«Крестьянские дети»

Крестьянские дети (fb2) - Крестьянские дети (Большая хрестоматия для начальной школы) 182K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Алексеевич Некрасов

Николай Алексеевич Некрасов Крестьянские дети

Опять я в деревне. Хожу на охоту, Пишу мои вирши – живется легко. Вчера, утомленный ходьбой по болоту, Забрел я в сарай и заснул глубоко. Проснулся: в широкие щели сарая Глядятся веселого солнца лучи. Воркует голубка; над крышей летая, Кричат молодые грачи, Летит и другая какая-то птица — По тени узнал я ворону как раз: Чу! шопот какой-то… а вот вереница Вдоль щели внимательных глаз! Все серые, карие, синие глазки — Смешались, как в поле цветы. В них столько покоя, свободы и ласки, В них столько святой доброты! Я детского глаза люблю выраженье, Его я узнаю всегда. Я замер: коснулось души умиленье… Чу! шопот опять!

Первый голос

«Борода!

Второй

А барин, сказали!..

Третий

Потише вы, черти!

Второй

У бар бороды не бывает – усы.

Первый

А ноги-то длинные, словно как жерди.

Четвертый

А вона на шапке, глядитко – часы!

Пятый

Аи, важная штука!

Шестой

И цепь золотая…

Седьмой

Чай, дорого стоит?

Восьмой

Как солнце горит!

Девятый

А вона собака – большая, большая! Вода с языка-то бежит.

Пятый

Ружье! поглядитко: стволина двойная, Замочки резные…

Третий (с испугом)

Глядит!

Четвертый

Молчи, ничего! постоим еще, Гриша!

Третий

Прибьет…»

* * *

Испугались шпионы мои И кинулись прочь: человека заслыша, Так стаей с мякины летят воробьи. Затих я, прищурился – снова явились, Глазенки мелькают в щели. Что́ было со мною – всему подивились И мой приговор изрекли: — Такому-то гусю ужь что́ за охота! Лежал бы себе на печи! И видно не барин: как ехал с болота. Так рядом с Гаврилой… «Услышит, молчи!»

* * *

О, милые плуты! Кто часто их видел, Тот, верю я, любит крестьянских детей; Но если бы даже ты их ненавидел, Читатель, как «низкого рода людей», — Я все-таки должен сознаться открыто, Что часто завидую им: В их жизни так много поэзии слито, Как дай бог балованным деткам твоим. Счастливый народ! Ни науки, ни неги Не ведают в детстве они. Я делывал с ними грибные набеги: Раскапывал листья, обшаривал пни, Старался приметить грибное местечко, А утром не мог ни за что отыскать. «Взгляни-ка, Савося, какое колечко!» Мы оба нагнулись, да разом и хвать Змею! Я подпрыгнул: ужалила больно! Савося хохочет: «попался спроста!» За то мы потом их губили довольно И клали рядком на перилы моста, Должно быть, за подвиги славы мы ждали. У нас же дорога большая была: Рабочего звания люди сновали По ней без числа. Копатель канав вологжанин, Лудильщик, портной, шерстобит, А то в монастырь горожанин Под праздник молиться катит. Под наши густые, старинные вязы На отдых тянуло усталых людей. Ребята обступят: начнутся рассказы Про Киев, про турку, про чудных зверей. Иной подгуляет, так только держися — Начнет с Волочка, до Казани дойдет! Чухну передразнит, мордву, черемиса, И сказкой потешит, и притчу ввернет: «Прощайте, ребята! Старайтесь найпаче На господа бога во всем потрафлять У нас был Вавило, жил всех побогаче, Дa вздумал однажды на Бога роптать, — С тех пор захудал, разорился Вавило, Нет меду со пчел, урожаю с земли, И только в одном ему счастие было, Что волосы из носу шибко росли…» Рабочий расставит, разложит снаряды — Рубанки, подпилки, долота, ножи: «Гляди, чертенята!» А дети и рады, Как пилишь, как лудишь – им все покажи. Прохожий заснет под свои прибаутки, Ребята за дело – пилить и строгать! Иступят пилу – не наточишь и в сутки! Сломают бурав – и с испугу бежать. Случалось, тут целые дни пролетали, Что новый прохожий, то новый рассказ… Ух, жарко!.. До полдня грибы собирали. Вот из лесу вышли – на встречу как раз Синеющей лентой, извилистой, длинной, Река луговая: спрыгнули гурьбой, И русых головок над речкой пустынной Что белых грибов на полянке лесной! Река огласилась и смехом, и воем: Тут драка – не драка, игра – не игра… А солнце палит их полуденным зноем. Домой, ребятишки, обедать пора. Вернулись. У каждого полно лукошко, А сколько рассказов! Попался косой, Поймали ежа, заблудились немножко И видели волка… у, страшный какой! Ежу предлагают и мух, и козявок, Корней молочко ему отдал свое — Не пьет! отступились… Кто ловит пиявок На лаве, где матка колотит белье, Кто нянчит сестренку двухлетнюю Глашку, Кто тащит на пожню ведерко кваску, А тот, подвязавши под горло рубашку, Таинственно что-то чертит по песку; Та в лужу забилась, а эта с обновой: Сплела себе славный венок, Все беленькой, желтенькой, бледно-лиловой Да изредка красный цветок. Те спят на припеке, те пляшут вприсядку. Вот девочка ловит лукошком лошадку: Поймала, вскочила и едет на ней. И ей ли, под солнечным зноем рожденной И в фартуке с поля домой принесенной, Бояться смиренной лошадки своей?.. Грибная пора отойти не успела, Гляди – уж чернехоньки губы у всех, Набили оскому: черница поспела! А там и малина, брусника, орех! Ребяческий крик, повторяемый эхом, С утра и до ночи гремит по лесам. Испугана пеньем, ауканьем, смехом, Взлетит ли тетеря, закокав птенцам, Зайчонок ли вскочит – содом, суматоха! Вот старый глухарь с облинялым крылом В кусту завозился… ну, бедному плохо! Живого в деревню тащат с торжеством… – Довольно, Ванюша! гулял ты не мало, Пора за работу, родной! – Но даже и труд обернется сначала К Ванюше нарядной своей стороной: Он видит, как поле отец удобряет, Как в рыхлую землю бросает зерно, Как поле потом зеленеть начинает, Как колос растет, наливает зерно: Готовую жатву подрежут серпами, В снопы перевяжут, на ригу свезут, Просушат, колотят-колотят цепами, На мельнице смелют и хлеб испекут. Отведает свежего хлебца ребенок И в поле охотней бежит за отцом. Навьют ли сенца: «Полезай, постреленок!» Ванюша в деревню въезжает царем… Однако же, зависть в дворянском дитяти Посеять нам было бы жаль. И так, обернуть мы обязаны кстати Другой стороною медаль. Положим, крестьянский ребенок свободно Растет, не учась ничему, Но вырастет он, если богу угодно, А сгибнуть ничто не мешает ему. Положим, он знает лесные дорожки, Гарцует верхом, не боится воды, Зато беспощадно едят его мошки, Зато ему рано знакомы труды… Однажды, в студеную зимнюю пору Я из лесу вышел; был сильный мороз. Гляжу, поднимается медленно в гору Лошадка, везущая хворосту воз. И шествуя важно, в спокойствии чинном, Лошадку ведет под уздцы мужичок В больших сапогах, в полушубке овчинном, В больших рукавицах… а сам с ноготок! – Здорово, парнище! – «Ступай себе мимо!» – Ужь больно ты грозен, как я погляжу! Откуда дровишки? – «Из лесу, вестимо; Отец, слышишь, рубит, а я отвожу». (В лесу раздавался топор дровосека.) А что́, у отца-то большая семья? — «Семья-то большая, да два человека Всего мужиков-то: отец мой да я…» Так вон оно что! А как звать тебя? — «Власом». – А кой тебе годик? – «Шестой миновал… Ну, мертвая!» – крикнул малюточка басом, Рванул под-уздцы и быстрей зашагал. На эту картину так солнце светило, Ребенок был так уморительно мал, Как будто все это картонное было, Как будто бы в детский театр я попал! Но мальчик был мальчик живой, настоящий, И дровни, и хворост, и пегонький конь, И снег до окошек деревни лежащий, И зимнего солнца холодный огонь — Все, все настоящее русское было, С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы, Что русской душе так мучительно мило, Что русские мысли вселяет в умы, Те честные мысли, которым нет воли, Которым нет смерти – дави не дави, В которых так много и злобы и боли, В которых так много любви! Играйте же, дети! Растите на воле! На то вам и красное детство дано, Чтоб вечно любить это скудное поле, Чтоб вечно вам милым казалось оно. Храните свое вековое наследство, Любите свой хлеб трудовой — И пусть обаянье поэзии детства Проводит вас в недра землицы родной!..

* * *

Теперь нам пора возвратиться к началу. Заметив, что стали ребята смелей, – Эй! воры идут! закричал я Фингалу: – Украдут, украдут! Ну, прячь поскорей! — Фингалушка скорчил серьезную мину, Под сено пожитки мои закопал, С особым стараньем припрятал дичину, У ног моих лег – и сердито рычал. Обширная область собачьей науки Ему в совершенстве знакома была; Он начал такие выкидывать штуки, Что публика с места сойти не могла, Дивятся, хохочут! Уж тут не до страха! Командуют сами! – «Фингалка, умри!» – Не засти, Сергей! Не толкайся, Кузяха! — «Смотри – умирает – смотри!» Я сам наслаждался, валяясь на сене, Их шумным весельем. Вдруг стало темно В сарае: так быстро темнеет на сцене, Когда разразиться грозе суждено. И точно: удар прогремел над сараем, В сарай полилась дождевая река, Актер залился оглушительным лаем, А зрители дали стречка! Широкая дверь отперлась, заскрипела. Ударилась в стену, опять заперлась. Я выглянул: темная туча висела Над нашим театром как раз. Под крупным дождем ребятишки бежали Босые к деревне своей… Мы с верным Фингалом грозу переждали И вышли искать дупелей. Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg