Говорит автор
Вступление
Мне очень хочется, чтобы вы узнали про случай, который произошел с Катей Карамелькиной.
Только не знаю, как об этом рассказать, потому что случай слишком уж странный, слишком уж необычайный, слишком уж удивительный, и говорить о нем надобно по-особенному.
Сначала я надумал написать стихотворение и даже нашел смешную рифму — «Карамелькина — пустомельника». Но потом решил: «Нет, стихи тут не годятся: дело слишком серьезное».
Тогда я сказал: «Напишу-ка пьесу!» Да, пьеса тут была бы в самый раз. Одно плохо: смотреть пьесу в театре, где играют артисты, — интересно. А читать пьесу в книге — немножко скучновато.
«Ну, что ж, — подумал я. — Если пьеса не подходит, значит, надо написать сказку!»
И как только я это подумал, так в ту же секунду сказка сама по себе стала сочиняться.
Стала сочиняться большая сказка. Такая большая, что я даже отсюда — с первой страницы — не вижу, чем дело закончится.
Итак, когда-то, давным-давно…
Ах, простите, что я в самом начале останавливаюсь и прерываю сказку.
Дело в том… понимаете-ли… надо сказать…
Словом, вот что: не сердитесь, пожалуйста, на меня, если я иногда — честное слово, очень редко! — буду лично появляться на страницах этой книги, чтобы высказать свое отношение к здешним делам. Это будет называться «Авторское отступление».
Конечно, было бы приятнее и почетнее назвать это «авторским наступлением». Но знающие люди мне сказали, что автор ни в коем случае не имеет права наступать, потому что автор не солдат, а писатель, у него в руках не автомат, а перо.
Но если в каком-нибудь месте нашей сказки начнется авторское отступление, то вы должны будете сразу же узнать автора в лицо. А то могут выйти разные неприятности — вы станете спрашивать: «Кто это там отступает? Какое он имеет право отступать, когда сказка идет вперед?» Начнется неразбериха, путаница, даже крики…
Вот как автор выглядит: среднего роста, седой (он давно уже дедушка); глаза у него обыкновенные — иногда грустные, иногда веселые. Он любит глупенькие песенки, вроде этой:
Тирлим-пом-пом! Тирлим-пом-пом! Компот приехал В этот дом!Надеюсь, теперь вы сразу же узнаете автора при любом его отступлении.
Начинается сказка!
Внимание!.. Итак…
Глава первая Школьная ведьма
Когда-то, давным-давно, жила-была маленькая фея.
Она действительно была очень маленькая — чуть побольше карманного радиоприемника. Ее имя тоже было небольшое, короткое: Кика.
Фея Кика была хорошенькая и веселая. Она все время порхала над цветами в нарядном голубом платьице.
Да-да, порхала, как бабочка. Потому что маленькие феи, также как и новорожденные младенцы, ходить еще не умеют. Только младенцы ползают на четвереньках, а феи — порхают. У них за спиной есть такие прозрачные крылышки, чтобы легче было перелетать с цветка на цветок.
Шли годы… Может быть, двадцать лет прошло, а может быть, и двести или пятьсот. Кто их считает, эти годы, когда они идут один за другим.
Кика сначала стала взрослой, и, как у всех взрослых, крылья у нее отпали. Но зато выросло имя: оно стало длиннее — фею Кику теперь с уважением стали называть Кикимора.
И, наконец, — она состарилась и превратилась в ведьму. Да-да! Не удивляйтесь: все старые ведьмы в молодости были прелестными феями. Спросите кого угодно.
Только носить почетное звание «Ведьма» — дело вовсе не такое простое, как кажется. Ведьме многое надо уметь: притворяться, обманывать, внезапно исчезать и появляться там, где тебя не ждут, и вообще надо уметь ловко делать всякие фокусы…
Некоторые ведьмы считают, что их главная обязанность — пугать людей.
Они говорят: «Если не умеешь так напугать человека, чтобы у него со страху глаза на лоб полезли, — то лучше и не называй себя ведьмой».
Представьте себе — Кикимора не любила пугать. Вернее, любила, но не очень. Она ни разу не испугала девочку, маленького мальчика или старенькую бабушку.
Нет, Кикимора была не злая ведьма.
Но любила она пошутить и до слез хохотала, когда после ее шуток люди рот раскрывали от неожиданности, не понимая, что произошло.
С другой стороны, ей очень нравилось, когда про нее говорили что-нибудь хорошее, например: «Смотрите-ка, старая ведьма, а жить людям не мешает». Да, такое слышать про себя каждому приятно.
Так вот, все началось с того, что холодным осенним вечером шла однажды по городу преподавательница музыки из нашей школы. Звали ее Берта Мольбертовна, а ребята (конечно, между собой) называли ее сокращенно и довольно музыкально — Бемоль. Мы с вами иногда тоже будем ее так называть, надеюсь, она не обидится на нас за это.
Дул резкий северный ветер, шел сильный дождь. Прохожие поднимали воротники, кутались в шарфы и потуже натягивали мокрые шляпы.
Вдруг, сквозь шум дождя, Бемоль услышала, как под водосточной трубой кто-то натужно кашляет и тяжело вздыхает: «О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!..» Бемоль остановилась, нагнулась и увидела… — вы, конечно, догадались — совершенно верно: она увидела Кикимору!
Недолго думая, ни о чем не расспрашивая, без всяких разговоров преподавательница музыки подняла с тротуара маленькую ведьму, сунула ее к себе в сумку и принесла в школу.
В учительской в это позднее время уже никого не было. На всякий случай Берта Мольбертовна закрыла дверь на задвижку, потом с трудом отодвинула от стенки старый испорченный телевизор «Изумруд» и посадила Кикимору внутрь его — туда, где торчали пыльные лампы, трансформатор и переплетались разные провода.
— Никому и в голову не придет, что вы тут живете, — сказала Бемоль Кикиморе. — Здесь пыльно, тепло и сухо — жилье для вас самое подходящее.
— Спасибо!.. — сказала Кикимора.
И вот в школьной учительской, где во время перемен всегда находилось много педагогов, тихонечко и спокойненько стала себе жить-поживать настоящая ведьма.
Ни один человек, кроме Бемоли, про это не знал и даже не догадывался. На испорченный телевизор никто и внимания не обращал.
Глава вторая Переезд
Я не знаю, может быть, ведьма тут и ни при чем, но представьте себе, скоро в нашей школе началось нечто странное: почти все ученики стали получать четверки и пятерки, никто не опаздывал на занятия! Все писали в стенгазету!
А в актовом зале каждую неделю собирался огромный хор, и даже самые безголосые красиво пели «С голубого ручейка начинается река!..»
«Должно быть, вам кто-то колдует!» — с завистью говорили учителя других школ.
В нашей школе только любезно улыбались и советовали брать пример. Но никто-никто-никто (разумеется, кроме Бемоли) не слышал, как в поломанном «Изумруде» иногда кто-то шуршит и сладко зевает: «О-хо-хо-хо-хо-хохонюш-ки!»
Постепенно слухи о том, что наша школа какая-то особенная, удивительная и исключительная долетели до Москвы.
И оттуда прислали телеграмму, чтобы директор школы Иван Иванович срочно прибыл в столицу и на всю страну рассказал по телевидению об учителях, об учениках и, разумеется, об отметках.
Тут, между прочим, произошел один пустяковый случай.
Перед самым отъездом Иван Иванович зашел в учительскую и сказал:
— До свиданья! Я уезжаю. Школа временно остается без директора. Надеюсь, что все здесь будет в порядке.
— А вы не боитесь, что вместо вас кто-нибудь другой станет директором? — пошутила Берта Мольбертовна.
— Я ни-че-го не боюсь! — отважно ответил Иван Иванович, простился со всеми учителями и поехал в Москву выступать по телевиденью.
— А в старом «Изумруде» что-то скрипнуло и послышалось: «Хе-хе!.. Поживем — увидим!..»
В школе все стали ждать, когда же можно будет посмотреть на Ивана Ивановича по телевизору. Ведь это большая разница, когда смотришь на директора просто так и когда видишь его на голубом экране.
Высокая, с острым носом, учительница физики Эвелина Сидоровна сказала, глядя сквозь круглые очки:
— Надо немедленно починить наш испорченный «Изумруд». Мы должны будем собраться в учительской и сообща смотреть на дорогого Ивана Ивановича!
Учительница французского языка Мария Сулеймановна — низенькая, полная, как пуховая подушка, сказала:
— Совершенно с вами согласна! Я завтра же приведу сюда моего мужа — он прекрасно чинит электрические утюги, и за это я очень его люблю. Может быть, он и телевизор сумеет починить…
Все воскликнули:
— Как это будет хорошо!
Но Берта Мольбертовна произнесла немного испуганно:
— По-моему, с «Изумрудом» не следует торопиться… Мне надо тогда что-то придумать…
— Что придумать? — удивились Эвелина Сидоровна и Мария Сулеймановна.
Бемоль не ответила. В задумчивости она вышла из учительской и вернулась туда поздно вечером, когда в школе никого, кроме тетеньки Чудиковой, не было.
Не зажигая свет в учительской, Бемоль опять закрыла дверь на задвижку и постучала по телевизору:
— Вы меня слышите?.. Я вас спрашиваю, мадам Кикимора!.. Знаю, что у вас болят руки-ноги и стреляет в спине, но мне также известно, что слух у вас превосходный. Не притворяйтесь…
В «Изумруде» раздался шорох, потом кашель — «Кха-кхе-кха!», потом длинный-предлинный вздох «О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!», и скрипучий голосок спросил:
— Чего нужно-то?
— Нужно, чтобы вы переехали на другую квартиру. Здесь вам оставаться опасно. Вы слышали, о чем разговаривали сегодня наши учителя?
— Мало ли о чем они тараторят… Всего и не упомнишь… А мне тут нравится: пыльца, паутинка. Живу не хуже, чем Баба-Яга. И если какой-нибудь знакомый чертенок спросит: «Тетя, где проживаете?», я с гордостью могу ответить: «Мой адрес: не дом и не улица, мой адрес — родной „Изумруд“!»
— Это все прекрасно… Но завтра сюда придет любимый муж Марии Сулеймановны, откроет заднюю стенку телевизора и так испугается!..
— А как он испугается?
— Так, что у него со страху глаза на лоб полезут, и Мария Сулеймановна перестанет его любить.
— Это хорошо. Мы, ведьмы, любим пугать.
— Оставьте ваши фокусы! Людей пугать некрасиво. Словом, собирайтесь-ка поживее, мадам Кикимора. Хватит разговаривать — пора переезжать!
— Нет, еще не пора. И вообще, мы, ведьмы, не переезжаем, а перелетаем. И — только в полночь, когда старинные часы пробьют двенадцать раз. Это уж такое правило у нас, у нечистой силы…
— Ах, дорогая Кикимора! Какая же вы нечистая сила? Вы просто старенькая фея, — ласково заговорила Бемоль. — И вам не надо перелетать. Посажу я вас в свою сумку да перенесу на новую квартиру.
— А ведь там, должно быть, холодно? Я замерзну…
— Там тепло.
— А пыльца, паутинка будет? Нечистая сила без этого жить не может, имейте в виду.
— Все будет, что нужно. Только поехали побыстрее!
— Ну, так и быть… О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки! Болят мои белые косточки…
Берта Мольбертовна открыла заднюю стенку телевизора; осторожно, двумя пальцами взяла маленькую, как карманный радиоприемник, ведьму Кикимору и бережно опустила в свою сумку.
Глава третья Актовый зал ночью
Вам никогда не приходилось бывать в школе ночью, когда только дежурная ходит по нижнему коридору, а все классы, все кабинеты погружены в тишину и сон?
Все громкие крики, которые днем наполняли школьный воздух, спят, распластанные на стенах, чтобы утром проснуться и снова греметь и звенеть до боли в ушах.
В длинных коридорах уснули лозунги, расписания и стенгазеты.
Уснули пыльные пальмы, лимонные деревья и другие непонятные растения в кадках и глиняных горшках.
В кабинетах физики и химии задремали умные приборы.
Тихо свернулись в рулоны географические карты — они видят сны про Африку, про Ледовитый океан и про незаметную речку Ельцовку…
В спортивном зале мягкие толстые маты раскинулись вповалку и сопят рядом с гимнастическим конем: им здорово досталось прошлым днем, и то ли еще будет завтра!
А в просторном актовом зале стройными рядами спят деревянные кресла; спит под потолком забытый с Нового года голубой стеклянный шарик; и на широкой сцене, возле теплой батареи, тревожно спит вдребезги разбитое пианино «Элегия»…
Именно сюда, на сцену, наталкиваясь в темноте на кресла, путаясь в тяжелом бархатном занавесе, пришла учительница музыки Берта Мольбертовна.
— Ах, когда-то это было вполне хорошее пианино! — сказала она, добравшись до «Элегии». — Каждый, кто умел, играл на нем с удовольствием. А потом его стал колотить с удовольствием каждый, кто не умел. И вот — остался лишь красивый ящик-футляр. А все, что внутри — все, что играло и звучало, — поломано, разорвано, растерзано… Ни один человек теперь не подходит к этому музыкальному инструменту. И вам, мадам Кикимора, тут будет очень спокойно. Молоточки поломаны, и почти все струны оборваны, но при большом желании вы все-таки сможете себе сыграть на оставшихся струнах что-нибудь волшебное, если вам станет скучно.
— Значит, теперь моя квартира будет называться «Элегия»? — спросила Кикимора. — Что ж, тоже красиво. Ладно, я довольна.
— Я буду к вам иногда забегать, — пообещала Бемоль. — А раз в неделю в этом зале собирается большой школьный хор. И вы, не вылезая из пианино, сможете петь потихоньку вместе с нами… Но, вообще, сюда редко кто заглядывает — разве только по праздникам. Актовый зал — на замке, а ключ — У меня.
— И без ключа отсюда выйду, если захочу. Мы, ведьмы, никаких замков не признаем.
— Смотрите, мадам Кикимора, далеко не убегайте: сейчас зима, замерзнете… Спокойной ночи!..
Говорит автор
Первое отступление
Конечно, некоторые капризные читатели теперь могут сморщить носик, вытянуть губы в трубочку и презрительно прогудеть:
— Ерунда какая-то! Придуманы тут всякие глупости! Ведь ничего такого на свете не было, нет и никогда не будет. Разве может ведьма жить в «Изумруде»? Разве бывает в учительской сломанный телевизор? Кто его сломал? Эвелина Сидоровна вместе с Марией Сулеймановной? А может быть, сам директор Иван Иванович перед отъездом в Москву?.. Ерунда какая-то!.. И потом, — где видано, чтобы в школьном актовом зале стояло разбитое пианино? Здесь ведь школа, а не пиратский корабль… Нет, нет, нет! Такого не было и никогда не будет. И как может старенькая ведьма жить в «Элегии»? Кто ей приносит пенсию, кто ей ходит за лекарствами в аптеку?.. Если автор и дальше будет такое выдумывать, — мы эту сказку читать не будем!
И сказав это, некоторые капризные читатели с сожалением посмотрят на автора: «Что же это ты, дедушка? Седой, а простых вещей не понимаешь?»
Что тут сказать? Тирлим-пом-пом, Тирлим-пом-пом! Компот приехал…Нет, компот тут ни к чему. Конечно, автор виноват, что в его седую голову лезет всякая ерунда. И вполне может быть, что он тут что-то выдумал насчет телевизора «Изумруд» и насчет пианино «Элегия». Но за ведьму, дорогие мои читатели, я ручаюсь: вот тут самая чистая правда!
С ведьмой Кикиморой я лично встречался и даже говорил ей: «Эх ты, старушка! Все шутки шутишь?..» А она отвечала мне по знакомству: «Эх ты, старый выдумщик! Все сказки сочиняешь?..»
Вы, может быть, думаете, что и Кати Карамелькиной нет в нашем городе?.. Как? Вы не знаете Карамелькину?.. Не может быть! Неужели я до сих пор ничего о ней не рассказал?
Ну, это дело поправимое: в следующей главе милая Катя непременно должна появиться…
Смотрите-ка, вот и она!
Глава четвертая Вот она — Катя!
Ученица второго «в» была не слишком приятная особа.
Во-первых, училась она кое-как. Пятерок в ее табеле было не слишком много: все больше попадались троечки, а иногда и двоечки мелькали.
Во-вторых, она была слишком самоуверенная и смелая… Нет-нет, конечно, смелой быть очень хорошо, но ведь я сказал «слишком». Чувствуете разницу?..
В-третьих, ей ничего не стоило что-нибудь сочинить, выдумать или, попросту говоря, соврать. Нельзя сказать, что она была настоящая врунья. Но можно сказать, что в будущем, когда она вырастет и станет взрослой, то из нее получится недурная сочинительница. И, может быть, когда-нибудь вы купите книжку под названием «Сказки Кати Карамелькиной»!..
А в-четвертых, она была порядочная трусиха. И особенно боялась Ваську Пробкина и его пятнистого дога по имени Арлекин.
А в-пятых, Катя Карамелькина была ужасно любопытна. Ее интересовало решительно все! У кого какой бант на голове? Какие котлеты вчера готовили в соседней школе? Сколько молочных зубов осталось у соседки по парте?
Вы понимаете, что все эти вопросы очень серьезные. Без них просто невозможно жить. И поэтому Катя с утра до вечера поворачивала во все стороны свой курносый носик: кругленькие ее глазки беспрестанно крутились вправо и влево, а ушки как будто двигались то вперед, то назад.
Случилось так, что утром — после той ночи, когда Кикимора переехала на новую квартиру — Катя Карамелькина нашла неподалеку от учительской раздевалки небольшой ключ. Обыкновенный железный ключ.
Конечно, правильнее всего было бы отдать этот ключ школьной уборщице или отнести его в учебную часть, или отдать своей учительнице. Но все это Кате казалось слишком просто — пойти и отдать! Ведь это же не простой предмет — не платок, не кошелек, а ключ!
С какой стати его отдавать? Прежде всего нужно выяснить, от какой именно двери этот ключ? Что находится за дверью?..
Ах, Кате невероятно повезло! Она вспомнила, что видела этот ключ в руках учительницы музыки и что этим ключом открывают не какую-нибудь скучную кладовку, а главный школьный актовый зал. Это так любопытно! Это так интересно!
Самой, без посторонних и без взрослых, потихоньку войти в огромный зал, погулять на сцене и все там рассмотреть как следует!
«Пропущу-ка я урок, — подумала Катя. — Один урок! Что такого?»
— У меня болит голова, — соврала Катя. — Можно, Серафима Матвеевна, я схожу к доктору?
— Конечно, Карамелькина, конечно! — разрешила учительница. — И если у тебя температура, — немедленно иди домой.
Прозвенел звонок. Все разошлись по классам. Тишина в школьных коридорах.
А Карамелькина спешит не в кабинет врача, а к дверям актового зала…
Бесшумный поворот ключа, и ученица второго «в» класса нашей школы осторожно входит в зал. Внимание!
Вот именно сейчас начнутся все приключения. Внимание! Смотрите!
Катя смело идет на сцену. Занавес открыт. Катя подходит к разбитому пианино «Элегия».
Осторожно, Катя! Не шуми! Не поднимай крышку!
Но Кате любопытно: можно ли на этом инструменте сыграть знаменитую песенку про Антошку и картошку?..
Она нажимает сломанную клавишу… Раздается отвратительный дребезжащий звук, с которого не может начаться ни одна хорошая песенка.
И сразу же за этим ужасным звуком Катя услышала тоненький скрипучий голосочек — как будто кто-то зевнул и сладко потянулся со сна:
— О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!..
Катины глазки заработали во все стороны, а ушки насторожились, как у кошки:
— Там кто? — шепотом спросила Катя, от любопытства разинув рот.
— А твое какое дело? — ответили ей.
— Я просто так… интересуюсь…
— А ты кто? — спросил голосочек.
— Я?.. Никто… Я девочка… Карамелькина Екатерина. Второй «ве»…
— А-а! Как же! Знаю, знаю: у тебя двоечка по русскому.
— Откуда вы знаете? — Катя еще шире разинула рот.
— Я, голубка, всех двоечников учитываю. Тебя и Ваську Пробкина из пятого «б». Знаю, знаю…
— Разве у Пробкина тоже двойка?
— А как же! Ему родители собаку подарили — дога по имени Арлекин. Он теперь вместо того, чтобы уроки готовить, — все вечера со своим догом по улице бегает. Вот и двоечка!.. Я все учитываю.
— А зачем учитываете?
— Как — зачем? Двоечники — наша компания.
— Какая ваша компания?
— Обыкновенная — нечистая сила, вот какая!
— Нечистая? — У Кати перехватило дыхание. — Как интересно! Мне мама читала сказку про нечистую силу — про Бабу Ягу, про Кощея Бессмертного. Там страшно.
— Х-хе! А чего бояться-то? Свои ребята: Баба Яга, Кощей, черти, лешие, ведьмы, двоечники — ничего особенного. Жить можно. Не трусь!
— Вы, наверное, ведьма? — вежливо поинтересовалась Катя.
— Верно. Молодец Катька! В русском языке путаешься, а в нечистой силе хорошо разбираешься. Сразу видать — наша девчонка!
— А как вас звать?
— По-разному кличут: кто мадам Кикиморой, кто ласково — Кикочка.
— Можно я вас буду Кикочкой звать?
— Зови, зови, мне не жалко.
— А можно на вас посмотреть, Кикочка?
— Не испугаешься? Я ведь, говорят, страшненькая.
— Все равно… Так интересно! Я нечистую силу еще ни разу не видела.
— Ну, если такая храбрая, открой верхнюю крышку и помоги мне выбраться. Засиделась я тут, в «Элегии»…
Катя боязливо сунула руку под крышку, и тут же кто-то крепко уцепился за ее указательный палец.
— Тяни! — раздалась команда. — Вира помалу!
— Что?..
— Вира, говорю, помалу! Это у грузчиков такая команда, когда груз поднимать. Двоечница, ничего не знаешь!
Охая и кряхтя, мадам Кикимора выбралась из пианино.
И шустро, как серая мышка, пробежалась по сцене. Заглянула во все углы, понюхала воздух. Потом, приставив ладонь козырьком к глазам, долго смотрела на Катю и с удовольствием проскрипела:
— Кажись, подойдет! В самый раз, что требуется.
— А что, Кикочка, требуется? — любезно улыбнулась Катя.
— А требуется мне, голубка, похохотать. Скучно жить без смеха. Засиделась я в этих «Изумрудах» да «Элегиях». Сплю, сплю… Все бока отлежала. Надо поразмяться, порезвиться. Ну и надумала я тут кой-чего…
— Значит…
— Значит, помогать мне будешь в этом деле. Без помощничков тут не обойтись. А помощничек вот он — Катька!
Глава пятая «Успех-трава»
Не зря старая ведьма прожила на свете пятьсот или шестьсот лет.
Она многое повидала. И в людях — в девочках и в мальчиках — разбиралась отлично.
Для своего веселья выбрала она не кого-нибудь, а именно Карамелькину. Ей нужна была как раз такая девчонка: чуть ленивая, чуть пронырливая, чуть глупенькая, чуть нахальная.
— Перво-наперво, голубка, никому ни о чем не болтай. Язык держи за зубами, поняла?
— Поняла, — ответила Катя.
— Вот тебе, доченька, три зернышка. Не простые — волшебные. Теперь слушай внимательно и все сделай, как скажу. В коридоре на втором этаже стоят кадки с разными растениями. Засунь-ка ты эти зернышки в землю рядышком с лимонным деревом. И вырастут у тебя три травинки-былинки — желтая, синяя, зеленая. Гляди, не прозевай, растут они быстро: утром, перед первым уроком, посадишь, а к большой перемене, как раз, можно будет сорвать. Поняла?
— Чего ж тут не понять? Посажу и сорву.
— А что потом будешь делать?
— Не знаю.
— Опять слушай. От желтой травинки-былинки станешь ужасно сильной, на весь город прославишься в один миг. Вот смеху-то будет!.. От синей травинки-былинки окажут тебе в этой школе немыслимый почет и уважение: учителя будут перед тобой, как мыши перед котом, бегать. Ужасно смешно!.. А вот зеленая травинка — это уж без всякого смеха — это тебе награда будет за то, что повеселила меня, старую Кикочку.
— А какая награда? — не растерялась Катя. — Пусть мне будет шапка с помпоном, костюм-олимпийка и сапожки на меху новые!
— Ничего такого тебе от меня не полагается. Шапка, костюм, сапожки — все это ерунда, мелочь. Износишь и позабудешь. Нет, с этой зеленой травинкой-былинкой ты доброе дело сделаешь. Ведь ты хоть и двоечница, а, все равно, бегает в тебе капелька золотой крови.
— А нас учили, что кровь всегда бывает красная — уверенно сказала Катя.
— Правильно учили: красная, точно. Только уж ты поверь мне, голубка, что бывают в крови и золотые капельки. Не первый год живу на земле — всякого навидалась.
— Ну, и как мне с этой травой быть? Что делать с нею, сушить?
— Ни-ни! Ее не высушишь. Ее съесть надо.
— Отравиться же можно!
— Не отравишься, не трусь! Когда надо будет — а я подскажу, когда надо, — каждую травинку разжуй как следует и единым духом проглоти. А как проглотишь, сразу же, без промедления, пошли вослед травинке волшебный наговор.
— Чего-чего? — прищурилась Катя. — Какой еще наговор?..
— Наговор — слова такие волшебные, колдовские:
Успех-трава — Рука-голова — Чудное дело Поехало смело!— Запомнила?
— Ерунда какая-то… Конечно, запомнила… Значит, эти ваши травинки-былинки называются «Успех-трава»?
— По-простому — успех-трава. А по-нашему, ведьминскому: «Герба успехус магикус», вот как!.. Ну, а теперь, девонька, подсади-ка меня в «Элегию» и ступай себе. К доктору беги.
— Зачем мне к доктору? У меня ничего не болит.
— А это я тебе сейчас устрою. Фук-фук-фук!.. Ну как, заболела головка?
— Ой, как болит!..
— Вот и беги к доктору.
Глава шестая Лимонное дерево
Интересные, необыкновенные случаи бывают в жизни.
Если бы про успех-траву Катя узнала бы от мамы или от учительницы, она тут же забыла бы про три зернышка и вообще не обратила бы на это внимания.
Мало ли что велят взрослые. «Всех слушаться — помрешь со скуки», — частенько говорит сама себе Катя Карамелькина.
Но ведь эти зернышки ей дала ведьма! Не мама, не учительница, а сама нечистая сила! Это же гораздо интереснее и важнее. «Маму и учительницу я вижу каждый день, — думала Катя. — А ведьму первый раз в жизни встретила, и то, что она велела, надо непременно сделать».
На другой день Катя раньше всех пришла в школу.
— Ишь, какая старательная! — похвалила ее тетенька Чудакова. — Торопится в школу, хочет поскорее ума-разума набраться. Ай-да девочка! Ай-да Карамелькина.
Тетенька Чудакова каждый день приходит в нашу школу.
Ее знают все — и ученики, и учителя. И она всех знает — и учителей, и учеников. Здесь когда-то учился ее сын, которого потом убили на войне: он был храбрым человеком…
А теперь у тетеньки Чудаковой растет внук — ему бы тоже в школу надо ходить, да вот беда — болен мальчишка какой-то странной болезнью. И хотя она не заразная, но с такой болезнью в школу не пойдешь… Поэтому бабушка сама сидит на уроках, а потом дома пересказывает внуку, чему ее научили. Так они и живут: тетенька Чудакова и внук Темочка.
В другое время Катя могла бы от гордости еще выше задрать свой курносый носик — ведь тетенька Чудакова назвала ее старательной ученицей. Но теперь ей не до гордости — Кате нужно немедленно — пока в школе почти никого еще нет — побежать на второй этаж, где в коридоре стояли горшки и кадки с цветами, кактусами и лимонным деревом.
Дерево это росло в толстой деревянной кадке. Катя оглянулась вокруг, убедилась, что никто за ней не наблюдает, вынула из кармана три волшебных зернышка и быстренько затолкала их в землю рядом с деревом.
И сразу же почувствовала, как от дерева поплыл прекрасный и сильный запах лимона.
А листья дерева — просто чудо! — прямо на глазах посвежели и заблестели, словно кто-то их сию секунду вымыл чистой водой.
— Ах, какой очаровательный аромат! — услышала Катя за своей спиной. — Мне захотелось немедленно выпить чашечку дивного грузинского чаю с лимоном!.. Почему-то раньше я никогда не замечала, что эта пыльная зелень так благоухает.
Рядом с Катей возвышалась учительница физики Эвелина Сидоровна.
Она прикрыла глаза от наслаждения, и ноздри ее слегка раздувались.
— Чай с лимоном! Это любимый напиток Жорика Сафьяна. Ты знаешь, девочка, кто такой Жорик Сафьян?
— Не знаю, — недовольно ответила Катя.
— Не может быть! Жорика должны знать все: он чемпион нашего города по поднятию тяжестей. Великий человек!.. А это дерево надо сегодня же перенести в учительскую: все равно наши ученики в таких тонких ароматах не разбираются. Ну скажи мне, крошка, разве ты разбираешься в тонких ароматах?
— Разбираюсь! — твердо заявила Катя.
— Смешно! — Эвелина Сидоровна не улыбнулась. — Маленький глупенький ребенок, а уже, видишь ли, разбирается в тонких ароматах. Никогда в это не поверю!
Ох, напрасно Эвелина Сидоровна произнесла такие слова! Ох, зря она назвала Карамелькину глупеньким ребенком!
— Девочка, пойди скажи дежурной уборщице, чтобы это лимонное дерево немедленно перенесли в учительскую. Не завтра, а сегодня же!.. Ах, как оно благоухает! Ах, какой очаровательный аромат!
— Хорошо, — кивнула Катя. — Я скажу… Только мне кажется, что это дерево лучше не трогать с места, потому что на нем завтра вырастут большие лимоны.
— Лимоны? Откуда ты это знаешь?
— А нам про это еще в детском садике объясняли, — продолжала сочинять Катя, — если лимонное дерево сильно пахнет, значит, на другой день обязательно будут лимоны. Большие и сладкие.
— Ты хотела сказать — кислые?
— Я знаю, что лимоны всегда бывают кислые. А здесь будут сладкие! Мне тетенька одна говорила, — Катя сочиняла с увлечением, — хочешь, чтобы лимоны были сладкие — не переставляй кадку с места на место… Так я пойду скажу уборщице?
— Что ты! Ни в коем случае! Это же так интересно: сладкие лимоны! Сегодня же спрошу у Жорика Сафьяна: он вырос на юге и наверняка знает про это.
Говорит автор
Второе отступление
Разные волшебные травы бывают на белом свете: «разрыв-трава», «сон-трава», «одолень-трава»… — про них известно каждому грамотному человеку.
Во многих книгах про эти травы написано, в кино их иногда показывают. А вот про «успех-траву» можно прочитать только в одной-единственной книге, и эта книга сейчас лежит перед вами.
Через несколько минут вы узнаете, как эта трава действует, какой волшебной силой обладает. Но предупреждаю заранее: не пытайтесь такую траву выращивать рядом с лимонным деревом, не ищите ее в тайге или в поле и, конечно, не спрашивайте про нее в аптеках.
Запомните: «успех-трава» существует на свете. Существует… но только в одной-единственной книге.
«Ах, значит, в жизни ее не бывает!» — разочарованно скажет Не Слишком Опытный Читатель.
— А разве книга — это не жизнь? — ответит ему автор. — Не было бы жизни, не было бы и книги. «Книга — это выдумка, а не жизнь!» — крикнет Не Слишком Опытный Читатель.
— А разве бывает жизнь без выдумки? — тихо и очень спокойно ответит ему автор. — Жизнь, книга, выдумка, волшебная трава — это все правда, это все существует, это все перед вами, только следите за всем внимательно. Тир-лим-пом-пом! Тирлим-пом-пом!..
Глава седьмая Три травинки-былинки
На большой перемене весь класс ушел в столовую, а Катя — бегом к лимонному дереву.
— Карамелькина, ты куда? — окликнула ее учительница Серафима Матвеевна. — Манная каша остынет!
— Мне манную кашу сегодня нельзя — у меня от нее живот вчера распух! — как ни в чем не бывало соврала Катя.
Просто счастье, что возле лимонного дерева никого не было и никто, кажется, не заметил, как из серой суховатой земли поднялись три нежные тонкие ниточки — три травинки-былинки: желтая, синяя и зеленая. Легкие, воздушные, сияющие, они скручивались пружинками и вздрагивали от Катиного дыхания, когда она из любопытства решила их понюхать.
Катя осторожно сорвала успех-траву, достала из ранца пенал и уложила травинки рядом с цветными карандашами.
«Ой, как интересно! — думала Карамелькина. — Поскорее бы попробовать их на вкус… Может быть, сейчас?.. Нет, подожду, не надо торопиться».
Она спустилась в столовую и все-таки съела вкусную манную кашу да выпила стакан чуть сладенькой водички под названием «яблочный сок».
Потом она спокойно досидела в классе еще два урока и почти без ошибки прочитала заданные на дом стихи про березку.
Серафима Матвеевна сказала:
— Смотрите-ка, ребята: Карамелькина вчера к доктору ходила, и сегодня она еще не вполне здорова, а стихи прочитала неплохо. Ставлю ей четверку!
Ключ от актового зала до сих пор лежал в Катином кармане.
«А что если сбегать к Кикочке? — подумала Катя. — Рассказать, что успех-трава выросла и лежит в пенале… А зачем рассказывать? Ну, расскажу, а что дальше? Ведьма возьмет да отнимет травинки. — Знаем мы этих старушонок!»
Карамелькина подошла к учительской раздевалке и незаметно швырнула ключ на пол: пусть теперь кто хочет несет его в учебную часть.
Глава восьмая Штанга
Из школы Катя возвращалась всегда одной и той же дорогой: через школьный стадион, мимо хоккейной коробки, через сквер, через большой двор и — пожалуйста! — родной подъезд.
А на этот раз случилась неожиданная неприятность: в сквере пятиклассник Васька Пробкин прогуливал своего огромного дога — пятнистого Арлекина.
Большемордый Арлекин неуклюже прыгал по снегу, высоко поднимая тонкие лапы.
Ему было холодно: шерсть-то у него коротенькая, совсем негреющая.
Завидев страшного пса, Карамелькина съежилась: вдруг он бросится на нее и съест? Мало ли что придет ему в собачью голову?..
Катя осторожно попятилась и — бегом на соседнюю улицу.
А на той улице был Дворец культуры, и пройти мимо Дворца было даже приятно: в огромных светлых окнах всегда были выставлены большие портреты знаменитых киноартистов.
Катя смотрела на эти портреты и умирала от любопытства: почему у артистов такие красивые наряды? Почему у них такие белые ровные зубы? Почему они всегда улыбаются?..
И она не могла решить самый важный вопрос: кто же из артистов самый красивый?.. Катя крутила своими любопытными глазками: и, по правде говоря, ей тоже хотелось стать знаменитой, чтобы и ее фотография здесь была выставлена.
Однако на этот раз вместо артистов здесь в окнах красовались чьи-то незнакомые портреты: здоровенные дядьки в ярких майках, перетянутые белыми поясами. Катя сразу же сообразила, что это спортсмены-силачи. Она и по телевиденью как-то видела таких же и понимала, что это люди тоже знаменитые: вон какие у них широкие плечи, крутые шеи и стальные мускулы!
А над входом во Дворец культуры висел плакат. Катя, не торопясь, прочитала: «Соревнования штангистов. Открытый чемпионат города».
Возле стеклянной двери висела небольшая табличка: «Вход свободный».
«Ну, раз вход свободный, — подумала Катя, — зайду, посмотрю поближе на этих силачей, мама на работе, дома меня никто не ждет».
В гардеробе Катя аккуратно сняла пальто, шапку-ушанку, осталась в школьной форме, с белым бантом на голове (он, к сожалению, слегка смялся под шапкой).
Она оставила в гардеробе мешочек со сменной обувью, хотела оставить и ранец, но вовремя вспомнила про пенал с успех-травой.
— Можно, я возьму ранец с собой? — спросила Катя у гардеробщицы.
— Можно, детка, можно, — гардеробщица ласково посмотрела и тоже спросила: — У тебя, должно быть, старший братишка выступает на соревнованиях?
— Нет у меня никакого братишки… А разве школьникам нельзя просто так посмотреть? Написано: «Вход свободный»…
— Посмотри, детка, посмотри. Только тебя это нисколько не касается. Ты — девочка, еще маленькая. А там мужики такие тяжести ужасные поднимают — во сне увидишь — испугаешься.
— Не испугаюсь… — небрежно сказала Катя.
И по широкой лестнице поднялась в зрительный зал.
Можно подумать, что весь город собрался сегодня здесь, в зале, чтобы посмотреть соревнования сильнейших силачей-штангистов.
Все места были заняты, сесть было некуда, и Катя остановилась в боковом проходе, прижавшись к стенке. Отсюда все было хорошо видно: и сцена, и зал. Катя могла одновременно наблюдать, что происходило на сцене и что делали зрители в зале.
На сцене был сооружен невысокий деревянный помост, и на нем лежала тяжеленная стальная штанга. В глубине сцены загорались цифры, показывавшие сколько сейчас весит штанга.
И если спортсмен поднимал ее удачно, вспыхивала яркая надпись: «Вес взят!»
Перед сценой за длинным столом сидели строгие судьи. Они внимательно следили за тем, чтобы каждый спортсмен поднимал штангу по правилам.
Часто судьи советовались о чем-то друг с другом, кивали головами и важно, строго смотрели на участников соревнований.
Штанга лежала себе на помосте, как барыня. Она гордилась собой — ведь без нее не было бы этих соревнований и никто не пришел бы сегодня днем во Дворец культуры.
На нее были направлены лучи прожекторов.
Силачи подходили к ней осторожно, вежливо кланялись ей и, нагнувшись, нежно обхватывали ее могучими пальцами.
Некоторые поднимали ее молча, а некоторые вначале что-то долго шептали ей, а потом с коротким криком вскидывали вверх и держали над головой, на вытянутых руках, пока не загорались буквы: «Вес взят!»
Штанга с грохотом плюхалась на помост. А зрители оглушительно хлопали в ладоши, и кто-то басом кричал по слогам: «Мо-ло-дец!», а кто-то тут же бежал на сцену с цветами.
Силач улыбался, махал зрителям огромной рукой и уходил за кулисы в раскачку, как моряк — будто шел не по твердой сцене, а по мокрой качающейся палубе. Силача окружали люди с записными книжками, с фотоаппаратами и кинокамерами. И все было весело, празднично, как в кино.
Глава девятая Автограф
Главный судья объявил в микрофон:
— На помост вызывается чемпион нашего города, мастер спорта Жорик Сафьян!
Ах, какой красавец, Жорик выбежал из-за кулис! Курчавая голова на широких плечах, могучая грудь, крепкие ноги. Черные глаза смотрели уверенно и победительно. Еще бы! Жорик знал, что он здесь самый сильный — еще никто в городе не смог победить его!
Жорик был в ярко-красном трико, и широкий белый пояс сверкал под лучами прожекторов.
В зале оглушительно захлопали, когда Жорик шел к помосту. В зале хором кричали «Молодец!», хотя Жорик еще и не взглянул на барыню-штангу. Но вот он нагнулся над нею, что-то ей прошептал, присел, широко раздвинул колени и легко кинул штангу себе на грудь.
— Ах, пожалуйста, не уроните ее, дорогой Жорик! — раздался в зале тревожный женский крик, и Катя сразу же узнала Эвелину Сидоровну — учительницу физики в старших классах.
От волнения Эвелина Сидоровна вся вытянулась и наклонилась вперед, словно хотела помочь Жорику…
А он, напрягая все силы, распрямился, поднял штангу над своей курчавой головой и держал ее так до тех пор, пока главный судья не зажег надпись: «Вес взят!»
— Новый рекорд! — крикнула раньше всех Эвелина Сидоровна. — Он установил новый рекорд!
И все закричали: «Рекорд!.. Рекорд!..»
Кате тоже захотелось крикнуть «Рекорд!», но в этот момент она услышала совсем рядышком тоненький голосок:
— Ну, это еще не рекорд. Рекорд впереди… О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!..
Катя оглянулась, посмотрела вверх, вниз, но никого не увидела.
Мимо нее по боковому проходу бежали на сцену десятки людей. Они толкали друг друга и кричали: «Жорик, автограф! Просим автограф!..»
Катя не знала, что такое автограф, и ничего не могла понять, потому что росточком была еще невелика, а взрослые дяди и тети совсем притиснули ее к стене, и ей ничего не было видно…
А там, на сцене, замечательный силач Жорик держал в огромной руке перо и быстро писал свою фамилию на разных бумажках, которые протягивали ему восторженные люди. «Сафьян…», «Сафьян…», «Сафьян…» — писал Жорик на память людям, чтобы они запомнили эту минуту и его самого — сильного и красивого.
— Девочка! А ты что тут делаешь? — Перед Катей возвышалась счастливая Эвелина Сидоровна. — Ты ведь, кажется, наша школьница? Твоя фамилия, кажется, Конфеткина? Ты видела, как он поднял штангу? Нет никого сильнее его!.. Посмотри, Конфеткина, какой автограф оставил мне на память наш чемпион! — И она гордо протянула Кате блокнот, где через всю страницу громадными буквами было нацарапано: «Сафьян». — Не правда ли, какая прелесть? Ах, как я обожаю сильных людей!
— Я не Конфеткина, а Карамелькина, — серьезно сказала Катя. — Я тоже могу оставить вам автограф. И напишу аккуратнее, чем Жорик. Хотите?
— Может быть, ты и штангу сможешь поднять? — засмеялась Эвелина Сидоровна. — Глупенькая девочка, ничего ты не понимаешь!
Ох, напрасно Эвелина Сидоровна опять назвала Катю глупенькой. Не любила Катя, когда ее так называли. Она рассердилась и, расталкивая взрослых, побежала к сцене.
Ее худенькие ножки быстро топали: топ-топ-топ! Ранец шлепал по спине: хлоп-хлоп-хлоп! А в ранце постукивал пенал: тум-тум-тум!
И опять неизвестно откуда услышала Карамелькина скрипучий голосок:
— А ну, Катька, покажи-ка им нечистую силушку! Покажи-ка им рекордик!
Глава десятая Желтая травинка
— Девочка, ты куда? — закричал главный судья, увидев, что Катя мчится к помосту, где лежала барыня-штанга.
Но замечательный силач Жорик Сафьян подхватил Катю подмышки, подбросил в воздух и засмеялся:
— Какая легонькая! Хочешь автограф!
Но Карамелькина прищурилась и вдруг неизвестно почему подмигнула Жорику, словно он сидел рядом с нею в одном классе.
— А можно мне потрогать вашу штангу? — спросила она.
— Почему нельзя, дорогая? Трогай сколько желаешь!
Тут Катя быстренько раскрыла ранец, вынула оттуда пенал, достала желтый стебелек успех-травы, моментально разжевала и проглотила его.
Силач Жорик Сафьян смотрел на нее с удивлением, он не понимал зачем эта незнакомая девочка жует какую-то травку.
— Ребенок проголодался, — сказал он. — Надо отвести ребенка в буфет.
— Отведите кто-нибудь ребенка в буфет! — крикнули судьи.
— Не хочу в буфет, — ответила Катя. — Хочу потрогать штангу!
Она спокойно взошла на помост, взялась обеими руками за штангу, присела, как это делал Жорик и прошептала:
Успех-трава — Рука-голова — Чудное дело Поехало смело!И вдруг легко кинула тяжеленную штангу себе на грудь.
Потом медленно, как это делал Жорик, распрямилась, поставила ноги вместе и без всяких усилий подняла штангу над головой.
Все замерли.
Все онемели.
Никто ничего не мог понять. Тишина стояла во Дворце культуры такая, что слышно было, как поскрипывает помост под Катиными ногами.
— Ну! — крикнула судьям Катя Карамелькина. — Вес взят или еще не взят?
— Ах, простите, я позабыл… — главный судья покраснел и немедленно зажег яркую надпись: «Вес взят!»
— То-то!.. — сказала Катя и бросила штангу на помост.
Штанга громыхнула так, словно с неба свалилась. А Катя спрыгнула с помоста, подхватила свой ранец и зашагала по сцене враскачку, как моряк по мокрой палубе корабля.
Что тут началось!
Щелкали фотоаппараты, жужжали кинокамеры. Зрители бросились на сцену, оттолкнув несчастного Жорика Сафьяна, который смотрел, смотрел и вдруг заплакал…
— Ну, кому автограф? — деловито спросила Катя. — Только поскорее, а то мне от мамы попадет, если домой опоздаю.
Свою фамилию она сначала писала медленно, аккуратно выводя буковку за буковкой: «К-а-р-а-м-е-л-ь-к-и-н-а»…
Но тут же сообразила, что все это можно делать гораздо быстрее — достаточно написать только одну букву «К»: зрители и так будут довольны, и так запомнят ее.
Вокруг Кати шумела толпа.
Но сквозь этот шум Катя отчетливо слышала, как смеялась, как заливалась смехом тетка Кикимора. Уж она-то была особенно довольна!
А на краю сцены учительница физики Эвелина Сидоровна душистым платком утирала крупные слезы, которые градом катились из черных глаз Жорика Сафьяна.
Говорит автор
Третье отступление
Разрешите вас спросить, почему из глаз Жорика Сафьяна катились слезы? Почему этот сильный человек плакал?..
Все вокруг удивлялись, радовались, хлопали в ладоши, старались получить Катин автограф… и только Жорик — сильный, могучий чемпион города — так сильно плакал, что даже сам не мог утереть себе слезы? В чем тут дело? В чем секрет?
А секрета вовсе нет.
Все дело в том, что чемпионом стать не легко и не просто.
Чтобы поднять эту тяжеленную барыню-штангу, Жорик должен был каждый день — долго-долго! — упражняться или, как говорят спортсмены, тренироваться. А это ох как нелегко!
Зимой и летом, в любую погоду, надо бежать в спортивный клуб.
Надо много лет подряд учиться, как поднимать тяжести, надо развивать мускулы, постепенно увеличивать свою силу.
А дома?..
Человеку, если он хочет стать чемпионом, дома тоже нелегко живется. Нельзя слишком много есть, нельзя много пить воды. На пирожное с кремом и сливочное мороженое можно только смотреть издали. Вовремя надо ложиться спать. Каждое утро надо делать зарядку, потом обливаться ледяной водой…
А Катя Карамелькина зарядку терпеть не может, умываться не любит, пирожные обожает, ложится спать, когда захочет. Никаким спортом не занимается. Штангу увидела впервые в жизни.
Вы только подумайте: трудолюбивый, упорный человек с огромными усилиями установил рекорд, как вдруг прибегает какая-то девчонка с бантом на голове и без всякой подготовки поднимает штангу, которая во много раз тяжелее ее самой. Да, это, может быть, сила… но нечистая сила!
Так быть не должно. Так никогда не может быть!
Но ведь это все Кикимора придумала. Ей, видите ли, захотелось повеселиться, поразмяться, похохотать.
А мы с вами дошли только до середины сказки. Посмотрим, как там дальше дела пойдут?..
Пусть Жорик успокоится: он все равно «Мо-ло-дец!»
Глава одиннадцатая Ничего не вышло!
Когда Катя Карамелькина пришла домой…
Нет-нет, она не пришла — домой ее принесли! От самого Дворца культуры Катю несли на руках. И, знаете, ей это понравилось. Ей даже захотелось, чтобы и в школу можно было бы ездить каждый день на чьих-нибудь руках. И чтобы люди каждый день кричали на всю улицу: «Да здравствует Катя! Ура!»
Кате было весело.
Она хотела, чтобы вся школа видела, как она едет на руках. Но, к сожалению, никто из ребят не встретился по дороге…
Только одного мальчишку заметила Катя по пути домой. Он неподвижно стоял возле своих саночек и смотрел издали на Катю.
Вдруг мальчишка замахал руками, схватился за голову, словно его ударили, и побежал прочь, оставив на снегу саночки.
Катя весело крикнула ему: «Эй!», но мальчишка не расслышал — он опрометью удирал.
Возле родного подъезда Катю уже поджидала мама. Она держала в руках экстренный выпуск «Вечерней газеты», где было напечатано сообщение о том, что школьница Екатерина Карамелькина — самая сильная девочка в мире!
Весь этот вечер мама гордилась, ласкала и целовала свою дочку и даже не заметила, что Катя назвала ее «мамка». «Пусть называет, как хочет, — думала мама, — ведь она теперь такая знаменитая».
А на другой день, когда Катя пришла в школу, то увидела на школьном крыльце большой духовой оркестр.
Он играл торжественный марш специально для Кати.
Вся школа собралась в актовом зале. Катя с белым бантом на голове гордо поднялась на сцену, на ту самую сцену, где в углу стояло никому не нужное пианино «Элегия»…
На сцене Катю поджидала учительница французского языка Мария Сулеймановна, маленькая, очень полная, она сильно волновалась и от волнения слишком громко хлопала в ладоши.
— Дети! — воскликнула Мария Сулеймановна. — Наш директор Иван Иванович сейчас находится в Москве и завтра он появится перед нами на экранах телевизоров. Я предлагаю сегодня же послать ему срочную телеграмму о том, какой невиданный успех пришел к нашей ученице Карамелькиной. Пусть Иван Иванович расскажет об этом, когда будет выступать. Пусть все узнают, какие сильные девочки учатся в нашей школе. Вы согласны с моим предложением?
Вся школа крикнула: «Согласны!..»
Только учительница музыки Бемоль промолчала. Она о чем-то задумалась, искоса поглядывала на «Элегию» и, кажется, ничего не слышала вокруг.
А Мария Сулеймановна сказала по-французски:
— Регарде! Смотрите, дети!.. У нас здесь, к сожалению, нет штанги. Но я думаю, что Катя сможет и без штанги показать свою могучую силу если, например, поднимет меня. Я ведь не очень легкая…
В зале засмеялись, кто-то даже захлопал. Всем было интересно.
— Ну что, Катя, сможешь ли приподнять меня хоть немного?
— Смогу! — уверенно сказала Катя. — Подумаешь, ничего особенного!
— Силь ву пле, Катрин! Пожалуйста, Катюша!
Катя спокойно подошла к Марии Сулеймановне, обняла ее, прошептала:
Успех-трава — Рука-голова — Чудное дело Поехало смело! И…Мария Сулеймановна стояла неподвижно и растерянно улыбалась.
Катя из всех силенок старалась приподнять ее, и ничего не получалось. А ведь вчера все было так легко.
Катя еще раз повторила волшебный наговор. Она уже не шептала, а почти кричала, обернувшись к «Элегии»:
Успех-трава — Рука-голова!..Учительница французского языка не шелохнулась. Катя прыгала вокруг нее, подталкивала… Ни с места!
— Я больше не буду! — заплакала Катя.
— Хи-хи!.. — послышалось из разбитого пианино. — Хи-хи-хи!
И хотя, кроме Кати, этого хихиканья никто не услышал — в зале тоже начали смеяться. А когда Катя, подбежав к «Элегии», стукнула по крышке кулачком и крикнула: «Ну, что же ты!» — весь зал захохотал. Сначала засмеялся десятый класс, потом девятый… восьмые… а за ними — седьмые, шестые, пятые, четвертые, третьи… хохотал Катин второй «в»…
И только первые классы не смеялись: они не понимали, зачем эта девчонка с бантом бегает и прыгает вокруг учительницы.
Катя не просто плакала, она рыдала от обиды и унижения.
Тогда Берта Молбертовна — Бемоль — взяла девочку за руку и прошептала ей на ухо:
— Не плачь… Я все поняла…
Глава двенадцатая «Дрожалка»
В тот же день во всех городских газетах было напечатано, что произошла ошибка, что девочка подняла штангу чисто случайно, что больше она никогда так делать не будет и что настоящий рекорд установил мастер спорта Жорик Сафьян.
Катя, конечно, огорчилась. Но расстраивалась недолго. Ведь в пенале хранились еще две травинки: синяя и зеленая. Теперь Катя решила быть осторожнее, чтобы следующий успех был ей по силам. И захотелось ей самой посмеяться над теми, кто весело хохотал над нею в школе. А что?.. Вот захочет Катя — и станет директором, и сразу же исключит из школы всех ребят! Захочет — и школьные каникулы будут длиною в целый год! Захочет — и у всех одни пятерки! Захочет — одни двойки!.. Вот смеху-то будет!..
И никакой силы не требуется. Все испугаются, станут просить: «Ах, не исключайте меня, пожалуйста, а то мне дома попадет!..»
…Вечером Катя сделала уроки и вышла погулять перед ужином.
В соседнем сквере она опять увидела того маленького одинокого мальчишку, который вчера убежал неизвестно почему.
Он неподвижно стоял возле саночек, смотрел на Катю широко раскрытыми глазами и, кажется, снова хотел пуститься наутек.
— Эй! — крикнула Катя. — Ты что, боишься меня?
Мальчишка не отвечал.
Он повернулся боком и приготовился удирать, как будто бы к нему приближалась не девчонка, а зеленый трехголовый дракон.
— Не убегай, — улыбнулась Катя как можно ласковее. — Я тебя не укушу.
— Не укусишь?.. — тихо спросил мальчик. — А вдруг ты меня побьешь?.. Я боюсь. Не подходи близко!
— Зачем же мне тебя бить? Ты дурак?
— Н-не з-знаю… Я не дурак, а все равно боюсь.
— Просто так боишься?
— Просто так…
— Ты, наверное, трус?
— Ага…
— Давно?
— Что — давно?
— Давно трусишь?
— Ага. Всю жизнь…
— А чего ж ты боишься?
— В-всего: с-собак, кошек, мальчишек, крокодилов…
— Первый раз вижу такого удивительного труса? А как же ты в школу ходишь?
— Н-никак не хожу. В школе с-страшно!
— Страшно? В школе?.. — Катя засмеялась. — Ну вот, ни капельки! Я каждый день хожу в школу, и никто меня там не укусил, не съел. Честное слово!.. И крокодилов там нет… Может быть, ты, больной?
— Ага… Бабушка говорит, что это у меня болезнь такая опасная под названием «дрожалка». Вроде скарлатины, только еще хуже… Ой, не подходи ко мне, а то убегу!..
— Что же ты здесь один делаешь?
— З-закаляюсь от страха. Бабушка пошла в магазин, а я тут ее жду и закаляюсь…
— Ты весь трясешься — замерз, наверное?
— Нет, я же не трясусь, а дрожу — это разница! И не от холода, а от страха. Видишь, скоро темнеть начнет — и вдруг вылезет в сквер кто-нибудь такой мохнатый, длинный, зубастый… Ой, боюсь!
— Да, тебе лечиться надо. Дрожалка — болезнь тяжелая.
— Ага… Д-доктор сказал, что от нее вылечиться трудно. Он сказал, что только чудо может помочь. Я ведь даже телевизор смотреть боюсь: там бегемотов показывают и р-раз-бойников с длинными ножами.
— Тебя как зовут?
— Тема…
— А меня Катя. Знаешь что… — Карамелькина задумалась немного. — Давай, Тема, дружить!
— Д-дру-жить?!.. Со мной еще никто не дружил, кроме бабушки. Д-давай… Только близко не подходи…
Но Катя все-таки сделала осторожно два шага вперед и постаралась получше рассмотреть Тему. На нем была огромная меховая шапка, от этого мальчик казался совсем крохотным, хотя ростом был даже повыше Кати. Большие круглые глаза все время моргали, а нижняя губа вздрагивала.
Катя спросила:
— Ты кем хочешь быть, когда вырастешь?
— Б-боксером. Ведь боксеры никого не боятся. А бабушка говорит, что из меня ничего не получится, потому что в школу не хожу… А ты кем хочешь стать?
— Я?.. — Катя прищурилась и старалась говорить как можно равнодушнее. — Я директором школы буду. Завтра.
Нижняя губа у Темы перестала вздрагивать:
— Ты завтра будешь директором школы? Врешь. Девочек директоров не бывает. Директор должен быть взрослый: он все должен замечать, кто балуется, кто опоздал…
— Откуда знаешь? Ты же в школу не ходишь.
— А мне все бабушка рассказывает. Она каждый день в школе бывает — ей все известно.
— Тетенька Чудакова, что ли?
— Ага. Она.
— Хорошая тетенька, хвалила меня. Вот завтра стану директором и прикажу, чтобы ей сварили целое ведро вкусного компота.
— Катя, не ври. Разве ты можешь завтра стать директором?
— Могу. Во-первых, наш директор Иван Иванович уехал в Москву. А во-вторых, у меня есть успех-трава.
— Не люблю, когда девочки врут. Мне от этого страшно становится. Мальчишка может соврать, это ничего, а девочке нельзя!
— Почему девочке нельзя?
— Нельзя и все!
— Ладно. Попроси свою бабушку Чудакову — пусть завтра вечером отпустит тебя в сквер. И я все расскажу, как было.
— Честное слово — расскажешь по правде?
— Честное слово — расскажу!
Глава тринадцатая Бемоль и ведьма
В то самое время, когда Катя разговаривала с Темой, учительница музыки Бемоль разговаривала с Кикиморой.
— Как же Вам не стыдно, мадам Кикимора? — сердилась Берта Мольбертовна. — Вас пожалели — подобрали на улице, определили в хорошую школу, дали квартиру, а вы балуетесь, шутки шутите.
— А нельзя, что ли? Посмеяться каждому хочется, даже ведьме.
— Но зачем же девочку обижать? Вся школа над ней хохотала.
— А ты ее не жалей: двоечница она, нечистая сила.
— Ручаюсь, что она исправит свою двойку!
— Когда исправит — тогда и волшебству конец. Все травинки-былинки Катька слопает к тому времени.
— Сколько их, этих ваших травинок?
— Три. Желтая и синяя — коротенькие, они для смеху — только на один раз. А зеленая — для серьезного дела, она — навсегда.
— Ох, не пойму я вас.
— А ведьму никто не понимает.
— Все равно, если в нашей школе будут происходить чудеса, я все расскажу директору Ивану Ивановичу, и он выгонит вас!
— Директор сейчас далеко. А завтра здесь будет другой директор — Екатерина Парамоновна, она устроит небольшой шурум-бурум. Хи-хи!
— Что устроит!
— Шурум-бурумчик маленький. Для CMtxy. Хи-хи-хи! И вдруг Кикимора запела:
Успех-трава — Рука-голова!..— Глупая песня! — рассердилась Бемоль. — И голос у вас противный, и никакого слуха!
Она захлопнула дверь актового зала и два раза повернула ключ в замке.
Но для ведьмы замков не существует.
Говорит автор
Четвертое отступление
Когда-то — это было давным-давно — я учился в школе.
Теперь, если мне иногда бывает грустно, если у меня портится настроение, я сразу же начинаю вспоминать свои школьные годы.
Вспоминаю одноклассников — мальчишек и девчонок. Вспоминаю учителей, которые никогда не обращались к ученикам на «ты», а только на «Вы». Стоит перед учителем какой-нибудь первоклашка, ковыряет в носу, а седой учитель говорит: «Послушайте, уважаемый Бобров, палец в нос засовывать опасно: вы можете что-нибудь сломать — или палец, или нос».
В то время, когда я был школьником, в стране было много неграмотных взрослых людей. И вот мы — ученики четвертого класса — учили пожилых дяденек и тетенек читать да писать. И они очень уважали своих маленьких учителей. Один рабочий сказал мне: «Простите, я не выучил урок — вчера много работы было». А я ему в ответ: «Ай-яй-яй! Придется вызвать вашего сына и рассказать о вашем поведении». Глупенький я был тогда, многого не понимал.
Да, школа — это единственное место в мире, где взрослые и дети занимаются одним общим делом. И это общее дело очень всем нужное, очень интересное, очень серьезное и, бывает, очень веселое.
А что если в мире вдруг исчезнут все школы?
Что будет, если люди сами перестанут учиться и перестанут учить других?
Тогда все погибнет. Жизнь на земле остановится. Никто не сумеет построить дом, никто не сумеет сшить себе штаны, никто не узнает, что было раньше и что будет потом. Не будет докторов, не будет художников, не будет пастухов, не будет пекарей…
Поэтому — да здравствует школа!
Да здравствуют школьники!
Ура учителям!
Глава четырнадцатая Синяя травинка
Утром Катя записала в своем «Дневнике наблюдений за природой»: «Ветер — нет. Облака — нет. Мороз — 13 градусов». Как видно, день обещал быть хорошим — солнечным и тихим.
А неприятности начались уже на первом уроке.
Во время чистописания Катя неправильно соединила буквы «о» и «м». Потом неверно написала слово с безударной гласной: вместо «писатель» у нее получилось «пусатель». А когда учительница Серафима Матвеевна велела Кате исправить ошибку, то Катя написала «кусатель».
Серафима Матвеевна прочитала это вслух, и все ребята засмеялись.
Тогда Катя бойко встала с места, покрутила своими глазками направо-налево и сказала:
— Не смейте смеяться! Не люблю, когда надо мной смеются!
— Мы не над тобой смеемся, — ответила Серафима Матвеевна, — а над смешным словом, которое у тебя получилось. Успокойся, пожалуйста.
Но Катя не успокоилась:
— Как хочу, так и пишу. Есть писатели, а есть кусатели. Вы не знаете, а я знаю!
— Карамелькина! — сказала, нахмурившись, Серафима Матвеевна. — Кто здесь кого учит? Ты меня или я тебя? Садись, пожалуйста!
И тут Катя услышала, как под партой кто-то тихо вздохнул:
— О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!.. Чего же ты, Катька, сидишь, как морковка в огороде? А где твоя синяя травинка-былинка? Кто сегодня директор, а?
Катя села, раскрыла пенал, быстро-быстро, словно кролик, схрумкала синюю травинку и прошептала:
Успех-трава — Рука-голова — Чудное дело Поехало смело!И произошло чудо!
Не успела Карамелькина договорить последнее слово, как Серафима Матвеевна торжественно объявила:
— Дети, встаньте! У нас в классе находится директор школы!.. Екатерина Парамоновна, разрешите продолжать урок?
— Ага! — небрежно кивнула Катя. — Продолжайте! Разрешаю!
Она поправила бант и, заложив руки за спину, гордо вышла из класса.
В школе было тихо: во всех классах шли занятия.
«Ой, что теперь будет? — вдруг испугалась Катя. — Ой, меня могут выгнать из школы… От мамы попадет… Ой, а вдруг я вправду стала директором?.. И зачем я только съела эту дурацкую траву?..»
Она остановилась перед высокой дверью с надписью: «Директор школы» — Катя еще ни разу в жизни не входила в эту дверь.
А тут дверь сама собой распахнулась, и Катя очутилась в светлом кабинете, где стоял большой письменный стол с телефоном и кресло.
«Ой!..» — подумала Катя, неизвестно почему подпрыгнула и плюхнулась в директорское кресло.
Глава пятнадцатая В учительской
Прозвенел звонок на большую перемену, и в учительской собрались преподаватели.
— Слышали новость? — спросила Мария Сулеймановна. — У нас, оказывается, новый директор! Чудеса да и только!
— Да, — сказала Серафима Матвеевна. — Это ученица из моего класса Катя Карамелькина… То есть, я хотела сказать, Екатерина Парамоновна.
— Не может быть! — воскликнула Эвелина Сидоровна. — Разве может маленькая девочка управлять школой? Никогда не поверю.
— Ничего удивительного! — возразила Мария Сулеймановна. — Я слышала, что есть такие дети, которые в два месяца уже ходят, в пять месяцев читают газеты, а в три года заканчивают десятилетку. Надо немедленно дать телеграмму в Москву: пусть Иван Иванович расскажет по телевиденью, какого удивительного ребенка воспитала наша школа!
И тут в учительскую вошла Катя.
Учительница физики Эвелина Сидоровна растерялась и торжественно произнесла:
— Добро пожаловать, Екатерина Парамоновна! Я так рада…
— Правда? — кругленькие Катины глазки забегали во все стороны. — А помните, как мы с вами стояли около лимонного дерева и вы сказали, что я маленькая глупенькая девочка?
— Простите, Екатерина Парамоновна, я тогда ошиблась… Зато теперь я все, все поняла.
— Что же вы поняли? — Катя с интересом наклонила головку.
— Я поняла, что с детьми надо разговаривать с большим уважением — ведь каждый ребенок неожиданно может стать директором. И это так прекрасно!
— Ничего прекрасного… — Катя поморщилась и, кажется, вот-вот готова была заплакать. — Директором быть совсем не интересно. И от мамы попадет… Я не хочу быть директором. Я хочу…
Она не успела сказать, чего хочет, потому что в учительской появился милиционер Степан Степанович Степанов.
— Здравия желаю! — поздоровался он.
— Добрый день, товарищ Степанов, — ответили учителя.
— Здравствуйте, дядя Степа, — проговорила Катя немножко испуганно.
— Тут такое дело, товарищи учителя. Ваш ученик из пятого класса Василий Пробкин имеет собаку — большого пестрого дога. И с этой собакой часто перебегает улицу в неположенном месте: нарушает правила уличного движения. Мне нужно поговорить с директором школы…
— Вот наш директор, — Мария Сулеймановна обернулась к Кате. — Силь ву пле! Пожалуйста!
— Ди-рек-тор?! — Милиционер вытаращил глаза. — А где же Иван Иванович?
— Иван Иванович в Москве, а это другой директор.
— Ну, что ж, — сказал дядя Степа, — милиция ничему не удивляется, для милиции чудес не бывает… Так вот, товарищ директор, вы отвечаете за вашего ученика Василия Пробкина.
— Нет! — сказала Катя. — Я никогда за других не отвечаю. У нас в классе за других отвечать нельзя. Хочешь ответить — подними руку и жди, когда вызовут… А Ваську Пробкина я знаю: он мне подножку позавчера подставил.
— Вот и поговорите с ним: напомните ему правила уличного движения.
— С ним поговоришь, как же! Он ка-ак щелкнет по затылку — все правила позабудешь… Не хочу я быть директором, вот и все!
— Кто же вас назначил? — спросил дядя Степа.
— Я знаю, кто ее назначил! — воскликнула учительница музыки Бемоль и бегом помчалась в актовый зал.
Глава шестнадцатая Короткий разговор
— Долго это будет продолжаться? — Бемоль с такой силой ударила кулаком по крышке «Элегии», что даже разорванные струны и те задребезжали.
— Кто там? — послышалось из пианино. — Кто мешает мне веселиться и хохотать? Кто беспокоит?
— Это вы, мадам Кикимора, всю школу беспокоите! Как вам не стыдно? Старенькая, а в голове только шурум-бурум.
— Получился шурум-бурумчик?
— Никакого шурум-бурумчика! Только опять довели девочку до слез.
— Трусиха она. Мне бы с Васькой Пробкиным дело делать: парнишка отчаянный — улицу в любом месте перескакивает.
— Оставьте учеников в покое!
— Что ж, и повеселиться бедной ведьмочке нельзя? Это же ужас как потешно: девчонка-чемпион, девчонка-директор! А все вокруг ахают да охают, думают, что взаправду. А это просто нечистая сила шутки шутит. Хи-хи!..
— А какие еще шутки будут?
— Больше никаких шуток не ждите. Две травинки-былинки для смеху были, а третья — для дела серьезного. Две травинки на один раз, а третья навсегда. Я в это дело не вмешиваюсь. Пускай она теперь сама чудо сотворит.
— Когда же это будет?
— Скоро. И уж без всякого смеху.
Говорит автор
Последнее отступление
Посмотрите, как мало страниц осталось до конца книги. Значит, моя сказка скоро завершится.
Вы помните: в Катином пенале есть еще одна травинка. Зеленая. Ну, а если зеленая, то наверняка самая лучшая.
Люди давно уже заметили, что зеленый цвет самый приятный — ласковый и спокойный.
Вот я пишу сейчас, а за моим широким окном зеленеет садик, вдали молча стоит темно-зеленый лес и даже облака на небе слегка зеленоватые. Радостно мне видеть все это. Зеленый цвет — цвет жизни. И я верю, что сказка закончится благополучно, потому что последняя травинка — зеленая.
Конечно, и те другие травинки были не так уж плохи. Жаль, что достались они не тому, кому нужно. Если бы, например, желтая травинка досталась силачу Жорику Сафьяну, то он обязательно установил бы новый мировой рекорд в поднятии тяжестей. И это был бы настоящий успех, без фокусов и смеха.
А если бы волшебную синюю травинку съел умный, образованный человек, то, без всякого сомнения, он очень быстро стал бы прекрасным директором или командиром, или знаменитым капитаном… И это, конечно, тоже был бы большой успех.
В нашей сказке успех-трава досталась девочке, которая еще немногому научилась и которая даже утреннюю зарядку делает кое-как…
Нет, успех во взаправдашней жизни зависит не от волшебной травки. Дело идет успешно только у того человека, который постоянно и настойчиво занимается этим делом.
А просто так — без уменья, без подготовки ничего не достигнешь. И даже в сказке над тобой будут смеяться и хохотать.
А теперь вот что я хочу еще сказать. Успех бывает не только в делах. Успех бывает и в добрых чувствах — в дружбе, в нежности, в любви. И таким успехом тоже можно гордиться. Я, например, очень горжусь, что со мной дружат хорошие ребята, горжусь, что они иногда читают мои сказки.
Глава семнадцатая Капелька крови
«Выброшу я эту последнюю травинку!» — решила Катя, когда возвращалась из школы домой. — Зачем она мне? Из-за успех-травы одни неприятности и больше ничего. А завтра в классе меня станут дразнить: «Катька-директор! Катька-директор!..»
Она раскрыла ранец, достала пенал, но тут же подумала о другом: «Ну, выброшу я эту травинку, будет она зеленая лежать на белом снегу, кто-нибудь заметит, поднимет ее, проглотит, и начнутся у него тоже неприятности. Нет, не надо выбрасывать, пусть лежит в пенале, места много не занимает».
И вдруг Катя вспомнила: «А что Кикочка говорила? Говорила, чтобы я поберегла травинку для какого-то случая. Для какого?.. Для доброго случая — вот для какого!.. И еще она сказала, что есть у меня капелька золотой крови… Ну, это ведьма соврала — кровь золотой не бывает… А вдруг бывает? Как бы это проверить?..»
Пришла Катя домой и спрашивает:
— Мама, а правда, что в крови бывают золотые капельки?
— Не знаю, — отвечает мама. — Не слышала об этом. А кто тебе сказал?
— Одна знакомая тетя сказала… в школе.
— Ну, если в школе, значит, правда. В школе врать не станут.
Мама села перед телевизором смотреть интересную передачу про помидоры.
А Катя достала мамину шкатулку, где хранились принадлежности для шитья, взяла оттуда острую иголку, крепко зажмурилась и храбро уколола указательный палец на левой руке.
Было больно!..
Но Катя даже не пискнула. Она выдернула иголку из пальца, открыла глаза и внимательно смотрела, как из крохотной дырочки показалась алая кровинка.
«Нет, — сказала сама себе Катя, — это совсем не та капелька, которая мне нужна. А больше пробовать не буду — больно».
— Мама! Можно я пойду погуляю перед ужином? — спросила Катя.
— Только недолго, — разрешила мама, не отрываясь от телевизорных помидоров.
Глава восемнадцатая Длинноногий Арлекин
Тема стоял возле своих саночек, испуганно оглядывался вокруг, и губы у него вздрагивали.
— Все закаляешься? — спросила Катя.
— З-закаляюсь… — тихо ответил Тема, заикаясь от страха. — Т-только не подходи… Боюсь…
— Дрожалка не проходит?
— Не-нет…
— Тяжелая болезнь. От нее, наверное, и умереть можно?
— М-можно. Вот, если бы ты была не девочка, а медведь — я умер бы со страху.
— Плохи твои дела.
— А твои? Стала директором? Ты же обещала, что сегодня будешь директором школы.
— Ну и что такого? Побыла я директором немного. И это даже совсем неинтересно. И немножечко… страшно.
— Страшно?.. Может быть, ты от меня заразилась дрожалкой?
— Не знаю… — Катя вздохнула.
— Что вздыхаешь?
— Так…
Ей захотелось что-нибудь соврать, что-нибудь сочинить сказочное: как все ее слушались, как она приказывала…
Но Катя вспомнила, что Тема не любит, когда девчонки врут.
— Честное слово, — сказала Катя, — я сегодня была немножечко директором… чуть-чуть была. Мне не понравилось.
— Что не понравилось?
— Все. И высокое кресло, и отвечать за Ваську Пробкина с его собакой, и что взрослые называют меня Екатерина Парамоновна. Меня же зовут просто Катя.
— Ой! — закричал Тема.
— Что с тобой?
— Смотри, смотри!.. Там собака! Большущая!
Верно: в дальнем конце сквера гулял красивый длинноногий дог.
А за догом бежал вприпрыжку — ну, конечно, Катя сразу же узнала! — за догом бежал Васька Пробкин, ученик пятого «в» класса.
Васька с его собакой были далеко отсюда, но у Темы началась такая дрожалка, что даже мохнатая шапка свалилась с его головы.
— Не сметь дрожать! — шепотом приказала Катя. — Не сметь удирать! Ты же мальчик!
Но бедный Тема не думал удирать: со страху у него затряслись ноги, и он плюхнулся на свои саночки.
Катя моментально подняла Темину шапку, схватилась за веревку, привязанную к санкам, и потащила Тему к своему подъезду.
Тема дрожал и, всхлипывая, повторял: «Ой, съест! Ой, съест!..»
— Никто тебя не съест. Нужен ты этому догу! Он не такой уж голодный, чтобы всяких дрожальщиков есть. Слушай меня, Тема: сиди здесь и никуда не убегай. Ни-ку-да!.. А я сейчас!
Глава девятнадцатая Зеленая травинка
Мама все еще сидела перед телевизором. Теперь шла передача про огурцы, и мама ахала: «Какие красавцы!..»
Она даже не слышала, как дочка, не сняв пальто, ворвалась в комнату, схватила со стола пенал и снова ускакала на улицу.
Уже темнело. Зажигались огни. В домах засветились окна. Снег казался голубым, и по нему сверкали искорки.
Сжав в руке пенал, Катя, задыхаясь, подбежала к Теме. Она чуть не упала — так торопилась, боялась, чтобы Тема не удрал.
Нет, Катя успела!
Больной мальчик все еще дрожал…
— Смотри, что я принесла! — крикнула Катя.
— П-пенал… Ну и что?..
— Сейчас… сейчас…
Катя зубами стащила варежку, открыла пенал и вынула оттуда ярко-зеленую травинку.
— Н-ниточка… — пробормотал Тема. — Зачем?
— Бери, это тебе!
— Мне?
— Тебе! Бери же!
— Зачем мне ниточка? Я не девчонка… — Кажется, Тема перестал дрожать.
— Ты какой-то глупый. Ничего не понимаешь со страху. Посмотри, это же не ниточка — это травинка. «Успех-трава» называется. Съешь сейчас же!
— Зачем?
— Ешь, тебе говорят!
— А я не стравлюсь? Не умру?.. Бабушка рассказывала, что от зеленой травы дети болеют.
— Ну, кому говорят! — Катя теряла терпение. — Ешь немедленно!
— Значит, ты и вправду была директором… — покорно сказал Тема и осторожно стал жевать ярко-зеленую травинку. — Я не заболею? Я ведь и так больной… Я не умру?..
— Вкусно? — спросила Катя.
— Сладкая…
— Теперь повторяй за мной:
Успех-трава — Рука-голова — Чудное дело Поехало смело!Тема старательно выговаривал за Катей волшебные слова.
И вот тут из-под саночек, на которых сидел Тема, раздался скрипучий голосок:
— Умница! Молодец, девчонка!
— Кто там? — удивился Тема.
Он вскочил, поднял саночки, осмотрел их со всех сторон и, кажется, не сразу понял, что крепко стоит на ногах и что дрожалка совсем прошла.
А потом присел…
А потом подпрыгнул и расправил плечи.
А потом храбро посмотрел вокруг.
— Ну-ка, где же этот пес? — спокойно спросил Тема. — Надо с ним познакомиться поближе.
А Катя стояла неподвижно, как заколдованная. Она так волновалась, что даже прикусила острыми зубками нижнюю губу.
— У тебя кровь на губе! — удивился Тема. — Только почему-то не красная, а какая-то золотая…
Глава двадцатая Последняя
А Темина бабушка в этот вечер чуть не умерла со страху.
Обошла три магазина, вернулась в сквер за внуком, а внука нет. Ни внука, ни саночек!..
— Караул! — закричала тетенька Чудакова. — Ребенка украли! Больного ребенка утащили! Внук пропал! Помогите! Милиция!
— Милиция всегда на месте! — раздался с высоты спокойный голос. — В чем дело, гражданка бабушка?
Вы, конечно, догадались, что это был милиционер по фамилии Степанов и по имени Степан, из районных великанов самый главный великан.
— Не волнуйтесь, успокойтесь, — сказал товарищ Степанов.
— Как же мне не волноваться? У моего внука опасная болезнь-дрожалка — он всего боится. И вдруг исчез — чудеса какие-то…
— Милиция чудесам не верит. Сейчас будем искать вашего больного внука.
Милиционер стал расспрашивать прохожих, не видели ли они больного ребенка.
Прохожие отвечали, что больного не видели, а какая-то девочка и какие-то мальчики с большой собакой побежали в школу.
Было уже поздно. Совсем стемнело.
Но дверь в школу почему-то была открыта. Тетенька Чудакова и милиционер Степан Степанов поднялись в учительскую.
А там собрались все преподаватели и уселись вокруг телевизора «Изумруд», который починил любимый муж Марии Сулеймановны.
— Что случилось, тетенька Чудакова? — спросили учителя. — Вы тоже хотите посмотреть на нашего Ивана Ивановича? Присаживайтесь…
— Не могу присаживаться. У меня воры внука украли.
— Как украли? — заволновались все. — Когда? Не может быть!
— А кто там топает по коридору в такое позднее время? Сейчас в школе детей не должно быть… — удивилась преподаватель физики Эвелина Сидоровна.
Она выглянула в коридор и увидела огромную пеструю собаку.
Сразу было ясно, что этот пес впервые в школе, потому что он проскакал мимо учительницы и не поздоровался с нею.
А за собакой бежал незнакомый мальчик, который тоже не поздоровался.
А за незнакомым мальчиком бежал Пробкин из пятого «в».
А за Пробкиным — Карамелькина из второго «в».
— В чем дело? — строго спросила Эвелина Сидоровна.
— Эту собаку зовут Арлекин! — радостно закричала Катя. — Видите, он же не дрожит, не трусит! Он ничего теперь не боится!
— Почему Арлекин должен дрожать и трусить?
— Да не Арлекин! Тема стал храбрым!.. Внук тетеньки Чудаковой больше ничего не боится. Видите: играет с Арлекином и борется с Пробкиным!.. Он выздоровел и будет у нас учиться!
И тут из учительской вышли милиционер и Темина бабушка.
— Что я вижу?.. — закричала бабушка. — Мой внук играет с огромной собакой. Он не дрожит, он выздоровел! Держите меня, я сейчас упаду в обморок от счастья!
…В далекой Москве начал выступать по телевиденью директор школы Иван Иванович. Но учителя все выбежали в коридор, чтобы радоваться счастью тетеньки Чудаковой.
— Это Катя меня вылечила, — сказал Тема. — Я теперь совсем здоров, и завтра же запишусь в секцию бокса. А утром приду в школу вместе с бабушкой.
И он рассказал все, как было: про зеленую травинку и про волшебные слова.
Когда он кончил рассказывать, милиционер товарищ Степанов сдвинул на лоб свою форменную фуражку и задумчиво произнес:
— Конечно, милиция чудесам не верит. Но здесь, наверное, и в самом деле случилось чудо.
— Ничего особенного, — сказала Бемоль. — В хорошей школе всякое случается… Хотите, я покажу вам актовый зал, где мы хором поем песни? Идемте…
В актовом зале было тихо.
Берта Мольбертовна зажгла свет, и все поднялись на сцену.
Породистый дог по имени Арлекин вдруг почему-то заворчал и подозрительно стал принюхиваться к старому пианино «Элегия».
— Вася, позови собаку! — попросила Бемоль.
— Арлекин, место! — скомандовал Пробкин. — К ноге! Тут в разбитом пианино кто-то протяжно зевнул:
— О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!
Арлекин сказал: «Гав!»
Автор пропел: «Тирлим-пом-пом!..»
И сказка кончилась.
Юрт-Акбалык — Новосибирск
1988
Комментарии к книге «Успех-трава», Юрий Михайлович Магалиф
Всего 0 комментариев