«Теория невероятностей»

Теория невероятностей (fb2) - Теория невероятностей [litres] 3016K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктория Валерьевна Ледерман

Виктория Ледерман Теория невероятностей

© Ледерман В. В., текст, 2018

© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2018

* * *

Книга 1

1

День не заладился с самого утра: отключили интернет. Когда сонный Матвей перетек из кровати в компьютерное кресло и практически на ощупь прогулялся пальцами по клавиатуре, его ждал сюрприз: нет соединения. Он позвонил провайдеру и услышал ответ:

– Авария на магистральной линии. Вероятно, будет ликвидирована в течение суток.

Матвей тупо смотрел на экран монитора, пытаясь осознать размеры катастрофы. Вот это подстава! Целые сутки без интернета? Все, конец. Отрезан от мира. Отключен от цивилизации. Кошмар! Жуть! Самая кошмарная жуть, которая только могла произойти в понедельник в девять утра. До школы еще уйма времени – целых четыре часа. Можно было бы зарубиться в какой-нибудь шутер с френдами по сети или зависнуть на любимом сервере «Майнкрафт». Конечно, есть еще интернет в телефоне, но это совсем не то. Играть нужно с хорошим изображением и качественным звуком, так, чтобы соседи подскакивали в своих креслах.

Матвей в состоянии вселенской скорби притащился на кухню, забрался на стул у барной стойки, подпер голову руками и горестно вздохнул. Утро было испорчено. Мама же, наоборот, бодро цокала домашними босоножками – от холодильника к обеденному столу, от стола к плите, от плиты к кофеварке, от кофеварки снова к столу. У Матвея от этого мельтешения зарябило в глазах.

– Хочу сок и тост! – мрачно потребовал он.

Мама мимоходом поцеловала его в макушку:

– Доброе утро, злючка-колючка!

Матвей недовольно дернул головой. Ну что она вечно лезет со своими нежностями? Знает ведь, что он ненавидит все эти муси-пуси. Он же не девчонка, в самом деле.

Мама поставила на стол кофейную чашку с густой молочной пеной.

– Капучино готов! – провозгласила она.

– Уже на полдороге, – отозвался из гостиной папа. – Несусь со всех ног.

– Мам, ты слышишь? Сок и тост! – с досадой повторил Матвей.

– Сынок, мне некогда, я папу собираю. Скоро уже выезжать.

– Скоро? У него самолет только через пять часов!

– А пробки? А регистрация? Хватит ворчать, как старый дед. Сделай сок сам, апельсины в холодильнике. А батона вообще нет. Ты же вчера не пошел в магазин, хотя я просила. – Мама открыла микроволновку и вытащила тарелку с дымящимися блинчиками.

– Ну вот здрасьте! – живо возмутился Матвей, обрадованный возможности поскандалить. – А что, кроме меня, никто не может купить батон? Это что, моя прямая обязанность? Я живу тут только для того, чтобы ходить в магазин?

– Не только в магазин, – весело сказал папа, появляясь в кухне. – Но еще и на рынок, в аптеку… Ну и в школу, конечно.

– Смешно, – пробурчал Матвей и отщипнул кусочек от блинчика.

– Может, все-таки позавтракаешь? – спросила мама у папы.

– Да нет, позже, перед выходом. Пока только кофе, – папа взял пульт и включил телевизор.

– В начале октября каждого года жители Земли могут наблюдать метеорный поток Дракониды, названный так по созвездию Дракона, в котором находится его радиант, – громко заговорил диктор. – И, если позволит погода, в вечерние часы можно заметить падающие звезды…

– Сынок, – сказала мама, убавляя громкость. – Мы же с тобой вдвоем остаемся. Давай вечером куда-нибудь сходим? В кино, например, или на каток в наш торговый центр? Погуляем вместе, а?

– Я занят, – поспешно сказал Матвей. – Очень много уроков на завтра. И опрос по истории…

Ну что за идеи – хоть стой, хоть падай. Идти в кино с мамой! Что может быть глупее?

У мамы сделалось обиженное лицо, будто она прочитала мысли Матвея. Пришлось согласиться сходить в магазин.

– Как на каторгу, – прокомментировал папа, наблюдая за одевающимся сыном. – Пытка батоном и сосисками.

Матвей подавил тяжелый вздох. И так настроение паршивое, а им всё шуточки. Вышла из строя самая главная вещь в доме. Без нее жизнь пуста и бесцветна. Можно сказать, утрачен смысл существования на предстоящие сутки. Только кто это может понять? Уж точно не папа с мамой.

По пути из магазина за Матвеем увязался щенок. Смешной такой, мохнатый, похожий на шерстяную варежку. Сколько Матвей его ни гнал, он не отставал. Отбежит немного в сторонку, остановится, а потом догоняет: лапы заплетаются друг о дружку, уши шлепают на ветру. Матвей не выдержал, присел возле него, погладил, даже одну сосиску ему скормил. И дальше пошел, а щенок – за ним. Так и добрались до подъезда вместе. У железной двери щенок сел и выжидающе уставился на Матвея. Как будто говорил: ну хорошо, покормил, поиграл, а дальше?

Матвей потрепал его по голове.

– Ладно, уговорил. Но спорим, через три минуты ты снова окажешься на улице? Засекай!

Он схватил щенка на руки, открыл дверь магнитным ключом и побежал вверх по лестнице.

Щенок так вертелся в руках, пытаясь облизать своему благодетелю лицо, что Матвей нечаянно упустил его в коридоре. Находчивое животное рвануло прямиком в кухню. Мамин вопль, донесшийся оттуда через секунду, свидетельствовал об их неожиданной встрече.

– Матвей!!!

Мама в ужасе выскочила в коридор. Матвей и сам уже был не рад своей выходке, но нужно же держать марку. Так, на всякий случай, чтобы знали.

– Ты в своем уме?! – гневно вскричала мама.

– А что такое? – прикинулся дурачком Матвей.

– Как что такое? Ты о папе подумал?

– О папе, о папе! А обо мне кто-нибудь думает? Я всю жизнь мечтаю о собаке!

– Быстро лови его, пока папа в душе. Сейчас же неси назад.

– Мама! Где справедливость?

– Я сейчас тебе покажу справедливость! Бессовестный! Лови!

Матвей поднял подбежавшего к нему щенка и прижал к себе. Глаза мамы метали молнии. Редко удавалось так разозлить ее. Обычно она обходилась уговорами и старалась превратить все в шутку.

– Почему я должен страдать из-за папы? Я-то ведь здоров!

– Потому что мы семья! Мы поддерживаем друг друга! Болеет один – страдают все. С аллергией не шутят, дорогой мой. И мне странно, что ты в свои тринадцать лет этого не понимаешь.

– Мне почти четырнадцать.

– Тем более!

Мама вытеснила Матвея со щенком на лестничную площадку.

– Сейчас же отнеси его во двор!

– Он там замерзнет!

– В начале октября? При температуре плюс пятнадцать? Не зли меня, Матвей! Последний раз тебе говорю: мы можем жить либо с собакой, либо с папой. Кого ты выбираешь?

Матвей со щенком под мышкой побрел вниз по лестнице. Пройдя один этаж, он крикнул наверх, просто так, из духа противоречия:

– Все равно нечестно!

– Придешь – вымоешь руки! – донесся до него суровый голос мамы. – С мылом!

Во дворе Матвей отпустил щенка и присел на лавку у подъезда. Щенок покрутился рядом и, отбежав в сторону, стал копаться в опавшей листве. Матвей достал из кармана смартфон и провел пальцем по экрану. Хоть узнать, что сегодня в сети творится. Все, небось, уже там, играют. А он вынужден тут гулять, как последний дурак. Хотя на улице и правда хорошо, солнце припекает совсем по-летнему, будто у осени выходной. Папа сказал, что такая погода продержится всю неделю, и пошутил, что мама слишком рано убрала из прихожей летние туфли и солнечные очки.

С другого конца двора донеслись громкие голоса и гогот. Матвей оторвался от смартфона и поднял голову. В арке появилась какая-то шпана. Трое подростков неопределенного возраста с банками пива и пачками чипсов в руках вошли во двор, огляделись и оккупировали детскую карусель. Бабушка, караулившая внука на детской площадке, мигом выдернула малыша из песочницы и шустро понеслась к своему подъезду. Это вызвало у гопоты новый приступ веселья.

– Бабуська-спринтер! – восхитился щуплый вертлявый подросток в узких тренировочных штанах и низких кедах на босу ногу. Его соратники оценили шутку громким гоготом. Матвей настороженно следил за происходящим, предусмотрительно спрятав смартфон в потайной карман на рукаве куртки.

По тротуару, усыпанному желтыми листьями, манерно вышагивала гламурная фифа на высоких толстых каблуках. Вертлявый, польщенный одобрением товарищей, гнусаво прокричал:

– Эй, принцесса Фиона, дай-ка телефончик! Мамуле в больничку звякнуть.

– Облезешь от счастья, тупой гоблин! – даже не повернувшись в его сторону, отбрила фифа.

– Чё ты сказала, коза? – дернулся тот, порываясь спрыгнуть с карусели. Но другой подросток схватил его за рукав.

– Чё слышал, придурок! – Фифа гордо зашагала дальше. Самый старший, высокий и светловолосый, наклонился к двум остальным и что-то тихо сказал. Выражение его лица и шныряющий по двору взгляд не понравились Матвею, и тот поспешил домой.

Соседку тетю Валю Матвей услышал еще с первого этажа. Она всегда говорила громко, на самой высокой ноте, и когда радовалась, и когда возмущалась, поэтому нельзя было сразу определить, в каком она настроении. Ее визгливый голос разносился по всему подъезду.

– Да это не предрассудки, Полина! – верещала тетя Валя, стоя на их пороге со стаканом муки в руках. – Что ты! Негативная энергетика! Да еще и Марс в Весах! Надо подождать несколько дней…

– Ладно, ладно, теть Валь, поняла, – нетерпеливо сказала мама, пропуская Матвея в прихожую. – Я пойду, надо собираться, у Саши самолет скоро…

– Самолет?! – истерически взвизгнула соседка, и у Матвея аж скулы свело от ее пронзительного голоса. – Сейчас ни в коем случае нельзя летать! Рождение новой луны – это опасный период, самое большое количество несчастных случаев приходится как раз…

– Теть Валь! – резко оборвала ее мама. – Хватит уже! Что вы, в самом деле? Все, до свидания.

– Чего она? – спросил Матвей, когда мама закрыла дверь.

– Да вот, за мукой заходила.

– И опять со своими гороскопами?

– А ты можешь себе представить тетю Валю без гороскопов?

– И что у нее сегодня случилось?

– Ой, не знаю, то ли новолуние, то ли безлуние… То ли вообще криволуние. Мне стричься на этой неделе запретила, а папе – в командировку лететь. Плохой период, видите ли, негативная энергия, в общем, куча неприятностей… Да ну ее, вечно наговорит ерунды!

Мама махнула рукой и поспешила на кухню.

«Ерунда или нет, но одна неприятность уже точно есть», – вздохнул Матвей и поплелся в свою комнату к бесполезному сейчас компьютеру.

2

Папа уехал в одиннадцать. Перед этим расчихался, да так сильно, что пришлось принять таблетку, а мама делала Матвею страшные глаза. Интересно, как папа чует шерсть? Ведь щенок и двух минут не был в квартире. Папа, конечно, все понял, но не разозлился. Он никогда не злился на Матвея. И всегда все разрешал.

В школу Матвей отправился к третьему уроку. Он принципиально не посещал школьных мероприятий. А сегодня как раз стартовала заключительная неделя школьной спартакиады среди седьмых классов, которая началась еще в сентябре. Третье и четвертое место уже присудили седьмому «Г» и седьмому «В», и теперь за титул чемпиона боролись седьмые «А» и «Б». Вместо двух первых уроков в спортзале проходил баскетбольный матч между командами девочек. Ну а мальчики сидели на скамейках для болельщиков, поддерживали свои команды. Но Матвей не считал это событие достойным внимания и не собирался тратить на него время. Он искренне не понимал, зачем вообще выяснять, кто кому может забить лишний гол. Или кто победит в конкурсе танцев, например, или займет на городской олимпиаде какие-то там места. Что, жить от этого легче, что ли?

К школе Матвей относился как к неизбежному злу. На уроки ходил, задания делал. Почти всегда. Ну, во всяком случае, когда точно знал, что спросят. Но кружки, концерты, школьные спектакли, походы в кино и остальное, на что была способна неуемная фантазия их молодого классного руководителя, – все это Матвей стойко игнорировал. Они с Олегом Денисовичем давно не понимали друг друга, еще с пятого класса. Классный злился, что Матвей выбивается из общей массы, а поделать ничего не мог. Внешкольная деятельность – дело добровольное, это Матвей четко знал. Правда, Олег Денисович уже третий год все никак не мог успокоиться. И фамилия у него была подходящая, прямо в точку: Докучаев. В минуты сильного раздражения Матвей называл его Доставаев. Ну, конечно, только когда учитель не мог этого слышать.

Звонок с урока уже прозвенел, и в школе царила обычная суматоха. В вестибюле гонялись друг за другом вечно веселые первоклашки из продленки, кидались сменкой и хлестали друг друга куртками ребята постарше. Охранник, дядька пенсионного возраста, тоскливо зевал за своим столом возле расписания уроков. Непонятно, что входило в его обязанности, потому что его не волновали ни дисциплина в вестибюле, ни кражи в раздевалке, ни пропуска учеников, которые нужно было проверять, ни взрослые посетители, которых следовало бы останавливать и записывать в специальную тетрадь.

Матвей, не отрывая взгляда от смартфона, прошел через турникет и прямо в куртке и уличной обуви направился к лестнице левого крыла, ведущей на второй этаж. Охранник, не удостоив его даже взглядом, сладко потянулся и вновь склонился над кроссвордом.

Неприятности, начавшиеся утром, продолжались с невероятным упорством. В коридоре, не успел Матвей пройти и пяти метров, на него налетел одноклассник Веня Ватрушкин. Да ладно бы просто налетел, а то ведь вылил на его штанину чай из пластикового стаканчика. И чего, спрашивается, ему не сиделось в столовой?

Матвей отскочил от него, дрыгая ногой.

– Ватрушкин, блин! Олень!

– Ой, прости! – пробормотал Веня, уставившись в пустой стаканчик.

Веню Ватрушкина знали все, и не только параллель седьмых классов. Он был школьной легендой. Неудачи сыпались на него одна за другой. Невысокий и щуплый, Ватрушкин был ужасно неуклюжим. Он постоянно падал, разбивал локти и колени, ломал пальцы, один раз даже вывихнул челюсть. Вокруг него всегда все рушилось, шлепалось, разбивалось и разливалось. Одноклассники старались обходить его стороной. Он понимал это и не особенно набивался в друзья. Веня к тому же был настолько рассеянным, что постоянно выучивал не то стихотворение, решал не ту задачу, а на контрольной у него обязательно заканчивались чернила в ручке или терялся карандаш. И несчастный Ватрушкин сидел до конца урока, стесняясь попросить запасную ручку.

Сегодня он выглядел особенно колоритно: светлые вихры были всклокочены, оправа очков перекошена, стекла треснули, бровь скрылась под огромным куском пластыря. В ушах сидели наушники. Впрочем, они всегда там сидели. Никто не представлял себе Ватрушкина без наушников.

– Чего «ой»? Глаза дома забыл? Или ты как летучая мышь: уши перекрыл – и в пространстве не ориентируешься? Меломан, тоже мне! – негодовал Матвей.

– Я… я нечаянно, я не хотел, – виновато забубнил Веня, выдергивая один наушник из уха.

– Да мне плевать, хотел ты или не хотел! Как я теперь мокрый буду?

– Извини, пожалуйста…

По коридору с радостными воплями неслись Белкин и Чернышов, два друга, два попугая-неразлучника. Доскакав до Ватрушкина, они бросились его обнимать, хлопать по плечам и трясти ему руку.

– Ватрушкин, друг! Спасибо тебе! От всей нашей команды! Огромное человеческое спасибо! – восторженно завопили они наперебой.

Веня растерянно моргал, не понимая, за что его благодарят, и несмело улыбался. Матвей вытирал мокрую штанину бумажной салфеткой, предложенной Ватрушкиным, и скептически наблюдал за бурной сценой.

– Если бы не ты, нам бы всем крышка! Мы бы точняк продули!

– Все-таки мы их сделали! Этих противных «ашек»! Молодчага, что не пришел болеть за наших девчонок.

– Двадцать один восемнадцать! В нашу пользу! Ватрушкин, ты лучше всю неделю не приходи. Дай нам финал выиграть. Без тебя мы чемпионами станем!

Белкин и Чернышов с искренним восторгом тискали Веню, тот беззлобно отбивался от них. Матвей скомкал в руке салфетку и, презрительно усмехнувшись, направился к кабинету геометрии.

В классе кипели страсти. Никому не сиделось на месте. Все галдели, смакуя подробности судьбоносного баскетбольного матча. Матвей кинул сумку на свою парту, не снимая куртки сел на стул и вновь углубился в смартфон.

Ну как можно всерьез радоваться какой-то мелкой школьной победе? Кому она вообще нужна? От нее ни жарко ни холодно. А эти визжат, скачут с горящими глазами. А проиграли бы – в классе был бы траур. Как дети, в самом деле!

В класс влетел Олег Денисович. Он никогда не ходил по школе, он бегал. И вообще на учителя, а тем более на классного руководителя, не был похож. Ну, разве что на практиканта из пединститута.

Но тем не менее Олег Денисович Докучаев работал в школе учителем музыки, играл на аккордеоне, фортепьяно и гитаре, вел вокал и хореографию у младших классов, руководил драматическим кружком у старших, организовывал все мероприятия в школе и еще умудрялся подрабатывать на стороне. Говорили, что он ведет свадьбы, банкеты и корпоративы. Матвей недоумевал, когда он все успевает и зачем ему это нужно. Ехал бы себе в Москву и искал бы применение своим талантам там. А не мучил бы здесь своими дурацкими выдумками ни в чем не повинных людей.

Увидев обожаемого учителя, класс ринулся к нему и окружил плотным кольцом.

– Как мы их, а, Олег Денисыч? Вы видели, вы видели? – возбужденно закричали семиклассники, дергая его за руки. Каждый старался развернуть классного к себе. – Олег Денисыч, мы их просто порвали сегодня! Победа! Ура! Это вам подарок на День учителя!

– Отличный подарок, спасибо! Молодцы, девчонки! Так держать! Павел Анатольевич ставит пятерки по физкультуре всем, кто участвовал в матче, – стараясь их перекричать, провозгласил Олег Денисович. – А я что вам говорил?

Он рывком выбросил правую руку вверх и выкрикнул:

– Наш седьмой «Б»…

Двадцать пять рук взметнулись в едином порыве, и двадцать пять звонких голосов с готовностью проорали:

– Самый активный!

– Наш седьмой «Б»…

– Самый спортивный!

– Наш седьмой «Б»…

– Самый реактивный, инициативный и суперкреативный!

– И мегадефективный, – процедил сквозь зубы Матвей.

Выговорив четко и без запинки свою речевку-скороговорку, семиклассники радостно зааплодировали сами себе. Матвей в изнеможении закатил глаза к потолку: цирк!

– Ну что, финальную неделю открыли удачно, – сказал Олег Денисович. – Я надеюсь, что ваш боевой дух не угаснет. В четверг и в субботу мы покажем такие же отличные результаты. Я в вас верю!

Класс снова зааплодировал.

– А теперь объявление. Нам предложили билеты в Театр юного зрителя, в следующее воскресенье, восемнадцатого октября. Для особо внимательных, Быстров и Мамаева, повторяю: не в это воскресенье, а в следующее! Записываться у меня. Надеюсь, что желающих будет, как всегда, много, и мы с вами интересно и весело проведем выходной.

– А какой спектакль, Олег Денисыч? – выкрикнули из толпы.

– Это современная постановка нашего городского театра, премьера спектакля. А называется он «Тридцать три несчастья».

– А нам такой спектакль не нужен! – выкрикнул Чернышов. – У нас есть Ватрушкин!

Класс покатился со смеху. Олег Денисович нашел взглядом Веню.

– Да, кстати. Ватрушкин! Почему тебя сегодня не было?

– Олег Денисыч, не ругайте его, – кинулись на защиту Вени ребята. – Мы поэтому и победили. Надо его к «ашкам» в класс подсылать, болельщиком. Тогда мы постоянно выигрывать будем.

Олег Денисович за руку вытянул Веню из толпы и наклонился, разглядывая его лицо.

– Ватрушкин! Горе мое! Что с тобой опять приключилось?

Веня, смущенный всеобщим вниманием, еле слышно прошептал:

– Я это… стукнулся. Лоб разбил… Зашивать ездили…

– Обо что ж ты стукнулся? Обо что можно так стукнуться, чтобы пришлось ехать зашивать? – поинтересовался Олег Денисович.

Класс затих в ожидании ответа. Веня в полной тишине застенчиво проговорил:

– Об автобус…

Класс взорвался дружным хохотом. Олег Денисович, смеясь, обнял Веню за плечи:

– Ну, дружище ты мой! Это прогресс! Двери, окна, витрины – пройденный этап. Ты уже на автобусы перешел? Таранишь их головой?

Громко затрещал звонок на урок.

– Ну все, потом поговорим, – спохватился классный руководитель. – Быстро все по местам, и ныряем в геометрию. Попробуйте только троек нахватать за самостоятельную!

Семиклассники нехотя разбрелись по своим местам. Взгляд Олега Денисовича остановился на Матвее.

– Добровольский! – гаркнул учитель.

Матвей вздрогнул и поднял голову.

– Почему в классе в верхней одежде? По-моему, в школе уже тепло. Для чего у нас раздевалка?

– Не пойду я в раздевалку.

– Почему? Ты у нас особенный?

– Там вешалки рвут и одежду пачкают. А у меня куртка новая, дорогая, – с вызовом проговорил Матвей. – Я ее лучше в пакет уберу.

– Почему тебя снова не было на школьном мероприятии? – строго спросил Олег Денисович. Матвей упрямо промолчал, глядя в парту. Почему, почему? Да все потому же. Не хочет он. Не ходил и не будет ходить, хоть режьте, хоть к директору вызывайте, хоть двойки ставьте. А заставлять не имеете права.

– Знаешь что, Добровольский? Зайди ко мне после шестого урока, – сказал Олег Денисович. – Разговор созрел.

Он вышел из класса, столкнувшись в дверях с Алиной Васильевной, математичкой. Матвей нехотя встал с места и принялся стягивать куртку.

3

После уроков Матвей поднялся на третий этаж правого крыла и осторожно просунул голову в дверь кабинета музыки. Олег Денисович сидел за своим столом и что-то писал в журнал.

– Заходи, Добровольский, – позвал он, заметив ученика.

Хмурый Матвей вошел и остановился напротив стола, напряженно обхватив руками сумку.

– Садись, – предложил учитель.

Матвей остался стоять, всем своим видом выражая протест.

– Как зовут твоего лучшего друга? – неожиданно спросил Олег Денисович.

– Чего? Какого друга? – удивился Матвей. Он-то думал, что классный сейчас начнет ругать его за пропущенный баскетбольный матч.

– Ну как какого? Твоего друга, самого близкого.

– У меня их много.

– Лучших друзей не бывает много.

– Бывает. В сети их полным-полно.

– «В сети»? В смысле, виртуальные? Но это же не друзья, это тени, призраки. Иллюзия общения, мираж. Ты не видишь их глаз, не чувствуешь их тепла рядом с собой… Друг – это тот, кто рядом, кому ты можешь доверять, кого ты знаешь лично, а не по аватарке. Тот, кто тебя понимает, и поддерживает, и в опасную минуту бросится спасать тебя, а о себе и не вспомнит. Потому что в тот момент важнее всего будешь ты. Есть у тебя такой друг?

Матвей молчал, глядя в сторону. И чего, спрашивается, привязался? Он что, всерьез думает, что Матвею интересно его мнение?

Не дождавшись ответа, Олег Денисович сказал:

– То-то и оно, что нет. Несладко тебе живется, а?

– Да нормально мне живется! Лучше всех! – разозлился Матвей. – У меня есть все что нужно.

– Да? А что тебе нужно? Когда ты себя чувствуешь счастливым?

– Когда я в своей комнате, перед компом, и меня никто не трогает!

Олег Денисович задумчиво потер переносицу. Матвей исподлобья наблюдал за ним. И чего он, интересно, добивается этим разговором? Или он считает, что Матвей тут же проникнется учительскими нравоучениями и впереди всех понесется на классный час или концерт?

В коридоре нарастал шум голосов. Дверь распахнулась, показалась голова Белкина.

– Олег Денисыч, мой дневник не у вас?

Учитель поискал на столе.

– Вот он, забирай. Как же ты весь день без дневника?

– Да я бы его с удовольствием совсем потерял!

– Стас, что там за шум? Это наши горланят?

– Ну да. У нас тут сборный пункт. Ну вы же в курсе, что Юлия Павловна в больнице? Сейчас пойдем ее навещать, с Днем учителя поздравим.

Белкин схватил дневник со стола и побежал к двери.

– Ну отлично, молодцы. Подождите немного, я скоро Добровольского отпущу, – сказал Олег Денисович.

– А он нам не нужен! – крикнул на ходу Белкин и выскочил в коридор.

– Слышал? – учитель повернулся к Матвею. – Ты им не нужен.

– И что? – фыркнул Матвей. – Они мне тоже не нужны. Я не баран, чтобы стадом ходить.

– Понятно. Ты презираешь своих товарищей, с которыми учишься бок о бок уже седьмой год.

– Я не презираю. Мне они по барабану. Я в них не нуждаюсь.

– По барабану, значит… А если случится так, что тебе понадобится их помощь?

– Чья помощь? Этих, что ли? – Матвей мотнул головой в сторону двери. – Белкина и Чернышова? Или, может, Ватрушкина?

– Ты зря иронизируешь, – покачал головой Олег Денисович, – Ватрушкин добрый парень, отзывчивый. Просто немного рассеянный.

– Немного рассеянный?! Он сегодня облил меня чаем, опрокинул ведро уборщицы, уронил на химии пробирку с реактивом и наступил на свои очки. И все это за три часа. Просто человек-катастрофа!

– Мы говорим о тебе, Матвей, а не о нем. Проблемы у тебя.

– Нет у меня никаких проблем. Вам просто не нравится, что я не хожу на всякие там мероприятия.

– Дело не в мероприятиях, а в твоей жизни. Оглянись: вокруг тебя пустота. Нет ни интересных занятий, ни надежных друзей. Если убрать компьютер и интернет, у тебя вообще ничего не останется.

– Да хватит вам, Олег Денисович! Вы ничего про меня не знаете!

Олег Денисович пристально посмотрел Матвею в глаза. Тот ответил колючим взглядом исподлобья и хотел бросить еще что-нибудь резкое, но тут зазвонил лежащий на столе телефон. Учитель взял его в руки и встал из-за стола:

– Не уходи. Мы не договорили.

Он отошел в соседнюю комнатку, которая служила подсобкой и кладовкой, где учитель хранил весь свой реквизит. Дверь осталась приоткрытой, и Матвею было слышно все, что говорит Олег Денисович. Его невидимый собеседник с забавным именем Ратибор Гермогенович переносил банкет по случаю своего юбилея с пятницы на субботу и просил вставить в программу экзотический танец с удавом. А учитель отвечал, что именно в эту субботу и танцовщица, и удав трудятся совсем в другом месте и физически не смогут появиться в коттеджном поселке Дубрава, несмотря на предлагаемый им солидный гонорар.

«Ну вот есть же бизнес у человека, – с досадой подумал Матвей. – Наверно, зарабатывает хорошо. Зачем ему надо с детьми возиться? Оставил бы нас в покое».

Олег Денисович вернулся, положил перед собой ежедневник и набросал несколько слов на чистом листке.

– Мне тебя искренне жаль, – сказал он, аккуратно вырывая листок и складывая его вчетверо.

– Да почему?!

– Потому что ты глубоко несчастный человек, Матвей Добровольский. Несчастный и одинокий. И самое печальное, что ты этого не понимаешь.

Олег Денисович протянул сложенный листок Матвею.

– Отдай папе. Жду его завтра или в среду. В среду я с утра.

– Папа в командировке, за границей, – сквозь зубы процедил Матвей.

– Значит, маме. Надеюсь, хоть она меня поймет. Можешь идти.

Матвей мрачно взял листок и сунул в один из многочисленных карманов куртки. Олег Денисович вновь склонился над журналом. С трудом подавив в себе желание шарахнуть дверью, Матвей вышел из кабинета.

На улице уже почти стемнело, кое-где зажглись фонари. Матвей брел по улице, прислушиваясь, как трещат сухие листья под его кроссовками. Он даже попрыгал на одной ноге, потом на двух, чтобы из хруста получился ритм. Раз-два, раз-два, раз-два-три… Ритмичный хруст. Или хрустящий ритм?

Стараясь не сбиться с такта, Матвей допрыгал до арки, ведущей во двор, и не успел сделать и шага внутрь, как чья-то сильная рука резко ухватила его за куртку и со всего размаху припечатала к кирпичной стене. Вскрикнув от неожиданности, Матвей ударился лопаткой об острый выступ и каким-то дальним уголком сознания отметил, что почему-то не чувствует боли. Темная фигура нависла над ним, не давая пошевелиться.

– Трубу. Бабло. Быстро! – отрывисто проговорил хриплый голос. В нос ударило перегаром. Матвей вздрогнул от омерзения. Сердце колотилось где-то очень высоко, практически в горле. Из рук вырвали сумку, а его самого еще крепче прижали к стене, стиснув грудную клетку так, что трудно стало дышать.

– Чего залип? Не врубаешься, что ли? – угрожающе произнес тот же голос. – Пушкин, переведи ему.

Матвей ощутил сильный толчок в живот.

«Это же они, те самые отморозки, которые были во дворе утром, – пронеслось в его голове. – Вот я попал!»

– Мобилу гони! И бабосы, – «перевел» гнусавый голос, который, видимо, и принадлежал тому, кого назвали Пушкиным. Перевод оказался весьма условным, но Матвей все понял с первого раза. Трудно было не понять, чего требуют грабители в темной подворотне.

Он с трудом глотнул и проблеял срывающимся голосом:

– У меня нет… телефона…

Глаза его немного привыкли к темноте, и теперь он различал три силуэта.

– Не свисти, у всех есть, – отозвался третий, самый крупный, потроша неподалеку его сумку. Содержимое уже валялось на земле, и гопник рылся в куче учебников и тетрадей. Пушкин ощупал карманы куртки и джинсов Матвея, вытащил полтинник, посветил на него фонариком, ухмыльнулся. Хриплый проделал неуловимое движение, раздался тихий щелчок, и Матвей с ужасом ощутил у своей щеки острое лезвие. Он зажмурился.

– Ну, колись, малек, куда заныкал трубу? Все равно найдем. Лучше сам отдай. И сразу побежишь домой, к мамочке.

– Нету. Дома оставил. На зарядке.

Крупный отбросил сумку, подошел и тоже прохлопал накладные карманы куртки.

– Грек, по ходу, нет. Пустой.

– Вякнешь кому-нибудь – пожалеешь! – поигрывая ножом, предупредил хриплый, он же Грек. – Усек?

Матвей с готовностью кивнул. Тот отшвырнул его в сторону. Матвей едва не упал, споткнувшись о свою сумку. Он опустился на корточки и стал собирать учебники, не сводя настороженного взгляда с троих отморозков. Кровь пульсировала в висках, руки дрожали. Ему не верилось, что все так удачно закончилось. Даже телефон не нашли в потайном кармане. Мозгов не хватило похлопать по внутренней стороне рукава.

– Еще шкет идет! – громким шепотом объявил Пушкин. Двое других моментально прилипли к стенам арки и замерли, поджидая очередную жертву. Крупный обернулся к Матвею:

– Проваливай!

Матвей как попало запихнул вещи в сумку и помчался через арку во двор. Но, пробежав немного, притормозил, чтобы посмотреть, кто же попадет в лапы грабителей.

Из-за угла показался второклассник Гошка Тихонов с пятого этажа. И тут же исчез во тьме арки. Наверно, его так же пригвоздили к стене и принялись обшаривать карманы. Матвей сделал шаг назад, в арку. Замер в нерешительности. Что делать? Их трое, они старше, и у них нож. Матвей метнулся во двор. Как назло, никого. А может, обойдется? Не убьют же мелкого, в самом деле. Выгребут все, что есть, да и отпустят. Ну какой телефон может быть у восьмилетнего пацана? Наверняка дешевый. Небось, ему папа свою старую трубку отдал. Такой и не жалко совсем. Это же не навороченный смартфон Матвея, из-за которого стоило бы рисковать… Нет, пожалуй, не надо вмешиваться.

Но как оставить маленького Гошку в лапах у этих пьяных горилл?

Матвей замер посреди пустого двора, не в силах двинуться ни к дому, ни обратно, к арке. И вдруг… Вот удача! По какой-то невероятно счастливой случайности тишину прорезал вой полицейской сирены. Это сработала сигнализация у припаркованного на газоне джипа. Она уже несколько раз орала и вчера, и сегодня ночью, надоела всем жильцам. А хозяин джипа, видимо, не слишком беспокоился: его окна выходили на другую сторону. Но сейчас истошный вой был как нельзя кстати.

Спрятавшись за углом, Матвей завопил что было силы:

– Они там, там! Скорее, все сюда! Хватайте их!

В арке послышался удаляющийся топот. Матвей выглянул из своего укрытия. Темно, ничего не видно. Если они удрали, где же Гошка? А вдруг удрали не все?

Сигнализация продолжала выть. Матвей бросил сумку и, умирая от страха, ступил в темноту. Он сделал глубокий вдох и побежал через арку.

Гошка стоял там, где его оставили, в каком-то ступоре. Матвей подобрал Гошкин рюкзак, схватил второклассника за руку и потащил за собой. Тот бежал, спотыкаясь и неуклюже переставляя ноги. Сигнализация смолкла. В наступившей тишине раздался гнусавый голос Пушкина:

– Пацаны, нас развели! Нет никаких ментов!

– Ну ты тормоз! – Матвей шлепнул Гошку рюкзаком по спине. – Шевели ластами. Бегом!

Гошка наконец очнулся от спячки и припустил к подъезду. Матвей подхватил свою сумку на выходе из арки и понесся вслед за ним. Сзади послышался тяжелый топот. Матвей обернулся на ходу. Так и есть, догоняют. Все трое.

– Ключ! Дверь! – крикнул Матвей.

– Ага! – отозвался Гошка и легко оторвался метров на десять от Матвея, которому не слишком удобно было бежать со своей ношей. Расстояние между Матвеем и преследователями неуклонно сокращалось, щуплый Пушкин почти догнал его.

Гошка первым добрался до подъезда и открыл дверь магнитным ключом. Матвей сделал последний рывок, и они успели захлопнуть дверь перед самым носом отморозка. Тот с досадой саданул ногой по металлу и выругался. По подъезду пошел гул. Было слышно, как через пару секунд подбежали и остальные.

– Ну гляди, малек! – донесся из-за двери хриплый голос Грека. – Ты пожалеешь. Я тебя запомнил.

– Ты как, цел? – тяжело дыша, спросил Матвей.

– Ага, – Гошка забрал у него рюкзак, и они пошли вверх по лестнице.

– Телефон отняли?

– Не-а. У меня его не было. Он дома, на зарядке.

У Матвея вырвался нервный смешок. Ну вот, строил из себя героя, спасал Гошкин телефон, который спокойно лежал дома. Можно было и не вмешиваться, только шпану зря разозлил. Хорошо, что не догнали. А то мало не показалось бы.

– А куда патруль делся? – спросил Гошка. – Сирена же была.

– Это у парня из третьего подъезда такая сигнализация на джипе. Слушай, а ведь твой отец в полиции работает? Идем, расскажем ему, – возбужденно предложил Матвей. – Пусть их поймают.

– Он на дежурстве. Я завтра расскажу.

– Будут они ждать до завтра! Они, скорее всего, уже удрали.

Матвей остановился возле своей двери, а Гошка, как ни в чем не бывало, поскакал дальше. Даже удивительно, как он так быстро смог оправиться от испуга. У Матвея до сих пор колени подгибались от мысли, что с ними могло быть, если бы их догнали.

4

Матвей ворвался в квартиру, швырнул сумку в угол и принялся лихорадочно разуваться, крича:

– Мам! Мама! Я сейчас тебе такое расскажу! Мам!

Он вбежал в гостиную, на ходу расстегивая куртку:

– Мам, прикинь, что сейчас было!

И застыл на пороге. Мама в темном деловом костюме нервно металась по комнате и бросала свои вещи в дорожную сумку.

– Сынок, ты пришел? А я уже хотела тебе звонить. – Она выхватила свой кухонный фартук из сумки и растерянно уставилась на него, не понимая, как он туда попал. У мамы было бледное лицо и воспаленные глаза. Встревоженный Матвей тронул ее за локоть:

– Мам, ты чего? Ты куда собралась?

– Сынок, мне надо срочно уехать…

– Куда?

– В Волгоград.

– К бабуле Томе? Она заболела?

– А? Нет, не к бабуле… По другому делу.

– А как же я? Один останусь?

– Ну, ты же справился в прошлом году, когда у нас с папой совпали командировки.

– У тебя что, командировка в Волгоград? Подожди, какая командировка, ты же в отпуске!

Мама села на диван, крепко стиснув ручки своей сумки.

– Матвей, ты помнишь тетю Таню?

– Какую еще тетю Таню?

– Ну, мою подругу детства, из Волгограда. Невысокая такая, светленькая, в очках. Мы еще в Турцию вместе ездили.

– Это у которой противная дочка? Да уж, эту писклю захочешь – не забудешь! Она мне тогда весь мозг вынесла.

Мама вздохнула и с усилием произнесла:

– Тетя Таня… умерла.

Матвей молчал, не зная, что сказать. Все это, безусловно, печально. Но не может же он расстраиваться из-за совершенно незнакомого человека. Он эту тетю Таню видел от силы раза три. Конечно, она мамина подруга, они выросли вместе, в одном дворе, ходили в один класс и все такое… Но ведь потом они редко виделись. Ну, вот в Турцию съездили два года назад. Так что получается, мама и раньше жила без своей подруги, и сейчас будет жить. Ничего же не изменится. Какой смысл убиваться?

– Соседи нашли мой телефон, позвонили. Завтра похороны. Я забронировала билет на самолет, иначе не успеваю, – продолжила мама, вскакивая. – Сейчас такси приедет.

Она схватила свой кошелек и вытащила пятитысячную купюру:

– На, сам разменяешь, я не успела. Будешь покупать в супермаркете что-нибудь готовое. Ну, или полуфабрикаты. Только прошу тебя, осторожней с огнем.

– Я не понял. Ты что, завтра не вернешься? – Матвей машинально сунул деньги в карман куртки, которую так и не снял.

– Нет. Там еще дела есть.

– Так все дела днем! А вечером села на самолет – и дома.

Мама неуверенно взглянула на него. Матвей знал этот взгляд. Так мама смотрела, когда собиралась сообщить ему что-то неприятное, но боялась его реакции. Потому что возмущался Матвей всегда очень бурно.

– Чего? – подозрительно спросил он.

– Понимаешь… – мама замялась. – Мне нужно еще два-три дня, как получится… Чтобы все уладить.

– Что уладить?

– Я хочу привезти девочку.

– Какую девочку?

– Ксюшу. Дочку тети Тани.

– Это еще зачем?

– Она осталась одна, у нее нет родственников. И теперь ее наверняка заберут в детский дом.

– И что?

– Матвей, мы с Таней были как сестры. Даже ближе. Разве я могу допустить, чтобы ее дочь росла в детдоме? Я хочу взять ее к нам.

– Насовсем? Жить?

– Ну да…

Матвей отшатнулся с диким воплем:

– Мама, ты что?! С ума сошла?

– Матвей! Ты как разговариваешь? – нахмурилась мама, но Матвей ее не слышал.

– Зачем нам такая пискля! Она мне в Турции за два часа надоела, а ты хочешь, чтобы она жила с нами?! – кричал он, возбужденно размахивая руками. – Ты что?! Хочешь к нам привести чужую девчонку?!

– Это не чужая девчонка, – сухо сказала мама. – Это маленькая несчастная девочка, которая в десять лет осталась без мамы. С кем ей жить?

– Не наше дело! Она нам никто!

– Матвей! Прекрати!

– Ты уже все решила, да? Одна? А ты нас с папой спросила?

– За папу не беспокойся, он поймет. И поддержит. Я поговорю с ним завтра утром. А вот от тебя я такого не ожидала. Неужели тебе не жалко Ксюшу?

– Жалко, не жалко – какая разница? Зачем тащить ее к нам?!

– Матвей! Ты сам себя слышишь? Что ты такое говоришь?!

– И куда ты ее поселишь? В свою комнату я ее не пущу!

Зазвонил домашний телефон. Мама взяла трубку, сказала, что уже выходит, и умоляюще посмотрела на Матвея:

– Такси ждет. Сынок, давай не будем ссориться. Я просто не могу поступить иначе, понимаешь?

– Не понимаю! – возмущенно выкрикнул Матвей. – Потому что ты меня тоже не понимаешь! Это твоя подруга, а не моя! Почему я должен мучиться и терпеть ее дочь у себя в квартире?

– Квартира не твоя, а папина, – устало сказала мама, застегивая дорожную сумку. – Вот он и будет решать.

Взяв свои вещи, она пошла в коридор.

– Если ты вернешься с этой Ксюшей, ты меня больше не увидишь, – бросил ей вслед Матвей.

Мама вновь появилась на пороге гостиной:

– Прекрати так себя вести! Ты невыносим! Я вернусь с Ксюшей, нравится тебе или нет. Я не брошу Таниного ребенка из-за твоего упрямства. Все. Я ушла. Я тебе позвоню из аэропорта.

– Я не возьму трубку!

– Тетя Валя будет заглядывать к тебе.

– Я ей не открою!

– Как жаль, что у меня сын, а не дочь! – в сердцах воскликнула мама. – Дочь бы меня поняла!

– Вот и рожала бы дочь! Зачем меня родила?!

Мама повернулась и ушла, громко хлопнув входной дверью. Матвей в отчаянии застыл посреди комнаты.

В квартире было темно, светился лишь экран монитора да красные цифры электронных часов. Половина десятого. Матвей сидел на подоконнике, обхватив руками колени. Мама ушла около трех часов назад, но он до сих пор не мог прийти в себя. Даже переодеться забыл, остался в джинсах и джемпере. Впрочем, так даже теплее. Отопление в их доме еще не дали, и по ночам было довольно прохладно.

Как мама могла с ним так поступить? На кого она променяла родного сына? Какая-то противная дочь какой-то чужой тетки будет теперь жить в его доме! Есть за кухонным столом, умываться в ванной, сидеть на диване перед телевизором. И при этом все время канючить, ныть и кукситься, как в Турции. Нет, мама точно не в себе. Как можно было вообще до такого додуматься?

– Лучше бы собаку завели, – горько сказал Матвей в пустоту. – И то больше пользы.

Наверняка его теперь заставят возиться с этой девчонкой, водить в школу и домой. Он вынужден будет разговаривать с ней, отвечать на глупые детские вопросы, помогать с домашкой. Еще и за свой компьютер пускать! Ну уж нет, дудки! Если хотят, пусть нянчатся сами с этой Ксюшкой. А он врежет замок в дверь своей комнаты, закроется на ключ и будет жить один. И не станет ни о ком думать. О нем же никто не думает.

Матвей прижался носом к холодному стеклу. Свет фонаря выхватывал из темноты скамейку у подъезда и ряд припаркованных автомобилей. Остальная часть двора тонула во мраке. Возле скамейки мелькала какая-то тень. Матвей присмотрелся: да это же тот самый щенок, который увязался за ним утром! Ну да, точно он. Матвей открыл окно и посвистел. Щенок покрутил головой, увидел его и тоненько тявкнул.

– Ну что, бедолага, – сказал Матвей, – никому ты не нужен? Как и я.

В кармане зазвонил телефон. Матвей достал его, взглянул на экран. Мама. Наверно, из аэропорта. Хочет сказать, что вылетает. Ну и пусть летит куда хочет. И возвращается, когда хочет и с кем хочет. В их семье каждый поступает по-своему, не считаясь с другими. И он тоже.

Матвей сбросил вызов, сунул телефон в карман и, прежде чем закрыть окно, снова посвистел щенку:

– Жди меня, я сейчас.

Он натянул в коридоре куртку и выскочил из квартиры, торопливо заперев входную дверь на один оборот ключа. Конечно, надо бы на два, но ведь он ненадолго. Только щенка поймает и вернется. Ну и что, что мама против? С ним же поступают несправедливо. Почему он не может ответить тем же?

Возле скамейки щенка уже не было. Матвей постоял, вглядываясь в темноту, потом негромко свистнул. На освещенный пятачок выкатился мохнатый клубок и с визгом метнулся к его ногам. Матвей наклонился и потрепал щенка по ушастой голове:

– Ну, тихо, тихо. Чего верещишь? Сейчас пойдем домой, колбаски поедим.

Он взял щенка на руки, повернулся к подъезду и застыл на месте. Перед ним стояли ухмыляющиеся гопники. Все трое. Матвей от неожиданности разжал руки, щенок съехал по его куртке и мягко плюхнулся в сухую листву.

– Ну что, малек? Думал, ты самый умный? – нехорошо улыбаясь, проговорил Грек. – Тебе говорили, что ты пожалеешь? Медуза, скажи, ему говорили? А он не верил.

– Сейчас поверит! – заржал крупный.

Путь к подъезду был закрыт. А значит, и к спасению тоже. У Матвея разом вспотела спина, а горло перехватило так, что он не мог даже пикнуть. Он медленно попятился.

– Иди к нам, человеческий детеныш, – кривляясь, позвал Пушкин и протянул к нему руку.

Матвей сорвался с места и побежал назад, через детскую площадку. Гопники, словно только этого и ждали, бросились за ним. Матвей несся в темноте, мимо призрачных очертаний качелей и горок, перепрыгивал кучи сухих листьев, все больше удаляясь от дома, а отморозки гнали его, как охотники дичь, со свистом и улюлюканьем. Даже, кажется, специально не догоняли, чтобы подольше помучить. Чтобы он устал и сдался сам.

Матвей добежал до соседнего дома, перемахнул через обнесенный колышками газон и заскочил в продуктовый магазин, находящийся с торца.

В маленьком зале за кассой полировала ногти яркая девица с пирсингом по всему лицу. Тетка в голубом берете копалась на одной из полок. Девица оглянулась на звук колокольчика, равнодушно посмотрела на Матвея и уставилась на тетку, придирчиво перебирающую батоны.

– Женщина, хватит там рыться. Весь хлеб перелапала! Бери уже и шагай домой! – лениво крикнула она.

– А ты мне не хами, пигалица! – сразу завелась тетка. – Я имею право выбирать, я за это деньги плачу! Покупатель всегда прав.

Матвей оглянулся на дверь: нет, гопники внутрь заходить не стали. Поджидают его на улице. Он облизнул пересохшие губы и подошел к витрине с напитками. Жаль, что выскочил из дома без денег. Сейчас бы они ой как пригодились. Кажется, целую бутылку лимонада выпил бы. Матвей как наяву ощутил лимонные пузырьки, приятно пощипывающие язык, и сглотнул слюну.

Девица на кассе и тетка в берете продолжали переругиваться друг с другом. Уже добрались до личных оскорблений и пожеланий «сгинуть», «лопнуть» и «провалиться». Тетка наконец выбрала батон, гордо выпрямилась и не спеша перешла к витрине с кефиром и творогом.

– Эй, парень, ты чего там, приморозило? – перекинулась девица на Матвея. – Стянуть что-то хочешь? Или покупай, или отчаливай. А то охрану вызову.

Тот живо метнулся к ней:

– Да, пожалуйста, вызовите скорее!

– Кого вызвать? – опешила девица.

– Охрану!

Тетка оторвалась от витрины и подозрительно покосилась в их сторону.

– Понимаете, – торопливо заговорил Матвей, снова оглядываясь на дверь, – меня преследуют хулиганы. Пусть ваша охрана проводит меня до дома. Я близко живу, в этом дворе.

– Ты совсем ку-ку? Если я нажму кнопку, приедет патруль и проводит тебя до полицейского участка. Время почти десять, а ты несовершеннолетний и один по улице болтаешься.

– Да я на минутку из дома вышел. Что же мне делать? Они мне угрожают, у них нож.

Звякнул колокольчик, в дверях показалась ухмыляющаяся физиономия Пушкина.

– Эй, Васек, сколько можно чипсы покупать? Давай шустрей, тебя все ждут, – гнусаво проговорил он и скрылся.

– Видите? – Матвей в отчаянии повернулся к продавщице. – Они меня караулят. Помогите!

– Ну, парень, не знаю, чем тебе помочь. Я не могу магазин оставить. А вот пусть она тебя проводит, эта правдолюбка, – сказала продавщица, пробивая чек. – Уж очень она справедливость любит. Полчаса тут разорялась, как надо поступать и как не надо.

Матвей с надеждой взглянул на тетку, подошедшую к кассе.

– Нашли идиотку! – язвительно воскликнула та, упихивая продукты в сумку. – Разве не понятно, что они все заодно? Нормальные дети в такое время по домам сидят. А эти рыщут, жертву выбирают. Я его поведу, а дружки оглушат меня чем-нибудь и сумку отберут. Ничего у вас не выйдет, шантрапа малолетняя!

Тетка стремительно направилась к выходу. Матвей двинулся следом, рассчитывая хотя бы выйти из магазина вместе с ней. Ведь не будут же на него нападать на глазах у взрослого человека. Наверняка побоятся. Но тетка обернулась у двери и замахнулась на него сумкой:

– Только попробуй пойти за мной!

Матвей остановился, дождался, пока она выйдет, и резко открыл захлопнувшуюся за ней дверь. Никак нельзя было упустить тетку. Хоть какой-то шанс попасть домой живым и невредимым.

Он стремительно выскочил из магазина и сразу же воткнулся носом в грудь хриплого. Тот от неожиданности отступил на шаг. Этой секундной паузы Матвею хватило, чтобы ринуться в сторону. Он чудом увернулся от руки Пушкина и боднул головой в живот третьего отморозка. О тетке он уже не думал, бежать к дому не было никакой возможности. Оставался только один путь – через газон к автобусной остановке возле следующего дома.

Там должны быть люди. Они защитят его от этих негодяев.

5

Матвей припустил к остановке. Гопники и не думали отставать – они понеслись следом, теперь уже молча, и это пугало больше, чем все их ругательства и угрозы. Матвей слышал позади себя прерывистое дыхание и тяжелый топот. Он спиной ощущал волны злобы, исходившие от преследователей. Страшно было даже представить, что с ним станет, если его догонят.

На остановке не оказалось ни души. От отчаяния Матвей влетел в заднюю дверь отъезжающего автобуса. Через пару секунд в салон заскочили все три гопника. Автобус закрыл двери и тронулся с места.

Матвей протянул кондуктору школьный проездной, который всегда лежал в одном из карманов куртки, взял билет и сел впереди, поближе к водителю. Затем оглянулся украдкой. Гопники развалились на заднем сиденье и громко болтали между собой. Молодая девушка-кондуктор поднялась с места и направилась к ним.

Матвей глубоко вздохнул. Как удачно получилось! Ехать в автобусе все же безопаснее, чем оставаться на безлюдной остановке. Только что-то народу маловато, не больше десяти человек. Матвей взглянул на номер маршрута на стекле и похолодел. Этот автобус шел по Загородному шоссе на окраину, через лес, дачи и пустыри в отдаленный поселок, куда мало кто ездил по вечерам.

Пользуясь тем, что гопники заняты кондуктором, Матвей заглянул в кабину водителя.

– Скажите, вы сегодня обратно поедете?

– Чего? – не понял водитель. – Куда обратно?

– Ну обратно, на эту остановку. Вернетесь?

– Нет, это последний круг. Потом я в парк.

Матвей закусил губу от досады. Что же так не везет-то весь день? А, ну да, Марс в Весах. Неприятности по прогнозу доморощенного астролога тети Вали.

– Послушайте, выпустите меня незаметно, пока мы из города не выехали, – попросил он, понизив голос.

– Чего? – опять удивился водитель, притормаживая на следующей остановке. – В каком смысле «незаметно»?

– Ну, по-быстрому, чтобы никто не увидел.

– Что ты мне голову морочишь? Вот остановка, выходи.

– Я не могу. Меня караулят хулиганы. Они там, сзади. Вы между остановками откройте переднюю дверь, я и выскочу. Чтобы они здесь остались. Ну пожалуйста! Если мы уедем за город…

Матвей вздрогнул, почувствовав на своем плече чужую руку. Хриплый склонился к нему и дружески похлопал по плечу.

– Васятка, братик, ну чего ты как неродной? Идем уже к нам. А ты рули, дядя, рули, не отвлекайся.

Матвей рывком сбросил его руку с плеча:

– Какой я тебе Васятка? Отстань от меня!

Потом снова повернулся к водителю и взмолился:

– Я их не знаю! Они меня преследуют, честное слово. Ножом угрожают!

Грек снова обхватил его за плечи и сказал примирительно:

– Вась, кончай дурить. Не смешно уже. Пойдем к пацанам.

– Помогите! – на весь салон завопил Матвей, вырываясь. Двое пассажиров подняли головы, но вступаться не спешили.

– Вот что, молодежь, – рассердился водитель. – Идите-ка играйтесь в другом месте. Будете шуметь – высажу всех четверых.

– Но я правду говорю! – воскликнул Матвей.

Водитель отвернулся и взялся за руль. Автобус закрыл двери и тронулся с места. Грек широко ухмыльнулся. Матвей растерянно посмотрел на равнодушный затылок водителя, на молодую тоненькую кондукторшу, которая при всем желании не смогла бы ему помочь, и вцепился руками в металлический поручень так, что побелели костяшки пальцев.

– Если не отстанешь, я буду орать, пока не приедет полиция, – сказал он, глядя исподлобья на своего мучителя.

Железные пальцы крепко ухватили его сзади за шею. Грек больно уперся своим лбом в лоб Матвея.

– Да хоть охрипни! Ты еще не понял? Дергайся, не дергайся – тебе хана, малек. Не надо было лезть куда не просят.

Это было сказано таким страшным тоном, что Матвей сразу поверил. По спине поползли мурашки, а кожа на шее запылала огнем от чужого прикосновения. Гопник разжал пальцы, выпрямился и вразвалочку вернулся к своим, на заднее сиденье. Матвей прижался щекой к прохладному поручню.

Автобус резво катил по освещенным улицам города. Гопники больше не подходили – они увлеченно резались в карты. Казалось, о Матвее совершенно забыли. Но он не сомневался: стоит лишь сделать одно движение к выходу, как снова начнется погоня.

Держась за поручень, Матвей время от времени бросал косые взгляды в конец салона. Как же, успокоились они! Просто ждут удобного момента. Сволочи! Ну ничего, он поедет в автобусный парк, а там что-нибудь придумает. Правда, водитель может выгнать всех на конечной остановке. И тогда Матвею точно каюк.

Пейзаж за окном сменился. Исчезли огни, вывески, витрины. Прямоугольники автобусных окон почернели, и в них теперь отражались тусклые лампы салона и безжизненные фигуры пассажиров.

Автобус проехал очередную пустую остановку и вдруг резко притормозил у торчащего неподалеку ларька со светящейся вывеской. Почему-то у каждого слова в названии погасли первые буквы: «газинчик – дукты и питки». Водитель открыл переднюю дверь и вышел, на ходу вынимая деньги из нагрудного кармана жилетки. Матвей, не меняя позы, проводил его взглядом. Сердце лихорадочно заколотилось. Вот он, путь к спасению, прямо перед ним. Открыта только передняя дверь. Лишь бы успеть выскочить!

Матвей стрельнул взглядом в сторону преследователей. Вроде бы заняты картами, на него не смотрят.

Водитель вернулся к автобусу с бутылкой минералки в руке. Матвей собрался в пружину. Сейчас или никогда. Водитель поднялся и прошел в кабину. Матвей приготовился. Остались секунды до того, как закроется дверь… Пора!

Пока водитель устраивался в своем кресле и тянулся к нужной кнопке на приборной панели, Матвей пригнулся и ужом выскользнул наружу. Створки двери захлопнулись прямо за его спиной, слегка задев куртку. Матвей рванул прочь и спрятался за ларьком. Лишь бы уехали! Лишь бы спохватились как можно позже! Сейчас автобус скроется из вида, ему останется только перебежать на другую сторону дороги и сесть на любой транспорт, идущий обратно в город. И забыть свое опасное приключение как ночной кошмар.

Но тут к ровному гулу отъезжающего автобуса добавился посторонний беспорядочный шум. Матвей осторожно высунулся из-за угла. Внутри освещенного салона темные фигуры колотили в двери и неистово орали, требуя их выпустить. Матвей похолодел. Нет, только не это! Остаться наедине с этими отморозками в каком-то глухом безлюдном месте, где даже некуда спрятаться!

В животе неприятно заныло, и ноги снова стали ватными, как тогда, в арке, когда к его горлу приставили нож. Будто во сне Матвей наблюдал: вот автобус тормознул, его резко качнуло вперед, вот раскрылись двери, и из салона вывалились три переругивающихся с водителем гопника.

Он понял, что это все. Конец. И речь теперь не о деньгах и не о дорогом телефоне, а о его здоровье. А может, и жизни. Им никто не помешает забить его прямо здесь и закопать в тех развалинах, очертания которых проступают вдалеке. И он будет числиться пропавшим без вести. Дети ведь иногда пропадают, он сам слышал по телевизору. А может, это и случается именно так, как сейчас?

Внезапная мысль оглушила Матвея, и он совсем перестал соображать. Волна безумной паники захлестнула его, подхватила и понесла от дороги прочь. Он и сам не понимал, куда и зачем бежит по пустырю. Но не бежать не мог.

Пронзительный свист и возбужденные возгласы сзади говорили о том, что его заметили. Не надо было даже оглядываться, чтобы понять: погоня совсем близко. Еще несколько минут, и его схватят.

Когда впереди показались какая-то стройка и полуразрушенный одноэтажный дом, Матвей пришел в себя и встрепенулся. Вот укрытие! Может, удастся выиграть время.

Хотя зачем? Все равно не спастись.

Он добрался до кирпичной стены и через разломанный оконный проем впрыгнул в комнату. Вернее, в то, что от нее осталось. Вместо крыши над головой было ясное небо, усеянное яркими звездами. Но их свет, так хорошо помогавший бежать по пустырю, не достигал дальних уголков старого дома. Плотный мрак обступал со всех сторон, и Матвей, спотыкаясь о разбросанный мусор, проскакал по шатким доскам на полу, перебежал в соседнюю комнату и остановился. Спрятаться было негде.

Голоса и топот приближались. Еще немного, и гопники будут в доме. Матвей выскочил через дверной проем, спрыгнул с развороченного порожка и оказался по пояс в густом бурьяне. Запутавшись в мотке ржавой проволоки, он нагнулся, чтобы освободить ногу, и вдруг заметил в нескольких метрах от себя широкую бетонную трубу. Недолго думая, он оттащил обломок стула, заграждающий вход, и нырнул внутрь. В нос ударил затхлый запах. Глаза словно ослепли: сюда не проникал ни один даже самый крохотный лучик света. Но Матвей сейчас был даже рад кромешной тьме. Здесь его точно не будет видно, даже если эти уроды догадаются заглянуть внутрь. Но вряд ли. Труба почти не заметна в бурьяне.

Матвей на четвереньках отполз от края и в изнеможении откинулся на округлую стену, прерывисто дыша открытым ртом. Совсем скоро он услышал приближающиеся голоса.

– И где он, пацаны?

– Грек, да здесь он, в окно влез, я видел. Сныкался где-то в доме.

– Ты че, решил с нами в прятки поиграть? Эй, смертник! Вылезай! Найдем – хуже будет.

– Куда уж хуже, – одними губами прошептал Матвей. Воздух в трубе был пропитан пылью, в горле першило, и никак не получалось глубоко вздохнуть. Согнутые в коленях ноги мелко тряслись, как будто через них пропустили слабый ток.

Зашуршала сухая трава, и голоса зазвучали прямо над головой.

– Нет его нигде.

– Да тут. Куда он нафиг денется!

– По ходу, вон туда, к стройке двинул. Погнали за ним!

Шаги стали удаляться. Не успел Матвей облегченно выдохнуть, как в кармане у него зазвонил телефон. В тишине этот звон показался просто оглушительным. Матвей лихорадочно выхватил трубку. Ну конечно! Кто еще будет звонить в двенадцатом часу ночи! Что ж ты, мама, делаешь? Зачем так подставляешь?

Он трясущимися руками нажал «Отклонить», а потом выключил телефон совсем. Но было поздно.

– Тихо! Заткнулись все! – скомандовал Грек. Матвей уже стал различать их по голосам. – Он здесь. И с мобилой.

– Кажись, зарядил! – загоготал Медуза.

– Оп-па! Тут че-то есть. Ну-ка посвети мне.

У входа в трубу заколыхалась черная тень. Матвей в панике пополз к противоположному краю.

– Пацаны! Глядите! – вдруг истошно завопил Пушкин. – Там, на небе! Чего это? Ух ты, обалдеть!

Послышался нарастающий гул, переходящий в высокий пронзительный свист. Раздались удивленные возгласы, но Матвею некогда было размышлять, что же такое они увидели. Пользуясь их замешательством, он в одно мгновение добрался до конца трубы. Обдирая руки, разгреб колючие кусты, закрывающие выход, и кубарем вывалился наружу.

Матвей вскочил. Со всех ног рванул к чернеющему впереди лесу. Там был шанс затеряться среди деревьев…

Матвей несся по лесу так, как никогда в жизни не бегал. Ни секунды не тратил даже на то, чтобы оглянуться. Ничего не слышал из-за собственного хриплого дыхания и шороха высокой травы, хлещущей по джинсам и куртке.

Наконец Матвей почувствовал, что больше бежать не может. Он рухнул в траву за толстым поваленным деревом и несколько минут лежал на спине, хватая воздух пересохшим ртом. Немного придя в себя и отдышавшись, он приподнялся на руках и осторожно выглянул из своего укрытия.

Тишина. Только слабый шорох ветра по сухой опавшей листве.

Матвей до боли в глазах всматривался в лесной полумрак, стараясь отыскать среди темных стволов притаившиеся фигуры. Нет, никого. Точно никого.

Они отстали. Он спасен. Ура!

На всякий случай Матвей выждал еще некоторое время, потом встал и огляделся. Вокруг были только деревья, а вверху – яркая россыпь звезд и тоненький лунный серп, похожий на букву С. Их свет позволял хоть немного видеть окрестности. Матвей не понимал, куда его занесло и как отсюда выбираться. Но это уже не казалось катастрофой, особенно после того, как ему чудом удалось оторваться от преследователей. Пусть один, пусть посреди леса, зато живой и невредимый. Исцарапанные руки и ушибленная обо что-то коленка (он и сам не помнил обо что) не в счет. Тем более папа, пару лет проживший в Сибири, всегда говорил: здесь, в местных лесопосадках, заблудиться невозможно. Нужно идти в одну сторону, и часа через два обязательно выйдешь на какую-нибудь дорогу.

Матвей решительно направился вперед, держа ориентир на тонкий светящийся в небе месяц.

Неизвестно, сколько прошло времени, когда вдали между деревьями замаячило что-то оранжевое. Не иначе, огонь. Матвей оживился. Ему уже порядком надоело блуждать одному в потемках. И даже закрались сомнения насчет папиных слов. А тут наконец костер. Значит, рядом люди, у них наверняка есть вода. И они покажут дорогу в город.

Матвей выбрался из кустов на широкую поляну. Человек, сидящий у огня, оглянулся на шум и резко поднялся.

– Кто там? – крикнул он и подобрал с земли внушительную корягу.

– Это я… мальчик, – поспешно ответил Матвей и замер на месте. Мало ли, еще метнет в него свою дубину.

– Мальчик?

Человек с корягой медленно подошел. Матвей настороженно взглянул на него. Но не смог понять, стоит ли его опасаться. Длинный козырек бейсболки, усы, борода – вот все, что удалось разглядеть. Даже не получилось определить, молодой он или старый.

– И что ты тут делаешь, мальчик? Один ночью в лесу? – Человек не спускал глаз с кустов, из которых появился Матвей.

– Я заблудился.

– Заблудился?

– Дайте мне попить, а? – взмолился Матвей. – Пожалуйста! Сейчас умру.

Человек опять внимательно оглядел кусты, будто искал в них кого-то еще, потом повернулся к нему:

– Ну, пойдем.

Возле костра незнакомец протянул Матвею канистру. Тот жадно припал к горлышку и стал пить, захлебываясь и проливая воду на грудь.

– Тебя как зовут? – спросил человек, наблюдая, как он пьет.

– Матвей.

– А я дядя Егор. Рыбачу я тут.

– Тут? В лесу?

Матвей оторвался от канистры, передохнул секунду и снова принялся глотать воду.

– Почему в лесу? Вон река, – показал дядя Егор. – Ну что, напился?

Матвей опустил канистру и облегченно вытер рукавом рот.

– Ага. Спасибо. Вы мне покажете, как в город идти?

– Нет, не покажу.

– Почему?

– Потому что хватит одному по лесу плутать. Садись. Ухой тебя накормлю. Есть-то хочешь? – дядя Егор снял с огня закопченный котелок и поставил на землю возле походного столика.

Матвей кивнул. Уха пришлась очень кстати. Последний раз он ел еще в школе. А потом, из-за скандала с мамой, было не до еды.

– Как бы мне домой попасть? – спросил он, усаживаясь на предложенный рыбаком раскладной стул.

– Я на рассвете порыбачу еще, потом подкину тебя до города. А пока можешь позвонить своим, сказать, что все в порядке. Телефон дать?

– У меня есть. Только звонить некому. Все уехали, я один. – Матвей пододвинул к себе дымящуюся железную миску и вооружился ложкой.

– Тебе повезло, что они не в курсе, – усмехнулся рыбак, садясь за стол напротив него. – Я бы своей дочери голову открутил за такое. Ладно, ешь. И рассказывай, что с тобой приключилось.

6

На следующий день в девять часов утра Матвей уже ехал к своему дому. Дядя Егор довез его до поселка Озерки, и Матвей сел в маршрутку. Правда, пришлось потом пересесть в автобус, потому что хмурый заспанный водитель высадил Матвея прямо между остановками «за наглый отказ оплачивать проезд», что, в принципе, нисколько не соответствовало действительности. Матвей не отказывался платить. Просто он забыл, что у него нет с собой денег, а по школьному проездному водитель не согласился его везти.

Ночью Матвей прекрасно выспался на заднем сиденье «УАЗа Патриота», а утром позавтракал бутербродами и чаем. И целый час приводил себя в порядок, щеткой оттирая засохшую грязь с куртки и джинсов. Стало немного лучше, но все равно одежда просилась в стирку. Да еще нашивку на рукаве потерял, с изображением Трейсер из известной стрелялки «Overwatch». Вместо нее пустое место, только нитки торчат. Жалко. Где теперь такую достать?

Матвей выпрыгнул из автобуса и весело поскакал в сторону дома. Просто удивительно, насколько все кажется другим, милым и приветливым, при свете дня! Проходя мимо продуктового магазинчика, он заметил вчерашнюю продавщицу, стоящую у крыльца, видимо, со своей сменщицей. Только теперь она была в обычной куртке и с сумкой в руках, а сменщица – в рабочем фартуке. Матвей радостно помахал ей рукой. Та не отреагировала. Матвей подошел поближе.

– Здрасьте!

Продавщица удивленно посмотрела на него.

– Ты это мне?

– Ну да. Представляете, я только домой иду. Целую ночь от них бегал.

– От кого бегал? Ты о чем?

– Да от вчерашних бандитов!

Продавщица и ее сменщица недоуменно переглянулись.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросила продавщица. Та покачала головой.

– Малыш, ты меня ни с кем не путаешь? Ты вообще кто?

– Вы что, не помните? Это же я! – воскликнул Матвей. – За мной вчера гнались с ножом. А вы пытались мне помочь.

– Ты совсем ку-ку, что ли?! – рассердилась продавщица. – Говорю тебе, никаких бандитов вчера не было! Я тебя вообще в первый раз вижу.

Она повернулась к сменщице и покрутила у виска пальцем с длинным ярким ногтем.

– Эти малолетки совсем рехнулись со своими компьютерами.

Продавщица закинула сумку на плечо и зашагала к остановке. Обескураженный Матвей проводил ее взглядом. Сменщица сочувственно подмигнула ему и вошла в магазин.

– Сама ты ку-ку, – буркнул Матвей себе под нос. – Когда башку себе дырявила пирсингом, видно, мозг задела.

Войдя в свой двор, он на всякий случай притормозил и огляделся. Все спокойно: мамы гуляют с колясками, малышня катается на каруселях, дворник сметает пестрые листья с асфальта. Обычная картина. И никаких следов вчерашних отморозков.

Успокоенный Матвей подошел к подъезду, вынимая на ходу магнитный ключ. В дверях столкнулся с девчонкой в яркой цветастой куртке. Ее голову украшал вязаный ободок, а в руке она держала скатанный в трубочку пластиковый пакет.

Пытаясь разминуться, они одновременно метнулись в одну сторону, потом в другую. Девчонка зыркнула на Матвея большими шоколадными глазами, и он отступил на шаг, давая ей дорогу. Потом обернулся и посмотрел ей вслед. Что-то раньше он ее здесь не видел. В их подъезде вообще не было девчонок такого возраста. Наверное, приходила к кому-нибудь.

Матвей взбежал на третий этаж. Ну наконец-то он дома. Ничего себе, вышел на минутку! Хорошо еще, что дверь запер, а не просто прикрыл, как собирался вначале.

Он вытащил ключ и привычным движением сунул его в замочную скважину. Что такое? Ключ почему-то не вставлялся. Матвей ткнул еще раз, потом наклонился и осмотрел замок. Вроде бы все нормально, ничего не застряло. Он снова попытался вставить ключ. Бесполезно. Ключ в замочную скважину не входил.

– Что за ерунда? – пробормотал Матвей и прижался ухом к двери. Затем позвонил. Потом постучал и снова прислушался. Тишина.

Матвей растерянно посмотрел на ключ. Оглянулся на соседние двери, проверил номер своей квартиры. Нет, он не перепутал подъезд, не ошибся этажом. И ключ тот же, его личный ключ, которым он вчера запирал эту самую дверь. Что происходит?

Матвей в полном недоумении зашагал по ступенькам. Внизу он снова столкнулся с девчонкой в яркой куртке. Теперь в ее руке качался развернутый пакет, и в нем угадывались батон и бутылка то ли молока, то ли кефира. Девчонка снова стрельнула в Матвея взглядом, но ему было не до нее. Он остановился возле скамейки и достал из кармана телефон. С ума сойти, он ведь совсем забыл, что выключил его ночью! Мама, наверно, обзвонилась. Думает, небось, что он специально выключил, чтобы с ней не разговаривать. Ну и ладно, так ей и надо. Пусть понервничает. Сама виновата.

Матвей включил телефон и ткнул в иконку «Мама» внизу экрана. Аппарат протестующе пискнул и выдал надпись: «Только для экстренных вызовов!»

– Ты что, обалдел? – сказал Матвей телефону и повторил вызов. Тот же результат. Телефон решительно отказывался подчиняться и не собирался звонить маме. Матвей исступленно нажимал на иконку снова и снова, но на экране постоянно появлялась одна и та же безразличная надпись: «Только для экстренных вызовов!»

– Блин! – Матвей беспомощно оглянулся. Дверь почему-то не открывается, телефон непонятно с чего заблокировался. Что делать-то? Как попасть домой?

Он подбежал к пожилой женщине, гуляющей с малышом на детской площадке.

– Бабушка, дайте, пожалуйста, телефон. Очень надо позвонить!

– Телефон тебе?! – недобро прищурилась та. – А больше ничего не надо? А ну-ка иди отсюда, пока я полицию не вызвала!

– Зачем полицию? – опешил Матвей.

– Совсем обнаглели! Уже среди бела дня грабят!

– Кто вас грабит? Я просто хочу позвонить.

– Когда уже вас всех пересажают? Спасу нет! Бандиты малолетние! – не унималась женщина.

Гуляющие на площадке с подозрением косились на Матвея.

– Что ж вы все сегодня такие неадекватные?! – воскликнул он в сердцах. – Надышались, что ли, чем-то, пока меня не было? Облако прилетало с веселящим газом?

Матвей выбежал со двора и бросился прямиком в ближайшую аптеку. Он вспомнил, что там есть стационарный телефон. Наверняка не подумают, что Матвей хочет его стащить.

В аптеке оказались чуткие люди, и уже через пару минут он набирал мамин номер. Мама не меняла его несколько лет, и Матвей помнил цифры наизусть.

– Алло! – раздался в трубке мамин чуть запыхавшийся голос. На заднем фоне слышались невнятная речь и звяканье посуды.

– Мам! Слушай, я не могу попасть домой, у меня что-то с ключом. Ты запасной кому оставила? – скороговоркой выпалил Матвей, чтобы она не начала упрекать его за выключенный телефон.

– Кто это? – озадаченно спросила мама.

– Как кто?! – возмутился Матвей. – Плохо слышно, что ли? Это я, Матвей. Я с чужого телефона звоню, у меня с симкой что-то. Мам, скажи, где взять запасной ключ. У тети Вали из двенадцатой?

– Мальчик, ты ошибся номером, – сказала мама. – Я не твоя мама.

В трубке раздались короткие гудки. Матвей с досады хлопнул ладонью по прилавку, куда ему поставили телефон. Ну, мама, нашла время дурачиться! Вот ни капельки не смешно. Как-то не до шуток сейчас.

Он снова набрал мамин номер и заорал в трубку:

– Мам, хорош прикалываться! Мне домой надо срочно!

– Мальчик, я же тебе сказала: я не твоя мама.

– Мам, ты издеваешься?! Я что, твой голос не знаю? А-а, это ты из-за вчерашнего? Мстишь?

– Послушай, дружок! – строго сказала трубка до боли знакомым маминым голосом. – Я тебе русским языком объясняю: ты не туда попал. У меня вообще нет сына, если уж на то пошло.

Короткие гудки издевательски запищали в ухо.

– Обалдеть! – Матвей потрясенно положил трубку на аппарат и вышел из аптеки, забыв поблагодарить добрую аптекаршу. Бестолково потоптался у входа, пытаясь найти хоть какое-то оправдание жестоким маминым словам. Кроме того, что мама очень сильно обиделась, ничего в голову не приходило. Хотя, если разобраться, что он такого сделал? Ну, подумаешь, сбросил пару раз ее вызовы, а потом отключил телефон. Так у него были на это очень веские причины. Что же так сразу, не разобравшись, отказываться от сына?

Матвей вернулся к подъезду и поднес ключ к домофону. Дверь раскрылась с привычным звуком. Без сомнения, ключи его. Он не перепутал их с чьими-то другими. Хотя где и когда он мог бы это сделать? Получается, что-то случилось с замком. Придется вскрывать дверь с экстренной службой. Интересно, приедет ли МЧС, если вызов поступит от несовершеннолетнего?

Матвей одним махом взбежал на свой этаж и позвонил в дверь напротив. Не дождавшись, пока откроют, он нетерпеливо забарабанил кулаками по железному полотну. Дверь приоткрылась на ширину цепочки, в щели показались очки и нос соседки.

– Теть Валь, вам мама наши ключи не оставляла?

– Какая мама?

– Ну, моя, конечно, какая же еще!

– Почему твоя мама должна оставить ключи мне? – подозрительно поинтересовалась соседка.

– Как это? – удивился Матвей. – Она же всегда вам оставляет.

– Кто?

– Моя мама!

– Да кто она такая, твоя мама? И ты кто такой вообще?

– Теть Валь, что с вами? Мы ваши соседи напротив, из девятой квартиры.

Дверь внезапно захлопнулась. Матвей снова заколотил в нее кулаками.

– Тетя Валя! Так ключи у вас или нет?

– Шагай отсюда подобру-поздорову вместе со своей мамой! А то полицию вызову! – раздалось из-за двери.

– Да почему полицию-то? При чем здесь полиция?

– Потому что я знаю, кто живет в девятой квартире. И это вовсе не ты.

– Вы сговорились, да?! – завопил Матвей на весь подъезд. – Это розыгрыш? Скрытая камера?

– Уходи, или я звоню! – пригрозила соседка.

До Матвея только сейчас дошло: да ее же мама подговорила! Попросила «включить дурочку» и сделать вид, что не узнаёт его. И в замок что-то наверняка она же засунула. Чтобы у него крышу сорвало от этих заморочек. Проучить его захотели! Шутницы! Но он разгадал их коварный замысел. Осталось только очистить замок от посторонних предметов и попасть наконец в квартиру.

Матвей достал из кармана ключ, потыкал в замок, потом наклонился, внимательно вглядываясь в отверстие замочной скважины. Дверь вдруг резко распахнулась и с силой ударила Матвея по лбу. Он отлетел и шлепнулся на бетонный пол. Ключ выскочил из руки и загремел где-то в стороне.

Из-за двери высунулась голова в тюрбане-полотенце. Уже знакомые шоколадные глаза настороженно уставились на него. Та самая девчонка, с которой он два раза столкнулся внизу, стояла сейчас на пороге его собственной квартиры в домашнем халате и с маминым полотенцем на голове.

– Что ты здесь делаешь?

– Что я здесь делаю? – ошалело проговорил Матвей.

– Ты, ты. Чего ты крутишься возле нашей двери?

– Возле вашей двери?

– Попугая изображаешь? Каждое слово будешь повторять?

– Ты хочешь сказать, что ты здесь живешь?

– Ты что, тупой? Если квартира наша, значит, мы здесь и живем. Вся наша семья.

– И давно… тут живет вся ваша семья?

– Лет семьдесят уже. Как дом построили, – фыркнула девчонка.

Шокированный Матвей не сводил с нее глаз. Откуда она здесь взялась? Стоит такая наглая, как у себя дома, и еще насмехается над ним. Мамина шутка приобретает слишком большой масштаб. Что-то подозрительно много народу в этом розыгрыше. А может, мама здесь ни при чем? Она еще могла сделать вид, что не узнает сына, могла подговорить соседку. Но найти за такой короткий срок девчонку, засунуть ее в квартиру и поменять замки? Нереально. Да и откуда мама могла знать, что Матвея ночью не будет дома? Он и сам этого не знал. Нет, все так четко спланировать невозможно.

И к тому же утыканная пирсингом продавщица его тоже не узнала. Что же случилось?

– Вопросов больше нет? Теперь все понятно? – девчонка собралась закрыть дверь.

– Да, все понятно, – бесцветным голосом сказал Матвей, все еще сидя на полу. – Я такое в кино видел. Я просто провалился во временную дыру.

Почти закрывшаяся дверь снова отворилась.

– Чего?! Куда ты там провалился?

– В дыру. Во времени. Я либо в прошлом, либо в будущем. Поэтому в моей квартире живешь ты. Какой сейчас год?

– Это я тебя так дверью долбанула? Или ты и раньше такой был?

– Если я в будущем, то ты мой потомок. Потомка. Потомица, – Матвей хмыкнул, поднимаясь на ноги, – ну, в общем, прапрапрапраправнучка. А я твой прапрапра… Предок, короче говоря.

– Жуть! Пора санитаров звать. Пока ты никого не покусал, – сочувственно сказала девчонка. – Сходи голову полечи.

– Схожу. Ну, пока, – Матвей заторможенно поплелся вниз.

– Эй, пришелец! – крикнула девчонка, когда он добрался до первого этажа. Матвей поднял голову. – Лови! – Она бросила ключ, забытый Матвеем на площадке. Ключ загремел по ступенькам. Матвей медленно подобрал его и вяло сказал:

– А зачем мне ключ? Открывать все равно нечего.

– Ну, мало ли! – со смехом отозвалась девчонка. – Вдруг тебе повезет, и ты вернешься к себе?

7

Раскинув руки, Матвей лежал на медленно вращающейся карусели и равнодушно смотрел в высокое бесцветное небо. Перед его глазами поочередно проплывами перевернутые верхушки деревьев с пестрой листвой, крыша соседнего дома и едва различимая полоска от летящей серой точки-самолета. Железная конструкция при каждом новом круге издавала пронзительный визг, от которого у Матвея сводило скулы. Несмазанная карусель словно издевалась над ним. «Не-е-е-ет!» – слышалось Матвею в этом скрипе. Не-е-е-ет у тебя больше дома. Не-е-е-ет родителей. И тебя тоже не-е-е-ет.

Вдруг перед его глазами проплыла перевернутая голова дворника в замызганной вязаной шапке.

– Чего ты тут разлегся?

Матвей нехотя поднялся и сел на перекладине. Карусель продолжала вращаться.

– Чего разлегся, спрашиваю? – грозно повторил дворник.

– А что, нельзя? – огрызнулся Матвей, отъезжая от него.

– Ты из этого двора?

– Ну?

– Чего «ну»? Где живешь?

– Похоже, уже нигде.

– Ну-ка, шуруй отсюда. Нечего тут валяться, как дохлая рыба на берегу. Давай, давай, шевелись, – дворник схватил рукой карусель. Она остановилась.

Матвей спрыгнул на землю и молча поплелся к арке.

– Бродят тут всякие по чужим дворам, людей режут, – проворчал дворник ему в спину. – Давно пора камеры на подъездах установить.

Если бы Матвея спросили, где он потом шатался полдня, он мало что смог бы вспомнить. В голове остались лишь какие-то обрывки событий: вот он бредет вдоль озера в парке, вот сидит на скамейке в незнакомом дворе. Стоит перед торговым центром и смотрит на электронное табло, на котором температура воздуха сменяется датой. Где-то на задворках сознания мелькает мысль, что ни в какую временную дыру он не проваливался – и день, и месяц, и год на табло правильные.

Вместо обычного вихря мыслей в голове плавала странная пустота. Ноги сами несли его куда-то, он шел, поворачивал, снова шел, пока наконец не понял, что стоит возле своей школы.

Матвей поднялся по ступенькам на крыльцо и вошел в вестибюль. Там было пусто и тихо, как всегда во время уроков. И безразличный ко всему охранник все так же скучал над кроссвордом. И расписание уроков висело на своем обычном месте. Это был обыкновенный, рядовой день. Для всех остальных. Но не для Матвея.

Запах печеного хлеба привел его в школьный буфет. Он вдруг почувствовал дикий голод. Сытость от парочки бутербродов, съеденных утром на берегу реки, уже давно улетучилась. Как завороженный, Матвей смотрел на поднос с горой аппетитных пирожков, источающих умопомрачительный аромат. У одного пирожка немного подгорел бочок, именно так, как он любил. Матвей представил, будто откусывает хрустящую корочку, и рот мгновенно наполнился слюной.

– Что тебе, милый? – приветливо спросила полная круглолицая буфетчица за стойкой. – Попить или покушать?

– Дайте мне стакан воды, теть Саш, – попросил Матвей, сглатывая слюну.

– Воды? – удивилась буфетчица. – Фонтанчики опять не работают? Давай я тебе лучше компотику налью. И пирожки есть, только что из печки.

– Да я это… деньги дома забыл.

– Ну, потом занесешь. Из какого ты класса?

– Из седьмого «Б». Тетя Саша, а вы меня помните? Я Матвей.

– Что ты, милый, разве вас всех упомнишь? Вас тут как муравьев на лесной полянке, всё мельтешите, мельтешите. – Буфетчица взяла со стойки стакан компота и положила пару пирожков на тарелку. – Садись, покушай. Если денег нет, так что ж, с голоду помирать, что ли? Пятьдесят два рубля с тебя, завтра принесешь.

– Спасибо.

Матвей устроился за крайним столиком и с наслаждением впился зубами в пирожок. Буфетчица скрылась в кухне.

Когда Матвей уже допивал компот, сыто откинувшись на спинку стула, в буфет влетел Веня Ватрушкин. Перед прилавком он наступил на свой развязавшийся шнурок и грохнулся на колени, неловко взмахнув руками. Монетки, зажатые в кулаке, выскочили и весело зазвенели по всему полу.

– Ватрушкин, ты в своем репертуаре, – усмехнулся Матвей, глядя на ползающего по полу Веню. – Хоть у тебя все стабильно. Это радует.

– А? Ты мне? – тот поднял голову и вытащил из уха один наушник.

– Ну, если ты все еще Ватрушкин, то тебе. Ты почему не на уроке? У нас, то есть у вас, сейчас история, кажется.

– Я это… в медпункт… ходил, – в своей обычной манере, запинаясь и глотая слова, пролепетал Ватрушкин. – А потом… сюда. Народу нет… пока.

– В медпункт? Что на этот раз? На тебя доска упала?

– Палец прищемил шкафом… Когда карту вытаскивал…

Веня Ватрушкин поднялся с пола, держа в руке собранную мелочь.

– А откуда… ты меня знаешь? – спросил он застенчиво. – Ты кто?

– Я вообще-то твой одноклассник, – сказал Матвей.

– Одноклассник? – озадаченно переспросил Веня. – А почему я тебя никогда не видел?

– Потому что я человек-невидимка. Каждый день прихожу в класс и учусь. Но меня никто не замечает. Зато я знаю всех, и тебя в том числе.

– Все понятно…

Веня отвернулся и пошел к прилавку с пирожками.

– Ты мне не веришь? – Матвей отставил стакан и встал. – Вот, смотри, у меня даже школьный пропуск есть. Читай, что написано.

Он протянул Ватрушкину пластиковый прямоугольник. Веня взял пропуск и поднес к глазам, поправив очки – перекошенные, с треснутыми стеклами.

– Я могу сказать, как ты вчера очки сломал, – продолжал Матвей. – Ты забодал автобус, и тебя возили зашивать бровь. Поэтому ты опоздал на баскетбол, и наша команда выиграла. Если я не человек-невидимка, откуда я это знаю? Можешь объяснить?

Веня пристально посмотрел на него. Матвей впервые увидел так близко его глаза – золотисто-зеленые, с легкой рыжинкой.

– Тебе сестра рассказала, – объяснил Веня, возвращая Матвею пропуск.

– Какая сестра?

– Которая учится в нашем классе… Вы похожи… Глаза одинаковые, ямочка на щеке. И фамилия та же…

– В вашем классе есть ученица по фамилии Добровольская?! – горячо воскликнул Матвей. – Покажи мне ее.

Светлые пушистые ресницы под очками удивленно захлопали.

– Ну хватит… издеваться. Я же догадался, – как всегда, немного виновато пробормотал Веня. Казалось, он постоянно извиняется за то, что вообще произносит слова. – Зачем опять…

– Ладно, ладно, больше не буду, – пошел на попятную Матвей. Кто его знает, вдруг Ватрушкин сейчас совсем замкнется и уйдет в себя, как всегда, когда над ним подшучивали. Этих чудаков не поймешь.

– Угадал, я ее брат. Я учусь в Питере, в кадетском корпусе, – сказал Матвей, вспомнив сериал про кадетов. – Вот, приехал на несколько дней.

– Младший?

– Что?

– Ты младший брат Милославы?

– Кого?! А, ну да… Милославы… сестры моей, конечно, – Матвей почесал в затылке. Милослава. Ужас какой! Кто ж так называет детей? – А что, похоже, что младший?

– Ну да, она вроде постарше, на год. Ты, наверно, в шестом классе? – застенчиво предположил Ватрушкин.

– В самую точку! – решил не спорить Матвей, хотя его задело, что Веня дал ему на год меньше. Разве он похож на шестиклассника? Он высокий, и голос ломается. Ему уже в январе четырнадцать. – Ну что, покажешь ее? В смысле, покажешь, где она сидит? На истории ведь всегда дверь открыта, историчке обычно жарко. То есть сестра мне рассказывала…

– В среднем ряду, на первой парте, – сказал Веня и поспешил к стойке, за которой наконец появилась буфетчица.

Матвей тут же рванул на второй этаж, к кабинету истории. Дверь действительно была открыта. Он медленно прошел мимо кабинета. Весь класс что-то сосредоточенно писал, склонившись над тетрадями. Да, на первой парте среднего ряда сидела какая-то девчонка, но ее почти полностью перекрывал Артемьев, самый крупный ученик в классе. Матвей успел разглядеть только темные волосы до плеч и розовые рукава джемпера.

Он развернулся и пошел в обратную сторону. В этот раз ему повезло. Весь красный, Артемьев в изнеможении стек на парту, а девчонка подняла голову, задумчиво теребя ручкой мочку уха. Матвей споткнулся от неожиданности. Это была она. Та самая девчонка с шоколадными глазами. Которая жила в его квартире и училась в его классе. Милослава Добровольская.

Остаток урока Матвей провел на дальнем подоконнике, откуда хорошо просматривался весь коридор и открытая дверь кабинета истории. Он ждал звонка на перемену. Обязательно надо поговорить с Милославой. Вдруг что-то прояснится. Они как-то связаны, это факт.

Со звонком из кабинета по одному потянулись семиклассники. Видимо, многие еще дописывали самостоятельную, поэтому не вылетели в коридор все разом, как обычно. Наконец в дверях показалась Милослава и сразу направилась к лестнице. Матвей догнал ее уже на нижних ступеньках.

– Ты? – удивилась Милослава. – Ты что, преследуешь меня?

На ее волосах снова красовался ободок, на этот раз пластмассовый. Она любительница чего-нибудь навертеть на голову, отметил Матвей. А волосы у них и правда одного цвета, каштанового. И глаза карие, большие. Это от мамы. Стоп! От чьей мамы?

– Нам надо поговорить, – сказал он.

– Будешь рассказывать про временную дыру? – насмешливо прищурилась Милослава.

– Пойдем во внутренний двор, через запасной выход.

– Зачем?

– Там никто не помешает.

– Никуда я с тобой не пойду. Вдруг ты маньяк? А может, ты из этих, вчерашних?

– Каких вчерашних?

– Ну, которые второклашку порезали в нашем дворе. В арке.

– Что? – поразился Матвей. – Гошку порезали? Не может быть!

– А, так ты знаешь! – воскликнула Милослава. – Значит, ты точно один из них. Вчера в арке промышляли, а сегодня к моей квартире присматриваетесь?

– И что с ним теперь? – перебил Матвей. – С Гошкой?

– В больнице. Его отец полицейский, между прочим. Этих грабителей уже в розыск объявили.

– Послушай, я не с ними, честное слово. Ну, пойдем, поговорим. Это важно.

Милослава поколебалась немного, но все же вышла во внутренний дворик. Они остановились возле огромной груды списанных старых парт, которые еще не успели вывезти с территории школы.

– Ну? – девчонка выжидающе уставилась на Матвея. – Только давай покороче, звонок скоро. А мне еще на физру переодеваться.

– Дело в том, что… – начал тот неуверенно, не совсем понимая, как это все можно сказать «покороче». И как вообще это можно сказать. – Сразу предупреждаю, я не больной и не сумасшедший…

– Хорошенькое начало, – фыркнула Милослава. – Уже страшно.

Матвей резко оглянулся. Ему показалось, что за партами мелькнула какая-то тень.

– Там кто-то есть, – сказал он. – Вон там, возле склада.

– Что? Паранойя? – начала терять терпение Милослава. – Я, наверно, пойду.

– Стой! Слушай меня. Вот информация к размышлению: человек тринадцати лет, день рождения десятого января, проживает по адресу: улица Спортивная, двадцать, квартира девять, – торопливо заговорил Матвей. – Папа – Добровольский Александр Андреевич, сорок один год, по профессии инженер-геодезист. Мама – Добровольская Полина Юрьевна, тридцать семь лет, экономист-бухгалтер. Ее родной город Волгоград. Она познакомилась с папой на теплоходе, в круизе по Волге, а потом переехала сюда. Внимание, вопрос! О ком я рассказываю?

– Обо мне… Вы что, на меня уже досье собрали?!

– Какое досье? Я говорю о себе! Меня зовут Матвей Добровольский. Это у меня день рожденья десятого января, это я живу по адресу Спортивная, двадцать и учусь в седьмом «Б»! И это мои родители – Александр Андреевич и Полина Юрьевна. А о тебе я знать ничего не знал… до сегодняшнего дня. Ты откуда-то появилась сегодня утром.

– Что за бред? – нахмурилась Милослава. – Ничего не понимаю.

– Вот и я не понимаю. Еще вчера все было нормально. У меня были дом, родители, школа… А сегодня ночью что-то произошло, и все изменилось. Теперь ты – вместо меня… Живешь в моей квартире, учишься в моем классе. А меня никто не узнаёт, ни соседка, ни одноклассники. Даже мама. Я ей звонил. Знаешь, что она сказала? Что у нее вообще нет сына. Как тебе это?

– В жизни не слышала подобной чепухи!

– Но это правда!

– Чушь! Я ниоткуда не появлялась сегодня утром! Я живу в этой квартире с рождения и уже седьмой год учусь в этом классе. И моя мама – это моя мама, и ничья больше. Понятно?

– А если бы ты вернулась домой из школы, а мама сказала бы тебе, что ты тут никогда не жила и что у нее вообще нет дочери?

– Ты больной? Моя мама так никогда бы не сказала!

– Ты что, не понимаешь, у нас есть что-то общее! – горячо воскликнул Матвей. – Это касается нас обоих. Ты должна мне помочь!

– Я никому ничего не должна, – отрезала Милослава. – А особенно ворюгам из подворотни. Передай своим, что попытка не удалась.

– Подожди, куда ты?

– Больше не подходи ко мне!

Она развернулась, гневно тряхнув распущенными волосами, и скрылась за дверью школы. Матвей разочарованно плюхнулся на перевернутую парту.

8

– Не поверила? – внезапно раздалось за его спиной. Матвей подскочил от неожиданности и резко обернулся. Вот уж кого не ожидал увидеть. Ватрушкин! Значит, не показалось, что здесь кто-то прячется.

– Шпионил? Чего тебе надо от меня? – Матвей недружелюбно взглянул на вылезающего из своего укрытия Веню. Тот подошел ближе и без приглашения опустился рядом.

– Ты показался мне каким-то странным, – словно извиняясь, проговорил Ватрушкин. – Я проанализировал наш разговор… и нашел нестыковки… Ну, и пошел за вами… И все слышал.

Матвей не мог поверить своим ушам. Он, Матвей, показался странным? И кому? Ватрушкину! У которого ни один день не обходится без происшествий. И который, оказывается, умеет анализировать и находить нестыковки. Потрясающе!

– И что? Теперь состыковалось? – иронично поинтересовался Матвей.

– Ну… почти. В общих чертах… – Веня застенчиво теребил в пальцах свои наушники. – Ты не обижайся на Милославу, что она не поверила… В это и правда трудно поверить.

Матвей, не мигая, уставился на него.

– Ты хочешь сказать, что веришь мне?

– Я… допускаю такую возможность.

– Какую возможность? Что я сошел с ума?

– Что ты каким-то образом… перепрыгнул в другую вероятность.

– Чего?! Куда я перепрыгнул?

– Ты что-нибудь слышал о квантовой теории параллельных миров?

– Параллельные миры? Но это же фантастика!

– Ну, как сказать… Физик Хью Эверетт выдвинул научную гипотезу о множественности миров. Это потом ее подхватили фантасты. Вообще-то многие предположения сначала объявлялись абсурдными, а потом становились открытиями. Клонирование, например, тоже считалось фантастикой, пока не появилась овечка Долли. Может, скоро будет научно доказано существование параллельных реальностей…

– Ватрушкин! Я и не знал, что ты умеешь нормально разговаривать, – ошеломленно сказал Матвей. – Да еще такими умными словами.

Веня мгновенно сбился и замолчал. Матвей вскочил и в смятении заходил взад-вперед возле опрокинутой парты.

– Нет, ты вот сейчас серьезно? Ты реально веришь, что такое может произойти? – остановился он перед Веней и поглядел на него в упор. – Это же полный бред.

– Но ты ведь здесь, – тихо сказал Ватрушкин, поднимая на него глаза. – И если ты не… не шутишь…

– Мне не до шуток, уж поверь!

– Тогда у меня только одно объяснение: ты в другой вероятности.

– Что ты мне голову морочишь! То реальности, то вероятности! – воскликнул Матвей. – Ты можешь нормально, простыми человеческими словами ответить, почему все вокруг остались, а я исчез?

– Потому что в этой вероятности у твоей мамы родилась дочь. Вместо тебя.

– Что?! – Матвей ошарашенно шлепнулся на парту. – Как это?

Веня сочувственно посмотрел на него, но сказать ничего не успел. Во внутренний дворик выскочила завуч по воспитательной работе Зоя Валентиновна, активный борец со школьными нарушениями.

– Что тут за сбор? – она подозрительно повела носом. – Я все видела из окна. Чего прячетесь? Курите?

– Нет, – пробормотал Веня, – разговариваем.

– Было сказано: кого замечу в этом дворе с сигаретой, сразу веду к директору! – Зоя Валентиновна схватила его за рукав. – Как фамилия? Баранкин, кажется?

– Ватрушкин, – еле слышно поправил тот.

– И где у нас сигареты? – с вызовом поинтересовался Матвей. – Разве вы их видите?

Еще вчера он не посмел бы так разговаривать с завучем. Но сегодня ему нечего было терять.

– Ты у меня еще поговори, умник. Из какого вы класса? – повысила голос Зоя Валентиновна и тряхнула Венин рукав. – Из седьмого «Г»?

– Из седьмого «Б», – пролепетал несчастный Ватрушкин.

– А ты? – она повернулась к Матвею.

– Не из какого, – злорадно сказал тот. – Я из другой школы.

– Из какой другой?

– Из параллельной.

– Вот и шагай обратно в свою школу!

Зоя Валентиновна подтолкнула Ватрушкина к двери. Зазвенел звонок.

– Мне надо на физкультуру, – промямлил Веня.

– Будет тебе физкультура в кабинете директора, – грозно пообещала завуч. – Думаете, я с вами шутки шучу?

– Да не курили мы! – крикнул им вслед Матвей. – Чего вы к нему привязались?

– А ты не хами мне! Если сейчас же не покинешь территорию школы, я позову охранника.

Завуч впихнула Веню обратно в школу и хлопнула за собой дверью.

– Напугала! – хмыкнул Матвей. – Охранник! Он еще кроссворд не разгадал.

Матвей несколько раз прошелся по дворику и снова сел на опрокинутую парту. Ничего себе, поворот! Он находится в другом мире, в котором у его мамы есть дочь. А сына нет. И никогда не было. Поэтому его никто не узнаёт. Его в этом мире нет. Чушь! Вот же он, сидит на парте, в пыльных джинсах и испачканной куртке, руки и нос теплые…

Матвей обхватил голову руками. Безумие! Какой другой мир? Какие параллельные реальности или, как там их называет Ватрушкин, вероятности? Зачем вообще слушать этого неудачника, который притягивает к себе все неприятности? Откуда ему знать, что на самом деле произошло с Матвеем? Как можно попасть из одной реальности в другую, если они параллельные? Всем известно, что параллельные прямые не пересекаются!

Матвей снова вскочил и чуть не упал, зацепившись штаниной за ржавый гвоздь, торчащий внизу из парты. Наклонился, осторожно отцепил штанину, провел по ней пальцем. Хорошо, что не порвал, джинсы крепкие оказались. Невероятно! Всего пять минут провел рядом с Ватрушкиным – и уже заразился его невезучестью. Надо держаться от него подальше, и так своих проблем выше крыши.

Чтобы не светиться в вестибюле, Матвей обогнул здание школы и направился к воротам. Но тут послышался громкий стук в стекло. Матвей обернулся. В окне второго этажа торчала взволнованная физиономия Ватрушкина. Увидев, что Матвей его заметил, Веня замахал руками и стал делать какие-то знаки.

Матвей досадливо поморщился. Опять он! Чего ему надо? И где это он, кстати? Сейчас у класса физкультура, но спортзал на первом этаже с торца, в левом крыле. А тут что такое? Да это же кабинет завуча! Зоя посадила его в свой кабинет за выдуманные ею же сигареты? Только Ватрушкин мог вляпаться в такую глупую историю.

– Что ты руками машешь? – крикнул Матвей. – Ничего не понятно.

Веня в ответ зашевелил губами, но толстый стеклопакет не пропускал звуки. Матвей показал на свои уши и рассерженно помотал головой. Веня исчез, а через мгновение снова появился и продемонстрировал ему толстый маркер и лист бумаги. И прямо здесь, у окна, стал что-то торопливо писать. Потом дотянулся до ручки, приоткрыл оконную раму, вышвырнул наружу смятый листок и моментально скатился с подоконника.

Матвей поднял бумажный комок, не отводя взгляда от окна на втором этаже. Веня больше не появлялся. Наверное, кто-то вошел в кабинет.

Матвей направился к воротам, на ходу разворачивая лист. Странный тип этот Ватрушкин. Сидит в кабинете Зои, ему светят головомойка и вызов родителей в школу, а он непонятно о чем думает. Где он взял листок? В принтере? В столе завуча? А если бы она застукала его и обвинила в краже? Зачем так подставляться? Что за срочность такая? Может, он хочет, чтобы Матвей пришел его выручить и рассказал, как было на самом деле?

Расправив бумагу, Матвей замедлил шаг. Потом и вовсе остановился. Стоял и тупо смотрел на кривые крупные буквы, начерканные Вениной рукой. Всего три слова, которые ввели его в ступор. «ИЩИ МОМЕНТ ПЕРЕХОДА». Это вообще что? И кому адресовано? Кто и что должен искать? Ватрушкин окончательно спятил, что ли?

Матвей смял послание, выкинул его в урну и вышел за ворота. Потоптался немного на месте. Идти было некуда. Его нигде не ждали. Никому не было до него дела.

На плечо спланировал яркий кленовый лист. Матвей взял его двумя пальцами и повертел перед глазами. Красивый. Желтый с оранжевыми прожилками. Пока живой. А через несколько дней засохнет, скрючится и превратится в грязную труху на земле. Потому что оторвался от своего родного клена, где родился и вырос, где ему было хорошо.

Вот и Матвей тоже пропадет здесь, в этой странной, чужой действительности. И откуда только она взялась на его голову?

Матвей выпустил кленовый лист из рук и побрел по улице. Как получилось, что он остался совсем один? Без дома, без компьютера, без денег… Даже без телефона. Когда это случилось? В какой момент? Стоп! Момент! «ИЩИ МОМЕНТ ПЕРЕХОДА».

Матвей встал как вкопанный. Так вот о чем послание Ватрушкина. Он хочет, чтобы Матвей вспомнил момент перехода из одной реальности в другую. Чтобы он нашел границу, когда для него закончился привычный мир. А вдруг этот чудак прав? Насчет другой вероятности? Иного-то объяснения все равно нет. А так хотя бы все становится понятно. Там сын, тут дочь – логично. Конечно, если допустить, что Ватрушкин не свихнулся.

– Ищи момент перехода, – вслух пробормотал Матвей, бороздя кроссовками сухую листву на обочине тротуара. Легко сказать! Он себя-то плохо помнит этой ночью, не то что какой-то там момент. Постоянно бежал, ничего не замечая вокруг. Если и была граница между реальностями, то он ее просто не заметил.

Нет, не так. Не момент надо искать, а промежуток. Промежуток времени, когда переход был возможен. А это вся вчерашняя ночь. Двенадцать часов прошло с тех пор, как он вышел из дома, и до того, как вернулся в дом, но уже в чужой. Убегал от гопников, бродил по лесу, наткнулся на рыбака… В какой реальности это было? В настоящей или уже в параллельной? До утра он был с рыбаком, до того самого момента, как влез в маршрутку. Потом его высадили, и Матвей вполне мог пересечь невидимую границу, пока шел по обочине до остановки. Или когда ехал в автобусе. Но не позже, потому что сразу, как из автобуса вышел, он увидел знакомую продавщицу, и она его не узнала.

Так где искать «момент перехода»? До рыбака? Или после?

Матвей почувствовал азарт. До разгадки, конечно, еще далеко. Но первая ниточка уже в руках. Рыбак! Нужно выяснить, в какой вероятности Матвей встретил рыбака. Если в той, в настоящей, то промежуток сокращается. Прошло меньше часа – от посадки в маршрутку до выхода из автобуса. А если рыбак был в этой, параллельной реальности, все намного хуже. Тогда найти момент перехода практически невозможно. Матвей просто не сможет вспомнить, по каким конкретно тропинкам плутал в ночном лесу.

Но зачем паниковать заранее? Надо найти рыбака и посмотреть, узнает ли он Матвея. Только как его найдешь? О нем ничего не известно, кроме имени. Дядя Егор. Сколько таких дядей Егоров в городе? Тысячи! Эх, если бы знать, что понадобится, выведал бы у него и отчество, и фамилию, и адрес…

Ну конечно! Адрес! Дядя Егор высадил его возле коттеджного поселка Озерки. Они как раз догнали маршрутку на остановке, и дядя Егор сказал, что дальше не поедет. Но свернул он в поселок или нет, Матвей не заметил.

Что гадать? Надо ехать в Озерки и искать дядю Егора, обладателя «УАЗа Патриот» темно-синего цвета. Номер, кстати, тоже запомнился – почти все нули и буквы «О». Если в поселке есть охрана, можно поинтересоваться у них.

Только садиться надо сразу в автобус. Все равно в итоге в нем и окажешься.

9

Матвей шел по широкой улице мимо кованых заборов с толстыми прутьями, за которыми возвышались красивые двух- и трехэтажные коттеджи. Это была уже пятая и последняя улица в поселке, которую он исследовал, пытаясь высмотреть знакомый «УАЗ Патриот». К огорчению Матвея, охраны в Озерках не оказалось, на въезде в поселок поскрипывали от ветра распахнутые настежь ворота. Хотя это был скорее плюс, а не минус. Охрана, вероятно, просто не пустила бы его на территорию поселка. И вряд ли охранники бросились бы наперегонки помогать Матвею и выяснять, проживает ли здесь владелец данного автомобиля…

Поселок словно вымер. Улицы были пусты. За все время мимо Матвея проехали двое подростков на крутых велосипедах и мягко прошуршал шинами «Порш Кайен». У некоторых домов стояли машины, в основном иномарки, и знакомого внедорожника среди них не нашлось.

Обойдя поселок во второй раз, Матвей приуныл. Бесполезная затея. Машина может быть где угодно: на заднем дворе, в гараже, – и с улицы ее не увидишь. Дядя Егор мог на ней куда-то уехать. Если только он здесь живет. Мало ли что? Может быть, он просто заезжал сюда по делу. Или даже вообще не заезжал.

– Эй, ты! – услышал Матвей звонкий детский голосок. Остановился возле очередного забора. По ухоженному газону к нему шла маленькая фигурка, замотанная в широкий балахон. Белые полы волочились по траве, неестественно зеленой посреди золотой осени. Когда фигурка приблизилась, стало понятно, что это девочка лет шести-семи. На ее голове красовались несколько хохолков, перетянутых разноцветными резинками.

– Ты чего здесь вынюхиваешь? – воинственно поинтересовалась малышка. У нее не хватало двух передних зубов, и она слегка шепелявила. – Ты похититель детей?

– Чего? – оторопел Матвей. – Какой еще похититель?

– Я тебя давно заметила! Ты здесь ходишь и ходишь. Три раза прошел. Ты хочешь меня похитить и потребовать выкуп?

– Что ты плетешь? На кой ты мне сдалась? Я тебя и не видел вовсе.

– А чего ходишь взад-вперед?

– Машину ищу.

– Какую машину?

– Внедорожник. «УАЗ Патриот». Синий. Видела такой у кого-нибудь?

Девочка растерянно захлопала глазами.

– Ну, то есть… темно-синяя большая машина, – поправился Матвей, подумав, что вряд ли ребенок знает марки автомобилей. – В номере много ноликов. А за рулем – бородатый мужик.

Лицо девочки прояснилось. Она взмахнула крыльями балахона и закружилась по газону, время от времени подпрыгивая и приседая. Хохолки на голове подскакивали в такт ее движениям.

– Видела или нет? – потерял терпение Матвей, наблюдающий за ее выкрутасами.

– А зачем тебе эта машина? – крикнула девочка уже от крыльца дома. – Ты хочешь подложить взрывчатку?

– Слышь, мелкая, ты боевиков насмотрелась, что ли? Эй! Чего замолчала?

– Мне вообще нельзя с незнакомыми разговаривать. Это опасно.

– Ты же со мной первая заговорила.

– А теперь первая замолчала.

Матвей почесал затылок. У него не было опыта общения с маленькими детьми, и он не представлял, как с ними правильно разговаривать. О чем с ними вообще говорят?

– Ты зачем занавески на себя нацепила? – спросил он, пытаясь найти интересную ей тему.

– Это не занавески, – оскорбилась девочка. – Это бальное платье. Я волшебная фея. А вон мой волшебный замок.

Она показала на небольшой розовый шатер в глубине двора.

– Какая фея? Добрая? – коварно поинтересовался Матвей. Если ответит, что добрая, он потребует информацию о внедорожнике. Ведь добрые феи должны помогать людям.

– Кому как, – отрезала девочка.

– Как тебя зовут?

– А тебя?

– Я первый спросил.

– Вот и отвечай тоже первый.

Матвею захотелось дать девочке по лбу. Но ссориться с ней пока не входило в его планы.

– Матвей.

– А я Лея.

– Врешь. Таких имен не бывает.

– Бывает!

– Нет!

– Это твоего имени нет. А мое есть. Мне лучше знать, как меня зовут!

– Ладно, ладно, – согласился Матвей. Хоть фея, хоть Лея, ему-то что? Пусть называется как хочет, лишь бы указала нужный дом. – Ну ты же видела здесь эту машину, а?

– Может, и видела, – туманно проговорила девочка. – И что?

– Я ищу человека, который ее водит. Покажи, где он живет. Очень надо.

– А ты мне что за это?

Матвей растерялся.

– А что тебе надо?

– Ну… – Лея состроила гримасу, – ну, например… Принеси мне мороженое. Большой рожок.

– И где я его возьму?

– Там, в ларьке, возле дороги. Там полно всего продается.

– Ничего себе! Это же далеко. Да у меня и денег нет.

Лея в развевающемся балахоне понеслась к розовому шатру, покопалась там пару минут и вернулась к забору, держа в руке сотенную купюру.

– Вот, возьми. И беги быстрей, чтоб я успела мороженое съесть, пока няня спит. Если увидит, мне попадет. Мне вообще его не дают. У меня хронический… этот, как его… Забыла. Горло всегда красное, в общем.

– А ты точно скажешь? – недоверчиво спросил Матвей. Как-то не очень хотелось бежать на другой конец поселка впустую.

– Вот если рожок не принесешь, точно не скажу, – заявила Лея.

Матвей больше не колебался. Взял сотню и пошел в ларек. Бывают ситуации, когда все средства хороши. Сейчас именно такой случай. Он что угодно сделает, чтобы получить информацию о дяде Егоре. Ничего, не переломится. Купит этой вредной мелюзге мороженое, пусть она облопается и заболеет. Сама виновата. Надо родителей слушаться. И людям помогать бескорыстно.

– Что ты мне суешь? – хмыкнул парень в ларьке, когда Матвей протянул ему деньги. – Можешь этот фантик приклеить себе на лоб.

Матвей внимательно взглянул на сотню в руке и обомлел. «Билет банка приколов». Действительно, фантик. Как же он не увидел сразу? Да он и не рассматривал эту сотню, сунул в карман и все.

– Вот шмакодявка! – в сердцах воскликнул он.

– Сестра подшутила, что ли? – спросил парень, убирая мороженое обратно в холодильник. – Как я понимаю, других денег нет?

Матвей покачал головой.

– Я ее прибью. Я через три улицы сюда топал.

– Бывает. Моя сестра тоже не подарок.

– Послушайте, а вы здесь всех жителей знаете?

– Вообще никого не знаю. Я только товар вожу. А продает женщина. Она отлучилась ненадолго.

– Понятно, – разочарованно вздохнул Матвей. – А скоро она придет?

– Надеюсь, – развел руками парень. – Сам ее жду.

Матвей припустил обратно, кипя от негодования. Минут через десять показался знакомый коттедж. Светлая голова с хохолками торчала между толстыми прутьями забора.

– Ну?! – нетерпеливо закричала Лея, издали заметив Матвея. – Принес? Давай скорее!

– На! – Матвей положил ей в протянутую руку шишку, которую подобрал по дороге.

– Что это? – изумилась Лея.

– Мороженое. Ешь быстрей, пока няня не проснулась, – мстительно сказал Матвей.

– Ты чего?! – заверещала девчонка, подкидывая шишку вверх. – Ты издеваешься? Я тебе велела купить взаправдашнее мороженое, а не понарошковое!

– Какие деньги, такое и мороженое. Что ты мне подсунула? Между прочим, это фальшивые сто рублей, и за них можно в тюрьму угодить.

– Это настоящие деньги! Мне папа их дает.

– Папа дает тебе игрушечные деньги, чтобы ты играла в игрушечный магазин, а не покупала мороженое, которое тебе нельзя.

– Неправда! Ты все врешь!

– Ты читать умеешь? Что здесь написано?

Матвей сунул сотенную бумажку Лее под нос.

– Би-лет бан-ка при-ко-лов, – по слогам прочитала та.

– Приколов, понимаешь? Шуток то есть. Спорим, у тебя все деньги такие. Так что давай, говори мне, где видела эту машину. Я же сходил в ларек! А что вернулся без мороженого, так ты сама виновата.

Лея метнула в него гневный взгляд и понеслась в розовый шатер. Вернулась она с резным деревянным ящиком.

– Вот, все мои сокровища в ларце. И деньги здесь. Смотри.

Лея высыпала содержимое ящика на траву. Матвей присел на корточки, просунул руку между прутьями забора и стал ворошить пеструю кучу. Среди блестящих бусинок, цветных тряпочек и другого девчачьего барахла удалось обнаружить только одну настоящую банкноту в пятьдесят рублей.

– Ну вот! – обрадовалась Лея. – Этого же хватит на большой рожок?

– Чего?! – возмутился Матвей. – А ты не обнаглела? Я больше не пойду.

– Пойдешь.

– Не пойду.

– Тогда я ничего не скажу.

– Это нечестно. Ты обещала. Говори!

– Не скажу. Все честно. Я ведь не получила мороженое.

– Сейчас ты в лоб получишь!

Матвей хотел схватить Лею за край балахона, но она резво отпрыгнула от забора на безопасное расстояние.

– Я сейчас няню позову!

– Зови. Она выйдет, и я спрошу у нее про машину. Если ты знаешь, она тоже знает. Правда?

Лея задумалась.

– Не буду звать, – решила она.

– А я позову, – сказал Матвей и нажал кнопку на калитке. – Буду звонить, пока твоя няня не проснется. Она выйдет, и я расскажу ей, что ты хотела налопаться мороженого.

Лея злорадно захохотала.

– Звони, звони. У нас домофон не работает.

Матвей отпустил кнопку звонка и тяжело взглянул на нее.

– Давай полтинник, – сердито буркнул он. – Но если ты и после этого не скажешь, я перелезу через забор и поколочу тебя. Поняла?

Лея победоносно протянула сквозь решетку пятьдесят рублей. Матвей резко выдернул из ее рук деньги и, не оглядываясь, пошел по улице.

И как люди живут с младшими сестрами? Это просто невыносимо. Наглая вредина за каких-то полчаса вымотала ему всю душу. И ведь она посторонняя девчонка, которая никогда не будет жить с ним в одном доме. А если бы у него имелась собственная сестра? Он давно чокнулся бы, это точно.

Парня в ларьке уже не было. Его сменила постоянная продавщица, к которой Матвей сразу кинулся с расспросами. К его великому разочарованию, она ничего не могла сообщить о синем российском внедорожнике и никаких бородатых мужиков не помнила.

Матвей выбрал самое большое мороженое, которое можно было купить на полтинник, и побрел назад, к своей мучительнице. Шел и с удовольствием представлял, как наденет ей этот рожок на голову, прямо между хохолками, вот только получит от нее нужную информацию. И пусть она потом вопит и зовет няню.

– Я такое не ем! – заявила Лея, когда он торжественно продемонстрировал ей свой трофей. Матвей остолбенел.

– Чего?

– Не ем!

– Почему?

– Оно коричневое.

– И что?!

– Я ем только белое.

– А сразу нельзя было сказать?! – не выдержав, заорал Матвей.

– Я говорила! – крикнула Лея, предусмотрительно отбежав от забора.

– Ничего ты не говорила. Ты хотела рожок. Вот тебе рожок.

– Я хотела белый рожок. Я коричневый не буду.

– Будешь! Я тебе его сейчас в рот затолкаю!

Матвей бросил рожок в траву, зацепился руками за перекладины и повис на заборе.

– Ма-ма! – взвизгнула Лея и рванула на крыльцо. – Помогите!

Матвей спрыгнул на землю. Конечно, он не собирался лезть в чужой двор, но надо же было припугнуть эту противную девчонку.

– Ничего не скажу! – крикнула Лея, приоткрыв входную дверь. – Дурак!

– Да ты и не знаешь ничего, – свирепо отозвался Матвей. – Забери свое мороженое. Макака ненормальная.

– Мне такое не надо. Можешь выбросить. А про синюю машину я знаю! Только тебе не скажу!

Лея показала ему язык и убежала в дом. Матвей поднял мороженое, разодрал прозрачную упаковку и вонзился зубами в холодную сладкую массу. Если эта капризуха за ним подсматривает, пусть видит, как он безжалостно расправляется с ее любимой вкусняшкой.

10

Около часа Матвей потратил на то, чтобы еще раз обойти поселок и попытаться хоть что-то выведать у редких прохожих. Он даже осмелился позвонить в несколько домов, сбивчиво объясняя по домофону, что он ищет человека. В одном из коттеджей его обругали и пообещали надрать уши, в другом равнодушно ответили, что не знают никого в поселке. А в трех остальных бросили трубку, даже не дослушав.

Последней каплей стал большой черный лабрадор, бесшумно появившийся возле очередного забора и уставившийся на Матвея пронзительным немигающим взглядом.

Матвей в ускоренном темпе покинул опасную улицу и в изнеможении опустился на высокий каменный бордюр недалеко от выезда из поселка. После сладкого мороженого неимоверно хотелось пить, но ни колонок, ни питьевых фонтанчиков в Озерках не было. Болела спина, болели ноги, а левая пятка горела огнем, как будто с нее содрали кожу.

Матвей развязал шнурки на левой кроссовке и, морщась от боли, стащил носок. Так и есть – мозоль, уже прорвалась. Мокрая розовая ранка саднила. Матвей осторожно промокнул ее чистым местом вывернутого носка. Прохладный воздух немного остудил воспаленную пятку, стало полегче. Матвей недоумевал, как можно было натереть ногу. Ведь кроссовки мягкие и удобные, он их носит два месяца. А тут, стоило немного походить… Хотя почему «немного»? Да последние сутки он только и делает, что ходит и бегает!

Матвей снял вторую кроссовку и с наслаждением вытянул ноги на дорогу. А что? Все равно никого нет. Странные люди живут в этом поселке: понастроили себе огромные дома, попрятались за высокими заборами от всего мира. И дела нет ни до кого. Лишь бы к ним не лезли.

Как в таких условиях можно кого-то отыскать? Полдня потрачено на погоню за тенью. Да и дяди Егора, скорее всего, здесь просто нет. А что, если его вообще нет? И никогда не было – ни его, ни гопников, ни параллельных реальностей? Может быть, это сон? Может, Матвей просто заснул у себя в комнате перед родным монитором? И видит долгий, подробный, изматывающий ночной кошмар?

Как же хочется проснуться!

Босые ноги очень быстро замерзли. Все-таки бабье лето – не настоящее… Матвей обулся, стараясь поменьше задевать открытую ранку, со стоном поднялся и, прихрамывая, заковылял к автобусной остановке.

В седьмом часу Матвей добрался до школы. А куда ему еще оставалось идти? Школа – единственное, что у него сохранилось в этих паранормальных, вернее, параненормальных условиях. В школе были вода, еда, туалет, в конце концов. В школе можно было даже переночевать, если хорошенько спрятаться. Матвей слышал, как однажды Белкин хвастался, что выиграл спор у Чернышова, проведя в школе всю ночь. Он вроде бы забрался в раздевалку спортзала, и его не заметили. Врал, конечно. Но попробовать стоит. Хуже-то все равно не будет.

С едой Матвею не повезло, столовая уже закрылась. А вот медпункт, на его счастье, еще работал. Правда, врача уже не было, но Матвей разжился у задержавшейся медсестры лейкопластырем. Заклеив кровоточащую мозоль, он вздохнул с облегчением. Теперь каждый шаг не причинял ему такой острой боли.

Уроки второй смены закончились, и школа превратилась в «центр досуга и творчества школьников». С шести до девяти работали кружки и секции, которые вели учителя-предметники. Раньше Матвей ни разу не оставался в школе после шести часов, но сейчас был рад любому, даже самому скучному занятию. Требовалось как-то убить время.

Судя по расписанию, сегодня ученики начальной школы рисовали и вышивали, восьмые и девятые классы изучали роль химии в жизни человека, десятые и одиннадцатые – разговорный английский. В спортзале старшеклассницы занимались акробатикой, а в актовом зале шла репетиция мюзикла «Летучий корабль», постановкой которого руководил, конечно же, Олег Денисович.

Матвей прошелся по второму этажу, заглянул к юным химикам в надежде увидеть интересные опыты. Но все десять человек что-то сосредоточенно писали в толстых тетрадях под диктовку учителя.

«Вот радость-то! – фыркнул про себя Матвей, направляясь к кабинету английского. – Какой смысл ходить в кружок, если он ничем не отличается от урока?»

«Англичане» смотрели фильм. Матвей несколько минут постоял в дверях, напряженно вслушиваясь в чужую речь, но кроме «окей» и «о, ноу» не смог разобрать ни единого слова. Правда, в фильме были еще английские субтитры, но они менялись так быстро, что он не успевал их даже прочитать, не то что перевести.

Выходило, что этот кружок отличается от урока, даже слишком, но посещать его тоже нет смысла. Пустая трата времени.

Матвей поднялся на четвертый этаж и осторожно приоткрыл дверь актового зала. Он сразу услышал знакомый звучный голос Олега Денисовича, перекрывающий громкую музыку. Общий свет не горел, два передних прожектора освещали сцену. Милославу и Артемьева, стоящих посреди нее, видно было прекрасно. Как и классного руководителя, мечущегося в кулисах и энергично размахивающего руками в такт фонограмме.

Матвей незаметно скользнул в темноту и бесшумно откинул сиденье на одном из последних рядов.

– Забава, звезда моя! Ты сегодня решительно не попадаешь в ноты! – кричал Олег Денисович. – Царь-батюшка, активнее, активнее! Что ты как тюлень на льду! Да что с вами такое? Комета так на всех повлияла? Ну, с припева, начали!

– А я не хочу, не хочу по расчету! А я по любви, по любви хочу! – высоким голосом запела Милослава, швыряя на пол пластмассовые тарелки. Артемьев неуклюже топтался возле нее.

Матвей замер в своем кресле. Ничего себе, она еще и поет! И довольно неплохо. И играет главную роль. Выходит, у нее с Денисычем нормальные отношения. Ну да, она же наверняка активистка, все мероприятия посещает.

Матвей смотрел на Милославу и недоумевал: зачем ей это надо? У нее есть дом, есть ключи, которые этот дом открывают, есть своя комната и компьютер. Можно же вечер провести другим, более приятным способом. Почему она здесь? Что ее держит?

Тем временем на сцену поднялись три девчонки с метлами: видимо, бабки-ёжки. Матвею странно было видеть, как его одноклассницы скачут на метлах. И к тому же их было всего три, а не целый эскадрон, как в мультике про Иванушку и царевну Забаву. Больше бабок-ёжек в классе не нашлось, что ли?

Вдруг раздался пронзительный девчачий визг, и на сцену с тяжелым грохотом рухнула правая штанга с висящим на ней занавесом. Музыка смолкла. В наступившей тишине послышался взволнованный голос Олега Денисовича:

– Все целы? Никого не задело?

– Нет, – в один голос выдохнули бабки-ёжки.

– Что ж за день такой? Все из рук вон! – в сердцах воскликнул учитель.

– Да это Ватрушкин на репетицию пришел! Верняк! – звонко завопил кто-то с первого ряда. – Это из-за него все кувырком!

– Эй, Ватрушкин, ты в зале? Включите свет! Ватрушкин, будь другом, свали отсюда! Тебя же просили не приходить, – один за другим раздались негодующие выкрики. От последнего ряда отделилась едва различимая тень и метнулась к выходу. В проеме открывшейся двери Матвей успел заметить знакомую невысокую фигурку. Ватрушкин! Он и в самом деле был на репетиции.

Опасаясь, что свет все же загорится и вместо Ватрушкина в зале обнаружат его, Матвей вскочил и поспешно выбрался за дверь.

– Как это у тебя получается? – спросил он Веню, догнав его в конце коридора.

– Что… получается? – пробормотал Ватрушкин в своей манере.

Матвей кивнул в сторону зала.

– Вот это… Погром.

– Я же ничего не делал… Я просто смотрел…

– Да тебе и делать ничего не надо. Ты опасный человек, Ватрушкин. С тобой рядом – как на пороховом складе.

Веня виновато улыбнулся. Матвей махнул рукой и пошел к лестнице.

– Ты нашел? Ну, тот момент, когда… Нашел? – спросил Ватрушкин.

Матвей обернулся:

– Ничего я не нашел. И никого. Как можно найти человека, если известно только имя и марка машины?

– По номеру на машине. Если, конечно, знаешь номер.

– Знаю я номер. И что? Где я возьму адрес?

– В полиции. У них есть базы. А зачем тебе этот человек?

Матвей не ответил. Он несколько секунд смотрел на Ватрушкина застывшим взглядом, потом резко повернулся и побежал вниз.

Ну конечно! Полиция! Почему он сам до этого не додумался? Полицейские по номеру машины могут узнать адрес ее владельца. Понятно, конечно, что они Матвея и слушать не станут. Но ведь в доме Добровольских живет капитан полиции – отец Гошки Тихонова. И почему бы ему не помочь Матвею по-соседски? Тем более тот защитил его сына от гопников и сам из-за этого пострадал!

И только перед дверью своего подъезда Матвей сообразил, что в параллельной реальности Гошку никто не спасал и теперь он в больнице. Но все-таки стоит попытать счастья, поговорить с Гошкиным отцом.

Не хотелось решать такие вопросы по домофону, поэтому Матвей сразу взбежал на пятый этаж и принялся терзать дверной звонок. На нетерпеливые заливистые трели никто не отозвался. Дома у Гошки никого не было. Матвей медленно спустился на третий этаж и остановился возле своей двери. Рука сама собой нырнула в карман и нащупала ключ.

А вдруг все опять изменилось? Вдруг все уже в порядке? Может, дело вовсе не в каких-то там вероятностях и реальностях, а в чем-то другом? Он вышел из дома вчера вечером, и это еще был его дом. Пришел утром – дом стал чужим. Сейчас снова вечер. Вдруг вернулось правильное положение вещей, и Матвей снова стал хозяином своей квартиры? Почему бы и нет!

Он вытащил ключ и попытался вставить его в замочную скважину. Только бы получилось! Только бы…

Нет, не входит.

Ничего не поменялось.

Матвей разочарованно выпрямился. Затылком он почувствовал, как открылась дверь напротив, и услышал знакомый голос:

– Да что же это делается? В квартиру лезут прямо у всех на глазах! Ничего не боятся, бандюки проклятые!

Соседка тетя Валя! Так быстро засекла его! Десяти секунд не прошло, как он подошел к квартире. Живет она у дверного глазка, что ли? С такой охранницей и сигнализацию ставить не нужно.

– Да никакой я не бандит, теть Валь! – с досадой воскликнул Матвей. – Вы же меня помните, я сегодня утром приходил.

– То-то и оно, что помню. Только кто ты такой, мы так и не выяснили. О, вот полиция нам поможет. Здравствуйте, Иван Николаевич.

По лестнице поднимался Гошкин отец в форме капитана полиции.

– Чего шумишь, Валентина Борисовна? – устало поинтересовался он. – Тебя с первого этажа слышно.

– Вот этот целый день тут крутится, квартиру взламывает! – тетя Валя с готовностью указала на Матвея.

– Ничего я не взламываю! – возмутился тот.

– Утром отмычкой в замке ковырял, а сейчас опять пришел. Пронюхали, что девчонка одна дома осталась, Полина-то уехала вчера. И Саша тоже уехал. А я ведь ее предупреждала, что сейчас не лучшее время, чтобы разъезжать. Опасный период…

– Ближе к делу, – прервал ее капитан.

– Ну вот, я же и говорю, надо выяснить, кто он, – не сбавляя тона, вещала соседка. – Вдруг он знает этих, вчерашних, которые на вашего сына напали. А я, между прочим, тоже вчера поздно возвращалась, через арку шла. Так что и меня могли…

– Теть Валь! – воскликнул Матвей. – Ну что вы выдумываете! Я вообще здесь ни при чем.

– Тише, Валентина Борисовна. Разберемся. Ты кто такой? – спросил Гошкин отец. – К кому ты пришел?

– Я… к Добровольской пришел. Я ее одноклассник, – сказал Матвей, понимая, что сейчас не самый подходящий момент обращаться к нему с просьбой.

– Ну вот видишь, это всего лишь одноклассник, – заметил капитан Тихонов.

– А зачем он ковырялся в замке? – не успокаивалась бдительная соседка.

– Она дала мне ключ, чтобы я забрал костюм для спектакля. Она на репетиции, – Матвей повертел ключом перед носом тети Вали. – Только ключ почему-то не подходит. Наверное, перепутала. Придется возвращаться без костюма.

Соседка недоверчиво покачала головой. Матвей понимал: эта версия трещит по швам и его можно загнать в угол парой-тройкой вопросов. Но главное было убедить капитана полиции в том, что он вовсе не криминальная личность, а обычный школьник, к тому же друг Милославы. Поэтому он старался держаться спокойно и уверенно. Сейчас лучше с достоинством удалиться, чтобы прекратить дальнейшие расспросы, а завтра уже можно обратиться к Гошкиному отцу как к старому знакомому и соседу «одноклассницы».

– Ну, я пошел, – сказал Матвей и сделал шаг к лестнице.

– Иван Николаевич, и вы его просто так отпустите? – заволновалась тетя Валя. – А если он вернется ночью и все же залезет в квартиру?

– Погоди-ка, – Гошкин отец преградил Матвею путь. – Говоришь, учишься с Милославой? Давай ей позвоним, пусть подтвердит.

– Если хотите, звоните, – пожал плечами Матвей, понимая, что вряд ли у кого-то из них есть номер Милославы. – Я свой телефон дома оставил.

«На зарядке», – добавил он мысленно и хмыкнул про себя. Именно с «телефона на зарядке» и началась вся эта свистопляска.

– Точно врет! – обрадовалась соседка. – Звонить не хочет.

– Да не вру я, – Матвей полез в карман куртки и вытащил школьный пропуск. – Нате, смотрите. Школа та же, класс тот же.

Он специально держал пропуск так, чтобы большой палец перекрывал фамилию. Еще не хватало, чтобы они ее заметили.

– Ну что, убедились? До свидания, я ухожу.

Не успел Матвей пробежать и одного лестничного пролета, как столкнулся с поднимающейся Милославой.

– Опять ты? – вскрикнула она, отпрянув в сторону. – Я же тебе сказала, отстань от меня!

– Это твой одноклассник? – спросил сверху капитан Тихонов.

– Какой одноклассник? Я его вообще не знаю. Утром в первый раз увидела, он около нашей двери отирался!

Матвей сделал гигантский прыжок через пять ступеней сразу и с грохотом помчался вниз. Объяснять что-либо было бессмысленно, его уже и обвинили, и приговорили. Вслед ему несся пронзительный вопль соседки:

– Я же вам говорила-а-а!

Выскочив на улицу, Матвей ринулся к соседнему подъезду, возле которого не горел фонарь. Укрывшись в темноте от посторонних глаз, он напряженно ждал продолжения погони и готов был в любую секунду сорваться с места. Когда стало понятно, что никто не собирается его преследовать, Матвей побрел на детскую площадку. Свет от фонарей туда не попадал, и можно было не бояться, что его заметят из окон.

Карусель тихо вращалась, и на ней кто-то сидел. Матвей настороженно замер.

– Это я, – сказал знакомый голос.

У Матвея уже не хватало сил удивляться. Он подошел к карусели и запрыгнул на холодную железную дугу.

– Ватрушкин, тебе заняться больше нечем? – устало проговорил он. – Что ты за мной ходишь?

– Ничего не получается? – спросил Веня.

Матвей подавил тяжелый вздох. Да, у него вообще ничего не получается. Все, что он пытается сделать, заканчивается провалом. Он потерял все, что у него было, и оказался на улице, одинокий и никому не нужный. Это она все у него отняла, чужая девчонка с дурацким именем. Милослава. Она заняла его место.

Матвей поднял голову и с тоской посмотрел на освещенные окна своей квартиры.

– Я не знаю, что делать, – вырвалось у него. – Я домой хочу.

Веня спрыгнул с карусели.

– Пойдем.

– Куда?

– Ко мне. Ты же не можешь ночевать на улице.

– К тебе?! – насмешливо воскликнул Матвей. – А я до утра доживу? Судя по сегодняшней репетиции, шансов немного.

– А у тебя там, ну, в твоем мире, все точно так же? – тихо спросил Веня.

Матвей ногой остановил карусель.

– Ты о чем?

– Весь класс так же от меня шарахается? Там я тоже для всех… недоразумение?

Матвей удивленно посмотрел на Веню, но лица в темноте разглядеть не смог. Надо же! Никогда бы не подумал, что Ватрушкина задевают школьные насмешки. Он всегда улыбался в ответ на издевки и безропотно удалялся, когда его прогоняли.

– Поверь мне, Ватрушкин, – сказал Матвей, – лучше уж быть недоразумением в двух реальностях, чем совсем исчезнуть из одной.

– Значит, не пойдешь ко мне? – полуутвердительно произнес Веня.

Матвей вздохнул. Вариантов-то на самом деле немного – либо ночь на улице, либо опасное соседство с Ватрушкиным. В школу все равно уже не пустят, слишком поздно.

– Ладно, пойдем. Только сразу предупреждаю: тебе придется найти для меня какой-нибудь гигантский бутерброд. Иначе в твой послужной список добавится еще один несчастный случай.

– Я этого не допущу, – заверил Веня. – У нас в холодильнике целая кастрюля голубцов.

– Какой веский аргумент! – воспрянул духом Матвей.

11

Ватрушкин жил через две улицы в высотном доме, на тринадцатом этаже.

– Почему-то я не удивлен, – пробормотал Матвей в лифте, когда Веня нажал на кнопку с цифрой тринадцать.

– Что? – не расслышал тот.

– Нет, ничего… Давай договоримся, чтÓ будем врать твоим родителям. Чтоб одинаково было.

– Не надо ничего врать. Лана на работе.

– Кто?

– Лана. Моя тетя.

– А остальные?

– Остальные? – улыбнулся Веня. – Не беспокойся, ни черепаха, ни золотая рыбка тебя даже не заметят.

– Ты живешь с тетей, черепахой и рыбкой? – уточнил Матвей.

Ватрушкин кивнул.

– А Лана – это Милана?

– Нет, Светлана. Просто по семейной легенде мне в двухлетнем возрасте сложно было выговаривать «тетя Света», и она приучила меня звать ее Ланой. Вот так и зову.

Привык.

В квартире пахло чем-то сладким и печеным. У голодного Матвея закружилась голова от упоительного аромата.

– Обалдеть! Как в кондитерской, – восхищенно выдохнул он.

– Это Лана… творожную запеканку сделала, – объяснил Веня. – На завтрак. Она придет только в одиннадцать утра, поэтому заранее…

– Она у тебя в ночную работает?

– Сегодня да.

– Это хорошо.

Пока у Вени в кухне что-то гремело и опрокидывалось, Матвей прошелся по комнатам. Раз уж попал сюда, надо посмотреть, как живут такие чудаки. Сказал бы кто Матвею раньше, что он придет в гости к Ватрушкину, будет делить с ним ужин и ночлег, он ни за что не поверил бы. Да он и сейчас не до конца верил. Он дома у Ватрушкина! У того самого печально известного Ватрушкина из седьмого «Б», которого все старались обходить стороной. Это было что-то из области фантастики. Примерно то же самое, что и параллельные вселенные.

В комнате Ланы не обнаружилось ничего интересного. Чисто, аккуратно, все на своих местах; на подоконнике вазочка, на столе какое-то вязание, на стене в рамке черно-белая фотография, где две девчонки обнимаются и хохочут в камеру – в общем, скучно. Из общей картины выбивалась только гитара на стене, к тому же не обычная, желтоватая, а почти красная. Хотя почему бы ватрушкинской тетке не иметь гитару? Может, она в далекой молодости ходила с ней в походы и пела песни у костра. Чем еще оставалось заниматься в те давние времена, когда не было ни компьютеров, ни интернета… Жуть, бедные люди!

В комнате Ватрушкина сразу бросились в глаза двухъярусная кровать, полки с книгами и три больших красочных постера над письменным столом. Матвей подошел ближе. На каждом было одно и то же женское лицо, но в разных ракурсах. Артистка, что ли, какая? Новая хохма: неудачник Ватрушкин влюбился в актрису!

– Это моя мама, – застенчиво сказал Веня, подходя сзади к Матвею. – Она у меня певица. Правда, красивая?

Матвей ошеломленно оглянулся на него.

– Мама? Ты не врешь? А где она сейчас?

– В Москве живет.

– А ты почему здесь? Почему не с ней?

– Ну… у нее концерты, гастроли… А мне учиться надо… Я пока с Ланой. Но она меня обязательно заберет к себе…

– Когда заберет?

– Скоро уже. Может, даже в следующем году.

– И как ее зовут?

– Галина.

– Что-то я никогда не слышал про певицу по имени Галина Ватрушкина, – фыркнул Матвей.

– Она же не под своим именем поет, – пояснил Веня. – У нее сценический псевдоним. Доротея. Пойдем, я уже разогрел.

– Доротея? Все равно не слышал, – заметил Матвей и отправился вслед за ним на кухню.

– Так кого ты искал? – спросил Веня, дождавшись, когда гость расправится с тремя голубцами и примется за четвертый. – Что это за человек на машине?

– Это рыбак, дядя Егор, – с набитым ртом сказал Матвей. – Я наткнулся на него ночью в лесу. У него «УАЗ Патриот», темно-синий. Номер О-008-ОО.

– А зачем он тебе?

– Ты же сам говорил: надо найти момент перехода. Вот я и хочу понять, в какой реальности я его встретил. Если узнает меня – значит, в этой.

– А что ты делал в лесу ночью?

– Шкуру спасал, – ответил Матвей, гипнотизируя взглядом последний голубец, лежащий у него на тарелке. Съесть, или уже хватит?

– Слушай, может, ты расскажешь все по порядку? – предложил Веня, доставая из духовки сковороду с запеканкой. – А то, честно говоря, не совсем понятно. Вернее, совсем непонятно. Тебе положить кусочек?

Матвей с сожалением отодвинул от себя тарелку с голубцом, рассудив, что и то и другое в него просто не влезет.

– Далеко не убирай, – предупредил он. – Я все равно доем. Попозже.

Веня разлил чай по бокалам, уселся напротив Матвея и приготовился внимательно слушать. Даже снял висящие на шее наушники и убрал их в карман. Матвею понадобилось десять минут и два куска запеканки, чтобы посвятить Ватрушкина во все детали. Одновременно закончив жевать и говорить, он сыто откинулся на мягкую спинку кухонного дивана.

– Все верно, – согласился Веня. – Нам действительно нужен этот рыбак.

– Нам? – переспросил Матвей.

– Ну… то есть… – Веня смутился.

– Слушай, Ватрушкин, мы, конечно, можем вместе подумать, что делать дальше, но выбираться я буду сам, – твердо сказал Матвей. – Без обид. С твоей помощью я тут навечно застряну. Ну, ты понимаешь.

– Ладно, – покорно кивнул Веня. – Но рыбака ты сам не найдешь. Тут надо подключать взрослых.

– Я уже пытался «подключить» нашего соседа. Только из-за этих двух психопаток теперь и на глаза ему попадаться нельзя. Живо арестует.

– Знаешь что? Нужно все рассказать Олегу Денисовичу. Он всегда помогает в трудных ситуациях.

– Ты что, рехнулся? Денисычу? Да ни за что! Он меня терпеть не может!

– Но не в этой вероятности.

– Нет, исключено. Не хочу я его ни о чем просить. Да и не поверит он.

– Ну а вдруг?

– Ватрушкин! Как он поверит в такое? Я и сам до сих пор не верю!

– Но он может найти адрес. У него знакомый в ГИБДД работает.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, помнишь, к нам на классный час гаишник приходил, рассказывал про всякие ситуации на дороге? В смысле, к вам ведь тоже приходил, в вашей вероятности?

– Не помню, – буркнул Матвей. Может, и было такое. Откуда ему знать, что творится на классных часах, если он их не посещает?

– Перед уроком они общались в коридоре, – продолжил Веня. – Олег Денисович называл его как-то по-свойски – то ли Костян, то ли Вован. Значит, они давно знакомы и даже дружат. Кстати, может, ничего и не рассказывать, а просто попросить найти машину?

– Слушай, я не хочу общаться с классным! – рассердился Матвей. – Знаешь, что он мне сказал? Хотя неважно. Мы с ним практически враги. Я не буду ни о чем его просить.

– А у тебя есть выбор? – уточнил Веня.

Матвей промолчал. Да уж, ситуация не та, чтобы привередничать. Правда, папа говорит, что выбор есть всегда. Только что-то ты выбираешь с удовольствием, а что-то – через силу.

– Может, завтра пойти в полицию? – предложил Веня.

– Ага, и сдаться! Сказать, что это я малышню режу в подворотне и чужие квартиры вскрываю, – с усмешкой подхватил Матвей. – Вот Гошкин отец обрадуется.

– Да нет, я о другом. Можно сказать, что тебя подвозил человек на машине, а ты у него в салоне что-то забыл. Ну, куртку, там, или кепку. Может, дадут адрес?

– Нас и слушать никто не будет. Скажут, ведите родителей, пусть они заявление пишут.

– А если… Лану попросить, чтобы она сходила с нами?

– Еще и тетку твою втягивать! Она спросит меня: почему твои родители не в курсе? Блин, как все запутано! Заварила кашу эта… Милослава. Все из-за нее! Хожу теперь как бомж, весь грязный, – Матвей потер руками бурые разводы на джинсах.

– При чем тут Милослава? – пожал плечами Веня. – Ты же влез в ее мир, а не она в твой. А то, что грязный, – не проблема. Джинсы и постирать можно. Да и куртку. Она у тебя тоже… в стирку просится. Надо привести тебя в приличный вид. Неизвестно, с кем завтра придется общаться.

С этим Матвей был полностью согласен. К грязному беспризорнику окружающие отнесутся иначе, чем к аккуратно одетому, воспитанному мальчику. Может, сегодня и не получилось ничего именно по этой причине?

Матвей послушно переоделся в предложенные Веней вещи – футболку и спортивные штаны, которые, правда, были коротковаты. Замызганные джинсы и куртку бросил на пол возле стиральной машины.

– Проверь карманы, – попросил Веня. – А то я вечно что-нибудь забываю вытащить: деньги, ключи, печенье… Лана ругается и грозится в следующий раз запихнуть в машинку меня.

Матвей быстро ощупал пустые карманы джинсов и засунул их в барабан.

– Ты точно уже стирал в этой машине? – с сомнением поинтересовался он, захлопывая круглую дверцу.

– Да, а что?

– Сам?

– Ну… да.

– И все обошлось? Ничего не сломалось, не замкнуло, не взорвалось? Просто не хотелось бы без джинсов остаться. Дай-ка я сам нажму пуск. На всякий случай.

Веня покорно подвинулся, уступая ему место. Матвей запустил машину и принялся за куртку.

– Ого, сколько карманов! – восхитился Веня. – Десять? Двенадцать?

– Восемнадцать, – гордо сказал Матвей, опустошая один карман за другим. – Мне папа ее из командировки привез, из Канады. Я заказывал такую, чтоб карманов было побольше. Знаешь, как удобно?

На кухонном столе появились школьный пропуск, проездной, ключи, десятирублевая монета, оставшаяся от полтинника Леи, аптечная дисконтная карта, которую Матвей забыл вернуть маме в воскресенье, и телефон.

– Классная модель, – Ватрушкин провел пальцем по экрану. – Я тоже такую хотел, только Лана сказала, что терять дешевые телефоны приятнее.

– Ее можно понять. И много ты их уже потерял?

– Да нет… Всего три. И один разбил… Он ведь у тебя 4G поддерживает?

– Да, только он почему-то сегодня не работает. Как будто симка заблокировалась.

– То есть вчера работал, а сегодня перестал? – уточнил Веня.

Матвей кивнул.

– Хочу позвонить, а он пишет: «Только для экстренных вызовов!»

– Наверно, в этой вероятности твой номер у кого-то уже есть, – предположил Ватрушкин. – Поэтому второй точно такой же здесь не работает. Его как бы нет.

– Точно! Мне мама симку покупала, значит, и… этой тоже! – воскликнул Матвей. – Получается, мой номер у нее?

– Возможно. Но не факт.

– Тогда тащи свой телефон. Будем ей звонить.

– А если это не ее номер? Если ответит незнакомый человек?

– Вот сейчас и проверим.

Веня без возражений принес простенькую трубку с треснутым экраном, и Матвей по памяти набрал собственный номер. Кинул взгляд на свой телефон. А вдруг зазвонит? Как-никак он вызывает себя. Но нет, его телефон неподвижно лежал на столе, не подавая признаков жизни.

– Алло! – раздался в трубке голос Милославы. Матвей сразу его узнал. И представил: она держит телефон возле уха, брови слегка нахмурены, как сегодня днем в школьном дворике, и на лбу от этого озабоченная складка. А на голове ободок. Или нет, тюрбан из маминого полотенца.

– Алло, – повторила Милослава. – Я вас не слышу.

– Квартира Табуреткиных? – зажав нос двумя пальцами, прогундосил Матвей.

– Нет. Вы не туда попали, – вежливо ответила Милослава.

– Передайте Сидору Сидорычу, чтобы спускался. Навоз уже привезли, – равнодушно прогнусавил Матвей, подмигивая Ватрушкину.

– Я вам сказала, вы ошиблись номером, – голос Милославы посуровел.

– Тридцать мешков, как договаривались. Поднимать будете сами, вы подъем не оплачивали.

– Вы что, русского языка не понимаете?!

– Только побыстрее спускайтесь, а то все крыльцо завалено вашим навозом. Жильцы ругаются, пройти негде.

– Идиоты! – гаркнула Милослава и отключилась.

– Подожди, это была только первая серия, – злорадно хмыкнул Матвей и повторил вызов.

– Зачем? – слабо запротестовал Веня. – Она же номер запомнит.

– Табуреткины! – строго сказал Матвей в трубку, снова изменив голос с помощью зажатого носа. – Что еще за выходки, Табуреткины? Вы будете убирать свой навоз или нет?

На этот раз Милослава отключилась практически сразу, гневно прошипев что-то неразборчивое. Веня укоризненно посмотрел на Матвея.

– Что ты к ней привязался?

– Пусть знает! – мстительно проговорил тот, возвращая телефон.

12

Вскоре стиральная машина подала сигнал: стирка окончена. Матвей вспомнил, что проверил еще не все карманы куртки, и вернулся к своему увлекательному занятию. К предметам на столе добавились несколько проездных билетов, магнит на холодильник и… Вот это сюрприз!

– Вау!!! – взревел Матвей во всю глотку.

Веня вздрогнул от неожиданности и выпустил из рук пакет со стиральным порошком. Пакет тяжело шлепнулся на пол, и на линолеуме образовалась белая горка с синими крапинами. Сразу запахло ненастоящим, химическим лимоном.

– Смотри, что у меня есть! – Матвей торжественно продемонстрировал Вене пятитысячную купюру. – Вот я тормоз! Весь день голодал, в маршрутку не мог сесть, автобуса ждал, а у меня в кармане было целых пять тысяч! Мне мама перед отъездом дала, а я забыл!

Матвей залез в последний карман и извлек сложенный вчетверо листок. Веня горстями собирал с пола порошок, с любопытством следя за гостем.

– А это что?

– Что, что… Донос. Твой распрекрасный Денисыч написал моим родителям, чтобы в школу пришли. Я отдать не успел. Теперь, наверно, и не отдам. Можно порвать.

– Стой! – воскликнул Веня, выхватывая лист из рук Матвея. – Зачем рвать? Это же доказательство.

– Какое доказательство?

– Для Олега Денисовича.

– Я не собираюсь ему ничего доказывать.

– Завтра ты покажешь ему эту записку. Думаешь, он не узнает свой почерк? А подпись? – Веня потряс листком перед лицом Матвея. – Его подпись подделать нереально, все это знают. Как он объяснит, откуда у тебя письмо, которого он никогда не писал? Причем адресовано оно родителям ученика, который никогда у него не учился? Ему останется только поверить. Понимаешь?

Взгляд Ватрушкина горел вдохновением. Огоньки кухонной люстры отражались в треснутых стеклах очков, и казалось, что лицо Вени светится изнутри. Матвей никогда его не видел таким оживленным и уверенным. Это был какой-то другой Ватрушкин, не тот, которого он каждый день встречал в школе.

– А в разных вероятностях люди отличаются друг от друга? – спросил Матвей. – Ну, к примеру, Денисыч там и Денисыч здесь – они разные? По характеру.

– Думаю, люди везде одинаковые, во всех вероятностях, – сказал Веня, запуская стиральную машину с загруженной в нее курткой.

– Что значит «во всех»? Их что, много? – удивился Матвей.

– Конечно. Сотни, тысячи. А может, и больше.

– Как это?

– Ну… – Веня сосредоточенно потер лоб, задел заклеенную бровь и поморщился. – Вот, смотри. Я представляю это так.

Он принес из комнаты лист бумаги и карандаш. Сдвинул бокалы в сторону, расположился за столом и нарисовал на листе неровный вертикальный овал.

– Это событие.

– Какое?

– Любое. Ну, например, школьная команда играет в футбол.

Ватрушкин криво вписал в овал слово «футбол».

– Событие? Событие. У него будут последствия, ведь чем-то оно должно закончиться. Какие есть варианты?

– Понятно какие: либо проиграют, либо выиграют.

Веня провел в сторону от овала длинную горизонтальную черту, затем, чуть ниже, еще две, параллельно друг другу. Матвей заинтересованно следил за его художествами.

– Здесь они выиграли, здесь проиграли. Вот это и есть вероятности. То есть возможные продолжения события.

– А третья зачем?

– А если ничья? А если матч сорвется из-за дождя или по другой причине? – Веня дорисовал еще две черты. – Вариантов много. Ситуация может повернуться по-разному. И последствия будут тоже разными. Вот здесь, – он показал на верхнюю прямую, – все радуются и получают подарки. Здесь – огорчаются и завидуют победителям. Ну и так далее. Есть теория, что вероятности одинаково реальны. Все варианты события существуют одновременно в разных вероятностях.

– То есть я живу и в других вероятностях тоже?! – ошеломленно воскликнул Матвей.

– Почему нет? Я же живу. Я есть и в твоей реальности, и здесь. И еще где-то.

– Обалдеть!

– Есть мелкие события, как футбольный матч, а есть глобальные, которые меняют дальнейшую жизнь. А раз последствия разные, вероятности могут очень сильно отличаться друг от друга. Так и с тобой. В одной вероятности у твоих родителей дочь, а в другой – сын. Изменения касаются только твоей семьи. Ну, еще тех, кто с вами связан. А остальные живут точно так же. Поэтому и я, и наш класс, и твои соседи – все мы есть в этой вероятности. А о тебе никто ничего не знает, потому что тебя здесь никогда не было. Ясно?

Матвей помолчал, переваривая услышанное. Потом сказал неуверенно:

– Но это все только предположение. Ты сам говоришь, теория. Это же не доказано.

– А ты? – Веня посмотрел на него серьезно. – Разве ты не доказательство?

Теперь Матвей молчал дольше. Кусочки непростого пазла пытались сложиться в его голове. Как можно жить одновременно в разных реальностях? Он ведь не сомневается, что живет только в одной. Про другие вероятности он ничего не знает, значит, его там и нет. Но как же продавщица с пирсингом, Гошкин отец, тетя Валя? Они есть и там, и здесь. Он видел их собственными глазами в обеих вероятностях. Те, которые живут «здесь», ничего не знают о своих двойниках «оттуда». И тоже удивились бы, если бы им об этом сказали. А Ватрушкин? Вернее, Ватрушкины. Их тоже двое, и каждый живет своей жизнью в своем измерении. И считает, что именно его вероятность реальная.

Нет, это за гранью человеческого понимания.

– Так вероятности все-таки параллельные? – задал Матвей давно мучавший его вопрос. – Тогда как они пересеклись? Как я сюда попал?

– Не знаю. Наверно, произошло что-то такое… В общем, их что-то сильно всколыхнуло.

– Как это?

Веня порывисто вскочил, чуть не смахнув со стола бокалы и сахарницу.

– Пойдем.

– Куда?

– Покажу, как это было.

Матвей как загипнотизированный отправился вслед за ним. Веня привел его в комнату Ланы и показал на гитару.

– Видишь струны?

– Естественно, вижу, я же не слепой.

– Представь, что это параллельные реальности. Вот эта и эта, – показал он на соседние струны, – наши с тобой вероятности.

– Ну?

– А теперь смотри!

Веня оттянул мизинцем две крайние струны и резко отпустил. Гитара издала пронзительный звук. Вибрирующие струны на глазах превратились в широкие дрожащие полоски, и уже невозможно было различить, где кончается одна и начинается другая. Струны практически слились в одну.

– Вот примерно так. Что-то их взбудоражило, и они перемешались. Но что вызвало колебания, я не знаю. Наверно, что-то очень мощное.

Матвей зажал ладонью гриф. Гул оборвался.

– Ватрушкин, откуда ты все это знаешь? Нам в школе такого не рассказывали.

– Мне нравится… Я интересуюсь… давно уже, – вдруг засмущался Веня и снова стал прежним – нерешительным и словно в чем-то виноватым. С таким Ватрушкиным общаться было привычнее, и у Матвея прорвался обычный насмешливо-снисходительный тон.

– Интересуешься? Ты же только вот этим интересуешься, – он подергал за наушник, свисающий из кармана Вени. – Музыкой своей, из-за которой не видишь и не слышишь ничего!

– Это не музыка, – застенчиво улыбнулся Ватрушкин.

– Как не музыка? А что ты постоянно слушаешь? Наушники из ушей не вынимаешь.

– Это книги.

– Какие книги?

– Фантастика. О параллельных реальностях.

Матвей едва дождался, когда закончится стирка. Ноги налились тяжестью, голова гудела, и ее все время хотелось куда-то прислонить. Становилось все труднее держать глаза открытыми. Этот бесконечный день совсем вымотал его. Раньше столько событий и за неделю не происходило, а тут… Одни-единственные сутки вместили в себя кучу происшествий. Всего за несколько часов жизнь кардинально изменилась.

Веня, видимо, заметил его осоловевший взгляд и позвал укладываться.

– Ты где больше любишь спать, наверху или внизу? – спросил он.

Матвею было все равно, лишь бы рухнуть куда-нибудь и закрыть глаза. Тем более он не знал ответа на этот вопрос. В его комнате кровать стояла обыкновенная, одноэтажная, поэтому Матвей всегда спал «внизу». Но тут вдруг ему вспомнилось, что, когда они с семьей путешествовали на поезде, он с удовольствием забирался на верхнюю полку и наслаждался там мерным покачиванием и стуком колес.

– Наверху, – сказал он. Веня молча забрался по лесенке и начал скатывать в рулон одеяло с подушкой. Матвей тупо следил за его действиями.

– Это моя постель, – пояснил Ватрушкин. – Я уберу ее вниз, а тебе постелю чистую наверху. Правда, одеяла у нас больше нет… Но ничего, я отдам тебе свое, а сам возьму плед. У нас уже три дня тепло, не замерзну.

Матвей промолчал. Удивляться, а тем более спорить было лень. И спрашивать, зачем одному Ватрушкину двухъярусная кровать, тоже. Общаться вообще не было желания. Матвей забрался на второй ярус и с наслаждением вытянулся во весь рост.

Веня потушил лампу. Матвей натянул до подбородка легкое как пух одеяло. Приятно гладкий пододеяльник пах свежестью и утюгом, совсем как дома. Рассеянный свет от фонарей и уличной рекламы, пробиваясь сквозь неплотно задернутые шторы, чертил на стене замысловатые геометрические фигуры. От знакомого запаха, от игры света и тени становилось по-домашнему хорошо и спокойно. Даже можно было помечтать, что лежишь в своей комнате, в уютной постели, защищенный родными стенами. И весь сегодняшний кошмар остался за пределами этой комнаты.

Матвей закрыл глаза и начал проваливаться в сон. Уже где-то на границе, между сном и явью, он услышал странные звуки. Чьи-то осторожные шаги. Матвей мгновенно проснулся. Что это? Приснилось или нет? Он приподнялся на локте и прислушался. Тишина. Подождал немного. Нет, ничего. Видимо, все же показалось. Что ж, неудивительно, после сегодняшнего сумасшедшего дня и не такое померещится.

Матвей упал на подушку. Поерзал немного, устраиваясь поудобнее, глубоко вздохнул и затих. И в этот момент отчетливо услышал шаги в коридоре. Кто-то явно крался там, замирал на мгновение и снова двигался. Матвею внезапно стало жарко. Сердце заскакало в бешеном ритме. Кто это может быть? Тетя вернулась? Чего она тогда крадется, как воровка? В своем доме она двигалась бы поуверенней. А если и правда кто-то чужой?

– Ватрушкин! – зашептал Матвей, свесившись через перекладину. – Ватрушкин, ты спишь?

– М-м-м, нет еще, – сонно промычал Веня.

– Ватрушкин, проснись. У вас там кто-то ходит.

– Чего?

– Кто-то ходит по коридору. Я слышал шаги.

– Какие шаги?

Веня, наконец, проснулся. Сел на постели, потирая руками лицо. Потом нащупал свои очки, лежащие возле подушки.

– Ты слышишь? – громким шепотом спросил Матвей.

– Ничего не слышу, – зевнул Веня.

– Тихо! Молчи!

Наступила тишина. Ничего, ни единого звука, кроме тиканья настенных часов и далекого шума шоссе за окном.

– Он услышал, что мы проснулись, и притаился!

– Да кто он?

– Не знаю кто. Это твой дом. Вот сам и разбирайся.

Веня встал и, шлепая босыми ногами, пошел в коридор. Разбираться. Матвей поежился. Вот безбашенный! А если его там пристукнут? А потом доберутся и до него, Матвея. Вовсе неудивительно, что воры выбрали квартиру Ватрушкина. Но почему именно в ту ночь, когда здесь находится совершенно посторонний человек?

Из коридора раздался смех Вени:

– Ой, да это же Тузик!

От его веселого голоса Матвея немного отпустило. Он понял, что сегодня, скорее всего, останется в живых.

– Какой еще Тузик? – ворчливо спросил он. – Ты не говорил, что у тебя еще и собака.

– Да не собака. Тузик – черепаха, – ответил из коридора Веня.

– Черепаха?! – изумился Матвей. – Твою черепаху зовут Тузик?

– Ну да. А что такого?

– Черепах так не называют. Черепаха Тузик. Анекдот!

– А как его надо было назвать? Я черепашьих имен не знаю. Только Тортилла, но ему не подходит, он же мальчик.

Веня вернулся в комнату и запрыгнул в постель.

– Все, я его запер в кухне. Он больше не будет топать.

Матвей опустил голову на подушку. Сна уже не было – весь растворился в адреналине. Он полежал немного и вдруг рассмеялся.

– Ты чего? – спросил снизу Веня. По голосу было слышно, что он тоже улыбается.

– Боюсь спросить, как зовут твою рыбку. Дай-ка угадаю. Мурка?

– Нет, Фишка.

– Почему Фишка?

– От английского «фиш» – рыба.

– Да, Ватрушкин, ты, оказывается, большой оригинал. Король креатива.

Матвей перевернулся на живот и снова свесил голову вниз.

– Что там сегодня было у Зои? К директору водила?

– Не-а, – беспечно отозвался Веня. – Меня Олег Денисович отбил.

– Как отбил?

– Очень просто. Пришел и забрал. Сказал, что он ручается за своих учеников, что я точно не курю и ей все показалось.

– А Зоя что?

– Да ничего. Отпустила. Ты же знаешь, с Олегом Денисовичем особо не поспоришь. Он кого угодно переубедит.

Нет, с этой стороны Матвей классного руководителя не знал. Да и не стремился узнать. Все, что происходило в классе, как-то проскальзывало мимо него…

– Ну, ты уже решил? – спросил Веня чуть позже, когда у Матвея наконец стали слипаться глаза.

– Что решил?

– Пойдем ли мы завтра к Олегу Денисовичу.

– Решил.

– Здорово! – обрадовался Веня.

– Решил, что не пойдем, – категорично заявил Матвей, отворачиваясь к стене.

13

– Ребята, это шутка? – торопливо поинтересовался Олег Денисович, пересчитывая тетради в стопке на столе. – Немного не вовремя, у меня урок в первом классе.

– Олег Денисович, это не шутка! – горячо воскликнул Веня. – Это все правда. Разве я вас когда-нибудь обманывал?

Матвей молча стоял за его спиной. Он с самого начала был против этой сомнительной затеи. Разве нормальный человек может поверить в подобный бред? Тем более взрослый. Тем более такой вредный, как Денисыч. Но Ватрушкин проявил невероятное упорство, и Матвею волей-неволей пришлось тащиться вместе с ним в кабинет классного руководителя.

– Вениамин, друг мой, мне вполне хватает твоих реальных историй. Если ты еще начнешь сочинять небылицы – это будет перебор, – рассеянно ответил Олег Денисович, стараясь уместить под мышкой внушительную стопку тетрадей, ежедневник с вложенной в него ручкой и классный журнал.

– У нас есть доказательство, – не унимался Веня. – Матвей, покажи!

– Это все очень любопытно, но звонок уже был, – учитель закинул на плечо аккордеон и двинулся к выходу. Ватрушкин упрямо преградил ему путь.

– Ну Олег Денисович! Пожалуйста!

Классный посмотрел в его умоляющие глаза, оглянулся на нахохленного Матвея и вздохнул:

– Хорошо. После этого урока у меня окно. Приходите, вместе пофантазируем.

– Я же тебе говорил! – обрадованно воскликнул Веня в коридоре, когда Олег Денисович скрылся на лестничном пролете.

– Это я тебе говорил, – отозвался Матвей. – Он все равно не поверит. Бесполезно.

– Ничего не бесполезно. Придем через сорок минут и убедим. А почему ты ничего ему не показал?

– Когда показывать-то? Он нас почти не слушал. И начал ты неправильно.

– Почему неправильно?

– Нельзя так сразу, в лоб: вот вам человек из другой реальности, его сюда случайно занесло. Надо помочь ему вернуться домой.

– Я вовсе не так сказал.

– Надо было Денисыча как-то подготовить, постепенно…

– Так же, как ты Милославу подготавливал? – добродушно подколол Веня. – «Я не больной и не сумасшедший…» А потом выдать информацию к размышлению.

Матвей, уже в который раз, уставился на него удивленно. Неужели это и в самом деле Ватрушкин? Тот самый Ватрушкин, который смотрел исключительно в пол, когда с ним разговаривали? Тот самый, голос которого можно было услышать только в полной тишине? Это он сейчас шутит, подтрунивает над Матвеем? Это его золотистые глаза с рыжеватым ободком задорно блестят за треснутыми стеклами очков? Оказывается, он умеет быть нормальным человеком!

– Ватрушкин, ты чего себе очки не сменишь? – грубовато спросил Матвей, стараясь не выдать неожиданно прорвавшейся симпатии к этому смешному вихрастому чудаку.

– Так кончились, – обезоруживающе улыбнулся Веня. – Это были последние. А чтоб новые изготовить, надо время. Мы уже заказали.

– И как долго ты будешь смотреть на расколотый мир?

– Дней десять. Да я уже привык к такому… расколотому…

Матвею почему-то показалось, что он говорит не об очках. Как-то слишком печально это прозвучало.

– Правда, у меня еще линзы есть, на самый крайний случай. Но я их не люблю. Никак не могу правильно вставить, – добавил Ватрушкин. – И глаза потом болят. Я уж лучше пока так…

– Ладно, пойдем в столовку, – предложил Матвей.

– Ты не наелся? – изумился Веня.

Матвей понял, что он намекает на запеканку, от которой благодаря ему, Матвею, утром не осталось даже крошек.

– Да нет. Мне долг буфетчице надо отдать, – пояснил он. – Тетя Саша меня вчера от голодной смерти спасла.

Денег у Матвея теперь было достаточно. Правда, для этого им с Ватрушкиным пришлось обойти три магазина, одно почтовое отделение и одну аптеку в тщетных попытках разменять пятитысячную купюру. В итоге в супермаркете они купили по шоколадке, но и тут кассирша подозрительно поглядывала на них, придирчиво интересовалась, где ребята взяли такие большие деньги. В конце концов, глядя в честные глаза Ватрушкина, она все-таки сдалась и отсчитала сдачу.

Матвей и Веня спустились в столовую, расплатились с буфетчицей, попили компоту, послонялись по пустым школьным коридорам и вернулись к кабинету музыки.

Олег Денисович появился сразу после звонка.

– Почему кабинет открыт? – удивился он, толкнув дверь. – Ах да, я же просил наших девчонок прийти убраться в подсобке. Наверное, забыли запереть.

Матвей и Веня вошли в кабинет вслед за ним. Олег Денисович расположился за своим столом.

– Ну, затейники мои, давайте сначала. Если я правильно понял, вот этот молодой человек по имени…

– Матвей Добровольский, – с готовностью подсказал Веня.

– Матвей Добровольский, – повторил учитель, – немного перепутал реальности и вместо того, чтобы спокойно существовать в своей, попал в нашу, где его место уже занято. А занято оно девочкой Милославой Добровольской, которая по странному стечению обстоятельств учится в его классе и живет в его семье. Вместо него. Я все правильно понял?

– Да, правильно. Но только никакое это не «стечение обстоятельств». Все закономерно. Просто он попал в такую вероятность, где у его мамы родилась дочь, а не сын, – поправил Веня.

– Ах, вот даже как? – приподнял брови Олег Денисович.

– Ватрушкин, идем отсюда, – буркнул Матвей. – Ты что, не видишь, что над тобой издеваются? Тебе все равно никто не поверит.

Олег Денисович повернулся к нему.

– Так, турист из параллельного мира, ну-ка иди сюда. Чего ты там пыхтишь в углу, как сердитый еж?

Матвей сделал два шага вперед и мрачно сказал:

– Я сразу был против.

– Против меня? – уточнил классный руководитель.

– Да! – с вызовом бросил Матвей.

– Почему, можно поинтересоваться?

– Потому что знаю вас, и уже давно. Вы меня терпеть не можете.

– Я тебя или ты меня? Или это взаимно? – Олег Денисович усмехнулся. – Занятно слышать такое от человека, которого видишь в первый раз.

– В первый?! – воскликнул Матвей и бросил на стол школьный пропуск. – А на это что скажете? Ватрушкин, дай свой пропуск.

Веня послушно вытащил из кармана пластиковый прямоугольник и положил рядом.

– Смотрите, смотрите! – напористо проговорил Матвей. – Они совершенно одинаковые. Школа, класс, печати, подписи. Фамилию прочитайте. Ну что? Или будете утверждать, что у меня подделка?

Олег Денисович внимательно изучил оба пропуска и спокойно сказал:

– Это ничего не доказывает. При желании и паспорт можно подделать.

Матвей с ловкостью факира достал следующий козырь.

– А это доказывает?

Олег Денисович взял сложенный вчетверо листок и развернул.

– Что это? – спросил он слегка озадаченно.

– А на что похоже? – ехидно поинтересовался Матвей. Веня бросил на него укоризненный взгляд: мол, нельзя же так, человек нам помогает. А что пока не верит, так это нормально.

– Ничего не понимаю, – пробормотал учитель. – Почерк похож на мой, подпись тоже… Но я такого не писал.

– Писали, Олег Денисович, писали, только в другой вероятности, – горячо заговорил Веня. – Листок-то тоже ваш, из вашего ежедневника. Вы проверьте.

Олег Денисович подвинул к себе ежедневник и стал его листать, отыскивая ту страницу, которая была вырвана.

– Вот она! – одновременно воскликнули Матвей и Веня, когда он долистал до нужной даты. Страница находилась на своем законном месте и была совершенно чистой.

Олег Денисович переводил взгляд с одной страницы на другую, разглядывая их с такой тщательностью, как будто надеялся получить подтверждение, что они вовсе не похожи.

– Эта страница может быть из другого ежедневника, – не совсем уверенно произнес он.

– Олег Денисович, да сколько можно! – взбунтовался Матвей. – Допустим, мы все подстроили, пришли к вам, морочим голову… Но для чего, скажите пожалуйста!

– Вот и я думаю: для чего? – недоумевающе проговорил учитель.

– Там на обратной стороне черточки, – сказал Веня, показывая на листок в его руке.

– Какие черточки?

– Ну, красные такие черточки. Я видел вчера, когда разворачивал.

Олег Денисович перевернул листок. В верхнем углу действительно проступали две красные закорючки, как будто кто-то торопливо черканул, расписывая ручку.

– Ну, листайте, – нетерпеливо сказал Матвей, видя, что учитель не спешит перевернуть страницу в своем ежедневнике. Он даже не сомневался, что увидит там точно такие же красные черточки. Судя по всему, Олег Денисович тоже это предполагал, поэтому и медлил.

– Ну? Убедились? – подчеркнуто спокойно произнес Матвей, когда страница, наконец, была перевернута, и классный руководитель огорошенно уставился на абсолютно одинаковые закорючки. – Или это тоже мы начертили?

– Матвей, перестань, – прошептал Веня. – Человеку надо привыкнуть.

Олег Денисович обхватил голову руками и замер.

– Да, еще кое-что, – вспомнил Матвей. – В понедельник, после шестого урока, вам звонил какой-то человек. Его звали как-то смешно, не помню. Он просил перенести свой праздник с пятницы на субботу. И что-то говорил про удава и танцы.

Олег Денисович поднял глаза.

– Да, звонил. Но откуда ты… Ведь я был один, я точно помню.

– В моей вероятности вы были со мной. Мы разговаривали. Потом забежал Белкин за дневником, а потом вам позвонили, вы отошли в подсобку, но говорили громко, и я кое-что слышал. Вы называли его… сейчас… я вспомню…

Что-то похожее на… «Бутерброд Гематогенович».

– Действительно… Ратибор Гермогенович.

– Вот видите. Откуда я это мог узнать?

– Теперь верите, Олег Денисович? – с надеждой спросил Веня. – Вы нам поможете?

Учитель ошеломленно молчал, уставившись куда-то в пустоту. И вдруг в полной тишине раздался звенящий от удивления голосок:

– Так это что, правда? Кроме шуток?

Все обернулись как по команде. В дверном проеме подсобки стояла Милослава. С округленными глазами и неизменным ободком на голове.

Первым опомнился Матвей.

– Ну вот, еще одна лазутчица. Что-то много шпионов для одного класса. Чего ты здесь вынюхиваешь?

– Я ничего не вынюхиваю, – вяло огрызнулась та. – Я убиралась. А потом вы пришли и стали так увлеченно обсуждать…

– Что у тебя сразу выросли уши, чтобы лучше слышать, – подхватил Матвей, – и отнялись ноги, поэтому ты не смогла выйти и показаться.

– А вы сейчас все это говорили… серьезно?

– Нет, спектакль разыгрывали. Специально для любопытных Варвар.

– Ну, хватит! – вскочил Олег Денисович. – Милослава, раз ты все слышала, иди сюда. Тем более тебя это тоже касается.

Милослава медленно, как во сне, вышла из подсобки.

– Встаньте-ка рядом, – попросил учитель, совсем не по-учительски присаживаясь на край своего стола.

Матвей недовольно дернул плечом и не сдвинулся с места. Вот еще, вставать рядом с ней. После того как она не стала ему помогать, да еще и сдала с потрохами Гошкиному отцу.

Милослава нехотя подошла и остановилась в метре от Матвея. Олег Денисович схватил их обоих за плечи, плотно придвинул друг к другу и принялся внимательно разглядывать. Матвей скосил глаза на Милославу. Она оказалась на полголовы выше, перед самыми его глазами болталась золотая сережка на аккуратной розовой мочке. Матвей наклонил голову и отодвинулся в сторону, насколько позволяли крепкие руки учителя.

– Ну и дела! – растерянно проговорил Олег Денисович, отпуская их. – Вы и правда похожи. Даже выражение лица сейчас одно и то же. Вы меня не дурачите? Вы точно не родственники?

– Нет! – разом выкрикнули оба, не глядя друг на друга.

– Может, поговорим о деле? – подал голос Ватрушкин. – Человеку надо как-то возвращаться к себе.

Все обернулись к нему.

– Ватрушкин, а ты-то как сюда вписался? – спросила Милослава. – Ты ведь тоже не должен знать этого… – она кивнула на Матвея, – пришельца.

– А Ватрушкин у нас научный фантаст, – с некоторой долей иронии сказал Матвей. – Он разработал теорию вероятностей, которые существуют одновременно.

– Это не я разработал, – смущенно пробормотал Веня. – Это…

– Скорее уж, теорию невероятностей! – насмешливо перебила Милослава, но взгляд у нее был растерянный. Она явно не понимала, как себя вести. Верила и не верила одновременно. Скорее, даже верила. Но не хотела в этом признаться.

– Ну-ка, Вениамин, объясни нам про твои вероятности, – сказал Олег Денисович. – Только четко, доступно и коротко.

Ватрушкин задумчиво почесал нос, подошел к доске и взял мел.

– Интересненько получается, – ехидно прищурилась Милослава, когда они втроем вышли из кабинета. Олег Денисович велел им ждать в коридоре, а сам принялся звонить своему другу из ГИБДД.

– Ты о чем? – не понял Матвей.

– Выходит, ты мой брат?

– Почему это брат?

– А кто ж еще? Родители одни и те же. И день рождения у нас один. Значит, не просто брат, а еще и близнец!

– Да нет, вы не брат с сестрой, – сказал Веня. – Скорее, вы один и тот же человек. В одной вероятности мальчик родился, а в другой – девочка.

– Еще чего! – хмыкнула Милослава.

За ее показной насмешливостью проскальзывала самая настоящая ревность. Матвей тоже ощущал нечто подобное. Как смириться с таким абсурдным фактом, что ты мог вовсе не появиться на свет? И что твои родители продолжали бы преспокойно и счастливо жить без тебя и любить другого ребенка?

– В общем, вы – разные варианты одного человека, – подытожил Ватрушкин.

– Я никакой не вариант! – возмутилась Милослава.

– Не вариант, – подхватил Матвей. – Ты копия. Клон. Женского пола.

– Твоя, что ли, копия? С чего это ты взял, что оригинал – ты?

– Потому что моя реальность – настоящая. А твоя вероятность – просто мой бред!

– Как раз моя вероятность – реальная. Между прочим, ты сейчас в ней находишься. А вот где твоя – еще вопрос. И существует ли она вообще? Может, только в твоем воспаленном воображении?

– Существует, не беспокойся! И я туда вернусь, можешь быть уверена!

– Обратно в свою палату ты вернешься, к людям в белых халатах.

Из кабинета вышел Олег Денисович, и все разом смолкли.

– Ну что? – с надеждой спросил Веня. – Получилось?

– Да, повезло, Андрей как раз на работе. Вот адрес твоего рыбака.

Он протянул листок Матвею. Тот стрельнул взглядом в сторону Ватрушкина:

– Вован, Костян… и Андрей. Ужасно похоже.

Веня со смущенной улыбкой пожал плечами – ну, перепутал.

– Только имей в виду, это адрес по прописке, – сказал Олег Денисович. – Он может жить совершенно в другом месте.

Матвей посмотрел на адрес и подпрыгнул:

– Озерки! Я так и знал, что он там живет! Я вчера сто раз этот поселок обегал. Только не нашел никого.

– Теперь есть номер дома, найдем, – уверенно пообещал Веня.

Матвей хотел возразить, что теперь, когда есть номер дома, он и сам справится, и обуза в виде несчастного лузера ему вовсе не нужна. Но промолчал. Подумал вдруг, что снова останется один. Лучше уж кто-то будет рядом. Пусть даже Ватрушкин.

– А почему его зовут Георгий Иванович Рябинин? – спросил Веня, заглядывая в листок. – Ты же говорил – дядя Егор.

– Ну да, Егор… И правда, почему здесь Георгий?

– Это одно и то же имя, – сказала Милослава. – Полностью Георгий, коротко – Егор.

– Вовсе не обязательно, – покачал головой Олег Денисович. – Это могут быть и разные имена.

Матвей махнул рукой:

– Да ладно, на месте разберемся.

– А дальше что? – спросила Милослава. – Ну, найдете вы рыбака, поймете, из какой он вероятности. Как это поможет вернуться?

– Вот сначала найдем, а потом и будем разбираться, – буркнул Матвей. Ему и самому не вполне было понятно, что делать дальше, а тут еще она со своими глупыми вопросами.

– Вы все поедете? – спросил Олег Денисович.

– Я – нет. Мне в музыкалку надо, – сообщила Милослава и, взглянув на часы, заторопилась. Схватила свою сумку из подсобки и гулко застучала каблучками по коридору.

– Ну прямо звезда эстрады! Она у нас и поет, и играет! – язвительно высказался ей в спину Матвей.

– И танцует! – бросила Милослава через плечо.

– Так, ребята, мне тоже пора, – сказал Олег Денисович. – Езжайте. И чтобы ко второй смене были здесь как штык, ясно? Другая вероятность – это еще не повод уроки прогуливать.

14

До Озерков ребята добрались на удивление быстро и без происшествий и уже через полчаса входили на территорию коттеджного поселка через главные ворота. Настежь распахнутые железные створки покачивались от редких порывов ветра.

– Тут даже спросить не у кого, – удивленно сказал Веня, останавливаясь посреди пустой дороги. – Где все?

– Хороший вопрос, – отозвался Матвей. – Я вчера по этому поселку-призраку больше трех часов один бродил…

– Какой там адрес? – Веня развернул листок. – Дом тридцать. На Длинной улице.

– Нормально! И откуда мы узнаем, какая улица у них длинная, а какая короткая? – возмутился Матвей. – Шагами будем мерить?

– Да это название! – засмеялся Ватрушкин. – Адрес такой: улица Длинная, дом тридцать.

– У людей что, с фантазией проблемы? Надо же так назвать улицу! Назвали бы еще Правая или Левая.

– Лучше Пустынная. Этому поселку больше подходит.

– Ага. Или Безлюдная.

– Или Необитаемая.

Они пошли вперед, оживленно перебирая варианты названий, пока на очередном перекрестке не увидели кривую табличку, написанную от руки: «Улица Длинная».

– Вчера вот на этой самой улице, – сказал Матвей, когда они прошли несколько домов, – одна противная пигалица мне весь мозг выклевала.

– Вон та? – показал Веня на маленькую фигурку в светлом пальтишке, копошащуюся на лужайке соседнего коттеджа.

– Точно, она! Идем скорей отсюда, видеть ее не хочу, – прошипел Матвей. – А слышать тем более.

Веня остановился.

– Не получится. Придется и видеть, и слышать.

– С чего вдруг?

– Это и есть дом тридцать.

– Как тридцать?

Матвей уставился на табличку с номером, расположенную на калитке, прямо над кнопкой домофона. И в самом деле тридцать. Так что же получается? Дядя Егор проживает в этом самом доме? Возле которого Матвей вчера потерял кучу времени и нервов? Получается, что эта пигалица… его дочь? Действительно, он ведь говорил: я бы за такое своей дочери голову открутил.

– Вот пиявка болотная! – в полный голос воскликнул Матвей. – Эй, мелкая, а ну-ка иди сюда! Все-таки надо было тебе вчера в лоб дать!

– Чей там голос из помойки? – отозвалась девочка, не трогаясь с места.

– Нет, ты видел? – Матвей возмущенно повернулся к Вене. – Как она со взрослыми разговаривает!

– Ну, ты же сам так начал, – сказал Ватрушкин. – Что ты на нее набросился с ходу? Она же маленькая. С детьми по-хорошему надо.

– Ну-ну! Попробуй. Только имей в виду: по-хорошему она не понимает.

– По-хорошему все понимают. Как ее зовут?

– А ты спроси.

Веня подошел к ограде и поманил девочку.

– Чего тебе надо? – подозрительно поинтересовалась та, ступая блестящими розовыми сапожками по ярко-зеленой траве. Сегодня вместо хохолков на ее голове сидела шапочка со смешными ушками, из-под которой выбивались тоненькие косички, похожие на крысиные хвостики.

Девочка сделала несколько шагов и остановилась, громко перекатывая во рту леденец.

– Как тебя зовут?

– А тебя?

– Меня Веня.

– А меня Лея.

– Принцесса Лея?

Ее лицо посветлело.

– Да. Меня папа так зовет. Принцесса Лея. А ты откуда знаешь?

– Почему принцесса? – спросил Матвей вполголоса.

– Ты что, «Звездные войны» не смотрел? – удивился Ватрушкин.

– Нет. Я вообще далек от фантастики… был всегда.

– Ну вот, это оттуда… Очень красивое имя, – вновь обратился Веня к девочке. – Тебя так папа назвал?

– Да, папа. А вот он, – она ткнула пальцем в Матвея, – говорит, что таких имен не бывает. Но раз папа назвал, значит, бывает. Правда ведь?

– Конечно. А ты можешь позвать сюда своего папу?

– А зачем он тебе?

– Я хочу с ним поговорить.

– Про что?

– Про… важные вещи.

– Про какие?

– Про разные.

– Про какие разные?

Веня оглянулся на Матвея. Тот ехидно кивнул. Хотел по-хорошему с этим милым ребенком? Давай, общайся. Посмотрим, на сколько тебя хватит.

– Может, позвонить? – Веня понизил голос и показал глазами на кнопку домофона. – Кто-нибудь выйдет из взрослых, мы и спросим.

– Если бы все было так просто, – усмехнулся Матвей. – Я уже пытался. Домофон у них не работает.

– Не работает, – подтвердила Лея, сделав еще несколько шажков к забору. Матвей рявкнул:

– Давай зови взрослых! Няню зови. Или папу.

– А ты мне что за это?

– Я ее сейчас задушу, честное слово!

Матвей схватился за прутья ограды. Лея отпрянула.

– В садик тебе надо, к детям, козявка малолетняя! Тебе заняться нечем, вот ты над людьми и измываешься.

– В садик ходят только бедные, у которых нет денег на няню!

– В садик ходят счастливые дети, у которых много друзей, – возразил Веня. – И они все вместе играют. Это же здорово!

– А мне никто не нужен! – закричала Лея. – Все дети противные!

– Будешь такой врединой, тебе Дед Мороз не принесет подарок на Новый Год! – сказал Матвей, не зная, чем еще пронять этого дикого ребенка.

– Никакого Деда Мороза нет! – выпалила Лея, воинственно блестя глазами. – На самом деле подарки детям покупают родители. Взрослые думают, что дети глупые, поэтому всё врут! Я знаю!

Матвей не нашелся что ответить. То есть он, конечно, был в курсе насчет Деда Мороза. Сейчас. А в глубоком детстве он свято верил, что долгожданные подарки, таинственным образом появляющиеся под елкой, приносит добрый волшебный старик с бородой и большим красным мешком за спиной. Но Лея! Ведь она совсем еще маленькая. Как можно в детстве не верить в Деда Мороза?

Веня потер переносицу под очками.

– Лея, хочешь, я что-то тебе покажу? Подойди поближе.

– А если ты меня схватишь? – недоверчиво спросила она. – И сделаешь мне укол, от которого я парализуюсь и не смогу разговаривать?

Матвей со стоном закатил глаза.

– Нет, не схвачу, – терпеливо сказал Веня. – Иди сюда. Не бойся.

Лея поколебалась несколько секунд, но любопытство пересилило, и она подошла почти к самой решетке. Матвей с интересом наблюдал за неуклюжими попытками Ватрушкина добыть нужную информацию. Понятно же, что у него все равно ничего не выйдет. Контакта с этой чокнутой мартышкой не получится. Нужно принимать более радикальные меры, чтобы добраться до взрослых обитателей дома. Может, и правда схватить ее через прутья забора? Вдруг кто-нибудь выбежит на оглушительные вопли?

– Смотри, что у меня есть, – Веня разжал кулак, и на его ладони сочным медовым цветом заблестел кусочек янтаря. Лея восхищенно ойкнула.

– Что это?

– Это осколок солнца.

– Что, прям настоящий?

– Самый настоящий. Он оторвался от солнца и упал на землю.

– А папа говорит, что солнце – это огненный шар, а никакой не камень.

– Ну да, так и есть. Раньше это была огненная капелька. Но пока летела сюда из космоса, она остыла и превратилась в камень. Посмотри, что там внутри.

Лея склонилась к его ладони и ахнула.

– Божья коровка! Можно?

– Возьми.

Ватрушкин просунул руку сквозь прутья решетки. Лея взяла гладкий камушек двумя пальцами и подняла вверх, завороженно разглядывая застывшую в янтаре красную горошину.

– Точно, божья коровка. Вон усики и лапки. Она настоящая?

– Она живая, – сказал Веня.

Лея уставилась на него широко открытыми глазами.

– Живая? А почему не шевелится?

– Не может.

– Почему не может?

– Солнечный камень не отпускает. Видишь, какой он твердый, – Веня взял янтарь и легонько постучал им по кованой решетке. – Из него просто так не выбраться.

– А как ее освободить? – взволнованно прошептала Лея. – Это же страшно, когда живая и не можешь шевелиться.

– Надо эту застывшую каплю снова растопить.

– Как растопить?

– Как сосульку. Ты брала зимой сосульку? Она твердая, но если ее крепко сжать рукой, то она начинает таять. От твоего тепла.

Лея схватила янтарь и сжала в кулаке.

– Солнечный камень рукой не растопишь, – улыбнулся Веня. – Нужно что-то очень-очень горячее.

– Батарея? – предположила Лея.

– Нет, горячее.

– Огонь?

– Еще горячее.

Лея наморщила лоб, пытаясь придумать, что может быть горячее огня. Утомленный Матвей бродил в стороне, не в силах слушать всю ту чепуху, которую нес Ватрушкин. Тряхнуть бы за шкирку эту баламутку, а он ей сказки рассказывает. Только время зря теряет.

– Ничего нет горячее огня, – после короткого раздумья заявила Лея, не оставляя попыток согреть янтарь руками.

– Есть, – возразил Веня.

– И что это?

– Сердце.

– Какое сердце?

– Доброе. Человеческая доброта может растопить что угодно.

– И даже камень?

Веня кивнул. Лея испытующе уставилась ему в глаза, но на лице Ватрушкина не дрогнул ни один мускул. Он ответил ей открытым и искренним взглядом. Матвею даже показалось, что он сам верит в то, что говорит.

– Почему же тогда ты не растопил камень? Почему не освободил ее?

– Я хотел. Но пока не получается.

– Почему?

– Надо очень-очень много времени и сил.

Лея какое-то время смотрела на янтарную каплю у себя на ладони, потом подняла глаза и нерешительно спросила:

– А можно… мне попробовать? Вдруг у меня получится?

Веня ответил не сразу. Матвей решил, что он придумывает, как бы похитрее отказаться. Ну не совсем же он дурак – отдавать такую редкую вещицу. И скорее всего, дорогую.

Веня взял янтарь, поднес к глазам, посмотрел сквозь него на солнце, погладил большим пальцем и… протянул его Лее.

– Возьми. У тебя обязательно получится.

– Ватрушкин, ты с ума сошел! – воскликнул Матвей.

Лея схватила янтарь и крепко зажала в кулачке.

– А что надо делать?

– Быть добрым. Постоянно. Всегда и со всеми.

– И всё?

– Всё. Но это очень сложная задача.

– Почему?

– Потому что злым быть легко. А добрым – очень трудно.

– Лея! – раздался вдруг громкий голос. – Лея, сейчас же отойди от калитки! Ребята, что вам тут нужно?

На крыльце показалась пожилая женщина в строгом платье, поверх которого была накинута белая шаль. Няня! Ну наконец-то!

Матвей схватился руками за решетку и отчаянно завопил:

– Скажите, пожалуйста, Георгий Иванович Рябинин тут живет?

– Ну живет, – сказала няня и спустилась с крыльца. – Лея, пойдем домой, сейчас учительница приедет.

– Не хочу, отстань, – огрызнулась Лея, но тут же осеклась. Взглянула на Веню, на свой кулачок, горько вздохнула и побрела к дому.

– А позовите его, он нам очень нужен, – умоляюще проговорил Матвей. Няня подошла к ним, кутаясь в шаль.

– Да нет его.

– А когда будет?

– Через две недели.

– Как через две?!

– Очень просто. Он сегодня ночью улетел отдыхать вместе с женой. Зачем он вам?

Матвей просто онемел от отчаянья. Улетел. На две недели. Сегодня ночью. Значит, вчера днем он был дома. И если бы эта пигалица не водила его за нос так долго, Матвей мог бы с ним встретиться. Убить ее мало! Как теперь быть? Придется выкручиваться без дяди Егора. Нельзя же в этой вероятности жить беспризорником целых две недели!

– А он ездил вчера на рыбалку? – перехватил инициативу Веня, видя, что Матвей в ступоре.

– На рыбалку? – удивилась няня. – Нет, Георгий Иванович охотник. На зайцев, на лис охотится. А рыбу он и не ловил никогда.

– Как это никогда? Постойте, а у него есть синий «УАЗ Патриот» с номером О-008-ОО?

– Да есть какой-то синий джип. Он на нем на охоту ездит. И номер вроде такой.

– Но прошлой ночью он был на нем на рыбалке!

– Прошлой ночью он был дома.

Матвей и Веня переглянулись.

– Ерунда какая-то, – пробормотал Матвей. – Дядя Егор был на рыбалке с понедельника на вторник, я точно знаю.

– Может быть… – неуверенно начал Веня, но няня перебила его:

– Дядя Егор? Так кто вам нужен, ребята, Егор или Георгий Иванович? Вы уж определитесь и не морочьте мне голову.

– А это два разных человека?

– Естественно! Георгий Иванович – хозяин этого дома, отец Леи. А Егор – его водитель. Вы что, не знаете, кого ищете?

– А ваш водитель, он такой бородатый и невысокий?

– Ну да.

– А дочь у него есть?

– Есть, Кристина, я ее знаю, – звонко заявила Лея с крыльца. Она так и не ушла в дом, стояла возле входной двери, жадно прислушиваясь к разговору.

– Вы можете его позвать? – взмолился Матвей. – На одну минуту.

– Не могу, – сказала няня. – У него тоже отпуск. Если хозяина нет, что ему здесь делать? В магазин мы с Леей и на такси съездим.

– Он вам ничего не рассказывал про свою рыбалку? Может быть, с ним что-то необычное произошло на берегу? Он описывал какое-нибудь происшествие? – спросил Веня. – Вспомните, пожалуйста, это очень важно.

– Я его вчера вообще не видела, – пожала плечами няня и повернулась к забору спиной, давая понять, что разговор окончен.

– Но, может, у вас есть его телефон?

– Нет у меня ничего. Вот Георгий Иванович приедет, с ним и разбирайтесь, – бросила няня через плечо и поспешила к дому, зябко передергивая плечами.

Матвей плюнул с досады и прислонился спиной к решетке.

– Ну что за ерунда? Почему так не везет? Ватрушкин, как ты вообще живешь с такой невезучестью? Рехнуться же можно, когда постоянно ничего не получается.

Веня не ответил. Он смотрел мимо него, вслед убежавшей в дом Лее.

– Мало того что время потеряли, так ты еще и янтаря своего лишился. Взял и подарил. И кому? Этой дурынде. Неужели не жалко?

– Жалко.

– А зачем отдал?

Веня оторвал наконец взгляд от коттеджа и, посмотрев на Матвея, серьезно сказал:

– Ты же видел, какая она… Как щетинистый еж, иголками стреляет. Все вокруг враги. Жалко ее. Ну, и еще я надеялся что-нибудь выяснить…

– Выяснил? Идем отсюда.

Они медленно пошли вдоль забора.

– Эй, вы! – раздалось за их спинами. Лея с непокрытой головой, в расстегнутом пальтишке бежала к калитке. Правый кулачок был по-прежнему крепко сжат.

– Дядя Егор был на рыбалке, – торопливо проговорила она, оглядываясь на крыльцо дома. – И необычное тоже было. Он встретил мальчика, который заблудился в лесу. А утром отвез его в город.

Лея развернулась и резво понеслась назад, к выглядывающей из двери сердитой няне.

15

– Выходит, рыбак был в этой вероятности, – задумчиво проговорил Матвей. – Но что это нам дает?

– Что дает? – не расслышал Веня. Они стояли на перекрестке возле светофора, и шум проезжающего потока машин заглушал слова.

– Да ничего не дает! – крикнул Матвей. – Все только усложнилось. Мы теперь точно не найдем границу перехода.

– Почему не найдем? Нужно пройти тем же самым маршрутом.

– Нереально. Я не помню, где шел.

– Это ты сейчас так думаешь. А когда окажешься в тех же местах, обязательно вспомнишь.

– Если бы я бегал по городу, я, может, и вспомнил бы. А лес – он и есть лес, все деревья одинаковые. Да еще в темноте. Слушай, Ватрушкин, что-то мы долго стоим. Когда уже зеленый загорится?

– Да скоро, наверное… Погоди, давай прикинем. Гопники гнались за тобой от твоего подъезда, так?

– Ну так.

– И пока не отстали, ты находился в своей вероятности, так?

– Да что ты заладил: так, так! – рассердился Матвей. – Понятно же, я перепрыгнул в тот момент, когда был один. То есть после гопников, но до рыбака. А где – понятия не имею.

– Я просто выстраиваю логическую цепочку, – пояснил Веня.

– Тут и без твоих цепочек все ясно, – проворчал Матвей. – Полная засада. Нет, ты глянь! Уже десять минут красный горит.

На перекрестке началась неразбериха. Одни машины, так и не дождавшись зеленого сигнала, стали понемногу продвигаться вперед на красный и метр за метром отвоевывали проблемный участок дороги. Другие, те, что ехали на свой зеленый, резко тормозили, возмущенно сигналили и снова трогались с места. Перекресток наполнился удушливыми клубами выхлопных газов и пронзительным воем автомобильных гудков.

– Ватрушкин! Это же ты сломал светофор! – прокричал Матвей Вене в ухо.

– Почему это я?

– А кто еще? Когда мы подошли, он работал. Стоило тебе немного здесь постоять, как он завис. Блин, Ватрушкин, как так можно?

– Да я же ничего не делал…

– Как на ту сторону перейти? Того и гляди собьют.

– Идем на остановку, – Веня махнул рукой влево.

– Зачем нам туда? Это дорога за город.

– Мы и поедем за город. Это ведь та самая трасса?

– Ты всерьез собираешься бродить по лесу и искать то, не знаю что?

– Ты домой хочешь?

Матвей прикусил губу. Еще бы! Да он никогда так сильно туда не хотел, как в последние сутки. Экстремальная жизнь уже надоела. Хочется в тепло и уют родного дома. Своего дома, где он единственный и полноценный хозяин комнаты. И рядом никаких чужих детей, сестер, а тем более клонов в женском варианте.

– Ладно. Только вряд ли мы вернемся в школу к тринадцати тридцати, – сказал Матвей и первым направился к остановке.

– Ничего, Олег Денисович поймет, – ответил Веня, вставил наушники в уши и зашагал следом.

– Где-то здесь, – неуверенно сказал Матвей, напряженно глядя в окно рейсового автобуса, который вез их мимо дач, гаражей и пустырей. – А может, и не здесь. Вообще ничего не помню!

– Даже предположений нет? – спросил Веня.

– Темно было. А названий остановок не объявляли. По времени вроде бы пора.

– Ориентир бы какой… Было там что-то приметное?

– Киоск! – вспомнил Матвей. – На нем еще буквы горели, вернее, не все буквы. Только «дукты и питки». Водитель там воду покупал.

– Ну вот, – оживился Веня. – А говоришь, что ничего не помнишь. Человеческая память – штука загадочная.

Киоск они заметили одновременно, но тогда, когда автобус уже набрал скорость после очередной остановки. Пришлось ехать до следующей, а потом еще десять минут топать назад.

Теперь, днем, в светящихся буквах не было необходимости, и вывеска на киоске читалась полностью: «Магазинчик. Продукты и напитки». Но, без всякого сомнения, это было то самое место, где Матвей выпрыгнул из автобуса, спасаясь от гопников.

Ребята купили в «Магазинчике» минералку и, отпивая из бутылки по очереди, направились по пустырю к виднеющейся вдалеке стройплощадке. Вскоре они добрались до полуразвалившегося кирпичного дома.

– Как я здесь в темноте шею не свернул! – ужаснулся Матвей, оглядывая строительный мусор, обломки кирпича и торчащие повсюду куски арматуры.

– Да, не лучшее место для прогулок по ночам, – согласился Веня, влезая вслед за ним через оконный проем внутрь. – Этот дом недостроенный? Или недоразрушенный?

– Скорее, второе. Вон доски в комнатах сгнили уже. И стекла разбитые валяются, и вещи какие-то. Наверное, стройка скоро сюда приблизится, и его снесут.

– Что-то не похоже, чтобы она приближалась. Середина рабочего дня, а там ни души.

– Может, обед? – предположил Матвей. – Вон подъемный кран-то стоит. Что ему делать на заброшенной стройке? Или его тоже забросили?

Они с Веней вышли к дверному проему.

– Дальше куда, помнишь?

– А дальше в трубу.

– В какую трубу?

– А вот в эту.

Матвей оттолкнулся от порога и сиганул прямо на бетонную трубу, едва заметно выступающую из густого бурьяна.

– Вот здесь я и прятался от них. Внутри. Только больше не полезу. Там давно не убирались.

– Они тебя и в трубе нашли?

– Нашли. Меня мама спалила. Позвонила не вовремя.

Веня потоптался на пороге, но последовать примеру Матвея не решился, слишком уж далеко труба находилась от разрушенного дома. Он спрыгнул в бурьян и побрел вдоль трубы, с трудом продираясь сквозь заросли.

– Там кусты колючие, у того края, – заметил сверху Матвей. – Я все руки ободрал, когда вылезал.

– Ты всю трубу насквозь прополз? И вылез здесь?

– А что мне было делать? Если бы не вылез, навсегда бы в этой трубе и остался. Ну, идем дальше, к лесу.

– Сейчас.

– Чего ты там ковыряешься?

– Погоди, я зацепился…

Веня сел на корточки возле выхода из трубы и принялся отдирать от штанины длинные колючие стебли.

– Смотри-ка, – сказал он вдруг и потянулся к висящему на кустах яркому лоскутку. – Тут картинка какая-то…

Веня выпрямился, держа в руке свою находку.

– Это же она! – воскликнул Матвей.

– Кто?

– Трейсер из «Overwatch»! Моя нашивка, с куртки.

Матвей спрыгнул с трубы, выдернул находку из рук Ватрушкина и приложил к рукаву.

– Но… не может быть, – растерянно сказал он. – Я потерял ее в этой вероятности, а здесь еще был в прежней, своей.

– Ты уверен?

– Конечно, уверен! Гопники гнались за мной до леса. И по лесу тоже.

Веня покачал головой.

– Может, они отстали раньше?

– Да говорю тебе, я слышал их! Когда сидел в трубе! – рассердился Матвей. – Всё до единого слова.

– А после трубы?

– И после!

– Что они говорили? Что ты слышал, когда выбрался и побежал?

Матвей задумался. Даже глаза зажмурил, чтобы сосредоточиться. Веня терпеливо ждал, когда он ответит.

– Не знаю, – со вздохом признался наконец Матвей. – Про трубу помню, а потом… Да мне по барабану было, о чем они говорят. Лишь бы не догнали. Но до леса они бежали точно.

– Нет, не бежали, – уверенно заявил Веня. – Ты просто думал, что они бегут. А на самом деле из трубы ты вышел уже в другую вероятность. А они остались там. Поэтому и не догнали.

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что граница здесь.

– Где? В трубе?!

– Да. Мы нашли ее.

Глаза Ватрушкина счастливо блестели, а губы были готовы разъехаться в ликующей улыбке. Матвей стоял возле него словно оглушенный и держал в руке оторванную нашивку. И вдруг его будто что-то подтолкнуло. Он сорвался с места и, ломая сухой бурьян, ринулся в черноту трубы. Откуда-то издалека донесся приглушенный крик Ватрушкина. Задыхаясь от пыли и собирая коленями и ладонями грязь, Матвей упрямо полз вперед, к спасительному светлому пятну. В голове билась одна-единственная мысль: «Домой! Домой! Домой!»

Просвет становился все ближе. Через несколько мгновений Матвей отбросил обломок стула, загораживающий выход, и выбрался наружу. Он поднялся на ноги, щурясь от дневного света, обернулся и… встретился взглядом с Ватрушкиным, замершим испуганным сусликом у противоположного конца трубы.

– Ватрушкин! Откуда ты здесь?! – потрясенно закричал Матвей. – Я ведь пересек границу! Я уже должен быть в своей вероятности.

– Ты с ума сошел? Зачем ты туда полез? – дрожащим от волнения голосом проговорил Веня, пробираясь к нему через кусты.

– Что значит «зачем»? Ты же сам сказал: здесь граница.

– Ну нельзя же бросаться с головой в неизвестность! Вдруг это опасно?

– Не опаснее, чем то, что уже случилось.

– Надо сначала собрать факты, проанализировать…

– Вот тебе факт: ничего не вышло, я остался здесь. Анализируй! В чем дело?

– Значит, чего-то не хватает. Скорее всего, тут играет роль совокупность факторов.

– Ватрушкин, кончай умничать. Тебе не идет, – проворчал Матвей, снова забираясь на трубу. Стоять по пояс в колючках было не слишком приятно. – Какие факторы тебе еще нужны? Место ведь нашли. Вот оно, получите и распишитесь.

– Возможно, эта граница открывается в строго определенный момент.

– В какой именно?

– Если бы знать! Может, важно время суток. Тогда ведь была ночь. А может, нужна определенная дата, день недели. Да что угодно, – сказал Веня, тщетно пытаясь подтянуться на руках и влезть к Матвею. Тот протянул ему руку и помог вскарабкаться на трубу.

– А если эта твоя граница открывается только раз в год? Или вообще раз в столетие? – хмыкнул Матвей, нервно постукивая ногой по бетону.

– Не исключено, – задумчиво согласился Веня, но, взглянув на изменившееся лицо Матвея, поспешно добавил: – Хотя, скорее всего, тут повлияло какое-то внешнее условие. Помнишь, я тебе говорил про струны? Что-то их сильно тряхнуло…

– Угу, это был твой мизинец, – угрюмо буркнул Матвей.

Веня мимолетно улыбнулся шутке и снова стал серьезным.

– Чтобы так всколыхнуть несколько миров сразу, нужна очень большая энергия. Мощное энергетическое воздействие, сильный скачок, волна.

– И откуда она взялась, эта волна? Из космоса?

– Может, и оттуда.

– Вот так, ни с того ни с сего, из космоса прилетела энергетическая волна и смешала все реальности?

– Почему «ни с того ни с сего»? Конечно, возникла причина. Может, вспышка на солнце, может, магнитная буря… А вчера случайно не было полнолуния? Вполне вероятно, что наша граница реальностей открывается при полной луне. Я читал про луну и лунные фазы, так вот они…

– Да не была она полная, – перебил Матвей. – Наоборот, был только месяц, совсем узенький.

– Уверен?

– Еще бы! Я на него постоянно смотрел, чтоб с пути не сбиться.

– Тогда, может быть, затмение или какое-то атмосферное явление… Надо в кружке спросить.

– В каком кружке?

– В школьном, астрономическом. Его наш географ ведет.

– Тим Тимыч?

– Ну да. Они по четвергам собираются, на крышу вылезают и в телескоп на звезды смотрят.

– Откуда ты знаешь?

– Да пришел к ним как-то однажды, – замялся Ватрушкин. – Только…

– Выгнали? Побоялись, что из-за тебя все звезды в небе перепутаются?

– Да нет, там принимают с восьмого класса… Но мне сказали и в восьмом не приходить, – закончил Веня.

Матвей рассмеялся:

– Ну, я так и знал. Ты вселенская аномалия, Ватрушкин. Ты даже для галактики угроза. И как я до сих пор жив и здоров? Просто непонятно.

Тут из Вениного кармана раздался телефонный звонок. Звонил Олег Денисович. Матвей посмотрел на время: три часа. А велено было прийти к половине второго. Сейчас Ватрушкин получит нагоняй за неявку на уроки. Как хорошо, что классный не может позвонить ему, Матвею! Интересно, у Денисыча весь класс в телефон забит? Все двадцать шесть человек?

– Ругался? – спросил Матвей, когда Веня закончил разговаривать.

– Да нет. Сказал, чтобы на химии я был обязательно, сегодня контрольный опрос. А потом он ждет нас у себя.

– Для чего?

– Для отчета о наших достижениях.

16

Несмотря на указания Олега Денисовича, в школу ребята все-таки опоздали. Когда они подошли к крыльцу, урок уже начался.

– На химию пойдешь? – спросил Матвей.

Веня не ответил. Он сосредоточенно ковырял пальцем в ухе.

– Ты чего? – спросил Матвей. – Умную мысль достаешь?

– Да это… резинка… застряла, – пробормотал Веня и принялся прыгать на одной ноге и трясти головой, как будто вытряхивал попавшую в ухо воду.

– Какая еще резинка? – не понял Матвей.

– Ну такая… вот, – Веня показал наушник без силиконовой насадки. – Слетела… прямо в ухе.

– Так вытащи.

– Не получается.

– Ватрушкин! Без проблем совсем не можешь?

Матвей взял двумя руками голову Вени, повернул к себе и заглянул в его ухо. В пределах видимости ничего постороннего не было.

– Нет там ничего, – сказал он. – Может, ты ее просто потерял?

– Там она, я ее чувствую, – сморщился Веня. – Ухо заложило, слышу плохо. И голова гудит.

– Какого она цвета, эта твоя резинка?

– Никакого. Прозрачная.

– Нормально! И как я ее должен увидеть?

– Уже не увидишь. Я ее пальцем глубоко протолкнул.

Матвей отпустил Венину голову.

– Супер! И что теперь делать?

– А если веточкой поковырять? – нерешительно предложил Ватрушкин.

– Отличная идея! Чтоб уж наверняка оглохнуть.

– Может, тогда к медсестре?

– В среду медкабинет до двух, – мрачно сказал Матвей. – Надо в поликлинику ехать, к врачу по ушам. Как он там называется?

– Тогда уж лучше в Третью больницу, в травмпункт, – вздохнул Веня, не прекращая попыток добыть злополучную резинку, от чего ухо уже превратилось в бордовый вареник.

Матвей хлопнул Ватрушкина по руке:

– Перестань, а то еще дальше засунешь, в мозги. Если они вообще там есть. Как в больницу ехать, знаешь?

– Знаю. На пятом трамвае до конечной, а потом пешком вниз, – не задумываясь сказал Веня.

– Ну да, конечно, я забыл, ты же это заведение регулярно посещаешь. Тебя там помнят и ждут, – хмыкнул Матвей. – Поехали, порадуем хороших людей. Раскрасим их скучные серые будни.

«Хорошие люди» в травмпункте как раз сегодня не скучали. У них был аврал. К ним доставили детскую велосипедную команду, ехавшую на соревнования в междугороднем автобусе. На выезде из города этот автобус вдруг завалился на бок, и участники соревнований набили себе шишек и синяков, даже не успев сесть на велосипеды.

Больничный коридор был заполнен галдящими подростками, которые возбужденно размахивали перебинтованными руками и восторженно вспоминали подробности происшествия. Никто серьезно не пострадал, но у врачей работы было хоть отбавляй. Они не успевали обрабатывать царапины и бинтовать руки-ноги.

Матвей и Веня долго стояли возле распахнутой двери в приемный кабинет. Все места на единственной деревянной лавке были заняты. Веня уже не отнимал руку от уха и постоянно морщился. Говорил, что голову «жмет и давит». У здорового Матвея тоже голова шла кругом от бесконечного гвалта юных велосипедистов.

Через некоторое время Веня стал потихоньку сползать по стене, вцепившись руками в свою светлую шевелюру. И тут наконец к ним подошла женщина в белом халате.

– Что у вас? – торопливо спросила она. – Рука, нога, голова?

– У нас инородное тело, – важно ответил Матвей. Он слышал, как мама рассказывала про ребенка своей коллеги, который засунул в нос бусинку. Врачи тогда написали, что у него в носу инородное тело. Почему бы и силиконовую насадку не назвать так же? Во всяком случае, звучит солидно. Куда лучше, чем «резинка от наушника».

– Где инородное тело? – не поняла женщина.

– В голове, – сказал Матвей и показал на Веню. – У него.

– В голове?!

– В ухе, – уточнил Матвей. – Но уже так глубоко, что практически в голове.

– Так, остряк-самоучка, шутить будешь дома, со своей мамой, – рассердилась женщина и тронула Веню за плечо. – А ну-ка, вставай, пойдем со мной.

Матвей помог Ватрушкину подняться с пола. Тот встал, держась одной рукой за стену, а другой за голову. Женщина в белом халате спросила удивленно:

– Что тебе в ухо-то могло залететь? Может, ты просто сильно ударился, когда автобус перевернулся?

– Да мы не из автобуса, – сказал Матвей. – Мы сами по себе.

– Тогда ждите. Сначала пострадавшие, – бросила она и ушла.

– А мы не пострадавшие, что ли? – крикнул ей вслед Матвей. – Вы посмотрите на него, он еле стоит!

Но Веня уже не стоял, а снова плавно съезжал по стене.

Подошли к ним только через полчаса. Опять спросили, что случилось, выслушали ответ про «инородное тело в голове» и на этот раз увели Веню. Матвей вздохнул с облегчением, что все-таки сдал его в руки профессионалов, и вышел на крыльцо.

Недалеко от входа стояла «скорая помощь». Женщина в белом халате, та самая, которая не захотела осматривать Ватрушкина, разговаривала с водителем через раскрытое окно машины.

– Два дня подряд – столпотворение, – говорила она. – Мы за вчерашний день столько народу приняли, сколько и за неделю не бывает. А сегодня с утра всё по новой: аварии, несчастные случаи, а теперь вот велосипедисты. Говорю тебе: это все комета. И даже не спорь со мной!

– Да я и не спорю, – отвечал водитель. – У меня матушка второй день пластом лежит. Она у меня метеочувствительная, на атмосферное давление реагирует, на смену погоды. А тут – целая комета пролетела, да еще так близко от Земли.

Матвей замер, прислушиваясь к разговору. Где-то он уже слышал об этом. Ах, да, Денисыч говорил вчера на репетиции: «Комета, что ли, так на вас повлияла?» Матвей еще удивился: о чем он? А оказывается, комета пролетела два дня назад… Два дня. Вторник и среда. Именно столько времени Матвей находится здесь, в параллельной реальности. А вдруг это связано? Ватрушкин ведь сказал, что вероятности всколыхнуло что-то очень мощное. Может, это была именно она, комета?

– Извините, пожалуйста! – Матвей кинулся к женщине и водителю. – А когда конкретно комета пролетела?

– Ну ты даешь, земляк! – удивился водитель. – Весь город на ушах, а ты даже не в курсе? По новостям постоянно крутят, все газеты об этом кричат. Про комету только глухой не слышал.

– Вот я и есть тот самый глухой, – сказал Матвей. – Ну так что там с кометой?

– Да что с ней? – пожала плечами женщина в белом халате. – Пронеслась, чиркнула по небу, а последствия до сих пор расхлебываем.

– Когда пронеслась-то? Какого числа? – нетерпеливо спросил Матвей.

– В понедельник вечером. Где-то после одиннадцати, – ответил водитель. – Вчера весь день по телеку показывали ролик, как она летит. И хвост в темном небе светится. Красиво так.

– Спасибо, – пробормотал Матвей и отошел от них. Значит, в понедельник вечером, после одиннадцати. Ну да, примерно тогда же он лазал по стройке и прятался от гопников. Нет, это было раньше. Или наоборот, позже? Да ведь можно проверить!

Он достал из кармана куртки телефон и полистал список входящих вызовов. Вот последний звонок от мамы, который он сбросил. Время вызова – двадцать три семнадцать. Как раз после одиннадцати. Все сходится. Комета пролетела, когда он сидел в трубе. Поэтому он ее и не видел. А гопники видели. Матвей вспомнил, как они что-то кричали про небо. Но в тот момент ему было не до того, он думал лишь о том, как бы унести ноги. Что же получается? Все из-за кометы? Это она смешала границы параллельных реальностей? Это из-за нее он выскочил из трубы в чужую вероятность? Из-за какой-то далекой вспышки в небе на него обрушилось столько неприятностей?!

Час от часу не легче! И что теперь с этой информацией делать?

– Эй, парень! – крикнул с крыльца невысокий седоватый человек в синем медицинском костюме. Матвей оглянулся.

– Вы мне?

– Ты сопровождал такого смешного паренька в разбитых очках? По фамилии, – врач заглянул в листок, – Вертушкин.

– Ватрушкин, – поправил Матвей. – А где он?

– Ты ему кто? Родственник? – снова спросил врач, проигнорировав вопрос.

– Одноклассник. А что?

– Надо связаться с его родителями. Знаешь как?

Матвей покачал головой. Врач почесал затылок и достал из кармана телефон. С треснутым экраном.

– Это же телефон Ватрушкина, – недоумевающе заметил Матвей. – Почему он у вас?

– Родителям хочу позвонить, – вздохнул врач. – Только я не нашел тут ни отца, ни матери. Где они у него?

– С ним опять что-то случилось? – оторопел Матвей. – Здесь, у вас в больнице?

Врач спустился с крыльца.

– Послушай, тут такое дело… Медсестра, молодая девочка, закрутилась с этой велосипедной командой… Ну, перепутала она, понимаешь?

– Что перепутала?

– Пациентов перепутала. Укол не тому сделала. Твой друг – Вертушкин, а там был Ватрушкин. Твой Ваня, а тот Веня. Перепутала.

– Понятно. Только наоборот – мой Ватрушкин, а не Вертушкин. И Веня, а не Ваня. Ну сделали ему укол, и что? Он заснул от него, что ли?

– Нет, укол был просто обезболивающий. Но у Вани…

– У Вени.

– Да, у Вени оказалась аллергия на этот препарат. Пришлось снимать приступ… И теперь он действительно спит, – сказал врач. – Его уже в другой корпус отвезли, в палату.

– И когда он проснется? – спросил Матвей. Он успокоился, что с Ватрушкиным ничего страшного не случилось. Все в пределах нормы. Нормы его везучести.

– Да проснется он часа через два. Но сразу его не отпустят. Надо понаблюдать до утра. Мало ли что. Вот поэтому мне нужно связаться с его родителями.

– Про родителей ничего не знаю. Он с теткой живет, – сказал Матвей. – Ищите в телефоне имя «Лана». Еще можно «Олег Денисович». Это классный руководитель.

– Ну вот, другое дело, – кивнул врач, листая контакты в телефоне Ватрушкина. – Ох, елки-палки… Сейчас еще с теткой объясняться. Распереживается… Старая она у него, не знаешь?

Матвей пожал плечами.

– Прибавила она нам работы, эта медсестра, – вздохнул врач. – У нас такого никогда не было. Как она могла перепутать, просто удивительно!

– Как раз ничего удивительного, – отозвался Матвей. – И я думаю, что тетка не будет сильно переживать. Она у него привычная.

– Ну, ладно, иди домой. Завтра увидишь своего одноклассника. Совершенно здорового, – пообещал врач и пошел к крыльцу.

– Не факт, – пробормотал Матвей. – До утра еще полно времени. Да, кстати, а вы резинку-то вытащили?

Врач обернулся:

– Какую резинку?

– Резинка от наушника у него в ухе. Мы из-за этого и приехали.

– Сейчас позвоню коллегам, они посмотрят.

Врач скрылся в здании. А Матвей потоптался немного в больничном дворе и пошел к трамвайной остановке.

17

На одной из остановок трамвай так удачно остановился возле большого торгового центра, что голодный Матвей выскочил и прямиком отправился на фуд-корт. Надеяться на ужин в доме Ватрушкина теперь не приходилось, поэтому надо было подзаправиться как следует. Кто знает, когда и где в следующий раз удастся нормально поесть?

Устроившись за пластиковым круглым столом, Матвей задумчиво жевал гамбургер и совершенно не ощущал вкуса. Из головы не шла хвостатая комета, которая так понравилась водителю «скорой». Неужели причина действительно в ней? И от нее пошла та мощная невидимая волна, которая смешала вероятности? Если это так, то дела плохи. Уменьшаются и без того ничтожные шансы вернуться к себе. Следующую комету можно прождать очень долго… Где он будет жить? Чем питаться? Маминых пяти тысяч явно не хватит. И вообще, где гарантия, что следующая комета окажется достаточно мощной, чтобы все вернуть на свои места?

Эх, как тяжело решать такие сложные вопросы в одиночку! Сейчас бы поговорить с кем-нибудь… Хотя бы с тем же Ватрушкиным. Не ахти какой компаньон, но все же лучше, чем никого. Полазили бы вместе с ним по интернету, поискали бы информацию о небесных телах и явлениях. Вдруг наткнулись бы на что-нибудь важное?

Так нет же! Угораздило этого недотепу загреметь в больницу! Как раз тогда, когда хоть что-то стало проясняться. Да уж, сегодня Ватрушкин превзошел самого себя. Рекорд по невезению! Матвей даже рассердился. Так его подвести! Бросить на произвол судьбы, да еще в самый неподходящий момент… Что теперь делать? Куда идти? С кем советоваться?

Матвей бросил случайный взгляд в сторону и поперхнулся от неожиданности. За соседним столиком сидел один из гопников, тот, который был с ножом. Грек. Он развалился на стуле, вытянув ноги в проход, и громко болтал по телефону. Матвей судорожно закашлялся, зажимая рот рукой. Гопник скользнул по нему безразличным взглядом и отвернулся. Матвей схватил обжигающе ледяную банку с лимонадом и жадно припал к ней, не сводя глаз со своего врага. Он не понимал, почему тот никак на него не реагирует. Все-таки это странно: караулить его у подъезда, полночи гоняться за ним по городу и окрестностям, а сейчас сидеть рядом как ни в чем не бывало! И даже не смотреть в его сторону! Притворяется? Задумал что-то? Поджидает удобного момента?

Только спустя несколько мгновений, отдышавшись и придя в себя, Матвей сообразил, что гопник не притворяется и ничего не задумал. Он его просто не знает. В этой вероятности они незнакомы.

Матвей с шумом выдохнул. Чуть-чуть полегчало. Но все равно сидеть в полуметре от преступника, из рук которого вырвался только чудом, было невмоготу.

Матвей в смятении повернулся спиной к соседнему столику. Сердце по-прежнему судорожно колотилось, ладони вспотели. Хотелось вскочить и бежать отсюда без оглядки, как тогда, на стройке. Останавливала только здравая мысль: зачем бежать, если никто не собирается преследовать? Да еще и появился реальный шанс отомстить за себя. И за маленького Гошку, конечно. Ведь в этой вероятности он пострадал больше, чем Матвей.

А действительно, почему бы не воспользоваться ситуацией и своим временным преимуществом? Матвей знает гопника в лицо, а тот его – нет. Можно пойти за ним незаметно, выследить и сдать полиции. Или хотя бы посмотреть, где он живет, и рассказать Гошкиному отцу. А там, глядишь, и остальных поймают. Милослава сказала, что этих троих уже объявили в розыск.

Грек встал, с грохотом отодвинув стул. Матвей искоса наблюдал за ним. Тот сунул телефон в карман, подтянул съезжающие штаны и неторопливо двинулся к эскалатору.

Матвей напряженно смотрел, как он уходит, и не мог заставить себя подняться. Будто его держал огромный мощный магнит. Не было сил оторваться от стула. В самом деле, зачем куда-то идти и кого-то выслеживать? Что за нелепые игры в шпионов? Бандитов должна ловить полиция, а никак не ученики седьмых классов. К тому же это вообще не его мир. Зачем вмешиваться и что-то менять? В той, настоящей реальности Гошка в безопасности, его не поранили ножом, он целый и невредимый. И вообще, какой смысл ловить их здесь, если там они все равно останутся на свободе?

Грек уже скрылся из виду, но облегчение почему-то не приходило. Голова пылала, руки не слушались, ноги дрожали мелкой противной дрожью. В животе бултыхался тяжелый тошнотворный ком. Было досадно и противно. Он струсил. Испугался этого урода до дрожи в ногах и колик в животе. Не смог сделать даже такую малость – проследить за ним. Побоялся, что слежку заметят. Он трус, самый обыкновенный трус. А ведь у него был реальный шанс помочь… Полиция наверняка не знает, как выглядят эти грабители. Маленький Гошка не видел их лиц в темной арке. А Матвей мог бы узнать каждого даже с закрытыми глазами, только по голосу. Но он ничего не сделал. Хотя именно сейчас реальной угрозы для него не было. Теперь бандиты снова будут прятаться во дворах, отбирать телефоны и калечить людей. И нет никакой разницы, в какой вероятности это станет происходить. Трусость всегда остается трусостью, независимо от обстоятельств. И от параллельных реальностей.

Матвей поднялся на слабых ногах, выкинул банку в мусорный контейнер и поплелся к эскалатору. На душе было невероятно тошно. Не каждый день сталкиваешься с такой горькой правдой о себе…

До школы Матвей добрался уже в темноте. К вечеру погода изменилась, поднялся ветер и начал накрапывать унылый дождь. Сразу стало по-осеннему сыро и зябко. Матвей поднял ворот куртки и бегом припустил к освещенному школьному крыльцу, чтобы спрятаться от дождя под козырьком. Вдруг сзади раздался автомобильный сигнал. Матвей обернулся. Стоящая за воротами темная иномарка поморгала фарами. Свет у этих фар был не белый, а с каким-то зеленым оттенком. Матвей замедлил шаг, но на крыльцо все равно поднялся. Остановился на верхней ступеньке, куда не долетали дождевые капли, и еще раз внимательно посмотрел в сторону ворот. Иномарка снова моргнула зелеными фарами и коротко бибикнула. Матвей не двинулся с места. Но и не ушел в школу. Стоял и ждал, когда все прояснится. Он же не дурак – к незнакомым машинам подходить. Да еще в темноте. И так уже наворотил дел будь здоров! Никак не разгребешь.

Прояснилось все довольно скоро. На водительской двери иномарки опустилось стекло, в окно высунулся темный силуэт и прокричал знакомым голосом:

– Добровольский! Матвей! Иди сюда.

Матвей нехотя зашагал по ступенькам вниз. Денисыч! Принесла его нелегкая. Или еще и не уносила? Что ж он так поздно из школы уходит? Дома его не ждут, что ли? Время уже, наверное, около восьми, еще немного – и дверь в школу закроют. Где тогда Матвею ночевать? К Ватрушкину в палату проситься?

– Чего? – недовольно спросил он, подойдя к водительскому окну.

– Садись, – сказал Олег Денисович.

– Зачем?

– Нравится под дождем мокнуть?

Матвей обошел машину, которая при ближайшем рассмотрении оказалась «шкодой», и запрыгнул на заднее сиденье. Из духа противоречия. Чтобы не садиться рядом с учителем. Олег Денисович обернулся и протянул ему небольшое полотенце.

– На, вытри голову.

Матвей провел рукой по волосам. Ну да, уже мокрые. Капюшона-то у куртки нет. Холодные капли побежали за воротник, Матвей передернул плечами и взял полотенце.

– Вы куда пропали? – спросил Олег Денисович. – Где Ватрушкин?

– Спит, – буркнул Матвей, вытирая волосы и шею.

– В каком смысле «спит»?

– В прямом. Лежит на кровати и спит.

– На какой кровати? Где?

– В больнице. В Третьей городской.

– Что опять случилось?

Матвей выглянул из-под полотенца и посмотрел на учителя.

– Вам правда интересно?

– Интересно? При чем тут «интересно»? – не понял тот. – Вы пропали еще днем, перестали отвечать на звонки. Как я должен понять, где вы и что с вами?

– Ну, пропали и пропали, – пробурчал Матвей и положил полотенце на подголовник переднего сиденья. – Разве вам не все равно? Если мы не в школе, вы за нас не обязаны отвечать. Я вообще не ваш ученик. А Ватрушкин… Ну, признайтесь, Олег Денисович, какая вам разница, что случилось с этим ходячим недоразумением?

– Я, кажется, начинаю понимать, почему у нас с тобой не складываются отношения, – помолчав, сказал классный. – Там, в твоей вероятности.

– Да? И почему?

– Тяжелый ты человек, Матвей Добровольский. Высокомерный и равнодушный. К тому же неблагодарный. Хорошо, что вы с Милославой похожи только внешне. Она совсем другая. И мне жаль самого себя, что в той, другой вероятности мне приходится общаться с тобой, а не с ней.

Матвей задохнулся от обиды и негодования. Как он смеет так говорить? Тем более совершенно незнакомому человеку. Они встречаются только во второй раз! А он уже считает, что имеет право судить о том, какой человек Матвей Добровольский?

Матвей стал шарить по обшивке двери, нащупывая ручку. Учитель обернулся:

– Обиделся, значит? Неприятно правду слышать? Только кто тебе еще ее скажет? Родители пожалеют, а друзей у тебя нет.

– Да откуда вы знаете?!

– Нетрудно догадаться. Если бы у тебя были друзья, то именно они помогали бы тебе сейчас. И ты не мыкался бы по улице под дождем, как потерявшийся щенок. Человек в трудной ситуации обращается к надежному другу. А ты к кому обратился? К учителю, которого терпеть не можешь, и к однокласснику, которого считаешь «ходячим недоразумением».

– Я к нему не обращался! Он сам ко мне прицепился, – огрызнулся Матвей, безрезультатно дергая ручку.

– Еще интереснее! Сам. Прицепился и навязывает свою помощь. А ты снисходительно разрешаешь ему помочь тебе. И еще смеешься над ним. Так?

– Не так!

– Да нет, все именно так, – сказал Олег Денисович. – Поверь, вселенная не вращается вокруг тебя одного. Рядом с тобой живые люди. Не надо относиться к ним как к мусору.

– Да откройте уже! – зло выкрикнул Матвей. – Чего вы меня здесь держите?

– Я тебя не держу. Просто эта дверь изнутри не открывается, можешь не ломать ручку.

Матвей передвинулся по сиденью на водительскую сторону и с первого раза открыл левую дверь.

– Ты хорошо подумал? – спросил учитель, глядя на него в зеркало. – Тебе же все равно некуда идти.

– Может, и некуда. Но с вами уж точно не останусь!

Матвей выскочил из салона под разошедшийся не на шутку дождь и с силой хлопнул дверью.

Достал этот Денисыч! Чего, спрашивается, привязался? Почему учителям постоянно надо кого-то воспитывать, даже в свободное от работы время? Думают, что без их ценных советов и дня не прожить? Считают, что ученики должны ловить каждое слово, развесив уши и раскрыв рот? Ага, сейчас! Матвей вовсе не обязан слушать этот бред. Тем более в нынешней липовой вероятности Денисыч ему никто.

Матвей стремительно вбежал в вестибюль и остановился возле расписания, стряхивая с куртки дождевые капли. Охранника на месте не было. Видимо, его смена уже закончилась. А ночной сторож еще не пришел. Матвей повернул в сторону спортзала, чтобы спрятаться там до закрытия школы, как вдруг услышал оживленные голоса и смех. По лестнице гурьбой спускались его одноклассники. Тут были и Белкин, и Чернышов, и Быстров, и Кузьмин, и Зотикова, и Мамаева, и вся остальная инициативная группа. И, конечно, Милослава, куда же без нее!

Седьмой «Б» обогнул Матвея с двух сторон и, весело галдя, двинулся дальше. Милослава остановилась.

– Ты чего здесь? – спросила она.

– А вы чего здесь? Так поздно и в таком количестве? – спросил Матвей.

– Проект обсуждали.

– Какой проект?

– «Школа будущего». В ноябре будет конкурс. Общегородской. Ты разве не в курсе?

Матвей вяло махнул рукой. Опять отголоски той ненужной и неинтересной внешкольной жизни. И на что только люди свое время тратят?

– Куда ты идешь? – снова спросила Милослава. – Наверху уже никого нет.

– А я и не наверх. Я в спортзал.

– Зачем?

– Ночевать.

– Ночевать? В спортзале? – Милослава округлила глаза.

– Больше негде, – буркнул Матвей. – Ватрушкин в больницу загремел. Или ты предлагаешь забронировать лавочку в парке?

Он развернулся и пошел по коридору. Озадаченная Милослава застыла на месте. Когда Матвей почти скрылся за углом, она бросилась следом.

– Подожди!

Матвей остановился.

– Ну? Чего еще?

Милослава подошла к нему.

– Не надо.

– Чего не надо?

– В спортзал не надо. Пойдем домой.

– К тебе домой? – не поверил Матвей.

– Ну… это же и твой дом тоже. В какой-то степени, – сказала она и улыбнулась. Впервые без ехидства, хорошо и открыто. И у нее на щеке появилась симпатичная ямочка. Очень знакомая. Эту ямочку Матвей часто видел на своих фотографиях и в зеркале.

18

У Милославы оказался с собой зонт, поэтому до дома им удалось добраться почти сухими. Пока Милослава открывала дверь, Матвей с опаской оглядывался на квартиру активной соседки. Не хотелось бы снова попасть в зону видимости ее дверного глазка. А то опять крику не оберешься.

К счастью, все обошлось. Тетя Валя так и не выглянула. Наверное, занималась более важными делами. Например, смотрела сериал.

Матвей вошел в темную прихожую со странным чувством. Вроде бы это его дом, и вместе с тем не его. Если его, почему чужая девчонка так по-хозяйски орудует ключом и первая переступает порог? А если не его, что он тут вообще делает?

Когда закрылась дверь и включился свет, Матвей остолбенел. Вместо привычной обстановки он увидел совершенно незнакомую квартиру. Другие стены, другой пол, другая мебель, да все другое! Вплоть до домашних тапочек на цветастом половичке возле двери.

– Это что? – вырвалось у Матвея.

– Что? – не поняла Милослава.

– Что с квартирой?

– А что с квартирой?

Матвей сбросил кроссовки и побежал в гостиную, потом на кухню, потом в комнату родителей. Он метался по квартире и открывал все двери подряд, как будто искал за ними кусочек своего мира, который он потерял.

– Почему все такое? – потрясенно спросил Матвей, оглядывая свою комнату. Нет, не свою, чужую. И в этой чужой комнате не осталось ни единого напоминания о нем и о его жизни.

– Какое «такое»? – поинтересовалась Милослава. – Тут вообще-то я живу, если ты заметил. И вещи здесь мои. А ты думал, здесь все будет так же, как у тебя дома?

– Почему они так сильно отличаются друг от друга? Наши реальности? – не слыша ее, проговорил Матвей. – Этого не должно быть.

– Честно говоря, ты сейчас похож на помешанного, – хмыкнула Милослава. – Может, я зря тебя в дом привела? По-моему, ты опасен для окружающих.

– Да как ты не понимаешь? – загорячился Матвей. – Наши вероятности разные только из-за нас. Я – там, ты – здесь. И меняться должно только то, что касается нас самих. Комната твоя, поэтому она другая, девчачья. С этим я согласен. Но почему вся квартира изменилась? Вернее, совсем не изменилась.

– Как это – изменилась, но совсем не изменилась?

– С бабушкиных времен не изменилась. Ремонта нет.

– Как это нет? – возмутилась Милослава. – Мы только год назад новые обои поклеили. И окна покрасили.

– Вот именно – покрасили! – воскликнул Матвей. – А у нас стеклопакеты. Балкон застеклен, потолки натяжные. А на кухне – барная стойка и встроенная техника. У вас вообще все старое, как было у нас раньше, до ремонта.

– Ну, не знаю. У нас на евроремонт денег нет, – сказала Милослава.

– И с ключом непонятно. Почему он не подошел? Я же вижу: дверь абсолютно та же. Ее давно устанавливали, когда я во второй класс перешел.

– Да, точно, я помню. Летом, между первым и вторым классом.

– Ну вот. Тут все совпадает. Почему я не смог ее открыть?

– Не знаю.

– Ну-ка покажи свой ключ.

– Он там, на полочке.

Милослава и Матвей вернулись в коридор. Милослава протянула ему кольцо с брелоком и двумя ключами – магнитным и обычным, с мелкими зубчиками. Матвей вытащил из кармана свой ключ и принялся сравнивать их.

– А этот, от подъезда, подошел? – спросила Милослава. – Ты им дверь открывал?

– Да в том-то и дело, что подошел, – сказал Матвей, накладывая ключи один на другой. – Оп-па! Они разные. Смотри, зубцы не совпадают.

– Ключи разные, значит, и замки разные, – резонно заметила Милослава.

– Да это понятно. Только непонятно почему.

– Потому что сменили замки.

– Логично. Но как это связано с нами?

Милослава и Матвей озадаченно поглядели друг на друга.

– Кто-то из нас потерял ключ, – предположила Милослава. – Но я такого не помню. Кажется, я не теряла.

– А я… я вроде бы терял… Точно! Терял! – вспомнил Матвей. – В пятом классе. Я еще тогда целый день во дворе проторчал, пока мама не пришла.

– Ну, вот все и прояснилось, – сказала Милослава. – Вы сменили замки, а у нас остались старые, поэтому твой ключ не подошел. Ты есть хочешь?

– Хочу, – сказал Матвей и пошел вслед за ней на кухню. – Только про ремонт все равно непонятно. И про Гошку тоже.

– А что про Гошку? Какие-то бандиты подкараулили его в арке. Не знаю, что там произошло, только они его ножом зацепили. То ли щеку, то ли шею поранили.

– Сильно?

– Иван Николаевич сказал, что жизни ничего не угрожает. Но Гошка испугался, у него что-то такое нервное случилось. Какой-то срыв. А у вас разве не так было? – Милослава высыпала в раковину картошку и стала ее мыть.

Матвей уселся за старый массивный стол, который они с папой собственноручно вынесли на помойку три года назад, и сказал небрежно:

– Нет. У нас Гошка живой и здоровый. Я его спас. Я как раз из школы возвращался. Ну и увидел, что на него напали.

– Спас? От вооруженных бандюков? А ты не выдумываешь?

– Не выдумываю. Я потому сюда и попал.

– Как это? – Милослава застыла с недочищенной картофелиной в руке.

– Так… Они за мной погнались. Все трое. Вот я и убежал от них… сюда.

– Их трое было?

– Да. А Гошка не сказал?

– Он ничего не говорит. Только трясется и плачет.

– А ты где была? Получается, ты в это время тоже должна была идти домой.

– Нет, не получается. По понедельникам у меня танцы. Я вернулась около девяти. Весь двор уже гудел, и полиция приехала.

– Вот видишь, как полезно возвращаться домой вовремя! – назидательно произнес Матвей. – А не оставаться на всякие дурацкие мероприятия.

– Вижу, вижу, – насмешливо согласилась Милослава. – Я-то у себя дома. А вот где ты?

Она достала из морозильника рыбные котлеты и положила на сковороду с раскаленным маслом. А на другую сковороду принялась нарезать ломтиками картошку. «Совсем как мама», – подумал вдруг Матвей, следя за ее уверенными движениями. И тут же рассердился на себя: чего это он вздумал сравнивать ее с мамой? И совсем она на нее не похожа, ни внешностью, ни походкой, ничем. И вообще, только он, Матвей, имеет право быть похожим на свою маму. Потому что он ее единственный (и настоящий!) сын. А все остальное – мираж.

Тут где-то в глубине квартиры зазвонил мобильник. Матвей дернулся было на звук, но вспомнил, что его трубка уже давно молчит. Да и мелодия звучала другая, не его. Милослава вытерла руки о полотенце и выбежала из кухни, бросив на ходу:

– Последи тут, чтоб не сгорело.

– Кто звонил? Мама? – спросил Матвей, когда она вернулась.

– Нет, Ватрушкин твой.

– Он такой же «мой», как и твой. А что ему надо?

– Беспокоится, где ты будешь ночевать. Хотел даже из больницы сбежать, чтобы тебя найти. Только его поймали и вернули на место. Ну, я ему сказала, чтобы спокойно лечился, что ты у меня. А то еще что-нибудь натворит.

– Да уж, он может, – пробормотал ошеломленный Матвей. Ну Ватрушкин, ну дает! Просто человек-загадка. На кой ему сдался Матвей со всеми его проблемами? Кто он ему? Не друг, не приятель, даже не одноклассник. Никто. Просто первый встречный. Никакой выгоды от него нет. Что же этот чудак так рвется помогать? Даже из больницы хотел сбежать. Ради чего?

– И кстати, – прищурилась Милослава, – с этого номера мне вчера звонили какие-то придурки. И что-то плели про огромную кучу навоза.

– Ай-ай-ай, – покачал головой Матвей. – Безобразие!

– Это точно, – сказала Милослава, в упор глядя на него.

– А мы с Ватрушкиным нашли то самое место, – сообщил Матвей, чтобы сменить тему. Хитрость удалась, Милослава тут же попалась на удочку.

– Правда? – воскликнула она. – Нашли место, где пересекаются вероятности? И ты теперь можешь вернуться?

Матвей помрачнел.

– Нет. Не могу.

– Почему?

– Потому. Не все так просто. Накладывай уже, а то и правда сгорит.

Милослава поставила на стол две тарелки с золотистыми ломтиками жареной картошки. А котлеты выложила в любимую мамину салатницу и поместила в середину стола. Мама тоже всегда так делала. Чтобы каждый брал столько котлет, сколько ему хочется. И хлеб она нарезала как мама, не вдоль, а поперек буханки. Матвей невольно нахмурился.

– Что? – спросила Милослава. – Что-то не так? Котлеты не любишь?

– Люблю, – буркнул он, принимаясь за еду. Не говорить же ей, в самом деле, что его раздражает вся эта нелепая ситуация. А еще его просто бесит, что у нее мамин взгляд и мамины привычки.

Милослава пожала плечами и взяла вилку.

Ели молча. И тишина тоже очень напрягала. Телевизор включила бы, что ли, подумал Матвей. Пусть бы хоть он болтал, фон создавал. Матвей покрутил головой. Нет, в кухне никакого телевизора не наблюдалось. Интересно, как папа (ее папа!) с этим мирится? Он ведь не то что пообедать – он даже чашку кофе не может выпить без телевизора.

Наконец Милослава нарушила тягостное молчание.

– Ты чай как пьешь? С сахаром?

Матвей обрадовался в душе, что она заговорила первая, но виду не подал.

– Можно с сахаром, – как можно равнодушнее произнес он. – А можно и с пирожным или тортиком.

– Обойдешься без пирожных. Тоже мне, принц наследный.

Милослава поставила перед Матвеем чашку чая, сахарницу и выжидающе посмотрела на него:

– Ну так что?

– Что?

– Может, расскажешь, что вы там нашли с Ватрушкиным? Или тебя надо долго упрашивать?

Матвей метнул на нее неприязненный взгляд. Еще издевается, ехидничает. Сразу вся охота отпала рассказывать. Как тяжело с ней общаться, с такой врединой!

– Про комету слышала? – натянуто спросил он.

– Про комету все слышали. И что дальше?

– А дальше я полезу в интернет.

– Зачем?

– Посмотрю расписание комет. И с ближайшей вернусь домой.

– Очень смешно. Будем считать, что я оценила твой гениальный юмор. А если серьезно?

– Да серьезней некуда! Ватрушкин же сказал: был какой-то мощный магнитный толчок. Мы с ним нашли место, где я выскочил в другую вероятность. Это произошло в понедельник вечером, после одиннадцати. Именно тогда пролетела комета. По-твоему, это совпадение?

– Ты думаешь… все из-за нее? – Милослава широко раскрыла глаза.

– Без вариантов, – подтвердил Матвей. Если сначала он еще сомневался, то сейчас был уверен на сто процентов. Нет, все же на девяносто девять. Оставался еще один, самый микроскопический шанс, что в дело вмешалась какая-то другая сила. Помимо кометы.

– Короче, мне нужен интернет, – повторил он. – Включай комп.

– А его нет, – сказала Милослава.

– Компа?

– Интернета.

– До сих пор нет? Обещали через сутки дать.

– Вообще нет. Мы его отключили. Еще в сентябре.

– Отключили? Зачем?

– Поэкономить решили. Мы им почти не пользуемся, только деньги зря платим. У мамы на работе есть, а мне не надо. Я в компьютерные игры не играю. Да у меня и времени на них нет. Музыкалка, танцы, школа, репетиции…

– И в телефоне тоже нет интернета?

– Нет.

Матвей не мог прийти в себя от изумления.

– А как же ты общаешься с людьми?

– Вживую! – сказала Милослава и засмеялась, глядя на Матвея. Слишком уж ошарашенный был у него вид.

19

После ужина Милослава засела за уроки в своей комнате. Матвей бродил по квартире, разглядывая старые вещи, о которых уже успел забыть. Вот стопка тарелок с голубыми цветочками, которые он расколотил вдребезги еще в первом классе. Одиннадцать штук за один раз. Хотел помочь маме поставить их на праздничный стол и потянул за самую нижнюю, хотя мама просила его доставать по одной. Осталась единственная тарелка с отколотым краешком. Двенадцатая. Она давно перекочевала в разряд повседневной посуды и доживает свой век в кухне. А эти, гляди-ка, до сих пор в серванте, на почетном месте.

И старое бабушкино пианино все еще в гостиной, не продано и не выехало из квартиры за ненадобностью. А, ну да, в этой вероятности оно нужно Милославе, она же вроде бы ходит в музыкалку. Неужели она действительно умеет на нем играть? В свое время Матвей выучил только собачий вальс одним пальцем, и на этом его музыкальная карьера закончилась.

А вот большой фикус в кадушке, в углу возле балкона. Надо же, все еще жив. В другой реальности он давно загнулся из-за остатков кипяченого молока и какао, которые Матвей регулярно выливал в него, чтобы торжественно продемонстрировать маме пустой стакан.

Вот старое кожаное кресло, оставшееся от бабушки. Оно практически целое, без рваных следов от пулек и дротиков…

Да, как видно, Милослава росла более послушным ребенком.

Матвей внимательно исследовал этот чужой для него мир, ее мир, но с его родителями. Он ревниво искал сходства и различия. И убедительные доказательства, что его мир более реальный и правильный. И что только он имеет право на существование.

Матвей ходил по комнатам со смешанным чувством. В нем боролись неприязнь и любопытство. Но что-то еще не давало ему покоя, ныло и болело, словно заноза. Что-то было не так, ну просто совсем неправильно. И он не мог понять, что именно.

Нагулявшись по квартире, Матвей устроился на продавленном диване в гостиной и включил телевизор. Стал щелкать пультом, переключая каналы. Если не по интернету, так хоть по телеку посмотреть про комету. Может, удастся наткнуться на какие-нибудь новости, где про нее расскажут еще раз? Хотя какие же это теперь новости? Двое суток прошло.

Каналов оказалось непривычно мало, десятка полтора. Видимо, телевизор работал от обычной антенны, и ни о каком кабельном телевидении, ни тем более о спутниковой тарелке в этом доме и не слыхивали. Так или иначе, ни на одном из каналов Матвей не нашел упоминаний о комете. Может быть, просто не попал на нужную передачу.

Милослава заглянула к нему спустя час или полтора, когда Матвей досматривал старый американский боевик с крутым непобедимым героем-одиночкой и кучей тупых неповоротливых злодеев.

– Уже поздно, – сказала она. – Идем, покажу, где будешь спать.

– Могу и здесь, – Матвей хлопнул по дивану. – Только подушку дай.

– Ага, а укроешься старой шубой. И будешь лежать здесь как бомж на вокзале. Иди, ложись по-человечески, на мою кровать. А я в маминой комнате переночую.

– На мою кровать, ты хотела сказать, – ехидно заметил Матвей.

– Да нет, на мою, – в тон ему ответила Милослава. – Твоя где-то там, на необъятных просторах других измерений. А здесь только моя кровать. И заметь, я тебе ее уступаю.

– Ой-ой, какие жертвы! – закатил глаза Матвей. – Какое благородство!

– Вот именно. Цени!

– Буду спать как младенец на простынях с красными розочками или голубыми мишками.

– Не беспокойся. Постелю тебе с пожарными машинками. Или что там сейчас предпочитают помешанные геймеры? Какие у вас супергерои в моде? Прости, я не в курсе.

– Слушай, а как тебя называть коротко? Ну, какое у тебя уменьшительное имя? Милка? Или что-то более оригинальное? Милоша, например, или Лося, – ухмыльнулся Матвей.

– Нет у меня уменьшительного имени. Только полностью – Милослава. Понятно?

Она отвернулась и направилась в свою комнату.

Матвею ничего не оставалось, как последовать за ней.

– Ночью холодно, – сказала Милослава, опуская на кровать аккуратную стопку постельного белья. – Не знаю, как у вас, а у нас отопление еще не дали. Лучше спать в одежде. Только, разумеется, не в такой грязной.

Она показала на джинсы Матвея. Тот провел руками по коленкам.

– Ничего они не грязные. Только вчера стирал.

По правде говоря, после этой стирки он уже успел снова побывать в трубе, так что идеально чистыми джинсы назвать было нельзя. Но, с другой стороны, в этот раз они запачкались меньше, на первый взгляд почти незаметно.

– В уличной одежде мы на постель не ложимся, – категорично заявила Милослава. – Могу предложить спортивный костюм.

– Твой? – возмутился Матвей.

– Ну не мамин же! До маминого ты еще не дорос.

– Нет, спасибо! Я не собираюсь расхаживать в женских вещах.

– Ну, извини, мужских у нас нет.

Матвею показалось, что его сердце рухнуло в живот. Вот оно! Вот что не давало ему покоя, вот что сидело где-то глубоко внутри болезненной занозой!

В доме совершенно не было мужских вещей.

Матвей сорвался с места и бросился в коридор.

– Ты чего?! – оторопело воскликнула Милослава и побежала следом.

Матвей в немом отчаянии хлопал дверцами шкафов и тумбочек, выдвигал ящики столов и комодов и не обращал внимания на Милославу, пытающуюся ему помешать.

– Что ты творишь? – кричала она. – Что, очередной приступ? «Скорую» вызвать? Прекрати сейчас же!

– Где? – страшным шепотом проговорил Матвей, поднимая на нее глаза.

Милослава испуганно замолчала.

– Где? – хрипло повторил он. – Где его вещи?

– Чьи вещи?

– Папины. Почему нет папиных вещей?

– Что?!

Они в замешательстве уставились друг на друга.

– Что ты молчишь? – наконец выговорил Матвей, чувствуя, как по спине поползли мурашки. – Вы живете вдвоем?

– А вы… разве нет? – Милослава растерянно моргнула.

– Где папа? Он что… он это… – Матвей нервно сглотнул, – умер?

– Ты что, дурак?! Типун тебе на язык! – гневно вскричала Милослава, и у Матвея отлегло от сердца.

– Тогда где он?

– Он не живет с нами.

– Как не живет?

– Вот так! Они с мамой часто ссорились. И однажды поругались особенно сильно. Вот он и уехал от нас.

– Когда?

– Два года назад, я как раз в пятый класс пошла… А у вас не уехал, что ли?

– Нет. Мы все вместе живем, втроем.

– С ума сойти!

Они снова замолчали.

– Почему у вас все по-другому? – спустя некоторое время спросила Милослава.

– Да потому что у вас дурацкая вероятность, – разозлился Матвей. – Здесь все не как у людей, все наперекосяк. Как мне это надоело! Скорей бы убраться отсюда!

Он с грохотом захлопнул выдвинутый ящик и отправился в комнату.

Милослава пришла позже, когда он уже закутался в одеяло по самый нос и свернулся калачиком на постели.

– Я теплый плед принесла, – сказала она. – Из окна дует. Мы их еще не заклеивали на зиму.

– Все нормально, – пробурчал Матвей из-под одеяла. – Мне не холодно.

– Я тут подумала… если у нас все так отличается… Скажи, где сейчас мама?

– В Волгоград уехала. У нее подруга умерла.

– Ну да, тетя Таня… Все сходится. А она тебе звонила, говорила, когда возвращается?

Матвей сел в постели.

– Ты издеваешься? Как она мне позвонит? Алё-алё, соедините меня с параллельной реальностью, мне надо поговорить с сыном.

– Ой, и правда! – хлопнула себя по лбу Милослава. – Получается, она не знает, где ты? И целых два дня не может до тебя дозвониться?

– Ну, получается. И что?

– Бедная мамочка… Как она там?

Милослава вздохнула и вышла из комнаты. Матвей потушил лампу возле кровати и снова улегся. Но спать не мог. Лежал с открытыми глазами и тупо смотрел в потолок. А в сердце холодным ужом заползала тревога.

«Бедная мамочка… Как она там?»

Эти слова падали словно камни, снова и снова… Каждое слово отдавалось тупой болью в голове. Бедная мамочка… От этих слов леденело в груди. Как она там?

Ни разу за все время он не вспомнил о маме. Нет, вспомнил, конечно, и даже позвонил, но только для того, чтобы узнать, где ключ. За двое суток он о многом успел подумать. Он удивлялся, тревожился, искал выход, строил планы своего возвращения… Единственное, что вообще не пришло ему в голову, – как там мама? Как она отреагирует на его исчезновение? Что она почувствует, когда поймет, что он пропал?

Почему об этом подумала именно Милослава, а не он? Зачем ей вообще беспокоиться о его маме? Или она не делит маму на «твою» и «мою»? И для нее мама – одна-единственная, во всех вероятностях?

Матвей встал, завернулся в одеяло и пошлепал на кухню. Открыл холодильник, оглядел скучные полупустые полки и со вздохом хлопнул дверцей. Какая же бедная эта вероятность: ни колбасы, ни сыра, ничего такого, из чего можно было бы сотворить вкусный бутерброд! Даже апельсинов и то нет. А так хотелось попить свежевыжатого сока! Хотя чего там, соковыжималки тоже нет.

Как они здесь живут? Жуть!

Матвей напился воды из остывшего чайника и пустился в обратный путь.

– Ты чего там бродишь? – спросила из темноты Милослава, когда он проходил мимо комнаты родителей. Нет, не родителей, одной только мамы.

– Ничего. Заснуть не могу, – мимоходом бросил Матвей.

– Неудивительно, – отозвалась она.

Матвей вернулся, поправил сползающее одеяло и прислонился к дверному косяку.

– Слушай… – он так и не решился назвать ее по имени. Такое имя и про себя произносить странно. А вслух – так вообще с первого раза не выговоришь. – А тебе мама говорила про эту… ну, дочку подруги?

– Про Ксюшу? Да, она ее привезет к нам. Попробует договориться, чтобы Ксюша сразу жила у нас, не дожидаясь, пока документы оформят.

– И ты не против?

– Конечно. Не в детдом же ей идти. Только мама беспокоится, что Ксюшу нам могут не отдать, у нас семья неполная. Но с другой стороны, они с папой не разводились, он просто так уехал. Так что официально мама замужем. Вам, конечно, проще, вы с папой.

– Но к вам в дом придет посторонний человек! – воскликнул Матвей. – Чужая девчонка. Она будет с вами жить.

– Ну и хорошо, – немного удивленно отозвалась Милослава, – я всегда хотела кого-нибудь, сестру или брата. А ты разве против Ксюши?

– А почему я должен быть за? – возмутился Матвей. – Зачем мне это надо?

– Просто это нормально – помочь человеку в такой ситуации. А если бы ты оказался на ее месте? Ты только представь!

– С какой стати я буду это представлять? Я не на ее месте.

– Тебе что, вообще на всех плевать?

– Да всем на всех плевать. Только некоторые это скрывают, правильных из себя корчат. Такие как ты и Денисыч.

– Если бы всем было на всех плевать, – помолчав, сказала Милослава, – люди уже давно вымерли бы. Спокойной ночи.

20

Матвей не спал очень долго. Голова гудела и разрывалась от невероятного количества вопросов, на которые он не находил ответа. Почему они с Милославой такие разные, хотя, по сути, они – один и тот же человек? Почему их вероятности так не похожи одна на другую? Как на ремонт может повлиять тот факт, что у родителей дочь, а не сын? Почему папа живет отдельно? Почему, почему, почему?..

Совсем некстати вспомнился скандал перед маминым отъездом, ее жестокие слова: «Если бы у меня была дочь, она бы меня поняла». Как будто напророчила. Вон она, дочь, спит за стеной. И прекрасно ее понимает, во всем поддерживает. Как, наверное, приятно вместо постоянного «да ну тебя, не хочу» слышать «конечно, мамочка, давай!».

Выходит, здесь маме лучше, чем там?

Нет, это уж совсем ни в какие ворота!

Измученный Матвей уснул только под утро. И с трудом смог продрать глаза, когда Милослава стала его будить.

– Зачем так рано? – недовольно бурчал он в подушку. – В школу же не скоро.

– Мне в музыкалку к девяти! – энергично кричала она из кухни. – А потом на Панова, пальто забрать. А после на Молодежную, с Еськой погулять.

– Какое пальто, какая Еська? Ты бредишь? – Матвей с трудом оторвал голову от подушки. – Чего ты вся такая шумная с самого утра?

– Мамино пальто в химчистке на улице Панова, – пояснила Милослава, появляясь в дверях. – Сегодня надо забрать. А Еська – это собачка маминой коллеги. Мама каждый день в обед выводила Еську на прогулку, потому что коллега в командировку уехала. А теперь это мне поручила. Сегодня последний день, завтра хозяйка вернется. Вставай. Или здесь останешься? Только до часу выйти никуда не сможешь, ключ я тебе не дам.

Матвей сел в постели и потер руками лицо.

– Нет, не останусь. Вдруг мама приедет… А тут я, здрасьте-пожалуйста! Картина маслом «Не ждали!».

– Не приедет. У них билеты на субботу.

– А почему ты мне ключ не дашь? Не доверяешь? – усмехнулся Матвей.

– А что, должна доверять? – ехидно прищурилась Милослава. – Случись все наоборот, попади я в твою вероятность, ты бы меня и на порог не пустил. И не поверил бы ни одному моему слову, несмотря на все доказательства. Разве не так?

И, не дожидаясь ответа, она вышла из комнаты.

– Еще бы, – проворчал ей вслед Матвей. – Такую аферистку в квартиру пускать. На площадке бы ночевала, возле двери. – Тут он повысил голос, чтобы ей было слышно: – Но я вынес бы тебе коврик!

Следующие четыре часа Матвей жил по суматошному расписанию Милославы.

– Что-то я не понял… Ты вроде бы вчера там была? – спросил он ее по дороге в музыкальную школу.

– И вчера, и позавчера, и завтра пойду. У меня музыкалка четыре раза в неделю.

– А танцы?

– Танцы – два раза.

– И еще всякие школьные мероприятия?

– Ну да.

– Обалдеть! А жить-то когда?

– Смотря как жить. Ты жизнью что называешь? Сидеть у компьютера и мочить всяких зомби? Или кого вы там сейчас мочите? А потом хвастать в сети своими игрушечными победами?

– А что, лучше тратить время на дурацкие олимпиады и репетиции? Для чего? Чтобы один раз выступить перед родителями, которых насильно сгонят в зал? Или эти ваши конкурсы между школами… Сидеть, готовиться, придумывать… Для чего все это?

– А разве тебе не хотелось сделать что-то самому? Своими руками и головой? А не быть компьютерным супергероем с его суперсилой? Попробовать себя в чем-то новом, посмотреть, получится у тебя или нет…

Матвей пожал плечами.

– Зачем?

– Затем, что это здорово и интересно. Затем, что это и есть жизнь. И она настоящая, – серьезно сказала Милослава.

Потом Матвей долго скучал в музыкальном классе. Ему разрешили присутствовать на уроке, потому что в коридоре полным ходом шла генеральная уборка. Сначала его раздражали отрывистые однообразные звуки старого фортепиано и непонятные слова, которыми обменивалась Милослава со своей преподавательницей. Пол-урока он нетерпеливо ерзал на скрипучем расшатанном стуле и ловил на себе недовольные взгляды суровой музыкальной дамы. Но в какой-то момент зазвучала нежная мелодия, и все изменилось.

Матвей оторвался от изучения трещин на потертом полу, бросил взгляд в сторону фортепиано. Играла Милослава. Сама, без посторонней помощи. Прямая спина, серьезный взгляд, изящные движения рук… Милослава была уже какая-то другая, непривычная и очень взрослая.

Матвей встал со стула и подошел ближе, чтобы видеть в мельчайших подробностях, как она это делает. Милослава перебирала пальцами по клавишам, вроде бы беспорядочно, без всякой системы. Но инструмент слушался ее, таинственным образом угадывая, какой звук она хочет извлечь. И в итоге получалась музыка. Совсем настоящая, такая же, как в телевизоре, у солидных людей в концертных костюмах, которых он видел мельком, когда переключал каналы.

Матвей вдруг подумал, что тоже смог бы так играть. Если получилось у нее, значит, и у него есть способности. Просто он не пробовал их развивать. Никогда не возникало такого желания. Может быть, зря?

После урока они поехали за маминым пальто. Химчистка была на другом конце города, и потратить пришлось минут сорок. Потом они по очереди тащили неудобный объемный сверток и строили предположения, почему в вероятности Матвея мама не сдавала пальто в химчистку. Сошлись на том, что в этой вероятности мама не ездила с папой на машине, и пальто затерлось в автобусах и трамваях.

Пришлось завезти пальто домой, поэтому к маминой коллеге они попали уже в первом часу. Еська оказалась мелкой собачонкой породы московский дракончик, как сказала Милослава. Матвей недоверчиво взглянул на нее. Он никогда не слышал о такой породе. Еська больше походила на ободранную помоечную дворняжку.

– А что, этой породе положено гулять один раз в день? – спросил Матвей, когда Милослава на руках вынесла собачку из подъезда.

– Да ей вообще можно не гулять. У нее дома лоток, как у кошки. Но хозяйка считает, что она должна дышать свежим воздухом хотя бы раз в день.

– А ест она тоже раз в день?

– Понятия не имею.

– Как? Разве ты ее не кормишь?

– Нет, только гуляю.

Матвей в замешательстве уставился на Милославу. Та посмотрела на него и вдруг рассмеялась.

– Да нет, ты не понял. Там в квартире живет старушка, мать этой коллеги. Она Еську и кормит. А выгуливать не может, она из дома совсем не выходит, старая очень.

– А-а, тогда ладно. А я уж думал…

Они сели на скамейку и пустили собачонку на газон. Еська гуляла без всякого энтузиазма. Она жалась к ногам, дрожала всем телом и вообще выглядела очень обиженной и несчастной. Видимо, не разделяла хозяйкиных убеждений и не считала, что ей уж так необходим свежий воздух.

– Уродец какой-то, а не собака, – сказал Матвей, глядя на нее. – Правильно ее драконом назвали.

– Да ладно тебе, милая собачка, – отозвалась Милослава и погладила Еську по жиденькой свалянной шерсти. – Мне нравится.

– Вот я недавно щенка видел, клевый такой, мохнатый. Бежал за мной от магазина на проспекте. Я его даже домой принес. Только мама его сразу выгнала, – пожаловался Матвей.

Милослава выпрямилась на скамейке и уставилась на него.

– Что? – спросил он. – Что ты меня гипнотизируешь?

– Ты же сказал, что папа живет с вами.

– Ну да, живет. И что?

Недоумение на лице Милославы сменилось негодованием.

– Поверить не могу!

– Ты о чем?

– Ты притащил домой щенка, хотя знал, что у папы сильнейшая аллергия? Что он даже в гости не ходит к тем, у кого в доме собака? Ты глупый, да? Не понимаешь, как это опасно?

– Умная нашлась, – вяло огрызнулся Матвей.

Милослава совсем по-маминому подняла брови.

– Ну как они могли так тебя испортить?

– Кто? И что значит «испортить»?

– Мама с папой. Ты никого кроме себя не понимаешь. И ни о ком не думаешь, никого не жалеешь и никому не сочувствуешь. Ты же законченный эгоист!

– Слушай, выключи «мамочку», а? Надоело.

– Я всегда мечтала о собаке, но мне и в голову не приходило просто взять и принести ее домой. Мне и подумать было бы страшно, что я специально могу навредить папе. Он с нами не живет уже два года, а у меня все равно нет собаки. Знаешь почему?

– Ну и почему?

– Потому что я жду его. Я надеюсь, что он когда-нибудь вернется. А если собака – значит, я перестала ждать. Значит, собака мне заменила папу. Это… как будто предательство. Понимаешь?

Она замолчала. Ветер трепал ее каштановую прядку волос, выбившуюся из-под яркого ободка, но Милослава не замечала этого. Она задумчиво смотрела куда-то вдаль, мимо Матвея. Наверное, вспоминала папу.

Матвей тоже молчал. Он пытался представить их всех вместе, как одну семью – папу, маму и Милославу. Но у него ничего не получалось. Мама и папа прекрасно соединялись друг с другом, а вот Милослава никак не вписывалась в их компанию.

Тут подала голос исстрадавшаяся Еська. Она поднялась на задние лапы и звонко, истерично заголосила, требуя вернуть ее по месту проживания.

– Ух ты! Она лаять умеет! – восхитился Матвей. – Никогда бы не подумал.

Милослава словно очнулась. Она бросила на него укоризненный взгляд, подхватила собачонку на руки и пошла в подъезд.

– Пока, дракониха… сушеная, – сказал им вслед Матвей. – Это я ей, не тебе, – добавил он на всякий случай. Но Милослава даже не обернулась. То ли не слышала, то ли решила не обращать внимания на своего непутевого двойника.

Матвей встал и заходил возле скамейки, пытаясь поймать ускользающую мысль. Драконы, драконихи… Дракончики… Что-то подобное он уже слышал, причем совсем недавно. Но где? И при каких обстоятельствах?

Матвей яростно потер лоб. Откуда драконы в его голове? И почему это кажется важным? Ну вот, совсем как мама, которая говорит: теперь буду терзаться, пока не вспомню.

Мама! Точно. Это как-то связано с мамой. Драконы и мама… Чушь какая-то!

На крыльце появилась Милослава, и размышления пришлось прервать. Матвею казалось, что еще чуть-чуть, и он ухватится за ту самую ниточку, с помощью которой можно размотать весь клубок…

– Побежали быстрее, – сказала Милослава. – Надо еще успеть пообедать. До школы меньше часа осталось.

Матвей на автомате двинулся за ней, все еще пытаясь вернуться к своим воспоминаниям. Но момент был упущен. И ушедшие вглубь сознания драконы уже не казались такими значительными, чтобы над ними ломать голову.

21

Войдя через арку в свой двор, они увидели Ватрушкина на скамейке перед подъездом. Он заметил их и поднялся с застенчивой улыбкой.

– Оп-па! Какие люди! – воскликнул Матвей. – Тебя уже выпустили? В смысле, отпустили? Как там Третья городская, цела еще?

– Давно сидишь? – поинтересовалась Милослава. – Почему не позвонил? Вдруг мы уже в школу ушли?

– Нет, недавно… Отпустили, да… Телефон разрядился, – сбивчиво пробормотал Веня, стараясь ответить обоим сразу. – Да я и сам только что из школы… Справку Олегу Денисовичу относил.

– Какую справку? Что тебя нечаянно усыпили вместо какого-то Вертушкина?

– Да нет, что я на уроки не приду. Мне велели сегодня дома посидеть.

– Ну и сидел бы, – сказала Милослава. – Чего ты здесь?

– Я… – смущенно выговорил Веня. – Я тут узнал кое-что… Скорее всего, это была комета…

– Да знаем уже, – махнула рукой Милослава.

– Знаете? – растерялся Веня. – А я только сегодня в больнице услышал. Я давно новости не смотрел, у нас телевизор с воскресенья не работает, я его…

– Ватрушкин, – нетерпеливо перебил Матвей, – у тебя интернет есть? А то никаких сил нет ждать вечера.

– А зачем ждать вечера? – полюбопытствовала Милослава.

– Да школьные астрономы сегодня вечером собираются. С нашим географом. Надо сходить, может, чего подскажут?

– А-а, точно, я видела объявление. Сегодня в семь тридцать они что-то наблюдать в небе собираются. Звезды какие-то…

– Ну так что с интернетом? – Матвей повернулся к Вене.

– Есть. Только мобильный… Скорость так себе.

– Плевать на скорость. У некоторых вообще никакого интернета нет, – Матвей покосился на Милославу. – Живут как в каменном веке.

– Да уж куда нам до вас, продвинутых юзеров, которые без компьютера и шагу ступить не могут, – не осталась в долгу она.

– А зачем? – пожал плечами Матвей. – Зачем пользоваться свечкой, если изобрели электричество?

– Ну что, пойдем? – подал голос Веня. – Лана сегодня в дневную смену, ее сейчас нет.

– А как же обед? – спросила Милослава.

Матвей заколебался и вопросительно взглянул на Веню.

– У меня поедим, – сказал тот. – Лана рассольник сварила.

– Так вы и на футбол не придете? – Милослава слегка помрачнела.

– Какой футбол? – не понял Матвей.

– Так ведь спартакиада! Наши мальчишки после второго урока в футбол играют с седьмым «А», – пояснил Ватрушкин. – Но мне Олег Денисович разрешил не приходить.

– Считай, что мне тоже, – хмыкнул Матвей.

– Как хотите, – буркнула Милослава и пошла домой.

Матвей удивленно посмотрел ей вслед. Обиделась, что ли? Интересно, на что? На то, что он не пошел к ней обедать? Ей же проще, меньше проблем. И ему хорошо, вместе с ней в школу тащиться не надо.

Матвей так соскучился по глобальной сети, что с порога кинулся в комнату Ватрушкина и оккупировал его компьютер. Вене даже не удалось уговорить его пойти пообедать на кухню, поэтому тарелка с рассольником и пакет с нарезанным хлебом перекочевали на компьютерный стол. Но и это не соблазнило Матвея. Он как заведенный стучал по клавишам. Веня быстро поел на кухне и присоединился к гостю, с трудом уместив возле клавиатуры еще и два стакана с апельсиновым соком.

– Жесть! – сказал наконец Матвей. – Меня и в сети нет!

– Что? – не понял Веня.

– В этой вероятности меня нет нигде: ни в реале, ни в виртуале. Я нигде не зарегистрирован. У меня нет ни одного профиля.

– Ну да, естественно.

– Понятно, что естественно. Только от этого не легче. Хотел поболтать с народом онлайн, а меня никто не знает… Ладно, давай к делу. Садись и ищи информацию про нашу комету. А я поем пока.

Они поменялись местами, и Матвей подвинул к себе тарелку с едва теплым рассольником.

Скорость интернета действительно была не слишком высокой, видеоролик с летящей кометой посмотреть так и не удалось. Страницы сайтов открывались нехотя, будто раздумывали, сделать такое одолжение или нет. Но через полчаса упорных поисков Матвей с Веней знали о нашумевшем событии практически все. По правде говоря, средства массовой информации писали одно и то же, только разными фразами.

– Негусто, – подытожил Веня, поворачиваясь к Матвею. – Что мы можем выделить из всей этой информационной свалки? Первое: комета реально была. Но некоторые источники почему-то называют ее болидом. Второе: время ее полета совпадает со временем твоего перехода в другую вероятность. Так что, скорее всего, именно она – причина твоего появления здесь. Но опять же не факт… И третье: комета была достаточно яркой, и ее можно было увидеть невооруженным глазом в средней полосе России. В том числе и у нас за городом. Вот и все.

– Скажи мне, Ватрушкин, как астроном астроному, – проговорил Матвей, задумчиво вертя в руках стакан с недопитым соком, – что такое болид? И чем комета отличается от этого болида?

– Сейчас узнаем, – с готовностью отозвался Веня и застучал по клавиатуре.

– Ну-ну, сейчас… Через час, – проворчал Матвей. С таким допотопным интернетом можно и до вечера проковыряться. И как люди до сих пор сидят на модеме?

– Вот, смотри, – сказал Ватрушкин и стал читать с экрана. – Комета – это скопление пыли, льда, газов в замороженном виде. Она крутится по орбите вокруг Солнца и постепенно тает. У нее появляется хвост из пыли и газов. Одна и та же комета может возвращаться с промежутком в несколько лет. Или даже десятков лет.

– Ну ничего себе! А болид?

– Болид – это метеорное тело, то есть, грубо говоря, большой камень или железяка из космоса. Когда оно попадает в атмосферу, то нагревается, и вокруг него образуется светящаяся оболочка из горячих газов. Болид похож на огненный шар в небе. И может быть виден даже днем.

– Погоди… Проще говоря, комета – это глыба льда, которая постоянно летает вокруг Солнца, пока не испарится. А болид – это большой метеорит. Так?

– Ну, не совсем. Метеоритом он станет, если упадет на Землю.

– А что, может и не упасть?

– Ну да, он может сгореть в атмосфере. Тогда он будет называться метеором.

Матвей почесал в затылке.

– Так мне-то чего дожидаться? Космического булыжника или ледяной глыбы с хвостом?

– Надо сходить в кружок, – сказал Веня. – Они во всем этом разбираются.

– Сходим, сходим… А пока ищи следующую комету. Когда она там ожидается? – Матвей встал и пошел на кухню за новой порцией сока.

– В этом году больше ничего не ожидается, – немного виновато сообщил Веня, когда он вернулся. – Ближайшая – июль следующего года.

– Вот нормально… – растерялся Матвей. – Отличные новости. Это точно?

– Это только то, что удалось найти, – стал поспешно оправдываться Веня. – Таблица известных комет, тех, которые периодически возвращаются. Но наверняка есть и другие, еще не вычисленные…

– А как можно угадать, когда она полетит, твоя невычисленная? – загорячился Матвей. – Мне в этой трубе жить, что ли?

Они помолчали. Потом Веня сказал:

– Ой, я таблетки забыл принять. После еды надо было.

Он полез в карман джинсов, вытащил блистерную упаковку и с сомнением уставился на нее.

– Чего завис? Забыл, сколько штук надо проглотить? – спросил Матвей.

– Нет. Просто… Они со снотворным эффектом… Я усну. Утром в больнице выпил и отключился. Проспал часа три.

– Ну и спи. А я в компе пока посижу. Тетка не придет?

– Да нет, она только к семи…

– Окей. В шесть я тебя разбужу.

– В шесть я уже и сам проснусь.

Веня выдавил из блистера две капсулы, кинул их в рот и запил соком.

– Пока ты еще в трезвом уме и твердой памяти, давай посмотрим метеоритный прогноз, – предложил Матвей. – Или эти, как их… болиды без расписания летают?

Веня снова сел за компьютер. Едва он успел набрать в поисковике слово «метеор», как появилась подсказка «метеорные потоки или метеорные дожди».

– Смотри, тут и правда расписание, – оживился Ватрушкин, тыкая пальцем в монитор. – Оказывается, в году есть несколько постоянных метеорных потоков, и у каждого своя определенная дата. О, да их полно! Вот, читай.

Матвей отодвинул его и прилип к экрану.

– Список самых красивых метеорных потоков, – прочитал он. – Лириды, Персеиды… Названия-то какие прикольные!

– Ты по дате смотри, – подсказал Веня. – Какой ближайший?

– Так, апрель, август… это не то, это уже все прошло… Вот, нашел. Геминиды – декабрь, Леониды – ноябрь, Ориониды… Октябрь! Ура-а! – завопил Матвей и резко взмахнул рукой. Стакан опрокинулся, остатки сока выплеснулись прямо на клавиатуру. Оранжевая жидкость моментально растеклась в разные стороны и заполнила пустоты между клавишами. А то, что не поместилось, тоненьким оранжевым ручейком побежало на стол и закапало на пол. Матвей ахнул. – Блин! Вот косорукий! – с досадой обругал он себя.

– Да ладно, ничего страшного.

Веня уверенным движением отсоединил клавиатуру, перевернул ее и потряс над столом. Потом сбегал за тряпкой, вытер апельсиновую лужу на столе и полу и стал тщательно протирать клавиши каким-то сильно пахнущим одеколоном. Было видно, что он занимается этим не в первый раз.

– А то кнопки залипнут, – объяснил Веня, не отрываясь от своего занятия. – Вообще-то лучше медицинским спиртом, не так воняет. Но я пузырек разбил неделю назад. Лана все купить забывает… Сейчас на батарею положим. Отопление уже дали, она быстро высохнет.

– Комп завис, – сказал Матвей, щелкая мышкой. – Не реагирует. Как не вовремя. На самом интересном месте! Может, перезагрузить?

– Без клавиатуры не запустится, – сдерживая зевок, ответил Веня. – Читай так, пока хоть что-то видно.

– Ага, здесь только первые три строки про эти Ориониды. А «подробнее» не нажимается.

– Зато в этих трех строках есть дата: двадцать первое и двадцать второе октября.

– До этой даты еще две недели.

– Но это же лучше, чем комета в июле следующего года.

– Да уж, не поспоришь… Слушай, а вдруг нужна именно комета? И причем та же самая. Ты уверен, что метеорный поток мне поможет вернуться?

– Как тут можно быть уверенным? Нет, конечно. Но все равно, нельзя же сидеть сложа руки. Надо пробовать.

Веня зевал все чаще и вяло тер слипающиеся глаза под очками.

– Началось? – спросил Матвей. – Ложись, чего маешься? Только чем теперь мне заняться? Ты спишь, компа нет. Ладно, телек посмотрю.

– Он не работает. Я его водой залил, из вазы, – сказал Веня, доплелся до кровати и сел на нижний ярус. – Если вдруг захочешь есть, в холодильнике сосиски. Чай в пакетиках в шкафчике над столом…

– Ты как будто сутки дрыхнуть собрался, – усмехнулся Матвей. – Не беспокойся, с голоду не умру. Слушай, Ватрушкин, давно хотел тебя спросить. Для чего тебе двухъярусная кровать?

– Для брата, – ответил Веня после короткой паузы, снял очки и, щурясь, посмотрел на Матвея. – Для моего брата.

– У тебя есть брат? Старший или младший?

– Такой же, как я. Мы близнецы.

– Что?! У тебя есть брат-близнец? Еще один Ватрушкин?.. – Матвей чуть было не сказал «Ватрушкин-неудачник», но вовремя прикусил язык. Как-то не слишком красиво называть так человека, который помогает ему по мере сил… – А где же он тогда?

Веня посмотрел на Матвея. Глаза у него сделались какие-то больные.

– Не знаю.

– В смысле – не знаешь?

– Он пропал. Давно… Еще совсем маленьким… Прямо из коляски на улице. Его искали, очень долго… Но как найдешь такого малыша? Его переодень, и всё… не узнаешь уже… Вот, поэтому я один… А должно быть двое.

Обескураженный Матвей молчал, не зная, что сказать. Веня бессильно откинулся на подушку.

– Ты не думай, он жив, – отчаянно прошептал он, хотя Матвей ничего такого и не думал. – Я это точно знаю, я чувствую. Близнецы всегда чувствуют друг друга… Он обязательно найдется. И кровать поэтому… для него. Это его место.

– Ну… понятно, – запинаясь, выговорил Матвей. – Ладно, спи…

Веня свернулся калачиком на кровати, поверх одеяла, безуспешно пытаясь натянуть на себя его край. Матвей задумчиво уставился в погасший монитор.

– А знаешь, как мы с ним встретимся? – вдруг снова заговорил Ватрушкин и, не дожидаясь ответа, продолжил заплетающимся языком: – Я видел во сне… Или не во сне? Но я точно знаю, что однажды в воскресенье выйду из дома… Будет светить солнце, ярко, как летом. И небо будет очень синее и высокое… и облака, белые, пушистые. Прямо передо мной затормозит велосипед… Красный. С блестящим рулем. А багажник будет обмотан поролоном, чтобы мягко сидеть… Я подниму голову и увижу… брата. Он скажет: «Давай махнем к дальним озерам. Ты и я. Вдвоем». Я сяду сзади, на багажник, и положу руки ему на плечи… И мы поедем… и будет ветер… теплый и густой… прямо в лицо… Я больше не буду один… Мы будем вместе…

Веня бормотал все тише и невнятней, и уже трудно было разобрать слова. Наконец таблетки сделали свое дело, и он тихо засопел. Матвей аккуратно, стараясь не шуметь, подошел к кровати. Веня спал, обхватив голову руками, как будто закрывался от удара. Светлые вихры примялись, растянутая футболка сползла с плеча, на шее тонкой ниточкой пульсировала голубая жилка. Ватрушкин выглядел сейчас таким хрупким и беззащитным, что у Матвея внезапно сжалось сердце. Он осторожно вытянул из-под него одеяло и накинул сверху. Потом взял плеер с наушниками и залез на второй ярус. Там он положил под спину подушку, вставил наушники в уши и включил Венину аудиокнигу. И стал слушать то, чего раньше никогда не слушал и не читал. Фантастический роман. О параллельных реальностях.

Книга 2

1

К вечеру на улице немного похолодало. По прогнозу – ненадолго, только до утра пятницы. Но все равно сразу стало как-то неуютно, вспомнилось, что зима не за горами. Матвей несколько раз грел уши руками, пока они с Веней шли к школе, и думал о том, что у него нет ни шапки, ни других теплых вещей, которые очень скоро могут понадобиться.

В вестибюле висело объявление астрономического кружка. Сообщалось, что кружковцы приглашаются на практическое занятие в половине восьмого вечера, но занятие переносится с сегодняшнего дня на пятницу.

– Ну-у! – разочарованно протянул Матвей. – До завтра ждать! Что им сегодня-то не смотрелось в небо?

– Вот же, написано, – Веня показал на выделенную жирным шрифтом строку. – Именно вечером в пятницу, девятого октября, возрастает активность метеорного потока Дракониды. Его можно будет наблюдать даже невооруженным глазом.

– Драконы… – задумчиво проговорил Матвей и тут же звонко хлопнул себя по лбу. – Дракониды! Метеоры! Вот где я это слышал! Дома, по телеку. Его включили, и он заорал про эти самые метеоры. А мама убавила звук и о чем-то со мной заговорила.

Веня посмотрел на него непонимающими глазами. Матвей возбужденно заходил взад и вперед, усиленно пытаясь вспомнить, что именно он слышал в то самое утро.

– По телевизору сказали, что каждый год в начале октября можно увидеть метеорный поток… Он называется Дракониды… Ватрушкин! – Матвей остановился. – Получается, этих самых Драконид можно будет увидеть завтра! Значит, и в трубу надо лезть завтра!

– Нужно с кем-нибудь поговорить, с тем, кто разбирается в этих потоках, – озабоченно сказал Веня. – Кто сможет все подробно объяснить, и желательно сегодня. Только с кем? Я не знаю ни одного старшеклассника из кружка.

– Какие старшеклассники? Что они могут сказать? Нам Тим Тимыч нужен.

– И где ты его возьмешь? У нас география только в субботу. Что, домой к нему пойдешь?

– Пойду, если надо, – решительно заявил Матвей. – Мне терять нечего. Мне завтра… труба. Либо в прямом смысле, либо в переносном.

Он чувствовал, что и в самом деле пойдет куда угодно, лишь бы выяснить, можно ли рассчитывать на метеоры со странным названием Дракониды и светит ли ему оказаться завтра дома. Или же метеорные потоки не годятся в качестве транспорта, и он никогда не вернется в прежнюю вероятность.

– Давай сначала узнаем, может, Тим Тимыч до сих пор в школе, – предложил Ватрушкин и первым двинулся к лестнице.

– Ну, это вряд ли. Он же не такой загнанный, как наш классный, – усмехнулся Матвей и пошел следом. – Спорим на что хочешь, кроме Денисыча уже никого нет.

И он оказался прав. Олег Денисович обнаружился в учительской в полном одиночестве. Правда, уже собирался уходить.

– О, как вовремя! – обрадовался он. – А я уже хотел вам звонить. Как здоровье, Ватрушкин?

– Хорошо, спасибо, Олег Денисович.

– А ты как, Добровольский?

– Нормально, – сквозь зубы процедил Матвей.

– Послушай, Матвей… – Олег Денисович застегнул борсетку и повернулся к нему. – Наш последний разговор не очень получился. Наверное, я не должен был так резко высказываться. Ведь я тебя действительно не знаю. Я был неправ, извини.

Матвей взглянул на него исподлобья. Он издевается, что ли? Когда такое было, чтоб учителя извинялись перед учениками? Учителя ведь всегда правы, даже когда неправы. И если совсем честно, Денисыч не так уж и неправ. Ведь, даже видя Матвея во второй раз, он сказал примерно то же самое, что и его двойник из другой вероятности. А уж он, двойник, знал Матвея достаточно хорошо, как-никак два года его отучил.

– Ну что, мир? – Олег Денисович протянул ему руку. – Или хотя бы перемирие?

Веня настороженно переводил взгляд с одного на другого. Он явно не понимал, о чем речь. Но не вмешивался, ждал молча. И, когда Матвей нехотя пожал протянутую руку, вздохнул с облегчением. Ведь известно: если разлад в коллективе, страдает дело.

– Олег Денисович, нам срочно нужен Тимофей Тимофеевич, – заговорил Веня, как только конфликт между двумя сторонами был исчерпан. – Вы знаете, где он живет? У вас есть адрес?

– Ну, где он живет, я знаю. Только вам это не пригодится.

– Почему?

– Он улетел в Москву. Вернется завтра к вечеру.

– Я так и знал! – Матвей треснул кулаком по столу. – Так и знал! Все пропало!

– Так, спокойно, – сказал учитель. – Ничего еще никуда не пропало. Давайте по порядку и без эмоций. Зачем вам Тимофей Тимофеевич?

Так как у Матвея без эмоций не получалось, слово взял Веня. И Матвей в который раз поразился, насколько четко и грамотно, в нескольких фразах, он обрисовал ситуацию. Как будто очистил от ненужного мусора и преподнес на ладошке: нате, смотрите. И при этом ни разу не сбился, не запнулся и не покраснел.

«На уроках бы так отвечал, – подумал Матвей. – Сидит в троечниках, а на самом деле умнее многих наших отличников».

– Понятно, – проговорил Олег Денисович и в раздумье забарабанил пальцами по столу. – Но если все это сотворила комета, стоит ли надеяться на метеориты?

– Метеоры, – поправил Веня. – Вот нам и надо в этом разобраться. Поэтому без Тим Тимыча… ой, то есть без Тимофея Тимофеевича никак не обойтись. А завтра может быть поздно. Вдруг пятница – единственный день, когда видны эти Дракониды?

– Подождите здесь, – классный руководитель взял свой телефон и вышел из учительской.

Матвей и Веня послушно ждали, прислушиваясь к разговору в коридоре, но толком ничего разобрать не могли. Голос звучал приглушенно, видимо, Олег Денисович разговаривал на лестнице. Но буквально через минуту он вбежал обратно и стал торопливо шарить рукой по столу. Веня с готовностью подсунул ему ручку, а потом, видя, что поиски не прекращаются, выудил из стопки каких-то бумаг чистый листок.

– Да-да, пишу, – сказал Олег Денисович в трубку и начеркал на листе несколько букв. – Хорошо. Давай, до связи.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Матвей, едва дождавшись, пока он отключится.

– Через час мы сможем с ним поговорить.

– Почему через час?

– Потому что интернет у него будет только через час, когда он вернется в гостиницу.

– А зачем ему интернет? – не понял Веня.

– Для «скайпа», – догадался Матвей. – Он же в роуминге. Звонить дорого.

– Да, – сказал Олег Денисович. – Устроим сеанс связи. А теперь надо придумать, где мы сами возьмем интернет.

Матвей и Веня переглянулись. Конечно, самый простой вариант – пойти к Ватрушкину. Но, во-первых, тетка уже вернулась с работы, а при ней особо не поговоришь о кометах и параллельных реальностях. А во-вторых, зависший компьютер так и не запустился, даже после того, как к нему подсоединили высохшую клавиатуру.

– Ко мне ехать далеко, да и бессмысленно, – размышлял учитель. – У меня гостит сестра с племянниками. Поговорить точно не дадут. Остается только школа. Где здесь у нас интернет?

– В компьютерном классе, – подсказал Веня и смущенно добавил: – И у завуча в кабинете. Я видел… когда сидел там.

– Ну, кабинет завуча мы взламывать не станем, – сказал Олег Денисович. – Да и компьютер у нее наверняка запаролен. Так что идем в компьютерный класс.

– Там тоже пароль, на главном компьютере, – заметил Матвей. – Но я его знаю. Вернее, знаю, где он записан.

– Да? Откуда? – удивился классный руководитель.

– А наша информатичка, прежде чем включить комп, всегда выдвигает верхний ящик стола и смотрит внутрь. Там у нее бумажка приклеена, с паролем.

– Точно, – Веня почесал затылок. – А я и не сообразил, зачем она так делает.

– Ну идем тогда, следопыты, – усмехнулся Олег Денисович. – Вашу бы наблюдательность, да на пользу учебе.

Следующий час они провели в компьютерном классе, в довольно непринужденной атмосфере. Ковырялись в компьютере, запущенном с помощью спрятанного в ящике пароля, пили чай с сушками из учительской и мирно беседовали. Матвей вдруг обнаружил, что его перестало напрягать общество Олега Денисовича. Он даже не заметил, когда именно это произошло. Скорее всего, после дружеского рукопожатия. Матвей будто другими глазами посмотрел на классного. Ведь далеко не каждый может признать свои ошибки и вслух сказать, что был неправ. И извиниться, тем более перед собственным учеником. И пожать ему руку как равному.

Вскоре к ним присоединилась вернувшаяся с танцев Милослава. Она позвонила Ватрушкину, чтобы узнать, где они с Матвеем, и успела как раз к началу сеанса связи.

– Без всякого сомнения, это был болид, а никакая не комета, – уверенно звучал голос Тимофея Тимофеевича из небольших колонок возле монитора. Приходилось довольствоваться только звуком, в компьютере не было веб-камеры.

– А почему все называют его кометой? – спросил Веня.

– Ну, обывательская точка зрения. Один сказал, все подхватили. Так проще: комета и комета, все понятно. А что такое болид? Никто не знает. Кстати, тот, что упал в Челябинске, – это тоже болид. Просто он не успел сгореть в атмосфере, столкнулся с поверхностью Земли и вызвал мощную ударную волну. Отсюда все разрушения. А нынешний был не таким ярким, не таким мощным и не таким крупным. Мне повезло, я сам его видел. Огненный шар с хвостом. И свечение такое бело-оранжевое. Типичный метеор, падающая звезда. А может, он был из метеорного потока Дракониды. Как раз сейчас для него самое время.

– Вот-вот, Дракониды! – подхватил Матвей. – Расскажите нам о них. Это что за метеоры такие?

– Ну, это звездный дождь, звездопад, как говорят в народе, – с готовностью заговорил Тим Тимыч. – Звездопады – вообще нередкое явление. Это только принято считать, что звезды падают в конце лета. На самом же деле в году бывает несколько таких звездопадов, причем в строго определенное время, на определенной стороне неба. Ведь что такое метеор? Космический объект, осколок кометы или астероида. Он врывается в атмосферу Земли с огромной скоростью, только представьте себе – десятки километров в секунду! И сгорает в небе, оставляя яркий след, который мы можем наблюдать. Это просто фантастическое зрелище!

Увлеченный географ даже не поинтересовался, зачем семиклассникам понадобилось узнать о метеорах, да еще так срочно, что они нашли его и в Москве. Казалось, он радовался очередной возможности поговорить на любимую тему. Тим Тимыч объяснил, как возникают совокупности метеоров, от чего зависят их яркость и цвет, и углубился в подробное описание созвездий, которые и дали названия метеорным потокам.

– Нам бы уже свернуть к Драконидам, – прошептал Матвей классному руководителю. – А то ведь он так долго может. Он нам темы по географии вот так же объясняет – не остановишь. Бывает, всю перемену сидим.

– Ага! – воскликнул географ, когда Олег Денисович направил разговор в нужное русло. – Вас интересуют Дракониды. Отлично! Этот метеорный поток назван так в честь созвездия Дракона, в котором находится его радиант. Вы знаете, что такое радиант?

– Это точка на небе, из которой летят метеоры, – сказал Веня.

– Так вот, комета Джакобини – Циннера оставляет на своей орбите скопление твердых частиц… – продолжал Тим Тимыч. – А вы знаете, кто ее открыл?

– Ну, видимо, Джакобини – Циннер, – проворчал Матвей и прошептал в сторону: – Сейчас мы прослушаем его полную биографию.

– Нет! – радостно воскликнул географ, не расслышав последних слов. – Не совсем так. Это два разных человека. Комету сначала открыл французский астроном Мишель Джакобини в тысяча девятисотом году, а потом заново открыл немецкий астроном Эрнст Циннер в тысяча девятьсот тринадцатом году. Только лишь через тринадцать лет! Хотите узнать, почему так произошло?

– Нет! – в один голос воскликнули Матвей и Милослава, досадуя, что они никак не доберутся до самой сути.

– Тим, Дракониды, – снова напомнил Олег Денисович.

– Дракониды, да! – увлеченно подхватил географ. – Через них Земля проходит каждый год в начале октября. В этом году основной пик прогнозируется на завтра, пятницу, девятое октября, с восьми до девяти вечера. Наш кружок собирается в половине восьмого, чтобы подготовиться и послушать лекцию о Драконидах. Приходите тоже, если так интересуетесь. Звездопад – зрелище невероятное… Ну, если, конечно, дождь не помешает.

– А за городом метеоры будет видно? – спросил Веня.

– Конечно! За городом, в чистом небе, их будет видно намного лучше. Там даже самые тусклые метеоры видны. Мы с кружковцами не имеем возможности поехать так далеко, поэтому будем наблюдать на школьной крыше. Но ничего страшного, сейчас как раз фаза новолуния. А значит, лунный свет не помешает, небо завтра будет практически темным, и мы всё прекрасно разглядим.

– Получается, что метеоры будет видно только завтра? – уточнил Матвей.

– Да нет, их видно несколько дней, в этом году с пятого по десятое октября. Они и вчера были, и завтра будут. Просто они разрозненные, их тяжело отследить. Можно и час, и два просидеть в ожидании. А девятого, то есть завтра, они будут самые активные. Ну, во всяком случае, по прогнозам экспертов.

– А как же комета? – поинтересовалась Милослава. – Она точно была из этого потока?

– Болид! – энергично поправил географ. – Не комета, а именно болид. Как я уже сказал, это тоже метеорная частица, только более крупная. Да, вполне вероятно, что болид был из этого потока. Хотя… Ручаться не могу. Возможно, он был просто спорадический.

– Какой? – не понял Матвей.

– Случайный, – пояснил Веня.

– Ты знала, что Ватрушкин такой эрудит? – прошептал Матвей Милославе, пока Тим Тимыч с энтузиазмом рассказывал, как отыскать на небе созвездие Дракона. Милослава едва заметно пожала плечами: похоже, Ватрушкина не воспринимали всерьез ни в одной вероятности.

– Тим, скажи, а как метеоры могут воздействовать на магнитное поле Земли? Могут они вызвать… ну, магнитную бурю, к примеру? – спросил Олег Денисович. – Или как-то всколыхнуть его, это поле?

– А как же! – обрадовался географ. – Очень даже запросто! Только речь здесь пойдет не о магнитной буре, а скорее об ударной волне. Ведь что такое магнитные, а правильнее сказать, геомагнитные бури? Нам известно, что Земля имеет такой мощный щит, как магнитное поле, которое защищает ее от космической радиации…

– О, нет! – простонал Матвей и взялся за голову. Следующие пятнадцать минут все слушали увлекательную и подробную лекцию о возмущении магнитного поля Земли, о магнитных бурях и солнечной энергии, которая эти бури вызывает.

– Тимофей Тимофеевич, но ведь ударная волна образуется, когда метеорит падает на поверхность Земли и взрывается? А если метеор не долетел и сгорел в атмосфере? От него может пойти ударная волна? – спросил Веня.

– Крупное метеорное тело может взорваться и в воздухе! – жизнерадостно поведал Тим Тимыч. Ему явно нравился этот разговор. – Существует такое понятие, как «эффект высотного электроразрядного взрыва». Если говорить простыми словами, метеор врывается в атмосферу с огромной скоростью, за короткое время его кинетическая энергия переходит в электрическую энергию разряда, а это приводит к взрыву небесного тела…

– Ничего себе «простыми», – тихонько пробормотала Милослава. – Только еще больше запутал.

– Я понял одно: астрономия никогда не войдет в число моих любимых предметов, – негромко отозвался Матвей.

– …потому что при полете любого тела со сверхзвуковой скоростью в земной атмосфере возникает баллистическая ударная волна, – закончил свою мысль географ. – Она не только может спровоцировать возмущение магнитного поля, она может послужить причиной крупных катастроф – и экологических, и техногенных. Вот если взять Тунгусский метеорит…

При этих словах Матвей снова отключился. Тунгусский метеорит его мало интересовал. И все катастрофы, связанные с ним, тоже. У него была своя катастрофа, похлеще всех остальных.

– Ну что ж, – подвел итог Олег Денисович после окончания сеанса связи, когда наконец удалось вытянуть из географа всю нужную информацию и очистить ее от лишнего мусора. – Единственное, о чем мы можем говорить с восьмидесятипроцентной уверенностью, это то, что метеор, который пролетел в ночь с понедельника на вторник, и метеоры, которые ожидаются завтра, – одного и того же происхождения. Из одной, так сказать, серии. Так что есть смысл предполагать, что у них хватит мощности, скорости, энергии и… что у них там еще есть… чтобы вернуть Матвея в его реальность.

– Ага, хорошо бы, – пробормотал Матвей. – А если не хватит? Тот был один и большой, а этих много, и они маленькие. Вдруг они не всколыхнут магнитное поле так, как надо? Что тогда?

– А вдруг вообще завтра дождь пойдет, и мы их не увидим? – спросила Милослава. – Завтра к вечеру обещали осадки. Если небо затянет тучами, мы не будем знать, падают звезды или нет.

– Будем решать проблемы по мере их поступления. Не паникуем заранее, – классный руководитель поднялся из-за стола. – Наша задача на данном этапе – дождаться завтрашнего вечера, приехать на тот самый пустырь с разрушенным домом и следить за небом. Как только появятся метеоры, начинаем действовать. Матвей ныряет в трубу… и если он из нее не вылезает, значит, все получилось. Фу-ты! Неужели такое вообще возможно?.. Фантастика! Не поверю, пока не увижу своими глазами.

Матвей невесело усмехнулся. С каким огромным удовольствием он согласился бы эту фантастику своими глазами не видеть…

– А как мы туда попадем? – спросила Милослава.

– На моей машине. Я вас одних не отпущу. Поедем часов в семь. Надеюсь, часа нам хватит, чтобы добраться до места и найти эту вашу трубу?

– Надо взять фонарь, – вспомнил Матвей. – Там, на стройке, реально темно.

– Я возьму, – сказал Веня. – У меня мощный. Светит как прожектор.

– Ну все, договорились. Завтра в семь сбор у школы. А теперь по домам, поздно уже, – скомандовал Олег Денисович. – Матвей, тебе есть где ночевать? Могу пригласить к себе. Правда, сегодня там много народу, но угол тебе найдем.

– Не надо, – решительно возразила Милослава. – Он пойдет домой. Правда, Матвей?

Матвей посмотрел на нее, потом на погрустневшего Ватрушкина и сказал:

– Да, я лучше домой.

– Отлично, – кивнул Олег Денисович. – Тогда бегите. Я сам все закрою.

2

Милослава и Матвей уже подходили к дому, как вдруг во дворе оглушительно завыла полицейская сирена.

– Что опять? – встревожилась Милослава. – Снова полиция приехала?

– Да нет, это вон, – показал Матвей на джип, стоящий недалеко от подъезда, – сигнализация глючит. Срабатывает сама по себе.

– Так это она каждую ночь орет? А хозяин кто? Почему не реагирует?

– А чего ему реагировать? Он не слышит. У него окна на другую сторону.

– Ну ничего себе наглость! – возмутилась Милослава. – Ладно, тогда мы сейчас в настоящую полицию обратимся.

– В каком смысле? – не понял Матвей.

– В прямом!

Милослава уверенным шагом направилась к белой «ладе весте», припаркованной возле фонаря, и только тогда Матвей заметил Гошкиного отца, склонившегося над раскрытым капотом.

– Ты куда? – прошипел он, пытаясь ее остановить. Ему совсем не хотелось встречаться с капитаном после того неудачного знакомства на лестничной площадке, когда его обвинили во взломе квартиры. Может, Гошкин отец и не придал большого значения словам тети Вали, но мало ли что? От полицейских лучше держаться подальше.

Милослава подошла к капитану и заговорила с ним. Слов было не разобрать: сигнализация, помолчавшая пару секунд, взвыла снова. Милослава размахивала руками и показывала на свои окна. Гошкин отец то кивал, то качал головой. Стараясь держаться в неосвещенной части двора, Матвей приблизился, чтобы хоть что-то услышать. Когда наконец минут через пять сирена стихла, стало понятно, что речь уже не о доставшей всех жильцов сигнализации, а о Гошке.

– …испугался сильно, пригрозили они ему чем-то, – с горечью в голосе говорил капитан. – Ничего не рассказывает… Эх, знать бы, кто это был! Хоть бы один свидетель! Такой большой двор, несколько домов, просто не может быть, чтобы их никто не заметил… Всех опросили – и ничего.

– Но они же прятались, поэтому их никто не видел, – возразила Милослава.

– А другие потерпевшие? Почему они молчат? Мой сын наверняка не единственный, на кого напали. Почему никто не пришел и не написал заявление? Тогда у нас появилась бы зацепка. Где они все? Забились по своим щелям и трясутся?

Он замолчал и принялся тщательно вытирать руки тряпкой. Матвей почувствовал себя неуютно. Как будто капитан говорил именно о нем. Это он знает преступников и молчит, это он сидит в своей щели и трясется. Снова всплыло то мерзкое чувство стыда и досады, которое он ощутил вчера, когда упустил Грека. Нет, не упустил, а отпустил, намеренно позволил ему уйти. Смалодушничал. Струсил, как ни противно было это осознавать.

– Знаешь, что самое тяжелое в нашей работе? – глухо спросил капитан, опуская капот.

– Погони? – наивно предположила Милослава. – Перестрелки?

– Нет, не погони… И не перестрелки. Равнодушие. Просто равнодушие окружающих. Никто никогда ничего не видит, не слышит, не замечает. А если и заметит, то ничего не скажет. Зачем куда-то ввязываться? Своя шкура дороже. Их никогда ничего не волнует. Пока это страшное не коснется конкретно их. А когда коснется, другие отнесутся к ним точно так же, тоже ничего не услышат и не увидят…

– Я видел! – воскликнул Матвей неожиданно для себя. Его буквально выбросило из темноты на освещенный клочок двора. Он просто больше не мог этого слушать. Капитан словно ковырял раскаленной палкой в открытой ране. Невозможно было выносить эту горечь презрения к самому себе, она разъедала все внутри. В ней растворился даже страх быть несправедливо обвиненным. – Я их видел, всех троих, – повторил он. – Я могу их описать.

Гошкин отец поднял глаза и пристально взглянул на него. Конечно же, узнал. Милослава метнула быстрый взгляд на Матвея и напряженно прикусила губу. Непонятно, одобряла его поступок или нет. Сам Матвей прекрасно осознавал, что делает большую глупость, что нелегко будет объяснить капитану свое участие в этом деле. Но он не мог иначе. Было необходимо реабилитироваться в собственных глазах. И как можно скорее.

– Снова ты? – спросил у Матвея Иван Николаевич. Даже удивительно, как быстро он из расстроенного отца вновь превратился в полицейского. – Это тот самый парень, которого ты не знаешь и который ковырялся отмычкой в твоем замке? – уточнил капитан у Милославы.

– Да знаю я его, это мой одноклассник! – преувеличенно бодро воскликнула Милослава.

– Но позавчера ты сказала, что видишь его в первый раз.

– Пошутила она, – проворчал Матвей. – Она всегда шутит так по-дурац… не смешно то есть.

– Да! – подхватила Милослава. – Мы с ним поссорились… вот я и сказала, что не знаю его.

– Почему он лез в твою квартиру? Почему открывал ее ключом? – продолжал допрос Гошкин отец.

– Я же вам тогда говорил, что… – попытался было Матвей подбросить Милославе нужную подсказку.

– А ты помолчи, – оборвал его капитан. – Твоя личность еще не установлена. Откуда я знаю, может, ты один из грабителей и решил сдать своих дружков? А девчонку просто запугал!

– Запугаешь ее! – буркнул Матвей. – Она сама кого хочешь запугает.

– Иван Николаевич! – твердо сказала Милослава, вынимая из сумки телефон. – Я вам правду говорю, это мой одноклассник, Матвей. Если не верите, позвоните нашему классному руководителю, он подтвердит. Вот его номер. А ключ я Матвею сама дала, только он дверь открыть не смог, потому что безмозглый и криворукий. С таким простым замком не справился!

Матвей возмущенно взглянул на нее, но промолчал. Ладно, насчет «безмозглого и криворукого» он с ней потом поговорит. Но идея звонить учителю никуда не годится. Что, если тот ничего не подтвердит или скажет лишнее? Остается только надеяться, что капитан поверит им на слово.

Надежды не оправдались. Иван Николаевич взял трубку у Милославы, посмотрел на экран и нажал клавишу вызова.

– Я привык проверять информацию, – сказал он. – Как фамилия у твоего одноклассника?

Матвей и Милослава встревоженно переглянулись. Какую фамилию назвать? Настоящую слишком рискованно, это снова вызовет массу ненужных вопросов. А второго Матвея как назло в классе не было.

– Докучаев! – выпалила вдруг Милослава.

Матвей уставился на нее, открыв рот. Докучаев?! С ума, что ли, она сошла? С чего вдруг ей стукнуло в голову наградить его фамилией классного руководителя? Нашла тоже родственничка! Ученик седьмого «Б» Матвей Докучаев! Да классный никогда не подтвердит, что знает такую странную личность.

Но Олег Денисович без колебаний заверил бдительного полицейского, что в классе есть такой ученик. Его даже не смутило неожиданное появление «родственника». А может, Милослава все правильно рассчитала и именно эта фамилия послужила ему знаком? Так или иначе, классный руководитель был готов хоть сию минуту приехать за своим учеником в отделение полиции. Капитан Тихонов успокоил его, сказав, что такой необходимости нет и «Матвея Докучаева» никто ни в какое отделение не забирал. Пока что. Просто понадобилось установить его личность.

– Ну ладно, – подытожил Гошкин отец, возвращая Милославе телефон. – Будем считать, что вы сейчас говорите правду, а позавчера просто дурачили меня.

– Это она дурачила, – буркнул Матвей, – а я сразу вам сказал, что я ее одноклассник.

– Ну давай, одноклассник, дальше рассказывай! – потребовал капитан. – Откуда ты знаешь, что их было трое? На тебя тоже напали?

Матвей отрицательно замотал головой. Если заявить, что на него напали, снова возникнут вопросы, в которых легко запутаться.

– Они были в понедельник в нашем дворе, – сказал он и поправился: – То есть в этом дворе. Я сидел вон там, на скамейке, и очень хорошо их видел.

– А что ты здесь делал в понедельник? Ты же не здесь живешь.

– Ко мне приходил, – быстро сориентировалась Милослава. – А меня не было, и он ждал. На скамейке.

– Их было трое, – продолжал Матвей. – Я их запомнил.

– А почему ты считаешь, что это были именно они?

– Они… выглядели подозрительно. И вели себя так… как свиньи… Пиво пили, мусорили, разогнали всех на площадке.

– Ну это ничего не доказывает, – качнул головой Гошкин отец. – Многие ведут себя по-свински в общественных местах, но они потом не приставляют нож к горлу ребенка.

– А нож у них как раз был! – воскликнул Матвей. – Я видел. Они им… пиво открывали. Бутылки.

Это было неправдой. Пиво они пили из банок. Матвей вообще не видел никакого ножа. Он только чувствовал страшное острие у своей щеки. И даже не смог бы описать этот нож, если бы капитан попросил. Но тот лишь потер нахмуренный лоб, открыл переднюю дверь «лады весты» и вынул из бардачка блокнот:

– Нож, говоришь? Ты уверен? Ладно, давай подробно: как они выглядели? Внешность, одежда, приметы? Как называли друг друга?

Матвей старательно вспоминал, боясь что-то упустить, а капитан быстро записывал.

– Двое мне незнакомы, – сказал он, когда Матвей закончил, – а вот третий… Ты точно помнишь, что его называли Греком?

– Ну да, – кивнул Матвей. – Так и называли. Хотя он на грека не похож, он светлый, и нос у него совсем не греческий, а такой, вздернутый. И еще мне показалось, что он у них главный. Те двое его вроде слушались.

– Есть вероятность, что это наш старый знакомый, Виталий Гречкин по кличке Грек. Знаешь что? Приходи-ка ты завтра к нам, в восьмое отделение. Вот по этому адресу, – капитан черканул несколько слов на листочке и вырвал его из блокнота. – Это недалеко, в нашем районе. На, возьми.

– Зачем в отделение? – насторожился Матвей. – Я и так уже все рассказал.

– Фото тебе покажем, вдруг опознаешь.

– А если не опознаю? Если это не он?

– Тогда фоторобот попробуем составить, всех троих. Часам к десяти приходи, эксперт уже будет на месте. Договорились?

– Ну… не знаю, – уклончиво проговорил Матвей. – Нам в школу завтра раньше…

Ему меньше всего на свете хотелось идти в полицию, пусть даже для составления фоторобота. Вроде бы и поверил ему капитан, но мало ли что? Войдешь в отделение свидетелем, а выйдешь главным подозреваемым… А то и вовсе не выйдешь. И заступиться за него некому, он практически сирота в этой реальности. И вообще, чего капитан раскомандовался? Где его благодарность за помощь?

– Приди, пожалуйста, – сказал вдруг Иван Николаевич уже совсем по-другому, тоном Гошкиного отца, а не полицейского. – Ты же единственный, кто их видел… Помоги найти их.

– Ладно, – буркнул Матвей, засовывая клочок бумаги в карман, – приду.

Его вдруг заинтересовало, был ли у Гошки с собой телефон, когда его грабили. Хотел спросить у капитана, но передумал. И так ясно, что не было. Ведь для Гошки обе реальности отличались только присутствием в одной из них Матвея. А от него никак не зависело наличие телефона в Гошкином кармане. Если Гошка оставил свою трубку на зарядке в первой вероятности, значит, и во второй она преспокойно лежала дома. Хотя, наверно, зря. Лучше бы он взял ее с собой. Если бы грабители сразу нашли телефон – кто знает, может быть, Гошка остался бы цел.

3

– Ну и что там с этим джипом? – спросил Матвей у Милославы уже в квартире. – Когда нам ждать очередную полицейскую сирену?

– В любой момент, – фыркнула та. – Хозяина нет уже несколько дней. Соседи говорят, уехал куда-то.

– И что, никак ее не отключить?

– А кто полезет в машину без хозяина?

– Полиция, например.

– Им не положено по закону. Иван Николаевич сказал, что у них нет такого права.

– И весь двор должен мучиться? Это по закону? И ничего нельзя сделать?

Милослава пожала плечами.

– Если бы можно было, уже сделали бы. Отключили бы еще в воскресенье.

В воскресенье? Но тогда в понедельник сирена не сработала бы так вовремя, подумал Матвей. И он не отбил бы Гошку у грабителей. Ведь ему и в голову не пришло бы пнуть этот джип, чтобы врубить сигнализацию. Получается, что гордиться нечем: спасение Гошки – просто счастливое стечение обстоятельств. И никакой заслуги Матвея здесь нет. Хотя стоп, почему же нет? В этой вероятности сирена ведь тоже наверняка выла именно в то самое время, когда Гошка был в арке. Но там не было Матвея. И как результат – Гошка в больнице. Значит, все-таки он, Матвей, причастен к его спасению. Значит, он все же немножечко герой. Ну, если не брать во внимание тот бесславный момент колебаний, когда он чуть не удрал и не оставил второклассника в руках гопников. Выходит, случайная сирена спасла их обоих: Гошку – от бандитов, а Матвея – от непоправимого шага. Только за это можно простить хозяину джипа его гадкую выходку.

Время было уже позднее, и готовить ничего не стали – поужинали магазинными пельменями. Потом Матвей долго болтал по телефону Милославы с Ватрушкиным. Его компьютер, к счастью, снова заработал, и Веня искал для Матвея точный прогноз погоды на завтрашний вечер. Одни источники с уверенностью заявляли, что дождь будет, другие сводили возможность осадков к нулю.

Поговорив с Ватрушкиным, Матвей вышел в коридор. Милослава расчесывала мокрые волосы перед зеркалом. Он подошел и встал рядом.

– Зачем ты все время это носишь? – Матвей взял с полочки ее ободок и повертел в руках.

– Челку отращиваю, – сказала Милослава, медленными движениями зачесывая волосы назад.

– И что? – не понял Матвей. – Как эта штука помогает в отращивании челки?

Она остановилась и посмотрела на него через зеркало.

– Ты не знаешь как?

– Нет.

Милослава отобрала у него ободок и нацепила на его голову. Все волосы со лба оказались прижаты к макушке.

– Вот так, – сказала она. – Чтобы челка в глаза не лезла, пока растет. А вырастет, я ее в хвост соберу вместе со всеми волосами. Ясно?

Матвей не ответил. Он не мигая смотрел на два отражения – свое и Милославы. Вот так, оба с открытым лбом, они действительно походили друг на друга: овал лица, глаза, губы, ямочка на щеке. Милослава тоже застыла, глядя в зеркало.

– Обалдеть, – выдохнул Матвей. – Как две капли…

– Одно лицо, – согласилась Милослава. – Просто близнецы, да и только.

– Прикинь, как близнецам тяжело живется? Постоянно видеть перед собой самого себя! Так и с ума сойти недолго. Это как… как будто тебе зеркало ко лбу приклеили, и ты никуда не можешь деться от своего отражения.

– А я бы хотела иметь близнеца. Представь: рядом с тобой человек, который совсем как ты… В этом есть что-то загадочное, правда? И ты никогда не будешь один – вас всегда двое. Еще один ты – это же здорово, правда?

– Нет, – Матвей внезапно помрачнел и стащил ободок с головы. – Мне и одного себя хватает. Я вполне доволен.

Он пошел в гостиную, забрался с ногами на диван и включил телевизор. Милослава пришла минут через пять.

– Почему мы такие разные? – задумчиво спросила она, присаживаясь напротив Матвея на край старого бабушкиного кресла. – Я прекрасно понимаю, что брат с сестрой могут быть разными. Но раз мы теоретически один и тот же человек, мы должны быть одинаковыми.

– Ну вот, здрасьте! – буркнул Матвей. – Только что выяснили, что похожи, даже слишком, а ты говоришь…

– Я не про внешность говорю. Характер, привычки… В этом мы разные. Так не должно быть. У нас родители, школа, дом – все условия те же самые.

– А вот и нет! Тебя возили в розовой коляске, а меня – в голубой. Тебе мама заплетала косички, а меня – коротко стригла. Ты в детстве наверняка играла в куклы? А у меня машинок было два огромных чемодана.

– Но это же мелочи!

– Вот как раз мелочи и важны. И наше с тобой детство было разным именно из-за мелочей. Ведь ты наверняка не терялась в огромном супермаркете в пять лет? А в шесть не тонула в аквапарке прямо в свой день рождения. Или, может, во втором классе ты прыгала с крыши гаража с зонтиком вместо парашюта?

– Нет, – покачала головой ошарашенная Милослава. – Я в детстве не была такой экстремалкой.

– Ну вот, – удовлетворенно кивнул Матвей. – Поэтому мы и не похожи.

– А зачем ты прыгал с гаража с зонтиком? – с любопытством спросила она.

– С ребятами поспорили, может зонтик быть парашютом или нет.

– Ну и как, выяснили?

– Выяснили. Не может.

– Ты себе шею не свернул?

– Шею нет. Зато обе ноги сломал и руку изрезал о бутылочное стекло. Швы накладывали. Четыре месяца был в гипсе. Сначала в больнице, потом дома.

– Какой кошмар! – воскликнула Милослава. – В гипсе столько времени! Ужасно, наверно?

– Да ничего, нормально, – пожал плечами Матвей. – Неудобно, конечно… Зато в школе почти полгода не был, училка сама ко мне приходила. И еще мне компьютер купили, и я целыми днями играл. А для папы это вообще был счастливый билет.

– В каком смысле?

– А он из-за моего перелома работу хорошую нашел. В больнице, где я лежал, познакомился с одним человеком, а тот ему работу предложил в крупной фирме, как раз по папиной специальности. Мама говорит, если бы не мой прыжок с зонтиком, папа бы так и сидел в своей нищенской конторе за пять копеек, а она одна на свою зарплату тянула бы всю семью. Конечно, она хорошо зарабатывает, но не так, как теперь папа. Видишь, сколько сразу плюсов!

– Постой, постой, – Милослава наморщила лоб. – Значит, папа ушел из конторы, когда ты был во втором классе? То есть пять лет назад? И стал хорошо зарабатывать?

– Ну да. И за границу стал ездить, в командировки. Знаешь, сколько он мне всего оттуда привез! Слушай, а ты ведь не прыгала и ноги не ломала. Значит, здесь, у вас, папа не поменял работу? – сообразил Матвей.

– Да, он так и работал там, на старом месте, пока не уехал от нас, – сказала Милослава. – Теперь понятно, откуда у вас деньги на ремонт и все остальное. И почему ты таким стал, тоже понятно.

– Каким это «таким»? – с вызовом поинтересовался Матвей.

– Таким, как сейчас. Да мама наверняка с тебя пылинки сдувала, пока ты болел! Всё только вокруг тебя и вертелось, да? Любое желание, игрушки, сладости – на, сыночек, возьми! Хочешь компьютер – пожалуйста! И потом еще оберегала тебя, чтобы с тобой снова что-нибудь не случилось. Вот ты и решил, что ты король и все должны вокруг тебя танцевать.

– Откуда тебе знать?

– Я знаю своих родителей. Мама же всего боится, она слишком впечатлительная. Всегда умирала от страха за меня. А если ты в детстве такой активный был, я ей очень сочувствую. И как она не поседела раньше времени с тобой? Или поседела?

– Не знаю, она красит волосы, – огрызнулся Матвей.

– Постой, постой, – вдруг спохватилась Милослава. – Что ты сказал? Мама хорошо зарабатывает?

– Ну да. А что тебя удивляет?

– А где она работает?

– Все там же. В том банке, куда устроилась еще давно, когда я в сад пошел… Да она в нем всю жизнь и работает, теперь уже главным бухгалтером. А ты что, не знаешь?

Милослава в растерянности уставилась на него.

– С ума сойти!

– Чего?

– Мама давно уже там не работает… Как она заболела, ее сразу уволили. Даже не захотели ждать, когда она выйдет с больничного.

– Как уволили? – удивился Матвей. – Чем она заболела?

– Ну вообще-то инфаркт у нее был. Правда, микро… Но это тоже очень серьезно… Что, у вас такого не было?

– Какой еще инфаркт? Мама абсолютно здорова.

– Ага, здорова! Мы тоже так думали. Пока это не случилось. Подожди! Давай по порядку. Надо найти момент, где наши реальности разошлись…

– Они разошлись в тот момент, когда мы родились! Я – там, ты – тут.

– Я просто хочу понять, из-за чего вдруг все так изменилось. Неужели из-за того, что ты прыгнул с гаража? Неужели такое малюсенькое событие могло настолько изменить жизнь целой семьи?

– Ну мне-то оно малюсеньким не показалось, – вставил Матвей, разглядывая едва заметные шрамы на ладони.

– До этого все было если не одинаково, то хотя бы похоже, – продолжала Милослава, не слушая его. – Мы ходили в одну и ту же школу, в один и тот же класс, мама работала в своем банке, папа – в конторе. Когда мы окончили первый класс, родители поменяли входную дверь на железную в обеих наших вероятностях. Пока все совпадает. Во втором классе ты попал в больницу с переломами, папе подвернулась новая работа. А у нас все осталось по-прежнему.

– Летом между третьим и четвертым классом родители сделали евроремонт, – подхватил Матвей. – И наша квартира стала совершенно другой. А у вас опять все осталось по-старому. В пятом классе я потерял ключ от входной двери, мы поменяли замок, поэтому у нас разные ключи. Тут все ясно. Что еще?

– А еще папа ушел, – сказала Милослава, – как раз когда я была в пятом классе. А у вас не ушел. Почему?

Она посмотрела ему в глаза, пристально и сурово, как будто обвиняла в папином уходе его, Матвея. Он даже съежился под ее осуждающим взглядом, словно и вправду был виноват.

– Он что, просто вот так взял и ушел? Ни с того ни с сего?

– Ни с того ни с сего люди не уходят, – отрезала Милослава.

– А что произошло?

– Ну, я рассказывала тебе, они ссорились часто… А два года назад, в сентябре, мы все вместе поехали в Волгоград…

– К бабуле Томе?

– Ну, у школы, где мама училась, был юбилей, шестьдесят лет, и там собирались все выпускники. И мамин класс тоже. А мы с папой поехали с ней, ну и заодно к бабуле Томе. Вот там что-то случилось, они поругались особенно сильно, я не знаю из-за чего, мама не говорит… Папа даже улетел домой без нас. Он никогда так раньше не делал. А потом, когда мы вернулись, он сказал, что уезжает в Заполярье и будет работать на научно-исследовательской станции. Собрал вещи и уехал.

– Стой, я что-то такое слышал про Заполярье и эту станцию… Точно, там папин друг работает, и он несколько раз звал его к себе. Папа еще шутил, не хочет ли мама пожить в суровых романтических условиях, среди льдов и вечной мерзлоты. А она даже в шутку не соглашалась, говорила, что она не годится на роль жены декабриста и что у нее аллергия на холод.

– Ну вот, он к этому другу и подался. И до сих пор там работает. А у вас как было? Они быстро помирились?

– Да они и не ссорились. Мы вообще не ездили в тот год в Волгоград. Мы тогда в Турции отдыхали. Как раз с этой самой маминой подругой детства и ее писклявой дочкой. Нет, мама, конечно, хотела на юбилей своей школы попасть, но у нас уже были путевки. Мы думали всей семьей поехать, а папу неожиданно в командировку отправили. Вот мама и позвала свою подругу из Волгограда. Лучше бы не звала! Веселенькая поездочка получилась!

– Вы не поехали в Волгоград, и папа с мамой не поссорились, – задумчиво произнесла Милослава. – Получается, этой ссоре помешала папина командировка. А в командировку папа уехал по работе, которую случайно нашел из-за твоего героического прыжка без парашюта… Отлично! Просто супер!

Она стремительно выскочила из гостиной. Обескураженный Матвей посмотрел ей вслед. Что это с ней? Вот психованная!

Он посидел еще немного, прислушиваясь к тому, что делается в квартире, потом отправился на поиски. И нашел Милославу в детской. Она стояла возле стола, обхватив руками свою школьную сумку, и смотрела куда-то в стену. А может, и сквозь нее.

– Ты чего? – настороженно спросил Матвей, не входя в комнату.

– Ничего, – глухо отозвалась Милослава.

– Что ты вдруг вскочила как ужаленная?

– А как бы ты себя чувствовал, если бы узнал такое?

– Какое такое?

– Что все ужасное, что произошло с твоей семьей, – именно из-за тебя?

– Что за ерунда? При чем здесь ты?

Милослава рывком раскрыла сумку и принялась сердито выкидывать учебники на стол.

– Да? А ты считаешь, что ни при чем? На тебя сваливается одно, другое, третье… Уходит папа, заболевает мама, потом она теряет хорошую работу и устраивается не по своему профилю, на низкую зарплату, потому что ей противопоказаны всякие волнения и нагрузки… А потом оказывается, что где-то есть другая реальность, где я не родилась. И там, в той реальности, все просто замечательно. Мама и папа вместе, хорошая работа, в доме счастье и… ремонт! Со встроенной мебелью! И кто причина всех проблем? Из-за кого в нашей реальности пошло все наперекосяк? Угадай за три секунды! Раз, два… бинго!

Учебник истории с грохотом полетел на пол. Ручки и карандаши рассыпались по столу. Милослава отшвырнула пустую сумку, упала на стул и замерла, опустив голову. Длинные каштановые волосы полностью скрыли лицо. Матвей молчал, не зная, что сказать.

– Уходи, – бросила она отрывисто. – Я уроки буду делать.

Матвей потоптался в дверях и вышел.

4

Было уже далеко за полночь. Весь вечер Матвей провел в одиночестве перед телевизором. Милослава долго не выходила из своей комнаты, общаться не желала и вообще не подавала признаков жизни. Впрочем, уроки она тоже не делала. Матвей пару раз подкрадывался на цыпочках и заглядывал в щелку неплотно прикрытой двери. Милослава неподвижно сидела на подоконнике и смотрела в темноту. «Совсем как я!» – почему-то с удовлетворением отметил Матвей. Он точно так же замирал перед окном в тяжелые моменты. И мог просидеть так очень долго, именно перед окном. И что там было такого притягательного, особенно когда на улице ночь? Все же у них с этой девчонкой из другой реальности было больше общего, чем казалось на первый взгляд. И это почему-то уже не сердило и не задевало. Наоборот, даже нравилось обнаруживать какие-то общие черты, одинаковые привычки, похожие жесты и фразы.

С ней не удалось заговорить и перед сном. Милослава молча проследовала в комнату мамы и плотно закрыла за собой дверь. Матвей тоже лег, но ему не спалось. Провертевшись в постели несколько минут, он встал, завернулся в цветастый плед и направился в кухню. Отопление в их доме так и не дали, и разгуливать по квартире в футболке и маминых спортивных штанах было довольно зябко. Матвей допил из пачки сок, который они с Милославой купили по пути домой, потом заглянул в холодильник, но скорее уже по привычке, чем из-за голода. Дома он всегда шел за бутербродом, если засиживался у компьютера до поздней ночи. Сегодня сыр был, были даже сосиски, но, как назло, в горло ничего не лезло. Матвей вздохнул, хлопнул дверцей холодильника и побрел обратно. Перед маминой комнатой он остановился и приоткрыл дверь. Милослава лежала на кровати, закутавшись в одеяло. В комнате было слишком тихо. Так бывает, когда кто-то старательно притворяется, что спит.

Матвей вошел и с ногами забрался в старое массивное кресло напротив кровати. Оно протяжно отозвалось знакомым до боли скрипом. Кресло всегда так скрипело раньше, когда маленький Матвей прибегал рано утром к родителям и вертелся на нем, ожидая, пока мама с папой проснутся. Даже иногда засыпал, удобно разместившись между двумя выпирающими пружинами. Потом это старое уютное кресло погрузили в прицеп вместе с другими отслужившими свой век вещами и отвезли на городскую свалку. А его место заняли два элегантных замшевых пуфа, которые мама заказала в салоне мебели.

Матвей потрогал под собой выпирающие пружины. Теперь они уже не казались удобными, и между ними никак не удавалось удачно устроиться. Это и неудивительно, столько лет прошло! Он вымахал… Матвей положил руку на обломанный подлокотник, пытаясь нащупать кривую букву «М», которую выжег паяльником когда-то давным-давно, кажется, даже в первом классе. И получил тогда от мамы хороший нагоняй. Конечно, никакой буквы здесь не было и не могло быть: вряд ли маленькая Милослава интересовалась выжиганием, тем более на не предназначенных для него поверхностях. Но Матвей все равно видел эту выжженную коричневую букву, видел, даже крепко зажмурившись.

Он сидел и улыбался в темноте. Он и не знал раньше, что на душе может быть так хорошо от старых скрипучих пружин и ободранного подлокотника, если они неожиданно вернулись из детства.

Прошло несколько минут. Милослава упорно не реагировала на его присутствие в комнате. Это еще больше убедило Матвея в том, что она не спит. Иначе давно проснулась бы от его возни в кресле.

– Зря ты так… Ты не можешь отвечать за то, что случилось, – негромко проговорил он в темноту.

Ответа не последовало.

– Если Ватрушкин прав и существуют сразу все варианты развития событий, какие только возможно, значит, среди них есть всякие: и отличные, и хорошие, и чуть похуже, и самые ужасные. Так уж вышло, что тебе попалась эта вероятность, а мне та. Не ты сделала свою реальность такой, она просто тебе досталась. Твоя вероятность вовсе не плохая, она… другая, вот и все. И маме в ней очень хорошо, потому что здесь у нее есть ты. Знаешь… мне кажется, она больше хотела тебя, чем меня. Наверно, все мамы хотят дочек, чтобы быть с ними подружками.

С кровати донесся шорох. Матвей не знал наверняка, слышит ли она его, но продолжал говорить. А может, потому и продолжал, что не знал. Когда не видишь лица собеседника и не уверен, что он тебя слышит, создается ощущение, что говоришь с самим собой. А себе можно сказать намного больше, чем кому-то другому.

– Мы ведь с ней поссорились перед ее отъездом… Знаешь, что она мне заявила? Лучше бы у меня была дочь! Она бы так не сказала, если бы не думала об этом хоть иногда, правда?

Шорох стал отчетливей. Колыхнулось белое пятно одеяла, в кровати зашевелилась тень. Милослава села в постели, и Матвей мог видеть ее силуэт в темноте. Теперь было уже совершенно ясно, что она его слушает, но он все равно не умолкал. Слова сами рвались наружу.

– А я ведь не хотел с гаража прыгать. Просто с пацанами вместе залез. До последнего стоял на крыше с этим зонтиком и смотрел вниз… Там было очень высоко, я бы не прыгнул. Но меня кто-то толкнул в спину, исподтишка. Просто так, для прикола. Я не ожидал… Может, поэтому и приземлился неудачно. Помню, как я орал от боли внизу, а они ржали на гараже и какие-то шуточки отпускали насчет нераскрывшегося парашюта… А когда поняли, что дело серьезно, просто удрали. Все до одного.

– Ну… вы же были детьми, – неожиданно подала голос Милослава. – Сколько вам было лет – восемь, девять? Они просто не понимали, что делают. Наверняка потом жалели об этом.

– Жалели? Они так и не признались, кто меня толкнул, покрывали друг друга. Говорили моим родителям, что мне всё показалось, что я прыгнул сам. И ни один не пришел меня навестить. Ни один из пятерых!

– А кто это был?

– Те, кого я называл друзьями…

– Из нашего класса?

Матвей подавил тяжелый вздох и промолчал.

– Ну, может, их к тебе просто не пускали? – предположила Милослава, так и не дождавшись ответа.

– В больницу не пускали, да я их там и не ждал… – вновь заговорил Матвей. – Но потом? Я всю зиму просидел дома. Один. В обнимку с компьютером. Никто даже не позвонил ни разу. Всем было на меня плевать. А когда я вернулся, весь класс еще долго тыкал в меня пальцем и называл парашютистом и сбитым летчиком. Да не только наш класс, а все четыре, вся параллель.

– И ты перестал с ними общаться, – сказала Милослава. – Решил, что тебе тоже на всех плевать, и снова закрылся дома со своим компьютером. И нашел новых друзей, виртуальных.

– Да! – воскликнул Матвей. – Потому что они меня не столкнут с гаража. И не бросят одного с переломанными ногами. И не будут дразнить парашютистом! Там, в сети, я могу быть кем захочу, меня никто не знает. И это классно!

– Матвей, они, конечно, поступили ужасно, но… это было детство, а в детстве случается много ошибок… Наверное, у каждого есть поступки, которыми нельзя гордиться.

– То есть ты не считаешь это предательством?

– Я считаю, что об этом надо забыть.

– Но я не хочу забывать!

– А для чего помнить?

– Предательство прощать нельзя.

– А если не прощать, как тогда вообще жить?

Матвей не ответил.

– Знаешь, – спустя какое-то время заговорила Милослава, – я не в курсе, что там произошло у мамы с папой, кто на кого обиделся… Но эта обида воткнулась в нашу семью и расколола ее на кусочки. И от этого плохо всем: и тому, кто виноват, и тому, кто не хочет прощать. Разве это правильно? Мне кажется, в любой обиде есть какая-то черта, предел… Точка прощения. Доходишь до нее и понимаешь: всё, дальше так нельзя, невозможно. С ума сойдешь, если не простишь…

– Только неизвестно, где она, эта твоя точка прощения. И сколько до нее идти. Может, всю жизнь? – усмехнулся Матвей и, помолчав, спросил: – А папа звонит вам? Как вы общаетесь?

– Звонит редко, там со связью не очень хорошо. Но он мне письма пишет! Представляешь? Настоящие, на бумаге! – оживилась Милослава. – Сейчас покажу!

Она сбегала в свою комнату и принесла несколько белых конвертов, усыпанных пестрыми марками и темно-фиолетовыми штампами.

Матвей взял в руки один конверт, немного вытянул уголок вложенного в него тетрадного листа в клеточку. В глаза сразу бросилась первая строчка, выведенная знакомым размашистым почерком:

«Милая Славка, привет!»

Чей он, сомневаться не приходилось. Именно этим почерком были написаны коротенькие папины записки, прикрепленные к холодильнику магнитиками. Матвей ощутил укол ревности. Вот, значит, как он ее называет. Милославка – Милая Славка! А его только строго по имени – Матвей. Ну еще иногда, в приливе радости – Матюха. Только Матвей всегда злится на «Матюху» и запрещает так себя называть. Но «Матюха» и «Милая Славка» – совершенно разные вещи. «Милая Славка» звучит нежно и приятно, а «Матюха» – обидно, как обзывательство. С другой стороны, она девчонка, ее положено звать ласковыми прозвищами. Не будет же папа называть сына «милым». Этого еще не хватало!

Матвей засунул письмо обратно в конверт и отдал Милославе.

– А маме он не пишет?

Та покачала головой:

– Только мне. Но я всегда ему про маму рассказываю… А в последнем письме он сам про нее спросил, представляешь? В первый раз! Сто лет папу не видела… – снова помолчав, задумчиво произнесла Милослава. – Какой он, интересно? Вот бы посмотреть!

Матвей вдруг хлопнул себя по лбу и побежал в коридор. Он выудил из кармана куртки свой телефон и вернулся в комнату.

– Связи у меня здесь нет, интернета нет, но фотки-то остались! Вот, смотри. Это с последнего дня рождения. А вот и папа.

– У него усы! – ахнула Милослава, листая фотографии на экране. – Никогда не думала, что ему пойдет.

– Давно уже, – отозвался Матвей. – Сказал, так солидней. А то лицо слишком молодое для представителя такой серьезной фирмы.

Она долго разглядывала селфи, на котором все трое – мама, папа и Матвей – дурачились и строили рожицы в камеру. Потом со вздохом вернула телефон.

– Он вернется, как ты думаешь?

– Вернется, – убежденно сказал Матвей. – Обязательно. Я его знаю.

Сказал, только чтоб успокоить Милославу. Откуда ему знать, вернется к ним папа или нет? Матвей и в своей-то вероятности его не очень хорошо знал. Ну папа и папа, уходит, приходит, уезжает, приезжает… Ну да, привозит подарки. А что у него на уме и на сердце, кто поймет?

– А ты говорила, мама заболела, – вспомнил он. – Из-за всего этого? Из-за папы?

– Скорее всего, – Милослава забралась на кровать и закутала ноги одеялом. Матвей осторожно опустился рядом. – Доктор сказал, так бывает. Сначала человек никак не реагирует на стресс, все это копится, копится у него внутри, а потом бах – инфаркт! Или инсульт. У нее же давление высокое очень часто, а она таблетку выпьет и на работу бежит, а не к врачу…

– Значит, она может заболеть даже без стресса? То есть, я хочу сказать… – Матвей запнулся.

– Может ли заболеть мама в твоей вероятности? – поняла его Милослава. – Даже если не будет таких переживаний из-за папы?

Матвей кивнул.

– Мама всегда и за все переживает, – сказала она. – Но раз есть к инфаркту предрасположенность, лучше бы ей волноваться поменьше.

– Ты поэтому не стала с ней спорить из-за Ксюши? Чтобы она не переживала?

– Да я не собиралась спорить с ней из-за Ксюши! Мы поговорили и вместе решили… Если все получится, если удастся все оформить, будем жить втроем. И у меня появится сестра. Разве не здорово?

– А папе вы что скажете, если… то есть когда он вернется? Думаешь, он будет рад еще одной дочери?

– Папе мы напишем письмо, вместе с мамой. Или она сама напишет, от себя. Может, он вообще приедет после этого письма? Может, это их шанс помириться?

– А разве у них не было такого шанса, когда мама серьезно заболела?

– Он не знает об этом.

– Ты ему не написала? – изумился Матвей.

– Нет.

– Почему?!

– Мне мама запретила. Она сказала, что он должен вернуться, когда сам решит. Когда поймет, что он без нас не может. А вовсе не из жалости и не из чувства вины. Она так не хочет.

– И ты послушалась ее?

– Представь себе, да!

– Тоже мне, послушная нашлась! – возмутился Матвей. – Надо было все равно написать! Я бы обязательно так и сделал.

– Даже не сомневаюсь! – повысила голос Милослава. – Потому что ты никого кроме себя не слышишь! И не понимаешь! Мама приняла решение. И я, в отличие от тебя, ее решение уважаю. Она так захотела, это ее право. И я ничего не буду делать за ее спиной.

Матвей хотел возразить, что у нее довольно странная логика и у папы тоже есть право знать, что происходит с родными. Но не стал. Как ни крути, семья не его, а девчонки из параллельной реальности, с которой он больше никогда не встретится.

Никогда.

Эта мысль почему-то вызвала неприятный холодок в животе.

5

Матвей и Милослава проговорили почти до трех часов ночи. Спать не хотелось – хотелось сидеть рядом, на большой родительской кровати, и делиться воспоминаниями. Они рассматривали альбом с фотографиями маленькой Милославы, сравнивали свое детство, радовались, когда события совпадали, говорили о папе и маме, о бабуле Томе, спорили, смеялись…

Зато утро было молчаливым. Милослава пила кофе с молоком, задумчиво глядя в кухонное окно. А Матвей время от времени бросал на нее взгляд украдкой, и у него становилось тепло в груди. Оттого, что она пьет из старой папиной чашки с отколотым краешком. Оттого, что она так похожа на маму. И просто оттого, что она есть. Пусть в другой вероятности, но она есть.

На одной кухне в одной необъятной вселенной находились одновременно два человека из параллельных, никогда не пересекающихся реальностей. Они молчали, они пили кофе, они смотрели в окно. Почти брат и сестра, которых друг у друга никогда не было.

Но парадокс заключался не в этом.

А в том, что это было здорово!

Когда они выходили из квартиры, то все же нарвались на вездесущую соседку. Она открыла дверь, как только Милослава щелкнула замком.

– Ну, кто бы сомневался, – пробормотал Матвей себе по нос. – Шпионы не дремлют.

– Милочка, доброе утро! – заговорила тетя Валя, высовываясь из своей двери. – У тебя все в порядке? Справляешься?

Матвей фыркнул: еще и Милочка! Сколько вариаций одного имени. Выбирай что хочешь.

– Да, теть Валь, все хорошо, – отозвалась Милослава, метнув в него сердитый взгляд. – Справляюсь.

– А этот чего опять возле тебя крутится? – соседка подозрительно сощурилась. – Вот позвоню я в полицию… Надо с ним разобраться.

– Разобрались уже, теть Валь, – сказала Милослава, убирая ключ в сумку. – Одноклассник это мой.

– Одноклассник? – недоверчиво покачала головой та. – Что-то не похож он на одноклассника. Подозрительный какой-то.

Возмущенный Матвей уже хотел открыть рот и поинтересоваться, как, по ее мнению, должны выглядеть одноклассники и как она определяет, кто похож на одноклассника Милославы, а кто не похож. Или она считает, что у них на лбу должен стоять синий штамп «Одноклассник», специально для недоверчивых соседей? Но Милослава его опередила. Незаметно наступив ему на ногу, чтобы молчал, она приветливо улыбнулась соседке:

– Да не подозрительный он, теть Валь, а просто бестолковый! И двоечник. Меня учитель попросил с ним позаниматься, подтянуть его по всем предметам. А он то поймет всё неправильно, то время перепутает! Поэтому и крутится здесь, когда меня нет. Вот и сейчас пришел не вовремя. Идем, горе мое, нам в школу пора.

Милослава схватила ошеломленного Матвея за руку и потащила вниз по лестнице.

– А-а-а, – понимающе кивнула вслед успокоенная соседка. – Тогда другое дело. Да, на бестолкового он очень похож. Сразу видно, что двоечник…

Внизу Матвей выдернул у нее руку:

– Бестолковый, значит? Двоечник?

– Зато больше никаких вопросов, – отмахнулась Милослава. – Я ее тоже убить готова за «Милочку»! Но легче плюнуть и отозваться, чем в сотый раз объяснять ей, как меня на самом деле зовут.

Тут у нее зазвонил телефон, она выудила его из кармашка сумки и вышла из подъезда. Матвей успел услышать, как она сказала в трубку:

– Да, мам, привет!

У него внезапно кольнуло в сердце. Вот бы поднести телефон к уху и так же запросто сказать маме «привет». И услышать ее голос. Вроде бы нет ничего проще – взять трубку и поговорить с мамой. Раньше это казалось обычным делом, которым можно было пренебрегать, не отвечать или сбрасывать вызовы. Почему же этого так безумно хочется сейчас?

– Ну что, как там мама? – спросил он, когда Милослава закончила говорить. – Привет мне не передавала?

Он хотел произнести это весело и беззаботно, будто бы он пошутил, а получилось с какой-то кривой усмешкой.

– Беспокоишься? – понимающе кивнула Милослава. – Она ведь тебе тоже звонит. А ты не отвечаешь. Она, наверное, с ума сходит.

– Ничего не сходит, – как можно равнодушнее проговорил Матвей, хотя ему действительно было не по себе. Особенно после всех этих разговоров про стрессы и инфаркты. – Мы же поругались перед отъездом. Вот она и думает, что я нарочно телефон выключил, ей назло.

– Они вылетают завтра утром, – сообщила Милослава. – Значит, к обеду будут дома. Хорошо бы ты успел вернуться до них.

– Я вернусь сегодня вечером, – хмуро сказал Матвей. – Либо вовсе не вернусь.

– Слушай, – Милослава вдруг замерла и испуганно прижала пальцы к губам. – А если…

– Что?

– Если вдруг они уже приехали?

– Как это приехали? Ты же сама только что сказала: завтра вылетают.

– Это здесь, в этой вероятности, они вылетают завтра. А там, у тебя, они могли уже прилететь!

– С чего вдруг? Все, что не касается нас с тобой, в обеих вероятностях одинаковое. Мы никак не влияем на мамину поездку.

– Я – нет. А ты очень даже влияешь.

– Я влияю? Чем?

– Своим выключенным телефоном!

– Как это?

– А так! Представь: она звонит тебе много раз, телефон выключен. Она беспокоится. Звонит тете Вале. Та сообщает ей, что не видела тебя уже несколько дней. Мама меняет билеты, хватает Ксюшу и вылетает раньше, чем планировала. Приезжает домой, а тебя нет… Ужас!

– Она не улетит раньше. Ей нужно пробыть там несколько дней. Она еще дела не доделала.

– Ты думаешь, она не бросит все дела ради тебя?

Матвей не мигая уставился на Милославу. Он знал, что она права. Они оба это знали. Мама может так поступить. Но думать об этом сейчас совершенно не хотелось.

– Да кончай панику поднимать раньше времени! – рассердился Матвей. – Ерунду всякую придумываешь! Давай, иди в свою музыкалку. Мне тоже пора. Меня Иван Николаевич ждет.

– Ты после полиции куда, в школу? – спросила Милослава, не обращая внимания на его вспышку.

– Посмотрим, – пробурчал Матвей, развернулся и направился к автобусной остановке.

– Приходи обедать! – крикнула вслед Милослава.

Матвей, не оборачиваясь, махнул рукой. Этот неопределенный жест мог обозначать все что угодно – от «да, конечно, приду, куда же я денусь!» до «еще чего не хватало, даже и не собираюсь».

Милослава проводила его озабоченным взглядом, закинула сумку на плечо и зашагала к арке.

– Да, это наш персонаж, – подтвердил капитан Тихонов, когда Матвей без колебаний ткнул пальцев в одну из разложенных на столе фотографий. – Улик не хватило посадить за вооруженный грабеж, но данные его остались. Гречкин Виталий Сергеевич, кличка Грек, двадцать два года. Что же он теперь, с малолетками связался, по дворам трубки отжимает? По сколько, говоришь, лет было остальным? И как их звали?

– Тому, огромному, не знаю, может, восемнадцать уже, – сказал Матвей. – А может, и меньше. Он большой, и по нему непонятно. Они звали его Медузой. А второй, невысокий, который самый борзый, тот постарше меня, но ненамного. Лет пятнадцать-шестнадцать. Так вот он почему-то Пушкин.

– Пушкин? – спросил второй полицейский с погонами старшего лейтенанта. – Он что, кучерявый? Или у него бакенбарды?

– Да нет, он почти лысый. Может, он у них стихи пишет после каждого ограбления, – предположил Матвей, – вот они его Пушкиным и зовут. А вы его теперь арестуете, этого… Гречкина?

– Да было бы за что, уже у нас в обезьяннике куковал бы, – развел руками старший лейтенант.

– Почему же не за что?! – возмутился Матвей и посмотрел на капитана. – Разве не он напал на вашего сына?

Иван Николаевич подавил тяжелый вздох.

– Да напал-то, скорее всего, он, – ответил за него старший лейтенант. – Только что ты ему предъявишь? Ни одного свидетеля.

– А я? Разве я не свидетель?

– Ты видел само нападение? Ты можешь подтвердить, что в его руке был нож? Что он этим ножом угрожал ребенку? У тебя есть право утверждать, что этот человек опасен?

«Да! Да! Да!» – хотелось заорать Матвею. У него есть все права. Он все видел своими собственными глазами. Он все прочувствовал на своей собственной шкуре.

– Вот то-то и оно, – сказал лейтенант, видя, что Матвей подавленно молчит. – Мы не можем его взять только потому, что они мусорили и хулиганили в чужом дворе. Нет показаний свидетелей по нападению, нет и обвинения.

– А если я… – Матвей взглянул на капитана исподлобья. – Если я дам… эти показания? Скажу, что я все видел?

– То есть ты собираешься давать ложные показания? – уточнил лейтенант. – Ты в курсе, что есть статья за лжесвидетельство?

Капитан прошелся по комнате и остановился перед Матвеем.

– У нас нет никакого морального права обвинять человека без веского основания.

По его глазам Матвей понял, что ему очень хочется именно так и поступить. Обвинить этого… так сказать, человека без веского основания. Против закона. Против морального права. Взять его за шкирку и… заставить ответить за все. Глаз за глаз, зуб за зуб. Как трудно, наверно, подчиняться закону, когда дело касается тебя лично. И когда видишь, что закон не может защитить тебя и твоих близких.

– Но это же они! Я вам точно говорю! – воскликнул Матвей. – Я… я знаю!

Если бы только можно было рассказать всё как есть! Это не ложные показания, это действительно было! Не важно, в какой реальности! Разве справедливость должна зависеть от каких-то вероятностей?

– Ладно, иди, – сказал капитан Матвею. – Спасибо. Теперь мы хотя бы знаем, кто это был.

– А толку? Если все равно ничего нельзя сделать, – буркнул тот и направился к двери.

– Нет, теперь у нас информация, это уже хорошо, – возразил лейтенант. – Мы с него глаз не спустим. Пойдем, я тебя провожу до проходной.

Они вдвоем вышли из кабинета.

– А что же Гошка? – спросил Матвей в коридоре. – Он ведь тоже свидетель.

– Нет. Гошку трогать нельзя. Врач запретил. С ним об этом вообще не говорят.

– И что теперь? Вы так все и оставите? А они будут ходить по улицам и грабить людей?

– Мы что-нибудь придумаем, – пообещал лейтенант, впрочем, не слишком уверенно. Просто чтобы что-то сказать.

Матвей вышел на улицу и в смятении зашагал прочь по мокрому тротуару. Придумают они, ага! Что тут можно придумать, если свидетелей нет? Надо же, полиция ничего не может сделать! У представителей закона связаны руки этим самым законом. Как и в случае с сигнализацией во дворе. И на кого тогда надеяться? Как быть обыкновенным людям? И детям, у которых в собственном дворе отбирают деньги и телефоны? А что, если…

Матвей остановился. У него появилась идея. Конечно, безумная и, возможно, невыполнимая. Но он чувствовал, что должен сделать хоть что-то. Он никак не мог оставить всё как есть.

А если самому стать свидетелем? Настоящим свидетелем, без всяких ложных показаний. Свидетелем из этой вероятности. Ведь он видел одного из гопников в торговом центре. Значит, тот бывает там, ест гамбургеры на фуд-корте, пьет колу. И есть вероятность снова его встретить. А если повезет (еще вчера он сказал бы «не повезет»), там могут обнаружиться все трое. Слежка за ними ничего не даст: в полиции адрес Грека знают и так, но арестовать его не могут. Значит, нужно гопников подтолкнуть «на дело», подставиться самому. Как бы ненароком поиграть перед ними своим навороченным смартфоном, заставить ограбить себя. Уж тогда у полиции основания найдутся!

Воодушевленный таким решением, Матвей стремительно припустил к торговому центру. Но на полпути его решимость угасла. Он вспомнил холодный взгляд Грека и его железные пальцы на своей шее. И шепот, от которого леденела спина: «Ты еще не понял? Тебе хана, малек!»

Матвей шел вперед, едва передвигая ноги. Дурацкая затея. Надо радоваться, что здесь, в этой вероятности бандиты его не знают, не могут ему навредить. Зачем вызывать огонь на себя? Кому от этого будет легче? Одному только капитану Тихонову, который сможет наказать обидчиков своего сына.

Нет, не только. Всем тем людям, на которых не нападет компания Грека. Гопники больше никого не напугают, никого не покалечат. Восторжествует справедливость, преступники сядут в тюрьму, где им самое место.

Ой, подумаешь, справедливость! Ему-то что от этого? Не жарко и не холодно. Нет, не стоит вмешиваться. И вообще, это не его вероятность. Он сегодня покинет ее, и ему нет никакого дела, что здесь будет дальше. Для чего рисковать собой в этой непонятной, призрачной реальности?

Да нет, никакая она не призрачная. Здесь все очень реально. Здесь точно так же идет дождь и дует ветер, работают школы и магазины, ходят по улицам обычные люди. Они настоящие. Они разговаривают, смеются, грустят, боятся… И еще здесь живет девчонка с его глазами и его ямочкой на щеке. Милослава. И она тоже настоящая.

Матвей вошел в торговый центр, поднялся по эскалатору на четвертый этаж, с опаской огляделся и занял крайний столик в самом углу, возле декоративной пальмы в огромной кадке. Специально выбрал место так, чтобы весь фуд-корт был перед ним как на ладони. Чтобы не пропустить их. Чтобы увидеть сразу, в ту же секунду, как они появятся. Он даже не стал отлучаться за едой и лимонадом. Просто сидел и напряженно ждал. Он очень хотел, чтобы они пришли.

И боялся, что они действительно придут.

Матвей разработал в голове целый план будущей операции. Он уткнется в свой телефон, как будто ничего вокруг не замечает, и пройдет очень близко от их столика. Если получится, даже заденет его, чтобы они обратили на него внимание. Потом сядет за соседний столик и будет сидеть со смартфоном в руках, чтобы они смогли понять, что тот достаточно дорогой. Они точно клюнут на такую приманку! А потом надо вставать и идти в какое-то уединенное место. Например, в туалет. Они, конечно, пойдут за ним. А там… Представлять подробности совершенно не хотелось. Последствия – тоже. Самое главное – сразу отдать телефон, тогда, скорее всего, не тронут. Деньги не найдут, они в потайном кармане. Обшарят, как в прошлый раз, и отпустят. И можно сразу бежать в полицию, к Ивану Николаевичу, и заявлять о нападении и ограблении. Да, все правильно. Все должно получиться.

Но как же жалко телефон! Матвей его даже трогать никому не разрешал, всегда держал при себе. Он и спал с ним, хотя мама запрещала. Это и не телефон был для него, а практически часть его тела, такая же нужная и важная, как нога или рука. Как можно его лишиться? Как можно по своей собственной воле отдать его? Хорошо, если на время, а если навсегда? Нет, глупая затея! Он ни за что не отдаст телефон этим отморозкам. Надо встать и уйти отсюда.

Но кто же их тогда поймает?

Измученный противоречивыми мыслями Матвей сжал гудящую голову.

Больше четырех часов он провел в торговом центре. Сначала сидел на месте как приклеенный, потом прогуливался между столиками, потом катался на эскалаторе и вглядывался в посетителей. Затем вернулся на фуд-корт и наконец пообедал, настороженно стреляя глазами по сторонам. Еще раз обошел все этажи, заглянул во все отделы, спустился в супермаркет.

Никто из троицы так и не появился. Видимо, на сегодня у них были другие планы.

Матвей вышел на высокое крыльцо торгового центра и огляделся в последний раз. Никого. Может, проглядел? Пропустил? Он пнул с досады мраморную колонну. Тьфу ты! Уже почти настроился стать подсадной уткой, уже практически уговорил себя отдать телефон для благого дела… Такой гениальный план провалился! Все усилия впустую!

Матвей разочарованно побрел вперед. Но, спускаясь с крыльца по широким мраморным ступеням, все же вздохнул с облегчением.

6

В школе уже заканчивался пятый урок второй смены, когда Матвей прошел через турникет мимо дремлющего над кроссвордом охранника. Ждать Милославу и Ватрушкина оставалось еще около часа, и Матвей намеревался провести это время в одиночестве, где-нибудь на четвертом этаже, подальше от учительской.

Но у дверей актового зала возился с замком Олег Денисович.

– О, Матвей! – воскликнул классный. – Ты-то мне и нужен. Ты ведь сейчас свободен?

– Ага, – отозвался Матвей. – Аж до семи вечера.

– Отлично. Держи!

Олег Денисович вручил ему целую кипу каких-то разноцветных листов.

– Я сейчас два третьих класса приведу, будем с ними в «Угадай мелодию» играть, ну и в другие игры. Поможешь? А то их слишком много, меня на всех не хватит.

Еще пару дней назад Матвей презрительно скривился бы – вот еще, возиться с малышней, да еще во что-то с ними играть! Но теперь только пожал плечами, как бы соглашаясь, но все же не удержался от вопроса:

– А почему их столько?

– Так получилось. У третьего «А» урок музыки по расписанию, а у третьего «В» учитель заболел, вот меня и попросили их всех чем-нибудь занять. Что ж, будем играть, раз такое дело.

– А почему их нельзя отпустить домой? Ведь это последний урок.

– Потому что они маленькие, многих забирают родители. А родители придут только после этого урока. Поэтому будем выручать учителя. Ты ведь не против взаимовыручки? – весело подмигнул Матвею Олег Денисович.

– Не против, – вздохнул тот. Как он мог возражать, если все вокруг только и делали, что помогали ему? И ничего не требовали взамен.

Урок получился очень шумным и очень веселым. Больше пятидесяти жизнерадостных третьеклассников визжали и скакали по залу между рядами, играя в подвижные музыкальные игры. Потом, рассевшись по местам, угадывали мелодии, и теперь уже Матвей метался по залу, раздавая карточки в виде улыбающихся смайликов тем, кто правильно назвал произведение. За пять собранных смайликов ученик получал пятерку, которую Олег Денисович торжественно вырисовывал в журнале под оглушительные аплодисменты. А угаданную песню пели хором – либо куплет, либо припев. Глядя на радостные лица третьеклашек, Матвей заражался их настроением и даже ловил себя на мысли, что ему тоже хочется затянуть знакомые песни вместе со всеми. И только один надутый мальчишка сидел в углу, отвернувшись к стене, и не хотел участвовать в общем веселье.

– Ты чего? – подошел к нему Матвей. – Почему не играешь?

– Не хочу, – буркнул тот, не оборачиваясь. – У нас сейчас должно быть рисование. Я альбом принес и краски. А музыку я терпеть не могу!

– Так это и не музыка. Это просто игра. Смотри, как весело!

– И совсем не весело!

– А ты поиграй со всеми, и тебе тоже весело будет.

– Не будет!

– А ты попробуй, – предложил Матвей.

– Не буду пробовать! – сердито крикнул мальчишка.

– Будешь один сидеть?

– Буду!

– Никого не напоминает? А, Добровольский? – вскользь бросил классный, проходя мимо. Матвей даже поперхнулся от неожиданности и изумленно посмотрел ему вслед.

Но предаваться долгим размышлениям было некогда – прозвучала новая мелодия, и Матвей снова побежал по ряду со смайликами в руке. Правда, время от времени бросал взгляд на надутого мальчишку. Смотреть на него оказалось не слишком приятно. Он был один такой среди полусотни жизнерадостных одноклассников, но его угрюмая физиономия портила общую радость. Неужели все именно так выглядит со стороны? Неужели классный видит Матвея таким?

Третьеклашки и Олег Денисович совсем заигрались и даже звонка на перемену не услышали. О конце урока вспомнили только после того, как в зал один за другим стали заглядывать родители.

Отпустив всех учеников, Матвей и Олег Денисович спустились вниз. Никого из седьмых классов в школе не обнаружилось, Милослава и Ватрушкин, видимо, уже успели уйти домой.

– Ничего, – сказал Олег Денисович. – К семи все равно сюда вернутся. Смысла нет домой ехать, здесь их подождем. Или тебе собраться надо?

– Да чего мне собираться? – пожал плечами Матвей. – У меня чемодана нет. Всё со мной.

– Тогда пойдем чай пить, в учительской пара кусков «Наполеона» осталась. У завуча день рождения сегодня, она угощала.

Чаепитие устроили в кабинете Олега Денисовича. Там было спокойнее, чем в учительской, где постоянно взад-вперед сновали учителя. Среди них Матвей чувствовал себя слишком неуютно, хоть они его и не знали.

– Как у вас это получается, Олег Денисович? – спросил он, приноравливаясь к неудобно высокому куску торта и прикидывая, как бы его поаккуратней откусить, чтобы не слишком испачкаться. Чайные ложки забыли в учительской, а спускаться за ними не хотелось.

– Что получается?

Классный не боялся испачкаться, он ел торт очень своеобразно – просто разобрал его на слои.

– Ну, столько народу, целых два класса, а вы с ними так ловко управляетесь. Игры им устраиваете вместо обычного урока.

– А у вас не так? Там, в твоем мире?

– Ну… Так, наверно…

– Ты что, на мои уроки вообще не ходишь?

– Хожу…

– И сидишь в углу мрачный и хмурый, как Леня Буравцев?

– Какой Леня Буравцев?

– Тот самый, которого ты сегодня пытался вернуть в коллектив.

Чтобы ничего не отвечать, Матвей засунул в рот остатки торта и принялся медленно жевать.

– Ты пойми, Матвей, все эти мероприятия, праздники, вся ваша внешкольная жизнь – для вас. Чтобы вы знали, что школа – не только скучные уроки, строгие учителя, оценки, ответы у доски… Школа – это ваша жизнь здесь и сейчас, ваше детство. Оно будет связывать вас потом, когда вы станете взрослыми. Ты именно это будешь вспоминать, когда вырастешь, а вовсе не то, как сидел один в комнате и играл в компьютер. Ты будешь вспоминать, как ходил с классом в поход, как вы участвовали в праздниках, как готовились к выступлению, все вместе… И поверь, это самые ценные воспоминания. Не лишай себя такой радости.

Матвей долго молчал и жевал. Наконец проговорил:

– Олег Денисович… Давно хотел спросить. Зачем вы это делаете?

– Что делаю?

– Ну вот все, – Матвей развел руками, охватывая пространство кабинета. – Вы же можете зарабатывать по-другому. И наверняка больше, чем в школе.

– А я и зарабатываю по-другому. Ты ведь знаешь?

– Знаю. Вот я и говорю: мы-то вам зачем? Только честно.

– Ну, если честно… Я делаю это для себя, – серьезно ответил Олег Денисович. – Так сказать, из чисто эгоистических соображений.

– Для себя? – удивился Матвей. Хоть он и просил честно, но все равно ждал, что Олег Денисович скажет что-то типа «Чтобы вырастить из вас достойных членов общества» или «Вы моя непосильная ноша». А как же иначе? Ведь он учитель. А учителя всегда говорят то, что должны слышать ученики.

– А что тебя удивляет? – поинтересовался классный.

– Я думал, вы скажете, что это ваша миссия, – признался Матвей. – Что вы жертвуете собой ради великой цели.

Олег Денисович рассмеялся.

– Нет, я не жертвую собой. Если бы мне это не нравилось, вряд ли я бы здесь остался! И никакая великая цель меня не удержала бы. Все гораздо проще – я получаю удовольствие. Я без школы просто не смогу. И вы мне очень нужны. Вы – мой кислород.

Тут в его кармане зазвонил телефон. Звонила Милослава. Матвей это сразу понял, как только Олег Денисович сказал в трубку:

– Да нет, никуда он не пропал. Вот, сидит передо мной. Все в порядке. Да, подходите к школе. Мы здесь будем. Ватрушкин-то не опоздает? Что? Дозвониться не можешь? Сейчас я ему наберу.

– Что там опять с Ватрушкиным? – оживился Матвей. – Что-то давненько я о нем не слышал.

– Абонент недоступен. Оставьте сообщение, – Олег Денисович нажал отбой.

– Зарядка кончилась, – предположил Матвей.

– Видимо, да. Очень вовремя, ничего не скажешь.

– У него всегда всё вовремя, вы разве не знаете?

– Ничего, время еще есть, объявится. Подождем.

Они выпили еще по одной чашке чая.

– Странно все это, – сказал вдруг Олег Денисович и яростно потер рукой лоб, взъерошил волосы.

– Что странно? – Матвей поднял голову от своей чашки.

– Да всё! Меня не покидает ощущение, что все это розыгрыш. Ты на самом деле родной брат Милославы, и вы вместе просто решили надо мной подшутить. Мне кажется, что мы сейчас приедем на стройку, из кустов выпрыгнет съемочная команда и закричит: «Улыбочку! Работала скрытая камера!»

– Хорошо бы! – вздохнул Матвей. – Вообще, я вас понимаю. Я первые сутки тоже ждал скрытую камеру. А когда Ватрушкин рассказал свою теорию про параллельные реальности, я никак не мог поверить.

– Как можно поверить, что где-то, в далеком, а может, и не очень далеком измерении живет точно такой же человек, как я? – подхватил Олег Денисович. – То есть именно я, только в какой-то момент своей жизни поступивший иначе, выбравший другую дорогу. И он реально существует, точно так же встает по утрам, работает, общается с другими людьми. И вообще делает все то же, что и я. Но он – не я, он просто двойник. Как это могу быть я, если я осознаю себя только здесь, в своей реальности? Как?

– Олег Денисович, бросьте вы ломать голову. Лучше вообще не думать об этом. Мозги кипят.

– Знаешь, Матвей, в детстве, когда мне было лет пять-шесть, мне всегда почему-то казалось, что я не один.

– Где?

– Не знаю где. В мире, во Вселенной, в космосе. Я не мог тогда этого сформулировать. Но точно знал, что я просто не могу быть в единственном экземпляре, что обязательно где-то еще живет точно такой же мальчик, с моей внешностью, голосом и характером. Моя точная копия. Я спрашивал у мамы, существует ли такой мальчик. А она отвечала мне: глупости! Нет никаких похожих на тебя людей, ты такой один. Получается, я был прав? Может, совсем маленькие дети как-то чувствуют, что есть параллели, есть другие миры?

– Не знаю… Я знаю только, если сегодня не вернусь, маму удар хватит.

– Ты вообще-то уже четыре дня как пропал, – напомнил Олег Денисович. – Разве твоего отсутствия до сих пор никто не заметил?

– Если только вы, – хмыкнул Матвей. – Мама еще не вернулась из своей поездки. А вот вы точно ко мне привяжетесь, если я справку не принесу. А правда, Олег Денисович, как с вами-то быть? Как я перед вами, то есть перед тем, другим Олегом Денисовичем оправдываться буду? Он же мне не поверит!

– Не поверит! – подтвердил учитель. – Это факт.

– И что делать?

– Ты у меня спрашиваешь?

– Конечно! Вы же себя лучше знаете. Может, липовую справку принести? И самому расписаться?

– Ты же знаешь, он проверит. То есть я проверю. И в поликлинику не поленюсь позвонить. А записка от родителей здесь не подойдет, ты ведь не один день пропустил и не два.

– Какая еще записка от родителей? Я хочу, чтобы как раз родители ничего не узнали. Олег Денисович, а давайте лучше ему, то есть вам, записку напишем!

– От кого?

– Да от вас же!

– В смысле?

– Ну, вы напишете записку самому себе: так, мол, и так, мой ученик Добровольский пропустил занятия по очень уважительной причине, а именно – перепутал вероятности. И ждал метеорного потока, чтобы вернуться к себе.

– Ты шутишь, надеюсь? – Олег Денисович взглянул на него подозрительно.

– Вовсе нет! – горячо воскликнул Матвей, увлекаясь все больше. – Просто возьмем и напишем правду. Разве вы не поверите своему почерку и самому себе?

– Это плохая идея.

– Но почему? Хотя да, это может не сработать, вы же такой недоверчивый! А знаете что? Можно записать видео!

– Матвей!

– Да, точно, видео, где вы обращаетесь к самому себе.

– Добровольский! – повысил голос Олег Денисович, но воодушевленный Матвей его не слышал.

– Вы все подробно расскажете, как вы были удивлены, когда я здесь появился, как вы сначала не верили мне, как мы все вместе разбирались с Драконидами, как вы мне помогали переместиться обратно, в мою реальность…

– Матвей, остынь! – классному пришлось взять ученика за плечо и немного встряхнуть. – Мы не будем этого делать.

– Ах да, у меня же не заряжен телефон, я не смогу снять видео, – сник Матвей. – Он еще вчера погас.

– Мы не стали бы снимать это видео, даже если бы у тебя было два заряженных телефона.

– Почему?

– Давай не будем подвергать рассудок учителя такому испытанию, хорошо? Все-таки это и мой рассудок тоже. Я не перестаю думать о вероятностях, ум за разум заходит! А ведь у меня во много раз больше доказательств, чем одно только видео. Я вообще непосредственный участник невероятных событий, и то не могу этого понять. И тем более принять. Представляешь, каково будет учителю в другой вероятности? Пусть он ничего не знает. Не стоит подрывать его уже устоявшееся мировоззрение. Согласен?

Матвей подумал и кивнул. Не такая уж большая беда – двойка и запись в дневнике о пропуске занятий. Не смертельно, можно пережить. А для мамы что-то более или менее правдоподобное придумать. Будет ругаться, конечно, но ничего, все скандалы рано или поздно заканчиваются. Он потерпит. И в самом деле, зачем кому-то из его реальности знать, что с ним произошло? Пусть живут себе спокойно и ни о чем не подозревают. А уж он, Матвей, со своим рассудком как-нибудь справится.

7

Без пятнадцати семь Милослава подошла к школе. Без пяти семь все уже сидели в машине и ждали Ватрушкина. В семь ноль пять снова пытались ему звонить и ругали его несобранность, а в семь пятнадцать у Матвея закончилось терпение:

– Да где его носит? Неужели нельзя один раз прийти вовремя? Знает же, что мы ждем!

– Он ведь в школе был? – спросил Олег Денисович.

– Был, – подтвердила Милослава. – Мы с ним расстались после шестого урока. Я ему еще про фонарь напомнила. Он не мог забыть. Может, что-то случилось?

– Ну естественно, случилось! – негодовал Матвей. – Я даже не сомневаюсь! Не могло не случиться, потому что мы его ждем и потому что он нам нужен.

– Кто-нибудь знает, где он живет? – Олег Денисович повернул ключ зажигания. – Матвей, ты, кажется, был у него?

– Да, я знаю адрес, поехали.

Олег Денисович притормозил у Вениной многоэтажки, и Матвей проскользнул в подъезд. Номер квартиры он не помнил и поэтому не мог позвонить в домофон, но из подъезда как раз выходила женщина с мелкой собачкой под мышкой. Матвей поднялся на лифте на тринадцатый этаж, отметив про себя, что запомнил цифру только благодаря ее символичности. А уж на площадке найти квартиру оказалось совсем не сложно.

Матвей нажал квадратную клавишу звонка, но не услышал сигнала. Нажал еще раз, еще и еще. Тишина. Звонок не подавал признаков жизни.

– Ну понятно, это же квартира Ватрушкина, – проворчал Матвей. – Вот если бы все работало, было бы удивительно.

Он забарабанил в дверь кулаком, стараясь стучать как можно громче.

– Кто там? – раздался из-за двери голос Вени.

– Ватрушкин! – вскричал Матвей. – Ты почему еще дома? Ты время видел? Открывай давай! Побежали!

– Я не могу, – жалобно прозвучало в ответ.

– Чего не можешь?

– Дверь открыть не могу.

– Почему?

– Замок заело.

– Как?!

– Не знаю как. Я уже хотел выходить, торопился и крутанул как-то неловко… А теперь он никуда не поворачивается.

– Блин, Ватрушкин! Ну почему у тебя все наперекосяк?! – Матвей заходил по лестничной площадке взад-вперед. – Что теперь делать?

– Лану ждать, – потерянно сказал Ватрушкин. – Она через час придет.

– Позвони ей, пусть придет пораньше.

– Я телефон утопил. В аквариуме. Хотел Фишку покормить… Торопился очень…

– Еще и телефон! – застонал Матвей. – Ватрушкин, так не бывает! Чтобы все сразу, в одну кучу.

– Бывает, – вздохнул Веня. – Матвей, ты это… Не надо меня ждать. Вы езжайте. А то все метеоры пропустите.

Матвей замер перед дверью. Как ехать без Ватрушкина? Он первый догадался про вероятности, он постоянно подсказывал, в каком направлении двигаться. Он так здорово мог объяснить непонятные вещи! Ватрушкин практически руководил всем этим безумным проектом. И вот, когда остались считанные часы, а может быть, даже минуты, он вдруг сходит с дистанции?

– Ватрушкин, – растерянно сказал Матвей. – Как без тебя? А если что-то пойдет не так?

– Все будет в порядке, – ответил тот. – Когда увидишь в небе звездопад, лезь в трубу и не оглядывайся. Главное, все сделать быстро, пока падают метеоры.

– А если не сработает, и я не перемещусь?

– Снова жди метеоры и снова лезь. Географ же сказал, будет несколько вспышек. Ну а если… Нет, так не должно быть, но… если вдруг совсем не получится… Возвращайся, будем дальше думать, что делать.

– Ладно… Ну, я пошел? – помолчав, проговорил Матвей.

– Да… Иди, – раздалось из-за двери. – Пока…

– Пока.

Матвей с тяжелым сердцем подошел к лифту и нажал кнопку. Она загорелась красным светом, откуда-то снизу раздался гул заработавшего механизма. Через несколько секунд двери раскрылись, Матвей сделал шаг в кабину… И вдруг метнулся обратно, к квартире Вени, и негромко позвал:

– Ватрушкин!

Тот отозвался сразу, будто продолжал стоять возле двери:

– А?

– Я это… – Матвей запнулся. – Я сказать хотел… Если бы не ты… я бы навсегда здесь застрял. В общем… Спасибо тебе!

И не слушая ответа, вбежал в лифт, двери которого уже начали закрываться.

– Ты куда пропал?! – возмущенно завопила Милослава, когда Матвей запрыгнул на переднее сиденье машины и коротко скомандовал «Поехали!». – Времени совсем не остается. Туда добираться почти час!

– Успеем, – сказал Олег Денисович и вырулил со двора. – В ту сторону сейчас пробок нет.

– Где Ватрушкин? Где фонарь? – допытывалась Милослава.

– Ватрушкин дома. Фонарь, видимо, там же, – ответил Матвей, откидываясь на спинку.

– Что с ним?

– С фонарем?

– С Ватрушкиным!

– С ними обоими все в порядке. А вот с дверью проблема, она не открывается. Ватрушкин сломал замок и не может выйти.

– Как же мы без фонаря?

– В машине есть, – подал голос Олег Денисович. – Вон, возьми в бардачке.

Матвей достал фонарик и включил его. Конечно, он оказался не таким мощным, как обещанный Ватрушкиным, но это было лучше, чем ничего. Уже достаточно света, чтобы не переломать ноги на стройке.

– Слушай, я же тебе забыла сказать! – воскликнула Милослава. Матвей обернулся к ней:

– Что?

– Сейчас, перед выходом, встретила в подъезде Ивана Николаевича. Он просил передать тебе, что ты им очень помог.

– Да ничего я не помог, – отмахнулся Матвей. – Там… все сложно, короче.

– Помог, помог. Их поймали! – радостно сообщила Милослава.

– Поймали? Правда?!

– Ну, не всех. Пока только одного, не того, которого ты по фото опознал, а другого. У него фамилия Пушкин.

– Угу. Только не фамилия, а кличка.

– Да нет, это его фамилия настоящая оказалась, он правда Пушкин, по паспорту. Он уже и про остальных рассказал. Иван Николаевич говорит, что теперь всех возьмут.

– Погоди, я ничего не понял! А как же они его узнали, этого Пушкина? Я же им только Грека показал.

– Гопники на спортсмена нарвались, в каком-то дворе на него напали, – принялась рассказывать Милослава. – Он запросто раскидал их всех своими приемами, а одного скрутил, вот этого самого Пушкина, и в ближайшее отделение полиции приволок. А Иван Николаевич еще утром фото твоего Грека всем разослал, чтобы при любом ограблении пострадавшим показывать. Ну, вот так и опознали.

– Получается, теперь у них есть свидетель? И есть причина всех арестовать? – обрадовался Матвей. – А нож? Нож нашли?

– Про нож не знаю, Иван Николаевич не сказал. Просил только спасибо тебе передать. Без тебя они эти два случая, с Гошкой и со спортсменом, не связали бы вместе.

– Как интересно вы живете, друзья Добровольские, – подал голос Олег Денисович. – Схватки, погони… Не жизнь, а сплошное кино!

– А то! – невесело отозвался Матвей. – Мы такие.

Минут сорок спустя машина пролетела мимо киоска со знакомым светящимся названием «газинчик – дукты и питки».

– Вон туда, туда! – закричал Матвей, размахивая руками. – Разворачивайтесь, проехали уже.

– А, так нам нужен тридцать пятый километр? Что ж ты сразу не сказал? – Олег Денисович затормозил на обочине и сдал назад.

– Да откуда же я знаю, какой это километр! Я только так, по приметам ориентируюсь, – объяснил Матвей. – Нам вон тот киоск нужен. Машину надо здесь оставлять, до стройки дороги нет.

– Для кого киоск-то? Для заблудившихся странников? – спросила Милослава, выходя из машины и оглядываясь по сторонам. – И остановка непонятно зачем, как теремок в чистом поле. Кто здесь выходит?

– Дачники. На той стороне дачный массив, его днем видно, – показал Олег Денисович. – Левее – дорога в коттеджный поселок Дубрава, до него минут семь-десять езды. А вот светофор и переход на ту сторону шоссе. Так что все нормально, жизнь здесь есть.

– А вы знаете эти места? – удивилась Милослава. – Вы здесь бывали?

– Я часто здесь бываю, работаю в Дубраве.

– С удавом? – подколол его Матвей, сообразив, о какой именно работе говорит учитель.

– И с удавом, и с обезьянами, и с экзотическими бабочками, – усмехнулся тот. – И даже с большим духовым оркестром. Вы не представляете, что заказывают люди на свои торжества, чтобы удивить гостей! Кстати, я завтра именно здесь и работаю, на банкете.

– А, юбилей у Гематогеновича, – понимающе кивнул Матвей.

– У него, – усмехнулся учитель.

– Время уже восемь, – напомнила Милослава. – Надо идти.

Олег Денисович включил фонарик и пошел вперед.

– Сомневаюсь, что мы вообще что-то увидим сквозь эти тучи, – проговорил Матвей, поднимая глаза к небу. – Смотрите! Ни одной звезды. Если сейчас для полного счастья еще и дождь пойдет, тогда я точно никуда не попаду. Стану бездомным, буду питаться на помойках.

– Мы этого не допустим, – с улыбкой успокоила его Милослава. – С нами будешь жить.

– А маме ты что скажешь? – ехидно поинтересовался Матвей. – Что я ее сын, которого она случайно забыла в роддоме?

– Вот, кажется, пришли, – объявил Олег Денисович несколько минут спустя, шаря лучом света по развалинам. – Этот дом? Хотя его и домом-то назвать сложно. Две с половиной стены.

– Его, наверное, скоро совсем снесут, – Милослава показала на чернеющий вдалеке силуэт подъемного крана. – Как только сюда доберутся.

– Может, и не доберутся, – сказал Матвей. – Мы тут с Ватрушкиным днем были, ни одного рабочего не видели. Это какая-то замороженная стройка.

– Про эту стройку, на тридцать пятом километре Загородного шоссе, в новостях уже полгода говорят. Обещают к весне возобновить. Так что у тебя еще полно времени, чтобы в нашу реальность вернуться, пока труба на месте, – пошутил Олег Денисович. – Если вдруг ты по нам соскучишься.

Матвей хотел возмутиться и заявить, что он вовсе не собирается возвращаться и вообще постарается все забыть как страшный сон, но осекся. Он вдруг со всей ясностью и обреченностью осознал, что больше не увидит Милославу. Олег Денисович, Ватрушкин, Иван Николаевич, одноклассники – все они есть в его вероятности. И в любом случае Матвей с ними встретится завтра. Ну, или на днях. А Милославы больше не будет. Никогда и нигде. Она продолжит жить в своей вероятности, параллельно с ним, но он не сможет посидеть с ней рядом, поговорить, посмеяться. Ей нельзя будет ни позвонить, ни отправить эсэмэску. Она останется только в его памяти, а со временем ее образ сотрется и оттуда… Эх, почему он не догадался стащить из альбома ее фотографию?

Тем временем Олег Денисович и Милослава разглядели возле дома трубу. Стоя на развалинах крылечка, они рассматривали заросший бурьяном вход, подсвечивая его фонариком.

– Матвей, – позвал учитель. – Думаю, тебе лучше находиться прямо здесь, рядом. А мы будем следить за небом.

Матвей, осторожно ступая по обломкам кирпича и битому стеклу, подошел к ним.

– Может, сразу в трубу залезть? – предложила Милослава. – И там ждать?

– Нет уж, я лучше здесь, – сказал Матвей. – Неизвестно, сколько в этой мусорной куче просидеть придется.

Олег Денисович выключил фонарик, чтобы глаза привыкли к темноте и электрический свет не мешал наблюдать за небом.

– Я же как лучше хочу, как быстрей, – обиделась Милослава. – Пока падает звезда, ты не успеешь проползти через всю трубу.

– Помнится, Тим Тимыч нам обещал целый звездопад.

– Ну ты же сам видишь, какое сегодня небо. Тут одной падающей звезды дождаться – и то за счастье!

– Вон! – воскликнул вдруг Олег Денисович. – Звезда упала!

– Где? – Матвей и Милослава разом задрали головы.

– Вон там была вспышка, – показал учитель в просвет между облаками, где на темном небе светились несколько ярких точек.

– Вон-вон-вон! – завопила Милослава. – Еще две!

– Круто, – сказал Матвей. – И быстро. Я даже желание не успел загадать.

– Как увидишь еще, сразу кричи: хочу домой! – засмеялась Милослава. – Потому что проползти за это время ты точно не успеешь. А так хоть желание сбудется.

– Смешно – обхохочешься, – огрызнулся Матвей.

– Матвей, и в самом деле, будь-ка поближе к этой своей… точке перемещения, – сказал Олег Денисович. – Давай сейчас попрощаемся.

– Зачем прощаться, если я, может, еще здесь останусь? – проворчал Матвей.

– Поздороваться снова можно, – ответила Милослава. – А вот попрощаться второй возможности не будет.

– Ладно, тогда всем пока, – буркнул Матвей. – Я пошел.

– И все? – возмутилась Милослава. – Кто ж так прощается?

– А что еще? Целоваться с вами, что ли? – Он старался говорить равнодушно и даже насмешливо, но на душе у него скребли кошки. Что с ним такое? Он ведь возвращается домой. Его ждет привычный и понятный мир, именно там его место. И эти люди, которые стоят сейчас перед ним, – кто они ему? Практически никто. Он ничего о них не знал, прекрасно жил без них. Он мог совсем их не встретить. Почему же так тяжело, что надо сейчас их покинуть?

– Ну, в принципе, целоваться не обязательно, – сказал Олег Денисович и протянул Матвею руку, которую тот с готовностью пожал, отметив про себя, что они обмениваются рукопожатиями уже дважды за неделю. А с классным из прежней вероятности такого не произошло ни разу за целых два года.

– Жаль, Олег Денисович, что вас нельзя взять с собой, – с усмешкой проговорил Матвей, стараясь не выдать своих чувств. – А того, другого, сюда отправить.

– Для чего такая рокировка?

– Ну… Только-только отношения наладились у нас… А там, в той вероятности, мы с вами… мягко говоря, не лучшие друзья.

– Вероятность ни при чем. Все просто: если тебя что-то не устраивает, ты берешь и меняешь это. Когда есть желание, никакие трудности не остановят. Так что все в твоих руках, – серьезно сказал учитель и протянул Матвею фонарик. – Возьмешь с собой, тебе пригодится, когда будешь в темноте обратно к остановке топать.

– А как же вы? Без фонаря?

– Ничего. Доберемся как-нибудь. Все-таки у нас четыре глаза на двоих.

– Опять звезда, и опять одна, – заметила Милослава, не отрывая взгляда от неба. – Где обещанный звездопад? Что-то никак эти ваши Дракониды не раскочегарятся.

Матвей хмыкнул: папино словечко. У него вечно все «раскочегаривается»: и костер, и лампочка в светильнике, и даже музыка из автомагнитолы. Милослава поняла, на что он так отреагировал, и вздохнула:

– Везет тебе! Ты завтра увидишь папу.

– Не завтра, через неделю. Он в командировке, – напомнил Матвей.

– А мне и через неделю не светит.

– Так пойдем со мной.

– Что?

– Пойдем со мной, в мою вероятность.

– Ты с ума сошел? Это невозможно.

– Почему невозможно? Если у меня получилось переместиться, ты тоже сможешь. И тоже увидишь папу.

– Матвей, ты нормальный или нет? – возмутилась Милослава. – Мы до сих пор не знаем, как эта штука работает, и работает ли вообще. Может быть, дело не в метеоритах, а в чем-то другом? А если со мной что-то случится? А если эта твоя пространственная дыра закроется, и я не смогу вернуться? Я с мамой так никогда не поступлю. И какого папу я там увижу? Того, который меня даже не знает! Нет уж, мне нужен мой, и я буду его ждать здесь, в моем мире.

– Кажется, начинается, – сказал Олег Денисович. – Три звезды упали, подряд. А вон еще!

В черном пространстве между темно-серыми облаками вспыхивали и тут же гасли короткие линии, похожие на стрелы, будто кто-то чиркал по небу тонким светящимся маркером.

– Круто! – выдохнул Матвей. – Никогда такого не видел.

– Ага, красиво, – завороженно проговорила Милослава и вдруг, опомнившись, воскликнула: – Иди! Чего ты стоишь?

Матвей медлил, словно его держала какая-то посторонняя сила. Он никак не мог сделать шаг вниз, в бурьян, и исчезнуть из этого мира. Навсегда.

– Мы больше не увидимся? – вырвалось у него.

«Не хочу уходить! – пульсировало в висках. – Не хочу, не хочу, не хочу!»

Милослава подошла почти вплотную, и Матвей видел ее глаза в темноте.

– Ну мы же будем помнить друг о друге? – торопливо заговорила она. – Мы с тобой связаны, очень крепко, правда? У нас общая мама, у нас будет общая сестра, Ксюша… и папа. Мы всегда будем знать, что есть ты и есть я. Что мы вместе.

«Не вместе, не вместе, – ныло в груди. – И больше никогда не будем…»

– Матвей! – предостерегающе произнес Олег Денисович. Край неба каждые несколько секунд озарялся яркими вспышками.

Милослава быстро обняла Матвея и легонько оттолкнула от себя:

– Все, иди! Да скорее же!

Матвей, подчиняясь неожиданному порыву, выхватил из кармана свой телефон и сунул ей в руку.

– Возьми!

И спрыгнул с крыльца.

– Ты что? – закричала она вслед. – Зачем? Он же очень дорогой!

– Это от папы, – бросил Матвей через плечо, поспешно продираясь сквозь бурьян к краю трубы. – Подарок… тебе.

Пусть хоть у нее останется что-то на память. О нем. И о папе.

– А что я маме скажу? – ее растерянный голос настиг его уже в трубе.

– Придумаешь что-нибудь! – крикнул он в ответ, не сбавляя темпа и шустро работая коленями и локтями.

– Спасибо, Матвей! Пока…

– Матвей, удачи…

Голоса вдруг резко и одновременно стихли, как будто их выключили. А может быть, сюда, в середину трубы, просто плохо долетал звук снаружи.

8

Матвей выполз из трубы, встал на ноги, отряхнулся. Постоял немного, снова принялся очищать колени. Он тянул время и никак не мог заставить себя оглянуться, точно зная, что́ увидит там, на другом конце трубы. Ничего. Только темные очертания развалин в сером сумраке ночи. И рядом ни души. Никаких следов Милославы или Олега Денисовича. Как будто они только что не стояли на пороге разрушенного дома и не прощались с ним… Как будто их тут никогда не было. Это могло означать только одно: все получилось, план сработал. Метеоры из созвездия Дракона смогли всколыхнуть энергетическое поле с такой же силой, как и предыдущий болид, и открыть проход в другую вероятность.

– Я вернулся, – вслух сказал Матвей. – Ура.

И сам себе не поверил. Это «ура» вышло какое-то жалкое и совсем не радостное. Он вдруг понял, что совсем ничего не чувствует. Не было ни восторга, ни волнения, ни облегчения – ничего, что должен испытывать путешественник по параллельным мирам, благополучно вернувшийся в свое измерение. Словно все чувства отсеклись вместе с разом умолкнувшими голосами.

Матвей стал пробираться вдоль трубы обратно к развалинам дома, раздвигая локтями бурьян. Он забрался по остаткам крыльца на порог и огляделся. Включил фонарик и пошарил лучом света по углам, будто хотел убедиться, что вокруг действительно никого нет.

Но они ведь здесь! Он точно знает. И Милослава, и Олег Денисович стоят сейчас именно на этом пороге, на том же самом месте, где и он, только за невидимой границей. Может быть, он даже задевает их рукой, но они этого не чувствуют. Стоят себе и удивленно хлопают глазами. Не могут поверить, что он исчез. Наверное, говорят о нем. А он их не слышит. Потому что невидимая и неосязаемая граница – прочнее алмаза и шире Вселенной.

Матвей направил луч фонарика в землю и поднял глаза. Небо почти затянулось тучами, но кое-где сквозь их рваные края все еще виднелись яркие вспышки метеоров. Теперь он мог смотреть на них сколько угодно, но одному наблюдать за падающими звездами было неинтересно. Матвей постоял немного и побрел по пустырю, освещая себе дорогу.

По мере того как он приближался к шоссе, становилось светлее от придорожных фонарей вдалеке и постепенно нарастал шум транспорта. Успеть бы на последний автобус… Почему-то никому не пришло в голову посмотреть расписание. Все сосредоточились на метеорах и на возвращении Матвея в свою вероятность, а о такой банальной вещи, как автобус до города, не подумал никто.

К счастью, на столбе возле остановки висела табличка с расписанием. Матвей посветил на нее. Как хорошо с фонариком! Спасибо Олегу Денисовичу. Как они там сами сейчас? Им ведь тоже идти по пустырю до машины. В такой темноте и десять глаз не помогут, не то что четыре.

Согласно расписанию, автобус по этому маршруту ходил до двадцати трех часов, каждые двадцать минут. Матвей не знал, сколько сейчас времени, ведь телефона теперь у него не было. Он провел рукой по внутреннему карману на рукаве. Непривычно пусто. И легко. Но не жалко. Удивительно, но совершенно не жалко! Наоборот, даже приятно, что хоть какое-то напоминание о нем будет в другой вероятности. Матвей почти физически ощущал: не только телефон, но и какая-то часть его самого осталась там, за невидимой границей, в другом мире. В мире, куда ему больше нет пути. В мире, где живет его сестра.

К остановке подошла пожилая пара с тяжело нагруженной сумкой-тележкой. Видимо, на даче собрали последний в этом году урожай. От них Матвей узнал, что еще нет девяти, и удивился: неужели не прошло и часа, как они приехали сюда с Олегом Денисовичем?

Матвей вместе с пожилой парой дождался автобуса и вошел в полупустой салон. Протянул сонному кондуктору проездной, занял высокое сиденье на задней площадке и откинулся на спинку. Ну все, он почти дома. Путешествие подходит к концу, и он успевает вернуться до мамы. А это самое главное.

Автобус резво летел по ровной дороге, пропуская остановки, на которых никто не входил и не выходил. Скоро плотная чернота за окном сменилась блеском городских витрин и бегущими огнями световых реклам. По мере приближения к дому начали пробуждаться угасшие чувства Матвея. Он как будто встряхнулся, воспрянул, отогнал от себя сожаления и ненужные воспоминания. Возрастало радостное волнение в груди, сладко сжималось сердце в предвкушении ни с чем не сравнимого удовольствия, которое он испытает, когда переступит порог своей квартиры, войдет в свою комнату и, наконец, почувствует себя дома. Какое наслаждение вернуться к себе! Как он мог не хотеть этого там, на пустыре?!

Последнюю остановку он ехал, стоя возле двери и нетерпеливо постукивая кулаком по железному поручню. Еле дождавшись, когда автобус остановится и выпустит его, Матвей выскочил на асфальтированную дорожку и побежал к своему двору. Пробегая мимо того самого магазина с торца дома, где он прятался от преследователей, он вдруг подумал: надо бы купить себе что-то на ужин. Наверняка тот хлеб, что был дома, уже засох, да и сосиски в холодильнике могли испортиться. А перекусить перед сном было бы совсем не лишним. Что-то он проголодался, путешествуя по другим измерениям. И кстати, интересно посмотреть, узнает ли его теперь продавщица с пирсингом. Правда, за эти дни она могла его просто забыть.

В магазине сегодня сидела сменщица, с которой они виделись во вторник утром в другой вероятности, так что узнать его она никак не могла. Матвей купил сок, нарезной батон и кусок сыра для горячих бутербродов. Подумав о них, почувствовал, как рот наполняется слюной. Да, дома он сразу сделает бутерброды, сядет за свой стол, включит компьютер…

Как же он соскучился по собственной нормальной жизни!

Добравшись до детской площадки, Матвей невольно замедлил шаг. Конечно, глупо было опасаться, что гопники до сих пор поджидают его во дворе, возле дома… Но мало ли что! Это в другой реальности их поймали, ну или почти поймали. А кто знает, как обстоят дела здесь? Вдруг они не нарвались на того спортсмена? Или даже нарвались и одного все-таки арестовали, но двое других на свободе, и никто их не ищет? Ведь с Гошкой в этой вероятности ничего не случилось, он жив-здоров, и капитан Тихонов может вообще ничего не знать о нападении.

Прежде чем идти через двор, Матвей с опаской огляделся. На площадке никого, на лавочке возле подъезда тоже. Кажется, все спокойно. Он короткими перебежками пересек двор и наткнулся на папиного знакомого. В руке у того было мусорное ведро.

– Здрасьте, дядь Вов! – машинально поздоровался Матвей. Этого человека он хорошо знал. Дядя Вова жил в соседнем доме и иногда заходил к папе. Вроде бы они в детстве занимались вместе в лыжной секции.

– А, Матвей, добрый вечер, – отозвался дядя Вова. – Что, отец не вернулся еще?

– Нет, он только девятнадцатого прилетит.

– Да? А мне казалось, он завтра должен… Ну, будешь звонить, передавай привет.

– Ладно.

Дядя Вова пошел к мусорным бакам, а Матвей заскочил в подъезд.

Ну вот, очередное подтверждение, что он вернулся – сосед по двору его узнал. Хотя какое подтверждение еще нужно? Особенно после того, как Милослава и Олег Денисович бесследно исчезли там, возле трубы.

Поднявшись на третий этаж, Матвей оглянулся на дверь тети Вали. Выскочит или нет? Может, хотя бы сейчас не услышит? Ну в самом деле, не стоит же она постоянно в коридоре, глядя в дверной глазок! Хотелось бы избежать ее бурной реакции на его появление после четырехдневного отсутствия. Он и без того слишком устал.

Убедившись, что выброса вражеского десанта не предвидится, Матвей вытащил из кармана ключ. Хоть он и понимал, что теперь уже все в порядке и ключ обязательно подойдет к этому замку, но все же волновался. Даже руки немного подрагивали. А если совсем честно, то вовсе не немного. Руки тряслись так, что он не сразу попал в замочную скважину.

Ключ прошел как по маслу. Есть! Матвей даже вскрикнул от радости. Еще бы, после стольких неудачных попыток… Ура!

Он по привычке повернул ключ в замке дважды и вдруг вспомнил, что в последний раз в этой реальности закрыл дверь на один оборот. Ну да, точно, ведь он собирался выбежать всего на пару минут, щенка принести домой. Почему же теперь дверь закрыта на два оборота, как и положено? Получается, без него кто-то заходил в квартиру? Может, тетя Валя? Звонила-звонила, а потом решила открыть вторым ключом. Но что, если заходил кто-то другой? Что, если мама вернулась?!

Нет, только не это!

Матвей приоткрыл дверь и осторожно заглянул в квартиру. Тишина. Света нет. Кажется, никого. Ложная тревога. Мама не стала бы сидеть дома без света и включенного телевизора. А спать она никак не могла лечь: во-первых, еще рано, а во-вторых, вряд ли она спокойно заснула бы, не найдя в квартире своего сына. Нет, все в порядке, он успел до ее возвращения.

Вздохнув с облегчением, Матвей вошел в прихожую и включил свет. Наконец-то его глазам предстала привычная картина. Все было на своих местах: и встроенная гардеробная, и фигурное зеркало в изящной тонкой раме, и точечная подсветка на подвесном потолке.

Ну вот, совсем другое дело! Как же все-таки хорошо дома!

Он бросил ключи на тумбочку. Прямо в уличной обуви прошел на кухню, положил на стол пакет с покупками. Мама всегда ругала его, когда он не разувался сразу, в коридоре. Но ведь мамы не было. А он слишком радовался своему возвращению, чтобы думать о такой мелочи, как чистые полы.

Матвей сел на высокий барный стул и открыл пачку сока. Некоторое время он ничего не делал и ни о чем не думал. Просто наслаждался этими счастливыми мгновениями – он сидит у себя дома на кухне и пьет сок. Какая красота!

Вдруг взгляд зацепился за стоящую на плите сковороду с крышкой. Разве она здесь стояла? Матвей наморщил лоб, вспоминая прошлый понедельник. Кажется, ее не было… Или это только кажется? Да нет, точно не было, мама в тот день ничего не успела приготовить. Она сказала: покупай полуфабрикаты и готовь сам. А он ничего не готовил, он даже не ужинал. Так и просидел весь вечер на подоконнике в своей комнате. Откуда же тогда взялась сковорода?

Матвей поставил сок на стол, подошел к плите и поднял крышку. Пусто. Но на сковороде явно что-то готовили. Причем не так давно, потому что ощущался запах чего-то жареного. То ли яичницы, то ли картошки.

Что за ерунда?

Он обернулся к раковине и замер. В ней лежали две тарелки. И две вилки. А рядом с раковиной стояли две чашки. Матвей смотрел на грязную посуду и ничего не понимал. Он снова и снова перебирал в памяти всех, у кого есть ключи от квартиры. Таких оказалось немного, всего четверо: папа, мама, тетя Валя и сам Матвей. Папа и мама отпадают, они слишком далеко, сам он только что вернулся… Напрашивался единственно логичный и разумный вывод – это соседка. Кроме нее некому. Что же получается? Тетя Валя вошла в квартиру, пожарила на сковороде картошку, съела ее из двух тарелок двумя вилками. А потом еще испачкала две чашки, сложила грязную посуду в раковину и ушла, заперев дверь, как и положено, на два оборота…

Бред!

Озадаченный Матвей прошелся по коридору, заглянул в ванную, в гостиную. На первый взгляд квартира выглядела такой же, какой он оставил ее в понедельник. И вместе с тем, что-то было не так, что-то изменилось. Брошенная на тумбочке расческа, незнакомое полотенце в ванной, мохнатый кактус не на том месте… Какие-то неуловимые мелочи, новые узоры вплетались в привычную картину перед его глазами. В чем дело? Это ведь совершенно точно та самая квартира, тут нет никакого сомнения. Вон сколько доказательств: и ремонт, и ключ, и папин друг… Всё сходится!

Откуда же ощущение, что он не совсем у себя дома?

Матвей остановился на пороге своей комнаты. Ему так хотелось подбежать к столу, включить компьютер, с разлету броситься на кровать… Но он не решался войти. Даже свет включать не хотел. Кто знает, что он увидит вместо знакомой обстановки?

Как же он устал от сюрпризов!

Свет из коридора сюда не проникал, и Матвей был этому рад. В темноте комната оставалась прежней, той, которую он знал наизусть и по которой мог передвигаться с закрытыми глазами. Не поворачивая выключателя, Матвей уверенным шагом прошел к окну и выглянул на улицу. До боли знакомый пейзаж: фонарь, скамейка, газон, детская площадка. А здесь, в комнате, – любимый широкий подоконник, на котором нет ни одного цветочного горшка, светящиеся цифры часов, очертания монитора на столе… Все такое привычное и родное. Конечно, он дома! Как можно сомневаться? Просто, когда долго отсутствуешь, дом всегда кажется изменившимся, не таким, каким ты его помнишь. Ерунда, обычные приколы памяти.

Матвей уже повернул было обратно, к двери, намереваясь включить свет и выкинуть из головы все глупости, как вдруг услышал посторонний звук, который заставил его замереть на месте. Из прихожей доносился скрежет ключа в замочной скважине. Кто-то открывал входную дверь. Тетя Валя? А может, мама? Матвей решил пока не выходить из своей комнаты, на всякий случай. Он даже сам себе не мог объяснить, что его остановило. Ведь, если разобраться, никто, кроме соседки и мамы, сейчас прийти не мог. А ни от той, ни от другой прятаться не было смысла. Но он все равно стоял в темноте, стараясь не двигаться, и напряженно прислушивался к звукам в прихожей. Видимо, долгое скитание по параллельному миру сделало его более осторожным.

Дверь открылась, потом с шумом захлопнулась. Но времени прошло чуть больше, чем было нужно, чтобы впустить одного человека. И по шагам, и по возне в прихожей стало понятно, что вошли по крайней мере двое. Мама и Ксюша? Или все же тетя Валя и ее неизвестный спутник, с которым она ела жареную картошку из двух тарелок?

Выйти, посмотреть, что ли?

И вдруг…

– Кто опять свет оставил? Снова скажешь, не ты? – донесся до него звонкий девчачий голос. Голос, который Матвей теперь узнал бы из тысячи. Голос Милославы.

Матвей остолбенел. Он ничего не мог понять. За сотую долю секунды в голове пронесся миллион мыслей. Почему Милослава? Откуда? Как он мог снова оказаться в ее вероятности? Это невозможно! А как же дядя Вова, который его узнал? А ремонт в квартире? А ключ, который подошел к замку? Получается, что это не он в ее вероятности, а она в его. Может, она все-таки приняла его приглашение и тоже пролезла через трубу? Но как она тогда вошла в квартиру, с ключом от другого замка? И вообще, с кем она сейчас в прихожей?

– Ага, конечно, у тебя всегда я виноват! – ответил ей мальчишеский голос с легкой хрипотцой. – Одна ты ничего не забываешь!

И этот голос тоже показался смутно знакомым. Матвей точно его уже где-то слышал. Пока он усиленно пытался вспомнить, где именно, голоса переместились в кухню, и перепалка продолжилась уже там:

– Ну вот, и здесь тоже свет горит! И на столе все продукты бросил!

– Какие еще продукты? Ничего я не бросал.

– А это что такое? Батон, сыр и сок открытый…

– Да говорю тебе, это не я.

– А кто еще? Апельсиновый сок только ты пьешь.

И тут у Матвея буквально остановилось дыхание. Догадка пронзила его раскаленной молнией с ног до головы. Стало одновременно горячо в затылке и холодно в животе. Кусочки пазла сложились. Он вспомнил, где слышал этот мальчишеский голос. На своей видеокамере и на дисках с домашним видео, которые мама так любила пересматривать.

Это был его собственный голос.

Не помня себя и почти не соображая, что делает, Матвей добрался до прихожей, дрожащими руками нащупал дверную ручку и выскочил на лестничную площадку. Осторожно прикрыв дверь, он стремглав понесся вниз по лестнице.

Случилось самое ужасное, что только могло случиться. Он оказался не у себя дома, и даже не дома у Милославы, а в совершенно другой, чужой вероятности.

В вероятности, где у его счастливой мамы родилась сразу двойня: и дочь, и сын.

9

Прошло полчаса, а может и больше, прежде чем Матвей смог прийти в себя. Сначала он неподвижно сидел на круглой карусели во дворе, не в силах даже пошевелиться от навалившегося на него отчаяния и разочарования. Потом пошел дождь, и он перебрался в детскую беседку, под крышу. Скамейка в беседке была низкая и влажная от дождевых брызг, но он уселся на нее, не обращая внимания на сырость. Какая разница? Всё вокруг вообще не имело смысла. Он снова был бездомным и одиноким.

Как же так? Как это получилось? Искал, боролся, преодолевал препятствия, продвигался к цели, почти добрался до финиша… Но все усилия пропали впустую. Финиш вдруг оказался стартом, и он снова вернулся в исходную точку. Можно сказать, перед самым финалом его выбросило обратно, в начало первого уровня. Как тут не упасть духом?

Матвей с тоской и завистью смотрел на освещенные окна своей квартиры. Они там вдвоем – та Милослава и тот Матвей, его двойник. Ужинают, смотрят телевизор, учат уроки. Разговаривают, спорят, смеются. Они вместе. А он опять один. Снова никто не ждет его, не беспокоится о нем. Никто из тех, кто помогал ему вчера и с кем уже завязались дружеские отношения, теперь даже не подозревает о его существовании. Почему-то сейчас это удручало даже больше, чем в первый раз. Почему-то больше не хотелось быть одному.

А может, он зря так поспешно удрал из дома? Может, стоило просто выйти к ним и одним своим появлением отправить обоих в глубокий нокаут? Вот классно было бы взглянуть на их лица! Интересно, упала бы другая Милослава в обморок от того, что ее брат-близнец вдруг расслоился и стоит перед ней в двух экземплярах? А другой Матвей? Как бы он себя чувствовал, узнав, что где-то в других измерениях Вселенной есть Матвей номер два, Матвей номер три, а может быть, и Матвей номер двадцать пять? Как бы он воспринял такую новость?

Нет, вряд ли это хорошая идея. Во-первых, довольно странно общаться с самим собой и оценивать себя со стороны. Есть опасность, что ты себе не слишком понравишься, а возможно, и вообще разочаруешься в себе. Ну а во-вторых, сколько пройдет времени, пока они ему поверят? В прошлый раз Милославе понадобилось больше суток, чтобы убедиться, что он говорит правду. А он сам? Поверил бы он в подобный бред про вероятности, даже если бы перед ним стояла его полная копия? Вряд ли. Он принял бы это за качественный розыгрыш с участием похожего на него человека.

Нет, вариант с близнецами отпадает. Ясно, что придется их убеждать очень долго. А уже завтра, десятого октября, заканчивается период активности Драконид. Значит, надо обратиться к тому, кто поверит сразу. К тому, кто сможет объяснить, что́ пошло не так и почему перепутались вероятности. К тому, кто постоянно читает фантастику и имеет представление о параллельных реальностях.

Только один человек подходит под все эти условия. И он живет через две улицы, в высотном доме, на тринадцатом этаже.

Матвей выбрался из беседки и, не обращая внимания на холодные дождевые капли, бьющие по плечам и по макушке, помчался через двор к арке.

Проникнув в подъезд вместе с семейной парой, которую пришлось поджидать на крыльце минут десять, Матвей поднялся на лифте и вновь оказался перед квартирой Ватрушкина. Как и несколько часов назад. Но тогда все было проще, тогда Ватрушкин его знал. А теперь они снова чужие, и надо начинать сначала. Что ему говорить, как убеждать? И где ночевать сегодня? Венина тетка уже наверняка дома…

Матвей потоптался немного перед дверью и постучал. Деваться-то все равно некуда. Вся надежда теперь только на отзывчивый характер Ватрушкина.

За дверью что-то упало и загремело, раздались шаги, затем все стихло. Видимо, смотрели в глазок. Матвей отступил на шаг, чтобы его было лучше видно. Если это сам Ватрушкин, а не его тетка (о чем свидетельствовал грохот за дверью), пусть видит, кто пришел. Матвея он должен знать, как-никак в одном классе учатся. И только когда раздался звук отпираемого замка, в голову пришла запоздалая мысль: а что, если в этой вероятности родители отдали близнецов в другую школу?

Но обдумать последствия такого варианта Матвей не успел. Дверь открылась, и высунулся удивленный Веня. С вечно взлохмаченной головой, в разбитых очках, в своей растянутой домашней футболке и с висящими на шее наушниками. Так вдруг захотелось дружески хлопнуть его по плечу и заговорить с ним как со старым знакомым! Спросить, как дела с дверью, пошутить про телефон в аквариуме у Фишки…

Но в этой вероятности все было не так. Замок не ломался, потому что Ватрушкин не крутил его в спешке, а телефон наверняка не падал в аквариум. И сам Ватрушкин был другой. Он не знал и не помнил всего того, что знал и помнил Матвей. И это было странно. И обидно.

– А… Добровольский? Откуда… ты знаешь… где я живу? – пробормотал Веня, настороженно глядя на него. – Что тебе?

Матвей отметил про себя, что второй Ватрушкин, из предыдущей реальности, в последние дни уже почти нормально разговаривал – не мямлил, не запинался. Ну, если только совсем чуть-чуть. Но, главное, этот Ватрушкин хотя бы знает Матвея, как и его двойники в других вероятностях. И на том спасибо.

– Выйди, разговор есть, – сказал Матвей. – Очень важный!

– Ко мне? – у Вени удивленно поднялись брови.

– Именно к тебе. Помощь твоя нужна.

Веня высунулся из двери побольше и окинул взглядом лестничную площадку.

– Опять… ваши шутки? Где… остальные? Спрятались?

– Какие остальные? – не понял Матвей. – Я один. И мне не до шуток. Я попал в серьезную переделку и без тебя не справлюсь.

Веня взглянул на него недоверчиво и даже как-то укоризненно и молча закрыл дверь.

– Ватрушкин! Ты чего? – крикнул Матвей. – Я ведь еще ничего не сказал.

– Иди лучше домой, Добровольский, – ответил Веня из-за двери. – Не надо больше… розыгрышей. Хватит уже.

– Каких еще розыгрышей? Я тебя о помощи прошу! Это на самом деле важно.

– Нет… Сегодня без меня…

Матвей оторопело уставился на закрытую дверь. Да, все оказалось намного сложнее, чем он предполагал. Этот, третий Ватрушкин совершенно не хотел идти на контакт. Ситуация складывалась совсем не в пользу Матвея.

Он снова постучал в дверь, в то же время опасаясь, что сейчас вместо Ватрушкина выйдет сердитая тетка и просто-напросто выгонит его. Но на стук никто не отзывался.

– Открой на одну минуту! – взмолился Матвей. – На два слова! Ну пожалуйста! Веня!

Он никогда не называл Ватрушкина по имени – ни во второй вероятности, ни тем более в своей, первой. А тут вдруг вырвалось, наверное, от отчаяния и беспомощности. Но это вдруг сработало. Ватрушкин снова приоткрыл дверь и ошеломленно уставился на Матвея. Видимо, и здесь его никто никогда не звал по имени. Ну, разумеется, кроме Олега Денисовича и собственной тетки.

– Послушай, принеси телефон, – заторопился Матвей. – Я кое-что тебе покажу.

– Телефон? Для чего?

– По-другому ты мне просто не поверишь. Я тебя очень прошу, принеси!

Веня внимательно посмотрел на него и прикрыл дверь. Матвей глубоко вздохнул и возбужденно зашагал по лестничной площадке взад-вперед. Удастся или нет? Сработает ли то, что внезапно пришло ему в голову?

Ватрушкин принес телефон и вопросительно посмотрел на Матвея. Тот взял уже знакомую трубку с треснутым экраном и набрал свой домашний номер.

– Ты мой голос хорошо знаешь? – спросил он.

Веня подумал немного и кивнул.

– А голос моей сестры? По телефону сможешь узнать?

– Наверно… А зачем… все это?

– Сейчас увидишь.

Матвей нажал кнопку вызова.

– Если возьмет сестра, попроси позвать меня, – он отдал телефон Вене. – А когда она передаст мне трубку, спроси что хочешь. Лучше что-то неожиданное.

– Какое неожиданное?

– Любое. Что в голову придет.

– Зачем?

– Так надо. Чтобы ты не подумал, что это запись.

Веня вышел на площадку, глядя на Матвея непонимающими глазами, и прижал телефон к уху. В тишине подъезда отчетливо были слышны длинные гудки. Потом раздался щелчок и трубка голосом Матвея произнесла:

– Алло?

Ватрушкин резко отнял трубку от уха и растерянно посмотрел на нее. Потом перевел взгляд на стоящего с ним рядом Матвея.

– Алло, кто это? – повторила трубка. – Ничего не слышно. Алло!

– Говори, – одними губами прошептал Матвей. – Говори что-нибудь.

– Добровольский, это ты? – выдавил из себя Веня, не сводя с него такого ошарашенного взгляда, что Матвею, несмотря на серьезность ситуации, стало смешно. Бедный Ватрушкин! Без привычки тяжело сталкиваться с параллельными реальностями. Это уж Матвей знал по себе.

– Ну я это, я! Кто звонит-то? – ответил Матвей номер два из телефона.

– А… это я… Ватрушкин…

– Ватрушкин? А откуда ты мой номер знаешь?

– Я… хотел спросить…

– Задание, что ли? По географии?

– Не… не задание. Во сколько у нас завтра… уроки начинаются?

Матвей беззвучно хмыкнул. До такого «неожиданного» вопроса мог додуматься только Ватрушкин. Хотя, надо признаться, как раз в этом и была оригинальность. Если бы кто-то действительно делал запись подготовленных ответов для розыгрыша, такой вопрос он точно не смог бы предвидеть.

– Ватрушкин, ты что, заболел? – раздалось в трубке. – Ты не знаешь, когда у нас начинаются уроки? Как всегда по субботам, в одиннадцать десять.

– Просто… у нас же завтра… спартакиада. Вдруг что-то перенесли.

– Спартакиада в три. Только тебе-то это зачем? Тебя же просили не приходить.

– Но я…

– Дай нам выиграть, Ватрушкин! Будь человеком, посиди дома! Перед Денисычем мы тебя отмажем. У тебя всё?

– Ну… да… вроде бы.

– Тогда гуд бай.

В трубке послышались короткие гудки. Веня помолчал немного, потом спросил:

– Это какой-то фокус?

– Фокус в том, что я не тот Добровольский, которого ты знаешь, – сказал Матвей. – Тот у себя дома, со своей сестрой, ты в этом сейчас убедился. А я из другой вероятности, параллельной. И мне надо попасть обратно, с твоей помощью.

– Из другой… вероятности?

– Ну да, это ты их так называешь – вероятности.

– Я?

– Ты. Это же твоя теория.

– Моя?

Ватрушкин взглянул на Матвея безумным взглядом и сделал шаг к двери.

– Не веришь? – загорячился тот. – Думаешь, я прикалываюсь? Скажи, я хоть раз был у тебя дома?

Веня помотал головой.

– Тогда откуда я знаю, что у тебя в комнате двухъярусная кровать, и ты спишь наверху, на втором этаже? А над столом у тебя три огромных плаката, и на них – твоя мама. Она певица, сейчас в Москве, а ты живешь пока здесь, со своей тетей. У тети в комнате на стене висит гитара, и она не желтая, а скорее красная. А еще у тебя живет золотая рыбка, которую зовут Фишка, и черепаха по имени Тузик. Все правильно?

– Да. Но… ты не можешь этого знать.

– Не могу. Но знаю. Потому что я был у тебя, даже ночевал. У другого тебя, в другой вероятности. Ты меня кормил голубцами и теткиной запеканкой. И рассказывал про параллельные реальности. Мы с тобой вот эту куртку стирали в твоей машинке… Что еще тебе рассказать, чтобы ты поверил? Ну хочешь, пойдем прямо туда, к тем Добровольским. Ты убедишься, что они сейчас дома, вдвоем. Хочешь?

– Не надо, – сказал Веня и широко распахнул дверь. – Заходи.

Целый час Матвей с Ватрушкиным провели на кухне за разговорами. Общались вполголоса, хотя Веня и утверждал, что Лана крепко спит и, скорее всего, проспит до утра.

– У нее хроническая болезнь, название какое-то сложное, – объяснил он. – Вдруг начинаются жуткие головные боли, как будто голова лопается. Тогда она глотает кучу таблеток и засыпает на несколько часов. Ее теперь пушкой не разбудишь.

– Да ладно, проехали, – отмахнулся Матвей. Какое ему дело до этого? Лишь бы тетка не проснулась и не выгнала его в дождь и темень.

Матвей рассказывал Ватрушкину свою историю, стараясь не пропустить ни одной детали. Веня слушал с интересом, задавал вопросы, даже перестал мямлить и запинаться. И, похоже, верил необычному гостю. У Матвея отлегло от сердца. Впервые за весь долгий вечер он мог расслабиться и свободно вздохнуть. У него снова есть союзник. Он больше не один.

– Ты мне объяснял, что параллельные реальности похожи на гитарные струны, – рассказывал Матвей. – А мне кажется, они больше похожи на паутину с пауком в середине или на клубок, из которого торчат нитки. То есть паук или клубок – какая-то точка, событие, а от точки во все стороны расходятся вероятности – лучи. Конечно, тогда они не совсем параллельные, но это же не задача по геометрии. «Параллельные» – условное обозначение, чтобы показать, что реальности не пересекаются.

– Не должны пересекаться, – поправил Веня. – Теоретически. Но, как мы видим…

– Да, как мы видим, теория и практика расходятся, – подхватил Матвей. – Но я не об этом. Я все думаю, как бы развивались события, если бы Гошка в понедельник взял с собой телефон в школу. Попал бы он в больницу или нет?

– И попал, и не попал. Ты же сам сказал: от одной точки много лучей, то есть вероятностей. Гошка берет с собой телефон – это событие, то есть, по-твоему, точка. У него отбирают телефон, точно так же ранят его, и он оказывается в больнице – это одна вероятность. Вторая – у него отбирают телефон и сразу отпускают. Он не успевает испугаться, или они не успевают разозлиться, и он не попадает в больницу.

– А третья вероятность есть?

– Есть. Он вообще не входит в арку и не попадается грабителям.

– Да? И как это связано с телефоном?

– Очень даже связано. Например, ему могли позвонить по этому телефону и куда-то позвать. Он пошел бы в другое место, ну, или просто задержался бы.

– Ну тогда можно придумать и четвертую вероятность – он забыл телефон в школе и вернулся за ним. И бандиты уже успели уйти из арки.

– Вот именно! – горячо заговорил Веня. Эта тема была ему явно знакома. – А есть и пятая, и шестая, и двадцатая. Все вероятности уже существуют, их не надо придумывать. Они такие же настоящие, как наша. Ну, то есть наши. Они существуют одновременно. Нам это сложно представить, потому что наше сознание всегда только в одной из них.

– Да я понимаю, – сказал Матвей. – Вроде бы… Только привыкнуть не могу. Я как увидел его, ну, двойника… Сам не помню, как на улице оказался. Я же был уверен, что пришел домой… А тут вдруг такой облом! Ватрушкин, почему я здесь? Как могло получиться, что я не попал в свою вероятность?

Веня подумал немного, потом сказал:

– А может быть, там, в трубе, не граница двух вероятностей, а целый узел? В одной из них у твоей мамы сын, в другой дочь, в третьей близнецы, в четвертой никого нет. А в пятой она, может, вообще твоего папу не встретила… Вот ты и промахнулся, попал на другую линию.

Матвей ошалело взглянул на него:

– То есть вернуться мне совсем не грозит? Я так и буду скакать между вероятностями? Как я должен узнать свою, если я просто ползу по одной и той же трубе? А завтра вообще последний день Драконид, чтоб они провалились! Мой последний шанс…

Веня сдвинул очки на лоб и потер переносицу. Потом принялся задумчиво вертеть в пальцах белый наушник. Матвей смотрел на прозрачную силиконовую насадку, которая была сейчас на своем законном месте, и думал о ее копии из другой вероятности, застрявшей в ухе Ватрушкина. Получается, что даже у вещей есть двойники в параллельных реальностях. И у этих двойников разные судьбы. Как и у людей.

– Может, с географом поговорить? – спросил Ватрушкин после долгого раздумья. – Он же ведет астрономический кружок…

– О, нет! – вскричал Матвей и с опаской оглянулся на прикрытую кухонную дверь – не проснулась ли тетка от его крика. – Хватит уже! Я больше не выдержу!

– Почему? – удивился Веня.

– Как-то не улыбается снова слушать про Тунгусский метеорит и двух чуваков, которые по очереди открыли одну и ту же комету. На тебя вывалится куча ненужной информации о звездах, метеорных потоках и магнитных бурях. Тем более мы всё уже знаем сами. Завтра метеоров будет мало, их придется долго ждать. Но другого выхода нет.

– А вдруг узел вероятностей открывается в строго определенный момент?

– Да, раз в сто лет! Мы это уже обсуждали.

– Нет, я хочу сказать… Может быть, ему не нужен никакой магнитный всплеск, никакая энергетическая волна… Он просто открывается такого-то числа или в таком-то месяце…

– Или при затмении, или при полнолунии, которых точно не было! Ватрушкин! Ты повторяешься. Мы с тобой уже все выяснили и поняли, что виноват метеорный поток Дракониды. Ты сам меня в этом убеждал. Тем более я же здесь! Если бы дело было не в метеорах, я бы не смог сюда попасть. Разве не так?

– Может, и так, – согласился Веня. – Но все равно надо побольше узнать про метеорные потоки. Я про них ничего не слышал… в отличие от своего двойника, с которым ты общался.

– Так узнавай, кто тебе мешает, – сказал Матвей. – Включай комп. Надеюсь, в этой вероятности никто не проливал сок на клавиатуру?

10

Спать стали укладываться в первом часу ночи, тщательно разработав стратегию на завтрашний день. Договорились выехать пораньше, как только стемнеет, чтобы, если все пойдет как положено, Ватрушкин успел на обратный автобус. Действовать решили только вдвоем – посвящать в свой план кого-то еще на такой короткий срок не имело смысла. Да и появляться завтра в школе Матвею было нежелательно, чтобы ненароком не нарваться на Милославу и тем более на самого себя. Значит, ему снова предстояло полдня болтаться по городу и ждать, когда Ватрушкин освободится.

Отопление в доме почему-то снова отключили, поэтому куртку и джинсы Матвей стирать не стал, они наверняка не успели бы высохнуть. Он просто почистил их щеткой, придав более или менее сносный вид.

Тетка Ватрушкина из своей комнаты так и не вышла, несмотря на то что ребята минут двадцать сновали по коридору мимо ее двери взад и вперед.

– Но завтра-то она меня все равно увидит. Не будет ругаться? – спросил Матвей, укладываясь внизу на двухъярусной кровати. Он решил, что в этот раз не обязательно создавать гостеприимному хозяину такие сложности, как перетаскивание постелей с одного яруса на другой.

– Лана? Да ты что! Она никогда не ругается. Она у меня добрая и всегда всё понимает, – заверил Веня.

– Ну-ну, – недоверчиво хмыкнул Матвей. – Тебе видней.

Добрая – это еще не показатель. Мама у него тоже в отдельных случаях добрая, но если бы утром она обнаружила, что в квартире ночевал посторонний человек, да еще без ее ведома, у нее наверняка были бы вопросы.

Ложиться пришлось, как и на ночлеге у Милославы, в одежде. Матвей выбрал из вещей Ватрушкина ту же самую футболку со штанами, что и в прошлый раз, в предыдущей вероятности. И первым забрал себе плед, буквально выдернул из Вениных рук, несмотря на его протесты и заверения, что он очень любит спать под тонким пледом, особенно в холодные ночи без отопления. Уже просто не по себе становилось от такой сверхзаботы одноклассника, с которым проучился рядом шесть полных лет и за все это время ни разу не то что не поговорил с ним по-человечески, но даже не взглянул ему в лицо.

– Ты Тузика своего куда-нибудь запер? – спросил Матвей некоторое время спустя. – Иначе снова получится, как тогда.

– Когда тогда?

– В прошлый раз. Он топал как мамонт, напугал меня до заикания. Я думал, к тебе воры забрались и крадутся по коридору. А это всего лишь черепаха!

– А-а… Все забываю, что ты у меня уже ночевал… Нет, Тузик не будет топать, он осенью начинает в спячку впадать. Особенно если холодно. Со вчерашнего дня где-то прячется.

Веня полежал немного молча, потом задумчиво произнес:

– Так странно, что для тебя какое-то событие было, а для меня его не было. Я что-то делал, куда-то ходил, с кем-то разговаривал – и ничего об этом не знаю. Как будто у меня амнезия. Как будто мне одному стерли память. Жуть!

– Нет, Ватрушкин, жуть – это когда всем вокруг стерли память, а ты один все помнишь, – невесело проговорил Матвей. – И заново знакомишься с людьми, которые еще вчера тебя хорошо знали. И пересказываешь им то, что вы вместе делали несколько часов назад. А они удивляются и не верят.

– Верят, – сказал Веня. – Но и помнить тоже хочется.

Он затих на своем втором ярусе очень быстро, а Матвей все никак не мог заснуть, лежал и ворочался с боку на бок. К холоду он уже притерпелся, даже немного удалось согреться, но теперь ужасно хотелось есть. Пару часов назад, когда Ватрушкин пытался накормить его ужином, Матвею кусок в горло не лез. Наверное, переживания напрочь вытеснили голод. С трудом удалось проглотить только два печенья и влить в себя стакан клубничного компота. А сейчас желудок требовал более основательной пищи. Например, котлет, которыми так настойчиво соблазнял Веня вечером, или бутерброда с колбасой. Да и просто стакан кефира тоже не помешал бы.

Матвей встал, накинул на плечи брошенную Веней домашнюю кофту и, стараясь ступать как можно тише, двинулся по коридору. Мимо теткиной комнаты вообще крался на цыпочках и даже, кажется, дыхание задержал. Все прошло благополучно, его никто не заметил. Матвей добрался до кухни, щелкнул выключателем и прикрыл за собой дверь, чтобы свет не был виден из коридора. Взявшись за дверцу холодильника, он вдруг задумался, удобно ли вот так, в отсутствие хозяина, лазать по чужим полкам с продуктами. У Милославы дома было все проще, если не заморачиваться с вероятностями. Там холодильник стоял на его кухне в его доме. Здесь же, как ни крути, Матвей находился в гостях. Вряд ли правила приличия позволяли гостю самому шарить на кухне посреди ночи. А если несчастный гость умирает с голоду? Не будить же хозяина только для того, чтобы спросить разрешения открыть холодильник! Разве совсем недавно сам Ватрушкин не упрашивал Матвея съесть эти же продукты? Можно считать, что ужин просто был отложен на некоторое время.

Успокоив совесть такими аргументами, Матвей нырнул в холодильник, но, к своему удивлению, котлет не нашел. Это было странно: он помнил, что котлеты точно остались, в такой приметной тарелке, накрытой алюминиевой крышкой. Раздосадованный Матвей обшарил все полки, но котлеты словно испарились. Чудеса, да и только! Вечером их никто не ел, тетка еще не просыпалась… Не забрал же их Ватрушкин к себе под подушку!

Не в силах разгадывать такие сложные ребусы поздней ночью, Матвей решил обойтись без котлет. Он достал литровую упаковку кефира, полез за батоном и… Сюрприз! Вот она, тарелочка с алюминиевой крышкой, преспокойно стоит себе в хлебнице, где Матвей никогда не догадался бы ее искать. Но зато никакого батона не было и в помине.

– А, вот оно что, – смекнул наконец Матвей. – Теперь все понятно. Раз котлеты в хлебнице, значит, хлеб где? Правильно, в холодильнике!

Он снова порылся на полках и действительно вытащил половинку батона в полиэтиленовом пакете.

– Ничего удивительного, все вполне логично. Значит, и версия с котлетами под подушкой не была такой уж нереальной, – хмыкнул Матвей. – Ватрушкин – это не фамилия, это уже статус.

Он устроился за столом и принялся жадно уплетать холодные котлеты с батоном и запивать их кефиром прямо из коробки. Он жевал и размышлял, почему ночью еда всегда вкуснее. То ли потому, что ночной голод самый острый, то ли просто потому, что мама запрещает есть по ночам.

Не успел Матвей откусить котлетный бутерброд в третий раз, дверь, которую он так аккуратно прикрыл, внезапно распахнулась. В кухню вошла заспанная женщина в теплой пижаме, накинутом на плечи махровом халате и мохнатых розовых тапочках. Вошла и застыла на пороге, загораживаясь рукой от яркого света. Матвей поперхнулся от неожиданности и, выронив из рук бутерброд, сильно закашлялся. Оторопевшая женщина постояла несколько мгновений, потом, видя, что кашель не прекращается, подошла к Матвею и пару раз стукнула его ладошкой между лопатками. Потом подала ему воды. Матвей, с трудом отдышавшись, взял стакан и наконец взглянул на нее внимательно. Женщина была примерно маминого возраста, высокая и худая; длинные растрепанные волосы падали на лицо, почти полностью закрывая его. Несомненно, это тетка Ватрушкина, Лана. А кто еще мог оказаться на его кухне во втором часу ночи?

– Ты кто? – спросила она, когда Матвей сделал несколько глотков из стакана.

– Я… это… одноклассник, – сипло пробормотал он, сдерживая кашель, по-прежнему рвущийся из горла.

– Одноклассник?! В самом деле?

– Ну да…

– Одноклассник – это хорошо, – задумчиво сказала Лана, убирая волосы от лица и медленными движениями собирая их в хвост. Но хвост зацепить оказалось нечем, и волосы снова рассыпались по плечам. – Только вот… я никогда не видела здесь ни одного одноклассника. За все шесть лет учебы. Представляешь?

– У меня родители… уехали, – принялся сбивчиво объяснять Матвей, понимая, как странно выглядит сейчас – на чужой кухне и с чужой котлетой в зубах. – И ключ… я потерял… Домой попасть не могу. А Ватрушкин… Он сам меня позвал, честное слово!

– Ну, что Ватрушкин сам тебя позвал, это вовсе не удивительно, – усмехнулась Лана. – Странно, что ты согласился пойти… к Ватрушкину.

Она подошла к холодильнику, взяла с полки бутылку минеральной воды и принялась пить прямо из горлышка. Потом завернула крышку и с протяжным вздохом приложила пластиковый бок бутылки ко лбу.

– А имя у тебя есть, одноклассник?

– Есть… Матвей.

– А я Светлана Вениаминовна. Хотя можно и просто Лана. Извини, что вот так пришлось знакомиться, – она показала рукой на свой халат и пижаму. – Я не знала, что у нас гости. И вообще, я немного не того… не в форме сегодня.

Матвей смущенно кашлянул, не зная, что сказать. Лана запахнула халат и подвязала его поясом. Потом потерла виски и тяжело опустилась на стул напротив Матвея.

– Да ты ешь, чего замер? Не бойся, не выгоню… раз тебя Венька позвал. Может, погреть котлеты? Что ты их холодными жуешь?

– Нет, спасибо. Я так люблю.

– Чаю налить?

– Не, я с кефиром…

– Ну как знаешь. А я, пожалуй, кофе попью. Может, полегчает.

Пока Лана варила кофе на плите, повернувшись к нему спиной, Матвей старался побыстрее прожевать и проглотить злополучный ночной ужин. Было не слишком удобно есть в ее присутствии. Тем более Лана выглядела совсем не такой, как он нарисовал ее в своем воображении. Почему-то она представлялась ему старой сгорбленной теткой, грозной и крикливой, а оказалась достаточно молодой, симпатичной и неожиданно дружелюбной женщиной, только сонной и какой-то слишком уставшей.

– Твои родители когда возвращаются? – спросила Лана, когда кофе был готов. Она налила его из медной турки в большую чашку и снова села за стол.

– Завтра должны, – неуверенно сказал Матвей. – Наверно.

– Ты приходи к нам снова, если хочешь. Я не против. И Венька будет рад. К нему в первый раз кто-то из класса в гости пришел. Ты же знаешь, как к нему в школе относятся? Ну да, если одноклассник, то прекрасно знаешь.

– Да как? Нормально к нему относятся! Его никто не обижает, не бьет.

– Не обижает, не бьет, – повторила Лана, убирая волосы, постоянно падающие на лицо. – Можно, и не дотрагиваясь до человека, постепенно убивать его словами и поступками. А еще безразличием, пренебрежением, насмешками…

– Да нет же, Лана… Вениаминовна! – запинаясь, проговорил Матвей, так и не придумав, как удобнее ее называть. – С ним правда нормально общаются, как со всеми… почти. Ну, может, и подшучивают иногда, но так, по-доброму, ничего особенного.

– Ничего особенного?

Странная у нее была привычка – повторять последние слова. Или это из-за головной боли она никак не могла сосредоточиться?

– Значит, в четверг тоже была добрая шутка? – Лана прижала ладонь ко лбу и внимательно посмотрела на Матвея. – Безобидный розыгрыш?

– В четверг?

– В четверг, в четверг, на вашей игре. На футболе. А ты разве не в курсе? – и она взглянула на него недоверчиво.

– А я… Меня не было в четверг, – сказал Матвей чистую правду. В четверг они с Ватрушкиным из второй вероятности вместо футбола изучали метеорные потоки и сушили клавиатуру на батарее.

– Да? И тебе до сих пор никто не рассказал? Не похвастался, как ловко удалили с матча этого лузера Ватрушкина? Так, кажется, вы его называете?

Матвей смутился:

– Ну почему? Мы… не называем…

– Не называете? Вероятно, мне послышалось, – усмехнулась Лана.

– Так что там было… в четверг?

– Если без подробностей, то какой-то умник позвонил в учительскую и сказал, чтобы ученик седьмого «Б» Ватрушкин срочно ехал в областную больницу. Когда Веньке передали это, он решил, что со мной что-то случилось. Больше не на кого подумать, у него только я. Он звонил мне, а я на работе была, не слышала. Вот он и поехал, куда сказали. Все потом выяснилось, конечно. Но игру он пропустил, как и было задумано. Вот такой розыгрыш, добрый и безобидный. Вполне в духе вашего класса.

– А кто? Кто звонил?

– Да откуда я знаю? Это тебе должно быть известно, раз ты одноклассник! А мне Венька запретил идти в школу разбираться. Он вас прощает. Он всегда всех прощает.

У Матвея по спине поползли ледяные мурашки. А вдруг это был он сам, то есть его двойник? Вдруг именно он, другой Матвей, придумал и устроил этот розыгрыш? Ведь не зря Ватрушкин даже общаться сегодня не хотел, когда думал, что перед ним настоящий Добровольский, из его вероятности. Но ведь Матвей и Матвей-два – по сути, один и тот же человек. Значит, и Матвей мог бы сделать то же самое? Учитывая свое прежнее отношение к Ватрушкину, точно мог бы. Он поступил бы так без всяких колебаний, как ни противно было в этом признаться самому себе.

– Я… не знаю, кто звонил, – сконфуженно пробормотал Матвей. – Но не я, правда!

Он почти не врал, ведь «мог сделать» и «сделал» – немного разные вещи, разве нет?

– Да я и не говорю, что ты… Я не вмешиваюсь в ваши дела. Но вы уже достаточно взрослые, – продолжала между тем Лана, – чтобы понимать: вы играете с чувствами человека. Это плохие игры… У вас отличный класс, у вас прекрасный руководитель… Как же так получается, что в вашем тесном дружном кругу никак не найдется место еще для одного человека? Почему он всегда где-то там, снаружи, за чертой?

Самое неприятное, что Лана не кричала, не ругалась, не возмущалась. Не обвиняла Матвея и в его лице – весь класс. Она просто говорила, устало и без эмоций. Даже как-то обыденно, как говорят, например, о том, что на улице снова дождь и что он порядком поднадоел.

– Да вам ведь ваша хитроумная шутка и не помогла вовсе… Вы же вроде бы не выиграли? – спросила Лана.

Матвей неопределенно пожал плечами. Он понятия не имел, как закончился футбольный матч.

– Очень удобно сваливать на кого-то все свои неудачи. А тут такой хороший объект под рукой – Венька. Ну да, у него все из рук валится, он невнимательный, рассеянный. Но это же все от неуверенности, от волнения, что он не сможет справиться и над ним снова посмеются. Он постоянно боится, что сделает что-то не так, и именно поэтому ошибается. Его бы, наоборот, поддержать, а не тыкать носом в его промахи… У вас столько разных уроков в школе – жаль, что нет такого, на котором учили бы вставать на место другого человека и чувствовать чужую боль… Хотя разве этому научишь?

Лана вздохнула, сделала глоток из чашки и словно спохватилась:

– Ты, одноклассник, не слушай меня… Что я на тебя накинулась, в самом деле? Ты ни в чем не виноват, пришел вот к нему, один из всех. Значит, он тебе доверяет… Ты меня извини. Просто я сейчас не в лучшем своем состоянии… И сердце у меня болит за него, понимаешь? А что делать, ума не приложу…

Матвей нерешительно сказал:

– Может, ему будет лучше там, где его никто не знает? Если он переедет в Москву…

Лана застыла с чашкой на весу:

– Что? Куда он переедет?

– В Москву, – повторил Матвей. – К своей маме.

– К маме?!

– Ну да.

– Кто тебе это сказал?

– Он.

Лана поставила чашку, убрала с лица волосы и отчетливо проговорила:

– Венькина мама бросила его много лет назад.

– Как бросила? – не понял Матвей.

– Ну как? Взяла и бросила. Уехала, и с концами.

– А разве… матери бросают своих детей?

– Выходит, бросают… Такие непутевые, как моя младшая сестрица.

– А он говорил, что она певица. Там, у него, ее портреты.

– Певица, – горько усмехнулась Лана. – У нее и голоса-то никогда не было. Две песни записала, три плаката выпустила – вот и вся карьера. Выскочила замуж за иностранца, подкинула Веньку мне и усвистала за границу. Сначала еще звонила, один раз даже приехала, втайне от мужа. А потом и звонить перестала.

– А он не знает? – в замешательстве спросил Матвей.

– Венька-то? Знает, конечно.

– А зачем он мне сказал, что уедет к ней?

– Ну, наверное, ему так легче. Не может примириться с мыслью, что никому не нужен. Даже родной матери. Он хочет ее ждать, хочет надеяться.

– А другой ее сын как же? Она уехала и даже не стала его искать?

– Какой другой сын?

– Ну, близнец, брат. Для которого двухъярусная кровать.

– Ах, брат…

Она помолчала немного, глядя в свою опустевшую чашку, потом подняла голову и сказала:

– Правда в том, что у Веньки нет никакого брата.

– Как нет?! – почти вскрикнул Матвей.

– Нет и никогда не было. Он мой единственный племянник.

– Но… как же? Он же говорил… брат пропал, когда был совсем маленьким.

– Никто никуда не пропадал, как бы Веньке ни хотелось в это верить. Моя сестра родила его в выпускном классе. Его одного. Через полгода сорвалась в Москву за славой и деньгами. Мы с Венькой остались вдвоем. Не было никакого близнеца, можешь мне поверить.

Матвей взялся руками за голову, как недавно Лана. Он ничего не понимал. Сначала мама-певица оказалась ложью, теперь брат. Как же так?

– Получается, он… обманывает? – спросил ошарашенный Матвей.

– Если и обманывает, то самого себя, – вздохнула Лана. – Он хочет быть кому-то нужным. Он же как щенок бездомный, тычется-тычется ко всем, а его – раз, и брезгливо ногой отпихивают. Такая жизнь его не устраивает, вот он и отгородился от нее книгами и наушниками. Венька давно уже живет в своем мире, в параллельном.

Матвей вздрогнул:

– В параллельном?

– Да. В том, другом мире мама любит его и скоро заберет к себе. Там у него есть брат-близнец, который обязательно найдется, и больше не придется страдать от одиночества. Параллельный мир лучше и добрее. И жить там намного легче и приятней.

– Но… это же… неправильно.

– Конечно, неправильно. Разве правильно, что человек за свои неполных четырнадцать лет ни разу не сходил в кино с приятелями? Правильно, что ему приходится выдумывать себе брата, который потерялся в глубоком детстве? А о матери, которая должна быть рядом, ему напоминают только плакаты на стене да камень с жуком?

У Матвея перехватило дыхание:

– Камень?

– Камень, – кивнула Лана, – кусок янтаря, который она ему подарила в первом классе. Сама нашла где-то на побережье. Там еще жук внутри застыл.

– Божья коровка, – поправил Матвей и сам не узнал своего голоса.

– Да какая разница, – отмахнулась Лана, не заметив, как он переменился в лице. – Галка что-то наплела ему, что камень волшебный, что это талисман, который поможет им встретиться… Она всегда была мастерица на такие сказки. Венька, конечно, вырос и уже не верит… Но для него главное то, что это ее подарок. Единственный, между прочим. Он с этим камнем вообще не расстается, на ночь под подушку кладет. Я однажды случайно его пылесосом засосала, так Венька по пылиночке весь мусорный пакет перебрал. Отыскал. А то с ума бы сошел бы, наверное… Ладно, всё, пойду, лягу. Спокойной ночи, одноклассник.

Она тяжело поднялась и поставила пустую кофейную чашку возле раковины. Уже у самой двери обернулась:

– Ты не обижайся на него. Он не со зла выдумывает – сам верит в то, что говорит. Он вообще-то безобидный, недолюбленный только, оттого и все беды. Так уж получилось, некому его любить.

– А вы? – через силу выдавил Матвей. Грудь сдавила непонятная ноющая боль, а в горле плотно засел горький ком. – У него же есть вы. Вы его любите.

– Ну, значит, ему этого мало, – сказала Лана и вышла из кухни.

Матвей неподвижно лежал на спине и старался дышать как можно тише. Он смотрел на решетку верхнего яруса, где едва слышно сопел Ватрушкин, но ничего не видел. Перед глазами все дрожало и двоилось. Слезы стекали по вискам, закатывались в уши и холодили волосы на затылке.

Впервые ему было так больно не за себя, а за кого-то другого. И эта незнакомая, чужая боль терзала почему-то сильнее, чем своя.

11

Утром Ватрушкин поднялся первым. Матвей слышал сквозь дрему, как он вертится на компьютерном стуле и стучит пальцами по клавиатуре, но полностью проснуться никак не мог. Слишком долго лежал ночью без сна, а потом, перед самым рассветом, будто в яму провалился. Разлепить опухшие веки получилось, только когда Веня потряс его за плечо и сказал:

– Лана завтракать зовет. Там омлет уже готов… и блинчики.

Матвей вышел к столу хмурый и долго размешивал ложкой пустой чай, тупо уставившись в одну точку, пока Веня не догадался кинуть ему в чашку пару кусков сахара.

– Слушай, – заговорил Матвей наконец. – Тот камень сейчас у тебя? Янтарь с божьей коровкой внутри.

– А откуда ты… – Веня запнулся. – А, ну да, другая вероятность…

Он вытащил из кармана медово-желтый, похожий на леденец камешек и протянул Матвею. Тот положил его на ладонь и поднес к глазам. В прошлый раз Лея так шустро перехватила диковинку, что даже разглядеть толком не удалось. И правда, божья коровка внутри была самая настоящая, с лапками, усиками, с чуть подвернутым крылышком, и от этого казалась живой.

– А ты смог бы кому-нибудь его отдать? – спросил Матвей. – Не мне, а вообще.

– Нет, конечно, – ответил Веня, забирая у него янтарь. – Как я могу? Это же… подарок…

Он умолк, не зная, насколько Матвей посвящен в подробности.

– А если бы очень-очень было нужно?

– Нет, точно нет. У меня и продать просили, я отказался.

Матвей прикусил губу и склонился над тарелкой.

– Знаешь, я все утро искал свежую информацию о вчерашних метеорах, – сказал Веня. – Все говорят, что их было меньше, чем ожидалось, и что в этом году они не слишком интенсивные. И еще…

Он замялся. Матвей поднял глаза:

– Что?

– Ну… может, это и неправда…

– Что?

– Предполагают… что сегодня их вообще может не быть.

Вилка выпрыгнула из рук Матвея и зазвенела на полу.

– Но этого никто не знает наверняка, – заторопился Ватрушкин. – Мы же вчера читали с тобой о том, что Дракониды – совершенно непредсказуемый поток.

– Я пойду на пустырь в любом случае, – твердо сказал Матвей, поднимая вилку. – И буду сидеть там всю ночь напролет. Мне терять нечего.

– Вень, примерь-ка быстренько, – в кухню вошла Лана с вязанием в руках. – Мне кажется, рукав коротковат.

Сегодня она была в другом настроении, в домашних брюках и с заколотыми сзади волосами.

– Лана, знакомься, это Матвей, мой… одноклассник, – сказал Ватрушкин. – Матвей, это моя тетя, Лана.

Они встретились взглядами. В глазах Ланы мелькнуло что-то похожее на смущение.

– Здрасьте, – пробормотал Матвей и посмотрел на нее вопросительно. Признаваться, что они уже виделись?

– Привет, – преувеличенно бодро отозвалась Лана и принужденно улыбнулась. – Рада познакомиться. Как спалось?

– Отлично! – так же бодро соврал Матвей. – Спал как убитый.

Почему-то она не захотела раскрывать их маленький секрет. Похоже, что ей было неловко за вчерашнюю слишком откровенную беседу. Впрочем, и Матвей вовсе не горел желанием посвящать Ватрушкина в подробности ночного знакомства с его тетей.

Лана протянула Вене недовязанный шерстяной рукав на круговых спицах:

– Давай посмотрим. Надевай.

Тот положил вилку и схватился за рукав.

– Вень! Ну ты куда руку суешь? Вход не там! – воскликнула Лана. – Вот с этой стороны надо, где спицы. Как в первый раз!

Веня вдруг застыл неподвижным истуканом. Машинально кивал и даже отвечал Лане, но мысли его были далеко. А когда она вышла, схватил Матвея за плечо и возбужденно проговорил:

– Я понял!

– Что понял?

– Я, кажется, знаю, как это получилось!

– Что получилось? Ватрушкин, говори толком!

– Сейчас!

Веня вскочил, чудом не опрокинув стул, и пулей вылетел из кухни. Вернулся так же стремительно и положил перед собой чистый лист.

– Вот твоя труба, – он принялся чертить на бумаге фломастером. – Где находится разрушенный дом?

– Ну, здесь, предположим, – ткнул пальцем Матвей. – И что?

Веня нарисовал кривой квадрат справа от трубы. Потом показал на левую часть листа:

– А здесь что?

– Да ничего. Кусты и трава, высокая, по самые плечи.

Веня стал рисовать вертикальные черточки слева от трубы. Матвей скептически следил за ним. Художник из Ватрушкина был не ахти какой, и опознать в его каракулях дом и траву мог только человек с невероятно богатым воображением.

– Ну? И что все это значит?

– Скажи, с какого края ты залезал в трубу в самый первый раз? Со стороны дома? Или со стороны кустов?

– Со стороны дома, вот отсюда.

– А вылез, соответственно, с другого края, в кусты.

Так?

– Ну естественно! А как по-другому? Не мог же я там внутри развернуться.

Веня удовлетворенно кивнул и написал у правого края трубы букву «А», а у левого – букву «Б».

– Для удобства назовем их «конец А» и «конец Б». А теперь вспоминай, как ты лез сквозь трубу вчера. Откуда и куда?

– Да чего вспоминать? Так же и лез, – сказал Матвей и осекся. – Ты… хочешь сказать, что надо было лезть…

– Вот именно! – воскликнул Веня. – Наоборот! Если ты переходишь дорогу по подземному переходу, ты оказываешься на другой стороне улицы. А чтобы вернуться, надо идти в обратную сторону.

Матвей ошарашенно смотрел на него. Ему даже в голову это не приходило. Да вчера и раздумывать было некогда. Как стоял на пороге дома, так и нырнул в трубу с этого края, по привычке. Вот лопухнулся!

– Твоя реальность – вероятность номер один, – воодушевленно продолжал Ватрушкин. – Та, в которой ты был вчера – вероятность номер два, ну а моя – номер три. Получается, что в трубе вовсе не перекресток, где все вероятности сходятся в одной точке, как мы предполагали…

– Ты предполагал, – поправил Матвей.

– …а место, где эти реальности соединены последовательно. То есть из вероятности один можно попасть в вероятность два, а оттуда – в вероятность три. А сразу из первой попасть в третью нельзя. Выходит, там не узел вероятностей, а коридоры вероятностей.

– И как теперь выбираться? Из этих коридоров.

– Точно так же, только в обратную сторону. Вот, смотри: ты два раза лез из конца А в конец Б. Если ты снова так полезешь, то окажешься в следующей вероятности под номером четыре. А там вообще неизвестно что тебя ждет.

– Лучше даже не представлять, – буркнул Матвей. – И что, мне теперь еще два раза эту трубу пузом вытирать?

– Да, теперь ты полезешь из конца Б в конец А и окажешься во второй вероятности. Обежишь трубу и снова проползешь из конца Б в конец А, – сказал Веня. – Только тогда ты попадешь в свою, первую вероятность.

– Да я не успею! Я один-то раз еле успел, чудом просто. А метеоры вчера сыпались получше, чем обещают сегодня.

Веня не успел ответить, из комнаты донесся голос Ланы:

– Вы не опоздаете? До звонка двадцать минут!

– Да, сейчас идем, – отозвался Ватрушкин и взялся за остывший омлет.

Матвей засунул в рот свернутый трубочкой блин и принялся шустро жевать.

– Можешь не торопиться, тебе же не надо в школу, – проговорил Веня, закидывая в рот большие куски омлета. – Хочешь, оставайся здесь. Я сейчас у Ланы спрошу.

– Нет, – отказался Матвей. – Я лучше погуляю. К пяти вернусь.

– Почему к пяти? Я приду из школы около трех.

– А спартакиада?

– Да ну… Я не пойду…

Глупо было спрашивать почему. Матвей прекрасно это знал. Особенно после разговора с Ланой. И после того, как сам же, в облике своего двойника, по телефону запретил Ватрушкину появляться на финальных играх.

Ребята расстались на шумном перекрестке. Веня направился к подземному переходу, а Матвей бесцельно побрел по тротуару вдоль шоссе, прокручивая в памяти вчерашнее путешествие из второй вероятности в третью. До чего же все-таки обидно! И как это он вовремя не сообразил, что надо лезть в обратном направлении? Ну ладно, ничего, все еще можно исправить. Лишь бы метеоры не подвели. Главное, не запутаться впопыхах, четко следовать инструкции Ватрушкина и лезть в трубу со стороны бурьяна, а не со стороны дома. Причем оба раза. Так, конечно, намного хуже, придется сидеть на старте в пыльных кустах, а не на высоком порожке, но что поделаешь? Выбирать не приходится. Сделаешь все что угодно, только бы попасть домой. Дом теперь как самая сладкая мечта!

Матвей словно наяву увидел: он открывает дверь и входит наконец в свою квартиру, бросает ключ на тумбочку… Стоп! Ключ!

Нет, только не это!

Он в ужасе остановился и полез по карманам. Проверил их все, восемнадцать в куртке и еще четыре в джинсах. Ключа не было. Матвей продолжал искать его, надеясь на чудо, но уже совершенно точно знал, где остался ключ. На тумбочке в прихожей, куда он кинул его вчера, войдя в квартиру. А когда убегал, ему было не до ключа. Входную дверь он осторожно прикрыл, чтобы в квартире не услышали щелчок, и поскорей дал деру. И больше о ключе не вспоминал, до этой минуты. Разве о нем вспомнишь, пока он не понадобится?

Матвей с досады пнул попавшую под ноги сухую ветку. Ну вот, просто отлично! Мало было проблем, получите еще одну. И что делать, скажите на милость? Как попасть домой?

Но, поразмыслив, он немного успокоился. Повезло, что пропажа обнаружилась сейчас, а не перед собственной дверью в своей вероятности. Еще есть время исправить положение. Надо просто пойти и забрать ключ, если, конечно, его не схватил по ошибке кто-то из близнецов. И если удастся раздобыть еще один ключ, чтобы открыть квартиру.

Матвей решил снова попытать счастья у тети Вали. Вдруг и в этой вероятности мама оставляет ей запасной ключ? Здесь соседка уж точно знает Матвея Добровольского, никаких подозрений он у нее не вызовет. А притвориться своим двойником и сказать, что забыл ключ, – вообще пара пустяков.

К его великому разочарованию, дома соседки не оказалось. Напрасно Матвей сначала звонил в домофон, а потом, проникнув в подъезд со случайными прохожими, терзал ее дверной звонок. Никакого ответа. Он даже в свою дверь постучал от отчаяния. К счастью, ему никто не открыл.

Матвей вышел из подъезда и сел на скамейку. У бордюра парковалась «лада веста» капитана Тихонова. Первым из нее выскочил Гошка, за ним, отдуваясь, выбралась полная женщина с пакетами – Гошкина мама. Иван Николаевич открыл багажник и склонился над ним. Второклассник весело прыгал возле машины. Левая рука у него была в гипсе.

«Выписали, значит», – машинально подумал Матвей и тут же сам себя одернул. При чем здесь выписка? Это же Гошка из третьей вероятности. Возможно, он и не попадал в больницу. Здесь же есть Матвей номер два. Может, он тоже спас его? Только у него хватило ума не выходить во двор после десяти вечера и не попадаться на глаза своим преследователям.

Гошка заметил Матвея, подбежал к нему и поставил правую ладонь вертикально:

– Привет!

Обескураженный Матвей молча смотрел на него.

– Ну ты чего? Давай руку! – потребовал Гошка, сам схватил руку Матвея и звонко хлопнул о нее своей ладошкой. – Привет! А я в цирк ездил! Там были львы и медведи-грызли.

– Медведи? Кого они грызли?

– Никого! – весело крикнул второклассник. – Зовут их так – медведи-грызли.

– А, гризли? – догадался Матвей. – Ну, молодец, здорово. Что с рукой?

– Ха-ха! Очень смешно!

Гошка поскакал в подъезд вслед за своей мамой. Матвей проводил его взглядом. Они здесь что, друзья с этим мальцом? По всей видимости да, у них даже приветствие свое – ладонь о ладонь. Ну двойник дает! Сам Матвей никогда не обращал внимания на маленького соседа с пятого этажа, не говоря уж о том, чтобы дружить… В чем между ними, двумя одинаковыми Матвеями, разница? Только в том, что у одного из них есть сестра-близнец. Ее влияние, не иначе.

Капитан Тихонов захлопнул багажник и потащил к подъезду многочисленные пакеты и свертки. Подмышкой он держал арбуз. Матвей поздоровался. Иван Николаевич ответил и сгрузил на лавку свою ношу, чтобы поудобнее перехватить арбуз.

– Гуляешь? – спросил он. – Да, сегодня хорошо, солнышко вылезло. До понедельника тепло обещали.

– Ага, гуляю, – кивнул Матвей. – Ключ дома забыл. Хотел у тети Вали из двенадцатой взять запасной. А ее нет. Вот, сижу, жду.

– Долго ждать придется. Ее дочь говорила, она еще неделю проваляется.

– Где проваляется?

– В больнице, где же еще!

– Тетя Валя в больнице?!

– А ты как будто впервые слышишь.

– Ну да… А что с ней?

– Весь двор знает, а ты не знаешь? Напали на нее в понедельник, вон там, в арке. Ограбили, по голове стукнули.

Матвей открыл рот от изумления.

– А Гошка? – вырвалось у него.

– Что Гошка?

– На Гошку не напали?

Иван Николаевич собрал все свои пакеты и удивленно посмотрел на него:

– Почему на него должны были напасть?

– Ну… я подумал… Ведь он возвращается как раз в это время из продленки. На него могли тоже напасть, – принялся выкручиваться Матвей, ругая себя за несдержанность.

– Какая продленка в одиннадцать вечера?

– Почему в одиннадцать?

– Потому что на Валентину Борисовну совершено нападение около одиннадцати вечера, когда она возвращалась от дочери. Вошла в арку, а там ее уже поджидали. Стали угрожать, отнимать сумку. А она не захотела отдать, да еще драться с ними стала, ты же ее знаешь! Ну вот и получила по голове.

– А-а… понятно. Я просто подумал, что в семь уже тоже темно… Могли и на Гошку напасть, когда он возвращался, – пробормотал Матвей.

– Да ниоткуда он не возвращался. Он в понедельник вообще в школе не был, благодаря вам, между прочим, – сказал капитан.

– Мне?! – изумился Матвей.

– И тебе, и твоей сестре. С чьего велосипеда он грохнулся в воскресенье? Да так, что пришлось в травмпункт ехать и еще два дня дома сидеть.

– Вот, значит, откуда гипс, – пробормотал Матвей.

– Что? – не расслышал капитан.

– Не, ничего, это я так.

– Открой-ка мне дверь, руки заняты.

– Так у меня ключа нет.

– А, ну да… Тогда хоть кнопку нажми на домофоне.

Матвей помог Ивану Николаевичу войти в подъезд, снова сел на скамейку и попытался упорядочить в голове полученную информацию. На тетю Валю напали. Причем только в третьей вероятности. И в первой, и во второй она цела и невредима. Как это связано с ним, Матвеем? В первой нападать на нее было некому, потому что в это время грабители находились далеко, а именно – гнались за ним по пустырю. Это ее и спасло. Во второй вероятности гопники уже успели напасть на Гошку и сбежать. Вернуться они не рискнули из-за полиции во дворе. Так что тетя Валя и там избежала ограбления. А вот здесь, в третьей вероятности, ей не повезло. Наверняка грабители караулили в арке и в семь, но маленький Гошка в это время сидел дома, а близнецы Добровольские где-нибудь задержались. Или просто с двоими сразу не стали связываться. А вот на пожилую женщину, идущую через двор поздним вечером, напали. Конечно, можно было намекнуть капитану, кто напал; тетя Валя наверняка их не разглядела в темноте. Но ведь капитан начнет потом уточнять детали у другого Матвея, а тот вообще не в курсе. Придется держать язык за зубами.

Так, с этим все ясно. Неясно одно: как теперь попасть в квартиру Добровольских? Единственный выход – идти в школу и позаимствовать ключ у близнецов. Разумеется, без их ведома и согласия. А что, так даже интереснее. Никогда не приходилось красть ключ у самого себя.

12

В школе Матвей появился минут за десять до большой перемены, во всяком случае, если верить электронным часам в вестибюле. Как всегда, без особых проблем проскочил мимо охранника, углубившегося в изучение своего телефона, и спустился в раздевалку на цокольном этаже. Там он размотал кусок проволоки на решетчатой двери и проник внутрь. Подойдя к знакомой секции седьмого «Б», Матвей оглядел ряды вешалок. Как здесь отыскать куртки близнецов? Он ведь даже не видел, во что они были одеты вчера. Такой куртки, как у него, на вешалках не обнаружилось. Напрашивался вывод, что либо у двойника ее нет вовсе, либо он ее не сдает в раздевалку, как и сам Матвей.

Глупо было надеяться, что близнецы оставляют ключи в одежде, да еще в раздевалке, но Матвей на всякий случай проверил все куртки седьмого «Б». Ему встретились и леденцы, и жвачки, и монеты, и спиннеры. Ключи тоже нашлись, целых три комплекта, но даже по внешнему виду было ясно, что это не те ключи, которые он искал.

Матвей вышел из раздевалки, и очень вовремя, потому что на лестнице послышались шаркающие шаги, а вскоре показалась и гардеробщица в шлепках и рабочем халате.

– Ты чего здесь? – сурово спросила она.

– Что, уже одеться нельзя? – огрызнулся Матвей, радуясь, что она не заметила, как он шарил по всем карманам подряд.

– Звонка еще не было, – она подозрительно оглядела его. – На перемене надо одеваться. Когда я здесь.

– А мне срочно нужно, – буркнул Матвей и побежал мимо нее вверх по ступенькам. Он не слышал, что гардеробщица прокричала ему вслед, потому что над головой оглушительно загремел звонок.

По расписанию следующим уроком была география. Матвей рванул на второй этаж, к мужскому туалету, откуда хорошо просматривался нужный кабинет. Он наблюдал в щелку приоткрытой двери, как одноклассники заскакивали внутрь, бросали сумки на парты и, обгоняя друг друга, неслись к лестничному пролету. На большой перемене седьмой «Б» обедал в столовой, на первом этаже. Это было очень кстати. Матвей терпеливо дожидался, пока кабинет полностью освободится. Вдруг он увидел себя. В другой одежде, с другой сумкой, с волосами, зачесанными по-другому. Но все же это был он. Его лицо, фигура, походка. Его голос. Очень странно было видеть себя не в зеркале, не на видео, а так, вживую, со стороны. Двойник весело хохотал и скакал по коридору с ребятами из класса, перебрасывался с ними бумажным комком вместо мяча, а потом вместе с Белкиным и Чернышовым помчался к лестнице.

Матвея что-то царапнуло по сердцу.

«Он другой, – подумал он. – Он почему-то совсем другой».

Матвей сосредоточил все внимание на сумке двойника и постарался ее запомнить. Неприметная, темно-синяя, с коричневыми вставками. Интересно, этому Матвею доверяют ключ от дома? Или только сестра имеет право им распоряжаться? Ведь он тоже потерял его однажды, раз в их вероятностях одинаковые замки.

Наконец, кабинет опустел, и Матвей покинул свой наблюдательный пункт. Он проскользнул в класс и с опаской оглянулся на дверь. Не очень хотелось сталкиваться с ребятами. Ему пришло в голову, что в своей яркой куртке он слишком заметный, тем более если у двойника ее нет. Эх, надо было оставить в раздевалке! Матвей сорвал ее с себя, свернул в рулон и пристроил в коридоре на подоконнике. Вернувшись в класс, он пошел вдоль рядов, вертя головой в поисках знакомой сумки. Она обнаружилась на задней парте среднего ряда. Матвей раскрыл молнию и вытащил дневник, чтобы убедиться, что не ошибся. Да, это был дневник Матвея Добровольского, о чем свидетельствовала надпись на обложке.

– С ума сойти, даже почерк мой! – пробормотал себе под нос Матвей. Логично, конечно, но все равно каждый подобный эпизод вызывал удивление. Матвей обшарил всю сумку, чуть наизнанку ее не вывернул, но ключа так и не нашел. Либо его у двойника не было вовсе, либо он носил его при себе, в кармане джинсов.

– Ладно, тогда посмотрим у твоей сестрицы, – решил Матвей и запустил руку в соседнюю сумку. В этот момент в кабинет вошел географ Тимофей Тимофеевич.

– Добровольский, почему ты в классе? – спросил он.

– Я? – растерялся Матвей.

– Я же сказал, класс проветривается, положили сумки и вышли. И до звонка не заходим.

– Я… на минуточку. Мне только ключ взять. От дома.

– Ключ Зотиковой? – уточнил Тим Тимыч.

– Нет, мой.

– А почему ты ищешь свой ключ в сумке Зотиковой?

– Почему… Зотиковой?

– Ну с тобой же Зотикова сидит.

– Да?!

Матвей почему-то был уверен, что близнецы сидят вместе.

– Ах, да! – спохватился он. – А где сидит моя сестра?

Географ уставился на него с недоумением.

– Где и всегда, – сказал он, показывая на первую парту. – Добровольский, ты заболел?

– Да нет, шучу просто, Тимофей Тимофеевич. Сейчас я ключ возьму у сестры, – заторопился Матвей, – и меня уже нет.

Он бросился к первой парте, залез в передний кармашек светлой сумки и… о, чудо! Сразу наткнулся на ключ. И быстро спрятал его себе в карман.

– Зачем тебе сейчас ключ? – не отставал Тим Тимыч. – Ты бы лучше повторял домашнее задание, я тебя снова спрошу. Ты мне в прошлый раз о климатических поясах на тройку с минусом ответил. У тебя оценки одна хуже другой. А между прочим, география – увлекательная наука, как можно ей не интересоваться?

– Ну астрономия-то поинтересней будет, – сказал Матвей. – Земля что, она уже вся изучена. А вот небо, загадки Вселенной – вот это правда здорово. Тимофей Тимофеевич, как вам вчерашние Дракониды? Ведь вы наблюдали их?

– Дракониды? – оживился географ. – Ты интересуешься метеорными потоками?

– Еще как! Я просто жить без них не могу.

Нехитрая уловка сработала, географ сразу забыл про ключ и про оценки и с воодушевлением заговорил о падающих звездах. Он явно обрадовался, что может пообщаться с человеком, разделяющим его интересы. Но у Матвея не было времени снова выслушивать пространные речи, его интересовало лишь одно – конкретное время сегодняшнего звездопада. Пришлось три раза невежливо перебить Тим Тимыча, задав один и тот же вопрос. Только после этого прозвучал исчерпывающий ответ:

– Как только стемнеет, можно начинать наблюдать. Часов с семи. Сегодня метеоров ожидается так мало, что даже не знаю, можно ли их вообще отследить. Они будут слишком разрозненные, и где-то после одиннадцати все прекратится. А возможно, и после десяти.

Матвей торопливо поблагодарил и двинулся было к выходу, но возле двери остановился:

– Тимофей Тимофеевич, а на этой неделе никакого затмения случайно не было?

Он спросил об этом так, на всякий случай, и больше для Ватрушкина, чтобы тот наконец выбросил из головы свою навязчивую идею.

– Нет, – охотно ответил географ. – Солнечного не было, а лунного и быть не могло. Оно бывает только при полной луне. А сейчас заканчивается фаза новолуния, в это время лунное затмение невозможно.

– Все еще новолуние? Что, сегодня опять небо темное будет?

– Да нет, чисто безлунная ночь обычно бывает только одна, это строгое, официальное новолуние. И оно уже было, со среды на четверг, с седьмого на восьмое октября. Но обычно, в простонародье, новолунием считается отрезок в несколько дней, то есть ночей – примерно три дня до безлунной ночи, три дня после. Поэтому сейчас в небе уже можно видеть новый тонкий месяц, при хорошей погоде, конечно…

– Спасибо большое, очень интересно! – горячо воскликнул Матвей, выяснив все, что ему было нужно. – Побегу повторять географию. Вы только обязательно меня сегодня спросите, я весь вечер готовился. Я даже старую тему вам еще раз отвечу, про климатические пояса.

Он не смог отказать себе в удовольствии насолить двойнику. Слишком веселая жизнь у него здесь. Пусть немного попотеет у доски.

Матвей выскочил за дверь. В коридоре к нему бросилась та самая Зотикова, которая в этой вероятности была его соседкой по парте и в сумке которой он пытался найти свой ключ.

– Добровольский, у нас катастрофа! Баранов заболел, – затараторила она. – Отравился чем-то! Сегодня его мать в школу звонила. Представляешь? У нас теперь турник выпадает. Кого в пару к Долгих ставить? Давай, выручай! Смотри, если мы, например, поменяем местами…

– Стой! – перебил Матвей, поднося указательный палец к ее носу. – Не теряй мысль. После урока повтори мне все это, слово в слово, поняла?

Он забрал свою куртку с подоконника и пошел прочь. По огорошенному взгляду Зотиковой, который он ощущал даже спиной, было ясно, что она не поняла.

С помощью ключа Милославы Матвей беспрепятственно проник в дом своих двойников и с любопытством огляделся. Теперь, при дневном свете стало очевидно, что их квартира все же отличается от той, где обитал он. Особенно были похожи коридор, кухня и ванная. Это и понятно, подбором материалов для ремонта руководила одна и та же мама. Но вот комнаты отличались. В гостиной, по всей видимости, жили родители, потому что папин рабочий стол и мамина любимая картина перекочевали сюда. Их спальня изменилась до неузнаваемости. Светлая мебель, нежные цвета штор и покрывала, большой мягкий медведь на кровати и, самое главное, строгий, просто какой-то музейный порядок говорили о том, что это комната Милославы. А своей комнатой, то есть комнатой двойника, Матвей остался доволен. Практически ничего не изменилось, хоть сейчас заходи и чувствуй себя как дома. Ну, если не считать некоторых мелочей: лампа на столе другого цвета, монитор поменьше, компьютерный стул попроще и одежда, разбросанная, как и положено, на скомканной постели, немного другая.

Матвей поискал свой ключ, но нашел не сразу. Он лежал там же, на тумбочке, прикрытый двумя картонными квадратиками – использованными билетами в кинотеатр. Вероятно, поэтому его никто и не заметил, не переложил в другое место. Матвей взял билеты в руки. На них стояла вчерашняя дата – девятое октября. Вот, значит, откуда его двойники вчера вернулись. В кино ходили, вдвоем. Вместе сидели в зале, ели поп-корн, смеялись, перешептывались… Он в кино уже сто лет не был. Папа вечно занят, с мамой как-то не хотелось идти. А больше и не с кем.

Матвей достал из холодильника свою открытую пачку сока и допил его. А что, имеет право, он сам вчера сок купил. Надо бы еще и продукты свои забрать, сыр и батон, да ладно. Он сегодня сытый и добрый. А вот фрукты из вазы на столе можно стянуть, на десерт. Матвей сунул в карман красное яблоко, бросил в рот несколько фиолетовых виноградин и поставил пустую пачку обратно в холодильник. Сюрприз! Пусть теперь спорят до хрипоты, кто из них сок выпил.

Он хотел уже уходить, но вдруг вспомнил то, что давно хотел сделать. Матвей вернулся в гостиную и принялся рыться в ящиках комода. Потом прошелся по тумбочкам и полкам в коридоре. Затем перебрался в комнату Милославы и методично обследовал все закоулки встроенного шкафа. Наконец, наверху, на антресолях он обнаружил то, что искал – стопку старых семейных альбомов. Она оказалась значительно меньше, чем та, которая была во второй вероятности, – всего три альбома против семи предыдущих. Оно и понятно: все фотки в мире Матвея (и в мире близнецов тоже) хранились в электронном виде, а в «бескомпьютерном» мире Милославы их предпочитали распечатывать, чтобы они всегда были под рукой.

Матвей полистал один из альбомов, на котором маминым почерком была сделана красивая разноцветная надпись – «Милослава – 7–11 лет». Несмотря на такое название на обложке, Милослава редко встречалась на фотографиях одна. Она обязательно снималась с братом, или с родителями, или с братом и родителями. Реже – только с мамой или только с папой. Обнаружилось очень много фоток с подружками, с одноклассницами, в музыкальной школе, на танцах и так далее. Правда, Матвей нашел пару портретов, но она там была, судя по всему, первоклашкой.

На всякий случай он просмотрел и другие альбомы, но на последних распечатанных снимках возраст также не соответствовал действительности. Последняя фотография была сделана больше двух лет назад. Скорее всего, свежие снимки хранились в компьютере, на диске или вообще в фотоаппарате. Но даже если Матвею посчастливилось бы их отыскать, фотографии все равно некуда было перебросить. У него при себе не имелось ни флешки, ни телефона.

Раздосадованный Матвей поплелся к выходу. Он так надеялся, что и у него останется хоть что-то, хоть какая-то память! Хоть одно доказательство, что это невероятное путешествие не приснилось ему однажды поздним осенним вечером. И что где-то, в необозримом пространстве невидимых миров живет девчонка с его глазами и невероятным именем. Милослава. Милая Славка. Сестра.

Тут взгляд Матвея упал на телефонный аппарат. Рука вдруг сама потянулась к трубке. Голова еще не успела ничего сообразить, а рука уже вовсю набирала мамин номер. Сама, без Матвея, по своему собственному желанию.

Опомнился он, только когда услышал в трубке мамин голос:

– Алло?

Матвей даже дышать перестал от неожиданности. Как давно он не слышал этот голос! Как, оказывается, ему не хватало его!

– Алло? – повторила мама. – Кто это? Слав, ты?

– Это я, мам, – еле выговорил Матвей.

– Матвей? У тебя что, горло болит? – встревожилась мама. – Ты заболел?

– Нет, – Матвей откашлялся, – не заболел, все нормально.

– А почему ты не в школе?

– Я… прибежал просто… за тетрадкой.

– Ну как всегда! Сколько раз говорить: проверь сумку с вечера. Мечешься утром как угорелый. Когда же ты самостоятельным станешь? Как маленький, в самом деле!

Матвей слушал ее ворчание как самую приятную музыку. И пусть это была не совсем его мама, но сердилась и ругалась она как родная.

– А что случилось? Почему ты мне звонишь? – опомнилась мама.

– Просто так. Соскучился, – честно сказал Матвей.

– Мы же только утром с Милославой разговаривали.

– Так это с ней, не со мной.

– Матвей, беги скорее в школу! Хватит прогуливать.

– Сейчас пойду. Мам, а вы где сейчас? В аэропорту?

– Ты что, в каком аэропорту? Мы уже давно в поезде.

– В каком поезде?

– Что значит – в каком поезде? Я же Славке все объяснила, еще утром.

– Что объяснила?

– Что здесь туман со вчерашнего дня, и самолеты не летают. Все рейсы отложены на неопределенное время. Поэтому мы сдали билеты и поехали на поезде. Она тебе не сказала? – удивилась мама.

– Ну… еще нет, – у Матвея радостно заколотилось сердце. Ура, туман! Туман не зависит от Матвея, он есть сразу во всех вероятностях. Значит, его мама с Ксюшей не прилетят сегодня днем. У него появилось дополнительное время.

– Мам, а когда поезд приходит?

– В половине первого ночи. Папа такси закажет, поэтому быстро доберемся, к часу, наверное.

– Папа?! А он что, с тобой?

– Ну разумеется! А где же ему быть?

– В командировке, за границей.

– Матвей, хватит мне голову морочить своими шуточками. Все, пока! Беги в школу. Привет тебе от папы.

– Ага, и ему привет, – пробормотал Матвей и положил трубку.

Значит, в этой вероятности мама поехала за Ксюшей вместе с папой. Не зря папин знакомый дядя Вова ожидал его возвращения сегодня. Но почему они с мамой поехали вместе? Разве папа не ездит по командировкам? Выходит, что нет, здесь у него совсем другая работа, и, судя по ремонту в квартире, хорошая. Значит, папа не встретился в больнице с тем человеком, который предложил ему перейти в солидную компанию. И, скорее всего, встреча не произошла по вине Матвея, который в этой вероятности не прыгал с крыши гаража. А отличие первой и третьей вероятности только одно – Милослава. Значит, она и была той причиной, по которой несчастный случай не произошел. Может, она не пустила брата на крышу, может, позвала родителей или просто предложила другую игру, и они не полезли на гаражи… А может, близнецы болели и не пошли в тот день на улицу. Теперь уже не узнаешь, да и неважно. Главное – результат. В семье родились сразу два ребенка, и благодаря этому семья удачно проскочила между двумя главными проблемами – болезнью Матвея в одной вероятности и уходом папы в другой. Но кто знает, вдруг именно то, что их здесь двое, приведет к другим, не менее серьезным последствиям?

Как все-таки странно и запутанно: одно маленькое условие, одно незначительное событие – и полностью меняется дальнейшая жизнь! Так тонкий ручеек, на пути которого положили камень, огибает его и пробивает себе новое русло…

Матвей запер дверь ключом Милославы и пошел вниз, размышляя, как теперь незаметно подкинуть его обратно. География наверняка уже закончилась, осталось всего два урока, английский и литература. Перемены сегодня сокращенные, за пять минут едва успеешь перебежать из одного кабинета в другой. Поэтому вряд ли сумка Милославы останется без присмотра даже на минуту. И притвориться ее братом не получится, они по-разному одеты. Да и куда деть настоящего брата на это время?

И вдруг он вспомнил: Ватрушкин! Ну конечно! И как он сразу не сообразил? У него же в класс внедрен тайный агент, который все и провернет.

Осталось только придумать, как с ним связаться, не вызывая подозрения остальных.

13

Матвей сидел в укромном закутке на подоконнике третьего этажа, грыз кисло-сладкое яблоко и обдумывал свои дальнейшие действия. Ватрушкин в данный момент находился на уроке английского, и надо было как-то ухитриться его оттуда вытащить. Без телефона сделать это оказалось довольно проблематично. Матвей уже начал прикидывать, не воспользоваться ли школьным радио, как вдруг услышал гневный возглас завуча:

– Что тут за уютные посиделки?!

– Я… – Матвей выронил огрызок и мигом скатился с подоконника, – я… тут…

И надо же ей было на него наткнуться! Что она вообще здесь забыла? Ее кабинет на втором этаже! Как хорошо было в той вероятности, где Зоя Валентиновна его не знала… И никто не знал. А теперь он стал уязвимым, как черепаха без панциря.

– Седьмой «А»? Добролюбов, кажется? – наморщила лоб завуч.

– Добровольский. Седьмой «Б».

– Почему ты не на уроке?

– Вот как раз иду…

– Идешь? Сидя на подоконнике? Очень оригинальный способ! Какой у вас урок?

– Английский.

– Пойдем-ка, я тебя провожу.

– Зачем?! – перепугался Матвей. – Я сам дойду.

– Чтобы ты не заблудился ненароком.

– Я не заблужусь.

Вот номер будет, если она приведет в класс второго Добровольского!

– Без разговоров! – нахмурилась завуч. – Какой кабинет?

Матвей лихорадочно соображал, какие цифры назвать. Ошибиться было никак нельзя. Две английские группы занимались в разных кабинетах, на разных этажах и, соответственно, с разными учителями. В его вероятности они с Ватрушкиным были в разных группах, Веня во второй, а Матвей в первой. Но кто знает, как обстоят дела здесь? И в каком кабинете должен учиться Добровольский номер два?

– Четыреста первый, – решился он наконец, надеясь, что она не пойдет с ним. Все-таки кабинет далеко, в противоположном крыле, на последнем этаже, а она уже немолодая, в солидном возрасте. Для чего ей так себя утруждать? Пожилые люди должны беречь ноги. Зачем такие жертвы из-за какого-то прогульщика?

Но Зоя Валентиновна и не думала отступать. И совершенно не собиралась беречь свои пожилые ноги. Она энергично шагала рядом с Матвеем, еще и его подгоняла. Завуч явно обрадовалась возможности поймать беглого преступника и доставить его к месту назначения, обратно на каторгу.

На четвертом этаже, метров за десять до кабинета, она остановилась.

– Ну, иди.

Матвей пошел вперед, затылком ощущая ее взгляд. У двери он остановился и оглянулся.

– Давай, давай, входи, – сказала завуч.

– Иду, иду, – пробурчал он, отчаянно желая, чтобы она ушла до того, как он откроет дверь.

– Ну? Чего ждем?

– Ничего.

– Тогда иди.

– Да иду я…

– Не вижу!

Понимая, что тянуть дальше некуда и войти все же придется, Матвей молил лишь об одном – чтобы в этой группе не оказалось другого Добровольского. А еще лучше, и Добровольской. Остальные – не страшно, он как-нибудь выкрутится.

Уже не раздумывая, Матвей ужом проскользнул в кабинет, плотно затворил за собой дверь и прижался к ней спиной. В него впились полтора десятка недоуменных взглядов. У Матвея в висках пульсировала кровь, и перед глазами стояла какая-то пелена. Из-за нее он никак не мог определить, есть ли среди лиц в классе лицо двойника. После короткой паузы голос Белкина насмешливо произнес:

– Матвеич, ты, часом, этажом не ошибся?

Забытое детское имя ударило прямо в сердце. Матвеич… Так звали его друзья. Очень давно. Когда они у него еще были.

Тут же класс завозился, послышались смешки и выкрики:

– Добровольский, у тебя навигатор сломался? Ты заблудился? Или тебя к нам в группу за подвиги перевели?

– Да нет, это его Ватрушкин проклял, за розыгрыш. Матвеич вирус невезения подцепил, теперь все будет забывать и путать.

– Ватрушкин, друг, расколдуй его! Он нам сегодня на финале нужен!

Класс весело загоготал.

Матвей с облегчением перевел дух. Он попал туда, куда надо – во вторую группу. Добровольских здесь не было. Зато был Ватрушкин. Двойная удача!

– Тебя Ольга Павловна прислала? – спросила англичанка. – Журнал нужен? Он в учительской, я его не брала.

– Нет, – замотал он головой, – не журнал. Ватрушкина к завучу вызывают. Меня попросили передать.

– К завучу? Что опять такое?

– Не знаю. Сказали, срочно.

– Ни дня без приключений, – вздохнула англичанка. – Иди, Ватрушкин.

Веня смотрел на Матвея исподлобья и не двигался с места. Не узнаёт, внезапно понял Матвей. Думает, что это Добровольский номер два и что он снова его разыгрывает. Но он же должен был запомнить, в чем сидел перед ним Матвей сегодня утром. Хотя, если разобраться, не так уж и отличается их с двойником одежда. На обоих почти одинаковые джинсы и кроссовки. А то, что джемпер не серый, а темно-синий, не так заметно. Особенно для рассеянного Ватрушкина. Куртку же Матвей оставил в раздевалке, чтобы не привлекать к себе внимание. Учителя не любили, когда ученики ходили по школьным этажам в верхней одежде.

– Чего сидишь? Идем, – позвал его Матвей. – Зоя Валентиновна ждет.

И заговорщицки подмигнул ему. Веня захлопал глазами. Матвей подмигнул еще раз и показал взглядом на дверь. Лицо Ватрушкина просветлело. Вроде бы узнал.

– Идите уже скорее, не задерживайте нас, – нетерпеливо сказала англичанка. – Лиза, продолжай.

Мамаева, запинаясь, забубнила английский текст, а Веня поднялся из-за парты и вместе с Матвеем вышел в коридор.

– Слышь, Ватрушкин, тут такое дело, – вполголоса сказал Матвей, увлекая его подальше от кабинета. – Возьми этот ключ и подбрось в сумку моей сестры. Ну, то есть его сестры. Только незаметно. Как-нибудь выбери момент, на перемене или на литре. Сделаешь?

– Ладно… А это правда ты? – Веня взял ключ и положил себе в карман.

– Да я, я, кто же еще? Тузик, Фишка, Лана, метеоры – какие еще пароли тебе назвать?

– Да всё, сам вижу… Фу-ты, просто невероятно! Вы… как один человек!

– И ты мне говоришь о невероятном? Это вообще-то твоя теория. А мы с ним и в самом деле один человек. Давай выйдем на лестницу, там безопаснее разговаривать.

Не успели они спуститься на несколько ступенек, как увидели стоящую внизу, на лестничной клетке Зою Валентиновну с телефоном в руках.

Они, не сговариваясь, резко развернулись на сто восемьдесят градусов, но тотчас же их настиг гневный окрик:

– Стоять!

Матвей и Веня застыли на месте.

– Я перезвоню, – сказала Зоя Валентиновна в трубку и нажала отбой. – Так, я не поняла! Что такое происходит? Не успела я одного вернуть на урок, как он тут же с него сбегает, да еще второго с собой прихватывает!

– Ничего мы не сбегаем. Мы… мы в туалет идем, – брякнул Матвей первое, что пришло в голову.

– Да? А что, по одному в туалет ходить скучно? Или страшно? – завуч приняла свою любимую устрашающую позу: руки скрещены на груди, брови грозно нахмурены, в глазах молнии.

– Нет… Вы не поняли, – принялся выкручиваться Матвей. – Мы не в туалет… Ну, то есть в туалет, конечно, но… Вот ему плохо.

Он пихнул Ватрушкина локтем в бок. К его облегчению, тот не стал удивляться, непонимающе хлопать глазами, а сразу подхватил идею, будто бы они давно работали в паре и отлично понимали друг друга. Прижав руки к животу в районе солнечного сплетения, Ватрушкин согнулся и легонько застонал.

– Вон, видите, как живот болит, – прокомментировал Матвей. – Что, сильно? Тошнит?

Веня прижал руки ко рту и закивал. На лице завуча не дрогнул ни один мускул. Она скептически взирала на мучения покрасневшего от усердия Ватрушкина и, кажется, не слишком верила разыгрывающейся перед ее глазами душераздирающей сцене.

– Ему в туалет надо поскорее, а то… неприятность случится, – нетерпеливо сказал Матвей. – Можно мы пойдем? Ну вы же видите: тошнит его!

– Ладно, ты беги, страдалец, – разрешила Зоя Валентиновна, – а то вдруг и правда не добежишь. А ты, дружок, останься.

Она поймала рванувшегося было Матвея за рукав.

– Почему? – взвился тот. – Меня отпустили! Его надо проводить!

– Я провожу, – успокоила его завуч, – до медкабинета. Иди, Баранкин, чего ждешь? Сейчас я за тобой спущусь. К врачу пойдем, к Эмме Александровне.

Веня беспомощно взглянул на Матвея и, не отнимая рук ото рта, побежал вниз, на третий этаж.

– Зачем к врачу? – насторожился Матвей. – Ему сейчас станет лучше. После туалета.

– А если не станет? Может, это вообще массовое отравление? Второй случай за сегодня, и именно в седьмом классе.

– Второй? А кто еще?

– Ваш одноклассник, те же симптомы: боль в животе, тошнота, рвота… Козлов, кажется.

– А, Баранов, – сообразил Матвей, вспомнив утренний разговор с Зотиковой. – Зоя Валентиновна, сегодня же суббота, врача нет.

– Сегодня все есть, и врач, и медсестра. У вас спортивное мероприятие, они обязаны быть. Так что, Добронравов, ты иди обратно на урок, а я тут сама разберусь, – сказала Зоя Валентиновна.

– Добровольский, – поправил Матвей. Он хотел поспорить еще, но передумал. В принципе, дело сделано, ключ он передал. Ничего страшного с Ватрушкиным не произойдет, полежит немного на кушетке у врача. В худшем случае ему дадут таблетку, которую у него хватит ума не проглатывать. Хотя, ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов, когда речь идет о Ватрушкине.

– А куда это ты? – удивилась завуч, когда Матвей направился вниз. – Я же тебе велела идти на урок.

– Так я туда и иду.

– Четыреста первый кабинет наверху.

– А мне… в двести шестой. Я, оказывается, в другой группе, у Ольги Павловны. Я перепутал.

– Как это перепутал? Как можно перепутать кабинеты? Что ты мне голову морочишь?

– Я не морочу, Зоя Валентиновна. Меня недавно перевели в другую группу, а я еще не привык. И по привычке пошел в старую, на четвертый этаж.

– Ладно, иди. Будем считать, что я тебе поверила. Но я через пять минут загляну в двести шестой, – пригрозила завуч. – И если тебя там не окажется, ты очень пожалеешь!

– Окажусь! – искренне заверил ее Матвей. – Вот увидите! Считайте, что я уже там.

И поскакал вниз, перепрыгивая через две ступеньки. А что? Он и не соврал вовсе. Добровольский действительно там. Пусть завуч заглядывает сколько хочет, хоть через пять минут, хоть прямо сейчас. Добровольского она точно увидит. Лишь бы только не вздумала его о чем-нибудь спросить.

Матвей досадливо поморщился. Да уж, честно говоря, конспиратор из него никакой. Наследил сегодня, будь здоров! Столько народу его видели: Зотикова, географ, завуч… и вся вторая английская группа. Не только видели, но и общались с ним. Двойнику еще долго придется удивляться.

Он спустился в подвал и провел остаток урока в спорах с гардеробщицей, которая никак не хотела отдавать ему куртку до звонка. Матвей уже успел десять раз пожалеть, что связался с раздевалкой и с ее несговорчивой охранницей. Но он как-то не рассчитывал, что она окажется здесь посреди урока. Ее и на перемене-то не всегда можно было застать.

– Привет! – раздалось за его спиной, когда он наконец пробился внутрь и сдернул куртку с вешалки. Матвей обернулся. Перед ним стояла невысокая худенькая девчонка, вроде бы из параллельного класса. Из «А»? Или из «В»? Светлые волосы с рыжинкой, нос в веснушках. Как же ее фамилия? То ли Кузина, то ли Кузькина… Или даже Кузякина. А имя вообще нереально вспомнить. Он и со своими одноклассниками практически не общался, что уж говорить про другие классы!

Матвей, еще не остывший от перепалки с гардеробщицей, молча натягивал куртку и пытался изобразить приветливый взгляд. А этой еще чего надо от него? Что это она вся такая счастливая и сияет будто солнечный зайчик?

– Ты что, домой? Урок отменили? Везет, перекусишь перед спартакиадой. А я вот не смогу, у нас английский еще, – радостно заговорила Кузина или Кузякина. – Я за шоколадкой прибежала. Утром не успела позавтракать, а сейчас есть так захотелось, просто ужас!

Ага, все понятно, это подружка Милославы. Кто еще может так по-свойски общаться?

– А в столовку почему не пошла? – спросил Матвей, потому что это было логично – пойти в столовую, если забыла утром позавтракать. Но девчонка почему-то слегка обиделась на его слова.

– Ты что? Я же не питаюсь в столовой!

Наверное, это был очевидный факт ее биографии, и двойнику он был хорошо известен. Матвей на всякий случай кивнул.

– Мы с мамой торт пекли допоздна, а утром проспали, я еле на первый урок успела, представляешь? У родителей выходной, одна я сегодня – рабочий человек, – снова весело заговорила Кузина-Кузякина, выуживая из кармана красной куртки большой шоколадный батончик. – Вот, захватила с собой из дома, чтобы с голоду не умереть.

– Круто, – отозвался Матвей, совершенно не представляя, что ему делать с этой невероятно ценной информацией.

– Но зато торт получился – просто глаз не оторвать! Я сама украшала, – похвасталась Кузина.

– Супер! – сказал Матвей, надеясь, что отреагировал правильно. Как еще можно реагировать, когда совсем незнакомая девчонка зачем-то рассказывает тебе про свои кулинарные свершения?

– Вечером узнаем, супер или нет, – засмеялась та, и от этого у нее забавно сморщился нос. – Может, он и не съедобный? Может, на него лучше издалека смотреть?

– Ну… – Матвей запнулся, соображая, что можно на это ответить. – Расскажешь потом…

– В смысле? – Она наморщила лоб. – Что значит – расскажешь?

– Ну… в смысле… вкусный или нет.

– А ты что, сам не попробуешь?

– Я?! – изумился Матвей.

С ее лица мгновенно слетела улыбка, губы обиженно сжались, светлые брови скорбно сошлись на переносице. Даже яркие веснушки, и те поблекли.

– Ты что, не придешь на мой день рождения? – дрожащим голосом выговорила она. – Почему? Что случилось?

– Да нет… Почему не приду? Приду, – спохватился Матвей. Оказывается, близнецы собрались на день рождения. А он чуть все не испортил. Ну и разговорчик – будто по минному полю идешь. Шагнешь чуть в сторону – считай, подорвался. От напряжения у него даже виски заломило.

– Придешь? – взгляд Кузиной вновь посветлел, и на носу опять проступили смешные веснушки. – Точно?

– Конечно. Мы обязательно придем.

– Кто мы?

– Мы. С сестрой.

– С сестрой?

– Ну да… С моей сестрой. С Милославой, – на всякий случай уточнил Матвей. Кузина-Кузякина ошеломленно посмотрела на него:

– При чем тут твоя сестра? Я тебя приглашала, а не ее. Ты еще скажи, что она завтра с нами в кино пойдет.

– А… – только и смог выговорить Матвей. Он решительно ничего не понимал.

– Как-то ты сегодня туго соображаешь. Тоже не выспался? Ладно, я побежала. До вечера! В семь часов, не забудь! Хотя еще на стадионе увидимся. На, подкрепись.

Кузина разломила батончик и сунула Матвею в руку. Потом выбежала из раздевалки и исчезла на лестнице. А он остался стоять возле вешалок с открытым ртом и зажатым в кулаке обломком шоколадки.

14

Каштан был тот же самый, что и в детстве Матвея, только стал выше и ветви разрослись гуще. Макушка вытянулась чуть ли не до школьной крыши. А раньше и до второго этажа с трудом доставала. Во всяком случае, с самой высокой ветви кабинет английского языка на втором этаже не просматривался. Теперь же можно было вскарабкаться на уровень актового зала на четвертом этаже – без риска, что ветка сломается под тобой.

Матвей не стал забираться слишком высоко. Он облюбовал широкую мощную ветку, которая даже не гнулась под его весом. Густая желто-оранжевая листва гармонировала с пестрой курткой почти таких же цветов, и хотелось надеяться, что его не будет видно ни из школьных окон, ни со стороны стадиона, где классы уже собирались на спартакиаду. Какое счастье, что листва еще не успела облететь и позволяла укрыться от чужих глаз.

Матвей провел рукой по шершавой коре, дотронулся до большого желтого листа, похожего на ладошку с шестью толстыми пальцами. Сколько же он не залезал сюда? Лет пять, наверное. Ну да, со второго класса. По периметру школы росло много деревьев, но этот большой мощный каштан, за забором, ближе к школьному стадиону, был особенным. Раньше они постоянно здесь торчали после уроков, это был их секретный штаб. Штаб «Каштан» для самых верных друзей. Были мелкими, роста не хватало… Подставляли кирпичи, какие-то ящики, подсаживали друг друга, толкались, смеялись. Потом сидели в ветвях, как воробьи, бросались зелеными игольчатыми шариками, в которых скрывался коричневый орех, и обсуждали свои важные мальчишечьи дела.

А в конце второго класса, хоть и срослись все переломы после прыжка без парашюта, по деревьям лазать стало нельзя. Да и не с кем.

Матвей сел, свесив ноги с ветки, и оперся спиной о толстый ствол. Поерзал немного, отодвинулся от острого сучка, упиравшегося в ногу, и раздвинул листву, чтобы лучше видеть школьный стадион.

Солнце сегодня светило совсем по-летнему, от вчерашних туч не осталось и следа, даже ветер был довольно теплым. Примерзнуть к дереву Матвею не грозило, это радовало. Неизвестно, как долго придется здесь куковать.

Участники соревнований толпились у края стадиона. Их можно было отличить от болельщиков по спортивным костюмам с эмблемой класса на спине. На месте им никак не стоялось, они горланили и толкались. И двойник тоже толкался. И хохотал. Это была его стая. Он был там своим.

Матвею казалось, что он смотрит видеозапись с собственным участием, фильм о самом себе. Но фильм этот был слишком невероятным, даже для ватрушкинской теории невероятностей. Мало того что двойник, оказывается, очень популярен в классе и у него полно друзей, так он еще и активный, инициативный и суперспортивный. Прямо как в речевке седьмого «Б». Но самое поразительное – он встречается с девчонкой. По-настоящему встречается, ходит с ней в кино и к ней на день рождения. Наверное, и по улице гуляет, и домой провожает… В такое вообще невозможно поверить. Чтобы он, Матвей, связался с какой-то конопатой из параллельного класса! Что у них может быть общего? Чем она лучше остальных, почему именно ее он выделил из общей массы? Где их пути пересеклись?

Матвей вдруг отчетливо вспомнил ее фамилию – не Кузина и не Кузякина. Кузяева. Оля Кузяева из седьмого «А». Так ее объявили на школьной линейке первого сентября. Матвей вообще-то и не собирался на эту линейку, чего он там не видел? В седьмой-то раз! Пришел бы попозже, сразу на урок. Да папа, как назло, решил подбросить его до школы перед работой. И даже рядом постоял, подышал праздничной атмосферой. Сказал, что через двадцать лет Матвею тоже захочется вот так прийти, и постоять возле школы, и пожалеть, что эти годы уже не вернуть. На что Матвей презрительно скривился. А тут вдруг, будто подтверждая папины слова, – «Оля Кузяева из седьмого „А“ исполнит нам песню!» И звонкий девчачий голосок, задорно летящий над школьным двором: «Не повторя-я-яется, не повторяется такое никогда!» Матвей даже высунулся из-за Артемьева посмотреть, кто это поет. А там, на сцене, худышка с конопушками, два хвостика с белыми бантами, как у первоклашки. И выводит заливисто: «В лужах голубы-ы-ых стекля-яшки льда-а-а…» Он еще подумал тогда: маленькая, а голосистая до звона в ушах. Как в ней такой голос помещается? Наверное, поэтому и запомнил. Потом, конечно, забыл, а вот теперь это неожиданно всплыло в памяти.

Интересно, а двойника она тоже голосом привлекла? А может, они вместе в музыкалке учатся и дуэтом поют? Или вместе ходят на теннис или вообще в какой-нибудь кружок художественной вышивки? Вдруг Матвей тоже имеет какие-то способности, только не догадывается об этом? Может, у него талант к акробатическим прыжкам на батуте, например?

Тем временем на стадионе установили аппаратуру и объявили в микрофон о начале заключительного этапа школьной спартакиады среди седьмых классов. Команды седьмого «А» и седьмого «Б» построились, обменялись приветствиями, прокричали свои девизы и сгрудились у волейбольной площадки. Все происходило под предводительством двух физруков Павла Анатольевича и Егора Борисовича. Правда, Егор Борисович был не физруком, а пока еще практикантом, студентом пятого курса, и работал в школе всего второй месяц, но гонял семиклассников на физкультуре даже хлеще, чем Павел Анатольевич.

Всех болельщиков вытеснили за пределы поля и разместили за флажками. Команды седьмого «В» и седьмого «Г» в играх уже не участвовали, но как раз именно они и составляли основную зрительскую массу. Им тоже было интересно, кто из параллели станет чемпионом.

Начался матч по пионерболу между смешанными командами мальчиков и девочек. С каждой стороны волейбольной сетки скакали по шесть игроков, среди которых Матвей узнал близнецов Добровольских. Он даже не удивился. Ну естественно, куда же без них? Кто же еще может защитить честь класса, если не эти звезды спорта?

Сверху очень удобно оказалось наблюдать за матчем, все игроки были как на ладони, и Матвей незаметно для себя увлекся этим зрелищем. Он никогда не играл в пионербол сам и не знал правил, но уже через несколько минут разобрался, что к чему. Игра напоминала волейбол, который папа иногда смотрел по спортивному каналу. Только мяч ловили, а не отбивали. Если никто не мог его поймать, то команде, бросившей мяч, засчитывался гол. А если команда подавала и сама же теряла мяч в процессе игры, то это называлось «потеря подачи».

По очкам вела команда седьмого «А». Одноклассники Матвея отчаянно сражались, не жалея ни локтей, ни коленей. Но у противников было явное преимущество в лице долговязого второгодника Макса Петрухина. Его длинные руки взлетали над волейбольной сеткой и швыряли мяч о землю с такой силой, что поймать его редко кому удавалось. Болельщики вопили и скандировали, их было слышно без всякого микрофона. В какой-то момент Матвей поймал себя на том, что в азарте стучит кулаком по жесткой каштановой коре и бормочет вслух:

– Ну! Ну, давай, давай! Белкин, дятел, да глуши же! Мамаева, тебя к земле, что ли, приклеили? Выше прыгай, выше! Что вы все как дохлые?

Когда седьмой «Б» проиграл первую партию, он так дернулся с досады, что чуть не съехал со своей ветки и едва успел ухватиться рукой за соседнюю. Потом рассеянно посмотрел на покрасневшую ладонь, уселся поудобнее и снова впился глазами в играющих.

Тем временем команды поменялись площадками, и игра возобновилась. Толпа болельщиков как-то вдруг заволновалась, забурлила изнутри, от нее отделилась знакомая фигурка и одиноко побрела в сторону школы.

– О, вот и Ватрушкин нашелся, можно уходить, – сказал себе Матвей и внезапно понял, что уходить нет никакого желания. Ему было интересно, чем все закончится, нравилось следить за ходом матча и за игроками. Тем более что на поле играл практически он сам.

Ватрушкин постоял немного у школьных ворот, повертел головой по сторонам и уныло поплелся вдоль забора.

– Выгнали? – громко спросил Матвей, когда Ватрушкин поравнялся с каштаном. Тот поднял голову.

– А, вот ты где! Не выгнали… попросили просто… уйти.

– Ну-ну, попросили! Ватрушкин, чего ты их слушаешь? Зачем ушел?

– Ну… проигрывают же…

– Они проигрывают, потому что у них руки дырявые и соперники сильные, а вовсе не из-за тебя. Если играть не умеешь, нечего на других сваливать! – возмутился Матвей.

Веня посмотрел на него удивленно. Видимо, никогда не слышал таких слов от одноклассников. Тем более от Добровольского.

– В футбол ведь они, кажется, не выиграли? В четверг? – спросил Матвей. – Несмотря на этот дурацкий розыгрыш с больницей.

– Была ничья, два-два, – ответил Веня. – А откуда ты знаешь про розыгрыш?

– Я… – Матвей запнулся. Про Лану и ночные посиделки рассказывать не хотелось. Тогда пришлось бы признаться, о чем шла речь. А кому приятно знать, что кто-то в курсе твоих секретов? – Я в школе сегодня слышал, пацаны болтали, – наконец нашелся он.

В этот момент над стадионом вдруг пронесся дружный протяжный вой. По ушам ударил оглушительный грохот упавшего микрофона. Болельщики, сметая ограждение, ринулись на волейбольную площадку. С нижних ветвей ничего разглядеть не удавалось, и Матвей стал карабкаться вверх.

– Я пойду посмотрю, что там! – крикнул Веня и поспешил к стадиону, придерживая сползающие с переносицы очки.

– Зачем идти, если сверху виднее? – бормотал Матвей, забираясь все выше. Он видел, как рассеялась куча-мала на площадке и волна болельщиков, подгоняемая классными руководителями седьмого «В» и седьмого «Г», снова переместилась за ограждения. На площадке остались оба физрука, школьная медсестра и скорчившийся на земле игрок с эмблемой седьмого «Б» на спине. Матвей вытягивал шею и щурился, пытаясь определить, кому из команды так «повезло» – вылететь в самом разгаре матча, при счете девять-шесть в пользу «ашек». Да еще, похоже, с серьезной травмой. Он знал только одного подобного везунчика, но его кандидатура в данном случае явно отпадала.

Тем временем пострадавший поднялся с помощью Павла Анатольевича и медсестры, повернулся… и Матвей даже присвистнул от удивления: Добровольский! Это было неожиданно и почему-то неприятно, даже в какой-то мере обидно. Будто неудача другого Добровольского имела отношение и к нему тоже.

Практикант Егор Борисович, огромный как медведь, легко подхватил пострадавшего на руки и бегом потащил к школьному крыльцу. Пожилая медсестра едва поспевала за ними. Павел Анатольевич остался на поле. Когда вся троица скрылась в школе и на площадке возобновилась прерванная игра, к каштану вернулся Ватрушкин.

– Сильно он там кувыркнулся? – крикнул Матвей, осторожно спускаясь вниз.

– Не знаю, – ответил Веня, стоя под деревом. – Говорят, мяч в голову ударил, а потом он еще упал неудачно.

– Если мяч прилетел от Петрухина, то хана башке, сотрясение обеспечено. Слушай, а где Денисыч? Почему он даже не подошел к Добровольскому? Не похоже на него.

– А его и нет пока, по делам уехал. Он позже будет. Нашим классом на играх Егор Борисович командует.

– Тоже мне командир, никого запомнить не может. Ни одной фамилии не знает… Наши теперь впятером будут играть?

– Нет, Быстров вышел на замену.

– Быстров? Этот тормоз? Ну, теперь точно продуют.

– Еще многоборье впереди, так что шанс есть.

– Что еще за многоборье?

– Ну, разные соревнования, – стал объяснять Ватрушкин. – Бег на сто метров и на один километр, прыжки в длину с места, прыжки на скакалке, подтягивание на перекладине и так далее. На каждую дисциплину отобрали команду из нескольких человек, от двух до четырех – кто-то бежит, кто-то прыгает, кто-то подтягивается… Баранов вот должен был как раз подтягиваться на турнике, а сам не пришел, отравился. Добровольский согласился его подменить на эстафете, в паре с Долгих. А теперь и его нет.

Матвей вспомнил утренний разговор с Зотиковой о Баранове. Вот, оказывается, о какой замене она говорила. А он тогда и не вникал в их внутренние проблемы.

– Ну замените кем-нибудь другим, – сказал он. – Что, пацанов мало, что ли?

– Больше никто не подтянется двенадцать раз, – покачал головой Ватрушкин. – Только эти трое.

– Да ладно! – поразился Матвей. – Добровольский может подтянуться двенадцать раз?

– Может. Вообще-то норма десять. Но чем больше, тем лучше, выше балл своей команде.

Матвей хотел поинтересоваться, видел ли Ватрушкин это чудо своими глазами, но тут к школе подъехала машина скорой помощи.

– Наверно, к Добровольскому! – озабоченно сказал Веня. – Его что, в больницу повезут?

– Слышь, Ватрушкин, иди, покрутись там рядом, – попросил Матвей. – Разузнай, что и как.

– Ладно, – с готовностью отозвался тот и побежал к школьному крыльцу.

15

Ватрушкина не было довольно долго, за это время успел закончиться матч по пионерболу. Седьмой «Б» проиграл со счетом пятнадцать-семнадцать.

– Вот лузеры! Какие-то несчастные два мяча не смогли отыграть! – с досадой воскликнул Матвей и отвернулся от стадиона, чтобы не видеть понурых игроков, гуськом плетущихся с волейбольной площадки. Седьмой «А», напротив, скакал по полю с дикими воплями, приплясывал и обнимался. Матвей вдруг подумал, что сейчас, здесь же, за невидимой стеной, закончился еще один матч по пионерболу. В его настоящей реальности. Интересно, с каким счетом? Ведь в той вероятности нет Милославы, да и сам Матвей не стал бы играть, даже если бы находился там. Повлияло ли их отсутствие в команде на результат игры? А может быть, и в той вероятности седьмой «Б» продул, да с еще более позорным счетом?

Наконец на школьном крыльце показались два медика. Добровольского с ними не было. Врачи запрыгнули в машину, и она почти бесшумно укатила со двора.

– Значит, ничего страшного, жить будет, – констатировал Матвей и выдохнул с облегчением. Ему не хотелось, чтобы двойник серьезно пострадал. Как ни крути, они с ним – один и тот же человек, только в разных вариантах. А другую версию самого себя тоже почему-то жалко.

Вернулся Ватрушкин и доложил, что никаких переломов нет, только растяжение и ушибы. Ногу крепко забинтовали, уложили пострадавшего на кушетку в медкабинете и категорически запретили вставать. Через два часа можно вызывать родителей и транспортировать его домой.

– А если родителей нет в городе? Кто будет транспортировать? – поинтересовался Матвей.

– Сказали, что после спартакиады решат этот вопрос. Если Олег Денисович не появится, то Павел Анатольевич отвезет.

– Голова-то как, цела?

– Подозрение на сотрясение. Ему какое-то лекарство вкололи, наверное, спать будет. За ним там Эмма Александровна наблюдает. Ну что наши? Выиграли?

– Ага, как же! Продули! Разнесли их «ашки» в пух и прах. А я что говорил? С тобой или без тебя – без разницы, все равно игру слили.

– Значит, теперь все зависит только от многоборья.

– Почему?

– Ну смотри: было три игры. В баскетбол мы выиграли, в футболе ничья, в пионербол проиграли. Теперь у нас снова равные баллы, и все решит многоборье, – пояснил Веня. – Ну что, уходим?

– А куда торопиться? Времени у нас полно. Давай уж досмотрим, чем дело закончится. Лезь ко мне, отсюда хорошо видно.

– А как? Тут высоко, я не достану.

– Ладно, сейчас слезу, помогу.

Матвей по-обезьяньи ловко спустился по веткам и спрыгнул на землю. Когда он стоял возле ствола с Ватрушкиным на плечах и пытался его подсадить на нижнюю ветку, за спиной вдруг раздался удивленный голос:

– Ну просто акробаты! Браво! Бурные аплодисменты!

Матвей пошатнулся от неожиданности и чуть не сбросил с себя Ватрушкина. Потом осторожно повернул голову и через плечо взглянул на говорящего. Хотя и без того уже знал, кого увидит. Голос Олега Денисовича не узнать было невозможно.

– Добровольский, дружище! Ну и напугал ты меня! – воскликнул классный руководитель, снимая Веню с его плеч. – Мне сказали, ты разбился в лепешку и еле дышишь. Я на всех парах лечу в школу проведать больного, а он, оказывается, живой и здоровый, цирковыми трюками занимается.

– Олег Денисович, я… – замялся Матвей и взглянул на Ватрушкина. Тот растерянно хлопал глазами.

– Вижу, слухи о твоей травме сильно преувеличены, руки и ноги у тебя двигаются, голова работает. Впрочем, это не удивительно, наши паникеры вечно из мухи слона делают. Стоит только чихнуть, скажут: умирает от воспаления легких. Так, ладно, я к ним, а ты бегом переодеваться – и на стадион. Мне уже доложили, что ты Баранова заменяешь на турнике. Молодец, горжусь тобой!

– Я? – в замешательстве пробормотал Матвей. – Как? Я не… не могу…

Но Олег Денисович его не слушал.

– Давай скорее, у тебя пятнадцать минут, пока девчонки на скакалках соревнуются, – торопливо бросил он уже на бегу. – Мы все на тебя рассчитываем!

– Олег Денисович! – крикнул ему вслед ошарашенный Матвей. – Погодите!

– Всё потом! – отозвался тот не оборачиваясь. – Мы ждем тебя у турника! Поторопись.

Матвей растерянно повернулся к Ватрушкину.

– Ну и что делать? Просто взять и смыться? Прямо сейчас?

Тот помедлил, потом нерешительно произнес:

– Да, смыться легче всего… Только… Скажи, а тебе самому не хочется?

– Чего не хочется?

– Остаться… Заменить его.

– Заменить?!

– Ну да… Разве тебе не интересно попробовать? – спросил Веня, глядя ему в глаза. – Тебе не хочется узнать, как быть Матвеем Добровольским из другой вероятности? Какая уникальная возможность – побыть собой в других обстоятельствах! Сделать то, что никогда бы не сделал там, в своем мире… Я бы ни за что не упустил такой шанс…

Матвей уже было открыл рот, чтобы высмеять Венино предложение, но вдруг понял, что ему на самом деле этого хочется. Ему этого хотелось еще там, на дереве, когда он смотрел игру. И когда наблюдал за двойником в школе. Он действительно был не прочь оказаться на его месте. Хотя бы на время.

– Не получится, наверно… Ведь кроме Денисыча все знают, что травма настоящая и Добровольский лежит в медкабинете, – сказал Матвей.

– Да нет, знает только Эмма Александровна, которая сейчас и сама в кабинете, и Егор Борисович, который общался с врачами из скорой, – возразил Веня. – А больше никто. Медсестра только проводила Добровольского и вернулась, Павел Анатольевич и остальные учителя в школу не ходили. Они легко поверят в то, что с ним, то есть с тобой ничего страшного не произошло. Подумают, что ложная тревога.

– А если меня Егор Борисович на стадионе увидит?

– Да ладно, он тебя не узнает. Вы все одинаковые, в одной форме. Ну, ты, конечно, отворачивайся от него, на всякий случай. А фамилии наши он до сих пор не выучил.

– А как же Матвей? Двойник?

– А что он?

– Что с ним будет, когда все станут говорить ему, что он был на стадионе, а не лежал на кушетке у врача? Он… с катушек не слетит?

– Не слетит. Подумает, что все сговорились и разыгрывают его.

– Ватрушкин! Так это, оказывается, просто месть? – ухмыльнулся Матвей. – Ты хочешь ему так отомстить за тот розыгрыш?

– Да нет, – смешался Веня. – Я… даже не думал. Я просто…

– Да ладно, расслабься, – махнул рукой Матвей. – Может, он и заслужил.

– Ну? Что решили? Время идет.

– Не знаю… Прикольно, конечно, можно попробовать… Только вот я не подтянусь двенадцать раз. Я же не тренировался. И формы у меня нет. Кто мне ее одолжит?

– Я, кажется, знаю кто, – сказал Веня и потянул его к школе.

– Как ты убедишь его переодеться и отдать тебе форму? – спросил Матвей, когда они добыли из раздевалки спортзала джемпер и джинсы двойника.

– Сориентируюсь по обстановке, – ответил Веня. – Скажу, что Олег Денисович просит для… запасного игрока. Хотя бы только олимпийку.

Они поднялись на третий этаж и остановились за несколько шагов до медицинского кабинета.

– Я тут, за углом подожду. А ты иди на разведку, – предложил Матвей. – Тем более ты уже сегодня там был. Если Эмма в кабинете, объяснишь, что тебе снова плохо, и попросишь таблетку.

– У нее нет таких таблеток. Лучшее средство от тошноты – промывание желудка, – сказал Веня. – Еле отбился сегодня. Так что я этого говорить не буду.

Врача в кабинете, к счастью, не оказалось, и операция по изъятию спортивной формы прошла успешно. Ватрушкину удалось все провернуть быстро и на удивление аккуратно. Уже через минуту он появился за углом со штанами и олимпийкой двойника.

– И он не возражал? – удивился Матвей.

– Не-а, – мотнул головой Ватрушкин. – Он даже не заметил.

– Как не заметил? Он без сознания? Ты стащил форму с бесчувственного тела?

– Не с тела, со стула. Она на спинке висела. А он там, на кушетке, под простыней. Я одежду на стул положил, форму схватил и бежать!

– Он тебя не видел?

– Нет, он лицом к стене лежит. И не шевелится. Спит, наверно.

– Вот и пусть спит. И как можно дольше.

Матвей переоделся в туалете и уже через пять минут в форме двойника стоял на стадионе в окружении одноклассников. Ватрушкин маячил поодаль с пестрым свертком под мышкой. За неимением пакета джинсы пришлось завернуть в куртку, и Веня вынужден был носить их в руках. Оставлять одежду в кабинете врача или еще где-то было бы крайне неразумно. Неизвестно, как потом сложатся обстоятельства, появится ли возможность ее оттуда вовремя добыть.

– Матвеич, ну ты прям терминатор! Кинг-Конг! Тебя вырубили таким мощным ударом, а ты встал и пошел! – восторженно скакал рядом неутомимый Белкин. – Теперь «ашкам» вообще капец! Тоха, скажи?

Чернышов согласно кивал, с размаху хлопал Матвея по плечу и пророчил соперникам неминуемое поражение. Команда седьмого «Б» шумно и очень искренне радовалась самоотверженности раненого, но не сломленного духом товарища. Немного оглушенный и смущенный всеобщим вниманием, Матвей переводил взгляд с одного на другого, смотрел на оживленные и дружелюбные лица одноклассников. Тут были все: и Долгих, и Артемьев, и Кузьмин, и Белкин с Чернышовым… Все, кого он так тщательно и упорно сторонился много лет. Все, кого он когда-то вычеркнул из своей жизни. Но здесь, в этой реальности все было иначе, здесь они остались друзьями. Они шутили и дурачились, они его принимали за своего. Было непривычно и странно… И очень здорово.

Подошла Милослава, стала расспрашивать про самочувствие. Матвей отделался дежурными фразами и поскорей отошел от нее. Боялся, что она что-то заподозрит, по глазам поймет, что перед ней не ее брат, и в лицо ей старался не смотреть, хотя ему очень хотелось. Вот бы еще раз взглянуть на нее, услышать ее голос, увидеть, как она улыбается или морщит лоб, но… При всем внешнем сходстве это была не та Милослава, с которой он расстался вчера. С ней у них не было ничего общего. Она была чужой сестрой. А свою он больше никогда не увидит.

Матвей вертел головой, слушал восторженные выкрики одноклассников и начинал верить в то, что задача действительно ему по плечу. Никогда еще его так не подбадривали, тем более столько народу сразу. Поддержка вдохновляла и придавала уверенности. Подумаешь, подтянуться всего каких-то двенадцать раз! Ну хотя бы десять. Он же не совсем слабак. На физкультуре постоянно заставляли и бегать, и отжиматься, и пресс качать. Правда, когда физрук отворачивался, он частенько халтурил, не занимался в полную силу… Но кто же знал, что пригодится?

В микрофон объявили о начале третьего этапа многоборья – подтягивания на перекладине. К снаряду пригласили четырех участников, по два от каждой команды. Трое сразу отделились от строя и бравым шагом подошли к турнику. А четвертого участника дружеским пинком выпихнул Белкин, потому что тот никак не мог заставить себя сделать шаг и оказаться на виду у всего стадиона. Не ожидавший такого проявления поддержки Матвей оторопело оглянулся, а Белкин радостно кивнул ему: не благодари, мол, всегда готов помочь.

Команда седьмого «А» первой атаковала турник. Участники подтягивались по очереди, а болельщики обеих команд хором считали:

– Один, два, три…

Матвей переминался с ноги на ногу и мечтал исчезнуть. Вся его решимость вдруг испарилась. Он видел, с каким трудом поднимает свой вес крепкий на вид участник другой команды. Подъемы становились все медленнее, а перерывы между ними все длиннее. Хор болельщиков растягивал цифры как мог, практически уже пел:

– Се-е-емь!.. Во-о-о-осемь!.. Де-ев…

Семиклассник дергал ногами, силясь сделать последний рывок, но его руки уже не сгибались. Так и не подтянувшись в девятый раз, он разжал пальцы и спрыгнул на землю. Седьмой «А» зааплодировал.

– Иди третьим, передо мной, – сказал вдруг Долгих.

– Почему? – не понял Матвей. Он, наоборот, решил идти последним. Но, честно говоря, больше склонялся к тому, чтобы не идти вообще.

– Стратегия такая. Кто сильнее, тот последний, – пояснил Долгих. – Мне надо точно знать, сколько раз подтянуться для победы.

– То есть ты сильнее? – уточнил слегка задетый Матвей, хотя еще секунду назад не сомневался, что он точно слабее даже самого хилого игрока.

– Да нет! Я не в том смысле. Просто ты с травмой, да еще уставший, в пионербол играл. А я еще свежий, и силы у меня не растраченные. Поэтому буду тебя страховать.

– Страховать?

– Ну да. Наши очки вместе будут считать. Ты что, забыл? В сумме должно получиться не меньше, чем у них. Вон, видишь, Старцев рано сдох, всего восемь. Значит, Хлебников будет стараться довести счет до двенадцати. Чтобы в сумме получилось хотя бы двадцать.

«Еще неизвестно, сколько у нас будет в сумме», – пронеслось в голове Матвея. Долгих называл какие-то запредельные числа – восемь, двенадцать, двадцать… Матвей был уверен практически на сто процентов, что его потолок – три. Именно столько раз требовалось подтянуться на уроке, чтобы физрук отстал. Да, он сам так и говорил: вы, дохлятины, хоть три раза подтянитесь, на троечку с минусом.

Второй участник от «ашек», Хлебников, пошел на рекорд и подтянулся тринадцать раз. Таким образом, команда седьмого «А» набрала двадцать один балл. Матвей сник. Чтобы выиграть этот этап, им с Долгих нужно было подтянуться хотя бы двадцать два раза. Если Матвей ручается только за три, то партнеру остается… девятнадцать! Просто нереально. Столько раз никто не подтянется, разве что сам физрук. Ну, еще практикант Егор Борисович.

На негнущихся ногах Матвей доковылял до места своего неминуемого позора, с трудом подпрыгнул и ухватился за железную перекладину. Она оказалась на удивление теплой после ладоней предыдущего участника. Руки дрожали, а в животе противно ныло. За спиной росла оглушительная волна поддержки:

– До-бро-воль-ский! До-бро-воль-ский! Мат-вей! Мат-вей!

Матвей глубоко вздохнул и сделал первый рывок. Подтянулся, достал подбородком до перекладины. Один. Ничего, довольно легко. Во всяком случае, не сложнее, чем забраться на дерево. Два. Нормально. Даже руки перестали дрожать. И еще есть немного сил, на пару раз точно хватит. Надо постараться, чтобы напарнику меньше осталось.

– Три, четыре, пять… – дружно считал седьмой «Б». Их мощный рев прямо-таки подкидывал Матвея вверх, и он на каждой цифре, будто на гребне волны, взмывал к перекладине.

– Ше-есть, се-е-емь…

После семи подъемов легкость и эйфория исчезла. Перед восьмым пришлось немного перевести дух, а девятый дался уже с огромным трудом. Ладони горели огнем, пальцы потеряли чувствительность. В локти будто вставили железные прутья, и они больше не сгибались. Его возможности были на пределе.

И вдруг сквозь общий гул прорвался крик Белкина:

– Матвеич, давай! Ну еще раз! Ты сможешь! Давай десять!

– Де-сять! Де-сять! – с готовностью взревело множество голосов.

Матвей едва удерживался на перекладине. Руки дрожали и не слушались. Тело стало каменным и весило не сорок три килограмма, а все сто или даже двести. Перед глазами плыл туман, а в уши бился крик одноклассников:

– Мат-вей! Мат-вей! Мат-вей!

Матвей из последних сил рванулся вверх, из плотно сжатых губ невольно вылетел протяжный стон. Превозмогая себя, трясущимися руками он едва дотянулся до перекладины, неловко задев ее носом, и в изнеможении свалился вниз под бурные аплодисменты болельщиков.

Команда с радостными воплями кинулась к своему герою. Матвея тискали, тормошили, хлопали по спине. А он в ответ только кивал и улыбался, не в силах пошевелиться. Руки стали словно чужие и совершенно не слушались. Болел нос, который он чуть не разбил о турник, и ломило мышцы спины. Но это были такие пустяки по сравнению с тем чувством радости и гордости, которое он сейчас испытывал. Он смог! Он выдержал! Он не подвел!

Он подтянулся почти десять раз!

И пусть его принимали за другого и видели в нем своего Добровольского, из своей вероятности… Уже не имело значения. Ведь именно он, Матвей, подтягивался на турнике, именно он внес собственный небольшой вклад в общее дело. Все, что они сейчас говорили, относилось только к нему. К нему, а не к двойнику.

Десятый балл команде после небольших переговоров все же засчитали, несмотря на не совсем полный подъем. Противники пытались возмущаться, но после того, как Долгих подтянулся четырнадцать раз, в спорах уже не было смысла. С неполным баллом или без него, команда седьмого «Б» одержала верх. Долгих тоже удостоился своей порции дружеских объятий и поздравлений, и Матвей поймал себя на том, что с восторгом принимает в этом участие, и ему на самом деле радостно от небольшой промежуточной победы.

Веселой шумной гурьбой все четыре класса переместились на другую площадку, где шла подготовка к прыжкам в длину. Краем глаза Матвей заметил Ватрушкина, держащегося поодаль, за спинами одноклассников, и махнул ему рукой. Тот сделал несколько шагов вперед и в нерешительности остановился.

– Иди сюда! – крикнул ему Матвей.

– Ты кого зовешь? – оглянулся Белкин и проследил траекторию его взгляда. – Ватрушкина?! Матвеич, ты обалдел? Хочешь, чтобы мы продули?

– Не продуем. А если и продуем, то не из-за него.

– Как не из-за него? Ватрушкин же мина замедленного действия! Матвеич, опомнись!

Веня не двигался с места, сжимая в руках пестрый сверток. Матвей снова призывно махнул ему рукой.

– Да ты чего? – Белкин схватил его за руку. – Мы же его никогда не зовем. Мы в четверг его даже с футбола… это самое… удалили.

Матвей в упор посмотрел на Белкина. Удалили, значит. Еще одно подтверждение, что он, Матвей, действительно так сделал. Вернее, сделал бы, если бы жил в этой вероятности.

– И что? Помогло? – спросил он. – Мы же не выиграли. Была ничья.

– Ну и что! – упорствовал Белкин. – А с Ватрушкиным еще хуже сыграли бы.

– А сегодня? – хитро прищурился Матвей. – Кто виноват в вашем, то есть нашем провале на пионерболе? Ватрушкина на стадионе не было.

– Да он был, только прятался где-то! – воскликнул прислушивающийся к их разговору Чернышов.

– Во-во! – с готовностью поддержал Белкин. – Точняк! Раз проиграли, значит, он поблизости крутился.

Матвей понял, что надо менять тактику. Придумать что-то похитрее.

– Стасян… – начал он и запнулся. Как-то само собой вылетело. Он совершенно не ожидал.

Они так раньше называли друг друга – Тоха, Стасян и Матвеич. Дружеские детские имена были закопаны где-то очень глубоко, внутри. Он и не думал, что когда-то сможет произнести их снова. И сможет снова общаться с этими людьми. После всего, что было.

Он вдруг поймал себя на мысли, что почему-то не ощущает привычной тяжести, которая давила на него много лет. Место в душе, где обычно обитала та давняя едкая обида, стало теперь непривычно пустым. Больше ничего не тянуло назад и не прижимало к земле, будто он сбросил с себя невероятно тяжкую ношу.

Матвей смотрел на лица одноклассников, на Чернышова и Белкина… Нет, на Тоху и Стасяна. Больше не хотелось помнить обиду, а хотелось снова быть с ними. Одним из них.

Или он наконец дошел до своей точки прощения?

– Стасян, Тоха, – повторил Матвей, чтобы снова почувствовать на языке забытое сочетание звуков, – я вот что подумал. Без Ватрушкина мы уже выигрывали… А слабо теперь выиграть с ним? А? Почему наша победа должна зависеть от какого-то невезения? Если мы сильные, то мы сильные в любом случае, а не потому что выгнали Ватрушкина.

Матвей обернулся, ища поддержки у остальных.

– Да-а, – подал голос Чернышов. – Крепко тебя мячом приложило. Ты же сам всегда был против него, говорил, что от лузеров надо держаться подальше.

– Если я еще раз так скажу, дай мне в лоб! Я разрешаю, – усмехнулся Матвей. – Нет, правда, пацаны, кроме шуток! Давайте попробуем? Докажем «ашкам», что мы и с Ватрушкиным круче них!

– Действительно, Матвеич, ты вообще какой-то странный. Неслабо ты навернулся, раз в башке все перепуталось, – поддержал Чернышова Белкин. – Она у тебя теперь неправильно работает.

«То ли еще завтра будет, когда вы встретитесь со своим Добровольским», – подумал Матвей, а вслух сказал:

– Откуда ты знаешь, может, как раз сегодня, после мяча, она у меня правильно и заработала? Ну, так я его зову?

– А я согласен, – сказал вдруг Кузьмин. – Я все равно пробегу стометровку за свое время, и мне пофигу, будет Ватрушкин смотреть или нет.

– Да пусть идет, – поддержал его Артемьев. – Мне он не мешает.

– Конечно, не мешает! – воскликнул Белкин. – Ты вообще не участвуешь, ты болельщик.

Матвей не стал дожидаться, когда разгорится перепалка. Он пробороздил толпу, схватил Ватрушкина за рукав и, не обращая внимания на его слабое сопротивление, подтащил к одноклассникам.

– Будем болеть все вместе! – бесцеремонно объявил он. – Надеюсь, никто не против?

Особых протестов не последовало. Как, впрочем, и особой радости. Кто-то покачал головой, кто-то пожал плечами. Белкин и Чернышов выразительно переглянулись, но ни тот ни другой не возразил. Видимо, с мнением двойника все же считались.

Конечно, Матвей отдавал себе отчет, что это ненадолго. Перемирие продлится ровно до той минуты, когда его сменит настоящий Добровольский.

Но сейчас Ватрушкин будет здесь, вместе со всеми. И никто не посмеет его выгнать.

16

До самого конца многоборья оставалось непонятно, кто выйдет победителем. Силы команд седьмого «А» и седьмого «Б» были практически равны. Удача металась от одного класса к другому, как перепуганная синица, случайно залетевшая в комнату. Если одна команда побеждала на турнике, то другая брала верх в прыжках в длину. Если «ашки» дальше метали мяч, то «бэшки» быстрее пробегали стометровку.

После нескольких туров эстафеты баллы снова уравнялись. Остался заключительный этап – бег на один километр. Теперь все зависело только от него. Именно он должен был, наконец, определить сильнейшего.

– Нам не пора? – выбрав момент, тихонько проговорил Ватрушкин Матвею на ухо.

– Куда? – в первый момент тот даже не понял, о чем речь.

– В школу. Обратно меняться.

– Фу-ты! Прикинь, Ватрушкин, я и забыл, что я – это не я… Слушай, давай не сейчас. Совсем немного осталось. Должен же я увидеть, кто победит. Сколько они будут бежать?

– Один километр – четыре круга.

– Ну вот, не больше пяти минут. А потом сразу уйдем, обещаю.

И, чтобы Веня не успел возразить, Матвей поскорее нырнул в самую гущу болельщиков. Семиклассники пребывали в крайне возбужденном состоянии и просто не могли устоять на одном месте: они скакали, носились, свистели и орали, подбадривая бегунов, разминающихся на старте.

– Тоха, почему их шестеро? – спросил Матвей у Чернышова.

– По трое от класса, – ответил тот.

– Да я вижу, что по трое. А зачем столько?

– Так решили. Денисыч ведь обещал, что в спартакиаде будут участвовать все. Вот всех и задействовали, кроме освобожденных. Ну, конечно, выбирали по способностям, кто что лучше делает. Да ты же в курсе, ты был при распределении!

– Ну… да, был, – вынужденно согласился Матвей.

– А чего тогда спрашиваешь?

– Что, уже и забыть нельзя?

– Ну, после такого удара мячом в котелок вообще удивительно, что ты еще что-то помнишь! – ухмыльнулся Чернышов.

– А как баллы будут считать?

– А чего их считать? Кто первый, тот и победил.

– Ну так двоих хватило бы, один из «А», один из «Б». А остальные тогда зачем?

– Для количества. Ты что ко мне пристал? Так Денисыч решил, чтоб остальные без дела не болтались. Да пусть хоть десятеро бегут, тебе-то что? Все равно выиграет один класс – либо мы, либо «ашки».

Прозвучал сигнал, и бегуны стартовали. Две длинноногие девчонки из седьмого «Б» сразу вырвались вперед, остальные растянулись позади нестройной цепочкой. Последним бежал невысокий и коренастый Губанов.

– А его-то зачем поставили на бег? – возмутился Матвей. – Для балласта? Какой из него бегун?

– Хорошо, что у «ашек» этот страус Петрухин не бежит, – отозвался Чернышов. – У него один шаг как наши три. Он давно бы уже на финише был.

– Ага, – подхватил Белкин. – Да они просто тупые! Петрухина не взяли, а эту конопатую мелюзгу взяли. Вон она в хвосте плетется, вместе с нашим Губановым.

– Ничего, зато наши девки впереди, сразу обе, – сказал Чернышов. – Мы их сегодня сделаем, этих «ашек». Вот увидите!

Матвей посмотрел на «конопатую мелюзгу», о которой говорил Белкин, и узнал Олю Кузяеву. Она действительно бежала наравне с Губановым, и они оба уже прилично отстали. Он решил помахать ей в знак поддержки, когда она пробегала мимо, но Кузяева сосредоточенно смотрела вперед и, казалось, не замечала никого вокруг. Матвей с сочувствием взглянул ей вслед. И правда, зачем она пошла бегать? Как можно состязаться с двумя дылдами из седьмого «Б»? Их вообще нереально обогнать, у них ходули вместо ног. А эта маленькая, худенькая, руки-ноги – спички. Проиграет, расстроится, как гостей будет встречать? Все же день рождения у человека сегодня. Пела бы себе лучше про прекрасные школьные годы и не лезла в спорт.

Почти три круга картина не менялась, все шестеро бежали в том же порядке. Болельщики уже даже кричать перестали, и так было все ясно: седьмой «Б» лидирует. Еще каких-то триста метров, и они будут на финише. Гул над стадионом немного утих и вдруг снова возрос, когда на последнем круге расстояние между бегунами стало неумолимо сокращаться. Бегущие ровно и в одинаковом темпе Губанов и Кузяева неожиданно рванули вперед, словно у них включился форсаж. Они легко обошли двоих бегунов из седьмого «А» и практически поравнялись с первой парой из седьмого «Б».

Команды взревели с новой силой. Стало понятно, что это еще не конец: исход забега может измениться в любой момент. И он действительно меняется, прямо сейчас, на их глазах.

– Выдохлись! – разочарованно вскричал Белкин. – Наши девки выдохлись! Зашибись! Вот тебе и длинные ноги! Смотрите, их мелкая «ашка» обгоняет!

– Давай! Поднажми! – срывая голос, орали Чернышов и Долгих. – Быстрее!

Но девчонки, пробежавшие три круга на предельной скорости, уже не могли быстрее. Силы были на исходе. И еще через пару секунд Губанов и Кузяева оказались впереди. До финиша оставалось не больше ста метров. Соперники неслись параллельно, на соседних дорожках, и ни один не уступал другому.

– Гу-ба-нов! Ку-зя-е-ва! – надрывались команды.

А Матвей вдруг понял, что не знает, за кого болеть. Губанов, конечно, одноклассник, но Кузяева… вроде как подруга. Не его, конечно, а другого Добровольского, но все же! Кто знает, может, в других обстоятельствах он, Матвей, тоже дружил бы с ней? А интересно, за кого болел бы двойник, если бы сейчас был здесь?

Замерев в одной позе, Матвей не отрываясь смотрел, как легко и стремительно Кузяева летит по своей дорожке и как рядом с ней тяжело пыхтит красный от натуги Губанов. Матвей очень хотел, чтобы Оля пришла первой, но… победить все равно должен был седьмой «Б». Как жаль, что она не из их класса!

Бегуны приближались к финишу вместе. Оставались последние метры перед финишной чертой. Крики обеих команд слились в единый рев, и уже невозможно было различить отдельные слова.

– Блин, опять ничья, что ли? – с досадой заорал вдруг Чернышов прямо в ухо Матвею и с размаху хлопнул его по спине. – Сколько можно уже?!

Матвей дернулся от неожиданности и повернулся к нему. В это мгновение все вокруг оглушительно завопили, хотя, казалось, громче уже невозможно. Вся толпа ринулась к финишу, где уже стояли согнувшийся пополам Губанов и дышащая открытым ртом Кузяева.

– Кто?! – в отчаянии закричал Матвей, мчась вместе со всеми. – Кто первый?

– Ур-р-ра-а-а! – раскатисто неслось над стадионом. – Победа!

Судя по бешеной реакции одноклассников, победил все-таки Губанов. Кузяева пришла второй. А он этого не увидел! Он все пропустил! Всё из-за балбеса Чернышова, из-за его дурацкой выходки!

Седьмой «Б» практически в полном составе восторженно накинулся на Губанова и повалил его на землю.

– Молодчага! Красавчик! Как ты всех сделал! На полкорпуса, но обошел! – наперебой выкрикивали одноклассники, и каждый старался хлопнуть его по плечу, по спине, по голове, куда доставали руки. Главное – дотронуться до человека, принесшего им окончательную победу. Его так облепили со всех сторон, что в этой куче-мале самого победителя уже разглядеть было невозможно.

Матвей поднял голову и встретился взглядом с Кузяевой. Ее никто не поздравлял и не обнимал, седьмой «А» разрозненными группками разбрелся по стадиону.

– Ты молодец! – сказал ей Матвей и показал большой палец. – Отлично бежала.

Вряд ли Кузяева услышала его слова в общем шуме, но по жесту и по губам все поняла и улыбнулась. Ее нос снова смешно сморщился. Она прочертила в воздухе небольшой круг, взяла его руками и стала на него дуть, вытянув губы трубочкой. «Свечки на торте задувает», – сразу догадался Матвей, уж очень похоже она изобразила. Он кивнул. Она снова улыбнулась, помахала рукой и направилась к своему классу. А Матвею на мгновение стало жаль, что на день рождения пойдет не он.

Отбросив ненужные мысли, он присоединился к всеобщему ликованию. До сих пор не испытанное чувство победы накрыло его с головой. Оно не умещалось в груди и рвалось наружу. Взрывная смесь радости, гордости, удовлетворения и еще чего-то, чего не описать словами, бурлила внутри и не давала спокойно стоять на месте. Хотелось смеяться, скакать и кувыркаться через голову вместе со всеми. Они сделали это! Все вместе, общими усилиями, одной командой! И в общем деле есть его пусть небольшая, но очень важная доля.

Торжествующая команда поставила на ноги героя дня Губанова и окружила классного руководителя.

– Мы выиграли! Мы победили! – захлебывались от восторга семиклассники. – Нам даже Ватрушкин не помешал! Олег Денисович, мы чемпионы! Ура!

– Молодцы! Поздравляю всех с победой! – весело закричал тот и выбросил вперед правую руку. – Наш седьмой «Б»…

– Самый активный! – с готовностью подхватили все любимую речевку-скороговорку.

– Наш седьмой «Б»…

– Самый спортивный!

– Наш седьмой «Б»…

– Самый реактивный, инициативный и суперкреативный!

Матвей с удивлением обнаружил, что кричит вместе со всеми. И делает это с удовольствием.

17

Ватрушкин буквально силой вытащил Матвея из толпы:

– Скорее! Пока все на награждение строятся, надо успеть переодеться и исчезнуть!

– Еще и награждение? – удивился Матвей. – Ладно, идем.

Не привлекая к себе внимания, они отделились от класса и направились к школе. Ребята поднялись по ступенькам крыльца и уже подошли к входной двери, как вдруг Ватрушкина окликнули. Они разом оглянулись: возле школьной калитки стояла Лана и махала им рукой.

– Лана? Зачем она здесь? – растерянно пробормотал Ватрушкин и сунул Матвею в руки сверток с его одеждой. – Я сейчас… Я тебя догоню. Встретимся возле туалета. Ты переоденься пока.

Но до туалета Матвею добраться не удалось. И переодеться, соответственно, тоже. Он нос к носу столкнулся с Егором Борисовичем, внезапно вылетевшим из-за угла.

– Эй, студент! Ты Эмму Санну не видел? – торопливо спросил тот. «Студентами» он звал всех учеников, с первого по одиннадцатый классы. Его практика заканчивалась через месяц, и запоминать фамилии учащихся он не особо стремился.

Оторопевший Матвей помотал головой.

– А где она? В кабинет заглянул – ее нет, на звонки не отвечает… Так, а ты почему здесь? – спохватился физрук. – А это ведь ты с травмой? Ты же лежать должен.

– Я… лежу, – пробормотал Матвей, пряча сверток с одеждой за спину. – Я просто…

– Врачи что сказали? Два часа не вставать. А ты по коридорам бегаешь.

– Я не бегаю…

– Ну-ка, давай-ка обратно, в кабинет! Сейчас награждение закончится, Пал Толич отвезет тебя домой. Лежи и жди его. А если Эмма Санна появится, скажешь ей, чтобы вниз шла. Она там нужна.

– Ладно.

– Чего ладно? Двигай в лазарет, говорю! Или тебя снова туда отнести?

Егор Борисович обхватил Матвея за плечи и повел к кабинету. Вырваться из его медвежьих лап было просто нереально – силы, да и массы тела были слишком неравны. Матвей понял, что сейчас тот просто-напросто заведет его внутрь. А если начать возмущаться и сопротивляться, то и занесет, это ему раз плюнуть. Медики из скорой дали четкие указания: с кушетки не вставать, лежать два часа, потом ехать домой на машине. А Егор Борисович всегда неукоснительно выполнял все инструкции. Хорошо еще, он не отследил Матвея на стадионе и был не в курсе, что травмированный «студент» участвовал в соревнованиях, несмотря на категорический запрет врачей.

Ситуация совершенно выходила из-под контроля, физрук настойчиво тащил его к кабинету. Единственным плюсом было то, что врач куда-то вышла. Можно тихонько постоять за дверью пару минут, чтобы успокоить бдительность физрука, и улизнуть до ее возвращения. Тем более что с порога кушетка не видна, она у правой стены за шкафом-пеналом, и при самом благополучном раскладе есть вероятность остаться никем не замеченным.

Но нет, куда там! За их спинами внезапно раздался возмущенный голос Эммы Александровны:

– Это как понимать? Егор Борисович, что происходит? Что вы делаете? Какое безобразие! Зачем вы подняли больного?

– Я поднял?! – даже немного растерялся от такого напора физрук. – Да он у вас по всей школе шатается, ваш больной! А я как раз его на место возвращаю. Марш на койку, студент!

Егор Борисович толкнул дверь кабинета. Раздумывать было некогда. Матвей юркнул внутрь, молниеносно огляделся, оценивая обстановку, и метнулся направо за шкаф. Упав на пол, он за десятую долю секунды закатился под кушетку и потянул вниз край свисавшей простыни. Через пару мгновений в кабинет заглянула Эмма Александровна:

– А, лег уже? Шустрый какой! Прямо как электровеник.

– Что? – раздался знакомый сонный голос с кушетки. Голос двойника. Нет, его собственный голос.

– Лежи, говорю, и не вставай больше!

– Я?

– Нет, я́ с сотрясением по коридорам брожу! Слышал, что врачи из скорой сказали? Два часа в горизонтальном положении. А ты что делаешь?

– Я сплю вообще-то, – проговорил голос заторможенно. – Я не вставал.

– У меня с глазами пока еще все в порядке! – воскликнула врач. – Так вот знай, умник, я сейчас спущусь вниз с Егором Борисовичем, но очень быстро вернусь. И я хочу застать тебя на кушетке, а не отлавливать по школьным коридорам. Понятно тебе?

– Да не ходил я никуда, – голос звучал уже слегка рассерженно. – Мне ногой пошевелить больно. И после укола вашего глаза толком не открываются и все вокруг как во сне.

– Ну-ну… Я тебя предупредила!

Эмма Александровна вышла и прикрыла за собой дверь. Голос наверху что-то невнятно пробормотал, кушетка слегка зашуршала, свисающая простыня задергалась и полезла вверх. Видимо, двойник повернулся на бок. Матвей лежал на полу под ним и понимал, что этой встречи не избежать и вылезти все равно придется. И времени у него до возвращения врача не так уж много, чтобы его расходовать впустую, предаваясь долгим размышлениям. А ведь еще и переодеться надо успеть. Конечно, встречу с самим собой нельзя назвать долгожданной и приятной, но во всяком случае, это довольно любопытно. Эх, была не была!

Матвей нащупал на полу сверток с одеждой и, прижимая его к себе, на животе выехал из-под кушетки.

– Ой! Кто здесь? – испуганно вскрикнули сверху.

Матвей поднял голову и оказался лицом к лицу со своим отражением. 3D-отражением, потому что оно было не плоским, как в зеркале, а очень даже объемным. И очень живым. Отражение хлопало глазами и шумно дышало открытым ртом. У двойника был такой оторопелый вид, что Матвею неудержимо захотелось над ним подшутить. Совсем немного, самую малость, так сказать, разрядить обстановку. Тем более папа всегда говорил, что Матвею не мешало бы научиться смеяться над собой.

– Лежишь, значит? Отдыхаешь? – проговорил он, выползая из-под кушетки. Двойник не ответил, лишь судорожно сглотнул, не сводя с него глаз. – А я, между прочим, за тебя тружусь. На турнике подтягиваюсь, тебя выручаю, пока ты здесь прохлаждаешься, – продолжил Матвей, в ускоренном темпе снимая олимпийку. – Спасибо за форму, возвращаю. Спартакиада закончилась, мы теперь чемпионы. И заметь, Ватрушкин был с нами, а мы все равно победили. Так что он теперь талисман нашего класса. Запомни и другим передай.

Двойник как завороженный следил за тем, как Матвей переодевается, бросает форму на стул, натягивает джинсы, застегивает ремень. Было видно, что он не вполне адекватно воспринимает реальность – то ли лекарства на него так подействовали, то ли встреча со своим живым отражением.

– Чего молчишь? Ты же ногу вывихнул, а не челюсть. Хоть поздоровайся! Когда еще выпадет шанс с самим собой пообщаться? – сказал Матвей, представив, какой туман сейчас в голове двойника. Такой же, как был у него самого, когда Ватрушкин посвятил его в свою «теорию невероятностей».

– Ты кто?! – выдавил наконец Матвей на кушетке.

– Я? Твой глюк. Галлюцинация. После встряски башки.

– Чего?!

– Чего-чего! Тебе так крепко по репе врезали, что мы с тобой раздвоились. Один пошел соревноваться, а второй тут остался. Ясно?

– Н-нет.

– Ты здесь лежал, а я в спартакиаде участвовал. Я подтянулся десять раз, спроси у пацанов. Меня все видели на стадионе. А может, не меня? Может, это был ты?

– Я?

– Ну да, ты. Я ведь твой глюк, и меня никто кроме тебя не замечает. А на самом деле на стадионе все видели тебя.

– Меня? – тупо повторил двойник.

– Ну да. Ты сходил на турник, подтянулся, вернулся и лег. А теперь ничего не помнишь. Так бывает в твоем состоянии – сотрясение плюс сильное лекарство…

Матвей завязал шнурки на кроссовках и поднялся. Потом торопливо накинул куртку и двинулся к выходу. Двойник молчал, не сводя с него безумного взгляда.

– Ладно, не парься, – обернулся к нему Матвей. – Это просто сон. Обыкновенный кошмар. Что только не приснится после этих дурацких уколов, правда?

Он выбежал из кабинета, оставив своего собеседника в полном недоумении. Ну и ладно, решил он, не страшно. Ничего с ним не случится, с ума не сойдет. Матвей же не сошел до сих пор, значит, психика крепкая. Пусть встряхнется немного, а то слишком хорошо ему здесь. Полный комплект: и родители, и сестра, и друзья, и даже подруга с праздничным тортом. Еще вопрос, кто кого должен жалеть и оберегать от негативных эмоций!

В глубине души Матвей понимал, что им движет банальная зависть. Двойник из этой вероятности был именно таким, каким мог быть сам Матвей: веселым, общительным, дружелюбным, не испытавшим предательства друзей и не озлобленным на весь мир. И почему именно его вероятность оказалась самая удачная и самая счастливая?

В коридоре к Матвею кинулся Ватрушкин.

– Ты здесь? А я тебя потерял! Зачем ты ходил в кабинет?

– С собой знакомился.

– Ну и как ты себе?

– Я оставил себя в шоке… от себя. Быстро линяем отсюда, сейчас врачиха вернется.

– Идем тогда через другое крыло, чтобы с ней не столкнуться, – предложил Веня.

– Ок, погнали!

Они побежали к дальней лестнице левого крыла, по которой вряд ли стала бы подниматься врач, так как кабинет находился в правой стороне.

– Зачем твоя тетя приходила? – спросил Матвей. – К Денисычу, что ли?

– Да нет, она мне ключи принесла от дома, я их забыл утром. А она как раз на работу ехала, вот и занесла. Сказала, что разрешает тебе снова у нас ночевать…

– Надеюсь, это не понадобится. Слушай, Ватрушкин, я же забыл спросить, ты ключ Добровольской в сумку подкинул?

– Подкинул, но… В сумку не получилось, бросил возле парты. Она подумала, что выронила случайно. А зачем ты его брал?

– Квартиру открыть. Там мои ключи остались вчера. Как бы я без них домой вернулся?

– Ты ходил к Добровольским? А они не заметят, что в квартире кто-то был?

– Конечно, заметят. Я продукты брал из холодильника, вещи трогал. Да и в шкафах все перевернул.

– Зачем?

– Альбомы искал с фотками, – сказал Матвей и запнулся. Как-то неловко было признаваться Ватрушкину в своем желании заполучить фотографию Милославы. – Просто… хотел… взять что-нибудь на память, – смущенно добавил он.

– Семейное фото? – понимающе кивнул Ватрушкин. – Я бы тоже не отказался от фотки из другой реальности. Где вся семья в сборе.

– Да нет… не семейное. Я хотел, чтобы только она… Ну, то есть ее портрет.

– Милославы?

– Ну да. Только не нашел. Все альбомы перерыл… У них нет такой фотки.

– Есть! – радостно воскликнул Веня, подумав пару секунд. – Есть такая фотка!

– Где?

– В школе. На доске почета, на втором этаже. Правда, рядом с кабинетом завуча. Но ее ведь сейчас нет. И фотку легко достать, там пластиковые кармашки.

– Ты предлагаешь мне ограбить доску почета? – восхитился Матвей. – Ватрушкин, ты страшный человек! Налетчик и аферист! Куда только смотрит школа?

Несмотря на то, что операцией руководил Ватрушкин, все прошло гладко, и уже через несколько минут фотография Милославы перекочевала с доски почета в руки Матвея. К счастью, снимок был не очень большим и прекрасно разместился во внутреннем кармане куртки, на груди. Только туда и можно было пристроить фотку, не боясь, что она помнется во время блуждания по коридорам вероятностей.

– Ваша местная Зоя будет недовольна, – заметил Матвей, оглядывая опустевший кармашек в среднем ряду под огромными золотыми буквами: «Ими гордится школа!»

– Да и Добровольская удивится, – согласился Веня. – Странно все-таки: висела-висела целый месяц – и вдруг пропала.

– Ничего, переживет. Пусть думает, что это тайный фанат. Или маньяк.

Выйти из школы через главное крыльцо уже не представлялось возможным: в вестибюль начали возвращаться семиклассники. Выскользнув через запасной выход, ребята пересекли внутренний дворик и через отогнутые прутья в заборе вылезли за территорию школы.

Когда они вошли в квартиру Вени, тот повернулся, чтобы захлопнуть дверь, но Матвей резко схватил его за руку.

– Не надо, не запирай! Просто прикрой, и все. А замок вообще не трогай, его может заесть.

– Да его никогда не заедало.

– Поверь мне, его заело, и в самый неподходящий момент.

– Опять другая вероятность? – спросил Ватрушкин. – Ну ладно, если тебе так спокойней…

Он плотно притворил дверь и накинул цепочку.

– Все? Теперь нормально?

– Пойдет, – удовлетворенно кивнул Матвей. – И еще: держи свой телефон подальше от аквариума. А лучше – дай-ка его мне. У меня целее будет. Я-то уж точно не пойду кормить твою рыбу.

18

Напрасно Матвей радовался, что в этой вероятности неудачи практически не преследовали Ватрушкина и за целые сутки не произошло ничего, что можно было бы расценивать как серьезный промах или невезение. (Парочка опрокинутых стульев, разлитый по столу чай и удар ухом о косяк были не в счет.) Видимо, все глобальные неприятности брали небольшую передышку, чтобы теперь наброситься на бедного Ватрушкина с новой силой. Казалось, что они долго копились и высыпались на его несчастную голову (а заодно и на голову его напарника) в самый неподходящий момент.

С замком и телефоном Матвею удалось подстраховаться, но остальное он, конечно, предусмотреть не мог. Как можно было предвидеть, что перед выходом во всем доме неожиданно отключат электричество, и им придется спускаться с тринадцатого этажа по лестнице? И именно на лестнице у Ватрушкина из сломанной оправы выскочит стекло и попадет ему прямо под ноги? Посветив фонарем, они поймут, что после встречи с подошвой Вениных кроссовок очки уже не восстановить, и вернутся домой за резервной парой контактных линз, оставленных на самый крайний случай. И Веня будет целых двадцать минут мучить свои глаза, неумело пытаясь вставить линзы, потому что делал это всего два раза в жизни, а Матвей станет светить ему фонарем. Потом понадобится еще раз вернуться за этим самым фонарем, оставленным дома впопыхах. Затем сломается автобус, везущий их за город, и придется ждать следующего. Ну и под самый конец они проедут свою остановку и будут возвращаться пешком по обочине почти километр.

Было уже около десяти часов, когда они наконец добрались до пункта назначения.

– Знаешь, Ватрушкин, вот теперь я уверен на сто процентов, что сегодня попаду домой, – сказал Матвей, устало опускаясь на порог разрушенного крыльца. Веня подошел и встал рядом с ним:

– Почему?

– Потому что все плохое уже произошло. Лимит неудач исчерпан. После черной полосы всегда наступает белая.

– Не всегда, – еле слышно вздохнул Ватрушкин.

– Мы с таким трудом сюда добрались, значит, дальше все пойдет как по маслу, – убежденно возразил Матвей и поднял голову. – Сейчас начнется звездопад, и я поползу…

– Он уже был, – напомнил Веня, – когда мы от остановки шли.

– Да нет, ерунда, каких-то три звезды упало. Нужен мощный, как вчера. Они прямо гроздьями летели. Очень круто! Ну, вот, начнется, сам все увидишь.

– Если начнется… Я боюсь, что это все, больше не будет. Мы же читали: после десяти вероятность падает.

– Падает, но не пропадает совсем. Мне Тим Тимыч сказал, что можно ждать до одиннадцати, – упорствовал Матвей, не сводя глаз с неба. Оно было очень ясное и звездное, как и в ту ночь, когда он впервые оказался на этом пустыре. Справа точно так же желтел тонкий серпик месяца, только сегодня края его были повернуты в обратную сторону.

Ватрушкин постоял немного, потом опустился рядом с Матвеем, едва втиснувшись на ровную часть порожка. Тот подвинулся, освобождая ему место.

– Знаешь, – вновь заговорил Матвей после долгого молчания. – Мне очень надо попасть домой, любым способом. Раньше мамы. Оказывается, ей совсем нельзя волноваться… Я не знал. И никогда не думал, что может быть как-то по-другому, что мама может серьезно заболеть… Она же вот, всегда рядом, что с ней произойдет? А теперь мне кажется, я сейчас сделал бы что угодно, лишь бы… как-то прорваться через эту границу и оказаться в той вероятности, где она…

– Я бы тоже, – прошептал Веня и задрал голову.

Помолчали еще немного, завороженно вглядываясь в яркую звездную россыпь в черном высоком небе. Потом Веня вдруг резко повернулся к Матвею:

– Скажи, если есть абсолютно все вероятности, которые только могут быть… Значит, есть и такая, где у меня… все иначе? Не так, как здесь? Ведь правда?

Его голос звучал почти умоляюще. Матвей едва различал в темноте Венино лицо, и оно казалось ему незнакомым без привычной покосившейся оправы на носу.

– Конечно, есть, – убежденно сказал он. – И там у тебя все здорово. Все так, как ты хочешь.

– Вот бы туда попасть… Поменяться с ним местами.

– С кем?

– С двойником из той реальности.

Веня со вздохом вытащил телефон из кармана.

– Который час? Ого, уже десять двадцать!

– Нормально. До одиннадцати можно ждать.

– А потом?

Матвей не ответил. В этот момент экран Вениного телефона засветился и раздалась бодрая мелодия.

– Лана! – Ватрушкин порывисто вскочил. – Это она с работы, проверяет, как я… Алло! Лана, я ничего не слышу. Алло! Сейчас перезвоню.

– Что, связи нет?

– Есть, только плохая, булькает через слово. Отойду в другое место.

Хрустя битым стеклом и скрипя рассохшимися досками, Веня медленно пошел по периметру дома в поисках сети.

– Фонарь свой включи, – бросил ему вслед Матвей.

Вспыхнул яркий луч света, пометался немного по захламленному полу, потом выбрался наружу, за пределы дома, и замер, упершись в живописную кучу строительного мусора.

– Вот, вроде бы нашел! Гудки идут, – раздался Венин голос. – Лана, привет! Да, у меня все в порядке. Не знаю, почему-то связи не было. Дома, где же еще? Да, мы вдвоем. Поели. Ладно, хорошо…

Ватрушкин продолжал заботливо заговаривать Лане зубы. «Ну, хоть чья-та мама, то есть тетя, спокойно проведет эту ночь», – невесело усмехнулся Матвей. Он перестал прислушиваться к разговору, отвернулся и поднял голову к небу.

И вдруг…

Он даже не поверил своим глазам. Короткая вспышка. Через несколько секунд еще одна, и еще. Матвей вскочил и замер, не в силах отвести взгляд от тонких ярких лучиков на звездном небосклоне.

– Ватрушкин! – негромко позвал он. – Смотри!

Он даже кричать не решался, будто боялся спугнуть зарождающийся звездопад. Но Веня и сам уже увидел. Быстро свернул разговор, отключил телефон и воскликнул:

– Начинается?!

– Ага, начинается, – завороженно проговорил Матвей.

– Так чего ты стоишь? Беги к другому концу трубы!

– Да рано еще. Они редкие.

– Лучше заранее.

Матвей включил свой фонарик, отданный ему Олегом Денисовичем во второй вероятности, и прыгнул в бурьян. В третий раз откинул от трубы все тот же сломанный стул и полез через кусты. Внутри все дрожало от волнения. Неужели освобождение близко? Неужели все получится? А вдруг тревога ложная? Вдруг сейчас все закончится, и настоящего полноценного звездопада не будет? Слишком уж редкие были вспышки падающих метеоров. Может, это просто остатки уходящего метеорного потока?

Сзади его настиг взволнованный голос Ватрушкина:

– Не забудь: конец Б – конец А, и снова Б – А!

– Да ладно, ладно, не забуду, – пробормотал сквозь зубы Матвей, пробираясь между сухими высокими стеблями. Не успел он сделать и нескольких шагов, как вдруг до него донесся глухой треск, стук и негромкий Венин вскрик.

– Ватрушкин! – крикнул Матвей, останавливаясь. – Что там у тебя?

Тишина.

Он посветил фонариком в сторону дома, но свет был слишком тусклым и освещал только ближайшие кусты.

– Ватрушкин! – снова позвал Матвей. – Чего молчишь? Ты там жив вообще?

– Жив, – после небольшой паузы ответил тот. – Все нормально, иди.

Голос был странным, слабым и каким-то сдавленным. Матвей встревожился:

– Что-то случилось?

– Ничего не случилось. Все в порядке.

Последняя фраза была явно произнесена с трудом, и до Матвея донесся то ли вздох, то ли стон.

– Ватрушкин! – повысил голос Матвей. – Сейчас же говори, что с тобой!

И замер прислушиваясь. Веня молчал. В полной тишине слышались только какой-то шорох и напряженное прерывистое дыхание. Матвей рванулся назад, обуреваемый страшными догадками. Что с ним опять случилось? Упал? Поранился? Глаз выбил? Шею свернул? А может, повредил какую-то крупную вену или артерию, и из нее фонтаном хлещет кровь? Когда речь идет о Ватрушкине, можно ожидать чего угодно.

Услышав, что Матвей возвращается (не услышать его было невозможно, он ломился как медведь сквозь бурелом), невидимый Веня вновь заговорил из темноты:

– Ты куда? Не надо, не ходи! Я сам справлюсь. Я просто чуть-чуть оступился.

– Ну да, как же! Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить, – пропыхтел Матвей, забираясь на порог. – Где ты? В доме?

Он пошарил лучом света перед собой.

– Да… – пробормотал Веня откуда-то сбоку. – У стены… Где окно… Только осторожно, пол весь гнилой…

Наконец в круге тусклого фонарного пятна появился темный сгорбленный силуэт. Матвей, медленно переступая через обломки и мусор, подошел к нему и посветил туда, где угадывалось лицо. Ватрушкин зажмурился и загородился рукой от света.

– Ты цел?

– Да цел, цел.

– Не ранен? Глаза вроде на месте, руки тоже.

– Да я же тебе говорил, все нормально. Нога вот только немного…

Матвей опустил фонарь ниже и чуть не выронил его от неожиданности. Стало понятно, почему Ватрушкин стоит согнувшись, в такой неудобной позе. Левая его ступня провалилась в прогнивший пол и застряла между двумя обломками балки.

– Ты нормальный или нет? – бушевал Матвей, пытаясь освободить ногу Ватрушкина. Для этого ему пришлось встать на колени и просунуть руку в щель. – Почему ты сразу не сказал, что нога застряла?

– Думал, сам вытащу, – виновато проговорил Веня, подсвечивая ему сверху фонариком Олега Денисовича.

– Никак, – шумно выдохнул Матвей. – Да, крепко засела… Руками не осилить.

– Палку надо поискать, – подсказал Ватрушкин, морщась от боли, – рычаг какой-нибудь… чтоб разжать.

Матвей выпрямился, отряхивая руки и колени.

– Где твой фонарь? Он мощнее. С этим ничего не найдешь.

– Упал… туда куда-то, – показал Веня и посветил в сторону. – Я, когда оступился, рукой взмахнул, выронил.

– Просто супер!

Матвей выхватил у него фонарик, пошарил в указанном квадрате и, к своей радости, обнаружил пропажу.

– Скажи спасибо, что работает, – проворчал он, нажимая на кнопку. – Повезло тебе!

– А мне вообще везет, – отозвался Ватрушкин, тяжело дыша. – Ну, ты знаешь.

– Прикалываешься – значит, жить будешь. Как нога? Очень болит?

– Ничего, терпимо.

– Погоди, сейчас что-нибудь придумаем. На, возьми фонарь, свети в этом направлении.

Матвей мельком взглянул на небо. Ничего нового, все те же редкие одиночные вспышки, с промежутком в пять-шесть секунд. Матвей принялся шарить по земле в поисках какой-нибудь палки, с помощью которой можно было бы расширить щель между балками. Первая же найденная доска переломилась с сухим треском и оставила несколько заноз в его ладонях. Еще парочка досок тоже были не настольно крепкими, чтобы выдержать столкновение с тяжелой балкой. Потом в ход пошел обломок черенка то ли от лопаты, то ли от грабель, но он оказался слишком коротким и поэтому совершенно бесполезным в качестве рычага. Матвей с досады пнул валяющийся рядом кирпич:

– Зараза! Даже не шевелится! Хоть взрывай ее!

Веня покрутился на месте, пытаясь найди более удобную позу, и проговорил со вздохом:

– Надо что-то прочное… железное…

– Да где же взять-то?! Ладно, давай фонарь, в той куче посмотрю, за домом.

Матвей исследовал мусорную кучу, разрушенные стены и окрестности, и, наконец, в нескольких метрах от дома обнаружил именно то, что искал, – толстый стальной прут, весь покрытый ржавым налетом.

– Ого, тяжелый! – радостно выдохнул Матвей, схватив его. – Ну, теперь пойдет дело!

– Матвей! – раздался вдруг пронзительный вопль Ватрушкина.

– Я сейчас! – крикнул он в ответ. – Уже иду! Я нашел!

– Метеоры!!! – отчаянно прокричал Веня. – Беги!

Матвей направил фонарь в землю и вскинул голову. Целый рой ярких тонких стрел пронизывал темное небо. С каждой секундой их становилось все больше, они действительно были похожи на светящийся дождь. Звездный дождь, льющийся сверху из прохудившегося небесного ведра.

Крепко сжав в руках фонарь и прут, Матвей гигантскими прыжками понеся к дому, уже не заботясь о том, куда наступает. Забрался в бывшую комнату через разломанный оконный проем и подскочил к Вене.

– Ты куда?! – истошно закричал тот. – К трубе беги! Скорее!

– Ты идиот?! – заорал в ответ Матвей и сунул ему в руки фонарь. – Держи и свети!

Он перехватил поудобнее прут и засунул одном концом между балками, возле ноги Ватрушкина.

– Матвей! – Веня попытался отобрать у него прут. – У тебя нет времени. Это последний шанс!

– Да убери ты руки, не мешай! – рявкнул Матвей и всем телом навалился на другой конец рычага.

– Их уже меньше, они сейчас закончатся! Иди! – умолял Веня. – Ну пожалуйста! Я как-нибудь справлюсь… Я… позвоню, и меня найдут… Со мной ничего не случится.

Он вдруг сильно оттолкнул от себя Матвея и прокричал срывающимся голосом:

– Опомнись! Ты себя должен спасать, а не меня! Я тебе никто! Уходи!

– Заткнись! – в отчаянии шипел Матвей, обдирая руки и куртку о грубый шероховатый прут. Шея и лоб взмокли от напряжения. В висках пульсировало: у-хо-ди, у-хо-ди. А небо салютовало ему падающими звездами.

Балка не поддавалась. Время истекало. И Ватрушкин был прав. Тысячу раз прав. Матвей должен спасать себя, свою жизнь, своих родителей. Он должен выбрать их, а не чужого одноклассника Ватрушкина из другой реальности. Это было логично, правильно и разумно – просто взять и уйти сейчас. Оставить его и вернуться в собственную жизнь. Он и в самом деле не пропадет, у него есть телефон, он знает свои координаты. Его обязательно найдут…

Но в этой безупречной логической цепочке было одно «но». И оно не имело разумного объяснения. Матвей знал, что не уйдет. Он просто не мог этого сделать.

Это было НЕВОЗМОЖНО.

В неистовой ярости он вновь налег на рычаг всем весом, рыча от натуги:

– Ну да-ва-а-а-ай же!!!

– Чуть-чуть пошатнулись! – вскрикнул Ватрушкин. – Я ногой пошевелил.

Матвей все свои силы вложил в очередной рывок и буквально повис на рычаге, помогая себе криком.

– Есть! – выдохнул Веня, вытаскивая ступню в образовавшуюся между балками щель. И тут же повалился на пол, не удержавшись на ногах. Матвей отпустил прут и кинулся к нему.

– Держись за меня, вставай, – он подал ему руку.

Веня не ответил. Он сидел и смотрел вверх, где догорали последние редкие вспышки падающих метеоров. Матвей поднял голову. На его глазах погасли еще две падающие звезды, и небо снова стало просто небом, с обычной россыпью звезд и тонким серпом луны. Все кончено. Матвей обессиленно опустился на пол рядом с Веней, даже не посмотрев, куда садится. Теперь все равно.

Они сидели рядом и молчали. Все было ясно и без слов. Они не успели. Упустили самый последний шанс.

19

Прошло довольно много времени, прежде чем Веня заговорил:

– Надо как-то выбираться отсюда.

– Да, надо, – вяло отозвался Матвей. – Автобусы еще ходят? Сколько времени?

– Не знаю.

– Посмотри в телефоне.

– У меня его нет.

– Как это – нет? Он же был.

– Он упал куда-то… Вместе с фонарем, когда я провалился.

– Что же ты молчал?

– Да как-то не до него было.

– Надо поискать. В какую сторону он… – Матвей замер на полуслове и резко повернулся к Вене. – То есть, когда ты мне кричал, что позвонишь кому-нибудь и тебя найдут… телефона у тебя уже не было?

Тот не ответил, только пожал плечами. У Матвея так сдавило горло, что он едва смог прошептать:

– Зачем?!

– Чтобы ты ушел, – признался Веня.

– А ты? Как бы ты… – у Матвея даже не хватило воздуха, чтобы закончить фразу.

– Я не думал об этом. Я просто хотел, чтобы ты успел, – проговорил Ватрушкин. Даже в темноте была видна его виноватая улыбка.

Матвей резко поднялся и отошел в сторону. И стал искать телефон. Потому что говорить совершенно не мог. Да и дышалось с трудом. Не поднимая глаз, он старательно шарил фонарем по захламленному полу, а в голове билась фраза Олега Денисовича.

В опасную минуту он бросится спасать тебя, а о себе и не вспомнит. Потому что в тот момент важнее всего будешь ты. Есть у тебя такой друг?

Нет, Олег Денисович, его нет. И никогда не было. А что делать, если вдруг так поступает совершенно чужой, случайный человек? Не брат, не приятель, даже не одноклассник. Просто посторонний. Никто. Он сам так сказал: я тебе никто. Как к этому относиться? И почему этот «никто» целую неделю возится с тобой, помогает и поддерживает, живет твоими проблемами? И отдает ради тебя последнюю память о своей матери… Где же она, та точка, та граница, за которой «никто» превращается в самого близкого человека, без которого уже не можешь обходиться? Когда он становится другом?

К счастью, телефон удалось найти довольно быстро, и времени оказалось еще достаточно, чтобы успеть на остановку. Но тут выяснилось, что Веня не может наступать на ногу. Он сделал несколько шагов, вскрикивая от боли, и отказался от этих попыток.

– Скорее всего перелом, – сделал вывод Матвей. – Теперь решаем следующую задачу: как добраться до остановки, если у нас всего три ноги на двоих, а последний автобус уходит через пятнадцать минут.

– Если бы перебинтовать покрепче, может, я и дошел бы… как-нибудь, – поморщился Веня. Он стоял на одной ноге, как цапля, держась за кирпичный выступ стены.

– Чем перебинтовать? Ты носишь с собой бинт?

– Ага, конечно, и бинт, и зеленку… и гипс заодно.

– Кстати, неплохая идея для тебя. Да уж… Что будем делать? Если бы это случилось вчера, мы бы взяли бинт в автомобильной аптечке у Олега Денисовича, – задумчиво сказал Матвей. – Жаль, сегодня он далеко! Хотя почему далеко? Он же…

Матвей хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Точно! Он же сегодня здесь, на банкете! С удавом, то есть, наоборот, без удава. У Бутерброда Гематогеновича.

– Чего-чего? – не понял Веня. – Какой еще бутерброд… с удавом?

– А, да ты же не знаешь! Ну, неважно. Главное, что этот банкет проходит в поселке Дубрава. А где у нас Дубрава?

– Где?

– Там! – Матвей ткнул пальцем в направлении шоссе. – Дубрава на той стороне дороги, в десяти минутах езды. Звони ему скорее! Он нас подберет после банкета.

– Если только этот банкет уже не закончился и он не уехал.

– Ватрушкин, не каркай! Ну должно же нам сегодня хоть в чем-то повезти! Звони!

Дозвониться удалось не сразу, пришлось потоптаться немного в поисках сети. Наконец связь появилась, пошли долгие гудки. Олег Денисович на звонок не ответил, но перезвонил уже через три минуты и велел Ватрушкину говорить быстро и самую суть. Его деловой тон вселял надежду, что он все еще на работе. Веня в двух предложениях описал ситуацию, которая в глазах классного руководителя несомненно выглядела странно и даже дико: два его ученика, ночью, на заброшенной стройке, в нескольких километрах от города, просят приехать за ними. К тому же у одного из них сломана нога, и он не может ходить.

– Как Денисыч, в шоке? – усмехнулся Матвей, когда Веня закончил разговаривать.

– Кажется, да. Но не расспрашивал, сказал: все подробности потом. Велел сидеть здесь и не двигаться с места. Он закончит в одиннадцать и перезвонит, чтобы уточнить координаты.

– Ну, совсем не двигаться не выйдет, надо перебраться на порог, там хоть посидеть можно, – заметил Матвей. – Не стоять же нам здесь полчаса.

– Почему полчаса?

– Потому что телепортацию еще не изобрели, Ватрушкин. Ему нужно время, чтобы закончить, собраться и доехать. Да еще от дороги до нас сколько топать!

– Он сказал, что поторопится.

– Все равно быстро не получится. Держись за меня, пойдем.

Матвей подставил плечо, Веня ухватился за него, с трудом доковылял до дверного проема и сел на порожек, вытянув ногу. Матвей порыскал фонарем по сторонам, приволок обломок толстой доски и пристроился на нем.

Минут через десять снова зазвонил телефон, и Веня подробно объяснил учителю, где они находятся.

– Через двадцать минут будет. Велел фонарем знак подать, куда идти, – сказал он, нажимая отбой. – Что будем ему говорить? Правду?

– Говори что хочешь, – устало отозвался Матвей. – Мне все равно, что подумает Денисыч. У меня там мама подъезжает… Скоро дома будет. А я здесь… сижу!

Ватрушкин резко повернулся к нему.

– Это все из-за меня! – в его голосе звучало отчаяние. – Почему ты не послушался? Ты должен был уйти!

Матвей посмотрел ему в глаза и спросил вполголоса:

– А ты бы ушел?

Веня запнулся на полуслове, подумал секунду и отвел взгляд.

– Вот и молчи тогда, – сказал Матвей.

Часы на телефоне Ватрушкина показывали двадцать три часа восемнадцать минут. Вот-вот должен был подъехать Олег Денисович. Матвей уже перестал смотреть в небо, от которого не отрывал глаз все это время в призрачной надежде увидеть запоздалые метеоры, и теперь безучастно разглядывал ссадины на своих ладонях с помощью тусклого фонарика.

– Кровь запеклась, вместе с грязью, – сказал он. – У тебя платка случайно нет?

Веня по хлопал себя по карманам.

– Был… Наверно, Лана вытащила, стирать.

Матвей поплевал на руки и осторожно, чтобы не задевать раны, вытер их о джинсы. Веня задрал штанину и спустил носок.

– Распухла… Наверно, и правда перелом.

Матвей посветил на его лодыжку и присвистнул:

– Ничего себе! Мы тебя до машины не доведем, если только на руках нести. Вот был бы Егор Борисыч, он бы тебя под мышкой как пушинку перетащил. Вон как он легко Добровольского таскал сегодня, да и меня хотел…

– Да, сегодня какой-то день сломанных ног, – со вздохом сказал Веня, ослабляя шнуровку на кроссовке.

– И рук, – добавил Матвей, вспомнив Гошку. – Сегодня встретил во дворе соседского пацана со сломанной рукой. А еще мы с тобой в среду были в травмпункте.

– Мы с тобой?

– Ага, в другой вероятности. Так там привезли целую велосипедную команду после аварии в автобусе. Они там все переломались. Так что это не день такой, это неделя такая. Не зря наша соседка еще в понедельник маму предупреждала, что вся неделя будет неблагоприятная. Кстати, ей ведь тоже по голове дали в арке. Так что она была права.

– Вся неделя? – переспросил Веня. – А почему?

– Ну, что-то там по гороскопу… Рождение луны, негативная энергетика, несчастные случаи. Тетя Валя вообще на гороскопе повернутая.

– Рождение луны? То есть новолуние?

– Ну вроде новолуние, – пожал плечами Матвей. – Да, точно, мне же и географ говорил сегодня, что фаза новолуния как раз заканчивается.

– Заканчивается? А началась когда?

– Ну, кажется, за три дня до безлунной ночи…

– А когда была безлунная ночь? – не отставал Ватрушкин.

Матвей потер лоб, вспоминая:

– Он сказал… официальное новолуние, то есть безлунная ночь, была со среды на четверг. А что?

Веня не отвечал, только шевелил губами, что-то высчитывая. Потом взглянул на Матвея безумными глазами и схватил его за рукав.

– Лезь в трубу! Прямо сейчас!

– Чего? – Матвей вырвал руку. – С какого перепугу?

– А если мы все неправильно поняли? Если с самого начала пошли по ложному пути и метеоры ни при чем?

– Ты опять за свое? Ну сколько можно? Тебе доказали, что не было затмения, так ты теперь за луну взялся?

– Да! – горячо вскричал тот. – Лунные фазы! Это наиболее логичная версия. Я уже думал об этом, но метеоры сбили меня с толку. И я не успел додуматься, что кроме затмения и полнолуния есть еще одна важная составляющая лунного цикла. Новолуние! Я читал… Это же стык двух лунных месяцев, очень сильная энергия, причем отрицательная. Ты же попал во вторую вероятность в понедельник, ну то есть ночью с понедельника на вторник?

– Да! Именно в то время, когда пролетала комета!

– Это совпадение, – отмахнулся Веня, – Она только сбила нас! Если бы она не пролетала, ты бы все равно переместился, потому что уже началась фаза новолуния.

– Но я же вчера тоже переместился.

– Правильно! Потому что фаза новолуния длится примерно семь суток. Тебе же Тим Тимыч сказал, что официальное новолуние было со среды на четверг. Прибавим три дня до него и три дня после. Получается – с прошлого воскресенья до этого воскресенья. Ну если совсем точно – с ночи на прошлый понедельник до сегодняшней ночи, на воскресенье. Поэтому ты и в понедельник переместился, и вчера.

– А в среду днем не получилось, – упорствовал Матвей.

– Потому что днем нет луны, значит, нет и лунного влияния, лунной энергии. Лунатики в полнолуние тоже бродят именно по ночам, а не днем, при солнышке… Матвей, а если я прав? Если именно Луна именно в этой фазе влияет на коридор вероятностей? Если он открылся в прошлое воскресенье и закроется сегодня? Сегодня же последний день фазы новолуния. Завтра у тебя такой возможности уже не будет.

Матвей недоверчиво покачал головой.

– Да нет, ерунда какая-то. Как Луна может влиять на все эти вероятности?

– Луна океанами управляет, приливами и отливами, даже на вращение Земли влияет. Что ей какие-то вероятности! – воскликнул Ватрушкин.

В это мгновение зазвонил телефон. Веня поднес трубку к уху, сказал «да, хорошо, понял» и, отключившись, выдохнул:

– Все, он идет. Не теряй времени. Он не должен тебя видеть. А я скажу, что был здесь один с самого начала. А про тебя придумал.

– Почему он не должен меня видеть?

– Потому что если ты сейчас исчезнешь в этой трубе, то хотя бы не на его глазах.

– Да? А если я вылезу оттуда на его глазах, будет лучше? – скептически поинтересовался Матвей.

– Думаю, он переживет. Матвей, ну давай попробуем! – умоляюще проговорил Веня. – А если это шанс?

– Это бред, а не шанс!

Со стороны пустыря раздался далекий свист. Веня поднялся с места и включил фонарь.

– Он сейчас будет здесь. Матвей! Ну хорошо, тогда просто докажи мне, что я ошибаюсь.

И видя, что тот уже колеблется, добавил:

– Ты стоишь сейчас в третьей по счету вероятности, ты видел трех Ватрушкиных, трех Олегов Денисовичей, ты говорил со своим двойником – и до сих пор не веришь, что любой бред может оказаться реальностью? Ты ведь сам недавно сказал, что сделал бы что угодно… чтобы вернуться. Ради своей мамы.

– Ладно, залезу, – нехотя согласился Матвей. – Чтобы ты убедился и больше не морочил мне голову своей луной. Но только имей в виду, что сегодня у твоей стиральной машины снова будет большая стирка.

Он спрыгнул в бурьян и побрел вдоль трубы, недовольно бурча под нос, что во второй вероятности Ватрушкин был более адекватным, у него не возникало таких нелепых идей и он не заставлял людей ползать по грязным трубам просто так, ради собственного развлечения.

Подойдя к концу Б, как напутствовал Веня, Матвей оглянулся и сказал вполголоса, чтобы не расслышал приближающийся учитель:

– На, любуйся. Только Денисычу сам будешь объяснять, что я делал в этой трубе. Можешь готовить версию поубедительнее.

И, не слушая ответа, отодвинул колючие кусты и нырнул внутрь. Ползти было неудобно, содранная кожа на ладонях не давала возможности опираться на руки, да еще и колено стало побаливать. По ощущениям, там образовался здоровенный синяк, но где и когда заработал его, Матвей не помнил.

Он вылез из конца А в кромешную тьму еще более разозленным и закричал:

– Ватрушкин, включи фонарь, чего ты его потушил? Не видно же ничего! Я на порог не заберусь.

Ему никто не ответил. И свет тоже не вспыхнул.

– Ха-ха, очень смешно! Я оценил шутку и даже на секунду поверил, что тебя здесь нет! – снова крикнул Матвей, но уже не так уверенно. – Ватрушкин, хватит прикалываться. Олег Денисович, вы здесь?

Он достал из кармана фонарик и посветил на пустой порог, возле которого только что стоял Веня, а теперь должен был бы стоять еще и учитель. Но их не было. Как не было и обломанной старой доски, которую Матвей собственноручно притащил сюда, чтобы сидеть.

У Матвея бешено заколотилось сердце. Не может быть! Неужели он все же переместился? Но как? И куда? Где он сейчас находится?

Матвей глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Паниковать можно будет потом, когда ничего не получится. Сейчас самое главное – сосредоточиться и понять, как действовать дальше. Если верить Ватрушкину (а ему, кажется, можно верить), он из третьей вероятности вылез во вторую, в ту самую, где был вчера вместе с Милославой и Олегом Денисовичем. Значит, сейчас, опять же по версии Ватрушкина, нужно обойти трубу и снова пролезть сквозь нее из конца Б в конец А. И тогда из второй вероятности он попадет в свою, первую. А если не попадет? Вдруг вылезет вообще неизвестно где, в какой-нибудь четвертой вероятности, и все еще больше запутается?

Матвей мотнул головой, отгоняя сомнения, и повернул назад, к другому концу трубы. Полз внутри нее, морщась от боли в колене и ладонях и задыхаясь от волнения. Во время вчерашнего путешествия он ничего подобного не испытывал – был почти спокоен.

Матвей вылез из трубы возле разрушенного крыльца и тревожно огляделся по сторонам. Включил фонарик и еще раз огляделся, сам не зная, что именно хочет увидеть и какие подсказки ищет. Окружающая его картина нисколько не изменилась – все то же небо, усеянное звездами, те же разрушенные стены, тот же бурьян. И никаких намеков на то, что он сменил две вероятности.

Матвей забрался на крыльцо и пошел по дому, подсвечивая дорогу фонариком. Вот доски, которые он хватал, чтобы вызволить Ватрушкина из капкана, все еще лежат на своем месте. Вот и та дырка в полу, совсем небольшая и не развороченная ни Вениной ногой, ни железным прутом. А вот и сам прут, лежит в стороне от дома… Единственное, что можно было утверждать с абсолютной точностью – он находился не в третьей вероятности. Но где? Как выяснить, попал ли он в свою, настоящую реальность?

Можно было бы позвонить маме и посмотреть, признает ли она его теперь. Но телефона нет, да и тест не слишком точный, ведь сын Матвей у нее наверняка есть и в других вероятностях. Получается, что правду можно выяснить, лишь добравшись до дома. Только там, на пороге, все станет ясно. Но как туда попасть, если автобусы уже не ходят? Не ловить же машину на обочине в двенадцатом часу ночи!

Матвей замедлил шаг и оглянулся на темные очертания разрушенных стен, оставшиеся позади. Пустырь казался мрачным и безлюдным, но Матвей знал, что где-то там, в другом измерении, стоят еще два человека, один из которых сердится и ругает второго. А второй молчит и смотрит на небо, на тонкий светящийся серп. И тихо улыбается.

– Да, Ватрушкин, все-таки это Луна, – сказал Матвей в темноту. – Ты был прав, а я… даже не попрощался с тобой.

Он почувствовал, что если сейчас не заорет во все горло, то просто взорвется.

И закричал во всю силу своих легких, как будто хотел, чтобы его крик преодолел невидимую границу между реальностями:

– Ватру-у-ушкин! Ватру-у-ушки-и-и-ин!

Матвей повторил это несколько раз, пока не почувствовал, что ему стало легче. Он глубоко вздохнул и уже тише добавил:

– Спасибо тебе… Веня.

20

А вот интересно, размышлял Матвей, шагая по пустырю, как учитель с Ватрушкиным будут добираться до дороги? Неужели Денисыч его и правда понесет на руках? Ведь он музыкант, а не тяжеловес. А Ватрушкин, хоть невысокий и худой, все равно не мальчик-с-пальчик, уж точно потяжелее аккордеона будет. С Денисыча семь потов сойдет, пока он его допрет до машины. А как Ватрушкин смог оправдаться, почему вдруг оказался один на стройке? У Денисыча и так шок от его звонка, он торопился, все свои дела свернул быстрее, чем положено, примчался на место за двумя учениками, а там всего один…

Матвей вдруг встал как вкопанный. Ну конечно! Как он сразу не догадался? В этой вероятности (какой бы по счету она ни была) учителю никто не звонил и не торопил его, а значит, он проведет банкет и будет собираться в своем обычном режиме. Так что можно попробовать перехватить его на шоссе, когда он поедет обратно. Похоже, это вообще единственный вариант добраться до города и вернуться домой раньше мамы.

Матвей пошел быстрым шагом, а потом и вовсе побежал. Фонарик он выключил и убрал в карман. Местность здесь уже была более ровная, без рытвин и ям, да и небо сегодня радовало – ясное и звездное, не то что вчера.

Выбежав к шоссе, Матвей перешел на другую сторону и встал возле остановки под фонарь, чтобы его заметили издали. Транспорта почти не было, редкие машины проносились мимо на огромной скорости. Матвей очень боялся, что не разглядит машину Олега Денисовича, либо не узнает ее, либо не успеет среагировать и учитель проскочит мимо. Как бы сейчас пригодился телефон! Впрочем, он все равно оказался бы бесполезен, в нем никогда не было номера классного руководителя.

Прошло уже минут десять, и Матвей начал всерьез опасаться, что так и не дождется знакомую «шкоду». А вдруг она все же успела проехать раньше, до его появления на остановке? А может, в этой вероятности никакого банкета вообще нет, и учитель спокойно попивает чай на диване возле телевизора? Да нет, такого не может быть. Ведь известно, что изменения во всех вероятностях касаются только его, Матвея. А он никак не мог повлиять на чей-то там праздник и на присутствие на нем Олега Денисовича. Или мог?

Зеленый свет фар он заметил еще издалека. Этот свет сразу бросался в глаза, выделяясь среди белых и желтых огней, летящих по шоссе. Матвей ни секунды не сомневался, что приближается та самая «шкода», которую он ждет. Он сомневался лишь в одном: узнает ли его учитель? Вдруг в этой неизвестной вероятности они незнакомы?

Матвей резво запрыгал на месте, стараясь не выскочить из круга света, и бешено замахал руками, чтобы наверняка привлечь внимание водителя. Не увидеть его было просто невозможно. И если машина проедет мимо, это будет обозначать, что он все же промахнулся и попал в другую реальность.

Уже поравнявшись с Матвеем, «шкода» вдруг заморгала поворотником и резко затормозила за остановкой. Матвей кинулся к передней двери, схватился за ручку и стал лихорадочно дергать ее. Стекло плавно поехало вниз, и в окне появилось удивленное лицо Олега Денисовича.

– Добровольский?! Вот это номер! Ты откуда здесь?

У Матвея радостно екнуло сердце. Они знакомы! Уже неплохо.

– Я… мне надо домой, – проговорил он пересохшим от волнения голосом. – Олег Денисович, вы меня подбросите? Пожалуйста!

– Конечно, садись, что за вопрос!

– Спасибо!

– Да погоди, не дергай дверь, сейчас открою.

Пронзительно пискнул блокиратор, отпирая двери, и Матвей живо запрыгнул в машину и устроился впереди, рядом с учителем. Заднее сиденье было полностью забито какими-то огромными сумками, коробками и пакетами.

– Вот это вы нагрузились, – Матвей кивнул назад.

– С заказа еду, с банкета, – сказал Олег Денисович, выруливая с обочины.

– Из Дубравы? От Ратибора Гермогеновича? – блеснул своей осведомленностью Матвей. Странное имя неожиданно выговорилось правильно. Из-за стресса, наверное. Учитель удивленно взглянул на него.

– От него… У тебя кровь на щеке. Ты ранен?

– А? Да нет, это от рук. Я ободрал, – Матвей показал ему свои ладони.

– Возьми в бардачке влажные салфетки, протри.

Матвей на ощупь открыл бардачок и принялся рыться в поисках упаковки с влажными салфетками. Рука наткнулась на очень знакомый предмет. Фонарик! Тот же самый фонарик, который сейчас лежал у него в кармане куртки и который дал ему Олег Денисович во второй вероятности.

– Вот и еще один двойник, – прошептал Матвей. – Последний.

– Что? – не расслышал учитель. – Не нашел?

– Нашел, спасибо.

– Слушай, Добровольский, ты мне ничего не хочешь сказать?

– А должен?

– Еще как должен, мой изобретательный друг! У меня накопилось очень много вопросов к тебе. Например, почему твоя мама так и не пришла, хотя я ее ждал три дня? Ты не передал ей записку? И вообще, куда ты пропал? Почему не появлялся в школе целую неделю?

Матвей почувствовал, что пол уходит у него из-под ног и он сам куда-то летит. Но не падает, а взмывает высоко вверх, подброшенный волной радости, и парит там, легкий и воздушный, как шарик, наполненный гелием.

Он вернулся! У него получилось! Он дома!

– Ну? Ответить нечего? – поинтересовался Олег Денисович, сурово поглядывая на ученика.

Матвей молчал. Он смотрел сквозь темное стекло на бегущие навстречу огни и улыбался. Это было какое-то бесконечное блаженство – своя вероятность, своя настоящая реальность со строгим придирчивым учителем, с мамой, сходящей с ума от беспокойства, с чужой девчонкой-плаксой, которая будет делить с ним его комнату… Какое счастье!

– Что ты делал ночью так далеко от города? – спустя какое-то время вновь спросил учитель. – Тем более один!

– Не спрашивайте, Олег Денисович, – выговорил наконец Матвей. – Все равно не поверите.

– Ты вообще в курсе, чем могли закончиться эти твои прогулки?

– В курсе. Я мог не вернуться. Но я вернулся.

– Считай, что тебе повезло.

– Невероятно повезло, – согласился Матвей.

– Хорошо, что понимаешь, – сказал классный, останавливаясь на светофоре. – Почему в школу не ходил? Болел?

– Ну… можно и так сказать.

– Справка есть?

– Нет.

– Чтобы в понедельник мама пришла! Без всяких отговорок. Будем думать все вместе, как нам быть дальше.

– А… без мамы нельзя?

– Без мамы мы уже пробовали. Не получается.

– Олег Денисович… – начал Матвей и запнулся.

– Ну? – тот повернулся к нему.

– А давайте… еще попробуем? Теперь получится. Я обещаю.

Классный руководитель пристально посмотрел ему в глаза, и Матвей стойко выдержал его взгляд. Светофор переключился на зеленый, машина тронулась с места. Учитель немного помолчал, глядя на дорогу, потом спросил:

– Что, совсем без мамы?

– Совсем. Не говорите ей ничего. Я… сам справлюсь.

– Ну хорошо. Давай попробуем. И с чего же мы начнем?

– Я отчитаюсь по всем урокам, что пропустил, и по всем домашним заданиям.

– Ну, это само собой. Это даже не обсуждается. А на что еще ты готов?

– Еще… Я в следующее воскресенье пойду со всеми в театр, на ту пьесу, про тридцать три несчастья. Билеты ведь еще есть?

– Сильно! – присвистнул Олег Денисович. – На какие только жертвы не пойдешь, чтобы мама ничего не узнала!

– Это не жертвы, – серьезно сказал Матвей. – Я сам этого хочу. Правда.

Олег Денисович снова внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

Часы в салоне показывали двадцать пять минут первого, когда «шкода» пересекла арку и остановилась на свободном пятачке двора. Доехать до первого подъезда не представлялось возможным из-за припаркованных как попало машин. Матвей с тревогой взглянул через стекло на свои темные окна и с облегчением вздохнул. Мамы еще нет. Он успел.

– Спасибо, Олег Денисович, вы меня очень выручили, – горячо поблагодарил Матвей. – Просто не представляете как!

– Зато я представляю, что сейчас скажут твои родители, – отозвался учитель. – Пойти с тобой?

– Нет, не нужно. Я сам разберусь.

– Ну, как знаешь.

Матвей вышел из машины, захлопнул дверь, но не успела «шкода» сдать назад, как он вновь бросился к ней и застучал в окно:

– Олег Денисович! Забыл спросить: а кто победил в спартакиаде?

– Ну, Добровольский, тебе удалось меня сегодня удивить! – развел руками учитель, опустив стекло. – Ты ли это вообще? А может, тебя инопланетяне подменили?

– Подменили, только очень давно, – усмехнулся Матвей. – А сегодня как раз вернули.

– Ну что ж, это все объясняет, – поддержал шутку Олег Денисович. – Надеюсь, знакомство с новым тобой будет более удачным.

– Не сомневайтесь! Ну так кто выиграл? Мы или «ашки»?

– Мы. В трудной и жесткой борьбе. Если бы ты был вместе с классом, кто знает, может, победа далась бы нам легче?

Учитель махнул на прощанье рукой. «Шкода» с трудом развернулась на свободном пространстве, стараясь не задеть соседние автомобили, и уехала. Матвей смотрел ей вслед, пока она не исчезла в арке, и направился было к своему подъезду, как вдруг краем глаза заметил какую-то тень впереди, с левой стороны, возле мусорных баков. Он замер на месте. Неужели там они, его преследователи? Они что, до сих пор его ждут?

Что же это, опять все сначала?!

Сердце пропустило пару ударов, и тело сжалось от напряжения. Но страха, как ни странно, не было. Не было того прежнего дикого ужаса, который слепо гнал его неизвестно куда. Откуда-то из глубины живота поднялась глухая ярость, нервы собрались в тугой комок, ободранные ладони сжались в кулаки. Нет, хватит! Он больше не побежит. Это они должны убегать и прятаться по щелям. А он возле своего дома, в своем дворе, в своей реальности. И у него теперь есть за что бороться. И есть чем дорожить.

Путь к первому подъезду проходил мимо мусорных баков, за которыми мелькнула непонятная тень. Матвей посмотрел по сторонам, подобрал с земли палку (не слишком большую, но все же лучше, чем ничего) и настороженно двинулся вперед, держа ее в одной руке, а фонарик Олега Денисовича в другой. Фонарик, конечно, тоже несерьезное оружие, но если неожиданно и с размаху заехать им в глаз, мало не покажется. Матвей был максимально собран, сосредоточен и готов к опасной встрече.

Он продолжал медленно идти, каждую секунду ожидая появления лихой троицы. За баками явно кто-то был, оттуда доносились какая-то возня и сдавленный смех. Не успел Матвей поравняться с ними, как на дорогу выскользнули два темных силуэта, потянуло сигаретным дымом. Матвей приготовился и уже вскинул палку для удара, как вдруг зацокали каблуки, по асфальту что-то загремело, и женский голос капризно произнес:

– Вот зараза! Телефон грохнулся! Крышка отлетела… Кать, посвети!

– Ну что ты такая безрукая, Ир!

Вспыхнул свет, и стали видны две согнувшиеся женские фигуры на дороге возле бордюра.

Матвей выдохнул и с трудом разжал пальцы. Палка выскользнула из руки и глухо стукнулась об асфальт. Это не гопники! Это какие-то девахи курили за мусорными баками. Значит, опасности нет. Во всяком случае, пока гопники его не нашли или не встретили где-нибудь случайно. Но он больше не будет играть по их правилам. Завтра же он пойдет к капитану Тихонову и даст против них показания. Теперь обвинить их будет очень легко. В этой вероятности он не липовый свидетель, а самый настоящий. Он может описать нападавших и знает фамилии по крайней мере двоих из них. Так что в ближайшее время им станет не до грабежей. И не до него.

Ну, теперь можно и домой. Скоро приедет мама. Надо же перед ней хоть в квартире оглядеться, все же целых пять суток там никого не было. Ну, возможно, кроме соседки тети Вали, которая наверняка заходила в его отсутствие.

«Будем надеяться, что хотя бы картошку она не жарила», – хмыкнул Матвей и побежал к подъезду.

21

У самой двери его настиг шум мотора. Матвей машинально оглянулся, да так и остался на крыльце, освещенном уличным фонарем. По двору, вдоль домов, со стороны соседней улицы подъехала машина с горящими наверху шашечками. Такси. Убегать уже не было смысла, его наверняка заметили. Такси остановилось недалеко от подъезда, между двумя домами. Из него выбралась мама с дорожной сумкой в руках, а за ней выскочила маленькая девочка с рюкзачком.

– Матвей! – пронзительно, на весь двор, вскрикнула мама и, выпустив из рук сумку, кинулась к нему через бордюр и газон. – Слава богу!

Она обнимала его, целовала в макушку, а он впервые за много лет не отстранялся и не уворачивался от ее объятий. Наконец-то это была именно его мама, родная и настоящая, а не какая-то очередная мамина версия. И как приятно было ощущать себя ее ребенком, неважно, что уже взрослым, просто ребенком, без возраста…

– Матвей! Ну как же так можно! Я чуть с ума не сошла! – причитала мама. – Хотела уже все бросить и лететь, думала, что-то случилось. Папа меня успокоил по телефону, сказал, что ты вредный и упрямый и наверняка специально никому не отвечаешь. Ты почему отключил телефон? И тете Вале ни разу не открыл. Ты бессовестный и бессердечный, вот что я тебе скажу! Ссора ссорой, но нельзя же так пугать!

– Мам, да я не хотел тебя пугать, правда! – оправдывался Матвей. – Я просто… телефон потерял. А тете Вале не открывал, потому что меня и дома-то почти не было. Я постоянно в школе пропадал. У нас там и спартакиада, и репетиции, и мероприятия разные… Неделя такая была, просто не продохнуть!

– Мероприятия? А разве ты их посещаешь? – мама наконец оторвала его от себя, но не отпустила совсем, будто боялась, что он снова исчезнет.

– Конечно. Я вот только домой иду с репетиции, задержались сегодня допоздна, – заверил ее Матвей и поспешно добавил: – Не беспокойся, я не один, меня учитель привез на машине.

– Но позвонить ты мне хотя бы мог? С другого телефона. Хоть сообщение! Два слова: я жив-здоров. Что, так трудно было? Я же себе места не находила!

– Мам, да я твой номер наизусть не помню, – соврал он. – Ну ладно тебе, успокойся, все же хорошо. А почему вы так рано? Ты же сказала, поезд придет в половине первого?

– Я сказала? – удивилась мама. – Кому?

– Мне… То есть не мне, – спохватился Матвей, – а тете Вале, а она мне передала.

– Разве я ей сказала? – мама провела рукой по лбу. – Не помню. Наш поезд пришел раньше, и пробок сейчас нет, вот и домчались быстро. А когда ты видел тетю Валю?

– Сегодня утром.

– Она мне не сказала.

– Ну, забыла, наверное. Ты же ее знаешь, она со своими гороскопами себя не помнит.

– Ох, Матвей… Так разрыв сердца недолго получить! Ну, ладно, потом поговорим, – мама наконец выпустила его и поманила стоящую поодаль угрюмую девочку. – Ксюша, иди сюда.

Девочка сделала несколько шагов вперед.

– Знакомьтесь, это у нас Ксюша, – мама обняла ее за плечи.

Девочка настороженно взглянула на Матвея.

– Привет, – дружелюбно сказал он. – Я Матвей.

– Я помню тебя, – Ксюша смотрела по-прежнему исподлобья. – Ты обзывал меня шмакодявкой и щелкал по голове. А еще сыпал мне песок за шиворот и не давал свой планшет.

– Больше не буду так делать. И если хочешь, можешь играть на моем компьютере.

– Правда?

– Правда.

Он заметил мамин мимолетный взгляд, полный изумления. Она не ожидала от Матвея столь радушного приема, особенно после грандиозного скандала перед отъездом. И наверняка подумала, что он притворяется, чтобы не нагнетать сейчас и без того непростую обстановку. Но даже за такую фальшь она была ему благодарна, это ясно читалось на ее посветлевшем лице.

А Матвей и не притворялся вовсе. Он понимал маленькую хмурую девочку. Матвей сам недавно был на ее месте и представлял, как тяжело и одиноко, когда рядом нет никого, кому ты нужен. И еще он совершенно точно знал, что сейчас, где-то в другом измерении, его сестра Милослава тоже стоит перед Ксюшей и разговаривает с ней. Ксюша связывает их, это благодаря ей они познакомились, и она же не даст им друг о друге забыть. Она – мостик между двумя реальностями, которые больше никогда не пересекутся. Да и вообще… Вдруг окажется, что с сестрой жить не так уж плохо? Надо попробовать.

– Пойдемте уже домой, – устало вздохнул он, подхватывая мамину дорожную сумку. – Я так долго там не был!

– С самого утра? – предположила мама, беря Ксюшу за руку.

– Мне показалось, дольше, – сказал Матвей.

Было уже почти два часа ночи, когда все наконец успокоились, разместились и устроились на ночлег. Матвей нежился в родной постели, и она казалась ему самой уютной в мире. Нет, во всех версиях параллельных миров. Даже не верилось, что его скитания все же закончились, и он наконец вернулся в реальность, принадлежащую только ему. И пусть его вероятность не самая совершенная из всех возможных (как, в принципе, и остальные), но зато это единственное место, где он нужен и важен, где он свой.

Матвей лежал и прокручивал в памяти последние часы, проведенные в другой реальности. Вспоминал, как Ватрушкин в последний момент засунул его в трубу, против его воли… И неожиданно все получилось. А он, Матвей, еще сопротивлялся, не верил. Потому что уже упал духом, смирился с неудачей. А Ватрушкин не сдался и до последнего продолжал искать выход. И нашел.

Но если все дело было в этих самых лунных фазах, то получается, что Матвей мог вернуться когда угодно! И без всяких метеорных потоков. Поехал бы на пустырь в любую ночь и спокойно переместился… Правда, никто об этом не догадался, только Ватрушкин, и то под самый конец новолуния. И тем самым спас его. И его семью.

Матвей был необыкновенно счастлив, что вернулся. Но вместе с тем он совершенно не жалел о своем путешествии и даже радовался, что увидел, какой может быть его жизнь и он сам.

Дверь бесшумно отворилась, и в комнату заглянула мама.

– Еще не спишь?

– Нет, просто лежу, – со счастливым вздохом ответил Матвей и сладко потянулся.

– Ксюша наконец заснула, – сказала мама, прошла и села на краешек его кровати. – Кстати, папа не против, чтобы она жила с нами.

– Я тоже не против, – сказал Матвей. – Пусть у меня будет сестра. А что, это даже прикольно.

– Я знала, что ты поймешь, – улыбнулась мама и шутливо взъерошила его волосы. – Ты же у меня самый лучший сын. А теперь еще и дочка будет. Я самая счастливая мама!

– Мам, смотри! – решился вдруг Матвей и вытащил из-под подушки слегка помятую фотографию Милославы.

– Кто это? – удивилась мама, разглядывая фото. – Что за девочка? Вроде на тебя немного похожа.

– Это твоя дочь.

– Что?! Какая еще дочь?

– Ну, то есть если бы у тебя была дочь, она была бы именно такой, – пояснил Матвей.

– Вот как? И откуда же у тебя фотография моей несуществующей дочери? – весело поинтересовалась мама.

– Да это я на компьютере сделал, – выдал заготовленное объяснение Матвей. – Программа есть такая, загружаешь свое изображение, а она выдает тебе картинку другого пола. То есть каким бы я был, если бы родился девочкой.

– Ну надо же! Чего только ни придумают, – покачала головой мама, возвращая ему фотографию. Матвей взял ее и поднес к глазам.

– Она классная, правда?

– Да, ты был бы симпатичной девочкой, – согласилась мама. – Но ты мне и мальчиком нравишься.

– Мне тоже, – хмыкнул Матвей.

– А зачем ты вообще сделал эту фотографию? Для чего?

– Просто… Ты же сказала, что лучше бы вместо меня родилась дочь… Вот, мне стало интересно, какой бы она была.

– Матвей! – взгляд у мамы стал виноватый. – Я тогда очень рассердилась. Вот и сказала в сердцах. На самом деле я так не думаю, я очень рада, что у меня есть ты. Я не хотела так говорить.

– Я тоже не хотел тогда всего этого говорить, правда! И тоже так не думаю.

– Ну вот и хорошо. А теперь спи. Спокойной нам всем ночи… Впервые за неделю.

– Ну мам! Все, хватит. Давай больше не будем об этом.

– Давай.

Мама встала, потушила лампу и направилась к выходу.

– Мам, – позвал Матвей, – а как бы ты ее назвала?

– Кого?

– Свою дочь. Ну, вы же с папой наверняка обсуждали это, когда еще не знали, кто родится…

Мама помолчала, потом сказала смущенно:

– В детстве у меня была кукла, мне привез ее дядя из Болгарии. На этикетке было написано ее имя – Милослава. И я ее так любила, что говорила маме: свою дочь обязательно назову Милославой.

– Здорово, – сказал Матвей. – Красиво звучит: Милослава Добровольская.

Он специально произнес это имя вслух, чтобы еще раз почувствовать его на языке.

– Да, красиво. Но вряд ли у меня хватило бы на это смелости, – сказала мама.

Матвей улыбнулся в темноте. Он точно знал, что хватило бы.

– Мам, – снова окликнул он, когда мама уже вышла за порог.

– Что? – обернулась она.

– А можно я перекрашу свой велосипед?

– Велосипед? Но мы ведь его уже убрали в гараж, на зиму.

– А я достану… и перекрашу. Прямо завтра, утром. Куплю краску и пойду в гараж. Можно?

– Но зачем?

– Надо!

– Даже не знаю…

– Ну мам! Правда, надо! Очень!

– Если тебе так необходимо… Ладно, перекрашивай. И какой же он у тебя теперь будет?

– Красный, – сказал Матвей.

Воскресенье выдалось солнечным и по-летнему теплым. В синем высоком небе плыли белые пушистые облака. Из подъезда высотного дома вышел невысокий вихрастый паренек в наушниках и в очках с треснутыми стеклами. Тут же от угла дома отделился красный велосипед с блестящим рулем и затормозил прямо перед ним. Багажник был обмотан поролоном. Паренек замер на крыльце, не сводя изумленных глаз с велосипедиста в пестрой куртке со множеством карманов.

– Давай с тобой махнем к дальним озерам, – сказал велосипедист. – Вдвоем. Садись на багажник.

Потрясенный паренек не тронулся с места.

– Послушай, я, конечно, не твой брат и вряд ли когда-нибудь им стану… Но, знаешь, где-то, в одной из параллельных реальностей мы с тобой дружим по-настоящему. Я это знаю, я там был. И ты очень классный друг, о таком можно только мечтать. Давай попробуем и здесь, вдруг у нас получится? Как ты на это смотришь?

Вихрастый паренек помедлил немного, потом несмело улыбнулся и сделал шаг к велосипеду.

Оглавление

Книга 1

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

Книга 2

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg