«Ожидание чуда»

Алексей Караковский ОЖИДАНИЕ ЧУДА

Заброшенная железнодорожная станция оказалась не так пуста, как показалось на первый взгляд: из-за леса едва заметно мигал, прорываясь сквозь снегопад, фонарь обходчика. «Что ж, все, что приходит первым в голову, — то и верно», — решил мальчик и направился в сторону путей.

За пазухой он нес кошку — маленькое черное создание с женскими глазами. Они познакомились полгода назад в маленьком южном городке, и мальчик знал, что на самом деле кошка — вовсе не кошка, а заколдованная девочка с черными вьющимися волосами и зелеными глазами. Мальчик любил кошку…

— Кто это там идет? — удивленно закричал обходчик в ту сторону, откуда послышался звук шагов.

— Я… — удивленно ответил мальчик.

— А… Ну пошли, чаем, что ли, угощу.

Обходчик был уже немолод. Он работал на этой станции уже двадцать с лишним лет, а после того как станцию закрыли, остался. Он жил на ней совершенно один уже второй год и потому был рад тому, что кто-то пришел.

Обходчик поставил чайник на стол и разлил чай по кружкам. Мальчик почувствовал, что он здесь нужен, и даже вспомнил полузабытое ощущение дома. Кошка уснула на его коленях, и мальчик знал, что она тоже рада.

— Куда ты идешь? — спросил обходчик.

— Не знаю… Об этом я как-то не задумывался.

— Но ты, наверное, ищешь чего-то?

— Да, но то, что я ищу, само меня найдет. Я даже не знаю, как сказать-то… В общем, иногда случается так, что действительно необходимо, чтобы произошло чудо. Просто это — единственное, что может помочь нам как-то все изменить. Я не могу это объяснить словами…

— Я понимаю, о чем ты. Я жду то же самое. Да, я уже много лет жду чуда… Как ты думаешь, оно придет?

— Не знаю. Может прийти, а, может, и нет. Я просто жду, и мне это уже помогает. Кто знает, может, когда придет чудо, будет не в силах помочь даже оно.

— Я вот что думаю. Ты блуждаешь где-то, я сижу безвылазно здесь; так надо идти искать чудо или оставаться на месте?

— Это, видимо, зависит от того, какое оно это чудо. И от нас тоже.

— Тогда на этот вопрос нельзя ответить, — грустно сказал обходчик и посмотрел на дно чашки.

— Не знаю, — ответил мальчик, — всегда думал, что ничего зря не происходит. Все события — цепочка взаимосвязей, ведущая нас к цели. Только мы редко это понимаем, потому что цели себе не ставим. Она как-то сама собой возникает.

— Я думал раньше, что чем дольше ждешь, тем большее событие должно произойти. Но теперь мне кажется, что это не так. Теперь я боюсь его пропустить.

— А разве чудо — это обязательно событие?

— Конечно, нет. Это особое состояние, исходящее из наших душ, что-то вроде любви. Да, наверное, это любовь и, видимо, что-то еще, чему названия я никак не могу подобрать. Но это что-то переделывает мир!

— И тогда уже видишь все иначе…

— Да, конечно… Но что говорить о чуде, если мы сами толком не знаем, какое оно и существует ли вообще.

— Но мы можем ждать и надеяться. Ведь это уже очень много!

Обходчик налил еще чаю себе и мальчику.

— Все начинается с любви… — задумчиво шептал он.

Мальчик молчал. Ему было тепло и уютно, а кошка уже давно спала на его коленях, уткнувшись в полу куртки.

За окном бушевала вьюга. Небо, связанное белыми бинтами снега, молчало и не двигалось. С Белого моря обрывками газет летела соленая тоска. Так из нескольких составляющих получалось такое Молчание, которое не поймешь и не выживешь. Кричишь — и крика нет. Стучишься в двери — и двери убегают от тебя. И в эти минуты понимаешь, что очень здорово спать на старой железной кровати в теплом доме рядом с любимым существом. А вокруг тебя на десятки километров — ни души.

Можно было уткнуться лицом в нее, зарыться так, чтобы чувствовать только ее. Она не была против, наоборот, сама вроде бы ждала ласки. Можно было смотреть в ее глаза, смотреть бесконечно и видеть всю свою жизнь. Она, казалось бы, не возражала и этому: не отводила глаз и, наверняка, видела намного больше, чем казалось со стороны. Можно было быть с ней всегда рядом — она нуждалась в заботе. Можно было беспрепятственно любить ее и быть при этом чертовски счастливым рядом с ней — уже этого было достаточно. Нельзя было лишь одного: услышать, узнать, любит ли она…

«Обходчик прав. Все начинается с любви», — думал мальчик, гладя спящую на его коленях кошку, — «Но что же дальше?».

Свет был неполон.

Успеть запрыгнуть на товарную платформу уходящего поезда — не самая легкая задача и для взрослого человека. Мальчику, впрочем, это удалось, и теперь он ехал в сторону большой станции, как всегда со своей кошкой. Он еще не знал, зачем он едет, но уже знал, что за этим последует.

С утреннего неба звонко покатилась звезда и замерла тоненько в воздухе между небом и горизонтом. Мальчик успокоился и заснул.

Разбудил его ленивый окрик железнодорожных дел служащего.

— Ты кто? Что здесь делаешь?

Мальчик молчал. Ему не хотелось отвечать на какие-либо вопросы.

— Где твои родители?

Мальчик по-прежнему молчал, указывая при этом рукой куда-то вверх. Железнодорожник посмотрел на небо и обомлел: в ярком зимнем небе плыла, покачиваясь стая невероятных розовых птиц с оливковыми глазами. Фламинго летели в сторону севера, и в суровых беломорских краях смотрелись полной галлюцинацией.

На лице железнодорожника отразилось смятение. Этого только мальчик и ждал. Замешательство служащего длилось лишь секунду, но куда там!

— Стой! — разнесся его крик.

На беду около диспетчерской курил сержант транспортной милиции…

В камере предварительного заключения кроме мальчика сидел лишь один человек — пожилой мужчина, также пойманный на вокзале. Перед этим он несколько дней находился в федеральном розыске.

— Меня посадят за поджог, — сетовал он, — да, за поджог. В мои-то годы…

Он тяжело вздохнул.

— Я родился в Ленинграде. Это сейчас он называется Петербургом, но родился я именно в Ленинграде. Всю жизнь работал в театре кукольным мастером. Я умел делать любые куклы — сначала простые, потом сложные. Я хотел добиться совершенства. Я мечтал о том, что наступит день, и куклы оживут. Мое искусство станет безграничным. И лишь недавно я случайно достиг цели. Представляешь, все эти куклы ожили! Они плакали и смеялись, играли свои роли как живые! Я был счастлив. Я считал, что получал все самое желанное, и теперь могу с легким сердцем умереть. Но однажды мне пришлось остаться в театре на ночную вахту. Я, как всегда после полуночи, прошел по зданию, проверяя, все ли в порядке. Когда я шел по коридору мимо своей мастерской, из-за двери послышался шум. Я открыл дверь и обомлел. Представляешь, эти куклы… мои куклы… они делали бомбы!

Мастер остановился, чтобы перевести дух.

— Вы мечтаете сейчас о чем-нибудь? — спросил мальчик.

— Нет. Я сжег своих кукол, я сжег свою мастерскую. У меня нет прошлого. А как можно думать о будущем, не имея прошлого?

— Вы устали…

— Да, я устал! Мне страшно, потому что я тяну на себе всю свою жизнь!

— Значит, вы все-таки кое-чего хотите. Вы хотите освободиться от всего, что у вас за спиной.

— Это невозможно. Чудес не бывает.

— Почему же? Бывают. Надо только их ждать.

— Так почему же чуду не произойти сейчас? Пусть будет! — воскликнул кукольный мастер, и вдруг остановился, сам испугавшись неожиданного последствия своих слов.

В тот же миг в воздухе растворилась сначала грязная камера, потом грязный вокзал, потом грязный пристанционный поселок и осталась только огромная поляна в разноцветных цветах, залитая золотым светом. Старый кукольный мастер неожиданно стал выглядеть моложе: черты лица его разгладились, усталость и злость покинули глаза.

Изменился и мальчик. Он стал чувствовать себя словно взрослее и серьезней, но в то же время душу его переполняла радость: он знал, что дождался того, чего хотел. И радость эту он мог хранить в себе всегда, не ожидая каждый раз чего-то еще. Тогда лишь он осмелился перевести взгляд на кошку и обомлел.

Перед ним стояла девочка — та самая, которую он себе представлял, только еще лучше: черные вьющиеся волосы, зеленые глаза, задорная улыбка. И тогда ему показалось, что нет никаких преград для чуда.

— Здравствуй, — сказала девочка.

— Здравствуй, — ответил мальчик.

— Подожди! — успел крикнуть кукольный мастер до того, как мальчик и девочка подошли друг к другу близко-близко, и… Он хотел сказать, что они здесь на мгновение, они вышли его проводить… Но поздно. Едва рука коснулась руки, картина померкла, и вот снова все, как было раньше: грязный поселок, грязный вокзал, грязная камера.

Не было лишь старого кукольного мастера.

— А что было потом? — спросил обходчик, доливая чай себе и мальчику.

— Потом я без особого труда отделался от милиции и доехал на платформе товарного поезда обратно. Это было уже проще… А еще я понял, что это было.

— Что-то вроде чуда, произошедшего не с тобой?

— Да, именно так. Это было самое настоящее чудо, происшедшее не с нами, но при нас! Потому оно нас и коснулось.

— А куда ты провожал кукольного мастера?

— Не знаю. Может быть, в мир его мечты. Но иногда мне кажется, что он слышит наш разговор, и если случится минута сомнения, то он подаст нам добрый знак.

Обходчик задумался.

— И что ты собираешься делать дальше?

— Не знаю пока.

— А я знаю, — ответил обходчик, — ты попьешь еще чаю.

Надо было разогреть чайник снова, и обходчик пошел к плитке. Он думал о том, как хорошо, что чудо действительно можно дождаться, как дождался его кукольный мастер.

А мальчик смотрел на кошку, спящую у него на коленях, и думал о том, о чем думал всегда. Можно было уткнуться лицом в нее, зарыться так, чтобы чувствовать только ее. Можно было смотреть в ее глаза и видеть всю свою жизнь. Нельзя было лишь одного: услышать, узнать, любит ли она его, как он любит ее…