Жамьян Балданович Балданжабон Тайны Алханая
СБОРЫ В ДОРОГУ
Учителю истории Георгию Николаевичу было лет пятьдесят, но двигался он так легко и ловко, а его голубые глаза на загорелом лице так блестели, что учителю можно было дать не более тридцати лет. Он был путешественником, следопытом, полжизни провёл у костров. Учитель участвовал в разных походах и экспедициях в ущельях Кавказа, в степях Сибири, в Уссурийской тайге, в пустынях Туркмении.
Всегда скупой на слова, хмурый, сейчас он, разговорившись, как будто помолодел, румянец выступил на щеках.
- История нашего Забайкалья, ребята, очень интересна! - Голос учителя стал звучным, сильным. - Ведь через него исстари проходит путь из России в Китай. Проезжали по нашему краю русские и иностранные путешественники.
Шестиклассники не сводили с учителя глаз. Перед ними оживали образы знаменитого путешественника Потанина, который останавливался в селе Агинском, советского академика Обручева, ездившего на лошадях на Ара-Илю.
Во время беседы распахнулась дверь класса и вошёл Цырен, коренастый толстощёкий паренёк. Его раскосые, узкие глаза походили на чёрные арбузные семечки. Под мышкой у Цырена был футбольный мяч. Покрышка распоролась, белели нитки, и дырка походила на оскаленную морду собаки. Цырен, быстро сняв измятую кепку, остановился нерешительно у порога. Отыскав свободное место рядом с Батором, он начал пробираться вдоль стены, стараясь незаметно от учителя щёлкнуть кого-нибудь по лбу, дёрнуть за уши, за нос. Едва сдерживая смех, он сел и, толкнув локтем Батора, шепнул:
- Зачем позвали в школу? Что говорит Георгий Николаевич?
- Слушать надо, а не гонять футбол, - буркнул Батор.
- Чего задираешь нос? На то и каникулы, чтоб в футбол играть, - не отставал Цырен, ударяя приятеля мячом по коленке.
- Молчи и слушай! - рассердился Батор.
«Зазнаёшься! Ну, погоди, после собрания поговорим», - подумал Цырен. Он стал прислушиваться к голосу Георгия Николаевича.
- Например, гора Алханай! - взмахнул рукой Георгий Николаевич, как бы ставя восклицательный знак. - Её зелёный покров богат и разнообразен. Говорят, на горе растёт дикий репчатый лук и древовидный папоротник. А у нас даже в краеведческом музее до сих пор нет этих растений.
Батор щёлкнул по мячу Цырена:
- Алханай! Красота!
- Да брось ты, не мешай! - отмахнулся теперь уже Цырен, ловя каждое слово Георгия Николаевича.
- А ты видал Алханай? - горячо зашептал Батор.
Он закрыл глаза, и ему представилось, как между деревьями журчит горная речушка, перебирает гальку, а он босой бежит по колено в мягкой траве, цветах… Батор вздохнул и улыбнулся.
А учитель уже рассказывал о гражданской войне, о партизанском отряде в горах Алханая.
- А вот интересных экспонатов из жизни алханайских партизан в музее почти нет. В походе будем собирать не только растения, минералы, но и записывать песни, воспоминания о партизанах. А может быть, найдём и оружие. В музее находится только винчестер партизана Анчика Абидуева. Уверен, нас ждут ценные находки. Итак, в дорогу!
Ребята весело зашумели. Георгий Николаевич сел рядом с учителем географии Тумэном Ухиновичем.
«Анчик Абидуев… Кто это? Знакомое имя… Анчик, - думал Цырен и вдруг вскочил. - Да ведь это же мой двоюродный дед! Ай-яй, забыл родню!»
Ребята с удивлением смотрели на него.
- Сядь, - дёргала его Субади. Её косички тряслись.
Цырен опомнился, быстро сел на место и зашептал Батору:
- Да ведь это же ружьё моего двоюродного деда. Ты понимаешь?
- Что?
- Это ружьё деда!
- Какое? Где? - ничего не понимал Батор.
Тумэн Ухинович позвонил, призывая к тишине.
Учителю географии было лет двадцать пять, на. его смуглом, полном лице весело сверкали очки в роговой оправе.
- Есть вопросы? - поднялся из-за стола Тумэн Ухинович. - Только не все сразу. Можете подавать записки.
Кто-то вынул Тетрадку, зашуршала бумага, друг другу передавали карандаши.
Цырен, волнуясь, вырвал из тетради лист и, что-то написав, передал записку. Георгий Николаевич поднялся.
- Вопросов много, - проговорил он, складывая из записок веер, - буду краток.
Пока учитель отвечал, Цырен беспокойно ёрзал на скамейке: «Почему на мою записку не отвечает?»
Наконец в руке Георгия Николаевича осталась одна бумажка.
- Кто это писал? - спросил он.
Ребята молча переглядывались.
- Оказывается, в нашей школе учится внук партизана Абидуева. Попросим его встать.
Смущённый Цырен поднялся.
- А, Цырен Доржиев? Это интересно. Это, ребята, очень интересно! - серьёзно проговорил Георгий Николаевич.
Ребята с любопытством смотрели на Цырена, а он, опустив голову, смущённо теребил рваный мяч.
- Ну что же, гордись своим дедом, - произнёс Георгий Николаевич.
Вокруг Цырена столпились ребята, точно впервые увидели его.
- А дед твой жив?.. А где он воевал?.. А есть у него ордена?.. - тормошили они Цырена.
Но Цырен ничего не знал, кроме того, что его дед убит в 1921 году.
…К походу готовились очень деятельно. Руководили подготовкой Георгий Николаевич и Тумэн Ухинович. Походное снаряжение сносили в географический кабинет. Завхозы, Батор и Володя, забыв об отдыхе, принимали дорожные вещи.
Уточнив расстояние переходов, путешественники решили разделиться у подножия Алханая на два звена. Соединиться должны были на вершине Алханая. Одно звено, с Тумэном Ухиновичем во главе, обойдёт гору с южной стороны и выйдет на вершину её через «Храм-Ворота». Другое, с Георгием Николаевичем, поднимется к месту встречи по Большому Чёрному ущелью.
- А сейчас по домам! Через три дня выступаем в поход! - скомандовал Тумэн Ухинович.
ТРЕХГЛАЗЫЙ БОГ
Посреди решётчатой, крытой войлоком юрты, на земляном полу, слегка дымился угасавший очаг. Серая струйка дыма уползала в закопчённое отверстие в куполе. За очагом, у стены, стояла божница на высоких деревянных ножках. На бумаге и на материи были нарисованы фигурки богов - бурханы. Там же стояли глиняные и золочёные статуэтки. Бурхан Шойжил восседал на синем быке, замахнувшись для удара палицей, и свирепо смотрел тремя глазами.
В юрте остро и приятно пахло сожжённой перед богами смесью из пихты, багульника и богородской травы.
Седая старуха, перебирая пальцами костяные чётки, шептала молитву. Потом она, как будто опомнившись, налила чай в бронзовый тахил и быстро заковыляла к божнице. Но вдруг обо что-то споткнулась и чуть не упала. Тахил вылетел из рук, звякнул и, перевернувшись, упал в золу очага.
- Халхай!
Старуха, забыв о молитве, сердито схватила с пола лошадиные путы и швырнула их в сторону широкогрудого темнокожего старика, сидевшего на сундуке.
- Хе! Вечно всё разбрасывает!
На дворе послышался шум и шуршание крыльев. Старик вышел из дома, набросив на плечи старую шубу с плисовым воротом, с красной шёлковой каймой по бортам.
- Лето, а он в шубе! - заворчала старуха.
На досках, прибитых к высоким стойкам, белел творог. А над творогом неустанно крутилось маленькое ветрило.
Старик задрал голову: большой коршун, держа в лапах кусок творога, уносился в вышину.
- Разбойник! Никого не боится! - хрипло закричал старик и погрозил костлявым кулаком.
Ворча, старик принялся ворошить куски творога.
А старуха в это время поставила чай перед бурханом; сложив ладони, подняла руки ко лбу, поклонилась и начала вертеть хурдэ - молитвенное колесо, сделанное в виде цилиндра, величиной с консервную банку. Внутри хурдэ на ось наматывались написанные молитвы. Старуха крутила ось вместе с бумажками, и это заменяло чтение молитв. Хурдэ вертелось бесшумно и стремительно, как волчок.
Вдруг со двора донёсся радостный возглас старика:
- Э, откуда? И так рано?
- Из школы! - зазвенел голос Цырена.
Старуха, собираясь выйти навстречу гостю, надела островерхую шапку. Дверь распахнулась, и в юрту вошли Цырен с дедом. Старуха обняла внука.
- Помолись бурханам, дитя, помолись! - приказала она.
Цырен, сложив ладони, чуть прикоснулся лбом к божнице и посмотрел на богов. На него уставились неподвижные, грозные лица. Особенно страшен был трёхглазый Шойжил. Перед бурханами лежали под-
ношения, среди них даже ириска и кусочек пилёного сахара.
- Ай, Цырен, откуда пришёл? - спросила бабушка.
- Из школы.
- У молодых был?
- Нет.
Бабушка звала «молодыми» отца и мать Цырена, которые работали в МТС.
К ним от школы было ближе, и всё же Цырен пришёл к старикам. Он воспитывался у них, и здесь ему было вольнее - балуйся сколько хочешь. Цырен, как и старики, называл родителей «невестка и сын» и частенько жаловался на них деду.
Дед, бывало, брал его на колени и, гладя жёсткие чёрные волосы, ласково приговаривал:
- О, мой длинноухий! Из тебя выйдет большой человек!
И сколько Цырен себя помнит, бабушка всегда нежила его и, бормоча молитвы, подносила лучшие куски.
Она старалась держать Цырена подальше от его родителей. Бабушка сердилась на «молодых» за то, что они не почитали святых и ламу. И сегодня бабушка обрадовалась тому, что Цырен не заехал к «молодым». Гладя Цырена по большой круглой голове, бабушка шамкала:
- Почему, сынок, долго не приходил? Я вся истосковалась, ожидая тебя. Во сне даже видела. А тут ещё слух прошёл по степи, что ты поехал на священную гору Алханай…
- А мы и правда через два дня идём на Алханай, - спокойно сказал Цырен.
- Неужели? Ай-яй! - засуетилась бабушка, забыв обо всём на свете. Она налила в стакан крепкий, подбелённый молоком чай, достала конфеты, сахар, сметану, припасённые для Цырена.
- Садись, садись сюда!
Цырен, сидя между дедом и бабушкой, пил чай.
- Ну, рассказывай, мой длинноухий, - сказал дед.
Мальчик обиженно отодвинулся от деда:
- И всегда вы дразните…
- Цырен теперь не маленький! - заступилась бабушка. - Теперь ему стыдно. Зачем так говоришь?
- Ладно, ладно. Не буду, - глухо засмеялся старик, - подпеваете друг другу!
Цырен обрадовался поддержке бабушки и, сверкая озорными глазами, стал торопливо рассказывать о подготовке к походу, о ружье Анчика Абидуева.
Дед трогал морщинистой ладонью свой нос, похожий на трубку, вырубленную из корня дерева плохим мастером. Потом он погладил большой рот, редкие седые усы и начал рассказывать:
- Наш Анчик был хороший, шибко хороший охотник. Косили мы с ним для зайсана сено. Покос был на северном Аргалее. И вот кончились наши припасы. По уговору нам должен был давать еду зайсан. Уже прошла неделя, а он ничего не привёз. В балагане пусто: ни хлеба, ни мяса. Что делать? Голодные косим. Вдруг Анчик бросил косу и говорит: «Пойдём, брат, на обед!»- «А что будем есть?» - «Принеси воды, разведи костёр». И ушёл в балаган. Докосил я, поплёлся за ним. Смотрю - в балагане его нет и ружья нет. Тут я сообразил - охотиться пошёл. Слышу - в лесу выстрел загремел. А ещё немного погодя вижу - тащит мой Анчик на загорбке дикую козу - гурана!
Дед с гордостью посмотрел на внука, дескать, вот какой человек был Анчик.
- Это люди, пожалуй, нашли ту винтовку. Хороший был винчестер, - добавил старик.
Цырен внимательно слушал деда.
- Я бы сразу узнал, - у него была медная мушка и длинный ствол с чёрной ложей.
- А в каких местах Анчик воевал? - спросил Цырен.
- Точно не знаю… Один русский рассказал мне, что Анчика в Макавеево расстреляли семёновцы.
У деда затуманились глаза. Цырен вздохнул. Стало тихо, каждый думал о своём.
- Давно это было… тридцать три года, однако, прошло, - пробормотал дед самому себе.
Шевелились бледные губы у бабушки, морщинистые добрые руки доставали и доставали из деревянного сундука на ножках новые угощения.
- Большой стал, - любовалась бабушка Цыреном. - Один пришёл - молодец!
Поев, Цырен умчался к приятелям.
А бабушку мучила тревога: «Не надо бы внуку ехать на Алханай. Свяжется с дурными мальчишками. осквернит священные камни Алханая. От глупых детей всего жди. Не пустить - сам убежит. Такой норовистый».
Старуха, сокрушённо шепча молитву, вспоминала, как однажды пошла в гости, а Цырен попросился с ней. «Сиди дома», - сказала бабушка. Вечером вернулась, а Цырена дома нет. Всю ночь искала с соседями, обшарила все ближние сопки, кусты. Только утром нашли его в зарослях степного кустарника. «Беда, какой избалованный и непослушный мальчишка! - качала головой бабушка и тут же ласково думала: - Да если не мы, так кто же его, сорванца, понежит».
Бабушка рылась в сундуке, доставала разноцветные тряпочки и резала их почерневшими ножницами на мелкие кусочки.
- Ой-ёй, мой козлёночек! Узду на тебя крепкую надо, козлёночек! Держи себя на святой горе почтительно. Молись всемогущим бурханам, как деды твои молились, - бормотала она. - Пускай возьмёт с собой эти лоскутки-зурамы и повяжет их на сучья деревьев как приношения бурханам.
Вбежал запыхавшийся Цырен. Его полные щёки раскраснелись, глаза блестели от возбуждения.
- Бабушка, есть хочу!
- Ты где ходишь? Еле дождалась тебя. Обед давно остыл.
Цырен выскочил из юрты, но тут же вернулся, неся охапку лиственничных дров и скрученную в трубки берёсту. Сунув это в очаг, он что есть силы дунул: облако пепла ударило ему в лицо.
- Ты что делаешь? Что делаешь? - заохала бабушка. - Всех бурханов засыплешь пеплом!
Пламя лизало пузатый закопчённый горшок, в нём уже начинало шипеть что-то.
Цырен увидел, что бабушка готовит разноцветные лоскутки.
- Зачем это? - удивился он.
- Ты что говоришь? Что говоришь? - рассердилась бабушка. - Разве можно ехать без них в святое место? Привяжешь, поклонишься богам.
- Бабушка, а может быть, не надо? - ласкался
Цырен. - Когда я буду привязывать к деревьям зурамы, ребята не будут смеяться надо мной?
- Ну и что же?! - Бабушка грозно смотрела на него не мигая.- Ты сделай это украдкой. О, Алханай - это обиталище богов! Ай, бурхан! Ты увидишь «Храм-Ворота», на стенах его из камней прорастут слова мани-молитвы, - таинственно шептала бабушка, и глаза её блестели, вытянутые, узловатые руки дрожали.
Цырену стало жутко, и он со страхом оглянулся на трёхглазого бурхана, сидящего на синем быке.
А бабушка всё шептала:
- Будешь ходить по Алханаю - молись богам, всегда помни о них. Там ничего не бери. Верующие принесли богам деньги, посуду. Не прикасайся к ним. У них есть невидимые хозяева. Понял?
Цырен опять боязливо покосился на богов.
Вошёл дед.
- О чём вы? - спросил он весело.
- Рассказываю, как вести себя на Алханае.
У деда весёлое лицо сразу стало испуганным:
- Правильно. Если идёшь по такой великой горе, где живут боги, всегда думай о них.
Дед и бабушка частенько так говорили Цырену. Особенно сейчас, когда он собирался в поход. Они уверяли, что в дальнюю дорогу можно отправляться в понедельник, в среду и пятницу, а в другие дни пойдёшь - в дороге может случиться несчастье. Они внушали ему, что нельзя поднимать на дороге посуду, а если сорвётся с неба звезда, то надо сказать: «Это не моя звезда, моя - Большая Медведица».
- Будешь всё это помнить - будет тебе и удача, - уговаривала бабушка.
После рассказов о богах на Алханае Цырену стало не по себе, захотелось скорее в школу, где нет страшных бурханов, где весело и интересно. Солнце уже легло боком на землю, и громадные тени протянулись через долину. Становилось свежо.
- Бабушка, я пойду в школу, - сказал Цырен скучным голосом, поспешно одеваясь. - Рано утром я должен быть в школе.
- Ах, бестолковый! Ведь поздно уже. Утром пойдёшь.
Не смея ослушаться бабушку, Цырен согласился.
…Из-за дальней сопки брызнул лучами край солнца, озарил долину и горы. Рассовав по карманам бабушкины лоскутки-зурамы, Цырен пошёл в школу.
У юрты его провожала бабушка. Она держала ковшик и лила из него молоко в маленький медный тахил и, что-то бормоча, плескала вслед Цырену и во все стороны.
СТАРЫЙ КОТЕЛОК
Батор и Петя, хватаясь за выступы и острые углы камней, с трудом вскарабкались на вершину скалы.
- Гляди, - указал Батор в тёмно-голубую даль.
Петя замер - на его глазах рождалось утро. Край небосклона преображался. Сначала краешек неба стал изумрудно-голубым, затем он порозовел, теперь же сверкал позолотой.
Мальчики сидели, Как всадники, оседлав большой камень.
Они слушали таинственное безмолвие утра. Причудливые горы и ущелья, укутанные лесом, с высоты казались покрытыми бархатистым, тёмно-зелёным ковром. Его кое-где разрывали голые утёсы. Они высились как башни древней крепости.
Петя полез по глыбам утёса и вдруг ахнул: внизу, куда он хотел спуститься, клубился белый туман. Облака его наползали друг на друга, стремились к вершинам Алханая. Начало моросить. И Пете подумалось: туманы утром купались в горных речках, а сейчас трясли седыми бородами, рассыпали мелкие брызги.
Петя, сын зоотехника, был маленький, хрупкий, в голубой майке с белым воротником. Волосы и брови у Пети золотистые.
Батор любил его за верность и доброту. Он всегда охранял Петю и готов был расправиться с каждым, кто обидит его друга.
Батор осторожно, словно боясь вспугнуть рассвет, вытащил из кармана блокнот и начал рисовать. Его скуластое лицо стало серьёзным и задумчивым. Петя следил за тем, как на бумаге возникал гранитный утёс, облака.
- Если бы красками, - шепнул Петя, боясь помешать.
- Потом перерисую, - тоже шёпотом ответил Батор, стараясь запомнить переливы красок.
Вот совсем рассвело. Петя, стоя на вершине утёса, не вытерпел и радостно закричал:
- Э-ге-ге-гей!
И леса, горы, скалы приветствовали его:
«Э-ге-ге-гей!»
- Что там увидели? - кричали ребята от подножия скалы.
- Идите сюда! - в один голос закричали Петя и Батор, не умея объяснить словами то, что их взволновало.
Они следили, как поднимались ребята. Вон за Тумэном Ухиновичем легко, точно коза, прыгала с камня на камень маленькая, задорная Субади в синем лыжном костюме. Она звонко хохотала. Вон, поднявшись на каменный выступ, смотрит в бинокль Цырен. Батор показал ему язык, а Петя в это время щёлкнул фотоаппаратом и засмеялся. А вон Арсалан споткнулся о ветки кустарника и чуть не упал.
Субади остановилась среди камней:
- Скорей сюда!
- Что там? Что увидела? - зашумели со всех сторон.
- Дикий лук! - кричала Субади, сложив ладони рупором.
Все побежали к ней. Батор и Петя, прыгая с камня на камень, тоже бросились за товарищами. Цырен, перегоняя, закричал:
- А лук-то под ногами!
- Где? - остановился Петя, осматривая каменные плиты.
- Вон! - показал Батор на гладкие зеленоватые стебли, которые пробивались из расщелины камня.
Петя выдернул стебель, на нём оказался клубень с пушистыми корнями и с толстой сухой кожурой.
- Ого, настоящий репчатый лук! - воскликнул Петя.
Батор тоже выдернул лук и, очистив кожуру, откусил. По скулам покатились слёзы.
- Батор, миленький, почему плачешь? - засмеялась Субади. Косички её так и летали над плечами.
- Тебя кто-нибудь обидел?
Вытирая слёзы, Батор выговорил:
- Злой лук обижает. Он такой же задира, как и наш огородный.
- Тумэн Ухинович, - подбежала Субади, - а мы дикий лук повезём, чтобы у себя посадить?
- Надо бы, только во что пересадим?
- А если в котелок? - предложил Батор.
- Э, а в чём будешь варить еду? - закричал Арсалан.
- Пустяки, - возразил Батор, - из берёсты сделать туесок, и всё!
- А сумеешь? - повернулся Тумэн Ухинович.
- Хо, ещё как!
Наскоро смастерив два туеска, ребята пересадили лук и отправились дальше, к вершине горы.
Вдруг Батор упал, провалившись ногой в яму, заросшую травой. Жалобно ойкнув, вытирая измазанные щёки, он поднялся на четвереньки.
- Что случилось? - подбежал Тумэн Ухинович.
- Смотрите!- показал удивлённо Батор на гнилые доски. - Это сделано рукой человека!
Тумэн Ухинович взволнованно поправил очки.
- Может быть, здесь была землянка? - подскочил Цырен.
- Дверь! - Глаза Пети округлились, он толкнул дверцу, ведущую в землянку.
Гнилая дверь упала.
Все немедленно сбросили рюкзаки и приступили к раскопке. Через несколько минут Батор воскликнул:
- Ребята! Что это?
Он вертел в руке заржавленный и помятый котелок. Петя взял его, принялся чистить пучком травы.
«Не бери попавшуюся на дороге посуду,- вспомнил Цырен наставления бабки.- А, ерунда!»
И он решительно подошёл к Пете:
- Травой не вычистишь. Дай-ка ножом попробую!
Цырен принялся перочинным ножичком соскабливать с котелка зеленоватый налёт.
- Э, да он медный!
- Чей же он? - недоумевала Субади.
«Может быть, он был в руках первобытного человека?» - подумал Батор, стараясь представить внешность обладателя котелка: обезьянье лицо, одежда из шкуры дикой козы.
Мысли Батора прервал Петя:
- Смотрите!
- Что ещё? - окружили его.
- А вот, - показал он на странные буквы, проступившие на стенках котелка.
Учитель подошёл к ним:
- Э, по-старомонгольски написано!
- Что написано?.. Какие слова? - шумели ребята.
- Не умею читать по-монгольски, - развёл руками Тумэн Ухинович.
- Эх! - с огорчением вздохнул Цырен.
Петя снова начал копаться в землянке. «Пожалуй, ничего больше не найдём», - подумал он.
Но вдруг из выброшенной земли выкатились позеленевшие гильзы. Копнул ещё и обнаружил целый клад - несколько десятков гильз.
- От какого же ружья? - присел на корточки Батор.
- Кажется, от пятизарядной винтовки, - определил Тумэн Ухинович.
- Нашли землянку, котелок и гильзы… Что же всё это значит? - задумчиво спросил Батор. Он оглядел окружающие горы и лес, как бы ища ответа.
Но они стояли безмолвно и величаво, храня тайну.
- Цырен, возьми, береги. - Тумэн Ухинович подал котелок.
Цырен, гордый доверием, привязал его к рюкзаку.
ВОДОПАД «ДЕВЯТЬ ЖЕЛОБОВ»
Другое звено, с Георгием Николаевичем впереди, шагало своим путём.
Густые заросли кустарника пускали по ветру пух, похожий на шерсть линяющей козочки. Алый, пахучий шиповник норовил уколоть шипами.
- Ай-яй, какой сердитый, - ворчал Баяр, потирая оцарапанную руку. Его круглое лицо с толстыми губами и с маленьким плоским носом выражало любопытство. Пожалуй, во всей школе не было любопытней Баяра. Всё ему хотелось узнать, увидеть, потрогать. Он без конца сыпал вопросами и даже ухитрялся задавать вопросы самому себе.
Под пышными деревьями Баяр отыскал вечнозелёные жёсткие листочки брусники. Потом он пометил в записной книжке, что начался сплошной лес из сосны и лиственницы. Среди них, словно нарядные девушки, поднимались в гору кудрявые берёзки. То там, то здесь в гулком лесу подавали голос кукушки.
Сначала было просто пасмурно, потом несмело упали первые капли дождя, подул ветер, и дождь припустил вовсю.
- Ещё долго идти? - спросил Баяр. С его белой шляпы стекали струйки.
- Скоро дойдём,- бодро ответил Георгий Николаевич. Он привык к походам и чувствовал себя в дороге как дома
Но седой старик Алханай точно отодвинулся дальше, стараясь затеряться в туманной, дождевой дымке.
Они вышли на поляну с могучей, ветвистой сосной посредине.
- Привал, - отрывисто бросил Георгий Николаевич, и ребята, вымокшие, изнурённые, принялись торопливо разбивать палатку.
Между камнями, где чернел след старого костра, качали разводить огонь, но мокрые сучья только чадили.
…Дождь перестал. Ребята снова карабкались на гору. Всюду между камней журчала вода. Заросли кустарников обдавали каплями с головы до ног. Но уже прояснилось, и запорхали пёстрые бабочки. Меж деревьев проглядывали величавые утёсы, впереди, на вершине каменистой горы, курился туман.
Перед ребятами медленно раскрылось таинственное ущелье. Оно дышало сыростью. Сосны и кедры по уступам гранитных стен, словно зачарованные, застыли в клубах тумана, глядя с высоты в пропасть ущелья. Баяр остановился, ему было страшновато.
Ущелье гудело, как огромная труба. Казалось, гудели и кедры, и сосны, и скалы. и каменные валуны, и даже сырой воздух.
- Что это? - спросил Баяр и тут же догадался: «Наверное, это шум водопада в «Девяти желобах».
Много легенд рассказывали старики об этом водопаде, о его исцеляющей воде. Они рассказывали: жил в горах слепой. И вот жена его заболела. И слепой один пошёл за дровами. Шёл он, шёл, спотыкался и падал, вставал и снова шёл. Наконец совсем заблудился. Вдруг слышит грохот и шум. Слепой шагнул и упал в воду. Бурный поток подхватил его, понёс, слепой захлебнулся, но всё же сумел подняться на ноги. И - чудо! Он увидел всё, что окружало его. Он увидел ущелье и кедры, водопад и желоба…
Ребята, прыгая с камня на камень, поднимались всё выше и выше. Под камнями журчала вода. Через щели они видели несущиеся светлые струи. Густые заросли багульника скрывали от ребят то, что было впереди. Но вот заросли кончились, и ребята замерли: мимо коренастого кедра, выросшего из трещины в скале, низвергалось девять серебристых бурных потоков. Вода кипела, бушевала в крутых каменных желобах. Точно гора распустила девять сияющих, вьющихся кос.
- Ох ты, здорово! - охнул Володя и толкнул Баяра.
Так вот он, знаменитый водопад!
Володя пристроился под большим кедром и стал фотографировать. Ему нужны были снимки для фотоальбома, который он составлял по поручению кружка. Георгий Николаевич задумчиво курил, глядя на потоки в девяти каменных ложах.
Некоторые ребята по камням поднимались на скалу. Выглянуло солнце, подул свежий ветерок.
Баяр с удовольствием погладил шелковистые мокрые лапы кедра и вдруг заметил полинявшие лоскутки материи, привязанные к веткам.
- Что это такое? - спросил Володя.
- Это зурамы, - подошёл Георгий Николаевич. - Раньше человек не умел разгадывать тайны природы, во всём грозном и величественном он видел божество. Человек поклонялся высоким горам, этому водопаду. Чтобы угодить какой-то таинственной силе, задобрить её, люди дарили ей эти лоскутки, привязывая их к деревьям.
Баяр тронул один лоскуток, и он рассыпался, как пепел.
У костра пили чай, пахнущий дымком.
- А вот, интересно, как получились эти девять желобов? - спросил Баяр.
- А может быть, их человек сделал? - предположил толстяк Эрдэмтэ.
- Пусть кто-нибудь объяснит, - предложил Георгий Николаевич, вытаскивая веточкой из кружки чая упавшую хвоинку.
Володя повернулся к водопаду и ответил:
- Эти желоба в базальтовых камнях проделала вода.
Ветер доносил раскатистый гул водопада, который, точно боясь, что люди разгадают его тайну, сердито шумел.
Ребята внимательно слушали Володю. Они знали, что о водопаде можно рассказать многое. Отец его. Дмитрий Максимович, был известным геологом. Камни с детства интересовали Володю, и он часто расспрашивал о них отца. Дмитрий Максимович терпеливо рассказывал. Теперь Володя хорошо разбирался в минералогии и мечтал стать геологом.
- Если здесь был вулкан, то где же кратер? - спросил Баяр.
Георгий Николаевич посмотрел на громаду Алханая.
- Где кратер, не знаю. Может быть, на вершине. Поднимемся - узнаем. Академик Обручев сказал, что араилинское золото вулканического происхождения. Думаю, что когда-то на вершине Алханая клубился дым, текла огненная лава.
Ребята мысленно представляли себе, как когда-то Алханай с гулом швырял из кратера огонь и лаву.
«XРАМ-ВОРОТА»
Сосны упирались друг в друга могучими ветвями. Так на бурятских праздниках упираются плечами борцы. Меж валунов и камней журчала горная вода. На берегу говорливой речушки трещал костёр. Котелок почти скрывался в пламени.
Конюх, присматривавший за Гнедко, он же и повар, шумливый лохматый Арсалан готовил обед, выкладывая консервы, хлеб, сушёный творог и сушёные молочные пенки.
Под старой сосной белела палатка. Петя сидел на обгорелом пне и заполнял путевой дневник звена.
Он нервничал, грыз карандаш: никак не удавалось описать всё ярко. В жизни было интересней, чем на бумаге. Шевеля губами, с грустью глядел он в небо, точно прося у него помощи.
Тумэн Ухинович вышел из палатки, осмотрелся, послушал неумолчный плеск воды. Хотелось навсегда остаться в этих местах, чтобы около дома твоего плескались струи, пахло сосной и костром.
Послышался треск и смех - из чащи вылезли с охапками сухих сучьев Цырен, Батор и Субади.
Скоро все сидели кружком у палатки, обедали.
…Тропа петляла, обходя вековые великаны-деревья, валежник, ямы. Ребята цепочкой поднимались в гору. Стояла чуткая, насторожённая тишина. Чистый, прозрачный воздух был неподвижен. Где-то далеко куковала кукушка.
- О! - изумлённо выдохнул Батор и остановился.
Как развалины древнего города, перед ребятами возникла могучая квадратная скала с проходом-тоннелем в середине. На скале, напоминая огромные рога сохатого, росли кедры. У порога ворот что-то белело.
- Это и есть «Храм-Ворота»? - робко спросил Цырен.
- Да, это и есть «Удэн-Сумэ», - ответил Тумэн Ухинович.
Сквозь проём ворот синело небо и виднелись далёкие зубья скал. Они были похожи на крепостные стены древнего города. И казалось, из-за стен вот-вот покажутся богатыри в стальных кольчугах, с луками из рогов девяноста диких коз.
Цырен вспомнил протянутые руки бабушки, её шипящий голос. На душе стало тревожно, словно Цырен натворил что-то, а теперь ждёт сурового наказания.
Из пролома вырывался тугой ветер. Ребята с криком бежали к «Храму-Воротам». Впереди всех неслись Петя с Батором.
Вскоре Батор вскарабкался по камням на вершину «Удэн-Сумэ» и завопил:
- Э-гей! Вот здорово! Сюда!
- Настоящая каменная арка. Будто человек её сделал! - восхищалась Субади.
Перед ними возвышались громады священных скал. Деды и прадеды приходили сюда, чтобы прислониться к этим скалам и окропить себя водой Из пещеры «Чрево матери». Здесь их молитвами встречали ламы…
Цырен молчал. В его ушах свистел не то ветер, не то голос бабушки. Хотелось упасть на колени перед этой грозной громадой и помолиться на всякий случай. Ему казалось, что если поднимешься на неё, то осквернишь святые камни, и тайная сила покарает тебя.
Цырен вяло, понуро плёлся позади всех. Вдруг он вздрогнул и остановился-на скале обозначились какие-то непонятные буквы.
«Значит, это правда, что из камней проступает святое писание?!» - подумал Цырен.
- Э, здесь деньги! - воскликнул Батор, подняв почерневшую монету.
Когда её почистили песком, то увидели двуглавого орла и «2 копейки, 1899 год».
Облокотившись на угол полуразрушенного белого обелиска, разглядывая монету, Тумэн Ухинович рассказывал:
- Прежде сюда толпами шли буряты поклониться богам, принести дары. Ламы и жрецы пугали суе-верных люден, вдалбливая им, что это Ворота божьего храма. А где же здесь ворота? Взгляните. Скала веками изменялась от выветривания. Но отчего же получилось такое отверстие?
- От ветра, - сказала Субади.
- Ещё от дождя и снега, - добавил Батор.
- Правильно. Ветер, дождь и снег разрушают скалы. Посмотрите, - показал учитель на россыпь камней,-они ведь отсюда же выпали. Чтобы вызвать страх у людей, ламы построили здесь этот субарган. - Тумэн Ухинович постучал по разрушенной стене обелиска, стоящего в проёме «Удэн-Сумэ». - А взгляните на эти тибетские письмена…
«Неужели они проступают из камня?» подумал Цырен и испугался, что он своим неверием прогневит богов.
Ребята ушли вперёд, и Цырен остался один. «Может быть, бабушка говорила неправду»,- мелькнула мысль. Ветер протяжно загудел в арке, Цырена охватил страх перед величественным «Храмом-Воротами». Он торопливо выдернул из кармана бабушкины тряпочки, положил их на субарган и хотел помолиться, но от страха забыл все слова молитвы.
В это время за его спиной раздался насмешливый голос:
- Эх ты, а пионер! Бабкины сказки слушаешь!
Цырен вздрогнул - перед ним стоял Батор.
Цырен покраснел, лоб его покрылся испариной. Он молча бросился в кусты шиповника.
СТРАШНАЯ НОЧЬ
Цырен крался по тёмному лесу. Полная луна то уходила за облако, то опять показывалась, озаряя землю и как бы удивлённо глядя на человека. Таинственна и непонятна жизнь ночного леса. Дорогу преграждали косматые лиственницы, корявые ёлки пытались колючими лапами охватить шею. Высокие травы вязали, опутывали ноги. В чащобе, совсем рядом, кто-то хрипло дышал и поскрипывал зубами.
Самолюбивого, упрямого Цырена жёг стыд. После того, как Батор увидел, что Цырен молился, лучше уйти, погибнуть, чем показаться на глаза ребятам. Сейчас, наверное, он рассказывает у костра о лоскутках Цырена, и все хохочут. Цырен всхлипнул.
Куда шёл, он не знал, лишь бы подальше от ребят. Спотыкаясь о валежник, он лез в гору. Вдруг из-под ног его шарахнулась птица. Цырен охнул, ноги ослабли.
Очнувшись, он понял, что шепчет молитву, которой учила бабушка. «Да птица же это, - уговаривал себя Цырен. - И слова молитвы, наверное, не выползают из камней. Это краска. Но куда и зачем я иду? Бабушка старая, она не всё понимает, не ходила в школу. А Тумэн Ухинович ясно говорил: нет бурханов, нет чертей».
Мысль эта как будто успокоила его. «Сейчас вернусь на стоянку и потихоньку лягу. Ребята спят, и никто даже не заметит. Как будто я никуда и не уходил». Цырен взглянул вверх. Насмешливую луну и сердито мигающие звёзды затянуло хмурыми тучами. Посыпался щедрый и крупный дождь. Его тугие струи стегали, как тонкие лозы. Цырен ёжился, и ему теперь казалось, что на земле самое лучшее, уютное место - сухая палатка. Лежать среди ребят, в тепле. Никогда он, казалось, не любил так товарищей.
Сверкнула молния, вырвала из тьмы бушующие вершины огромных деревьев. И опять надвинулась, рокоча, непроглядная темень, как будто с высот Алханая катилась, сотрясая землю, скала.
Цырен юркнул под шатер густых кедровых лап, но тугие струи пробивали хвою.
Цырен присел на корточки около ствола. Ствол шевелился, тёр его спину, а струи секли, как розги, и Цырен походил на степного суслика, залитого водой.
Дождь как внезапно начался, так внезапно и перестал.
Цырен вскочил, отряхнулся и, дрожа от холода, побежал в ту сторону, где ребята раскинули бивак. В ботинках хлюпала вода. Шёл он долго, спотыкаясь о корни. Путь его преграждала упругая сеть ветвей, и порой он повисал в них, как муха в паутине. Наконец Цырен понял, что заблудился. Он решил дождаться утра и спрятался от ветра под большим деревом. Когда немного согрелся, глаза его невольно слиплись , и он задремал.
Цырен очнулся, оттого что над головой его пронзительно заплакал ребёнок. Цырен вскочил, прислушался. Крик повторился. Цырен бросился бежать, но шагах в пяти от скалы споткнулся и упал. Звякнул привязанный к рюкзаку медный котелок. Зачем, зачем Цырен думал, что нет бурханов и нет чертей?! Вспомнил, как бабушка, провожая его, шептала: «Молись бурханам». Цырен схватился за лицо, оно было всё исцарапано ветками - ссадины жгло. Не помня себя, Цырен забормотал молитву, сложив руки. Скала, выступавшая в предутренней дымке, была похожа на бога Шойжила, который с разинутым ртом скакал на синем быке, замахнувшись палицей.
- Боже, боже, спаси! Не сердись на меня! Я не хотел… - причитал Цырен, силясь подняться с земли.
Но ветка упёрлась в затылок, и Цырену почудилось, будто кто-то схватил его. Он закричал: «Мама!» - и стал отбиваться, дрыгая ногами.
«Котелок! Котелок! Всё из-за него! Зачем взял? Бабушка же говорила: «Не бери на дороге посуду - быть несчастью!»
Мысли путались. Цырен принялся дёргать, рвать мокрую верёвку, которой был привязан котелок, но она не поддавалась, порезала до крови руку. Наконец верёвка лопнула, котелок, глухо стукнув, отлетел в сторону. Цырен, скуля по-щенячьи, торопился отползти от страшной скалы. Перед глазами кружились искры, пятна, круги, как будто мельтешило множество пёстрых лоскутков, которые бабушка послала в дар богам.
Цырен со всех ног побежал под гору. Внезапно рядом в чаще кто-то хрипло захохотал. Цырен задохнулся и завопил: «Спасите!» Но вместо крика вырвалось глухое мычание.
…Рассвело. Как только брызнули первые лучи солнца, Цырен пришёл в себя, и страх постепенно утих. От одежды шёл пар. Цырен едва-едва волочил ноги. При каждом шаге громко хлопала оторванная подмётка. Усталые руки и ноги ныли, оцарапанное лицо болело.
Наконец Цырен прибрёл к какой-то речке. На другом берегу паслись овцы. Только чабана не было видно. Мысль, что где-то близко есть человек, немного успокоила Цырена. И тут он почувствовал, что больше не в силах сделать даже шага. Морщась от боли, Цырен опустился на землю и сразу же уснул.
В тишине прошелестела ветка, из кустов высунулась морда волка. Голодная, нервная зевота разодрала волчью пасть. Мелькнули жёлтые клыки и между ними длинный красный язык.
Волк, не спуская глаз с Цырена, осторожно шагнул и вышел из кустов на полянку…
В ГОСТЯХ У ОБЛАКОВ
Впереди всех карабкался по камням Баяр. Сев отдохнуть на большом камне, он смотрел на идущих снизу. Замыкающий цепочку ребят толстяк Эрдэмтэ, погнавшись за толстяком Эхишэ, упал и покатился обратно.
- Эй, Эрдэмтэ! Вперёд иди! Зачем возвращаешься?- засмеялся Баяр.
- Фу, тяжёлая коллекция, спину давит, - проговорил, отдуваясь, Володя, движением плеча поправляя сползающий рюкзак.
- Э, лишние камни выбрось!
- Ишь ты какой! А сам чего не выбросишь свои гербарии?
- Они лёгкие как пёрышки, - возразил Баяр, сдирая с камня лишайник и закладывая его в тетрадь.
Георгий Николаевич осмотрел лишайник и проговорил:
- Такие же лишайники растут в тундре. Ходил я и там с экспедицией.
Лицо учителя потемнело от солнца, и глаза от этого казались синее.
- В тундре? - заинтересовался Баяр. - А как же они выросли на Алханае?
В это время подошли отставшие ребята и, сбросив рюкзаки, расположились отдыхать.
- Все заметили, как меняется растительность от подножия к вершине горы? - спросил Георгий Николаевич закуривая.
Некоторые переглянулись смущённо - прозевали.
- Если ходить, как верблюд, задрав голову, то можно не заметить лежащую корову и споткнуться,- улыбнувшись, сказал Георгий Николаевич бурятскую поговорку.
- И правда, - оживился Володя, - в начале горы - берёзы, осины, выше - сосны, лиственницы, а ещё выше - кедр.
- Верно заметил, - кивнул Георгий Николаевич. - Это меняются почвенно-климатические зоны. Вспомните-ка уроки географии. Внизу-смешанный лес, повыше - зона тайги, а здесь уже начинается зона тундры. Какие растения в тундре?
- Мох ягель! Им питаются северные олени! - выкрикнул Баяр. - Вот он, - и показал на камнях беловатый мох. - А где же кедровые стланцы?
- Ещё немного поднимемся - будут и стелющиеся кедры.
- И как это на одной горе могли получиться такие разные зоны? - удивлялся Баяр.
- Володя, у подножия Алханая сколько градусов было? - спросил Георгий Николаевич.
Володя достал из кармана лыжной куртки тетрадь:
- У подножия - 24,7°, у водопада «Девять желобов»- 19,1°.
- Поняли, в чём дело? - повернулся Георгий Николаевич.
- На разной высоте разная температура, - ответил Володя.
- Правильно. А ну-ка, Володя, измерь температуру здесь.
Володя вытащил градусник, положил на камень.
«Как интересно, - вертел головой Баяр, - хоть сто лет живи и то всего не узнаешь!»
Звено поднималось всё выше и выше. Вокруг сплошным зелёным ковром расстилался низкий хвойный лес, преграждая дорогу. Не шумели на ветру вершины. С ветки на ветку перелетали с писком красивые клесты. Любимое лакомство этих птиц - кедровый орех.
- Стланец! Кедровый стланец! - радостно закричал Баяр и бросился вперёд.
Кедры действительно стлались, и это было красиво и необыкновенно. Баяр представил: вот за ним погоня, а по такому лесу не только бежать, но и ходить трудно. Пришлось бы ползти на четвереньках под распластанными ветвями.
Он жадно разглядывал новые места.
С трудом продрались ребята через первую полосу кедрового стланца. Думали - дальше легче, а впереди оказались камни и снова кедры.
Упрямо шагая вверх, путешественники попали в туман. Растительность становилась беднее. Кедровые стланцы исчезли. Сквозь пелену тумана ничего не было видно. Становилось всё прохладнее, одежда почему-то отсырела. Сбоку, почти на уровне деревьев, висело облако, точно огромный потник. Внезапно его будто полоснуло золотой саблей, и тотчас же оглушительно загрохотало в самое ухо.
- Что это? - шарахнулся Баяр и пощупал намокший пиджак.
- Не видишь, что ли, дождь, - ответил Володя.
Баяр посмотрел вверх:
- Однако туч над нами нет. Или мы сами залезли в облако? - Глаза его разгорелись, он стремительно оглядывался, боясь что-нибудь прозевать. - Эх, крыльев нет - никогда ещё в облаках не бывал!
В это время совсем рядом полыхнул огонь, и можно было подумать, что гора с гулом лопнула.
- Вот это да! - прошептал Баяр.
Георгий Николаевич усмехнулся, даже для него попасть в середину облака было новинкой.
Наконец путешественники вышли из облака. Над вершиной Алханая синели ласковые небеса, а внизу, заволакивая долины и горы, текли чёрные тучи, развесив дымные полосы до земли. Дальние сопки, увалы виднелись сквозь них, как маленькие кочки.
- Под нами - дождь, над нами - солнце,- бормотал Володя.
- Если на самолёте лететь, наверное, так бывает, - проговорил Баяр. - Вот интересно!
- Да, что и говорить, не всегда такое увидишь,- откликнулся Георгий Николаевич, опершись на камень.
Все камни здесь походили на гладкие купола юрт - нет острых выступов, камни точно полированные.
Внизу виднелось бесконечное море зелени, сопки бугрились волнами. Наконец они на вершине Алханая!
Баяру здесь было так хорошо, привольно и ново, что не хотелось уходить, и он сел на каменную плиту.
- А говорили, где-то здесь озеро, - разглядывал он гладкую вершину горы. Он был уверен, что если Алханай потухший вулкан, то на его вершине есть кратер, заполненный водой.
- Георгий Николаевич, а скоро подойдёт другая группа? - спросил Володя.
Учитель глянул на часы:
- По плану - через час.
Володя смотрел в бинокль. Перед ним возникали дальние горы и сопки. Среди хребтов, в туманной дымке, выделялась одна вершина.
- Что это за гора? - показал Володя.
- Сохондо, - сказал Георгий Николаевич.- Отсюда до неё почти триста километров.
- Эге, высокая!
- Алханай полтора километра над уровнем моря? - допытывался Баяр.
- Около.
Толстяк Эрдэмтэ от удивления свистнул.
- Ещё бы немного повыше и лежали бы на нём вечные снега, - сказал Георгий Николаевич. - На десять дней раньше приди - ходили бы по снегу.
ГОРНЫЙ БЕКАС
Эрдэмтэ и Эхишэ готовили обед. Баяр с ребятами побежали за дровами. Володя заполнял дневник звена.
Георгий Николаевич снял пиджак, соломенную фуражку, сел на камень и посмотрел в бинокль. Но не сиделось. Почему-то тревожно было на душе. Звено Тумэна Ухиновича должно уже было прийти. Не случилось ли чего?
Георгий Николаевич то беспокойно ходил, то снова садился, нетерпеливо поглядывал на часы. Всякое может случиться. Что же делать? В это время он услыхал крики учеников:
- Идут! Ура! Наши идут!
Но долгожданная встреча не была радостной…
Тумэн Ухинович подходил мрачный и задумчивый. Всегда весёлый, смелый, ловкий Батор сейчас шёл рядом с ним странно угрюмый. И все ребята были притихшие.
«Что-то случилось», - понял Георгий Николаевич и протянул руку Тумэну Ухиновичу. Тот огляделся по сторонам:
- Цырен к вам не приходил?
Посыпались вопросы:
- Что такое?
- Цырена потеряли?
- А где он?
Тумэн Ухинович рассказал о том, что видел Батор у «Храма-Ворот».
- Он разве суеверный?-удивился Георгий Николаевич.
- Его бабушка всегда заставляла молиться! - крикнула Субади.
- Немедленно в поиски, - сказал Георгий Николаевич. - И вот что, ребята, найдём Цырена, чтобы никаких насмешек. Молчите, как будто ничего не случилось, а Тумэн Ухинович поговорит с ним сам
Быстро пообедали, уточнили по карте маршруты, разбились на две группы и начали спускаться по южному склону горы.
В разных местах разносились призывные крики:
- Э-гей!
- Ау-у]
- Цыре-ен!
«Ей! У-у! Ей!» - дразнили горы и леса.
И опять всё захватывала мёртвая тишина. Только осторожно шумели могучие деревья. Внезапно затрещали сучья под лапами убегающего зверя.
- Кто это? - испуганно зашептала Субади и схватила руку Батора.
Он изобразил на лице ужас, задрожал, шепча:
- Медведь!
- Где? - ещё больше испугалась Субади и так стремительно повернула голову, что косы её стегнули по лицу Батора.
- Вон, вон! Из-за дерева смотрит!
Субади прижалась к Батору, а он расхохотался.
- Вечно ты с глупыми шутками! - рассердилась Субади, толкая товарища.
Скалы преградили путь. Взбираясь по Камням, Петя глянул на вершину утёса: там в алых лучах заката замерло маленькое, стройное животное с небольшими рогами.
- Ох ты, красавица! - шепнул Петя и дёрнул за рукав Батора.
- Кабарга! Скорей фотографируй!
Петя схватился за фотоаппарат, но кабарга птицей порхнула за камни.
- Эх, жаль! - чуть не заплакал от досады Петя. - Такой бы снимок для альбома!
- Субади, ты похожа на кабаргу, - удивлённо проговорил Батор.
Она засмеялась и тоже мгновенно упорхнула за камни.
Опять звали Цырена, сходились на условленных местах, расходились.
Стемнело. Сразу тайга показалась гуще, таинственней, непроходимей.
Батор освещал траву и тропинки карманным фонариком. Петя и Субади вздрогнули - с чернеющей скалы донёсся не то плач, не то хохот, не то блеяние козы. И кто-то где-то испуганно закричал.
- Что это? - замерла Субади.
- Пустяки, горный бекас, - успокоил Батор и заботливо посветил ей под ноги.
- Разве никто не знает сказку о бекасе? - спросил Тумэн Ухинович.
- Нет, нет, расскажите! - попросила Субади.
…У скалы горел костёр. Ребята ужинали, а Тумэн
Ухинович певуче рассказывал:
- Приехал однажды бекас в гости к перепёлке. Она сидела на яйцах. А в гнёздышке было двадцать яиц. Прикрыла она их серыми крылышками; как пуховыми платочками. «Чьи же это яички?» - удивился бекас. «Мои», - ответила перепёлка. Вздохнул бекас, отказался от угощения, отправился домой, где спокойно спали в гнезде всего лишь два яйца. Посмотрел на них бекас и полетел на вершину утёса. «Крошка-перепёлка имеет двадцать яиц, а я, бекас-великан, - только два. Полечу к бурной реке и утоплюсь». Поднялся он в воздух, бросился в реку, но испугался и резко взмыл ввысь. Говорят, с тех пор бекас всё время поднимается в высоту, падает камнем, кричит и плачет, боясь смерти, но, не долетев до земли, снова взмывает к небесам.
- Ох бедный! - пожалела его Субади.
- Разве бекас большой? - задумчиво спросил Петя.
- Почти такой же, как перепёлка, - усмехнулся Тумэн Ухинович.
- Ну, тогда он хвастунишка, - засмеялась Субади,- задирает нос, лучше всех себя считает!
Батор задумчиво смотрел на костёр.
И, хотя все смеялись, шутили, рассказывали сказки, мысль о Цырене не исчезала, тревожила…
ОГНИ НА СКАЛЕ
Пока звено Георгия Николаевича искало Цырена, стало темно. Перед вечером ребята наткнулись на развороченный медведем муравейник да на разрытую кабанами поляну.
Над кедрами и утёсами нависли чёрные тучи.
- Вот тебе раз! Никого. Что же делать? - растерянно спросил Володя.
Хотя ребята сидели рядом, в темноте лиц не было видно.
Только временами огонёк папироски озарял лицо Георгия Николаевича.
- Придётся ночевать здесь. С рассветом опять на поиски, - прозвучал голос Георгия Николаевича.
Баяр испуганно привстал:
- Огонь!
- Где?
- Вон, вон.
Ребята с трудом разглядели протянутую к чернеющей скале руку.
- И правда, Георгий Николаевич, огонь! - Володя встал и показался в темноте очень высоким.
На утёсе, словно золотая бляха на груди, сверкал огонь. Колеблющийся язычок то исчезал, то появлялся.
За спиной Георгия Николаевича слышался тревожный шёпот, тихие восклицания, шорох. Ребята сгрудились.
- А может быть, это Цырен подаёт сигнал? - сказал Баяр.
- Ещё, ещё один зажёгся! Повыше! - всполошился Володя.
- Проверим, в чём дело, - скомандовал Георгий Николаевич.
- Верно, пойдёмте, - встрепенулся Баяр, дрожа от нетерпения и любопытства.
Все осторожно двинулись к огням.
Впереди, рядом с Георгием Николаевичем, шёл Володя, держа компас. В темноте виднелись светящиеся стрелки.
Немного пройдя, Георгий Николаевич приказал:
- Подходить осторожно, тихо. Понятно?
Молча перебрались через поваленные деревья, через камни. Слышалось только лёгкое шуршание и сопение.
Огоньки сначала казались близкими, а потом, как будто в насмешку, стали уплывать всё дальше и дальше и наконец совсем скрылись за деревьями. Но стрелка компаса указывала точный путь. Иногда на ребят из темноты вылезало рогатое чудовище - корни вывороченного бурей дерева.
Баяр споткнулся, исчез. Георгий Николаевич включил фонарик - над травой торчала одна голова Баяра.
- Что случилось?
- Яма.
- Ушибся?
- Нет.
Георгий Николаевич вытащил Баяра.
Подошли к высокой отвесной скале. Карабкаясь по выступам, подавая друг другу руки, ребята приблизились к огням на каменных плитах. Все затаив дыхание смотрели на них. И вдруг мелькнула тень, кто-то маленький чёрный юркнул за камни. Георгий Николаевич бросился следом, направил луч фонаря.
- Человек!-выдохнул Баяр.
- Убежал!
- Кто там? Стой!
Молчание. Тьма. Пусто. Как будто всё померещилось. Прошло несколько минут - из-за камней вышел Георгий Николаевич и спокойно подошёл к мигающим огонькам. В защищённых от ветра углублениях среди камней в медных голто горели огоньки.
- Это лампадки для богов, - задумчиво проговорил Георгий Николаевич, взял медный голто, огонёк озарил его фигуру. - Да… понятно… - пробормотал он.
Ребята стояли не шевелясь и ничего не понимая…
СТАРЫЙ ДОРЖИ
- Эй, друг, выспался? - тормошил Цырена широколицый старик с длинными висячими усами. - Вставай!
Цырен вскочил с постели, протирая глаза.
- Солнце уже за горами. Есть надо! - Старик, улыбаясь, крикнул жене: - Пошевели рукой - накорми мою находку!
Старушка с добрыми морщинками возле глаз зажгла лампу. Цырена посадили ужинать.
В углу, где обычно бывают бурханы, стоял столик, а на нём вместо бурханов, лежала чёрная сумка школьника. Над столиком висела пожелтевшая картина «Утро нашей родины».
«Старики, а бурханов нет, не молятся богу», - удивлённо подумал Цырен. Ему очень захотелось порыться в сумке, посмотреть книги.
- Интересуешься добром нашего сына? - перехватил взгляд Цырена хозяин.
Цырен заулыбался:
- А где ваш сын?
- В Улан-Удэ, - гордо ответил старик. - Учится на агронома. Когда был такой, как ты, он таскал эту сумку. Зовут его Доржиев Даши.
- Я тоже Доржиев, - обрадовался Цырен.
- А, хорошо, хорошо! - И усы старика задрожали от смеха. - Так вот почему я тебя нашёл.
На дворе залаяла собака, и в дверях показался плечистый юноша в синем тэрлике, небрежно подпоясанный кумачовым кушаком. Коричневый картуз сидел набекрень.
- Здравствуйте! - проговорил юноша и сел на кровать.
- Здравствуй. Откуда? - спросил старик.
- Из Суоктуй. - Юноша повернулся к Цырену: - Откуда это гость?
Нашёл у отрогов Алханая, - засмеялся Доржи. - Пас я отару. Овцы разбрелись по берегу. Поднялся на бугорок за речкой, вижу - у ближней сопки матёрый волк к кому-то крадётся. Прямо с коня выстрелил. Глянул - нет волка, а на его месте человек. Будто молотком меня хватили по лбу. За шестьдесят лет жизни я не видел, чтобы волк в человека превращался.
- Ага, значит, у вас гостит «волк»?- захохотал юноша.
Цырен смущённо ковырял ногтём угол стола.
- Ты Цырен Доржиев? - вдруг спросил юноша.
Цырен кивнул.
- Ай-яй, что за человек! - покачал головой юноша. - Товарищи тебя ищут по всему Алханаю. Ну, что за человек? Бросил товарищей, поднял тревогу! Зачем?
Цырен молчал, ему было очень стыдно, он хотел бы немедленно побежать к ребятам, сказать им: «Делайте со мной, что хотите. Я дурак!»
Юноша рассказал старику, как встретил товарищей Цырена.
- Раньше сюда шли паломники, теперь - исследователи, - сказал Доржи.
- Чему там молиться? Чему поклоняться? - спросил юноша. - Сегодня я встретил женщину. «Иду, говорит, помолиться горе Алханай». И спросила, как пройти к «Храму-Воротам». Такую даль шла пешком. Что за нужда?
«Наверное, старик скажет, как моя бабушка»,- ожидал Цырен.
- На Алханай идут обманутые люди, - махнул рукой старый Доржи. - Людей обманывали просто. Например, в тайге, в горах водятся всякие насекомые. Некоторые ночью светятся, а суеверным людям чудятся таинственные огни. И ламы не дремали. На скалах зажигали лампадки, а потом поднимали крик: «Смотрите, божественные огни зажглись сами!» Суеверные люди трепетали перед величием бога. Много было обмана. Воду, журчавшую между камней, называли целебной - аршаном. А дальняя слава и козу превращает в верблюда. Чем дальше идёт слух, тем он становится сказочней. Женщину, которую ты встретил, тоже так обманули. Шестьдесят лет я живу возле Алханая - знаю все проделки лам.
Старый Доржи взял фарфоровую чашку с подбелённым зелёным чаем и, сделав несколько глотков, продолжал:
- Давным-давно были у седого Байкала тридцать три богатыря. Зорко стояли они на границах владений, защищали мать-родину от захватчиков. Одного из них звали Алханай. Одет он был в кедровую тайгу, украшен можжевельником, на богатыре громыхал каменный панцирь и щит. Из его серебристой кварцевой трубки валил дым, словно облака. Кто осмеливался нападать на его родные поля, тот погибал. Ближние враги, дальние недруги, тянувшие руки к богатству народа, находили себе смерть от рук Алханая, - повествовал старик. - Великий океан, говорят, посватался к любимой дочери Алханая - к реке Иля. Отдавая дань почтения отцу, Иля не перешла его дорогу, а, взяв к себе в спутницы множество игривоструйных подруг, помчалась к далёкому мужу. Во главе подруг неслась и пела царица Онон. Алханай-богатырь до сих пор дарит любимой дочери в приданое своё богатство.
Доныне стоит грозный Алханай, одетый в каменный панцирь, стоит на страже родной земли. Народ говорил об Алханае, как о защитнике, а ламы сделали из него пугало.
Старик Доржи замолчал, задумался.
Юноша вскоре уехал.
- Ну, находка моя, отдыхай. А утром я увезу тебя к товарищам. - Старик поднялся.
Потушили огонь. Цырен выспался за день и сейчас лежал на спине с открытыми глазами. Через дымоход летника виднелись плывущие на юг свинцовые облака. Цырену чудились крики товарищей на таёжных и скалистых склонах Алханая. На душе было темно и пасмурно, как ночью в лесу…
ЧЕЛОВЕК В ОСТРОВЕРХОЙ ШАПКЕ
Ранним утром Батор и Петя спустились по склону севернее «Храма-Ворот». Волокнистый белый туман, колыхаясь, обвил горы и леса. Из тумана проступали только остроконечные вершины скал. Они золотились над туманом.
- Никогда ещё такого не видел! - восхищённо показал Батор на эти скалы.
- Здорово! Нарисуй, Батор. Золотистые скалы висят в воздухе среди облаков, - проговорил Петя.
Батору хотелось сейчас ходить по облакам, летать среди них птицей. Ему было так радостно, и он чувствовал себя таким сильным, что показалось - ещё миг, ещё усилие и он оторвётся от земли, взовьётся к вершинам скал.
- Эх, - вздохнул Батор.
Друзья шли осторожно - зазеваешься в тумане, запнёшься о невидимый корень или камень.
Обогнув отвесную скалу, они замерли: перед ними смутно виднелись в тумане двое людей. Батор и Петя присели на камень. Лицом к ним сидела пожилая женщина в шапке, отороченной бархатом. В руках у неё были костяные чётки-эрхи. Время от времени женщина, сложив ладони, подносила руки ко лбу и закрывала глаза.
У другого человека ребята видели только горбатую спину и островерхую шапку.
«А ведь это лама, - подумал Батор. - Что они делают?» Батор высунул голову из-за камня, но не мог разобрать бормотания ламы.
Вдруг человек повернулся к скале, около которой прятались Батор и Петя. Глядя косыми глазами в небо, он показал:
- Прошлой ночью на утёсе сами зажглись лампадки!
- Видела, видела, - с трепетом и умилением ответила женщина.
- Так священный Алханай каждую ночь теперь озаряется огнями.
- Хээрхэй! -смиренно молилась женщина.
«Эге, вон что! - встрепенулся Батор. - Теперь ясно, кто зажигает лампадки, о которых рассказало звено Георгия Николаевича. Лама враньём зарабатывает хлеб».
- Эти огни видит только безгрешный,- зловещим, загробным голосом провыл человек в островерхой шапке и снова повернулся к женщине.
- Вы откуда? - спросил он.
- Из Борзи.
- А! Тамошним людям расскажите, что видели здесь…
«Хе, ишь куда забрасывает удочку, - подумал Батор. - Что же делать?»
Оглядевшись по сторонам, неизвестный человек достал из-за пазухи тряпицу, развернул, вытащил бумажку и подал женщине.
- Святое письмо… Много-много раз перепишите его и раздайте верующим.
Женщина, заворожённо глядя на человека, поклонилась листку и высоко подняла его над головой. Человек придвинулся к ней:
- Спрячьте. Кому попало не показывайте. Только верующим показывайте.
Человек проворно вскочил и побежал вдоль отвесной скалы. Мальчики подошли к женщине.
- Хээрхэй, кто это? - вскочила женщина, сложив ладони для молитвы. Она тряслась, прижимая к груди бумажку.
- Здравствуйте, бабушка, - с почтением произнёс Батор.
- Здравствуйте, - неуверенно отозвалась женщина, заглядывая в лица ребят. - Фу, испугалась я. Свалились, как с неба!
- Мы ищем товарища. Не видели? - спросил Петя.
- Нет, нет. Не видела.
- Кто это был с вами? - строго спросил Батор.
- Никого… - мямлила женщина, - так… здешний человек…
Она испуганно смотрела на Батора, а морщинистые руки её торопились затолкать бумажку в карман безрукавки, надетой поверх платья.
Петя и Батор переглянулись.
- Что за бумага? Покажите, - протянул руку Батор.
- Святое письмо… нет… не знаю!
Батор взял из рук женщины бумажку, но прочитать не смог - буквы были незнакомые.
- По-старомонгольски, - заключил Батор.
Петя тронул за плечо женщину и вежливо объяснил:
- Этот человек сам зажигал на скалах лампадки. Ребята видели ночью. Совсем это не бог зажигал. Он обманывает вас.
- Зачем так говоришь? Нехорошо так врать старому человеку! - Женщина, сложив, руки, зашептала молитву.
Туман таял. Высоко над утёсами парили горные орлы.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Путешественники завтракали.
Батор, забыв о бутерброде, смотрел на восход солнца в горах. Переливающиеся краски на вершинах волновали его. Ниже каменных утёсов алели густые заросли багульника. У подножия горы вилась чуть заметная дорожка.
И всё это Батор старался запомнить, чтобы потом нарисовать.
- Куда же мы теперь пойдём? - спросил Петя.
Тумэн Ухинович задумчиво сидел, подперев кулаком подбородок. Он смотрел на падь, которая спускалась с Алханая. Куда исчез Цырен? Ведь он, учитель, отвечает за всех ребят. Но здесь не простое озорство. С мальчиком что-то произошло, а он, его учитель, проглядел. Какое здоровье у Цырена, он знал, а вот в душу к нему не заглянул. Мысли учителя прервал взволнованный крик Батора:
- Смотрите! Люди!
На скалистую сойку поднимались двое - старик, ведущий коня, и мальчик в широкополой белой шляпе.
- Не Цырен ли это? - спросил Петя.
Тумэн Ухинович вскочил, взял бинокль.
- Он! Цырен! - вырвалось у учителя. Лицо его посветлело и даже очки, казалось, засверкали радостно. Тумэн Ухинович вытащил платок и стал протирать их. Без очков тёмные глаза были добрые, беспомощно щурились. - Ребята, не забывайте наш уговор - Цырену ни слова, - предупредил он.
- Слыхали? - топнула ногой Субади.
А уже через миг ребята вопили, махали шляпами:
- Эй! Эй!
Цырен и старик заторопились - всё звено бежало к ним навстречу.
- Здравствуйте, отец!
- Здравствуй, пропащий!
Ребята устроили вокруг них шумную пляску.
Старик смеялся, лошадь вздрагивала, прижав уши, а Цырен глядел на них нерешительно и не знал - или засмеяться, или нахмуриться. Ему было стыдно, и он боялся насмешек.
А потом лошадь ела сочную траву, ребята сидели вокруг старика, и Доржи рассказывал, как он нашёл Цырена. Цырен молчал, то вытирая нос, то рассматривая свою шляпу, то ковыряя оторванную подмётку, привязанную к ботинку шпагатом. Он боялся смотреть учителю и товарищам в глаза.
- Большое вам спасибо, отец, - пожал руку старика Тумэн Ухинович. - Цырен у нас хороший ученик. А тут как-то отстал от нас в лесу, сбился с дороги, заблудился. Но всё хорошо, что хорошо кончается. Парень он у нас настоящий!
От этих слов Цырену стало легче, как будто он сбросил с плеч целый Алханай. Краска отхлынула от лица, и щёки заметно побледнели.
Поговорив ещё о здоровье, об отаре, о погоде, Тумэн Ухинович спросил старого Доржи:
- Вы случайно не читаете по-старомонгольски?
- Читаю. Немного.
- Мы нашли на Алханае котелок с монгольской надписью. Пожалуйста, прочтите нам. Цырен, дай котелок, - Тумэн Ухинович протянул руку.
Цырену стало жарко, он, отдуваясь, вытер лоб. Он чувствовал, что нужно сразу же сказать откровенно о котелке, но язык произносил совсем другое:
- Какой котелок? Я не брал его.
- Как- не брал?.. Он же у тебя был!.. Где он?- зашумели ребята.
Теперь отступать уже было поздно, и Цырен, мучаясь оттого, что врёт, продолжал врать ещё больше:
- Я не брал его. Где давали - там и оставил.
- Потерял где-нибудь?-сердито спросил Батор.
- Не было его у меня! Не было! - выкрикнул в отчаянии Цырен.
- Тихо! - поднял руку Тумэн Ухинович. - Тихо, ребята. Потом разберёмся. Не брал его Цырен или потерял - мы котелок найдём. Ничего, Цырен, не волнуйся. Найдём, - мягко успокоил он мальчика и ласково спросил:-Ты по какой тропе блуждал?
- Не помню, темно было… - тихо ответил Цырен.
- Подожди, моя находка, - усмехнулся старый Доржи и поднялся, разглядывая окрестности.- Ты шёл от «Удэн-Сумэ»? Ты поднимался в гору?
Цырен кивнул.
- Дорога там одна, мимо чёрной скалы, потом она спустится влево, в долину, иначе не пройдёшь.
Старик подошёл к коню, собираясь сесть на него.
- Через два дня поставим палатку в Барун-Шивия,- подошёл к нему Тумэн Ухинович. - Будем стоять трое суток. Приглашаем вас в гости. Если найдём котелок, прочтёте надпись.
- Спасибо. Заеду. - Старик, точно юноша, вспрыгнул на лошадь. - А потом все ко мне в гости.
Он поехал.
- Так ждём, уважаемый отец.
Когда он уехал, Батор вдруг вскочил и принялся бить себя по лбу:
- А письмо-то забыли! Эх, забыли! - Он выхватил «святое писание», взятое у женщины.
- Успокойся. Приедет - прочитает. - Тумэн Ухинович взял письмо, спрятал в бумажник. - Ну, ребята, в путь. Ты, Цырен, будешь проводником.
ИСТОРИЯ СМЕХ А И ПЛАЧА
- По каким ты местам ходил? - спрашивал Батор Цырена.
Тот молчал, словно не слышал, и думал: «Зачем этот дурацкий котелок? Лучше бы его не находили. А теперь вот опять иди к страшной скале, где смех и плач по ночам». Цырен сжался, втянул голову в плечи. А ребята пели, со смехом гонялись друг за другом.
Тумэн Ухинович остановился, осмотрел местность, потом глянул на часы:
- Второму звену мы должны сообщить о Цырене, а то они всё ещё ищут.
Цырен готов был провалиться сквозь землю - столько хлопот доставил всем.
Тумэн Ухинович, сидя на сосновом валежнике, писал письмо. Заложив его в берестяной конверт, он спрятал письмо под валежник, а над ним укрепил палку с кусочком красной материи.
- Зачем это? - удивилась Субади.
- Так мы условились с Георгием Николаевичем. Его звено придёт сюда часа через три-четыре,-объяснил Тумэн Ухинович.
Прибежали ребята, принесли выкопанные оранжевые саранки.
- Ну пошли, друзья. Уже виднеется утёс, о котором говорил старый Доржи.
Ребята шли час, два, а утёс всё не приближался.
Цырен шёл сзади всех. Батор подошёл к нему. Цырен отводил глаза и стегал по кустам сломанной веткой.
- Зачем бегал? - строго спросил Батор.
- А тебе-то чего? - буркнул Цырен, глядя на вершины деревьев.
- Испугался, что я скажу, как ты, вроде старухи, тряпки вешал? - усмехнулся Батор.
- Ничего я не испугался ! Это ты, может быть, испугался! А я плевал! - огрызнулся Цырен.
- Эх, ты, бабкиным умом живёшь!
У Цырена вдруг яростно засверкали глаза, дрогнули побелевшие ноздри и он бросился на Батора. Они сцепились, упали на землю.
- Отставить! Встать!
Ребята, красные, смущённые, поднялись, тяжело дыша.
Продирались сквозь чащи, перелезали через камни. Батор разорвал штанину о сук. Петя ушиб коленку и хромал.
- Идите сюда! - пронзительно закричала Субади. - Тут след!
Трава была примята.
- Твой след? - спросил Тумэн Ухинович.
Цырен неуверенно промолвил:
- Может быть… Не знаю…
- Когда здесь шёл, котелок с тобой был? -сердито спросил Батор.
Цырен помолчал, а потом пробормотал:
- Откуда я знаю.
Тумэн Ухинович посмотрел на него и подумал: «Ни к чему сейчас этот разговор. Ему и без того тяжко. Успокоится, тогда и потолкую».
- След нашли, значит, и котелок найдём, - уверял Петя.
След привёл их к утёсу.
«Неужели здесь кто-то хохотал и плакал? - подумал Цырен. - Днём здесь совсем не страшно».
Около скалы след терялся.
- Отсюда ты куда пошёл? - тихонько спросил Тумэн Ухинович.
- Не знаю, - буркнул Цырен.
- Отсюда он взлетел в воздух, - бросил Батор, и все засмеялись.
- Цырен, ты в какую сторону полетел?-фыркнула Субади.
Цырен неприязненно посмотрел на неё.
- Хо, здесь он катался, что ли, по траве? - остановилась Субади около куста миндаля.
Цырен вспомнил тот жуткий смех и ссутулился.
- Котелок! Ура! - завизжала Субади, подпрыгивая от радости.
- Ну, теперь всё нашли: и Цырена, и котелок,- весело проговорил Тумэн Ухинович. - Уже поздно. Ночевать будем здесь. Разбить палатку! - И он сбросил на траву рюкзак.
…В палатке темно. Все спят. Задремавший Цырен вдруг вздрогнул и сел, как будто его ужалила змея: он опять услышал зловещий смех. Цырен даже дышать боялся, чтобы таинственное хохочущее существо не обнаружило его. Хохот повторился. Тайга глухо шумела, а тоненькие стенки палатки колыхались и были такими ненадёжными. Цырен схватил руку Тумэна Ухиновича, тот испуганно спросил:
- Что? Что такое?
- Смеётся. Кто это смеётся? - прошептал Цырен дрожа.
Тумэн Ухинович обнял его, они прислушались. И опять по тёмным чащам разнеслось хриплое «ха-ха-ха».
- Вот, вот! Слышите? - рванулся Цырен.
- Глупый, это же филин. Ты разве никогда не слыхал его смех?
Цырен облегчённо вздохнул. Сразу всё стало хорошо, просто, понятно и не страшно.
- Зачем же он смеётся среди ночи? - совсем по-детски пожаловался Цырен.
- Спи, спи, - ласково шепнул Тумэн Ухинович, лёг и сразу же уснул.
«Дурак я, какой же я дурак, - думал Цырен, - филина испугался! Это же филин плакал!..» Цырен лежал и слушал смех и крик филина без всякого страха. «Глупая птица», - подумал он, повернулся на другой бок и уснул.
За завтраком Тумэн Ухинович обратился к ребятам:
- Ночью в лесу слышны непонятные звуки и шорохи. Вот, например, как лает лиса?
- Она, как ребёнок, плачет, - ответил Батор.
- Правильно, - кивнул учитель. - Лиса умеет подражать плачу ребёнка. Раньше ламы и шаманы пугали суеверных людей, уверяя, что это плачет умерший.
«Таким суеверным оказался и я», - смущённо подумал Цырен.
ВСЕГДА ВМЕСТЕ
В условленное время звено Георгия Николаевича подошло к Барун-Шивия. Немного погодя появилось и звено Тумэна Ухиновича.
Ребята бросились друг к другу, плясали, хохотали, обнимались. Некоторые начали возиться на шелковистой траве, другие, стоя вокруг, подзадоривали их.
Учителя сидели в сторонке. У обоих, при виде здоровых, загорелых ребят, на душе было весело.
Все беды кончились, поход прошёл удачно, и рюкзаки наполнились собранными богатствами.
К Цырену подскочил Володя, обхватил его за шею.
- Здорово, Цырен! - дал ему подножку.
Цырен повалился на траву. А тут уже подскочил
Баяр, свалил Володю. Потом Цырен и Баяр взяли его за ноги, за руки и потащили к луже. На выручку Володе примчались Батор и Петя, и началась возня. Субади щекотала Цырена, и он, хохоча, извивался и отбрыкивался.
Когда успокоились, Цырен подумал, вспоминая страшную ночь в лесу: «Хуже нет одному. А с ребятами хорошо. Всегда вместе - хорошо!» И он почувствовал, что любит ребят за то, что они не дразнили, за то, что с ними так весело, за то, что они искали его, за то, что дружат с ним.
Цырен вынул из кармана любимый перочинный ножичек, у которого одна сторона костяной ручки уже отвалилась, и протянул его Батору:
- На, возьми.
- Зачем? - не понял тот.
- Бери насовсем. Он мне не нужен, - смущённо и неуклюже совал ножичек Цырен. - Карман только оттягивает.
И Цырен убежал к ребятам ставить палатку.
Скоро на ярко-зелёной траве появились две белые палатки, над ними трещал на ветру красный флаг. Палатки тоже трепетали от ветра, словно Собирались взмахнуть лебедиными крыльями, улететь к облакам.
Около палаток разложили добычу, захваченную у старика Алханая. Тут были посаженные в туески дикий лук, стелющийся кедр, папоротник, рядом лежали минералы, наколотые бабочки, жуки, стрекозы. Ребята с гордостью посматривали на свои сокровища.
- Надо всё рассортировать, заготовить ярлыки… Очень много работы, - проговорил Тумэн Ухинович.
Когда загорелись звёзды на небе, все уселись вокруг большого костра, над которым с шумом поднималась вьюга искр.
И опять Цырен почувствовал любовь ко всем. Он был уверен, что сейчас самое лучшее, самое тёплое, светлое местечко в мире - это около костра, около ребят.
КОНЕЦ ВСЕМ ТАЙНАМ
Весь следующий день ребята хлопотали, приводя в порядок коллекции, гербарии, записи в дневниках.
Когда уже все дела подходили к концу, ребята увидели, что к ним едет на гнедом коне старый Доржи.
Тумэн Ухинович и Георгий Николаевич пошли навстречу и привязали коня к берёзе.
- Дорогой Доржи-ахай, мы вас ждали.
Старый Доржи улыбнулся, поздоровался и уселся на траву.
- Как проходит ваш поход?
- Очень хорошо. Спасибо, - ответил Тумэн Ухинович.
Всё устроились около старика. Его блестящие глаза ласково лучились. Он потрепал по голове Цырена.
Батор подал старику медный котелок. Доржи. глядя на надпись, долго молчал. Его редкие усы почему-то дрожали. Ребята смотрели на него с нетерпением. Наконец Доржи взволнованно и глухо прочитал: «Анчик Абидуев, 1919 год». На широком лбу старика собрались морщины.
- Вот как получилось. Длинен путь мужчины, - бормотал старик, словно разговаривал сам с собой. - Не ты ли, Доржи, когда-то хлебал суп из этого котелка?
Все взволнованно слушали.
- Был такой человек Анчик. Мой друг. Партизан, - отрывисто говорил Доржи. - Да, это его котелок. Анчик был наш, агинский. Из Аргалея…
- Цырен, выходит, что этот котелок твоего деда? - изумлённо шепнул Батор.
Цырен не верил своим ушам.
- Анчик Абидуев… Ага, - только и произнёс он.
- Анчик - двоюродный дед Цырена, - зашумели ребята, придвигаясь ещё ближе к старику Доржи.-А винтовка Анчика находится в музее!
Теперь на котелок ребята взглянули совсем по-иному. Как хрупкую драгоценность, осторожно передавали его из рук в руки, рассматривали, ощупывали.
- Так вот ты кем оказался, моя находка! - Доржи обнял Цырена, погладил по голове. - Кто бы мог подумать! Анчик был моим ровесником.
«Дед Анчик отдал свою жизнь за то, чтобы всем хорошо жилось, - думал Цырен. - А кто бросил его котелок? Я. Лиса и филин плакали, смеялись, я принял их за чертей и бросил котелок. Ребята пошли искать, а я шёл за ними и дрожал от страха. Боялся чертей. А, оказывается, их нет. И бога нет!..»
- Теперь, Доржи-ахай, рассказывайте, - попросил Георгий Николаевич, вытаскивая блокнот и карандаш.
- О чём рассказывать?
- О партизанах Алханая! - зашумели ребята.
- Давно это было. Многое позабылось… - Старый Доржи задумался, а потом тихонько начал: - Мне тогда было двадцать лет. Был я бедным и неграмотным. И вот в 1918 году стали поговаривать, что на Алханае появились партизаны. Нойоны и ламы всюду твердили: «Дикие люди! Они убивают, сжигают!» Мы, бедняки, поверили - сторонились партизан. Однажды в этом же вот Барун-Шивия косил я десятину богачу Мархаю. Жил я здесь один. Захожу раз в балаган. И вдруг кто-то произносит: «Здравствуйте!» Я вздрогнул, повернулся - стоит человек с ружьём и улыбается. Я тогда наливаю в большую деревянную чашку чёрный чай, ставлю тарелку с сушёным творогом и говорю: «Пей чай, прохожий». Начали вместе чаевать. «Кому косишь сено?» - спросил он, а сам пытливо разглядывает меня. «Богачу Мархаю», - ответил я. Дальше - больше, завязалась беседа. Потом он и говорит: «Я партизан. Мы, говорит, можем работать на себя и жить счастливо только тогда, когда уничтожим всех нойонов и кулаков».
На вид партизан совсем не дикий, добрый, скромный. Он, думаю, не только человека, но и барашка не убьёт. Он смотрел на меня и улыбался ласково. Это н был Анчик Абидуев. «У тебя есть лишняя коса?»- спросил он. Спрятав винтовку под скошенную траву, он всю ночь косил со мной десятину. Благодарен я был ему. Он здорово косил. Был и охотник отличный. Так мы и познакомились. И стал я дружить с партизанами. Продукты носил им, служил связным. На этом месте, где ваши палатки, жил бедняк Жамсаран Далаев. Он тоже помогал партизанам. Кулаки узнали, сожгли его дом, а самого увели в Макавеево.
Там облили керосином, заставили прыгать через костёр. Жамсаран вспыхнул, как факел, а богачи хохотали. Вспоминаю об этом - сердце болит. Сейчас дети Жамсарана живут в Красноярове. Хорошо живут…
Старый Доржи замолчал, задумался. Его морщинистое лицо потемнело от гнева.
Ребята притихли, сидели с серьёзными лицами.
Субади первую чашку чая подала дорогому гостю.
Доржи снова заговорил:
- 1919 год был беспокойным. Зимой партизаны жили в землянках на северном склоне вон той горы, - показал он на верховье пади Барун-Шивия.- На вершине в лесу стоял их пост. С вершины видны село Иля, дороги. С бурятскими партизанами жили и русские. Помню, в марте ещё лежал глубокий снег.
Однажды партизанский часовой закричал: «Из села Иля к Барун-Шивия идёт толпа людей!» Оказалось, что кулацкие прислужники - табхаевцы - гонят впереди себя стариков, детей и женщин. Партизаны поняли: табхаевская банда, скрываясь за спиною беззащитных жителей, пошла в наступление. У партизан было два пулемёта. И вот, когда толпа приблизилась, партизаны пропустили безоружных жителей, а потом ударили с флангов по бандитам. Много их тогда скосили.
- А что же случилось с жителями? - допытывался Баяр.
- Зачем по своим беднякам стрелять? Стреляли по табхаевцам. После этого партизаны сочинили песню.
- Какую? - спросила Субади.
- Хочешь разучить песенку? - ласково и лукаво посмотрел Доржи на девочку. - Подожди, надо вспомнить.
Доржи закрыл глаза, покачиваясь и шевеля губами. Он, должно быть, мысленно пел.
- Но только уговор - не смеяться, - промолвил наконец Доржи.
- Ну что вы, дедушка! - замахали руками ребята.
Лицо Доржи вдруг стало серьёзным и строгим. Он прикрыл раскосые глаза и, глядя на сопки, запел неожиданно приятным и мелодичным голосом:
Алханай глядит орлом, Перед ним враги дрожат, Невелик отряд числом, Но врагов громит отряд!Старый Доржи пел о подвигах партизан, о битвах с врагами, а Георгий Николаевич записывал песню, радуясь такой удаче. Ребята принесут в школу не только растения, минералы, но и воспоминания о партизанах и новую песню.
Доржи кончил петь под шумные аплодисменты. Он взглянул на заходящее солнце и улыбнулся:
- Поздно. Однако я поеду.
- Уважаемый отец, - поклонился Тумэн Ухинович, - мы просим отгадать нам ещё одну загадку. - И он протянул «священное письмо», взятое у Батора.
Старик прочитал исписанный по-старому лист бумаги и сердито глянул на всех:
- Где взяли?- плюнув сквозь зубы, спросил Доржи.
Батор рассказал о человеке в островерхой шапке.
- Да что там написано? - торопливо спросил Тумэн Ухинович.
- Ерунда, - сердито буркнул Доржи. - «Да здравствует мир и добро на земле, - начал он читать. - Я, бог Будда, чтобы спасти заблудившийся в тумане народ, спустился с небес на гору Алханай. Священная гора меня встречает, зажигая лампады. Их могут видеть лишь верующие в меня люди. Кто хочет избавиться от земных грехов, тот пусть идёт на священную гору Алханай, принесёт дары и молится… Иногда я буду являться вам в образе человека…»
- Вот как они ловят на удочку суеверных людей, - сказал Тумэн Ухинович.
…Долго ребята сидели у костра, вспоминая поход, приключения.
Цырен потихоньку побрёл к ручью. Там он по спешно вытащил оставшиеся тряпочки, дары богам, настриженные бабушкой, скомкал их и сердито бросил в воду. Пёстрый комочек закрутился и уплыл в сверкающих холодных струях.
Цырену сразу стало легко и весело. Вприпрыжку помчался он к ребятам.
Через час отряд с песней возвращался домой. Величавый, зелёно-лохматый Алханай ласково смотрел им вслед.
Комментарии к книге «Тайны Алханая», Жамьян Балданович Балданжабон
Всего 0 комментариев