«Ожившая головоломка»

Илья Подольский Ожившая головоломка

Пролог

Испания, XVI век. Эскуриал, королевский дворец.

Стражники, охранявшие широкие двери из черного дерева, украшенные золотом и слоновой костью, даже не шелохнулись при виде небольшой процессии, остановившейся прямо перед ними. Двое гвардейцев в касках с широкими полями и вороненых кирасах с королевским гербом и глазом не повели. Двоих из четверых, остановившихся перед дверью в Малый зал, где обычно король давал второстепенные аудиенции, они просто знали в лицо — это были такие же гвардейцы дворцовой стражи, как и они сами, разве что наряд у них покрывала пыль и вместо коротких алебард вооружены они были тонкими мечами и кинжалами. Это значило, что им пришлось покидать дворец — послужив здесь полгода, приходилось либо стать наблюдательным, либо оказаться где-нибудь, где идет война. Благо, сейчас недостатка в таких местах не было! Слава Его Величеству, Наихристианнейшему королю!

Было в группе ожидающих аудиенции и еще одно лицо, которое стражники знали, но предпочли бы не знать. Отец-инквизитор Антоний, помощник папского легата, представлявшего в Мадриде церковную власть. Сейчас этот маленький, незаметный человечек с костяными четками в руках был едва ли не самым опасным лицом если не во всей Испании, то уж в столице точно.

И только о высоком, худощавом человеке средних лет, затравленно озирающемся по сторонам, стражники ничего не знали, да и не хотели знать. Мало ли их было здесь таких — когда-то знатных, богатых и могущественных, а этот человек, судя по осанке и благородным чертам лица, казался именно таким. На нем был когда-то отличный черный с серебром камзол, теперь рваный и грязный, кружева дорогой батистовой рубахи превратились в серые тряпки, а парик, обязательный для всех людей знатного происхождения, отсутствовал — каштановые с проседью волосы свисали неровными прядями. На дверь перед собой он смотрел со смесью надежды и испуга.

Тем временем дверь бесшумно и плавно открылась, и появившийся на пороге распорядитель с церемониальным жезлом в руках важно кивнул. Аудиенция начиналась.

Посреди небольшой овальной комнаты, на возвышении, стоял один из Малых тронов. Именно на нем сейчас и восседал король Испании и ее провинций, защитник веры и прочая, и прочая, и прочая.

Справившийся с собой арестованный умудрился зайти в залу довольно твердым шагом, неожиданно изящно поклонился и замер, ожидая разрешения выпрямиться. Инквизитор поклонился куда менее низко, тут же скользнул к стене и почти слился с нею.

— Хватит, Магистр, — голос Его Величества оказался сухим и надтреснутым: король был уже далеко не молод, — наш разговор будет кратким, у нас есть дела поважнее.

Арестованный выпрямился. Теперь он выглядел более спокойным. Он молчал.

— Нам стало известно, что ты весьма искушен в искусстве алхимии, — слова короля падали подобно молоту.

— Так и есть, Ваше Величество, — поклонился арестованный, — но есть и более сведущие в сем древнем, и осмелюсь заметить, разрешенном Святой Церковью искусстве.

Тень инквизитора у стены шевельнулась.

— Не буду тебя разубеждать, скажу только, что Церковь считает иначе. И если бы не мое вмешательство, то в самом ближайшем времени тебе, Альфредо, пришлось бы ближе познакомиться с гостеприимством Ордена Иисуса, здесь, в Мадриде, — ни один мускул не дрогнул на королевском лице. — Ты подозреваешься в колдовстве. Заметь — пока только подозреваешься. Теперь на тебя ляжет тяжкая обязанность доказать свою преданность Короне и Церкви.

— Каким образом я смогу это сделать, Ваше Величество? — спросил арестованный, видя, что король пока не собирается продолжать.

— Ты получишь лучшую лабораторию в просвещенном мире и узнаешь секреты того, что я скажу. В противном случае ты докажешь, что являешься врагом Церкви, а значит, и нашим врагом.

Побледневший алхимик подумал несколько секунд.

— Я приложу максимум усилий, Ваше Величество!

— Хорошо, — король кивнул распорядителю.

Из боковой незаметной двери появился слуга, тащивший что-то, накрытое узорчатой материей. Инквизитор у стены перекрестился.

Второй слуга выкатил на середину комнаты небольшой столик, инкрустированный перламутром.

— Как мы узнали доподлинно, эта вещь способна исполнять желания. Ты должен узнать — как. И помни, за тобой будут следить непрестанно. Срок у тебя — год.

Алхимик неотрывно смотрел на столик. На нем лежала большая, сантиметров пятьдесят на пятьдесят, довольно толстая доска из темного дерева. По ее поверхности, сплетаясь, змеились желоба, как будто выточенные гигантским древоточцем; они пересекались, образуя сложный и непонятный узор. В желобах кое-где таинственно мерцали вставленные туда неправильной формы каменья.

— Стража проводит тебя.

Распорядитель ударил жезлом об пол. Аудиенция закончилась.

Глава I Бабкино наследство

— Неплохой город, пап, только холодно здесь, — я поковырял вилкой остывающее пюре. Отец осуждающе посмотрел на мою тарелку, потом на меня.

— Ты знаешь, — заметил он, — это тот самый случай, когда я сделать ничего не могу. Конечно, у нас теплее, но и здесь летом неплохо.

Вообще-то мы переехали сюда из Волгограда две недели назад и по-прежнему называли старую квартиру «у нас».

— Антон! Ешь давай! Ждешь, пока остынет?

Я опомнился и медленно понес вилку ко рту. Во дворе весь день вертелась какая-то собачонка. Интересно, она любит холодное картофельное пюре?

— Вообще-то я уже напробовался, пап! — сказал я чистую правду, потому что готовил ужин я. По-моему, получилось неплохо, правда, очень много.

Отец промолчал. Он всегда так, когда что-то ему о матери напоминает. Сколько себя помню, они ссорились, а два года назад она ушла от нас. Вот так вот. С тех пор мы о ней не слышали. И когда умерла бабка Клава и оставила нам свой дом в Пскове, то мы решили, что лучше переехать сюда. Оказывается, филиал отцовской фирмы был и здесь, поэтому мы ничего не теряли, кроме пары моих школьных приятелей и плохого настроения по вечерам. И теперь уже третью неделю пытаемся устроиться на новом месте.

— Ладно, сын. За компьютером дольше двенадцати не сидеть. Ну а послезавтра едем знакомиться с твоей новой школой.

— А кто мебель расставлять будет? — резонно спросил я. — Учиться три недели осталось, восьмое мая уже. Может, ну ее, школу?

— Есть такое слово — надо. Перед смертью не надышишься! — сказал отец. — Все, я спать пошел, это у тебя энергии навалом, а нам, старикам, нужно много спать.

Посмотрев, как отец идет к себе в комнату, а их в этом доме целых пять, не считая мансарды под крышей, я по темному коридору — лампочек нам не везде хватило — пошел к себе. У меня и раньше была своя комната, в нашей старой двухкомнатной квартире. В первый же день, как мы сюда приехали и отец открыл порядком заржавевший замок, этот дом мне понравился до чрезвычайности. Он и снаружи был неплох — хорошо сохранившийся старый кирпичный дом под крашеной крышей из металлических листов. Но внутри было столько запутанных таинственных переходов! На кухне стояла огромная старинная плита, переделанная под газ, и висела на стенах посуда, которую можно увидеть разве что в кино — сковороды с длинными ручками, какие-то черпаки и большой медный таз. Снаружи отдельный ход вел в подвал, где по углам еще хранились кучки угля. В комнатах была пара неподъемных на вид пустых шкафов и виднелись невыгоревшие пятна на обоях — вещи бабка Клава завещала другим родственникам. Что уж совсем было удивительно, в доме отсутствовало центральное отопление — его заменяла огромная печь, топившаяся газом.

Вообще-то бабка Клава мне приходилась двоюродной бабкой, а отцу — теткой, она была родной сестрой его матери. Я никогда не бывал здесь, даже летом на каникулах. Когда я попытался расспросить отца о ней, он сказал только, что она почти не общается с родственниками. Кстати, потом отец обмолвился, что бабка права, как ему иногда кажется.

Для себя я выбрал маленькую угловую комнату — в ней было два окна и почти весь день сюда заглядывало солнце. А когда я сижу за компьютером, то их можно и занавесить. Уж не знаю, как бабка жила здесь одна, — дом все-таки очень большой.

Только к началу второй недели, когда я уже немного знал ближние улицы, я заметил странную вещь. Домов, таких, как наш, в Пскове много, а окраинные улицы, похожие на нашу, Вязовую, почти целиком состоят из них. Обычно они лепятся друг к другу плотно, только чтобы оставался проход во внутренний двор, если он есть. Наш новый дом и тут оказался каким-то особенным. Расстояние между ним и соседними домами было метра по три с каждой стороны, так что получалось что-то вроде сада. В нем росла старая яблоня, несколько вишен, на которых уже зеленели молодые листья, и куча сухих сорняков. Еще сзади дома находился старый покосившийся сарай, заваленный обломками старой мебели и соломой. В общем, много интересного, вот только времени все это осмотреть по-настоящему пока не было. Переезд у нас затягивался, мы даже еще мебель не всю расставили.

Я добрался, наконец, до своей комнаты и включил компьютер. В приоткрытое окно залетал прохладный ветер — ночи пока еще холодные, а уже середина мая! Вот эта перемена мне совсем не нравилась. У нас в Волгограде некоторые ненормальные уже в это время купались. Я, например, купался! А тут хорошо если к середине июля потеплеет.

Монитор прогрелся и тут же напомнил о еще одной потерянной радости. В этом доме не было телефона, а значит, Интернет для меня теперь закрыт. Хотя и редко я общался со знакомыми по Сети, но мне уже их начинало не хватать.

Что там отец сказал? До двенадцати? Он у меня вообще-то ничего, молодец. Жить позволяет и помочь может. Вот только на работе почти все время. В восемь туда, в семь оттуда. Даже здесь его через неделю на работу вызвали, не могли потерпеть, пока мы устроимся! А ему даже нравится. Грустно, что и говорить.

С этим, к сожалению, я не мог ничего сделать, так что оставалось только философски пожать плечами.

Любопытно, что это за школа, в которую меня отец определить собрался? Раньше я учился в классе, где упор делали на физику. А здесь, интересно, такие классы есть? А то привык как-то, скучно без моего родного Квадрата. Так мы прозвали нашего классного, учителя физики. Фигура у него была квадратная почти — что вдоль, что поперек, что в толщину. Вообще-то его кубом надо было бы звать, но как прижилось — Квадрат, так и пошло.

А на следующий день, к обеду, я ждал отца. Он еще утром пообещал вырваться и съездить со мной в мою новую школу. На обед я сварил борщ. Это я умею и люблю — готовить. Недавно в кулинарной книге прочитал, что лучшие повара из мужчин получаются. По-моему, правильно. Это почти так же интересно, как химические опыты, только результаты еще и есть можно. Почти всегда.

Прождав почти до двух, я понял, что дело плохо, и отца я увижу только вечером. Поэтому поставил кастрюлю с борщом на плиту, остывать, запер дверь и пошел гулять.

Сегодня наконец утих холодный северный ветер, и солнце грело почти как летом. Бродить по улицам почему-то не хотелось, а где здешняя река, я пока не знал. Отец говорил, что она здесь есть, и даже вроде недалеко. Поэтому, посидев на скамейке перед домом минут двадцать и насмотревшись на двух старушек напротив, сидевших почти на такой же скамейке и поглядывавших на меня, я решил хорошенько осмотреть сарай.

После часа интенсивных раскопок я стал обладателем: латунного литого набалдашника, наверное, от кровати, с куском латунного прута, нескольких четырехгранных кованых гвоздей, по-моему, медных, очень красивого треснувшего стеклянного абажура из цветного стекла и еще кучи ненужных, но любопытных вещей. Больше всего было разломанной на части мебели: гнутые потемневшие ножки от стульев, куски спинок и даже одно почти целое плетеное кресло.

«В такой куче барахла обязательно должны водиться крысы!» — подумал я. Словно в подтверждение моих мыслей я заметил на досках, настеленных под потолком, спокойно сидящего кота. Он равнодушно смотрел на мои раскопки. Наверное, поджидал испуганных моей возней крыс.

— Кис, кис, — без особой надежды сказал я ему. Кот производил впечатление отъявленного злодея. Здоровенный, с гладкой буро-черной шерстью и ярко-желтыми глазами, он устроился на досках, обернув ноги хвостом, и сонно смотрел на меня, только уши слегка шевельнулись. Слезать ко мне он не стал.

Больше не обращая на него внимания, я продолжил свое занятие. Теперь я решил раскидать большую кучу соломы в углу и посмотреть, не валяется ли в ее глубине что-нибудь интересное. Интересного пока не попадалось, но я продолжал раскопки. Когда куча уменьшилась уже почти на две трети, мне послышалась какая-то возня и писк.

Когда я оглянулся, то в широком солнечном луче, прорвавшемся сквозь дырявую крышу, снова увидел кота. На этот раз он задумчиво вылизывал лапу, а рядом с ним лежала большая серая крыса. Судя по тому, что она не двигалась, скорее всего мертвая.

— Ну ты здоров! — одобрительно сказал я.

Кот перестал умываться, неторопливо подошел ко мне и потерся об ногу. Пришлось почесать его за ухом. Потом он направился к своей добыче и потащил ее куда-то из сарая. Крысиный голый хвост волочился по соломе, и выглядело это неприятно. Пожелав коту всего хорошего, я присмотрелся к цепи, неожиданно обнаружившейся на полу. Один ее конец, тот, который я нашел, был приклепан к доскам пола, второй уходил в солому. Когда я ее дернул, что-то в куче легко подалось, и показался железный крюк, которым оканчивалась цепь. Довольно большой и массивный, он не представлял собой ничего интересного. Вот тут-то я и увидел на гвозде, рядом с дверным косяком, большое кольцо, а на нем висел старый ржавый ключ. Он пачкал руки рыжим и черным. Вырезы затейливой бородки были забиты каким-то налетом.

Чтобы получше его рассмотреть, я вышел из сарая. На свежем воздухе было тепло и пахло молодой листвой. Бабки на скамейке напротив никуда не ушли, наверное, собирались просидеть так целый день. Запихав ключ в карман куртки, я снова уселся на скамейку и минут через десять обнаружил сидящего рядом кота. Он устроился рядом и, не мигая, смотрел на бабулек напротив. Похоже, ему понравилось мое общество.

— Как тебя зовут-то? — спросил я его. Если бы он сейчас ответил, я бы, наверное, не удивился. Только он промолчал.

— Есть хочешь? — задал я более важный вопрос. При слове «есть» он уже соизволил на меня посмотреть. Похоже, хочет.

— Тогда пошли! — И я поплелся к двери, пиная мелкие камешки и ветки.

Когда я открывал дверь, кот каким-то мистическим образом уже оказался рядом, и внутрь мы вошли вместе. Он поднял хвост трубой и направился прямиком к кухне. Тут меня осенило — это же кот бабки Клавы! Тогда он точно все здесь знает.

— Могу предложить борща, только он холодный, — кот ходил у моих ног кругами.

— Ну, смотри! — Я отыскал небольшую миску и щедро налил туда борща. Кот осторожно понюхал и, поколебавшись немного, начал есть.

— Не ядовитое, — серьезно сказал я в пространство и пошел спросить бабок-наблюдательниц, может, они знают, как его зовут, не звать же его просто котом.

Бабки прямо-таки впились в меня взглядом, как только я вышел из дома. А уж когда я прямиком подошел к ним, и вовсе раскрыли рты.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте! — опомнилась одна из бабок, та, что потолще. Вторая, в цветном платке, продолжала просто глазеть на меня.

— Мы недавно сюда переехали, здесь раньше моя бабушка двоюродная жила, Клавдия Никитична. Вы ведь знали ее? — я решил взять быка за рога.

— Конечно, знали. Соседи, чай! — солидно кивнула полная, сообразив, что я по делу. — Так это она вам дом-то оставила? — И толкнула в бок соседку — вот, мол, потеха.

— Нам с отцом, — подтвердил я. Не нравились они мне. И бабку Клаву, похоже, они не любили.

— У нее кот был, вы не помните, как его звали?

— Был, был. Только зря вы эту скотину в дом пускаете, он и молоко ворует, и птичек жрет. Вот помню… — оживилась толстуха.

— А как звать его, не помните, наверное, — грустно сказал я. Толстуха растрогалась.

— Да Уголь его кличут, Клавдия Никитишна, царствие ей небесное, уж года четыре как его завела. Только как ни воспитывала, все без толку. Лазит везде, озорует.

— А он сегодня крысу поймал! Вот такую! — решил я защитить свое приобретение и показал размеры крысы.

Бабки брезгливо поморщились.

— Это он может, — неохотно признала толстуха, — первый крысолов на улице.

— Меня Антон зовут, — представился я, как будто только сейчас вспомнив о хороших манерах, — спасибо вам большое!

Толстую бабку звали Верой, а молчаливую, в платке, — Ольгой Афанасьевной. Попрощавшись с ними, я вернулся домой. Ясное дело, бабки бы еще поболтать не отказались, где-нибудь до вечера, вот только неинтересные они.

Кота по имени Уголь на кухне не оказалось. Вылизанная досуха миска из-под борща стояла рядом с холодильником и льстила моему самолюбию повара. Поискав кота по дому, я понял, что этот бабкин питомец не иначе как умеет просачиваться сквозь стены. Его не было нигде. Это было очень странно, если учесть, что двери и окна были все закрыты. Может, под кроватью где-нибудь сидит? Хотя нет, не производит кот Уголь такого впечатления. Просто ушел по делам.

Тут до меня наконец дошло, что уже половина пятого, и я голоден как волк.

После того, как я поел, помыл посуду и слегка отчистился от остатков соломы, можно было заняться делами. Например, засесть за компьютер. Что я и сделал, и на полтора часа выпал из реальности.

Тем временем на улице послышался шум подъезжающей машины: похоже, приехал отец. Точно, наш порядком потрепанный «жигуленок» уже стоял около дома, а отец, одной рукой удерживая какой-то сверток, второй открывал дверь.

— Привет, пап! — я прикрыл дверь в подвал.

— Привет, привет! — откликнулся он, стоя на пороге. — Открой-ка мне.

Я подошел и придержал перед ним дверь.

— Спасибо! Пошли, что ли.

— Пап, — сказал я ему в спину, — а ты с бабкой Клавой был близко знаком?

— Как тебе сказать, — он с грохотом сгрузил сверток на стол в прихожей, — я у нее в гостях был три раза за всю жизнь. Первые два — когда мне еще четырнадцати не было, а еще раз три года назад. А что это она тебя так заинтересовала?

— Я тут с местными бабульками познакомился, — издалека начал я. — Похоже, не любили они ее.

— Ну, ее и родственники недолюбливали, если честно. А мне она не то чтобы нравилась — интересовала, — отец снял свое черное длинное пальто и остановился в задумчивости.

— Расскажи поподробнее, — попросил я.

— Да я толком ничего и не помню почти. Вообще она очень прямым человеком была и честным. Знаешь выражение — как кремень, вот это, по-моему, про нее. Всегда правду в глаза говорила. Всем, — отец улыбнулся каким-то своим воспоминаниям и даже покрутил головой. — А пойдем-ка пока что-нибудь на зуб положим, а то на пустой желудок вспоминается плохо.

В кухне он с интересом покосился на пустую миску на полу, но ничего не сказал. Он вообще-то мировой парень, мой отец.

Я поставил кастрюлю с борщом на плиту, зажег газ и уселся напротив него за стол.

— Сейчас все будет, ты про бабку Клаву дорасскажи.

— Ее, помнится, кем-то типа ведьмы считали. Боялись даже. Вроде как могла она судьбу предсказывать или еще что-то. Приходили иногда, шептались с ней в ее комнате — она самая дальняя здесь, та, что с дубовым комодом. Я у нее гостил всего недели две с половиной в общей сложности и видел двоих, которые к ней приходили. Со мной она не откровенничала никогда и воспитывать не пыталась, а мне от нее ничего больше и не надо было.

Борщ уже кипел, и мы прервались на еду. Потом немного поиграли на компьютере в автогонки. Завтра отец был свободен, он специально взял отгул для того, чтобы съездить со мной в школу, поэтому мы не торопились.

Уже перед сном я пошел еще раз поискать по дому кота и обнаружил его в бабкиной комнате, на комоде. Он немного поглазел на меня сверху своими глазами-прожекторами и пошел спать у меня на кровати. Странно, но вот уже третью неделю я не видел ни одного сна. Совсем.

Глава II Новая школа

Утром мы все втроем пошли позавтракать, причем Уголь хозяйской походкой сразу подошел к вчерашней миске, наверное, считая ее уже своей. На отца он покосился недоверчиво, но погладить себя дал.

— Странно, что он вернулся, — сказал отец, поджаривая яичницу, — мне казалось, что коты обычно уходят из дома, когда хозяева исчезают.

Уголь никуда исчезать не собирался, с вожделением следя за приготовлением еды.

— Он вчера крысу поймал — вот такую! — для убедительности показал я руками. Крыса получилась с поросенка. Не то чтобы я беспокоился, что отец его выгонит, а просто на всякий случай. Подстраховаться не помешает.

— Я его у бабки Клавы еще котенком видел, — отец ловко раскладывал по тарелкам яичницу-глазунью, — тощий, как велосипед, вечно носится как угорелый, птиц всех в саду переловил, сплошная головная боль, словом.

Надменно смотревший на нас Уголь тоже получил свою порцию и с достоинством приступил к еде.

— Не думал, что такая зверюга вымахает, — закончил отец.

Через час мы уже сидели в машине. Отец уверенно вел ее куда-то к центру, где я еще не бывал.

Как выяснилось по дороге, специализированного физического класса в школе не было, а были химический и математический. Так что у меня был выбор. Сегодня мы собирались посмотреть и тот, и этот. Дело сильно облегчалось тем, что до каникул оставалось чуть больше двух недель, а все, что мне нужно было сдать, я сдал еще в своей школе, — мне разрешили это из-за переезда. Вообще-то было неуютно. Я плохо схожусь с новыми людьми, в старой школе у меня друзей считай и не было. Приятели были, но не друзья.

Тем временем мы уже прибыли. Ехали мы минут десять всего, к тому же неторопливо. Значит, ходьбы досюда минут двадцать, не больше.

Трехэтажное кирпичное здание, около которого мы остановились, было интересно по двум причинам. Для начала — оно было большое. То есть действительно большое — не меньше ста метров в длину, да еще в три этажа. А второе — это огромные окна, занимающие почти весь фасад, в которых отражалось утреннее солнце.

Перед школой было что-то вроде небольшого скверика с несколькими старыми деревьями. Сбоку, на спортплощадке, здоровенный дядька в тренировочном костюме гонял баскетболистов, и несколько старшеклассников курили, скрываясь за углом. Больше никого не было видно. Солнце пригревало все сильнее, и несколько окон было уже открыто.

Из приоткрытого окна первого этажа доносился ровный женский голос, произносящий иностранные слова. Судя по всему, это был кабинет английского.

Внутри школа оказалась прохладной и тихой. Пахло мокрым полом и еще чем-то. Мальчишка-дежурный, мокрой шваброй разгонявший по полу воду, при нашем появлении заработал ею быстрее.

Пара дежурных старшеклассников не обратила на нас внимания, они болтали друг с другом. В конце коридора кто-то пробежал. Наверное, отпросился в важное место по неотложным делам.

В общем, все совсем как у нас. Я перестал нервничать и двинулся вслед за уверенно идущим отцом. Он остановился перед кабинетом с табличкой «Директор». Кроме нас, здесь еще находился какой-то верзила, наверное, из старшеклассников, с очень невеселым лицом. При виде нас он заметно приободрился. Наверное, расправа откладывалась.

В дверях показалась средних лет плотная женщина с сердитым лицом.

— Гислер!.. — начала она, глядя на верзилу, и осеклась, увидев нас.

— Здравствуйте, Николай Борисович, — поздоровалась она с отцом, устало улыбнувшись. — А ты, Гислер, подождешь здесь!

На лице верзилы появилось выражение типа «ну и не очень-то хотелось».

— Так это ваш сын? — спросила женщина, и, не дожидаясь подтверждения, продолжила:

— Заходите, пожалуйста.

И мы прошли за ней в кабинет. Внутри стоял массивный стол, окно было приоткрыто, но все равно припахивало табачным дымом. Похоже, директриса курила.

— Меня зовут Зоя Александровна, я директор этой школы, — обратилась она ко мне. — Присаживайтесь, пожалуйста.

И села в кресло за столом.

— Мы с вами говорили о том, в какой класс направить Антона, — начал отец. — Нам с сыном хотелось бы познакомиться и с химическим, и с математическим классами.

— Конечно, — кивнула Зоя Александровна, — и даже обязательно. Большинство проблем с учебой как раз и происходят из-за неправильного выбора доминирующего предмета.

В подтверждение своих слов она рубанула ладонью воздух. И вообще, она производила впечатление очень энергичной и решительной женщины. Я начинал понимать, чего боится этот верзила в коридоре.

— Так что я с вами схожу и туда, и туда, — закончила она, — вот только посмотрим по расписанию, где они сейчас.

Поднялась с кресла и бодро направилась в коридор. Здоровяк так и подпирал стену и с тоской смотрел на нас.

Директорша прошла мимо, не обратив на него внимания. В глубине коридора, чуть подальше, обнаружился огромный щит с расписанием занятий. Она достала из нагрудного кармана очки и начала выискивать что-то в строчках расписания.

— А, вот. Нам сначала на второй этаж, в тридцать четвертый кабинет, а потом в пятьдесят второй.

Тридцать четвертый кабинет оказался химическим. Я понял, что мне повезло, — я сразу попал на урок по главному предмету, к тому же его вела классная руководительница.

Ее, как оказалось, звали Лидия Васильевна, и директор меня тут же сдала ей на руки, пообещав завтра сводить и на урок в параллельном, математическом классе.

Пока учителя о чем-то вполголоса разговаривали, я рассматривал своих потенциальных одноклассников.

Двадцать три пары глаз (это я уже потом узнал) тоже изучали меня с любопытством. Ну, красавчиком меня не назовешь. Рост средний, волосы темно-русые, худощавый. Да, глаза еще серые, мамины. Так что смотрите, смотрите, а я тоже в долгу не останусь. Мой прошлый класс был на удивление высоким для своего возраста — я со своим ростом (а во мне метр семьдесят два) на физкультуре стоял где-то в середине. Здесь, похоже, буду поближе к началу строя, правда, сидят все, трудно разобрать.

За первыми тремя столами, понятное дело, отличники — другие сюда вряд ли сядут. Эти уже насмотрелись на новенького и поглядывают на учительницу, ожидая ее с явным нетерпением. На столах штативы с закрепленными колбами, горелки под ними уже зажжены, в одинаковых рядах пробирок разноцветные жидкости. Похоже, я попал прямиком на практическую работу. Что-то всем не терпится, да я и сам бы с удовольствием поучаствовал. В задних рядах, как всегда, веселятся, но тихо, стараясь не привлекать к себе внимания.

Мне на плечо легла рука.

— Это Антон Красильников, прошу любить и жаловать! — над самым моим ухом раздался низкий приятный голос учительницы. Обернувшись, я увидел, как отец показал тайком мне большой палец и вышел вслед за директором.

— Антон первый раз не только у нас в школе, но и вообще недавно переехал в Псков, так что постарайтесь произвести хорошее впечатление. Я сказала, произвести хорошее впечатление, а не выйти немедленно за него замуж, Кирсанова.

Кудрявая блондинка за второй партой залилась краской и спрятала тюбик губной помады, который показывала соседке.

Класс захохотал.

— Так, с расшаркиваниями закончили, теперь будем думать, куда тебя посадить. Синев и Лоза, вы дежурные?

Маленький, наверное, самый маленький мальчишка с заднего стола и одна из девчонок кивнули.

— Еще один штатив за последний стол, реактивы я сейчас приготовлю. Придется тебе у дальней стены, с Менделеевым посидеть.

Дальнюю стену, действительно, украшал большой портрет Менделеева.

— Хорошо, — я спокойно кивнул и пошел усаживаться. Тетрадка с ручкой у меня были, к тому же мне придется делать все в одиночку, а я это очень люблю.

Синев, пыхтя, притащил здоровенный штатив, чуть ли не выше его самого, а высокая и угловатая Лоза — спиртовую горелку.

Странно, но хотя за соседним столом никто не сидел, на нем стоял такой же набор. А на спинке стула висела потрепанная сумка с надписью «Adidas».

Класс возбужденно загомонил — учительница вышла в маленькую дверь, за которой скорее всего хранились химреактивы.

Ко мне тут же повернулся коротко, почти под ноль стриженный мальчишка с предпоследней парты.

— Меня Максим зовут! А ты откуда к нам переехал?

— Из Волгограда.

— Ух ты, далековато, — глубокомысленно заметил он. К нам повернулось несколько любопытствующих.

— Двое суток на машине добирались, — солидно кивнул я.

— А здесь где живешь?

— На Вязовой, где дома старые.

— Там все старые. Скоро там все перестраивать будут. — В этот момент он старательно пытался выглядеть взрослым, но его тут же хлопнули тетрадкой по макушке.

— У него отец — архитектор, вот он и выпендривается, — пояснила его соседка, кладя тетрадку на стол. — А что ты к нам перед самыми каникулами? Учиться неделю осталось.

— Десять дней! — влез Максим, чем-то жутко довольный.

— А меня и не спросили, когда переезжать. Приехали, как только у отца время появилось.

С появлением Лидии Васильевны сразу прекратились разговоры, а головы учеников повернулись к доске. Учительница прошла между рядов и поставила мне на стол набор пробирок.

В это время в дверь постучали, и на пороге класса появился уже знакомый мне верзила — выше меня почти на голову, честное слово.

— Можно, Лидия Васильевна? — тихо и просительно сказал он. Впрочем, его лицо было сложно назвать полным раскаяния, скорее на нем читались непрошибаемое упрямство и уверенность в своих силах.

— А, Гислер. Ну что тебе сказал директор?

— Три дня уборки территории! — гордо ответил тот.

— Эх ты, хвост распушил. Петух индейский! Такие вещи кулаками не решают! Кулаки вообще редко что решают. Садись давай.

Очень странно, но не похоже было, чтобы она на него сердилась. Тогда что это он к директору загремел?

Гислер направился к последнему ряду и уселся за соседний стол. Так вот чья это сумка!

— Возвращение блудного попугая! — довольно громко пробормотали за столом, стоящим прямо перед ним. А зря, потому что руки у него оказались длинные и прекрасно доставали до затылка говорившего. В классе рассмеялись. Я сохранил серьезное выражение лица. Не люблю делать выводы, когда ничего не знаю.

И правильно. Потому что через секунду поймал угрожающий взгляд верзилы. Я ему, похоже, не нравился. Я спокойно и безразлично посмотрел на него. Мне он тоже не очень-то нравился.

Потом началась практическая работа. Лидия Васильевна вела ее просто здорово — захватывающе и живо. Пожалуй, я не против такого классного руководителя. В общем, всем было интересно. Даже Гислер, хоть и выглядел принципиальным троечником, прилежно смешивал реактивы, подогревал их в колбе и улыбался до ушей, когда реакция у него получилась лучше всех.

Когда прозвенел звонок, у всех были такие лица, как будто его не ожидал никто. Урок закончился. Занятия на сегодня тоже.

Лидия Васильевна помахала мне рукой:

— Красильников, задержись на несколько минут!

Я, конечно, задержался. Сейчас, в опустевшем кабинете, она выглядела более старой и усталой, чем на уроке.

Мы поговорили о моем бывшем классе и о том, почему я выбрал именно физику. Я честно сказал, что предпочитаю прикладные науки. Она, похоже, удивилась, что я знаю это название — прикладные, но удовлетворенно кивнула. Спросила еще, почему моя мама не пришла сегодня. Узнав, что я живу с отцом, она слегка помрачнела и сказала, что было бы неплохо, если бы я остался в ее классе, тем более что вести она его будет до самого выпуска. Я ответил, что скорее всего так и получится. На этом мы распрощались.

У выхода из школы по-прежнему дежурили старшеклассники, только уже другие. Солнце на улице жарило вовсю, так что пришлось снять свитер. Так здорово, когда лето близко! Сейчас на площадке перед школой было совсем хорошо. Наверное, поэтому народ не спешил расходиться, а еще бурлил здесь, как водоворот.

Несколько групп школьников обсуждали какие-то общие дела, а у спортплощадки собиралась кучка с явной целью ее оккупировать.

Тут я почувствовал чей-то взгляд. Знаете, наверное, как это бывает — очень неприятное ощущение. Ко мне направлялся Гислер. В паре шагов он остановился, презрительно осмотрел меня с головы до ног.

— Пойдем, новенький, — наконец процедил он, — постучим мячами!

Я тоже осмотрел его. Подумал, глядя на небо.

— Пойдем, — наконец решил я.

Он улыбнулся неприятно и зашагал на своих ходулях к площадке. Там его встретили с восторгом, а на меня покосились недоуменно — кто это такой?

Кто-то кинул ему баскетбольный мяч.

— Давай, Юрка!

— Значит, так, играем до двадцати очков. Зоны-то знаешь?

Я молча кивнул и повесил сумку со свитером на вкопанные рядом металлические брусья.

— Давай, — кинул он мне мяч, — ты начинаешь!

Бросал он при этом метров с трех с половиной, да еще и встал после этого красиво, так что времени прицелиться и положить мяч в корзину из трехочковой зоны мне хватило.

Болельщики загудели, у Гислера отвисла челюсть. Не ожидал. Вот так-то, знай наших!

А вообще-то некогда — вон он мяч подобрал. Как говорил наш тренер, нужно к ведущему мяч прилипнуть и не отпускать. И не нужно стараться отобрать мяч любой ценой — просто приклейся к нему и рано или поздно он откроется. Вот, например, как сейчас Гислер — под корзиной. Я у него мяч ненавязчиво так отберу и с доворота в корзину. Хорошо лег!

— Четыре-ноль! — неверяще произнес кто-то в толпе.

Судя по всему, Гислер перестал меня недооценивать и заиграл всерьез. Как сказал бы тренер, — высокий класс. Мне очень понравилось. Особенно хорошо ему давались обводы и только чуть хуже — отбор мяча. Правильно — вон грабли какие длиннющие отрастил! Ну, я тоже не лыком шит, а что ростом меньше — так мне и лучше, я у него на прокрутах время почти всегда выигрываю. В общем, поддался я. Слегка. На одно очко его вперед отпустил.

Отдышались мы, пыльные, потные. Ребята вокруг шумят, норовят по плечам хлопать.

Вон у Гислера рожа до сих пор изумленная — в себя прийти не может. Отдышался, заговорил.

— Ты где играть учился?

— В Волгограде, в секции своей! — часто дыша, ответил я.

— Здоров! — в его взгляде я прочитал искреннее уважение. — Давай к нам в команду, а то скоро с сорок второй играть, так это бы круто было!

— Ну, может быть, — пожал я плечами. — А кто вас тренирует?

— Леонидов, он три года в сборной Союза играл! Теперь вот у нас ведет секцию.

Мяч тем временем у нас отобрали. И правильно, крутость крутостью, а поиграть все равно хочется. Гислер подумал о чем-то, морща лоб, потом протянул руку:

— Юра.

— Антон, — пожал я ее. Прикладной урок психологии закончен, счет один-ноль в мою пользу.

Отец, кстати, меня ждал — вон стоит около машины, курит. Мы потихоньку дошли до него.

— Юра, не мое, конечно, дело… А за что тебя к директору-то? Это ведь не Лидия Васильевна.

— Да, — спокойно кивнул Гислер, — тетя Лида у нас мировая. А за что — вот к нам в команду пойдешь, расскажу. А пока счастливо, мне бежать пора!

— Пока, — машинально ответил я. Вот это здоровяк! Не ожидал от него! Один-один.

Отец посмотрел ему вслед.

— Уже приятелей завел? Быстро, однако. Молодец.

— Пап, а ты не покажешь мне, где здесь река есть, а то без воды скучно очень. У нас уже купаются, наверное.

— Только сумасшедшие вроде тебя! — улыбнулся отец и полез в машину. — Ладно, время у нас есть, поехали!

За двадцать минут мы доехали до места. Речушка была так себе — двадцатая часть Волги, но на ее песчаных откосах уже некоторые пытались загорать. Река прорезала самую окраину города, примерно полчаса ходу от дома. Вода, правда, была еще пока не просто холодная, а ледяная, но так хотелось окунуться, что мне даже удалось подбить на это и отца тоже.

Вопя как резаные, мы ринулись в воду, чтобы тут же пулей вылететь на берег. Хотелось посидеть на солнышке, вот только вытереться было нечем, и пришлось срочно двигать домой. Когда мы, торопясь, залезали в машину, зуб на зуб если и попадал, то случайно. В целом день получился неожиданно неплохим.

Глава III Дверь в стене

Больше всего этим вечером мне хотелось узнать, как удается нашему свежеприобретенному коту ускользать из запертого дома. Потратив на его поиски чуть ли не час, я убедился, что внутри его нет, а утром с нами он выходить не пожелал. Последний вариант — что он сидит где-нибудь на шкафу в бабкиной комнате. Я туда не заглядывал, потому что поленился тащить стул — кроме шкафа, в комнате ничего не было. Вообще, эта комната выглядела самой загадочной в доме, потому что единственное в ней окно целиком закрывала старая яблоня.

В сумерках здесь было жутковато и мрачно. Голые стены, оклеенные обоями в цветочек, смотрелись темно и уныло. Вот под страхом смертной казни не согласился бы, чтобы такие были в моей комнате! Свихнешься в два счета.

Я осторожно приставил к шкафу табурет и забрался на него. Табурет угрожающе заскрипел, закряхтел и даже вроде бы слегка покосился, но выдержал.

На шкафу было пусто, темно и пыльно. Валялась какая-то скомканная конфетная обертка. Больше ничего интересного здесь не было, за исключением отпечатков кошачьих лап. Они в количестве двух цепочек пересекали верхнюю крышку шкафа и исчезали в темной широкой щели за ним. Похоже, что этот дощатый гроб прикрывал какую-то нишу в стене.

Это что же получается, там дыра в стене, что ли?

Я слез с табурета и попытался заглянуть под шкаф. Глухо. У него не было ножек, он просто стоял на полу.

— Уголь! — тихо и без особой надежды позвал я. Если он и сидел где-то за шкафом, то отзываться не спешил.

Ну, любопытен я, каюсь.

Я попытался было отодвинуть шкаф в сторону. С тем же успехом можно было двигать стену. Он не сдвинулся ни на миллиметр. Прибит он, что ли, к полу?

После еще трех попыток я решил попробовать сдвинуть его ломом. Завтра. А на сегодня мне физических упражнений и так хватило.

А ночью мне приснилась моя двоюродная бабка Клавдия. И видел-то я ее всего один раз, на фотографии, и почти не запомнил, а она все-таки приснилась. Высокая, прямая, как шест, старуха в кухонном переднике и с огромной поварешкой в руке. Похоже, она что-то готовила. Рядом с ней, на столе, сидел до чертиков знакомый кот и таращился на меня желтыми глазищами. Только и запомнилось, как они на меня смотрели — старуха и кот.

А наутро я уже самостоятельно шел в тридцать девятую школу. Вот уже третий день стояла идеальная весенняя погода, учиться совершенно не хотелось, но в школу я шел с удовольствием.

Во-первых, я не имел ничего против своего нового класса. Про себя я уже решил, что от добра добра не ищут. Во-вторых, мне понравился классный руководитель. И ведет предмет здорово, и человек, похоже, хороший. В-третьих, меня очень интересовал мой новый приятель Гислер. Я даже связывал с ним кое-какие планы на ближайшее будущее.

Первым делом я пошел к кабинету директора. Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Вот хорошо бы всегда так делать!

Несколько ребят, проходивших мимо, посмотрели на меня как на сумасшедшего. Сам, по доброй воле, с утра, в кабинет директора! Я решительно постучал, и когда изнутри разрешили войти, открыл дверь.

— Доброе утро, Зоя Александровна. — поздоровался я, оставаясь неподалеку от двери.

— Доброе утро! — Директор сидела за столом, в комнате пахло табачным дымом еще сильнее, чем вчера. — Ну что, Антон, решил уже, где остаешься?

— Ага, — кивнул я, — пойду в химический.

— Ну и отлично, — сказала она, — значит, я вношу тебя в список, и с сегодняшнего дня ты начинаешь учебу.

— Хорошо. Тогда я пойду, наверное?

— Да, иди. — Она рассеянно достала из стола пачку сигарет, но тут же опомнилась и положила их снова в ящик.

— До свидания! — Я тактично сделал вид, что ничего не заметил, и вышел.

Где тут у нас было расписание? Вот оно! И чем нас сегодня порадуют? Четыре урока. Уже хорошо, могло быть и больше. Иностранный, бррр. Не люблю иностранный! Физика, биология, физкультура. Все остальное без вопросов принимается.

Иностранный, кабинет двенадцать. Это должно быть где-то рядом.

В двенадцатом уже сидел почти весь класс. Шумели в меру, не слишком увлекаясь. Гислер со своего последнего стола приветственно помахал мне рукой. Кое-кто даже поздоровался со мной — наверное, те, кто видел вчера нашу игру. Максим, сидевший за столом прямо передо мной, упрашивал соседку перевести ему какое-то предложение. Она гордо отказывалась, а он продолжал канючить. Увидев меня, он оживился и спросил, как у меня с английским. Получив ответ, что где-то между тройкой и четверкой, он снова переключился на соседку.

Кружок из четырех девчонок окружил какую-то русоволосую одноклассницу и о чем-то азартно шептался. Сидевшая в центре выглядела самой спокойной из них. Местная отличница, что ли?

В это время появился преподаватель, и начался урок. К моему удивлению, здесь английский вел мужчина. Опять мне пришлось сначала представляться.

Все прошло лучше, чем я ожидал. Ко мне пока не приставали, а текст, с которым сегодня работали, я бы перевел. Гислер действительно оказался завзятым троечником, но, по-моему, из-за лени. Тупым он не выглядел, да и произношение — бич для изучающих английский, у него было приличное. Русоволосая одноклассница, ее звали Ева, как выяснилось, отличницей не была. Ответила на четыре, и от нее большего не ждали. Отличницей оказалась Лоза, все просто заслушались, как она отвечала. Спросили еще двоих, остальные старательно делали вид, что им все равно, их здесь нет, и вообще скоро каникулы. Наверное, учителю и самому хотелось на каникулы, поэтому мы расстались без особых потерь с обеих сторон.

Ну физику с биологией я просто люблю, и с ними проблем не было.

А вот физкультура преподнесла неожиданный сюрприз. Толстый высокий учитель физкультуры почти не обратил внимания на меня. Он почему-то зверем косился на Гислера, а тот его старательно не замечал. Кличка у физрука была подходящая, ее мне Максим сказал — Бульдозер. Это из-за физиономии, надо полагать. Когда мы построились на площадке, он объявил, что у нас сегодня кросс. Забег на три километра для парней и на километр для девочек. Все должны уложиться в норму, иначе придется пересдавать. При этом он почему-то все время косился на Юру. Тот стоял себе прямо и спокойно, кросс его не волновал. Еще бы, с его-то подготовкой.

После старта и отмашки флажком мы побежали, оставив Бульдозера смотреть на секундомер. Бежать особо никто не хотел и не старался. И правильно, такие нормы выполнит и беременная корова. Хотя некоторые наши девочки так не думали и все-таки поторапливались, правда, скорее быстрым шагом. Парни довольно плотной группой трусили вокруг спортплощадки чуть быстрее. Она была приличных размеров — кроме баскетбольной площадки, там еще имелось футбольное поле, правда, уменьшенный вариант, и несколько спортивных снарядов. Турник, брусья.

Так что бежали мы вокруг площадки, солнце жарит, зелень вокруг, под ногами гравий похрустывает — благодать, в общем. Я твердо пристроился в хвост Гислеру: гораздо легче бежится, когда перед тобой чья-то спина маячит. Он бежал молча, а остальные еще и умудрялись болтать на ходу. Максим некоторое время бежал рядом и делился свежими сплетнями, по большей части неинтересными. В конце концов я у него спросил:

— А чего это Бульдозер на Гислера такой злой?

Максим стрельнул глазами в спину Гислера, бежавшего метрах в трех впереди. Тот, похоже, ничего не слышал.

— А у Бульдозера сын есть, на класс старше учится. Я не знаю, в чем там дело было, только Серый с Гислером сцепился и теперь с таким фонарем под глазом ходит — закачаешься. Вот Бульдозер и злится, — Максим закашлялся. — Только, по-моему, тут не Гислер виноват, а то бы его не отправили просто двор убирать.

— Да, — задумчиво ответил я, — директорша у вас умная, похоже.

— Ого! — Максим сжал руку в кулак, энергично ею потряс и снова закашлялся. Наверное, начал уставать.

— Она кремень у нас! — гордо сказал он, наконец откашлявшись. — Чуть что не так, и привет!

Я не ответил, и он потихоньку отстал. А я прибавил хода и поравнялся с Гислером.

— Ты что сегодня после уроков делаешь?

— Территорию убираю! — зло ответил он. — А что?

— Да так, помощь нужна в одном деле, — я продолжал бежать рядом, хотя он прибавил ходу.

— Не получится, — коротко ответил он.

— Давай на спор, — он с интересом покосился на меня, — если я тебя сейчас обойду и первый на финише буду, ты мне поможешь. А если ты меня обгонишь, я тебе помогаю территорию убирать.

Он помолчал.

— Ну как? Спорим?

— Ладно, спорим! Леха, — обратился он к высокому белобрысому парню, бежавшему чуть сзади, — разбей!

Мы, не останавливаясь, сцепили руки, и Леха их разбил ребром ладони.

И мы рванули. Аж ветер в ушах засвистел. Остальные, удивленные таким неожиданным рвением, возбужденно загалдели. За несколько минут мы догнали наших вяло трусивших девчонок и по заросшей молодой травой обочине обошли их. Хитрый Гислер попытался было отпустить меня вперед, но добился лишь того, что мы побежали вровень, плечом к плечу. За лидером всегда бежать легче.

Во рту появился несильный кислый привкус. Слишком резко рванули! Ничего, время еще есть, нам целых два круга осталось.

Еще через круг мой противник начал наращивать темп. Он уже тоже дышал тяжело и неровно, только вот ноги у него были куда длиннее моих.

— Но зато и тяжелее! — подбодрил я сам себя и собрался. Если сейчас не выйду вперед, то могу и проиграть!

Вырваться вперед мне удалось только метров за тридцать до учителя с флажком. Он, жутко удивленный нашими успехами, ждал нас со странным выражением лица. Похоже было, что мы разрушили какие-то его планы. Я вихрем пронесся мимо него, за мной с разрывом секунды в полторы — Гислер. Остальных нужно было ждать еще долго, поэтому мы пока отошли в сторону и старались отдышаться.

Только когда сердце перестало колотиться как сумасшедшее и уже не нужно было сплевывать постоянно скапливающуюся во рту слюну, мы снова смогли говорить.

— Ладно, ты выиграл. Только все равно ждать меня придется с час, а может, и больше.

— Ну, если уж ждать, я лучше тебе с уборкой помогу, просто так сидеть ненавижу, — пояснил я удивленному Юре.

— Ну ты даешь! — только и сказал он. Протестовать не стал, и то хорошо.

Тем временем девчонки, наконец, прошли свой законный километр, и мы с интересом смотрели, как они финишируют — четкими группами.

В первой шли несколько, явно из тех, кто старался тянуться по физкультуре. Таких было целых пять. Я не всех еще знал, но среди них были и Света Лоза, и русоволосая Ева. Группа номер два — основная масса пешеходов, которые просто прошли дистанцию, не отвлекаясь на анекдоты. В третьей группе шли те, кто считал, что физические нагрузки вредят красоте. Тут осела и Кирсанова, наша примадонна.

Парни, не слишком вдохновленные нашим подвигом, пришли к финишу позже, хотя и более плотной группой.

В норматив, как ни странно, уложились все, и Бульдозер нас отпустил, злобно зыркнув напоследок на Юру.

После этого мы пошли к завхозу за инструментами. Когда я потребовал себе еще одну метлу, он удивился, но дал. Мы вымели тротуар перед школой. Довольные дежурные курили за углом и издевались.

В конце концов мы вернули метлы и двинулись от школы. Больше здесь делать было нечего, почти все уже разбрелись по домам.

Как выяснилось, Юра жил не так уж и далеко от меня — через две улицы, в относительно новой пятиэтажке. Домой он заходить не стал, сказал, что делать там сейчас нечего, и была бы его воля, он бы вообще только пожрать туда заходил. Я сказал, что не уверен, можно ли его вообще прокормить, но если в холодильнике что-то осталось, то почему бы и не попробовать. Вот так мы шли и упражнялись в остроумии. Он пересказывал школьные истории из жизни теперь и моего класса, а я их комментировал в своей манере — серьезно и коротко. Почему-то получалось смешно, Гислер ржал как сумасшедший.

Как ни странно, я чувствовал себя так, как будто мы давно и хорошо знакомы — с год, не меньше.

— Ничего себе домик! — уважительно присвистнул он, когда мы подошли к нашему дому. — И вы вдвоем здесь живете? Заблудиться же можно.

— Бабка вообще одна жила, — заметил я, открывая дверь.

— Совсем одна? Она у тебя, случаем, не того? — он покрутил пальцем у виска.

— Ну не одна, с котом. А насчет «того» я и не знаю. Она ж мне не родная бабка, двоюродная. Ты проходи давай, надо что-нибудь на зуб положить, а потом я тебя эксплуатировать буду! — угрожающе сказал я.

— Давай, давай, попробуй, — легкомысленно отозвался он, вешая свою сумку на крючок, — пока мало кому удавалось.

В сумке что-то звякнуло.

На кухне я сразу с головой залез в холодильник в поисках чего-нибудь съедобного. Нашлась банка каких-то консервов без этикетки и яйца.

— Ух ты! — послышался возглас Юрки.

Не обращая на это внимания, я осторожно потащил к столу все разом, да еще и прихватил полбанки майонеза.

На полу, рядом со столом, возле пустой миски в ожидающей позе сидел Уголь. На звук открывшегося холодильника, что ли, пришел?

На гостя он смотрел с брезгливой снисходительностью и на его восторженный возглас не прореагировал. Мало ли на свете двуногих? А вот кормят из них не все! Поэтому он подождал, пока я все сгружу на стол, и подошел потереться об ноги.

— Это Уголь, — пояснил я Юре, почесывая кота под подбородком, — бабкин кот. Он позавчера сюда вернулся.

После того, как мы все вместе пообедали, мы наконец пошли в бабкину комнату. Опять все втроем, потому что Уголь шел с нами, подняв хвост трубой и путаясь под ногами.

Несмотря на солнечный день, в бабкиной комнате было сумрачно и холодно. Я показал на гигантский шкаф у стены.

— Надо попробовать его отодвинуть. Один я не смог.

— Да тут бригада грузчиков нужна! Вон какое чудовище! А вы его продайте, он, наверное, жутко старый и стоит дорого.

— Бабка нам, ну, точнее, отцу завещала дом, а мебель еще одним родственникам. Они только два шкафа отсюда и не забрали, так что я думаю, ничего он не стоит, — рассудительно сказал я. — А у меня на его счет подозрения есть. Только я тебе потом о них расскажу, когда отодвинем.

— Ну, давай пробовать, — Юра развел руками, — проиграл так проиграл!

Между шкафом и стеной была небольшая щелка — еле-еле хватило просунуть кончики пальцев. Из щели слегка тянуло холодом — дом упорно не хотел прогреваться, несмотря на постоянно горячую печь и наступающее лето.

Гислер ухватился за шкаф с другой стороны.

— Раз, два — взяли! — скомандовал я, и мы потянули изо всех сил. Уголь, сидевший на полу и с любопытством наблюдавший за нами, спасся бегством с тревожным мяуканьем. Совместными усилиями мы оттащили шкаф почти на метр от стены, он угрожающе накренился, и нам пришлось его удерживать, чтобы он не упал.

Шкаф качнулся обратно и замер. Я отер разом вспотевший лоб.

— Да, если бы он свалился, то лето в больнице нам было бы обеспечено! — заметил Юра.

— Всю жизнь мечтал поваляться в больнице, да еще летом, — усмехнулся я.

— Точно! Трава зеленеет, на улице птички поют, а ты на белых простынках, ручки-ножки на растяжечках, укольчики раза три в день и килограмм таблеток на завтрак! — ядовито перечислил Юра. — Я пас!

— И каждый день трехлитровая клизма! — серьезно добавил я. Он заржал так, что слышно было, наверное, на соседней улице.

Тем временем я заглянул за шкаф и совсем не удивился тому, что там увидел. В таком странном месте все так и должно быть.

— Что здесь? — из-за шкафа появилась довольная и любопытная физиономия Юры.

— Ну и ну, — только и сказал он.

Перед нами в полуметровой стенной нише была дверь. Даже на вид она казалась толстой и мрачной. Металлические полосы, сковывавшие ее, пересекались, образуя клетки, как на шахматной доске.

— А подвал здесь есть? — почему-то понизив голос, спросил Юра.

— Есть, только туда дверь с улицы ведет, с той стороны, — я махнул рукой. — Там уголь хранился, еще даже осталось немного.

Кот, незаметно вернувшийся, услышал свое имя и подошел поближе.

— Ты посмотри! — сказал я Юре. Перед дверью лежал слой пыли пальца в полтора. Она собиралась в невесомые комки, и ее слегка перекатывало сквозняком. Но не это было главное. По пыли к двери шли кошачьи следы, подходили к ней и просто исчезали.

— Странно, — недоуменно протянул Юра. — Эй, ты, животное, ты что, сквозь стены ходить умеешь?

Кот не ответил, он не собирался выдавать свои тайны.

А потом Юра протянул руку, чтобы ощупать низ двери, и уже второй квадрат, тихо скрипнув, провалился внутрь ее. Это был небольшой лаз сантиметров двадцать на двадцать, похоже, сделан он был специально для кота. Обрадованный Уголь тут же исчез внутри, только потревоженная пыль поднялась.

Так мы и сидели на корточках перед темной дырой кошачьего лаза. Оттуда ощутимо тянуло сквозняком.

— Хорошая дверца! — тоном знатока сказал Юра. Он по-прежнему держал лаз открытым, и было хорошо видно, какая она толстая — сантиметров десять, не меньше.

Изнутри на нас уставились светящиеся желтые глаза.

От неожиданности Юра аж дверцу отпустил, ругнулся вполголоса.

— Это Уголь, — укоризненно сказал я, — нас ждет.

— Можно фонариком внутрь посветить, посмотреть, что там. Фонарик у вас есть? — похоже, Юра был заинтригован.

Я не ответил, осматривая внимательно дверь. На ней имелись дверная скоба и дырка для ключа.

— Так есть фонарик? — нетерпеливо поинтересовался Юра.

— Я идиот! — хлопнул я себя по лбу. — У меня же ключ какой-то в кастрюле отмокает!

Юра покосился на меня как на сумасшедшего.

— А почему в кастрюле?

— Потому что не нашлось ничего больше, я его бензином залил, чтобы ржавчина отошла.

— А-а-а, — протянул Юра, — ну тогда давай попробуем его.

— Пошли, я тебе заодно наш подвал покажу.

Ключ из подвала никуда не делся, так и лежал в кастрюле. Ржавчина теперь с него стиралась обычной тряпкой. Хорошо бы ему еще и проветриться, но уж очень не терпелось попробовать открыть дверь, так что мы ринулись в бабкину комнату, провонявшие бензином.

Тяжелый, скорее всего стальной ключ вошел в скважину точно, с едва заметным щелчком, но повернулся только после пятой попытки.

— Надо было туда масла машинного налить, смазать! — хлопнул себя по лбу Юра. От руки остался отпечаток грязной пятерни.

Зато открылась дверь неожиданно легко, в лицо тихонько дуло. Было видно только несколько ступенек вниз, остальное терялось в темноте. Поэтому пришлось притащить мощный ремонтный фонарь. Он давал очень яркий и почти не рассеивающийся луч света. Фонарь выхватывал из темноты странные предметы — какие-то пыльные колбы на огромном столе, запыленные металлические треноги, большую печь в углу, бока которой отблескивали медью, целый клубок металлических полос на стенной полке. Все это прыгало перед нами какими-то кусками и оставляло четкое ощущение чуждости.

— Ну, бабка! — тихонько прошептал я. — Ты точно была ведьмой!

Интермедия 1

Испания, окраина Мадрида, королевская тюрьма.

Теперь, когда его перевели из подвала на первый этаж башни, куда все-таки иногда заглядывало солнце, стало немного легче. Конечно, здесь не так просторно, в подвале ему отвели целых две комнаты, но там было сыро, и кашель, поселившийся в легких, грозил освободить его из тюрьмы раньше, чем кончится срок, отпущенный королем.

Здесь было легче. Алхимик устало прислонился к полке, на которой грудой были навалены куски минералов и несколько бутылей с кислотами. Когда солдаты перетаскивали все из подвала сюда, они не заботились о порядке, а у него так и не дошли руки все разобрать. Он горько усмехнулся, вспомнив, как солдаты крестились и бормотали молитвы. Ну еще бы, колдун!

В углу, в перегонном кубе, что-то булькало, в глиняную чашку из змеевика капала синеватая прозрачная жидкость. Жидкость была сильнейшим ядом из всех, которые он знал. Не для короля и стражей — его караулили слишком хорошо, просто попадать в руки инквизиции лучше мертвым. Он надеялся, что бог учтет разницу.

Куб теперь работал почти всегда, и почти всегда впустую — алхимик просто притворялся, что он что-то делает, хотя руки у него опустились еще два месяца назад. Столько же оставалось до конца года, отпущенного ему, но он так и не сумел разгадать тайну.

Великий алхимик Альфредо потерпел поражение! Это было обидно. Обидно не потому, что теперь предстояло умереть, а потому, что, раз почувствовав на губах пряный вкус тайны, невозможно ей сопротивляться — она завладевает вами целиком, и алхимик был уверен, что если бы ему позволили просто жить и работать у себя, в маленьком городке возле Апеннин, то он смог бы раскрыть ее.

Волшебная доска лежала на грубом табурете возле горна, такая же непонятная, как и прежде. Первые четыре месяца, когда он еще надеялся, алхимик работал даже ночами, наблюдал за ней и ставил опыты. Он производил вычисления по звездам, вспомнив почти забытые занятия астрологией — астролябия до сих пор стояла в углу. И он все-таки кое-что узнал.

Те камни, которые были вставлены в извилистые отполированные желоба, было невозможно сдвинуть никакими силами, даже кузнечным молотом. Но тем не менее они двигались! Иногда едва заметно, иногда быстро, они меняли положение. Просто внезапно оказывались на новом месте! Но это еще не все — и число, и цвет их не оставались неизменными! Так, в самом начале их было две дюжины и три, потом их число уменьшилось до одиннадцати, а теперь снова увеличилось до полутора дюжин! Цвет их тоже менялся, и куда чаще, чем количество. Сначала он вел подробные записи этих изменений, потом в отчаянии бросил, так и не сумев понять законов, по которым они происходили.

Иногда ему казалось, что разгадка здесь, близко, и он с новой надеждой требовал редких ингредиентов и реактивов, которые доставляли буквально за несколько дней, но тайна опять ускользала и все больше наваливалось черное отчаяние.

Тогда он и решил приготовить то, что кипело сейчас в котле. Сама по себе жидкость была совершенно безобидной, но если добавить в нее щепотку желтого порошка из вон той узорной бутылки, то яда страшнее и надежнее не найти во всей Европе!

Вот он-то и поставит точку в этой затянувшейся истории.

Альфредо коротко простонал и упал на колени в углу. С маленькой деревянной полки на него, склонив голову, смотрела дешевая деревянная статуэтка Христа. По лицу Спасителя катились нарисованные слезы. Алхимик молился.

Почти два часа он тихо стоял на коленях, и губы его беззвучно шевелились. Заглянувший сквозь окошечко в двери стражник увидел это и неслышно закрыл окно.

Когда Альфредо поднял голову, то солдат бы очень удивился — глаза алхимика сияли безумной надеждой. Он бросился к столу и начал лихорадочно листать одну из книг, что-то бессвязно приговаривая. Можно было лишь расслышать повторяющееся:

— Да, да! Я глупец, боже, какой я глупец!

Постепенно он успокоился и уселся на табурет. Волшебная доска уютно устроилась на его коленях, разноцветные камни остро поблескивали в лучах масляного светильника.

Со стороны могло показаться, что он уснул.

Когда уже ближе к утру стражник снова заглянул в комнату, внутри никого не было.

Глава IV Хороший день с плохим концом

— Ты только посмотри! — вывел меня из оцепенения голос Юрки. — Это же натуральная ловушка для молний!

Действительно, он стирал пыль с огромной, ему почти по пояс, бутыли из мутно-зеленого стекла. Вокруг ее горлышка топорщились металлические шипы, внутрь уходил железный стержень.

— Забыл, как она называется! — он попытался ее приподнять.

— Лейденская банка. — Я рассматривал странную печь в углу. От медного бака с массивной крышкой на винтах шли змеевидно закручивающиеся медные трубки, заканчивающиеся кранами. Больше всего это напоминало гигантскую кастрюлю-скороварку.

— Так это же перегонный куб! — осенило меня. Я такой где-то на картинке видел. То ли в книге о развитии химии, то ли про колдунов что-то.

— Неплохо! — Юрка подошел ко мне. — Куда там Историческому музею. Сдохнут от зависти.

— Не раньше, чем мы здесь сами все осмотрим. В конце концов, это частная собственность моей бабки.

— А может, она и не была тут ни разу? — предположил он. — Какой-нибудь предок твой здесь химичил.

— А дверь для кота? — спросил я и тут же понял, что это не довод.

— Вообще-то в книгах пишут, что раньше у каждой колдуньи был специальный кот, — сказал Юрка.

Уголь, сидевший на столе, при этих словах сладко потянулся и проскрежетал когтями по дереву. Мы одновременно вздрогнули.

— Понял, что ли? — суеверно пробормотал я.

— Ага. Ты видел — судя по следам, он тут не первый раз.

— Да я его только позавчера нашел. Он в сарае такую крысу поймал, загляденье. А потом он как-то наловчился из дома исчезать, — рассказывая Юрке о привычках кота, я осторожно приоткрыл толстенную книгу, лежавшую на столе, стараясь не поднять в воздух пыль на ней. — Так когда я его искал, я и нашел эту нишу — если сверху заглядывать, ее было видно.

— А это зачем, интересно? — я отвлекся от книги и увидел, как Юра приподнимает с пола какую-то сильно запыленную клетку. Честно говоря, более угрожающей клетки я в жизни не видел. Она была целиком железной, из прутьев толщиной в палец. Мало того, изнутри к прутьям были часто приварены или приклепаны длинные шипы острием внутрь. Не хотел бы я познакомиться с тем, кого держали в такой клетке.

Книга, которую я пытался открыть, лежала на каком-то возвышении, деревянном постаменте. На первой странице обнаружился выцветший рисунок — круг, разделенный на множество секторов, в каждом из них было заключено фантастическое животное. Немного присмотревшись, я понял, что это знаки Зодиака, только нарисованные совсем в другой манере, чем те, которые рисуют сейчас. Рисунки были на удивление четкие и красочные, несмотря на то, что книга была напечатана не на бумаге, а на толстых листах кожи. Это же пергамент! И книга не напечатана, а нарисована! Каждая буква была прорисована очень тщательно, но все-таки одинаковые буквы чуть-чуть различались. Вот только я так и не смог разобрать, на каком языке эта книга. Некоторые буквы я узнавал, но ни во что осмысленное они не складывались.

Страницы здорово прилипали друг к другу, склеились, наверное, от долгого лежания. Попытавшись их разлепить, я все-таки свалил книгу со стола. Рухнула она шумно, подняв целые клубы пыли.

Юра, пытавшийся в это время снять с полки странную кучу металлических полос, тоже выронил ее. Некоторое время мы посмотрели друг на друга, потом он рассмеялся.

А я уже разглядывал то, на чем лежала эта книга. Больше всего этот предмет был похож на какие-то ненормальные счеты, только костяшки, вместо того, чтобы двигаться по проволочкам, здесь, похоже, двигались по желобам, прорезанным в деревянной доске. Странная была штука. Эти желоба не были прямыми, они прихотливо сплетались, перекрещивались, образуя неправильный узор. Вместо костяшек в них были вставлены камни, напоминающие обкатанные голыши, только разного цвета и разной формы. Некоторые были полупрозрачные и искрились в свете фонаря, который я по-прежнему держал в руках.

Размером эта штука была примерно полметра на полметра. И еще вызывала она почти неосознанное чувство тревоги и любопытства. Любопытство было сильнее.

— Игру какую-то напоминает, — раздался прямо у меня над ухом Юркин голос. Я вздрогнул. — Головоломку. Может, их по цвету нужно собрать, а может, еще как-то.

— Не очень тяжелая! — я попытался приподнять ее со стола. По весу оказалось — доска и доска, ничего необычного.

— Юр, давай, бери книгу, я эту штуку и пошли отсюда. А то пыльно очень, задохнуться можно. У меня в комнате посветлее будет, чем здесь, там и посмотрим.

— А дверь? — спросил Юра.

— Закроем. И шкаф задвинем. Мы нашли это место, мы и будем исследовать, — твердо сказал я. Похоже, на каникулы появилось занятие поинтереснее, чем баскетбольные соревнования. Хотя одно другому не мешает.

В моей комнате оказалось не только светлее, но и свежее, чем в том подвале.

— Ого, да у тебя компьютер есть! — обрадовался Юрка, осматриваясь, куда бы положить книгу. Я нашел газету, расстелил на полу.

— Сюда клади, — сказал я и рядом устроил доску, которую уже начал про себя называть Головоломкой.

Юрка уже рассматривал мой подбор дисков. Там по большей части была музыка — «Кино», «Чайф», и немного игр.

— Ого, третьи «Герои»! — обрадовался он. — Сыграем потом?

— Можем и сейчас, — ответил я.

— У тебя часы правильно идут? — неожиданно спросил он.

— Ну да, в общем-то.

— Тогда мне пора, а то мать взъестся опять. А потом на тренировку. Может, со мной пойдешь?

— Нам вечером еще мебель расставлять, сегодня привезти должны. Так что не смогу. А то видишь, как мы живем?

Действительно, кроме деревянной кровати, на которой я спал, неудобного стола и табуретки, в моей комнате ничего не было. Нет, был еще портрет Брэда Питта, в полстены, уж очень я его люблю.

— А мне даже нравится! — мечтательно сказал Юрка — Ничего лишнего, просторно. Я бы из своей комнаты половину повыкидывал, только родители не дадут.

— А насчет тренировок, давай на следующей неделе, ладно? С тренером меня познакомишь.

— Договорились, — Юрка поднялся с кровати, на которой сидел. — Я побежал.

Я проводил его до двери. На прощание он сказал, что в нашем доме запросто можно заблудиться, я попрощался, он махнул рукой и пошел.

Бабки с той стороны улицы проводили его долгими взглядами, запоминали на будущее, наверное. Под их скамейкой обнаружилась какая-то лохматая собачонка, которая тут же вылезла из-под нее и начала визгливо лаять. Вчера ее не было. Скорее всего по причине слабости здоровья ее выпускали на улицу не каждый день. Очень хотелось в нее чем-нибудь кинуть, но проклятая псина чувствовала себя в безопасности под присмотром бабушек и просто заливалась лаем. Потом как-то внезапно примолкла и быстро полезла под скамейку. Только что вспрыгнувший на наше крыльцо Уголь проводил ее презрительным взглядом. Собака его явно знала и общаться с ним не хотела.

Уголь довольно выгнул спину и начал точить когти об дверной косяк.

— Пойдешь домой, террорист, или будешь дальше развлекаться? — спросил я его.

Развлекаться дальше он не пожелал, милостиво прошел за мной в дом и тут же куда-то исчез по своим кошачьим делам.

До приезда отца оставался еще целый час, как раз хватит убраться и вымыть посуду. Да, еще надо придумать, чем его кормить. Столько дел!

В общем, для нас с отцом этот день закончился в полпервого ночи, когда мы расставили мебель и сложили всю старую в бабкиной комнате. Там оказались и моя неизвестно где добытая кровать, и стол. А табурет мы отнесли на кухню, он очень подходил к ее интерьеру, как сказал отец. Потом, завтра, а лучше послезавтра, в воскресенье, мы должны были перетащить все старье в сарай. А сегодня мы так устали, что у меня едва хватило сил дойти до своей комнаты. Отец пожелал мне спокойной ночи и выключил свет.

Ночью мне снился огонь, но не теплый и домашний, а свирепый, свивающий ревущие языки в косматые спирали, похожий на огромный пожар. Было совсем не страшно, просто я смотрел на огонь.

А уже ближе к утру мне приснилось, что на меня уселся слон, но это оказался Уголь, который улегся мне на грудь. Я переложил его на ноги и снова заснул. Мне почудилось что-то странное в комнате, когда я просыпался, но вспомнил я это только утром. Мне показалось, что Головоломка светилась в темноте. Скорее всего это был сон.

— Новый день, новые сюрпризы! — сказал отец за завтраком, задумчиво глядя на здоровенную черную крысу, которую притащил Уголь и положил для всеобщего обозрения у порога кухни. Крыса была размером ненамного меньше кота, и было непонятно, как он вообще смог ее одолеть. Тем не менее он гордо расхаживал по комнате, напрашиваясь на поздравления. Что мы и сделали, только попросили его свои трофеи, если он так уж хочет их нам показать, складывать перед домом, в саду.

Уж не знаю, что он там понял, только через час крысу он куда-то утащил, и мы ее больше не видели. А еще мне отец сказал, что крыс коты почти никогда не едят — разве что уж когда совсем кусать нечего. Это радовало, особенно если он и дальше будет спать на мне по ночам. Потом отец меня подвез до школы — сегодня ему можно было прийти на работу попозже.

В классе мне обрадовались, и даже кто-то похлопал по плечу. Все дружно интересовались, где это я так научился бегать и нельзя ли у меня списать математику. Как выяснилось, математички смертельно боялась вся школа. Гислер, появившийся позже всех, приветливо мне кивнул, явно напрашиваясь на разговор, но это пришлось отложить. Вошла учительница математики, и сразу стало понятно, почему ее так боятся.

Высокая, худая, она больше всего напоминала указку, которую, кстати, тут же взяла в руки. Внимательно (по памяти, а не по списку) пересчитав весь класс, она обнаружила отсутствие двоих и одного лишнего — меня. Выяснив, кто я такой и откуда взялся, она тут же принялась за моих многострадальных одноклассников.

Квадратные уравнения мне уже были знакомы, но, как выяснилось, в них худо-бедно разбиралась половина класса. Остальные честно старались, но получалось у них не очень. Раиса Алиевна, так звали учительницу, оказалась мастером поднимать на смех тех, кто ее чем-то не устраивал. Да каким мастером!

Несчастные просто не знали, куда деваться. Те, кто не мог ответить на ее вопросы, так и оставались стоять, пока кто-нибудь не отвечал на них правильно. Причем она не забывала время от времени язвительно у них о чем-нибудь осведомляться. К примеру, не хотят ли они перевестись в четырнадцатую школу, пока не поздно?

Как я потом узнал, это была школа для умственно отсталых детей.

Добрая Света Лоза и еще двое отличников честно тянули руки, пытаясь помочь ребятам, но учительница знала класс хорошо и не спрашивала их слишком часто.

Честно говоря, я был уверен, что она меня не спросит, но я ошибся. Еще как спросила! Наверное, решила сразу взять в оборот и вызвала к доске решать уравнение. Строго говоря, я мог бы и не пойти, сказать, что я только что приехал — уж очень она мне не понравилась, но все-таки пошел. В классе облегченно вздохнули: скорее всего после этого уравнения будет новая тема.

— Пишите, Красильников! Два икс квадрат…

Я писал на доске и был абсолютно спокоен. Решу как-нибудь, главное, не нервничать. Холодная голова — это половина успеха. Формулу я помнил. Только подставить значения теперь и не ошибиться в вычислениях. Минуты за три я нашел и икс, и игрек. И даже, по-моему, правильно. Честно говоря, сам такого от себя не ожидал, все так ясно вспомнил про квадратные уравнения, а в Волгограде мы их всего пару уроков проходили.

— Неплохо, Антон, — вернул меня к реальности голос Раисы Алиевны, — вы уже проходили квадратные уравнения?

— Несколько уроков, — честно ответил я.

— Хорошо, в смысле, ставлю тебе пятерку, молодец. Садись.

Я пошел садиться. А по дороге состроил самую высокомерную рожу, на которую был способен. В классе сдержанно прыснули. Вот так-то лучше, а то и невзлюбить могут. В любимчики, скажут, к Раисе метишь! А зачем мне в любимчики к этой задерганной и усталой женщине? Морока одна! Подумал так и испугался, как будто и не я это думал, а кто-то другой. Кто чувствовал сейчас и удовлетворение, и досаду этой немолодой и нервной учительницы.

Потом я сел на свое место, и все прошло.

А после математики мы с Юркой ушли подальше в коридор.

— Лихо ты у Раисы! — одобрительно сказал Гислер, когда мы оккупировали одно из окон, согнав с него стайку мелюзги.

— Сам не ожидал. Просто вспомнил сразу формулу.

— Я тоже вспомнил, — без хвастовства заметил Юрка, — только я вчера учебник на ночь читал специально. Думал — точно спросит.

— Ну и вызвался бы.

— Нет, Раиса принципиально тех, кто руки поднимает, не вызовет. Поиздеваться любит, — говоря это, Юрка как-то уж очень внимательно посмотрел куда-то за меня. Даже взгляд у него стал прицельным, как у снайпера.

Я обернулся взглянуть, на что это он там уставился.

К нам как раз подходил большой старшеклассник с тупым круглым лицом. Он скорее был толстым, чем широкоплечим. Судя по родственному сходству, это и был сын Бульдозера. Как бы его назвать? Не Бульдозерчик же? Трактор?

Тем временем Гислер соскользнул с подоконника. Я последовал его примеру.

Под левым глазом у подходящего сиял красивейший синяк из всех, которые я видел. Он занимал почти пол-лица и был такого темно-фиолетового цвета, что его не стоило и пытаться чем-нибудь замазывать.

За тупомордым маячило еще два великовозрастных оболтуса.

— Чего надо, придурок? — зло спросил Юра. — Добавки захотел?

— Ты, урод! — выдавил из себя тупомордый. — Я тебя урою после уроков!

Что-то мне подсказывало, что не просто поговорить он сейчас шел. Не решился драку здесь затеять, хотя и собирался. То ли из-за меня, то ли элементарно струсил.

— Мордой не вышел! Ты лучше второй глазик побереги. А если после уроков тебя здесь встречу — так морду отрихтую, ни в одной мастерской не починят!

Тупомордый засопел, но не нашелся, что сказать, выругался матом и, уходя, показал Гислеру кулак. Здоровый такой, с дыню.

— На носорога похож, — глубокомысленно сказал я.

— Какого носорога? — растерянно спросил Юрка, разжимая кулаки.

— Шерстистого, ныне вымершего. Это Бульдозера сынок?

— Я бы не расстроился, если бы он тоже вымер! — Юрка медленно остывал. — Гад он! Колется, говорят, вот таким дебилом и вырос. А папаша у него ничего вообще-то, только с ним справиться не может.

— Черт с ним! — сказал я, а сам подумал, что придется после уроков задержаться. — Вон, звонок уже. Пошли в класс.

Следующим уроком было программирование, оказывается, здесь имелся и такой предмет. Правда, появился он всего полгода назад, когда завезли компьютеры и оборудовали специальный класс.

Все равно, правда, приходилось за одним компьютером вдвоем сидеть — на всех их не хватало. Преподавал совсем молодой парень, чуть старше двадцати, наверное. Девчонки весь урок не по делу шушукались и стреляли на него глазками. Сильно популярен он был, похоже, среди женского населения школы. Кирсанова, в полной боевой раскраске, так вообще глаз с него не сводила. Тяжелый случай!

Мы с Юркой уселись за самый дальний компьютер и погрузились в науку. Зря девчонки ворон считали — учитель говорил дельные вещи, и начал хорошо, не с Windows, а с Norton Commander, ну и алгоритмы, конечно, куда от них денешься. В общем, интересно, а главное, знал я из этого мало. Оно и понятно, Windows специально для дураков сделан.

Юрка схватывал эту науку, пожалуй, даже быстрее, чем я. У него прямо глаза горели от интереса. Круто! А так и не подумаешь, что парень завзятый компьютерщик.

— У тебя самого-то машина есть? — толкнув его локтем, тихонько спросил я.

— Ага, двести тридцатый пент. Полгода назад родители купили.

— Ты крут! У меня двухсотый.

Углубиться в технические детали нам не дали, нужно было выполнять задание.

Как прошел урок, мы и не заметили. Отучились мы в этот день лихо, завтра было воскресенье, а еще у нас отменили классный час. Лидия Васильевна уже ждала нас в кабинете, но когда мы расселись по местам, она сказала, что не сможет сегодня провести классный час и отпускает нас домой. При этом у нее лицо было такое потерянное и бледное, что по классу поднялся недоуменный шепоток. Всем стало ясно, что у нее какие-то неприятности, а судя по всему, ее очень любили.

Она явно торопилась и даже не дождалась, пока мы разойдемся, только попрощалась поспешно и ушла.

Как ни странно, ребята не спешили расходиться, они принялись горячо выяснять друг у друга, что случилось. Никто ничего не знал, и только маленькая худенькая девочка, еще одна Света, сказала, что слышала, как ее бабушка рассказывала своей знакомой, будто вчера вечером к дому Стрижевых подъезжала «Скорая». Жили они в доме напротив, так что никто не засомневался в ее словах.

Детей у Стрижевых не было, а это значит, что-то случилось с ее мужем.

Маша, Максимова соседка, сидевшая передо мной, рассказала, что год назад муж Лидии Васильевны уже лежал в больнице с чем-то очень тяжелым. С чем именно, она не знала. Разом погрустневшие, мы расходились по домам. Такое состояние бывает, когда ты приходишь в чужой дом, а там беда. И вроде бы ни в чем не виноват, а все равно на душе нехорошо.

Глава V Камни живые?!

Уже выходя из школы, я предложил Юре пойти ко мне, поиграть в «Героев», а заодно посмотреть повнимательнее на то, что мы притащили из комнаты под домом.

— Больше всего это знаешь на что похоже? — увлеченно размахивая руками, говорил Юра по дороге ко мне. — На химическую лабораторию!

А, это он про комнату.

— Куб этот перегонный. Помнишь, в учебнике такой же нарисован, со змеевиком. У деда еще и самогонный аппарат есть, — он слегка покраснел, — очень похоже.

— Ну вряд ли бабка Клава была самогонщицей. Книги, колбы. Отец говорит, ее не любили, считали кем-то вроде колдуньи. Или ведьмы, — честно признаться, меня слегка обдало холодком. Уж так ли были не правы ее соседи?

— Ничего себе у тебя родственнички! — Юрка не принял всерьез ни слова. — А граф Дракула тебе, случаем, не дедушкой будет?

— Почему будет? Он мне прадед. А дедушка у меня — Терминатор. Про остальных родственников лучше промолчу, а то ночью писаться будешь.

Юрка так смеялся, что я сам даже слегка улыбнулся собственной шутке.

— А фамилия у тебя не Адамс?

— Так ты тоже видел этот фильм?! Моя любимая комедия, я ее раз сто смотрел.

Родственные души нашли друг друга. Мы в лицах вспомнили все серии фильма и к дому подходили очень довольные. От плохого настроения не осталось и следа.

Доска по-прежнему лежала около кровати, и никакого свечения над ней не наблюдалось. Приснилось все.

Теперь компьютер стоял на моем любимом, еще со старой квартиры, столе, а рядом с ним я кое-как устроил книгу — уж очень она была большой и неудобной. Для таких книг подставки нужны специальные.

Хорошенько рассмотрев титульный лист с картинкой, мы убедились еще раз, что это круг Зодиака. Там были все знаки, которые нам удалось вспомнить, — Скорпион, Лев, Весы. Нашли Близнецов и Деву, правда, они были совсем не похожи на их современные рисунки в журналах.

Насмотревшись на все это, мы разлепили страницы и перевернули первый лист. Первая буква текста была заключена в очень красивую маленькую картинку, изображающую коронованного человека на троне. Остальные буквы были блекло-красного цвета, первая была черной.

На этой странице текста было совсем немного, всего несколько строк.

— На английский похоже, — задумчиво сказал Юрка. — Буквы узнаются — вон эй, би, си.

— Похожи, только не читается ничего. По-моему, это латынь. Нам по ботанике латинские названия растений говорили, мы их записывали даже.

— А словаря у тебя нет? — тут же взял быка за рога Юра.

— У отца много словарей, он же с иностранцами работает. Вот только не знаю, есть у него такой или нет? Вообще-то можно посмотреть.

И мы пошли искать словарь.

Книги мы пока не расставляли, поэтому, чтобы найти тонкую книжечку латинского словаря, нам понадобилось минут тридцать. Выглядела она старой и потрепанной, но в руках не разваливалась, и мы взяли ее с собой, кое-как сложив потревоженные книжные груды, чтобы они не расползались.

Потом Юрка по буквам читал мне написанное в книге, а я искал это слово в словаре. В нашем высокохудожественном переводе получилось следующее: «Небесные светила и твердь земная едины, и судьбы всех людей в движеньи звезд возможно прочитать». Все это отняло у нас целый час времени, но мы были упрямы и добили-таки фразу. Я думаю, у отца это заняло бы примерно минут пять.

Когда мы прочитали все это, Юрка разочарованно протянул:

— Мура это все! Астрология какая-то!

— Не знаю. Тут специалист нужен.

— Слушай, а ведь у нас такой прямо в классе есть! — обрадовался Юра — Еву помнишь? Ну, маленькая такая, вся в побрякушках. За третьей партой сидит!

Это он про русоволосую Еву, что ли? Так она вроде не маленькая. Хотя для такого дылды и я, наверное, маленький! Точно, на ней всяких блестящих штук много было.

— Помню. Ну и что?

— Так она на этой астрологии вроде как сдвинутая! Гадания всякие, магия. Да к ней девчонки со всей школы бегают, чтоб она им погадала! Может, ей показать? Она вообще-то ничего, хотя и психованная немного.

— Да можно, наверное. Я-то ведь в этом не разбираюсь. Только давай родителям пока не говорить. Самим интересно заняться.

— Давай-ка лучше играть! А то вон уже два часа потеряли!

И мы сели играть.

Очень забавно, но нам везло примерно одинаково, и мы оставили игру, так и не добившись друг над другом превосходства, в устойчивом равновесии.

— Уважаю! — церемонно пожал мне руку Юра, когда мы встали из-за компьютера. — Сразу видно достойного противника. В следующий раз я разобью тебя наголову!

— Сомневаюсь! — парировал я. — Скорее я разделаю тебя под орех!

На этом мы и расстались. Юрка сегодня вечером собирался позвонить Еве. Я завистливо вздохнул — у людей был телефон! На всякий случай я записал его номер.

А потом… Потом играть мне уже не хотелось, отец что-то опаздывал, и я принялся за доску. Сегодня она уже не вызывала такого странного чувства, как вчера — ну, странная вещь, и все. Для начала я попробовал сдвинуть один из камней в желобе, но он не сдвинулся ни на миллиметр. Камешек я выбрал центральный, красивого сине-зеленого цвета, полупрозрачный. Он оказался на ощупь холодным как лед и гладким.

Странно, может быть, он приклеен?

Я засунул пальцы в желоб и попытался ощупать тыльную сторону камня, потом попробовал заглянуть сбоку под него. Никакого клея или других посторонних вещей не было видно.

— Так что же ты не двигаешься? — спросил я у камня и попытался расшатать его в желобе. Безуспешно. Потом я решил чем-нибудь его подковырнуть и притащил отвертку. В результате отвертка согнулась, а камню хоть бы хны!

Пробовал с другими — тоже не выходит. Странно было вот что — тот центральный камень, он был холодным, а тот, что рядом с ним, красно-коричневого цвета, горячим на ощупь, мне даже показалось, что я обжегся. Я отдернул руку. Потом потрогал, ощупал еще раз — нормальный камень, теплый, обжечься невозможно. Только почему-то тревожно стало, даже сердце заколотилось быстро-быстро. И все прошло.

Вот дурак! Я и забыл про Бульдозерова сынка. Что-то не ждал он нас после школы. Или просто не решился на двоих наезжать, а сам сейчас Юрку где-то около дома поджидает? Не то чтобы Юрка мне друг большой… А почему нет?! Вон как мы быстро с ним сошлись! Зря с ним не пошел, хотя бы под тем предлогом, чтоб посмотреть, где он живет!

Так я минут десять понервничал, а потом все прошло, даже развеселился почему-то. А что, набил он раз морду этому толстому и еще раз набьет! Правда, у толстого могли быть приятели, и я даже их видел, но они что-то вперед не лезли.

У дома раздался шум мотора, потом скрип тормозов. Наш видавший виды «жигуленок» довез-таки домой отца.

Я пошел поздороваться и открыть ему дверь. Он выглядел усталым и потрепанным. Обычно он выглядел так, когда приезжали их заграничные партнеры и ему приходилось сутками разбираться в технической документации. Наверное, опять у них завал.

— Устал, пап?

— Не то слово, — тяжело вздохнул он, — у нас что ни выходные, то проблемы.

— Ничего, пап, прорвемся! — ободряюще сказал я ему. Наверное, слишком уж ободряюще, потому что тут же поймал его удивленный взгляд. Отец одобрительно улыбнулся и даже сам как-то повеселел.

— Я смотрю, у тебя все в порядке, сын? Как школа? — Он начал раздеваться медленно и тяжело.

— Да не так уж плохо. Учителя ничего, ребята тоже нормальные. Представляешь, здесь в компьютерном классе вторые Пентиумы стоят!

— Прогресс, однако, — заметил отец и блаженно опустился на стул. — Будь другом, разбери там пакеты.

Действительно, в кресло у входа, которое мы еще не придумали куда поставить, он сложил их штук пять. Рядом с пакетами обнаружился с интересом принюхивающийся к ним кот Уголь.

Я подхватил пару и отправился на кухню. Кот пошел со мной, время от времени поглядывая на меня снизу вверх.

— Пап, — крикнул я оттуда отцу, — а ты не знаешь, как здесь с рыбалкой?

Одна из немногих вещей, которую мы оба любили, — это ловля рыбы.

— Ну не знаю, — с сомнением отозвался отец, — люди мы избалованные Волгой. Вообще-то должно что-нибудь водиться. Обязательно проверим, но не завтра.

— Да ладно, я просто спросил. Да я завтра и занят буду. Думаю вот, не пойти ли в здешнюю баскетбольную секцию, — я вернулся за следующей порцией пакетов. Отец сидел, закинув руки за спину и вытянув ноги во всю ширину прихожей.

— Баскетбол — это неплохо, — проговорил он, но, судя по его виду, мысли его были совсем не об этом.

— Опять завтра дома работать будешь? — осуждающе спросил я его. Он только пожал плечами:

— Новая документация пришла, будем переводить.

— Ты себя в зеркале видел? Даже и не смотри! — нахально сказал я ему и снова отбыл.

— Докатились, яйца курицу учат! — беззлобно проворчал мне вслед отец.

Уголь терпеливо караулил пакеты, и за этот подвиг я его наградил сарделиной, которую потихоньку вытащил из них.

Потом мы пошли ужинать.

Ночью мне снились сны. Помню только, что я видел маму, и она была очень далеко, и никак не получалось до нее добежать, и я остановился в растерянности. А потом вдруг почувствовал, что кто-то стоит рядом. Какие-то две тени стояли и справа, и слева от меня, но когда я поворачивался, чтобы рассмотреть их, они ускользали, прятались в окружающем сумраке. Они не казались угрожающими, просто всегда были рядом. Потом во сне я кинулся бежать, и они бежали вместе со мной. Мы бежали так быстро, что можно было взлететь. А потом я проснулся с колотящимся сердцем и уставился прямо в светящиеся желтые глаза у меня под самым носом. Как я не заорал, не знаю.

Уголь зевнул, показав мне свернутый кольцом язык, и поуютнее устроился на моей груди. Потом сонно прикрыл глаза. Я не стал скандалить и последовал его примеру.

С утра отец окопался у себя со своими бумажками, подлый котяра меня бросил, променял, наверное, на крыс, так что мне было одиноко и грустно. Можно было заняться чем-нибудь полезным, например уроками, но какой же идиот перед каникулами будет их делать? Поэтому я решил прогуляться до реки, предварительно прихватив полотенце, — вдруг мне взбредет в голову повторить позавчерашний подвиг.

Поиски полотенца заняли минут десять. Я честно перерыл все в своей комнате, но ничего похожего не нашел. Где бы они могли быть? Быть они могли везде, и я это честно признал, после чего начал поиски по второму кругу. Тут мне и попалась на глаза доска. Я на нее сгрузил порядочное количество всякого барахла, и только ее краешек выглядывал из-под груды моих маек.

Я вытащил ее на поверхность и сначала ничего не понял. Тот камень, сине-зеленого цвета, который я пытался вчера двигать, был не на том месте, на котором он был вчера. Сдвинул-таки я его, что ли?

Я уселся прямо на пол, на свой свитер, и попробовал сдвинуть камень еще раз. Никакой реакции, стоит как приклеенный. Тут мне очень захотелось взять молоток и раздолбать эту штуку к чертям. Потом я успокоился. Очень интересно. Может быть, это новый физический эффект такой — отсроченная реакция? Вчера я его пытался двигать, а переместился он сегодня?

Еще, помнится, я нажимал и вот на этот, красно-коричневый. Ага, вроде и этот сдвинулся! Или нет? Не помню, а на глаз не скажешь. Теперь попробуем его. Так, двигаться и этот не желает, стоит насмерть. Ну уж тогда и остальные.

Минут пять я пытался сдвинуть все камни по очереди. Я их толкал, крутил и даже тянул на себя. Сначала осторожничал — камни выглядели хрупкими, потом изо всей силы. И ничего.

Потом я решил подойти к этому делу методично. Для начала я пересчитал камни. Всего их оказалось двадцать восемь, неожиданно много. Затем попытался их классифицировать по цветам и запутался — некоторые почти не отличались по цвету, а запомнить еще и форму всех их, тут никакой головы не хватит!

Поэтому я решил понаблюдать за несколькими из них. Вот, скажем, за этим сине-зеленым, который привлек мое внимание сразу, и коричневатым. Их я запомнил хорошо. Вот как бы теперь проследить, двигаются они или это воображение у меня больное. Гениальная мысль пришла неожиданно. Сначала я хотел линейкой промерить расстояние до края доски от этих камней, только очень сомневался в точности такого способа. Ну в самом деле — как я узнаю завтра, с какой стороны доски я мерил.

А потом я взял со стола белый маркер и просто обвел оба этих камня, и отошел полюбоваться на дело своих рук. Белые круги виднелись четко даже из другого конца комнаты. Теперь в любой момент можно за ними понаблюдать. Потом я поставил доску на ребро к стене и удовлетворенно вздохнул:

— Вуаля! — и гордо добавил:

— Если я и псих, то гениальный!

Была в этом и еще одна положительная сторона — моей тигровой раскраски большое полотенце обнаружилось среди рубашек. Я вытянул его оттуда за виднеющийся хвост и, решив отложить уборку на потом, пошел к реке.

— Пап, я до реки дойду! — крикнул я в сторону комнаты отца и, не получив ответа, вышел на улицу.

Солнце пекло вовсю, как в последние дни. Люди блаженствовали в расстегнутых пиджаках и легких куртках, а половина просто в рубашках. Совсем уже лето.

Я лениво плелся по улице, глазея по сторонам. Изучал город. Здесь, среди окраинных кварталов, машин почти не было. Зато было много собак, которые блаженно валялись на газонах, а то и просто на мостовой, подставив бока солнцу.

Берег оказался весь усеян загорающими. Похоже, здесь было полгорода, не меньше. Вот что значит север! Люди ловят любой момент, чтобы насладиться теплом. Мне до сих пор слабо верилось, что летом где-нибудь температура может не подниматься выше пятнадцати-двадцати. Но у нас бы в мае столько народу на пляж точно бы не пришло — зачем, все лето впереди!

Какие-то отчаянные личности, рисуясь перед девчонками, как раз с разбегу бросались в воду. Как они заорали! Мне так ни за что не заорать. Третья личность, оставшаяся при девчонках, размахивала руками, что-то рассказывая.

Кстати, девчонки были знакомые. Ну точно — вон Маша, она прямо передо мной сидит, а машет руками Макс, кто же еще. Еще тут была Оля Кирсанова и с ней какая-то чернявая девчонка. Ее я помнил смутно, только что зовут ее Ингой.

Как человек вежливый, я подошел к ним поздороваться.

— Всем привет! — кивнул я. — Как водичка?

— Антон? — удивился Макс, замолчавший на полуслове. — Привет.

— Привет, Антон, — это Маша поздоровалась.

Чернявая что-то пробормотала застенчиво, Кирсанова поздоровалась спокойно.

— Я купаться не могу сейчас, — Максим состроил гримасу, — я менингита боюсь! А ты боишься?

Я расстелил полотенце рядом и обдумал вопрос.

— Нет, не боюсь. Но сначала на солнышке поваляюсь. А кто там в воде плещется?

— Леха и Паша Синев, лучшие друзья менингита и радикулита, — торжественно объявил Макс и пошевелил пальцами босых ног. — А все нормальные на берегу.

— Тебе и купаться для этого не надо, — ядовито сказала Кирсанова, — у тебя ненормальность врожденная.

— Ну вот еще, скажешь тоже! Нормальнее меня не найти… А-А-А-А-А!!!

Это Паша Синев подобрался незаметно и плеснул на Макса пригоршню воды. Дрожащий и даже вроде посиневший Паша радостно кинулся убегать от разъяренного Макса.

— Наверное, согреться захотелось. — К нам подошел мокрый, щелкающий зубами белобрысый Леха. — Здорово, Антон.

— Привет! — отозвался я. — Как тебе вода?

— Супер! — выдавил он и плюхнулся на песок.

Чернявая Инга обеспокоенно на него поглядывала, словно ожидая какого-то подвоха.

Интермедия 2

Андалузия, разгар охоты на ведьм.

— Самой же ведьмы святые братья в ее логове не нашли, — слегка гнусавя, читал писец, шевеля тонкими губами, — однако обнаружились доказательства многие ее богопротивного волхвования и связи с нечистой силой, которые и посылаем на рассмотрение совету вкупе с описанием их детальным.

Пергамент в руке писца свернулся в трубку, и ему пришлось снова его разворачивать.

— Все, — растерянно сказал писец.

Три фигуры в черном, сидевшие в креслах, слегка пошевелились. Одна из них проговорила, обращаясь к соседу:

— Совсем в провинциях братья распустились, уже и ведьмы простой взять не могут!

Тот, к кому обращались, судорожно стиснул четки, которые держал в руке, и гневно взглянул на говорившего, но потом успокоился.

— Вы не правы, брат Хозе! — неожиданно звучно сказал он. — Не простая это ведьма, это глава их дьявольского сборища! И за то, что ее упустили, кто-то ответит.

— Не спорю, брат Доминик. Только вот не самые же неопытные в ее логово шли!

— Вы же слышали, что окружили ее логово так, что мышь не проскользнет, и все же ушла ведьма. Уж здесь точно без колдовства не обошлось!

Третья фигура, до сих пор молчавшая, вдруг заговорила:

— А может быть, и колдовство ни при чем, а был ход тайный?

В ответ на ее вопросительный взгляд писец просмотрел пергамент и покачал головой:

— Если и был такой, то его не нашли.

Вновь заговорил брат Хозе, по-видимому, он здесь был главным:

— Итак, братья! Приказ о розыске по всем провинциям. Виновным в недельный срок явиться в местную резиденцию ордена, то есть сюда. Предполагаю разобраться с ними лично. С ведьмовским имуществом как обычно — в огонь.

Остальные двое согласно кивнули.

Двое монахов, шедших во двор резиденции ордена иезуитов, тащили на себе большие и даже на вид тяжелые мешки. Впрочем, это занятие было для них привычным. Привычным была и толпа на площади перед резиденцией, собиравшаяся здесь по вечерам. В центре почти всегда горел костер, на который не жалели дров. Иногда в нем горели богомерзкие книги или вещи. А иногда… Лучше и не говорить, что горело иногда на этом костре.

Глашатай объявил о сожжении имущества известной ведьмы Долорес и о том, что эта ведьма находится в розыске, и каждый, кто что-то о ней знает, должен сообщить об этом Святой Церкви.

В огонь полетели пергаментные свитки, затрещали в огне, скручиваясь. Несколько книг, попав в костер, горели медленно и нехотя, до последнего сопротивляясь огню. Какие-то коробочки, сушеные травы, несколько пузырьков — все это летело в огонь, брошенное умелыми руками двух монахов. Они привыкли, им было все равно.

Один из пузырьков внезапно разорвался, расцветив пламя синим и зеленым. Толпа загудела.

Последней в костер полетела странная вещь. Больше всего она напоминала простую доску с прорезанными в ней извилистыми желобами. Камни, вставленные в нее, зловеще сверкнули в свете костра.

В ответ на этот блеск хищно засверкали глаза у нескольких оборванцев в толпе, но люди быстро опустили головы и приняли невинный вид.

Доска упала в груду углей, жар жадно облизывал ее темную поверхность в предвкушении добычи. Потом ее скрыло пламя.

Глава VI Новые находки

Я уютно расположился на своем расстеленном полотенце рыжего цвета с черными полосами, в отличие от Лехи, который предпочел греться на голом песке. Ну, оно и понятно, я-то еще сегодня не совершил подвига погружения в ледяную воду, а решил немного подождать и погреть свое соскучившееся по теплу худощавое тело щедрыми солнечными лучами. Меня совсем не отвлекала беготня Макса за Пашкой, напротив, даже развлекала.

Девчонки тоже наблюдали это занимательное зрелище и от души хохотали, тем более когда Макс наконец настиг своего противника и пытался вкопать его в песок. Особенно задорно смеялась, конечно, Ольга Кирсанова. Но, видимо, зря, потому что Макс это дело просек и, разобравшись с Пашкой, направился к нашей примадонне.

Ольга, как только это заметила, сразу перестала смеяться. Инга с Машкой внимательно наблюдали, что же произойдет дальше. Максим приближался.

— Весело было, да? — сказал он, в упор глядя на признанную красотку класса. — Может, хочешь окунуться?

— Нет, Макс, что ты, — тряхнула головой Кирсанова, отчего ее светлые волнистые волосы заблестели на солнце, — если я захочу искупаться, мне ничья помощь не понадобится, можешь мне поверить.

— А то я могу тебя донести прямо до речки, — заверил Макс.

После того, как Ольга его так ловко поставила на место, Максим заметно поостыл, а то уж создалось такое впечатление, что он сейчас ее на руки подхватит и закинет в воду. Но так нагло поступить с самой Кирсановой у него духу не хватило.

Я бы вот не стал отступать на его месте. Что из того, что она первая красотка в классе, насколько я успел разобрать что к чему, смеялась громче всех, — значит, получай свое.

Вернулся Пашка Синев, весь в песке с ног до головы, в прямом смысле этого слова. Песок был у него даже в волосах, он отчаянно пытался стряхнуть его с головы и в итоге стал похож на взъерошенного воробья. Потом он принялся отплевываться.

— Вкусно? — ехидно спросил его Макс.

— Очень, — ответил Паша. — Так приятно на зубах поскрипывает.

— Так тебе и надо, чтобы в следующий раз думал, кого окатывать холодной водичкой, — предупредил Максим.

— Да я хотел побегать, разогреться, — объяснил Синев. — Ты для этой цели лучше всего подходил. Только я не рассчитывал, что ты решишь меня за это в песке утопить.

— Ладно, рассказывай, — не поверил Максим, бравируя перед девчонками.

— Без меня произошло что-то интересное? — послышался еще чей-то голос.

Я повернул голову, как только мое ухо уловило знакомый тембр. Голос принадлежал именно тому, на кого я и подумал, — Юрке Гислеру.

— Юрка, привет! — поздоровался я. — Ты-то мне и нужен. Как прошла тренировка?

— Всем привет! — бросил Юрка, отметив при этом каждого взглядом, после чего тоже устроился на полотенце рядом со мной. — Тренировка была так себе, что-то сегодня все какие-то несобранные пришли, пора бы тебе присоединяться — глядишь, внесешь свежую струю в нашу команду.

— Внесу обязательно, только чуть позже, — заверил его я.

Я подумал, что сама судьба привела меня на берег. Ведь сегодня был выходной, где живет Юрка, я пока не знал, а мне было, что ему рассказать. Он, конечно, обещал сегодня зайти после обеда, но до этого времени надо было тоже чем-нибудь заняться.

— Так зачем я тебе понадобился? — спросил Гислер.

Я было собирался уже ему поведать о странных перемещениях камней на доске, но увидел, что мой ответ интересует не только моего нового друга, но и всех остальных присутствующих одноклассников.

— Не хочешь искупаться? — предложил я, совершенно неожиданно для Юрки, как мне показалось. Кроме того, произнося эти слова, я еще и подмигнул ему одним глазом, чтобы он догадался, что я просто хочу удалиться от любопытных ушей.

— Искупаться? — переспросил Гислер, потирая плечо, все еще не вникая в мой хитроумный план.

— Тебе что, слабо окунуться? — снова спросил я, продолжая подмигивать. — Пошли.

На этот раз до Юрки дошло, что у меня что-то на уме. Он не стал больше раздумывать.

— Поплавать, говоришь? — сказал он. — Легко!

Мы вместе со здоровяком Гислером направились к воде под восхищенными взглядами одноклассниц и не очень одобрительными одноклассников.

— Что ты мне все подмигивал? — спросил Юрка. — Рассказывай давай!

— Сначала окунемся, — предложил я. — А то подумают, что мы испугались.

Юрка на это возражать не стал, и мы с разбега погрузились в прохладное водное царство и завопили не хуже, чем предыдущие наши собратья. А я-то думал, что не смогу так заорать. Смог ведь. Холод, конечно, бодрил, но мы не стали сильно увлекаться. Поработав минут пять конечностями и продемонстрировав всему берегу, что мы поплавали, мы решили со спокойной совестью выбираться на берег.

Я выходил, шумно разгребая воду ногами, и бросил случайный взгляд на Гислера. Глаза у него были круглые, и мне стало понятно, что если бы не я, то он ни за что бы в воду не полез. И теперь он ждал, что я сообщу в оправдание что-то обалденное.

— Теперь ты, может, скажешь, зачем я тебе понадобился? — спросил Юрка, пока мы еще не вернулись к своим.

— Ты сейчас свободен? — спросил я его с надеждой. — Поможешь мне перетащить старые вещи в сарай?

— Я, конечно, не занят, — ответил Юрка, — но неужели я только из-за этого полез в эту ледяную воду? Ты сразу не мог этого сказать?

— Это еще не все, — продолжал я, когда мы уже подошли к группе наших сотоварищей почти вплотную. — Кое-что произошло с головоломкой, и ты должен это увидеть собственными глазами. Не мог же я об этом при них рассказать, мы ведь решили все держать в тайне, разве не так?

— Это другое дело, — с облегчением вздохнул Гислер. — Естественно, мы никому не будем сообщать о нашей находке.

— Сразу покинем наш дружный коллектив или погреемся на солнышке? — спросил я Юрку.

— Давай хоть немного обсохнем и тогда уж двинем, — ответил он.

— Договорились, — согласился я.

Мы молча плюхнулись на свои полотенца и подставили спины солнцу. Немного подсохнув, мы попрощались с остальными и направились ко мне домой. По дороге я объяснил Юрке, что не собирался его эксплуатировать, но отец взял срочную работу на дом. Вчера мы расставили более-менее мебель, а старье сгрузили в бабкину комнату. Сегодня собирались его отправить в подвал. А я точно знаю, что если сразу этого не сделать, то потом все это барахло будет год лежать. К тому же загружать так интересующую нас теперь комнату не хотелось особенно. Гислер полностью со мной согласился.

Так за разговором мы добрели до моего — я уже не задумываясь называл этот замечательный огромный дом своим — дома. Погодка, как я уже говорил, выдалась классная, поэтому вездесущие бабульки были на посту. Я громко с ними поздоровался, моему примеру последовал и Юрка. Бабки, пригретые солнцем и от этого подобревшие, разулыбались нам в ответ. Даже лохматая собачонка сегодня не повизгивала, а лежала на травке прямо перед ними и наслаждалась теплом.

— Загорали небось? — поинтересовалась одна из бабулек, Ольга Афанасьевна, которая, несмотря на тепло, продолжала напяливать на себя цветной платок. Говорят, что в старости человек все время мерзнет, хоть зима на улице, хоть лето. Кажется, теперь я верю, что это правда.

— Не только загорали, но и искупались, — гордо заметил Юрка, чем поверг бабушек в полное изумление.

— Ой, ребятки, холодновато еще купаться-то, не простудитесь? — запричитала другая старуха, бабка Вера, и неодобрительно покачала головой.

— А мы закаляемся, — объяснил я, чем и остановил приближающуюся бурю негодования насчет родительского недогляда.

Бабки больше ничего не сказали, но проводили нас с Юркой очень пристальным взглядом. Обсуждают теперь, наверное, кто с кем связался и к чему это приведет. С другой стороны, чем им еще заниматься, кроме перемывания косточек соседям, тем более появившимся всего пару недель назад.

Мы зашли в дом, и тут же откуда ни возьмись у моих ног очутился Уголь. Вот загадочное создание! С крысами ему сегодня, наверное, не повезло, и он, почуяв наше приближение, рассчитывал, что я, добрая душа, покормлю его завтраком, а вернее сказать, уже обедом. Он покрутился возле моих ног, честно потерся об них своими черными ушами. Поняв, что я не реагирую на его подлизывания, котяра перекинулся на Юрку. Гислер сидел в кресле, которое все еще стояло у входа, когда желтоглазое животное запрыгнуло ему на колени и стало напрашиваться на то, чтобы его погладили. Юрка незамедлительно откликнулся на кошачий призыв и начал почесывать ему за ушками. Уголь от удовольствия замурлыкал, такое создавалось впечатление, что включили трансформатор или еще какой-нибудь прибор, и стал поглядывать на меня — видишь, мол, даже твой друг меня признал, не пора ли меня уже покормить.

— Ладно, так уж и быть, — милосердно произнес я и открыл дверцу холодильника. Уголь в ту же секунду покинул пригревшие его колени и с интересом заглянул в холодильник. Я достал одну из остававшихся со вчерашнего дня сарделек и бросил ее ему.

— Смотри, даже хвост трубой, — заметил Гислер. — Предатель, променял меня на колбасное изделие.

— Кстати, может, мы тоже подкрепимся перед трудовым подвигом? — осведомился я у друга.

— Я не против, — ответил Юрка, — даже могу помочь, чем смогу.

— А вот этого не требуется, — остановил его я, — в нашей семье готовит исключительно ваш покорный слуга, и ему это жутко нравится.

Я достал из холодильника пару сарделек, яйца и банку паштета. Через несколько минут на сковородке пузырилась яичница-глазунья, в небольшой кастрюльке варились сардельки. Все это время я даром не терял: нарезал батон аккуратными ломтиками и щедро намазал их паштетом, разлил по чашкам ароматный чай, и что-то среднее между завтраком и обедом было на столе.

— Пойду отца позову, может, он тоже к нам присоединится, — сказал я и помчался в его комнату.

Отец сидел за столом, на котором возвышалась гора разных бумаг, словарей, каких-то книжек. Создавалось ощущение полного хаоса, но отец называет все это безобразие хорошей рабочей обстановкой. Он всегда мне доказывает, что так все, что ему нужно, у него под рукой — главное, не отвлекаться и не пускать сюда посторонних, чтобы они ненароком ничего не перепутали. Полностью погруженный в дела, он даже не заметил, как я открыл дверь и осторожно просунул голову. Я все-таки решился его потревожить. А то ведь будет работать до заката и не вспомнит, что надо и на зуб что-то положить.

— Пап, извини, что тебя отвлекаю, — тихонько произнес я, — ты сегодня чего-нибудь ел?

— Утром перекусил, — ответил он, не отрывая глаз от своих бумаг. — Еще не проголодался, не беспокойся, Антон, занимайся своими делами.

— Как скажешь, — не стал я настаивать, чтобы не выбивать человека из колеи — может, у него только самая работа пошла, и осторожно прикрыл дверь.

Вернувшись на кухню, я обнаружил, что Юрка еще не притронулся к еде и продолжал ждать меня, зато Уголь уже пристально поглядывал на сардельку в его тарелке, сидя на полу.

— Ты чего не ешь? — возмутился я. — Ждешь, когда остынет?

— Нет, я тебя жду, — заверил Гислер. — Что, твой отец не будет с нами обедать?

— Нет, он по уши в работе, — объяснил я. — Ему сейчас не до этого.

Мы быстро расправились с яичницей и чаем с бутербродами. Юрка погладил себя по животу, намекая, что работать сразу после обеда не полагается.

— Согласен, что все это надо переварить, — признал я. — Пойдем ко мне в комнату, покажу кое-что любопытное.

Юрка удобно расселся на моей кровати и приготовился в ожидании, что я ему покажу. Я извлек доску из-под груды одежды и положил перед ним.

— Ну и что? — поинтересовался Юрка. — Ты узнал что-то, чего я еще не знаю?

— Странная это штука, скажу я тебе, — начал я. — Я ее вдоль и поперек обнюхал — что-то тут нечисто.

— А поконкретнее можно? — попросил Гислер.

— Вчера вечером заняться мне было нечем, и я вспомнил про доску. Внимательно разглядел все камни. Вот посмотри сам — они же не приклеены и ничем не прикреплены, верно? — спросил я Юрку.

Гислер взял доску в руки и стал ощупывать все камни по очереди, затем он попытался их сдвинуть, прилагая титанические усилия. Об этом можно было судить по выражению его лица. Он даже слегка вспотел. Затем он повертел доску с разных сторон, пытаясь заглянуть, на чем же держатся эти чертовы камни. Так же, как я недавно, он пальцами пощупал несколько камней.

— Не похоже, чтобы они на чем-нибудь держались, но сдвинуть их невозможно, — заверил меня Юрка. — А это что за белые круги, вроде бы их раньше не было? Что, они появились сами по себе?

— Нет, это я их маркером обвел, чтобы вести наблюдения, — объяснил ему я. — Понимаешь, в чем дело, видишь вот эти два камня в центре — сине-зеленый и красно-коричневый? Дотронься до них и скажи, какие они на ощупь.

Юрка протянул руку и осторожно дотронулся сначала до прозрачного сине-зеленого камня, который располагался в самом центре доски.

— Это гладкий и холодный, — ответил он.

Потом он стал ощупывать второй камень. Слегка дотронувшись до него, он тут же отдернул руку.

— Что, он тебя тоже обжег? — обрадовался я, не тому факту, конечно, что он его обжег, а тому, что мне это не приснилось.

— Да нет, он меня не обжег, — разочаровал меня Гислер. — Просто я почувствовал какое-то покалывание. Знаешь, такое ощущение, что от моего прикосновения он как будто ожил. А тебя он что, обжигал?

— Еще как, я подумал было, что мне показалось, — объяснил я ему. — Вот этот сине-зеленый камешек был холодным как лед, а когда я притронулся к этому красноватому, на секунду я почувствовал, что он как огнем пылает, и у меня даже сердце заколотилось как бешеное, а когда я коснулся его еще через пару секунд, то он был холодным, как и первый камень, и я успокоился.

— Очень любопытно, — задумчиво проговорил Юрка.

— Подожди, это еще не все, — предупредил я его и стал обшаривать стол в поисках отвертки. — Думаешь, я просто так их маркером обвел? Вчера я пытался их сдвинуть, но тщетно. Тогда я взял отвертку и хотел ею попробовать подковырнуть.

— А ты попрямее отвертки не нашел? — перебил меня Юрка, глядя на изогнутое орудие.

— Она и была прямая! — чуть не крича, сообщил я. — Видишь, камню хоть бы хны, а она согнулась в три погибели, по-твоему, это нормально?

Юрка сделал большие глаза и взял отвертку в руки, чтобы прикоснуться к этому чудесному артефакту.

— Наверное, это у тебя отвертка бракованная, — изрек он после тщательного осмотра. — Давай еще чем-нибудь попробуем.

— Нет уж, спасибо, — покачал я головой. — Так у нас ни одного инструмента не останется. Но что самое-то интересное — утром доска попалась мне на глаза и, провалиться мне на этом месте, если я вру, но вот этот сине-зеленый камень сдвинулся. Мне даже кажется, что и второй красный камень немного сместился, но на сто процентов я не уверен.

— Как же он мог сдвинуться сам по себе? — удивился Юрка. — Не может такого быть!

— Точно тебе говорю, что он передвинулся, — убеждал я его с пеной у рта. — Ты мне не веришь, что ли?

— Верю, верю, — пытался он меня успокоить. — Только как-то подозрительно все это. Никакой силой их не сдвинешь, а тут взял и сам переместился.

— Вот я и говорю, что странно это очень. А чтобы убедиться точно, я и обвел эти два камня белым маркером — теперь, если они сдвинутся, то это будет видно невооруженным глазом.

— Значит, эксперимент уже пошел? — уточнил Гислер. — Во всяком случае, пока, если я не ошибаюсь, они стоят там же, где и стояли.

— Пока да, — согласился я. — С этим я не спорю. Но, как говорится, поживем — увидим.

— Ну что, вещи-то будем в сарай перетаскивать или как? — спросил Гислер, меняя тему разговора.

— У тебя уже все переварилось? — спросил я для пущей уверенности.

— Все не все, но работать можно, — ответил он.

— Тогда пошли заниматься трудовыми подвигами, — предложил я.

Для начала мы зашли в бабкину комнату, чтобы воочию убедиться, что нам надо перетащить в сарай. Там стояли старый шкаф, неудобный стол, деревянная кровать, на которой я до этого спал, и еще по мелочи разная рухлядь неизвестного предназначения. В принципе вещей было не так уж много, но так всегда думаешь сперва, а как начнешь возиться — тут мало не покажется.

— Фронт работ перед тобой, — обвел я рукой старую мебель, — теперь пошли в сарай.

Мы вышли из нашего огромного дома и стали обходить его, потому что сарай находился сзади него. Бабки по-прежнему нежились на солнышке и моментально встрепенулись, как только мы вышли из дома. Наверняка они нам уже все до одной косточки перемыли, а мы опять им на глаза попались. Они проводили нас заинтересованными взглядами. Теперь небось будут обсуждать, куда это мы за дом намылились.

Я открыл сарай и пригласил Юрку войти внутрь и осмотреть помещение. Оно оказалось довольно-таки большое. И хотя оно было где-то на треть завалено обломками старой мебели, места еще оставалось предостаточно. Солому я в прошлый раз еще разгреб, когда Уголь проявил свой талант крысолова. На полках, висевших высоко под потолком, состоявших из хороших крепких досок, тоже можно было разместить кучу всякого барахла. Ну это еще успеется, а сейчас достаточно будет перетащить старую рухлядь, чтобы не захламлять дом. Он, конечно, огромный, но это не повод превращать его в свалку.

— А это что за цепь? — спросил Юрка.

— Понятия не имею, для чего она была нужна. Сверху она была прикрыта горой соломы. Вот видишь, один конец приклепан к доскам, а на конце другого — большой железный крюк.

— Ух ты, ничего себе! — Гислер выглядел пораженным. — Что-то мне это напоминает, только вспомнить не могу.

— Обыкновенный крюк и все, — ответил я.

— А, вспомнил! — воскликнул Юрка. — Это, знаешь, на что похоже? Как будто здесь кого-то держали на цепи!

— С помощью крюка, что ли? Интересный способ, — скептически заметил я.

— Вообще-то крюк для этого дела не подходит, — согласился Гислер. — Вот если бы это был наручник, тогда все было бы понятно.

— Даже если предположить, что какая-то часть отвалилась, то все равно это получается очень большой наручник, — отозвался я с недоверием.

— Ну-ка, подойди сюда поближе, — потребовал Гислер.

Я подошел. Он явно что-то задумал, но мне и в голову не приходило, что именно. Знал бы — не подходил к этому ненормальному. Как только я приблизился к нему, он накинул этот крюк мне на шею и стал еще измерять что-то руками. Мои глаза расширились от изумления.

— Ты что, обалдел совсем?! — возмутился я. — Ты за кого меня принимаешь, я же тебе не собака.

— Да подожди ты орать, я следственный эксперимент провожу, — успокаивал меня Юрка. — Мне кажется, я понял, что это такое.

— Ну и что же? Говори, пока я тебе не врезал за твои выходки, — пригрозил я.

Но Юрка ничего объяснять не торопился. Он положил цепь с крюком на место и, не обращая на меня ни малейшего внимания, кинулся разгребать солому. Прошлый раз я разобрал где-то две трети. Что ему там понадобилось, я никак понять не мог, не иначе как он малость свихнулся. Вспомнив, что с душевнобольными надо обращаться осторожно, не злить их и ни на что не провоцировать, я как можно спокойнее обратился к своему другу.

— Юра, скажи, пожалуйста, что ты там ищешь, а? — спросил я.

— Лучше бы помог, что стоишь как истукан? — ответил Юрка, и мне показалось, что его глаза как-то странно блестят.

Решив, что с ненормальными людьми связываться себе дороже встанет, я повиновался — опустился на колени и стал помогать ему разгребать оставшуюся солому.

— Хоть намекни, что мы ищем-то? — попытался узнать я.

— Все подряд, если что-нибудь найдешь, сразу показывай мне, — ответил он.

Старательно перекладывая солому, вскоре я наткнулся на что-то неширокое и твердое. Оно наполовину было в земле, я не стал сразу докладывать об этом Юрке, а решил сначала выкопать эту штуку полностью. Через минуту на свет показался какой-то крючок, очень похожий на тот, что был на цепи.

— Мы это искали? — спросил я, обращаясь к другу.

— Ура, значит, я был прав! — обрадовался Юрка и выхватил мою находку у меня из рук.

Гислер взял эту штуку и приложил к крюку на цепи. И оказалось, что это вторая половина какого-то большого ошейника. Без всякого сомнения, раньше это было единым целым.

— Ну и что это за ошейник? — поинтересовался я.

— На нем держали узника, а вместо наручников эту штуковину надевали ему на шею, он и сидел, как собачка на привязи — цепь-то вон какая длинная, можно ходить по всему сараю, а из плена не вырвешься, — объяснил Юрка, радуясь своей сообразительности.

— Пожалуй, ты прав, — согласился я после недолгих размышлений. — И кого же это тут держали в заложниках?

— Ну мало ли, — развел руками Юрка. — Может, твоя бабка ставила какие-нибудь эксперименты, она же колдунья была, ты сам говорил.

— Скажешь тоже, зачем ты зря на моих родственников наговариваешь, — разозлился я. — Что она тебе, в гестапо, что ли, работала?

И, словно поддерживая мой протест, вдруг раздался протяжный нечеловеческий вопль. Мы вздрогнули от неожиданности, а Юрка вообще еле на ногах устоял.

— Что это было?! — спросил он, испугавшись не на шутку.

Не дожидаясь моего ответа, с деревянной полки, которая находилась под самым потолком, спрыгнул наш бесстыжий Уголь и засиял своими желтыми глазами-прожекторами.

— Вот бесенок, — вздохнул Гислер. — Я уж подумал, что это твоя бабушка с того света возмущается.

— Зачем ей самой возмущаться, у нее защитник есть, — парировал я. — Так мы мебель сегодня будем перетаскивать или тебя животное напугало?

— Еще не нашелся на свете тот, кто меня напугает, — гордо произнес Юрка. — Пошли таскать твою мебель.

Уголь бросился за нами по пятам. Когда мы зашли в бабкину комнату, котяра уже дожидался нас, стоя на моей кровати и яростно размахивая хвостом.

Глава VII Двадцать девятый

Потихоньку, незаметно, мы перетащили всю рухлядь в сарай. Уголь следовал за нами повсюду — не лень ему было носиться туда-сюда. Он как будто наблюдал, чтобы мы чего-нибудь не сотворили. Уморенные и довольные, мы вернулись в дом.

— Боже, как я устал, — вздохнул я.

— И не говори, — согласился Юрка. — Как будто вагон угля разгрузил.

— Совсем забыл тебя спросить, — начал я. — Ты Журавлевой позвонил?

— Точно. Думаю, о чем же я хотел рассказать тебе, — ответил Юрка. — Ты меня сбил своим сараем.

— Ну и что? — поинтересовался я.

— Я ей сначала навешал всякой лапши на уши, что о ней по всей школе гремит слава известной гадалки и любительницы всякой разной магии, — рассказал Гислер. — Она, естественно, растаяла и стала отнекиваться, что она, мол, только учится всему понемногу, но кое-чего понимает.

— Дальше-то что? — не терпелось мне поскорее узнать результат.

— Потом я осторожно ей намекнул, что у моего нового друга, то есть у тебя, есть одна старинная любопытная вещица, связанная с гаданием или чем-то в этом духе, но мы никак не можем в этом разобраться и нам нужна ее помощь, — продолжил Юрка. — На такую наживку она клюнула моментально — она, по-моему, уже все существующие книги по магии и астрологии перечитала, тот факт, что есть еще что-то, чего она в глаза не видела, заинтересовал ее безумно.

— Слушай, а она не разнесет об этом по всей школе? — вдруг насторожился я.

— Нет, что ты меня за дурака держишь? — оскорбился Гислер. — Я ее предупредил, чтобы она никому ни-ни.

— А ты уверен, что на нее можно положиться? — засомневался я.

— Будь спокоен, она из гордости, что ей доверили какую-то тайну, будет молчать, как могила, — заверил меня Гислер.

— Хорошо, если так, — немного успокоился я. — Так когда же мы этим займемся?

— Кстати, сколько сейчас времени? — спросил Юрка, сделав бешеные глаза.

Я, не поворачиваясь, показал рукой на часы, висевшие на стене. Они также достались нам от бабки Клавдии — это были часы с боем, мне сразу представлялось, что я нахожусь в каком-то старинном английском замке.

Юрка взглянул на часы и стал отчаянно махать руками.

— Вставай скорее, надо бежать, у нас осталось всего пять минут, иначе все пропало! — закричал Гислер и потащил меня за руку.

— Куда бежать? — не понял я, к тому же усталость после нашего трудового подвига уже начинала сказываться.

— Как это куда? За Евой, конечно, куда же еще? — объяснил мне Юрка. — Я договорился, что мы за ней зайдем. Шевелись!

Мы пулей вылетели из дома, чем очень напугали соседских бабушек. Они — уму непостижимо — все еще сидели на лавочке и сплетничали.

— Далеко бежать-то? — спросил я, немного запыхавшись.

— Не очень, — ответил Юрка. — Вот сейчас за угол завернем и там уже рукой подать.

Каким образом, не знаю, но ровно в назначенный час мы уже были возле квартиры, где проживала русоволосая Ева.

— А зачем мы, собственно, так торопились? — спросил я, слегка отдышавшись.

— Ты Журавлеву не знаешь, — ответил Гислер. — Если бы мы опоздали, неизвестно еще, стала бы она с нами разговаривать, подумала бы, что мы ее разыгрываем.

— Ну тогда звони, не тяни, — предложил я.

Дверь нам открыла сама Ева. Мне сразу бросилось в глаза, что она уже была одета — на ней были джинсы и голубая кофточка с короткими рукавами. Понятно, что она нас ждала. Это хорошо, значит, Юрка заинтриговал ее не на шутку.

— Привет, Юра! Привет, Антон! — вежливо поздоровалась она. — Я уже готова, только куртку накину, а то вечером холодновато будет.

— Давай, поторопись только, — с важным видом заметил Гислер, словно сами мы не были на грани опоздания.

Ева, уже одетая в куртку, очень быстро вернулась. Она захлопнула дверь, повернулась к нам и очаровательно улыбнулась, обнажая ряд ровных белоснежных зубов.

Когда и Журавлева поздоровалась с нашими незабвенными бабушками, те переглянулись.

— Николай Борисович дома? — полюбопытствовали они.

— Дома, — ответил я, задрав кверху голову и увидев свет в его комнате. — Позвать его?

— Нет, не надо, — энергично замахали бабульки руками. — Мы просто так спросили.

Скажут, весь день копались где-то, а теперь девчонку в гости привели. Я нарочно предложил отца позвать, чтобы они своими любопытными носами не лезли, куда их не просят.

— А что, твой отец дома? — вдруг остановилась Ева.

— У него срочная работа, он еще с утра заперся в своей комнате и пыхтит там над своими бумажками, — объяснил я. — Да ты не беспокойся, он у меня мировой парень, и всегда любит, когда у нас в доме гости. Правда, сейчас не тот случай, он ничего не видит и не слышит, кроме своих переводов.

Мы зашли внутрь, и Ева первым делом восхитилась размерами нашего дома.

— Вот это домина! — произнесла впечатленная Журавлева. — Сколько же вас тут человек живет?

— Сейчас двое — я и мой отец, — ответил я. — Пардон, забыл, еще наш кот Уголь.

Словно услышав свое имя, котяра тут же вышел нас встречать своей грациозной походкой.

— А вот и Уголь собственной персоной, — представил я кота гостье.

— Не многовато ли места для двоих? — спросила одноклассница. — Прошу прощения, для троих.

— Да нет, нормально, — заверил я ее. — А раньше-то вообще Клавдия Никитична, моя двоюродная бабка, одна жила, и ничего.

— Я слышала про нее что-то вроде того, что она колдуньей была, — сказала Ева. — Это правда?

— Может быть, я сам не знаю толком, — пожал я плечами. — Вот посмотришь, что мы нашли, и сама скажешь, кто она была.

Я пригласил их в мою комнату, Уголь неотступно следовал за нами. Мы все расселись. У Евы на лице прочитывалось томительное ожидание.

— Прежде, чем мы тебе все расскажем и покажем, — таинственно начал я, — ты должна поклясться, что ни одна живая душа об этом не узнает.

После этих моих слов мы с Юркой так серьезно на нее посмотрели, что ей больше ничего не оставалось делать, как клясться нам всеми святыми, что ни за что на свете никто, во всяком случае от нее, ничего не узнает. На что она намекала, интересно, делая акцент, что именно от нее никто не узнает. Она хотела сказать, что мы сами, что ли, всем расскажем?

Мы с Юркой переглянулись, как бы советуясь, стоит ей доверять или нет. По его глазам я понял, что все будет нормально. Тогда я достал ту толстенную книженцию, что мы нашли в потайной комнате, и положил перед носом Евы.

— Вот, взгляни, — предложил я ей.

Журавлева с большим интересом взяла в руки книгу, открыла первую страницу и провела рукой по ее поверхности.

— Слушайте, да ведь это пергамент! — воскликнула она. — Это старинная книжка, тогда еще книги не печатали, а каждую буквочку вручную вырисовывали — специальные мастера были.

— Это мы и без тебя поняли, — разочарованно сказал я и тут же почувствовал, как Гислер своей огромной лапой наступил мне на мою маленькую по сравнению с ним ногу. Я чуть было не завопил от боли, но он закрыл мне ладонью рот и, показывая на меня, покрутил пальцем у виска.

— Ева, мы на минутку выйдем, мне надо кое-что сказать своему товарищу, — быстро проговорил Гислер и вытащил меня из моей же комнаты.

— Ты соображаешь, что ты делаешь?! — заорал на меня Юрка.

— Что? Что я делаю-то? — я совершенно не понял, из-за чего он поднял такой шум.

— Если ты и дальше будешь так грубо с ней разговаривать, то она скоро сбежит от нас, — втолковывал мне Юрка.

— Что я такого сказал-то? — хлопал я невинными глазами.

«Это мы и без тебя поняли», — сымитировал он абсолютно точно мою интонацию. — Так она разговаривать вообще не будет.

— Извини, у меня вырвалось, — оправдывался я как мог. — Просто все это мы и без нее знали.

— Больше ничего мы и не знаем, а она, может, что путное скажет, только ты смотри, следи, что говоришь, — предупредил меня Гислер. — Не обижайся, я же хочу как лучше.

— Да все нормально, я действительно лопухнулся, — признал я свою вину.

Мы вернулись в комнату, Журавлева с головой погрузилась в изучение древнего фолианта. Юрка и я молча сели рядом с ней.

— Мы с Антоном пришли к выводу, что это латынь, — произнес Юрка.

— Да, похоже на то, — согласилась Ева. — А вы не пытались что-нибудь перевести?

— Пытались, — обрадовался я, что мне удалось вставить слово. — У меня у отца куча всяких словарей, и латинский тоже имеется.

— Ну-ка, тащи его сюда, — потребовала Журавлева.

— Да вот он лежит, его никто назад не относил, — сообщил я и подал ей тоненькую потрепанную книжечку.

Ева разглядывала титульную страницу с картинками и задумалась о чем-то.

— Это, безо всякого сомнения, то, что сейчас называют кругом знаков Зодиака, раньше, правда, они назывались немного по-другому, — изрекла она. — И животные не все были такие, как сейчас. Но принцип остался приблизительно тот же.

— Значит, эта книга по гаданию, что ли? — поинтересовался Юрка.

— Посмотрим, что там дальше, но скорее всего, что да, — с уверенностью знатока заявила Ева.

Она перевернула лист и открыла первую страницу, где начинался текст.

— Эту страницу мы с Антоном перевели с божьей помощью, — вступил в беседу Гислер.

— И что у вас получилось, интересно? — серьезно спросила Ева.

— Мы где-то записали на бумажке, — заявил я. — Вспомнить бы еще, где именно.

Я вскочил и стал рыться на столе, потом в ящиках, и вскоре мои усилия были вознаграждены — я нашел клочок бумажки, где мы записали переведенную фразу.

— Вот, — сказал я и протянул ей перевод.

— Небесные светила и твердь земная едины, и судьбы всех людей в движеньи звезд возможно прочитать, — прочитала вслух Ева. — Классный перевод.

— Мы старались, — смущенно сказал Юрка.

Мы перевернули вторую страницу и попытались прочитать следующий текст. Но все слова мы не смогли перевести, а только отдельные словосочетания, поэтому получалась какая-то абракадабра. Общий смысл был понятен — что-то про судьбу и про звезды. Поэтому мы бросили заниматься этим гиблым делом, и Юрка шепнул мне на ухо: «Мол, ну ее, эту книгу, давай ей лучше головоломку покажем!» Я закивал в знак согласия.

Журавлева все пыталась сложить разрозненные слова в единое, гармоничное по смыслу предложение, когда мы выдернули у нее из рук книгу.

— Вы что делаете?! — чуть не задохнулась она от возмущения.

— Евочка, у нас есть кое-что поинтереснее, брось ты эту дурацкую книгу, с ней и так все понятно, — наверняка по ней гадала Клавдия Никитична, Антонова бабка, — произнес Юрка.

— Ты лучше взгляни вот на это, — прибавил я и достал из укромного места нашу загадочную доску.

Ева сразу же потеряла интерес к фолианту и стала рассматривать таинственный предмет.

— Какая классная штука! — воскликнула она. — А что это такое?

— Вот за этим мы тебя и позвали, — сказал Юрка. — Мы сами пока не знаем, может быть, это гадательная доска, что-нибудь типа костей, как ты считаешь?

— Постойте-ка, — задумалась Ева. — Мне кажется, я видела что-то подобное, когда шарила по Интернету в поисках старинных гаданий. Я не уверена на сто процентов, но вроде бы похоже.

— И как же на ней гадать? Ты помнишь? — поинтересовался я.

— Вот это я плохо помню, — честно призналась Ева.

— А ты подумай хорошенько, — попросил Юрка.

Журавлева подняла глаза к потолку и стала мучительно вспоминать. Так продолжалось минут десять. Мы ни о чем не разговаривали, только ждали, когда на нее снизойдет озарение. Наконец она кое-что выдала.

— Антон, я смотрю, у тебя тоже компьютер есть, — произнесла она. — А в Интернет у тебя выход есть, а то бы мы сейчас посмотрели тот сайт, в котором я бродила?

— Увы, Евочка, ты, наверное, не заметила, что у нас нет телефона, в отличие от вас с Юркой, счастливчиков, — с грустью ответил я.

— Жаль, а то бы сейчас мигом посмотрели и все, — огорчилась Журавлева. — Ну ничего, сейчас попробуем поэкспериментировать.

— Пожалуйста, пожалуйста, — согласился я.

— Все карты, как говорится, тебе в руки, — добавил Гислер.

Ева крепко схватила доску и сильно-пресильно тряхнула. А что толку — никаких изменений. Она перевернула ее другой стороной и еще раз тряхнула. Снова — тот же результат. Ева поправила рукой челку и стала поворачивать доску то одной стороной, то другой. Уж не знаю, что она надеялась там обнаружить. Мы не мешали, а только молча за ней наблюдали.

— А они не двигаются? — спросила она после своего предварительного исследования.

— Ты про камни? — уточнил я.

— Да, — ответила Ева. — Странно, что они так крепко держатся.

— На это мы обратили внимание, — сообщил Юрка. — Но самое интересное, знаешь, что?

— Что? — спросила она.

— Мы неоднократно пробовали их сдвинуть, но они намертво стоят, я даже отвертку сломал, пытаясь расшатать хоть один камешек, хотя вроде бы они не прикреплены ничем, — поведал я ей о моих попытках. — Но тем не менее они двигаются, я это точно знаю.

— Как же это может быть? — удивилась девчонка.

— Не знаю, может быть, это какое-нибудь научное изобретение, — высказал я собственное предположение.

— А может, все-таки это простая гадательная доска, а мы выдумываем что-то, — сказала Ева. — Давайте кто-нибудь из нас задумает какой-нибудь вопрос и будет пристально смотреть на доску, ожидая ответа.

— Ну давай попробуем, — согласились мы с Юркой. — Только ты сама вопрос задавай.

— Хорошо. Так, вопрос я задумала, — произнесла одноклассница и уставилась на доску.

— Что-то ничего я не вижу, — скептически заметил Гислер.

— Может, надо подождать какое-то время, — остановила его Журавлева.

— Хорошо, подождем, — смирился Юрка.

Ева смотрела в упор на доску еще несколько минут. Потом она схватила меня за руку и спросила:

— Антон, мне показалось, или вон тот камень чуть-чуть передвинулся?

— Какой? — спросил я и уставился во все глаза на головоломку.

— Вон тот, светло-голубой и немного прозрачный, — объяснила Ева и показала пальцем на среднего размера камень. По форме его скорее всего можно было назвать овальным.

— Точно сказать не могу, — задумчиво протянул я. — Может, передвинулся, а может, и нет.

— Да у вас уже глюки пошли, — махнул на нас рукой Гислер.

И тут, как будто специально для того, чтобы опровергнуть его неверие, тот самый голубоватый камень прямо на глазах начал темнеть и в мгновение ока стал фиолетовым.

— Ты видел? Видел?! — закричала Ева, схватила меня за руку и стала ее трясти изо всех сил.

— Ты мне руку оторвешь! — завопил я и отцепил ее пальцы. — Я видел — он изменил цвет прямо на наших глазах!

— Я тоже видел, — признал Гислер и поднял руки вверх, показывая, что он сдается нам на милость. — Ну и что это означает, ты ведь, кажется, задавала какой-то вопрос?

— Да бог его знает, что это значит, — задумалась Ева. — Может быть, если темнеет, то это означает «нет», а если светлеет, то «да». Хотя на мой вопрос ни тот, ни другой ответ не подходит.

— Ну и чего мы добились? — поинтересовался Юрка.

— А сколько всего этих камней, вы пересчитывали? — проигнорировав Гислера, Ева обратилась ко мне.

— Двадцать восемь, — ответил я. На память вроде бы у меня жалоб не было.

— Пять, шесть, семь… — стала считать она, собираясь, очевидно, проверить мой результат. — Двадцать семь, двадцать восемь… двадцать девять!

— Что? Двадцать восемь, а не двадцать девять, ты неправильно посчитала, дай-ка мне, — стал возмущаться я. Не хватало, чтобы кто-то сомневался в моих способностях.

Я три раза пересчитал все камни. Не знаю, что произошло, но сейчас их на самом деле стало двадцать девять. Но я готов руку отдать на отсечение, что утром их было на один меньше.

— Утром их было двадцать восемь, — сказал я наконец. — В этом я уверен, у меня даже где-то записано. А, вот на этом же листке, видишь, в углу — двадцать восемь. Я их только сегодня утром пересчитывал.

— Значит, появился еще один? — Ева была совершенно ошарашена.

— Выходит, что так, — заявил я. Вот эти два центральных камня я обвел, чтобы проследить, двигаются они или нет. И мне кажется, что появился как раз вот этот голубой, вернее, теперь фиолетовый камень. Надо его тоже обвести на всякий случай.

Сказав это, я немедленно обвел и третий камень тем же белым маркером. Для порядка. Совершенно непонятно, откуда он мог взяться. Надо бы проследить хотя бы за этими тремя — по виду они покрупнее остальных. И еще надо записать где-нибудь, какого они цвета, подумал я. Описать настолько точно, насколько это возможно. И проверять каждый день, что произошло.

— Мне пора домой, — сказала Ева. — Я посмотрю в Интернете тот сайт про гадания, может, найду что-то полезное, тогда и обсудим.

— Хорошо, — согласились мы. — Только не вздумай никому об этом говорить, помни, что ты обещала!

— Могли бы и не напоминать, — немного обиженным тоном произнесла Журавлева. — Пока, завтра в школе поговорим!

Мы с Юркой поиграли немного на компьютере в автогонки, так просто, чтобы формы не терять, и он тоже помчался домой. Завтра все-таки в школу, а некоторым еще предстоит экзамены сдавать. Это мне повезло, что я из-за переезда все досрочно сдал. А у остальных все еще впереди. Завтра по расписанию была моя любимая физика, поэтому я решил заглянуть в учебник, чтобы вспомнить, что мы в последний раз проходили. Оказалось, мы решали задачки по формулам, которые стали известны после разбора новой темы. Интересно, здесь эту тему уже проходили, а то у меня есть шанс блеснуть своими знаниями.

Потом я вспомнил, что Ева собиралась полазить в Интернете, и почувствовал огромное желание пообщаться со своими друзьями, которых я нашел с помощью всемирной паутины. Ну нет у нас пока телефона, что же теперь вешаться, что ли? Может, скоро поставят, для отца ведь телефон совсем нелишним будет.

Кстати, об отце. Уже вечер на дворе, а он все еще не спускался. Я знаю, что нужно сделать. Приготовлю сейчас ему ужин и заставлю спуститься поесть. Пусть только попробует отказаться. Мозги же ведь на голодный желудок совершенно не работают, я это точно знаю. А он утром перекусил и все.

Решив так, я немедленно взялся за дело. Почистил картошку и поставил варить, потом вынул из холодильника рыбу, порезал ее на кусочки, обвалял в муке и положил на сковородку жарить. Естественно, на запах вышел Уголек. Когда я взял лопатку, чтобы перевернуть рыбку на другой бок, и снял крышку, то наш питомец не стал дожидаться милости от природы, а точнее, от меня, запрыгнул чуть ли не на плиту и стал совать свой нос прямо в сковородку. Я обалдел от такой наглости, спустил его на пол и сурово погрозил пальчиком.

— Так нехорошо себя вести, Уголь, — воспитывал я его. — Хочешь есть, сиди и жди возле своей миски, когда тебе дадут. А то так недолго и на сковородке поджариться.

Кот в ответ внимательно посмотрел на меня, подошел к своей миске и один раз мяукнул.

— Какой ты у меня сообразительный, — обрадовался я такому послушанию и наградил его сочным куском.

Приготовив картофельное пюре и дожарив всю рыбу, я пошел за отцом. Он все так же сидел среди кипы книг и бумаг. Только теперь одна ручка была у него в руке, а другая за ухом. Видимо, совсем заработался.

— Папа, ужин стынет, — громко сказал я. По-моему, от неожиданности он даже вздрогнул.

— А, сынок, иду, — откликнулся он. — На самом деле пора уж сделать перерыв, у меня даже в животе бурчит. И надо заметить, что это не самое приятное ощущение.

Я не ожидал, что он сдастся без боя, и был немного разочарован. Тут такая речь была заготовлена, такие аргументы…

Отец с удовольствием все съел и даже добавки попросил, что на него совсем не похоже. Я намял полкастрюли пюре, так что с этим проблем не было. Потом он отправился трудиться дальше, а я вымыл тарелки и пошел спать. Понедельник все-таки завтра, день тяжелый, надо бы хорошенько выспаться.

Я так и собирался сделать, но чуть не плюхнулся со всего размаха на головоломку. Она оставалась лежать на моей кровати, а я и не заметил. Выругавшись вслух, я схватил доску и хотел убрать ее куда-нибудь подальше, пока не покалечился. Мимолетно мой взгляд попал на те три камня, что были обведены. Фиолетовый камень, который появился только сегодня, сдвинулся, насколько я мог судить, в сторону двух других на целый сантиметр! Вот это да! Жалко, рассказать прямо сейчас некому, скорей бы наступило завтра. Я осторожно положил головоломку на стол, возле компьютера, и лег в кровать.

Уже засыпая, я почувствовал, как меня придавило что-то тяжелое. Хотелось сбросить этот невыносимый груз, но мои веки уже отяжелели, и лень было сделать усилие. Все, на что у меня хватило сил, так это перевернуться на бок. Мне сразу стало легко, и я провалился в сон.

Глава VIII Таинственный свет

Всю ночь мне снились две какие-то темные фигуры. Они пытались меня настигнуть, но мне каждый раз каким-то чудом удавалось от них спасаться. Глаза я открыл ровно за минуту до звонка будильника. В ногах, уютно свернувшись калачиком, дремал Уголь. Теперь понятно, почему мне было так тяжело. Откормил котяру на свою голову. Я выбрался из-под одеяла, стараясь его не тревожить.

Как ни странно, отец уже был на ногах. На плите шумел чайник. Чего это он так рано встал? Я даже не знаю, когда он закончил свою работу и лег спать. Логично было бы думать, что на следующий день ему захочется поспать подольше. Так нет же. Откуда только у старика силы берутся. Он, конечно, не старик у меня, а очень даже еще молодой и бодрый мужчина. Просто я привык так его называть. Да он вроде бы и не обижается. Говорит, что и в старости есть свои преимущества, одно из них — жизненный опыт. В этом я с ним не спорю.

Я быстренько умылся и приготовил завтрак.

— Ну как работа? — поинтересовался я.

— Все отлично, — ответил отец. — Сделал все, что намечал. Даже сам не знаю, как и успел.

— Наверное, всю ночь сидел, — заметил я.

— Да нет, после ужина дело быстро пошло, — сказал отец. — Я за час управился со всем.

— Это хорошо, — кивнул я. — Ты подбросишь меня до школы или торопишься?

— Нет, я не тороплюсь, — откликнулся мой старик. — Предполагалось, что я утром еще буду заканчивать работу, так что у меня есть свободное время. — Кстати, может, после занятий сходим на речку или еще куда-нибудь?

— Ой, пап, сегодня никак не получится, — сказал я. — У меня тренировка после школы, я Юрке обещал, что обязательно буду.

— Это тот здоровый парень, которого я видел вместе с тобой? — спросил отец.

— Именно он, — кивнул я.

— А что за тренировка-то? — поинтересовался папа.

— Баскетбольная секция, я же тебе рассказывал, ты что, не помнишь? — возмутился я. Что же, получается, что он меня совсем не слушал в тот раз, в облаках витал? Ничего себе, родительское внимание.

— А, ну да, совершенно верно, — он легонько хлопнул себя по лбу. — Спорт — это хорошо.

— Говорят, скоро встреча с сорок второй школой, и ребята сказали, что мое участие не будет лишним, — заметил я с важностью.

— Я смотрю, ты уже вливаешься в коллектив, да? — сказал отец. — Очень этому рад.

Трапезу мы закончили. Отец накинул пиджак, и мы сели в наш «жигуленок». Минут через десять я уже был на месте. Времени до начала уроков еще немного оставалось, и многие школьники не торопились заходить в здание. Они группами рассеялись по двору. В одной из них я заметил наших девчонок во главе с Олей Кирсановой. Она что-то рассказывала и при этом эмоционально размахивала руками. Девчонки слушали ее разинув рот. Что значит признанная красотка!

В другой группе я заметил Гислера. Это было делом несложным — на физкультуре в строю он у нас стоит первым. Так что его голова возвышалась над всеми остальными. Я незаметно подошел к ним.

— Привет, — поздоровался я.

— Антон, привет! — обрадовался Юрка.

— Ты, кажется, в физике неплохо соображаешь? — вместо приветствия поинтересовался Максим.

— А что, какие-то проблемы? — спросил я.

— У нас сегодня первая — физика, спрашивать скорее всего будут, — ответил Юрка. — А героев нет. Я вроде учил вчера, но повторить не успел, и мне кажется, что если она меня спросит, то я ничего не вспомню.

— Посмотрим, — сказал я, и в эту секунду прозвенел звонок.

Мы помчались в класс. Урок физики по расписанию был в пятьдесят шестом кабинете, который находился на третьем этаже. Когда мы влетели в класс, учительница уже сидела за своим столом и внимательно изучала большую тетрадь. Скорее всего план урока. На нас она внимания не обратила, и только когда все расселись, подняла глаза.

— Так, все, кажется, собрались, можно начинать, — было ее первой фразой. — Я хотела бы взглянуть на вашего нового ученика.

После этих слов она кинула быстрый взгляд в журнал и добавила:

— Красильников Антон, где вы есть, молодой человек?

Я приподнялся из-за парты и произнес:

— Здесь.

Учительница посмотрела на меня пару секунд и разрешила садиться. Физичка, ее звали Вера Анатольевна, была приятной женщиной лет сорока со светлыми волосами. Взгляд у нее был довольно добродушный, уж не знаю, насколько это первое впечатление окажется верным.

Она назвала тему, которую они прошли в прошлый раз, и провозгласила первый вопрос. У нас в той школе мы ее уже успели пройти, и я даже отвечал, помнится. Поэтому я расслабился и решил, что если возникнут затруднения, то с радостью выручу одноклассников. Тем более что это был мой самый любимый предмет.

На первый вопрос вызвалась отвечать Светка Лоза. Четко оттарабанив все, что зазубрила накануне и получив заветную пятерку, она водрузилась на свое место. На второй вопрос отвечать желающих не было, и Вера Анатольевна стала водить ручкой по списку, соображая, кого бы ей спросить. Все притихли. Вопрос был несложный, просто дело близилось к лету и учиться никому уже было неохота. Выбор пал на Пашку Синева. Он оправдывался как мог, что не успел выучить, и училка влепила ему пару. Вот так, со спокойной совестью, даже с улыбкой на лице. Ее глаза снова стали шарить по списку. Я перехватил умоляющий взгляд Гислера. Физичка остановилась где-то в начале списка, а Юркина фамилия как раз и должна была там располагаться. Его глаза бегали туда-сюда по странице учебника.

Вера Анатольевна уже собиралась назвать чью-то фамилию, но тут я поднял руку и громко сказал:

— А может быть, я попробую ответить?

Она подняла на меня удивленный взгляд, и, немного подумав, сказала:

— Хорошо, если вы так хотите, то будете отвечать на следующий вопрос, а сейчас мне хотелось бы заслушать Гислера Юру.

Я согласился и с сожалением посмотрел на Юрку. Мой взгляд красноречивее всяких слов говорил о том, что я пытался предотвратить неизбежное.

Юрка встал, и у него даже уши немного покраснели. Мне очень хотелось ему чем-нибудь помочь, но что я мог еще сделать? В самом начале он спотыкался и подглядывал в учебник, а потом так хорошо и внятно стал рассказывать, класс аж заслушался. Вера Анатольевна с удовольствием поставила ему «отлично». Гислер, раскрасневшийся окончательно, но теперь уже от удовольствия, сел на место. Я показал ему жест, который на язык слов переводится как «здорово».

Настала моя очередь отвечать — сам напросился. Я изложил все, что помнил, и даже добавил кое-что из того, что успел прочитать не из учебной литературы. Наш диалог с училкой внимательно слушали все. Мой ответ произвел на нее огромное впечатление. В общем, она осталась довольной. Еще бы, такой улов — три пятерки за урок!

Иностранный и математика прошли без особых проблем. Уроки все закончились, и ребята стали радостно выходить на улицу. Солнце уже не пригревало, а скорее жарило.

— Ну что, ты сегодня на тренировку идешь или как? — спросил меня Юрка.

— Конечно, иду, — ответил я.

— Тогда пошли в раздевалку, это туда, — сообщил мне Гислер. — Я уже про тебя говорил нашему тренеру, так что все в порядке, можешь не беспокоиться.

— А я и не беспокоюсь, — заверил я своего друга.

Мы переоделись в футболки и спортивные трусы и вышли на улицу. Что может быть лучше тренировки на свежем воздухе? Юрка представил меня Алексею Владимировичу Леонидову, тренеру, и остальным ребятам — здесь были несколько человек из параллельных классов и старшеклассники. Ну, многие из них имели счастье наблюдать наш с Юркой поединок у корзины, так что они имели представление о том, на что я способен.

Алексей Владимирович помучил нас сначала немного. Ну какая же секция без этого обходится? Мы нарезали несколько кругов по спортплощадке в неторопливом темпе, а затем с ускорением на финише. Попрыгали там, поделали всякие упражнения. Я почувствовал, как здорово разогрелись мышцы, и у меня даже настроение поднялось.

Затем мы отрабатывали разные приемы: ведения мяча по одному и в паре, передачу и прием мяча с отскоком от пола, а также броски в кольцо слева, справа и по центру.

Потом Алексей Владимирович (вообще-то ребята называли между собой его Леней, фамилия-то у него была Леонидов) разбил нас на две команды. Поставил перед нами задачу: отшлифовывать дриблинг, передачу и броски в корзину, обратить особое внимание на взаимодействие с партнерами.

Мы с Юркой оказались в одной команде. Игра началась. Гислер у нас был самый высокий, поэтому он часто оказывался возле корзины и получал передачу от товарищей. Ему оставалось только слегка подпрыгнуть и опустить мяч в кольцо. У нас с ним вдвоем получался неплохой дуэт. Мы с ребятами старались не терять мяч в отведенное на атаку время, ловко обыгрывали соперников и делали передачу друг другу, потом мяч получал я и бросал Юрке. Гислер забегал в зону штрафного броска и отправлял мяч в корзину. Наша команда вырвалась на несколько очков вперед. Тренер взял минутный перерыв и стал что-то втолковывать другой команде.

Нам казалось, что мы обыграем их с легкостью. Но после тайм-аута дело пошло совсем по другому сценарию. Может, Леня подсказал им что-нибудь толковое, но у нас игра перестала получаться. До меня мяч вообще не доходил, соперники успевали отбирать его раньше, потом проворачивали очередную комбинацию и отправляли мяч в корзину.

Особенно выделялся у них один из старшеклассников, звали его, по-моему, Диман. В нашей команде ребята начали злиться и раздражаться. Я не был исключением и тоже бросал на него такие недружелюбные взгляды. Все чаще мы стали совершать ошибки: то с мячом кто-нибудь больше двух шагов пройдет, то в зоне штрафных бросков задержится. В итоге, конечно, мяч потерян, и соперник вводит его с боковой линии. Таким образом наша команда набрала столько фолов (то есть, по-нашему, нарушений), что теперь за каждый промах соперники получали право на штрафные броски. Счет угрожающе увеличивался не в нашу пользу.

Неожиданно я поймал себя на мысли, что прямо-таки страстно желаю, чтобы этот самый Диман вообще никогда больше не попадал в кольцо. И чувство было такое сильное, что я даже испугался.

Во время следующей комбинации Диман промахнулся. Вернее, он сделал хороший бросок, мяч описал круг по кольцу, но не провалился в корзину, а соскочил. Я ликовал. Соперники не ожидали такого поворота и немного растерялись, а из нашей команды кто-то быстро сообразил и подобрал мяч. Затем мы провернули быструю комбинацию, мяч попал ко мне, и я собирался, как обычно, сделать передачу Гислеру. Но кто-то из противников распознал мое обманное движение и чуть было не отобрал у меня мяч. Я помешал ему и выпрыгнул так высоко, как это было возможно.

— Юрка, держи! — прокричал я из последних сил, а затем, почувствовав острую боль в руке, рухнул на площадку.

Никаких нарушений не было, просто я неудачно повернул руку. Но это еще цветочки, до Юрки мяч тоже не долетел, в воздухе его перехватили наши соперники и получили в свой актив еще три очка.

Я собирался встать на ноги: вроде бы как все было нормально, Юрка подошел и подал мне руку, помогая встать, я схватил ее и застонал от боли.

— Ты, наверное, руку растянул, — предположил Гислер и позвал жестом тренера.

Алексей Владимирович подошел, пощупал мою руку и приказал мне отправляться на скамейку. После небольшого перерыва команда доигрывала без меня. Я сидел на лавочке, и мне оставалось только наблюдать и сопереживать. Но наши — молодцы, взяли себя в руки, несмотря на то, что вместо меня поставили довольно слабенького мальчика. Игра завершилась с перевесом в одно очко, в нашу пользу, естественно.

Юрка похлопал меня по плечу и сказал:

— А что, по-моему, у нас вдвоем здорово получалось! Сейчас я у Лени спрошу, что он об этом думает.

К нам подошел Алексей Владимирович.

— Возьмете Антона в команду? — напрямик спросил Гислер. — А то скоро с сорок второй играть, вы же знаете.

— Да, думаю, такие кадры нам не повредят, — отреагировал Леня. — Только смотри, Красильников, тренировки не пропускай, времени мало осталось, а тебе еще надо сыграться с ребятами.

— Хорошо, я не буду пропускать, — пообещал я тренеру.

— Ладно, я на тебя надеюсь, — сказал он в ответ. — Сходи в медпункт, пусть тебе руку хорошенько забинтуют. Гислер, покажи коллеге, где у нас медпункт.

— Сейчас все сделаем, — заверил его Юрка.

Он отвел меня в медпункт, который располагался на первом этаже. Врач, полная невысокая женщина с крашеными волосами, уложенными в высокую прическу, забинтовала мою руку и посоветовала в следующий раз быть осторожнее. Но для спортсменов это совет бесполезный.

— Знаешь, у меня такое ощущение, что это кара какая-то, — высказал я терзавшую меня мысль.

— Это ты о руке? — спросил меня Гислер.

— Представляешь, не знаю, что на меня нашло, я так разозлился на Димана и прямо повторял про себя: «Промахнись, промахнись!»

— Ясно, почему у него мяч не захотел в корзину проваливаться, — саркастично заметил Юрка.

— А потом, словно в наказание, я руку растянул, да еще и до тебя мяч не долетел, — жаловался я. — Прямо беда.

— Болит? — сочувственно спросил Юрка.

— Да нет, она мне ее так туго забинтовала, что я вообще ничего не чувствую, — описал я другу свои ощущения.

— Ничего, к следующей тренировке будешь снова в строю, — пообещал мне Гислер.

— Надеюсь, а то Леня меня не будет всерьез воспринимать, — с надеждой сказал я.

После медпункта мы, наконец, взмыленные, но счастливые, отправились в раздевалку. И там я вспомнил, что совершенно забыл рассказать Гислеру про доску.

— Знаешь, что произошло? — задал я другу абсолютно простой вопрос.

— Что еще? — спросил Гислер, расшнуровывая кеды.

— Если ты помнишь, я вчера тот фиолетовый камень тоже обвел на всякий случай, для наблюдения, — начал рассказывать я.

— Помню, — отозвался Юрка.

— Так вот, я взглянул на него вчера перед сном — ты не поверишь, он переместился, — сообщил я. — В сторону тех двух, которые я тоже отметил, почти на целый сантиметр.

— Почему же так происходит? — удивился Юрка.

— Понятия не имею, — откликнулся я. — Это Ева же у нас вчера там что-то гадала. Наверное, она ей ответ дала.

— Кто она? — не понял Гислер.

— Доска, кто же еще, — объяснил я почему-то туго соображающему другу. Странно, вроде бы я был травмирован, а на нем сказывается.

— Что бы это значило? — задал он риторический вопрос.

— Надо с Евой проконсультироваться, может, она что-нибудь обнаружила, — предложил я.

— Хорошо, пошли к ней зайдем, — согласился Гислер и закинул на плечо свою сумку «Адидас».

Ева от моего рассказа была просто в восторге. Но нас она немного разочаровала. Тот сайт, про который она говорила, ничем нам не помог. Там упоминались разные способы гадания, начиная от самых старинных и кончая современными. Были разные вещи и способы, чем-то напоминающие нашу головоломку, но точно такой же не было. Так что наше предположение о том, что это гадательная доска, не подтвердилось. Что ж, отрицательный результат — тоже результат. Отбросим эту мысль за ненадобностью.

Мы с Юркой отправились по домам. Ему мать велела сегодня вечером быть дома. И я понял, что он ее слушается. Что ж, может, мы с отцом еще сегодня куда-нибудь выберемся. Собирались же. Я поздоровался с бабульками и заметил Угля на лавочке перед нашим домом. Он старательно вылизывал свои уши, лапы, хвост и все остальное, короче, занимался водными процедурами. Заметив мое приближение, он мяукнул и прошмыгнул в дверь вслед за мной.

— Пап, привет! — радостно воскликнул я. Не ожидал, что он уже дома.

— Антон, уже вернулся? — поинтересовался отец. — Ты же вроде на тренировку по баскетболу собирался?

— Я уже оттуда, — объяснил я ему. — А ты чего так рано дома?

— Там обрадовались, что я так быстро все сделал, и отпустили меня пораньше, сказали, что могу отдыхать, — ответил отец.

— Здорово! — чуть не запрыгал я от восторга. — Тогда, может, сходим куда-нибудь?

— Давай, — согласился старик. — А куда бы ты хотел отправиться?

— Может, на речку сходим, посидим на берегу, — предложил я. — Только сначала перекусим чего-нибудь, а то я после тренировки проголодался.

— Давай, — решил отец. — А что это у тебя с рукой?

— Растянул, — объяснил я. — Выпрыгнул неудачно.

— Смотри, будь поосторожней. Так давай я что-нибудь приготовлю, тебе же ведь неудобно с забинтованной рукой, да еще с правой, — скомандовал отец.

— Да ладно, я справлюсь, — попытался я протестовать, но не тут-то было.

— Нет, сиди, я все сделаю, — старик сказал, как отрезал.

Я больше не стал сопротивляться, только популярно объяснил ему, что надо разогреть и где что лежит. Пока он хозяйничал на кухне, я зашел в ванную, чтобы хоть немного умыться. Я бы, конечно, предпочел душ, но куда с забинтованной рукой? Ничего, и так сойдет.

Под моим чутким руководством он успешно справился с готовкой, даже Угольку кое-что перепало. Мы подкрепились, потом отец надел на рубашку мягкий симпатичный джемпер, я тоже прихватил свой свитер, и теперь можно было со спокойной совестью идти прогуляться.

— Мы на машине или как? — спросил отец, глядя на наш потрепанный «жигуленок».

— Пап, мы же прогуляться идем, воздухом подышать, — втолковывал я ему.

— Точно, я как-то из виду упустил, — смутился он.

Топать до реки надо было минут тридцать, не меньше. Торопиться нам было некуда. Если днем стояла настоящая жара, то сейчас, к вечеру, как только солнце начало садиться, сразу стало немного прохладнее. Добравшись до песчаных откосов, мы нашли неплохое бревнышко и уселись прямо на него. Дул легкий ветерок, воздух был наполнен свежестью. Мы бросали в воду камушки, и у отца они почему-то всегда улетали чуть дальше. А потом он вообще так ловко бросил камень, что тот прыгнул еще раза два, прежде чем скрылся под водой. Мне этот фокус повторить никак не удавалось. Потом отец мне объяснил, что надо делать, и у меня тоже получилось. Надо сказать, что душа прямо отдыхает, когда сидишь и даже просто смотришь на воду. Момент был такой трогательный, что я решил попытаться еще раз расспросить отца.

— Пап, а расскажи еще что-нибудь про бабку Клаву, пожалуйста, — попросил я.

— Да я же уже тебе рассказывал, — удивился отец. — Что это она так тебя заинтересовала?

— Ну, родственница все-таки, — сказал я. — К тому же такая загадочная личность. Жила одна в таком огромном доме, и кот у нее такой любопытный.

— А ты думаешь, мало на свете одиноких людей? — пожал плечами отец. — Полно, просто ты близко, может быть, с ними не сталкивался. А что одна жила в таком большом доме, так что тут такого? Ко всему привыкаешь. Да еще то и дело к ней кто-нибудь приходил.

— Вот, расскажи об этом поподробнее, — заострил я интересующий меня момент. Вдруг всплывет какая-нибудь полезная деталь, которая поможет нам разобраться в головоломке.

— Да я был-то тут всего несколько раз, — отнекивался отец. — Помню, что все время кто-нибудь приходил к ней гадать. Она никому не отказывала, но никого и не щадила. Я как-то раз видел, с каким лицом от нее уходила посетительница. Уж не знаю, что она там ей сообщила. Но вид у нее был такой, что не позавидуешь.

— А с помощью чего она гадала, ты не знаешь? — гнул я свою линию.

— Много чего у нее было, так сразу и не припомнишь, — задумался он.

— Пап, ну вспомни, постарайся, мне так интересно, — заявил я с жалобным видом.

— Ну, была у нее книга такая большая, я бы даже сказал, огромная, — вспомнил отец. — В нее она часто заглядывала, но что там было, я не знаю. И тем более, где она сейчас, тоже не имею ни малейшего представления.

Я открыл было рот, чтобы сказать, что она лежит сейчас у меня в комнате, но вовремя спохватился. Мы же договорились с Юркой, что никому из взрослых не будем ничего говорить. А я чуть было не проболтался.

— Ну и, конечно, карты у нее были, не такие обычные, которые в любом киоске можно купить, а другие, и размером они были побольше, — продолжал отец рассказывать.

— А еще что-нибудь интересное у нее было? — не отставал от него я, намекая на доску.

— Травки она разные сушила, корешки, но в этом нет ничего особенного, бабульки часто этим занимаются, — ответил отец. — Больше и не припомню, что интересного у нее было. А тебя что-то конкретное интересует?

— Нет, ничего такого, — закачал я головой. — Любопытно просто, все кругом говорят, что она колдунья была, вот я и хочу побольше узнать.

— Это надо с кем-нибудь пообщаться, кто хорошо ее знал, — посоветовал отец. — Что-то прохладно стало, и темнеет уже, не пора ли нам домой, сын?

— Пойдем, а то завтра вставать рано, — согласился я.

Вернувшись, мы еще выпили по чашке горячего ароматного чая с бутербродами, и я пожелал отцу доброй ночи. Я включил компьютер. Подумал, почему бы мне не поиграть немного перед сном. Я загрузил одну из бродилок и начал проходить первый уровень. Я знал здесь все примочки, поэтому делать это было легко и просто. Приятно было осознавать, что я такой умный.

В какой-то момент мне показалось, что в комнате что-то светится. «Напряжение, наверное, скачет», — подумал я и продолжил геймиться дальше. Но вдруг снова краешком глаза я заметил какой-то красноватый свет и обернулся. На нашей загадочной доске от одного из камней исходил красный свет. Я немедленно вскочил из-за стола и подбежал к доске. Светился один из обведенных камней, а именно тот, который я про себя обозвал красно-коричневым. Впечатление было такое сильное, что в первые секунды я ничего не делал, а только сидел и смотрел, как он светится. Потом я вышел из оцепенения и протянул руку. Каюсь, мне так захотелось до него дотронуться, просто сил нет никаких.

И я сделал это. Меня обожгло, и я тут же отдернул руку. Но никакой боли или покраснений на пальцах не было, и я рискнул проделать это еще раз. Теперь от камня просто исходило тепло, и он как будто пульсировал. Было такое ощущение, что он хочет мне что-то поведать или предупредить о чем-либо. Я немного разволновался и даже сам не понял, почему. Неожиданно я вспомнил про сынка Бульдозера. Вот так, ни с того, ни с сего. Давно он что-то не высвечивался, а грозил прошлый раз. Тупомордый он и есть тупомордый. Самое страшное, что такие субъекты обычно исподтишка действуют, не станут прилюдно разборки устраивать. А наоборот, встретят где-нибудь в темном углу, да еще с дружками, у которых такие же морды, не объедешь. «А вдруг, когда Юрка домой пошел, они его у подъезда встретили?» — поймал я себя на такой недоброй мысли. С одним-то тупомордым он бы справился, это он уже доказал, а если этот придурок с собой тех здоровых оболтусов опять привел, то дело может плохо кончиться.

Чтобы не переживать понапрасну, я решил выскользнуть потихоньку из дома, чтобы позвонить Гислеру. Так, где у меня его номер? Не зря все-таки записал. Захватив с собой записную книжку, я выбрался из дома и нашел ближайший телефон-автомат. Опустил жетон, который только сегодня купил на всякий случай, как знал.

— Алле, — послышался на другом конце провода женский голос. Очевидно, это его мать сняла трубку.

— Добрый вечер, — проговорил я елейным голоском. — Позовите, пожалуйста, Юру.

— А кто его спрашивает? — допытывалась мать.

— Это его одноклассник, Антон, — честно признался я.

— Минуточку, — послышалось в трубке.

— Антон, это ты? — подошел наконец Юрка.

— Да, я, привет.

— Ты чего звонишь, что-то случилось? — спросил он.

— У меня нет, — ответил я. — А вот ты нормально до дома дошел?

— До дома? — удивился Гислер. — Вроде нормально. Хотя погоди. Серый, сын Бульдозера, физрука нашего, с дружками меня возле дома поджидал.

— Так и знал, — выдохнул я. — И чем дело кончилось?

— Да никакого дела не было, — ответил Юрка. — Я еще по дороге к дому соседа своего встретил, Женьку. Он бодибилдингом занимается. Неслабый такой паренек, можешь мне поверить. Мы с ним с детства еще дружим. Ну, идем мы, мирно болтаем о том о сем, заворачиваем за угол, а там тупомордый со своими гориллами околачивается. Наверное, меня поджидали, но как увидели меня вместе с Женькой, сразу сделали вид, что они не при делах и как будто меня вообще первый раз в жизни видят. Даже смешно стало.

— Ясно, — ответил я. — Повезло тебе. А если бы ты один шел?

— Пришлось бы кулаками немного поработать, куда ж деваться, — сказал Юрка, а сам небось задумался, чем бы такая встреча закончилась.

— Ну ладно, раз все в порядке, то пока, завтра в школе увидимся, — попрощался я.

— Пока, — откликнулся в трубке Гислер. — А ты вообще зачем звонил-то?

— Да так просто, — сказал я и повесил трубку.

Слава богу, все в порядке. Я направлялся к дому, и вдруг вдалеке показались три темные фигуры. Много ума не надо было, чтобы сообразить, что это тупомордый с дружками. Я решил не нарываться и притаился за углом. Один из них что-то рассказывал, а остальные дружно гоготали. И смех был какой-то дебильный. Кажется, Юрка говорил, что этот Серый колется, наверное, и дружки такие же. Я дал им спокойно пройти мимо, самого меня видно не было, только взглядом их проводил и бодро зашагал к дому. Нет, это не было проявлением трусости. Это называется иметь голову на плечах. Зачем связываться одному с тремя идиотами, да еще с такими, которые наркотиками балуются.

Быстро добравшись до дома, я незаметно, стараясь не шуметь, проскочил к себе в комнату. Камень не светился, и когда я дотронулся до него, то он оказался на ощупь холодным, словно айсберг. И на душе у меня было так спокойно, что я с чувством выполненного долга нырнул в кровать. Тут же на меня запрыгнул наш желтоглазый питомец. И откуда только взялся? Минуту назад и духу его не было. Как он определяет, когда я спать ложусь? А тяжелый, как слоник. И спать норовит лечь прямо на живот. Я осторожно переместил его к себе в ноги. Он смирился, зевнул мне в ответ, показав свою пасть, и свернулся в клубок.

Глава IX Каждому по камню

Утром я проснулся от ощущения, что рядом с моим носом что-то лежит. Я открыл один глаз и увидел какой-то темноватый комок. Что это было, я сразу не понял. Протер хорошенько глаза, взглянул опять и заорал как резаный. Наверное, кричал я очень громко, потому что через секунду в комнату ворвался отец. Он был в пижаме, на ноге наблюдалась всего одна лишь тапочка, глаза были сонные, а волосы взъерошенные.

— Что случилось? — спросил он с тревогой.

— Вот, полюбуйся, — ответил я и приподнял за хвост отвратительную дохлую крысу.

Отец расхохотался в ответ.

— Тебе смешно, да? — обиделся я. — Вот ты бы проснулся, а у тебя на подушке такой сюрприз, я бы посмотрел, как тебе было бы весело.

— Это тебя Уголь за что-то отблагодарил, — поведал он мне.

— Больше не пущу этого паразита в свою комнату спать ни за что, — пригрозил я.

Я быстренько позавтракал и отправился в школу. Первым уроком было программирование. Учитель так интересно все рассказывал, что урок, как нам показалось, пролетел за пять минут. Следующей была биология. Ну здесь вообще говорить ничего не надо, потому что мы смотрели фильм. Единственное, что нас напрягало, это то, что после просмотра фильма надо было ответить на вопросы, которые будут розданы каждому. Третьего урока я ждал с нетерпением. Конечно, это была химия. Мы поднялись в тридцать четвертый кабинет. Уже прозвенел звонок, а учительницы все еще не было.

Через некоторое время в класс заглянула Зоя Александровна, наш директор, вместе с какой-то женщиной. Мне она была незнакома. Все моментально притихли.

— Должна сделать маленькое объявление, — начала Зоя Александровна. — Лидии Васильевны сегодня не будет, поэтому урок у вас проведет Ольга Петровна.

После этих слов директорша уже направилась к выходу, но ребята зашумели и стали спрашивать, почему нет классной руководительницы. Зоя Александровна только сказала, что она отсутствует по семейным обстоятельствам, и добавила, что мы не подведем свою учительницу, если будем внимательно слушать Ольгу Петровну.

Гислер сообщил мне, что это еще одна химичка, только ведет она уроки в старших классах. Одноклассники были от нее не в восторге, но старались не проявлять особенно свою антипатию. Хорошо, что она рассказывала новую тему, а не спрашивала. Можно сказать, ей повезло.

Когда урок наконец закончился, расходиться никто не торопился. Все знали — одна из девочек, как я выяснил, ее звали Света, живет напротив дома Стрижевых, поэтому ребята стали спрашивать ее, не знает ли она, что приключилось с Лидией Васильевной. Оказалось, что к мужу учительницы опять приезжала «Скорая». Света слышала, как ее мама говорила, что у него приступ. Поэтому наша классная и не пришла.

Все очень переживали за любимую учительницу и хотели помочь, но не представляли, что можно сделать в такой ситуации.

Когда все разошлись по домам, мы с Юркой вышли на спортплощадку и залезли на брусья. Свои сумки мы повесили тут же. Мы разговаривали о каких-то житейских мелочах, и все казалось нормальным, но настроение было грустное. Из школы вышли девчонки целой группой. Они уже прошли метров двадцать, как одна из них вернулась и зашагала обратно. Мне показалось, что это была Ева. Она снова зашла в школу, но быстро вернулась оттуда и направилась в нашу сторону.

— По-моему, к нам идет Ева, — сказал Юрка.

— Да, я уже заметил, — ответил я. — Интересно, зачем она возвращалась?

— Привет, ребята, — поздоровалась Журавлева.

— Привет, — ответили мы. — А зачем ты возвращалась, забыла что-нибудь?

— Ничего я не забыла, — отрезала Ева. — Это был предлог, чтобы от девчонок оторваться. Если бы я у них на глазах к вам подошла, то они бы что-нибудь заподозрили и вообще завтра только бы и сплетничали об этом. Что у вас новенького?

— Я вчера пытался у отца про бабку хоть что-нибудь полезное выведать, — сообщил я.

— Ну и как? — повернул ко мне голову Юрка.

— Да ничего такого, — разочарованно произнес я. — Ну гадала она по книге, на картах, сушила всякие травки, но больше он ничего не знает.

— Ничего, мы и сами до сути докопаемся, — заверил нас Юрка.

— А знаете что? — задумался я.

— Что? — почти хором спросили меня Юрка с Евой.

— Давайте пойдем ко мне, — предложил я после недолгого раздумья.

— Хорошая идея, — откликнулся Юрка.

— Я не против, — улыбаясь, ответила Журавлева.

Мы спрыгнули с брусьев на землю и пошли ко мне.

Дома меня ждала очень хорошая новость. Как только мы с друзьями перешагнули порог моего дома, я услышал какой-то трезвон и в задумчивости стал вертеть головой в разные стороны, пытаясь понять, что происходит. Все оказалось очень просто — у нас появился телефон. Я снял трубку — звонил отец.

— Привет, сынок, — сказал он. — Как тебе сюрприз?

— Класс, — ответил я. — Я очень рад.

— Вот видишь, как все хорошо складывается, — констатировал мой старик. — Наша фирма заботится о своих сотрудниках.

— Наверное, ты ценный сотрудник, — заметил я.

— Я тоже так думаю, — согласился с моим комплиментом отец. — Но это еще не все.

— Что, еще какой-нибудь сюрприз? — полюбопытствовал я.

— Попробуй догадаться сам, — загадочно ответил отец. — Могу только подсказать, что для этого тебе надо включить компьютер. Ну все, до вечера.

— Хорошо, пока, — попрощался я.

Телефон — это просто классно. Вернее, даже супер, если отец имел в виду именно то, о чем я подумал!

Я положил трубку и повернулся к друзьям.

— Что, ты теперь у нас с телефоном? — радостно спросил Гислер.

— Угу, — подтвердил я. — Одну минутку, мне надо срочно кое-что проверить. Пойдемте ко мне в комнату.

Я помчался туда впереди всех и первым делом загрузил свой компьютер. Ура! Свершилось! Нас подключили к Интернету! Я сразу почувствовал себя полноценным человеком. Юра с Евой стояли у меня за спиной и наблюдали, чем я занимаюсь.

— Добро пожаловать во всемирную паутину, — прокомментировал мое состояние Гислер.

— Наконец-то, а то у меня было такое ощущение, как будто меня чем-то обделили, — поделился я своими впечатлениями.

— Мальчики, посмотрите скорее сюда, — вдруг услышали мы удивленный голос Евы.

Мы сразу оторвали свой взгляд от монитора и посмотрели туда, где стояла Журавлева. В руках у нее была наша загадочная доска.

— Что там? — спросил Юрка.

— Здесь один камень светится, вот этот, — поведала Ева и указала на один из камней.

Мы подошли поближе. Камень не принадлежал к числу тех трех, которые я обвел. Те стояли на том же месте, что и прежде. Светящийся камень находился в левом верхнем углу и был как будто приклеен к другому камню, очень на него похожему. Только тот был желтого цвета и прохладный на ощупь, а этот — кроваво-красный и горячий.

— Что это значит? — спросила Ева, дотронувшись до него.

— А знаете, мне кажется, что я все понял, — сказал я. Прозвучало это, наверное, очень загадочно.

— Что ты понял? — на меня в ожидании уставились две пары глаз.

— Вот эти три камня, — я показал на те, которые были обведены белым маркером и совершенно не двигались, — соответствуют нам троим. Вот этот красно-коричневый — Юра, сине-зеленый — я, а фиолетовый — Ева.

— Почему ты так решил? — спросила Журавлева.

— Помнишь, как ты заметила, что камней стало двадцать девять, — объяснял я. — Тогда прибавился твой камень, но сначала он был голубоватого цвета, а потом стал фиолетовым и сдвинулся в сторону двух остальных.

— Точно, — подтвердила Ева. — такое было.

— А вон тот, красно-коричневый, точно Юркин, — продолжал я. — Когда у тебя были проблемы с сынком Бульдозера, то он точно так же светился, пульсировал и был таким горячим. Однажды мне даже показалось, что я обжегся.

— Неужели это правда? — не поверил Гислер.

— Второй раз это было, когда я тебе звонил вечером, помнишь? — сказал я.

— Да, да, помню, — застыл в размышлении Юрка. — Меня еще так удивил твой звонок.

— А кого же тогда означают остальные камни? — поинтересовалась Ева.

— Тех людей, которые нас окружают, — сделал я логичный вывод.

— Очень даже может быть, — согласился Гислер.

— Хочешь сказать, что вот этот светящийся камешек говорит о том, что с кем-то из нашего окружения происходит что-то плохое? — спросила Ева.

— Выходит, что так, — ответил я.

— И с кем же, по-твоему? — спросил Юрка.

— А вы попробуйте напрячь свои мозги, — предложил я.

Последовало непродолжительное молчание. На лицах Юрки и Евы можно было прочитать напряженное обдумывание.

— Ты думаешь, что это муж Лидии Васильевны? — с сомнением спросила Ева.

В знак подтверждения я только развел руками. Юрка согласился, что моя версия очень правдоподобная.

— А в чем тогда смысл всего этого? — раздумывала Ева.

— Может быть, чтобы предупреждать об опасностях, — предположил я.

— А что означают перемещения? — продолжал интересоваться Юрка.

— Точно пока не знаю, — засомневался я.

— А что толку предупреждать об опасностях, если бы мы могли что-нибудь предпринять, — разочарованно произнесла Ева.

— Наверное, мы еще не все знаем, — объяснил я, — но это первый шаг на пути к разгадке.

— А откуда вы вообще ее взяли? — вдруг спросила Журавлева.

— Взяли откуда? — как попугай, повторил я ее вопрос. — Что, Юрка, покажем ей, где мы ее нашли, а?

— Давай, — закивал головой Гислер.

— Тогда пошли, — позвал я всех за собой.

— Куда? — с беспокойством спросила Ева.

— Сейчас увидишь, — загадочно ответил ей Гислер.

Мы повели ее в комнату моей бабки, Клавдии Никитичны. Ева шла и осторожно озиралась по сторонам, особенно после того, как Юрка ее просветил, что мы направляемся в комнату, где жила колдунья. Гислер, конечно, нарочно это сказал, чтобы смутить девчонку и посмотреть, какая она смелая. Пока Журавлева старалась держаться молодцом.

Несмотря на то, что еще был день, да притом довольно солнечный, в бабкиной комнате царил полумрак. А все из-за этой яблони. Дерево было уже старым, да еще под своей тяжестью склонилось так сильно, что не давало солнечным лучам никаких шансов проникнуть в единственное окно.

Ева осмотрелась вокруг, но, кроме дубового комода, она, естественно, ничего не увидела, потому что это был единственный предмет мебели в комнате. Журавлева вопросительно посмотрела на нас. Мы с Юркой переглянулись, попросили Еву отойти немного в сторонку и принялись двигать шкаф. Наши усилия увенчались тем, что шкаф, не без нашей помощи, теперь стоял почти посередине комнаты, а на лбу и у меня, и у Юрки выступили капельки пота. Взору Евы открылась стенная ниша, скрывающая толстую металлическую дверь.

— Ничего себе! — восхищенно воскликнула Ева. — Это что, потайной ход?

— Не совсем, — сказал я.

— А где ключ? — спросил Юрка.

— Он лежит у меня в ящике, я сейчас вернусь, — заверил я друзей и побежал в свою комнату.

— И фонарь захвати, — крикнул мне вдогонку Гислер.

Я вернулся со всем необходимым и вставил ключ в замочную скважину. Неожиданно у нас под ногами что-то пронеслось, и в мгновение ока в дверной лаз прошмыгнуло темное пятно.

— Что это было? — отшатнулась Журавлева.

— Я подозреваю, что это Уголь, — ответил я.

Мы открыли дверь и осветили путь фонариком.

— Прошу, — предложили мы Еве спуститься по ступенькам.

Она немного поколебалась, но потом смело шагнула вперед. Мы спустились вслед за ней. Кота нигде не было видно — наверное, притаился где-нибудь, чтобы потом опять нас напугать. Я освещал путь, и мы осторожно продвигались вперед. Для Евы мы превратили это действо в экскурсию, то и дело сообщая ей, что она видит.

— А вот это настоящий перегонный куб, — гордо произнес я. — Знаешь, что это такое?

— Знаю, знаю, — отозвалась Журавлева. — Не вы одни книжки читаете.

— А вот смотри какая интересная клетка, — заметил Гислер.

Я направил луч фонаря на железную клетку с острыми шипами внутри, чтобы Ева хорошенько ее разглядела.

— Что это? — удивилась она. — Орудие для пыток?

— Может быть, — высказался я.

— Ну и жуткие вещи тут у вас, — заметила Журавлева. — Давайте вернемся назад в комнату, я уже все посмотрела.

Луч фонаря освещал разные баночки, колбочки и прочие предметы.

— Ладно, как скажешь, — подал голос Юрка. — Пошли наверх.

— Хорошо, я только Угля позову, — согласился я. — Кис-кис!

Кот нигде не наблюдался — то ли раньше нас выскочил, то ли притаился где-нибудь. Ну и бог с ним, у него свой ход есть, захочет — вернется. Недаром говорят, что коты — свободолюбивые животные, вот уж точно. У нашего Угля такой независимый характер, всегда поступает только по-своему.

Когда мы вылезли на свет божий, Ева произнесла следующее:

— Здорово у вас тут, но мне пора уже домой.

— Мне, кажется, тоже, — сказал Юрка. — Пойдем вместе.

— Может, хоть чаю со мной попьете или кофе? — спросил я с надеждой.

— Да нет, пожалуй, не будем задерживаться, — отказался Юрка, и Ева тоже кивнула в знак согласия.

— Не хотите, как хотите, — заявил я в ответ. — Насильно удерживать не буду.

— Тебе хорошо, а нам, не забывай, еще к экзаменам надо готовиться, — добавила Журавлева.

— Согласен, — спокойно произнес я. — Мне в этом плане повезло больше. А я пока пошлю весточку своим друзьям по Интернету.

Юрка с Евой ушли, а я зашел на кухню, соорудил себе парочку бутербродов, налил кофе и снова засел за компьютер.

Отправив по электронной почте послания в разные концы, я решил поискать что-нибудь любопытное. Я открыл сайт одной замечательной компании, которая занималась распространением компьютерных игр на рынке. До меня дошла информация, что эта компания сейчас занимается разработкой какой-то новой потрясающей игры. И естественно, что в продажу эта игра еще не поступала. Мне так захотелось взглянуть, просто сил никаких не было сопротивляться соблазну. Но не один я такой сообразительный. Разные там умники придумали для такого случая пароли. И если ты его не знаешь, то дело — труба. Можно биться час, два, день, неделю и так до бесконечности. Существует столько вариантов, что все их перебрать жизни не хватит. Обидно, конечно. Но как же все-таки хочется посмотреть, что они там такого придумали.

Желание у меня было такое огромное, что я решил испытать судьбу. Могу же я просто попробовать подобрать пароль? Могу. Я набрал первое слово, которое пришло мне на ум. Конечно, ни о каком доступе мечтать не приходилось. Я набрал другое слово — результат такой же. Тогда я решил напечатать комбинацию из букв и цифр — никакого сдвига. Но это меня не остановило. Я снова и снова набирал одну комбинацию за другой. И чем дольше я это делал, тем больше мне хотелось добиться результата. И, не знаю с какого раза — двадцатого, тридцатого, тридцать пятого ли, но… у меня вышло. Мне пришел ответ, что с паролем все о\'кей, и я получил доступ. Самое интересное, что я не запомнил, какая именно комбинация привела меня к успеху. Ну и черт с ней.

Самое главное, что теперь я смогу взглянуть на новую игрушку. Да! Она стоила затраченных мною усилий. Я решил на этом не останавливаться и задумал скачать ее, не мешкая. Это у меня тоже легко получилось, хотя я ожидал каких-то препятствий, но ничего такого не возникло.

Ура! Теперь я первый (ну, почти первый, если не считать самих авторов) обладатель обалденного супергейма. Моему восторгу не было предела. Теперь я был на распутье: самому сначала поиграть или сообщить Юрке. После некоторых колебаний я решил, что заработал себе небольшую фору. Сначала сам разберусь хоть чуть-чуть, что к чему, а потом уже друзьям покажу.

Надо же, всего меньше месяца, как мы тут обживаемся, а у меня уже появились друзья. В моей бывшей школе мне повезло меньше. Кроме нескольких приятелей, у меня больше никого не было. А здесь, в новом городе, да и вообще на новом месте, дела шли просто замечательно. Школа вроде бы неплохая, ребята из класса тоже мне по душе. Короче, все складывается наилучшим образом.

Я загрузил игрушку и так увлекся, что совершенно забыл о времени. Я даже не слышал, как отец подъехал на «жигуленке» и вошел в дом. Все это я понял только тогда, когда он заглянул в мою комнату.

— Привет, сын, — произнес отец. — Ты, я смотрю, от компьютера оторваться не можешь?

Я даже вздрогнул от неожиданности.

— Ой, пап, ты уже приехал, — удивился я. — А я и не слышал.

— Конечно, что ты можешь услышать, когда у тебя тут что-то такое интересное на мониторе происходит, — усмехнулся он. — Новая игрушка? Что-то я такой раньше не видел.

— Да, пап, новая и вообще потрясная, — коротко ответил я. Конечно, мне очень хотелось с кем-нибудь поделиться, рассказать о том, каким образом я ее заполучил, но тщательно взвесив все «за» и «против», я пришел к выводу, что отец для этой роли не подходит. Взрослые в таких ситуациях ведут себя совершенно не так, как мы ожидаем. Может быть, потом как-нибудь расскажу о своих подвигах, но не сейчас. Пока сообщу только своим друзьям.

— А ужинать мы сегодня будем? — осторожно поинтересовался отец, зная, как трудно оторваться от игрушки.

— Да, пап, конечно, — ответил я. — У меня самого сегодня в желудке только завтрак побывал да пара бутербродов. Сейчас только засейвлю.

— Скорей засейвливай, — попросил отец. Он у меня продвинутый и разбирается в компьютерном жаргоне. — А то очень уж кушать хочется.

— Все, сделано, — сообщил я и вскочил со стула. — А знаешь, я ничего не готовил, так что придется немного подождать или сварганить что-нибудь на скорую руку.

— Да ты уж особенно не хлопочи, — махнул рукой папа. — Так, чтобы было что на зуб положить, и ладно.

Я уже вовсю хозяйничал на кухне, а отец пошел в свою комнату, чтобы переодеться. Я отыскал в шкафчике пачку спагетти и поставил кастрюльку с водой на плиту. Что ж, значит, сегодня будем баловаться итальянской кухней. Громко, конечно, сказано, но верно. Хорошенько порывшись в холодильнике, я отыскал две сардельки и еще половину. Тоже поставил их варить. Ну, две нам с отцом, а половинка — Углю, если он объявится, разумеется. Не успел я подумать про этого чертенка, а он уже тут как тут, трется об мою правую ногу. Так уж и быть, заслужил половину сардельки — получай.

Отец спустился на кухню, окинул взором мое поле деятельности и поинтересовался:

— Процесс идет?

— Идет, — подтвердил я.

— Кстати, я там консервов принес. Только я, наверное, их из пакета не достал, — сообщил он.

Папа выгрузил на стол какие-то рыбные консервы и банку зеленого горошка.

— И этот шалопай здесь? — сказал он, глядя на кота.

— Не называй его шалопаем, а то он обидится, — предупредил я. — Я где-то читал, что животных нельзя обзывать, они очень обижаются и у них развивается дурной характер.

— Прости, Уголь, я совсем другое имел в виду, — повинился отец с таким серьезным видом, что даже будь я на месте нашего кота — и то поверил бы.

— Все готово, — торжественно произнес я. — Сегодня у нас на ужин спагетти с сардельками.

Я разыскал открывашку и открыл консервы. Мы сели за стол ужинать. Уголь тоже разделял с нами трапезу, только за своей миской.

— Мне никто не звонил? — спросил отец.

— Нет, — ответил я.

— А должны были? — полюбопытствовал я.

— Не должны, я так спросил, на всякий случай, — объяснил отец. — Собственно говоря, только на работе мой телефон и знают.

— Кстати, может быть, ты мне сообщишь наш номер, а то меня Юрка спрашивает, а я не в курсе, — посетовал я.

— Да я написал его вроде тебе на бумажке, — сообщил отец.

— Я ничего не видел, — констатировал я.

Папа встал и подошел к аппарату. Наверное, я сдвинул телефон, когда отец мне звонил, потому что бумажка с записанным на ней номером оказалась прямо под ним.

Перед сном я проверил головоломку. Теперь я следил за ней периодически, чтобы не пропустить чего-нибудь важного. Тот камешек света уже не излучал, но когда я дотронулся до него, то почувствовал, что он все еще горячий. Значит, беда еще не миновала. Вздохнув и положив доску на прежнее место, я лег в кровать. Как ни странно, перед сном в моей голове пронеслась лишь одна мысль — только бы Уголь больше мне свою добычу на подушку не подкладывал!

Глава X Девочка плачет: шарик улетел…

Уголь, слава богу, больше меня не шокировал. И вообще, когда я проснулся, то в моей комнате и духу его уже не было. На кухне на столе я нашел записку, в которой мой старик сообщал, что уехал на работу пораньше и надеется, я не просплю. Интересно, чем бы мне помогла его надежда, если бы я и в самом деле проспал.

В класс я примчался вовремя, еще оставалось минут десять до звонка. Юрка был на месте, и я поделился своей потрясающей новостью. У Гислера после моего подробного рассказа о том, как я заполучил игрушку, даже глаза загорелись. Надо полагать, что я произвел на него впечатление своими манипуляциями. Он, в свою очередь, поделился со мной собственным, правда, неудачным, опытом юного хакера. И я даже почувствовал, что он мне завидует. Но так, по-хорошему, а не черной завистью.

Уроки прошли нормально, без проблем. Только заметив Лидию Васильевну, ребята плотно окружили ее. Она сегодня вышла на работу, вид у нее был немного грустноватый, но держалась она молодцом. Она нас похвалила, что мы себя хорошо вели, когда вместо нее урок вела Ольга Петровна, и пообещала, что следующий урок обязательно будет вести она сама.

После уроков нам предстояла тренировка. Мы с Юркой пошли в раздевалку. Облачившись в спортивную форму, мы вместе с другими ребятами высыпали на улицу. Погода сегодня выдалась просто на загляденье — было так тепло. Молодые, зеленые, еще не до конца распустившиеся листочки украшали деревья. И это весеннее буйство в природе передавалось нам хорошим настроением.

Алексей Владимирович поприветствовал нас и напомнил, что это последняя тренировка перед товарищеской встречей с сорок второй школой.

— Как твоя рука, Красильников? — он подошел ко мне и лично поинтересовался, что произвело на меня большое впечатление.

— Все нормально, — отрапортовал я. — Готов в бой.

— Это хорошо, — заметил наш Леня и похлопал меня по плечу.

Когда он отошел от нас, Юрка добавил:

— Уверен, что он обязательно включит тебя в команду.

— Мне бы очень этого хотелось, — обрадовался я.

Мы все построились в шеренгу на спортплощадке, и Леня дал команду «Бегом». После того, как мы нарезали несколько кругов и хорошенько размялись, началась непосредственно тренировка.

Я понял, что с сорок второй школой наша команда уже встречалась, правда, немного в другом составе, но все же. Наши противники считались очень сильной командой. Леня хорошо помнил последние игры и дал нам несколько дельных советов, рассказав подробно, какие у них слабые и сильные стороны, кого из игроков команды соперников надо прессинговать, а кого и персонально опекать, если они будут заявлены на игру.

Потом он предложил нам отработать несколько комбинаций по взаимодействию с партнерами, чтобы посмотреть, что и когда можно будет использовать. Одним из таких моментов было наше с Юркой партнерство, которое мы пытались использовать на прошлой тренировке. Мы договорились с Гислером об условных знаках, которые ему нужно показывать, когда он будет находиться в зоне штрафного броска и ждать немедленной передачи мяча, и игра пошла.

В общем, тренировка прошла удачно, Леня был нами очень доволен и посоветовал хорошенько выспаться перед игрой и не перетруждаться особенно — одним словом, беречь силы. Мы пообещали, что обязательно так и сделаем, и пошли переодеваться.

Когда мы вышли из раздевалки и проходили по школьному вестибюлю, то услышали разговор, который вызвал у меня подозрение. Я подал знак Юрке, чтобы он не высовывался раньше времени, и осторожно выглянул из-за угла. Сынок Бульдозера, Серый, что-то от кого-то требовал. Я осторожно подошел поближе и увидел следующую картину: этот переросток выбивал из какого-то мальчишки деньги, а тот что-то говорил в свое оправдание. Но тупомордый его и слушать не хотел, а продолжал требовать свое. У мальчишки уже показались слезы на глазах, он весь зажался куда-то в угол. Но защиты ждать было неоткуда. Пацан говорил, что у него нету больше денег, а ту мелочь, что у него была, он истратил в столовой на булочку.

Тогда тупомордый перестал просто угрожать и ударил мальчишку. Этого мы никак не ожидали и, не выдержав, одновременно с Юркой подскочили к ним.

— Оставь парня в покое, — гневно произнес Гислер.

— Что-о-о?! — завопил Серый. — А тебе чего надо? Давно не получал?

Мальчишка, воспользовавшись заминкой, проскользнул между нами и помчался из школы со всех ног, только пятки засверкали. Но Бульдозерову сынку пацан уже был не нужен, он переключился на нас с Гислером.

— По-моему, это ты давно не получал, — предупредил его Юрка.

Роста они были приблизительно одинакового, но в ширину тупомордый был такой, что в нем поместились бы трое ребят Юркиной комплекции.

— Че, тебе проблем в жизни не хватает? Сейчас они у тебя появятся, — огрызнулся Серый.

После этих слов он со всего размаха попытался врезать Гислеру своим кулачищем. Юрка увернулся и ударил его в живот. Но у тупомордого было такое толстое пузо, что с первого раза он и удара-то никакого не прочувствовал, а только еще больше рассвирепел. Он попытался ударить еще раз, но Юрка снова увернулся и заехал ему в глаз. Уже в другой, как и обещал.

— Это тебе для равновесия, — еще успел добавить Юрка.

Я не вмешивался в их поединок, а только наблюдал и болел за Гислера. В принципе я был уверен, что Юрка снова справится, ведь в прошлый раз он этого гада проучил. Правда, так и не сказал мне, из-за чего у них была тогда разборка. Но наверняка, как и сейчас, дело было нечисто. Я смотрел, как они дерутся, точнее было бы сказать, как младший Бульдозер получает по заслугам.

Все двигалось по сценарию, как вдруг откуда ни возьмись появились еще два оболтуса. Одного из них можно было заметить уже за километр — волосы у него были огненно-рыжего цвета. Не исключено, что эти же самые типы ошивались около младшего Бульдозера и прежде. Тут я понял — тучи сгущаются.

— Юрка, берегись! — крикнул я Гислеру.

Он, улучив момент, быстро обернулся, увидел две приближающиеся фигуры, и на какое-то мгновение я заметил, как он нахмурился и у него на лбу образовалась суровая складка. Гориллы младшего Бульдозера, не обратив на меня совершенно никакого внимания, подошли прямо к Гислеру и уже намылились схватить его за руки. Заметив это, я очертя голову бросился в бой и накинулся на одного из этих оболтусов. Я успел только разглядеть, что у него были сильно оттопырены уши. Он отвлекся на секунду и отшвырнул меня в сторону. Было жутко больно, но ничего, главное, я не дал сразу им обоим схватить Юрку. Гислер воспользовался шансом и вывернулся от рыжего.

Я подумал, что дело плохо. Шансы были далеко не равные, но отступать было поздно. Мне так захотелось, чтобы мы — раз, раз и раскидали этих паразитов по разным углам, как в кино. Я страстно этого желал и снова с разбега бросился на того ушастого, запрыгнул ему прямо на спину и вцепился в волосы. Он взвыл и попытался стряхнуть меня, раскачиваясь то в одну, то в другую сторону. Юрка, воспользовавшись паузой, ударил Серого ногой. Когда он упал, то Гислер резко развернулся и врезал изо всех сил рыжему. Тот скорчил дикую рожу, потом пошатнулся и тоже упал. А я все продолжал висеть на ушастом. Но мои силы таяли, и я почувствовал, что вот-вот упаду. Только я соскользнул вниз, Юрка врезал и моему обидчику. И так у него это ловко получалось, что я засмотрелся даже. Где только научился?

Пока на полу крючился и охал ушастый, Серый снова попытался встать, но тут же получил свою порцию тумаков. Рыжий уже и не пытался подняться, а может, притворился — не хотел, чтобы еще досталось.

— И не вздумайте попадаться мне больше на глаза, — с презрением бросил Юрка. — Пошли отсюда.

Последняя фраза имела отношение уже ко мне.

— Да, больше нам тут нечего делать, — кивнул я, и мы вышли из школы.

— Здорово ты их отметелил, — гордо заметил я.

— Не знаю, что на меня подействовало: разозлился, наверное, но я почувствовал в себе такую силу, что, будь их хоть десять, я бы и тогда со всеми справился, — хвастался Гислер.

— Ни секунды в этом не сомневаюсь, — поддержал я его порыв.

— Спасибо тебе огромное за помощь, та передышка была очень кстати, — сказал он и протянул мне руку.

— Для этого друзья и существуют на свете, — ответил я и пожал ее.

— Не болит? — сочувственно спросил Гислер. — Если ты не сможешь играть, то я вообще не знаю, что с этими гадами сделаю.

— Да нет, все в порядке, — потер я ушибленное место. — Ты сейчас куда?

— Не знаю, домой, наверное, — раздумывал Юрка. — А что, есть какие-то предложения?

— Знаешь, у меня есть одно предположение, а не предложение, и мне очень хочется его проверить, — интригующе произнес я.

— О чем ты? — поинтересовался друг.

— Пока ничего не могу сказать, я должен убедиться в том, что я прав, — сказал я, увиливая от объяснений.

— Как ты будешь его проверять? — спросил Юрка.

— Для начала давай пойдем ко мне домой, — высказал я свое желание. — Перекусим чего-нибудь, а заодно я проведу эксперимент.

— Хорошо, я согласен, — ответил Юрка, и мы направились в сторону моего дома.

На лавочке напротив, как и следовало ожидать, сидели бабка Вера и Ольга Афанасьевна в неизменном цветном платке. Ума не приложу, неужели ей не жарко? Такая погода на улице стоит. Наверное, я чего-то в этой жизни не понимаю. Мы с Юркой вежливо и немного сдержанно поздоровались с ними. Бабульки разулыбались в ответ, как будто давно людей не видели.

— Антон, сынок, подойди-ка сюда, пожалуйста, — вдруг попросила бабка Вера.

Я очень удивился, посмотрел на Гислера, и мы подошли.

— Вам что-то нужно? — поинтересовался я ангельским голоском.

— Обожди минутку, я сейчас вернусь, — сказала бабка Вера, медленно поднялась с лавочки и заковыляла к своему дому.

Через пару минут она вернулась, держа в руках какой-то пакет.

— Угощайтесь, ребята, — произнесла она и протянула нам сверток.

— Что это? — спросил Юрка.

— Пирожки, тепленькие, только напекла, — объяснила бабка. — Кушайте, мои золотые.

— Спасибо, — обрадовались мы неожиданному угощению.

На лавочке перед нашим домом разлегся Уголь — нежился на солнышке. Но, завидев нас, да еще и учуяв угощение, он сразу же вытаращил свои желтые глаза, повел носом и бросился вслед за нами. Сразу весь сон как рукой сняло.

Я поставил чайник на плиту, а Юрка уже сел за стол.

— С чем у нас там пирожки? — весело спросил он.

— Сейчас узнаем, — ответил я. — Только чайник подогреется.

— Нет, я не могу столько ждать, — жалобно произнес Гислер и откусил один пирожок.

— Эй, ты чего? — возмутился я.

— Этот с капустой, — констатировал Юрка. — Просто объедение. Слушай, а ничего у тебя соседки — вкусные пирожки пекут.

Я последовал его дурному примеру и откусил другой пирожок.

— А у меня с мясом, — похвастался я.

— Я тоже с мясом люблю, — завистливо произнес Гислер и стал перебирать пирожки один за другим, пытаясь определить, с какой они начинкой.

Я не стал ничего ему говорить — все равно бесполезно. Лучше поскорее разолью чай в чашки, пока он там все пирожки не перепортил.

Мы славно подкрепились, и Углю перепал один из пирожков, тот, что был с мясом. Я разделил ему его на много мелких кусочков, чтобы было удобнее пережевывать. Он слопал пирожок, заурчал довольный, потом тщательно вылизал свою лапку и принялся умываться.

— Ты сиди здесь, а я поднимусь ненадолго к себе в комнату, ладно? — озадачил я Юрку.

— Иди, иди, — согласился Гислер, дожевывая очередной пирожок.

Я подлил ему еще чаю и пошел к себе. Доска лежала там, где я ее оставил. После нашей разборки с сынком Бульдозера мне пришла в голову одна интересная мысль. Пришло время убедиться, что я прав.

Я сел на кровать и задумался, чего бы мне такого захотеть. Ну, например, хочу, чтобы Юрка прямо сейчас примчался ко мне в комнату. Я сконцентрировался и стал ждать. Прошло минуты две, но никаких шагов за дверью не было слышно. Странно, неужели я ошибся? Я попробовал еще раз — не выходит. Наверное, я что-то делаю не так. Я сидел, погрузившись в размышления, когда в дверь просунулась голова Гислера.

— Чем ты тут занимаешься, а? — спросил он.

— Все-таки ты пришел, — обрадовался я.

— Еще бы я не пришел, — возмутился Юрка. — Ты же сказал недолго, а сам пропал. Что я там должен один сидеть как дурак?

Его ответ поставил меня в тупик — вот и гадай теперь, сам по себе он пришел или потому, что я этого хотел. Думаю, что этого я никогда не узнаю.

— Ты, по-моему, хотел что-то проверить, — напомнил мне он.

— Я как раз этим и занимаюсь, — объяснил я.

— И как успехи? — поинтересовался Юрка.

— Да пока не очень что-то, — разочарованно произнес я.

Зазвонил телефон. Я опрометью побежал к нему и схватил трубку.

— Алле, — прохрипел я запыхавшимся голосом.

— Привет, это Ева, — раздалось на другом конце провода, и я увидел, что Юрка вопросительно кивает мне головой.

— А, Ева, привет, — поздоровался я, одновременно давая Юрке понять, кто звонит.

— Как у вас дела? Что новенького? — спросила она.

— У нас? — переспросил я. — Да вроде все хорошо, а что?

— Просто до меня дошел слух, что вы с сыном физрука подрались, — ответила Журавлева. — Это правда?

— Да, мы воздали ему по заслугам, не беспокойся. Правда, потом подоспели еще двое его горилл, но мы с Юркой справились с ними одной левой, — поведал я о наших подвигах.

— Так ему и надо, — одобрила Ева. — Как его еще только в школе держат?

— Кстати, у меня есть одна новая игрушка, просто высший класс, — торжественно сообщил я.

— Да? — заинтересовалась Ева. — Я хочу посмотреть.

— Двигай к нам, мы сейчас с Юркой будем ее осваивать, — предложил я.

— А может, вы ко мне придете? — осторожно спросила Ева. — Вместе с компактом.

— Не знаю, сейчас с Юркой посоветуюсь, — ответил я.

Я прикрыл ладонью трубку и повернулся к Гислеру:

— Это Ева. Она предлагает, чтобы мы пошли к ней и захватили новую игру.

— А что, это идея, — почти не задумываясь, ответил Юрка.

— Алле, Ева, — произнес я в трубку. — Жди, скоро будем.

— Жду, пока, — ответила она. — Поторопитесь.

Я переписал игру, и мы пошли к Журавлевой.

По дороге мы с Юркой шли и болтали, все вспоминали подробности нашей схватки с тупомордым. Солнце припекало, дул легкий ветерок, под ногами похрустывал гравий, одним словом, благодать. Народ повылезал из своих норок, чтобы погреть косточки. На улице было полно детей — в одной стороне стайка детворы играла в мяч, в другой неторопливо вышагивали молодые мамаши, толкая перед собой коляски и успевая беседовать о своих житейских делах. Одна малышка, с двумя розовыми бантами, на вид где-то лет трех, гордо топала ножками, держа в руке красный воздушный шарик, на котором был нарисован веселый зайчик.

— Думаю, что Серый больше к нам на пушечный выстрел не подойдет, — заявил Юрка.

— Не знаю, — усомнился я.

— А если сунется, то пожалеет, — угрожающе произнес Гислер.

— Это точно, — подтвердил я.

Пока мы разговаривали, я заметил, что малышка отпустила веревочку и шарик стал удаляться от нее прямо на глазах. Девочка в отчаянии захлопала длиннющими ресницами и подняла вверх один пальчик, показывая на улетающий шарик. Ну прямо как в папиной любимой песне Окуджавы: «Девочка плачет: шарик улетел…» Потом она взглянула на свою маму — та увлеченно чирикала о чем-то, наверное, с подругой, и не обращала внимание на происходящее. Тогда девчушка, быстро перебирая ножками, бросилась вдогонку за шариком.

Я мирно наблюдал за ее злоключениями, как вдруг из-за поворота на большой скорости вывернул легковой автомобиль. Малышка уже выбежала на дорогу и остановилась как вкопанная, глядя, как на нее движется машина.

Все это длилось какие-то секунды, я только успел повторить про себя несколько раз: «Только бы он ее не сбил, только бы не сбил!»

Водитель, очевидно, заметил ребенка, резко сбавил скорость и попытался свернуть направо. Я даже вспотел от напряжения. Ему удалось это сделать — машина затормозила, остановившись перед самым носом девочки. Малышка продолжала стоять, словно ее парализовало. Мамаша, услышав визг тормозов, охнула, схватилась за голову и кинулась бежать. Водитель тоже выскочил из машины, так что к ребенку они подоспели одновременно. Мама схватила дочку и прижала к себе. Шофер стоял около них и не знал, что ему делать.

Девчушка, придя в себя в теплых объятиях матери, принялась плакать.

— Тебе больно? — испугавшись, спросила мама. — Где болит?

— Ша-а-рик, — пропищала малышка.

Воздушный шар как раз летел уже в нашем направлении, и Юрка — длинный он все-таки, как телеграфный столб, — легко поймал его за веревочку. Мы подошли и вручили его рыдающему ребенку. Малышка вмиг перестала плакать, схватила шарик и заулыбалась.

— Спасибо вам большое, — все повторяла перепуганная женщина, обращаясь то к нам, то к водителю машины. — На секунду какую-то отвлеклась, а она взяла и на дорогу выбежала. Все этот шарик проклятый.

— Смотрите, а то в следующий раз может так не повезти, — напутствовал водитель.

— Конечно, конечно, — ответила женщина, целуя девочку то в одну щеку, то в другую. — Я теперь с нее глаз не спущу.

Мужчина сел в автомобиль и уехал, а мы с Юркой пошли дальше.

— Девчонку просто чудо спасло, — сказал Гислер, когда мы уже потеряли их из виду.

— Это точно — чудо, — сказал я и задумался. Все-таки я был прав, только не учел кое-каких нюансов.

Так, не спеша, мы подошли к дому Евы. Она открыла дверь сразу же, как только мы позвонили. Дождаться, наверное, не могла.

— Привет, ребята, заходите, — милостиво пригласила нас Журавлева. — Вы ничего не забыли?

— Не забыли, — ответил я.

— А что мы могли, собственно, забыть? — не понял Юрка.

— Игру, что же еще, — объяснила Ева.

— Если бы ты знала, свидетелями какой душещипательной сцены мы явились, ты бы таких вопросов не задавала, а радовалась бы тому, что мы вообще пришли, — резонно заметил Гислер.

— Ну-ка, давайте проходите ко мне в комнату, садитесь, — потребовала Журавлева. — А теперь рассказывайте.

— Сейчас на наших глазах чуть девчонку маленькую машина не сбила! — эмоционально воскликнул Гислер.

— Какой кошмар, — покачала головой Ева. — Как же так получилось?

— Да она за шариком воздушным на дорогу выскочила, — объяснил я. — А тут, откуда ни возьмись, машина появилась.

— Если бы не водитель, который просто чудом сманеврировал, то все, — обрисовал ситуацию Юрка. — Повезло ей, ловкий мужик попался. Не знаю, как уж у него получилось — он на такой скорости ехал.

— Не иначе как она в рубашке родилась, — заметила Ева.

— Играть-то будем или как? — спросил Гислер.

— Конечно, — ответила Журавлева.

— Классная у тебя машина, — сказал Юрка, глядя на ее компьютер.

— Да, это мне папа купил, — похвасталась Журавлева. — Он считает, что это необходимо.

Мы сели разбираться в новой игре, я поделился тем, что успел выяснить сам, и объяснил свою стратегию.

— Кстати, у вас никаких соревнований или чего-нибудь такого не предвидится? — неожиданно спросила Ева.

— Предвидится, — ответил Гислер. — Встреча с сорок второй по баскетболу. А что?

— Не знаю, у меня какое-то странное предчувствие, — вздохнула Журавлева.

— Что именно? — заинтересовался я.

— Не могу объяснить толком, — сказала Ева, — просто такое ощущение, что вас ждут проблемы. Как у вас команда, ничего?

— Прекрасная команда, — заверили мы ее.

— А если кто-нибудь не сможет играть, вы справитесь? — поинтересовалась Журавлева. — Среди вас есть такие, как бы это сказать, незаменимые?

— Есть, мы с Антоном, — скромно ответствовал Юрка.

— Ну я серьезно, — произнесла она с обидой.

— И мы серьезно, — хмыкнул Гислер. — Всех остальных можно заменить, а нас — никогда.

— Ладно, не хотите воспринимать мои слова всерьез, не надо, — махнула рукой Журавлева. — Только потом не говорите, что я вас не предупреждала.

— Ева, не обижайся, — попросил я. — Это не прикол, он на самом деле так считает.

— В это я верю, — согласилась она.

— Я вот думаю, сказать вам или не стоит? — загадочно произнес я.

— Конечно, сказать, — тут же выпалил Юрка. — А о чем?

— О головоломке, — ответил я.

— Что-нибудь еще случилось? — спросила Ева.

— Ничего не случилось, просто я понял, как она действует, — ответил я, ловя на себе их любопытные взоры.

— И как? — спросила Журавлева, облизнув пересохшие от волнения губы.

— Я проанализировал все, что с нами происходило последнее время, и пришел к выводу, что сила заключается в нас, а доска просто как бы усиливает наше воздействие. Те три камня больше не сдвигаются ни на миллиметр, всегда остаются неподвижными, а другие появляются, исчезают, перемещаются, меняют цвет — делают все, что душе угодно. Все эти камни — окружающие нас люди, а мы можем ими управлять. Правильнее было бы сказать, помогать, потому что напрямую она не действует. Я несколько раз проверил, что стоит мне только чего-то очень сильно захотеть, как это происходит.

— Волшебная палочка какая-то получается, — со скепсисом заметил Гислер.

— Нет, ты не понял, — покачал я головой. — Это не волшебная палочка.

— Тогда объясни еще раз, что ты хотел сказать, — потребовала Ева.

— С помощью этой доски мы можем помочь человеку, достаточно просто очень сильно этого захотеть, — объяснил я.

— Тогда все равно получается, что она исполняет наши желания, — заметила Журавлева.

— Нет, она всего лишь придает нужному человеку силу или просто дарит везение, не знаю, как это еще объяснить, — продолжал я.

— Это опасная сила, — решила Ева. — А вдруг я захочу чего-нибудь дурного, тогда таких вещей можно натворить, что потом долго еще придется расхлебывать.

— А на этот случай тоже кое-что предусмотрено, — заметил я.

— Да? Интересно, — сказала Ева. — И что же?

— Если пожелаешь кому-нибудь дурного, то оно потом тебе и вернется, — поведал я о своих наблюдениях. — И мне кажется, даже в большей степени.

— Подожди-ка, — задумчиво произнес Гислер. — Тогда, на тренировке, когда Диман промахнулся, это было…

— Да, ты не ошибаешься, — ответил я. — Это был как раз тот случай. Я захотел, чтобы он промахнулся.

— А закончилось тем, что сам руку растянул, — констатировал Юрка.

— Вот именно, — согласился я. — Ладно, давайте еще поиграем, а то я скоро домой пойду, мне еще надо ужин приготовить.

Я вернулся домой, и вскоре пришел отец.

— Привет, сын, — сказал он. — О, у нас сегодня пирожки?

— Это не я, — сразу оговорился я.

— А кто же, если не ты? — спросил папа.

— Это бабульки соседские нас с Юркой угостили, — рассказал я.

— Тогда я удивляюсь, что еще мне что-то досталось, — удивился отец.

— Я тоже удивляюсь, — согласился я. — Просто их было так много сначала — целое блюдо, поэтому мы все и не смогли съесть.

— Ну, артисты, — засмеялся отец.

Глава XI Пять минут, пять минут…

Следующий день прошел без каких-то особых происшествий. Наконец настала пятница — ответственный день. Сегодня предстояла встреча с сорок второй школой по баскетболу.

Ночью мне опять снились какие-то странные фигуры. Точно помню, что их было две. Только теперь они уже не догоняли меня, а стояли на месте и махали мне рукой, как бы подзывая к себе. Кажется, страшно мне не было, а наоборот, любопытно, и я старался как следует разглядеть их лица. Но, кроме каких-то смутных очертаний, я так ничего и не высмотрел. Потом я внезапно открыл глаза и увидел прямо перед собой два желтых фонаря. Уголь сидел у меня на груди и гипнотизировал своим взглядом.

— Думаешь, ты меня напугал? Я уже начинаю привыкать к твоим выходкам, — сказал я ему, не отворачивая взгляда, и погладил его по мягкой шерсти.

Когда я пошел умываться, то увидел, что отец, по-видимому, уже давно на ногах. Он прошел мимо меня к себе в комнату, и лицо у него было такое озабоченное, что это меня насторожило. Я потихоньку заглянул к нему и увидел, как он занимается примеркой галстуков. На спинке стула у него висело их такое множество, как в магазине мужской одежды. Он был так увлечен, что меня и не заметил. Я стоял и спокойно за ним наблюдал. Отец сперва надел один галстук, посмотрелся в зеркало, потом снял его и надел другой. Второй галстук он снял, причем вместе с рубашкой, и надел другую. Потом он взглянул на брюки, и столько борьбы и неопределенности было в его лице, что я понял — пора вмешаться.

— Пап, какие-то проблемы? — спросил я.

— А, сын, может быть, ты поможешь мне решить эту задачку, — попросил он.

— А что требуется? — поинтересовался я.

— Никак не могу выбрать, какой галстук надеть с какой рубашкой, и вообще, с каким костюмом, — выдохнул он с отчаянием.

— Я читал где-то, что для людей, которые хотят добиться успеха, идеальным является шелковый галстук с полосками по диагонали, — объяснил я со знанием дела.

— Вот этот подойдет? — спросил отец, выбирая из целого моря один галстук.

— Да. Это то, что нужно, — закивал я. — Так, теперь надо выбрать костюм. Насколько я помню, предпочтительные цвета костюмов для деловых людей — синие и серые. Так что выбирай вон тот насыщенный серый, не ошибешься.

— А рубашку какую? — взмолился отец.

— Хлопчатобумажную однотонную рубашку, обязательно с длинным рукавом, — пояснил я. — Возьми вот эту.

Я подал папе белую рубашку в тоненькую полоску. Отец надел все, что я ему выбрал, завязал галстук и посмотрел на свое отражение в зеркале.

— По-моему, очень даже неплохо, — сказал он после пристального осмотра. — Ну, теперь все в порядке.

— Еще не все, — заметил я. — Тебе осталось выбрать из своего гардероба длинные носки, чтобы они доходили до самой голени и совпадали по цвету с костюмом. Короче, говоря русским языком, надевай вот эти серые носки и черные ботинки.

— Спасибо, сын, — облегченно произнес отец. — Что бы я без тебя делал!

— Всегда рад помочь, — отрапортовал я. — А кстати, по какому поводу такие хлопоты?

— У нас сегодня встреча с иностранными партнерами, очень ответственное дело, — сказал отец. — Поэтому надо быть при полном параде. Как, по-твоему, я солидно буду выглядеть?

— Я бы даже сказал, представительно, — искренне ответил я. — Ты завтракать-то будешь?

— Да, еще успеваю, — ответил папа, взглянув на часы.

— Хорошо, пойду приготовлю что-нибудь на скорую руку, — пообещал я и направился на кухню.

Я приготовил скромный, но сытный завтрак. Отец поел и умчался на работу. Я пожелал ему удачи и потом стал спокойно собираться сам. Мне тоже надо было хорошо поесть, да еще с собой что-нибудь взять — бутерброды там, сок какой-нибудь.

Когда я пришел в класс, то первым делом заметил, как по-особенному блестят глаза Юрки Гислера. Наверное, весь в предвкушении сегодняшней игры.

— Как настрой? — обратился он ко мне.

— Боевой, — сообщил я.

— Это хорошо, только смотри его раньше времени не растеряй, — посоветовал Гислер мне.

— Уж постараюсь как-нибудь, — заверил его я.

Уроки благополучно закончились, и мы с Юркой отправились искать нашего тренера. Он ждал нас на спортплощадке. Соревнования по плану должны были проходить в сорок второй школе.

— Ну что, все собрались, или нет? — спросил наш Леня и стал глазами всех пересчитывать. — Мне кажется, кого-то не хватает.

— Костя мне вчера вечером звонил, он гриппом заболел, — сказал кто-то из присутствующих. — Наверное, он не придет.

— Жалко, конечно, но что ж теперь делать, — разочарованно произнес Алексей Владимирович. — Надо придумать, кем бы его заменить.

Леня опустил взгляд в свой список и стал мысленно прикидывать, как переставить уже намеченные комбинации игроков. Но сделать он этого не успел.

— А вон и Костя бежит, — крикнул Юрка Гислер.

Леня оторвал взгляд от своих записей и пошел навстречу приближающемуся Косте.

— Уф, чуть не опоздал, — сказал Костик, часто дыша от быстрого бега.

— Привет, Костя, — поздоровались ребята из команды.

— Ты же говорил, что заболел? — с подозрением обратился к нему тренер.

— Вчера было что-то ужасное, — поведал Костя. — Потом я наглотался всяких микстур, таблеток, отлежался, и сегодня вроде все в порядке.

— Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? — еще раз переспросил Леня. — А то мне сейчас надо решить — заменять тебя или нет.

— Нет, все нормально, не надо меня заменять, пожалуйста, — попросил он.

— Ну смотри, — предупредил Алексей Владимирович. — Так, ладно, нам пора.

Вся команда и группа болельщиков были в сборе, и мы поехали в сорок вторую. В последнюю минуту мы увидели, как нашу процессию догоняет Ева.

— Ты за нас болеть собралась? — спросил Юрка у нее.

— Конечно, интересно же, — бодро ответила она. — И я подумала, что вам нужна моральная поддержка.

— Еще как нужна, — подтвердил я.

Соперники уже вовсю разминались, когда мы всем составом нагрянули на площадку. Наш тренер пошел составлять протокол. В заявочном листе он указал, естественно, двенадцать человек. Но в первой пятерке выходили я с Гислером, а также три наших парня: Лешка, Дрон и Костя. Костик был ростом чуть повыше меня и являлся в нашем составе разыгрывающим.

Начался первый тайм. Сначала все шло хорошо, наша команда быстро набрала пять очков и вырвалась вперед. Затем соперники подтянулись или наконец настроились на игру и стали заметно нас подавлять. В итоге на шестой минуте они обогнали нас на три очка. Алексей Владимирович взял минутный перерыв. Мы сомкнулись около него плотным кружком.

— Так, прессингуйте четырнадцатый номер, иначе вам несдобровать, — проинструктировал Леня. — А ты, Леша, займись персональной опекой седьмого номера, не спускай с него глаз, ему ни в коем случае мяч не должен в руки попадать.

— Я все понял, — кивнул Лешка.

— И будьте внимательны, помните, что ваши глаза должны видеть всю площадку целиком — тогда вы увидите, кто открыт для паса. Все ясно?

— Да, — ответили мы.

— Ну все, вперед, — напутствовал нас Леня, так как перерыв уже закончился.

Команды вышли на площадку, и игра продолжилась. Мы старались выполнять все указания Лени, и игра потихоньку начала выравниваться. Ни до четырнадцатого, ни до седьмого номера противников мяч не доходил, его получал Костик. В этот же момент я давал ему условный знак — поднимал вверх указательный палец. Костя обводил глазами площадку, замечал меня и давал пас. Гислер уже был на стреме, чтобы в нужный момент оказаться в зоне штрафного броска. Я давал пас ему, и Юрка забрасывал мяч в корзину. Только мы, как говорится, вошли в колею — у нас получалось абсолютно все — минутный перерыв взял тренер другой команды. Сделал он это очень не вовремя, на самом подъеме. Конечно, его тактика читалась легко — он хотел сбить темп. А заодно и подсказать что-нибудь своим подопечным. Нам было слышно, как эмоционально он им что-то втолковывал.

— Все нормально, — твердо сказал Леня. — Продолжайте в том же духе.

После второго перерыва у нас произошли изменения в составе, тренер заменил Лешку с Дроном, дал им отдохнуть немного. Игра шла своим чередом. Где-то на пятнадцатой минуте Андрей и Леша вернулись в команду, а нас с Гислером заменили. Роль Гислера теперь выполнял Шурик, ростом он был приблизительно таким же, как и Юрка, только телосложением покрепче. Вроде бы мы ничем не рисковали, опережая противников на целых десять очков.

И тут началось что-то странное. Был передан пас Костику, но он как будто нарочно не собирался его принимать. Во всяком случае, у нас создалось такое впечатление, что он очень вяло выпрыгивал. Естественно, мяч был потерян, и сорок вторая начала свою атаку. Потом Костя оказался возле четырнадцатого номера, и все считали, что он будет его прессинговать. Но он стоял рядом с ним и как-то странно смотрел на все происходящее, не сделав ничего, чтобы помешать ему получить мяч. Из трехочковой зоны мяч попадал в корзину целых три раза подряд. Потом совершенно легко соперники заработали еще два очка, забросив мяч в корзину из зоны защиты.

Ева сидела на лавочке вместе с остальными болельщиками из нашей школы и нервно кусала губы. Она и не подозревала, что будет так переживать. Просто очень обидно, когда по непонятной причине вдруг рушится все, что заработано таким трудом. Она ломала голову, что же произошло с Костей, и страстно желала своей команде успеха.

Ситуация изменилась в какие-то мгновения, мы и опомниться не успели. Теперь наши отставали на одно очко. Но не это было самое страшное, а то, что в игре произошел перелом, и сорок вторая почувствовала в себе новые силы. Нужно было срочно что-то делать. Алексей Владимирович немедленно заменил Костика, и мы с Юркой тоже вернулись в игру. И вовремя. Дело в том, что он был такой горячий, просто ужас. Проще говоря, он не рассчитал свои силы — у него снова подскочила температура, причем когда ее измерили, то градусник показал цифру 39,6. Странно, что он вообще еще на ногах стоял. При такой температуре впору только пластом лежать да аспирин глотать.

Но замена особенно не помогла — мы пропустили еще два очка для полного счастья. Истекла двадцатая минута, первый тайм закончился. Последовал десятиминутный перерыв. Мы сели отдыхать.

— Что с Костиком? — был наш первый вопрос.

— Костя у нас герой, — сказал Алексей Владимирович. — У самого температура под сорок, а он еще и играть пытается.

— Я думал, что все прошло, — оправдывался Костик. — Мне только стало жарко и еще как будто вся сила куда-то исчезла. Знаю, вы из-за меня растеряли все преимущество, простите, ребята.

— Ничего, еще целый тайм впереди, — пытался нас взбодрить Леня. — Наверстаете, если голова на плечах будет.

Я был весь мокрый от пота и вытирался полотенцем. Юрка предложил мне свою минералку.

— Спасибо, у меня есть, — отказался я и сделал два больших глотка.

Оставалось немного времени до конца перерыва. К нам подошла Ева.

— Держитесь, ребята, мы за вас болеем, — сказала она.

— Постараемся, — заверили мы ее.

Перерыв закончился, и мы снова вышли на площадку. Надо было во что бы то ни стало исправлять положение. Самое главное — это дать почувствовать противнику, что мы сильнее и уверены в успехе. Короче, сломить их морально. Сорок вторая чувствовала свое преимущество и сразу же начала атаку. Нашим удалось перехватить мяч и завершить быструю комбинацию. Два очка мы отыграли. Соперники попытались быстро начать свою комбинацию, но стремились к этому, несмотря ни на что, и их игрок совершил ошибку — толкнул нашего Лешку. Мы получили штрафные. Пробивал Гислер. Оба раза мяч попал в корзину.

Теперь мы опережали на одно очко. Сорок вторая разозлилась. Их тренер взял перерыв и стал бурно им что-то объяснять.

Продолжение игры было очень напряженным. Когда мяч был у нас, то наша атака заканчивалась результативным броском в корзину, но как только мяч попадал в руки противникам — происходило то же самое. Счет сравнялся и продолжал так держаться и дальше. Теперь взял минутный перерыв Алексей Владимирович. Дав нам несколько ценных указаний, он отправил нас снова на площадку.

Соперники заработали два очка — мы отыграли. Мы забросили мяч из трехочковой зоны, сорок вторая через несколько секунд набрала столько же. От такого напряжения стали сдавать нервы. Посыпались нарушения: и персональные (то кто-нибудь кого-то толкнет, то придержит), и технические (восьмой номер из сорок второй стал спорить с судьей, опровергая его решение, за что и был наказан).

Последовал еще один перерыв. Силы уже были на исходе. Леня уже ничего нового нам больше не говорил, а советовал до конца придерживаться той же тактики и не расслабляться.

Таяла вторая двадцатиминутка. Мы вырвались вперед на два очка, но тут, как назло, Дрон нарушил правила. Оставалось секунд пятнадцать. Сорок вторая забросила оба штрафных. Счет опять сравнялся. Наша атака в оставшееся время никакого результата не дала. Второй тайм закончился ничейным счетом.

Команды разошлись отдохнуть. По правилам при ничейном результате полагаются дополнительные пять минут. Тренер уже ничего не говорил, только похлопал каждого из игроков в знак поддержки. Что означают эти пять минут? Возможно, сработает элемент случайности. Победит тот, кому улыбнется фортуна.

Мы снова вышли на площадку. Мяч переходил после очередной комбинации от одной команды к другой, но все безрезультатно. Мы старались изо всех сил. Осталась последняя минута. Вдруг Дрон получил мяч, а я был в тот момент совершенно свободен и подал ему знак. Он отреагировал моментально и сделал мне пас. Гислер почувствовал, что пора бежать в зону штрафного броска. Через секунду он получил от меня мяч, подпрыгнул и сделал бросок в корзину. Мяч описал по кольцу круг. Все замерли. А вдруг не провалится? Нет, мяч плавно соскользнул прямо в центр кольца. Через две секунды раздался свисток. Дополнительное время закончилось.

— Ура!!! — грохнули наши болельщики.

Ребята поздравляли друг друга с победой. Мы с Юркой обнялись и похлопали друг друга по спине. Группа болельщиков уже мчалась нам навстречу.

— Молодцы, ребята, — сыпались поздравления со всех сторон.

— Повезло вам, — сказал кто-то из болельщиков по другую сторону.

Мы услышали эту фразу и отреагировали немедленно.

— Везет обычно сильнейшим, — процитировал я очень знакомое выражение, не помню только чье, с гордостью.

В ответ они лишь пожали плечами. Алексей Владимирович был очень доволен нами — это можно было прочитать на его лице. Он поздравил всю нашу команду и поблагодарил за отличную игру.

Возвращались мы втроем — я, Юрка и Ева.

— Я так за вас болела, — поделилась она своими впечатлениями. — Не позавидуешь, играть очко в очко, столько нервов нужно иметь.

— Если бы не геройство Костика, то этого можно было бы избежать, — рассуждал Юрка. — Мне кажется, что тогда мы выиграли бы с большим перевесом, а так балансировали на грани.

— А помните, я вас предупреждала о своем предчувствии, что вас ждут проблемы? — с укором произнесла Журавлева.

— А ведь точно, — сказал я и щелкнул пальцами. — Это тоже, наверное, действие головоломки.

— Может быть, — согласилась Ева.

— Мы все равно бы победили, я не сомневаюсь в этом, — уверенно сказал Гислер. — Не подумайте, что я хвастаюсь, просто мы и в самом деле — хорошая команда. Правда ведь, Антон?

— Что есть, то есть, — не стал спорить я. — Кстати, я уже сворачиваю. Пока, увидимся.

— Пока, — попрощались Юрка с Евой — им домой было идти практически в одну сторону, и я свернул.

Дома меня ждал… превосходный ужин. Насколько я понял, отец умудрился сам его приготовить. Просто чудеса!

— Привет, пап, — радостно произнес я.

— Привет, сын, — услышал я в ответ. — О, да я смотрю, у тебя тоже отличное настроение?

— Еще бы, — сказал я. — Мы сегодня одержали та-а-кую победу.

— Так это сегодня у вас был матч, про который ты мне все уши прожужжал? — спросил отец.

— Угу, — кивнул я.

— А что же ты мне утром ничего не сказал? — возмутился папа. — Я ведь даже удачи тебе не пожелал.

— Ты был так поглощен предстоящей встречей с этими иностранцами, — объяснил я, — что я не стал тебя рассредоточивать.

— Ну ты и загнул, — ухмыльнулся отец. — Значит, можно поздравить с победой?

— Ага, — подтвердил я. — В основное время мы закончили вничью. Только в дополнительные пять минут, причем на последней, мы заработали два очка, которые принесли нам победу.

— Ну вы просто молотки, — таким забавным выражением похвалил нас отец.

— А у тебя как дела? — поинтересовался я.

— Переговоры прошли просто превосходно, — рассказал папа. — Знаешь, начальник даже отметил мой внешний вид.

— Здорово! — его восторг передался и мне.

— В итоге мы заключили договор, и там есть два пункта, на которые мы и не рассчитывали, — продолжал повествовать отец. — А закончилось все банкетом. Вино было превосходное.

— А ты что же, остался голодный? — удивился я.

— С чего это ты взял? — спросил отец.

— Да я смотрю, ты что-то приготовил, — сообщил я о своих наблюдениях.

— Это я тебя хотел порадовать, — ответил мой старик.

— Удивительно, ты же никогда не увлекался готовкой, — сказал я.

— У меня было такое чудесное настроение, что захотелось сделать что-то эдакое. Поэтому я решил сварганить какое-нибудь блюдо. Давай, мой руки и пробуй скорей, что получилось.

Я так и сделал. Быстренько умывшись, я вернулся на кухню. Отец поставил передо мной тарелку. На вид это была какая-то запеканка. Я отделил вилкой часть этого трогательного произведения и отправил в рот. Похоже, это была картошка с мясом, залитая еще чем-то сверху. А вкусно, между прочим, получилось. Вот уж не знал, что мой старик на такое способен.

— Пап, признавайся, почему ты так долго скрывал от меня свой талант повара, а? — улыбаясь, спросил я.

— Неужели съедобно получилось? — удивился отец.

— Просто объедение, — заверил я его. — А чем ты сверху заливал? Соусом каким-нибудь?

— Просто сметаной, — признался отец. — А еще есть пирог. Правда, он подгорел самую малость.

— Давай, — произнес я с набитым ртом и махнул рукой.

Мы удалили подгоревший край, и я отрезал себе небольшой кусок. Пирог получился сухой по бокам и сыроватый внутри, но ничего, есть можно. Я не стал расстраивать старика и сжевал все с довольным видом.

Послышалось протяжное мяуканье — на запах явился Уголь. Мы ему положили в миску небольшую часть папиного творения. Котяра лопал все с таким удовольствием, что даже глаза закрыл. И потом долго-долго сидел и облизывался.

— Пап, ему тоже понравилось, — сказал я с улыбкой.

— Еще бы, — ухмыльнулся отец, — это будет повкуснее крысятины.

Отец взял на себя мытье тарелок, поэтому я с чистой совестью отправился в душ. Теплая вода подействовала на меня расслабляюще, и я долго не хотел вылезать из ванной. Кто же по доброй воле откажется от такого блаженства?

В итоге меня так разморило, что я уснул в ту же секунду, как моя голова коснулась подушки.

Глава XII Не все продается

Мне снились настоящие цветные сны. Я видел себя, Юрку и Еву — мы стояли посреди комнаты внушительных размеров в центре большого круга и почему-то улыбались. Уж не знаю, что это означало, но даже во сне у меня было хорошее настроение. А потом я внезапно, все еще во сне, вроде бы оказался в душе и словно я тер себе лицо мочалкой, потому что было одновременное ощущение сырости и шершавости. Я этого долго не выдержал и решил, что пора просыпаться. Оказалось, что Уголь сидит на мне и лижет своим шершавым языком мое лицо.

— Эй, ты чего это надумал? — сказал я ему и потрепал за шерстку. — Что, я такой вкусный? Ты что-то перепутал, вчера папа готовил, а не я. Так что надо было ему изливать свои нежные чувства.

Отец уже ушел на работу, а я позавтракал остатками вчерашней запеканки и решил засесть за компьютер.

Сначала я хотел поиграть, но передумал. Надо заглянуть в почтовый ящик, может, мне кто-то ответ прислал из моих друзей по переписке. Я прочитал штук пять посланий, осталось одно — шестое. Оно было не от друга, а от какой-то компании. Предлагалось ответить на вопросы анкеты, за что мне обещали приз.

Конечно, это меня подкупило. Кто же не хочет получить приз, ответив на несколько паршивых вопросов. В самом начале было оговорено, чтобы я, как только отвечу на все вопросы, нажал одновременно три клавиши. Я начал по порядку отвечать на вопросы. Ничего особенного в них не было: какие передачи вы предпочитаете смотреть по ТВ, какие вы слушаете радиостанции, ваш любимый ведущий и так далее. Я ответил на последний, тринадцатый вопрос и нажал три нужных клавиши.

В ответ появилось сообщение, что если я их отпущу, то вся информация в моем компьютере будет немедленно уничтожена. Я весь похолодел от ужаса. «Как же так?» — с отчаянием пронеслось у меня в голове. Я сидел как парализованный и не отпускал эти дурацкие клавиши. «И как назло, дома никого нет, а встать я не могу. Да и что это даст?» — продолжал размышлять я. Пальцы уже стали ныть от такого долгого напряжения. Я, конечно, понимал, что ничего предпринять не смогу, но решил все-таки, что буду держать их до конца, пока сил хватит.

Хватило их еще на двадцать минут. Больше я не мог и отпустил клавиши. На мониторе крупными буквами появилось сообщение: «Поздравляем! Ваш компьютер заражен вирусом под названием „тринадцать — чертова дюжина“. Вся имеющаяся у вас информация будет безжалостно уничтожаться».

Как же я взбесился! И дернул черт меня эти сообщения читать. Ясно же было, что это не от друзей, надо было мне, дураку, лезть. Один вывод могу сделать точно — это мне будет превосходным уроком. Ну за что мне такое наказание? Я же ничего плохого не делал.

За что? Подожди-ка, Антон. А если пораскинуть мозгами, то есть за что. То, до чего я додумался, привело меня в такое шоковое состояние, что я уже сам себя стал по имени называть. Это все головоломка! Это мне наказание в отместку за мое хакерство. Как в тот раз на тренировке, когда я руку растянул. Обрадовался — залез в чужой компьютер, скачал новую игру и думал, что все мне просто так пройдет. А если разобраться, что к чему, то хакерство — это красивое слово, а по-русски это называется воровство. Сам же Юрке с Евой объяснял, что нельзя желать ничего дурного, потому что против тебя же это зло и обернется. Вот сам и получил. Осталось отцу об этом сообщить. Ну он у меня мировой парень, думаю, что поймет.

От этих горестных мыслей меня отвлек телефонный звонок. Я со всех ног помчался к аппарату.

— Да, — сказал я в трубку.

— Алле, Антон? — послышалось на том конце провода.

— Да, это я.

— Это Ева. Знаешь, что произошло? — поинтересовалась она.

— Что? — напрягся я, ожидая почему-то каких-то нерадостных известий. Правильно, как день начался, так и пошло-поехало.

— К мужу Лидии Васильевны опять приезжала «Скорая помощь», — сообщила грустным голосом Ева.

— Что, неужели все так плохо? — с тревогой спросил я.

— Только на этот раз его забрали в больницу, — добавила Журавлева. — Будут оперировать.

— Я знаю, что нам нужно делать, — твердо сказал я. — Ева, приезжай ко мне прямо сейчас. А я пока Юрке Гислеру позвоню, чтобы он тоже приехал. Поняла?

— Хорошо, сейчас быстренько соберусь и приеду, — ответила Ева и положила трубку.

Я набрал Юркин номер.

— Слушаю, — раздался в трубке голос Гислера.

— Юрка, это Антон, привет. Сейчас же гони ко мне, — потребовал я тоном, не терпящим никаких возражений.

— Зачем такая спешка? — удивился Юрка.

— Приедешь, все на месте объясню, — произнес я бодрым голосом.

— Ладно, как скажешь, — согласился он. — Сейчас буду.

Минут через десять в дверь позвонила Ева. Следом за ней — как только они не встретились — пришел Юрка.

— Пойдемте ко мне в комнату, — предложил я.

— Может, расскажете наконец, в чем дело? — не выдержал Гислер.

— Мужа Лидии Васильевны «Скорая» увезла в больницу, — повторила Ева то, что я уже знал. — Ему будут делать операцию.

— А что же они раньше-то не делали? — поинтересовался я.

— Я только недавно узнала… У него рак. Его считают безнадежно больным, — стала объяснять Ева. — Они, оказывается, уже несколько раз собирались положить его на операцию, но его состояние не позволяло ее делать.

— А теперь позволяет? — спросил Юрка.

— Говорят, что откладывать больше нельзя, — сообщила Журавлева. — Сейчас еще есть какой-то шанс попытаться улучшить положение, а потом уже ничего нельзя будет поделать, только наблюдать, как человек потихоньку угасает.

— Какой кошмар! — покачал головой Юрка. — А зачем мы здесь-то собрались?

— А ты не помнишь, в чем заключается главное свойство головоломки? — спросил я его.

— Ты, кажется, говорил, что мы можем помочь человеку, стоит только захотеть, — ответила вместо него Ева.

— Вот именно, — подтвердил я. — А если это желание будет утроено, то, я надеюсь, эффект тоже будет сильнее. Что вы об этом думаете?

— Ты прав, мы должны попробовать, — согласилась Ева. — Я верю, что мы сможем помочь.

— И я думаю, что это того стоит, — присоединился Гислер. — У нас троих столько энергии и столько желания помочь, что мы должны справиться.

— Вот и хорошо, — подвел я итог и взял для большего эффекта доску в руки. — Теперь мы должны от всей души пожелать удачи мужу нашей классной руководительницы.

Мы на какое-то время замерли и погрузились в свои мысли. У меня было огромное желание помочь этому человеку, думаю, что и у других его было не меньше. Я, конечно, совсем недолго проучился в их классе, но успел понять, что Лидия Васильевна не только учительница по химии и наш классный руководитель. Она — самая любимая учительница.

— Я думаю, что мы и так будем все время об этом думать, даже если разойдемся по домам, — высказалась Ева.

— Это уж точно, — подтвердил я.

— А в какой он больнице, не знаешь? — поинтересовался Гислер.

— В третьей городской, — ответила Журавлева. — Лидия Васильевна, наверное, будет там пропадать все время, пока будут операцию делать.

Потом Юрка с Евой отправились домой. Я-то уже был свободный как ветер, а им на следующей неделе предстояло сдавать экзамены. Я наказал им обоим, чтобы они сразу же сообщали мне, если станет что-нибудь известно о муже Лидии Васильевны.

На часах было где-то около четырех, когда я услышал, как затормозил наш «жигуленок». Рановато отец вернулся. Я выглянул в окно и увидел, что отец достает из машины какие-то пакеты и пошел ему навстречу, чтобы открыть дверь.

— Привет, пап, — сказал я ему, широко распахнув дверь.

— Привет, сын. Хорошо, что ты вышел, ну-ка возьми вот эти пакеты.

Я взял сумки, донес их до кухни и принялся разбирать. Там я обнаружил вкусные вещи: не иначе, как отец всерьез решил заняться поварским делом. Естественно, тут же, словно из-под земли, появился Уголь, законный член семьи. Вот чует, паразит, когда ему может что-нибудь перепасть. Мне бы иметь такую интуицию, как у него! Или, может, обоняние?

Про компьютер я решил пока отцу не говорить, пусть старик сначала пообедает. Я читал где-то, что все дурные известия следует обрушивать на человека, особенно на мужчину, только когда он сытый. В этом случае на него исходит умиротворение, он в какой-то мере доволен жизнью и воспринимает плохие новости уже не так трагично.

Мы пообедали. Настроение у отца было веселое. Я понял, что пора действовать, момент самый подходящий.

— Пап, — осторожно начал я. — У меня небольшие проблемы.

— В чем дело? — спросил отец. — Что-то в школе?

— Нет, в школе все в порядке. Им осталось экзамены сдать, а я, как ты знаешь, уже все сдал в той школе, — объяснил я. — У меня проблемы с компьютером.

— А можно поконкретнее? — заинтересовался отец.

— Я заразил его вирусом, и теперь живого места не останется, — пожаловался я.

— Как это заразил? — спросил папа.

— Представляешь, стал я почту читать от друзей по переписке, а там в последнем сообщении вместо привета какая-то анкета и заверение, что если я отвечу на вопросы, то получу приз, — продолжал я описывать, как легко попался. — Я и купился. После ответа на все вопросы надо было нажать три клавиши.

— Ты нажал? — спросил отец.

— Нажал. И появилось сообщение, что, как только я их отпущу, вся информация в компьютере сотрется.

— Бедный Антон, — посочувствовал мне отец. — Спорю, что ты не отпускал их до посинения.

— Угу, — подтвердил я. — Так что теперь я не знаю, что и делать.

— Сейчас я позвоню к нам в фирму Палычу, это у нас компьютерный гений, — решил папа. — Уж он-то что-нибудь придумает, я уверен.

Отец поговорил несколько минут с кем-то по телефону и сообщил мне, что все в порядке. Палыч — классный парень, он обещал зайти сегодня попозже и сделать все возможное.

— Не переживай, сын, все образуется, — пообещал мне отец.

— Слава богу, — облегченно вздохнул я.

— Кстати, Антон, я еще вчера хотел тебя спросить, но забыл за всеми этими волнениями, — заявил отец. — Что это у тебя за интересная штука такая в комнате, с камнями?

Я весь окаменел. Отец нашел головоломку. На мгновение я даже потерял дар речи.

— Ты не подумай, что я посягаю на твою территорию, — выдал отец, очевидно, решив, что мое странное состояние вызвано именно этим, — мне просто было необходимо срочно воспользоваться компьютером, а эта штука лежала у тебя прямо на кровати. Ее трудно было не заметить.

— Да нет, пап, все нормально, — опомнился я наконец. — Я нашел ее в бабкиной комнате.

— Странно, почему я ее там не видел? — допытывался отец.

— А она лежала на дубовом комоде, на самом верху, — объяснил я. — Я как-то полез туда за Углем, а в придачу вот что обнаружил.

— Никогда ничего подобного не видел, — сказал отец. — А для чего она нужна?

— Это я выяснил, — быстро ответил я. — Одним словом, Клавдия Никитична с помощью нее гадала — предсказывала судьбу всем страждущим.

— Да, она была немного странной личностью, — согласился отец. — У нее, наверное, еще и не та-кое можно найти, если хорошенько поискать.

— Может быть, — заметил я, радуясь тому обстоятельству, что отец ни секунды не сомневался в моих словах. — Все равно приятно, что нам в наследство осталось хоть что-то из бабкиных вещей, кроме этих громадных старых шкафов.

— Да, кто знает, может, потом в музей какой-нибудь отдадим, чтобы потомкам было что посмотреть, — подхватил мою мысль отец.

— Кстати, как у тебя дела на работе? — спросил я, чтобы сменить тему разговора.

— Все хорошо, как никогда, — весело заметил папа. — Когда мы затеивали этот переезд, я и не подозревал, что все так удачно сложится.

— Да, правильно все-таки говорят: «Что ни делает бог, все к лучшему!»

* * *

Прошло два дня. И все это время муж Лидии Васильевны, Валерий Петрович, лежал в больнице. Его обследовали, делали всякие анализы и прочие вещи. Сегодня, кажется, должна была состояться операция. Весь наш класс — особенно Юрка, я и Ева — ждал результатов с волнением и даже нетерпением. Лидия Васильевна даже похудела за эти дни от переживаний, и эта постоянная грусть на лице… Конечно, при встречах с мужем она держалась бодро, улыбалась и заверяла его, что все будет хорошо. Но как только она покидала стены палаты, то ее лицо выражало лишь надежду, надежду и еще раз надежду.

Юрка сидел у меня дома, когда позвонила Ева.

— Мальчики, привет! — сказала она, и мне показалось, что в ее голосе зазвенели какие-то веселые нотки.

— Привет, есть какие-нибудь новости? — поинтересовался я.

— Есть, — ответила Журавлева и выдержала небольшую паузу. — Валерия Петровича прооперировали.

— И как он? Что врачи говорят? — уже кричал я в трубку. Гислер, сообразив, с кем я разговариваю, попытался вырвать у меня трубку, но я предотвратил его посягательства на корню.

— Вы не поверите. Врачи говорят, операция просто уникальная, потому что был такой момент, когда показалось, что Валерий Петрович может не выдержать, но все завершилось благополучно. Не было никаких осложнений, и он быстро отошел от наркоза. В общем, врачи считают, что лучше и быть не могло, — подробно изложила Ева. — Лидия Васильевна такая счастливая ходит, прямо приятно посмотреть.

— Это здорово, — обрадовался я. — Сейчас я Юрке трубку передам, а то он мне телефон сломает.

— Рассказывай все в подробностях, — потребовал Гислер у Журавлевой, и ей пришлось повторять все еще раз.

Выслушав ее отчет, Юрка ничего мне не сказал. Попрощался и положил трубку на рычаг.

— А что? — спросил он, увидев мой недоумевающий взгляд. — Ты еще, что ли, собирался поговорить?

Я не стал ему ничего отвечать, чего без толку горячиться? Просто потащил его на улицу, чтобы он свои мозги немного проветрил. И мне бы не мешало тоже воздуха свежего глотнуть, раз уж все так хорошо складывается.

Между прочим, когда я вечером взглянул на головоломку, то те два камня в левом верхнем углу, один желтого цвета, а другой — кроваво-красный, пульсирующий, которые лежали словно приклеенные друг к другу, теперь были оба желтого цвета и холодные как лед. Значит, беда миновала, тревожиться больше не о чем.

* * *

По дороге шел пожилой мужчина. В каждом его шаге, в том, как он опускал ступню на землю, чувствовалась непоколебимая уверенность в себе. Ему, наверное, было много-много лет, и волосы его все до одного поседели. Несмотря на это, фигура у него казалась довольно крепкой, хотя и немного суховатой. Одет он был в темный старомодный костюм и легкое длинное пальто, до самых щиколоток. На улице стояла жара, и его вид вызывал у некоторых людей удивление. Но старик как будто не обращал ни на кого внимания. Он свернул на Вязовую улицу и подошел к большому дому с мансардой.

Бабульки, сидевшие на лавочке напротив дома, переглянулись. Старик осмотрелся по сторонам, развернулся и пошел по направлению к ним.

— День добрый, милостивые дамы! — обратился он к пенсионеркам.

— Здрасьте, здрасьте, — разулыбались в ответ на его обращение бабульки.

— А не будете ли вы так любезны сказать мне, живет ли еще в этом доме Клавдия Никитична? — спросил старик.

— Клавдия Никитична-то померла, голубчик, — вздохнув, сообщила бабка Вера. — Уж второй месяц пошел.

— А кто же теперь живет в доме? — продолжал интересоваться мужчина.

— Ее племянник внучатый со своим отцом, — ответила вторая бабулька. — Да они всего недели три-четыре живут. Хорошие люди, здороваются всегда. Да вы зайдите, дома кто-то есть, наверное.

— Ну, спасибо, пойду, — поблагодарил старик и снова подошел к огромному дому.

— Какой вежливый мужчина, — заохали старушки на скамейке.

Раздался звонок в дверь. Когда Николай Борисович открыл ее, то увидел на пороге седого старика приятной наружности.

— Здравствуйте, молодой человек! — обратился старик к хозяину. — Вы будете родственник Клавдии Никитичны, да упокоит бог душу ее?

— Да, я ее племянник, проходите, пожалуйста, что я вас на пороге-то держу, — опомнился Николай Борисович.

Он предложил старику сесть и начал расспрашивать о цели его визита. Старый джентльмен оказался очень близким другом Клавдии Никитичны и не знал, что она умерла.

— Такова жизнь, — вздохнул Николай Борисович. — Я ее не очень хорошо знал, и друзей, конечно, тоже, поэтому мне очень приятно, что вы зашли.

— У меня к вам будет одна просьба, молодой человек, — сказал старик. — Вы, может быть, посчитаете ее странной, но для меня это имеет большое значение.

— Я вас внимательно слушаю.

— Не находили ли вы среди вещей Клавдии Никитичны доску с разноцветными камнями? — спросил старик.

— Да, я видел что-то похожее на то, о чем вы говорите.

— Не согласились бы вы продать мне ее, я вам очень щедро заплачу!

Николай Борисович не ожидал такой просьбы и слегка опешил.

— Думаю, что вынужден вам отказать, вы уж извините меня, но мы с сыном расцениваем эту вещь как наследство и хотели бы сохранить ее в нашей семье, — ответил он.

— Ну что ж, извините за беспокойство, — произнес старик. — Мне пора.

Николай Борисович не успел еще сообразить, что произошло, как старик исчез за дверью.

— Странный какой-то, — произнес отец Антона вслух.

* * *

Мы с Юркой зашли за Евой и отправились на берег прогуляться. Погода была превосходная, почти как настоящее лето. Все уже ходили с короткими рукавами, встречались и ненормальные, которые вовсю разгуливали в шортах. И вдруг я увидел, как по песчаной насыпи идет какой-то человек в длинном пальто. Да, все-таки верна моя теория насчет мерзнущих в любое время года стариков. Этот седовласый дед окончательно убедил меня в этом.

Он подошел прямо к нашей компании.

— Здравствуйте, молодые люди, — сказал он. — А нет ли среди вас некоего Антона Красильникова?

— Это я, — ответил я незамедлительно.

— Могу ли я с вами поговорить с глазу на глаз? — спросил старик.

— Да у меня нет секретов от друзей, — заявил я с уверенностью.

— Хорошо, пусть будет так, — согласился он. — А как вас величать?

— Это Юра, а это Ева, — представил я ему своих друзей. — Так о чем вы хотели поговорить?

— Я старый и близкий друг вашей бабушки, Клавдии Никитичны, — объяснил старый джентльмен. — Перейду сразу к делу: не согласитесь ли вы продать мне одну вещь, которая ей принадлежала?

— Да нам, кроме огромного дома да пары старых дубовых комодов, ничего и не досталось, — сообщил ему я.

— Я имею в виду большую доску с переливающимися камнями, — добавил старик. — Я вам хорошо заплачу, не пожалеете.

И он назвал такую сумму, что у любого подростка бы загорелись глаза, если бы ему в руки попали такие деньги. Я посмотрел на Юрку, потом на Еву — все ясно, они думают так же, как и я.

— Нет, к сожалению, я не могу вам ее продать, — вежливо отказал я ему. — Она нам с отцом очень дорога как память о бабушке, поэтому цены не имеет.

— Ну что ж, прошу великодушно меня извинить за беспокойство, прощайте, — сказал старик и пошел прочь.

Через некоторое время его уже и след простыл.

— Вы его раньше видели? — спросил я у Юрки с Евой.

— Нет, первый раз вижу этого странного старикана, — ответил Юрка, и Ева тоже подтвердила его слова.

— Откуда же он тогда взялся? — спросил я, наверное, сам себя.

* * *

После этих событий прошло несколько дней. Этого странного вежливого джентльмена больше никто в городе не видел.

Я поднялся к себе в комнату и хотел засесть за компьютер. Палыч, отцовский коллега, хорошенько потрудился над моей машиной после того злосчастного вируса и даже сделал какие-то улучшения, так что теперь возможностей у моего компа стало побольше. Вдруг мне в голову вкралась подозрительная мысль — последний раз, когда я видел головоломку, она лежала на моей кровати. Но сейчас ее там не было. Я вскочил и принялся за поиски. Сорвал покрывало, отодвинул подушку, заглянул под матрас, потом под кровать. Головоломки нигде не было. Я внимательно-превнимательно осмотрел каждый сантиметр в своей комнате, но все безрезультатно.

Я с вытаращенными глазами залетел в комнату к отцу.

— Пап, ты доску с камнями не брал? — спросил я его.

— Нет, сын, я к тебе даже не заходил с того раза, — ответил отец. — А что случилось?

— Нет, ничего, — махнул я рукой и снова пошел к себе.

Осмотрев еще раз всю комнату: мало ли — вдруг слона-то я и не приметил, как говорится, — и окончательно убедившись, что ее нет, я сел на кровать.

— Пропала, — печально вздохнул я. — Исчезла бесследно!

— Мя-я-я-у! — послышался протяжный звук из-под кровати так неожиданно, что я вздрогнул.

Уголь вылез оттуда и запрыгнул мне на колени. Он уставился прямо на меня и снова замяукал. И мне на секунду показалось, что он очень хорошо понимает, каково у меня сейчас на душе, и пришел мне выказать свою поддержку. Я почесал ему за ушками, и он довольно заурчал в ответ.

Эпилог

Было утро. Солнце, уже высоко сиявшее в небе, высушило росу на цветах, что росли вокруг старинного замка. Кто бы мог подумать, что такая величественность может существовать в наши дни. Всего в нескольких сотнях метров была автострада, по которой неслись «Форды», «Феррари» и черные «Ягуары».

А здесь время словно застыло. Возле замка находилось небольшое круглое озеро. Вода в нем была такой прозрачной, что суровая громада отражалась в ней, как в зеркале. Высоченный замок завораживал своими стрельчатыми узкими окнами. Посеревшие от сырости и плесени каменные стены словно стремились к небу. Внутри можно было затеряться среди винтовых лестниц из темного мрамора, покрытых выцветшими, но все еще красивыми коврами. С потолка свисала огромная люстра с искрящимися подвесками. От нее к стене шла толстая бронзовая цепь с начищенными до золотистого блеска звеньями.

Сквозь узкие окна в свинцовом переплете лился мрачноватый свет, разноцветный, благодаря пестрым витражам, на которых умелец искусно изобразил картины средневековых балов и охот. Под окном находился узкий узорчатый балкончик.

Великолепный замок был под стать тем людям, которые в нем жили. Впрочем, назвать их просто людьми было бы неверно — это были Хранители. Они наблюдали за миром — ничто не должно было нарушить гармонии, и если происходило что-то из ряда вон выходящее, угрожающее нарушить ход бытия, то Хранители немедленно вмешивались. Не раз им приходилось применять магические способности. Потом, когда Порядок восстанавливался, они снова продолжали наблюдать за картиной мира.

За последние сто лет силы Хаоса давали о себе знать все чаще и чаще. Хранителям требовались помощники — это были на первый взгляд обычные люди, разве что в них, в отличие от всех остальных, был заложен некий магический потенциал. Они отбирали этих людей с помощью разных артефактов, которые то и дело подбрасывали в мир. Но таких людей было очень мало, и иногда поиски заканчивались ничем.

В центре величественного зала с высоким, украшенным лепниной и позолотой, потолком высился огромный круглый стол на витых ножках. Вокруг стола стояло несколько стульев с обивкой из пурпурного бархата, расшитого золотыми нитями. На одном стуле сидел седой благородный старик.

Волосы великого алхимика все до одного были давно уже седые, и он не мог сказать точно, сколько ему сейчас лет. Свой возраст он исчислял приблизительно плюс-минус век другой. А скольких королей он пережил — вообще не счесть. Но одного из испанских королей он запомнил хорошо — еще бы, тот продержал его в сырой темнице целый год.

На другом стуле сидела пожилая женщина. Красота ее как будто и не увядала с годами. Рыжие, отливающие краснотой длинные волосы рассыпались по плечам — настоящая ведьма. В свое время один только цвет ее волос нагонял страх на простых смертных, которые старались сразу убежать от нее как можно дальше.

— Я все-таки еще сомневаюсь, смогут ли дети преуспеть в этом деле, ведь не всем взрослым это удавалось, — сказал старик.

— А я говорю, что могут, иначе зачем мы делаем эти вещи? Вечно ты во всем сомневаешься, Альфредо, — стала спорить с ним женщина, пересыпая из одной ладони в другую гладкие отшлифованные камни.

— Ладно, Долорес, не буду больше спорить, время покажет, но последние успехи очень даже впечатляют, — смирился старик. — У этих детей есть способности, мы наконец-то нашли то, что нам нужно. К ним стоит приглядеться, пока они еще не подросли.

Женщина засмеялась, и ее зеленые глаза сверкнули в полумраке.

— Попробуй сдвинь хоть один камешек, а? — предложила она старику, хитро прищурившись и передавая ему доску с разноцветно переливающимися камнями.

— Не к лицу Хранителям такие шутки, — усмехнулся старик.

В центре темной доски по-прежнему находились три гладких отшлифованных камня: сине-зеленый, красно-коричневый и фиолетовый.

Оглавление

Пролог

Глава I Бабкино наследство

Глава II Новая школа

Глава III Дверь в стене

Интермедия 1

Глава IV Хороший день с плохим концом

Глава V Камни живые?!

Интермедия 2

Глава VI Новые находки

Глава VII Двадцать девятый

Глава VIII Таинственный свет

Глава IX Каждому по камню

Глава X Девочка плачет: шарик улетел…

Глава XI Пять минут, пять минут…

Глава XII Не все продается

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg