«Вдогонку за неизвестным»

Георгий Георгиевич Почепцов Вдогонку за неизвестным

Глава первая МАЛЕНЬКИЙ

Всё началось с физкультуры.

Казалось бы, самый радостный урок. Бегай, прыгай, домашних заданий не бывает. Мечта, а не урок. «Превратим все уроки в уроки физкультуры!» — можно даже такой лозунг в школах вывесить. И его поддержит всё население Советского Союза, которое утренние часы проводит в классах и кабинетах школ.

Но физкультура хороша не для всех, как с горечью обнаружил Серёжа. Начать хотя бы с того, что в строю он всегда стоит последним. Даже девочки стоят впереди, хотя им рост и вовсе ни к чему. Рост мальчишке нужнее.

Или взять прыжки. Понапридумывали всяких коней-козлов гимнастических. Только коров ещё не хватает, чтобы целая ферма получилась. Приземлился Сергей на этого козла — ни вперёд, ни назад. Как приклеился. Еле-еле физкультурник с ребятами его стащили. И всё потому, что маленький.

Даже книгу с полки достать — ищи табуретку. Карту на доску не повесишь. По плечу похлопать никого не можешь, а тебя все хлопают, пожалуйста. И самое главное — в кино «до шестнадцати» не пускают и никогда, наверное, не пустят. Даже большой вырастешь, а тебя всё равно маленьким считать будут.

Сергей шёл по морозной улице из школы и везде казался сам себе малышом среди великанов.

Дома в ванной Сергей долго изучал себя в зеркале. Лицо, можно сказать, ничего, сойдёт. А вот рост…

Он посмотрел на дверь и нашёл там отметку своего роста, ещё летнюю. Приставил руку и вздохнул. Ничего приятного не было: с лета он не подрос даже на миллиметр.

Расстроившись, Сергей отправился на кухню. Молча поел, молча ушёл в свою комнату.

Он сидел там, не включая света, и думал всё об одном и том же.

Бабушка всегда говорила, что, когда люди спят, они растут. Может, попробовать? И Сергей, вздохнув, отправился в постель. Он долго ворочался, но заснуть не мог. Тем более, что время от времени в комнату заглядывала взволнованная мама.

— Сергей, что с тобой? — наконец не выдержала она. — Тебе плохо?

— Ничего.

— Сейчас померяем температуру!

Никакие возражения не помогли: пришлось лежать с градусником.

Сергей принялся жадно искать другие средства, как быстрее вырасти.

Первым делом залез на антресоли и стал скидывать оттуда старые журналы. «Наука и жизнь», «Здоровье», «Знание — сила» хлопались об пол, наполняя комнату облаками пыли.

Сергей перетащил журналы в свою комнату и начал их изучать. Журналы писали обо всём. Когда изобретён одеколон, почему снег белый, а икра чёрная, на сколько сантиметров может прыгнуть бразильская лягушка, почему плачут нильские крокодилы… О том, как вырасти, нашлось всего два рецепта на целую груду журналов. Первый — растягивание. Человека тянут за ноги, и постепенно он и сам вытягивается. А второй — это какие-то таблетки с мудрёными названиями. Но где достанешь такие таблетки? Сергей решил испробовать первое средство.

Улучив минутку, когда все занялись своими делами, Сергей забрался на стул и повис на перекладине, которую папа приспособил над дверью вместо турника. Чтобы вытянуться посильнее, Сергей надел ещё и папины зимние ботинки.

Висеть было трудно. «Не могу, не могу больше», — сверлила голову одна и та же мысль. Серёжа изо всех сил прогонял эту мысль другими, более красивыми. Он, высокий и стройный, прыгает с вышки. И все удивляются, в первую очередь те, кто ходит с косичками. Но мысль «не могу» была хоть и некрасивой, зато самой сильной. Она легко справлялась с любыми другими. И даже с самим Серёжей.

Может быть, Серёжа чего-то и добился бы, если бы папа в поисках своих ботинок не набрёл на него. Конечно, Сергей успел соскочить на пол, но был весь красный и запыхавшийся.

Папа удивлённо поднял брови и отправился за термометром.

— Чего это ты? — спросил папа, измерив ему температуру, что в их семье было главным лечением.

Но Сергей молчал. Он стиснул зубы, чтобы не расплакаться. А что скажешь, поймут ли?

— Ты чего это? — повторил вопрос папа и рукой тихонько отослал заглянувшую маму. Близился мужской разговор.

— Понимаешь, — начал Сергей и с большим трудом продолжил: — Я маленький.

— Ну и что? — сразу успокоился папа и даже повеселел. — Все были маленькими: и Лев Толстой, и Лев Яшин. Вырастешь, станешь большим. Кто же не был маленьким?

— Я никогда не вырасту, я буду таким, таким…

— Каким? — полюбопытствовал папа, сам не подозревая, что трогает самое больное место.

Серёжа задумался. Но в такую минуту лгать не полагается. Поэтому он сказал всю правду:

— Таким, как ты…

Нельзя сказать, чтобы папа очень расстроился после этих слов, хотя не часто услышишь такое от собственного сына.

— Ну и что? — вздохнул папа. — Дело ведь не только в росте. Я кандидат технических наук. Меня уважают, очень уважают. Даже повышение предложили.

— Это сейчас. Тебе не надо драться и прыгать через «козла». А когда ты был таким, как я…

— У нас во дворе был Вовка Бабинец. Маленький, меньше тебя. А он кого хочешь бил. Честно. Так что, если разобраться, дело не в росте, а в силе. Вот хлюпик какой-нибудь длинный — он же ничто против сильного парня. Вроде тебя.

— Но, па, я и не сильный.

— Вот это уже плохо. Плохо, если разобраться, только это. Ты должен стать сильным. Завтра мы с тобой пойдём в спортивный магазин и купим там всё необходимое. Да, завтра же. И непременно…

— Что, па? Что купим?

— Что? Гантели, конечно, гантели. Вот что самое главное. Ведь тебе нужна сила. Если хочешь — и я с тобой буду заниматься. Можно, конечно, с утюгами. Но с гантелями куда приятнее. Ведь правда?

— Правда.

— Ну вот и хорошо. Ты раздевайся и ложись спать. А завтра… Завтра в поход на физкультуру и спорт. Вперёд! Ура!

Глава вторая НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ

Самое главное — принять решение. Даже если ты его ещё не выполнил, всё равно тебе уже легче: ты уже чувствуешь прелесть будущей жизни.

Поход по магазинам — всё равно как настоящий поход. Поэтому и в него неплохо бы взять рюкзаки. Ведь есть магазины-горы — к примеру, многоэтажный Центральный универмаг. Пока пройдёшь по всем его этажам, то так устанешь, что просто нет сил двигаться. Поэтому нужны не только значки альпинистов, но и покупателей. Их должны выдавать за покорение особо трудных универмагов. И таким заслуженным покупателям всё должны отпускать без очереди, потому что они и так возьмут всё без очереди. А так был бы порядок: очередь, которая в очереди, и очередь, которая без очереди.

Сегодня папу с Серёжей влекли и манили спортивные магазины. В них всегда интересно: и зимой, и летом. Зимой манекены ловят рыбу из реки, а летом, наоборот, почему-то ездят на лыжах. А людей за стеклом — будто плавающих лещей в рыбном отделе.

— Может, мяч купим? — спросил папа по дороге в магазин.

— Ведь сейчас зима… — протянул Серёжа.

— Хорошо-хорошо, — поспешил согласиться папа. — Гантели гантелями, но ведь действительно зима. Смотри, кругом снежок.

И папа указал на неизвестное вещество, которое чавкало под ногами. Только очень романтичный человек мог назвать это снегом. Но папа всё равно продолжал:

— А раз зима, то надо кататься на лыжах и коньках. Слушай, давай снова купим лыжи!

«Снова» означало, что лыжи уже были в прошлом году. Тогда зимой Сергей сломал лыжу в первый же день. В одном из оврагов Голосеевского парка лыжа треснула, как спелый арбуз, так что из лесу пришлось выбираться уже с грузом на плече. Нет, лыж довольно. И папа это понял.

— Ну и хорошо. Не хочешь лыжи — и не надо. Действительно, лыжи ломаются. Но коньки! Вот коньки сломать невозможно.

Серёжа с недоверием поднял голову. Вряд ли есть такая вещь, которую невозможно сломать.

— Железо! — папа сжал кулак. — Железо никогда не сломается. Купим тебе шапочку, костюм. Станешь мастером спорта…

— А как же сила? — не сдавался Серёжа, хотя быть мастером спорта ему понравилось. Но обычно человеку мало одного счастья, хочется ухватить побольше.

— Что ты? Конечно, сила. Кстати, во-первых, здоровье, а не сила. В основе всего только здоровье. А где ты ещё получишь здоровье, как не на свежем морозном воздухе! Посмотри, на кого ты стал похож в последнее время. Весь жёлтый какой-то.

И они круто повернули к магазину «Динамо».

Перед входом в магазин человека три-четыре, подтанцовывая, продавали свой товар. Старые и новые коньки.

— Папаша, — предложил один из них, рыжий верзила, — купите коньки для сына. Совсем новые. Задаром отдаю. От сердца отрываю. Настоящие гаги.

— Почему же продаёшь? — начал папа издалека, пытаясь войти в роль бывалого покупателя, который всё-всё узнает, а потом возьмёт и… не купит.

— Вырос. Взял и вырос. В прошлом году был тридцать шестой размер, а теперь вот — сорок третий, — и он выставил вперёд ногу, которая смотрелась на весь сорок шестой.

— Ну, этого не бывает, — возразил папа, но так как при выставленной ноге такой аргумент звучал слабо, папа поспешил добавить: — Не по науке это.

— Смотря по какой. Наука может всё, — сказал рыжий и наставительно поднял указательный палец.

Против такой истины кандидат технических наук возражать не мог. И рыжий это почувствовал.

— Будем брать? — полувопросительно-полуприказательно произнес он, оценивающе окинув глазами папу с сыном — сколько с них можно запросить.

— А в магазине что — нет? — поинтересовался папа.

— Откуда? — презрительно сплюнул рыжий. — Такие?..

Но папа покачал головой и повёл Сергея в магазин. Рыжий зло посмотрел вслед.

В магазине толпилось столько народу, что казалось, они и дышат по очереди. Когда у одного вдох, то у другого обязательно должен быть выдох. Прилавки гудели, и у каждого стоял свой особый покупатель.

Толстяки выбирали удилища. Сначала они собирали их до потолка, как будто хотели смахнуть там паутину. Потом с видом погонщика лошадей в диких прериях начинали размахивать удилищем, как кнутом. Взвешивали в руке, прикидывали на глаз, любовно поглаживали.

На одного размахивающего стояло трое-четверо советчиков.

— Нет, нет! Это не оно, — взволнованно говорили советчики. Как ни странно, но никто ещё не слышал от советчика слова «да». Казалось, они приходили сюда, чтобы не дать никому ничего купить, а лишь выискивали недостатки. Одно удилище тяжело складывалось, другое складывалось слишком легко, как бы не соскользнуло. Это было слишком лёгким, то — тяжеловатым. При этом каждое удилище в первую очередь оценивалось на вес возможной рыбы: потянет или нет. Хотя китов в Днепре не предвиделось, но, видно, только в ближайшее время.

Мальчишки в ушанках с одним приподнятым ухом скупали клюшки. Можно было подумать, что они всё время, как былинные богатыри, ломали эти клюшки об колено, проверяя на крепость. А потом снова прибегали за новой. Тут слышались тонкие просящие голоса:

— Тётенька, тётенька, и мне.

И «тётенька», которая была немногим их старше, хмыкала, но клюшку давала. Удилищелюбы так не разговаривали. Они говорили басами, свысока обращаясь к продавщице: «девушка», или «барышня», или «дочка».

В третьем отделе красивые длинные девочки выбирали ракетки для большого тенниса, разглядывали волейбольные мячи. Серёжа только шмыгнул носом. Здесь ему нечего было делать.

А совсем неспортивный народ толпился возле нейлоновых курток, разноцветных свитеров и махровых халатов. Здесь люди, примеряв покупку, становились вылитыми попугайчиками. В такой ярко-оранжевой курточке лучше всего сидеть где-нибудь на ветке в джунглях, а не прогуливаться по Крещатику.

Здесь Сергей и увидел девчонку с намазанными помадой губами. Но она, взглянув на него, презрительно повела плечиками.

«Очень ты мне нужна, корчишь из себя взрослую», — подумал Сергей и гордо отвернулся.

В отделе лыж и коньков творилось самое невообразимое. Все рвались к прилавку с коньками, будто с завтрашнего дня всякое троллейбусное движение отменялось и горожане переходили на коньки.

Папа забежал сбоку и, вернувшись из разведки, радостно сообщил:

— Коньки есть. Берём! — и ринулся в новую атаку.

Хорошо было в этот вечер дома. Папа был рад, что успокоил ребёнка. Мама — что успокоился папа. А Сергей — и тому, что рад папа, и тому, что рада мама, и тому, что теперь у него есть коньки. Настоящие гаги. Сергей даже прошёлся в коньках по комнатам, стуча по паркету, будто он хотел что-то передать соседям внизу азбукой Морзе.

Глава третья КАТОК

Сергей долго выбирал себе дома самую спортивную одежду. Почти чемпионскую. Но когда не занимаешься спортом, это трудно.

Поэтому ему помогал весь дом.

— Может, этот? — доставала мама свитер.

— Прекрасно. Просто прекрасно, — говорил папа, приподнимая голову от газеты.

— Ой, нет, — не соглашался Сергей. — Он какой-то яркий.

— Это же прекрасно, что яркий, это же спорт, — говорил папа, находясь уже на третьей странице газеты. — В спорте всё яркое.

Но мама уже искала другой:

— Ну, тогда этот.

— О, мама нашла прекрасный свитерок, весь закалённый, проверенный на ветер и снег, — говорил папа, уже дойдя до четвёртой страницы.

— Но он старый совсем, — в отчаянии метался Сергей.

— Тебя не поймёшь, то старый, то новый, — читал папа телевизионную программу.

Наконец спортсмен века был готов. Он взял коньки под мышку и отправился на Центральный стадион. Только на самом центральном катке он был готов начать свою спортивную карьеру.

Было радостно. Лишь лёгкий вечерний морозец слегка щипал щёки. Возле стадиона продавали ёлки. Они нужны были всем, потому что до Нового года оставалось два дня. Два, если быть очень строгим. Ведь завтра было уже тридцать первое, значит, вообще лишь один день. Завтрашний. Самый последний день старого года.

Прежде чем идти на каток, Сергей задержался возле портретов известных спортсменов. Они были прямо-таки увешаны наградами. Даже странно становилось, как один человек может получить столько медалей. Ведь не помещаются на груди. «Надо будет заняться и развитием грудной клетки, — заметил на будущее Сергей. — А то когда увидят, что медали больше некуда прикреплять, перестанут давать».

С катка доносилась музыка. Ведь каток — это лёд плюс люди, плюс музыка. Выкиньте что-то одно — и катка уже нет, получится просто замёрзшая вода. Лёд собирает людей, а музыка их удерживает. Ведь всегда приятно, когда о тебе заботятся. А музыка — это и есть забота.

Серёжа переобулся и, опасливо расставляя руки, чтобы спасти свою жизнь при неожиданном падении, двинулся на лёд. Он действительно был очень скользкий. Ноги в ботинках всё время ворочались, а мускулы пока не спешили превращаться в стальные.

Сергей оттолкнулся и поехал. Первое короткое скольжение наполнило его душу бурей радостных чувств. «Я еду!!!» — было написано на его лице на всех языках мира. Он был готов закрыть глаза и катиться так до бесконечности. В прошлое, в будущее — куда угодно. Только катиться. Расставленными, как железнодорожный семафор, руками он чуть не сбил выходящего на лёд пожилого человека в берете. И странно, именно этот человек начал долго извиняться.

Иногда ноги Сергея становились чересчур самостоятельными и убегали от него. Сергей не мог их догнать и грохался на лёд. Но он вставал, оглядывался, не смеётся ли кто-нибудь, и упорно изображал, что скользит дальше.

Незаметно появилась усталость. Поэтому Сергей отъехал к забору и решил передохнуть.

Вечерело. Горели прожекторы. Каток постепенно заполнялся. Над ним струился шум и гам. Ведь когда играет музыка, всем приходится разговаривать громче, чем обычно. А радисту не нравится, что его музыку заглушают разговорами, и он запускает её ещё громче. Значит, катающиеся говорят тоже ещё громче. И так до бесконечности.

Теперь кругом были глаза, лица, руки. В свете прожекторов они казались необычайно красивыми. Не все, конечно. Но некоторые наверняка.

Кого здесь только не было! Толстые и тонкие, длинные и маленькие, молодые и старые собрались здесь, чтобы покататься, но не забыть и себя показать. Ведь глаза катающегося всегда смотрят на кого-то. Значит, и на тебя в это время кто-то тоже пристально смотрит.

Все выписывали круги на льду так старательно, как будто они пришли сюда на работу, а не отдыхать.

Постояв, Сергей по-настоящему почувствовал усталость. Он уже собрался домой, как вдруг мимо него проехало что-то прекрасное. Сергей, не шевелясь, зачарованно смотрел вслед. Он не мог прийти в себя. Это была Она. Совершенно непохожая на всех вокруг. У девочки были не только голубые глаза, но и голубая коса. Она проехала в белых ботиночках, но тут же затерялась в толпе. Ведь кругом вдруг оказалось столько ненужных людей. Сергей врос в свое место и старался высмотреть ее пораньше, когда она снова проедет здесь. Но она почему-то не появлялась. Что делать? Ведь такая встреча бывает только раз в жизни.

Тогда Сергей заковылял в толпу. Он боялся не только упасть, но и сбить кого-нибудь. Голубая девочка замелькала где-то впереди. Но, к несчастью, тут перед ним показалась ватага, которая коньками гнала перед собой какую-то ледяшку. Они «играли» в хоккей.

— С дороги! Проваливай! — кричали «игроки».

— В хоккей играют только настоящие мужчины, — орал самый маленький и самый заядлый.

— С дороги! Проваливай!

Но уходить было некуда. Так кролик не может уйти от гипнотизирующего взгляда питона. Хочется уйти, но нет сил. Очень хотелось и Сергею.

Столкновение было неминуемо. Ватага налетела и закрутила его. Они с радостью забыли про свою ледяшку. Теперь у них была живая ледяшка, которую можно было тоже потолкать, но которая сопротивлялась, что-то говорила. В одном из этих удальцов Сергей узнал Рыжего, который возле магазина продавал коньки. Тот тоже узнал Сергея и так подтолкнул его, что Сергей растянулся на льду. Ребята дружно захихикали, довольные подвигом предводителя.

Сергей лежал на льду. Рыжий подъехал поближе и подал руку, как бы для помощи. Удивление пробежало по лицам ватаги. Как? Перемирие? Но Рыжий не нарушил их ожиданий. Когда Сергей приподнялся и протянул руку, то Рыжий ногой подбил его вторую руку. И Сергей снова растянулся на льду. Теперь это было обидно вдвойне. Ватага радовалась: мы всегда сильнее, мы всегда злее, разбегайся, друг и враг.

Сергей готов был заплакать, но в ватаге были две девочки. И он стиснул зубы. Одна из них была ему знакома: тогда, в спортивном магазине, ей не понравилось, что он на неё смотрел. А Рыжий, наверное, тогда ей понравился. И теперь она смеялась вместе с мальчиками.

— Ладно, мальчишки, хватит, — попросила вторая девочка, и ватага один за другим погналась за льдинкой.

Сергей поднялся и, утирая разбитый нос, побрёл к выходу. Проклятые коньки мешали идти. Кругом веселились люди. А он, весь измазанный, поцарапанный, не обращая ни на кого внимания, толкался к выходу.

Он проклинал чемпионские лавры. Они заманили его куда-то не туда. На сегодня и на весь следующий год, наверное, приключений хватало. С головой. Теперь можно отдохнуть до следующего Нового года. Хватит.

Но у выхода Рыжий держал за руку девочку с голубой косой.

— Отпусти, отпусти, — хоть шёпотом, но кричала она.

— Пойдём проедемся, — клещами схватив руку, по-рыцарски предлагал Рыжий.

— Я не хочу с тобой. Пусти. Я не знаю тебя, отпусти, пожалуйста.

— Познакомимся, хе…

— Я не хочу с тобой знакомиться, отпусти.

— Зато я хочу. Хватит ломаться, поехали.

Испуганные глаза девочки бегали по толпе. Но все старательно отъезжали прочь. Как будто именно глаза и распугивали их. Они готовы были поднять руку и закрыться от молящих глаз. Такие глаза вредно действуют на окружающих.

Сергей поравнялся с ними. Испуганные глаза засветились надеждой.

— Проезжай, чемпион, — наставительно произнёс Рыжий. — Да поскорей, а то я рассержусь.

Сергей поковылял дальше. Ведь на льду ты не человек, если не умеешь кататься. Сергей не умел. Но глаза, удивительные голубые глаза не дали ему уйти. Он приковылял к ним.

— Ещё хочешь? Мало? — переспросил Рыжий и, не отпуская девочку, помахал кулаком. Сергей с безнадёжным видом стал между ними.

— Отпусти, — безвольно сказал он.

Но так не нападают. Рыжий толкнул Сергея, и тот, чтобы не упасть, судорожно вцепился в Рыжего.

— У, гад! — Рыжий двумя руками попытался оторвать Сергея, но у того ноги опять убежали куда-то вбок, он ещё крепче ухватился за Рыжего, и оба они грохнулись на лёд.

Девочка испуганно вскрикнула и исчезла в толпе.

— Вставай, козявка, — приказал Рыжий, с трудом поднимаясь на ноги. — Лежачих мы не бьём.

Сергей пытался подняться. Ноги дрожали и подгибались. Рыжий, глядя на него, потирал руки.

— Отстань от мальчишки! — вдруг сказал кто-то над головой у Сергея. Рядом стоял высокий усатый старичок в папахе.

— А чего он, Ираклий Ираклиевич, вы же видели…

— Ладно, ладно, проваливай…

— Очень он мне нужен, — громко произнёс Рыжий, а шёпотом добавил: — Ещё встретимся, деточка, от меня не уйдёшь.

И, сделав вид, что не желает связываться, Рыжий отъехал.

Старичок, стоявший рядом с Сергеем, ростом был больше двух метров, наверное. Конечно, такой может прогнать хулигана. Его длинные усы торчали, как два карандаша, а папаха делала его ещё выше.

Сергей переминался с ноги на ногу, не зная, что сказать. Но старичок сам заговорил.

— Попало? Вон кровь платком вытри.

— А, — махнул рукой Сергей. — Если бы не на коньках, я бы ему дал. А так… Я всё падаю.

— Ну, не скажи, — не согласился старичок. — У него и рост повыше. Постарше ведь тебя?

— Ну и что? — протянул Сергей, хотя в душе был согласен. — Что рост? Сила важнее. Вот он старше, потому и… А рост — плёвое дело.

Он сказал про рост и испугался: вдруг Длинные Усы примет это на свой счёт! Но, видно, люди такого роста не очень слушают, что там им говорят снизу.

— А хочешь? — тут Длинные Усы быстро оглянулся вокруг. — Хочешь махнёмся?

— Как? — не понял Сергей.

— Очень просто, — подмигнул Длинные Усы. — Я добавлю тебе три года: ты станешь и старше, и сильнее. А?

— А! — махнул рукой Сергей. — Я думал — вы взаправду, а вы смеётесь.

И Сергей заспешил прочь от ярких пятен света на катке. Он даже не попрощался.

— Стой! — закричал Длинные Усы. — Я взаправду. Ты действительно станешь старше. Только не сразу, не с этой минуты, а с первого января нового года. Пойми, ты решишь сразу все свои дела. Разве плохо быть старше?

Сергей приостановился. А вдруг в самом деле в этом есть хоть капелька правды? Тогда он покажет этому Рыжему. Тогда посмотрим, кто кого. Попробуй тронь ещё Голубую Косу.

— Разве это возможно? — поднял глаза на старика Сергей.

— Наука может всё, — сказал старичок и странно зашевелил усами. Где-то Сергей уже слышал эту фразу, и она его убедила.

— А что я… а что я для этого должен сделать? — заволновался Сергей.

— Ничего, — старичок легко развёл руками. — Абсолютно ничего. Мы меняемся. И всё. Ты мне отдаёшь свои три, а я тебе свои.

— И что будет? Со мной ничего такого не будет?

— Ничего, ровным счётом ничего. За кого ты меня принимаешь? — старик всерьёз обиделся. — Ты просто станешь старше. Ровно на три года.

— А вы? — всё же дело было серьёзным, и Сергей никак не мог решиться, не узнав всё до конца.

— Я? Ну, какая разница! — заметив недовольство на лице Сергея, старик добавил. — Я стану на три года моложе. И в этом нет ничего такого странного. Я стар, и мне хочется стать чуть моложе. Ты молод, и тебе хочется стать чуть старше. Я не понимаю твоего недоверия. Ты ведь не на базаре. Я учёный, так сказать, коллекционер разных странностей, и мне необходимо немножко твоего времени, чтобы закончить своё дело. Не ради тебя, не ради меня, а ради науки…

— А как мы это сделаем?

— А вот! — старик вытащил бумажку и, размахивая ею, продолжал: — Как бы договор. Ты поставишь свою подпись. Я свою. Дело добровольное, поэтому и подписи. Чтобы я потом не отказался, хе-хе. И первого января ты станешь выше и сильнее. Сразу. А как тебе будут завидовать все твои друзья! А как побегут от тебя все твои враги! Да, не забудь достать себе новую одежду и обувь. Сам понимаешь — побольше.

Сергей взглянул на договор. Старик радостно следил за его чтением, опираясь на палку.

«Я, Сергей Болконский, живущий по улице Большая Китаевская, 61а, кв. 15, меняюсь с Ираклием Ираклиевичем Золотарёвым ровно на три года и ни минутой больше».

— А откуда вы меня знаете? — удивился Сергей.

— Наука видит всё! — сказал Ираклий Ираклиевич и сложил пальцы колечком, вроде микроскопа, как будто, взглянув на человека, можно узнать его имя, фамилию и адрес.

— Странно. А можно подумать? До завтра?

— Смешно. Что же тут думать? Завтра и так уже тридцать первое. Завтра я и сам могу передумать. Это сегодня на меня нашло: вижу, обижают, дай, думаю, помогу. И на тебе, мне же не верят. Мне?!

Сергей задумался. Хорошо, конечно, было бы накостылять этому Рыжему. И спасти Голубую Косу по-настоящему. Снова. А в школу? То-то все удивятся, когда он появится после каникул. Нечего тут думать, ему просто повезло в жизни, что он встретил этого ученого.

— Ну, давай скорее, — торопил его старик. — А то видишь, каток закрывается. Нам не дадут договориться.

— Я согласен, согласен! — почти закричал Сергей.

— Тише! — замахал на него старичок. Потом продолжал помягче: — Что ты кричишь? Я ведь слышу.

Он приподнял свою палку и вытащил оттуда ручку с простым ученическим пером.

— А чернила? — ещё больше удивился Сергей.

— Чернила на ручке будут сами, если ты честно решил поменяться. От души.

Сергей испугался:

— Конечно! Но лучше вы сначала, пожалуйста. А я посмотрю.

Ираклий Ираклиевич поднял ручку к свету фонаря, и на ней зачернела капелька. Тогда он наклонился к бумаге и размашисто подписался.

— Теперь ты, — и он протянул ручку Сергею.

Сергей взял ее. И теперь на кончике пера заалела капелька чернил.

— А… а у меня красные. Красными можно? — спросил он срывающимся от волнения голосом.

— Давай. Красными.

Сергей тоже поставил свою подпись. Она была такой маленькой по сравнению с красивой, настоящей подписью: «Ир. Ир. Золотарёв».

Ираклий Ираклиевич поспешно выхватил листок и поднял его к свету. Там дрожала чёрная подпись, как бы готовясь схватить маленькую алую. Но, наверное, это только показалось из-за мерцания фонарей.

Ираклий Ираклиевич усмехнулся в усы, вложил ручку в свою палку и, как бы не замечая больше Сергея, шагнул в темноту. И тут же исчез в тенях деревьев. Исчез? Так показалось Сергею: ведь из освещённого фонарём пятна совсем ничего не было видно в тени.

— А как же я? — закричал Сергей наугад в пустоту.

— Не бойся. Всё будет в порядке, — донеслось до него издалека. Значит, Ираклий Ираклиевич просто спешил. А когда человек спешит, он может позволить себе необычные поступки.

Сергей заковылял к раздевалке, всё ещё ничего не понимая. Он верил и не верил случившемуся. Конечно, не тому, видел ли он старика вообще. Наверняка видел: он же не спал, и это ему не приснилось.

Сергей думал о послезавтрашнем дне. С одной стороны — ерунда, такого не может быть. Но с другой стороны — ведь всё может быть. Например, какой-нибудь институт работает над такой проблемой. А старик на пенсии, времени много — взял и сам всё решил. Ведь наука может всё. Сергей вспомнил и хлопнул себя по лбу от радости. Так говорил Рыжий, когда продавал коньки. А если и он? Он и коньки продавал, потому что внезапно малы стали. Да и Ираклия Ираклиевича знает. Значит, правда. А раз правда, то берегись, Рыжий! Сергей найдёт его первого января. И тогда…

Глава четвёртая УДАР СУДЬБЫ

Рано утром Серёжа шёл по улице к великому своему другу Вовке, чтобы похвастаться новостью. Он представлял, как откроются Вовкины двери, и он сначала ничего не скажет. Но Вовка почувствует, он обязательно почувствует. Ах, как он заволнуется, как он будет ходить вокруг да около, чтобы невзначай расспросить. Ведь мужчине не положено проявлять свои чувства прямо. А невзначай можно. А то как же их ещё проявить, если прямо нельзя? «А что, что-нибудь случилось?» — «Нет, ничего», — невозмутимо посмотрит на него Сергей. «А чего ты такой?» — «Какой?» — продолжит радостно игру Сергей. «Ну весь такой… изнутри радость идёт, вот какой».

Но и тут Сергей ничего не скажет, разве что невзначай, вроде бы невзначай: «Ты знаешь, мне надо походить по магазинам». — «А, подарки. Мне тоже надо».

И недоумевающий Вовка, и радостный Сергей нырнут в праздничные магазины, будут ходить и искать там подарки своим мамам и папам. Ведь приятно не только получать, но и делать подарки. Я даже не знаю, что приятнее. Сергей будет ходить и ждать момента, когда они окажутся в обувном отделе. И тут… И тут… Тут он начнёт примерять вместо тридцать седьмого сорок третий размер ботинок. А? Каково?

Вовка заволнуется, забегает вокруг: «Ты что? Ты что? Не в себе, что ли?» Вот тут Сергей ему и выдаст: «А знаешь, я думаю немного подрасти после Нового года».

«Подрасти», — всплеснёт руками, как его бабушка, Вовка и начнёт пристально его рассматривать: не врёт ли. А Сергей будет с высоты своего будущего роста говорить ещё разные приятные вещи.

«На другой рост, сам понимаешь, размерчик уже будет нужен другой. Кто выше, у того и нога побольше. Эти, пожалуй, мне подойдут. После Нового года зайду купить. А то, может, ещё малы будут. Знаешь, как неприятно: носишь сорок четвёртый, а тебе предлагают надеть сорок третий». — «Сорок третий… сорок четвёртый», — не веря своим ушам, будет глотать эти магические цифры Вовка. Ведь они так далеки от него, его бывшего соседа по росту. «Да, кстати, хорошо, что вспомнил. Теперь, к сожалению, мы будем стоять в разных местах на физкультуре. Сам пойми. Я бы хотел, но не могу…»

Теперь Вовка от него не отступит и как приклеенный будет ходить за ним весь день, всё выпытывая. Ведь Вовке подрасти тоже не мешает. Ну нет, Сергей ему ничего не скажет, как всё это можно сделать. Пока не скажет, конечно. Хоть год походит повыше других. Хоть год по плечу кого-нибудь похлопает. Да и с Голубой Косой познакомиться не помешает.

Вот какие радостные мысли свили себе гнездо в голове Сергея. Они любили друг друга и любили своего хозяина, поэтому всем им было весело и радостно.

Но тут внезапно он снова вернулся из завтра в сегодня. Из-за угла соседнего дома выскочил… Рыжий. Он куда-то спешил, не замечая Сергея. Враг — и будущий, и настоящий. Надо бы разведать, где он обитает, чтобы показать ему, где раки зимуют. Первого января, конечно. И Сергей повернул за Рыжим.

Рыжий выбежал на детскую площадку и задумался. Он обвёл глазами малышей, которые крутились вокруг снежной бабы и маленькой ледяной крепости, и пошёл в атаку. Сначала у бабы слетела голова, потом её снежные бока покатились в сторону крепости, круша и ломая непрочное снежное здание.

Малыши сначала остолбенели, а потом стали разбегаться, плача и оглядываясь на свой снежный город, жить в котором уже не придётся.

— А-а-а! Ты чего! — кричал какой-то карапуз — единственный храбрец, не убежавший после этого налёта.

Рыжий приподнял его и посадил на крышу летнего грибка, стоящего над песочницей.

— А-а-а-а-а! — испуганно закричал карапуз, но Рыжий запустил в грибок снежком. Грибок зашатался, а карапуз замер, боясь скатиться вниз. Он молчал и дрожал от холода и страха.

И тут на площадке появился Ираклий Ираклиевич. Он нисколько не возмутился, увидев проделки Рыжего.

— Хороша работка! — потирал он руки. — Хотя снежная баба — ерунда. Вот карапуз — это, пожалуй, отличная гадость-пакость. Такой я ещё не знаю.

И он достал записную книжку, а из трости ручку.

— Вот видите, Ираклий Ираклиевич, я для вас всё делаю, а вы не хотите, — заныл Рыжий. Он так жалостно смотрел на старика, что даже сердце Сергея начало проникаться ненавистью к Ираклию Ираклиевичу.

— Ах, отстань! — Ираклий Ираклиевич двинулся дальше, а Рыжий засеменил за ним.

Сгорая от любопытства, Сергей поспешил следом.

«Чего же просит Рыжий? — волновался Сергей. — Не хочет ли он стать ещё сильнее. Надо узнать непременно».

Ираклий Ираклиевич и Рыжий скрылись за гаражами. Сергей притаился недалеко за углом.

— Я и так отдал тебе уже шесть лет, больше не могу, и не проси, сердито говорил Ираклий Ираклиевич. — Больше гадостей, чем ты сейчас делаешь, ты всё равно не сможешь уже делать.

— Но ведь другим, почему же другим… — настаивал Рыжий.

— Мне нужны свежие обмены, новые ребята, которые будут выдумывать новые пакости. А ты станешь уже слишком взрослым и перестанешь делать гадости-пакости.

— Разве я не могу дать вам тоже новые гадости-пакости для вашей коллекции?

— Пока да, но если я прибавлю тебе ещё три года, ты станешь совсем взрослым, а взрослые не пакостят от души. А сейчас ты мне доставляешь массу удовольствия. Смотри, я уже записал: номер 1748 — подсаживание малыша на грибок. После Нового года у меня будут новые пакостники, — Сергей услышал, как старик даже причмокнул от удовольствия. — И в молодые годы я не мог совершить столько гадостей-пакостей, сколько делают для меня сейчас они. Мои годы из тебя тоже сделали настоящего гадостника, хи-хи, гордись! И никуда уже не уйдёшь: пока расписочка у меня, пока ты не разорвал её своей ручкой — ты останешься таким же пакостником, как я! А теперь прощай. Что-то где-то происходит. Нюх тянет меня на бульвар: там затевается какая-то новая гадость-пакость. Кажется, это катание верхом на урнах, боюсь прозевать. Такой пакости ещё нет в моем каталоге. Это будет самый полный каталог пакостей. От «Я» до «А». От «Ябеда» и далее. Я прославлюсь в веках. И вы, маленькие Ираклии, тоже получите свою долю славы, не беспокойся. Вы же почти мои детки, — и он засеменил прочь.

Сергей едва успел спрятаться за другой угол.

«Что я натворил! — с ужасом думал он. — Значит, Ираклий прибавил мне три года жизни, чтобы я делал для него гадости-пакости? А он будет радоваться и записывать их в свою коллекцию…»

Сергей стал припоминать Рыжего и ещё более ужаснулся. Надо немедленно что-то делать, времени совсем мало, завтра Новый год.

Глава пятая ВДОГОНКУ В НИКУДА

Сергей бежал по улице, не замечая никого вокруг.

Кто мог ему помочь? Мама и папа? Они всё равно не поверят, будут смеяться.

Этому может поверить только один человек. Только друг. Только Вовка.

Сергей перестал бежать и зашагал уже спокойнее.

Теперь будущая встреча рисовалась ему уже совсем по-другому. Со вздохом Сергей признал, что теперь не Вовка будет выпытывать у него секрет, а Сергею придётся убеждать Вовку, просить у него помощи.

Вовкин дом был самым обыкновенным, и ничего в нём не было замечательного, кроме того, что там жил Вовка. Конечно, никакая мраморная доска об этом ещё не оповещала. Но всё равно для Сергея это был самый прекрасный дом на свете.

Вовка сидел у телевизора и качался в такт песенке. Передавали «Приключения Буратино».

— Слушай, — заторопился Сергей. Но телевизионные тени были сильнее живого человека.

— Подожди, сядь досмотрим, — не отрывал взгляда от экрана Вовка.

— Как досмотрим?! У меня дело! Колоссальное!

— Какие могут быть дела? Сегодня Новый год.

— Ты уже третий раз это смотришь, а тут смертельное, можно сказать, происшествие! — И Сергей нахально выключил телевизор.

— Но, ты не очень!.. Не у себя дома, — телевизор снова засветился, но Сергей снова его выключил.

— Ты что?! С ума сошёл? — вскочил друг Вовка и воинственно сжал кулаки.

— Я пропал, понимаешь, про-пал! — простонал Сергей и повалился в кресло.

Вовке сразу стало ясно: что-то случилось.

— Говори! — коротко бросил он и сел напротив.

— Я проиграл. Я отдал свои три года жизни какому-то гадостнику-пакостнику, и с завтрашнего дня и сам начну делать пакости для него.

— Ничего не понимаю, — подвёл итог Вовка. — Давай по порядку. Сначала, что было первым, а потом уж конец. Даже конец можешь и не говорить, я и так его понял: ты становишься пакостником. А где начало?

И Сергей начал рассказывать. Наконец Вовка всё понял. Он побледнел и сжал кулаки.

— Так пошли на бульвар и заберём расписку!

— Так он и отдаст, — расстроенным голосом отвечал Сергей.

— Ха, мы силой!

— Он милиционера позовёт. Люди позовут.

— Мы сами милиционера позовём!

— Милиционера… — передразнил его Сергей. — И что? Кто поверит всему этому? Милиционер нас скорее в милицию заберёт за то, что обижаем старого заслуженного человека. А этот удерёт себе, и мы его уже никогда не найдём.

— Да, — задумался Вовка. — Получается — к нему нельзя идти потребовать. Он потом нарочно до Нового года так спрячется, что его никакой Шерлок Холмс не найдёт.

Сергей обхватил голову руками. Куда идти? Что делать?

— Ладно. Идём на бульвар, ты мне его покажешь. Хотя бы издалека, — решил Вовка.

На бульваре было много людей. Мамы везли в колясках малышей. Папы несли ёлки. Бабушки шли с хозяйственными сумками. Одни дети не делали ничего. Они бегали, кричали, бросались снежками. А те, кто ещё не дорос до этого, молча изучали места будущих сражений, выглядывая из колясок. Там росли будущие наполеоны дворовых битв.

Сергей и Вовка обошли весь бульвар. Старика нигде не было видно.

— Стой. Вот смотри! — и Вовка указал на вывороченную урну, которая, откатившись от своего насиженного места, сиротливо застряла между деревьями. — Вот дают, дураки, — восхищённо осмотрел он поле игр. — Тут он точно записал себе новую гадость-пакость, не сомневаюсь. Ребятки постарались для него. Малый, сюда! — Вовка поманил пальцем пробегающего мальчугана.

— А? Чего? — независимо, но осторожно приблизился тот.

— Ваша работа?

— А? А чего?

— Да ты не бойся. Я просто так интересуюсь.

— А, — облегчённо вздохнул мальчуган. — Наша. Витек придумал.

— А не было здесь старичка такого в… в… Ну, в чём он? — Вовка запнулся и стал сам спрашивать у Сергея.

— Чёрное пальто. Чёрная папаха. Высокий. И усы — во, — продемонстрировал Сергей.

— Да, понимаешь, усы у него. Во, — с видом свидетеля повторил Вовка. — Усы. Без усов нам не надо.

— Ага. Был. Благодарил ещё. Он в кино набирает хулиганов играть, — тут малый засмущался. — Режиссёр Жолотарёв.

— Золотарёв, — исправил его Сергей.

— Ага, — ухмыльнулся мальчуган. — А вы тоже в кино хотите? Он сказал, что ещё запишет. Кто побойчее.

— А ушёл куда он?

— А я не знаю. И вообще, я на разведке, нет у меня времени с вами тут стоять. — И мальчуган убежал.

— Вот тебе и ситуация. Он, оказывается, ещё и режиссёр! — пытался пошутить Вовка.

Но Сергею было не до шуток. Игры кончились сегодня утром.

Сергей поднял глаза и увидел Вовкин напряжённый взгляд в сторону.

— Ты что это?

— Я ничего, — Вовка виновато и слишком быстро отвернулся. Сергей посмотрел сам и всё понял. Вовка изучал часы. Время торопилось вперёд и вперёд к Новому году, который ждали с радостью все, кроме наших друзей.

Глава шестая «ВЕСНУШКИНА, СЮДА!»

— Ну что теперь делать будем? — виновато спросил Вовка. Но потом спохватился: — Ты не горюй. Обязательно что-нибудь придумаем. Он в городе, мы в городе — так что встретимся.

— Здравствуйте, мальчики, — прощебетала девочка из их класса, проходя мимо по бульвару. Это была Веснушкина, прогуливавшая бульдога. Его Шайтаном зовут.

— Слушай, давай её задействуем тоже, — предложил Вовка.

— Нет, — испугался Сергей. — Девчонка. На всю школу растрезвонит, а пользы от неё никакой.

— Ты что? — принялся убеждать его Вовка. — Веснушкину можно взять. Ведь у неё бульдог. Как хапнет!

— Он же в наморднике, — слабо сопротивлялся Сергей.

— Снимем. Это же первое дело — собака. Без собаки мы его никогда не найдём. А так, пожалуйста, понюхал — и готово, — Вовка начал рисовать самые радужные перспективы, так как очень хотел, чтобы и Веснушкина пошла вместе с ними, хотя даже сам себе в этом не признавался.

— Что нюхать? Нюхать нечего. Меня разве что.

— Не волнуйся. Ты только не волнуйся. Спокойно. — И тут же он заорал на весь бульвар: — Веснушкина! Веснушкина, сюда!

Девочка повернула назад, только бульдог никак не разворачивался. Он, видно, наметил себе какую-то другую цель, собачью. Наконец Веснушкиной удалось, хотя и с трудом, развернуть его. Независимой походкой они подошли к ребятам.

— Ну что? — спросила Веснушкина, изображая из себя героиню из какого-то кинофильма.

— Ты нужна нам, Веснушкина, — сказал Вовка, и Веснушкина зарделась. Но продолжение этих слов её немного разочаровало. — Точнее, твой пёс.

— Так пёс или я? — обиделась Веснушкина.

— И ты, и пёс, вы оба, в общем, — пытался исправить положение Сергей. И он, как в детективе, пристально огляделся вокруг. Но всё было спокойно.

— Что это с ним? Какой-то он не в себе, — присмотрелась Веснушкина к Сергею.

— Сразу и не объяснишь. Он попал в такое… в такое положение, — начал Вовка.

Но Веснушкина всё поняла по-своему.

— А, понимаю, — легко и просто разобралась она. — Он влюбился.

— Ты что! — покраснел Сергей, ибо нет большего оскорбления для юного человека именно его возраста, чем заговорить о такой его слабости по отношению к девочке. И тем более услышать подобное из уст такой же «косичкообразной».

— Ну так говорите сразу, или я ухожу, — топнула ногой Веснушкина, так как больше всего боялась, как бы её не разыграли.

Но Вовка никогда не терял самообладания:

— Во-первых, уйми своего пса. Он меня перебивает в самых неподходящих местах. И отвлекает: так и жду, что бросится. Во-вторых, сама слушай, а не перебивай. И, в-третьих, время идёт, понимаешь, время уходит. В-р-е-м-я.

Веснушкина приготовилась слушать. И начался рассказ о пропавших трёх годах, о жизни будущего гадостника.

Вовка время от времени вставлял «понимаешь» и указывал на Сергея. Сергей молчал.

Рассказ показался ей странным, и в Веснушкиной зашевелилось недоверие. Она долго ждала, когда же мальчики рассмеются. А раз они не смеялись сейчас, то получается, что будут потом смеяться над ней. А уж этого она никак не могла перенести.

— Разыгрываете, да? — обиделась она. И её бульдог тоже обиделся. Он решительно зацарапал землю, готовясь к наступлению.

— Человек погибает, — перебил её Вовка.

И Веснушкина наконец поверила. Она с болью взглянула на молчащего Сергея, который неотрывно смотрел вдаль, а точнее, на часы.

— Так, — задумалась Веснушкина. — Мы, наверное, можем его найти. Если вы не врёте, конечно.

— Что ты! Что ты! — зашикали на неё ребята. — Правда! Самая настоящая правда. Самая правдивая из правд.

Веснушкина поправила шапочку. И как бы взглянула на себя со стороны, оценивая, как она выглядит. Приближалась минута её триумфа. Она им покажет, у кого голова лучше работает. И на уроках, и на улице.

— Как вы не догадались? Двое… — и она презрительно окинула их взглядом. Так первоклассник с высоты своего возраста и мудрости смотрит на детский сад.

— Я догадался. Собака, да? — заспешил Вовка, чтобы поскорее смыть с себя пятно позора. Тем более, рядом с Веснушкиной.

— Ха, — деланно засмеялась Веснушкина. — Собаке нечего пока нюхать. Правда, Шайтан?

Шайтан пробормотал в ответ что-то невразумительное, но все решили, что он ответил «да». По крайней мере, его никто не переспросил. Значит, все поняли его одинаково.

— Тогда что же? — заволновался Сергей.

— Гадость-пакость, — выдала Веснушкина и торжествующе оглядела ребят. — Он же собирает гадости-пакости. Чует их за версту. Значит, прибежит.

— Ура! Ура! — запрыгали все вчетвером.

— Нашли! — закричали только трое, так как четвёртый прыгать мог, а говорить нет, потому что был в наморднике.

— Вперёд! — заторопил всех Вовка.

— Да, но куда вперёд? Откуда мы знаем, какую гадость-пакость надо сделать, чтобы ему понравилась, — снова скис Сергей.

— Сделаем. Много сделаем. Что нам гадость! Мы ему такую отгрохаем, что и не снилась его коллекции, — возбуждённо тараторил Вовка. — Такого натворим, такого…

Он поднял руки вверх, демонстрируя всем силу и мощь своего будущего творения. Другими словами, гадости-пакости.

— Да, но действительно какую? — забеспокоилась этими масштабами Веснушкина. — И… и неудобно же будет делать. Нас ещё поймают и в школу приведут. За руку. Вот, мол, ваши, принимайте. Хулиганы из пятого «А». А ещё девочка… Это мне скажут. Вам хорошо, вы мальчишки.

— Не ной, — прервал её Вовка. — Не ной. Тут человек, видишь, погибает, а ты… В школу приведут… А если и приведут, то объясним, что человека спасали.

Веснушкиной стало стыдно:

— Ладно, ладно. Я тоже согласна. Что же мы сделаем? Я не знаю. Нет, знаю! Кинем снежком друг в друга. А?

Она торжествующе всех оглядела. Но Вовка быстро её остудил:

— Какая же это гадость-пакость? Тем более, что я её сорок раз в день делаю, никто на неё не клюнет. Тут нужно что-то большое… масштабное. А ты чего молчишь? — толкнул Вовка Сергея в бок. — Твоё дело. Мог бы уже и сейчас гадость какую-то придумать. А то мы все разрываемся, а ты как пан-барон.

Но Сергей был не пан-барон, он тоже думал. Виды страшных сражений мелькали перед его глазами. Но сейчас нужно было не громкое сражение, а тихая гадость-пакость. Он думал, хотя и не кричал об этом. Так что Вовка зря обижался.

— Я-то придумал, но вы не согласитесь, — неуверенно начал Сергей.

— Согласимся. Согласимся, — затараторили, успокаивая его, Веснушкина и Вовка. Но Сергей всё не решался.

— Только чур, я не смогу. Он ведь меня знает, понимаете. Мне надо будет где-то спрятаться, — приготовил он для себя возможность отступления.

— Э, ладно, не бойся, говори поскорее, — торопил его Вовка, для которого не было на свете ничего страшнее, чем ничегонеделание. А любое дело, даже плохое, это уже что-то.

— Надо ударить, — выдохнул Сергей.

— Кого? — хором вскрикнули Вовка и Веснушкина.

— Прохожих я бить не буду. Так и самому схлопотать можно, — заранее отказался Вовка.

— Не прохожих, если бы прохожих, — вздохнул Сергей.

— А кого же? — подозрительно посмотрели на него оба. И тут догадка засветилась на их лицах.

— Я его бить не буду!

— Я её бить тем более не буду! — И они оба отвернулись от Сергея.

Сергей заволновался. Но что делать? Надо продолжать. И он решил найти в этой гадостной ситуации хоть какой-то кусочек с плюсом.

— Тебе, Веснушкина, бить не придётся, ты не бойся, — попытался завербовать он хоть одного союзника. А когда два «за», а один «против», то уже легче.

— Да? — обрадовалась Веснушкина. — А кому же?

Вовка почувствовал надвигающуюся грозу и нахмурил брови. Если не Сергей и не Веснушкина, то кто?

— Вовке…

Все взгляды скрестились на нём.

— Я? — Вовка отступил на шаг. — Я, конечно, я. Я так и думал. Нашли козла отпущения. Я бей, а они мне в ответ. Я на хулиганьё никогда не нападал, я не умею.

— Вовка, ты должен ударить… Веснушкину, — уточнил свой ужасный план Сергей. Вот теперь все актёры были названы режиссёром.

— Ещё чего! — обиделась Веснушкина и изо всех сил притянула к себе бульдога. Тот молчал, но всё равно был грозен.

— Поймите. Нет другого выхода. Такой пакости у него наверняка. нет. Мальчики ещё таскают девчонок за косички. Но чтоб такое… Ни с того ни с сего… хорошую девчонку…

— Что?! — онемел Вовка. — Я не буду. Не буду.

И стал удаляться.

Веснушкина переводила взгляд с одного на другого. Но Сергей не знал, что ещё можно сказать, чем задержать Вовку. Ещё шаг, ещё один…

— Вова! Вова! — вырвалось у Веснушкиной. Вова остановился и подозрительно посмотрел на них. Кого теперь ему поручат бить?

— Что ещё? — угрюмо спросил он.

— Вова, я согласна, — сказала Веснушкина очень тихо. Но Вовка всё равно услышал или догадался. И он вернулся.

— Будем репетировать или сразу? — попытался пошутить Вовка. И так же шутя занёс руку, сжатую в кулак. Шайтан зарычал и тоже приготовился.

— Нет, так я не хочу, — отступил Вовка. — Он меня съест. Возьмёт и откусит руку.

— Он же в наморднике, — попытался успокоить его Сергей.

— В наморднике?! — возмутился Вовка. — Через такой намордник и я укусить могу. А тем более он.

— Серёжа, ты возьмёшь Шайтана с собой и спрячетесь там за киоском, предложила Веснушкина. А Вовка добавил:

— Только покрепче держи, а то он меня изувечит. Уколы потом от бешенства вкатают.

— Он же не бешеный! — обиделась Веснушкина.

— А как увидит драку, ещё неизвестно, что с ним будет! Держи его изо всех сил!

Трое отважных пожали друг другу руки и обнялись, как перед стартом. Они расставались ненадолго, но эти пять минут должны были решить многое.

Сергей потащил за собой упирающегося бульдога. Бульдог всё время поворачивал голову и пытался расшифровать жесты хозяйки, — или она говорила: «Иди туда», или звала: «Иди ко мне». Наконец киоск. Они вдвоём выбрали удобное место, чтобы всё видеть. Шайтан повизгивал и норовил удрать.

— Сидеть. Сидеть, — безуспешно изображал из себя бесстрашного дрессировщика Сергей. Шайтан делал, что хотел. И только поводок мешал ему полностью осуществить свои намерения.

Увидев, что всё в порядке, Веснушкина и Вовка приготовились. Сергей со страхом ждал. Даже закрыл глаза.

— Прости, Веснушкина, — расстроенным голосом сказал Вовка и поднял руку.

Веснушкина зажмурилась и сжалась в комочек. Но удара всё не было. Вовка не мог этого сделать. Не мог и всё.

— Ну что ты, давай, давай, это совсем не страшно, — наконец решилась подбодрить его она сама. Ведь когда-то надо начинать.

— Будь проклят этот день, — разом выдохнул и опустил на неё руку Вовка. Веснушкина ойкнула.

— Ты что? Ты что? — заволновался Вовка. — Ведь договорились. Сама согласилась.

— Это я нарочно. Это я нарочно, — оправдывалась Веснушкина, размазывая по лицу настоящие слезы, потому что всё же было больно. На морозе всё больнее.

— Ну всё? — с надеждой в голосе спросил Вовка.

— Эх, не всё. Нет его. Давай ещё, Вовочка, — попросила Веснушкина.

— Нет, я не могу. Хочешь, ты сама меня ударь. Ну, ударь, ударь, пожалуйста…

— Нет-нет, это уже будет по-другому. Так, как сейчас, гораздо гадостнее-пакостнее. Ну, пожалуйста, Вовочка. Можешь даже больнее. Я вытерплю.

И Вовка снова замахнулся…

Тут Сергей почувствовал, что куда-то летит. Как оказалось, недалеко на асфальт. Шайтан не выдержал такого надругательства над своей хозяйкой, истошно завыл, рванулся и вырвался. Пока Сергей поднимался с асфальта, Шайтан помчался через улицу, не глядя на машины.

Он благополучно перепрыгнул через заборчик и бросился на обидчика. Бульвар наполнился криками и лаем.

— Что делается! Что делается! — возмущались люди.

Вскоре всё стало проясняться. «Обиженная» оттягивала собаку, Вовка искал шапку, а Шайтан, выпучив глаза, отказывался что-либо понимать. «Кусать его надо, кусать. А меня почему-то не пускают».

И вот тут-то на бульваре показалась фигура одинокого старика с палочкой. Он спешил изо всех сил. Палочка его мелькала, как пропеллер.

— Чёрная папаха, чёрные усы, — ахнул Вовка. Он подмигнул Веснушкиной в сторону Ираклия Ираклиевича.

— Расходимся, расходимся. Тихо. Соберёмся возле Сергея, — прошептал он и, насвистывая песенку, зашагал навстречу Чёрным Усам. И независимо прошёл мимо.

Старичок, увидев, что всё уже завершилось, остановился. И зло застучал ногами.

Восемь пар глаз неотрывно следили за ним.

Ираклий Ираклиевич, расстроенно хмыкая, зашагал дальше. Как Мороз-воевода, он обходил свои владения. Смотрел, где можно ещё добавить гадостей-пакостей.

Палкой он застучал по забору, пока не нашёл дыру. Тут он порылся в кармане и достал гвоздь. Поднял его на свет, и гвоздь засверкал металлом.

— Что-то не то. Смотри, он ведь молодец, — удивился Вовка. — Доску прибить хочет.

— Тише, — сдавил его локоть Сергей. — Лучше смотри.

Старик приставил гвоздь к забору и палкой приколотил его так, чтобы хорошенько порвать пальто пролезающему в дыру. Потом он поплевал на палец, чтобы проверить, остёр ли гвоздь, и, отдернув руку, довольный зашагал дальше.

Он постоял, опершись на палочку и раскачиваясь, возле афиш. Изучил их все. Потом спокойно дорисовал усы всем артистам без исключения. А возле одного толстого певца дописал «Фантомас». Он отошёл в сторону и, как великий художник, оценил своё произведение. Добавил усы и бороду ещё и обезьяне из цирка и пошёл дальше. Видно было, что он понемногу приходил в хорошее расположение духа. Он раскраснелся и принялся насвистывать какой-то марш. И временами даже дирижировал сам себе палочкой.

Возле продуктового магазина Ираклий Ираклиевич стал играть с ребёнком в коляске.

— Где мама его? Где мама? — забеспокоилась Веснушкина.

Ираклий Ираклиевич развернул коляску вниз по улице и почти уже отпустил её катиться, как вдруг его остановил крик. Испуганная мама схватилась за коляску и не знала, что говорить Ираклию Ираклиевичу.

— А я вот развлекаю её. Смотрю, мама задержалась… — придумал он оправдание.

Мама не могла даже выговорить «спасибо». Она чувствовала неправду, но уличить во лжи такого солидного человека не решалась. А Ираклий Ираклиевич счёл за лучшее не продолжать этой беседы и заспешил дальше.

Весь мир был открыт перед ним. Он не знал только, что с ним сделать. Не знал он ещё и того, что с этих минут по его следам шли четверо следопытов.

Ираклий Ираклиевич подошёл к ларьку по приёму посуды и старательно вывел что-то на его табличке. И засеменил дальше.

Ребята бросились к табличке, не выпуская из виду Ираклия Ираклиевича. Вместо «Перерыв с 13 до 14» там оказалось теперь «Перерыв с 13 до 24». Вовка оттёр снегом двойку и вернул ларьку старое расписание. А Ираклий Ираклиевич колдовал уже возле гаражей. Он оглянулся, достал какую-то тряпку, зачиркал спичкой и засунул дымящуюся тряпку в гараж. Вскоре из гаража повалил дым. Собралась толпа.

— Что делать? — спрашивал мужчина с ведром в руке. — Если пожар, то надо замок сбивать.

— Сбивать! Сбивать! — закричал Ираклий Ираклиевич и самостоятельно принялся за это интересное дело.

Вскоре дверь распахнулась, и все с облегчением вздохнули. Пожара не было.

— Вот те раз, — сокрушался мужчина с ведром. — Кто же теперь ответит за сломанный замок? А если машину уведут? Кто виноват?

— Только не я, только не я, — бормотал Ираклий Ираклиевич, пробираясь сквозь толпу дальше.

— Когда же он домой пойдёт? — удивлялись ребята. — Ведь время-то уходит. И не мёрзнет совсем. Гуляет себе без конца.

Ираклий Ираклиевич, казалось, никуда не спешил. Он покричал в очереди за мандаринами. Обругал продавщицу и всех, кто за неё пытался вступиться. Схватил без очереди мандарины. Тут он, видно, притомился или не захотел таскаться с кульком и двинулся в другую сторону.

Ребята возликовали. Наконец!

Теперь идти было легко, да и сам Ираклий Ираклиевич уже не гулял, а спешил.

Он шёл домой. Он устал и больше не делал гадостей-пакостей. Теперь он был простым и тихим пенсионером. Он опирался на палочку, и не нашлось бы в целом свете человека, который при виде этого разнесчастного старика не вскочил бы со своего места в троллейбусе. Но ребята, идущие следом, уже успели насмотреться на его игрища. И потому их сердца были наполнены не почтением, а гневом.

Ираклий Ираклиевич приостановился перед одним подъездом и воровато оглянулся. В ту же секунду все четверо прыгнули в сторону, прямо в снег. Эта новая игра особенно радовала Шайтана, который даже расстроился, когда этот старичок наконец скрылся за дверью подъезда.

Через минуту ребята зашли следом. На втором этаже хлопнула дверь квартиры.

— Смотри, — схватил Вовка за руку Сергея. В списке жильцов синим по жёлтому действительно значилось: «Кв. 7. Золотарёв И. И.»

Глава седьмая ТРУДНАЯ НАУКА НАПАДЕНИЯ

Был найден дом. Квартира. И надо было что-то делать. Но что и как?

— Давайте выманим его дракой, — снова предложил Сергей, хотя слова эти дались ему нелегко.

— Нет, довольно! — возмутилась Веснушкина. — Что это всё на меня приходится. Бьёте на морозе, а я всё-таки живой человек. И девочка к тому же.

— Ну, ты того, думай, что говоришь, — рассердился и Вовка. — Мы уже поработали на тебя. Хватит. Бить девочку…

— Р-р-р, — зарычал бульдог.

Так Сергей оказался под перекрёстным огнём. Все три пары глаз гневно на него посмотрели.

Оказалось, что придумать плохое дело — ой как трудно. Тем более, настоящую гадость-пакость.

— Так, — решил Вовка и торжествующе обвёл всех глазами, особенно Веснушкину. — Кое-что наклёвывается.

— Что? — встрепенулись союзники.

— Бегать и нажимать звонки у всех квартир, — предложил Вовка.

— Нет, не пойдёт, это не новая гадость-пакость, — с видом искушённого знатока произнёс Сергей. И Веснушкина согласно закивала. Тем более, что они не хотели бегать по этажам и в конце концов попасться.

— Какие вы великие специалисты, — обиделся Вовка. — Всё знаете: что новое, что старое. А ещё примерные пионеры.

— Скорее, скорее придумывайте, — торопила всех Веснушкина. — Мне Шайтана кормить пора. И вообще, он замёрз. Собака не может на холоде столько находиться. Это же не человек.

— Человек тоже не может, — буркнул Вовка.

— Ладно, — кончил военное совещание Сергей. — Будем нападать.

— Давно бы, — обрадовался Вовка. — Я думаю так. Захожу. Представляюсь: «Киевгаз». А дальше…

— А дальше ничего не будет, — рассмеялась Веснушкина. — Какой ты «Киевгаз»? Посмотри на себя.

— Я тогда больше предлагать ничего не буду. А то всё я да я. А вы все молчите. А потом критикуете. Что мне — больше других надо? — обиделся Вовка. Смех Веснушкиной стал вдруг его смущать. Веснушкина это почувствовала тоже и потому принялась руководить.

— Ты, Вовочка, — после того, как Вовка ее ударил, Веснушкина почему-то его иначе, как Вовочка, называть не могла, — ты, Вовочка, подойдёшь, позвонишь и спросишь у него металлолом.

— Какой ещё металлолом?

— Ну, макулатуру. И запоминай, заглядывай во все углы и запоминай. Ты идёшь в разведку: ищи, где могут быть расписки. А теперь прощай, — чуть не всплакнула Веснушкина.

— Почему же прощай? — испугался за свою жизнь Вовка, но рядом с Веснушкиной нельзя было показывать свой страх. Поэтому он бодро (по возможности, конечно) ответил: — Не прощай, а до свидания.

Все обнялись, как перед стартом в космос, и Вовка застучал ботинками по ступенькам. Возле седьмой квартиры он долго топтался и сопел.

— Есть ли у вас макулатура? Есть ли у вас макулатура? — сосредоточенно шептал он, чтобы не забыть. Но войти всё равно не решался.

Он стоял бы так до вечера и твердил свою любимую фразу, но тут снизу раздался приглушённый лай. Вовка вздрогнул и поднёс руку к звонку. Дрожащие пальцы не хотели слушаться. Они стали противно липкими. Но вот пальцы нащупали звонок.

Вовка застыл и боялся отпустить руку. Дверь немедленно открылась. Перед ним стоял сам Ираклий Ираклиевич. Он ласково оторвал Вовку от звонка. От его прикосновения по Вовкиной руке побежали чуть ли не судороги.

— Чего тебе, мальчик? — ласково спросил Ираклий Ираклиевич. Весь вид его был приторно сладким и угодливым.

«Притворяется. Как притворяется, — пронеслось в голове у разведчика. А самые главные слова, которые он учил, на ум не приходили. — Ой, что теперь будет? — испугался Вовка. — Я забыл, что говорить».

— А? Оробел, мальчуган? — снова, радостно улыбаясь, спросил Ираклий Ираклиевич.

— Металлотура, — соединил Вовка макулатуру и металлолом вместе и, как утопающий, заглотнул воздух.

— Что? — не разобрал старик.

— Э… э, — замычал Вовка. — Журналы, газеты есть у вас? Получаете?

— Не понял, ты с почты, что ли?

— Нет, нет, — испугался Вовка, так как очень боялся оказаться в новой неразученной ещё ситуации. — Я… мы… собираем… макулатуру.

— А, пожалуйста, пожалуйста, весьма полезное дело. — И Ираклий Ираклиевич вынес пачку газет, не впуская Вовку в квартиру. — Правильно, собирай.

Вовка выдохнул «спасибо» и кубарем скатился вниз. Они подождали, пока наверху не хлопнет дверь, расстелили газеты и уселись.

— Хитрый какой, — решила Веснушкина. — Нарочно дома притворяется хорошим и добрым, чтобы никто не догадался. Как лиса возле своей норы. А раз так, то по-старому его не выудишь из квартиры. Ни за что не пойдёт. Что-то совершенно новое нужно. Совершенно. Но что? Что?

Дверь подъезда распахнулась, и с мороза зашла женщина с пухлой авоськой. Она удивлённо посмотрела на это собрание.

— Вы что тут, ребята?

— Мы ничего, мы идём, мы в квартиру идём… А найти не можем…

— В какую?

— Мы… мы… в седьмую, — выпалила с испугу Веснушкина, хотя её никто об этом не просил. Можно подумать, соврать не могла. Но есть и такие люди, которые не могут.

— А, пионеры, — понимающе улыбнулась женщина. — Снова к Ираклию Ираклиевичу?..

— Да, да, пионеры… А что, к нему ещё пионеры ходят? — заинтересовался Вовка и подмигнул Сергею.

— Часто ходят. Ведь он старый, многое помнит, а пионеры записывают.

— А? Да? И мы тоже, и мы тоже, — поднялся Вовка со ступенек.

— Так идёмте, я вам покажу. — И женщина прямо-таки потащила их наверх.

— Я не могу, я не могу, — изо всех сил упирался Сергей.

Только встречи с Ираклием Ираклиевичем ему и не хватало.

— Как это? Почему это? — удивилась женщина.

— Я… я… с собакой я. С собакой нельзя? — сначала с надеждой в голосе спросил Сергей. А потом, обрадовавшись, уже совсем уверенно произнёс: — С собакой ведь нельзя! Кто же ходит в гости с собакой.

И потащил Шайтана вниз. Там они и затаились возле тёплой батареи. Женщина подвела ребят к седьмой квартире. Но и тут они не спешили.

— Мы… мы сейчас, — тянули они время.

— Какие вы нерешительные, — удивилась женщина и смело нажала кнопку звонка. — Всё за вас приходится делать. Как моя дочка.

Не успел звонок затихнуть, как на пороге выросла знакомая фигура. Старик приветливо улыбался соседке.

— Ираклий Ираклиевич, я к вам пионеров привела. Всё не решались подняться. А журнальчик ваш я уже прочла, так что сейчас занесу.

— А, ничего-ничего, Наталья Тарасовна, не беспокойтесь. А вы, ребята, заходите, — и он широко распахнул дверь.

В квартире было очень тихо. Вовка с Веснушкиной настороженно вошли в эту тишину. Ираклий Ираклиевич завёл их в комнату, всю уставленную статуэтками и фарфором, как в музее. Провёл по ней взглядом, увидел раскрытый ящик картотеки и быстро его захлопнул. Даже слишком поспешно для такого солидного человека.

— Это я так, — как бы в оправдание произнёс он. — Думаю, сопоставляю. Век нынешний, так сказать, и век минувший, хе-хе.

— А, конечно, — закивали головами ребята, которые уже давно смотрели по сторонам в поисках расписок. Пожалуй, кроме картотеки, которую он так поспешно закрыл, ничего особенно таинственного в комнате не было.

— А я тебя знаю, — прервал их размышления голос старика, и его указательный перст остановился на Вовке. — Я обо всём догадался.

Вовкины уши вспыхнули, как светофоры, а глаза забегали от Ираклия Ираклиевича к двери и обратно.

«Вот влип. Хорошо хоть не разделись. Может, успеем, — проносились разные мысли, одна быстрее другой. — Сейчас ведь схватит и превратит в кого-нибудь. Потом в зоопарке всю жизнь проживу в клетке, как дикобраз или, ещё хуже, обезьяна. И никто не узнает, что так кончил свою славную жизнь Вовка Бучма».

— А мы сказали, что идём к вам. Там… знают, что мы придём, — стараясь перебить преступные планы старика, заспешил Вовка. Мол, если что, то будет известно, где нас искать.

— Вот и удивляюсь. Почему Василий Васильевич не позвонил, что вы придёте? Вы из 92 школы?

— Нет-нет, — заговорила Веснушкина, испугавшись, что Вовка скажет что-то не то. — Мы из 112. Но у нас соревнование с ними. Вот мы и решили их обогнать.

— Ага, — кивнул Вовка. — Соревнование. Обгон.

От волнения он потерял способность говорить глаголами и пользовался исключительно другими частями речи.

— Э, я всё понял, когда тебя увидел. — И взгляд старика снова остановился на Вовке.

«Ну, увидел, так увидел. Ну, понял, так понял. Говорил бы сразу, что он там увидел и что со мной теперь сделает. Но я так просто не дамся. Пионера тебе не превратить в лягушку», — Вовка опустил голову, но твёрдо смотрел исподлобья.

— Ты когда первый раз пришёл, испугался. А сейчас уже с девочкой пришёл. Или ты разведчик? — И старик снова строго посмотрел на Вовку.

— Да, разведчик, то есть какой разведчик, никакой не разведчик. Я из 112 школы пришёл за макулатурой. Ой, нет, за этими, за сведениями.

— Какими сведениями? — нахмурил брови старик.

— Историческими. Рассказами бывалого человека.

— Мы вас на сбор хотим пригласить, — постаралась помочь ему Веснушкина.

— Точно. На сбор. Чтобы вы поделились своими воспоминаниями о войне двенадцатого года. Мы как раз прохо… — и тут Вовка почувствовал щипок. Веснушкину что-то испугало. А вроде так складно получается.

— Как же, как же, — снова обрадовался старик. — Помню. Помню. Наполеон. Руку заложил и смотрит. Вот так. А Москва горит. То есть нет, я не могу помнить! — Глаза его стали колючими-преколючими. — Ты что-то путаешь, мальчик. Кто же может помнить войну 1812 года? А? — голос его стал зловещим. И по нашим следопытам забегали мурашки.

— Он шутит, он шутит, — попыталась спасти положение Веснушкина.

— Пошутил я, — опустил повинную голову Вовка.

— Какие могут быть шутки со старым человеком! — И старик в волнении зашагал по комнате.

«Очень и очень старым, даже слишком», — подумал Вовка, но на этот раз ничего не сказал вслух, так как обнаружил, что некоторые мысли лучше держать при себе.

— Да и двоечник он у нас, мог и напутать, — выгораживала Вовку Веснушкина. Мол, какой с него спрос.

— Точно. Двоечник я. Вот ничего и не знаю, — изо всех сил пытался доказать свою безобидность Вовка.

— А зачем же таких двоечников присылают? — не успокаивался старик.

— Для перевоспитания, — объяснила ему Веснушкина. — Отличник с двоечником всегда должны вместе ходить. Даже домой.

— Двоечник я, — настаивал Вовка, считая, что чем громче он это скажет, тем будет убедительнее. И старался изо всех сил.

— Да чего же ты орёшь так? — рассердился снова старик, которому этот крик, видно, никак не давал сосредоточиться и разобраться в этих подозрительных пионерах.

— Плохо слышит он, потому и двоечник, — объяснила Веснушкина старику и изумлённому Вовке, который узнавал о своей непутёвой жизни всё новые и новые подробности. К тому же, Веснушкина не забывала тихонько наступать Вовке на ногу, чтобы он не удивлялся, а со всем соглашался.

— Слышу плохо, потому и двоечник, — механически повторил Вовка и так расчувствовался, что готов был расплакаться и сам себя пожалеть.

— С рождения, что ли? — заинтересовался старик, хитро забегав глазами и почему-то перейдя на шёпот.

— С рож… — начал было рассказывать Вовка про свою горькую судьбу, но получил локтем в бок. Мол, будь осторожен, тебя проверяют и нарочно спрашивают тихо. Вовка поперхнулся. Он кашлял-кашлял и думал.

— А? — наконец приложил он руку к уху. — Не слышу. Частично слышу, а полностью нет. Вы говорите «рождение». У кого день рождения? С днём рождения вас, Ираклий Ираклиевич!

Ираклий Ираклиевич приветливо улыбнулся в ответ. Но только снаружи. Глаза его лихорадочно ощупывали гостей. Всё в их поведении вызывало подозрение. Всё и ещё раз всё.

Тут в дверь позвонили. Старик поёрзал в кресле. Ему очень не хотелось оставлять их одних в комнате. Но тут не сделаешь вид, что не услышал. Старик нехотя поднялся и, бросая на ребят подозрительные взгляды, пошёл к двери. Слышно стало, как заговорила соседка.

Сердца ребят забились часто-часто. Вот он, этот момент. Единственный и неповторимый. Вовка вскочил и бросился к ящику картотеки. Он вытащил одну из карточек. И пробежал глазами:

«Гадость № 647. Вылить ушат грязной воды».

Вовка прислушался. Кажется, дверь ещё не щёлкнула, и разговор о журнале продолжался. Он забегал по карточкам дальше. Веснушкина сидела ни живая ни мёртвая, вцепившись руками в диван. Она боялась шевельнуться, чтобы не выдать Вовку.

Вот! Расписки! Три, даже четыре! Сергей Волковский — есть. Все четыре в руках и одна из них Сергея.

— Ага, вот вы кто! Воры! Воры! — Прервав разговор с соседкой, старик заглянул в комнату. — Отдай! Сейчас же отдай!

Вовка почувствовал, как что-то заволакивает его сознание. Он становился мягким и послушным и готов был уже отдать расписки. Но тут визг Веснушкиной вывел его из забытья. Последним усилием воли он бросил бумаги Веснушкиной. Та, подхватив их, побежала к двери.

— Стой! Куда! — Старик, оставив Вовку, кинулся за девочкой, — Наталья Тарасовна, держите её, держите воровку!

Веснушкина пулей пронеслась мимо соседки и бросилась вниз. За ней топотал старик, теряя на бегу комнатные туфли, за ним соседка. Сзади стремглав нёсся Вовка.

— Скорее! — скомандовала пробегавшая мимо Сергея Веснушкина, и они с Шайтаном бросились вслед.

На дорожке старик догнал Веснушкину. Она прижимала расписки к себе и ни за что не хотела их отдавать. Тогда старик занёс руку для удара. Веснушкина завизжала. Тут раздался громоподобный лай. Это Шайтан вырвался от Сергея и бросился на защиту хозяйки. После его прыжка все трое кубарем разлетелись в разные стороны.

Ребята помогли подняться Веснушкиной и бросились бежать дальше. Старик погнался за ними, но споткнулся и упал в сугроб. Соседка помогла ему подняться, протянула комнатные туфли. Он со злостью отшвырнул их в сторону.

— Я найду вас! Я поймаю вас! Вы поплатитесь за это! — кричал Ираклий Ираклиевич, отряхивая снег.

Ребята забежали за угол, за второй, за третий и наконец решились остановиться. Все они тяжело дышали, валил пар от разгорячённых лиц, а язык Шайтана свисал почти до земли.

Где же расписки? Вот они. Надо поскорее с ними разобраться.

— Сергей Волковский. Рви! — Вовка протянул Сергею мятую бумажку.

Сергей расправил листок и посмотрел в последний раз, запоминая его на всю жизнь. Потом с радостью рванул листок пополам. И ещё раз пополам. Он благодарно обвёл ребят глазами и потрепал Шайтана по шее.

— Люся Овчинникова. Рви, — Вовка протянул новую расписку Веснушкиной. Веснушкина подышала на замёрзшие пальцы.

— Нельзя, нельзя, — остановил их Сергей. — Только она сама может это сделать. Если же не она, то всё равно не считается. И остальные тоже. Кто там? — он взял мятые расписки в руки. — И этот — Толя Костоцкий. И этот Вася Пустовойт.

— Так что же мы теперь, весь город будем обходить? — возмутилась Веснушкина. — Я и так вся перепуганная. А вдруг он нас поймает? Он же пакости издали чует.

— Это не пакости. Тебе чего бояться: у тебя собака. А вдруг он меня превратит в обезьяну? — не мог отделаться от своего страха Вовка.

— В какую ещё обезьяну? Ты что? — успокоил его Сергей. — Если б он мог, то давно бы превратил.

— Вы как хотите, а я больше не могу. И у меня собака. Мне её кормить надо. И мама беспокоится. Я не обедала ещё. Вышла только Шайтана прогулять. И пропала. Вам хорошо, вы мальчишки. И собаку кормить вам не надо.

— У тебя одна еда в голове! — рассердился Вовка, а потом, всё больше распаляясь, вспомнил весь сегодняшний разговор с Ираклием Ираклиевичем. — Дураком меня представлять кто тебе разрешил? Лучше бы про себя рассказала…

— Ах, так?! — возмутилась Веснушкина. — Это всё вообще глупости, вся ваша затея. Вас ведь никто не зовёт. Может, эти ребята сами хотят повзрослеть. Это их дело, а не ваше.

— Как это их?! Как это их?! — возмутился Сергей. — Этот гадостник-пакостник будет за чужой счёт всем зло делать? Да я этим его ученичкам надаю так, что они сами свои расписки на двести частей разорвут, только чтобы от меня отвязаться. Потом сами поймут, что мы правильно поступили. Рано или поздно, но всё равно поймут и спасибо скажут.

Но Веснушкина не поддавалась на уговоры. Хотя в душе она чувствовала, что поступает не очень хорошо, даже, наверное, плохо.

— Поздно уже. Семь часов. Мне пора. Честно, пора, — она повернулась. Но Шайтан не хотел уходить. Он смотрел печальными выпученными глазами и тянулся назад. Он привык к этой компании, в которой и на его долю сегодня выпало немало приключений.

— Смотри, собака и та понимает, — сделал последнюю попытку Вовка. Но Веснушкина тихо удалялась.

— Ах, так, ну и иди!.. Дура! — в сердцах выкрикнул Вовка.

Веснушкина остановилась. Она как-то странно вздрогнула и плечи её затряслись. Что с ней? Ребята бросились за девочкой. Бульдожка сидел рядом и внимательно смотрел ей в лицо. Веснушкина плакала. Она плакала и отворачивалась от ребят. Только Шайтан заслуживал ее доверия.

— Чего ты? Перестань, — пытался успокоить её Сергей.

— А чего же он! Я ему бить себя разрешала, а он… а он… дурой называет, — всхлипывала Веснушкина.

— Да, действительно, — ты чего? — повернулся к Вовке Сергей. — Человека, понимаешь, лупишь, а потом дурой называешь.

Вовка не знал, что и сказать. На него нападали с двух сторон. И с двух сторон правильно. Но ведь в этом трудно признаться. Особенно самому себе. Поэтому он тоже решил обидеться. Чего это Сергей в защитники лезет? Ведь из-за него всё это и заварилось.

Вовка тоже бросился в атаку.

— Хорошее дело! Мы тут из-за тебя комедии разыгрываем. Я её бью, она меня дураком выставляет. Чуть в обезьян нас не превратили. И мы ещё виноваты. Ты расписки разным подозрительным личностям раздаёшь, потом тебя выручай. Правда, Лена? — Впервые он обратился к Веснушкиной по имени.

— Конечно, — согласилась Лена. — Вова прав: виноват прежде всего ты.

— Ну я… я, хорошо, — согласился Сергей, не успев опомниться от наступления новых союзников. — Но дело ведь нельзя бросать на полпути. Эти тоже превратятся в настоящих гадостников. Разве вы хотите, чтобы в нашем городе развелось много Ираклиев? У нас есть улица, дом, фамилия. Надо искать. Надо помочь. Время ещё есть. Мало, но есть.

— Ну как, Вова, пойдём, что ли? — спросила Веснушкина. Простите, Лена, а не Веснушкина.

— Пойдём, конечно. Только больше мы тебя спасать не будем. Правда, Лена?

— Конечно, Вова! — согласилась радостно Лена.

Глава восьмая ПОТЕРПЕВШИЕ СОПРОТИВЛЯЮТСЯ

— Раз решили, тогда бегом по этим адресам, — начал командовать Вовка. Ведь это так приятно, когда тебя слушаются. — Я предлагаю разделиться. Я и Лена пойдём вот по этому адресу, а ты и… и Шайтан по другому.

— Ещё чего, — возмутился Сергей. — Давай я и Лена, а ты и Шайтан.

А Лена, которая прямо-таки расцвела от этого спора, принялась их мирить:

— Не ссорьтесь, мальчики, не ссорьтесь. Мы все пойдём вместе. Ведь нам может повстречаться гадостник-пакостник. Одного он сразу обведёт вокруг пальца, а три головы лучше, чем одна.

И ребята побежали искать второго потерпевшего, а может, и первого, так как расписка его была потрёпаннее и пожелтее — Толю Костоцкого, который, может быть, и не считал себя потерпевшим.

— А вдруг… а вдруг, — кричал на бегу Сергей. — Вдруг это и не мальчик вовсе.

— А кто же ещё… девочка? Девочка Толя? — переспросил Вовка.

Лена прыснула. А польщённый Вовка расцвёл.

— Вдруг он уже генерал какой-нибудь, а мы… а мы заберём у него годы, и он станет маленьким мальчиком. Как же он будет командовать солдатами, кто его будет слушаться?

— Да, как же, генерал. Среди генералов пакостников не бывает. Это наверняка какой-то двоечник-школьник, который думает, что чем он старше, тем легче будет задачки решать. — Тут Вовка приостановился, так как вспомнил, что Сергей может обидеться: ведь и он тоже разменял свои три года.

А вот и нужный дом. На пороге их встретила полная женщина в переднике.

— Ой, простите, руки у меня в тесте. Пироги пеку. Вы к Толе? За автографами или корреспонденты школьные?

— Да, корреспонденты, — согласились ребята. А что им оставалось делать?

— Жаль, он сейчас на соревнованиях. На стадионе. Вечером только будет.

— А он по чему… по какому виду выступает?

— Как же вы не знаете? А ещё корреспонденты… В нашем дворе даже малышня знает, не то что школьники. Вы зайдите в комнату, Никита Ильич вам кубки все его покажет.

— Ой, не надо, спасибо, мы очень спешим. На каком он стадионе?

— Он на Ледовом стадионе сейчас. Он у нас конькобежец. Без пяти минут мастер спорта. С прошлого года так продвинулся. Вы его и не узнаете…

— Может, вы нам карточку его покажете? — догадался спросить Вовка. Для газеты.

— И покажу, и подарю, — обрадовалась мама. — Никита Ильич, дай молодёжи карточку нашего спортсмена. Они из какой-то школьной газеты. Пускай учатся, как работать над собой.

Никита Ильич, видно, папа рекордсмена, вынес фото. Там среди кубков сидел парень в спортивном костюме. Кубков было так много, что закрадывалось сомнение — его ли они.

— Краса и гордость нашего спорта. Будущая. В его возрасте — и такие результаты. Феномен, — сказал Никита Ильич, вручая карточку. — Спешите познакомиться, а то совсем знаменитым станет, тогда вам его не достать. Тут у нас будет очередь из корреспондентов центральных газет. — Никита Ильич задумчиво покачал головой, так как подумал, что в его прихожей столько корреспондентов не поместится. «Ничего, квартиру дадут, — правильно рассудил он. — Надо же с прессой где-то беседовать».

— Спасибо, — прокричали наши следопыты, вывев его из подсчёта корреспондентометров, и побежали на Ледовый стадион.

Тут вовсю гремела музыка. «Всё могут короли», — кричали на каждом углу репродукторы, как будто здесь собрались одни только принцы. По мегафону, стараясь перекричать песенку, раздавались команды, фамилии, приветствия. Все кричали, так как шёпотом тут ничего не услышишь. «Всё могут короли…» Толпы школьников волнами перебегали от одного интересного места к другому.

«Привет участникам новогодних состязаний!» — трепетал на ветру красный плакат.

«Покупайте карточки „Спортлото-2“», — спорил с ним другой.

Глаза разбегались. Поэтому ребята стали пристально разглядывать спортсменов.

— Вот он, — уверенно показал Вовка.

— Нет, вроде не он, — засомневались Сергей и Лена.

— Да он, достань фото, — настаивал Вовка, обиженный в лучших своих чувствах. Но и фотография мало помогла. Вроде он, а вроде и нет. Человек в форме, даже спортивной, очень похож на другого человека в такой же форме. Поэтому, чтобы не терять времени, решили просто спросить какого-нибудь судью. Дяденька в пальто и с красной повязкой на рукаве устало ткнул пальцем в группу разминающихся спортсменов.

Ребята и Шайтан ринулись в толпу. Зажав фото в руках, они, как сыщики, пытливо вглядывались в лица. Наконец их взгляды столкнулись на одном и том же человеке. Он? Он! Сомнения исчезли. Ребята мысленно дорисовали ещё и кубки, и картинка сошлась один в один.

Вперёд. В атаку.

— Толя! — начала первая Лена, изображая поклонницу, и томно посмотрела на парня. — Можно автограф? — покрутила она его фотографией.

— А, — обрадовался Толя и расцвёл. Не привык, видно, ещё к своей великой славе.

— Девочка, девочка, потом, после соревнований. Сейчас Толя занят, — попытался помешать ей тренер, который в душе сам радовался, что у него такой популярный воспитанник.

— Да ничего, Сергей Петрович, это, знаете, даже придаст мне бодрости. Разговор с болельщиком…

— Болельщицей, Толя, болельщицей, — улыбнулся тренер.

— Ничего, Сергей Петрович, болельщицей так болельщицей. Я сейчас. — И Толя отъехал к Лене, которая тут же стала пятиться назад.

Толя двигался за ней, а она пятилась назад к ребятам.

— Костоцкий? — переспросил Вова, как почтальон, вручающий телеграмму, когда тот подъехал к ним поближе.

— Да, — удивился Толя и посмотрел на бумажку, которую держал Сергей.

Он повернулся к Лене, ища у неё объяснения. Но она присоединилась к ребятам, которые протянули ему расписку.

— Рви!

— Что? — начал догадываться Толя. — Ещё чего? Да вы что!

И он приготовился бежать. Ему всё стало ясно, он узнал свою подпись.

В этот момент над стадионом прозвучала его фамилия: «Приглашаются на старт…» Судья изо всех сил пытался перекричать «Королей».

— Рви! — окружили его ребята.

— Ха! — пытался показать Толя, что ему на всё это наплевать. Малышня, что с них возьмёшь.

Поняв его намерения, Лена принялась снимать с Шайтана намордник. Шайтан поднял свои умные глаза и выразительно посмотрел на Толю. Это длилось секунды, но Толя не выдержал и отвернулся.

— Дайте хоть последний раз выступить, — взмолился он.

Но Шайтан был неумолим. Толя вздохнул, и расписка белыми клочками полетела по стадиону. «Всё могут короли, всё могут короли…» — пела пластинка.

— Толя! Что же ты! — бежал к нему тренер, которого уже поругали за отсутствие питомца. «Так недолго и звёздную болезнь подхватить», — заметил главный судья. Но он зря беспокоился.

Тренер растолкал ребят, и перед ним вместо рослого спортсмена оказался маленький мальчик. Он утопал в просторном спортивном костюме, а ноги ёрзали в огромных ботинках.

Тренер хотел бежать дальше искать Толю, но что-то в глазах и лице мальчика показалось ему знакомым, и он открыл от изумления рот. Его чемпион исчез прямо на глазах

— Э… и… о, — силился что-то сказать тренер, но слов не было. Поэтому, схватившись за сердце, он тяжёлыми шагами направился к скамейке.

А ребята уже бежали дальше, тоже устанавливая по пути рекорды скорости, только честные. Даже Шайтан достиг успеха в своих собачьих бегах.

Снова дверь. Звонок.

— Вы к Люсе? Из школы? Вот хорошо. Пропесочьте её как следует. А то совсем уже от рук отбилась. То не хочу, это не хочу. Это подай, то купи. Чулки, туфли. Она, правда, очень выросла, но разве пионеры такое носят? Я не знаю, вы мне скажите. А, и собачка с вами. Ничего, пускай идёт. Пускай и она посмотрит.

— Ма, перестань сейчас же, — послышался голос из комнаты.

— Всё, всё, Люсенька! Но я не могла твоим товарищам не сказать, что накипело. Они поймут. У меня в школе тоже были товарищи, и мы с ними всем делились. А к тебе, я вижу, первый раз приходят, почаще бы. Вы раздевайтесь, усаживайтесь, а я на кухню за пирожками. Вот только-только пирожков напекла. И с мясом, и сладкие. — И мама заспешила на кухню, радуясь гостям.

Гостям стало неудобно, что их так хорошо встречают. Они зашли в комнату и столпились у дверей. Посреди комнаты стояла девочка с зеркалом в руках. Сергей глянул на неё и сразу вспомнил спортивный магазин, каток и ватагу Рыжего: ведь это она была тогда с ними.

— Итак, Люся, как видишь, мы не из твоей школы. Но, — тут Вовка поднял палец к потолку. И все автоматически посмотрели наверх, надеясь что-нибудь увидеть там. — Но спасибо скажи, что мы не из твоей школы.

— А кто же вы? — удивлённо смотрела Люся. — И ещё собака. При чём здесь собака?

— Мы от Ираклия Ираклиевича, — многозначительно произнёс Вовка.

— Ш! Тихо! — зашептала Люся и притворила дверь комнаты.

Но тут дверь снова растворилась, и на пороге показалась мама с двумя тарелками в руках.

— Вот, детки, пирожки, мандарины, яблоки. Угощайтесь. И поругайте её, пожалуйста, хотя бы немножко. Раз праздник, то немножко, много не надо. А после праздников приходите и тогда уже по-настоящему.

— Ма! — раздался крик, и мама закрыла за собой дверь.

— И что Ираклий Ираклиевич? — переспросила обеспокоенно Люся. Она уже чувствовала, что за всем этим последует что-то нехорошее.

— Шлёт привет и расторгает с тобой договор! — услышала она то, о чём боялась даже думать.

— Почему? Как? — испугалась Люся.

— Ты слишком привлекаешь внимание! — Лену стала раздражать эта юная «красавица».

— Почему же? — деланно улыбнулась Люся. Теперь она ждала комплиментов.

— Губы красишь, хотя бы. А это негигиенично.

— Я красивая, — сказала Люся и свысока посмотрела на Лену.

— Ладно, «красивая», — вступился за Лену Вовка. — Это ещё на чей вкус. На мой, так не очень…

— А вот этому мальчику я нравлюсь, правда? — обратилась к Сергею Люся. И пристально на него взглянула. Сергей в ответ закашлялся.

— Что-то в горле запершило, — начал оправдываться он перед друзьями. Но все заметили, что ответа он не дал. А если нет ответа, то это тоже ответ. Не менее красноречивый.

Тогда Лена, увидев разброд в своей команде перед лицом ненавистного противника, решила взяться за это дело сама. А то постепенно нападение превращалось в оборону.

— Вот расписка. Рви, — решительно сказала Лена.

— Я… я не буду, — заупрямилась Люся. — Вы — это но он. Вы не имеете права меня заставлять.

— Рви сейчас же, а то в школе твоей всё расскажем! — припугнул её Вовка. — Смеяться будут, пальцами показывать.

Однако «пальцами показывать» было не самым страшным в её жизни, а наоборот, так что Вовка немного ошибся.

— Посмеются и забудут, — взмахнула кудрями Люся.

— Не будешь?

— Не буду.

— Тогда я сама порву, тебе ещё хуже будет, — вдруг уверенно вступила в разговор Лена. А, чтобы спасти себя от вопрошающих взглядов ребят, сама строго посмотрела на них.

— Если я порву, тебе плохо будет. Потом пожалеешь, ох как пожалеешь, — повторила для убедительности она. Ведь мысль, повторенная дважды, сразу делается вдвое правильнее.

— Почему это плохо? — забеспокоилась Люся и посмотрела на Сергея.

Сергею стало самому плохо. «Ничего не случится, — хотелось сказать ему. — Всё останется по-прежнему, как ты хочешь». Но он не мог этого сделать. Один бы он не выдержал и всё рассказал. Но рядом стояли его товарищи.

— Станешь ты тогда такой же старой, как твой Ираклий. Будешь такими бумажками поторговывать, старушка. Или за него замуж выходи. Хорошая будет парочка!

— Это неправда? Ведь это неправда? — Люся пыталась услышать успокаивающий ответ от Сергея.

Сергей, пряча глаза, молчал. А глаза остальных твердили: правда, правда, правда. Пропащий ты станешь человек, Люся. Не ждут тебя в будущем танцы, а одни лишь больницы. Не будет тебе телеграмм, а одни лишь кардиограммы.

— Хорошо, хорошо, я порву. Но всё равно вы нехорошие, — плакала Люся, и чёрная тушь ползла под её глазами.

Белые кусочки бумаги упали на ковёр. И перед ребятами оказалась просто девочка. Даже не красивая, а так просто. Можно и не заметить.

— Ой, что с тобой, Люся, — всплеснула руками мама и выронила тарелку с печеньем и конфетами, которыми тоже хотела угостить гостей. Нормальные гости должны были уже опустошить первые две тарелки. Но наши гости были по делу. — Ты ли это, Люся? — никак не могла поверить мама.

— Я, мама, я теперь стала маленькой, — выдохнула разом всю горечь своего нового положения Люся.

— Ой, спасибо, ребята, — заплакала мама. — Опять у меня дочурка маленькая, славненькая. А как же вы её уменьшили?

— Ма!

— Что-то не пойму. Теперь в школе этому учат? — с уважением в голосе спросила мама.

— Учат, учат, — подтвердил Вовка. А что он ещё мог сказать?

— А на каких же это уроках? — не сдавалась мама.

— Это не на уроках, это в кружке, — выручила всех Лена.

— В кружке, тогда, конечно, — согласилась мама. И плачущие мама и дочка, обнявшись, сели на диван. А печенье и конфеты, которые Шайтан рассматривал преданными глазами, так и остались на ковре.

Ребята бросились вниз, обгоняя друг друга. Настроение улучшилось у всех. Как получилось, так получилось. Главное, что успели. И Ираклия не встретили. Вот что главное. И снова готовы к походу. Новому и последнему. Вовка подозвал к себе Шайтана и вытащил из кармана кусок пирожка.

— Ешь, Шайтан, лопай. Говорить ты не умеешь, так хоть покушай.

— Какой ты молодец, Вовка, — засветилась вся Лена, как будто этот кусок пирога он дал именно ей. — Даже я забыла, а ты помнишь. Ты такой добрый, такой добрый… — начала без устали повторять она.

— Очень добрый, как тебя на бульваре шарахнул, — пробурчал Сергей.

— Ой Серёжа, какой ты, право… Правда, Шайтанчик? — спросила она у собаки. А когда спрашивают у собаки, то не ждут особого ответа. Всё и так ясно.

— Конечно, все кругом хорошие, один я плохой, — обиделся Сергей.

И теперь уже его принялись утешать.

Только один человек остался у них впереди. Только один. Кто? Вася Пустовойт с ул. Горького, 12. Горького так Горького.

Глава девятая ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

Ребята выдыхались. Целый день бегов начинал сказываться. Даже Шайтан всем своим безмолвным видом требовал отдыха. Но покорно бежал впереди. Их гнала вперёд чья-то судьба: ведь она может плохо сложиться в Новом году. А Новый год должен принести всем только хорошее. На то он и новый.

Они бежали по улице и не могли найти двенадцатого дома.

Его просто не было. Десятый — на месте, четырнадцатый тоже, а двенадцатый как корова языком…

— Слушайте, а может, старикан его украл, дом этот? Совсем с лица земли снёс, чтобы мы не могли его найти?

Вот какие грозные силы приписывали ребята Ираклию Ираклиевичу. Они обратились к прохожему:

— Вы не скажете, где здесь двенадцатый дом?

— А это очень просто, его всегда ищут, но это очень просто. Вы зайдите во двор восьмого. А там под аркой повернёте направо. Вот там он и будет. Его абсолютно все ищут, кто первый раз. Вы, наверное, тоже в первый раз…

— Спасибо, спасибо. С Новым годом вас.

И отважная четвёрка бросилась во двор восьмого дома. Поворот. Арка.

— Стой, руки вверх! — послышался голос сзади. Ребята замерли. Попались. Не успели. Один Шайтан не понимал, что случилось. Неужели новая игра?

Ребята медленно повернулись. Перед ними стоял Рыжий.

— Ха, струхнули? Куда движется молодое поколение?

— Да ну тебя, — махнула с облегчением рукой Лена. — А мы думали…

— Понятно, в сыщиков-разбойников, пограничников-шпионов играем, — говорил Рыжий как будто добродушно, но злая улыбка застыла на его лице. — Только проваливайте из моего двора. Ясно? И поскорее. Понятненько? Не люблю повторять дважды!

— Пошли. Чего его слушать. У нас Шайтан, — шёпотом сказала Лена. И сняла с Шайтана намордник.

— А собаку камешком, — заметил Рыжий. — Сейчас сюда вернётся моя ватага, и твой пёсик замяукает, как кошечка. Кис-кис! — стал дразнить он Шайтана.

— Стоп, — Сергей хлопнул себя по лбу. — А ведь это он и есть. Я ведь его видел с гадостником, — добавил он шёпотом.

Всё это было слишком неожиданно. Не надо было искать дом, квартиру.

— Послушай, Вася, ты же Вася, правда? — заговорила Лена.

— О, что я слышу, меня называют по имени. Какова слава! Но это не спасёт тебя, недоросточек…

— Ну ты, заткнись! — рванулся вперед Вовка. — Сам ты недоросточек…

— Что я слышу, а ну подойди, — обомлел Рыжий от такой неслыханной дерзости, да ещё в собственном дворе.

— И подойду.

— А ну попробуй.

— И подойду. — И Вова рванулся вперёд. Ведь всегда кто-то должен быть впереди, хотя бы на шаг. Рыжий не ожидал такого быстрого перехода к решительным действиям. Он отступил.

— Ну ты, не рвись особенно. Мне тебя жаль. Сейчас ребятишки мои тут будут, рёбрышки твои пересчитают. — Как настоящий атаман, Рыжий тут же попытался скрыться за чужими спинами.

— Ладно, будем кончать, — деловито сказал Вовка. Он не испугался, а просто решил сразу перейти к делу. — У кого бумага?

— Какая бумага? Что за бумага? — удивился Рыжий.

— Вася Пустовойт ты?

— Ну я. А что?

— Получите и распишитесь.

— Так вы что, почтальоны? — обрадовался Рыжий. — Телеграммы разносите? Подрабатываете? Ну давай, давай, а я тебе десять копеек отвалю. От всего сердца. Можешь гулять, малышня. — К Рыжему снова вернулась вся его бодрость.

— Нет, мы пришли вернуть тебе твой рост, — решительно сказал Сергей.

Рыжий побелел, потом покраснел. Он слушал, но не верил тому, что слышит. Тогда он решил по привычке взять грубостью.

— Это ещё что за новости? Где взяли? Украли? — бегал он глазами по их лицам, пытаясь угадать ответ.

— Не украли. Не его это годы, а наши.

— Мои это годы, понял? Что хочу с ними, то и делаю. А ты не лезь.

Рыжий настойчиво искал выход.

— Будешь рвать бумаженцию свою? — настаивал Сергей, не давая противнику выработать свой план.

— Не буду, вот не буду и что вы со мной сделаете? Сопляки! — бросил он, в основном обращаясь к Вовке.

Вовка чуточку покраснел и потянул носом. Здесь же Лена!

— Сделаем. И не посмотрим, — Вовка бросился на него. — Будешь рвать?! Будешь рвать?!

Они покатились по снегу. Через минуту оба стали белые.

— Уберите этого сумасшедшего, уберите его! — закричал Рыжий, как будто Вовка откусил ему ухо.

Из-за этого крика Вовка успокоился. Они поднялись, отряхиваясь от снега. Оба тяжело дышали. Рыжий нахлобучил на себя шапку, полную снега. Потом ему потекло за шиворот, и он, чертыхаясь, стал вытаскивать снег отовсюду.

— У, сумасшедший, — забурчал было снова он, но Вовка подался вперёд. Рыжий дёрнулся.

Он поднял голову и осмотрелся. Помощи не было видно. Что ж, надо что-то делать, надо на что-то решаться самому.

— Ну давай бумажку, — слишком быстро согласился Рыжий.

Сергей протянул ему расписку. Он взял её и повертел. Да, это была его подпись, его расписка.

— Адью, — сказал Рыжий и бросился бежать.

— Шайтан, Шайтан! — закричали ребята в три голоса, и Шайтан, гордый от такого доверия, бросился вдогонку.

Ровно через пять шагов Рыжий заорал не своим голосом. Орал он, конечно, своим родным голосом, но очень уж жалостно. Шайтан сбил его с ног и яростно схватил за штанину, мотая головой, как будто хотел оторвать Рыжему и штанину, и ногу.

— Вы что? У меня же столбняк будет. Он же бешеный! Вы все тут бешеные. — Но так как нападать в таком положении не очень удобно, то он стал отступать. — Рву я, рву. Собаку забери. Да забери, тебе говорю. Ведь кровь вон идёт.

Ребята подбежали к нему. Крови нигде не было видно.

— Собаку не возьмём, пока не порвёшь, — решительно заявила Лена.

— Хорошо, хорошо. — Рыжий взялся за бумажку, разгладил её и напоследок поднял повыше, чтобы запомнить навсегда.

— Не рви, не рви! — послышался голос откуда-то из подворотни. Это был знакомый всем голос Ираклия Ираклиевича.

К Рыжему снова вернулась его уверенность. «Ага, чья взяла?» — торжествующе посмотрел он на ребят. А те лишь втянули головы в плечи. Тут не поможет и Шайтан.

Под аркой послышался лёгкий топоток. И оттуда вынырнул… оттуда вынырнул… вы не поверите, но оттуда вынырнул Ираклий Ираклиевич ростом не выше колена.

Он бежал и надрывался:

— Не рви! Пожалей меня! Дай её сюда!

Вовка, преодолевая страх, выступил вперёд и преградил ему дорогу. Ираклий Ираклиевич замахал кулаками в воздухе, заскрежетал зубами. И двинулся вперёд. Но расхрабрившийся Вовка просто поставил перед ним ногу, преградив, таким образом, дорогу маленькому Ираклию Ираклиевичу. Тот от возмущения затряс усами, стал боксировать Вовкину ногу. От злости он ухватился за штанину и, как альпинист, стал взбираться по Вовке, стараясь дотянуться до его живота. Но Вовка стряхнул его вниз. Ираклий Ираклиевич растянулся на снегу и заплакал, как маленький. От его былого зловещего величия и силы не осталось и следа.

Теперь он был самым несчастным. Он плакал и просительно смотрел на Рыжего.

Рыжий напоследок размышлял. Он оценивающе посмотрел на Ираклия Ираклиевича. Ираклий Ираклиевич затих и съёжился под его взглядом. Рыжий решал. Ираклий Ираклиевич встал и молча следил за ним.

— Ну, — посмотрели на Рыжего Лена и Сергей.

Молчание Рыжего затягивалось. Если бы в эти минуты Ираклий Ираклиевич не просил, а требовал, командовал, пугал, наконец, то Рыжий поверил бы в его силу. Но он вдруг увидел, что от силы Ираклия Ираклиевича не осталось и следа. Рыжий же всегда выбирал сильную сторону. Теперь чаша весов склонилась не в пользу Ираклия Ираклиевича, и всем было это ясно. Даже Шайтану.

Шайтан глухо зарычал, и Рыжий испуганно рванул бумагу пополам.

И сразу же Ираклий Ираклиевич зашатался, стал уменьшаться прямо на глазах и вдруг исчез совсем. Только растаявший снег заклубился паром на этом месте. Пар был зеленоватого цвета.

Удивлённый Шайтан бросил Рыжего и подбежал к этому месту. Он принюхался и зло зарычал, шерсть его стала дыбом.

Зелёное облачко стало рассеиваться, запахло серой и болотом. Но морозный воздух сразу унёс эту гадость.

Теперь можно было взглянуть и на Рыжего. Он вроде не изменился. Но это только казалось, пока он лежал. Когда же Рыжий поднялся, вместо былого атамана-разбойника перед ребятами стоял маленький мальчик с выпавшим зубом. Он утопал в пальто, которое волочилось по земле, а из непомерно большой ушанки торчал только нос. В эту шапку можно было засунуть ещё две таких головы.

— Дураки! Какое дело загубили, — принялся причитать Рыжий. Теперь, когда он стал маленьким, то мог позволить себе всплакнуть. — Нашлось трое умников. Кто вас просил? Лезете в чужие дела. Дома б лучше сидели с собаками своими…

— Ты что это разошёлся? — шутливо поднял на него руку Вова.

— Маленького не тронь, не тронь маленького! — заверещал Рыжий. — Девочка, скажи, чтобы он меня не трогал.

— Никто тебя не трогает, Вася, — успокоила его Лена. — Иди себе домой. Иди… Он тебе ничего не сделает. И Шайтан тоже. Шайтан, ко мне, ко мне.

Тут раздался залихватский свист. Это двигалась ватага Рыжего.

— Ага, попались, — приободрился Рыжий. — Сейчас зубки ваши пересчитаем. А ты за всё получишь. Первым, — он злорадно посмотрел на Вову. — Эй, Козлик, я тут, — закричал пронзительно Рыжий. Он ещё не чувствовал, что многое изменилось. Только одно злое чувство мести застилало всю его душу.

Ватага в недоумении остановилась перед ними.

Рыжий выскочил вперёд, путаясь в пальто.

— А ну мальцам этим зубы пересчитайте. Понятно?

— Ты что, козявка? — рассердился один из ватаги. — Ты что? Ты на кого голос поднимаешь? Надо тебя проучить.

Рыжий растерянно начал отступать, но ему влепили такой щелчок под гогот команды, что Рыжий зашатался и упал. Больше от обиды, чем от боли.

Ватага пошла себе дальше.

Все молчали. Только внезапно тишину нарушил плач. Рыжий, нисколько не стесняясь, плакал над своим разбитым прошлым.

Ленино сердце дрогнуло. Девичье сердце всегда добрее. И всегда чуть-чуть теплее. Хоть он и враг, но только в прошлом. Сейчас перед Леной был слабенький мальчик, маленький мальчик, который даже не стеснялся плакать при девочке. И Лена принялась его утешать:

— Не плачь, Вася. Все ещё впереди. Ты подрастёшь и будешь сильным. Обязательно.

— Не расстраивайся, — добавил Сергей. — Я ведь тоже сначала думал, что это хорошо — сразу стать сильным. Я ведь точно так же порвал бумажку.

— Да что ты, честное слово, ревёшь, как девчонка! — не выдержал Вовка. — Нашёл чего нюни распускать. Разве это товарищи? Это так, мотыльки возле лампы. Нет лампы, и они полетели дальше. Разве они спасли бы тебя от гадостника-пакостника, если бы ты попросил? Пустое… Вот каких товарищей надо выбирать.

И Вовка обнял Сергея и Лену.

«А я? А я?» — прыгал рядом бульдожка.

«И ты тоже, — ответим ему мы. — Конечно, ты тоже. Ты защищал своих друзей, и это ничего, что ты не умеешь говорить. Ещё не умеешь».

Глава последняя С НОВЫМ ГОДОМ!

И вот забили куранты. И когда вся страна смотрела на Красную площадь, ребята уже были дома. Ох, как тяжело, было им дождаться двенадцати часов. Ныли руки, ныли ноги, всё внутри уже давно заснуло, и только последним усилием воли они время от времени открывали глаза. Но пробили куранты, и они тут же отправились спать. Теперь ничто не могло заставить их сидеть: Новый год они уже встретили.

Устал и Шайтан. Во сне он снова гнался, гнался и гнался. И, надо сказать, успешно, как в жизни. Лапы его вздрагивали во сне, а в самые страшные минуты он ещё и поскуливал.

А первого января все они отправились в школу на новогодний бал. К сожалению, без Шайтана.

Сначала ребята решили походить по школе. Ведь когда уроков нет, то нет ничего милее родного класса. И парта твоя становится такой домашней и добродушной. Родная доска, где можно нарисовать знакомую рожицу. Нет, что ни говори, а родной класс — это вся твоя жизнь. И заметить это можно только вот так, когда никаких уроков нет и не предвидится.

Сергей и Вовка расселись за партами и стали вспоминать вчерашние битвы. Самим себе они казались сказочными богатырями, которые прошли через столько испытаний. Даже Шайтан в их рассказах вырастал до размеров среднего льва, а, по «кусучести» мог соперничать с двумя акулами. Их никто не слышал, а если бы и услышал, то ничего не понял бы. Пока один успевал сказать: «Ты помнишь», — другой уже начинал новую историю.

В зале запустили музыку. Посреди стоял Николай Фёдорович, учитель физики, то есть Дед Мороз.

Сергей заглянул в зал и замер на месте. Он остался стоять в дверях и не мог сделать ни шагу: Снегурочкой была девочка с голубыми глазами и голубой косой. Она тоже смотрела на Сергея и силилась что-то вспомнить или что-то сказать.

Мир вокруг Сергея стал голубым.

— Волковский, а ты чего застрял? — под смех зала спросил Дед Мороз голосом физика. Сергея за руку втащили Вовка и Лена. Сейчас его можно было тащить куда угодно.

— Ты знаешь, кто это? — шёпотом спросила Лена, указывая глазами на Снегурочку.

— Кто? — стараясь казаться равнодушным, переспросил Сергей.

— Это внучка Николая Федоровича. Эта Снегурочка. Она из тридцать второй школы. Красивая, правда?

— Красивая, — шёпотом согласился Сергей. — А чего же она у нас не учится?

— Неудобно. Дедушка будет ей преподавать, ей оценки ставить, маму-папу в школу вызывать.

— А, — протянул Сергей, и непонятно было: то ли это вздох понимания, то ли горести оттого, что на белом свете есть ещё и другие школы. Хорошо бы, если бы все учились в одной…

— А сейчас немного потанцуем, — предложил Дед Мороз и взмахнул рукой.

Сам он закружился с англичанкой. Самой красивой англичанкой школы. И даже района. Редкие школьные пары последовали их примеру. Ведь танцы — это пока ещё что-то страшное, особенно для ученика пятого класса.

«Хорошо, если бы я умел танцевать», — замечтался Сергей.

— Мальчик, — перед ним стояла Снегурочка. — Можно вас пригласить?

— Я… я не танцую, — насупился Сергей и замолчал. Снегурочка покраснела и отошла.

— Ты что, — вскипел Вовка. — Тебя никто не спрашивает: умеешь ты или нет. А познакомиться надо было — такая девчонка… Иди за ней.

— Нет, — говорил Сергей, но всё внутри него кричало: «да, да, да». И впервые «да» победило.

Сергей пересёк зал и подошёл к Снегурочке. Ему было тяжело, очень тяжело делать эти шаги.

— Я… я не умею танцевать, — начал он снова, так как решил говорить во что бы то ни стало, лишь бы не молчать — Но… А как вас зовут?

— Я вас сразу узнала, — как бы не слыша его вопроса, призналась девочка с голубыми глазами. — Тогда на катке, когда я вернулась, было уже поздно. Вы ушли.

— Я не ушёл… То есть я ушёл. Но в общем я… — вконец запутался Сергей.

— Вам было очень больно?.. Тогда? — решилась спросить девочка и тут же испугалась своей смелости.

— Чепуха! — махнул рукой Сергей. — Пустяки.

И чувствовал он себя при этом самым сильным и могучим человеком во всей Вселенной. Он был выше всех, сильнее всех и даже чуточку умнее.

Всё было легко и просто. И ничего страшного не случилось после того, как он подошёл.

Вечер кончался. Подходил к концу первый день нового года.

«Всё теперь будет по-другому, — решил Сергей. — Это действительно будет новый год. Во всём».

В раздевалке он познакомил Катю-Снегурочку со своими друзьями. Вовка расплылся в улыбке и исподтишка подмигнул Сергею, мол, ты даешь. А Лена ревниво посмотрела на неё, ведь она переставала быть единственной девочкой в этой компании. Правда, у неё ещё был бульдог. Но, может, у этой девочки тоже есть собака?

— Завтра в гости не придёте? — спросила Катя-Снегурочка.

— Придём, придём, а как же, — закивал головой Вовка.

Катя перевела свои голубые глаза на Сергея. Сергей только радостно засветился в ответ.

На другой день Сергей, Вовка и Лена подходили к незнакомому дому. Во всех окнах светились ёлки, отовсюду лилась музыка и в такт ей кружились снежинки.

Незнакомый дом оказался совсем знакомым. Даже очень. Это был дом — мне сразу страшно сказать — это был дом Ираклия Ираклиевича. Тут они сидели возле батареи, тут им открыл дверь сам…

Они поднялись в пятнадцатую квартиру, радуясь, что идут не в седьмую. Дверь открыла ничего не подозревающая Катя. Уже не Снегурочка, а просто девочка. И стала она от этого ещё ближе и приятнее для Сергея. Он как бы стал с нею рядом, а Вовка и Лена как-то сразу исчезли. Они были и их не было. Катя заполняла всё его внимание.

Они сели вокруг стола и помолчали. Ведь всегда трудно говорить что-то в самом начале. Троим снова вспомнился Ираклий и снова стало чуточку страшно. Никак, видно, не обойтись без него в сегодняшнем разговоре.

Поэтому Вовка, как более храбрый человек, вздохнул и спросил:

— Э… Кать, а ты не знаешь Ираклия Ираклиевича, что живёт, то есть жил, то есть живёт у вас ниже, в седьмой квартире?

Сергей немного испугался. Он боялся услышать не тот ответ.

Но Снегурочка не подозревала о том, что творилось в его душе. Она рада была, что появился хоть какой-то разговор.

— Нет, а что, вы его знаете?

— Да так, немного, — ответила за всех Лена.

— А я нет. Я ведь раньше в другом городе жила. Это мы только в этом, то есть теперь уже в прошлом году переехали. Но я у мамы спрошу, может, она знает. Ма!

— Да нет, не надо, — забеспокоился Сергей.

Но было уже поздно. Дверь распахнулась, и на пороге появилась мама. Она вся запыхалась от пирогов и горячей духовки.

Ребята переглянулись и втянули головы в плечи. Перед ними стояла та самая соседка, которая приносила Ираклию Ираклиевичу журнал…

Вот так история! А как они из неё выпутаются, я ещё не знаю.

Оглавление

Глава первая МАЛЕНЬКИЙ

Глава вторая НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ

Глава третья КАТОК

Глава четвёртая УДАР СУДЬБЫ

Глава пятая ВДОГОНКУ В НИКУДА

Глава шестая «ВЕСНУШКИНА, СЮДА!»

Глава седьмая ТРУДНАЯ НАУКА НАПАДЕНИЯ

Глава восьмая ПОТЕРПЕВШИЕ СОПРОТИВЛЯЮТСЯ

Глава девятая ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

Глава последняя С НОВЫМ ГОДОМ! X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?