Ирина Квирикадзе, Марика Гагнидзе ПЕРВАЯ КНИГА МЫШАСТОГО
Глава первая Ящик из-под китайских плащей, или 25 потому
Которая называется так потому, что в ней говорится о ящике из-под китайских плащей, и на все твои «почему» отвечаются 25 потому. Если не веришь — посчитай.
Однажды вечером, потому что всё обычно начинается вечером, если не началось ещё утром, мы с Иринкой сидели за большим письменным столом и мучались, потому что никак не могли придумать новую сказку. А её обязательно надо было придумать, потому что это наша работа. И то, что мы не делали её, было очень, очень плохо. Потому что, когда ты маленький, стоит тебе только захотеть чего-нибудь сделать, как мама, папа или бабушка сразу говорят:
— Перестань, пожалуйста, ты ещё маленький.
Или:
— Что за ненормальный ребёнок, неужели нельзя посидеть спокойно?
Потому что они считают, что нормальный ребёнок должен целыми днями ничего не делать, а просто сидеть в углу и расти. Зато, когда ты вырастешь и тебе захочется ничего не делать, а просто спокойно посидеть в углу, мама, папа и бабушка сразу говорят:
— Как не стыдно, сейчас же перестань бездельничать!
Потому что, так уж устроена жизнь — когда хочешь, нельзя, а когда не хочешь, нельзя тем более.
В общем, сказка не придумавалась, и мы не знали, что с этим делать.
Обычно разные истории очень хорошо придумываются в старом шкафу, потому что там всегда темно. Но в нашем шкафу было ещё и душно, а потому хорошая история не успела прийти нам в голову. Мы с Иринкой заснули и чуть не выпали из шкафа.
Иногда неплохие мысли приходят, если смотришь на солнце через стеклянный шарик, но и этот способ нам не помог, потому что день был пасмурный. В конце концов, мы вышли в сад, потому что всем известно, если закопать в землю пестрый фантик или серебряную бумажку и задумать желание, оно обязательно исполнится. Так мы и сделали, но и на этот раз ничего не получилось, наверное, потому, что фантики были старые и помятые. Я хотела заплакать от отчаяния, но не успела, потому что Иринка вдруг сказала:
— Ящик из-под китайских плащей — вот что нам нужно! Это самое лучшее в мире место для придумывания сказок, потому что стоит только в него залезть, как в голову сразу приходит замечательная история. Уж можешь мне поверить, потому что у меня был такой ящик в детстве.
— Но где же мы его возьмём? — спросила я.
— Я думаю, что у моей бабушки она наверняка сохранился, — сказала Иринка.
И мы отправились к Иринкиной бабушке, потому что она никогда ничего не выбрасывала, а только всё сохраняла. И мы, в самом деле, нашли этот ящик на балконе, заполненный шелухой от лука, которая хранилась там, потомучто на Пасху ею красят яйца. Мы очень обрадовались, что ящик нашёлся, и поспешили домой, потому что нам не терпелось забраться в ящик.
Но мы не смогли в него залезть: ни вместе, ни поодиночке, потому что уже давно стали взрослыми. И, поверь мне на слово, это очень, очень грустно узнать, что ты никогда уже не сможешь залезть в ящик из-под китайских плащей.
А теперь настало время сказать: «И вдруг!!..», потому что во всех книжках все «ИВДРУГИ» означают, что сейчас произойдёт что-то неожиданное.
И вдруг, пока мы сидели и грустили, из ящика вышел КТО-ТО!..
Этот КТО-ТО, устроившись рядом с нами на полу, по-дружески подтолкнул лапкой Иринку и спросил:
— А как насчёт книжки с картинками?
— А что? — растерялись мы, потому что не каждый день из ящика из-под китайских плащей выходит КТО-ТО и спрашивает: «А как насчёт книжки с картинками?».
— А то, что если уж писать книгу, то о Мышастом, потому что он настоящий герой, бесстрашный путешественник, первооткрыватель и исследователь, поэт, философ, литературовед и лингвист! Мудрый, честный и прекрасный от кончиков усов до хвоста. О Мышастом, вот о ком надо писать! — воскликнул этот КТО-ТО.
— Это вы Мышастый? — спросила Иринка.
— Нет, что вы! Я Мышенький, а Мышастый — мой дядя.
— Мышастый — это мышь?! — с подозрением спросила я, потому что больше всего на свете боюсь мышей.
Мышенький не успел ответить, потому что, услышав мой вопрос, побледнел и упал в обморок. Мы кинулись растирать ему лапки и дали понюхать нашатырь, потому что это лучшее средство от обморока. А он, как только пришёл в себя, прошептал:
— Никогда больше не говорите, что Мышастый — это мышь.
— Почему? — спросили мы хором.
— Потому что…
Глава вторая Мышастый это не мышь
…И вот вам доказательство:
— Мышей много, а Мышастый один. — Мышенький победоносно посмотрел на нас.
— Очень убедительно, — сказала Иринка.
— Не знаю, не знаю, — пробурчала я, — но его имя явно пахнет мышами.
— Так же как и МЫШление некоторых, — фыркнул Мышенький. — Просто удивительно, до чего у некоторых примитивное мышление.
Мне стало стыдно:
— Простите, пожалуйста, я никого не хотела обидеть.
— Не хотела, но обидела, — заметил Мышенький. — Мышастый не против мышей. Если бы он был мышью, он бы так и сказал.
НО, МЫШ — АС — ТЫ — Й
ЭТО
не МЫШ
не АС
не ТЫ
и не Й краткое.
Он очень обижается, когда его подозревают в этом… Ну так как, будете писать о Мышастом?
— Да, конечно, — сказали мы хором.
— Тогда я пошёл посылать телеграмму.
— Кому? — спросили мы.
— Как кому? Дяде. «Согласны тчк Выезжай тчк».
— Выезжай? А разве вы не здесь живёте? — показала я на ящик.
— Нет, что вы! Если на самолёте, то от нас до ящика минут сорок. Но дядя совершенно не переносит самолётов. Он поедет на поезде, а это целые сутки.
— Значит, он приедет послезавтра, — подсчитала я.
Глава третья Вам письмо!
Всё утро послезавтра мы готовились к приезду Мышастого. Я вытерла пыль, помыла окна и вынесла мусор. Иринка наточила карандаши, разложила на столе чистые листы бумаги и переоделась.
— Так, для работы всё готово, — сказала она. — Теперь следующий вопрос: Мышастый наверняка останется у нас на несколько дней, надо решить, где он будет спать.
— Смотря какого он размера, — заметила я. — Раз Мышастый дядя Мышенького, то можно предположить, что он больше Мышенького.
— Интересно, на сколько?
— Наверное, не намного, — решила Иринка. — Принеси-ка мне подушечку для иголок и чистый носовой платок. Это будет матрасик с простынёй, а одеяло сделаем из кусочка старого пледа. Отличная постель!
— Если он спит в постели?!.. — возразила я. — А то ведь многие предпочитают спать в гнезде или в норе, а то и вовсе на жёрдочке.
— Нет, на жёрдочке вряд ли, на птицу он не похож. А норка у нас где-то была, — задумалась Иринка, — пойду, поищу в чулане.
Пока Иринка переворачивала чулан вверх дном, я вспомнила ёжика, который жил у нас прошлой зимой. Он сделал себе норку из старой варежки, задвинул её под шкаф, а сам спал исключительно на моей подушке.
Весной ёжик ушёл. Мы очень скучали по нему и решили не выбрасывать варежку в надежде, что ёжик вернётся.
— Еле нашла! — наконец-то появилась Иринка.
В одной руке она держала подушечку для иголок и носовой платок, а в другой старую варежку.
— По-моему, из варежки получится очень уютный спальный мешок. Давай, разложим всё это на видном месте, а Мышастый, когда приедет, сам выберет себе постель.
Мы так и сделали. Но Мышастый всё не приезжал. Сначала мы ждали его до обеда, потом после обеда, потом до ужина, потом после ужина…
— Ну вот, я так и знала, — наконец сказала я. — Видимо, он всё-таки Мы…
Я не успела добавить «ШЬ», как из ящика выскочил взъерошенный Мышенький.
— Ради бога, подождите! — закричал он. — Вам письмо!
— От кого? — спросили мы.
— От Мышастого, — он сунул мне в руки большой конверт.
Я надорвала конверт и развернула письмо. На белой бумаге красивым почерком было написано:
«— Уважаемая Нана Георгиевна!
Яблоки купил и повёз. Сижу у окна и думаю — я ей цаплю тоже обещал или нет? Надел на нос очки и проверил список. Читать стыдно, ей-богу. А примус везде горячий. Грядки зимой, иные, рано огрыз кит. Я блокнот достал записать. Впрочем, ничего не вижу и скоро лупу придётся использовать. Странно.
Ваш М.»
— Во-первых, это письмо не нам, а какой-то Нане Георгиевне, — сказала я. — А, во-вторых, я не понимаю, что здесь написано.
— Нет, это именно вам, — хихикнул Мышенький, — прочтите ещё раз внимательно.
Я прочла и передала Иринке.
— Чушь какая-то!
— Абсолютная, — согласилась Иринка.
— Просто замечательно! — подпрыгнул от восторга Мышенький.
И вдруг…
Глава четвёртая Тс…с!
— Тс…с! — приложил палец ко рту Мышенький.
Он с подозрением оглядел комнату, Три раза заглянул под письменный стол, слазил в старую варежку и, вплотную подойдя к Иринке, спросил громким шепотом:
— Надеюсь, мы одни?
— Нет, конечно, — сказала я и стала перечислять по пальцам, — здесь ещё Мушмала, Хухрики с Зябликами, если мне не изменяет память, несколько Патиссонов…
— Ну… у! — ужаснулся Мышенький.
— Успокойтесь, это она шутит, — сказала Иринка. — Конечно же, мы одни.
— Ах, это она шутит, — Мышенький нахмурился. — А я не шучу, письмо зашифровано, ключ у меня.
— Вот как, а зачем? — удивились мы.
— Чтобы ввести врага в заблуждение.
— У Мышастого есть враг? — опять удивились мы.
— У Мышастого есть всё, и враг в том числе! — с гордостью сказал Мышенький.
— Это делает ему честь, — заметила я, — но, думаю, ваш дядя перестарался и, не то что враг, но ни одна собака, даже самая породистая, не поймёт, что он пишет.
— По-моему, ты преувеличиваешь, — сказала Иринка, села за письменный стол, положила перед собой письмо и засопела.
Она всегда сопит, когда занимается серьёзным делом.
— Не мучайтесь, — подошёл Мышенький к Иринке, — у меня есть ключ к разгадке.
Иринка молча продолжала сопеть.
— Дело в том, что она привыкла делать всё сама, — обьяснила я Мышенькому.
— Понимаю, — кивнул он.
— А мы можем пока кофейку выпить, — предложила я и отправилась на кухню варить кофе.
Когда я вернулась, Иринка всё ещё сопела за столом, а Мышенький, уютно устроившись на ковре, хрустел печеньем. Я поставила перед ним кофе в напёрстке.
— Извините, что без блюдечка. Вам с молоком?
— Не беспокойтесь, — сказал Мышенький. — Лучше садитесь и поболтаем.
Я села. Мне очень хотелось задать Мышенькому один вопрос, но я не решалась, ведь он такой обидчивый.
— По-моему, вы хотите задать мне один вопрос?
Мышенький с наслаждением обмакнул в кофе кусочек печенья и посмотрел мне прямо в глаза.
— Не смущайтесь, спрашивайте.
— Э…э, — начала я, — простите моё любопытство, но вы упомянули врага Мышастого…
— Мыштоца? Да, лучше я сам расскажу вам эту историю. Дядя очень расстраивается, когда вспоминает её.
Мышенький устроился поудобнее и начал:
Рассказ о том, как Мыштоц стал врагом Мышастого.
Мыштоц был другом Мышастого, во всяком случае, считал себя его другом и каждый день приходил на обед. Пока сестра Мышастого жарила котлеты, Мыштоц и Мышастый спорили. Однажды Мыштоц сказал:
— Когда Колумб открыл Америку, любой суслик мог открыть всё на свете, потому что ещё ничего толком не было открыто. А сейчас сто Колумбов вместе ничего не могут открыть, даже английскую булавку, потому что и она уже давно открыта.
— Это несправедливо, — возразил Мышастый. — Колумб открыл Америку, потому что он был великим путешественником. А если ты великий путешественник, то всегда сможешь что-нибудь открыть.
— Ха! — усмехнулся Мыштоц.
— Не веришь? Давай попробуем. Разойдёмся, как в море корабли и попробуем сделать открытие, — предложил Мышастый.
— В какую сторону? — спросил Мыштоц.
— Мне в ТУ, а тебе в ЭТУ, — решил Мышастый.
— Вы скоро вернётесь, не то котлеты остынут? — поинтересовалась Сестра.
— Накрой их, пожалуйста, тарелкой, — крикнул ей Мышастый. — Большому кораблю большое плавание!
«А маленькому — маленькое» — сообразил Мыштоц. И они разошлись.
Мыштоц вернулся очень быстро, съел котлеты и с удовольствием подумал: «Насколько выгоднее маленькое плавание, потому — что чем оно меньше, тем меньше. А большое чем больше, тем больше».
Тем временем Мышастый шёл в ТУ сторону и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шел Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и Шёл, и …
И вдруг увидел точку.
— Земля! — закричал Мышастый. — Я так и знал, что что-нибудь да открою!
Он бросился вперёд и скоро достиг места, где коричнево-красная поверхность примерно на пять с половиной Мышастых выступала над землёй.
«Своеобразная глинистая возвышенность, — отметил Мышастый. — Хорошо бы теперь посмотреть на неё сверху».
Он забирался на самый высокий холм, который нашёл поблизости, и вот что увидел: глинистые края образовывали круг. Круг был заполнен прекрасной плодородной землёй. В центре возвышалось дерево.
«Травянистая растительность отсутствует», — задумался Мышастый и воскликнул: «Да это же Патерик!»
Мышастый немедленно отправился на почтамт и послал Мыштоцу телеграмму: «Открыл. Приезжай!».
Мыштоц тут же приехал, и Мышастый показал ему своё открытие:
— Это Патерик. Я давно думал, что раз есть Материки, то должны быть и Патерики. И вот, наконец, я его открыл.
— С чего это ты решил, что это Патерик? — спросил Мыштоц.
— Потому что, если Материк это суша, омываемая водой, то Патерик — это суша, омываемая сушей. Но чтобы его обнаружить, нужен очень острый глаз. Так что совсем не удивительно, что Материков пять, а Патерик пока один.
— Ха! — усмехнулся Мыштоц. — Никакой это не Патерик, а просто горшочек с фикусом.
Мышастый ещё раз внимательно осмотрел своё открытие и сказал:
— Нет, это Патерик. Сейчас я тебе докажу. — Он достал из рюкзака карту и разложил её перед Мыштоцем.
— Смотри, вот Италия. Всем известно, что она похожа на сапог, но это не значит, что Италия — это сапог. Следовательно, если Патерик похож на горшочек с фикусом, это не значит, что он не Патерик.
Мыштоц разозлился, потому что ему нечего было возразить. А когда он вернулся домой, разозлился ещё больше.
— Мышастый отвлек меня котлетой, а сам открыл Патерик. Он мне больше не друг!
И Мыштоц послал Мышастому телеграмму:
«Отныне мы враги. Советую не встречаться со мной лицом к лицу».
Мышастый очень огорчился, но делать было нечего. Пришлось ему сесть и придумать…
Глава дополнительная Как не встретиться с врагом лицом к лицу
1) Нельзя стоять на месте. Земля круглая, и враг обязательно к тебе придёт.
2) Нельзя поворачиваться к врагу спиной и идти в противоположную сторону. Земля круглая, и ты обязательно встретишься с ним лицом к лицу.
3) Поэтому иди всегда впереди врага, обгоняя его на несколько шагов.
Глава пятая Яблоки и скорлупа
— Нет, это невозможно расшифровать! — Иринка сердито отбросила письмо. — Я и цифры подставляла и буквы переставляла, читала наоборот и в зеркальном отражении… Ничего не получается.
— Сдаётесь? — Мышенький отставил напёрсток и подошёл к Иринке.
— Угу, — буркнула Иринка.
Мышенький взял красный фломастер и что-то быстро обвёл в письме.
— Вот! Читайте только то, что обведено красным, — он протянул нам письмо, которое теперь выглядело так:
«Уважаемая Нана Георгиевна!
ЯБЛОКИ КУПИЛ И ПОВЕЗ. Сижу у окна и думаю. Я еЙ ЦАплю ТОЖЕобещал или нет? НАДЕЛ на НОСОЧКИ и проверил список. ЧИтать СТЫдно, Ей богу. А ПРИмус ВЕЗде горячий. ГРЯдки зимой, иНЫЕ, рано ОГРЫЗ КИт. Я БЛОКнот достал записать. Впрочем, ничего не вижу И СКОРоЛУПУпридётся использовать. СТРАННО. Ваш М.»
— Ну и что? — спросила я. — Где Мышастый?
— Дома, — ответил Мышенький.
— Как дома?! Это несерьёзно. Вы предлагаете написать книгу о вашем дяде, говорите, что он приедет. Мы любезно соглашаемся, откладываем все дела, ждём два дня, потом ещё целый день готовимся, а он, видите ли, даже не выехал! Это же целых три дня коту под хвост, — возмутилась я.
— Нет, нет, нет! Мышастый относится ко всему очень серьёзно. Ещё позавчера он съел всю сгущёнку…
— Что вы говорите, — хмыкнула я, — это, конечно, всё меняет.
— Ничего смешного, — обиделся Мышенький. — Он ест её, чтобы не испортилась. А потом думает, что консервы тоже могут испортиться, мука — прогоркнет, лук — прорастёт, печенье — засохнет, а джем с вареньем — засахарятся. Одна мысль об этом приводит его в ужас. Вот и приходится всё есть.
— Ой, наверное ему потом очень плохо? — с сочувствием спросила Иринка.
— Нет, ему очень даже хорошо. Просто дядя иногда увлекается и забывает, что надо ехать.
— Понятно, — кивнула я, — значит, он увлёкся.
— Дайте же мне досказать! — рассердился Мышенький. — Я помогал ему и, к вашему сведению, там особо нечем было увлекаться. Так что вчера с утра Мышастый собрал чемодан — чистые носки и счёты, а в корзину положил варёные яйца и яблоки…
— А счёты зачем? — перебила его Иринка.
— Считать, — пожал плечами Мышенький.
— Угу, — буркнула Иринка.
— Дядя несколько раз проверял, все ли он взял, и мы поехали на вокзал, как всегда, на час раньше. Мышастый не из тех, кто в последнюю минуту бросает в сумку что попало и мчится сломя голову на вокзал, — заявил Мышенький, явно подозревая, что мы-то как раз из тех. — Он всё делает основательно. Поэтому, когда мы поднялись в купе, дядя ещё раз проверил, все ли на месте. В корзине лежали яйца и яблоки, а в чемодане чистые носочки.
— И счёты, — подсказала Иринка.
— Нет, счёты он достал. Они лежали на столике у окна. Дядя в поезде всегда садится у окна и счёты должны лежать перед ним.
— Я всё-таки не понимаю, зачем ему счёты? — решительно спросила я.
— Счёты для счёта! — Мышенький был поражен, что я не знаю такой простой вещи.
— Для счёта чего? — не отступала я.
— Для счёта всего, что можно считать, потому что есть вещи, которые нельзя посчитать. Возьмём любое пирожное, например, эклер. Эклер мы можем посчитать: один эклер, два эклера, три эклера, четыре эклера, пять эклеров… — Мышенький закатил глаза от удовольствия, — шесть эклеров… в общем чем больше, тем лучше. Я беру один эклер, надкусываю и смотрю, сколько там крема, Я не могу сказать, что в нём два крема или три крема, потому что крем не считается. Крема или много или мало, — вздохнул Мышенький.
Я решила сделать последнюю попытку:
— Извините за назойливость, но я спросила вас: что считает на счётах Мышастый?
— Сны считает. Очень удобно, а главное, всегда знаешь, хорошо ли спал. Если, конечно, разбираешься в вопросе.
Мышенький сделал паузу.
— В каком вопросе? — не выдержала я.
— Если ты разбираешься в вопросе, то знаешь что каждый из нас за ночь успевает посмотреть пять-шесть снов в среднем. Значит, если утром откинуто пять костяшек, то спал хорошо, а если три — считай, бессонница.
— Больше спасибо, теперь всё понятно, — сказала я.
Мышенький улыбнулся и потянулся за вафелькой.
Мы подождали, пока он отхрустит.
— Так где же Мышастый? — напомнила я.
— Ах да! Вы меня всё время перебиваете. Где я остановился? — наморщил лоб Мышенький.
— Вы проверяли, всё ли на месте, — подсказала Иринка.
— Да, мы проверили и всё было на месте, и яйца, и яблоки, и носочки. Я попрощался с дядей и поспешил в аэропорт. Поезд прибыл сегодня без опоздания. Когда я приехал на вокзал, Мышастый уже стоял на перроне. Перед ним лежал раскрытый чемодан и корзина. И как вы думаете, что там было? Грязные носки, огрызки яблок и скорлупа!
— Просто уму непостижимо! Как это получается, берёшь одно, а привозишь другое? Надо срочно разобраться, — решил Мышастый, купил билет и уехал обратно.
— В конце концов, когда едешь по такому важному делу, можно взять в дорогу котлеты. Они вкуснее и не так загадочны. Или привезёшь котлеты, или совсем ничего, — нашла я выход из положения.
— Нет, нет, только не котлеты! — запротестовал Мышенький. — Они смущают его своим запахом. Мышастый не может удержаться, съедает их сразу и всю дорогу едет голодным.
— Тогда сосиски, — посоветовала я.
— Что вы! Они же скользкие, можно попасть в неловкое положение.
— А чем плохи свежие булочки?
— Но в них так мало изюма, — вздохнул Мышенький.
— Ну, вафли или сухарики?
— Они хороши днём, — Мышенький покосился на вазочку, всё ещё полную конфетами и вафельками, — а ночью слишком шумные, можно перебудить весь поезд.
— Кажется, и вправду больше ничего не остаётся, — сдалась наконец я.
— Уверяю вас, яйца и яблоки самое лучшее, что можно взять в дорогу, несмотря на скорлупу и огрызки.
— Очень жаль, что мы не встретились с Мышастым, — вздохнула Иринка. — Ну что ж, придётся придумывать новую сказку.
— Ни в коем случае! — вскочил Мышенький. — Мышастый приедет, как только решит эту задачу.
— Мы и так потеряли столько времени, — сказала я.
— Не беспокойтесь, он обязательно приедет, а пока вы можете задавать вопросы мне.
Глава шестая Вопросы и ответы
Вопрос: Как живёт Мышастый?
Ответ: Спасибо, хорошо.
Вопрос: Я имела в виду, как он проводит свой день?
Вопрос: Какой день?
Ответ: Обычный…
Ответ: Обычных дней не бывает. У Мышастого все дни разные.
Вопрос: Хорошо, чем он увлекается?
Ответ: Марками. Дядя очень любит свою работу.
Вопрос: Где работает Мышастый?
Ответ: Раньше Мышастый служил в театре… Главным поклонщиком. Когда спектакль заканчивался, Мышастый выбегал на сцену и раскланивался. Если бы видели, что творилось в зале!.. Зрители вскакивали с мест, кричали «Браво!» и забрасывали его цветами. Когда дядя уходил из театра, директор обливался слезами. Ведь всё спектакли с Мышастым имели оглушительный успех.
Вопрос: А сейчас он не работает?
Ответ: Сейчас дядя работает в почтовом ящике. Совершенно секретно. Поэтому я не могу вам сказать, в каком именно.
Вопрос: А разве в почтовом ящике кто-нибудь работает?
Ответ: Конечно, но туда очень трудно попасть. Надо пройти по конкурсу. Комиссия — старые опытные работники, собираются за длинным столом и просят желающих поступить на работу выполнить разные задания. Сначала их рассаживают по ящикам стола и засекают время. Так проверяют, кто сколько может выдержать в закрытом помещении. Ведь сидеть в почтовом ящике совсем нелегко. Некоторые выскакивают буквально через несколько минут, но Мышастый пришёл подготовленным. Он взял с собой мешочек сухарей и спокойно просидел там до вечера, пока комиссия не попросила его выйти. Потом дядю взвесили, попросили прыгнуть повыше и, наконец, задали вопрос: ПОЧЕМУ ОН ХОЧЕТ РАБОТАТЬ В ПОЧТОВОМ ЯЩИКЕ? Мышастый подумал немного и сказал: ПОТОМУ ЧТО ПИСЬМО ОЧЕНЬ СТРАННАЯ ШТУКА. ТО, ЧТО ТЫ НАПИСАЛ СЕГОДНЯ, ПОКА ДОЙДЁТ, СТАНЕТ ПРОШЛЫМ, А ПРОЧИТАНО БУДЕТ В БУДУЩЕМ. Ответ признали самым лучшим.
— В самом деле — блестящий ответ! — восхитилась Иринка.
Вопрос: А можно узнать, что делает Мышастый в почтовом ящике, или это секрет?
Ответ: Секрет!
— Какая жалость! — огорчилась я. — Мне так хотелось узнать…
— Хорошо, я вам намекну, — сжалился Мышенький и задал…
Вопрос: Как, по-вашему, письмо попадает в ящик?
Ответ: Я запихиваю письмо в щель ящика, и оно падает вовнутрь.
Вопрос: Само?!..
— Не может быть! Неужели?! — воскликнула Иринка.
— Конечно, это Мышастый с другой стороны забирает у вас письмо. Как только край конверта появляется в щели, Мышастый подпрыгивает и повисает на нём. Сила тяжести Мышастого больше, чем сила тяжести письма, поэтому Мышастый перетягивает и опускается вниз вместе с конвертом. Потом дядя проверяет — хорошо ли приклеена марка, и аккуратно кладёт письмо в стопку.
Вопрос: А там не темно?
Ответ: У него с собой фонарик.
— Тяжелая работа, — вздохнула Иринка.
— Да, — согласился Мышенький, — очень.
Вопрос: Но ведь письма не всё время опускают в ящик?
Ответ: В будни, конечно, выпадает свободная минутка, и дядя может передохнуть. Устроится на стопке писем и жуёт бутерброды, чтобы поддержать вес. Или разглядывает марки на конвертах и мечтает о дальних странах. Но в праздники ему некогда даже присесть. Поэтому, пожалуйста, посылайте поздравления заранее.
Вопрос: Где живёт Мышастый?
Ответ: В квартире.
Вопрос: В какой?
Ответ: В обыкновенной.
Вопрос: Мышастый там живёт один?
Ответ: Нет, с Сестрой. Только Мышастый живёт в комнате, а Сестра в переднике.
— В холле, — уточнила Иринка.
— Да, Мышастый обожает свою Сестру, он её холит и лелеет. И был против того, чтобы она переезжала в кармашек передника, хотя он висит там же на гвоздике. Раньше в кармашке была кладовка, но Сестра Мышастого всё перемыла, почистила и перебралась туда со своим имуществом. «Поверь мне, так намного лучше», — сказала она. — «Мы всё равно вместе, но зато не мешаем друг другу и можем спокойно заниматься своим делом».
Вопрос: А чем занимается Сестра Мышастого?
Ответ: Варит варенье.
Вопрос: Клубничное?
Ответ: Нет, только черешневое и вишнёвое, потому что в них косточки.
— В абрикосах тоже есть косточки, — заметила я.
— Тётя говорит, абрикосовые косточки для свистулек и нечего переводить их на варенье. А главное, ими опасно стрелять.
Вопрос: Ваша тётя хорошо стреляет?
Ответ: Неплохо, во всяком случае, в дядю она попадает с первого раза.
— А я думала, у них прекрасные отношения, — сказала я.
— Конечно, прекрасные. Просто когда их мнения не совпадают, Сестра Мышастого отстаивает всё до конца, вплоть до банок.
Немой вопрос:?…
Ответ: Ну, если косточки не убеждают дядю, она швыряется банками из-под варенья.
Вопрос: А что же Мышастый?
Ответ: Мышастый берёт веник и подметает осколки, чтобы щенок не поранился.
Вопрос: У Мышастого есть собака?
Ответ: Нет, но если случайно забредёт, может порезать лапки. Вообще от банок много неприятностей. В последнее время Сестра Мышастого стала намного сдержаннее.
Вопрос: Кстати, как зовут сестру Мышастого?
Ответ: Сестра Мышастого.
Вопрос: Да нет, как её зовут?
Ответ: Так и зовут — Сестра Мышастого.
Вопрос: Да нет же, как её имя? Я вот Иринка, вы Мышенький, а она?
Ответ: А она Сестра Мышастого.
Вопрос: Но когда Мышастый знакомит её с кем-то, что он говорит?
Ответ: Познакомьтесь. Это моя Сестра.
Вопрос: А когда сама сестра Мышастого знакомится с кем-нибудь?
Ответ: Она говорит — Здравствуйте, я Сестра Мышастого.
Вопрос: У меня тоже есть брат, ну и что?
Ответ: Ничего, я очень рад за вас.
Вопрос: Вы понимаете, о чём я спрашиваю?
Ответ: Конечно, я же отвечаю.
Вопрос: Ах, да. Так как зовут сестру Мышастого?
Ответ: Сестра Мышастого.
— Нет, это невозможно!..
Вопрос: Почему же?
Вопрос: А если бы у Мышастого была бы ещё одна сестра?
Ответ: К сожалению, у него одна.
Вопрос: Да, сестра Мышастого, а что дальше?
Вопрос: Дальше чего?
Ответ: Дальше, в смысле сестры Мышастого.
— Уточните, — растерялся Мышенький.
— Ладно, — вмешалась Иринка, — давайте отвлечёмся и поговорим о погоде.
Вопрос: Вы любите дождь?
Ответ: Предпочитаю солнце.
Вопрос: Как вас зовут?
Ответ: Мышенький.
— Меня Иринка.
— Очень приятно.
Вопрос: А как зовут сестру Мышастого?
Ответ: Сестра Мышастого.
Вопрос: А мы увидим Сестру Мышастого?
Ответ: Трудный вопрос. Она редко выезжает. Попросите дядю, может быть он её уговорит. Я думаю, что завтра он будет непременно.
Глава седьмая Гвади Пугва
Было жарка, так жарко, что мы с Иринкой валялись на полу и лениво побрызгивали друг друга водой из мисочки.
— Хочу на Северный полюс, — вдохнула Иринка.
— А я на Южный, там холоднее.
— Ты думаешь, он приедет в такую жару? — спросила Иринка.
— Кто?
— Мышастый, конечно.
— Честно говоря, я бы не приехала.
Пока мы прикидывали и гадали, из ящика выполз Мышенький, весь взмокший до усов, и шлёпнулся рядом с нами.
— Ой, ой, ой! Я сейчас взорвусь, — простонал он. — Нет ли чего-нибудь холодненького?
— Сейчас посмотрю в холодильнике — сказала я и поплелась на кухню.
— Лимонад! — Я поставила перед Мышеньким запотевшую бутылку.
— Вы душка!
Мышенький обхватил лапками холодное стекло, прижался к нему лбом и замер. Потом он повернулся и прижался к бутылке спиной.
— Большое спасибо, очень освежает.
— А как ваш дядя? — с сочувствием спросила я.
— Представляете, он не может выйти на улицу, — ответил Мышенький.
— Ещё бы, такая жара, — кивнула Иринка.
— Да не жара, это Пугва…
— Пугва?
— Гвади Пугва, соседка Мышастого. Позавчера Мышастый лежал на своём топчанчике… Кстати, он спит исключительно на топчанчике, чтобы сохранить осанку, — Мышенький метнул взгляд на подушку для иголок и варежку, которые всё ещё лежали на видном месте. — Ну, вот, он лежал и придумывал вопросы без ответов:
«Для чего в макаронине дырка? Некоторые говорят, чтобы сварилось. Но в лапше нет дырки, а она прекрасно варится. Так для чего же в макаронине дырка? — думал дядя. — А почему у сороконожки сорок ножек? Почему не тридцать девять, понятно — ножки должны быть парными, иначе она хромала бы. Но почему именно сорок, а не тридцать две или пятьдесят? И почему на сорок ножек нет ни одной ручки? А если бы у неё были ручки, как бы она называлась?… Или почему…»
Дядя не успел додумать вопрос, потому что в комнату влетела Пугва.
— Безобразие, просто безобразие! — воскликнула она. — Малыши остались без праздничного спектакля…
(Пугва работает в детском саду, — объяснил нам Мышенький).
— Новый год на носу! А у нас нет пьесы, — всхлипнула Пугва.
— Что на носу? — растерялся Мышенький.
— Новый год!
— Не может быть! — подскочил дядя. — Я думал, мы по эту сторону экватора.
— Причём тут экватор? — надулась Пугва.
— Как причём? Новый год же зимой, а зима сейчас по ту сторону экватора — в Австралии, Новой Зеландии, на Мадагаскаре.
Дядя покосился на глобус.
— Да нет, мы, конечно, живём по эту сторону экватора. Так что вы зря беспокоитесь, у нас ещё лето.
— Ах! — зарыдала Пугва. — Вы забыли про стрекозу: «Лето красное пропела, оглянуться не успела, как зима катит в глаза». Когда я думаю, что детки могут попасть в такое же положение, я обливаюсь слезами.
— Что же делать? — окончательно смешался дядя.
— Да напиши ты ей пьесу! — выглянула из кармашка Сестра Мышастого.
— Но, я никогда не писал для детей.
— У вас получится, вы такой талантливый! — Пугва смотрела на него глазами, полными слёз.
Дядя не смог отказать. Слёзы — единственное, что его ставит в тупик. И теперь он мучается, сочиняя для Пугвы пьесу. Представляете, в такую жару писать снежную пьесу.
— Ужас! — сказала Иринка.
— Мышастый очень надеется, что вы его извините. И как только он закончит писать, в тот же день выедет.
Глава восьмая Зайцы, черепахи, корабли
Прошло три дня. Наконец-то погода изменилась, стало прохладно. Мы с Иринкой решили хорошо выспаться и начать писать новую сказку. А про Мышастого и его племянника забыть — будто их и не было.
Но, рано утром Иринка ткнула меня в бок и сказала:
— Смотри!
Я открыла глаза и уперлась носом в большой белый конверт.
— Из издательства?! — радостно подскочила я.
— От Мышенького, — сказала Иринка.
— Какое счастье! — Всплеснула я руками. — Неужели он вспомнил о нас, бедных?!
— Чего это ты? — удивилась Иринка.
— Я, чего?! Да я ему нос оторву, этому твоему Мышенькому!
— А почему он мой? — возразила Иринка.
— Чей бы он ни был, я никому не позволю водить себя за нос! — топнула я босой ногой.
— Что ты прицепилась к носам? — заметила Иринка.
— Прицепилась к носам! — Я даже поперхнулась от злости. — Если Мышенький ещё раз заявится сюда без своего выдающегося дядюшки, я его без хвоста по свету пущу!
— Фуй, как нехорошо! — пристыдила меня Иринка.
— Ну, знаешь ли! — набросилась я на неё. — Ты ещё смеешь защищать эту маленькую шайку мелких жуликов?!
— Я просто считаю, что сначала надо прочитать письмо, — ответила Иринка и распечатала конверт.
«Мои дорогие!
Здравствуйте! Надеюсь, вы здоровы, а мы вот, к сожалению, нет. Я вместе с дядей проверял пословицы и мы сильно простудились. Но, началось всё с кораблей, и если бы не они, Машастый давно бы был у вас. Мы уже выходили из дому, когда Сестра сказала, что надо присесть на дорожку. Мы присели. Дядя посмотрел в окно и сказал: Корабли!
Я тоже посмотрел. За окном, в гавани, стояли белые корабли.
— Ну, пора! — сказала тётя.
Но Мышастый не двинулся с места. Мы поняли, что он думает. Поэтому я и тётя сидели тихо, а дядя, не отрываясь, смотрел в окно. Наконец, он вздохнул и сказал:
— Надо сообщить Английской королеве.
— Что-нибудь серьёзно? — заволновалась Сестра.
— Да, — кивнул Мышастый, — придётся срочно написать ей.
Он забрался в своё любимое кресло-качалку и сочинил письмо Английской королеве. Привожу его дословно.
„Ваше Величество!
Как вам хорошо известно, ФРЕНДШИП по-английски означает дружба. Но должен Вас огорчить, потому что это абсолютно неправильное слово. Первая часть ФРЕНД — это друг и я не имею ничего против, но ШИП? ШИП, позволю Вам напомнить, в Вашем языке означает Корабль.
Однако корабли, сами по себе не умеют дружить.
ДРУГКОРАБЛЬ — полная бессмыслица. Ваше Величество, согласитесь, что слово ШИП во ФРЕНДШИПЕ необходимо заменить чем-нибудь более подходящим. Я бы с удовольствием проверил и другие слова, но, к сожалению, не располагаю временем.
Искренне Ваш ФРЕНД МЫШАСТЫЙ.
P.S. Перечитав письмо, я неожиданно увидел один из возможных вариантов замены. Я не настаиваю, но звучит неплохо: с искренним ФРЕНДМЫШАСТЫМ приветом.
Ваш М.“
— Всё очень хорошо, — одобрила Сестра письмо, кроме P.S. Боюсь, Английская королева подумает, что ты хвастливый.
— Ещё бы не хвостливый. Ты тоже хвостливая.
— Неправда, я всегда была скромной, — фыркнула тётя.
— Чего ты обижаешься? — удивился Мышастый. — У кого хвосты, все хвостливые. Этим словом можно обидеть только безхвостых.
Тут тётя посмотрела на часы и закричала:
— Ой, ты же на поезд опоздал!
— Нехорошо получилось, ведь меня там ждут, — огорчился Мышастый. — Но с другой стороны, я не мог не написать Английской королеве.
— За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь, — вздохнула Сестра.
— Ты уверена?! А ведь это стоит проверить, — сказал Мышастый.
Вчера, рано утром, мы с дядей собрались и пошли в лес. Мышастый нёс корзину с зайцами, а я бутерброды. Зайдя поглубже в чащу, Мышастый достал из корзины двух зайцев и протянул мне.
— Держи их крепче и не забудь, что по моей команде ты должен выпустить обоих зайцев одновременно. — Мышастый приготовился к старту и начал отсчёт. — Три…два…один…пуск!
Я выпустил зайцев и они исчезли из виду, прежде чем дядя двинулся с места.
— Это не считается. Я ещё не успел погнаться, а они уже убежали, — возразил Мышастый и достал из корзины следующую пару. — Дай мне фору. Я побегу, а ты медленно считай до десяти и отпускай.
Дядя побежал, а я начал считать очень медленно.
— Один…два…три…четыре…пять…шесть…семь…восемь…восемь с половиной…девять…девять с четвертью…девять с половиной… девять и три четверти…де-сять! Я отпустил лапы.
Зайцы просвистели мимо Мышастого и скрылись в кустах.
— Почему ты их не пускаешь? — крикнул мне дядя.
— Почему ты их не ловишь? — крикнул ему я.
— Здесь плохая видимость, — сказал Мышастый, вернувшись назад, — надо попробовать в поле.
Мы попробовали. В поле зайцы бегают не хуже, чем в лесу. Между тем, погода начала портиться и я предложил пойти домой.
— По-моему, всё уже ясно, — сказал я.
— Да, двух зайцев не поймаешь, с этим я согласен, — кивнул дядя. А одного?
Он вытащил из корзины предпоследнего зайца и посадил его на землю. Секунду заяц сидел неподвижно, затем отряхнулся и ка-ак рванул!
— Лови его, Мышенький, а то уйдёт! — крикнул мне на бегу дядя.
Но мы ни то, что поймать, даже догнать его не смогли.
— Странно, — сказал Мышастый, едва отдышавшись, — достань-ка бутербродики, надо подумать.
Я развернул салфетку с бутербродами. Мы уселись под деревом и принялись задумчиво жевать. Я доедал второй бутерброд, когда дядя вежливо пододвинул мне ещё один.
— Нет, спасибо, третий я уже не осилю, — сказал я.
Мышастый посмотрел на бутерброд и хлопнул себя по лбу.
— Послушай, Мышенький, когда ты говоришь, что тебе не осилить три бутерброда, означает ли это, что с одним ты наверняка справишься?
— Конечно, — кивнул я, — и даже с двумя.
— Следовательно, если говориться, что двух зайцев не поймаешь, то можно предположить, что поймаешь хотя бы одного… А между тем он тоже не ловится…
— Может мы плохо бегаем? — сказал я. — Я, например, давно не тренировался.
— У нас есть ещё заяц? — спросил дядя.
— Есть, — кивнул я.
— Тогда выпускаем контрольного. — Мышастый достал секундомер.
Контрольный мчался так, что только пятки сверкали.
— Пятьдесят километров в час! — присвистнул Мышастый.
— Получается, что вообще нет смысла гоняться за зайцами. Пословица вводит в заблуждение, поэтому её надо переделать.
— А как? — просил я.
— Не знаю, пока не знаю, — уточнил он, — давай собираться, пора домой.
Я пошёл к дереву, чтобы забрать не съеденный бутерброд и замер от неожиданности. На салфетке паслись черепашки.
— Черепахи! — шёпотом крикнул я дяде, чтобы не вспугнуть непрошеных гостей.
— Иду! — шёпотом ответил он.
Но черепахи всё равно заметили нас и поспешили удалиться.
— Корзину! — скомандовал Мышастый и занялся ловлей беглецов. — Эта раз, эта два, эта три, эта четыре, эта пять, эта шесть, эта семь, эта восемь, а эта девятая… — Мышастый огляделся.
— Всё, кончилось, — сказал я.
— Значит, девять. Неплохо. — Дядя протянул мне корзину. — Можешь выпускать. Я придумал пословицу: вдвоём за зайцем погонишься — всё равно не поймаешь, зато черепах сколько угодно, пока не кончатся.
Дальше писать не могу. Тётя только что поставила мне градусник и предупредила:
— Лежи смирно! Собьёшь температуру, будешь мерить второй раз.
По мне уж лучше написать десять писем, чем два раза мерить температуру.
До скорой встречи!
Ваш Мышенький».
— Вот видишь, они, оказывается, заболели, — с огорчением сказала Иринка, досчитав письмо.
— Ты права, у меня ужасный характер, — призналась я и дала себе честное слово никогда не сердиться заранее.
Глава девятая Продлись, продлись, очарованье!.
На следующее утро мы получили ещё одно письмо.
«Мы почти выздоровели, но всё ещё лежим под пуховыми одеялами», — писал Мышенький, — «Температуры нет и тётя разрешила мне взять в постель блокнотик и фломастеры. По-моему, я остановился на том, что дядя придумал пословицу и мы вернулись домой очень довольные, но совершенно больные.
— Ну вот, допроверялись! — ворчала тётя, укладывая нас в постель.
— Апчхи! — сказал Мышастый.
— Будьте здоровы! — сказала Пугва, которая, как всегда, зашла буквально на минуточку.
— Да кто ты такой, чтобы пословицы переделывать?! — швырнула на плиту чайник Сестра.
— Апчхи! — сказал Мышастый.
— Будьте здоровы! — сказала Пугва.
— Апчхи! — поддержал дядю я.
— Та-ак, куда иголка, туда и нитка! — плюхнула горчичники в миску с водой тётя. — О чём с вами говорить, если вы не понимаете, что в пословицах всё образно, в переносном смысле.
— Что образно, это апчхи!.. — согласился Мышастый. — Но должно соответствовать действительно. Капля камень точит, все…апчхи!..Я проверял.
— Будьте здоровы! — сказала Пугва.
— Ты ещё проверь, не в свои сани не садись, интересно, чего добьёшься? — Сестра хлопнула горчичником по моей спине.
— Апчхи! — пожал плечами Мышастый. — Не знаю, это зимняя пословица.
— Будьте здоровы! — сказала Пугва.
— Запомни, выше лба уши не растут! — отрезала Сестра Мышастого, налепив мне последний горчичник.
— Растут, у зайцев, — задумался Мышастый. — Интересно, почему всё время осечка именно с зай…апчхи…цами?!
— Будьте здоровы! — сказала Пугва.
— На всякое чихание не наздравствуешься! — заметила Сестра и ошпарила кипятком капустный лист.
— Ах, как вы можете так говорить! — воскликнула Пугва. — Это жестоко, они ведь так больны. Будьте здоровы — в таких случаях очень помогает.
— Моя дорогая, в таких случаях ещё больше помогает чай с вареньем и горчичники, — фыркнула тётя и завернулась в капустный лист.
(Сестра Мышастого заворачивается в капустный лист, когда выходит из себя. Горячий капустный лист очень успокаивает).
— Но поддержка, искреннее сочувствие окружающих не менее важно! — запротестовала Пугва.
— На чужой рот пуговицы не нашьёшь — сказал вдруг Мышастый.
— На что это вы намекаете?! — вспыхнула Пугва и вылетела из комнаты.
— Медведь несчастный! — взорвалась тётя. — Она же теперь неделю дуться будет.
— А что я такого сказал? — растерялся Мышастый. — Я просто вспомнил пословицу.
— Лучше чихнуть, чем такое вспомнить! Не могу сказать что-нибудь другое?! Без костей рыбки не бывает, например.
— Но про рыбу было бы совершенно некстати, — удивился дяд.
— Зато, при Пугве, про пуговицу — это в самый раз! Ошпарю-ка я ещё один капустный лист, чувствую, одного сегодня не хватит.
— Зря она обиделась и ушла, я собирался прочитать вам стихи, — сказал дядя.
— Какие ещё стихи? — заинтересовалась Сестра.
— Новые, одни придумались, пока я чихал. Называются „Белый заяц“, — объявил Мышастый:
Он в лес вошёл, Махнул лапой И вошёл, Причём совсем, Он в лес вошёл, Махнул лапой И вошёл, Причём совсем Он в лес вошёл. Махнул лапой И…— Вошёл, — поставила точку Сестра.
— Спасибо, поблагодарил её Мышастый. — Эти стихи очень увлекают и самому невозможно остановиться.
— Хорошие стихи, — похвалила Сестра, — Но почему они называются Белый Заяц?
— Белый относится не к зайцу, а к стихам. Потому что, когда в стихах нет рифмы, это белые стихи.
— Допустим, но где же заяц? — спросила Сестра.
— Заяц подразумевается, — ответил дядя.
— Где?
— Он в лес вошёл, неужели непонятно?
— В лес мог войти и волк, — возразила Сестра.
— Что ты? Ни в одной книжке не написано — волк вошёл в лес. Волки всегда выходят из леса. Например:
Я из лесу вышел: был сильный мороз.Типично волчьи стихи.
— Не может быть! — удивилась тётя.
— Без сомнения. Вспомни:
Гляжу, поднимается медленно в гору Лошадка, везущая хворосту воз.— Ну и что?
— А то, что он сразу приметил лошадку. Обрати внимание, именно лошадку, а не лошадь. Почему?
— Почему? — переспросила Сестра.
— А как ты сама называешь что-нибудь вкусненькое? — Творожок, сметанка, карамелька…
— Верно, верно, — согласилась тётя, — как же я сама не догадалась?
— Знаешь, я передумал, — сказал Мышастый.
— А я уверена, это был волк, — заявила тётя.
— Да нет, я про свои стихи, — объяснил дядя.
Я всегда поражался способности дяди одновременно думать о разных вещах.
„Это очень просто“! — сказал мне однажды Мышастый. — „Главное, чтобы мысли аккуратно лежали одна на другой, как стопка конвертов. Иначе они начнут сползать и путаться. Но, если ты держишь мысли в определённом порядке, то можешь думать о всей стопке сразу“.
— Пожалуй, я заменю название Белый Заяц, — между тем продолжал Мышастый. — Оно не совсем удачно, потому что не выражает сути. А суть в том, что в этих стихах я остановил мгновение:
Он в лес вошёл, Махнул лапой И вошёл Причём совсем, Он в лес вошёл, Махнул лапой И вошёл, Причём совсем, Он в лес вошёл…И так без конца. Заяц входит в лес, махает лапой и входит, и снова, и снова, пока я читаю стихи. Поэтому, я назову их — „Продлись, продлись, очарованье“.
— Очень мило, — одобрила тётя. — А сейчас спать, и чтобы завтра были как огурчики!
На этом я заканчиваю. Надеюсь, завтра мы с самом деле будем огурцом и приедем к вам в пятницу.»
Глава десятая Валерьян Павлович
В пятницу Мышастый не приехал, но зато прибыл Мышенький и рассказал, что к дяде залетел попугай. Попугай не залетел бы, если бы Сестра Мышастого не решила проветрить комнату, а Сестра Мышастого не решила бы проветрить комнату, если бы Мышастый не имел мужской разговор со своим Кактусом. А Мышастый не имел бы разговор с Кактусом, если бы не расцвёл кактус Пугвы. Но у Пугвы кактус расцвел.
— Ах, если б вы его видели! — закатывала глаза Пугва. — Гордый! Неприступный! Дикий и величественный! Это седьмое чудо света!
— Восьмое, — поправил её Мышастый.
— Почему восьмое? — оскорбилась Пугва.
— Потому что семь уже есть: Египетские пирамиды, Статуя Зевса в Олимпе, Колосс Родосский, Храм Артемиды в Эфесе, Галикарнасский Мавзолей, Александрийский Маяк, Висячие Сады Семирамиды.
— Подумаешь! И я подвешу свой кактус, тогда посмотрим, что лучше: Висячие Сады Семирамиды или Висячий Кактус Пугвы.
— Ничего не выйдет, — сказал Мышастый.
— Почему это?
— Потому что Садов Семирамиды давно уже нет, они существовали в далёком прошлом.
— Ну, раз эти сады завяли, так нечего о них и говорить, — заявила Пугва.
— Как вы не понимаете, таких Садов, как у Семирамиды, больше ни у кого не было и не будет! — возмутился Мышастый.
— Такого Кактуса, как у меня, тоже ни у кого не было и не будет!
— Меня спроси, так твой кактус вообще не чудо, а просто явление природы, — выглянула из кармашка Сестра Мышастого. — Все кактусы цветут!
— Неужели?! — Пугва кинула взгляда на кактус, который стоял на подоконнике.
Этот Кактус жил у Мышастого уже три года, но ни разу не цвел. В первый же день знакомства, когда Мышастый стоял у окна и любовался своим питомцем, Кактус уколол его в нос.
— Ах, ты, собака! — воскликнул Мышастый.
С того самого дня Кактус решил, что он собака. Он оброс длинной, колючей шерстью и кидался на всех, кто подходил к подоконнику.
— Она права, не все кактусы цветут, — с грустью сказал Мышастый Сестре.
— Ничего подобного, просто твой кактус ужасно избалован. Ты позволяешь ему делать всё, что ему хочется и совсем не занимаешься его воспитанием, — бросила Сестра и отправилась в Пугве поглядеть на её замечательный Кактус.
«Лучше всего воспитывать на личном примере, но, к сожалению, я совершенно не умею цвести», — подумал Мышастый, оставшись наедине со своим питомцем. — «А главное, я не понимаю, почему он так упрямится?». И Мышастый решительно направился к подоконнику.
— Конечно, цвести или не цвести, это личное дело кактуса, — сказал он. — Поэтому не будем говорить о том, что у тебя с каждым днём портится характер. Не будем говорить, на кого ты стал похож, обросший, злобный брюзга. И совсем не будем говорить о том, что кактус Пугвы восьмое чудо света, а ты даже не собираешься цвести. Давай просто поговорим по-мужски, почему ты не цветёшь?
— А где ты видел цветущую собаку? — проворчал Кактус.
Всё оставшееся время до прихода Сестры дядя провёл в кресле-качалке. Он думал: «Так кто же мы на самом деле, те, кем рождаемся, или те, кем себя считаем?»
— Ой, как накурено! — воскликнула Сестра, вернувшись от Пугвы. (Хотя Мышастый вообще не курит, а кактус тем более, тётя уверена, что мужчины, оставшись одни, всегда дымят, как паровозы.)
Только она распахнула форточку, в комнату влетел попугай.
— А жара-то какая! Какая жара! Летать невозможно! — кричал он, кружа по комнате. Но, вдруг, выпучил глаза и завис над глобусом. — Батюшки! Где же моя клетка?! И почему здесь глобус?
— Это мой глобус, — объяснил Мышастый.
— А где же моя клетка?
— Не знаю, — растерялся дядя.
— Караул! Клетку свистнули! — заорал попугай. — Сухую! Светлую!! С зеркальцем!!! Поилкой!!!! Лесенкой!!!!! И двумя кормушками!!!!!!
— Какой ужас! — расстроился дядя. — Но вы не нервничайте, у нас в кладовке есть какая-то клетка и я с удовольствием её вам подарю.
— А кто он собственно такой, чтобы ему клетки дарить?! — возмутилась сестра.
— Валерьян Павлович! — галантно подлетел к ручке Сестры попугай.
— Очень приятно, — смешалась тётя, — Сестра Мышастого, а это Мышастый.
— Рад! Рад! — развернулся попугай к дяде, — Валерьян Павлович, любимец этой семьи.
— Какой семьи? — изумилась тётя.
— Которая здесь живёт, — ответил попугай.
— Но здесь живём мы.
— Не может быть! Давно?
— Всю жизнь.
— Боже мой, я опять ошибся форточкой! — воскликнул попугай.
— Так вы заблудились? — ахнула Сестра.
— Хуже! Потерялся! Пропал! Погиб! Ой, я присяду, а то уже крылья не держат. — Валерьян Павлович рухнул на спинку стула.
— Бедненький, да на вас же лица нет! — всплеснула лапами тётя.
— Три дня без посадки, — вяло пошевелил крыльями попугай.
— Ему необходимо отдохнуть, — решила тётя.
— Конечно, конечно, чувствуйте себя как дома, — кивнул Мышастый.
И Валерьян Павлович с радостью откликнулся на его приглашение.
«Хотя я его не ждал, он мой гость», — думал дядя. — «А воспитанный хозяин не должен замечать, если гость делает что-то не так. Вообще, труднее не замечать, чем замечать. Любой бы на моём месте заметил, что мой гость только что утянул со стола два пирожка, последний и предпоследний, а я не заметил».
Мышастый не заметил и того, как Валерьян Павлович сломал его глобус, опрокинул счёты, смахнул с полок банки с вареньем и, плюхнувшись в лужу сиропа, чавкал, хлюпал, подбрасывал и глотал на лету вишни прямо с косточками.
— Большое спасибо! — наконец сказал гость, тщательно вытерев клюв и лапки о любимые тётины шторы. — Мне пора! Лечу искать свою любимую клеточку-у-у! — Валерьян Павлович сладко зевнул и закрыл глаза.
— Ну, это уже слишком! — возмутилась Сестра, которая была не так хорошо воспитана, как Мышастый, и потянулась за веником.
— Нет, нет, подожди, здесь что-то не так. — Дядя склонился над гостем. — Валерьян Павлович, что с вами?
Но попугай не шелохнулся.
— Все ясно, он отравился, — заключил Мышастый.
— Чем это, интересно? — насторожился тётя.
— Я думаю, вишнями.
— Моим вареньем?! — рассвирепела Сестра.
— Дело не в варенье, а в косточках. Ведь, он глотал вишни прямо с косточками, а в косточках скапливается синильная кислота.
— Да он просто объелся и спит, — отрезала тётя.
— В любом случае его надо уложить. — Мышастый вытащил из кладовки клетку, проветрил её и перенёс туда спящего попугая. Потом он взял с полки стопку книг о домашних птицах и устроился в кресле-качалке. — Ты иди спать, а я посижу. Вдруг Валерьяну Павловичу что-нибудь понадобится.
— Делай, что хочешь! — тётя обдала кипятком капустный лист и ушла в передник.
Валерьян Павлович всё не просыпался, а дядя читал книгу за книгой, то и дело поглядывая на гостя.
«Конечно, эта клетка не такая роскошная», — думал дядя. — «Но я уверен, Валерьян Павлович будет доволен, ведь он так скучает по дому».
Мышастый закрыл глаза, чтоб получше представить себе радость попугая, и случайно заснул.
Разбудил его страшный крик.
— Изверги! Предатели! — орал попугай. — Заманили, закормили, а потом, хап и в клетку?! Прохвосты!
— Успокойтесь, Валерьян Павлович, вам нельзя волноваться. После отравления вишнёвыми косточками вам необходим полный покой и строгая диета.
— Отравили! — завопил гость.
— Уймитесь вы, наконец! — выскочила из кармашка Сестра Мышастого. — Никто вас не травил. Вы сами, мягко говоря, слопали мой годовой запас варенья.
— Жадины! Из-за какого-то варенья — в клетку?!
— Это несправедливо, — обиделся дядя. — Никто вас насильно в клетку не сажал. Во-первых, я подумал, что вам будет удобнее в ней, пока вы выздоровеете. А во-вторых, я знал, как вы скучаете по своей клеточке.
— Скучаю по клеточке?! Ты что, свихнулся?! Да я в жизни в клетке не сидел! Я свободная птица!
— Позвольте, но вы же сами рассказывали, — растерялся Мышастый. — Вы что, все это придумали?
— Придумал? — фыркнул Валерьян Павлович, — Я соврал!
— Врать нехорошо, — строго заметил дядя.
— А ничейных попугаев в клетки сажать хорошо?!
— Я с удовольствием выпущу вас, если вы обещаете, что будете строго соблюдать диету.
— Не буду я тебе ничего обещать! Выпусти меня сейчас же!
— Выпусти ты его, честное слово, надоел! — воскликнула тётя.
— Не могу, он мой гость и я обязан его вылечить. А чтоб вы не скучали, Валерьян Павлович, я буду читать вам Робинзона Крузо.
— Робинзон Крузо — любимая книга Мышастого. Потому что эта книга о настоящем путешественнике, таком же настоящем, как и он сам, — заключил Мышенький.
— Ну вот что, с меня хватит! — не выдержала я, — Ваш настоящий путешественник к нам второй месяц доехать не может, то он кактусы воспитывает, то книжки попугаям читает… По-моему ваш дядя дальше своей квартиры никогда носа не высовывал.
Мышенький ничего мне не ответил. Он просто встал и ушёл в ящик.
— Что ты наделала! — кинулась на меня Иринка. — Зачем ты его обидела, а вдруг он больше не придёт?
— Ну и не надо! — огрызнулась я. А на душе уже скребли кошки. «Нельзя быть такой несдержанной», ругала я себя.
В общем, день был окончательно испорчен. Мы с Иринкой почти не разговаривали. Не известно, сколько бы продлилась наша ссора, если бы вечером неожиданно не появился Мышенький.
Глава одиннадцатая Махмудка и очки
— Что за день, одни неприятности! — Мышенький посмотрел на меня и нахмурился.
Я быстро отвела взгляд и покраснела до ушей.
— Случилось что-нибудь? — пришла мне на помощь Иринка.
— Да, — вздохнул Мышенький. — Дядя спешил с работы домой, а Махмудка в гости, ну, они и столкнулись. Мышастый сломал Махмудке очки, а Махмудка без очков ничего не видит.
— Ради бога, извините! Я всё исправлю, — сказал дядя и повёл Махмудку к себе домой.
— Куда ты запропастился? — крикнула из кармашка Сестра. — Пришёл бы чуточку пораньше, мы тут с Пугвой чай пили с таким вкусным клубничным этим…
— С чем? — спросил дядя.
— С клубничным…
— Ну, с чем? — настаивал Мышастый.
— Да с этим… Какая тебе разница, все равно уже съели, — зевнула тётя и улеглась спать.
— Что за манера не договаривать, — буркнул Мышастый, — Если уж начал рассказывать, то расскажи до конца, а если не помнишь, то нечего и рассказывать.
Усадив Махмудку, он аккуратно разложил на тряпочке: отвертки, пилочки, рашпили, пассатижи и коробки с шурупами.
— Извините, я буквально на минуточку, — появилась в дверях Пугва.
— Пожалуйста, пожалуйста, — кивнул Мышастый и подумал: «Пугва наверняка помнит, что они ели с клубничным, но спрашивать у неё неудобно».
— Ой, у вас гости! — воскликнула Пугва.
— Это Махмудка, — сказал дядя. — Ждёт, пока я починю очки.
— Какая прелесть, — улыбнулась Пугва и подумала: «Может, он и мне чего-нибудь починит?».
Она побежала домой и долго искала, что бы ей починить, но ничего не нашла.
— Как назло! Такой удобный случай, а мне чинить нечего, — захныкала Пугва. — Что же делать, ума не приложу?!
Пугва в отчаянии влетела на кухню, схватила первую попавшуюся кастрюлю и пестиком ступки выбила дно.
— Давай сюда, красавица, что там у тебя?! — оживился Валерьян Павлович, когда Пугва с кастрюлей ворвалась к Мышастому. — Хорошо бы супчику! Который день горяченького не пробовал.
— Ах, мне не до вас! — отмахнулась Пугва и протянула кастрюлю Мышастому.
— Я в отчаянии! Это моя любимая кастрюля, в ней так удобно варить макароны.
— Её уже не починишь, — сказал Мышастый. — Надо выбросить и купить новую.
— Вот как! — взвизгнула Пугва и кинулась в двери. — «Как мне, так кастрюлю выбрасывать, — думала она на бегу, — а Махмудке можно и очки починить. Да кто эта Махмудка вообще такая или такой? И откуда она вообще взялась или взялся? И не разберёшь, это мальчик или девочка? Так мне и надо!»
Хлопнув дверью, Пугва вышла.
«И чего приходила, спрашивается? Хотя бы яблочка мне принесла», — думал тем временем Валерьян Павлович, с отвращением глядя на кормушку, полную сухарей. (Он всё ещё сидел в клетке на строгой диете). — «Вот если б Мышастый забыл свою пилочку на полу, я бы в два счёта выбрался отсюда. Я бы сказал Сестре, что мне нужны качели и она бы дала мне верёвку и шпильку. Из шпильки я бы сделал крючок, к крючку привязал бы верёвку, достал бы пилку и перепилил клетку. Когда бы я всем показал, где раки зимуют. Кстати, а где зимуют раки? И зимуют ли они вообще? — задумался Валерьян Павлович. — Тьфу ты! Только этого не хватало! Я становлюсь похожим на Мышастого».
А Мышастый чинил очки и думал:
«С чем же они все-таки пили чай? С клубничным вареньем или джемом? Или с клубничной карамелькой? Нет, вряд ли. Клубничная карамелька не произвела бы на Сестру, такого впечатления, тут что-то серьёзнее. Может пирожное или торт? С клубничным кремом или муссом? А вдруг это был Идеальный торт? С клубничным кремом, клубничным джемом, клубничным вареньем, клубничным муссом и желе. А сверху живые клубнички и клубничный мармелад».
Он так увлёкся, что случайно перепилил дужку очков. Пришлось соединить две половинки жевательной резинкой, а сверху, для надёжности, крепко-накрепко обмотать скотчем.
«Интересно, это я в гостях, или у меня гости?» — думал или думала Махмудка всё время, пока Мышастый чинил очки. Поэтому, когда дядя, наконец, вручил очки Махмудке, Махмудка вздохнула или вздохнул с облегчением.
— Спасибо за приятный вечер, — сказал или сказала Махмудка и ушла. Или ушёл.
— В общем, не суббота, а сплошной понедельник, — заключил Мышенький.
— Почему же? Хорошо то, что хорошо кончается, — заметила я.
— Что же тут хорошего? Пугва дуется, Валерьян Павлович всё таки сбежал, воспользовавшись обстоятельствами, у дяди бессонница, он не может решить, что же они всё-таки ели с клубничным… И, вдобавок ко всем радостям, некоторые его считают лгунишкой. — Мышенький осуждающе посмотрел на меня.
— Извините, если можете, — сказала я и подумала: — «Но когда же всё-таки приедет Мышастый?».
— Ждите нас послезавтра, — твёрдо решил Мышенький и скрылся в ящике.
Глава двенадцатая Потоп начинается сверху
Послезавтра — это не завтра и, поэтому, завтра мы Мышенького, конечно, не ждали. Но если в погожий солнечный день никого не ждёшь и собираешься на речку, очень может быть, что тот, когда не ждёшь, обязательно приедет.
— Ну и погода, льёт как из ведра! — Мышенький прислонил к ящику мокрый зонт и прошлёпал к столу, оставляя за собой влажные следы.
Мы с Иринкой удивлённо уставились в окно. На улице шпарило солнце.
— Вот это да! — воскликнул Мышенький. — А у нас потоп начинается!
— Вы же насквозь промокли! — всполошилась Иринка.
— Пойдёмте на солнышко, — предложила я и мы вышли на террасу.
— После побега, — рассказывал Мышенький, с удовольствием подставляя солнцу свои мокрые лапки, — Валерьян Павлович засел под топчанчиком и ни за что не хотел выходить, даже когда дядя позвал его к столу.
— Нет уж, дудки! — ответил попугай. — Я своё отсухарил.
— Да отчего же сухари? — удивился Мышастый. — Вы уже выздоровели, можете пообедать.
— Знаю я, чем твои обеды кончаются, — отрезал Валерьян Павлович.
— Зря отказывается, груши у нас сегодня отменные. Смотрите, какая, глаз не оторвать! — Соблазняя Валерьяна Павловича, Мышастый придвинул к нему миску с большими, жёлтыми, сочными грушами и выбрал самую большую, самую жёлтую, самую сочную. — Ароматная! Сладкая! Вкусная! — Дядя с наслаждением надкусил грушу и замер. — Червивая! — добавил он.
— Вы уверены? — заволновался попугай.
— Без сомнения, — кивнул Мышастый. — Ну что ж, придётся с ней расстаться. — Дядя открыл окно.
— Стой! — заорал попугай и выскочил из-под топчанчика. — Как можно такое выбрасывать! — Валерьян Павлович налетел на Мышастого и отнял у него грушу.
— Вы любите червивые груши? — поразился Мышастый.
— Обожаю!
Дядя молча наблюдал за попугаем, который с упоением принялся клевать грушу.
— Интересно, почему не бывает червивых лимонов и апельсинов? — спросил он вдруг.
— На кой шут им эта кислятина! — сморщился Валерьян Павлович.
— А чем им плохо в арбузах и дынях? — не отступал дядя.
Но попугай слишком увлёкся грушей и явно не был расположен к беседе. Тогда Мышастый достал из ящика блокнотик и начал составлять список фруктов.
Червивые Не червивые
1. Груши 1. Лимоны — кислые
2. Яблоки 2.Апельсины — кислые
3. Сливы 3.Дыни — сладкие
4. Персики 4.Арбузы — сладкие
5. Абрикосы 5. Бананы — спелые
6. Вишны
7. Черешня
8. Ежевика
9. Малина
10. Клубника.
— Всё ясно! — сказал дядя. — На десять червивых приходится пять не червивых. Из них два кислых, два сладких и одни спелый.
— Что ж тут ясного?! Наоборот, ты всё запутал. — Валерьян Павлович недовольно сплюнул косточки.
— Почему запутал? — обиделся Мышастый. — Вы сами сказали, что в лимонах и апельсинах им кисло. Получается, в дынях и арбузах им слишком сладко, а в бананах спело.
— Чепуха! — фыркнул попугай. — Какому червяку может быть слишком сладко или слишком спело? Другое дело, что шкурка слишком толстая, пойди доберись!
— Какой ужас! — воскликнула Сестра, вернувшись от Пугвы.
Дождь вовсю хлестал в открытое окно и тётя кинулась вытирать лужу под подоконником.
— Я так и знал, — покачал головой дядя. Он подошёл к столу и ткнул пальцем в солонку. — Плохо дело.
— Что случилось? — встревожился Валерьян Павлович.
— Соль в солонке с утра не просыхает, — сообщил Мышастый. — Влажная соль всегда к дождю, если не высохнет, то будет потоп.
— Не каркай, может ещё пронесёт, — отмахнулся попугай.
Между тем, дождь лил всё сильнее и сильнее, и Сестра не успевала выжимать тряпку. Дядя не отходил от солонки, а Валерьян Павлович метался по комнате, не находя себе места.
— Как дела? — подлетел он к Мышастому.
— Мокрая, только что проверял. — Дядя отодвинул солонку.
— Без паники! — захлопал крыльями попугай. — Пока вода поднимается, мы успеем улететь.
— Далеко не улетишь, потоп начинается сверху, — нахмурился Мышастый.
— Как?! — раскрыл клюв Валерьян Павлович. — Вода-то прибывает снизу?
— А льётся сверху, — вздохнул дядя.
— Кошмар! — окончательно перепугался попугай. — Слушай, давай соль в солонке высушим!
— Зачем? — удивился Мышастый.
— Зачем! Зачем!.. Если влажная соль к дождю, то сухая к засухе.
— Что вы! Разве можно вмешиваться в законы природы? — пристыдил его дядя.
— А по-твоему, лучше тонуть? — рявкнул Валерьян Павлович.
— Нет, конечно, но я обязательно что-нибудь придумаю.
— Мышастый всегда находит выход из безвыходных положений, — закончил Мышенький и вдруг вскочил как ужаленный. — Ой, а может у нас уже потоп?! Я ведь к вам только на минутку, — кричал он, вбегая в комнату, — чтобы вы не подумали, что дядя опять…
— У вас есть спасательные средства?! — помчались мы за ним.
— Только зонтики!
— Постойте! Где круг?! — Иринка ринулась выворачивать ящики комода.
— Под подушкой! — я нырнула в кровать и вытащила надувной круг. — Возьмите, пригодится!
— Вы так добры! — Мышенький метнулся к ящику. — Дядя приедет, как только справится с потопом!
— Сообщите нам, мы будем очень волноваться!
Глава тринадцатая S.O.S!
На следующее утро мы получили телеграмму: «Солонка высохла. Выезжаем».
Но никто не приехал ни в среду, ни в четверг, ни в пятницу, а в субботу моё терпение лопнуло.
— Ну, конечно, зелёная, как лимон! — возмутилась я, посмотрев на себя в зеркало.
— Лимон жёлтый, — возразила Иринка.
— Желтый, когда спелый, а без солнца и воздуха зелёный.
Я кинулась за шляпкой.
— Вдруг они приедут? — остановила меня Иринка.
— Приедут — подождут, — отрезала я. — Могу я пойти на речку, поплавать, позагорать?!
— Ну, хорошо, — сдалась Иринка. — Только ненадолго.
Мы так и написали в записке Мышенькому: «Ушли ненадолго». Но вышло надолго. Да и как могло быть иначе, когда солнышко блестело, травка зеленела, весело плескалась речка, а на пляже продавали варёную кукурузу. Поэтому мы вернулись домой только в шести часам вечера.
— Боже мой! — воскликнула Иринка, первая зайдя в комнату.
— Что?!
— Ящик! — воскликнула я опять.
— Что ящик?!
— Где ящик?! — закричала Иринка уже в полном ужасе.
Ящика не было. Нигде. А на столе лежала записка:
«Дорогие дети!
В наше время ненадолго означало час, от силы полтора. Я ждала четыре, больше не могу. Сюрприз со взбитыми сливками в холодильнике. Варежку постирала, куда вы дели вторую? Подушечка для иголок в коробке и, пожалуйста, не захламляйте дом ненужными вещами, от них одна пыль, а вы этим дышите.
Целую, бабушка».
— Мы погибли! — в отчаянии всплеснула руками Иринка. — Значит, здесь была твоя бабушка?! (Моя бабушка, в отличие от Иринкиной, всё выбрасывает.)
— Что же нам теперь делать?! — схватилась я за голову.
— Искать! — решительно сказала Иринка. — Вряд ли она его унесла далеко.
Мы выскочили на улицу и побежали вниз по нашему переулку, через собачью площадку, по Золотухиным огородам к домику Курейчик и у автобусной остановки повернули обратно.
— Всё! Мы его уже никогда не найдём, — всхлипывала я, — и никогда уже не увидим Мышенького, потому что Мышенький уже никогда не приедет, потому что куда же он приедет, когда ящика нет, это я во всём виновата!
— Смотри! Там жгут костёр! — Иринка, сломя голову, бросилась на горку.
Пламя поднималось до небес, сверкая искрами, зловеще трещали сухие ветки, огонь с жадностью поглощал листья, картонки, газеты…
— Ящики! — завопила я.
Но было уже поздно, Мы еле успели выхватить из костра последний обугленный ящик.
— Неужели это наш сгорел? — с болью прошептала я.
— Не говори так, — сдерживая слёзы, попросила Иринка, — мы его обязательно найдём.
До глубокой ночи ходили мы по посёлку, обшарили каждый уголок, заглянули в каждую щёлочку, расспросили каждого, кто встречался на пути, но никто, никто не видел ящика из-под китайских плащей.
Уставшие, измученные, одинокие, мы с трудом доплелись до дому. Я ушла к себе в комнату и проревела всю ночь.
Утром мы с Иринкой, мрачные, как тучи, сидели на кухне и пытались позавтракать. День выдался солнечным, но для нас он был самым пасмурным и самым безрадостным в жизни. Час остывал, булочки засыхали, а мы молча смотрели в окно и думали об одном и том же. По стеклу запрыгали солнечные зайчики, мы равнодушно следили за их игрой, пока один не ослепил меня.
— Нашли время развлекаться! — не выдержала я.
Словно испугавшись, зайчики исчезли.
— Опять! — зажмурилась Иринка. Да что ж это такое?!
— Тире, точка, тире, — проворчала я.
— О! — закричала Иринка. — Азбука Морзе!
Мы сорвались с места и помчались на сигнал, обгоняя друг друга. В конце нашего сада под вишнёвым деревом я сразу заметила одинокую фигурку Мышенького. Он стоял на яшике из-под китайских плащей и осколком зеркала посылал в разные стороны сигналы бедствия.
— Милый! Дорогой! Любимый! — через секунду мы душили его в объятьях.
— Как же вы нас напугали, дорогой вы наш! — чмокали[1] мы его.
— А я уже потерял всякую надежду! — Мышенький смахнул скупую мужскую слезу и обхватил нас лапками.
И мы долго, долго стояли обнявшись, боясь снова потерять друг друга.
А потом мы пили чай с вафельками, печеньем и конфетами.
— Представляете, что со мной было?.. Приезжаю, выхожу, а вас нигде нет. Так страшно! Думаю, что же делать?! — Мышенький отхлебнул чай из напёрстка.
— А мы! Какие же мы глупые! — не могла успокоиться я. — Искали по всему посёлку, а в собственный сад даже не заглянули!.
— Хорошо всё, что хорошо кончается! — Мышенький захрустел вафелькой. — Но вы же не знаете самого главного, дядя уже выехал и будет здесь завтра.
Неужели он завтра приедет?! Не забыть бы спросить, как он решил проблему с яблоками и скорлупой… Завтра приедет Мышастый! Вот здорово!
Примечания
1
Чмокали — т. е. целовали (примечание авторов).
(обратно)
![Приключения Гекльберри Финна [Издание 1942 г.]](https://www.4italka.su/images/articles/457101/primary-medium.jpg)
Комментарии к книге «Первая книга Мышастого», Ирина Квирикадзе
Всего 0 комментариев