«Ведьма Пачкуля и Эликсир желаний»

Кай Умански Ведьма Пачкуля и Эликсир желаний

Приключения Ведьмы Пачкули

Ведьма Пачкуля, или Магия вредных привычек

Ведьма Пачкуля и Ойлимпийские игры в Непутевом лесу

Ведьма Пачкуля и месть гоблинов

Ведьма Пачкуля и Эликсир желаний

Ведьма Пачкуля и Сумасшедшие каникулы

Ведьма Пачкуля и непутёвый театр

Ведьма Пачкуля и конкурс «Колдовидение»

«Непутевые ребята», или полный трам-тарарам

Глава первая Неожиданная находка

а, глазам своим не верю! Эй, Хьюго, глянь-ка, что я здесь откопала! — проорала Пачкуля из недр огромного старинного сундука.

Надо сказать, что дело происходило в разгар генеральной весенней уборки — да-да, вы не ослышались, — именно что генеральной уборки в Хибаре номер один в районе Мусорной свалки, где, как мы помним, и обитала Пачкуля. Хотя, если честно, уборкой занимались Хьюго на пару с метлой, а Пачкуля по большей части лишь путалась у них под ногами.

— Ну фот. Что там опять? Трухляфое форонье гнездо? Или просроченная библиотечная книшка? — вздохнул Хьюго, обращаясь к метле, которая в это время старательно елозила по полу под кухонным столом.

Метла лишь пожала плечами. До сих пор ей ни разу в жизни не приходилось принимать участия в настоящей уборке, и поэтому она ушла в процесс с головой. Ей в кои-то веки удалось намести свою первую кучку сора, и все, о чем она могла теперь думать, так это как сделать ее еще больше.

— Да иди же скорей, — не унималась Пачкуля. — Точно тебе говорю, находка века! Сам посмотри.

— Не могу. У меня уборка, — отрезал Хьюго.

Он стоял на верхней ступеньке стремянки и смахивал из-под потолка паутину пушистым веничком. Он объявил войну паукам, и уже ничто не могло его остановить.

— Подумаешь, уборка у него! Я тут о колдовстве толкую, а у него какая-то там уборка! Да ты хоть взгляни!

Пунцовая от возбуждения Пачкуля вылезла наконец из глубин сундука и ринулась к нему через всю комнату, разметав по пути аккуратную кучку мусора, кропотливо собранную метелкой. В руках ведьма сжимала какую-то ветхую книжицу.

— Вот оно! Поваренная книга бабули Малодур! А я все думала, куда же она запропастилась. Бабуля подарила мне ее на восьмидесятилетие. Конечно, тогда я была еще совсем девчонкой и подобной старомодной ерундой не интересовалась. С тех самых пор книга так и пролежала на дне сундука, — взволнованно произнесла Пачкуля. — Да что с тобой, перестань немедленно, — добавила она, обращаясь уже к метле, которая яростно пыталась вымести хозяйку за дверь. Генеральная уборка, как мы уже говорили, была ей в новинку, и поэтому она еще не успела толком усвоить всех правил игры. За это Пачкуля дала метле хорошего пинка, и та улетела прямиком в дальний угол, где как ни в чем не бывало вновь принялась за работу. — Ну и ну. Подумать только. Бабуля Малодур! Сто лет о ней не вспоминала!

— Кто есть бабуля Малодур? — заинтересовался Хьюго.

— Я что, никогда не рассказывала о бабуле Малодур? Так знай же: если ты думаешь что я слишком запашистая, то сильно ошибаешься. То ли дело бабуля! Помнится, она жила в подземной пещере, которую одно время делила со скунсом. Так вот, даже ему приходилось время от времени вылезать на поверхность, чтобы глотнуть свежего воздуху. Она, знаешь ли, была специалистом по пещерной плесени. У нее на диване ее росло как минимум шесть сортов. И колдунья она была первосортная, любому фору могла дать. Правда, колдовала она по большей части у себя в пещере и редко когда появлялась на людях. Разве что по семейным праздникам. Да и то если подавали пироги. Она была серьезной ведьмой и на всякие там пустяки вроде твоей генеральной уборки не растрачивалась.

Пачкуля бросила презрительный взгляд в сторону Хьюго, но тот даже ухом не повел и продолжил вытирать пыль.

— Никогда не забуду ее знаменитый Эликсир желаний, — пустилась в ностальгические воспоминания Пачкуля. — Чудеснейшая была штука. Помню, бабуля всегда присылала нам бутылочку по случаю Хеллоуина, и все мы должны были отпить по глоточку. Вкус был отвратительный, но потерпеть стоило.

— Ис-са чего?

— Из-за желаний, конечно. Мы отпивали по глотку, загадывали желание, и оно всегда сбывалось. Бабулины зелья работали безотказно. Уж она-то колдовала на славу.

— И что ты загатыфала?

— Маленький сахарный домик, — расплылась в улыбке Пачкуля, мечтательно закатив глаза.

— И что с ним телалось?

— Он быстро таял в жарко натопленной комнате, и на него налипали мухи. В конце концов мне приходилось его выбрасывать. Но пока он был новеньким, то выглядел бесподобно. Я до сих пор помню вкус его шоколадной глазури.

— Похоше, неплохой штук тфой эликсир. Дафай сфарим.

— Как бы не так, — вздохнула Пачкуля. — Бабуля держала рецепт в секрете. Считала, что хорошенького должно быть понемножку. Да перестань ты махать тряпкой, голова от нее кругом идет. Завязывай уже с этой генеральной уборкой. Что с того, что там-сям завалялась пара-другая хлебных крошечек? Кому какое дело?

— Мне тело. Ты ше не хомяк, — настаивал на своем Хьюго. — Я жифу блише к полу. И там сплошной ушас.

Что правда, то правда. Для любого существа хомячьих размеров пол в Пачкулиной пещере был подобен минному полю. Если вы не спотыкались о подсохшие крошки, то наверняка теряли сознание, вдохнув аромат разбросанных Пачкулиных носков. Но даже если вам каким-то чудом удавалось избежать этих двух напастей, то вам наверняка грозило поскользнуться в лужице разлитой скунсовой похлебки и чего доброго в ней же и захлебнуться.

Впрочем, опасности, подстерегавшие вас на полу Пачкулиной пещеры, не шли ни в какое сравнение с тем ужасом, что творился под потолком, где обитали пауки.

Ох уж эти пауки! За последнее время они вконец обнаглели и вели себя так, словно весь дом принадлежал им одним. Недавно, к примеру, принялись вытворять цирковые трюки на свисавших с потолка спутавшихся нитках паутины, изображая воздушных гимнастов на трапециях.

— Опля, — кричали они друг дружке по-паучьи. — А теперь, Стэн, давай тройной кувырок на счет три! Не дрейфь, я тебя подстрахую!

Хьюго терпел их выходки до последнего. Но когда они устроили соревнования по прыжкам в воду в его стакане с водой на ночном столике, терпение у хомяка лопнуло, и, уперев руки в бока, он заявил Пачкуле, что ей настало время выбирать, кто останется в доме: либо грязь, либо он.

Как следует пораскинув мозгами, Пачкуля предпочла расстаться с грязью. Что ни говори, уж новую-то она всегда раздобудет, а вот найти хорошего помощника намного сложнее. К тому же он задолжал ей одиннадцать пенсов.

— Эй, ты ж как-никак мой помощник, — напомнила ему Пачкуля, сплевывая с языка ниточки паутины. — Где твое должное рвение?

Не скрывая раздражения, она рывком распахнула фолиант и испустила вздох разочарования.

— О нет! Книжные черви успели побывать здесь вперед меня и обглодали все страницы!

— Фот так фсегда, — проворчал Хьюго. — Много шум ис ничефо. Обычное дело.

— Хотя нет, постой, здесь что-то написано на внутренней стороне обложки. Похоже, почерк бабулин. Чернила выцвели, но думаю, я все же смогу разобрать. Где мои очки для чтения?

— Я их фыкинуть.

— Ты выбросил мои очки? Да как ты посмел! — вскипела Пачкуля.

— У них ше не был стекол. Один опраф.

— Какая разница? Все равно я в них видела гораздо лучше.

Раздосадованная Пачкуля поволокла ветхий том к окну, чтобы разобрать писанину на свету. Однако с начала уборки Хьюго так увлекся борьбой с паутиной, что до мытья стекол дело у него еще не дошло, а они были заляпаны настолько, что пропускали не больше света, чем глухие стены Пачкулиного дома. Пачкуля с минуту размышляла над тем, стоит ли все же протереть окна тряпкой, но затем решила сэкономить время и попросту вышибла хлипкое растрескавшееся стекло кулаком.

Метла немедленно отреагировала на звук посыпавшихся на пол осколков и принеслась что есть духу поглазеть на диковинное зрелище. Солнечные лучи, давно позабывшие дорогу в Пачкулину хибару, наконец проникли внутрь комнаты и осветили раскрытую на последней странице книгу и исписанный вдоль и поперек мелкими каракулями бабули Малодур форзац.

— Обалдеть! Держите меня, а то сейчас упаду! Ты только посмотри сюда, Хьюго, глянь, чем бабуля исписала обложку!

— Откуда я знать? — буркнул Хьюго. — Ну и чем?

— Рецептом, Хьюго! Тем самым! Эликсиром желаний! Вот уж повезло так повезло! Ты только вдумайся, мне в руки попал бабулин секретный рецепт! Просто не терпится его опробовать! Что ни говори, а в наши дни так уже не колдуют. Вижу здесь весьма любопытные ингредиенты. Некоторые будет раздобыть совсем непросто, скажу я тебе. Постой-ка, у меня родилась гениальная идея! Я выдвину свой эликсир на звание лучшего чародейства года!

— Лучшефо чефо? — не понял Хьюго.

— Лучшего чародейства года. Это такой конкурс, о нем как раз на днях была заметка в «Чертовских ведомостях». Победитель получит большой серебряный кубок и море других призов в придачу. Где, кстати, эта вчерашняя газета?

— Я ее фыкинуть. Вместе с другими старыми газетами.

— ВЫКИНУЛ??? Вот дурья твоя башка!

Пачкуля пулей вылетела из дома, и через мгновение снаружи послышалось яростное шебуршание и шелест разлетающихся во все стороны бумаг, после чего раздался победный клич:

— Нашла! Вот, гляди!

И она помахала у Хьюго перед носом потрепанным выпуском «Чертовских ведомостей». Хьюго взглянул и убедился, что объявление о конкурсе на лучшее чародейство года занимало добрую половину первой полосы.

— С чефо ты фзять, что мы фыигать? — спросил он.

— Как с чего? Со всего! Мы непременно выиграем! Разве смогут все эти унылые заговоры по выведению бородавок и превращению в лягушек тягаться с бутылочкой бабулиного эликсира? Да ни за что на свете. Вот увидишь, Хьюго, мы обречены на успех. Пора бы уже и ведьме выиграть для разнообразия. А то в прошлом году победителем объявили какого-то глупого фокусника Бетти Боба, у которого голуби вылетали из-под фуфайки. То ли дело мы! Только, чур, молчок, никому ни слова! Не хочу, чтобы другие ведьмы пронюхали. Как только узнают, что секретный бабулин рецепт у меня, тут же захотят его заполучить. Будем работать по-тихому. У-у-у! Ну прямо нет сил терпеть! Скорей бы за работу, скажи, Хьюго?

— Что до меня, то я уше работать. Генеральный уборка. Хочешь поколдофать — фозьми лучше фолшепный палочка и почини окно.

— Еще чего, — обиделась Пачкуля. Она схватила палочку, но вместо того, чтобы починить окно, швырнула ее на диван и уселась сверху, надувшись словно мышь на крупу. Хьюго с метлой не обратили на ее выходку ровным счетом никакого внимания и правильно сделали.

Глава вторая Бабулин рецепт

оздним вечером того же дня Пачкуля сидела в кресле-качалке посреди своей до блеска надраенной хибары. Уткнувшись носом в несвежий носовой платок, она внимательно изучала бабулино заклинание.

В доме царила полнейшая тишина, лишь изредка нарушаемая всхрапами Хьюго, который дрых без задних ног на стопке свежевыглаженного белья. Он был изможден уборкой настолько, что даже некогда пышные щеки его свисали по бокам бесформенными складками.

Во дворе метла отмачивала свои намозоленные прутья в ведре с водой. Колония выселенных пауков топталась на пороге, готовясь к отъезду. «Пойдем, парни, мы здесь больше не нужны, — сетовали они друг дружке. — Эй, Джерри, мух захвати, перекусим по дороге!» И все такое прочее.

Пачкуля вглядывалась в древние каракули при свете одной-единственной свечи. Этого ведьме было вполне достаточно, поскольку дом ее и без того теперь сиял столь ослепительной чистотой, что резало глаза.

Пачкуля с отвращением взирала на ряды до блеска надраенных кастрюль и сковородок и сверкающий натертый пол, по которому так и тянуло пройтись в грязных ботинках. Она с тоской вспоминала свои прежние кофточки, так удобно измятые, все одинаково приятного коричневатого оттенка со специальными дырами для локтей. А что теперь? Теперь они были сплошь голубого и розового цвета и источали тошнотворный нежный аромат каких-то травок, которые Хьюго добавил в воду при полоскании.

Вообще все в доме стало пахнуть иначе, особенно после того, как Хьюго распылил по всем углам какую-то гадость из баллончика с этикеткой «Пахучая роза». Так что дышать Пачкуля теперь могла только через свой грязный носовой платок. Несчастная ведьма чувствовала себя чужой в некогда столь любимой и уютной хибарке. Метла ходила за ней по пятам и немедля сметала все до единой оброненные хозяйкой крошечки. А какой скандал закатил ей Хьюго, едва она попыталась улечься спать с немытыми ногами!

— Эй! Што ты телать?

— Спать ложусь, разве не видно?

— Сначала мыть ноги!

— Мыть ноги? Мне??? Ты, часом, не спятил? С какой стати?

— С такой, что я постелить тебе чистый постельный белье.

— Брр! А ведь и правда чистое!

Пачкуля как ошпаренная выскочила из кровати.

— Думаешь, я улягусь на это? Оно же все белое! Ой, мамочки, я до него дотрагивалась! Спасите! Где мои серые простынки?

— Я их фыкинуть.

— Выкинул мои простынки?

— Та. Они стать несфешие. Фсе в дырьях. И пятнах. Они фыклядеть как поддон в птичий клетка.

— Сама знаю. У меня годы ушли на то, чтобы довести их до этого идеального состояния, глупый ты хомячище! И если ты думаешь, что теперь я улягусь на это, то глубоко ошибаешься. Простоять всю ночь на ногах и то лучше.

— Ну как хочешь, — пожал плечами Хьюго и зевнул. — Лично я идти спать.

Собственно говоря, поэтому-то Пачкуля и устроилась на ночь в своем кресле-качалке, где коротала время за изучением бабулиного рецепта.

Выглядел он так.

Эликсир желаний

РЕЦЕПТ

1 кошачий ус

1/2 ведра болотной трясины

1 перо стервятника

1 локон золотых волос с головы принцессы (срезать ровно в полночь при полной луне)

1 помпон с вязаной шапочки гоблина

7 звезд, украденных с мантии волшебника

1/2 горшка скунсового бульона

1 чайная ложка тараканьего помета

Лягушачьи лапки и мушиные крылышки по вкусу

СПОСОБ ПРИГОТОВЛЕНИЯ

В полнолуние вскипятить в котелке болотную трясину на медленном огне. Возьмите в левую руку острый нож и мелко порубите все сухие ингредиенты (локон, ус, помпон, перо и звезды). Как следует перемешайте. Постепенно добавьте смесь в кипящую трясину. Влейте скунсовый бульон. Посыпьте тараканьего помету. Приправьте специями по вкусу. Доведите до кипения. Сядьте носом точно на север, переобуйте ботинки с ноги на ногу и произнесите следующее заклинание:

Чики-брики, краки-враки, На горе свистели раки, Зелье, булькай в моем чане, Эликсиром стань желаний.

Продолжайте повторять до тех пор, пока петух не прокукарекает пять раз. Снимите котелок с огня и остудите. Затем произнесите волшебные слова (Пей до дна!), отхлебните глоток и загадайте желание. Рекомендуется подавать на стол с зеленым салатом.

* * *

— Хм. По мне, так ничего сложного, — пробубнила себе под нос Пачкуля. — Хотя с поиском ингредиентов придется повозиться. Пойду-ка взгляну, что у меня уже есть.

Освещая себе путь огарком свечи, она направилась к буфету, который, как правило, был у нее забит до отказа всякой всячиной, так что дверцы мгновенно выстреливали наружу, едва ведьма дотрагивалась до ручек. Баночки с сушеными лягушачьими лапками, мешочки с муравьиными яйцами, старые волшебные палочки, треснутые магические кристаллы, бумажные пакетики с загадочными порошками, подписанные «ПОНЯТЬЯ НЕ ИМЕЮ ШТО ЭТО», — все это обычно разом вываливалось наружу огромной кучей и необыкновенно радовало глаз.

Всегда, но не сейчас. Сейчас буфет был пуст. Хьюго выкинул все подчистую.

— Что ж, — хмуро буркнула Пачкуля, окидывая взглядом голые полки. — Напишу список и отправлюсь за покупками.

Следующие полчаса она провела за столом, выводя каракули огрызком тупого карандаша на обороте потрепанного конверта и усердно почесывая затылок. Покончив со списком продуктов, Пачкуля схватила авоську и напялила колпак.

— НУ ВСЕ, Я ПОШЛА, — нарочито громко объявила она. — ЗА ПОКУПКАМИ. ПОПОЛНИТЬ ЗАПАСЫ.

Впрочем, не стоило ей так утруждаться. Хьюго продолжал сладко похрапывать как ни в чем не бывало. Смерив напоследок хомяка угрюмым взглядом, Пачкуля со всей силы пихнула ногой скрипучую дверь и выкатилась на залитое лунным светом крыльцо.

Двор был окутан тишиной. Метла мирно дремала в своем ведерке с водой, а по всей лужайке высились горы дорогого сердцу старого барахла, несправедливо приговоренного к возврату на помойку с наступлением утра.

Вот ее любимый просиженный диванчик, который на прошлый Хеллоуин едва не стащили две каких-то мумии. А вот альбом для фотографий с незабываемыми снимками Туту, куролесившей на экскурсии в Доме с Привидениями.

А здесь что? Не может быть! Письмо в рамочке от Скотта Мертвецки, знаменитейшей звезды кино и чаровидения! Чуть подальше — коллекция ее гневных записок молочнику, скопившаяся за семь лет. А вон там навалены кучкой ее любимые кофточки, стирать которые Хьюго счел опасным для здоровья и предпочел отправить их на помойку. Здесь же и ее первый остроконечный ведьминский колпак, изрядно потрепанный, но такой родной! А рядом с ним коробка с отслужившими свое волшебными палочками, детскими наборами по колдовству и самыми первыми книжками: «Приметы и суеверья» и «Моя первая книга заклинаний». Разбитый термос для болотной воды, увядший ядовитый цветок, дырявый котелок… со всеми этими сокровищами она вынуждена распрощаться навек.

Пачкуля почувствовала, как к горлу подступает комок и жгучие слезы наворачиваются на глаза. Однако как следует погоревать ей не удалось, поскольку неожиданно она поймала на себе укоризненные взгляды сотни с лишним выселенных пауков, которые обиженно показывали на нее лапками и причитали:

— Хороша хозяюшка.

— И это после всего, что мы для нее сделали.

— И ведь ни разу квартплату не просрочили.

— Ой, горе-то какое! Лишиться собственной паутины! И это в моем-то возрасте!

— Не плачь, мамочка, мы о тебе позаботимся. Подыщем уютный закуточек, у гостеприимных хозяев, вот увидишь. Правда, ребята?

— Уж и не знаю, как я туда доберусь. С моим-то ревматизмом во всех восьми коленках! Все равно, как дома там уже не будет. Я умру на чужбине от разрыва сердца. Если, конечно, меня не успеют раздавить раньше. Или склевать.

От этих разговоров на душе у Пачкули сделалось еще тяжелее. Виновато втянув голову в плечи, она спустилась с крыльца и поспешила скрыться со двора в направлении магазина, надеясь, что поход за покупками поможет ей отвлечься от мрачных мыслей.

Глава третья Зак Олдуй

 тут слыхал, ты весеннюю уборку затеяла? — ухмыльнулся продавец за прилавком. Его звали Зак Олдуй, и он был владельцем магазинчика «Колдуй, баба, колдуй, дед», в котором ведьмы закупались всеми необходимыми ингредиентами для своих зелий.

Магазинчик этот, как и большинство подобных заведений, был блуждающим, то есть возникал время от времени то там то сям, где ему заблагорассудится. И если, к примеру, субботним вечером вы вдруг обнаруживали, что у вас иссякли запасы тритоньих глазок, вы никогда не могли быть уверены, что, пойдя за покупками, обнаружите на прежнем месте сам магазин, не то что требуемый товар.

Впрочем, Зак Олдуй был парень не промах. В Непутевом лесу у него имелось достаточно постоянных клиентов, и, как правило, для них в рабочие часы (то есть с полуночи до рассвета) магазинчик находился на своем обычном месте, под раскидистым дубом, у ручья.

— Не твое дело, — огрызнулась в ответ Пачкуля.

— Правильно, давно пора. А то поговаривают, у тебя не дом, а настоящая помойка, — промурлыкал Зак, как ни в чем не бывало покусывая свой длинный ус, который вечно свисал неряшливой прядью и попадал в чашки с кофе, где на него тут же налипала молочная пенка.

— И что с того? Мой дом — как хочу так и живу. Ты меня обслуживать собираешься или как?

— Да не кипятись ты, подумаешь, уж и сказать нельзя. Так что там тебе нужно?

— Мне что, по двадцать раз тебе повторять? — взъелась Пачкуля, потрясая перед носом у Зака списком. Нужен кошачий ус, болотная трясина, перо стервятника…

— Постой, постой, давай по порядку. Кошачий ус, говоришь?

— Он самый.

Зак Олдуй задумчиво поковырял в носу грязным пальцем и наконец сказал:

— Нету. На днях закончились. Что там у тебя дальше?

— Трясина.

— Нету. Никто не заказывает. В лесу болото есть — так там этой трясины навалом, бери не хочу.

— А как насчет звезд с мантии волшебника?

— Нету.

— Помпона с шапочки гоблина?

— Нету. Какие-то все старомодные у тебя ингредиенты. Над чем колдуешь?

— Не лезь не в свое дело. А как насчет тараканьего помета?

— Нету. Давно не спрашивали.

— Кубиков скунсового бульона?

— Нету.

— Лягушачьих лапок и мушиных крылышек?

— Ничего нету.

— Да уж, немного от тебя проку, должна я сказать, — проворчала Пачкуля. — Полагаю, перьев стервятника тоже нету?

— Нету. Могу продать попугаичьих, со скидкой.

— Еще чего. Тут черным по белому написано, что перо должно быть стервячьим. Тоже мне, магазин называется. Чем ты вообще здесь торгуешь?

Пачкуля хмуро огляделась по сторонам. Полки вдоль стен магазинчика были сплошь заставлены всевозможными баночками, бутылочками, скляночками и баллончиками. За прилавком кучковались несколько угрюмых подержанных метел. Странно, почему они не стоят на обычном месте? И тут Пачкуля заметила, что к их древкам вместо прутьев были теперь приделаны ярко-желтые модные впитывающие веревочные насадки для швабр.

— Да вот, чистящими средствами в основном. Что поделаешь, пора весенней уборки. Мыло, швабры, пчелиный воск, освежитель воздуха. Не хочешь попробовать? Рекомендую «Пахучую розу», самый популярный аромат сезона, по выгодной цене. Хочешь, побрызгаю на тебя?

— Даже не вздумай, — в панике отшатнулась от него Пачкуля. — В гробу я видала твои чистящие средства, если хочешь знать! Я ведьма, заруби это себе на носу, и занимаюсь колдовством, а не уборкой! Понятно тебе? И все, что мне от тебя надо, так это трясина, гоблинский помпон, кошачий ус, перо и золотой локон с головы принцессы, и уж коли ты мне помочь ничем не можешь, то придется, пожалуй…

— Погоди, погоди, ты сказала золотой локон с головы принцессы?

— Сказала. А у тебя есть? Заметь, он должен быть срезан ровно в полночь при полной луне.

— Думаю, с этим я тебе помогу. Так-так, куда же он запропастился?..

Причмокнув усом, Зак Олдуй исчез в темных недрах магазинчика. Спустя какое-то время он вернулся, сияя довольной улыбкой.

— Вот! — гордо объявил он и шмякнул на прилавок пыльную коробку из-под обуви. — Пожалуйста, золотой локон с макушки чистокровной принцессы. Гарантия качества. С тебя двенадцать фунтов и…

— Погоди-ка, — перебила его Пачкуля. Она открыла коробку и с подозрением уставилась на ее содержимое. — А он точно свежий? В моем рецепте сказано, что локон должен быть свежесрезанным.

— Чего? Ах, ну да, само собой, свежее некуда, — подтвердил Зак, хитро прищурившись.

— Отчего же он в таком случае весь седой, скажи на милость?

— Чего? Да нет, здесь, знаешь ли, освещение такое.

— Освещение, говоришь? Тоже мне, выдумал! Да ты на срок годности посмотри, старый ты дуралей! Видишь? Сказано же: ИСПОЛЬЗОВАТЬ ДО ОКОНЧАНИЯ КАМЕННОГО ВЕКА.

— Да ну! Неужели? Дай-ка взглянуть…

— Какая теперь разница. Впредь буду отовариваться где-нибудь в другом месте, — мрачно бросила ему на прощание Пачкуля и зашаркала к выходу, размахивая пустой авоськой.

— Мешки для мусора точно не нужны? — окликнул ее Зак.

— Только чтобы запихать туда твою башку! — не оборачиваясь, проорала в ответ Пачкуля и хлопнула дверью. Неудача, как это ни странно, лишь придала ей решимости. Пусть она только даром потратила время, пусть на душе кошки скребут, но она не отступит и раздобудет все, что нужно.

Кстати, о кошках. Первым ингредиентом в рецепте бабули Малодур значился кошачий ус.

А первым котом, пришедшим на ум Пачкуле, был Одноглазый Дадли, помощник ее лучшей подруги Шельмы, который, по его собственному утверждению, провел одну из своих девяти кошачьих жизней на пиратском корабле.

— Пойду прямиком к Шельме и все ей объясню, — решила Пачкуля. — В конце концов, не станет же она отказывать своей лучшей подруге…

Однако для начала Пачкуля решила заскочить домой и прихватить в подарок остатки печенья, которое она пекла в прошлом месяце.

Только бы Хьюго их не выкинул.

Глава четвертая Кошачий ус

 это ты, — хмуро бросила Шельма, приоткрыв Пачкуле скрипучую дверь. — Чего надо? Вообще-то я сильно занята. Только что помыла полы и не хочу, чтобы ты разгуливала по ним в грязных ботинках.

— Полы помыла? — опешила Пачкуля. — Сейчас же полночь! В такое время зелья варить надо, а не тряпкой махать.

— У меня генеральная весенняя уборка, — отрезала Шельма. — А теперь ступай, приходи лучше утром.

— Но я принесла печенье, свеженькое, только сегодня приготовила, — соврала Пачкуля и попыталась просунуть корзинку с засохшей выпечкой в узкую щель между дверью и косяком.

— Неужели? — подозрительно сощурилась Шельма. — С чего бы это? Что тебе от меня нужно?

— Ничего. Вечно ты меня в чем-то подозреваешь! Ну же, впусти меня, Шельмочка. Разве мы не лучшие подруги? Ты даже не представляешь, как я вымоталась за вечер. Зашла в магазинчик к Олдую и ничегошеньки там не нашла из того, что мне надо. Вот решила к тебе заглянуть, полистать каталог. Пустишь?

— Ладно уж, проходи, — вздохнула Шельма и отворила дверь пошире, позволив Пачкуле проскользнуть в дом. — Но только ненадолго. А то мне еще мебель полировать.

Шельма помахала перед носом Пачкули баночкой с воском и нетерпеливо постукала ногой по полу. На ней был аккуратный фартучек с оборками и вышитыми по краю кармашка зелеными лягушатами. Голова была повязана платком того же зеленого оттенка. А руки с безупречным маникюром защищали резиновые перчатки.

Пачкуля неодобрительно огляделась. Все вокруг так и сияло чистотой.

— Красиво, правда? — спросила Шельма.

— Ничего подобного, — возразила Пачкуля. — И что это за ужасный запах? Погоди, не говори, я сама угадаю. «Пахучая роза», верно? Самый популярный аромат сезона? По выгодной цене?

— А ты откуда знаешь? — изумилась Шельма.

— Да так, — пожала плечами Пачкуля. — Кстати, что ты готовишь на конкурс лучшего чародейства года?

— Еще не решила. Скорее всего, мой новый крем от прыщей. А что?

— Да так, ничего. Попробуй-ка мое печенье, — как ни в чем не бывало продолжала Пачкуля. — Готовила по новому рецепту. После яиц добавила гранитной крошки. Поэтому вышло немного жестче обычного.

— Ах, какая прелесть. Пойду схожу за молотком, — сказала Шельма, которой уже не раз прежде доводилось отведать Пачкулиного печенья.

— О, не утруждайся, дорогая. Поешь после того, как я уйду, — затараторила Пачкуля. — А то как насорим сейчас.

— Как будто тебя это волнует! — воскликнула Шельма. — Кстати, мне тут одна летучая мышь донесла, будто и ты у себя уборку затеяла!

— Не я, — решительно замотала головой Пачкуля. — Это все они. Хьюго с метлой. Я тут ни при чем. Я свою грязь люблю.

— Чего об остальных не скажешь, — съязвила Шельма. — Спорим, я единственная, кто решается приходить к тебе в гости.

— Вовсе нет. Ко мне на свалку многие заглядывают.

— Да не ори ты так, Дадли спит. И не ври, никто туда не заходит, потому что твоя свалка — сплошная грязь и вонь. Даже Мымра сказала, что тебе не мешало бы почаще убираться, а уж как ее собственное жилище выглядит, ты знаешь. Кстати, раз уж мы заговорили о гостях и твоей чистоплотности, не вздумай заявиться ко мне на чай в следующее воскресенье.

— Почему? — упавшим голосом спросила Пачкуля. Она так любила чаевничать с Шельмой по воскресеньям. Обычно они угощались сэндвичами с огурцом и улитками, печеньем в виде летучих мышей с глазками из черной смородины и знаменитым Шельминым кексом с плесенью.

— Потому что ко мне приезжает Рональд, мой племянник, понятно?

— Понятно, — вздохнула Пачкуля. — Значит, стыдишься меня перед своими родственничками?

— Вот именно. Он только что сдал экзамены на звание волшебника. С отличием.

— Знаю, — сказала Пачкуля. — Ты уже рассказывала. — Вообще ей до волшебников было мало дела, а уж до Рональда в особенности.

— О да, он блестяще сдал экзамены и стал теперь полноправным членом Клуба волшебников. А туда далеко не всех пускают. Там нужно знать секретный пароль и все такое прочее. Крайне секретная организация. А ты как хотела? Иначе бы там непременно околачивался всякий сброд. Представляешь, у Рональда там будет свое кресло. А еще личный шкафчик для хранения волшебной палочки и бутербродов. И собственная вешалка в гардеробной. Разве я тебе уже не рассказывала?

— Рассказывала, — вздохнула Пачкуля. — Уже миллион раз.

— О да, Рональд — превосходный студент, — продолжала хвастать Шельма. — Лучший на своем курсе. Мечтает стать придворным волшебником. На самый верх метит.

— Да уж, — согласилась Пачкуля.

— И знаешь, на послезавтра у него уже назначено собеседование с королем Фундюком в самом дворце. По этому случаю я купила ему открытку с лошадиной подковой и пожеланием «Ни пуха ни пера». Хочешь тоже подписать?

— Спасибо, нет, — ответила Пачкуля.

— А еще подарю ему образцы моего нового крема от прыщей. Мальчик он, конечно, умненький, весь в меня, жаль только на вид не очень. Словом, в воскресенье Рональд заглянет ко мне на чай, и я хочу, чтобы в этот день ноги твоей здесь не было.

— Но…

— И никаких «но». Это мое последнее слово. Я хочу, чтобы все прошло безупречно. Просто Рональд так привык. У них в Клубе волшебников еду подают исключительно на посуде из сервизов. С бумажными салфетками и всем таким прочим. Уж я-то знаю. И поэтому я не хочу, чтобы в присутствии Рональда ты распространяла по всему дому свой зловонный дух, забрасывала на обеденный стол ноги в грязных ботинках и отпускала грубые шуточки. Понятно тебе?

— Куда уж понятнее, — хлюпнула носом Пачкуля.

— Значит, договорились. Каталог можешь забрать с собой, если угодно, дома посмотришь. Раз это все, тогда до свидания.

— На самом деле, — решилась наконец сказать Пачкуля, — я еще хотела попросить тебя о небольшом одолжении. Совсем малюсеньком.

— Так я и знала. И что же это за одолжение?

— Просто я подумала, не могла бы ты взять для меня у Дадлика один усик?

— Ах, вот как? И зачем же?

— Просто так.

— Полагаю, ты намерена сварить очередное бесполезное зелье. Даже если бы он и согласился, чему, разумеется, не бывать, как ты предлагаешь забрать у него ус, не причинив боли? Он же все-таки живое существо, а не автомат по выдаче усов. Ты не можешь просто бросить в него монетку и ждать, пока ус вывалится тебе на ладонь.

Об этом Пачкуля, признаться, не подумала. Она уставилась на плетеную корзинку, в которой развалился Дадли. Во сне он рычал, шипел и быстро перебирал лапами, как будто бы дрался с дюжиной пиратов одновременно.

— Думаю, самый простой способ — это дать ему чем-нибудь тяжелым по голове, молотком например, — предложила Пачкуля. — После этого он уже точно ничего не почувствует, — закончила она, сильно сомневаясь, что ее предложение будет оценено по достоинству.

— Как ты смеешь такое говорить? — взвилась Шельма. — Вот увидишь, я все ему расскажу, как только он проснется, и тогда он точно расцарапает тебе физиономию.

— Не расцарапает. Хьюго ему не даст. Ну, пожалуйста, Шельмочка, это же такая пустяковая услуга…

— Вечно ты ко мне пристаешь со своими пустяковыми услугами! И по правде сказать, я уже порядком устала их выполнять. Поди лучше выдери ус у своего хомячишки! Думаешь, он у тебя такой уж герой? Все потому, что ему однажды посчастливилось укусить Дадли за хвост? Да будет тебе известно, у Дадлика в тот день просто болела спина. По правде сказать, она до сих пор у него побаливает. Был бы он в порядке, сделал бы из твоего хомяка хомбургер!

— А вот и не сделал бы, — упрямо заявила Пачкуля.

— Еще как сделал бы, — уперла руки в бока Шельма.

— Нет, не сделал бы.

— А вот и сделал бы.

— Не сделал.

— Сделал.

— Не сделал.

— Сделал! Эй, Дадлик, проснись-ка! А не то эта старая глупындра Пачкуля смеет заявлять, что такой неженка, как ты, ни за что не смог бы превратить в фарш ее ненаглядного Хьюго!

На самом деле Дадли и так давно проснулся, просто не хотел вмешиваться в их перепалку. У него еще не зажили шрамы со времени той первой памятной стычки с Хьюго, и он ни за что не хотел повторения. Хомяк был крепким орешком.

— Эй, дружище, я бы подсобил тебе перекатить тот бочонок, да вот спину что-то заломило, — простонал он как бы во сне.

Но Пачкулю провести было не так-то просто.

— Вот видишь, он трусит! Боится малыша Хьюго, я же говорила!

— Ну все, с меня довольно! Выметайся из моего дома немедленно! — заорала Шельма.

— Я так понимаю, что усика ты мне не дашь?

— И не надейся.

— В таком случае, в жизни больше не угощу тебя своим печеньем!

Шельма швырнула на пол одну печенюшку и принялась топтать каблуком, однако та оставалась целехонькой, как была.

— Так. Мне все ясно, — презрительно сощурилась Пачкуля. — Отныне ты мне больше не подруга!

Она подхватила корзинку и гордо прошествовала к двери. Однако, очутившись за порогом, она была вынуждена перейти на галоп, поскольку над головой ее засвистели засохшие печенюшки, которые Шельма злобно швыряла ей вслед.

Да уж, обращаться к Шельме напрямую было не лучшей идеей.

Не успела она ступить на дорожку, ведущую от калитки к крыльцу ее безупречно вылизанной и такой негостеприимной хибары, как откуда ни возьмись выскочила недовольная метла и с ворчанием принялась сметать с дорожки грязные Пачкулины следы. Едва ведьма ухватилась за ручку входной двери, как писклявый хомячий голосок приказал ей немедленно вытереть ноги.

Пачкуля с минуту помедлила, стоя на пороге, втянула носом ненавистный аромат «Пахучей розы» и решила провести ночь под открытым небом на старом дырявом матрасе, который кто-то недавно выкинул на свалку! Хоть какая-то польза от этой весенней уборки!

Глава пятая Болотная трясина

а следующий день Пачкуля проснулась на рассвете. Она глубоко и с удовольствием вдохнула аромат компостной кучи, после чего, замотав нос платком, поплелась к своей хибаре, где Хьюго с метлой продолжали спать мирным сном. Через минуту она выкатилась обратно, неся в руках ведро и половник. Уверенным шагом она направилась в лес, прямиком к обширному топкому болоту.

В те места окрестные жители редко заглядывали. Смотреть там по большому счету было не на что. Сплошь мутная стоячая водица, в которой обитали разве что змеи, червяки и прочие пиявки. Даже лес вокруг болота казался темнее и мрачнее обычного.

Однако Пачкулю это не останавливало. Гремя ведром и поджав губы, она бодро продиралась сквозь колючие заросли ежевики и диких кустарников. Вскоре лес расступился, и она вышла на открытую поляну, вовремя спохватившись, что это и есть начало того самого болота.

Медленными шажочками она стала пробираться вперед. Ботинки ее то и дело увязали в зыбкой трясине, откуда их приходилось тащить со смачным чавканьем. Они были велики ей на два размера и к тому же без шнурков, так что Пачкуле приходилось прилагать усилия к тому, чтобы удерживать их на ногах.

Кое-как пристроившись на травянистой кочке и с трудом сохраняя равновесие, Пачкуля приготовила ведро и зачерпнула половником болотной трясины.

Здесь, однако, события приняли неожиданный поворот. Пачкуля не знала, что как раз в этом болоте проживала одна ее знакомая Жаба. Та самая, что однажды провела вечер у нее дома, сидя по уши в жидком кляре и готовясь стать основным блюдом Пачкулиного ужина.

Пачкуля успела давно об этом позабыть. Но Жаба помнила.

Она как раз подремывала на склизком камушке, наслаждаясь тишиной и спокойствием, когда из леса вдруг на всех парах вылетела Сумасшедшая Старушенция, та самая, что посыпала ее мелко нарезанной петрушкой, запихивала в кастрюлю с серой жижей и била поварешкой по голове каждый раз, когда она порывалась вынырнуть оттуда, чтобы глотнуть воздуха.

Нет, Жаба ничего не забыла.

Она с удовлетворением разглядывала исцарапанные ежевичными колючками руки Сумасшедшей Старушенции, ободранные коленки и разодранную в клочья одежду, что говорило о том, что дорога к болоту далась ей нелегко.

Жаба была на седьмом небе от счастья, наблюдая за тем, как Старушенция с трудом пробирается к центру болота, то и дело теряя равновесие и явно чувствуя себя не в своей тарелке.

Ведро — ржавая помятая железяка — Жабу нисколько не заинтересовало, а вот половник пришелся бы ей очень кстати!

Старушенция подбиралась все ближе и ближе, а Жаба затаилась и выжидала, давясь от рвущегося наружу смеха, как это часто бывает во время игры в прятки, когда водящий уже вплотную подошел к месту, где вы прячетесь, но еще вас не видит.

— АГА, ПОПАЛАСЬ! — пронзительно завопила Жаба, оттолкнулась от склизкого камня, взлетела высоко вверх и со всего размаху плюхнулась Пачкуле на спину аккурат промеж костлявых лопаток.

— ААААА! — в свою очередь, завопила Пачкуля, размахивая во все стороны руками наподобие ветряной мельницы и пытаясь сохранить равновесие.

Впрочем, это ей не помогло. В последний момент, уже летя вниз, она в отчаянии попыталась ухватиться за росший поблизости камыш, но он оказался слишком тонок, чтобы выдержать ее вес, и был попросту вырван с корнем. Пачкуля в последний раз неуклюже взмахнула руками, выскользнула из своих ботинок и головой вперед нырнула прямиком в болотную трясину. На лету она выпустила из рук ведро, и то, в свою очередь, с громким хлюпом погрузилось в трясину вслед за ведьмой.

Половнику же посчастливилось избежать подобной участи благодаря Жабе, которая, воскликнув «Опля!», ловко подхватила его на лету за длинную ручку. Со злорадной ухмылкой Жаба принялась ждать, когда же Пачкулина голова покажется наконец над поверхностью трясины. И как только это случилось, Жаба размахнулась половником и со всей силы треснула ведьме по затылку, а потом еще раз и еще.

— Бац, — приквакивала она с каждым ударом. — Бац-бац-бац! Вот тебе! Ну как, нравится?

— Эй! Ты что, сдурела? Прекрати немедленно, слышишь, глупая ты тварь? Я подам на тебя в суд за нанесение тяжких телесных повреждений! Я…

Буль-буль-буль… (Обычно именно так разговаривают все, кому приходится тонуть в болоте. А впрочем, попробуйте как-нибудь, возможно, у вас выйдет и по-другому.)

— А ты меня зачем била? — проквакала порядком вспотевшая Жаба. — Сначала ты меня, теперь я тебя. А ну, живо иди на дно! Бац-бац-бац!

Все могло бы закончиться довольно печально, и мы могли навсегда потерять нашу дорогую Пачкулю. Она была совсем близка к тому, чтобы бесследно утонуть в болоте, пав жертвой кровожадной Жабы, вооруженной кухонной поварешкой.

Но нет, мы не потеряем ее! На выручку Пачкуле неожиданно пришел Хаггис, помощник ведьмы Макабры-Кадабры.

Вам следует знать, что Хаггис был причудливым косматым существом с густой рыжей челкой, низко спадавшей ему на глаза, и двумя кривыми рожками. Обычно он мирно пасся на лужайке, лениво жевал травку и время от времени блеял вслед прохожим. Иногда все же Хаггису надоедало это обычное занятие и его тянуло искупнуться. Купаться он больше всего любил в лужах, канавках, болотцах, заросших прудах, а особенно в топкой трясине.

Как раз в то утро Хаггису, по счастью, надоело жевать траву. А кроме того, на весь предстоящий день он был полностью предоставлен самому себе. (Макабра-Кадабра — из числа благоразумных ведьм, что предпочитали спать с рассвета до заката, в отличие от Пачкули, которая в любое время суток готова шнырять по лесу, ища неприятности на свою голову.)

Пожевав травку часок-другой и воинственно проскакав взад-вперед на глазах у изумленных пташек и безобидных кротов, Хаггис решил наконец, что настало время сходить искупнуться. Он взял полотенце и отправился в путь, гордо вскинув рожки и задрав повыше хвост. По дороге он, забавы ради, топтал копытами кустики ромашек и громко фыркал на пролетавших мимо бабочек.

Хаггис направился к тому самому болоту в глубине леса. Тамошняя трясина была его излюбленным местом. Там всегда было пустынно и тихо, так что он мог часами упражняться в плавании на спине, не опасаясь посторонних взглядов и обидных выкриков: «А ну, гляньте-ка, что Хаггис вытворяет! Вот зазнайка, вечно он красуется! Подумаешь, нашел чем удивить!» — и прочее в таком же духе.

Каково же было его изумление, когда, выйдя из лесу, он обнаружил, что его любимая и, можно сказать, личная купальня уже занята! Кто-то вовсю кувыркался в густой темной жиже в свое удовольствие, и Хаггису это нисколько не понравилось. Тем более что этот кто-то подозрительно смахивал на Пачкулю, которая относилась к числу тех личностей, которых вы вряд ли захотите видеть рядом с собой во время купания. Ее грязные стоптанные ботинки сиротливо валялись на камышовой кочке. Прочую одежду, за исключением шляпы, ведьма, по-видимому, решила не снимать. Она то погружалась в трясину с головой, то выныривала вновь, шумно отфыркиваясь и бешено молотя руками по воде, из чего Хаггис сделал вывод, что ведьме очень весело.

— А ну, гляньте-ка, что ведьма вытворяет! Вот зазнайка, вечно она красуется! Подумаешь, нашла чем удивить! — с издевкой проблеял Хаггис, надеясь, что его насмешки сработают и пристыженная ведьма немедленно вылезет из болота и уберется восвояси. Однако ничего подобного не случилось. Напротив, ведьма принялась плескаться еще сильнее и самозабвеннее.

А ну, гляньте-ка, — снова затянул было свою песню Хаггис, предположив, что с первого раза ведьма могла не расслышать. — Гляньте-ка, что ведьма вытворяет!

На этот раз Пачкуля, как ему показалось, что-то проорала в ответ.

— Ась? — проблеял Хаггис. — Не-е-е, полотенце я тебе не одолжу, если ты об этом!

— Да не об этом я, болван! Вытащи… меня… отсюда… БЫСТРЕЕ… а не то я… буль-буль-буль…

А не то она что? Буль-буль-буль?

Хаггис стряхнул с глаз густую челку и присмотрелся получше. На этот раз ему уже не показалось, что Пачкуля резвится в болоте в свое удовольствие. Совсем наоборот, если учесть, что рядом с ней на кочке сидела какая-то чокнутая Жаба и молотила ее деревянным черпаком по голове, приговаривая: «Бац-бац-бац! Получай! Бац-бац!»

— Спаси меня, Хаггис! — захлебывалась Пачкуля.

— Бац! Бац-бац-бац-бац-БАЦ!

— Буль-буль-буль…

Наконец до Хагггиса дошло, чего от него хотели. С воинственным воплем он встал на дыбы, забил копытом и ринулся на помощь тонущей ведьме.

Жаба испуганно взвизгнула, выронила половник и успела отскочить на другой край болота как раз в тот момент, когда Хаггис всем своим немалым весом плюхнулся в центр трясины. Он огляделся по сторонам в поисках пузырьков, чтобы определить, в каком именно месте пошла ко дну ведьма, нырнул под воду, рогом подцепил Пачкулю за дырявую кофту и вытащил ее на поверхность.

Пачкулино появление сопровождалось громким сочным чмоком трясины и жадным хрипом самой ведьмы, свидетельствовавшим о том, что к тому моменту, как Хаггис ее спас, она успела израсходовать последние запасы воздуха. Что ни говори, а Хаггис не растерялся в минуту опасности. Хотя в остальное время он терялся постоянно.

С торжествующим видом он ступил на твердую землю, бережно неся на рогах обессилевшую и промокшую до нитки Пачкулю. Ведьма была спасена, но до того, чтобы прийти в форму, ей было еще далеко. Она так наглоталась грязи, что внутренности ее теперь наверняка немногим отличались по цвету и консистенции от илистого дна самого болота. Голова раскалывалась от сотни полученных ударов поварешкой, а одежда вся неудобно перекосилась. Но даже несмотря на это, у Пачкули еще хватало сил сыпать проклятиями в адрес Жабы, которая успела вернуться на свой склизкий камень и теперь наблюдала оттуда за спасательной операцией, злобно посверкивая хищными глазками.

Да уж, неприятная вышла история, но что ни говори, а Пачкуля своего добилась. Придя домой, она отжала столько болотной трясины со своих лохмотьев, что ее хватило на целую ванну. При этом ей удалось порядком уляпать весь дом, но Хьюго с метлой были начеку и быстренько все прибрали, к большому Пачкулиному сожалению. Со всеми этими грязными разводами на полу и подтеками на стенах она на мгновение снова почувствовала себя уютно в собственном доме.

Глава шестая Перо стервятника

едьма по имени Чесотка проживала в темной смрадной пещере на западной окраине Непутевого леса. Проживала она там со своим помощником стервятником по имени Барри. А у этого самого Барри была одна довольно деликатная проблема — он страдал облысением.

Все началось с того, что в один прекрасный момент он начал линять. На самом деле все птицы линяют время от времени, и это вполне естественно. Сначала они сбрасывают старое оперение, а затем обрастают новым. С первой стадией Барри справился блестяще и буквально за одну ночь потерял все свое оперение, за исключением десятка хиленьких пушинок, тут и там торчавших из его тощей шеи. И все бы ничего, да вот только это случилось уже ЦЕЛЫЙ ГОД ТОМУ НАЗАД, а новое оперение до сих пор не выросло. И это было самое обидное, потому что, во-первых, теперь все его звали не иначе как Плешивым Барри, а во-вторых, потому что из-за отсутствия перьев он постоянно мерз.

Бедняга Барри. Он и раньше-то выглядел не слишком грозно, а теперь и вовсе превратился в посмешище. Чего он только не перепробовал: делал гимнастику, садился на диету, пил витамины, принимал таблетки, массировал крылья и прошел курс ароматерапии — увы, ничто не помогало. Тогда он принялся изобретать различные типы укладки для своих оставшихся жалких перышек. Он отрастил их подлиннее и при помощи топленого жира аккуратно распластывал вдоль облысевшей спины. Однако иллюзии пышного оперения они все равно не создавали, и вид у него был по-прежнему жалким.

Слабый проблеск надежды, тем не менее, появился у Барри, когда у него неожиданно проросло хвостовое оперение. Правда, пока это было одно-единственное перо, но зато какое! Длинное, гладкое, блестящее! Барри счел это хорошим знаком и теперь днями напролет любовался новым пером при помощи сложной системы зеркал. Он даже боялся ложиться спать, ведь во сне перо могло выпасть. Впрочем, с другой стороны, была вероятность и того, что, проснувшись утром, он мог обнаружить еще одно новое.

В то утро Чесотка была занята мытьем головы. Вообще-то, голову она мыла по нескольку раз на дню, потому как страдала от повышенного количества трудновыводимой перхоти. Даже в разгар лета плечи ее напоминали снежные сугробы.

Барри, сытно позавтракав семенами чеснока и запив их средством от облысения, дремал на нижней ветке садового дерева. Ему снилось, что он вдруг сделался обладателем умопомрачительно роскошного богатого оперения, при виде которого попугаи невольно раскрывали клювы, а павлины зеленели от зависти. В этом сне все без исключения заваливали его вопросами о том, как добиться такого потрясающего эффекта, и прочили ему головокружительную карьеру в шоу-бизнесе.

Плешивый бедолага и не подозревал, что в этот самый момент к нему сзади коварно подкрадывалась одна хорошо известная нам ведьма с садовыми ножницами в руках.

Барри разбудил лишь пронзительный вопль Чесотки, которая с намотанным вокруг головы полотенцем и выражением подлинного ужаса на лице разглядывала его зад. Что было дальше, мы описывать не будем, ибо это слишком печальная история.

Вечером Пачкуля с гордостью предъявила трофей Хьюго.

— Вот, — сказала она, — перо стервятника. Болотная трясина у нас уже есть. Выходит, целых два ингредиента. Жаль, с кошачьим усом не вышло. Вот если бы ты, вместо того чтобы вылизывать пол, взял да и помог, дело пошло бы куда быстрее. Не думала я, что ты станешь так пренебрегать своими прямыми обязанностями помощника, когда тебя нанимала. Ах, как тогда я ошибалась…

Ее слова задели Хьюго за живое. В тот же вечер, пока Пачкуля валялась под луной на излюбленном продавленном матрасе и печально наигрывала на ржавой губной гармошке, он незаметно выскользнул из дома с парой маникюрных ножниц и вскоре вернулся с кошачьим усом, обмотанным вокруг его шеи наподобие шарфа.

— Фот, — буркнул он. — Этофо ты хотела?

— Именно, — просияла Пачкуля. — Отлично сработано, Хьюго! Значит, мы снова заодно?

— Та, — отозвался Хьюго. — Сефодня я заканчифать генеральный уборка. Теперь готоф колдофать.

Пачкуля расплылась в довольной улыбке. Хьюго был снова при ней, а кроме того, у них было уже целых три необходимых ингредиента для приготовления Эликсира желаний по рецепту бабули Малодур! Похоже, дело пошло на лад. Правда, теперь им предстояло добыть золотой локон с головы принцессы.

Глава седьмая Локон с головы принцессы

 этой части нашего повествования речь пойдет об одной избалованной принцессе. Зовут ее Сладкоежкой, и я не думаю, что вам она сильно понравится.

У Сладкоежки большие голубые глаза с длинными пушистыми ресницами. Она постоянно шепелявит, считая, что это ей очень идет. У нее острый вздернутый носик и маленький ротик бантиком. Она носит безукоризненно чистенькие беленькие платьица и носочки, по три раза в день принимает ванну и вечно носится по дворцу, путаясь у всех под ногами и сюсюкая: «Пивет, цветоцки, пивет, птицки, доблое утло, сол-ныско» и все такое прочее. А если ей что не нравится, тут же начинает верещать и брыкаться.

Ах да, мы забыли добавить, что у Сладкоежки, как и у всех без исключения принцесс, были длинные кудрявые золотистые волосы, которые она заставляла свою служанку расчесывать по сотне раз на дню, а сама в это время любовалась собственным отражением в зеркале. Как вы уже, наверное, догадались, именно благодаря своим золотистым волосам Сладкоежка и появилась в нашей истории.

В тот самый день Сладкоежка, переодевшись в очередное беленькое платьице (уже третье за утро), решила отправиться на прогулку. Во дворце ей сделалось совсем скучно, потому что все вокруг были заняты генеральной весенней уборкой. Вспомнив о том, что на поляне за дворцовой стеной росла дикая земляника, она решила направить свои ножки, обутые в белые лакированные туфельки, именно туда.

Она потихоньку отворила ворота, старательно следя за тем, чтобы не запачкать свое беленькое платьице, и поскакала по тропинке в поле, жеманно вытягивая носочки и придерживая за края платьице на тот случай, если в это время кто-нибудь за ней наблюдал. При этом она старалась не попасть туфельками в коровьи лепешки. Иначе она могла поскользнуться и испачкать свое красивенькое белое платьице. Завидев в поле двух коров, изумленно пялившихся на нее во все глаза, Сладкоежка принялась еще старательнее вытягивать носочки, улыбаться встречным бабочкам и мурлыкать под нос веселую песенку. Она даже нарвала букетик полевых цветов, правда, тут же выбросила, потому что он перепачкал ей белые перчаточки. Коровы закатили глаза и заново сосредоточились на пережевывании жвачки.

Лишившись благодарных зрителей, Сладкоежка скорчила недовольную гримасу и потрусила через поле к земляничной поляне.

Она и представить себе не могла, что там ее поджидал до невозможности миленький пушистенький хомячок с блестящими глазками, розовыми лапками и прелестным подвижным маленьким носиком!

— Ой, хомяте-о-о-ок! Какой миенький! Пивет, хомятек! Ты сто, потеялся?

Она потянула было к нему свои ручки, но хомячок в испуге отпрыгнул и спрятался за листом одуванчика, откуда принялся рассматривать принцессу, застенчиво хлопая глазками-бусинками.

— Цып-цып-цып! А ну, иди ко мне, хомятек, не стесняйся, — сюсюкала Сладкоежка, все ближе и ближе подбираясь к зверьку.

Хьюго (а это был именно он) отбежал еще немного туда, где поляна граничила с лесом, обернулся к Сладкоежке и игриво поморгал глазками. Сладкоежка в нерешительности остановилась.

— Ты хоцешь, стобы я посла за тобой? Но мне нейзя. Папоцка говоит, сто там водятся ведьмы! И есе там гадкая мусолная свалка!

Наплевав на собственное самолюбие, Хьюго решился на крайние меры: он уселся на задние лапки и принялся умывать мордочку передними, изо всех сил стараясь выглядеть как можно более миленьким.

— Ой, какая лапоцка! Ну дай зе тебя потлогать! Иди сюда, хомятек! Пойдем со мной во дволец!..

Сладкоежка уже вплотную приблизилась к лесу. Она была так поглощена хомячком, что не замечала ничего вокруг, поэтому все случившееся в следующую минуту стало для нее полной неожиданностью. А случилось то, что на голову ей упал большой вонючий мешок, и, если сказать в двух словах, ВСЕ ПОКРЫЛОСЬ ГЛУБОКИМ МРАКОМ.

— Где я? Что со мной? Меня похитили? — простонала Сладкоежка, приходя в себя некоторое время спустя. Вонючего мешка на голове у нее больше не было, но лучше от этого принцессе не стало, поскольку теперь она могла видеть все, что творилось вокруг, а зрелище это было не из приятных.

Она сидела на полу, связанная по рукам и ногам и накрепко примотанная к ножке стола в какой-то грязной лачуге. Единственное окно было занавешено драной тряпицей, и в царившем полумраке принцессе было трудно что-либо различить. Однако она определенно улавливала в воздухе причудливую смесь ароматов — один явно относился к категории освежителей воздуха и напоминал подгнившие розы, другой же был неизвестного происхождения и отличался особой пахучестью.

После нескольких неглубоких вдохов Сладкоежке удалось наконец установить источник несносного второго аромата: он исходил от кучи драного тряпья, наваленного на кресле-качалке у противоположной стены. А может, это была вовсе не куча драного тряпья? Возможно, на кресле валялось старое огородное пугало. Так сразу и не скажешь. А пока Сладкоежка елозила по полу и морщила свой носик, огородное пугало (оно же куча тряпья) заговорило.

— Ты у меня в хибаре, — сказало оно. — Я набросила тебе на голову мешок и приволокла сюда.

Сладкоежка разинула рот и заверещала, что было силы.

— Ты не могла бы потише? — вежливо попросило пугало. — У меня и без того с утра башка раскалывается. Боюсь, это все из-за нового освежителя. Кстати, отвечая на твой третий вопрос: да, тебя похитили.

Сладкоежка с минуту поразмыслила над словами пугала, пошмыгала носом и резонно спросила:

— А зачем?

— Потому что мне приспичило заполучить золотистый локон с головы принцессы. Для одного зелья, знаешь ли.

В подтверждение своих слов пугало извлекло из-под кресла увесистые садовые ножницы и пару раз угрожающе клацнуло ими в воздухе.

— Вы облежете мои плекласные волосы? Ни в коем случае! Папоцка с ума сойдет, — возразила Сладкоежка.

— Ничего не поделаешь, они мне нужны, — ответило пугало, которое при ближайшем рассмотрении оказалось вовсе не пугалом, а неопрятной старушенцией, укутанной в замызганную драную кофту и еще более замызганную и драную мантию. К тому же сквозь слезы Сладкоежка успела разглядеть еще и остроконечный колпак, свисавший на резинке с дверного крючка.

Похоже, она попала в лапы к настоящей ведьме!

— Но есть одна проблема, — продолжала ведьма. — Я смогу их отрезать не раньше, чем взойдет луна. Для этого зелья требуются исключительно свежие волосы. Так что посидишь у меня до вечера, гостьей будешь.

— Вот есе, — шмыгнула носом Сладкоежка. — Ни секундоцки на этой тухлой помойке не останусь!

Если бы она не сидела, накрепко привязанная к ножке стола, то непременно притопнула бы каблучком. Но в сложившихся обстоятельствах Сладкоежка ограничилась тем, что насупила бровки и как можно дальше выпятила нижнюю губу.

— Ты это тухлой помойкой называешь? Эх, побывала бы ты здесь до генеральной уборки, — ностальгически вздохнула Пачкуля. Вот когда была настоящая помойка. А сейчас так, просто запылилось чуток.

— Фу, какая гадость! Развяжи меня немедленно! Если папоцка узнает, он знаес сто с тобой сделает? Ой, смотри, хомятек! Тот самый, с полянки! Ты и его поймала, злая противная старуха?

Хьюго подошел поближе, остановился, ощетинился и исподлобья уставился на Сладкоежку. Принцесса не поняла его намеков и запричитала:

— Ах, бедняжечка! Да ты весь дложишь от стлаха! Ничего, хомятек, мы сбежим от этой злой противной старухи, я спасу тебя, вот увидишь.

— Не сбежишь, — отозвалась Пачкуля. — По крайней мере, не раньше, чем взойдет луна.

— Ты, навелно, делжишь его в рабстве и заставляешь делать всю глязную лаботу! Ничего, хомятек, когда папоцка спасет меня, он посадит эту злющую ведьму в тюремную башню, а тебе мы купим новенькую класивенькую клеточку, где ты будешь чувствовать себя в безопасности. Я назову тебя Пусиком, и ты станешь моим домашним питом…

— Стоп, молчи! — предостерегла ее Пачкуля. — Лучше не произносить при нем этого слова на букву «п». Иначе он тут все разнесет.

В отличие от Сладкоежки, Пачкуля распознала в поведении Хьюго тревожные сигналы. «Пусик» надулся, а маленькие глазки его налились кровью. Защечные мешки подрагивали, усы топорщились во все стороны, а шерсть встала дыбом. Вид у него был устрашающий.

— Ну же, Пусик, не бойся. Иди ко мне на луцки, и я расскажу тебе все-превсе о жизни во дворце, — щебетала Сладкоежка. — Вот увидишь, тебе понлавится. Ты будешь бегать в колесе, показывать цирковые трюки… Постой, сто ты делаешь?..

Хьюго одним рывком выхватил у Пачкули ножницы и, нацелив их вперед, с перекошенной мордой пошел в наступление на Сладкоежку. Не успела принцесса опомниться, как тяжелый золотистый локон уже падал с ее головы.

Сладкоежка ойкнула, подскочила и разразилась бурными рыданиями.

— Эй, Хьюго, спятил ты, что ли? — набросилась на хомяка Пачкуля, выскакивая из кресла-качалки. — Не мог до вечера подождать, дубина ты стоеросовая!

— А мне плефать. Какой прафо она иметь меня оскорблять!! Пусть убирается щажже, иначе я прокушу ей лодышку!

— О-хо-хо! — причитала Сладкоежка. — Зачем он это сде-е-е-лал, маленький него-о-о-дник?

— Сама виновата, — проворчала Пачкуля. — Обидчивый он у меня. Я же предупреждала: не зли его. А ты опять за свое: колесики, трюки… Для него это все равно что красная тряпка для быка.

— У-а-а-а-а! Но я зе только предлозила ему стать моим домашним пито-о-омцем…

Эти слова переполнили чашу терпения Хьюго.

— ЙА НЕ ЕСТЬ ПИТОМЕЦ! Я ФЕТЬМИН ПОМОЩНИК! — взревел хомяк не своим голосом. И, как обещал, вцепился зубами принцессе в лодыжку.

— ИИИИИЙЙЙЙААААААУУУУУУ!

Дворцовые слуги были немало удивлены, когда вечером того же дня с наружной стороны ворот раздался чей-то настойчивый стук, сопровождавшийся сдавленными рыданиями. По всей видимости, в ворота стучали уже давно, но поскольку все без исключения обитатели дворца были поглощены генеральной уборкой, то из-за шума пылесосов не сразу обратили внимание на странные звуки.

Когда же двери наконец отворили, на пороге предстала растрепанная и зареванная принцесса Сладкоежка, которая поведала страшную историю о том, как взбесившийся хомяк заманил ее в лес, где она попала в лапы ведьмы, которая связала ее по рукам и ногам и насильно удерживала в своей вонючей хибаре до тех пор, пока туда не заявился тот самый взбесившийся хомяк, который взял и ни с того ни с сего отрезал у нее клок волос, укусил в лодыжку, а потом еще долго гнал через весь лес, по дороге, уляпанной коровьими лепешками, столкнул в канаву и обзывал ее страшными словами на каком-то непонятном иностранном языке.

Родители Сладкоежки, король Фундюк Второй и королева Каменка, нахмурившись, выслушали ее историю, и знаете, что сделали? Вместо того чтобы как следует отшлепать принцессу и отправить пораньше в кровать, ей наложили целую миску спелой земляники, пообещали подарить фигурные коньки и поклялись, что папочка как следует разберется в этой истории.

Ну и где, скажите на милость, здесь справедливость?

Глава восьмая Слухи

азумеется, бурная деятельность Пачкули не ускользнула от внимания прочих обитателей Непутевого леса. Еще бы, разве можно вырывать кошачьи усы, тонуть в болотной трясине, воевать с жабами, похищать чужие перья и маленьких принцесс, оставаясь при этом совершенно незамеченной?

В Пачкулином шабаше было всего тринадцать ведьм, и все они без исключения проживали в Непутевом лесу (хотя на карте он и выглядит маленьким, но поразительным образом умещает в себе всех многочисленных обитателей).

Не считая традиционных встреч на всеобщем слете в последнюю пятницу месяца, ведьмы и в остальные дни (или ночи, в зависимости от личных предпочтений) частенько захаживали друг к дружке в гости, и поэтому вести о странном Пачкулином поведении быстро разлетелись по лесу, временно оттеснив на второй план тему весенней генеральной уборки. Ибо обсуждать Пачкулю за ее спиной было гораздо интереснее, чем болтать о тряпках-швабрах. Сплетни разлетелись по лесу быстрее ветра.

Ведьмы Крысоловка и Мымра сидели на Мымриной кухне и оживленно обсуждали достоинства и недостатки различных марок освежителей воздуха, когда к ним неожиданно ворвалась Вертихвостка.

— Вы не поверите! — прохрипела она, тяжело отдуваясь. — Я только что встретила Туту, которая видела близняшек, которые были у Грымзы, которая разговаривала с Тетерей, которая еще раньше встречалась с Макаброй, которая от кого-то слыхала, будто Чесотка разыскивает по всему лесу Пачкулю, потому что уверена, что та замешана в похищении пера у Барри!

— Не может быть!

— Вот это да!

Крысоловка и Мымра остолбенели.

— А вообще-то, ничего удивительного, — сказала Крысоловка, придя в себя.

— Вот именно, — поддакнула Мымра. — Пачкуля как-то странно ведет себя в последнее время. Взять хотя бы эту историю с трясиной.

— И зачем ее вообще туда понесло? — недоумевала Крысоловка. — Макабра сказала, что она ни словом Хаггису не обмолвилась, пока он тащил ее до дома. Наверняка опять что-нибудь задумала.

— Точно, — согласилась Мымра. — Кстати, я тут вспомнила, что утром столкнулась возле магазинчика с Шельмой. Она накупила целый мешок бинтов и пластыря и неслась домой на всех парах. Я спросила, уж не порезалась ли она, но она только пробормотала что-то насчет Дадлиной щеки и добавила, что Пачкулю в порошок сотрет, если встретит.

— Но и это еще не все! — взвизгнула Вертихвостка так громко, что Крысоловке с Мымрой пришлось зажать ей рот ладонями из опасения, что их могут подслушать. — Это еще не все, — продолжала Вертихвостка уже шепотом. — Гарри, сын моей сестры, который вхож во дворец, рассказывал, будто вчера принцесса Сладкоежка вернулась домой из лесу и поведала одну очень страшную историю!

— И нам расскажи! — взмолилась Мымра и побежала ставить чайник.

— Значит, так: вчера ее королевское высочество отправилась погулять на лужок, где ее поджидал один миленький, пушистенький, щекастенький зверек — догадайтесь с трех раз, о ком я…

И все в таком духе.

Вскоре слухи о Пачкулиных похождениях достигли ушей достопочтенной Чепухинды, предводительницы шабаша ведьм. Вернее, они достигли маленьких остроконечных пунцовых ушек Проныры, помощника Чепухинды, который затем нашептал новости на ухо своей хозяйке.

— Что-что ты сказал? — раздраженно переспросила Чепухинда. — Как и все ведьмы шабаша (за исключением Пачкули, разумеется), она вовсю занималась генеральной весенней уборкой, отчего у нее нещадно ломило спину и поскрипывало в коленях. Как раз сейчас она устроила себе заслуженную передышку и, развалившись в любимом кресле, за обе щеки уплетала из миски питательные блошиные хлопья.

Ты не мог бы говорить погромче, Проныра? А то у меня за ушами хрустит. Что там Пачкуля опять натворила? Наступила на флакон?

— Да нет же, она преступила закон! Ворует усы. Ныряет в трясину. Без спросу таскает у Барри из хвоста перья. Похищает принцесс без соответствующего на то распоряжения. Поговаривают, будто она колдует над каким-то тайным зельем. Без вашего разрешения, прошу заметить. Да и зелье, похоже, какое-то старинное, с чудными ингредиентами.

— Да неужто, разрази меня гром! — взревела Чепухинда. — Ну ничего, она у меня за это получит!

Чепухинда шмякнула миску на стол, расплескав молоко на свежевымытый пол. За соблюдением законов она следила в оба, а приготовление старинных зелий с чудными ингредиентами требовало особого разрешения Предводительницы. К ней необходимо было явиться с рецептом и быть готовым ответить на ряд весьма каверзных вопросов. Потому как приготовленные не слишком умелыми руками старинные зелья могли быть весьма и весьма опасны для здоровья.

— Я так и знал, что вам необходимо об этом знать, — хихикнул Проныра, довольный собой.

— Разумеется, Проныра. — Мм, а о чем знать?

Временами дырявая старческая память подводила Чепухинду.

— О тайном зелье, — напомнил Проныра.

— Ах да, конечно, именно это я и имела в виду, — закивала Чепухинда. Потом она взяла со стола миску и заново зачавкала. — Представляю, что бы в лесу началось, если бы все, кому не лень, принялись без спросу колдовать над старинными тайными зельями. С магией шутки плохи. Молодец, Проныра, что доложил. О чем там еще в лесу поговаривают?

— Говорят, что хорошо бы вам сделать Пачкуле официальное предупреждение. И, между прочим, правильно говорят. Пора созывать экстренный слет.

— Отличная идея, Проныра, поручаю это тебе. Пиши объявление: «ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ! Нынче ночью состоится экстренный слет. Ровно в полночь на Кудыкиной горе. Явка обязательна. Бутерброды с собой». И все в таком духе. Ну, в общем, ты знаешь. Впрочем, похоже, дождь собирается. Лучше-ка забронируй на всякий случай Банкетный зал. К тому же, боюсь, мой бедный зад просто не перенесет часового перелета на метле до горы. Ох, уж эта мне весенняя уборка!

В этот самый момент в дверь постучали.

— Не может быть! Неужели почтальон! — воскликнула Чепухинда. Она как раз ждала посылку с летучей мышью на резиночке. За последние полтора месяца она съела столько блошиных хлопьев, что они у нее чуть ли не из ушей лезли, а все для того, чтобы собрать с картонных упаковок необходимое количество жетонов и получить заветный приз. Чепухинда отставила миску и ринулась к дверям. К сожалению, за ними стоял вовсе не почтальон. Вместо него у себя на пороге Чепухинда обнаружила Шельму с Чесоткой да Барри с Дадликом. Оба помощника были основательно улеплены пластырем, перемотаны бинтами, и выглядели крайне жалко. А Шельма с Чесоткой наперебой принялись распекать Пачкулю на чем свет стоит.

— Вы только подумайте, что натворила эта Пачкуля! Украла у Дадлика ус!

— …А что она с Барри сотворила — ни в какие ворота не лезет…

— …Я ей говорила, что ус не дам, а она возьми да и подошли своего хомяка…

— …Вы только взгляните, в каком он состоянии…

— …Бедняжка Дадлик…

— …Барри нанял адвоката, и я его полностью поддерживаю…

— Пачкуля перешла все границы…

— К тому же прошел слух, будто скоро вы получите официальную ноту протеста из дворца, — торжественно закончила Чесотка. — По делу о похищении принцессы. Слыхали о таком?

— Разумеется, — фыркнула Чепухинда. — Я же как-никак Предводительница шабаша. Я обязана быть в курсе всех дел. И вообще, я уже давно собираюсь созвать экстренное совещание. Проныра даже начал писать объявление. Кстати, Проныра, не мешало бы отправить Пачкуле официальную повестку и желательно вручить ее лично в руки. А то опять скажет, что ничего не знала. Кто отнесет письмо?

— Мы! — в один голос вызвались Шельма с Чесоткой. — Ну, пожа-пожа-пожалуйста, Чепухиндочка, можно мы отнесем?

— Разумеется, нельзя, — возразила Чепухинда. — Вы будете выступать со свидетельскими показаниями на сегодняшнем экстренном слете. Пошли-ка лучше Макабру. Хотя нет, не надо, а то Пачкуля еще струсит, чего доброго. Знаешь что, пошли близняшек.

И Проныра послал к Пачкуле близняшек.

Глава девятая Двойной удар

о того момента, как заявились близняшки, дела у Пачкули продвигались просто превосходно. Ей не только удалось собрать основные ингредиенты Эликсира желаний бабули Малодур, но и заказать недостающие по Шельминому каталогу. Как раз сегодня утром по почте пришла посылка со всем необходимым: кубики скунсового бульона, тараканий помет, мушиные крылышки и все такое прочее. А лягушачьи лапки к тому же оказались со скидкой, так что вышло даже дешевле, чем в магазинчике Зака Олдуя.

Буфет ее теперь выглядел значительно лучше. К великому неудовольствию Хьюго, Пачкуля вернула с помойки все до единой поломанные волшебные палочки, треснутые магические кристаллы, пожелтевшие от старости книги заклинаний и бережно разложила их на полках буфета, где уже выстроились ряды новеньких чистеньких баночек и флакончиков, которые Хьюго старательно отмыл и аккуратно подписал.

— Это портить фсю картину, — обиделся Хьюго.

— Точно, — согласилась Пачкуля. — Но ты не волнуйся, уж я их быстренько заляпаю.

— Я не про банки гофорить! А про тфой старый барахло!

— Ладно, брось ворчать. Дай лучше сосредоточиться. Мне надо придумать, как раздобыть помпон с шапочки гоблина. Не так-то это и просто. Гоблины никогда не снимают с головы своих шапочек, потому что боятся простудить мозги. Я этих балбесов вдоль и поперек изучила, пока жила с ними по соседству.

— Да уш, помню. Ты мне сто рас рассказыфать.

Именно в этот момент в дверь постучали.

Бугага и Гагабу как раз пришли передать Пачкуле повестку на экстренный слет и тем самым напрочь испортить ей остаток дня. С улыбками до ушей они стояли на пороге, держа наготове скрипочки.

— Привет, Пачкуля. Войти можно? — сказала Бугага, вглядываясь в полумрак Пачкулиной хибары. — Похоже, там чайник кипит. Слышишь, Гаг?

— Ага, — согласилась Гагабу. — Надеюсь, Пачкуля предложит нам по чашечке горячей болотной водички.

— Не дождетесь, — буркнула Пачкуля.

— Тогда мы останемся здесь и будем пиликать на скрипках. Готова, Гаг? И раз, и два, и…

— Ладно уж, так и быть, заходите, — проворчала Пачкуля, полностью признавая свое поражение.

Довольные близняшки дружно переступили порог. При виде вычищенной до блеска хибары они так и застыли на месте с разинутыми ртами. Первой в себя пришла Бугага.

— Эй, Гаг, мне что, мерещится или она действительно сделала генеральную уборку? — прошептала она, чуть дыша.

— Похоже на то, Бу. Как у тебя миленько стало, Пачкуля! Что это за прелестный аромат?

— «Пахучая роза», — скривилась Пачкуля. — И прошу заметить, я к этой уборке отношения не имела.

— Фот именно, — пропищал Хьюго из буфета, где он заканчивал расставлять чистенькие баночки. — Мы с метлой фсе делать за нее.

— Какие молодцы! — похвалили близняшки. — Польщенная метла радостно заерзала в своем углу и даже покраснела от смущения.

— Ты только посмотри на эти полы, Гаг! Вот это да! В жизни не видела таких начисто выметенных полов!

Метла на шаг выступила их своего угла и попыталась отвесить поклон, но Пачкуля схватила ее за древко и выкинула во двор, где та сразу же принялась мести дорожку. Близняшки тем временем продолжали озираться по сторонам.

— Смотри-ка, что это там, на столе, — подпихнула сестру локтем Бугага.

— Ничего особенного, просто голубиное перо, — протараторила Пачкуля и поспешила запихать подозрительный предмет подальше в ящик стола. Впрочем, в следующую же минуту она сплошь покрылась зелеными пятнами, что случалось с ней каждый раз, когда она бессовестно врала.

— По-моему, оно больше похоже на перо стервятника, — сказала Гагабу.

— Да нет же, оно голубиное. Я их коллекционирую.

— А почему тогда пятнами покрылась? — поинтересовалась Бугага.

— Да так, аллергия какая-то, скоро пройдет.

— Аллергия на перья стервятника?

— На голубиные, голубиные перья, говорю же вам, — настаивала Пачкуля.

— А почему ты их тогда собираешь, раз у тебя аллергия…

— По кочану! Люблю я голубей, понятно? Вот и собираю перья! Вам болотную воду с чем подавать-то?

— С печеньем, — попросила Гагабу.

— Или тортиком, — добавила Бугага.

— Эй, Хьюго, будь добр, принеси нам три чашечки болотной водицы. И угости близняшек моим свежим домашним печеньем. Итак, что привело вас ко мне? Поболтать вздумалось?

— Не то чтобы, — замялась Гагабу. Она полезла в карман и достала оттуда коричневый конверт. — На самом деле мы пришли, чтобы кое-что тебе передать. Это повестка.

— Какая еще повестка? От кого? Куда?

— От Достопочтенной Чепухинды, — пояснила Бугага. — Она непременно желает тебя видеть на сегодняшнем внеочередном слете.

— Каком еще внеочередном слете?

— На таком, который проводят вне очереди, скажи, Бу?

— Точно, Гаг. Ты все отлично объяснила, — закивала Бугага, и они с Гагабу радостно переглянулись.

— Но я не могу, я занята! — запротестовала Пачкуля. — У меня на вечер намечено одно важное дело. Нет у меня времени по собраниям ходить, понятно? Кстати, что там будут обсуждать?

— Понятия не имеем! — хором ответили близняшки и закатили глаза.

— Держу пари, опять какую-нибудь ерунду. Передайте Чепухинде, что я заболела. А лучше скажите, что меня не было дома и вы не смогли передать повестку.

— Нет, мы так не можем, — испуганно замотала головой Бугага. — Скажи, Гаг?

— Конечно, не можем, — согласилась Гагабу. — Ведь получится, что мы соврали. К тому же Чепухинда очень хотела тебя видеть.

— Зачем это, интересно, — призадумалась Пачкуля.

— Сдается мне, из-за Шельмы с Чесоткой. Они на тебя нажаловались. Про пропавшие усы и перья какие-то говорили.

— Понятия не имею, о чем это они, — удивилась Пачкуля. — Какие еще усы? Какие такие перья? Я-то тут при чем?

— Вот сама у них и спроси, — сказала Гагабу, глядя в окно. — Вон они как раз сюда идут. Опля, злобные-то какие! Эй, Пачкуля, посмотри, какие они злобные! Пачкуля, ты где? Бу, куда она подевалась?

— Растворилась, — констатировала Бугага. — Да и Хьюго след простыл.

И вправду, на том самом месте, где только что стояла Пачкуля, парило лишь зеленоватое дурно пахнущее облачко. Дверцы буфета были распахнуты настежь.

— Во дают, — восхищенно прошептала Гагабу. — Ну и скорости.

— А что им еще остается, если Шельма с Чесоткой вышли на тропу войны.

— Да никуда они не вышли, я же просто пошутила, чтобы посмотреть, что она будет делать.

— Вот и славненько. Значит, все сладости достанутся нам одним.

Жадно облизываясь, близняшки накинулись на печенье. В следующий момент раздался оглушительный скрежет, как если бы они вгрызлись в кусок гранита. Близняшки схватились за зубы, в испуге переглянулись и поспешили положить окаменевшее печенье обратно на тарелку.

— Пожалуй, мы лучше пойдем, — пробормотали они и пулей вылетели из хибары.

Глава десятая Гном-цирюльник

у, пронесло, — выдохнула Пачкуля. Из последних сил она доползла на карачках до ближайшего дерева и прислонилась к нему спиной, чтобы отдышаться.

— Та тихо ты, — взмолился Хьюго. — Он валялся в канавке неподалеку, изможденный и бледный. — У меня жифот скрутило.

— А у меня все перед глазами скачет. И с чего меня, спрашивается, опять на эти старомодные заклинания потянуло, — простонала Пачкуля и в изнеможении рухнула в заросли чертополоха.

При помощи первого пришедшего ей в голову заклинания Пачкуле удалось перенести и себя, и Хьюго на другой конец Непутевого леса. Однако, как и большинство заклинаний из ее репертуара, это относилось к разряду давно устаревших и имело множество побочных эффектов. Оно стремительно перемещало из одного места в другое, но приходить в себя после такого перелета надо было очень и очень долго.

Еле живые Пачкуля и Хьюго лежали пластом в сырой траве, изо всех сил стараясь удержать в желудках плотный утренний завтрак. Ветвистое дерево с веревочной лестницей, возвышавшееся над ними, казалось Пачкуле смутно знакомым, и она бы наверняка вспомнила, где видела его раньше, если бы дерево хоть на секунду перестало скакать у нее перед глазами. Еще немного погодя Хьюго признался, что предпочел бы нос к носу столкнуться с Шельмой и Чесоткой на узкой дорожке, чем еще раз испытать на себе это перелеточное заклинание. Еле живая Пачкуля была вынуждена с ним согласиться.

Но, как оказалось, это была СУДЬБА. Один шанс на миллион. Впрочем, невероятные совпадения и случаи один на миллион в Непутевом лесу не такая уж и редкость. Одним словом, в то время, как Пачкуля с Хьюго отлеживались в высокой траве, надежно укрытые от посторонних глаз придорожным кустарником, из леса на опушку вышли… Кто бы вы думали?

…ГОБЛИНЫ! Они, голубчики, они самые. Все семеро как один топали гуськом по тропинке нога в ногу. Напомним, что звали их Красавчик, Гнус, Косоглаз, Обормот, Цуцик, Свинтус и Пузан и что жили они в жуткой сырой пещере на самом краю Непутевого леса. Как раз сейчас они отправлялись на очередную охоту. Об этом было нетрудно догадаться по их сосредоточенным физиономиям, традиционным гоблинским охотничьим мешкам (с традиционными обширными дырами на дне) и по особо громкой охотничьей песне-вопилке, которую они самозабвенно горланили хриплыми голосами:

На охоту мы пойдем, Все коленки обдерем, О бревно споткнемся, В лужу окунемся.

— Так-так-так, — оживилась Пачкуля, мигом избавившаяся от всех признаков недомогания. — Кого это к нам занесло?

— Гоплинофф! — злорадно хихикнул Хьюго. Все его болячки враз как рукой сняло. — Фот пофезло, госпоша! Что бутем делать? Набросимся сзади и сорфем помпоны?

— Ни в коем случае. Не хочу снова привлекать к себе всеобщее внимание. Будем действовать осторожно. А ну-ка, пригнись. Давай-ка для начала понаблюдаем. Кстати, с чего это они вдруг на охоту собрались? Сегодня ж не вторник, правильно я говорю?

По обыкновению, гоблины выходили на охоту по вторникам вечером, а в другое время заглядывали в Непутевый лес крайне редко. Они с ведьмами сильно недолюбливали друг друга. Ведьмы считали гоблинов балбесами, а гоблины ведьм — злюками. И те и другие, к слову сказать, были недалеки от истины.

Гоблины подошли уже совсем близко, поэтому продолжать разговор Пачкуля с Хьюго больше не могли. Страшилища орали столь оглушительно, что хомяк с ведьмой на миг даже перестали слышать свои собственные мысли.

На охоту в лес пойдем, Шишки мы на лбу набьем, С головой уйдем в трясину И…

— Стоп! — вдруг гаркнул впереди идущий гоблин и внезапно остановился. Шеренга сложилась гармошкой, и остальные гоблины попадали друг на дружку, образовав большую куча-мала, из которой то и дело доносились приглушенные вопли: «В чем дело, Красавчик? На нас напали?»

— Дадоела мде эда песня, — прогнусавил Красавчик, который и был тем самым впереди идущим гоблином. Обычно именно он возглавлял отряд, но не в силу своих организаторских способностей, а в силу внушительных размеров, благодаря которым пробивал остальным дорогу в непролазных дебрях. Словом, он был вместо бульдозера, только еще тупее.

— Что значит надоела? — удивился Косоглаз. — Как это так?

— А вод дак, — стоял на своем Красавчик. — Тоскливая она. Все эти ободранные коленки, шишки… Думаю, нам дадо петь что-нибудь другое, для разнообразия.

— Мы не знаем других охотничьих песен, — возразил Свинтус.

— Да какая разница, все равно мы не на настоящую охоту идем, так что и песня необязательно должна быть охотничьей, — вмешался Обормот, но остальные тут же на него зацыкали.

— Да тихо ты, обалдуй!

— Мы же договорились: держать язык за зубами!

— А ты проболтался!

— С такими длинными языками знаешь что делают?

— Извините, — смутился Свинтус и покраснел, полностью осознав свою ошибку. — Само как-то вырвалось. Простите.

— Кстати, можно спеть «Мы идем, идем, идем!» — предложил юный гоблин по имени Цуцик, приплясывая на месте от нетерпения. — Это моя любимая!

— А какие там слова? — спросил Свинтус. — Что-то я не припомню.

— Мы идем, идем, идем, — радостно завопил Цуцик. — Мы идем, идем, идее-о-о-ом, мы идем идем, идее-о-о-ом, мы идем, идем, идее-о-о-ом…

— Ах, ну да, — сказал Свинтус. — Теперь вспомнил.

— Вообще-то можно уже ничего не петь, — заметил Гнус. — Потому что мы пришли. Вот, нам сюда. Кто позвонит в колокольчик?

При этих словах гоблины, как по команде, отшатнулись и сгрудились в кучку, стараясь при этом выпихнуть друг дружку локтями вперед. Похоже, охотников позвонить в колокольчик среди них не было.

— Што они телать? — прошептал Хьюго, высовываясь из травы. — Почему так испугаться?

— Спроси что-нибудь полегче, — пробурчала Пачкуля. — Хотя знаешь что, я, кажется, узнала это дерево. Да, да, вон то, с веревочной лестницей и полосатым шестом на вершине, видишь его? Хотя никакого шеста там раньше и в помине не было. Но это то самое дерево, я уверена. Там еще наверху дощатый домик, и я даже знаю, кто в нем живет.

— И кто же?

— Один наглый древесный гном, вот кто. Разве я тебе не рассказывала об этой жуткой встрече? Это было, еще когда я подыскивала дом. И в том, что произошло, целиком была виновата Шельма. Тебя, разумеется, еще со мной не было.

— Тсс, — перебил ее Хьюго. — Смотри.

Загадочным научным методом под названием «выпихивание» гоблины единодушно избрали Красавчика своим официальным звонарем. Тяжело переваливаясь с ноги на ногу и опасливо озираясь, Красавчик с неохотой подошел к тому самому дереву с веревочной лестницей, которое столь безошибочно опознала Пачкуля, и тихонечко дернул за шнурок. Тотчас же где-то высоко в ветвях раздался звон колокольчика. Красавчик мигом выпустил из лап шнурок, как если бы тот разом превратился в раскаленный железный прут, и попятился обратно к товарищам.

— Минуточку, господа, уже иду! Один момент! — раздался сверху противный скрипучий голос.

Конец веревочной лестницы дернулся, мелькнула зеленая молния, и вот уже у подножия дерева стоял тот самый древесный гном. На нем был белый парикмахерский халат с обширным нагрудным карманом, из которого торчали всевозможные лезвия, расчесочки и ножнички. Сморщенное личико гнома выражало крайнее раздражение.

— Слушаю вас! — пронзительно взвизгнул он. — Чем могу быть полезен, джентльмены?

— Глазам своим не верю, — прошептала Пачкуля, выпучив глаза. — Маленький негодяй заделался цирюльником!

Глава одиннадцатая Помпон с шапочки гоблина

ак будем стричься? — спросил древесный гном, постукивая от нетерпения ножкой, то и дело закатывая глаза и поигрывая бритвенным лезвием. Красавчик хрипло откашлялся, но так и не смог произнести ни слова. Тогда гном вытолкал гоблина на середину поляны, усадил на пень и повязал вокруг шеи белую простыню. Кастрюлю, которую Красавчик обычно носил на голове вместо шапки, гном снял и повесил на дальний сук, чтобы гоблин не мог до нее дотянуться. Без кастрюли бедняга чувствовал себя совершенно беззащитным.

— Ну что, надумали? — тяжело вздохнул гном, который терпеть не мог тугодумов.

Красавчик облизал пересохшие губы, а гном тем временем проворно вскарабкался на приставной чурбачок и принялся нетерпеливо пощелкивать ножницами у гоблина над ухом. Остальные собратья сгрудились вокруг и разинули рты.

Говоря по секрету, гоблины терпеть не могут стричься, считая это таким же никчемным занятием, как и мытье. Поэтому к парикмахеру они являются не чаще одного раза в год. Когда приближается время очередной стрижки, гоблины впадают в истерику. Они так боятся, что окружающие подымут их на смех, что держат всю операцию в строжайшем секрете. Потому-то с самого начала они и прикидывались, будто идут на охоту.

— Ну же, сударь, поторапливайтесь, — наседал на Красавчика гном. — Нехорошо заставлять ждать других джентльменов.

— Хочу длинные патлы, — внезапно подал голос Красавчик. — Косматые и липкие.

— Что ж, понимаю, — закивал цирюльник. — Косматые и липкие. Еще пожелания будут?

— И бачки, пожалуйста, — оживился Красавчик. — А еще челку.

— Всенепременно, — отозвался гном.

Ножницы засверкали в воздухе с быстротой молнии, и в считанные секунды Красавчик, к своему великому ужасу, стал обладателем самого короткого в мире ежика волос, а точнее говоря, начисто облысел. Голова его напоминала теперь огромный переспелый помидор, к которому по бокам приставили ручки от кастрюли. Столпившиеся вокруг гоблины принялись перешептываться между собой, показывать на Красавчика пальцем, а потом и вовсе разразились бессовестным хохотом.

Пачкуля с Хьюго, лежа в кустах, тоже чуть животики не надорвали.

— Готово, сударь, — сказал гном, отворачивая зеркало, снимая с гоблина простыню и стряхивая с его плеч остатки волос. — Вам очень идет. Кастрюльку свою не забудьте. Оплата в кассе при выходе. Следующий, пожалуйста.

Гоблины разом притихли. Никто не желал быть следующим.

— Ты! — гаркнул гном, указывая пальцем на Пузана, который смеялся громче всех.

— Я? — крякнул Пузан, глотая ртом воздух. (Он гораздо больше других гоблинов боялся расстаться со своей вязаной шапочкой. Она была его единственной отрадой в жизни, и, ложась спать, он обычно сосал ее пушистый помпон вместо соски. А когда однажды он случайно потерял свою шапочку, на него тут же обрушились несметные беды и страдания.)

— Да, ты, коротконогий пузатый балбес! Снимай шляпу и дуй сюда, да поживей, у меня и без тебя дел невпроворот.

— Вот оно, — шепнула Пачкуля Хьюго. — Пробил наш час!

Бедняга Пузан. Дрожащими руками он стянул с головы шапочку и аккуратно повесил на сучок рядом с кастрюлей Красавчика. Убедившись, что его драгоценный головной убор в безопасности, он поплелся к роковому пню, возле которого его поджидал гном-цирюльник, угрожающе размахивая простыней, словно матадор.

— Как желаете стричься, сударь? — промурлыкал гном, припечатывая Пузана к пню и потряхивая у него перед носом тюбиком пены для бриться. — Сделать как обычно?

Пузан прошептал себе под нос что-то невнятное.

— Погромче, сударь, я что-то не расслышал, — сказал гном.

— Кудри, — выдавил из себя Пузан и покраснел.

— Конечно-конечно, сударь. Золотистые кудри подойдут?

Пузан энергично закивал в подтверждение того, что золотые кудри подойдут ему как нельзя лучше.

— Всего один момент, и золотистые кудри ваши! Скверная нынче погодка, сударь, вы не находите? — протараторил гном и заработал ножницами. Не успел Пузан и глазом моргнуть, как вслед за Красавчиком стал вторым за день обладателем самого короткого в мире ежика волос. И теперь уже настала очередь Красавчика покатываться со смеху.

— Готово, сударь, изумительная стрижка, очень вам идет, — прощебетал гном и попытался заставить гоблина посмотреть на себя в зеркало.

Пузан лишь хлюпнул носом, наскоро содрал с себя простыню и сквозь толпу истерически хохочущих гоблинов бросился к сучку, на котором оставил свою ненаглядную шапочку. Подскочив к дереву, он уже было собрался протянуть за ней руку, но внезапно остановился как вкопанный.

— Ладно, ребята, хорош дурака валять, — проскулил он. — Отдавайте уже. Это вовсе не смешно. Кто опять ее стащил, а? Признавайтесь.

Но как вы уже, наверное, догадались, истинных похитителей уже и след простыл.

В Хибару номер один в районе Мусорной свалки Пачкуля с Хьюго вернулись в самом что ни на есть приподнятом расположении духа. От переизбытка чувств Пачкуля аж вскарабкалась на стол и исполнила зажигательный испанский танец, зажав вязаную шапочку в зубах наподобие увядшей розы.

— Получилось! Сработало! — прорычала она сквозь зубы. — Удача сама прыгнула к нам в руки, скажи, Хьюго? А ну-ка, сбегай, поставь чайник. Я бы не отказалась от хорошей чашечки болотной водицы с тремя кусочками сахара. Куда, интересно, Бугага с Гагабу подевались?

— Кто их знать, — отозвался Хьюго. — Похоже, удирали фпопыхах. Болотную фоду не допили. Печенье понадкусыфали.

На самом деле в эту самую минуту Бугага с Гагабу сидели в приемной у дантиста. Бугаге требовалось удалить кусочек Пачкулиного печенья, застрявший между передними зубами, а Гагабу держала сестру за руку и читала ей оптимистичные прогнозы гороскопов из старых выпусков иллюстрированного журнала «Мир ведьмы».

— Повестку они все же оставили, — вздохнула Пачкуля, указывая пальцем на зловещий коричневый конверт. Он был единственным обстоятельством, омрачавшим столь чудный день.

— Открыфать будешь? — полюбопытствовал Хьюго.

Пачкуля бережно убрала драгоценную вязаную шапочку в шкафчик, где уже хранились ус Дадлика, ведро болотной трясины, перо Барри и локон принцессы Сладкоежки. Затем она взяла в руки коричневый конверт и вскрыла его. Внутри лежала записка, гласившая: «ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ ЯВИТЬСЯ НА СЕГОДНЯШНИЙ НОЧНОЙ СЛЕТ. И ПОПРОБУЙ ТОЛЬКО НЕ ПРИЙТИ!!!»

— Фу, наглость какая, — пробормотала Пачкуля. — В последнее время Чепухинда не весть что о себе возомнила. И знаешь, как я собираюсь поступить?

— Как? — вытаращил глаза Хьюго.

— Пойти на слет, вот как, — пожала плечами Пачкуля.

Глава двенадцатая Приговор

анкетный зал был главным центром общественной жизни Непутевого леса. В нем проводились торжественные вечера, соревнования по пинг-понгу и митинги протеста. Кроме того, его частенько снимали для благотворительных мероприятий и театральных представлений. Обычно в течение одной недели там один за другим проходили: собрание Общества по Борьбе за Права Хомяков (ОБОПРАХ) под председательством Хьюго, финал чемпионата по игре в дартс среди вампирш, репетиция музыкальной группы «Непутевые ребята», занятия кружка народных танцев троллей (это стоит увидеть), благотворительная распродажа старья зомби, концерт привидений, репетиция Любительского Театра Скелетов (ЛЮТЕСК), ужин Общества Друзей и Соратников Гоблинов (проходит при полупустом зале), а также популярный мастер-класс по плетению дьявольских сетей, который дождливыми воскресными вечерами вел Проныра.

Так что ведьмам, можно сказать, повезло, что им удалось арендовать Банкетный зал на ближайший же вечер. Впрочем, дело тут было не совсем в везении. Обычно в полночь по средам в зале проходили собрания дискуссионного клуба гномов. Но Проныре стоило шепнуть всего пару слов на ухо председателю клуба, как тот с радостью уступил зал ведьмам на всю ночь. Только вы не подумайте, ничего плохого Проныра гному, разумеется, не сказал. Всего лишь разъяснил важность внеочередных слетов для ведьм и слегка намекнул о неудобствах, которые могут испытывать гномы, превращенные ненароком в лягушек, и все такое прочее в этом же духе.

Словом, председатель дискуссионного клуба особо не препирался.

Итак, ведьмы собрались в Банкетном зале. Приближалась полночь, на улице, как и предсказывала Чепухинда, моросил дождь, и слет должен был вот-вот начаться.

Тринадцать стульев расставлены вокруг длинного деревянного стола. На одиннадцати из них уже сидели ведьмы. Хотя, если быть точными, сидели всего девять ведьм, потому что Туту стояла на своем стуле вверх тормашками, а Макабра на свое место еще не уселась, зато успела кинуть туда свою волынку. Помощники ведьм шныряли, ползали и всячески сновали у собравшихся под ногами.

Не было в зале лишь Достопочтенной Чепухинды и самой Пачкули.

Шельма с Чесоткой специально заявились пораньше, чтобы занять места по обе стороны от Чепухинды.

По всему было видать, что они расстроены до глубины души. Обе сидели с каменными лицами, сложив на груди руки, задрав вверх подбородки, и намеренно не присоединялись к общему светскому разговору. Барри и Дадли держались соответственно. Вокруг все без умолку трещали о новейших заклинаниях, генеральной весенней уборке, рецептах зелий и претендентах на победу в конкурсе на лучшее чародейство года, о том, что метлы в последнее время совсем распустились, и все такое прочее, но ничто не могло отвлечь этих двоих от мрачных мыслей. На правах потерпевшей стороны они собирались выжать из предстоящего собрания все, что только можно.

Чесотка с Барри выглядели и впрямь неважно. Чесоткины волосы были еще грязнее обычного, а плечи, как никогда, напоминали заснеженные просторы Гренландии. Барри примостился на спинке стула хозяйки и изо всех сил делал вид, что не замечает проплешины на своем заду. Время от времени он качал головой и тихо вздыхал: «Ну почему именно я?»

Шельма же, напротив, явно намеревалась получить удовольствие от предстоящего спектакля. Она постаралась на славу, чтобы изобразить из себя настоящую жертву трагедии. Оделась во все черное, а под глазами размазала темные тени на пол-лица. Время от времени она промокала воображаемые слезинки черным кружевным платочком. Одноглазый Дадли лежал, свернувшись калачиком, у нее в ногах и бормотал под нос страшные проклятия, готовый в любой момент вцепиться всеми когтями в того, кто осмелится сказать хоть слово о его раздувшейся щеке.

Бугага с Гагабу посвящали в душераздирающие подробности своей зубной истории всех желающих. Грымза сидела рядышком, но вместо того, чтобы слушать близняшек, строчила очередную поэму на страницах старой потертой тетрадки. Очкарик, ее помощник филин, то и дело заглядывал хозяйке через плечо и вносил критические замечания.

— …и вообще, Пачкуля специально выставила это твердокаменное печенье, чтобы мы об него все зубы переломали, — закончила свою речь Гагабу. — Согласна, Грымза?

— Прошу прощения, — оторвалась от писанины Грымза. — Что ты сказала, Гаг? Я тут вообще-то стихи сочиняю, если вы еще не поняли…

Мымра, Вертихвостка и Крысоловка сидели чуть поодаль и перекидывались в картишки. Тетеря, как обычно, храпела, уронив голову прямо на стол. У самых дверей Макабра отчаянно бранилась с местным сторожем, угрюмым троллем по имени Клиффорд. Оба орали так громко, что уже никто не мог разобрать, из-за чего вышел весь сыр-бор.

По углам затаились особо любопытные зеваки, главным образом скелеты, которых столь чрезвычайное событие как внеочередной слет заставило повылезать из своих шкафов.

— А ну-ка, все быстро по местам, — скомандовала влетевшая в зал на всех парах Чепухинда. В руках она сжимала флягу, пакетик с карамельками, очки для чтения и толстый свод законов. За ней по пятам семенил Проныра, волоча мешок с прочими необходимыми для собрания вещами.

— Нет-нет, можете не вставать, — продолжала она. — У нас сегодня внеочередной экстренный слет, так что обойдемся без обычных формальностей. Это допускается законом. Просто сядьте и слушайте. А все, кто не ведьмы, покиньте помещение.

Тени в углу разом замерли. Но Чепухинда упорствовала.

— Да-да, скелеты, я к вам обращаюсь. Думаете, мне отсюда ничего не видно? А ну, вылезайте и вон отсюда немедленно. Это закрытое собрание. Только для ведьм и их помощников.

— В объявлении ничего такого не сказано, — возразили скелеты.

— Сказано, не сказано — какая разница. Здесь правила устанавливаю я! А ну, пошли вон! Макабра, проследи, чтобы они испарились. Клиффорда это тоже касается.

Под свист и улюлюканье ведьм изгнанная нечисть покинула зал, и Макабра захлопнула за ними дверь.

— Итак, — обвела взглядом зал Чепухинда, — все собрались? Тогда, пожалуй, приступим.

— Боюсь, еще не совсем все собрались, — заметила Шельма, указывая пальцем на единственный пустующий стул. — Может, конечно, я и не права, хотя, безусловно, я права, но, по-моему, среди нас нет Пачкули. Мы с Чесоткой подозревали, что именно так и будет. Жаль, конечно, что вы не позволили нам попросту пойти и стереть эту негодницу в порошок, как мы и предлагали. Скажи, Чесотка?

— Совершенно верно.

— Садись, Шельма. Мы проведем заседание по всем правилам, — строго сказала Чепухинда. — Пачкуля имеет право высказать свою точку зрения на всю эту историю. До сих пор мы слышали только твои догадки о том, что она будто бы похитила у Дадли ус для какого-то там таинственного зелья.

— Да она же все равно не придет, разве не понятно? — взвизгнула Шельма. — Плевала она на ваши повестки! Чует, что спета ее песенка!

— Какая такая песенка? — раздался вдруг голос с порога. — Прошу прощения за опоздание, Чепухинда. Никак не могла завести метлу. Бедняжка так кашляет. Должно быть, простыла. Привет, девочки. Я что-то пропустила?

Как ни в чем не бывало Пачкуля прошествовала в зал и плюхнулась на свободный стул. Хьюго примостился на полях ее шляпы и с высоты хитро поглядывал на Дадли, который демонстративно отвернулся к стенке и нервно бил хвостом из стороны в сторону. Барри смерил хомяка долгим тоскливым взглядом и, тяжело вздохнув, тоже отвернулся.

— Ну-с, — обвела присутствующих взглядом Пачкуля. — Про какие песенки вы тут болтаете, а? Или Бугага с Гагабу опять собрались устроить концерт? Тогда я, пожалуй, пойду, довольно с меня их музицирования. Кстати, вам печенье понравилось? Простите, что столь поспешно вас покинула. Просто вспомнила об одном очень важном неотложном деле.

— Отставить разговорчики, — рявкнула Чепухинда. — С твоего позволения я бы хотела перейти к официальной части нашего собрания.

— Конечно-конечно, как скажете. Ничуть не хочу вас задерживать. У самой нет времени тут рассиживаться. Кстати, чего ради мы вообще тут собрались? Что за срочность такая? У некоторых, между прочим, дела!

— До меня дошли слухи, — прищурилась Чепухинда, — что в последнее время ты стала слишком много себе позволять, Пачкуля. За этим я и созвала внеочередной слет. На тебя поступают жалобы. По правде сказать, мне их уже записывать некуда.

— Не может быть! — театрально всплеснула руками Пачкуля. — Жалобы? На меня?!

— Перестань паясничать, Пачкуля. Всем известно, что ты собираешь ингредиенты для тайного зелья, — заверещала Шельма, вскочив со стула и выставив в сторону бывшей подруги костлявый палец. — Думала, мы такие дурочки, что не догадаемся? Скажи, Чесотка?

— Не, мы не дурочки, — энергично замотала головой Чесотка, отчего на плечи ей обрушилась очередная снежная лавина.

— Ты похитила у Дадлика ус, Пачкуля, и поплатишься за это! — прорычала Шельма. Пачкуля изо всех сил старалась выглядеть паинькой, но выходило не слишком убедительно.

— Сядь на место и успокойся, Шельма, а не то Макабра выставит тебя вон, — скомандовала Чепухинда. Затем она нацепила на нос очки и взяла в руки исписанный вдоль и поперек листок бумаги. — Признаешься ли ты, Пачкуля, в том, что за последние несколько дней похитила ус у кота, именуемого Одноглазым Дадли, незаконно присвоила хвостовое перо стервятника, именуемого Барри, а также тайком выкрала принцессу, именуемую Сладкоежкой, и обстригла ей волосы.

— Я категорически отрицаю все вышеперечисленные обвинения, — решительно заявила Пачкуля и в ту же секунду покрылась предательскими зелеными пятнами. Весьма некстати.

— Вот видите, видите?! У нее сыпь! — закудахтала Шельма. — Она точно колдует над тайным зельем, Чепухинда, уж это как пить дать! Думала, будто в разгар весенней уборки никто и не заметит!

— Вер-р-рно! — встряла Макабра. — Иначе зачем ей понадобилась тр-р-рясина? Никто ее в наши дни уже не использует. Устар-р-ревшая штуковина. Только очень, очень др-р-ревние зелья вар-р-рят нынче из трясины.

И тут остальных ведьм словно прорвало, и обвинения посыпались со всех сторон.

— А все эти странные ингредиенты, что она искала в магазинчике Олдуя! Действительно, все сходится!

— А то, что она ото всех прячется днями и ночами? Неспроста!

— А перо Барри? Разве забыли?

— Точно! А еще я случайно встретила ее…

— И она там явно что-то прятала…

— Подсунула нам это каменное печенье, а сама испарилась…

Пачкуля слушала их со все нарастающим чувством беспокойства. Похоже, у всех ведьм был на нее зуб, и на чью-либо поддержку рассчитывать не приходилось. В Грымзиной поэме и то говорилось о ней, причем не в самых лестных выражениях. А точнее, говорилось в ней следующее:

О, муза! Поведай о том, как старушка Пачкуля (Весьма запашистая, к слову, бабуля) Похитила локон, перо и печенье И ус откромсала, свершив преступленье.

— Не похищала я никакого печенья! — запротестовала Пачкуля, но никто ее не услышал, кроме Грымзы, которая пробормотала в ответ что-то насчет поэтической условности. Похоже, ведьмы из кожи вон лезли, чтобы рассказать о Пачкуле еще какую-нибудь гадость и тем самым еще больше ей досадить. Видно, она стала для всех врагом номер один.

— А ну, тихо! Всем успокоиться! — гаркнула Чепухинда. — Ты, конечно, можешь все отрицать, Пачкуля, но улики говорят против тебя: ты определенно колдуешь над тайным зельем.

— Ну хорошо, хорошо, — воскликнула Пачкуля. — Колдую, ну и что! Я все признаю, но что с того? Разве мы не ведьмы? Разве нам не положено колдовать над зельями? Или махать тряпкой и начищать столовое серебро — это все, на что мы теперь годимся?

В ответ раздался сердитый ропот. Причем самые громкие возмущения доносились с полей ее собственной шляпы, из чего следовало, что даже Хьюго был настроен против нее.

— Разумеется, — продолжила после некоторой паузы Чепухинда, — ведьмам положено колдовать над зельями. Но не над тайными же! Чтобы колдовать над тайным зельем требуется сначала получить разрешение у меня!

— Но…

— Так гласит закон! Статья девятая, параграф четырнадцатый: ни одна ведьма не имеет права красть что-либо у других ведьм или же их помощников с целью использовать украденное в составе зелья, за исключением случаев, когда ей дано на то особое разрешение Предводительницы шабаша. Насколько я помню, никакого разрешения я тебе не давала. И что там вообще у тебя за зелье? Для чего оно? И где ты его откопала?

— Прошу меня простить, но, боюсь, я не имею права разглашать вам эти сведения, — сказала Пачкуля.

— Неужели? В таком случае, мне придется объявить тебя вне закона. Будь добра, немедленно сдай мне свое колдовское удостоверение.

— Но…

— Довольно с меня твоих «но». Немедленно сдай его. Это приказ.

Стараясь не обращать внимания на едкие смешки, Пачкуля засунула руку в карман своих лохмотьев и извлекла оттуда обтрепанный пожелтевший листок. С тяжелым вздохом она протянула удостоверение Чепухинде, которая принялась пристально рассматривать его сквозь очки.

— Так я и знала, уже целых две пометки о нарушениях. Что ж, мне ничего не остается, как поставить третью. А это значит, что тебе запрещается колдовать над чем-либо, будь то тайные зелья или явные, в течение целой недели!

— Но… Чепухинда!.. — запротестовала было Пачкуля.

— И это еще не все, — продолжала железным тоном Чепухинда. — Ты должна будешь извиниться перед всеми, кому нанесла ущерб. И ты напишешь письмо королю Фундюку, в котором попросишь прощения за похищение его ненаглядной дочурки. А кроме того, в течение последующих шести недель будешь каждый день приходить и чистить мои ботинки. Глядишь, и сама поаккуратнее станешь. На этом объявляю собрание закрытым! Йя-а-а-а-ху! Даешь бутерброды! Кому показать мою мышь на резиночке?

Все ведьмы ринулись смотреть мышь. Все, кроме Пачкули, которая стояла как вкопанная.

Глава тринадцатая Рональд

ельмин племянник Рональд был очень доволен собой. Впрочем, чувство это было ему не внове. Рональд был как раз из числа тех, кто большую часть времени весьма доволен собой. Но сегодня он был доволен собой, как никогда, потому что именно сегодня его приняли на службу во дворец! Он получил первую настоящую работу!

Подумать только, вчерашний выпускник — и уже придворный волшебник! А это, между прочим, десять мешков золота в год, двухнедельный оплачиваемый отпуск плюс деньги на накладные расходы, личная башенка в дворцовом флигеле, бесплатные обеды и перспектива жениться на принцессе! Взамен от него всего-то и требовалось, что присматривать за ведьмами. Похоже, в последнее время они совсем распоясались, и король (Фундюк Второй) решил их как следует приструнить.

Присматривать за ведьмами? Проще простого! Да что там, у него самого родная тетка — ведьма! Все, что ему потребуется, так это побеседовать с Шельмой, попросить ее угомонить своих разгулявшихся подружек, и, опля, дело в шляпе или, вернее, в тетушкином колпаке! Что может быть проще!

Собеседование с Фундюком прошло без сучка без задоринки. Рональду даже показалось, что не король допрашивал его, а он короля. Вот как это было:

— А-а-а… м-м-м… вы уверены, что… э-э-э… достаточно компетентны для этой работы… м-м-м… господин… как вас там?.. — проблеял король Фундюк, тоскливо глядя на юношу печальными собачьими глазами. Это был маленький, тщедушный, абсолютно безвольный, вечно за все извиняющийся человечек. Он был из породы тех людей, кто всегда скажет: «Прошу покорнейше меня простить», если вы вдруг наступили ему на ногу.

— Абсолютно, — уверенно ответил Рональд, который только что поймал свое отражение в одном из многочисленных зеркал тронного зала. Он знал, что выглядит превосходно. На нем была яркая, красно-фиолетовая остроконечная шляпа с широкими полями и такого же цвета парадный балахон. В руках он держал волшебный жезл, а через плечо была перекинута настоящая волшебная мантия с золотыми звездами на темно-синем фоне, за которую он выложил целое состояние.

Кроме того, к неописуемой радости Рональда, увенчались успехом его давнишние попытки отрастить себе бороду, и на подбородке уже виднелись несколько тоненьких волосков. Но самое главное — благодаря тетушкиному крему для лица ему наконец-то удалось избавиться от прыщей.

Одним словом, выглядел теперь Рональд сногсшибательно, что придавало ему еще большую уверенность в себе (хотя, казалось, куда уж больше).

— Чесслово, даже не сомневайтесь. Присмотреть за ведьмами, говорите? Проще пареной репы! Я на этих ведьмах собаку съел. Скажу больше: стоит нам, волшебникам, только пальцами щелкнуть, как все ведьмы в момент испарятся. Вы не прогадали, я тот, кто вам нужен. Чесслово.

— Но… как бы это… сказать… мне показалось… вы еще… так молоды… и неопытны… Признаться, я раньше ничего не слышал о Всемогущем Рональде Великолепном, — дрожащим голосом произнес Фундюк.

— Я только что сдал экзамены, — объяснил Рональд. — С отличием. Да не волнуйтесь вы так, работка в самый раз по мне. Между прочим, я член Клуба волшебников, меня там все знают. Показать диплом?

— Нет-нет, что вы, вовсе не обязательно… э-э-э, я вам верю… просто… м-м-м… мне еще надо посоветоваться с моей… э-э-э… супругой, — извиняющимся тоном пробормотал Фундюк. — Она, видите ли, королева… так сказать… Мне раньше не доводилось брать на работу волшебников… так что… э-э-э… не знаю, как это… кхм-кхм… бывает.

— Отлично! Никаких проблем! Советуйтесь, сколько влезет!

— И… с моей дочерью… тоже… — еле слышно пролепетал Фундюк, сжимаясь в комок. — Со Сладкоежкой… э-э-э… мне тоже надо… посоветоваться. Мало ли, что у нее там… кхм-кхм… на уме. Сами знаете, эти современные принцессы такие непредсказуемые…

— Милости прошу, — великодушно разрешил Рональд. — Тем более что я и сам не отказался бы взглянуть на принцессу. На случай, если придется на ней жениться.

Фундюк открыл было рот, но тут же его закрыл, так и не издав ни звука. Вместо этого он взял со стола колокольчик и тихонько позвонил. Спустя некоторое время, показавшееся Рональду вечностью, в зал вальяжной походочкой, засунув руки в карманы, вошел лакей. Король извинился перед ним за беспокойство и любезно попросил разыскать и привести в зал королеву с принцессой, если, конечно, они не будут сильно возражать.

Лакей неспешно удалился, а Рональд с королем остались наедине и изо всех сил пытались выдумать тему для разговора, чтобы заполнить неловкую паузу.

— Так что же ведьмы? — спросил Рональд. — Житья, говорите, от них не стало?

— Именно так. Никакого житья, — с тяжелым вздохом подтвердил король. — Мне еще повезло, что дворец стоит на самой окраине леса. Ну, вы же знаете, ведьмы обитают в лесу. Честно говоря, я в отчаянии. Никакого сладу с ними нет. Нанять волшебника показалось мне единственным разумным решением. Особенно после этой жуткой истории… с похищением Сладкоежки… ну… вы знаете…

— О да, я наслышан, — сочувственно закивал Рональд. Он упорно молчал о том, что одна из ведьм приходилась ему родной теткой. Гордиться тут было особенно нечем. Тем более волшебнику. Волшебники с ведьмами никогда не ладили. Так уж повелось.

— Видите ли, с тем, что они воруют у меня в огороде травы, я еще мог смириться, — пожаловался король. — Я терпел, когда они жужжали по ночам на своих метлах у меня над ухом. Я сносил их вечное хихиканье за дворцовым забором и жуткий запах их зелий. (Попробовали бы вы здесь посидеть, когда ветер дует со стороны леса!) Я уж не говорю об этой их мусорной свалке! Такое амбре!

Рональд сочувственно закивал. Он и сам не раз зажимал нос, проходя вблизи Пачкулиного жилища.

— Я ни слова не сказал о том, что сделали их летучие мыши с обшивкой кареты, а коты — с дворцовой лужайкой, — простонал Фундюк чуть не плача. — Я притворялся, что ничего не вижу, когда этот козлоногий Хаггис плескался в моем бассейне. Но похищать принцессу и натравливать на нее бешеного хомяка — это, знаете ли, уже слишком!

— О да, — согласился Рональд. — Это уже чересчур. Ни в какие ворота не лезет… Хомяка, вы сказали?

— Именно. Маленького такого хомячка с золотистой шерсткой и глупым акцентом. Он обкорнал ей волосы и укусил в лодыжку. Бедняжка до сих пор не может прийти в себя.

За его словами последовала долгая пауза.

— Знаю, звучит довольно неправдоподобно, — продолжил король. — Полагаю, Сладкоежка сильно преувеличивает. Я бы, конечно, не стал поднимать такую бучу, но… вы понимаете… Королева… она на этот счет другого мнения. Да, и вот еще что… м-м-м, я был бы признателен, если бы вы не упоминали при Сладкоежке о вашей возможной… э-э-э… свадьбе. По крайней мере, сейчас. Ну… вы меня понимаете…

— О, конечно-конечно, — закивал Рональд. — Само собой.

— Они заставили меня написать официальную жалобу, — посетовал Фундюк. — Сладкоежка с королевой, я хочу сказать. На имя этой их… как ее там… начальницы…

— Предводительницы, — подсказал Рональд. — Начальницу ведьм зовут Предводительницей.

— О, неужели? — сконфузился король. — По правде сказать, я… э-э-э… немного нервничаю.

— Ничего страшного. Позволите мне взглянуть на письмо? — попросил Рональд. — С точки зрения профессионала, так сказать.

— О, разумеется! — воскликнул Фундюк. Он порылся на своем столе и протянул Рональду потрепанный конверт.

— Возможно, вы найдете его довольно… эм-м-м… жестковатым, — промямлил Фундюк, с беспокойством следя за тем, как Рональд читает письмо. — Они же все-таки ведьмы… Я бы не хотел… ну, вы понимаете… их разозлить.

— На мой взгляд, письмо, напротив, недостаточно жесткое, — вынес свой вердикт Рональд. — Оно недостаточно жесткое даже наполовину того, каким должно быть. С ведьмами нужно построже. Вот, например, ваши слова о том, что вы «слегка обеспокоены», совершенно не дают им понять, кто в этом лесу хозяин.

— Что ж… — запыхтел Фундюк, — пожалуй, что и так…

— Ну, ничего, — успокоил его Рональд, — вы не переживайте. Доверьтесь мне. Уж я-то знаю, как с этими ведьмами сладить.

— Я бы, как вы понимаете, с радостью вам доверился, — заверил Фундюк. — Да вот, боюсь, согласятся ли Сладкоежка с Каменкой. Очень надеюсь, что согласятся. Что же они все не идут?

Как выяснилось позже, королева Каменка еще неделю назад уехала проведать свою мать и до сих пор не возвращалась. Никто, правда, не удосужился уведомить об этом короля Фундюка. Таким образом, Рональд был избавлен от необходимости проходить собеседование с королевой. (Его счастье. Потому что она была совсем другого поля ягода, нежели Фундюк.)

Сладкоежка же заявилась добрых часа два спустя.

— Здравствуй, э-э-э… милая, прости, что побеспокоил, — еле слышно пробормотал король, когда она влетела в зал. — Подойди, поцелуй папочку. Позволь представить тебе Всемогущего Рональда… эм-м-м…

— Какого еще Рональда Эмм? — рявкнула Сладкоежка. На ней были неопрятный домашний халат, большая соломенная шляпа (чтобы скрыть проплешину не месте выстриженного локона), а сама она пребывала в прескверном настроении. Она даже не удосужилась похлопать ресницами. Все это говорило о том, что она еще не успела окончательно отойти от пережитого ужаса.

— Великолепного, — уверенным тоном пояснил Рональд. — Рональда Великолепного.

Принцесса выглядела совершенно не так, как он себе представлял. Начать с того, что она была для него слишком юной. Да что там говорить, сущим ребенком. И даже когда она вырастет, Рональд был не готов терпеть эту ее дурацкую шляпу. И ее надутые губки.

— Рональд будет нашим придворным волшебником, — поспешил объяснить король Фундюк. — Папочка решил его нанять. Я все рассказал ему о том… э-э-э… жутком случае. Он говорит, что умеет управляться с ведьмами. С таким… э-э-э… ценным специалистом у нас больше не будет подобных проблем. Правильно, Рональд?

— Будь спок, — просиял Рональд. — Никаких проблем!

— Вот видишь, милая. Так что ты о нем… э-э-э… думаешь?

— Да ну, — хмыкнула носом Сладкоежка. — Плыщавый какой-то. Бе-е-е-е!

После этого Рональд принял твердое решение никогда и ни на ком не жениться.

Глава четырнадцатая Чаепитие у Шельмы

то так мило с твоей стороны, Шельмуся, что ты пригласила нас с Хьюго на чай, — промурлыкала Пачкуля, исподтишка запуская свой палец в бисквитный пирог. Шельма в это время впопыхах металась между кладовой, зеркалом и накрытым столом, а потому ничего не заметила. — После всего, что мы натворили. Вырвали ус и все такое. Мы тебе очень признательны. Скажи, Хьюго?

— Што-што? О та, — рассеянно подтвердил Хьюго, не отрывавший зачарованного взгляда от вазочки с зелеными мармеладками в форме буковок «Р» (в честь Рональда), посыпанных муравьиными яйцами.

— Пустяки, — успокоила подругу Шельма, подыскивая взглядом на столе место для кекса с плесенью. — Вы уж и так настрадались. Я вас прощаю. Дадлик, правда, нет, но надеюсь, и он скоро отойдет.

Все посмотрели на корзинку Дадли. В данный момент она пустовала, поскольку разъяренный котище пулей вылетел оттуда в ту же секунду, когда узнал, что Пачкуля с Хьюго приглашены на воскресное чаепитие. По правде сказать, его исчезновению предшествовала нешуточная перепалка с хозяйкой. Вот как это было.

ДАДЛИ (не веря своим ушам): На чай? Ты посмела пригласить их на чай после того, как они выдрали мне ус?

ШЕЛЬМА (смущенно): Да, пригласила. Но, право же, не стоит так заводиться.

ДАДЛИ (все еще не веря своим ушам): Сегодня? На чай сегодня? На чай в честь приезда Рональда?

ШЕЛЬМА (начиная раздражаться): А что мне было делать? Она извинилась, ты же видел, она ползала передо мной на карачках и рыдала у меня на коленях. У меня все чулки промокли. И потом, она же как-никак моя лучшая подруга. А к лучшим друзьям надо быть снисходительнее. Разумеется, заставив их сперва как следует пострадать. Это само собой.

ДАДЛИ: Сострадания? Но ты же ведьма! Ты должна мстить!

ШЕЛЬМА: Я уже достаточно ей отомстила, Дадли. И надо признать, теперь мне ее даже немного жаль. Подумать только, ей запретили колдовать. Внесли третью отметку о нарушении в колдовском удостоверении и запретили колдовать целую неделю! Вот я и пригласила ее на чай, чтобы немного развлечь, и вообще не понимаю, из-за чего ты так кипятишься. Это же был не единственный твой ус, вон их еще целый пучок.

ДАДЛИ (бросаясь к дверям): Ну все, с меня довольно, я ухожу!

Перепалка эта вышла у них еще с утра, и с тех пор Шельма кота больше не видела.

А тем временем приближался назначенный час чаепития. Пачкуля, по обыкновению, заявилась намного раньше положенного времени (а именно — в разгар обеда) и, усевшись за стол, принялась потихоньку таскать с тарелок еду, пока Шельма носилась туда-сюда с блюдами пирогов, бисквитов, аппетитных сэндвичей с обрезанными по краям корочками, с мисочками заварного крема и, наконец, огромным тортом с надписью «Добро пожаловать, Рональд», выведенной зеленой глазурью.

— Во сколько приедет Рональд? — как ни в чем не бывало поинтересовалась Пачкуля и незаметно запихала за щеку тарталетку с джемом.

— С минуты на минуту.

— Отлично, — сказала Пачкуля. — Как поживают его прыщи?

Шельма замерла на месте с подносом печенек в виде летучих мышей и многозначительно посмотрела на Пачкулю.

— Прошу тебя, хватит уже об этом, — умоляюще попросила она. — Пожалуйста, будь повежливей с Рональдом, слышишь? Он теперь стал настоящим волшебником. Сдал все экзамены. Ему надо устраивать свою жизнь, и я не допущу, чтобы над ним издевались.

В этот самый момент в дверь громко постучали. Три громких, решительных удара. Такие удары никак нельзя было оставить без внимания. Это были значительные удары. Весьма настойчивые. Они словно говорили: «Эй вы там, пошевеливайтесь, а то мне некогда!» Это были удары новоиспеченного волшебника, который только что сдал все экзамены и которому предстояло устраивать свою жизнь.

— Ах, это он, — всплеснула руками Шельма. — Не может быть! Я думала, он будет позднее. Как моя прическа, в порядке? А нос, блестит? Ступай, Пачкуля, открой дверь, а я сбегаю подкрашу губы. И не смей впускать его, покуда я не скажу!

Она сорвала с себя передник, бросилась к туалетному столику и в ту же секунду исчезла в облаке пудры. Пачкуля тем временем отправилась открывать дверь.

На пороге стоял Рональд во всей своей красе. Остроконечная шляпа, парадный балахон, волшебный жезл и звездная мантия. Словом, выглядел он точно так же, как и в прошлый раз, когда мы с ним встречались.

Вот только с прыщами дело обстояло куда хуже, поскольку Шельмины косметические снадобья, как правило, срабатывали через раз.

— Ах, это ты, Пачкуля, — строго заметил Рональд. — Не знал, что тебя тоже пригласили.

— Пригласили-пригласили, — язвительно бросила ему в ответ ведьма. — И, понизив голос, добавила: — Прыща-а-авы-ы-ый!

Они с Рональдом всю жизнь недолюбливали друг друга.

— Проходи же, Рональд, проходи, — прощебетала Шельма из глубины дома. — Не понимаю, с чего вдруг Пачкуле вздумалось держать тебя на пороге.

— Валяй, проходи, — разрешила Пачкуля. — И, кстати, давай сюда свою мантию, так уж и быть, повешу ее за тебя в шкаф, — как нельзя более невинным тоном добавила она.

— Спасибо, не надо, — ответил Рональд. — Это совсем новая мантия, и я не хочу, чтобы ты к ней прикасалась.

— Смотри, запаришься, — предостерегла его Пачкуля. — Тут такая жарища. Шельма весь день готовила, так что в доме дым коромыслом. Уж поверь, без мантии тебе будет куда лучше.

— С каких это пор ты так печешься о моем благополучии? — подозрительно прищурился Рональд. — Как бы то ни было, волшебник и его звездная мантия неразлучны. Мы имеем право снимать ее, лишь находясь в стенах нашего клуба. Ну и когда ложимся спать, разумеется. Я полагал, тебе это известно, Пачкуля. Кстати, у тебя там, часом, не хомяк на шляпе расселся? Он, случайно, не с акцентом разговаривает?

— Та, хомяк. Та, с акцентом. И што с тофо? — огрызнулся Хьюго.

— Ага! Так я и знал. Наслышан, наслышан. Король Фундюк имеет на тебя зуб, приятель. Давно стоило догадаться, что вся эта история имеет к тебе, Пачкуля, самое непосредственное отношение…

Здесь Рональду пришлось прерваться, поскольку в этот момент Шельма как раз набросилась на него с приветственными воплями и жаркими поцелуями, перепачкав при этом всю физиономию племянника зеленой губной помадой.

— Ну, пожалуйста, тетя, не надо, — запротестовал Рональд, вырываясь из ее цепких объятий, оправляя балахон и водружая на место съехавший набок высокий колпак. — Прошу вас… осторожнее… моя мантия…

— Да вы только посмотрите на него, — воскликнула Шельма, осматривая племянника со всех сторон и снимая с его одежд воображаемые пылинки. — Ну что за красавец, право слово! А костюмчик-то, костюмчик! Поверить не могу, что ты тот самый карапуз, которого я когда-то качала на коленях и пугала маленькими зелеными взрывчиками. Откуда мне было знать, что этот карапуз вырастет в такого стройного и смазливого молодого человека! Ну прямо весь в меня! Жаль только прыщи подкачали. Ты пользовался новым кремом, что я тебе присылала?

— Может, все-таки уже сядем за стол? — перебила ее Пачкуля, утирая с губ сливочный крем рукавом. — Не знаю, как остальные, но лично я помираю с голоду.

— И я, — возвестил Хьюго откуда-то из глубин вазочки с мармеладками.

— Действительно, что же это я так оплошала? Где, спрашивается, мое гостеприимство? — всплеснула руками Шельма. — Садись, Рональд, садись скорее. Пачкуля, будь добра, вынь свою пятерню из пирога и пододвинь еще одно кресло. Давайте все сядем за стол, и Рональд подробно расскажет нам о том, как прошло его собеседование во дворце.

С этими словами она убежала на кухню ставить чайник.

— Красивая у тебя мантия, — заметила Пачкуля. — Особенно звездочки. Отлично смотрятся. Они что, приклеены? Или пришиты?

— Понятия не имею, — отозвался Рональд.

— Лучше бы тебе ее снять на время чая. Новенькая ведь, чистенькая, — участливо посоветовала Пачкуля.

— Спасибо, не буду, — ответил Рональд. — Я, кажется, уже объяснял почему.

— Заляпать не боишься? Пролить что-нибудь?

— Не боюсь, — процедил сквозь зубы Рональд.

— А не боишься, что я на тебя что-нибудь пролью? — пригрозила Пачкуля.

В этот момент в комнату вбежала Шельма с горячим чайником в руках.

— Рональд, милый, не стесняйся. Накладывай себе сэндвичи — есть с паучьей пастой, с кузнечиками в майонезе и слизняками с зеленым салатом. Все корочки обрезаны. А вот и твой чай. Крепкий, с тремя кусочками сахара, в большой чашке и на блюдечке, все, как ты любишь.

— А где мой чай? — обиделась Пачкуля.

— Сейчас-сейчас, подожди минутку. Я просто хочу убедиться, что Рональду все нравится. Что скажешь, милый? Боюсь, конечно, мой стол не так хорош, как в Клубе волшебников…

— О да, — согласился Рональд, — там у нас потрясные сэндвичи. И обеды из трех блюд как минимум. И бумажные салфетки.

— Ну надо же! — восхищенно воскликнула Шельма. — Ты только послушай, Пачкуля! Обед из трех блюд! Бумажные салфетки! Куда уж мне до них.

— И это еще не все, — продолжал развивать тему Рональд. — Обед из трех блюд плюс чистая скатерть каждый день и именные кубки для каждого!

— Чистые скатерти! — простонала Шельма чуть дыша. — Именные кубки! Как это, должно быть, изысканно! Ты только представь, Пачкуля.

— Подумаешь, — буркнула Пачкуля. — Ну и что с того, что чистые скатерти. Кому какое дело? Я лично ненавижу чистые скатерти. И вообще, хватит уже с ним сюсюкаться.

Но Шельма ее не слушала.

— А знаешь, Рональд, что мне не терпится узнать больше всего? — заговорщически подмигнула она. — Конечно же, пароль! Раскрой нам его, Рональд! Я просто умираю от нетерпения!

Рональд покачал головой.

— Простите, тетя, — важно сказал он. — Но я не могу. Это слишком секретные сведения. Доступ к паролю могут получить только волшебники.

— Наверняка это какой-нибудь самый глупый в мире пароль, типа «Сим-сим откройся», — съязвила Пачкуля.

Рональд так и подскочил на стуле.

— Как ты догадалась? — воскликнул он, но тут же покраснел как рак и зажал ладонями рот.

— Просто у вас, волшебников, воображение на нуле, — объяснила Пачкуля.

— Ладно, договоримся, что я ничего не слышал, — побормотал Рональд. — Я же сказал, что доступ к паролю имеют только волшебники. Ну и слуги, разумеется.

— Какие такие слуги? — оживилась Пачкуля. — У вас что, в клубе еще и слуги имеются?

— Естественно. Повара. Дворецкие. Официанты, — высокомерно пояснил Рональд.

— Ты хочешь сказать, что кто-то стирает за вас грязные носки? — продолжала наседать Пачкуля.

— Ну конечно, — ответил Рональд. — У нас, волшебников, на такие пустяки времени нет. Тем более у тех, кому посчастливилось получить серьезную работу, — гордо прибавил он.

— О, Рональд! — вне себя от радости взвизгнула Шельма. — Ты получил его! Место во дворце! Ах ты, моя умничка! Ну же, рассказывай скорее! Сколько будут платить? Большой ли отпуск? На балы приглашать будут? А обязанности какие?

— На самом деле я как раз собирался с вами об этом поговорить, тетя, — сказал Рональд. — Собирался попросить вас о небольшом одолжении.

— Ах, вот оно что, — протянула Шельма. — По инерции рот ее был по-прежнему растянут в широкой приветливой улыбке от уха до уха, но в голосе послышались металлические нотки. Она с большим подозрением относилась ко всем, кто собирался попросить ее о небольшой услуге. Впрочем, все, кто хоть немного знаком с Пачкулей, имеют на это право. — О какой именно услуге, Рональд?

— Видите ли… Король Фундюк сообщил мне, что… как бы это сказать… в последнее время у него с ведьмами, то есть с вами, возникли серьезные проблемы. Он, мягко говоря, этим весьма обеспокоен. И мой долг дать вам понять, что так больше продолжаться не может.

За этими словами последовала долгая пауза, во время которой Шельма с Пачкулей сосредоточенно сверлили Рональда глазами. Даже Хьюго на минуту высунул голову из мисочки с мармеладом и пристально уставился на него.

— Проблемы, говоришь? — подала наконец голос Шельма. — Какие такие проблемы?

— Ну, вы понимаете, о чем я. Мышиный помет на газонах. Пользование бассейном без разрешения. И вся эта история с принцессой…

Тут Рональд осекся. Он вдруг почувствовал себя не в своей тарелке.

— Допустим, — процедила сквозь зубы Шельма. — Но это наши дела, ведьминские. И я бы очень не хотела, чтобы ты в них вмешивался, Рональд.

— Точно, — поддакнула Пачкуля. — Скажи ему, Шельма. Вообще-то, это плохая примета совать нос в ведьминские дела. Я думала, ты знаешь, Рональд, ты ж как-никак экзамены сдавал.

— Просто… я подумал… что, может, мы могли бы договориться… как-нибудь…

Здесь вся самоуверенность Рональда окончательно улетучилась. В горле у него пересохло, и ему срочно понадобилось сделать глоток. Он поднес к губам полную до краев чашку и попытался отпить.

В этот момент Пачкуля перегнулась через стол, изо всех сил пихнула Рональда под локоть и завопила:

— Рональд! Посмотри, что ты наделал! Ты пролил чай на свою новую мантию! Сейчас же снимай ее, я сбегаю простирну!

— Ах, Пачкуля, до чего же ты неуклюжая! — воскликнула Шельма и ринулась вытирать Рональда первой же попавшейся тряпицей, которой оказалась подстилка из корзинки Дадли. Она набросилась на племянника столь стремительно, что тот от неожиданности потерял равновесие, покачнулся на стуле и с тихим стоном полетел на пол.

В довершение ко всему в этот самый момент решил воротиться домой блудный Дадли. Он впрыгнул через окно и первым делом столкнулся нос к носу со своим злейшим врагом Хьюго, который в качестве приветствия показал коту язык и запустил пригоршню мармеладок в его единственный уцелевший глаз. За этим последовала стремительная погоня, в результате которой вся находившаяся на столе еда переместилась на свежевымытый пол Шельминой гостиной.

А в это время под столом Рональд из последних сил отбивался от Пачкули, которая пыталась силой стащить с него мантию, и непременно бы в этом преуспела, если бы Шельма не пришла племяннику на помощь.

Как развивались дальнейшие события, мы, пожалуй, здесь описывать не станем, а лучше сразу сообщим, чем закончился вечер. А закончился он тем, что Пачкуля вместе с Хьюго были в очередной раз с позором изгнаны из Шельминого дома. В очередной раз Пачкуля лишилась статуса лучшей подруги. Ей даже не удалось заполучить ни одной звездочки с мантии волшебника, не говоря уже о всех семи.

Правда, ей удалось до отвала наесться в гостях.

И придумать новый гениальный план.

Глава пятнадцатая Семь звезд с мантии Волшебника

луб волшебников располагался высоко в Туманных горах, на некотором отдалении от Непутевого леса. Дело в том, что волшебники не очень-то любят разгуливать по лесам и продираться через бурелом. Они предпочитают фланировать по ровным ярко освещенным улицам, красоваться друг перед другом в дорогих мантиях, вести умные разговоры и при всем при этом желательно не вляпываться в болотную трясину. Но гораздо больше, чем фланировать в дорогих мантиях и вести умные разговоры, им нравится заседать в своем клубе. Поэтому большинство волшебников предпочитает селиться непосредственно в клубе.

Клуб этот был, как вы, наверное, уже успели догадаться, роскошным заведением. К нему вела подъездная дорожка, вымощенная желтыми и розовыми булыжниками причудливой формы. Вдоль нее били разноцветные фонтанчики. Стены клуба были украшены завитушками, фресками, магическими символами, горгульями и обильно политы золотой краской. Над самой высокой из башенок развевался волшебный флаг — несусветная мешанина из звезд, полумесяцев, молний и прочих закорючек.

— Так, значит, это и есть знаменитый Клуб волшебников, — пробормотала Пачкуля, обходя вокруг декоративного фонтанчика с цветными струйками. — Тоже мне, нашли чем гордиться. По мне, так скромная вонючая хибарка куда лучше будет. Все эти завитушки, арочки, звездочки, резные дверные молоточки, на мой взгляд, полная безвкусица.

— Ш-ш-ш, — прошептал ей Хьюго. — Нелься ли потише?

— А что за цвета?! Бе-е-е-е, гадость! Аж в глазах зарябило! Все такое розовое, золотистое… И чем, интересно, не угодил им практичный черный цвет?

— Госпоша! Потише, умоляю! — простонал Хьюго. — А не то нас застукать!

— Вот привязался, зануда. Знала бы, что так будет, ни за что бы с собой не взяла. Куда, скажи на милость, подевался твой хваленый хомячий азарт? А жажда приключений? Совсем в размазню превратился из-за этой уборки. Так, где мой маскировочный костюм?

Метла услужливо скакнула вперед и подала хозяйке перемотанный бечевкой газетный сверток.

— И фсе-таки ты сумасшедшая, — насуплено пробурчал Хьюго. Он не любил, когда его называли размазней. — Если Чепухинда обо фсем уснафать, она фыкинуть тебя ис шабаша, и я потерять работа.

— Вполне возможно, — ответила Пачкуля. — Я и сама с радостью от тебя избавлюсь. И так помощи никакой. Верчусь, понимаешь ли, одна, как белка в колесе. Я из кожи вон вылезла, чтобы раздобыть все ингредиенты, и теперь, когда осталось заполучить каких-то семь звезд, тебе меня не остановить. Если мой план сработает, мы сможем сварить эликсир уже этой ночью. Ну, как я выгляжу?

Хьюго окинул ее хмурым взглядом и замотал головой.

— Не пойдет, — заключил он.

— А я говорю, пойдет! — топнула ногой Пачкуля. — Посмотри как следует, я же само воплощение розовощекой пухлой прачки!

— Ничефо подобного, — упрямствовал Хьюго. — Прачки чистые. А ты грязнючая.

— Но на мне же чепчик и передник с оборками! — обиделась Пачкуля. Она вложила все свои познания в создание образа заправской прачки, даже позаботилась о том, чтобы из кармана передника торчали прищепки и кусок хозяйственного мыла (разумеется, краденого).

— Они тоше грязнючие, — не унимался Хьюго. — Не пойдет.

— А кто виноват! — рявкнула Пачкуля. — Если бы ты не выкинул мой плащ-невидимку, нам бы не пришлось сейчас устраивать весь этот спектакль с переодеванием!

— Я ефо не фыкидыфать, — уперся Хьюго.

— Ага, как же! Скажи еще, что ты вообще его не видел!

— Конечно, не фидел! Как я мог ефо фидеть, если он нефидимый?

— Ладно, давай сюда корзинку для белья. Нет у меня больше времени с тобой препираться. Смотри и учись. Стойте с метлой здесь и будьте готовы смыться по первому сигналу.

Пачкуля сгребла в охапку основную составляющую своего бутафорского реквизита, а именно потрескавшуюся красную пластиковую корзинку для белья, найденную на помойке, и зашагала по золотисто-розовой дорожке к главным дверям клуба.

— Да не туда! — зашипел ей вслед Хьюго. — К бокофым дферям! К бокофым! К слушебным!

Но было уже поздно. Пачкуля вовсю барабанила резным молоточком в парадную дверь. Вдобавок она еще что есть мочи дернула за веревку дверного колокольчика и как следует пнула дверь ботинком.

— Эй вы там, открывайте! — гаркнула она. — Да поживее!

— Она фсе погубит, — простонал Хьюго, обращаясь к метле. — Фсе погубит, я чуфстфофать. Слишком самоуференна. Нету сил смотреть.

Пачкуля все пританцовывала от нетерпения на пороге клуба и уже собиралась в очередной раз пнуть дверь ботинком, как вдруг одна из многочисленных звезд, украшавших дверь, подозрительно зашипела. Пачкуля отпрыгнула.

— Внимание, с вами говорит автоответчик, — раздался у Пачкули над ухом скрипучий голос. — Кто там? Чего надо? Отвечайте четко после звукового сигнала или убирайтесь восвояси.

Затем послышался жуткий треск, и наступила тишина.

— Я прачка, — крякнула Пачкуля прямо в звездочку. — Скромная, работящая прачка. Пришла забрать грязное белье.

Едва договорив, Пачкуля с ног до головы покрылась предательскими зелеными пятнами.

— Пароль! — прогремел голос.

— Сим-сим, откройся, — не моргнув глазом, отчеканила ведьма. — И побыстрее, пожалуйста. А то мне некогда. Мне еще нужно успеть… э-э-э… все перегладить. Да-да, именно, у меня скопилась куча неглаженого белья. Я же как-никак прачка.

Наступила тишина, нарушаемая лишь треском примитивного переговорного устройства (волшебники — они по большей части творческие личности и с техникой, как правило, не в ладах). Затем двери медленно и скрипуче отворились, и Пачкуля нырнула в вестибюль.

Внутри все было отделано красным бархатом. Из динамиков доносилась тоскливая органная музыка. Со стен смотрели портреты глупого вида бородатых старцев. От пестрого ковра на полу рябило в глазах. За стойкой с надписью «АДМИНИСТРАТОР» сидела скучающая девица-зомби с огромными серьгами и зелеными патлами, которая лениво жевала жвачку и листала журнал.

Пачкуля направилась прямиком к стойке и со всей силы хлопнула ладонью по дежурному звоночку.

— В чем дело? — спросила девица, не отрывая взгляда от журнала, раскрытого на статье, озаглавленной «Скотт Мертвецки: миф или реальность?»

— Где тут у вас гардероб, дорогуша? — спросила Пачкуля.

Зомби нехотя оторвалась от статьи и мрачно уставилась на Пачкулю. Ведьма в ответ улыбнулась добродушной улыбкой от уха до уха, как, по ее мнению, и должны были улыбаться все прачки.

— Так кто вы, говорите, такая? — изрекла наконец девица. На груди у нее висел бейджик, утверждавший, что ее зовут Брендой и что она всегда к вашим услугам.

— Я скромная работящая прачка. Миссис Лоханка. Из новой прачечной по соседству, — отчеканила Пачкуля.

— Меня не предупреждали, — выдавила Бренда, задумчиво вытягивая жвачку пальцами в длинную серую соплю и запихивая ее обратно в рот.

— Как, разве вам не сказали о новых порядках? — воскликнула Пачкуля. — О том, что каждую среду я буду забирать в стирку грязные мантии? Ну раз так, то вы меня, верно, не ждали?

— Не-а, — сказала Бренда, выдувая из жвачки пузырь. — А чегой-то вы вся в зеленых пятнах?

— Кто? Я? Неужели? Это, наверное, аллергия. У меня аллергия на пестрые ковры. Меня одним таким ковром еще в детстве напугали, и вот, пожалуйста, с тех пор аллергия. Послушайте, дорогуша, мне, честно говоря, некогда. Где, вы говорите, у вас тут гардероб? Там? Прямо по коридору?

— Одну минутку, пжаста, я только…

— Не волнуйтесь, дорогуша, я сама разберусь.

С этими словами Пачкуля уверенным шагом направилась прямо по коридору, так и не дав Бренде разобраться, что к чему.

Гостиная клуба была забита до отказа. По большей части волшебники молча сидели в глубоких креслах, нетерпеливо посматривали на часы, терли носы, разгадывали кроссворды, просматривали старые выпуски «Мира волшебников» или попросту почесывали бороды, ожидая, когда наконец подадут обед.

Без колпаков и звездных мантий волшебники вовсе даже не выглядели волшебниками, а походили на обычных лысых стариков в поношенных свитерах. Меж кресел по залу сновал дворецкий и раздавал всем присутствующим стаканчики с зеленоватой дымящейся жидкостью.

Рональд, по обыкновению, стоял у окна и делал вид, что нисколечко не расстроен тем, что ему не хватило кресла. И даже крючка в гардеробе. Он был новичком в клубе, а потому старожилы предпочитали его не замечать. Рональд отметил, что был единственным, кому дворецкий не предложил стаканчик с зеленой жидкостью.

— Что, разве Бренда так и не заказала для тебя кресло? — ухмыльнулся из глубин мягкого диванчика востроносый волшебник по имени Фрэнк Ясновидец. Он в соответствии со своим прозвищем специализировался на предсказании будущего.

— Вообще-то, я люблю постоять, — ответил Рональд.

— Так и знал, что ты именно это и ответишь, — торжествующе воскликнул Фрэнк, хлопая себя по коленкам. — Я так и знал, что он именно это и ответит, — повторил он, обращаясь ко всем присутствующим. Несколько волшебников оторвались от своих газет и уставились на Рональда, как если бы видели его впервые.

— Да ты весь пунцовый, дружище. Что, запарился? Почему бы тебе не снять мантию? — продолжал Фрэнк, хитро подмигивая товарищам. — У нас здесь все запросто, без церемоний, так что снимай, не стесняйся.

— У меня пока нет крючка, — сухо ответил Рональд.

— Знаю-знаю, — злорадно отозвался Фрэнк. — И могу со всей уверенностью предсказать, что он появится у тебя еще очень не скоро, — добавил он. — Кстати, малыш Рональд, как прошло собеседование во дворце? Ты нанимался туда, верно?

— В общем-то… да… я…

— Не говори, не говори мне, я сам! Ты получил работу! Я так и знал! Гадал вчера на кофейной гуще. И старина Фундюк желает, чтобы ты прищучил разбушевавшихся ведьм, верно?

— Ну, в общем-то…

— Знаю-знаю, так оно и есть, можешь не говорить. Но вот только, дружище, далеко ты замахнулся, как я погляжу. Не по зубам тебе такая задачка.

— Однако же…

— Да, юноша, да. Увы, но это так. Тягаться с ведьмами дохлый номер. Предвижу, что сядешь ты с ними в большую галошу!

— Но Король Фундюк уверен, что…

— Король, король… Да мало ли, в чем уверен король!

— Послушайте, я…

— Не спорь со мной, дружище, это бесполезно. Я обладаю даром предвидения. Я могу предсказывать грядущие события. Как, например, то, что сию минуту зазвонит гонг к обеду.

Спорить с ним и впрямь было бесполезно, и Рональд предпочел отвернуться в сторону. При этом краем глаза он уловил в глубине коридора смутное движение — по всей видимости, кто-то из слуг спешил к наружным дверям с кучей нестираного барахла, наваленного в красную пластиковую корзинку. Одновременно с этим до него откуда-то донесся неприятный, но до боли знакомый душок. Он все силился припомнить, где мог чуять его раньше, но так и не смог.

А тем временем прозвучал гонг к обеду. По гостиной прокатился всеобщий вздох облегчения. Волшебники оживились, хрустя костями, повскакивали со своих насиженных мест и ринулись к дверям столовой, норовя опередить друг дружку и занять первые места в очереди.

Однако же путь к вожделенным накрытым столам им неожиданно преградила запыхавшаяся Бренда.

— Садитесь обратно, — велела она. — Это был не обеденный гонг. Обед еще не готов. Это был сигнал тревоги. Нас только что ограбили, понятно? Стащили все мантии из гардеробной. Но я тут ни при чем. Она заявила, что она новая прачка. Откуда мне было знать?

Волшебники вмиг переполошились. Они никак не ожидали услышать столь ужасные новости. Мало того что у них украли мантии, так и обед был еще не готов!

Тут уж Рональд не смог удержаться. Гордо вскинув голову, он повернулся к Фрэнку Ясновидцу.

— Жаль, что вы не смогли это предвидеть, — ехидно заметил он.

На этот раз Рональд с полным правом мог позволить себе высокомерный тон. Ведь он был единственным из всех волшебников, кто в тот день не сдал в гардероб свою мантию!

Глава шестнадцатая Заварушка

 ночь полнолуния на кухне у Пачкули дым, что называется, стоял коромыслом. Над пылающим очагом весело побулькивал котелок, из которого валил густой темно-коричневый дым, заглушавший своим едким запахом вездесущий аромат «Пахучей розы». Пачкуля в очередной раз заглянула в котелок, понюхала, помешала, попробовала на вкус и одобрительно кивнула.

— Трясина почти готова. Как там у тебя с нарезкой?

— Я порубать ус, перо и золотой локон. Помпон и зфезды еще нет.

— В таком случае пошевеливайся, — пригрозила Пачкуля. — Иначе до первых петухов не управимся.

— Я только и делать, что ресать, ресать, ресать и ресать. Фсе лапы натер. Мошно мне лучше помешать?

— Угу, разбежался. Ты что, пословицы не слыхал: «У семи ведьм зелье без глазу»? То-то же. Помощники режут, ведьмы помешивают. И заруби это себе на носу, а не то уволю.

С этими словами она плюхнулась обратно в кресло и с угрюмым видом принялась грызть ногти. Варить зелья в плохом настроении было ей совершенно несвойственно. Но почему-то именно сегодня она никак не могла настроиться на нужный лад. Сама окружающая обстановка внушала ей чувство неуверенности и тревоги. В доме было так чисто, так прибрано, что хоть на стенку лезь. Совсем не осталось залежей барахла, сплошная стерильность. Даже котелок был начищен до блеска, так что теперь от его стенок больше не отколупывались и не примешивались к еде маленькие черные чешуйки.

Пачкуля тяжело вздохнула. Она скучала по своей пыли, паутине и маленьким черным чешуйкам. Раньше в процессе зельеварения у нее всегда были пыль, паутина и маленькие черные чешуйки. В доме должны быть пыль, паутина и маленькие черные чешуйки! Она к ним так привыкла.

— Мошно сменять лапу?

— Нет!

Пачкуля в раздражении ткнула пальцем в раскрытую поваренную книгу бабули Малодур, распластанную на кухонном столе.

— Нет. Здесь черным по белому сказано: «Использовать только левую руку». Мы должны строго следовать инструкции, иначе ничего не получится.

— А пошему метла не помогать? — надулся Хьюго.

— Потому что я оставила ее сторожить снаружи. Если кто появится, она даст три громких предупредительных удара в дверь. Незваные гости нам ни к чему, или я не права?

— Уфф. Натеюсь, мои труты того стоят, — вздохнул Хьюго. — А втруг зелье не сработает? Сама понимаешь, рецепт устарефший…

— Ты что, еще не понял? Это же Эликсир желаний бабули Малодур, Хьюго! Бабулины зелья всегда срабатывали, понимаешь ты? Всегда! А если оно не сработает, виноват будешь ты. Потому что локон надо было срезать ровно в полночь, и вообще…

Договорить она не успела, потому что в это время раздались три громких предупредительных удара в дверь. От неожиданности Хьюго подпрыгнул на месте, выронив из отекшей лапы тяжелый нож и просыпав часть уже нарезанного локона. Пачкуля схватила железную крышку и быстро нахлобучила ее на котелок со своим незаконным зельем.

— Это она! — в панике пискнул Хьюго. — Чепухинда! Доигрались! Она нас застукать! Что будем делать?

— Запудривать мозги, — не растерялась Пачкуля. Одной рукой она молниеносно спрятала бабулину книгу под диванной подушкой, а другой проворно распылила по дому добрую половину баллончика с ароматом пахучей розы.

И тут из-за дверей раздался голос.

— Эй, Пачкуля, ты дома? Не бойся, это всего лишь я, Шельма.

Испустив вздох облегчения, Пачкуля ринулась открывать дверь. На пороге и впрямь стояла Шельма. По всей видимости, она прилетела на всех парах, потому что с ее метлы пот лил ручьями. В одной руке Шельма держала дамскую сумочку. В другой — большой, ароматный, еще не успевший остыть домашний кекс с плесенью. Пачкулина метла стояла у нее на пути, уперев в бока тонюсенькие ручки, и не давала пройти.

— Привет, Пачкуля, — поздоровалась Шельма и протянула подруге кекс. — Скажи, наконец, своей глупой метле, чтобы убралась с дороги. Я принесла тебе кекс в знак примирения. Чуешь, с пылу с жару!

— Шельмуся, свет моих очей! Проходи же, проходи скорей! — воскликнула Пачкуля, которая всегда рада была принять предложение о дружбе. И прилагавшийся к нему кекс, разумеется. — Ты даже не представляешь, как я счастлива тебя видеть! Эй, метла, а ну сию секунду прочь с дороги моей подруги Шельмы!

Пачкулина метла обиженно отступила в сторону и прислонилась к стене хибары. Шельма приткнула рядом с ней свою, и метлы принялись тихонько тереться друг о друга щетиной, что на их языке означало заговорщическое недовольное перешептывание.

— Заходи, дорогуша, — пригласила Пачкуля подругу в дом, принимая кекс. — Полагаю, ты пришла, чтобы все загладить?

— Нет, я все погладила еще до того, как идти к тебе, — объяснила Шельма. — Разве незаметно?

Конечно, это было заметно. Шельма, как всегда, выглядела безупречно. Отглаженный костюм без единой морщинки, накрученные волосы, напудренные щеки, длиннющие накладные ресницы из паучьих лапок и щедрый слой свекольной помады на губах.

— Но если ты имела в виду наши отношения, то да, я пришла загладить свою вину, — добавила она. — Я решила заново простить тебя, Пачкуля. Я все обсудила с Дадли и пришла к заключению, что Рональд виноват в испорченном чаепитии не меньше твоего.

— Что, правда? — удивилась Пачкуля, вгрызаясь в кекс. — А что же Дадли? К какому заключению пришел он?

— Прямо противоположному, — вздохнула Шельма. — Он говорит, что во всем виновата только ты одна. Признаться, я была с ним полностью согласна. До тех пор, пока Рональд не прислал мне счет за химчистку!

— Да неужто! — изумилась Пачкуля. — Тебе? Собственной тете? Ушам своим не верю!

— Вот и я о том же. Вопиющая наглость. Получила по почте сегодня утром. Думала, что это благодарственная открытка за чудесно проведенный вечер. И ни слова не сказал о креме от прыщей, что я ему присылала. Ну что за молодежь пошла!

— Я тебе говорила, — заметила Пачкуля. — Все волшебники такие. Всегда знала, что этот твой Рональд тот еще прохвост.

— И была права. Постой-ка, а у тебя и впрямь чистота! — восхищенно воскликнула Шельма. — Могу поклясться, ты подметала полы! И паутина исчезла. Такое впечатление, что это вообще не твоя хибара!

— Знаю, — буркнула Пачкуля, бросая исподтишка укоризненный взгляд в сторону Хьюго, который втянул щеки и упрямо насупился.

— Одним словом, я заявила Дадли, что мы с тобой подруги не разлей болотная вода, — продолжала Шельма. К тому же я знаю, что ты что-то замышляешь, и сгораю от любопытства.

Шельма повела своим длинным носом.

— Ага, я так и знала! Чую болотную трясину! Колдуешь над тайным зельем? Это оно у тебя в котелке? Можно взглянуть?

Шельма метнулась к очагу, приподняла крышку и принялась внимательно изучать бурлящее в котелке варево.

— Пахнет ужасно. Дадлин ус уже там? — спросила она.

— Еще нет.

— Хм. И ни одной черной чешуйки. Да что с тобой, Пачкуля, неужто чистюлей заделалась?

— Чистюлей? Я? Ни за что! — передернула плечами Пачкуля. — Ну, раз уж ты здесь и мы снова лучшие подруги, так и быть, расскажу тебе все. Последи за котелком, пока я схожу поставить чайник. Эй, Хьюго, что я тебе велела? Режь давай!

И пока Хьюго из последних сил нарезал остатки ингредиентов, Шельма помешивала содержимое котелка и угощалась горячей болотной водицей, а Пачкуля уплетала за обе щеки кекс, показывала Шельме поваренную книгу бабули Малодур и взахлеб рассказывала историю с добыванием всех необходимых для зелья ингредиентов.

— Ну и ну! — воскликнула Шельма, едва Пачкуля закончила говорить. — Ну и дела! Так вот из-за чего весь сыр-бор! Ты раздобыла рецепт бабулиного Эликсира желаний! Ну и везет же тебе, старушка! Всегда мечтала сварить нечто подобное! Ты должна была мне все рассказать! Я бы тогда выдрала у Дадлика ус собственными руками! Насколько я понимаю, ты собираешься представить эликсир на конкурсе лучшего чародейства года?

— Точно, — подтвердила Пачкуля. — Теперь понимаешь, почему я все держала в секрете?

— Да уж, — заметила Шельма. Хотя мне-то могла бы и рассказать. Как-никак, а я все-таки твоя лучшая подруга.

— Но ты даже не захотела меня впускать, — напомнила Пачкуля. — Ты была по уши в своей уборке и не желала, чтобы твой свежевычищенный домик пропах мной.

Шельма потупилась.

— Ты просто застала меня в неподходящий момент, — сказала она в свое оправдание.

— Ладно, брось переживать. Я тебя прощаю, — великодушно сказала Пачкуля. — И знаешь что? — предложила она в приступе душевной щедрости. — Ты даже могла бы помочь мне с зельем. Мы сварим его вместе и представим на конкурс. От нас двоих «Чудо-эликсир желаний от Шельмы и Пачкули». Звучит неплохо, как думаешь?

Шельма задумалась. В последнее время она настолько увлеклась уборкой, что у нее совершенно не доходили руки подумать о ежегодном конкурсе на лучшее чародейство. Одно время она хотела представить на него свой новый крем от прыщей, который испытывала на Рональде, но, глядя на результат, все же решила отказаться от этой идеи. Да уж, с этой весенней уборкой на колдовство времени совсем не осталось. Ничего не поделаешь.

— Подумай о призах, — продолжала соблазнять Пачкуля.

Шельма задумалась о призах. Они были совсем недурны. Во-первых, большой серебряный кубок с именной гравировкой. Плюс годовой беспроцентный кредит в магазине «Колдуй, баба, колдуй, дед», две недели оплаченного отдыха в Грязьеводске, аренда ковра-самолета по льготной цене, годовая подписка на «Чертовские ведомости» и — ни с того ни с сего — пожизненный запас баллончиков с освежителем воздуха «Пахучая роза».

— Мы непременно победим, — уверенно заявила Пачкуля. — Вдобавок я умираю от нетерпения заново отведать бабулиного эликсира. Говорю тебе, это нечто! Работает безотказно. Один глоток — одно желание. Проще простого. Ты только подумай, Шельмуся. Чего бы ты загадала?

В голове у Шельмы пронеслось мимолетное видение: собственный магазинчик модной одежды в престижной части Непутевого леса и головокружительная карьера в модельном бизнесе.

— Согласна, — решилась наконец Шельма. — Говорите, что нужно делать.

— Резать, — в один голос отозвались Пачкуля и Хьюго.

Глава семнадцатая Рональд вступает на тропу войны

 ну повтори еще раз, кто ты такой? — с раздражением переспросила Чепухинда, пытаясь нашарить в темноте очки. Она стояла на пороге своего особняка в одной ночнушке под мелким моросящим дождем в кромешной темноте, а какая-то маленькая настырная прыщавая козявка в высоком колпаке орала что есть мочи в ее слуховую трубку:

— РОНАЛЬД! Я РОНАЛЬД!

— Послушай, Дональд, дай-ка мне сказать тебе одну вещь, покуда я тут совсем не околела от холода. Меня не интересуют всякие там пластиковые окна, моющие пылесосы, дешевые чехлы для гладильных досок и наборы расписных шкатулок. Меня также не интересуют услуги по стрижке газона, помывке окон и прочистке каминных труб. Что мне нужно, Роланд, так это глубокий освежающий сон. И я не понимаю, почему в таком случае ты все еще стоишь здесь, а не спасаешься бегством из страха, что я превращу тебя в какую-нибудь мерзкую тварь!

— НО Я НИЧЕГО НЕ ПРОДАЮ, — проорал в трубку Рональд. — Я ВОЛШЕБНИК.

— Кто-кто?

— ВОЛШЕБНИК!

— Постой-ка, — пробормотала Чепухинда, протирая очки кисточкой ночного колпака. — Кажется, ты мне кого-то напоминаешь.

— Я РОНАЛЬД, ПЛЕМЯННИК ШЕЛЬМЫ!

— Минутку, минутку, похоже… Ах да! Вот теперь я вспомнила! Несносного Шельминого племянника! С прыщами по всей физиономии. Который еще хочет стать волшебником, когда вырастет. Рудольф, или как там его зовут. Ну вылитая копия!

— РОНАЛЬД! — завопил Рональд во все горло. — РОНАЛЬД! ЭТО Я И ЕСТЬ! Я УЖЕ ВЫРОС. И УЖЕ СТАЛ ВОЛШЕБНИКОМ. Я ПРИШЕЛ К ВАМ ПО ДЕЛУ. ХОЧУ ПОДАТЬ ОФИЦИАЛЬНУЮ ЖАЛОБУ НА ОДНУ ВАШУ ВЕДЬМУ!

— Жалобу? На что ты хочешь пожаловаться? Между прочим, это не ты стоишь сейчас на пороге в одной пижаме. Если тут и есть кому жаловаться, так это мне. И перестань так орать, а не то у меня голова треснет. По-твоему, я что, глухая?

— Я НАСЧЕТ… Я насчет Пачкули, Достопочтенная госпожа Чепухинда. Боюсь, что на этот раз она перешла все границы.

— Кто? Пачкуля? А что с ней такое? Если ты имеешь в виду ту историю с принцессой, так я с этим уже разобралась. Я велела ей написать письмо с извинениями и отправить во дворец.

— Да нет же, все намного серьезнее. Сегодня днем она проникла в наш Клуб волшебников под видом прачки и похитила мантии. Позже их обнаружили на дне фонтана. При ближайшем рассмотрении оказалось, что с них грубейшим образом было срезано несколько бесценнейших звезд. Пострадавшие, разумеется, будут требовать компенсации.

— Эй, юноша, попридержи коней, — осадила его Чепухинда. — Ты точно уверен, что это она? Обвинения достаточно серьезные.

— Абсолютно, — закивал Рональд. — Рад, что вы разделяете нашу позицию, Чепухинда. Похищение мантий поистине дело серьезное.

— Мантии? Да я бы за них и гроша ломаного не дала. Нет, меня больше беспокоит то, что я лично запретила Пачкуле заниматься колдовством всю неделю. Даже по чаинкам гадать! А ты говоришь, она как ни в чем не бывало разгуливает по лесу и явно что-то замышляет! В нарушение моего приказа!

— Вот именно, — энергично закивал Рональд. — Так и есть.

— Подожди-ка на пороге, пока я одеваюсь, — приказала Чепухинда. — Только смотри ничего не трогай. От вас, волшебников, всего можно ожидать.

— А можно мне войти в дом? Тут все-таки дождик…

Но Чепухинда уже захлопнула дверь у него перед носом. Рональд поднял повыше воротник, пошлепал ногой по ступеньке и расплылся в хитрой улыбке. Несмотря на скверную погоду, дела у него шли как нельзя лучше.

Глава восемнадцатая Поймана с поличными

 хибаре номер один в районе Мусорной свалки дела тоже шли превосходно. В кипящую трясину давно добавили все порезанные ингредиенты, и теперь варево тихонько побулькивало на огне, испуская приятный и густой черный дым.

— М-м-м. По запаху смахивает на скунсовую похлебку, — одобрительно заметила Пачкуля и добавила в котелок щедрую горсть лягушачьих лапок. — Эй, Хьюго, подсыпь-ка еще тараканьего помету. Люблю остренькое. Так, Шельма, что там у нас дальше?

— «Сядьте носом точно на север, переобуйте ботинки с ноги на ногу и произнесите следующее заклинание…», — зачитала Шельма.

— Так-так, позвольте, а где тут у нас север?

— Там, — в один голос выпалили Шельма и Хьюго, показывая пальцем в противоположные стороны.

Пришлось сходить свериться с метлами, ведь у всех метел имеется встроенный компас, расположенный где-то посередине древка. Таким образом, вскоре им удалось установить, что Пачкуля должна была усесться точно напротив свежеостекленного окна с видом на любимую мусорную свалку. За последнее время свалка изрядно разрослась за счет многочисленного Пачкулиного старья, которое повыкидывали из хибары Хьюго на пару с метлой. Глядя на дорогое сердцу барахло, Пачкуля смахнула со щеки ностальгическую слезу, но твердо решила не раскисать и сосредоточиться на деле.

— Так, ботинки переодела. Давайте сюда заклинание. Передай-ка мне бабулину поваренную книгу, Шельма. И побыстрее, пожалуйста, не видишь, светает уже, а у меня ноги отваливаются.

— Ну вот, только и слышишь от тебя, что «подай-принеси», — обиделась Шельма, у которой едва не свело руки от усердной нарезки. — Почему я сама не могу прочесть заклинание?

Однако она пошла и сделала, что ее просили.

— Так, начинаю, — предупредила Пачкуля. — А вы все можете потанцевать вокруг котелка. Метел тоже касается.

— Где такое сказано? — удивилась Шельма. — Разве в книге написано, что мы должны танцевать?

— Нет. Но я тут подумала, что это поможет создать подходящую обстановку. Кончайте ныть и делайте, что вам велено.

Тяжело вздохнув, Шельма слегка подпрыгнула на месте и слабо покачала в воздухе своими длинными руками. Хьюго живо отбил чечетку, а метлы, заметно повеселевшие с тех пор, как с их помощью удалось определить, где север, послушно принялись скакать по всему дому. Пачкуля подождала, пока танцоры не войдут в должный ритм, и только тогда принялась нараспев читать заклинание, старательно выговаривая слова:

Чики-брики, краки-враки, На горе свистели раки. Зелье, булькай в моем чане, Эликсиром стань желаний!

Дойдя до конца, она подала танцорам сигнал остановиться. Тяжело отдуваясь, те замерли на месте и прислушались.

— Ну и где, скажите на милость, петушиное кукареканье? — нахмурилась Пачкуля. — Уснули они, что ли?

— Продолшай, — пропыхтел Хьюго. — Ты долшна пофторять, не останафлифаясь.

— Давай, попробуй еще раз. Уверена, теперь сработает, — подбодрила подругу Шельма. — Только скакать я больше не буду. Мои туфли для этого не предназначены.

Чики-брики, краки-враки, На горе свистели раки. Зелье, булькай в моем чане…

И тут заклинание сработало. Варево резко вскипело и перелилось через край. Соприкоснувшись с зельем, пламя окрасилось в зеленый цвет и ослепительно вспыхнуло.

— Фау! — воскликнул Хьюго. — Фот это да!

Что-то зашипело, засвистело, затрещало, из котелка угрожающе пыхнуло облачком зеленого дыма, а над зельем перекинулась дуга из мерцающих ярко-розовых искорок. Танцоры в панике отшатнулись от чана и правильно сделали, потому что в следующее мгновение зеленые и розовые искры дружно посыпались вниз ослепительным разноцветным дождем.

В это самое время где-то вдалеке прокукарекал петух, ровно пять раз, как и было положено, после чего внезапный праздничный салют рассеялся и обнажил неаппетитную фиолетовую жижицу, тихо побулькивавшую на дне котелка.

Пачкуля сунула нос в чан и глубоко вдохнула.

— Есть! — выпалила она. — Все сходится: цвет, запах — все! Это Эликсир желаний, тот самый! Наконец-то дожили! Эй, Хьюго, подай-ка сюда стремянку, я сниму пробу.

— Как бы не так, — раздался в дверях зычный голос, к которому, для пущего эффекта, добавился раскатистый удар грома.

Все обернулись. На пороге стояла Чепухинда в мохнатых клетчатых тапках и видавшей виды голубой стеганой пижаме. За ней топтался заспанный Проныра и тер лапками слипшиеся глаза. А позади с дерзкой ухмылкой приплясывал Рональд.

— О, Чепухинда? — икнула Пачкуля. — Вот так сюрприз. А мы тут как раз новое зелье пробуем.

— Ах вот как! — рявкнула Предводительница. — Колдовать за моей спиной, значит? После того, как я отстранила тебя на целую неделю! Эй, Шельма, а ты что здесь делаешь?

— Пытаюсь ее остановить, — нашлась Шельма. — Вы только не подумайте, что я тут плясала у нее вокруг котелка, ни-ни, ничего подобного!

— Здравствуйте, тетя, — хихикнул из-за спины Предводительницы Рональд.

— А ну марш отсюда, козявка, — кисло отозвалась Шельма.

— Хм, а чем это у вас здесь пахнет? — принюхалась Чепухинда. — Знакомый запах.

— Так уж и быть, скажу, — буркнула Пачкуля. — Все равно ведь докопаетесь. Это Эликсир желаний бабули Малодур.

— Не может быть! — воскликнула Чепухинда, и в глазах ее сверкнул озорной огонек. — Что, настоящий? Тот самый?

Шаркающей походкой она приблизилась к котелку и уставилась внутрь.

Проныра, Шельма, Пачкуля и Хьюго столпились вокруг и, почесывая затылки, принялись с видом профессионалов разглядывать клейкую массу на дне чана.

— А мне можно взглянуть? — пискнул Рональд, прыгая сзади и пытаясь заглянуть ведьмам через плечо.

— Нельзя, — строго сказала Чепухинда. — Не твоего ума дело.

— Отвянь, прыща-а-а-авый, — хихикнула Пачкуля.

— Вот-вот. Пошел бы лучше да написал мне вежливое благодарственное письмо, — ледяным тоном добавила Шельма.

Рональд нервно сглотнул, но не двинулся с места.

— Знаете что, — хмыкнула Чепухинда, — а ведь это и в самом деле Эликсир желаний. Его-то запах я уж ни с чем не спутаю.

— Самый что ни на есть, — поддакнула Пачкуля. — Сварен по оригинальному рецепту бабули Малодур, который мне посчастливилось найти. Вот, смотрите, ее поваренная книга.

— Так-так-так, — просияла Чепухинда. — А я-то думала, что рецепт эликсира утерян навеки.

— Вам приходилось его пробовать? — полюбопытствовала Шельма.

— А как же. Бабуля всегда присылала мне бутылочку по случаю Хеллоуина. Вкус отвратительный, но работало безотказно.

— И что же вы загадывали? — в один голос выпалили Шельма с Пачкулей.

— А вы как думаете? Стать Предводительницей шабаша и всех погонять, разумеется. И, как видите, мое желание сбылось. Поэтому приказываю вам сию же минуту слить эликсир в бутылку и сдать мне, потому что я собираюсь его конфисковать.

— О нет, — взмолилась Пачкуля. — Пожалуйста, не делайте этого! По крайней мере, до тех пор, пока не выслушаете мой план.

— План? Какой еще план?

— Самый что ни на есть расчудесный. Видите ли, я собиралась представить бабулин Эликсир желаний на конкурсе лучшего чародейства года. В этот раз у них весьма неплохие призы. И я буду только счастлива поделиться ими с моими подругами. И принести славу всему нашему шабашу.

— Что, правда? — прищурилась Чепухинда. — Ты в самом деле поделишься путевкой на курорт?

— Ну конечно! Я тут подумала, что, быть может, вы согласитесь поехать вместо меня. Вы же обожаете Грязьеводск! А серебряный кубок будет прекрасно смотреться на вашей каминной полке.

На короткое время в комнате воцарилась полная тишина.

— А будет неплохо, если в этом году ведьмы действительно победят, — задумчиво протянула Чепухинда.

— Еще бы, конечно, неплохо, — энергично закивала Пачкуля.

— Тем более что я буду сидеть в жюри… — продолжала размышлять вслух Чепухинда.

— Знаю-знаю, — подхватила Пачкуля. — Уверена, что могу рассчитывать на ваш голос.

— Ты хотела сказать — «мы можем рассчитывать», — напомнила Шельма. — Мы же собирались выступать вдвоем.

— Но тем не менее закон есть закон и правил никто не отменял, — заявила Чепухинда. — А потому ты все же будешь наказана.

— Но только не строго, — попросила Пачкуля. — Вы только вдумайтесь, Чепухинда. Представьте, что будет, когда ведьмы выиграют конкурс. Обставят волшебников… Как следует представьте.

— М-да… Особенно после того фокусника с его дурацкими голубями, — задумчиво почесала затылок Чепухинда.

— Вот именно, — печально вздохнула Пачкуля. — Вообще не понимаю, за что ему приз дали.

— Звучит, конечно, заманчиво, — продолжала сомневаться Чепухинда. — А ты что скажешь, Проныра?

— Постойте, — вдруг пискнул откуда-то из темного угла Рональд. — Постойте, Чепухинда, а как же дело о похищении мантий? Вы же обещали разобраться. Неужели вы не…

Но тут ему пришлось прикусить язык, как, впрочем, и каждому, кому доводилось испытывать на себе пристальный взгляд трех ведьм, чертенка и хомяка.

— Обождите-ка, — сказала Чепухинда. — Мне нужно посовещаться с Пронырой.

Они отошли на несколько шагов и принялись оживленно шептаться, после чего вернулись к остальным, и Чепухинда промолвила:

— Предлагаю компромисс. Сейчас я конфискую у Пачкули бутыль с эликсиром, но на время проведения конкурса, так уж и быть, верну. Согласны?

— Согласны, — облегченно выдохнула Пачкуля. — Но можем мы его сегодня хотя бы попробовать? По маленькому глоточку? Только чтобы убедиться, что он работает?

— Разумеется, нельзя. Не забывай, что ты вообще-то наказана. Так что терпи.

И тут Рональд в последний раз осмелился подать голос.

— Минуточку, — прохрипел он из своего угла. — Я протестую.

Не стоило ему, конечно, вылезать. Но было уже поздно. Его заметили, вытащили на середину комнаты и заставили держать бутылку, куда ведьмы принялись переливать свой вонючий отвар — Эликсир желаний, как они его называли. Это была небольшая зеленая бутылочка из-под демонада с узким горлышком, и часть эликсира «как бы случайно» пролилась ему на одежду.

— А теперь ступай, — приказала ему Чепухинда, закупоривая бутылку. — Спасибо за помощь, Родни. Не смею более злоупотреблять твоим расположением. Иди же, иди. Да не забудь попрощаться со своей тетей. Давай-ка, Шельма, спровадь его.

— С удовольствием, — ответила Шельма. — Пока, Рональд. И вот тебе совет: не вздумай больше присылать мне счета за химчистку. Она взмахнула рукой, и не успел Рональд опомниться, как оказался в декоративном фонтане при входе в Клуб волшебников.

— Одобряю, чисто сработано, — похвалила Шельму Чепухинда, когда последнее облачко голубоватого дыма рассеялось в воздухе над тем местом, где только что стоял Рональд.

Затем она положила в карман бутылочку с эликсиром и сказала:

— Так, это я забираю с собой. Не волнуйтесь, ваше зелье в надежных руках. А теперь, с вашего позволения, я отправлюсь к себе досыпать. Увидимся утром, Пачкуля, когда ты придешь чистить мне ботинки. Эй, Проныра, нам пора.

С этими словами она испарилась в воздухе, не оставив за собой ни единого колечка дыма.

— Видала, — восхищенно заметила Шельма. — Исчезла бесследно. Неудивительно, что она стала Предводительницей шабаша. Иногда мне кажется, что она в буквальном смысле насквозь нас видит. И слышит тоже.

— Вот еще глупости, — возразила Пачкуля. — Ничего она не может. Кишка тонка. Держу пари, что как только она доберется до дому, так сразу же приложится к нашему эликсиру.

— Я все слышу, — раздался из ниоткуда строгий голос Чепухинды.

— Знаешь что, — засуетилась Пачкуля, — пожалуй, пора и нам ложиться. Спокойной ночи, Шельмуся. Закроешь за собой дверь?

Не дожидаясь ответа, Пачкуля нырнула в кровать. Ботинки у нее по-прежнему были надеты на разные ноги, но ее это уже не волновало. Она так выдохлась за день, что даже не стала устраивать скандал по поводу чистых простыней.

Глава девятнадцатая Конкурс на лучшее чародейство года

аше Королевское Величество, почетные члены судейской комиссии, ведьмы, волшебники, скелеты, призраки, привидения, зомби, монстры, мумии, черти, тролли, вампиры, барабашки, оборотни, гномы и, так уж и быть, гоблины, добро пожаловать в Банкетный зал! — прогремел откуда-то сверху зычный голос.

Свет в зале потух, и публика затаила дыхание. Послышалась барабанная дробь, ударили тарелки, и на середину сцены, под луч единственного зеленого прожектора, выкатился маленький толстенький джинн в красном тюрбане, шароварах и с улыбкой до ушей.

— Друзья, меня зовут Али Пали, и я имею честь быть ведущим этого славного вечера, — объявил он елейным голоском и отвесил публике низкий поклон.

Пачкуля немедленно распознала в толстеньком джинне своего старого знакомца и от волнения до хруста стиснула Шельмину руку.

— Опять тут этот Али Пали! Глазам не верю! Вот ведь нахал какой, везде пролезет! Эй ты, на сцене! Да ты, ты! Ну и нахал же ты, Али Пали!

— Да тихо ты! — шикнула на нее Шельма. — Хочешь завалить все дело?

— Итак, дамы и господа, — продолжал как ни в чем не бывало Али Пали, — я несказанно счастлив приветствовать вас на открытии уникальнейшего конкурса на лучшее чародейство, спонсором которого в этом году является фирма «Джинн и Компания», производитель знаменитого чудодейственного освежителя воздуха «Пахучая роза», излюбленного аромата при дворе Его Величества короля Фундюка!

Али Пали приветственным жестом указал на короля Фундюка, с несчастным видом сидевшего в самом центре судейской коллегии. Члены жюри восседали в ряд за длинным деревянным столом, за которым еще недавно ведьмы проводили свое экстренное совещание. На этот раз на столе громоздились кучи оценочных карточек, блокноты, карандаши, очки и кувшины с водой. Рядом на специальной стойке возвышался вожделенный серебряный кубок.

Первый ряд партера занимали преисполненные надежд на победу ведьмы со своими помощниками. Во втором ряду сидели их непосредственные соперники из клана волшебников, которые то и дело хихикали и били ногами по спинкам впереди стоящих кресел (что, как известно, особенно раздражает).

В третьем ряду теснились оставшиеся разномастные конкурсанты, не причислявшие себя ни к одному из сообществ, — всевозможные мудрецы, гадалки, древесные гномы, эльфы и прочие одиночки, которые не переставая ворчали по поводу того, что впередисидящие закрывают им обзор своими высокими колпаками да шляпами.

Оставшиеся места занимала почтенная публика (вернее говоря, не очень-то почтенная).

— Надеюсь, Ваше Величество не будет возражать против того, что его имя было упомянуто в связи с этим потрясающим товаром? — вкрадчиво добавил Али Пали.

— Эм-м-м, — глухо промычал Фундюк и залился краской по самые уши. — Кхм-кхм… н-н-ет, конечно же, н-н-нет… кхм… кхм…

— Позвольте от имени зала выразить вам глубочайшую признательность за то, что вы смогли сегодня уделить нам немного вашего бесценного времени. Дамы и господа, поприветствуем же Его Величество бурными аплодисментами!

В зале раздались жиденькие хлопки. Задние ряды неодобрительно засвистели. Публика принялась спорить, имеет ли Фундюк вообще право сидеть в жюри, раз он ровным счетом ничего не смыслит в колдовстве. Хотя, с другой стороны, уважить иной раз короля вовсе не помешает. Ведь, как справедливо заметил Хаггис, искупнуться в королевском бассейне вам может приспичить совершенно неожиданно.

По собственной воле Фундюк не явился бы на конкурс ни за какие коврижки. Чародейство было не по его части. А при виде всех этих ведьм его начинала бить нервная дрожь. Брр! Однако Сладкоежка с Каменкой так настаивали, что он был не в силах им отказать. «Пойди и скажи им, — скрипели они у него над ухом. — Пойди и скажи этим ведьмам, что так больше продолжаться не может». И все такое прочее в том же духе.

До последнего момента Фундюк рассчитывал прикинуться больным и послать вместо себя нового придворного волшебника, но тот опередил короля и первым слег в своей башенке, сраженный внезапным загадочным вирусом.

— Ну а теперь без лишних предисловий позвольте представить вам еще шестерых членов жюри, — продолжал Али Пали. — Итак, поприветствуем разменявшую третье столетье Предводительницу шабаша ведьм Достопочтенную Чепухинду!

Ведьмы разом повскакивали со своих мест и принялись подбрасывать кверху свои шляпы, швыряться попкорном и выкидывать коленца. Летучие мыши взмыли под потолок, в зале взорвался десяток бомбочек-вонючек, и над первым рядом взвился транспарант с лозунгом «Ведьмы, вперед!». Кто-то ударил в гонг, а меж рядов суетливо забегали помощники, внося свой скромный вклад в воцарившийся общий сумбур.

— Уррра!

— Давай, Чепухинда, покажи им!

— Даешь Предводительницу!

Несмотря на все уговоры Али Пали, поклонницы Чепухинды не успокоились до тех пор, пока Предводительница не отложила наконец свое вязанье и, приподнявшись со стула, жестом не приказала ведьмам рассесться по местам. Прочая публика облегченно вздохнула, зашушукалась и стала демонстративно поглядывать на часы.

— И конечно же, как всегда, у нас в жюри бессменный представитель Клуба волшебников Гарольд Почтенный!

На этот раз настала очередь волшебников рукоплескать и улюлюкать.

— Охо-хо! ого-го! — восклицали они. — Старина Гарольд!

Прочим зрителям оставалось только сидеть и закатывать глаза. Этот Гарольд заседал в жюри добрых лет сто, так что его появление мало кого удивляло. Волшебники вечно посылали его своим представителем, потому что он был старейшим членом клуба и внушал окружающим чуть больше уважения, чем остальные.

— Ну а теперь, дамы и господа, любимец публики Скотт Мертвецки, знаменитейшая звезда кино и чаровидения!

Долговязый, тощий, бледный тип в нелепых темных очках помахал собравшимся костлявой ручкой, и зал взорвался аплодисментами. Отдельные мумии голосили так, что их пришлось вытолкать вон, а какой-то ненормальный древесный гном выскочил на сцену и, угрожая садовыми ножницами, стал требовать у звезды автограф. О да, Скотт был необычайно популярен. (У всех, за исключением короля Фундюка, который, ничего не подозревая, попросил звезду передать ему стакан воды, но так и не удостоился ответной реакции.)

— Ну разве он не милашка? — вздохнула Пачкуля, обращаясь к Шельме. — Ах, Скоттик, мой Скоттик! Как думаешь, Шельма, простит он меня когда-нибудь? После всего, что было?

— Нет, — коротко и ясно ответила Шельма. — И на твоем месте я бы не стала сейчас вспоминать об этом.

(Здесь мы поясним, что в прошлом судьба уже не раз сталкивала Пачкулю со Скоттом Мертвецки. А что из этого выходило, является предметом отдельных незабываемых историй.)[1]

— Эликсир у тебя? — спросила Пачкуля, беспокойно оглядывая группу конкурсантов-соперников. Соперники, в свою очередь, разглядывали Пачкулю, а некоторые даже осмелились корчить рожи и показывать язык. — Что-то не нравятся они мне. Жулье какое-то.

— Разумеется, он у меня. Лежит в сумочке.

— Дай подержать, — попросила Пачкуля. — Все-таки я его наколдовала. И рецепт нашла.

— Ни за что. Чепухинда поручила мне глаз с него не спускать. Тсс, сейчас объявят Пьера!

— Следующий член жюри — кулинарный гений и знаменитый шеф-повар Пьер де Конфитюр! — возвестил Али Пали и указал пальцем на рыжебородого гнома в высоком поварском колпаке.

— Ах, Пьер, бонжур! — завизжала Шельма. — Сюда смотрите, сюда! Это я, ваша кузина Шельма! Он мой кузен, вы разве не знали? — гордо сообщала она направо и налево.

— А теперь, дамы и господа, поприветствуем несравненного Зака Олдуя, бессменного продавца магазинчика «Колдуй, баба, колдуй, дед»! — проорал Али Пали под грохот несмолкаемых аплодисментов. — Невероятно, но за последний месяц он умудрился продать целую тысячу баллончиков «Пахучей розы», благодаря чему и попал в жюри! Так держать, Зак! Увидимся за кулисами!

— Надеюсь, ненадолго? — проворчал Зак Олдуй. — А то мне в магазин пора.

— И наконец, последний член судейской коллегии, — объявил Али Пали, — победитель прошлогоднего конкурса — Бетти Боб и его чудо-голуби!

— Бе-е-е-е, — неодобрительно загудела толпа, когда скромный маленький человечек поднялся из-за стола и поклонился. — Фу-у-у-у! Полная лажа! Отстой!

— Тише, милейшие, тише, — успокоил публику Али Пали. — Итак, со вступительной частью мы покончили. Разве что осталось отдельно поблагодарить братьев Йети, которые любезно согласились организовать для нас буфет с напитками и закусками, а также участников музыкальной группы «Непутевые ребята» в составе Артура (клавишные), О'Брайена (флейта) и Шелупони (ударные).

В ответ из оркестровой ямы раздалось несколько немелодичных трелей, оборвавшихся в конце неожиданным тяжелым грохотом — это Шелупоня уронил свои барабанные палочки.

— А теперь, дамы и господа, — продолжал Али Пали, — настал момент, которого мы все так долго ждали! Вечер чародейства и волшебства объявляется открытым!

Али Пали щелкнул пальцами, и у его ног образовалось железное мусорное ведерко, наполненное свернутыми бумажками.

— По старой доброй традиции очередность конкурсантов будет определяться жребием. Итак, мы начинаем. Первым номером программы объявляется прославленный шампунь против перхоти «Скреб-поскреб» от ведьмы Чесотки.

По залу пронесся гул негодования.

— О нет, опять эта гадость!

— Да видели уже!

— Каждый год одно и то же. Хоть бы название поменяла, что ли…

Чесотка вскочила со своего места и решительным шагом направилась на сцену с ведром, увенчанным пышной шапкой пены. Из года в год она представляла на конкурс свой прославленный шампунь и предлагала членам жюри угадать, какая половина ее головы была вымыта обычным мылом, а какая ее собственным изобретением. Судьи еще ни разу не угадали правильно, и Чесотка всегда уходила с конкурса в расстроенных чувствах. Все это было скучно и предсказуемо.

Сказать по-честному, и сам конкурс успел всем порядком поднадоесть. Из года в год одни и те же избитые трюки и никому не нужные устаревшие изобретения, в лучшем случае под новыми названиями, а по сути, то же самое, что и в прошлом году. И в позапрошлом. И в позапозапрошлом.

После того как жюри в очередной раз не смогло определить, какую же половину своей головы Чесотка помыла прославленным шампунем, и отправило несчастную ведьму обратно в зал рыдать на плече у Барри, на сцену вышел следующий конкурсант, на этот раз волшебник.

— А теперь, дамы и господа, поприветствуем Фрэнка Ясновидца с его пророческим чайным пакетиком, незаменимым помощником каждой гадалки! — объявил Али Пали.

Публика оживилась. Не то чтобы чайный пакетик вызвал у них бурю восторга, но, по крайней мере, это было что-то новенькое.

Под дружные аплодисменты волшебников Фрэнк поднялся на сцену и хитро прищурился. Затем из одного рукава он извлек чайничек, а из другого — чашку и блюдце. Из-под колпака он ловко достал небольшой квадратный пакетик и аккуратно зажал его между большим и указательным пальцами.

— Дамы и господа, — возвестил он, — сейчас я продемонстрирую вам чудесные свойства этого уникального пакетика. Он прост в обращении, надежен, а кроме того, не оставляет после себя прилипчивых мелких чаинок. К тому же один и тот же пакетик вы можете использовать снова и снова. Могу я попросить сюда добровольца из зала?

С быстротой молнии на сцену выскочило маленькое мохнатое существо. От возбуждения оно притоптывало на месте и то и дело махало рукой своим сородичам, оставшимся в зале.

— Так, отлично, дружище, постой-ка чуть в сторонке, пока я при помощи магических чар буду кипятить чайник, — сказал Фрэнк, зажмурился, набрал полную грудь воздуха и аж покраснел от натуги. Спустя некоторое время из носика повалил пар, и чайник пронзительно засвистел.

Волшебники радостно захлопали в ладоши и одобрительно закивали. Ведьмы же принялись демонстративно зевать и громко шушукаться.

— Тоже мне удивил, да я так могла, еще когда под стол пешком ходила, — хмыкнула Пачкуля. — Вот скучища-то. Хоть бы мы следующие.

— Нет уж, — отозвалась Шельма, — мы идем последними, все уже решено. Так что придется высидеть Мымрин крем от бородавок, крутящийся насест для летучих мышей от Туту, сумку-невидимку от Макабры-Кадабры, Крысоловкин дорожный набор волшебных палочек, Грымзин словарь магических терминов…

— Хватит с меня! — взмолилась Пачкуля. — Все то же самое, что и в прошлом году!

— И это только ведьмы, — закончила Шельма. — А будут еще волшебники со своим столетним пыльным старьем…

— Ну уж нет, на это я смотреть не собираюсь. И так вся как на иголках. Хочешь, пойду лучше схожу нам за чем-нибудь вкусненьким. Тут вроде буфет недалеко.

— Отличная мысль, — просияла Шельма. — Весьма любезно с твоей стороны!

— Ага. Только я кошелек дома забыла.

Шельма сердито засопела.

— Ладно, так уж и быть, — вздохнула она наконец. — Можешь взять мою сумочку. Только не забудь пересчитать сдачу. И смотри не трать слишком много. Деньги-то мои.

— Идет. Ты что будешь?

— Болотный леденец на палочке.

— А Дадлик?

Хриплое урчание из-под Шельминого кресла означало, что Дадли желал полакомиться рожком мышино-ванильного мороженого.

— А что тебе, Хьюго?

Хомяку было все равно что есть, лишь бы там были орешки.

Глава двадцатая Стычка в буфете

 самой дальней стены банкетного зала на самой облезлой и скрипучей скамейке и жутком сквозняке сидели гоблины. Это были самые худшие места, и гоблины заслужили их по праву.

Красавчик устроился на краю слева. За ним сидели Обормот, Косоглаз, Гнус, Свинтус, Цуцик и Пузан. С отвисшими челюстями и озадаченными лицами они наблюдали за тем, как Фрэнк Ясновидец совершает на сцене свои манипуляции.

Фрэнк уже успел заварить в чашке чай и теперь подробно объяснял мохнатику, что искусство гадания по чайному пакетику заключалось в математически точном подсчете количества морщинок на нем и глубоко научном трактовании местоположения пакетика на дне чашки.

— Чегой-то он там дедает? — поинтересовался Красавчик.

— Кажись, чай заваривает, — отозвался Свинтус.

— Может, это антракт? В антрактах всегда делают чай, — со знанием дела заметил Цуцик.

— He-а, — замотал головой Свинтус. — Никакой это не антракт. Это конкурс тут, чародейства разве нет?

— Конкурс не конкурс, какая разница. Бсе равдо ерунда одна, — буркнул Красавчик.

В конкурсе на лучшее чародейство года гоблины, как вы понимаете, участия не принимали. Они ничегошеньки не смыслили в магии и колдовстве. Все эти замысловатые заклинания и сложные пасы руками были за гранью их понимания. На самом деле и в зал-то они зашли только потому, что на улице шел дождь.

— А теперь он че делает? — подключился к разговору Косоглаз.

Фрэнк Ясновидец бережно протягивал мохнатику дымящуюся чашку и советовал пить аккуратно маленькими глоточками. Мохнатик сосредоточенно слушал и вежливо кивал в знак согласия, но потом внезапно потерял терпение, схватил чашку, выудил своим волосатым пальцем уникальный пророческий чайный пакетик и, к великому ужасу Фрэнка и на потеху публике, слопал его без остатка.

Этого Фрэнк Ясновидец никак предвидеть не мог.

— Ерунда какая-то, — снова пробубнил Красавчик.

— А Пузан опять нюни распустил, — злобно захихикал Цуцик.

Гоблины с нескрываемым интересом разом повернули головы в сторону Пузана. В глазах у того и впрямь стояли слезы, и время от времени крупными каплями стекали вниз по щекам. Вот уже в тысячный раз рука его машинально потянулась к макушке в тщетной надежде нащупать там утраченный помпон.

— Он в трауре, — съязвил Обормот. — По помпону!

Все гоблины как один покатились со смеху. Куда этим скучным прогнившим заклинаниям до старого доброго язвительного злорадства. Вот где потеха так потеха!

— И вовсе нет, — запротестовал Пузан, быстренько опуская руку под скамейку. — Это у меня от холода глаза слезятся. И в горле пересохло. И вообще, надоело мне здесь. Пойду попить куплю. Кому еще принести?

— Мне! Мне! — загалдели гоблины.

— Хочется-перехочется, — гордо ответил Пузан и решительно поднялся со своего места. Скамью, на другом конце которой остался сидеть грузный Красавчик, перевесило, она опрокинулась, и гоблины в беспорядке попадали на пол.

Хлюпая носом, Пузан обошел зал и направился к буфету. По пути он обводил взглядом публику и, как ему показалось, на долю секунды различил в толпе того самого древесного гнома-парикмахера, что заставил его снять с головы вязаную шапочку и обкорнал под самый ноль. А шапочку-то в это время и стащили… Пузана передернуло от нахлынувших жутких воспоминаний, и он поспешил к буфету.

Дородный Йети в заляпанном жирными пятнами белом жилете, из кармана которого свисал медальон с золотой цепочкой, стоял, облокотившись на барную стойку, и уныло наблюдал за тем, как Туту демонстрировала на сцене свой крутящийся насест для летучих мышей. За его спиной другой Йети в цветастом переднике и с огромным ножом в волосатой лапе нарезал помидоры. (Это были братья Йети — Спаг Йети и Конф Йети, владевшие сетью закусочных и забегаловок в Непутевом лесу.)

На высоких стульчиках у барной стойки примостилась парочка скелетов, которые потягивали через трубочку коктейли и хрустели чипсами. Едва завидев Пузана, они демонстративно повернулись к нему позвоночниками.

— Нда-с? Чего изволите? — обратился к гоблину Йети в жилетке.

— Демонаду, пожалуйста.

— А вы, часом, не гоблин?

— Чего-чего? — переспросил Пузан, притворяясь, что не расслышал.

— Я спросил, не гоблин ли вы. Потому как гоблинов мы здесь не обслуживаем. Так гоблин вы или не гоблин?

Пузан крепко призадумался. Внезапно его осенило. Гениальный, по сути, ответ пришел сам собой и, как знать, мог даже сработать.

— Нет, — выпалил он.

— Тогда порядок, — ответил Йети. — Обычная проверка. Без обид. Демонад, говорите? Ща принесу.

— Отлично, — просиял Пузан. — Можете не торопиться. Я здесь подожду.

Мысленно поздравив себя с победой, Пузан как можно более непринужденно облокотился о барную стойку и устремил взгляд на сцену, где с бешеной скоростью крутился вышедший из-под контроля насест и расшвыривал по залу обалдевших летучих мышей.

И тут Пузан увидал Пачкулю, которая продиралась между рядами в сторону буфета. К груди она прижимала объемистую черную сумочку, явно с чужого плеча.

— Сперла небось, — съязвил он ведьме вместо приветствия.

— Помпон тебе в глотку, — огрызнулась Пачкуля, энергично распихивая посетителей буфета локтями. — И стрижка у тебя дурацкая, — добавила она от всей души.

Пузан отчаянно пытался выдумать ответную гадость, но так и не смог. Весь свой скудный запас остроумия он потратил на переговоры с Йети и больше не мог выдавить из себя ни слова. Так что пришлось обойтись обычной для таких случаев отговоркой, которая, впрочем, всегда работала безотказно.

— Заглохни, — бросил он Пачкуле.

— Кстати, — продолжала ведьма, пребольно наступив ему на ногу, — а где это твой облезлый помпон? Никак, оторвался?

Глаза Пузана мигом наполнились слезами. Это была больная тема.

— Его украли, — прошептал он сквозь комок в горле.

— Неужто? Да кому он мог понадобиться? Разве что какой-нибудь ведьме, которая решила покрошить его в свое зелье! А-ха-ха! Эй, Спаг! Куда ты там запропастился? Так, давай сюда один маленький мышино-ванильный рожок, один болотный леденец на палочке, что-нибудь не шибко дорогое и с орешками для Хьюго и еще экстра-мега-супер-шоколадно-мармеладное мороженое с двойной порцией вишневого наполнителя и взбитых сливок для меня.

— Сперва деньги гони, — угрюмо буркнул Спаг. — Да смотри, не вздумай снова подсунуть свой неразменный пятак.

— Ну и народ пошел, — оскорбилась Пачкуля и полезла рыться в бездонных глубинах Шельминой сумочки. — Вот проклятие, и где у нее тут кошелек? Эй, кто мне там свет загораживает? А ну, расступись!

И без лишних слов она вывалила на барную стойку все содержимое Шельминой сумочки. Расчески, щетки, зеркальца, щипчики, пилочки, тюбики с помадой, коробочки с пудрой и добрая сотня заколок заполнили собой все свободное пространство. Несколько крошечных ежат испуганно высунулись из мягкого поролонового футляра и разбежались в разные стороны.

Поверх кучи покоился Шельмин кошель. А как раз под ним — зеленая бутылочка из-под демонада с заветным Эликсиром желаний.

— Ага! — завопила Пачкуля, хватая кошелек. — Вот ты где! Так я и знала. Ну, теперь видишь? Денег у меня куры не клюют. Так что давай сюда мышино-ванильный рожок.

— Извольте, милейший, ваш напиток. Прошу прощения за задержку, — обратился к Пузану Йети в красной жилетке.

Но Пузан, казалось, не слышал его. Ему никак не давали покоя Пачкулины слова насчет покрошенного в зелье помпона. Какая-то смутная догадка бродила в его голове, перетекая из одной извилины в другую, по пути натыкаясь то на шарики, то на ролики и неизменно попадая в тупик.

— Эй, постой-ка, — сказал Пачкуле Пузан, — что это ты там говорила про мой помпон?

Но выяснить это ему так и не удалось, потому что как раз в этот момент со сцены прогремело объявление:

— Дамы и господа, вращающийся насест для летучих мышей от ведьмы Туту снимается с конкурса по причине нарушения правил техники безопасности. А потому без лишних промедлений мы переходим к следующему номеру нашей программы. коим является совместное и весьма таинственное изобретение ведьм Пачкули и Шельмы. Прошу вышеназванных участниц подняться на сцену.

— Как? Уже?! — в панике завопила Пачкуля. — Что ж мне раньше-то не сказали, что мы следующие! Эй, подождите меня-я-я! Уже бегу-у!

Одним махом она сгребла Шельмино имущество обратно в сумку, схватила драгоценную бутылочку с эликсиром и понеслась через проход к сцене. На пути ей выставили сразу несколько подножек, но Пачкуле удалось ловко перепрыгнуть через все коварные преграды.

У самых ступенек, ведущих к подмосткам, она наткнулась на Шельму, которую внезапно охватил мандраж. Она нервно расхаживала взад-вперед и грызла ногти.

— Явилась не запылилась! — накинулась она на Пачкулю. — И где тебя только черти носили! Сейчас наша очередь! Эликсир у тебя?

— У меня, конечно, у кого ж еще. Ладно, пошли на сцену, а то публика заждалась.

Из зала и вправду раздались первые требовательные хлопки, а стайка привидений принялась тихонько подвывать от нетерпения. Чесотка с Барри подначивали зрителей освистать конкурсанток, а Бугага с Гагабу недовольно зафыркали. Впрочем, все это было неудивительно, ведь в последнее время Пачкуля в лесу особой популярностью не пользовалась.

— Погоди секундочку, мне нужно подкрасить губы. На публике я должна выглядеть безупречно. Черт побери! Что ты сделала с моей сумочкой?

— Тоже мне, нашла время придираться, — огрызнулась Пачкуля. — Сама виновата. Говорила же, что мы выступаем последними.

— Ладно, все, хорош пререкаться. Так, губы накрасила. Давай сюда мой эликсир, и пошли на сцену.

— Что значит «твой» эликсир? Уж если кто его и понесет, то только я. Это мое зелье. И я рецепт нашла.

— Вот наглеж! А кто тебе помогал? Кто испек тебе кекс, когда все остальные так называемые друзья отвернулись от тебя, а?

— Дамы, у вас, кажется, проблемы? — ехидно поинтересовался со сцены Али Пали.

— Еще чего! — рявкнула Пачкуля. — Уйди с дороги, козявка, и челюсть подвяжи, а то отвалится. Сейчас мы вам с моей ассистенткой покажем.

И они показали.

Глава двадцать первая Эликсир желаний

ак, тихо всем, цыц. Исчезни, Пали, без тебя разберемся. Вот спасибо. Итак, дамы и господа, в этой самой обыкновенной зеленой бутылочке из-под демонада у меня находится самый…

— Что ты имела в виду, когда сказала «мы с моей ассистенткой», а? — злобно прошипела Шельма.

— Да тихо ты, сейчас не время. Так вот, дамы и господа, как я уже говорила…

— Нет уж, извини, но я хочу знать, почему ты назвала меня своей ассистенткой.

Пачкуля принялась лихорадочно соображать. Если сейчас Шельма решит обидеться, то все пропало. Внезапно ее осенило:

— Да потому что ты самая красивая! Ты разве не замечала? У всех настоящих магов всегда самые красивые, элегантно одетые и ухоженные ассистентки. Прямо как ты.

— О, неужели? Тогда понятно. Да, полагаю, ты права, — согласилась Шельма, поправляя волосы и попутно одаривая публику сияющей улыбкой.

— Так я могу продолжать?

— Да-да, конечно, — ласково проворковала Шельма, кладя одну руку на бедро и принимая эффектную позу, подобающую настоящим ассистенткам.

— Отлично. Дамы и господа, как я уже говорила, прямо перед вами в этой скромной бутылочке находится зелье, во всех отношениях достойное звания лучшего чародейства года. Потому что зелье это не что иное, как прославленный Эликсир желаний по оригинальному рецепту бабули Малодур!

На секунду публика притихла в изумлении, но уже в следующее мгновение принялась хихикать и перешептываться. Прославленный эликсир бабули Малодур, она сказала? Как бы не так, держи карман шире! Всем известно, что рецепт давно сгинул во мгле веков.

— Смейтесь-смейтесь, — пожурила Пачкуля. — Полюбуюсь я на ваши физиономии через минуту-другую. Сейчас моя прелестная ассистентка Шельма предложит членам судейской комиссии по глоточку этого удивительного напитка. Как раз на одно желание. И оно тут же сбудется. А если нет, то моя прелестная ассистентка на ваших же глазах съест свой колпак. Причем целиком и острым концом вперед. Теперь-то вы понимаете, насколько я уверена в магических свойствах своего зелья.

— Э-э-э, минуточку… — попыталась было возразить прелестная ассистентка. Но Пачкулю уже понесло так, что не остановишь.

— Во избежание обвинений в подлоге и жульничестве я попрошу уважаемых судей записать свои желания на листочках. Подумайте хорошенько. Такой шанс бывает лишь раз в жизни.

Судьи крепко задумались. Всего одно желание. Единственный шанс в жизни. Они не должны его упустить.

Фундюк с тоской подумал о том, как хорошо было бы стать отшельником и жить в какой-нибудь глубокой горной пещере, подальше от соблазнов и бремени королевской власти. Скотт Мертвецки загадал сногсшибательный успех своему новому фильму «Месть пуделей-убийц». Чепухинда попросила хорошую память, правда, тут же об этом забыла. Гарольд Почтенный пожелал очутиться у себя дома в теплой постельке. Зак Олдуй размечтался о мировой торговой империи собственных мега-супер-маркетов, а Пьер де Конфитюр в тысячный раз взмолился о том, чтобы Шельма перестала считаться его кузиной. Бетти Боб со своими голубями ничего не загадывал, потому что как раз в это время отлучился в туалет.

По просьбе Пачкули все члены жюри (за исключением Бетти Боба) записали свои желания на бумажках, а Шельма в это время по каплям разливала в их бокалы драгоценный эликсир.

— Итак, — возвестила Пачкуля после того, как стаканы были наполнены, а бумажки собраны в кучку, — у нас имеются следующие желания: пещера, слава, хорошая память, теплая постелька, куча денег и расторжение родственных связей с Шельмой. Дайте, пожалуйста, барабанную дробь. Тишина в зале. Уважаемые судьи, приготовьтесь отведать чудодейственный Эликсир желаний. Раз, два, три… ПЕЙ ДО ДНА!

«Непутевые ребята» взяли несколько невнятных аккордов, публика затаила дыхание, и судьи по очереди осушили бокалы. Воцарилась томительная тишина.

— По мне, так обычный демонад, — пожал плечами Скотт Мертвецки.

— Что? — удивилась Пачкуля. — Что вы сказали?

— Я сказал, что на вкус он как обычный демонад. Разве нет? — обратился он к оставшимся членам жюри, и те дружно закивали в ответ.

— Увы, Пачкуля, — покачала головой Чепухинда, — никакой это не Эликсир желаний бабули Малодур. И хотя я уже не помню, что загадывала, но мое желание определенно не сбылось. Эй, у кого-нибудь сбылось?

Судьи замотали головами. Ни у кого. Ни одно желание не сбылось.

— Да что же это такое? — взревела Пачкуля, заламывая руки. — Я же готовила точно по рецепту! Он должен работать! Что, точно ни у кого не сбылось?

Вот тут-то все и началось. Внезапно откуда-то сверху Пачкуле на голову упал легкий пушистый зеленый комочек. Потом еще один, но уже голубого цвета. За ним другой, на этот раз в клеточку.

А потом… Потом повалил самый настоящий снегопад из помпонов! Они летели сотнями! Тысячами! Всевозможных цветов и размеров. Огромные ядовито-желтые и малюсенькие бледно-розовые. Нежно-голубые и пестрые. Это уже походило на какой-то помпонный буран.

Легкие, почти невесомые комочки молотили по головам и плечам ошарашенных зрителей, отскакивали на пол, постепенно заполняя проходы, оркестровую яму, забивая дверные проемы. В считанные секунды публика оказалась по колено в мохнатых кругляшах, а они все прибывали и прибывали.

— Без паники! Сохраняйте спокойствие! — только и успел пропищать Али Пали, прежде чем с головой утонул в гуще помпонов.

Естественно, все тут же в панике ринулись к выходу. В суматохе король Фундюк потерял свою корону, Чепухинда погнула слуховой рожок, судейский стол был перевернут вверх ногами, а серебряный кубок кто-то незаметно стащил.

Помпонов в зале стало уже столько, что гномы и прочие мелкие существа прямо-таки барахтались в них, еле удерживая голову над поверхностью.

А помпоны все сыпались и сыпались, наводняя собой все вокруг.

Кто же, интересно, мог их пожелать в таком количестве?

Глава двадцать вторая Приятная неожиданность

 тут ни при чем, — в сотый раз бормотала в свое оправдание Пачкуля.

— Еще как при чем, — кипятилась Шельма. — Еще как! И все так считают, скажи, Хьюго? Это из-за тебя теперь конкурс на лучшее чародейство года запретили навсегда! Скажешь, нет? А ну передай сюда лягушек.

Дело происходило на следующий день. Ведьмы сидели за столом на вылизанной до блеска Пачкулиной кухне, угрюмо макали в чашки с болотной водой имбирное печенье в форме лягушек, которое принесла с собой Шельма, и в сотый раз перетирали события прошедшего дня, пытаясь выяснить, кто прав, кто виноват.

— А ты разве не видела, что в бутылке вовсе не Эликсир желаний? — бухтела Пачкуля. — Должна была заметить, когда разливала по бокалам. Думаешь, зря я тебя ассистенткой назначила?

— Ах так? А кто перепутал бутылки? И вообще, считай, что я в последний раз одолжила тебе свою сумочку. И в последний раз помогала варить твои тухлые зелья!

— Эй, Хьюго, а ты почему сидел ушами хлопал? — спохватилась Пачкуля. — Думаешь, я для этого тебя в помощниках держу?

— Я фсе фидел, я кричать тебе из-за кулис, но ты не слышать!

Наступила тягостная тишина.

— Эх, — вздохнула под конец Пачкуля, — такой шанс профукали. Нет, я точно не переживу! Извести целую бутылку Эликсира желаний — и ради чего? Ради того, чтобы какой-то глупый гоблин получил пожизненный запас помпонов? Помпонов, подумать только!

— Ничего не попишешь, — согласилась Шельма.

— Столько возни и все зазря! А я ведь его даже не попробовала!

— Не стоит так убиваться, — приободрила ее Шельма, обнимая за плечи. — У тебя же есть рецепт. Захочешь — сваришь еще.

— После всей этой заварушки? Нетушки, спасибо. Я и так чуть не убилась, пока добывала все эти ингредиенты. К тому же никто в лесу теперь не желает со мной водиться.

— Неправда, — утешила ее Шельма. — Я желаю.

— И я, — пискнул Хьюго.

— Ну и зря. Вы были правы. Это я во всем виновата. И в том, что переполох начался, и в том, что кубок похитили, и вообще во всем. Все меня теперь ненавидят. Я самая никудышная ведьма во всем шабаше!

— Ну-у-у-у, в общем, да, — согласилась Шельма. — Хотя это и так всем известно. Но ты все равно моя лучшая подруга.

— И моя, — закивал Хьюго.

— Вы вправду так считаете? — хлюпнула носом Пачкуля.

— Ну, конечно. И в доказательство нашей дружбы мы кое-что для тебя припасли. Скажи, Хьюго?

Шельма полезла в свою сумочку и достала оттуда какой-то предмет, которым торжественно потрясла у Пачкули перед носом.

— Вот. Это тебе. Бутылка из-под Эликсира желаний. Хьюго успел отобрать ее у Пузана, пока тот все не выпил. Там еще осталось на донышке, как раз на одно желание.

— Вы… вы что… это… и вправду мне? И я смогу наконец попробовать свой эликсир? После стольких мучений?

Дрожащей рукой Пачкуля взяла бутылку.

— Почему же вы раньше мне не сказали? Чего ждали?

— Ждали, когда ты во всем сознаешься, — пояснила Шельма. — Когда в ногах у нас поваляешься. А уж потом хотели огорошить сюрпризом. Ну как, ты довольна?

— Довольна? Да не то слово как! Огромное вам спасибо! Ну а теперь поехали. Буду желание загадывать. Но сначала бабулины волшебные слова: «Пей до дна!»

Пачкуля подняла бутылку из-под демонада с остатками жидкости на донышке и осушила ее одним махом. Шельма вместе с Хьюго, затаив дыхание, наблюдали за тем, как она опустошила сосуд и утерла рукавом губы.

— Бе-е-е, — скривилась она. — Редкостная гадость. Стопроцентный бабулин эликсир. Передай-ка сюда имбирную лягушку, Хьюго, я заем.

— Што ше фы пошелать, госпоша? — полюбопытствовал Хьюго.

— Обожди чуток, сам все увидишь.

И они подождали немного. Потом еще немного. Шельма уже готова была предположить, что эликсир протух, как вдруг что-то действительно начало происходить.

Внезапно подул легкий ветерок.

В то же время снаружи послышалось какое-то громыхание. Не то звон, не то дребезг, не то лязг, не то треск. Из окна пахнуло чем-то очень вонючим.

В следующее мгновение дверь хибары широко распахнулась, и в дом хлынул мощный мусорный поток. Как если бы на Великой Помойной реке прорвало плотину. Весь хлам, что Хьюго с метлой так тщательно выгребали из Пачкулиного жилища, вернулся обратно, прихватив за компанию со свалки отходы из всех окрестных домов.

Шельма взвизгнула и, подобрав повыше юбку, проворно запрыгнула на стол. Пачкуля с Хьюго скакнули туда же. Сбившись в кучку, они с замиранием сердца наблюдали сверху за тем, как лавина мусора постепенно заполняла дом.

Все милое Пачкулиному сердцу богатство вернулось к своей хозяйке: дырявые непарные носки, разбитые очки, засохшие сырные корки, пробитый котелок, потертый плюшевый мишка, термос для болотной воды и… А впрочем, вы и так знаете. Все вернулось на свои места.

Равномерно рассредоточившись по полу, куча барахла принялась распадаться на отдельные предметы, которые тут же бросились занимать свои привычные углы, закутки и щели, устраиваться там поудобнее и праздновать возвращение в родной дом.

Старые газеты, махая страницами, словно птицы крыльями, взлетели под потолок и плюхнулись на верхнюю полку стеллажа растрепанной стопкой. Термос для болотной воды подпрыгнул и сам подвесился на дверной крючок.

Шельма, Пачкуля и Хьюго едва успели увернуться от стайки старых рваных сборников заклинаний, которые просвистели у них над головами и шмякнулись в не менее старый и обшарпанный книжный шкаф.

Воротился продавленный скрипучий диванчик и, весело помахивая вывороченными наружу пружинами, с торжествующим видом водрузился на прежнее место. Комоды радостно выдвинули свои ящички, готовясь принять десятки непарных носков и замызганных кофточек. До неприличия грязная простыня раскинулась на кровати поверх чистого постельного белья, кое-как подоткнула себя по краям и замерла в ожидании очередной порции просыпанных крошек.

Грязные побитые фарфоровые чашки и тарелки попрыгали в раковину и нагромоздились там высокой бесформенной кучей. Окно в комнате треснуло само собой и покрылось грязными разводами, с потолка свесились клочья паутины и в воздух взмыли ошметки пыли.

Крыльцо мигом поросло сорняками, а с дверей облупилась новая краска. На садовой дорожке, у калитки, показалась колония изголодавшихся блудных пауков. «Ну что ты будешь делать? — причитали они. — Этот дом выглядит еще хуже, чем все предыдущие, вместе взятые. У меня сейчас лапы отвалятся. Все, я больше не могу, остаемся здесь».

Любопытная метла, почуяв неладное, влетела в дом, бросила всего лишь один взгляд на пол и тут же грохнулась в обморок.

Когда пыль наконец улеглась, пауки распаковали чемоданы, а последний чахлый цветочек угнездился со своим горшком на подоконнике, Шельма, Пачкуля и Хьюго решились слезть со стола.

— Так-так, — процедила сквозь зубы Шельма, оглядываясь по сторонам. — Вот, значит, какое твое заветное желание? Жить по уши в грязи?

— Точно, — подтвердила Пачкуля, сияя от счастья. — Такая уж я уродилась, и ничего тут не поделаешь. Не знаю, как я тут выдержала последние две недели. Все время чувствовала себя чужой в собственном доме после этой уборки, будь она неладна. Прости, Хьюго. Я знаю, ты очень старался.

Хьюго только пожал плечами:

— Фсе в порятке, госпоша, я не ф обиде. Честно сказать, я даше соскучился по паукам.

Сверху послышались дружные аплодисменты сотен лапок, а самый маленький паучонок по имени Джеральд совершил на радостях головокружительный прыжок в хомячий стакан с водой.

Примечания

1

Читайте об этом в книгах «Ведьма Пачкуля, или Магия вредных привычек», «Ведьма Пачкуля и Ойлимпийские игры в Непутевом лесу».

(обратно)

Оглавление

Глава первая Неожиданная находка

Глава вторая Бабулин рецепт

Глава третья Зак Олдуй

Глава четвертая Кошачий ус

Глава пятая Болотная трясина

Глава шестая Перо стервятника

Глава седьмая Локон с головы принцессы

Глава восьмая Слухи

Глава девятая Двойной удар

Глава десятая Гном-цирюльник

Глава одиннадцатая Помпон с шапочки гоблина

Глава двенадцатая Приговор

Глава тринадцатая Рональд

Глава четырнадцатая Чаепитие у Шельмы

Глава пятнадцатая Семь звезд с мантии Волшебника

Глава шестнадцатая Заварушка

Глава семнадцатая Рональд вступает на тропу войны

Глава восемнадцатая Поймана с поличными

Глава девятнадцатая Конкурс на лучшее чародейство года

Глава двадцатая Стычка в буфете

Глава двадцать первая Эликсир желаний

Глава двадцать вторая Приятная неожиданность Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg