстно, и твердо, и чуточку сердито. Она могла бы даже хлопнуть ладонью по столу. Мне нравится думать, что она хлопнула ладонью по столу. Давайте скажем, что она это сделала.

— Пусть себе другие люди читают свои нормальные книги, — сказала Ви. — А эта книга — не для них. Это моя книга. Это книга для таких, как я.

Это была одна из самых приятных вещей, какие мне когда-либо говорили.

* * *

Я не собирался писать эту повесть. Точнее, я не рассчитывал, что эта повесть об Аури выйдет именно такой.

Писать ее я начал где-то в середине 2012 года. Я рассчитывал, что это будет короткий рассказ для антологии «Негодяи», которую издавали Джордж Мартин и Гарднер Дозуа. Я задумал ее как историю о трикстере и предполагал, что из Аури выйдет приятное дополнение к более традиционным негодяям и мошенникам, которые, без сомнения, появятся в этой книге.

Но история вышла совсем не такой, как я рассчитывал. Куда более странной, чем обыкновенная повесть о трикстере, и в самой Аури оказалось куда больше тайн и загадок, чем я подозревал.

В конце концов история об Аури перевалила за четырнадцать тысяч слов, и я ее забросил. Она получалась слишком длинной. Слишком необычной. И, помимо всего прочего, сделалось ясно, что для антологии она не годится. Аури была не просто трикстером. А главное, это вышла совсем не история о плуте.

Невзирая на тот факт, что я уже пропустил дедлайн, Мартин с Гарднером были столь добры, что дали мне дополнительное время. И я вместо этого написал «Грозовое дерево», историю про Баста. Для антологии она подходила куда лучше.

Но история Аури по-прежнему ворочалась у меня в голове, и я осознал, что единственный способ от нее избавиться — это ее закончить. Кроме того, я давным-давно задолжал Биллу Шейферу из «Subterranean Press» какую-нибудь новеллу. Он опубликовал две мои недетские книжки с картинками, «Приключения принцессы и мистера Уиффла: тварь под кроватью», и продолжение к ней: «Тьма глубоко внизу». Так что я знал, что он не боится несколько странных историй.

Поэтому я стал писать дальше, и повесть становилась все длиннее и страннее. Я уже понимал, что она не имеет ничего общего с нормальной книгой. Там не было ничего, чему полагается быть в настоящей повести. С любой традиционной точки зрения это была абракадабра.

Но вот в чем дело. Она мне нравилась. Она выходила причудливая, и неправильная, и запутанная, и ей недоставало всего того, что полагается иметь истории. Но все это как-то работало. Мало того что я узнал много нового об Аури и Подсветье, в этой истории самой по себе была какая-то особая прелесть.

Как бы то ни было, я предоставил повести развиваться так, как ей самой угодно. Я не пытался придать ей иную форму или впихнуть в нее что-то только потому, что ему положено там быть. Я решил: пусть уж будет сама собой. По крайней мере, пока. По крайней мере, пока я ее не дописал. Я понимал, что потом мне, вероятно, придется поработать редакторским тесаком и с помощью безжалостной хирургии придать ей мало-мальски нормальный вид. Но это потом.

Видите ли, все это я уже проходил. В «Имени ветра» тоже много всего такого, чему там быть не положено. Пролог — это буквально точный список всего того, чего писателю никогда делать не следует. Но, невзирая на все это, оно же работает. Иногда история работает именно благодаря тому, что она не такая, как другие. Может, это и была именно такая история…

Но когда я написал восьмистраничную сцену, где Аури варит мыло, я осознал, что это не тот случай. Я писал в стол. На случай, если кто не знает этого выражения: «писать в стол» — это когда ты что-то пишешь, а потом, когда закончишь, кладешь рукопись в ящик стола и забываешь о ней. Это не та книга, которую можно продать в издательство. Не та книга, которую людям захочется прочесть. Это та книга, которую напишешь, а потом вспомнишь о ней на смертном одре и попросишь своего ближайшего друга сжечь все твои неопубликованные тексты. Ну, разумеется, предварительно почистив историю в браузере.

Я знал, что Билл из «Subterranean Press» — славный человек и готов к странным проектам, но это? Нет. Нет, это просто повесть, которую надо написать, чтобы выкинуть ее из головы. Мне нужно было ее написать, чтобы узнать побольше об Аури и о мире (мир, кстати, называется Темерант, вы поняли, да?).

Короче говоря, я знал, что пишу чисто для себя. Не для других людей. Бывает такое.

Но повесть мне все равно нравилась. Она была странная и милая. Я наконец-то услышал голос Аури. Она мне довольно сильно нравилась. И я научился писать от третьего лица, так что время было потрачено не зря.

Закончив повесть, я отправил ее своему агенту, Мэтту: так полагается, если ты писатель. Я ему сказал, что собираюсь предложить это Биллу, только Билл ее, наверно, издавать не захочет, потому что это, образно выражаясь, крушение поезда.

Но Мэтт прочел, и ему понравилось.

Он мне позвонил и сказал, что это надо послать Бетси, моему редактору из DAW.

— Да не станет она это издавать, — сказал я. — Это же абракадабра. Такое только псих мог написать.

Мэтт мне напомнил, что, согласно условиям моих договоров, Бетси имеет право преимущественного приобретения на все книги, которые я напишу в будущем.

— А потом, — сказал он, — ее следует посвятить в дело просто из вежливости. Она же ведь первая тебя опубликовала.

Я пожал плечами и сказал, мол, валяй, посылай. Мне было несколько неловко думать, что Бетси это прочтет.

Но Бетси это прочла, и ей понравилось. Правда понравилось. Она захотела это издать.

И вот тут-то и началась настоящая работа.

* * *

За те месяцы, что миновали со времени моего разговора с Ви Харт, я переделал эту историю примерно восемь раз (ну это-то для меня как раз нормально. На самом деле, восемь — это еще маловато).

В процессе я выдал эту повесть на вычитывание примерно трем десяткам бета-читателей, получая отзывы, которые должны были мне помочь в бесконечной, маниакальной переработке текста. И одно замечание, которое люди повторяли снова и снова, на самые разные лады, выглядит так:

«Ну, я не знаю, что подумают другие. Им, наверное, не понравится. Но, по-моему, книга замечательная!»

Даже странно, как много людей сказали мне это, так или иначе. Черт, я только сейчас сообразил, что сам сказал нечто в том же духе всего парой страниц раньше.

По правде сказать, мне очень нравится Аури. Этой странной, нежной, надломленной девушке в моем сердце отведено особое место. Я в нее почти влюблен — да что там, просто влюблен.

Думаю, это оттого, что оба мы отчасти сломаны, хотя и каждый по-своему. А главное, оба мы это сознаем. Аури знает, что она внутри не совсем такая, как следует быть, и это заставляет ее чувствовать себя очень одинокой.

И я знаю, как она себя чувствует.

Но тут как раз ничего необычного нет. В конце концов, я же автор. Мне и положено знать, что чувствует персонаж. И только когда я начал получать отзывы, я осознал, насколько распространено это чувство. Один человек за другим говорили мне, что они понимают Аури. Что они знают, откуда все это.

Этого я не ожидал. Я поневоле задаюсь вопросом, сколько же из нас так и идут по жизни, день за днем, чувствуя себя слегка надломленными и одинокими, будучи все это время окружены людьми, которые чувствуют себя точно так же.

Так вот. Если вы прочли эту книгу и вам не понравилось, мне очень жаль. Это я виноват. Это странная повесть. Может быть, она вам понравится со второго раза (многие мои книги со второго прочтения кажутся лучше). Но может быть, и нет.

Если вы один из тех людей, кому эта книга кажется шокирующей, отталкивающей или сбивающей с толку, — я прошу прощения. На самом деле, видимо, эта книга не для вас. Но есть и хорошая новость: существует много других книг, которые написаны именно для вас. Истории, которые понравятся вам куда больше!

А это история для всех слегка надломленных людей, которые живут рядом.

Я один из вас. Вы не одни. И все вы для меня прекрасны.

Пэт Ротфусс июнь 2014

P.S. Только сейчас сообразил: я же совсем ничего не сказал про иллюстрации, и очень напрасно. Не только потому, что иллюстрации чудесные. Не только потому, что Нейтан Тейлор — святой человек, воплощающий мой бред одержимого. Но и потому, что история о том, как они сделались частью этой истории, сама по себе не менее интересна…

Увы, у меня заканчивается и время, и место. Так что придется этой истории обождать до тех пор, пока я не напишу об этом у себя в блоге. Если интересно, и вы читаете по-английски, можете поискать ее тут: .

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

НА САМОМ ГЛУБОКОМ ДНЕ

ПОСЛЕДСТВИЯ ВЗГЛЯДА

ПРЕКРАСНАЯ И СЛОМАННАЯ

НЕОБЫКНОВЕННОЕ ПРИЯТНОЕ МЕСТО

ПУСТОТА

ГНЕВНАЯ ТЬМА

ПЕПЕЛ И УГЛИ

ВСЕ ПО ЕЕ ЖЕЛАНИЮ

ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ ДВИГАТЬСЯ ИЗЯЩНО

СОКРЫТАЯ СУТЬ ВЕЩЕЙ

ЭПИЛОГ

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg