Андрей Белянин, Игорь Касилов Гаврюша и Красивые Сборник
Гаврюша и Красивые
Пролог Дом в переулке
В узком московском переулке с редким названием Маленькое Гнездо стоит дом. Он очень старый и похож на отставного офицера царской армии. Рост его два этажа, чердак да крыша. Холодной зимой смолит ветеран дымовыми трубами, как папиросами. Подъезд в доме высокий, торжественный, даже когда о порог трётся заблудшая кошка. Умей домик ходить, то наверняка бы прихрамывал и кряхтел. Стены-уши его безнадёжно глухи, глаза-окна часто слезятся, а деревянные ступени под весом жильцов и гостей непременно сетуют на жизнь. Вот она, старость памятника культуры.
В советские времена здесь размещалось общежитие, а когда пришли времена офисов и банков, всех расселили. К счастью, дом не стал ни офисом, ни банком, потому что находился далеко от проспектов и широких улиц. В доме устроили четыре квартиры с удобствами и поселили новых жильцов. Третью занимает семья Красивых. С большой буквы, потому что это Фамилия. Досталась она Валентину Валентиновичу Красивому, как полагается, от папы, а нынче он и сам дважды отец. У Валентина Валентиновича есть жена Александра Александровна, семнадцатилетняя дочь Глаша и семилетний сынишка Егор. Все тоже, разумеется, Красивые. А вот кто такой Гаврюша, где живёт и что делает, узнать непросто.
Но мы постараемся вам рассказать…
Глава первая, в которой всё странным образом исчезает и появляется
Утро началось с того, что папа вляпался в очередную лужицу, на этот раз голой левой ступнёй. Предыдущая неприятность досталась правой ступне, и ей повезло меньше, потому что, когда на вашей ноге носок и вы становитесь на мокрое, вас переполняют уже двойные чувства.
— Егор! — позвал папа, изучая расположение мокрых мест на паркете.
Звать приходилось шёпотом, потому что, как сказала вчера мама, «только на твоей работе могут догадаться устроить совещание в субботу с утра пораньше». Папа тогда молча пожал плечами и обещал собраться тихо.
Следы привели его в ванную. Ничего не подозревающий сын, увлечённый игрой, встретил отца командой «Пли!» и залпом многочисленных брызг. Увернуться Валентин Валентинович не успел, за что и был поражён прямым попаданием в единственную отглаженную рубашку. Весьма кстати вспомнились следующие слова мамы о том, что «только наш папа, в отличие от нормальных людей, одевается до умывания». Слава богу, брюки он ещё не надевал.
Папа предусмотрительно прикрыл дверь и сделал строгое лицо. Ванна была наполнена почти до краёв. Сын сосредоточенно сопел рядом и возился с бумажными корабликами.
— Егор! Почему ты не спишь?!!
Мальчик вздрогнул и обернулся. Убедившись, что мама на горизонте отсутствует (а с папой всегда можно договориться), он принялся закатывать мокрые рукава пижамы.
— Пап, я уберу. Она даже не догадается, пап. Классно, правда? — Младший улыбнулся, показывая на кораблики. — Королевский флот снова потерпел поражение! «Чёрная жемчужина» ушла в последний миг! Пираты на свободе! Давай играть, пап? Я дам тебе шлюпку… возможно… одну.
— Егор! Где мой носок?! Я опаздываю!!!
— Не знаю, — не сразу ответил мальчик, разглядывая белую ступню Валентина Валентиновича и переводя взгляд на носок. — А ты можешь одолжить мне этот?
— Зачем? — Папа тоже посмотрел вниз.
— Он же чёрный, как самый всамделишный пиратский флаг! Чёрный флаг! Чёрный флаг! Чёрный флаг!
— О боже… — Вал Валыч (родные так называли Валентина Валентиновича для краткости) поспешил покинуть ванную комнату и осторожно просочился в спальню.
— Что делает наш сын? — спросила в подушку мама.
— У него там… — папа потянулся к шкафу, но ящик с бельём категорически отказывался выдвигаться, — морская баталия. Спи, Сашенька, Егор уберётся, лужи вытрет…
На миг он прикусил язык и остановился, чтобы понять — последние два слова на самом деле были сказаны вслух или он только о них подумал. Мама ничего переспрашивать не стала, а пронеслась мимо с рёвом полицейской машины. Её оживлённая беседа с несовершеннолетним пиратом развеяла сомнения — отец сболтнул лишнее.
Вал Валыч перерыл свой ящик, но парных носков не нашёл ни одной пары. Горько вздохнув, решился на левый в тёмно-зелёную клетку. «Зато сухой!» — утешил он себя, натянул носок, нырнул в брюки, заправил обрызганную рубашку и поспешил удрать в прихожую.
Глаша Красивая — сова. Не птица, конечно, а в том смысле, что утра для неё не существует часов так до одиннадцати-двенадцати. В отличие от мамы, готовой подскакивать от любого звука, молодая девушка уверена, что в субботу её никакая собака не разбудит.
На этот раз она ошиблась.
Виноват, конечно, их сосед по этажу, батрахолог Иннокентий Иванович, которого угораздило начать ремонт и дружить с родителями. Глаша тёплых чувств к нему не испытывала, потому что боялась его гигантских жаб, как… как обычные девушки боятся рептилий. И сам он похож на рептилию: глазки бусинками, лысый, и вечная улыбка тонких губ до ушей.
Дело в том, что хитроумный Иннокентий Иванович уломал маму и папу подержать у себя на время ремонта его старый велосипед. Тот самый велосипед, который папа, стараясь смыться по-тихому, и уронил как Эйфелеву башню, себе же на ногу.
Глаша резко переключилась из режима «сон» в режим «какого лешего?» и грозно ссутулилась на кровати, потирая глаза. Сердитая Александра Александровна высунулась из ванной и вместо того, чтобы пожелать папе хорошего дня, возмутилась:
— Я же просила убрать его на балкон! А если бы он грохнулся на ребёнка?!!
— Значит, меня тебе не жалко? — стонал папа, прыгая на одной ноге и морщась от боли.
— Я больше беспокоюсь за паркет и Иннокентия Ивановича, — честно призналась мама и сосредоточила внимание на мокром сыне. — Егорушка, обещай, что больше не будешь тут разводить синее море, хорошо?
Мальчик обнимал скисшие бумажные корабли, с тоской глядя на убегающую в сливное отверстие воду.
— Мам, вот подумай, мам! На улице холодно, на кухне посуда грязная, в унитазе тесно. Куда ж я ещё пойду? А ты мне дашь фен кораблики посушить?
— Вот ещё! — Глаша перехватила у мамы право ответа. Ей не терпелось занять совмещённый санузел минут так на сорок с песнями, феном и парой тайных звонков по мобильнику. — Строже надо с ним, мама, строже, как с папой.
Егор приветствовал сестру высунутым языком, та по традиции показала свой. Тогда мальчик решил выступить с речью.
— Как вы не понимаете, я расту, познаю мир, мне надо развиваться! Вот вырасту и буду как вы — спать, есть, работать и сидеть в Интернете. А сейчас мне надо с кем-то играть. Вам некогда, потому что пока вам надо спать, есть, работать и сидеть в Интернете… Я всё понимаю, но и вы поймите меня. Знаете что? — Егор вручил мокрый флот матери и обвёл своих женщин взглядом человека, обладающего сокровенной истиной. — Настоящие пираты носят серьги, как у девочек, только одну!
Глафира закатила глаза, а мама улыбнулась.
— Ума не приложу, где взять серьгу? — признался Егор, наблюдая за реакцией сестры.
— Так, понятно, — сквозь зубы выдавила Глаша и потянула дверь ванной на себя. — Но ничем помочь не могу, самой мало.
Мама погладила сына по голове и повела переодеваться в другую комнату.
— Мама, почему вы никто не хотите играть со мной? — Сын послушно вытянул руки, помогая маме снимать с него мокрую пижаму. — Да, я понимаю, папа обеспечивает семью, — (мама серьёзно кивнула), — ты готовишь еду, наводишь порядок и говоришь папе, какого числа вы поженились, — (мама снова кивнула, а Егор позволил ей натянуть на него новую футболку), — а Глашка… мечтает подцепить классного парня, я слышал…
— Отсюда поподробнее. — Мама села на корточки, чтобы видеть честное лицо сына.
— Мама, ты не понимаешь? В их возрасте им нужен или спортивный парень, или взрослый мужик на БМВ.
— Это Глаша сказала?
— Я могу уточнить…
— Не беспокойся, мама сама уточнит.
Пришло время завтрака. Егорушка сидел перед тарелкой овсянки, заботливо приготовленной мамой, и показывал эту вязкую жижу двум пластмассовым пиратам. Разбойники «наклонились», «поглядели» нарисованными глазами и «повалились замертво». Пока мама наливала себе зелёного чая, Егор плеснул немного молока из стакана в бумажный кораблик.
Александра Александровна старалась быть примером для сына и первые три ложки каши съела с почти убедительным наслаждением.
— А ты знаешь, морячок, что у каждого великого пирата, у англичан особенно, ни один завтрак не обходился без овсянки и… — Мама Саша сделала опрометчивую паузу.
— …и бутылки рома, — машинально закончил сын, косясь на стакан.
— Придумал ещё! — чуть не поперхнулась ласковая мама и вручила сыну ложку. — Вот твоё оружие. Присоединяйся.
Пока она пыталась легко проглотить следующие три дозы каши, Егор скорчил в ложку несколько забавных гримас.
— Мам, а можно я с Глашей поделюсь?
На кухню влетела сестра, привычно сжимая сотовый между ухом и плечом, что здорово портило осанку. Девушка распахнула холодильник, взяла брусок копчёного мяса и бросила добычу на разделочную доску посреди «настоящего пиратского завтрака». Блеснул кухонный нож.
Количества нарубленных Глашей кусочков запросто могло хватить на одну пиратскую пирушку с фейерверком и попугаями на десерт. Недорезанное мясо вернулось в холодильник, и сестрица приступила к поеданию прямо с разделочной доски, хмыкая и угукая в трубку. Её первобытный завтрак был дополнен бокалом растворимого кофе с тремя ложками сахара. Она запивала мясо большими глотками голодной пещерной охотницы.
Мама наблюдала за Глашей с завистью, а Егор с восхищением.
— У неё большие шансы стать пиратом, — тихо сказал он маме. — Но есть ещё один вариант.
— Какой? — так же тихо, под жевание и мычание дочери спросила мама.
— Если в пираты примут меня, мы украдём её и продадим в арабский гарем.
Александра Александровна прикрыла рот рукой.
— Мама, я сегодня иду к Светке на день рождения, — сказала Глаша. Не расставаясь с трубкой, она принялась оглядывать себя в области живота. — Опять наемся…
Мама утопила ложку в каше и потянулась за салфеткой. Дочь сделала последний смачный глоток из кружки и покинула кухню. На разделочной доске оставалось несколько соблазнительных ароматных кусочков копчёного мяса. Мама Саша взяла чистую тарелку для второго и накрыла их, чтобы смотреть на что-нибудь другое.
— Пираты не ели овсянку, — разочарованно признал Егор. — Ясно как день.
Он отодвинул тарелку и смело встретил осуждающий мамин взгляд.
— Это ещё почему? — спросила она, стараясь быть непроницаемой.
— Потому что у них не было мам, которые сидят на диете.
— Вот придумал! — обиделась мама. — Не хочешь, не ешь.
— Спасибо. — Егор слез со стула, собрал игрушки и, явно повеселев, побежал играть.
Мама убедилась, что её не видят, и потянулась к разделочной доске, приподняла тарелку… сняла совсем… Пусто!
Женщина вздрогнула. Какой фокусник это сделал, неужели Егор? Когда успел? Поглядев по сторонам, Красивая нагнулась и посмотрела под столом. Ничего она там не нашла.
Тем временем Глаша бросила телефон на взбаламученную постель и порхнула к шкафу. Она довольно быстро подобрала платье и повесила его на ручку. Последовали прихорашивания и приготовления, всё двигалось как по маслу, пока не подошла очередь серёжек. Из тех, что были нужны, нашлась только одна. В голове сверкнуло нехорошее воспоминание: до завтрака брат клянчил пиратские серьги. Подозрения заставили девушку на цыпочках выйти из комнаты.
— Братец, ты где?
Ответом на строгий призыв был лёгкий укол пластмассовой шпаги в спину.
— Теперь вы моя пленница, леди! — объявил он торжественно и поклонился. — Я продам вас в арабский гарем. Задорого.
Глаша развернулась, ухватила конец шпаги и затащила брата на свою территорию. Там ему молча была предъявлена единственная серьга. Он долго разглядывал вещицу, затем расплылся в улыбке и, насколько хватило рук, обнял сестрёнку.
— Спасибо, ты добрая! Это и вправду мне?
— Где вторая? — Вопрос отменил процесс родственных объятий и повернул общение в иное русло.
— Я не брал! — уверенно ответил Егор и заморгал.
— Точно?
Он отступил на шаг, чтобы вернуться в роль благородного разбойника и принять позу, соответствующую моменту.
— Я хоть и пират, молодая леди, но вещи сестры без спросу не беру.
— Ладно, иди. — Глаша проводила его взглядом, которым обычно провожают тяжелобольных, и вздохнула, понимая, что надо подобрать другие серьги. Ничего не поделаешь.
Гордо задрав подбородок, Егор удалился.
В прихожей снова рухнул велосипед.
— Тысяча чертей! — грозно проорал мальчик.
Из кухни, протирая тарелку, вышла мама.
— Ошибаешься, сын, только один. Что так быстро, Пекло закрыто на ремонт?
Вал Валыч обнимал коленку одной ноги, приплясывая на другой.
— Вы только посмотрите! — воскликнула мама Саша. — Да на нём носки разные!
— Я забыл права, — еле выдавил папа.
— Ты хоть видел, что надевал на себя?! — не унималась она.
— Видел! Искал! Других в доме нет! Они все пропали!!!
К событию присоединилась Глафира, которая тонко присмотрелась к проблеме с другой стороны:
— Вы не заметили? Пропадают парные вещи.
— И непарные тоже, — добавил папа, после чего прекратил жалеть ушибленную конечность и с видом медведя, пытающегося после спячки найти зубную щётку, полез во все ящики прихожей разыскивать водительскую карточку. Сопел и кряхтел он совершенно по-медвежьи.
— Ты прав, — сказала мама, — нарезка тоже исчезла, прямо из-под этой тарелки. — Она продемонстрировала белоснежную тарелку для второго, с которой уже не расставалась.
Однако под скептическим взглядом дочери смутилась и пошла на попятный.
— Если, конечно, Егорушка… — тихо, будто оправдываясь, начала мама Саша. Но запнулась и больше ничего не говорила, наблюдая за тем, как папа энергично погружает прихожую в хаос, выкидывая из всех ящиков всё, что возможно.
— Лопни моя селезёнка, если я не знаю, кто это! — патетически возопил Егор.
— Скажи, сын, скажи, — пробубнил под нос папа, не вставая с четверенек и окунаясь в очередной ящик. — Может, нам станет легче.
— Всё подстроил домовой, однозначно!
— Домовой? — Сестра оперлась спиной о косяк своей комнаты. — Одноглазый, хромой и с попугаем на плече?
— Да нет же, обычный русский домовой, — объяснил Егор. — Он играет. Прячет вещи и смотрит, что мы будем делать.
Папа оторвался от поисков и встал буквой Г, упираясь руками в колени.
— Тот, кто прячет чужие вещи и смотрит, как я теряю работу, должен сидеть в тюрьме.
— Я знаю, что делать. — Егор сложил руки кренделем. — Надо сказать громко: «Домовой, поиграй и обратно всё отдай!»
— Это его бабушка научила, — с ходу поставила диагноз сестра.
— Я вашему домовому и не такое заряжу, — в свою очередь отреагировал отец. — Здесь другие слова нужны, дедушкины, те, что он мне по секрету про депутатов говорил.
— А я верю тебе, сынок! — поддержала Егора мама и подмигнула дочери. — Домовой, поиграй и обратно всё отдай! Эй, Вал Валыч, скажи, жалко, что ли?
— Не жалко. — Папа выпрямился и разогнул спину, хватаясь за поясницу. — Домовой, поиграй и обратно всё отдай, а не отдашь, сам будешь за квартиру платить и Глаше на баланс класть. Глаша, дочь, ты согласна?
— Нет уж. — Девушка встала руки в боки и попеременно зыркая то на отца, то на мать. Потом плюнула, сподобилась-таки произнести бабушкино заклинание: — Домовой, поиграй и обратно всё отдай. А ещё у меня губная помада заканчивается, стырь у кого-нибудь, пожа-а-алуйста, очень надо!
— Размечталась, — обрезал Вал Валыч и засунул руки в карманы брюк. Лицо его стало озабоченным. — Что за чертовщина?!
Папа вынул правую руку, сжимая водительскую карточку.
— Вот видите! Видите! — обрадовался мальчик и запрыгал на месте. — А вы не верили! Он хороший, просто с ним никто не играет, как со мной.
— Сейчас проверим! — Мама с азартом побежала в спальню, откуда скоро вернулась с парой одинаковых чёрных носков. Она положила их на протянутую папину руку. — В следующий раз, дорогой, попроси домового и рубашку тебе погладить. Он хороший, он не откажет.
— Хорошо, — послушно ответил папа, всё ещё не веря в происходящее. — Ну я пойду?
Быстро, словно улики, он рассовал находки по карманам и, придерживая велосипед, покинул квартиру. Мама повернулась к Глаше. Та стояла вылупив глаза.
— Твоя очередь, доченька.
— Сходи глянь, — поддержал маму довольный мальчик. — Твои серьги снова вместе.
— Ой ли?! — разворачиваясь, фыркнула Глаша, но в комнату вернулась.
Брат и мама, не удержавшись, пошли следом.
— Вот они, на шкатулке!!! — весело пропищал Егорушка и принял позу летящего Супермена. — Спасибо, домовой! Ты отличный парень!
— Повезло тебе, братишка. — Сестра подобрала серьги. — Ладно, так уж и быть… — Она открыла шкатулку, пошуршала там и достала пару клипс. — На, возьми. Одна сломана, а вторая пока держится. Пользуйся. Только скажи своему домовому, что я не шутила насчёт помады.
Егорушка, получив столь долгожданный и неожиданный подарок, сию секунду отправился пиратствовать в детскую, а мама обняла Глашу и молча поцеловала в висок.
До самого вечера Александра Александровна бродила по кухне, бурчала под нос, поднимала скатерть, заглядывала в холодильник. Копчёного мяса домовой ей так и не вернул.
Глава вторая, в которой Егор знакомится с Гаврюшей
Егор задумчиво ощупывал пластмассового пирата. Был хмурый декабрьский вечер, время недетское, поэтому мальчик лежал в кроватке, а мама сидела рядом, на краешке, и гладила его вихры.
— Пойми, сынок, так получилось. Мы с папой работаем, Глаше надо в институт, а в школе карантин. Знаешь, что происходит, когда где-нибудь карантин?
— Знаю, — он отвернулся к стенке, — родители забирают детей из школы, бросают дома одних, а сами бегут на работу, как на распродажу…
— Никто никого не бросает. — Мама улыбнулась тёплой, летней улыбкой. — Во время карантина двери школы закрыты для всех.
— Даже для директора? — недоверчиво покосился на неё Егорушка.
— Даже для директора. И вообще, чего ты расстраиваешься? Надо просто пару часиков подождать бабушку, она к обеду будет здесь и посидит с тобой до нашего с папой возвращения.
— Посидит или поиграет?
— И посидит, и поиграет, и обедом накормит, и сказку расскажет. Обещай мне хорошо себя вести, ладно? Ничего не трогай, особенно стиральную машину и микроволновку.
— Мам… — Обиды в голосе поубавилось.
— Что, сынуля?
— Сделай что-нибудь вкусное на завтрак…
— Хорошо, — обнадёжила она, но честно внесла поправку: — Если не просплю.
В глазах у мальчика мелькнула идея.
— А ты попроси домового! Он тебя точно разбудит! — Егор даже сел от осенившей его мысли. — Хочешь, сам попрошу?
— По рукам! — охотно подыграла мама Саша. — Попроси. Только, чур, без щекотания пяток, я страшно этого боюсь. А теперь спать, милый.
Сын кивнул и плюхнулся на подушку. С чувством выполненного долга мама поднялась и тихо покинула детскую.
— Эй! — громко прошептал семилетний мальчик сквозь полумрак. — Домовой, ты слышал? Разбуди их на часок пораньше, пожалуйста! Мама сделает вкусненькое. Обещаю поделиться, честное пиратское!
— У нашего героя новая фишка, — сказала мама, вернувшись в спальню к мужу и натягивая одеяло до самого подбородка (папа пребывал в состоянии полудрёмы). — Думаю, пираты скоро закончатся и он полностью переключится на домового.
— У нашего руководства тоже новая тема, — медленно произнёс папа, — стоять утром на улице и встречать опоздавших. Родная, если я просплю, лучше пристрели меня дома…
Мама погладила мужа по уху и поцеловала в затылок.
— Спи, мой хороший, твой сын заказал у домового побудку.
— Вот как… и чего мы, дураки, будильников поназаводили?
Скоро они уснули.
Ровно в пять, когда за окном не спали только снежинки и редко проезжавшие автомобили, велосипед Иннокентия Ивановича рухнул.
Родители так и сели, глядя друг на друга отмороженными сусликами.
— Воры, — предположила худшее мама.
— Кошка, — оптимистично возразил папа.
— Откуда?
— Чужая. Мы забыли закрыть дверь, она вошла, потёрлась и уронила…
— А что, если её зашибло насмерть?!
Оба родителя влезли в тапки и с видом опытных злоумышленников стали прокрадываться в прихожую. Включив свет и удостоверившись, что входная дверь заперта, а кошки нет и в помине, они отправились досыпать.
Встали мама и папа строго по будильнику, поэтому после их отбытия на работу Егор прочитал вот такую записку: «СЫН! НА ЗАВТРАК БУТЕРБРОДЫ И МОЛОКО. ПРОСТИ, Я НЕ УСПЕЛА. ЖДИ БАБУЛЮ И НЕ ГРУСТИ!»
Мальчик отбросил листок, потёр заспанные глаза и вздохнул. Он сидел за кухонным столом, глядя на ненавистный стакан с молоком от «Кубанской бурёнки». Сонную голову приходилось держать руками, упираясь локтями в скатерть. Бутерброды с паштетом вызывали сильное желание сложить их в мусорное ведро и забыть навеки.
Егор сполз со стула, решив поискать замену бутербродам в холодильнике. Хотелось горячих, душистых блинчиков с ежевичным вареньем, компота из сухофруктов и чтобы вся семья сидела рядом, включая Глашу — так и быть. Содержимое холодильника не вдохновило, он захлопнул дверцу, развернулся и… увидел, как маленький дядька с рыжими волосами, в пижаме с заплатками и вязаных полосатых носках сидит на его стуле, жуёт выуженный из мусорного ведра бутерброд и прихлёбывает его молоко.
— Мама проспала, — укоризненно сказал мальчик. Когда ему очень хотелось познакомиться, но было чуть-чуть неловко, Егор начинал говорить с человеком как со старым знакомым. — Завтрак мог быть просто чудесный, если бы мама проснулась вовремя. Если бы вы её разбудили…
Не оставалось и капли сомнений, что наглый рыжий обжора — это и есть домовой, на которого возлагались все надежды.
— И тогда кое-кто, — продолжил мальчик, входя в роль обвинителя, — мог бы сейчас гораздо вкуснее позавтракать. Да, да!
Рыжий хмыкнул и громко, с набитым ртом заявил:
— Вот дети, а! Стараешься для них, всю ночь глаз не смыкаешь, велосипеды роняешь, а самих и Царь-пушкой не разбудишь. Теперь так будет весь день гундеть. И ведь момент какой подобрал, прям будто взаправду меня видит!
— Вижу! — уверенно подтвердил Егор и показал на рыжего пальцем. — Ты сидишь на моём стуле, ешь бутерброд с паштетом, а сам наверняка ещё не умывался и зубы не чистил.
Домовой подавился и закашлялся.
— Вот те раз! — растерялся он и нырнул под стол. — Нет меня! Это тебе снится, мальчик. Ты ещё спишь!
Егор по-хозяйски доковылял до стола, приподнял скатерть и засмеялся, как обычно смеются дети, застигая кота в процессе самозабвенного вылизывания… миски со сметаной. Незнакомец этого не понял и продолжал играть в несознанку:
— Эй, малой, ты что, того? Зачем со мной разговариваешь? Я тебе не показывался! Не показывался же, да?! Ой!
Мальчик бесцеремонно ткнул человечка пальцем в щёку. Застыв от неожиданности, тот лишь промямлил:
— Ладно, твоя взяла, сдаюсь…
— Выходи давай! — радостно крикнул Егорушка. — Ты не представляешь, как мне одному скучно!
Домовой выбрался из-под скатерти, едва не уронив стол и всё, что на него поставила мама. Вид у рыжего чудика был, мягко говоря, свойский. Волосы растрёпанные, как после вихря, льняная одёжка в пятнах, и палец торчит из дырки в носке. Поняв, что его разглядывают, мужичок прикрыл палец другою лапой и по-крестьянски вытер ладонь о рубаху.
— Давай знакомиться, что ли?
— Давай! — Мальчик пожал протянутую руку. — Меня зовут Егор.
— А меня Гаврюша. Ну, чего хохочешь-то?
— Имя смешное, вот и смеюсь.
— Вообще-то меня Гаврилой Кузьмичом зовут, и даже фамилия имеется, только я её забыл. А Гаврюшей для ласковости зовусь, чтобы вот таких, как ты, смешить.
— А знаешь, что скажет моя бабушка, когда придёт? — Егор посерьёзнел.
Домовой глянул в сторону стола и высказал предположение:
— Убираться заставит?
— Она скажет, что ты, Гаврюша, неряха, и мыться погонит.
— Вот ещё! На, смотри, как я могу! — И щелчком пальцев чудак вмиг обрядился в старинную, шитую золотом боярскую одежду. — Глянь, ни одна бабка не устоит!
— Пожалуй, это слишком. Надо выглядеть современно.
— А, что вы понимаете! — махнул он рукой и поменял костюм на кричащие джинсы поп-звезды, рубашку с вырезом до пупа и бейсболку в звёздах. — Вот, пожалуйста, современнее некуда. Устраивает?
— Ну, не знаю. Бабушка говорит, что по телевизору один разврат, а ты сейчас прям как из телевизора…
Домовой недовольно сел прямо на пол, и тут до него дошло:
— Фу-ты ну-ты! Вот заболтал, сорванец! Она ж не увидит ни шиша.
— Почему? — Егор обошёл вокруг нового знакомого. — Я же тебя вижу.
— Ты другое дело, видит только тот, кто в меня верит. — Гаврюша с отвращением стягивал пёстрые тряпки. — Вот ты веришь, что я есть?
— Конечно! — И в подтверждение сказанного мальчик ткнул домового пальцем в другую щёку. Тот уже вернулся в старую рубашку и вздохнул посвободней.
— Правильно, а бабушка ни в жисть не поверит, ибо я — порождение волшебства, которое у вас сказкой зовётся.
— Волшебства? — Егорушка задумался. — А бабуля в рекламу верит. Мама говорит ей, чтоб не верила, а она всё равно верит и всякие магниты лечебные по радио заказывает… И сказок много знает…
— Ну, ты, брат, сравнил меня и рекламу! Я, между прочим, в отличие от вашей рекламы, без малого триста лет по свету околачиваюсь, всех бабушек нынешних в пелёнках слюнявыми видел. Я не то что первый телевизор, первую лампочку лично включал, а ты мне говоришь…
— А пиратов видел?
Простой вопрос немного смутил хвастливое порождение волшебства. Оно почесалось и сообщило:
— Пиратов, пожалуй, не видал. На Руси как-то больше разбойники да взяточники приживаются. Но если ты хочешь…
Облик человечка сию секунду поменялся, и кухня исчезла, и воздух стал другой, и пол закачался. Егор и Гаврюша с героическими лицами гордо стояли на палубе грозного фрегата. Высоко на верхушке мачты колыхался «весёлый Роджер». Вокруг суетилась команда, кто-то предупреждал об опасности и показывал на линию горизонта.
Их преследовал корабль британской торговой компании, готовый вот-вот открыть пальбу из чёрных бортовых пушек. Герои обнажили шпаги, а когда началась стрельба, не испугались, бросившись к борту и подбадривая остальных. Англичане неумолимо нагоняли, ветер был на их стороне.
— Возьмём противника на абордаж и всыплем по первое число! — смело предложил Егор, в то время как вся команда в ужасе разбегалась. Некоторые прыгали за борт, хотя куда уплывешь в океане…
— А и впрямь, Егорка, покажем супостатам, на что способен русский пират! — проорал Гаврила Кузьмич и показал врагу длинный-предлинный язык. Мальчик сделал то же самое, но длина его языка не шла ни в какое сравнение с возможностями домового.
Британцы храбро пришвартовались к пиратской посудине, с гиканьем и выстрелами они перебегали, перепрыгивали и перескакивали на палубу. Пиратская команда трусливо подняла руки, сдаваясь на милость победителя. И только два отчаянных храбреца, одному из которых только-только исполнилось семь, а другому почти стукнуло триста, встретили военные силы Британии — спиной к спине, готовые сражаться до конца!
Они приняли неравный бой, но скоро поняли, что силы врага перевешивают, а собственные безвозвратно уходят.
— Забаррикадируемся в капитанской каюте! — Егорушка потянул домового за собой.
Друзья помчались, отбиваясь и отбрыкиваясь от настырных британцев. Дверь почему-то была очень похожа на входную дверь их квартиры. Каюта открылась, и на пороге появилась бабушка. Море пропало, вместо неба навис знакомый потолок. Исчез Гаврюша…
— Здравствуй, внучек! Чем занимаешься?
— Ой, привет, баб! У нас тут такое творится! Вся команда струсила и попряталась, только мы с Гаврюшей бились как настоящие герои!
— Что ты ел? — строго спросила Светлана Васильевна. — Чем кормила тебя моя дочь? Кашей, надеюсь?
Приезд бабушки Вал Валыч называл прокурорской проверкой. Егорушка не знал, что это такое, но чувствовал, как папа при этом робеет и сжимается.
Бабуля быстро повесила пальто, переобулась и уверенно взялась за своё хозяйское дело, больше не задавая вопросов. Вымыв руки, мамина мама унесла на кухню огромный шуршащий пакет, из которого стало появляться то, что Егор очень любил: стопка ещё горячих блинов, термос с шиповником, банка ежевичного варенья, два пластиковых контейнера с первым и вторым блюдами и здоровущий кусок пирога с мясом.
Мальчик внимательно наблюдал за процессом извлечения продуктов, вспомнив, что сегодня он так и не успел позавтракать. Да и когда? На них же напали англичане! Он угнездился на стуле на коленках, опираясь о стол руками.
— Ну-ка, сядь нормально!
— Бабуля, покорми Гаврюшу тоже, пожалуйста! Он будил маму утром, но не добудился!
Бабушка разгладила пакет.
— Это что за Гаврюша такой маме спать не даёт? Я ничего не пропустила?
— Бабуля, ты столько всего пропустила! — Мальчик вцепился в пирог, прожевал большой кусок и продолжил: — Во-первых, он ужасно старый, зовут его Гаврила Кузьмич, но я должен называть его Гаврюшей, а то он обижается.
— Старый, говоришь? — Взгляд у бабули тоже сразу как-то постарел. — И давно живёт у вас этот… Кузьмич?
— Давно, только он раньше прятался, а сегодня слопал мой завтрак и попался!
— Завтрак твой слопал?! — Светлана Васильевна опять превратилась в само внимание. — А потом что?
— Показал мне свои наряды…
— Что?!!
— Пиратский ему в самый раз. — Егор отхлебнул отвара шиповника, налитый из термоса, и ободряюще погладил окосевшую бабулю по пухлой руке. — Расслабься, он добрый, говорит, что тебя ещё в пелёнках видел.
От таких откровений бабушка чуть со стула не упала.
— Да что ж это такое творится без моего ведома?! — не удержалась она, краснея от ярости. — А отец твой куда смотрит? Дал бы ему по морде разок, как мужик! Гаврила Кузьмич хренов!!! Да как таких земля носит, в платье он при ребёнке переодевается?!
— Баб, успокойся! Папа просто ещё ничего не знает.
Светлана Васильевна нервно пригладила свои негустые крашеные волосы. Руки её дрожали, а губы кривились в безмолвных проклятиях. Маленький Егор впервые видел столько противоречивых эмоций в одном взгляде…
— Папа не верит в Гаврюшу, хотя я всем говорил.
— Да этот твой папа-шляпа, — бабушка готова была заплакать, — сказала бы я ему… Ну ничего, я матери скажу… Где он?
— Папа?
— Да на что сдался мне твой папа?! Он что есть, что нет его. Кузьмич этот где?
— В квартире должен быть, но видят его только те, кто в него по-настоящему верит.
— Сектант, значит, — тихо сказала пожилая женщина и прижала внука к себе. — И давно они тебя голодом пытают, кровиночка моя?
Егор слышал, как стучит её большое сердце.
— Бабуль, Гаврюша — это обычный домовой.
Глава третья, в которой Егор и Гаврюша беспокоятся о бабушке
За окном тянулась ночь, часы показывали двенадцать.
— Вы посмотрите, посмотрите! — Бабушка продемонстрировала экран тонометра сперва маме, затем папе. Все трое сидели в гостиной, двери с полупрозрачными стёклами были закрыты. — Сначала подскакивает выше некуда, теперь падает ниже низшего! Недолго мне осталось, ох недолго…
Александра Александровна заёрзала в кресле и нервно отвернулась.
— Мама! Я тебе сто раз уже предлагала вызвать «скорую»!
— Ах, оставь! — Светлана Васильевна подала запрещающий знак ладонью и откинулась на спинку захваченного ею дивана. — Всем известно, из больницы одна дорога — на кладбище.
Вал Валыч нервно растирал колени, в нём боролось три сильных желания:
первое — таки вызвать санитаров, чтобы увезли больную в указанном ею направлении;
второе — превратиться в торшер или плинтус и сыграть скромную роль декорации;
третье — сбежать в спальню, накрыться одеялом и спать до полного убытия тёщи на её законную жилплощадь.
Но каждый раз, решаясь на побег, папа слышал железный приказ: «Сиди!» Жена и тёща отдавали его по очереди, неизменно ласковым тоном, но суть от этого не менялась.
Итак, беседа с Егором ужасно встревожила бабушку — вызвала приступ гипертонии, сбила сердце с привычного ритма и лишила несчастную сна. Едва чета Красивых вернулась с работы, как героическая пенсионерка сразу увела их в гостиную, прикрыла двери и потребовала от каждого подробного отчёта о странностях детских фантазий и посторонних мужчинах в доме.
Первым не выдержал Вал Валыч, он рвал и метал, и никакие двери не могли загасить его зычный гнев, рвущийся на волю. Ишь чего захотела! Отчитывайся тут перед ней! Мало ли чего Егорка напридумывал? У мальчика детство вовсю играет, он может не только Гаврюшу, но и чёрта лысого придумать. Что же теперь, в каждой его фантазии реальных людей видеть?
Нормальный мальчик, активный, умный, с развитым воображением. Одно море в ванной чего стоит! Слишком развитым? Чересчур? Патология? Кто бы говорил о патологии! Вот досужая старух… бабушка! Всё вам надо, да всё вам не так и не эдак! Что?!! Это я не мужик?! И двое детей не аргумент?! Ну, знаете ли, если мы перешли на личности, то уж вы вообще…
Когда инициатива была перехвачена мамой, бабушка уже потеряла дар речи, рухнула на подушки и стонала примерно час. За это время мама с папой поужинали и получили от сына более-менее внятные объяснения странного поведения Светланы Васильевны. Они решили пойти извиниться и превратить скандал в шутку.
Но бабушка и все её верные болезни не шутили. Вопреки здравому смыслу больная категорически отказывалась как от госпитализации, так и от предложения сменить тему.
— Вот скажите мне, отец с матерью, где сейчас Глаша в такое-то позднее время? — спрашивала она, сдвигая со лба компресс, который папа мысленно заталкивал ей в рот.
— У подруги ночует, — хмуро отвечал Вал Валыч, изучая взглядом сувенирную шашку, подаренную друзьями и висящую на стене.
Бабушка ликовала без слов, молча поедая маму глазами.
— Видела, чем вы их кормите, — «прокуратура» понеслась по новой, — одни перекусы, банки да коробки, прости господи! Это ж дети, им горячего надо, домашнего… Когда я тебя растила, Александра, я тесто сама ставила, сама пельмени лепила, сама супчик с домашней лапшой придумывала. Неужели у всех теперь как у вас? Я вот тут смотрела одну передачу…
За дверью прятались и подслушивали Егор с Гаврюшей, оба попеременно зевали. Друзья разлеглись на полу и битый час пытались придумать выход из ситуации. Мальчик хмуро потёр засыпающие глаза.
— Гаврюш, что нам сделать? Они никогда не ссорились, а тут вдруг… Я боюсь за бабушку, старенькая она…
— А я больше за папу, — буркнул домовой и задумчиво почесал бородёнку, — ой, не сдержится, ой, посадят ведь, годков на пятнадцать…
— Не понимаю.
Гаврила вздохнул и приподнялся на локте.
— Вырастешь, обженишься, поймёшь. — Тут он резко вскочил и засиял словно звёздочка. — Значит, так… я за ключами, а ты одевайся и бегом к чердаку.
Егор не успел спросить, что за ключ и почему надо бежать к чердаку, как мужичок сгинул. Вдруг сквозь стекло папин силуэт поднялся и вырос.
— А ты что здесь делаешь?! Вы только посмотрите! — воскликнул Вал Валыч нарочито громко. — Ты давно должен быть в постели! Давай-ка я отведу тебя в спальню.
— Может, лучше я?! — с мольбой в голосе предложила мама.
Егор понял, что ему решать, кто будет спасён. Несчастный, усталый Вал Валыч сейчас был копия бездомного пса, которого мальчик время от времени подкармливал на школьном дворе.
— Не беспокойся, мам, — промямлил мальчик, — папа отведёт. Выздоравливай, бабуль!
Отец сопроводил своего спасителя до детской, присел на корточки и с видом заговорщика прошептал:
— Спасибо за понимание, сынок, с меня причитается. Ложись-ка ты спать, хорошо? И я лягу.
Егор молча кивнул и похлопал старшего по плечу. Каждый ушёл к себе.
Первым, что юный полуночник увидел, включив лампочку, было его полное зимнее снаряжение, аккуратно разложенное на кровати: сапожки, штанишки, свитер, пуховик, шарф, варежки и шапка. Вспомнив слова Гаврюши, мальчик понял, что их ждёт приключение. Храброе, чуткое сердце Егора велело не медлить. Он чувствовал себя матёрым десантником перед вылетом на задание. Экипировался он, как и положено десантникам, «пока спичка горит».
Лестница на чердак была продолжением общей лестницы подъезда. Полностью одетый мальчик бесшумно просочился на площадку. В эти мгновения мама включила телевизор, чтобы развлечь Светлану Васильевну, а папа уже сладко храпел. Тихого щелчка двери никто не услышал.
— Эй, Егорка! — позвал шёпотом знакомый голос. — Шевели ногами, скоро наш рейс.
Мальчик и домовой, на груди которого полумесяцем развернулась связка разнокалиберных ключей, встретились у входа на чердак. Старые петли скрипнули, и в нос ударила смесь запахов морозного неба, перьев и чего-то ещё.
Гаврюша закряхтел, сдвинул что-то в темноте и произнёс чудные слова, от которых хотелось чихать. Сделалось вдруг светло и уютно, как будто сотни маленьких мерцающих лампочек вспыхнули и расплылись по чердаку, словно золотые рыбки.
— Ух ты! Светлячки! — Мальчик так и замер с открытым ртом. — А разве букашки не улетают на зиму в тёплые края?
— Мои букашки не улетают, — гордо пояснил домовой, сунул руку за пазуху и вынул золотые механические часы на цепочке. — Опаздываем. Поди-ка сюда, Валентинов сын.
У Егорки глаза разбегались от собранных здесь дивных вещей. Чего он только ни увидел: и чучело взрослого медведя с балалайкой наперевес, и коллекцию подков, подвешенных на гвоздях, и тяжёлый сундук для пиратских сокровищ, и старинные часы с пыльным стеклом, открывающимся для перевода стрелок…
От предчувствия большого приключения сосало под ложечкой. Мальчик забыл про сон и позднее время. Пачкая и без того грязные штаны, домовой плюхнулся на колени и принялся что-то разглядывать на полу у стены.
— Готов отправляться в сказку? — Рыжебородый приятель обернулся к мальчику. — Тады скорей за мной!
Он уменьшился, словно сдувшийся шарик, и пропал из виду.
— Гаврюша! — Егорка едва не упал, подбегая к месту, где только что стоял его проводник. — Ты что сделал?
Пропустить поездку в сказку гораздо хуже, чем проспать Новый год, а ещё обиднее — потерять волшебного друга. Раздавить его сапожком, например. Сделав осторожный шаг назад, мальчуган присмотрелся и, к удивлению своему, нашёл в стене игрушечную дверь размером с мультяшную мышиную норку. Но главное, что подле норы стоял живой и невредимый крошка-домовой.
— Какой ты мелкий! — засмеялся Егор. — Как козявка-а…
Его почему-то страшно развеселило, что Гаврюша по-прежнему рядом и так уморительно машет ручками. Егорка прислушался.
— …пальцем! Ткни пальцем в дверь, слышишь? — пропищал лилипутик.
Мальчик послушно дотронулся, и чудо повторилось — он уменьшился вместе с одеждой.
— Вот и славно! — сказал Гаврюша нормальным голосом и выбрал ключ на связке. — Знаешь секрет?
— Не знаю.
— А я те скажу! Ты первый человек, которому дозволено будет войти в тайную комнату.
— Тай-ну-ю ком-на-ту, — повторил восхищённый Егор больше глазами, чем губами.
— И вход только один, этот.
Ключ повернулся в замке, дверь щёлкнула и распахнулась. Друзья взялись за руки и шагнули внутрь, в волшебный полумрак. Трудно было назвать комнатой место, в котором они оказались. Что-то неуловимое в обстановке ещё напоминало о старом доме и чердаке. Сохранился морозный воздух, перемешанный с запахом пыли и перьев, где-то далеко шумели московские улицы, но всё неумолимо таяло, как тают песочные фигурки от прикосновения морской волны. Новые, доселе невиданные звуки и запахи приходили им на смену. Егор крепче сжал руку домового.
— В сказке мы будем такие же крохотные?
— Не боись, в тех краях все такие, — успокоил Гаврюша и показал куда-то наверх. — А вот он и в сказке будет такой же огроменный.
Сверху неровными скачками опустилась корзина, способная вместить четырёх таких лилипутов, а следом голубь размером со спортивный вертолёт, запряжённый в неё вместо воздушного шара.
— По тутошним меркам обычная птица, а в сказке он, как видишь, со Змея Горыныча, — гордо пояснил Гаврюша.
Голубь, совершив посадку, склонил голову, выжидательно посматривая на мужичка.
— Лет сто назад на воробьях летали, верхом, только представь! — с охотой рассказывал тот, обходя вокруг птицы. — Никакого удовольствия, скажу я тебе, Валентинович. Пугливые, беспокойные, садятся через каждые десять шагов, дисциплины ноль. Енти совсем другое дело. Расписания придерживаются, на свист идут и любому нахальному Карлсону, если надо, наваляют. Уж я-то видел, врать не стану.
— Ух ты! — Семилетний московский школьник стоял задрав голову и внимал каждому слову. — Можно его погладить?
— Забудь! Склюёт и не заметит, что ты на пятёрки учишься. Ему до твоей ласки дела нет, так что лезь в корзину и сиди тихо. Я за тебя теперь целиком ответственный.
По специальной верёвочной лесенке они забрались в корзину.
— А ну, сизый мерин, неси-ка нас в тридесятое царство, в Лысый лес, да к самому Баюн-центру!!! — скомандовал Гаврюша, подкрепляя свои слова звенящим свистом пьяного кучера.
Голубь кивнул, расправил крылья, и перелёт начался.
— Расскажи мне про этот центр, я никогда не слышал о нём ни в одной сказке, — попросил Егорка, приподнимаясь на цыпочках, чтобы посмотреть на плывущие мимо облака.
— А чего ж не рассказать? Баюн-центр основали лешие, — с готовностью начал объяснять домовой, — во глубине лысого, как ваш дворник, леса…
— А не страшно туда лететь, раз он такой лысый?
— Не, я там всех знаю. Слушай дальше. Известно ли тебе, любитель сказок, в чём польза от кошек породы баюнов?
— В шерсти?
— Энто папа у тебя в шерсти! А польза в том, что только эти коты умеют сладкие речи вести, песни петь, языками владеют, хорошим манерам обучены. От хандры исцеляют, нервы в порядок приводят, спину массажируют и квитанции сами заполнять могут — за свет, за газ, в общем, ты меня понял, да?
— Здорово! Вот бабуле подарить бы такого. А лешие тут при чём?
— Ещё как при чём! Хитёр да жаден народец лешачий, своего не упустит. Как пронюхали они, пройдохи, что весьма охоч сказочный народ до полезных кошек, так позвали в свой лес на работу заморских гномов.
— Ух ты, у вас там и гномы есть! А мне Глаша сказала, что гномов-девочек не бывает. Только как же они тогда самопроизводятся, вот?
— Не знаю, — буркнул Гаврюша. Ему не очень нравилось, что мальчонка встревает со своими бесконечными вопросами не по существу. — Я не приглядывался. Дальше слушай. В общем, посулили гномам постоянную регистрацию, а за то обязали большой посёлок строить.
— У нас так тоже делают, папа рассказывал…
— Да слушай уже! Назвали новострой Баюн-центром, чтобы звучало модно и завлекательно. А гномы хоть работу выполнили, да только никто им и копейки не уплатил. Посидели, погоревали и решили бастовать работяги, а тут, как нарочно, стрельцы с проверкой — заарестовали всю артель и на родину отправили.
— Куда? — опять влез Егорка.
— Говорят, в Ирландию.
— Бедные гномики!
— Да уж, небогатые, — скупо покивал Гаврюша. — А лешие, что бы ты думал? Руками древесными потёрли и новый клич бросили. Со всех краёв и концов созвали к Баюн-центру учителей от разных искусств и наук, чтобы жить там у леших на содержании и талантам своим кошек обучать. А лешие меж тем стали ходить по деревням да талантливых котов и кошек себе разыскивать.
— Глаша говорит, что она тоже талантливая. Прямо раз десять на дню сама себе это перед зеркалом повторяет… — задумчиво вставил мальчишка. — Ой, продолжай, пожалуйста, я очень-очень внимательно слушаю!
— Стоит лешему прознать, что где-то на хуторе киска забавно мяучит или котик младенцев пеленает, он тут как тут! Дескать, вот тебе, кошечка, сметанка да маслице сливочное, а хозяину говорит, что, мол, животную вашу ждёт не дождётся Киевский театр и быть ей там великой артисткой али артистом. Подождите, говорит, пару месяцев, и станут денежки с неба сыпаться. А сейчас могу только один золотой дать, и тот медью…
— И что, продают им кошек?
— А то! Такие деньжищи на дороге не валяются. К тому же лешие своё дело знают, монеты хоть и фальшивые дают, зато сделаны на совесть, от настоящих сразу не отличишь, любо-дорого посмотреть.
— А потом? — явно заинтересовался масштабами аферы московский мальчик.
— А потом в центр с котом! Привозят, сдают на месяц ускоренной подготовки — и на продажу за сто золотых! Дело выгодное.
— Но где же мы деньги возьмём, Гаврюша?
— Не беспокойся, сторгуемся, — уклончиво ответил беззаботный рассказчик и подёргал за вожжи, давая птице сигнал на посадку. — Ты лучше голову береги. Всем хорош голубь супротив воробья, да только с корзиной управиться не может.
— А? — только и успел спросить мальчик, как почувствовал, что рыжий дружок просто выталкивает его наружу. — Мама? — слишком поздно вспомнил Егор, пробкой покидая воздушное судно.
— Кубарем, кубарем катись! — инструктировал Гаврюша, балансируя на краю борта и выбирая подходящий момент для собственного прыжка.
Корзину протащило совсем близко к поверхности земли, и теперь она медленно пошла наверх. Домовой прыгнул и покатился, пряча голову между коленок. Голубь уронил пустую корзину, сел сам и принялся клевать сухие шишки, как будто летел только за этим.
Домовой помог мальчику встать и отряхнуться.
— Живой? Целый?
— Вот было круто! По-десантски!
— Ну и хорошо, на обратном пути повторим, а теперь пошли. В центре, Егорушка, мы твоей бабке такого баюна подберём, она с ним не то что про аптеку, про все диагнозы свои забудет! Вот те… Эх, кабы я был православный, я б даже перекрестился!
— Главное, чтоб она от банковской карточки код помнила, — деловито заметил Егор. — Там у бабули пенсия.
Когда проходили мимо голубя, Гаврюша крикнул на птицу, как обычно кричат, прогоняя корову. Та поняла, что свободна, и отправилась по своим делам.
— Кажный час тут пролетают, как по расписанию, — уловив тревогу во взгляде Егорки, успокоил рыжий домовой. — Не боись, у нас хоть и сказка, но мы тоже на месте не стоим, развиваемся.
Далеко-далеко, докуда хватало глаз, раскинулся хвойный лес. Покрытые редким снегом ёлки росли вкривь и вкось, часто образуя островки-проплешины, — то был Лысый лес, а посреди всей этой красоты стоял, как Москва-Сити, сам Баюн-центр. Было в нём что-то от фермы, деревеньки, большого терема и маленькой крепости одновременно. Высокий частокол защищал территорию от лесных напастей. Перед ограждением, как и полагается, проходил глубокий ров с мутной водой. Нынче вся вода замёрзла, в свежей проруби пытался утонуть чей-то дырявый валенок.
— Смотри, не вздумай на лёд соваться, — строго предупредил Гаврюша, когда они топали по мостику.
— Почему?
— По кочану! Уж поверь на слово, сделай такую милость.
У ворот дежурила длинноносая ведьма в тулупе. Она выглядела так, словно родилась до динозавров, и носила круглые очки, покрывшиеся морозными узорами, так что входящих проверяла исключительно на ощупь.
— Куды прётесь? Кто такие? Почему без документов? — уныло прохрипела она, преградив дорогу помелом.
— Привет, Бостриха! — Гаврюша вежливо похлопал бабку по пыльному горбу. — За котиком с Егоркой пришли.
— А-а… — узнала она, — Гаврила Кузьмич! Проходи. С Егоркой, говоришь…
Старуха потянулась к мальчику, но тот успел увернуться и спрятаться за своим провожатым.
— Живенький, вкусненький. — В голосе ведьмы пробудился аппетит. — Эх, кабы зубы не выпали, Гаврила, не упустила б я его…
— Эх, кабы я был старше лет эдак на тыщу-другую, да рази ж я тебя пропустил, Бостриха?! — флиртуя, подыграл домовой.
Морщинистая, как курага, бледно-зелёная физиономия ведьмы порозовела. Старуха смущённо прикрыла кокетливую улыбку платочком, а гостей уж и след простыл.
За воротами домовой устроил Егорке настоящую познавательную экскурсию. Начали с исторического места — вымощенной камнем площади с чугунным памятником первому баюну. Сидел он, как полагается, на высоком столбе, чёрный, лохматый и грозный. У подножия столба лежали железный колпак и железные рукавицы, которыми Иван-царевич изловил и поборол волшебную зверюгу. Как известно, пойманного котяру отвезли во дворец, где он сделался добрым и покладистым. Ну, по крайней мере, так гласит сказка…
Мальчик, всё ещё находясь под пробивающим дрожью обаянием Бострихи, решил обойти памятник по кругу, как вдруг появилась новая нечисть. Мерзкий горбоносый старикашка на куриных ногах нарисовался со спины. Голос у него был как у алкаша со стажем, хриплый, битый жизнью и дребезжащий, как стакан в купе…
— Ну, чего стоим, глаза мозолим? Котов не видали али металлом ворованным промышляете? Вы мне тут не топчите, я по два раза чистить не собираюся! — Горбоносый выставил вперёд широкую лопату для уборки снега, словно раздумывая применить орудие не по назначению. То есть просто дать по башке.
В следующий миг Егор резко осознал, как важно ни на шаг не отходить от Гаврюши, потому как при виде домового воинственный старикашка затрясся и закудахтал от радости:
— Гаврила Кузьмич, братец, ой, не признал, ой, прости петуха глупого!!!
Деревянная лопата отлетела в сторону, чтобы не мешать дружеским объятиям.
— А я думаю, кто лается? Так Петрович и лается! — обрадовался домовой и, когда троекратные лобызания окончились, представил своего спутника: — Знакомьтесь… Это Петрович! А энто мальчонка мой подшефный — Егор Красивый. Не боись, Егорка, не съест тебя дядька, потому как он брат двоюродный мне и зовётся дворовым. Ну что, Петрович, как тут обстановка-то?
— Да ничего, в целом ежели… Я-то за улицами приглядываю, порядок поддерживаю. Платят мало. Кабы не крал по хозяйству, враз ушёл бы с такой работы неблагодарственной.
— И много тут народцу сказочного тусует? А то уж Егор Валентинович мой больно хочет на всех поглазеть. — Гаврюша весело подмигнул первокласснику, который не был до конца уверен в озвученном желании. В смысле совсем не уверен. Или даже наоборот, уверен в прямо противоположном!
— Наших здесь полно! — с готовностью ответил дворовой, шаркая куриной ножкой. — Ведьмы в охране, кикиморы на кухне, водяной вне штата. В речке сидит, за прошлые грехи мёрзнет, зарплаты без малого цельный год не получал, говорят, на нервной почве валенки у прохожих отымает. Ну а коты, понятное дело, интеллигенция! Дармоеды! Им, видите ли, тепличные условия нужны, им же мурлыканью обучаться надо! Тьфу, прости мя грешного…
— А чему их ещё учат? — не выдержал любознательный мальчик.
— Грамотейству и знахарству, вроде так, я не особо разбираюсь. Вон в том доме прохвессора медицинские живут. Все стены в дипломах, от потолка до пола, плюнуть некуды, — разгорячился Петрович, нагло отлынивая от прямых обязанностей. — Учат кошаков больные места на людях находить, хворь снимать да хандру прогонять.
— За что им почёт и уважение, — напомнил домовой.
— Ой-ой-ой! Да вот, скажу я вам, ежели меня колбасой докторской кормить, молоком поить да на хозяйской постели спать укладывать, так я, может, тоже от вшивости лечить могу! Да тока меня чёй-то так не уважают?!
— Ты от разговора не отходи, больно кому надо харю твою горбоносую себе на больное место класть. И чего энто там за углом воют жалобно, али помер кто?
— Не-э, вон в том срубе артисты гужбанят с оперного театра, — ни капли не обидевшись на друга, продолжил дворовой Петрович. — Три горластые бабы и с ними два толстых тенора из самой Италии. Значится, колыбельные с котами разучивают, романсы печальные поют до посинения…
— Видать, чтоб хозяйкам мыльные оперы в лицах пересказывать, — шепнул Егору на ухо рыжий заводила. — Вдруг кто какую серию посмотреть не успел, а тут баюн тебе все и разъяснит, да с мурлыканьем, проникновенно, лучше, чем в любом телевизоре!
— И энто ещё не всё! Есть у нас, парни, преподаватель, вот в той хате квартирует. Сам-то зовётся либералист, говорят, специально в самой Великой Британии обучен про мировую политику языком чесать. Гвоздя не вобьёт, шнурков не завяжет, толку от него в хозяйстве ноль, но уж коли загнёт про модернизацию основ производства, так не выгнешь! Его не то что я, свои же мурзики понять не могут. А ить на бюджете сидит, гад…
— Правду говорят, Петрович, что лешие, как и прежде, на всём экономят? — осторожно переводя тему, спросил Гаврюша.
Дворовой кивнул с горьким вздохом.
— Экономят — не то слово. Каждую копеечку зажиливают! Дело-то нечистое, сам понимаешь… Третий месяц зарплаты не вижу, и сами баюны жалуются, что-де недокармливают, недочёсывают, лоток не меняют. И вчерась прознал я, что вместо десяти лекций по массажёрному делу им только две прочитали. А массажёрное дело для кота самое важное, поважнее всяких там болтологий с песнопениями.
— Зато на ярмарке небось лешие лупят за котиков, как за яблоки молодильные?
— Яблочки? Бери выше! Дык оно мало того, что дорого, ты бы видел, как умники полосатые сами за себя торгуются. Им бы молчать да пузо греть, а они до последнего себе цену набивают. И лешие вконец обнаглели — ни тебе квитанций, ни паспорта на животное, справки ветеринарной, ни чека кассового. Поди докажи потом, что котик не с помойки?!
Петрович мог бы продолжать до бесконечности, закис он без общества, но мороз делал своё дело, и собеседники активно пританцовывали. Егорка подёргал домового за рукав и честно признался, что устал, замёрз и не отказался бы от горячего чая с вареньем.
— Ну, спасибо тебе, брат-дворовой! — торопливо поблагодарил Гаврюша, обнимая родственничка. — Рад был повстречать! Береги себя! Шею в шарф кутай!
— Да ты захаживай, ежели что, обращайся! Лопату не подашь? Ноги к мостовой примёрзли…
Подав лопату и простившись, Гаврюша подхватил мальчишку за руку. Они почти бегом пробежали через площадь, лавируя между какими-то ведьмами, колдунами, волшебными животными и прочей шумной нечистью, а потом резко свернули в тёмный переулок.
— Пора, малый, кота добывать!
— Пойдём на рынок и купим?
— Пусть лешие сами на свой рынок ходят. — Глазки у Гаврюши хитро сверкнули. — Мы с тобой прямиком в другое место пойдём. В контрабандное! Это здесь, неподалёку…
Егор Красивый ничего не понял, но был рад тому, что буквально через минуту его втолкнули в тёплую прихожую неизвестного домика, где густо пахло блинами, крепко заваренным чаем и… кошками.
— Извольте-с пароль назвать, — вежливо кланяясь, обратился к ним высокий котяра с окладистой шерстью.
— Маруся Климова, — не думая, ответил Гаврюша.
— Добро пожаловать! — Пропустив пароль мимо ушей, кот поклонился. — Вы, наверное, голодны-с с дороги? Пожалуйте к столу-с, у нас блинчики с сёмгой, омлет с мышами-с, подогретое молоко с сырными шариками, бастурма-с!
— Сёмга сырая? — уточнил домовой, с достоинством скидывая тулупчик хвостатому «швейцару».
Егорка смотрел на это молча, у него кружилась голова, и непонятно отчего больше — то ли от голода, то ли с морозу, то ли от всего происходящего волшебства сразу.
— Балыком подаём-с!
— Тоже ничего… Давайте-ка нам с Егоркой блинов, да икры, да мёда и чая поболее, да проведите к Котофею Ивановичу, разговор к нему есть приватный.
— Как доложить о вас прикажете-с, господа? — Любезный кот помогал Егорке раздеться.
— Доложите, что-де пожаловали Гаврила Кузьмич и один красивый молодой человек. — Гаврюша подмигнул напарнику.
— Хорошо, ожидайте-с вон за тем столиком. Для вас готовят-с. — Кот снова поклонился, провёл их в одну из комнат, где был накрыт небольшой стол, усадил на гнутые венские стулья и бесшумно исчез.
— Эх, люблю же я здесь брюхо набить! — Через пару минут домовой, сияя от счастья, принял из лап пышной умильной кошки поднос с блинами. Минутой позже появился самовар, вишнёвое, малиновое, облепиховое варенье, колотый сахар, сушки и мёд. — Налетай, Егорка! Такую вкуснотищу ваша Светлана Васильевна готовить не умеет.
Блины и вправду оказались замечательные, а чай был душистый и сладкий.
— А Котофей Иванович, он кто? — с набитым ртом поинтересовался мальчик.
— Ученик мой бывший… — Рыжий хитрец многозначительно улыбнулся. — Я в энтой конторе, представь себе, курс домоводства вёл, а потом жадюги-лешие отказались от многих предметов, включая и мой.
— Обидно.
— А-а, дело прошлое. Нынче Котофей Иванович — важная шишка, первый борец за права баюнов. Ить он, Егорка, лучший из всех известных мне представителей этой славной породы. Единственный баюн не для продажи! Котофей тут каждую мурку знает как свои четыре когтя, к тому же мы друзья.
— Ну ты, Гаврюша, наверное, со всеми здесь знаком?! Знаешь, что сказала бы про тебя бабушка?
Домовой пожал плечами:
— Ну и что?
— Сказала б, что в депутаты тебе надо, по телевизору выступать, потому что депутат всё про всех знает и может каждому хорошую жизнь обещать!
— Обещать — дело нехитрое, — начал было Гаврюша, но его перебили настоящим оперным басом:
— Гаврила Кузьмич! Свет в оконце! Дайте вас обнять! — Большущий дымчатый котяра буквально набросился на Гаврюшу. — Сколько сметаны утекло! Сколько мышей проскочило!
— Котофейка! Как я рад тебе, увалень ты хвостатый! — Домовой весело рассмеялся и сдался в пушистые объятия. — Знакомься, это Егорка, мой подопечный из несказочного мира.
Котофей важно поклонился.
— А можно вас за усы подержать? — не утерпел мальчишка.
Кот с домовым так и прыснули со смеху. Дымчатый здоровяк потянулся через стол к любопытному путешественнику, почти нос к носу, прикрыл глаза и замурчал.
— Ух ты, тигрище! — восхитился мальчик.
Усы у котика и впрямь были знатные, не усы, а кусты ракитовые. Егорка подумал и за усы хвататься не стал. А осторожно погладил кота по лбу. Тот удовлетворённо хмыкнул:
— Доволен, малец? А теперича, гости дорогие, поведайте, какими судьбами в наши пенаты?
Гости дорогие себя дважды просить не заставили, поведали Котофею про бабушку Светлану Васильевну, про маму с папой, про их истрёпанные нервы и сплошные проблемы.
— Случай классический, господа, — между делом умяв пяток блинчиков, протянул местный авторитет. — От лекарств толку не будет, тут вы правы. Старушке нужен толковый кот. Кстати, милое дитя, как в семье относятся к нашему брату?
— Мне не разрешают заводить… — уныло признался мальчик.
— Пусть только попробуют не разрешить! — грозно вступился Гаврюша. — Это ж не просто кот, а кот-баюн! Слово чести, Котофей, в обиду его не дам!
— Спасибо, Гаврила Кузьмич, твоя клятва дорогого стоит, — кивнул главный баюн. — А теперь обсудим детали. Бабушка религиозна?
— Коммунистка, — уверенно ответил Егорка, не совсем понимая значение этого слова.
— Ого! Тогда, пожалуй, могу рекомендовать одного кота. Мурка, зови сюда Маркса! — Котофей отдал приказ и вновь повернулся к гостям с заговорщицким видом. — Уходить будете дворами, там, где нет наблюдения, Маркс дорогу знает. Если поймают в Баюн-центре, скажете, что шли ко мне и заблудились. Если поймают за оградой… нет, пусть лучше вас нигде не сцапают!
Буквально через минуту в комнатку просочился вежливый чёрный кот с белыми бровками и «носочками» на лапах.
— Чем могу помочь, товайисщи? — изрядно картавя, мяукнул он.
— Кстати, это и есть Маркс, — обернувшись на голос, сказал гостям Котофей. — Поди сюда, мой хороший. Знакомься — твои новые хозяева.
Кот, однако, подходить не спешил. Он сел там, где стоял, и принялся напряжённо вылизывать грудку, показывая, какой он чистюля и вообще не хухры-мухры. Затем гордо вскинул чёрный подбородок и пробурчал, плохо проговаривая «р»:
— Наши не пйодаются!
— Видали? — с довольным видом произнёс Котофей Иваныч и слегка прикрикнул, лукаво глядя в сторону: — Да успокойся ты, я тебя из идейных соображений отдаю. Даром!
— Политическая ссылка? — Маркс заинтересованно повернул левое ухо.
— Лучше! Бессрочная командировка, почти как в Швейцарию… Гаврила Кузьмич, я прав?
Домовой поднялся и подошёл к упрямому котику, но отнюдь не для того, чтобы ухватить за шкирку и потащить силой. Гаврюша протянул руку! Революционный кот на минуту замер, потом осторожно подал лапу для приветственного пожатия. Домовой незаметно подмигнул Егорке и обратился к усатому со всей торжественностью, на которую только был способен:
— Товарищ Маркс, самая передовая общественность в лице этого храброго мальчика просит вас оказать интернациональную помощь опытной пионерке, комсомолке, члену партии, ветерану труда, труженице тыла и просто хорошей бабушке Светлане Васильевне! Она живёт в несказочном мире, в доме, наполненном неистребимыми врагами родины — мышами. У бабушки горячее сердце, больные нервы и вечное желание накормить голодных. Сколько вам нужно времени, чтобы предупредить местную партийную ячейку?
Когда Гаврюша закончил, морда Маркса обалдело вытянулась, хвост нетерпеливо подёргивался, а в честных глазах стояли слёзы.
— Не надо ячейку, я здесь один… такой, — тихо вымолвил кот-коммунист. — Так бы сйазу и сказали, что йади нашего общего дела. Я готов!
— Вот и славно! — подытожил Котофей, успевший слопать ещё тройку блинов. — А теперь давайте я вас разок обниму, на прощанье… И дуйте отседова!
— Гаврюша, разве мы не должны за него заплатить? — украдкой спросил Егор.
— Не вздумай говорить о деньгах, Котофей обидится, — шепнул в ответ домовой.
Они самостоятельно сопроводились к выходу, а четвероногий ученик Гаврюши лично помог им одеться. Но честный Егорка всё-таки порылся в карманах, вытащил из штанов потрёпанную конфетку и протянул дымчатому коту.
— Спасибо большое! Моя мама говорит, что воспитанный человек должен быть благодарен тем, кто ему помогает. В следующий раз я привезу вам бабушкину валерьянку. Говорят, коты её любят…
— Как это мило! Твоя правда, любим, — чуть не прослезился Котофей, незаметно передаривая конфету кошке-официантке. — Счастливого пути, парни!
Картаво мурлыкая под розовый нос «С Интейнационалом восстанет йод людской…» и высоко задирая хвост, Маркс повёл друзей сложно сплетённым клубком переулков, улочек, переходов и задних дворов. Где-то вдалеке ухали филины — ночной патруль на довольствии у леших. Всегда кто-то должен следить за порядком…
— Гаврюша, а конфета за кота-баюна — это не слишком мало? — не удержавшись, шёпотом спросил мальчик. — Если я расскажу маме, она может нас обманщиками назвать…
— А без обмана да хитрости и русской сказки нет, — уверенно ответил домовой. — Иван-царевич, к примеру, тот ещё воришка был. Яблоки молодильные спёр, Елену Прекрасную умыкнул, жеребёнка у Яги свистнул, кто он после этого?
— Пират?
— Русский народный герой!
Совсем близко в чёрном небе угукнул пролетающий дозором филин. Все трое замерли. Кажется, на этот раз пронесло, но дальше, боясь разоблачения, двигались молча.
В любом, даже самом серьёзном заборе найдётся фальшивая доска, бревно или камень, прикрывающие вход (или выход, с какой стороны поглядеть). В частоколе, охраняющем Баюн-центр, было то же самое. Маркс нащупал нужный столбик, надавил плечом как следует, открылся проход в пять брёвен, и вот вам пожалуйста — свобода!
Правда, оставалось последнее препятствие — покрытый льдом ров. Никакого мостика поблизости не было, и опасность заключалась в том, чтобы перейти замёрзшую реку с берега на берег. Егорка вспомнил, как по дороге сюда домовой предупредил его ни в коем случае не выходить на лёд. И вот вам нате! Чего сторонились, на то и напоролись.
— А что там? — решился спросить мальчик. — К-кто там живёт, под водой?
— Знамо кто, водяной! — нервно ответил Гаврюша. — Я разве не говорил? Да он зимой сонный и соображает плохо, не бойся. Пройдём по-тихому, кота первым запустим, потом ты, а я последним пойду.
— Почему последним? — спросил Егор, пытаясь оценить степень риска.
— Так ведь я самый тяжёлый, — объяснил бородатый приятель — Вдруг меня лёд не выдержит? Представь, что будет, если я первым пойду и провалюсь? Тогда все пропадём!
— Гаврюша… — Мальчик обнял домового. — Знай, что бы ни случилось, ты настоящий друг!
— А то! Ну что, Маркс, слышал? Тогда вперёд!
Впервые за весь их путь кот перестал мурлыкать (вместо «мур-мур-мур» у него выходило «муй-муй-муй») и мягко, осторожно ступил на гладкую, холодную поверхность. Уши его превратились в локаторы, улавливая малейший звук, самый тихий шорох и скрип. До середины реки он крался, а затем припустил что есть мочи, и вот уже сидит баюн на другом берегу и гордо вылизывает… заднюю лапу.
— Я знаю, ты храбрый и смелый! — подбодрил первоклассника домовой. — Иди и ничего не бойся. Главное, не останавливайся. Встанешь — пропадёшь.
Егор почти не дышал, так ему было страшно. Сделал один шаг, второй, третий, четвёртый… Вот и середина, и сердце так стучит, словно на волю просится. А вдруг водяной их услышал? Вдруг нарочно ждёт самого большого, толстого и вкусного из них? Нет, уж лучше ни о чём таком не думать. Егорка зажмурился и тоже припустил со всех сил к противоположному берегу.
Тишина. Лёд не тронулся. Никто из проруби не выскочил, за ногу не ухватил, в речку не уволок.
Мальчик погладил довольного Маркса и помахал Гаврюше рукой. Домовой храбро ступил ногой на лёд, и… в морозном воздухе раздалось слабое потрескивание. О нет!
Лёд ломался под тяжёлым Гаврюшей, как свежая вафля, с каждым новым шагом громче и веселее. Рыжий домовой сплюнул и побежал изо всех сил. Его маленькие ножки мелькали так быстро, что казалось, будто бы он катится, а за его спиной росла полоса развороченного льда…
— Держись! — крикнул Егор, храбро вставая на самый край берега и протягивая другу руку.
Чудом ему удалось дотянуться до Гаврюши. Кот пришёл на помощь, и общими усилиями они выдернули домового на берег, когда тот уже был готов соскользнуть в воду.
— Ай, спасибо! От всего Берегового Братства, — с чувством пропел рыжий «флибустьер» и добавил: — А теперь закройте уши, голубя вызывать буду!
— Это как? — тут же заинтересовался Егор. — Ты ведь сказал, что они каждый час пролетают, как по расписанию.
— Это рейсовые, а мы частника тормознём, — пояснил домовой и сунул пальцы в рот.
Кот свернулся клубочком и прикрылся лапкой, мальчик надел капюшон и зажал уши ладонями. Домовой набрал полную грудь воздуха и свистнул — громко, лихо, с переливами, как Соловей-разбойник.
Однако первыми на шум прилетели филины. Грозные птицы-наблюдатели покружили над головами беглецов и, поняв, что к чему, понеслись докладывать лешим о происшествии. Надо было поторапливаться. Привычные к темноте кошачьи глаза заметили новое движение над редкими макушками ёлок.
— Товайищи, большой, жийный, питательный голубь мийа летит пйямо сюда. Жаль, слишком большой, мне с ним не спйавиться…
— Ты мне не вздумай птицу портить, — грозно предупредил Гаврюша. — Бежим навстречу. Гули-гули-гулюшки! Цыпа-цыпа-цып!
Он бросился по тропинке, петляя между стволов деревьев, а от реки неожиданно раздался жуткий рёв:
— Я вам покажу, как меня будить! А ну, скинулись по валенку, контрабандисты! Плати таможенную пошлину-у!
— Водяной, — чуть спал с морды кот Маркс. — Бежим, товайищ!
Егорке было ужасно любопытно посмотреть, какой он из себя, водяной, но обернувшийся Гаврюша поймал мальчика за руку и потащил вперёд. Следом за ними топал ножищами разбуженный водяной. В темноте его практически было не видно, зато хорошо слышно. Водяной хлюпал, как вантуз, фыркал, как конь, и брызгался во все стороны, отряхиваясь, словно ньюфаундленд, а ещё он стонал, повизгивал и выражался, как прапорщик на плацу.
Кто такие прапорщики, как они выражаются и что такое плац, Егор плохо себе представлял, но ему казалось, что это бабушкино сравнение так и липло к водяному. Несколько раз житель стоячих вод поскальзывался и падал, кряхтел, ругался, падал снова, отчего Егору даже стало его жалко.
— Дяденька водяной, мы не нарочно! — крикнул во тьму юный добытчик волшебных животных. — Идите спать, пожалуйста!
— Кто вы такие-то? — донеслось из ночи. — Валенки где?
— Все свои, — не останавливаясь, бросил ему домовой. — А лишних валенок нету, обломись!
— Гаврила, ты, что ль?
— Он самый.
— А чего тогда бежишь-то?
— А я теперь завсегда по лесу бегаю, вот, молодёжь к здоровому образу жизни приобщаю. Давай с нами, рыбошлёп пучеглазый!
— Не-э… А свистел-то зачем? — Судя по громкому шмяку, водяной всё-таки побежал, но снова шлёпнулся.
— Думал, присоединится кто, — вконец оборзел Гаврюша. — Коллективно меж ёлок круги нарезать куда веселее, а?
— Тьфу ты, ёкарный бобёр! — выругался усталый водяной. — Кузьмич?
— Чего?
— Не свисти так больше, рыба пугается, и у меня сердце не железное.
— Ладушки. Спокойной ночи!
Больше их не преследовали. Водяной просто сполз по обледеневшей тропинке вниз, запутался в камышах и стих…
На свободную полянку по сигналу домового наконец-то спустился голубь, правда, в темноте чуть не зашиб всех троих своей корзиной. А далеко за рекой, над частоколом Баюн-центра слышались странные звуки, напоминающие волчий вой и рёв самолётных турбин.
— Ведьмы на вениках за нами гонятся, — тревожно пояснил Гаврюша. — А ну, сизый мерин, лети в небо высокое, страну далёкую, туда, где сказки нет, а есть Интернет, где машин полно и с попкорном кино!
Троица только-только успела занять места в корзине, домовой взялся за вожжи, а преследователи были уже близко. На тёмно-синем бархате чистого неба чётко выделялись воинственные силуэты сторожевых ведьм, похожие на упёртых байкеров, в длинных юбках. Бабки отчебучивали потрясающие фигуры высшего пилотажа, собираясь вместе в один жужжащий улей и разлетаясь в стороны, будто искры. Восседали они почему-то не на классических мётлах, а на коротких вениках, будто на мотороллерах.
Голубь беспокойно замолотил крыльями в воздухе, унося корзину с нашими героями куда подальше. Хоть перед ведьмами он и был ростом с Горыныча, но стаи старых кусачих мошек на дух не переносил. Понимал своими птичьими мозгами реальную опасность…
Егорку поразило то, что на каждой старухе была надета каска с мигалкой, а у многих имелись современные громкоговорители. И впрямь сказка на месте не стоит. Наверное, многие из этих мест в несказочный мир наведывались. Там подсмотрят — здесь наколдуют. Пусть не совсем то, зато внешне похоже и функционирует, а чего ещё надо?
Поначалу ведьмы на вениках здорово отставали, но потом дали газу, и на всю округу были слышны их грозные требования, адресованные в основном голубю:
— Тормози, окаянный!
— Жмись к земле!!
— Крылья за спину!!!
Самое страшное началось, когда их догнали и, выражаясь «пиратским» языком, попытались взять на абордаж.
— Все арестованы! — проорала первая же старуха, которой удалось их догнать и вцепиться руками в край корзины. — За превышение скорости и неподчинение сотрудникам правопорядка у вас будет конфискован незадекларированный кот! Чек на его покупку есть?
— Нет, — честно признал Гаврюша и храбро укусил ведьму за палец.
Та взвыла благим матом, а Маркс помог в две лапы выдернуть из-под неё летательный аппарат. Старуха со свистом спикировала вниз, навстречу ёлкам, а веник остался в качестве трофея за отвагу.
Второй подлетевшей ведьме рыжий домовой свистнул прямо в ухо, разом сделав несчастную инвалидом по слуху. Третья попыталась облететь голубя и зайти с фланга, но неожиданно получила тяжёлый удар клювом по каске и резко пошла на вынужденную посадку.
Четвёртая бабка получила по носу от Егора тем же веником, под аплодисменты кота и домового потеряла управление, после чего стала выделывать невероятные зигзаги, пока не врезалась в кого-то из своих товарок. В результате вниз рухнули обе, сами виноваты…
Но в небе была ещё целая прорва летучих наездниц в шлемах, и с каждой надо было что-то делать. В смысле как-то их бить!
— Маркс, знаешь ли ты, что такое электричество? — быстро спросил Гаврюша, пытаясь прикинуть, сколько у него осталось секунд до встречи с очередной байкершей.
Кот подумал и сказал:
— Йазумеется! Пйавда, в теойии. Электйичество пйедставляет собой совокупность явлений, обусловленных существованием, взаимодействием и движением электйических зайядов. Но зачем оно нам сейчас?
— А это, дружище, я тебе на практике объясню. Поди сюды.
Домовой вытащил из карманов вязаные варежки, натянул на руки и принялся растирать кота. Когда заинтригованное животное наэлектризовалось до нужного уровня, Гаврюша нагло использовал его в качестве электрошокера, высунув за химок из корзины и ткнув в пролетающую ведьму. От полученного разряда злобная старуха задымилась, а её транспортное средство резко рвануло вверх, растворяясь в мерцании звёзд.
— Не хочу на пйактике! — проорал баюн. — Безобйазие какое-то, а не электйичество!
Насмотревшись на избиение самых смелых подруг своего отряда, прочие ведьмы сбавили скорость. Друзья видели, как веники свезли наездниц в круг…
— Совещаются, — первым догадался Гаврюша.
— Готовят последний удай! — хрипло уточнил Маркс.
— Эх, ребята! Мне дома не поверит никто! — Егора переполняли эмоции. — Кстати, а чем обычно отвечают на последний удар?
— В нашем случае тйудно пйедсказать исход событий, — философски сказал кот и с надеждой глянул на домового. — Но чаще всего гейоической смейтью! Споём «Интейнационал»?
— Некогда нам песни распевать, тикать надо! — рубанул Гаврила Кузьмич и что есть мочи освистал голубя. — Чего молчим, помогайте! Больше свиста — выше скорость!
Как ни пытался Егорка помогать, засунув пальцы в рот, ничего, кроме слюней и шипения, у него не получалось.
— Я визжать могу, — нашёлся мальчик, опасаясь разочаровать домового. — Мы в садике на тихом часе все этим занимались, в дядю Витаса играли.
Гаврюша пожал плечами и посмотрел на кота:
— А ты чего? Икать будешь или громко молчать?
Маркс ничего не ответил, он делом доказал, на что способен истинный кот. Да, со свистом, конечно, не вышло, но кто, кроме него, мог похвастаться душераздирающим криком? Тем самым кошачьим криком, от которого не спят жители городов…
— Мяу-а-а-а-уй-уа-а-а-у-а-а-а!!!!
Голубь, заслышав охотничий вопль хвостатого хищника, резко прибавил газу на пару километров, но полностью оторваться всё равно не удавалось. Старухи в шлемах с мигалками ушли вперёд, рассредоточились по кругу и растянули огромную сеть.
Егорка переводил взгляд с голубя на ведьм, с ведьм на домового и чуть не плакал от бессилия. Сеть приближалась. Её вполне хватало на то, чтобы накрыть и птицу и корзину. Гаврила свистел, кот орал, но казалось, что физически бедный голубь просто не может выжать больше скорости…
И тогда Егорка закрыл уши руками, открыл рот и завизжал:
— Йи-ий-йи-и-и-а-а-айия-я-я-я!!!!!
Результат последовал незамедлительно. Обалдевшая птица на миг впала в состояние комы, перестала махать крыльями и понеслась вниз, увлекая за собой корзину. За ним понеслись и охваченные азартом погони ведьмы. Ёлки внизу быстро увеличивались, обещая самую немягкую посадку. Ну то есть весьма колючую…
Дела в перевёрнутой корзине, летящей вниз, тоже обстояли неважно.
Всех троих пассажиров придавило ко дну, временно выполняющему роль потолка.
Домовой, мальчик и кот молча соображали, за что бы им схватиться, и для начала они схватились друг за друга. Егор ухватил Гаврюшу за ногу, домовой крепко держался за хвост Маркса, а кот прикрыл себе глаза передними лапами.
Метров за пять-шесть до макушек самых высоких ёлок голубь резко вернулся в сознание, испугался и практически на вертикальном взлёте рванул вверх. Корзина ободрала несколько веточек, перевернулась, но, слава богу, никого не выронила.
Силам «правопорядка» повезло меньше. Ловчая сеть накрыла с пару зелёных макушек и повисла, а ведьмы, сверкая мигалками и проклиная в мегафоны всё и вся, сбивая ветки и пугая белок, рухнули в чернеющий лес, будто метеориты.
Мир сказки стал блекнуть, внизу расползались привычные огни ночной Москвы, и вскоре Егорка увидел, как они приближаются к старому дому в переулке с редким названием Маленькое Гнездо. Прибыли… Уф…
Гаврюша извлёк из-под тулупчика золотые часы на цепочке и, долго разглядывая циферблат, что-то прикидывал в уме.
— В Москве сутки прошли, как мы отбыли.
Егорка разволновался.
— Сутки? То есть целая ночь и целый день?!! — Семилетний мальчишка на миг представил, что творится сейчас дома, и понял, как глубоко он влип. Даже преследование ведьм в сравнении с наказанием от родителей отошло на второй план. — Плохо, Гаврюша, очень плохо! Что я наделал?!
— Без паники! — решительно заявил домовой. — Всё будет нормально, в конце концов, друг я тебе или не друг?!
— Хороший вопрос…
Однако Гаврюша сдержал обещание.
Они стояли посреди чердака, такие же, как и раньше, то есть в нормальных для несказочного мира размерах. Обычный мальчик, простой домовой с веником и самый на первый взгляд заурядный кот.
— Вот мы и дома, — с удовольствием потянулся рыжий хитрюга и покосился на Маркса. — Ты уж прости меня, дурака, за шутку с электричеством. Всегда хотел попробовать, да то кота, то повода не было.
Баюн раздражённо фыркнул.
— Но видел бы ты её рожу! — хихикнул домовой и легонько толкнул котика в бок. — Небось до самой Луны долетела!!!
Маркс отодвинулся и продолжил вылизывать грудку, показывая, что разговор его не касается.
— Гаврюша-а! — Мальчик тяжело вздохнул. — Это всё, конечно, хорошо, но как мне быть? Сутки прошли!
— Ах да, спасибо, что напомнил.
Домовой осмотрелся и стал осторожно пробираться сквозь расставленные по чердаку вещи, прямиком к высоким, похожим на лондонский Биг-Бен часам с кукушкой.
— Расслабься, дружок, Гаврила Кузьмич обо всём позаботился…
Встав на стульчик, мужичок перевёл стрелки и трижды ударил по часам, будто по старому телевизору.
— Готово, Егорка, забирай кота и дуй домой. Сегодня — это вчера, и прошло минут пятнадцать, как ты сбежал из хаты, не больше. Устраивает?
— Гаврюша! Гаврюша! — запрыгал юный путешественник в сказку. — Как же я тебя люблю! Спасибо! И за котика спасибо! А пойдём вместе?
— Нет уж, я своё дело сделал. Завтра увидимся. Ты кота, того, сразу не показывай, к себе под кровать забери. Потом решим, как его лучше твоей бабушке представить. Договорились?
— Договорились, — ответил мальчик и только сейчас почувствовал страшную усталость во всём теле. Он сладко зевнул, подобрал Маркса и осторожно вернулся в квартиру номер три.
Глава четвёртая, в которой бабушку никто и ничто не беспокоит
За папой Вал Валычем водилась дурная привычка появляться в самый неподходящий момент. Так получилось с горящим небоскрёбом из спичечных коробков, недовысиженными яйцами в его парадных тёплых ботинках, бумажными корабликами в ванной, и на этот раз вышло то же самое, когда Егорка посреди ночи, в уличной одежде прокрался в собственный дом в обнимку с котом-коммунистом.
Что мог подумать полусонный мужчина, которого естественная нужда заставила выйти из спальни, при виде одетого Егора с незнакомым котиком на руках? Конечно, он подумал, что уже утро и что он снова безнадёжно проспал. Столь безнадёжно, что его собственный сын успел и позавтракать, и погулять, и притащить с собой одушевлённый предмет, относящийся у семьи Красивых к числу запрещённых. Папа решил поговорить об этом позже и, забыв про нужду, бросился в спальню одеваться. Быстро натянув майку, рубашку и брюки, он случайно глянул в окно — мрак полный, хоть глаз выколи. Вал Валыч потянулся за наручными часами посмотреть, сколько времени.
— Ничего не понимаю, — прошептал он, убедившись, что за окном по-прежнему глубокая декабрьская ночь. — Егор?
Сын заглянул в открытую дверь, предусмотрительно без кота на руках.
— Куда ты ходил? Мы же договорились…
Красивый-младший не умел врать.
— На чердак, — ответил он.
— Ты с ума сошёл! Чердак! — Папа схватился за голову. — Две женщины в доме! Куда они смотрели?
— Да ладно, пап, я сейчас лягу. Неужели ты пойдёшь им рассказывать? — Мальчик выжидательно поднял бровь. В гостиной громко бубнил телевизор, заглушая всё ещё спорящие женские голоса…
Папа прислушался и сказал:
— Нет, конечно! Сын, мы с тобой прекрасно понимаем, что в этой ситуации мне ещё и достанется. — Вал Валыч подумал. — Только выброси кошку в подъезд, и тогда я точно никому ничего не скажу, замётано?
— Папа, Маркс не кошка, он кот, и его нельзя выбрасывать.
— Как ты сказал? Маркс? — Папа улыбнулся.
— Он для бабушки, мы с Гаврюшей купили его за конфетку у Котофея Иваныча, нам очень повезло, ведь баюны такие дорогие, дороже молодильных яблок, а молодильные яблоки…
— Стоп! Хватит! Минуточку. — Папа быстро сгонял до туалета и обратно, после чего продолжил: — Допустим, ты купил его за конфетку, и что с того? Тебе известно, как мы с мамой относимся к животным в доме. И у нас с тобой был разговор на эту тему, помнишь?
— Помню, — горько вздохнул мальчик, вспоминая пролитые когда-то слёзы. И тут вдруг понял, как убедить доверчивого отца. Вот только наврать придётся, чуточку, самую малость. — Папа, — сказал юный лгунишка, — Маркс не наш кот, он бабушкин!
— Тёщин?! — Вал Валыч очумело посмотрел на стену, в направлении гостиной.
— Он просто… убежал, — уточнил Егор, и папа, кажется, начал потихоньку верить. — Понимаешь, пап, она привезла его с собой, но не стала говорить, вы же ругаться будете…
— Будем, — кивнул папа и сладко зевнул. — Ладно, понятно… Маркс, говоришь? Совсем твоя бабуля на политике помешалась. А ведь она, как помнится, никогда не жаловала кошек. Старость не радость, но пусть она лучше его воспитывает. Может, тогда на меня уже сил не хватит…
— Маркс хороший и умный, он ей очень нужен.
— А тебе нужно спать! Раздевайся и ложись, я завтра с ней поговорю. Возможно…
Папа сделал два шага, упал на кровать, обнял подушку и уснул как был — в тщательно отглаженной рубашке и брюках со стрелками.
Походную одежду Егорка раскидал по вешалкам, а сапожки аккуратно придвинул к стенке, чтобы не вызвать подозрений у мамы с бабушкой. Поначалу картавый баюн сидел посреди прихожей и внимательно наблюдал за сокрытием улик, время от времени отвлекаясь на звук телевизора, доносящийся из гостиной. Мальчик честно собирался отправиться с ним в свою комнату и тихо уснуть, но у Маркса по плану было знакомство со Светланой Васильевной и праздничный революционный ужин по этому поводу.
Мама с бабушкой, достигнув временного перемирия, молча пили чай и смотрели запутанный сериал про любовь, в котором бабушка всех знала не только в лицо, со спины, по именам, но даже довольно точно прогнозировала развитие сюжета. Дверь приоткрылась, и женщины повернулись, ожидая увидеть Вал Валыча, но вместо него в комнату ввалился чёрный котище с молочного цвета пятнами на бровках и лапках.
Александра Александровна от неожиданности выронила чашку, а бабуля, прикрыв рот ладонью, сказала: «Ах!» Когда прибежал Егорка, мама вовсю охотилась за незваным гостем, стараясь оттеснить его к входной двери. Маркс угрожающе выл, шипел, выгибал спину, всем видом показывая, что сдаваться не в его правилах. Светлана Васильевна предпочла не вмешиваться и молча следила за событиями, не сходя с дивана.
— Стой, мама! — крикнул сынишка, загородив собой баюна. — Он со мной!
— Вот ещё новости! — всплеснула руками мама. — Ну-ка быстро уноси это отсюда!
— Саша, ночь на дворе! Куда ты гонишь ребёнка?! — решительно возмутилась бабушка, все сразу посмотрели на неё и…
И вот, как это бывает во всех сериалах, взгляды Светланы Васильевны и шипящего Маркса встретились. Что-то невидимое соединило их, что-то такое, отчего бабушке захотелось сказать «кис-кис». Да, да, той самой бабушке, которая терпеть не могла кошек, собачек и даже милых хомячков-джунгариков.
— Кис-кис! — неожиданно для самой себя вдруг сказала Светлана Васильевна, и кот Маркс, высокомерно не замечая мамы, отправился к дивану, запрыгнул, не спрашивая разрешения, затем улёгся на измученные хондрозом бабушкины колени, мурлыкнул и со знанием дела принялся мять лапками больные суставы. Мама сказала «О боже!» и убежала на кухню пить столь любимую баюнами валерьянку. А маленький Егор с замиранием сердца смотрел на кота и бабулю.
— Какой умный ко-о-о-тик, — ласково сказала она и принялась наглаживать баюна. — Лече-э-эбный, сразу больное место нашёл. Как тебя зовут? Признавайся!
— Его зовут Маркс! — поспешил ответить Егор. — В сказке он разговаривал, а сейчас чего-то молчит.
— Хорошее имя, — одобрила бабуля. — Всё лучше, чем Вискас или Обама.
Она даже хихикнула — впервые с того момента, как вошла в квартиру Красивых. Теперь бабушка нежно смотрела на чёрного хвостатого котяру и буквально светилась радостью:
— Колени болели страшно, а он лёг, и полегчало! Да разве ж я позволю это чудо выкинуть?! Кому не нравится, пусть сам уходит. Правильно, Егорушка?
Внучек пожал плечами, выгонять из дому обоих родителей была не самая лучшая идея. Конечно, бабуля шутит. В гостиной появилась мама, посмотрела на происходящее квадратными, ничего не понимающими глазами, выключила телевизор, подняла свою чашку и повела Егора в детскую. Помогла раздеться, уложила в кровать и присела рядом.
— Откуда он взялся? — спросила мама, имея в виду Маркса. — Объясни, пожалуйста.
— Мам, — Егор прижался щекой к маминой руке и по-взрослому вздохнул, — ты же всё равно не поверишь.
— Не поверю.
— Ты, конечно, не поверишь, что одну ночь и один день назад мы с Гаврюшей были в тридесятом царстве…
— Не поверю.
— В специальном таком городке, где много-много баюнов, а лешие их недокармливают…
— И в это тоже не поверю. Вон он какой толстый…
— Мы с Гаврюшей были в гостях у старшего кота, Котофея Ивановича, и он даже не продал, а подарил нам этого Маркса, потому что уважает Гаврюшу, но я всё равно заплатил, потому что надо быть благодарным, правда, только одну конфетку…
Мама подняла глаза к потолку и выразительно молчала. Поняв, что разборок сегодня уже не будет, Егор воодушевлённо продолжал:
— Он провёл нас за город, мы вылезли через тайный ход в ограде, и нас чуть не догнал водяной, а потом прилетел голубь и всех нас забрал, но пришлось убегать от целой стаи ведьм. — Мальчик не удержался и зевнул. — Мы отобрали у одной веник, голубь устал, и нас могли схватить, но Гаврюша засвистел, Маркс заорал, а я завизжал, как раньше, в садике… и мы чуть не упали, а они гнались… гнались… а мы…
Мама поправила подушку под головой спящего сына, поцеловала его и подоткнула под бока одеяло, как ему нравилось.
— Слов нет, — прошептала усталая женщина перед тем, как подняться и выйти, — какой дивный лапшемёт! Надо не забыть записать завтра всю эту белиберду, а потом показать ему, как вырастет…
От усталости и впечатлений Егор спал без снов! А проснулся от того, что кто-то трясёт его за плечо. В окна пробивался дневной свет, над кроватью склонилась старшая сестра Глаша.
— Брательник, бабуля и какой-то левый кот передачу с Зюгановым смотрят. С ней всё нормально?
— Да, — потягиваясь, ответил мальчик, — и с котом тоже, он коммунист из сказки.
— Слушай, малыш, а вы с ней вдвоём ели что-нибудь подозрительное? Она тебе таблетки свои не давала? — Пожалуй, впервые Глаша проявила столько участия и обеспокоенности по отношению к брату.
— Нет, а тебе зачем?
— Хочу узнать, в какой аптеке продают такие галлюциногены, и написать в полицию, чтоб прикрыли эту нарколавочку. Ты бы видел этого кота, сидит, в экран уставился, как будто чего понимает! Я в шоке.
— Он всё понимает, только разговаривать перестал. — Егор приподнялся на локте. — Его зовут Маркс.
— По-ня-а-атно, точно таблетки, — угнетённо протянула сестра и отшагнула от кровати. — Пойду-ка я позвоню маме. Спрошу у неё.
Молодая девушка, подозрительно вглядываясь во все углы родной квартиры, будто там могло затаиться что-то незнакомое и враждебное, поспешила закрыться в своей комнате и набрала мамин номер.
Настроение у Егора было замечательное. Да и как не радоваться в его-то положении! Школу закрыли на карантин как минимум до конца недели, а сегодня только вторник. Приключений и путешествий впереди — целая гора! С таким другом, как рыжий домовой, в этом можно было ни капли не сомневаться! Прискакав в ванную, мальчик пустил воду в раковину, схватил щётку, зубную пасту и занялся любимым делом.
Нет, не чистить зубы и умываться, это скучная принудиловка. А вот рожи корчить перед зеркалом — это да, увлекательно, и любой первоклассник занимается этим по три раза на дню. Нагнав вокруг губ пены из зубной пасты, Егорка раскрыл рот, нахмурил брови и простонал:
— Я водяно-о-ой, я водяно-о-ой! Отдайте свои ва-а-аленки, люди до-о-обрые! Уыа-а-а-а! Уыа-а-а-а!
— Уыа-а-а-а! — донеслось непонятно откуда. — Не дадим валенки, водяной! Самим нужны, ноги мёрзнут! Отвались, мокрохвост, сомовье рыло-о!
— Ты где?! — Глаза мальчишки загорелись от предвкушения встречи со сказочным приятелем. — Гаврюша, ты пришёл?!
— А ты меня поищи!
Егор мигом прополоскал рот, огляделся по сторонам, заглянул в ванну и под полотенца — никого. Он уже готов был обидеться, но тут внимание Красивого-младшего привлекла распахнутая круглая дверца стиральной машины. Знакомая копна рыжих волос высунулась из барабана для белья. И как только Гаврила Кузьмич там уместился?
Хотя что тут удивляться: домовой — существо не из нашего мира. Такой и в мышиную норку пролезет, если захочет. Вот показалась одна рука, затем другая, хитрые глазки зыркнули на мальчика, и вот домовой выбрался на кафель весь, от макушки до самых лаптей.
Егор захлопал в ладоши, так капелька зубной пасты плюхнулась с щётки на нос гостю.
— Гаврюша, что ты делал в стиральной машине? Готовишься в космонавты?
Мужичок не спешил отвечать. Потянувшись от души, как делают после сна, он присел и запустил руку в барабан, после чего протянул малолетнему герою забытый после стирки чёрный носок Вал Валыча.
— Вот, возьми. Если хочешь знать, я озорством глупым не занимаюсь. Думаешь, оно приятно там внутри башкой да задницей к стенкам прикладываться? И где это видано, чтобы домовые в космос летали?! Мы народ оседлый, нам землю подавай, жилище тёплое, избу рубленую или терем не выше третьего этажа… Да и живность какую-никакую мы приветствуем: собак сторожевых, коз молочных или на худой конец тараканов с молью, если ничего приличнее нет. Это, Егорка, называется утренний обход и осмотр хозяйства…
— Ой, ладно! Просто спал там, да? — улыбнулся догадливый Егорка и поставил щётку в стакан. — Не волнуйся, мама не узнает.
Домовой резко сменил тему:
— Кстати о живности. Разговор есть. — Гаврюша с серьёзным видом плотно прикрыл дверь ванной и дождался, пока подшефный ещё раз умоется, стирая остатки зубной пасты аж за ушами. — Знай, Егорий, таракан — первый помощник домового. Если б не эта вездесущая тварь, юркая и проворная, много было бы мне печали. Так вот, покуда дрых ты, мне разведка тайная сообщила, что сюда вот-вот пожалуют лешие из Лысого леса. Знаешь зачем? Правильно, за лечебным котом. Прятать зверя надо, Егорка, пока не поздно.
— Бабуля его не отдаст, — рассудил мальчик, — она теперь везде с Марксом.
— М-да-а-а, — нахмурился домовой, — говорил я тебе, не спеши сразу показывать, дождись! Вот куда ты смотрел?
— Не помню, а куда надо было? — пожал плечами Егор и примирительно улыбнулся, надеясь, что друг знает, как спасти положение.
Меж тем из прихожей послышался звонок — кто-то пришёл.
— Это они. По запаху нас нашли, супостаты! Нос у лешего чуткий, похлеще собачьего. — Домовой притянул к себе Егорку и громко зашептал на ухо: — Есть план! В квартире за стенкой чуть свет маляры иноземные, узкоглазые работу начали, вонища от краски, мама не горюй. Мы там спрячемся с баюном вместе.
— А они нас пустят?
— А они всё одно на обед собираются, сам слышал. Идём, увидишь, как я сквозь стены проскакиваю. Схороним кота на время, чтобы его запах лакокрасочным перебить. Лешие повертятся, след потеряют и обратно в сказку утопают. Всё понял?
— Всё, — кивнул Егорка. — Только вот бабушка не захочет сквозь стену ходить, и запаха краски она не переносит.
— Бабушка здесь останется.
— Легко сказать! Думаешь, она Маркса теперь хоть на минуту с рук спустит?
— Не знаю как, но кота отозвать надо, — отмахнулся Гаврюша и приоткрыл дверку, чтобы посмотреть, кто пошёл в прихожую.
Бабушка подниматься не собиралась, ей было хорошо в компании с баюном и Зюгановым. Когда позвонили раз в пятнадцатый, из своей комнаты выскочила Глаша и раздражённо крикнула:
— Да иду уже! Можно подумать, кроме меня, никого дома нет!
Щёлкнул замок, скрипнули петли. Егорка вытянул шею, пытаясь разглядеть хоть что-то. Он услышал хриплый, срывающийся пожилой голос, напоминающий кряхтенье старого мафиози:
— Здравствуй, красавица! Котика я потерял — окрасу чёрного с белыми точками. Собаки побежали за ним, до вашего подъезда гнали, а не у вас ли схоронился?
— Вы кто вообще? — Глаша прикрыла неосмотрительно распахнутую дверь и отступила на полшага.
— Я дедушка леши… — Незнакомец быстро исправился: — Дедушка Лёша. В лесу живу. Скажи, деточка, приходил к тебе котик?
— Щас гляну, — бросила девушка и закрыла дверь.
Леший недовольно зарычал и начал нетерпеливо притоптывать в ритме сальсы.
«Ещё одного психа я не выдержу», — закатывая глаза, подумала сестра и прошла в гостиную. Светлана Васильевна даже не оторвала взгляда от телевизора.
— Бабуль, там к тебе какой-то мужик пришёл…
«Все они жулики и шарлатаны, и так понятно!» — провозгласил Зюганов с экрана.
— Баб, извини, конечно, что отвлекаю, но там странный дед. Я так поняла, он где-то на дачах живёт, за городом. Требует кота вернуть. По описанию вроде этого самого.
— Глупости! Мало ли кто на кого похож? — невозмутимо повернула голову заслуженная пенсионерка. — Лично я СВОЕГО кота отдавать не собираюсь. Марксик — мой.
— Понятно, — больше самой себе, чем любимой бабушке, сказала Глаша и вернулась в прихожую. На этот раз она предусмотрительно воспользовалась цепочкой. — Извините, но вашего кота у нас нет. Спросите у соседей или лучше…
Странный дед сунул в образовавшуюся щель крючковатый нос, затем ручищу и резко поймал младшую Красивую за запястье. Егор хорошо видел его грязную, корявую, покрытую длинным волосом пятерню.
— А ну отпусти её! — Мальчик оттолкнул хмурящегося Гаврюшу и рванулся на помощь сестре.
Глаша застыла, бледная, как холодец. Наверняка леший напустил на неё волшебных чар, чтобы парализовать и проникнуть в дом. Егорка с разбегу всем весом врезался в дверь.
— Уй-й, твою же ма…?!! — Злодей мигом отпустил Глашину руку, спасая свою. Дверь захлопнулась, Егор вновь закрыл её на замок, а громкий, противный голос было прекрасно слышно, наверное, на весь квартал: — Уй! Ай! Ой! Чё творится, чё творится! Во люди пошли! Не люди, а ворьё натуральное-ё! Укрывают чужую животную, бесчестно спёртую! Тати! Лиходеи! Жулики столичныя-я!
Шум и вопли отвлекли даже непробиваемую бабушку, она высунулась в прихожую и сердито крикнула:
— Глаша, Егор, вы чего там делаете? Нельзя так со старшими, немедленно извинитесь!
Егорка вытянулся в струну, он единственный заметил, как невидимый для окружающих домовой прошмыгнул в гостиную, а бабушка даже бровью не повела. Гаврюшин план по перемещению кота к узбекам начинал исполняться.
— Бабуля! — Старшая сестра быстро разморозилась и столь же резво перешла в стадию кипения. — Я тут ни при чём! Между прочим, скандал из-за твоего кота, и расхлёбывать его должна ты, а не я и не Егор. Послушай сама, что там творится!
От постоянного стука дверь вздрагивала, будто неисправный двигатель, ручка жалобно дёргалась вверх-вниз, слышались противные звуки поскрёбывания, затем последовал удар ногой, и раздался душераздирающий вой с причитаниями:
— Ночами не спи-и-им, растим их, расти-и-им, кормим, по-о-оим, лелеем, хо-о-олим! Никакого порядка нет, никуда Москва не годи-и-ится!
Бабуля внимательно выслушала потусторонние аргументы и, что-то окончательно решив для себя, сдула седую прядь со лба.
— Ну-ка, мальчики-девочки, р-разойдись! — Шаг её был уверенным и мог смутить даже строй конных рыцарей-крестоносцев.
В комнате сестры зазвонил сотовый телефон, и она с радостью покинула поле брани. Из гостиной заорал Маркс, но для Глаши и Светланы Васильевны его слова были просто раздражённым кошачьим воплем:
— Никуда не пойду! Дай пейедачу досмотйеть, нахал!!!
В дверном проёме показалась Гаврюшина спина, он шёл задом, кряхтел и напоминал рыбака, тянущего из речки тяжёлый улов. Но вместо удочки домовой крепко стискивал чёрный кошачий хвост, а сама «рыбка» ни в какую не хотела молчать:
— Вйедитель! Хулиган! Имею пйаво смотйеть, что, когда и с кем захочу!
«Ой, как хорошо, что бабуля занята!» — подумал Егорка. Страшно представить, как бы это смотрелось глазами человека, не способного видеть Гаврюшу.
А бабушка отпирала замок, искренне горя желанием познакомиться с «дедушкой Лёшей». Светлана Васильевна высунулась в подъезд и поначалу оробела, хотя виду не подала. У дедушки появилось два помощника, точь-в-точь как он — высокие и седые, одетые в лохмотья, как бомжи с Курского вокзала.
— Здрас-с-сте, — сказали они вместе и, принюхиваясь, зашевелили бородавчатыми носами. — Явственно котиком пахнет, хозяйка.
Бабушка презрительно покосилась на нечёсаные бороды незнакомцев, с остатками капусты, мухоморов и даже каких-то тараканов.
— Верни-ка его по-хорошему, а не вернёшь — возлютуем!
— Стены кириллицей разрисуем! Ларец почтовый спалим! Счётчик электрический на сто лет вперёд намотаем! — по очереди начали запугивать лешаки.
— А я здесь не живу, — сухо бросила гордая бабуля, в упор глядя на чужаков. — Рисуйте, жгите, мотайте. Посмотрим, как дворник обрадуется. У него лопата тяжёлая…
Лесная банда переглянулась. В глубине квартиры истошно орал Маркс, но взять и просто отодвинуть уверенную в себе преграду, весьма не худенькую, было проблематично. Легче прорваться через колючую проволоку под током или обогнуть танк.
— Тады плати! За животную учёную неслабая мзда полагается!
Но бабушка у Красивых по совместительству являлась почётным работником Министерства финансов с тридцатилетним стажем. Как известно, сдаваться у этих чиновников не принято ни при каких условиях.
— Погодите, погодите, молодые люди…
Лешие покосились друг на дружку.
— …Во-первых, прекратите плеваться, а во-вторых, у вас прописка-то местная имеется или вы без пяти минут как прибыли в наш прекрасный город?
— Верно, с дороги мы, — брякнул один, но товарищи пихнули его локтями.
Светлана Васильевна забросила за ухо непослушный локон и уставилась на болтуна:
— И давно мы занимаемся нелегальным бизнесом?
Лешие поджали и без того впалые губы.
— А то не твоё дело! — низким, обиженным голосом сказал самый смелый, но взгляд отвёл.
— Конечно, не моё! — охотно согласилась улыбнувшаяся пенсионерка. — Теперь это дело государственных органов, разбойнички. А я ведь ещё не спросила про справки, накладные, сертификацию и прочие документы на товар.
— Какие такие документы?
— О-о-о! — Бывший специалист по налогам расцветала на глазах. — Незаконное предпринимательство! Ну молодцы! Что, пенсии не хватает? Седина в голову, НДС в ребро?
Дедушки занервничали.
Тем временем не без помощи Егора Маркса удалось выволочь из гостиной и перебросить на кухню. Единственный способ успокоить истерящего баюна — это еда! Дверь высокого, двухкамерного холодильника торжественно распахнулась, и он, поражённый, замолчал, вылупив круглые глазищи.
— Бросай, — сказал домовой мальчику, отпустил хвост кота и, тяжело дыша, повалился на спину.
Егор тоже разжал пальцы, повалился рядом с измятым Марксом, посмотреть, что теперь будет.
И вот совершенно свободный, никем не сдерживаемый усатый бунтарь поднялся на задние лапы, а передними упёрся в полку, заваленную банками и свёртками, чтобы внимательно обследовать интересное место.
— Замурчал, прям как трактор. — Мальчик хихикнул. — Точно не убежит?
— Да не, он сейчас должен что-то выбрать. Баюны привереды, никогда наперёд не знаешь, что им понравится. Одни только икру чёрную трескают, а иному шелуху луковую покажи, он за неё всех собак на деревья загонит.
И Маркс выбрал. Его требовательный взгляд упал на прозрачный пакет с горкой плавленых сырков «Дружба». По удачному стечению обстоятельств папа тоже оказался большим любителем не особо полезных изделий.
— Сый, — сказал кот. — «Дйюжба». Одобйяю!
Гаврюша вскочил и увёл пакет прямо из-под кошачьего носа. Отступив на шаг, он вынул из пакета один сырок, содрал фольгу, разломил и протянул Марксу половинку. Кот обиделся.
— Неспйаведливо, — сказал он и отвернулся, — не по-товайищески!
Но папино лакомство всё равно слизнул. Егор впервые видел, как улыбается кот-баюн, но Маркс не просто улыбался, а ещё и раскачивался, словно в голове у него играла весёлая музыка.
— Пйевосходно! Муй! — Черношёрстный свалился и стал переворачиваться с одного бока на другой. — Муй-муй-муй! Кйасота-а-а!
— Что с ним? — У мальчика поднялись брови.
— Млеет, — растолковал домовой, — коммунисты и «Дружба» — любовь навеки. Киса-киса-киса! — Он поманил баюна второй половинкой. — Егорка, хватайся за меня, и чтобы как хвост — куда я, туда и ты, сквозь кирпич пойдём. Эй, стена высокая, кладка широкая, стань прозрачной водой, чтоб прошёл домовой! Идём, малыш! Киса-киса-киса!
А всё это время в комнате у Глаши шёл серьёзный телефонный разговор с мамой. Она по привычке зажала сотовый между плечом и ухом и терпеливо выслушивала рвущиеся наружу требования Александры Александровны:
— Глафира! Посторонних в дом не пускай. Поняла?
— Поняла, — ответила дочь отсутствующим тоном.
— Немедленно передай бабушке трубку!
— Мама, — девушка закатила глаза и шумно выдохнула, — ещё раз говорю, я не собираюсь к ней подходить, из-за её бзиков мне чуть руку не выдернули. Пускай сама разбирается.
— Нет, ты не права! Она твоя бабушка, пожилой человек, ей могут нахамить, обидеть, в конце концов!
— Мам, нашей бабуле очень трудно нахамить, и она сама кого хочешь обидит. Помнишь, как мы ходили с ней загранпаспорт делать?
— Глафира, не надо! Я знаю бабушку и знаю, что она может. Если ей нахамят, она же и… у неё и оплеуху дать не застрянет! Тебе что, не жалко этого несчастного старика, потерявшего своего кота?
— Очень жалко, мама, но опять-таки, зная бабушку, я лучше отсижусь у себя.
— Ты трусиха!
— Ничего подобного! Просто у меня развитый инстинкт самосохранения.
— Глафира! Ты сейчас же пойдёшь и вынесешь этому человеку его кота. Возьмёшь и отдашь. И всё равно, что скажет бабушка.
— Мама.
— Да?
— Хорошо, я это сделаю. Ты довольна?
— Да.
— До свидания!
— Всего хорошего.
Глаша бросила сотовый на кровать, насупилась, сказала пару неприличных слов и пошла выполнять обещанное. Примерно с таким лицом и такой походкой идут закрывать амбразуру вражеского пулемёта. Но пусть это уже будет на совести мамы…
Ремонт в квартире у специалиста по жабам, батрахолога Иннокентия Ивановича Перепонкина шёл полным ходом. Потолки лоснились от свежей белой краски; жабы терпеливо ждали в аквариумах, разбросанных по всей Москве в квартирах и лабораториях друзей; велосипед хранился у Красивых, а сам Иннокентий Иванович занимал верхнюю полку поезда Москва — Баку, по дороге на конгресс по спасению земноводных от прямоходящих.
Маляры, два перепачканных узбека, только что закончили гонять валики по потолкам и временно покидали квартиру, чтобы перекусить «Дошираком» в чебуречной за углом. В этот удачный момент Егор, Гаврюша и повеселевший Маркс ввалились в одну из окрашенных комнат.
— Видал, как я умею, Егорка?! — выпятил грудь рыжий хвастун и бросил коту очередной кусок сыра. — Эх, ну и вонища! Самое то! Не продохнуть!
Комната была заставлена картонными коробками и сдвинутой к центру мебелью, накрытой полиэтиленовой плёнкой. Домовой подтащил пустую коробку, посадил туда кота и стал методично разворачивать и сбрасывать вдогонку кусочки «Дружбы».
— А вдруг переест? — забеспокоился мальчик.
— Этот? Никогда! Надо же его чем-то занять, пока нас не будет. — Гаврюша поднял с пола обрезок доски, положил на коробку, а сверху поставил железную банку с краской. — Уж лучше бы ему уснуть, пока мы бабуле помогаем. Пошли отседова.
И они вновь нырнули в стену.
Светлана Васильевна и лешие продолжали накалять воздух в подъезде взаимными угрозами. Пенсионерка вела в счёте, дедушки устали думать над ответами, путались и потихоньку забывали, зачем пожаловали. Когда один из них наконец предложил мирно разойтись, она была готова праздновать победу, но как назло из квартиры донеслись крики внучки:
— Бабуль, а котик-то, похоже, с концами пропал. Его нигде нет!
Тяжкая тишина нависла над противниками, старики-предприниматели тревожно зашевелили носами. Бороды встали торчком, а в глазах блеснули слёзы.
— Минуточку, — сказала Светлана Васильевна и строго добавила: — Никуда не расходитесь, я не закончила.
Дверь закрылась, а из соседней квартиры, в угаре химических запахов, вышли маляры.
— Что за город?! — взвыли измученные хозяева Лысого леса.
— Масква-мана, — угодливо подсказали узбекские работнички и под сдвоенное пение «Учкудук, три колодца-а!» поспешили вниз по лестнице.
— А… а давайте сбежим, — рискнул предложить младший леший, который первым разболтался перед бабушкой, — пока она там ходит, а? Потравимся ещё — вишь, вонь-то какая…
— Даже кот и тот сбежал, — добавил второй, который пытался угрожать хозяйке.
— Деньгу потеряем, зато сами целее будем! — одобрил третий, и все трое дунули вон из подъезда так, словно растворились в воздухе, будто их и вовсе не было. Единственной уликой, доказывающей визит лешаков, был маленький гриб-сморчок, завалившийся под ступеньку…
А в гостиной в это время шёл натуральнейший допрос с пристрастием! Маленький мальчик, не хуже пионеров-героев, гордо стоял перед нависшей над ним стокилограммовой угрозой. Конечно же бабуля ни на миг не поверила словам внука о том, что её кот сейчас доедает «Дружбу» у Иннокентия Ивановича и там ему гораздо безопасней, чем тут.
— Егор, опять начинается, да? Не морочь мне голову, пожалуйста! Бабушку люди ждут. Между прочим, нарушители, о которых надо доложить куда следует. Где ты его спрятал?
— Ну честное же слово! Мы с Гаврюшей прошли сквозь стену к Иннокентию Ивановичу и спрятали Маркса в коробке, а сверху краску поставили. Лешие уйдут, и мы его сразу вернём!
— Егор, я в последний раз спрашиваю…
— Успокойся, бабуленька, тебе нельзя волноваться!
— Верни кота-а, и я успокоюсь!!!
В Глаше, которой свезло быть свидетелем всего, что здесь творилось, боролось два желания: вызвать ноль три сразу для всех или снова уехать к подруге. Она погладила мать своей матери по плечу и ласково предложила:
— Бабуль, а хочешь декоративного кролика? У Светкиного парня аллергия на шерсть, срочно нужно пристроить ушастика.
— Глаша, ты хорошо искала? — сухо игнорируя заботу о кролике, спросила пенсионерка. — Давай диван отодвинем, чует моё сердце, застрял он там…
И они отправились двигать диван, оставив Егора и невидимого для них Гаврюшу в покое. Из-под плинтуса вылез маленький рыжий таракан, подбежал к домовому, взобрался на лапоть, проскочил по штанине и добрался до плеча.
— Слушаю внимательно! — сказал домовой и нагнул голову. Егор ничего не услышал, зато Гаврюша повеселел. — Ура! Сработало! Ушли лешие! Айда, дружочек, за котом!
Пока бабуля и внучка собирали пыль и надрывали спины, безуспешно пытаясь найти усатую причину всех злоключений этого дня, домовой и его юный друг вновь воспользовались волшебным заклинанием, чтобы проникнуть к соседу. А там… Там они увидели перевёрнутую коробку, железную банку, из которой натекла приличная лужа краски, и по уши счастливого Маркса!
Кот упоённо танцевал. Перепачканный белой и зелёной «Тиккурилой», икающий, с распухшим пузом и белозубой улыбкой. Танец состоял из одного движения — подпрыгивания на всех четырёх лапах сразу, как на пружинах.
Сами подпрыгивания были разные — вбок, на месте и даже кульбитом через голову. Не пытайтесь это повторить. В смысле так же нанюхаться краски…
— Гаврюша, а бабушка не испугается, когда таким его увидит? — забеспокоился мальчик и глянул в коробку. Весь запас папиного сыра был уничтожен подчистую.
— Не боись, — неуверенно успокоил домовой, — я рецепты моющие знаю, любая грязь отойдёт. Где-то тут пустой мешок валялся… вот он!
— Да при чём тут грязь! — не унимался Егор. — Он же скачет, как психический кенгуру!
— Ерунда, я и не такого насмотрелся. Попрыгает и перестанет, а на крайний случай завсегда имеется йогурт с плесенью, год выдержки, и под нос сунь — в один момент потеря сознания с отбитием памяти! Мой батяня завсегда его использовал, когда домой под утро заявлялся, а мамка его со скалкой ждала…
— А где же он всю ночь гулял?
— Вот и ей оно интересно было. Да тьфу на тебя, Егорка, не забивай себе голову взрослыми проблемами, подай лучше вон ту верёвку.
Накрыть Маркса мешком и завязать потуже не составило труда, в особо эмоциональном прыжке он сам туда угодил. Зевнул, пригрелся и выходить никуда не собирался.
Тем временем бабушка собиралась хорошенько поискать лечебного котика в спальне родителей. Для начала она заставила Глашу проползти под кроватью, встать на стул и внимательно обследовать антресоль бельевого шкафа, четыре плафона люстры и верхнюю часть гардин. Кроме пыли и старенького самолётика из тетрадного листа, младшая Красивая ничего не нашла, зато чихала, наверное, минут пять без перерыва.
Не получив желаемого результата, Светлана Васильевна всерьёз задумалась над тем, чтобы своими руками продолжить поиски уже в самом шкафу, среди белья и одежды, но интуиция подсказывала, что тут лучше остановиться. Дочке и зятю не понравится, если кто-то будет рыться в их личных вещах, мотивируя это поиском кота. Подумав минуту-другую, бабушка вспомнила про комнату внука. Вот где можно по-настоящему и безнаказанно развернуться!
Стена вновь растворилась и впустила искателей приключений на кухню. Мешок с котом слабо подёргивался в руках у мальчика и домового. Гаврюша шёл первым. По-шпионски озираясь и прислушиваясь, компания направилась к ванной — им предстояло при помощи волшебных составов привести покрашенного Маркса в нормальный вид.
Бабушка и внучка переместились в детскую, у них были свои цели, так что тихой мойке (помойке? помывке? отмывке?) никто не мешал.
Кота выгрузили в ванну и пустили тёплую воду. Усатый Маркс выглядел как отработавший своё малярный валик. Гаврюша засучил рукава и принялся отдавать Егору короткие распоряжения, будто хирург на операции:
— Ведро мне.
— Шампунь.
— Хозяйственное мыло.
— «Доместос».
— Пену для бритья.
— Зубную пасту.
— Стиральный порошок.
— Отбеливатель.
— Ещё.
— Хватит.
— Отвернись.
Когда мальчик отвернулся от ведра, наполненного смесью всего вышеперечисленного, домовой достал из-за пазухи склянку с тайным снадобьем, открыл и добавил пару капель в качестве последнего ингредиента. К потолку взлетел беззвучный магический всплеск!
Кот сидел на дне ванны, не шевелился, словно древнеегипетская статуя. Только в его круглых глазах всё ещё отсвечивали жёлтые треугольники плавленого сыра.
— Поворачивай его! Спиной ко мне ставь, щас ливанём!
Жидкость в ведре загадочно меняла цвета: розовый полинял в жёлтый, жёлтый сгустился в оранжевый, а потом вдруг вспыхнул синим…
— А теперь, Егорка, смотри в оба!
Домовой окатил содержимым ведёрка закамуфлированного баюна, а потом, бесцеремонно схватив Маркса обеими руками за шкирку, начал полоскать его в тёплой воде, приговаривая:
— Распрекрасная водица, помоги коту отмыться! Отмывайся, баюнок, а не то не дам сырок! Не мяукай, не кричи, по заслугам получи! Надо было тихо спать, а не мячиком скакать!
И чудо свершилось — лучшая финская краска сошла с кошачьей шерсти, как дешёвенькая акварель.
— Всё думаю, запатентовать бы снадобье, — с тихой гордостью вздохнул Гаврюша. — Старое средство, цыганское, они так перекрашенных лошадей отмывали. Правда, порой до полного облысения…
Мокрый Маркс при этих словах издал истерический мявк и рухнул в обморок на руки мальчика.
— Да шутю я, шутю! Чего ты сразу-то?
Привлечённая кошачьим воплем бабуля ворвалась в ванную комнату в тот самый момент, когда внук уже досушивал Маркса феном. Конечно, Светлана Васильевна обрадовалась, кинулась отнимать кота, целовать его и, рыдая, всячески душить в объятиях.
Маленький Егор так и не смог убедить бабушку, что никто над ней не издевался, что лично от неё он кота не прятал, и вообще, если бы не Гаврюша, то всё бы закончилось гораздо хуже. Ведь лешие действительно приходили и требовали своё.
Глаша тем временем позвонила маме и доложилась, что кот найден. Мама почему-то рассердилась:
— Я не просила тебя его искать, я просила его выкинуть!
Но, глядя, как бабушка вальсирует в обнимку с Марксом, Глаша сентиментально призналась:
— Можешь считать меня трусихой, можешь ругаться, но, по-моему, у них любовь! Они должны быть вместе, мама. Приедешь — увидишь.
Мама бросила трубку первой, её тоже можно было понять.
— Ах! — Светлана Васильевна вдруг резко остановилась. — Совсем забыла! Меня же эти остолопы бородатые ждут!
Не отпуская мурлычущего баюна, она высунулась в подъезд, но встретила там только двух узбеков, которые возвращались с обеда. Маляры вежливо поздоровались с «уважаемой ханум», и один сказал:
— Кощка красивый, мана!
— Ощень-на! — добавил второй.
— Сама знаю, — буркнула бабушка. — А у вас хоть регистрация есть?
— Ре-рисат-расия?! — вытаращились азиаты.
Бабуля сурово сдвинула брови и, не дожидаясь ответа, вернулась в прихожую, заперев за собой дверь.
Маляры вошли в квартиру, подняли головы, чтобы посмотреть, подсохла ли краска, и застыли на месте. Все потолки были украшены зелёными узорами из отпечатков кошачьих лап.
— Ай, шайта-а-ан, мана! — выдохнули оба и переглянулись.
Эх, если б они только знали, что во всём виновата «Дружба»…
Глава пятая, в которой Егор и Гаврюша перевоспитывают папиного начальника
После девяти вечера первоклассник Егор Красивый обычно слюнявил подушку и улыбался во сне, а его папа, известный тем, что никогда не жаловался маме на мелкие проделки сына, только-только возвращался с работы. Нет, разумеется, так было не всегда. Но вот почему-то именно в этом месяце папа реально задерживался.
На этот раз Егору не спалось. Мама разрешила ему тихо посидеть с ней на кухне и попить кефир для пищеварения. Мальчику нравилось вот так, вместе с мамой и домовым, который конечно же был рядом, смотреть в окно и ждать Вал Валыча.
Бабуля и Маркс дремали под старое кино о Чапаеве. И только Глаша, которая могла спать и бодрствовать, сколько ей вздумается, занималась в своей комнате тем, что «никого не касается». У всех девушек её возраста есть секреты.
— Мам, у папы злой начальник? — спросил Егор, а Гаврюша зарычал и заскрёб ногтями по скатерти, изображая этого лютого врага семьи Красивых.
Слава богу, мама не могла видеть, как домовой ведёт себя за столом, потому что не верила в него. А иначе ох и досталось бы ему за нарушение приличий!
— Очень, — сказала мама. — Этот начальник называется директор, его зовут Олег Петрович, и он извёл твоего папу глупыми придирками…
— Придирками? — Мальчик задумался. — Мама, я, кажется, знаю, что такое придирки. Наша учительница по пению, София Иосифовна, говорит, что мы не поём, а орём. Но на самом деле в классе дрожат стёкла от её крика, а не от нашего пения. Она тоже придирается, правда?
— Конечно! — согласилась мама и улыбнулась.
Егор легко представил, сколько всего пережил папа. И видел он это прямо на чёрном экране телевизора, висевшего перед столом. Настоящий цветной фильм, только что снятый в голове у ребёнка…
Толпа охранников гонится за папой, он спотыкается и падает. Преследователи наваливаются сверху, крича: «Это я его поймал!», «Нет, я!», «Нет, я!». Папа выбирается из-под куча-малы и делает ноги. Рубашка его измята, рукав оторван. Охранники расступаются и понимают, что от папы остались только пиджак и белый рукав. От досады самый большой и устрашающий из них заливается слезами, как ребёнок, и трёт глаза то одним кулаком, то другим. Все по очереди подходят к нему, гладят по спине, предлагают в утешение конфеты, дарят розовый обруч, а кто-то передаёт игрушечный самосвал с красной кабиной. Большой плакса берёт машинку и успокаивается.
Папа бежит по лабиринту, стрелки, нарисованные на стенах, и надписи «Маленькое гнездо» подсказывают правильный путь. Но в темноте за поворотом его поджидает Олег Петрович, ни дать ни взять — разбойник с большой дороги, голый по пояс, босой и толстый. На волосатом пузе глубокий пупок, а за красным кушаком два страшных кинжала крест-накрест. Щёки в щетине, уши торчком, нос пятачком, глаза злые-э-э…
— РРРРРРРРРРР!!!! — рычит папин начальник, почёсывая подмышку, и вдруг как засмеётся мощным голосом Софии Иосифовны! — ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА!
Егорку аж передёрнуло…
— Брр! Какой он страшный! — прошептал юный фантазёр. — Бедный мой папа…
Рыжебородый Гаврюша, фантазия которого была куда хлеще, чем у семилетнего мальчишки, вид имел совершенно осоловелый, будто его насильно накормили холодной манкой в комочках. Домового тоже неслабо поташнивало от образа Олега Петровича.
— Мама! — вдруг решительно заявил Егор. — Я тебе обещаю, мы с Гаврюшей придумаем, как его проучить! Ведь мы же прогнали леших? Прогнали! А уж какой-то там Олег Петрович — это нам вообще плюнуть и растереть!!!
Домовой вытаращился на друга, явно не ожидая, что вечерняя игра зайдёт дальше разговоров и кривляний. Александра Александровна покачала головой, понимая, что её сын, похоже, увлёкся новой безумной идеей.
— Мама, а как можно мстить злым начальникам? — Егор весь извертелся, желая приступить к боевым действиям прямо сейчас. — Вот скажи, можно их колотить, щипать, пороть или только щекотать?
Гаврюша мигом снял лапти вместе с носками и, закинув на стол босые лапы, взмолился дрожащим голоском:
— Ну пощекотите меня кто-нибудь, люди добрые!
Вот за что, за что, а за этот фортель ему бы от мамы влетело по полной…
— Какой же ты выдумщик! — улыбнулась она, ероша волосы на голове сына.
Егора осенило:
— А я у бабули спрошу!
И они с Гаврюшей поскакали в гостиную.
Светлана Васильевна откинулась в кресле и, широко раскрыв рот, храпела, заглушая треск пулемёта на экране. Маркс обнаружился на диване, бедный котик сунул морду под подушку, придавил её лапками и нервно бил пушистым хвостом, пытаясь отгородиться от клокочущих и хрипящих звуков, издаваемых хозяйкой. Убаюкал на свою голову!
— Баб, а баб? Ты спишь?
Храп прекратился.
— А? Чт-то, кто?! Я не сплю! Не выключайте моё кино, — сразу откликнулась бабушка.
— Ты спишь?
— Я? — Она горестно вздохнула. — Да какое там! Вторые сутки глаз не сомкну! Старость не радость…
Баюн вылез из-под подушки, с немым укором глядя в глаза старой вруше.
— Баб, а что должен сделать папа, чтобы справиться со своим начальником?
— Работу приличную найти, — быстро ответила она и поджала губы. — Такую, где он сам начальником будет, горе луковое…
— Упс. — Мальчик повернулся к домовому и прошептал: — Не в настроении, пошли спросим у Глаши.
Они тихонечко покинули гостиную, и вслед им начал доноситься всё тот же храп.
Глаша в облегающем спортивном костюме произвела на друзей неизгладимое впечатление. Розовый хулахуп вертелся вокруг её талии, как собачка за хвостом. Она стояла спиной к двери, в ушах наушники от плеера, и она конечно же больше ничего не видела и не слышала. Красивая-младшая размахивала руками, словно хотела зачерпнуть с неба борща огромным половником, и весело подпевала в такт энергичной музыке:
— Е!!! Е!!! У!!! У!!! А!!! А!!!
И ещё раз:
— Е!!! Е!!! У!!! У!!! А!!! А!!!
Гаврюша был в полном восторге. Он подскочил к Глаше и стал прямо перед ней повторять за ней её движения. Егорка тоже не остался в стороне, особенно ему нравилось кричать «е», «у» и «а». И чего она их раньше не позвала? Такое классное дуракаваляние пропадало зря, без коллектива!
Короткие ножки домового быстро скрутились в крендель, он упал. Егор сам шлёпнулся за компанию и задыхаясь от смеха. Его старшая сестра отвлеклась на шум, остановилась, и обруч ударил по домовому, что вызвало у мальчика уже совершенно неуправляемый приступ хохота…
— Егор! Ты чего сюда припёрся? Я маме нажалуюсь! — заорала Глаша и топнула ногой, наступив Гаврюше на бороду.
— Карау-у-ул! — с перепугу завопил он. — Отпустите меня!!! Укушу-у!!!
Грозная Глаша шагнула к брату и подняла его, желая как следует встряхнуть, а освобождённый домовой полез под кровать, потому что, когда вы под кроватью, на вас ничего не падает и ничто не придавливает. Ну, если, конечно, никто не сядет на ту же кровать…
Взахлёб смеющийся Егорка обнял сестру за шею и попытался оправдаться:
— Я не над тобой, честно-честно! Просто ты бы видела Гаврюшу! Как его твой обруч прямо по носу…
— Всё, уходи! — Она указала на дверь.
— Я больше не буду.
— Уходи, тебе говорят, это моя территория!
— Хорошо, но сначала ответь на вопрос! — схитрил младший брат. — Как сделать, чтобы папин начальник подобрел и отпускал нашего папу домой пораньше?
— Папы задерживаются по разным причинам, дело может быть не только в начальнике, — подумав, ответила сестра, — но тебе ещё рано забивать этим голову.
— Другие причины? — Егор был озадачен лишь пару секунд. — Точно! И как я сразу не догадался?!
Взгляд мальчика случайно остановился на отключённом компьютерном мониторе, но фантазия включила его, вмиг показав новую версию фильма о приключениях папы…
Нахохотавшись голосом училки по музыке, Олег Петрович стал изменяться. На нём появились чёрные очки, майка, белоснежно-белая рубашка, галстук, жилетка, пиджак, брюки, ремень и гладкие чёрные ботинки. Папа выглядел примерно так же, но со следами схватки с охранниками — без пиджака, с одним рукавом, но зато с кобурой на кожаном ремне под мышкой, из которой торчала рукоять пистолета.
— Агент Красивый! А не рано ли домой намылились? — с вызовом обратился к отцу начальник, раскачиваясь вперёд-назад в своих начищенных до блеска ботинках. — Уж не берёте ли вы пример с Толика-второгодника?
— Довольно! — смело оборвал его папа. — Если вы сейчас же не отойдёте, то будете иметь дело с моим сыном и домовым!
— Всё настолько серьёзно? — Толстяк занервничал. — Они не посмеют, не посмеют!
И тут сзади, с двух сторон на вредного дядю запрыгнули Егор и Гаврюша. Один вооружён метлой, другой — пластмассовой саблей.
Финальные кадры:
Начальник крутился на месте, безуспешно пытаясь сбросить наводящих на него ужас папиных защитников. Звучит энергичная латиноамериканская музыка, под которую занималась сестра. Папа хорошо смеётся последним. Самый здоровенный охранник весело вертит на шее розовый хулахуп. Все счастливы.
Глаша, присев поближе к Егору, загородила собой монитор и в упор уставилась на брата, махая рукой у него перед глазами.
— Эй, аллё! Так до чего ты там не догадался? — спросила она.
— На самом деле наш папа… — Егор чуточку потянул время, в упор глядя на сестру, — Сверхсекретный Специальный Супер Агент! Ты ведь знала, да? Ты знала!
— Отстань, сил моих больше нет. — Девушка подняла обруч и выпрямилась. — Слышать тебя не хочу, марш отсюда!
Егор силой вытащил Гаврюшу из-под кровати и увёл отдыхать в свою комнату. После весёлой пляски у старшей сестры и неожиданных откровений о папиной работе мальчик уснул, едва коснувшись щекой подушки…
Ранним утром бабуля поднялась с первым будильником, отхрапев за ночь все уши несчастному баюну, с которым спала в обнимку. Разбудила родителей и объявила, что повезёт котика к очень хорошему ветеринару с длинной фамилией, для прививки, а потом, если успеет, пойдёт с ним же на митинг.
— С ветеринаром? — зевая, спросил папа.
— С Марксом, — гордо обронила бабушка и пошла готовить завтрак.
Пока мама с папой приходили в себя, представляя участие кота на митинге, Светлана Васильевна нажарила четыре горки оладий, сварила кашу и пресекла ревизию Маркса в кладовку. Повязала ему слюнявчик и поставила баюна над миской с молоком.
Уставший и злой кот пару раз утопил в миске шершавый язык и, резко отвалившись на бок, задрых всем назло поперёк кухни. Покончив с готовкой, энергичная пенсионерка подобрала кота, надёжно закутала в одеяло по самый нос и сочла его вполне готовым к транспортировке. Баюн проснулся, но поздно…
Супруги Красивые молча смотрели, как бабуля застёгивает пальто и подбирает усатый свёрток с тумбочки. Маркс пытался дышать и тихо ненавидел Светлану Васильевну.
— А Егор? — щурясь от света лампочек, спросила мама.
— Господи, Саша! Один раз можешь его и на работу взять. А как я тебя таскала, так ничего?
— Мам, а если без митинга? — Александра Александровна толкнула заторможенного Вал Валыча в бок, призывая на помощь.
— Да! — опомнился папа. — Там же всегда одно и то же, землю — крестьянам, фабрики — рабочим, «Вискас» — котам!
— Сегодня будут наши товарищи по партии из Китая. Митинг будет маленький, я ненадолго. Справитесь сами.
Вал Валыч попытался выразить сомнения относительно «маленького китайского митинга», но тёща всем видом дала понять, что её решение не обсуждается, и вышла вон.
— Его-о-о-ор, подъём! — прямо папе в ухо скомандовала мама, чтобы в следующий раз знал, как отмалчиваться. — Умываться! Завтракать! Сегодня ты поедешь с папой!
Гаврюша запрыгнул к Егору в кровать и начал скакать, радостно вопя:
— Ура! Ура! Ура! Подымайся, детвора! Жуй конфеты и печенье, ждёт Егорку приключенье!
— Гаврюша, что случилось? — едва разлепив глаза, спросил мальчик.
— Что случилось! Что случилось! Получилось! Получилось! На работе вместе с папой, будешь зло гонять лопатой! — Довольный домовой сполз на пол и гордо взглянул на друга. — Здорово я сказал, правда? Иди давай, они тебя ждут!
Егор высунулся из комнаты, всё ещё не понимая причины весёлой суматохи. Родители о чём-то спорили, и это вряд ли было похоже на начало обещанного приключения.
— У меня конференция, буду сидеть весь день до посинения! — видимо, в пятый раз повторила папе Александра Александровна и, повернувшись к сыну, уточнила: — Егор, скажи, ну зачем тебе конференция по педагогике?
— У меня тоже там скука зелёная, — обратился к сыну Вал Валыч, а затем добавил исключительно для мамы: — И к тому же отчёт!
— Ничего страшного! — Теперь мама говорила только с ничего не понимающим Егором. — Папа тебя в бухгалтерию отведёт, там будет много добрых тётей, которые за тобой с удовольствием присмотрят!
— У папы в бухгалтерии нет добрых тёть, — поправил её Вал Валыч. — Мама шутит, там одни мегеры в шиньонах сидят!
— В конце-то концов, — мама повернулась к мужу, пронзая его строгим взглядом, — меня же мама брала маленькой в министерство, и ничего, я находила себе занятия, рисовала, читала, учила уроки… Ты справишься, милый, я знаю, и у тебя будет повод уйти пораньше!
— Хорошо, — сдался папа и переключил внимание на пустую ванную, но его и тут опередили. Вот мама здесь, а вот она уже запирается в ванной изнутри. Женщины…
За завтраком Егор окончательно понял, что отец берёт его с собой на целый день. Подумать только! Вместо школы — к папе на работу, в самое сердце загадочной спецслужбы, туда, где работают сверхсекретные суперагенты!
— А начальник тебе разрешит? — робко спросил он. — Ведь я там буду… посторонний!
— Нет, — подумав, ответил Вал Валыч, — он только вкалывать по выходным разрешает, про тебя ему знать не стоит. Посидишь тихо, порисуешь, а там и день пройдёт…
— А что, здесь ещё кто-то верит, что наш сын может тихо посидеть в течение восьми часов подряд? — удивилась мама.
— Я не верю, — сказал Егор.
— Я тоже, — подтвердил невидимый для родителей Гаврюша, допивая молоко из кошачьей миски, и буркнул себе под нос: — А шерсти-то, шерсти, тьфу!
— Пап, ты разрешишь нам с Гаврюшей попугать твоего Олега Петровича? — с надеждой попросил мальчик. — Это даже хорошо, если он не догадывается, что мы с тобой придём, а то мало ли… вырвется, убежит, полицию вызовет.
— Разрешу, — неожиданно быстро согласился папа, вставая из-за стола. — Более того, мы запугаем его вместе, но только в день моего увольнения. Целуй маму и допивай свой чай, нам скоро выходить.
— Мужчины, ведите себя хорошо! Мне пора бежать, — сказала мама, упорхнув из кухни.
Вал Валыч тоже отправился одеваться.
Егор задумчиво возюкал остатком оладушка по блюдцу с вареньем, пока домовой сплёвывал на ладонь чёрные шерстинки.
— Гаврюша, я не хочу ждать дня папиного увольнения. Ты ведь поедешь с нами?
— Грешно избу без присмотру бросать, — признался тот, открыл духовку, внимательно посмотрел на сковородки и закрыл. — На кота бы ещё ладно, оставил, а чтобы совсем без никого — для домового уголовное дело. Засудют…
Гаврюша распахнул дверцу под мойкой и занялся исследованием мусора.
— Жаль, — расстроился мальчик, — я думал, мы с тобой устроим настоящий тарарам, но только так, чтобы папа не догадался. Ты бы мог сделать нас невидимыми или превратить в пчёл. А без волшебства ничего не получится!
— Поперёд всего я — домовой! — гнул своё Гаврюша, роясь в отходах. — Ай-ай-ай!!! Да за вами в оба смотреть надо! Только и умеете добро переводить! — Он достал из ведра чёрный папин носок с дырой на пятке, просунул в него пятерню, довольно помычал, вертя во все стороны, и упаковал за пазуху. — Заштопаю, себе возьму…
— Нет, ты и волшебник тоже! — упрямился Егор.
— Эх, Егорка, Егорка! Вот что значит, не видал человек настоящих волшебников! Я-то что?! Я в своё время дурака свалял! Значит, слушай сюда… О шестидесяти годков отдала меня матушка в чародейскую школу…
— В шестьдесят лет в школу?!
— В чародейскую! Туда тех, кто младше, и не берут.
— Интересное дело… И как же долго ты проучился?
— Двадцать лет.
— Ух ты! А как закончил, на пятёрки?
— Выгнали меня. — Гаврюша с обидой закрыл шкафчик и переключился на пакеты с овощами. — За плохую успеваемость, кнопку на стул учителю и три сгоревших общежития, а надо-то было всего двадцать пять годков потерпеть, и вышел бы дипломированным специалистом.
— Ты устраивал пожары общежитий? — обалдел от восторга первоклассник. — Надо же… а нам даже самолётики поджигать не разрешают!
— Да так, по молодости просто выделиться хотелось. — Домовой задумчиво очищал проросшие картофелины от белых корешков. — Одно я правильно сделал — азбуку заклинаний в библиотеку не сдал… Ну ладно, иди уже… Слышь — зовут!
Мальчик расстроился, ведь ехать к папе на работу одному было совсем не так замечательно, как с волшебным другом. Егор не сдержался, его глаза налились крупными слезами.
— Не реви! Примета есть — кранья потекут, — предупредил рыжий приятель и развёл руками. — Ну не могу я, не могу! Веришь?
— Верю! — кивнул мальчик и жалобно скривил губы. — Что я буду делать там без тебя?
— Да что захочешь, то и будешь делать, — предложил домовой, и тут его осенило. — Обожди-ка, есть идея!
Он вышел в детскую и быстро вернулся с пластмассовой рацией, у которой давно сели батарейки.
— Она игрушечная, — отмахнулся мальчик, но рыжий так не думал.
— Говорит тебе Гаврюшка — это вовсе не игрушка, настоящий телефон, чтоб звонить мне. Домофон!
— Ты что-то путаешь, — усомнился мальчик, вытирая слёзы. — Домофон — это когда с улицы в квартиру звонят.
— Это ты что-то путаешь! — стоял на своём Гаврюша. — Домофон — телефон для связи с домовым. Бери и не умничай! Звони! Помогу, чем смогу.
Зелёная машина под названием «шестёрка» досталась Вал Валычу в подарок от отца, то есть Егоркиного дедушки, который, проездив на ней без малого тридцать лет, оставил руль, переключился на компьютерные гонки и забыл о пробках.
Вот на этой машине папа и повёз Егора в самое сердце сверхсекретной спецслужбы. Мальчик ждал, что где-нибудь за углом они обязательно пересядут на крутое гоночное авто, вроде тех, что иногда пролетали мимо, но не дождался.
— Пап, ты на работу на дедушкиной машине ездишь? — осторожно спросил Егор.
— Конечно! — весело огорчил его Вал Валыч.
— А я думал, у тебя есть другая, с реактивным двигателем и выдвижными крыльями, чтобы летать…
— Так мы на ней и едем! — сказал папа.
— На этой?
— Ну конечно! Ещё твой дедушка поставил сюда скоростной двигатель, выдвигающиеся крылья, газировочный аппарат и электророзетку на двести двадцать вольт.
— Ух ты!!!
— Был такой журнал, «Моделист-конструктор», в нём напечатали статью «Ситроен» для Фантомаса своими руками". Дед прочитал, загорелся и сделал. Его даже на телевидение пригласили в передачу "Это вы можете". Советским зрителям очень понравилось, а вот Госавтоинспекция не одобрила, и дедушка был вынужден вернуть машину в первоначальное состояние.
— Как жалко! А эта… инспекция, она что, ко всем-всем машинам придирается? Даже к самым мегакрутым?
— В том-то и дело, что не ко всем. Если бы деду в те годы да современную мигалку, фиг бы его кто остановил. Нам она, кстати, тоже не помешала бы, — добавил папа, в очередной раз нажимая на педаль тормоза. Ездить в московских пробках — удовольствие ниже среднего, а уж на такой старенькой машинке и подавно.
Егор зашептал в игрушечную рацию:
— Гаврюша, приём, срочное донесение! Нужна мигалка! Наколдуй, пожалуйста!
Домовой нёсся по квартире, сжимая в одной руке рацию, а другой размахивал мухобойкой. Он терпеть не мог мух за то, что эти грязнули всегда к нему лезли, убеждая, что они заколдованные принцессы. Перецеловав добрую сотню наглых насекомых и поняв, что над ним просто смеются, Гаврюша внёс их в список своих личных врагов.
Понятно, что зимой в квартире Красивых мух по определению не было, но домовой всё равно не выпускал из рук мухобойку, старательно отрабатывая стойки и удары для будущего лета.
— Размеру какого? — спросил он после очередного хлопка, чудом не сбив хрустальную вазу.
Сын подёргал Вал Валыча за плечо:
— Пап! Ты мигалку какого размера хочешь?
Папа улыбнулся:
— Я хочу большую, на всю крышу, да поярче.
Егор снова зашептал в "домофон":
— Ты слышал, Гаврюша? Сможешь сделать?
Хлоп! — раздалось в трубке.
— Ага! — восторжествовал охотник в лаптях. — Попалась! Ну, муха не муха, а пылинка вполне себе похожая!
— Ты чем там занимаешься?
— Дак, так, ерунда… — Хлоп! Гаврюша довольно хрюкнул и подтвердил: — Отчего ж не сделать! Значит, во всю крышу? Хорошо. Ожидайте!
Домовой вернулся на кухню. Свою магическую азбуку он хранил на маминой полке за книгами рецептов, у Александры Александровны была такая полка в навесном шкафчике. Гаврюша поставил табуретку, достал старенькую азбуку и устроился за столом.
В кухню вошла Глаша — босая и сонная, в длиной "диснеевской" пижаме с зайчиками. Для неё, как и для мамы, никакого Гаврюши не существовало. Пока она искала, чем бы позавтракать, он перелистал учебник вдоль и поперёк, закрыл книгу и упёрся подбородком в ладони.
— Вот те раз! — кисло признался домовой. — И намёка ни на какую мигалку нет! Придётся по ходу дела самому сочинять.
Он спрыгнул с табурета, одним баскетбольным броском закинул книгу на полку и в глубоких думах стал нарезать круги по квартире. Глаша села на его место, точно так же подперев подбородок ладошками.
— Всё съели, — мрачно пробурчала девушка. — Ни одного оладушка не оставили… Придётся самой готовить.
Меж тем Гаврюша настолько увлёкся задачей составления нового заклинания, что сам не заметил, как, пройдя по стенке, задумчиво ступал по потолку, бормотал и пробовал слова на вкус. И вот, когда заклинание наконец созрело, колдун-недоучка включил рацию и торжественно провозгласил, покачиваясь на люстре:
— Внимание! Внимание! Читаю заклинание! Неба синего кусок, превратись-ка в котелок, дай огня, сколько не жалко, обернись большой мигалкой, чтоб сияла за сто вёрст от земли до самых звёзд!
Егорка повторил стихотворение слово в слово, и чудо свершилось. В сером утреннем небе возникла мигалка невероятных размеров. Она плыла над машинами в хороводе озорных снежинок, переливаясь и вспыхивая как праздничная ёлка.
— Смотрите, смотрите, летающая тарелка! — заорал кто-то из прохожих.
— Американский спутник-шпион! — предположили в ответ.
Народ дружно кинулся щеголять версиями одна другой краше:
— Президентский кортеж! Дедморозовские сани! Кино снимают! Галлюцинация! Бесы-ы!
Особо впечатлительные водители в ужасе побросали машины и побежали прятаться в подземном переходе. Другие звонили в полицию, третьи — в МЧС. Папа никуда не побежал, он сидел как заворожённый, поскольку с детства был любопытен и не труслив. Прямо как его маленький сын…
Сияющее чудо подлетело к зелёной "шестёрке", повисело над ней и мягко притянуло машину к себе, как магнит притягивает гвоздики. Оставшийся путь Красивые проделали по воздуху, метрах в трёх над землёй, вызывая трепетный страх и чёрную зависть у всех, кто вынужденно томился в пробках.
Внизу выли полицейские и пожарные машины, лающие голоса мегафонов что-то требовали, упрашивали и угрожали, но волшебной мигалке не было до них никакого дела. Папа вцепился в баранку мёртвой хваткой и с замиранием сердца ждал, что будет, а Егорка смеялся от счастья, шёпотом благодаря друга за помощь.
Сверкающий летающий объект доставил дедушкину машину до самого входа в высотное здание, в котором располагался папин офис. Опустил на свободное место на стоянке и пропал, рассыпавшись цветными искорками, словно бы его и не было. Что, кстати, только к лучшему, поскольку полиция явно хотела задать владельцам зелёной "шестёрки" целую кучу не очень приятных вопросов. А что бы папа им ответил?
Вал Валыч взглянул на часы и понял, что у него впервые в жизни появился реальный шанс явиться на работу вовремя, и он, позабыв обо всём на свете (даже про летающую тарелку!), сию же секунду его использовал. То есть вытащил из машины мальчика и, крепко держа его за руку, бросился к стеклянным дверям…
Грузовой лифт с трудом тащил папу и сына и ещё десять человек куда-то наверх. Егору было скучно и душно тесниться в ногах, он был уверен, что секретные агенты попадают на работу через крышу, вентиляцию либо канализацию.
Но, с другой стороны, благодаря Гаврюше они с папой очень даже весело долетели до самого секретного центра. Что же дальше?
Лифт противно взвизгнул, дернулся и встал. Все, кто были внутри, сразу заговорили о том, какое это безобразие, что кое-кому надо оторвать руки и что не ту страну назвали Гондурасом. Мальчик подёргал ошалевшего от обилия приключений Вал Валыча за рукав, задрал голову и спросил:
— Пап, а ты лазер взял?
Все почему-то разом заткнулись и замерли в ожидании ответа. Красивый-старший смутился и погладил сына по щеке, но Егор был серьёзен:
— Всё как обычно, да? Ты разрежешь двери, и люди спасутся. Верно?
Присутствующие молча одобрили этот нехитрый план, и кое-кто даже закивал, но папина виноватая улыбка не оправдала надежд большинства.
— Егор, прости, лазер остался дома, в других брюках. Придётся дождаться техников.
К счастью, снаружи кто-то постучал в дверь.
— Эй! — заботливо предупредили с той стороны. — У вас перегруз, и ещё двери заклинило. Работы ведутся, но придётся часок подождать. Потерпите!
И тогда Егорка решился выпросить у сказочного друга второе чудо.
Тем временем перекусившая бутербродом Глаша при полном параде сидела на стульчике в прихожей и зашнуровывала ботинки. Из кухни высунулся взлохмаченный, как юный Рембо, домовой Гаврюша.
— Представляешь, а? — пылко обратился он к не слышащей его студентке. — Заклинание для почина лифта! Да ни в одной волшебной азбуке такого нет!
— Так, я ничего не забыла? — сама себя спросила Глаша.
— Ключи в карман сунь, — доброжелательно посоветовал домовой и не без удовольствия добавил: — А мне сейчас снова придётся самому всё сочинять!
Ну, судя по настрою, Гаврюша был в поэтическом ударе. Он вернулся на кухню, запрыгнул на стол (мама Саша, к счастью, и этого не видела), что-то помычал, попрыгал на одной ножке, сгрыз пару ногтей на руках и вызвал Егора.
— Внимание! Внимание! Следующее заклинание! — Гаврила Кузьмич чуть отставил ногу, прижал к сердцу ладонь и с чувством зачитал: — Дом высокий, длинный трос, лифт и жизненный вопрос. То ли ждать, когда спасут, то ли нам уже капут? Мой ответ — на выход, стройся! Всем привет! Сим-сим, откройся!
Лифт заработал в ту же секунду, и только Егор знал почему. Пришедшие через полчаса техники разводили руками, так и не в состоянии объяснить самим себе причины поломки и чудесного "самоизлечения" грузоподъёмника.
Папин офис занимал целый этаж и на поверку оказался довольно суетливым местом. За одинаковыми столами с компьютерами и горой бумаг сидели самые разновозрастные дяди и тёти, каждый из которых выполнял какую-то жутко важную работу. По крайней мере, выражения лиц у них у всех были очень серьёзные.
У Егорки отпали последние сомнения — это точно спецагенты, разрабатывающие самые секретные операции. А офис это так, для прикрытия, чтоб враги не догадались.
Вал Валыч, сев за свой стол в самом углу, с головой ушёл в бумаги, а сыну предоставил полную свободу! Ну, разве что с одним маленьким условием — ни при каких обстоятельствах не появляться около приёмной и уж тем более не совать туда свой нос.
Что означает слово "приёмная", он не объяснил.
Красивый-младший понимал, что отвлекать отца лишними расспросами у него же на работе — это для сопливых пятилеток. Первоклассник, за плечами у которого военный поход в Лысый лес и воздушный бой с ведьмами на вениках, сам разузнает, где находится "приёмная", чтобы никогда туда не ходить. Надо лишь оглядеться и подумать…
На помощь ему подоспела детская фантазия, мгновенно превратив серый коридор в тропические джунгли, содрогающиеся от доисторических воплей Олега Петровича. Враг тщательно прятался, но шевеление кустов и качание деревьев выдавало его присутствие.
Егор летел над шапкой тропического леса, как человек-ракета — с огненным ранцем за спиной, и палил по кронам из лазерного пистолета. Внизу, разрывая лианы и распугивая обезьян, ползли похожие на танки белые копировальные аппараты, а за ними, пригибаясь, как бойцы спецназа, шагали дяди и тёти, которых мальчик встречал в отделах. Он подлетал к ним по очереди и спрашивал: "Скажите, пожалуйста, где находится приёмная?" Дяди и тёти удивлённо смотрели на него и махали рукой: "Там". Место крайне неопределённое…
Так бы он и порхал, если б не наткнулся на одну весьма подозрительную тётю.
Высокая и стройная, похожая на взрослую Мальвину, в самом коротеньком платье, разогнавшую всех своих женихов, она гордо восседала за широким столом. Слишком красивая и слишком умная, с холодными кукольными глазами, она вмиг превратила Егора в обычного маленького мальчугана.
— Пр-ривет… я Ег-гор, — сжимаясь от робости, промямлил он. — А вы к-кто?
Тётя изучала его, как птица изучает букашку, решая, съедобна та или нет.
Мягкая тёплая рука легла мальчику на плечо, и бородатый дядя за его спиной сказал:
— Это наша Катенька — живое украшение компании! — Затем бородатый пригнулся и громко шепнул Егору: — Будьте осторожны, молодой человек, она не замужем! — После чего обратился к не меняющейся в лице диве со странным вопросом: — Он у себя?
Та молча кивнула, продолжая буравить Егора хищными глазками. Её тщательно зачёсанные волосы и тугие скулы напомнили мальчику птеродактиля из документального фильма про динозавров. Изо всех сил стараясь поддержать разговор, он спросил как бы невзначай:
— Значит, вы здесь для красоты?
— Я вообще-то секретарь, — низким, почти мужским голосом сказала она.
Егор обрадовался — тётя умеет говорить! И уж наверняка всё тут знает!..
Мальчик решился на третий вопрос:
— Покажете мне приёмную, секретарь Катенька? Это, должно быть, ужасное место, если папа не разрешает туда ходить.
Изогнутые брови девушки изогнулись ещё больше, она медленно-медленно спросила:
— Что ещё тебе сказал папа?
Но Егор не успел ответить, потому что близко хлопнула дверь и раздался резкий, писклявый голос:
— Катя!!! Кто тебе разрешил приводить сюда своего ребёнка?!!
Катины брови сложились, как две раскладушки, она вскочила, и Егор понял, что это не тётенька, а целый подъёмный кран, которым можно строить двадцатиэтажный дом. Причём пятнадцать этажей это только ноги.
— Олег Петрович! — чуть не заплакала она. — Что вы такое говорите при посторонних? У меня нет детей! Я проверялась!
Егор обомлел: кажется, он влип. За дверью тот самый Олег Петрович — монстр, чудовище, мучитель своих сотрудников, кошмар и ужас офисных джунглей.
— Да неужели?!! — повысил голос папин начальник (вне всяких сомнений это был он). — Нет детей?!! А это кто?! — Он резко повернулся к Егору и воздел к нему пухлые руки.
— Егор Красивый, — хотел было представиться мальчик, но слова застряли у него в горле.
— ЧТО ЭТО ТАКОЕ?!
Пока девица по прозвищу "секретарь" то краснела, то бледнела попеременно, начальник выплеснул последние аргументы, чётко разделяя слова:
— Здесь! Серьёзная! Организация! Чтобы! Никаких! Детей! Понятно?!
Дверь с треском хлопнула, и скандальный толстяк исчез, как чёрт в табакерке.
Катенькины бровки медленно вернулись в исходное положение, она выдохнула и села на вертящийся стул.
Вопросы переполняли Егора, но поговорить с Катенькой по душам так и не удалось.
— Пошёл вон, мальчик! — одними губами приказала она, и герой Лысого леса вылетел из приёмной как ошпаренный кролик.
Светлана Васильевна вернулась домой рано, до полудня. Она положила гневный усатый свёрток на тумбочку, сняла пальто, сапоги и принялась разворачивать кота.
— Ути-пуси, ты мой хороший! Устал? Проголодался? Сейчас мы тебя разденем, и бабушка тебя покормит.
При первой возможности Маркс вырвался, сбежал и засел в кладовке, приходя в себя. В темноте блеснула вторая пара глаз, и голос домового спросил:
— Рассказывай — чё было-то?
— Метйо достало! Ветейинай — нахал бесцейемонный! Хойошо хоть митинг сойвался! — нервно сглотнув, ответил баюн.
— Киса-киса-киса! — заискивающе послышалось снаружи.
— Может, не найдёт? — прошептал Гаврюша.
— Она всё найдёт, — обречённо выдохнул кот.
— Усыпи! Делов-то?
— Хйапеть будет. Замкнутый кйуг!
— Усыпляй давай. Остальное беру на себя.
— Пйавда?
— Пйавда, пйавда, — передразнил домовой.
Баюн вышел из укрытия и добровольно сдался в ласковые бабушкины руки. Довольная, обнимая кота, она плюхнулась на диван и включила телевизор. Маркс начал процесс замурлыкивания. Через пять минут от храпа заслуженной пенсионерки содрогались стены и дребезжали стёкла квартиры Красивых. Кот вопросительно поднял бровь на появившегося домового:
— Обещал, что хйяпа не будет?
Гаврюша кивнул, сбегал на кухню, приволок в гостиную азбуку заклинаний и помог Марксу выползти из-под бабушкиной руки.
— Вот, противохрапное. — Он ткнул пальцем в страницу. — Пользуйся!
Кот молча сел перед книгой и про себя прочитал текст.
— Слишком много непйоизносимых букв, — разочарованно сказал он и покосился на Гаврюшу. Тот развёл руками, дескать, увы, товарищ, твои проблемы.
В тот же миг рация на домовом проснулась и закричала голосом Егора:
— Гаврюша! Ты мне очень-очень нужен! Прилетай скорее!
— Кто бы сомневался… — философски заметил Маркс и ещё раз уткнулся носом в текст. В круглых кошачьих глазах появилось выражение безысходности и тоски.
Домовой застонал, подвинул книгу к себе и начал засучивать рукава.
— Значит, так, недотепа! Я сам прочту, но с одним условием. Ты будешь смотреть за домом, пока мы с Егоркой не вернёмся. Понял?
Кот покосился в сторону бабушки:
— Да, товайищ! Как будто у меня есть выбой?!
Выполнив обещанное, домовой оседлал мамин веник, прихватил котомку с волшебными предметами и через кухонную вытяжку покинул Маленькое Гнездо. Он быстро летел над крышами, время от времени делая мёртвую петлю.
А отчаянный храбрец Егор тем временем продолжал наблюдать за логовом врага. Он бродил по коридору с отсутствующим видом и как бы невзначай заглядывал в приёмную. Туда-сюда, туда-сюда. Сначала секретарь Катенька смотрела в одну точку и шевелила бровками, потом взялась красить ногти и долго сушила их, выставив напоказ растопыренные пальцы.
Потом ей позвонил Олег Петрович и что-то прогавкал. Она отпустила кнопку коммутатора и сказала: "Да". Минут через десять злой начальник вышел и повторил важные производственные указания ей в лицо. Катенька равнодушно отвернулась, и он закончил разговор уже с её затылком.
Егор в очередной раз развернулся, собираясь шагать обратно, и… столкнулся со своим замечательным, долгожданным, верным другом домовым.
— Привет! — сказал тот и сразу полез в котомку. — На, надень.
Это была обычная вязаная шапка, Егор надел её и пропал.
— Ух ты! Шапка-невидимка! — обрадовался он. — Откуда у тебя такие волшебные вещи?
— От бабушки досталась, — не стал вдаваться в подробности Гаврюша. — Правда, у неё носки-невидимки были. Ну, я один и…
— Пойдём, я покажу тебе страшилище Олега Петровича! — не дослушав, перебил Егор, а домовой был только рад перемене темы.
Директор как раз вовсю проводил общее совещание, когда будущие перевоспитатели тайком вошли в его кабинет. За длинным столом сидели дяди, тёти и Вал Валыч. Гаврюша нашёл свободное местечко и присоединился к ним. Достал из котомки свиток, чернильницу и перо, положил перед собой на стол и застрочил точно так же, как это делали другие. Егор пристроился рядом, стараясь не шевелиться.
— Повторяю! Здесь! Серьёзная! Организация! — брызгая слюной, стучал по столу Олег Петрович. — Я тут главный, а вы должны меня слушаться! Все! Без исключения! Если вызываю, то надо лететь пулей, а не ползти как черепахи!
— Черепахи… — повторил себе под нос Гаврюша, корябая пером бумагу.
— Я жду от каждого полной самоотдачи, а вы только и знаете, что в носу ковырять! — орал главный.
— В носу ковырять… — вывел Гаврюша и макнул кончик пера в чернила.
— Клоуны!
— Кло-у-ны… — записал Гаврюша и повернулся к Егору. — Нам этого по уши хватит! А теперь — гляди в оба, представление начинается!
Домовой отложил письменные принадлежности и, надув щёки, изо всех сил дунул в волшебный свисток! Звук был такой, что все невольно пригнулись. А прямо над головой директора вспыхнула синяя звёздочка. В тот же миг она рассыпалась на сотни крошечных огоньков, которые обсыпали Олега Петровича, как новогоднее конфетти.
Разумеется, никто этого не заметил, кроме Егора и Гаврюши. А вот странные изменения в поведении толстого злого дяди заметили все. После привычного крика "Идите работайте!" он издал робкое "ой", потом второе, третье и, кроме "ой", уже ничего не мог сказать.
— Ой-ой-ой-ой-ой! — испуганно завопил он, глядя на ближайшего перепуганного сотрудника. Потом перевёл взгляд на другого и на третьего и ойкал уже, наверное, от полной безысходности и ужаса.
Люди за столом удивлённо переглядывались. Егор с рыжим приятелем пересели на диванчик, чтобы смотреть представление было удобнее. Они единственные понимали, что происходит. Обидные эпитеты, которыми начальник награждал подчинённых, чудесным образом сбывались. Всё, что Гаврюша записал на волшебном свитке, явственно воплощалось в околдованном мозгу Олега Петровича.
— Ой, ой, ой!
Итак, в глазах директора все его сотрудники разом превратились в черепах и теперь ползали по столу для совещаний. Он схватил горстку бумаг и стал брезгливо отмахиваться. Два проказника так и покатились со смеху по дивану.
— Брысь! Кыш отсюда! Прочь! Катерина-а-а!!!
Вошла секретарша, привычно невозмутимая:
— Звали? А что случилось-то?
— Черепахи повсюду! Унеси! Унеси их! — срываясь на визг, потребовал начальник и спрятался за кресло. — Чертовщина какая-то! Кто пустил сюда черепах?!
— Унести черепах? — ни капли не удивившись, переспросила секретарша и обратилась к онемевшим сотрудникам: — Покиньте помещение, пожалуйста. Олег Петрович очень устал.
Дважды просить никого не пришлось. Когда все вышли и хлопнула дверь, толстый директор какое-то время сопел за креслом, будто испуганный ребёнок. Удостоверившись, что в кабинете тихо, с трудом поднялся и распахнул окно, впуская морозный воздух.
— Нет, Олежа, так нельзя! — сказал он себе, медленно вращаясь вокруг собственной оси, чтобы охладиться полностью. — Всё! Надо завязывать! Со сладким завязывать! С горьким завязывать! С красным завязывать! С белым завязывать! С Катькой завязывать! С Ленкой завязывать! Со всем надо завязывать!
Не закрывая окна, он решительно зашагал к выходу.
— Катерина! Я должен пройтись! — бросил он. — Успокоиться мне надо.
— Быстро за ним! — скомандовал Гаврюша, и они с Егором побежали.
Снаружи Олега Петровича ждал второй сюрприз. Каждый, кто попадался ему на пути, ковырял в носу указательным пальцем. Каждый! Без исключения! От высокомерной во всех отношениях Катеньки и до уборщицы, которая из-за этого даже не могла нормально мыть пол.
Поначалу директор делал замечания, но, походив по отделам, понял, что странное наваждение захватило всю его фирму и в одиночку с этим массовым помешательством ему не справиться.
Злой и раздосадованный, он ворвался в приёмную, с ходу заорав на секретаршу:
— И как тебе не стыдно?! Взрослая женщина! При всех!
Катенька молча уставилась на него, не вынимая пальца из носа.
— Ах, вот как, значит… Игнорируем? Ну ничего! — начал наливаться краской папин начальник. — Я вас живо научу хорошим манерам! Катерина! Созвать совещание!
— Да ведь только что совещались…
— Сейчас же, я сказал! И чтобы ты там тоже была! В обязательном порядке!
Он сокрушительно хлопнул дверью и занял место в чёрном кожаном кресле. Едва Олег Петрович перевёл дух, как в дверь постучали.
— Войдите!!! — грозно крикнул он и потерял дар речи, потому что в глазах у него запестрело от разноцветных париков, лиц, покрытых белой пудрой, красных носов, штанишек в клетку и огромных смешных туфель.
Визг, смех, пищалки и клаксоны заполнили всё вокруг. Директор с ужасом узнал в высокой клоунессе в балетной пачке свою секретаршу. Она вертелась как заведённая и трясла смешными резиновыми ушами. Другие клоуны тоже вытворяли разные весёлые штуки. Один жонглировал канцелярскими принадлежностями, другой ходил на руках и уморительно крякал, третий, крича: "Пуся! Пуся! Пуся!" — побежал к начальнику обниматься.
Олег Петрович влез с ногами на стол и визжал оттуда, как сломанная сигнализация. Он расстроился ещё больше, когда случайно увидел своё отражение в отполированном столе и понял, что сам теперь выглядит как клоун!
Директор схватился за нос и обнаружил шарик на резинке. Схватился за голову и наткнулся на огромный цилиндр. Вместо делового костюма — раздутые полосатые штаны до самых подмышек, а вместо слёз — весёлые струйки воды из брызгалок.
Счастливый Егорка хлопал в ладоши и смеялся.
— Какое весёлое перевоспитание! Лучше чем в цирке! — с трудом выдохнул он. — А слоны будут?
Гаврюша вытащил из-за пазухи свиток с записями. Шум внезапно стих, клоуны растворились, на столе тихо стонал директор, похожий на выброшенного приливом кита.
— Нет, слоны программой не предусмотрены! — сухо ответил домовой, внимательно изучив бумагу.
— А что предусмотрено?
Гаврюша прикрыл губы ладонью и что-то зашептал мальчику в ухо. Затем они оба посмеялись, и Егорка, по-прежнему невидимый, выскочил из приёмной. Когда он выбегал, секретарь Катенька нервно застёгивала пальто.
— Всё, сил моих больше нет… Ладно, орал, ладно, приставал с намёками, но психоз?! Валить, валить отсюда-а…
— Ну за что мне это? — скулил Олег Петрович, лёжа на спине и глядя в потолок неподвижными глазами. — За что?!
— Так ты ещё не понял за что? — спросил вдруг Гаврюша из-под стола.
— Нет, — честно ответил Олег Петрович. — А ты кто?
— Я — твоя совесть! Сейчас всё объясню. А ты слушай и на ус мотай…
Егор вприпрыжку подбежал к отцовскому столу и сорвал шапку-невидимку.
— Папа! Папа! — задыхаясь, крикнул он. — Твой страшный начальник Олег Петрович хочет сделать вам сюрприз!
— Он уже сделал, — не поднимая глаз, откликнулся Вал Валыч, быстро печатая на клавиатуре. — Совсем свихнулся, хотя какой это сюрприз? Погоди, ты что, в приёмную ходил? Егор! Я же просил!
— Да! Я только что оттуда! — Мальчика переполняла гордость. — И я кое-что слышал!
— Выкладывай! — сказал папа, после чего их окружили другие дяденьки, сгоравшие от любопытства.
— Олег Петрович собирается просить прощения, — важно сообщил Егор, — и готов исполнить все ваши желания. Их нужно подать в письменном виде не позднее чем через десять минут.
— И, разумеется, ни минутой позже? — с улыбкой спросил Красивый-старший, подмигивая дяденькам.
— И ни минутой позже, — подтвердил Егор.
Вал Валыч взглянул на наручные часы:
— Ну что, мужики, успеем составить весь список?
Дяденьки улыбнулись.
— Диктуйте! — решительно предложил папа. — Набираю на бланке приказа, чтобы смотрелось натурально!
Дяденьки рассмеялись.
— Увеличить зарплату! — подкинул один.
— Втрое, — добавил второй и прыснул.
— Двухчасовой перерыв на обед! — хихикая, присовокупил третий.
— За счёт фирмы! — уточнил Вал Валыч, щёлкая клавиатурой.
— Рабочий день с одиннадцати до трёх!
— Пятница, суббота, воскресенье — выходные!
— И никаких совещаний! — строго добавил папа. — Рас-с-с-печатать! Держи, сынок! — Он вручил вылезший из принтера лист бумаги Егору. — Можешь нести подписывать!
И дяденьки снова дружно расхохотались.
Секретарши Кати в приёмной уже не было. Поэтому мальчик, ни у кого не спрашивая разрешения, влетел в кабинет, в котором громко рыдал Олег Петрович.
— Я негодяй! — вопил он, стуча лбом об стол. — Какой же я подлец и негодяй! Нет мне прощения! О, совесть лютая, как страшно ты караешь…
— Действуй, клиент готов! — подсказал из-под стола Гаврюша.
Егор осторожно подошёл к начальнику.
— Не плачьте, пожалуйста, дяденька директор! — тихо попросил мальчик и сел за стол, прямо перед лежащим на нём зарёванным начальством.
Поверженный Олег Петрович в изнеможении всхлипнул.
— Мальчик, — скорбно улыбнулся он. — Прости меня, мальчик! Я так себя плохо вёл! Что мне сделать, чтобы ты меня простил?
— Ничего особенного, — сказал Егор. — Подпишите это, и все вас сразу полюбят.
— Правда? Подписать, и всё? — искренне удивился Олег Петрович, принял ручку от домового и черкнул по листочку. — Всё-всё-всё?
— Ага! — подтвердил Красивый-младший.
— Спасибо, мальчик! — неуверенно поблагодарил толстяк.
— Да не за что, Олег Петрович! — ответил Егор, унося с собой листок. — Можно мы с папой домой поедем? А то у нас там только кот и бабушка.
— Разумеется, мальчик, езжайте! — Директор впервые за много лет чувствовал себя бесконечно счастливым.
Гаврюша оседлал веник и стоял на подоконнике перед распахнутым окном, с котомкой за спиной и рацией на шее.
— Догоняйте, братцы! С меня мигалка! — крикнул он и вылетел.
В кабинет ворвались папа и дяденьки, с которыми он смеялся. Директор улыбнулся им и приветливо помахал ручкой.
— Егор! Ты зачем сюда пошёл? Я же пошутил! — возмутился Вал Валыч.
Мальчик передал отцу теперь уже официальную бумагу, и тот с ужасом уставился на знакомую подпись.
— Теперь вы будете меня любить, правда? — шмыгнув носом, спросил директор.
— Сынок, пойдём отсюда! — шепнул папа Егорки и, оглянувшись на других сотрудников, громко добавил: — Теперь, Олег Петрович, мы вас на руках носить будем!
А в тот же самый момент на заднем дворе, на стоянке автомобилей, мстительная секретарь Катенька замахнулась хоккейной клюшкой на заднее стекло директорского "мерседеса". Рука у девушки оказалась тяжёлая…
Глава шестая, в которой безумный день перетекает в безумный вечер
Маркс сидел перед магнитофоном Глаши, положив лапу на кнопки, и внимательно слушал модную песенку на одной из популярных радиостанций. "Ты целуй меня везде — восемнадцать мне уже!" — требовал сладкоголосый исполнитель под бодрый танцевальный мотивчик. Баюн презрительно фыркнул, переключил волну и нарвался на поток рекламы. Реакция последовала сразу — шерсть его вздыбилась, и он зашипел на магнитофон, как на лающего пса, затем намотал шнур питания на лапу и резко выдернул его из розетки.
— Пйогнивший капитализм! — подытожил Маркс и, гордо задрав пушистый чёрный хвост, отправился вон из девичьей. День плавно двигался к вечеру, кот просто не знал, чем себя занять.
На диване в гостиной мирно сопела бабуля, благодаря заклинанию домового — без храпа. Баюн мягко подошёл к дивану и поднялся на задних лапах, чтобы поправить подушку. Светлана Васильевна распахнула глаза и подозрительно уставилась на него.
Маркс уткнулся мордой хозяйке в ухо и замурлыкал "Интернационал". Подействовало — бабушка Красивых, сладко причмокивая и вздыхая, повернулась носом к стенке. Она даже помычала: "Воспрянет род людской…" — и сладко уснула снова.
Часы на стене показывали четыре после полудня. Баюн, назначенный Гаврюшей старшим по дому, честно облазил всю квартиру, проверил каждый угол, поиграл со старым чеком из аптеки, повалялся под всеми кроватями и на кроватях, почитал журналы (особенно ему понравились мамины, с рецептами), посмотрел новости по телевизору.
И вот пришло самое время по старой кошачьей традиции посидеть на подоконнике и поглазеть на мир за стеклом. Так он и сделал. Подоконник на кухне был широким, с этого местечка открывалась хорошая панорама двора, видно было и песочницу, и качели, кто заходит в подъезд и кто оттуда выходит.
Кот лениво глядел на воробьёв, смело и безнаказанно чирикающих на снегу, до тех пор, пока не заметил красивую чёрную машину, подкатившую к подъезду. Встала она точь-в-точь на папином месте возле песочницы — там, где обычно стояла его зелёная "шестёрка".
Из кожаного салона с водительской стороны появился человек в дорогом костюме. Захлопнув дверцу, парень мельком глянул в зеркало заднего вида и поправил причёску. Затем он обошёл свой автомобиль, похожий на толстого тюленя, развалившегося на льдине, и открыл вторую переднюю дверцу. Баюн навострил ушки, потому что девушкой, которой помогали выйти, оказалась Глаша. У неё был яркий бумажный пакет, который она сразу отдала молодому человеку.
"Восемнадцать мне уже, ты целуй меня везде!" — вспомнилось Марксу, и кот отправился поднимать хозяйку. Спать в то время, когда в дом идут гости, да не просто гости, а без пяти минут готовые женихи для единственной внучки, бабушке совершенно не к лицу.
Баюн запрыгнул на спинку дивана, пробежал по ней к хозяйкиной голове, сел и опустил хвост, как сказочный волк в прорубь. Щекотание носа — и дело сделано. Светлана Васильевна расчихалась, вскочила и в тот самый момент услышала трель дверного звонка.
— Иду-иду! — отозвалась зевающая пенсионерка, сунула ноги в тапки, поправила халат и бросилась в прихожую. — Иду-иду!
Распахнув дверь, она сразу всё поняла и пожалела, что не привела себя в порядок. Причёска у бабули слегка съехала набок, а случай требовал выглядеть как можно лучше. В такие моменты любая мелочь должна быть на высшем уровне, это она прекрасно понимала, но внучка поступила в своём стиле, совершенно не заботясь о том, какое впечатление произведёт на жениха.
— Ой! — сказала бабушка. — Глаша! Ты почему меня не предупредила, что придёшь не одна? Я выгляжу как старая каракатица!
— Вы прекрасно выглядите… Светлана Васильевна! — будто диктор с телеэкрана, произнёс высокий блондин профессионально поставленным голосом.
Он снисходительно посмотрел на растерянную хозяйку и повернулся к девушке, чтобы увидеть, восхищена ли та его манерами, но Глаша оттеснила бабушку в сторону и прошла вперёд. Молодой человек вручил пенсионерке тяжёлый от бутылки с вином и дорогих сладостей бумажный пакет. Красивая-младшая покровительственно улыбнулась.
— Бабуля, знакомься! Максим — мой новый… знакомый по институту.
— Скворцов Максим Леонидович, — чётко произнёс парень и поправил волосы.
— Ой! — повторила бабушка, открыто любуясь гостем, будто конём на выставке. — Красавец! И чего я вам глаза мозолю? Пойду на стол соберу!
— У тебя прекрасная бабушка, — тихо, но в то же время достаточно громко сказал парень, принимая у Глаши пальто.
— Баб, слышала? — крикнула она в сторону кухни. — Максим сказал, что ты у меня прекрасная. Кто бы сомневался! Снимай уже ботинки, Скворцов, и я тебе нашу берлогу покажу.
Баюн возник в тот момент, когда гость аккуратно снимал новенькие кожаные туфли с острыми носами. Маркс придерживался строгих правил, поэтому воспринял незнакомца исключительно в роли жениха. Тщательно одетый, выбритый, подстриженный, выглаженный, начищенный и надушенный — разве не жених?
— Глафира? — неожиданно поморщился молодой человек. — Ты не могла бы убрать мои туфли в шкаф?
— Это зачем?
— Видишь ли, у котов есть дурная привычка портить обувь.
Баюн так и сел, сражённый в самое сердце…
Он — высокообразованный, идейно подкованный, прекрасно себя зарекомендовавший, сдержанный, рассудительный кот — и писать в тапки?!
— В каком смысле портить? — Глафира посмотрела на своего Скворцова, как будто видела его впервые, и тут вдруг появилась бабушка, в очередной раз доказывая, сколь отменный слух бывает у заслуженных пенсионерок.
— Не волнуйтесь, Максим! — пропела она. — Котик ничего плохого не сделает, он у меня такая умница! Правда, Марксик? У-тю-тю-тю-тю! — Она подхватила своего любимца и унесла на кухню. — Сейчас бабуля что-нибудь вкусненькое сготовит дяде Максиму, а умного Марксика напоит молочком! У, ты ж моя пуся-а!
Светлана Васильевна приземлила негодующего питомца перед миской, открыла холодильник и достала пакет молока. Кот с отвращением глядел на белую струйку и терпеливо сносил поглаживания и сюсюканье.
— Сыйка бы, — в никуда сказал Маркс, как только бабушка унеслась в гостиную.
— Обойдёшься, — буркнул в ответ домовой, вылезая из вытяжки.
А поскольку Гаврюша как раз занимался проверкой хозяйства: духовка, мусорное ведро, корзина с овощами, — то и кошачью морду заодно осмотрел, мало ли куда этот усатый тип лазил!
— Что за суета в доме? — поинтересовался он, когда бабушка вновь вернулась и начала греметь посудой.
— Да так, — вздохнул кот, косясь на молоко. — Гость пожаловал, к Глафийе…
— Из какого мира пришелец? — Гаврюша избавил Маркса от мучительного зрелища и в один миг уполовинил содержимое кошачьей миски.
— Из этого, из йеального.
Рискуя быть разоблачённым, домовой открыл холодильник.
— Говори, что хочешь? У меня сегодня праздник, угощаю.
— Да мне бы… — с надеждой встопорщил усы Маркс.
— "Дружбы" не проси, с этим покончено. На вот, сыровяленой попробуй. — В миску шлёпнулся душистый кусочек свежей колбаски.
Дверца холодильника закрылась в тот миг, когда к нему повернулась бабуля, чтобы взять масла. Гаврюша зевнул, а баюн, жадно давясь, отвернулся от хозяйки.
— Устал я сегодня, шибко устал. Колдовал много, летал быстро и не спал совсем. Побудь за старшего, пока наши не вернутся, лады?
Маркс утвердительно икнул и удовлетворённо повалился на спину. Рыжий домовой допил молоко и дёрнул прямиком в ванную, чтобы вздремнуть часок-другой внутри стиральной машины, а баюн ёрзал и мурчал от блаженства. Бабуля с умилением посмотрела на пустую миску и довольный результат рядом.
— Марксик у меня умница, правда? — проворковала она, обращаясь к любимцу.
— Вам помочь, Светлана Васильевна? — В кухню, сияя, как витрина ювелирного магазина, вошёл высокий блондин. — Глафира переодевается.
Он был слишком изыскан для всей этой обычной обстановки и, когда проходил, старался ничего не задеть, то и дело проверяя рукава пиджака. Быстро окинув взглядом скромную кухню, Максим потерял к ней всякий интерес.
Бабушка засмущалась и уронила салфетку.
— Нет, нет, нет! Садитесь, молодой человек, чай готов, всё есть. — Она поспешила протереть и без того чистую скатерть, не забывая любоваться внучкиным "приобретением". — Много сегодня занятий было?
— Не знаю, Светлана Васильевна, — без тени смущения признался "жених" и со значением в голосе сообщил: — У меня индивидуальный график обучения. Много работы. Три встречи до обеда, три после… День расписан практически поминутно.
На каждое его слово бабушка с восторгом кивала, словно говоря: "Да, да! Нам именно такой и нужен! Прекрасно, прекрасно!"
Он провёл ладонью по стулу и внимательно посмотрел на подушечки пальцев. Сел парень на самый краешек, чтобы не помять идеально выглаженные брюки.
— Интересно… — Бабушка задумалась. — И что же за встречи?
— Партийная работа, — как бы невзначай заметил Максим, поворачиваясь к бабуле в самом выгодном ракурсе, в римский профиль. — Я же заместитель по связям с общественностью от нашей студенческой партии. Приходится совмещать, планировать, рассчитывать.
— И что же за партия у вас такая, студенческая? В защиту животных или за мир во всём мире? А как вы относитесь к личности Владимира Ильича Ленина?
У Маркса слегка прошла эйфория колбасной радости, и он навострил ушки. Когда разговор заходил о всяких там убеждениях, партиях, лозунгах и собраниях, он всегда навострял ушки. Это же Маркс!
— Да так… Нефтегазовая надежда России. Мы молодая партия, но отбор у нас очень серьёзный, надо же соответствовать! — Максим Скворцов выпрямился, взгляд его стал очень строгим и мудрым. Сразу было видно — он соответствует.
Бабушка чуть не выронила чашку со свежезаваренным крепким чаем, но вовремя спохватилась и поставила её перед нефтегазовой надеждой своей ненаглядной внучки. Кому-кому, а Глашеньке бабуля (несмотря на коммунистические убеждения) от всего сердца желала кого-то в этом роде — понефтегазовей да понадёжней!
— Прошу меня извинить, мне нужно вымыть руки, — сдержанно сказал Максим, вполне довольный произведённым впечатлением, и вышел из-за стола. — Представляете, Светлана Васильевна, некоторые чудаки кладут пакетики прямо в заварочный чайник!
Бабушка дружески хихикнула и повернулась к разделочному столу, на котором стоял стеклянный чайник с поршнем. Рядом — начатая коробка пакетированного чая. Она открыла шкафчик и забросила улику подальше.
— Ну, Глашка! Ну, оторвала девка! — с искренним уважением вырвалось у Светланы Васильевны, и в этот самый момент в дверь снова позвонили.
В дом ворвалась шумная орда, состоявшая всего из двух человек — папы и сына.
Если бы не разница в росте, можно было принять их за друзей-первоклассников. Разбросав обувь и шапки, не замечая никого и ничего, включая Глашу, которая их впустила, они вели только им одним понятную игру.
Егор держал игрушечную рацию и строчил из неё, как из пулемёта, а папа делал вид, что убегает, пригибаясь от шквала пуль. При этом Вал Валыч смешно подскакивал, прикрывая руками задние карманы брюк, и вопил как сумасшедший осёл. При каждом таком прыжке и вопле Красивый-младший просто валился со смеху.
— Ты арестован, злой начальник! — кричал Егорка. — Сопротивление бесполезно!
— Ай-йяй! Уй-йюй!! Мама-а!!! — вопил Красивый-старший. — Не стреляйте! Во мне и так полкило пуль. Я обещаю исправиться!!!
Максим Скворцов вышел из ванной и, никем не замечаемый, смотрел на происходящее круглыми от изумления глазами. На шум и гам вслед за парнем вылез и сонный Гаврюша, сжимая в руках маленькую подушку с травами, с кухни подтянулась бабушка, и даже Маркс высунул любопытную морду.
Папа, не снимая зимней куртки, повалился на спину в прихожей, широко раскинув руки и ноги. Он стал похож на кремлёвскую звезду, а сын уселся ему на живот и, вознося руки к потолку, прокричал:
— По-бе-да-а!!!
Вал Валыч скорчил та-а-акую гримасу, что даже Глаша не удержалась и прыснула. Все остальные стояли как вкопанные.
— Баб, привет! — вежливо сказал Егор, начиная приходить в себя. — Бабуль, ты не поверишь, у нас с папой сегодня просто сумасшедший день!
— Охотно поверю! — строго ответила Светлана Васильевна. — У нас, между прочим, гости. Максим Леонидович. Друг нашей Глашеньки.
Глаша смущённо повела плечами.
— Максим, — бабушка протяжно вздохнула, — знакомьтесь, этот человек на полу — Глашин папа, Валентин Валентинович Красивый…
Вал Валыч сел и завертел головой.
— Привет, Макс! — всё ещё смеясь, поздоровался он и протянул руку. — Поможешь подняться? Я, кажется, спину потянул.
— Очень приятно… — сухо ответил молодой человек, пропуская папину просьбу мимо ушей. Он спешно пожал протянутую ладонь и выдернул руку, так что подниматься хозяину дома пришлось без его помощи.
— Я помогу, — сказала девушка и подошла к отцу. Настроение у неё подпортилось.
— Максим, там же ваш чай остывает! — пропела бабушка. — Жду всех к столу!
Светлана Васильевна вошла на кухню первой. За ней, чуть не споткнувшись о баюна, проследовал красавчик Скворцов. Зыркнув по сторонам, он пнул кота, словно тряпку, забытую после уборки. Люди этого не видели, а вот Гаврюша оказался свидетелем.
— Непорядок, — сказал он возмущённому до кончика хвоста Марксу.
— Беспйедел! — яростно возопил тот.
— Месть?
— Опйеделённо!
— Глаша! Сегодня было столько чудес! Столько чудес! Правда, папа? — моя руки в ванной и разбрызгивая воду во все стороны, прокричал Егор.
— Это точно! — стоя на очереди, подтвердил отец. — Дочь! Мы с твоим братом попали в лапы НЛО. Дважды за день! Можешь посмотреть на Ютюбе. Я уверен, что нас снимали.
— Пошли завтра с нами, мы и тебя покатаем с волшебной мигалкой! — щедро предложил младший брат, кое-как вытирая руки полотенцем. Он выскочил и добежал до кухни, где все уже почти расселись, кроме мамы, которая вернётся с работы гораздо позднее.
— Гаврюша наколдовал мигалку, и она носила дедушкину машину через всю Москву! По воздуху, по воздуху! А все думали, что это летающая тарелка, но это не летающая тарелка, это была…
— Егор, сядь! — явно смущаясь перед "высоким" гостем, потребовала бабушка. — Хватит тут сказки рассказывать! Максим у нас, между прочим, очень серьёзный и перспективный молодой человек. Лучше расскажи ему, что вы проходите в школе.
— Вы абсолютно правы, — важно заметил Скворцов и свысока посмотрел на мальчика. — Колдовство, летающие тарелки и прочие детские глупости надо оставлять в детском саду. Тебя ведь Егор зовут, я не ослышался? Поверь, Егор, чем раньше ты поймёшь, как важно учиться и уважать старших, тем скорее станешь таким же взрослым!
— Таким, как ты?
— Ну, не таким, конечно, и всё же… — Молодой человек демонстративно поправил галстук и закатил глаза.
— Не хочу быть таким, как ты, — уверенно сказал Егорка. — Хочу быть таким, как папа.
— Ты ничего не понял, мальчик! — Максим надулся и не смог этого скрыть. — Я в общем говорю, в целом, так сказать… Когда-нибудь, надеюсь, ты поймёшь, что путь мужчины наверх, на вершину карьеры и успеха, начинается ещё в школе и…
— Я не люблю школу, — заупрямился сын Красивых. — В школе карантин, а ты зануда!
Бабушка чуть не схватилась за сердце, но Глаша хихикнула и, к удивлению своего спутника, согласилась с братом:
— Да, Макс, чего-то ты занудил сегодня.
— Представляете! — появившийся из ванной Вал Валыч вовремя прервал назревающий конфликт. — Какой-то негодяй поставил свою крутую тачку прямо на нашем месте! Фиг теперь припаркуешься! Из-за этого болвана я вынужден был бросить машину в соседнем дворе! — В гробовой тишине папа сдвинул занавеску и глянул в окно. — Ага, всё ещё стоит! Посмотри, Глаш, ты не знаешь, чья это?
— Моя, — сдавленно отозвался гость, и папа чуть не поперхнулся.
— Папуля, ты просто душка! — весело откликнулась дочь, уронив лицо в ладони. — Знаешь, как нового человека к себе расположить…
— Всё нормально. — Скворцов поправил волосы и выпрямил спину ещё сильнее. — Многие просто не могут поверить, что в моём возрасте можно быть настолько успешным и ездить на авто представительского класса. Я вас понимаю, Валентин Валентинович. Наверное, для вас это что-то немыслимое.
— Ну да, — заметно смутился папа. — Извини, Макс, я сегодня того, перевозбудился…
— Сложный день? — подключилась тёща, отвлекаясь от нарезания торта, и язвительно бросила: — Я гляжу, ты там совсем заработался.
— Мне подняли зарплату! — нервно похвалился Вал Валыч. — До сих пор в себя не приду…
— Оно и видно, — считая кусочки, согласилась Светлана Васильевна. — Всегда было видно, но сегодня особенно. Угощайтесь, Максим, и не обращайте внимания. Правда, вкусно? Глаша, ты масло не видела?
— Нет, — пожала плечами девушка.
— Вот здесь, на тарелке лежало, целая пачка, — пробормотала бабушка, задумчиво морща нос. — Чертовщина какая-то, доставала же, точно помню…
Молодой человек снисходительно улыбнулся и промолчал.
Егор же едва не давился от смеха, потому что только он мог видеть, как Гаврюша, сидя на подоконнике, изображает важного, будто индюк, гостя за рулём своего роскошного автомобиля. Домовой раздувал щёки, гримасничал, поправлял волосы и вертел воображаемую баранку руля.
— Егор, я тебя выгоню из-за стола, предупреждаю! — набросилась на него бабушка, а папа молча погрозил указательным пальцем.
Гаврюша слез с подоконника, и мальчик потерял артиста из виду, но в тот же самый момент громко заявил о себе Маркс. Торжественно мяукая и мурлыкая, кот принялся тереться об ноги обидчика. Тёрся, как говорится, до дыр. Ну и старательно вытирая о штаны гостя сальные от колбасы губы.
От чужих ног под столом было тесно, как в метро, поэтому Скворцов пинать домашнее животное во второй раз не стал, слишком был велик риск попасть в кого-нибудь из Красивых, включая бабушку. Прекрасно понимая, что на людях этот пижон ничего ему не сделает, баюн продолжал портить Максиму его идеально выглаженные брюки. А ведь коты ещё и линяют…
— О нет! — Молодой человек согнулся, пытаясь понять, что там творится под столом.
Все уставились на него, потом дружно заглянули под стол. Ничего. Только кот.
— Глафира! Светлана Васильевна! — Впервые за вечер гость выглядел жалким. — Уберите его! Все эти волосы, эта шерсть… Липнет ко всему, это невыносимо!
Пока все пытались понять, что делать, Маркс коварно ухмыльнулся и прыгнул к обидчику на руки, продолжая тереться об него всем телом. Он мяукал и мурлыкал как заведённый. Пожалуй, так настойчиво лезла обниматься к Максиму только его пожилая тётя из Одессы, когда приезжала погостить к Скворцовым на месяц-другой.
Баюн расстарался вовсю. Особенно хорошо показал себя его пушистый длинный хвост, кончиком которого было удобно щекотать нос на перекошенном лице жениха.
— Ёлк… пллки! Тьфуй! Да что такое?! У меня костюм новый! Уйди!! Уйди, зараза!!! — взвыл молодой человек уже не дикторским, а обычным раздражённым и довольно противным голосом невоспитанного прохожего. — Глашка-а! Чего ты сидишь, как дур-ра?! Забери его от меня!
На помощь пришла бабушка. Она сняла любвеобильного четвероногого питомца прямо с шеи гостя, где он уже начал изображать из себя живой воротник.
— Ну что вы, Максим, в самом деле, — запричитала она, — он же к вам с лучшими намерениями… Правда, Марксик? У-тю-тю-тю-тю! Пойдём, бабуля тебя в прихожую отнесёт.
Егор случайно заметил, что из-под стола тихонечко вылезла рука домового и поставила на стул Максима тарелку с подтаявшим сливочным маслом.
Молодой человек сел, напрягся и вскочил.
— Баба! — закричал Егор. — Баб! Иди сюда! Смотри!
Светлана Васильевна прискакала на кухню, как на пожар.
— Мы нашли твоё масло! — игриво воскликнула внучка и показала рукой куда-то за спину гостя. — Макс, повернись!
— Зачем?! — обиженно спросил он. — Вот ещё!
— Да повернись же!
— Повернись, повернись! — попросил красный от смеха Егор.
— Ну, ты попал, парень! — сказал папа, утирая слёзы.
— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — выругался гость и потянул на себя заднюю часть брюк, пытаясь заглянуть за спину. — В этом нет ничего смешного! Мама убьёт меня!
— Мистика! — честно всплеснула руками бабушка. — На столе стояло! Сама положила! Верите — нет?!
— Можно застирать, — сказала Глаша, стараясь говорить серьёзно. — Папа, ты же дашь Максиму свои старые шорты?
— Конечно! — кивнул папа и затрясся, как отбойный молоток. — И новые трусы найдутся. Макс, у тебя какой размер?
— Ничего мне не надо! — в бешенстве заорал завидный жених, громко стукнулся о стол, так, что всё зазвенело, и пулей вылетел вон из кухни.
— Скатертью дорожка! — ответила внучка на немой вопрос бабули. — Он прекрасно себя показал — что, собственно, и требовалось. Большое спасибо всем, одна бы я не справилась…
— Глаша! — осуждающе повысила голос Светлана Васильевна. — Твой молодой человек ни в чём не виноват. Я просто не понимаю, как это вышло?! Марксик не мог этого сделать! Неудобно получилось…
— Первое: он не мой молодой человек, — пустилась загибать пальцы Глаша. — Второе: это он себе напридумывал. Третье: единственный способ отвязаться от этого зануды — просто привести к нам в психушку!
— Не смей так говорить о собственном доме. — Бабушка без сил опустилась на стул и уставилась на внука. — А ты чего? Вот ты чего смеёшься, а?
— Бабуля, я знаю, кто подложил масло! — ответил мальчик, потому что он и в самом деле знал.
— Гаврюша, разумеется? — с иронией сказала бабушка.
— Отгадала. Гаврюша!
Домовой вернулся на подоконник, свесил ножки и сидел с самым геройским видом, какой только мог изобразить. Получалось нечто среднее между Чапаевым и Наполеоном. Вот, мол, видите, как надо поступать с этими напыщенными индюками?!
Светлана Васильевна опустила мягкую ладонь внуку на голову и прижала его к могучей груди.
— Э-эх! Балда ты маленькая! Слышал, что дядя тебе сказал? Уроки надо учить, а ты колдовством бредишь да Гаврюшами с Кузями. Эй, а чего мы сидим? Надо хотя бы до свидания человеку сказать, а то совсем неудобно!
И она первая потопала в прихожую. А оттуда вдруг раздался нечеловеческий вопль тоски и боли…
Входная дверь была приоткрыта. На самом пороге стоял Максим Скворцов, обутый на одну ногу, а из второй кожаной туфли капали жёлтые капли.
— Я же просил… — на выдохе пропищал заместитель кого-то там по нефтегазовой политике. — Просил убрать мою обувь. А этот кот… туда… мне…
Он не договорил и опрометью бросился из дома Красивых. Пушистый Маркс, ни на кого не глядя, помахал лапкой вслед. Он своё дело сделал. Может быть, не так изысканно, как хотелось, а с другой стороны — чего с ними, капиталистами, церемониться?
Гаврюша остался в кухне один. Он поудобнее уселся на подоконнике и начал колдовать, заклинание должно было свершиться с минуты на минуту.
Домовой потёр запотевшее стекло.
Максим Скворцов, изрыгая проклятия и шипя, как гусь, с огромным жирным пятном на штанах сзади и сбитой причёской, прихрамывая, с нервным рывком распахнул дверцу роскошного чёрного автомобиля. Первым делом парень достал из бардачка использованный пакет какого-то дорогого магазина и постелил его на водительское сиденье. Аккуратно сел, захлопнул дверцу и запустил двигатель. Чувство обиды снова нахлынуло на него, и он ударил несколько раз кулаками по рулю.
— Семья идиотов! — крикнул он, заплёвывая лобовое стекло, но остановился и приказал сам себе: — Всё, Максим! Успокойся! Ты выше этого! Главное — восстановить дыхание! Я спокоен! Я спокоен. Моё дыхание ровное и глубокое.
Он вытянул перед собой ладони, будто собирался идти на ощупь, прикрыл глаза и начал дышать как йог. Но чуткий нос не дал ему расслабиться. Обоняние вдруг заподозрило неладное. И чем глубже приходилось дышать, тем крепче становились подозрения. С воздухом точно был непорядок, потому что…
— Проклятый кот!!! — Максим издал визг поверженного кабана и, пыхтя от злости и обиды, принюхался к соседнему креслу.
О да… Кошачьими подарками было помечено всё! Машину оставалось только везти в автосервис и мыть три дня подряд. И то не факт, что удастся отмыть, продать проще. Да только вот кто такое купит?
Гаврюша с удовлетворением отметил, как сработала первая половина заклинания. Пока бабуля в прихожей громко рассуждала о приличиях, вся семья внимательно наблюдала из окна за отъезжающей чёрной машиной и прислушивалась к громким проклятиям на всю улицу. План мести реализовывался вовсю, можно сказать, на пятёрку с плюсом.
Егорке наскучило слушать наставления Светланы Васильевны, и он быстро сбежал на кухню к домовому, придвинув к окну стул и взобравшись на него с ногами.
— Ух, как вы его с Марксом!
— Понравилось?
— Ещё бы! — хихикнул Егор, вспоминая масляное пятно на заднице гостя.
— А теперь мы отомстим за твоего папу.
— Думаешь, этот Максим поверит в НЛО?
— А то! — не сомневаясь, подтвердил домовой. — Он теперь и в чёрта лысого поверит…
Меж тем Максим Скворцов выехал к светофору, где, пыхтя и ругаясь, содрал с себя ботинки вместе с носками и открыл дверцу, чтобы выбросить эти дорогие, но безнадёжно испорченные вещи.
Открыл и закрыл, с трудом удержав рвотный порыв и бледнея, как простокваша.
Перекрёсток исчез. Его автомобиль парил где-то меж облаков, а вся столичная Москва, включая сумасшедшую семью Красивых, провалилась куда-то вниз. Крышу великолепного чёрного автомобиля украшала огромная сверкающая мигалка.
Как человек здравомыслящий, Скворцов понял, что "всё это ж-ж-ж…" неспроста, достал из кармана смартфон и набрал единую службу спасения. Автоматический голос попросил дождаться оператора. Мимо пролетали облака и снежинки, а оператор всё так же был очень занят. Потом связь и вовсе пропала.
Всё ещё пытаясь не впасть в истерику, молодой человек попробовал набрать папу, маму, полицию, институт, "Скорую помощь", ректорат, Макдоналдс — бесполезно. Единственный номер телефонной книги, с которым удалось установить связь, оказался не из самых лучших — это была его одесская родственница, та самая пожилая любительница обняться и хорошенько побыть в гостях, о которой он вспомнил, отбрыкиваясь от кота.
— Тётя Римма? — робко спросил Максим, нервно озираясь по сторонам.
В трубке защебетали с весёлым малороссийским акцентом.
— Да-да, я тоже очень рад. Послушайте… Да послушайте вы! Тётя Римма, я не знаю, почём сейчас в Москве мясо. Да, я в Москве… ну, не совсем… Тётя Римма, сделайте, пожалуйста, то, что я вам сейчас скажу! Слышите?
В трубке решили проявить инициативу.
— Нет, не надо включать телевизор. Вы не так поняли! Никакой политики, наш президент ничего не сказал о вашем премьере. Проблема в другом. Я не знаю, как вам сказать…
На том конце провода сделали свои выводы и всхлипнули.
— О господи! Нет, никто не умер, но может… Нет, не в больнице. Нормально. Тётя Римма! Нас могут разъединить в любой момент, так что слушайте сюда и не злите меня! Я попал в экстремальную ситуацию, дозвонился до вас случайно, сделайте вот что.
В трубке проявили максимум послушания.
— Позвоните по межгороду в русский МЧС и скажите, что моя машина сейчас на высоте примерно в двести метров парит над Москвой. Что?! Трезвый, конечно! Нет, не эвакуатор, я внутри сижу. Да! Вы правильно поняли!
Его явно неправильно поняли, потому что уточнили…
— Да уже минут десять как летаю. Без крыльев. У меня какая-то штука на крыше, она светится, ну я не знаю, в общем, летающая тарелка или типа того…
Похоже, тётя из Одессы наконец-то начала делать единственно верные выводы. То есть умственное состояние племянника не вызывало у неё никаких сомнений — "хлопчик таблеткив у клуби периив!".
— Что значит, вы сейчас отцу позвоните? Вы всё неправильно поняли, тётя Римма! Это чистая правда! Никто не издевается! Никаких таблеток! Тётя Римма-а-а!
Она бросила трубку.
В сумеречном небе мерцали звёзды. Чёрная машина, похожая на тюленя, спокойно парила над переливающейся огнями Москвой. Под колёсами пролетали удивлённые вороны, над крышей гудели далёкие самолёты. От безысходности хотелось в туалет, а кошачий запах только усиливал общий дискомфорт, психоз подкрался незаметно. Вопрос "Что делать?" стоял в полный рост…
Прошло примерно около часа с того момента, как Гаврюша запустил своё заклинание, а Егор всё не мог о нём забыть. Глаша давно закрылась в комнате и врубила музыку, чтобы никто не слышал, о чём она говорит с подругой Светкой, папа рассказывал бабушке о своих победах в офисе, а Красивый-младший всё ходил и ходил за домовым и донимал его вопросами:
— Гаврюш, может, хватит? Вдруг он замёрзнет?
— В такой карете и замёрзнет?! Да ни в жисть! Пущай пострадает маленько, а то никакого воспитания не будет.
— Гаврюш, а куда ты его отправил? На другую планету?
— Вот ещё! На другие планеты космонавты обученные летают, а этот тип невежливый всех зелёных человечков перепугает, что они о Земле подумают? Покружит маленько, за ум возьмётся, опущу его в совхоз "Светлый путь Ильича", пущай оттуда по чернозёму выбирается да на ус мотает, как в чудеса не верить.
— А вдруг ему бензина не хватит?
— Ой, ты нудный какой! Ладно, надоеда, так уж и быть, пожалею его, за МКАД посажу и сопровождение дам. Доволен?
— Спасибо, Гаврюша! — Мальчик обнял домового, и в дверь снова позвонили.
Егор открыл маме, принял сумку, набрал полную грудь воздуха и сказал:
— Мама! Ты не поверишь, что сегодня творилось! Никогда не поверишь!
— Конечно, не поверю, — улыбнулась она, снимая шарф. — Давай рассказывай…
Заколдованный автомобиль резко развернулся и пошёл на снижение к загородной трассе. Ёлки расступились, и у дороги показался пост Госавтоинспекции. Два дорожных полицейских в форменных тулупах только что отпустили большой грузовик и прохаживались вдоль обочины.
Вдруг прямо с неба, у самого поста, перед носами сотрудников правопорядка на дорогу шлёпнулась роскошная чёрная иномарка — уже без мигалки. Но чудеса на этом не кончились, для гаишников они, можно сказать, только начинались.
Молодой водитель с перепугу дал газу, и колёса завертелись с бешеной силой, оставляя царапины на обледенелом асфальте. Сперва машина крутилась на месте, как рулетка в казино, словно выбирала направление. Затем, видимо определившись, повернула носом к Москве. Водитель снова дал по газам, и его чёрная, блестящая, сходящая с ума тачка рванула с места в карьер.
— Это чё сейчас было? — спросил один полицейский у другого. — Брейк-данс?!
— Не знаю, — озадаченно ответил второй и включил рацию. — Догоним — выясним.
Вот так и вышло, что Гаврюша сдержал обещание — Максима Скворцова сопровождали до самого дома. У подъезда он босым выскочил в снег и сам, совершенно добровольно сдался преследователям и даже настоял на том, чтобы "эту ужасную машину" отвезли на штрафную стоянку и проверили на ней уровень радиации.
— Спасибо, спасибо, вы так добры!!!
В первый раз гаишники встречали нарушителя, который столь радостно лез в их патрульный автомобиль.
По дороге в отделение полиции они терпеливо слушали его, но чем дальше, тем больше убеждались в том, что надо было вызвать для парня "скорую". Скворцов умолял их сообщить о летающем объекте в ФСБ, затем потребовал хотя бы связаться с обсерваторией и напоследок попросил арестовать всё семейство Красивых, включая кота, за то, что те якобы поддерживают незаконную связь с космосом.
— Сообщим! — успокаивали усталые гаишники. — Конечно, свяжемся! Всех арестуем!
И не верили ни единому его слову.
А вы бы на их месте поверили?
Глава седьмая, в которой мы узнаём, что к домовым тоже приходит Кондратий
По ночам мальчик Егор просыпался редко и только по серьёзным причинам. Однажды, когда Егору было лет пять, в начале четвёртого утра к ним в подъезд кто-то забрёл. Этот дяденька раскачивал перила, орал песни и колотил во все двери без разбору. Потом встал у квартиры Красивых и, сопя в замочную скважину, потребовал открыть метро.
Егор просил родителей показать чужаку квартиру, чтобы тот понял — метро у них нет. Вал Валыч на это лишь хмыкнул и стал звонить на ноль два. Пока папа ждал ответа, а мама гладила его по плечу, Егор проскочил к двери и крикнул:
— Дяденька, метро на другой улице! А здесь я с мамой и папой живу!
— Меня не волнует! — сказали снаружи и упали.
Той ночью Егор видел отблески синих огней в окне. Мама сказала, что хулигана забрали и отвезли домой. Малыш успокоился и уснул.
Теперь Егорка вырос, целых семь лет всё-таки, и потому за помощью к взрослым сразу не бросился. На этот раз шумели где-то в квартире — ругался старенький дедушка. Кряхтел, охал, чихал и гонял кого-то по всей жилплощади.
Сон как рукой сняло. Егор откинул одеяло, сел и прислушался. Голос то приближался, то удалялся. Чужак часто кашлял, проклиная здоровье, и громко сморкался. Никто, даже Женя Василюк из третьего класса, не смог бы так смачно высморкаться!
Дед явно за кем-то гонялся, рискуя остатками здоровья, а тот, кого преследовали, был, наверное, моложе и шустрее. Впрочем, скоро всё выяснилось.
— А ну, подь сюды, Гаврила! — грозно приказал голос. — Я те руки-то поотрываю! Я тя дисциплине-то враз обучу!
После этих слов что-то упало, и воцарилась гробовая тишина. А потом бурчание пошло по второму кругу.
— Охохошеньки-хо-хо! Надо ж, хряпнулся-то как, живого места не осталось. — Затем в темноте обстоятельно высморкались и прокашлялись. — Взрослый мужик с бородой, с квартирой, а балуешь, как мелкий комнатёнок с малосемейки!
Бодрый Гаврюшин голос вызывающе ответил:
— Моя квартира, мои люди, а как я им помогаю, не твоего ума дело, старый пень!
И тут раздался чёткий, короткий пинок.
— Ай-ай-ай! — завопил домовой.
— Поделом тебе, проныра! — Незнакомый дедушка повеселел. — Нет такого закона, чтобы без диплома колдовать! И не будет!
— Ой-ой-ой!
— Мало! Мало я тебя гонял! — Снова пинок, третий, четвёртый…
— Уй-йо-о-о-ой!!!
— Ох, догоню и ещё вмажу! — раззадорился дедуля.
И снова беготня, снова кряхтенье, стоны, топотня и звуки оплеух.
За окном стояла чёрная, тихая ночь. Родители, разумеется, ничего не слышали и слышать не могли — домовых видит и слышит лишь тот, кто в них верит.
А вот любопытный Егорка на цыпочках добрался до прикрытой двери, стараясь не наступать на игрушки, разбросанные по полу. Шумиха в соседней комнате набирала обороты.
Снова что-то рухнуло, загремело, мальчик вздрогнул от неожиданности, а затем, открыв дверь, ещё и ахнул.
В прихожей на полу сидел, раскинув ноги, смешной старичок. Он словно бы выпрыгнул из мультика — одет в ярко-голубой балахон и остроконечный колпак, усыпанный серебряными звёздочками и пёстрыми заплатками. Туфли с загнутыми носами походили на сушёные бананы. Борода длинная и седая, лицо сморщенное, а брови густющие-э…
Одним словом — сказочный маг. Ну, если вы хоть одного встречали.
Кроме него на полу валялся странный предмет, похожий на мерцающую неоновую лампу, вроде тех, из которых делают вывески. В сиянии странной штуки Егор, собственно, и смог разглядеть незнакомца.
— Дедушка, вы живы? — тихо спросил мальчик.
На полке с головными уборами зашевелились, и Гаврюшин голос уверенно произнёс:
— Жил, жив и будет жить! Кондрашка — он такой, только кажется, что на ладан дышит, а на самом деле крепче хоккейной шайбы!
— Ух ты! — Егор с интересом разглядывал длинный нос старика и козлиную бороду. — А можно его потрогать?
— Кондрашку? Чародейского инспектора?! Чего его трогать?
— Да я просто так спросил. — Егор предусмотрительно спрятал руки за спину и шагнул назад.
— Это он, вредитель, настоял, чтобы меня из чародейской школы выперли! — сообщил Гаврюша.
— Я всё слышу, — объявил дед, поднялся и задал странный вопрос: — А кто такой Кондрашка?
— Ну вот, опять, — буркнул домовой и спрыгнул с полки. — Понимаешь, у него от возраста память выскакивает. Бывает, стукнется, упадёт, или икнёт неудачно, или просто задумается, так всё вмиг и забудет. Жаль, ненадолго…
— А что за фонарик у него? — спросил мальчик, показывая на светящуюся штуку.
— У Кондрашки два фонарика, — деловито поправил Гаврюша. — Тот, что под глазом горит, — это сто процентов от благодарных учеников. С рогатки влепили или в какую хитрую ловушку заманили. А тот, что рядом с ним валяется, энто жезл магический, а по-простому — волшебная палочка. И кого только ею не пороли!..
Старик осторожно вставал на ноги и рассеянно озирался по сторонам.
— Гаврила… Гаврила… Гаврила… — И тут он хлопнул себя по лбу. — Ну конечно! Гаврила!
— Вспомнил, гад…
— Гаврила-а! — Радость на лице старика обернулась разочарованием. — Охх-хо-хо-хо-хо-хо-хо! Опять Гаврила! Наказание, проклятие моё!
— Ну всё, я побежал, — бросил домовой.
Старичок распрямился, держась за поясницу, и оказался на две головы выше Гаврюши. Егор невольно отметил, насколько дедок был похож на козла. Сходство просто поразительное. Рот полосочкой, носик дырочками, глазки навыкате, брови седые, ресницы белые, и бородка длинным белым локоном.
— Пришибу мерзкого недоучку! — пригрозил он, подержался за поясницу и, размахивая волшебной палочкой, бросился вдогонку. На проснувшегося мальчика чародей Кондрашка просто не обращал внимания, как его и не было…
Их забег был самым волшебным из всех, что приходилось видеть Егору. Оба легко проскакивали сквозь стены, двери и мебель, словно привидения, решившие порезвиться. Хорошо, что никто их не слышал, кроме Красивого-младшего, а уж орали эти двое так, словно вокруг не квартира, а сосновый бор с белками. Окажись они и впрямь в сосновом бору, давно бы все белки по дуплам попрятались и вертели лапками у виска.
Один раз к Егору присоединился разбуженный кот-баюн.
— Пйекйатите безобйазие! — грозно потребовал он.
В ответ ударил водопад искр, и Маркс тут же забился в щель между стеной и тумбочкой.
Егорка неторопливо принёс из детской стульчик и сел, как зритель на представлении. Мальчик сообразил, почему чародейский инспектор хочет догнать его рыжего приятеля. Кто чародейской школы не окончил, колдовать не может, а Гаврюша нарушил этот запрет.
Справедливо, что сказать. Вот Егор, например, хотел бы стать пиратом, но вряд ли ему разрешат это сделать до окончания школы. После окончания — добро пожаловать к нам на борт в Сомали! Но без школьного диплома, увы и ах…
Волшебная палочка в умелых руках чародея брызгалась колючими искрами, похожими на бенгальские огни, направо и налево. Старичок замахивался, делал резкий выпад, но палочку не выпускал. И летели из неё разноцветные искры-брызги: зелёные, жёлтые, синие, белые. Собирались в рой и, шипя как газировка, находили бедного Гаврюшу, где бы он ни спрятался.
— Ай-ай-ай! — орал домовой, нагибаясь и прикрывая голову ладошками.
— Поделом тебе, двоечник! — рычал Кондратий и снова брал прицел.
— Ой-ой-ой! — вопил домовой, ища спасения в Глашиной комнате.
— Получил? И ещё получишь! — блеял волшебник, залихватски сдвигая звёздный колпак на затылок.
— Ай-ай-ай! — стонал Гаврюша, кубарем вылетая из спальни родителей в облаке колючих зелёных искр.
Казалось, что веселью конца не будет, но скоро дед отстал, его мучил скрип коленей. Он остановился, положил палочку на пол и попытался элементарно отдышаться. Бабушка всегда говорила, что старость не радость и пожилым людям не хватает заботы. Егор пожалел козлобородого, подошёл к нему и, подёргав за голубые одежды, предложил:
— Дедушка Кондратий, у нас в холодильнике есть хорошая мазь, папа называет её волшебной, коленки и спину мажет. Принести?
Дед замер и впервые посмотрел на мальчика.
— Принести? — повторил Егор.
То ли от возраста, а возможно, и от умиления глаза старика заволокло слезами. Он достал из-за пазухи длинную тряпку размером с небольшую скатерть и громко высморкался, трижды побивая рекорд Женьки Василюка. Упихав лоскут обратно, чародей погладил Егора по голове, приговаривая:
— Хороший мальчик. Очень хороший. И почему этим балбесам достаются хорошие мальчики, хорошие девочки, отличные мамы и папы?
— И пойядочные коты! — осторожно добавил Маркс из-за тумбочки.
— И порядочные коты, — согласился маг.
— Наша фамилия Красивые, — с гордостью уточнил Егор.
— И такие красивые… — задумчиво повторил дед и застыл. Тут он схватил Егорку за руку, и взгляд его сделался совершенно потерянным. — Мальчик, ты кто?
— Егор Красивый, — понимая, что вот это и есть очередной соскок памяти, честно ответил мальчик.
— А я кто?
— А ты — дедушка Кондратий, который гоняется за Гаврюшей. — Всё это было похоже на разъяснение правил дворовой игры, поэтому Егор был терпелив. — Только ты зовёшь Гаврюшу Гаврилой, "мерзким недоучкой" и "моим проклятием".
— Почему? — спросил дед, осторожно ощупывая колпак, усыпанный звёздочками.
— Потому что он вчера колдовал, а ему запрещено, — доходчиво продолжил мальчик, поднял с пола светящуюся палочку и вручил задумчивому инспектору по чародейным делам. — Мазь нужна?
— Зачем? — спросил дед, будто слышал о ней впервые.
— Ею можно всё что хочешь натереть, папа говорит, она волшебная.
— А Гаврилу?
— Можно и его, — подумав, сказал Егор. — Но он не согласится.
— Вот я ему не соглашусь! Я ему так не соглашусь! — Упрямство всегда возвращалось к старику раньше памяти.
Егор взял дедушку Кондратия за рукав и провёл на кухню. Раскрыв холодильник, ребёнок понял, что надо встать повыше. Пока он забирался на стул и ворошил лекарства на полочке, волшебная палка повела себя странно. Всё это время она излучала ровное розоватое сияние, но стоило им оказаться тут, и магический жезл заморгал словно датчик.
— Здесь скрывают волшебные вещи! — догадался дед.
Духовка газовой плиты распахнулась, и всклокоченная рыжая голова потребовала:
— Не ходи тута! Слышь, старый пень, кухня — святое! Совесть-то поимей!
Но волшебник в колпаке лишь ехидно усмехнулся. Он водил палочкой и там и сям, внимательно следя за морганиями. Чем чаще, тем горячее.
— Опять проштрафился, Гаврила! — удовлетворённо бормотал дедок, словно вышедший на пенсию милиционер. — Ну, ничего, ничего, Кондратий Фавнович найдёт, Кондратий Фавнович накажет. Давно пора, давно по тебе каторга плачет…
Егор молча уставился на домового. Оба подумали об одном и том же, рядом с холодильником, на полке с книгами рецептов стояла азбука заклинаний. Мальчик схватил тюбик с мазью, спрыгнул со стула и бросился спасать друга:
— Дедушка-дедушка, вот папино лекарство. Тебя намазать или сам?
— Отстань, — отрезал инспектор Кондратий и навёл палочку прямиком на полку. — Ага-а-а! — Он свысока посмотрел на Гаврюшу и кивнул в сторону находки. — Значит, там она? Ну-ка, деточка, подержи…
Он вручил жезл Егору, а сам, кряхтя и улыбаясь, засучил рукава. И минуты не прошло, как он вновь носился по комнатам, размахивая найденной азбукой, словно мухобойкой. Роль мухи, как вы догадались, исполнял всё тот же Гаврила.
— Имущество школьное расхищать?!! — кричал дедушка.
— Я почитать взял! — уворачиваясь, орал Гаврюша, но отмазка не срабатывала.
Мальчик стоял как вкопанный — в одной руке мазь, в другой жезл. Держать волшебную палочку — всё равно что боевой автомат или меч джедая — до жути почётно и до мурашек страшно. Пока учитель и ученик гонялись друг за другом, Егор ни на шаг не сдвинулся с места.
— Палочка-палочка, — робким шёпотом попросил он, — если тебе не трудно, закрой холодильник.
Белая дверь в разноцветных магнитиках захлопнулась сама собой.
— И если можешь… — ещё осторожнее попросил Егор, — сделай так, чтобы посуда сама себя помыла. Мама просила папу, а он забыл. Утром будет на него ворчать.
Вежливая просьба была мгновенно выполнена.
— Спасибо! — прошептал мальчик. Бледно-розовый свет заливал его лицо. — А у меня карантин в школе… — Он вздохнул и посмотрел на палочку.
Волшебная палочка ждала.
— Можешь его продлить? — одними губами произнёс Егор, боясь, что всё это обернётся обычным сном. — До Нового года?
И тут в кухню вошли два участника игры в догонялки. Волшебник Кондратий поправлял изрядно помятый колпак, ставший похожим на поникшую шапочку Буратино. Азбука заклинаний была у него под мышкой, а Гаврюшу дед вёл за ухо, как самого отвязного хулигана.
— В угол! — распорядился инспектор по чародейству и толкнул арестованного в указанном направлении. — Стой, молчи и слушай. А ты, добрый мальчик, дай сюда жезл!
Старик положил книгу и жезл на скатерть, снял повреждённую шляпу и торжественно приземлил рядом. По щелчку пальцев на переносице у него возникло пенсне.
— Подать мне кресло!
— Кресел нет, — виновато ответил Егор. — Только стулья.
— Подать стул! — Усевшись, он презрительно уставился домовому в затылок.
Егор сгонял за своим детским стульчиком и сел чуть поодаль.
— Значится, так! — важно начал старенький волшебник. — Я, как лицо ответственное… Кхм… Кхм… Блюдя дисциплину учащихся и недоучек чародейской школы села Гремучего… А ты, Гаврила, тот самый недоучка и есть… Я… я… да чтоб его… Как меня звать-то?
— Козлюк, Кондратий Фавнович, — не оборачиваясь, пробурчал домовой.
— Это что — моя фамилия? — удивился осоловелый дед.
— Сущность, — буркнули ему.
— Козлюк… Кондратий Фавнович, — без удовольствия повторил забывчивый инспектор, — старший чародейский инспектор… — Снова заминка. — Кхе… Кхе… И?..
— …и старый козёл, — подсказал Гаврюша и, не удержавшись, хихикнул.
— …и старый ко… Я те дам! — спохватился дедушка, взял волшебную палку и предупреждающе помахал ею над головой. — Я те покажу, как обзываться!
— А то я сам не знаю…
— Молчать! Короче, так, Гаврила, книжица конфискуется, колдовать тебе отныне строго воспрещается, а поскольку горазд ты мои запреты нарушать, я прочту охранное заклинание… Если вспомню…
"Хоть бы не вспомнил", — вместе понадеялись домовой и мальчик, но Козлюк просто открыл азбуку, быстро нашёл, что требовалось, и, водя дрожащим пальцем по строкам, принялся колдовать:
— Латынь! — с умным видом сказал он, напялил сломанный колпак и расправил плечи. — Заклинатос-запиратос. Маго-чудо-прекращатос. Кто-не-понял-проклинатос-и-на-части-разорватос. Колдоватос-позволятос-только-огурцы-в-томатос. Остальное-блокиратос. — Дед поморщился, пытаясь разобрать слова. — О-хо-хо! Пятно посадил, негодник! А ну говори, как закончить!
— Кабальетос-монтсерратос, — не задумываясь, подсказал домовой и хитро зыркнул на Егора.
— Кабальетос-монтсерратос, — послушно повторил инспектор и с подозрением поинтересовался: — И чего сие обозначает?
— Написано так, — обиженно сказал Гаврила. — Нам, недоучкам, всё знать не полагается.
— А вот это правильно, — согласился Кондратий и удовлетворённо захлопнул книгу. — Вот и всё. Словил, так уж по заслугам.
Одним прикосновением волшебного жезла колпак пришёл в нормальное состояние, а пенсне исчезло за ненадобностью. Довольный как никогда, Кондратий повернулся к мальчику и доверительно попросил:
— Приглядывай за ним, деточка. — И тут он схватился за поясницу. — Ой-ойй!
Егор вспомнил, что держит в руке тюбик с лекарством, и протянул его дедушке.
— Ох, спасибо, внучек! Спасибо! Ой! Да чтоб меня… — Волшебник отдышался и посмотрел на тюбик, пытаясь разобрать, что на нём написано. — Чего только не придумают?! Чудеса.
Затем он почесал поясницу волшебным жезлом, подобрал книжку и утопал в сторону кладовки. Вспышка зелёного света — и чародейный инспектор Козлюк вернулся в свой мир.
В тот же момент раздались шаги и на кухне включилась лампочка.
— Егорушка, ты чего? Сидишь тут в темноте один! Миленький мой, что с тобой случилось? — Мама нагнулась к сыну и посмотрела ему в глаза. — Ты не заболел?
— Нет, — спокойно ответил мальчик, обнимая её за шею. — Приходил старенький маг по имени Кондратий, по отчеству Фавнович, по фамилии Козлюк, отнял у Гаврюши азбуку и прочитал запретное заклинание, чтобы Гаврюша больше не колдовал.
— Какой же ты у меня фантазёр. — Мама вздохнула с лёгким оттенком зависти.
— Он очень старенький и очень больной. Я о нём позаботился. Мам, а папа не будет ругаться? Я отдал ему папину мазь.
— Егорка, хватит, пошли спать, а? — Александра Александровна погладила сына по голове. — Успокойся, с папой я как-нибудь договорюсь.
— Он ушёл через кладовку и просил меня приглядывать за Гаврюшей.
— Хорошо, хорошо, будем вместе приглядывать.
Мама отвела сына в детскую, спела колыбельную, и он уснул, а разбудила по телефону, когда зимнее солнце светило в окно. Мальчик встал от трелей звонка и быстро снял трубку.
— Алло…
— Егорушка, ты проснулся?
— Да, мама.
— Всё хорошо?
— Конечно.
— Мы с папой на работе, Глаша в институте, — перечислила мама. — Потерпи, пожалуйста, два-три часика один, пока бабуля в поликлинику съездит. Завтрак на столе. Только обещай, что ничего не случится!
— Ничего не случится, мам. Гаврюша ведь теперь не колдует.
— А что у тебя там гудит?
Кто-то пользовался их новеньким пылесосом, купленным несколько дней назад. Егор заглянул в гостиную и обнаружил там домового, который сердито пылесосил бабушкин диван, к великому неудовольствию кота.
— Мам, это Гаврюша, он убирается, — честно доложил Егорка.
— Ах да… — вздохнула мама. — Ладно, мне пора. Умывайся, чисть зубы… Кстати, мне звонили из школы, карантин продлевают до Нового года.
— Правда?! — Её счастливый сын чуть до потолка не подпрыгнул. — Спасибо, волшебная палочка!
— Милый мой, ты неисправим. — Александра Александровна положила трубку.
В отличие от счастливого первоклассника, которого ждала дополнительная неделя каникул, домовой явно встал не с той ноги. Он вёл себя так, словно хотел переделать все домашние дела до прихода бабушки. Ночной визит чародейского инспектора здорово подпортил ему настроение и нервы. Как тут не расстроиться? Ведь лишили главной радости — волшебства! Рыжий домовой отводил душу в уборке…
Однако баюн не желал, чтобы на нём отыгрывались.
— Пйекйати это немедленно! — заорал кот и выключил пылесос, ударив по кнопке лапой. В резко повисшей тишине его голос зазвучал особенно значимо. — Ты в диване скойо дыйки напылесосишь! Я категойически пйотив! В конце концов, товайищ, возьми себя в йуки!
Красивый-младший поддержал Маркса:
— Гаврюша! Я знаю кучу игр, в которых не нужны заклинания, пойдём, а?
— Без колдовства оно не круто и азарт не тот, — подтирая нос рукавом льняной рубахи, буркнул домовой.
— Кйуто-некйуто! — передразнил кот. — Тебе тйиста лет, а ему — семь! Ещё семь пйойдёт, ты и не заметишь, а он, — баюн показал на Егора, — уже не попйосит тебя с ним поигйать!
Домовой стоял чернее тучи. Убеждать его сейчас было бесполезно. Гаврюша молча засучил рукава и схватил пылесос под мышку.
— А вот нарочно наколдую! Зря я, что ли, Кондрашкино заклинание портил? Вот возьму… и… и в слона эту штуку превращу. Думаете, слабо?
— Слоны катастйофически огйомны, — осторожно напомнил баюн. — А что, если пол его не выдейжит?
— Карликового наколдую! Новый вид, камышовой расцветки!
— Вайиант.
— Тебе же запретили! — разволновался Егор.
— Без колдовства не круто, — повторил бывший ученик чародейской школы и вышел из комнаты, унося будущего слона с собой. Шланг с насадкой волочился за ним хвостом.
Спустя минуту по квартире прокатился мощный африканский вопль. Кот шипел и пятился на задних лапах, а Егор… Ну, мальчик и раньше знал, что надо слушаться старших, а запрещённое колдовство — не самая лучшая игра на свете.
Сам Гаврюша ругался на чём свет стоит, всё вышло не так и не по его желанию. Никакого слоника, даже камышового, из бытовой техники не получилось. Пылесос остался пылесосом, но после чародейных заклинаний, начитанных по памяти, без азбуки — вёл себя как животное: сворачивал и разворачивал шланг, вопил в него, словно это был хобот, только что ушами не махал. Не было у него ушей.
Баюн кругами ходил вокруг чуда-юда, задрав хвост, и предостерегающе фырчал. Обычно так коты запугивают друг друга перед серьёзной дракой в марте. "Слон" из любопытства попытался "понюхать" Маркса и радостно завопил, отчего мелко задрожала посуда в сушилке. Без малейшего страха пылесос подкатил к баюну, наставил на него "хобот" и протрубил прямо в нос.
Кота отбросило к стенке. Его возмущению просто не было предела. Никто и никогда не поступал с Марксом настолько бесцеремонно. От обиды он пулей влетел в ванную, заперся там и начал гнусаво орать с неистовой силой.
— Упс. — Гаврюша почесал в затылке и намотал электрический шнур питания пылесоса на руку, получилось что-то вроде поводка. — Егорка, хватай его за хобот, и потащили к тебе в комнату. К батарее привяжем, пущай себе пасётся.
Так они и сделали.
Сам домовой чувствовал себя слегка виноватым перед котом за то, что поднял нервы бедняге, с диваном тоже глупо получилось, а вину, как известно, надо заглаживать. Пока Егорка наблюдал за выпасом недоделанного слона и показывал ему свои машинки, домовой тихонечко подкрался к ванной и постучал в дверь.
— Маркс, ау? Ты живой?
В ответ тишина, кот наорался и молча вылизывал себе хвост.
— Да ладно тебе обижаться! Кто ж знал, что так получится?
— Я знал, — тихо муркнули с той стороны.
— Ну а раз знал, так чего дуться? Хошь, я тебе вот прям сейчас что-нибудь хорошее сделаю!
— Напйимей? — заинтересовались из ванной.
— Кошку хочешь?
Маркс замолчал.
— Хочешь или нет?
— Тут же дети.
— Какие дети? Егорка у себя с пылесосом играет, Глафира в институте. Да и не ребёнок она уже, всё про кошек знает.
— Тогда я категойически за!
Гаврюша поплевал на ладошки и забормотал новое заклинание.
— Не смей войожить! — догадался кот. — Настоящую неси! Не йезиновую!
— Маркс! — прикрикнул рыжий домовой. — Чего нервничаешь? Кошка — это просто. Проще, чем слон. Минутку потерпи, не пожалеешь!
Спустя минуту в ванной комнате что-то хлопнуло, послышалось довольно милое мяуканье, но привередливый бабушкин кот снова оказался недоволен.
— Халтуйа! — заорал он. — Опять халтуйа, подделка буйжуазная!
Дверь распахнулась, баюн сиганул наружу, а за ним, мурлыкая и мяукая, погналась поролоновая Глашина мочалка, синяя с двумя розовыми веревочками, чтобы держаться за них и натирать спину.
Гаврюша хлопнул себя по лбу и сполз по стенке на пол.
— Кошка — это непросто, — уныло признал он, и тут его осенило. — Веник, вот что просто! Проще не бывает!
Он помчался на кухню, влез под мойку и вытащил веник, на котором летал к Вал Валычу на работу. Положив его на пол, домовой встал рядом и быстро произнёс заученные слова:
— Эники-беники-феники-дреники, слушай меня, повелителя веников! Я запрещаю по полу мести — Гаврюшу по небу будешь нести. Стань предо мною по пояс, готовый лететь хоть на Северный полюс. Будем по тучам, по тучам скакать, звёзды искать и от ветра тикать!
Веник изогнулся змеёй, зашипел и уполз под кухонный гарнитур, чем окончательно вывел бедного недоучку из себя.
— Ну сколько можно-то?! — закричал он и топнул ножкой. — Что ж это получается, Кондрашка победил? Ан нет! Не бывать тому!
Гаврюша скорчил самую суровую физиономию и припустил из кухни что есть мочи, одни только лапти замелькали.
Остановился домовой в родительской спальне, перед окном, на котором стоял горшочек с хлипенькой веточкой лимонного дерева.
— Что случилось? — Вслед за ним прибежал Егор, привлечённый шумом. — Гаврюша, пожалуйста, ничего больше не делай!
— Успокойся, дружок! Я худого не творю, тока справедливость восстанавливаю!
— А зачем тогда натравил мочалку на бабушкиного Маркса?
— Это не мочалка! — поправил Гаврюша, недовольный, что ему мешают. — Это кошка такая! Новая порода!
В родительской спальне приоткрылась дверца шкафа, и внутри блеснули два жёлтых глаза. Тихий голос Маркса произнёс:
— Это мочалка! И меня здесь нет.
Дверца резко закрылась.
Егор перелез через большую кровать и потянул домового за рукав красной рубахи.
— Пойдём, Гаврюшечка, скоро бабушка придёт, ей это не понравится…
— Ещё как понравится! — возразил рыжий упрямец. — Ты ж не знаешь, что я делать буду. Простое заклинание, и мама тоже будет довольна.
Первоклассник отпустил рубаху друга.
— Правда? А что ты хочешь сделать?
— Лимон. Просто на вот этой дохлой веточке вырастет лимон. И всё! — Встретив сомневающийся взгляд, домовой сделал честные глаза. — Последняя попытка, обещаю!
Егор доверчиво улыбнулся:
— Вот мама обрадуется! Глаша давно над ней смеётся, говорит, ничего у тебя не вырастет, говорит, в магазине надо фрукты покупать…
— Ха-ха, да что твоя сестричка понимает в садоводстве! — подхватил Гаврюша. — А маменька ваша вообще обалдеет!
Шкаф открылся, и чёрный кот, крикнув: "Только без меня, товайищи!" — удрал вон из спальни. Уж кто-кто, а Маркс всегда знал, когда надо смыться, пятой точкой чуял…
В миг, когда слон-пылесос с интересом обнюхивал игрушечную маршрутку, а веник-змея шипел на выгнувшую спину кошку-мочалку, в тот самый миг, когда баюн, нервно озираясь по сторонам, откручивал пробку бабушкиного корвалола, в спальне произошла магическая вспышка.
— Я же говорил — получится! — гордо выгнул грудь домовой.
— Ага! — с восторгом откликнулся Егорка.
— Растёт! — подмигнул Гаврюша.
— Быстро растёт, — с уважением поддержал мальчик.
— Как-то даже очень быстро… — задумчиво резюмировали оба после минуты молчания.
Глиняный горшочек лопнул и развалился на две половинки, земля посыпалась на ковровое покрытие. Жалкий отросток быстро превращался в крепкое дерево, корни и ветки которого лезли во все стороны. Сперва появились листья, затем цветочки, а уже потом, естественно, полезли плоды. Они быстро поспели и, осыпаясь, падали прямо на кровать, на пол и на подоконник. Вместо одного лимона спальню заваливало целой горой спелых, душистых цитрусов…
— Бежим! — скомандовал домовой и потащил за собой Егора.
Они вырвались из спальни, захлопнули дверь и навалились на неё спинами.
— Перебор! — подвёл итог горе-чародей и серьёзно посмотрел на мальчика. — Обещаю, Егорка, больше ни слова в рифму не скажу. Даже не проси!
— Я и не просил! — как бы между прочим напомнил мальчик. — Ох и влетит нам…
— Не нам, а тебе, — тут же поправил Гаврюша. — Твои меня не замечают.
Побеги лимонного дерева вылезли в щель из-под двери, обмотали рыжему недотёпе оба лаптя, поползли по штанам и перебросились на пояс.
Егор отскочил, дверь приоткрылась, и выкатилось с десяток крупных лимонов. Домовой шлёпнулся на пол, перевернулся на спину и стал отстреливаться жёлтыми фруктами от ветвистого врага.
— На тебе! На тебе! — вопил он. — Не расти больше! Слышь, дерево? Хватит!
Увы, лимон оказался сильнее. Медленно и верно Гаврюшу затаскивало в спальню. Егор схватил приятеля за воротник и тщетно попытался тянуть в противоположную сторону. С тем же успехом можно было пытаться отобрать добычу у крокодила.
— Пусти, Егорка, друг серде-э-эшный! За-ду-шишь же-э-э…
— Прости, а что делать?!
Гаврюша понял, что выхода нет, бросил последний взгляд на рыдающего мальчика и во весь голос заорал:
— Козлюк, спаси нас! Спаси, помилуй, Кондратий Фавнович!
В кладовке Красивых, похожей на встроенный шкаф, сверкнула синяя молния. Блестящая дверца открылась, и в клубах волшебного пара, кашляя, будто сломанный мотоцикл, появился старичок в звёздно-голубом одеянии и пожёванных туфлях.
— Ага-а! — обличающе закричал инспектор по чародейским делам. — Жареным пахнет! Чую-чую!
Егор не знал, как себя вести в такой ситуации, и поэтому просто вежливо сказал:
— Здрасте.
— Жареным пахнет, жареным пахнет! — словно дразнилку, повторил дед Кондрашка, не обращая ни малейшего внимания на мальчика, и торжественно ступил в квартиру. — Допрыгался! Добаловался! Доигрался, дурачок!
— Как хорошо, что ты пришёл, дедушка Кондратий! Мы почти пропали.
Старенький чародей, похлопывая себя по ноге магическим жезлом, остановился полюбоваться на мучения домового. Складывалась сложная дилемма — стоит ли наказывать повесу, раз уж он сам себя вот так наказал?
— Ты нам поможешь? — жалостливо спросил Егор и упал, пытаясь оторвать настырную ветку. — Гаврюша дал честное слово, что больше не будет!
Кондратий моргнул и присел, держась за коленки, — его трясло от смеха:
— Ух-ха-ха-ха-ха-ха! Ох-хо-хо-хо-хо-хо!
Он потянулся к первокласснику, вытирая выступившие слёзы.
— Поди сюда, мальчик, я тебя обниму! Какой же ты смешной! У меня чуть подштанники не лопнули! Ты сам подумай — где Гаврила, а где честное слово?!
— Не бросай, Егорка-а, — прохрипел домовой, стянутый ветками по рукам и ногам. — Уговори его, а не то сгину во цвете лет!
Красивый-младший храбро подошёл к деду, тот слегка обнял мальчишку и погладил по голове.
— Э-э-эх, чего не сделаешь ради таких вот ангелочков, — прокряхтел Кондрашка и стрельнул розовым лучом в сторону спальни.
Страшное лимонное дерево тут же исчезло. Как и страшные зелёные путы, связавшие рыжего домового.
— Ну, рассказывай, бедный ребёнок, что на этот раз натворил мой недопоротый Гаврила?
И Егор повёл волшебного инспектора смотреть на странных созданий. Показал пылесос, привязанный проводом к батарее, ползающий веник с повадками кобры и мочалку, трущуюся о запуганного Маркса. Все три жертвы неумелого колдовства, несомненно, доставляли радости…
Насмеявшись до икоты, Кондратий Фавнович, ко всеобщему удовлетворению, вернул вещи в изначальное состояние. Когда мочалка безвольно повисла на Марксе, инспектор упал на диван, запрокинул голову, руками схватился за живот, а ноги раскидал по ковру. Мочалка почему-то развеселила его больше всего. Наверное, это из-за Маркса, кот имел вид самого несчастного и обманутого ловеласа с корвалолом в лапах…
Кот вылил в блюдце успокоительное и вылакал в две минуты. Чёрный хвост с белым пушком мотало во все стороны. Нервы.
— Койвалольчику? — предложил он Кондратию Фавновичу. — Там у хозяйки ещё пйипйятано, я знаю где…
Старик подержался за сердце, натруженное в процессе жизнеутверждающего смеха, и согласно кивнул. Под колпаком на лысине у него оказалась железная кружка — как у фокусника. Он перенёс кружку на столик, взял пустую склянку из-под корвалола, дотронулся до неё жезлом, и она самопроизвольно наполнилась лекарством. Кондрашка накапал себе пять капель.
— В вашем возйасте положено тйидцать, — заметил внимательный кот.
Кондрат Фавнович прицокнул языком и, не скрывая восхищения, сказал:
— Это ж надо, какие бесценные коты моим разгильдяям достаются!
Баюн не сдержался и довольно замурлыкал. Приняв корвалольчику, козлоподобный сын фавна (не зря отчество у него такое) спрятал пустую кружку под колпак и, насвистывая под нос весёленький мотивчик, вернулся к Егору и Гаврюше.
Друзья тихо и смиренно ждали его решения.
Инспектор слегка раскачивался на пятках, щёки его порозовели, а с лица не сползала блаженная улыбка. Он всё глядел на мальчика и домового, задумчиво мыча, словно не знал, с чего начать.
— Козлюка не обманешь! — наконец объявил чародей и задрал подбородок. — Больше, Гаврила, меня не зови, сам расхлёбывай. Заклятие остаётся на тебе! Хоть и с дефектом оно, а работает. Так даже лучше… Будешь далее безобразничать — напишу куда положено, и ты с домовых клубком в подвальные полетишь! Внял? То-то!
Кондратий сделал несколько жевательных движений, отчего бородка весело заплясала. Егор было хихикнул, прикрыв рот ладошкой, да Гаврюша толкнул его локтем — смеяться было опасно.
В тот момент раздался щелчок отпираемого замка. Мальчик и домовой обернулись и увидели, как открылась дверь, появился первый набитый продуктами пакет, затем бабушка, а потом второй.
В кладовке блеснула молния, и чародейский инспектор исчез.
— Как вы здесь, золотые мои, держитесь? — ласково справилась Светлана Васильевна, имея в виду кота и внука. Гаврюшу она по-прежнему считала нелепой выдумкой.
Егор по привычке проверил содержимое пакетов.
— Нормально. А у тебя как дела? — спросил он, понимая, что об утренних приключениях лучше умолчать.
— Ох, и не спрашивай! Что может быть хорошего в наших поликлиниках? Дурдом!
"У нас дома тоже", — подумал мальчик, качая головой.
— Киса-киса-киса! — позвала Светлана Васильевна, но Маркс не вышел, он крепко дрых, втихую допив корвалол, оставленный волшебником…
В этот день до самого вечера бабушка хлопотала на кухне, создавая шедевры кулинарии. Вечером, когда все собрались и поужинали, Глаша забралась в душ, а мама убеждала бабулю оставить кухню ей и отдохнуть.
— На том свете отдохну, — обрезала заслуженная пенсионерка и набросилась на грязную посуду.
Вал Валыч неожиданно обнаружил новый пылесос привязанным к батарее в комнате сына. Что поделаешь, ребёнок любит играть, и у него богатая фантазия. Не понравилось папе, что, когда он его отвязывал, шланг пылесоса самостоятельно издавал странные звуки, похожие на трубный рёв слона.
— Заводской брак, что ли? — расстроился Вал Валыч и унёс пылесос в кладовку.
Глаша любила как следует помыться, растереть спину шершавой мочалкой с верёвочками и негромко попеть модные хиты. Но в этот раз её почему-то отвлекали бесконечные мяуканья.
— Марксик? — позвала она, ища взглядом усатого баюна.
Никого.
Но мы-то знаем, кто сказал "мяу"…
После мытья посуды бабушка решила смести несколько соринок на кухне, но не тут-то было. Веник, привычно лежащий под мойкой, почему-то оказался свёрнутым в кольцо. Мама озадаченно держала веник в руках, а бабушка стояла рядом, подпирая кулаком подбородок.
— У нас в стране, Сашенька, как видишь, не только лекарства подделывают, — объяснила Светлана Васильевна. — Я с этим разберусь. Чек сберегла?
— Мама, какой чек?! Этому венику сто лет в обед, я его еще до свадьбы покупала!
— Значит, от возраста скрючило, — задумчиво сказала бабуля и махнула рукой. — Пойду прилягу, скоро и сериал мой начинается.
Она взяла чашку чая, пакет с зефиром и потопала в гостиную к телевизору. Бабушка водрузила сладкое на стол и плюхнулась на диван, предвкушая вечерний просмотр. Проснувшийся кот перелез поближе к хозяйке, греть меховой живот.
Однако что-то упёрлось ей в поясницу, мешая нормально сидеть. Пошарив рукой, она извлекла из-под себя светящийся предмет, хорошо известный чародеям и ученикам села Гремучего, но совершенно незнакомый простой московской пенсионерке.
— Егор! — громко позвала Светлана Васильевна. — Это кто тут игрушки разбрасывает?
Красивый-младший влетел в гостиную и остолбенел.
— Забирай и всегда клади на место. — Бабуля протянула внуку магический жезл, полагая, что это самая обычная игрушка. — В следующий раз в мусорное ведро выброшу. Понял?
Мальчик сглотнул, бабушка была способна и не на такое.
Пять минут спустя Егорка, как мышь, сидел в своей комнате на полу, среди машинок, пиратов и чудовищ, подобрав ноги, и смотрел на волшебную палочку. Локти упирались в колени, а кулаки в щёки.
Он думал про Гаврюшу, про дедушку в смешном колпаке и про то, что будет, если взять волшебную палку и начать колдовать. Розовый свет заполнял комнату, у Глаши за стенкой негромко играл магнитофон, а вообще было тихо и чуточку жутко.
Первоклассник никак не мог решить: что ему делать с ценной находкой?
Можно попросить палочку, чтобы взрослые могли видеть Гаврюшу, но самому Гаврюше это вряд ли понравится. Или сделать папу президентом, а маму — женой президента, бабушке отдать правительство, а самому перейти в одиннадцатый класс.
Но это хлопотно, и, конечно, надо заранее спросить желания папы с мамой — оно им надо? Нет, бабушка-то как раз только обрадуется, она любит порулить…
Егор тяжело вздохнул. Что бы сказали сейчас его родные? Мама всегда учила возвращать всем забытые вещи. Бабушка тоже говорила, что труд сделал из обезьяны человека, а все бездельники обезьяны, Вал Валыч отвечал, что согласен быть богатым приматом и ничего не делать. Папа шутил?
— Ничего себе! — воскликнул Гаврюша, только что заглянувший в комнату. — Ты зачем у Кондрашки палку спёр?
Егор схватил палочку и спрятал за спину.
— Ну-кась, дай-ка мне её! — протянул руку рыжий домовой.
— Не дам.
— Как — не дашь, она не твоя.
— Она не моя и не твоя, а сам знаешь чья!
— Что у Кондрата упало, то к кому надо попало, в чародейской школе все так говорят, — авторитетно возразил домовой, глядя на мальчика.
— Чужое брать плохо! — парировал Красивый-младший.
— Да брось, это ж Козлюк…
— Он тебя спас, между прочим. Дедушка вспомнит и вернётся за своей волшебной палкой, вот увидишь!
Гаврюша смутился и сел на пластмассовый самосвал.
— Хорошо. Давай так: закажем одно желание. Только одно, и сразу вернём!
— Какое? — Мальчик отшагнул назад.
— Это секрет. Если ты мой друг, то не будешь спрашивать. Мы друзья?
— Друзья, — кивнул Егор и протянул волшебную палочку домовому.
Гаврюша отошёл в угол, сказал что-то и вернулся с улыбкой во всё лицо.
— Айда палку возвращать!
Они тихо выбрались из комнаты и на цыпочках дошли до кладовки. Гаврюша открыл дверцу, положил палочку на полку и приказал ей, будто собаке:
— Домой!
— Подожди! — шепнул мальчик. — Я тоже должен ей кое-что сказать.
— Ей? — Домовой зыркнул на палку. — А надо?
— Ага. Палочка, спасибо тебе большое за карантин от всего первого "А"!
— Закончил?
Мальчик удовлетворённо кивнул, и Гаврюша крепко прикрыл дверцу. Сквозь щели было видно вспышку, слабый дымок просочился наружу, но вскоре и его не стало.
— И что же ты пожелал? — спросил Егор, когда они вернулись в детскую.
— Ничего особенного, — вяло ответил Гаврюша, но глаза его хитро блестели.
— Конфетку? Она у тебя в кармане?
— Ну… почти, — уклончиво ответил рыжий. Тут он щёлкнул пальцем, и в воздухе повисла длинная конфета. — На, возьми, если хочешь.
Егорка разинул рот и уставился на друга.
— Что ты загадал?
— Просто снял заклятие, — скромно ответил домовой, взял из воздуха конфету, быстро содрал обёртку и отправил лакомство в рот. — Обожаю все эти штуки!
Глава восьмая, в которой Егор и Гаврюша знакомятся с детским психологом Анжелой
До января осталось две неполных недели, и Москва активно готовилась к встрече Нового года. После работы граждане забивались в супермаркеты и выталкивали оттуда тележки с майонезом, докторской колбасой и зелёным горошком. Тысячи автомобильных фар ползли в темноте гирляндовой гусеницей.
Вал Валыч забрал супругу с работы, и они отправились на старенькой дедушкиной "шестёрке" в ближайший магазин. Бабушкин список покупок с желательными ценами и комментариями к властям вызывал и зависть и ужас. Он с трудом помещался в двадцатипятилистовой тетради, на обложке которой горела огромная красная надпись: "НЕ ТЕРЯТЬ!"
Пока мама обмахивалась бабушкиным произведением, читать которое хватило бы на две-три станции метро, Вал Валыч рассказывал о том, как здорово было лететь по воздуху в тот день, когда их начальник сошёл с ума в лучшую сторону…
— Теперь я знаю, в кого уродился мой сын, — сказала мама, не веря ни единому слову о летающей тарелке.
Она считала, что муж напрасно потакает фантазиям ребёнка и при удобном случае надо провести об этом серьёзный разговор. Но Егор беспокоил маму гораздо больше папы. В мыслях о юном выдумщике, с тетрадкой-путеводителем наперевес она автоматически прошагала весь гипермаркет, послушно, строчка за строчкой, выполняя бабушкины распоряжения.
На пути домой загруженная "шестёрка" плелась усталым осликом, нервируя водителей, ехавших сзади. Александра Александровна смотрела на пробегающие мимо огни, знаки и рекламы и всё думала, думала, думала.
Пока ждали у светофора, взгляд её наткнулся на придорожный щит с надписью:
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ДЕТСКИЙ ПСИХОЛОГ
ПЕРВЫЙ ВЫЕЗД — БЕСПЛАТНО!
Ниже был указан номер мобильного телефона.
— Вал Валыч, стой! — Мама достала телефон и принялась давить на кнопки. — Я записываю.
— Хочешь, чтобы через нас переехали? — Папа вытянул шею и тоже прочитал текст рекламы. — Детский психолог? Представляешь, во сколько он обойдётся?!
Мама закончила вводить номер и расплакалась.
— Ну-ну-ну! — занервничал папа. — Успокойся, пожалуйста!
— Я этого Гаврюшу больше не вынесу. — Александра Александровна раскраснелась. — Гаврюша то, Гаврюша сё! Ребёнок нормально спать перестал, по ночам ходит, разговаривает с ним. Не хочу ему больше подыгрывать! Пусть дорого, но тебе дают премию в пятикратном размере… Расплатимся.
Папа кивнул, и жена с силой надавила на кнопку вызова.
— Алло? Девушка, я увидела рекламу и…
Меньше чем в квартале от машины Красивых по встречной полосе катился большой чёрный внедорожник. За рулём сидела худая и очень высокая тётенька с блютузом в ухе. Правила дорожного движения запрещают водителям держать телефон во время езды, поэтому надевают на ухо эту штуку и через неё разговаривают.
— Анжела. Меня зовут Анжела, — представилась девушка и побарабанила длинными, тонкими пальцами по кожаному рулю.
Её ногтям могла позавидовать любая модница. Такие ногти можно было смело возить на выставки и конкурсы или обменивать на землю у диких аборигенов во времена Христофора Колумба. Но речь сейчас не об этом.
— Да, я могу приехать завтра. Нет, вечер занят, а если днём, часов в двенадцать, вас устроит? Только бабушка? Не страшно, разберусь. Да давай уже быстрей, скотина! Нет, не вам, это я автобусу. Секунду…
Она резко крутанула влево, чтобы обогнать ползущий общественный транспорт, и едва не столкнулась со старыми "жигулями". Вал Валыч сдержал ругательство и чётким движением спас машину от столкновения. Егор мог гордиться своим отцом.
— Ну конечно! Баба за рулём, кто бы сомневался?! — разоблачительным тоном сказал он маме.
— О боже, Анжела, мы с мужем чуть в аварию не попали! — пролепетала в трубку Александра Александровна.
— Представьте себе, я тоже! Столько уродов на дороге, — прорычали в ответ. — Берегите себя!
— Спасибо! Кажется, обошлось. А у вас?
— Полный порядок. До свидания.
— До свидания, Анжела! — Мама обернулась к папе и назидательно произнесла: — Психолог, который завтра будет смотреть Егора, тоже, как ты выражаешься, баба.
— Это другое дело! — усмехнулся Вал Валыч. — А что до вождения автотранспорта, то ничего серьёзнее самоката им доверять нельзя.
Скоро и психолог Анжела поняла, что с обгоном надо было подождать — почти сразу её остановили люди в серо-голубых куртках с полосой. Вообще, их было трое: хмурый казах старший сержант Дуйналиев, весёлый украинец сержант Наливайко и патрульный уазик, покрытый грязной наледью по самое не балуйся. Вид у служебной машины был вполне человеческий — замёрзший и обиженный.
Сержант Наливайко прискакал к чёрному внедорожнику, словно кролик за Алисой. Постучал полосатой палкой в окно, стекло опустилось наполовину, и он весело доложил:
— Лишение, хражданочка! У нас тутоньки камера!
— Господин полицейский, — не глядя на него, гордо выпрямив спину, сказала девушка, — вы могли бы уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени и сесть рядом?
— Не можна! — радуясь вдвое больше, ответил инспектор. — Краще вы до нас.
— Здесь удобнее, я очень прошу. — Гладкие тёмные волосы девушки, собранные в хвостик, блеснули под светом придорожного фонаря: она посмотрелась в зеркало заднего вида.
Наливайко помахал напарнику — мол, сам справлюсь, работай один, — обошёл внедорожник с носа и забрался в кабину. Сел, и щёлкнули замки. Ничего не понял, и откинулась спинка. В полулежачем положении он совсем лишился важности, словно это был не автомобиль нарушителя, а кабинет стоматолога.
Анжела включила музыку для медитации — это такие полезные, как мёд, мелодии из чистых гор Индии, сладкие и тягучие. Их надо слушать тем, кто отдаёт кредит и хочет взять второй.
Анжела, глядя в лобовое стекло, заговорила властным тоном зубного врача:
— Я досчитаю до десяти, и ты уснёшь.
— Не можна мени з вами спаты! — всерьёз испугался Наливайко.
— Раз… два… три… четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять… десять. Итак, сержант, тебе сейчас всего пять лет. Хочешь поиграть?
— Хо́чу.
— Хорошо. — Девушка потянулась к заднему сиденью, открыла чемодан и достала пластмассовую красную легковушку. — Держи.
Наливайко схватил реквизит и принялся дубасить им по коленке. Анжела осуждающе покачала головой:
— А машинке больно! Разве она в чём-то виновата?
— А то ж! — Наливайко с размаху хрястнул по коленке. — Нарушает!
— Тогда я заберу её. К машинкам надо бережно относиться.
Сержант прикрыл игрушку ладонищами.
— Ни! Мама мэни такую не купит, у мамы грошей нема!
— Понятно… — Анжела задумалась. — Я отдам её тебе навсегда, но с одним условием.
Наливайко отчаянно закивал.
— Во-первых, надо отпустить тётю Анжелу, потому что она торопится, а во-вторых, всем водителям, которых ты остановишь, надо желать весёлого Нового года и счастливого Рождества.
— То добре!
— Молодец. Игрушка твоя. Обними её и больше не обижай.
Наливайко прижал автомобильчик к щеке и мило улыбнулся.
— Десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… два… один… Проснись!
Анжела отключила музыку, спинка кресла из лежачего положения вернулась в сидячее, а дверные замки снова щёлкнули. Наливайко продолжал улыбаться.
— Що зараз було? — спросил сержант. — Мэни так зморило!
— Сеанс гипнотерапии, — ответила Анжела. — С вас тысяча рублей.
В стекло с водительской стороны постучался Дуйналиев. Он заметил, как напарник радостно вручает девушке деньги.
— Сержант Наливайко! — позвал он. — Ты чего? Сдачу даёшь?
Анжела решила вмешаться, опустила стекло до конца и сунула сердитому казаху фотокамеру.
— Сфотографируйте нас!
— Обалдели, что ли? Вы кто, уважаемая?
— Я психотерапевт, а фото мне для коллекции нужно. На эту кнопочку, — подсказала она и повернулась к Наливайко. — Улыбайтесь!
Украинец прильнул к девушке, выставил напоказ пластмассовую машинку и оскалился, как овчарка.
Снимки получились восхитительные.
Прежде чем отпустить Анжелу и пожелать ей весёлого Нового года и счастливого Рождества, Наливайко обнялся с внедорожником и попросил у него прощения. Старший сержант Дуйналиев пинками загнал улыбающегося украинца в грязный уазик. Такого позорного дежурства у него ещё не было.
А мама и папа без происшествий доехали до Маленького Гнезда, выгрузились и собрались поужинать в обществе бабушки.
Глаша, Маркс и Егор обосновались на полу в детской вокруг "Монополии". Маркс выигрывал с чувством глубокого отвращения к "буйжуазной забаве". Гаврюша, раскрыв рот и захлёбываясь завистью, смотрел фильм про Гарри Поттера в гостиной.
Александра Александровна дождалась, когда бабуля усядется, и сразу выдала главную новость:
— Мама, завтра в двенадцать приедет врач, побеседовать с Егором. Хорошо? Она не может в другое время.
— Врач? Женщина? А что случилось? — Бабуля нахмурилась, так как обычно первой тащила внука обследоваться, а тут вдруг её опередили.
— Врач не простой, детский психолог, — осторожно прояснила ситуацию мама. — Зовут Анжелой.
Бабушка наполнилась негодованием.
— Где ты её нашла, девочка моя?! — брезгливо сказала она, словно речь шла о грязной бездомной псине.
— Случайно, на дороге, то есть мы ехали мимо рекламы…
Светлана Васильевна положила вилку на тарелку и лукаво улыбнулась:
— Вот, значит, как… Может, ещё на рынке поспрашивать?
— Пожалуйста, не начинай! — Мама Егора знала свою маму и готова была идти до конца. — Первый выезд у неё бесплатный, а там разберёмся. Если специалист хороший, то…
— Ха! Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
— Мама, просто открой завтра дверь врачу. Не вмешивайся в процесс. И внимательно запиши все её рекомендации.
Тем временем Анжела благополучно доехала до магазина, в котором до неё побывали Красивые, нагрузила полную тележку и влилась в длиннющую очередь на кассу.
— Купи! Купи!! Купи!!! — тонко заверещал кто-то у неё перед носом. — Купи! Купи!! Купи!!!
Девочка лет шести закатила родителям истерику. Она топала ножкой, сердилась и кричала на них со страшной обидой. Повисев на маминой руке, свалилась на пол и разрыдалась.
В толпе послышались вздохи негодования, цыканье и упрёки: "Избаловали дитё! Потом вообще на шею сядет! А вот сейчас мы эту непослушную девочку милиционеру отдадим!" — и так далее, сами знаете. Бедные родители стояли как памятники, стесняясь смотреть друг на друга и на людей вокруг.
— Да что ж такое! Граждане, уймите ребёнка! — потребовала пожилая покупательница из-за спины Анжелы. — Сколько можно выслушивать?!
Детский психолог тяжело вздохнула, достала из сумочки зеркальце, раскрыла и посмотрелась. Пригладив красиво изогнутую, чуть подбритую чёрную бровь, опустилась перед маленькой бунтаркой на одно колено. Начинающие глохнуть люди, включая девочку, вопящую на все лады, дружно уставились на неё. Что будет?
— Смотри! — Анжела развернула зеркальце к малышке. — Видишь себя?
Девочка, вся в слезах и пятнах, вгляделась в зеркальце, вывалив нижнюю губу.
— Красивая? — спросила психолог.
Плечики содрогнулись, и малявка замотала головой.
— Правильно, совсем некрасивая. А почему?
Вопли ребёнка сменились тихим поскуливанием. Крошка встала на ноги и полезла к маме, та прижала её к себе. Воцарилась полная тишина. Анжела тоже встала и шагнула навстречу к родителям.
— Плакать будешь?
Уткнувшись носиком в мамины волосы, маленькая девочка замотала головкой. Добрая тётя-врач захлопнула зеркальце и убрала в сумку.
— Потрясающе! — тихо воскликнула пожилая дама.
— Фантастика! — крикнул кто-то, захлопав в ладоши.
Все, у кого руки были свободны, присоединились к овациям.
Спасённая мамаша растерянно улыбалась. Она подошла к Анжеле и тихо сказала:
— Спасибо! Могу вас чем-то отблагодарить?
— Конечно! — кивнула психолог. — Фото на память!
Она вручила камеру пожилой покупательнице и слегка приобняла мамашу так, что девочка на её руках оказалась в центре кадра.
— Снимаю! — объявила старушка.
После ужина бабуля завладела пультом от телевизора и прервала "Гарри Поттера" сериалом про девушку с родинкой и трудной судьбой. Гаврюша за это швырнул на пол подушку и утопал из гостиной обиженный.
Глаша убеждала брата, что коты не умеют играть в "Монополию", как люди, и что на самом деле Маркс забавляется с карточками, как с обычными бумажками. Егор утверждал обратное, иначе действительно непонятно, почему кот всё время выигрывает. Баюн фыркнул и утопал из детской оскорблённый.
В прихожей кот и домовой встретились, обменялись понимающими взглядами и отправились на кухню успокаивать нервы — копаться в мусорном ведре.
— Мама! — сказала бабуле Егоркина мама, войдя в гостиную. — Я просто хочу помочь нашему малышу. Он помешался на этом своём Гаврюше! Мы с Валентином работаем, а тут подвернулась возможность, человек сам приедет. Надо попробовать!
— Ребёнок ваш, делайте что хотите, — буркнула бабушка и прибавила звук.
А где-то на другом конце Москвы шестилетний мальчик по имени Петя смотрел старый фильм о приключениях Буратино. Вообще-то он смотрел всё подряд, и никто не мог запретить ему, потому что Петя умел громко кричать, падать, сучить ногами, кататься по полу и даже закатываться под кровать. И конечно, телефон психолога Анжелы был у Петиной мамы в контактах.
Итак, пока мальчик, раскрыв рот и ковыряя в носу, наблюдал за трудной жизнью деревянного человечка, его мама, одетая в костюм куклы Мальвины, звонила из соседней комнаты врачу. Если бы мама звонила в другое место, например, подруге или, например, в ЖЭК насчёт горячей воды, в костюме Мальвины, она была бы странной мамой. Ведь она даже не работала в театре. Она работала в налоговой инспекции и посылала людям строгие письма о налогах и штрафах. Посылать важные бумаги в костюме Мальвины было бы совсем безответственно.
Рядом стоял худенький папа в шортиках, белых гольфиках и красной курточке, и на голове у него была длинная полосатая шапочка с помпоном, а за папой под картонным панцирем и зелёной тиной вместо шарфа вздыхала бабушка.
— Нос для Буратино нашли? — уточнили в трубке.
— Нашли, — кивнула мама-Мальвина и посмотрела в лицо мужу: острый нос, как у снеговика, крепко держался на резиночке.
— Начинайте!
Мальвина нервно потеребила краешек платья:
— Вы уверены, что мы правильно поступаем?
— На все сто! — подтвердили в телефоне.
Двери распахнулись…
— А вот и мы-ы-ы-ы-ы!!! — заорал худой дяденька, сорвал покрывало с дивана и накрыл телевизор. — Кукольный театр Карабаса-Барабаса и черепаха Тортилла-а-а!
Мальвина выдернула провод из розетки и закрутилась, как настоящая кукла. Буратино показал икающему мальчику лунную походку, а бабушка-черепаха от волнения забыла текст и стала молча делать утреннюю зарядку.
Петя с визгом выскочил прочь, схватил телефон и забрался под кроватку. Не высовываясь из укрытия, он, как его научили, набрал "02" и сообщил:
— Полиция! Сломался телевизор! Засуньте Буратино обратно! Я его боюсь!
В полиции, разумеется, ничего не ответили. Но телевизор мальчик начал обходить стороной.
Так вот, к чему всё это? А к тому, что Анжела действительно была очень хорошим детским психологом и не зря брала хорошие гонорары. Первый выезд — бесплатно, всё верно. Но после визита психолога родители вызывали её снова и снова, по любому поводу, избавляя себя от любых проблем. Вот тут уже самым естественным образом включался "счётчик"…
После десяти вечера семья Красивых укладывалась спать. Александра Александровна села на краешек кровати и погладила Егора по волосам. Он смотрел сквозь неё, думая о своём.
— Егор, — серьёзно сказала мама, — завтра к нам сюда придёт одна тётенька, очень хорошая и добрая…
— Зачем? Чтобы сидеть со мной вместо бабушки?
— Нет, послушай, она… её, кстати, зовут Анжела, она будет с тобой разговаривать про… в общем, про Гаврюшу…
— Тётенька хочет познакомиться с Гаврюшей?
— Ну… в каком-то смысле да… Эта тётя называется психолог.
— Психологи ходят знакомиться с домовыми?
— Нет, Егор, это такой врач, который беседует с человеком и помогает разобраться в сложной проблеме. Ответить на вопросы, избавиться от беспокойства, страхов. Я, наверное, плохо объясняю.
— Нет, совсем не плохо, — успокоил маму Егор. — У меня столько вопросов! Хочешь, я их задам тётеньке-психологу? Спрошу, почему Гаврюша так долго живёт, — он загнул первый палец, — как перестать жмуриться, когда проходишь сквозь стену, — загнул второй, — почему сыр "Дружба" не действует на папу, как на Маркса, — завернул третий. — Как ты думаешь, она знает?
— Очень на это надеюсь, — ответила мама и поцеловала сына в лоб.
Поздним утром, когда Красивые-старшие вовсю трудились на работе, Глаша заставила себя подняться и дойти до ванной. Она сняла с крючка мочалку и долго смотрела на неё. Приложила к уху и долго слушала. Ничего. Уф, а то ведь бывают же глюки…
Она пустила тёплую воду, и тут же раздалось мурлыканье.
— Маркс, ты что, подглядываешь за мной, что ли?!
Глаша резко обернулась — никого. Посмотрела под ванной, в корзине для белья, проверила полки, сдвинула пузырьки и тюбики — опять никого.
— Это нормально. Не волнуйся. — В проходе появился чуть сонный Егор. — Просто Кондратий твою мочалку недорасколдовал. Мяукать она перестала, а мурлыкать продолжает.
Сестра в таких случаях обычно отмахивалась от глупых фантазий братца, но на этот раз засомневалась. Поэтому на всякий случай выставила подозрительную мочалку из ванной комнаты.
А в детской ворчал Гаврюша. Он складывал разбросанные карточки "Монополии" в коробку, приговаривая:
— Непорядок какой! Кавардак, одним словом! А ить делов-то?! Поспал — застели, поиграл — собери, в ведре порылся — назад уложи. И тогда будет лепота! Психолухи, они порядок любят…
Около двенадцати в дверь позвонили. Бабушка открыла, увидела молодую высокую женщину на каблуках, в кожаном плаще, в облегающей блузке и с яркой косметикой, не вызывающую доверия у пенсионеров.
— Полагаю, вы Анжела? Меня предупреждали…
— Да, а вы… бабушка?
— Светлана Васильевна.
— Очень рада, Светлана Васильевна. Егор дома?
— Заходите.
— Спасибо.
— Что же вы делать собираетесь с моим внуком, женщина? — подбоченилась бабушка, глядя, как гостья стягивает чёрный вампирский плащ. — Посмотреть можно будет?
— Смотрите. Сначала он порисует, потом вместе обсудим результат. Для первого дня вполне достаточно. Последующие визиты за отдельную плату.
— А анализы? — прищурилась бдительная бабушка Красивых.
— Какие? — не поняла Анжела.
— Ясно какие, — старушка принялась загибать пальцы, — кровь, моча, кал… что же за лечение без анализов?
— А-а-а… вот вы о чём! У психологов свои анализы, можете считать рисунок первым из них. А вот вам, Светлана Васильевна, рекомендую сдать всё, что вы перечислили, а то мало ли… возраст.
— Его-ор! — позвала бабушка, поняв, что сморозила глупость. — Вот он, занимайтесь. Я мешать не буду.
И утопала на кухню доваривать обед.
— Привет, Егор! — Анжела слегка присела и протянула мальчику руку. — Дай пять! Я Анжела!
— Ага, знаю! Привет! — Ему-то, в отличие от бабушки, красивая тётя сразу понравилась. — Идём в мою комнату, Гаврюша там прибрался, и ты не испугаешься. Обычно мама говорит, что в мою комнату страшно зайти.
Стараниями домового детская производила наилучшее впечатление.
— Какой порядок! — искренне восхитилась Анжела. Уж ей-то довелось повидать всяких детских на своём веку…
— Я бы так не смог! — честно признался Егор. — Только все будут думать, что это я убрался… А ты станешь распиливать мне голову, чтобы проверить, говорю ли я правду?
— Ой, жуть какая! Конечно нет!!!
— Жалко, — вздохнул мальчик, — в классе никому не распиливали голову, я бы мог стать первым и прославиться.
— Ещё прославишься, — краешком губ улыбнулась Анжела, поняв, что случай и вправду сложный. — А ты не хочешь пока порисовать?
— Давай! Можно пиратов?
— А как насчёт твоей семьи — мамы, папы, Гаврюши?..
Егор пожал плечами, почему бы и нет. Достал альбом, карандаши, фломастеры и устроился на полу перед тётей-психологом.
— Открою тебе секрет, — таинственно заговорил мальчик, прикрывая рот альбомом, — благодаря Гаврюше я знаю всяких волшебных людей и зверей! Я их сейчас нарисую, и леших, и ведьм, и водяного, и котов-баюнов, и старенького Кондратия…
Он закусил кончик языка и занялся исполнением обещанного.
— Рисуй, рисуй, мальчик, — равнодушно подмигнула Анжела и углубилась в свой планшетный компьютер.
Егор аж гудел от удовольствия, тётя-психолог тоже не скучала. Пока юный пациент трудился, рисуя бабку на венике, она рассылала своё психологическое резюме с кучей фотографий по зарубежным странам, в поисках ещё более высокооплачиваемой работы.
— Бабушка говорит, все психологи шарлатаны, — между делом сболтнул Егор. — А ещё у нас живёт кот-баюн, он картавит…
— Угу, — не слушая мальчика, подтвердила Анжела.
— Вот! — Егор закончил рисование и протянул гостье листок.
Готовый рисунок её слегка озадачил, и компьютер пришлось отложить в сторону.
— Это кто? — уточнила психолог, потому что весь лист занимал странный мужичок в лаптях и рубашке без галстука, с ярко-оранжевой бородой и жутким бармалейским оскалом.
— Это Гаврюша. Вообще-то он улыбается, потому что очень весёлый.
— А где тут мама и папа?
— Не уместились… — честно посетовал мальчик. — Так ведь они на работе. Да, да, на работе!
— Родители вечно на работе, и ребёнок вынужден придумывать себе воображаемых товарищей для игр, — привычно отметила женщина. В принципе ей всё было ясно. Про леших, ведьм и прочих волшебных существ из сказки можно было уже и не спрашивать.
— А хочешь, покажу, откуда приходил Кондратий?
Высокая Анжела определённо нравилась Егору, и он хотел хоть чем-нибудь её удивить.
— Ну… покажи.
Кладовка оказалась самой обыкновенной, и, по критическому мнению Анжелы, прийти оттуда могла разве что только мышь. И то вряд ли, скорей уж таракан…
— Тебя здесь запирали когда-нибудь? — шёпотом, чтобы не услышала бабушка, поинтересовалась гостья.
Егор замотал головой и прикрыл дверь.
— Недавно меня чуть не задушило лимоновое дерево! — шёпотом сообщил он и с радостью отметил, что производит нужное впечатление.
Когда они вернулись в детскую, их там ждал сюрприз — на стуле, который занимала Анжела, сидел Гаврюша и лазил в оставленном ею компьютере. Главное, что не только мальчик, но и сама психолог увидела мужичка в яркой рубахе и льняных штанишках, подпоясанного верёвочкой. Видела, как тот пользуется её планшетом и болтает ножками в лаптях. Наверняка шарится по запрещённым сайтам Интернета…
— Это он? — округлив глаза, спросила Анжела, показывая пальцем на домового.
— Это я, — сказал Гаврюша, не отрываясь от экрана и водя по нему подушечкой пальца. — У тебя, девица, ранее тоже был домовой, иначе глядеть бы тебе на пустой стул. По какому адресу проживала в детстве?
"Девица", пребывая в некотором шоке, послушно назвала адрес дома, в котором прошли её ранние годы.
— Знаю, знаю, — с пониманием закивал мужичок. — На том участке Потап работает, добрейшей души домовой, но лысый и заикается. Привет передавай!
Анжела побледнела и, не сказав ни слова, удалилась на кухню. Там она молча обогнула бабушку, звенящую крышками-ложками, без спросу взяла графин, плеснула воды в стакан и выпила одним жадным глотком. Развернулась, снова обошла Светлану Васильевну и ушла в детскую.
— Отдайте компьютер, — растерянно попросила она и забрала планшетник у Гаврюши. — Фу-ф, что-то нехорошо мне…
Анжела стала обмахиваться плоским корпусом, переводя взгляд с домового на мальчика, что-то складывая в голове. Видимо, какие-то части мозаики у неё всё-таки не сходились, поэтому обмахивалась она столь интенсивно, словно собиралась садануть саму себя в лоб. Спасение явилось в лице бабушки, чопорно объявившей:
— Обед на столе, садитесь есть, пожалуйста.
Егор, как мужчина в доме, слегка поклонился и пропустил взрослую гостью впереди себя. Гаврюша тоже принял бабушкино предложение. Он уселся на один стул с Егором и в течение обеда занимался обнюхиванием тарелок, приборов и скатерти. Как существо волшебное, в еде домовой особо не нуждался.
Анжеле, таким образом, выпало сидеть напротив и наблюдать за его чудачествами. Светлана Васильевна натирала плиту, стоя задом ко всему человечеству.
Притихший психолог осторожно решилась на вопрос:
— Вот скажите, пожалуйста, уважаемая Светлана Васильевна, сколько сейчас человек за столом?
— А-а-а, — словно о чём-то догадавшись, протянула заслуженная пенсионерка, — хотите опыты над больной женщиной ставить? Читали, передачи смотрели, знаем… Нет уж, это без меня.
— Пожалуйста, уточните, — не спуская глаз с домового, произнесла девушка, — Егор единственный ребёнок в семье?
Бабушка соблаговолила обернуться.
— В сравнении с собственным отцом Егорушка вполне взрослый и ответственный молодой человек! — потрясая указательным пальцем, изрекла Светлана Васильевна. — Единственный ребёнок в этой семье — мой зять!!!
— Я, кажется, схожу с ума! — В кухню ввалилась Глаша, босая, растрёпанная, в мятой футболке до колен, с самого утра она не могла привести себя в порядок. — Пойдёмте кто-нибудь со мной! Здрасте… — Старшая сестра увидела гостью и несколько смутилась.
— Знаете, а я с удовольствием пройдусь с вами! — Анжела встала из-за стола, старательно отводя взгляд от домового. — Вы, простите, кто?
— Это Глаша, она моя сестра, — важно представил мальчик, а домовой игриво захлопал ресницами, изображая из себя кисейную барышню.
— Старшая? А говорили, в доме один ребёнок.
В ответ на справедливый упрёк бабушка даже ухом не повела.
— Куда идём? — уточнила Анжела.
— Только поймите меня правильно… — сказала Глаша и запнулась. — Мы должны вместе побыть в ванной.
— Хорошо… — изо всех сил стараясь казаться непринуждённой, пригладила бровку гостья. — В кладовке я уже была, чем хуже ванная… давайте попробуем!
У Светланы Васильевны и насчёт внучки имелось особое мнение, которое она не преминула высказать:
— Звуки ей мерещатся… Мяуканье всякое! И без врача ясно, что тут наушники виноваты! Утром она в наушниках, в обед опять, вечером снова, и засыпаем мы тоже под музыку! Любой свихнётся! Эх, кабы я их мать была… Ой, да что тут говорить?!
Ванная у Красивых находилась в полном запустении. Сестра Егора временно вынесла все мелкие вещи от зубной пасты и шампуня до корзины для белья и последнего полотенца. Остались только стиральная машина и та самая мочалка на крючке.
Глаша пропустила психолога вперёд и прикрыла дверь.
— Вы только не смейтесь… — нервно прошептала она. — Это началось два-три дня назад. Я думала, где-то в стене, может быть, в вентиляции застряла кошка. Но потом поняла, что мяукает моя… мочалка.
— У вас в доме кот. Я видела.
— Это не он! Не он, я проверяла! — Глаша обречённо показала пальцем на крючок. — Мочалка!!! Верите, нет?
— Теперь верю, — тоскливо призналась Анжела, она отлично знала, что с психами нельзя спорить. Проще соглашаться.
— Я ненормальная? — Глаза девушки наполнились слезами от плохих предчувствий, она сняла мочалку и протянула психологу. — Возьмите, не бойтесь. Приложите к уху — теперь она только мурлычет.
— Я ничего не слышу.
— Значит, молчит. Просто вы чужая. Вас она стесняется. Знаете, что говорит мой младший брат?
— Догадываюсь. — Анжела вернула мочалку и поспешила вытереть руки о собственную блузку. — Это как-то связано с Гаврюшей?
— Да! — закивала сестрица. — Даже не знаю, что и думать…
— Раз мальчик так говорит, значит, так и есть, Егор парень честный, — выдохнула Анжела и взяла Красивую-младшую за локоть. — Она кусается?
— Нет.
— Территорию метит?
— Ой, я бы почувствовала!
— По ночам кричит?
— Да нет же.
— Смиритесь и живите дальше.
— Но так не бывает! — Глаша тоже взяла гостью за оба локтя. — Так не должно быть, я не хочу жить в одном доме с мурлыкающими мочалками…
— Надо расслабиться… надо расслабиться, и всё пройдет.
— А можно мне сегодня в институт не ходить? Вы дадите справку?
— И что же я в ней напишу? "Прошу отпустить с уроков Глафиру Красивую, так как в её ванной обнаружена мурлыкающая мочалка?"
Глаша сощурилась и закивала.
— М-м-да… фигня получается, не вариант. А жаль.
"Кто бы мне на сегодня справку дал?" — подумала Анжела и спотыкающимся шагом вернулась на кухню. Светлана Васильевна сидела за столом одна и потягивала чаёк.
— Ну что, я права? — хмыкнула она и пригласила гостью сесть рядом. — Располагайтесь, наш мальчик смотрит мультики.
— Спасибо. — Детский психолог придвинула к себе чашку и задумчиво уткнулась в отражение своих осовелых глаз.
Бабушка погладила ладонью скатерть и решилась.
— Знаете, деточка, раз уж вы приехали, я спрошу. — Старушка явно сменила гнев на милость, но говорила через силу. — Даже… неудобно как-то начинать.
— Да валяйте! Хуже уже не будет…
— У меня есть кот.
Анжела кивнула вместе с чашкой, с которой совершенно не хотелось расставаться, потому что чашка была большая, тёплая, без лаптей и не пыталась мурлыкать.
Бабуля нагнулась и посадила на колени свою усатую гордость.
— Вот, — уточнила она и, поглаживая кота по голове, тихо продолжила: — Маркс разговаривает со мной!
— Какой Маркс? Тот, что с Энгельсом? — Психологу Анжеле вдруг стало легче. Наконец-то она будет заниматься тем, чему её учили, разговаривать с обычной помешанной.
— Что вы, милочка! — Бабушка мягко улыбнулась. — Если бы! Мой котик, мой Марксик, он со мной разговаривает! Мне так кажется… Иногда. Что с этим делать?
— А знаете что… — нервно вздохнула Анжела. — Смиритесь.
— Как? — Брови у Светланы Васильевны подпрыгнули.
— Лучше молча, без всплесков эмоций и траты нервов.
— Ну, может, мне хотя бы давление внутричерепное измерить?
— Измерьте и смиритесь. Спасибо, было очень вкусно. — К чаю Анжела так и не притронулась. Она встала и под гробовое молчание бабушки и кота побрела на звук телевизора.
Психолог приоткрыла дверь гостиной и осторожно просунула голову. Мальчик и его странный друг смотрели кукольный мультик про домовёнка Кузю.
— Пйекйасно снято! — услышала она за спиной и обернулась, затем глянула вниз. Рядом сидел Маркс и в упор глядел на неё жёлтыми глазищами. — Я говойю, пйекйасный мультфильм, не пйавда ли?
— По-моему, — сказала она всем сразу, — я здесь больше не нужна. Вам ведь и так всем тут хорошо, верно?
Мимо прошла смирившаяся Глаша и благодарно улыбнулась, прижимая к щеке ту самую мурлыкающую мочалку. Бабушка на кухне растягивала рукав тонометра, примериваясь — налезет ли он на голову? Поликлиники она не любила, искренне надеясь, что может измерить внутричерепное давление так же, как и обычное, в домашних условиях.
— Вы уже уходите? — из гостиной высунулся огорчённый Егор. — Подождите папу, он у нас ездит на машине со здоровенной НЛО на крыше. Так интересно!
— У-у-у, если я тут останусь ещё на полчаса, то сойду с ума просто за компанию. — Прихватив свой компьютер, детский психолог поспешно оделась и впервые сбежала от ребёнка. Ну, если уж совсем честно, то скорее от целой семейки сумасшедших, а это дело, как известно, заразное…
С огромным облегчением она покидала Маленькое Гнездо, вставив в ухо блютуз и прыгнув в свой внедорожник, с двойным удовольствием нарушала Правила дорожного движения. Главное, уехать отсюда подальше, а разобраться можно и потом, после приезда домой, приёма успокоительного и крепкого сна. Может, даже выпить?
Через какое-то время зазвонил телефон, это Александра Александровна беспокоилась о сыне.
— Анжела, не помешала? Я так волнуюсь!
— Нисколько, — высовываясь в окно и показывая средний палец недовольному обгоном водителю, откликнулась детский психолог. — У меня для вас две новости, хорошая и неожиданная. С какой начать?
— С хорошей, наверное…
— Ваш сын психически абсолютно здоровый ребёнок!
— Ой, спасибо огромное…
— Это была хорошая новость, а вторая заключается в том, что я лично видела вашего Гаврюшу, разговаривала с котом и держала мурлыкающую мочалку. И вот с этим я абсолютно ничего не могу поделать.
— Что?! И вы ещё называете себя психологом? Да вы шарлата…
Анжела не раздумывая оборвала вызов, тем более что по второй линии ей уже звонила Петина мама. Да-да, та самая, которая Мальвина.
— Слушаю… Могу. Из полиции? А что вы там делаете? Понятно… Да, соседи сейчас бдительные. Плачет, когда видит телевизор? Даже выключенный. Неплохо, неплохо… Что? Что значит вернуть? Ничего я не буду возвращать! Главное — результат, а телик на свалку, я так считаю. Слушайте, я психолог, не знаю… не знаю, когда вас отпустят. Могу подсказать телефон хорошего адвоката… Не нужно? Дело ваше. До свидания.
Она выдернула из уха блютуз, бросила его за спину, крепко вцепилась в руль и прибавила газу. Сколько бы ей ни звонили, ни слали эсэмэс, она категорически не брала трубку до самого дома. Да и выйдя из машины, просто сунула вибрирующий телефон в сумку и постаралась о нём забыть.
Квартира у Анжелы была большой, уютной и хорошо обставленной, с отдельным кабинетом для приёма посетителей, в котором стояло высокое кожаное кресло для неё, а рядом — кушетка, чтобы класть пациента и беседовать с ним. На стенах кабинета в рамочках красовалась фотовыставка профессиональных побед детского психолога. Окна были закрыты толстыми шторами, внутри царил мягкий полумрак.
Женщина сбросила туфли, приняла пятьдесят грамм успокоительного "Камю" и плюхнулась на кушетку. Вытянула руки вдоль тела и ровно, глубоко задышала, начиная специальную дыхательную гимнастику. Это всегда помогало, поможет и сейчас…
Кресло скрипнуло, Анжеле пришлось прерваться на вдохе и приподняться на локте, чтобы посмотреть, в чём дело. Когда она ложилась, её личное кресло было повёрнуто спинкой, а теперь развернулось на сто восемьдесят градусов. В кресле сидел кто-то маленький.
Анжела прищурилась, увидела лапти, бороду, простую рубаху и… покрылась холодным потом. В её кресле сидел лысый мужичок с торчащими ушками и глядел на неё как старый знакомый.
— П-помнишь меня? — заикаясь, спросил он, и детский психолог распахнула рот.
Это был её детский домовой Потап, которого она давным-давно забыла, но благодаря Гаврюше — не навсегда.
— Н-не шуми, людей п-перепугаешь. — Лысый прихлопнул по столу ладошкой и с мягким укором начал: — Что ж т-ты, дурында эндакая, д-детям головы м-морочишь? За л-лечение деньгу дерёшь, а з-за результат н-не отвечаешь. Н-нехорошо-о…
— Поговори со мной, дядя Потап, — неожиданно для самой себя попросила Анжела. — Я так во всём запуталась…
Мы не знаем, о чём точно говорили хозяйка и лысый домовой, но их разговор затянулся на весь вечер и всю ночь. Утром Анжела встала новым человеком. Стёрла всю картотеку платных клиентов с планшета и сотового, а уже к обеду была трудоустроена штатным психологом в детский дом. Хотя по-прежнему предпочитала облегающие блузки и высокие каблуки, но это же не преступление, правда?
Глава девятая, Про жаб
Мама Егора задумчиво водила ложкой в чашке с чаем. Рядом сидела бабушка и, приобнимая уставшую после работы дочь, пыталась поднять ей настроение.
— Ничего удивительного, что она так себя повела! Я сразу почувствовала, что говорить с этой твоей Анжелой не о чем! Ты сама её хоть раз видела?
— Нет, — уныло призналась мама.
— А вот я видела! И поверь мне, милая, в голове у неё… — бабушка покрутила пальцем у виска, — насекомые! Причём вот такенные! Ты бы видела, в каком виде она пришла. Разве приличные люди так одеваются? Плащ, каблуки, косметика… К ребёнку пришла, а вырядилась, извини меня, как… Тьфу! Сказать стыдно.
— Ой, не знаю… — вздохнула мама. — Может, это розыгрыш какой-то? Может, она всё-таки денег хотела? Я, говорит, вашего домового видела! Как так можно?!
Светлана Васильевна сделала мудрое лицо и сказала:
— Нормальный врач по-другому должен себя вести. Носить белый халат, брать анализы, мыть руки, а у этой вот ТАКИЕ когти, брови подбритые, только что серьги в носу не было. Срам! Да хорошо, если у неё школьный аттестат есть, а про диплом медицинский вообще молчу!
Мама всхлипнула.
— Ладно, дочка… Вот Новый год встретим, я сама Егоркой займусь, а сейчас начнётся моя передача. Пойду смотреть. А потом ещё сериал начнётся. Неужели потерявший память Хулио не вырвет свою любимую Педритту из когтей её же дяди Гомеса? А ведь она всё ещё, возможно, беременна от Родриго, который не знает, брат он ей или не брат, рад он ей или не рад…
Бабушка сняла фартук и бегом переместилась в гостиную.
— Да кто же тут мне всё время канал переключает?! — возмутилась Светлана Васильевна, хватая пульт и падая в кресло, вплотную придвинутое к дивану, на котором развалился Гаврюша, закинув ногу на ногу. Он смотрел передачу про африканскую магию и сильно расстроился, когда пришлось резко уступать место.
Кот выбрался из-под гардин, потянулся и с умным видом уселся рядом с хозяйкой на мягкий диванный подлокотник. Начиналось ток-шоу "Мы вас поженим!". Домовой скривился, словно его заставили съесть кислятину, и покосился на баюна.
— Как только вы это смотрите?
— Пйиходится, — мрачно шепнул Маркс. — Если тебе за тйидцать, ты можешь пйинять участие, и тебе подбейут пйиличную жену. Семья — ячейка общества!
На экране появился хмурый, помятый дяденька в клетчатой рубашке. Он хотел жениться и очень стеснялся этого. Дяденька рассказывал, что любит пиво, футбол и анекдоты. Потом показали тётеньку, и она сказала, что ей такой на фиг не нужен.
— Я для него слишком красивая и интересная, — сказала эта тётенька.
— Вы правы, Валентина, мы подберём вам вариант получше! — с улыбкой согласилась ведущая. — А этого в топку!
— И чем он ей не угодил? — от души возмутился Гаврюша. — Глупая передача! Да я, если захочу, только свистну, знаешь, сколько невест набежит?
— Затйудняюсь сказать, может быть, меньше одной? — вновь съязвил кот, и бабуля забрала его на руки.
— Затйудняюсь сказать! — передразнил домовой. — Иди алфавит учи, а то крякать не умеешь!
Он убрался на любимую кухню, но в душе поселилась тревога. Что, если вдруг и вправду не найдётся желающих? В его возрасте у многих домовых есть домовихи, а он один. И когда её искать, жену эту? Дел невпроворот, столько всего происходит, не до женитьбы, знаете ли. Ну, скажите, когда девицу искать? И главное, где?
Неожиданно в дверь позвонили.
— Кого я вижу! — обрадовался Вал Валыч, встречая гостя. — Иннокентий Иванович! Заходите, заходите! Поздравляю с окончанием ремонта и возвращением из командировки. Велосипед ваш в полной сохранности, я его на балкон унёс.
— Здравствуйте, дорогие мои! — ответил чуточку дрожащий, масленый голос Перепонкина. — Завтра, завтра заберу. Спасибо! Спасибо! Валентин, помогите, пожалуйста, машина стоит. Ящики поднять надо бы, с жабками, мёрзнут жабки мои, зима, холодно, помогите!
Его глазки-бусинки умоляли, готовые вот-вот расплакаться. Шарф крепко стягивал шею, а на лысой голове громоздилась тёплая волчья шапка, и в целом сосед был так похож на бывшего генсека Хрущёва, что отказать ему значило — плюнуть в светлое прошлое.
— Конечно! — Папа сразу засобирался, ища взглядом зимние ботинки. — Вот только куртку накину.
— Хорошо, хорошо, Валентин, спасибо, Валентин! Я лечу вниз, я внизу буду ждать, поскорее, пожалуйста, замёрзнут, декабрь, жабки… — Нервно сбегая по лестнице, сосед всё умолял, умолял, умолял…
Егор тоже поспешил одеться.
— Я с тобой, пап, — сказал он. — Помогать буду.
— И я с вами! — подхватил сострадательный Гаврюша. Он толком ничего не понял, но одна мысль о том, что в ящиках могут замёрзнуть настоящие живые жабы, была для него просто невыносимой.
У подъезда ждала белая "газель" с забрызганным номером какого-то маршрута. В свете фар кружились снежинки. Водитель распахнул задние двери и посветил фонариком в салон. Внутри томилось штук шесть ящиков, укутанных тёплыми шерстяными одеялами. Чтобы те, кто сидел внутри, могли дышать, сверху в ящики были воткнуты короткие обрезки белых водопроводных труб. Чуткое ухо домового уловило едва заметное урчание, доносящееся из жабьих домиков.
— Валентин, пожалуйста, берём, Валентин! Егор, постой, не крутись, давай, раз-два, вот так, пошли… — не умолкал чудной любитель рептилий, размахивая руками.
Водитель молча качал головой, подсвечивая фонариком.
Папа и Иннокентий Иванович ухватили крайний контейнер, поднимая его в четвёртую квартиру, ту самую, в которой Егор с Гаврюшей прятали от леших кота-баюна и в которой рабочие потом перекрашивали потолки.
— Кто там? — всякий раз спрашивал Егор, когда Гаврюша влезал в салон и прикладывал ухо к трубке.
— Жабки, — задумчиво отвечал Гаврюша. — Да не простые, волшебные…
— Вот чудаков развелось! — усмехнулся дяденька водитель. Теперь он сидел за рулём и грелся у печки. Светить ему надоело. В зеркале заднего вида отражался маленький мальчик, разговаривающий сам с собой. — Слышь, пацан, он чё, всех этих лягушек дома держит?
— Да, дяденька! — отозвался Егор, прикладываясь ухом к трубке. — Здорово, правда? А мне мама даже собаку не разрешила завести.
— Вот видишь, остались ещё в Москве нормальные люди. Ты, пацан, маму слушайся!
— Хорошо, дяденька водитель, а вы слушайтесь жену.
Водитель недобро улыбнулся и перевёл взгляд на значок, украшавший приборную доску: "НЕ ВЕРЬ ЖЕНЕ И ТОРМОЗАМ!"
— Валентин, спасибо, спасибо! — благодарил Перепонкин, когда носить уже было нечего и папа вернулся забрать Егора домой.
Водитель вышел запереть машину, покурил и вернулся за руль.
— Утром, Валентин, привезут, ещё привезут, я сам, я с дворником договорюсь, с дворником, Сахипом, ты знаешь…
— Ага, — устало кивнул папа. — Удачи вам, Иннокентий Иванович, и всего хорошего.
Егор и Гаврюша вернулись в тёплый дом. И домовой сразу ушёл куда-то к себе, ему требовалось время для размышления. Уж слишком подозрительным показался ему странный сосед Красивых. Хотя, с другой стороны, все учёные всегда чуточку странные…
На следующий день все взрослые, включая Глашу, разъехались. Осталась бабушка, но она полностью погрузилась в поиски ёлки — взяла телефон, обложилась газетами и принялась названивать по объявлениям о доставке хвойных деревьев на дом…
Никем не охраняемые, Егор с Гаврюшей взяли стулья и устроились у кухонного окна наблюдать утреннюю разгрузку жаб. Опять приехала "газель", а из подъезда на снег вновь выскочил Иннокентий Иванович, в тёплом пальто и той же волчьей шапке. Покружив по двору, как охотничий пёс, и оставив на снегу мелкие узоры следов, он привёл к машине местного дворника — узбека по имени Сахип.
В яркой спецовке и вязаной шапке Сахип был похож на оранжевый поплавок, особенно если смотреть сверху. Минут за пятнадцать батрахолог с дворником, как трудолюбивые муравьи, перетаскали на второй этаж очередную партию контейнеров.
Закончив работу, мужчины пожали друг другу руки. Дворник получил от дяди Кеши денежку и, радостный, вернулся к своей лопате убирать снег, а сосед расплатился с водителем "газели" и вприпрыжку бросился к себе.
Гаврюша спрыгнул со стула. Что-то его беспокоило со вчерашнего дня, и сегодня он был намерен раскрыть все тайны, сорвать все покровы и расставить все точки над "и".
— Эх, Егорка! — заговорщицки произнёс домовой. — Ничегошеньки ты не знаешь про Иннокентия Ивановича… А ведь он есть сущая жаба в человеческом обличье!
— Какая жаба?
— Вот чего ты к словам цепляешься?! Натуральная жаба, и заслан сюды злодеями сказочными, Змеем Горынычем и Кощеем Бессмертным, чтобы сделать тут для них одно тёмное дело.
— Очень тёмное? — спросил Егор, слезая со стула. Такие предисловия он обожал, это вам не "садитесь, дети, откройте тетради"!
— Ясно какое! Змей с Кощеем в сказочных землях воруют царевен, превращают в жаб, а прячут у соседа нашего, до поры до времени. Хитро придумано, скажу я тебе! — воодушевлённо затараторил домовой. — Во-первых, в сказке ентих девиц ни один Иван-царевич не сыщет. Во-вторых, пока красавица в жабьей личине, она не стареет, вроде как законсервированная. Время-то в сказке идёт, о похищенных красавицах потихоньку забывают, жёны у злодеев день за днём старятся, а Кощей с Горынычем вот из этих самых перепонкинских запасов себе супружниц и обновляют!
— Ух ты, это даже круче пиратства! Значит, мы пойдём их спасать?!
Прежде чем ответить, вдруг вспомнил Гаврюша эту телепередачу про женатиков. И несчастного дядю в клетчатой рубашке, и привередливую Валентину, и последующий спор с Марксом. На секунду представил себе домовой, что это он стоит посреди зала в пиджаке в клеточку и никто за него замуж не идёт! То есть ну вообще никому он, получается, не нужен. И стало Гаврюше страшно…
А вдруг прямо сейчас, вот тут, за стенкой, ждёт его последний шанс? Вдруг повезёт ему не с кем-нибудь, а с красавицей сказочной семью создать, и без хлопот и без лишних усилий. Ведь, как известно, кто первым Царевну-лягушку поцелует, за того она и пойдёт! Чисто из благодарности, по старой сказочной традиции, и зря кобениться не станет…
— Я пойду спасать, — решившись, поправил домовой. — А ты — помогать будешь.
— Хорошо!
— И кота тоже возьмём, — по зрелом размышлении добавил Гаврюша, распахивая дверцу под мойкой. Маркс резко выдернул морду из мусорного ведра и застыл с блёстками селёдочной чешуи в уголке рта. Домовой закрыл дверцу и снисходительно добавил: — Ладно, ладно, подождём, пока кое-кто доест свой завтрак.
Мелкий таракашка вынырнул из-под плинтуса, бросился к домовому, забрался на лапоть, проскакал по льняным штанишкам и влез на плечо. Нашептав рыжему на ухо какую-то тайную информацию, усатый разведчик спрыгнул и был таков. И видимо, такие хорошие были новости, что Гаврюша мигом почувствовал себя без пяти минут женихом!
— Пора! — уверенно объявил он, хлопнув себя по коленям. — Ушёл Перепонкин! За кормом для земноводных в магазин побежал, а посему самое время сва… — Хотел сказать "свататься", но постеснялся.
— Сваливать? — предположил Егор.
— Свойачиваться? — уточнил из-под раковины Маркс.
— Не важно, на месте разберёмся! — Гаврила затянул поясок. — Слушай да на ус мотай, Егорка. Меня крепко за рубаху держи, Маркса — за хвост, мы через стену пойдём!
Так они и вошли в четвёртую квартиру: один как на праздник бракосочетания, второй в ожидании приключений, а третий — недозавтракав и возмущённо царапая пол когтями.
А бабушка, разумеется, ничего не слышала, потому что в это самое время звонила по третьему объявлению о доставке ёлок на дом. И не просто звонила, а учиняла допрос с пристрастием. Скромно узнавать цены на услуги было не в её правилах. Бывшие работники Министерства финансов никогда так не поступают. Они не ищут лёгких путей.
— Всё, что вы мне говорите, я слышала сотни раз, — медленно, с ухмылочкой начинала Светлана Васильевна, глядя в потолок. С той стороны начинали терпеливо объяснять, что они не такие, как все, и их ёлки в стопятьсот раз лучше!
— Я хочу знать, откуда взялась ваша цена? — втолковывала она шуршанию в трубке.
В трубке пускались в сложные подсчёты доставки голубых елей спецрейсом из приамурской тайги.
— Девушка, вы себя когда-нибудь слушаете?
Бабушка многозначительно улыбалась, отпивая отвар шиповника. При громкости голоса бабули девушка наверняка мало что и вряд ли что понимала.
— Сертификат должен быть всегда, не морочьте мне голову! — напирала Светлана Васильевна, стуча ногтем по журнальному столику.
Доказывать ей, что с ёлками не растут сертификаты качества, было бесполезно.
— Ха, это мы ещё посмотрим! — пророчески обещала бабуля, откидываясь на спинку дивана.
Какой там присмотр за внуком, о чём вы…
Пятикомнатная квартира батрахолога Иннокентия Ивановича пахла новым ремонтом и болотным запахом тины. Аквариумы были повсюду, даже на кухне, в туалете и в ванной. И в каждом сидело по жабе. Зелёные, коричневые, тёмно-серые, бородавчатые, страшные, как жизнь в глубинке…
Гаврюша с замиранием сердца пробежался по всем комнатам, предвкушая знакомство с будущей женой. По идее можно поцеловать и не одну. Но надо ли жениться на всех или всё-таки можно выбрать? А то так ведь и целый гарем за ним побежит, а потянет ли он гарем?
Хорошо бы с первого раза угадать себе правильную жабу, да и дело с концом, только вот загвоздка с этим угадыванием… Жаб было слишком много!
И все они молча косились на чужаков из-за стёкол аквариумов. Кто тут царевна заколдованная, а кто натуральная лягушка для отвода глаз, домовой понятия не имел. Хотя царевны, конечно, при желании могли бы и подсказать, да, видать, не хотели…
— Хоть одна бы словечко квакнула! — праведно возмутился Гаврюша, заглядывая то в одну пару выпученных глаз, то в другую.
— В сйавнении с мийовой йеволюцией мой хвост, йазумеется, — ейюнда! — подал голос кот, пытаясь вырвать-таки свой хвост из Егоркиных рук. — Но если вы его отойвете, то оба пйедстанете пейед хозяйкой! Мне что, пйотезом её обмахивать пйикажете?! Этого она вам никогда не пйостит!
— Ой, котик! — Красивый-младший совсем забыл про Маркса, пока с открытым ртом разглядывал животный мир четвёртой квартиры. Мальчик разжал пальцы и погладил усатого баюна по спине. — Прости, пожалуйста! Я могу наложить шину на хвост, знаешь, такая палочка, которую обматывают бинтом?
— Йазйешаю наложить колбасы в мою миску, когда вейнёмся, — сторговался Маркс и подул на больное место.
— Эх, была не была! — неожиданно решился домовой, сунул руку в ближайший аквариум, приподнял жабу, выдохнул и чмокнул между глаз. — Женюсь!
Кот и мальчик в шоке уставились на Гаврюшу. Тот зажмурился и осторожно приоткрыл правый глаз. Снова зажмурился и посмотрел уже левым глазом. Увы, ничего не изменилось — на ладошках у него сидела всё та же обычная жаба, дрыгала задней лапой и молчала. То есть даже не квакнула в благодарность за поцелуй.
— Тьфу, гадость! — Расстроенный домовой вытер губы и вернул фальшивую царевну на место. — Это ж надо было так нарваться…
— Ещё йазочек, — съязвил Маркс и подмигнул Егору. — Один йаз не АВТОВАЗ!
— А вы чего стоите? — решившись, прикрикнул Гаврюша. — Гляньте, сколько тут животины нецелованной! Помогайте! Вон видишь ту толстую, сердитую?
— Я? — уточнил кот, тыча в себя лапой. — Допустим, вижу, товайищ. И что?
— Иди займись! Если будет царевна, скажи, что это я. — Гаврюша стукнул себя кулаком в грудь. — Я тебя послал, а ты вроде как ни при чём.
— Как ни пйи чём? — Кот фыркнул в усы. — Целовать, значит, мне, а если цайевна, так я ни пйи чём?
— А ты идейный, тебе с царями и прочей аристократией не по пути.
— А я из пйинципа!
— Слушай, баюн, давай честно. Тебе так уж нужна царевна? — напрямую спросил домовой.
— Мне нужны колбаса, "Дйюжба" и вежливое обйащение! — гордо заявил Маркс и, задрав хвост, потопал выполнять поручение.
Гаврюша тем временем переключился на Егора:
— А тебе царевна нужна?
— Вроде нет…
— Тогда кого ждём? Помогай давай!
— А давай наперегонки! — загоревшись, предложил мальчик, поднял самую симпатичную жабу, чмокнул и, не дожидаясь результата, помчался за второй.
Гаврюша резко занервничал, потому что маленькому сорванцу вдруг ни с того ни с сего везло со страшной силой. Царевны выскакивали из лягушачьих шкур, как грибы после дождя: первая, вторая, третья… пока не дошло до седьмой.
— Хва-атит! — заорал перепуганный Гаврюша. — Уймись, окаянный!
Егорка вернулся сияющий и добил друга вопросом:
— А у тебя сколько? Ни одной?! Я по-бе-ди-и-ил!!!!
Царевны в длинных парчовых платьях, с кокошниками и косами на прелестных головках дружно обступили прыткого спасителя.
— Это он ради меня, ради меня вас целовал! От имени и по поручению! — подпрыгивая и поочерёдно заглядывая каждой в глаза, чуть не плача, доказывал домовой. — За меня замуж выходите!
— Ишь чё выдумал, сморчок рыжий! — возмутилась одна, уперев руки в боки.
— На чужой каравай пасть свою не разевай! — поддержала вторая, грозно засучивая рукава.
— Кто меня поцелуем спас, тот и замуж возьмёт, а подмазываться стыдно! — конкретно высказалась третья, проводя руками по бёдрам.
— Сам, значит, побрезговал рептилию трогать, а мальчонку крохотного заставить морда не треснула?! — подключилась четвёртая, укоризненно потрясая пальчиком.
— Не для тебя, козла, моя репка отросла! — резюмировала пятая, повернувшись к домовому той самой "репкой", и все остальные поддержали её дружными аплодисментами.
— Да я… да я… да я… — Гаврюша едва не задыхался от обиды. — Ничего я не побрезговал! Вот, смотрите!
И в доказательство за две минуты перечмокал всех оставшихся жаб. Даже тех, что в туалете.
— Видали?! Видали?!!
— Да уж поздно прыть любовную демонстрировать, — решительно обрезала шестая царевна, поглаживая Егорку по голове. — Опосля драки кулаками не машут.
Гаврюша задумался, выдохнул, оправил рубаху и сказал прямо:
— Ну и дур-ры вы все! На кой вам дитё малое для брака? Сказки ему на ночь читать?
— А зато слушаться будет! — легко отразила удар седьмая красавица. — Мы его тарелки сызмальства мыть выучим! Носки не разбрасывать! Мусор выносить! И волосы из носу выщипывать!
— Получше тебя вырастет! — подытожили все царевны хором.
— А делить его как? — не сдавался упрямый Гаврюша. — Вас во-он сколько, а он — один!
Тут девицы приплыли, опомнились и впервые сцепились между собой.
— Сначала он меня поцеловал! — заявила первая.
— Нет, меня! — топнула ножкой вторая.
— Врёте, врёте вы всё! Я у него первая была! — взвизгнула третья, и понеслось…
Царевны разбуянились, посшибали кокошники набекрень, похватали друг дружку за косы — вот и кончилась хвалёная женская солидарность…
Егорка еле вырвался из этой куча-малы. Да и не такой уж "малы", если вдуматься. Царевны попались рослые, высокие, кровь с молоком, пустые пластиковые аквариумы и обломки мебели так и летели во все стороны. Драка шла от всей широты богатой русской души и со сказочным размахом!
Пока они мутузились, кот-баюн пытался одолеть свою упёртую жабу. И с этой стороны подлезет, и с той, а она шипит, не даётся. Он и спинку выгнет, и на бочок завалится, а она — лапой по его усатой морде. Обидно стало Марксу: столько жаб вокруг, а ему каратистка бешеная досталась!
Но изловчился кот, сделал обманное движение, подпрыгнул и лизнул пупырчатую в нос. И что вы думаете? Случилось чудо! Только вот не царевной обернулась та жаба, а царевичем!
Здоровенным таким, кучерявым парнем в красной рубахе с бисерной вышивкой, синих шароварах и роскошных сапогах, с хохломской росписью.
— Видать, по ошибке сюда попал. Непойядок, — пробормотал кот и уселся вылизывать хвост. Про Гаврюшино наставление о том, что надо сказать, если жаба расколдуется, он вспомнил не сразу…
— Уважаемый цайевич! Я ни пйи чём, это всё он. — Кот кивнул в сторону Гаврюши. — Он меня послал, это ему на вас жениться не тейпится. Повтойяю! Официально вас поцеловал домовой Гавйила, а я умываю лапы!
— Час от часу не легче! Кого же мне под венец вести-то?! — выдохнул добрый молодец, покосился на домового, на кота и отвернулся. — А-а… идите вы со своим Гаврилой знаете куда?! Я вон лучше к девкам подамся.
Волосы царевич имел кудрявые, плечи широкие, глаза голубые, баритон зычный, дамскому слуху весьма приятственный. Видя, как душевно дерутся красны девицы, как за косы друг дружку дерут, пальцы в рот положил и свистнул! А потом, когда все на него резко зыркнули, взял и запел, будто Николай Басков:
— Гей, красавицы, берёзки белые! Щёчки-персики, губки спелые. Не царапайтесь, усмиритеся, в мою сторону оборотитеся! Гляньте, солнышки, на царевича, одинокого Льва-королевича…
Царевны утихли, пораскрывали ротики и обступили его, как ёлку.
— Успокойтеся, не деритеся, ну-ка, славные, помиритеся. Шестеро братьев у Льва-королевича, сам же он младший, пред вами теперича. Каждой по вкусу любимый достанется, жизнь ваша сладкой конфетой растянется…
И тут у девушек вырвался общий счастливый визг. Забыв о традициях, крошке Егоре и сморчке-домовом, они дружно захлопали в ладоши, радуясь, как легко и здорово устроилась их судьба. Потом были вторая, третья песня, и хороводы, и вприсядку, и истерика у Гаврюши тоже была…
Во двор влетела легковая машина, оттуда выскочил дяденька — один из многочисленных знакомых, которым Перепонкин на время командировки жаб отдавал. Дяденька очень спешил. Он помахал дворнику, открыл заднюю дверцу и вытащил ящик, завёрнутый в одеяло. Из ящика торчал обрезок водопроводной трубы.
Сахип бросил лопату в снег и прибежал.
— Слушай, ты, наверное, Сахип, да?
— Ага! — сказал узбек (по-русски он говорил с трудом).
— Вот коробка для Иннокентия Ивановича. Знаете его?
— Не знаю, манна…
— Э-э-э… Ну, Иннокентий, Кеша. Кешу знаете?
— Кешу? Кеша, мана, знаю! — улыбаясь, кивнул дворник.
— Занеси ему, пожалуйста, по-братски, а то у меня совсем времени нет. Если он не дома, надо в тепле это дело подержать. Вечером отдашь. Понял меня?
— Понял, мана, в тепле, мана! — кивнул узбек и пошёл к подъезду дома.
— Достал своими жабами! — обречённо сказал дяденька, плюхнулся на сиденье, хлопнул дверцей и дал по газам. — В следующий раз ни за что не возьму!
Стоило Сахипу поставить коробку на пол и позвонить в дверь четвёртой квартиры, как песни-пляски резко оборвались.
— Шайтана, мана! — прошептал дворник и приложился ухом к глазку. Осторожно постучал по железной поверхности двери согнутым пальцем.
Изнутри открывать не спешили.
— Э-э?! — робко позвал он и огляделся по сторонам. — Дома-на есть кто, а-а?
Приложив палец к губам, в полной тишине Гаврила прокрался в прихожую и выглянул прямо сквозь дверь, как привидение. Узбек нервно потоптался на месте, поднял ценный груз и побрёл обратно. Он помнил, что посылку надо держать в тепле.
Разглядев, что у него в руках, домовой сразу обо всём забыл, бросил друзей, семь царевен с царевичем и на цыпочках увязался за Сахипом. Они дошли до подвала, спустились вниз, дворник щёлкнул замком и внёс ящик в тускло освещённую комнатку.
Под влажным потолком круглые сутки горела лампочка-груша, кирпичную стену украшал затёртый ковёр, а роль стола играла старая деревянная панель на керамзитовых блоках. Поставив контейнер на этот самый стол, Сахип вышел из комнатки и отправился дальше махать лопатой. Работу свою он любил и даже ею гордился. Порядок, мана!
Притаившийся в уголке Гаврюша набросился на подарок судьбы, как муха на мёд. Шпагат, которым был обвязан контейнер, он перегрыз зубами, затем отбросил одеяло, изодрал картон, повыкинул смятые газеты и тряпки и, счастливый, добрался до аквариума.
— Ква! — приветствовала его улыбчивая жаба.
А притихшее веселье в четвёртой квартире после ухода домового резко возобновилось. Лев-королевич, прыгая вприсядку, распугал натуральных жаб, перебил половину аквариумов, поймал Маркса и под взвизги красавиц подбрасывал его, хлопая в ладоши, пока тот переворачивался в воздухе и орал дурным голосом!
Девушки брали запредельно высокие ноты, разнося в пыль плафоны и лампочки. Егор прятался в прихожей, зажав уши ладонями. Вместе с ним спасались и жабы. Да уж, герои сказок посильнее обычных людей и в плане танцев и пения и вообще ни в чём удержу не знают. Читать про это в книжке — одно, а вот жить с ними в одной квартире — увольте…
Иннокентий Иванович услышал шум ещё из подъезда. Казалось, в его квартире репетирует хор песни и пляски имени Пятницкого! Батрахолог осторожно отпер дверь, и тихий ужас охватил его. Слова застряли в горле, спина покрылась инеем, а руки затряслись.
— Что теперь будет? Ведь это конец, конец! — запаниковал он, пища, как воробышек. — Хранилище разорено! Кощей с Горынычем мне этого не простят, не простят, не простят!
Царевны и королевич не обращали на него ни малейшего внимания, у них был свой праздник. Перепонкин издал тоскливое "ква" и уронил сумки с кормом. Отбросил волчью шапку в сторону и мешком сполз по стене. А что он мог сделать? Он — обычная жаба, ставшая человеком. Как ему вновь вернуть расколдованных в лягушачьи шкурки?..
— Мы не хотели! — сидя в кухне напротив и стараясь перекричать хор, извинился Егорка. — Не хотели, это само собой как-то получилось…
— Я пропал, пропал! — подвёл итог лысый мужчина и приготовился к худшему.
Царевны, держась за руки, ручейком вытекли из комнаты и, продолжая петь, направились к Перепонкину. Тот вскочил и в панике замахал руками:
— Замолчите! Замолчите! Ой, да что же, ой да что же мне теперь с вами делать?! Ква!!!
— А ведь энто он, подруженьки, нас в коробах прозрачных держал, комарами да мухами кормил! Что со злодеем делать будем?
— Только не бейте его, пожалуйста, — вступился жалостливый Егорка. — Он говорит, что ему и так плохо.
— За-ради тебя, спаситель-избавитель, мы его смертным боем не побьём, — потрепав мальчика по голове, пообещала самая высокая из девушек. — Мы его по-иному накажем…
Царевны обступили батрахолога кольцом и просто расцеловали.
Что будет, если поцеловать принцессу, заколдованную в лягушку? Как известно, она станет человеком. Что будет, если поцеловать Иннокентия Ивановича? Будет то же самое, только наоборот. Хоровод распался, царевны расступились, человек по фамилии Перепонкин исчез, зато на его месте появилась громко квакающая жаба.
— Кто злыдням помогает, тот себя потеряет! — дружно срифмовали девушки и с благодарностью поклонились Егорке в ноги.
И Лев-королевич тоже ему поклонился и любезно Маркса вернул, а коту даже извинения принёс. Которые тот, впрочем, так и не принял.
По общему настроению царственных отпрысков мальчик понял, что сейчас вся сказочная компания уйдёт, и от этого неожиданно ему даже стало легче. А что им тут делать? Жить негде, на работу нормальную без прописки не возьмут, да и кем они умеют работать, эти царевны? Бабушка первая так бы им и сказала: "Понаехали тут!"
Лев-королевич распахнул ближайшее окно, вдохнул всей грудью морозный ветер и, обернувшись, сказал:
— Пора!
Девицы-красавицы подняли белые руки, расправили плечи и в один миг сделались белыми лебёдушками, а румяный царевич — серым гусем. Забили они дружно крыльями, разгоготались и улетели через окно шумным косяком в мрачное декабрьское небо. Закрылись створки без посторонней помощи, словно двери в автобусе. Волшебство-о…
Егор с Марксом в две руки, две лапы подняли Иннокентия Ивановича с пола и сунули в уцелевший аквариум. Не дождавшись Гаврюшу, они молча вышли в подъезд, позвонили в дверь под номером три и, не имея понятия, что вообще объяснять, если спросят, стали ждать.
Бабушка, которой трижды предложили бесплатную ёлку и она трижды заявила, что это обман потребителей, открыла дверь и не сказала ни слова. Телефонная охота захватила её целиком, поэтому куда и зачем выходили её внук и её кот, было уже не важно…
За дверью четвёртой квартиры жалобно квакал сосед.
Гаврюша почувствовал себя героем: ему таки свезло расколдовать последнюю царевну. В смысле это он верил, что свезло…
А вот сама царевна, девушка видная, с округлостями, лазоревыми глазами и гордо вздёрнутым носиком, считала себя самой несчастной на свете. Высокая, нарядная, в кокошнике с жемчугами, стояла красна девица на цыпочках и рыдала, боясь взглянуть на кирпичные стены, а тем паче — на улыбчивого Гаврюшу.
Что ж за терем ей достался? Ни дать ни взять — нора крысиная. А спаситель и того хуже — крохотный, чумазый, да ещё вшивый небось?!
— Да чего ты плачешь, глупая? — Домовой плюнул себе на ладошки и пригладил рыжие вихры, типа так красивее.
— Ааааааааааа! Не хочу за тебя замуж! Аааааааааа! Позор-то ка-ко-о-ой!
— Отчего ж позор? Я мужчина о-го-го! — искренне не понял Гаврюша. — Не гляди, что ростом мал. Как говорится, мал, да удал! Я не панельный-подвальный, а натуральный русский домовой!
— Не хочу домового! — Царевна с размаху ударила кулачком по панели, заменяющей стол. — Всё едино, ты нечисть рыжебородая! Принца хочу заморского, горячего! Чтоб меня на руках носил, ревновал страшно и брильянтами осыпал! Мне гадалка обещала-а! А ты… а ты… от горшка два вершка, наступишь и не заметишь, как овдовела-а-а!
Тут дверь подвала распахнулась, и на пороге появился Сахип в оранжевой спецовке.
— Вах! Женьщина мана! — воскликнул он, не видя домового, снял и сгрёб в кулак вязаную шапочку. По лицу его растеклась стыдливая улыбка. — Краси-и-ивый мана!
— Это кто? — всхлипывая, спросила у Гаврюши царевна.
— Принц заморский из суверенного Узбекистана! — с обидой ответил домовой и убежал из подвала несолоно хлебавши. Сердце, конечно, не разбилось, но потребность в женитьбе сама собой отпала лет на двести…
Царевна утёрла слёзки, выпрямила спинку и с надеждой посмотрела на дворника. Тот застенчиво отвёл взгляд и шаркнул сапогом. Кажется, здесь зарождались самые настоящие чувства, а обсыпание бриллиантами это так, это метафора. Кто сказал, что у простого дворника не может быть сказочного счастья…
Бедный Гаврюша вернулся в подъезд злой, как собака, у которой отобрали кость, будку и недогрызенные тапки хозяина. Дверь четвёртой квартиры была прикрыта, но не заперта — там квакала жаба. Домовой заглянул внутрь и уставился на неё.
— А вот тебя я чёй-то не припомню, — задумчиво сказал он.
Больше в квартире не было никого, ни Егора, ни кота, ни семи царевен с королевичем. Уточнить детали было не у кого, поэтому он махнул на всё рукой и решил рискнуть.
— Эх, где наша не пропадала! — выкрикнул он в потолок, схватил и крепко чмокнул новую жабу… на свою голову.
Потому что обернулась она не царевной и не царевичем, а снова тем же Иннокентием Ивановичем. Повисшая пауза вполне могла бы удовлетворить самого Станиславского…
Долго орали друг на друга холостой домовой и хранитель стратегического запаса невест, переходя от взаимных обид и невнятных обвинений к практической потасовке на кулаках. А когда более мелкий Гаврюша кубарем вылетел в подъезд, за дверью под номером четыре победно запирались замки и задвигались засовы. Побитый в честном бою домовой нырнул в свою квартиру, проскочил на кухню, схватил кошачью миску с молоком и залпом выпил для успокоения нервов.
— Никогда ни на ком не женюсь! — громким шёпотом поклялся он. — Чтоб мне опухнуть!
Глава десятая, Про встречу с Дедушкой Морозом
В Москве начинался последний день старого года — тридцать первое декабря, а в семье Красивых — самое обычное утро.
Глаша дрыхла, как суслик, в обнимку со смартфоном, подушкой и почти пустой коробочкой "Рафаэлло". Светлана Васильевна, разогрев вчерашние пирожки и плеснув молока в кошачью миску, уселась перед телевизором ждать, когда привезут ёлку.
Мама и папа Красивые, позавтракав, уехали каждый на свою работу. Да, да, не поверите, именно тридцать первого декабря! У мамы Саши "горел" отчёт (Егор был уверен, что мама ездит помогать пожарным бороться с огнём), а Вал Валыча ждал начальник.
Перевоспитанный Олег Петрович жаждал именно сегодня выдать ему пятикратную премию и подписать приказ на два отпуска — в январе и августе. Директора переполняла доброта. В начале рабочего дня он ждал опоздавших и разносил им кофе или чай, а в конце — пробегал по кабинетам и выгонял всех, кто засиделся. Женщинам вообще вызывал такси до дома за счёт компании.
В начале десятого небритый пожилой кавказец, боясь глядеть на хозяйку, внёс дерево в гостиную, срезал, где нужно, и поставил в крестовину.
— Один минутачка! — вкрадчиво сказал он, сгонял в подъезд, где ждал такой же небритый помощник, взял у того пакет и вернулся в бабушкины владения. — Звизда!
Продавец достал из пакета красную пластмассовую копию кремлёвской звезды, сбросил ботинки, влез на стул и надел украшение на макушку ёлки. Пятясь спиной к выходу, гордый кавказский мужчина заговорил самым кротким тоном, на который был способен:
— Ради Аллаха, женьщина, ни нада мэрия жаловаться! Ни нада налоговая жаловаться! Ни нада потребителя жаловаться! Ползуйся на здаровья! Всё в падарак! Новый год, праздник, добрий нада быть, э?
Светлана Васильевна выслушала мужчину и позволила ему уйти. Никаких обещаний не давала, но и не грозилась больше ничем, уже прогресс.
— Спасибо, дяденьки! — крикнул им на прощанье Егор, но бабушка быстро закрыла входную дверь и повела внука на кухню есть кашу.
Там, думая о кремлёвской звезде, она вдруг вспомнила, что надо бы докупить подарков для своих подружек по прошлой работе, и побежала с "ревизией" в ближайший магазинчик.
Сумрачный Гаврюша восседал на холодильнике, листая старую газету с объявлениями о знакомствах. Внизу, обтирая углы, мечтал о плавленой "Дружбе" бабушкин Маркс.
— Хорошенькая домовиха, — пробубнил рыжий, водя пальцем по строчкам, — жилплощадью обеспечена, познакомится с непьющим, работящим…
— Жадным, — тихо вставил кот.
— …образованным, начитанным, — прочёл домовой и задумался. — Где ж его взять, образование-то, если тебя из школы чародейства выгнали?! — Рыжий недоучка вздохнул и порвал газету пополам, чтобы лишний раз не расстраиваться.
— Сегодня Новый год! — как бы между прочим сказал Красивый-младший. Он сидел за столом, перед тарелкой остывающей каши. В одной руке мальчик держал шоколадного Деда Мороза, завёрнутого в раскрашенную фольгу, а в другой — пластмассового пирата и говорил за обоих: — Уважаемый пират! Вы не знаете, где моя внучка Снегурочка?..
— Дйыхнет она! — вмешался кот, намекая на Глашу. — Это всё Интейнет и гоймоны!
— Знаю, знаю, где твоя внучка! — У мальчика была своя версия. — У Снегурочки новогодний шопинг, это когда ходят по модным магазинам и покупают, покупают, покупают… Целый склад вещей!
— Дед, открой глаза! Свидание у неё! — подключился с холодильника заскучавший Гаврила. — С непьющим, работящим и образованным Снеговиком!
— Эй, ребята, а вы верите в Деда Мороза? — Егор вдруг оставил игрушки и глянул сначала на домового, затем на тихо урчащего баюна. "Только попробуйте соврать!" — предупреждал его взгляд.
— С точки зйения коммунистического матейялизма… — заумно начал Маркс, сверкнув белозубой улыбкой.
— Когда я был маленьким, я верил, — перебил его Красивый-младший, — но Толик-второгодник рассказал мне…
— …как дед научил его курить, — кривляясь, вставил Гаврюша, — и прогуливать уроки.
— Нет, нет! — Мальчик замотал головой. — Толик сказал, что Дед Мороз и Снегурочка приходят из театрального училища. Родители вызывают артистов по телефону к своим детям, а потом платят деньги за представление!
— Я тоже позвонил в театральное училище, — как бы между делом заметил домовой, — с сотового телефона твоей мамы и отменил её заказ.
Егор обомлел:
— Как ты мог? Мама рассердится! Она подумает на меня!
— Мама будет в восторге, — уверенно возразил Гаврюша, исчез и появился на столе прямо перед мальчиком. Слопав шоколадку вместе с фольгой, он торжественно заявил: — Так уж и быть, братцы-товарищи, я вам устрою натуральных Деда Мороза со Снегурочкой! За-ради этого даже хату готов на часок-другой бросить, потому что негоже Новый год абы как справлять. Одевайся, Егорка, во всё тёплое и шуруй на балкон, и ты, баюн, от поездки не уклоняйся, потому как дед от кошек без ума.
— Я пйотив. Мне и тут не дует.
— Собирайся, собирайся, меховой воротник. — Гаврюша хитро прищурился. — А не то возьмём да и подарим тебя Морозу Колотуновичу! А хошь — Снегурке? У неё мороженой рыбы в тереме воз и маленькая тележка, а есть некому!
— Дайёное не пейедайивают! — возмутился Маркс, но слюну сглотнул.
— Ладно, ладно! Тогда только погладить дадим, — согласился домовой и тайком подмигнул Егору. — В крайнем случае, останешься погостить, лосося погрызть.
— Значит, есть Дедушка Мороз!!! — обрадовался мальчик.
— А куда он денется? Есть, конечно, — подтвердил домовой.
— Ух ты! Мне в классе никто не поверит! — Егор сполз со стула и быстро подобрал игрушки. — Я готов!
— Выход через пять минут. Коту шарфик повяжи, у старикана всегда холодно.
— Ох, и здорово же будет его навестить! — прошептал мальчуган и опрометью помчался за зимними вещами. — Ура, нас ждут приключения-а!
Кот заметно приуныл. Последней авантюры с жабами ему бы хватило на год вперёд, и переживать ещё одну не хотелось. Разве человечно использовать благородное сказочное животное в качестве мячика? Баюн аж содрогнулся, вспомнив, как Лев-королевич крутил, вертел и подбрасывал его, рисуясь перед царевнами.
Поэтому на этот раз Маркс решил сбежать и тихо, без оглядки пополз к дверце под мойкой. Домовой дождался, когда баюн спрячется, буркнул заклинание и… пупуххх!
Открыв дверцу, Гаврюша достал вместо чёрного пушистого теперь уже белого фарфорового котика, втрое меньшего размера, расписанного под гжель синей и голубой краской.
— К путешествию готов! — с удовлетворением отметил нелегальный волшебник, наколдовал рюкзак и упрятал туда бабушкиного любимца. — Пойми, баюнчик, куда мы без тебя? Здесь скука, старуха твоя занудная и ведро мусорное. Разве старый год так провожают? Провожать надо весело, и чтобы дедушка бородатый, Мороз Колотунович, и внучка его, Снегурочка, и мы с тобой…
Фарфоровая голова молчала, выглядывая из рюкзака. Егорка осторожно погладил котика по лбу и уточнил:
— А мы надолго?
— Не боись, на пять минут, дело-то пустяковое. Съездим, пригласим, чаю хлебнём, обратно с ними вернёмся. Проще, чем в булочную смотаться.
Заколдованный кот, может, и хотел бы поспорить, но не мог, он чувствовал себя джинном, отбывающим наказание в бутылке. Слышать-то всё слышал и даже видел, а вот рот не открывался…
И вот наконец рыжий чародей-недоучка со своим семилетним подопечным, оба при полном зимнем параде, стояли на балконе и смотрели, как на Москву опускается снег. Гаврюша в замшевом тулупчике и огромной для него шапке-ушанке громко произнёс только что срифмованные слова заклинания:
— Эй, здорово, тётка Стужа! Остекляненные лужи и из шариков мужик — наш дворовый снеговик! Бабушке Зиме привет, изо льда кило конфет. Нам хотелось бы успеть и до деда долететь! Починить ему забор и убрать лопатой двор, накормить икрой, вареньем, если надо — сбить давленье. Только вот для этих целей нужно, чтоб мы полетели. Дайте ж нам чего-нибудь, и отправимся мы в путь!
Снеговик, вылепленный на днях старшими ребятами, неожиданно ожил. Отрастил себе длинные руки и короткие ножки. Взял он дворницкую метлу и расчистил ею оконца запорошенных луж. Ветер подхватил тучку весёлых снежинок, поиграл с ними и прямо в воздухе вылепил волшебный снегоход, который стал медленно подниматься к балкону второго этажа.
Снегоход из снега!
— Вот чудо так чудо. — Егорка изо всех сил тянул подбородок, стараясь выглянуть из-за перил. — А бензин этой штуке нужен?
— Этой штуке нужен я! — важно ответил Гаврюша, разглядывая подплывающий к балкону волшебный транспорт. — Эй, кот, расписной живот, погляди, на чём кататься будем!
Домовой развернулся рюкзаком на улицу, чтобы фарфоровый Маркс тоже оценил магические способности заведующего хозяйством. Егорка улыбнулся и в порыве шалости щелкнул пальчиком по кошачьему носу.
Гаврюша повернулся обратно, потёр замерзающие ладони и поторопил мальчика:
— Лезь давай, я подсоблю!
Он помог Егорке перебраться с балкона на снегоход и, кряхтя, принялся перелезать сам. Рюкзак тянул назад. Гаврюша пыхтел, кряхтел и разглагольствовал:
— Где магия вмешалась, там… да что ты будешь делать!.. и капли бензина не потребуется, и водительского удостоверения! Э-э-эхххх! Я хучь и без диплому, а дело чародейское оченно хорошо знаю! Ай!!! — Задрав ногу, Гаврюша изо всех сил пытался перевалиться через перила, но рост его был маловат для такой высоты. Домовой рухнул навзничь, буквально чудом не разбив фарфорового кота. Баюн в рюкзаке успешно потерял сознание…
— Может, ты наколдуешь лесенку или расколдуешь Маркса? — вышел с дельным предложением Егор, тихонько сидя в волшебном снегоходе, зависшем на высоте второго этажа.
— Вот ещё! — фыркнул рыжий домовой и упрямо попытался во второй раз. — Маркс от нас мигом под кровать уползёт, и поминай как звали!
— А без него нельзя?
— Можно. Но скучно.
И тут, словно чёртик из табакерки, учуяв запретную Гаврюшину ворожбу, выскочил из кладовки скрипучий и больной Кондратий Фавнович Козлюк.
— Всем стоять!!! — проорал инспектор, вваливаясь на балкон, как ржавый робот-полицейский.
Гаврюша балансировал на перилах и размахивал ручонками, пытаясь удержать равновесие. Фарфоровый баюн вытаращился на Кондрашку, не имея возможности и пискнуть. Инспектор издал боевой предупредительный вопль:
— Ага-а-а! Попались!! Всем оставаться на местах!!! — Закусив зубами волшебную палочку, словно конь удила, он стал засучивать рукава мантии, усыпанные застиранными звёздочками. — Сифяс я с фами рассфрафлюсь рас и наффсегда!
Гаврюша ухватился за сиденье снегохода, оттолкнулся, прыгнул и… наконец-то оседлал его! Кондратий Фавнович, грозно мыча, вцепился в ближнюю лыжню, больно ударился коленкой о балконные перила и седьмым чувством понял, что схватка безнадёжно проиграна.
В этом крайне затруднительном положении, молотя ногами в воздухе, думая только о том, как бы сохранить волшебный жезл и не сверзиться, он мёртвой хваткой держался за снегоход, резко набирающий высоту.
У Егорки аж дух захватило, как лихо и весело, с присвистом и прибаутками, его бесшабашный друг вёл машину среди снежных облаков. Это было похоже на знаменитые американские горки, которые сами американцы называют русскими. Вверх-вниз, резкий поворот, торможение, скольжение боком, уход юзом, верчение на одном месте — песня, а не полёт!!!
Если бы они ехали на машине, то потратили бы кучу времени. Если самолётом, то в десять раза меньше, а на волшебном снегоходе друзья добрались до окрестностей города Великий Устюг за какие-то десять минут.
Домовой ловко вывернул на известную ему полянку в заснеженном лесу. Во время приземления снегоход тряхнуло, и Кондрашка, покрытый льдом с колпака до туфель, сорвался вниз. Он воткнулся ногами в сугроб по самую грудь, а руки его так и остались поднятыми вверх. Снегири сразу оценили инспектора — на каждый скрюченный палец села птичка, итого получилось десять. На носу и волшебной палочке их тоже немало устроилось.
— Вижу Деда Мороза! — закричал Гаврюша, потянул руль на себя и посадил снегоход. — Вот он обрадуется! Мы с ним, Егорка, да-авние знакомые.
— Слышишь, Маркс? Прилетели! — доложил мальчик фарфоровому коту и протёр ему морду тёплой варежкой. Из снегохода они с Гаврюшей выбрались одновременно и дружно побежали вперёд, к могучей фигуре в синем тулупе с блёстками.
Среди сугробов, на пеньке, сидел Дедушка Мороз — настоящий, с вьющейся белой бородой. Только вот синяя шапка валялась в ногах, посоха не было вообще, а вместо внучки рядом стоял белый северный олень, который тяжело вздыхал, глядя на печального хозяина. Гаврюша подобрал шапку, отряхнул и заботливо водрузил на законное место.
— Спсиба! — от души кивнул дед, не замечая гостей, и обнял рогатого за шею. — Спсиба, друг!
— Кхе-кхе-кхм! — прокашлялся домовой, снимая рюкзак, и подмигнул встревоженному Егору. Тот осторожно отступил на шаг назад. — Доброго здоровьица, Мороз Колотунович! — поклонился Гаврюша и подал знак мальчику сделать то же самое.
Егор выдавил тихое "здрасте" и осмелился подойти.
— Не плачьте, дедушка! — попросил мальчик, сел на корточки и снизу вверх заглянул в опухшее лицо. — У вас что-то случилось?
— Чёчилось… — признался дед и всхлипнул.
Гаврюша мигом вынул из рюкзака фарфорового Маркса и сунул Морозу в руки.
— Погладьте котика, — предложил Егор, — и расскажите нам всё. Мы поможем, честное слово!
Дед Мороз на автомате начал гладить кота и, о чудо, стал приходить в себя! Его олень меж тем раздувающимися ноздрями понюхал воздух и чужие следы на снегу. Потом поднял морду и увидел что-то похожее на дерево — Кондрашкины руки в снегирях. Сгорая от любопытства, рогатое животное отправилось на разведку.
Так Егор, Гаврюша и заколдованный кот выяснили, что стряслось у дедушки две беды. По весне уходящего года встретила внучка Снегурочка свою любовь, да не лесного, не деревенского и не столичного жителя, а турецкого подданного из города Стамбула!
Чистокровный турок и богач был красавцем и льстецом, каких свет не видывал. В два счёта растопил он девичье сердце, позвал замуж, она сразу и согласилась. Ну и свинтила с новогодних праздников к супругу в жаркую Турцию, на море, халву и шаурму…
Остался у дедушки троюродный племянник Борька, лет которому по обычным человеческим меркам стукнуло сорок. Широкий мужчина, с пивным брюхом, только что без хвостика и пятачка. Да и ответственности в нём с гулькин нос. То есть никакой!
Короче, племянник этот непутёвый Снегурочку заменять отказался. Самолично убёг в Москву, нашёл себе певицу Аньку из провинции, сольное-народное, дал объявление в газету и пошёл с ней по квартирам дедморозить. Внешность колоритная, бороду прилепил, и готов Дед Мороз, а Аня у него, понятное дело, Снегуркой приплясывала.
Уж какие там заработки, нам неведомо, но… Исхитрился этот подлец ещё и посох волшебный украсть! А куда дедушке без посоха? Вот и сидел он в лесу, горькой баловался, покуда наши спасители его не нашли…
— Эхххх, младёшь… нептёвая! — Дед Мороз горько вздохнул и высморкался в снег. — Как звать-та тебя, мальчк?
— Егор Красивый.
— Хвасты-ть нехорошо. Симпатишный, энто да! А то сразу — красивый…
— Это фамилия такая. У нас вся семья Красивые, и папа, и мама, и сестра Глаша.
Дед Мороз почему-то хотел оспорить и это заявление, но тут за спинами гостей взревел олень. Егор с Гаврюшей обернулись и увидели, что зверь стоит совсем рядом, сжимая в зубах волшебную палочку.
— Это штука опасная! — предостерёг домовой. — Дай сюды!
— От-тдай! — поддержал дед.
Олень по-собачьи весело отпрыгнул и покосился на Гаврюшу игривыми глазищами, как бы говоря: "А ну-ка, отними!"
— Пожалуйста, отдай палочку! — вежливо попросил мальчик, протягивая руку, на что олень кокетливо завилял хвостиком.
— С-сматри! С-санта-Клаус! — крикнул белобородый хозяин зимы и показал пальцем в небо. Рогатый вскинул морду, распахнул пасть и заметался по снегу, глядя на маковки сосен.
Дед Мороз хихикнул и улыбнулся гостям.
— С Ам-мерики прс-слали! Дурачок, нет там твоего К-клауса. А он в-верит…
Гаврюша подобрал волшебный жезл, вытер его о штанину и засунул в валенок.
— Ух ты, из самой Америки? — удивился мальчик и взял деда за рукав. — Чем вам помочь? Гаврюша много чего умеет!
— Пдарки б сбрать, — горько вздохнул тот и погладил маленького помощника по голове. — Пшли в терем?
— Нам бы надоть третьего прихватить, — напомнил домовой, указывая в сторону сугроба с Кондрашкой. — Он маленько примёрз, неходячий…
— Щас, — уверил его Мороз Колотунович, передал кота мальчику, снял рукавицу, сунул в рот пальцы и свистнул.
Тотчас из лесу прибежали два бурых медведя и унесли Кондрашку прямиком в баньку. Друзья, поддерживая слегка нетрезвого зажигателя ёлок под локти, потопали к стоящему неподалёку высокому бревенчатому терему с резным крылечком.
Фарфоровый баюн видел, как обманутый олень с надеждой глядит в небо, но ничем не мог ему помочь. Самому бы выбраться…
Шагнув за порог, гости сразу начали спотыкаться о разбросанные повсюду подарки. Тут коробочка в горошек, там узелок в клетку, здесь ящичек в мешковине, а рядом кулёчек с блёстками, всё разное, на всякий вкус и каждому своё. В морозовском тереме оказалось сорок комнат, и каждая завалена подарками! Где под кроватью, где на столе, а где и просто свалено кучками на полу. Бардак, надо сказать, полный…
Паковало подарки лесное зверьё: белки, лисы, сороки и зайцы, а они, как известно, тонкостям не обучены. Хоть как-то завернули, и на том спасибо.
— Дедушка, Гаврюша, я знаю, что делать! — осенило Егорку, когда они все вместе поднимались по лестнице из подклета в горницы. — Надо сюда мой класс привезти! У нас же карантин продлили, все по домам сидят. — Он снова подёргал Деда Мороза за рукав. — Наши ребята, как всё это увидят, сразу поверят в тебя и помогут! Они хорошие, только иногда ругаются взрослыми словами…
— Постой, малец! — Мороз Колотунович наклонился к ребёнку. От изумления он даже говорить начал разборчиво. — Что же получается, уважаемый, по-ихнему я — не существую, что ли? Как это в меня можно не верить?
Домовой посмотрел на Егорку "страшными глазами" и всем видом приказал молчать.
— Да я… — смутился мальчик, — пошутил. Верят, конечно!
Дедушка раскраснелся пуще прежнего, топнул узорчатым синим сапогом по деревянной ступеньке и сердито глянул на домового.
— Не верят, значит? Ну, я им не поверю! Да они сейчас же все предо мной предстанут!
— Ты чего, дед? — удивился Гаврюша. — Чего ж так нервничать, в нас, домовых, тоже мало кто верит.
Но поздно, Мороз Колотунович разошёлся не на шутку:
— А вот и впрямь возьму да и сделаю! Потому что Новый год на носу, и волшебство моё здесь, в Великом Устюге, в наивысшую силу приходит. Весь дом у меня так и дышит волшебством. Вы думаете, просто так ступенька скрипит? Нет! Она мне помогает.
— Вот теперь узнаю Деда Мороза! — обрадовался домовой. — Давно бы так! А то сидит, по внучке взрослой нюни распускает. Радоваться надо, что Снегурку в хорошие руки пристроил!
— Не тебе, Гаврюшка, меня учить, молод ещё. — Хозяин терема, не чинясь, влепил рыжему домовому крепкий подзатыльник, в воспитательных целях. — А ты, Егорушка, давай называй имена друзей своих школьных. Я энтих негодников по одному сюда доставлять буду. А чтобы испуга или расстройства у них не вышло от неожиданности, кажный будет думать, что всё сие ему снится.
— Грамотный подход! — похвалил Гаврюша. — Потом перепишу у тебя заклинание?
— Могу по электронной почте прислать. Ящик есть? — Дед просто светился от того, какой он современный.
— Нету, — буркнул Гаврюша.
— У Вал Валыча есть, — влез Егор. — Я папу попрошу, он тебе что хочешь из Интернета достанет.
— Ладно, разберёмся. Ну, колдуй, что ли, старина…
Дед Мороз прочитал вслух очень запутанное заклинание, Гаврюша его не запомнил, а мы даже повторить пытаться не будем. Но сработало оно быстро и на пятёрку!
Прибывали первоклашки в терем прямо из пустоты. Мороз Колотунович сделал так, чтобы появлялись они по разным комнатам и углам. Валить всех в кучу, конечно, было бы весело, но травмоопасно.
Дед Мороз лично встречал каждого ребёнка, приветствовал, жал ладошку, а Егор провожал в просторную комнату, где из больших окон открывался прекрасный вид на сосновый бор. Такая комната называлась светлица, там стояли длинные лавки и широкий дубовый стол под льняной скатертью с вышивкой крестиком.
На столе пыхтел медный тульский самовар с кучей печатей за разные международные выставки. А вокруг в горшочках, мисках и тарелочках разлеглись да разрумянились всякие русские народные вкусности — баранки, варенье, мёд, пряники, ватрушки, блины и белый колотый сахар! Не какой-нибудь "песок" или тростниковый с Кубы. Наш сахар, настоящий…
Накормив и напоив одноклассников Красивого-младшего, Мороз Колотунович задал вопрос, ради которого собрал их в своём доме:
— Верите ли вы в Деда Мороза, дети?
— Нет, — дружно ответили все, налегая на пряники. Сон им однозначно нравился.
— И не стыдно вам, удальцы, в дедушку не верить? Вот, гляньте в оконце, я вам докажу, кто зимой самый главный!
Дети послезали с лавок и сгрудились у окна.
— И чё? — жёстким голосом хулигана спросил Толик-второгодник. — Снег идёт.
Дед Мороз дважды хлопнул в ладоши и объявил:
— А теперь не идёт!
— Тоже мне фокус, — съязвил Толик и толкнул толстого мальчика, слишком сильно напирающего сзади. Мальчик стукнул его в ответ, началась возня, в которую постепенно включился весь первый "А". Про снег сразу как-то забыли, чего в нём интересного.
Из кучи первоклашек вырвалась девочка и крикнула:
— Если ты Дедушка Мороз, то где твоя внучка Снегурочка? Покажи её нам, и я в тебя поверю.
— Да! — присоединилась вторая первоклашка.
— Покажи! Покажи! — подхватили третья и четвёртая. — Хотим Снегурочку-у!
Дед так и сел на лавку.
— Нет у меня больше Снегурочки, — сокрушённо развёл он руками. — Замуж вышла.
— За дяденьку турка! — добавил Егор и побежал разнимать драку.
Потный, но довольный Толик, услышав, что Снегурочки не будет, нагло потребовал:
— Тогда на санках покатай!
— С белыми лошадками! — добавил толстый мальчик и обменялся с Толиком дружеским рукопожатием.
Губы Деда Мороза дрогнули, белые усы поникли, старик утёр выступившие слёзы рукавом и обратил свой взор к потолку.
— Да что ты будешь делать?! Вот прицепились же! Сломаны сани. В сарае стоят.
— А почему сломаны? — тихо и растерянно спросил Егор, но одноклассники услышали и закивали.
— Почему? Почему? — настырно защебетали дети. Если их что заинтересовало, так они с живого не слезут, любой родитель это вам подтвердит.
— Тьфу ты, да скажу, скажу, детишки! — Мороз Колотунович в сердцах стукнул себя кулаком в грудь. — В аварию я попал, с иномаркой столкнулся!
— Во врёт! — крикнул Толик и заржал. — С иномаркой! Га-га-га-га!!!
Дети молча посмотрели на второгодника и снова на дедушку. Что ещё старый чудак с бородой придумает в своё оправдание?
— Я вру? Я?! — Он выбежал в соседнюю комнатку и вернулся с какой-то серой бумажкой, размахивая ею перед ребятами. — Вот! Пожалуйста! Справка! Столкновение с Санта-Клаусом над Алеутскими островами! Он виноват! Не смог оленей развернуть, на Полярную звезду засмотрелся. Теперь страховку жду! Понятно?!
— А волшебные кони где, в больнице? — вновь захихикал Толик.
Егорка был готов стукнуть противного одноклассника, но ему тоже было интересно, где же сейчас волшебные лошади?
— Нет их, в Турции они, — держась за сердце, признался Мороз и горько вздохнул. — Не хотел говорить! Вынудили вы меня. Украли их, ну… забрали. Я не хотел отдавать, а они всё едино забрали. Турок этот, муж Снегуркин…
— Ого, — нахмурил брови Егор Красивый. — Как же это получилось?
— Да вам-то зачем знать? Ну, в общем, повёрнутый он на лошадях. Я не хотел отдавать, а он заладил "приданое, приданое!" и всё подливает. Утром встаю, а ни коней, ни внучки…
Толик важно прошагал к Морозу Колотуновичу, резко повернулся перед ним и показал на скромно сидящего в уголке Гаврюшу.
— Вот в него верю! — ухмыляясь, заявил второгодник и исподтишка дёрнул старого за белую бороду.
— Ай! — вскинулся Дед Мороз.
— А в тебя — нет!
Домовой встал, скрестил руки на груди и стоял чернее тучи. Верный рюкзак лежал рядом, и фарфоровый Маркс взирал на детей с немым укором. Каждый из Егоркиных одноклассников считал своим долгом дёрнуть хозяина за бороду.
— Всё! — топнул ногой Гаврюша. — Надоело! На отправку по домам ста-на-вись!
— Нет-нет, — запротестовал дедушка, увернулся от очередного бородовыщипывателя и бросился к окну. — Я ещё с козырей не заходил!
— Гаврюша, что он делает? — перепугался Егор и кинулся спасать самоубийцу.
Окно распахнулось, дед высунулся в него почти по пояс, но ничего страшного не произошло. Мороз Колотунович просто заорал изо всех сил:
— Обама! Оба-ма! Кам хирэ! Кам сюды!
С ближайших сосен рухнул снег. Дед повернулся в комнату и с надеждой в голосе объяснил:
— Это олень! Санта в подарок прислал, за моральный ущерб! — И снова закричал во двор: — Оба-ма-а!
— Да-да, ребята, это правда! Смотрите, вон олень! По двору ходит! — подтвердил Егор, приглашая одноклассников засвидетельствовать.
Дети дружно сгрудились около окна, оттеснив деда.
Один противный Толик с места не сдвинулся.
— Оба-ма! — закричали дети уже хором. — Кам сюды!
Однако северный олень, подарок американского друга, повернулся к ребятам белым хвостом и важно ушёл в сторону леса. Широкий двор опустел.
— Обиделся! — вздохнул Мороз Колотунович. — Зря я ему про Санту напомнил. Они там все обидчивые, с самомнением…
Толик торжествовал победу, и хотя большинство детей уже было готово переметнуться на Егоркину сторону, но терпение у дедушки лопнуло. В один хлопок ладоней он отправил всех малышей обратно, за исключением Красивого-младшего. Которому, между прочим, было очень стыдно за своих. С другой стороны, если дети не верят в Деда Мороза, так это не потому, что у него доказательств нет. А потому, что их родители сами забыли веру в сказку…
— Знаешь что, Гаврила, — медленно произнёс Мороз, садясь на край лавки перед заваленным крошками и грязной посудой столом. — Пора мне в дорогу собираться. Не волнуйся, Егор, подарки мы уложим. Они и сами до санок долетят, если как надо попросить.
— Я думал… я надеялся, что ребята… Что они поверят и помогут! Простите, дедушка…
— Да брось, мальчик, ты-то в чём виноват? Уж ежели тебя сюда Гаврила привёз, значит, он тебе доверяет. — Дед Мороз приобнял совершенно расстроенного Егора и придвинул ему уцелевший медовый пряник. — Вы уж не подумайте чего, просто расстроили меня родственнички своим поведением, ничего делать не хотелось…
— Всяко бывает, — кивнул домовой.
— Только не знаю, как с санями быть. Починить не проблема, шут с ней, со страховкой. А вот кого впрягать-то? Уж больно далеко коней моих завезли, не могу их оттуда вернуть. Да вы уже всё знаете…
— А мы снегоход впряжём, на котором прилетели! Чем тебе не конь? К тому же вместе и веселее будет! — придумал Гаврюша, нахлобучивая шапку.
— Добро! Если уж ни коней, ни оленей, так хоть на современной технике прокатиться, — согласился Мороз Колотунович и подмигнул ободрившемуся Егорке. — Тогда чего ждём, друзья-приятели? Айда на улицу!
Меж тем из бани, пристроенной к первому этажу, доносились страшные крики:
— Ай! Спаситя-я! Ай! Памагитя-я! Ай!
— Кто это? — испугался мальчик.
— А, энто Кондрашка вопит, — спокойно отреагировал рыжий домовой. — Его медведи-банщики в парилку отнесли. Видать, для размораживания веничками охаживают.
— Это не больно?
— Не, это приятно, — задумчиво решил домовой и уточнил на всякий случай: — Скажи-ка, дедушка, а меру твои помощники знают?
— Лентяи они, Гаврила, — пожаловался дед, — вечно у них то недохлёст, то недожар… Вот вернусь, на белых заменю, те посуровее будут.
— А-а-а, ну и ладно. Тады пойдём сани смотреть.
Хозяин самолично проводил друзей до навеса, под которым стояли волшебные сани. Вид их был ужасен — оглобли сломаны, полозья покорёжены, передок всмятку, сиденья прям хоть сейчас на свалку! Егорка округлил глаза, представляя себе, какая же страшная, должно быть, произошла авария над Алеутскими островами, когда столкнулись сани Деда Мороза и Санта-Клауса. Хорошо ещё обошлось без жертв…
— Один момент. — Дедушка размял руки, потряс пальцами и скороговоркой пробормотал нужное заклинание.
В один миг перед друзьями стояли новенькие замечательные сани! Высокие, красивые, с мягкими одеялами на пассажирских местах. Загляденье да и только!
— Мастерство не пропьёшь, — гордо похвалился Дед Мороз и тихо добавил: — Прощай, страховка…
Запряжка снегохода заняла не более пяти минут. Подарки, как и было сказано, прилетели сами и завалили собой половину дедушкиного транспорта. Они бы не уместились ни в один мешок! Мороз щёлкнул пальцами и накрыл дары брезентом, чтобы не рассыпались.
Перед вылетом, когда Егор Красивый пытался оседлать снегоход, а Гаврюша с рюкзаком за спиной активно помогал ему, в поле зрения фарфорового Маркса попала баня.
Из трубы валил молочный дым. Вдруг дверь со скрипом распахнулась, и на снег в облаке пара выскочил абсолютно голый, тощий старикашка. Он с довольным фырканьем зарылся в сугроб, повозился в снегу и поскакал куда-то в лес. Два рослых бурых медведя догнали его и, ласково уговаривая, вернули в баню. Дверь с грохотом закрылась.
Экспериментальная модель новогоднего кортежа Деда Мороза поднялась в воздух. Егор бросил взгляд вниз и заметил, как из лесочка на них, задрав морду, смотрит одинокий олень Обама. Выражение морды у него было слегка отупевшее, видимо, такого он от русских не ожидал…
В Москве пробило одиннадцать дня. Светлана Васильевна, довольная покупками, решила не откладывать в долгий ящик их вручение соседкам. Она заставила дворника посторожить сумки, а сама поднялась по лестнице, втиснулась в квартиру и, не снимая обуви, крикнула:
— Глаша, надеюсь, ты встала?!
— Кнешна, — ответило заспанное лицо сквозь приоткрытую дверь комнаты.
— Вашей бабуле надо съездить домой, это быстро. Последи за Егором и закрой кладовку, нечего ему там делать.
Заперев квартиру на ключ, бабушка спустилась вниз, абсолютно уверенная в том, что оставила за дверью двух внуков и одного кота.
Возвращение в Москву было таким же стремительным, как и перелёт в Устюг. Снегоход на скоростях разрезал синее небо и легко тащил за собой сани с Дедушкой Морозом и подарками. На горизонте сверкали россыпи столичных огней.
— Слышь, Гаврила, — позвал дед. Домовой за рулём снегохода обернулся. — Обязательно надо посох у Борьки отнять.
— Отнимем! — кивнул Гаврила.
— На раз-два, и не у таких отнимали! — подтвердил Егор, сроду ни у кого ничего не отнимавший.
Баюн промолчал, трудно говорить, когда ты фарфоровый. Хотя сам факт экспроприации был ему идейно близок.
— Это, ребятки, надо перво-наперво сделать! — взволнованно твердил Дед Мороз. — Волшебная сила моя только дома ключом бьёт, а в поездках я без посоха как без рук. Однако ж где Борьку, племянника моего беспутного, искать — не знаю! Он хоть мне по Интернету и писал на "собака. мейл. ру", а по какому адресу в Москве живёт, не признался.
— Беда, — обернулся домовой. — А что насчёт подружки евонной?
— Знаю тока, что подруга из музучилища. Может, и живёт там же?
— Найдём, обоих найдём, — обнадёжил Гаврюша и помахал волшебной палочкой Козлюка. — Это на что? Главное, пользоваться по назначению.
Перед носом снегохода возникла птица сокол, громко свистнула и, расправив крылья, ушла на бреющем вниз.
— Как вам мой навигатор? — не без хвастовства крикнул рыжий похититель чужих волшебных жезлов.
Егорка и дедушка, не сговариваясь, подняли вверх большой палец.
Белая птица действительно показывала дорогу. Хотя откуда она могла знать, где в огромнейшем городе прячется родственник Деда Мороза?
Над дальними кварталами Выхино сокол выбрал цель и спикировал на ничем не приметную многоэтажку. Выбрал балкон третьего этажа и уселся на перила. Когда подоспел снегоход с санями, пернатый "навигатор" строго взглянул на Гаврюшу и рассыпался, словно был слеплен из обычного снега. Свою работу он сделал.
— Ты уж тут посиди, подарки постереги, можешь Маркса погладить, — домовой перепрыгнул в сани, снял рюкзак и поставил его рядом с дедушкой, — а мы с Егоркой пойдём посох твой возвращать.
— Ой, ребятки, что бы я делал без вас?! — Деда переполняла благодарность. Он погладил фарфорового котика и подмигнул ему. — С меня причитается. Всем вам. И коту тоже! Он меня умиляет, уси-пуси расписная…
— С племянником твоим что делать-то? — напомнил Гаврюша, перелезая на балкон и помогая перебраться Егорке.
Дедушка надулся, припоминая все незаслуженные обиды.
— Проучить хорошенько, чтобы на всю жизнь запомнил, как родного дядю позорить!
— Сделаем, — пообещал домовой, после чего они с Егоркой прилипли носами к окну, пытаясь разглядеть, что происходит внутри.
А там, в чужой квартире, перед чужими людьми, троюродный племянник Борька вовсю позорил родного дядю. Всё шло как обычно: искусственная ёлка, усталые родители, маленькая девочка в костюме лисички, встав на стульчик, читает стишок:
Как на нашей ёлочке Весь наряд с иголочки! Звёздочки блестящие, Огоньки горящие, И гирлянды яркие, И мешок с подарками, И для пущей для красы Преогромные…Девочка сбилась, нервно теребя лисий хвост. Еле стоящий на ногах толстый детина лет сорока, в грубо скроенном наряде Деда Мороза и с перекошенной накладной бородой, хихикнул, собираясь подсказать ей правильную, как ему казалось, рифму. Но икающая девушка в коротком платье Снегурочки быстро прикрыла ему варежкой рот.
…Преогромные часы! На часах двенадцать, Время поздравляться!Все зааплодировали. А Борька сунул руку в мешок, пошарил там и неожиданно объявил, что подарки закончились. Девочка-лиса обиженно засопела.
— Вот тока не реви, — уныло попросил племянник, снял с ёлки стеклянную шишку и сунул девочке. — На, не реви. У дедушки и без того головка бо-бо…
Видимо, это было последней каплей, потому что потом мама кинулась дарить дочке большую коробку с куклой Софьей, а папа под шумок спустил горе-артистов с лестницы.
— Вандалы! Артисту легко плюнуть в душу! — крикнул с безопасного расстояния Борька и выскочил на улицу. — Не налил, не угостил, а толкается ещё…
Обоих неслабо мотало из стороны в сторону, и они пели песенку про маленькую ёлочку, которой холодно зимой. Пели так плохо, что ни одной ёлочке это бы не понравилось, ни зайке, ни волку, ни лошадке мохноногой тоже.
— Смотри, — Гаврюша ткнул мальчика локтем в бок, — вон он!
В комнате с ёлкой, в углу, стоял прислонённый к стене посох. Сердитый папа девочки какое-то время таращился на него (наверное, хотел сломать), потом передумал, открыл дверь и выбросил палку в подъезд, нисколько не заботясь о том, попадёт она к хозяевам или нет.
— Держись за меня. — Гаврюша недолго думая потащил маленького приятеля прямо сквозь стену.
— Здрасте, извините, до свидания, — старался быть вежливым Егор, пробегая за домовым через комнату, в прихожую, сквозь дверь, в подъезд. Родители девочки смотрели на них глазами по царскому пятаку. Гаврила поднял посох и с загадочной улыбкой сообщил Егору:
— А теперь пошли Борьку воспитывать! Ну и Аньку заодно!
— Здорово! А как мы это будем делать?
— Сейчас всё объясню. Во-первых, тебе понадобится морковка…
Анька-Снегурочка курила и раскачивалась с носка на пятку, а фальшивый Дед Мороз танцевал вокруг неё жаркую бразильскую ламбаду, хотя со стороны казалось, что его больно кусают блохи. Девушка достала припрятанные в сапожке деньги, и танцор сразу успокоился. Он тянул руки, а она отворачивалась, продолжая считать. Вдруг Снегурочка переменилась в лице и крикнула напарнику неожиданно низким и хриплым голосом:
— Ты где посох-то посеял, дурак?
Племянник Борька хлопнул себя по лбу и забубнил что-то про дядю, который его в бараний рог скрутит. Спотыкаясь, толстый детина бросился к подъезду. Он, конечно, всякого насмотрелся в Москве, в полиции сидел, в сугробах ночевал, но к тому, что случилось в следующий момент, племянник готов не был.
Перед самым входом в подъезд его сбила с ног странная парочка, вылетевшая навстречу верхом на волшебном посохе. Семилетний мальчик и такого же роста рыжебородый мужичок, у обоих на головах синие мигалки, в руках мегафоны, и непонятно откуда сирены воют.
— Внимание! Внимание! — затрещал домовой в громкоговоритель. — Всем оставаться на местах!
— Проверка постоянной регистрации! — счастливо подключился его дружок. — Приготовить документы!
— Все неместные будут оштрафованы! — подхватил Гаврюша.
— И выпороты! — придумал Егор.
— И заперты в бане с Козлюком! — добавил жару домовой.
Чуть выше, на уровне третьего этажа, висели сани со снегоходом, а в санях сидел Дедушка Мороз Колотунович, наблюдая все эти безобразия.
— Здорово придумано! — добродушно комментировал он и поглаживал фарфорового баюна. — Молодец, Гаврила!
Перепуганная Анька в спешке упрятала деньги и кинулась наутёк. Обогнув здание, она сразу поймала такси и исчезла из Борькиной жизни, прихватив его долю заработка. Троюродный племянник этого не видел, он скакал как бешеный кенгуру, спотыкаясь, поскальзываясь и падая через скамейки, песочницы и карусели. Со стороны всё по-прежнему выглядело так, будто его продолжали кусать блохи.
Гаврюша на посохе преследовал Борьку, выкрикивая новые и новые нелепости:
— Прекратите движение! Прижмитесь к столбу! Я сказал, прижаться к столбу!
Племянник упал носом в снег.
— Прекратите кражу снега с детской площадки!
Племянник встал на четвереньки, отряхнулся, как собака, и попытался зарыться в ближайший сугроб. Кто ж знал, что внутри сугроба скрывается бетонный столбик?
Бум-м! — глухо раздалось на всю площадку, когда Борька попытался забодать столб. Увы, столб оказался крепче лба. Заблудший племянник Деда Мороза обмяк и притих, раскинув ноги в дешёвых валенках…
Егор угорал со смеху, пытаясь удерживать равновесие, одновременно сжимая в руке наколдованную морковку. Гаврюша взмахнул волшебным жезлом Кондратия Фавновича:
— Не быть тебе больше Дедушкой Морозом, не обманывать детишек, не сердить родителей, не гробить печень! А быть тебе, Борька, снеговиком!
Жезл Козлюка это вам не длинные рифмованные заклинания из чародейской азбуки. Тут один раз взмахнул — и готово! Тут же встал у сугроба натуральный снеговик, с глазами-камушками, дырявым ведром на голове, драной метлой. Посох спустился к нему пониже, и Егор ловко ввернул морковку туда, где полагается торчать носу.
Настоящий Дед Мороз в санях захлопал в ладоши:
— Ай, порадовали, сорванцы! Я б так здорово не придумал. Пускай постоит с недельку, детишек задарма порадует, о поведении своём подумает. Всё равно оттепели Гидрометцентр не прогнозирует, значит, не растает…
Дедушка принял на борт Егорку, забрал у Гаврюши посох и, глядя, как тот усаживается за руль снегохода, как-то нервозно догадался:
— Неужто в Турцию полетим?
— В неё самую, — подтвердил домовой. — Держитесь крепче.
К снеговику подтрусил сонный дворовый пёс, понюхал и задрал кривую заднюю лапу. Под бодрое журчание морковка у племянника заметно поникла…
Тёплое турецкое солнышко согревало богатое поместье в нескольких милях от окраины Стамбула. Здесь было всё: вилла с широкими окнами, море, собственный причал на море, два бассейна во дворе и конечно же роскошная конюшня.
На огороженном выгуле появился красавец-турок в костюме-тройке и красной феске. Высокий, спортивный, начисто побритый, он обходил чёрных и гнедых лошадей, жующих травку. Одарив их мимолётным взглядом, хозяин поместья остановился перед тремя белыми конями с серебряными гривами, вырвал пучок люцерны из-под ног и, довольно причмокивая, сунул им под нос.
Кони фыркнули и отступили назад. Турок сделал шаг навстречу:
— На, на! Хороший трава, якши трава!
Белы кони встали на дыбы и замахали в воздухе копытами.
Мужчина выругался, бросил траву и, злой, покинул загон. Он шёл к вилле, эмоционально размахивая руками и плюясь. Сквозь крепкую турецкую ругань проскакивало только два русских слова — Дед Мороз.
Едва не сбив с ног склонившегося слугу, турок преодолел загогулистую белую лестницу и ворвался в спальню. Слуга торопливо следовал за хозяином, так как по совместительству работал переводчиком с русского. Распахнулись тяжёлые двери. В комнате, застеленной десятками великолепных ковров ручной работы, восседала перед дастарханом белокурая красавица славянской внешности.
Внучку Деда Мороза в ней выдавали длинная коса и голубой кокошник, с которым она не расставалась из принципа. Вся остальная одежда была приобретена в местных бутиках, сугубо восточного стиля — много-много прозрачной ткани и украшений. Вокруг лежали горки драгоценных безделушек, косметика и десять пар разноцветных сапожек.
Муж орал на Снегурочку по-турецки, а спокойный, как триста слонов, слуга переводил:
— Твои русские кони отказываются есть. Если так пойдёт дальше, они погибнут. Я уже теряю свои деньги.
— А я тебе что говорила? — ехидно улыбнулась девушка, примеривая жемчужное ожерелье. — Говорила же русским языком: "Докужтуг, нельзя их брать!" Нет, как же! Мы без лошадей не можем! Сам виноват. Переведи.
Слуга перевёл. Муж Снегурочки, турецкоподданный Докужтуг, имя которого на родном языке означало "девять лошадиных хвостов", не мог ни стоять, ни сидеть. Его бросало из угла в угол, в нервах и страстях.
— Но эти кони такие прекрасные, клянусь Аллахом! — Он вскинул вверх правую руку. — Грива и хвост из чистого серебра, на белых шкурах ни одного пятнышка! Вах!
— Спой им что-нибудь русское, — посоветовала жена, прикладывая к ушам тяжёлые золотые серьги.
— Эту песню про зелёную колючку? — уточнил Докужтуг, вдохновенно изгибая брови.
— Про ёлочку! — осуждающе поправила Снегурочка и даже отвлеклась от зеркала, чтобы пронзить мужа взглядом. — Хочешь, я им спою?
Но её супруг уже направлялся к выходу, в дверях он слегка обернулся, показав героический профиль, и бросил:
— Кони — не женское дело! Сам справлюсь.
Слуга-переводчик смолчал, поклонился и, пятясь задом, оставил госпожу в покое.
Уже выходя со двора, господин Докужтуг сбавил ход, чтобы как следует отрепетировать песенку про ёлочку. Выходило коряво.
— Говори, как у меня получается? — потребовал он от слуги тоном, на который только самоубийца ответил бы: "Плохо".
— Ваш русский просто великолепен! — покорно соврал слуга, за что получил парочку дружеских похлопываний по плечу.
— Скоро я буду говорить лучше, чем ты! — Докужтуг задрал идеально выбритый подбородок и отправился укрощать песнями русских лошадей.
Согреваемый ласковым солнцем, он бодро вышагивал в сторону выгула и гнусаво орал о том, как же всё-таки холодно зимой маленькой ёлочке. По сравнению с его гортанными переливами Борькино исполнение было хотя бы разборчивым.
Но стоило красавцу Докужтугу выйти к ограде, как его радости настал конец.
Великолепные сказочные кони, доставка которых обошлась ему в круглую сумму, ради которых было вымотано столько нервов, стояли полностью впряжённые в длинные сани, а поводья держал его собственный тесть.
— Колотун Бабай! — выдохнул турок, с ходу кинувшись ругаться. — Ты чего придумал, старый шайтан? Это приданое! Приданое, понимаешь, э-э? Оставь моих коней, иблис бородатый, хуже будет!!!
Он бросился наперерез, уронил феску и повис на поводьях. Подогнув ноги, турок завизжал:
— Моё! Не отдам! А-а-а, грабят!!!
Дед Мороз слез на травку и прикоснулся к плечу восточного зятя посохом. Хоть и не волшебная палочка, а подморозить эта штука могла прилично. Докужтуг обледенел, как инспектор Козлюк, и болтался на поводьях, словно ёлочная игрушка. Кони с упоением рвали люцерну, набивая живот перед дорогой домой.
— Я это, насчёт Снегурки зла на тебя не держу. Живите. Как говорится, совет вам да любовь! — решил объясниться дед. — Но учти, эфенди, характер у ей не подарок. Да и у тебя, гляжу, не сахар. А может, так вам и надо?
Эфенди Докужтуг испуганно глядел на него из-под тонкого слоя льда.
— Лошадок своих я заберу. Подохнут они у тебя тут от тоски по родине и приплоды не дадут, не надейся даже.
Турок начал оттаивать, но возражать пока ещё не мог.
— Ну, вроде и всё. Внученьке моей поклон передай. Дай-ка я тебя поцелую на прощанье!
Сильными ручищами он снял зятя с поводьев, троекратно по-русски чмокнул в щёки и положил в сторонку, чтобы припекало.
Вздохнув и отерев пот со лба, Дед Мороз уселся в сани и накрыл ладонью фарфоровую кошачью голову. Это его успокаивало. Сзади из кучи подарков выглянули лохматые головы Гаврюши и Егора. Их снегоход давно растаял, часть пути летели на санках при помощи волшебной палочки, а перед самой Турцией ребята уснули…
— Отдыхайте, мальчишки, я всё сделал, — сказал дедушка и свистнул.
Сытые кони легко потянули в небо, ускоряя шаг до галопа.
— А Снегурочка где? — полюбопытствовал Егор.
— Через недельку сама прибежит.
— А как же Новый год без неё? — удивился мальчик.
— Никак нельзя без Снегурки, — со знанием дела поддержал домовой. — А ежели её нет, так временная замена нужна.
— Да, неплохо бы заменить, — согласился Мороз Колотунович, встряхивая поводьями. — Поможете?
— Да! И даже знаю кем! — оживился Гаврюша, со значением подмигнув Егорке.
— Глашка? Ни-ког-да не согласится!
— Это сестрица твоя Красивая? — вспомнив, усмехнулся дедушка и залихватски свистнул. — Ну, это мы ещё посмотрим…
Уверенная в том, что бабуля прихватила её младшего братца с собой, Глаша без спешки умылась, позавтракала, обзвонила подруг, послушала музыку и занялась любимым делом — наведением красоты.
Она бросила на кровать все свои лучшие наряды и стала выбирать: одно, другое, третье. Извертелась перед зеркалом, измучилась, устала и пришла к выводу, что надеть на Новый год совершенно нечего…
Расстроенная Глаша влезла в старые шорты, надела папину рубашку в клетку и отправилась на кухню с горя лопать шоколадку.
В дверь позвонили, это вернулись родители, с полными сумками и в приподнятом настроении. Мама, увидев дочь, чуть не завизжала от самого порога.
— Глашка, какая ты красавица! Где взяла такую прелесть?
— И главное, кто у нас сегодня за Деда Мороза? — Восхищённый папа обошёл дочку так, будто на ней было платье за три тысячи долларов.
Красивой-младшей это не понравилось.
— Предки, я на вас обижусь! — сказала она и потянулась рукой туда, где должен был свисать край отцовской рубахи. — Это, между прочим, твоё.
И вот тут Глаша завизжала сама, потому что вместо старой домашней одежды на ней вдруг оказалась воздушно-голубая шубка Снегурочки, и шапочка на меху, и сапожки, и толстые чулки в снежинках. Она бросилась к зеркалу и застыла на месте.
— Офигеть, круто-о! — выдохнула девушка.
— Здравствуйте, дорогие родители Красивые! — донеслось из подъезда зычное приветствие Дедушки Мороза. — Вот и мы тут как тут, и сынок ваш Егорка со мной, и Гаврила-домовой. А видел кто-нибудь здесь Снегурочку?
— Да, — хором ответили папа и мама, на автомате пропуская в дом вновь прибывших. — Глаша-а! К тебе пришли!
— Стойте, стойте! Без меня не начинать! — приказным тоном потребовала бабуля, поднимаясь по лестнице. — Я, между прочим, нам всем ёлку добывала.
Пока Вал Валыч с женой тихо выясняли друг у друга, кто же всё-таки заказал Деда Мороза на дом, Гаврюша под шумок расколдовал Маркса. Кот чихнул, с чувством проклял всех на свете и побежал на кухню успокаивать нервы чем-нибудь сырно-колбасным.
Егорка поспешил в гостиную, чтобы включить в розетку ёлочную гирлянду. Вслед за ним вошли красная от смущения Глаша, Дед Мороз, родители и бабуля.
— Вы у меня в этом году первые! — торжественно начал дедушка. — Спасибо Гаврюше с Егором, а то не видать бы нам с вами Нового года.
— Простите, это вы о воображаемом друге нашего мальчика?
— А, так вы в него не верите, что ли? Ну, смотрите…
Дед Мороз пристукнул по полу волшебным посохом, и у взрослых словно открылись глаза. Прямо перед ними, смущённо переминаясь с ноги на ногу, стоял невысокий рыжебородый мужичок, метр с кепкой в прыжке. Глаза хитрющие, одёжка простенькая, в руках переливающийся огоньками волшебный жезл…
— Гаврила Кузьмич, ваш домовой. — Мужичок пожал руку Вал Валычу.
— Ваш домовой, Гаврила Кузьмич, — манерно раскланялся он перед мамой.
— Гаврила Кузьмич, домовой ваш. — Бабушке он даже ручку поцеловал.
Взрослые онемели. Говорить что-либо в связи с новыми откровениями было чревато. Папа попросил ущипнуть его. Мама ущипнула от души, Вал Валыч подпрыгнул и наступил ей на ногу. В результате оба убедились, что не спят. Бабушка поверила и так.
— Ну, раз все мы перезнакомились, так чего мы стоим?! — спросил Дед Мороз. — А ну-ка давайте попросим все вместе: ёлочка, гори!
Как ни странно, все Красивые плюс бабушка дружно начали скандировать детскую кричалку. На третий крик "Ёлочка, гори!" Егор аккуратно щёлкнул выключателем. Ёлка вспыхнула, гирлянды весело заиграли в пушистых ветках, отражаясь на красной пластмассовой звезде. Все радостно заулыбались и захлопали в ладоши!
— Хорошо, что остались чудеса, которые можно творить и без волшебной палочки, — тихо прошептал мальчик, с тёплой улыбкой глядя на свою семью. — И просто замечательно, что у меня есть все они, и Гаврюша, и кот… Кстати, а где Маркс?
Домовой подмигнул ему, типа сейчас приведу. И с ходу безошибочно определил местонахождение баюна. Разумеется, кухня!
Голодный с дороги котик вылакал нелюбимое молоко из миски и теперь сидел на хвосте, гипнотизируя холодильник:
— Откйойся. Откйойся. Откйойся. Откйойся…
— Ну ты даёшь, брат-кошурат! — усмехнулся Гаврюша. — Там такое происходит, а ты всё о сосисках думаешь!
Кот медленно обернулся на голос, изображая смертельную обиду.
— Это было так бесцейемонно с твоей стойоны… — надменно прошипел Маркс.
— В смысле? — недопонял домовой.
— Вот так бйать меня с собой, пйотив воли… — выгнул спину баюн. — За что?!
— А-а-а… — Гаврюше на минутку стало совестно. — Извини, я думал, тебе понравится. Приключение же!
— Понйавится? — Кот развернул одно ухо. — Ты пйав, я пйосто без ума от пейемены климата, постоянной тйаски, йиска вывалиться и пйочих удовольствий, котойых был бы лишён, оставшись дома. Файфой — это же свейхкйепкий матейиал для пйевйащения в него лучших дйюзей! Меня сто йаз йазбить могли, идиот!!!
— Маркс! Маркс! — Гаврюша, чуть не плача от стыда, бросился к баюну, схватив его за переднюю лапу. — Клянусь, я только хотел, чтобы мы все были вместе, как одна семья!
Кот воротил нос то вправо, то влево.
— Виноват! Ну, виноват я перед тобой! — падая на колени, признался рыжий домовой. — Знаю, плохо поступил! Проси чего хочешь — всё для тебя сделаю. Новый год как-никак! Баюнчик, вот прям щас исполню любое твоё желание, веришь, нет?
— Пйавда?
— Ну да, кроме мировой революции, конечно.
Маркс промолчал, затем снова уточнил:
— Любое? Любое?
— Да!
— Кйоме мийовой йеволюции?
— Да!!
— Точно?
— Да точно, точно! Говори!
Маркс покосился на холодильник и взмолился:
— Дйюжба! Дйюжба! Дйюжба!
Глава одиннадцатая, в которой Глаша становится Снегурочкой
Москва всё больше и больше погружалась в праздничное настроение, а мир сказки наполнялся всё более и более важными событиями. Спасённые Егоркой и Гаврюшей семь царевен, включая Льва-королевича и капризулю, принявшую Сахипа за заморского принца, вернулись домой. Обняли отцов, братьев, женихов, а Лев-королевич перецеловал без малого тридцать крестьянских девок. Общительный он был парень, как вы поняли…
Порадовались родные и близкие спасённых, попировали, приняли на грудь медов стоялых, да и решили под это дело наказать Кощея с Горынычем. Обрядились суровые отцы, мужья, женихи и братья в доспехи, взяли мечи-кладенцы, взобрались на богатырских коней-тяжеловесов и единой дружиной, под бодрый марш, двинулись в сырые, гиблые места, туда, где в облаке ядовитых испарений и саване из плесени громоздился Кощеев замок.
Район он выбрал так себе, зато соседей мало, громкую музыку хоть всю ночь крути и злодействуй у себя дома, сколько душа пожелает!
Напасть на Кощея богатыри с царевичами решили ночью, когда керосиновая лампа луны коптила небо над замком. Дрожащие от злобы и холода летучие мыши кружили над зубцами каменных стен, а внизу, на главной площади, Кощей открывал очередную вечеринку. Много гостей именитых к нему съехалось, тут и ведьмы плясали вкруг шеста, и упыри у барной стойки толкались, и скелеты конкурс красоты устраивали, и лешие новые контракты заключали. Всем весело, всё на халяву, отчего ж не посидеть у злодея костлявого…
Сам Кощей Бессмертный слыл модником и больше всего на свете боялся выглядеть старой развалиной. Поэтому спортом занимался, овсяную кашу ел и чистить зубы не забывал регулярно. На свой лысый череп, которому самое место на музейной полке, надевал Кощей красивый парик в духе Элвиса Пресли. Впавшие глазницы прятал под солнцезащитными очками, фигуру костлявую — под белым приталенным пиджаком короля рок-н-ролла и брюками-дудочками, заправленными в ковбойские сапоги. Вместо гитары Бессмертный носил на ремне чью-то вечно расстроенную тазобедренную кость с куском позвоночника, на три струны.
Хор блохастых гиен из Южной Африки затянул кислую песню о голодном брюхе, от которой портилось пищеварение. С десяток мышей попадали без памяти на головы гостей, а уж гости подобрались один другого краше, вы же помните? Так вот, плюс к тому ещё черти рогатые, волки-оборотни, вурдалаки с пятачками поросячьими, водяные с рыбьим хвостом — та ещё фауна. Раз увидишь, до старости заикаться станешь…
— Дамы и господа! — томным загробным голосом провозгласил со сцены Кощей и поклацал зубами. — Я исполню вам песню собственного сочинения, о том, как я люблю русских красавиц. Особенно на ужин!
Гости гадко захихикали, оценив самую скучную шутку. Бессмертный ударил по струнам тазобедренной гитары, и все в радиусе ста метров заткнули уши.
Я хочу, хочу тебя целовать! Я хочу, хочу тебя обнимать! Ты говоришь, что тебе нельзя, Но это всё фигня-а!Подмостки, на которых пел Кощей, были сколочены из лукоморного дуба. В двух шагах от сцены сидел на цепи учёный кот — он подрабатывал дежурным зрителем, на случай нехватки публики.
И вот как раз когда Бессмертный занёс над трепещущими струнами костяшки пальцев, желая дать второй аккорд, на замковых стенах вдруг появились богатыри. С мечами, копьями и неласковыми выражениями лиц.
— Гаси композитора, братцы!
Тут и началась настоящая вечеринка. Гиены истошно завизжали и бросились врассыпную. Полетели отшибленные рога направо и налево, оборотни трусливо поджали волчьи хвосты и лезли под стол, пятачки познакомились с кулаками, ведьмы окосели на месте, а лешие начали размахивать международными удостоверениями неприкосновенности.
На богатырей, равно как и на царевичей, это никакого впечатления не произвело, так что лешим тоже досталось на орехи. Жалкое сопротивление было подавлено в зародыше, уж очень они там попривыкли к безопасности. Злодеи, мозг маленький, что попишешь…
Сам Кощей держался до последнего. Он гордо ждал, когда рассерженные отцы, мужья, женихи и братья поднимутся на сцену. Даже с места не сдвинулся. Хотя петь, конечно, перестал. А когда его окружили, надменно бросил:
— Дурачьё! Деревенщина-засельщина! Я ж бессмертный!
И на том с размаху так получил кулаком в челюсть, что летел с попутным ветром метров двести, прямо через стену замка.
С той стороны, на болотах, стояло что-то наподобие большущего каменного сарая. Жил в том сарае трёхголовый Змей Горыныч, наипервейший приятель Кощея по всем злодейским делишкам. Но так как за последние сто лет никто самовольно в Кощеевы владения не совался, Змей основное время тихо себе дрых, почёсываясь и причмокивая. Вокруг его жилища по земле были разбросаны бараньи, коровьи и даже человеческие черепа.
Когда битый Кощей на четвереньках пришёл к Горынычу в будку и начал долбить головой дверь, Змей валялся на спине, задние лапы его сонно подёргивались, поэтому гостю он открыл далеко не сразу…
— Фазве так мовна? — шумно возмущался Бессмертный. — Носью, пез пйедупйефдения, пез опьяфления фойны?!
Его передние зубы остались на сцене, но вот-вот должны были вылезти новые. Парик болтался на сапоге, как волосатая бахила, а на грязном пиджаке чётко просматривались отпечатки подошв богатырских сапог сорок пятого размера.
— Пофли намстим этим нахалам дейефенским?
— Не, не сейчас. — Лезть в драку с кучей богатырей сразу Горынычу тоже не улыбалось. — Пущай расслабятся, успокоятся, тут мы и намстим со страшной силой!
— Подумаеф, дефок укйял! — Кое-где, несмотря на всю свою природную неубиваемость, Кощей всё-таки обмотался бинтом. Старые кости срастались медленно. — Мне-то они нушнее! Говыныщ, ты со мной?
— Естественно! Я ж в энтом деле тоже свой интерес имею, — пробасил Змей. Все головы говорили синхронно и меж собой не ссорились. — А ведь во всех бедах жаба проклятая виновата!
— Точно! Не уберегла наших с тобой девок…
— Да-да, костлявый, энто тебе из-за баб наваляли, ежу понятно! Я Иннокентия этого в пепел превращу, да гипсом обмажу, да высушу и в речке утоплю…
— А ты вефно шкажал! — Кощей с трудом поднялся, снял парик с ноги и встряхнулся вместе с ним, будто деревянная кукла на ниточках. Новые зубы доросли до нужного размера, и слова зазвучали разборчиво. — Пришёл черёд московской квакушке за мои синяки ответ держать. Ну-кась, где он тут?!
Из глаз Кощеевых сверкнули жиденькие молнии, и откуда ни возьмись сверху свалился Иннокентий Иванович Перепонкин. Вид у него был перепуганный и жалкий.
— Что с гаремом? — потребовал отчёта Кощей. А Горыныч грозно пустил оранжевый пар сквозь ноздри.
— Я не виноват! Не виноват! Это соседи, соседи проклятые! Понимаете? — взмолился батрахолог. — Из третьей квартиры, напротив, соседи, домовой у них там, домовой, и мальчик такой, маленький мальчик, Егор Красивый. Они виноваты, они это сделали! Они, они!
— Что они сделали? — Кощей скрестил руки на впалой груди.
— Как что? Как что?! Всех лягушек это… того… зацеловали! Всех подряд, понимаете? Понимаете, без разбору! Целовали подряд, каждую, одну за другой! Вот так, вот так!
Перепонкин чмокнул воздух в опасной близости от щеки самого Кощея.
— Прекрати! — чуть не взвизгнул Бессмертный.
Вновь сверкнули молнии, и Иннокентий Петрович вновь вернулся в Москву. Кощей с трёхглавым Змеем стояли рядом, у детской площадки, где Вал Валыч обычно парковал свою старенькую "шестёрку".
— Вот, значит, как! На наших невест губу раскатали?! Своих домових мало?! Ну ничего, ща мы со всеми тут разберёмся!
— Шашлык-машлык сделаем, — прорезался Горыныч и сжал когтистые лапы в огромные кулаки.
— Чур, я мариную, — подхватил Бессмертный. — У меня большой опыт в кулинарии.
Он кое-как нахлобучил парик, поскольку терпеть не мог выглядеть старой развалиной.
Дедушка Мороз стукнул посохом по паркету гостиной третьей квартиры и заморозил время. До жути тихо стало в переулке Маленькое Гнездо, и зрелище получилось удивительное! За окном, растопырив цыганские крылья, повисла летящая ворона с фольгой от шоколадки в клюве. Замерли машины и даже исходящий от них пар.
Оглохло метро, успокоились вокзалы. В "Домодедово" застыл, задрав нос, взлетающий самолёт. Казалось, он прилип к полосе задними колёсами, отчего стал похож на сувенир. Кот-баюн в кухне Красивых замер над кусочком плавленого сырка, распахнув пасть и заранее жмурясь от удовольствия.
Только семь живых существ во всём несказочном мире могли двигаться и разговаривать — это были Дед Мороз, девушка Глаша, мальчик Егор, домовой Гаврюша и три белых коня, Декабрь, Январь и Февраль, запряжённые в сани, висящие над балконом.
А что же взрослые? Когда стукнул посох, папа подпрыгнул и оскалил верхние зубы, изображая серого зайку из мультфильма "Ну, погоди!". Мама смеялась над ним, а бабуля аплодировала. Они были похожи на фотографию — папа даже ногами пола не касался.
Глаша стояла с раскрытым ртом, разглядывая более чем странное положение Вал Валыча. Соображала она с трудом. Это Егорку происходящее почти не удивило, он уже столько всего и всякого навидался за время школьного карантина.
Дедушка Мороз меж тем взял временную Снегурочку за руку:
— Готова ты мне сегодня помочь?
— А? — невпопад отозвалась она.
— К деткам ехать пора, — пояснил дед. — Всюду успеть надо, я потому время и задержал маленько, чтобы мы к сроку управились.
— Это вы сейчас о чём? — встрепенулась Красивая-младшая и вопросительно глянула на брата. — Чего они все замерли, это флешмоб какой-то?
— Соглашайся, сестричка! — тихо посоветовал Егор. — Это будет круто!
— Я ничего не понимаю! Что здесь творится? Вы что с ними сделали? Как вас там зовут, не знаю…
— Мороз Колотунович меня зовут.
— Ой, ладно! Вы это серьёзно?!
— Он серьёзно! — вступился мальчик. — Он всамделишный, из Великого Устюга. Мы там были, мы там с Гаврюшей были!
— Помоги, Глашенька, — взмолился дед, беря её за вторую руку. — Полные сани подарков на улице ждут, а внучка моя меня бросила, замуж вышла. А куда я без неё? Нельзя без Снегурки. Пожалуйста, помоги!
— Вы мне предлагаете с вами сейчас куда-то ехать?
Глаша отстранилась от странного типа (наверняка с накладной бородой и сомнительной биографией). Бородатый старик и маленький брат кивнули.
— Э нет! Я Новый год у подруги отмечаю, мы договорились.
— У неё есть подруга Светка, страшная-а-а, как кикимора в бигудях, — прошептал Деду Морозу Егор, делая вид, что его тошнит.
Возмущённая сестра попыталась испепелить его взглядом, но мальчик оказался огнеупорным.
— О-хо-хо-хо-хо! — притворно засокрушался дедушка. — Беда-то какая, ну, может…
— Ничем помочь не могу, — жёстко отрезала Глаша и вышла из гостиной.
— Глаша! Не уходи! — Егор бросился за ней. — Так нельзя!
Но она закрылась в комнате, села на кровать и стала стягивать сапожки. Бесполезно — сапоги сниматься отказывались. Девушка вскочила и ухватилась обеими руками за шапку — то же самое, всё равно что пытаться содрать собственные волосы.
— Ну и ладно! — рыча, решила она. — Так пойду. Какая кому разница, в чём я на улице…
Красивая-младшая схватила сумочку и направилась к входной двери.
— Куда ты, милая?! — Дед чуть не плакал с расстройства, но глаза у него были хитрые. — Егорка, ну хоть ты сделай что-нибудь!
— К Светке, на Черкизовскую, довольны?! — Ещё немного, и Глаша была готова взбеситься. — А по пути в полицию загляну.
— Далече-то пешком отсюда до Черкизовской, — почему-то усомнился дед. — Вся Москва стоит, до последней телеги.
— Тоже мне новость!
Девушка выскочила в подъезд, но затормозила и, надутая, уселась прямо на ступеньку, положив сумочку на колени. Её одолели сомнения. А вдруг и на самом деле весь город, включая метрополитен, застыл, как родители и бабуля? Ведь папа как-то повис в гостиной! Ещё этот рыжий бородатый дядька, домовой, про которого Егор вечно талдычит. Ерундистика какая-то…
Из кухни выбежал Гаврюша и съехал к ней по перилам. Общаться с этим странным мужичком девушке совсем не хотелось. И без того голова шла кругом…
— Успеешь ты к своей Светке, глупая! Сейчас только половина шестого.
— Успеешь! — подтвердил Егор, выходя из квартиры. — Я в сказке долго-долго был, когда за Марксом ходили, а здесь всего несколько минуточек прошло.
Дед Мороз стоял в дверях и жалобно улыбался. Егор сел рядом с сестрой и прижался к её плечу.
— Ничего не бойся, они же мои друзья. Они хорошие.
Глаша поднялась на площадку и встала лицом к дедушке, спиной к четвёртой квартире.
— Хорошо. Вы — Дед Мороз. — Она прислушалась к собственным словам, мысленно назвала себя дурой, но продолжила: — Возможно, я… Что там надо делать-то?
— Известно что, — с удовольствием подхватил дед. — Снегурка моя главная помощница. Первая в дом к детишкам приходит, веселит, хоровод собирает, истории занимательные рассказывает, к встрече со мной подготавливает. Подаркам учёт ведёт, на почту за пенсией ходит, в собес, ну и по хозяйству там, за картошкой, в аптеку…
Глаза у Красивой-младшей поползли на лоб.
Гаврила влез между ними и подёргал Мороза за край шубы.
— Стопорись, старый пень, такого уговора не было! Мы Глафиру тебе только на пару дней одолжим, а потом другую подберём, пускай та, другая, в собес ходит.
— Кошмар какой-то. — Сестра закатила глаза и возмущённо глянула на Егора, стоявшего рядом. — Ты во что меня втянул, мелкий?!
В этот момент дверь четвёртой квартиры со страшным грохотом распахнулась, и Кощей Бессмертный собственной персоной предстал перед ними.
— А вот во что!!! — проскрежетал он и схватил Снегурочку за талию.
Глаша выронила сумочку и завизжала, дёргая ногами. Кощей с ценным грузом попятился назад. Переодеться он не успел и выглядел просто ужасно. Мятый, в драном парике, сбившемся набок, в грязных бинтах, как мумия. Та ещё страхолюдина!
— Вы моих девок спёрли, а я за это вашу конфискую. Понятно?!
Такого поворота социальной справедливости никто не ожидал. Глаша визжала, меся ногами воздух, и друзья первым делом едва успели ухватить похищаемую за сапоги. Сапожки сидели крепко. Кощей тянул девушку к себе, а Дед Мороз, Гаврюша и Егор — к себе.
Красивая-младшая орала как психическая, и если бы время не было остановлено, то на её вопли сбежался бы весь микрорайон. Дед тянул за правый сапог, младший брат — за левый, а домовой тащил самого Егора. Глаша яростно молотила руками, пытаясь ухватить негодяя за волосы.
— Парик?! Тьфу, гадость какая…
И, развернувшись, случайно взглянула в лицо похитителя. При виде лысого Кощея, без очков, с впалыми щеками, острыми скулами и лошадиными зубами она реально поняла, что такое настоящий шок и что сказки не врут…
Гаврюша первый понял, что игра в перетягивание каната кончится плохо, "канат" порвётся, и все разлетятся по углам. Он достал из-за пояса волшебную палочку, взмахнул, но ничего особо гениального в тот критический момент придумать не смог.
Пришлось иметь дело с примитивным. Под потолком возник перевёрнутый фаянсовый унитаз особой глубокости, без бачка. Домовой управлял им силой мысли. Взяв прицел, он позволил унитазу упасть на голову Кощея! Злодея накрыло аж по самые плечи, руки его вытянулись строго по швам, а яростный рёв вылетал в отверстие для слива.
Дед Мороз рванул на себя, и девушка, которую Кощей, разумеется, выпустил из своих когтей, получила желанную свободу! Дед повалился на спину, Глаша птичкой пролетела над ним и приземлилась аж у самой ванной. Бессмертный тоже потерял равновесие, накренился и с весёлым грохотом покатился вниз по лестнице, матерно проклиная всех и вся.
Поднявшись на ноги, Глафира Красивая уже была готова отправиться куда угодно, хоть на Северный полюс, только бы не видеть страшного похитителя в парике! Она подала руку дедушке, затем брату (свалились оба), помогла им подняться, поблагодарила Гаврюшу и сказала:
— Увезите меня отсюда. Я буду Снегурочкой!
Мороз Колотунович повёл их на балкон, и они увидели, как довольный Змей Горыныч, изрыгая потоки огня и дыма, гоняет по небу дедушкину упряжку. Кони сердито ржали, подарки могли вот-вот свалиться, а по двору, не расставаясь с унитазом, метался Кощей Бессмертный.
Времени было мало. Гаврюша скользнул на кухню, проскочил мимо застывшего Маркса, схватил свёрнутый в кольцо веник, распрямил его и бросился обратно.
— Ну, я его проучу! — крикнул он и полетел прямиком к Змею Горынычу.
— Это же неправда? Неправда, а? — Глаша снова занервничала. — Егор, скажи, что неправда?!
— Это неправда, — послушно сказал Егор только ради того, чтобы успокоить сестру.
Дед Мороз, понятное дело, ни Кощея, ни Горыныча не боялся, но и волшебным посохом махать в недвижимом мире не рисковал. Мало ли, заморозишь кого невиновного, оправдывайся потом, что не хотел. Он просто приобнял девушку за плечи, и она расплакалась.
— Ну-ну-ну, Глафирушка, всё обойдётся. Домовой — парень шустрый. Видишь, как ловко с Кощеем справился? И Горыныча одолеет, не сомневайся.
— С кем справился? — хрюкнув ему в воротник, спросила девушка.
Дедушка не слушал, он просто продолжал успокаивать:
— А мы с тобой покуда на санки сядем да и полетим по Московской области…
— Вот на этих, с бешеными лошадками?! — выдавила Глаша и, представив себе такую поездочку, разрыдалась пуще прежнего.
Егор тем временем криками и свистом подбадривал рыжего приятеля.
Храбрый домовой как надоедливая муха кружил над Змеем, перелетая от одной башки к другой. Он смело щекотал хвостатому ноздри, кричал в уши, вертелся перед глазами, обзывался всячески и даже сплясал лезгинку на лбу центральной башки!
— Ах ты, птеродактиль доисторический! Ящерица с крыльями! Сосиска чешуйчатая! Бетмен трёхголовый с хвостиком! А получи лаптем в нос!
Горыныч ревел, рычал, плевался, отмахивался, как мог, но без толку. Забыв о санях, Змей теперь хотел только одного: чтобы эта надоедливая рыжая муха оставила его в покое.
Белые кони послушно вернулись к балкону Красивых. Дедушка Мороз ухватил спасённую тройку за поводья, закинул посох и очень ловко для своего преклонного возраста перепрыгнул в сани.
— А я? — Глаша протянула к нему руки, и дед ловко перенёс новоявленную Снегурочку на пассажирское сиденье, поближе к подаркам.
Уже не раз прыгавший с балкона Егорка справился сам, притулившись под бочок к сестре. Упряжка сразу набрала высоту и с бешеной скоростью понеслась в сторону Бирюлёво. Гаврюша счёл свою задачу по "курощению" Змея выполненной и пулей дунул за друзьями…
Кощей Бессмертный разбежался и грохнул унитазом о стену дома. Дорогой фаянс разлетелся вдребезги, зато костлявый злодей наконец-то вырвался на свободу.
Горыныч коряво приземлился поблизости и затрусил к тощему подельнику.
— Видал, чего творят?!! — искренне возмутился он. — Головы кругом идут!
— И у меня лёгкое головокружение, — кивнул Кощей, держась за стену. — Кажется, нас перестали бояться в этом городе. Безобразие! После праздников позвоню мэру и всё ему выскажу…
— А сейчас чё будем делать — мстить?
— Сейчас? Сейчас… меня стошнит… а потом мстить!!!
А высоко-высоко в небе на полпути в Бирюлёво Дедушка Мороз инструктировал помощницу:
— Ты, Глафира, поласковей с ними будь, люби детишек. Они доброго человека нутром чувствуют. Улыбайся! А ежели кто шалить станет, того поймай и обними крепче — средство проверенное, лучше его нет. Больше ничего от тебя и не требуется…
Глаша кивала, соглашалась и задавала вопросы здравомыслящего человека:
— Да как же мы к людям пойдём без предупреждения?
— Как всегда ходили. Скажем: Дед Мороз пришёл!
— Ага, и кто нас впустит? Подумают, что мы грабители какие-нибудь или мошенники.
— Понимаю, — согласился дед.
— И в трубу не полезу, сразу говорю!
— Не надо в трубу. Санта-Клаус по трубам лазает, это по его части, — улыбнулся дед, закручивая усы. — И предупреждать никого не надо, мы ж не к взрослым, а к деткам летим.
Снегурочка хотела сказать, что тем более не поняла, как они будут водить хороводы с детьми в чужом доме, в отсутствие взрослых, но, подумав, махнула рукой. В конце концов, если Дед Мороз занимается этим делом каждый год уже не одну сотню лет, то, наверное, в курсе, что и как…
Гаврюша и Егор сидели на куче подарков, разглядывая светящийся внизу город. Дед повернулся к ним:
— А ну, сорванцы, объясните-ка мне, что делают в настоящей Москве Кощей Бессмертный и Змей Горыныч из сказки?
— Да было одно дело на днях… — с неохотой взялся объяснять Гаврюша, пощипывая летающий веник. — Мы с Егоркой кучу царевен заколдованных от этих злодеев спасли. Они их украли, в страшных жаб превратили да и спрятали у нашего соседа для надёжности, чтобы в сказке не нашли. А мы с Егором тут как тут, всех пленниц расколдовали и в сказку вернули!
— Хорошее дело, хвалю…
— Ох, и здорово, наверное, Кощею да Горынушке наваляли цари с королевичами за жён и невест своих. А теперь больничный у злодеев, видать, кончился, они нам мстить пришли.
— Да вы герои! — улыбнулся дед.
— Егор! — воскликнула Глаша. — Почему ты мне никогда ничего не рассказывал?
— Я всегда тебе всё рассказывал! — резонно возразил мальчик. — А ты не верила, смеялась, говорила, что я выдумщик.
— Про Кощея не говорил!
— А чего тебе про Кощея говорить, если ты и в Гаврюшу не верила!
— Хватит ссориться, ребята! — вмешался Дед Мороз. — Лучше я тебе, Снегурочка, расскажу про детишек, которые нас ждут. А дети эти непростые…
И они продолжили свой разговор, а Гаврюша с Егором, сидя среди подарков, вернулись к разглядыванию застывшей Москвы. Вдруг оба заметили, как внизу вдоль проспекта проплыл чёрный силуэт трёхглавого дракона.
— Горыныч?! — попытался крикнуть мальчик, но домовой зажал ему рот.
— Тише! Не пугай сестру, ей готовиться надо.
Егор кивнул и шёпотом сказал другу на ухо:
— Что делать будем?
— Змея беру на себя, — храбро заявил Гаврюша. — А ты, ежели наши спросят, скажи, что я на разведку полетел и скоро вернусь. Ну, а не вернусь, не поминайте лихом…
— Гаврюша-а-а!
— Да не ори уже. Шучу я так, цену себе набиваю, шучу!
Он вновь оседлал свой веник, присвистнул и в глубоком пике ушёл вниз. Егор помахал варежкой ему вслед. Красивый-младший точно знал, кто самый отчаянный домовой в Москве.
Естественно, двум упёртым злодеям ничего не стоило отыскать в чистом небе тройку лошадей, несущих волшебные сани. Вот только бросаться в лобовую атаку на самого Деда Мороза они не рискнули. То есть Змей бы попёр, да Кощей отговорил. В его лысом черепе мозгов было побольше, чем у того же Горыныча в трёх головах, вместе взятых. И по качеству, и на развес…
— Давай сначала вон в тот бутик для мужчин заглянем, — сказал Кощей, указывая пальцем вниз. Он сидел на средней шее Горыныча, как на лошади, а хитрый Гаврила уже бесшумно "висел у них на хвосте".
— Тебе что, без нового костюма никак, костлявый? Я ж скисну тебя ждать! — привычно поморщился Змей. — Вот напарничек, как увидит магазин, так три часа шмотки примерять будет…
— Иначе не могу, с ними девица! — Бессмертный гаденько засмеялся, и Змей пошёл на снижение. — Жаркая штучка, скажу я тебе! Она будет первой в моём новом гареме, обещаю!
Приземлились они посреди когда-то шумного проспекта. Кощей слез со Змея и резво поскакал к стеклянным дверям с надписью: "Армани". Вид любителя невест был ужасен: лохмотья вперемешку с бинтами напоминали о позорном поражении от кулаков русских богатырей, парик выбросила Глаша, а кое-где меж рёбер валялись мелкие осколки фаянсового унитаза.
К удивлению Бессмертного, внутри его встретил напыщенный как индюк продавец. Ростом тот был невысок, волос и бороду имел рыжие, а за прилавком прятал веник и кого-то напоминал Кощею. Только вот кого, он сразу не догадался.
— У нас не подают! — отчеканил продавец, преграждая путь. — Ходят тут всякие, потом трусы от Кардена пропадают…
— Ах ты, ах ты… — Известный злодей чуть не задохнулся от обиды. — Да знаешь ли ты, холоп, с кем разговариваешь?!
— Догадываюсь, — неопределённо, но с оскорбительным намёком бросил рыжий.
— Я очень состоятельный иностранец, чтоб ты знал! — Кощей внаглую протиснулся в помещение и направился к вешалкам с костюмами. — У меня очень много денег и очень мало времени.
— Тогда покажите кредитную карту или наличные, иначе я вызову охрану! — пригрозил продавец, следуя за ним по пятам. — Не трогайте ничего! Слышишь, ты, морда иностранная…
— Отвали!
— Охра-на-а-а!!!
— Ладно, ладно… — Кощей покосился на возмущённого продавца, сунул руку за пазуху и бросил ему туго набитый узелок. — Лови, скупердяй!
Рыжий поймал и понял, что внутри монеты. Судя по звону, золото. Общим весом на полкило, а то и больше. Деньги — это единственное, от чего тают все продавцы, а продавцы в бутиках даже растекаются ручейками…
— Уважаемый господин, приношу вам глубочайшие извинения от имени магазина! — елейным тоном заговорил рыжий. — Вас ждёт щедрая скидка и фирменный пакетик в подарок.
— То-то же, — хмуро отозвался Кощей, зарываясь в галерею итальянских пиджаков. — Я вижу, у вас тут вообще ничего приличного нет?
— Как же, как же! — поспешил возразить "продавец". — Заходите в примерочную, я сам буду вам подавать лучшие модели. Они изготовлены ведущими модельерами Милана, Парижа и Малой Раскузяевки…
— Да помолчи уже, — заткнул уши Кощей, удаляясь в примерочную. — Давай миланскую коллекцию. Сколько знаю эту Раскузяевку, никогда они там ничего приличного не шили…
— Разумеется! Как вам угодно! Прикажете начинать?
— Валяй.
Змей Горыныч, посматривающий одним глазком сквозь витринное стекло, затосковал и накрыл среднюю морду лапами. Погоня и месть откладывались как минимум часа на два…
А по одному мановению волшебного жезла Кондратия вся одежда, какая была в зале, ожила. Пиджаки, брюки, жилетки выстраивались в очередь к примерочной и буквально сами лезли Кощею в руки. Покупатель он был привередливый, дотошный и нудный.
Тут ниточка торчит, здесь цвет не тот, а там прострочено плохо. Он нарочно выбрасывал наряды через верх, чтобы приставучий продавец-консультант бегал и подбирал.
Но заколдованная продукция самостоятельно укладывалась на места, а Гаврюша, отыграв положенную роль, тихонечко отошёл к прилавку и прокричал:
— При покупке пяти брюк фирменные носки без шва в подарок!
Кощей прикинул выгоду и стал резво откладывать пиджаки. Это ж любой мужчина знает, что лишних носков не бывает. А тут такой подарок, на халяву!
Домовой тихо запер входную дверь, взял веник, прошёл через подсобку, куда до этого перетащил всех реальных продавцов и кассиров. Люди всё равно были зачарованы остановкой времени и не сопротивлялись, после чего тихо смылся через служебный вход. Монеты, разумеется, прихватил с собой. Чего добру пропадать?
Гаврюша оседлал веник и быстро нагнал друзей в Бирюлёво. Мороз поворачивал упряжь к старенькой панельной пятиэтажке и обернулся назад ровно в тот миг, когда домовой уселся рядом с Егором.
— Как всё прошло? — прошептал мальчик ему на ухо.
— На высшем уровне. Где-то с полчасика злодеи точно будут заняты, а потом я что-нибудь новенькое придумаю.
Сани медленно, с торжественностью грузовой баржи причалили к балкону. Егор и Гаврюша остались на карауле. Они подали дедушке заранее выбранную плоскую коробку с подарком, и тот первым спустился на обшарпанный балкон. Затем подал руку Снегурочке-Глаше. Она очень волновалась, поскольку до этого была только Снежинкой в детском саду, а в школьной и институтской самодеятельности не участвовала.
Дед взмахнул посохом и разморозил время над Бирюлёво. Столица обрушилась на друзей миллионами звуков, подул ветер, заискрился снег. Щеколда с внутренней стороны отъехала, и Мороз Колотунович беспрепятственно открыл дверь.
— Пошли, внучка, нас ждут.
— Кто?
— Мальчик Серёжа, которому пять лет и у которого нет папы, — пояснил дед. — Мама его работает уборщицей в школе, а он один дома сидит, ждёт её. И подарок ему никто, кроме меня, не подарит.
— Как, совсем один сидит? Такой маленький?
— Тсс! Сама увидишь.
В полупустой комнате с тусклой лампочкой сидел на кровати худенький мальчик в колготках и большом свитере. Из всей обстановки — старые обои, стол, стул да следы от ковра на голой стене. Много ли зарабатывает школьная уборщица, даже в Москве…
Глаше сделалось не по себе, но она вспомнила слова своего наставника и улыбнулась, когда ребёнок поднял на неё грустные глаза. Он улыбнулся в ответ и произнёс восхищённым шёпотом, чтобы не спугнуть чудо:
— Снегурочка! Ты же Снегурочка?
— Да! — кивнула Глаша. — А это Дед Мороз. Не бойся, он настоящий и очень добрый.
— А ты Серёжа? — Дед встал рядом, разглядывая старый линолеум.
— Да.
— Мы принесли тебе подарок, — сказала Глаша и приняла от деда коробку, чтобы вручить мальчику. — Хочешь, помогу открыть?
— Ага!
Пока они разворачивали тщательно завёрнутый подарок, дедушка обошёл квартиру. В туалете протекал бачок. Мороз осуждающе поцокал языком, выдернул волос из бороды, разорвал, прошептал заклинание и… Ничего не произошло.
— Насмотрелся фильмов про джиннов, вот беда! — нервно хлопнул он себя по лбу. — Борода — это не наш метод. По-иному надо…
Мороз Колотунович стукнул посохом по бачку, и неисправность мгновенно устранилась. Зашёл на кухню, открыл холодильник — пусто, только полпачки масла и пара яиц. Опять поцокал языком, стукнул посохом, и холодильник наполнился всяческими продуктами, а на столе вместо "Доширака" появились кастрюля горячего борща, круглый домашний хлеб и свежие фрукты.
— Серёжа, ужинать! — позвал Дед Мороз.
Мальчик прибежал на кухню, сжимая в руках почтовый конверт. За ним вошла Глаша со вскрытой коробкой:
— Там было новое зимнее пальто на мальчика и вот ещё…
— Дедушка Мороз, — Серёжа предъявил конверт дедушке, — это мы нашли в коробке. Это кому? Маме?
Дедушка по-доброму усмехнулся и усадил мальчика за стол, а сам разгладил усы.
— Ты у меня папу просил?
— Просил, — осторожно кивнул мальчик.
— Ты просил, Серёженька, а я сделал. В конверте лежит письмо от папы, он больше не дружит с водкой, вылечился, устроился на работу и просит у мамы разрешения вернуться к вам. Ах, совсем забыл. Снегурка, а ты чего молчишь?! Ну-ка, дай сюда бабушкину посылку.
Глаша вдруг поняла, что держит в руках большущую банку с малиновым вареньем.
— Откуда она взялась?! — удивилась девушка.
— Известно откуда, из деревни! — усмехнулся Дед Мороз, взял банку и поставил на стол. — Вот, натуральный продукт, малина отборная, лечебная!
Неожиданно кто-то подергал Красивую-младшую за рукав шубки. Она обернулась и увидела встревоженного домового.
— Тикать пора! — громко шепнул он и потянул девушку за собой.
— Ой, дедушка, кхм, нам, кажется, срочно лететь надо! — сказала Глаша, делая всякие предупреждающие знаки. Она не хотела, чтобы их уход выглядел как бегство.
— Ну, не скучай, внучок! — Мороз Колотунович нагнулся к Серёже и погладил его по голове.
Мальчик тоже изо всех сил обнял дедушку:
— Спасибо вам, приходите ещё!
— Счастья тебе в новом году, Серёженька!
С конвертом мальчик не расставался до маминого возвращения.
Друзья выскочили на балкон и быстро перепрыгнули в санки. Дед опять заморозил время, и Бирюлёво замерло.
— Видите? Вон там! — Егор показал на вспышки огня в небе. — Змей Горыныч лютует! Видать, совсем его Кощейка загонял, небось все магазины внизу облазили.
— А зачем?
— Наряжается он, тебе понравиться хочет. Говорит, в гарем тебя заберёт!
— Какой кошмар, — обомлела Глаша. — Не надо мне никакого гарема, я ещё институт не закончила. И вообще, лысые не в моём вкусе…
Дед ловко управлялся с поводьями, подготавливая сани к манёвру, и в разговор не лез.
— Кошмар — это когда в доме газ, воду и свет одновременно отключают, — заметил Гаврюша и наколдовал со своего веника три точных копии. — Кто знает, что это и для чего?
— Я знаю, что это веник, но я на нём не полечу! Я всё-таки Снегурочка, а не Баба-яга.
— Это баллистические самонаводящиеся мётлы-щекотухи колотушечного типа "Домовой — воздух — Горыныч-абзац"! — предположил знающий привычки друга Егор.
— Правильно! — улыбнулся рыжий плут. — Ну что, запускаем?
Три веника отделились от саней и со свистом устремились к Змею Горынычу. Тот ещё не знал, что его ждёт, и вроде бы уже начал успокаиваться после пробега с напарником по бутикам. По крайней мере, огнём он плеваться перестал, а может, просто горючее кончилось.
Кощей Бессмертный на сей раз выглядел великолепно. Он сидел на центральной шее в дорогом костюме, в модной шляпе и элегантном шарфике. Глаза прикрыты сверхмодными солнцезащитными очками. Ботинки тоже были супердорогие, с подковками и стразиками.
Заметив решительное приближение трёх каких-то штук, злыдни сначала напряглись и забеспокоились, но, когда поняли, что это такое, расхохотались.
— Во додумались, нас мётлами пугать! Ха-ха-ха! — Кощей покрутил пальцем у виска и крикнул: — Видал, Горыныч, граблей нам под ноги накидали!
— Ща я их подпалю! — рявкнул Змей и обрушил всю мощь своего пламени на веники.
Но это легко сказать, а на деле трёхголовый промазал, хоть и мнил себя лучшим стрелком на свете. Летающие веники от Гаврюши оказались куда шустрее и проворнее.
Эх, как начали они колотить Горыныча, охаживать его по бокам, будто пыль выбивать из ковра! Он в них — струю огненную, а они уворачиваются и по зубам! Он их лапами ловить, а они из-под носа выскакивают и бьют промеж глаз!
— А-а, дворницкое отродье! — взбесился Змей, весь искрутившись на месте.
Однако Кощею пришлось ещё хуже. Два раза он летел с Горыныча маковкой вниз, сначала прямиком в мусорный бак, а потом — на пешеходный переход, в "зебру", носом пять метров асфальта пропахал. Не хуже экскаватора!
Сами понимаете, внешний лоск злодей нагламуренный потерял безвозвратно! Голова и та от него отвалилась. Хорошо, что сразу поймал, на место поставил и кулаком сверху пристукнул для крепости.
— Эй, на борту! Пассажира потеряли-и! Вниз давай, дубина, сколько можно с дурацкими вениками драться?!
Змей, конечно, ответа на этот вопрос не знал. У него вообще складывалось впечатление, что воздушный бой закончится, только когда сами веники устанут. А они уставать не собирались…
Меж тем сани Деда Мороза строго следовали по намеченному маршруту. Скоро под ними поплыл городской район Капотня.
— Куда летим? — спросил Егор.
— Вон к тому дому, — ответил дед. — Там живёт девочка Ирина.
— Ей восемь, и у неё, в отличие от Серёжи, есть папа и мама, — вставила Глаша.
Кони замедлили ход, спускаясь к верхнему этажу панельной девятиэтажки.
— Она замечательно поёт и прекрасно танцует, — продолжил Дед Мороз, одобрительно кивая Снегурочке, которая хорошо запомнила все инструкции и список детей.
— Она мечтает победить в каком-нибудь конкурсе, — по памяти продолжила Красивая-младшая. — Девочка участвовала во многих, но выиграть никак не получается. Ещё одна неудача, и наша Ирочка опустит руки. Просто перестанет к чему-либо стремиться.
— Да, это очень плохо, — согласился Егор. — Что вы ей приготовили?
— Во-он ту красную коробку, — подсказал дед. — Подай-ка её мне, а Гаврила подмогнёт.
Дед принял от них длинную, плоскую коробку, поставил на балкон и спрыгнул сам. Помог спуститься Снегурочке, вновь стукнул посохом и разморозил время.
— Не засиживайтесь! — предупредил Гаврюша, наблюдая за далёкими вспышками на горизонте. Это Змей Горыныч всё ещё продолжал яростные попытки подпалить хоть один летающий веник. Но те пока прекрасно справлялись со своим делом.
Ирина, стройная белокурая девочка, сидела в кресле и смотрела концерт по телевизору. Она была вся в этом концерте и, конечно, видела на сцене себя. Ей этого очень-очень хотелось.
Балконная дверь открылась, и в комнату вошли нежданные гости. Холодный воздух отвлёк Ирину, она отвела взгляд от экрана и ахнула.
— Дедушка Мороз! Снегурочка! — Девочка вскочила и запрыгала прямо в кресле. — Как здорово, что вы пришли! Можно я покажу вас родителям?
— Здравствуй, Иришка! — сказала Глаша и улыбнулась.
— Здравствуй, Иринушка, — приветствовал дед. — Ты только не обижайся, но совсем у нас с внучкой мало времени сегодня. Весь белый свет облететь надо, каждому доброе слово сказать и подарочек вручить. Поэтому ты в следующий раз нас маме с папой покажешь, а сегодня у нас для них и подарков нет, только для тебя.
— Подарок? Для меня? — Она спрыгнула с кресла, подскочила к дедушке, опустила глаза в пол и вздохнула. — Как это мило…
Сердце её колотилось так, что даже Егору на балконе было слышно.
Дедушка придвинул стул и сел, упираясь о посох.
— Мы со Снегурочкой всё про тебя знаем, Иринушка. Ты была умницей в уходящем году, много пела, танцевала, участвовала в соревнованиях…
— Только ни разу не победила, — честно призналась она. — Но я старалась, дедушка!
— В новом году обязательно победишь! — пообещала Глаша.
— У нас тут особый подарок для тебя. — Дед раскрыл коробку и достал удивительно красивое платье. Оно сверкало и лучилось, словно было сшито из солнечных зайчиков.
Ирина не верила своим глазам. Дыхание от восторга сбилось, а коленки задрожали от счастья.
— Какое оно великолепное! Спасибо, спасибо, Дедушка Мороз! Спасибо, Снегурочка! Оно волшебное, правда?
— Конечно! — Дед провёл варежкой по ткани. — Это платье поможет тебе в новом году. Надевай его на все свои конкурсы.
— Спасибо-о! А можно я вам тоже что-то подарю?
Глаша и Мороз переглянулись. Это было неожиданно, но приятно.
— Конечно! — ответили они.
Ира закружилась на месте, как добрая фея, а потом полезла в свой школьный портфельчик и достала две маленькие шоколадки.
— Нам в школе давали, в честь Нового года. Одну я съела, две вам. Так честно?
Глаша счастливо кивнула, с маху забирая у ребёнка обе шоколадки. А Дед Мороз крепко обнял девочку на прощанье, обещал приехать на следующий праздник и даже пригласил к себе в гости в Великий Устюг на новогодние каникулы.
— Милая, правда? — спросил он, стукнув посохом и останавливая время.
— Угум, — не раскрывая рта, прочавкала Снегурочка.
Дед понял, что свою шоколадку ему уже не видать, но совершенно не обиделся, а улыбнулся и взялся за поводья…
Тем временем Горыныч вышел из глубокой обороны и сменил тактику борьбы. Давным-давно, когда бумагу делали только в Китае, Змей в этой стране воровал рис на полях, для гарнира к невестам. Смолоду, по глупости Горыныч сильно недооценивал китайцев. Думал, все они тихие, безропотные, кланяются всё время, до тех пор пока не встретили его на поле суровые монахи и не преподали урок восточных единоборств обычными цепами для молотьбы риса. Очнулся Горыныч завязанным в сложный узел…
И вот пришло самое время вспомнить несколько приёмчиков, подсмотренных на китайской территории. Сначала он пустил в дело удар под названием "хвост пьяного дракона". Горыныч завертелся в воздухе, как юла, и сразу сбил один веник.
Затем в ход пошли перепончатые крылья, которыми он размахивал в стиле "журавль переел лягушек". От скользящих ударов второй веник потерял управление и, вертясь как пропеллер, скрылся в темноте.
Напоследок Змей заработал лапами в стиле школы "панда ловит пельмешку", ухватил третий веник и ловко сломал его пополам. Кощей свисал с центральной шеи, как старая тряпка. Его опять тошнило.
Кони занервничали, прядая ушами. Благородные животные первыми почувствовали приближение опасности.
— Гаврюша! Гаврюша! Смотри! — крикнул Егор, а в темнеющем небе неумолимо вырастал драконий силуэт.
Все развернулись и тоже увидели приближающихся злодеев.
— Эх, где наша не пропадала! — решился отчаянный домовой, вознёс над головой чужую волшебную палочку и выдал: — А запущу-ка я в них бомбой атомной! Горыныча точно остановлю, да заодно Кощея на бессмертие проверю.
— Ты что, с ума сошёл?!! — испугалась Глаша. — Всю Москву взорвать хочешь?
— Да я маленькую бомбочку, компактную…
— Охолонись, Гаврила. — Дед схватил его за шиворот и как следует встряхнул. — Я с ними по-своему разберусь. Вот сейчас притормозимся… Тпру-у, залётные!
— Да эти двое нас огнём спалят вместо "здрасте"! — взвыл домовой, но Кондрашкин жезл опустил.
— А мы со Снегурочкой их с Новым годом поздравим и подарки вручим, — стукнув посохом, хитро сощурился дед.
— Чего-о?! — Глаша не поверила своим ушам.
— Ты не бойся, Снегурка, главное, правильно годы подкрутить.
— Что значит — подкрутить? — спросил любопытный Егор, поскольку никто не понял, что дедушка имел в виду.
Жуткий рык Змея и демонический хохот Кощея слышали теперь не только кони.
Все взгляды теперь были устремлены на Деда Мороза.
— Глашенька, это просто. Мы же с тобой к детям ходим?
— Ну да, а при чём здесь это?! — влез домовой. — Нас сейчас на пирожки пустят!
— И они когда-то были детьми, — важно поднял указательный палец Мороз Колотунович.
— Очень сомневаюсь! — опять вклинился Гаврюша. — Уж лучше бы бомбой…
— Детьми они, конечно, были, — резонно протянула Глаша, — да только выросли вон какие! И здоровые, и злые, и невоспитанные, как не знаю кто.
— Я время остановил?
— Остановил, — согласились все.
— А для этих двоих, — он показал посохом в небо, — возьму и вспять поверну! Вы сейчас на всякий случай лягте, а то вдруг зацеплю, хлопот потом не оберёшься вам пелёнки менять.
То, что случилось дальше, заставило Гаврюшу просто обзавидоваться. Он-то думал, что Кондратия Козлюка волшебная палочка самая могучая из всех палочек, а оказалось, что посох Деда Мороза в сто тысяч раз круче…
Сноп голубой энергии хлестнул наружу, заливая лошадей, сани, седоков и подарки фантастическим сиянием! Дед Мороз сам с трудом удержался на ногах, Глаша плюхнулась рядом на корточки и закрыла глаза руками. Гаврюша забросал Егорку подарками и зарылся в них сам. Лошади ржали, фыркали и били копытами. В воздухе искрило морозное волшебство…
Луч достиг двух злодеев и поймал их в ослепительный энергетический купол. Тысячи магических полей сошлись в том куполе, и начала преступная парочка молодеть на глазах. На детскую площадку в незнакомом московском дворе мягко приземлились Змейка Горышка и мальчонка Кощейка. Первый был размером с невеликого крокодила, только о трёх головах, а второй вообще, казалось, не старше Егора. Вот чудеса так чудеса…
— А ты, Гаврила, говоришь — атомная бомба-а, — подмигнул Дед Мороз, ища насмешливым взглядом домового. — Поедемте к ним, теперь уже нечего бояться. Все дела свои лихие они забыли, а новых по малолетству придумать ещё не успели.
Когда упряжка съехала с воздуха на дорожку, проходящую вдоль подъездов, будущие злодеи с весёлым визгом наперегонки катались с горки.
— Улыбайся! — напомнил дед Снегурочке и помог ей сойти с саней.
— А что дарить будем? — спросила она.
— Хороший вопрос, Глашенька. Надо подумать. Ну-ка, Егор, вылезайте из подарков!
Рыжий домовой и Красивый-младший тут же вынырнули из горы игрушек, коробок и свёртков.
— Подай мне, мальчик, вон ту коробку, а ты, Гаврила, вот эту. — Дед принял коробки, повертел их перед собой, приложился ухом, понюхал и остался доволен. — Вот и славно, это что нужно. Хватайте их, ребята, и идите за нами. Снегурочка, пошли!
Глаше ничего не оставалось, как поверить на слово Деду Морозу, успокаивая себя мыслью о том, что оба эти страшилища — всего лишь дети. Ей полегчало, и она улыбнулась.
— Здравствуйте, ребятушки! — благодушно пробасил Дедушка Мороз. — Чем занимаетесь?
— Играем! — радостно ответили сказочные малыши. — А вы кто?
— Я Дедушка Мороз! А это моя внучка Снегурочка!
— Отлично выглядишь, тётенька внучка! — отвесил комплимент Кощейка и оскалился. — А у меня выросли все молочные зубы. Вот!
— Поздравляю, это круто! — выдавила Глаша и отпрыгнула: Горышка подбежал к ней и начал обнюхивать сапожки.
— Не бойтесь, тётя, он не кусается! — успокоил её Кощейка. — А вместо огня у него пока только одни искры, зато у меня выросли все молочные зубы.
— Я уже поняла, мальчик. — Глаша по-прежнему старалась улыбаться.
— Хорошо ли вы вели себя, детишки? — пришёл ей на помощь дед.
— Да! — с готовностью признался Кощейка, хлопая в ладоши. — Взрослые нам пока не разрешают себя плохо вести, говорят, мы ещё маленькие.
— Я большой! — грозно рыкнул Горышка и приподнялся на собственным хвосте, отчего стал похож на игрушечного морского конька. Маленькие гребни у него на головах походили на причёску "ирокез".
— Конечно, большой! — подыграл ему Дед Мороз. — А кто хочет подарок получить?
— Я! Я! Я! — наперебой закричали дети и встали перед ним, полные нетерпения.
— Гаврюша, Егор, идите ко мне. Давайте подарки сюда.
Добровольные помощники подбежали и положили коробки у дедушкиных ног.
— Эта тебе, Кощейка, а эта тебе, Горышка. Открывайте!
Нетерпеливо подпрыгивающему Кощею достался красный костюм пожарного, каска и маленький огнетушитель были в комплекте. Костлявый малыш тут же принарядился и спросил Снегурочку:
— Тебе нравится, тётя внучка?
— Очень! — поспешила ответить Глаша и взглянула на подарок, предназначенный для Горышки. Ему подарили игрушечную огнеупорную овечку.
— А теперь, дети, я расскажу, зачем вам эти подарки, — важно изрёк Дедушка Мороз. — Ты, Кощейка, надевая костюм пожарного, обещаешь приглядывать за своим трёхглавым другом и не позволять ему сжигать посевы и деревни!
— Это игра такая?
— Да. А сам обещаешь не творить разрушений и гадостей. Говори: обещаю.
— Обещаю, — охотно сказал Кощейка.
— А ты, Горышка, принимая эту овечку под свою опеку, обещаешь впредь питаться только луговою травкой. Говори: обещаю.
— Обещаю, — неуверенно сказал маленький Горыныч.
— Молодцы! А теперь мы все вам похлопаем!
Тихий двор взорвался аплодисментами и конским ржанием.
— А теперь отправляйтесь в сказку. — Дед Мороз понарошку сделал сердитые брови. — Разве можно таким маленьким гулять допоздна без присмотра? А ну, Кощейка-воробейка и Горышка — огненная отрыжка, живо по домам!
Будущие злодеи весело засмеялись, тыча друг в друга пальцами и высовывая на двоих четыре языка! Кощей, весь в красном, в позолоченном шлеме, довольный по самые уши, оседлал трёхголового друга, сжимая под мышкой маленький огнетушитель. Горышка замахал крылышками, схватил лапами овечку и постепенно набрал высоту. Вскоре они совсем исчезли из виду, вернувшись в волшебный мир русской сказки…
— Да-а, — первой подала голос Глаша. — Кому рассказать, не поверят.
— Лихо! — сказал Гаврюша. — Колотунович, а ты, оказывается, ещё о-го-го! Дашь посох поиграть?
— И что же они теперь, всегда такими будут? — поинтересовался Егор, провожая будущих злыдней зачарованным взглядом.
— Боюсь, что нет! — признался дедушка. — Моё волшебство имеет силу только в новогоднюю ночь. Скоро вырастут, опять за прежнее возьмутся.
— Это плохо, — вздохнул Егорка.
— Сказке тоже без своих злодеев нельзя, — пожал плечами Дед Мороз и, прищурившись, спросил: — Ну что, Снегурочка, не передумала мне ещё помочь чуток?
Глаша сдержала усталый зевок, взяла деда за руку и потащила к саням.
— Конечно, я буду помогать вам, Дедушка Мороз!
— И я! — подтвердил Егор, запрыгивая в сани первым.
— И я, я, я тоже! — догоняя его, крикнул Гаврюша.
— Ну, тогда полетели! Держись крепче, друзья хорошие…
Дед занял своё место, натянул поводья и протяжно свистнул.
Белые кони легко поднялись в звёздное небо Москвы.
Эпилог
Как и было обещано, Глаша, Егор и Гаврюша вернулись домой довольно быстро. В целом они отсутствовали чуть больше часа. Как раз столько времени потребовалось взрослым, чтобы изловить и успокоить Маркса, обезумевшего от съеденного им сыра. Хорошо, что домовой не скормил ему все запасы Вал Валыча, а ограничился одной пачкой.
В общей сложности, включая Кощея Бессмертного и Змея Горыныча, было поздравлено семеро детей. Все его помощники так устали, что дедушка довёз их до дома и заверил, что дальше справится сам. Просто у него был тайный план В, по перевоспитанию ещё одной особы, в рамках новогодних чудес…
Он долетел до общежития музыкального училища и отыскал там ту самую Аньку, которая согласилась ему помочь при условии, что ей достанется половина выручки. Однако когда всё закончилось и сани вернули её к дому, Аня уже была совсем другим человеком. Она долго, с тоской глядела в небо, провожая трёх белых коней, и плакала навзрыд!
Семья Красивых собралась за новогодним столом и под треск бенгальских огней слушала бой курантов из телевизора. Подругу Светку Глаша поздравила по телефону, извинившись и сообщив, что этот праздник она встретит с родными. Ну и с ещё одним рыжим бородатым мужчинкой, который из обычного домового стал членом семьи.
Первого числа в Москву из Турции прилетела Снегурочка, у неё было много багажа и хорошее настроение. Она обняла деда и сказала ему, что он самый лучший дедушка на свете и что замуж она больше не выйдет, в ближайший месяц точно…
Мороз Колотунович велел ей браться за работу. Они сели в сани и наведались к деткам из первого "А" класса, в котором учился Егор. Толик-второгодник до последнего отказывался признавать подлинность Деда Мороза, но после трёх "мёртвых петель" у него в санях готов был согласиться с чем угодно.
Кондрашке так понравилось париться и беседовать с великоустюжскими медведями, что он решил погостить в тереме с недельку-другую для поправки общего самочувствия и лечения нервов. Олень Обама в поисках Санта-Клауса встретил симпатичную олениху и ушёл с нею на Чукотку создавать семью.
И напоследок…
Борька-снеговик, спасаясь от собак и хулиганов, умудрился сдвинуться с места аж на целых полметра. Правда, ему это не помогло…
Два домовых дома
Пролог
Возможно, вы уже знаете, слышали или читали про Гаврюшу и Красивых. Возможно, и нет, а быть может, уже просто забыли, тогда мы напомним. Хотя, с другой стороны, вряд ли стоит пересказывать все прошлые невероятные приключения этого семейства. Тут уж проще и первую книжку перечитать. Так что поверим, что вы всё знаете, и начнём с главного.
К концу зимы, в затянувшиеся школьные каникулы, в переулке под названием Маленькое Гнездо, в старинном московском доме, где живёт семья Красивых (они не страдают нарциссизмом, просто фамилия такая!), вновь воцарился покой и порядок. Конечно же это произошло благодаря Гаврюше.
Гаврюша — домовой. Самый обыкновенный сказочный домовой, небритый мужичок с голубущими глазами, метр с кепкой в прыжке, носит сапожки, рубаху навыпуск, тулупчик нараспашку и ушанку. Его прямой обязанностью и святым долгом является забота о доме и семье, в этом самом доме (то есть в нашем случае — квартире) проживающей.
Но по-настоящему заботиться получается не всегда — тяжело ведь работать, когда в тебя не верят. Да и обидно это, кстати. А обидеть-то домового легко, вот назад вернуть трудно…
Но с тех пор, как благодаря Деду Морозу мама, папа, бабушка и даже старшая дочь Красивые поверили в Гаврюшу, всё встало на свои места. А младший Егорка в домового верил всегда и от веры взрослых в Гаврюшу тоже только выиграл. Больше никто не обвинял его в детском вранье, в слишком богатой фантазии и не присылал к нему красивых тёть-психологов с креном на всю голову.
Только могучий чёрный кот с белыми носочками на лапах, сталинскими усами, ленинским дефектом речи и пролетарским именем Маркс оставался несчастным, ведь взрослые до сих пор не знают, что он умеет говорить. Бабушка Светлана Васильевна, ветеран труда, наверняка о чём-то таком догадывается, но опасается, что остальные взрослые семьи Красивых спишут её подозрения о говорящем коте на возраст и приведут психолога уже к ней. Поэтому она пьёт валерьянку и молчит как партизан, ну и Марксу тоже приходится помалкивать. Пока…
Глава первая, в которой все пьют чай с конфетами
— Нет буйжуйскому "Маасдаму"! Да здъявствует наш сый "Дьюжба"! "Дьюжба-а-а"!!! Землю кьестьянам, фабьики йабочим, холодильник коту-у! — не выдержав, проорал Маркс за завтраком.
— Егорка, прекрати дразниться и изображать кота, как тебе не стыдно! — проворчала Светлана Васильевна, повернувшись от плиты к столу.
— Но это не я, бабушка! Это Маркс сказал!
— Егор, ты уже не маленький, сам же знаешь, что коты разговаривать не умеют, — покачала головой мама, размешивая ложечкой сахар в керамической кружке с чаем, на которой по специальному заказу папы, Вал Валыча, был нарисован домовёнок Кузька из мультика.
— Ну одно дело домовой, это ещё… понятно, — помолчав, добавила она, — но говорящий кот…
— Так, может, это домовой ваш и говорит? — предположила бабушка. — Егорка-то ещё в первом классе и слов таких в школе не проходил. Вы уж скажите Гаврюше этому, чтоб котика моего лечебного не передразнивал. Ох… — Она поставила на стол большое блюдо с пышущими блинами и тяжело опустилась на табуретку. — Хотя с точки зрения советской науки домовой этот ваш всё равно существовать не может!
Гаврюша в это время сидел на подоконнике, поглядывая, как во дворе лёгкий снег не спеша заметает следы от колёс машины Вал Валыча. Сам домовой оставался невидимым, чтобы не смущать семейство и не нарушать идиллию воскресного завтрака. Но, с другой стороны, как же можно порядочному домовому не отреагировать на такие несправедливые обвинения?! Нипочем нельзя!
Эффектным жестом отодвинув кухонную занавеску, Гаврюша щёлкнул пальцами и стал видим всем собравшимся на кухне.
— Да как же энто не может меня существовать?! Вот он я! Вот! — Он вскочил на ноги и покрутился вокруг своей оси, как юла, чтобы показать себя маме и особенно бабушке со всех сторон. — И не передразнивал я кота! Делать мне больше нечего! Энто он сам орёт, провокатор пушистый, а признаваться не хочет.
Пользуясь общим замешательством, Гаврюша спрыгнул с подоконника, хлопнул ушанкой об пол и, подтянув полосатые плисовые штаны, забрался на свободную табуретку, усевшись рядом с Егором. Младший Красивый тут же дал ему конфету "Птичье молоко" из хрустальной вазочки.
— Может, вы, конечно, и существуете, Гаврила Кузьмич, — сердито буркнула бабушка, — но я ни за что не поверю, что котик мой умненький может такие глупости кричать по утрам! Не наговаривайте на Марксика.
— Пйявильно, — шепнул кот, на всякий случай придерживая хвостом миску сметаны.
— И что это ты, Егорушка, гостей химией всякой угощаешь? Я для кого блинчики пекла, тонкие да сладкие, по французскому рецепту из книги "О вкусной и здоровой пище"?
Бабушка ловко свернула два блинчика в трубочки, положила на красную в белый горошек тарелку, шмякнула туда же столовую ложку мёда и подвинула к Гаврюше.
— А пойду-ка я пройдусь по магазинам, за продуктами, — встав, сказала мама. — А то ведь одними блинами сыт не будешь, а Вал Валыч с Глашей, конечно, про продукты забудут и, кроме зимних сапожек на платформе, ничего не купят. Всем приятного аппетита.
— Кофию бы… — мечтательно вздохнул домовой, провожая маму взглядом. — Приучил меня к кофию мой двоюродный племянник из Турции. Там только кофий и пьют. В песке горячем греют, в медной посудине с узким горлышком и деревянной ручкой, а…
— А вот кофе в нашем доме не пьют, — отрезала бабушка. — Он для сердца вредный и для сосудов и на сон плохо влияет.
— А я маленькую чашечку. С сахаром и…
— Тем более с сахаром! — Светлана Васильевна подняла вверх указательный палец. — Вот, пейте-ка лучше чай с блинами и мёдом. А мне уже пора передачу смотреть медицинскую. Её доктор один ведёт очень умный — лысый, в белом халате и в очках. Такой врать не будет, он всю правду про лечение суставов пиявками и берёзовой корой расскажет!
Бабушка медленно поднялась с табуретки, подвинула большое блюдо с ароматными, блестящими от масла блинами поближе к Егору и Гаврюше и пошла себе в комнату, к телевизору.
— Вы уж, Гаврила Кузьмич, посуду-то не убирайте, побьёте ещё, — сказала она, развернувшись в дверях кухни. — Я сама после передачи всё приберу.
— Вообще-то мы, домовые, очень аккуратные, — надулся Гаврюша, вытирая жирные ладошки о голенища маленьких чёрных сапог, но бабушка и ухом не повела.
Через пару минут друзья услышали из-за закрытой двери знакомую музыку, под которую по белому экрану телевизора летают квадратные зелёные яблоки, — начиналась бабушкина передача.
— Ну чё, Егорка Красивый, опять остались мы с тобой одни?
— Почему это одни, товаищь? Я тоже тут! — мурлыкнул из угла довольный наевшийся Маркс.
— Да потому, что ты толстый предатель и провокатор! — проворчал Гаврюша, дожёвывая уже пятый тонкий блинчик. — Сам непотребства по утрам орёшь, а на честных людей сваливаешь.
— Гъюпости! Найод имеет пъяво на пъотест!
— Всё. Егорка, ты уж присмотри за котом, как бы он бабушку твою протестами до инфаркта не довёл. А мне некогда тут с вами сидеть. Дело у меня. — Гаврюша вытер губы бумажной салфеткой с нарисованными снежинками.
— Какое такое дело? — Заинтересовавшийся Егор закрутился на табуретке от любопытства.
— Сугубо важное, — спрыгивая с табуретки на пол, пробурчал домовой. — А ты, Егорка, как наешься досыта, посуду в раковину отнеси, не всегда же мне магией порядок наводить, а бабушке помогать надо.
— Так она же сама сказала…
— Мало ли что сказала, а ты вот возьми да и помоги!
Младший Красивый быстро взял из вазочки ещё одну конфету — нет, он ещё не наелся, убирать посуду рано и так не хочется…
— Гаврюша, какое у тебя важное дело? Расскажи! — попросил мальчик, разворачивая хрустящий фантик.
— Йяскажи-йяскажи… — поддержал его кот, приоткрыв сонные глаза-щёлочки.
— А вот не расскажу! — возразил Гаврюша, надевая шапку. — Мало ли у домового дел?
— Все дела домового в доме, товаищь! — ехидно мурлыкнул говорящий кот.
— Все, да не все, — усмехнулся голос Гаврюши, потому что сам домовой уже успел стать невидимым.
Вот тут-то, наверное, всё и начинается…
Почему? Да потому, что знал бы Гаврюша, что будет твориться в доме, стоит ему отлучиться по "сугубо важным" делам…
Глава вторая, в которой начинается суматоха
Егор сидел у себя в комнате на детской кроватке, болтая ножками, и задумчиво листал книжку, неизвестно как попавшую к нему с полки старшей сестры. На яркой обложке был нарисован рыжий рыцарь в доспехах, с мечом и копьём, закрывающий спиной какого-то кудрявого мальчика. А перед ними скрестив ноги сидела девочка в зелёной солдатской каске на голове.
Рыцарь готовился храбро сразиться с большим танком, выезжавшим ему навстречу. Егор хоть и маленький, но уже знал, что танк нельзя победить мечом, и копьём, наверное, тоже. Знал ли об этом рыцарь — неизвестно. В книжке совсем не было картинок. Разве можно читать книжки без картинок?
Даже в его школьных учебниках есть картинки, и в маминых модных журналах тоже. Да что в журналах, в бабушкиной Медицинской энциклопедии и то есть картинки — непонятные рисунки и страшные фотографии, Егор как-то посмотрел из любопытства, но ему не понравилось. А в этой книжке рисунков не было. Это была книжка Глаши. Как она попала к нему в комнату, это пока тайна…
Сегодня Егор Красивый остался дома с мамой. Папа и Глаша опять ушли — на это раз покупать Глаше новую дублёнку, потому что в старой, по её словам, "ходить невозможно". Почему невозможно, она объяснять не стала, просто пристально смотрела в глаза родителям, пока Вал Валыч не сдался. А Светлана Васильевна ещё с утра уехала на рынок за капустой.
Мама сто раз говорила ей, что в соседнем доме есть огромный магазин, где можно купить всё, но бабушка ходила только на рынок, потому что там можно "поторговаться". Что такое "поторговаться", Егорка пока не знал, но, похоже, для бабушки это было самым важным в походе за продуктами.
Мальчик любил сидеть дома с мамой вдвоём — между дел она всегда рассказывала интересные истории, разрешала съесть немного чипсов, а иногда даже играла с ним в детское домино или машинки. Но вчера мама очень устала на работе, поэтому она покормила Егора на обед вкусным гороховым супом и котлетками, а сама прилегла на часок, даже не помыв посуду.
"Эх, и почему у взрослых нет каникул? Маме бы сейчас очень пригодились каникулы", — задумался Егор, вертя в руках бесполезную книжку без картинок.
В этот самый момент с полки вдруг упал Железный человек, которого недавно купил ему Вал Валыч. Егор положил книгу на подушку и опустился на пол рядом с упавшей игрушкой. Взял красного супергероя в руки и снова залюбовался: совсем ещё новенький, яркий, гладкий, двигает руками, ногами и головой. И ещё кружочек на груди светится, если на него как следует нажать. Прямо как настоящий! Даже Глаше понравился…
Егорка так заигрался с Железным человеком, что не услышал, как мама проснулась и зашла в его комнату.
— Егор, а ты зачем воду на кухне включил?
— Я не включал, — замотал головой Егор, сидя на полу.
— Включал-включал, фантазёр. И посуду в раковину со стола перенёс, — улыбнулась мама. — Помогать, конечно, хорошо, да только так посуду не моют. А ну-ка вставай с пола!
— Мама, я ничего не включал и ничего никуда не переносил! — взволнованно ответил мальчик, поднимаясь на ноги.
— А кто же тогда… Может, я сама… так устала, что забыла… — Мама приложила ладонь ко лбу, пытаясь вспомнить. — Да нет же! Это Гаврюша сделал, так ведь?
— Нету Гаврюши, — грустно вздохнул Егор. — Ушёл он и до сих пор не вернулся.
— Как ушёл? Куда? Насовсем? — Александра Александровна даже немножко обрадовалась, но не показала этого сыну.
— Не знаю, — пожал плечами Егор, садясь на кровать. — Ушёл делать сугубо важные дела. А какие такие дела и когда вернётся, не сказал.
— И ты за это на него сердишься? — Мама села рядом и улыбнулась.
— Немножко, — признался мальчик.
— Не сердись, Егорушка. — Александра Александровна обняла сына за плечи, прижав к себе. — У друзей иногда бывают дела, про которые они не могут никому рассказать.
— Секретные тайны? — вскинулся Егор, посмотрев маме в глаза.
— Да, самые секретные. А тайны и секреты никому нельзя рассказывать, понимаешь?
— Понимаю, — кивнул мальчик. — Даже друзьям?
— Даже друзьям, — серьёзно подтвердила мама, гладя его по голове. — Кто ж воду-то включил? — через минуту спросила она неизвестно кого. — Сынок, ты поиграй тут, а я пойду посуду мыть. То есть перемывать. А то бабушка ругаться будет, не любит она беспорядок.
Как всякий семилетний мальчик, Егор Красивый любил играть, фантазируя и придумывая миры, полные приключений. Вот и сейчас он вернулся к Железному человеку, немного понажимал на круглую кнопку на красной пластмассовой груди супергероя, а потом вдруг их обоих с головой накрыла солёная волна океана. Но Егор не струсил, он сделал самый глубокий вдох, нырнул так глубоко, как ныряют только дельфины, и поймал тонущего человека за гладкую красную перчатку.
Говорят, что пираты не спасают людей. Но Егорка точно знал, что это не так. Благородные пираты помогают всем, кто попал в беду, храбро защищая их своими пластмассовыми саблями!
Пират вынырнул на поверхность и, бережно держа в одной руке бездыханного человека в красном костюме, поплыл к кораблю, уворачиваясь от высоких волн, которые так и норовили ударить его по лбу. Вот уже юнга-кот без одного уха спустил с кормы корабля свой длинный хвост, чтобы капитан корабля Красивый мог ухватиться за него и, как по канату, взобраться на палубу.
Солёная волна под названием "девятый вал" попыталась смыть его, но Егор крепко держался за плюшевый хвост юнги одной рукой, передавая спасённого человека в красном костюме склонившемуся за ним пирату-медведю из своей команды. Сверкали молнии, гремел такой музыкальный гром, словно кто-то на небе звонил в колокольчик: один раз, второй, а теперь два раза подряд. Ещё чуть-чуть и…
— Егорушка! Иди помоги бабушке раздеться и принеси ей тапочки.
Океан резко высох, и капитан Красивый оказался на полу перед своей кроваткой. Он аккуратно положил на подушку Железного человека, и тот подмигнул ему правым пластмассовым глазом, на который так кстати попал солнечный лучик, заглянувший в окошко Егоркиной комнаты. Мальчик посадил к стенке серого плюшевого кота без одного уха и побежал встречать бабушку.
— Привет, Егорушка. — Бабушкины шапка и меховой воротник пальто были покрыты тонким слоем снежинок, которые уже превращались в капельки воды. — Сумки не трогай, они тяжёлые.
Она сняла вязаную шапку и вручила Егору, а сама, сняв пальто, потрясла его, стряхивая капли. Крутящийся у её ног говорящий кот попал под дождик и убежал, недовольно мурча.
— Марксик, Марксик! Ох ты господи, — Светлана Васильевна покачала головой, — испугала котика… Егорушка, отнесём-ка ему сырок, пусть кушает и не обижается. Обиженные коты, они знаешь на что способны?!
На что именно, бабушка объяснять не стала, запустила руку в сумку и через несколько мгновений достала "Дружбу" — маленький сырный кирпичик, завёрнутый в цветную фольгу. Против этого Маркс никогда не мог устоять, за "Дьюжбу" он бы, наверное, продал родину. Просто не знал кому…
А через полчасика бабушка Светлана Васильевна, мама Александра Александровна и Егорка уже сидели за столом и пили чай с "Птичьим молоком". До ужина было далеко, и хоть это и "химия", и шоколадные конфеты на полдник — не самая полезная еда, но в честь зимы, каникул плюс удачной поездки на рынок бабушка всё-таки согласилась на конфетный перекус.
— Это потому, что я очень устала и у меня нет сил испечь оладушки, — на всякий случай сказала она, разворачивая фантик с нарисованной на нём жар-птицей.
Счастливый внук за обе щёки уплетал конфеты, запивая их тёплым ароматным чаем. Бабушка покосилась на пустую миску кота, заглянула под стол, оглянулась на дверь и остановила взгляд на шкафу.
— Что же, даже на слово "Дружба" котик мой со шкафа не слез?
— Да умывается он там до сих пор, — ответила мама и подвинула поближе к бабушке вторую хрустальную вазочку с "Птичьим молоком", потому что в первой уже ничего не осталось.
— А мы вот что сделаем, — помолчав, решила бабушка. — Мы сейчас сырок этот развернём, обёрткой пошуршим, а в миску Марксику сыр класть не будем. Пускай пока тут лежит, на виду.
Бабушка взяла плавленый сырок и стала медленно его разворачивать, старательно шурша фольгой.
— А как котик мой умненький шуршание послушает и запах сыра учует, так прибежит сюда, а я ему сыр с рук давать буду, по кусочку, чтоб он меня простил и лёг мне на колени песенку петь. Ну и суставы прогреть надо, колено так и ноет.
Распакованную "Дружбу" положили на тарелочку и поставили в центр стола. Марксом и не пахло, почему он сидел в засаде, тоже пока тайна…
— Однако где же Глашенька и папа ваш? — почему-то обратилась бабушка к Егору. — Уже скоро темнеть начнёт, дни зимние короткие, а они никак не вернутся. Наверное, все дублёнки в Москве перемерили, да, Александра?
Егор вопросительно посмотрел на маму. Александра Александровна пожала плечами и налила себе свежего чаю. Тема была скользкой.
— Глаша у нас модница, так просто ей не угодить. Воротник ей надо стоечкой, пояс в талию, подол юбочкой, и чтоб всё вместе это было ничуть не хуже наряда Снегурочки, который она в новогоднюю ночь примерить успела.
— Лучше сказочного наряда Снегурочки сложно найти, разбаловала ты её… — покачала головой бабушка. — А куда делся сыр?!
Все дружно посмотрели в центр стола, где стояла пустая тарелочка, на которой ещё минуту назад лежал бледно-жёлтый кирпичик сыра.
— Не мог Маркс сыр со стола украсть, — твёрдо заявила Светлана Васильевна, сдвинув брови. — А кто же взял тогда? Опять этот ваш Гаврюша?
Мама с бабушкой строго посмотрели на Егора.
— Мама! Я же говорил тебе, что Гаврюши нет, он куда-то ушёл! — напомнил мальчик.
— Ушёл и сыр с собой прихватил? — сердито спросила бабушка, оглядываясь по сторонам, как будто надеялась увидеть жующего домового, или удирающего с добычей кота, или хотя бы сыр на прежнем месте, а лучше всех и всё сразу. Мечтать не запретишь.
— Гаврюша сыр не брал! — обиженно крикнул Егорка. — Он ещё утром ушёл. А сыр кто-то другой взял!
— Да кто другой-то, Егорушка? — мягко спросила мама. — Ты не брал, мы с бабушкой тоже. И Маркс на стол не запрыгивал. Такого большого кота мы точно не проглядели бы.
— Вы опять мне не верите! — надулся её горячий сын, хлопнув по столу ладошкой. — А Гаврюша сыр всё равно не брал, вот так!
Александра Александровна и мать её Светлана Васильевна, опомнившись, тут же кинулись утешать ребёнка, убеждая, что все ему верят, он хороший мальчик, и Гаврюша, разумеется, ничего не брал, да будь он проклят этот плавленый сыр! А тут ещё и в дверь позвонили.
— Ах, ну вот и они! — всплеснула руками мама Красивая и пошла встречать вернувшихся Вал Валыча и Глашу, оставив на столе недопитый чай и надкушенную конфету на цветной обёртке.
— Я тоже пойду, — сказал Егор, спрыгивая с табуретки. — Очень уж интересно, новая дублёнка Глаши лучше или хуже наряда Снегурочки.
— Лучше волшебного наряда Снегурочки дублёнку всё равно не найти. Разбаловали вы её, вот что я вам скажу! — повторяясь, крикнула бабушка вслед внуку.
Ага, ищи-свищи его! Егорка уже со всех ног бежал по коридору встречать сестру. Укоризненно качая головой, бабуля начала не спеша подниматься с табуретки, потому что ей тоже было интересно.
Из-за открывающейся двери в прихожую сразу дохнуло холодом, и только потом появилась Глаша в коротенькой синей дублёнке с вышивкой и белым пушистым мехом на воротнике, на капюшоне и на рукавах. На голове её сидела белая меховая шапочка, плечи припорошил снег, а глаза сияли, как снежинки на солнце. За ней стоял папа, румяный с мороза, почти до головы заваленный пакетами и коробками.
— Глаша, какая ты красавица! — ахнула бабушка, на ходу переобуваясь в воздухе. — Ну что, Егорушка, правда новый Глашин наряд лучше, чем сказочный костюм Снегурочки? А я говорила!
— Лучше, — согласился Егор. Папа учил его, что иногда с женщинами лучше не спорить.
— Мама! — Старшая сестра Красивая быстро обняла Александру Александровну. — Бабуля! Капюшон вот тут отстёгивается, и вот здесь ещё мех снимается, а на шапке ещё… а вышивка… а ещё мы мерили… а потом пошли в другой магазин… и там…
Глаша болтала без умолку, забыв раздеться, папа шуршал пакетами и ронял коробки, бабушка крутила внучку во все стороны, придирчивым взглядом осматривая обновки, чтобы не пропустить фабричный брак. А Егор, быстро потерявший интерес к происходящему, решил вернуться в свою комнату, из которой уже доносился мягкий шум волн и солёный запах океана.
Под потолком светила низкая луна, ещё только поднимающаяся на небо из-за горизонта. В голубых сумерках капитан Красивый покачиваясь шёл по палубе, под его шагами едва слышно поскрипывали доски, им вторили снасти над головой. Прислонившись спиной к борту, терпеливо нёс вахту юнга-кот, свернув свой длинный хвост как канат.
Посреди палубы спал спасённый человек в красном костюме и с жёлтым лицом. У кого бывают жёлтые лица? Егор слышал, что у китайцев. А рядом с Железным человеком — китайцем-супергероем, спасённым капитаном из пучины океана, лежала книга, указывающая путь к сокровищам. Не всегда же пираты пользуются картой. Самые хитрые и умные из них прячут тайный шифр в книге с рыцарем на обложке. А ещё с мальчиком, девочкой в каске и танком.
По спине капитана Егора пробежал холодок, и он явственно услышал, как проворачивается ключ в двери камеры в подвалах тюрьмы ближайшего порта, в которую его очень быстро упекут, если он не вернёт книжку Глаши на место. Сию же минуту, прямо сейчас, а то хуже будет…
Глава третья, с абсолютно новым персонажем в юбке!
Мальчик осторожно взял книгу в руки, слез с кровати, на цыпочках подошёл к закрытой двери и попробовал прислушаться, чтобы выяснить, что там делают взрослые и где сейчас Глаша. Голоса мамы, папы и бабушки доносились с кухни, но сестры слышно не было. Если она до сих пор в прихожей или в ванной руки моет, тогда можно было бы на цыпочках пробраться в её комнату и вернуть книгу. А вот если она у себя в комнате, то…
— Взрослых подслушиваешь? — раздался звонкий девчачий голос за его спиной.
— Да тише ты! — не оборачиваясь, шикнул Егорка и только потом вспомнил, что был в комнате совсем один. И никаких девочек никто сюда не звал! Они всё равно не умеют играть в пиратов.
Первым его желанием было с плачем выбежать из комнаты и позвать маму. А лучше папу, он всё-таки сильнее. Но, с другой стороны, пираты не плачут, это тоже факт исторический.
Что сделали бы на его месте капитан Флинт или капитан Джек Воробей? Конечно, они бы не стали плакать и звать маму. Они бы встретились с неизвестной опасностью лицом к лицу, резко развернувшись и выхватив из-за пояса острую стальную шпагу. Йо-хо-хо, все на абордаж!
Но у Егора не было настоящей шпаги, только оранжевая пластмассовая сабля с синей рукояткой. И даже она сейчас лежала на кровати, а потому не могла его защитить. Мальчик медленно обернулся. Ещё пару секунд он отчаянно моргал, не веря собственным глазам…
На его стульчике за его маленьким столиком сидела незнакомая девочка. На вид не старше его самого. А может, и старше. Сложно разобраться, потому что лицо её было испачкано чем-то чёрным, а из-под криво повязанной косынки торчали ярко-оранжевые волосы. Такие же оранжевые, как его пластмассовая сабля. А ещё неряшливо одетая незнакомка с аппетитом жевала сыр "Дружба".
— Чё смотришь? — улыбнулась она. — Девчонок никогда не видел?
— Ты кто? — тихо спросил Егор.
Он уже решил для себя, что, наверное, это морская ведьма, которая пришла, чтобы заколдовать его и навсегда превратить в дельфина. А может быть, она заберёт его в море и сделает настоящим пиратом? Вот было бы здорово!
— Я? Аксютка, — ответила странная девочка.
— Кто?! — не понял Егор.
— Ну, Аксютка, — ещё раз повторила гостья, поудобнее усаживаясь на стуле. — Аксинья. Ксения по-вашему, Ксюша. — Она помолчала немного и добавила: — Но мне нравится, когда меня зовут Аксютка.
— А ты, случайно, не ведьма и не сделаешь меня пиратом? — спросил мальчик, осмелившись отойти на один крошечный шаг от двери.
— Чё?! — Девочка смешно наморщила лоб и высоко вскинула бровь. — Ты чё, совсем?! Какая я тебе ведьма?! Я домовой!
— Домовой?! — переспросил Егорка, от удивления позабыв про страх и подбежав к столу.
— Ага. То есть домовая. Ты, конечно, не видел домовых никогда, но вообще мы…
— Почему это не видел? Видел я домовых! — перебил девочку Егор. — Гаврюша наш тоже домовой!
— Гаврюша? — Аксютка недоверчиво улыбнулась. — Это что, твой воображаемый друг? Чтоб не скучно было одному в пиратов играть?
— Никакой он не воображаемый, а самый настоящий друг, — упёрся младший Красивый. — Его мама видела, папа и сестра! И даже бабушка! Мы с ним даже на голубях летали, от кикимор убегали и водяного!
— У-упс, облом… — озадаченно протянула Аксютка. — Да… я-то думала, что тут точно домового нет. Засада! Чё ж мне так везёт-то всё время?
— Да ты не волнуйся! — поспешил успокоить её Егор. — Гаврюша, он хороший! Знаешь какой хороший! И весёлый! И умный! Он так обрадуется, что ты теперь тоже тут жить будешь!
— Да нет, не обрадуется твой весёлый Гаврюша. — Домовая взяла в руки оранжевый локон, разделила пальцами на три части и ловко заплела косичку.
— Почему?
— Потому, что умный. Так, ладно. — Она звонко хлопнула руками по коленям и встала. — Я пошла. Тут меня, оказывается, не ждали. Где тут у тебя можно побыстрее раствориться в воздухе, ты не в курсе?
— Я сейчас! — недослушав, крикнул Егор. — Подожди!
Он открыл дверь и побежал на кухню. Ведь у него гостья, а гостей надо угощать, так учила его бабушка. И это ничего, что Аксютка его секретная гостья и он не может попросить бабушку испечь для неё блинчики. Зато он может принести ей вкусные конфеты. Если они ещё есть…
На кухне мама, папа и бабушка пили чай. А где Глаша? Ай, да ну её! Вазочка с "Птичьим молоком" стояла в центре стола. Егор подошёл, зачерпнул горсть конфет и хотел быстро уйти с кухни, но бабушка ловко схватила его за руку:
— Куда? Ты посмотри, Александра, ребёнок уже конфеты эти со стола хватает, приучили к химии! А как ты его потом картошкой накормишь за ужином?
Бабушка раскрыла ладошку внука и по одной забрала все конфеты, бросив в вазочку.
— Перед ужином никаких сладостей!
— Но, бабушка, — взмолился Егор, — так конфет хочется!
— Сначала вот картошку сытную и полезную съешь, а потом только конфеты свои. Скажи ему, отец!
— Да, иди к себе, сынок, скоро уж ужинать будем. — Вал Валыч потрепал мальчика по голове, незаметно сунув ему в карман две конфетки.
Довольный мужским братством Егор поспешил вернуться в свою комнату, пока бабушка не заметила, как топорщится его карман.
Аксютка тем временем осматривала комнату и явно о чём-то думала. Наверное, искала подходящее место, где бы ей было удобнее раствориться. Но почему-то не находила…
— Стой! Аксютка, не уходи! — Егор схватил её за рукав. — Мы уговорим Гаврюшу! Я забыл тебе сказать, он же ещё и добрый! Вот мы сейчас к маме и бабушке пойдём, ты им всем понравишься — ты же девочка! И они Гаврюшу уговорят!
— Э-э-э, не-не-не! — Девочка вырвала свою руку и отступила назад, потому что капитан Красивый уже вовсю тащил её к двери на буксире, явно собираясь познакомить со всей своей пиратской командой, то есть с семьёй. — Вот только этого мне для полного счастья не хватало! Стой, морячок, не надо меня ни с кем знакомить.
— Я не морячок! — на минутку обиделся мальчик. — Я пират!
— Да ну, прям пират? — усмехнулась Аксютка. — И как же тебя называть, пират?
— Капитан Красивый! — Егор гордо выпятил грудь.
Домовая звонко засмеялась.
— Чего ты? — Егор насупился и уже приготовился совсем-совсем серьёзно обидеться, ведь разве можно не обидеться, если девчонка смеётся над пиратским капитаном?
— Да не, ничё, Красивый так Красивый. Так вот, капитан Красивый, знакомить меня ни с кем не надо.
— Но почему? — Мальчик удивлённо вскинул брови, а потом, опомнившись, достал из кармана конфеты и протянул одну домовой.
— Спасибо. — Аксютка взяла конфету, переложила в свой карман и продолжила: — Да потому, что не знаю, как там у вас с Гаврюшей принято, но вообще-то членам семьи про домового знать нельзя. Нам можно иногда поронять что-нибудь, — она демонстративно взяла с кровати за хвост серого плюшевого кота и бросила на пол, — переложить в другое место, кота погонять…
— Ты Маркса гоняла?
— Самую чуточку, чтоб сыр забрать, — кивнул Аксютка. — Так вот, перед вот такими маленькими, как ты, появиться можно, потому что маленьким всё равно никто не поверит. А перед взрослыми нельзя.
— Я не маленький! — возразил Егор, но домовая не обратила на это внимания.
— Вообще-то этим барабашки занимаются и эти… иностранные… как их там… — Она легко постучала пальцами по лбу. — А! Полгер… потлер… полтергейсты! Вот! Но домовым иногда тоже пошалить хочется, и они шалят. Особенно я.
— Ты хулиганка? — предположил мальчик, с подозрением рассматривая Аксютку.
— Ага… — довольно улыбнулась она. — Но вот так, чтоб домовой вместе с семьёй чай пил с плюшками да телевизор смотрел — такое только в книжках у писателей бывает, а в реальной жизни так делать нельзя.
— Почему нельзя?
Аксютка закатила глаза:
— Потому, что не по правилам! Семье-то ничё не будет, а нас, домовых, за это наказывают.
— А как по правилам? — не унимался Егор. Ему столько хотелось спросить у своей юной гостьи, ведь Гаврюша ни о чём таком никогда не рассказывает.
— Так, всё, я пошла, всё у своего домового спроси, он же у тебя умный.
Аксютка сняла со спинки стула старый поношенный рюкзак и накинула одну лямку себе на плечо. Потом встала посреди комнаты, поправила потёртую зелёную кофточку, застёгнутую не на те пуговицы, закрыла глаза, сжала губы в тонкую ниточку и… открыла глаза, посмотрев на Егорку.
— Чё, не получилось, что ли… — нахмурилась она. — Ладно, щас получится.
Она сделала два шага влево, зажмурила глаза, сжала кулачки и…
— Да блин, чё не так?!
— А мне бабушка не разрешает говорить "блин", — тактично заметил Егор. — Она говорит, что это нехорошее слово.
— Я хулиганка, забыл? Мне можно.
Аксютка посмотрела на него тяжёлым взглядом, потом помотала головой, снова поправила кофточку и зажмурилась так сильно, что даже Егору стало темно. А потом открыла глаза, бросила рюкзак на пол и сама села, прислонившись спиной к стене и обняв руками колени.
— А сейчас ты что делаешь? — спросил мальчик, усаживаясь рядом.
— А сейчас я горюю.
— Почему?
— Потому, что у меня не получается, — раздражённо ответила домовая, развернула "Птичье молоко" и отправила конфету в рот.
— Что не получается? — шёпотом спросил Егор.
— Исчезнуть.
Глава четвёртая, крайне напряжённая, почти до драки!
— Так, как Гаврюша утром исчез? — Егорка подвинулся поближе к девочке и убрал белую ниточку, прицепившуюся к рукаву её кофты.
— Да откуда я знаю, как исчез твой Гаврюша?! — Аксютка раздражённо насупилась. — Но вообще-то, наверное, так, — помолчав, добавила она. — А ты не помнишь, как он это сделал?
— Нет. — Мальчик пожал плечами. — Он болтал со мной про какое-то важное дело, а потом вдруг от него один голос остался.
— Блин… — уныло отозвалась домовая, перебирая тонкими пальцами волосы.
— Аксютка, а что, тебе обязательно надо исчезать? — Егор встал и включил большой свет в комнате, на носочках дотянувшись до выключателя.
Девочка недовольно зажмурилась.
— Ну вообще-то да. Только я забыла как. И теперь даже не знаю, чё делать. Будешь сушку?
Она раскрыла рюкзак и достала из него маленькую сушку с налипшими на ней ниточками, пылинками и какими-то цветными крошками.
— Только она не очень чистая, — честно предупредила домовая и, на всякий случай потерев сушку о рукав кофты, протянула её Егору.
— Не, спасибо. Мама скоро ужинать позовёт, а перед ужином сладкое есть нельзя — аппетита не будет. А что будет, если ты не исчезнешь?
— Не знаю, но ничего хорошего, — пожала плечами домовая, отправляя сушку в рот. — Меня увидят взрослые. Обычно за это наказывает инспектор. Если узнает и если поймает.
— Какой инспектор? Кондратий?
— Ну ничего себе… Ты и Кондратия знаешь? — Домовая явно удивилась и даже присвистнула.
— Знаю, он… — Егор хотел рассказать ей, как они с Гаврюшей удирали от деда Кондратия и как он парился в сказочной бане Деда Мороза, но вдруг вспомнил про книжку сестры, которую, видимо, бросил на кровать во время знакомства с девочкой. — Блин…
— Чё блинкаешь? — вскинулась Аксютка. — Тебе нельзя, бабушка же ругаться будет.
— Да тут это… — Егор показал пальцем на книжку с рыцарем и танком на обложке.
— А. Ну да, интересная книжка, это я взяла почитать у взрослой девочки. Сестра твоя, да?
— Да… — ответил Егор и, выразительно помолчав, добавил: — Аксютка, надо срочно вернуть книжку.
— Почему?
— Потому, что Глаша — страшнее инспектора! Ты можешь незаметно пробраться в её комнату и вернуть книжку?
— Как? Я же не умею исчезать, — пожала плечами Аксютка.
— Что же делать? Зачем ты вообще взяла эту книжку?! — Мальчик готов был расплакаться, и домовая почувствовала себя немножко виноватой.
— Да ладно, капитан Красивый. Давай просто проберёмся в её комнату и положим книжку, как будто и не брали. Так все пираты делали, — для убедительности добавила она и подмигнула.
В общем, кроме совета не спорить с женщинами папа должен был бы дать сыну и напутствие не доверять девочкам. Но Вал Валыч этого не сделал или просто не успел, мальчишки так быстро растут…
Егор приоткрыл дверь и всмотрелся в тёмный коридор. Никого не было. Им предстояло настоящее сложное пиратское приключение. Они должны были пройти коридор по всей длине, а потом осторожно войти в комнату Глаши, стараясь не скрипеть дверью. И главное — это нужно сделать быстро, чтобы их не увидели ни папа, ни мама, ни бабушка, ни даже кот.
Но, главное, конечно, чтобы не увидела сестра. Егор знал, что в тёмных подземных коридорах пиратов поджидают всяческие страшные опасности, поэтому не захотел рисковать и взял с собой пластмассовую саблю. У Аксютки оружия не было, поэтому она шла позади него, держа в руках над головой Глашину книжку.
Вообще-то папа, насмотревшись китайских фильмов про кунг-фу, рассказывал, что книжку тоже можно использовать как оружие, ведь у неё есть жёсткая обложка и острые уголки. Но как это сделать, Егор ещё не знал и не был уверен, знает ли Аксютка, поэтому решил рассчитывать только на себя.
Так они и шли — капитан Красивый и его рыжая спутница, шаг за шагом пробираясь в темноте подземелья, на другом конце которого горел свет. Вот они осторожно и как можно быстрее пробежали мимо скелета, прикованного к стене. Честно говоря, скелет был очень похож на светильник, который висел в коридоре их квартиры в Маленьком Гнезде, но в подземельях, по которым пробираются отважные пираты, не бывает светильников и картин — только скелеты, пауки и волшебные стёкла, отражающие каждый уголок чародейского королевства.
Нужную им дверь Егор нашёл не сразу — слишком ярким был свет из дальней комнаты, в которой бабушка обычно смотрела телевизор. Зато под самой дверью не было света, и мальчик аккуратно открыл её, замерев на пороге. В комнате на кровати лежала его сестра, надев на голову большие наушники и закрыв глаза. На столе перед ней мигал ночник в виде ёлочки, попеременно окрашивая небольшую часть комнаты в мягкие оттенки красного, синего, жёлтого и зелёного цвета.
Благодаря наушникам Глаша не слышала, как открылась дверь, и не подозревала о пиратском вторжении. Егор оглянулся на Аксютку и уже собрался выскочить в коридор, но домовая подтолкнула его вглубь комнаты, жестами показывая, что, раз Глаша всё равно ничего не слышит и не видит, они успеют незаметно положить на стол книжку и убежать.
Егор подошёл к кровати, развернулся, чтобы посмотреть, успела ли Аксютка положить книжку на стол, и в этот самый момент случайно задел ногу сестры своей пиратской саблей. Глаша подпрыгнула на кровати и открыла глаза.
— А-ай! Фу, младший… Ты чего тут опять забыл? — нервно спросила она, снимая наушники и переключая ночник на полную мощность. — А это ещё кто с тобой?!
Старшая сестра Красивая уставилась на рыжую девочку ростом на полголовы ниже Егора, которая почему-то держала в руках её книгу.
— Приве-е-ет! — Мило улыбнувшись, девочка помахала ей ручкой.
— Ма-ма-а!!! — закричала Глаша, вскакивая с кровати.
— Глаша, не кричи! Не надо звать маму! — взмолился Егор.
— Я уже её позвала! Кто это, я тебя спрашиваю?! — рявкнула старшая сестра, указывая пальцем на застывшую Аксютку. — И почему у неё в руках моя книжка?!
Глава пятая, ещё более эмоциональная, но милая
Александра Александровна бежала по коридору в комнату дочери. В последний раз Глаша так кричала, когда Егор разлил чернила из гелевой ручки на её тетрадь с конспектами. А в предпоследний — когда Егор взял её колечко с красным фианитом, чтобы использовать его как клад для игры в пиратов. Значит, он опять что-то натворил и нужно срочно спасать сына от расстрела.
В комнате мама Красивая застала разгневанную дочь, схватившую за руку перепуганного Егорку, и маленькую рыжую девочку в грязной одежде, застывшую столбом.
— Мама! Он опять залез ко мне в комнату! Ты же знаешь, что меня это бесит! И он знает! А ещё притащил сюда свою подружку! Откуда она вообще?
— Здрасте, — мило улыбнулась девочка и помахала Александре Александровне ручкой.
— Егорушка, а что тут произошло? И кто эта девочка? — спросила Александра Александровна, стараясь сохранять спокойствие, чтобы не напугать своего и чужого ребёнка.
— Мама! — крикнул Егор, вырвал свой локоть из рук сестры, отошёл от неё на два шага и уже размеренно и с выражением, как будто читал стишок в школе, повторил: — Мама! Это Аксютка. Она домовая и будет жить с нами, потому что не может исчезнуть!
— Ага, — подтвердила улыбающаяся девочка.
— Мы хотели положить на место Глашину книжку, но Глаша нас поймала! Мы ничего плохого не делали.
— Ой, всё! — с чувством сказала Глафира Красивая. — Какая домовая?! Опять домовая? Сколько можно? В этой квартире домовых скоро будет больше, чем людей! А у меня завтра экзамен! Мне надо готовиться! Они мне мешают! И бесят меня! И ТРОГАЮТ МОИ ВЕЩИ!!!
— Так, — мама Красивая в прыжке остановила дочь, — Глаша, готовься к экзамену. Егор и… и ты, рыжая девочка, пойдёмте на кухню.
Она схватила их за руки и вывела из комнаты старшей дочери, вцепившейся в книгу о рыцаре так, как будто бы именно он будет завтра защищать её на экзамене.
— Но хочу сказать…
— Ни слова, Егор, — остановила его мама. — Сейчас на кухне расскажешь всё папе и бабушке. Им ведь тоже будет интересно, как ты думаешь?
Вал Валыч и его тёща Светлана Васильевна удивлённо повернули головы, когда мама с детьми вошли на кухню.
— Господи! Это что за чумазый ребёнок? — удивилась бабушка, всплеснув руками.
— Здрасте, — мило улыбнулась Аксютка и помахала всем ручкой.
— Здравствуй, — невольно заулыбался Вал Валыч. — Ты кто такая, девочка?
— А это нам сейчас твой сын и расскажет, — натянуто улыбнулась мама Александра Александровна, сев на табуретку за столом. — А мы внимательно послушаем.
Егор и Аксютка оказались вдвоём перед взрослыми. Маленькая домовая явно чувствовала себя не в своей тарелке, пытаясь то поправить платье, то пригладить волосы. Поэтому капитан Красивый, как настоящий мужчина и пират, решил взять ситуацию в свои руки.
— Мама, папа и бабушка! — с выражением сказал мальчик, широким жестом демонстрируя Аксютку, как слона в цирке. — Эта девочка — вовсе не обычная девочка, а домовая! И зовут её Аксютка! А взялась она ниоткуда — появилась в моей комнате!
— Да батюшки! — удивилась бабушка.
— Ого, — согласился с ней папа.
— Да, — подтвердил Егорка. — И она будет жить с нами, потому что не умеет исчезать!
— Егорушка, ну куда нам два домовых? — после напряжённого молчания спросила мама Александра Александровна.
— Да? — согласился с ней Вал Валыч.
— Но разве можно, чтобы в доме были два домовых? — уточнила бабушка.
— Нельзя, — серьёзно подтвердил мальчик. — И никуда. Она говорит, что Гаврюша будет сердиться, а её за это накажут. Поэтому нам надо сделать так, чтобы Гаврюша не сердился и её никто не наказал.
— Действительно, — согласился с ним Вал Валыч.
— Бабушка, ты поговори с Гаврюшей и скажи, что Аксютка хорошая! И дай ей конфету, она голодная.
— Александра, что происходит? — запричитала Светлана Васильевна, сливаясь с фронта. — Какие конфеты до ужина? Какая Акс… Ась… Ась?! Кого накажут? У меня разболелась голова, я пошла пить капли, где мой лечебный котик? Маркс! Марксик! Кис-кис-кис!
Бабушка спешно вышла из-за стола и резво дунула в гостиную, искать говорящего кота.
— Ну а ты что скажешь? — обратилась мама к Аксютке. — Как ты сюда попала?
— Да почти так, как Егор ваш сказал: появилась в его комнате. А пока невидимой была, по всей квартире прошлась. Помогать же надо. Посуду хотела помыть, но потом забыла, потому что у него в комнате, — она показала пальцем на Егора, — игрушка красивая была, Железный человек. Обожаю супергероев.
— А книжку Глашину зачем брала?
— Читать. Я же большая, читать люблю, тем более если книжка весёлая.
— Так. — Папа встал и поставил на стол четыре тарелки. — Бабушка с Глашей потом поужинают, а у меня уже живот к спине прилип. И у девочки, видимо, тоже, вон какая худая.
Мама, опомнившись, бросилась к плите, разложила по тарелкам ароматное пюре и по одной котлете. Аксютка поспешила сесть за стол.
— Э нет, подожди-ка, — остановила её мама и вывела из-за стола. — Сначала мыть руки, с мылом.
Александра Александровна подвела девочку к раковине, открыла воду и вручила ей пахучий кусок мыла. Пока девочка старательно мылила, мыла и вытирала ладошки, все за столом ждали её возвращения. И только когда она снова забралась на табуретку, мама спросила:
— А где твои родители, девочка?
— Не знаю, — пожала плечами Аксютка. — У нас, домовых, не всё как у людей.
— Считай, детдомовская, дочь полка, — сказал Вал Валыч, сочувственно перекладывая ей на тарелку свою котлету.
Но Александра Александровна была настроена более прагматично.
— Ну раз нет родителей, то должен быть кто-то старший? Где-то же ты жила и училась, пока не попала к нам?
— Да! — подтвердил Егорка. — Гаврюша говорил, что в школе учился, а его оттуда выгнали.
— Ну вот! Его выгнали, а я сама ушла.
— Да как же без образования-то? — спросила бабушка, которая уже вернулась с рюмкой валерьянки и слушала разговор в дверях кухни. Около её ног тёрся кот, унюхавший запах настойки.
— Вы, бабуля… как вас звать? — спросила Аксютка. — Не волнуйтесь. Образование мне не нужно, я сама, без образования, всему научилась.
Девочка вытерла руки о краешек кофты и широко улыбнулась.
— Научилась об одежду руки вытирать? — уточнила у неё бабушка.
— Ага. Так научилась, что забыла, как исчезать? — добила новым аргументом мама.
— Да чё вы! — насупилась домовая. — Я ж маленькая ещё! Подумаешь, забыла… зато потом как вспомню. Или заново научусь.
— Да, она научится! Её Гаврюша научит! — благородно заступился Егор.
— Так, Александра. — Бабушка поставила пустую рюмку на стол. — Иди-ка посмотри, во что девочку переодеть, в такой грязной одежде по дому ходить нельзя. А я пока чай им налью. Так уж и быть, с конфетами. Но завтра с утра — никаких сладостей, только блины или оладушки на кефире. Ты любишь оладушки, Аксинья?
— Аксютка, — поправил мальчик.
— А я всё люблю, — беззаботно улыбнулась рыжая домовая. — Оладушки, блины, конфеты, и пюре с котлетами, и хлеб с водой тоже уважаю. У нас ведь, у бездомных, как: что нашёл, то и съел, ничего не нашёл — сиди голодный!
Бабушка схватилась за сердце, охнула и, смахнув жалостливую слезу, поставила перед девочкой самую большую кружку чая — папину и полную вазочку конфет.
— А кого это вы тут конфетами кормите? — спросил Гаврюша, отдёргивая занавеску и спрыгивая с подоконника.
Все замерли, на кухне повисла предгрозовая тишина и даже немножечко запахло порохом…
Глава шестая Два домовых в одном доме — к неприятностям или приключениям?
— Это вы чё? Это вы как? Это вы другого домового завели, что ли, пока меня не было?!
Мама быстро подставила Гаврюше табуретку, потому что он пытался запрыгнуть на стол прямо с пола. Два раза неудачно, в третий раз папа поймал его за шиворот и водрузил на ту самую табуретку. Небритый домовой мрачным поклоном в пояс поблагодарил обоих.
— Гаврюша, — с привычным театральным выражением начал Егор, широким взмахом руки от плеча указывая на девочку, замершую с конфетой во рту, — это Аксютка! Она домовая и будет жить с нами, потому что не умеет исчезать! Такое дело.
— Прыэ-эт! — промямлила Аксютка, пытаясь быстро прожевать "Птичье молоко", и, как всегда, приветственно помахала ручкой.
— Не может, значит? От как! А я ей щас помогу исчезнуть! — закричал Гаврюша, бросая на пол шапку.
Все невольно зажмурились. Домовой в гневе — это страшновато, правда…
— Я ей так помогу! На энти… — Он на мгновение задумался, пытаясь вспомнить. — На атомы её порасщепляю! Чтобы и мокрого места не осталось!
Он запрыгнул с табуретки на стол, отшвырнув мамину чашку с чаем, прошёл по столу, оставляя грязные следы на скатерти с цветочками, обеими руками поднял вазочку из-под конфет и надел девочке на рыжую голову. Бабушка снова охнула, хватаясь за сердце, кот тоже охнул, хватаясь за бабушку. Чисто на всякий случай, мало ли…
— Это мой дом! Я тут домоводствую!! Пошла вон отседова!!!
Аксютка упала с табуретки, смешно перекатившись по полу, поджав под себя ноги и свернувшись клубком, как ёжик. Хрустальная вазочка (мамина любимая) упала и откатилась к дверям, издав неприятный треск и расколовшись на две части. Гаврюша грозно встал на краю стола, уперев руки в боки, и страшно зыркнул на незваную гостью из-под мохнатых бровей.
— Да ухожу я, ухожу, — жалобно пискнула Аксютка, вставая с пола. — Чё ты, щас уйду… Чё драться-то сразу?
— Не пойдёт она никуда, — неожиданно встал на защиту девочки Вал Валыч. — Непонятно, что ли, Егорка наш сказал? Не умеет девочка исчезать! Просто не умеет.
Светлана Васильевна, у которой резко отпустило сердце, так же быстро цапнула в руки половник и поднялась рядом с зятем.
— Не дадим Ксюшеньку обижать! А вам, Гаврила Кузьмич, стыдно должно быть на маленьких голос повышать! Будете вы месяц каждый день посуду мыть! И не по-волшебному, а по-настоящему, с тряпкой и содой!
— И вазочку мою из чешского хрусталя разбили, — всхлипнула мама.
— Измена?! — попытался возмутиться домовой, изумлённо оглядываясь по сторонам.
— Вся власть найоду! Тьфу! Вся власть Къясивым! — крикнул из-под стола кот, прикрывшийся скатившимся чайным блюдцем как каской.
— Это кто опять тут глупости говорит? — уже всерьёз разбушевалась бабушка. — Опять на котика моего умненького свалите? А только пока вас, Гаврила Кузьмич, не было, кот мой молчал! Говори, Валентин, слышал ты, как Марксик наш разговаривает, пока домовой в отсутствии был? — Бабушка сурово посмотрела на Вал Валыча.
— Молчал наш кот. Мяукал и то через раз. — Он осторожно обошёл стол и обнял за плечи маму Александру Александровну, которая так и застыла, стоя в горе над разбитой вазочкой.
— Ах, вот, значит, как?! Все на одного, стало быть, да? — уже немного успокоившись, запыхтел Гаврюша. Выглядел он грозно и комично — тулуп нараспашку, рубаха-косоворотка грязная, да ещё и заправлена только наполовину. Всклокоченные волосы торчат во все стороны, мохнатые брови похожи на мокрых дворняг, а нос баклажаново-красный от обиды. Жуткое зрелище…
Егорка вдруг невольно отметил, как же похож Гаврюша на их новую гостью — оба грязные, лохматые, рыжие, маленькие и даже сердятся одинаково. Младший Красивый звонко засмеялся, облокотившись на стол.
— Смешно тебе, да?! Пока я важными делами занят, мирового масштаба мероприятие готовлю, ты себе уже новую подружку нашёл?! А ну, локти со стола убери!
Гаврюша затопал ногами и вдруг пустил слезинку из правого глаза. А потом из левого. Но вовремя опомнился, вытер глаза засаленным рукавом и снова принял самый суровый вид.
— Вы на наших детей не кричите, Гаврила… как вас по отчеству? — снова встрял папа.
— На ваших детей?! Да вы чего?! Энта вон нахлебница что, тоже теперь ваш ребёнок, что ли? — Он показал пальцем на Аксютку, выглядывающую из-за ноги бабушки Светланы Васильевны. — Вы всерьёз или как ли?! Может, и меня ещё усыновите до кучи?
— Ох, а давайте все пить чай, — вздохнув, предложила мама. — Кружек у нас хватит, а то, что вазочка разбилась, так это ерунда. У нашей бабушки таких вазочек ещё штук десять есть.
— Не десять, а семь! Теперь уже шесть, — поправила её Светлана Васильевна.
— Целых шесть вазочек! — присвистнула мама, достав веник из шкафчика под раковиной и заметая осколки вазочки вместе с фантиками от конфет.
Глядя на её хозяйственность, Гаврюша не смог удержаться и даже помог ей сложить грязную скатерть.
Уже через несколько минут все молча пили чай. Домовых рассадили по разные стороны стола — Гаврюша, как всегда, сел рядом с Егором, с другой стороны его держала под контролем бдительная бабушка, а Аксютка была принята под опеку Александры Александровны и Вал Валыча, который то и дело подсовывал ей конфетку, сахар-рафинад или цветные кусочки мармелада.
— Что же вы, Гаврюша, так нервничаете? — первой взяла слово мама Красивая, расправляя пальцами складку на новой скатерти. — Раскричались, посуду побили. Да и ногами по столу ходить — очень плохой поступок. Чему это ребёнка учит?
Успокоившийся было Гаврюша опять раскраснелся и грозно засопел.
— Нет, вы не подумайте, я вас ругать не собираюсь! — вовремя успела добавить мама. — Только вот хотелось бы разобраться, в чём проблема и почему вы так настроены против этой девочки?
— Да, — поддержал жену Вал Валыч. — Действительно, какая разница? Ну был у нас один домовой, а будет два. Одна голова хорошо, а…
— Та патамушта ныйзя так! — с набитым ртом возразила Аксютка и потянулась за мармеладкой. — Ни фо фравилам!
— Ну, может, по вашим домовским правилам так и нельзя, — мама тихонько хлопнула ладонью по столу, — а у нас в семье будет так! Не на улицу же тебе идти. Куда ты, кстати, идти-то собиралась, если бы смогла исчезнуть?
Аксютка пожала плечами:
— Не знаю. В Москве я дома подходящего не нашла — чтоб без домового и люди приличные. На площадь трёх вокзалов бы переместилась, наверное. Пожила бы там пару дней. Там норм. Всегда можно хот-дог у зазевавшегося пассажира свистнуть или от крошки-картошки кусок откусить в ресторанном дворике. Она ж всё равно огроменная-я. — Девочка широко развела руки в стороны, показывая огроменность картошки. — Редко кто замечает. Ну на крайняк можно крошки у голубей поотнимать, они всё равно такие медлительные… Увидят крошку, сначала головой повертят, потом топают к ней своими лапками и шеей так смешно дрыгают взад-вперёд. Пока добегут — я её цап, и меня след простыл!
— Да ты прям почётная бомжиха… — съязвил Гаврюша и уставился в кружку с чаем.
— Во-от, — продолжила домовая, не обращая на него никакого внимания. — А через денёк-другой, глядишь, проскочила бы в какой-нить поезд и поехала в другой город. В поезде тоже и поесть можно, и поспать под полкой, главное невидимость сохранять. А потом приметить какого-нибудь пассажира и с ним сойти, проследить за ним до самого дома, вдруг у него домового нет? Ну а если есть, то по городу поскитаться, других хозяев поискать-поискать, ну и в другой город катить, потому что с хозяевами щас напряжёнка.
— Да какая напряжёнка? — не вытерпел Гаврюша. — Чё ты врёшь-то?! Пошла в контору домовскую, диплом показала, и тебе враз адрес квартиры выдали, где домовой нужон!
— Диплом? А сам-то ты, Гаврюша умный-добрый-хороший, диплом в конторе показывал, прежде чем сюда попасть? А может, нам всем свой диплом покажешь? — в свою очередь съязвила Аксютка, вытерла руки об салфетку и заправила под косынку выбившуюся прядь оранжевых волос.
— Так я же… — Гаврюша запнулся, помолчал с полминуты, а потом догадался: — Так ты чё, сколопендра рыжая, ещё и без образования домовского?!
— А вот ты прям с образованием?! — вспыхнула домовая, указывая на него пальцем. — Мне Егорка всё рассказал! И что из школы тебя выгнали, и что старый дед Кондратий за тобой охотится, изловить тебя мечтает!
— Заложил, значит, друга верного?
Гаврюша схватил было Егора за воротник рубашки, но бабушка вернула его на место, просто взяв обеими руками за талию и усадив на табуретку.
— Минуточку, а может, мы вот тоже послушать хотим, кто такой дед Кондратий? — заинтересовался папа Вал Валыч.
— Да чё тут слушать, — неохотно ответил домовой, утыкаясь носом в кружку с остывшим чаем. — Инспектор энто чародейский. Не закончивших чародейскую школу вылавливает. Таких вот, как она, — указал он пальцем на Аксютку.
— И таких, как ты, — добавила девочка, широко улыбаясь.
Кажется, в шахматах это называется пат. Да?
В общем, на коротком семейном совете — трое Красивых, плюс бабушка, плюс кот Маркс (минус Глаша, но она всё равно была занята подготовкой к экзаменам) против одного мнения Гаврюши — было решено временно оставить Аксютку дома. Решающим было мнение Егора, объявившего, что благородные пираты никогда не бросают невинных девиц в беде. Кто бы с ним поспорил, а?
Глава седьмая О том, что в доме главные родители. А потом старшая сестра…
Утром, часов в восемь или девять, когда папа ушёл в гараж чинить внезапно отказавший двигатель машины, а бабушка отправилась разбираться с коммунальщиками, которые опять нахимичили со счётом за квартиру, Глаша Красивая в махровом халате, замотав мокрые волосы полотенцем на манер чалмы, сидела с мамой на кухне и пила чай с бутербродами с сыром. Она уже успела сходить в душ, почистила зубы и запоздало разбиралась с несвежими новостями.
— Мам, ну на фиг нам эта левая девочка? Нам что, брательника моего с его домовым мало? И так не дом, а дурдом. Кот этот ещё орёт постоянно… — Она подпёрла щёку рукой и уныло вздохнула. — Отправь ты её куда-нибудь, что ли…
— Куда? — кротко спросила Александра Александровна. — Не на вокзале же ей жить?
— Да почему, в конце концов, это должно быть нашей проблемой? — Глаша зевнула и сделала большой глоток чая в надежде разлепить глаза.
— Потому, — многозначительно сказала мама и, помолчав, добавила: — Она пришла из того… волшебного мира, а уйти назад не может, забыла как. Поэтому она в нашем мире бродяжничает, спит, как бомж, на вокзале. Как ты думаешь, хорошо это?
— Отвратительно, мам, я аж проснулась.
— Вот именно. Она же ещё ребёнок. Попала к нам случайно, подружилась с Егоркой, бабушка и папа её конфетами кормили. Я не могу ей сказать, чтобы она шла обратно жить на вокзал и воровать крошки у голубей. Понимаешь?
— Угу, — уныло протянула старшая дочь Красивая. — А где она, кстати? И братец со своим небритым дружком? Чёт тишина такая подозрительная в доме…
— Да спят они ещё. У Егорки в комнате на полу надувной матрас для Аксютки накачали. Они ж до ночи вчера бегали, в пиратов играли, — Александра Александровна закатила глаза, — а теперь отсыпаются.
— Везёт… — мечтательно вздохнула Глаша.
— Сложный экзамен? — Мама погладила Глашу по голове.
— Стати-и-истика, — сжав зубы, прорычала младшая Красивая, сделав страшное лицо.
Меж тем в комнате Егора Красивого не было тихо. Нет, сам Егор спал, как и полагается семилетнему мальчику — тихо и спокойно. А вот домовые, развалившиеся на матрасе, спокойным сном похвастаться не могли. Гаврюша храпел, как трактор, а Аксютка шумно сопела, периодически причмокивала губами и постоянно вертелась во сне. Неудачно повернувшись, она ткнула Гаврюшу локтем под рёбра, он сразу проснулся и взвыл:
— А-ай! Ты чего дерёшься?! — Он толкнул перепуганную домовую в плечо. — Больно знаешь как?!
— Да я специально, чё ли?! — возмутилась Аксютка, потирая плечо. — Я ж во сне! Чё ты орёшь?
— А неча во сне вертеться как уж на сковородке! Припёрлась на чужое спальное место, а сама вертится и вертится! Может, глисты у тебя?
— Нет у меня глистов!
— И мозгов тоже нет?!
— Да не кричите вы, — недовольно пробурчал мальчик, протирая кулачками глаза. — Я так хорошо спал, мне пираты снились… эх…
— А тебе б всё пиратствовать, Егор Красивый, — угрюмо заметил Гаврюша, вскакивая с матраса на ноги. — В жизни есть вещи и поинтереснее, чем всякие там пиратские приключения.
На домовом была надета старая Егоркина пижама, из которой мальчик уже вырос. Вечером он помылся в душе и даже почистил зубы щёткой из дорожного набора, который дают в поездах. Бабушка собирает такие наборы из малюсеньких пасты и щёток, храня их в большом хрустящем пакете.
Аксютке тоже пришлось мыться, чиститься, стричь ногти, а оранжевые волосы мама Красивая лично заплела ей в две тугие косички, торчащие как две спелые морковки.
— Это какие такие вещи могут быть интереснее пиратских приключений? — удивился Егор.
— А такие! Узнаешь после завтрака. Хочешь со мной пойти сугубо важное дело делать?
— Конечно!
— А можно я тоже с вами пойду? — Аксютка поправила футболку Глаши, которую ей выдали вместо ночной рубашки. Она доходила ей почти до пяток, но была слишком широкой в плечах, так что рукава свисали ниже локтей.
— Нет! — сказал, как отрезал, Гаврюша. — Тебя только там не хватало!
— Но…
— Без всяких "но"! Я тут старший домовой! Всё! Пошли зубья чистить! И чтоб без выкрутасов у меня! Я вам… у-ух!
Гаврюша сурово свёл брови и распахнул дверь детской. Егор и Аксютка безропотно потопали следом. В отсутствие взрослых главным в доме конечно же становится домовой! Тут уж особо не забалуешь…
Через пару минут Александра Александровна и её дочь Глаша наблюдали в ванной цепочку из одного мальчика и двух домовых, аккуратно выстроившихся друг за другом по старшинству. Небритый Гаврюша яростно начищал зубы щёткой, отплевываясь цветной пастой. Аксютка ждала своей очереди, вертя свою щётку в руках, а Егор Красивый стоял позади всех и звонко зевал.
— Привет, мам! — сказал он, обернувшись. — Привет, Глаша.
— Доброе утро, Егорушка, Гаврила и Ксения.
— И фам обжое утжо, — не выпуская щётки из зубов, сказал домовой, вытирая с бороды зубную пасту.
— Здра-асте… — широко улыбнулась Аксютка и помахала ручкой.
— Мам, я так не скоро в институт попаду, — скептически осмотрев собравшихся в ванной, пожаловалась Глаша. — А у меня экзамен. А мне ещё голову феном сушить.
— Да мы быстро, — улыбнулась Аксютка и пнула Гаврюшу в бок, чтобы он поторапливался.
— Ты чё пинаешься?! — взвился домовой. — Щас пастой тебя вымажу!
— Так, а ну-ка тихо!!! — строго крикнула Глаша Красивая. — Гаврюша ополаскивает рот и выметается из ванной! Ты и ты, — она указала пальцем на брата и девочку, — чистите зубы одновременно и быстро! Потому что мне срочно надо в институт! У меня экзамен!!!
Гаврюшу как ветром сдуло из ванной, Александра Александровна и Глаша даже не сразу поняли, что он ловко просочился между ними и уже гремел тарелками на кухне.
— И не разбей там ничего! — строго прикрикнула сестра Красивая, поправляя полотенце на мокрой голове.
— Обижаешь, Снегурка! Я ж домовой! — весело отозвался Гаврюша.
Егор и Аксютка в это время уже вовсю чистили зубы, тесно прижавшись друг к другу плечами, чтобы уместиться перед одной раковиной. И, закончив, так же быстро выскочили из ванной.
— Егорушка, — мама поймала Егора за руку, — я тоже на работу бегу. Остаёшься за старшего, сестра сейчас в институт поедет, у неё стати-и-истика. — Александра Александровна сделала жуткое лицо и устрашающе подняла руки вверх, скрючив пальцы. — Скоро бабушка вернётся, посидит с тобой. А ты за домовыми присмотри, не разрешай им ругаться.
Она быстро поцеловала его в щёку, оделась и выбежала за дверь. Егор прислушался к тому, как стучат её каблуки по старой лестнице, и вздохнул. Он надеялся, что мама останется с ним, как вчера, поиграет, почитает сказку, просто вместе с ним посмотрит мультфильмы…
— А чё такое "стати-и-истика"? — спросила Аксютка, копируя страшное лицо Александры Александровны и так же поднимая вверх руки со скрюченными пальцами.
— Не знаю, — пожал плечами Егор. — Вроде как это Глашин экзамен.
— Ух ты, интересно, наверное… — задумалась домовая.
Она уже переоделась в синюю юбку в цветочек, всё ту же зелёную кофту, в которой была вчера, и коричневые колготки с большой цветастой заплаткой на левой коленке. Видимо, вчерашнее платье ещё не высохло после стирки, но запасная одежда хранилась в рюкзачке. На ногах у девочки были старенькие широкие валенки, в некоторых местах грубо зашитые шерстяными нитками.
— А вот ты щас сама и узнаешь, интересная та статистика али нет, — заявил Гаврюша, внезапно появляясь из-за угла.
— Это как же я узнаю?
— А так. В институт с Глашей пойдёшь!
— В институт?! — Аксютка раскрыла глаза так широко, что её ресницы достали до бровей.
— Ага. Я и заклинание специальное придумал уж:
Аксютка, Аксютка, Цветастая юбка, Оранжевые волосы, На колготках полосы. Уменьшайся сей же миг! Прыгай в сумку между книг, Пойдёшь с Глашей в институт, Неча тебе делать тут! Сдашь экзамен вместе с ней, Может, станешь поумней!— Эт чё, стихи, что ль? — удивлённо хихикнула Аксютка и вдруг начала уменьшаться в размерах. — Э-э! Ты чё, серьёзно всё это наколдовал?! Не хочу я маленькой быть!
— Да ты уже маленькая! — сказал огромный Егорка, с восторгом разглядывая крохотную девочку размером с крупный шампиньон, которые мама обычно покупает в синих пластиковых контейнерах и вкусно жарит с картошкой. — Класс! Гаврюша, а меня так можешь уменьшить?
— В следующий раз, — важно ответил домовой и хлопнул в ладоши. — У нас с тобой сегодня другие планы. А теперь скорей положи энту коротышку в учебную сумку своей сестрицы, а то она уже фен выключила и, того и гляди, из ванны выйдет. Шуму буде-ет…
Мальчик аккуратно поднял двумя пальцами маленькую домовую за шиворот, посадил на ладошку и положил в Глашину сумку с учебниками.
— Э! Я так не хочу! Вытащите меня назад! — кричала Аксютка, прыгая по дну сумки в свободном её уголке.
— Хочешь одна дома остаться, чтоб тебя кот, как мышку, ловил? Да запросто!
— Не-е-е-е-е-е!!!
— Вот визгливая девчонка, никак ей не угодишь, — покачал головой Гаврюша. — Сама подумай, как же ты по-другому-то с Глафирой в институт попадёшь?
— Да не надо мне туда! Она меня тут книжками и тетрадками раздавит!
— А ты уворачивайся! — злорадно усмехнулся Гаврюша. — Да циркуля, циркуля опасайся, он острый, проткнёт как копиём! Егорка, у твоей сестры есть циркуль?
Егор пожал плечами. Если честно, он не знал, что такое циркуль.
— Ну ты и гад! Отомстил! Придумал, как от меня избавиться, да?! Я тя тоже заколдую! Я тя так потом заколдую! Век будешь у голубей крошки воровать!
— А ну цыть! — шикнул домовой и застегнул сумку на молнию. — Вона Глаша уже выходит из ванной.
— Я темноты боюсь! — всхлипнула Аксютка, но замолчала.
Глаша вышла с подсушенными волосами, заплетёнными в модную "объёмную" косичку на одну сторону, придирчиво посмотрела на себя в зеркало и как коршун накинулась на Егорку:
— Так, мелкий! Что это ты рядом с моей сумкой делаешь?!
Она сурово свела брови, но осеклась, увидев рядом с братом Гаврюшу.
— Да ничего мы не делаем, мы так, мимо проходили, — поспешил успокоить её домовой.
— Опять играете, что ли? — недовольно проворчала Глаша. — Мне бы ваши проблемы. Ладно, я пошла.
Она накинула новую дублёнку и шапочку, молнии на сапожках застегнулись с приятным вжиком. В дверях Глаша обернулась:
— Эй, мелкий! Если я узнаю, что ты из моей сумки что-то стащил, я из тебя самого пиратский флаг сделаю. Знаешь, как выглядит пиратский флаг?
Конечно, Егор знал, поэтому икнул и побледнел. Глаша нехорошо улыбнулась, проведя по шее наманикюренным ноготком, и захлопнула за собой дверь. Старшие сёстры, они такие, с ними не шути.
Глава восьмая, в которой и раскрывается главная тайна…
— Гаврюша! — крикнул Егор домовому, который уже вовсю хозяйничал на кухне — деловито мыл посуду тряпкой и содой, как и сказала бабушка. — А может, зря мы Аксютку к ней в сумку засунули? Может, ты как-нибудь поколдуешь, чтобы её оттуда обратно сюда вернуть?
Мальчик уныло сел на краешек табуретки, поглядывая на вылизывающегося кота Маркса в углу у холодильника.
— Чё это? — спросил домовой, даже не обернувшись.
— А вдруг Глаша её заметит?
— Конечно, заметит! В этом весь смысл! Да не боись ты, Егорка! — Гаврюша вытер руки синим вафельным полотенцем с нарисованным мохнатым щенком и хлопнул себя по коленям. — Разберёмся мы с этими девчонками. Потом. А сейчас пошли со мной.
— А куда? — спросил Егорка, между тем спрыгнув с табуретки и вприпрыжку несясь за другом. — А как же бабушка — придёт, а меня нет?
— Да мы быстро, я чё-нить наколдую, чтоб мы до её прихода вернуться успели.
— Я с вами, товаищи! — крикнул Маркс, несясь за ними следом. Глаза его горели, хвост торчал трубой.
— Не! Ты это, дома пока побудешь!
— Но дома мне скучно и гйусно. — Маркс лез в приоткрытую дверь, пытаясь выскользнуть в подъезд, и Гаврюша тянул его назад за хвост, скользя по полу подошвами сапог.
— Не гйусно! — пропыхтел он, передразнивая кота. — Ты будешь сидеть в засаде, нас прикрывать, на случай если бабушка вдруг придёт раньше времени.
— Но как мне вас пъйикъйвать?! — Говорящий кот продолжал протискиваться в узкую щель между дверью и косяком, царапая пол когтями и пытаясь вырвать свой хвост из рук домового.
— Да откуда же мне знать?! Чё ты как этот?! — Наконец Гаврюша вытянул его назад и даже немного подтолкнул коленом в сторону кухни. — Придумай что-нибудь! Ты ж баюн! Намурчи ей сказку про коммунизм!
— Коммунизм — не сказка, а йеальный необходимый политический стйой… — надсадно орал из-за двери картавый кот, но его уже никто не слушал.
— В общем, так, Егорка Красивый. — Домовой схватил мальчика за руку и поволок за собой на чердак. — Времени нет, по дороге всё объясню. Не удивляйся ничему… а хотя нет, — поправился он, подумав, — удивляйся всему! Тока не сильно и не громко. Понял?
— Нет, — честно признался Егор.
— Ничё, щас поймёшь.
Дверь на чердак изрядно приморозило, и открыть её удалось не сразу. Вещи на чердаке были покрыты инеем — тонкой корочкой из ледяных звёздочек. Даже нос медведя с балалайкой из чёрного стал белым, как будто присыпанный снегом.
— Ой, Гаврюша, а я же не одет! — Егорка развёл в стороны руки и потёр одну замерзающую ногу о другую — кроме пижамы на нём были лишь синие тапочки.
— Ничё, там тепло! — махнул рукой домовой, скептически осмотрев мальчика. — А в пижамке как раз за монашка сойдёшь.
— За кого?
— Да пошли уже! Чё ты достал меня вопросами?! Тычь в дверку пальцем!
Егор поёжился, но послушно наклонился и дотронулся пальцем до малюсенькой дверки в стене, после чего сразу уменьшился в размере.
— Хе-хе-хе! — беззлобно засмеялся Гаврюша, глядя на него с высоты собственного роста. — Смешной же ты, Егор Красивый, когда маленький!
Он снял тулуп и сапоги, откопал где-то в груде хлама старые-старые тапки, просунул в них ноги, дотронулся до дверки и уменьшился, став даже немножко ниже Егора. А потом широким махом, с ноги распахнул дверь:
— Ну, как грится в ихнем Лондон-граде, велком ту зэ!
Когда Егорка вслед за домовым перешагнул порог, он ахнул от удивления.
За дверью светило яркое, летнее солнце, в синем небе проплывали белые облака, между которыми летел длинный извивающийся змей. Вот только голова у него была большая и угловатая, а из змеиного тела росли четыре коротких ноги. Чудеса, да и только…
Напротив, на другом берегу озера, мальчик увидел удивительный домик с необыкновенными крышами, в три яруса возвышающимися одна над другой, как кольца детской пирамидки. Необычное здание окружали высокие ивы, склонившиеся к воде так низко, что их тонкие ветки с длинными листочками плавали по её поверхности. Красиво-о-о…
— Эй, Егорка! — крикнул ему маленький Гаврюша. — Ты чё рот-то раззявил?! Ткни в дверку пальцем, да пошли уже!
Егор Красивый дотронулся указательным пальцем до двери, и они оба мгновенно выросли, став такими же, какими были раньше.
— Ой, Гаврюша! — на выдохе сказал мальчик. — А где это мы? А кто это там летает? А что это там за дворец?
— Эт не дворец никакой, энто беседка, Таж… тьфу! Та-о-жань-тин называется! А называется она так замудрёно, потому что китайская, так что мы с тобой, друг Егорка, в Древнем Китае.
— В Китае?! В самом настоящем?!
— Ага, в самом что ни на есть настоящем сказочном Китае, — равнодушно подтвердил домовой, притоптывая ногами в драных тапках. — Вон та змейка, что меж облаков извивается, это ихний китайский дракон, как его там… забыл. Ладно, я тебя с ним потом познакомлю, а пока пошли скорей, нас тут, поди, заждались уже.
У младшего Красивого даже сердце замерло от восторга — неужели Гаврюша и правда познакомит его с настоящим драконом?! Вообще-то мальчик в своё время уже успел встретиться со Змеем Горынычем, который по сути своей тоже дракон, да не простой, а трёхголовый. Но даже ребёнок знает, что Змей Горыныч злой, а Егор уже не ребёнок, ему целых семь лет.
Ох и доставил этот змей им хлопот вместе со своим дружком Кощеем…
Однако если уж Гаврюша сам пообещал познакомить его с китайским драконом, то, наверное, этот дракон добрый? Егорка очень на это надеялся.
— Гаврюша-а, а куда мы идём? — Он едва успевал бежать за домовым, а ведь домовой ростом чуточку ниже его.
— Да к беседке энтой, как её там… Таожаньтин! Тьфу! Язык ведь сломаешь! Не пытайся повторять даже!
— А зачем мы к этой беседке идём? Кто нас там ждёт? Ай! — Егор так засмотрелся по сторонам, что не заметил большой чёрный камень в высокой траве у озера, споткнулся и перелетел через него, теряя тапки.
— Гаврюша, я палец ушиб! — чуть не плача окликнул он друга, поднимаясь с колен и отряхивая пижамные штанишки. — Принеси мой тапок, пожалуйста. Бабушка запрещает босыми ногами по траве бегать.
— Эх, беда с тобой, Егорка! Где там твоя обувь? — Домовой нашёл в траве синюю тапку с вышитым корабликом и отряхнул её. — Обо что ты ударился? Трава-то мягкая!
— Да вот об этот дурацкий камень! — Мальчик в сердцах ударил пяткой по большому чёрному камню, на который уже успел усесться, чтобы рассмотреть ушибленный палец.
— Встань! А ну-ка встань сейчас же! Не бей его ногами!!!
И в этот самый момент чёрный камень под Егором пришёл в движение. Он немного продвинулся вперёд и влево, а потом из него высунулась чёрная голова, сердито посмотревшая на мальчика голубыми глазами.
— О великий Гуй Мин! — в пояс поклонился Гаврюша. — Чёрный Воин, покровитель Севера! Прости моего дружка! Сами мы не местные, а он к тому ж ещё и маленький мальчик, ребёнок, чистая душа, не со зла он тебя в бочину пнул, а от незнания, вот те крест!
Большая черепаха медленно развернулась, трещины на чёрном панцире загорелись синим светом и тут же погасли.
— Ка-ак твоё и-имя, о-о ребё-ё-нок в кимоно-о, уда-аривший Вели-икую Чё-ёрную Черепа-аху Кита-ая? — медленно спросил Гуй Мин, разнообразно изгибая длинную морщинистую шею, чтобы лучше рассмотреть мальчика светящимися глазами.
— Егор Красивый меня зовут, — ответил мальчик, пятясь в сторону Гаврюши. — Извините меня, уважаемая Чёрная Черепаха, я думал, что вы камень.
— Цыть ты! — ткнул его локтем в бок домовой.
— Я — ка-а-амень?! — удивлённо протянул Гуй Мин и тихо рассмеялся. — Что-о ж, мо-ой па-анцирь ста-ар, и, наве-ерное, его мо-ожно приня-ять за ка-амень. Но зна-аешь ли ты-ы, о ма-альчик в кимоно-о, како-ой вели-икой си-илой облада-ает этот па-анцирь?!
Егор растерянно замотал головой.
— Не зна-аешь… — удовлетворённо сказала Черепаха.
— А я знаю, знаю, великий Гуй Мин! Я ему расскажу!
— А я зна-аю, что ты зна-аешь, Гав Рил, го-ость из сне-ежной страны-ы, при-ибывший, чтобы помо-очь на-ам встре-етить Вели-икие и-игры! Но-о не перебива-ай меня-я, почё-ётный го-ость, а не то я тебя заморо-ожу, и ты раста-аешь, как лё-ёд, и сольё-ёшься во-от с э-этим о-озером, потому-у что вели-икий Гу-уй Ми-ин повели-итель не то-олько сне-ега, но и воды-ы!
Гаврюша почтительно склонил голову, в сердцах незаметно сплюнув в траву.
— О чё-ём э-это я говори-ил? — спросил Гуй Мин самого себя, но, видимо, не смог вспомнить. — Иди-ите же-е, чужезе-емцы, сде-елайте всё-ё, что-обы Кита-ай досто-ойно встре-етил Вели-икие и-игры! А вели-икий Гу-уй Ми-ин уста-ал говори-ить…
Гаврюша ещё раз поклонился Чёрной Черепахе и ткнул Егора в бок, чтобы он тоже изобразил поклон. Гуй Мин, удовлетворённый почтительным отношением, спрятался в панцирь.
— Эх, Егорка, пронесло тебя! — беззлобно ворчал домовой, пока они бежали дальше, огибая широкое озеро. — Это ж надо додуматься — усесться задом на Чёрную Черепаху! Да потом ещё и пнуть её пяткой! Энто тебе не Химкинское водохранилище, а волшебный Китай! Смотри, куда садишься и чё пинаешь! Вот будь Гуй Мин помоложе, ну или пни ты его посильнее, так бы и заморозил нас в ледышки, это тебе не наш добрый Дед Мороз, энто — стихия! О-го-го!
— А про какие такие игры он говорил? — спросил Егор. Они уже почти добрались до красивой беседки, и он слышал, как оттуда доносились приглушённые голоса.
— Так про олимпийские же.
— Олимпийские?! — едва не закричал Егор. — Тут что, Олимпиада будет?! Самая настоящая?!
— Вот чё ты орёшь?! — зашипел на него Гаврюша. — Сказано же было: громко не удивляйся! Тут, знаешь, такие величины со всего мира съехались, такие важные люди и нелюди, что у-ух! Но тихо! Волшебная государственная тайна!
Глава девятая Привет, Китай! Старые сказки, живые демоны, всё всерьёз
Когда друзья добрались до изящной беседки из резного дерева, расписанной красным и золотым, оказалось, что в ней сидят, мирно переговариваясь, двое странных людей. Один из них, в шёлковом халате и смешной круглой шапочке, обладал свиным пятачком и поросячьими ушками, он постоянно что-то жевал, запивая чем-то из маленького глиняного кувшинчика.
Второй вроде бы в точности и был похож на человека, но его лицо больше напоминало морду обезьяны. Его волосы были встрёпаны, а на голове блестел красивый золотой ободок, или диадема, которую, наверное, с удовольствием примерила бы на себя Глаша Красивая. Егор даже представил, как его сестра крутится перед зеркалом, стараясь разглядеть себя со всех сторон, а лоб её охвачен изящной золотой полосой. Красиво же, правда?
Странные люди, больше похожие на животных, приветливо помахали Гаврюше и Егору, поднимающимся по ступеням в беседку.
— Здравствуй, Гав Рил! — сказал похожий на обезьяну, и мальчик заметил, как он поправляет длинный хвост, лежащий рядом на лавке. — Здравствуй и ты, о молодой ученик с волосами светлыми, как рисовая шелуха!
— Здравствуйте, — вежливо ответил Егор и шёпотом обратился к домовому: — Гаврюша, а что это за обезьянка?
— Обезьянка?! — Тот, что был похож лицом на обезьяну, вскочил, злобно оскалившись и потрясая кулаками. — Обезьянка?! Вот как ты меня назвал?!
— О Сунь Укун, прости моего неразумного ученика. — Гаврюша быстро задвинул мальчика себе за спину и изобразил лёгкий поклон, но длиннохвостый даже не посмотрел в его сторону.
Он на четырёх лапах пробежался по стенам беседки, выпрыгнул на крышу и запрыгнул обратно с противоположной стороны, совершенно сменив облик. Его руки и ноги полностью покрылись шерстью, глаза горели красным огнём, а цепкие пальцы крепко сжимали длинный красивый посох.
— Я Сунь Укун!!! Прекрасный Царь Обезьян! — В одном прыжке он подлетел к Егору и встал перед ним в полный рост, заполнив собой почти всё пространство беседки. Его одежда, которая раньше была ему свободна, сейчас туго натянулась на груди и руках, и серая ткань едва не трещала от натяжения. — Познавший Пустоту, Великий Мудрец Равный Небу, Всепобеждающий Будда! А ты, неразумный юный ученик чужеземного мастера Гав Рила, какими достойными именами ты называешь себя?
— Меня зовут Егорка Красивый, — честно сказал мальчик. — А других имён у меня и нет.
Он пожал плечами и покосился на человека-свинью, равнодушно продолжающего жевать какие-то хрустящие стебельки, рис и полоски мяса из большой миски.
— Да, его так зовут, вся его семья Красивые, — важно подтвердил домовой. — Не бухти, Сунь Укун, в смысле, энто, не гневайся!
— Извините, если я рассердил вас, назвав обезьянкой, — добавил Егор, слегка поклонившись.
Царь Обезьян тут же уменьшился в размере, принимая свой обычный облик, и добродушно махнул рукой:
— Я прощаю тебя, ученик со странным именем Егор Ка. Воистину, твоя мать ела только светлые продукты, когда носила тебя под сердцем, поэтому ты так хорош собой, как солнечный день, и по праву называешь себя красивым.
— Гаврюша, я ничего не понимаю, — озадаченно шепнул Егор, подёргав друга за рукав.
— Так и молчи, — так же шёпотом ответил домовой и громко обратился к Царю Обезьян: — О Сунь Укун, Познавший Пустоту, Мудрец Равный Небу! И ты, Чжу Бацзэ, Свинья Познавшая Таланты! Ответьте мне, всё ли готово к Великим играм?
— О нет, хрюк, Гав Рил, Северный Дух Дома, хрюк, — ответил тот, кого называли Чжу Бацзэ, вытирая пятачок засаленным рукавом халата. — Многое ещё не готово. А самое главное, хрюк, что игры не могут состояться завтра, хрюк, ведь на Поднебесную обрушится сильный дождь, который, хрюк, размоет почву и сделает воздух таким холодным, что пар будет вылетать изо рта, как дым из печных труб, хрю-хрю!
— Да как же так?! — возмущённо вскрикнул Гаврюша, топнув ногой. — Ить вчерась, да и сегодня на небе ни облачка, откуда чего возьмётся?! У меня вот ребёнок простудится в такую погоду!
— А-а, это происки бесов, — прорычал Сунь Укун, топая ногой. — Это они испортили нам погоду. А я был готов прыгать с шестом, был готов к борьбе с посохом, да я ко всему был готов, я — Сунь Укун!!! — Он побил себя кулаками в грудь и сгорбился, опустив плечи.
— Ну энто дело так оставлять нельзя, — сурово решил русский домовой. — Кто у вас тут за дождь ответственный?
— Известно, хрюк, кто, Небесная Курица! — отозвался Чжу Бацзэ, опять набивая рот какими-то корешками и ароматным жареным мясом.
— Значит, надо пойти и найти её, — внезапно озарило капитана Красивого. — Попросим её отменить дождь! Дадим ей пшена поклевать…
— Небесной Курице?! Хрюк! Пшена, хрюк-хрюк?! Ха-ха-ха, хрю-хрю! — счастливо захохотал человек-свинья, хватаясь за живот и едва не падая с лавки.
— А что? Эта идея не так плоха, — подумав, сказал Царь Обезьян. — Твой юный ученик совсем не глуп, мастер Гав Рил. Я пойду с вами, вместе мы быстрее сможем уговорить Небесную Курицу. Идёшь ты с нами, о смеющийся Чжу Бацзэ?
— Не, хрюк, я ещё не доел. — Свин мигом прекратил веселье, уселся поудобнее и приложился к глиняному кувшинчику, шумно отпивая из него. — И не допил, кстати!
— Ну как хочешь, — отмахнулся Сунь Укун, поправил диадему на голове, взял поудобнее позолоченный посох и выпрыгнул из беседки. — Пошли!
— Опять сливовое вино глушит? — спросил у обезьяны Гаврюша, показывая рукой на силуэт Чжу Бацзэ в беседке, от которой они уже отошли на несколько шагов.
— Нет, — отрицательно помотал головой Царь Обезьян, широкими шагами поднимаясь в гору, — он пьёт священную воду из источника, придающего силы! К играм готовится, хочет в сумо поучаствовать. Вот и сил напивает себе, и пузо наедает побольше.
Егор вприпрыжку бежал позади домового и своего нового знакомого, разглядывая то кривые деревья, то необычные цветы, то извивающихся драконов, проплывающих между облаков. И только поэтому случайно отстал на пару шагов. Но в сказочном Китае и этого делать нельзя…
— О, мальч-ч-чик, — вдруг прошипел кто-то (или что-то?) у него за спиной. — Аппетитный ж-живой мальч-чик, я тебя скуш-шаю…
Прежде чем младший Красивый хотя бы успел обернуться, чья-то белая мохнатая рука крепко схватила его за ногу.
— Не дёргайся и не крич-чи, мальч-чик в кимоно и цветных тапоч-чках…
Когда на Егорку из ближайших кустов снизу вверх уставились два больших рыбьих глаза, он закричал. Чудовище улыбнулось, оскалив острые коричневые зубы, и потащило его за ногу к воде.
— Не крич-чи, мальч-чик, не крич-чи, никто не помож-жет…
Егор было подумал, а что бы сделал на его месте капитан Флинт или даже сам Джек Воробей, но потом поскользнулся и упал, испачкав пижаму зелёной травой, а белое чудовище с рыбьими глазами ещё быстрее потащило его вниз, к воде. Оно хрипло хихикало, шипя и свистя, но вдруг на его белую лапу, удерживающую ногу мальчика, резко встала чья-то нога в причудливом кожаном сапоге.
— А-а-а-у-у-у! — взвыло чудовище, разжимая белые пальцы. — Ч-что ты делаеш-ш-шь, Сунь Укун?! Зач-чем ты наступил мне на руку?! Мне ж-же больно!
— Этого мальчика нельзя есть, Ша Сэнь, — строго сказал Царь Обезьян, за шиворот поднимая Егора с земли. Он встряхнул его, как мешок, отряхивая от налипшей земли и травы, и вежливо поставил на ноги.
— Как нельз-зя?! Поч-чему?! Я х-хоч-чу! — возмутился рыбий глаз и снова потянулся к ноге мальчика мохнатой лапой.
Тем не менее Сунь Укун опять наступил на неё и, дождавшись, когда очередной вопль чудовища утихнет, ответил:
— Потому, что это Егор Ка, ученик мастера Гав Рила, могущественного Северного Духа Дома, который пришёл помочь нам провести Великие игры.
— Ну и ч-что?! Подумаеш-шь, уч-ченик! Мастер Гав Рил воз-зьмёт себе другого уч-ченика! А этого я утащ-щу и съем!
— Ты глуп, как неокученный бамбук, Ша Сэнь! — рыкнул Сунь Укун, убирая ногу. — Вспомни-ка, на что способны наши духи дома! Вспомни, как дух северного угла кухни скрутил тебя в бараний рог и выбросил через дымоход!
Он напирал грудью на вставшее в полный рост белое чудовище, заставляя его отступать к воде.
— Вспомни, как дух ворот заточил тебя в колодец, который крестьяне засыпали камнями и землёй! Даже малолетние дети и немощные старики не побоялись бросить в этот колодец по камню! — Царь Обезьян схватил чудовище за мохнатое белое ухо, впиваясь в него когтями. — Сколько лет ты провёл в нём? Сколько, а?!
— Ш-шесть лет, ш-шесть месяцев и ещ-щё ш-шесть дней! — прошипело чудовище, покорно опускаясь на колени перед Сунь Укуном.
— Шесть лет, шесть месяцев и ещё шесть дней, — удовлетворённо повторил Сунь Укун. — И это сотворил с тобой, Ша Сэнь, всего лишь дух ворот. Так знаешь ли ты, что мастер Гав Рил не дух каких-нибудь там ворот, не дух кухни и не дух крыши, а великий Дух Дома! Он один владеет всем домом, всей его энергией, воздушными потоками, скрипом половиц, силой очага и шумом воды! Представляешь ли ты, глупый Ша Сэнь, что может сделать с тобой такой могущественный дух?
— Нет, не…
— Я тоже не представляю, — сказал Сунь Укун, разжимая кулак и ногой толкая рыбий глаз в воду. — И даже не хочу представлять…
Когда белое чудовище с громким бульканьем плюхнулось в озеро, Царь Обезьян обернулся и отвесил небольшой поклон Егору.
— Прости нашего недалёкого друга, Егор Ка. Много лет он провёл в заточении в песках пустыни, поэтому одичал и забыл о вежливости и гостеприимстве. Надеюсь, твоя нога не пострадала. Вот твой тапок. — Он указал длинным пальцем на тапочку с корабликом, валяющуюся в траве, однако не поднял её, показывая, что Егор сам должен позаботиться о своей обуви. — Извини же и ты, мастер Гав Рил, — обратился он к Гаврюше, стоящему позади Егора, — за обиду, нанесённую тебе и твоему ученику. Ша Сэнь поплатился за это своим ухом, однако если тебе мало этого, накажи его таким способом, который угоден тебе, но только не лишай его жизни.
— Энтот Шан Сон вообще чё за чудо-юдо болотное?! — изумлённо спросил домовой, почёсывая в затылке.
— Моё имя Ша Сэнь, мастер Гав Рил, могуч-чий Дух Дома. — Из воды вышел стройный юноша в белых одеждах, поклонился и выплюнул жёваный листик кувшинки.
Кожа его рук и лица кое-где была покрыта белой чешуёй, одно треугольное белое ухо задорно торчало вверх, как у овчарки, а второе безвольно повисло вниз, распухнув и покраснев. Стеклянные глаза казались по-рыбьи тусклыми, но широкий тонкий рот улыбался.
— Небесный конь и Дракон, бывш-ший Великий принц и Генерал Неба. Я случ-чайно огорч-чил и разгневал Нефритового императора тем, ч-что разбил его ноч-чной горш-шок, и все узнали, ч-что император наполняет его вовсе не благоухающ-щей розовой водой. З-за это меня превратили в того, кто я есть сейч-час, — в ч-чудовищ-ще. Воистину, нигде так не нуж-жно ч-чувство юмора, как при разговоре с дураком, по этой прич-чине посмейтесь над моей глупостью и позвольте мне на своей спине доставить вас и ваш-шего благородного уч-ченика туда, куда вы направляетесь.
Ша Сэнь наклонился до земли, свернулся клубком, а развернулся мохнатым белым драконом без крыльев, с лошадиными ногами и пушистым хвостом, кольцом завернутым вверх, как у охотничьей лайки.
— Ну энто… ладно. Давай, поехали. Только смотри, на Егорку моего больше не облизывайся!
— В каком смысле? — Мохнатый дракон округлил и без того круглые глаза.
— А я-то почём знаю, в каком смысле ты на него облизывался, морда рыбья?! Ни в каком смысле не сметь облизываться! Неча слюни пускать! Чё ж, Великий Сунь Укун, поехали, что ль?
— Поехали, уваж-жаемые? — спросил Ша Сэнь, повернув голову к Царю Обезьян. — А куда вы, кстати, путь держ-жите?
— К Небесной Курице, — ответила обезьяна, помогая Гаврюше и Егору усесться на мохнатое тело демона и тоже взбираясь на него сверху.
Он разместился поудобнее, а потом ударил Ша Сэня пятками по бокам и с криком "Но, пошёл!" ухватился за длинную белую шерсть на загривке демона, зажав свой посох под мышкой.
Дракон-конь заржал, вставая на дыбы, помолотил воздух передними копытами и помчался вперёд. Егорка только завизжал от восторга! Приключения с Гаврюшей продолжались, становясь всё ярче, головокружительней и круче!
Глава десятая, в которой Глаша получает "автоматом". Не подумайте, что по голове!
Выбежав из дома, Глаша Красивая дунула в сторону метро. Опаздывать сегодня было нельзя, хотя очень хотелось, и, если совсем честно, девушка даже подумывала, как бы так хорошенько опоздать, чтобы вообще не прийти в институт и ничего ей за это не было.
Но ответственность не позволила ей просто побродить по району и выпить латте в "Шоколаднице". Она ведь не такая, как её маленький братец, и понимает суровое значение слова "надо". К тому же студентка Красивая прекрасно знала, что преподавательница по статистике ни за что не поставит ей экзамен "автоматом" просто потому, что она не прогуливала весь семестр и хорошо писала рефераты. Ей так или иначе придётся сдавать…
В московском метро, как всегда, было полно народу. Цветные вязаные и пушистые меховые шапки мелькали то тут, то там вперемешку с пальто, пуховиками, шарфами и перчатками. Девушка аккуратно прошла вдоль стены к автомату по продаже билетов, стараясь не запачкать новую дублёнку.
Перед единственным (работающим!) кассовым автоматом конечно же была огромная очередь. Какая-то женщина решила расплатиться за билет рублёвыми монетками и не спеша забрасывала их в автомат по одной. В очереди ворчали. Кто-то сдержанно ругался. Заплакал ребёнок. Но на этой станции не было билетных касс со специально обученным персоналом, который вручную считает монетки и выдаёт билет.
Глаша тоскливо вздохнула и уже смирилась с тем, что опоздает на экзамен. Она решила достать тетрадь по статистике и хотя бы лишний раз полистать лекции, раз уж придётся стоять в очереди. Раскрыв сумку, она встретилась глазами с Аксюткой, мечтательно развалившейся на пенале, как на диванчике, и покачивающей ножкой.
— Приве-ет! — Домовая улыбнулась и помахала Глаше ручкой.
— Ты что здесь делаешь?! — прорычала девушка.
Люди из очереди стали оглядываться. Глаша достала телефон и приложила к уху, чтобы никто не подумал, что она разговаривает сама с собой.
— Ты как сюда залезла?!
— По заклинанию вашего домового, — отозвалась Аксютка. — Он меня с тобой в институт отправил.
— Немедленно вылезай!!!
— Как? И куда? Ты чё, не видишь, я в кофточке? Я ж замёрзну на улице.
— Да почему это должно быть моей проблемой?! — пыхтела Глаша, потрясая сумкой.
— Слушай, ты не могла бы сумку не трясти, а? А то меня щас стошнит на какую-то тетрадку, — честно предупредила Аксютка.
— О боже!!! — в отчаянии прошептала Глаша, но сумкой трясти перестала.
— Ок, спасибо! — Маленькая домовая сразу повеселела. — А чё мы тут стоим так долго?
— Да потому что я билет купить не могу! Опаздываю уже! А тут ты ещё!
— Так ща решим, подруга! — Аксютка запрыгнула наверх по учебникам и, выбравшись из сумки, начала незаметно спускаться по поясу Глашиной дублёнки вниз.
— Какая я тебе подруга? Ты куда вообще?! Стой, стой, я тебе…
Аксютка прижала палец к губам и куда-то юркнула между ногами людей.
Глаша с недовольным лицом прислонилась спиной к стене, скрестив руки на груди.
— Девушка, вы в автомат стоите? — спросила женщина в сиреневом пуховике и бигуди под растянутой шапкой.
— Да, — ответила Глаша и отвернулась.
— А долго стоите?
— Долго, — ещё раз ответила Глаша Красивая и закрыла глаза.
— А за вами кто-нибудь занимал?
— Не знаю! — буркнула девушка.
— Хамка! — крикнула на неё женщина в сиреневом. — Тогда я перед тобой пойду! Мужчина, пропустите, я тут стояла!
— Да не стояли вы тут… — вяло возразил мужской голос, но Глаша даже не повернулась в ту сторону, чтобы отстоять своё место в очереди.
Всё равно опоздает. Класс. Ещё эта домовая с ней увязалась. Где она, кстати?
— Я здесь, — услышала она тонкий голос Аксютки из своего кармана. — Вот, держи! Тут на две поездки.
Девушка опустила глаза и увидела красный краешек билета на метро, торчащий из кармана.
— Ты как?.. — опешила Глаша. — Ты что, украла его, что ли?!
— Да не ори ты! Пересади меня в сумку, и пошли уже, на статистику свою опоздаешь!
— Бли-и-ин горелый! — с душой выругалась младшая Красивая, сгребла маленькую домовую, сунула в сумку и пошла в сторону турникетов. Бросить крохотную подружку ей уже не позволяла честь и совесть. А уж что-что, но совесть и честь семейство Красивых имело…
В вагоне метро было не протолкнуться, а Аксютку пробило на разговоры. Она что-то усиленно кричала из сумки, на Глашу все оборачивались, и девушка ужасно смущалась. Когда домовая поняла, что с ней отказываются говорить, она решила запеть:
Капроновый мир победи-ил! Доклад оказался длинне-ей! Последний фонарик сгоре-ел! Последний комарик уби-ит! О-о-о-о!!!— Девушка, у вас телефон звонит, — сказал высокий мужчина в чёрной куртке с меховым воротником, подозрительно косясь на девушку с такими странными музыкальными предпочтениями.
Глаша Красивая, покраснев как помидор, вылетела из вагона. Благо на своей остановке. Выйдя из метро и свернув на полупустую аллею, ведущую к зданию института, она раскрыла сумку:
— Ну чего тебе?!
— Поговори со мной! Мне тут тоскливо и одиноко! — Домовая смотрела на неё большими зелёными глазами, поправляя сбившуюся набок косынку. — И кинь сюда свою перчатку, а то у тебя в сумке мне холодно.
— Р-р-р! — раздражённо прорычала Глаша, демонстративно стянула перчатку за пальцы и бросила её в сумку.
— Спаси-ибо! — счастливо отозвалась Аксютка. — Глаша!
— Ну что?
— А что такое "статистика"?
— Это очень сложный предмет, который невозможно выучить, а "автомат" по нему не ставят. Поэтому я сегодня получу тройку и пойду на пересдачу, — на ходу говорила Глаша, глотая морозный воздух и хрустя по снегу каблуками новеньких сапожек.
— А что такое "автомат"?
Девушка закусила нижнюю губу. Она всё ещё надеялась, что, если домовых игнорировать, они как-то сами собой исчезнут и её жизнь сразу станет такой, какой и была раньше, — нормальной.
— Глаша!!! — резко и очень громко заорала Аксютка.
Красивая вздрогнула:
— Что?!
— Ну что такое "автомат"? Ну скажи-скажи-скажи!
— Мало мне младшего братца, теперь ещё и младшая сестрица появилась… — пробурчала Глаша и ответила в сумку: — Это когда не нужно сдавать экзамен, потому что оценку ставят за то, что студент посещал все лекции, активно отвечал на семинарах и писал много рефератов. Понятно?
— А-а-а… — Аксютка, закопавшись в перчатку по шею, задумчиво сидела и рассматривала голубое небо, кусочек которого был виден из раскрытой сумки. — А ты на все лекции ходила?
— Угу. И на семинарах отвечала, и рефераты писала.
— Так это же здорово!
— Не здорово, потому что преподша по статистике "автомат" всё равно не поставит.
— Почему? — удивилась домовая.
— Потому, что у неё принцип.
В институте вся группа уже столпилась перед кабинетом статистики. Студенты обсуждали грядущий экзамен и прошедший Новый год. Глаша остановилась в сторонке и раскрыла сумку. Аксютка приветливо помахала ей ручкой:
— Мы чё, уже пришли?
— Не мы, а я, — прошептала Глаша. — И чтоб тихо мне тут! Чтоб тебя слышно не было!
— Ну подожди, подожди! А кто все эти люди? — Аксютка незаметно высунула нос из сумки, прячась за рукав Глашиного пиджака.
— Мои одногруппники, тоже будут статистику сдавать. А вон та противная светловолосая тётка — наш преподаватель. Так что всё, исчезни, я пошла на экзамен. — Она столкнула домовую в сумку и подошла ближе к двери кабинета.
— А поставьте Глаше Красивой "автома-ат"! — внезапно донеслось из сумки.
Все замерли.
Преподавательница застыла на пороге кабинета и посмотрела на Глашу поверх очков.
— Совсем уже со своими телефонами с ума посходили, — помолчав, заключила она. — Лучше бы статистикой так занимались, как этими вашими мобильными приложениями!
В аудитории все привычно расселись по своим местам. Преподавательница встала за стол, выложила пухлую папку с журналом и ежедневником, веером разложила на столе тонкие полосочки билетов, собрала у студентов зачётки. И тут…
— Глафира Красивая, держите вашу зачётку, — вдруг сказала она, протягивая Глаше зачётную книжку и глядя перед собой совершенно стеклянными глазами. — "Автомат"!
Удивлённая девушка протянула руку. В зачётке напротив предмета "статистика" стояла оценка "отлично". Типа вот как-то так… Но как?!!
Через час Глаша стояла в фойе института на первом этаже. Она уже успела сдать учебники в библиотеку, скачать несколько важных статей с сайта института и собиралась зайти в кофейню, чтобы отпраздновать "автомат" пирожным, а заодно задать пару вопросов своей маленькой спутнице из сумки. Как вдруг за спиной раздались шаги…
В коридоре никого не было, все студенты были на экзаменах, поэтому стук каблучков женских сапожек показался ей очень громким.
— Поздравляю с "автоматом".
Развернувшись, Глаша увидела свою одногруппницу Алёну, невысокую блондинку в очках.
— А, спасибо. Так неожиданно… — улыбнулась Глаша. — А ты как сдала?
— Как я сдала? — Глаза Алёны за стёклами очков превратились в щёлки. — Хочешь знать, как я сдала?! Да она после того, как "автомат" тебе поставила, словно с цепи сорвалась! Я еле ноги унесла! Она там валит теперь всех! Валит! Всех! Понятно?!
— Ого-о… — осторожно ответила Глаша, пытаясь продвинуться к выходу.
Но Алёна поймала её за шарф:
— Как ты это сделала, Красивая?
— В смысле?
— В прямом! Ты же знаешь, что она никому "автомат" не ставит! Только тебе поставила! Ты загипнотизировала её, да?!
— Н-нет! С чего ты взяла?! — попыталась оправдаться Глаша.
— Этот телефон ещё твой дурацкий! "Поставьте Глаше "автомат"!" — передразнила девушка тонкий голос Аксютки. — У тебя там что, двадцать пятый кадр? Гипнозапись?
— Да нет там у меня ничего!
— А вот мы сейчас и посмотрим! — Алёна схватила Глашину сумку и потянула на себя.
После короткой борьбы Глаша всё-таки выпустила сумку из рук.
— Вот мы и посмотрим, что у тебя тут в телефоне за программка… Ай!!!
Она опустила руку в сумку и тут же отдернула её. На указательном пальце отпечатались следы маленьких зубов.
— Что за?.. — озадаченно пробормотала Алёна, заглядывая в сумку.
— Приве-ет! — Аксютка помахала ей ручкой и улыбнулась.
— Что это? Кто это? — испуганно отскочила блондинка. — Она меня укусила!
— Ну так не до крови же, что ты переживаешь, — холодно ответила Глаша, вырывая свою сумку из рук одногруппницы.
— Кто это вообще? Это что за магия?
— Лесом…
— Красивая, чтоб ты знала, у тебя в сумке сидит маленький человечек, который кусается! Я на тебя заявление в полицию напишу!
— Ага, удачи, — согласилась Глаша, направляясь в сторону выхода из института. — Так и напиши: тебя укусил маленький человечек из моей сумки. Пусть разберутся!
— Так. Стоп. Я всё поняла! — заорала ей вслед Алёна, застыв в самой обличительной позе. — Ты и меня тоже загипнотизировала, чтобы я увидела этого маленького монстра. Вот и всё. Ну и овца ты! Думала, я не догадаюсь?! Маленьких человечков не бывает, Красивая! Гипнотизёрша! Теперь понятно, как ты все экзамены сдаёшь на "отлично"! Я всем расскажу! Девчонки мне поверят! И фамилия у тебя гипнотизёрская! Типа раз у тебя фамилия Красивая, то все думают, что ты и на самом деле красивая! А ты страшная, понятно?! Куда пошла-а-а…
Меж тем Глаша, не оборачиваясь, вышла из института и быстрыми шагами направилась к метро, никого больше не слушая и нигде не задерживаясь. На улице пели синички и снегири, деревья, присыпанные снегом, казались ёлочными игрушками, украшенными ватой. Яркое солнце заставляло снег искриться разными цветами, так что можно ослепнуть, и всё равно хочется любоваться.
Но Глаша была слишком впечатлена всем произошедшим в институте, поэтому не обращала внимания на всю эту красоту. Единственное, что она хотела сделать, — это прийти домой и вытряхнуть из своей сумки эту надоедливую домовую. А потом отрезать себе кусок колбасы, налить чаю и, может быть, даже поплакать. Немножечко. Чтобы снять стресс, девочки такое умеют.
Дома никого не было. Наверное, бабушка ещё не вернулась. То есть дома точно должен был быть Егор, но он, видимо, как всегда, играл у себя в комнате, так что младшая Красивая сочла, что она дома одна. Вот и ладушки!
Она прошла к себе в комнату, резко перевернула сумку над кроватью и вытряхнула из неё маленькую Аксютку. Домовая сразу же приняла свой обычный размер и кубарем скатилась с кровати на пол.
— Классно съездили, да? — улыбнулась она и ободряюще шмыгнула носом.
— Ты… ты хоть понимаешь, что натворила?! — крикнула Глаша, нервно разбрасывая учебники по комнате.
— А чё не так-то?! — пожала плечами Аксютка.
— Всё не так! Сначала ты тайком пробралась в мою сумку, — принялась яростно загибать пальцы Глаша. — Потом ты украла билет на метро! Потом ты заставила мою преподавательницу по статистике поставить мне "автомат" и, наконец, испугала и укусила Алёну!
— А, это та психованная блондинка, которая на гипнозе помешана?
— Да ты понимаешь, что будет, если она всем про тебя расскажет?!
— А ничё не будет. Над ней посмеются, и всё, в домовых же никто не верит, — обезоруживающе улыбнулась Аксютка. — А есть чё поесть?
— Я что, ещё и кормить тебя должна? — приподняла бровь младшая Красивая.
— Ну не должна-а… — задумчиво протянула Аксютка. — Но было бы неплохо чё-нить слопать.
Глаша закрыла глаза в надежде, что всё это ей снится. Потом открыла.
— Не-а, ты так не исчезнешь, я уже пробовала, — беззаботно махнула рукой домовая.
Девушка почувствовала, как у неё начал дёргаться левый глаз.
— Короче, пошли на кухню, — сказала она и, схватив Аксютку за руку, потащила её из комнаты.
Глава одиннадцатая Как запудрить куриный мозг? Это непросто, но…
— А где ж-же мы будем искать Небесную Курицу? — Ша Сэнь выгнул голову и посмотрел на Сунь Укуна.
— Не знаю, демон-рыба, — задумчиво отозвался Царь Обезьян. — Но вон там, на бедном безжизненном поле, трудится крестьянин с мотыгой. Давайте же милостиво дадим этому человеку шанс передохнуть, а заодно спросим, не знает ли он, где найти Небесную Курицу.
— Да чё он знает?! — возмутился Гаврюша. — Он скоро носом в землю врастёт, как морковка! У кого-нибудь другого спросить надо!
— Надо, мастер Гав Рил, надо! — от души расхохотался Сунь Укун, с ногами впрыгивая на спину их ездового чудовища и выпрямляясь в полный рост. — Однако где же ты видишь кого-нибудь другого, великий Дух Дома?!
— Чё ты орёшь? — мрачно спросил Гаврюша. — Сам вижу, что никого нет.
— Нет! Вот именно, что никого нет, хи-хи-хи! Поэтому спрашивать мы будем у этого бедного крестьянина! — Он перекувыркнулся, подпрыгнул, уцепившись за тонкую ветку дерева, а потом опять приземлился на мохнатую спину коня, сделав тройное сальто в воздухе.
— Ты не мож-жеш-шь не прыгать по моей спине? — недовольно прошипел Ша Сэнь.
— Не могу, ушастый демон! — Царь Обезьян с визгом бросился вперёд и вцепился длинными когтями в другое ухо Ша Сэня. — Конечно, не могу! А знаешь почему?!
— Поч-чему? — пискнул Ша Сэнь, припав к земле.
— Потому, что я Сунь Укун!!! — заорал Царь Обезьян, подпрыгивая.
— Энто… Прекрасный Сунь Укун, — Гаврюша постучал пальцем по его пояснице, — на нас тот самый крестьянин смотрит. Он уже бросил мотыгу. Надо бы спросить у него про Небесную Курицу, пока он не убежал, испугавшись грозного тебя.
— А, да, — опомнился Сунь Укун и, отпустив ухо чудовища, обратился к крестьянину: — Здравствуй, крестьянин!
— Здравствуйте, демоны, — уважительно ответил старый китаец с жиденькой белой бородой и коричневым лицом.
— Знаешь ли ты, где нам найти Небесную Курицу? — спросил Царь Обезьян.
— Знаю, — ответил старый крестьянин.
— И где же?! — после непродолжительного молчания раздражённо задал новый вопрос Сунь Укун.
— Там… — Крестьянин махнул рукой в сторону горизонта. — Когда закончатся нищие крестьянские поля и начнётся Зачарованный лес, на его опушке вы найдёте Небесную Курицу. С вечерней зарёй, как выпадет на сочную траву роса, она сбросит с неба свои яйца и придёт их проведать.
— Спасибо тебе, добрый крестьянин. За то, что ты помог нам, вот это белое мохнатое чудовище не съест тебя. Прощай!
— Прощайте, демоны. — Крестьянин поклонился и, спокойно отвернувшись, снова взялся за мотыгу.
— А теперь ускоримся, мохнатый скакун! — обратился Царь Обезьян к Ша Сэню, лягнув его пятками под рёбра. — До Зачарованного леса ещё далеко, а я уже жутко голоден.
Ша Сэнь послушно разогнался, переходя с рыси в галоп и подпрыгивая на каждой кочке.
Егорка ойкал, айкал, взвизгивал, верещал, стараясь не выпустить густую белую шерсть из пальцев, но пару раз домовой ловил его за шиворот, потому что он то и дело соскальзывал с тощей спины чудовища на поворотах. Когда вдали показался Зачарованный лес, белый демон перешёл на размеренный шаг, чтобы его пассажиры смогли чуточку отдышаться.
— Гаврюша, а почему этот лес называется Зачарованным?
— А энто ты у Прекрасного Сунь Укуна спроси, он тут лучше меня всё знает.
— Уважаемый дяденька Сунь Укун! — вежливо обратился мальчик к Царю Обезьян, сидящему впереди, но тот даже не повернул головы.
— Прекрасный… — шёпотом напомнил Гаврюша.
— Прекрасный дяденька Сунь Укун! — поправился Егор и, дождавшись, когда тот слегка повернёт голову, продолжил: — Почему этот лес называют Зачарованным?
— Это же элементарно, ученик. — Царь Обезьян говорил тихо, чтобы к нему приходилось прислушиваться. — Потому, что в этом лесу живут демоны. Днём они прячутся в тени, отбрасываемой тонкими стволами деревьев и ветвистыми кронами, словно шатёр закрывающими их от солнечного света. Звуки и сияние дня делают их слабыми и неспособными проявить свою мощь. Но на закате золотое солнце сгорает в пламени собственного величия, и наступает их время — мрачное время тьмы и тех, кто живёт во тьме. Только ночью, под холодным фарфоровым светом луны можно увидеть, как движутся едва заметные тени, как блестят их спины, как свиваются в кольца их тела. В такие минуты даже цикады замолкают, чтобы услышать, как шепчется тьма…
— А! Это как когда на прошлой неделе Гаврюша тараканов ночью на совещание позвал, а Глаша вставала воды попить и испугалась, потому что они бегали и под ногами хрустели? — уточнил Егорка.
— Тараканов? — Сунь Укун изумлённо оглянулся, посмотрев на домового. — Твой ученик сравнил великих древних демонов Поднебесной с тараканами?!
— Ну я только хотел сказать, что они такие же противные и от них тоже ничего хорошего, вред один, — попытался оправдаться мальчик.
Сунь Укун одарил его долгим взглядом жёлтых глаз, а потом демонстративно отвернулся. Разговор закончен.
— Вот дать бы тебе подзатыльник, Егорка! — пробурчал Гаврюша, спрыгивая со спины белого чудовища.
— За что?!
— Ты обидел Сунь Укуна!
— Чем?! — Егор аккуратно спрыгнул в высокую траву, сощурившись от яркого солнца, которое уже клонилось к горизонту.
— Тараканами своими! Запомни, Егорка Красивый, нельзя неуважительно относиться к традициям других народов! Ну вот, допустим, хочет Царь Обезьян страху нагнать, так ты и подыграй ему! А ты вали отседова, — обратился он к Ша Сэню, одобрительно похлопав его по загривку, как крестьянскую лошадку. — Попасись, травки пожуй, или чем ты там обычно лакомишься.
— Маленькими мальч-чиками, — облизнулось чудовище, но послушно отошло в сторонку и свернулось калачиком.
— Этот Ша Сэнь всё время хочет меня съесть, — пожаловался Егорка домовому.
— Ага, я заметил. Да только Сунь Укун не разрешает ему это сделать. Поэтому ссориться с Царём Обезьян не стоит. — Гаврюша посмотрел, как Мудрец Равный Небу выходит из леса с охапкой хвороста, и прошептал: — Хотя некоторые ихние китайские демоны и правда на тараканов похожи.
Царь Обезьян сидел у костра в позе лотоса, подставив лицо закатному солнцу. Егорка бродил по поляне и рассматривал травинки. Ша Сэнь, снова ставший прекрасным юношей с рыбьей чешуёй, спрятался в тень, опасаясь за свою белую кожу. Гаврюша видел, как он ловит в лесу мелких насекомых и ест их с хрустом и причмокиванием. Брр…
Домовой меж тем подошёл к Сунь Укуну.
— Не сердился бы ты на Егорку, Прекрасный Сунь Укун, — сказал он, присаживаясь рядом на полено у кострища.
— О нет, мастер Гав Рил, я не сержусь на твоего ученика. Но он должен понять, что совершил ошибку. Уважение, вот основа основ. Уважение как хорошего, так и плохого, как великого, так и низкого. Как жаль, что молодое поколение забывает об этом. Отказываясь от уважения, человечество клонится к закату, как это солнце…
— Истинно так, мудрейший Сунь Укун, — согласно закивал Гаврюша. — Эх, ну чего, где энта курица? Пойду погляжу, нет ли ещё росы…
Домовой спрыгнул с полена и, раздвигая руками высокую траву, пошёл бродить по поляне.
— Цыпа-цыпа-цыпа! — приговаривал он, озираясь по сторонам.
Царь Обезьян оглянулся, покачал головой и весело хихикнул.
— Прекрасный Царь Обезьян… — Вдруг рядом оказался Егорка, осторожно присаживаясь на краешек полена.
— Чего тебе? — беззлобно спросил Сунь Укун, подпрыгнув от неожиданности.
— Прости меня, я не хотел тебя рассердить.
— Хи-хи-хи! — тонко рассмеялся Сунь Укун, оскалив белые зубы. — Ты не рассердил меня, Егор Ка, потому что, если бы это было так, ты бы горько пожалел об этом и не увидел, как роса увлажнит эту траву и небо почернеет, проводив заснувшее солнце. Знаешь почему?
— Потому, что ты Сунь Укун, — кивнул Егор.
— Да! — радостно согласилась обезьяна. — Я Сунь Укун! Мне нравится твой ответ! И нравится, что ты извинился. Хочешь банан?
— Нет, спасибо. Бабушка ругается, когда я ем фрукты перед ужином.
— Твоя бабушка мудрая женщина, — кивнул Сунь Укун, достал из кармана банан, быстро очистил его и съел сам.
— Зря отказался, Егорка, банан энто полезный фрукт! Когда ещё ужинать будем. — Гаврюша снова зашелестел травой, пытаясь найти Небесную Курицу. — Цыпа-цыпа-цыпа!
— Не так он её зовёт, хи-хи-хи! — снова тихо засмеялся Царь Обезьян.
— А как надо?
— Никак, — равнодушно пожал плечами Сунь Укун. — Зачем её звать, когда она уже здесь.
— Здесь? Где? — Егор озадаченно завертелся по сторонам.
— Ква-ква, — вдруг раздалось у костра, и мальчик увидел в траве большую лягушку.
— Здравствуй, Небесная Курица, — коротко кивнул Сунь Укун.
— Но это же лягушка! — возразил Егорка.
— Вы никогда не поймёте нашу страну… — вздохнул Царь Обезьян.
— Ква, — согласно отозвалась лягушка.
— Небесная Курица! — Царь Обезьян подпрыгнул, опустился на одно колено рядом с лягушкой и поклонился.
— Ква? — спросила лягушка и, подумав, прыгнула к нему на руки.
Сунь Укун выпрямился и побрел по высокой траве, качая лягушку в руках.
— Чё эт он? — Гаврюша озадаченно высунул нос из травы и посмотрел на Егора.
— Да вот, пошёл куда-то с Небесной Курицей!
— Чё?! Так энто чё, лягушка, что ль?! Мы чё, всё это время лягушку искали?! От же китайцы! И как их разобрать, а?!
Мальчик пожал плечами.
— А зач-чем нас разбирать? — Внезапно у костра выросла тень, и в следующее мгновение к огню шагнул Ша Сэнь. — Мы оч-чень древняя культура, нас надо изуч-чать, любить и кормить! Запомни это, мальч-чик…
— Гаврюша, он опять хочет меня съесть?
— Так! Пошли-ка послушаем, о чём там Царь Обезьян с лягушкой квакает. А ты, рыбина противная, вона кузнечиками чавкай! А на ребёнка облизываться не смей, не то как дам по зубам — до луны будешь лететь, пыхтеть и радоваться!
Гаврюша схватил Егора за руку и быстро потащил его за собой. В густеющих сумерках Сунь Укун о чём-то шептался с квакающей в его ладонях лягушкой, а потом опустил её в траву.
— Ну чё? — спросил домовой.
— Она не согласна, — спокойно ответил Царь Обезьян, выпрямляясь во весь рост. — Будет дождь. Игры не состоятся.
— Чего это? Как это? Я против!
— На всё воля небес, — философски возразил Сунь Укун, смиренно сложив руки на груди. — Будда учит нас смирению. Смирение — лучший помощник на пути к просветлению.
— Не! Прекрасный Царь Обезьян, не пойдёт так! Где энта ваша курица бородавчатая?!
Гаврюша нырнул носом в высокую траву, всё ещё крепко держа Егора за руку.
— Ква. — Лягушка сидела совсем рядом, так что мальчик чуть не кувыркнулся о неё.
— Уважаемая Небесная Курица, чё ты как энта? Трудно отменить дождь? Столько сказочных героев со всего мира съехались, чтобы в Китайской олимпиаде поучаствовать, а ты тут сырость развела…
— Ква, — равнодушно ответила лягушка.
— Ясно. Вот ведь несговорчивые амфибии пошли… — расстроился Гаврюша. — У нас-то на родине лягушки потолковей будут. И ковёр звёздами вышить могут, и хлеб испечь, и стрелы лапками своими ловят. А самое главное — в полночь они в прекрасных царевен превращаются. А ваша курица что? Только квакать и может.
— Ква, — отозвалась лягушка из травы.
— Жаба ты после этого…
— А давайте ей песенку споём? — внезапно предложил Егор.
— А что ж? — задумался домовой. — Давай-ка и споём. Хуже-то не будет, хуже некуда уже, такое мероприятие пропадает, важное да секретное…
— В траве… — начал было Егорка, но Гаврюша остановил его:
— Не-не, так нельзя, нас потом родственники писателя Носова засудят. Давай по-другому, по-китайски споём.
Он помолчал с минуту, задумчиво почесал бороду, а потом запел:
В траве сидит цикада, в траве сидит цикада. — А где сидеть ей надо, Зелёненькой такой? Представьте себе, оставьте себе, Так где сидеть ей надо? Наставьте себе, обставьте себе, А после на покой! Жевала лишь ромашку, жевала лишь ромашку, Не трогала букашку И слушала гобой. Представьте себе, оставьте себе, Не трогала букашку. Наставьте себе, обставьте себе…— Какой же я круто-ой! — в рифму, но не в тему подхватил Сунь Укун, который вообще не мог долго молчать.
Но тут пришла лягушка, небесная лягушка, Огромнейшее брюшко, И слопала цикад. Представьте себе, оставьте себе, Огромнейшее брюшко, Наставьте себе, обставьте себе…— Такой вот геноци-ид, — в тему, но не в рифму вновь проявил себя неугомонный Царь Обезьян.
Гаврюша с Егором страдальчески вздохнули, но продолжили:
Такой вот геноци-ид!— А что такое "геноцид"? — тихо спросил Егор, подёргав за рукав домового.
— Потом объясню, — шепнул Гаврюша, явно не желая отвлекаться от важной миссии по задабриванию китайской лягушки.
— Ква, — похлопав в ладоши передними лапками, улыбнулась она.
— Благодарим тебя, Небесная Курица. — Сунь Укун слегка склонил голову, уважительно сложив руки на груди, а потом повернулся к Гаврюше: — Ваша легкомысленная песенка помогла, она согласилась.
— И как он это понял? — удивился мальчик. — По особому кваканью?
— Потому что я — Сунь Укун! — Царь Обезьян задрал подбородок и упрыгал к костру.
— Ну, пошли и мы за ним, Егорка Красивый, — сказал Гаврюша. — Посиделки у костра — штука хорошая, иногда столько важного узнаешь да полезного…
Он опять взял мальчика за руку и повёл к костру. Сунь Укун задумчиво смотрел в темноту ночи, жаря банан, нанизанный на палочку по типу шашлыка. Ша Сэнь вылавливал из травы насекомых и аппетитно хрустел их твёрдыми панцирями.
— Тьфу ты, морда рыбья… — проворчал Гаврюша.
— Мож-жет, и рыбья, з-зато я з-знаю, как вам домой воз-звращ-щаться отсюда коротким путём… — равнодушно ответил демон. — Пош-шли, покаж-жу.
— Не ходи, Гаврюша! Он же тебя съест! — вскочил с места Егор.
— Пусть только попробует, я ему такое-е устрою! — Домовой уверенно хмыкнул и пошёл за бледным юношей.
— Всё равно я боюсь за тебя…
— Не переживай за учителя, Егор Ка, — спокойно сказал Сунь Укун, переворачивая над огнём палочку с бананом. — Ша Сэнь ничего ему не сделает. Будешь банан, мальчик?
— Спасибо, — поблагодарил Егорка, чувствуя, что перекусить всё-таки пора. — Скажи, Прекрасный Сунь Укун, а почему ты носишь на голове эту золотую корону?
— Это не корона, — зевнул Сунь Укун, вручая Егору жареный банан на палочке. — Это волшебный обруч, подарок великой богини Гуаньинь.
— Богиня сделала тебе такой подарок?
— Не мне… Одному монаху. А он надел этот обруч на мою голову, чтобы усмирить мой нрав.
— Я ничего не понял… — честно признался мальчик, доедая банан. — Спрошу потом у Гаврюши. Но этот обруч очень красивый. Вот бы и моей сестре такой, она любит украшения…
— Забирай, если сможешь снять!
— Правда можно? — Глаза Егора расширились от удивления.
— Можно-можно! Попробуй сними!
— А как же твой нрав? Ты сказал, Прекрасный Сунь Укун, что обруч должен усмирять твой нрав. Твой нрав уже усмирён?
— Мальчик! Я безобиднее овечки! Снимай уже!
Егор вздохнул и с сомнением посмотрел в сторону леса. Но Гаврюши не было видно. Он подошёл к Царю Обезьян, аккуратно взялся руками за тонкий обруч, чуть потянул вверх и…
— Ты снял его?! — Изумлённый Сунь Укун не мог поверить своим глазам. — Ты снял обруч великой Гуаньинь?! Хи-хи! Хи-хи-хи! Свобода-а-а!
Он перекувыркнулся в воздухе и снова сел у костра, замерев как статуя. А потом вскочил, обежал вокруг и опять сел на место, радостно потирая руки.
— А как он работает? — спросил Егор, вертя в руках волшебное украшение.
— Легко! Хи-хи-хи! — счастливо засмеялся Царь Обезьян. — Надеваешь его на голову сестры и читаешь сутры Будды, чтобы она была хорошей и не обижала тебя.
— Ух ты! Классно! — восхитился Егорка. — Но я не знаю сутры Будды. Что же делать?
— Не знает сутр? Не знает. И я не знаю. Не знаю, что тебе делать. Хи-хи-хи. — Сунь Укун улыбался и швырял сырые бананы в костёр. — А попробуй спеть ей какую-нибудь песенку. Если с лягушкой сработало, то и с твоей сестрой получится.
— Надо спросить у Гаврюши, — задумчиво пробормотал Егор.
— Да только спрячь! Под рубашку спрячь обруч! И не потеряй! Ценная вещь! — прошептал Сунь Укун, помогая мальчику засунуть обруч за пазуху, под пижаму. — Как вернёшься домой, так и спросишь у своего наставника. Хи-хи! Хи-хи-хи!
— Всё, Егорка, пошли! — Внезапно из ближайших лесных кустов вышел домовой. — Показал мне рыбий демон вход. Домой пойдём А ты чё сжался-то? Замёрз, что ль? Ну, пошли-пошли, тебе уже спать пора. До свидания, Прекрасный Царь Обезьян!
— Спокойной ночи, Сунь Укун, — вежливо попрощался Егор, оглянувшись.
— Иди-иди, мальчик в кимоно, спокойной ночи, до свидания, хи-хи-хи, — ответил Царь Обезьян. — Спасибо тебе… — добавил он шёпотом, и его глаза загорелись красным.
Глава двенадцатая Как успокоить сестру бижутерией и не словить по ушам?
— Ты чё, совсем, что ли?! — сказал Гаврюша, когда лес сомкнулся за их спинами, и выразительно постучал кулаком по лбу.
— В смысле? — не понял мальчик.
— В смысле! — передразнил его домовой. — Нельзя никому тут говорить, что ты за меня боишься, понятно тебе?! — Гаврюша топнул ногой, но вовремя опомнился, притих и огляделся по сторонам — не услышал бы кто.
Егор озадаченно смотрел на него, удивлённо моргая.
— Эх ты, святая простота! Пошли, по дороге объясню.
Он круто развернулся и бодро зашагал вглубь леса, похрустывая тонкими веточками под ногами. Мальчик молча семенил следом.
— Тут такое дело, Егорка Красивый, энто тебе не Москва, двадцать первый век, и даже не безобидные русские сказки, где обязательно найдётся какой-нибудь Дед Мороз, старичок-лесовичок или Иван-царевич, который всем поможет. Тут Древний Китай! И вот энти вот твои знакомцы — и Прекрасный Сунь Укун, и зубастая рыбина, и даже тот прожорливый поросёнок — все они демоны. Которые сожрут тебя вместе с твоими тапочками, да ещё и подошвой занюхают! И меня, кстати, тоже. Понятно?
— Нет, — испуганно помотал головой мальчик.
— Ну и ладно, запомни главное: в Китае энтом свои правила. Вот есть у них духи дома. Не такие неказистые и мелкие, как я, а настоящие духи, могучие. И на каждый дом таких духов несколько. Есть, например, дух ворот, и дальше ворот он не ходит. А есть дух северного угла кухни, и он из своего угла носа не высовывает. Все они какой-то могучей магией владеют и дом защищают сообща. Пригнись.
Гаврюша свободно прошёл под невысоким кустом неизвестного растения (кто ж его разберёт в тёмном лесу), а вот Егору пришлось немного пригнуться, чтобы не ушибить лоб.
— И тут появляется неказистый низенький мужичок, который вроде как вызвался великим жителям Поднебесной волшебную олимпиаду помочь организовать — поделиться, так сказать, опытом. Чтоб всё как у людей — и олимпийская деревня, и допинг-контроль, и гости иностранные, и факел с негаснущим огнём чтоб бегуны несли.
"А ты кто вообще-то такой, чтоб нас играм учить? — спрашивают китайские демоны и боги у мужичка. — Может, нам тебя не слушать, а гнать граблями вдоль спины надо или съесть вместе с шапкой?"
"А я русский домовой, дух дома по-вашему", — отвечает им мужичок.
"Целого дома?! — удивляются китайцы. — Это как же ты, должно быть, силён и мудр, раз ты один за целый дом ответственен!"
И уважают китайцы мужичка, и прислушиваются к нему, и боятся. И готовы время подстроить по своим китайским каналам, чтобы Дух Дома в свою страну вернулся примерно в то же время, когда оттуда ушёл. И потому ты, Егорка Красивый, ещё не съеден ни Сунь Укуном, ни Шансоном ихним рыбьим, да и Чёрная Черепаха тебя именно поэтому не заморозила в ледяную статую. А вот если прознают китайцы, что русский великий Дух Дома — на самом деле мелкий домовой, и не дух вовсе, а так, мужичок без образования и никакой магией не владеет, а единственное, что он может, это плохенькие стишочки сочинять, в которых и волшебства-то с черепаший хвост, а уж литературной ценности вообще никакой, — слопают они нас за милую душу, да ещё и передерутся в споре, кому самый вкусный кусочек достанется. Понятно тебе теперь?!
— Да, — робко ответил Егор.
— Ну пошли тогда, ты спишь уже.
Гаврюша шагнул в широкую расщелину в дереве и затащил туда замешкавшегося Красивого. Внутри мальчик увидел маленькую дверку.
— А куда мы выйдем из этой двери? — спросил Егорка.
— Так на наш чердак и выйдем, куда ж ещё…
На чердаке было морозно. Переход из тёплого китайского лета в русскую зиму оказался таким резким, что Егорка сразу задрожал.
— Щас-щас, я только сапоги надену, да побежим домой, чай с конфетами пить, — успокоил его Гаврюша, поднимая с пола свою обувь.
Уже через минуту друзья бежали вниз по лестнице, торопясь в тёплую квартиру Красивых. Дверь, конечно, была закрыта изнутри, но разве для домового это проблема? Он просто шагнул сквозь стену, сдвинул щеколду замка и впустил друга.
— Эй, брательник! Ты чего там в прихожей крутишься? — раздался с кухни голос Глаши. — Только рискни мою дублёнку фломастерами испачкать, я тебе…
— Да мы тут… просто…
— В пиратов мы играем, в пиратов! — вовремя вмешался Гаврюша. — Не бойся, Глафира, я за твоей дублёнкой присмотрю. А братец твой вообще спать идёт.
Он подтолкнул Егора в спину, и они побежали к нему в комнату.
— В общем, так, Егорка. Ты грейся давай, а мне на минутку отлучиться надобно.
— Опять в Китай? Мне там понравилось…
— От и ладушки, значит, в Китай вместе ходить будем. Да и не важно, куда мне надо, я вернусь скоро. Не скучай!
Гаврюша щёлкнул пальцами и исчез. Егор сел на кровать и осторожно достал из-за пазухи обруч Царя Обезьян. Эх, он ведь так и не успел расспросить Гаврюшу про этот обруч. Мальчик зевнул. Так странно — в волшебном Китае прошёл целый день и даже закатилось солнце, а здесь всё ещё утро, даже бабушка не успела вернуться с рынка.
Но зато Глаша была дома. Егор вспомнил про Аксютку, которую они с Гаврюшей посадили к ней в сумку, и, сразу забыв про сон, побежал на кухню. На кухне Глаша и Аксютка пили чай.
— Пришёл? — Сестра даже не оглянулась в его сторону. — Садись. Хлеб, колбаса на столе, клади одно на другое, и будет бутерброд. Чай сейчас налью. Поешь и иди играть, не мешай нам тут.
— Вам? А вы что, подружились? — удивился Егорка.
— Ага-а, — довольно протянула Аксютка. — Мы с Глашкой теперь подружки.
— Никакая я тебе не подружка! — Глаша Красивая поставила перед братом кружку с тёплым чаем и, отняв у домовой тарелку с тонко нарезанной колбасой, придвинула её к Егору.
— Почему? Мы же так весело прогулялись сегодня. — Аксютка надула губы.
— Нет, не весело! Ты мне мешала и всё испортила! И дружить я с тобой не собираюсь, поняла, рыжая?
— Да ла-адно! — Аксютка махнула рукой и широко улыбнулась. — Я знаю, что ты вредина, в подтверждении не нуждается!
Глаша Красивая от удивления едва не захлебнулась чаем.
— Я вредина? — с трудом переспросила она, откашлявшись. — А ты, брательник, тоже меня врединой считаешь?!
— Нет! — поспешил ответить Егор. — Ты хорошая и не вредная. И ещё я тебе подарок приготовил, сейчас!
Он вскочил и побежал в свою комнату. На кровати, под подушкой, задорно поблёскивая, лежал обруч Сунь Укуна. Какие же слова сказать надо, чтобы Глаша резко вдруг стала доброй? Какую песенку спеть? Эх, это вот Гаврюша здорово умеет стихи и песенки придумывать, а он так ни за что не сможет. Ну и не важно, как-нибудь, главное попробовать…
Мальчик схватил обруч и побежал обратно на кухню.
— Вот! Глаша, это тебе, подарок. — Он положил обруч на стол.
— Это что? И откуда ты взял? Это на голову, что ли? Диадема?
— Да! Для тебя!
— Ладно, попробуем примерить.
Глаша встала из-за стола и побежала в прихожую, к большому зеркалу. Аксютка подозрительно покосилась на Егора.
— Эт чё за железяка? — шёпотом спросила она, возвращая себе тарелку с колбасой.
— Это волшебный обруч Царя Обезьян из Китая. Если надеть его на голову Глаши и прочитать заклинание, Глаша перестанет быть вредной, — так же шёпотом ответил Егор. — Только какое заклинание надо прочитать, я не знаю.
— Крутота. А кто знает?
Егор пожал плечами.
— Кто что должен знать? — Глаша вернулась за стол, на её голове сверкал обруч Сунь Укуна.
— Ну чё, как ощущения? — весело спросила Аксютка. — Ты уже перестала быть вредной?
— Ты достала меня!!! — Младшая Красивая бросила чайную ложку, метко попав ею Аксютке прямо в лоб.
— Ай! Больно же!
— Ты меня весь день доводишь и бесишь! — не унималась Глаша. — В метро, в институте, дома! И ты, братец, тоже меня бесишь!
— А я-то с чего?! — удивился Егорка.
— Да потому что это из-за тебя всё началось, мелкий! В пиратов своих играл — не наигрался?! Теперь ещё домовых сюда запустил полный дом!
— У них проблемы в семье, а я ложкой в лоб словила? Несправедливо. — Аксютка насупилась и задумчиво пропела:
У Курского вокзала Стою в одних носках. Ох, как же я устала, Аж боль звенит в висках… Подайте мне таблетку От боли головной, А лучше тарталетку С копчёной колбасой!— Ты-то ещё куда лезешь? — грозно фыркнула Глаша, но тут же схватилась за голову. Золотой обруч Царя Обезьян на миг вспыхнул лимонным сиянием. Глаза младшей Красивой стали круглыми.
— Что такое?
— Эта штука сжимается! Мне больно! Снимите его-о!
Перепуганный мальчик вместе с домовой бросились на помощь, ухватившись за обруч, но ничего не вышло.
— Ай, пусти-те! Он ещё сильнее сжимается! Ты что мне при-та-щи-ил?!
— Это… это волшебный обруч… чтобы ты никого не обижала… и на меня не ругалась, — попытался оправдаться Егор. — Я не знал, как он работает! Я не знал, что тебе будет больно!
— Да я тебя сейчас просто придушу! — честно предупредила Глафира, повалив брата на пол, но Аксютка решила проверить свою догадку, пропев:
Ох, как же я устала, Аж боль звенит в висках! Подайте мне таблетку От боли головной, А лучше…— Стой! Хватит! Больно-о! — Покрасневшая сестрица мигом отпустила Егора. — Не надо больше петь. Я всё поняла. Я не должна его обижать, да?
— И меня, — важно добавила домовая.
— Хорошо. Нет проблем. А как это снять?
— Откуда мне знать, — пожала плечами Аксютка, — это же Егор принёс.
— Как это снять, мелкий?
— Я не знаю.
— Что?! Ты надел на меня эту штуку, даже не зная, как её снять?!
— Ты сама её надела, — осторожно поправил рычащую сестру мальчик.
Обстановка накалялась. Младший Красивый осторожно взялся за обруч, пытаясь его приподнять. Глаша взвыла от боли! Рыжая домовая решила, что без её участия становится скучновато, и засучила рукава кофты, вытирая ладошки о скатерть.
— Чё, прям совсем не снимается? Ну ты это, подруга, не расстраивайся…
— Не расстраиваться?! — переспросила девушка, скорбно шмыгая носом. — Я что теперь, в этом обруче всю жизнь ходить буду?! У меня ещё экзамен через три дня! Я в этом в институт пойду по-вашему, да?!
— Нет-нет, за это время мы его точно как-нибудь снимем! — неуверенно протянул Егорка.
— Чего энто вы там снимать собрались, пираты-разбойнички? — внезапно прозвучал знакомый голос, и в кухне появился Гаврюша.
— Вот это. — Глаша Красивая устало ткнула пальцем в золотой обруч. — Вы знаете, как это снять?
Домовой часто заморгал, потом протёр грязными кулаками глаза и даже сощурился.
— Это… это чё же… как же… — невнятно пробормотал он и на некоторое время онемел, застыв столбом и держась за сердце. На лбу его выступили капельки пота.
— Гаврюша… — осторожно позвал Егор, но домовой не отзывался.
— Гаврила… как вас там по отчеству, Кузьмич, да?.. — буркнула Глаша.
Тишина.
— Эхех… — Аксютка накрутила на палец рыжий кудрявый локон, выбившийся из косички. — Эй, капитан Красивый, на вот, вилкой его, что ль, потыкай, а то кажется, что он походу вообще не дышит.
И вот тут Гаврюшу прорвало.
— Да это чё же!!! — закричал он, хватив об пол шапкой. — Да это как же!!! Это почему же!!! Да зачем же это так-то, а?!!
— Полностью согласна с поставленными вопросами, — хмуро отозвалась Глаша.
Но Гаврюша не обратил на неё внимания. Он подскочил к Егору и отвесил ему звонкий подзатыльник.
— Ты чё творишь-то?! Ты зачем всякую вещь чародейскую в дом-то тащишь?! Ты зачем её людям на головы напяливаешь?! Ты вообще чего-о?!
Егорка обиженно захныкал:
— Да мне… Сунь Укун дал…
— Прекрасный!!! — диким криком поправил его принципиальный домовой.
— Прекрасный… Сунь Укун… Сними, говорит… да сестре подари…
— Зачем?!
— Чтобы она вредной быть перестала-а…
На этот раз домовой сначала встал столбом, кусая губы, сжимая кулаки и краснея всё больше и больше, а потом не выдержал, влез на табуретку, взял со стола тарелку из-под колбасы и с маху шандарахнул её об пол! Розово-голубые осколки фарфора так и брызнули во все стороны! Только после этого к нему снова вернулся дар речи.
— Да ты как снял-то его?! С башки энтой обезьяньей как ты его снял-то?!
— Просто! — Напуганный Егор уже ревел белугой, утирая слёзы рукавом. — Он голову наклонил — снимай, говорит, если сможешь! Я и сня-я-ал…
— Кто тут за старшего? — Гаврюша вопросительно посмотрел на Глашу.
— Ну я, наверное. А что?
— Валерьянка, пустырник, корвалол, пион, мутный самогон, что есть — у меня нервы!!!
— А-а, — с пониманием протянула девушка. — У меня вот новопассит есть, чтобы на экзаменах не волноваться. Будете?
Она достала из кармана беленький блистер, в котором были упакованы десять таблеток. Домовой вырвал таблетки у неё из рук и съел их все, разгрызая, но не запивая.
— Вообще-то по одной надо… — заметила Глаша Красивая.
Гаврюша только махнул рукой.
— Так… — сказал он, уперев руки в боки и смотря в пустоту. — Значит, так… как… а вот так… Энту штуку надо срочно снять.
— Мы пробовали, — сообщил подуспокоившийся Егор, — но она не снимается. А ещё у Глаши голова болит.
— Конечно, болит!!! — вновь сорвался на крик Гаврюша. — Как же ей не болеть?! Волшебный обруч Гуаньинь на голову нацепить — энто не в шубку Снегурочки нарядиться! Ну-ка, несчастная, наклоняй голову! Может, у меня получится…
Домовой решительно засучил рукава и взялся за сверкающий обруч.
— Ща мы его заклинанием… пусть только попробует не слезть…
Железяка ржавая, круглая фигня, Жёлтая, волшебная, бесишь ты меня! На чужую голову влезла не спросясь, Бижутерка чинская, ну-ка, живо слазь! Хватит мучить девушку, господи прости, Отпусти не-счаст-ну-ю, От-пус-ти-и-и-и…На последней ноте выли уже все. В общем, с заклинанием тоже не получилось. Глаша выпила таблетку от головной боли. Гаврюша сжевал ещё один блистер успокоительного. Вечно голодной Аксютке была нарезана очередная порция колбасы, чтоб просто не мешалась под ногами. Мальчик виновато стоял у стеночки, опустив глаза.
— Вот видишь, до чего ты всех довёл, Егорка Красивый? — уже чуть спокойнее выдохнул домовой. — Сестра таблетки от головы пьёт. Я на нервах, а когда у домового нервы — в доме разлад! А уж представить, что там в Китае Сунь Укун теперь вытворяет…
— А что он вытворяет? — заинтересованно вскинулся Егорка.
— Да всё что угодно! Он же не какая-нибудь там обезьянка, он — демон! Стихия! — Домовой наставительно поднял указательный палец вверх. — Он там всю Поднебесную разнесёт на бамбуковые щепки! Ты же видел, он и в обруче-то был слегка того… а без обруча — так ох…
— Кстати, мелкий, — резко опомнилась Глаша, — а когда ты видел этого… как там его? Это вообще кто? Ты что, был в Китае?!
— Был, меня Гаврюша водил, — признался мальчик.
— Без разрешения?! Без прививок?! — начала было заводиться Глаша, но вспомнила про обруч и поспешила успокоиться. — Ну ладно, ладно, только сними с меня эту штуку, мелкий, я тебе покажу, как в Китай бегать…
— Да, обоим нам покажи, — согласился домовой. — Да только как же его снять-то?..
Все дружно вздохнули, и на кухне повисла тишина, нарушаемая только чавкающей Аксюткой, с аппетитом жующей дармовую колбасу.
— Еюнда, товайищи! Я знаю, как снять обьюч, — неожиданно донеслось с подоконника.
— И как же? — Все в едином порыве обернулись к толстому баюну.
— Волшебный обьюч Цайя Обезьян снимется, если накоймить голодного кота "Дьюжбой"!
— Нет, это точно не поможет, — решили два домовых и Егор.
— Я бы не был так в этом увейен, товайищи!
— Да не поможет это, что вообще за глупости… — начала было возмущаться Глаша, но внезапно опомнилась. — Стоп. Это что? Кот? Кот разговаривает?! Он разговаривает!!!
— Ой, что, нелья? Пйостите, забыл… — растерянно мурлыкнул Маркс и тут же зевнул во всю пасть, изо всех сил притворяясь спящим.
Но Глашу Красивую было трудно обмануть…
Последующие пять-шесть минут в доме царило полное и безбашенное веселье!
Старшая сестра Красивая с воплями гоняла полотенцем кота, требуя, чтоб "эта скотина пушистая!" остановилась и призналась во всём. Гаврюша в обнимку с Егором спрятались под столом из опасения попасть под горячую руку. Героически полезшую спасать тарелку с колбасой маленькую домовую удалось поймать за ногу и втянуть туда же, под стол. Каждый получил по кусочку колбасы и гастрономическое удовольствие. Кот сумел забиться под диван, где Глафира таки смогла достать его шваброй, и гнусаво проорал:
— Пйизнаюсь, я говойящий, убейите от меня психическую-ю!
— Все вы тут гады… — Тяжело дышащая девушка вернулась на кухню. — Снимите! С меня! Эту! Железку!!! — вежливо процедила она сквозь зубы, обращаясь к трём парам ног, торчащим из-под длинной скатерти.
Через несколько секунд друзья услышали, как громко захлопнулась дверь её комнаты.
Глава тринадцатая Явление Кондратия Фавновича. Его не ждали, а он припёрся…
— Всем молчать, я на разведку. — Гаврюша вылез первым и забрался на табуретку. — Давайте-ка сядем рядком да за чаем обо всём и покумекаем. Младший хозяин Красивый, загляни в холодильник, есть там что к чаю?
Егор на четвереньках выбрался из-под стола и открыл холодильник, изучая его содержимое.
— И колбасы бы… — добавила Аксютка, вылезая последней.
— Колбасы больше нет, — заключил Егорка, прикрывая дверцу. — Конфеты есть, мёд есть, а чай мне бабушка не разрешает из горячего чайника наливать. Говорит, что я ещё маленький.
— Эх, вот бы чай налился сам… — размечталась Аксютка.
— Как он тебе сам-то нальётся? — недовольно проворчал Гаврюша. — Ты уж совсем расфантазировалась. Колдовать-то не умеешь, а без колдовства только руками всё делать надо, само оно тебе на блюдечке не подастся…
И именно в этот момент пустая керамическая кружка, стоявшая перед Аксюткой, начала наполняться ароматным горячим чаем. Прямо из воздуха!
— Ух ты!!! — восхищенно прошептал Егорка Красивый.
— Эт чё это?! — удивился домовой. — Это как это оно? Само?!
— Ага… — ответила не менее удивлённая Аксютка. — Я и сама не знаю как, но иногда оно вот так вдруг раз — и получается.
— Да энто ведьмовство!
— Да не-е… — неуверенно протянула девочка. — Я ж домовая. Наверное, я просто этот… гений от рождения. Вундеркинд.
— Ты не хвастай тут! Вундеркинд! Я те так навурденкиндю, опять маленькой будешь в Глашиной сумке сидеть!
— Ой, ну и пожалуйста! Мне даже понравилось! Мы так круто погуляли, экзамены сдавать очень даже весело, вот!
Их спор прекратил звук проворачиваемого в двери ключа.
— Это бабушка пйишла, Майксу "Дьюжбу" пйинесла! — мурлыкнул картавый кот и пулей метнулся из-под дивана встречать хозяйку.
— Ох, суставы мои… — причитала бабушка Светлана Васильевна, разбирая сумки на кухне. — А вы тут, поди, одними бутербродами питаетесь?
— Зачем бутербродами, когда можно колбасу без хлеба есть? Так вкуснее, — подмигнула ей Аксютка, шумно отхлебнув чай из кружки.
— Ох, бедняжки мои, совсем родители вас не кормят. Ну ничего, сейчас я быстренько свою передачу про суд посмотрю, а потом буду обед готовить.
Бабушка ушла смотреть телевизор, налив всем чай и раздав по яблоку. Перекусы она, конечно, не приветствовала, но передача про суд была уж очень важная, такую пропустить никак нельзя.
— Так как же нам снять обруч Сунь Укуна с твоей сестрицы, Егорка… — задумчиво рассуждал Гаврюша. — Как только потянешь его, ей больно. И ты тянул, и я тянул, и даже вот она тянула… — Он показал пальцем на Аксютку, качающуюся на табуретке.
— А может, этот обруч распилить чем? — предложила девочка. — Бензопилой можно…
— И Глафирину голову тоже бензопилой? — Гаврюша постучал кулаком по лбу. — Волшебную вещь грубой силой портить?! Тут тонкая сила нужна, магическая…
— Сунь Укун сказал, что надо читать какие-то стишки… — вспомнил Егор.
— Не абы какие-то, а сутры самого Будды. Вещь мудрая и великая, да только не каждый, кто те сутры читает, может обручем владеть. Обруч тот был дан монаху, который Царя Обезьян из заточения вызволил, а тот в благодарность хотел его жизни лишить.
— Ничего себе благодарность…
— А чё ж вы хотели-то? Я ж сказал, он — стихия!
— Но Аксютка тоже не знает сутры, — старательно выговорил мальчик. — Но она же своей песенкой заставила обруч работать?
Разговор на время ушёл в старую колею разбора полётов, кто виноват, кто первый начал, на кого свалить можно и так далее. Домовой прекратил спор первым, зажав себе рот. По примеру старшего Аксютка и Егорка тоже замолчали. После минутной паузы Гаврюша потёр лоб и спросил мальчика:
— Осознал теперича, что натворил-то?
— Угу…
— Мучается теперь сестрица-то. Плачет. Тебе самому её не жалко?
— Жалко…
— Значит, надо нам опять в Китай идти да у Прекрасного Сунь Укуна совета просить. А вот захочет он нам помогать или нет…
— Ага!!! — внезапно раздался приглушённый голос из плиты.
— Это чё? — насторожилась рыжая домовая.
Дверца духовки с грохотом открылась, и наружу ловко выпрыгнул перемазанный сажей старик в длинном балахоне и колпаке со звёздами. Не узнать его было невозможно…
— Здравствуйте, дедушка Кондратий, — вежливо улыбнулся ему Егор.
— Здравствуй, вежливый мальчик. А чё я сюда пришёл-то? Забыл…
Напоминать желающих не нашлось. Но старик и сам вспомнил.
— Ага!!! — грозно повторил он. — Вот вы и попались! Ох и везёт мне сегодня! В один день и Гаврилу окаянного изловлю, и Аксютку бесстыжую! Оба попались, оба и получите!
— А чего это я вдруг бесстыжая?! — обиделась Аксютка, спрыгивая с табуретки и становясь в боксёрскую стойку.
— Ах так, сопротивляться лицу при исполнении! — Чародейский инспектор Кондратий перехватил свой чародейский посох на шаолиньский манер. — Вот же негодная девчонка! Ну ничё! Я тя научу уму-разуму!
— Может, не надо? — вступился младший Красивый. — Хотите чаю?
— Спасибо, вежливый мальчик. В другой раз как-нибудь. — Инспектор почесался подбородком об угол стола и топнул ногой. — Вы тут, охальники, совсем распоясались! Взрослым показываетесь, живёте по двое в одной квартире в нарушение всех правил, да ещё и колдуете тут без лицензий и дипломов! Вот я вам… А что я вам?
— Подарочки принёс, дедушка Кондратий? — участливо спросил Гаврюша.
— Да вроде нет, с чего бы… — Старичок задумался, нервно теребя седую бороду. — Чё ж я тут вообще… Ох ты ж! Да я ж вас арестовывать пришёл! Вот я ва-ам!!!
Он пристукнул об пол посохом, но девочку как ветром сдуло. А за ней сдуло и опытного в убеганиях Гаврюшу. Егор, как настоящий капитан пиратского корабля, покинул кухню последним, пропуская пожилого инспектора вперёд, потому что так учила бабушка. Музыка погони из "Неуловимых мстителей" буквально срывалась с языка у всех четверых, участвовали все, скучно не было никому! Хотя по дому бегать особенно негде, но всё равно жутко интересно…
А сама бабушка Светлана Васильевна в это время тихонечко придремала под включенный телевизор. Говорящий кот лежал у её коленей, грея больное место.
— У-ух, я ва-ас! — кричал пожилой инспектор, перекрикивая задорный визг Аксютки.
— Тихо всем!!! — мигом взвился баюн, делая хвост трубой. — Не кйичите! Бабушка наша пйоснётся, пейепугается, давление у неё подпйыгнет! Так что не кйичать! И бегать на цыпочках! Мяу-мйй, — замурчал он, заметив, как Светлана Васильевна пошевелилась во сне.
— Ух и задам я вам! — шёпотом пообещал Кондратий. — А ну, руки за спину, арестанты, и шагом марш все к мальчишке в комнату! Кто бабушку разбудит, того коту скормлю!
Скорбная процессия из двух домовых и Егора под конвоем инспектора с посохом на изготовку на цыпочках перешла в детскую. Капитан Красивый осторожно прикрыл дверь. Здесь веселье пошло по второму кругу и снова с участием всех. Ну разве что утомлённый Егорка уже просто сел на кроватку, обняв колени, а вокруг него шла настоящая пиратская война…
— Во-от я вам!!! — снова принялся кричать инспектор, тыча посохом во все стороны. — Проклятие моё! Головная боль! Несчастье на седую бороду! Заарестую! Исключу!!!
Аксютка, счастливо визжа, влезла на книжную полку, а потом спрыгнула на стол и стала бросаться в Кондратия карандашами, кисточками, ластиками и точилками, как снарядами.
— Давай-давай! В глаз ему, в глаз! — издалека подбадривал её Гаврюша, размахивая пластмассовой сабелькой.
— Я те самому щас в глаз засвечу! А кому это я говорю, ась? Подскажи, мальчик! Какой мальчик, с кем я вообще тут разговариваю? А-а!..
Кондратий словил в лоб новеньким Егоркиным пеналом и вспомнил всё. Он по-пластунски подполз к столу и, ухватив Аксютку за ногу, стянул домовую вниз.
— Ой-ой-ой!!! — завизжала рыжая хулиганка. — Спасите-е!!! Помогите-е! Волки позорные руки крутят, срок шьют, по этапу толкают!!!
— А ну пусти её, репей приставучий! — Гаврюша храбро бросился вперёд, настучав кое-кому пластмассовой саблей по высокому колпаку со звёздами, но за эту же саблю и был пойман, а потом перехвачен за шиворот. — Пусти, ирод!
— Не пущу, можете и не вырываться! — самодовольно расхохотался седобородый магический инспектор. — Руки мои хоть и не такие сильные, как триста лет тому назад, но такую-то мелюзгу, как вы, удержать могут ещё! Зачем вот только? Не припомню…
— Они нарушили законы домовых, — вежливо подсказал Егор Красивый, прежде чем понял, что сдал друзей с потрохами.
— Ага, так я и думал! Всё, заарестованные вы!
— Да нельзя нас арестовывать, дубина стоеросовая! У меня дела! Мировой, блин, важности дела! — возмущался Гаврюша, ужом пытаясь вывернуться из крепкой старческой руки, но без толку. Если уж Кондратий мёртвой хваткой в кого вцепится, тому пощады нет…
— Какие у тя дела, двоечник, недоучка, бестолочь?! Штаны протирать, вот и все твои дела!
— А я тогда при чём? Меня почём зря замели-и, — взвыла Аксютка, так что у Егорки замерло сердце. Нет, ну нельзя же в самом деле просто так взять и забрать двух домовых сразу?!
— Дяденька Кондратий, отпустите их, пожалуйста. А я вам бабушкину мазь для суставов принесу. Ну или таблетки для улучшения памяти.
— В другой раз, вежливый мальчик. — Неумолимый инспектор потащил домовых за собой, хоть они и упирались пятками, хватались за стулья, за кровать и даже за Егорку.
Но тут в дверь постучали, и в комнату заглянула Глаша.
— Мелкий, вы чего тут так кричите? И у меня опять эта штука на голове сжимается… — Она оглядела комнату, всех присутствующих и обратилась к Кондратию, как к старшему: — Здрасте вам, дедушка. А вы кто? Неужели наш третий домовой? Чтоб вас всех…
— А-а-а… э-э-э… хм… — Инспектор растерялся от неожиданного вопроса и смущённо опустил глаза.
— Да какой он домовой?! Кондратий энто! Сейчас как заарестует нас, так никогда мы железку с твоей головы и не снимем! — мигом сориентировался раскрасневшийся Гаврюша.
— Ага-ага! — быстро просекая фишку, на голубом глазу подтвердила Аксютка. — А сжимается эта золочёная железка, потому что он меня сцапал! Защищай, подруга-а!
— Какая железка? Кто кого сцапал? Я сам тебя защищу, подруга!!! — запутался в потоке информации растерявшийся Кондратий, не зная, кого прямо сейчас карать волшебным посохом.
— Да! — наконец-то смог, так сказать, оседлать ситуацию капитан Егор Красивый. — А нам в Китай надо идти, у Прекрасного Сунь Укуна узнавать, как снять обруч с головы моей сестры! Пусть не прекрасной, но всё равно красивой. Без Гаврюши туда идти нельзя, а вы Гаврюшу арестовали! Это нечестно, так нельзя, я против… Хотите, бабушку разбужу?!
— Стоп! Спасибо за пояснение, — кивнула Глаша. — Бабуля пусть спит, нам тут ещё её коммунистических закидонов не хватало. Опять за Сталина топить будет…
— Кого топить? — неуверенно спросили Гаврюша, Аксютка, Кондратий и даже Егорка.
— Проехали! Так, ты, старый пень… в смысле, вы, дедуля, а ну-ка, кулачки разожмите! А не то я щас за сковородкой чугунной на кухню сгоняю и вашу мятую высокую шапочку в блин превращу.
— Одним махом?
— По самые плечи, — подтвердила старшая сестра Красивая, уперев руки в боки и нервно постукивая по полу правой ногой. Опасный признак, кстати…
— Дак это, они ж… нарушители всякие нехорошие, красавица… безобразники они!
— Ага, полностью согласна, ещё какие безобразники. Только у меня, дорогой дедушка, очень голова болит вот от этой штуки, — она раздражённо ткнула пальцем в обруч Сунь Укуна, — поэтому вы должны их немедленно ОТПУСТИТЬ!!!
В другой ситуации Глаша сама бы испугалась грохота собственного голоса, но сейчас ей было отнюдь не до хороших манер.
Когда в квартире стихло эхо, окончательно растерявшийся Кондратий разжал руки, и домовые оказались на свободе. Вдруг выяснилось, что старшая сестра Красивая умеет командовать не хуже капитана пиратского корабля. Ну или, на худой конец, боцмана…
— Так, теперь вы втроём быстро выметайтесь отсюда в Китай, или где там ваш Царь Обезьян живёт, а вы, дедушка, просто выметайтесь вон!!! Я же не посмотрю, что вы крутой сказочный инспектор, я сейчас вызову несказочных полицейских, и они отправят вас в несказочную тюрьму.
— Чёй-то я-то… меня-то за что? Я ж сюда по делу… по какому? Или я не сюда?
— Вот именно!
Через минуту магическим инспектором и не пахло.
Глава четырнадцатая Все линяем в Китай, там безопаснее, чем дома!
— Вот это разошлась сестрица твоя, Егорка! Самого Кондратия из дома едва не взашей вытолкала! — Гаврюша уверенно шёл по сочной зелёной траве всё к той же китайской беседке.
Егор и Аксютка топали следом. Домовая восхищённо смотрела по сторонам, а мальчик, уже знакомый с китайскими пейзажами, больше внимания уделял разговору с другом.
— Вообще-то она воспитанная и вежливая. Бабушка её всегда в пример ставит.
— Ага, вежливая, — хмыкнула рыжая домовая. — Да ваша Глаша самая настоящая хулиганка. С такой бы я и в разведку пошла, и на вокзале заночевала…
— Тьфу на тебя! — огрызнулся Гаврюша. — Энто волшебный обруч так на неё влияет, не иначе. А потому снимать его надо поскорее.
Несколько минут троица шагала молча, задумавшись каждый о своём.
— Гаврюша, а почему небо такое серое?
— А я почём знаю? Может, Небесная Курица наврала да дождь устроить решила, а может, и того хуже — Сунь Укун разбушевался…
— Я Сунь Укун! Я Прекрасный Царь Обезьян! Хи-хи-хи! — вдруг раздалось над их головами, и с раскидистой ивы с треском, ветками и листьями слетел Сунь Укун, едва не приземлившись Егорке на голову.
— Ой! Смотрите, какая обезьянка! — на автомате ляпнула Аксютка.
— ОБЕЗЬЯНКА-А?!!
Царь Обезьян увеличился в размерах, так что скромная серая одежда треснула по швам и разлетелась в клочья и лоскуты, оставляя на его теле лишь набедренную повязку. Сунь Укун ударил огромным кулаком по стволу той самой ивы и выбил её из земли вместе с корнями, отправив плавать в озеро как никому не нужное бревно.
— Я Могучий Сунь Укун! Прекрасный Царь Обезьян! Великий Мудрец Равный Небу! Ты, неразумная маленькая букашка с волосами цвета мандариновой корки, как посмела ты назвать меня обезьянкой?! Я не обезьянка! Я — Сунь Укун!!!
Царь Обезьян топнул ногой, и земля пошла мелкими и крупными трещинами. Трава примялась и почернела. Глаза его горели красным огнём, а из носа вылетали облачка чёрного пара.
— Э-э-э… приве-ет… — неуверенно улыбнулась Аксютка и помахала ручкой.
— Прекрасный Сунь Укун, ты чё так вырос-то! На тебя и глядеть высоко, и кричать далеко. Уменьшись до человеческих размеров. И не кричи ты так. Мы уж поняли, что ты великий да прекрасный, а кто не понял, — Гаврюша сердито посмотрел на Аксютку, — тому ты доходчиво объяснил. Да?
— Ага! — уверенно кивнула девочка и улыбнулась.
Сунь Укун, мгновенно переходящий от ярости к веселью, легко уменьшился обратно и даже отвесил небольшой поклон, как в цирке.
— Приветствую тебя, мастер Гав Рил, великий Дух Дома. А кто эта необразованная девочка, закутанная в тряпьё нищенки?
— Чё?! Это мои лучшие колготки! Почти не штопанные! И на юбке только одна заплатка и та в тон!
— Молчи! — сквозь зубы прорычал Гаврюша.
— Сам молчи! Да я тут как королевишна перед ним стою, а он меня бомжихой обзывает! У меня, между прочим, косынка только вчера стиранная!
— Сожми свои губы в тонкую нить, юная гостья, которую никто не звал, и не спеши произносить необдуманные слова. — Сунь Укун схватил Аксютку за воротник кофточки, глядя ей прямо в глаза. — Иначе я заставлю тебя замолчать!
— Ой, да не такие наезжали. — Аксютка резко ударила его ногой под коленку.
— О-уй?! — удивился Царь Обезьян, отпустив рыжую нахалку, и сел в траву, округлив глаза.
— Заставит он! Сам в одних трусах ходит, всю одежду на себе порвал, а меня обзывает! И зубы у тебя не чищены! Нашёлся Царь! Прекрасный ещё! Да наш Гаврюшка и тот красивей тебя!
В воздухе повисла напряжённая тишина, нарушаемая только далёкими раскатами грома.
— Это кто? — тихо спросил Сунь Укун у Гаврюши. В его глазах полыхало красное пламя, и сжатые кулаки не обещали ничего хорошего.
— Прекрасный Сунь Укун, — вдруг с выражением сказал Егор, поклонившись, — Великий Мудрец Равный Небу! Это Аксютка, она домовая и пришла с нами, потому что…
— Потому что она тоже моя ученица! — успел спасти ситуацию Гаврюша.
— Домовая? Эта девочка тоже дух дома?
— Э-э-э… ну да, можно и так сказать, я дух дома, да… — согласилась девочка.
Царь Обезьян с подозрением сощурился.
— Она же не так сильна, как ты, мастер Гав Рил? Иначе она бы не стала твоей ученицей.
— О нет, Прекрасный Сунь Укун, — схитрил Гаврюша, — эта девочка так же сильна, а может быть, даже ещё сильнее, чем я. Она учится у меня мудрости и смирению. Ты сам проходил эту дорогу, Великий Мудрец.
— А-а? Погоди, да, было такое, но уже прошло, хи-хи-хи! Что ж, в таком случае рад приветствовать тебя, Аксют Ка, дух дома, ученица мастера Гав Рила. Воистину, сила твоя велика — видишь, какой синяк ты мне поставила?! — Он обиженно надул губы. — Боли-ит…
— Ну я извиняюсь, чё?! — Аксютка пожала плечами. — Но ты сам виноват, Царь Обезьян…
— Прекрасный, — терпеливо уточнил Сунь Укун.
— Ага, Прекрасный Царь Обезьян, нечего было обзываться. Сам, значит, первым начал, а я…
— О Будда многомилостивый…
Сунь Укун прикрыл глаза и молитвенно сложил руки перед собой, пытаясь принять безмятежный вид. Его выдавали только дёргающийся глаз и нервно приподнимающаяся верхняя губа, обнажающая внушительный белый клык. Царь Обезьян встал на голову и замер, мысленно читая успокоительные сутры, потом перевернулся, вздохнул и обратился к Гаврюше:
— В беседке нас ждут мои братья. Пойдёмте скорее.
Он развернулся и быстро пошёл к беседке, размашисто шагая полуголыми ногами.
— А почему небо-то такое мрачное, Прекрасный Сунь Укун?
— Потому что, — многозначительно и совсем без смеха ответил Царь Обезьян.
— Он всегда такой? — Аксютка и Егорка бежали за ними следом, перешёптываясь на ходу.
— Не знаю. Но вообще-то он хороший, он меня бананами угощал.
Когда друзья вбежали в беседку, небо совсем затянуло тучами, но дождь так и не пошёл.
— Чё ж с погодой-то у вас творится… — задумчиво пробурчал Гаврюша и поклонился присутствующим в беседке. — Здравствуй, Чжу Бацзэ, Свинья Познавшая Таланты. И ты здравствуй, белая рыбина… э-э-э… то есть Ша Сэнь.
— Здравствуй, мастер Гав Рил, великий Дух Дома, хрю, — поклонился Чжу Бацзэ, придерживая раздувшийся от еды живот, чтобы не упасть. — Здравствуй, ученик Егор Ка.
— Здравствуй и ты, неизвестная и вкусная девоч-чка… — жадно облизнулся Ша Сэнь.
— Здра-асте. — Аксютка неуверенно помахала ручкой.
— Да ещ-щё и веж-жливая. Хорош-шая, вкусная и веж-жливая девоч-чка! Благодарю тебя за подарок, мастер Гав Рил, уваж-жающий традиции демонов Поднебесной!
Вечно голодный демон-рыба-конь в один прыжок оказался рядом с рыжей домовой, обнюхал её, и в животе у него заурчало.
— Прекрасный Сунь Укун, ну сколько можно?! — отчаянно вскрикнул Гаврюша, закатывая рукава. — Надень на него намордник, что ли, а то он так всех моих учеников съест! А в этом разе я ж за себя не отвечаю, у меня тоже нервы…
— Извините, а можно я лучше домой пойду? — Аксютка мигом спряталась за мохнатую спину Сунь Укуна. — А то там у меня это… дела всякие… экзамены, зачётки, укусить подругу и…
— Он не тронет тебя, драчливая Аксют Ка! А будет приставать, вдарь ему ногой сама знаешь куда…
Обиженный стройный юноша с рыбьей чешуёй на лице удалился в угол и прилёг, свернувшись калачиком. Все более или менее спокойно выдохнули, даже демон-свинья. Он явно не одобрял пристрастия своего друга к поеданию маленьких детей.
— Ну, господа хорошие, как у нас тут дела с подготовкой к играм?
— Плохо. Большая, хрю, опасность нависла над Великими играми Поднебесной, хрю, — равнодушно ответил Чжу Бацзэ, хрустя веточкой маринованного бамбука.
— Какая ещё опасность?! — праведно возмутился домовой. — Мы же с Курицей вашей Небесной договорились, так что ещё там у вас случилось-то?!
— Я, — коротко сказал Царь Обезьян.
Глава пятнадцатая В основном про Сунь Укуна и его личных тараканов
— Вот такие, хрю, дела, горести наши и несчастья, хрю-хрю… — рассказывал Чжу Бацзэ, пока Царь Обезьян переодевался в новенькую чистую одежду, спрятанную в холщовом мешке под большим камнем. — Сунь Укун без волшебного обруча, хрю, богини Гуаньинь уже не Великий Мудрец, хрю! Он — Великий Глупец, по глупости, хрю, сравнимый только с нашим младшим прожорливым братом. Вот этим вот, хрю, идиотом…
Свинья показала копытцем на одиноко лежащего в уголке Ша Сэня, вылавливающего мелких букашек из травы и аппетитно хрустящего их панцирями.
— То ходит важный да умный, хрю, как и подобает, хрю, Царю Обезьян, то вдруг прыгает на ветки, рвёт на себе одежду, ломает и крушит всё. Хрю-хрю!
— Беседку вот тож-же ч-чуть не раз-знёс вч-чера, — подал голос всеми осуждаемый демон Ша Сэнь. — А поч-чему? Потерял меш-шочек с бананами. Меня обвинял, сказал, что я те суш-шёные бананы съел, прож-жорливой скотиной обоз-звал. З-зря, кстати… не ел я их-х…
Он обиженно отвернулся, смахивая слезу.
— Да-да, хрю. Он не ест бананы!
— Я не ем бананы! Я демон! Моя пищ-ща — горяч-чая ж-живая плоть! Букаш-шки, ч-червяч-чки и маленькие вкусные девоч-чки… — Он искоса посмотрел на рыжую домовую, но уже не стал настаивать и отвернулся.
— Разбросал тут всё! Хрю-хрю!!! Кричал! Смеялся как дурачок: хи-хи-хи, хи-хи-хи! — передразнивая Мудреца Равного Небу, захихикала свинья.
— И правила, говорит, ваш-ши вертел я на хвосте, — снова влез Ша Сэнь, поймав сороконожку. — В моей стране, говорит, Великие игры по моим правилам проходить долж-жны. Потому ч-что я — Великий Сунь Укун!
— Да-а… — задумчиво протянул Гаврюша. — А с обручем-то какой милаха был…
— Так это, хрю, с обручем Гуаньинь! А как только, хрю, твой Егор Ка тот обруч с головы Сунь Укуна снял, так истинная его демоническая, хрю-хрю, природа и проявилась во всей, хрю, красе!
— А зачем ты с него обруч снял? — спросила Аксютка мальчика. — Ты дурачок, что ль?
— Да я же не знал! — попытался оправдаться Егор.
— Верно, он не знал, — подтвердил Царь Обезьян, входя в беседку в чистой серой одежде, подпоясанный простой верёвкой. — Я не сказал ему. А почему? А потому, что я Сунь Укун. Хи-хи-хи!
Сунь Укун подошёл к Егору и сел на корточки. Он внимательно посмотрел ему в глаза и сказал:
— Всё плохо. Я это понимаю. Верни мне обруч, мальчик…
— Так вот же, поэтому мы и пришли. — Гаврюша присел на скамью и вытянул ноги. — Нет, конечно, в первую очередь мы пришли на олимпиаду. Но энта проблема тоже важная. Ты тут, Прекрасный Сунь Укун, натворил дел. Егорка обруч твой сестрице на голову надел, а снять обратно не может. Девица мучается понапрасну, голова у неё болит. Да и не принято в нашем мире в таких штуковинах по улице ходить, а у неё сейчас энта… сессия! Да ещё зима у нас, в морозы железяка твоя сразу холодной становится. Того и гляди, примёрзнет к девичьему лбу, как потом отдирать? Ещё, поди, шрам останется…
— Чёлку на лоб начешет, — не задумываясь, предложил Сунь Укун.
— Глаше чёлку нельзя, она говорит, что с чёлкой она как дура, — вмешался Егор.
— А я тут при чём?! — Царь Обезьян подпрыгнул до самой крыши, пробежался по лавкам и, упав на спину в центре беседки, стал крутиться волчком. — Как дура, как дура! — Он встал перед мальчиком и прокричал ему в лицо: — А кто она есть, если незнакомый предмет себе на голову напялила?! Хи-хи-хи! Дура она и есть! Пусть с чёлкой ходит! Хи-хи-хи!
— Хрю! Да что ж, хрю, такое, хрю-хрю! — Чжу Бацзэ внезапно вскочил с места и боднул Сунь Укуна лбом в живот. — Ты же сам, хрю-хрю, обруч назад хочешь! Так почему опять, хрю, кричишь, носишься, пугаешь, хрю, всех и неизвестную девицу дурой, хрю, называешь?!
— Ты ударил Великого Мудреца Равного Небу, свинья?! Младший брат со свиным рылом ударил Прекрасного Царя Обезьян?! Да я тебе!!! Береги свой пятачок, младший брат! Пока его не пустили на варево для нищих крестьян! Береги своё огромное пузо, если не хочешь, чтобы оно оказалось на обеденном столе богатого вельможи!
— Ой, хрю, ой! Напугал! — наигранно всплеснул руками Чжу Бацзэ. — Что ты мне сделаешь-то? Ты без обруча своего скоро совсем одичаешь. По деревьям начнёшь прыгать, как твои собратья с Горы Цветов и Плодов, бананы немытые жрать да изредка подмышки в речке споласкивать. Достал ты меня, всех ты достал! Тьфу! Мудрец! Хрю на тебя!
— Так, вы тут подеритесь ещё! — проворчал Гаврюша, храбро вставая между двумя друзьями. — Дел полно, олимпиада начинается, идти пора уже! Все за мной!
Он решительно вышел из беседки и огляделся по сторонам. Чёрное с одной стороны, небо было ясным и голубым с другой. Светило высокое яркое солнце, к которому лениво подползала чёрная туча.
— Сунь Укун! Ежели ты не успокоишься, то станешь зваться Психованный Царь Обезьян! И именно это имя за тобой закрепится, если испортишь Великие олимпийские игры. Вот смеху-то будет в Нефритовом дворце! Все персики попадают на землю от хохота императора и мелких богов! Никто никогда тебя больше не зауважает ни в Китае, ни в мире! Все над тобой только смеяться будут, вот так! Понятно тебе?
— Да, мастер Гав Рил, — уныло кивнул легендарный герой. — Но что делать, если без обруча Гуаньинь я не в силах совладать со своими страстями?
— Придумать, как обруч энтот обратно на свою обезьянью голову возвратить! — Гаврюша сердито притопнул ногой. — И давайте, почтенные демоны, ведите нас уже в олимпийскую деревню. Первый день, игры открывать надо, а мы тут друг с другом гавкаемся. Чего там у нас сегодня по программе?
— Открытие, — подтвердил Чжу Бацзэ, вскарабкиваясь на спину Ша Сэня, уже обернувшегося ездовым драконом-конём. — Потом, хрю, борьба. Я приготовился. Вот, в узелке и одежда специальная для, хрю, соревнований!
Он забросил на плечо узелок на палочке и поправил причудливую шляпу — чёрную, с широкими полями и высокой тульей, но полностью прозрачную. Ша Сэнь прогнул спину и зашипел:
— Обж-жора! Тяж-жёлый! Зач-чем ты так много еш-шь?! Ты ж-же лопнеш-шь!
— Не дождёшься, хрю! Я спортсмен! Я для соревнований вес набирал! Спорт — это жизнь и здоровье! Хрю!
Тем временем на длинную спину демона стали усаживаться и остальные.
Первым влез Царь Обезьян, он же, подав руку, помог забраться Аксютке и Егору на мохнатую спину демона, усадив их позади себя. Потом уже влез Гаврюша, так что севший первым свин неожиданно оказался сдвинутым к самому крупу волшебного рыбьего коня. Сунь Укун хихикал и тягал Ша Сэня за длинные уши по своему капризу или настроению.
Белый демон шипел, ойкал, плевался, но послушно вёз всех пятерых всадников. Справа и слева мелькали бамбуковые леса, пахотные земли и маленькие крестьянские домишки. Женщины в цветных платьях стирали бельё в деревянных вёдрах, укачивали детей, а мужчины дружно работали в поле. Чёрная туча, пытавшаяся закрыть солнце, уползала назад, и высоко в голубом небе змеились тонкие огоньки, более всего похожие как если бы кто-то дышал огнём…
— Эт чё, драконы, что ли? — спросила Аксютка, задрав голову.
— Ага, они самые, — подтвердил Гаврюша. — А ты как догадалась? Самая умная, что ли?
— Да я в книжке таких видела.
— В какой такой книжке?! Врёшь, поди. Ты же не училась нигде!
— Не вру! Я когда на Павелецком вокзале жила, по площади гуляла. А там книжки дешёвые продавались. Вот там я книжку про китайских драконов и видела. Большую и красивую. Я хоть и грязная была, но продавщица меня гнать не стала, так что я даже почитать немножко успела. Там и про Нефритового императора написано. И про его специальную шляпу с нефритовыми подвесками — по двенадцать спереди и сзади. В книжке той написано было, что эти подвески нужны, чтобы император всегда сохранял прямую осанку и прямой взгляд. Я чёт так и не поняла, как это работает.
— Да ты учёная дева, Аксют Ка, — после непродолжительного молчания заключил Сунь Укун. — Ты знаешь наши обычаи. Это хорошо. Это нравится Царю Обезьян. Мастер Гав Рил не солгал, когда говорил, что ты сильна, ведь знания — тоже сила. Мудрость очень важна для духов дома, хранителей стен и семьи, проводящей в этих стенах свои земные дни.
— Гаврюш, я чёт запуталась. Типа он сказал, что я умная, да?
— Да. Поэтому молчи, поди, никого не разочаруешь…
— Прекрасный Сунь Укун, а император придёт на олимпиаду? — спросил Егор.
— Да, мальчик, — беззаботно ответил Царь Обезьян. — Что ему ещё делать? В Нефритовом дворце скука, ведь меня там нет. А здесь я есть, здесь будет веселье, хи-хи-хи!
— Приехали. — Волшебный конь-рыба-дракон плавно затормозил у китайского стадиона, подготовленного к олимпийским играм.
Впереди возвышались красивые пагоды, между которыми были протянуты серебряные нити с нанизанными на них разноцветными рисунками. По небу летали китайские фонарики и драконы. С одной стороны, всё вроде бы красиво и аккуратно, везде гуляли толпы народа, шла бойкая торговля сувенирами, а с другой… ох…
Глава шестнадцатая Великие Китайские олимпийские игры! Потеха, как по-нашему…
— А чё у вас стадион-то квадратный? — спросила Аксютка, подёргав за рукав Сунь Укуна.
— Потому что квадрат — символ целостности Поднебесной империи, о любознательная Аксют Ка. — Царь Обезьян раздражённо вырвал свой широкий рукав из её цепких пальчиков. — Символ земных сил и плодородия. Кроме того, все знают, что земля квадратная.
Егорка весело рассмеялся.
— Даже дети в детском садике знают, что земля круглая! В смысле шарообразная! И Гагарин летал в космос и подтвердил!
— Мне неизвестно, кто этот почтенный муж, Егор Ка, и куда он летал и на ком, — не оборачиваясь, ответил Сунь Укун, — но в великом трактате "Ли цзи" указано, что небо круглое, а земля плоская и квадратная, измеряемая полутора тысячами миль в каждую сторону.
— В каждую сторону откуда? — ехидно спросила Аксютка.
— Отовсюду. — Сунь Укун равнодушно пожал плечами.
— Но это неправда! Нас в школе учили, что…
— Так написано в великом трактате, ученик мастера Гав Рила, а значит, так оно и есть.
— Но…
— Но ты волен заблуждаться, Егор Ка, — отрезал Сунь Укун, смотря по сторонам. Он явно кого-то искал. — Когда Будда захочет открыть тебе истину, ты сам найдёшь её.
Царь Обезьян мигом смешался с шумной толпой суетящихся китайцев, иностранцев и волшебных существ и пропал из виду.
— Да брось, Егорка, — похлопал его по плечу Гаврюша. — Пусть у него будет квадратная земля. Темнота, что с него взять, если в ихнем Китае даже Небесная Курица — это обыкновенная лягушка… Посмотри-ка вот лучше, кто к нам выполз!
Домовой указал узловатым пальцем в правый угол стадиона, из которого навстречу друзьям полз дракон. Нет, конечно, он не то чтобы совсем уж полз, скорее неуклюже семенил коротенькими ножками, и его длинное брюхо волочилось по песку, как и хвост.
— Вот, энто самый настоящий китайский дракон. — Гаврюша, держа за руки Егора и Аксютку, направился к дракону. — Дракон обыкновенный, жёлтый, с рожками, мохнатой мордой и пятью пальцами на лапах. Хотите познакомиться? Я его знаю.
Мальчик и домовая радостно закивали.
— Здорово, Хуань Лун! — поклонился Гаврюша дракону.
— Здравствуй, чужеземный мастер Гав Рил, пришедший с Севера, чтобы помочь Поднебесной встретить Великие игры! — высоким звонким голосом, совершенно не подходящим такому несуразному телу, отозвался дракон. — Здравствуйте и вы, о мелкие дети Гав Рила!
— Гаврюша наш домовой, а мы не его дети, — невольно рассмеялся Красивый-младший. — Ты всё перепутал, жёлтый дракон!
Мифическое существо посмотрело на Егора и принюхалось к нему совершенно собачьим носом.
— Я не жёлтый, а Золотой дракон, о неизвестный мальчик с волосами цвета солнца и глазами, в которых синеет морская пучина. Моё имя…
— Ледяно-ой поток не страше-ен крыльям зо-олотых драконо-ов! — внезапно пропела рыжая домовая.
Золотой дракон дёрнул тонкими усиками. Потом ещё раз и ещё. И, поцарапав когтями песок, стал приподниматься на задних лапах, смешно извивая длинное тело.
— Это… Чё это ещё за дрессировка? — нервно спросил Гаврюша и оглянулся на Аксютку, ожидая объяснений.
— А? Чё? Да не знаю я, чего он. Это песня такая. Эпидемия… — уточнила она с таким видом, как будто теперь точно все всё должны понять. Но никто ничего не понял.
Маленькая домовая озадаченно покрутила рыжий локон в пальцах, косясь то на молчащих друзей, то на извивающегося дракона, шевелящего усиками и короткими лапками, и неуверенно продолжила:
— Раз ревё-ёт огонь в их вена-ах… — Она покосилась на обалдевшего домового и, поёжившись, запела ещё громче: — Замени-и-ив собою кровь… Вы чё, не слушаете современную музыку? Не в тренде, да?
Внезапно чешуя дракона стала сиять всё сильнее и сильнее, пока весь он не превратился во вспышку золотистого солнечного света. А когда свет погас, на месте змееподобного китайского дракона стоял стройный юноша в белых и золотых одеждах. Он растерянно огляделся по сторонам, заправил за уши длинные золотистые волосы, рассыпавшиеся по плечам мелкими кудряшками, поработал человеческими руками, привыкая к ним, и, вежливо кашлянув, обратился к Аксютке:
— Приветствую тебя, неизвестная гостья, одним звуком своего прекрасного голоса заставившая меня принять человеческий облик. Как ты это сделала? Кто ты? Ты могущественная богиня Севера?
— Да какая она богиня! — с досадой крикнул Гаврюша. — Домовиха необразованная, тьфу! — В сердцах он чуть было не плюнул на песок китайского стадиона, но вовремя опомнился. — В смысле не богиня она, великий Хуань Лун, а дух дома, как и я. Только молодая ещё, неопытная, вот, на обучение её взял.
— Так ты тоже коллега Лазурного дракона Цин Луна, духа и стража дверей, покровителя и управителя восточного сектора стены дома, молодая госпожа… э-э?.. — Дракон покосился на Гаврюшу, ожидая, когда он представит девочку по имени.
— Э-э-э… ну да, наверное, — согласилась домовая, пожав плечами. — Аксютка меня зовут.
Золотой дракон удивлённо захлопал длинными ресницами и даже отступил на шаг, чтобы получше разглядеть девочку. Золотые кудри на его голове сияли на солнце, как нимб.
— Ты настолько могущественна, что не боишься называть своё имя сама, не дожидаясь, когда это сделает старший, мужчина, учитель?! Аксют Ка! Я запомню твоё имя и всем расскажу о великом духе дома, чьё пение смогло изменить облик дракона без его воли!
— Да ла-адно… Чё там… подумаешь… я случайно…
— Ты, Хуань Лун, не захваливай её тут, а то нос задерёт выше солнышка, — привычно вмешался Гаврюша. — Покажи вот нам лучше, если не занят, как тут всё устроили.
Дракон почтительно поклонился и жестом пригласил всех пройти за ним.
— Всё устроено, так как ты советовал, мастер Гав Рил. — Он медленно пробирался через толпу вперёд.
Егор Красивый сначала хотел обидеться, потому что про него на минуточку все забыли, но не мог сдержать любопытства и восторга, переполняющего его детскую душу. Ещё бы, не каждого мальчика просто так посреди зимних каникул берут погулять в Древний Китай на настоящие олимпийские игры! Здорово же, так чего дуться из-за глупых мелочей…
Вокруг толпились китайские мужчины в ярких халатах и шляпах самых невероятных форм и китайские женщины с высокими причёсками и выбеленными лицами. Люди шумно обсуждали всё, что видели вокруг. В пагодах, установленных по четырём углам квадратного стадиона, свернувшись в клубок, лежали четыре дракона — зелёный, красный, белый и чёрный.
А на первом ряду трибун, в восточном углу, уже сидели семеро странных дедушек и одна не менее странная бабушка. Все они были со сложными замысловатыми причёсками и держали разные предметы в руках. Они бесстрастно смотрели перед собой, как будто совсем не интересовались происходящим вокруг.
— Золотой дракон, а это кто? Чего они уселись? Рано пришли, что ли? Места получше занять решили? — прищурившись, спросил Гаврюша.
— О нет, мастер Гав Рил! — ответил Хуань Лун, сверкнув белоснежными зубами. — Это не люди, это — восемь бессмертных святых мудрецов, что были приглашены на Великие игры самим Нефритовым императором! Здесь и глава мудрецов, и покровитель солдат, и покровитель садовников, и покровитель музыкантов, и…
— Я понял, понял. Все они покровители кого-то там. Представится случай — познакомимся. А пока давай-ка…
— Пи-рож-ки-и! — вдруг донеслось из толпы, и люди начали расступаться. — Пирожки-и! Сладкие, мясные, постные! Дорогу! Разойдись! С мясом пирожки, с рыбой, с капустой, с грибами! Свежие, сочные, горячие! Пи-рож-ки-и!
За спинами не успевших отойти с дороги китайцев в прозрачных шляпах появилась печь. Обыкновенная русская печь, быстро двигающаяся по стадиону.
— С малиной, со смородиной, с паслёном и щавелём, с морковочкой, с яблоками, пирожки сладенькие! С луком-яйцом, с рисом, говяжьим мясом, с куриной печенью!
— Ух ты! Да это же наша печка? — присвистнула Аксютка.
— Похоже, спортсмены русские с собой привезли, — важно подтвердил домовой. — Не любит наш человек жареных кузнечиков есть. Пирожки-то, они по-любому вкуснее будут.
— Отчего же вы не любите жареных кузнечиков? — искренне удивился Золотой дракон, вскинув брови. — Это наша национальная еда — вкусно, быстро, питательно. А как они хрустят, мастер Гав Рил!
— Бе-е… — скривилась Аксютка, высунув язык.
— Фу-у… — Егорка брезгливо поморщился.
— Вкусно и питательно? Да просто ты, Хуань Лун, ни разу не пробовал пирожков из русской печки, — заверил Гаврюша дракона. — Ты вот попробуй!
Тем временем печка, растолкав белёной стенкой ряды китайцев, продвинулась дальше и застыла, наткнувшись на вышедшего вперёд бородатого Гаврюшу в костромской рубахе навыпуск.
— Ой, ребятки, да вы же русские?! Славяне? Свои? Угощайтесь пирожками, пока горяченькие! И дружка вашего, китайца златовласого, тоже пирожками угощайте, у меня пирожков на всех хватит! — Печка широко, от всей души выставила противни с горячей выпечкой. — Для вас бесплатно, акция: один пирожок сам бери, а второй другу в подарок! Накормим весь Китай русскими пирожками! Да салфетки бумажные не забывайте, чтоб руки вытирать!
Разумеется, после такой рекламы никто не мог удержаться, чтобы не попробовать.
— Я должен признать вашу правоту, мастер Гав Рил, — удивлённо сказал Золотой дракон, быстро доедая второй (третий, четвёртый, пятый…) бесплатный пирожок. — Выпечка вашей печки действительно в сто раз превосходит жареных кузнечиков. Особенно та, что с капустой!
Гаврюша самодовольно хмыкнул в бороду. Егор и Аксютка, получив по пирожку с яблоками, не обращая внимания на разговоры взрослых, во все глаза смотрели на всё вокруг. На яркие бумажные фонарики, висящие на длинных верёвках, протянутых над стадионом. На девушек в белых одеждах, которые, прохаживаясь по стадиону между гостями, дарили всем по веточке жёлтых хризантем. На бритоголовых китайских мальчиков с длинной косой на затылке, разбрасывающих разноцветные лепестки направо и налево. Красиво же, хоть и мусорно…
— Вам нужно скорее… ик! занять на трибуне почётные места, отведённые для самых важных гостей, мастер Гав Рил, ик! — сказал неслабо облопавшийся Хуань Лун, показывая рукой на трибуну. — Сейчас… ик-ик! все гости рассядутся на свои места, и чэнсян выпустит в небо летучих мышей, что знаменует открытие Великих… ик! игр…
— А кто такой этот чэнсян? — спросила Аксютка.
— И зачем он выпустит летучих мышей? — поддержал девочку Егор.
Тем временем народ организованно поднимался на трибуны, вежливо занимая свои места. Золотой дракон так же спокойно и без толкотни подвёл нашу компанию к одной из трибун и усадил всех вместе на втором ряду.
— Чэнсян — это визирь-распорядитель, о юная госпожа Аксют Ка. И он выпустит в небо летучих мышей, чтобы пожелать всем счастья и удачи! Крылья летучих мышей по форме похожи на скипетр императора, Сына Неба. Поэтому они приносят всему миру счастье и благоденствие! Так написано в древних книгах.
После чего он попрощался со всеми, вежливо кланяясь мальчику и домовым. Ему нужно было время, чтоб подготовиться к своему собственному участию в церемонии. Золотой дракон спустился вниз, торопливо проталкиваясь через толпу поднимающихся на трибуны гостей.
— Гаврюша, а император точно придёт на открытие игр? — спросил Егорка.
Он немного заскучал и болтал ногами, сидя в большом плетёном бамбуковом кресле. Хорошо, что пирожок успел съесть, а то бы ещё и проголодался. А домовые никогда не позволяют ребёнку в доме голодать…
— А как же! Обязательно придёт, — заверил его Гаврюша. — И богиня ихняя придёт тоже.
— Какая богиня?
— Так Гуаньинь же! Та, которая сделала для Сунь Укуна тот самый золотой обруч, который ты подарил сестрице своей старшей. Вот у неё мы и попробуем узнать, как ту железяку снять.
— А-а… — с понимаем протянул Егор.
— Я Сунь Укун! — вдруг раздалось откуда-то сверху, и в кресло рядом с Егором впрыгнул взлохмаченный легендарный герой. — Кто здесь произнёс моё имя? Кто звал Прекрасного Царя Обезьян? Я тут! Хи-хи-хи!
— Да энто я случайно брякнул, — проворчал утомлённый домовой. — Не хулигань тут, а? Прыгаешь, шумишь, ещё сломаешь чего-нибудь.
— Хи-хи-хи! А вот Чжу Бацзэ уже сломался!
— Как это сломался? — не поняла Аксютка.
— Хи-хи-хи! — не в тему ответил Сунь Укун и, задрав левую ногу на уровень головы, шумно почесал свою пятку. Большего от него нельзя было добиться, он просто шёл вразнос…
А по лестнице уже тяжело поднимался грузный рыдающий демон-свинья. Он громко плакал в голос и даже грубо оттолкнул в сторону случайного немецкого журналиста, остановившегося на лестнице с карандашом и пухлым блокнотом и зарисовывающего общий вид стадиона. Чжу Бацзэ неуклюже плюхнулся в кресло рядом с Гаврюшей, всхлипнул и шумно высморкал пятачок.
— Ого, да он плачет, смотрите! — без всякого сочувствия, но зато с явным интересом сказала Аксютка и придвинулась поближе, чтобы лучше рассмотреть рыдающую свинью.
— Вот любопытная невежа! А ну, кыш отседова! — Домовой сердито цапнул девочку за локоть, отсаживая её подальше. — Никакого сочувствия! Бескультурье одно! Тута тебе не Курский вокзал, а приличное китайское общество!
— Хи-хи-хи! Приличное общество, хи-хи-хи?! Великая обезьяна, жирная свинья, два могучих духа дома и один прекрасный, но наивный ребёнок с волосами цвета рисовой шелухи и взглядом ясным, как небо! Это самое неприличное общество, хи-хи-хи!
Бородатый домовой ничего на это не ответил и обратился к рыдающему:
— Что произошло, Чжу Бацзэ, Свинья Познавшая Таланты? Какая беда нависла над тобой и заставила тебя лить слёзы?
— Хрю-хрю! — ответил демон-свин, вновь утирая рукавом слёзы. — Хрю-хрю, меня обманули! Мне не сказали! Хрю! Не пре-ду-пре-ди-ли-и-и…
— Да кто тебе чего не сказал? Ничего же не понятно, ты уж расскажи нам всё как есть, может, мы и поможем чем?!
— Не поможете, хрю! — горько возразил Чжу Бацзэ и, высморкавшись в свою же рубашку, продолжил слезоразлив, так что под креслом его быстренько набежала солидная лужа.
— А что тут рассказывать… — лениво зевнул Сунь Укун. — Наш свинский брат Чжу Бацзэ решил поучаствовать в борьбе сумо. Он отъедался ради этого всеми возможными продуктами. Никуда не ходил, ничего не делал, только ел, ел и ел, набивая пузо, чтобы стать самым необъятным и всех победить в сумо! Хи-хи-хи! Да только не знал брат Чжу Бацзэ, что на Великих играх борьбы сумо не будет. Не олимпийский вид спорта! Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!
— А ты знал, хрю? Ты ведь знал! — проревел демон-свинья, размазывая кулаком слёзы по пухлым розовым щёчкам. — Знал и не сказал мне!
— Знал и не сказал, — преспокойно согласился наглый Царь Обезьян. — А зачем мне говорить? Это твой путь, брат. Ты должен был пройти его до конца. Кто я такой, чтобы останавливать тебя на пути, в конце которого ты научишься принимать неизбежное и, может быть, будешь ещё на один шаг ближе к просветлению?
— Сволочь, — тихо сказал кто-то. Явно не Егорка и не Гаврюша.
— Всё равно я буду бороться! Хрю! Столько цзиней наел, столько жира нарастил! Буду, хрю, бороться в другой борьбе! Вот просто из принципа, хрю-хрю, буду!
Он решительно спустился с трибуны по деревянной лестнице, скрипящей под его немалым весом, и исчез из виду.
Примерно в это же время, когда все уже расселись, в центр стадиона вышел сухой старый мужчина в нелепой шляпе и красном халате, расшитом зелёными стеблями растений и золотыми силуэтами овощей, и четырежды поклонился, поворачиваясь в каждую из четырёх сторон квадратного стадиона. Кажется, вот тут всё и начиналось…
— Смотри, Егорка, смотри! — быстро шепнул Гаврюша на ухо мальчику. — Энто и есть чэнсян, визирь китайский, а по-нашему он, стало быть, премьер-министр будет.
Двенадцать мальчиков, ровесников Егора, одетых в строгие белые костюмы, подпоясанные красными атласными лентами, подкатили к мужчине большую деревянную телегу с установленным на ней высоким ящиком, выкрашенным в красный цвет и украшенным золотыми изображениями летучих мышей. Тайна полная тайн, как понял капитан Красивый…
Тринадцатый мальчик, в руках которого была маленькая подушечка из зелёного атласа, низко поклонился чэнсяну. Чэнсян вытащил четыре золотых гвоздя, удерживающих крышку красного ящика, по одному укладывая их на зелёную подушечку, и одним движением распахнул ящик. В следующее мгновение с писком и громким хлопаньем кожистых крыльев в небо над стадионом вырвались летучие мыши!
Глава семнадцатая Привет всей Москве от Прекрасного Царя Обезьян!
А в это самое время в доме в Маленьком Гнезде Глаша Красивая, торопливо стуча каблучками новых сапожек, спускалась по лестнице, выходя из подъезда. Она посильнее натянула шапку на брови, но уже через минуту шапка снова сползла вверх по скользкому волшебному обручу. Девушка остановилась и бессильно зарычала, бросив сумку на скамейку.
Без шапки было холодно. Да и обруч этот дурацкий, чего доброго, ещё примёрзнет ко лбу, заледенев на морозе. Что же делать? Глаша расстегнула дублёнку, сняла шарф и, набросив его на голову, как капюшон, побежала к метро.
— Ай, молодая, красивая, дай погадаю! — ухватила её сзади за рукав толстая цыганка, плотно закутанная в павловопосадский платок и сверкающая длинной красной юбкой из-под короткого полушубка.
— Отстаньте! — Глаша вырвалась и ускорила шаг.
— Ай, девушка милая, нельзя так старшим грубить! Лучше ручку позолоти, я тебе сразу скажу, чем твоё сердце успокоится! — Цыганка не отставала, подобрав юбки и переходя на бег.
— Да нечем мне ручки ваши золотить! Денег нет! И не дам!
— Куда же ты денешься?! — Наглая цыганка перегородила ей дорогу, раскинув руки. Внезапно рядом с ней возникли три маленьких цыганёнка, которые согласно кивали и с упрёком смотрели на Глашу, одновременно окружая её и пресекая пути к бегству.
— Ай, такая красавица, а неправду говорит! — поцокал языком самый старший цыганёнок. — Ручку, говорит, позолотить нечем, а сама золото на голове носит!
— Да-да, на голове у неё золото! Вон сколько золота! Вон как блестит! Через шарф блестит на солнце, сверкает! — поддержал цыганёнок помладше.
Самый маленький просто кивал и угукал, подпрыгивая на месте. Глаше показалось, что он ещё даже не научился говорить, но уже помогал маме и старшим братьям с бизнесом.
— Ай, как блестит твоя корона, красавица! Такую драгоценность так просто не спрячешь! Отдай корону! Я ж мать, мне нужнее! Снимай давай! А я тебе про твою жизнь всю правду расскажу! — быстро затараторила цыганка, засучивая рукава.
— Да не снимается она!
— Ай, опять обманываешь! — пристыдила её цыганка. — Как это не снимается! Должна сниматься, раз ты её надеть смогла! Щас всё снимем!
Она потянулась рукой к Глаше, пытаясь ухватиться за обруч. Глаша попятилась, но, оглянувшись, увидела за своей спиной ещё трёх подоспевших цыганок с совершенно бандитскими выражениями лиц.
— Ну вот и попалась, красавица! — зловеще улыбнулась толстая цыганка. — Будет тебе урок — нехорошо старших обманывать!
— Давай, Ляля, снимай с неё золото, и пошли, холодно! — донеслось сзади.
Цыганка снова потянулась к обручу, но, как только её пальцы дотронулись до блестящего металла, она с воплем отлетела в сторону. Зажмурившаяся Глаша даже не сразу поняла, что произошло, и только потом почувствовала, как нагрелся обруч. Она осторожно открыла один глаз и увидела валяющуюся в сугробе цыганку, ногами вверх, в окружении перепуганных детей.
— Током бьётся! Не снимается! — пояснила толстая Ляля, отплёвываясь снегом.
— Я же сказала, что не снимается!
— Снимается, красавица, снимается! Снимем!
Пока толстуха вылезала из сугроба, все остальные цыгане словно по команде дружно бросились на Красивую. Та невольно зажмурилась, но над её головой громыхнул компактный взрыв, и тёток в цветастых юбках раскидало по периметру.
— Не подходи, хуже будет, — честно пискнула Глаша.
Толстуха Ляля встала и, заискивающе улыбаясь, ухватилась за ремешок Глашиной сумки, но остальные цыганки и маленькие цыганята уже опасливо стояли в сторонке.
— Ай, резвая девушка, мы сейчас с тобой в табор поедем, все вместе, там снимем! У меня сын знаешь какой мастер?! Кузнец! Он всё снимет! Клещами разрежет, пилой распилит, в печи расплавит! А тебя, красавицу, замуж возьмёт!
— Отстаньте уже! — грозно рявкнула Глафира, выпрямляясь во весь рост. — Или ещё раз хотите током получить?!
— Ай нет, красавица, не хочу! — замотала головой цыганка. — Но хоть что-нибудь дай, голодным детям на молоко, а?
Красивая-младшая молча вырвала сумку из рук толстой Ляли и решительно пошла в сторону метро. Цыгане свистели вслед, стыдили, уговаривали, но преследовать уже не рискнули. У любой станции всегда дежурит полиция, которая с такими вымогателями особо не церемонится.
Девушка спокойно доехала до нужной станции, забившись в угол полупустого вагона, ей даже удалось почти не привлекать к себе внимание по дороге от метро до института, так что Глаша уже расслабилась и надеялась, что все неприятности закончились.
Но, увы, они только начинались, ведь, войдя в институт, ей пришлось снять спасительный шарф с головы, и чудесный обруч Сунь Укуна ярко заблестел, освещаемый зимним солнцем из высоких институтских окон.
— О, Красивая, а ты чего это сегодня, в короне, что ли?
— Зазналась наша Глаша, корону напялила!
— А дай поносить, может, я тоже весь из себя король?
Глаша забежала в женский туалет и прилипла к зеркалу. Ужас! Вся растрепанная, ведь волосы под волшебным обручем расчесать нельзя. Девушка попыталась кое-как поправить причёску руками. Не особо вышло, но хоть что-то, уф…
— Ну что, Красивая, совсем звезду словила? — В зеркале за спиной показалась ехидно улыбающаяся стерва Алёна. — Совсем ты, Глашенька, страх потеряла-а…
Старшая сестра Егора подняла глаза к потолку, раздражённо буркнув:
— Алёна, отстань, у меня голова болит.
— Неужели? А корона у тебя что, лечебная? Магнитная, как браслет у моей бабушки? Ты не забыла, к кому мы сейчас на консультацию пойдём? К Петрову. А Петров у нас кто? За-ну-да-а-а… — счастливо протянула девушка. — Ох и устроит же он тебе за твою корону! Прынцесса… Ха!
— Отстань!
— А то что? — хищно осклабилась блондинка Алёна. — Опять натравишь на меня своего маленького человечка из сумки?
— Нет у меня никакого маленького человечка, — стараясь сохранять спокойствие, ответила Глаша Красивая. — И не было. Никогда.
— Конечно, не было, — согласилась её одногруппница. — Загипнотизировала меня и думала, я поведусь, да, Красивая? Любой дурак знает, что маленьких человечков не бывает! Где ты этим дешёвым фокусам научилась? У цыган?
Глаша поморщилась, вспомнив недавнюю встречу с цыганками, и, резко развернувшись, прорычала:
— От-ва-ли!
Она набросила ремень сумки на плечо и вышла в коридор. Её доставучая подруга что-то ещё кричала вслед, но девушка просто махнула рукой и пошла в аудиторию. Надо сказать, Алёна была, конечно, дурой и стервой, но преподавательский состав знала неплохо. В общем, всё пошло как по сценарию…
— Глафира Красивая, вам… э-э-э… корона не жмёт? — встретил её вопросом экзаменатор Пётр Петрович Петров.
В напряжённой аудитории сразу послышались смешки. Глаша, скрипя зубами, села за стол.
— А она у нас теперь принцесса! — крикнул кто-то с заднего ряда. — Нет, королевна!
— Принцесс тут нет, — возразил преподаватель. — Снимайте это с себя… э-э-э… немедленно!
— Я не могу это снять, извините, — покраснев как свёкла, ответила Глаша.
— Что значит… э-э-э… не можете?! — удивился Пётр Петрович, широко раскрыв глаза. — Вы срываете мне консультацию, Глафира. Немедленно снимайте ваше… э-э-э… украшение, и давайте приступим к консультации и обсудим предстоящий экзамен.
— Пётр Петрович, я не могу снять эту штуку, правда!
— Какие-то отговорки у вас… э-э-э… бессмысленные, студентка Красивая. А вот я не могу позволить студентам на моём занятии сидеть… э-э-э… в короне. А то что же это получается? Сегодня вы… э-э-э… у нас принцесса, а завтра вон, может, даже… э-э-э… Михаил Богатов в короне придёт и объявит себя царём?
Экзаменатор взглядом указал на Мишку, конопатого широкоплечего парня, посапывающего на заднем ряду. Услышав своё имя, студент Богатов мигом проснулся, озадаченно оглядываясь по сторонам и делая вид, что не спал. Нипочём не спал, просто вдруг уронил голову…
— Доброе утро, Михаил. Видимо, э-э-э… у вас по каким-то причинам была бессонная ночь, и вы не удосужились подготовиться… э-э-э… к консультации по моему предмету. Кстати, какой предмет я у вас преподаю?
Парень растерянно хлопал глазами.
— Не знаете, — уверенно сказал Пётр Петрович, поправляя галстук. — А может быть, тогда вы знаете, почему… э-э-э… ваша коллега-студентка пришла ко мне на консультацию… э-э-э… в короне?
Но Мишка конечно же этого тем более не знал, хотя на всякий случай для вида достал какую-то тетрадку из своего рюкзака. Типа вот, я же готовился!
— И этого вы, Михаил, очевидно… э-э-э… тоже не знаете. Ну что ж, я не удивлён! Вот сейчас Глафира… э-э-э… Красивая снимет корону, снизойдя до нас, и мы послушаем, какие у вас… э-э-э… Михаил, есть вопросы по предстоящему экзамену. Снимайте корону, Глафира!
Глаша с возмущением вскочила на ноги.
— Пётр Петрович, при всём уважении, я не в состоянии снять эту штуку со своей головы. Я бы этого ОЧЕНЬ хотела, но она НЕ СНИМАЕТСЯ!
— Вот как? Не снимается? А позвольте спросить, э-э-э… зачем вы вообще её надели? — не унимался придирчивый преподаватель. — Монархия пала, государыня!
Аудитория взорвалась хохотом.
— Возможно, вы, Глафира, э-э-э… зазнались. Вероятно, из-за фамилии вашей. Мне сразу не понравилась ваша фамилия. Что значит… э-э-э… Красивая? Как можно называть человека красивым не за его красоту, а просто потому, что… э-э-э… у него фамилия такая? Вам, Глафира, нужна другая фамилия. Тогда и корона ваша сразу… э-э-э… снимется. Замуж вам надо, вот! За фермера, поднимать сельское хозяйство. Хотите вы… э-э-э… поднимать сельское хозяйство?
— Нет, — сухо ответила Глаша.
— Как это нет? У нас экономика какая? Сырьевая. Производства нет? Нет. Сельского хозяйства… э-э-э… нет? Нет. Кто его будет поднимать? Кто, если не вы, Красивая? Вот выйдете вы замуж за какого-нибудь фермера… э-э-э… Свинаренко, уедете в деревню и будете там… э-э-э… заниматься свинством.
Щёки Глаши вспыхнули. Аудитория тоже притихла, потому что препод явно зарвался.
— Свиноводством, может? — уточнил кто-то.
— А я… э-э-э… говорю: свинством! — упрямо ответил Пётр Петрович. — Но для этого вам нужно снять… э-э-э… корону, ни один фермер вас в короне… э-э-э… замуж не возьмёт. Снимайте корону, Красивая, снимайте!
— Не сниму, — холодно сказала обиженная девушка.
— Ну а раз не снимете, в таком случае покиньте… э-э-э… аудиторию. И имейте в виду, послезавтра на экзамене вам поблажек не будет. Раз корону… э-э-э… решились надеть, то и знания ваши должны этой короне соответствовать. Э-э-э… так вот!
Глаша схватила сумку и выбежала вон из аудитории. Её душила незаслуженная обида, но она не хотела, чтобы хоть кто-то видел её слёзы. А из аудитории тем временем раздавался возмущённый студенческий свист и топанье ногами! Преподаватель был вынужден позорно бежать к ректору за защитой, он явно перегнул палку со своим занудством, и до него впервые это дошло.
Глава восемнадцатая Вам никогда не понять нашу страну, скучные северные варвары!
— Смотри, Егорка, смотри! Вон он, император! Ты ж хотел его увидеть, так на! — шептал Гаврюша, показывая пальцем на богато одетого длиннобородого мужчину в причудливой шляпе, в полный рост вставшего на трибуне прямо напротив них. — Видишь, на его мантии вышиты драконы?
— Ага-а…
— А вон та штучка в руках, — вмешалась Аксютка, — это, поди, нефритовая табличка? Она чёт там значит тоже, я уже не помню, но, в общем, это тоже очень важная вещь, вот.
Гаврюша и Егор озадаченно покосились на домовую.
— Хи-хи-хи, хи-хи-хи! Табличка чёт там обозначает?! — от души рассмеялся Сунь Укун. — Хи-хи-хи! В общем, не помнит, хи-хи-хи!
Он вдруг посмотрел на Аксютку таким тяжёлым взглядом, что девочка вжалась в кресло. Царь Обезьян отвернулся, подставив лицо солнцу, и, закрыв глаза, спокойно продолжил:
— На одеждах императора вышиты девять драконов, мальчик. Нет, не пытайся считать. Ты насчитаешь лишь восемь. А знаешь почему? Потому, что девятый дракон вышит на внутренней стороне платья. Эти девять драконов — великий защитный талисман, о ученик Егор Ка, символы долгой жизни и процветания. А жемчужины, помещённые между драконами, позволительно носить только императору, Сыну Неба. Жемчужина — это живая драгоценность, слияние земли и воды, исполняющая желания. Всё, что пожелает Нефритовый император, исполнится и свершится!
— А нефритовая табличка? — с интересом спросил Егор.
— Табличка… хи-хи-хи… это несущественно.
— Как это несущественно? — вскинулась Аксютка. — Всё существенно! Давай уже, рассказывай и про табличку тоже!
— Я не стану ничего тебе рассказывать, о невоспитанная гостья с огненными волосами. Потому что я Сунь Укун! И всё…
— Да ты просто сам про неё ничего не знаешь! Меня при всех дурой выставил, а сам не знаешь про табличку, да?!
Маленькая домовая спрыгнула с кресла и подбежала к обезьяне, заглядывая ей в глаза.
— Ну точно! Ты не знаешь! Подловила я тебя! Так-то!
Равнодушные глаза Царя Обезьян загорелись красным огнём, и Аксютке показалось, что она даже услышала опасный треск пламени. В воздухе запахло грозой…
— Э-э-э… ну и ладно, — вовремя опомнилась она. — Ну её, эту табличку. Подумаешь… Вон, смотрите лучше, как девчонки красиво танцуют! У-ух!
А внизу в это время танцевали десятки китайских девушек с веерами, в разноцветных платьях, то замирая в причудливых позах, то вновь кружась и выстраиваясь в самые разные фигуры.
— Лучше я расскажу тебе, Егор Ка, историю про нефритовую императорскую печать. Открой свои уши.
— Так я их и не закрывал… — пробормотал Егорка, но Сунь Укун только устало вздохнул и, покачав головой, начал свой рассказ:
— Давно, когда горы были молодыми, а на Горе Цветов и Плодов ещё не родился из Небесного Камня Прекрасный Царь Обезьян, в государстве Чу жил человек Бянь Хэ. Однажды на горе Чу он нашёл камень, содержащий в себе нефрит, ценнее которого нет на всей земле. Бянь Хэ понял, что такой камень достоин служить лишь правителю, и понёс его во дворец правителя Ли. Однако не каждый правитель мудр. Не был мудрым и Ли, не сумевший разглядеть ценность подарка Хэ. "Как посмел ты, безвестный глупец, принести в мой дворец обыкновенный серый камень?!" — сказал правитель и приказал своим стражникам отрубить Хэ ногу. Правую. Или левую… Какая разница?..
— Ты чего всякие ужасы тут рассказываешь? — проворчал Гаврюша, прикрывая мальчику уши. — Егорка маленький ещё, спать будет плохо.
— И ничего я не маленький, мне не страшно, — возразил Егор, отодвигая ладони домового. — Рассказывай, пожалуйста, Прекрасный Сунь Укун, это очень интересная история!
— Ага-ага, — подтвердила Аксютка, — я тоже люблю страшилки слушать!
— Так вот, ужасно закончился поход Хэ к правителю Ли, ученик Егор Ка. Когда Ли умер, правителем стал его старший сын, У. И добрый Хэ снова отправился во дворец правителя, чтобы поднести У великий камень. Однако У во всём был достойным сыном своего отца, правителя Ли. Он был, без сомнения, так же смел, рука его была так же тверда, но и глаза его были так же слепы. У не смог понять ценности подарка Хэ и в гневе приказал своим людям отрубить несчастному Хэ вторую ногу.
— Офиге-еть… — присвистнула Аксютка.
— Ну вы, китайцы, даёте… — проворчал домовой и демонстративно отвернулся, не желая дальше слушать такую жестокую историю.
— А дальше, дальше что было?
— А дальше, о нетерпеливый ученик Духа Дома, правитель У умер. И на трон Чу сел его старший сын Вэнь. Но Бянь Хэ уже не хотел нести драгоценный камень правителю. Он отнёс его к подножию горы Чу. Там он плакал так долго, что слёзы его закончились и вместо них кровь потекла из выцветших от горя глаз. Правитель Вэнь узнал об этом и послал людей, чтобы они доставили Хэ во дворец. Во дворце правитель Вэнь удивлённо сказал Хэ: "У многих людей в Поднебесной были отрезаны ноги, так почему же только ты плачешь так горько?"
— Действительно! — возмущённо крякнул Гаврюша. — Чё плакать-то, если тебе ноги отрубили?!
— И ответил Хэ правителю: "О нет, я плачу не о потере моих ног. Что есть наше тело? Лишь песчинка, застрявшая между тонких пальцев Золотого Будды, лишь якорь, мешающий нам достичь просветления. Я сокрушаюсь, что драгоценнейший из камней мира считают обычным, а честного человека — лжецом!"
Молодой правитель Вэнь не был похож на своих отца и деда. Он много читал, созерцал и уже ступил на путь просветления, отказавшись от многих земных благ. Он внял речам несчастного Хэ и приказал ювелиру огранить и отполировать этот невзрачный камень. А потом случилось чудо…
Едва ювелир коснулся поверхности камня своими инструментами, оболочка камня распалась, как распадается скорлупа яйца, обнажая саму жизнь, и в руках ювелира оказался самый большой кусок нефрита, который когда-либо существовал в этом мире! Мудрый Вэнь отблагодарил несчастного Хэ, сделавшего ему такой драгоценный подарок, он назвал этот камень в его честь — Хэ Ши Би, что означает "Нефритовый диск Хэ".
— В смысле?! — возмущённо влез Гаврюша. — И чё, энтот правитель безногому дураку даже денег не дал в награду, что ли?! Вот вы, китайцы-ы, хитрож-ж!.. У нас-то, на Руси, сразу полцарства дарят, коня да царевну в придачу! У нас душа широкая! А энтот хмырь… камень он назвал его именем, а?.. Да тьфу!
— Спустя много лет, — невозмутимо продолжал Сунь Укун, — император Цинь приказал вырезать на Хэ Ши Би магический символ, чтобы камень служил императорской печатью. Искусный ювелир вырезал на камне слова "Получивший благословение неба император может иметь долгую и счастливую жизнь". Так безликий камень, найденный безвестным человеком Хэ, стал печатью самого императора Поднебесной.
— Да-а, красиво. И чему же учит эта чудесная история? — заинтересованно спросил Егорка.
Царь Обезьян равнодушно пожал плечами, мол, если и так не поняли, то смысл вам, необразованным северным варварам, что-либо объяснять…
— Ой, смотрите, смотрите! Драконы! — перебила всех Аксютка, тыкая пальцем в небо.
А там на большой высоте плыли, извиваясь, четыре дракона — зелёный, красный, белый и чёрный, каждый из своего угла стадиона к центру, чтобы затем плавно опуститься на поле и вновь стрелами взмыть в небо, переплетаясь друг с другом в тугие жгуты и разлетаясь в разные стороны, выпуская из широких ноздрей горячий огонь и дым, создающий в небесах неведомые узоры.
— Это знак императора, хи-хи-хи! — заорал Сунь Укун, перекрикивая шум толпы. — Именно такой иероглиф изображён на той самой императорской печати Поднебесной!!!
— А где Хуань Лун? — вдруг спросила Аксютка. — Он типа ничего себе так, красавчик…
— Готовится к миссии, — туманно ответил Царь Обезьян.
— У этого твоего красавчика сегодня другая задача, — решил пояснить Гаврюша.
— Да чего он мой-то? Просто так спросила…
— А это что за смешной дедушка? — Егор показал пальцем в самый дальний угол поля, откуда вышел пожилой седобородый мужчина в длинном платье.
— О, это же великий Шоу Лао! — с почтением ответил Сунь Укун. — Старец-долгожитель, бог мудрости и долголетия. Старец Шоу уже родился глубоким стариком, с бородой и в морщинах. Он никогда не знал наивности детства и легкомыслия юности. Не познал нежности любви и огня страсти, улыбки матери, поцелуя юной красавицы…
Домовой озадаченно покосился на Егора, размышляя, не закрыть ли ему вновь ушки руками.
— Не волнуйся, мастер Гав Рил, твои ученики не услышат ничего, что недостойно их слуха, привыкшего внимать словам мудрецов.
— Хорошо бы, если так. А энтот ваш вечный старец, я гляжу, олимпийский огонь несёт?
— Ну наконец-то! Хи-хи-хи! — Сунь Укун беспокойно завозился на месте, потирая ладони, а затем продолжил: — Шоу Лао родился в нежнейшем лоне…
— Да чё с тобой происходит-то сегодня, Сунь Укун?! — сердито закричал Гаврюша. — То про красавиц чушь несёшь, то про лоно какое-то! А ну-ка, Егорка, зажми уши руками! Мал ты ещё такие сказки слушать, бабушка заругает!
— …в нежнейшем лоне персикового дерева! — перекрикивая его, продолжил Сунь Укун. — Того самого персикового дерева в саду Нефритового императора, на котором растут персики бессмертия. Которые я украл и съел, хи-хи, хи-хи-хи! — Царь Обезьян заливисто рассмеялся, а потом, посуровев, нахмурился. — Ну и долго старец Лао собирается с этим факелом топтаться? Ходит-то он медленно! Здоровых костей и суставов он тоже не познал!
— У бабушки есть "Золотой ус" и "Найз". Она им колени натирает, чтобы суставы не болели, — мигом вспомнил Егорка. — Я попрошу у неё немного для вашего старца.
А тот самый старец-долгожитель долго брёл по стадиону, обходя все трибуны. Он с трудом удерживал в одной руке тяжёлый факел с негаснущим огнём, второй рукой опираясь на сучковатую клюку. На согнутом локте его висела плетёная сетка с тремя персиками. И лишь когда он вернулся в ту же точку, из которой начал свой путь, он передал факел огромному белому слону.
Слон, обвешанный украшениями и укрытый золотой попоной, осторожно взял факел хоботом и, высоко подняв над головой, принялся повторно обходить стадион. Китаю некуда торопиться…
— А у нас на Олимпиаде с факелом бегают, — как бы между прочим заявила Аксютка.
— Да, — согласился Гаврюша, почесав бороду. — А вот так до-олго ходить можно… Я ж вам сказал — бежать с факелом надо? Ваши-то зачем меня приглашали, если моих советов не слушают?
— У Поднебесной свой путь, свои традиции и свои скрепы, — пожав плечами, беспечно отозвался Царь Обезьян.
— Какие такие скрепы ещё?!
— Культурные, мастер Гав Рил.
Белый слон, сделав круг, передал факел мужчине в скромном голубом платье и красной шапочке с павлиньим пером, восседающему на белом олене.
— А это чё ещё за павлин? — спросил мальчик.
— Это красавчик Лу Син — бог чиновников и литературы. Он всегда ездит верхом на стройном олене Бай Лу. Ох и противный же он…
— Кто, чиновник или олень? — уточнила Аксютка.
— Да оба, любознательная юная гостья. Но твой учитель прав, так ещё долго будем ждать, пока огонь зажгут. А я не могу ждать. Я же Сунь Укун! Хи-хи-хи!
Царь Обезьян вскочил и побежал вниз, перепрыгивая через головы сидящих на трибунах людей. Выбежав на поле, он поскользнулся на траве, кубарем пролетев ещё несколько метров, выпрямился и, широко расставив ноги, словно гаишник, тормознул оленя. Бедное животное даже пикнуть не успело, как получило по ушам, а из рук чиновника от литературы был выхвачен факел. Причём даже не руками, а хвостом Прекрасного Сунь Укуна! Стадион замер…
— Это форменное безобразие, знаете ли, — тонким голоском прокомментировал Лу Син. — Я несколько удивлён, слегка изумлён, чуточку ошарашен, немного сражён и даже почти готов опешить перед таким вопиющим бескультурьем. Есть же правила! Грамматические, политические, этические, филологические, в конце концов…
— Хи-хи-хи!
Опомнившийся олень Бай Лу гневно заревел и замотал головой, пытаясь достать Царя Обезьян ветвистыми рогами. Но Сунь Укун, вновь перекатившись по полю вправо, уже подбежал к старому Шоу Лао и, быстро выхватив из его слабых рук сетку с персиками, помчался вперёд, туда, где, обвитая Золотым драконом, стояла огромная чаша. Золотой дракон распахнул свои янтарные глаза и смешно растопырил усы от удивления, но не успел ничего сделать. Царь Обезьян в длинном кульбите перелетел через него и, наступив одной ногой на край чаши, опустил в неё факел, зажигая олимпийский огонь.
— Хи-хи-хи!!! — счастливо смеялся он, по-обезьяньи стуча кулаками по груди.
Но на стадионе почему-то повисла нехорошая тишина. Никто из присутствующих не разделял его веселья, все молчали и ждали, что же будет дальше. И Сунь Укун не обманул ожиданий, он вновь высоко подпрыгнул и, шесть раз перевернувшись в воздухе, опустился на ноги перед трибуной, на которой с бесстрастным видом восседал Нефритовый император.
Лысый монах, стоявший рядом, яростно выдернул оставшийся волосок из уха и завопил:
— Что ты наделал, глупая обезьяна! Разве этому я учил тебя на пути просветления?!
— Учитель, да все просто устали ждать, пока эти медленные марафонцы зажгут огонь. Я не могу такое терпеть, я же — Сунь Укун!
— Ты сорвал вековую церемонию только потому, что не захотел ждать?! — окончательно побагровел монах. — Тупая, нетерпеливая скотина! Где твой обруч? Где волшебный обруч, дарованный тебе прекрасной Гуаньинь и усмиряющий твоё животное начало? Как ты посмел его снять? Как ты вообще посмел всё тут испортить?!
Царь Обезьян пристыженно опустил глаза, а потом вдруг…
— Хи-хи-хи! — рассмеялся он, открыл сетку Шоу Лао и мигом съел все три волшебных персика бессмертия, выплюнув косточки себе под ноги.
— Ты вновь устроил переполох, Сунь Укун, Царь Обезьян, — внезапно сказал Нефритовый император самым мягким и мелодичным голосом. — И это было… весело!
Император засмеялся, а вслед за ним дружно расхохотался весь стадион. Лысый монах так и остался стоять с раскрытым ртом, да и тьфу на него, он такой нудный…
Глава девятнадцатая Про спортсменов, спорт и вообще…
Меж тем на квадратный стадион под национальную музыку стали выходить команды стран — участниц Китайской олимпиады. Кое-кого мальчик знал сам, остальных, перебивая друг дружку, ему подсказывали оба домовых. Первыми, разумеется, шли хозяева Поднебесной. Китай представлял своих лучших гимнастов, фехтовальщиков и силачей. Среди последних явно выделялся массивным пузом растолстевший демон-свин Чжу Бацзэ. Егорка даже помахал ему рукой, и тот счастливо хрюкнул в ответ. Ну, хоть кто-то его знает и понимает, пусть даже это простой ученик Духа Дома…
Следом прошла делегация спортсменов Древней Греции. Среди них выделялись всего двое — широкоплечий мужчина в львиной шкуре и невысокая девушка в короткой тунике, за плечами у неё был колчан со стрелами и золотой лук.
— Это борцы и стрелки?
— Поднимай выше, Егорка, энто ж сам Геракл с богиней Артемидой! Геракл-то дядька простой, без звезды в голове, а вот богиня — она опасная.
— Может застрелить из лука?
— Запросто! Ты энто, главное дело, не подсматривай, когда она в озере купается…
— А ты чё, подсматривал? — краснея, хихикнула Аксютка.
— Ещё чего, — так же сильно покраснел Гаврюша. — Я, поди, ещё жить хочу!
Капитан Красивый не очень понял, кто и зачем подсматривает за чужой тётенькой с луком и стрелами, но решил, что вопросы можно отложить и на потом. Сейчас по стадиону шла сборная команда Персии, а возглавлял её почему-то маленький мальчик в большой чалме, сползавшей ему на нос, и непомерно огромных восточных туфлях без задников.
— Маленький Мук!
— Угадал, Егорка, — хмыкнули домовые. — Энто ж первый бегун на целом свете! Пустыню Кара-Кум за полчаса перебегает, даже не вспотев…
Потом были спортсмены Италии, Германии, Финляндии, Швеции, Японии, и самым последним почётным парадом шла группа наших ребят. Впереди ехала печь, пыхая разноцветными дымами и щедро кидаясь в зрителей горячими пирожками. Кто поймал — обжёгся, но даже кто словил пирожком с капустой по лбу всё равно не обижались, а шумно аплодировали и восторженно делились размазанным пирожком с соседями. Среди наших спортсменов выделялись три богатыря в нарядных рубахах, свободных штанах и расписных сапогах, без всякого оружия и доспехов. А ещё большая группа совершенно мокрых длинноволосых девушек в длинных ночных рубашках.
— Это русалки, наверное?
— Ох, догада, опять угадал! Наша команда по синхронному плаванию, самые наилучшие. Ну и покрасивше, конечно, чем те же немки, толстые, пустомясые…
— Гаврюша, а кто этот нервный лысый дяденька, который кричал на Сунь Укуна?
— А энто, Егорка, учитель его, буддийский монах Сюаньцзань. Это он обруч золотой на обезьянью голову надел и обручем тем управлял, да и вообще учил Царя Обезьян всяческим премудростям. Да только не научил ничему, раз терпения Сунь Укун не имеет. Вот и стыдно ему перед императором и за себя, и за ученика своего бестолкового.
— А чё стыдно-то? — влезла Аксютка. — Император вон как смеялся! Ему обезьян понравился.
— Вот не знаешь, не лезь! Тут тебе не русские сказки за тридевять земель, тут Китай! Понимать надо! Император-то, может, и смеётся, чего ему не смеяться, скучно, поди, во дворце, а здесь хоть какое-то развлечение. Вот только Сунь Укун доказал, что без обруча волшебного никакой он не просветлённый, не Великий Мудрец Равный Небу, а всего лишь большая невоспитанная обезьяна. А обезьяна на олимпиаде хуже женщины на корабле — всех взбаламутит, всё перемешает, всех перессорит, всё разломает…
— И что же будет? Сунь Укуна теперь выгонят? — Егор поискал глазами Царя Обезьян, но его нигде не было видно.
— Да кто ж его выгонит? — хмыкнул домовой. — Ведь он тогда разобидится и вообще весь стадион разрушит. Но что бы ни случилось — краснеть за всё лысому монаху придётся. Потому что Царь Обезьян без обруча — это как машина Вал Валыча без тормозов: даже если сама разрушаться будет, всё равно не остановится.
— Так Сунь Укуна спасать надо!
— От же наивное дитя, да скорее олимпиаду спасать надо! От него. А я понятия не имею, что они тут задумали. И зачем меня только консультантом приглашали… китайцы, как их понять…
Аксютка, перелезая через Гаврюшу, потянулась к проходящей мимо разносчице жареных кузнечиков и, отхватив себе сразу два кулька китайского фастфуда, стала аппетитно хрустеть, как попкорном.
— Тьфу ты… всякую гадость тянешь в рот. Лучше печку поищи, пирожков возьми.
— Да лано, кусно! — отвернулась девочка с набитым ртом и протянула кулёк Егору. — Бушь?
— Не будет он! — отрезал домовой. — Скоро домой пойдём, дома кашу есть будет. А если он от такой еды ещё потравится, так бабушка его мне всю бороду по волоску выщипает! А тебе космы твои рыжие…
— Да лано… Это ещё когда?! А мне щас кусно… хрум!
После того как зрители поприветствовали всех спортсменов криками, свистом и шумными аплодисментами, Нефритовый император едва заметно качнул головой. Жемчужные нити на его причудливой шляпе тонко зазвенели. Визирь-распорядитель поклонился ему почти до самой земли и громко объявил о первом дне олимпийских игр. По китайским традициям его должны были начинать борцы. В четырёх углах стадиона встали самые сильные мужчины всех народов и времён. Выглядело это строго и даже чуточку пугающе, а потом вдруг…
Егорка даже привстал от изумления, когда борцы со всех концов бросились бегом в одну кучу, валяя и кидая друг друга. Какие там правила, каждый боролся как умел, кто кого, когда и чем — разглядеть в пыли было невозможно! По стадиону из угла в угол катался клубок мужских тел. Китайцы просто выли от восторга! А когда пыль осела, на ногах стояли всего три героя — наш Илья Муромец, скандинавский Тор и всем известный свинодемон, толстый Чжу Бацзэ!
— Победа! — важно объявил визирь-распорядитель неожиданно тонким, петушиным голосом. — Герои сойдутся завтра в решающей схватке! Согласно воле небес, такое начало олимпийских игр свидетельствует о нашей любви и покорности императору! А также о нашем уважении благородным гостям… Всем цветы и аплодисменты!
Стадион взорвался рукоплесканиями. Трое победителей, взявшись за руки, дружно раскланялись на все четыре стороны. В них кидали цветы, ленты красной и синей рисовой бумаги, яблоки, жареных кузнечиков и другие угощения. Тор и Илья вежливо уклонялись, зато Чжу Бацзэ счастливо подбирал любую еду прямо с запылённой арены. Фу-у-у, но это же свинья…
— Ну, посмотрели, как Свинья Познавшая Таланты почти всех поборола? Теперича можно и домой идти. — Гаврюша хлопнул себя по коленям. — Завтра ещё придём, финал смотреть. Тут они и без нас пока справляются, а мы будем отдыхать, еду домашнюю есть, думу думать.
— Какую думу? — спросила Аксютка.
— Ты — никакую! Потому как необразованная. А мы с Егоркой Красивым будем думать, как обруч с его сестрицы снимать. Сегодня-то мы энтот вопрос так и не решили. Зато как обруч снимем — так сразу и Глашу спасём, и олимпиаду китайскую, и Сунь Укуна до кучи.
— Гаврюша, а как же мы домой попадём? Волшебная дверь далеко! Мы что, без Сунь Укуна на Ша Сэне к той беседке поедем?
Вопрос мальчика вдруг оказался серьёзным. На пучеглазом рыбе-коне-демоне без Царя Обезьян ехать нельзя. Он же психически неуравновешенный, его кренит постоянно, ещё сожрёт всех без разговоров и сожалений. Покумекав, бородатый домовой дошёл в общем-то до очевидной вещи. Раз тут как-никак есть русские спортсмены, да ещё и печка, значит, как-то они сюда попали. Стало быть, надо просто найти другую дверь для перехода в наш мир. Вот только где её искать? Наверное, за трибунами, где размещались спортсмены стран-участниц.
За трибунами разворачивалась совсем другая жизнь. Спортсмены готовились к следующим соревнованиям, разбивались на группы, о чём-то договаривались, с кем-то спорили. То и дело снующие мимо них корреспонденты с блокнотами и карандашами в руках записывали всё, что могли услышать, а что не могли услышать, то додумывали сами. На костюме каждого из них, под специальным иероглифом, видимо означающим слово "пресса", был вышит флаг страны, которую они представляют. Наших сказочных героев тем не менее представлял современный российский триколор. Почему? Да кто ж его знает-то? Сказка, она такая сказка-а-а…
Тот аккуратный немец, которого Чжу Бацзэ оттолкнул на лестнице, уже был здесь, прислушиваясь к компании русалок, по пояс высунувшихся из бассейна и о чём-то сплетничающих. Их голоса журчали, как вода, и шелестели, как ветер, но, видимо, немец понимал, о чём они говорят, потому что, незаметно встав в сторонке, быстро что-то писал в блокнотик. Из раздевалки вышел широкоплечий возрастной блондин, высокий и бородатый, голый по пояс. Он спешил куда-то, шлёпая босыми ногами и забрасывая полотенце на обнажённое плечо.
За ним следом, в рубахе почти до пола, показался брюнет, тоже широкоплечий, но пониже ростом. Задумчиво опустив глаза, он прошёл было мимо, но оглянулся.
— Ох ты боже мой! То ж Гаврила-домовой! А ты откуда тут взялся, за кого вписался? — рифмуя строчки, окликнул он Гаврюшу.
— Здравствуй, Илья сын Иванович! — разулыбавшись, поклонился домовой. — Да вот, консультантом я тут. Наконсультировал их, а у них, понимаешь ли, свой путь да скрепы культурные. Всё не так сделали китайцы энти!
— Коли по-русски, так это советчик узкий? — рассмеялся бородатый Илья. — Опять ты, Гаврила, трудов нашёл на своё рыло! И не пыльно, и почетно, и делать ничего не надо, а при том все тебе рады!
— А то ж! — самодовольно улыбнулся домовой, разглаживая негустые усы. — На то я и домовой, Дух Дома по-китайскому.
— Ох и давно мы не виделись, Дух Дома Гаврила, без тебя уныло, — улыбнулся Илья, продолжая на ходу рифмовать, как русский рэпер. — Помнишь, как у нас гостил, как в княжьей баньке напакостил, как я тебя веником по шапке угостил? Так ты и пропал, словно в пекло попал! Не понравилось банником-то работать, догребать неохота? Домовым оно попроще, да?
— Сущая ерунда, — охотно включился в игру Гаврюша. — И у домовых есть свои сложности, трудимся на грани возможностей. Но зато не сыро, не душно, и принимают радушно. Мужиков в мыле дома не бывает, и веником никто не гоняет.
Капитан Красивый просто встал столбиком, замерев от восторга. Он и близко не представлял, что знаменитый былинный богатырь может ещё и стихи складывать. А уж таланты бородатого Гаврюши воистину были неисчерпаемы, даже Аксютка одобрительно закивала, пристукивая ножкой в рэперском ритме. Илья расхохотался, вновь искренне, от души пожимая ладошку домового…
— А что, тот белобрысый здоровяк, который вон там разминается, и впрямь бог? Вроде ведь они в своей Европе Северной перемёрли все?
— Не-е… — с улыбкой прогудел Илья, разговаривая уже без всяких рифм. — Тор, он живой, чё ему сделается, главный мой соперник здесь. Он и свой молот волшебный бросает как бог. И далеко, и метко. А вот с другими предметами, бывает, промахивается. По их-то верованиям он бог и есть, но на самом деле, конечно, силач обычный. Дыхание хорошее, руки сильные, икры мощные. Обычный богатырь, вот кто он без своего волшебного молота.
Егор и Аксютка с уважением посмотрели на мускулистого красавца-скандинава. А тот, оглянувшись, неожиданно подмигнул девочке так, что та вновь покраснела словно морковка…
— Шалит старина Тор. Так-то он парень дружелюбный, с заносами, но не злой. А это что за дети с тобой?
— А-а, энти. — Гаврюша оглянулся на мальчика и маленькую домовую. — Так спутнички мои! Егорка Красивый, в доме которого я теперь службу несу. Вот ещё Аксютка, домовая-неуч, конкурентка моя, работу у меня отнять хотела, да потом опомнилась, я-то её быстро научил возраст уважать, ты ж меня знаешь, Илья Иванович.
— Чё?! — обалдев от такого вранья, вскинулась Аксютка. — Я неуч?! Сам-то из школы как пробка вылетел! Чему ты меня научил?! Я и без тебя учёная! Вы, Илья как вас там, не слушайте его, врёт он, как дышит!
Гаврюша аж дар речи потерял, но былинный богатырь только рассмеялся:
— Хорошую же девицу ты себе в компанию взял, Гаврила, не заскучаешь с ней! Ну а мне пора, малыш…
Он протянул руку Егору, и тот положил в неё свою ладошку, словно конфетку в ковш экскаватора. Богатырь крайне осторожно её пожал, кивнул и скрылся за дверью.
— Гаврюша, а это правда был настоящий Илья Муромец? — не в силах поверить собственным глазам, спросил Егор. — Как из мультфильма?
— Эх ты, темнота! — Домовой просовывал голову в каждую дверь, ища заветную маленькую дверцу. — Что Илья, что Добрыня, что Алёша, энто богатыри из русских сказок. Читать больше надо!
— Фи-и-ю-у… — присвистнула Аксютка.
— А ты не свисти тут! Не принято в Китае свистеть.
— Гаврюша, а ты Илью Муромца откуда знаешь? — не унимался Егорка.
— Да приходилось встречаться по молодости… — уклончиво ответил домовой.
— А я думал, он совсем другой.
— Так ты же про богатырей былинных только из современных мультиков и знаешь. А в них они все сплошь дураки, сила есть, ума не надо. Неправда энто, так и знай! Вот завтра сам увидишь, как Илья Иванович умён да хитёр. Одной силы, Егорка, мало, чтоб богатырём быть, для этого ещё и голова должна работать. А вот же!
Гаврюша радостно ткнул пальцем в незаметную маленькую дверцу в самом пыльном углу тренировочного зала.
— Ну, быстро пошли по одному! — скомандовал он.
Глава двадцатая Домой, потому что дома тоже есть дела. И неотложные!
На чердаке было морозно. Аксютка, первой вышедшая из маленькой дверки, уныло поёжилась, натянув рукава кофты по самые пальцы. Следующим на мороз выскочил Егорка и практически сразу застучал зубами. Ворчащий Гаврюша вышел последним. Через минуту все трое уже спустились вниз, стараясь как можно тише войти в квартиру семьи Красивых. Но на пороге их ждала суровая Глаша, уперев руки в боки.
— Приве-е… — хотела было сказать Аксютка, но Глаша сердито зашипела:
— Тихо! Быстро в комнату, пока бабушка не увидела, что вы так легко одеты! Быстро!
Глаша успела втихую протащить их всех по коридору, пока на кухне бабушка Светлана Васильевна гремела кастрюльками.
— Я бабушке сказала, что вы гулять ушли. Она не волновалась только потому, что Гаврюша взрослый. А если увидит, что вы так легко одеты, так голову оторвёт и вам, и мне, — шёпотом тараторила она, заталкивая всех в комнату младшего брата. — Ну что, разобрались, как снять с меня это? — Она ткнула пальцем в блестящий обруч, украшающий её голову.
— Э-э-э… подруга, а зачем тебе его снимать? — сказала Аксютка. — Он тебе так идёт…
— Идёт?! Вот сама его и носи! А меня он уже достал! И никакая я тебе не подруга!
— Ох и холодно на чердаке… — попытался сменить тему Гаврюша. — Чайку бы, а?
— Вы мне зубы не заговаривайте, Гаврила как вас там! Как мне снять с себя эту штуку? Говорите!
— Мы пока не знаем, — вздохнув, признался Егорка.
— Что-о?! — едва не заорала девушка, но вовремя вспомнила, на кого нельзя повышать голос, и перешла на шёпот: — А зачем вы тогда вообще в Китай ваш волшебный попёрлись?! Вы должны были узнать, как обруч снять!
— Мы узнаем. Завтра, — заверил её домовой. — Вот прям честно-честно…
Глаша села на кровать брата и заплакала.
— Я столько из-за этой железки тупой натерпелась! Холодно с ней, лоб мёрзнет, шапка не налезает. Цыганки прицепились с утра, чуть вместе с головой мне его не оторвали! В институте все осмеяли. Преподаватель со мной поругался, с консультации выгнал. Он меня завалит теперь…
— Давай мы его первыми завалим, — по-гангстерски предложила Аксютка, цыкнув зубом.
— Ой, ну тебя… я ни за что его бесполезный предмет не сдам, потому что он зануда! При всех сегодня сказал, что мне надо свиней выращивать!
— Из крестьян, стало быть… — Гаврюша уселся на кровати поудобнее, почесав поясницу. — Крестьяне — они упёртые, что верно, то верно. Может, ему водки принести? Или хересу?
— Хотите, чтобы меня вообще отчислили? — Глаша Красивая попыталась тяжёлым взглядом просверлить дырку ему на лбу.
— Не-не-не, — успокаивающе заверили все хором.
— А хочешь, я с тобой на экзамен схожу? — спросила Аксютка. — Гаврюша меня опять маленькой сделает, и я твоего преподавателя за палец ка-а-к тяпну…
— Спасибо, нет!!! — прервала её Глаша. — Ты уже один раз сходила. Хватило по уши.
Егор озадаченно молчал. Что он мог знать про институт и злых зануд-преподавателей? У него в школе учительница хорошая и добрая, хоть и строгая.
— Э-эх! — вздохнул Гаврюша. — Выходит, всё-таки прав я был, когда из школы чародейской удрал!
— Так тебя же выгнали, — поправила его Аксютка.
— Цыть, рыжуха… — беззлобно огрызнулся домовой. — Много ты понимаешь. Кто бы меня выгнал, если б я сам уйти не хотел. А я хотел! И правильно! Не нужно нам энто образование. Без образования как-нибудь проживём. От образования энтого одни нервы да вон слёзы и распухший нос. Я прав, Егорка?
— Вы мне тут глупостям братца не учите! — опомнилась Глаша, мгновенно посерьёзнев и перестав плакать. — Без образования в современном мире нельзя. Работу без диплома не найти. Вон в крупных фирмах типа Газпрома даже дворники с высшим образованием… Понял, мелкий?
Будущий капитан пиратов уверенно кивнул. Мама тоже говорила ему, что нужно обязательно учиться. И бабушка. И даже папа. Да и какие пираты будут слушаться капитана без красного диплома? Ни-ка-ки-е!
— В общем так. Если вы с меня через два дня этот обруч не снимете… — Глаша задрала голову и провела ногтем мизинца по шее. — Все всё поняли?
Поняли, конечно, все. Но как снять с головы девушки волшебный обруч Сунь Укуна, всё равно не знал никто.
В дверь постучали, и в комнату просунула голову бабушка Светлана Васильевна.
— Ой, вы уже переоделись? Вот молодцы какие! Вот что значит хозяйственный мужчина в доме! Спасибо вам, Гаврила Кузьмич, что Егорушку нашего к дисциплине приучаете! И пойдёмте все обедать, я сварила суп на курином бульоне, витаминный, с зеленью, морковкой и сладким перцем! Но сначала мыть руки! С мылом! Руки-то вы ещё не мыли, а? Вот! То-то же. Меня не проведёшь…
Довольная бабушка ушла на кухню расставлять тарелки. Глаша, решив, что она теперь главная, кивком головы указала всем на дверь и повела брата и домовых мыть руки.
За кухонным столом уже сидел Вал Валыч. Светлана Васильевна разливала куриный суп по тарелкам и нарезала свежий ароматный хлеб.
— Рассаживайтесь, берите ложки, — командовала бабушка. — Мама-то наша на работе в столовой обедает, а что может быть хорошего в столовой? Никогда не знаешь, что их повар в еду добавил. Там и перемёрзлая картошка, и мясо несвежее, и даже бульонный кубик в ход идут. Химия одна. — Поджав губы, бабушка поставила перед Егором тарелку супа. — Никак я маму вашу не научу с собой в баночке домашнюю еду брать. Ну а мы с вами будем хорошей едой питаться, от которой польза одна.
Она села перед внуками и домовыми и внимательно посмотрела на Глашу.
— Вижу, понравилась тебе эта безделушка, Глафира. Второй день носишь не снимая. Неужели сейчас мода такая, девицам в коронах ходить? Ну да ладно, главное, кушай хорошо. А то тебя скоро не видно станет с твоими диетами.
— Рассказывайте, где вы гуляли сегодня? — поинтересовался Вал Валыч, подмигнув Егору.
— В Китай ходили, на олимпиаду! — ответил мальчик и тут же получил тычок локтем от Гаврюши.
— Игра такая, не выходя из комнаты. — Домовой быстро перевёл разговор в плоскость бесстыжего вранья, поскольку капитан Красивый тоже быстренько сообразил, что сейчас ему лучше помолчать в тарелку.
Ведь любой нормальный ребёнок знает, что если всегда и всё рассказывать родителям, то будешь всю жизнь сидеть дома под замком в детской комнате, без друзей, без игр и без приключений.
Ну и сами подумайте, какому папе или маме, а уж тем более заботливой бабушке будет приятно узнать, что их малолетний сын и внук ходит через волшебные двери в Древний Китай, гуляет в одной пижаме, где его пытаются съесть демоны, он катается на коне-драконе, ест немытые бананы из рук Царя Обезьян, хлопает в ладоши на трибунах, знакомится с кучей разных мифических персонажей, его угощают жареными кузнечиками, русскими пирожками и вообще, развлекают так, что аж завидно?!
Правда, после обеда Светлана Васильевна безапелляционно отправила внука спать.
— Ну-у! — запротестовал Егор, надув губы.
— Спать днём полезно! Во сне дети растут! Вот поспишь пару часиков, а там и мама придёт, будем все вместе чай пить.
Домовых снова переодели — Гаврюшу в старую пижаму Егорки, а Аксютку в футболку Глаши. Только она больше не спадала с плеч и не висела бесформенным мешком, потому что бабушка Светлана Васильевна наскоро ушила её с боков, так что теперь всё было точно впору, словно настоящая ночная рубашка.
— Да ладно тебе, Егорка, не бухти! Подумаешь, спать его заставили… — утешал друга домовой. — Тем более что мы можем и не спать, а болтать втроём друг с другом. Но только шёпотом, чтобы бабушка и Глаша не услышали. Папа-то у тебя свойский, даже если и услышит — своих не сдаст.
— Как же ты не понимаешь? — удивился мальчик, ложась на кровать. — Там, в Китае, олимпийские игры без нас пропадают, Сунь Укун, Золотой дракон, Илья Муромец, Чжу Бацзэ, император… А мы тут тихонько лежать должны, как маленькие?
— Ну ничего не поделаешь, — пожал плечами Гаврюша, укладываясь на надувной матрас. — Раз бабушка сказала, значит, надо спать. А олимпиада никуда не убежит. Илья-то Муромец вон тридцать лет и три года лежал на печи, а потом встал да столько подвигов насовершал, что до сих пор его помнят и уважают.
Но Егорка уже спал, устав от впечатлений и новых знакомств.
— О, погляди, спит как ангелок. Когда успел только, — прошептал Гаврюша, но ему никто не ответил. Он обернулся и увидел, что рыжая домовая тоже спит на коврике, смешно причмокивая губами во сне. — Даже во сне что-то жуёт… Эх… скукота… — сказал домовой и сладко зевнул.
Сон сморил всех, никто же не знал, сколько сил отнимает у детей и домовых хождение в Китай. Вот то-то и оно…
Егорке опять снилось море. Он смотрел в подзорную трубу, стоя на скрипучей палубе корабля. Яркое солнце слепило глаза, пираты загорали, развалившись на палубе. У капитана Красивого были высокие сапоги с большими пряжками и самая настоящая шпага на перевязи.
Внезапно он услышал какие-то шорохи за бортом, подошёл поближе и выглянул за борт. Клац! Прямо перед его лицом клацнули острые зубы, и огромная рыбина ушла под воду. А потом она снова выпрыгнула из воды, пытаясь откусить Егору нос. Но разве может быть пиратский капитан без носа? Без ноги капитаны бывают, без руки тоже. Но без носа…
Егор увернулся, выхватывая острую шпагу. А рыбина, выпрыгнув из океана в третий раз, перемахнула через борт и упала на доски палубы, застонавшие от тяжёлого удара. А потом вдруг превратилась в мохнатое белое чудище. Причём очень знакомое.
— Мальч-чик… — зашипело чудище, — я тебя скуш-шаю… всех скуш-шаю… оч-чень голоден, не крич-чи, мальч-чик…
Егор Красивый хотел было возмутиться, что он не мальчик, а пират, капитан корабля, но, подумав, решил сообщить об этом чудищу позже. А сейчас он храбро колол его шпагой, но противник лишь шепеляво похихикивал, приближаясь всё ближе.
— Смеш-шной мальч-чик, вкусный, неж-жный! — приговаривало чудище, облизывая зубы и пуская на палубу шипящую слюну. — Скуш-шаю тебя, скуш-аю!
— Не скушаешь! — храбро сказал Егор.
— Поч-чему? — удивилось глупое чудовище.
— Потому, что я Сунь Укун! — крикнул внезапно появившийся Царь Обезьян в красной бандане и рваной тельняшке, обрушивая на голову чудища корабельный якорь.
Егор с облегчением вздохнул.
— Хи-хи-хи! — счастливо засмеялся Сунь Укун, а затем вдруг поцеловал капитана в лоб и нежно сказал: — Просыпайся, Егорушка…
Глава двадцать первая О том, что всегда надо защищать маму от нехороших дядей! Гр-р…
Егор открыл глаза. Мама Александра Александровна гладила его по голове, перебирая волосы, и улыбалась.
— Все уже встали давно, а ты всё лежишь, лежебока. Вставай, будем чай пить, бабушка яблочный пирог испекла, вкусный! А пахнет как! На всю квартиру! Даже Глаша про свою диету забыла.
Потерев кулачками глаза, мальчик встал и пошёл на кухню. Папа Вал Валыч, Глаша, Гаврюша и Аксютка уже сидели на столом. Папа отхлёбывал ароматный чай из кружки, Аксютка вгрызлась в большой кусок пирога, и на тарелку падали яблочные дольки. Глаша водила пальцем по экрану смартфона, Гаврюша просто болтал ногами, а бабушка продолжала накрывать на стол.
— Милая, ешь пирог, потом почту проверишь. — Мама села напротив дочери, грея ладони о горячую кружку с чаем.
— Ну, мам, у меня дие-ета…
— Да зачем тебе диеты, ты и так красивая, как принцесса, вон у тебя уже и корона есть, — подмигнул Вал Валыч.
Глаша Красивая раздражённо цокнула языком.
— Не цокай при старших, Глафира, — вмешалась бабушка. — Ты хоть не спишь-то в этой железке? На ночь снимай, а то голова болеть будет.
— Угу…
Короче, во избежание продолжения допроса проще было согласиться на печево. Вальяжно присоединившемуся к честной компании Марксу была выставлена миска размороженной кильки.
— Кушай, мурлыка мой лечебный!
Говорящий кот понюхал рыбу и недовольно сморщился.
— Чего не так? — удивилась Светлана Васильевна. — Не хочешь рыбу — значит, не голодный!
Она быстро убрала кошачью миску в холодильник, так что кот даже мяукнуть не успел.
— Не позволю тебе одним сыром жирным питаться. Надо разную еду есть, хоть ты и котик, а полезное питание для всех важно.
Бабушка демонстративно развернулась, обошла стол и села на табуретку, игнорируя негодующий взгляд Маркса. Обиженный кот не смог придумать ничего лучше, чем гордо покинуть кухню с возмущённо задранным хвостом.
— А что это ты такая грустная, Александра? — спросил папа Вал Валыч.
— Опять, поди, на работе отчётами замучили? — добавила бабушка.
— Да нет… так… — уклончиво ответила мама, но потом всё же решила признаться: — Сосед наш, из соседнего дома, нахамил.
— Какой сосед, Сашенька? Это который на большой чёрной машине, на танк похожей, ездит? — грозно спросила бабушка Светлана Васильевна.
— Угу, на джипе. Опять тропинку перегородил, не пройти. Я подошла, посмотрела по сторонам — ну никак не пролезть, и решила по сугробам в обход идти. А этот… ещё крикнул вслед: "Иди-иди, курица!" А ведь я ему даже слова не сказала. Обидно…
— Давай я ему шины проколю, ма! — предложила Глаша.
— И потом штраф платить будешь! Стопятьсот мильёнов! — предупредила бабушка, подняв указательный палец вверх. — Видела, какая у него машина? На такую шины как раз столько и будут стоить! А ещё и ущерб моральный! Он же у нас депутат, у него адвокаты крутые.
— Тогда я ему просто врежу! — приподнялся было Вал Валыч, но мама быстро усадила его обратно.
— В тюрьму захотел, что ли?! Нет уж, защитнички, не надо ничего делать, только хуже будет…
Подумав, все признали, что да, для интеллигентной семьи Красивых кровавый конфликт с депутатом на внедорожнике мог обернуться только проблемами. Машину на тропинке поставил? Ну обойдите, стоянка не запрещена. Курицей обозвал? Так поди докажи, может, ей послышалось.
А вот физические действия против конкретного человека и его машины действительно могут иметь нехорошие последствия. Камеры видеонаблюдения сейчас почти везде, зафиксируют Глашу с шилом у джипа, и всё — штраф как минимум! А то и статья за злостное хулиганство, а это срок!
Иногда проще оставить всё как есть. Для людей проще, но не для домового.
— Нет, так дело не пойдёт, — решил бородатый дух дома, по-чапаевски рубанув ладонью воздух. — Энто что же? Нашу маму обижают, а мы молчать должны?!
Настал ранний зимний вечер, в окошко светил яркий фонарь и слышались гудки где-то проезжающих машин. Двое домовых и Егор сидели на мягком ковре на полу Егоркиной комнаты.
— Эх, Аксютка, над мамой семьи, в которой мы с тобой проживаем, насмехаются, а и тут мы ничё не делаем, сидим вот на полу, на фонарь глазеем. Видно, правильно говорил Кондрашка — бестолковые мы!
— Чё эт мы бестолковые?! Очень даже толковые! — зевнула девочка. — Вот сейчас пойдём к этому соседу на машине и… чё-нибудь ему сделаем!
— А вот и пойдём, — согласился Гаврюша. — Завтра после завтрака и пойдём.
— А как же олимпиада в Китае? Сунь Укун? — неуверенно спросил Егорка, покачивая в руках пластмассовую сабельку.
— Да что тебе энта олимпиада?! Мёдом, что ль, намазана?! Эх, Егорка, не о том ты думаешь! Олимпиада и без нас пройдёт ровно так же, как с нами. А Царь Обезьян без тебя тыщу лет прожил, а может, и больше, и ещё столько же проживёт, не почешется! А тут у тебя семья. Семью бросать нельзя!
Домовой, разволновавшись, встал и начал широкими шагами ходить по комнате.
— Мама вот твоя. Разве она не важней Сунь Укуна? Мама тебе бутерброды с колбасой делает, чай в пакетиках заваривает, одевает тебя, следит, чтобы ты зубья свои чистить не забывал, когда болеешь ты — в аптеку бежит, сироп сладкий тебе покупает да поит тебя с ложечки. А её какой-то дурень на джипе обидел. Надо его так наказать, чтобы больше он ничьих мам обижать не смел!
— Надо, — опустив глаза, виновато ответил Егор. — Но ведь мама не разрешила никому за неё заступаться!
— Энто она вам не разрешила! А нам с Аксюткой никакого запрета не было. Она и не узнает ничего.
— Что же, мы опять маму будем обманывать, как бабушку, когда сказали ей, что в комнате в Китай играли? — засомневался Егор. — Обманывать нехорошо. Мне перед бабушкой до сих пор стыдно…
— Да не будешь ты никого обманывать! Ты маленький ещё, чтобы мстю мстить. Мы с рыжей домовихой вдвоём справимся. Так и лучше получится, и незаметней. А ты из окошка посмотришь да посмеёшься.
Капитан Красивый неуверенно кивнул.
— Аксютка, подь сюды! Будем коварные планы строить.
В ту же минуту оба домовых пропали из виду. Единственный, кто играл с Егором в тот вечер, был только говорящий кот. И вся игра заключалась в том, что мальчик тихонечко подходил к холодильнику и по одной таскал рыбу наглому баюну. Голод не тётка, если "Дружбы" нет, то и килька сойдёт, пожалуй…
Утром пошёл сильный снег. Мама Александра Александровна убежала на работу на полчаса раньше, чтобы не опоздать. Она даже толком не поговорила с Егором, только на ходу поцеловала его в щёку, сказав, что в снегопад "весь город стоит", но её директор не считает это уважительной причиной для опоздания. Следом за мамой ушла бабушка — ей как-то неправильно насчитали пенсию в собесе, и она была полна решимости "научить их всех работать". Только папа, наслаждаясь отпуском, заявил, что будет спать до обеда, и спрятался в спальне.
Глаша Красивая, выйдя из своей комнаты, оглядела троицу друзей, кивком головы проводила их на кухню, молча наложив в тарелки овсяную кашу на молоке, которую успела сварить бабушка, и налив до краёв три кружки чая.
— А к чаю что? Конфеты или варенье? — робко напомнил Егорка.
— Ничего, — сухо отрезала сестра. — Много сладкого есть вредно, зубы будут болеть.
— А коту? Что коту? Опять забыли пьйо кота, товайищи! — разнылся говорящий кот Маркс, взад-вперёд бегая по подоконнику.
Глаша, всё ещё вздрагивая от человеческой речи баюна, распахнула холодильник, развернула хрустящую фольгу плавленого сырка и бросила коту в миску.
— "Дьюжба"! "Дьюжба"! "Дьюжба-а"!!!
— В общем так, мелкота, — сказала Глаша. — Меня не доставать, я готовлюсь к экзамену. Делайте что хотите. Идите в свой Китай или ещё куда, но чтобы железку эту проклятую завтра вечером с меня сняли. Это понятно?
— Угу, — хором ответили Егор и домовые.
Довольная собой, Глаша ушла с кухни, на ходу надевая наушники.
— Ну что, — сказал Гаврюша, расправившись с кашей, — пора и нам за дела браться. Интересно, где сейчас мамин обидчик на чёрном джипе…
— Чёйный джип во двойе, товайищ! — мурлыкнул с подоконника довольный наевшийся кот. — Пьйотивный тип в нём сидит, тот самый гад, кто нашу маму объюгал!
— Ага! Тогда времени терять нельзя, нужно прямо сейчас пойти и проучить его!
— А как? — спросила Аксютка. — Мы ж так и не договорились вчера.
— Так я и сегодня не придумал ещё.
Говорящий кот в ту же минуту спрыгнул на кухонный стол, встав на задние лапы.
— Не вьемя язмышьять, товайищи! — прокричал он, грозно шевеля усами и бровями. — Даёшь йеволюцию! Не посьямим отечество! Не дадим обижать маму буйжую на "фойде"! Вся вьясть Кьясивым! Вся "Дьюжба" коту!!!
— Маркс, ты энто, поскромнее бы, Вал Валыча разбудишь…
— Он не Гейцен, его не яъзбудишь, — в запале проорал кот и, выпрямившись, запел: — Наш пайово-оз впейод летит, товайищи! В коммуне остановка-а…
— О-о-о-о! Моя оборона-а-а! — быстро сориентировалась музыкальная Аксютка.
— О-о-о-о-о!!! Моя обойона-а!!! — с восторгом поддержал новую песню картавый Маркс и, соскочив со стола, бросился в прихожую.
— А ты в окошко смотри, что будет, — шепнул Гаврюша Егору и побежал за котом. Визжащая рыжая домовая радостно кинулась следом. — Ну и прикрой нас тут по-братски…
— Мелкий! Вы чего тут шумите опять? — Недовольная Глаша заглянула на кухню и увидела, что Егор, как примерный мальчик, тихо сидит за столом, прихлёбывая чай, и даже не болтает ногами.
— А где эти… дружки твои рецидивисты? — спросила Глаша Красивая.
Егор улыбнулся и пожал плечами. Типа это тайна…
— Ладно. Только не сломайте ничего. И потише тут!
Глава двадцать вторая Месть не всегда подают холодной. Некоторые любят погорячее…
Счастливый чёрный кот вывалился во двор, вопя как полицейская сирена, и целенаправленно побежал к чёрному джипу, проваливаясь в сугробах по самые уши и отплевываясь снегом.
— А мы с тобой коммунистическими традициями не отягчённые, мы по тропинке пойдём. — Гаврюша решительно поймал увлёкшуюся Аксютку за воротник старенькой Егоркиной курточки, из которой мальчик вырос пару лет назад.
Домовые обежали сугробы и низенький заборчик, а потом по расчищенной тропинке добрались до машины примерно в одно время с котом. Кот-революционер запрыгнул на крышу автомобиля, тяжело плюхнувшись пузом и стуча пушистым хвостом в окно.
— Мы на гойе всем буйжуям мийовой пожай яздуем! Пьяучим капиталистов, товайищи! — заорал Маркс и, выпустив крючковатые когти, с громким скрежетом царапнул крышу чёрной машины.
— Это что тут за кошка драная?! — Из машины грозно высунулся депутат.
— Я не кошка! Я кот! — сурово сдвинув белые брови, уточнил Маркс и оставил ещё одну длинную царапину на крыше внедорожника.
— Пшёл вон, скотина… — возмутился мужчина, но лезть к агрессивному животному побоялся.
Если этот зверь способен расцарапать железо, то идти на него с голыми руками, знаете ли, опасно для здоровья. Он открыл багажник и достал щётку с длинной ручкой для чистки стёкол от снега.
— Пошёл отсюда! Жирный мерзавец! Пошёл! — Он стал тыкать щёткой в бока кота, пытаясь согнать его с крыши.
— Сам ты жийный! Сам мейзавец! Буйжуйская мойда! Юсские коты не сдаются! — шипел героический баюн, вцепившись когтями в уже порядком расцарапанную крышу.
— Давай! Спускай ему колёса! — крикнул уменьшившийся до размеров воробья Гаврюша такой же маленькой рыжей Аксютке, снимая колпачок с золотника левого переднего колеса внедорожника.
Пфф… — прошипело колесо, выпуская из себя воздух.
— Какого чёрта?! — изумился депутат, когда машина накренилась на одну сторону.
Пфф… — прошипело второе колесо, и "форд" окончательно осел в сугроб. Его хозяин, плюнув на кота, бросился к открытому багажнику, чтобы достать насос. Но предусмотрительная Аксютка уже выбросила его подальше в какой-то сугроб вместе с колпачками от золотников колёс.
— Вы!!! Вы кто?! — удивлённо кричал мужчина, увидев малюсеньких домовых, весело бегающих вокруг машины. — Мелкие паразиты! Да я вас раздавлю!
Он принялся топать ногами, пытаясь наступить на маленьких человечков, но счастливые Гаврюша и Аксютка только смеялись, уворачиваясь от его ног и легко пролезая под днищем автомобиля.
Пфф… — прошипело третье колесо большой машины.
— Машинка моя… хорошая. — Нервно всхлипнув, мужчина погладил капот чёрного "форда", сел на водительское место, закрыл дверцу, опустил стекло и закурил.
— Неча курить в машине! — крикнул Гаврюша, бросая в салон снежок.
— Курить вредно! — поддержала его Аксютка. — Гаврюшка, жги!
Сигаретный дым опасный, Нарастает серой массой, И чего там в том дыму, аж не видно никому! Может, ведьмы, может, черти В никотинной круговерти Бесятся не глядя. Наслаждайся, дядя!В ту же минуту стёкла сами собой поднялись вверх, закупоривая нехорошего депутата в его же машине. Мужчина было задёргался, пытаясь что-то сказать, но уронил сигарету на пол, и весь салон мгновенно заволокло густым чёрно-коричневым дымом с проблеском оранжевых и зелёных искр.
Возможно, домовые и переборщили слегка с воспитанием грубияна, но серьёзного вреда всё равно принести не успели, поскольку…
— Ага-а! Гаврюшка-дурак и Аксютка бессовестная! — внезапно раздалось из-за самого высокого сугроба, и к машине подбежал Кондратий, придерживая рукой высокий колпак со звёздами. — Они уже и на улице безобразничают! Людям на глаза показываются! Чужое имущество портят! Баюна волшебного в преступную схему втянули-и!
— Приве-ет, дяденька инспектор! — помахала ладошкой домовая, но Кондратий был неумолим.
— Вот я вас… А чего я вас? — Он вдруг осёкся, но вовремя вспомнил нужное слово. — Заарестую! Всех вас заарестую!!!
— Беги, рыжуха, а то посохом вдоль спины получишь, — предупредил опытный Гаврюша, прячась за высоким колесом "форда".
Аксютка со счастливым визгом стала носиться вокруг деда Кондратия, дразнясь и показывая язык.
— Заарестую-ю! Лицензии лишу-у! — потрясая посохом, истерично кричал инспектор. — А как же я вас, окаянных, лицензии лишу, ежели у вас той лицензии и не было никогда?!
— Никак, — признали домовые.
— Никак, — согласился Кондратий. — А чё делать-то теперь?
— Не знаем…
— Ах вы, негодяи безнаказанные! Вот вам, вот!
— Слева он, слева! — с крыши автомобиля кричал кот, направляя домовых. — А тепель спьява, спьява! Вьягу не сдаётся наш го-ойдый "Вайяг"!!! Пъячьтесь, товайищи-и!
Первый удар магического посоха пришёлся в лобовое стекло, разнося его вдребезги! Изнутри повалил дым. Перепуганный депутат, кашляя, как лабораторная крыса на опытах, сидел в своём джипе, не смея даже пикнуть, когда на его машину со всех сторон сыпались удары магического посоха. Искры летели как фейерверк! Рука у старого инспектора магических заведений была всё ещё твёрдой, а вот зрение подводило. Так что, понятное дело, львиная доля ударов приходилась не на шустрых домовых, а на безответный джип, который уже неслабо походил на кучу чёрного пластилина.
Машина маминого обидчика со спущенными колёсами, исцарапанная котом и избитая волшебным посохом неуклюжего Кондратия, с вмятиной на крыше от тяжёлых прыжков Маркса, залепленными снегом окнами претендовала на серьёзный ремонт, так что у её хозяина теперь вряд ли будет время и желание обзывать проходящих мимо соседок…
— Бежим отседова! — неосторожно крикнул Гаврюша, вытаскивая соучастницу разбоя из-под магической зелёной молнии. — Энтот пенсионер не успокоится! Пора от него в Китай ноги уносить!
— В Кита-ай?! — завопил старый инспектор магической школы, оттопыривая волосатое ухо, более похожее на варёный чебурек. — Без загранпаспорта?! Без прививок?! Без моего разрешения?!
Он замахнулся на Аксютку, но девочка, взвизгнув, увернулась, и посох до половины утонул в сугробе. Домовые и кот забежали в подъезд. Старик Кондратий ещё пару минут тяжело выравнивал дыхание, а потом постучал согнутым пальцем в окошко джипа:
— Гражданин, до Китая не подбросите? Я заплачу, у меня сто рублей есть, кажется. И кстати, подскажите, а чё мне вдруг в том Китае надо? Ась?! Не слышу, граждани-и-ин…
Депутат понял, что теперь ему вообще кранты, и предпочёл на полчасика потерять сознание.
— Заперто! — сообщила рыжая домовая. — Давай проходи насквозь да отпирай.
— Ага, у меня все силы магические вышли, пока от дурня старого бегали. — Гаврюша дважды пнул дверь квартиры Красивых ногой, но она не поддавалась. — Егорка-а! Открывай давай! В Китай идти пора!
— Время не ждёт! — поддакнула Аксютка.
— Да не, время-то как раз ждёт, а вот Царь Обезьян ждать не любит! Открывай уже! Егорка-а!
Но дверь открыл заспанный папа.
— Вы что, гулять бегали? — спросил он, широко зевая и потирая кулаками глаза. — Смотрите, не потеряйтесь…
Вал Валыч ещё раз зевнул и отправился досыпать в свою комнату. Егорка Красивый виновато выглянул из-за угла.
— Мама и бабушка даже знакомым не разрешают дверь открывать, потому что я ещё маленький, а вокруг полно злых людей, которые только и мечтают маленьких детей обмануть и утащить.
— Ну энто вообще-то правильно, — подумав, решил Гаврюша. — Многие злодеи именно так и поступают.
— Ага, людоеды всякие там… — начала вспоминать Аксютка.
— Да ты энтими европейскими людоедами голову мальчонке не забивай, — отмахнулся от неё домовой. — Про свою нечисть думать надо. Вот Баба-яга наша как раз так и промышляет, когда её злобой накрывает — за волосы детей хватает, бросает в ступу и уносит к себе в избушку на курьих ножках, чтоб в печке зажарить. А как отпустит её приступ злобы, так вполне себе милейшая женщина становится, вегетарианка, пирожки с грибами печёт, добрым молодцам путь указывает. Сложная натура…
Гаврюша задумался о чём-то своём, но за дверью уже слышались шаги и ругань Кондратия, поднимающегося по лестнице.
— Ой, что сейчас буде-ет… — протянула Аксютка.
— Собирайся давай! Ноги в тапки, и в Китай идём прятаться! До обеда вернёмся! — коротко скомандовал Гаврюша, бросая мальчику в руки тапки с корабликами.
— Товайищи! Вы пйо меня забыли! — пискляво раздалось из-за двери.
— Ой, ещё и кошак ваш там! — опомнилась Аксютка.
— Значит, и его придётся в Китай вести, а не то Кондрашка бабушку нашу без мурлыки оставит, заарестует его из мести и лешим сдаст!
— Бабушке без кота никак нельзя! — заволновался Егорка. — У неё давление поднимется.
— Не боись! Не дадим баюна в обиду! Пошли уже…
Глава двадцать третья Если нашкодил дома, беги в Китай!
На чердаке было, как всегда, холодно. Егорка поёжился, покрепче прижимая к себе тёплого пушистого кота. Гаврюша почему-то очень долго возился с маленькой дверкой.
— Примёрзла, проклятая, не открывается! — ворчал маленький домовой, дёргая за ручку. Такие же маленькие Егор и Аксютка неуверенно топтались рядом.
— Ага!!! Вот вы где! От меня не уйдёшь! — злорадно кряхтел Кондратий, неумолимо поднимающийся на чердак. — Ребёнка в свои игры втянули? Мальчонку по сказочным мирам тягаете?! Энто запрещено! А почему? Забыл. А о каком ребёнке речь-то, ась?
В эту секунду маленькая дверка поддалась и открылась.
— Все за мной! — крикнул Гаврюша, за шиворот забрасывая Егора в дверной проход.
— А-а! Вспомнил! Вспомнил, почему нельзя! Глупостями ребёнку голову забивать нельзя! Никто ему ж не поверит, что он в сказке был! По врачам затаскают! А врачи — у-у-у! — страшно прогудел он, потрясая посохом. — Врачи грачи! Таблетки пропишут, в рубаху белую оденут, а рукава за спиной на бантик завяжут! Зачем? Не помню… но было же со мной такое?!
Весёлая штука память вновь на минуточку покинула ретивого магического инспектора. Впрочем, он не стал терять времени и, не дожидаясь возвращения шалуньи, протиснул ногу в остроносом башмаке в зазор между косяком и закрывающейся дверкой…
— У-у! Гаврюшка — дурак! Ногу прищемил! Больно! Нарушитель окаянный! Я на тебя в суд подам за сопротивление при аресте!!! Тока вспомню, чё ж такое арест, и враз подам…
Домовой изо всех сил пытался захлопнуть волшебную дверку, но пожилой инспектор, уменьшающийся на ходу, не сдавался. Оставалось идти на хитрость…
— Рассосались вправо, влево, — скомандовал домовой, и Аксютка с Егором послушно отшагнули в стороны.
Гаврюша поднажал и вдруг резко отступил, подставляя старому Кондратию подножку. Владелец волшебного посоха и островерхого колпака кубарем вылетел в зелёную траву и, пропахав носом борозду до чернозёма, замер, гулко стукнувшись лбом о большущий валун. Всё…
— Уходим!
— А как же дедушка Кондратий, он не умер? — испугался мальчик, по-прежнему держащий на плече тяжеленного кота. Соучастие в убийстве магического инспектора не входило в планы будущего капитана пиратского корабля.
— Не глупи, Егорка. — Кряхтя от напряжения, Гаврюша перевернул инспектора и приложил ухо к его груди. — Жив-здоров, отдыхает просто! Когда стариков разум покидает, так порою сила их столь велика становится, что даже русских богатырей могут раскидать по углам, как спички, а сами потом по потолку до окна добежать, а потом в то же окно и выйти! Не будем мы старика провоцировать, чтобы он рядом с волшебной дверкой нам ещё и волшебное окно в Китай прорубил!
— Точно не умер?
— Да вот тебе честное слово! И Маркса отпусти уже, что ли?!
— Ох, побежали отсюда, — фыркнула Аксютка, первой резво припуская вперёд.
Мальчик с котом и домовым не сговариваясь кинулись её догонять. Гаврюша возвращал себе лидерство в компании, баюн был рад возможности поразмять лапы, а Егор уже слишком хорошо знал, на что способна его подружка-хулиганка. Оставлять её в Древнем Китае одну было просто опасно для… самого Китая, разумеется!
Они дружно бежали по мягкой травке, под высоким и синим небом. Краски казались такими флуоресцентно-насыщенными, как у дешёвых китайских игрушек в магазинах "Всё по 50". Под розовыми облаками проплывал белый дракон, и след его в небе очень напоминал след от реактивного самолёта, который Егорка сам пару раз наблюдал над Москвой во время парада.
— Фыр-фыр! Фыр-фыр! — неожиданно раздалось слева, и из-за больших кустов показались аккуратные, почти мультяшные лисьи мордочки.
Наши герои на минуточку остановились.
— Вы кто, фыр-фыр, вы откуда? — защебетала одна из лисичек.
— Фыр-фыр, это кто, с таким пушистым хвостом? Фыр-фыр, это же кот, кот с белыми бровями! Ха-ха, кот с белыми бровями, хи-хи! — рассмеялась вторая.
— О! Так энто китайские лисицы! — хмыкнул Гаврюша, объясняя очевидное. — Говорливые да ласковые! Привет, лисички-сестрички!
— Привет-привет, крестьянин с мизинчик! Ха-ха! — захохотали лисички.
— Чего это я с мизинчик?! — надулся домовой. — Ща я как вырасту!
Он щёлкнул пальцами и принял свой обычный размер.
— Всё равно маленький! Маленький крестьянин, на один укус, на один зубок, ха-ха! — продолжали издеваться рыжие нахалки, повалившись на траву и дрыгая чёрными лапками.
— Чё эт они? — озадаченно спросила Аксютка.
— Китайцы… — многозначительно ответил Гаврюша, рукой приподнимая отвисшую челюсть Егора Красивого, совершенно не понимающего, что тут вообще происходит.
— Ага!!! Попались! Списали Кондратия в утиль?!
Наши герои страдальчески обернулись, похоже, удрать от магического инспектора действительно не так уж и просто.
— Вот я вас!!! Вот я вам!!! А чего я вам? И где это я? — внезапно задумался он, осторожно почёсывая большущую шишку на лбу.
— Ха-ха! Хи-хи! Фыр-фыр-фыр!
— Ой… лисички… с хвостиками… — умилился инспектор, внезапно засмущавшись до красноты щёк. Он поправил высокий колпак и даже отряхнул пыльную мантию. — А я вот тут, знаете ли… нарушителей ловлю…
— Вот этих? — уточнила одна из лисиц, указав изящной лапкой на четверых друзей. — Хи-хи! Ха-ха!
— Ага, — подтвердил Кондратий и неуверенно добавил: — Хе-хе…
— Хе-хе! — подхватили лисички. — Хи-хи! Чиновник в шляпе! Мудрец! Ха-ха! Фыр-фыр-фыр!
— Хто? Я?! — не сразу понял пожилой инспектор. — А что ж, вообще-то да! Я мудрец! Я о-го-го!!! А ну их, энтих нарушителей! Тьфу на тебя, Гаврюшка-дурак! Аксютка-хулиганка, тьфу на тебя три раза! Пойдёмте со мной, лисички!
— Ха-ха! Догони!
Китайские лисы синхронно подмигнули ему и, взмахнув роскошными хвостами, скрылись в высокой траве.
— Найду! Догоню! Лисички-и! Где вы? А-у-у! — возопил счастливый Кондратий, задрал мантию до колен и упрыгал по зелёному полю, так что над травой остался виден только треугольный колпак со звёздами.
Гаврюша, Егор и Аксютка молча глядели ему вслед. Кот-баюн задумчиво зевнул во всю пасть, озадаченно шевеля белыми бровями.
— М-да… ну что тут скажешь… — пожимая плечами, невнятно прокомментировал происходящее домовой. — Сейчас я вернусь, дверку волшебную по-быстрому закрою, а то зимы надует…
— Девоч-чка… — раздалось из-за случайного камня уже знакомое шипение. — Хорош-шая, неж-жная, вкусная! Я тебя скуш-шаю!
Ша Сэнь, обнажив острые зубы, бросился на Аксютку. Девочка взвизгнула и почти успела увернуться, безумный демон-людоед только порвал ей рукав кофточки.
— Ты?! Кофту мою порвал!!! — До слёз обиженная домовая развернулась и со всех сил врезала локтем по острым зубам.
Раздался загадочный треск. Демон задумался, удивлённо завис, глядя перед собой, а потом выплюнул в траву добрую половину своих зубов.
— Ы-ы!!! — испуганно и возмущённо сообщил он окружающим.
— Ух ты! — удивился Егорка.
— Ну ничего себе удар! — поддержал его вернувшийся Гаврюша.
— Мяу, — на всякий случай сказал Маркс.
— А чё он?! — попыталась оправдаться девочка. — Достал уже! Вообще!
— Ша Сэнь, вам очень больно? — участливо спросил Егорка.
— Аха-а!!! — ответил тот, пустив крокодилову слезу и шмыгнув носом.
— А… а чего ты сюда вообще приковылял, рыбина сутулая?! — Гаврюша, решив, что лучшая защита это нападение, начал с наезда.
— Э-э-э… ы… — промычал Ша Сэнь, потом развернулся, прополз к ближайшему водоёму, сделал большой глоток и, прополоскав беззубую пасть, сплюнул в кусты. Кусты зашипели, моментально опадая коричневыми скрюченными листьями от слюны демона.
— Мя Укун пилсал, стобы я вас на садион вёз, а вы длатьса…
— Ну вот и вёз бы на стадион, как Сунь Укун сказал! Чего нашу девочку зубьями своими хватать?!
— Кусать хотса… — всхлипнул демон. — Целовецинки свезей…
— Облезешь! — храбро заявила Аксютка. — У-у, злыдень чешуйчатый…
— Ы-ы…
— Неча после драки мычать, сам виноват. Давай вези нас, — решил Гаврюша и деловито засуетился, рассаживая всех на длинной спине демона.
— Ы-ы, не повызу-у… я быз зубофф… я некасифы-ый…
— Ох ты, скока проблем с их китайскими закидонами… — вздохнул домовой, задумался, наморщил лоб и выразительно прочёл:
Белая ты рыбина, шерстяная няшка, Покатай нас по полю, длинная коняшка! Никого не слушай зря, ты такой красивый, С завитою гривою, словно мерин сивый! Совершай не злые, а добрые поступки, Так, глядишь, и вырастут коренные зубки…— Ты гофоишь стланными стихами, мастел Гаф Лил, — завистливо всхлипнул демон. — У нас так не пишут, но тфои слова соглели мне селдце. Я пофезу фас…
— Это чё? Заклинание было, что ли? — тихо уточнила любопытная Аксютка.
— Не, — отмахнулся Гаврюша. — Просто доброе слово и кошке приятно. Ну, поехали уже!
Маркс, конечно, фырчал, что потеряет голову от рыбного запаха, но тем не менее цепко держался когтями. А остальные на Ша Сэне уже катались, так что устроились, привычно держась друг за друга, как в танце "летка-енка".
— Поехали-и-и!
Впрочем, ехали они не очень долго, беззубый людоед не был настроен на длительную прогулку. Он всю дорогу то и дело чавкал беззубыми челюстями и обиженно мычал.
— Это коммунистический Китай, товайищ? — уточнил Маркс, пригревшись между Гаврюшей и Егором.
— Китай, он самый, — подтвердил домовой, опуская все вопросы политики.
— Коммунизм?! Пьолетаии всех стйан, соединяйтесь!!!
— Нет, товайищ! — не сдержавшись, передразнил его Гаврюша. — Никакого коммунизма и никаких пролетариев тут покудова нет. Они ещё и слов-то таких не знают. У них тут крестьяне, чиновники, вельможи и Нефритовый император с нефритовым жезлом, нефритовой табличкой, нефритовой печатью и нефритовым лбом! Ну ещё до кучи всяческие демоны, Царь Обезьян, драконы и олимпийские игры.
— Буйжуазия!!! Цаизм!!! — возмутился кот-коммунист. — Долой монайхию! Долой йабство!!!
— Всё будет веков через десять. Извиняй, ты опередил своё время, — обернувшись, объяснила Аксютка, на ходу потуже переплетая растрепавшиеся косички.
— Как жить, товаищи?!
— Жизнь боль, — поддержал Гаврюша, успокаивающе почесав его между ушей.
Егорка ничего не понял, но тоже старательно погладил бабушкиного любимца. Баюн расслабился и замурлыкал…
Глава двадцать четвёртая Знаете, кого едят в Китае? Вы удивитесь!
У ворот стадиона развернулись торговые ряды. Разноцветные палатки, лавки, просто китайские бабушки со складными табуреточками и самыми разными сувенирами.
— Гаврюша, а что там продают? — Любопытный Егорка вытянул шею.
— А я почём знаю? Сейчас увидим. Тпру, рыбина! Тут нас высади и отползай подальше, букашек дёснами шамкать.
— Ы-ы… — Раздавленный горем беззубый Ша Сэнь, укоризненно промычав что-то невнятное, лёг белым брюхом в пыль, ссаживая с себя пассажиров.
Все привычно спрыгнули, кроме разомлевшего кота. Он тяжело плюхнулся на задницу и откатился в кусты. Судя по гнусавому воплю Маркса, кусты были колючие.
— Спасибо, Ша Сэнь, — вежливо поблагодарил его мальчик. — А насчёт зубов не расстраивайся так. Бабушке виниры с Алиэкспресса подарили, а они ей не нужны, у неё все зубы хорошие. Я тебе в следующий раз эти виниры принесу. Они на присосках, в рекламе показывают, что это очень удобно.
— Ы-ы?! — удивился белый демон.
Капитан Красивый кивнул и, протянув руку, уверенно погладил демона по белой шерсти на лбу. Округлив водянистые глаза, Ша Сэнь уполз в тень деревьев и свернулся калачиком, напоминая подтаявший мартовский сугроб. Ему было трудно поверить в такое великодушие. Но вдруг ученик Духа Дома уже познал Будду? Тогда его тем более нельзя есть, хоть и хочется…
— Чё ты с ним разговариваешь? — проворчал Гаврюша. — Гладишь его ещё. Вдруг он блохастый или бешеный? Лечиться ещё потом…
— Он не блохастый. И не бешеный, — возразил Егор. — И вообще никакой он не плохой, на самом деле он даже добрый. Он же не виноват, что он людоед…
— Не виноват он… А кто ему виноват? Столько раз тебя сожрать хотел, Аксютку вон за рукав цапнул, а ты ему новые зубья обещаешь.
— Ага-ага! Видишь, какая дырка? — согласно закивала рыжая домовая, показывая разорванный рукав.
— Ой, русская лавка! А у них есть петушки на палочке? — ловко перевёл разговор мальчик, бегом бросаясь к палатке, раскрашенной хохломской росписью.
Бородатый домовой оценил детскую хитрость друга и, запустив руку в карман штанов, выудил оттуда круглые монетки с квадратной дыркой посередине. Продавец улыбнулся и протянул Аксютке с Егором по петушку.
— Я пока не буду, — сказал Егор. — Мне бабушка не разрешает сладкое до ужина.
— А я буду, мне она не запрещает! — Аксютка схватила обе конфеты и запасливо спрятала их в рюкзак.
— Так, вы куда… куда бежите, товайищи?! — жалобно промяукал говорящий кот. — Я за вашей йезвостью не успеваю, у меня лапки-и!
— Так ты далеко не отходи, хвостатый, — предупредил его Гаврюша. — Энто волшебный Китай, тут много желающих твоей тушкой перекусить, а из шкурки шапку сделать!
— Кошмай, йазве так можно с йоссийскими туйистами?!
— А это что за штука такая?
Егорка показал пальцем на соседнюю лавочку, в которой на специальных металлических цилиндрах крутились плоские колечки из теста, присыпанные сахаром и корицей.
— Тыр… тр-дель-ник, — по слогам прочитал он слово, написанное на деревянной табличке на нескольких языках, в том числе и на русском. — Гаврюша, это что?
— А вот энто я не знаю. Если по запаху судить, вкуснятина какая-то чешская. — Он недоверчиво покосился на продавца. — Чё, не потравишь нас своими булками?
Продавец отрицательно замотал головой, снимая три горячих сладких колечка и протягивая друзьям. В обмен на китайские монетки, разумеется.
— Вкуснота! — Счастливая Аксютка захрустела сладкой выпечкой, вытирая липкие пальцы о порванную кофточку. — А давайте ещё тут походим? Может, тут ещё что-нибудь интересненькое есть?
— Да тут полно всего, а вот денег в моём кармане не прибавляется, — напомнил ворчливый домовой.
— А где же "Дьюжба", товайищ?
— Нет тут "Дружбы". Не знаю я, чем тебя в энтом мире накормить можно. Беги вон к озерцу, рыбки себе налови.
Возмущённый до глубины души кот, схватившись лапкой за сердце, сокрушённо простонал и, гордо задрав хвост, пошёл впереди троицы, всем видом показывая, что жутко обиделся.
— Сыроед он у нас, — объяснил Гаврюша Аксютке. — Только не тот сыроед, который одну сырую морковку грызёт да яблоками закусывает, а потом ходит тощий да больной. Баюны — коты умные, с образованием. Он сыроед, потому как сыр ест! "Дружба" называется, чтобы не похудеть и чтоб шёрстка блестела.
— Вообще-то я в курсе, — пожала плечами рыжая домовая.
— А папа ему сырок "Янтарь" приносил, — вспомнил Егорка. — Он так недовольно мяукал, а потом всё равно съел.
— Конечно, одной советской "Дружбой" сыт не будешь. Однако же чем его тут кормить?.. Есть ли в Китае какой-нибудь сыр?
— А надо у Сунь Укуна спросить! — предложил Егор.
— Спросите! Спросите у меня! Я Прекрасный Сунь Укун!
Из-за ближайшей палатки выпрыгнул Царь Обезьян, сверкая безумными глазами, хихикая и прыгая выше головы. Он был нервным, весёлым и лохматым, грыз грязные ногти и вытирал руки о серые штаны. Небо заволакивало небольшой тёмной тучей. Где-то прогремел гром…
— Что вы хотели спросить? Я знаю всё! Я — Сунь Укун!
— Да вот, животину с собой мохнатую приволокли, — небрежно сказал домовой, указывая на баюна. — Кот называется. А чем кормить её тут, не знаем.
— О-о! — Округлив глаза, Царь Обезьян резко наклонился и, схватив кота за шкирку, поднял его высоко над землёй в вытянутой руке. — А зачем его кормить? Он и так жирный! Его уже самого пора есть! Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!
Он довольно оскалился и облизнул клыки. Маркс закатил глаза, сделав вид, что потерял сознание от шока и несправедливости китайского товарища.
— Эй, Прекрасный Сунь Укун, ты чего это? — сдвинул брови озадаченный Гаврюша.
— Да, ты чё эт, с дуба рухнул — кисулю нашего есть? — согласилась рыжая домовая. — И чего вы тут постоянно всех съесть хотите? Лошадка ваша мохнатая вон мне как кофту порвала!
— Нельзя Маркса есть! — Егорка также храбро шагнул вперёд. — Он умный кот, говорящий, с образованием, он мою бабушку от давления лечит!
Мальчик схватил кота за лапы и потянул на себя. Но Царь Обезьян не желал уступать.
— Егор Ка, ты неразумно играешь со стихией, о ученик Духа Дома! Я — Сунь Укун, Прекрасный Царь Обезьян, Великий Мудрец Равный Небу. Я был рождён на вулкане из Небесного Камня. Я много лет правил своим народом на Горе Цветов и Плодов. Я уже дважды насытился персиками бессмертия, я устроил переполох в небесном дворце Нефритового императора, и я зажёг великий огонь из малого на Великих играх Поднебесной! И после этого ты смеешь говорить мне, о Егор Ка, что я не могу съесть этого жирного мао?!
— Эт чё, кошка по-вашему, что ли? — влезла с вопросом Аксютка.
Сунь Укун отвлёкся.
— Да. Домашняя. Этот кот домашний? Значит, мао. Был бы дикий, назывался бы "ли". Не отвлекай меня, грубая гостья. — Он снова потянул кота на себя, но Егор изо всех сил держал Маркса за задние лапы в белых "носочках".
— Что пйоисходит, товайищи?! — наконец возопил перепуганный баюн, резко придя в себя. — Помогите-е, гйяждане-е! Коммуниста бьют!
— Я демон! Я не съел тебя, мастер Гав Рил, потому что уважаю твою силу и мудрость. Я не съел твоего ученика и не позволил брату Ша Сэню съесть его, а ведь он был очень, очень голоден! Я не съел даже эту девочку с волосами цвета мандариновой кожуры, сморщившейся и засохшей на солнце. Даже когда она больно пнула меня под колено, я не съел ни её, ни вас! — хищно напомнил Сунь Укун. — Но этот мао, это бесполезное животное, орущее противным голосом так, что я теряю свой острый слух, — его я съем! Потому что я голоден! Я демон! Я Сунь Укун!!!
— А давай! Ешь! — Гаврюша сорвал с рыжей головы шапку и бросил в придорожную пыль. — Ешь его, мохнатого, и хвостом занюхай! Чего же! Не подавись, Царь Обезьян, приятного тебе аппетита! Кот-то у нас и жирный, и питательный! Наешься до отвала.
Обезумевший Маркс круглыми от возмущения глазами озирался по сторонам и орал по-кошачьи, потеряв дар человеческой речи. К месту скандала начал потихоньку стекаться народ.
— А только мы тогда разобидимся и прямо сейчас уйдём, — продолжал домовой, переходя на крик. — Играйте без нас в свои игры, вы всё равно всё по-своему сделали! А мы пойдём отседова вон! В снежную Москву! В зимушку-зиму русскую, в цивилизацию от тебя уйдём! Пошли! Чего встали?!
Он набросился на обалдевших Егора и Аксютку и стал толкать их в плечи, заставляя куда-то идти, но так и не сказав куда.
— Давай! Вкусный кот! Ешь его без соли или с солью! Хочешь хоть в соевом соусе замаринуй, хуже не будет! Только мы уйдём! Не будет нас тут больше! И обруч свой драгоценный ты назад не получишь! Никогда! Вот!
Царь Обезьян внезапно замер, пытаясь осознать услышанное.
— Чё застыл?! Чё кота не ешь?! Не получишь ты обруч! Никто ради тебя сюда бегать не будет! Отведём девицу к врачам, усыпят они её наркозом медицинским, распилят твой обруч на кусочки и на помойку выбросят, и лоб ей йодом помажут, чтоб не болел. — Гаврюша выдохнул и уже спокойно завершил: — А вот ты совсем озвереешь, оскотинишься, будешь по деревьям прыгать, на хвосте висеть и чесаться в неприличных местах. Обезьяна! Тьфу! Отдавай кота-а-а!
Он резко выхватил Маркса из рук Сунь Укуна и, развернувшись, зашагал дальше вдоль торговых рядов. Изумлённые Егор и Аксютка посеменили следом. Царь обезьян так и стоял столбом…
— Так, что тут у вас? — Гаврюша остановился напротив очередной лавки. — Ага. Чурчхела, пастила, специи. Грузин, что ль?
Домовой грозно посмотрел на не менее грозного продавца, который ничуть его не испугался.
— Ну грузын, вах!
— Налей-ка нам тархуну. На все. — Он выудил из кармана последние монетки и бросил на прилавок. Спасённый кот прижался к нему, утирая лапкой слёзы благодарности. — Да не трясись ты, и без того тебя таскать тяжело. Раскормила тебя Светлана Васильевна. На диету пора садиться. Вот тут и будешь голодать. Разгрузочный день, и никакой "Дружбы".
Он сбросил кота на землю и потянулся за прохладным стаканчиком лимонада, по стенкам которого стекали капельки конденсата.
— Ты шляпу свою потерял, мастер Гав Рил, Дух Дома…
Глава двадцать пятая Полный репортаж с Китайских олимпийских игр
Позади Егора и Аксютки, опустив голову, тихо стоял Сунь Укун, держа в руках старую, местами облезшую ушанку домового.
— Себе оставь, — беззлобно отозвался Гаврюша, однако, сделав несколько шагов, всё-таки забрал шапку из рук мифического героя и надел себе на голову, поудобнее натянув на уши. — Тархун будешь? — Он протянул Сунь Укуну недопитый стакан лимонада.
— А что это за зелье? — Любопытный Царь Обезьян принюхался к зелёному напитку.
— Газировка вкусная да сладкая. Вон, видишь, детишки, то есть ученики мои, свои порции уже выдули. Так что и ты не отравишься. Пользы в ней никакой, зато сахара много. Может, подобреешь от сладенького.
Сунь Укун нерешительно сделал глоток тархуна.
— Хи-хи-хи! Так это же нектар! Сладкий цветочный нектар с Горы Цветов и Плодов! Да, это волшебная вода! И не опьяняет, не допинг! Такую можно пить, полезная вода! Какой волшебник её делает?
— Вах, да вся Грузия дэлает, дарагой! — тут же вмешался черноволосый продавец с огромным носом.
— Эй, иноземный торговец! А ну налей мне и моим друзьям ещё своего волшебного зелья, зелёного, как сочная трава, и сладкого, как нектар цветов моей благословенной земли!
— Гаврюша, он что, ни разу лимонада не пробовал? — шёпотом спросил Егор.
— Откуда? Это же Древний Китай! Тут про лимонады ещё не знают. Вообще-то газировку европейские учёные только в восемнадцатом веке изобрели, так что откуль она у энтого грузина, мне неведомо. Должно быть, из современного мира сюда торговать пролез, грузины, они такие…
Бородатый домовой с мальчиком, покосившись на счастливого Царя Обезьян, большими глотками пьющего второй стакан тархуна, решительно отдали ему свои стаканы с напитком.
— А я не дам, — упёрлась рыжая хулиганка. — Ему столько сладкого вредно!
Аксютка на всякий случай отошла в сторонку, отвернулась и быстро выпила лимонад.
— Ну чё, мы на стадион-то пойдём? — обернувшись, спросила она и вытерла рукавом влажные зелёные "усы" вокруг рта.
— Пойдём! Пойдём! Я бегать там должен! — вспомнил Сунь Укун и решительно запрыгал в сторону стадиона.
Егор и домовые еле успевали бежать за ним следом. Маркс сначала поискал взглядом по сторонам, куда бы и где спрятаться под прилавком у грузина, но, подумав, махнул на всё хвостом и засеменил за остальными.
Стадион уже был заполнен и шумел на разных языках. Вдоль трибун всё так же раскатывала печка, предлагая всем свой товар.
— Пирожки! Сладкие, мясные, рыбные, постные! Расстегаи с курятиной! Кулебяки с грибами! Пышки сахарные! — надрывалась печка, стараясь перекричать музыку.
— Йасстегаи с куйятиной, пожалуй, подойдут взамен "Дьюжбы", товайищ! — громким шёпотом сообщил домовому кот, уже оправившийся от стресса и уверенно шагающий рядом.
— Ой! Да неужто баюн?! — заулыбалась печка, заметив говорящего кота. — Давно я баюнов не встречала! Киса-киса, кис-кис-кис! Получай свои расстегаи!
Она выдвинула целый лоток, наполненный расстегаями, и кот довольно мурлыкнул.
— Да куды ж ему столько?! — в голос взмолился Гаврюша. — Да и нет у нас ни денег таких, ни времени ждать, пока он от пуза твоей выпечкой наестся! Смилуйся, печка-матушка!
— А вы оставляйте его тут! Пусть помурчит мне котик, сказки порассказывает, песенки попоёт, на тёплой лежанке погреется.
Разумное предложение, переглянувшись, поняли все.
Довольный кот сам запрыгнул на печку, мигом свернувшись калачиком на лежанке.
— А разве тебе, Маркс, не интересно олимпиаду посмотреть? — снизу спросил Егор.
— А чего я в этих спойтивных игйях не видел? Спойт не для меня! — решительно заключил баюн. — Йасстегаи с куйятиной и тёплая лежанка — вот моё пйизвание! А олимпиаду я потом по телевизойю посмотйю.
Улыбчивые китайские девушки продавали бумажные кульки с жареными кузнечиками и жареным рисом, который нужно было есть палочками. Вместо жёлтых хризантем на этот раз всем гостям дарили розовые орхидеи, по одной штучке каждому. Поэтому сегодня трибуны приятно пахли цветами и хрустели жареными кузнечиками. Егор и оба домовых быстро заняли свои места, отпустив Царя Обезьян готовиться к соревнованиям. По крайней мере, он был уверен, что участвует!
Император и монах к этому времени уже были на своих местах. Чуть позже, под восторженный вздох замолкшего стадиона, к ним присоединилась прекрасная юная китаянка в дорогих белых одеждах, со сложной причёской. Её бледное лицо и тонкие кисти рук, выглядывающие из-под длинных рукавов платья, сияли так сильно, как будто излучали свет.
— Ух ты-ы! — присвистнув, сказала Аксютка. — Спросить бы, каким кремом она пользуется?
— А кто это? Наверное, сама Нефритовая императрица? — спросил Егор домового.
— Не, дружище, — дожевав пирожок с капустой, ответил Гаврюша. — Энто та самая богиня Гуаньинь и есть, которая Сунь Укуну обруч на лохматую голову водрузить умудрилась. Не своими нежными ручками, конечно, но идея была именно её. Вот у неё-то мы сегодня и спросим, как же нам обруч тот снять!
Егорка радостно разулыбался и уже практически был готов лезть через все трибуны к великой богине только ради спасения своей старшей сестрёнки от головной боли. Но, конечно, он понимал, что так себя вести нельзя. Да и Гаврюша на всякий случай сжал его руку, типа, сиди, парень, не рыпайся! Невежливо прямо так, без приглашения к самой богине лезть, Китай — страна традиций, тут нахрапом нельзя, только испортишь всё…
Меж тем распорядитель-визирь объявил о начале второго дня соревнований. На этот раз Китайские олимпийские игры должны были начинаться с бега. От германских земель был выдвинут высокий, длинноногий спортсмен с большущими гирями, привязанными к каждой лодыжке.
От Востока присутствовал тот самый мальчик в несоразмерной красной чалме и большущих туфлях с загнутыми носами. Ещё был какой-то изящный спортсмен из Греции и двое низеньких, но очень волосатых грузин в большущих кепках. Обычно кавказские страны славятся борцами, но эти двое почему-то представились как бегуны.
От Китая на дорожку встал Царь Обезьян. Егорка почему-то думал, что тот будет участвовать в прыжках в высоту, где ему действительно не было равных. Но Сунь Укун спешил отметиться везде.
По сигналу все дружно бросились вперёд с такой нереальной скоростью, что, казалось, слились в одну туманную линию. По китайским правилам гармонии нужно было пробежать четыре круга, строго по квадрату. Не спрашивайте, как это и где логика. Это Китай! У них всё по-своему, и мнение чужестранцев их не волнует от слова "абсолютно"…
Грузины безбожно отстали на первом же круглом квадрате. Суетливый грек сдулся на втором. Длинноногий немец, отвязавший от ног гири, нарушил правила на третьем квадратном круге, он начал срезать углы и был сразу же дисквалифицирован красным драконом. Как вы помните, каждый угол стадиона охранялся своим драконом, в плане дисциплины и соблюдения правил китайцы были неумолимы. Немец обгорел так, что вернулся в раздевалку практически голым, в лохмотьях догорающей спортивной одежды и хлопьях чёрной сажи…
На последних минутах борьба разгорелась лишь между Царём Обезьян и Маленьким Муком. Последний явно был резвее и маневреннее, но Сунь Укун умудрился длинным хвостом подсечь его буквально на финишной черте, первым заканчивая соревнования. Трибуны ревели от восторга!
Пока рыдающего малыша уносили врачи, в императорской ложе шёл шумный, но короткий спор о победителе. По факту, конечно, им был Сунь Укун, но одержал ли он чистую победу? Все прекрасно понимали, что он слукавил и повёл себя не по-спортивному. Однако с другой стороны, ведь Царь Обезьян пёкся не о личной славе, а о победах всего Китая! Как тут быть?
— Прекрасный Сунь Укун, Мудрец Равный Небу, должен пройти обследование на допинг, — неожиданно объявил визирь.
Хотя какой там допинг, если он просто сбил Маленького Мука хвостом, откинув несчастного малыша шагов на десять назад — возмущался народ на трибунах. Кое-где из-за этого даже начали драться…
— Дыхни! — потребовал распорядитель.
— Легко! — согласился герой народных легенд, распахнув пасть, полную белоснежных зубов, и дыхнул.
Примерно полчаса помощники приводили в чувство распорядителя. Только после приёма даосской пилюли вечной жизни он пришёл в себя, объявив:
— Победа в соревнованиях по бегу присуждается Маленькому Муку! В организме Царя Обезьян отмечен явный переизбыток сахара!
— Я ж говорила, ему столько нельзя, — меланхолично буркнула Аксютка, прожигая взглядом понуривших головы друзей. Получается, что в проигрыше виноват тот самый зелёный тархун, которым они же щедро напоили Сунь Укуна.
— Хи-хи-хи! — Ни капли не огорчившись, Царь Обезьян винтом взвился в небо, исчезая где-то в кучевых облаках.
Гаврюша лишь покачал головой так, словно это был очень нехороший признак.
Потом ещё были соревнования по метанию молота, но мальчик смотрел их вполглаза. Из шести претендентов оставались наш Илья Иванович и скандинавский Тор. Русский богатырь метнул свою булаву над головой так, что на стадионе минут пять ждали, пока она упадёт на землю обратно, но Тор конечно же был круче. В этом виде спорта с ним никто не мог конкурировать!
Он закинул свой молот столь ловко, что тот, пролетая по кругу, задел хвосты всех четырёх драконов, потом вертикально взмыл вверх, выписывая фигуры высшего пилотажа, и наконец, под восторженный рёв толпы аккуратнейшим образом лёг у ног Нефритового императора. Тот улыбнулся, после чего визирь однозначно объявил скандинава победителем!
Глава двадцать шестая Прекрасный или опасный Царь Обезьян?!
— Ну и дела… — задумчиво протянул Гаврюша, пока трибуны неистовствовали от переизбытка эмоций. — Выходит, энто мы с вами так Сунь Укуна подставили, мы ж его тархуном угостили!
— Тока не мы, а вы двое, — лопая жареный рис из большого бумажного кулька, согласилась Аксютка. — Неудобно получилось…
— А вот когда у нас в России футбольный чемпионат был, — вдруг вспомнил Егор, — мне папа говорил, что сахар допингом не считается, что можно хоть целую сахарницу большой ложкой съесть, да ещё трёхлитровую банку цветочного мёда, который бабушка по знакомству в Подмосковье у пчеловодов покупает, и ничего тебе за это не будет.
— Ну не знаю, не знаю, — честно ответил домовой. — У них тут свои понятия. Китай же как-никак…
— Ой! Хуань Лун! — разулыбалась домовая, быстро вытирая губы и поправляя кофточку.
И действительно, по ступеням, поднимающимся до самого верха трибун, снизу к ним пробирался Золотой дракон в обличье дракона. Масло масляное, но что поделаешь…
— Приветствую тебя, госпожа Аксют Ка! — звонко отозвался Золотой дракон. — Приветствую тебя, мастер Гав Рил! Приветствую и тебя, Егор Ка, прекрасный юный ученик Духа Дома! Вы принесли на этот стадион свет солнца!
— Да ладно тебе врать, Хуань Лун! Мы ещё и до стадиона не доехали, а уже на энтом солнце спеклись! Не при делах мы тут! Скажи-ка лучше, как там Сунь Укун переживает дисквалификацию?
Чешуйчатый собеседник вздохнул.
— Он бесконечно страдает… Из его глаз, горящих пламенем вулкана, текут скупые, но опасные слёзы. И слёзы эти оставляют глубокие борозды на его щеках и на его сердце. Никогда не забудет Царь Обезьян эту обиду. Теперь он, лишённый контроля и покровительства богини Гуаньинь, сделает всё, чтобы наказать тех, кого он посчитает виновниками своего постыдного поражения.
— У него что, прямо шрамы теперь на щеках будут? — на всякий случай переспросил Егорка.
Хуань Лун лишь недоумевающе вскинул длинные брови.
— Да какие шрамы! — шикнул Гаврюша. — Энто же метафора! Или гипербола?! Да кто их тут разберёт! Специально он преувеличил, чтоб мы тут испереживались все. Энто же Китай! Тут всегда всё сказанное какое-нибудь другое значение имеет. Не бери в голову, смотри вон лучше.
Капитан Красивый подумал, махнул рукой и кивнул. Действительно, если маленькому ребёнку пытаться объяснять все эти странные заграничные правила, то так и уснуть со скуки можно. Уж лучше тайком у Аксютки пару жареных кузнечиков попробовать. Что он и сделал.
А в это время на поле маленькими шажками вышли десять китайских девушек, тонких, белокожих и черноволосых. Все они были одеты в голубые платья с розовыми юбками и длинными-предлинными розовыми рукавами, которые, свернув в рулоны, девушки несли перед собой.
Оркестр заиграл национальную музыку на местных китайских инструментах, и начался танец. Девушки раскачивались, выгибаясь в разные стороны, изредка чуть приподнимали ноги и постоянно размахивали руками, то замирая, то кружась вокруг своей оси, то водя хороводы. Периодически они резко подбрасывали длинные рукава вверх, так что розовый шёлк высоко взлетал в голубое небо. Музыка была красивой и медленной, а улыбчивые китайские девушки всё подбрасывали и подбрасывали длинные рукава к облакам…
— Ты храпишь на всю трибуну! — сказала Аксютка, толкнув домового в плечо.
— А?! Чего?! Я не сплю! — Гаврюша распахнул глаза и часто заморгал, озираясь по сторонам и зевая. — Энти девицы скоро ли натанцуются, а, Золотой дракон?
Хуань Лун улыбнулся одними уголками губ.
— Этот танец должен длиться двадцать пять минут по человеческим часам. А по драконьему времени — лишь краткий миг. В этом танце столько динамики! Они так быстро двигаются!
— Быстро?! — не поверил своим ушам Гаврюша.
Егорка весело рассмеялся.
— Хуань Лун, а почему у них такие рукава длиннющие? — поинтересовалась Аксютка, меняя тему, чтобы не обидеть Золотого дракона.
— Да потому, что завязать их надо морским узлом на спине, а ещё лекарств успокоительных дать, чтоб как козы не прыгали! — проворчал домовой, которого опять клонило в сон от этой медленной музыки и плавных движений.
— Это благородный танец юных девственниц, госпожа Аксют Ка, — звонко ответил дракон. — Он иллюстрирует пытливому уму, как медленно облетают цветы персиков бессмертия в саду дворца Нефритового императора на тридцать шестом небе. Посмотрите, как взлетают в небо розовые лепестки, подхваченные ветром! И как стремительно они падают вниз, подчиняясь законам всего земного, когда небесный ветер стихает. Это очень печальный танец умирания весны, но он одновременно и радостен тем, что знаменует начало созревания плодов бессмертия, приносящего с собой мудрость. Молодость и весна быстротечны, но зрелая мудрость подобна вечности, о любознательная госпожа…
— Гаврюша, ты опять храпишь! — Егорка потряс друга за плечо.
— Чего?! А?! Я тут! Что происходит?! — Домовой потряс головой и похлопал себя по щекам, чтобы проснуться. — О! Музыка кончилась?! Отплясали девицы ваши, Хуань Лун, слава всем китайским богам, вместе взятым!
— Вам никогда не понять нашу страну, — печально вздохнул Золотой дракон.
— Ага, Сунь Укун нам то же самое говорит, — вяло отмахнулся домовой. — Кстати, где он? Пошли мы искать дружка твоего, Егорка!
Красивому-младшему показалось, что Гаврюша всего лишь нашёл повод, чтобы встать, как следует потянуться и пройтись, потому что так долго сидеть на трибуне было очень утомительно.
Когда они вчетвером, вместе с Золотым драконом, спустились вниз, на поле как раз выкатили огромный бассейн из прозрачного хрусталя, в котором плескались русалки, шевеля под водой перламутровыми хвостами. А другие русалки, без хвостов, с настоящими человеческими ногами, поднимались по деревянным лестницам, приставленным к бассейну, и готовились к своей части выступления.
— Тебе интересно, как энти мокрохвостки плескаться будут? — как бы между прочим спросил у Егора домовой, оглянувшись через плечо, и продолжил, не дожидаясь ответа: — Ну вот и мне неинтересно. А если рыжей занозе оно интересно, — повысив голос, обернулся он к Аксютке, — то она прямо тут может от нас отсеяться и глаза мне не мозолить!
— Вот чего ты?! — вскинулась девочка. — Чего я тебе сделала? Не выспался, что ли? Хуань Лун куда-то пропал, ты на меня ворчишь, жареный рис кончился, не хочу я на русалок смотреть. А то я их раньше не видела. Пошли лучше психованного обезьяна найдём, пока он тут не натворил чего.
— А Маркс? — вовремя вспомнил мальчик.
— Да что с ним на печке сделается…
Они всей троицей нырнули за трибуны. В служебных помещениях было тихо и безлюдно. Подумав, Гаврюша завернул в ту самую международную раздевалку, из которой вчера им навстречу вышел Илья Муромец.
Царь Обезьян спокойно сидел на длинной лавке и ел сушёные бананы из бумажного пакетика.
— Хи-хи-хи! Хочешь банан, золотоволосый ученик?
Мальчик не хотел банан, но время для споров было неподходящее, поэтому он просто взял из рук Царя Обезьян фрукт и передал Аксютке. Сушёный банан исчез в кармашке запасливого рюкзака.
— Ты это, не расстраивайся, Прекрасный Сунь Укун, — подбодрил приятеля Гаврюша.
Глаза Сунь Укуна вмиг засверкали красным.
— Я должен найти этого негодяя, — прорычал он, показывая жёлтые клыки.
— Какого негодяя?
— Иноземца. Ходит с блокнотиком. Всё, что бы глаз его поганый ни увидел, он в блокнотик записывает и зарисовывает. Тощ и высок, как бамбук. На глазах его стёкла.
— А, так энто немецкий корреспондент! — догадался Гаврюша. — Его Чжу Бацзэ на лестнице так толкнул бедром своим необъятным, что тощий чуть кубарем на поле не выкатился. А зачем он тебе?
— Чтобы разорвать ему горло собственными зубами, выпить его кровь и сожрать сырым его чёрное сердце! Потому что я — Сунь Укун!
— Ага, энто мы знаем. Ты, Прекрасный Сунь Укун, мне тут детей не стращай, а то до старости будут на мокрых простынях спать. Чего ж этот журналюга натворил-то?
— Бегал он к судьям, кланялся низко и подобострастно, как презренный раб перед господами, шептал им что-то своими тонкими губами да подмигивал им глазами серыми, как придорожная пыль, а ещё по сторонам озирался. Именно после этого меня и обвинили в запрещённом допинге! И победу мою отобрали, прогнав меня с позором и вновь называя глупой обезьяной, р-р-р!
Он зарычал, брызгая слюной, и ударил кулаком по деревянной лавке, разнеся её в щепки.
— Ох, ну вот допинг оспаривать сложно, — задумался Гаврюша, почёсывая бороду. — Хлопотное дело будет тебе медаль вернуть, потому как…
— Не нужна мне их медаль! — перебил его Сунь Укун. — И победа мне не нужна! Мне нужен этот негодяй, посмевший топтать землю Поднебесной и клеветать на Царя Обезьян!
— Найдём, братан! — быстро заверил его домовой.
— А победу свою я завтра добуду, когда стану прыгать в высоту. В этом мне нет равных! Теперь я не стану пить сладкую воду, я буду пить китайское сливовое вино!
Он злорадно усмехнулся и сел прямо на пол, доставая из кармана очередной пакетик сушёных бананов.
— Прекрасный Сунь Укун, нам бы как-то к Гуаньинь подойти, про обруч твой у неё спросить. Девицу, сестру Егорки, спасать надо. Мучается красавица в твоём обруче почём зря.
— Спасём мы вашу красавицу, — успокоил всех Сунь Укун. — Вот завтра я выиграю, врага своего накажу, и мы пойдём спасать твою сестру, Егор Ка. Богиню о помощи попросим, а если не поможет она, мы сами придумаем как. Я же…
— Сунь Укун, — унылым хором повторили все.
Царь Обезьян встал, хихикнул и, не прощаясь, вышел вон. Домовой только пожал плечами:
— Ну сегодня мы от него ничего не добьёмся, расстроен он, понятное дело.
— Но Глаша опять будет ругаться и плакать, — сказал Егор.
— Или опять нарвётся на цыган на улице, и они обруч с неё вместе с головой снимут, в сумку положат и в табор унесут. А что, у них такое запросто, я на вокзале видела, — предположила Аксютка.
Храбрый капитан Красивый ахнул, его губы начали подрагивать, а в глазах стояли слёзы.
— Ты мне тут парня не пугай, сказочница! — цыкнул Гаврюша. — Ничего такого цыгане не делают! Карманы обчистить могут да телефон свистнуть, а всякие страшные преступления совершать они тоже не дураки. Успокойся, Егорка, никто сестрице твоей голову не открутит. А вот если обруч ей мозоль на лбу натрёт, так она нам ещё год это припоминать будет.
— А давайте сами к богине подойдём?
— Не всё так просто… — задумался Гаврюша. — Богиня-то рядом с императором сидит. Значит, нас к ним кто-нибудь подвести должен.
— Но кто?
— А я знаю?! Золотого дракона надо искать. Или ещё кого…
Глава двадцать седьмая Идём на разборки к богине! Ну или типа того…
Вдруг в дверях раздевалки появился лысый человек в белых одеждах.
— Где мой глупый ученик, Сунь Укун, Царь Обезьян?
— А зачем вам Сунь Укун? Вы кто вообще такой? Вы из полиции, что ли? Чего вам от него надо? Почему вы именно у нас интересуетесь, где он? — начала тараторить Аксютка, едва ли не с кулаками наезжая на лысого.
— Да успокойся ты! — Гаврюша вовремя поймал её за воротник кофты. — Энто же монах Сюаньцзань, учитель Сунь Укуна! Здравствуй, Сюаньцзань!
— Здравствуй, Гав Рил, Дух Дома. — Монах почтительно склонил блестящую голову. — Кто эти дети рядом с тобой?
— Это мои ученики. Один вот толковый, — он потрепал Егора по волосам, — а вторая такая же, как Царь Обезьян!
— Ты тоже ведёшь их по пути просветления к познанию Будды?
— Сюаньцзань, ты вот эту рыжую хорошо рассмотрел? — приподняв бровь, скептически фыркнул домовой. — Какое ей просветление?
— Ага! — охотно поддержала его Аксютка. — Мне вашего просветления даром не надо. Мне б съесть что-нибудь вкусненькое…
Недоумевающий монах только молча раскрыл рот.
— А чё? У меня, между прочим, растущий организм, мне витамины нужны и полезные всякие, как их там… макро… или микро… элементы, в общем! Так вашей бабушке в телевизоре сказали в передаче про здоровье.
— Сочувствую тебе, мастер Гав Рил, — сокрушённо покачав головой, сказал Сюаньцзань. — Моё сердце кровоточит, как и твоё, и нет конца нашим кровавым слезам стыда за наших неразумных учеников…
— О, круть! Обожаю, как вы все тут разговариваете, — завистливо восхитилась Аксютка.
— Ну а ты, светловолосый мальчик с глазами синими, как небо в ясный полдень, готов идти по пути просветления? — с надеждой обратился к Егору монах.
— Меня бабушка и родители ещё туда не отпустили. А так-то я готов! — поспешно заверил монаха мальчик. — Но сначала отпроситься надо… А то бабушка волноваться будет, у нее давление…
— Ну, этот… твой ученик, по крайней мере, уважает старших, мастер Гав Рил… — пробормотал лысый, беспомощно озираясь по сторонам и явно намереваясь удрать.
— Погоди, белый монах, стой! — задержал его домовой. — Ты же рядом с императором и богиней Гуаньинь сидишь?
Монах кивнул лысой головой.
— Так отведи нас к ним! Нам с богиней вашей поговорить надо.
— О чём вы желаете говорить с богиней?
— Да всё о проделках ученичка твоего, — вздохнул Гаврюша и сел на пол, приглашая монаха присоединиться.
Сюаньцзань сел в позе лотоса, положив раскрытые ладони на колени, и приготовился слушать.
— Значит, тут такое дело. Помнишь золотой обруч, который ты ему на голову надел?
Через десять минут наскоро введённый в курс проблем и покрасневший от гнева буддийский монах Сюаньцзань вылетел из раздевалки, направляясь прямиком к трибуне Нефритового императора и богини Гуаньинь. Гаврюша, Аксютка и Егор Красивый еле успевали бежать за ним следом.
— Глупая обезьяна! Наглая, самоуверенная и упрямая обезьяна! Неблагодарная мартышка! — скороговоркой ругался монах на ходу. — А ваша пустоголовая девушка чем занимала свои мысли, когда надевала волшебную вещь, не зная её силы?!
— Сюаньцзань, просветлённый монах, в нашем мире люди не верят в волшебство, — объяснял запыхавшийся домовой. — Люди будущего считают, что это всего лишь сказки и суеверия. Глаша не знала, что энтот предмет волшебный! Считала его обычной побрякушкой, купленной у торговцев за ничтожную плату.
— Глупые люди! Тёмные варвары, забывшие светлые заветы Золотого Будды! — потрясая кулаками, кричал лысый. — Это всё Сунь Укун! Я буду пороть его плетьми из стебля лотоса, запиравшего вход в Гору Пяти Стихий, где он был заточён Буддой за свои злодеяния! Нестерпимая боль будет пронзать всё его тело от каждого удара волшебной плетью!
— Ну ты уж не зверствуй так, Сюаньцзань! — попытался образумить его домовой. — Прекрасному Сунь Укуну и так досталось, расстроен он, что золотой медали его из-за допинга лишили! Хотя какой тархун допинг, а? Обычный лимонад…
Неумолимый монах тем не менее продолжал придумывать страшные кары, которые обрушит на голову Царя Обезьян. А стадион меж тем переключился с художественного плавания русалок под музыку на более интересное зрелище. Даже прекрасные синхронистки других стран, ожидающие своей очереди, не следили за ходом соревнований, а дружно повернули свои фарфоровые головки в сторону трибуны Нефритового императора. Что же там происходило?
А перед трибуной, как Ленин на броневике, на пыхтящей печке стоял в полный рост говорящий кот Маркс. Из трубы валил дым, к печке выстроилась целая очередь за бесплатными пирожками, чем воспользовался баюн для своей пламенной речи.
— Землю — кьестьянам! Фабьики — йабочим! Свободу — найоду! — декламировал кот, потрясая где-то сворованным красным флажком.
Нефритовый император хохотал, утирая слёзы рукавом платья, и подвески на его шляпе тряслись и звенели, стукаясь друг о друга бусинками. Богиня кокетливо прыскала в кулачок, не имея возможности сохранять бесстрастное лицо при таком представлении.
— Пйолеталии всех стьян, соединяйтесь! Наш пайовоз впейёд летит, в Китае остановка! — самозабвенно голосил баюн, у которого, видимо, закончились все лозунги.
— Какой смешной огромный мао! — смеясь, сказал счастливый император. — Так смешно говорит! Так смешно поёт! Я забираю этого мао себе. Иди ко мне, жирный мао! Ми-ми-ми!
— Я вам не ми-ми-ми! — приосанившись, возмутился Маркс. — Я баюн! Великий кот! Обьязованный, айтистичный и учёный!
— Иди-иди сюда, учёный мао! — согласно покивал головой император. — Ты будешь веселить меня в моём Нефритовом дворце, а за это я сделаю тебя высоким чиновником! Ты будешь спать на нефритовой подставке, на шёлковой подушке, расшитой золотом. Ни один мао за всю историю Поднебесной не достигал таких высот, каких достигнешь ты в моём дворце! У тебя будут слуги. Десять слуг! Один слуга будет расчёсывать твою шёрстку, другой чесать тебя за ушами, третий выносить тебя погреться на солнышко, а четвёртый — прятать в тень в жаркий день. Пятый…
— Это наш кот! — внезапно перебил самого императора перепуганный Егорка.
— Ты чего?! — шикнул на него домовой, но было поздно.
По трибунам пронёсся испуганный ропот, однако император был слишком весел, чтобы наказывать неизвестного ребёнка.
— Чей это — наш? — спросил он, улыбнувшись Егору.
— Наш, то есть нашей семьи. А точнее, нашей бабушки. Мы его у леших украли специально для неё, потому что у неё суставы и давление. А когда Маркс к ней на колени ложится, ей легче становится! Нельзя отбирать кота у бабушки!
— И то правда, великий Нефритовый император, — осторожно сказал Гаврюша. — Бабушка Светлана Васильевна — женщина серьёзная. Обидится она, если вот энтого белобрового нахала у неё отобрать. А уж если я его домой не верну, то не сносить мне головы. Так что, как говорится, не вели казнить, не забирай котейку у старушки…
— А-а, мастер Гав Рил, Дух Дома из северных земель, принёсший нам науку Великих игр? — прищурившись, чтобы разглядеть Гаврюшу сквозь подвески на шляпе, кивнул Нефритовый император. — А кто этот храбрый до безрассудства мальчик, дерзнувший возразить императору Поднебесной?
— Э-э-э… — Домовой замялся на мгновение. — Это мой ученик, Егорка Красивый! Он вообще-то неглупый, да. И старших уважает. Просто неопытный ещё, маленький…
— Твой ученик храбр и мудр, мастер Гав Рил. Он не побоялся напомнить самому Нефритовому императору, что нужно уважать старость и большой стыд отбирать у людей то, что им принадлежит, ради сиюминутных развлечений. Я благодарю тебя, маленький ученик с соломенными волосами. Слово императора, ты получишь назад волшебного мао для своей бабушки.
— Вот спасибо! — поклонился Гаврюша и, толкнув Егора в плечо, шепнул ему: — Кланяйся!
— Спасибо большое, дяденька Нефритовый император! — сказал мальчик, неуклюже поклонившись.
— Но ты, мастер Гав Рил, — продолжил император, — должен будешь принести мне взамен такого же мао!
— Такого, как я, нет! — от возмущения подпрыгнув выше печной трубы, закричал кот. — Я единственный! Неповтойимый! Дьюгие баюны есть! Дьюгого Майкса — нет!
— Я найду для вас самого лучшего баюна! — быстро заверил императора Гаврюша. — Честное домовское!
— А что, есть "честное домовское слово"? — шёпотом спросил Егор у Аксютки.
— Нет. Это он сам только что придумал.
— Великий император, нам бы ещё с богиней поговорить… — вспомнил Гаврюша. — Можно?
Гуаньинь с любопытством посмотрела на домового.
— О чём ты хочешь говорить со мной, Дух Дома?
— Да о том обруче, что ты Сунь Укуну на лоб нацепила! А вот теперь как нам его с девичьего лба старшей сестры моего ученика снять?
Богиня недоумевающе посмотрела на монаха Сюаньцзаня, явно ожидая от него объяснений.
— Богиня! — Монах низко поклонился несколько раз, не смея поднять взгляд на Гуаньинь и императора. — Это всё мой вероломный ученик Сунь Укун, Царь Обезьян! Он обманом заставил вот этого невинного ребёнка Егора Ку, снять с головы своей волшебный обруч, дарованный тобой, светлая богиня, и унести его из Поднебесной! А неразумная сестра этого ребёнка, прекрасная дева из северной страны, по неведению надела обруч на собственную голову, приняв твой великий дар за обыкновенное украшение, которое так любят носить женщины, чтобы обрамить свою красоту и лишить разума мужчин, не успевших встать на путь просветления!
Все присутствующие охнули от сострадания и ужаса, словно раньше никто и не замечал, как Царь Обезьян прыгал по стадиону без золотого обруча на голове.
— Сунь Укун намеренно подстроил всё это, глупая обезьяна! Но я, и только я, виноват в злодеяниях моего ученика! Глупый монах! Ничтожный учитель! Я буду бить себя плетьми из стебля лотоса, запиравшего вход в Гору Пяти Стихий, где вероломный Царь Обезьян был заточён Буддой за свои злодеяния и откуда я вызволил его на беду себе и всему Китаю! Нестерпимая боль будет пронзать моё тело от каждого удара волшебной плетью! Одежды мои изорвутся и пропитаются кровью из глубоких ран, которые непременно загноятся жуткими язвами…
— Да ты совсем офонарел, что ли?! — Гаврюша подпрыгнул и шлёпнул монаха ладошкой по лысой голове. — Ты погляди на богиню-то! Она аж позеленела вся! Её же стошнит от твоего рассказа! Ну нравится тебе плетьми хлестать себя и ученичков своих демонических до крови, так делай энто молча, а народ не пугай!
Позеленевшая богиня Гуаньинь, понюхав веточку орхидеи, подала голос:
— Сюаньцзань! Знай же, что твой ученик выполнил мою волю. Я пожелала преподать ему урок. Сунь Укун всё это время считал волшебный обруч своим проклятием, а не божественным даром. Я позволила ему снять с себя обруч, чтобы он понял, как ошибся. Без волшебного обруча Царь Обезьян сходит с ума. Его животная сущность прорастает в нём всё больше и больше, словно сорняк на рисовом поле, запущенном беспечным крестьянином.
Народ на стадионе благоговейно замолчал, восхищаясь мудростью великой богини и втайне радуясь, что не их лично она выбрала для своих весёлых экспериментов с чужой психикой.
— Девушка из другой страны, надевшая волшебный обруч, тоже извлечёт из этого свой урок, каким бы он ни был — лёгким или тяжёлым, благотворным или трагичным. Мне не виден её путь и её судьба, ведь она находится в ином мире. Но я чувствую силу моего обруча и вижу его свечение на её лбу.
— Ага-ага, уважаемая богиня, всё прям так, как вы сказали, очень поучительно и полезно, — вмешалась в разговор заскучавшая Аксютка, бесцеремонно отодвигая Егора в сторону. — Но только как нам этот обруч с Глашкиной головы снять? Желательно не вместе с головой.
Богиня внимательно посмотрела на девочку.
— А, ну это, приве-ет… — опомнившись, поздоровалась Аксютка. — Я тут…
— Я знаю, кто ты, — холодно оборвала её богиня. — Дух дома с апельсиновыми волосами, сама не подозревающая о том, какие силы скрывает твоя сущность, перевоплотившая Золотого дракона неизвестной песней, ударившая Царя Обезьян под колено и выбившая все зубы демону Ша Сэню. Что ж, я отвечу на твой невежливый вопрос. Снять с девушки обруч Царя Обезьян может только сам Царь Обезьян.
— То есть нам надо пригласить его домой? — задумался капитан Красивый. — А мама с папой и бабушка что скажут? Я ещё никогда не приводил домой царей обезьян. Вдруг мне не разрешат?
Гуаньинь закрыла глаза и, засияв, превратилась в пятно белого света. Мгновение — и свет исчез вместе с великой богиней. Типа всё, ребята, дальше как-нибудь сами…
— Э-э-э… Небесный император, так что, нам самим со всем разбираться? — уточнил домовой.
— Вероятно, — улыбнувшись, ответил Нефритовый император, щурясь от яркого солнца.
Гаврюша озадаченно обернулся, посмотрев на Егора, а потом, низко поклонившись императору и за шиворот ухватив спрыгнувшего с печки кота, увёл Егора и Аксютку подальше.
— А где лысый? — спросила Аксютка.
— Не лысый, а монах Сюаньцзань! — Ворчливый Гаврюша сурово сдвинул брови. — Вон он, к императору поднялся, рядом уселся, на солнышке загорает. А нам, стало быть, надо Сунь Укуна искать и домой.
— А где же нам его искать?
— Не знаю, Егорка, не знаю. Царь Обезьян сейчас где угодно может быть. Пойдем к выходу, может, там его найдём, а может, и нет.
И они гуськом пошли вдоль трибун к выходу со стадиона, стараясь никому не мешать. Соревнования русалок-синхронисток продолжились в прежнем режиме, хрустальный бассейн заполнила группа девушек из Мексики. Одного взгляда на их откровенные купальники хватило, чтобы покрасневший домовой, буркнув: "Срамота!", резко ускорил шаг, волоча за собой мальчика и девочку. Вслед им звучала приятная музыка, улыбчивые китайские девушки всё так же ходили между рядов, предлагая всем зрителям цветы, рис и жареных кузнечиков.
А вот у самого выхода со стадиона их догнал Золотой дракон, в своём человеческом облике.
— О, какой большой и прекрасный чёрный мао с бровями белыми, как у великих учителей буддизма! Ми-ми-ми!
Он потянулся рукой к говорящему коту, намереваясь погладить его или почесать за ухом, но обиженный таким пренебрежительным отношением кот зашипел, высоко поднимая лапу с выпущенными когтями.
— О, какой грозный мао! — умилился Золотой дракон, но гладить кота уже не рискнул. — Мао-воин, настоящий герой, достойный покоев императора и подводного драконьего дворца! Ми-ми-ми, мао!
— Да-да, мы в курсе, все любят котиков, — проворчал Гаврюша.
— Вы покидаете стадион или Поднебесную, мастер Гав Рил?
— И то и другое, Хуань Лун. Вот только нам бы сначала Сунь Укуна найти.
— Я не видел Царя Обезьян, — признался дракон. — Его друг демон, лишённый острых зубов, лежит за воротами, посасывая корень женьшеня.
— Зачем? — удивилась Аксютка.
— Не знаю, госпожа Аксют Ка, — развёл руками Хуань Лун. — Но наш древний трактат по врачеванию гласит, что корень женьшеня — человек-корень — укрепляет душу, осветляет глаза, открывает сердце, изгоняет зло, даёт силу уму, исцеляет тело. В трактате сказано, что у искалеченных битвами воинов императора, которые долго вкушали человек-корень, затягивались смертельные раны и даже отрастали новые руки, ноги…
— И головы! — перебил Гаврюша дракона. — Просто ничего этот Ша Сэнь больше не умеет делать, только есть! Зубов уже нет, а он всё дёснами шамкает по привычке. Демон, он и есть демон.
Золотой дракон глубокомысленно промолчал.
— Ну что ж, если Сунь Укуна нигде нет, пойдём без него домой, — решил домовой. — Проводи нас, Хуань Лун, а то не пробьёмся через толпу…
И правда, кое-где люди уже спускались с трибун, соревнования синхронисток закончились, хрустальный бассейн увозили, и на стадионе вновь стало не протолкнуться. Кто-то ловил спортсменов в надежде получить автографы, кто-то набирал в дорогу жареный рис, кузнечиков и оставшиеся у печки пирожки. Небогатые юноши собирали букеты из брошенных веточек орхидей, чтобы подарить их своим девушкам.
Наши герои сумели проложить себе короткий путь в раздевалку и там поблагодарили Золотого дракона. Он действительно показал себя хорошим другом, а рыжая Аксютка, расчувствовавшись, так даже пару раз порывалась его обнять на прощанье.
Гаврюша, убедившись, что никто из его дружной компании не потерялся, нашёл маленькую дверку и перевёл всех домой, на чердак старого дома в Москве.
— Так, оба быстренько вниз, а то морозно тут, заболеете ещё. И ты, пушистый, тоже вниз, тебя там наверняка уже "Дружба" ждёт в миске, — скомандовал Гаврюша, запирая волшебную дверку на чердаке.
— Дьюжба, дьюжба! — счастливо закартавил кот. — Мий, тьюд, май!
Он первым добежал до квартиры и, остановившись, внимательно принюхался.
— Ну, чего застыл? — спросил домовой.
— Стьянный запах, товайищ! Звеиный запах! Мехом пахнет!
— Ничего стьянного! — передразнила его Аксютка — У Глашки дублёнка новая с меховым воротником. Вот тебе и пахнуло в нос. Иди давай!
Егорка аккуратно толкнул дверь, и она, оказавшись незапертой, плавно приоткрылась. А когда друзья вошли в прихожую, то увидели, как в коридоре мелькнул рыжий хвост.
Глава двадцать восьмая Если вы были в Китае, то и мы идём к вам! Фыр-фыр-фыр…
— Не понял… — успел пробормотать озадаченный Гаврюша, и в следующее мгновение с кухни раздался звон разбившейся посуды.
А потом в лоб растерянного домового полетела папина тапка. Гаврюша увернулся, и тапка громко шлёпнулась о стену резиновой подошвой.
— Ха-ха! Маленький крестьянин чуть по носу не получил! Хи-хи! Фыр-фыр! — тоненькими голосками раздалось из комнаты.
— А что, лисички к нам в гости пришли? — с надеждой спросил Егор Красивый.
— Да не дай бог!!! — напряжённо ответил домовой. — Надеюсь, мне это снится.
— Фыр-фыр, ха-ха!
— Энтот полоумный Кондрашка сюда китайских лисиц притащил! — тоскливо признал Гаврюша и бросился в комнату.
На люстре весело раскачивалась одна из лис, второй видно не было.
— Ой. А где бабушка? — Егор взволнованно огляделся по сторонам.
Вещи были разбросаны по всей комнате, стулья перевёрнуты, книги раскиданы, пульт от телевизора прокушен и изрядно пожёван чьими-то острыми зубами, на полу лужи неизвестного (но пахучего!) происхождения.
— А ну, пошла отсюда! Зараза рыжая! На шубу для Сашеньки тебя пущу! — послышался с кухни голос Светланы Васильевны.
— Хи-хи! Ха-ха! — отвечал ей тонкий голосок, сопровождаемый боем посуды.
Друзья гурьбой побежали на кухню. Только кот Маркс благоразумно спрятался в прихожей на полке для обуви. На кухне, в полной разрухе, с половником наперевес и с перевязанной мокрой тряпкой головой, бабушка воевала с лисой, бодро скачущей с мойки на плиту, с плиты на холодильник, с холодильника на стол и так далее кругами по всей кухне. Табуретки валялись в беспорядке, тарелки и чашки превратились в груду бесполезных осколков. Даже мамина кружка с домовым Кузей лежала в углу, и на боку у нее была огромная трещина…
— Бабушка! — испуганно бросился на помощь Егор.
— Вы ранены? — кинулась за ним следом заботливая Аксютка.
— Ох, деточки! Нет! У меня только давление скачет от всего этого безобразия, — успокоила их Светлана Васильевна, не переставая размахивать половником. — Я компресс с бальзамом "Звёздочка" сделала. Не помогает. То есть от суставов помогает, а от этих поганок нет…
— Берегите бабушку! Вот я вас щас!!!
С воплем берсерка Гаврюша бросился к раковине, связал полотенце узлом, намочил его, а потом прямо в грязной обуви запрыгнул на стол и начал мокрым полотенцем гонять лису. Китайская красавица, получив пару раз по хвосту, предпочла спасаться бегством в другие комнаты. Светлана Васильевна обессиленно рухнула на заботливо подставленную Егором табуретку.
— Ох, Егорушка, внучек! Что же такое творится? Откуда только эти рыжие нахалки появились? Да ещё и на человеческом языке болтают! Может, вы, Гаврила Кузьмич, знаете, что это за лисы такие?
— Да ерунда, это обычные китайские лисички! Из Китая к вам припрыгали, — через плечо бросила Аксютка, копошась в холодильнике в поисках чего-нибудь вкусненького.
— Из Китая?! — Бабушка схватилась за сердце. — А как они из Китая сюда попали? Ох, да они, наверное, ещё и без прививок, бешеные!
— Бешеные? — удивился Гаврюша.
— Да-да, — уверенно закивала Светлана Васильевна. — А вы что, не слышали, что лисы — главные переносчики бешенства? Вот что значит человек без образования, такой взрослый, а элементарных вещей не знаете. В Китае-то их, поди, не прививают. Что-то я не вижу жёлтых бирок у них на ушах! Ой, ну всё, точно бешеные! А бешенство — болезнь страшная! Один укус такой вот лисы — и всё! Верная смерть! Никто не спасёт! Ой, всё…
— Бабушка, не волнуйся, эти лисички не бешеные, они даже очень дружелюбные.
— А ведут себя как бешеные! — возразила внуку Светлана Васильевна. — Мыслимо ли, чтобы здоровый дикий зверь в человеческую квартиру пришёл, на люстре качался, на холодильник прыгал и смеялся как ненормальный? Всё, решено, я немедленно звоню в санэпидемстанцию! А вы запритесь тут, в кухне, и не выходите, пока инспекторы санитарные не приедут и поганок этих не ликвидируют!
— А как они их ликвидируют? — спросила Аксютка.
Бабушка с холодными глазами провела ногтем по горлу.
— Не надо! — взмолился Егорка.
— Не-не! Не надо никуда звонить! — поддержал его Гаврюша, перегородив поднявшейся Светлане Васильевне выход их кухни. — Мы с Аксюткой сами их изловим! Мы ж, домовые, бешенством не заражаемся! — соврал он, не успев придумать ничего получше.
— Точно? — недоверчиво нахмурив брови, спросила бабушка.
— Ага, точно-точно! — заверила её Аксютка. — Даже если нас всех-всех бешеные лисы искусают, бешеные крокодилы и бешеные комары, мы не заболеем ни капельки!
Для убедительности домовая часто-часто закивала головой. Выглядело это так, словно она проходила обучение у китайского болванчика.
— Ох, неспокойно мне… — засомневалась бабушка. — С другой стороны, как же инспекторов из санэпидемстанции в такой бардак и разруху приглашать? Стыд-то какой…
Слаженная троица мелкорослых аферистов старательно закивала.
— Ладно, если за два часа вы с этими зверятами не управитесь, я буду службу специальную вызывать. Проведите-ка Егорку в его комнату да проследите, чтоб ни одна лисичка его не укусила. А я тут запрусь и буду обед готовить.
А в гостиной лисичек гонял уже папа Вал Валыч. Китайские плутовки счастливо хохотали, уворачиваясь от ударов тапкой и продолжая в хлам разносить квартиру Красивых. Когда Гаврюша, Аксютка и Егор вошли в гостиную, Вал Валыч отважно защищал телевизор, закрыв его своей спиной. Две лисички носились по стенам, прыгали по мебели, копошились в шкафах, выбрасывая одежду и книги. На покосившейся люстре уже не было никого, только папин галстук одиноко болтался на её рожке. Красивый-старший даже не заметил прихода сына и домовых, пока Егор не окликнул его:
— Папа!
Папа отвлёкся, посмотрев на сына, и чуть не получил удар книжкой в голову, в последний момент успев увернуться.
— Не мешай, Егорка, иди в свою комнату!
— Нет, папа! Это ты уходи отсюда. Сейчас Гаврюша и Аксютка будут волшебством волшебных лисичек изгонять.
— А порядок они тут тоже волшебством наведут? — мрачно поинтересовался Вал Валыч, бросая в одну из лисичек покусанный пульт от телевизора.
Конечно же лисичка легко увернулась, и пульт, ударившись о стену, треснул, упав за диван. Егорка закрыл лицо руками…
— Видишь, что тут творится, сынок? — трагично заключил Вал Валыч. — А мама, когда с работы вернётся, как будет расстроена?! Её любимую вазу, которую ей деловые партнёры привезли из Франции, эти мерзкие лисы тоже разбили!
— Да-а… — протянул Гаврюша. — Чтобы такие разрушения исправить, мощное заклинание нужно…
— Заклинание! Хи-хи! Фыр-фыр-фыр! — Одна из лисичек, снова прыгнув на люстру, начала задорно размахивать хвостом. — Большой человек такой смешной! Ха-ха! И крестьянин с мизинец тоже смешной, хи-хи!
— Уводи папу, — шепнула Егору на ухо Аксютка. — А потом возвращайся, будет весело.
Мальчик коротко кивнул.
— Папа, пошли отсюда. — Он подбежал к Вал Валычу, взял его за руку, и они вдвоём спаслись бегством в коридор.
— Ха-ха! Хи-хи! — дружно захохотали китаянки, размахивая хвостами. — Большой человек убежал от маленьких лисичек! Ха-ха!
Одна из лисиц, прыгнув на подоконник, лапками открыла окно, и в комнату ворвался морозный ветер.
— Эй ты, полоумная! Окошко закрой, простудимся тут все! — прокричал домовой.
— Хи-хи! Ха-ха! Смешной крестьянин с мизинец, смешной!
— Я тебе не крестьянин! Я, между прочим, рабочий класс! — Гаврюша озирался по сторонам, но никак не мог придумать, как и чем поймать хоть одну лису.
— Землю кьестьянам, фабьики йабочим! — прокричал из прихожей кот Маркс, услышав знакомое слово.
— Фыр-фыр-фыр! — Одна из лисичек тут же упрыгала в прихожую и доложила подруге уже оттуда: — Мао! Жирный мао! Ха-ха!
— Мао! Мао! Ми-ми-ми!!! — дружно защебетали лисички, бросившись искать говорливого кота.
Через несколько секунд фырканья и возни из прихожей с воплем вылетел баюн. Пулей запрыгнув на подоконник, он протиснулся в приоткрытое окно и вывалился на балкон, закрыв окно с той стороны.
— Ха-ха! Мао убежал! Хи-хи! — констатировали очевидный факт китайские лисички и тут же переключились на Аксютку. — Рыжая девочка! Ха-ха! Рыжая-бесстыжая!
— Сами вы бесстыжие!
— Ха-ха! Да, мы бесстыжие-рыжие! Хи-хи! И ты рыжая-бесстыжая! Как мы! Лисичка-сестричка! Фыр-фыр!
— Не сметь ругаться у меня в доме, балаболки! — вступился за Аксютку бородатый домовой.
Девочка покосилась на Гаврюшу и выразительно покрутила пальцем у виска.
— Да не спорь ты с ними, гони их заклинанием!
— Каким?
— А я откуда знаю?! Это ты ж у нас профессиональный домовой, а я неуч бесполезная!
— Ага! — честно согласился Гаврюша, на ходу пытаясь срочно придумать что-нибудь подходящее. Он хлопнул себя по лбу и зачастил:
Две сестрички-истерички Из одной психиатрички Взбаламутили весь дом, Всё перевернув вверх дном! Убирайтесь в свой Китай, А не то вам… Ай-ай-ай!Последнее "ай-ай-ай!", видимо, не было концовкой заклинания, просто домовой пытался увернуться от толстой диванной подушки, летящей ему в физиономию. Не получилось.
Подушка попала прямо в цель, больно ударив по носу. Естественно, попытка волшебного изгнания негодяек не сработала. Хохот лисичек разом взлетел к потолку.
— Полоумные-е!!! — гневно закричал он и затопал ногами, потирая ушибленный нос. — Чё делать-то? А-а! Что-то Егорка там задерживается, пойду-ка я за ним!
Ага, стоило Гаврюше смыться из комнаты, как хихикающие нахалки бросились за ним в погоню.
Поэтому только-только папа Вал Валыч на вопль домового приоткрыл дверь, к нему в комнату впрыгнули сразу обе лисы, свалив его с ног, и счастливо повисли на шторах, размахивая хвостами.
— Это не лисички, это белки какие-то! — простонал усталый папа.
— Мы не белки, фыр-фыр, глупый большой человек, ха-ха!
— Мой папа не глупый! — гневно заступился за отца Егор.
— Хи-хи! — счастливо засмеялись лисички. — Большой, но глупый! Хи-хи!
Внезапно в комнате раздался звонок телефона.
— Тихо всем!!! — грозно закричал Вал Валыч, достав телефон из кармана и увидев на дисплее устройства, кто ему позвонил.
Все мигом заткнулись. Лисички замолчали, застыв в причудливых позах. Егор, схвативший подушку, чтобы то ли отбиваться ею от лисиц, то ли нападать на них, так и замер на взмахе. Гаврюша задержал дыхание перед попыткой срифмовать очередное заклинание. Аксютка открыла рот для отповеди рыжим нахалкам, но из вежливости сдержала себя. В доме повисла тишина…
— Да. Да. Да, — коротко отвечал звонившему Вал Валыч. — Понял. Буду.
Завершив разговор, он, просияв от радости, бросился из комнаты, крича на ходу:
— Меня вызвали на работу! Я ухожу! Я ухожу отсюда!
— Но, папа, у тебя же отпуск! — крикнул ему вслед Егор.
— Ничего-ничего! Потом отдохну! — нервно заверил его папа, надевая пальто и выбегая из квартиры.
— Фыр-фыр? — в тишине сказала одна из лисичек.
— Фыр-фыр! Ха-ха! Хи-хи! — поддержала вторая.
Они начали прыгать по папиной кровати и по столу, отняли у обалдевшего Егора подушку и стали бросать её друг другу, как мяч. И пока лисички отвлеклись на свои игры, домовой, схватив Егора за шиворот, вытащил его в коридор и поплотнее прикрыл дверь в папину комнату.
— Бежим!
— А куда? — спросил растерянный мальчик.
— Да куда успеем!
— А как же Аксютка?
— Она рыжая, её не тронут!
Они успели добежать до комнаты Глаши, когда дверь папиной комнаты распахнулась и хвостатые хулиганки, фырча и смеясь, понеслись по коридору. Друзья заколотили кулаками в дверь.
— Глаша! Пусти нас! — кричал Егор.
— Да она в наушниках, наверное! — предположил Гаврюша и заорал: — Открывай давай, Красивая!
Дверь приоткрылась. Глаша высунула голову в коридор.
— Чего вам?
— Фыр-фыр!!! — счастливо закричали лисички, явно намереваясь похозяйничать и тут.
Глаша Красивая, широко распахнув глаза, быстро затащила в комнату брата и домового, успешно закрыв дверь на замок. С противоположной стороны послышались глухие удары в дверь.
— Фыр-фыр?! — простонали лисички хором, а потом, задорно рассмеявшись, отправились искать новые приключения.
Глаша медленно раскачивалась на кровати из стороны в сторону, закрыв глаза и держась руками за голову.
— Я сплю. Мне всё это снится. Это всё сон, — убеждала она себя.
— Да ладно, Глафира, не расстраивайся ты так! Бывает и хуже.
Девушка холодно посмотрела на Гаврюшу:
— Вы придумали, как снять этот проклятый обруч?
— Э-э-э… почти, — уклончиво ответил он.
— Что значит "почти"?! — Младшая Красивая вскочила, сжав кулаки. — Сколько я ещё в этой штуке ходить буду?!
— Да мы снимем, снимем…
— Ну так снимайте!!!
В дверь деликатно постучали.
— Кто там? — грубо рявкнула Глаша.
— Это я, — послышался из-за двери голос Аксютки.
— Чего надо? — спросила девушка, явно не собираясь впускать в свою комнату ещё одного незваного гостя.
— Да не, мне ничё… — с напускным равнодушием отозвалась Аксютка. — А лисички взяли спички…
— Знаю-знаю, — радостно вспомнил Егорка. — Чуковского мы все читали!
— Да не, речь не об этом… — раздалось из-за двери. — Короче, они правда спички взяли. Костёр развести хотят…
— Что-о?! — Вскипев, Глаша Красивая резко распахнула дверь. — Где они?!
— В комнате. Книжек каких-то набрали вместо дров. Смеются. Там ещё Кондрашка с ними, — помолчав, добавила рыжая девочка.
— Это всё вы! — Круто развернувшись, Глаша накинулась на Егора и Гаврюшу.
Оба молчали.
— Нет, это всё ты! — Она быстро переключилась на младшего брата, решив, что корень зла всё-таки в нём одном. — Вот не живётся тебе нормально! Скучно тебе, да?!
Старшая сестра ухватила Егорку под мышки и встряхнула.
— Развлечения себе всякие придумываешь! Друзей сказочных полон дом! Эту чёртову железяку меня нацепить заставил! Заняться тебе нечем?! А потому что нет у тебя, братец, проблем! Никаких, кроме как в игрушки свои поиграть. Никаких тебе экзаменов, никаких зачётов, в школе только крючочки и буковки рисуешь, велика работа!
— У тебя на голове волшебный обруч светится, — осторожно предупредил её Егор.
— Плевать!!! — прокричала разозлившаяся Глаша. — Вечно где-то лазаешь! Думаешь, я не вижу, как вы с дружком своим бородатым на чердак бегаете? Думаешь, я дура, да?!
— Нет! — честно ответил мальчик.
— Да! Так ты и думаешь! Эту вон в дом притащил! — Она быстрым кивком головы указала на Аксютку, так и стоявшую у двери. — А ты хоть знаешь, что она ворует в метро?! А теперь ещё и лис этих психованных привёл!
— Я их не приводил! — попытался оправдаться Егор.
— А кто их привёл, кто?!
— Э-э, подруга, у тебя обруч дымится. Уже палёным попахивает… — вдруг сказала рыжая домовая.
Глаша ойкнула, отпустила брата, схватила со стола стакан с водой и вылила себе на голову.
— Не горит? — с тревогой спросила она у всех присутствующих. Все трое отрицательно замотали головами. — Ок, ну тогда пошли, разберёмся.
Глаша вытолкала из своей комнаты брата с домовыми, вышла сама и, поплотнее закрыв дверь, широкими шагами отправилась в зал, откуда доносилось приглушённое хихиканье.
— Что тут у вас происходит? — грозно спросила она, войдя в комнату.
Лисички носились вокруг груды книжек, сваленных в кучу в центре комнаты, то и дело чиркая спичками по коричневым рёбрам коробков. То ли сера на спичках была плохая, то ли лисички не умели обращаться со спичками, но последние постоянно гасли, только успев загореться, и, пожалуй, это единственное, что спасло квартиру Красивых от пожара.
— А ну-ка отдайте! — Глаша попыталась отнять коробок со спичками у одной из лисичек, но только схватила руками воздух.
— Хи-хи! Сначала догони, — сказала лисичка, юркнув под диван. Вторая тут же повисла на люстре, насмешливо скаля мелкие острые зубки.
Глава двадцать девятая Позвольте представиться, Светлана Васильевна, я — Кондратий!
Глаша попыталась схватить нахалку за хвост, но хитрая лисичка вовремя поджала его и игриво захихикала. И только в этот момент все вдруг поняли, что в комнате есть кто-то ещё. И не просто так, неизвестный кто-то, а…
— Кондратий?! — хором ахнули домовые.
— Минуточку, я вас уже как-то видела. Ага! Дедушка! Вы что тут делаете?! — обратилась девушка к сидящему по-турецки Кондратию, улыбающемуся щербатым ртом. — Разве не видите, что эти дуры ненормальные нам квартиру поджечь пытаются?!
— Ли-сич-ки-и… — мечтательно протянул пожилой инспектор. — Лисички хорошие, красивые, хвостики пушистые-е…
— О, да старый перец в прострации, — констатировала сестра Егора и, подпрыгнув, всё-таки умудрилась ухватить одну лису за хвост. — Отдай спички, дура!
А Гаврюша тем временем накинулся на счастливого Кондратия.
— Да ты чё, Кондрашка, совсем с дуба рухнул? Ты зачем энтих прохвосток сюда привёл? А ещё меня дураком зовёшь? Ты погляди, чего они тут натворили! Разгромили мой дом, вверх дном перевернули приличное жилище! Имущество попортили! А отвечать кто будет? Домовой, что ли?! Энто я, что ли?! Или, может, вон она?! — Он указал коротким пальцем на Аксютку.
— А я чё?! — подхватила девочка. — Почему это я?! Чё сразу я-то?!
Сказочный инспектор ошалело смотрел на них, потихоньку начиная осознавать, что, наверное, поступил не совсем правильно, заигравшись с коварными китайскими лисичками.
— Ну так… — крякнув, промямлил он, сбивая колпак на затылок. — Так-то да… Вы ж домовые тут. Стало быть, по уставу домовскому вам и отвечать. А чего ж…
— По какому такому уставу? — подпрыгивая от возмущения, взвыл Гаврюша. — Ты сам всё энто заварил, ты и исправляй! А ну, давай вспоминай свои инспекторские заклинания! Прогоняй этих хвостатых хихикалок да порядок тут наводи магическим способом так, чтоб всё блестело, а что разбилось да порвалось — то взад целым стало!
— Ладно, ладно! Не ори мне тут, Гаврюшка, — опомнившись, осадил домового Кондратий. — Вот я сейчас заклинание волшебное вспомню… э-э-э… мм…
— Что значит "вспомню"? Ты что, опять заклинания все забыл?!
— Чего забыл? Какие заклинания? Где я? — забормотал пожилой инспектор. — Ой… лисички… красивые-е… — Он счастливо улыбнулся и захлопал в ладоши.
— Ну всё понятно, — обернувшись, сказал домовой Аксютке. — Ничего он не вспомнит. Придётся нам самим как-то энту проблему решать.
— А как?
— Не знаю!
— Гаврюша, а может, нам просто попросить их уйти? — предложил стоящий в сторонке Егор Красивый.
— Ага, давай попроси, — ехидно ответил домовой. — Они ж тебя сразу послушают! Вот, Егорка, ты вроде умный парень не по годам, и опыта у тебя уже хоть отбавляй, не в первый раз ведь со мной путешествуешь и со сказочной фауной дело имеешь. А всё равно иногда такие глупости предлагаешь, что у меня руки опускаются. — Гаврюша демонстративно развёл руками и продолжил: — Ты хоть посмотри на них! Ну о чём их можно просить?! Мерзавки, одно слово…
Мальчик посмотрел. Две китайских лисы в едином клубке с его старшей сестрой катались по полу, фырчали, хихикали, рычали и чихали. Уставшая, растрепанная и раскрасневшаяся Глаша, наконец-то вырвавшись из их лапок, подняла высоко над головой два коробка спичек, зажатые в руках. Лисы, расхохотавшись и припав к полу, приготовились к прыжку, в целях реванша.
— Да чтоб вас уже!!! Убирайтесь отсюда!!! — закричала измученная девушка.
В тот же миг обруч на её голове вдруг сверкнул золотым светом. Лисы замерли на мгновение, а потом заскулили дуэтом:
— Гуаньинь! Гуаньинь! Обруч богини Гуаньинь! Фыр-фыр!
Они попытались спрятаться, но не успели, попросту растворившись в воздухе. А Глаша Красивая так и осталась стоять, сжимая в руках коробки со спичками.
— Это чё было-то? — первой озвучила коллективный вопрос рыжая домовая и посмотрела на Гаврюшу.
— А я почём знаю, — ответил не менее удивлённый домовой. — Магия какая-то китайская. Похоже, что обруч Сунь Укуна не только агрессию усмиряет, а ещё много чего делать может, если случай представится. Видела, как они имя богини талдычили, прежде чем исчезнуть? Значит, знали, откуда у энтой магии ноги растут.
— Глаша, ты теперь волшебница? — спросил радостный Егор.
Сестра посмотрела на него тяжёлым взглядом и ничего не сказала.
— Вспомнил! — выкрикнул счастливый инспектор Кондратий.
— Молодец! — похвалил его Гаврюша. — Чего вспомнил-то?
— Заклинание уборочное вспомнил! — пояснил инспектор, поднимаясь на ноги. — Значит, так… — Он расставил руки в стороны, готовясь ударить волшебным жезлом об пол, а потом вспомнил одну важную деталь: — А ну-ка, уши свои ладонями закрыли все! Я вам секретные заклинания подслушивать не дам!
Все послушно приложили ладони к ушам.
— И отвернитесь! Чтоб по губам не читать. Знаю я вас… И глаза зажмурьте ещё!
Цокнув языком, усмехнувшись и закатив глаза к потолку, двое Красивых и двое домовых демонстративно зажмурились и отвернулись. По квартире пронёсся лёгкий сквозняк…
А когда все открыли глаза, в гостиной, как и во всём доме, уже царил идеальный порядок, лучше прежнего. И мамина любимая ваза стояла на месте, целая, без единой трещинки. А с кухни уже спешила удивлённая Светлана Васильевна.
— Чудеса! — счастливо сказала она, появляясь в проходе. — Варю я суп, и вдруг всё само на свои места ставится, чашки, что это зверьё побило, вдруг на столе оказались, целёхонькие! И скатерть чистая, как будто только постирана! Да как же так?!
— А вот так! — ответил довольный домовой. — Вон, видите энтого старого коротышку в колпаке? Энто как есть его самого работа!
— С чего это я старый?! — взвился пожилой инспектор. — И никакой я не старый! Я ещё о-го-го! А чего это я коротышка?! Никакой я не коротышка! Да ты, Гаврила, сам пониже меня ростом будешь!
Но домовой только отмахнулся и продолжил:
— Лисичек-сестричек энтот самый коротышка сюда и притащил. И мы их еле выгнали, не без помощи вашей внучки, нашей дорогой Глаши. Спасибо тебе, Глафира! — Гаврюша картинно поклонился Глаше в пояс. — А почему? А потому, что этот пенсионер заклинание забыл! А ежели у тебя с памятью проблемы такие, чего ты работаешь инспектором?!
Топнув ногой, он уставился на Кондратия. Остальные, кстати, тоже, потому что, кроме бабушки, все были свидетелями опасной бесхребетности магического инспектора.
— Чего ты место рабочее занимаешь, молодым инспекторам работать не даёшь? Э-эх! — продолжал предъявлять претензии разошедшийся домовой. — Однако же его память оказалась ещё хоть на что-то способна. А может, совесть заговорила, мне то неведомо, но в результате выдал он нам уборочное заклинание, чтобы тут всё прибрать. Оно и правильно, коли сам натворил дел, сам же и прибирай!
Унылый Кондратий опустил голову.
— Да как вам, Гаврила Кузьмич, не стыдно?! — вдруг возмутилась бабушка Светлана Васильевна. — Тут ведь пожилой человек, заслуженный работник какой-то инспекции… Как вас звать-то, прошу прощения?
— Дак… энто, чародейский инспектор я. Вот за такими олухами, как домовые ваши, присматриваю да контролирую делишки их чародейские. А звать меня… звать меня… забыл?!
Он растерянно уселся прямо на пол, поднял глаза вверх и начал старательно вспоминать своё собственное имя.
— Кондратий вас звать, Кондрашка-забывашка, — пояснила рыжая домовая.
— Точно! — отозвался счастливый инспектор. — Кондратий Фавнович я. А вам, Гаврила да Аксютка, неучи, нарушители, я ещё задам! Вот только поднимусь, отловлю вас по одному или двоих сразу, и так зада-ам! А зачем… не помню, но надо!
Кондратий потряс кулаком, нахмурив седые брови.
— Да я сама им задам! — вежливо пропела Светлана Васильевна. — Это ж надо, человек на такой ответственной должности, столько лет работает, а они над ним ещё и насмехаются! Да если не он, кто же вашу работу проверять будет? За вами же глаз да глаз нужен. Пойдёмте лучше на кухню, Кондратий Фавнович, я вам чаю налью…
— А чего ж нет? — подумав, решил инспектор. — Раз уж эти негодники всё равно перед всей семьёй рассекретились да себя показали, так почему бы и мне чаю не попить с интеллигентной женщиной в интересном возрасте?
Он поднялся, отряхнулся, поправил колпак и, сунув посох под мышку, торжественно прошествовал на кухню, задрав нос.
— Вот вам и Кондрашка… — удивлённо пробурчал Гаврюша. — Про лисичек-сестричек, что сам сюда притащил, мигом забыл.
— И про нас! — важно дополнил Егорка.
— И про нас, — согласился домовой. — Вот только если он бабушке вашей внушение на наш счёт сделает, тяжело нам придётся. Светлана Васильевна всем инспекторам инспектор. По струнке ходить будем и дышать через раз.
— А что, это правильно! — подала голос Глаша Красивая. — Так вам всем и надо! Бегаете тут, разводите бардак, мелкого плохому учите. На меня эту штуку напялили! — Она возмущённо указала пальцем на обруч Сунь Укуна, украшающий её растрёпанную голову.
— Да снимем мы этот обруч с тебя, снимем, — пообещал Гаврюша. — Вот ещё раз сходим в Китай…
— Я не хочу знать, куда вы пойдёте! — перебила его Глаша. — Но только чтобы обруч был снят сегодня же вечером! Нет сил терпеть больше! И завтра у меня, между прочим, экзамен! Я и так с преподавателем из-за этой железки поругалась. Если я ещё и на экзамен в этом обруче приду, меня вообще отчислят! И я тогда вам…
— Задашь? — угадала Аксютка.
— Задам! — кивнула старшая сестра Красивая. — Я вам обоим так задам, что ваш Кондрашка вам ангелочком с крылышками покажется. А уж как я задам тебе, братец, мелкий вредитель, тебе лучше вообще не знать.
Егор нервно сглотнул. Глаша села на диван и, включив телевизор, начала искать что-то приемлемое для своего взыскательного вкуса.
— Ну так а чего мы тогда ждём? — шёпотом спросила у друзей Аксютка. — Тут нам все задать собираются. Может, нам того, в Китай утечь?
— В какой Китай? — вскинулась Глаша. — Я, между прочим, всё слышу! Если вы не пообедаете, вас бабушка в любом Китае найдёт! Марш в детскую комнату и ждите, пока к столу позовут.
— Интересное дело, — возмущалась Аксютка, сидя напротив Гаврюши на ковре в Егоркиной комнате и катая пальцем игрушечную машинку. — Мы тут, значит, стараемся, пытаемся все проблемы решить, лисичек прогнать, квартиру от разрушений спасти, обруч волшебный с неё снять. А Глафира эта… командует ещё!
— Она старшая сестра, — привычно пожал плечами Егорка, забравшись с ногами на подоконник и наблюдая в окно, как на площадке перед домом мужчина выгуливает молодого хаски на длинном поводке. Хаски неинтересно с хозяином, поэтому он тянет поводок, нюхает снег, ловит зубами медленно падающие снежинки и озирается по сторонам в поисках развлечений.
— Кому как не ей командовать, — уныло поддержал Гаврюша. — Ты, Аксютка, если настоящей домовой хочешь работать, так привыкай. Они вот все, — он кивком головы указал на Егора, — хозяева. И каждый из них может командовать в доме как ему вздумается. А мы чего… мы вообще невидимы должны быть! Наше дело маленькое — за домом присматривать. Ну и иногда ради развлечения помогать хозяевам — посуду помыть, пол подмести, чай поставить, за кошкой присмотреть. Но энто только в качестве исключения, по праздникам. А то эти хозяева быстро на шею присаживаются, знаем таких.
— Но я же тебе на шею не сел, — обиделся Егорка.
— Покуда нет. Хотя формально-то ты вроде как и приходишься нам с рыжей занозой хозяином. Но какой же ты хозяин? Ты самый настоящий друг. Наш боевой товарищ, так сказать!
— Ага, — вздохнула Аксютка. — А вот с Глашей я никак не могу подружиться. Не хочет она со мной дружить.
Она вскочила, запрыгнула на кровать и обняла плюшевого кота с длинным хвостом.
— Ну, Глаша строгая… — попытался оправдать сестру мальчик.
— Да никакая она не строгая, — влез с комментариями домовой. — Она просто побаивается нас. Тяжело взрослым людям опять в волшебство верить. Вот она и сопротивляется изо всех сил. Видит волшебство, понимает, что не верить в него уже не получится, поэтому сердится. А, да и обруч энтот китайский тоже ей нервы треплет.
В это время в дверь постучали.
— Марш за стол! — сухо крикнула Глаша Красивая.
Глава тридцатая, в которой бабушка устраивает свою личную жизнь. Почему нет?
На кухне за столом вели непринуждённую беседу бабушка Светлана Васильевна и инспектор Кондратий Фавнович. Последний шумно прихлёбывал чай из узбекской пиалы, макая в него сушку для мягкости. Бабушка маленькими глоточками пила из высокого стакана кипячёную воду — так ей рекомендовали делать в телепередаче про здоровье. На стол накрывала Глафира. Она кое-как собрала растрёпанные под обручем волосы в небрежный пучок и даже надела бабушкин фартук. Говорящий кот Маркс крутился возле своей миски, терпеливо ожидая порцию сыра "Дружба".
Глаша, разлив суп по тарелкам и поставив в центр стола плетёную хлебницу с ароматным бородинским хлебом, достала из холодильника кирпичик сыра в цветной фольге и положила его перед бабушкой — ведь это её кот, значит, ей его и кормить.
— А эт чего энто? — повёл носом чародейский инспектор.
— А это, Кондратий Фавнович, коммерсанты в такой яркой упаковке сыр делают, — пояснила бабушка и вручила ему "Дружбу".
— Сыр?! Сыр я люблю! — Кондрашка покрутил сырок в руках. — Да название-то у него какое хорошее — "Дружба"! Спасибо вам, любезная Светлана Васильевна! Вот съем суп и обязательно сыр с чаем скушаю! Если не забуду…
— Мрр?! — не понял кот. Он укоризненно уставился на бабушку, но та глаз не сводила с магического инспектора. Ну а Кондратий, как вы поняли, подмигивал и сыпал комплиментами.
После супа он действительно развернул хрустящую фольгу и с удовольствием стрескал весь кирпичик "Дружбы", надкусывая по чуть-чуть и запивая чаем. Счастливая Светлана Васильевна выставила перед ним ещё пять сырков — весь запас, который берегла для своего лечебного кота.
— Мяу-у?! — не своим голосом взвыл Маркс, хватаясь за сердце и вставая на задние лапы.
— Не мяучь тут, Марксик. Пусть гость дорогой кушает. А тебе я молочка налью попозже, — отмахнулась от него бабушка.
Кот икнул пару раз, не веря своим ушам, и попробовал потереться под столом об её ноги, но Светлана Васильевна отогнала его, погрозив пальцем.
Униженный, оскорблённый и преданный баюн убежал с кухни, забившись на полку для обуви. Егору даже показалось, что он всхлипывает. Мальчик было раскрыл рот в защиту кота, но…
— Всё-всё, раз вы поели, так идите уже в Егорушкину комнату, — быстро распорядилась бабушка. — Не мешайте нам, взрослым, разговоры разговаривать. И ты, Глашенька, иди, потом посуду помоешь…
— Глашенька это кто? — осторожно уточнил инспектор.
— Да внученька же моя, старшая.
— Не помню такую… ах, эта! Я-то думал, она ваша сестра, любезная Светлана Васильевна…
Бабушка краснела и млела, Кондратий по-павлиньи распускал хвост, детям действительно тут было не место. Кухня, как и вокзал, оставалась местом лишь для двоих…
— Опять нас прогнали, — надулась Аксютка. — Я даже конфет побольше набрать не успела. А Кондрашка теперь всё "Птичье молоко" стрескает и не чирикнет!
— Да, инспектора — они такие! — покивал бородой Гаврюша. — Сладенького поесть любят!
— И "Дьюжбу"… — жалобно мяукнул Маркс, просачиваясь в приоткрытую дверь. — Мою "Дьюжбу", товайищи!
— А нам-то что делать? — спросил Егор. — Это же несправедливо — отнимать у баюна сыр.
— Не знаю, мне энто неведомо. В Китай рано идти, скоро вечер, а закрытие олимпиады только завтра начнётся. Стало быть, и Сунь Укуна мы только завтра увидеть сможем.
— Почему это? — возразила Аксютка, с ногами забираясь на стул, стоящий возле письменного стола. — Давайте ночью пойдём! У костра посидим с ним и с этим, беззубым. Страшилки порассказываем.
— Ты глупости-то не говори, дурында рыжая, — беззлобно огрызнулся Гаврюша. — Скока раз повторять, что дружки-то наши китайские — энто демоны! Они же тебя даже днём сожрать хотели.
— И меня, товайищ! — подняв лапу, напомнил педантичный Маркс.
— И тебя, товарищ! — не стал возражать домовой. — А уж сколько раз энта рыбина беззубая на Егорку облизывалась, и не сосчитаешь! И энто всё днём. А чего они ночью могут вытворить, представляете? Даже в лучшие времена, когда на Прекрасном Сунь Укуне волшебный обруч был, монах Сюаньцзань не всегда по ночам мог с ним справиться. А уж без обруча вообще беда…
Все задумчиво помолчали. По факту действительно все их знакомцы были демонами, пытавшимися встать на путь исправления. А все, кто пытается исправиться, отлично знают, как это трудно. Особенно если рядом расхаживают вкусный мальчик и жирный кот…
— Эх, Егорка, а всё ты! — Гаврюша сел на кровать, болтая ногами. — Как же ты мог тогда этот обруч с него снять?!
— Да я же не знал, — попытался оправдаться мальчик. — Он предложил попробовать, я потянул, а обруч вдруг и снялся…
— А вот ежели не знаешь, так нечего и делать! Завтра тебе взрослые мальчишки за гаражами покурить предложат, ты тоже попробуешь?
— Нет! — уверенно замотал головой Егорка.
— Вот! Знаешь, что нельзя! Ладно, чего уж теперь. Может, энто тебе и есть урок от богини, что думать надо, прежде чем делать. Ну а теперь нам не ругаться надо, а придумать, как эту железку магическую на нужное место вернуть — с головы твоей сестрицы на обезьяний лоб Сунь Укуна.
Гаврюша спрыгнул на пол, поозирался по сторонам и, направившись к двери, сказал:
— Пошёл я.
— Куда? — хором спросили Егор, Аксютка и кот Маркс.
— По делам. Наобещал Нефритовому императору баюна, стало быть, надо к лешим идти и договариваться, чтоб подобрали нам котейку по взыскательному вкусу его величества. А это, скажу я вам, не так просто.
— Так давай мы с тобой сходим!
— Нет уж! И так на нас сестрица твоя уже косо смотрит, постоянно куда-то бегаем да пропадаем. Сидите тут, маму встречайте да за Кондрашкой приглядывайте, чтоб не наворотил чего. А я договорённостями Котофея Ивановича заручусь и к утру буду. А там уже в Китай можно будет отправляться.
— Какими договорённостями? — Егор удивлённо захлопал глазами. — Ведь в прошлый раз мы сразу Маркса домой принесли и бабушке отдали.
Гаврюша, прикрыв глаза, прислонился спиной к двери, всем своим видом показывая, что ему приходится объяснять элементарные вещи.
— А ты, Егорка, думаешь, баюнов пруд пруди и они все безучётные? Нет! Каждый кот наперечёт, строго под запись.
— Напейечёт! — подтвердил Маркс с подоконника. — На вес сейебйа и золота! Мы ценные кадйы! А тут меня, высококвалифицийованного специалиста, "Дьюжбы" лишают!
— Ага-ага! — поддакнула Аксютка. — За баюнами лешие ух как следят! Как вам только этого украсть удалось, ума не приложу…
— А мы его не крали, мы его купили за конфетку! — уточнил Егор.
Рыжая домовая рассмеялась звонким заливистым смехом и даже утёрла рукавом прокушенной кофты выступившие слёзы.
— Так вот, второй раз за конфетку баюна купить не удастся. Более того, вообще ни за какие деньжищи, — наставительно пояснил Гаврюша, подняв указательный палец вверх для весомости своих слов. — Котофейка-то и рад бы помочь, но только лешие теперь за ним следят в оба. И если я из его конторы с котом под мышкой выйду, меня тут же сцапают, и тогда…
— А что тогда, что? — спросил любопытный мальчик.
Аксютка нехорошо улыбнулась и, скрестив руки на груди, изобразила пиратский флаг — череп и кости. Типа всё, страшная смерть ждёт бородатого Гаврюшку…
— А тогда ни меня, ни того баюна никто, нигде и никогда не найдёт. По крайней мере, в цельном, не разобранном на косточки виде. Да ещё и Котофею Ивановичу несдобровать. Не хочу я его так подводить, ить ни за что пострадает, а он всё ж таки товарищ хороший, хотя и видимся мы редко. Так что надобно нам подумать, как мне незаметно баюна вынести. Посидим с Котофейкой, в баньке попаримся, да и решим что-нибудь. Всё, некогда мне с вами, ушёл я, ушёл…
Гаврюша щёлкнул пальцами и растворился в воздухе.
Глава тридцать первая Про то, что с детьми надо играть. Даже в пиратов
— Вот как он это делает, а?!
— Что? — не понял Егор.
— Исчезает. Не могу вспомнить, как надо правильно исчезать. А этот вредина не хочет меня научить. Эх… — Аксютка уныло обхватила колени руками, положив на них подбородок.
— А что мы будем делать? — спросил Егорка.
— Не знаю, можем в окно посмотреть, посчитать машины определённого цвета, можем порисовать. А может, ты мне книжку почитаешь?
— А может, мы поиграем в пиратов? — предложил мальчик. — Ты будешь прекрасной дамой, которую я спасу, и меня щедро наградят.
— Ну уж нет, — хмыкнула домовая. — Если мы будем играть в пиратов, то я буду пираткой!
Она достала из рюкзака косынку, повязав её на лоб так низко, чтобы она закрывала брови.
— Капитаншей! Я буду капитаншей пиратского корабля!
Девочка спрыгнула на пол со стула, подбежала к кровати, схватила пластиковую сабельку и закричала, подняв её высоко вверх:
— На абордаж!!!
— Я отпьявьяюсь в ссылку в пьихожую, — быстро пробурчал баюн и юркнул за дверь, не горя желанием принимать участие в пиратских игрищах. Почему-то коты в них всегда крайние и всегда получают по хвосту…
— Но капитан я! — возразил Егор Красивый.
— Был ты, а теперь я! — парировала Аксютка. — А ты — мой пират! Ну давай поиграем так, ну пожалуйста-а! Капитаном ты уже был, теперь моя очередь.
— Ну ладно, только недолго, — согласился не очень обрадованный мальчик.
Аксютка довольно улыбнулась и, приосанившись, сказала:
— Пират Красивый! Хи-хи… Смешно звучит. Пират Егорка! Хи-хи, ещё смешнее! В общем, пират! Принеси мне с кухни конфет! Выполняй!
— Э-э-э… в смысле?!
— Ну, — пояснила Аксютка, почёсывая саблей коленку, — это мой тебе приказ. Я ж капитанша. И жутко хочу "Птичьего молока". Ну и вот, иди на кухню, пират, и добудь для меня эти конфеты. Пока Кондрашка их ещё не все слопал…
— Что-то я уже не хочу играть в пиратов… — признался Егор и сел на кровать.
— Ну ладно тебе! Я всё равно хотела тебя попросить конфет мне притащить. А так получится, что ты вроде бы их добыл в бою, это будет наш клад, наша провизия. Ну принеси конфетку-у…
— Ладно, — вздохнув, согласился мальчик. — Сейчас принесу, только саблю отдай.
Капитанша отдала острую саблю своему верному пирату, и он отправился в полный опасностей путь. Его шаги эхом раздавались в страшном каменном коридоре. На стенах, кое-как освещая дорогу, полыхали факелы, вставленные в грубые железные держатели. Пират старался идти как можно тише, но каблуки его сапог, подбитые стальными пластинками, предательски стучали по камню. Он старался не дышать, кругом таились враги, только и мечтающие повесить его на рее…
За дверью, мимо которой ему нужно было пройти, спал дракон, бывший когда-то прекрасной принцессой. Злая волшебница заколдовала принцессу, и она превратилась в огнедышащего дракона. Пират не представлял, что нужно делать, чтобы расколдовать её обратно. Вообще-то легенды гласили, что принцессы расколдовываются поцелуем прекрасного принца. Но где в коридоре взять прекрасного принца? Да и какой принц захочет целовать дракона? Непонятно…
Пират аккуратно прошёл мимо комнаты бывшей принцессы, поднимаясь на носочках сапог, чтобы не стучать каблуками по каменному полу, и скользнул в большой зал. В нем было безлюдно и темно, а с балкона тонкой синей полоской виднелось море, пират чувствовал его запах и слышал мягкий шелест волн. Он бесшумно пересёк весь зал, пробираясь к кухне, из которой доносились тихие голоса. Вот сейчас пират дождётся, пока все отвернутся, и возьмёт любимые конфеты капитана. Он притаился за углом и стал ждать…
— Мелкий, ты чего тут крадёшься? — прозвучал за спиной голос Глаши Красивой.
Испуганный Егорка подпрыгнул, чуть не выронив саблю.
— Глаша! Ты уже превратилась из злого дракона в принцессу или ещё нет?
— Чего-о?! Из какого дракона?! — зарычала девушка.
— Не превратилась, — понял мальчик. — Но ты не переживай, мы с Гаврюшей найдём какого-нибудь принца, и он тебя расколдует.
— Да я тебя сейчас сама расколдую! — Глаша Красивая хотела было отшлёпать надоедливого младшего брата, но волшебный обруч больно сжал её голову. — Ай! Всё-всё, мир…
— Вы чего расшумелись?! — обернулась к ним бабушка Светлана Васильевна. Её дорогой гость тем временем попивал чай из белой кружки с нарисованными на ней ягодами клубники.
— Бабуль! А чего он меня драконом обзывает?! — пожаловалась несчастная девушка.
— Ну-ну, Глашенька, это он пошутил, — попыталась сгладить конфликт бабушка. — Егорушка, нельзя сестру обижать, некрасиво это, не по-родственному…
— Так ить и на дракона-то она не похожа совсем! — критическим взглядом оценив Глашу, внёс свою лепту магический инспектор. — Что же ты, мальчик, такую красавицу драконом называешь? Видывал я драконов, приходилось. Тока не помню где… и кого… а вам зачем?!
— Нам зачем? — уточнила Светлана Васильевна.
— Кто? — вновь ушёл в беспамятство Кондратий.
— Драконы! — напомнила ему бабушка.
— Драконы?! А-а, да, видал я драконов! Жуткие твари! Встречаться с ними категорически не советую! У нас даже в школе курс специальный есть, как драконов избегать!
— А зачем их избегать? — спросил Егорка. — Я думал, с ними сражаться надо.
— С кем?! — опять завис Кондратий. — Со мной не надо, я добрый дедушка… кажется… не уверен…
— Егорушка, а ты чего это вообще сюда пришёл? — недовольно заворчала бабушка. — Опять серьёзных людей от разговора отвлекаешь? Чего тебе надо? Конфет, что ли? Бери сколько хочешь! Зачерпни из вазочки две штучки да иди играть в комнату.
Егор послушно взял из хрустальной вазочки две конфетки и ушёл с кухни, провожаемый тяжёлым взглядом старшей сестры. Обстановка искрила электрическим током…
— Держи. — Вернувшись в свою комнату, он протянул конфеты Аксютке. — Мне надоело играть в пиратов.
Мальчик уселся на кровать, обхватив руками серого плюшевого кота с длинным хвостом.
— О, да ты не в настроении, — заметила рыжая домовая. — Чё случилось-то?
— Я устал. Мне всё надоело. Меня все обижают. — Он засопел и вытер ладошкой намокшие ресницы. — Глаша на меня ругается за обруч, Гаврюша тоже. Бабушка на меня ругается за то, что Глашу обижаю и им с Кондратием чай мешаю пить. Папа из дома на работу убежал. Я хочу к маме. И даже в школу уже хочу…
— Эй, да ты чего! — попыталась подбодрить его девочка. — Не кисни! Скоро мама твоя придёт. А утром Гаврюшка вернётся, мы опять в Китай махнём, к Сунь Укуну твоему! Весело будет!
— Не будет! Сунь Укун меня обманул, чтобы я обруч волшебный с него снял, и не предупредил, что у Глаши от обруча голова болеть будет. А теперь я во всём виноват.
— Ну так давай пойдём в Китай и этому Сунь Укуну наваляем!
— Нет, не наваляем! За что ему валять? — возразил Егор. — Он не виноват, что он демон!
— Ну ладно, не виноват так не виноват, — неохотно согласилась домовая. — Но нам всё равно в Китай надо, чтобы обруч с твоей сестры снять. Придётся идти.
Дверь тихонько отворилась, и в комнату вошла мама Красивая.
— Привет, Егорушка! Здравствуй, Аксютка. Ну как вы тут?
Александра Александровна обняла сына и погладила по голове. Егор всхлипнул и прижался к маме.
— Что случилось, сынок? Ты не заболел?
Она коснулась губами лба мальчика, проверяя, не горячий ли он.
— Да не, не заболел. Его просто обижают все, — пояснила домовая.
— Кто это "все"?
— Да все. Глаша обижает, Гаврюшка обижает. Бабушка вон тоже его обижает, потому что он мешает ей с Кондрашкой чаи гонять!
— С каким ещё Кондрашкой? — удивилась Александра Александровна.
— Да у бабули вашей теперь новый приятель, инспектор наш чародейский, Кондрашка Козлюк.
— Не выражайся нехорошими словами, — строго потребовала мама.
Егорка невольно хихикнул.
— Мама, это не нехорошее слово, это фамилия такая у инспектора — Козлюк!
Он счастливо заулыбался, вытирая последние слёзы.
— Кошмар какой, — тихо выдохнула Александра Александровна.
— Нет, дядя Кондратий хороший. Только Гаврюшу гоняет да кота бабулиного обидел — весь его сыр съел. А плакал я, потому что по тебе, мама, очень соскучился. Как здорово было бы, если бы ты с нами с Аксюткой поиграла!
Мама Красивая только вздохнула. Вообще-то она собиралась немного отдохнуть после работы. Но в последнее время она действительно мало времени уделяла сыну, а Егорка очень тяжело это переживал. Александра Александровна надеялась, что волшебные друзья — домовые развлекут мальчика, но он всё равно очень скучал по маме.
— Ну ладно, мои хорошие, — согласилась она, — давайте поиграем. Только недолго, у меня ещё куча дел. И Гаврюша пусть с нами поиграет. Где он, кстати?
— А его нет, он за новым котом пошёл, — сказала Аксютка.
— Как? Ещё за одним котом?! — испугалась мама Красивая. — Нам второй кот не нужен! Нам и этого одного девать некуда!
— Мама, это не для нас кот, — поспешил успокоить её Егорка. — Просто Гаврюша баюна китайскому императору пообещал, потому что император нашего Маркса забрать хотел, а без него у бабушки опять давление будет.
— Какой император? Какой Китай? — нахмурившись, спросила мама, посмотрев на Аксютку. — У меня сейчас у самой давление будет…
— Да это мы на улице с Гаврюшей в китайскую олимпиаду играли! — спасла ситуацию домовая. — В хоккейной коробке…
— Ох… Ладно, игры на воздухе — штука полезная. Только одевайтесь теплее. А котов ваших, откуда вы их там берёте, надо бы от блох обрабатывать. И вообще, я бабушку заставлю Маркса к ветеринару сводить. Ну а мы-то с вами во что играть будем?
— А давай в пиратов играть! — просиял Егорка, вскакивая и хватая пластмассовую сабельку.
— Блин, — подняв глаза к потолку, сказала домовая. — И не надоели тебе эти пираты? Ну ок, в пиратов так в пиратов!
— А как в пиратов играть? — спросила мама.
— Ну вот Егорка у нас капитан, — пояснила Аксютка. — В прошлый раз я капитаншей была, а он простым пиратом. Но такая игра ему не понравилась, так что теперь пусть он капитаном будет.
— А вот этот кот — юнга, — продолжил объяснять мальчик, — и свой длинный хвост вместо каната использует. Я недавно по этому канату выбрался из воды, когда Железный человек тонул, а я его спасал!
— Ага, и ещё у нас вместо карты была Глашина книжка, — вспомнила Аксютка.
— Да, про рыцаря, который сражается с танком, — подтвердил Егорка нахмурившейся маме. — Но мы её аккуратно Глаше в комнату вернули.
— Ага-ага, даже ни одной странички не порвали, — закивала домовая.
— И ещё в коридоре у нас каменный пол и факелы на стенах. — Егор всё больше входил во вкус, вводя маму в курс своих игровых локаций.
Александра Александровна рассмеялась, хлопая в ладоши.
— Ну а что я буду делать в вашей игре?
— А вам ничего делать и не надо! Мы будем вас спасать! — решила Аксютка.
— От кого? — напряглась мама.
— От злых пиратов!
— Да, от злых пиратов! — счастливо согласился Егор. — Слышишь, как стреляют их пушки?..
В общем, целых полчаса в детской комнате бушевал шторм, корабль капитана Красивого отважно брал на абордаж бригантину с чёрным флагом. Грохотали кулеврины, рвались снасти, с треском ломались мачты, враги наседали со всех сторон, их лица были ужасны, шпаги остры, а пороховой дым от пистолетных выстрелов резал глаза. От всей команды остались только сам капитан и его первый помощник (помощница), по совместительству юнга и кок (то есть повар), но даже вдвоём против превосходящих сил коварных противников они сумели вырвать из плена прекрасную женщину, маму капитана, а пиратскую посудину пустить на дно с тремя пробоинами ниже ватерлинии. Это была полная и безоговорочная победа-а!
Глава тридцать вторая Потому что очень хорошо, когда все дома и все друг друга понимают…
А потом все отправились ужинать. Кондратий бесследно исчез с кухни, так что бабушка даже ещё минут десять с ним разговаривала, пока не поняла, что инспектор слился. До Светланы Васильевны дошло, что неспроста его фамилия Козлюк и даётся она не абы кому, а за заслуги и склад характера. Мама, принявшая душ и замотавшая влажные волосы полотенцем, была спокойной и задумчивой. Она в домашнем халате сидела напротив сына, намазывая себе бутерброд.
Папа Вал Валыч позвонил, сказал, что не голоден, и отпросился в гараж возиться с машиной. Видимо, китайские лисички так потрепали ему нервы, что мужчине нужно было успокоиться на чём-то более предсказуемом. Карбюратор перебрать, в конце концов. Егорка и Аксютка сидели рядом, шустро работая ложками.
Суровая Глаша, поджав губы, гоняла вилкой по тарелке зелёные горошинки.
— Глашенька, так ведь пюре же есть, свеженькое, с курочкой. Чего ж ты одну траву ешь?
— Ты, бабуль, не обижайся, но пюре твоё не диетическое. В картошке крахмал, с курицы ты кожу не сняла, да ещё и кусок сливочного масла в кастрюльку с пюре бросила, я заметила.
— Да где это видано, чтобы картошка с курочкой не диетическими были?! — всплеснула руками Светлана Васильевна. — Ох, доведёшь ты себя диетами этими до истощения…
— Не доведу, — возразила Глаша. — На мне крутые джинсы с драконом на бедре не сходятся, которые я в девятом классе купила. Скоро совсем толстая стану.
Расстроенная бабушка покачала головой.
— Ну кушай хоть ты, Аксютушка, как тебе пюре с курочкой, хороши ли?
— Ага! Очень вкусно, спасибо! — облизывая ложку, поблагодарила рыжая домовая. — А раз Глаша не хочет, так я могу за неё её порцию съесть.
Глафира посмотрела на неё, многозначительно приподняв бровь.
— А чё не так-то?! Если ты не ешь, так мне что, тоже теперь голодать? У меня, между прочим, растущий организм, мне усиленное питание нужно!
— Воспитание тебе нужно, — сквозь зубы процедила старшая сестра Красивая.
Мама Александра Александровна подняла голову, намереваясь погасить вспыхивающий конфликт, но конфликта не получилось.
— Ну вообще это да-а, — честно протянула Аксютка. — И воспитания тоже чутка можно… Но только кто бы меня воспитывать стал? Я ж беспризорница… Может, ты меня и воспитаешь, а, подруга? — Она весело подмигнула Глаше и широко улыбнулась.
— Я тебе не подруга… — напомнила девушка, пронзая горошинку вилкой.
— Что же ты такое говоришь, Аксютушка, какая же ты беспризорница? — всплеснула руками бабушка. — Ты теперь наша, у тебя и дом есть, и семья, и работа. Мы тебя и воспитаем, и в школу отправим. А что, Александра, давайте ей документы выправим да в Егоркину школу отдадим? Пускай девочка образование получает!
— Скажи-ка мне лучше, мама, — сменила тему обалдевшая Александра Александровна, — про какого такого Кондратия мне ребята рассказали? Что это за посторонние дедушки с тобой тут чай пьют?
— Никакой он не дедушка! — капризно возразила Светлана Васильевна. — Кондратий Фавнович чрезвычайно интересный, образованный, интеллигентный человек! И обаятельный, между прочим. Ну да, росточком не вышел, ну и что с того? И отмыть бы его, конечно, надо. Бороду эту козлиную обрезать. К стоматологу сводить, лекарства для памяти выписать, чтоб голова не совсем дырявой была, да одежду какую-никакую, а более-менее приличную подобрать. И уж поверьте, будет Кондратий Фавнович мужчина нарасхват!
Александра Александровна схватилась за голову от перспектив по отмыванию нездорового бомжа-пенсионера, страдающего проблемами с памятью.
— Да и не посторонний он вовсе! Вон ребятки наши его давно знают уже. Он сразу вслед за Гаврюшей в нашу квартиру наведываться стал. И с Егоркой подружился, и Аксютку воспитывать готов. А Глашеньку нашу вообще красавицей назвал. Очень положительный мужчина!
Бабушка собрала пустые тарелки и поставила на стол кружки с чаем.
— Я его уговаривала остаться и с тобой познакомиться. Но он, наверное, застеснялся да и ушёл, пока я к плите отвернулась. Ничего. Я вас в следующий раз познакомлю! Да и вообще. Засиделась я у вас. А ведь у меня своя квартира есть! Пустая стоит, пылью зарастает. Пора мне домой возвращаться. Вот только переноску для котика своего куплю и поеду.
— Вал Валыч тебя отвезёт, — с радостью ухватилась за эту идею мама Красивая. — Может, и Глафира поможет с тяжёлыми сумками.
— Мы все поможем, — подтвердили и Глаша, и Егор, и Аксютка.
— Валентин твой пускай сначала машину свою починит. А меня провожать не надо. Меня Кондратий Фавнович проводит. Он и с сумками мне поможет справиться, и с котиком моим.
Все переглянулись. Похоже, бабушка всерьёз решила взяться за магического инспектора.
— Лисички ушли? — напряжённо спросил папа Вал Валыч, появившись в дверях кухни с монтировкой. — А что это вы тут делаете?
— Ох, Вал Валыч, ты столько пропустил… — сказала мама. — А что за лисички?
— Ты тоже многое пропустила, милая…
— Папа, а мы с мамой играли в пиратов! Пираты её похитили, привязали к мачте, и она была вся мокрая! А мы с Аксюткой её спасали-спасали и спасли!
— Ага! А ваша бабушка с Кондрашкой-инспектором из дома уходит! — добавила домовая.
— А я остаюсь жить в этом сумасшедшем доме, — добила Глаша.
Вал Валыч почесал в затылке монтировкой, а его жена, открыв холодильник, достала три больших яблока. Вручив их по одному Егору, Аксютке и Глаше, мама отправила всех с кухни. Теперь уже ей нужно было поговорить с папой. Тем, как вы понимаете, накопилось с обеих сторон…
— Вот и мама нас прогнала, — вздохнул Егорка, догрызая яблоко уже в своей комнате.
— Да ладно, — махнула рукой Аксютка, — взрослым тоже от детей отдыхать надо. А мы с тобой сами приключений найдём. Давай в пиратов играть, что ли?
— Давай! А как?
За окном уже стемнело, яркий свет фонаря выхватывал из темноты снежинки, и они кружились вокруг него, как мелкие мошки.
— Смотри. Пусть это будет Ледовитый океан. Наш корабль дрейфует во льдах, — предложила Аксютка, обводя комнату руками. — Вокруг полярная ночь, которая длится полгода, и наши учёные должны придумать, как вернуться в тёплые воды.
— Какие учёные? — растерянно спросил Егор Красивый. — Мы же в пиратов играем?
— Ну да. Просто пираты захватили корабль с учёными, которые путешествовали вокруг света. Корабль называется "Бигль". На нём плывёт сэр Чарльз Дарвин.
— Кто? — не понял мальчик.
— Ну учёный такой, — немного раздражённо пояснила Аксютка. — Тот, который открыл, что человек произошёл от обезьяны, слышал про такого?
Егор слышал. Учительница говорила об этом на природоведении, но лишь несколько слов, так как это взрослая тема и подробно "проходить" её ребятам придётся в старших классах. Он даже вспомнил, что на стене в классе биологии, куда они ходили поливать цветы, висит портрет старого бородатого мужчины с подписью "Чарльз Дарвин".
— Вообще-то там теория посложней, но ты ещё маленький, — заметила рыжая домовая. — А ещё на том корабле есть другие учёные. Учёные — настоящие герои. Вот вырастешь, станешь учёным и тоже будешь героем.
— Учёным пиратом? — уточнил Егорка.
— Ну, можно и пиратом, — подумав, решила девочка.
Дверь приоткрылась, и в комнату просочился говорящий кот.
— Я устал, я ухожу, товайищи, — сказал Маркс, ударив себя лапой в грудь.
— В смысле? — не поняла Аксютка. — Чё эт ты устал-то? Только ешь да спишь целыми днями!
— Маркс, почему ты уходишь? А как же бабушка? — заволновался Егор.
— Бабушка связалась с Кондьятием-инспектойём! — сдвинув белые брови, гневно промяукал Маркс. — "Дьюжбой" его коймит! Домой с ним уйти хочет! Не хочу с Кондьяшкой жить! Не хочу общей судьбы со стайым майазматиком! Узуйпатойём! Йазойителем!
— Да ла-адно тебе. Ну подумаешь, старик сырки съел. Чё ж из-за этого так психовать?
— Потому что вся власть пьинадлежит найоду, а вся "Дьюжба" — мне!
— И куда ты пойдёшь, дурилка мохнатая? — спросила Аксютка.
— Сама дуйилка йижая! А я в Китай пойду! К импейятойу. На золотых подушках лежать, пейсики бессмейтия вкушать да муйчать по-китайски, постигая их непйолетайский дзен!
— Как же ты туда уйдёшь, ведь Гаврюши нет, чтобы волшебную дверку открыть и тебя уменьшить… — растерялся Егорка.
— Я вам не обычный кот! Я баюн! — гордо заявил Маркс. — Я и без Гавьюши могу по мийам сказочным йасхаживать и, если бы хотел, давно бы ушёл. Вот и ухожу тепей, тут мне оставаться больше незачем. Пйощайте, товаищи! Гавьюше пейедайте, что он настоящий коммунист и пьолетаий, и, если случится беда, я с ним в йазведку пойду.
— А бабушке?
— А бабушке, Светлане Васильевне, ничего не говойите. Хотя нет. Скажите, чтоб в колени "Золотой ус" втийать не забывала. И лекайства от давления пить. Йегуляйно! — важно подняв вверх оттопыренный палец с кривым когтем, уточнил он и, задрав хвост, вышел вон.
Глава тридцать третья Что делать, если от вас ушёл кот? Стреляться или праздновать?
— Что же мы Гаврюше скажем? — растерянно протянул Егорка Красивый.
— Как это — что? Так и скажем, что коммунист он и пролетарий, и в разведку с ним этот кошак белобровый пойдёт, но император Поднебесной всё равно лучше, и жить он у него будет, — быстренько объяснила Аксютка, наскоро переплетая распустившуюся косичку.
В дверь постучали, и в комнату просунулась голова Глаши.
— Так, мелкий. И ты тоже… — безлично обратилась она к девочке. — Бабуля решила от нас съехать. А перед отъездом устроить банный день, чтобы проконтролировать, как мы тут все отмоемся до скрипа и блеска. Так что готовьтесь по очереди в ванную.
— А ты? — уточнила домовая.
— И я. Вообще мне бы первой пойти, чтоб поспать подольше. Но вас велено вперёд пропустить, вы же маленькие.
— Мы не маленькие! — хором ответили Егор и Аксютка.
— Фиолетово, — приподняв бровь, заверила их Глаша и ушла, прикрыв дверь.
Капитан Красивый вдруг резко понял, что ванная самое подходящее место для спасения тонущих пиратов. Он бросился вперёд, за ним наперегонки Аксютка, а из ванной комнаты уже доносились приятные запахи горячей воды и мыльной пены. Бабушка Светлана Васильевна бдительно проверяла температуру воды рукой. Егор и Аксютка замерли в дверях.
— Чего это вы тут встали? — сурово спросила бабушка.
— Как? Глаша сказала, что мы купаться будем. Вот, мы пришли.
— Ну не вдвоём же! Вы уже большие, должны по отдельности ванну принимать. Вот Аксютка у нас первая пойдёт, потому что девочка. А ты, Егорушка, выйди и жди своей очереди. Будешь со мной последние новости смотреть, чтобы мне одной не скучно было.
— Я не хочу смотреть новости, — надулся Егорка. — Я хочу играть в пиратов.
— Потом поиграешь. А пока мы с тобой пойдём моего котика искать, куда-то он спрятался, не видно его нигде.
Она выставила внука за дверь, дала последние инструкции по принятию ванны рыжей домовой, закрыла воду и тоже вышла в коридор.
— Ну, где мой котик умненький притаился? — спросила бабушка, поглядывая в разные стороны. — Марксик, Марксик, кис-кис-кис…
— Бабушка, а Маркса нет, — признался Егор.
— Как это нет?
— Он ушёл.
— Куда?! — встревожилась бабушка.
— В Китай.
— А-а, в Китай, — расслабилась Светлана Васильевна. Конечно же она понимала, что Маркс не может попасть в Китай из Москвы. Значит, её любимый внук опять придумал какую-то игру, и надо ему подыграть.
— И что же он будет делать в Китае? — спросила она, ища под диваном и на шкафах пушистый кошачий хвост.
— Лежать на золотых подушках и есть персики.
— Это что же, в Китае и впрямь коммунизм, раз там даже коты на золотых подушках лежат?
— Нет, коммунизма в Китае нет, — охотно пояснил Егорка. — Там есть Сунь Укун — Царь Обезьян. И лысый монах. И китайский император в смешной шапочке. А ещё там олимпиада.
— Ох… Вот говорю же я твоим родителям, чтобы поменьше тебе телевизор включали, всё без толку… Насмотрелся всякой азиатчины. Наши сказки надо смотреть — "Морозко", "Царевна-лягушка", "По щучьему велению"…
— И ещё в Китае есть белый мохнатый демон Ша Сэнь! — вдруг вспомнил мальчик. — Мы на нём, как на лошадке, катаемся. Хоть он и хочет меня съесть. Но ты, бабушка, не волнуйся, он меня съесть не может, потому что он беззубый. Можно я отнесу ему те искусственные зубы, которые тебе соседка подарила? А то Аксютка ему зубы локтем выбила, потому что он пытался её укусить.
— Зубы? А, виниры… — Бабушка приложила пальцы к вискам. — Ох, заморочил ты мне голову, Егорушка… Аж давление поднялось… — Она села на диван и достала из сумки наручный тонометр. — А виниры возьми, играйся, всё равно они никуда не годятся. Вон в том ящичке лежат.
Бабушка указала пальцем на выдвижной ящик шкафа, который приспособила для своих вещей. После недолгих поисков мальчик среди брошек, платочков и ниток увидел пластмассовые зубы в прозрачном пакетике. Он взял их, отнёс к себе в комнату и бросил в рюкзак рыжей домовой, чтобы не забыть.
— Кис-кис-кис, — тихо доносилось из зала, Светлана Васильевна всё ещё надеялась найти говорящего кота. Увы, Маркс был слишком обижен и политических измен не прощал.
Если бы бабушка всерьёз отнеслась к словам внука, то, возможно, раскаялась бы и даже написала баюну письмо "Вернись, я всё прощу!", которое при случае можно было бы передать через императора. Но взрослые редко верят детям…
Егорка, полный впечатлений и уставший за такой насыщенный день, сел на кровать и зевнул.
— Как дела, пират? — В комнату тихо вошёл папа Вал Валыч и присел рядом.
— Папа, у меня-то хорошо. Только Маркс ушёл в Китай, потому что обиделся на бабушку, потому что она отдала всю "Дружбу" Кондратию, а он Козлюк!
— Да купим мы ему этой "Дружбы" хоть вагон, — отмахнулся папа. — А за бабушку радоваться надо, она себе под старость лет хорошего приятеля нашла. Вот у тебя есть Гаврюша и Аксютка. У мамы есть я, и ты, и Глаша. А бабушка со скуки передачи про здоровье смотрит, а потом сама себе диагнозы всякие ставит. Может, этот ваш Кондратий её отвлечёт, другие темы для разговоров найдутся, это же лучше?
— Угу… — протянул мальчик. — А это ничего, что Кондратий из сказочного мира, как и Гаврюша с Аксюткой?
— Да какая разница? Мы уже тут ко всякому привыкли. Главное, чтоб человек был хороший.
— Он хороший. И смешной. Только Гаврюшу не любит и вечно всё забывает.
— Ну, значит, хорошо, что бабушка его к себе в гости приглашает. Уйдут они отсюда вдвоём, не будет Кондратий Гаврюшу нашего видеть, не будет себе нервы трепать. Он же пожилой человек, ему тоже расстраиваться нельзя. А что забывает всё, так это вообще не вопрос. Попьёт какие-нибудь лекарства для улучшения памяти и будет как новенький!
Егорка зевнул. Они с отцом сидели плечо к плечу, как настоящие мужчины, без долгих, скучных разговоров. Иногда не они важны, а понимание того, кто рядом с тобой.
— Папа, а можно серьёзный вопрос?
— Валяй.
— Тебе нравятся наши домовые? А то ты с ними не играешь, не разговариваешь…
— Нравятся! — улыбнулся папа. — Особенно Аксютка. Она рыжая, весёлая, добрая. На твою сестру в детстве похожа.
— На Глашу?! — не поверил Егор.
— Да. А что, ты думал, что Глафира всегда такой букой была?
Мальчик неуверенно пожал плечами.
— Вообще, сестра у тебя хорошая и добрая. Это она с тобой строгая, старшие сёстры с младшими братьями всегда строго себя ведут. Ну и ещё нервная из-за экзаменов. Вы ведь с Аксюткой носитесь по дому?
— Носимся, — подтвердил Егорка.
— К Глаше в комнату забегаете? Книжки её хватаете?
— Да это Аксютка…
— Не важно, — перебил папа. — Шумите, заниматься ей мешаете?
— Ну… иногда, — вздохнул мальчик.
— Ну вот она и сердится на вас, — подытожил папа. — А домовые мне очень даже нравятся! Каждый день столько нового и интересного из-за них происходит, прямо как в сказке!
— Я же говорил, что они сказочные! — пояснил Егорка. — И дед Кондратий тоже из сказки. И я тебе по секрету скажу: бабулин кот тоже сказочный.
— Да ну?! — удивился Вал Валыч.
— Да, называется он баюн.
— Баюн? Это который "идёт направо — песнь заводит, налево — сказку говорит"?
— Да! — подтвердил мальчик. — Он и петь умеет, и сказки рассказывать, а ещё он про бабулин коммунизм много знает. И про ревматизм тоже. И лечит её теплом. И давление успокаивает.
— Отличный кот, — улыбнулся Вал Валыч.
— Был, — послышался голос Аксютки. Рыжая домовая, буквально сияющая чистотой, закутанная в длинный халат и в чалме из полотенца на голове, неуклюже вошла в комнату, путаясь в полах халата и широких штанинах пижамных штанов в полоску. — Свалил он. В закат. Или в туман. В общем, нет у вас больше кота.
— Ну, мы его как-нибудь вернём? — спросил Вал Валыч у сына.
— Мы постараемся, — пообещал Егор.
— Ну и хорошо. А теперь марш в ванную. — Папа встал, улыбнулся Аксютке и протянул руку сыну.
Егор Красивый, наскоро схватив пару игрушек, позволил увести себя мыться. А рыжая домовая, поудобнее устроившись на подоконнике, достала из рюкзака недоеденное яблоко и стала рассматривать машины, скользящие вдалеке, огни самолётов в чёрном небе и разноцветные снежинки, плавно опускающиеся в свете жёлтого фонаря за окном.
Егорка почти полчаса плескался в ванне, разыгрывая для самого себя Китайскую олимпиаду. В соревнованиях по плаванию пластмассовый Чебурашка опередил резинового Дональда Дака. На этот раз мальчик заправил занавеску внутрь ванны, чтобы не расплескать воду. Ведь он помнил, что у бабушки больные колени и ей тяжело наклоняться, чтобы вытирать пол, тем более что волшебный кот убежал от неё в волшебный Китай. А мама просто очень устала на работе.
Когда Красивый-младший вышел из ванной, одетый в новенькую пижамку с планетами, звёздами и космическими кораблями, на кухне уже никого не было, мама с бабушкой тихо смотрели телевизор в гостиной, погасив верхний свет и оставив включенной одну настольную лампу, а папа лежал с книгой в своей комнате.
— Накупался? — с улыбкой спросила мама.
— Воду не разлил? — проворчала бабушка. — А то ведь мы с твоими играми так соседей затопим, потом будем их евроремонт оплачивать. Что-то я нервная сегодня. Наверное, опять магнитные бури. И котика моего лечебного нигде нет. Куда он спрятался?
— Иди спать, милый. — Мама обняла Егорку, целуя его в лоб.
Он хотел сказать, что совсем не хочет спать, что хотел раньше, а после купания в ванне расхотел, потому что там была олимпиада и Чебурашка победил! Но Александра Александровна погладила сына по влажным волосам и подтолкнула в сторону детской комнаты, реклама закончилась, и на экране стало происходить что-то очень важное.
— В Москве совсем не видно звёзд, даже в спальных районах, — задумчиво сообщила домовая, когда Егор вошёл в комнату. Она всё так же сидела на подоконнике, поджав ноги под себя.
Егорка выразительно посмотрел на валяющиеся хвостик и семечки — всё, что осталось от яблока.
— Я уберу, — поспешила вставить девочка.
— А бабушка говорит, что огрызки есть нельзя.
— Ещё как можно! — возразила Аксютка. — Только семечки нельзя и хвостики.
— А почему? — заинтересовался Егор.
— Потому, что в семечках содержится настоящий яд! — сделав страшные глаза, ответила домовая. — А хвостики просто невкусные, как деревяшка.
Красивый зевнул.
— Ты чего, спать хочешь? Я тоже. — Она спрыгнула с подоконника и плюхнулась на расстеленный надувной матрас, укладываясь поудобнее и укрываясь одеялом.
— Нет, давай не будем спать, — возразил Егорка Красивый.
— Почему это? — удивилась Аксютка. — Завтра у нас тяжёлый день, нам в Китай надо, олимпиаду закрывать, с Глашки обруч снимать. Дел полно, спи.
— Нет, я всё думаю, — не унимался зевающий Егор. — Что же мы будем делать с Марксом? Как его назад вернуть?
— Да не парься, Гаврюшка его уговорит, — беззаботно хмыкнула домовая.
— А если не уговорит? Если он навсегда в Китае останется? Кто же будет бабушку лечить?
— Кондратий Фавнович, — хихикнула Аксютка. — У него наверняка специальные заклинания есть, чтобы колени не болели. Если он их вспомнит, конечно…
— Нет, кота нужно вернуть, — упёрся Егор. — Бабушка вон как переживает, весь вечер его ищет.
— Ага, то и дело кискискает. Ладно, Гаврюша разберётся. Он же типа умный. А ты давай спи.
— Не хочу, — зевнув, сказал мальчик.
— Чего это ты тут не хочешь? — В комнату зашла мама Александра Александровна.
— А он спать не хочет! — пожаловалась домовая.
— Надо спать. Я вас завтра рано-рано разбужу на завтрак. — Она села к сыну на кровать, ещё раз поцеловала его и укрыла одеялом. — Бабушка с утра поедет переноску для кота покупать, чтобы забрать его с собой. Так что кормить вас я буду, перед тем как на работу идти.
— Мама, а может, мы Маркса себе оставим? — с надеждой предложил Егор.
Ведь как он мог объяснить бабушке, что забирать с собой ей уже некого и поэтому переноску покупать не нужно? Бабушка так и не поверила, что её драгоценный кот убежал в волшебный Китай.
Но мама лишь отрицательно покачала головой, типа в доме и так всем весело, обойдёмся без лишней живности. Она выключила настольную лампу и ушла, аккуратно прикрыв дверь. Егорка надулся и засопел, так что даже не заметил, как уснул. А сон оказался непростым и очень даже по-пиратски приключенческим…
Глава тридцать четвёртая Опять в Китай, вы без нас не скучали?
— Ты чего забыл у нас в Китае, мальчик? Ха-ха! — смеялась лисичка, размахивая пушистым хвостом.
— Я тут кота потерял. И домового. Он к вам не заходил?
Егор почему-то стоял босиком в траве, по его ступням ползали букашки. Он не очень уютно себя чувствовал совсем один, без друзей, тем более что лисичка постоянно над ним смеялась.
— А зачем тебе кот? — лукаво прищурившись, спросила она.
— Для бабушки.
— Ха-ха! — расхохоталась лисичка. — У бабушки Кондрашка есть, ей кот не нужен!
— Так ты видела нашего кота? — настойчиво спросил мальчик.
— Видела, видела, мы с сестричками его видели! Хи-хи! — подтвердила хохочущая лисичка и перекувыркнулась через голову, упав в траву и изящно виляя хвостиком.
— Так где же он? — не унимался Егорка. Он казался себе таким маленьким и беспомощным.
И только сейчас вдруг заметил, что пижама его исчезла, теперь он замотан в банное полотенце, а волосы совсем мокрые. Так и простудиться можно, ветер здесь прохладный. Он поплотнее закутался в огромное полотенце, которое по размерам больше походило на махровую простыню, и перекинул свисающий угол через плечо.
— Где наш Маркс? — повторил он свой вопрос рыжей лисице, весело скачущей по сочной траве.
— А что, если мы с сестричками его съели? — предположила она, улыбнувшись и показав огромные страшные зубы, точно такие же, какие были у демона Ша Сэня, пока домовая их не выбила.
Мальчик испугался и отступил на два шага назад.
— Ха-ха! Хи-хи! — рассмеялась лисичка. — Обманула-обманула! Провела тебя! Мы его не съели!
Егор Красивый не улыбнулся. Ему уже надоела эта глупая игра…
— Пойдём со мной, пойдём! Я тебе его покажу! — Лисичка в три прыжка преодолела расстояние до ближайших кустов и упрыгала в лес.
В лесу было светло и зелено, яркое солнце пробивалось сквозь листву невиданных деревьев. В центре просторной поляны на пеньке сидел говорящий кот. На его ушах косо держался венок, сплетённый из листьев и веточек. Непонятно зачем, но это же сон…
— Маркс! Пошли домой! — обрадовался Егорка.
Кот презрительно посмотрел на него и отвернулся. Из-за пенька выпрыгнули ещё две лисички.
— Куда это ты зовёшь нашего царя? — хором спросили они мальчика.
— Это же кот…
— Да! Ха-ха! Этот кот наш царь! Царь зверей! Хи-хи!
— Но он не может быть вашим царём. Он должен лечить бабушку от давления! Маркс, скажи им!
— Ха-ха, ха-ха, — засмеялись лисички. — Коты не разговаривают!
— А этот кот разговаривает! — упрямо возразил Егор. — Скажи им, Маркс!
— Мяу, — неохотно отозвался кот и принялся вылизывать лапу в белом носочке.
— Ха-ха! Какой смешной мальчик! — смеялись лисички. — Оставайся с нами, смешной мальчик!
— Я не смешной, — надулся Егор Красивый. — А вы, случайно, Царя Обезьян не видели?
— Кого-кого? Ха-ха! Хи-хи!
— Царя Обезьян, — терпеливо повторил мальчик. — Прекрасного Сунь Укуна.
"И чего эти глупые лисички вечно хохочут и мельтешат перед глазами?" — подумал он.
— Сунь Укуна? Сунь Укуна? — переспрашивая друг у друга, бормотали лисички. — Да разве Сунь Укун царь?!
Они расхохотались сначала весело, а потом злобно, прыгая по поляне, срывая передними лапками траву и подбрасывая её вверх. Недоумевающий Егор решил, что нужно поскорее забирать Маркса и уходить отсюда, посмотрел на пенёк, но вместо кота там уже сидел лысый монах.
На этот раз он был не в белых, а в красных одеждах, его лицо было злым, и он хлестал волшебным хлыстом маленькую, размером с белку, обезьянку. Обезьянка визжала от боли при каждом ударе, на её шёрстке оставались ожоги, а чтобы она не убежала, монах удерживал её за длинный хвост, намотав его на руку.
— Плохая обезьяна! Глупая обезьяна! Непослушная обезьяна! — то и дело повторял монах, не переставая бить несчастное животное.
— Зачем он бьёт обезьянку?! — спросил Егор у лисичек.
— Зачем? Ха-ха! За то, хи-хи! — злобно смеялись лисички. Одна из них, подпрыгнув поближе к обезьянке, звонко щёлкнула её по носу, и маленькая обезьянка снова вскрикнула.
— За то, что глупая обезьяна сняла подарок богини! Волшебный обруч! Свою корону! — пояснила мальчику вторая лисичка.
— Так это Сунь Укун?! Прекрасный Царь Обезьян?! — не поверил своим глазам Егор.
— Ха-ха! Хи-хи! Сунь Укун! Сунь Укун! — закивали лисички. — Только теперь он не царь! Теперь он глупая маленькая обезьянка! Ха-ха!
Солнце вдруг заволокло грязными тяжёлыми тучами. Где-то загремел гром. Внезапно в дальнее дерево ударила молния, и лес загорелся. А жестокий монах продолжал пороть бедную обезьянку. Потом встал, высоко поднял Сунь Укуна за хвост, потряс в воздухе и бросил в траву.
— Не трогайте его! — Егор подошёл к Сунь Укуну, чтобы поднять его, но в траве лежал только плюшевый кот-юнга с длинным, как канат, хвостом. Внезапный порыв ветра сбил мальчика с ног, и он повалился в траву, обхватив руками игрушку.
— Глупая обезьяна! — крикнул монах, замахиваясь хлыстом то ли на игрушку, зажатую в руках зажмурившегося мальчика, то ли на него самого. — Вставай, соня! Все бока отлежал!
Егор удивлённо распахнул глаза. Перед ним стоял Гаврюша с всклокоченной бородой и съехавшей набекрень шапкой. Было раннее утро, зимнее солнышко ласково светило в окно.
— Гаврюша! Это ты!
— Я, конечно, а кто ж? Мама завтракать зовёт, вот и бужу тебя. Мы с рыжей уже встали давно, даже подраться успели, а ты всё спишь. Был бы ты девчонкой, назвали бы тебя Соня-Сонька!
— Гаврюша, нам срочно надо идти в Китай! — вскакивая, сказал Егор. Серый кот-юнга, в обнимку с которым он спал, плюхнулся на пол.
— Да знаю я, мне уже Аксютка рассказала, как вы кота говорящего прощёлкали. Эх, беда!
— Нет, Гаврюша! То есть да! — поправился мальчик. — Маркс убежал в Китай. Но нам нужно поскорее Сунь Укуна спасать!
— А чего его спасать-то? — удивился домовой. — От чего да от кого?
— От всех! — пояснил Егор, наскоро одеваясь. — Если ему волшебный обруч не вернуть, он превратится в маленькую обезьянку, а потом вообще…
— Что вообще?
— Я не знаю, — честно признался мальчик. — Но его нужно спасать!
Гаврюша снял ушанку и задумчиво помял её в руках.
— Ох, Егорка, вот как тебя понять, когда ты сам ничего не знаешь… — буркнул он, надевая шапку обратно. — Ладно. Пойдём уж сначала бутерброды есть, а потом спасать твоего Царя Обезьян.
На кухне мама и Аксютка уже мило болтали и пили чай. Егор, умывшийся и почистивший зубы под присмотром бдительного домового, поздоровался со всеми и уселся рядом с девочкой.
— Мама, мне такой сон снился! Там лисички и наш кот, а ещё…
— Да-да, милый, ты мне вечером сон свой обязательно расскажешь. — Александра Александровна поставила перед сыном кружку с чаем, а в центр стола тарелку бутербродов с сыром и колбасой. — А сейчас мне уже на работу бежать пора. Глаша ещё раньше, с бабушкой вышла.
Она быстро поцеловала Егора в щёку, уходя с кухни. Через пару минут хлопнула входная дверь, и друзья остались дома одни.
— Ну чё, пьём чай и сваливаем в Чайна-таун? — уточнила Аксютка.
— Ну и выражения у тебя… — хмыкнул домовой, взяв с тарелки бутерброд с колбасой.
— Нормальные у меня выражения, — беззлобно огрызнулась девочка.
— А мне такой сон снился… — начал было Егорка.
— Ты жуй быстрее, Егорка, по пути нам про сон свой расскажешь, — оборвал его Гаврюша. — Забот полон рот! Пока ты сны смотрел, сестрица твоя меня за шиворот поймала да пару ласковых слов нашептала.
— Каких слов?
— Выразительных! О том, что она нам устроит, если мы сегодня же с неё волшебный обруч не снимем. Ну и проблемная у тебя сестрица, Егорка Красивый!
Мальчик хотел согласиться, но потом вспомнил разговор с папой про Глашу, и ему стало стыдно и даже немного обидно за сестру.
— Вообще-то она хорошая, просто строгая и нервная, потому что мы хулиганим… — объяснил он.
Домовые недоверчиво переглянулись.
— Ну хорошая так хорошая. Бутеры жуй давай, а то в Китае вашем вечно есть нечего, — напомнила Аксютка, толкая ему бутерброд с сыром.
— Да ты кузнечиков жареных трескаешь как не в себя! — праведно возмутился бородатый домовой.
— И чё? Я не брезгливая. Да и вообще-то они вкусные, можете сами попробовать.
— Не дождёшься! — отрезал Гаврюша. — Мы уж лучше печку-матушку отыщем да пирожками угостимся.
— Ну и хорошо. Мне же больше кузнечиков достанется, — улыбнулась рыжая домовая и потянулась к вазочке с конфетами.
Но суровый Гаврюша укоризненно шлёпнул её по руке.
— Э-э! Ты чего?! — округлив глаза, спросила Аксютка, возмущённая таким обращением.
— А нечего семейство объедать! Пора за дела браться. А то квартируем тут, чаёвничаем, в баню ходим, а по делу так одни проблемы от нас. Девицу старшую заложницей волшебного обруча сделали. Баюну говорящему позволили в Китай удрать. Посуду за собой не моем! — распаляясь, ворчал домовой. — Маму Красивую, Александру Александровну, взрослого человека с высшим образованием, между прочим, вчера в свои пиратские игры втянули да чуть в море не утопили!
— Так это же не ты, это мы вдвоём с Аксюткой… — попытался успокоить друга Егор.
— Конечно, не я! — согласился Гаврюша, ударив себя кулаком в грудь. — А только отвечать кому? Кто ответственный? Гаврюшка-дурак! Гаврила-неуч! Чуть что, так сразу Гаврила-прогульщик виноватым становится! Знаем мы их!
— Да кого их-то? — не поняла рыжая, подливая разошедшемуся товарищу чай и всё-таки тихо стащив одну конфету из вазочки.
— А то ты сама не знаешь кого?! Инспекторов чародейских! Или ты думаешь, что вот за это за всё с нас никто не спросит? Уж они-то, инспектора энти, возможности такой не упустят! А нам не простой инспектор достался, а сам лютый Кондрашка Козлюк!
— Да-а, Кондрашка со странностями… — задумчиво протянула Аксютка. — Но зато с ним весело!
— Кстати! — Гаврюша поднял указательный палец вверх, выдержав короткую паузу. — С Козлюком мы тоже напортачили. Случайно с бабушкой Светланой Васильевной его познакомили, а он возьми да и подружись с ней! А ну как у них дружба в чувства перерастёт? Вдруг он инспекторскую должность свою решит бросить? Думаешь, нас за такое по головке погладят?
— Да нам другие домовые медаль дадут! — хихикнула девочка. — И некоторые инспектора тоже.
— Э-эх, маленькая ты ещё и глупая… — с досадой признал Гаврюша и тоже зачерпнул из вазочки пару конфет "Птичьего молока". Положил одну конфету на стол и щелчком пальца отправил её по скатерти к Егору. Тот поймал.
— Жизни не знаешь, — продолжил он свой спор с Аксюткой. — Жизнь это тебе не голубей на Курском вокзале вкруг пальца обводить. Энто куда как более сложнее штука.
Домовая, насупившись, смотрела исподлобья, но помалкивала.
— Кондрашку, конечно, мало кто любит, энто факт. Успел он не только законную ненависть у домовых вызвать, поскольку гоняет нашего брата и в хвост и в гриву да орёт дурниной почём зря, а ещё и инспекторов, и преподавателей школьных да академических сумел против себя же настроить. Ведь кто захочет с ним добрые отношения поддерживать, если он на своих же коллег бочку катит? Идеалист он, моралист и чистоплюй. Да только тем самым он для всей системы и ценен.
— Это как? — удивился Егор Красивый.
— А вот так, Егорка, получается, что по отдельности никто его не любит. Но в целом для коллектива он незаменим. Хотя и в маразме, а всё ж…
Домовой шумно отхлебнул чай из кружки и добрых минут десять рассказывал, что в молодости Кондратий Фавнович был бунтарь! Какие-то семьсот — восемьсот лет назад он бесстрашно против системы шёл, на собраниях критику начальства высказывал, домовых и ведьм на неповиновение подбивал! Молодой, красивый, дерзкий, и никто ему не указ! А потом в одночасье другим стал, таким вот вредным, принципиальным, шумным да крикливым.
— А почему? — подал голос Егорка, скатывая в шарик блестящую обёртку от конфеты.
— Да откуда мне знать? — вскинулся Гаврюша. — Да тьфу на него! Нам вообще в Китай пора. Там-то мы тоже дел наворотили таких, что не разгребёшь. Прекрасный Сунь Укун без обруча, демон Ша Сэнь, рыбина безмозглая, без зубов. Олимпиада заканчивается, а я тут сижу. Они, конечно, всё равно всё по-своему переиначили, однако же я ответственный! Я их консультировал, и надо в оба следить, чтобы не случилось чего. И императору я баюна наобещал, а не достал пока. Котофейка-то в положение вошёл, степень ответственности осознал, важность персоны императорской оценил так, что даже мявкнул от удивления. И поспособствует, чем может. Лучшего котейку подберёт под взыскательный китайский вкус. Только мне за ним ещё раз сходить придётся. Под прикрытием.
— Ой, да хватит болтать уже, балабол… — остановила его Аксютка и спрыгнула с табуретки. — Мы уж поняли, что косячим на каждом шагу. Пошли в твой Китай, что ли…
Она сходила в комнату Егора и взяла оттуда свой рюкзак. Гаврюша в приступе ответственности дотолкал табуретку до раковины и, встав на неё, быстро мыл посуду.
— И чего вы тряпками посуду моете, как в Средневековье каком? Губки давно уже придумали!
— Бабушка говорит, что губка много микробов впитывает… — пожимая плечами, ответил мальчик.
Домовой раздражённо расправил яркую жёлтую тряпочку, бывшую когда-то частью чьей-то футболки, и насыпал на неё горку соды из яркой оранжевой коробочки.
— А против "кометов" и "фейри" бабушка что имеет?
— Так ведь это ж химия, чё ты как маленький? — вклинилась в диалог домовая, прислонившаяся к стеночке с рюкзаком в руках. Она потуже заплела косички, перетянув их цветными резинками, и они напоминали Егору два корабельных каната яркого оранжевого цвета.
— А ты большая, значит?! Встала тут! Бросай рюкзак, бери полотенце и тарелки насухо вытирай! Стоит тут она, делать ей нечего…
Аксютка закатила глаза, раздражённо цокнула, но послушалась и засучила рукава.
— Я надеюсь, мы пол мыть не будем? — хихикнув, спросила она, когда суровый домовой закончил мыть посуду и спрыгнул с табуретки.
— Чего это не будем?! Будем! — Нахмурив брови, он задумался, а потом скороговоркой выпалил:
Аксютка, Аксютка, замри-ка на минутку! Превратись в вертолёт, прыгай задом наперёд, Здесь быстрее, там шустрей, расстарайся для людей, Для хозяев наших всё сожнём и вспашем! Не лови зелёных мух, Убирайся во весь дух!В ту же секунду в комнату вползла большущая половая тряпка, следом за ней, пристукивая, катилось пластиковое ведро и прыгала на одной ножке швабра. Изумлённый Егорка вытянул шею, на всякий случай с ногами залезая на табурет. А меж тем тряпка сама намоталась на швабру, ведро само запрыгнуло в кухонную раковину, набралось до половины и спрыгнуло вниз, расплёскивая воду, а рыжая домовая и пискнуть не успела, как швабра прыгнула к ней в руки.
— Эй, я не… ты чего? Отстань от меня, ненормальна-я!.. — завопила Аксютка, но неведомая сила уже гоняла её по всей кухне, как хоккеистку. Брызги летели во все стороны, ведро дважды наполняло себя чистой водой, тряпка визжала от упоения, и уже через пять минут пол сверкал!
— О-фи-геть… — ахнула маленькая домовая, падая на четвереньки. — Чистый, как зеркало, да в него ж смотреться можно! Ты как это делаешь, Гаврюшка?!
— А ты что, думала, домовым быть — энто только конфеты трескать да в ванне купаться? — злорадно усмехнулся он со своего табурета. — А вот и нет! Энто работа сложная и ответственная. Тряпку, ведро и швабру на место снеси!
— Слушаюсь, ваше благородие!
— То-то. — Бородатый домовой сам вытер оставшуюся посуду, вымыл руки и поправил ушанку. — Пошли, что ль?
Егор и Аксютка потянулись за ним.
— Энто нам ещё повезло, что мы в квартиру на работу поступили, в современный мегаполис, — на ходу говорил домовой. — Считай, в санатории живём!
Аксютка согласно кивала и поддакивала, а Егор, наоборот, только и мечтал попасть в деревню. В какое-нибудь мультяшное Простоквашино, о настоящей жизни он знал мало…
— А вот отправили бы нас с тобой в какое-нибудь село, под каким-нибудь Архангельском. Вот тогда бы и взвыли: и воды натаскать, и снег почистить, и дров наколоть, и печь истопить, и забор подправить, и крышу иногда подлатать — всё энто на нас, домовых, легло бы. И никакого тебе "Птичьего молока", никакого телевизора, никаких машин и метро! Только лес и волки…
Когда все вышли на площадку, Гаврюша аккуратно закрыл дверь. В подъезде было прохладно. Егорка успел слегка замёрзнуть в домашних тапочках и пижаме, пока они поднимались по лестнице. Но на чердаке их встретил настоящий мороз. На полу лежал толстый слой инея.
Он карабкался по стенам, и даже паутина в углу замерзла и покрылась белыми снежными иголочками, превратившись в большую снежинку. Егорка совсем забыл, что на улице зима. С постоянными походами в волшебный тёплый Китай он почти потерял естественный счёт времени. А ведь, наверное, ему скоро в школу…
— Ну чё, уменьшаемся, а?
С уменьшением проблем никогда не было, но вот дальнейшие действия забуксовали…
Глава тридцать пятая Когда кто-то очень не хочет спасти Китай, а мы спасём!
Гаврюша озадаченно кряхтел. Волшебная маленькая дверка замёрзла и никак не хотела открываться. Он дёргал её, стучал по ней и даже пытался поддеть какой-то железякой, валяющейся на чердаке. Но ничего не получалось…
— А почему ты заклинание придумать не хочешь, чтобы эту дверку открыть? — поинтересовалась дрожащая от холода Аксютка.
— Потому что! — после секундного молчания веско сказал домовой. — Вдохновения у меня нет! Творческий кризис, ясно? Думаешь, волшебные стихи так просто придумывать? Ничего энто не просто и без вдохновения нипочём невозможно!
— В смысле, чё, мы теперь в Китай не попадём, что ли? — не поняла девочка. — Ну пошлите тогда домой, чай пить да у батареи греться!
— Ага, как же, — проворчал Гаврюша. — Дверь-то я захлопнул. А дома нет никого. Теперь нам только ждать, когда кто-то из домашних вернётся. Хоть Глаша, хоть бабушка. Мама и папа Красивые ещё позже придут.
— Но ты же можешь сквозь двери ходить? — напомнил мальчик.
— Я-то могу, а вот вы с Аксюткой нет. И чё я в доме без ключей делать буду, как вас впустить?
— То есть это чё, нам тут сидеть и мёрзнуть? — заволновалась домовая. — У Егора вон уже нос посинел!
Она подышала на ладошки и потёрла ими свои щёки. Потом решительно шагнула к дверке и осторожно дёрнула за ручку. Сильнее, ещё сильнее…
— Не открывается, — оповестила она Гаврюшу и Егора.
— А то я не знаю?! — ехидно ответил домовой.
— Что же делать? — приплясывая, спросил мальчик.
— Думать. — И домовой одним щелчком решительно вернул себе и ребятам обычный рост. — Ну вот для начала. Большое тело медленнее охлаждается. Энто физика.
— Да? — обрадовался Егор Красивый. — Это значит, что мы не будем мёрзнуть?
— Нет, это значит, что мы не умрём от холода сразу, а сколько-то ещё протянем, — мрачно возразила домовая, с лязгом перевернув пустое ведро, стоявшее в углу, и усевшись сверху, как на тумбу в цирке. — Интересно, а голуби сюда вот через то маленькое окошко залетают?
— Вроде должны, а тебе-то что? — не понял Гаврюша.
— Ну как. Если есть, то можно дольше на холоде протянуть. Вон эскимосы всякие на Северном полюсе сырое мясо едят, и им норм. Оно ж тёплое, согревает. Так что если нам хотя бы по одному голубю на каждого изловить и съесть…
Егорка сделал испуганные глаза и даже прикрыл ладошкой рот.
— Да тьфу на тебя, провокаторша! — прикрикнул Гаврюша. — Не будем мы сырых голубей есть! И варёных не будем! Ты не знаешь, что ли, что голуби — энто и транспорт наш, домовской, и информаторы, и вообще всячески полезные пти…
Домовой недоговорил и ударил себя ладонью по лбу. Как это он сразу не догадался?!
— Тут меня ждите, я скоро, — сказал он и, поёжившись, спустился обратно в подъезд.
— Куда это он? — стуча зубами, спросил мальчик.
— Не знаю. Конфетку будешь?
— Давай!
Меж тем Гаврюша вышел из подъезда, поплотнее запахнул тулуп и с сомнением посмотрел на свой левый сапог. Кажись, каблук отваливается, надо бы прибить, но энто потом, сейчас дела поважнее. Он бросился во двор.
— Гули-гули… гули-гули… — то и дело повторял домовой.
Но голубей нигде не было. Он уже подумал подозвать их на хлебные крошки, вечно пылящиеся у него в кармане, но ведь налетит всякая мелочь типа воробьёв и синичек, они юркие и соображают быстрее. А ему непременно голубь нужен!
Обойдя весь двор и не обнаружив ни одного даже самого мелкого городского сизаря, Гаврюша приуныл. Светило яркое солнышко, сугробы блестели и переливались, как будто сделаны не из снега, а из маленьких звёздочек. Деревья трещали от мороза, гудели и перешёптывались, но домовой не стал их слушать. У него там друзья на чердаке замёрзнут, если он их не спасёт.
На скамейке умывалась хорошенькая серая кошечка. С Марксом, что ли, её познакомить, когда он вернётся? Или уж не портить девушке жизнь?
И вот тут ему повезло больше — на теплотрассе ютились, пытаясь согреться, пятеро голубей. Опытным взглядом Гаврюша определил того, кто ему нужен. Он сидел в сторонке от всех, распушив перья и спрятав маленькую голову в мощную шею так, что только клюв торчал.
— Эй ты! — обратился к нему домовой. — Крошек хочешь?
Голубь высунул голову из перьев и недоумевающе посмотрел на маленького мужичка с красным носом, рыжей бородой, в такой поношенной одежде, в какой на улице стыдно показаться.
— Да-да, я тебе говорю. Чё, сизый, онемел?
— Курлык? — неуверенно ответил голубь. Типа: неужели мы знакомы?
— Ну я имени твоего не знаю, у тебя на лбу не написано… — вздохнул Гаврюша. — Ну так чё, крошек хочешь? Ржаные есть, пшеничные. И даже вроде от овсяного печенья пара крошечек завалялась.
— Курлык, курлык! — Наконец-то заинтересовавшийся голубь поднялся, неуклюже переминаясь с лапы на лапу.
— Тока помощь твоя нужна. Мы ж, домовые да голуби, завсегда договориться можем, правда ведь?
— Не курлык, — категорично возразила птица и отвернулась, пытаясь снова присесть на теплотрассу.
— Да брось… — поспешил успокоить её домовой. — Ничего там такого! Никакого криминала и беззакония. Работка ерундовая, безопасная. Дверку надо открыть. Малю-усенькую такую. — Он показал пальцами размер дверки. — Я-то сам её открыть не могу, и дружки мои тоже. То ли она примёрзла на морозе, то ли ещё чё… На чердаке, — добавил он, увидев заинтересованный взгляд своего собеседника.
— Курлык, — задумчиво ответил голубь.
— Во-он в том доме. — Гаврюша кивнул головой в нужную сторону. — И за такую маленькую дверку — целая горсть крошек. Тебе одному они все достанутся. А энти, — он одним взглядом указал на косящихся на них остальных голубей, — ничего не получат, не узнают и отнять у тебя не смогут. Кошек там нет, я проверял!
— Тады курлык. — Голубь встал, встряхнулся и полетел в нужном направлении.
Домовой резво побежал следом, похрустывая снегом под сапогами.
Когда он дошёл до дома, голубь уже взад-вперёд расхаживал у подъезда.
— Курлык-курлык! — недовольно высказался он.
— Ну извиняй, крыльев у меня нет, летать не обучен! — пробурчал Гаврюша, аккуратно распахивая дверь в подъезд.
Голубь осторожно вошёл за ним, проследил, как его спутник поднимается на чердак, и быстренько взлетел, догнав его в проходе.
— Аккуратней! Чуть с ног меня не сбил махалками своими! — проворчал домовой.
— Ой, голубь! — радостно крикнул Егорка, стуча зубами.
Пернатый занервничал.
— Да не бойся, сизый, энто со мной, — пояснил Гаврюша птице. — Ты вот давай с дверкой энтой разберись.
Московский голубь вперевалочку подошёл к маленькой дверке, посмотрел на неё, поддел лапой ручку и не открыл.
— Курлык, — озадаченно курлыкнул он.
— Так и я о том же! — поддержал его Гаврюша.
Голубь, пристроившись поудобнее, попытался поддеть дверцу когтем, но она снова не поддалась.
— Что-то тут не так… — задумчиво протянула рыжая домовая.
— Д-да, — стуча зубами, поддакнул ей Егор.
Но голубя непокорная дверка уже раззадорила. Он рассерженно курлыкал, дёргая ручку то когтями, то клювом. А потом, окончательно психанув, просто стал клевать дверку. Старые доски треснули, и скоро от маленькой дверки остался лишь дверной проём с петлями и маленький железный замок, который кто-то повесил на дверь с той сказочной, китайской стороны.
— Вот энто новости… — удивлённо крякнул домовой. — Кто ж от нас заперся? Кому мы так помешали?
— Курлык?! — самодовольно задрав голову, сказал голубь. Типа пора бы и расплатиться.
— Да-да, спасибо тебе, сизый. Вот тебе твои крошки! — Гаврюша честно высыпал все крошки из кармана на пол.
— Ой, а чё это… — опомнилась Аксютка. — А можно я ему все крошки из рюкзака отдам?
— Так курлык же!!! — подтвердила счастливая птица.
Домовая порылась в рюкзаке и вывалила столько крошек, что они образовали целую горку.
Довольный голубь, замахав крыльями от удовольствия, приступил к завтраку.
Уменьшив всех, Гаврюша пролез в расклёванную дверь первым. Огляделся по сторонам, подёргал замок, осмотрел петли, проворчал что-то себе под нос и аккуратно шагнул на китайскую сторону. Егор и Аксютка выбрались за ним следом. Здесь было значительно теплее…
Казалось, в Китае всё по-прежнему — яркое майское солнышко, высокое голубое небо с белыми облаками. Всё та же ива, то же озеро. И даже беседка на том берегу — ничего не изменилось.
— Ну чё, норм вроде всё?
— Ага, конечно! — отозвался Гаврюша. — Нас просто заперли и не хотели пускать в Китай, хотя нам сюда позарез надо и нас тут ждут. Сама-то как считаешь, норм иль не норм?
— Ну не знаю… — буркнула девочка.
— Вот и я не знаю, чего тут происходит… — сам себе сказал домовой. Он внимательно осмотрел кусты, траву, ровную рябь озера и вздохнул. — Ну ладно. Делать нечего. Придётся на стадион пешком идти, раз нас никто не встречает. Потопали.
Гаврюша развернулся и решительно зашагал вдаль.
— Гаврюша, — вдруг хлопнул себя ладошкой по лбу Егор, — слушай, а почему ты сам ту дверцу не сломал, когда стал большим? Зачем было голубя звать?
— От же святая простота, дверь-то, она волшебная! Нельзя сдуру по порталу ногами бить, враз тот же Кондрашка прискакал бы суд чинить. А с голубя что за спрос, он птица глупая, мозг меньше горошинки…
Мальчик задумался. Наверное, да, на птичьи деяния любой магический инспектор сквозь пальцы смотрит, даже если она ему в полёте на колпак нагадит. Голуби же, что с них взять?
— Кстати, капитан пиратского корабля, забыла спросить, что это за пластмассовые челюсти у меня в рюкзаке валяются? — вспомнила Аксютка. — Я их чуть сизарю не скормила.
— А это китайские искусственные зубы, которые я Ша Сэню обещал, — пояснил мальчик. — Я специально их к тебе положил, чтобы не забыть. Не потеряй, пожалуйста.
— Замётано, — пообещала домовая. — А чего ты так о зубах этого проглота печёшься?
— Жалко мне его… — пожав плечами, ответил Егор.
— Святая простота! — не оборачиваясь, хмыкнул Гаврюша. — Заморочили детям голову голливудские сказки, в которых злодеи в конце хорошими становятся, а они и рады верить. Тьфу… Сожрёт он тебя энтими самыми зубами! — Домовой вздохнул и махнул рукой.
— Гаврюша, а долго нам идти? — решил сменить тему Егорка.
— Конечно, долго. Мы-то и на рыбине мохнатой заскучать успевали, пока до стадиона добирались. А пешком куда как дольше получится.
— А я устал, — надулся мальчик.
— Я тоже, — поддержала его домовая.
— Ну и я устал, и чего? — остановившись, ответил Гаврюша. — Идти-то всё равно придётся. Не капризничать мне тут! Тепло, светло да сухо, чего вам ещё надо?! Разбалованные все…
— У меня ноги устали…
— И чего? На ручки тебя взять?!
— Ну вот чего ты ему грубишь? — вступилась за мальчика Аксютка. — Можно подумать, это мы во всём виноваты.
— А кто ж?! — огрызнулся Гаврюша, но одумался и смягчился: — Ладно. Не вы виноваты. Ну то есть вы, но не во всём, энто точно. Не хочу я с вами ругаться. Но и не бесите меня, не мешайте думать…
— Это что-то типа извинения было, — шепнула домовая на ухо Егору. — И о чём же ты думаешь?
— А о том, кто дверцу запер. Кому энто выгодно? — спросил домовой.
— Кому? — хором спросили Аксютка и Егор.
— Вот и я не знаю, — разводя руками, ответил Гаврюша. — Царю Обезьян точно не выгодно нас в Китай не пускать — очень уж он заинтересован обруч волшебный назад вернуть. Если, конечно, не одичал совсем…
— А если одичал?
— А если одичал, Егорка, тогда ему тем более никаких дел до нас нет, потому как он по деревьям прыгает, на хвосте качается да метки свои ароматные оставляет по всему лесу, как собачка. Всё, привал, — объявил Гаврюша, опускаясь в высокую траву. — Отдых минут десять, потом дальше пойдём.
Егор упал в траву, раскидав тапки по сторонам, и счастливо улыбнулся. Аксютка аккуратно поставила рюкзак, достала яблоко и откусила кусочек. Погода располагала к созерцательности и познанию буддизма. Тишь, теплынь и никакой суеты. Высоко в небе тонкой красной лентой проплыл дракон…
— Рыбина безмозглая, — продолжил вслух рассуждать домовой, щурясь на ярком солнышке, — тоже на энто пойти не могла.
— Почему? — хрустя яблоком, спросила Аксютка.
— Потому, что, во-первых, Ша Сэнь постоянно порывается вас с Егоркой слопать. Значит, будет надеяться, что в следующий раз ему энто удастся.
— А во-вторых? — поинтересовался Егор.
— А во-вторых, не хватит у него мозгов, чтобы придумать запереть маленькую дверку! Другой энто кто-то…
— А может, тот толстый свин в смешной шапке? — предположила Аксютка, догрызая яблоко и доставая из рюкзака сушёный банан, облепленный крошками.
— Брат Бацзэ?! — удивился Гаврюша. — Не, Чжу Бацзэ точно энтого не делал. У него одна забота — как бы пузо своё безразмерное чем попало набить да хорошеньких крестьянок в заблуждение ввести, личину поменяв с уродца на красавчика. Ему до нас никакого дела нет.
— Гаврюша, а почему Прекрасный Сунь Укун, свинья Чжу Бацзэ и рыбина безмозг… э-э-э… Ша Сэнь называют друг друга братьями?
— Да то давняя история и к нашей миссии олимпиадной не относится… — хотел было отмахнуться домовой.
— Да расскажи, не жмись, — подмигнула ему рыжая домовая.
— Ты как со старшими-то разговариваешь?! — огрызнулся Гаврюша. — Да за такие слова никаких хороших рекомендаций не жди от меня!
— Какие рекомендации? Кому? — удивилась девочка. — Ты чё, забыл, что я бомж и неуч? Меня всё одно никуда не возьмут. Так что давай рассказывай нам китайские сказки.
— Да, расскажи, пожалуйста, Гаврюша, — поддержал её Егорка.
— Ох, ладно… — сдался домовой. — В общем, дело было так…
Он лёг в траву, сорвал одну травинку, помял её в пальцах, понюхал, пожевал и продолжил:
— Тот лысый монах, что вы на трибунах видели, пошёл как-то за священными книгами в Индию. Ну и повстречал на своём пути энту троицу. И стали они все его учениками.
— А чему он их учил? — спросил Егор.
— А тут, Егорка, только одному учат — как встать на путь просветления да как по энтому пути хоть куда-нибудь дойти. Желательно к Будде, но по факту оно необязательно, да и самому Будде никаким боком не упёрлось. Однако лысый Сюаньцзань решил из демонов настоящих буддистских монахов слепить! А раз они монахи, то все трое друг другу братья получаются. Вот и зовут они друг друга по сей день братьями.
— Ну а просветления-то ребята достигли? — заинтересовалась Аксютка.
— Сама-то как думаешь? — беззлобно фыркнул Гаврюша. — Рыбину беззубую помнишь? Есть у него в водянистых глазах хоть бы намёк какой на свет любви ко всему сущему?
Домовая отрицательно замотала головой.
— Вот именно. А всё почему? Потому, что конфетку из… из демонов сделать нельзя. Хоть они и весь тот сложный путь прошли, и других демонов всяких, природных собратьев своих, уничтожили, и книги священные им достать удалось, и живыми всем четверым назад вернуться — а всё равно демоны есть демоны! Это всё равно что Кощейку нашего малого пытаться честным да добрым вырастить. Злодейская натура, она всегда верх возьмёт.
— Но Сунь Укун же хороший… — попробовал возразить Егор.
— А они все хорошие, — согласился Гаврюша. — Когда спят зубами к стенке. Сунь Укун, конечно, из них самый толковый. Самый умный, в небесном дворце долго жил, хоть и конюхом, но всё ж таки. И потом, какой-никакой, а царь. У него община своя была, свои подданные, за которых он ответственность нёс. А энти двое совсем другая история. Хотя если подумать, Кощей-то наш тоже…
Гаврюша глубокомысленно помолчал, мальчик с девочкой тоже. Пользуясь случаем, рыжая Аксютка передала Егорке половину сушёного банана. Как только он его съел, домовой дёрнулся, словно очнувшись, и продолжил:
— Кощей-то наш тоже неоднозначный персонаж! Образованный, харизму имеет, эдакое, хоть и злодейское, а обаяние. Вон скольких красавиц переворовал — и Марью Моревну, и Василису Прекрасную, и Василису Премудрую, и всяких разных других кучу. И скажу я вам, что не все-то девицы против того возражали, особенно когда он помоложе был, да только в сказках ваших осовремененных об энтом писать не принято. Какой же дуре охота лягушкой век доживать или лебяжьим пёрышком, если интересный, умный и богатый мужчина замуж зовёт, царство своё предлагает, власть и богатства…
— А что же сейчас он до сих пор холостой? — невинно уточнила домовая.
— Так, чую, маленькие вы ещё для такой философии, хватит болтать. — Гаврюша резко встал, отряхнул штаны от налипших травинок и зашагал вдаль.
Вздохнувший Красивый уныло побрёл следом.
— Эй, подождите, я тока рюкзак застегну! — позвала их Аксютка.
— Догонишь! Шевелиться быстрей надо.
— А лисички? — на ходу спросил Егорка.
— Чего лисички? — не сразу понял домовой.
— Ну, может, это лисички дверь заперли?
— Да не-е… — хмыкнул Гаврюша. — Энти не могли.
— Почему?
— Не знаю. Зачем им это? Незачем. Значит, не они энто сделали. Понимаешь, дружище, в таких делах всегда мотив должен быть. Хулиганки энти рыжие вряд ли мотив имеют нас в Китай не пускать. Да и как они замок-то повесят да ещё и на ключ закроют? У них же лапки!
— А может, тогда это Золотой дракон сделал?
— Да тише ты! — шикнул на спутника Гаврюша. — Аксютка услышит — по ушам нам надаёт! Золотой дракон у неё в любимчиках.
Гаврюша незаметно обернулся, чтобы посмотреть на домовую. И… нет её!
Глава тридцать шестая Нельзя наших есть!
— А где ж энта рыжая заноза?! — спросил он. — Куда делась?
Егор удивлённо пожал плечами.
— Ты чего, за кустами неведомой зелени, что ли, спряталась? А ну вылазь! Некогда нам в прятки играть да обидки твои терпеть! Не хочешь по-хорошему? Ладно, я тя заклинанием угощу…
Эй ты, Аксютка, беглая малютка! Головная боль, рыжая моль! Вылезай-ка поскорей! Не пугай своих друзей И родных и близких, и больших и низких, Бородатых, бритых, битых и не битых, А не то Кондратий явится и схватит!Ничего не произошло, магический инспектор не явился, и рыжая девочка к битым-небитым родственникам тоже не спешила. Суровый домовой подошёл к ближайшим кустам, нырнул в них, пошуршал листвой, вынырнул и отплевался от веточек, насекомых и тонких паутинок.
— Нету тут конкурентки моей. Вообще никого нет.
— А где она?
— Егорка, да откуда ж я знаю?!
— Аксютка! — тревожно позвал мальчик.
Но никто не отозвался.
— Энто чего ещё за новости? — нахмурился Гаврюша и на всякий случай крепко взял мальчика за руку. — Энто чего, игры у неё такие? А?! А ну, мелочь рыжая, профнепригодная, хватит в прятки играть! Вылезай давай!
— Она не вылезает ниоткуда… — озвучил очевидный факт Егор после минутного молчания.
— А то я без тебя не догадался?! Вот сейчас мы её отыщем и я ей…
— А может, её злодеи украли? — сделал неожиданное предположение капитан Красивый.
— Да кому она нужна?! — уже не так уверенно возразил домовой. — Пошли-ка в беседке той поищем, может, она туда вернулась. А может, есть там кто-то, кто её видел…
Он развернулся и побрёл налево, сердито раскидывая ногами попадающиеся в траве камешки.
Солнце поднималось всё выше. В беседке на берегу озера никого не оказалось. Пусто…
— Куда ж она деться-то могла… — растерянно бормотал Гаврюша.
— А может, она просто домой вернулась? — с надеждой предположил Егор.
— Зачем? На чердаке мёрзнуть? — логично спросил домовой. — Квартира-то твоя закрыта. Нет, тут что-то не то… — Он сел на лавку в беседке, снял с головы ушанку и почесал затылок. — На дверку волшебную замок повесили, потом Аксютка пропала, да и тишина вокруг какая-то нехорошая…
— Я пить хочу.
— Иди из озерца попей. Тут вода чистая.
Мальчик хотел было возразить, что бабушка не разрешает ему сырую воду пить, но ведь кипячёной здесь всё равно нет. Егор уныло побрёл к озеру.
У воды было прохладнее, и трава казалась влажной. Егорка опустился на колени, движением руки отогнал в сторону узенькие листики ивы, плавающие на поверхности воды, зачерпнул воду в ладонь и сделал пару глотков. Потом встал, отряхнул колени и присел на большой почерневший камень, лежащий на берегу, кое-где треснувший и поросший влажным мхом.
Через несколько секунд камень зашевелился. Егорка, не удержавшись и смешно ойкнув, упал в траву. Трещины чёрного камня засветились синим светом, и откуда-то снизу высунулась недовольная чёрная голова черепахи.
— Ой, здрасте… — вытаращился Егор Красивый. — Чёрная Черепаха! Извините, пожалуйста, я опять на вас сел! Я случайно!
— А-а… — сощурив старческие глаза, протянуло пресмыкающееся. — Э-это ты-ы, ребё-ёнок в кимоно-о?.. Ты-ы, наве-ерное, ду-урно воспи-итан, е-если уже-е второ-ой ра-аз сади-ишься на-а па-анцирь Гу-уй Ми-ина, Вели-икой Чё-ёрной Черепа-ахи Кита-ая, повели-ителя все-ех во-од, снего-ов и да-аже нета-ающих льдо-ов, лежа-ащих на са-амых высо-оких верши-инах го-ор?!
Но пока Гуй Мин говорил, долго растягивая звуки, Егорка уже успел забыть, о чём Чёрная Черепаха его спрашивала. Поэтому решил просто промолчать — Глаша говорила, что, если молчать, можно даже в глупой ситуации сойти за умного. Гуй Мин, повращав головой и не дождавшись ответа, раздражённо продолжил:
— И-или, бы-ыть мо-ожет, тво-и глаза-а сле-епы, ка-ак сле-епо быва-ает то-олько молодо-ое се-ердце ко-оротко живу-ущего челове-ека, поражё-ённое и-искрой пе-ервой любви-и?
— Чего ты там застрял? — послышался сзади голос Гаврюши.
— Гаврюша, тут опять черепаха… Я опять на неё сел…
Домовой побледнел, покраснел, сделал страшные глаза и, оттолкнув мальчика в сторону, отвесил низкий поклон.
— О великий Гуй Мин! Чёрный Воин! Покровитель Севера, воды и снега!
— И льдов… — шёпотом подсказал Егор.
— Чего?! — не понял Гаврюша.
— Он ещё покровитель льдов на самых высоких горных вершинах. Он мне сам так сказал.
— …И льдов на самых высоких горных вершинах! — поспешно дополнил своё приветствие домовой. — Приветствуем тебя, тысячелетний мудрец, видевший начало времён!
Чёрная Черепаха тяжело повернулась к нему:
— И я приве-етствую тебя-я, ма-астер Га-ав Ри-ил, го-ость из се-еверной страны-ы, прише-едший в Поднебе-есную, что-обы Вели-икие и-игры сверши-ились. Тво-ой спу-утник опя-ять се-ел на мо-ой па-анцирь…
— Ага, знаю-знаю, великий Гуй Мин! Ну что поделать, вот такая молодёжь пошла, дальше своего носа не видят! — затараторил Гаврюша, заговаривая черепахе зубы. — Уж я его научу, как уважение проявлять, не сомневайся!
— Да-а, молоды-ые не похо-ожи на старико-ов. — Чёрная Черепаха сегодня была словоохотливой. Она даже как-то поудобнее устроилась на солнышке, чтобы продолжить беседу. — Они-и куда-а-то спеша-ат, бегу-ут, крича-ат, суе-тятся-я. Поду-умать то-олько, черепа-ашьи юнцы-ы бо-ольше не растя-гивают слова-а!
Гаврюша с деланым удивлением покачал головой.
— А не-екоторые да-аже покида-ают Поднебе-есную, уходя-я в чужи-ие, за-ападные зе-емли, забыва-ая све-ет родно-ого со-олнца, ослепи-ительный бле-еск сне-ежной верши-ины Юйлунсюэша-ань, благода-ать золото-ой улы-ыбки Бу-удды…
— Кхм… да-да, великий Гуй Мин, энто, конечно, полное безобразие! — поддакнул домовой и ткнул зевнувшего Егорку локтем в бок.
— И поко-ой наруша-ает молодё-ёжь, трево-ожит во-оду о-озера… — продолжал жаловаться на жизнь Гуй Мин. — Пря-ямо пе-еред ва-ами, мо-ожет, на пя-ять мину-ут, а мо-ожет, и на пя-ять столе-етий ра-аньше, молодо-ой де-емон, бле-едный, ка-ак веково-ой у-узник подземе-елий, почти-и по-олностью лишё-ённый оде-ежды и соверше-енно лишё-ённый уваже-ения к ми-иру и спосо-обности созерца-ать, нё-ёс в рука-ах неразу-умную де-евушку, совсе-ем ещё ребё-ёнка, с ры-ыжими, сло-овно апельси-иновая ко-орка, волоса-ами, что-обы съе-есть её, подчиня-ясь свое-ей демони-ической су-ути. А неразу-умная же-ертва его-о не жела-ала покоря-яться судьбе-е, руга-ясь непостижи-имыми уху старика-а слова-ами…
Гаврюша и Егор выразительно переглянулись. Разумеется, кто же ещё, кроме Аксютки, это мог быть?
— Э-э-э… великий Гуй Мин, — оборвал долгую речь Чёрной Черепахи домовой, — извиняюсь, конечно, что встреваю, но не подскажешь ли ты, в какую сторону энтот полуголый невежа понёс рыжую девицу?
Гуй Мин сокрушённо покачал головой.
— Во-от и ты-ы, го-ость из се-еверной страны-ы, Га-ав Ри-ил, Ду-ух До-ома, утра-атил терпе-ение и на-ачал перебива-ать ста-арших, поддава-аясь дурно-ому возде-ействию бы-ыстрого ве-ека…
— Не-не, ничего я не утратил! — поспешно заверил его Гаврюша. — Однако же тороплюсь я по важному делу, Великие игры закрывать пора, им без меня никак. А энту девочку с волосами как корка апельсина обязательно надо спасти. Ученица она моя, великий Гуй Мин! Опаздываю я! Если демон ваш её сожрёт, мне ж начальство по шапке даст.
— Туда-а, — медленно наклонив голову влево, ответила Чёрная Черепаха. — Во-он в то-от ле-ес понё-ёс де-емон твою-ю учени-ицу, Га-ав Ри-ил, торопли-ивый го-ость с се-евера. Иди-ите же-е! И пусть Кита-ай досто-ойно зако-ончит Вели-икие и-игры…
— Побежали быстрей! Тапки в руки бери и босиком, так быстрее будет! — подгонял домовой Егорку. — Всё ж таки энтот Ша Сэнь, будь он неладен, проявил себя, рыбина беспринципная!
— А если мы не успеем? — на бегу спросил мальчик.
— В смысле, не успеем? — оглянулся Гаврюша, переводя дух. — А-а… ты в энтом смысле… Ну тогда чего ж, сожрёт рыбина твою подружку рыжую вместе с её рюкзаком, даже косичек не выплюнет.
— Жалко!
— Вот потому и беги быстрей! Учат вас на физкультуре в школе вашей чему-нибудь или нет?
Добежав до маленькой рощицы, домовой остановился и огляделся. Где искать Ша Сэня? Куда он мог Аксютку утащить? Гаврюша надеялся, что не очень умный, но очень голодный демон далеко уходить не будет и попробует позавтракать под первым же кустом. Ну а что, если он всё-таки не очень голодный и уже успел далеко убежать, пока они выслушивали неторопливый монолог Чёрной Черепахи? Тогда в незнакомой местности Гаврюша его долго искать будет…
— А теперь тихо, — шепнул он догнавшему его Егорке. — Слушаем да глядим в оба, не шумим и ворон не ловим. Чтобы среди деревьев пропажу нашу найти, надо очень внимательными быть…
— Гаврюша, что это? — осторожно поинтересовался мальчик.
— Где? — Домовой замолчал и прислушался. Не так далеко за деревьями послышались чьи-то хныканья и всхлипывания.
— Плачет кто-то?
— Так, поди, домовая наша и плачет! — яростно рявкнул Гаврюша и, вновь срываясь на бег, крикнул так громко, чтобы там, за деревьями, его услышали: — А ну, демон бессовестный, пасть свою прикрыл да морду мохнатую от рыжухи нашей отвернул! Если хоть кусочек от неё откусишь, я тебе и без всякого Сунь Укуна уши пообры…
Глава тридцать седьмая Мы, русские, очень добрые и всех прощаем. Ну вот так уж получается…
— Да тихо ты, — издалека оборвала его Аксютка. — И так страдает парень… Обзываешься ещё…
Под деревом, бросив рюкзак в сторону, сидела целая и невредимая, совершенно не заплаканная домовая, а рядом с ней, плечо к плечу, навзрыд рыдал белый демон. Из его бесцветных глаз большущие слёзы падали в траву, и трава под ними бледнела, корчилась и растворялась зелёной тиной, обнажая почерневшую землю.
— Эт чего энто тут, а? — неслабо удивился Гаврюша.
— Ы-ы-ы! — объяснил рыдающий демон, утирая нос шерстяной рукой.
— Чего? Я не понял. Ты понял? — Домовой обернулся к Егору.
— Ну… Ша Сэнь плачет… — неуверенно пояснил мальчик.
— Вот, Егорка, неправильное пиратское имя ты себе взял. Должен ты зваться не капитан Красивый, а капитан Очевидность! То, что он плачет, я и сам вижу. Да и слышу, вон как слёзы его в траве шипят. Только непонятно мне, кто из них двоих кого похитил?
— Он меня, конечно, — охотно пояснила Аксютка.
— А чего ж ревёт тогда?
— Съесть не может.
— Ы-ы-ы! — горько кивая, подтвердил демон и заплакал ещё сильнее.
— А-а! Ну энто хорошо…
— Ну так-то да-а, чё спорить… — пожала плечами девочка. — Но он расстроился, что зубы китайские с Алиэкспресса ему не подошли. Ни в человечьем обличье, ни вот в таком, мохнатом.
— А в рекламе говорят, что они всем подходят… — разочарованно протянул Егорка.
— Ы-ы-ы-ы?! — возмутился демон, покопался мохнатой лапой в траве, нашёл в ней китайские виниры и вставил себе в рот. — Вофрвлы-ы-ы-ы! — попытался сказать Ша Сэнь, и пластмассовые зубы тут же выпали у него изо рта. — Ы-ы-ы! — снова заплакал он.
— Ну ладно, чё ты… — попыталась утешить его Аксютка. — Ты не расстраивайся. Лучше отвези нас на стадион. А Гаврюшка вон богиню попросит, и она тебе новые зубы отрастит.
— Чего?! — удивлённо вытаращился домовой. — Не буду я никого просить! Пусть беззубый ходит, людоедина мохнатый!
— Ы-ы-ы-ы!!! — вновь взвыл демон и начал стучать головой о землю.
— Ну чё вот ты вредный такой?! — возмутилась домовая. — Тебе жалко, что ли? Мы всё равно сегодня отсюда уйдём и больше не вернёмся. А он без зубов от голода распухнет и лопнет, как воздушный шарик. Поклянчить помощь у богини трудно, что ли?!
Домовой неуверенно оглянулся на Егора.
— Да, Гаврюша, давай поможем Ша Сэню, — поддержал подругу мальчик. — Ведь это же по нашей вине он без зубов остался. Это Аксютка его локтем приложила…
— По своей вине он без зубов остался! — проворчал Гаврюша. — Потому что нечего гостей кусать! Предупреждал его Прекрасный Сунь Укун, что энто плохо кончится, вот он и получил, на что нарывался!
— Ну не жмись, ты ж добрый… — подмигнула ему Аксютка.
— Да тьфу на вас! — психанул домовой, топнув ногой. — Попрошу я богиню, попрошу! Только не обещаю ничего! Захочет она — даст ему зубы. Не захочет — пошлёт меня по-китайски и не постесняется! И не бухтите тогда, что Гаврюшка вам во всём виноват.
— Спасибо, Гаврюша, ты очень добрый, — улыбнулся Егор, обнимая друга.
— Угу, — огрызнулся домовой, в ответ обнимая мальчика. — Только мне от моей доброты никакой выгоды, проблемы одни! А ты, рыбина мохнатая, кончай траву слезами жечь, вези нас на стадион скорее, хоть какая-то польза с тебя…
— Ы-ы-ы! — обрадованно закивал демон, привычно подставляя спину.
На китайском стадионе сегодня было особенно шумно. Оставленный у ворот демон Ша Сэнь, которого сострадательная Аксютка угостила сосательной карамелькой, свернулся в теньке калачиком и издали напоминал белое облако, опустившееся на землю.
Соревнования уже шли полным ходом, поэтому Гаврюша с ребятами постарались как можно тише и быстрее добраться до своих мест, чтобы никому не мешать. Но на их трибуне уже вальяжно расположился Царь Обезьян. Он сидел, положив длинные ноги в стоптанных высоких сапогах на все три сиденья, и тихонько похихикивал.
— Чего это ты тут развалился, прекрасный Сунь Укун? — проворчал Гаврюша вместо приветствия. — Костыли-то свои убери, нам тоже куда-то сесть надо.
— О, мастер Гав Рил не в духе? — улыбнулся Сунь Укун, убирая ноги. — Хи-хи-хи, хи-хи-хи! Дух дома не в духе, а? Хи-хи-хи!
— Ага, каламбур. Оборжаться, честное слово. — Недовольный домовой плюхнулся на освободившееся место, предварительно протерев сиденье рукавом.
— Егор Ка, — Царь Обезьян небрежно повернул голову в сторону мальчика, — что это с твоим учителем? Почему он сегодня так суров? Быть может, это ты и своенравная Аксют Ка довели его? А? Хи-хи-хи! Мы тоже доводили своего учителя. Хи-хи-хи! Хи-хи-хи! Это было весело!
— Ты мне поучи тут детей плохому! Я тебе… — погрозил ему кулаком Гаврюша.
Глаза Сунь Укуна загорелись красным огнём. Он наклонился к самому лицу домового и прошипел:
— Лёд всегда скользок, северный гость, а ходить по тонкому канату, натянутому над пропастью, нужно, выровняв дыхание и считая удары сердца. Не забывай, мастер Гав Рил, великий северный Дух Дома, что перед тобой Сунь Укун, Прекрасный Царь Обезьян, Великий Мудрец Равный Небу! И я могу прервать твою жизнь и хрупкие, как тонкие фарфоровые чаши, жизни твоих учеников так быстро, что ты не успеешь понять, что же произошло…
Сунь Укун широко ухмыльнулся, обнажив белоснежные клыки. Равнодушный Гаврюша недовольно поморщился, отворачиваясь:
— А зубья чистить Царя Обезьян не учили? Светланы Васильевны на тебя нет, бабушки Егоркиной. Да и какой ты царь? Где твоя корона? А нет её. Вон и клыки уже отрастил до подбородка. Звереешь?
— Зверею, — честно признался Сунь Укун, усаживаясь на место.
— Может, тебе пустырник попить? — предложила Аксютка.
— Это что? — спросил Царь Обезьян, обращаясь к Гаврюше.
— Травка такая успокоительная, — пояснил домовой. — У нас в России её бабушки очень уважают. И в каплях её продают, на спирту, и в таблетках вонючих, и в сиропе, и в бумажных коробочках в сухом виде. Если её засушенную раздобыть, так вообще можно хоть в чай добавлять, хоть в суп.
— И му цао! — радостно сказал Сунь Укун. — "Польза матери", "Собачья крапива". И му цао я ем прямо так, вместе с цветами и корешками, съел уже целую поляну. Не помогает.
— Чё ж ты так стрессуешь-то? Спокойней надо быть… — опять вмешалась Аксютка. Но на этот раз Сунь Укун даже не повернул головы в её сторону.
— Ну ладно, с обручем твоим мы разберёмся, и тебя отпустит сразу, — решил Гаврюша. — А пока нам тут сидеть приходится, расскажи-ка лучше, что тут сегодня было?
— Вы опоздали, — коротко ответил Царь Обезьян.
— А за то твоему дружку спасибо, людоедине бесчестной, рыбине злобной, маньячине белобрысой. Он у нас Аксютку умыкнул и хотел съесть её на полянке. Пришлось задержаться!
— Вы опоздали, — терпеливо повторил Сунь Укун. — Опоздали на мой триумф! На мою победу! Я прыгал в высоту, опираясь на Цзиньгубан, великий золотой посох государя Юя, дарованный мне, потому что я — Сунь Укун! Никто не смог прыгнуть выше и дальше Царя Обезьян! Никто из них! Хи-хи-хи! Скоро всё закончится, и на мою голову наденут венец из тонких листьев бамбука, зелёных, как глаза твоей своевольной ученицы, мастер Гав Рил. Это будет триумф Царя Обезьян, Великого Мудреца Равного Небу, Познавшего Пустоту, устроившего переполох в Небесных Чертогах…
— Да мы поняли, что ты крутой, не утомляй… — широко зевнув, перебила его домовая.
Царь Обезьян прикрыл глаза, собираясь с мыслями для ответа.
— Прекрасный Сунь Укун, — дипломатично решил вмешаться Егор, не дожидаясь драки, — а ты не видел нашего кота? А то он от нас убежал…
— Аппетитного чёрного мао с белыми бровями и усами длинными, как у Тяньлуна, небесного дракона, охраняющего чертоги богов и управляющего небесными колесницами?
— Э-э-э… да, наверное…
— Этот упитанный мао, тёплый и источающий аромат живой плоти, так привлекающий любого демона, возлежит на шёлковой подушке (о нет, пока не расшитой золотом, но самой мягкой и пышной, которую только удалось найти и доставить на стадион в кратчайший срок) у ног бессмертного Нефритового императора и бесстрастной богини с кожей белой, как самый драгоценный фарфор, и волосами чёрными, как перо остроклювого уя.
— Кого? — не понял Гаврюша.
— Птица, — охотно пояснил разболтавшийся Сунь Укун. — Птица уя великая и ужасная. Она олицетворяет девять солнц, подбитые стрелком. Это птица могущества и славы. Однако же горе тому, кого найдёт уя израненным на поле боя. Древняя китайская песня гласит… — Сунь Укун поднял лицо к солнцу, прикрыл глаза и вполголоса запел.
Егору показалось, что монотонное пение сопровождается звуками старинных китайских музыкальных инструментов. Это было странно и завораживающе, хотя мелодия казалась знакомой…
Трёхпалый остроклювый уя, славно именуемый Саньцзуу, Зачем ты раскинул чёрные крылья над головой поверженного Шэ? Ты не получишь скорого приглашения на кровавый пир, Ведь армия императора ещё ждёт, что Шэ встанет и поднимет свой лук. Отправляйся в залитые дождями рисовые поля, где трудится достойная мать Шэ, Пожилая женщина, некогда слывшая первой красавицей провинции Хэнань…— Мы знаем такую песню, Прекрасный Сунь Укун, — перебил его Гаврюша. — У нас на Дону тоже такая есть. Потом умирающий герой отправит энту птицу к милой Любушке своей…
— Прекрасной Лю Сянь, — кивнув, поправил собеседника Царь Обезьян.
— Да хоть бы и к ней, — не стал спорить домовой. — И попросит сказать ей, что она свободна, он женился на другой. А другая энта — смерть с косой.
— Ваша версия несёт в себе мораль, не подходящую Поднебесной. — Высокомерный Сунь Укун скептически скривил губы. — Чернокрылый уя по имени Саньцзуу передал прекрасной Лю Сянь, что павший в великой битве Шэ предстал перед судом императора Яньло Вана, бога смерти и ада, синекожего гиганта с головой быка и лицом лошади, носящего на толстой шее ожерелье из человеческих черепов, судьи, определяющего судьбу всех умерших. И если Шэ повезёт, он получит хорошее перерождение. А если бог смерти посчитает его великим героем, он сможет даже возвратить Шэ к жизни в прежнем теле. И тогда герой вернётся к прекрасной белокожей Лю Сянь, поцелует шёлковый край длинного рукава церемониального красного платья, которое она наденет на свадьбу, и поможет почтенной старой матери собрать рис…
— Э-э-э… а давай вернёмся к нашему коту, — не сразу нашёлся с ответом обалдевший Гаврюша. — Нам обязательно нужно его вернуть домой.
— Да, — подтвердил Егорка. — А то у бабушки давление поднимется…
— Вы хотите отобрать у Нефритового императора его личного мао? — искренне удивился Царь Обезьян. — Хи-хи-хи! Попробуйте. Но тогда давление поднимется уже у тебя, Егор Ка. У всех вас забурлит кровь, поднимаясь к носу. И, может быть, даже у меня. Хи-хи-хи!
Внизу танцевали девушки с простыми прическами, в белых платьях и с цветами лотоса в руках. Над ними в небе, падая вниз из белых облаков, кружили в такт музыке разноцветные драконы, размахивая крыльями, короткими лапами и тонкими чёрными усиками. А по лестнице поднимался Золотой дракон, счастливо держа в руках пакет пирожков из русской печки.
— Хуань Лун! — Радостная Аксютка помахала дракону ручкой.
— Приветствую тебя, юная госпожа с огненными волосами. — Дракон почтительно поклонился. — Приветствую и тебя, мастер Гав Рил, северный Дух Дома. Приветствую тебя также, Егор Ка, ученик Гав Рила. Приветствую со всеми и тебя, Прекрасный Сунь Ук…
— Ты всех нас приветствуешь, Хуань Лун, мы это поняли, — раздражённо оборвал его Сунь Укун, хватая горячий пирожок и вгрызаясь в него клыками.
— Да, я приветствую тебя, Сунь Укун, Прекрасный Царь Обезьян, Познавший Пустоту, Великий Мудрец Равный Небу, родившийся из небесного камня на Горе Цветов и Плодов, — с улыбкой согласился дракон.
— Да, это всё я, хи-хи-хи! — засмеялся довольный Сунь Укун. — Давай ещё один пирожок!
— Печка сама ко мне подъехала, — рассказал Золотой дракон, раздавая пирожки всем. — Сказала, что видела, как вы на трибуны пробирались, попросила пирожками вас накормить.
— Вот что значит русский дух, — уважительно покачал головой Гаврюша, подняв вверх указательный палец. — Русские своих даже на Китайской олимпиаде не бросают! Как печку встретим, от души поблагодарим. Да при случае, когда в нашу русскую сказку отправлюсь, надо бы извести раздобыть да побелить старушку, чтоб как новенькая была. Хуань Лун! — обратился он к дракону. — Скоро ли тут всё закончится да к церемонии награждения перейдёт? Дел у нас по маковку…
— Ещё одни соревнования остались, — немного помедлив с ответом, сказал Золотой дракон, откинув со лба кудрявые золотые локоны. — Вот только награждения никакого не будет…
Глава тридцать восьмая О том, что если нет награды, то за что бороться? За честь!
— Как это не будет?! — аж подскочил Царь Обезьян. — А моя медаль?! Где моя медаль?! Золотая!
— В том и беда, что разом пропали все медали. Ещё совсем недавно были, а теперь нет их. И никто не знает, где их искать. Потому и танцы лишние поставили, чтобы умелые танцовщицы алыми улыбками и цветами лотоса радовали гостей, пока все медали ищут. Всех Императорский сыск в лице судьи Ди допросил! Всех продавцов, всех контролёров, всех советников. Кроме тебя, мастер Гав Рил. Но это лишь потому, что, когда пропали медали, тебя тут ещё не было.
— А игроков? Игроков-то допросили?
— Да. Всех игроков, кто сегодня в играх участвовал, по одному вызывали. Сам Генерал Южных Небес смотрел в их сердца своим всевидящим третьим глазом, но так ничего и не смог увидеть.
— Так вот почему этот высокомерный бессмертный так смотрел на меня своим синим каменным глазом! — задумался Сунь Укун. — Мало я ему навалял в Небесных Чертогах! Мало попортил его выбеленное рисовой мукой лицо! Мало потрепал гладко причёсанные чёрные волосы!
— Чего ты бухтишь, Прекрасный Сунь Укун?! — попытался успокоить его Гаврюша. — Не он же медальки утащил.
— Но он думал, что это я! Да я же Сунь Укун! Кто бы посмел подозревать меня?!
— А я б тоже тебя подозревала, — дожёвывая пирожок, влезла Аксютка. — А чё? Персики какие-то ты стащил? Стащил. Учителя лысого не слушался? Не слушался. Да и ещё много всяких дел натворил, вот хотя бы обруч свой Егорке всучил. Скажешь, нет?
— Мастер Гав Рил, — Царь Обезьян подчёркнуто медленно повернул голову к Гаврюше, — я должен почитать и уважать тебя, северный гость, Дух Дома. Но никакие традиции не обязывают меня чтить твоих учеников, незваных и ненужных здесь. Никакие традиции не заставляют меня отказаться от своей демонической сущности и не отобедать твоей своенравной ученицей прямо на этой трибуне, во славу Великих китайских игр!
— А чё меня тут все съесть хотят, а?! — надулась было домовая, но благоразумно замолчала.
— А не было ли каких странностей, а? — сменил тему Гаврюша. — Гостей там незваных?
— Кроме них? Хи-хи-хи! — тихо засмеялся Сунь Укун, показывая пальцем на Егора и Аксютку. Потом он порылся у себя в карманах и, достав два сушёных банана, передал ребятам. — Угощайтесь!
— Спасибо, Прекрасный Сунь Укун, — поблагодарил мальчик.
— Ага, спасибо! Вот можешь же быть не противным, когда хочешь… — улыбнулась Аксютка, запасливо пряча банан в рюкзак.
Сунь Укун закрыл глаза и сделал несколько глубоких вздохов.
— Не было, мастер Гав Рил, — подумав, решил Золотой дракон. — Писчий чиновник из германских земель напился рисовой водки и спит беспробудным сном.
— Энто да, немцы, они энто могут… — важно подтвердил Гаврюша.
— Сначала он пил дорогой маотай из отборного риса. Ему, как почётному гостю, подносили и подносили, а он пил и пил без меры. А когда рисовый маотай закончился, сей почтенный муж не побрезговал и дешёвым кукурузным эрготоу, который пьют только бедняки в дальних провинциях.
Сунь Укун развеселился и счастливо захихикал, усаживаясь поудобнее.
— Румынских вампиров, назвавшихся Гоги и Магоги, в списках участников не было, поэтому их хоть и приняли с уважением, поселив в олимпийской деревне, но на соревнования не пустили.
— Кого-кого?! — Гаврюша аж подпрыгнул. — Какого Гоги? Какого Магоги?
Дракон недоумённо тряхнул золотыми кудрями.
— Хуань Лун, дорогой ты мой, золотой ты мой человек, тьфу ты, дракон! — сочувственно начал свою речь Гаврюша. — Нет в Румынии таких вампиров! Обманщики энто!
— Как?! — Хуань Лун удивлённо захлопал светлыми ресницами.
— Хи-хи-хи! Хи-хи-хи! Иди ищи воришек, у них все медали, слушай Духа Дома!
Золотой дракон сделал два шага к лестнице, обернулся, почтительно поклонился и побежал вниз.
— Вот ведь наивный вы народец, китайцы! — раздражённо заворчал Гаврюша. — Вам что скажешь, тому вы и верите! Сказали, что вампиры, вы и поверили. Сказали, что румыны, вы и приняли. А нет бы подумать: вдруг не вампиры они, вдруг они кого обманывают?
— Да, мастер Гав Рил, да… — рассеянно пробормотал Сунь Укун, смотря вдаль. — Они назвались вампирами и оказались обманщиками. А ты сказал, что ты могущественный северный Дух Дома, но так ли ты могуществен? А может, ты тоже обманщик, пользующийся наивностью благородного, а потому доверчивого Царя Обезьян? Хи-хи-хи…
— Чего энто?! Я самый Дух Дома и есть! Настоящий! А ну, Егорка, Аксютка, скажите ему!
— Э-э-э… ага-ага! — закивала Аксютка, отвлекаясь от переплетания косичек. — Настоящий он, настоящий! Дух Дома, да! Всё правда!
— Прекрасный Сунь Укун, наш Гаврюша и правда домовой, — тихо сказал Егор. — Ну то есть Дух Дома по-вашему. Он волшебный. Умеет исчезать, порядок наводить, мочалки говорящими делать, с самим Дедом Морозом знаком. И знает, где котов-баюнов достать.
— Генерала Мороза знаешь? Знаком с ним? — живо заинтересовался Царь Обезьян, поворачиваясь к Гаврюше. — А что же, в вашем мире он совсем старик?
— Ну не так чтоб уж совсем… — замялся домовой. — В полном расцвете лет, так сказать. Но атрибуты почтенного возраста присутствуют. Борода до колен белая, усы, брови вон как у кота нашего…
— Хи-хи-хи! Хи-хи-хи! — расхохотался Сунь Укун, запрыгнул с ногами на сиденье, попытался пяткой почесать за ухом, но передумал и сел обратно. — Я помню его ещё совсем молодым! Моложе меня. Хотя я всегда молод и прекрасен! Немало подвигов в Поднебесной он совершил. Но и дурных дел натворил по неопытности не меньше.
— Никак рис поморозил? — хмыкнул Гаврюша.
— И рис. И поля, и сёла, и некоторые крестьянские хижины вместе с жильцами… — Царь Обезьян покосился на Егора и Аксютку. — Ну это вам лучше не знать. А уж сколько бамбукового леса в ледяные копья превратил, у-ух…
— Ну дело-то молодое… — почесав бороду, решил домовой. — У нас-то он тоже иногда лютует. Характер нордический…
Снизу на трибуну поспешно поднялись Золотой дракон и монах Сюаньцзань.
— Нигде нет Гоги и Магоги, — театрально развёл руками дракон.
— Уже нечем нам народ развлекать, — признал монах, задумчиво поглаживая лысую голову. — Но ведь главное не победа, а участие. Смысл игр в спорте. В здоровом теле — здоровый дух! Значит, духовная награда — приобщение к празднику во славу Будды — должна быть выше материальных ценностей…
— Не должна быть! Я выиграл! Я Сунь Укун! — Царь Обезьян вскочил с места и затопал ногами. — Никто не отберёт мою медаль!
Он сбежал вниз, игнорируя лестницу, прямо по рядам сидений, перепрыгивая через головы впереди сидящих зрителей. Девушка с высокой причёской вскрикнула от неожиданности, и причудливая пирамида из чёрных волос, задетая Сунь Укуном, некрасиво съехала набок. Монах покачал головой, словно хотел что-то сказать, но махнул рукой. Сейчас у всех появились проблемы посерьёзнее, чем шалости своенравного Царя Обезьян.
— Как же нам медали-то отыскать? — задумчиво бормотал Гаврюша. — Металлоискатель бы…
— Что это за артефакт, мастер Гав Рил? — спросил Сюаньцзань.
— Да никакой энто не артефакт, а инструмент специальный. Им в земле клады находят. На металлы он реагирует, пищит противно. И чем громче он пищит, тем ближе и дороже клад.
— Такого инструмента у нас нет… — неуверенно развёл руками Хуань Лун. — Но моё зрение… Я через любую ткань блеск золота разглядеть могу, недаром я Золотой дракон. С любой высоты золото увижу и от подделки блестящей тоже отличу на раз… Это мой дар, почтенные гости. Могу ли я служить своим даром Великим играм?
— А чего ж нет? — прищурившись, сказал Гаврюша. — Давай-ка перекидывайся в свой истинный облик. Да только не здесь, а внизу, а то все трибуны разнесёшь, — на всякий случай предупредил он готового к действиям дракона. — С поля поднимайся в небо, кружи над стадионом да гляди в оба, где золотая медаль мелькнёт. Найдёшь — спасёшь ваши Великие игры. Не найдёшь — будем вместо медалей жареных кузнечиков раздавать…
— А мы чё будем делать? Тут сидеть, что ли? — спросила скучающая домовая. — Я тоже хочу медали искать! Хуань Лун, может, покатаешь меня?
— Я буду счастлив, госпожа Аксют Ка, — поклонился дракон и добавил: — Конечно, с позволения почтенного мастера Гав Рила.
Он вопросительно уставился на Гаврюшу.
— Да сколько угодно! Хоть отдохну от энтой надоеды. Сил моих на неё нет, забирай!
— Я верну вашу юную ученицу в целости и сохранности. На моей спине мягко, как на облаке. Не переживайте, мастер Гав Рил, — поспешил успокоить его дракон.
— Гаврюша, а можно мне тоже на Золотом драконе покататься? — шепнул Егорка.
— Э-э, не! Я за тебя ответственный! — категорично сказал домовой. — Тебе бабушка не разрешает на драконах летать!
— Да ладно, Гаврюшка, не жмись! — вмешалась рыжая домовая.
Хуань Лун удивлённо округлил глаза, и она поправилась:
— Ну, я хотела сказать, мастер Гав Рил, Северный Дух Дома, почтенный учитель и всё такое… Не зажимайте парню развлечений, а то он дома опять нас своими пиратами достанет. А так хоть разнообразие в играх появится. Полетаем чуть-чуть и вернёмся. Мы ж не высоко? — спросила она у дракона.
Тот неопределённо пожал плечами.
— Мягкая, говоришь, у тебя спина? Надёжная? Мальчика мне не уронишь? — нахмурив брови, спросил Гаврюша.
Счастливый Егорка уже крутился рядом с драконом, вовсю намереваясь полетать.
— Как облако, мастер Гав Рил. В лучах заката моя золотая шерсть отливает розовым, а в лучах рассвета лиловым…
— Да хоть сиреневым, Хуань Лун, или зелёным каким! Мне до колера дела нет, ты мне ученика не расшиби! Держаться-то там у тебя есть за что? Может, седло на него какое надеть? — неуверенно предложил он монаху.
Сюаньцзань рассмеялся, взмахнув белыми рукавами своего монашеского платья. Типа уж ему-то это вообще не важно, всё в руках Будды…
— Ну пожалуйста, Гаврюша, — улыбнулся Егорка.
— Ладно, летите, — махнул рукой домовой. — Столько мороки с энтими детьми…
— О да, мастер Гав Рил! — закивал головой лысый монах. — Ученики всегда приносят много испытаний на пути просветления! Но твои ученики, о Дух Дома, хотя бы не демоны. А вот мои…
Он сел рядом с Гаврюшей и начал увлечённо рассказывать ему о проделках троих своих головотяпов — Чжу Бацзэ, Ша Сэня и конечно же Сунь Укуна. Гаврюша заткнул уши…
Золотоволосый Хуань Лун, взяв за руки ребят, отошёл с ними в уголок, за трибуны.
Там он как-то почти совсем незаметно перевоплотился в дракона. Вообще-то Егор и Аксютка хотели на это посмотреть, но Хуань Лун, разведя руки в стороны и подняв их над головой, стал светиться таким ярким золотистым светом, что друзьям пришлось зажмурить глаза. А когда свет погас, перед ними уже был самый настоящий китайский дракон с длинным телом на коротких лапках и большой мохнатой головой.
Он терпеливо дождался, пока мальчик и девочка поудобнее усядутся на его длинной спине, поближе к голове, неуклюже разбежался, покачиваясь из стороны в стороны, и плавно взмыл в небо.
Глава тридцать девятая Яркая сага о чёрных похитителях медалей. Вах! Э-э?!
— Мы лети-и-им! — счастливо крикнула Аксютка, уворачиваясь от высокого флага, украшающего крышу пагоды. — Крутота-а!!!
Егорка, зажмурившийся от страха, неуверенно приоткрыл один глаз и увидел голубое небо, яркое солнце, а внизу — цветной квадрат стадиона с маленькими людьми, которые суетились, копошились, размахивали руками… Маленькие люди показались Егору смешными, и он улыбнулся. Интересно, сможет ли он разглядеть внизу Гаврюшу?
Мальчик присмотрелся, но домового так просто найти не смог, первым в глаза бросилось белое, сверкающее пятно, в котором Егор Красивый опознал лысого монаха Сюаньцзаня. Его лысая голова блестела на солнце. Значит, по идее, вон тот серо-коричневый человечек рядом — это и есть домовой Гаврюша. Отсюда он казался совсем маленьким.
А на трибуне напротив в белых одеждах сидела богиня Гуаньинь. Егор только сейчас увидел вокруг богини едва заметное розовое сияние.
— Хуань Лун! А почему вокруг Гуаньинь розовый свет? — наклонившись поближе к голове, прокричал он в ухо дракону.
— Потому, что она бессмертная! — перекрикивая ветер, ответил Золотой дракон. — У всех нас, бессмертных, разное свечение ауры. У меня золотое, у богини — розовое, как цветок лотоса! Она, кстати, ещё и пахнет лотосом. Может быть, ваш человеческий нос не чувствует тонкого изящества этого запаха, но мы, бессмертные, а также ещё демоны, такие как, допустим, Сунь Укун, остро чувствуем запах богини, так же как запах самых ароматных цветов!
Дракон плавно обогнул облако и опустился пониже.
— Поднимись выше, Хуань Лун! — крикнула Аксютка, держась за Егора. — Там красивые горы на горизонте, я хочу на них посмотреть!
— В другой раз, госпожа Аксют Ка! — с заметным сожалением в голосе возразил дракон. — Я увидел блеск круглых кусков золота, перемещающихся за трибунами. Наверняка это и есть наши медали! Нам нужно опуститься пониже и посмотреть, кто их несёт и куда, чтобы задержать злодеев!
— Ну, вот блин! — разочарованно проворчала домовая. — Ладно! Тогда задай им кайенского перцу, Золотой дракон!
— Держитесь крепче! — предупредил Хуань Лун и стрелой полетел вниз, на видимый только ему блеск золотых медалей.
У Егора даже закружилась голова от такого быстрого приближения земли. Он зажмурился, покрепче ухватился за длинные золотые волосы на шее дракона и постарался глубоко дышать. Золотой дракон, сурово сведя брови, стремительно нёсся вниз. И лишь рыжая домовая весело кричала и визжала, поскольку её всё происходящее только забавляло.
Когда Егор открыл глаза, они уже ровно летели над землёй за территорией стадиона так низко, что кусты щекотали мальчику пятки. Беспокойно оглядываясь, от них бежали два странных типа в спортивных костюмах адидас и большущих кепках, держа мешки на спинах. Хуань Лун даже умудрился цапнуть зубами одного за головной убор, но вор вырвался и скрылся за углом квадратного стадиона. Дракон с раздражением выплюнул кепку на землю и, окончательно приземлившись, нырнул за угол, смешно перебирая короткими ножками.
А за углом, прижав преступников к стене, мохнатый белый демон Ша Сэнь, шепелявя и брызгая ядовитой слюной, угрожающе скалил кое-как держащиеся во рту пластмассовые зубы.
— Вах, какой страшный зубы у белый демон! Памагите, генацвале! Спасите нас! — взвыл высокий преступник.
— Ми больше савсем не будем, э-э?! — пообещал тот, что пониже ростом.
— Ша Сэнь, не ешь их, пожалуйста, — тут же вступился за грабителей добрый Егорка.
— Пошему эта? Я осень голоден, хосю кусать!
— Не, чё, норм. Хочешь съесть — съешь, мне не жалко!..
Преступники изменились в лице.
— …Но только тебе вроде новые зубы нужны были? — задумчиво протянула рыжая домовая. — Ща наш старшой Гаврюшка как раз переговоры ведёт с вашей богиней. Сдадим ей воришек и медали, считай, что зубья у тебя в кармане.
— Сасем они мне ф камане? Они мне во лту нусны!
— Вот к словам не надо цепляться, а?
— Уважаемые воры, — вновь взял слово капитан Красивый, — пожалуйста, пойдёмте с нами. Нам надо медали вернуть, а то меня дома мама с папой ждут, и бабушка волноваться будет.
— Вах, как гаварыт? — едва не прослезились оба. — Харошый малчык! Родителей уважает, бабушка помнит, э-э-э… Пайдём!
Через несколько минут, убедившись, что в мешках складированы именно украденные медали, друзья повели задержанных преступников обратно на стадион. Рыжая домовая, снова забравшись на спину Золотого дракона, придерживала два тяжёлых мешка с медалями и приветственно махала ручкой шумящим трибунам. Егор Красивый тоже хотел было сесть на демона Ша Сэня, но потом всё-таки решил пройтись пешком. Зато впереди всех!
Перед трибуной императора их уже ждали волнующийся Гаврюша, лысый монах Сюаньцзань и вечно хихикающий Царь Обезьян. Нервный монах раздражённо посматривал на него, но ругаться вслух при Нефритовом императоре и бессмертной богине на этот раз постеснялся, строго сжав губы в тонкую ниточку. Предательский кот Маркс самым бесстыжим образом дрых у ног императора на толстой шёлковой подушке, расшитой золотыми нитями. Ворованные медали ничем не волновали его безмятежного сна…
— Кто эти крестьяне с носами, подобными кривым бананам, и заросшие шерстью так, словно их не родила белолицая красавица с шёлковыми волосами, а связала кривыми деревянными спицами старая мать их матери, лицо которой, почерневшее от яркого солнца, было сморщенным, как подсохший финик? — искренне удивившись, спросил император.
— А энто и есть те злыдни, что медальки ваши украли и хотели спортсменов без наград оставить, — охотно пояснил Гаврюша. — Грузины, поди, да?
— Грузыны, — не смущаясь, подтвердил криминальный дуэт. — Я Гоги, а он Магоги. Гамарджоба!
— Негодяи! Отступники! Будды на вас нет! Как посмели вы так поступить?! Как рискнули вы бросить тень позора на Поднебесную?! — наконец найдя выход своим отрицательным эмоциям, вскрикнул Сюаньцзань, потрясая кулаками.
— А эта не мы! — нагло заявил один из арестованных.
— Как это не вы?
— Как не вы-то?! — возмутился домовой. — Вон и мешки с медалями, которые вы украли! Чего ж вы теперь отпираетесь?
— Гаврюша! Это они! Я сам видел! — твёрдо заявил Егорка Красивый.
— Они-они, — громко подтвердила рыжая домовая. — Мы за ними на Хуань Луне летели, а потом ещё и по земле тащились. Вон, все ноги об траву изодрала, щиплет теперь.
Она задрала вверх правую ногу, показав мелкие царапины. Нефритовый император сочувственно покачал головой, бусы на его шляпе сердито звенели.
— Не мы эта! — гордо задрав нос выше козырька кепки, упёрся высокий преступник. — Скажи ему, Гоги. — Он толкнул плечом своего товарища.
— И скажу, Магоги, пряма в лицо скажу, — отозвался низенький Гоги. — Вот с этим батоно, каторый весь в зелёный, гаварить буду. Он тут самый главный, уважаемый человек! С женщиной не буду гаварить! Я же мужчина, э-э-э…
Весь стадион замер в неслабом шоке.
А ничего не понимающий в китайской иерархии горбоносый вор в большой кепке продолжал подписывать смертный приговор себе и товарищу.
— Нос у неё как пуговица. Вот у меня нармальный нос, да! Глаза маленькие, как два дырка. Брови — две! У красивый женщина одна бровь, э-э! С таким страшным женщином нэльзя гаварить, я потом ночью плохо спать буду. С табой буду гаварить, уважаемый, — обратился он к Нефритовому императору. — Слушай сюда, батоно, кароче, такой дело…
Возмущённая и оскорблённая богиня превратилась в грозовое облачко и нависла над грузинами, в одно мгновение облив их дождём. Недовольный Гоги фыркнул и чихнул.
— Вах, нет, ну что за склочный женщина? Харашо, что с ней гаварить не стал. Э-э, уважаемый, тибе гаварю, да…
— Да как ты смеешь?! — взвился уязвлённый во все печёнки монах Сюаньцзань. — Ты оскорбил саму богиню Гуаньинь! Ты великому Нефритовому императору говоришь "э-э"?!
Гоги повернулся к другу:
— Магоги, кто такая император?
— Э-э, эта кинязь или даже цар.
— Цар? Как Вахтанг Великий? Ладна, будем звать его цар. — Он снова посмотрел на невозмутимого Нефритового императора. — Цар, ты не абижайся, пажалуйста, но я тебе один умный вещь скажу. Не мы эта!
— Не мы эта, цар! — подтвердил Магоги, поправляя кепку. — Гуляли на природа, цветы нюхали, на горный вершин смотрели, да! Красыва, душа паёт! А тут дети на страшный дракон с неба летят. Вдруг упадут, э-э? Мы пабежали их лавить. А там белый шерстяной шайтан со страшный зубами, которые отдельно от рта по всей газон валяются. Он падкинул нам мешки. Что за мешки, мы не знаем. Что в них налажили, мы не видели. Какой медали все ищут? Зачем нам? Что ты как этот, да?! Отпусти нас, мы харошие, э-э!..
— Да ладно врать! — Аксютка протолкалась вперёд и встала перед императором. — Не знают они, ага-ага! Хуань Лун не дурак, он сверху видел, как они мешки тащили, а в мешках золотые медали блестят!
— Хуань Лун, Золотой дракон, — не повышая голоса, сказал император. — Правда ли то, что говорит наша северная гостья с волосами оранжевыми, как желтки яиц деревенских кур из провинции Тхянь? Видел ли ты свечение золота в мешках, несли ли эти мешки горбоносые крестьяне Гоги и Магоги?
— Мы тибе не крестьяне, цар! — оскорбился Магоги. — Мы уважаимые люди! А Гоги вообще кинязь! И я тоже буду кинязь! Вот восемь овец куплю и сразу кинязь!
Нефритовый император рассмеялся, но линию допроса гнул чётко:
— Так что же, Золотой дракон, видел ты, что мешки с золотыми медалями несли вот эти два уважаемых грузинских князя?
— Видел! — Хуань Лун, уже приняв человеческий облик, встал рядом с Аксюткой, поправляя вьющиеся волосы. — Своим драконьим зрением я увидел блеск золотых медалей такой же яркий, как свет солнца, когда оно проходит ровно половину своего пути по небу и замирает прямо над нашими головами, чтобы полюбоваться красотой гор, полей и лесов нашей великой империи перед тем, как, опускаясь к горизонту, покраснеть и сгореть в начинающейся темноте.
— Вах, как красыва про солнце сказал… — восхитился Гоги.
— Как Шота Руставели сказал! — уважительно подтвердил Магоги. — Но медали всё равно не мы крали.
— А кто?! — хором спросили Нефритовый император, Гаврюша, монах Сюаньцзань и Царь Обезьян.
— Они. — Грузины так же дружно указали на демона Ша Сэня и Золотого дракона. — И ещё они! Дети! — Они передвинули пальцы, показывая на Аксютку и Егора.
— Мы не крали! — От возмущения глаза бедного Егорки наполнились слезами.
— Э-э, дети не крали, да! — застыдившись, тут же согласно закивали грузины. — А вот эти два — крали! — Они снова указали на Ша Сэня и Хуань Луна. — Всё украли, всё на нас свалили. Нехарашо, да?
— Да чего мы тут с ними рассусоливаем, а?! — психанул бородатый домовой. — Ну видно же, что ворьё они и есть. Обманом в соревнованиях участвовать хотели, а когда не получилось, просто собрали медали в мешок и удрали, как воришки. Князья они… тьфу!
— Почему вы обманули комиссию? Почему обманом хотели участвовать в Великих играх? — грозно спросил монах Сюаньцзань.
— Отайди давай, не мешай, — как от назойливой мухи, отмахнулся от него Гоги. — Сказали — не будем с табой разгаваривать. С царём гаварыть будем.
— Отвечайте на вопрос! — приказал китайский император.
— Спортом заниматься хотели, цар! Сибя показать хотели! Не нада многа хинкали есть, многа вина пить, спортом заниматься нада! — бесстыже соврал Магоги. — А медали не брали, э-э!
Нефритовый император, уже с трудом удерживая благожелательное выражение лица, сдался и обернулся за советом к Гаврюше. Ведь по законам гостеприимства он не мог осудить грузинских мошенников, раз они не признают свою вину.
— Что скажешь ты, о северный Дух Дома, мастер Гав Рил?
— А чего говорить? Сейчас я их колдовством говорить заставлю, — сурово сдвинул брови домовой. — А ну, граждане — хулиганы, алкоголики, тунеядцы, идите-ка сюда!
— Не мешай, э-э! Не видишь, мы с царём гаварым, уважаемый человек, да. Уходи к себе дамой в Рязань, баран невежливый!
— Чего?! Да я москвич, я ж?.. — Обалдевший Гаврюша оглянулся на хихикающего Сунь Укуна, а тот счастливо кивнул, подтвердив, что все всё расслышали.
— Ну держитесь у меня! — начал засучивать рукава рассерженный домовой. Он прокашлялся, подумал, сделал язвительную мину и, коверкая слова, прочитал:
Жилда-былда, на свет выходи! Кривда-балда, зря язык не труди! Кто соврёт — дохлую ворону сожрёт! Кто обманет — навек немым станет! Говорить правду внятно, Всегда легко и приятно! А иначе Не видать вам чачи!— Чача это что? — тихо спросил мальчик у Аксютки.
— Напиток такой, вроде лимонада, только без пузыриков, горький, и ум от него отшибает, — важно, со знанием дела ответила рыжая домовая. — Я-то сама не пробовала, но бомжи на Курском вокзале всякое рассказывали. Чача на вкус почти одинаковая, а приключения с неё разные, вот!
— А-а, — понял Егорка. — "Не видать вам чачи", значит, будете жить скучно и без приключений?
— Во-во, но ты не отвлекайся, сейчас самое интересное будет. Теперь не отвертятся.
— А ну, — громко приказал Гаврюша, уперев руки в боки, — сей же час говорить правду и только правду Нефритовому императору!
— Не брали мы ничего, цар! — вновь начал юлить Гоги, но тут же, к своему удивлению, закивал головой и продолжил, в ужасе пытаясь зажимать себе же рот руками: — Да, цар! Мы украли! Залатые медали украли, и серебряные, и даже бронзовые — все, все медали мы украли, да!
— Вах, Гоги правду гаварит, — решительно вмешался второй грузин. — Пабросали медали в мешки, верёвка затянули, на плечи взвалили и побежали быстро-быстро! Но этот залатой дракон и вот этот, шайтан махнатый, страшный, с зубами — нас паймали! Зачем паймали, э-э?
— А зачем вы украли медали? — спросил довольный удавшимся заклинанием домовой.
— Э-э, баран ты, сказал же, не будем с тобой разгаваривать. Молчи, когда гаварят два кинязя и цар! — раздражённо покачал головой Магоги.
— Зачем вы украли медали, низкие обманщики, не почитающие великого Духа Дома, развязавшего волшебными стихами ваши языки, что до этого были связаны крепкими узлами лжи? — терпеливо повторил вопрос император.
— Как красива гаварит! Сразу видна — цар!
— Вах, мы абещали дома, в нашей прикрасной стране, на нашей красивай земле, что с медалями вернёмся! Дома нам шашлык гатовят, чанахи варят, вино сладкое, вино кислое, виноград с косточкой и без косточки, хачапури пекут, хинкали с бараниной лепят. Поют все, э-э! Медали ждут, героев ждут — нас! А мы…
— А нас даже бегать-прыгать не пустили, на поясах бороться не взяли. — Гоги опустил нос и уныло махнул рукой. — Свинью взяли, нас нет! И медалей нам нет! Как мы домой без медали придём? Нехарашо, э-э…
— Смеяться все будут — какие мы герои, э-э, если медали не принесли? И какой я буду кинязь? Кто мне типерь восемь овец продаст? Никто! Вах…
Глава сороковая Что такое китайская казнь, бубенчики и справедливость
Нефритовый император покачал головой. Хрустальные бусы на его шляпе зазвенели, мелодично ударяясь друг о друга.
— Как же нам наказать вас, странные чужеземцы? — спросил он у грузинских мошенников.
— Никак ни нада, никак! — наперебой затараторили они. — Зачем нас наказывать, цар? Ты добрый, ты уважаемый, у тибе одежда зелёная и кепка смешная! Атпусти нас и дай хоть па адной медали, или две, а лучше тры, каждому! Дома походить, вах!
Притихший стадион возмущённо загудел. Восемь великих старцев в знак протеста затопали ногами.
— Гоги и Магоги, — одним жестом перекрывая шум толпы, сказал император. — За ваш обман и воровство по суровым законам Поднебесной я должен казнить вас, посадив над растущим бамбуковым стеблем и наблюдая день за днём, как острый бамбук в своём стремлении к солнцу пронзит вас насквозь!
— Не нада, цар! Зачем такое гаваришь, э-э…
— Но я не желаю завершать Великие игры такой страшной казнью. Что же мне делать с этими вероломными обманщиками? Кто даст совет, достойный слуха императора?
— Заточи их в Гору Пяти Стихий, как когда-то Будда заточил меня! Хи-хи-хи! — весело предложил Сунь Укун. — Пусть и они посидят там пятьсот лет, пока их разум не просветлится!
— О Царь Обезьян, ты же Мудрец Равный Небу, — улыбнувшись, обратился к нему великий император. — Эти люди не смогут сидеть в заточении пять веков. Их плоть слишком хрупка.
— Тогда… — Сунь Укун на мгновение задумался, а потом вновь громко рассмеялся. — Хи-хи-хи! Тогда пусть они сидят там, пока не свяжут себе два кимоно из собственной шерсти, выдирая по одной волосинке со своего тела! Хи-хи-хи!
— Не видя света солнца? — уточнил император.
— И блеска звёзд, хи-хи-хи! — подтвердил Царь Обезьян.
— Гаврюша, а как же они будут вязать без спиц? — не удержался Егорка. — Может, мне для них у бабушки спицы попросить?
— Не, не надо, — уверенно ответил домовой. — Такие пройдохи и на пальцах свяжут!
— Что ж, это хорошее наказание, — подумав, согласился Нефритовый император. — Монах Сюаньцзань, твой ученик не так глуп.
Монах смиренно склонил голову, а потом подошёл к императору и что-то шепнул ему. Император рассмеялся и обратился к Сунь Укуну:
— Сунь Укун, Царь Обезьян, называющий себя Великим Мудрецом Равным Небу! Твой учитель, белый монах Сюаньцзань, познавший просветление и долго ведущий тебя по этому пути, открыл мне обман, уязвивший тебя и бросивший тень позора на твоё имя. Сладкая вода, которую пил ты, не запрещена в спорте. Никто не смеет больше считать тебя нарушителем законов, и тебе будет возвращено золото, завоёванное тобой по праву в честной борьбе, когда ты бежал, оказавшись за финишной чертой быстрее всех, кто дерзнул тягаться с тобой.
— Хи-хи-хи! Хи-хи-хи! — счастливо засмеялся Сунь Укун. — Я победил! Я всем утёр носы!
— Да, Сунь Укун, — сказала внезапно появившаяся из ниоткуда богиня Гуаньинь. — Ты победил два раза. Ты снова превзошёл себя. Вот только путь твой всё ещё далёк от пути просветления, хоть и параллелен ему, как параллельны два стебля бамбука, тонких и твёрдых в своём стремлении к небу. Ты, Обезьяна, Познавшая Пустоту, отказавшись от моего подарка, всё больше и больше походишь на своих сородичей с Горы Цветов и Плодов, разум твой затуманивается, твоя звериная суть затмевает свет золотой длани Будды, запечатавшего тебя в Горе Пяти Стихий, чтобы тебе открылась истина…
— Что апять гаварит эта женщина? — нахмурив брови, спросил мрачный Гоги. — Нас облила, сама смеялась, кричала, теперь с мужчиной разговаривает, когда не спрасили.
— Арестуйте нас уже, ведите в тюрьму, да, — поддержал его Магоги. — Мине уши больно слушать, как она без разрешения в мужской разгавор лезет, э-э?!
Внезапно появившиеся откуда-то четверо молчаливых китайцев под руки увели впечатлительных грузинских воришек.
— Чтобы не потерять свою суть, свой разум и свою славу, тебе придётся вернуть мой подарок, — продолжила бесстрастная богиня, не сводя глаз с Сунь Укуна. — Вернись в тот мир, в который ты передал его, услаждая свой эгоизм и нарушив мою волю. Ты поклонишься в ноги той, кто несёт за тебя твоё бремя, и, если сердце её замрёт, а потом забьётся снова, ты сможешь снять с её головы золотой обруч.
— Хи-хи-хи?.. — удивился Царь Обезьян, но богиня уже исчезла, поэтому он повернулся к монаху Сюаньцзаню. — Учитель, зачем такие сложности? Далось мне это просветление?
— Глупая обезьяна! — сквозь зубы прорычал лысый монах. — Неблагодарный ученик! Ты опять заставляешь меня краснеть перед Нефритовым императором! Ты хочешь всю свою никчёмную жизнь провисеть на хвосте на какой-нибудь ветке и бездумно есть бананы, не зная тревог, лишений и горестей Великого Пути?!
— Да! Да! Да! — счастливо закивал головой Сунь Укун.
— Нет-нет-нет! — передразнивая его, ехидно ответил Сюаньцзань. — Возвращай себе подарок богини!
— Да вернёт он обруч энтот, не боись, Сюаньцзань, я уж сам проконтролирую! — поспешно заверил монаха Гаврюша.
— А я его проконтролирую, — важно добавил Егор.
— А я тебя, морячок, — весомо дополнила Аксютка. — Мы справимся, короче.
— Ох и болтливые у меня ученики, да? Да тока мне тут ещё надобно пару вопросов обсудить. Ежели будет на то высочайшая императорская милость. — Домовой вопросительно посмотрел на Нефритового императора из-под мохнатых бровей.
Нефритовый император сощурился на ярком солнышке и сфокусировал взгляд на Гаврюше через тонкие подвески на шляпе.
— О чём ты хочешь поговорить со мной, мастер Гав Рил, Северный Дух Дома, консультант в устроении Великих игр Поднебесной?
— Так ить… о коте! О вот энтом хвостатом предателе.
— Чем тебе не угодил белобровый мао? — улыбнулся император.
— Борзостью своею да своеволием, уж прости за прямоту! — честно признался домовой. — Пока ученички мои без меня оставались, он вероломно из дому удрал, бабушку Егоркину, вверенную ему на попечение, бросил мучиться от давления и скрипа в суставах. Это ж нехорошо!
— Ай-ай-ай… — понимающе покачал головой император.
— А может, этого вкусного мао тоже заточить в Гору Пяти Стихий? В качестве наказания я буду каждый день навещать его и откусывать от него по кусочку, — как бы между прочим предложил Царь Обезьян.
— Прекрасный Сунь Укун! — торопливо вмешался Егор. — Не надо откусывать кусочки от нашего Маркса! Нам надо вернуть его домой целым и невредимым! Скажи, Аксютка!
— А?! А-а, ну да-а, в принципе… — протянула девочка, дожёвывая сушёный банан.
Китайский император пригладил тонкие усы пальцами, усыпанными нефритовыми перстнями.
— Этот мао больше не твой, Егор Ка, ученик мастера Гав Рила, — весомо сказал он. — Этот говорящий мао принадлежит двору Нефритового императора Поднебесной, и отныне он будет жить во дворце, спать на подушках, на которых золотом будут вышиты сутры Будды, есть персики бессмертия и вести неспешные беседы со мной, наслаждаясь видом на снежные вершины горы Юйлунсюэшань древней провинции Даянь.
Капитан Красивый беспомощно посмотрел на Гаврюшу.
— Подожди-подожди, Нефритовый император, как энто так?! — занервничал домовой. — Мы же договаривались, что этот кот — наш, а тебе я другого котика принесу! Я уже сходил, выбрал хорошего котейку, к горшку приученного, буквально на днях доставят тебе его в лучшем виде.
— Нефритовый император не договаривается с духами, о Дух Дома, — уточнил император. — Но Нефритовый император может дать слово и человеку, и духу, и демону, и любому живому существу, и даже недвижному камню, который, согласно учению Будды, делает один вдох в тысячу лет. И я дал тебе слово, мастер Гав Рил, Северный Дух Дома. И слово моё нерушимо! Даже если мой Нефритовый дворец упадёт с тридцать шестых небес и разобьётся о камни на осколки, зелёные, как весенняя листва под раскидистой тенью низко склонившихся ив, даже если бездыханное тело моё поглотит Жёлтое море, и морские демоны, не видящие своими слепыми глазами солнечного света, истерзают его, и мои белые кости прибой вынесет на песчаный берег близ Циндао, слово Нефритового императора будет живо, пока жива Поднебесная!
— Короче, кота отдашь?
— Нет, — честно признался император.
— ПОЧЕМУ?! — закричал Гаврюша. — Если слово твоё нерушимо, чего ж ты…
— Жмёшься? — подсказала нужное слово рыжая домовая.
— Жмёшься! — махнув на всё рукой, повторил Гаврюша.
— Я не жмусь! — надулся было правитель Поднебесной, но потом вспомнил о своём статусе и снова сделал бесстрастное лицо. — О Дух Дома, мастер Гав Рил! Я был бы готов сдержать слово и отдать тебе говорящего мао. Но никто, ищущий убежища в Поднебесной, не будет выдан тем, кто придёт за ним. Это закон. Закон?! — сурово сдвинув брови, спросил он у присутствующих.
— Закон, о великий император, — почтительно склонив голову, подтвердил дракон Хуань Лун.
— Хи-хи-хи! Закон! — радостно подпрыгнув, сказал Сунь Укун. — Своих не выдаём!
— Закон! — кивнул лысый монах.
— И согласно нашим законам, — ещё раз, но уже гораздо мягче напомнил император, — этот мао пришёл сюда сам. Он сам нашёл меня на стадионе, сам потёрся о ноги мои шерстяным боком, сам сказал, что желает остаться в моём дворце. И никто не посмеет увести его отсюда против его воли. Говорящий мао Маркс!
— А? Что? Где? "Дьюжбу" дают?! — наверное, впервые проснулся баюн, честно продрыхнувший всю суматоху с медалями и грузинами.
— Желаешь ли ты вернуться в северную страну с мастером Гав Рилом и его спутниками и лечить давление и суставы почтенной престарелой женщине?
— Что ж я, дуйяк, что ли? — приоткрыв один глаз, мурлыкнул кот. — Не желаю я этого всего! Я буду спать на золотой подушке, есть пейсики и смотьеть на вейшины гой! В смысле на гойные вейшины! Тьфу, тоже как-то не очень, да…
— Да что ж ты за предатель такой?! — возмутился Гаврюша, обнимая едва не заплакавшего Егорку. — Бабулю бросил, ребёнка мне чуть не до слёз довёл. Как же твои коммунистические идеалы?
— Койябль коммунистических идеалов йазбился о суйовые йифы быта, товайищ! — отрезал кот и демонстративно отвернулся.
— Черномордый ты буржуин! Как же мы все Светлане Васильевне в глаза смотреть будем?
— В точности так, товайищ, как она Кондьятию майязматичному, йасхитителю "Дьюжбы", смотьит!
— Мстительная ты скотина! Ничего святого у тебя нет, — в сердцах сплюнул Гаврюша.
— Я был пйолетальский кот! Атеист! Йелигия — опиум найода! — Маркс подскочил на подушке и грозно поднял хвост вверх. — А тепей я буддист. И чего плохого в йелигиозном опиуме, если он облегчает мои стйядания?
— Да ла-адно, усатый, — прищурившись, махнула рукой Аксютка, — ты просто на золотые подушки польстился и персики…
— Вам никогда не понять нашу стьяну, — сурово сдвинул белые брови возомнивший себя китайцем баюн и, демонстративно отвернувшись, поудобнее улёгся на подушке, подоткнув под лапы хвост, чтоб не дуло.
Сунь Укун счастливо смеялся и суетливо подпрыгивал, ему было тяжело так долго стоять на одном месте. Всегда счастливый и улыбчивый Золотой дракон, видя беспомощный взгляд маленького Егорки, лишь растерянно пожимал плечами и поправлял золотистые локоны. Ну что он мог сделать, раз сам Нефритовый император решил оставить себе кота? С властью не поспоришь.
— Значит, нам не о чем говорить, мастер Гав Рил, — в полуулыбке сказал император. — Этот мудрый мао сам выбрал свою судьбу.
Гаврюша зажевал кончик бороды, но мог лишь бессильно развести руками. Что тут поделаешь? Придётся теперь у Котофея не для императора, а для бабушки кота подбирать. Но вот есть ли двойники Маркса среди баюнов? Да ещё и убеждённые коммунисты? Может, брат-близнец у него найдётся, такой же внешности, характера и политических воззрений?
— Я на завтра уже знахаря пригласил, — почтительно склонив голову перед императором, сообщил лысый монах. — Он избавит от тягот нового императорского мао.
Император удовлетворённо кивнул.
— Зачем мне знахаль, товайищ? — не сразу понял кот. — Я здойов.
— О, неведающий мао, изгоняющий болезни знахарь не будет лечить тебя, но сделает твою жизнь ещё более счастливой и безмятежной. Завтра на рассвете он разожжёт благовония, окурит комнату, увешанную красными фонариками, и с помощью молитв, песнопений и серебряных ножниц избавит тебя от бремени дикого животного начала, мешающего идти по пути просветления.
Кот тупо уставился на монаха, запутавшись в его цветистой речи.
— Обрежет бубенцы, — шёпотом пояснил Сюаньцзань и подмигнул. — Чик! — и всё.
Рыжая домовая прыснула со смеху и подняла рюкзак повыше, чтобы упасть в него лицом, как в подушку, заглушая свой заливистый хохот.
— Хи-хи-хи! Хи-хи-хи! Хи-хи-хи!!! — счастливо поддержал Сунь Укун, подпрыгивая выше головы.
Золотой дракон улыбался светлой улыбкой, Гаврюша тихо смеялся в бороду. Нефритовый император тоже довольно щурился на солнышко. Только Егор Красивый так и стоял с круглыми глазами и серьёзным выражением лица, не понимая, что тут происходит.
— Мои… бубенцы?.. — нервно подёргивая ушами, переспросил резко опавший с морды Маркс.
— А разве ты не знал? — удивился монах.
Он укоризненно покачал головой и объяснил коту, что эта мера просто необходима как для самого Маркса, чтобы он поскорее достиг просветления, так и для проживания во дворце. Ведь в Нефритовом дворце на тридцать шестом небе живут очаровательные, маленькие и хрупкие сиамские кошечки. Поэтому белобровый мао может попасть в этот рай только после избавления от своего животного начала.
В то время как глаза кота расширялись от ужаса, почти вылезая на лоб, монах поспешил успокоить его, что процедура эта не болезненная и быстрая, и, показывая двумя пальцами смыкающиеся ножницы, ещё раз прошептал:
— Чик! — и всё.
Бедный баюн обалдело уставился на Нефритового императора. Тот лишь едва заметно кивнул, чтобы не греметь надоедливыми подвесками, и улыбнулся тонкими губами.
— Ну чего ж! Раз ты сам так решил, — сказал домовой, пряча улыбку в усы и стараясь не смеяться, — то мы на пути твоего китайского счастья стоять не будем.
— Ничего я не йешил! — тут же опомнился говорящий кот. — Я йязмышлял! Йяздумывал! Йяссматйивал ваиянты!
— Ты ж хотел остаться?
— Хотел! Но я вовьемя вспомнил, как говойил классик: "И дым Отечества нам сладок и пьиятен"! — патетично вскрикнул Маркс, встав на подушке на задние лапы и обращаясь непосредственно к Нефритовому императору. — Я — кот-патьиот Йоссии! Я не стану менять колючий шейстяной ковьик на шёлковую подушку, дешёвый сый из "Магнита" — на пейсики бессмейтия, стайый безликий двой на гойную вейшину, бубенцы на сиамских кошечек! Не могу пйоменять бабушку Светлану Васильевну даже на самого Нефьитового импейатойа Китая! Вьягу не сдаётся наш гойдый "Вайяг"!!!
В полный голос и жутко фальшивя, он пропел последнюю фразу, спрыгнул с подушки и, быстренько просочившись к лестнице, сбежал вниз, мигом спрятавшись за Егором, даже позволив, на всякий случай, обрадованному мальчику почесать себя за ухом. Нефритовый император только улыбнулся и подмигнул счастливому Егору Красивому.
— Я не могу нарушать слово, данное мао, и изменять его судьбу. Но сам мао властен над своей судьбой и может сам выбирать свой путь, — заключил он.
Стадион привычно зааплодировал мудрости правителя Поднебесной.
Глава сорок первая О том, какой богине лучше не попадаться под горячую руку
— Надеюсь, это всё, о чём ты хотел поговорить со мной, мастер Гав Рил, Дух Дома из северных земель? — спросил Нефритовый император, обращаясь к Гаврюше.
— Да, великий император! — поклонившись, ответил домовой.
Егор и Аксютка озадаченно посмотрели на него. Домовая быстро протиснулась поближе и ткнула его локтем в бок. Нефритовый император с интересом наблюдал за происходящей заминкой.
— Твои ученики считают, что ты забыл о чём-то ещё, северный мастер? — весело спросил он. — Или о ком-то?
— Ы-ы… — промямлил беззубый демон, подталкивая Гаврюшу в спину мохнатой мордой.
— Да тьфу на тебя, рыбина вонючая! Весь тулупчик обслюнявил, поди. Стирать-то кто будет… — проворчал домовой и вновь обратился к Нефритовому императору: — Да так, великий император, пустячок есть один досадный. Вот энта рыбина блеклоглазая. — Он схватил Ша Сэня за ухо и вытянул его морду вперёд, показывая императору. — Демон поганый. Уж как он меня достал, я и передать не могу, нет ни в одном языке для энтого приличных слов. Егорку вон сожрать хотел, хорошо хоть Прекрасный Сунь Укун ему помешать успел. Так он не успокоился, Аксютку за рукав ухватил. А ей палец в рот не клади, она локтем ему все зубья его высадила. Егорка сердобольный рыбине той взамен пластиковые зубы притащил, а он недоволен, сопли распустил, слезами да слюнями ядовитыми всю траву в лесу пожёг.
Стадион возмущённо засвистел на белого демона. Нельзя так с гостями!
— Да ну и бес бы с ним, я считаю, сам виноват, нечего людей кусать. Но вот ученички мои уж больно добренькие, маленькие ещё, жизни не видели, с парашютом не прыгали, в танке не горели. Взяли они с меня обещание, что я перед тобой за демона энтого бессовестного попрошу. Так что хоть и не по своей воле, но всё-таки прошу у тебя, великий император, если на то есть твоя милость и воля, дай ты ему какие-никакие приличные зубья, травку там щипать да панцири жучков мелких раскусывать, а то ведь совсем издохнет с голодухи…
— Этого я не могу, — засмеявшись, сказал император. — А вот богиня…
Вновь появившаяся из ниоткуда богиня с аппетитом жевала персик. Вероятно, один из тех самых персиков бессмертия, которые уже дважды похищал неугомонный Царь Обезьян. Расправившись с фруктом, она положила косточку на раскрытую ладонь, и та превратилась в нежный розовый цветок персикового дерева, который Гуаньинь тут же воткнула в высокую причёску.
— Богиня, тут вот какое дело… — начал было Гаврюша, но Гуаньинь прервала его:
— Я всё знаю, коротконогий рыжебородый Дух Дома из страны северных варваров. Покажите мне неугомонного демона Ша Сэня! — приказала она.
Гаврюша тут же снова ухватил белого демона за ухо и потянул на себя, а Царь Обезьян подтолкнул его длинное тело коленом, так что демон, вылетев вперёд, смешно распластался перед богиней и императором, отклячив мохнатый зад.
— Ты демон Ша Сэнь? — надменно спросила богиня.
— Ы-ы! Я, баиня, я, импеатол! — промямлил несчастный демон.
— Он, он демон Ша Сэнь, песчаный демон-людоед, бывший небесный генерал, генерал Занавеси, с позором изгнанный со всех тридцати шести небес! — подтвердил монах Сюаньцзань, выходя вперёд и отвешивая Ша Сэню звонкую затрещину. — Ещё один мой бестолковый ученик, ещё один позор на мою лысую голову!
— Поостерегись, Сюаньцзань, белый монах, осуждать замысел Будды и повороты пути, ведущего к просветлению, — скривив губы, осадила его богиня. — Твой ученик идёт по пути так, как путь ведёт его, ведь на пути к просветлению цель не важнее самого пути, а путь не бесценнее самой цели, ибо цель — призрачна, а путь всегда на ладони, но меж тем складывается из одиночных шагов, простирающихся вдоль его долготы и поперёк его широты.
Озадаченный и явно мало что понявший Сюаньцзань пониже склонил голову в почтительном поклоне. Егорка, всегда стоящий на стороне обижаемых, придерживал кота, но во все глаза следил за странным судилищем. Аксютка беззаботно хрустела жареными кузнечиками рядом.
— Демон Ша Сэнь, также именуемый Ша Удзин! Посмотри на меня! — обратилась Гуаньинь к белому демону. Бедняга поднял лохматую голову и взглянул на прекрасную богиню, щуря бледные, почти бесцветные глаза от солнечного света. — Хочешь ли ты новые зубы, о которых просит меня мастер Гав Рил, северный Дух Дома?
— Хасю! Хасю! — умоляюще закивал демон, брызгая слюной.
Стоящий рядом монах брезгливо отодвинулся, опасаясь попадания ядовитых капель на свой халат.
— Хорошо, я дам тебе новые зубы. Сегодня я добрая, — подумав, решила богиня Гуаньинь. — Но и ты должен дать мне слово, что никогда больше не посмеешь попытаться съесть мастера Гав Рила и двух его учеников — Егор Ку и Аксют Ку.
— Ы-ы! Ы-ы! Аисяю! Кянусь! — не веря своему счастью, залепетал рыбоконь.
Богиня мстительно улыбнулась и обратилась к монаху:
— Монах Сюаньцзань! Возьми своей рукой фальшивые зубы из пасти своего ученика и вложи их мне в ладонь.
Красавица-богиня даже слегка наклонилась вперёд с трибуны, требовательно выставив белоснежную ручку перед Сюаньцзанем. Монах брезгливо поморщился.
— Но, богиня! Слюна людоеда ядовита. И если я вложу в его поганый рот свою руку, то на ней останутся язвы, а после шрамы! Да и на твоей изящной руке, которой должны касаться лишь лепестки трепетных цветов, появятся страшные язвы, если ты возьмёшься за слюнявый предмет из пасти демона!
— Ты слышал меня, белый монах, — засмеявшись, сказала богиня, и в голосе её прозвучали отголоски грядущего грома. — А я не повторяю своих просьб дважды.
Сюаньцзань с испугом и надеждой обернулся к Нефритовому императору, но тот лишь кивнул, полностью поддерживая каприз своенравной богини.
— Суй! Суй! Суй!!! — скандировали веселящиеся трибуны.
Монах кротко вздохнул, смиряясь с неизбежным, почти до плеча задрал рукав своего белого халата и аккуратнейше просунул два пальца в раскрытую пасть демона. Зацепив ими пластмассовые виниры, он тут же выдернул руку обратно и, так и держа их двумя пальцами, поскорее положил искусственные зубы в нежную ладонь богини.
— Твоя рука не пострадала, о белый монах? — участливо спросила Гуаньинь.
Сюаньцзань внимательно оглядел свою руку.
— Почти нет, богиня. Только чуть-чуть почернели кончики пальцев, как от ожога, да обуглился край одного ногтя, ну и на запястье шесть странных ожогов.
— Эти чёрные пятна останутся навсегда, как напоминание об уроке, который ты получил сегодня, — громко сказал император. — Смотри! Прекрасная богиня свободно держит в ладони фальшивые зубы, смоченные ядовитой слюной твоего ученика. И кожа её руки по-прежнему бела, как фарфор, и нежна, как лепесток белого лотоса, раскрывшегося в лунную ночь в пруду перед статуей Золотого Будды.
Все тут же уставились на богиню, которая подняла руку вверх, подтверждая слова императора.
— Типа фокус такой, — шёпотом пояснила Егору на ухо рыжая домовая. — И чё дальше будет?
— Но ты, монах Сюаньцзань, учитель демонов, прошедший с ними долгий путь, ты, которого они хранили и спасали ценой своих чёрных жизней, вдруг пожалел своей руки, чтобы помочь своему же ученику вернуть его смертоносные зубы. Так смотри теперь на эти чёрные пятна, уродующие твои пальцы, и вспоминай о том, что так же чернеет золотое семя твоей души и что сегодня ты отошёл на шаг назад от просветления в тот самый миг, когда не пожелал вложить руку в пасть белого демона.
— Хи-хи-хи! Хи-хи-хи! — счастливо засмеялся Сунь Укун. — Получил учитель, получил!
— Чёрная-я ме-етка! Метка-а-а чернее ночи-и… — как бы невзначай пропела себе под нос Аксютка. — А что я говорила, всё ещё чудесатей, всё волшебственней, всё чародейственней!
— Китай, — зачарованно протянул мальчик. — Нам никогда не понять эту страну…
Пристыженный монах покраснел и торопливо спрятался за спиной Золотого дракона. А тем временем пластмассовые виниры чудесным образом исчезли с руки богини, растворившись в воздухе, и на их месте ещё несколько мгновений сияло едва заметное золотое свечение.
— Смотри же, Ша Сэнь, демон-людоед, ты дал обещание, — строго напомнила Гуаньинь.
Белый демон кивнул и вдруг внезапно обнаружил, что его пасть полна крепких острых зубов ещё лучше прежних, для проверки пощёлкал ими и счастливо осклабился.
— Обещ-щаю, богиня! Ни мальч-чик, ни девоч-чка, ни Дух Дома не будут съедены мной, клянус-сь своей жизнью и с-светлым путём Будды!
Он неуклюже поклонился и поспешил скрыться со стадиона, видимо решив подкрепиться за его воротами всяческими мелкими насекомыми. Парень проголодался, такое дело…
Глава сорок вторая О том, что от ведущего преподавателя до городского сумасшедшего один шаг!
А тем временем в снежной Москве Глаша Красивая шла в институт. Пониже натянув вязанную шапку на лоб, чтобы скрыть золотой обруч, и проклиная несносного братца плюс всех домовых, втянувших её в эту дикую историю, она уныло шагала по пушистому снегу, и даже редкое зимнее солнышко её не радовало. Девушка собиралась посидеть за книгами в библиотеке, чтобы найти нужные научные статьи и получше подготовиться к неизбежному экзамену.
Хотя смысл? Если преподаватель возненавидел тебя настолько, что решился унижать перед всем потоком, то сдать ему экзамен невозможно. Фаталити, и всё тут…
Она вошла в здание института и полезла в сумку, чтобы показать студенческий билет на вахте.
— Привет, — сказал молодой охранник, белобрысый и краснолицый. Бабушка сказала бы, что у него высокое давление.
— Здрасте, — ответила девушка, продолжая копаться в сумке.
Вообще-то парень был всего на пару лет старше её, и иногда, при хорошем настроении и наличии свободного времени, она даже болтала с ним на проходной о новой музыке или фильмах. Но сегодня Глаша не была настроена на разговор, увы и ах…
— Что-то ты в последнее время мрачная, — заметил охранник. — И шапку криво на лоб натягиваешь. Ты в таком прикиде на пингвина из "Мадагаскара" похожа. Который прапор!
— Очень смешно. Я оценила.
Глаша с каменным лицом сунула ему под нос студенческий и быстро прошла в здание. Флегматичная гардеробщица молча приняла её дублёнку и шапку, никак не прокомментировав сверкающий золотой обруч на лбу. Как говорится, и уже спасибо, добрая женщина!
Девушка встала перед зеркалом и ещё пару минут обматывала голову шарфом, чтобы скрыть проклятую железку и создать подобие сложной причёски в стиле бохо. Именно в этот момент за её спиной и появился преподаватель Пётр Петрович Петров.
— Глафира? — спросил он, останавливаясь позади девушки. — Что это вы тут тряпки на волосы наматываете? Здесь, между прочим, альма-матер, а не ночной клуб. То вы в короне на консультацию предэкзаменационную приходите, а теперь вот вавилоны на голове возводите. Вы бы лучше к экзамену готовились, в библиотеку сходили, что ли.
— И вам доброго дня, Пётр Петрович, — уныло отозвалась девушка. — Вообще-то я в библиотеку иду.
— В таком виде? — округлил глаза нудный преподаватель. — И что же вы, такая разнаряженная, собрались делать в библиотеке? Отвлекать ответственных студентов от процесса получения знаний?
Пётр Петрович демонстративно перегородил девушке дорогу, расставив в стороны руки, в одной из которых болтался потёртый портфель.
— Сию же минуту снимите шарф с головы и сдайте его туда, где ему и место — в гардероб, — педантично потребовал он.
Гардеробщица, уже собравшаяся было сесть на табуреточку и продолжить разгадывание кроссвордов, хмуро посмотрела на преподавателя и студентку, после чего, облокотившись на стол, зевнула. Типа мне-то уж точно по барабану…
Глаша попробовала возразить, что женщины могут оставаться в помещении в головном уборе, но Пётр Петрович напомнил, что тут ей не театр и не цирк, а серьёзное заведение — институт, поэтому в головном уборе даже дамам в нём находиться никак нельзя. Выругавшись про себя, девушка решительно размотала шарф и сдала его скучающей гардеробщице.
Обруч Царя Обезьян задорно засверкал в свете электрических ламп.
— Вы издеваетесь, Красивая?! — ужаснулся преподаватель и даже шарахнулся от неё в сторону. Его левое веко стало нервно подёргиваться. — Вы опять в короне? В институтскую библиотеку?! Мало того что вы не уважаете преподавателей, появляясь на консультации в таком самодовольном виде, так вы ещё и само образование презираете, ставя себя выше учёных трудов?!
Глаша тихо выдохнула сквозь зубы.
— Снимите! Это! Немедленно! — задыхаясь от собственной пламенной речи, прошептал зануда.
— Я уже говорила, что не могу это снять, извините.
— А я вам помогу, — охотно закивал Пётр Петрович. — Я вас сейчас к ректору отведу, и там вы живо всё снимете!
Он жёстко схватил девушку за локоть, но внезапно электричество в коридоре погасло, а обруч, засияв золотым светом, образовал лимонно-оранжевый ореол вокруг Глаши Красивой. Преподавателя отбросило спиной к противоположной стене, из его глаз посыпались искры, кожаный портфель, задымившись, отлетел в сторону, и только после этого лампы дневного освещения включилось вновь.
— Да что ж ты творишь, нахалка?! — крикнула было гардеробщица, выбегая из-за стола и помогая Петру Петровичу подняться.
Глаша обречённо приготовилась к новой порции незаслуженных обвинений, но вместо этого…
— Нет-нет, она не виновата, это я сам, сам, — лепетал преподаватель, собирая тетради и методички, высыпавшиеся из портфеля. — Глафира прекрасная девушка, самая лучшая из моих студенток, извините, извините!
Гардеробщица, тут же став такой же равнодушной, как линолеум на полу, спокойно вернулась за стол и раскрыла журнал с кроссвордами.
— Вы в порядке? — осторожно спросила Глаша преподавателя.
— Да! Да! Прекрасная госпожа! Газель! Богиня! — падая на колени, вдруг запричитал Петров. — Извините, простите, я виноват, я плохой, я нехороший, меня надо наказать!
Он даже попытался поцеловать девушке руку, но она успела отдёрнуть её и отошла в сторону.
— Да что с вами такое? — спросила вновь проявившая интерес гардеробщица.
— Она богиня! Богиня! — затараторил Пётр Петрович, обливаясь слезами умиления. — Богиня Гуаньинь открыла мне глаза, о великая генеральша вешалок, покровительница номерков и петелек! — Он нижайшим образом поклонился гардеробщице. — Как я был глуп и пуст! Но теперь внутри меня свет! Теперь я вижу свой путь, который усыпан золотым песком мудрости! Мне пора?
Гардеробщица и Глаша озадаченно переглянулись.
— Глафира! Газель! Мудрейшая из студенток! Где мне можно срочно продать квартиру, машину и, может, даже почку?! Ведите меня, о жрица храма науки! Отдайте же мне меня, о властительница одежд! Направьте меня к свету! — кидаясь от изумлённой гардеробщицы к перепуганной Глаше, причитал он. — Я должен срочно отказаться от всего мирского и передать все свои деньги в буддийский монастырь в Тибете для спасения редких тигров, которым так нужны золотые накладки на когти, чтобы несчастные животные не стачивали их о грубые камни!
Первой пришла в себя гардеробщица, которая молча достала из кармана халата сотовый и вызвала "скорую". Через десять минут улыбчивые санитары под руки уводили счастливого Петра Петровича, убедив мужчину, что непременно доставят его к нотариусу для продажи имущества, а потом на той же скоропомощной "буханке" отвезут прямиком в Тибет. Туда даже визу не надо!
— Вот ведь, — поделилась с обалдевшей Глашей опытная гардеробщица, — недаром говорят: многие знания — многие печали. Съехал головушкой-то наш Пётр Петрович…
На китайском стадионе в центре поля стоял чиновник в квадратной шапке и чёрном шёлковом халате, расшитом золотыми цветами. Счастливый Сунь Укун, обвешанный двумя золотыми медалями, перекатывающий их в руках и бренчащий ими, как погремушками, наскоро пояснил любопытной Аксютке, что такая одежда является талисманом, приносящим человеку, который её надевает, долголетие и всяческое благополучие.
Чжу Бацзэ, едва поместившись в кресле, довольно похрюкивал, поглощая пирожки от русской печки, жареных кузнечиков, прожаренный до хрустящей корочки рис в съедобной тарелочке из кукурузной муки, и закусывал всё это маринованными молодыми стеблями бамбука с острыми стрелками чеснока, запивал эту адскую смесь сладкой грузинской газировкой, так что только и успевал утирать пятачок просаленным рукавом халата.
Изрядно утомлённый суматохой этого дня Егорка вполглаза смотрел, как чиновник в чёрном открыл большую клетку из витых прутьев, как с четырёх сторон стадиона цветными стрелами к клетке полетели драконы, принося в каждой из четырёх когтистых лап по одной летучей мыши. И как только все мыши были собраны в клетку, чиновник захлопнул её, для надёжности повесив золотой замок, и шестнадцать пар кожистых крыльев замелькали между прутьев, хлопая по ним с гулким звуком.
Белый слон, везущий на своей спине огромный розовый лотос, вальяжно прошёлся по квадратному кругу стадиона, помахивая тонким коротким хвостиком, а потом резко скрылся. Слоны, они и не такое умеют, хитрые зверьки. Сунь Укун подорвался куда-то, пообещав принести что-то жутко интересное, а в результате чуть было не сбил с ног Золотого дракона Хуань Луна, пытавшегося протиснуться между огромным пузом Чжу Бацзэ и спинками впереди стоящих кресел.
— Эй, Сунь Укун, ты бы поаккуратней как-то, — вступилась за своего любимца рыжая Аксютка. — Совсем паморки поотшибало…
— Что такое "паморки", госпожа Аксют Ка? — живо поинтересовался дракон, усаживаясь между ней и Егоркой.
— Э-э-э… ну вообще-то я и сама не знаю… — задумалась девочка.
— А энто потому, что ты классическую литературу не читаешь, — проворчал домовой. — Вот если бы ты читала Шолохова, то знала бы, что так говорят, когда человек с толку сбит какой-нибудь внезапной ерундой.
— О, Хуань Лун, у тебя цветочек! — тут же переключила своё внимание домовая.
— О да! — опомнился Хуань Лун. — Этот редкий мудань я принёс вам в подарок!
— Чего ты ей в подарок принёс?! — краснея до ушей, удивился Гаврюша.
— Мудань, — охотно пояснил дракон.
— Да энто же пион обыкновенный!
— Необыкновенный, мастер Гав Рил, — учтиво поправил его Золотой дракон, вручая жёлтый пион девочке. — Это очень редкий мудань. За него платят только золотом. Драконы в Поднебесной небогаты, — смущённо опустил глаза Хуань Лун, — поэтому моего золота хватило лишь на один цветок…
Хихикающая и раскрасневшаяся домовая кокетливо понюхала огромный жёлтый пион на тонком стебле.
— Этот цветок очень почитаем, — решил рассказать Золотой дракон, — и выращивается только в городе Лоян, где каждый год проходит целый фестиваль муданей. И вообще, у этого цветка изумительная история.
— Ра-ах-аскажите-е, — практически зевнул Егорка. Ему ужасно хотелось спать, но и пропустить волшебный рассказ Золотого дракона он не мог…
— Смотрите, как будут исполнять танец муданя актёры, а я подскажу, что всё это значит.
На середину стадиона выбежала сотня миловидных девушек в разноцветных платьях, и каждая имела на голове подобие большого цветка из рисовой бумаги. Они встали маленьким квадратом и опустились на колени. В центр медленно шагнула высокая женщина в зелёных императорских одеждах. Заиграла изящная музыка…
— Легенды гласят, что в стародавние времена династии Тан в Древнем Китае правила единственная женщина-император по имени У Цытянь. Она была такой своенравной, что считала, будто бы ей обязаны подчиняться не только люди, но и сама природа. Однажды зимой ей стало скучно в саду, и она громогласно повелела всем цветам расцвести на следующее утро. И когда на рассвете императрица вошла в сад, все цветы покорно раскрыли ей свои цветущие лепестки…
Девушки встали и приняли разнообразные привлекательные позы. Женщина, изображающая императрицу, строго прохаживалась от одной к другой. Однако вот слева "цветок", встав с колен, не пожелал раскрыться.
— Её волю приняли все. Кроме одного муданя, — продолжал шептать Золотой дракон, стараясь не перекрывать чарующей китайской музыки. — Этот цветок оказался настолько гордым и своевольным, что взбешенная У Цытянь, топая ногами, отправила непокорного бунтовщика в ссылку в далёкую провинцию, в город Лоян.
Девушка опустила голову, подняла на плечо палочку с узелком и отправилась по кругу в "ссылку". Трибуны ревели от восторга, крича и аплодируя.
— Но там его приветствовал народ, гордый тем, что хотя бы один цветок на свете выказал такую храбрость, заявив, что законы природы не могут следовать капризам власть имущих! Все большие мероприятия в Китае заканчиваются этим спектаклем. Он символизирует свободу и понимание того, что даже сам Небесный император может потерпеть поражение от ничтожнейшего из своих подданных…
— Тише, Егорка спит…
— Я не сплю, — сразу вскинулся мальчик. — Это очень красивая история. А что потом стало с гордым пионом?
— Мудань стал самым популярным цветком в Китае, — улыбнулся Хуань Лун. — У нас говорят: кто любит цветы, тот увеличивает своё счастье и получает блаженство. А кто не любит, должен подвергнуться строгим наказаниям!
— Я люблю, — сразу призналась Аксютка, прижимая пион к груди.
Китайские олимпийские игры заканчивались красиво и торжественно, стадион утопал в цветах.
Глава сорок третья Бежим домой, там тоже интересно!
Чтобы не тащить уставшего друга пешкодралом до заветной дверки у озера, Гаврюша принял решение снова возвращаться в Москву через дверку на стадионе. Он топал первым, если не считать постоянно выбегающего вперёд говорящего кота, который очень уж торопился домой.
Утомлённый Егорка с Аксюткой шли следом, а замыкал процессию подпрыгивающий Царь Обезьян с небольшим холщовым мешочком на плече. И как мальчик ни спрашивал его, Сунь Укун не говорил, что лежит в этом мешке, и лишь высокомерно улыбался.
Нетерпеливый Маркс, снова вырвавшись вперёд, скрылся за углом.
— Глядите-ка, как на свой скромный коврик спешит, — усмехнулся домовой. — Как тока про бубенцы речь зашла, сразу и принципы свои, и родину вспомнил. Слышишь меня, партийная морда?
В ответ раздалось сдавленное мяуканье. В узкой пыльной, с одной длинной лавкой комнате, в самом дальнем углу которой чернела маленькая дверка, белый демон Ша Сэнь, прижав несчастного кота к стене мохнатой лапой, довольно оскалил острые зубы.
— Ж-жирный, неж-жный, вкусный мао… — хищно шипел демон. — Хорош-ший мао… Тиш-ше, тиш-ше, не крич-чи… Ароматный ш-шерстяной мао… я тебя скуш-шаю…
— Ты чего творишь, паразит?! — изумлённо вскрикнул Гаврюша, бросаясь на защиту кота. — Обещал же богине да самому императору…
— Обещ-щал и исполняю обещ-щанное, — перебил демон, даже не поворачивая головы в его сторону. — Гостя поч-чтенного, Духа Дома, северного мастера, не ем! Уч-ченич-чков его малых, неж-жных и вкусных, не ем! А про то, ч-чтобы ч-чёрного мао не есть, — обещ-щания не было…
Он хрипло рассмеялся и облизал клыки раздвоенным чёрным языком.
— Мявк… — коротко сказал потерявший дар речи баюн и ушёл в глубокий обморок, безжизненно обмякнув в когтистой лапе Ша Сэня и смешно вывалив набок розовый язык.
Царь Обезьян, перепрыгнув через лавку, ухватил демона за хвост и резко дёрнул на себя. Ша Сэнь взвыл, разжав лапу. Кот плюхнулся на деревянный пол, подняв облачко пыли, и слабо застонал.
— Разве не знаешь ты, о безголовое отродье Диюя, безграничной преисподней, меняющейся сообразно переменчивому миру, что я должен пройти в мир мастера Гав Рила и предстать перед семьёй его ученика, чтобы вернуть дар богини Гуаньинь, волшебный обруч, причиняющий мне нескончаемые пытки и смиряющий мою звериную суть, ведущую меня к безумию?! — почти нежно пропел обезьяний царь, и глаза его загорелись красным. — Разве не знаешь ты, уродливый брат мой, недостойный имени и названия, заслуживающий лишь забвения и гниения в рыхлом торфе дурно пахнущего болота, чья поверхность в жаркий день пузырится под палящими лучами полуденного солнца, что этот зверь, вывалянный в пыли, — личный мао того дома, в который я иду?! Разве не понимаешь ты, что ждёт меня в этом доме, если с жирного тельца этого мао упадёт хоть один волосок?! Разве не знаешь ты, что я, Прекрасный Царь Обезьян, Великий Мудрец Равный Небу, Сунь Укун, могу сделать с тобой прямо сейчас за то, что ты мешаешь мне вернуть назад обруч богини-и?!!
— Ой, всё, — попытался вставить слово перепуганный демон. — Больш-ше не буду!
— А больше и не надо!!! — прокричал ему в ухо Сунь Укун, дважды приложив его лбом о стену, потом всем телом об потолок, да ещё швырнув до хруста досок на грязный пол.
Когда высоко поднявшееся облако песка и мелкого мусора осело, все прочихались и отряхнулись, Сунь Укун лично поднял театрально стонущего кота за шкирку и хорошенько встряхнул его, для надёжности похлопав рукой по жирным бокам, чтобы выбить пыль.
— Веди нас, мастер Гав Рил, Дух Дома, — вежливо поклонился он. — Пора покончить с этой длинной историей.
На чердаке было морозно, как обычно. Голубь уже улетел на улицу, начисто подъев все крошки. Пол похрустывал из-за тонкой корочки инея.
— Холодно!!! — завопил Сунь Укун. — Почему так хо-лод-но-о?!!
— Потому, что зима на дворе, январь месяц, — равнодушно пожал плечами домовой. — Энто в вашем Китае сейчас тёплая весна, почти лето. А у нас тут генерал Мороз правит.
— Мастер Гав Рил, ты должен был предупредить меня! — суетливо подпрыгивая и стуча зубами, продолжал ругаться Царь Обезьян. — Я бы ни за что не пошёл с вами в такую лютую погоду!
— Да ладно тебе-е… — грея ладони друг о друга, поёжилась Аксютка. — Прям уж лютая… Градусов пятнадцать — двадцать ниже нуля. У нас и минус тридцать бывает. А на Северном полюсе вон вообще минус пятьдесят, и то ничего. Мы, домовые, там в тёплых чумах живём…
— Ты понимаешь, с кем говоришь, неразумная ученица Духа Дома? — оскалив выросшие клыки, прорычал Сунь Укун. — Я Царь Обезьян, рождённый на вулкане из небесного камня! Я люблю тепло, но не переношу холод! Посмотри, как шерсть встала дыбом!
Он задрал рубаху и, выпятив мохнатый живот, обиженно посмотрел на девочку.
— Видишь? Я замёрз… — тоном капризного ребёнка заявил он. — Я обратно пойду.
— Как обратно?! — заволновался Егорка. — А как же Глаша?
— Не-не-не! — остановил Сунь Укуна Гаврюша. — Сейчас в квартиру спустимся, а там центральное отопление и горячий чай, живо отогреешься!
— Тогда скорее в путь! — решил Царь Обезьян и, круто развернувшись, выбежал с чердака.
— Гаврюша, но ведь дверь в квартиру закрыта… — тронув друга за рукав, вспомнил Егор.
Однако по счастливой случайности дверь оказалась открытой — бабушка Светлана Васильевна, набросив на плечи серый пуховый платок, как раз спустилась вниз, чтобы забрать почту из почтового ящика. Так что Гаврюша быстренько запустил друзей в тепло.
Царь Обезьян, всё ещё стучащий зубами, даже не заметил, как его быстро протащили к Егору в комнату. Только там он, перестав дышать на волосатые пальцы, решил оглядеться.
— Это ваш дом? — спросил он у Гаврюши.
— Не, энто его дом. — Домовой кивком головы указал на Егора. — А я тут просто работаю.
— А она? — поинтересовался Сунь Укун, покосившись на Аксютку.
— А она так… приживалка… — небрежно ответил Гаврюша.
— Чё?! Слышь?! — округлив глаза, вспыхнула рыжая домовая.
— Цыц мне тут, — беззлобно осадил её старший товарищ. — Не бухти. Без тебя дел хватает.
Аксютка, надувшись как индюк, забралась с ногами на кровать и демонстративно отвернулась.
— Какие странные у вас дома, хи-хи-хи, — сказал Сунь Укун, удобно присаживаясь на пол, спиной к горячей батарее. — А это что? А это кто? А это зачем? — Он поочерёдно тыкал пальцем во всё, что только было в комнате, и хихикал.
— Ну началось. Вот тебе и экскурсия в современный мир, двадцать первый век, Москва, город-герой, столица России, и всё такое, — недовольно проворчал домовой. — Вон, встань к окошку, погляди, сам увидишь. Архитектура, снег, машины, фонари, магазины, ну и всего и всякого…
Царь Обезьян с интересом подошёл к окну.
— Самодвижущаяся повозка!!! — завопил он, подпрыгивая и выставив палец в сторону проезжающей машины.
— Это автомобиль, — счастливо рассмеялся Егорка. — Ты потом в Китае всем расскажешь, что в светлом будущем все будут на самодвижущихся повозках ездить, а ещё в самолётах по небу летать.
— И у нас в Поднебесной тоже?! — уточнил Сунь Укун.
— Конечно. А ещё у нас есть телевизор, сотовый телефон, компьютер, игрушки на батарейках. И всё это сделано в Китае! Хотите, я вам новую серию мультфильма по Машу и медведя покажу?
Сунь Укун открыл было рот для ответа, набрав побольше воздуха в грудь, но…
— Вы чего тут расшумелись? — послышалось сзади.
Все обернулись.
На пороге стояла Глаша Красивая. На её голове сиял золотой обруч богини Гуаньинь.
— Э-э… здрасте, — сказала она, увидев в комнате незнакомого мужчину-азиата, в грязной одежде и с растрёпанной причёской. — А вы кто?
На правах хозяина дома объясняться вышел Егор Красивый.
— Глаша! Дорогая моя сестра! — торжественно начал он. — Это наш гость Сунь Укун, Прекрасный Царь Обезьян из волшебного Китая!
Девушка быстро закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
— Вы что, сказочного китайца сюда притащили? Совсем, что ли? Какой он там царь? У нас бомжи лучше выглядят!
Уязвлённый Сунь Укун высоко поднял голову и аккуратно отодвинул мальчика в сторону.
— Прекрасная луноликая госпожа с устами цвета лепестков диких роз с куста, растущего во дворцовом саду Нефритового императора на тридцать шестом небе! Поверь, ты осветила эту скромную комнату своим лучезарным светом, а раньше мы все блуждали во тьме!
Глаша распахнула ротик от удивления, не в силах хоть как-то опровергнуть такую бесстыжую лесть, а Сунь Укун продолжал:
— Твоя кожа бела и тонка, словно фарфор, который достоин держать в руках лишь сам великий Нефритовый император Поднебесной, Юй-хуан шан-ди. Твои волосы темны и вьются тяжёлыми кольцами, спускаясь с плеч, словно мантия из чёрного шёлка, украшенная тонким медным узором из цветов мей хуа! Твои ресницы так черны, что каждый раз, когда ты медленно опускаешь их в прекрасной скромности, я вижу облик ночи. Глаза твои, сиятельная госпожа, это два зёрнышка кофе, пробуждающих к жизни несчастного путника, который провёл ночь на голой земле, подложив под голову свою походную сумку…
— Та-ак, стоп! — Кое-как овладев голосом, девушка протёрла ладонями глаза, проморгалась и спросила: — Ничего не понимаю, кроме того что я охренеть какая крутая красавица. А вы кто?
— Прекрасная госпожа Гла Ша, — слегка склонив голову, ответил странный гость, — твой брат, Егор Ка, ученик мастера Гав Рила, северного Духа Дома, не обманул тебя. Перед тобой смиренно склоняет голову Великий Мудрец Равный Небу, Сунь Укун, Прекрасный Царь Обезьян!
— Сунь… Укун? — медленно повторила Глаша.
— Да.
— Типа тот самый?
— Воистину.
— Царь Обезьян?
— Прекрасный Царь Обезьян, — на всякий случай уточнил Егор.
— Круто… — растерявшись, сказала девушка. — А зачем вы пришли к нам домой?
— Я пришёл сюда за обручем, который мучительно сдавливает твою голову, госпожа, и причиняет тебе невыразимые страдания души и плоти.
— Откуда вы знаете? — Глаша удивлённо приподняла бровь.
— О, уж я-то точно знаю! — театрально воскликнул Сунь Укун. — Я так долго носил это бремя, как долго пересчитывать песчинки в бескрайней пустыне, как долго разбирать море на солёные капли, как…
— Я поняла, поняла! Это ваш аксессуар. Отлично, помогите мне его снять и забирайте.
— Ты позволишь мне прикоснуться к твоим прекрасным волосам, восхитительная госпожа?! — удивился Царь Обезьян.
— Издеваетесь? — уточнила Красивая-младшая. — Из-за этой железяки ни голову помыть нормально, ни причесаться. Снимите уже её с меня, пожалуйста!
Сунь Укун подошёл и осторожно протянул руки к обручу, но прикоснуться к нему не успел. Раздался треск электрического разряда, одновременный вопль, после чего Царь Обезьян отлетел от Глаши аж до окна, едва не ударившись затылком о подоконник.
А потом в дверь постучала бабушка Светлана Васильевна и спросила, кто это так кричит и что это там такое упало. Не открыть дверь бабушке никак нельзя, иначе она позвонит родителям, а потом ещё до кучи в "скорую", полицию, пожарную и газовую службу сразу. На всякий случай.
Поэтому Глаша Красивая, глубоко вздохнув, распахнула дверь. И отошла в сторону, пропуская вперёд рвущегося младшего брата. Он мелкий, с ним ничего не сделают.
— Милая бабушка! — сразу же начал свою торжественную речь Егорка, взмахом руки показывая на поднимающегося с пола гостя. — Это Сунь Укун! Прекрасный Царь Обезьян из волшебного Китая!
— Ца-арь? — протянула бабушка, недоверчиво осматривая китайца. — А чего ж он такой потрёпанный? И как он сюда попал?
— Это мы с Гаврюшей привели его через маленькую волшебную дверку на чердаке.
— Бомжа, что ли, домой затащили? — вполголоса спросила Светлана Васильевна у Глаши, которая, скрестив руки на груди, молча прислонилась к стене. — Да вроде для бомжа слишком трезвый. Да и зимняя одежда его где? Э-э-э… молодой человек, где ваша зимняя одежда? Вы всегда так по морозу ходите, в одном халатике и пижамных штанах?
— О мудрейшая глава семьи, почтенная бабушка Егор Ки, ученика мастера Гав Рила, Духа Дома! — поклонившись, вежливо сказал Сунь Укун. — Твой внук не обманул тебя…
— Стоп, мы это уже проходили! — решительно оборвала его повторяющуюся речь Глаша. — Не надо! Я сама объясню. Бабуль… Ну вроде как это реально Царь Обезьян из Китая…
— Пре… — хотел было поправить её Егор.
— ПРЕКРАСНЫЙ Царь Обезьян!!! — с нажимом крикнула девушка и так посмотрела на брата, что он решил помолчать, а лучше вообще слиться с обоями.
— Это что же, мифическая личность? — поинтересовалась бабушка.
— Ага, он самый, — кивнув, подтвердил домовой.
Аксютка подняла большой палец вверх в знак согласия и поддержки, типа так оно и есть — герой мифов!
— Да как же такое возможно?!
— Бабуль! — с раздражением в голосе вспыхнула Глаша. — А сказочные домовые, которые превратили наш дом в дурдом, и старик Кондратий с креном по борту на всю башку тебя меньше смущают?!
Светлана Васильевна охнула и велела всем идти на кухню пить чай.
Глава сорок четвёртая Развязка и завязка на будущее…
Тем временем на кухне счастливый Маркс расправлялся с новозакупленным плавленым сырком. Он был так увлечён едой, что даже не обратил внимания на то, что помещение резко наполнилась таким большим количеством людей. Наверное, даже если бы сейчас демон Ша Сэнь пожелал откусить от говорящего кота кусочек своими острыми зубами, Маркс бы никак на это не отреагировал, ведь разве есть на свете что-то важнее "Дружбы"? Ну разве что коммунизм.
Хотя если вспомнить, как легко ещё совсем недавно баюн отказался от своих идеалов, Гаврюша уже в этом сомневался. Что же касается Егорки, то он ещё слишком маленький, чтобы задумываться о таких сложных взрослых вещах. Да тьфу, он просто знал, что этому коту-предателю не место на настоящем пиратском корабле. И всё тут, гарпун мне в бок!
Мальчик сел на табурет, предложив места справа и слева Гаврюше и Царю Обезьян. Бдительная бабушка предварительно заставила всех вымыть руки с мылом, и Сунь Укуну пришлось рассказывать про всякие непонятные вещи в ванной. И про электричество, которое кусается, если мокрыми руками пытаться включить фен в розетку. И про фен, что он горячий и совать в него пальцы не стоит, а шампунь вовсе не противная слизь, он хорошо смывает грязь…
Причём отметим, что объясняла всё это неожиданно разговорившаяся Глаша. Пользуясь правом старшей сестры, она быстренько задвинула Егорку в угол, дабы блеснуть знаниями перед китайским путешественником, и деловито объясняла ему, как работает холодильник на фреоне, как это хорошо и удобно, но опасно для экологии.
Однако недоверчивый Царь Обезьян, вежливо кланяясь Глаше, всё равно упорно называл холодильник волшебным сундуком генерала Мороза и даже предложил Егору летом спать в нём, чтобы не было так жарко. Капитан Красивый для вида на минуточку согласился.
— Вот яблочки наши сезонные, — сказала Светлана Васильевна, выставляя на стол большую вазу с яблоками.
Сунь Укун, ответно кивнув, порылся в карманах, достал пакетик из плотной бумаги и щедро высыпал на тарелку сушёные бананы.
— Фабричные? — с недоверием спросила бабушка.
— В Древнем Китае нет фабрик, — пояснил Гаврюша. — Так что энто самый настоящий хенд мейд, ручная работа.
— Я сам высушил эти бананы, почтенная госпожа, — уверенно подтвердил Сунь Укун, надкусывая сочное яблоко.
— Это, кстати, правильно, — одобрительно покивала пожилая женщина. — А то у нас-то, в Москве, всё фабричное, парниковое да химикалиями обколотое, чтоб покрасивее выглядело. А на вкус-то — сплошная вата! Приходится на рынок ездить, только там хорошие фрукты достать можно.
Царь Обезьян внимательно слушал и уважительно кивал на каждую фразу Светланы Васильевны. Глаша разлила чай по кружкам.
— А чё, "Птичьего молока" нет? — походу поинтересовалась домовая.
— Нет, — сурово сказала бабушка. — Есть тонкие блинчики с творогом, яблоки да вот бананы, которые ваш китайский друг принёс. Что же вы чай не пьёте? — обратилась она к Царю Обезьян.
— Я знакомлюсь с ним, я узнаю его душу, — не отрывая взгляда от коричневой жидкости в кружке, тихо отозвался Сунь Укун.
— Душу чая? — хихикнула Аксютка. — Да брось, чай, это же просто травка такая!
— Это не просто травка, неразумная ученица, чьи слова быстрее мыслей, — равнодушно ответил Царь Обезьян. — Дух чая — это дух дзэна. Поэтому если отбросить дух дзэна, то вне его не будет и духа чая. Если не знаешь вкуса дзэна, то не узнаешь и вкус чая…
Глаша и бабушка зачарованно смотрели на странного молодого китайца.
— Да-а, чё делать-то, ась? — задумчиво протянул Гаврюша, делая первый глоток. — Если бы я пять сотен лет в каменной тюрьме просидел, я бы тоже, наверное, вот такие штучки там выдумывал, чтоб потом женщинам лапшу на уши развешивать. Энту вашу, рисовую, как её… фунчозу!
— В смысле? — почему-то вспыхнула Глаша.
— Подруга, ты ротик захлопни, пока слюнка не побежала!
Девушка быстро закрыла рот и заметно смутилась.
— Глашенька, а посмотри, какой жених хороший нарисовался, — нашёптывала ей бабушка, пока домовые и Егорка пили чай, а Сунь Укун постигал дух дзэна. — Иностранец, вежливый и образованный, на лицо вроде ничего, симпатичный. Если только его причесать, побрить да в приличную одежду переодеть, тогда и вовсе загляденье получится. Да к тому ж ещё и царь! И проблем с ним не будет, видишь, какой тихий? Его обсуждают, а он не реагирует. Будет сидеть себе да дзэн свой постигать целыми днями.
— Бабуль, ну ты что сразу?!
— А где он живёт-то? Небось во дворце? — не обращая внимания на возмущение внучки, обернулась она к Гаврюше.
— Ну… иногда и во дворце бывает, у Нефритового императора, — уклончиво ответил домовой, прихлёбывая чай и косясь на зависшего над своей кружкой Царя Обезьян. — А вообще у него энто… резиденция своя на Горе Цветов и Плодов. Вроде как вилла.
— Загородная усадьба? Огород?! — мгновенно оживилась бабушка. — Как хорошо-то! Всегда и фрукты свежие, и овощи, и цветы разные. Картошку там можно посадить, огурчики, помидорчики да и горя не знать! Да-а, завидный жених!
Девушка неуверенно косилась на гостя. Егорка — на сестру. На его памяти это был первый случай, когда Глаша на кого-нибудь "запала". Если, конечно, оно так и есть…
— Да в Китае к тому же, говорят, экономика хорошая. Коммунизм! Как замуж за него выйдешь, так мы все туда переедем заграничный опыт перенимать. Егорка в институте коммунистической партии образование получит, потом на родину вернется и важный пост в правительстве займёт.
— Да нет в том Китае коммунизма, Светлана Васильевна! — растерянно напомнил домовой. — Там есть только демоны, богиня, Небесная Курица да Нефритовый император.
— Тем более, — тут же выкрутилась бабушка, — надо ехать туда, самим коммунизм устраивать!
— Да это же китайские сказки… — влезла Аксютка.
— И что, что сказки? — гордо выпрямившись, возразила Светлана Васильевна. — "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!" Гляди, гляди, — она слегка толкнула внучку плечом, привлекая её внимание к обсуждаемому потенциальному жениху. — Отхлебнул чай-то. Наконец! Постиг, наверное, этот свой дзэн?
Телевизор Царю Обезьян было решено пока не показывать, чтобы не перегружать его новой непонятной информацией. Егорка предложил слепить снежную бабу во дворе, но китайский гость категорически отказался выходить на мороз, потому что родился из небесного камня на жерле вулкана. Пока мальчик помогал бабушке убирать посуду, а домовые опять выясняли, кто из них тут главнее, Сунь Укун поймал в коридоре Глашу.
— Прекрасная госпожа Гла Ша, — слегка склонив голову, сказал он. — Если ты снова позволишь мне, недостойному, прикоснуться к тебе, я бы осмелился ещё раз попробовать снять с твоих роскошных волос золотой обруч, причиняющий тебе страдания, которых ты не заслужила.
— Да, конечно… — ответила растерявшаяся девушка. — Валяйте!
Она прислонилась к стене и наклонила голову вперёд. Царь Обезьян осторожно приблизился и быстро дотронулся до обруча кончиком пальца для проверки. Раздался уже знакомый треск, и его вновь отбросило от Глаши к противоположной стене.
— Ой, Сунь Укун, вы так спиной треснулись! Вам, наверное, больно?
— Прекрасная госпожа Гла Ша, мне нелегко причинить физическую боль, ведь я — Сунь Укун, Царь Обезьян, — улыбнувшись, успокоил он девушку и сел на пол, скрестив ноги в позе лотоса.
— Прекрасный Царь Обезьян, — невольно вспомнила Глаша.
— Так назвали меня мои подданные с Горы Цветов и Плодов, — задумчиво разглядывая электрическую люстру в виде шестилепесткового цветка, сказал Сунь Укун. — И я с гордостью носил это звание — Прекрасный Царь Обезьян! Но теперь я не могу говорить о себе так, потому что встретил тебя, госпожа Гла Ша, и понял, что ты прекрасней всех в целом мире и во всех мирах!
Он замолчал и опустил глаза.
— Значит, и вы не сможете спасти меня от этой проклятой железки, — прошептала Глаша, когда её щёки перестали пылать алым.
— Мне неведомо это, прекрасная госпожа. Но я не оставлю тебя в твоих мучениях!
Он сурово свёл брови и встал на ноги.
— По моей вине волшебный обруч богини оказался на твоей голове. Ты терпишь боль, которая была предназначена лишь мне. И пусть тысячи молний поразят меня, но я буду каждый миг пытаться освободить тебя от этой кары, пока моё тело не обратится в пепел и не развеется ветром по холодным снежным просторам твоей страны.
Царь Обезьян решительно подошёл к девушке. Глаша вновь покраснела и почувствовала, как у неё перехватило дыхание, сердце в её груди замерло, а через мгновение начало снова стучать с такой силой, что, казалось, выломает рёбра. Сунь Укун осторожно взялся руками за золотой обруч и… удивительно лёгким движением снял его с головы девушки. Глаша моргнула.
— Но как?..
Царь Обезьян пожал плечами и, не теряя времени, надел волшебный обруч себе на голову. Золотой подарок богини тут же засиял жёлтым светом, и Сунь Укун сжал зубы от боли.
— Вот теперь всё в порядке, хи-хи-хи, — через силу улыбнувшись, сказал он.
— Спасибо… — прошептала Глаша Красивая.
В коридор выглянула любопытная Аксютка.
— Ой, смотрите, он с неё обруч снял! — громко закричала она, и через минуту вокруг Глаши и Царя Обезьян столпились все, пришёл даже объевшийся сыра кот.
— Это что же, Глашенька, ты ему свою диадему подарила? — кокетливо поинтересовалась Светлана Васильевна. — Молодец, молодец, пускай у него о тебе память останется, чтоб вспоминал тебя почаще, — подмигивая, прошептала она внучке на ушко.
— А у меня также есть подарок для тебя, почтенная госпожа, глава дома, бабушка Егора Ки, ученика Духа Дома Гав Рила, — вспомнил Сунь Укун, когда притерпелся к боли.
— Для меня?! — искренне удивилась бабушка.
Загадочный китаец молча полез в свою дорожную сумку и, покопавшись там, извлёк маленькую кругленькую коробочку из тонкой жести, на крышечке которой была грубо нарисована уже кое-где стёршейся жёлтой краской неровная пятиконечная звезда. Он поклонился и протянул подарок бабушке.
— Это что же? — спросила пожилая женщина, повертев коробочку в руках.
— Это лечебный бальзам, почтенная госпожа, — охотно объяснил Царь Обезьян. — Лучшие знахари Поднебесной используют его для растирания суставов, избавления от головной боли, простудных хворей и давления.
— Да это же бальзам "Звёздочка"! — радостно ахнула бабушка, открыв коробочку и узнав знакомый запах. — Вот спасибо! У нас-то её теперь и не найти!
А Сунь Укун уже достал из сумки бумажный пакет с нарисованной на нём чёрной тушью страшной обезьяной и тоже протянул его бабушке.
— Это Тай Пин Хоу Куй! — торжественно сказал он.
— Чего-чего? — озадаченно переспросила Светлана Васильевна.
— Чай "Король Обезьян", — вежливо объяснил китайский гость. — Назван в мою честь.
— О-о, в вашу честь даже чай называют?! — удивилась бабушка и выразительно посмотрела на Глашу, чтобы та оценила, какой важный китайский господин к ним в гости пришёл.
— Он выращивается в горных селениях Аньхой, где меня любят и почитают, — продолжал рассказывать Царь Обезьян. — Он целителен для сосудов, он защищает тело от болезней, снимая усталость и делая сны светлыми.
Растроганная Светлана Васильевна ушла на кухню, чтобы поставить редкий чай на самую верхнюю полку, потому что такой дорогой подарок нужно хранить подальше и заваривать крайне редко, только по большим праздникам.
— Мне пора, — сказал Сунь Укун, обращаясь к домовым, Егору и Глаше сразу.
— Как? — расстроилась девушка. — Вы уже уходите?
— Да, госпожа. Меня ждёт мой путь.
— Ну что же, ежели путь ждёт, то давай иди, конечно, — сказал ему домовой. — Если вдруг чего где не так — зови, мало ли, вдруг вам там ещё и футбольный чемпионат провести надо. Или "Голубой огонёк" на ваш китайский Новый год.
— Или по зубам кому-то дать, — влезла с репликой Аксютка.
Сунь Укун понимающе кивнул.
— Прекрасный Сунь Укун, а мы с тобой ещё встретимся? — влез в разговор и Егорка.
— Не знаю, Егор Ка, ученик мастера Гав Рила, — честно признался Царь Обезьян. — Возможно всё. Вдруг ещё одна наша с тобой встреча лежит на моём и твоём пути просветления…
Он подошёл к погрустневшей Глаше и низко поклонился ей.
— Прощай, прекрасная госпожа. Я никогда не забуду тебя.
Сунь Укун улыбнулся ей и растворился в воздухе. Золотое свечение обруча богини Гуаньинь несколько мгновений ещё сияло на том месте, где он стоял, но потом тоже мягко исчезло.
— В смысле?! — возмутилась опомнившаяся Глаша Красивая. — Что, и всё?! Он меня не забудет?! Всё?! То есть он просто свалил в свой Китай, а я тут, как дура, останусь?!
— Э-э, подруга, да ла-адно… — попыталась успокоить её Аксютка. — У меня там тоже один Золотой дракон… цветы дарил, между прочим…
— Из-за тебя всё! — Разгневанная Глаша обличительно показала пальцем на брата. — Мелкий! Достал ты меня! Одни нервы от тебя! Всё!!!
Она круто развернулась, ушла к себе в комнату и громко хлопнула дверью.
Пиратский капитан Красивый недоумевающе пожал плечами. Вот тут-то уж он, честно говоря, точно не был ни в чём виноват…
Утром Егорка проснулся сам. Домовые давно встали и, видимо, уже чистили зубы или даже пили чай. Мальчик встал и вышел из комнаты. Бабушка доваривала рисовую кашу на кухне. В прихожей стояла новенькая клетка-переноска, купленная ею в ветеринарном магазине для перевозки говорящего кота. Сам Маркс, как всегда, ел сыр, удобно устроившись перед миской. Мама Александра Александровна сидела на кухне с ноутбуком и проверяла почту.
— Доброе утро, Егорушка, — улыбнулась она и обняла подбежавшего к ней сына.
— Привет, мам! А где папа?
— Папа машину прогревает, чтобы бабушку домой везти. Нечего ей с котом в метро ездить. Глаша пошла в кино — на утренние сеансы билеты дешевле, а домовые отправились по своим делам с бабушкиным другом.
— С каким бабушкиным другом? — насторожился Егор Красивый.
— Да с Кондратием Фавновичем, — пояснила Светлана Васильевна, поставив перед внуком тарелку с кашей. — Какие-то дела у них появились.
— Да он же их арестовал! — ужаснулся мальчик.
— А вот и нет. — В дверях кухни внезапно появился Кондратий Фавнович Козлюк, чародейский инспектор. — Заарестуешь таких, как же… Прохиндеи… ух, я им… А кому я, кстати?
Он рассеянно уселся за стол, и Светлана Васильевна поставила и перед ним тарелку каши.
— Сверху, — инспектор загадочно показал пальцем в потолок, — распоряжение пришло: Гаврилу, двоечника и нарушителя, нипочём не наказывать. Вот так-то.
— А Аксютку? — на всякий случай заволновался Егор.
— А энту беспризорницу вообще велено в школу чародейскую устроить! Способности у неё какие-то непонятные, изучать их надо. Говорят, из самого Древнего Китая какая-то властная женщина за них слово замолвила. Вот и как работать, скажите? — обратился он к присутствующим. — Я их ловил-ловил, наказания всяческие придумывал-придумывал, а теперь оказалось, что их трогать нельзя. А кого их-то, ась?!
— Да вы сами-то ешьте, Кондратий Фавнович, — опомнилась сердобольная бабушка. — Каша остывает, а уж они как придут, так придут.
— Э нет, милейшая Светлана Васильевна, щас я вам их мигом предоставлю!
Инспектор Козлюк исчез, а через минуту вновь появился в дверях, подталкивая впереди себя Гаврюшу и Аксютку.
— А ну, шустрей, двоечники, тунеядцы, бездельники! Руки мыть да за стол! Всё семейство вас, безобразников, дожидается! — приговаривал он, направляя их к раковине.
Бабушка включила тёплую воду и вручила обоим домовым полотенце.
— Рыжую я прямо сейчас заберу, после завтрака, — пояснил инспектор. — Быстренько в школу её оформлю, а на обед к вам, любезная… Маргарита Павловна? Катерина Матвеевна? Светлана Васильевна! Вот тока адресок скажите.
— Да я вам, Кондратий Фавнович, адрес напишу лучше. На руке. А то вы его забудете.
— Кого? — не понял пожилой инспектор.
— Адрес, — напряглась бабушка.
— Какой адрес? Где я вообще? — Козлюк завертел головой, беспокойно озираясь по сторонам.
— Ну вот, опять началось, — проворчала Светлана Васильевна. — Лучше я ему на двух руках адрес напишу. Да ещё и на бумажках, чтобы в карманы вложить. Надо ж как накрывает-то человека…
— О-о-о!!! Моя обойона-а!!! — внезапно заголосил говорящий кот, объевшийся сыра. — Мягкая "Дьюжба" в файфойовой миске-е-е!!!
— Мама, твой кот разговаривает! — вытаращила глаза Александра Александровна.
— У-упс… — прокомментировал ситуацию Егорка.
— Приплыли, — добавила рыжая домовая.
— А вы что же, не знали, что у вас в доме баюн живёт? — изумился чародейский инспектор. — Мошенничек вот энтот вам не обычного кота притащил, а настоящего баюна, волшебного, говорящего да разумного, дорогущего, такого только контрабандой можно достать…
Он отвесил Гаврюше звонкую затрещину. Домовой благоразумно смолчал.
— Да глупости это всё! Что вы мне сказки рассказываете?! Наговариваете на котика моего умненького! — рассердилась бабушка Светлана Васильевна. — Все знают, что коты не разговаривают. Это опять Гаврила Кузьмич дразнится. И не стыдно вам? Уже и борода почти до пояса, а всё хулиганите. Да никогда мой котик умненький, лечебный, таких песен глупых не стал бы петь!
Говорящий кот Маркс ударил себя лапкой по лбу, сокрушённо покачал головой и специально для хозяйки сказал:
— Мяу.
— Вот видите, — облегчённо выдохнули мама с бабушкой.
— О-о-о-у!!! Моя обойона-а!!!
P.S. Егорке долго пришлось успокаивать бабулю. Мама поверила сразу…
P.P.S. Кстати, предстояло ещё выяснить: кто же запер волшебную дверь?
Комментарии к книге «Сборник «Гаврюша и Красивые» [2 книги]», Андрей Олегович Белянин
Всего 0 комментариев