«Kuzia succinus»

Kuzia succinus (fb2) - Kuzia succinus 2117K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лев Борисович Стекольников

Лев Стекольников Kuzia succinus

Научно-фантастическая повесть

1. ПОКУПКА

Толстый румяный старик во­шёл в ювелирный магазин «Самоцветы». Равнодушно ми­новав прилавок с золотыми ча­сами, обручальными кольцами и браслетами, он остановился у витрины «Изделия из янта­ря» и, близоруко щурясь, поч­ти касаясь носом стекла, стал долго и внимательно рассма­тривать блестящие безде­лушки.

—  Здравствуйте, Никодим Эрастович! — поклонился ему продавец. — Давно, давно вас не видно.

—  Здравствуйте, здравст­вуйте, — приподняв широкопо­лую выгоревшую шляпу, ото­звался старик. — Я уже кон­чаю читать курс, перебрался на дачу... Есть что-нибудь инте­ресное?

—  Кое-что. Недавно умер один крупный коллекционер янтаря. Свою коллекцию он завещал государству. Художе­ственные ценности пошли в музей, а прочее к нам. Прой­дите, пожалуйста, сюда. — Он подвёл старого покупателя к застеклённому шкафу. На уз­ких полочках, подсвеченные электрическими лампочками, лежали фигурки из янтаря.— Вот, — показывал продавец,— брошь с паучком, шарик с козявочкой...

—  Это не козявочка, а ко­мар.—Старик неразборчиво назвал комара по-латыни.— А вот паучка дайте посмотреть.

—  Пожалуйста, смотрите, выбирайте...

Учёный несколько минут рассматривал заключённого в янтарь паучка. Поворачивал его и так, и этак.

—  Нет, — наконец сказал он,— этот паучок, дорогой мой, занесен во все каталоги. Мо­жет, ещё что есть?

—  Жаль, но... — продавец развёл руками, — с козявка­ми... виноват, с комариками больше нет ничего.

Старик обвёл глазами пол­ку. Вдруг его белые кустистые брови поползли вверх:

—  А что это за яйцо?

—  Яйцо? — продавец вытя­нул шею. — Ах, это! Пожалуй­ста!

Предмет, заинтересовавший  старика, был отшлифован в форме груши.

—  Тёмный, ох какой тём­ный, — говорил Никодим Эра­стович, поднося «грушу» к лам­почке. — Прямо-таки крепкий чай по цвету. А что внутри?

Внутри «груши» что-то бе­лело.

—  Напоминает рыбную со­сиску, — сказал продавец и смутился.

—  Сосиску?

—  Ну да. Знаете, иногда бывают в продаже такие белые сосиски?

—  Нет, не знаю, — с искрен­ним удивлением ответил ста­рик. — Но триста миллионов лет назад никто не делал соси­сок: ни мясных, ни рыбных. Что же это такое?

—  Вам лучше знать, — скромно ответил продавец, — вы человек учёный.

Никодим Эрастович молчал. Он думал.

—  Разрешите выписать чек? —спросил продавец.

—  Чек?

—  Да, чек. Десять рублей сорок пять копеек.

Учёный уплатил деньги, по­ложил в портфель покупку и, вежливо приподняв шляпу, вышел на улицу.

—  Кто это? — спросил про­давца заведующий магазином.

—  Профессор Тулумбасов.

2. ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ?

Никодим Эрастович сидел в вагоне электрички и, прижи­мая портфель, сгорал от любо­пытства и нетерпения.

«Что же это может быть? — снова и снова задавал он себе вопрос. — Початок растения каменноугольной эпохи? А что, если это просто пустота в ян­таре, пузырёк воздуха? Но то­гда интересно «изловить» этот пузырёк и, сделав анализы, узнать состав атмосферы на­шей планеты в далёком прош­лом. Но можно ли сделать анализ с таким маленьким ко­личеством воздуха?»

Он был так погружён в раз­мышления, что, протянув кон­тролёру сезонный билет, гром­ко сказал:

—  Это, конечно, яйцо пря­мокрылого!..

Контролёр не удивился: ма­ло ли что может присниться старому человеку. Он усмех­нулся и прошёл дальше, напо­мнив:

—  Не проспите своей стан­ции, гражданин!

Каждое лето Тулумбасов проводил в посёлке Ольховка. У него была маленькая дачка с участком, заросшим крапи­вой. Косить траву и делать клумбы профессор не хотел. Ему больше по душе было ви­деть под окном, как он гово­рил, «крохотный заповедник». Никодим Эрастович никогда не был женат, и его немудрящее хозяйство вела племянница Мария Семёновна, или проще Мара. Это была очень строгая особа, и старик её побаивался.

«Как бы не влетело за по­купку, — подумал он, шагая по песчаной дорожке. — Всё-таки десять рублей с копейками... Пожалуй, ничего не скажу ей об янтаре».

—  Дядя Дима! Опять ты за­держался! Мой руки и иди обедать! — услышал он, едва ступив на порог.

—  Я сейчас, Мара. Только портфель занесу в лаборато­рию,— поспешил ответить про­фессор, бочком пробираясь в свою комнату.

Лабораторией Никодим Эрастович называл свой каби­нет. Эта маленькая комната была загромождена террариу­мами, аквариумами, садками и цветочными горшками. На письменном столе блистал ме­дью микроскоп в окружении станочков для препарирования насекомых.

Профессор вынул из порт­феля покупку, сунул её в ниж­ний ящик стола и с самым сча­стливым видом пошёл ужи­нать.

—  Сегодня сосиски, — объ­явила Мара.

—  Сосиски! — в восторге за­кричал Никодим Эрастович, вспомнив о «сосиске» в янтаре.

Мара удивилась:

—  До сих пор, дядя, ты был к сосискам равнодушен. Что это улучшило твой аппетит?

Поужинав, профессор про­шёл в свою комнату, закрыл дверь на крючок и, потирая руки, подошёл к столу...

Обычно насекомых извле­кают из янтаря с помощью рас­творителя, спирта или кисло­ты. Янтарь легко растворяется, а тело насекомого, состоящее из органического вещества, остается невредимым. Но таин­ственный предмет мог быть и не насекомым, а чем-то иным...

Осторожный учёный раство­рил только верхний слой «гру­ши», а потом достал тонень­кую пилку и принялся за ра­боту...

Было видно, что «сосиска» почти не примыкает к янтарю, а лежит в полости, заполнен­ной белесой пыльцой. Прошло полчаса. Никодим Эрастович устал и вспотел.

—  Крепкая штука! —заме­тил профессор, утираясь плат­ком.

—  Если это яйцо прямо­крылого, то каким образом оно могло попасть в янтарь? — бормотал он. — Хотя... кузне­чики кладут яйца в землю очень неглубоко. Смола могла капать из пораненной ветки на землю капля за каплей. Может быть, так и было. Но это ред­чайший случай!

Он опять принялся за рабо­ту. За окном стояла чудесная светлая ночь. Мара вернулась из кино и, увидя в окне свет, крикнула, постучав в дверь:

—  Дядя! Завтра с утра лек­ция! Ты забыл?

—  Я сплю, я сплю, — отве­тил профессор, удваивая темп работы... Трах! Груша раско­лолась на две части, а непо­нятный белый предмет упал в ладонь учёного.

«Сосиска» оказалась осы­панной мельчайшей пылью. Никодим Эрастович осторож­но положил её на ватный ма­трасик и вытер ладони.

—  Ффу! —перевёл он ды­хание и взглянул на часы. — Час ночи!

Никогда профессор не нару­шал так грубо свой режим.

—  Мара права, надо ло­житься, а то завтра наговорю студентам такого!.. — Учёный зевнул. Глаза слипались. В комнате было душно. Ту­лумбасов открыл настежь ок­но, выключил свет, разделся и лег на диванчик, оставив на столе обломки янтаря и непо­нятный, размером с мизинец, белесый предмет.

3. НАЧИНАЮТСЯ ЧУДЕСА

Никодим Эрастович проспал всего три часа. Нетерпение подняло его с петухами. В са­ду было совсем светло. Учё­ный прошлёпал босыми нога­ми к столу и остановился, под­няв брови: предмет, с таким трудом извлечённый из янта­ря, лежал уже не на ватном матрасике, а на чёрной доске стола.

«Как это я так неаккуратно положил его, — подумал Ни­кодим Эрастович. — Он, навер­но, скатился с матрасика».

Профессор взял пинцет и осторожно зажал им «соси­ску» ...

Он ожидал, что предмет окажется твердым или упру­гим, но оказалось, что внутри «сосиски» было пусто. Пинцет сжал белесую тонкую оболоч­ку, и Никодим Эрастович за­метил на остром конце обо­лочки круглое отверстие...

— Было ли оно вчера вече­ром? — вслух подумал учё­ный, дрожа от холода. — А что, если... нет, этого не может быть! Просто я вчера переуто­мился и был невнимателен. Этот предмет — оболочка яйца гигантского прямокрыло­го, возможно кузнечика, жив­шего триста миллионов лет назад. Насекомое карбона!

Никодим Эрастович оделся, закрыл окно и снова сел к сто­лу. На этот раз он взял обо­лочку яйца пальцами... и, от неожиданности, уронил её на пол.

Оболочка была влажной!

Она казалась совсем свежей! Больше того! На подоконнике учёный обнаружил маленькую лужицу бурой жидкости...

—  Личиночная жидкость, — прошептал профессор. — Зна­чит... нет, я схожу с ума. Надо как-то объяснить и этот факт, а то можно спятить от таких чудес... Влажность оболочки можно объяснить... МММ... хо­тя бы сильной росой. Ведь ок­но было открыто. А личиноч­ная жидкость... мм... могла капнуть сверху, возможно на наличнике висела куколка ба­бочки. Бабочка вывелась ночью. Может, она и сейчас сидит там?..

Никодим Эрастович снова распахнул окно и далеко вы­сунулся. Нет, ни внизу на тра­ве, ни вверху на наличнике не было никакого насекомого.

—  Ах как глупо получи­лось! — горевал учёный. — Мо­жет быть, я упустил потрясаю­щее открытие! — Он снова и снова разглядывал оболочку яйца неизвестного насекомо­го...

—  Дядя Дима! Пора вста­вать! — послышался из-за две­ри голос Мары.

Профессор так расстроился, что отказался от завтрака, чем очень удивил Мару.

—  Ты трудный человек, — сказала она. —То приходишь в восторг от обыкновенных со­сисок, то отталкиваешь тарел­ку с твоими любимыми пель­менями.

Никодим Эрастович только вздыхал и морщился. Перед уходом он завернул в газету осколки янтаря, оболочку «сосиски» и упрятал их в порт­фель.

Как только Тулумбасов уехал, Мара, вооружась тряп­кой и половой щёткой, вошла в кабинет учёного, старатель­но стёрла со стола пыль, под­мела пол и, собрав мусор, вы­несла его на помойку.

Нечего и говорить, что лек­цию Никодим Эрастович про­вёл посредственно. Кое-как связав концы с концами, он едва дождался конца занятий. Студенты удивлялись, но, лю­бя своего старого учителя, прощали ему бесконечные «ээ», «так сказать» и прочие слова - пустышки, которые раньше у него встречались крайне редко...

—  Заболел старик, — сказал один студент.

—  А может, семейные не­приятности? — предположил второй.

—  Наверно, и то, и другое, — заключил третий...

Никодим Эрастович Тулум­басов считался хорошим энто­мологом. Особенно он пре­успел в ортоптерологии, то есть в науке о прямокрылых. К прямокрылым же относятся кузнечики и саранча. Мысль о том, что он упустил возмож­ность изучить живое ископае­мое насекомое не давала ему покоя! Рассказать о том, что произошло с ним прошлой ночью он не хотел: боялся, что коллеги поднимут его на смех. Ехать в Ольховку тоже очень не хотелось — это причинило бы новые огорчения... Нет, на­до забыть всё, что было. Пусть эта янтарная груша уйдёт из памяти, как сновидение.

Тулумбасов решил остаться на несколько дней в городе. Он пошёл на почту и послал Маре телеграмму: «Остаюсь связи экзаменами неделю. Дя­дя Дима».

Но он не прожил в городе и пяти дней. Как раз тогда, ко­гда вернулось свойственное ему ровное и весёлое состоя­ние духа, пришла телеграмма от Мары: «Огород погибает. Помойка зарастает. Теряю го­лову. Мара».

Первая фраза была понят­на. Мария Семёновна вскопа­ла две грядки и засадила их салатом, редисом, морковью и укропом. Никодим Эрастович не раз уже «спасал» огород, собирая с рассады различных гусениц и личинок. Но что означает тревога за помойку? И почему она зарастает? Надо было ехать в Ольховку.

С бьющимся сердцем Нико­дим Эрастович подходил к сво­ему домику. Он отворил скри­пящую калитку и прямо на­правился в огород. Профессор зашёл за угол дома и от удив­ления уронил портфель.

Помойки не было видно под мощной буровато-зелёной ро­щей неведомых растений. Од­ни поднимались тонкими че­шуйчатыми столбиками, дру­гие напоминали пушистые хво­сты белок, третьи торчали го­лыми круглыми рогами с ши­шечками на кончиках ветвей. Профессор замер.

— Это хвощи-каламиты, — шептал он, глядя на столби­ки, — а там... эти пушистые...

  

ну, конечно! Это ископаемый папоротник-сигилярия. А этот куст с шишками — лепидоден­дрон! Самый настоящий! Вот он какой!

 — Посмотри на огород! По­смотри на огород! —услышал Никодим Эрастович за спиной, но он был так изумлён, что ещё минут пять молчал, весь уйдя в созерцание.

—  Огород? — наконец пере­спросил он хрипло.

—  Да, да, огород! — уже сердито повторила Мара.

Профессор со вздохом от­вернулся от чудесной рощи и нагнулся над грядками.

—  Я бы сказал...—протя­нул он, рассматривая изгры­зенные всходы овощей, — я бы сказал, что это похоже на остатки от пира саранчи...

—  Мне от этого не легче! — воскликнула Мара. — Дядя, от­веть прямо, это твоих рук де­ло? Это какой-нибудь твой опыт? Так?

—  Ты думаешь!? — вдруг громовым голосом закричал Никодим Эрастович. — Если я виновен во всём этом, то — чёрт возьми — это замеча­тельно!

4. ЧУДЕСА ПРОДОЛЖАЮТСЯ

Ученик шестого класса Го­ша Линьков приехал на лет­ние каникулы к бабушке. До­мик бабы Вари стоял бок о бок с дачкой Тулумбасова. Но их участки были до того не схожи, что, казалось, низень­кий синий забор разделяет два разных мира.

Участок Тулумбасова ба­бушка называла «дикообраз­ным». И в самом деле, более колючий, заросший сорняками садик не сразу найдёшь.

А вот у бабы Вари ярко желтели дорожки, синели аню­тины глазки, под окнами ка­чались белые трубочки души­стого табака, зелёная стенка из кустов спиреи отделяла са­дик от профессорских черто­полохов и крапивы.

Гоша был такой маленький и худенький, что бабушка, глядя на него, давала себе клятву к осени раскормить внука до размеров её дородно­го соседа Никодима Эрасто­вича.

Июньским солнечным днём баба Варя послала Гошу в ма­газин за хлебом. Он уже под­ходил к дому, помахивая сет­кой с душистой теплой бухан­кой, как вдруг у самой калит­ки заметил непонятный пред­мет. Мальчик подошёл ближе и разглядел красного с ярко- жёлтым брюхом кузнечика. Удивляли не только окраска, но и размеры насекомого: оно было толщиной в руку и пол­метра в длину.

«А, — подумал Гоша, — это игрушка! Игрушки всегда кра­сят по-дурацки. Мне однажды мама подарила медведя сине­го цвета. А теперь выпустили, значит, кузнечиков цвета по­жарной машины. Наверно, ма­лыш какой-нибудь играл и за­был. Или потерял...»

Гоша протянул руку... но только он коснулся пальцами прохладной спинки, как иг­рушка щёлкнула и прыгнула За забор на участок Тулумба­сова.

«Пружина сработала», — решил Гоша, с сожалением глядя вслед кузнечику. Но искать «механическое насеко­мое» в дебрях чужого сада он не решился.

— А, ладно! — махнул он рукой, направляясь к своей калитке.

Бабушка, нацепив на нос очки, читала свежую газету.

— Гошенька! Внучек! Ты послушай, что пишут-то! Вот и прославилась наша Ольховка!.. Ох, надо пойти поздра­вить Марию Семёновну и Ни­кодима Эрастовича. Смотри-ка!— Она опять схватила га­зету.— Фотография сделана... это какое же место? Никак их­няя помойка? Ну да! Она и есть! Даже не верится. Вот прочти-ка сам...

Гоша положил хлеб и взял газету.

«КАМЕННОУГОЛЬНЫЙ

ЛЕС...

В 30 КИЛОМЕТРАХ

ОТ НАШЕГО ГОРОДА!

Как стало известно, профес­сор Государственного универ­ситета энтомолог Никодим Эрастович Тулумбасов, изучая доисторических насекомых, случайно обнаружил в янтаре споры растений каменноуголь­ной эпохи. Споры гигантских хвощей и папоротников оказа­лись вполне жизнеспособны­ми. Они проросли в саду про­фессора и под наблюдением учёного поднимаются с удиви­тельной быстротой. Например, хвощ-каламит за сутки выра­стает на полметра. Наш кор­респондент только что вернул­ся из посёлка Ольховка, где с разрешения учёного он сфо­тографировал уникальную ро­щу. На снимке: роща из иско­паемых растений в посёлке Ольховка».

«Так значит... этот кузнечик настоящий!» — подумал Гоша.

— Бабушка, я сейчас вер­нусь! — закричал он, срываясь с места.

Мальчик обежал синий за­бор и уже хотел толкнуть ка­литку в сад Тулумбасова, как увидел написанное наспех объявление:

«Посторонних убедительно прошу не отвлекать от работы. Тулумбасов».

Гоша потоптался у запертой калитки, поглядел на завешен­ные окна и медленно побрёл обратно...

— Неужто так и написано, что, мол, не заходите и не ме­шайте? — удивилась баба Ва­ря. — Кто бы подумал! Такой человек вежливый, обходи­тельный... Ну, что ж, нельзя так нельзя.

Прошло ещё несколько дней. Роща над помойкой так поднялась, что отдельные хво­щи-каламиты торчали выше крыши, как буро-зелёные ми­нареты. В первые дни после газетного сообщения к даче Тулумбасова непрерывно шли- посетители. С утра до ночи перед запертой калиткой тор­чали любопытные. Иные вле­зали на берёзу, росшую у за­бора, и с вершины громко пе­редавали свои впечатления. Тулумбасов принимал только учёных, ведущих вместе с ним наблюдения над ожившими древностями. Гоша видел его очень редко. Никодим Эрасто­вич выходил в свой «заповед­ник» только поздно вечером. Он осунулся, побледнел и ка­зался опечаленным. Иногда Гоша замечал, что профессор шарит в траве около дома, что-то ищет, осматривает ли­ловые головки чертополоха, жёлтые корзинки цикория...

«НАСТУПИЛ ИЮЛЬ. Каждый день Гоша бегал купаться на озеро. Встреча с удивительной игрушкой по­блёкла в его памяти. К тому же у него появились друзья, а с ними было интереснее, чем сидеть и смотреть издали на рощу Тулумбасова... И вдруг Гоша опять встретил кузне­чика!

На этот раз не было ника­ких сомнений —это был не за­водной механизм, а живое на­секомое. Но как же оно изме­нилось за месяц! Кузнечик вы­рос настолько, что казался чу­десным красным мотоциклом, медленно идущим по дороге.

Гоша смотрел на его зелё­ную (чем-то напоминающую лошадиную) голову, на длин­ные чёрные усы, откинутые назад, на шесть ног «коленка­ми назад», как поётся в песен­ке, на пульсирующее жёлтое брюхо, на вытянутые вдоль спины двухметровые красные крылья.

Кузнечик неуклюже ковы­лял по обочине дороги, обгла­дывая головки белой кашки. Гоша был от него в трёх ша­гах, но не боялся:      круглые

глаза насекомого смотрели спокойно, почти добродушно, как глаза верного старого пса.

Гоша достал из кармана па­кет с бутербродами (бабушка не отпускала его на озеро без завтрака) и, отломив кусок булки, протянул его кузне­чику:

—  Кузя, кузя, на, на!

Насекомое остановилось,

будто прислушиваясь. Маль­чик бросил на землю горсть крошек и отошёл в сторону. Кузнечик, быстро перебирая высокими лапами, подошёл и остановился над кусочком бул­ки. Зелёная, похожая на ло­шадиную, голова пригнулась к земле —кузнечик съел пред­ложенное угощение и уронил изо рта каплю бурой жидко­сти.

—  Понравилось? Слюнки потекли? — повеселел Гоша, подбрасывая под ноги Кузе новые куски. Кузнечик ел и ел, а мальчик подходил к нему всё ближе и ближе. Но только он протянул ладонь, чтобы по­гладить отливающее рыжим глянцем седло на спине кузне­чика, как с громким треском развернулись все четыре кры­ла, и Кузя, подпрыгнув, поле­тел по широкой дуге куда-то за сады и огороды.

На другой день, захватив с собой несколько кусков хлеба, Гоша пришёл на то же место.

Кузи не было. Мальчик по­глядел на пустую дорогу и по­звал негромко:

—  Кузя, Кузя!

И вдруг с вершины старой берёзы, треща крыльями, взлетел кузнечик. Он очертил, снижаясь, полукруг, и сел на дорогу рядом с Гошей.

—  Кузя, Кузя, — ласково повторял мальчик, кроша на ладони хлеб.

Кузнечик поднял чёрные усы и уставил на него смеш­ные, глуповато-добродушные, круглые, как пуговицы, глаза.

На этот раз Кузя позволил Гоше тихонько погладить себя по красно-бурым крыльям.

У кузнечика был необыкно­венный аппетит. «Волчий», — подумал мальчик. Он скормил ему весь хлеб, а Кузе всё бы­ло мало. И когда Гоша со­брался уходить, насекомое за­ковыляло за ним вслед, как собачонка.

—  Кузька, ты дурак, — ска­зал Гоша, — что я с тобой бу­ду делать у бабы Вари? Ты же в собачью будку не влезешь. Да и напугаешь бабушку.

Неизвестно, что решил бы Гоша, но позади загудела ма­шина, и Кузя «дал свечу» в соседний сад.

Мальчик вернулся домой. Там его ждала новая неожи­данность: у бабы Вари сидел Тулумбасов.

5. ГОША СПАСАЕТ КУЗЮ

—  Поздоровайся, внучек, — сказала баба Варя. — Нико­дим Эрастович пришёл к тебе.

Гоша неловко пожал огром­ную ладонь профессора.

Тулумбасов не умел разго­варивать с детьми: долго и скучно расспрашивал зачем- то, в какой школе Гоша учит­ся, есть ли двойки, кто у них «читает» биологию. Наконец, покончив с необходимым, по его мнению, вступлением, он спросил:

—  Гоша, не видел ли ты... мм... не встречал ли ты како­го-нибудь необыкновенного насекомого? Я, как ты знаешь, нашёл в янтаре споры древ­них растений... Кстати, что же ты не придёшь посмотреть на них?

—  Так ведь... — начал маль­чик и поглядел на бабушку.

—  Так вы же просили не тревожить вас, — договорила баба Варя.

—  О, так это же не относит­ся к таким хорошим соседям, как вы, — возразил Тулумба­сов. — Приходите, хоть сейчас приходите!

—  Спасибо! — на этот раз бабушка поглядела на Гошу.

—  Так вот, — продолжал Никодим Эрастович, — у меня есть основание думать, что кроме спор... мм... что возмож­но в янтаре было яичко пря­мокрылого насекомого. И воз­можно, из этого яйца вышла личинка... мм... Так ты не встречал чего-нибудь такого?

—  А какое оно из себя, это насекомое? — в свою очередь осторожно спросил Гоша.

—  Мм... — промычал нере­шительно профессор. —Может быть, кузнечик, может быть, саранча или... мм... медведка. Или — кто его знает — стре­коза...

—  А оно должно быть боль­шим?

—  Да, да! Ты очень сооб­разительный мальчик. Очень большим. В каменноугольную эпоху жили стрекозы длиной метра два.

—  А какого цвета это насе­комое? — спросил Гоша, глядя в сторону.

—  Этого я не знаю, — вздохнул учёный. — Да это и не так важно. Важнее всего внутреннее строение его.

А цвет... наверное, как и у на­ших прямокрылых, зелёный или коричневый.

—  А что вы с ним будете делать? — спросил мальчик, продолжая глядеть в сторону.

—  Как что? — не понял про­фессор. — Я его заспиртую, потом вскрою. Надо будет сде­лать препараты. Крайне инте­ресно уяснить эволюцию от­дельных органов прямокрыло­го... Вот так!

—  Нет, я не видел вашего насекомого, — угрюмо сказал Гоша, глядя в пол.

—  Нет?

—  Нет.

—  Он найдёт, он ещё най­дёт, — подала голос бабушка, желая смягчить впечатление от резких ответов внука.

—  Конечно найдёт, — под­хватил Никодим Эрастович. — И вот ещё что... Скажи всем твоим приятелям, чтобы они тоже искали. Я в долгу не останусь. Пусть приходят, смотрят рощу... мм... могу уде­лить из своих коллекций насе­комых. У меня есть, скажем, жуки-олени. А?

Гоша молчал, продолжая глядеть в пол. Тулумбасов рас­прощался и вышел.

—  Что с тобой? —начала допрос бабушка. — Что ты ду­ешься на Никодима Эрастови­ча? Почему не хочешь пой­мать ему эту самую... как её? Саранчу, что ли? Я бы сама пошла ловить, да больно они противные.

—  Ничего в них нет против­ного! — возразил Гоша. — И они очень умные!

—  Да уж умнее тебя, как погляжу. Да они укусить могут! Они ведь сроду человека не видели. Легко ли! Триста миллионов лет! Тогда, поди, и обезьян не было, а не то что нас с тобой.

6. ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ

Когда на следующий день Гоша пришёл на свидание с Кузей, кузнечик уже ждал на дороге. Быстро перебирая длинными лапами, он подошёл к мальчику и замер, выпуча блестящие глаза.

— Ах ты, Кузя, Кузя! —го­ворил Гоша, скармливая куз­нечику очередной бутерброд. — Что я с тобой делать буду? Где тебя спрятать?

Ему пришло в голову, что Кузя похож чем-то на Конька-Горбунка. Правда, у него не было двух горбов, но зато длинные толстые усы вполне могли сойти за уши, да и сед­ло было.

Гоша изловчился и сел на кузнечика верхом. Седло ока­залось очень удобным, но Ку­зя попятился, стараясь осво­бодиться от непривычного гру­за. В следующее мгновение Гоша почувствовал, что пада­ет навзничь и ухватился за длинные усы кузнечика.

«А ведь я лечу!» — успел он подумать...

Кузя хотел подняться в своё убежище на вершине старой берёзы, но с всадником на спине он смог допрыгнуть только до красной железной крыши и с грохотом опустил­ся возле водосточной трубы. Окна дома были открыты на­стежь. Гоша услышал испу­ганные голоса:

—  Ой, что это?

—  Никак камнем по кры­ше!..

—  Так и пробить крышу можно!

—  Сходи, Ваня, посмотри. Я боюсь что-то. Там кто-то хо­дит...

Тут Гоша по-настоящему испугался. Если увидят его с Кузей — всё пропало!

Не слезая с кузнечика, он стал тихонько подталкивать его коленями.

—  Ну, Кузенька, Кузя, пры­гай ещё, прыгай.

И Кузя прыгнул.

На этот раз ему удалось опуститься на берёзу. Дерево было очень старое, до середи­ны ствола голое, но зато вер-шина темнела зелёной тучей. Не зря кузнечик выбрал её се­бе для жилья: густые пахучие ветви надёжно закрывали его от глаз прохожих.

Гоша наконец слез со сво­его «Конька-Горбунка». Он глянул вниз и зажмурился: до чего же высоко! Мальчик сел верхом на толстый сук, обнял руками другой и постепенно успокоился. Уж если Кузя поднял его так высоко, то он же сумеет и опустить своего хозяина на землю.

—  Кузя! — позвал он куз­нечика и попытался снова сесть в седло. Но Кузе, как видно, не понравилось возить на себе всадника. Он отошёл в сторону, потоптался на месте и вдруг полетел куда-то дале­ко-далеко.

—  Кузя! Кузя! — кричал Гоша.

Кузнечик не возвращался. Сразу стало холодно и тоскли­во. На вершине дул свежий ветер, а Гоша был в одной ру­башке.

Он спустился пониже, креп­ко прижимаясь к шершавому стволу. Внизу, поблёскивая синим асфальтом, лежала большая дорога. Прошла, на­дымив, машина, промчался, азартно нажимая на педали, велосипедист в голубой май­ке. Вот пританцовывая бежит малышка, а за ней идёт дев­чонка в красном сарафане...

«Люда Блинова, — узнал Гоша девочку с соседней ули­цы. — Позвать? А что, если сейчас вернётся Кузя? Людка увидит и разболтает... Но куз­нечик не возвращается. А, бы­ла не была!»

—  Люда! Блинова! — за­кричал Гоша.

Девочка остановилась, схва­тила за руку сестрёнку. По­том, решив, что это ей почу­дилось, встряхнула головой и пошла дальше.

—  Да Людка же! Эй! — снова позвал Гоша.

На этот раз она огляделась внимательнее.

—  Ой, Гошка! Куда ты за­лез? Что ты там делаешь?

—  После расскажу. Тащи сюда лестницу, а то мне не слезть.

—  Не слезть? А зачем за­лез, если лазать не умеешь. Вот и сиди на дереве.

—  Мальчик, — шепелявя, заговорила сестрёнка, — в ка­кую птичку ты играешь?

—  В филина! — захохота­ла Люда. — Да как ты попал на дерево?

—  Буду я тебе сейчас объ­яснять, как и что, — рассер­дился Гоша. — Тебя по-чело­вечески просят: принеси лест­ницу. А не хочешь, так я дру­гого позову.

—  А куда я Муську дену? Есть у меня время искать лестницу. Да тебе тут нужна пожарная лестница!

—  Мальчик, — опять заго­ворила Муська, —у тебя там гнездо есть?

—  Зайди к моей бабуш­ке, — не слушая вопросов, уговаривал Гоша. — У сарая лежит стремянка. Бери её и тащи сюда. Потом всё рас­скажу.

—  Как же, даст мне лест­ницу твоя бабушка!

—  Бери и всё тут. Баба Ва­ря добрая. Скажи, что заки­нула шляпу на берёзу, по­няла?

—  Ладно уж, — сердито пробурчала Люда и пошла, таща за собой упирающуюся Муську.

Прошло полчаса — Люды не было. Наконец-то!

На дороге показалась странная процессия: впереди Люда со стремянкой под мыш­кой, за ней, придерживая лест­ницу за кончик, плелась баба Варя, а позади, держась за подол бабушки, подпрыгивая, шла Муська.

—  Ну, показывай, где твоя шляпка? — грозно вопрошала бабушка.

Люда молча приволокла лестницу, с трудом поставила её к берёзе и, фыркнув, пока­зала пальцем на прижавшего­ся к стволу Гошу.

—  Гоша! Озорник! Ну, ку­да ты залез? — закричала ба­бушка.

—  Он говорит, что не зале­зал, — смеялась Люда.

—  Он играл в птичку фили­на, — пояснила Муська.

Гоша молчал. Он спустил ноги, но не мог дотянуться до стремянки. Пришлось повис­нуть на руках... Уф! Наконец- то его ноги коснулись верхней ступеньки. Весь в поту, дуя на исцарапанные руки, Гоша «приземлился».

7. БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ

Тулумбасов долго не мог уснуть. Было душно и какая- то птица в саду свистела до того громко, что звенело в ушах.

—  Чёрт возьми! — выру­гался профессор, поднимаясь с дивана. — Надо будет спро­сить у орнитолога Мальчевского, что за птица может так изводить. Это же не пение, а разбойничий свист!

Профессор взглянул на ча­сы. Два часа ночи. Вдруг пти­ца умолкла, но вслед за мину­той тишины что-то гулко уда­рило по крыше.

—  Дядя Дима! — забара­банила в дверь Мария Семё­новна. — Кто-то прыгнул на крышу... я боюсь!

—  Что за вздор! — рассер­дился профессор. — Кто мо­жет прыгнуть на крышу? Ну, сухой сук упал, вот и всё. Не будь такой нервной.

—  Слышишь? Слышишь?

Там кто-то царапает когтя­ми... дядя Дима, пойди по­смотри.

—  Зачем я пойду смот­реть? — возразил Никодим Эрастович. — Я не суеверен. Стыдно, Мара. Ты в недалё­ком прошлом учительница ма­тематики и должна быть осо­бенно... мм... трезвой в оценке явлений природы.

Неизвестно, подействовали ли на Мару укоризны её учё­ного дяди, но она собралась с духом и вышла в сад. Только взглянула на крышу, как с воплем сломя голову кину­лась обратно в дом...

—  Что с тобой? —испуганно спросил её Тулумбасов.

—  Там... скелет.

—  Что?

—  Скелет... зелёный, страш­ный... ой, я больше не могу.

Учёный почесал седую голо­ву. Постоял в раздумье. Он привык всем непонятным яв­лениям находить разумное объяснение. Но объяснить па­дение на крышу дачи скелета было очень трудно.

«Ошибка наблюдателя», — по привычке подумал он и, со­пя от волнения, вышел в сад.

Стояла тёмная ночь начала августа. Как огромные трубы торчали доисторические рас­тения. Никодим Эрастович взглянул на крышу: там ше­велилось, блестя фосфориче­ским зелёным светом что-то, действительно напоминающее неполный костяк животного. Профессор кашлянул... и вмиг зелёный костяк взмыл в воз­дух и спустился на двадцати­метровый «минарет» хвоща- каламита. И сразу оттуда по­нёсся тот самый «разбойничий свист», который и разбудил Тулумбасова.

—  Так это же... Не может быть! — закричал в восторге Никодим Эрастович. — Мара! Мара! Сюда!

—  Что? Что? — спрашива­ла, высунувшись из окна, Ма­рия Семёновна. Ей хотелось звать на помощь, она не сразу уловила, что дядя кричит от радости.

—  Понимаешь? Это мой пропавший кузнечик. Он вы­рос, он уже не личинка. И он светится ночью, как наши светлячки. А как он поёт! Слы­шишь? Слышишь? Вот это мощь! — Профессор уже за­был, как только что прокли­нал неизвестную «птицу».

Но кузнечику, видимо, не понравилось, что тишину ночи нарушили человеческие голо­са, он прыгнул и исчез в тем­ноте.

—  Улетел! Улетел, прокля­тый! — теперь уже с возмуще­нием говорил учёный. — Как его поймать? Мара, я должен его изловить! Второй раз он ускользает от меня. Надо при­думать ловушку.

С этими мыслями Тулумба­сов вернулся в свою комнату и долго не мог уснуть. Конец ночи прошёл спокойно. Кузне­чик не вернулся. А может, и вернулся, но не свистел.

8. КУЗЯ РАЗБОЙНИЧАЕТ

Гоша заболел...

Правда, он говорил, что у него нет никакой температу­ры, а горло болеть и не дума­ло, но... с бабушкой долго не поспоришь. Вмиг Гоша очу­тился под одеялом с градусни­ком под мышкой.

—  Тридцать восемь! — ах­нула баба Варя. — Лежи, а я пойду вызову доктора.

—  Бабушка, не надо докто­ра. Да и поликлиника сейчас закрыта.

—  А тут рядом живёт док­тор Блинов. Я мигом.

И Гоша остался один. Обычно к полудню он шёл на озеро, а по пути кормил Кузю. Бедный кузнечик, может, до­жидается его... И не убежать. Тут ещё какой-то доктор Бли­нов придёт... И вдруг Гоша со­образил, что Блинов это отец Люды... Ну конечно. Надо по­звать её и попросить покор­мить Кузю. Только согласит­ся ли?

—  Что это ты вздумал бо­леть, молодой человек? А? Посмотрим,       посмотрим, — докторским      вкрадчивым ба­сом заговорил Блинов. — На даче болеть! Ай, ай, ай! Нехо­рошо, нехорошо! — он гово­рил, а сам быстро выслуши­вал и выстукивал Гошу. — Ни­чего серьёзного, Варвара Але­ксеевна, ничего серьёзного, — определил доктор и, выписав полоскание, уже прощаясь, вытащил из кармана газету.— Читали?

—  Нет, Сергей Николаевич, мы ещё не получили газеты, —ответила баба Варя.

Доктор снова снял шля­пу и сел к столу:

— Опять прославилась наша Ольховка. Вот, послушайте, что пишут:

«ДОИСТОРИЧЕСКОЕ ЧУДОВИЩЕ В ПОСЕЛКЕ ОЛЬХОВКА

Мы уже сообщали, что в посёлке Ольховка существует роща доисторических расте­ний. За последние дни участи­лись встречи местных жителей и дачников с удивительным прыгающим животным. Про­фессор Тулумбасов считает, что это кузнечик каменно­угольной эпохи. Как оказа­лось, вместе со спорами хво­щей и папоротников в янтаре находилось яйцо прямокрыло­го насекомого, похожего на саранчу. Профессор уже ви­дел его ночью в своём саду. Насекомое светится в темноте, как светлячок. Размеры его удивительны — до двух мет­ров в длину. Не исключено, что хищное, сильное насеко­мое представляет опасность для людей. Рекомендуется не отпускать детей гулять одних, без сопровождения взрослых. Обществу охотников дано ука­зание изловить чудовище жи­вым или мёртвым».

—  Да совсем он не чудови­ще, — не выдержал Гоша.

—  Что ты говоришь? — по­вернулся к нему Блинов.

—  Я говорю... можно чтобы ко мне пришла Люда?

—  А ты знаком с Людой? Вот, что открывается, —усмех­нулся доктор. — Ну что ж, бо­лезнь не заразная. Пришлю!

Доктор ушёл. Бабушка дол­го охала и вздыхала. Ей не терпелось поделиться с кем- нибудь новостями.

—  Ты лежи, Гошенька, — наконец сказала она, — а я на полчасика забегу к соседям.

Люда пришла сердитая:

—  Зачем звал? Отец теперь будет смеяться. Он такой...

—  А когда ты смеёшься, это ничего? — ответил в тон ей Гоша.

—  Ну хватит. Выкладывай, что у тебя?

—  Люда, ты умеешь мол­чать?

—  Не хуже тебя, наверно.

—  Так вот, я тебе кое-что открою и попрошу сделать. Если у тебя не хватит храбро­сти — не берись. Но тогда ни­кому... поняла?

—  Поняла. Выкладывай.

И Гоша рассказал всё: и своё первое знакомство с куз­нечиком, и первый полёт на нём, и про предложение Тулумбасова.

—  А сейчас он голодает, на­верно. У него знаешь какой аппетит? Ему травой не на­есться, а хлеб ему очень по вкусу, — закончил Гоша. — Люда, сходи, покорми его. Это под той берёзой. Надо в пол­день прийти и позвать: «Кузя, Кузя!» Он и прилетит.

Только Люда успела ска­зать, что она не струсит и со­гласна идти к берёзе, как вер­нулась бабушка:

—  Ох, внучек, чего я наслу­шалась. Все с ума посходили, как прочитали про эту кобыл­ку, что ли. У всех, у всех что- нибудь да произошло. У Ни­ны Ивановны пропала курица, так она кричит, что теперь знает, что с ней случилось. Николай Ильич, который жи­вёт против пивного ларька,

говорит, что зверюга эта ута­щила у него с головы шапку. У Федосьи Романовны в ого­роде кто-то срезал ночью под­солнечники — винит ту же тварь. У Елены Фёдоровны внучка стала заикаться, так она считает — напугало ма­лышку это чудо-юдо. Тьфу!.. Но ты, внучек, не ходи в оди­ночку, пока не изловят эту... как её?

—  Бабушка, я уже здо­ров, — чуть не плача, взмолил­ся Гоша, — пусти меня... ну хоть вместе с Людой. Ну нена­долго.

—  И думать не моги! На, полощи! — И она сунула ему кружку с лекарством.

Люда кивнула из-за бабуш­киной спины: мол, всё сделаю, попрощалась и выбежала за дверь.

9. КУЗЯ и МУСЬКА

—  Ты совсем не занимаешь­ся с младшей сестрой, — стро­го говорил Люде, доктор Бли­нов. — Ты же знаешь, что ма­ма придёт только вечером, а мне пора ехать на работу. Вот опять куда-то собралась, а о Мусе не подумала. Кто думать будет?

—  Папочка, сегодня не мо­гу я с ней. Вот завтра могу, а сейчас мне пора, — быстро го­ворила Люда, бочком подви­гаясь к калитке.

—  Что значит «сегодня не могу»? Можно подумать, что у тебя свиданье назначено. И... и я запрещаю тебе несколько дней ходить по посёлку в оди­ночку. Ещё попадёшься в лапы этому зверю!

—  Тогда я пойду с Моськой. Муся! Пошли голубей кормить! Бери больше хлеба!

—  И это тоже не дело, — остановил её отец. — Голуби — рассадник инфекций, вот, на­пример...

Доктор не успел объяснить дочери, что за инфекцию рас­пространяют голуби. Люда схватила за руку сестрёнку и побежала.

—  Так Люда же! — удивля­лась Муська. — Куда мы идём, не туда?

—  Мы будем кормить боль­шого кузнечика. И идем мы туда, а не «не туда», — объяс­нила старшая сестра. — Толь­ко не пугайся. Он большой, как собака.

— Я не побоюсь. Я храб­рая, — нараспев отвечала Муська.

Вот и знакомая старая бе­рёза на обочине дороги.

—  А мальчик там сидит? — спросила младшая сестра.

—  Нет.

—  А где кузнечик?

Вместо ответа Люда не­громко позвала:

—  Кузя, Кузя! Hat, на!

Тишина. Кузя не появлялся.

И вдруг...

—  Да вот же он! — радост­но воскликнула Муська. — Ка­кой красивый!

Люда оглянулась и попяти­лась. Совсем близко от них, в канаве, ярко краснела спина Кузи. Круглые глаза глядели насторожённо, передние лапы медленно потирали одна дру­гую. Совсем, как муха перед едой.

—  Дай ему хлеба, Люда, — торопила Муська. Ей совсем не было страшно. — Ой, какой большой! Его много кормили, и он таким вырос. Да?

—  Да, — тихо ответила старшая сестра, кидая на до­рогу горсть хлебных крошек.

Кузя медленно вылез из ка­навы и деловито принялся завтракать.

—  Муська, не подходи так близко, — удерживала Люда сестрёнку.

—  Я хочу погладить. Люда, ты боишься? Да?

—  Ничего я не боюсь, а нельзя его гладить. Вот и всё.

Кузя сидел совсем рядом. Люда резко взмахнула рукой, кидая корку хлеба. Кузнечик отскочил.

—  Зачем ты его пугаешь? — сердито сказала Муська. — Кис, кис, кис. — Она подошла вплотную к огромному насе­комому и положила ладошку на лоснящееся бурое «седло».

—  Отойди, Люда. Он тебя боится.

10. ЧИСЛО ДРУЗЕЙ КУЗИ РАСТЕТ

Костёр разгорался, но пла­мени при ярком солнце не бы­ло видно. Кусты тростника, щепки, сосновые ветки так и летели в него, но настоящего бодрого огня всё-таки не по­лучалось.

Удочки валялись на песке — клёва не было.

—  Ребята, я узнал. Тут один тип продаёт лодку. Вот бы нам купить! — мечтатель­но протянул Серёжка. —Мож­но будет уходить в море. Атак, с берега, разве наловишь?!

У Серёжки были резиновые сапоги, правда, они протека­ли, но всё равно благодаря им Серёжка казался опытным рыбаком.

—  Так надо же деньги иметь. Тип-то запросит сто рублей за лодку, —уныло воз­разил Слава. — Рыбачить можно и с берега. Вон, сколь­ко дачников сидит на камнях.

—  Стоп, ребята! —подско­чил вдруг чёрный, как цыган, Костя Пыжов. — Идея! Я знаю, где взять деньги. Вчера я был с экскурсией на даче Тулумбасова. Там говорили: тому, кто поймает кузнечика, инсти­тут даст премию — сто руб­лей! — Костя значительно об­вёл всех глазами. — Ясно?

—  А мы, думаешь, пойма­ем? — протянул Слава.

—  Тебе, толстому, не пой­мать, а нам—дело плёвое, — усмехнулся Серёжка. — Толь­ко где его искать?

—  Как где? — переспросил Пыжов. — Ясно, что вокруг дачи Тулумбасова. Он же ви­дел его ночью... Надо только поймать кузнечика раньше охотников, а то они, говорят, уже по ночам дежурят...

—  Ну и что, — перебил Се­рёжка, — дежурят, а кузнечи­ка и след простыл. Нет, искать надо везде. Давайте так: каждый берёт себе уча­сток. Я беру берег. — И Се­рёжка деловито подтянул го­ленища своих резиновых са­пог.

—  Эх, — махнул рукой Ко­стя, — жаль, Гошка заболел.

Ему бы дать самый важный участок. Он же сосед Тулумбасова.

—  Да он, может, выздоро­вел, — возразил Слава. — Го­ворят, ангина. С ангиной дол­го не сидят дома.

—  А как же, ребята, ловить-то его будем? — спросил Пыжов.

—  Лук и стрелы, — кратко ответил Серёжка.

—  Лук и стрелы, — кивнул головой Слава.

—  А охотники, я слышал, мелкой дробью будут стре­лять, — медленно проговорил Серёжка. — Всё-таки надо Го­шу позвать. И Люду.

—  Это само собой... — на­чал Костя и застыл с откры­тым ртом.

Ребята поглядели на него, оглянулись и мигом вскочили на ноги. Было чему дивиться, чего бояться: в десяти шагах от них, верхом на гигантском красном кузнечике сидел Гоша.

—  Здорово! — крикнул он негромко. — Не бойтесь. Это Кузя. Он не кусается. Я его выдрессировал. Кузя, вперёд!

Гоша похлопал ладонью по лоснящемуся боку кузнечика и «подъехал» к ребятам. По­том он вытащил из кармана кусок хлеба, раскрошил его на ладони и кинул Кузе под но­ги. Кузя жадно ел крошки.

—  А мы тут только что о тебе говорили... — начал было Костя, но Серёжка дёрнул его за рукав, и Пыжов замолчал. В самом деле, теперь им каза­лось просто невозможным про­менять Кузю на лодку. Что лодка! Лодок много, а Кузя один. Надо только, чтобы он их всех слушался.

Пришлось Гоше рассказать ребятам историю своего зна­комства с Кузей.

—  Заболел я, ребята. При­шлось Людку просить кормить кузнечика. А она говорит: «Кузя у меня хлеб берёт, а слушаться не хочет». Говорит: «Лягается, когда хочешь по­гладить...» А я, как на зло, температурю. Три дня проле­жал. Наконец вырвался. Ку­зя, вижу, обрадовался. Ага, думаю, если ты привык ко мне, то уж я тебя выдресси­рую. Стал он возить меня. А вот летать со мной долго не соглашался. Но я его молоком напоил — он и подобрел...

—  И летал с тобой? — за­кричали ребята. — Покажи!

—  Да подождите, всё пока­жу. Дайте досказать. На чём я остановился? Ах да! Слышу вдруг, что за Кузю обещана награда. Охотники понаехали. Ну, нет, думаю. Не выдам Ку­зю. И решили мы с Людой спрятать Кузю в лесу. По­строили шалаш и привязали кузнечика за ногу ремешком. Но ни черта не вышло! Гриб­ники кругом шляются, того и гляди набредут на шалаш. Да и Кузя стал болеть. Ему, вид­но, нельзя сидеть в темноте и духоте. Стал он вялый такой и вроде побледнел. Что де­лать? Вот и приехал к вам. Давайте все спасать Кузю.

—  Всё ясно, — веско ска­зал Костя. — Мы не дадим Кузю охотникам. Не дадим. Давайте думать!..

11. В СТАНЕ ОХОТНИКОВ

Тулумбасов хохотал, хло­пая ладонью по газете. Он за­хлёбывался смехом. Слёзы текли по его щекам:

—  Ой, не могу! Ой, умори­ли! — кричал он, задыхаясь.

—  Что с тобой? Что случи­лось? — вбежала Мария Се­мёновна.

—  Прочитай! Я больше не могу! — стонал профессор, тя­жело падая на диван.

—  Но это же... «Нью-Йорк геральд трибюн». Что тут мо­жет быть такого?.. — говори­ла Мара, проглядывая пёст­рую страницу. — А вот «Ра­щен монстер». Это про твоего кузнечика? «Русское чудови­ще»?

—  Да, да, да! — подскочил профессор. —Именно про не­го. Читай!

«Нам сообщают, — медлен­но переводила Мара, — из го­рода Ольховки... воскресшее доисторическое чудовище тер­роризировало местное населе­ние. Чудовищный красный кузнечик кидается с вершин деревьев на прохожих... Э-э, как это перевести?.. Ага, норо­вя перекусить горло. 'Имеются многочисленные жертвы, осо­бенно среди детей. На борьбу с кровавым чудовищем вызва­ны ракетные подразделения войск. Есть основания думать, что кузнечик похитил ядерную боеголовку и... притаился неизвестно где. Население Ольховки решено срочно эва­куировать. Ждите дальнейших сообщений от нашего коррес­пондента».

—  Да, это смешно, — хо­лодно сказала Мара, опуская газету на стол. — Но в одном они правы. С тех пор, как ты, дядя, сделал своё открытие, я буквально терроризирована.

—  Что ты хочешь ска­зать? — перестал смеяться Ни­кодим Эрастович. — Что я, так сказать...

—  Я хочу сказать, что хва­тит мне забот. И поить чаем ораву твоих, так называемых охотников, я отказываюсь.

—  Почему «так называе­мых»? — удивился профес­сор. — Они профессионалы. Почему «ораву»? Их всего двое.

—  Они профессиональны в устройстве перекуров и, как они говорят, закусонов. Но они не способны не то что поймать твоего кузнечика, но изловить обыкновенную лягушку.

—  Но...— начал было Ни­кодим Эрастович.

—  Хватит! —крикнула Ма­ра. — Хватит мне тратить свой отдых на кипячение чайников и потрошение селёдок. Или ты их погонишь сегодня же...

—  Или? — спросил испу­ганно учёный.

—  Или завтра меня здесь не будет, —заключила Мара и вышла из комнаты.

Смеяться Тулумбасову уже не хотелось. В самом деле, уже дней десять в саду стояла палатка охотников. Каждую ночь, по их словам, они кара­улили, но толку не было ника­кого. Кузнечик будто исчез бесследно.

В палатке у охотников было душно. Оба сидели, скрестив ноги по-турецки, за очеред­ным чайником. Старший из них Михаил Михайлович, грузный, похожий на Тараса Бульбу мужчина говорил, вы­тирая мокрое лицо широким клетчатым платком:

—  Вот что я скажу тебе, Ипполит Ионыч, лучше взять трёх медведей, чем это... не знаю, как и назвать. Да, мо­жет, старику померещилось! Может, всё это для рекламы задумано! Вот, дескать, какой я учёный! И рощу воскресил, и тварь древнюю из янтаря извлёк...

—  Меня другое трево­жит, — ответил тоненьким го­лосом второй охотник. — Ска­жу, не хвастаясь, пострелял я зверей и птиц немало, и всегда охотничий инвентарь у меня в порядке был. Это как обычай святой у меня. А тут... — Иппо­лит Ионыч оглянулся. —Толь­ко успевай ружьё чистить. Сы­рость, что ли, тут такая?

—  Вот-вот, — поддержал его Михаил Михайлович, — и у меня ружьё что ни день чи­стить надо. Да ещё знаете, что в стволе у меня оказалось?..— И Михаил Михайлович что-то шепнул на ухо собеседнику.

—  Откуда ж? — Ипполит Ионыч от изумления даже ча­ем поперхнулся.

—  Моё такое мнение, что всему виной если не сам Ни­кодим Эрастович, то эта да­мочка. Чем-то мы ей встали поперёк. Вот и пакостит. А то кто же?

—  Ну это... — Ипполит Ионыч покачал головой, — едва ли.

Долго толковали охотники. И решили, что наступающая ночь для них будет решающей. Не прилетит зверюга — уйдут. Пусть кто хочет живёт здесь в крапиве, а с них довольно!

12. СТРЕЛЬБА ВО МРАКЕ

К вечеру небо затянуло ту­чами, и на участке Тулумбасова уже к девяти часам вечера стоял полный мрак. Михаил Михайлович сидел в роще под гигантским хвощом - калами­том и прислушивался. Иппо­лит Ионыч расположился по­среди участка, в густой кра­пиве. В доме светилось окош­ко кабинета. Иногда по зана­веске проходила тень профес­сора. Мария Семёновна де­монстративно ушла в кино, сразу на два сеанса.

Охотники были людьми опытными, храбрыми, при­выкшими ко всяким неожи­данностям, но в этот вечер им было жутковато. И старому, и молодому всё время слыша­лись непонятные звуки...

Вот слабо скрипнула калит­ка, но никто не прошёл по до­рожке к дому. Вот, кажется рядом, зашуршала крапива — уж не змея ли ползёт? Иппо­литу Ионычу даже почуди­лось, что кто-то во мраке пых­тит, как после долгого бега. Он не выдержал и, обойдя дом, подошёл к Михаилу Ми­хайловичу:

—  Ну, как?

—  Иди, братец, на место, иди! — сердитым шёпотом от­ветил толстяк.

Что будешь делать? Иппо­лит Ионыч, мелко семеня, по­бежал в своё гнездо. И вдруг его будто дёрнуло за ноги. Он упал носом в траву и с перепугу нажал на спуск. Грянул выстрел...

—  В кого? В кого? — под­скочил к нему Михаил Михай­лович.

Хлопнула дверь и, путаясь в халате, выскочил Тулумба­сов.

—  Убили? Убили? — встре­воженно спрашивал он.

—  Нет, нет, Никодим Эра­стович, — вкрадчиво объяснял Ипполит Ионыч. — Просто я споткнулся, упал, ну и выстре­лил... в берёзу, кажется.

— Эх! — махнул рукой Ми­хаил Михайлович и зашагал на свой пост, в рощу.

Никодим Эрастович только тяжело вздохнул и, подобрав полы халата, вернулся в каби­нет.

После гулкого выстрела ста­ло особенно тихо. Ипполит Ионыч, порядком сконфужен­ный, сидел в крапиве и ему вновь чудилось то чьё-то дыханье, то тихий смех.

Так прошло два часа. Миха­илу Михайловичу очень хоте­лось закурить, но он стойко боролся с искушением и не вы­пускал из рук ружья. Упи­раясь спиной в упругий ствол каламита, глядел в тёмно-серое небо. И он дождался. Звонкие, радостные свистки раздались над его головой.

—  Он, —беззвучно сказал Михаил Михайлович и поднял ружьё, прицеливаясь в мерца­ющий зеленоватым светом контур кузнечика. В ушах его звенело.

Кузя веселился, найдя род­ную рощу.

Старый охотник нажал на спуск... щёлк! Выстрела нет. Осечка?

Михаил Михайлович «пере­ломил» двустволку... патронов не было! Ружьё кто-то разря­дил!

Он положил руку на пояс, ища патронташ. Но патронта­ша не было...

—  Ах, чёрт! — удивился охотник. — Он у меня расстег­нулся и упал, когда я подпи­рал спиной этот хвощ!

Пока он шарил в темноте по чёрной сырой земле, прибежал Ипполит Ионыч.

—  Что же вы? Что же вы не стреляли? — повторял он, стоя над копошащимся во мраке Михаилом Михайлови­чем.

—  Стреляйте, стреляйте са­ми! — торопил старый охот­ник. — Потом объясню. Стре­ляйте!

Ипполит Ионыч прицелился и нажал на спуск. Щёлк!

—  Это я... забыл снова за­рядить. Я же выстрелил, когда упал, — объяснял он, торопли­во заряжая ружьё.

—  Скорее! — торопил Ми­хаил Михайлович.

А Кузя, будто издеваясь над охотниками, вдруг замолчал и, одним прыжком перемахнув дачу, уселся на берёзу в дру­гом конце сада.

Ипполит Ионыч опрометью кинулся обратно, к своему ме­сту. И, опять споткнувшись о невидимую верёвку, шлёпнул­ся носом в крапиву, вкатив за­ряд в ближайшее дерево.

Кузя замолк и «потух». Или улетел.

Когда перестало звенеть в ушах, охотникам почудилось, что кто-то у забора негромко позвал:

—  Кузя! Ко мне, Кузя!..

13. КУЗЯ СОВЕРШАЕТ ПОДВИГ

—  Опять ты за мной увяза­лась! Иди сейчас же домой! — сердито покрикивала Люда.

—  Не хочу домой. Дома скучно. Хочу с тобой, — ныла Муська, семеня следом за се­строй.

Люда спешила на взморье. Ей не терпелось узнать от мальчишек, чем кончилась вчера вечером «операция Ку­зя».

—  Ладно, иди уж, но пом­ни: мне с тобой играть неко­гда— у меня важные дела.

—  Я не буду мешать, я бу­ду смотреть на лодочки, — тя­нула Муська.

Люда успела вовремя. Го­ша, оставив Кузю пастись в кустах, рассказывал ребятам, как он подполз к палатке охотников и разрядил ружьё Михаила Михайловича.

—  Тьма такая, что я чуть не заблудился в крапиве. Ви­жу, толстый пошёл за чайни­ком, а ружьё поставил у входа в палатку. Я его разрядил, да ещё в ствол всякой гадости на­пихал...

—  А я со Славкой верёвку натянул поперёк дорожки, — перебил Серёжка. — Как он брякнется! Ружьё бабах! Я да­же струсил маленько. А вдруг в Славку выпалил? Но вижу — ничего. Славка цел. Тогда мы опять протянули верёвку. Только Славка так пыхтит, ко­гда ползёт...

—  А я, — заговорил Ко­стя, — подполз к роще. Ви­жу — сидит дядя под хвощом. Подобрался вплотную, да бе­зопасной бритвой и перерезал ремешок патронташа. Он встал, чтобы стрелять в Кузю, а пояс и свалился.

Люда с завистью слушала ребят.

—  В следующий раз я обя­зательно пойду с вами. Я та­кое придумаю... Я им в чай со­ли насыплю!

Ребята хохотали, совсем за­быв про Муську. А та залезла в лодку и забавлялась, бегая с кормы на нос и обратно. Лодка раскачивалась и посте­пенно сползала в воду. Ветер свежел. Море катило широкие серые волны с белыми гре­бешками...

На взморье, кроме ребят, никого не было: купальщики и рыболовы в такую погоду си­дят дома.

Лодка закачалась на неспо­койных волнах и отошла от берега.

—  Люда! Люда! —заплака­ла испуганная Муська.

—  Муська! Куда ты? Назад! — побежала к воде Люда. Ребята кинулись за ней.

Костя и Серёжка бросились вдогонку за уплывающей лод­кой. Сперва они бежали по мелководью, потом брели по грудь в воде и, наконец, пусти­лись вплавь. Но высокие вол­ны отбрасывали их. Первым сдался Серёжка. Косте тоже не удалось догнать лодку. Её всё быстрее и быстрее несло в море.

—  Муся! Муся! — кричала Люда. — Помогите! Помогите!

—  Помогите! — подбежал Слава к какому-то толстому старику, только что пришед­шему на пляж.

—  Что случилось? Что слу­чилось, мальчик? — старик не­уклюже побежал по глубоко­му песку.

С моря донёсся плач Мусь­ки. Тулумбасов всё понял.

—  Мальчик! — схватил он за мокрое плечо Серёжку. — Беги на спасательную стан­цию. Тут близко. Вон там, ви­дишь?

Серёжка помчался за по­мощью.

—  Есть ли в лодке вёсла? — спросил Никодим Эрастович у выползавшего из воды Ко­сти.

—  Есть, но она не умеет грести. Она ещё маленькая...

—  Мусенька, Муся! —в от­чаянии кричала Люда.

И тут Тулумбасов услышал знакомый голос:

—  Кузя! Ко мне!

С ласковым верещанием из кустов можжевельника вышел красно-золотой кузнечик. Не­много боком и вприскочку он подбежал к Гоше и остановил­ся перед ним, выпуча круглые, как блюдца, глаза...

—  Это он, это он! —зашеп­тал было профессор, но в сле­дующий миг лишился языка от изумления. Мальчик, деловито похлопав кузнечика по бурой спинке, вскочил к нему в «сед­ло», ударил насекомое пятка­ми, понукая, как послушного конька.

—  Волшебство! — наконец выговорил Никодим Эрасто­вич, когда с лёгким треском развернулись у кузнечика двухметровые красные крылья и он, подпрыгнув, понёсся вдоль берега, набирая высоту.

Все поняли, что Гоша на­правляет своего «конька» к лодке. Было заметно, что Кузя не хочет лететь над морем. Ре­бята видели, как Гоша упрямо заставляет его повернуть к лодке. Сколько до неё? Теперь уже метров сто пятьдесят, а то и все двести. Хватит ли сил у Кузи? А что если он с Гошей не долетит?

Всё ниже и ниже над волна­ми летел кузнечик со своим всадником. Вот уже скрылся за гребнями волн... Долетит ли?

Это были мучительные ми­нуты. Все на берегу молчали, до боли в глазах вглядываясь в серую даль.

—  Лодка! — первым разгля­дел мокрый до нитки, дрожа­щий на ветру Костя.

—  Лодка! Лодка! — закри­чали все, прыгая и мечась по берегу.

Да, это лодка. Гоша гребёт, Муська сидит у его ног, а за спиной мальчика торчат, как две антенны, толстые усы Кузи.

Наконец лодка ткнулась но­сом в песок.

—  Муська! Мусенька! — кричала Люда, схватив се­стрёнку.

—  Гошка! Ура! —орали ре­бята. Не сразу заметили они, что Кузя еле-еле вылез из лод­ки и, пошатываясь, пошёл по песку...

В эту минуту ещё два чело­века появились на взморье.

—  Михаил Михайлович! — закричал один из них тонень­ким голоском. — Смотрите, смотрите, вот оно!

Но Михаил Михайлович и сам уже увидел гигантского кузнечика. Он скинул с плеча двустволку, прицелился...

Но мушка ружья упёрлась в живую стенку: в один миг ребята заслонили Кузю.

—  Разойдитесь, дайте вы­стрелить! — кричали охотники.

—  Не дадим Кузю! —нес­лось в ответ. — Уходите! Кузя наш!..

—  Товарищ профессор! — плачущим голосом обратился к Тулумбасову Ипполит Ио­ныч, — что же это получается- то? А?

—  А получается то, — отве­тил довольный профессор, — что если кому и давать пре­мию, то юному укротителю Гоше Линькову, а не вам!

Гоша стоял рядом с Кузей, недоверчиво глядя на учёного.

—  А вы его не будете... как это? Препарировать? — спро­сил он.

—  Только после его есте­ственной смерти, — заверил профессор. И прибавил: — Се­годня я узнал, что мой участок с рощей берёт Ботанический сад. Хвощи и папоротники бу­дут заключены в огромную оранжерею. Зимой они будут обогреваться. Будет сделано всё, чтобы как можно дольше сохранить живых ископаемых. И поэтому гигантскому прямо­крылому... вы ему дали имя Кузя... можно будет там пере­зимовать...

Тут Никодим Эрастович пой­мал на себе недоверчивый взгляд Гоши.

— Да, да, я не собираюсь убивать... мм... нашего Кузю. Кстати, мне так понравилось имя, данное вами мо... нашему кузнечику, что я думаю присвоить прямокрылому такое латинское название: «Кузя Succinus», что значит «Кузя янтарный».

Оглавление

Лев Стекольников Kuzia succinus

  1. ПОКУПКА

  2. ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ?

  3. НАЧИНАЮТСЯ ЧУДЕСА

  4. ЧУДЕСА ПРОДОЛЖАЮТСЯ

  5. ГОША СПАСАЕТ КУЗЮ

  6. ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ

  7. БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ

  8. КУЗЯ РАЗБОЙНИЧАЕТ

  9. КУЗЯ и МУСЬКА

  10. ЧИСЛО ДРУЗЕЙ КУЗИ РАСТЕТ

  11. В СТАНЕ ОХОТНИКОВ

  12. СТРЕЛЬБА ВО МРАКЕ

  13. КУЗЯ СОВЕРШАЕТ ПОДВИГ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg