«У собачьего древа»

У собачьего древа (fb2) - У собачьего древа (Невероятные похождения Шурки и Лерки - 12) 2520K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Валерий Тамазович Квилория

Валерий Квилория У собачьего древа: Невероятные похождения Шурки и Лерки. История двенадцатая

© Квилория В. Т., 2012

* * *

Всё, что окружает нас – животные, растения, камни, воды и ветры, даже земля под нашими ногами – всё имеет свою особенную душу.

Валерий Квилория – лауреат литературного конкурса «Русская премия» 2006 года (Москва), лауреат Международного конкурса детской и юношеской литературы им. А. Н. Толстого 2006 года (Москва), дипломант Второго Международного конкурса детской и юношеской художественной и научно-популярной литературы им. А. Н. Толстого 2007 года (Москва)

Предисловие

Тот, кто читал повесть «Бунт в тарелке», помнит, что Шурку Захарьева и Леру Стопочкина похитил коробчатого вида инопланетянин по прозвищу Фу-Фью. Поместил в лабораторию и принялся испытывать на них самые новейшие инопланетные приборы, которые до этого даже на космических гусеницах не испытывали. С мальчишками стало твориться нечто невообразимое. У Шурки правое ухо выросло до размеров среднего одеяла. Из-за этого при ходьбе ухо приходилось забрасывать на плечо, как какой-нибудь старинный плащ. А у Леры левый глаз выскакивал сам по себе из глазницы. Только где-нибудь раздавался скрип или шорох, как глаз стремглав летел туда, словно космический спутник. При этом Лера видел им так же хорошо, как и правым.

Вскоре друзья обнаружили в себе недюжинную силу, я бы даже сказал, волшебную. Но это была не просто волшебная сила, а сила, основанная на строгой научной основе.

– Во всём виноваты инопланетные приборы, – говорил Шурка. – Стоит мне теперь посмотреть на предмет, как я сразу же вижу его внутреннюю структуру. Вижу молекулярную решётку, расположение атомных связей. Вижу, как эти молекулы разложить на атомы, переставить и сделать из одного вещества совершенно другое.

В общем, приятели оказались такими продвинутыми, что могли запросто становиться невидимыми, проходить сквозь стены, превращаться в самые разные предметы и даже путешествовать во времени. Осознав свои необычные способности, мальчишки угнали летающую тарелку и вернулись в родной городок. Но через некоторое время Фу-Фью их нашёл. Коробчатый инопланетянин попытался вернуть летающую тарелку, а из друзей вновь сделать подопытных кроликов. Тогда Шурка с Лерой удрали от него на 220 лет в прошлое (повесть «22 шага против времени»).

В 1876 году они познакомились с крепостной девушкой Варей Лозович и её семейством, которому грозила гибель.

Спасая Лозовичей, Шурка назвался князем Александром, а Лерка – графом Леркендорфом. После череды захватывающих приключений мальчишки отправили Варю вместе с её семьёй в наше время, где недавние крепостные стали фермерами.

Наконец Шурка и Лера вернулись из прошлого. Первым делом они, конечно же, решили проведать Варю Лозович. Вот тут-то и начинается новая повесть. Итак, вперёд по строкам очередной невероятной истории.

Валерий Квилория

Совсем большая Варя

Шурка забросил рюкзачок за спину, Лера подхватил портфель, и они бодро зашагали по улице. Не прошли друзья и десяти метров, как впереди соткалось из воздуха нечто зелёное. То ли бревно, то ли… Лера подошёл ближе и обомлел – посреди дороги лежал громадный крокодил. Неожиданно рептилия встала на задние лапы и широко раскрыла свою зубастую пасть. Окончательно напуганный Лера схватил Шурку за рукав. В ту же секунду неведомо откуда явилась большая лохматая собака. Вцепилась в крокодилий хвост и отгрызла его в два приёма. Крокодил от негодования клацнул зубами, пытаясь укусить собаку. Но не тут-то было! Собака вооружилась отгрызенным хвостом, как дубиной, и принялась лупить крокодила по его плоской голове.

– Эй! – крикнул Шурка, которого Лера по-прежнему судорожно дёргал за рукав. – Ты чего трясёшься?!

Лера помотал головой – видение исчезло.

– Ёлки-палки! – посмотрел он на Захарьева. – Ты видел?

– Ничего я не видел, – пожал плечами Шурка.

– Мне только что такое показалось, прямо жуть!

Шурка внимательно осмотрел место видения.

– Наверное, прорыв во времени, – предположил он. – События из параллельного мира.

– Странный какой-то мир, – поёжился Лера.

Оглядываясь и прислушиваясь, друзья пошли дальше. Идти было недалеко. Фермерское хозяйство Лозовичей располагалось в десяти минутах ходьбы от городка.

За новыми тесовыми[1] воротами возвышалась просторная и светлая изба. На хозяйственной половине двора стояло несколько обширных амбаров и сараев. Да и сам двор был широк и весь от начала до конца обнесён высоким прочным плетнём[2].

– Ничего себе Никифор Ворсанафьевич хоромы отгрохал! – покрутил головой Лера.

– Настоящий хозяин, – улыбнулся Шурка и показал на железный молоток, висящий на калитке вниз головой.

– Зачем он тут? – не сразу понял Лера.

– А чтобы постучать можно было громко.

Шурка взялся за молоток. В ответ на стук во дворе раздалось собачье тявканье. Следом на крыльцо вышла крепкого сложения девица. Такая дородная, что прямо кровь с молоком.

– Кто это? – удивился Лера.

– Может Варина старшая сестра? – наморщил лоб Шурка.

Увидев их, девица радостно всплеснула руками.

– Князь Александр! – закричала она. – Граф Леркендорф!

Выбежала со двора, схватила друзей в охапку и так стиснула, что у них кости затрещали.

– Вы чего?! – вырвался первым Лера. – Что мы вам такого сделали?!

– Так можно и рёбра переломать, – сердито одёрнул пиджак Шурка.

Незнакомка, глядя на них, откровенно смеялась.

– Чай не признали? – спросила она и сокрушённо покачала головой. – Эх, барчуки. Коротка ваша память.

– А где Никифор Ворсанафьевич? Где Варя? – покосился на неё Шурка, силясь вспомнить, кто же такая эта богатырского сложения девица.

– Да ведь я Варя и есть! – вновь всплеснула руками незнакомка.

– Как Варя? – оторопел Шурка.

– Вы для Вари какая-то совсем большая, – заметил Лера.

– А вот не ведаю, где ваши благородия столь времени пропадали, – развела руками девица. – Мы, почитай, четыре года туточки хозяйствуем да всё вас поджидаем. Полагали уж, что де пропали барчуки, как есть пропали. А вы, здрасте! – живы-невредимы. Рады вас видеть, – поклонилась она.

– А на фотографии ты старая, – Шурка достал из кармана

вчетверо сложенную газету и поправился, – в смысле, как раньше, маленькая.

Увидев газетный снимок, большая Варя опять рассмеялась.

– Да ей в обед сто лет!

– Как сто? – растерялся Шурка. – Газета свежая.

– Я про фото сказываю. Батя наш как узнал, что сие такое, так запретил нам обличье запечатлевать напрочь.

– Почему?

– Грех это. Да и сглазить могут, ежели образ сей к худым людям попадёт.

– Выходит, – посмотрел Лера на друга, – они на четыре года раньше точки отсчёта[3] попали?

– Выходит, – сокрушённо вздохнул Шурка. – Надо было их из сада отправлять. А так большой разброс по времени…

– Заходите, гости дорогие, – отступила в сторону бывшая крепостная. – Ныне, правда, посевная – все в поле. Одна я по хозяйству управляюсь.

Друзья прошли мимо повзрослевшей девицы, и Шурка совсем загрустил. Недавняя хрупкая Варенька была теперь не только намного его старше, но ещё и выше на целую голову. Рядом с ней Шурке казалось, что он мальчик-с-пальчик. Грустные его мысли неожиданно прервал золотистый пудель, который выскочил из-за куста сирени.

– Тяв! Тяв! – зловеще посмотрел он на друзей и вроде даже подмигнул.

Мальчишки отшатнулись.

– Не бойтесь, пёсик у нас смирный, – заверила хозяйка. – Третий день как прибился, вот и живёт. Не выгонять же на улицу. Да и прокормить есть чем.

Затем показала на один из амбаров.

– Здесь, дорогой граф, – глянула лукаво на Леру, – мы знатную птицу выращиваем.

– Канареек?

– А вот и нет. Ныне в почёте перепела. Яйца их вельми пользительны для здоровья. Бают[4], от них детки умнеют[5].

Сопровождаемые Варей, друзья осмотрели перепелиную ферму. Там в клетках суетились пёстро изукрашенные коричневыми чёрточками и крапинками серенькие птички размером со скворца.

Налюбовавшись перепелами, они спустились в глубокий подвал, где в полной темноте росли шампиньоны. Затем Варя отвела их на чердак дома. И вот здесь Лера расплылся в улыбке. На чердаке щебетало десятка два канареек. В обширном вольере всё было устроено так, как он когда-то учил Лозовичей: и гнёзда, и кормушки, и поилки…

– Айда в мастерскую! – позвала Варя. – Батя из лозы знатные кресла для качания изготовил. Уж какой год вас ждут.

Засада

Шурка вслед за Варей сбежал по ступенькам, а Лера задержался на минуту, заслушавшись пением кенаров. В это время к чердачному окошку подлетели два голубя. Волнуясь, они стали тыкать клювами в стекло, пытаясь рассмотреть, что происходит на чердаке. Ничего необычного в этом не было. Голуби любят заглядывать в окна, выпрашивая хлебные крошки. Но Лера, и сам не зная почему, спрятался от них за квадратной печной трубой. Голуби внимательно осмотрели чердак и успокоились.

– У нас пусто. Встречайте объекты внизу! – вдруг свистнул один из них по-тутьюковски[6].

Услышав это, Лера даже присел от неожиданности.

«Ничего себе! – стал соображать он. – Да инопланетяне обложили нас со всех сторон».

– Интересно, – спросил один голубь, словно мысли его прочёл. – Объекты не догадываются, что взяты под наблюдение?

– Думаю, нет, – отозвался другой. – Наше спецподразделение прошло такой же курс облучения, как и эти землянские мальчишки. Мы им почти ни в чём не уступаем. Главное незаметно подобраться и быстро их нейтрализовать, чтобы они не успели предпринять никаких контрмер[7].

– Понятно, – кивнул другой голубь. – Маскировка у нас отменная. Одно только неясно – зачем этого недоучку Фью назначили командиром нашего отряда? Ведь он, говорят, сейчас под следствием?

– Так и есть. Если дело дойдёт до суда, его отправят на перевоспитание. А папашу Всюси уже разжаловали, и он теперь никакой не министр, а простой пенсионер. Но только папаша и его сынок владеют всей информацией об объектах…

Дальше Лера не слушал. Боком-боком добрался до лестницы и на цыпочках спустился вниз. Там во дворе Шурка вместе с Варей любовался пуховыми ангорскими козлятами.

– Пойдём домой, – толкнул его в бок Лера.

– А кресла? – удивился Шурка.

– Инопланетяне на хвосте, – прошипел Лера.

– Как инопланетяне?! Откуда?! – подскочил, как ужаленный, Шурка.

– Тише ты!

Лера покосился на Варю – не услышала ли. Девица, действительно, вдруг побледнела и обвела двор испуганным взглядом.

– Ай! – воскликнула в страхе. – У меня же в печи пирог оставлен. Совсем запамятовала!

И бросилась опрометью в дом.

– Я мигом! – крикнула с порога. – А вы покудова идите до мастерской! – и показала на один из сараев в глубине двора.

«Какая мастерская?! Какие подарки?! – переглянулись друзья. – Не до них теперь».

Ни секунды не мешкая, они поспешили к тесовым воротам. Увы, пути назад уже не было. На дорожке перед калиткой сидел золотистый пудель и не сводил с них пристального взгляда. Мальчишки присмотрелись и вздрогнули – глаза у пуделя были поросячьими с рыжими ресницами.

– Всё, вляпались! – едва слышно шепнул Лера.

Как ни странно, пёсик услышал и совсем не по-пёсьи самодовольно ухмыльнулся в ответ.

Сомнений не оставалось – перед ними сидел не кто иной, как преобразованный в собаку инопланетный лжеучённый Фью. Лера схватил друга за рукав и потянул обратно к крыльцу.

– Срочно драпаем!

– Куда? – тоскливо огляделся Шурка.

Отовсюду из-за углов, кустов и плетёного забора выглядывали собачьи морды с совершенно не собачьими внимательными глазами.

– Давай опять в прошлое? – предложил Лера. – Или в будущее.

– В будущее? – посмотрел на него Шурка. – А давай.

Глянул на местоположение солнца. Определил, где находится север, и задумался.

– Теперь год огненной собаки, так? – посмотрел на Леру.

– Так.

– Значит, оттолкнёмся от года собаки и уйдём в такое будущее, где нас ни одна инопланетная собака не найдёт.

И Захарьев поднял лежавший у крыльца камень. Увидев это, золотистый пудель призывно тявкнул, и замаскированные под собак инопланетяне стали медленно сужать кольцо окружения. Шурка принялся торопливо рисовать на дорожке какие-то загадочные знаки. Собаки, между тем, были совсем рядом.

– Быстрее! – торопил Лера. – Не хочу больше подопытным кроликом быть!

– Сюда стань, – показал Шурка, – в это деление рядом со мной.

– Ну, стал.

– Повторяй: из года собаки в тень свиньи…

Увидев это, инопланетяне, которые до того шли неспешными крадущимися шажками, залаяли-завизжали и бросились к крыльцу со всех ног. Но поздно. Двое подростков растаяли в воздухе, словно снежинки в стакане горячего чая.

Доберман Пинчер

На ветке развесистого клёна полулежала чёрная лохматая собака.

– Опять инопланетяне, – попятился Лера.

Шурка внимательно вгляделся и покачал головой.

– Нет, – заявил он компетентно[8], – она настоящая.

– Тогда её надо спасать, – справедливо рассудил Лера, – собаки по деревьям лазить не умеют. Эта, наверное, за кошкой погналась, а теперь слезть не может.

Недолго думая, друзья вскарабкались на дерево. Но собака даже не глянула на них. Лежала себе безмятежно на ветке и неотрывно смотрела на далёкий горизонт.

– Помощь ей, похоже, не нужна? – заключил Лера.

– А вы кто такие? – вдруг спросила собака.

Лера от такого неожиданного поворота событий едва с дерева не свалился.

– Школьники мы, – ляпнул он первое, что на ум пришло, и, запнувшись на миг, добавил: – Из Беларуси. Я – Лера, а его Шуркой зовут.

– Доберман, – представилась собака вежливо. – Пинчер.

И вновь уставилась на горизонт.

– Какой же ты доберман-пинчер, – нервно рассмеялся Шурка. – Если ты здоровый, чёрный и мохнатый. Ты, скорее всего, водолаз[9]. А доберман-пинчер худой, с длинной мордой, без хвоста, и шерсть у него короткая – чёрная и ещё немного коричневая.

– Во-первых, я девушка, – заявила собака. – Во-вторых, Доберман – это моё имя, а Пинчер – фамилия. В-третьих, я вам не тыкала. Так что будьте любезны говорить мне вы.

– И с каких это пор, – прищурилась она на Шурку, – собак стали делить на породы?

– Осторожней, – шепнул Лера, – кто его знает, куда мы попали.

Захарьев стал серьёзным.

– Извините, мэм, – сказал он с кислым видом.

Помолчали. Собака пристально следила за горизонтом.

– А кто вас сюда посадил?

– Сама, – перевела на друзей удивлённый взгляд Доберман. – Смотрите, – показала лапой вдаль, – сейчас восход солнца начнётся.

– Ох, как красиво, – вздохнула она мечтательно.

– Так вы сами забрались? – всё ещё не верили друзья. – Разве собаки умеют по деревьям лазить?

– Ну, это кто как, – не отрываясь от восходящего солнца, Доберман протянула им свою мохнатую лапу. – Видите?

И вдруг выпустила длинные и мощные, как у медведя, когти. Мало того, когти покрывал лак для ногтей: на лазурном фоне был нарисован багровый восход.

– Это мне в салоне красоты вживили, – пояснила собака. – Дорогое удовольствие. В целых пять бифштексов обошлось. Половина месячного оклада.

– Это такие огромные отбивные из мяса? – проявил эрудицию Шурка.

Собака ещё раз внимательно осмотрела друзей.

– Вы, наверное, издалека?

– Точно, – кивнул Шурка, – приезжие. Специально прибыли на ваш восход посмотреть.

– Хе-хе, – хихикнула собака и смущённо прикрыла лапой пасть. – Врёте вы всё.

– Ага, – увидев такую добродушную простоту, тотчас сознался Шурка. – А что такое ваш бифштекс?

– Самая крупная денежная единица. Равна десяти шницелям. Шницель – соответствует десяти котлетам. Одна котлета делится на столько же тефтель. Тефтеля – на фрикадельки.

– Значит, – стал подсчитывать Лера, – ваше месячное жалованье состоит из десяти бифштексов, сотни шницелей, тысячи котлет, десяти тысяч тефтелей или, – тут он задумался, – одного миллиона фрикаделек.

Собака поднесла к морде левую лапу, и друзья увидели на ней золотую цепь с массивными часами, на крышке которых красовались три единицы[10]. Выпустила из правой лапы коготь и щёлкнула по цифрам. Крышка с мелодичным звуком открылась, обнажив циферблат часов. Щёлкнула ещё раз, и на месте циферблата возник калькулятор. Стремительно поклацав коготком по кнопкам, Доберман удивлённо взглянула на Леру.

– А ведь верно, – кивнула она.

– Значит, всё это деньги, а не еда? – решил на всякий случай уточнить Шурка.

Ни слова не говоря, Доберман Пинчер запустила лапу в густую шерсть на горле и вжик! – расстегнула, как в какой-нибудь обычной куртке, молнию на груди. Чёрная шкура разъехалась, и потрясённые мальчишки увидели совершенно голое розовое тело. Собака порылась за пазухой и, нимало не смущаясь, подала им пачку купюр.

– Вот эта красная, – показала, – и есть бифштекс. Шницель – розовый. В жёлтом цвете выполнена котлета. Тефтеля – синяя. Ну, а фрикаделька, само собой разумеется, зелёная.

Но друзей, удивлённых расстегивающейся шкурой, собачьи деньги уже мало интересовали.

– Так это не ваше? – осторожно тронул шубу Лера.

– Как не моё? – обиделась Доберман. – Моё. Наши косметологические[11] центры достигли такого уровня, что любая шавка может безболезненно снять с себя шкуру. Правда, процедура весьма дорогостоящая. Никаких денег не хватит. Я вот себе грудь и немного с боков оголила. Вполне достаточно. Четыре внутренних кармана и титановая молния. Жарко – могу расстегнуться. Холодно – снова на замок.

Гуманное измерение

Шурка с опаской глянул на её огромную пасть.

– А кого, – спросил он и поправился, – а что вы едите?

– Мясо, конечно, – облизнулась девушка-собака. – Но бывают и переходные блюда.

– Какое мясо? – не удержался Лера.

– Ну, там, конина, телятина, свинина, баранина, курятина, даже кошачья или собачья отбивная, – взялась перечислять собака. – Но последнее скорее для гурманов.

– Как же вы можете себе подобных кушать? – отодвинулись от неё друзья, готовые в любой момент спрыгнуть с дерева.

– А при чём здесь себе подобные? – удивилась Пинчер. – Сделал заказ и жди.

– Но ведь тот, кто ваш заказ выполняет, – убивает.

– Кого убивает? – испугалась собака и перешла на шёпот. – Даже слова такого не говорите. На земле никого не убивают последние два столетия. Все продукты изготавливают специальные приборы на атомарном уровне. Хочешь свинины – тебе дадут хоть окорок, хоть рёбра, хоть ножки на холодец. Всё это было скопировано двести лет назад. Специальные аппараты просто воспроизводят исходный образец, подбирая и выстраивая соответствующим образом наночастицы[12], молекулы и атомы.

– Извините, – смутились друзья. – Ну, а если у какого-нибудь хищника охотничий инстинкт проснётся и он другое животное загрызёт?

– Никогда, – снисходительно посмотрела на них девушка и снова перешла на шёпот. – За убийство у нас, страшно сказать, отправляют на планету в созвездии Пса. А там, знаете, какие условия – жуть! Да и вообще мы живём порознь.

– Как это?

– Я, например, из Шарикова. В нашем городе проживают одни собаки. В других городах обитают только люди. В третьих – жирафы. В четвёртых – слоны. Но есть и смешанные города. Вот неподалёку от нас находится город Иотьфунь. Там живут ослы с верблюдами.

– Давно у вас так?

– Очень. Ещё когда животные освоили методику обучения человеческой речи. С тех пор и пошло. Многие виды начинали буквально с двух-трёх слов. А потом в процессе общения развилось отвлечённое мышление и заговорили на всех языках. Даже люди – исконные носители этого средства передачи информации – удивляются нашим достижениям. И немудрено. Некоторые индивиды, как, например, белый носорог Долбик из Нос-Рога-на-Замбези[13], знают более тридцати языков, в том числе и давно вышедшие из употребления.

– Ну, а как все собаки в одном городе собрались?

– Вообще-то собачьих городов много. Разбросаны они по всем континентам. Каждый город настоящая страна, только маленькая. У каждого свой правитель, свои законы. А как иначе? Собаки весьма отличаются от других животных, и потребности у нас разные. Собачьи города возникли тоже не сразу. Поначалу многие из наших предков жили в человеческих семьях. А когда первые собаки освоили язык и стали независимыми, начался настоящий бум. Каждая даже самая крохотная комнатная болонка желала стать самостоятельной, ни от кого не зависеть и иметь отдельную квартиру. Начался массовый исход собак из деревень, где у людей преобладали консервативные взгляды, вроде: «собака друг человека» или «собака помнит, кто её кормит». Или уж совсем для нас обидное: «хорошая собака без хозяина не останется». При этом никаких равных прав у собак в деревнях не было. Нас даже били. Из-за этого некоторые города вскоре оказались переполненными собаками, а люди и другая живность оттуда мало-помалу уходили. Особенно

быстро процесс псонизации шёл там, где на очередных выборах мэром города был избрана собака.

– Здорово! – улыбнулся Лера.

Солнце к тому времени поднялось над горизонтом, и Доберман Пинчер вместе с мальчишками спустилась на землю.

– Не желаете ли посетить наш Шариков? – поинтересовалась она. – Я вам городские достопримечательности покажу.

– Сходим? – посмотрел на друга Лера.

Шурка хотел было согласиться и вдруг заметил, что над собачьим городом зависло необычное облако. Подсвеченное солнцем, оно напоминало золотистого пуделя. Мало того, облако-пудель совершенно не двигалось по небу и странным образом подмигивало. Шурка затряс головой.

– Уходить надо, нам нельзя тут долго…

Сказал и запнулся – не говорить же первой встречной собаке о том, что их преследуют инопланетяне. Выручил Лера, который тоже заметил облачного пуделя.

– Нам надо срочно в город ослов, – заявил он.

– И верблюдов, – добавил для большей убедительности Шурка.

Доберман посмотрела на часы.

– Жаль, – вздохнула она. – Ладно, пойдёмте, покажу вам короткий путь на Иотьфунь.

Собака опустилась на четыре лапы и побежала на юг – вправо от восходящего солнца.

– Скажите, – нагнал её Шурка, – а инопланетяне в гостях у вас бывают?

– Прилетают время от времени. У них тут база за Сатурном.

– Драться не лезут?

– Нет, они смирные. А что? – Пинчер остановилась и внимательно посмотрела на Шурку.

– Мы это, – признался неожиданно он. – Мы ничего плохого не делали, а они за нами гоняются.

– Ясно, – махнула хвостом собака. – Теперь вы следы заметаете?

– Ага, – вздохнул Шурка.

– И хотите, чтобы я их запутала, когда они к моему дереву выйдут?

– Если можно.

– Можно, – опять добродушно махнула хвостом Доберман. – Вы всё-таки наши, земные, а они не пойми чего. Я их не на Иотьфунь, а в какую-нибудь другую сторону отправлю.

– Спасибо, – улыбнулся Шурка.

– Спасибо, – улыбнулся Лера. – Здоровская вы собака.

– Да ладно, – отвернула морду Доберман.

Выйдя далеко за город Шариков, она показала лапой на ю г.

– Вон там, за полесскими болотами, возвышается Иоть-фунь. Правда, я в те края ни разу не ходила. Но наши говорят, что через трясину перекинут бамбуковый мостик.

– А в каком месте?

– Не знаю. Пойдёте вдоль болот и обязательно найдёте. Мостик установили специально для таких, как вы, путешественников.

На прощание друзья поочередно обняли девушку Пинчер, потрепали её по холке, почесали за ухом и только после этого пошли к городу Иотьфуню. Собака ласково смотрела им вслед и прощально махала пушистым хвостом.

Странная деревня

Пройдя километров десять, друзья обернулись. Ни дерева, ни самой Доберман Пинчер видно уже не было.

– Как думаешь, почему ей восход нравится? – спросил Шурка, щурясь от яркого солнца.

Лера пожал плечами.

– Психология, – поднял палец Шурка. – Солнце напоминает собаке большой кусок сочного мяса.

– Логично, – согласился Лера. – Только собаки цвета не различают.

К полесским болотам мальчишки добрались лишь к вечеру, когда солнце, описав по небу полукруг, коснулось земли.

Смеркалось. То тут, то там начинали пробовать голос первые лягушки. За ними застрекотали другие, третьи, и вскоре над болотом грянул дружный лягушачий оркестр. Друзья осмотрелись. В топкий берег были вбиты деревянные сваи, которые удерживали островерхие крыши, покрытые болотным тростником. От каждого такого строения к воде тянулись заросшие травой тропинки.

– Странные хижины, – заметил Шурка, – ни одной стенки нет.

– Наверное, это заброшенное селение, – предположил Лера.

Забравшись на небольшой холм по соседству, они наткнулись на чьё-то большое гнездо. Гнездо представляло собой углубление в земле, которое было выстлано толстым слоем высушенной тины[14]. Воздух к тому времени сгустился настолько, что хижины едва угадывались в сумраке. Ходить на ощупь вдоль болота друзьям не хотелось. К тому же устали они невероятно. Недолго думая, Лера забрался в гнездо. Шурка -следом. Лежать на сухой, прогретой жарким солнцем тине было так же здорово, как на бабушкиной перине. Не прошло и минуты, а друзья уже спали, словно убитые.

Разбудила Стопочкина беседа двух мужчин. Из-за высокого бруствера гнезда он не видел, кто говорит. Зато отчётливо слышал каждое слово. Лера лежал в полудрёме, поглядывал на восходящее солнце и слушал.

– Недостаточно только синтезировать мясо, – заявил скрипучий старческий голос, по-видимому, продолжая давно начатый диалог. – Необходимо, чтобы это был не бездушный кусок белка, а живая плоть.

– Э, куда вы хватили, – отозвался голос помоложе. – За такие разговоры, дедуля, вас могут отправить в созвездие Скорпиона.

– Ты не так меня понял, – стал оправдываться дедуля. – Речь идёт не об умерщвлении плоти, а о стимуляции синтетического мяса. Так тебе бац его под нос – на, подавись! А так, представь, сидишь ты по самые глаза в воде. Тут к берегу грациозно подбегает твоя порция мяса…

– Как это? – удивился молодой голос. – Где же у неё ноги?

– Хорошо, – вздохнул скрипучий, – тогда представь, что твоя порция мяса прибегает в виде коровы.

– Многовато будет, – хмыкнул молодой, видимо, представив размеры коровы. – Это не одна, это сразу несколько порций мяса. Моя, скорее всего, тянет на упитанного зайца или на исхудавшую гиену. И вообще я сижу на диете. А по средам и пятницам пощусь[15].

– Какой ты непонятливый, – вздохнул дедуля. – Значит, прибегает твой упитанный заяц к берегу. Ты бросаешься и впиваешься в него всеми своими шестьюдесятью восемью зубами. А потом начинаешь крутиться вокруг своей оси, зажёвывать этого зайца и заглатывать.

«Ёлки-палки! – испугался Лера. – Что же там за троглодиты[16] такие разговаривают?».

– Ну и зачем это? – спросил молодой.

– Эх, – вздохнул огорчённо дедуля. – Как ты не понимаешь, что так возникает иллюзия полноценной жизни. Желудок начинает по-настоящему выделять желудочный сок, и тогда здоровья в тебе ого-го сколько! Да что с тобой говорить…

– Конечно-конечно, – ехидно отозвался его оппонент[17]. – Куда нам до вас, вы вон второе столетие доживаете, а мы только полвека отмахали.

Лера приподнялся на локтях, выглянул из-за бруствера[18] гнезда и обмер. На берегу болота лежали два чудовищных

крокодила. Один совершено огромный – более семи метров в длину, второй – на пару метров меньше. «Может, это не они», – мелькнула у него мысль. Но тут меньший крокодил неожиданно встал на задние лапы и, задрав кверху голову, подошёл к одной из хижин.

– Вместо того, чтобы философствовать, – заметил он, – лучше бы следили за состоянием своего дома.

Дотянувшись передней лапой до крыши, он поправил там сбитый набок тростник.

Пока крокодилы переругивались, спорили и выясняли, какие у каждого из них права и обязанности в отношении своих жилищ, Лера растолкал друга.

– Шурик! – сделав страшные глаза, прошептал он. – Бежим отсюда!

Узнав, в чём дело, и посмотрев на громадных рептилий, Шурка и сам поначалу струхнул. Но, просчитав варианты преобразований и сделав расчёты, немного успокоился.

– Не бойся, – зевнул он, – вдруг что, я их в болото заброшу гравитационным молотом.

– А вдруг они какие-нибудь непростые крокодилы? – засомневался Лера.

Решив не рисковать, мальчишки собрались незаметно отползти в сторонку, а далее пойти вдоль болота в поисках бамбукового мостика. Но стоило им пошевелиться, как крокодильи голоса раздались едва ли не над самыми их головами.

– Ты обвиняешь меня в архаической[19] кровожадности, – сказал старый крокодил, – а ведь я даже бровью не повёл, когда обнаружил в собственном гнезде двоих людей.

Друзья застыли, словно громом поражённые.

– У тебя-то и бровей нет, – хихикнул меньший крокодил, и морда его тотчас всплыла над гнездом.

– А-а! – рассмеялся он, увидев, что Шурка с Лерой не спят. – Здравствуйте, гости дорогие.

«Дорогие гости», увидев над собой зубастую пасть, своими размерами похожую на ковш экскаватора, со страху едва не упали в обморок.

– Здра-здра-здравствуйте, – заикаясь, попытался улыбнуться в ответ Лера.

Шурка и вовсе не смог выдавить ни единого звука, только судорожно кивал в ответ.

– Да вы не бойтесь, – успокоил их меньшой крокодил. – Никто вас пальцем не тронет.

– Гд е это ты видел пальцы у нашего брата? – возникла рядом с ним ещё более громадная пасть старого крокодила. – Скорее, когти.

– А это что? – сунул ему под нос короткую переднюю лапу младший. – Вот они, пять пальцев, соединённые перепонкой. Об этом можно целый трактат[20] написать.

Фома и Тотоший Геннадьевич

Пока они дискутировали[21], мальчишки немного пришли в себя. Между тем, перестав спорить о пальцах, крокодилы перешли на лапы и хвосты. Вспомнили ластоного крокодила, от которого произошли первые сухопутные животные. Затем взялись за динозавров. В общем, разговору их не было видно конца.

– Извините, – поднял руку, словно на уроке, Лера, – нам идти пора. Времени нет.

– Ах, да, – вспомнили о них спорщики.

– Позвольте представиться, – склонил голову набок меньший из крокодилов, – философ полесской школы Фома.

При этих словах он стукнул себя лапой по груди, покрытой прямоугольными роговыми щитками.

– А это Тотоший Геннадьевич, – ткнул лапой в большого крокодила, – мой пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра… В общем, предок в пятнадцатом колене по материнской линии.

– И зачинатель полесского племени крокодилов, – важно дополнил Тотоший Геннадьевич. – В 3856 году с несколькими другими товарищами был выброшен во время шторма на пустынный берег. В поисках пищи и воды мы перебрались через горы и обнаружили эти благодатные места.

– Горы? – удивился Лера, но Шурка его перебил.

– А откуда вы родом? – поинтересовался он.

– Из устья Нила, – гордо выпятил грудь старый крокодил. – Небывалый ураган обрушился тогда на нашу родину. Гигантский смерч всосал в себя стаю нильских крокодилов.

Всосал и унёс высоко под небеса. Сколько мы кружили над землёй – неизвестно. Когда же смерч ослабел и выпустил нас из своих объятий, мы упали, слава богу, в море. Многие из нас погибли, и только некоторым посчастливилось добраться до суши.

Тут старый крокодил расчувствовался и заплакал.

– Ну, вот, – заметил младший, – горазды вы крокодильи слёзы лить.

– Как же без этого, – мотнул головой старик. – Ведь это грустная история.

Младший хотел было заспорить с ним, но посмотрел на мальчишек и передумал.

– Спросили бы лучше гостей, – сказал он, – куда они путь держат. Может, помощь нужна?

– Ага, – улыбнулся старик, – куда, гости дорогие, путь держите? Не нужна ли помощь?

– Мы идём в город Иотьфунь, – сообщил Лера.

– В город Иотьфунь? – эхом отозвались оба крокодила, и старший сглотнул слюну.

– Великолепный город, – добавил он. – Прекрасно сложенное и упитанное население. Особенно верхней его части, где живут ослы.

– Кстати, – перебил его младший, – без нас вы туда не скоро доберётесь.

Мальчишки вопросительно посмотрели на философа Фому.

– До бамбукового мостика идти почти неделю, – пояснил он. – А потом, когда переберётесь через болото, ещё столько же возвращаться. Ведь Иотьфунь как раз напротив нас расположен. Но, если хотите, мы можем переправить вас туда за каких-нибудь полчаса.

– Да, – подтвердил старый Тотоший Геннадьевич, – болото неширокое, но очень глубокое и топкое. Тянется вдоль всей горной гряды.

– Опять вы про горы, – недоумённо уставился на него Лера, который занимался ориентированием на местности и

знал карту Беларуси, как свои пять пальцев. – Откуда они тут взялись?

– Гмы, – услышав это, удивился младший Фома. – Сдаётся мне, вы к нам прибыли из доисторических времён.

– И совсем не из доисторических, – обиделся Лера. – Просто здесь гор никогда и в помине не было.

– А теперь есть. Произошло смещение трёх тектонических[22] плит, на стыке которых расположена Беларусь. И по геопатогенному разлому[23], что точнёхонько шёл под украинско-белорусской границей, выросла горная гряда.

– Ничего себе!! – разом воскликнули друзья.

– Из-за катаклизмов[24], вызванных деятельностью человека, – почесал брюхо старший крокодил и неодобрительно посмотрел на мальчишек, – весьма сильно изменилась география земли. В результате глобального потепления растаяли ледники в Антарктиде и районы вечной мерзлоты на севере. Уровень мирового океана поднялся и затопил очень большие участки суши. Вся южная Европа ушла под воду. Но далее границы Беларуси вода не пошла.

– Горы помешали, – понял Лера.

– Точно. Далее на север океану не дал разлиться участок суши, который поднялся над уровнем моря на 50-100 метров.

– Это что же, – ошалело посмотрел на крокодилов Шурка, – выходит, теперь на границе Беларуси море плещется?

– Нет, – махнул лапой Фома, – море давно отступило. Теперь на его месте песчаная пустыня.

– Ну, что, – зевнул он, – будете через болото переправляться или своим ходом пойдёте?

– Как же вы нас переправите? – оглядел Лера пустынный берег, на котором не было ни лодки, ни плота, ни даже какого-нибудь брёвнышка.

– А на собственной спине, – ухмыльнулся старый крокодил. – Вот вас, – показал он на Леру, – так как вы покрупней, могу я перевезти. – А вашего приятеля младшенький возьмёт.

Лера вспомнил разговор про синтетическое мясо и посмотрел в жёлтые бесчувственные крокодильи глаза.

– А вы не того, не слопаете нас? А то завезёте на середину болота, а там бултых – и привет ослам.

– Эх, молодой человек, – вздохнул Тотоший Геннадьевич, – сто пятьдесят лет назад я бы так и сделал. Да и зачем вас заманивать в болото, когда вас можно и на берегу схарчить. Вот если бы пришла на водопой зебра или, скажем, антилопа гну, тогда другое дело, тогда без воды никак не обойтись. Очень крупные и сильные животные. Их так просто не сожрёшь, их надо непременно под воду затащить…

– Опять вы, дедуля, за своё, – оборвал его Фома. – Не бойтесь, ребятки, смело забирайтесь нам на спины – никто вас не тронет.

И он плюхнулся в болото. Старый крокодил со вздохом последовал за своим пра-пра-пра-пра-пра-пра-правнуком в пятнадцатом колене. С некоторым опасением мальчишки взошли на их бронированные спины.

– Вдруг что, преобразовывай, – напомнил Лера.

– Угу, – кивнул Шурка.

Стремительно рассекая острыми носами водную поверхность болота, крокодилы поплыли к противоположному берегу.

– Значит, вы искусственно выращенным мясом питаетесь? – вспомнив начало крокодильего спора, просил Лера.

– Так и есть, – вновь вздохнул Тотоший Геннадьевич.

– А почему?

– Прониклись гуманными идеями, – подсказал плывущий рядом Фома.

– Рассказывай, – булькнул старый крокодил. – Я бы вами за милую душу полакомился. Да и к ослам бы в гости наведался.

В старину, помню, эх, какие набеги делали…

– Дедуля! – строго покосился на него Фома.

– М-да, – ещё печальнее булькнул Тотоший Геннадьевич. – Ныне за такое дело мировое сообщество в космос отправляет. А там питаться абсолютно нечем, если только свой хвост грызть.

– Откуда же мировое сообщество узнает – съели вы кого-нибудь или нет? – с замиранием сердца спросил Лера.

– Да по всей земле, знаешь, сколько всяких датчиков и видеокамер натыкано? Со всех сторон следят.

– И тут?

– И тут, – заверил Фома. – Сейчас над нами штук двадцать спутников пролетает, и каждый фотографирует из космоса, что на земле происходит.

– Для того, чтобы наблюдение установить, нужно согласие всех проживающих, – заметил старый крокодил.

– И вы тоже давали? – удивился Лера.

– Конечно.

– Зачем? Вы же теперь не можете никого съесть?

– Гмы, тогда бы нас точно всей стаей отправили к звёздам, как нежелающих жить по законам земного общежития.

– Но это же насилие?

– Нет, – торжественно заявил Фома. – Свобода выбора.

И выполз на берег.

– Приехали.

Старец Иоанн

Распрощавшись с полесскими философами, друзья пошли дальше. Дорога постепенно поднималась вверх, пока не упёрлась в подножие горной гряды. Вспомнив своё восхождение на Ай-Петри[25], мальчишки принялись бесстрашно карабкаться по отвесным скалам. Горы оказались невысокими.

Взобравшись на вершину гряды, Лера оглянулся и вздрогнул. Внизу у подножия клубился дым, из которого стройными рядами выходили крокодилы. В левой лапе каждый из них держал круглый щит, в правой – длинное копьё. Словно древние римляне, плечом к плечу они наступали на город Иотьфунь. Лера посмотрел влево, посмотрел вправо – и о, диво! – повсюду на вершине гряды стояли ослы и верблюды. Одни из них швыряли в наступающих крокодилов камнями. Другие – сбрасывали вниз бочки с кипящей смолой. Третьи – сыпали песок, стараясь запорошить крокодилам глаза. Но атакующие не обращали на это никакого внимания. Приставляли высоченные штурмовые лестницы и карабкались по ним на гряду.

– Что за наваждение? – потёр глаза Лера.

– Ты чего? – оглянулся Шурка, который шёл первым.

– Опять какая-то чертовщина мерещится, – признался Лера и рассказал о крокодильем штурме.

Шурка внимательно выслушал друга, а потом замолчал, считывая с окрестностей имеющуюся информацию.

– Это не чертовщина, – заговорил, наконец, он. – Это твоя интуиция тебя предупреждает.

– Интересно, – почесал затылок Лера, – о чём таком она предупреждает? Неужели за нами крокодилы погонятся?

Шурка только плечами пожал.

В сотне метров от края гряды на небольшом горном плато начинался город Иотьфунь. На первой же улице друзья повстречали необычного осла. На шее у него болтался массивный каменный крест. На спине красовался другой – будто кто-то нарисовал на его серой шкуре две чёрные перекрещивающиеся полосы.

– Приветствую вас, о, дети мои, – поклонился осёл.

– А вы кто? – удивился Шурка.

– Старец Иоанн, – ещё раз поклонился осёл.

– Вы что, верующий? – поинтересовался Лера.

– Истинно так, – кивнул Иоанн. – Кому-то надобно соплеменников на путь праведный наставлять.

– И проповеди знаете, молитвы?

– А как же.

– Верующий осёл – звучит как-то неприлично, – заметил Шурка.

– Всё это ребячьи глупости, – пошевелил своими огромными ушами Иоанн. – На самом деле ослы испокон веков были разумными и весьма мирными созданиями. Единственный наш недостаток – упрямство. Но кто не без изъяна? Кстати, – стукнул он копытом в мостовую, – слышали про Зороастрийский гороскоп?

– Нет, а что? – ответил за себя и за друга Шурка.

– А вот по этому гороскопу, считается, что год Осла – это год начала изобилия и мира. Тот, кто родился в сие благословенное время, весьма покладист, спокоен и скромен. При этом обладает большой работоспособностью и выносливостью, а ещё терпением и миролюбием. К тому же он умеет и делает многое своими руками.

– Пойдёмте со мной! – предложил Иоанн и мотнул головой в сторону недалёкой церквушки. – Погостите чуток, а после далее пойдёте.

И он зацокал копытами по булыжной мостовой. Друзья пошли следом. Верхний город состоял из одноэтажных просторных домов, каждый из которых чем-то напоминал хлев. Это и понятно, ведь в них жили ослы. И только церковь выглядела как настоящая церковь. Вход в неё закрывала массивная дверь.

– А крест на вашей спине кто нарисовал? – поинтересовался Лера.

– Никто, – снисходительно посмотрел на него старец. – Это у меня от рождения[26].

Подошёл к двери и прочитал краткую молитву. Едва он сказал «аминь»[27], как дверь сама по себе открылась.

– Автоматика? – посмотрел Лера на друга.

Шурка не успел ответить.

– Сила Божья, – пояснил Иоанн. – Она нам и двери отворяет, и постели стелет, и столы накрывает.

Усадив гостей за стол, он опять прочёл молитву. На этот раз старец попросил хлеба насущного. В тот же миг из ниоткуда возникли три миски и три чашки. Шурке досталась его любимая гречневая каша с парным молоком, Лере – чай с бутербродами, а ослу – морковь с куском соли. Увидев такое угощение, друзья поёжились.

– А вы случайно не инопланетянин? – с опаской посмотрел на осла Лера. – Они нас вот точно так же кормили.

– Это не я вас кормлю, а Всевышний, – смиренно потупил очи Иоанн.

Лера пощупал столешницу, заглянул под стол, но никакой автоматики не обнаружил.

– Странно, – посмотрел он на друга. – Ты что-нибудь чувствуешь?

Озадаченный Шурка почесал за ухом.

– Совсем ничего, – признался он. – Но это не инопланетная, а какая-то другая сила действует. Никак не даётся. Я её даже обнаружить не могу.

– Как же вы можете обнаружить то, чего нет? – заметил старец.

– Как нет? – посмотрел на него недоумённо Лера. – Вы сами только что говорили про Бога.

– Вестимо так, – склонил морду Иоанн. – Бог есть и его нет. Бога нельзя увидеть, нельзя потрогать. В то же время он повсюду. Он есть всё, что нас окружает, и мы в том числе.

– Что же выходит, мы – боги?

– Нет. Мы его крохотные частицы. И когда такая частичка искренне верует, что вместе с другими составляет одно единое целое, то сие целое поддерживает эту махонькую частичку и ей помогает.

После трапезы старец провёл их в свой кабинет, на одной из стен которого висела широченная карта.

– Всё это наш край, – пояснил Иоанн, – от полесских болот до окраинной пустыни.

– Там же раньше была Украина, – не поверил своим глазам Лера.

– Она и сейчас так зовётся, – невозмутимо посмотрел на него осёл, – Окраина. Там всё кончается.

– Как кончается?

– Да так. Пустыня заканчивается, и начинается океан, которому нет ни конца, ни края.

Лера с удивлением посмотрел на друга.

«В какое-то мы собачье время попали, – телепатировал[28] он. – Может, и от Беларуси одни полесские болота остались?».

«Беларусь в целости и сохранности, – заверил его Шурка. – А время хоть и будущее, но не совсем наше, а из другого измерения. Так что не дёргайся. Всё в порядке».

Осёл между тем ткнул копытом в центр карты.

– А вот здесь расположен наш Иотьфунь. На каждой улице как верхнего, так и нижнего города имеются гостиницы…

– Что, так много приезжих?

– Нет, приезжих у нас почти не бывает.

– Для кого же тогда гостиницы?

– Гостиницы верхнего города предназначены для верблюдов, которые живут в нижнем городе. А гостиницы нижнего города – для ослов, которые живут в верхнем городе.

– Вы что же, друг к другу в гости ходите?

– Приходится, – вздохнул Иоанн. – Когда в пустыне стоит чрезмерная жара – верблюды перебираются к нам. А когда в горах идут обильные дожди и появляются оползни, мы уходим в нижний город.

– Полезное содружество, – заметил Шурка.

– Весьма, – охотно согласился старец. – Мы и с другими животными дружим. Не одно столетие живём в абсолютном мире.

– И никто вам не мешает? – не поверил Лера, увидев на карте два города, один из которых назывался Тигровый Приют, а другой – Львиная Доля.

– Абсолютно никто.

Тогда Лера ткнул пальцем в первый из двух городов.

– А вдруг к вам прибежит какой-нибудь умалишённый тигр, которому какой-нибудь невежливый осёл наступил на хвост и не извинился?

– Ну и что?

– Как «ну и что»?! – поразился Стопочкин. – Да он же перегрызёт всех ослов!

– Быть такого не может, – упрямо склонил голову Иоанн. – После принятия декларации[29] свободы ни один даже самый кровожадный хищник ещё не нарушил гуманных законов Земли. Никто никого не загрыз, не заклевал, не проглотил и не раздавил.

– Но почему?

– Сразу видно, что вы не из сего мира, – добродушно заметил старец и указал в угол на небольшую копну соломы, сложенную в виде широкого дивана. – Устраивайтесь поудобней, расскажу вам историю наших городов.

Ослиная версия развития цивилизации отличалась от собачьей и крокодильей. По словам Иоанна, выходило, что через четыре тысячи лет с момента появления на земле Иисуса Христа и его воскрешения из мёртвых люди вняли заповедям сына Божьего. Прекратились насилие и войны. Силой молитв люди, а за ними и животные смогли достичь того, чего не могли добиться в течение многих столетий все предыдущие поколения.

– А крокодилы говорили про спутники, про слежку, – вспомнил Лера.

– Чушь, – дёрнул ухом осёл. – Сказки о том, чего на самом деле никогда не было.

В ангелы не годитесь

Выслушав рассказ Иоанна о веке милосердия, друзья не удержались и рассказали ему всю правду об инопланетянах.

– Позор! – возмутился старец. – Надо немедленно что-то предпринять.

– Да что вы им сделаете? – развёл руками Лера. – Они теперь такие же продвинутые, как и мы.

– Я знаю, что надо делать, – важно задрал морду Иоанн.

– Что? – разом посмотрели на него друзья.

– Надо обратиться к Богу.

Мальчишки вспомнили о силе, которая открывает двери, накрывает столы и стелет постели, и дружно закивали: – Попробуйте, пожалуйста.

Иоанн сложил перед собой передние копыта, воздел очи к потолку и зашептал молитву. Минута, другая, третья… – ничего не произошло. Осёл недоумённо помотал головой и внимательно осмотрел копыта.

– Ничего не понимаю, – признался он.

– А что тут понимать! – вскочил с дивана Шурка. – Просто ваш Бог на нас не распространяется.

– Не богохульствуйте, молодой человек, – смиренно опустил глаза долу старец.

– А давай сами у Бога защиты попросим? – предложил Лера.

– Точно! – обрадовался Шурка и уставился на соломенный диван.

– Раз! Два! Три! – сказал он, хлопнул в ладоши и поспешил сесть обратно рядом с другом.

Соломенная мебель задрожала, как ракета на старте, и оторвалась от пола.

– Ты что сделал? – испугался Лера. – Куда мы летим?

– К Богу! – объявил торжественно Шурка.

В следующий секунду диван вылетел в открытое окно. Далее он понёсся с такой невероятной скоростью, что друзья вскоре оказались среди белоснежных облаков.

– Смотри! – вытаращил глаза Лера. – Ворота.

И действительно, среди облаков в свете восходящего солнца алели самые настоящие деревянные ворота. Диван подлетел вплотную и остановился.

– Ничего себе! – ошарашенно огляделся Лера. – Это что получается, мы у ворот рая?

– Типа того, – кивнул Шурка, спустил с дивана ногу и осторожно ощупал ею пространство подле.

Под ногой, как ни странно, была твёрдь. Шурка встал на ноги и подошёл к воротам.

– Что дальше делать? – посмотрел на него Лера.

Шурка не ответил и крепко постучал в ворота кулаком. В ответ не раздалось ни звука, как будто он не по дереву бил, а по мягкому матрасу. Тем не менее, ворота тотчас приоткрылись, и к ним вышел седовласый старик.

– Апостол Пётр[30], – представился он. – По какой надобности Бога требуете?

– Здравствуйте, – закивали друзья, сразу же поняв, что апостол Пётр знает о них всё и вся.

– Хотим у Бога защиту попросить от инопланетян, – сказал Шурка.

– Сие никак невозможно.

– Почему? – поднялся с дивана Лера. – Мы же не виноваты.

– Вы не виноваты, – посмотрел на него апостол, – а вот ваш друг…

– А что я такого сделал? – удивился Шурка. – Фу-Фью сам напал, никто его не трогал. Взял и затащил в свою тарелку.

– Сего бы не случилось, – заметил Пётр, – пойди вы за Филей сразу, как только мама попросила, а не полчаса спустя.

– Так я передачу смотрел про инопланетян…

– Вот теперь сами и выпутывайтесь.

– Ну, тогда хоть Лерке помогите, – развёл руками в отчаянии Шурка.

– Захочет ли он без вас спасаться? – посмотрел апостол на Леру.

Лера отрицательно помотал головой: – Я друга не брошу.

– Что же нам теперь делать?

– Не отчаивайтесь, молодые люди. В любом случае Бог бы вам помощь не оказал. Под божьим покровительством находятся только ангельские и небесные силы.

– Получается, человечество живёт вне закона? – горько подытожил Шурка.

– Напротив, всё в рамках закона, – заверил апостол. – Но сие зависит от самого человека. Думает человек плохо – ему плохо, делает он плохо – ему ещё хуже. Внимательно читайте библию. Мы там всех честно предупредили: «ибо только помыслив зло, ты его уже сотворил».

– Что-то такое бабушка мне говорила, – наморщил лоб Лера.

– Так это же закон зла, – вспомнил Шурка. – Помнишь, – посмотрел он на Леру, – зло, выпущенное тобой, вернётся к тебе само да ещё два зла с собой приведёт.

– Истинно так, – закивал благодушно головой апостол. – Человеческая жизнь подобна шахматной партии. Только жизнь намного сложней. Сделал неправильный ход и жди потери – если не сразу, то чуть погодя.

– В общем, вы нам не поможете? – заключил Лера.

– Не имеем права, – вздохнул Пётр. – Вы ведь не серафимы, не херувимы, не архангелы и даже не святые.

– А может, вы нас временно возьмёте на какую-нибудь ангельскую работу? – нашёлся Шурка. – Мы много чего умеем.

Апостол Пётр грустно улыбнулся.

– Вы, конечно, весьма продвинутые ребята, но в ангелы всё одно не годитесь.

– Почему это? – обиделся Лера, в первую очередь за друга и его выдающиеся способности.

– Потому, – принялся ласково объяснять Пётр, – что у вас ещё недостаточно опыта.

– Как недостаточно?! – удивился Шурка. – Я вон школу сумел на Луну отправить.

– Летящая на Луну школа – это круто, – согласился апостол. – Но чтобы стать одним из нас, нужен другой опыт.

– Какой другой?

– А такой: когда вас трижды предадут близкие, и вы трижды простите им; когда вас распнут на кресте и убьют за правое дело; когда вас ударят по одной щеке, а вы подставите для удара другую; когда после всего этого вы с улыбкой на устах и добром в сердце будете говорить: «возлюби ближнего своего, как самого себя». Вот тогда мы сами придём за вами.

Шурка почесал в затылке. Лера тоже озадаченно смотрел на апостола.

– Ладно, – сдался Шурка, и Лера кивнул в знак согласия. – Наверное, нам ещё рано к вам. До свидания.

– До свидания, – повторил эхом Лера.

Ослиное гетто[31]

Опасаясь, что инопланетяне обнаружат их местоположение во времени, друзья решили долго не задерживаться в верхнем городе.

– Надо следы путать, – рассудил Шурка. – Как зайцы петляют[32], так и мы должны. А не то нас опять вычислят.

Услышав, что гости решили отправиться в нижний город к верблюдам, старец взялся их проводить.

– А не то вы заблудитесь, – заверил он.

И действительно, не прошли друзья и двух кварталов, как упёрлись в высоченную стену – ни ворот, ни дверей.

– За этой стеной, наверное, нижний город? – предположил Лера.

– Нет, – покачал головой Иоанн. – Нижний город намного ниже, а это гетто.

– Гетто? – не поверили мальчишки. – Для кого?

– Для ослов, разумеется, – усмехнулся старец и указал в сторону нижнего города, – а ещё для верблюдов.

Ничего не понимаю, – помотал головой Лера. – Зачем одних ослов и верблюдов держать отдельно от других?

– А что тут понимать, – воздел очи к небесам Иоанн, – это гетто для курящих ослов и для курящих верблюдов.

Мальчишки проследили за направлением его взгляда и увидели, что над гетто поднимаются клубы дыма.

– Но ведь это нарушение прав личности! – заметил Шурка.

– Полное нарушение, – охотно согласился старец. – Курение не только опасно, но ещё и очень заразно.

– Знаем-знаем, – отмахнулся Шурка, – одна капля никотина убивает лошадь…

– А полкапли – целого осла, – добавил с усмешкой Лера.

– Ничего вы не знаете, – выпятил нижнюю губу Иоанн.

– Как не знаем? – обиделся Шурка. – Одна пачка сигарет даёт дозу радиации в семь раз больше предельно допустимой. Сажа в лёгких оседает. А ещё в сигаретах содержится тридцать натуральных ядов.

– Всё верно, – похлопал себя ушами по голове осёл. – Но несчастья не из-за этого происходят, а из-за того, что Бог перестаёт помогать тем, кто сам себя убивает.

– Как это?

– А так. Если частичка Бога курит и умерщвляет себя, то Бог вычёркивает её из списка тех, кого он поддерживает и кому помогает. Курящий осёл сам не хочет благоденствовать. Тогда зачем ему благо?

– А ведь точно! – посмотрел Шурка на Леру. – Вон у меня батя – пока курил, у нас всё время денег не хватало. А как бросил, так сразу перестал болеть и зарабатывать стал много.

– Но самое страшное не это, – грустно покивал головой старец. – Когда количество глупых частичек достигает критического[33], с тем народом, где это произошло, начинаются всякие неприятности. Народ начинает чахнуть. И если не снизить число частичек-самоубийц, народ может полностью исчезнуть. Поэтому мы и оградили курящих ослов от некурящих. В противном случае зараза распространится на всё наше племя, и оно пропадёт ни за понюшку табака.

Шурка, впечатлённый изречениями старца Иоанна, присел на корточки и нарисовал пальцем на песке квадрат. Внутри квадрата он начертал большущий крест.

– Зачем это? – не понял Лера.

Ни слова не говоря, Шурка щёлкнул пальцами, как какой-нибудь заправский фокусник, и перед ним был уже не рисунок, а бархатная попона с вышитым золочёным крестом.

– Не превратится обратно в песок? – пощупал попону Лера.

– Никогда в жизни, – заверил Шурка.

Поднял попону, встряхнул и накинул ослу на спину.

– Это вам для торжественных проповедей.

– Благослови вас Господь, – благодарно вздохнул Иоанн. – Пусть путь ваш будет долгим и счастливым.

Шурка неожиданно обнял старца за шею, что-то шепнул ему на ухо, и у того от изумления глаза полезли на лоб.

– Не может быть, – сказал он шёпотом.

– А вы попробуйте, – подбодрил его Шурка.

Лера ничего не мог понять, но тут Иоанн задрал голову и запел священный псалом. Вместо ослиного рёва из его глотки вырвалось нежнейшее сопрано[34].

– Ёлки-палки! – опешил Лера. – Ты ему голос преобразовал.

Из-за стены гетто раздались крики.

– Кто это так красиво поёт?! – спрашивали курящие ослы.

– А нельзя ли повторить?! – интересовались курящие верблюды.

Иоанн не заставил себя ждать и запел молитву о вреде курения. Не успел он пропеть и половины, как из-за стены донеслись дикий рёв, дружный топот копыт, фырканье и смачные звуки плевков. Кроме того, слышны были восторженные крики и обещания не курить больше никогда в жизни.

– Хотим быть здоровыми и красивыми!! – кричали хором ослы с верблюдами. – Мы перестанем себя убивать, только пойте нам такие прекрасные молитвы каждый день!

Под песнь Иоанна и восторженные крики курительного гетто мальчишки обошли стену и спустились в нижний город.

Нижний город

Первым, кого встретили друзья на улице нижнего города, был одногорбый верблюд.

– Дромадер Оскар, – представился верблюд, вежливо склонив голову набок.

– Захарьев Саша, – кивнул ему в ответ Шурка.

– Стопочкин Валера, – отозвался Лера.

– Какие-то странные у вас породы, – удивился верблюд. – Стопочкин, Захарьев. Не слышал о таких никогда.

– Вовсе это и не породы, а наши фамилии, – обиделся Лера. – Вы нам свою назвали, мы вам – свои.

– Фамилии? – ещё более удивился верблюд. – Да у меня фамилии сроду не было. Имя есть – Оскар, вот и всё.

– А Дромадер? – напомнил Шурка. – Вы же сами сказали: «Дромадер Оскар».

– Ха-ха-ха! – рассмеялся верблюд. – Так дромадер и есть моя порода. Это значит – одногорбый домашний верблюд.

Услышав это, друзья и сами от смущения захихикали.

– А какие ещё верблюжьи породы бывают? – поинтересовался Лера, когда Оскар хорошенько отсмеялся, отплевался и обтёр морду длинным языком.

– Всего-то три, – фыркнул Оскар, услышав опять о породах, – если не считать нары.

– Нары? – переглянулись друзья. – Тюремные[35], что ли?

– Не знаю, о чём вы там говорите, – поджал губы Оскар, – а наши нары – это очень выносливые и сильные животные. Родом они происходят от нас – дромадеров и от другой породы – бактрианов.

– Тогда это и не порода вовсе, а гибрид, – понял Лера.

– Ну да, – согласился Оскар, – каждый нар наполовину дромадер, наполовину бактриан.

– Бактриане тоже домашние верблюды? – уточнил Шурка.

– Конечно. Только у бактриан два горба, как у хаптагов.

– А это кто?

– Тоже двугорбые верблюды, но дикие – бродят себе по пустыне без всякого дела. У домашних бактриан и горбы побольше, и ступня пошире, и мозоли на коленях будь здоров. Настоящие работяги.

Рассказывая о верблюдах, Оскар вёл друзей по улицам в сторону пустыни. Нижний город располагался уступами на громадных горных ступенях. С высоты казалось, будто дети расставили на лестнице игрушечные домики.

– Мы здесь по национальному признаку живём, – сказал дромадер Оскар, когда они миновали пару кварталов.

– По национальному? – не поверил Лера. – Вы, наверное, опять про породы говорите?

– Нет, теперь про национальности.

– Какие же у верблюдов могут быть национальности?

– Ну, не скажите, – скривил свои громадные губы Оскар и кивнул в сторону ближайшего квартала. – Вот здесь живут калмыцкие бактриане, а в соседнем квартале, – повернул он морду, – казахские. А далее монгольские…

На самой обширной горной ступени располагалась городская площадь. Всё её пространство занимали рыночные ряды, в которых продавали самые разнообразные товары для верб-людов. В продуктовых лавках лежали молодые побеги саксаула[36], высились горки лука и ежовника[37], навалом лежали ветви парнолистника[38] с крупными сочными листьями, а ещё эфедра[39] и тростник в увесистых связках. Отдельно в корзинах блистали обрызганные водой листья тополя.

Ещё в лавках висели серебряные колокольчики, упряжь, панамки с дырками для ушей и даже зонтики, которые благодаря специальной конструкции держались над головами верблюдов.

Странные разговоры

В рядах толпились и торговались между собой двугорбые и одногорбые горожане, продавая и покупая товары. В одном месте были развешаны верблюжьи одеяла и накидки всех цветов и оттенков. Залюбовавшись ими, Лера вдруг услышал весьма странный разговор.

– Невероятная новость, – сказал шёпотом чей-то голос.

– Что произошло? – отозвался таким же осторожным шёпотом другой.

Лера не видел обладателей голосов – неизвестные существа были закрыты от его взора десятками одеял, висящими на перекладинах, – но зато отчётливо слышал каждое слово.

– Стая собак напала на стаю крокодилов, – продолжал между тем первый голос.

– Глупые собачки, – вздохнул его собеседник. – Наверняка, крокодилы от них мокрого места не оставили.

– А вот и нет. Искусанных крокодилов отправили в госпиталь. А собаки убежали в неизвестном направлении.

– Ни за что не поверю. Скорее всего, крокодилы сожрали их с потрохами и теперь боятся в этом сознаться. Надо проверить крокодильи желудки. Там непременно найдутся собачьи лапки и хвосты.

– Проверяли – пусто. А спасатели полдня шли по следам собачьей стаи до самого подножия полесской гряды…

На этом разговор прервался, и Лера поспешил вслед за другом. Ему не терпелось поделиться загадочной новостью. Но когда он нагнал Шурку, то увидел, что тот вместе с Оскаром сидит в тени одинокого дерева перед двумя престарелыми двугорбыми верблюдами. Верблюды полулежали на земле, важно задрав морды. Рядом стоял медный казан[40], на дне которого виднелись остатки воды.

– Пищу надо непременно хорошенько прожарить, – заявил один из стариков бактриан. – Тогда в ней не останется ни одного паразита.

– Вы про микробы что ли? – оглянулся Шурка на подошедшего Леру.

– И про микробы тоже. А ещё про личинки и яйца разных червей. Стоит им добраться до вашего желудка, и некоторые из них вырастут до пятнадцати метров.

– Ничего себе!! – воскликнули одновременно друзья.

– Ну, уж нет, – возразил второй верблюд, задумчиво жуя жвачку[41]. – Сырая пища намного полезней. В ней и витамины сохраняются, и все полезные для организма микроэлементы. А в жареной – полно канцерогенных веществ, которые раковые опухоли вызывают. Ясно?

– Ничего не ясно, – потряс головой Лера. – Выходит, и жареная, и сырая пища вредные?

– Только сырая, – уточнил первый престарелый верблюд.

– Только жареная, – возразил второй аксакал[42].

Друзья переглянулись и в растерянности пожали плечами – кому верить? Тут в разговор вступил дромадер Оскар.

– Надо уточнить, – сказал он примирительно, – что хорошенько прожаривать и варить нужно мясную пищу. А вот овощи и фрукты лучше есть в сыром виде.

– Верно, – закивал первый верблюд.

– И я о том же, – закивал второй.

Попрощавшись со стариками бактрианами, друзья в сопровождении дромадера вышли на окраину города. Далее начиналась настоящая пустыня. Там стоял такой нестерпимый зной, что казалось, они попали в громадную духовку.

Осторожные хаптагаи

Приставив к бровям ладошки, мальчишки осмотрели ближайшие горизонты. Везде, куда хватало глаза, высились песчаные барханы, между которых кое-где росла чахлая растительность. Неожиданно из-за одного бархана вышел двугорбый верблюд. За ним – другой, третий, четвёртый…

– Восемь, – насчитал Лера, когда верблюжья группа выбралась на вершину песчаного холма.

– Похоже на бактриан, – заметил Шурка. – Только шкура у них какая-то коричневая, почти красная.

– Потому что это не бактриане, а самые настоящие хаптагаи, – хлопнул ушами дромадер. – Я же вам говорил: дикие двугорбые верблюды – вечные странники пустынь.

– Почему странники, да ещё вечные? – удивился Лера.

– Да они только и делают, что по пустыням бродят. За день могут до ста километров пройти. Сумасшедшие!

– А с ними можно попутешествовать? – поинтересовался Шурка, который, как и Лера, готов был пойти куда угодно, лишь бы быть подальше от инопланетян.

– Вряд ли, – склонил голову Оскар. – Стоит им чужаков увидеть, и они уходят без оглядки. Не отыщешь. Идут на десятки километров. Совсем дикие.

Словно в подтверждение его слов, хаптагаи вдруг остановились, повернули головы в их сторону и застыли, напряжённо всматриваясь.

– Неужели заметили? – прижался Лера плечом к боку Оскара.

– А как же, – подтвердил тот. – У верблюдов очень острое зрение. Хаптагаи могут вашего брата за километр разглядеть.

И вновь он оказался прав. Постояв с минуту, хаптагаи резко развернулись и пошли обратно в бескрайнюю даль пустыни.

– Что же они, – пожал плечами Лера, – шли сюда, шли, а потом взяли и передумали?

– Они на водопой приходили, – кивнул Оскар в сторону ближайшей скалы. – А вас увидели и решили, что лучше без воды остаться, чем жизнью рисковать.

Друзья присмотрелись к скале и только теперь увидели едва заметный ручеёк. Петляя меж камней, он сбегал со скалы и скрывался среди густой растительности, обрамляющей её подножие.

– Иоанн сказал, что на земле равноправие и никто ни на кого не нападает, – вспомнил Шурка.

Оскар иронично выпятил нижнюю губу.

– Хаптагаи в это не верят. Вот и опасаются.

Оазис [43]

Приблизившись к скале, друзья обнаружили озерцо, на берегах которого росли туранговые тополя[44], джида[45], ива и карагач[46].

– Это наш оазис, – с нежностью оглядел Оскар заросли деревьев и кустов.

– А это наши водные запасы, – кивнул он печально на озерце. – К сожалению, тут за один раз могут напиться не более десяти горожан.

Лера обошёл водоём. Даже глубину измерил – воды в нём было выше колена. Правда, она оказалась чрезвычайно тёплой, почти горячей.

– Разве мало? – усомнился он. – Ещё и ручеёк подливает.

– Мало, – вздохнул Оскар. – Больше испаряется от жары, чем прибывает. А верблюды пьют очень много.

– А я думал, вы вообще не пьёте, – удивился Шурка.

От такого предположения дромадер даже фыркнул.

– Пьём, ещё как пьём, – заверил он. – За один раз верблюд может до двенадцати вёдер воды выпить.

– Быть такого не может!! – воскликнули разом мальчишки.

– Гмы, – скривил губы дромадер и подошёл к берегу, – смотрите.

Припал губами к воде и принялся поглощать её громадными глотками, да так быстро, что озерце стало мелеть на глазах.

– Ничего себе! – почесал в затылке озадаченный Лера, когда верблюд оторвался от воды и облизнул мокрые губы.

Шурка между тем покинул оазис и, прищурившись, осматривал прилегающую местность.

– Ты куда? – вышел вслед за ним Лера.

– Хочу башню построить, – заявил Шурка. – Чтобы на краю пустыни всегда было много воды и чтобы она всегда была холодной.

– А из чего строить будешь?

– Из глины.

Лера посмотрел на скалу, которая представляла собой гранитный монолит, а потом на пустыню, которая сплошь состояла из песка.

– Гд е же ты тут глина?

– Под землёй, – показал Шурка под ноги.

Собрался было отыскать внутренним взором залежи глины, как вдруг пустыня задрожала, а затем и вовсе заходила ходуном.

Из оасиза вышел Оскар

– Похоже на землетрясение, – заметил он.

В следующий миг пески перед ними вспучились, разверзлись, и из недр земли поднялся необъятных размеров пласт влажной глины.

– Пользуйтесь, друзья мои! – донёсся из поднебесья божественной красоты голос.

Друзья как по команде задрали головы, ожидая в лучшем случае увидеть ангела с белоснежными крылами, а увидели старца Иоанна, который стоял на самой верхушке соседней скалы.

– Так это вы сделали? – показал на глину Шурка.

– И я, и не я, – склонил голову Иоанн.

– Вас случайно инопланетяне своими приборами не облучали? – поинтересовался Лера.

– Никогда в жизни.

– Странно, – дотронулся Лера до глыбы. – Откуда вы тогда знаете, как преобразовывать?

– Друзья мои, сие есть вспомоществование Божье, который внял моей молитве, – пояснил старец.

Взмахнул хвостом и смиренно потупил очи.

– Аминь.

Четыре волны

Первым делом Шурка сделал из песка десятиэтажного человека.

– Зачем тебе такой великан? – задрал голову Лера.

– Я буду командовать, а он будет строить, – пояснил Шурка и соединил песчаного помощника неосязаемыми нитями с нервными окончаниями[47] своего тела.

– Сигналы из мозжечка[48] пойдут через мои нервные окончания и будут передаваться великану на ультракоротких волнах.

– Как-то очень мудрёно получается, – заметил Лера. – Не проще ли напрямую приказать?

– И ничего не мудрёно, – сердито пробурчал Шурка.

В это время он рассчитывал параметры частот, на которых должны были поступать импульсы от его рук и ног к рукам и ногам великана: – Если всё время расходовать энергию на телепатические команды, никаких сил не хватит.

Лера почесал в затылке.

– А что это за волны такие? Почему ультракороткие?

– Потому что волны есть четырёх видов, – с важным видом взялся объяснять Шурка. – Есть длинные волны, есть средние, есть короткие, а есть ультракороткие.

– Ага, – улыбнулся Лера. – Ультракороткие – ещё короче коротких. А чем они отличаются – длиной?

– Ну да. Длина длинных волн может быть от одного до десяти километров. А распространяются они на расстояния до двух тысяч километров. Представляешь?! Это как от Минска до Средиземного моря.

– А средние волны?

– У средних – длина волн от ста метров до одного километра. Днём они достигают расстояния не больше тысячи километров. Зато ночью бьют дальше, чем длинные.

– Что, они света боятся? – удивился Лера.

– Вроде того. Днём средние волны сильно поглощаются в ионосфере.

– А это что такое?

– Ну, ты, Лерчик, даёшь! – в свою очередь удивился Шурка. – Ионосфера – самая верхняя часть атмосферы, которая находится над землёй выше пятидесяти километров.

Лера задрал голову, словно мог увидеть ионосферу.

– А короткие волны, наверное, совсем короткие?

– Их длина от десяти до ста метров. Но зато короткие волны распространяются дальше, чем все остальные. На них можно даже с Америкой переговариваться.

Соединив великана со своими нервными окончаниями, Шурка взял в руки кусочек глины. Великан повторил движение, но вместо кусочка глины подхватил с земли весь глиняный пласт целиком.

– А ультракороткие волны какой длины? – спросил Лера, прячась за Шурку подальше от песчаного человека.

– Эти совсем крохотные, – отозвался Шурка, не сводя взгляда со своего десятиэтажного помощника. – У них длина волны от одного метра до десяти. И распространяются они в пределах прямой видимости. Их обычно используют для стереофонического радиовещания, для телевидения, радиолокации и для связи с космическими объектами.

Возведение башни

Шурка принялся легонько мять свой кусок глины. Рядом в могучих руках его помощника плющилась целая глиняная глыба. При этом она издавала такие громкие чавкающие звуки, что из нижнего города, а потом и из верхнего к оазису устремились встревоженные горожане.

Шурка хорошенько размял свой кусок. Песчаный чело век тоже тщательно перемесил глыбу. Вскоре глина стала мягкой и податливой. Шурка сделал из неё колбаску, а великан – толстенную колонну. Шурка указательным пальцем продавил в колбаске углубление. А десятиэтажный помощник сделал в глиняной колонне глубокую яму. Далее они принялись расширять углубления и вскоре сделали два глиняных сосуда. Шурка поставил перед собой маленький стаканчик. А песчаный великан опустил на землю высокую и широченную глиняную башню.

Лера посмотрел на неё и недоверчиво покачал головой.

– Ничего не получится.

– Это почему же? – нахмурился Шурка.

– Потому что глина мягкая. Сколько воды входит в твою башню?

– Тысячу тонн, – не без гордости заявил Шурка.

Составил в уме формулу и превратил остатки глины в

бронзовый[49] кран.

Лера наморщил лоб.

– Представляешь, какое давление образуется? Да эту глину просто разорвёт. Лучше обожги её, чтобы твёрдой стала.

– Глина должна быть сырой, – стоял на своём Шурка. – Вода начнёт просачиваться сквозь сырую глину, испаряться с наружных стен и охлаждать башню вместе с водой. Помнишь принцип холодильника?

– Помню, конечно. Охлаждение начинается при испарении жидкости. Мы поэтому и потеем, чтобы тело не перегревалось.

В это время песчаный человек принялся ввинчивать в одну из стен башни бронзовый кран. Лера глазам своим не поверил – Шурка стоял напротив и ничего такого руками не делал, а великан между тем работал.

– Всё нормально, – заверил Шурка. – Я ему разовое задание дал. Там же ничего особого делать не надо.

Лера ещё раз с сомнением посмотрел на башню.

– Как же ты всё-таки воду удержишь?

– Надену на башню гравитационный сетчатый каркас.

– А, если кто-нибудь отменит твоё преобразование?

– Кому тут отменять?

– Ну, всё-таки. Вдруг инопланетяне налетят?

Шурка пожал плечами.

– Великана оставлю, пусть башню охраняет.

Сделал для башни сетчатый каркас, а затем провёл от крана до озерца неглубокую канавку.

– Башня наполнится до краёв, мы откроем кран, и вода побежит по канавке. Тогда из неё за один раз смогут напиться тридцать верблюдов или пятьдесят ослов.

Далее Шурка сделал стеклянную трубу, которой соединил вершину скалы с вершиной башни.

– А стекло ты из чего преобразовал? – огляделся по сторонам Лера.

– Из песка. Стекло из песка как раз и выплавляют.

– Стекло хрупкое, – заметил Лера. – Лопнуть может.

– Это обычное стекло хрупкое, а моё – даже молотком не разобьёшь.

– Как это?

– Ты что, не знаешь, как делают пуленепробиваемые стёкла? – удивился всезнающий Захарьев.

Стопочкин обиделся.

– Не задавайся очень, – насупился он. – Тоже мне, ходячая болтливая энциклопедия.

– Да ладно, – примирительно улыбнулся Шурка. – Просто самое прочное стекло делают из чистого кварцевого[50] песка.

Долой башню!

При большом стечении ослов и верблюдов старец Иоанн пустил горный ручей в трубу. Весело переливаясь на солнце, вода пробежала по всей длине пуленепробиваемого стекла и, разбиваясь на мириады сверкающих капель, низринулась на дно башни.

Шурка почесал за ухом и задумался: – Интересно, сколько надо времени, чтобы полностью наполнить башню?

Лера посмотрел на трубу.

– За одну секунду в башню вливается примерно один литр воды…

– За две секунды, – уточнил Шурка.

– Хорошо, за две секунды вливается один литр. За шестьдесят секунд или одну минуту – тридцать литров.

– Объём башни одна тысяча тонн, – напомнил Шурка.

– В тонне тысяча литров. Значит, в тысяче тонн будет один миллион литров воды. Так?

– Так.

– Теперь возьмём этот миллион и разделим на тридцать литров и…

– И получим минуты.

Лера разделил и получил тридцать три тысячи триста тридцать три минуты с несколькими секундами.

– Теперь разделим на шестьдесят и получим часы.

Вышло пятьсот пятьдесят пять часов с хвостиком.

– Разделим на двадцать четыре часа, которые составляют сутки, и получим больше двадцати трёх суток. Это и есть время, которое необходимо, чтобы башня наполнилась.

– Ой, горе нам!! – услышав это, завопили ослы на пару с верблюдами. – Столько времени без воды нам не выдержать!

– Надо немедленно прекратить подачу ручья в башню! – крикнули откуда-то справа.

– Разломать башню на куски! – фыркнули слева.

– Не хотим экспериментов! – заревели в середине толпы.

И ослы с верблюдами грозно надвинулись на мальчишек.

– Друзья мои! – неожиданно перекрыло весь этот гвалт нежнейшее сопрано старца Иоанна. – Кто возжаждет влаги, тот может взойти на гору и напиться всласть!

– А ведь верно, – переглянулись ослы с верблюдами. – Как это мы не додумались.

– А как быть старым да малым? – взвыл кто-то. – Им не под силу карабкаться на такую верхотуру!

– А ведь верно, – вновь переглянулись ослы с верблюдами. – Старики и дети помрут.

– Ломать башню! – фыркнули слева.

– Отдайте воду! – заревели справа.

– Стойте! Стойте! – замахал руками пришедший в себя Лера. – Воду вы получите намного раньше!

Жители Иотьфуня окружили друзей со всех сторон.

– Говори! – потребовали они.

– Всё дело в кране, – указал Лера на бронзовый кран в низу башни. – Он находится на уровне одного метра от земли.

– Ну и что?

– Как что?! – возмутился Шурка, который тотчас понял, что хотел сказать друг. – Если высота башни пятнадцать метров и она полностью заполняется за двадцать три дня, то один её метр заполнится в пятнадцать раз быстрей!

– Двадцать три делим на пятнадцать, – пояснил Лера, – и получаем всего полтора суток.

– А дальше? – придвинулись ослы с верблюдами.

– А дальше откроете кран и напьётесь холодной воды.

– А ведь верно, – посмотрели ослы на верблюдов.

Те только фыркнули презрительно.

– Полтора суток без воды плёвое дело. Мы даже пить к тому времени не захотим.

Нападение крокодилов

После окончания строительства старец Иоанн настоял на освящении башни.

– Иначе работать будет плохо, – упрямо склонил он голову.

На освящение и торжественное открытие водяной башни собрались едва ли не все жители Иотьфуня. Первому слово дали Шурке.

Деловой походкой Захарьев взобрался на трибуну, которую буквально за пять минут до этого притащила из нижнего города дюжина крепких верблюдов.

– Граждане! – крикнул Шурка так громко, что стоявшая перед трибуной толпа вмиг притихла. – Поздравляю вас с открытием нового водопоя!

– Ура!! – с чувством закричали ослы и верблюды.

– Через двадцать три дня, – продолжил Шурка, – башня наполнится до краёв. Как только это произойдёт, вы должны открыть кран, чтобы вода всё время лилась по канавке в озерце.

– Зачем напрасно воду расходовать? – спросил молодой осёл, который стоял ближе других к трибуне. – Можно ведь сэкономить и кран открывать только тогда, когда кому-нибудь захочется пить.

– Если не выпускать столько же воды, сколько втекает в башню, то вода польётся через край, – показал наверх Шурка.

Затем слово взял старец Иоанн.

– Спасибо, друзья мои, за помощь! – запел он. – Отныне это сооружение будет называться Холодной Башней имени Шурки Захарьева и его друга Лерки Стопочкина! А в знак благодарности просим принять памятные подарки!

Тут каждому из друзей вручили компас, объёмистую фляжку с водой и панамку с дырками для ушей.

– Если вы случайно заблудитесь в нашей пустыне, – склонил голову старец, – то эти подарки помогут вам выжить.

За Иоанном на трибуну взобрался один из аксакалов нижнего города. Но не успел старик-верблюд рта открыть, как к трибуне через толпу пробился взмыленный ослик.

– Братцы!! – кричал он неистово. – Братцы, помогите! На верхний город крокодилы напали!

– Как напали?! – ахнуло разом всё городское общество. – Как посмели?!

– Не отдадим отчизну на погибель врагу! – зычно призвал Иоанн и заскакал вверх по улице. – За мной, братья мои!

Все ринулись вслед за ним. Через минуту на площадке перед башней не осталось никого. Только растерянные мальчишки стояли на трибуне.

– Никакие это не крокодилы, – заключил сердито Шурка. – Это инопланетяне. Сразу напали в виде собак на крокодилов, а теперь в виде крокодилов напали на ослов.

– Это Фу-Фью со своей группой захвата, – согласился Лера. – Больше некому. Надо бежать отсюда.

– Куда? – с тоской посмотрел Шурка на бесконечную череду песчаных барханов.

– В пустыню! – решительно махнул рукой Лера. – Вода у нас есть, компасы тоже. Пойдём по азимуту[51] и к берегу океана выйдем.

Смертельная пустыня

Выверив по компасу направление, друзья пошли строго на юг. Путешествовать по пустыне было чрезвычайно сложно. Приходилось бесконечно долго то взбираться на барханы, то спускаться с них. Ноги постоянно увязали в сыпучем песке.

Песок был до того горячий, что жёг пятки, пропекая толстые подошвы ботинок. А сверху невыносимо жарило солнце. Мальчишкам вскоре стало казаться, что они жалкие карасики, выброшенные на раскалённую сковороду. Несмотря на все трудности, Шурка с Лерой не теряли присутствия духа. Шли без привалов. Останавливались только для того, чтобы сделать из фляжек глоток-другой воды. Так они преодолели километров пятнадцать, затем произошло непредвиденное.

– А что будем делать, когда ночь настанет? – спросил Лера, взбираясь на гребень очередного бархана.

Шурка, который шёл следом, не ответил. Лера обернулся и с изумлением обнаружил, что друг исчез.

– Шурик, ты где?

Неожиданно из-за соседнего бархана выплыл здоровущий кашалот[52]. Лера в страхе попятился. А кашалот открыл свою громадную пасть и…

– Мама! – сказал он, указывая плавником вдаль.

Лера присмотрелся и различил стремительно скользящее по воздуху существо. Существо походило на рыбу. Правда, нос этой рыбы напоминал стальное долото, а глаза были какими-то совсем не рыбьими. Когда существо приблизилось почти вплотную, видение задрожало и исчезло. Лера потёр глаза – вокруг по-прежнему плавилась в солнечном мареве безмолвная пустыня.

– Шурик! – закричал тогда он в отчаянье. – Захарьев!

И вдруг заметил его у подножия бархана. Шурка, видимо, потерял равновесие, упал и скатился по склону далеко вниз.

Сбежав по песчаному откосу, Лера увидел, что друг лежит на спине и смотрит в небо. Ни слова не говоря, он лёг рядом. Глянул ввысь, и тоска его охватила невероятная. На небе – ни облачка. Лера вдруг понял, что если сейчас что-нибудь не предпринять, то они просто умрут.

– Шурик, – попросил тогда он, – переделай нас в дромадеров. – Может, не так пить будет хотеться.

– Зачем? – пожал плечами Шурка. – Сейчас город будет.

Приподнялся на локте и показал в сторону: – Смотри.

Лера посмотрел и ничего не увидел. Впереди высились лишь песчаные барханы, обжигаемые беспощадным солнцем.

– Видишь, – продолжал Шурка, – дома высокие, как у нас в Кладочках. А там парк, как наш, и пруд.

– Гд е ты такое увидел? – удивлённо посмотрел на друга Лера и вдруг понял, что Шурка бредит.

Захарьев опять упал на песок. Закрыл глаза и стал шептать потрескавшимися губами о прохладной воде, о тенистом парке. «Ещё немного, и мне тоже станет плохо», – испугался Лера. И действительно, очень скоро в голове его помутилось и ему сделалось по-настоящему дурно. Какие-то белые пятна заходили в полутёмных комнатах. Понимая, что теряет сознание, Лера, как утопающий хватается за соломинку, отчаянно захотел стать выносливым, как верблюд, и стремительным, как белка. В следующий миг он без чувств упал на раскалённый песок.

Мурзиков Причал

Очнулся Лера от тихого говора.

– Своими размерами и шелковистой шерстью он напоминает большую плюшевую игрушку, – говорил мужской голос. – Очень похоже на породу Регдолл из Калифорнии.

– Редголл? Что это значит? – спросил другой, более женственный, голос.

– С английского так и переводится – тряпичная кукла. А вот широкие уши, как у летучей мыши, это верный признак Корнуэлльской или Девонширской породы Рекс. И смотрите-смотрите, он, как собака, машет хвостом. Это умеют делать только рексы немецкой линии, но никак не английской. Кисточки на его ушах напоминают Египетскую мау. А лапы с мощными когтями – Норвежскую лесную кошку. Вдобавок его лапы, подобно кошкам породы Бурмилла, окрашены в чёрный цвет.

– Извините, – возразил женский голос. – Но у Бурмилл есть белые носочки, а у этого нет. Зато на мордочке чёрные очки.

– М-да, – протянул мужской голос в задумчивости. – Меня смущает окрас хвоста, похожий на хвост енота-полоскуна[53]. Такого я не встречал.

– Ну, почему же. Такие хвосты имеются у американских Мейн-кунов[54], – подсказал басом другой мужской голос.

– У меня такое ощущение, – вмешался тут ещё один, совсем молоденький, голосок, – что перед нами какая-то ужасная смесь многих пород, что в итоге делает всякого кота беспородным.

– Только не этого, – важно заявил бас. – Очевидно, что перед нами представитель самой что ни на есть кошачьей элиты[55], которая переняла все лучшие признаки других пород. Недаром старейшины избрали его царём. Взгляните. Кто-нибудь видел или хотя бы слышал о таком окрасе?

– Никогда! – признались хором несколько десятков голосов.

Лера к тому времени окончательно пришёл в себя, открыл глаза и приподнял голову. Лежал он на мягком коврике по центру роскошной залы. Вокруг сидело множество котов самых разных пород и мастей[56].

Увидев, что он очнулся, к Лере подошёл нахального вида котяра, у которого вместо хвоста торчал обрубок.

– Здравия желаю, ваше величество, – муркнул он сдержанно. – Как ваше самочувствие?

– Так себе, – признался Лера, садясь на коврике.

Глянул на себя и обомлел. Вместо ног у него торчали две кошачьи лапы. Поднёс к глазам растопыренную пятерню и увидел не ладонь, а розовую кошачью подушечку, из которой выглядывало пять острых когтей.

Бросившись к ближайшему зеркалу, Лера застыл, словно громом поражённый. Перед ним стоял здоровенный котище, размером со среднюю упитанную собаку. Короткошерстная его шуба, похожая на плюшевую, отливала золотистым металликом. Концы лап были чёрного цвета, как будто он бархатные тапочки надел. А на мордочке красовалась такая же чёрная маска, словно он на бал-маскарад собрался. Кот в зеркале, подобно собаке, дружелюбно помахивал пушистым хвостом, который, действительно, был как две капли воды похож на хвост енота. Конец хвоста украшал белый бант.

– Гд е я?! – хрипло мяукнул Лера.

К нему тотчас подбежала одна из придворных кошечек.

– Ваше величество, вы находитесь во дворце кошачьего города, – вежливо сообщила она. – Наш город называется Мурзиков Причал и расположен на берегу океана.

Царь из-под небес

Лера взялся лапой за лоб, вспомнил, что едва не погиб вместе с Шуркой в пустыне, и ещё раз огляделся.

– Как же я сюда попал? – поинтересовался он.

Тут вновь подошёл котяра с обрубленным хвостом.

– Позвольте представиться, – шаркнул он лапой и представился: – Воевода вашего царства-государства Василий Петрович.

Сел напротив, послюнявил лапу и пригладил воинственно торчащую шерсть на загривке.

– Прибыли вы к нам, ваше величество, по воздуху, аки ангел, – доложил он.

– Как по воздуху? – не понял Лера. – Кто-то меня привёз?

– Сами прилетели, – ухмыльнулся воевода.

– Это невозможно, – не поверил Лера. – У меня крыльев нет.

– А вы лапку поднимите, – предложил Василий Петрович.

Лера поднял лапу и увидел, что между лапой и его туловищем натянулась широкая и прочная перепонка.

– Вот, – указал на неё удовлетворённый воевода, – у вас устройство, как у белки-летяги[57]. Таким образом, прилетели вы своим ходом и плюхнулись в центральный фонтан нашего… хмы, теперь вашего дворца.

– Моего дворца? – усомнился Лера, который, наконец, обратил внимание на то, что его постоянно называют «ваше величество».

– Ну, да. Пока вы отдыхали, наши старейшины избрали вас царём.

Изумлённый Лера в третий раз оглядел роскошную залу, в которой кроме них с воеводой находилось ещё с полсотни кошек и котов.

– Это ваши придворные, ваше величество, – пояснил куцый котяра.

– Слушай, как тебя?… – поморщился новоявленный царь, силясь вспомнить, как зовут воеводу.

– Василий Петрович, – напомнил тот.

– Слушай, Петрович, ты Шурку Захарьева не видел?

Петрович вновь послюнявил лапу.

– Вы, вероятно, спрашиваете про кота, который прилетел на хвосте вашего величества?

– Как на моём хвосте?

– Да так, вцепился мёртвой хваткой в кончик вашего великолепного хвоста и парил следом. Лекари ему едва челюсти разжали. Поэтому и хвост у вас забинтован.

«Ага, – оглянулся Лера на хвост, – значит, это бинт, а не бант».

– А где сейчас Захарьев?

– В морозильной камере лежит.

– Погиб! – ужаснулся Стопочкин. – Бедный Шурик!

Примороженный Шурка

В сопровождении придворной свиты расстроенный Лера прибежал на кухню. Воевода Петрович молча указал на большой белый шкаф. Подойдя ближе, Лера увидел за прозрачной дверью холодильника многочисленные ряды сосисок, сарделек и варёных колбас. В морозильной камере за приоткрытой дверцей спал толстенный косматый кот.

– Шурик, это ты? – опешил Лера.

Кот с трудом приоткрыл один глаз и попытался улыбнуться.

– Здоров, Лерчик, – сонно муркнул он.

Лера оглянулся на придворных.

– Не могли бы вы нас оставить наедине? – попросил он и добавил для пущей важности. – Дело чрезвычайной государственной секретности.

– Сию минуту, ваше величество! – отозвался воевода.

Вздыбил шерсть на загривке, а потом громко зашипел на придворных: – А ну брысь из кухни!

И когда дамы и кавалеры гурьбой выбежали вон, шаркнул лапой, вышел в коридор и плотно прикрыл за собой дверь.

– Вылезай, – предложил Лера. – Пойдём, погуляем.

– Неохота, – потянулся Шурка. – Жарко очень, у меня может солнечный удар случиться.

– Пойдём, – настаивал Лера. – Меня котячьим царём избрали. Прикажу, чтобы над тобой зонтик держали и веерами обмахивали.

– Не поможет, – лениво отмахнулся Шурка. – На мне шерсти полкило. И вставать неохота. Спать хочу.

– Вот свинство! – рассердился Лера. – Превратил нас невесть знает во что, а сам дрыхнет!

– Я тут и ни при чём, – зевнул в ответ Шурка. – Это опять ты со своей глупой интуицией. Я чуть зубы не сломал, когда под небесами летел с твоим хвостом во рту. А сейчас по твоей милости парюсь в сибирской шубе. И денег нет ни мышиного хвостика на косметологическую операцию.

– И ничего интуиция не глупая, – промямлил Лера, понимая, что сам во всём виноват. – Я хотел только стать стремительным и выносливым.

– Вот и стал котом-летягой, – заключил Шурка.

Стопочкин сел перед холодильником и долго-долго чесал за ухом задней лапой.

– Извини, я не специально, – сказал он, начесавшись вдоволь. – Мы ведь в пустыне чуть не померли.

Но косматый Шурка уже спал и даже тихонько похрапывал.

Лера задумчиво посмотрел на друга, нос и глаза которого едва угадывались среди пушистой шерсти.

– Ладно, – заверил он. – Сделают тебе косметологическую операцию за счёт государства. Всё-таки я царь.

Шурка перестал храпеть, сделал над собой усилие и вновь открыл глаза.

– Лучше переделай меня обратно в человека.

– Да я хоть сейчас! – подпрыгнул Лера. – Но как?! Я же не знаю!

– А ты не переделаешь? – встал он на задние лапы и заглянул с надеждой в морозилку. – Помнишь, как в летающей тарелке[58]? Может попробуешь меня напугать или рассмешить?

– Сил нет, – едва слышно выдохнул Шурка, уронил голову на лапы и снова захрапел.

– Придётся ждать озарения, – опечалился Лера.

Взял из холодильника пару сосисок и побрёл назад – в свои царские апартаменты.

Царская охота

Прошёл час, второй и третий, а озарение всё не приходило. К тому же после обеда нового царя стали мыть шампунями, потом вычёсывать, причёсывать и умащать благовониями. А когда Лера стал блестеть и благоухать, словно альпийская роза[59] после весеннего дождя, его нарядили в расшитую золотом накидку и повели на бал, который он сам давал в честь избрания себя царём Мурзикова Причала.

Только поздно вечером, когда во дворце уснули и придворные, и стража, Лера смог вернуться к холодильнику. Всё в той же позе косматый кот лежал за приоткрытой дверцей морозильника и сладко посапывал.

– Шурик, – спросил Стопочкин устало, – что нужно человеку, когда у него всё есть?

– Ты о чём? – не понял Шурка, лениво потягиваясь.

– Да вот об этом всём, – обвёл лапой кухню Лера. – О дворце, о придворных, о всевозможных кушаньях. Меня уже тошнит от великосветских разговоров с напыщенными особами, от поклонов и реверансов. Будь я собакой, давно бы завыл на луну. Скучно, Саня.

От удивления Шурка открыл оба глаза. Но кошачья лень тотчас набросилась на него с новой силой и опять сморила.

– Во-первых, ты ещё не человек, – зевнул он, жмурясь. – А во-вторых, от котячьей скуки самое лучшее лекарство – охота на мышей.

– Нельзя, – нервно махнул хвостом Лера. – Мыши равноправные члены общества.

– Тогда на крыс.

– То же самое: равноправие, неприкосновенность, свобода личности.

– А бабочки или стрекозы?

Лера задумался. Почесал за ухом, а после обошёл холодильник, примериваясь.

– Ты где? – забеспокоился Шурка, опасаясь, что, потеряв друга из вида, уснёт и пропустит что-нибудь важное.

Но Лера уже вышел в поле его зрения с другой стороны.

– Здорово было бы сделать, чтобы все сосиски в холодильнике стали похожими на мышей, а сардельки – на крыс. Бабочек можно наделать из помидоров, а стрекоз – из огурцов. Бегает себе такая мышь, ты её цоп – и лопаешь за милую душу. А на самом деле это бегающая сосиска.

Услышав это, Шурка даже голову свесил из морозилки.

– Здорово! – мечтательно выдохнул он. – Хорошо, наверное, на сосиску поохотиться.

– Так давай, – обрадовался Лера. – Слезай, преобразуй сосиски и поохотимся.

– Не-е-е, – тотчас вспомнил про свою сонливость Шурка. – Не могу. Тяжело.

Лера обиделся: – Я и не знал, что ты такой ленивый.

– Всё ты виноват, – пробурчал сердито в ответ косматый Захарьев. – Сделал меня длинношерстным котом. Знаешь, как жарко? Знаешь, как спать хочется? Тут не то, что преобразовывать, сил нет подняться.

Лера в отчаянии стукнул лапой по прозрачной дверце.

– Немедленно хочу преобразовательный аппарат! – капризно мяукнул он.

В следующий миг из задней панели холодильника повалили клубы дыма.

– Что за чёрт?! – отскочил Лера.

Заглянул за холодильник и обнаружил, что рядом с компрессором и трубками охлаждения появились неизвестного назначения узлы и агрегаты.

– Странно, – вернулся Лера назад.

Посмотрел на Шурку и Шурку не увидел. Вместо косматого друга из морозилки торчал здоровенный батон варёной колбасы.

– Шурик, ты где? – огляделся он по сторонам.

– Гд е ж мне быть, – грустно отозвался колбасный батон. – В морозилке.

– Ёлки-палки! – подпрыгнул Лера. – Холодильник преобразовался!

Посмотрел за стеклянную дверь и даже взвизгнул от удовольствия. Вместо сосисок на полках аккуратными рядами лежали мыши. Мало того, они были связаны между собой хвостиками. Лежали, поджав розовые лапки, и смотрели на Леру глазами-бусинками. Недолго думая, предводитель Мурзикового Причала зацепил когтем ближайшую. Оторвал от связки, старясь не повредить хвост, и пустил на пол. Сосисочная мышь тут же с писком помчалась прочь. Лера огромными прыжками последовал за ней. Нагнал в тронном зале за диваном для иностранных послов и тут же с плотоядным урчанием сожрал всю без остатка.

– Классная сосиска! – погладил он себя по животу и пошёл за новой порцией.

Домашний арест

Жить во дворце с того момента стало веселей. Но когда однажды утром Лера ловил очередную мышь-сосиску, в царские покои ворвались придворные во главе с воеводой Василием Петровичем.

– Кровожадное животное! – взвыл воевода. – Вам, что же, недостаточно запасов питания в холодильнике?!

– Варвар!! – хором замяукали придворные кошки. – Как вы можете есть невинных существ?! Они имеют полное право на жизнь, как и вы!

– Немедленно отпустите мышку! – потребовал Петрович.

Надо заметить, что к тому моменту Лера прижал лапой сосисочную мышь к полу и собирался для начала откусить от неё добрый кусок. Повинуясь требованию общественности, он поднял лапу, и, запрограммированная на бегство, сосиска с писком рванула прочь.

– Не бойтесь! Не бойтесь! – побежали за ней гурьбой придворные дамы. – Теперь вы в безопасности!

Но сосиска убегала до тех пор, пока её не загнали в угол.

– До чего довели беззащитное существо, – вздыхали сокрушённо кошки. – А ведь мышка может подать на ваше величество в суд.

– Вы не царь! – заявил громогласно бесхвостый воевода. – Вы диктатор! Вам светит прямая дорога на самую мерзкую планету в созвездии Льва!

Но тут к Василию Петровичу подошла одна из придворных кошечек.

– Созвездие Льва чрезвычайно жестокая мера наказания, – нежно промурлыкала она. – Быть может, для начала ограничимся домашним арестом?

– Правильно! Правильно! – поддержали её хором остальные придворные дамы.

В тот же день Леру заперли на самом верхнем этаже высоченной башни, приставили усиленную стражу и запретили выходить даже на прогулки. Всё необходимое арестованному

монарху приносили прямо в постель. Царская жизнь для Леры стала ещё невыносимей.

– Сколько же я буду сидеть под домашним арестом? – поинтересовался он на следующее утро у воеводы.

– Пока оскорблённая мышь не напишет заявление о том, что не имеет к вашему величеству никаких претензий, – пояснил Петрович. – Но потерпевшая может написать и другое заявление – об оскорблении её свободной личности. Тогда вам грозит ссылка.

Мышь, между тем, уложили в дворцовый лазарет на обследование. Увы, преобразованная сосиска упорно отказывалась разговаривать и тем более что-либо писать. Она ничего не ела и мало-помалу портилась. Вскоре от неё исходил такой ужасный запах, что даже придворные медики боялись близко подойти. Наконец, у пациентки отпал хвост, и она издохла. На самом деле сосиска просто испортилась. Но ведь придворные этого не знали. Демократически настроенная часть дворца потребовала отправить царя в звёздную ссылку. Сторонники сильной власти и грозного царя – требовали его освобождения.

– Покойная мышь не написала заявление о том, что не имеет претензий, – рассуждал бесхвостый воевода. – Значит, ваше величество должны остаться под домашним арестом.

– Но, с другой стороны, и заявления об оскорблении свободной личности теперь некому написать, – напомнили придворные дамы. – Значит, царя можно освободить.

По этому поводу в государственной думе Мурзикового Причала развернулись долгие горячие споры, в которых побеждала то одна, то другая стороны.

Воздушная разведка

Наутро третьего дня в царские апартаменты неожиданно явился Шурка.

– Привет! – обрадовался Лера, которому от долгого сидения в одиночестве казалось, что он не видел друга целую вечность. – Прошла твоя лень?

Шурка огорчённо помотал башкой.

– Вынужден покинуть своё морозильное убежище, – утёр он лапой слезу. – А всё потому, что твой куцехвостый воевода настоящий псих.

– Василий Петрович?

– Кто же ещё. Придёт к холодильнику и тянется своими когтями, чтобы вцепиться мне в нос. А то примеривается, чтобы в прыжке ухо откусить. За что, спрашивается?

– Понимаешь, – смутился Лера, – сосиски в холодильнике выглядят, как мыши, а ты, наоборот, похож на батон варёной колбасы.

– И что теперь делать? – в изнеможении растянулся Шурка прямо посреди комнаты. – Я ведь от жары могу помереть.

– Дворцовый холодильник теперь тоже опасен для твоего здоровья, – задумался Лера.

– Слушай! – подскочил он. – А давай тебя мокрым полотенцем накроем?

– Зачем? – вздрогнул Шурка, который уже успел задремать.

– Как зачем? Вода из него начнёт испаряться и охлаждать тебя. Вспомни принцип холодильника.

– Можно, – согласился Шурка, засыпая. – Только на мне шерсти столько, что никакого махрового полотенца не надо.

– Точно! – просиял Лера и, недолго думая, вызвал дворцового садовника.

– Слушаю, ваше величество, – прибежал садовник.

– Любезный, – как можно приятнее муркнул Лера. – Не могли бы вы выполнить одну мою просьбу?

– Приказывайте, ваше величество, – шаркнул лапой садовник.

Лера выпятил грудь и указал на Шурку. – Приказываю держать моего друга в замоченном состоянии.

– Как это? – растерялся садовник.

– Облейте его водой. А когда подсохнет, опять облейте, – пояснил Лера.

Садовник тотчас притащил ведро, и на Шурку обрушился холодный водопад.

– О! – проснулся Шурка. – Хорошо, как в морозилке!

Потянулся и опять уснул.

– Нет, ну ты погоди! – растолкал его Лера. – Я тут с утра до вечера от скуки помираю – все газеты местные перечитал, а ты со мной даже поговорить не хочешь.

– О чём говорить? – буркнул Шурка.

– Об инопланетянах, конечно. На земле происходит что-то непонятное.

– Что же там происходит? – приоткрыл один глаз Шурка.

– Сейчас я тебе прочитаю.

И Лера развернул газету.

– Собаки вторглись на крокодилью территорию, – начал он громко, не давая Шурке впасть в дрёму. – Руководит собаками пудель золотистой масти. «Эй, зелёный! – крикнул пудель первому встречному крокодилу. – Давно тут загораешь?!» Мудрый крокодил промолчал. Тогда нахальная собака бросила в него булыжник и выбила пять передних зубов. Крокодил вынужден был ответить агрессору. Завязалась битва…

– Золотистый пудель? – навострил ухо Шурка. – Так это же Фу-Фью. Больше некому.

– А я о чём! – с жаром согласился Лера. – Этот инопланетный коробок по пятам за нами идёт.

– Интересно, – приподнял голову Шурка, – а про нападение на город Иотьфунь ничего нет?

– Есть. Только совсем коротко. Смотри, – и Лера придвинул газету к самому Шуркиному носу.

– После нападения коварных крокодилов на верхнюю, а затем нижнюю части города Иотьфунь объединённое войско ослов и верблюдов начало совместные учения под названием «Буря пустыни».

– Ё-моё! – вскочил на ноги и затряс головой Шурка. – Никакие это не учения! Это инопланетяне под видом учений наступают на Мурзиков Причал!

– Думаешь?

– Стопроцентно!

И утомлённый разговором Шурка без сил упал на пол. Ткнулся головой в ковёр и захрапел.

– Воз-охры-душная раз-охры-ведка! – всхрапнул он.

– Что-что? – склонился над ним Лера и вдруг понял, что хотел сказать друг.

Подошёл к зеркалу. Встал на задние лапы и расставил в стороны передние. Между конечностями натянулись две перепонки, из-за чего Лера стал похож на треугольный парус.

– Ну, конечно! – воскликнул он радостно. – Я же летать умею!

Выбрался на подоконник и сиганул вниз. «Мамочка! Разобьюсь в лепёшку!» – только и успел подумать он, увидев, как стремительно приближается земля. В следующий миг перепончатые его крылья наполнились ветром, и Лера легко взмыл над башней.

Жаркий ветер из пустыни дул с такой силой, что его вмиг подняло воздушным потоком высоко над землёй. Дворец, а вместе с ним и весь Мурзиков Причал, и берег океана вскоре оказались далеко позади. Впереди же, сколько хватало глаза, лежали волнистые просторы бесконечного песка.

На струях восходящего горячего воздуха Лера парил больше часа. Ни ослов, ни верблюдов нигде не было. Повсюду тянулись голые барханы. Поняв, что залетел очень далеко вглубь пустыни, он решил повернуть обратно, но неожиданно…

Летающие ослы и пикирующие верблюды

…Неожиданно заметил стаю птиц, летящую ему навстречу. Ближе, ближе.

– Ёлки-палки! – не поверил Лера своим глазам.

К нему приближались не птицы, а стадо крылатых ослов.

– Быть такого не может! – помотал головой Лера. – Ослы не летают!

– Вот он, вздорный мальчишка! – вдруг засвистел по-тутьюковски впереди летящий осёл с квадратной мордой.

– Хватай! Держи! – заревело хором всё стадо, отчаянно махая широченными крыльями.

«Так это же Фу-Фью с группой захвата», – догадался Лера.

Задрал свой полосатый хвост и устремился вниз, надеясь под прикрытием барханов уйти от преследования.

Через несколько мгновений он уже нёсся над самой землёй. Ослы действительно отстали. Во-первых, Лерина шуба цвета золотистого металлика делала его незаметным на фоне песка. Во-вторых, ослы оказались медлительными и неповоротливыми из-за своих громадных крыльев.

Отлетев на безопасное расстояние, он взвился под небеса и взял курс на Мурзиков Причал. Вскоре явилась новая беда. Со стороны солнца налетело стадо верблюдов и стало пикировать[60] на него с пронзительным свистом. Лера попытался ускользнуть, но всё напрасно. В отличие от ослов, верблюды сделали себе крылья перепончатыми, как у хищных птеродактилей[61]. Благодаря этому они были намного быстрей и маневренней.

– Теперь я точно пропал! – в ужасе прошептал Лера.

Вдруг один из барханов выстрелил по пикирующим верблюдам мощной струёй песка. В мгновение ока верблюдов расшвыряло по всему небосклону. Не успел Лера удивиться, как бархан вздыбился, и он увидел Шуркиного десятиэтажного помощника. В это время подлетела стая ослов во главе с преобразованным Фу-Фью. Великан зачерпнул громадной ладонью несколько тонн песка, прицелился и швырнул его в ослиную стаю. Когда песчаное облако рассеялось, ослов в небе не было. Их отбросило на склон ближайшего бархана, и они катились по нему, кувыркаясь, словно кукольные.

Почему песчаный человек ушёл так далеко от водонапорной башни, оставалось только догадываться. Возможно, на него повлияли инопланетяне, а возможно – молитвы отца Иоанна. А может быть, Шурка что-нибудь неверно рассчитал, или опять сработала Лерина интуиция. Как бы там ни было, но у Леры появился шанс спастись. Ни минуты не медля, он

помчался к берегу океана. Правда, теперь ветер дул ему в хвост, и он с трудом держался на воздушных волнах, которые уже не поднимали, а, наоборот, толкали его вниз. А тут ещё верблюды пришли в себя, перегруппировались и снова ринулись в атаку. Заметив это, песчаный великан побежал следом. Он прыгал громадными прыжками с бархана на бархан, срывал по дороге одиноко растущие кактусы и метал их в верблюдов. Свои колючие снаряды он бросал так метко, что всякий раз из-под небес падал наколотый на кактус верблюд.

Война

Наконец, вдали показалось побережье океана. Вот уж различимы дома города, дворец и распахнутое окно в верхнем этаже башни. Лётного опыта у Леры не было, поэтому он даже не представлял, каким образом приподоконниться. «Надо в окно попасть и на шторе повиснуть», – думал он, изо всех сил удерживая себя в нужном направлении. Башня стремительно увеличивалась и вскоре стала громадной и необъятной. Метров за двадцать Лера вдруг обнаружил, что его снесло ветром в сторону, и он сейчас ляпнется о кирпичную стену. Испугавшись, он поднял правую лапу. Тотчас его закрутило в штопор и со всего маху бросило в дворцовый фонтан. Шум от падения был таков, что переполошил весь Мурзиков Причал. Сам же дворец снизу доверху обдало брызгами. Стоящая у фонтана стража едва не захлебнулась от накрывшей её волны.

Очнулся Лера в комнате на верхнем этаже башни. Рядом на ковре сладко посапывал абсолютно сухой Шурка. На пороге топтались придворные, перед ними расхаживал взад-вперёд хмурый воевода.

– А! – воскликнул он, увидев, что Лера открыл глаза. – Проспались, ваше величество?!

– Да я и не спал вовсе, – потряс головой Лера.

– Безобразие! – не слушая его, воскликнул Василий Петрович. – Мы держим ваше величество под домашним арестом, а вы шастаете под небесами, как какая-нибудь безродная ворона!

– Я над пустыней летал, – попытался объясниться Лера.

– Опять на беззащитных мышек охотились?

– Какие же в пустыне мышки? – вступилась за Леру одна из придворных кошечек.

– Тогда на песчанок или тушканчиков[62]! – наседал воевода.

– Я на разведку летал! – выкрикнул Лера и, разобиженный недоверием, выгнул грудь и гордо задрал хвост.

– Настоящий царь, – умилились поклонники сильной власти.

– Тиран, – закачала головами демократически настроенная часть придворных.

– Сидеть! – неожиданно для себя зашипел окончательно возмущённый Лера.

И придворные, и воевода, все как один, сели.

– Теперь слушайте, – сказал Лера уже спокойным голосом. – К Мурзикову Причалу летят ослы с верблюдами. Когда прилетят, обязательно нападут на город.

– С каких это пор ослы с верблюдами стали летающими? – не поверил один из придворных.

Остальные принялись хихикать и тоже выражать своё недоверие. Неожиданно на сторону царя встал воевода.

– Цыц! – прикрикнул он. – Коты тоже не летают. Но, как вы сами изволили убедиться, – показал он на Леру, – наш царь парил под небесами уже дважды.

– Летающие коты – это ещё допустимо, – загалдели придворные. – Но только не ослы с верблюдами. Такого просто не может быть! А если может и они наступают на Мурзиков Причал, то это нарушение Кошачьей конвенции. Они не имеют права на нас нападать!

– Надо сообщить об этом в Лигу Разумных Существ! – возмутилась одна придворная кошка.

– Мы пропали! Что делать? – заплакали другие слабонервные кошечки.

– Да мы их хвостами заметём! – закричал воевода.

Шерсть на Василии Петровиче встала дыбом, глаза вспыхнули воинственным огнём. Никто ещё и хвостиком не шевельнул, а он уж в два прыжка добрался до подоконника и высунулся в окно.

– Эй, эге-гей! – завопил воевода во всё горло. – Подданные его царского величества! Все под мои знамёна! Отечество в опасности!!

За считанные минуты под дворцом собралось столько котов и кошек, что яблоку было негде упасть.

– Постойте, – попытался урезонить Лера воинственного Петровича.

Но тот и ухом не повёл.

– Вы, ваше величество, – только и сказал он, – царь. Вот и царствуйте на здоровье. А охрана внешних границ забота воеводы. Во время войны я вам не подчиняюсь.

Неначавшаяся война и незамоченный Шурка

Воодушевлённые призывами воеводы, жители Мурзикова Причала стали готовиться к битве с ослино-верблюжьей армией. Из генерального штаба во все концы земного шара полетели телеграммы. Василий Петрович призывал на помощь близких и дальних родственников из семейства кошачьих: львов и тигров, гепардов и леопардов, рысей и каракалов, ирбисов и кугуаров, манулов и онцилов, оцелотов и сервалов, ягуаров и ягуарунди[63].

– У нас сила, мы им покажем! – бахвалился он.

Лера нервно махал хвостом.

– Пока вы им покажете, – бурчал он, – они весь город разнесут по камешку. Когда прибывает подкрепление?

– Через три дня, ваше величество! – приложил лапу к уху воевода.

– А ослы с верблюдами сегодня ночью нападут или завтра с утра пораньше.

– Ах, канальи! – взвыл Василий Петрович и бросился в штаб слать новые телеграммы, в которых просил близких и дальних родственников прибыть незамедлительно.

День закончился в тревоге. Ночью никто не спал. Наступило утро. Инопланетян всё не было.

– Странно, – высунулся из окна башни Лера.

Небо над пустыней сияло абсолютной чистотой – ни облачка, ни птички, ни какого-либо другого подозрительного явления.

– Шурик, что делать будем? – спросил Лера.

Ответом ему было мирное сопение. Лера обернулся и только тут понял, что Шурка со вчерашнего дня спит беспробудным сном. В косматой его шерсти не осталось ни капли влаги.

– Садовник!! – закричал Лера.

Тотчас прибежал испуганный садовник, держа перед собой ведро, полное воды.

– Ту-ту-ту-туточки я, ваше величество, – доложил он, заикаясь.

– Почему мой друг лежит незамоченный?! – грозно подступил к нему Лера.

– Не извольте гневаться! – упал на колени садовник. – Вчера их сиятельство Василий Петрович объявили военное положение, и меня призвали в доблестные ряды защитников Мурзикова Причала. Теперь состою водовозом при ополчении.

– Отставить ополчение! – прошипел Лера. – Выполнять мой приказ!

– Рад стараться, ваше величество! – пискнул садовник и хорошенько полил Шурку от кончика хвоста до кончиков усов.

Спасти мир

– О-о! – потянулся и открыл глаза хорошенько политый Шурка. – Такой сон интересный приснился.

– Теперь не до снов, – перебил его Лера. – Инопланетяне на подступах к городу. Меня чуть не схватили…

И он рассказал, как удрал из-под самого носа Фу-Фью, и что за него вступился песчаный великан. Шурка выслушал и даже на задние лапы встал от удивления.

– Так мне вот это самое и приснилось! – округлил он глаза. – Значит, я тебя не во сне, а взаправду спасал.

– Как это? – не понял Лера.

– Да так, – взъерошил на затылке и без того взъерошенную шерсть Шурка. – Мне снилось, что я сражаюсь с летающими ослами и верблюдами. А на самом деле с ними сражался песчаный человек. Повторял все движения, которые я делал во сне.

– Вот это класс! – восхитился Лера. – А чем битва закончилась?

– Инопланетяне отступили к Иотьфуню.

– Здорово!

– Ничего не здорово, – нахмурился Шурка.

– Почему?

– Потому, что они сейчас немного отдохнут и снова пойдут в наступление.

– Ясно, – кивнул Лера. – Теперь ты проснулся – песчаный человек исчез, и, значит, Мурзиков Причал защищать некому.

– Бежать надо, – заключил Шурка. – Не то из-за нас разрушат целый город.

– Нет, – не согласился Лера. – Не один город – весь мир рухнет. Представители кошачьих станут нападать на ослов и верблюдов по всей земле. За парнокопытных заступятся родственники, и начнётся настоящая мировая война.

– Бежим немедленно! – вскочил Шурка.

– Как с тобой бежать, если ты всё время дрыхнешь без задних ног? – заметил Лера.

Шурка смахнул набежавшую слезу.

– Если меня почаще мочить – я убегу, – заявил он.

– Ладно, – согласился Лера.

Вызвал садовника и приказал ему поливать Шурку через каждые полчаса.

– Всенепременно! – пообещал садовник и тотчас вылил на Шурку очередное ведро воды.

– Ух! – помотал головой Шурка. – Очень хорошо мозги проясняет!

Заметив на кушетке газету, он подошёл и ткнул в неё лапой: – Нам надо не просто бежать, а так бежать, чтобы об этом узнали инопланетяне. Тогда они точно не нападут на Мурзиков Причал, и мир будет спасён.

Лера подумал, почесал лапой за ухом и позвонил в колокольчик. На его треньканье прибежал рыжий котик-секретарь с прижатыми к голове ушами.

– Что угодно вашему величеству? – спросил он дрожащим голоском.

Лера приосанился.

– Записывайте сообщение для газет, радио и телевидения, – сказал он с важным видом и принялся диктовать: – Сегодня поутру Мурзиков Причал покинули два весьма подозрительных человека. Они отбыли на корабле, следующим в Рио-де-Жанейро с грузом кошачьей шерсти. Есть основания полагать, что неизвестные явились зачинщиками беспорядков, в которые было вовлечено население сразу трёх городов. Предлагаю всем правителям царств-государств немедленно схватить и взять под стражу вышеупомянутых особ с последующей передачей ближайшему человеческому городу на идентификацию.

– Как драпать будем? – сонно зевнул Шурка, когда котик удалился.

– Подумать надо, походить по окрестностям, – посмотрел в окно Лера.

Кото-рыбья рокировка[64]

После обеда Лера заявил, что отправится с другом на океаническую прогулку.

– Вы под домашним арестом, – запротестовал Василий Петрович.

– Послушайте, – подошёл к нему и посмотрел свысока Лера. – Вы воевода, а я царь. Вот и не указывайте, что мне делать.

– Но мышка так и не написала заявление о том, что не имеет претензий к вашему величеству, – напомнил воевода.

– Молчать! – рявкнул Лера.

От его грозного крика Петрович невольно присел.

– Я бы рад, – заговорил он примирительным тоном, – да закон не позволяет.

Но тут подбежал рыжий котик-секретарь на полусогнутых лапках и доложил, что по закону на время военного положения все домашние аресты отменяются.

– Что же ты раньше молчал?! – повернулся к нему Петрович.

А потом так дал лапой в ухо бедному котику, что тот закатился в дальний угол царских покоев.

– Не смейте бить моего секретаря! – зашипел Лера. – И немедленно распорядитесь снять охрану!

– Охрану не могу, – отступил на шаг воевода. – Охрана ваше величество охраняет. И океаническая прогулка кошачьему царю по статусу не полагается.

– Это почему же?

– Как же, как же, – ухмыльнулся Василий Петрович, – ведь известно, что все коты воды боятся.

– Ладно, – сдался Лера, – тогда мы по бережку пройдёмся. Солёным воздухом подышим.

– Это можно, – согласился воевода.

Спустя полчаса друзья сидели на дощатом настиле причала и смотрели в бескрайний синий простор. Вокруг было так тихо и так спокойно, что океан, казалось, превратился в одно большое зеркало.

– Смотри, какая глубина, – показал Лера на прозрачную зеленоватую толщу воды у причала, внизу которой на самом дне ползала на брюхе полуметровая рыба с крупной усатой головой.

– Красиво, – зевнул косматый Шурка и, присмотревшись к рыбе, авторитетно заявил, – это треска.

– Слушай, – вдруг оживился Лера, – преобразуй нас в рыб и уплывём отсюда тихонько.

– Можно, конечно, – склонил голову набок Шурка, – но потом очень трудно возвращаться.

Лера непонимающе посмотрел на друга.

– Куда возвращаться?

– В котов.

– Зачем?

– А затем, что, если мы не станем опять котами, твоя интуиция не сможет вернуть нам человеческий облик. Забыл, что преобразовывать можно только по очереди?

– Всё равно преобразовывай, – махнул лапой Лера. – Главное – удрать подальше, а там разберёмся.

– Толку никакого, – лёг Шурка на доски причала.

– Почему?

– Как же ты тихонько уплывёшь? Придворные подумают, что царь утонул, и шум поднимут. А инопланетяне узнают и сразу догадаются, что мы не в Рио-де-Жанейро уехали.

– Да, – погрустнел Лера и прилёг рядом, – нас сразу вычислят.

Шерсть на Шурке подсохла, и он стал клевать носом. Но лишь только закрыл глаза, как на причал выскочил садовник и облил царского друга ледяной водой.

– Время полива окончено! – пискнул он, взмахнул пустым ведром и исчез в прибрежных зарослях.

– Бр-ры! – вскочил охлаждённый Шурка. – Сейчас бы пару сосисочных мышек проглотить.

– Эй, стража! – крикнул он, – принесите его высочеству дюжину[65] обжаренных сосисок!

И когда сосиски принесли, с урчанием набросился на еду.

– От частого замачивания я скоро озверею, – признался он. – Такой аппетит просыпается – собственный хвост готов сожрать.

Лера тоже откусил от одной сосиски. Пожевал, скривился, выплюнул и смахнул хвостом надкушенную сосиску в воду.

– Надоело всё, – вздохнул он горько. – И сосиски, и придворные, и дворец, и всё это царствование…

В этот момент к причалу подплыла рыбина с плоской головой похожей на кувалду. Мотнув головой-кувалдой, она проворным движением проглотила сброшенную в океан сосиску.

– Слушай, Шурик! – вдруг осенило Леру. – Давай рокировку сделаем, как в шахматах. Нас в рыб превратим, а рыб – в нас, и местами с ними поменяемся.

Шурка оторвался от сосисок и посмотрел в воду.

– Вот с этой рокироваться?

– Ну, да.

– Это рыба-молот, – прищурился Шурка, – акула такая. Видишь, у неё по бокам головы два больших выроста, а на них глаза?

– И что такого?

– Можешь с непривычки куда-нибудь не туда поплыть. У неё расстояние между глазами, наверное, с полметра.

– Да какая разница, лишь бы от инопланетян подальше удрать.

– Ну, смотри, сам напросился, – Шурка проглотил ещё одну сосиску, а две оставшиеся бросил в океан.

На аппетитный запах к причалу подплыла вторая рыбина. Была она размером поменьше, какой-то пятнистой и чем-то похожей на большую кошку.

– Тебя в рыбу-молот преобразую, а себя в кошачью акулу, – показал на неё Шурка.

– Давай, – нервно дёрнул своим царственным хвостом Лера. – Только быстрей.

Несчастный случай

Всё выглядело как несчастный случай. Царь Мурзикова Причала неожиданно оступился, упал с пристани и камнем ушёл под воду. На помощь бросился царёв друг и тоже утонул.

Прибежавшие придворные обнаружили, что оба они сидят на дне и, выпучив глаза, беспомощно виляют хвостами. Схватив багры, царедворцы тотчас вытащили кошачье величество вместе с его косматым товарищем на доски причала.

На самом деле это были уже не Лерка с Шуркой, а преобразованные в котов рыбы. Придворные их бы ни за что не выловили. Просто у акул на какое-то время помутилось в головах, когда у них внезапно выросли уши, лапы и ни на что не пригодные под водой кошачьи хвосты.

Оказавшись на причале, акулы стали задыхаться и широко разевать рты. Со стороны же казалось, что два несчастных кота попали в безвоздушное пространство, где дышать абсолютно нечем. Увидев, что царю с другом становится всё хуже, придворные принялись пичкать окотяченных рыб лекарствами. Одни совали им под нос нашатырный спирт[66]. Другие пытались накапать в рот настойки валерианы[67]. Третьи – затолкнуть под язык таблетку валидола[68]. Ещё немного, и новоявленные коты умерли бы от удушья. На их счастье, истекли очередные полчаса, и прибежал садовник. Увидев воду, их котячье величество сунуло голову в ведро по самые плечи и стало жадно дышать, пуская пузыри.

– Гмы, – удивился воевода и, видя, что царёв друг также тянется к воде, приказал принести ещё одно ведро.

В тот же день правитель Мурзикова Причала и его косматый товарищ были помещены во дворцовый фонтан. Глядя, как они плавают, неуклюже подгребая лапами, как подбирают со дна брошенный корм, воевода возмущённо фыркал.

– Зачем нам такой царь. Только и знает, что брюхом по дну елозить. Это и не кот вовсе, а какой-то карась с усами.

А Шурка с Лерой в это время уже находились в сотне миль[69] от города котов. Изгибаясь мощными акульими телами, они с наслаждением рассекали солёные воды бескрайнего океана.

Так прошёл час, и два, и три, и четыре…

– Слушай! – вдруг опомнился и спросил телепатически Лера. – А куда это мы плывём?

– Не знаю, – замедлил ход Шурка. – Плывём и плывём. Наверное, какой-нибудь рыбий инстинкт[70] на нас действует.

– Пора к собачьему дереву рулить, – напомнил Лера.

– Конечно, пора, – согласился Шурка. – Инопланетяне, по идее, давно пошли по ложному пути и теперь плывут в Рио-де-Жанейро.

Неожиданно внимание их привлёк стремительно нарастающий сверлящий звук. Секунда, другая – и на друзей вынеслось неведомое чудище.

Сели на хвост и попали в брюхо

В последний миг друзья разглядели, что это никакое не чудище, а большой быстроходный катер-амфибия[71]. Опасаясь быть раздавленными его стальным днищем, они нырнули как можно глубже. Под водой были тишина и спокойствие – ни волн, ни качки. Шурку по котячьей привычке потянуло в сон.

– За мной! – ткнул его в бок носом-молотом Лера и, выставив над водой плавник, понёсся вслед за катером.

– Чего мы там забыли? – удивился Шурка.

– Сейчас сам увидишь, – прибавил ходу Лера.

Когда они поравнялись с судном, Шурка всё понял. За штурвалом катера стоял осёл с квадратной мордой.

– Так это же Фу-Фью! – мысленно воскликнул он. – Только преобразованный!

– А я о чём, – отозвался Лера. – И команда у него, смотри, какая.

На палубе амфибии сидели свора кружечного вида собак, стая карандашной наружности крокодилов и стадо небольших сливовидных верблюдов. Котов не было.

– Значит, инопланетяне Мурзиков Причал не штурмовали, и никакой войны не было, – заключил Лера.

– Мы всё правильно рассчитали! – обрадовался Шурка. – И они, скорей всего, в Рио-де-Жанейро мчатся.

В надежде выведать планы Фу-Фью, друзья поплыли рядом с катером. Увы, осёл стоял за штурвалом и всю дорогу молчал. Спутники его изредка переговаривались, но из-за шума воздушного винта ничего нельзя было разобрать. Отчаявшись, мальчишки решили, что напрасно теряют время. И тут на их счастье за штурвал встал один из сливовидных верблюдов. А Фу-Фью отошёл к борту и поднёс к морде копыто. Друзья были от него буквально в двух метрах.

– Лёшик! Лёшик! – сказал квадратный осёл человеческим голосом. – Как слышишь?

– Слышу хорошо, – отозвался откуда-то из копыта голос, в котором мальчишки тотчас признали голос пивососа[72] из их родного городка.

– Объекты не появлялись? – спросил Фу-Фью.

– Всё чисто, мы глаз не смыкаем. Днюем и ночуем возле дерева, ни на шаг не отходим.

– Молодцы! – похвалил коробчатый инопланетянин. – Если появятся, немедленно докладывай. Сдаётся мне, эти вздорные мальчишки решили нас обхитрить.

Услышав это, акулы отстали от катера.

– Да они засаду устроили у собачьего дерева! – с негодованием заявил Лера.

– Ну, да, – приуныл Шурка. – К нему теперь так просто не подобраться.

И друзья в растерянности остановились, не зная, что делать и как быть. Неожиданно со дна океана всплыла огромная рыбина. Открыла необъятную пасть и проглотила их в мгновение ока. Вокруг стало тёмно, хоть глаз выколи.

– Ёлки-палки! – испугался Лера. – Нас кит проглотил!

– Кит не проглотит. Киту китовый ус[73] мешает таких, как мы, глотать, – не согласился всезнающий Шурка. – Кит планктоном[74] питается, а ещё крилем[75] и мелкой рыбкой.

– Кто же нас тогда слопал?

– Скорей всего, кашалот. У кашалота пасть здоровенная, он даже лодку может проглотить. Мы, наверное, у него в глотке застряли.

– С чего ты взял?

– А с того, что в желудке у кашалота полно соляной кислоты. Ещё там должны быть здоровенные камни, которые помогают ему пищу перетирать. Кашалот их специально со дна моря поднимает.

– И нас перетрёт и кислотой попалит, – расстроился Лера. – Надо выбираться, пока он нас до конца не проглотил.

В следующий миг на его носу-молоте образовался длинный вырост, на конце которого вспыхнул яркий фонарь, как у какой-нибудь глубоководной рыбы[76]. У Шурки появился такой же.

– Опять ты со своей интуицией, – мысленно пробурчал Захарьев.

В свете своих носовых фонарей они увидели длинную нижнюю челюсть, из которой торчало штук тридцать гигантских зубов.

– Так и есть, – заключил Шурка. – Мы в глотке у кашалота болтаемся.

– Похоже, ему кто-то по физиономии надавал, – предположил Лера.

– Это почему же?

– Видишь, ни одного верхнего зуба нет. Или в драке выбили, или он цингой[77] болел. От неё тоже зубы выпадают.

– Ха! – вильнул хвостом Шурка. – У зубатых китов так и должно быть.

– Что же это за зубатый кит, когда он наполовину беззубый?

– Зато без верхних зубов он может любую самую крупную добычу в себя всосать.

– А зевать он умеет? – поинтересовался Лера. – Если бы он зевнул, мы бы выскочили и спаслись.

– Точно не знаю. Зевают обычно сухопутные животные, когда у них в теле накапливается много углекислого газа.

– Может, ему глотку пощекотать? Он закашляется и выплюнет нас.

– Не поможет, – мигнул своим фонариком Шурка. – Для кашалота твоё щекотание, как комариный укус для слона. Он, знаешь, каких кальмаров глотает?

– Каких?

– По десять метров длиной и по двести килограмм весом. И кальмары эти с ним сделать ничего не могут.

Освобождение

Неожиданно кашалот разинул пасть. Не успели друзья испугаться, а уж оказались на морском дне.

– Ё-моё! – огляделся Шурка.

Над ними нависла громадная тупоголовая туша. Мальчишки глянули ещё выше и похолодели – глубина была такая, что свет едва пробивался сквозь многометровую толщу воды.

– Да нас сейчас расплющит, как букашек асфальтовым катком! – запаниковал Лера.

– Расплющит или не расплющит, а кессонная болезнь[78] обеспечена, – обречённо вздохнул Шурка.

– Не дрейфь, братва! – вдруг сказал кто-то мысленно. – Вы же ещё акулы. А акулам ни глубина, ни кессонка не страшны.

– Кто это? – в испуге завертел головой-кувалдой Лера.

Рядом не было абсолютно никого, если не считать тупоголовой громады кашалота.

– Да это я, я вам говорю, – неожиданно колыхнулась квадратная туша.

– Опять Фу-Фью! – попятился Лера.

– А ну стоять! – приказал грозно кашалот. – Ещё один гребок плавником – и я вас опять проглочу!

– Всё, – пали духом друзья. – Обвели нас пришельцы вокруг пальца.

– И ничего не пришельцы, – обиделся кашалот, – я коренной океанский житель по прозвищу Левая Ноздря. И не надо на меня наговаривать. Я настоящий землянин.

– Так вы на самом деле рыба? – обрадовался Лера.

– Сам ты рыба! – огрызнулся кашалот. – А я млекопитающее, хоть и живу в воде.

Ну, хорошо, – принялся рассуждать Шурка. – Если вы настоящий земной кашалот, то почему же вы мысли телепатируете?

– Да у нас все морские существа – телепаты, – оттопырил нижнюю губу Левая Ноздря. – Как же нам друг с другом общаться, если мы разговаривать не умеем?

– Понятно, – вильнул хвостом Лера. – А зачем тогда вы нас проглотили?

– Разговор имеется.

– Тогда говорите быстрей, а то мы и так уже опаздываем.

– Подождите минуточку, – пообещал загадочно кашалот.

Ровно через минуту их накрыла необъятных размеров туча. Друзья присмотрелись и ахнули. На них отовсюду опускалось бесчисленное количество самых разнообразных рыбок, рыбёшек, рыб и рыбин. Не успели они как следует испугаться, а необъятная стая уже легла на дно, образовав вокруг них свободное пространство в виде треугольника. Вскоре в центр этой треугольной полянки вплыла небольшого размера рыбка. Была она вишнёвого цвета с красно-золотистыми полосами вдоль тела и большими усталыми беличьими глазами.

– Ваше подводное величество! – колыхнулся кашалот. – Два сухопутных существа невероятного происхождения по вашему приказанию доставлены.

Услышав это, Лера от изумления чуть водой не поперхнулся.

– Да это же золотая рыбка! – булькнул он. – Владычица морская!

В следующий миг фонарик над его головой потух, а вырост на носу сам собой рассосался. С Шуркой произошло такое же преобразование. На дне стало совсем темно.

– Дайте света! – приказала «владычица морская».

Тотчас над ними зависло несколько глубоководных рыб, из которых, словно из люстр, торчали в разные стороны ярко-светящиеся отростки. На полянке стало светло, как в театре, когда включают юпитеры и прожектора.

– Давайте знакомиться, – подплыла ближе «владычица морская» и назвалась: – Рыба-солдат.

– Солдат? – удивились друзья. – А почему тогда вас зовут «ваше подводное величество»?

– Потому что всякий государь во время войны становится солдатом, – скромно пояснила золотая рыбка.

– Какая же у вас война? – огляделся Шурка. – Всё тихо.

– Беспрерывная война с сухопутными существами, – продолжила рыба-солдат. – Какой уж век подряд они вторгаются в пределы нашей водной отчизны и убивают нас миллионами. По сей день нас ловят без зазрения совести когтями, зубами, крючками и сетями. Сколько мы ни пробовали объяснить, что мы такие же разумные существа, как и сухопутные, – ничего не получается. Рыбы говорить не умеют, а сухопутные не умеют читать мысли на расстоянии. Поэтому вся надежда на вас.

– Чем же мы можем помочь? – удивился Лера.

– Походатайствуйте за нас в эЛэРэС.

– эЛ-эР-эС? – переглянулись друзья. – Что это такое?

– Лига Разумных Существ, – пояснил золотой солдат. – Заседания Лиги проходят на горе Килиманджаро, которая расположена в центре Африки. Только вы сможете туда добраться. Сообщите всему сухопутному миру, что рыбы не бесчувственные существа. Мы требуем, чтобы на жителей ручьёв, рек, озёр, морей и океанов также распространялась декларация прав и свобод. В противном случае, мы объявим беспощадную войну всем сухопутном тварям.

– Ничего себе! Тут настоящая революция, – заметил Лера.

– Нам некогда, – замялся Шурка, – у нас и без этого проблем полно.

– Знаем мы о ваших проблемах, – прищурил беличий глаз государь. – И готовы помочь.

– А давай, – нашёлся тут Лера, – какую-нибудь рыбу преобразуем, чтобы она умела говорить. Тогда они и без нас обойдутся.

– С рыбой не получится, рыба задохнётся без воды, – покачал головой Шурка – А вот кашалота можно, он млекопитающее и воздухом дышит.

В следующий миг кошачья акула подплыла к Левой Ноздре и шлёпнула его хвостом по квадратной морде. Возмущённый кашалот нахмурился, открыл свою громадную пасть, выпустил воздушный пузырь и неожиданно сказал: – Мама.

– Ха, получилось! – задрал нос-молот Лера и объявил: – Первый в мире говорящий кашалот.

От радости рыбья стая затрепетала хвостами, а не менее взволнованный рыбий государь подплыл к ближайшему глазу Левой Ноздри.

– Ты всё знаешь, – телепатировал он. – Немедленно плыви наверх и передай наши требования. Каждая секунда промедления стоит сотен загубленных рыбьих жизней.

– Есть! – сказал басом кашалот и устремился к поверхности океана.

– Ну, вот, – посмотрел ему вслед морской владыка. – Теперь и мы получим равноправие.

– Главное, – заметил скат-орляк, покосившись на зубастую пасть тигровой акулы[79], которая плавала неподалёку, – получить технологии по производству рыбьего мяса.

– Да-да, – поддакнула акула. – Весьма гуманное начинание.

Спустя минуту над ними мелькнула тень, и на дно опустилось безжизненное тело Левой Ноздри. Вода вокруг окрасилась кровью.

Сражение

– Боже мой! – встрепенулся рыбий государь. – Что с ним?!

– Тяжёлое ранение головы, – сообщил русский осётр.

Над глазом кашалота торчал гарпун.

– Что случилось? – бросились к нему рыбы.

– Животные! – прохрипел кашалот, пуская кровавые пузыри. – Я им про равноправие, а они в меня гарпуном.

– Молчи, молчи, – остановила его золотая рыбка. – Сейчас мы тебя подлечим, и потом ты всё расскажешь.

По приказу государя тотчас явился трёхметрового роста кальмар. Взобравшись на кашалота, он обвил одним из своих щупальцев гарпун, упёрся остальными семью ногами в кашалотову морду, поднатужился и вырвал гарпун из раны. Левая Ноздря мужественно терпел и не издал ни звука. Только чуточку хвостом дёрнул в особо болезненный момент. Рану заткнули пучком водорослей и замазали донным илом.

– А это не опасно? – забеспокоился Лера. – Может быть заражение крови и всё такое.

– Водоросли содержат йод[80], а морской ил[81] – питательные вещества, – пояснил Шурка.

Придя немного в себя, кашалот рассказал, что на него напали животные с проходившего мимо катера. А кроме того, сообщил, что когда удирал в глубь океана, то видел, как они прыгнули за борт и тотчас превратились в стаю тунцов[82].

– Бред! – показала три ряда зубов тигровая акула. – Это у тебя галлюцинация из-за ранения в голову.

– И никакой не бред, – заступился за кашалота Лера. – Это инопланетяне. Гоняются за нами по всей земле. Увидели говорящего кашалота и решили, что это кто-нибудь из нас.

– Как же они вас обнаружили? – встрепенулся морской государь. – Ведь прямо над вашими головами кружили.

– Да всё просто, – вступил в разговор Шурка. – Вначале Лера удочки-лампочки на наших носах сделал, а потом я наделил даром речи Левую Ноздрю. Вот инопланетяне источник преобразования засекли и на нас вышли.

– Теперь могут в любой момент налететь, – заметил Лера, вращая своими акульими глазами во все стороны. – Утащат в космос и опять будут на нас опыты ставить.

– Ах, негодяи! – заволновались рыбы. – Кто же нам тогда поможет стать равноправными членами общества? Кто передаст на сушу наш ультиматум?

– Левая Ноздря не сможет, – доложил спрут. – У него тяжёлая черепно-мозговая травма.

– Значит, так, – махнул хвостом и всплыл над рыбьим сборищем золотой солдат. – Пусть эти два невероятных существа, – указал он на Шурку с Лерой, – передадут в эЛэРэС наш ультиматум, а мы их прикроем и задержим поддельных тунцов.

– Надо как следует наказать этих нехороших, но очень вкусных тунцов, – щёлкнула пастью тигровая акула.

– Казнить не будем, – не согласился морской владыка. – Это не гуманно. А вот, где раки зимуют, покажем.

– Непременно покажем, – ухмыльнулась акула. – Я как раз утречком пару омаров[83] проглотила.

Морской государь на это ничего не ответил. Вдали дозорные обнаружили стаю тунцов. Хищно рыская из стороны в сторону, они стремительно приближались.

– Немедленно отправляйтесь в Африку! – приказал друзьям золотой солдат. – И непременно передайте наш ультиматум в Лигу Разумных Существ.

И когда рыба-молот и кошачья акула поплыли прочь, взмахнул воинственно плавником: – По наступающему врагу!..

Наперерез тунцам ринулась, громко хрюкая, многотысячная стая жёлто-голубых ронок[84]. Увы, не успели хрюкающие рыбки приблизиться к противнику, как остекленели и с тихим звоном упали на дно.

– У тебя научились, – вильнул хвостом Шурка, набирая скорость.

– Угу, – отозвался Лера, который нёсся вслед за другом.

Друзья уходили всё дальше и дальше на юго-запад, туда, где раскинулся громадный африканский материк. А позади них разворачивалось настоящее сражение.

Вслед за ронками дорогу тунцам перекрыли скаты-орляки[85].

За ними – скаты-хвостоколы[86], вооружённые острыми иглами. Тунцы тотчас стали кружить вокруг них. Управляя водой, они всё быстрее и быстрее перемещали её слои. Со стороны казалось, будто скаты попали в огромный стакан с чаем, который стремительно помешивают ложкой. Вскоре скатов скрутило так, что они стали походить на туго свёрнутые в трубочку газеты. Ещё миг – и трубки, будто гвозди, оказались вбитыми в илистое дно.

– Мы терпим поражение, но не сдаёмся! – объявил золотой солдат. – Позвать ко мне старую гвардию!

Ряды рыб позади океанского императора раздались в стороны, и вперёд выплыла сотня рыб-жаб[87]. Ничего героического в их облике не было, и тунцы хотели уж зашвырнуть жабоподобных рыбок куда подальше. Но рыбы-жабы открыли рты и вдруг заревели, словно сто паровозов, вместе взятых. Оглушённые инопланетяне на миг оцепенели. Пока они приходили в себя, из засады выскочила девятиметровая тигровая акула. Разинула страшную пасть и проглотила одним махом всех тунцов.

– Мой император, – подплыла она к золотому солдату. – Ваше приказание выполнено. Противник уничтожен.

Но в следующий момент внутри неё нечто вспыхнуло с такой силой, что акула вся от кончика хвоста до кончика носа засветилась, словно тысячеватная лампочка.

– Пропадаю, – сцепила она три ряда своих зубов. – Мне плохо.

– Держись, – приказал морской владыка.

Тигровая акула стала подёргиваться в разные стороны.

– Сейчас хвост оторвётся, – сообщила она жалобно.

По дороге в ЛРС

Добрых полчаса друзья неслись без остановки, как заведённые. Наконец, Лера, который плыл вторым, не выдержал.

– Шурик! – телепатировал он. – Преврати меня в какую-нибудь птичку. Сил нет, с таким здоровенным носом против волны грести. И глаза вразбежку.

– Ага, – не согласился Шурка. – Стоит мне сделать преобразование, и нас опять инопланетяне засекут.

– Всё равно когда-нибудь придётся на берег выбираться, – напомнил Лера. – Чем раньше преобразуешь, тем дальше мы сможем незаметно улететь и следы запутать.

– Ладно, – сдался Шурка, – всплываем.

Едва они достигли поверхности океана и закачались на его волнах, так тотчас превратились в двух белоснежных альбатросов[88].

– Вперёд! – приказал Шурка.

Заработал бешено лапами, захлопал крыльями и взлетел. Ни на миг не задумываясь, Лера последовал за другом. Взмыв высоко в небо, они вновь повернули в сторону Африки.

– А почему альбатросами?! – крикнул Лера, оглядывая свои руки, которые превратились в два двухметровых белых крыла с несколькими чёрными перьями на концах.

– А потому, – отозвался Шурка, – что альбатросы настоящие морские странники и могут без отдыха лететь сколько угодно миль подряд.

– И не устают?

– Нет, они крыльями почти не машут, а используют силу ветра.

– Здорово! – обрадовался Лера.

Хотел спросить, как долго лететь до Африки, но залюбовался бескрайним океаном и замолчал. Шурка тоже молчал и тоже любовался. Так они летели и час, и другой, и третий, и четвёртый, а морским просторам конца и краю видно не было. Неожиданно на поверхности океана показалась стая рыб, которая стремительно плыла параллельным курсом, выставив из воды плавники. Вот стая пронеслась по очередной волне. Достигла её края, где волна заворачивается в барашек, и, оторвавшись от воды, полетела по воздуху. Через несколько мгновений рыбы, подхваченные встречным ветром, поднялись ещё выше и полетели рядом с друзьями.

– Только я кушать захотел, как еда сама прилетела! – пошутил Лера.

– Это летающие рыбы, – подсказал Шурка. – Они так от хищников спасаются.

Лера присмотрелся и различил, что плавники летающих рыб похожи на крылья, которые позволяют им планировать на струях встречного ветра. Рыбы подлетели вплотную, и Лера попытался схватить ближайшую своим длинным клювом.

– Как не стыдно! – вдруг мысленно воскликнула рыба. – Там за вашу свободу тысячи океанических существ сражаются с пришельцами, а вы тут прохлаждаетесь. Немедленно поворачивайте на Африку!

– Мы туда и летим, – удивился Лера.

– Враки! – возмутилась рыба. – Мы плывём за вами второй час. Сразу вы летели на ю г, потом на запад, а теперь и вовсе повернули на север.

Тут направление ветра изменилось, и летучим рыбам пришлось пойти на снижение. Проследив за рыбьей стаей, пока она не скрылась в океанической волне, Лера нагнал друга.

– Мы что, на самом деле кругами летаем? – спросил он, планируя крылом к крылу рядом с Шуркой.

Шурка глянул на Леру, потряс головой, словно просыпаясь,

затем оглянулся на солнце, которое мало-помалу клонилось к закату, и ничего не сказал. Тогда Лера завис над ним и ткнул друга клювом в шею.

– Шурик! – потребовал он. – Просыпайся!

– Да я не сплю, – отозвался Шурка скучным голосом. – У меня какое-то непонятное состояние – хочется всё время над океаном лететь и на волны смотреть.

– Это из-за того, что мы альбатросы, – догадался Лера.

– Угу, – признался Шурка, – альбатросы могут годами без земли обходиться.

Лера снова ткнул его в шею.

– Давай, – потребовал сердито, – переделывай нас в птиц, которые землю любят. Иначе мы окончательно обальбатросимся и никогда отсюда не выберемся.

– Одну минуточку, – пообещал Шурка и опять замолк.

Прошла минута, вторая – никаких изменений.

– Шурик! – запищал Лера. – Немедленно преобразовывай! А не то я тоже заворожусь волнами, и мы пропали!

И так долбанул Захарьева клювом, что тот сразу же превратился в орла. Лера посмотрел на себя и увидел, что и он теперь тоже самый настоящий степной орёл. Размер крыльев у него уменьшился до полуметра, перья стали тёмно-бурого цвета, клюв изогнулся, а на лапах появились загнутые крючками аккуратные когти.

– Всё, – объявил окончательно пришедший в себя Шурка. – Летим в Африку строго на юго-запад.

Битва орлов и аистов

Долго ли коротко друзья махали крыльями, но, наконец, вдали показалась земля.

– Ура! – возликовал Лера.

– Ура! – поддержал его Шурка. – Через десять минут приземлимся и пойдём обед искать.

Увы, через минуту на них налетела целая стая орлов. «Пропали мы», – испугались мальчишки. Но орлы вели себя миролюбиво.

– Привет, братья! – заклекотали они хором.

– Здравствуйте! – отозвались друзья.

Увидев, что орлы не опасны, Шурка решил поведать им об ультиматуме подводного мира.

– Рыбы собираются объявить войну! – сказал он самому крупному орлу, который летел впереди всех и, судя по всему, был вожаком.

– Войну? Рыбы? – удивился главный орёл. – Да они говорить не умеют. Что за чушь!

– Они телепатически передали, – пояснил Лера, подлетевший к вожаку с другого бока.

– Что такое телепатически? – повернул голову вожак.

– Мысленно, без слов.

Орёл ничего не понял.

– Ладно, – закрутил он головой, оглядываясь. – Что хотят рыбы?

– Равноправия, свободы и неприкосновенности личности. А ещё требуют, чтобы им современные технологии по производству рыбьего мяса передали…

– Зачем? – удивился орёл. – В океане полно натуральной рыбы.

– Я же говорю, требуют свободы, равноправия и…

– Внимание! – вдруг крикнули сверху, где летело несколько дозорных орлов. – На горизонте замечен отряд противника!

– Ага! – щёлкнул клювом вожак. – Сейчас вы увидите, как надо сражаться за равноправие.

– Ну-ка, братишки, – оглянулся он на стаю, – стройтесь боевым клином.

Орлы стали перестраиваться.

– Что случилось? – забеспокоился Шурка. – Инопланетяне?

– На нас встречным курсом движутся аисты, – пояснил вожак.

– И что теперь?

– Будет свалка.

– Что?

– Вы, что, молодёжь, впервые в перелёте?

– Угу, – кивнули друзья.

– Тогда готовьтесь к первому в своей жизни воздушному бою, – торжественно объявил вожак. – Благословляю вас на победу.

– Мы, что же, будем бить аистов?

– Ну, да.

– За что?

– Они нам никогда в этом месте дорогу не уступают, а мы им. Вот и бьём друг друга.

– Так может, нам изменить маршрут? – миролюбиво предложил Шурка. – Было бы из-за чего драться.

– Да ты что! – икоса глянул на него вожак. – Мы испокон веков летаем по этой линии. Чтобы орлы изменили заветам предков? Никогда! Ни за что!

– А как же неприкосновенность личности и свобода передвижений? – напомнил Лера.

– Ха! Если мы им уступим свободу передвижения, то сами её потеряем. За свои права надо бороться.

– Неужели нельзя договориться?

– Сейчас договоримся, – многозначительно пообещал вожак.

В следующий миг две стаи встретились и пошли кружить одна возле другой. Никто не нападал – ни орлы, ни аисты. В это время два вожака вели дипломатический разговор. Разговор был коротким.

– Ну, что, крутоклювые, даёте дорогу? – спросил вожак аистов.

– Лучше вы нам уступите, длинноногие, – ответил вожак орлов.

– А в глаз?!

– А в ухо?!

Тут они и сошлись грудь в грудь. Глядя на них, обе стаи тоже сцепились между собой клювами и когтями. Шурку сразу же какой-то наглый аист так долбанул по голове, что он кубарем полетел вниз. Увидев это, Лера бросился следом и успел подхватить раненного друга над самой поверхностью

воды. На бреющем полёте[89] они с трудом добрались до берега и упали там без сил на тёплый песок. Полежали, отдышались. Ещё чуток полежали и незаметно для себя уснули.

Майн Ушастый

Проснувшись, Лера обнаружил, что вместе с Шуркой вернулся в свой прежний мальчишеский вид.

– Интересно, – оглядел он себя с ног до головы, – как это получилось?

– Да всё просто, – отозвался Шурка, который проснулся вслед за другом. – Только ты глаза закрыл, смотрю, у тебя вместо орлиных лап ботинки торчат. Пропали и снова появились, и снова пропали. Я сразу понял, что это твоя интуиция проснулась, пока ты дрыхнешь. Тогда я скоренько вернул нас в котов, чтобы твоя интуиция на полную катушку заработала.

– Понятно, – с хрустом потянулся Лера. – Всё-таки здорово быть человеком.

– Здорово, – согласился Шурка. – А ещё здоровей быть сытым человеком.

Только тут Лера вспомнил, что последний раз они ели ещё в Мурзиковом Причале.

– Сейчас бы сосисок жареных…

Оглядевшись, друзья обнаружили, что вдоль берега тянется сад. А в нём множество мандариновых, апельсиновых, лимонных и грейпфрутовых деревьев. Повсюду с веток свисали плоды. Одни только сформировались и были крохотными. Другие – покрупней, но всё ещё зелёные. Третьи с нежным румянцем на боках. И, наконец, четвёртые были совершенно спелые – жёлтого, оранжевого и даже красного цвета.

– Наверное, это сорта такие, которые плодоносят круглый год, – заметил Шурка, чавкая сочным апельсином.

Лера, успевший запихнуть в рот целиком сладкий мандарин, только промычал в ответ.

Уплетая фрукты, мальчишки сидели в тени лаврового куста. Неожиданно рядом с ними раздалась весёлая песенка.

– Апельсины, мандарины, как прекрасен этот мир! – пел весьма приятный мужской голос.

Удивлённые друзья переглянулись – что за чудеса?! В саду под деревьями никого не было.

– Апельсины, мандарины, как прекрасен этот мир! – опять пропел невидимый мужчина.

Только тут Лера догадался поднять голову. Присмотревшись, он заметил в кроне соседнего дерева птицу, похожую на скворца. Лапы у незнакомца оказались красно-бурыми, а клюв розового цвета. И туловище было розоватым. А голова, шея и крылья почти чёрными с зеленовато-фиолетовым отливом. Кроме того, на голове у него смешно торчали перья, похожие на уши.

– Это вы так красиво поёте? – с сомнением спросил Лера.

Услышав вопрос, птица подпрыгнула от удовольствия.

– Да, я, – сказала она бархатным баритоном[90]. – Позвольте представиться: розовый скворец Майн Ушастый.

Лера, который держал дома певчих птиц и знал о них многое, совсем растерялся.

– Извините, – подошёл он ближе. – Что-то я никак не пойму – с виду вы, действительно, ушастый розовый скворец, а поёте как настоящий оперный певец и называете себя майн. Может быть, майна? Но тогда это совсем другая птица. Ведь майна намного крупнее скворца, и голос у неё скрипучий и хриплый, а то, бывает, и вовсе каркает, как ворона.

– Это у меня имя такое – Майн, – пояснил скворец. – А фамилия – Ушастый.

Лера тотчас вспомнил собаку-девушку, которая с виду была настоящий водолаз, а называлась Доберман Пинчер. Всё понял и заулыбался.

– А меня Лерой зовут, – ткнул пальцем себя в грудь. – А это Шурка. Но почему у вас голос такой?

– Потому, что вы угадали, – артистично склонил голову розовый скворец. – И я на самом деле оперный певец. Закончил консерваторию при Ла Скала.

– Это театр такой в Риме, – обнаружил свои познания в области певчего искусства Лера.

– Верно, – обрадовался Майн. – Самый знаменитый театр в мире.

– Так это Италия? – показал Шурка рукой на сад и обернулся к берегу. – А это Средиземное море?

– Так и есть.

– Выходит, до горы Килиманджаро ещё шесть тысяч километров?

– Да тут недалеко, – махнул крылом розовый скворец. – Два дня лёту.

– А зачем вам Килиманджаро?

– Рыбы просили за них в Лиге Разумных Существ выступить, – пояснил Лера. – А вообще за нами пришельцы гонятся.

– Тогда вам лучше в человеческий город пойти, – заметил Майн. – Они там всё умеют. Даже судьбу по ладони выправляют.

– Как это?

Мальчишки посмотрели на свои ладони и не увидели ничего необычного. Скворец спорхнул с ветки, сел Шурке на руку.

– Видите, сколько у вас линий, чёрточек, точек и пересечений разных? – стал он тыкать клювом в ладонь. – Вот линия сердца, вот линия ума, а вот линия жизни. Настоящая карта судьбы. Что в ней написано, то непременно должно произойти.

– Как же тогда можно изменить судьбу?

– Ну, не знаю. В человеческом городе используют высокие технологии. Чуточку удлинят линию жизни, и ты уже живёшь не шестьдесят, а сто двадцать лет.

– А далеко человеческий город от горы Килиманджаро?

– Далековато. Я бы вас с удовольствием проводил, но прямо сейчас улетаю в составе фронтовой бригады артистов на юг Казахстана. Будем перед бойцами с концертами выступать между боями.

– Между боями?

– Ну, да. Там уже неделю война идёт.

– Какая война? – испугались друзья, решив, что инопланетяне добрались до Казахстана. – Там же океана нет!

– При чём тут океан? – удивился Майн. – Полчища марокканской саранчи напали на Чуйскую долину и пожирают всё на своём пути. Сейчас туда прибывают всё новые и новые силы розовых скворцов.

– А саранчи вы не боитесь?

– Тю! – удивился Майн. – Чего её бояться? Саранча весьма приятна на вкус. Главное, перед употреблением ей крылья и лапки оборвать. Мы, розовые скворцы, очень её за это уважаем. Выстраиваемся цепочкой перед наступающим противником и клюём саранчу до бесконечности.

Серые гуси

Проводив Майна Ушастого с бригадой артистов на фронт, друзья задумались.

– Может, на самом деле у людей спрятаться? – растерянно почесал за ухом Шурка.

– И толку? – не согласился Лера. – Давай на Килиманджаро драпать. Во-первых, перед рыбами неудобно. Ведь обещали. А во-вторых, расскажем про инопланетян в Лиге Разумных Существ, и они всем миром за нас заступятся. Может, тогда и к собачьему дереву проберёмся и уйдём из этого времени.

Выслушав Лерины доводы, Шурка согласился.

– Как добираться будем? – посмотрел он на друга, настраиваясь на преобразование. – Опять по воздуху?

– Конечно, – кивнул Лера. – Так быстрей и легче, чем ногами топать.

– А в кого превращаемся?

– Только не в альбатросов, – предупредил Лера. – Не то опять в океан улетим. Надо такую птицу подобрать, чтобы нам с её инстинктами по пути было.

– Это как? – не понял Шурка.

– Всё просто. Килиманджаро в центре Африки находится, а мы на берегу Италии. Теперь надо определить, кто из птиц летит в тёплые края, в смысле, в Африку, и в них превратиться.

– Ну и кто? – посмотрел Шурка на Леру. – Я ни одну птицу не знаю, которая на юг улетает.

– А скворцы? – посмотрел на него Лера. – А дикие утки, а гуси… Во! – подскочил он. – Преврати нас в серых гусей. Они самые настоящие перелётные птицы. Очень выносливые. Могут целый день крыльями махать без остановки. И в море их не тянет, только если на реки и озёра.

Медовая деревня

Превратившись в серых гусей, друзья взяли курс на гору Килиманджаро.

– Раз, два! – махали они крыльями. – Раз, два!

Прошёл час. Вначале они любовались раскинувшимися под ними видами земли. Но потом и это надоело. Ещё через час и Леру, и Шурку стало клонить ко сну. К концу третьего часа они по-прежнему равномерно махали крыльями, но глаза их были крепко закрыты. Мальчишки, как говорят, спали на ходу, а вернее, на лету.

Очнулись от холода. Открыли глаза и увидели, что солнце уже коснулось далёкого горизонта, а они летят над самой землёй. Только теперь она не утопала в зелени садов, а была покрыта снегом.

– Ё-моё! – крикнул Шурка. – Мы высоту потеряли! Ещё чуток, и во что-нибудь врежемся!

– Это не мы снизились, – отозвался Лера. – Это земля поднялась. Мы над горами летим. Видишь, всё снегом занесло.

– Настоящая зима!

– Скорее, весна, – не согласился Лера и показал клювом на чернеющие между сугробами прогалины. – Вон ручейки бегут.

– Давай приземляться, – объявил Шурка. – Передохнуть надо и узнать, куда это нас занесло.

– У кого тут узнаешь?

– А вон деревня прямо по курсу.

Лера глянул, и точно – впереди на одной из обширных лесных полян расположилась небольшая – домов на десять – деревушка.

Приземлившись на опушке леса, они обернулись прежними мальчишками и двинулись к жилью. По дороге им попался столб с деревянной табличкой, на которой было искусно вырезано название деревни.

– Медовая, – прочёл Шурка и облизнулся.

Выйдя на единственную улицу деревни, они не могли не подивиться её устройству. Дома были какими-то странными.

Сложены из толстенных, кое-как обтёсанных брёвен. А вот окон у изб не было, если не считать небольшого отверстия под самой крышей. Крыши тоже были какие-то несовременные: покрыты еловой щепой, а в некоторых местах и вовсе посыпаны хвойными иглами. Не было у изб и труб, а, значит, и печей. Какая же печь без трубы?

– Может, у них центральное отопление? – предположил Лера.

Шурка оглядел прилегающие к деревне окрестности.

– Тогда где котельная, в которой воду греют?

Котельной не было. Также не было ни магазина, ни ларька, ни даже столбов на улице. Да и сама улица была необычно кривая: то узкая, то широкая. В одном её месте росли берёзы, в другом едва ли не всю дорогу перекрывал колючий кустарник. Дворы же, огороженные жердями, заросли густыми кустами малины. Кроме изб да оград вокруг них, никаких других признаков цивилизации не существовало. Только на одном подворье друзья наткнулись на завязанный узлом толстый металлический лом. Лом был воткнут в землю подле порога избы.

– Тут какие-то силачи живут, – предположил Шурка.

– Смотри, – показал Лера на отверстие под крышей.

Шурка присмотрелся и различил, что из окошка через равные промежутки времени вырывается едва заметное облачко пара. Из-за этого парения края окошка были покрыты толстым слоем инея.

– Силач дышит.

Лера подошёл к массивной двери и легонько постучал.

– Не надо, – поёжился Шурка, – а вдруг он людоед.

– Ты что, забыл? Тут гуманизм, и всё просматривается со спутников.

В избе между тем ничто не сдвинулось с места. Из окошка по-прежнему вырывался пар. Лера постучал сильнее. Никакого результата. Тогда он грохнул в дверь кулаком, а после ногой. Лишь тогда из окошка перестало парить, а изба вздрогнула от чьего-то неосторожного движения. В следующий миг раздался оглушительный рёв.

Депутат Потапыч

– Кто там?! – орал неизвестный таким свирепым басом, что, будь в избе обычные окна, из них бы тотчас вылетели все стёкла.

Друзья в страхе попятились, готовые в любую секунду преобразоваться обратно в гусей и улететь. В следующий миг дверь распахнулась, и на пороге возник косматый и брюхатый метра два с половиной высоты бурый медведь.

– Вы зачем, граждане, тут стучите?! – рявкнул он сурово. – Весна ведь только-только начинается.

Друзья не поняли, что этим хотел сказать медведь.

– А при чём здесь весна? – отважился спросить Лера.

– Эх, голова два уха, – покачал медведь своей громадной башкой. – Ведь ныне все медведи в спячке пребывают. И пока срок не выйдет и тепло не настанет – нас будить не моги. Да лет двести тому назад вас за такую побудку просто разорвали бы на куски. Потому как медведь, которому сон перебили, самый опасный и злой зверь в лесу. Шатун называется.

– Ну, да ладно, – махнул он широченной лапой и отступил в глубь избы. – Заходите. Видно, дело у вас важное, неотлагательное, раз пришли к Потапычу.

Мальчишки вошли в избу и остановились, свыкаясь с царившим в ней сумраком. Мало-помалу из полутьмы проступило убранство избы, которое было на удивление просто. Посреди единственной комнаты стоял дубовый стол с двумя лавками. В ближнем углу под единственным окошком навалено сено, на котором, очевидно, и спал Потапыч. Да ещё на прибитых к стене оленьих рогах висели папаха и нечто вроде плаща.

– Говорите, – усадил их за стол Потапыч, – по какому такому делу прибыли?

– Нам бы перекусить с дороги, – смущённо улыбнулся Шурка.

– Для начала, – пояснил Лера.

Медведь озадаченно потёр лапой свой широченный лоб.

– Чем же вас угостить? – оглядел он углы. – Сам всю зиму лапу сосу. Хотя, – тут он полез в дальний угол, где стоял похожий на высокую колоду шкафчик.

– Вот, – выставил на стол глубокую глиняную миску, наполненную медовыми сотами.

Без хлеба и молока есть мёд было затруднительно. У друзей от чрезвычайной сладости тотчас защекотало в горле, затем в носу и даже в ушах. Съев по небольшому кусочку сот, они со вздохом вынуждены были отказаться от дальнейшего угощения.

– Теперь говорите, – почесал грудь Потапыч, зевнул и томно посмотрел на своё сенное ложе.

Не вдаваясь особо в подробности, друзья поведали об ультиматуме океанических жителей. Сонливость с медведя как рукой сняло.

– Ага! – встал он из-за стола и, сложив лапы на брюхе, прошёлся взад-вперёд по избе. – Непростая ситуация. Историческое дело.

– А вы молодцы, что меня разбудили! – остановился он. – Ради такого случая не то, что спячку прервать, – внеочередное заседание эЛэРэС объявить можно.

– Мы как раз в ЛРС и идём.

– А откуда путь держите?

– От побережья Средиземного моря.

– Гмы, – задумался медведь, – странно.

– Что странного-то? – не поняли друзья.

– Да то, что ежели вы от Средиземного моря топаете, то идёте совсем в противоположном направлении. Африка у нас на юге, а вы далеко на север забрались.

Лера посмотрел на Шурку.

– Ёлки-палки, – сказал он тихонько, – весной гуси не в Африку, а, наоборот, из Африки летят гнездиться в родные края.

Хоть он и говорил вполголоса, Потапыч, который, как все медведи, обладал чутким слухом, расслышал каждое слово и озадаченно посмотрел на гостей.

– О каких-таких гусях разговор? – поинтересовался он.

– Да это, – смутился и тут же нашёлся Лера: – мы по ним ориентировались и всё напутали.

– Добре, – усмехнулся медведь, снял с вешалки похожую на плащ одежду и нахлобучил на широкий лоб не менее широкую папаху. – Сейчас я вас в два счёта отправлю куда надо.

Услышав это, друзья разом ужаснулись, поняв вдруг, что в два счёта таёжный хищник может отправить их только на тот свет. От страха они сели обратно на лавку. «Со спутника же не видно, что в избе происходит, – посмотрел с тоской на друга Лера. – Он нас сейчас с голодухи порвёт и слопает. Сам же говорил, что спячку нельзя прерывать».

Депутатский ход

– Ну, – насупился медведь, – чего расселись? Шагом марш за мной!

И снова двинулся в дальний угол. Там, крякнув от натуги, он отставил в сторону буфет-колоду и выудил из кармана плаща ключик. Друзья присмотрелись и различили в углу избы небольшую медную дверь. Открыв её, Потапыч махнул лапой.

– Вперёд.

И сам полез первым. За дверцей оказался абсолютно квадратный коридор. И стены, и потолок, и пол его были идеально гладкими и при этом светились каким-то умиротворяющим неярким светом.

– Что это? – опешил Шурка, который вошёл в коридор вслед за медведем.

– Да вы кто такие? – удивился в свою очередь Потапыч. – Откуда взялись, если про депутатский ход не знаете?

– Депутатский? – переспросил Лера, прикрывая дверь.

– Ну, да, – гордо выпятил грудь медведь.

Только теперь при нормальном освещении друзья различили на его каракулевой папахе кокарду с тремя буквами «L.R.S.» и поняли, что на нём надет вовсе не плащ, а чёрная свободно ниспадающая мантия, как у судей.

– Я депутат Лиги Разумных Существ от белых, чёрных и бурых медведей, в том числе от медведей гималайских, канадских, карьякских, малайских, индийского губача, североамериканского гризли и очкового медведя из Южной Америки.

– А куда мы идём?

– Как куда? Созывать внеочередное заседание Лиги. Ведь вы сами мне про рыбий ультиматум рассказали.

– Так и есть, – кивнул Лера, – но ведь Лига далеко, в восточной Африке на горе Килиманджаро.

– Да бросьте вы, – отмахнулся медведь, – тут идти-то всего пять минут.

– А, – первым догадался Шурка, – торсионные коридоры, которые сокращают расстояния в миллионы раз?

– Для меня привычнее название депутатский ход, – буркнул медведь и вновь достал ключ. – Всё, пришли.

Перед ними была такая же медная дверь, как в избе. Покинув депутатский ход, мальчишки оказались в круглом большом помещении с множеством медных дверей. Некоторые из них были просто громадными и больше походили на ворота. А были и такие, через которые пролезла бы только мышь.

– Тут ровно десять тысяч дверей, – объявил Потапыч. – Для представителя каждого семейства свой индивидуальный «депутатский ход». Стоит только объявить полный сбор, и изо всех уголков земли начнут прибывать депутаты.

– Прошу к лифту, – указал он лапой на стеклянный цилиндр, подпирающий потолок в центре помещения.

Друзья подошли к лифту, и его прозрачная дверь распахнулась. Внутри не было абсолютно ничего – ни кнопок, ни даже потолка. Казалось, что они стоят на дне стакана, только гигантского. Медведь назвал нужный этаж. Сверху неожиданно обрушился ослепительный оранжевый свет. Такой же, какой некогда парализовал и затянул их на борт летающей тарелки.

Госпожа Панда

Оранжевый луч медленно поднимал вверх. Вспомнив, как вместе с бычком Филей их похитил Фу-Фью, мальчишки принялись крутить головами, помахивать руками, притопывать ногами – в общем, двигаться. Как ни странно, никакого паралитического воздействия этот оранжевый луч не оказывал. Потапыч посмотрел на гостей и словно мысли их прочёл.

– Лифт сделан по инопланетной технологии, – пояснил он и, когда лифт остановился, махнул лапой: – Прошу.

Первым делом медведь направился в бюро сообщений и разослал всем депутатам телеграмму-молнию, в которой объявлялось экстренное внеочередное заседание ЛРС.

– Любой депутат это может сделать, – пояснил он, – главное, чтобы основание было веским.

– А если никто не явится? – засомневался Лера.

– Явятся, – заверил медведь. – Только не все сразу. Полного сбора придётся ждать часа два.

– Пока суд да дело, – подмигнул он, – пошли в буфет. Здесь весьма вкусно готовят. К тому же, после зимней спячки я страшно голоден. Мы будем первыми посетителями в этом сезоне, и нам преподнесут вкуснятский сюрприз.

– В смысле, вкусный? – поправил его Лера.

– Ну, да, вкуснотищный, – облизнулся медведь.

– Нет, – стоял на своём Лера, – так неправильно говорить.

– Тогда вкуснотищенский.

– Тоже неверно.

– А, – махнул лапой медведь, – главное, что мы первые.

Каково же было удивление Потапыча, когда в буфете он обнаружил похожего на медведя коренастого увальня. Шуба у него была белая, а на груди и плечах – чёрная, словно он накидку на себя набросил. Чёрными у него были лапы и уши, а ещё два пятна на морде вокруг глаз. Присмотревшись, друзья различили среди этих чёрных пятен маленькие, почти кошачьи, глазки с вертикальными прорезями зрачков.

– Здравствуйте, госпожа Панда, – поклонился Потапыч.

Бело-чёрный зверь едва заметно кивнул в ответ и выудил из громадного блюда бамбуковый стебель.

– Всё жуёте? – нахмурился Потапыч, понимая, что не видать ему сюрприза ни вкусного, ни вкуснятского, ни вкуснотищного, ни тем более вкуснотищенского.

– Необходимость, – ухмыльнулась Панда. – У всех травоядных усваивается почти восемьдесят процентов пищи, а у панд только семнадцать процентов. Мы без постоянного

жевания умереть можем. А нам себя очень беречь надо – мы в красную книгу занесены, как вид, находящийся на грани вымирания. А вас, бурых медведей, пруд пруди.

– Вы бы детёнышей своих не бросали на произвол судьбы, – заметил Потапыч. – Глядишь, давно бы из вымирающих вышли.

– Это что такое вы имеете в виду? – насупилась Панда.

– А то, что когда какая-нибудь из ваших мамаш родит тройню, то на двоих даже и не смотрит, только одного выкармливает.

– Ах, вы об этом.

– Об этом, об этом.

– Но вы сами посудите, как же она может троих выкормить одновременно? Детки ведь у нас рождаются крохотные и совершенно беспомощные. Поэтому и забот требуют много и внимания. Панде-маме приходится всё время держать малютку в лапах и прижимать к соскам, чтобы она не умерла от голода. Где ей взять ещё четыре лапы, чтобы держать второго и третьего малыша? Тут бы одного от смерти уберечь.

– А папаши на что? – наседал Потапыч. – Взяли бы да из соски искусственно выкормили. Хоть козьим, хоть коровьим молоком.

– Как же так можно?! – возмутилась Панда. – Это уже не панды будут, а какие-то козлянды или телянды.

Медведь ещё поспорил немного, а потом махнул лапой и поспешил к стойке делать заказ, пока не появились другие вновь прибывающие депутаты.

Степь Масаи и колючки буша

Плотно пообедав в буфете Лиги, друзья в сопровождении медведя вышли на широкую, выложенную серыми гранитными плитами площадку. Со стороны стало видно, что здание Лиги имеет цилиндрическую форму. Венчает здание прозрачный сферический купол со множеством невысоких колонн по периметру. Над каждой колонной возвышалась статуя. Друзья признали пеликана, бегемота, зебру и павиана.

– Представлены все сухопутные животные вплоть до земноводных, – заметив их взгляды, уточнил Потапыч.

Подойдя к краю площадки, мальчишки увидели, что площадка эта вовсе не площадка, а широкий балкон, за перилами которого начинается головокружительная пропасть. Под ними громоздились горные склоны, на которых то тут, то там сверкали в лучах солнца снеговые глыбы ледника. Вдалеке же, куда глаза хватало, раскинулась бескрайняя равнина.

– Это степи Масаи, – обвёл лапой горизонт медведь.

– Что такое масаи? – поинтересовался Лера.

– Народ такой чернокожий, – вздохнул Потапыч. – Раньше масаи скот пасли, кочевали в степях.

– Какая же это степь, вон деревья растут, – показал Шурка вдаль.

Действительно, на бескрайней равнине были видны одиноко стоящие деревья, похожие на раскрытые зонтики.

– Так это и есть африканская степь Масаи, – подтвердил медведь. – Называется саванна. В ней акации растут и деревья ланнеа. Они такие ветвистые, с красноватыми листьями и толстой корой, точно как кожа у крокодила. Ещё там есть колючий буш.

– Буш? – удивился Лера.

– Ну, да, – кивнул медведь. – Такой кустарник. Буш с английского так и переводится – куст. В саванне растут душистые кустарники коммифора[91] и колючие молочаи[92] наподобие канделябров[93]. А ещё африканская сирень – лонхокарпус.

– Чего-чего?

– Тоже кусты. На них цветки, как у нашей сирени, фиолетовые, пурпуровые, а бывают белые. Только это, конечно, не сирень. Из листьев и молодых побегов лонхокарпуса делают голубую краску, а из корней добывают яд.

– А травы какие? – поинтересовался Шурка, у которого, как известно, мама была травницей, и который обожал ботанику.

– И трав хватает, – кивнул медведь. – Есть и алоэ, и дикая спаржа. Особо много слоновой травы. У неё росту два метра, а на верхушке метёлка, как у степного ковыля, и листья с полметра длиной. Но листья жёсткие, специально такие, чтобы во время засухи выжить.

– А что, часто засухи бывают?

– Каждый год. Аккурат с июня по сентябрь. Тогда в саваннах всё становится жёлтым и сухим, как порох. Только оброни искру, сразу же пожар начнётся. Во время засухи буйволы, зебры, антилопы, жирафы, олени, сернобыки, бородавочники, газели… все уходят к реке Тарангире. А в сезон дождей саванна зеленеет, и вся живность обратно возвращается на пастбища.

– Здорово, – оглядел Лера степной простор.

Вдалеке на горизонте, то ли почудилось, то ли на самом деле, возникло облачко. Лера толкнул локтем друга и показал на загадочное явление.

– Шурик, – попросил он, – сделай телескопическое зрение и посмотри – может, это инопланетяне наступают.

– А если не инопланетяне, а я преобразование сделаю? – парировал Шурка. – Тогда они нас точно вычислят.

– Да они ещё с рыбами сражаются, – сказал на это Лера, подумал и добавил: – наверное.

Облачко, между тем, росло в размерах.

Семь вершин мира

Глядя на стремительно приближающееся облако, друзья не на шутку встревожились.

– Да вы не пугайтесь, – заметив их бледные лица, успокоил медведь. – Это никакие не инопланетяне. Просто стада жвачных бегут на водопой. Я же вам говорил.

– А облако откуда?

– Это пыль, которую они своими копытами поднимают.

– Сколько же там копыт?

– Много. Десятки тысяч особей, никак не меньше. И бегут они более двухсот километров, пока до реки не добегут. И всё это время, как видите, за ними тянется огромный столб пыли.

Выслушав Потапыча, друзья повеселели и вернулись к краю площадки. Лера перевесился через перила.

– Интересно, откуда в Африке лёд? – показал он на ближайшую ледяную глыбу.

– Не знаю, – обескураженно развёл лапами Потапыч, – я, чай, в университетах не обучался.

– Ну, ты, Лерчик, даёшь! – пришёл на помощь медведю Шурка. – Вспомни, о чём нам на биологии Пантелеймон Юрьевич рассказывал: с поверхности водоёмов испаряется влага. Поднимается вверх и в виде облака летит над землёй. А на большой высоте, где всегда холодно, пар кристаллизуется и превращается в снежинки.

– Понятно, – кивнул Лера. – А лёд откуда?

– Так это и есть снег. Он то подтаивает, то опять замерзает, и постепенно превращается в лёд.

– Гмы, – задрал голову Лера. – Получается, по всей Африке снег должен лежать, ведь вокруг неё полно морей и целых два океана.

– Ну, нет, – ухмыльнулся Захарьев, – снежинки, конечно, могут попробовать упасть на Африку, но как только они опускаются в тёплые слои воздуха, тут же тают и превращаются в капельки дождя. А на вершине Килиманджаро, где жары нет, они не тают.

– Ха! – оживился медведь. – А ведь Килиманджаро с языка местных жителей так и переводится: гора, которая сверкает, или гора бога, несущего холод.

– Подумаешь, – хмыкнул Лера. – Снеговые шапки у многих высоких гор есть.

– Между прочим, – важно выпятил нижнюю губу Потапыч, – Килиманджаро – самая большая гора в Африке.

– Подумаешь, – ухмыльнулся Лера. – Среди гор-великанов она занимает только четвёртое место.

– А что, много таких на земле?

– Семь штук.

– А где остальные?

– Высочайшая в мире гора Джомолунгма находится в Гималаях, там, где Китай примыкает к Непалу.

– Намного выше нашего Килиманджаро? – поинтересовался медведь.

– А как же. Тут даже шести километров нет. А Джомолунгма высотой восемь километров да ещё восемьсот сорок восемь метров.

– Ух, ты! – крутанул широкой башкой Потапыч. – А другие вершины?

– На втором месте гора Аконкагуа, ей до семи километров не хватает всего тридцати восьми метров.

– Тоже в Китае?

– Нет, Аконкагуа находится в Южной Америке.

– А я знаю, – подпрыгнул Шурка, – там Анды, горная система такая, она Южную Америку от Тихого океана прикрывает.

– Точно, – кивнул Лера. – А третья самая высокая гора Мак-Кинли – в Северной Америке на Аляскинском хребте, она ростом больше шести километров.

– Четвёртая – Килиманджаро, а пятая – Эльбрус.

– О, – обрадовался медведь. – Это я знаю, это на Кавказе.

– Точно, – кивнул Лера.

– Кавказ подо мною один в вышине, – с чувством продекламировал Шурка.

– А ещё гора Монблан в Альпах.

– Мы это по истории проходили, – вспомнил Шурка. – Переход Суворова через Альпы. Это в Италии или во Франции, – добавил он неуверенно.

– И в Италии, и во Франции, – заверил Лера, – а ещё Альпы есть в Германии, Австрии, Словении, Швейцарии и Лихтенштейне.

– Ого! – удивился Потапыч. – Откуда ты всё это знаешь?

– Он ориентированием на местности занимается, – ответил за друга Захарьев. – В картах хорошо разбирается и по географии у него одни десятки.

– А остальные большие вершины где находятся?

– Одна в Антарктиде – Массив Винсон. Другая в Новой Гвинее – Пунчак-Джая, а в Австралии есть гора Косцюшко, но она самая маленькая, всего две тысячи двести двадцать восемь метров.

– Занятно, – потёр лапой лоб Потапыч.

В это время на вершину Килиманджаро наползло облако, и всё вокруг утонуло в его белоснежных барашках. Следом пошёл редкий снег. Одна из снежинок упала на нос Потапыча.

– А вот, – скосил он глаза на нос, – почему снег белый? Ведь лёд прозрачный? Значит, и снежинки должны быть прозрачными?

– Так они прозрачные, – подхватил Шурка одну из падающих снежинок, – просто каждая снежинка только на пять процентов сделана из кристалликов льда, а всё остальное в ней – воздух. Свет отражается от ледяных граней снежинки, и она кажется белой.

– Знание – сила, – вздохнул Потапыч.

Потом посмотрел на усиливающийся снегопад и неожиданно лёг брюхом на пол.

– Вы чего? – в тревоге огляделись друзья.

– Тише, – приказал медведь и приложил ухо к гранитной плите.

Мавензи, Шира и Кибо

Полежав так немного и чего-то там послушав, медведь, наконец, поднялся на задние лапы.

– Всё в порядке, – заявил он.

– А что вы там слушали? – заинтересовались мальчишки.

– Гора Килиманджаро состоит из трёх вулканов, – пояснил Потапыч. – Один из них Мавензи, другой – Шира, а третий, самый высокий вулкан, называется Кибо. На нём и установлено здание Лиги.

– Так мы сейчас на вулкане стоим? – не поверили друзья.

– Ага, – кивнул Потапыч, – учёные говорят, что расплавленная лава находится всего в четырёхста метрах от поверхности и может в любой момент вырваться наружу.

– Ёлки-палки! – посмотрел себе под ноги Лера. – Как же вы тут заседаете? Ведь это опасно.

– Ничуть, – ухмыльнулся медведь. – Мы в отличие от людей обладаем отменным чутьём и, бывает, за сутки чувствуем опасность. Сейчас вулкан спит. Правда, время от времени происходят выбросы газа. Но это не опасно. Зато на этом газу повара готовят для депутатов отменные обеды.

Неожиданно до их слуха донёсся мощный звериный рык. Потом нечто крякнуло, трумбкнуло, пискнуло, клацнуло, ухнуло, тявкнуло и истошно захохотало. Друзья в тревоге посмотрели на здание ЛРС.

– Кто это так? – спросил Шурка. – Может, инопланетяне?

– Опять вы за своё, – покачал башкой Потапыч. – Нет там никого, кроме наших депутатов. Всё просто: вначале депутатов поприветствовал лев, он нынче председатель Лиги. Ему ответила утка-кряква, за ней сказала «здрасте» выпь, потом аист, филин, за ними лиса. А последней поздоровалась гиена, она всегда так хохочет, как безумная.

– Пойдёмте в зал заседаний, – предложил Потапыч. – Надо с прибывающими депутатами разъяснительную работу провести – на свою сторону переманить. А когда Лига будет в полном составе – вы выступите и расскажете о рыбьем ультиматуме.

Зал заседаний Лиги

Проходя по коридору, они увидели встречу двух странных кошек, каждая из которых была величиной с крупную собаку. Вместо хвостов у кошек торчали какие-то обрубки. Кошки чмокнулись носами, а затем принялись бодаться, ударяясь лбами с такой силой, что по коридору всякий раз разносился громкий костяной звук.

– Чего это они? – покосились друзья на Потапыча.

– Это рыси, – пояснил медведь. – Они всегда так приветствуют друг друга. Вот та, что покрупней, – депутат от евразийского сообщества. А та, что помельче, – от рыжих и североамериканских рысей. Кстати, всё забываю спросить этих депутатов, почему их избиратели ненавидят лисиц.

– Рыси не любят лисиц? – удивился Шурка.

– Точно-точно, – кивнул Потапыч.

– А волков любят? – поинтересовался Лера.

Медведь задумался.

– Волков они побаиваются, – сказал он и вошёл в зал заседаний ЛРС.

Центральный зал Лиги Разумных Существ был похож на Минский цирк, в котором друзья вместе с одноклассниками однажды смотрели новогоднее представление. Только в Лиге всё было гораздо крупней и масштабней. Кроме того, купол зала заседаний был составлен из цветных витражей. Солнечные лучи, преломляясь в искусно подобранных разноцветных стёклах, освещали помещение чудным умиротворяющим светом. От этого всем, кто попадал в зал, становилось радостно и спокойно на душе.

Друзья сразу же обратили внимание, что кресел в зале заседаний нет. Вместо них на первых рядах лежали широченные маты. Чуть повыше циновки[94], ещё выше – матрасы, а далее и вовсе матрасики и коврики. В верхних рядах виднелись настилы, насесты и жердочки.

– Тут, – показал Потапыч на первые ряды, – заседают самые крупные сухопутные животные – представители слонов, жирафов, носорогов и бегемотов. Во втором ряду – депутаты от фракции львов, тигров, тюленей, зубров с бизонами, антилоп и медведей. Далее располагаются более мелкие существа. А верхние ряды для пернатых – от увальня пеликана до крошечного колибри.

В это время на другом конце зала появился лев.

– Так, – посмотрел медведь на друзей, – вы пока погуляйте, а я с начальством переговорю.

И Потапыч, опустившись на четвереньки, поспешил на другой конец зала.

Кровавый депутат

Депутаты мало-помалу прибывали. Отовсюду доносились птичье чириканье, посвисты, писк, клёкот, сопение, рыканье, кваканье и даже змеиное шипение. Зал заседаний, тем не менее, был заполнен только на треть. Друзья, по совету Потапыча, решили прогуляться и пошли вдоль рядов к выходу.

– Смотри, – шепнул Шурка дрогнувшим голосом.

Лера глянул и отшатнулся. Зрелище было устрашающим – обливаясь кровью, в первом ряду тяжело вздыхал бегемот. «Ничего себе гуманизм! – разом подумали мальчишки. – Бегемота прирезали!».

– Что это с вами? Вас ранили? – бросились они к окровавленному великану.

– Пусть бы кто попробовал, – расплылся бегемот в широченной улыбке, и друзья увидели редкие жёлтые зубы, среди которых, словно кинжалы, торчали два здоровенных клыка.

– А почему на вас кровь?

– Это пот у меня такого цвета, – пояснил бегемот.

– Да, но ведь ручьём течёт.

– Так и надо. Когда мне жарко, я всегда хорошенько потею, чтобы не перегреться.

– Эх, – снова тяжело вздохнул бегемот. – Мне бы сейчас в речку и поспать часок-другой. Мы ведь по ночам пасёмся на лугах, а днём в воде отдыхаем. Если бы не экстренный сбор, я бы булькнул в какой-нибудь славный омут.

И он ещё раз вздохнул: – Вы случайно не знаете, по какому поводу заседание?

– Знаем, – кивнул Лера, решив перетянуть бегемота на сторону рыб. – Океанические жители требуют принять их в Лигу Разумных Существ и считать свободными и равноправными.

Услышав это, бегемот заморгал своими заплывшими жиром глазками. Друзья припомнили поросячьи глаза коробчатого инопланетянина и поёжились. А вдруг перед ними не депутат, а замаскированный Фу-Фью? Словно подтверждая их опасения, бегемот встал и широко распахнул свою огромную пасть. Мальчишки в ужасе сжались… Но великан и не думал нападать, он отвернулся и протяжно зевнул в сторону.

– Я всеми своими шестнадцатью копытами «за», – заявил он, сдерживая второй зевок.

– Шестнадцатью копытами? – не поверил Лера.

– Именно, – и бегемот задрал переднюю лапу. – У нас, у бегемотов, на каждой ноге имеется по четыре пальца, и на каждом пальце своё собственное копытце.

– Здорово! – присмотрелся Лера и уточнил на всякий случай: – Значит, вы будете голосовать за то, чтобы принять жителей морей и океанов в эЛэРэС?

– А как же, – кивнул бегемот. – Они давно заслужили. Кстати, я с ними состою в родстве.

– Вы на рыбу не похожи, – усомнился Шурка. – Шутите?

– Нисколько. Правда, я родственник не рыбам, которые жабрами дышат, а китам, у которых есть лёгкие.

– И с китом у вас ничего общего нет.

– А вот и есть. Давным-давно у нас были общие предки. Они тоже любили воду. Примерно пятьдесят, а может, шестьдесят миллионов лет тому назад одни из них решили больше не выходить на сушу и превратились в китов. Другие землю не покинули и стали успешно развиваться. Нас было очень много. Представляете, тридцать семь родов!

– А где же они теперь?

– Умерли, – поник головой бегемот. – Все умерли. Остались только мы – гиппопотамы.

– Примите наши соболезнования, – друзья склонили головы вслед за бегемотом.

– Да вы особо не печальтесь, – дёрнул ухом гигант. – Вымерли они почти два с половиной миллиона лет назад. А про наше родство с китами совсем недавно стало известно. До

этого древние египтяне обзывали нас водяными свиньями, европейцы – водяными коровами, а древние греки почитали за речных лошадей. Гиппопотам, кстати, так и переводится – речная лошадь.

– На свинью вы местами похожи, – согласился Лера, – глаза такие же и уши. Насчёт коровы не знаю, может, потому, что толстые? А лошадь ни капельки не напоминаете.

– На самом деле мы бегаем, как лошади, – важно сообщил бегемот, – но только под водой.

– Как это?

– Да так, ныряешь и мчишься со скоростью тринадцать километров в час.

– Не может быть! – не поверил Шурка, оглядывая неповоротливую тушу депутата.

– У вас вон и брюхо по полу волочится, – поддержал друга Лера. – Вы даже ходите с трудом.

– Внешний вид бывает обманчивым, – хитро прищурился бегемот. – Но из-за того, что во мне весу больше трёх тонн, я сразу же опускаюсь на дно. А там только ногами успевай перебирать да через каждые пять минут всплывать на поверхность, чтобы воздуха глотнуть.

– Точно! – обрадовался Шурка. – И киты так плавают, то вынырнут, то нырнут, только они ныряют намного дольше.

– Конечно, дольше, – согласился бегемот и опять вздохнул, – гиппопотамы могут не дышать, самое большое, полчаса, и то в крайнем случае. А киты полтора часа на поверхность не всплывают. У них, знаете, какие лёгкие здоровенные – ого-го! А ещё у них кровь особенная, в ней намного больше кислорода помещается, чем в нашей. И расходует кит кислород не так как мы, а очень экономно. Нырнёт, и сердце его начинает биться в два раза медленней, а кислород поступает вначале в мозг и сердце, а потом уже к остальным органам, и то понемногу.

– Я слышал, что у кита сердце бьётся девять раз в минуту, – вспомнил Шурка.

– Вполне вероятно, – вздохнул бегемот и снова улёгся на свой мат.

Выклеванный и почёсанный

Попрощавшись с потеющим бегемотом, друзья пошли по длинному коридору, опоясывающему зал заседаний. Там было пустынно, только у буфета толпились посетители. Но когда по коридору, словно паровоз, промчался носорог, друзья от греха подальше поднялись на второй этаж, а потом и на третий, где прогуливались животные размерами поменьше.

За одним из поворотов третьего этажа они увидели самого обычного ёжика. Правда, вёл он себя как-то странно. Ёжик стоял на задних лапах, прислонившись колючей спиной к стене, и, закатив глаза, стонал.

– Вам плохо? – склонился над ним Шурка.

– Ой! Ой! – заплакал ёжик. – Что же это за жизнь такая – невозможно на природу выйти, свежим воздухом подышать.

– Вас, наверное, кто-нибудь обидел? – догадался Лера.

– Ещё как! – фыркнул ёжик, стараясь посильнее прижаться спиной к стене. – Надо объявить войну этим клещам и блохам!

– Клещам? – удивился Шурка.

– Блохам? – удивился Лера, и оба они посмотрели на густую колючую шубу ёжика.

– Им самым, – подтвердил ёжик. – Стоит мне пройтись по лужайке, так сразу же своими иголками, как щёткой, их счёсываю.

– Откуда?

– Как откуда? С травы. Они-то, паразиты, сидят на кончике почти каждой травинки и ждут, чтобы кто-нибудь по траве прошёл. Тогда они и цепляются. Дальше дело техники – вгрызайся в кожу да пей кровушку.

– Ужас!! – хором воскликнули мальчишки.

Ёжик снова закатил глаза.

– Послушайте, – посмотрел он на них умоляюще, – почешите спинку, пожалуйста, век за вас буду Бога молить.

– Как же мы почешем, – развёл руками Шурка, – когда у вас там сплошные иголки?

– Палочкой, палочкой, – стонал ёжик.

Никакой палочки поблизости не оказалось. Шурка собрался, было, спуститься в зал заседаний и попросить карандаш, который видел в руках у человеческого депутата. Но его опередил Лера.

– Уважаемый, – окликнул он вышедшего в это время из зала заседаний аиста, – не могли бы вы своим клювом почесать ёжику спину?

– Гмы, – удивился аист. – Мне, конечно, нетрудно, но, думаю, мой клюв будет великоват для ёжика.

– Если только пищуху кликнуть, – предложил он, заметив растерянность в глазах Леры.

Аист вернулся в зал. Поклацал там призывно своим большим клювом, и вскоре к друзьям подлетела серая птичка, похожая на воробья. Только клюв у неё был тонкий и длинный, да ещё изогнут вниз, точно пинцет.

– Ха, – осмотрела пищуха со всех сторон ёжика, – вас не только чесать, вас ещё и выклёвывать надо.

– Ай, ай! – взялся лапкой за лоб ёжик. – Что делать?

– Сидите смирно, – приказала серая птичка и взялась за работу.

Она так быстро тыкала своим клювом-пинцетом среди ёжиковых колючек, что клюв мелькал, словно игла швейной машины. Ёжик от каждого её клевка вздрагивал и тихонько ойкал. Не прошло и двух минут, как всё было закончено. Хорошенько почёсанный и выклеванный ёжик был счастлив.

– Если не ошибаюсь, поползень приходится вам родственником? – с уважением посмотрел на пищуху Лера.

– Так и есть, – подтвердила птичка. – Мы оба из отряда воробьиных. Правда, поползень раза в два крупней, и расцветка у него другая. Снизу он оранжевый, а сверху синевато-дымчатого цвета. Только куда поползням до нас, пищух. У нас вон какой клюв – можем запросто из любой самой незаметной трещинки букашку достать. А у них клюв похож на долото – короткий и толстый. В одном лишь поползни нас обскакали: умеют по стволам деревьев бегать хоть вверх, хоть вниз головой. А мы, пищухи, только вверх.

Тут к пищухе подошёл ёжик и аккуратно, чтобы не поранить её иголками, обнял за серое горлышко.

– Спасибо, – улыбнулся он. – Сами с воробья, а сердце у вас с кошку. Очень доброе.

Смущённая похвалой пищуха поправила пёрышки на длинном хвостике.

– Гд е это вас угораздило столько паразитов нахватать?

– К родителям в гости съездил, по родному лесу прошёлся.

– Впредь будьте осторожны. Блох я вам выклевала, а вот клещи мне не по силам. Они давно уже в кожу въелись – не за что ухватиться.

Раскланявшись с ёжиком и с мальчишками, пищуха улетела на своё место.

– От клещей можно с помощью подсолнечного масла избавиться, – заметил Шурка. – Моя мама так всегда делает.

– Расскажите подробней, – заинтересовался ёжик.

– Надо на то место, где клещ в кожу впился, каплю масла капнуть, и клещ тогда сам вылезет.

– Клёво! – подпрыгнул обрадованный ёжик. – Высший класс! Я сейчас же куплю в буфете бутылку подсолнечного масла и приму масляную ванну.

Ещё раз подпрыгнув и фыркнув от избытка чувств, он побежал на первый этаж.

Рыбоед

Обратно в зал заседаний мальчишки вернулись через третий ярус, где располагались птичьи депутаты. По соседству с ними на малиновой подушечке сидел скромный маленький котик в шубейке рыжего цвета.

– На рыбоеда[95] нашего похож, – тихо заметил Лера.

– Ни на кого я не похож, – косо глянул на друзей котик. – У меня свой неповторимый окрас.

– Здравствуйте, – кивнул смущённый Лера.

– Здравствуйте, – поздоровался и Шурка.

Рыжий котик кивнул в ответ и деланно зевнул во всю свою крохотную пасть.

– А вы случайно не из Мурзикового Причала? – поинтересовался Шурка, в надежде узнать, что произошло в городе после их исчезновения.

Котик сел поудобнее, выпятил грудь и с важностью на своей кошачьей физиономии объявил: – Я депутат от фракции[96]: домашних, лесных, степных, камышовых, черноголовых, барханных, рыбьих и дальневосточных диких котов. Также представляю диких бенгальских голубоглазых кошек и манула.

– Манула? – удивился Лера. – А это что ещё такое?

– Тоже дикий кот, – пояснил рыжий депутат. – Мех у него густой и длинный. Жить любит, где похолодней.

– А дальневосточный кот на Дальнем Востоке живёт?

– Ага, в долине Амура и в Приморье. Он, как и камышовый, почти метр длиной. Самый гигантский из котов.

– Да и вообще, – пригладил усы рыжий котик, – в семействе кошачьих есть такие индивиды, что могут антилопу за один раз на две части разорвать.

– Да ну? – не поверил Лера.

Котик поднял правую лапу, словно собираясь присягу давать на верность.

– Лев – раз, – выпустил он один коготь. – Ягуар – два, – выпустил второй коготь. – Тигр – три. Снежный барс – четыре. Леопард – пять.

Тут он поднял вторую лапу и стал похож на сдающегося в плен гитлерюгенда[97].

– Гепард – шесть, – заключил с гордостью. – А ещё пумы[98] и рыси[99]…

Из переднего ряда к ним обернулось неопрятного вида животное, внешне чем-то похожее на крупную уродливую собаку.

– Я тоже от нескольких видов, – заявило оно.

Друзья внимательно посмотрели на неизвестного депутата. На нём была шкура с жёстким мехом желтовато-серого цвета, сплошь усеянная коричневыми пятнами.

– Вы, наверное, гиена? – угадал Лера.

– Так и есть, – показал крепкие зубы депутат. – Представляю фракцию пятнистых, бурых и полосатых гиен.

– Падальщики они, – легонько рыкнула подошедшая в это время львица.

Нежно потрепав рыжего котика по загривку, она села рядом.

– А вот и нет, – обиделась гиена. – Мы умеем охотиться не хуже вашего. И стаей, и в одиночку тоже. Запросто догоняем зебру или, там, антилопу.

– Знаем, знаем, – ухмыльнулась львица. – Особенно тогда, когда у них детёныши рождаются. Лёгкая добыча.

– Ну, – отвернулась гиена, – это давно было. Теперь гуманизм и всё такое.

Львица неодобрительно посмотрела на депутата гиену.

– Этот непременно против голосовать будет, – заметила она. – При случае члены их фракций с удовольствием подбирают выброшенную на берег рыбку и дохлых мелких морских животных. А если закон примут, то водных жителей придётся с почестями хоронить, как себе равных. Гиены на такое не пойдут.

Заседание начинается

Через два часа, как и предсказывал Потапыч, все депутаты были в сборе. Председательствующий Лев вышел на середину арены, где стояла трибуна для выступающих, и объявил о начале внеочередного заседания Лиги Разумных Существ. Услышав это, друзья поспешили во второй ряд, где уже стоял, в тревоге оглядываясь по сторонам, медведь.

– Ага, – обрадовался он, увидел мальчишек, – сейчас председатель вызовет меня, а потом вас.

Так и случилось. Лев выдержал паузу и объявил: – Слово предоставляется представителю белых, чёрных и бурых медведей, в том числе медведей гималайских, карьякских, канадских, малайских, а также индийского губача, североамериканского гризли и очкового медведя из Южной Америки.

Потапыч вперевалку, на задних лапах, сбежал вниз и устроился за трибуной.

– Сегодня знаменательный день, – начал он, – исторический и, возможно, поворотный, который будет вспоминать не одно поколение жителей планеты Земля. Но знаменательным, историческим и поворотным он станет лишь тогда, когда Лига примет положительное решение. А, приняв положительное решение, она, ко всему прочему, сможет увеличить свои ряды, как минимум, вдвое…

Друзья переглянулись.

– Ну, Потапыч завернул, – прокомментировал Лера. – Ничего не поймёшь.

– Настоящий депутат, – согласился Шурка.

Медведь, между тем, продолжал.

– Кто из вас, – говорил он с пафосом, – желает сделать сегодняшний день знаменательным, историческим и поворотным прошу поднять лапы, крылья, хвосты и клювы.

По залу прошёлся тревожный гул.

– Нельзя ли подробней? – попросил депутат от людей.

– Подробней! Подробней! – поддакнул с верхнего ряда депутат от попугаев.

А депутат от обезьян тотчас принял такую же гордую осанку, как и его человеческий коллега. Потапыч вздохнул, почесал лапой широкий лоб и рассказал о рыбьем ультиматуме.

– Как же они заявят о своих правах, когда они безголосые и вообще могут находиться только в воде? – справедливо заметил слон.

В зале заседаний стало шумно, все принялись обсуждать выдвинутое слоном замечание. Чтобы утихомирить депутатов, льву пришлось долго и громко рычать – никакого результата. Помог слон. Подняв кверху хобот, он так громко и воинственно протрубил, что все тотчас притихли.

– Представлять океанических существ могли бы мы – черепахи, – выступила в наступившей тишине морская черепаха.

– У вас нет жабр! Вы не рыба!

– Но и не млекопитающее.

– Рептилии! – презрительно оттопырила губу обезьяна.

– Эй-эй, поделикатней! – встал тут во весь свой трёхметровый рост депутат от крокодилов. – Крокодилы тоже рептилии. И мы, между прочим, появились на Земле двести миллионов лет назад. А вы, приматы, – процедил он сквозь зубы, – только семь миллионов. Как думаешь, кто умнее?

– Мы! – стукнула себя в волосатую грудь обезьяна. – Природе понадобилось более совершенное существо, и она из вас, отсталых, создала нас, продвинутых.

И обезьяна посмотрела на человека, ожидая поддержки. Но человеческий депутат неопределенно пожал плечами, и поэтому было неясно, кого он поддерживает – крокодила или обезьяну.

Лев послюнявил свою лапу, выпустил когти и зачесал назад растрепавшуюся в пылу дебатов[100] гриву.

– Слово предоставляется гостям Лиги, – объявил он, – восьмикласснику Александру Захарьеву и его другу восьмикласснику Валерию Стопочкину.

Под пристальными взглядами тысяч депутатов друзья вышли к трибуне и, дополняя друг друга, рассказали о встрече с золотым солдатом и его бесчисленным войском.

– Рыбы требуют равноправия, свободы и неприкосновенности личности, – заключил Шурка.

– Как же вы с ними разговаривали, когда они говорить не умеют? – вновь поинтересовался слон.

– С помощью телепатии, – пояснил Лера.

– Ишь ты! – прошипел питон. – Я известный гипнотизёр, но даже я не умею передавать мысли на расстояние.

– М-да, – согласился носорог, – на земле это никто не умеет делать.

– Но рыбы же умеют, – напомнил Шурка.

– Невероятно! – крикнул с верхнего ряда пеликан. – Безголосые и безголовые существа чего-то требуют! Я – против!

– Мы тоже против, – поднял ласт тюлень. – Разработка и выпуск оборудования для производства рыбьего мяса потребует чрезмерно больших затрат. Я, как представитель ластоногих, категорически против.

Обсуждение рыбьего вопроса

– Всю жизнь лопают рыбу, поэтому и против, – посмотрел на пеликана, а затем на тюленя депутат от носорогов.

Покрутил задумчиво головой и повернулся к председателю: – Я только одного не пойму. В случае принятия рыб в Лигу, где мы их разместим? Они же жабрами дышат, им водоём потребуется.

Лев в свою очередь посмотрел на человеческого депутата.

– Тут как раз проблем нет, – заверил тот. – На месте арены устроим бассейн. Рыбьи представители разместятся в нём, как и в зале заседаний, но только по подводным рядам.

– Разместятся! Разместятся! – не поняв, о чём идёт речь, крикнул сверху попугай. – Я «за»!

– А трибуну куда? – не согласился лев. – И вообще, где тогда будет находиться председательствующий? А депутатам как выступать, с места?

– Трибуну можно сделать плавающей, – парировал человек. – Вроде островка посреди бассейна.

– Позор! – простонала чайка.

– Ганьба! – поддержал её белый аист.

Депутаты вновь закричали, заспорили и принялись наперебой обсуждать рыбий вопрос. Прислушиваясь к разговорам в нижних, средних и верхних рядах, друзья вскоре поняли, что большинство депутатов не желают давать рыбам никаких прав и свобод. Это и понятно. Уж слишком много животных любит полакомиться обитателями океанов, морей, озёр и рек. Даже Потапыч, выступающий за рыбье равноправие, слыл заядлым рыболовом, когда лососевые[101] идут в верховья рек на нерест. Что уж говорить об остальных. К примеру, пеликаны только рыбой и питаются. У них даже специальный мешок под клювом имеется, которым они, как сачком, выуживают рыбу из воды.

– Что же мне прикажете с моим клювом делать?! – кричал в отчаянье розовый пеликан. – Может, обрезать, приклеить клювик, как у какой-нибудь синицы, и червячков из-под коры выковыривать?! Не желаю!

– А мы?! А мы?! – ревели хором депутаты морж, тюлень и пингвин. – У нас строение тела самой природой рассчитано на то, чтобы рыбу добывать! Что же нам теперь, против природы идти?! Мы можем физическую форму потерять, заболеть!

– Прямо-таки и заболеть! – фыркнул на это лев. – Вот мы, львы, в своё время отказались охотиться на травоядных, и, как видите, ничего с нами плохого не случилось.

Но слова председателя никого не убедили. Возмущаться продолжали и чайки, и аисты, и орлы, и коты, и лисы, и ужи, и даже бегемот, который обещал голосовать за рыб.

– А что, – мычал он, – и я не прочь одну-другую рыбку проглотить, когда она мимо проплывает!

Депутаты спорили так долго, что слону пришлось трубить в свой хобот во второй раз.

– Кто желает выступить? – осмотрел присутствующих лев.

Слова опять попросила черепаха.

– По данным учёных, – объявила она, – все животные на Земле произошли от кистепёрых рыб, которые относятся к двоякодышащим.

– Это как?! – крикнули из рядов.

– У них есть жабры, чтобы дышать под водой, и есть лёгкие, чтобы дышать атмосферным воздухом. Роль лёгких играет плавательный пузырь, – пояснил крокодилий депутат.

– Верно, – обрадовалась поддержке черепаха. – Около трёхста восьмидесяти миллионов лет назад плавники кистепёрых рыб начали превращаться в конечности. А триста семьдесят пять миллионов лет назад из воды вышло первое сухопутное животное – ластоногий крокодил.

– Что же получается, – оглядел присутствующих слон, – мы все в прошлом рыбы?

– Ага, – с видимым удовольствием подтвердил крокодил, – рыбы и крокодилы.

– Коллеги! – крикнул с трибуны Потапыч. – Как видите, рыбы вполне заслуживают того, чтобы быть равноправными!

– Начинаем предварительное голосование, – объявил Лев и посмотрел на первый ряд.

– Я за вступление рыб в Лигу, – сказал слон. – Надо их спасать. Раньше на слонов тоже охотились. Убивали ради наших бивней и чуть было всех не уничтожили. Представляете, в 1979 году в Африке проживал один миллион триста тысяч слонов. А через десять лет осталось меньше половины. Убили семьсот тысяч слонов, слоних и слонят! Настоящий геноцид[102]!

Если бы на Земле не ввели запрет на торговлю слоновьей костью, нас бы уже и в помине не было. А сейчас с рыбами похожая история. Надо это прекратить.

– И я согласен, – кивнул носорог. – На носорогов тоже охотились и тоже убивали.

Следующим дал согласие депутат от жирафов, а бегемот воздержался.

Лев перевёл взгляд на второй ряд. Там большинство, вместе с человеком и обезьяной, поддержало рыб. Человек, понятное дело, дал согласие из гуманных[103] побуждений, а обезьяна проголосовала с ним за компанию. Что касается тигров, буйволов, антилоп и прочих обитателей саванн, то они никогда не питались рыбой. Потапыч, как инициатор рыбьего вопроса, тоже был «за», чем удивил остальных депутатов. Все знали, что медведи любят рыбу, а белые медведи, так те вообще ею только и питаются. Когда очередь дошла до верхних рядов, там едва ли не все поголовно проголосовали против.

– Итак, – обернулся лев к человеку, – предварительное голосование закончено. Каков итог?

– Пятьдесят на пятьдесят, – объявил человек. – Половина Лиги за вступление рыб, половина – против.

– Что делать? – растерялся лев.

Человек и сам не знал. Тогда к председательствующему подошли слон, носорог, морж с тюленем, а с верхних рядов слетел розовый пеликан. Они долго спорили между собой, размахивали ластами, крыльями и хвостами. Потапыч, топтавшийся в сторонке, не выдержал и тоже подошёл. Наконец, лев рыкнул, и животные вернулись на свои места.

– Итак, – начал он громовым голосом. – Вот наш вердикт[104]: рыбы могут иметь право голоса…

При этих словах верхние ряды недовольно зашумели.

– Но! – ещё громче зарычал лев, и в зале заседаний наступила гробовая тишина.

– Но, – повторил он, – только после того, когда рыбы сами за себя попросят.

– Пусть сами за себя скажут! – крикнул попугай.

Обезьяна в очередной раз скорчила рожу и показала язык.

– Объявляется перерыв, – стукнул лев лапой по трибуне. – В следующем отделении мы заслушаем представителя от рыб, если, конечно, он соизволит что-либо сказать.

Обескураженный Потапыч подошёл к друзьям.

– Похоже, мы проиграли, – вздохнул он. – Ни одна рыба не сможет заявить о своих правах в полный голос.

– А рыба-жаба? – встрепенулся Лера.

– Так она только реветь умеет, как паровоз, – напомнил Шурка.

– Эх, – вздохнул медведь и, понурив голову, пошёл в буфет.

Нападение тунцов

Когда Потапыч ушёл, Шурка тоскливо посмотрел по сторонам.

– Что делать?

– Может, тебе на полчасика стать говорящей рыбой? – предложил Лера.

– Точно! – просиял Шурка. – А ты вынесешь меня к трибуне. Только смотри, чтобы депутаты не сожрали.

– Не сожрут, – заверил Лера. – Мы же на заседании Лиги. Тут всё официально, на самом высоком уровне.

– На самом или не на самом, а равноправия и неприкосновенности личности у рыб ещё нет.

Узнав, что нашёлся рыбий представитель, медведь чрезвычайно обрадовался и поспешил к председателю.

– У нас всё готово, – доложил он, – можно начинать.

– Граждане депутаты! – тотчас зарычал лев. – Продолжаем заседание. Слово предоставляется представителю океанов, морей, озёр, прудов, рек, ручьёв…

– И луж! – подсказал из первого ряда бегемот.

– Каких таких луж? – нахмурился лев.

– Самых обычных. У нас в окрестностях озера Танганьика рыбы-протоптеры[105] водятся. Так они в лужах живут.

– А у нас во Вьетнаме илистые прыгуны[106]! – крикнула птица-носорог[107].

– Какие прыгуны? – удивился лев.

– Илистые, – подсказал кенгуру, – они и у нас есть, в Австралии.

– И у нас, в Индонезии, тоже, – отозвалась ехидна[108].

– Ну, ладно, – согласился лев, – океанов, морей, озёр, прудов, рек, ручьёв и луж!

После этого Лера на вытянутых руках торжественно внёс в зал заседаний круглый аквариум, в котором плавал Шурка в виде золотого солдата. Поставив аквариум на трибуну, Лера почтительно отступил в сторону. Теперь все депутаты, от мала до велика, видели представителя океанических существ.

Шурке осталось лишь громко и внятно заявить рыбий ультиматум. Став на хвост, он уже, было, высунулся из воды, как вдруг под куполом Лиги раздались треск и звон разбитого стекла. Полетели осколки. Изумлённые депутаты задрали головы и увидели, что стеклянный купол пробит во многих местах и что через дыры в цветных витражах врываются и пикируют на них косяки крылатых тунцов.

– Бред какой-то! – клацнул своим мешковидным клювом пеликан. – У тунцов не бывает крыльев! Или я сошёл с ума, или это какие-то ненормальные рыбы.

Тунцы, действительно, были необычными. Помимо крыльев, у них имелось ещё одно странное приспособление – короткие клювы, весьма напоминающие стальное долото.

Ворвавшись в зал заседаний, рыбья стая перегруппировалась, и ринулись к трибуне.

– Это заговор! – заревел носорог.

– Рыбы хотят захватить власть! – поддержал его слон.

Махнул хоботом и так стеганул по ближайшему косяку, что тунцов, как из катапульты[109], бросило в обратном направлении. В цветных витражах образовалось ещё с полсотни дыр. Между тем, парочке сумасшедших рыб удалось проскочить к трибуне. Одна из них стукнула своим стальным клювом аквариум, и аквариум разлетелся вдребезги. Шурка упал на пол. От испуга он, словно настоящая рыба, судорожно забил хвостом по мраморному полу. Лера защитить друга не мог, хоть и находился рядом. Второй тунец сбил его с ног и назойливо вился вокруг, выискивая место, чтобы клюнуть побольней. Лёжа на спине, Стопочкин отбивался от него руками и ногами.

– Шурик, преобразовывайся! – только и смог крикнуть он.

Увы, Шурка никак не мог сосредоточиться и вспомнить нужную формулу. А тунец уже взвился над ним, сложил крылья и ринулся вниз, намереваясь пронзить клювом-долотом.

Бей тунцов! Да здравствуют рыбы!

– Мама! – заорал Шурка не своим голосом.

И тут, о счастье, на арену выскочил чёрный гиббон и дал такую оплеуху тунцу своей длинной рукой, что тот кубарем улетел в верхние ряды. Там на него тотчас набросились разные мелкого вида депутаты. Большинство из них обожало рыбу, будь она хоть с крыльями, хоть с клювом, хоть с рогами и копытами. К сожалению, тунцу каким-то чудом удалось вырваться и вылететь через разбитые витражи. За ним, в виду численного превосходства депутатов, последовали остальные его товарищи. В зале заседаний наступило временное затишье.

– Ребята! – поднял правую лапу лев. – Все, как один, встанем грудью на защиту континентального отечества! Бей океанистов! Долой рыбий бунт!

По залу заседания прошла волна одобрительных криков.

– Подождите, – привстал тут Шурка, вернувший себе свой облик, за исключением правой ноги, которая волочилась за ним в виде рыбьего хвоста.

– Что такое? – удивился лев.

– Это никакие не тунцы и вообще не рыбы! – заявил Шурка. – Это инопланетяне, которые хотят нас с Леркой схватить и увезти к себе в космическую лабораторию.

– Вы что, какие-то особенные? – не поверил лев.

– Мы обычные, – ответил за друга Лера. – Просто они на нас эксперименты проводят, как на подопытных кроликах.

– Ах, негодяи! – взвизгнул в верхнем ряду представитель зайцев и кроликов. – Гнать их нужно за это с нашей планеты в три шеи!

– Гнать!

– Гнать!! – подхватили остальные депутаты.

В рядах началось движение. Каждый по-своему выражал возмущение. Слон задрал хобот и пронзительно трубил, лошадь ржала и била копытом, обезьяна рвала шерсть на груди, орёл грозно клекотал, дрозд-деряба трещал на манер деревянной трещотки.

– Минуточку! – снова поднял лапу лев. – А что же по рыбьему вопросу? Мы ведь так ничего и не решили.

Обезьяна посмотрела на человека, за ней остальные депутаты.

– Вообще-то, – почесал тот бровь, – заявления от представителя рыб мы так и не услышали.

В зале тревожно загудели.

– Но, – поднял палец человек, – рыба говорила, это все слышали, а значит…

– Мы принимаем рыбий вопрос! – угадал его мысль гиббон.

– Ур-ра! – заорал попугай. – Нашей семьи прибыло!

В следующий миг ко льву подлетела большая синица[110].

– Инопланетяне идут в новую атаку! – пискнула она.

Тотчас в подтверждение её слов под своды Лиги влетела стая тунцов.

– Ребята, не дадим землян в обиду! – рыкнул лев. – Не посрамим отечества!

Депутаты бросились к трибуне, рядом с которой стояли друзья, и куда всей стаей устремились тунцы-инопланетяне.

– Бей космических пришельцев! – трубил в азарте слон.

– Бей!! – ревели, выли, визжали, пищали, свистали и хрюкали отовсюду депутаты.

Вскоре вокруг друзей развернулось такое побоище, что они невольно присели. Да и было отчего. Рядом с ними со свистом проносились хвосты, бухали увесистые копыта, клацали зубастые челюсти, мелькали острые клювы и когти. Когда, казалось, они пропали, рядом возник Потапыч.

– За мной! – приказал он и, отбиваясь передними лапами от наседающего врага, стал пробиваться к лифту.

Возле стеклянного стакана друзья вновь были атакованы. На этот раз нападавшего перехватил депутат от беркутов. Вонзил в спину тунца когти и вознёсся с ним под купол Лиги.

– Знатная баталия, – покачал головой медведь и подтолкнул мальчишек к распахнувшимся дверям лифта. – Быстрей вниз! Уйдёте через мой депутатский ход.

Вместе с Потапычем они благополучно спустились в полуподвальный этаж, где в круглом зале располагалось десять тысяч больших и малых медных дверей. До спасения оставалось несколько шагов, когда неожиданно на них со всех сторон набросились инопланетяне.

– Засада! – заревел медведь, расшвыривая тунцов могучими лапами и не давая им приблизиться к друзьям.

Не ожидая такого мощного отпора, стая отхлынула к лифту. Пользуясь секундной передышкой, Потапыч обнял за плечи Шурку, а затем Леру.

– Прощайте, на всякий случай, – шепнул он и указал глазами на ближайшую дверь: – Уходите, как драка завяжется.

– А как же вы? – посмотрел на него с тревогой Лера.

– За меня не беспокойтесь, – храбро выпятил грудь медведь, – я и не в таких передрягах бывал.

Он хотел ещё что-то сказать, но тут опять налетели инопланетяне. Потапыч отмахнулся разок-другой, и атака захлебнулась, едва начавшись. Тогда тунцы выстроились клином и снова ринулись в бой. Мальчишки тем временем уже переступили через порог депутатского хода. Прикрывая за собой дверь, Лера видел, как один из тунцов с квадратной мордой выстрелил в медведя оранжевым лучом. В мгновение ока Потапыч превратился в большую медовую колоду.

– Ах, ты, Фу-Фью несчастный! – возмутился Лера.

Квадратный тунец повернул в его сторону клюв-долото и выстрелил во второй раз. На счастье, Лера успел захлопнуть медную дверь на долю секунды раньше. В следующий миг он вместе с Шуркой бежал по коридору депутатского хода.

Лимонадное дерево

– Сейчас выберемся из Потаповой избы и в лесу спрячемся, – говорил на бегу Шурка. – И больше никаких преобразований.

– Что я не понимаю! – откликнулся Лера. – Фу-Фью нас только по преобразованиям и находит.

Добравшись до противоположного конца коридора, мальчишки распахнули медную дверь и… И оказались в совершенно незнакомом месте. Перед ними была не полутёмная медвежья изба, а равнина, залитая ослепительно ярким солнцем.

– Куда это мы попали? – обернулся удивлённый Лера.

За спиной его высилось невероятной толщины дерево, ствол которого не смогли бы обхватить зараз и десять человек. Прямо в стволе поблескивала металлом дверь депутатского хода.

– Ничего себе громадина! – задрал голову Лера.

Шурка вслед за ним посмотрел на крону дерева. Потом на множество выступающих из земли корней, которые, словно щупальца, тянулись вокруг на десятки метров. Даже ковырнул ногтем кору. Кора оказалась мягкой и податливой.

– Лимонадное дерево, – тоном знатока заявил он.

– Лимонадное? – облизнул пересохшие губы Лера и обшарил глазами толстый ствол в надежде увидеть хотя бы одну бутылочку прохладительного напитка.

Глядя на него, Шурка не удержался и хихикнул.

– Нет тут никакого лимонада, – сообщил он. – Просто раньше местные жители из плодов баобаба напиток вроде лимонада делали.

– Так это баобаб? – поник плечами Лера. – Жаль.

– Чего жаль? – не понял Шурка.

– Жаль, что лимонада нет, – совсем загрустил Лера.

– Лерчик, – заглянул ему в глаза Шурка. – Ты, как маленький, в самом деле.

– Лимонада хочу и мороженое крем-брюле? – упавшим голосом сказал Лера.

– Ты чего? – совсем испугался Шурка. – Перегрелся?

– Надоело всё, – насупился Лера. – Преобразования, переходы, перелёты, переплывы и перебеги. Верни меня домой к бабушке!

– Домой мы обязательно вернёмся, – заверил Шурка, – только…

И он ещё раз посмотрел на гигантское дерево, – только баобабы в Африке растут, вернее, в саванне.

– И что с того?

– А то, что мы с тобой в саванну попали.

– Значит, мы не в ту дверь вошли, – уныло заключил Лера.

Неожиданно на голову ему упало яйцо.

– Кто там бросается? – схватился он за ушибленную голову и сердито посмотрёл вверх.

Вверху никого не было. Лера склонился над яйцом и обнаружил, что оно волосатое.

– Это плод баобаба, – заметил Шурка. – Из него как раз лимонад и делают. На вкус он кисловатый. Его за это многие животные любят, особенно обезьяны. Баобаб даже обезьяньим деревом называют. Обезьяны к нему ходят стаями…

– Стаями? – пощупал шишку на голове Лера.

Посмотрел на медную дверь и, больше ни слова не говоря, побежал сломя голову прочь.

Опасный баобаб

Лера бежал так быстро, что Шурка, как ни старался, так и не смог его догнать. Остановился Лера только тогда, когда лимонадное дерево уменьшилось до размеров спичечного коробка.

– Лерчик! – подбежал Шурка. – С тобой всё в порядке?!

– В порядке, – кивнул задыхающийся от бега Лера и в изнеможении растянулся на земле.

– А куда ты бежишь?

– Куда-нибудь, лишь бы от баобаба подальше.

Шурка опустился на колени.

– А при чём здесь баобаб?

– А при том, что дверца в любой момент откроется, и из депутатского хода выскочат инопланетяне.

– Ё-моё! – присвистнул Шурка. – Я об этом и не думал.

Встал с колен и внимательно осмотрелся. Вокруг была одна лишь выжженная солнцем безжизненная саванна.

– Период засухи, – заключил он. – Спрятаться вообще негде? Видно всё, как на ладони.

– А вон там ещё один баобаб, – показал Лера вдаль, где на самом деле виднелась крона какого-то могучего дерева.

Отдышавшись, мальчишки поспешили дальше и вскоре разглядели, что вдали растёт не баобаб, а небольшая группа деревьев. К тому времени покинутое ими лимонадное дерево с медной дверью в стене вовсе исчезло с горизонта.

– Теперь инопланетяне нас даже в подзорную трубу не увидят, – заключил Лера, отирая пот с лица.

Солнце припекало так нещадно, что им пришлось надеть на головы майки. Обходя попадающиеся на пути заросли высоченной засохшей травы, мальчишки шли дальше. По мере их приближения группа деревьев всё больше напоминала зелёный островок в бескрайнем океане выжженной солнцем степи.

– Без преобразования мы отсюда не скоро выберемся? – мрачно заметил Лера.

– Ага, – отозвался Шурка. – Попробуй только преобразуй, сразу инопланетяне налетят.

Лера задумался.

– Слушай! – вдруг осенило его. – Нам надо другой депутатский ход найти.

– Зачем? – недоумённо посмотрел на него Шурка.

– Чтобы в ЛРС вернуться.

– А инопланетяне?

– Не будет их там. Они нас по всей Земле ищут. А мы вернёмся на Килиманджаро, найдём ход собачьего депутата и без всякого преобразования попадём прямо в город Шариков.

– Точно! – обрадовался Шурка. – А там собачье дерево! Только где ты здесь депутатский ход найдёшь?

– Да у любого встречного спросим, – нашёлся Лера. – Язык до Киева доведёт.

Приблизившись к оазису, друзья увидели, что он состоит из высоких зонтичных акаций и кустов африканского буша. Вокруг ни души. Но чем ближе они подходили, тем явственней чувствовали, что тут есть кто-то ещё. Когда же добрались до долгожданной тени, часть зарослей неожиданно сдвинулась с места.

Освобождение Жореса

Мальчишки присмотрелись и оторопели – перед ними возвышалось огромное пятнистое животное высотой с трёхэтажный дом.

– Да это жираф! – пришёл в себя первым Лера.

– Смотри, как замаскировался, – удивился Шурка.

И действительно, желтовато-рыжая жирафья шкура с шоколадно-бурыми пятнами была едва заметна на фоне выгоревшей листвы, а длинная шея вообще была похожа на ствол дерева.

– Здравствуйте! – крикнул Лера вверх, где в листве акаций и сплетении жёлтых мимоз[111] пряталась голова жирафа.

В ответ донеслось приглушённое бормотание.

– Эй! – крикнул Шурка. – Вы не знаете, где тут живёт какой-нибудь депутат?!

Снова раздалось бормотание. Вдобавок жираф дрыгнул ногой, но не злобно, а как-то безнадёжно, будто ему там, в густой кроне, острый нож к горлу приставили.

– Что-то тут не так, – в тревоге огляделся Шурка. – Неужели опять тунцы?

– Вряд ли, – усомнился Лера. – Они бы сразу напали.

– А ты не можешь свой глаз[112] на разведку отправить? – попросил Шурка.

Лера пожал плечами – очень уж давно он летающим глазом пользовался – вдруг не получится. Наморщил лоб, сосредоточился и… И глаз подчинился: выскочил из глазницы и полетел, словно космический спутник, к вершине акации.

– Ха! – воскликнул Лера. – Жираф в ветвях запутался!

Пятнистый великан при этих словах снова забормотал и снова дрыгнул ногой, но на этот раз, скорее, радостно.

– Что делать будем? – посмотрел на друга Лера. – У него вокруг шеи ветки закрутились, такие тонкие и прочные, как верёвки. В общем, настоящая петля. Сам не выберется.

– Надо наверх лезть, – задрал голову Шурка.

– По акации не доберёшься, – предупредил Лера. – На верхушке ветки совсем тоненькие – не выдержат.

– Тогда по жирафу.

Лера окинул взглядом длинную шею.

– А вдруг он щекотки боится. Начнёт дёргаться от смеха, и полетишь тогда вверх тормашками.

При этих словах жираф снова дрыгнул ногой, словно подтверждая Лерино предположение.

– Может, ветки лазером порезать?

– Лазер мощный нужен, слишком большое преобразование получится, – не согласился Шурка. – Инопланетяне нас сразу засекут.

– Жалко жирафа, – вздохнул Лера.

– Жалко, – кивнул Шурка и задумчиво посмотрел на Лерин левый глаз, который в это время болтался в воздухе в полуметре за спиной своего хозяина.

– А давай совсем маленький лазер сделаем.

– Зачем?

– Установим на твой летающий глаз.

– А инопланетяне?

– Преобразование будет совсем маленькое, выход энергии незначительный – не заметят.

– А если заметят?

– Внимания не обратят. Такой силы преобразования могут и африканские колдуны делать.

– Ну, хорошо, – сдался Лера. – А что мне потом с этим лазером делать, шерсть на жирафе подстригать?

– Зачем? – удивился Шурка. – Отправишь глаз наверх и там аккуратно – чик-чик – каждую веточку по отдельности перережешь лазером, как ножницами.

Лера согласился – жалко всё-таки жирафа. Шурка преобразовал ему глаз, и Лера отправил его к вершине акации. Первые несколько веток дались ему с трудом. Но потом он освоился и понял, на какое расстояние нужно подводить глаз к ветке, куда нужно смотреть, чтобы точно прицелиться, и когда надо включать лазер. В общем, через каких-то полчаса жираф был освобождён. Едва это произошло, передние ноги его подкосились, и он в изнеможении опустился на колени.

– Жорес, – представился жираф, едва ворочая синим языком.

Лёг набок, поджал под себя три ноги и скрутился калачиком. Шея его изогнулась дугой, а голова легла на четвёртую, вытянутую, ногу. Закрыл глаза и стал похож на огромный золотистый пельмень.

– Ёлки-палки! – расстроился Лера. – Мы его освободили, а он взял и умер.

Ненужный депутат

Не прошло и пяти минут, как Жорес открыл глаза.

– Так вы живой?! – обрадовался Лера.

– Конечно, живой, – поднялся на ноги жираф. – А что случилось?

– Да вы тут упали и язык синюшный вывалили, точно мертвец, – признался Шурка.

– Ха-ха! – показал жёлтые зубы Жорес. – Вы, видно, не знаете, что у всех жирафов язык синего цвета. А лёг я потому, что не спал двое суток.

– Ну, теперь порядок, – заявил он бодро.

– Неужели выспались? – не поверил Лера. – Я на вашем месте полдня бы отсыпался.

Жорес вновь улыбнулся.

– Нам, жирафам, достаточно несколько минут прикорнуть, – заверил он. – Даже ночью мы ложимся минут на двадцать, и то с перерывами.

Потом отступил назад и поклонился: – Спасибо вам преогромное. Ещё чуток, и я бы удавился на собственном завтраке.

И он признательно посмотрел на мальчишек из-под длинных пушистых ресниц своими чёрными, словно южная ночь, глазами.

– А что же вам братья-жирафы не помогли? – не удержался от вопроса Шурка.

Жорес смутился.

– Я им пытался сказать, но они ничего не поняли. А так бы, конечно, спасли – объели ветки вокруг моей шеи.

– Могли бы присмотреться хорошенько, – гнул своё Шурка. – Мы вот присмотрелись.

– Всё так, – смущённо забормотал Жорес. – Но, видите ли, я глава стада, а в стадах жирафов существует иерархия…

– Это когда младшие подчиняются старшим?

– Именно. У нас, жирафов, например, нельзя переходить дорогу старшему, а, кроме того, младший должен держать свою голову ниже головы старшего.

– Ага! – понял Лера. – Они просто не могли поднять свои головы выше вашей и посмотреть, в чём там дело?

– Верно, – благодушно кивнул Жорес. – А я не мог позвать на помощь – ветки мешали. Поэтому они ничего не поняли, а переспросить постеснялись. Ведь иерархия. Решили, видно, что я хочу побыть в одиночестве.

– Да, – заключил Шурка, – чем выше должность, тем меньше настоящих друзей. Хорошо, что мы мимо проходили.

Старый жираф признательно склонил голову.

– А вы, я слышал, депутата ищете?

Мальчишки кивнули.

– Тогда вам нужно туда, – указал жираф в ту сторону, откуда они пришли, – там представитель жирафов живёт.

Друзья с сомнением переглянулись.

– Это, случайно, не под баобабом?

– Так и есть.

– Гмы, – задумался Лера. – Как же ваш депутат по своему депутатскому ходу ходит? Дверь там невысокая, в неё ни один жираф не просунется.

– Ах, вот вы о чём. Да ведь семейство жирафовых в Лиге представляет окапи.

– Кто?

– Окапи. Такое маленькое существо высотой не более двух метров. Мордой на нас, жирафов, похоже. Но шея у него корот-кая, может, чуть длинней, чем у лошади.

– И такой же пятнистый?

– Нет, окрас у него совершенно другой: тело тёмно-красное почти бурое, а ноги белые с тёмными поперечными полосами, как у зебры.

– Но зато язык у окапи такой же длинный и гибкий, как у жирафа. Он им даже за ухом почесать может. И питается, как мы, листьями деревьев. Обхватывает языком молодой побег и сдирает с него листву. Только рот у него особенный, с карманами по обеим сторонам.

– Зачем ему карманы во рту? – удивился Лера.

– А затем, что он в них пищу хранит.

– В период засухи, что ли? – попытался угадать Лера.

– Не совсем так. И вообще, окапи в лесах живут. Это только депутат от жирафовых в саванне службу несёт. А до этого он, как все нормальные окапи, в джунглях[113] жил по соседству с рекой Конго.

– Ясно, – разочарованно протянул Шурка. – Нам бы какого-нибудь другого депутата отыскать. У окапи мы уже были.

– Кого же вам посоветовать? – задумался Жорес. – Если только дикобраза, но до его жилища путь неблизкий. Пойдёте?

– Конечно.

– Тогда за мной, – мотнул головой жираф и зашагал в противоположную от баобаба сторону.

Обслюнявленный замок

Вместе с Жоресом друзья пошли на северо-запад к депутату от дикобразов. Саванна была пустынной.

– Стадо ваше большое? – интересовался Лера.

– Кроме меня, ещё семь жирафов.

Жорес вспомнил о своих близких и понурил голову.

– Иногда мы объединялись с другими стадами и ходили полусотней, а бывало, и сотней, – забормотал он печально. – Иногда вовсе собирались в огромные стада вместе с антилопами, зебрами и даже страусами. Но это когда на водопой ходили во время засухи.

– А теперь вы без стада будете жить?

– Как без стада? Почему? – встрепенулся Жорес.

– Вы же нас взялись провожать.

Услышав это, жираф успокоился.

– Одно другому не мешает. Семейство наше сейчас, по-видимому, уже подходит к Жирафограду. Я их туда вёл.

– У вас там дом? Вы там живёте? – предположил Шурка.

– Наш дом – саванна, – гордо поднял голову Жорес. – А в городе есть школа. В моём стаде скоро появятся малыши. Вот мне и хотелось определить детишек на воспитание.

– Так мы в город жирафов идём? – понял, наконец, Лера. – А как же представитель дикобразов?

– Он рядом с Жирафоградом обитает, в хвойном лесу, – заверил Жорес.

Чем дальше друзья продвигались на северо-запад, тем выше становилась трава. В отдельных местах она доходила им до пояса, в иных – верхушки трав качались на уровне лица. Казалось, что они лилипуты в стране великанов. Только длинноногий и длинношеий жираф возвышался над зарослями. Мальчишки старались не отставать от Жореса, который прокладывал путь в труднопроходимом сухостое.

Неожиданно Лера заметил сооружение красного цвета, похожее на древний замок. У замка было множество башенок, и высотой он было никак не меньше двухэтажного дома.

– Смотрите, – показал Лера, – кто-то песчаный замок сделал. Мы такие на море из песка отливали.

– Как отливали? – не понял Шурка.

– Да так, берёшь песок с водой и льёшь, получаются стены и башни, как у этого.

– Это не замок, – обернулся тут Жорес. – Это термитник. Построен из песка, глины, дерева и слюны.

– Ничего себе! – задрал голову Лера, чтобы посмотреть на верхушку термитника. – Кто же сюда столько слюны наплевал? Верблюды, что ли?

– Нет, – помотал головой Жорес. – Не верблюды. Я же говорю, это – термитник. Значит, построили его термиты. Такие маленькие белые муравьи, которые никогда не выходят из своих тёмных подземелий. У них даже глаз нет.

– Из-за слепоты не выходят?

– Нет, не из-за слепоты. Просто у термитов кожа тонкая, влагу плохо удерживает. Из-за этого на свежем воздухе они могут засохнуть. А в термитнике у них всегда тепло и влажно.

– Как же они выживают? Вон муравьи по лесу бегают, чтобы еду найти. А термиты чем питаются в своих замках?

– Древесиной.

– Древесиной?! – не поверил Лера.

Стал оглядываться по сторонам и даже привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть.

– Гд е же они её берут? Тут и пилорамы никакой нет.

– А зачем пилорама? – удивился Жорес. – Вокруг полно растений. Термиты веточки с корешками едят – это тоже древесина. У них, знаете, какие челюсти сильные…

Неожиданно из-за термитника донеслось тихое хрюканье.

Аардварк

Не успели мальчишки поинтересоваться – водятся ли в Африке свиньи, как из-за ближайшей башенки вышел поросёнок. Но какой! Нос у него был длинный, словно у Буратино. Уши точь-в-точь заячьи. А хвост толстый-претолстый, будто у кенгуру. И только глазки были поросячьими. Друзья в

попятились – поросёнок смотрел на них пристальным взглядом из-под рыжих ресниц.

– Это Фу-Фью, – прошептал Лера. – Преобразовался из летающего тунца, а нос укоротить забыл.

Не сговариваясь, мальчишки развернулись и бросились бежать. Поросёнок – за ними. Следом помчался жираф.

– Мамочки родные! – оглянулся на бегу Шурка. – Догоняет!

Действительно, поросёнок, словно на крыльях, летел за ними и мало-помалу сокращал расстояние.

– Шурик! – взмолился Лера. – Сделай что-нибудь!

– Мне настроиться надо, – отвечал, задыхаясь, Шурка. – Не могу я так. Лучше ты воздействуй своей интуицией!

– Ничего не получается! – едва не плакал в отчаянии Лера.

– Надо где-нибудь спрятаться, – предложил Шурка, – тогда отобьёмся.

– А вон! – показал Лера на виднеющийся невдалеке второй термитник, который был никак не меньше первого.

Собрав последние силы, друзья припустили к единственному укрытию. Увы, длинноносый поросёнок их с лёгкостью нагнал и… Мальчишки шарахнулись в сторону. А поросёнок, как ни странно, только возмущённо хрюкнул и пронёсся мимо. Через мгновение он юркнул под сень термитника. Мальчишки стали, как вкопанные. Пока они в нерешительности топтались, мимо прогалопировал Жорес.

– Спасайтесь, друзья! – посоветовал он и сам спрятался за термитником.

Мальчишки совсем растерялись, не зная, на что отважиться: то ли бежать к термитнику, где затаился подозрительный поросёнок, то ли бежать от поросёнка навстречу невидимой опасности.

Прошла секунда, пять, десять, полминуты, минута… Вокруг тишина. Среди башенок термитника всплыла голова Жореса с испуганными глазами.

– От кого спасаться? – спросил у него Лера.

– На Земле полное равноправие и никаких хищников, – напомнил Шурка.

– Как от кого? – недоумённо захлопал длинными ресницами жираф. – От инопланетных тунцов с крыльями.

– Гд е вы их видели? – оглянулся в страхе Лера.

Жираф задумчиво скосил глаза на нос, рассматривая на нём какую-то мушку.

– Нигде я их не видел, – наконец, признался он. – Вы побежали – и я побежал. Думал, за вами тунцы гонятся.

– А вы откуда знаете, что они нас ищут?

– Да об этом весь мир знает. Даже Аардварк.

– А это кто?

Не успел Жорес ответить, как земля перед термитником зашевелилась. Ещё миг – и из образовавшейся норы высунулась морда длинноносого поросёнка.

– Аардварк – это я, – заявил он, отплёвываясь от прилипшей к пятачку земли.

– Значит, вы наш, землянский? – перевёл дух Шурка.

– Ещё какой землянский, – ответил за поросёнка жираф. – С африканского Аардварк так и переводится – земляная свинья.

– Ага, – понял Шурка. – Значит, вы во время опасности в землю зарываетесь?

– Верно-верно, – подтвердил Аардварк. – За пять минут я могу вырыть яму глубиной в целый метр.

И он показал свои длинные и острые когти: – Видали, какой у меня шанцевый инструмент[114]?

Лера подошёл ближе.

– Ничего не понимаю, – помотал он головой. – Вы что, чернобыльский поросёнок?

– Чего-чего? – покосился на него Аардварк.

– В том смысле, – пояснил Лера, – что под воздействием радиации в вашем организме произошла мутация[115], и вы из

обычного поросёнка превратились в такого ненормального.

– Что тут ненормального? – обиделся длинноносый поросёнок. – Я всегда таким был.

– Значит, ваш папа или ваш дедушка облучился, – стоял на своём Лера. – Я слышал, в Африке есть урановые рудники, где очень большая радиация.

– И папа мой был таким всегда, и дедушка, и прапрадедушка, и дедушка прапрадедушки! – совсем рассердился Аардварк. – И вообще, не мешайте, я со вчерашнего вечера ничего не ел!

Тут он примерился и одним ударом лапы пробил в термитнике дыру.

– Что вы делаете?! – испугались друзья. – Вас же термиты закусают!

Новая атака

Но поросёнок и ухом не повёл.

– Теперь я буду ужинать, – покосился он на выбежавших из дыры термитов.

Высунул из-под поросячьего пятачка длинный липкий язык и слизнул термитов одним махом.

– Это были солдаты! – хрюкнул Аардварк с наслаждением. – Очень вкусные и храбрые солдаты. Они вступают в смертельную схватку с противником и погибают, а рабочие термиты в это время заделывают дыру в термитнике.

На смену съеденным солдатам выбежал новый отряд смельчаков. Поросёнок слизнул их с такой же лёгкостью, как и первых.

– А рабочих термитов я оставлю на закуску, – пояснил он.

– Так вы муравьед? – предположил Лера.

– Какой я вам муравьед! – нахмурился длинноносый Аардварк. – Я трубкозуб!

И слизнул очередную партию термитов. А после всунул свой длинный нос в дыру и закатил глаза от наслаждения.

– Ах, как вкусно, – глухо донёсся из термитника его голос.

Лера посмотрел на жирафа.

– Что он там делает?

– Слизывает термитов.

– А почему он трубкозубом назвался?

– А у него зубы такие, как трубочки, вот и трубкозуб, – пояснил Жорес и вдруг выпучил глаза от удивления.

Воздух перед термитником сгустился, и взорам друзей открылась битва между летающими тунцами и депутатами в зале Лиги. Пригвоздив к матрасу стальными клювами слона, стая тунцов развернулась и понеслась на мальчишек.

– Мама!! – заорали они от неожиданности.

А трубкозуб тут же расширил своими мощными когтями дыру в стене и запрыгнул в термитник. Друзья, не помня себя от ужаса, бросились за ним.

Видение боя ещё немного пошумело и растаяло в воздухе. Первым из термитника выскочил Лера.

– Ой! Ай! – приплясывал он, пытаясь вытряхнуть из-под одежды белых муравьёв.

За ним с воплями последовал Шурка. И только Аардварк, как ни в чём не бывало, сидел в термитнике. Жорес всё это время стоял с закрытыми глазами и трясся от страха.

Первым от термитов избавился Лера.

– Не дрейфь, старик, – хлопнул он жирафа по крупу, – это же мираж[116]!

От хлопка Жорес едва со своих длинных ног не свалился. Но, услышав про мираж, открыл глаза и успокоился. Из термитника высунулся пятачок трубкозуба.

– Что это было? – спросил он, принюхиваясь.

– Видение, – успокоил Шурка. – Не бойтесь.

– А я и не боюсь, – заявил с вызовом длинноносый поросёнок. – Я, между прочим, довожусь роднёй самому слону.

– Тогда зачем прячетесь? Вылезайте, не то вас термиты закусают.

– Ещё чего! – донеслось из глубины термитника. – Да у меня такая толстая кожа, что я в муравейнике спать могу.

– Оставьте его – улыбнулся Жорес. – Трубкозуб не любитель дневных прогулок. Днём обычно отсыпается в норе, а ночью охотится на термитов и муравьёв. А теперь, когда его напугали, и вовсе на свет не выйдет.

– Эй, дружище! – склонил он голову к термитнику.

– Что надо? – отозвался Аардварк, облизываясь и причмокивая.

– Моё стадо тут случайно не проходило?

– Проходило, – хрюкнул в ответ трубкозуб. – Только давненько. На Жирафоград пошло.

– Что я говорил! – обрадованно глянул на друзей Жорес.

Под тремя крышами

Оставив трубкозубого Аардварка пировать в термитнике, путешественники отправились дальше на северо-запад, туда, где кончалась саванна и начинался тропический лес. Шли невероятно долго. Во всяком случае, так показалось Шурке с Лерой. Наконец травяные заросли измельчали, и стали попадаться деревья. Их становилось всё больше и больше. Росли они всё чаще и чаще, пока не превратились в настоящие джунгли. Жара и духота в них стояли такие, что мальчишкам стало казаться, будто они попали в теплицу. Деревья же росли так близко друг от друга, а их кроны так переплелись между собой, что получился один сплошной лиственный покров. Под ним было сумрачно, словно вечер наступил. Сколько ни задирали друзья головы, но так и не увидели ни одного солнечного лучика.

– Что же вы хотели? – заметил Жорес. – Над нами целых три лиственных крыши.

– Как три? – не понял Лера.

– А вот, – показал жираф на ближайший толстенный ствол дерева. – Такие великаны вырастают до семидесяти метров.

– Семьдесят метров высотой! – присвистнул Шурка. – Да это же больше двадцатиэтажного дома!

– Вот, – кивнул, довольный произведённым впечатлением, Жорес. – А следующая лиственная крыша висит метрах в сорока над нашими головами. А ещё ниже находятся кроны деревьев третьего – самого нижнего яруса.

– Вы здесь поосторожней, – посоветовал он. – Смотрите под ноги и поверх голов – вокруг полно всяких ядовитых неразумных существ.

– Каких существ?

– Ну, например, муха цеце. Укусит – и заболеете сонной болезнью[117]. А с веток может свисать какая-нибудь древесная змейка или даже удав.

После такого предостережения друзья старались не отставать от Жореса и смотрели на всё с опаской. Обстановка была мрачной. Повсюду высились громадные деревья, стволы которых обвивали гибкие тела многочисленных лиан. То тут, то там прямо на деревьях росли папоротники, орхидеи и лишайники. Многочисленные деревья, кусты, лианы, папоротники и прочая мелочь порой теснились так густо, что жирафу с мальчишками приходилось не идти, а прямо-таки продираться сквозь них. Землю повсюду вспучивали большие и маленькие корни, очень похожие на больших и маленьких змей.

На одном невысоком кустике, который едва доходил ему до пояса, Лера увидел среди мясистых светло-зелёных листьев плоды, напоминающие маслины, только крупней. Не долго думая, он сорвал одну маслину и сунул в рот.

– Стой! – увидев это, закричал Жорес.

Лера так и застыл с открытым ртом.

– Немедленно выплюнь! – потребовал жираф.

– Несъедобная, да? – плюнул Лера.

– Ядовитая, и даже чрезвычайно.

Лера присмотрелся к ядовитому кустику – на нём цвели крупные бело-розовые цветы с красной бахромой.

– У моей бабушки что-то похожее на подоконнике растёт, правда, размером поменьше.

– Так и есть, – кивнул Жорес. – Это адениум тучный. Любители-цветоводы его в квартирах выращивают. Его ещё лилией Импала называют. Раньше африканцы вместо яда смазывали соком его плодов наконечники стрел и на животных охотились.

– Ничего себе! – отошёл подальше от кустика Лера.

Фрукт Джека, кайя и хлебное дерево

– Смотри, – показал в сторону Шурка, – доски.

Лера глянул, и действительно – под одним из деревьев лежали беспорядочно разбросанные короткие толстые доски.

– Вы же говорили, что тут пилорамы нет? – повернулся он к жирафу.

– Это не доски, а корни дерева кайя[118], – усмехнулся Жорес. – Слышали о красном дереве?

– Из которого мебель делают?

– Верно. А дикие африканские племена из него изготавливают маски, статуэтки и ещё много чего.

– А хлебного дерева тут нет? – с тоской во взгляде посмотрел Лера на соседние деревья.

– Хлебное дерево в Сомали растёт, – пояснил Жорес. – А зачем тебе хлебное дерево?

– Очень кушать хочется.

– Гмы, – удивился жираф, – но ведь на нём булочки не растут.

– А что растёт?

– Плоды, как финики. А дерево на пальму похоже.

– Почему же его тогда хлебным назвали?

– Потому что раньше стволы этого дерева расщепляли и собирали затвердевшие куски смолы, которые потом использовали в пищу. Но настоящие хлебные деревья растут не в Африке, а на той стороне Индийского океана, в Полинезии.

– И тоже без булочек? – кисло улыбнулся Лера.

– Естественно, – кивнул Жорес. – Плодоносят они фруктами. Обыкновенное хлебное дерево даёт плоды размером с дыню, но зелённого цвета и такие бугорчатые.

– И что они, как настоящий хлеб?

– Скорее, как картофель. В них крахмала много. Полинезийцы их жарят, пекут из них хлеб и пироги, даже пудинг делают. А семена хлебного дерева жарят, как каштаны.

Лера представил жареную картошку, пироги с пудингом, и у него слюнки потекли.

– А в Индии, – продолжал Жорес, – есть другое хлебное дерево – джекфрут.

– Что-то вроде апельсина? – предположил Лера.

– Ничуть. Плоды джекфрута здоровущие и могут весить до тридцати четырёх килограмм. Джекфрут на продолговатую дыню похож. Длиной может до одного метра доходить, а толщиной – до полуметра.

– Ого, бомба! – представил себе дыню такого размера Лера. – А цвет у него жёлтый?

– Бывает жёлтый, а бывает зелёный. И вкус, как у дыни, а ещё, как у манго[119] и папайи[120], вместе взятых.

– А что делают из джекфрута?

– Сок выжимают. А недозрелые плоды используют как овощи. Зрелые – в сыром виде едят и консервируют в сиропе. Семечки джекфрута жарят и даже варят. В общем, из него много чего можно приготовить. В Азии говорят: если в вашем дворе растёт джекфрут, вы не умрете от голода.

– Жаль, что они в Африке не растут, – потёр живот Лера и с тоской посмотрел на друга.

Шурка в ответ лишь вздохнул – ему тоже хотелось есть.

– А вот, – остановился Жорес под раскидистыми деревом.

Сорвал со ствола какого-то зелёного ежа, размером с футбольный мяч, и бросил наземь.

– Попробуйте. Вам это должно понравиться.

Упав с высоты без малого шесть метров, «ёж» раскололся надвое и стал распространять такой мерзкий запах, что мальчишки невольно зажали носы.

Дуриан

– Фу! – прогнусавил Лера. – Яйцами тухлыми воняет!

– И мясом порченным! – от отвращения Шурка передёрнул плечами. – Что это за гадость такая?

– Это деликатес – плод дерева дуриан.

– Что же он так воняет?

– Наверное, слишком перезрелый попался.

И Жорес ударом копыта забросил колючие половинки подальше в кусты: – Сейчас я вам что-нибудь получше найду.

И сорвал ещё один плод.

– Разрежьте и скоренько съешьте.

– Он же вонять будет!

– Не будет. Это перезрелый дурно пахнет, а у хорошего зрелого плода запах появляется только через полчаса.

Лера достал перочинный ножик и взрезал дуриановского «ёжика», как обычный арбуз. Внутри оказалось пять отделений, заполненных жёлтой, похожей на пудинг мякотью. Противного запаха, действительно, не было.

– Значит, этот желток можно есть? – предположил Лера очевидное.

Кроме жёлтой массы, перед ними лежали только колючая скорлупа да ещё пять семечек, каждая из которых по своим размерам превосходила крупный грецкий орех.

– Ага, – кивнул жираф, – только руками не трогайте, а то потом беды не оберёшься.

Лера срезал с ближайшего куста две веточки с рогатинками на конце.

– А какой «беды не оберёшься»? – поинтересовался он, передавая одну из импровизированных вилок Шурке.

– Через полчаса от ваших рук начнёт исходить ужасный запах дуриана. Отмыть его невозможно.

– Зато ни одна козявка не укусит, – улыбнулся Лера.

– Что вы, что вы, – захлопал ушами Жорес. – Наоборот. Плоды дуриана специально так пахнут, чтобы своим дурным запахом привлекать муравьёв и всевозможных жуков, а ещё носорогов, слонов и даже тигров. Они поедают его содержимое и разносят повсюду семена. Таким образом дуриан размножается. Вон, полюбуйтесь, – указал жираф туда, куда недавно зашвырнул перезрелый плод.

Мальчишки глянули и поёжились – над кустами чёрной тучей вились насекомые. Ещё больше насекомых копошилось в самих кустах, пытаясь отхватить кусочек дурно пахнущего дуриана.

– Вы ешьте быстрей, – напомнил жираф, – а то и этот завоняет.

Друзья принюхались к лежащему перед ними «ёжику». Запаха, вроде, нет. Или уже появился? А может, вонь доносится от кустов? Непонятно. Перекрестившись, первым отважился снять пробу Шурка. Чуть пожевав, он с усилием сделал глотательное движение и озадаченно посмотрел на Леру.

– Ну, как?

– Сладкий, что-то вроде клубники с орехами, – пожал плечами Шурка и подцепил своей рогатинкой очередной кусок.

Лера последовал его примеру. На вкус жёлтая мякоть напоминала и клубнику, и миндальный крем, и вишнёвый сироп, и сливочный сыр, и даже луковую подливку.

Тропический ливень

Ближе к трём часам стал моросить дождик, и Жорес забеспокоился.

– Надо спешить, – сказал он, прибавляя шагу.

– Зачем? – не понял Лера.

– Дождь начинается, – пояснил жираф. – Пока не ударил в полную силу, мы должны добраться до ближайшей возвышенности.

– И чего дождя бояться, – пожал плечами Лера и запрокинул лицо к небу. – У нас в Беларуси такой дождик может весь день крапать.

– Это же экваториальная Африка, – напомнил Шурка. – Тут, знаешь, какие тропические ливни бывают?

– Ну, и какие?

– Очень-преочень сильные.

– Не отставайте, друзья! – торопил их Жорес. – Иначе вам придётся испытать силу ливня на собственной шкуре!

В подтверждение его слов сверкнула молния, и небо расколол чудовищной силы грохот. Дождь стремительно набирал силу. Вскоре на землю обрушился такой поток воды, что Лере показалось, будто его сунули в Ниагарский водопад. Под всполохи молний и раскаты грома дождь лил, как из ведра. Он бил по голове, лицу, заливал глаза, рот, уши. Вокруг висела сплошная стена воды. Через неё только и видно было, что вокруг зеленеет лес. Дождь лил беспрестанно с неослабевающей силой. За несколько минут мальчишки вымокли до нитки.

– Шурик! – прохлюпал губами Лера. – Наколдуй избушку на курьих ножках, тёплую печь, мягкую перину и самовар с горячим чаем!

– Ага! – промычал сквозь ливень Шурка. – Нас тогда инопланетяне вычислят! – и напомнил. – Мы же договорились делать преобразование только в крайнем случае, когда терять будет нечего.

– Ну, да, – уныло согласился Лера, – во время смертельной опасности.

Не прошло и пяти минут, как окружающая их обстановка стала по-настоящему опасной для жизни. В лощине, из которой они пытались выбраться, образовался бурлящий ручей. Мутная вода стремительно прибывала. Не успели они и двадцати метров преодолеть, как ручей поднялся выше колена, его раздуло вширь, и он превратился в настоящую реку. А вода продолжала прибывать. С вершины, к которой стремился жираф, вместе с водой катились потоки размытого красного грунта, обломки веток и даже вывернутые с корнем деревья. Но самыми опасными оказались влекомые водой камни. Невидимые в мутном потоке, они больно били по ногам, едва не сбивая с ног.

– Держись за хвост! – крикнул Жорес. – Не то утонете!

Лера ухватил жирафа за хвост, Шурка вцепился в Леру, и гуськом они стали выбираться из опасной воды, которая к тому же была ещё и на удивление холодной.

В одиночку друзья и шагу не смогли бы ступить в бушующей реке, дно которой стало скользким от размытой глины. Жорес шёл медленно, но верно – шаг за шагом приближаясь к вершине. Он тянул за собой мальчишек, как тепловоз тянет вагоны. И к тому же прикрывал широким туловищем от несущегося с водой мусора.

Вскоре они выбрались на вершину холма. Идти стало легче. Но не успели друзья дух перевести, как сверху сорвалось нечто чёрное. Сорвалось и упало Шурке на голову.

– А-а! – заорал перепуганный Шурка.

Отпустил Леру, коротко взмахнул руками, потерял равновесие, упал навзничь и стремительно поехал по скользкой глине вниз. Он так быстро скрылся из виду, что Лера с Жоресом не успели даже глазом моргнуть.

– Там теперь воды даже мне по шею, – заметил жираф.

– Ёлки-палки! – схватился за голову Лера. – Он же может погибнуть!

– Может, – мрачно согласился Жорес. – Но как его спасти, если из-за ливня ничего не видно?

– Хотя, – задрал он голову, – сейчас дождь закончится.

И точно, дождь постепенно затих, а вскоре прекратился вовсе.

– А откуда вы узнали, что дождь перестанет? – удивился Лера.

– Здесь ливни больше одного часа никогда не льют, – опустился на колени жираф.

– Залезай мне на спину, – приказал он, – пойдём твоего друга искать.

Уровень воды спадал так же быстро, как и поднимался. Когда Лера верхом на Жоресе добрался до полянки в самом низу лощины, воды там оставалось жирафу по колено. Но и она быстро убывала. Ветер стих, небо очистилось, и без того сумрачный лес стал медленно погружаться в ночной мрак. Шурки нигде не было видно. Сколько Лера ни звал, ответом ему была зловещая тишина.

– Неужели утонул? – чуть не плакал Лера.

– Шурик, ты где?! – закричал он в отчаянии.

– У-у-у! – неожиданно завыло у них над головами. – У-у-у!

Голиаф и пальмовые пряники

Лера с Жоресом, как по команде, задрали головы и обнаружили Шурку. Он сидел на развесистой пальме, обхватив её ствол руками-ногами.

– Ты что там делаешь?! – подскочил от радости Лера. – Слезай быстрей!

Но Шурка не шелохнулся и только глаза подвёл под лоб.

– Тебе что – плохо? – испугался Лера.

Шурка в ответ недовольно поморщился, что могло означать лишь одно – Лера не угадал.

– Ну, я тогда не знаю, что ты хочешь, – развёл руками Лера. – Залез на дерево, мычишь и глаза закатываешь.

«На мне скорпион сидит, – передал, наконец, мысленно Шурка, вспомнив, что обладает телепатическим даром. – Может в любую секунду ужалить».

Лера присмотрелся – на макушке друга сидело нечто чёрное. Недолго думая, он отправил на разведку свой глаз.

Глаз подлетел к пальме, и Лера увидел, что на Шуркиной голове восседает не скорпион, а здоровущий – размером с ладонь – чёрный жук.

– Ничего себе! – повернулся он к жирафу.

Жорес подошёл к пальме и осторожно вытянул шею.

– Хе-хе, – сказал он деликатно. – Это жук по прозвищу голиаф, самый большой в мире и ни капельки не ядовитый.

Примерился и смахнул жука своим длинным синим языком. Голиаф упал Стопочкину под ноги.

– Интересно! – присел на корточки Лера. – Что такой здоровенный жук ест? Наверное, на других насекомых охотится?

– Вовсе нет, – заметил жираф, который в это время помогал Шурке спуститься с пальмы. – Голиаф питается соком деревьев и перезревшими фруктами.

Едва Шурка спрыгнул на землю, как с пальмы вслед за ним упала гроздь блестящих жёлто-коричневых плодов. Их было так много, что они, наверное, не поместились бы и в пяти вёдрах.

– Что это? – осторожно пиблизился к грозди Лера.

– Очень вкусная штука, – причмокнул Жорес. – Плоды египетской пальмы, на которой только что восседал ваш друг.

– Их можно есть?

– Ну, конечно. Попробуйте.

Лера оторвал от грозди два плода и один протянул Шурке.

– А как его есть?

– Да вот прямо так берите и грызите шелуху.

– Шелуху?

– Ну, да.

Лера впился зубами в плод и откусил кусочек волокнистой шелухи. По вкусу она напоминала имбирный пряник, но была очень сухой.

Неожиданно, лежавший до того неподвижно, жук-голиаф выпустил откуда-то сбоку из-под надкрыльев полупрозрачные коричневые крылышки, завибрировал ими, зажужжал и легко оторвался от земли.

– Во даёт! – спрятался за жирафа Шурка. – Чего же он раньше не улетал?

– Вероятней всего, – заметил Жорес, – он хорошенько согрелся на вашей голове.

– Как это? – не понял Лера.

– Всё просто, – взялся объяснять жираф. – Голиаф может летать только тогда, когда у него повышается температура тела. Вот он повысил температуру на голове вашего друга и улетел.

Голос Жореса заглушило громкое щёлканье. В следующий миг к их ногам опять свалился жук-голиаф. Но какой! Гигантский жук был расплющен, словно по нему танком проехали. Не успели друзья задрать головы, чтобы посмотреть, какие такие «танки» летают в небе над Африкой, как их накрыла гигантская тень.

Отец башмака и марабу

Рядом с раздавленным голиафом приземлилась птица размером с аиста. И ноги у неё были такие же длинные, как у аиста, но вот клюв… Клюв походил на тяжёлый деревянный башмак. Всё остальное у незнакомки было совершенно серого цвета.

– Привет, пацаны! – щёлкнула жёлтым клювом серая птица.

– Привет, – промямлили друзья.

– Ха! – увидев птицу, воскликнул Жорес. – Да это же башмакоклюв!

– Вообще-то, – покосилась на него птица, – меня официально называют королевским китоглавом. А для своих, – тут она покровительственно посмотрела на Шурку с Леркой, – я Абу Маркуб.

– Верно-верно! – кивнул жираф. – С арабского языка это так и переводится – отец башмака.

Королевский китоглав подошёл к раздавленному голиафу.

– Это вы его так? – показал на чёрного гиганта Шурка.

– Кроме меня, некому, – важно задрал нос-башмак Абу Маркуб. – У меня самый мощный клюв в мире.

Примерился, щёлкнул клювом и проглотил жука.

– Вы что же, теперь насекомыми питаетесь? – удивился Жорес. – А как же рыба? А как же ваши болота в верховьях Нила?

– Путешествую в поисках новой среды обитания, – хмуро пояснил Абу Маркуб. – Разве вы не слышали, что какие-то мальчишки подали прошение от имени рыб о признании этих бессловесных тварей полноправными членами Лиги Разумных Существ?

– Ага, – кивнул Жорес, – значит, вы теперь охотитесь на насекомых?

– Тренируюсь. Кто знает, когда общество создаст оборудование по производству искусственного рыбьего мяса.

– Встретились бы мне эти умники, – глянул Абу Маркуб жёлтым глазом на друзей, – я бы им настучал своим башмаком по головам.

Мальчишки вжали головы в плечи и отошли от башмакоклюва на другой край полянки. Вдруг из тени ближайшего дерева вышел старый чиновник в чёрном фраке. Шурка с Лерой от удивления рты открыли. А чиновник клацнул клювом и представился.

– Африканский марабу, – сказал он.

Только тут друзья рассмотрели, что перед ними никакой не чиновник, а аист, но какой-то странный. Оперение у него было чёрно-белое, будто он надел чёрный фрак с белой рубашкой. Голову и длинную шею покрывала розовая морщинистая кожа, на которой росли не перья, а редкий белёсый пушок.

– А вы почему тут? – вытаращился на него Жорес. – Вы ведь проживаете в саванне.

– Гмы, – обиделся странный аист. – Вы ведь тоже не житель тропического леса.

– Ну, я-то тут по делу, – показал жираф на Шурку с Лерой. – А вы зачем?

– Суховато нынче в саванне, – признался марабу. – А тут такой хороший ливень прошёл – настоящий потоп. Падали, полагаю, будет предостаточно.

– Неужели он с вами? – Жорес с удивлением посмотрел на Абу Маркуба.

– Нет-нет, – поспешил заверить тот, – я сам по себе. И вообще, я падалью не питаюсь, а только свежей рыбой.

– Ой, ой! – ехидно посмотрел на него марабу. – Вчера – свежей рыбой. Сегодня – давленными насекомыми. А завтра и падаль начнёте лопать.

– Да никогда в жизни! – затрещал клювом возмущённый башмакоклюв.

Но похожий на чиновника аист его уже не слушал.

– Ах! – закатил он мечтательно глаза. – Как приятно проглотить какую-нибудь утонувшую мышь или крысу. Но вкусней всего, конечно, падшая антилопа или даже жираф…

– Прекратите! – возмущённо топнул копытом Жорес. – Не то я вас обижу!

– А вы попробуйте, – нисколько не испугался марабу. – На сдачу сами таких тумаков получите, что ой-ой! Я своим клювом с одного раза брюхо какой хочешь животине могу пробить – хоть буйволу, хоть жирафу. Я даже кости клювом дроблю. Не желаете ли попробовать?

– Да я тебя сейчас копытом стукну! – пошёл на него жираф.

Марабу стал в боевую стойку – назревала нешуточная потасовка.

Кигелия

Разняв драчунов, друзья с трудом увели Жореса с поляны.

– Падальщик! – бурчал сердито жираф. – А ещё дразнится! Я бы его копытом стукнул!

– Как вам не стыдно! – увещевал его Шурка. – Вымахали ростом с двухэтажный дом, а ведёте себя, как маленький.

– Братцы! – в сердцах стегал себя хвостом по бокам Жорес. – Ведь он нарочно! Все животные давно полноправные личности, а он как поедал наши трупы, так и поедает! Наплевал на закон!

– А почему его в космос не отправят на перевоспитание? – поинтересовался Лера.

Жираф замялся.

– Понимаете, – сказал он, подумав, – ни у кого руки не доходят.

– Боятся сообщить куда надо? – догадался Лера.

– Вроде того, – сокрушённо покивал головой Жорес.

Лера хотел спросить о спутниках, которые следят за землёй из космоса, но тут увидел такое, что сразу же забыл всё на свете.

– Смотри! – заорал он радостно, тыча пальцем в одно из деревьев.

Под широкой кроной дерева, словно на витрине магазина, висело на верёвочках множество колбас.

– Да тут одна ливерка[121]! – скривился Шурка, оглядев дерево. – Моя мама её для Джека покупает.

– Ерунда! – отмахнулся Лера. – Что, мы особачимся, если съедим по маленькому кусочку?

– Ешь на здоровье, а я не буду.

– Извините, – вмешался в их разговор Жорес. – Хотя это дерево и называется колбасным, на нём растёт вовсе не колбаса.

– Значит, это плоды вроде дуриана? – догадался Лера.

– Плоды, – кивнул жираф, – но совершенно несъедобные. Их даже самый дикий зверь не ест.

– Эх, сейчас бы колбаски поесть или там отбивную, а лучше яичницу, хлеба с маслом и кружку чая, – размечтался Лера.

– Ё-моё! – толкнул его в бок Шурка. – Смотри!

Лера глянул и обомлел. Под раскидистым кустом алоэ стоял небольшой столик. Белоснежная скатерть была уставлена тарелками: одна – с колбасой, нарезанной кружочками, вторая – с хорошо прожаренной отбивной, третья – с яичницей, на четвёртой – лежали куски хлеба, на пятой – ломтики масла. Завершала эту фантастическую для безлюдного тропического леса картину кружка дымящегося чая.

– Галлюцинация! – не поверил Лера и потёр глаза.

Видение не исчезло.

– Ёлки-палки! – попятился он. – Опять Фу-Фью. Помнишь, он нас в лаборатории так и кормил во время экспериментов?

– Угу, – кивнул Шурка и тоже отступил, готовый в любой момент сделать преобразование и унестись вместе с Лерой на другой край света.

Только Жорес, которому с высоты его роста было не видно столика под алоэ, в недоумении хлопал своими пушистыми ресницами. На миг зависла зловещая тишина. Друзья были уверены, что в следующий миг из-за ближайших кустов выскочат инопланетяне. Но вместо этого тишину неожиданно нарушил тонкий голосок.

– Здравствуйте, гости дорогие! – сказал он.

По спинам мальчишек пробежал холодок. Они ещё раз глянули на столик и только тут заметили, что поодаль от него, под тем же кустом алоэ, стоит некое крохотное существо, похожее на комнатную собачонку. Присмотревшись, они различили, что у собачонки на лбу имеются малюсенькие рожки, а на ногах копытца.

– Вы кто? – спросил Лера.

– Карликовая антилопа, – склонила набок свою крохотную головку антилопа, а затем указала копытцем на столик. – Не стесняйтесь, кушайте.

Подошёл жираф.

– А-а! – воскликнул он приветливо, увидев карлика. – Мистер Кигелия! День добрый!

– Здравствуйте, сэр Жорес! Здравствуйте! – пискнула в ответ антилопа. – Какими судьбами?

– В Жирафоград следую. Не проходило мимо вас моё семейство?

– На прошлой неделе захаживали. Я их листьями акации угостил и травой люцерной[122]. Не желаете ли и вы отведать?

– Всенепременно желаю, – кивнул Жорес. – Только, будьте любезны, повыше.

– Как скажете, – обрадовалась антилопа и стукнула копытцем по едва заметному в траве плоскому камню.

В ветвях колбасного дерева на уровне морды жирафа появилась охапка листьев акации, а рядом другая – из люцерны.

– Спасибо! – потянулся Жорес к акации и длинным языком сорвал пучок сочных листьев.

Поняв, что это не инопланетяне, Лера тотчас сел за стол. Глядя на жующего жирафа и на друга, уплетающего за обе щеки яичницу, не выдержал и Шурка.

– Извините, – обратился он к антилопе, – а можно и мне…

– Чего изволите?

– Кашу гречневую и кружку парного молока.

– Заказ принят.

Мистер Кигелия отстучал копытцем по камню, и перед Шуркой возник столик с едой.

– Откуда вы всё это берёте? – спросил Шурка с набитым кашей ртом.

– При аппарате приставлен, который изготовляет блюда на любой вкус, – пояснила антилопа.

– Мистер Кигелия – оператор, – уточнил, чавкая люцерной, Жорес.

– Странное имя, – заметил Лера, прихлёбывая чай.

– Ничего странного, – улыбнулась крохотная антилопа. – Имя мне дали в честь вот этого колбасного дерева, которое мы – африканцы – называем кигелия.

Дуэль

Распрощавшись с мистером Кигелия и его колбасным деревом, путешественники вскоре добрались до окраины Жирафограда. Но в город они попали не сразу. Внимание Жореса привлекло сборище разноплеменного зверья.

– Что тут происходит? – спросил он у ближайшего страуса.

– Дуэль! – воскликнул тот. – Старый жираф ушёл из стада, и теперь два молодых выясняют, кто из них будет главным.

Вместе с Жоресом друзья протиснулись сквозь толпу и увидели дуэлянтов. Два жирафа стояли один против другого на расстоянии полусотни метров.

– Гмы, – удивился Шурка. – А где же их пистолеты или шпаги? На чём они будут биться?

– Тут безоружная дуэль, – пояснил Жорес. – И вообще, жирафы – животные миролюбивые.

Один из дуэлянтов выгнул дугой шею, наставил на противника свои крохотные рожки и пошёл в атаку. Противник не дрогнул. Вскоре жирафы стали вплотную, плечом к плечу, и принялись ударять друг друга головами и шеями.

– Ничего себе, миролюбивые животные! – подпрыгнул Шурка. – Так и убить можно!

– Всё в порядке, – заверил его Жорес. – Вот если бы они начали бить друг друга передними копытами, тогда другое дело. Тогда сразу надо вызывать «скорую помощь» или даже реанимацию. Говорят, что давным-давно, ещё в доисторическое время, когда львиные прайды[123] охотились на жирафов, один из моих предков ударил передним копытом здоровущего льва.

– И что?

– Убил наповал. Грудная клетка хищника оказалась раздавленной, а все рёбра переломанными, будто по нему стадо бизонов пробежало.

– Жалко льва, – заметил Лера.

– Конечно, жалко, – согласился жираф. – Но предок оборонялся. А лев хотел запрыгнуть ему на спину и перекусить шейные позвонки.

Поединок, между тем, продолжался. Дуэлянты перебрались к одиноко стоящей акации и медленно ходили вокруг неё, пытаясь прижать один другого к стволу. Жорес смотрел на всё это, смотрел и, наконец, не выдержал.

– Ладно, – выбрался он из толпы и подошёл к жирафам. – Прекращайте сражение.

Увидев Жореса, дуэлянты склонили перед ним головы.

– Так вот же он, старый жираф! – проревел белобородый гну1. – А говорили, ушёл, ушёл! Да он просто отпуск взял за свой счёт!

– Отпуск!

– Отпуск! – подхватили толпившиеся вокруг буйволы, зебры, антилопы и страусы.

Неожиданно кто-то дико закричал, покрывая гул голосов. Звери в испуге расступились, пропуская к Жоресу молоденького жирафа.

– Дядя Жорес! – кричал он. – Быстрее бегите к городской больнице! Елене Прекрасной плохо!

Крёстные отцы

– Боже мой! – захлопал в волнении ушами старый жираф и бросился бежать к центру города.

Мальчишки поспешили следом. За ними – молоденький жираф вместе с дуэлянтами. А уж потом побежали все остальные звери.

Длинноногий Жорес нёсся галопом, и догнать его было невозможно. Но неожиданно путь жирафу преградил двухметровый забор. Мальчишки замедлили бег, полагая, что старик свернёт в соседнюю улочку, чтобы обогнуть препятствие. Не сбавляя хода, Жорес подбежал к забору, откинул назад голову на длинной шее, забросил на забор передние ноги, потом с силой оттолкнулся задними и легко перескочил через препятствие. Жирафы-дуэлянты последовали его примеру. И только Шурке с Лерой да ещё молодому жирафику забор оказался не под силу. Тогда они свернули в соседнюю улочку. И вовремя. Тотчас набежала толпа зверей. Но если антилопы грациозно перемахнули через двухметровое препятствие, то зебры, страусы и буйволы образовали перед забором настоящее столпотворение. Будь там мальчишки, их бы попросту затоптали. Слава богу, они к тому времени отбежали на безопасное расстояние. Стояли на соседней улице вместе с молодым жирафом и отдувались после быстрого бега.

– Что случилось? – спросил Шурка жирафика.

– Елена Прекрасная рожает! – фыркнул тот.

– Царица? – удивился Лера, вспомнив легенду о древней Трое[124].

– О, да! – закатил глаза жираф-подросток. – Молодая жена дяди Жореса прекрасна, как царица.

И, не вдаваясь в подробности, потрусил по улочке в сторону городской больницы. Мальчишки старались не отставать. Вскоре они добрались до площади перед больницей. Там расположилось всё остальное стадо Жореса. Здесь же они увидели и самого Жореса, и двух молодых дуэлянтов, и саму Елену Прекрасную. Беременная жирафиха стояла в окружении соплеменников и растерянно хлопала длинными пушистыми ресницами. Заметив мальчишек, она вздрогнула, сделала шаг и закачалась. Жирафье стадо тотчас обступило Елену Прекрасную со всех сторон и не дало ей упасть. Прошла минута, вторая, третья – стадо всё стояло, плотно сбившись вокруг роженицы. Друзья удивлённо переглянулись. И вдруг жирафы разошлись, и они увидели новорождённого. Он был небольшим по сравнению со взрослыми жирафами, но уже стоял на ногах и держал голову на длинной шее.

– Ничего себе крошка! – подошёл ближе Шурка. – Да он выше меня на целых две головы.

– Выходит, – прикинул Лера, – роста в нём метра два.

Жирафы тем временем стали поочерёдно подходить к малышу и нежно дотрагиваться до его носа своими носами.

– Гляди, целуются! – рассмеялся Лера.

– Традиция у нас такая, – пояснил Жорес.

– Прошу вас, – вежливо склонил он голову, – стать крёстным отцом нашему первенцу.

– Почему я? – испугался Лера. – Я не умею.

– Вы так счастливо смеялись, – улыбнулась ему Елена Прекрасная. – А стать крёстным отцом проще простого – обнимите моего малыша да поцелуйте. Вот и всё.

– Но я же ни разу не был крёстным отцом, – мотал головой Лера. – Возьмите какого-нибудь жирафа.

– Вы мне жизнь спасли, – напомнил Жорес.

– Шурик тоже спасал, его возьмите.

– Обязательно возьмём, – заверила Елена Прекрасная и показала на другую беременную жирафиху. – Ещё и солнце не зайдёт, как появится второй, и третий, и четвёртый малыш…

В тот же день Лера с Шуркой стали крёстными отцами двух новорождённых жирафов, один из которых приходился Жоресу сыном, а другой – племянником.

Кривая стена

Наутро Жорес повёл новоиспечённых крёстных отцов в хвойный лес, который начинался сразу же за городом.

– Всё, как у нас в Беларуси, – заметил Лера, когда они миновали опушку.

– Точно, – кивнул Шурка и показал под ближайшую сосну, – вон, даже маслята растут.

Лесная дорога вильнула разок-другой и вывела их на симпатичную солнечную полянку. Жираф остановился.

– Дальше пойдёте по этой тропинке, – указал он рожками на едва заметную тропинку, – и выйдете к пещере, где живёт община дикобразов. Там депутата и спросите. А я в город побегу – нельзя мамаш с малышами без присмотра оставлять.

Вежливо раскланявшись, Жорес поспешил обратно.

– Спасибо!

– До свидания! – закричали ему вдогонку друзья.

На повороте дороги жираф обернулся, поклонился и помахал на прощание длинным синим языком.

Мальчишки зашагали по тропинке. Африканский хвойный лес, действительно, почти ничем не отличался от белорусского. Повсюду высились ели и сосны, встречались кусты

можжевельника. Углубившись в чащу, Шурка, который шёл первым, вдруг остановился.

– Ё-моё! – воскликнул он и приподнял ближайшую еловую ветку. – Смотри, боровик!

Лера глянул и заулыбался – под ёлкой среди пушистого мха рос гриб-крепыш с коричневой шляпкой.

– Здорово! – присел на корточки Лера. – А вон ещё один, – показал он на соседнюю ёлочку, – и ещё.

Белых грибов в лесу под Жирафоградом оказалось так много, что их можно было мешками собирать.

– Жаль, сковороды нет, – вздохнул Шурка, – сейчас бы зажарить боровичков и со сметанкой поесть.

– Так и сметаны нет, – облизнулся Лера.

– Я же говорю – жаль, – снова вздохнул Шурка.

Сокрушаясь, что зря пропадает такой невиданный урожай белых грибов, друзья пошли дальше. Вскоре путь им перегородила странная стена из камней.

– Какая-то она кривая, – заметил Лера, оглядывая стену от края до края.

Один край стены оказался так высок, что скрывался где-то между верхушек елей. Другой – низкий край – спускался в далёкие заросли малины. Стена была настолько широкой, что по ней мог запросто проехать трёхколёсный велосипед. К тому же её широкий верх был на удивление ровным и даже отшлифованным до зеркального блеска.

– Похоже на трамплин в Раубичах[125].

– Ага, – согласился Шурка, – вроде скоростного спуска.

Неожиданно раздалось грозное шипение, и мимо них по отполированным камням проскочило нечто серое. Следом в малиннике раздались треск и чей-то смех. Не успели друзья сообразить, что бы это значило, как снова шипение, и снова мелькнуло серое: один раз, второй и третий. В малиннике, между тем, беспрестанно трещало, смеялось, охало и хихикало.

– Уходим! – шепнул Шурка.

– Обратно, что ли? – оглянулся Лера. – Смысла нет. Нам вперёд надо, к пещере.

– Ладно, – собрался с духом Шурка. – Полезем через стену. Я – первый.

Лера прислушался – вокруг тишина, ни шипения, ни треска, ни смеха.

– Давай, – кивнул он.

Но едва Захарьев забрался на стену, как…

– Шшш-у-ух! – понеслось по лесу.

Нечто серое с визгом врезалось в Шурку, и Шурка исчез. Внизу, из зарослей, опять донёсся треск, а вместо смеха – дикий вой и испуганные Шуркины крики. Лера сорвался с места и побежал к малиннику. Каково же было его удивление, когда первым, кого он встретил, оказался дикобраз.

– Так можно вовсе без колючек остаться, – бормотал зверёк, пытаясь рассмотреть собственную спину.

– Поглядите, – попросил он, – что у меня там делается?

Лера глянул и прыснул со смеху. На спине у дикобраза была плешь – такая здоровущая и голая, будто колено у розового слона.

– Всё ясно, – сердито покосился на него дикобраз. – Из-за какого-то ротозея я остался без иголок.

– Не ты один, – вылез из кустов второй дикобраз, – я тоже.

– И я, – появился третий.

– И я, – отозвался четвертый.

– И я, – сказал пятый.

Вспомнив про Шурку, Лера в тревоге огляделся.

– А вы друга моего, Шурку Захарьева, случайно не видели?

– Видели-видели, – сурово закивали головами плешивые дикобразы и показали на заросли малинника. – Там глянь.

Лера бросился в кусты и увидел ещё одного зверя. Был он намного крупней и, в отличие от других дикобразов, густо усеян иглами. Здоровяк сидел на земле и тихонько подвывал.

– А где Шурик? – спросил Лера и тут же со страхом заметил, что дикобраз обут в кроссовки.

Депутатская нора

Присмотревшись, Лера понял, что это никакой не дикобраз, а его друг Шурка Захарьев. Только теперь он был с головы до пяток утыкан длинными иглами.

– Шурик, что с тобой? – бросился к нему Лера.

– Дикобразы, – промычал Шурка. – В малинник упал, а они давай по мне своими колючками стрелять.

– За что вы его так? – осуждающе посмотрел Лера на подошедших к ним дикобразов. – На земле ведь эра равноправия и гуманизма?

– Ага, гуманизма, – нахмурился первый и самый плешивый дикобраз. – А если у нас инстинкт[126] такой? Хочешь – не хочешь, а иголкой пульнёшь.

– Везёт тебе на колючки, – склонился Лера над другом и выдернул из него первую иглу.

В ответ Шурка взвыл не своим голосом.

– У меня дома на кактус[127] упал, – выдернул он вторую иглу, и Шурка снова взвыл. – А в Африке на дикобразов.

– Никто на них не падал, – прорычал в ответ Шурка, который лежал на животе и кусал от боли собственный кулак. – Они сами напали.

– Это была допустимая законом самооборона, – напомнил самый плешивый дикобраз.

– Но ведь это вы его со стены сбили и в кусты малины утащили, – напомнил Лера.

– А не надо было без спроса через нашу каталку лазить.

– Это кривая стена, что ли?

– Сам ты кривая! Это скоростной спуск. Мы его всей общиной строили.

– Зачем дикобразам скоростной спуск? – удивился Лера.

– А вот мы с нашей каталки скатимся с утра пораньше, и целый день у нас настроение прекрасное.

– Почему же вы тогда шипите, как гадюки?

– Это не мы, это наши колючки шипят, когда мы на них с горки съезжаем. Мы, наоборот, смеёмся от удовольствия, особенно когда в кусты на полной скорости врезаемся.

– Выходит, Шурка с вашей горки съехал и вас напугал?

– Выходит, – почесал плешивую спину второй дикобраз. – Так на нашу куча мала ляпнулся, что мы от страха чуть было совсем лысыми не сделались.

– Извините, – выдернул Лера очередную иголку, и Шурка снова взвыл. – Мы к вашей пещере шли.

– Зачем это вам наша пещера? – спросил третий дикобраз.

– Депутата ищем, – подал голос Шурка, которому в это время Лера вынул из спины последнюю иголку.

– Депутата? – переспросил озадаченно четвёртый дикобраз и посмотрел на пятого.

– Депутат с нами не живет, – заявил пятый. – У него нора специальная имеется. Он там избирателей принимает.

Плешивые дикобразы прижгли соком чистотела[128] ранки на Шуркиной спине, а затем отвели друзей на соседнюю поляну.

– Здесь, – указали на невысокий холмик, а сами отошли в сторонку подальше.

Сели чинно в рядок на краю поляны и принялись с любопытством наблюдать за мальчишками.

Нора, в которой жил депутат от дикобразов, была широченной. Лера без труда мог в неё протиснуться. Правда, уходила она под землю на несколько метров, и, что самое неприятное, уходила сугубо вертикально.

– Если вниз головой лезть, – заметил Лера, – можно соскользнуть и макушкой в дно врезаться.

– А если вперёд ногами спускаться, – парировал Шурка, – то ты дверь депутатского хода не найдёшь.

– Чего её искать? – не понял Лера.

– В норе может быть несколько ответвлений. Один ход на Килиманджаро, другой – в депутатскую квартиру или, там, в кладовку.

– Точно, – почесал затылок Лера. – Я как-то не подумал.

– Давай так, – решил он, – я вниз головой полезу, а ты меня за пятки подержишь.

Шурка пощупал исколотую спину и согласился. Упираясь в стены, Лера стал осторожно спускаться. Шурка придерживал его за ноги и по мере погружения сгибался над землёй, пока, наконец, не опустился на колени. Из норы донеслось мычание. Шурка прислушался, Лера опять что-то сказал.

– Ты чего там?! – крикнул Шурка.

– Ускай иже! – глухо отозвался Лера. – Уть-уть талось!

И ноги Леры конвульсивно дёрнулись, как будто он вырваться хотел. «Ага, – понял Шурка, – просит ниже опустить, чуть-чуть осталось». Он вытянул из брюк ремень, сделал петлю и набросил другу на ногу. Лера прополз ещё полметра и опять замычал. Тогда Шурка накрутил свободный конец ремня на запястье, лёг на землю, опустил, насколько можно было, руку в нору да ещё и голову свесил. Лера пополз дальше. Следом в норе шамкнуло, схватило и потащило с такой силой, что Шурка против своей воли юркнул вслед за Лерой под землю и пропал. Дикобразы переглянулись. Покачали головами. Перекрестились. Потом отвесили депутатской норе низкий поклон. Снова перекрестились и пошли гуськом восвояси, почёсывая время от времени плешивые спины.

Крапивник

Лера лежал на спине и не подавал признаков жизни. Рядом сидел Шурка и с удивлением крутил головой по сторонам. Он-то решил, что их с Лерой утянуло под землю какое-то чудовище. Чудовища не было, друзья вновь оказались в круглой зале ЛРС, где сияли медным блеском множество депутатских дверей.

Дверь, возле которой лежал Лера, была вогнута, как будто её пытались вышибить древним тараном[129]

Наконец, Лера открыл глаза. Увидел Шурку и взялся за голову.

– Башка трещит, – простонал он.

– Похоже, ты головой врезался, – показал Шурка на вогнутую дверь.

– Ёлки-палки! – с трудом приподнялся на локте Лера. – Что это было? Кто нас под землю утащил?

– Не знаю, – пожал плечами Шурка. – Лучше расскажи, что ты в норе делал?

– Да ничего особенного. Открыл дверцу, дополз до половины депутатского хода, как вдруг – чмых! тресь! – и ничего не помню.

– Ага, – задумался Шурка, – скорее всего, в центре коридора находится граница мгновенного перехода из одной точки координат в другую.

– Это как?

– Ну, только что ты был в лесу, а добрался до середины коридора и уже на Килиманджаро.

– Понятно, и что из этого?

– Да то, что, когда ты уже был на Килиманджаро, я ещё оставался в лесу. Нас между собой ремень связывал.

– И что?

– А то, что из-за этого ремня меня за тобой и рвануло.

– Если тебя рвануло, почему я башкой чуть дверь не выбил? – наморщил лоб Лера.

– Наверное, я тебя подтолкнул, – смутился Шурка и пощупал макушку, – у меня тоже что-то голова побаливает.

Лера сел и тотчас вскочил, схватившись за место пониже спины.

– Теперь ясно, куда ты меня подтолкнул, – со стоном сказал он, осторожно исследуя ушибленное место.

В это время в круглую залу вбежал уже знакомый друзьям депутат от ёжиков.

– А вы зачем здесь?! – закричал он шёпотом. – Вас там по всей Лиге ищут!

– Кто ищет?

– Летучие тунцы, кто же ещё! Мы с ними вот уже сутки самоотверженно сражаемся и не пускаем к депутатским дверям. Немедленно уходите!

– Куда?

– Куда угодно, хоть в джунгли Амазонки, хоть в сибирскую тайгу, хоть на Северный полюс!

– Нам не надо на полюс, нам в город Шариков надо.

– В Шариков? – задумался ёжик. – Но ведь там нет депутатов. Хотя постойте.

Он взял с полки каталог с кодами, перевернул одну, вторую страницу и нашёл нужное место.

– В десяти километрах от Шарикова есть город Крапивник.

– В нём что, крапивники живут? – предположил Лера.

– Кто это? – не понял Шурка.

– Птички такие маленькие, – пояснил Лера. – Хвостики у них торчком.

– Ну, да, – подтвердил ёжик и показал на одну из стен, – а вот их депутатский ход. Только вряд ли вы сюда втиснетесь.

Друзья посмотрели и увидели дверцу, закрывавшую ход размером с мышиную норку.

– Преобразуемся и вперёд, – подмигнул Лера.

– А инопланетяне?

– Да они и так думают, что мы здесь, поэтому и воюют с депутатами.

– Ладно, – закрыл глаза Шурка, – дайте мне пару минут, чтобы настроиться.

– Вот и хорошо, – обрадовался ёжик и потёр свои крохотные лапки. – Прощайте, а я побегу наверх. Там такая войнушка идёт, что ой-ой-ой! – потряс он грозно лапкой.

Шурка опять закрыл глаза.

– Подожди, – остановил его Лера, а сам подошёл к медовой колоде, которая стояла на прежнем месте.

– Прощай, Потапыч, – обнял он заколдованного медведя, – спасибо за помощь.

Подошёл и Шурка.

– Вы сильно не переживайте, – посоветовал, – постоите день-другой, а потом всё равно сами собой станете.

В следующий миг мальчишки превратились в крохотных бурых птичек со смешно задранными вверх хвостиками.

Шесть хвостатых жён

Выбравшись из депутатского хода, друзья оказались в густом ельнике.

– Сразу чувствуется родной лес, – пискнул Лера.

– Он, конечно, родной, – согласился Шурка, – но не совсем обычный.

Лера огляделся и заметил, что повсюду – в ветвях маленьких ёлочек, а далее – в зарослях кустарника, в валежнике[130], в корнях вывороченных деревьев, в пустотах под дерновиной, за отставшей корой на стволах старых деревьев – виднеются массивные, толстостенные, шарообразные гнёзда. У одних из них лётки были выложены высохшими и побуревшими прошлогодними листьями папоротника, у других отверстия по бокам были оплетены тонкими еловыми прутиками.

– Город крапивников, – догадался Лера.

В следующий миг на ближайший пенёк выскочила птичка, как две капли воды похожая на них, и, воинственно задрав хвостик, трескуче закричала на весь лес.

– Тик-трик-тик, братья-крапивники! – тонко свистала она. – Выбирайтесь на лобное место! К нам гости прибыли!

Не успели друзья понять, что происходит, как отовсюду слетелось великое множество птичек бурого цвета.

– Доброго здоровья!

– Прывитанне!

– Здоровэньки буллы! – на разные лады трещали светло-коричневые крапивники.

– Здравствуйте! Здравствуйте! – во все стороны раскланивались друзья.

После взаимных приветствий к ним подлетел один из крапивников.

– Пан Бурьян, – назвался он и сделал реверанс. – Какими судьбами? Погостить к нам или на постоянное место жительства?

– Мы проездом, – шаркнули ножками в ответ друзья. – Передохнём чуток и дальше полетим.

Пан Бурьян обернулся к стае.

– Господари! – крикнул он. – Это какие-то неправильные родичи! Они сегодня же хотят покинуть наш гостеприимный городок!

– Да вы что?! – затрещали со всех сторон господари-крапивники. – Оставайтесь! Мы каждому из вас дадим по восемь гнёзд и по три жены.

– Зачем нам столько? – испугались друзья.

– У нас так положено, – с гордостью заявил пан Бурьян. – У всех наших господарей по восемь гнёзд и по три жены. И у пана Валежника, и у пана Бурелома, и у пана Кочки…

– И что с тремя жёнами делать?

– Как что? Детей рожать!

– Столько одному не выкормить, – засомневался Лера.

– Тут и уметь нечего! – дёрнул хвостом пан Бурьян. – Перво-наперво заводишь одну жену. А когда она обустроится в гнезде, да яички снесёт, да птенцов начнёт высиживать, тут-то надо вторую жену завести. А когда и она на гнездо сядет, берёшься за третью.

– Но это же подло! – пискнул возмущённо Лера. – За такие дела надо раз-два – и по клюву надавать!

Поняв, что ещё чуть-чуть – и Лера, чего доброго, полезет драться, в разговор вступил Шурка.

– Мой друг шутит, – тренькнул он. – А вообще хотелось бы знать, как ваши жёны себя чувствуют, не обижаются на вас?

– Ничуть! – подозрительно покосился пан Бурьян. – Пока третья к кладке готовится, у первой уже птенцы появились. Вот я первых птенцов помогаю кормить. Приношу разных там паучков, жучков, клопов, тлей, гусениц и даже бабочек. А как только у первой жены птенцы на крыло станут и самостоятельно кормиться начнут, так тут же у второй жены яйца проклёвываются. Тогда я ей помогаю детей кормить. Так и с третьей. Всё течёт, всё меняется. Поэтому и успеваю.

– Получается, какой-то тройной отец, – заметил хмуро Лера.

– Как это вас на всех хватает? – подивился Шурка.

– Да мы – крапивники – так исстари живём, – заметил пан Бурьян.

– Оставайтесь, – вновь принялся убеждать он. – Не пожалеете. У нас как раз шесть лишних жён имеется. А кроме того, прекрасная компания, – кивнул крапивник на качающихся на ветках сородичей. – А городок наш ещё лучше. Прямо через его центр протекает прозрачный ручей. Так славно журчит на камешках – заслушаться можно. И берега у ручья обрывистые, песчаные. Если не захотите в обычных гнёздах селиться, то можно будет над ручьём в обрыве песчаные норки оборудовать. Славное местечко!

У собачьего древа

Несмотря на увещевания крапивников, друзья всё же покинули их гостеприимный городок. Через каких-то полчаса они добрались до любимого клёна девицы Пинчер. Взлетели на самую верхушку и внимательно огляделись. Инопланетян поблизости не было.

– Не помнишь, где тут точка возврата? – спросил Шурка.

– Вон там, кажется, – указал Лера клювом в сторону. – Метров пять от дерева.

Друг за другом мальчишки-крапивники заскакали с ветки на ветку, как по ступеням. Шурка хотел уже спрыгнуть наземь

и превратиться в себя прежнего, как вдруг налетел ветер. Под его дуновением все листья на клёне затрепетали. И только на нижней ветке ни один листок не шелохнулся, словно листья там были чугунные. Удивлённый Лера обернулся к другу и открыл, было, клюв. Но Шурка не дал ему слова сказать – долбанул по шее с такой силой, что Лера чуть с ветки не свалился.

– Ты чего дерёшься?! – успел пискнуть он.

Шурка опять клюнул. Да так больно, что Лера зашипел в ответ и налетел на Шурку грудью. Шурка не уступил. Через секунду от драчунов полетели пух и перья. Неожиданно один из неподвижных листьев нижней ветки пошевелился. Сорвался с дерева, коснулся земли и превратился в стражника Тимофея[131].

– Ох-ох, – вздохнул тяжело Тимофей, доставая из кармана трубку и кисет с табаком, – дела наши грешные.

– Кыш! – махнул он рукой на друзей.

– Ты что, сразу сказать не мог, в чём дело? – обижено спросил Лера, когда они отлетели на безопасное расстояние.

– Некогда было, – поправил на груди пёрышки Шурка. – Ещё чуть, и ты бы нас выдал каким-нибудь дурацким вопросом об инопланетянах. Извини, что стукнул сильно.

– Ладно, – отмахнулся Лера. – Лучше без перьев остаться, чем опять в летающей тарелке мучиться.

– Что делать будем? – спросил он.

– Смотри, сколько листьев подозрительных, – покосился на дерево Шурка. – Целый взвод висит в засаде, не меньше.

– Если сделаем преобразование, они нас тут же вычислят! – высказал Лера очевидное.

– Угу, – подтвердил Шурка. – Вычислят и набросятся. Хоть тут, хоть в нашем времени. Там их, наверное, ещё больше.

В это время с клёна сорвался второй лист. Превратился в булочного вида инопланетянина, выхватил из-за пояса лазерный пистолет и выстрелил по крапивникам испепеляющим лучом. Шурка с Лерой едва успели в сторону отскочить.

– Бежим! – свистнул Лера.

Друзья вспорхнули, юркнули в крону дерева и затаились среди густых ветвей. Взяв наизготовку оружие, инопланетная булка стала пристально всматриваться в шелестящую листву.

– Как теперь до точки возврата добраться? – шепнул Лера.

– Как тут доберёшься? – дрыгнул хвостиком Шурка. – Мимо них даже мышь не проскочит.

– Мышь, может, и не проскочит, – задумался Лера, – а вот какая-нибудь муха…

– Давай мухами станем, – предложил он. – Проберёмся по дереву, зависнем над точкой возврата, а потом на неё приземлимся.

– Давай, – согласился Шурка.

Но не успели друзья и шага сделать, как рядом с ними, прожигая насквозь крону дерева, ударил луч лазера.

– Ёлки-палки! – подскочил в ужасе Лера. – Что делать?!

– Замри! – приказал Шурка.

– А дальше? – стараясь не дрыгать хвостиком, спросил Лера.

Шурка не ответил. Лера посмотрел и неожиданно обнаружил, что друга нет.

– Шурик, ты где? – хотел спросить он и не смог произнести ни звука.

Глянул на себя и похолодел – ни клюва, ни крыльев, ни хвоста у него больше не было. Вместо пуха и перьев, под ним оказался какой-то сухой скрученный лист с сучковатыми ногами.

Палочник и листовидка

– Шурик, ты где? – спросил Лера снова, но уже телепатически.

– Да тут я, тут, – также мысленно отозвался Захарьев.

В следующий миг одна из зелёных веточек клёна пошевелилась, верхушка её раздвоилась и превратилась в две длинные лапки, между которыми обнаружилась небольшая голова с усами.

– Шурик, это ты? – присмотрелся Лера.

– Ага, – махнула лапкой зелёная веточка. – Я теперь палочник, а ты – листовидка[132].

– Чего это такое?

– Насекомые, которые сучками или листиками прикидываются, – пояснил Шурка. – Их даже птицы не замечают, так они на себя не похожи.

– Ха! – обрадовался Лера. – Теперь нас ни один инопланетянин не заметит.

Определив маршрут движения, друзья двинулись по дереву вниз. Но не успели преодолеть и половины пути, как к клёну подлетела стая тунцов. Ударилась оземь и превра-тилась в инопланетян различных форм и размеров. Были сре-ди них упитанные бутылки, крохотные коробки, сухопарые[133] карандаши, пузатые мячи, мускулистые гири и даже одна небольшая томная дыня.

– Окружить. Отследить. Схватить, – с печальным вздохом приказала дыня.

Бывшие тунцы взяли клён в плотное кольцо. А недавние листья, среди которых в основном были инопланетяне булочного вида, ухватились за ствол и принялись трясти его, что есть мочи. На землю посыпались паучки, жучки, гусеницы, листочки и сучки. Живность инопланетяне собирали в специальные коробочки. А листочки и сучки тщательно перебирали и складывали в кучу. Они так долго трясли клён, что Шурка не удержался и сорвался вниз. Одна из инопланетных булок подхватила его, повертела в руках и швырнула в мусор.

– Фух! – перевёл дух Лера.

Шурка и вправду ничем не отличался от обычной веточки.

На его зелёном теле даже бугорки были, как будто сквозь кожицу пытались прорасти настоящие почки. Но неожиданно зелёной веточкой заинтересовалась дыня.

– А подайте-ка мне эту веточку, – приказала она томно.

И, взяв в руки Шурку, изогнула его в одну, затем в другую сторону, а после и вовсе завязала на узел. Увидев это, Лера чуть с дерева не свалился от переживаний. Шурка не издал ни звука, даже не шелохнулся. Тогда дыня отломала от зелёной веточки едва ли не половину. Лера схватился лапками за свою голову-листик. «Ёлки-палки! – подумал он в ужасе. – Инопланетянин Шурке ноги отломал!». Но веточка-Захарьев и тут не подала признаков жизни. «Погиб!» – решил Лера и в отчаянье спрыгнул с дерева. Хотел было броситься на дыню с кулаками, но вовремя вспомнил, что кулаков у него теперь нет, и что он всего-навсего козявка, похожая на сухой древесный листик. Как ни зол был Лера, как ни хотел стать человеком – это ему не удалось. В листовидку его преобразовал Шурка, и только он мог вернуть ему прежний вид. «Если Шурик умер, то и мне смерть, – с тоской подумал Лера. – Интересно, сколько листовидки живут?». Дыня, между тем, отбросила безжизненное тело обломанного и завязанного узлом Захарьева в кучу мусора.

Защитная реакция

Добравшись до мусорной кучи, Лера с трудом отыскал тело друга. Шурка лежал, заваленный сухими листиками, сучками и веточками. Был он по-прежнему завязан в узел и не подавал признаков жизни. Если бы Лера в тот миг мог стать человеком, он бы зарыдал от горя. Но он был насекомым, а насекомые, как известно, плакать не умеют. Сев над обезображенным неподвижным телом друга, Стопочкин принялся гладить по его зелёной голове трясущейся лапкой-листиком. Внезапно Захарьев открыл глаза. Лера от радости замер.

– Шурик, – шепнул он телепатически, – ты живой?

Шурик в ответ пошевелил усиками.

– Живой, – наконец, сказал он. – Но не весь, ног не хватает.

– Как же ты без ног можешь жить? – не понял Лера.

– Это потому, что я палочник, – пояснил Шурка. – А так бы давно помер. У палочников защита такая. Вдруг что, они могут и усики, и лапки отбросить[134].

– Ничего себе защита – ноги отбрасывать!

– Будь спок, – заверил Шурка. – К вечеру новые отрастут.

– Чёртас два они отрастут! – не поверил Лера.

– Много ты понимаешь, – недовольно пошевелил усиками Шурка. – Тут всё дело в регенерации[135]. Давай лучше развяжи меня. А то дышать трудно.

Лера попробовал и не смог.

– Наверное, эта инопланетная дыня какое-нибудь завязывательное преобразование сделала, – предположил он.

– Ничего подобного, – возразил Шурик. – Просто палочники во время опасности вроде как в обморок падают. Защитная реакция[136]. В таком обмороке их можно как угодно скрутить.

– Но сейчас же ты не в обмороке. Если тебя развязать, у тебя все рёбра переломаются.

– Тяни, не бойся, – настаивал Шурка.

Лера схватил с той стороны туловища, где раньше были ноги, и что есть силы потянул. Неожиданно внутри Шурки хрустнуло и… И он разломился на две части. В руках у Леры оказалось завязанное в узел туловище. А голова и грудь Захарьева с усиками и передними лапками остались лежать на земле.

– Ёлки-палки! – испугался Лера и попробовал сложить разорванного друга воедино.

Шурка, конечно, не складывался.

– Шурик, прости, пожалуйста, – мысленно взвыл Лера, – я не нарочно.

Шурка смотрел на него остекленевшим взором и не двигался. Лера в отчаянье стал биться головой о землю.

– Ладно, – неожиданно сказал Шурка. – На первый раз прощаю.

– Так ты опять живой?! – подскочил Лера.

– Опять-опять. Неси меня теперь на дерево, где листьев побольше.

– Да я мигом, – бросился к нему Лера.

– Только осторожно, – предупредил Шурка, когда друг поспешно поднял его голову с остатками туловища, – не то от меня скоро одни уши останутся.

Регенерация и паучий десант

Стараясь не привлекать к себе внимания, Лера затащил друга повыше и уложил его в густой листве среди сплетения ветвей.

– Жуй, давай, – сунул он Шурке под нос ближайший лист.

Шурка набросился на еду. Он так аппетитно хрустел, будто ел не кленовый лист, а какую-нибудь сочную морковь.

– Тише чавкай, – предупредил Лера, – а то опять засекут.

– Не могу, – не переставая жевать, ответил Шурка, – чем громче я чавкаю, тем быстрей ем. А чем быстрей ем, тем раньше у меня тело вырастет.

– Тогда тебе надо по три листа вместе складывать и есть их как гамбургер, – посмотрел Лера на куцую фигуру друга. – Говорят, от гамбургеров здорово толстеют.

Шурка так и сделал. Дело пошло веселей. Лера теперь едва успевал ему листья подносить. Инопланетяне к тому времени перебрали все веточки с сучками и взялись за насекомых. Первым из специальной коробочки они выудили паука-крестовика. Томная дыня тронула его пальцем, и бедный паучок

превратился в лохматую обезьяну с шестью ногами. Следом в руки пришельцев попала гусеница. Мгновение – и вместо неё под клёном оказалась какая-то чрезвычайно вертлявая и зубастая особа. Затем преобразовали муравья, который стал мускулистым мужичком на полусогнутых ногах.

– Преобразуют в людей всех подряд, – хмуро прокомментировал Лера. – Нас ищут. Вдруг попадёмся.

– Быстрей жуй, – попросил он. – А то инопланетяне всех насекомых переберут и опять будут дерево трясти.

Но Шурка и без того ел за троих. Вскоре на полметра в округе не осталось ни одного листика.

– Надо на другое место перебираться, – забеспокоился Лера.

– Подожди, – закатил глаза Шурка, – я расти начинаю.

И точно, через секунду туловище его немного удлинилось. Потом ещё и ещё. Лера глазам своим не верил – Захарьев-палочник рос, словно растение. По чуть-чуть, понемножку тело его выросло до прежних размеров.

– А ноги где?

– Смотри лучше, – посоветовал Шурка, доедая очередной кленовый гамбургер.

Лера присмотрелся и от смеха едва свой листовидный живот не надорвал. На зелёном палочнике проклюнулись две крохотные ножки.

– Как же ты на них ходить будешь?

Шурка взял новую пачку листьев. По мере того, как он ел, ножки его становились всё больше и больше и, наконец, достигли прежних размеров. Увидев это, Захарьев отбросил недоеденный гамбургер.

– Фух! – выдохнул он. – Так натрескался, аж челюсти болят.

И посмотрел на друга: – Ползём к точке возврата.

Добравшись до самого конца самой крайней веточки, друзья задумались. От точки возврата их – медлительных и крохотных букашек – отделяло метра три.

– Что делать будем? – обернулся Лера.

Шурка почесал лапкой свою зелёную голову.

– Надо пауками обернуться.

– Зачем?

– Паутину сплетём и на ней, как на парашюте, десантируемся на точку.

– Здорово! – просиял Лера. – И ветер в нужную сторону.

Шурка сделал преобразование, и новоявленные паучки принялись спешно плести паутину меж двух веточек. Под деревом снова поднялся шум. Инопланетяне забеспокоились, забегали, всматриваясь и внюхиваясь. Больше других бесновалась дыня.

– Они где-то здесь! – орала она на подчинённых. – Немедленно найти и схватить!

Шурка озадаченно посмотрел на друга: – Ё-моё! Я и забыл, что они все наши преобразования видят.

Сказал и перестал плести паутину.

– Не стой, работай, – толкнул его в бок одной из восьми паучьих лап Лера. – Не то нас опять в коробочки посадят.

– Не могу, слюна закончилась, не из чего паутину делать.

– А почему у меня не закончилась?

– Ты же мне сам полтуловища оторвал, а теперь спрашиваешь. Я только-только восстановился. У меня сил мало.

И завалился набок. Инопланетяне между тем превратили себя в здоровенных мохнатых гусениц и всей стаей поползли по клёну в поисках друзей.

– Может, тебе листик пожевать? – жалобно спросил Лера.

Шурка только печально вздохнул. Но вдруг высоко подпрыгнул и ловко схватил пролетавшую мимо мошку. Впился в неё острыми зубами и впрыcнул пищеварительный сок.

– Ты зачем это? – удивился Лера.

– Есть хочу.

– Шурик, да ты что?! Забыл, что Пантелеймон Юрьевич на уроке биологии рассказывал?

– Ничего не помню, – угрюмо отозвался Захарьев, опутывая мошку остатками паутины.

– Нам придётся несколько часов ждать пока эта мошка переварится, – напомнил Лера.

Шурка посмотрел на друга голодными глазами, лёг рядом с мошкой и заплакал.

Гусеницы к тому времени уже успели обследовать половину дерева. Недолго думая, Лера схватил обессилевшего друга в охапку своими четырьмя лапами и на оставшихся четырёх заковылял к парашюту. Забрался на верхнюю веточку и вместе с Шуркой прыгнул в центр паутины.

Как они и предполагали, паучья сеть оказалась превосходным летательным средством. В течение нескольких секунд паучки плавно планировали на точку возврата. Шурка от радости даже про голод забыл. Но, увы, когда до точки оставалось совсем немного, случилось непредвиденное.

Такса в полоску

Сильный порыв ветра подхватил и в мгновение ока унёс друзей за сотни метров в сторону. Пока они соображали, что делать и как быть, собачье дерево скрылось за далёким горизонтом. Ветер, между тем, не ослабевал и нёс их всё дальше и дальше.

– Давай преобразовываться! – крикнул Лера, кувыркаясь в воздухе.

– В кого? – отозвался Шурка, кувыркаясь рядом.

– В себя самих!

– Представляешь, как мы об землю ляпнемся?! Нас сейчас несёт со скоростью тридцать метров в секунду.

– Это сколько?

– Больше ста километров в час!

– Тогда сделай нас альбатросами или крапивниками!

– Всё равно нельзя!

– Они же с крыльями!

– Преобразовывать нельзя, нас опять вычислят!

Так бы друзья и летели неизвестно куда, если бы на пути им не попалась рыбацкая сеть. Самая обычная сеть, которую рыбаки вывесили сушить на высоких палках. Друзья-паучки приклеились к ней вместе со своей паутиной.

– Смотри, море, – показал Лера в одну сторону.

– А там пустыня, – показал Шурка в другую. – Мы опять на берег океана попали.

Действительно, они находились на пустынном океанском берегу. Вокруг не было ни души, и только вдали виднелась одинокая хижина. Напротив неё на волнах покачивался катер-амфибия, на котором их преследовали инопланетяне.

– Эврика! – радостно подпрыгнул Шурка и, перебирая лапками, заскользил вниз на нитке-паутине.

Не успел Лера удивиться, а друг Захарьев уже мчался во всю свою паучью прыть по песку в сторону катера. Лера поспешил за ним.

– Шурик, ты что придумал?!

– Мы на катере улетим!

– Как это?

– А так, уменьшим и полетим на нём, как на пёрышке.

Лера хотел спросить, сумеет ли столь мелкое судёнышко противостоять встречному ветру, который дует со скоростью свыше ста километров в час, но неожиданно заметил, что со стороны пустыни к ним нечто движется. Вначале ему показалось, что по песку скользит тень какой-то птицы. Присмотревшись, он различил странное юркое существо. У существа были короткие лапки, хвост трубой, а длинное песочного цвета тело украшали пять тёмных продольных полосок.

– Ой, Шурик! – рассмеялся Лера. – Смотри, такса в полосочку!

Шурка остановился и посмотрел.

– Зря смеёшься. Во-первых, полосатых собак не бывает. А во-вторых, это не такса, а полосатая ящурка. В-третьих, она питается многоножками, муравьями, тлёй, мухами и пауками.

– Ты думаешь, она хочет нас съесть?

– Стопроцентно.

– Давай в песок зароемся! – предложил Лера.

– Бесполезно, – не согласился Шурка, в тревоге оглядывая окрестности. – Она такая шустрая, что может нырнуть и плыть в песке, как под водой.

В это время полосатая «такса» остановилась, легла

животом на песок и задрала кверху все четыре лапы. Лера снова засмеялся.

– Ничего она нас не съест, – заявил он. – Она вон улеглась и отдыхает.

– Не отдыхает, а лапки остужает, – пояснил всезнающий Шурка. – Сейчас они чуток остынут, и она опять сможет бегать по горячему песку.

– Что же делать?

– Видишь, кустик растёт? – показал Шурка в сторону. – Приклеим к его макушке нитку, прыгнем и полетим.

Лера недоверчиво посмотрел на друга – может, у него в голове от страха помутилось. Но Шурка уже бежал во всю прыть всех восьми ног к спасительному кустику.

– Лучше крылья нам приделай, как у бабочек! – крикнул вдогонку Лера.

– Инопланетяне только этого и ждут! – отозвался Шурка.

– Как же мы тогда полетим? – бросился за ним следом Лера.

– Как воздушный змей – ветер нас подхватит, и мы будем планировать. А когда ящурка убежит, по нитке спустимся.

– Шурик, ты – гений! – воскликнул мысленно Лера, обгоняя друга.

Добравшись до кустика, друзья принялись торопливо карабкаться по его веточкам. До вершины оставалось совсем немного, когда к кусту прибежала, высунув раздвоенный язык, полосатая «такса».

– Что, съела?! – показал ей на ходу двумя лапками нос Лера.

– Лерчик! – телепатировал Шурка. – Осторожней!

Но было поздно. Полосатая ящурка высоко подпрыгнула и оказалась на верхушке кустика. Не успел Лера понять, что происходит, как она одним взмахом липкого языка подхватила друзей-паучков и забросила себе в пасть.

– Прощай, Шурик! – только и успел подумать Лера.

– Прощай, Лерчик!

В следующий миг весь мир поглотила непроглядная тьма.

Пустельга

Друзья успели проститься с жизнью, но ящурка, вместо того, чтобы проглотить добычу, широко открыл пасть. Паучки попытались спрыгнуть с её языка и не смогли оторваться, таким он был липким. Между тем, ящурка начала раскачиваться из стороны в сторону. Лера глянул на землю и увидел, что земля в буквальном смысле уходит из-под ног. Да так стремительно, что океанский берег вскоре оказался далеко внизу.

– Шурик! – крикнул Лера. – Мы летим!

– Ящурки не летают, – ответил Шурка, но глянул вниз и засомневался. – А может, и летают. Кто их знает, что они тут, в будущем, понапридумывали.

Тем временем полосатая ящурка сделала крутой вираж над катером и спланировала на его палубу.

– Ура! – крикнул Шурка, сделал преобразование и вместе с Лерой в мгновение ока стал человеком.

К своему удивлению, друзья обнаружили перед собой птицу, которая держала в хищно изогнутом клюве ящурку и, вероятней всего, намеревалась её съесть. Размерами птица не превышала серую ворону. И голова у неё была сизо-серого цвета, и хвост чёрный. А вот спина – кирпично-рыжая.

– Так это пустельга! – узнал птицу Лера. – Вот кто нас от смерти спас. Правда, она больше на насекомых охотится: на саранчу, там, на стрекоз, жуков разных.

– А что же она тогда на ящурку набросилась? – подозрительно посмотрел на птицу Шурка. – Может, это не пустельга, а кто-нибудь из инопланетян?

– Вряд ли, – не согласился Лера. – Просто ещё сезон не начался, вот она и нападает на кого попало.

– Какой сезон? – не понял Шурка.

– Когда насекомых много, – пояснил Лера.

– А, – вспомнил Шурка, – это когда саранча стаями начинает летать, жуки майские.

– Типа того, – согласился Лера.

Пустельга, ошеломлённая внезапным появлением из

ниоткуда двух болтливых мальчишек, некоторое время недоумённо таращилась на них. А затем, придя в себя, выронила ящурку и рванула в безоблачное небо.

– Безобразие! – простонала она на прощание.

Освобождённой ящурке соседство с людьми тоже не понравилось. Недолго думая, она плюхнулась с палубы в океанскую волну и стремительно поплыла к берегу.

– Хоть бы спасибо сказала, – бросил ей вслед Шурка.

– Шпашибо! – прошипела ящерка.

Тут только Лера опомнился.

– Шурик! – воскликнул он тревожно. – Ты же преобразование сделал. Сейчас инопланетяне налетят!

Летучая амфибия

Шурка с невозмутимым видом встал за штурвал.

– Не успеют. Смотри.

В следующий миг что-то произошло. Но «что», Лера сразу не понял. Посмотрел на берег и берега не увидел. Не было ни прибрежного песка, ни набегающей на берег волны. Вокруг не было ничего, только невыносимо сияло отовсюду, да ещё амфибию так бросало из стороны в сторону, что, казалось, в океане начался тайфун.

– Шурик, куда всё подевалось?

– Всё на месте, – отозвался от штурвала Захарьев, – просто, мы уменьшились до размеров пушинки.

– А что это вокруг так блестит?

– Вода на солнце.

Шурка завёл мотор, дал полный газ, и блестеть стало меньше.

– Взлетели! – сообщил он радостно. – Держим курс на собачье дерево!

– Как взлетели? – не понял Лера.

– Я же тебе говорю, катер теперь, как пушинка. Только наша пушинка с пропеллером.

– Ясно, – почесал в затылке Лера. – Ты хочешь прямо на точку возврата приземлиться?

– Ну, да.

– А Фу-Фью?

– Да он, стопроцентно, уже сюда мчится.

Неожиданно мимо них пролетела какая-то громада. Лера обернулся и ничего не увидел.

– Возьми бинокль, – показал Шурка на висящий рядом с пультом управления громадный морской бинокль.

– Толку от него, – повертел бинокль в руках Лера. – И так всё увеличенное, а с ним вообще ничего не разберёшь.

– Ты его переверни, – подсказал Шурка. – Тогда всё, наоборот, уменьшится.

Лера так и сделал. Навёл окуляры на горизонт и удивлённо присвистнул.

– Мимо нас пролетел здоровенный крокодил малинового цвета, – сообщил он.

Посмотрел в сторону собачьего дерева и даже присел от неожиданности.

– А к нам летит стая зелёных напильников!

Через секунду мимо со свистом пронеслась зелёная туча.

– Что это? – вжал голову в плечи Шурка.

– Напильники, я же предупреждал.

– Никакие это не напильники. Это, как пить дать, инопланетяне. На наше преобразование клюнули.

Шурка не ошибся. Едва зелёная туча долетела до океана, как напильники сходу воткнулись в песок возле лап стоящего на берегу крокодила.

– Бездельники! – заорал тотчас крокодил голосом Фу-Фью. – Вы зачем в напильники преобразовались?!

– Вы же сами приказали, – выступил вперёд рашпиль[137], – принять такую же, как у вас, обтекаемую форму, чтобы быстрее долететь до цели.

– Но не до такой же степени обтекаемую! У вас конечностей нет! Чем вы будете противника хватать?

– Напильником стать проще, – вздохнул надфиль[138].

– Неужели нельзя было снабдить себя самым примитивным хватательным аппаратом? – негодовал крокодил.

– А кстати, – осмотрел он стаю, – к чему этот вызывающий зелёный цвет? Таких напильников не бывает. Вас же за версту видно. Как можно в таком виде остаться незаметным?

– Мы из листьев преобразовывались, а они зелёные, – напомнил рашпиль. – Для экономии решили цвет не менять. А вы-то сами почему малиновым крокодилом обернулись?

– Почему-почему, – прорычал Фу-Фью и клацнул зубастой пастью. – Вот почему. А ещё у меня лапы есть, чтобы хватать. А ещё хвост, чтобы отбиваться. А малиновый я потому, чтобы меня какой-нибудь глупый рашпиль не потерял из виду.

Между носом и усами

Сменяя друг друга за штурвалом, Шурка и Лера весь остаток дня и всю ночь летели к собачьему дереву. Амфибия-пушинка шла полным ходом, но из-за своих малых размеров расстояния преодолевала небольшие. Только на рассвете они добрались до заветного клёна. Вокруг ни души.

– Неужели все к океану улетели? – не поверил Лера, осматривая окрестности в перевёрнутый бинокль.

До точки возврата оставалось пару минут лёту, когда из-за дерева неожиданно вышел стражник Тимофей.

– Эх, грехи наши тяжкие, – вздохнул он, доставая из кармана трубку и кисет с табаком.

Мальчишки были от него в каком-то полуметре.

– Не заметит? – забеспокоился Лера.

– Вряд ли. Но, если заметит, без увеличительного стекла не разберёт, из чего пылинка сделана.

И Шурка для большей убедительности направил летучий кораблик прямо на стражника.

– Смотри! – крикнул он весело. – Мы сейчас у него под самым носом пролетим!

Тимофей, действительно, пылинку не заметил. Пыхнул трубочкой, выпустил струю дыма и вдохнул полной грудью свежий утренний воздух. Друзья были так близко, что даже без бинокля видели его серые глаза.

Шурка, как и обещал, пронёсся у Тимофея точно под носом, по всей длине его пышных усов, справа налево.

– Прощайте, господин надзиратель! – крикнул он, когда амфибия миновала левый ус.

Будто услышав, стражник повернул голову. В следующий миг амфибию крутануло воздушной струёй, опрокинуло и бросило в неведомую бездну. Мир тотчас накрыла кромешная тьма. Кувыркаясь и ударяясь обо что-то мягкое, летучее судёнышко принялось бесконечно долго падать.

Нелёгкие лёгкие

Упав с невероятной высоты, амфибия шлёпнулась днищем на какую-то желеобразную массу. Следом друзей обдало нестерпимой вонью, будто они попали в гигантскую помойку.

– Куда это мы свалились? – зажал нос Лера. – Сто эта?

– Не жнаю! – прогнусавил в ответ Шурка, зажав свой.

Дышать было невозможно. Вдобавок каждые несколько секунд на них обрушивалась волна едкого табачного дыма. На катере сработала сигнализация: на палубе загорелось аварийное освещение, а на корме вспыхнул прожектор.

– Что же это такое? – прошептал Лера, обшарив лучом прожектора пространство за бортом.

Повсюду, куда ни глянь, бугрилось чёрное маслянистое вещество, похожее на нефть. Озадаченный Шурка посмотрел на пульт управления и в ужасе отшатнулся.

– Повышенная радиация!

Поспешно завёл двигатель и выжал педаль газа до упора. Винт амфибии молотил воздух с бешеной скоростью. Но сама она не сдвинулась с места ни на йоту[139].

– Глуши мотор! – безнадёжно махнул рукой Лера. – Влипли намертво!

– Куда влипли?! – едва не плакал Шурка. – И откуда радиация? Летели-летели и вдруг попали непонятно куда! Может, это инопланетяне подстроили?

– Погоди-погоди, – наморщил лоб Лера и неожиданно вспомнил. – Мы же под носом у Тимофея пролетали.

– Точно! – округлил глаза Шурка. – Нас в лёгкие засосало! Вот откуда дым. Он же курит, как ненормальный!

Лера посмотрел на пульт и опять задумался.

– Что-то не сходится. Не может в лёгких Тимофея радиации быть. Он из 18 века, а тогда ни атомных бомб, ни атомных электростанций не было.

– Всё сходится, – заверил Шурка. – Радиация от курева[140], я в одном журнале читал.

– А нефть откуда?

– Это сажа. Тимофей курит – сажа на лёгких оседает. Чем больше курит, тем больше сажи. Она может вообще все лёгкие забить.

– Что же он не может хорошенько прокашляться? – усомнился Лера. – Я однажды пылью надышался, так потом полчаса покашлял и всю грязь выкашлял. А он чего?

– А того, что курит. В лёгких есть специальные реснички, которые мусор выталкивают наружу. У курильщиков они отмирают. Из-за этого весь мусор, который в лёгкие попадает, там и остаётся. И сажа тоже.

– Ёлки-палки! – расстроился Лера. – Что же делать? Как нам выбраться, если у Тимофея все реснички вымерли?

– Может, себя увеличить? – стал прикидывать Шурка.

– Ага, и Тимофея разорвёт, как хомячка от капли никотина.

– А мы на чуть-чуть увеличимся, – хитро прищурился Шурка. – До размеров хлебной крошки.

– Какая разница?

– А такая, что от крошки в лёгких начнутся спазмы, и лёгкие безо всяких ресничек постараются крошку вытолкнуть.

– Ага! – обрадовался Лера. – Тимофей начнёт кашлять и…

И тут же безнадёжно махнул рукой.

– Ничего не получится.

– Почему это?

– Если ты сделаешь преобразование, Фу-Фью нас сразу обнаружит. Мы даже из лёгких не успеем выбраться.

– Я и забыл, – поник головой Шурка.

Неожиданно рядом упало нечто такое большое, что амфибия заходила ходуном.

– Летающая тарелка! – пискнул Шурка.

– Инопланетяне! – простонал Лера.

Девятый балл

Прошла минута, вторая – тарелка не подавала признаков жизни. Лера направил на неё свет прожектора.

– Фу-ух! – с облегчением вздохнул он.

За бортом возвышался не инопланетный корабль, а громадная коричневая глыба. Своими размерами она была раза в три больше катера.

– Ничего себе! – задрал голову Лера. – Откуда эта гора взялась?

Шурка перегнулся через перила и оторвал от глыбы внушительный кусок.

– Это не камень, – объявил он, внимательно рассмотрев коричневое вещество. – Это табак. Тимофей его, наверное, случайно проглотил.

– Табак? – переспросил Лера и посмотрел на друга просветлённым взором. – Ха! Так это табачная крошка?

– Ну, да, что из того?

Но Лера не ответил. Схватил конец швартовочного каната и полез на табачную гору.

– Ты куда? – удивился Шурка.

Лера не ответил.

– Давай второй канат! – командовал он, закрепляя первый канат на глыбе.

– Зачем? – недоумевал Шурка, подавая второй конец.

– А затем, что сейчас спазмы начнутся. Ты же сам говорил.

– Ё-моё! – наконец, понял Шурка и бросился за третьим канатом. – Крошка в лёгких! Тимофей сейчас кашлять начнёт.

– А я о чём, – отозвался Лера, торопливо связывая канаты между собой. – Может, и нас вместе с крошкой выкашляет…

Неожиданно чёрная поверхность лёгких вздрогнула.

– Начинается! – крикнул Шурка. – Быстрей спускайся!

Цепляясь за канаты, Лера спрыгнул на палубу. И вовремя. В лёгких началось настоящее землетрясение.

– Как шторм на море! – заметил Шурка, привязывая себя верёвкой с одной стороны пульта.

– Надо баллов на девять[141], чтобы амфибию вытолкнуло! – загадал Лера, привязывая себя с другой стороны пульта.

Вскоре вокруг них летало столько всякой гадости, что друзья пожалели, что остались на палубе.

– Надо в каюту перебираться! – крикнул Шурка.

– Поздно! – прокричал в ответ Лера.

И точно! Катер вместе с глыбой табака подняло на воздух. Крутануло вокруг своей оси и вновь бросило на чёрную поверхность лёгких.

– Сил у Тимофея не хватает! – с трудом перекрикивая поднявшийся в лёгких шум и свист, предположил Шурка.

– Лишь бы табак не перевернулся и нас не придавил!

– Не придавит! – заверил Шурка. – У него одна сторона легче, а другая – тяжелей. Вниз будет тяжёлой стороной падать. И мы ещё сбоку. Не перевернёмся!

В следующий миг глыбу вновь оторвало от лёгочной поверхности. На этот раз её безо всяких кружений стремительно понесло вверх. По дороге табачная крошка неисчислимое количество раз ударялась о различные препятствия, но всё же неслась вперёд без остановок. Мгновение-другое – и на друзей обрушились потоки ослепительного солнечного света. Прикрыв одной рукой глаза, другой Шурка сорвал с пожарного щита топор.

– Ты куда? – не понял Лера.

– Канаты рубить! А то хряснешься с этой горой об землю – костей не соберёшь!

Лера посмотрел через бинокль за борт.

– Падаем возле точки возврата! – доложил он. – Включай мотор!

– А канаты?! А табак?! – не согласился Шурка.

– Включай мотор!! – заорал на него Лера. – Дотянем до точки возврата, а там будь что будет!

Шурка включил мотор, дал полный газ и вновь взялся за топор.

– Не успеешь! – остановил его Лера. – Начинай преобразовывать! Сейчас грохнемся!

И сам схватился за штурвал. В следующий миг амфибия вместе с табачной глыбой упала на точку возврата…

Дело табак

В тот день городок облетела невероятная новость – у ворот фермера Лозовича нашли табачную глыбу размером с крупного африканского слона.

Больше всего эта весть взволновала старушек из Кладочек, которые с утра до вечера сидели на лавочках у подъездов.

– Слыхали? – говорила одна зловредная старушка. – Наш участковый милиционер подпольную фабрику накрыл. Так злодеи на него самосадную[142] бомбу сбросили.

– Ах, ты! – всплеснула руками впечатлительная старушка. – А как же сбросили? Откуда?

– Известное дело, с вертолёта. Всё утро гудел треклятый.

– Враки! – авторитетно заявила оптимистическая бабуля. – Бомбу забросили не с вертолёта, а со спутника.

– Со спутника? – повернулись к ней остальные старушки. – Почему?

– А потому, что это вовсе не по участковому кидали, а по медузам.

– По каким таким медузам? – изумились старушки.

– Которых в Средиземном море тьма-тьмущая. Отдыхающим купаться невозможно. Сама читала. Так и написано: на Лазурном берегу в Италии нет житья от ядовитых медуз. Вот в них и целились, чтобы от берега отвадить. Вот и промахнулись.

– Да разве на медуз табак подействует?

– А как же! На моль действует, значит, и на медуз.

– И вовсе это не бомба, – не согласилась добрая старушка. – Это зелёные со всего городка окурки собрали и слепили из них памятник табаку в виде надгробия!

– Зелёные? – не поняла романтичная старушка. – Гуманоиды, что ли?

– Зелёными раньше лесных бандитов звали, – вспомнила зловредная старушка.

– Да нет, – успокоила их добрая бабуля, – сейчас зелёные за экологию борются, чтобы землю не загрязняли.

– Всё это полная ерунда! – возвысила голос трагическая старушка. – Табак, верно, со спутника упал. Только его не по медузам кидали, а, наоборот, в космос запускали.

– В космос? – не поверили старушки. – Для чего?

– А чтобы распылить повсюду и следы замести. Разве вы не знаете – вот уже несколько столетий по Солнечной системе мечется бешеная комета Галилея. Хочет в Землю вцепиться и уничтожить на ней всё живое.

Услышав это, самая здравомыслящая старушка принялась безудержно хохотать.

– Что это она? – посмотрела на неё трагическая. – Может, от страха в уме повредилась?

Но здравомыслящая нахохоталась и стала серьёзной.

– Ни кометы, ни медузы, ни зелёные, ни подпольная фабрика здесь ни при чём, – сказала она. – Просто через наш городок машина с табаком проезжала, вот и потеряла груз.

Старушкам стало скучно. Помолчали.

– Сказывают, – вздохнула добрая бабуля, – фермер Лозович напрокат целое озеро взял.

– Ага-ага, – закивала ей зловредная, – и уже по тому озеру на новеньком катере разъезжает. Чтоб ему пусто было!

– А пропеллер у того катера непростой, – вздохнула романтичная бабушка. – Как у самолёта. Он может и по болоту плыть, и по снегу скользить, даже по песку.

– А кто же ему такой аппарат выдал? – не поверила здравомыслящая старушка.

– Неизвестно, – мечтательно посмотрела на небо романтичная. – Может, гуманоиды, а может, сам купил. Кто их, фермеров, знает…

В школе шли иные разговоры.

– Безобразие! – возмущалась завуч Фаина Демьяновна. – Рядом с городком обнаружили целую гору табака!

– Весьма парадоксальная гора, – заметил учитель биологии Пантелеймон Юрьевич. – Эксперты пришли к выводу, что

табак этот – самосад. И выращен не где-нибудь в солнечной Вирджинии[143], а в наших краях. Очень удивительно! Ведь, чтобы вырастить так много табака, нужны обширные плантации. А их у нас и в помине нет.

– Глупые эксперты! – хмыкнула завуч. – Я, скорее, поверю, что ученики связались с табачной мафией. Ведь на каждой перемене дымят за углом школы, как ненормальные.

И вызвала учителя физкультуры.

– Дорогой Львович, – попросила она. – Составьте список школьных курильщиков.

– Таковых в нашей школе не имеется! – вытянулся в струнку физрук.

– Как не имеется?! – не поверила Фаина Демьяновна. – Я своими глазами видела, как они курят и кашляют, кашляют и курят.

– Это не наши, – заверил Львович. – Наши, после того, как вы в Новинках[144] побывали, курить перестали вовсе. Спортом занимаются.

– Но ведь кто-то курил за школой? Я ведь не слепая.

– Это двоечники из соседнего района к нам на лечение приезжали. Теперь тоже не курят. Зашли в нашу школу, вышли и бросили. Заодно и учиться стали на «отлично».

– Не школа, а какой-то феномен[145], – хмыкнула завуч.

– А списки курящих вы всё же составьте, – заметила. – Ну, скажем, курящих в соседнем колхозе «Победа». Мы их тоже на оздоровление пригласим.

Отпустила Львовича и вызвала школьную медсестру.

– Неужели ни один из наших учеников не курит?

– Ни один, – подтвердила медсестра.

– А почему бросили?

– Говорят: трупный запах изо рта, зубы жёлтые, на лице угри, плохо соображают, хуже учатся, чаще болеют, одышка, сердцебиение, слабоумие и опасность заболевания раком.

– Вот уж, – изумилась завуч. – Скоро и наказать некого будет.

Заключение

В милиции к версии здравомыслящей старушки отнеслись всерьёз. Да и кто мог предположить, что табачная глыба – это всего-навсего увеличенная крошка самосада из 18 века. В итоге следствие пошло по ложному пути и принялось отрабатывать версию о загадочной автомашине, проезжавшей через городок с грузом табака.

А вот фермер Лозович на самом деле арендовал водоём. Но не озеро, а старенький заросший тиной пруд. Никифор Ворсанафьевич решил очистить его от грязи и мусора, а затем развести рыбу. Катер с воздушным пропеллером ему, конечно же, подарили Шурка с Лерой.

У самих же мальчишек возникли трудности с возрастом. Путешествуя во времени, они росли и мужали, а потом вернулись домой в тот же день, из которого ушли в будущее. И получилось, что друзья постарели на несколько месяцев едва ли не мгновенно. Первой это заметила Фаина Демьяновна.

– Какие-то вы серьёзные стали, – сказала она задумчиво, когда друзья выходили из школьной столовой. – И вытянулись. Вчера, вроде, меньше ростом были. Дома у вас всё в порядке? Никто не болеет? Как здоровье у бабушки? – посмотрела на Леру.

– Да нормально всё, – растерялся Лера, который не ожидал от завуча такого живого участия.

– Ну-ну, – нахмурилась она, а потом вдруг улыбнулась: – Вот что значит не курить – растёте, как грибы после дождя.

И отозвала Шурку в сторонку.

– Принеси-ка мне водички, – попросила.

Не скрывая иронии, Лера наблюдал, как Шурка вернулся в столовую и принёс полный стакан прозрачной жидкости.

– Ты что, у Фенечки личным водоносом устроился? – спросил он не без ехидства, когда они отошли от Фаины Демьяновны на безопасное расстояние.

– Это не вода, – посмотрел на него невозмутимо Шурка. – Это берёзовый сок. Школьные краны мне его всегда наливают. А завучу – только полстакана валерьянки. Вот она и просит. Кому охота всё время валерьянку пить.

– Ёлки-палки, я и забыл, что мы в поддельной школе учимся, – признался Лера и похлопал ладонью по ближайшей стене: – А здорово мы летающую тарелку переделали?! Даже Фу-Фью ничего не понял. Мы его уже три раза вокруг пальца обвели. А теперь вообще в одно касание: сразу и в своё время вернулись, и в свой размер.

– Ага, – усмехнулся Шурка. – Хорошо, что в городке ночь была, и никто не видел, как мы с тобой катер от табачной горы отвязывали. Представляешь, если бы днём вернулись?

– Представляю…

Неожиданно воздух перед ними сгустился, пошёл волнами, и по этим призрачным волнам проплыл, блаженно улыбаясь, ёжик. Вслед за ним протопал и приветливо помахал лапой медведь Потапыч. Галопом промчался жираф Жорес. Выскочил, фыркнул и исчез плешивый дикобраз.

Лера потёр глаза.

– Ты видел? – посмотрел на Шурку.

– Угу, – кивнул тот. – Опять видения. Значит, Фу-Фью со своей бандой где-то совсем близко.

– Что делать?

– Готовиться к новому сражению, – сурово заключил Захарьев. – Пусть эти пришельцы не думают, что мы так просто сдадимся.

Сноски

1

Тёс – вытесанные или выпиленные тонкие доски.

(обратно)

2

Плетень – изгородь из сплетённых прутьев и ветвей.

(обратно)

3

Точка отсчёта – место и время, из которого друзья ушли в прошлое (смотрите повесть «22 шага против времени»).

(обратно)

4

Бают (старорусское) – говорят.

(обратно)

5

Японские учёные выяснили, что дети, употребляющие перепелиные яйца в сыром виде (2-3 яйца утром за 20-30 мин. до еды), на 15 процентов обгоняют своих сверстников в умственном развитии.

(обратно)

6

Ту-Тью – название инопланетного народа и их планеты (смотрите книгу «Бунт в тарелке»).

(обратно)

7

Контрмеры – буквально противомеры, «контра» (от латинского «против») является составной частью многих сложных слов, указывает на противоположность или противодействие чему-либо.

(обратно)

8

Компетентно от «компетентный» – осведомленный, являющийся признанным знатоком в каком-либо вопросе.

(обратно)

9

Водолаз или Ньюфаундленд – порода служебных собак. Крупные (рост до 80 см.), сильные, добродушные, бесстрашные; прекрасно плавают и даже ныряют (в прошлом использовались для спасения утопающих). Родина -остров Ньюфаундленд, отсюда и название. На основе Ньюфаундленда была создана отечественная порода собак – водолаз.

(обратно)

10

В нумерологии цифра 1 символизирует солнце.

(обратно)

11

Косметология – наука о лечебной косметике. Включает в себя не только косметические, но и физиотерапевтические, хирургические и другие методы. Косметикой, в свою очередь, называется комплекс гигиенических, лечебных и декоративных мероприятий, направленных на поддержание красоты человеческого тела или устранение косметических дефектов.

(обратно)

12

Наночастицы – искусственные объекты нанометровых размеров. Один нанометр (нм) равен одной миллиардной доле метра или одной миллионной доле миллиметра.

(обратно)

13

Замбези – река в Южной Африке.

(обратно)

14

Тина – зелёные водоросли, плавающие густой массой в стоячей и малопроточной воде.

(обратно)

15

Пост – воздержание от скоромной пищи, которая представляет собой продукты животного происхождения.

(обратно)

16

Троглодит – первобытный человек, обитавший в пещерах.

(обратно)

17

Оппонент – противник в споре.

(обратно)

18

Бруствер – земляная насыпь на наружной стороне окопа для укрытия стрелков от неприятельского огня.

(обратно)

19

Архаизм – устаревшее слово, оборот речи, явление, пережиток старины.

(обратно)

20

Трактат – научное сочинение, содержащее обсуждение какого-нибудь отдельного вопроса.

(обратно)

21

Дискутировать – вести дискуссию, обсуждая какой-нибудь спорный вопрос.

(обратно)

22

Тектоника – отрасль геологии, изучающая развитие земной коры и её изменения.

(обратно)

23

Геопатогенный разлом – в тектонике – крупное разрывное нарушение земной коры, распространяющееся на большую глубину и имеющее значительную длину и ширину.

(обратно)

24

Катаклизм – внезапный перелом, разрушительный переворот в природе, в обществе, в истории.

(обратно)

25

Восхождение на Ай-Петри – смотрите повесть «Ай-Лерка и Ай-Шурка» в книге первой «13-й карась».

(обратно)

26

У диких ослов вдоль спины проходит тёмная полоса, которая на холке иногда пересекается с такой же тёмной плечевой полосой.

(обратно)

27

Аминь – латинское «конец», этим словом завершается всякая молитва у христиан.

(обратно)

28

Телепатия – передача мыслей на расстояние.

(обратно)

29

Декларация – официальное или торжественное заявление.

(обратно)

30

Апостол Пётр – в Новом Завете один из двенадцати апостолов. Первоначальное имя Симон. Призванный Иисусом Христом в апостолы вместе с братом Андреем и наречённый Кифой («камень»), Пётр получает предназначение стать «основанием» церкви Христа, ему вручаются ключи небесного царства.

(обратно)

31

Гетто – ограниченная территория для определённых слоёв населения.

(обратно)

32

Зайцы петляют – чтобы сбить со следа преследователя, заяц многократно пересекает свой след. Делает большие прыжки в сторону. Ложится головой к своему следу, чтобы вовремя заметить преследователя и уйти скрытно, пока он будет распутывать его следы.

(обратно)

33

Критический – очень трудный, тяжёлый, опасный.

(обратно)

34

Сопрано – в пении наиболее высокий женский голос.

(обратно)

35

Нары – настил из досок, укрепляемый на некотором возвышении над полом и расположенный не вдоль стены, а перпендикулярно к ней. Применяются до настоящего времени у ряда народностей наряду с кроватью, а также в местах заключения. В русском языке являются синонимом тюрьмы: «отправиться на нары».

(обратно)

36

Саксаул – кустарниковые или древесные растения высотой до 12 м, распространены в полупустынях и пустынях Азии. Древесина идёт на топливо, а зелёные веточки – на корм овцам и верблюдам.

(обратно)

37

Ежовник или анабазис – многолетние травы или полукустарнички, произрастают в Центральной Азии, на юге Европы, в Северной Африке, но главным образом в Средней Азии. Некоторые виды – пастбищный корм для овец и верблюдов.

(обратно)

38

Парнолистник – травянистое густоветвистое растение с раскидистыми ветвями высотой от 30 до 60 см.

(обратно)

39

Эфедра или хвойник – вечнозелёное ветвистое растение с чешуевидными листьями. Распространено, главным образом, в Средиземноморье, Азии и Америке, а также в горных районах России. Как правило, кустарник, иногда лиановидный, редко – деревья, доходящие высотой до 8 м.

(обратно)

40

Казан – большой котёл для приготовления пищи.

(обратно)

41

Жвачка – вторичное пережёвывание возвращающегося из желудка в полость рта корма у некоторых животных.

(обратно)

42

Аксакал – глава рода, старейшина, почтенный и мудрый человек у тюркских народов в Средней Азии и на Кавказе.

(обратно)

43

Оазис – место в пустыне или полупустыне, где есть вода и растительность.

(обратно)

44

Туранговые тополя – азиатские тополя.

(обратно)

45

Джида – колючее дерево с ажурной серебристой кроной.

(обратно)

46

Карагач – вяз мелколистный.

(обратно)

47

Нервные окончания – образования на концах отростков нервных волокон, обеспечивающие передачу информации в виде нервного импульса от каждого участка тела к мозгу.

(обратно)

48

Мозжечок – отдел головного мозга, который играет ведущую роль в координации движений, поддержании равновесия тела, регуляции мышечного тонуса.

(обратно)

49

Бронза – сплав меди с алюминием, оловом или свинцом.

(обратно)

50

Кварц – двуокись кремния. Входит в состав гранита, песков и других горных пород.

(обратно)

51

Азимут – угол, образуемый между направлением на какой-либо предмет местности и направлением на север.

(обратно)

52

Кашалот – крупнейший зубатый кит: самцы достигают 20 метров, а самки – 15 метров.

(обратно)

53

Енот-полоскун – хищное млекопитающее ростом с собаку средней величины, на хвосте 5-7 широких чёрных или бурых колец.

(обратно)

54

Регдолл, Бурмилла, Мейн-кун, Египетская мау – породы кошек.

(обратно)

55

Элита – лучшие, отборные экземпляры растений или животных.

(обратно)

56

Масть – у животных – окраска, определяемая пигментацией кожи и кожных покровов (кроющего волоса, шерсти, щетины).

(обратно)

57

Белка-летяга – похожа на небольшую белку. Между передними и задними ногами у неё имеется широкая кожная складка, покрытая шерстью, которая позволяет планировать с дерева на дерево. За один прыжок белка-летяга может преодолеть расстояние до 50-60 метров. Во время полёта её передние конечности широко расставлены, а задние прижаты к хвосту. Меняя натяжение перепонки, летяга маневрирует и способна изменить направление полёта на 90°. Хвост белки-летяги выполняет роль тормоза.

(обратно)

58

Как в летающей тарелке – смотрите книгу «Бунт в тарелке».

(обратно)

59

Альпийская роза или рододендрон – вечнозелёный кустарник семейства вересковых. Имеет очень красивые пурпурные или красные цветы. Множество сортов и садовых форм выращивают в парках-альпинариях, оранжереях и в комнатах.

(обратно)

60

Пикировать – снижаться на большой скорости в почти вертикальном положении.

(обратно)

61

Птеродактиль – вымерший летающий ящер, между его туловищем и лапами была натянута кожистая перепонка.

(обратно)

62

Песчанка – небольшой пустынный грызун, относится к семейству хомяковых. Тушканчик – грызун, населяющий степи, полупустыни и пустыни, внешне похож на кенгуру, живёт в норах.

(обратно)

63

Ирбис – снежный барс, водится в высокогорьях Средней и Центральной Азии. Каракал – внешне похож на рысь, обитает в степях и пустынях большей части Африки и в пустынях Аравийского полуострова, Малой и Средней Азии. Кугуар – пума или горный лев, обитает преимущественно в горных лесах Северной и Южной Америк. Манул – размером с домашнюю кошку, распространён в пустынях и степях Азии от Каспийского моря до Забайкалья, Монголии и Северо-Западного Китая. Онцила – по величине как домашняя кошка, водится в тропических лесах на юге Центральной и севере Южной Америк. Оцелот – сильный стройный зверь с массивной головой, в длину достигает полутора метра, из которых почти треть приходится на хвост, распространён в Центральной и Южной Америках. Сервал – наиболее длинноногий и стройный вид, около метра длиной, распространён в Африке к югу от Сахары. Ягуар – хищное млекопитающее семейства кошачьих, длина тела до двух метров. Ягуарунди – крупная кошка, отличается однотонной или мелкокрапчатой расцветкой, распространён от Северной Аргентины до юга США.

(обратно)

64

Рокировка – в шахматах одновременная смена положений. Король становится на место ладьи, ладья становится на место короля.

(обратно)

65

Дюжина – двенадцать.

(обратно)

66

Нашатырный спирт – прозрачная бесцветная летучая жидкость с острым запахом, используется для приведение в чувство обморочных.

(обратно)

67

Настойка валерианы – успокаивающее средство.

(обратно)

68

Валидол – успокаивающее, сосудорасширяющее и противорвотное средство.

(обратно)

69

Миля – мера для измерения расстояния, равна 1 609.344 метрам.

(обратно)

70

Инстинкт – целесообразное поведение без осознания цели, безотчетное (бессознательное) влечение.

(обратно)

71

Катер-амфибия – судно на воздушной подушке. Двигается за счёт работы вентилятора, расположенного на корме или носу судна.

(обратно)

72

Пивосос – смотрите книгу «Бунт в тарелке».

(обратно)

73

Китовый ус – роговые пластины, свисающие с нёба для отсеивания планктона, служащего китам основной пищей.

(обратно)

74

Планктон – разнородная мелкая живность, свободно дрейфующая в толще воды и не способная сопротивляться течению.

(обратно)

75

Криль – небольшой, напоминающий креветку рачок.

(обратно)

76

Глубоководные рыбы – имеют различные приспособления для ориентировки в полной темноте: у одних особая окраска тела; у других огромные, занимающие половину черепа, глаза – выпуклые, как шары, или в форме трубочек, направленные вперёд или вверх; третьи освещают себе путь яркими лучами светящихся органов.

(обратно)

77

Цинга – болезнь, вызываемая острым недостатком витамина C. Помимо других симптомов, у больных расшатываются и выпадают зубы.

(обратно)

78

Кессонная болезнь, а на жаргоне подводников кессонка – заболевание, происходящее из-за быстрого понижения давления вдыхаемой газовой смеси, в результате которого газы (азот, гелий, водород), растворённые в крови и тканях организма, начинают выделяться в виде пузырьков в кровь пострадавшего и разрушать стенки клеток и кровеносных сосудов, блокировать кровоток. Кессонная болезнь может привести к параличу и даже смерти.

(обратно)

79

Тигровая акула – будучи очень прожорливой и неразборчивой в еде, пожирает крабов, лангустов, двустворчатых и брюхоногих моллюсков, кальмаров, самых разнообразных рыб (в том числе и акул меньших размеров, чем сама), морских черепах, панцири которых она легко рассекает мощными зубами, и вообще любую доступную добычу.

(обратно)

80

Один килограмм морских водорослей содержит столько же йода, сколько его содержат 100 тысяч литров морской воды. Но полезны они не только этим. По содержанию витаминов некоторые морские водоросли превосходят ряд овощей и фруктов. Известно, что с древних времён восточная медицина использует их при лечении и профилактике многих болезней. Так, ламинария или морская капуста прекрасно выводит из организма тяжёлые металлы, радионуклиды, токсины и даже болезнетворные бактерии, ускоряет обмен веществ и укрепляет иммунную систему организма.

(обратно)

81

Морской ил относится к наиболее чистым натуральным продуктам на Земле, используется для стимулирования микроциркуляции и лечения локальных воспалительных процессов.

(обратно)

82

Тунцы – рыбы семейства скумбриевых. Тело плотное, торпедообразное. Плавают со скоростью до 77 км/ч. Обитают в больших косяках и преодолевают в поисках пищи огромные расстояния. Энергия, потраченная тунцами на быстрое передвижение, делает их кровь на несколько градусов теплее окружающей воды. Тунцы могут достигать 3,5 м длиной и веса в 635 кг.

(обратно)

83

Омар – представитель морских ракообразных, имеет большие клешненосные конечности, в остальном подобен речным ракам.

(обратно)

84

Ронки – рыбы семейства помазидиевых, похожи на окуней. Получили название «рыбы-ворчуны» или «хрюкальщики» за то, что умеют издавать громкие хрюкающие звуки, возможно, имеющие сигнальное значение. И, что совсем необычно для рыб, у многих ронок слизистые покровы ротовой полости красные.

(обратно)

85

Скат-орляк – дисковидная рыба ромбической формы, рыло которой напоминает утиный клюв. Хвост очень длинный, похожий на тонкий кнут, у некоторых видов оснащён зазубренными иглами. Ширина диска орляковых скатов может достигать 2,1-2,4 м, длина тела вместе с хвостом – 4,5 м, а вес – 360 кг. Когда скатов вытаскивают из воды, они могут издавать громкий резкий звук, напоминающий лай.

(обратно)

86

Скат-хвостокол – так же, как и скат-орляк имеет дисковидную форму. Длинный тонкий хвост оснащён одной или несколькими иглами. В Атлантическом, Индийском и Тихом океанах живёт обыкновенный хвостокол или морской кот. Весит 5-6 кг и не превышает 1 м в длину. Пойманный или испуганный, он имеет обыкновение закидывать свой длинный гибкий хвост вокруг предмета, прикасающегося к его телу, глубоко вонзает свой шип в рану или просто ударяет врага хвостом. Все наблюдатели утверждают, что морской кот весьма ловко попадает иглой в намеченную заранее цель.

(обратно)

87

Рыба-жаба – жабовидная рыба, способная издавать звуки, напоминающие скрежет, хриплое ворчание или гудок. Вблизи рыбы эти звуки имеют силу шума идущего поезда, достигая болезненной для уха интенсивности свыше 100 децибел.

(обратно)

88

Альбатросы – считаются одними из самых крупных летающих птиц. У странствующего и южного королевского альбатросов размах крыльев достигает рекордной величины – до 3,7 м и даже больше.

(обратно)

89

Бреющий полёт – полёт на предельно малой высоте, от 5 до 50 м.

(обратно)

90

Баритон – низкозвучащий мужской голос, по высоте средний между басом и тенором.

(обратно)

91

Коммифора – листья, смола и кора этих кустов имеют приятный аромат, многие коммифора дают ценные смолы, бальзамы и камеди. Например, источником известной ароматической смолы мирры, используемой как благовонное курительное вещество, является коммифора абиссинская.

(обратно)

92

Молочай – травы, кустарники, изредка деревца. У всех в тканях находится белый млечный сок. Все молочаи более или менее ядовиты.

(обратно)

93

Канделябр – декоративная подставка с разветвлениями для нескольких свечей или ламп.

(обратно)

94

Циновка – плетёное изделие из мочал, соломы, тростника и т. п.

(обратно)

95

Рыбоед – рыжий кот из городка, в котором живут Лерка и Шурка; подробней читайте в рассказе «Весёлый зуб» из книги «13-й карась».

(обратно)

96

Фракция – группа политических деятелей, объединённая сходными политическими взглядами внутри более широкой организации.

(обратно)

97

Гитлерюгенд – в переводе с немецкого «Гитлеровская молодежь», молодёжная фашистская организация военизированного типа, а также члены этой организации в возрасте от 14 до 18 лет.

(обратно)

98

Пума – второй по величине представитель семейства кошачьих в Америке, крупней её только ягуар. В длину достигает 100-180 см. Окрас пум напоминает окрас их основной добычи – оленей.

(обратно)

99

Рысь – типичная кошка величиной с крупную собаку. От других кошачьих рыси отличаются коротким хвостом и кисточками на концах ушей.

(обратно)

100

Дебаты – спор, полемика, дискуссия, диспут.

(обратно)

101

Лососевые – семейство рыб, обитают в Атлантическом и Тихом океанах, а также в пресных водах средних и северных широт Северного полушария. Наиболее известные представители: сёмга, горбуша, кета, нерка, кижуч, чавыча, кумжа, сиг, омуль, голец, хариус, таймень, ленок.

(обратно)

102

Геноцид – тягчайшее преступление против человечества. Истребление людей по расовым, национальным или религиозным мотивам.

(обратно)

103

Гуманность, гуманизм – в прямом смысле человечность. Мировоззрение, рассматривающее человека как высшую ценность.

(обратно)

104

Вердикт – в переводе с латыни – истинно сказанное. В уголовном процессе – решение коллегии присяжных заседателей по поставленным перед ней вопросам, включая основной вопрос о виновности подсудимого.

(обратно)

105

Протоптер – обитает во временных водоёмах Африки, вода в которых держится 3-5 месяцев в году. Перед периодом засухи вырывает в грунте нору-спальню, складывается пополам, словно книга, и впадает в спячку до очередного сезона дождей. Глядя на растрескавшуюся от зноя равнину, покрытую выжженной растительностью, трудно поверить, что в окаменевшей земле спят сотни и тысячи рыб.

(обратно)

106

Илистые прыгуны – представители двух родов подотряда бычковидных, широко распространены в тропических и субтропических районах Юго-Восточной Азии, Северной Австралии, Западной Африки и Индонезии. Типичные места их обитания – илистые морские берега или устья рек, где имеются мангровые заросли и система мелких луж.

(обратно)

107

Птица-носорог – древесная стайная птица длиной до 1,5 м. Крылья украшены белыми полосами, клюв несоразмерно большой. В период выкармливания птенцов самец замуровывает самку в дупле. Кормит её через маленькую щёлочку фруктами. Так птичья семья защищается от змей и обезьян.

(обратно)

108

Ехидна – зверёк до 30 см длиной, покрыт грубой шерстью и иголками, похож на небольшого дикобраза. У ехидны короткие сильные конечности с большими когтями и клювоподобной формы губы. Питается термитами и муравьями, которых ловит длинным клейким языком.

(обратно)

109

Катапульта – метательная машина, приводимая в действие силами упругости скрученных волокон. Предназначалась для метания камней, ядер, стрел на дальность 250-850 м. Применялась с 5 века до нашей эры.

(обратно)

110

Большая синица – самый распространённый обитатель наших садов и лесов. К семейству синицевых относятся мелкие лесные воробьинообразные птицы с острым коротким клювом, иногда с хохолком на голове. В семейство также входят различного вида гаички и лазоревки. Семейство насчитывает большое количество родов и видов. Только на территории Беларуси и соседней России проживает десять видов синиц: большая синица, восточная синица, хохлатая синица, обыкновенная лазоревка, белая лазоревка, московка, буроголовая гаичка, черноголовая и сероголовая гаички, тиссовая синица.

(обратно)

111

Мимоза – в данном случае цветущие ветки акации.

(обратно)

112

Каким образом левый глаз Леры стал летающим, читайте в книге «Бунт в тарелке».

(обратно)

113

Джунгли – непроходимый тропический лес.

(обратно)

114

Шанцевый инструмент – ручной инструмент (например, малая пехотная лопата), входящий в полевое снаряжение сержантов и солдат, используется, главным образом, для рытья окопов.

(обратно)

115

Мутация – стойкое изменение, которое может быть унаследовано потомками клетки или организма.

(обратно)

116

Мираж – оптическое явление в атмосфере, когда в воздухе видно то, что может происходить за многие сотни и даже тысячи километров от места наблюдения.

(обратно)

117

Сонная болезнь – заболевание людей и животных, вызываемое паразитическим простейшим. Больного мучают приступы лихорадки, головные боли и боли в суставах. Нарушается работа сердца и почек, появляются спутанность сознания и нарушение координации. Приступы усталости сменяются чрезмерной активностью, нарушается цикл сна и бодрствования, из-за чего болезнь и получила своё название. Без лечения сонная болезнь завершается комой и смертью.

(обратно)

118

Кайя – африканское красное или махогониевое дерево, используется для производства мебели, для отделки интерьеров, в судостроении.

(обратно)

119

Манго – тропический плод яйцевидной формы зелёно-жёлтой, абрикосовой, ярко-красной окраски, в зависимости от степени зрелости. Очень полезен и питателен, содержит большое количество витаминов A, B и C, пищевые волокна, органические кислоты, железо и калий.

(обратно)

120

Папайя – также известна как дынное или хлебное дерево. Обычно папайю едят в сыром виде, без кожицы и семян. Неспелые плоды тушатся, а также используются при приготовлении карри и в салатах. Когда плоды выпекают на огне, от них исходит запах хлеба.

(обратно)

121

Ливерка – ливерная колбаса, на её изготовление идут внутренности домашних животных и птицы.

(обратно)

122

Люцерна – род однолетних и многолетних трав или полукустарников семейства бобовых, ценная кормовая культура.

(обратно)

123

Прайд – львиная семья, в которую входят до 12 львиц и до 6 львов.

(обратно)

124

Елена Прекрасная – супруга спартанского царя Менелая, которую похитил троянец Парис. Собрав войско, царь Менелай напал на Трою. Тогда же, по совету Одиссея, был построен громадный деревянный конь, внутри которого в осаждённую Трою пробрались лазутчики Менелая. Ночью они перебили стражу и открыли городские ворота.

(обратно)

125

Раубичи – спорткомплекс под Минском.

(обратно)

126

Во время сильного испуга дикобраз способен выстрелить в противника своими острыми иглами. Между тем, иглы дикобраза достигают в длину 40 см, а в диаметре – 7 мм.

(обратно)

127

Смотрите рассказ «Весёлый зуб» из книги «13-й карась».

(обратно)

128

Чистотел или бородавник – многолетнее травянистое растение. Обладает бактерицидными свойствами. Сок чистотела в народной медицине применяется для удаления бородавок, сухих мозолей, папиллом и некоторых других кожных образований.

(обратно)

129

Таран – у древних людей стенобитное орудие (бревно из ели или ясеня), снабжённое на конце железным или бронзовым наконечником, использовавшееся при осаде городов для разрушения стен, башен и других сооружений.

(обратно)

130

Валежник – валежный лес, упавшие на землю сучья, ветви и деревья, сухие и гниющие.

(обратно)

131

Тюремный надзиратель из уездного городка 18 века (смотрите повесть «22 шага против времени»).

(обратно)

132

Палочники и листовидки относятся к отряду палочников или привиденьевых. Насекомые маскируются под стеблевые части растений: сучок, сухую веточку, листик. Карликовые формы привиденьевых не пре-вышают 2 см. Некоторые тропические виды достигают в длину вместе с вытянутыми вперёд ногами 35 см.

(обратно)

133

Сухопарый – то же, что худощавый, сухощавый или поджарый.

(обратно)

134

Одним из защитных свойств палочников является самоампутация. Если потревожить ногу насекомого, происходит сокращение особой мышцы, которая перерезает нервные тяжи и трахеи. В результате нога палочника легко отделяется от тела.

(обратно)

135

Регенерация – в биологии – восстановление организмом утраченных или повреждённых органов и тканей, а также восстановление целого организма из его части.

(обратно)

136

Для защитной или криптической позы палочника характерна так называемая каталепсия, при которой тело находится в состоянии «восковой гибкости». В это время насекомому можно придать любую неестественную позу, и оно надолго останется в таком состоянии. Даже ампутация ноги или части брюшка не выведет палочника из каталепсии.

(обратно)

137

Рашпиль – напильник для дерева, кожи, резины. Имеет насечку в виде маленьких заусенцев, расположенных отдельно друг от друга.

(обратно)

138

Надфиль – маленький напильник для тонких работ.

(обратно)

139

Йота – буква греческого алфавита, в русском языке употребляется как обозначение маленькой частицы чего-либо.

(обратно)

140

В табачном дыму присутствуют радиоактивные компоненты: полоний-210, свинец-210, калий-40, радий-226, радий-228 и торий-228. В лёгких курильщиков зафиксированы отложения полония-210 и свинца-210. Установлено, что радиоактивные компоненты являются канцерогенами. Это постоянное облучение, либо само по себе, либо совместно с иными канцерогенами, способствует развитию рака. Вообще же в табачном дыму имеется примерно 5 тысяч химических соединений. Среди них: никотин – поражает нервную систему, органы дыхания, чувств, пищеварения, кровеносную систему, относится к ядам, вызывающим сначала привыкание, а затем болезненное влечение – никотинизм; синильная кислота – вызывает общее отравление организма; стирол – приводит к нарушению действия органов чувств; окись углерода или угарный газ – вызывает нарушение процесса дыхания и болезни сердца. Угарный газ табачного дыма и выхлопных газов автомашины – это одно и то же вещество с одинаковой химической формулой – СО. Только в табачном дыме СО гораздо больше.

(обратно)

141

Состояние моря определяется высотой волн, их периодом и силой. По 9-балльной шкале волнения моря: 0 баллов означает совершенно спокойное море; 1 балл – спокойное море, высота волны 10 см; 2 балла – слабое волнение, высота волны 10-50 см; 3 балла – лёгкое волнение, высота волны от полуметра до 1 м 25 см; 4 балла – умеренное волнение, высота волны от 1 м 25 см до 2 м 50 см; 5 баллов – неспокойное море, высота волны от 2 м 50 см до 4 м; 6 баллов – крупное волнение, высота волны от 4 до 6 м; 7 баллов – сильное волнение, высота волны от 6 до 9 м; 8 баллов – жёстокое волнение, высота волны от 9 до 14 м; 9 баллов – исключительное волнение, высота волны от 14 м и выше.

(обратно)

142

Самосад – табак домашнего разведения и кустарной обработки.

(обратно)

143

Штат на востоке США, где в большом количестве выращивают и перерабатывают табак.

(обратно)

144

Новинки – посёлок под Минском, где расположен Республиканский научно-практический центр психического здоровья.

(обратно)

145

Феномен – необычное явление, редкий факт, то, что трудно постичь.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Совсем большая Варя

Засада

Доберман Пинчер

Гуманное измерение

Странная деревня

Фома и Тотоший Геннадьевич

Старец Иоанн

В ангелы не годитесь

Ослиное гетто[31]

Нижний город

Странные разговоры

Осторожные хаптагаи

Оазис [43]

Четыре волны

Возведение башни

Долой башню!

Нападение крокодилов

Смертельная пустыня

Мурзиков Причал

Царь из-под небес

Примороженный Шурка

Царская охота

Домашний арест

Воздушная разведка

Летающие ослы и пикирующие верблюды

Война

Неначавшаяся война и незамоченный Шурка

Спасти мир

Кото-рыбья рокировка[64]

Несчастный случай

Сели на хвост и попали в брюхо

Освобождение

Сражение

По дороге в ЛРС

Битва орлов и аистов

Майн Ушастый

Серые гуси

Медовая деревня

Депутат Потапыч

Депутатский ход

Госпожа Панда

Степь Масаи и колючки буша

Семь вершин мира

Мавензи, Шира и Кибо

Зал заседаний Лиги

Кровавый депутат

Выклеванный и почёсанный

Рыбоед

Заседание начинается

Обсуждение рыбьего вопроса

Нападение тунцов

Бей тунцов! Да здравствуют рыбы!

Лимонадное дерево

Опасный баобаб

Освобождение Жореса

Ненужный депутат

Обслюнявленный замок

Аардварк

Новая атака

Под тремя крышами

Фрукт Джека, кайя и хлебное дерево

Дуриан

Тропический ливень

Голиаф и пальмовые пряники

Отец башмака и марабу

Кигелия

Дуэль

Крёстные отцы

Кривая стена

Депутатская нора

Крапивник

Шесть хвостатых жён

У собачьего древа

Палочник и листовидка

Защитная реакция

Регенерация и паучий десант

Такса в полоску

Пустельга

Летучая амфибия

Между носом и усами

Нелёгкие лёгкие

Девятый балл

Дело табак

Заключение Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg